Баркли Линвуд : другие произведения.

Промис-Фоллс + Отдельные детективы. Книги 1-14

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  
  Линвуд Баркли
  НЕ ОТВОРАЧИВАЙСЯ
  
   Посвящается Ните
  
  — Все, он вырубился.
  
  — Ключ нашла?
  
  — Его нигде нет. Обыскала все карманы, нет ключа. А без него наручник не снимешь.
  
  — Тогда давай попробуем открыть дипломат. Посмотри: может, он записал где-нибудь шифр.
  
  — Только полный идиот станет записывать шифр от замка и носить с собой.
  
  — Ладно, возьмем дипломат, а потом сообразим, как открыть. Только эти кусачки цепочку не возьмут. Надо пилить.
  
  — Она стальная. Черта с два ее быстро перепилишь. На это уйдет больше часа.
  
  — А нельзя просунуть его руку, чтобы снять?
  
  — Конечно, нет. Придется пилить.
  
  — Но мы не можем торчать здесь целый час.
  
  — Я говорю не о цепочке, дурак.
  Пролог
  
  — Я боюсь, — опять захныкал Итан.
  
  — Тут нет ничего страшного, — успокоил я сына и начал отстегивать ремни на его детском сиденье.
  
  — Я не хочу туда, — не унимался он, показывая на американские горки и чертово колесо, возвышающиеся вдали за воротами парка.
  
  — А мы туда и не пойдем, — напомнил я, подумав, что зря мы сюда приехали.
  
  Вчера вечером, когда мы с Джан вернулись из Лейк-Джорджа и я забрал Итана у моих родителей, он долго не мог угомониться: волновался, что вагончик американских горок вдруг сойдет с рельсов в самой верхней точке. Наконец он заснул, а я быстро разделся у нас в спальне и лег под одеяло рядом с Джан: хотел обсудить с ней отмену завтрашней поездки в парк развлечений «Пять вершин», поскольку Итан очень переживал, — но она уже спала.
  
  Утром Итан вел себя спокойнее, о возможности катастрофы на американских горках больше не вспоминал. За завтраком интересовался, почему впереди вагончика нет мотора, как у поезда. Как же он ездит без мотора?
  
  Его страхи возобновились, когда в начале двенадцатого мы подъехали к парку и я с трудом нашел место на стоянке.
  
  — Покатаемся на карусели, тебе понравится, — заверил я сына. — А на горки тебя все равно не пустят. Тебе ведь четыре года, а туда пускают лет с восьми-девяти. Так что до горок еще расти и расти. Подожди, пока станешь вот таким. — Я поднял руку, показывая, какого он должен быть роста, чтобы пустили на американские горки.
  
  Не знаю, убедил я сына или нет, но тревога в его взгляде не исчезла. Думаю, Итана пугала не столько перспектива оказаться в этом страшном вагончике, сколько доносившийся с аттракциона лязг и грохот.
  
  — Ты понял? — Я посмотрел сыну в лицо. — Все будет в порядке. Разве мы позволим, чтобы с тобой что-нибудь случилось?
  
  Итан выдержал мой взгляд и, видимо, решив, что мне можно доверять, соскользнул с сиденья на пол машины. Я хотел ему помочь, но он лишь замахал руками. Джан достала из багажника прогулочную коляску. Едва дождавшись, пока она ее раскроет, Итан с шумом плюхнулся в нее. Следом за коляской Джан извлекла из багажника сумку-холодильник, где лежал пакет со льдом и шесть детских упаковок сока. Достала одну и протянула Итану.
  
  — Только сильно не сжимай, а то обольешься.
  
  — Я знаю, — пробурчал он.
  
  Поставив сумку сзади в коляску, жена тронула меня за руку. Был теплый августовский день, и мы оделись по погоде: шорты, рубашки с короткими рукавами, кроссовки, солнцезащитные очки. Джан убрала свои роскошные черные волосы в хвостик, который подсунула сзади под бейсболку с длинным козырьком.
  
  — Как ты? — спросила она.
  
  — Нормально, — ответил я.
  
  Джан на мгновение прислонилась ко мне.
  
  — Жаль, что вчера у тебя ничего не вышло.
  
  — Не беда, — отозвался я. — В нашем деле такое случается сплошь и рядом. А ты сегодня чувствуешь себя лучше?
  
  Вместо ответа Джан улыбнулась.
  
  — А эти разговоры вчера насчет моста? — произнес я.
  
  — Давай сегодня не будем.
  
  — Но ты говорила, что…
  
  Она нежно приложила палец к моим губам.
  
  — Сама не знаю, что вчера на меня нашло. Сболтнула лишнее, теперь жалею.
  
  Я сжал ее руку.
  
  — Если есть какая-то причина, ты так и скажи. Я пойму.
  
  Джан прижалась ко мне.
  
  — Если бы ты знал, как я ценю твое… терпение. — Конец фразы заглушил шум проехавшего рядом огромного внедорожника с семейством, которое искало место для парковки. — Но сегодня давай забудем обо всем, — продолжила она, — и постараемся хорошо провести день.
  
  — Да я об этом только и мечтаю.
  
  — Что вы стоите? Поехали! — крикнул Итан, допив сок.
  
  Джан улыбнулась, быстро поцеловала меня в щеку и покатила коляску.
  
  — Давай сегодня доставим ребенку удовольствие.
  
  — Давай, — отозвался я.
  
  Итан вскинул руки, изображая самолет. Он протянул мне пакет из-под сока, чтобы я выбросил его в урну. Джан вытерла ему руки влажной салфеткой и покатила коляску дальше.
  
  До входа в парк оставалось метров сто, но уже можно было видеть длинную очередь, выстроившуюся за билетами. Джан поступила мудро, пару дней назад заказав билеты по Интернету. Почти у самых ворот она остановилась.
  
  — Вот черт!
  
  — Что? — спросил я.
  
  Она стукнула себя ладонью по лбу.
  
  — Рюкзак. Я забыла его в машине.
  
  — Может, обойдемся без него? Ведь мы уже на месте.
  
  — Там сандвичи, а главное — солнцезащитный козырек. Ведь Итан может сгореть на солнце. Так что идите дальше, а я скоро вернусь и вас найду. — Она протянула мне два билета, взрослый и детский. — Чуть дальше по главной аллее есть павильон с мороженым. Ждите меня там.
  
  К нашим семейным походам Джан всегда готовилась основательно. Вот и сейчас заранее изучила в Сети план парка «Пять вершин». Она направилась обратно на стоянку к нашему «аккорду», а я повез Итана в парк.
  
  — Куда пошла мама? — спросил он.
  
  — За рюкзаком. Она забыла его в автомобиле.
  
  — С сандвичами с ореховой пастой?
  
  — Да.
  
  Он одобрительно кивнул.
  
  Сразу за воротами располагались киоски с разной выпечкой и сувенирами с символикой парка «Пять вершин»: футболки, шляпы, наклейки на автомобильные бамперы… Итан тут же захотел купить шляпу.
  
  — Обойдешься, — сказал я.
  
  Американские горки вблизи выглядели впечатляюще. Итан смотрел расширенными от страха глазами, как миниатюрный поезд медленно поднимался на холм, а затем резко устремлялся вниз. Пассажиры весело вскрикивали и махали руками.
  
  Народу кругом было много. Нас окружали сотни, если не тысячи, посетителей парка. Родители с маленькими детьми. Бабушки и дедушки тащили внуков за руки. Увидев впереди павильон, я произнес:
  
  — Как насчет мороженого?
  
  Итан промолчал.
  
  — Ты что, приятель, не хочешь мороженого?
  
  Не получив ответа, я обошел коляску. Мой сын крепко спал, откинув голову на спинку сиденья. Видимо, его укачало в машине. В общем, ребенок утомился, еще не начав отдыхать.
  
  — Ну как? — раздалось сзади.
  
  Я повернулся и увидел Джан с рюкзаком.
  
  — Представляешь, он заснул!
  
  — Неужели?
  
  — Наверное, переволновался, — сказал я, показывая на американские горки.
  
  Джан посмотрела на меня.
  
  — Сходи купи мороженого. У меня во рту пересохло. Чувствуешь, как парит?
  
  — Тебе шоколадного?
  
  — Да.
  
  Вернувшись с двумя большими рожками, — мой уже был наполовину съеден, — я застал Джан в слезах. Боже, неужели на нее опять накатила хандра? Неужели все настолько серьезно и она уже никогда не станет прежней? И где коляска с Итаном?
  
  — Я только на секунду отвернулась, — проговорила она, словно прочитав мои мысли. Ее голос дрожал.
  
  — И что?
  
  — Да в кроссовку попал камешек. Я отошла его вытряхнуть, присела на скамейку, а потом подняла голову и…
  
  — Что случилось, Джан?
  
  — Кто-то увез коляску, — прошептала она. — Я посмотрела, а ее нет.
  
  Я вскочил на скамейку, оглядел аллею.
  
  — Итан! Итан!
  
  Нет, это недоразумение. Куда может деться коляска с ребенком? Наверное, кто-то спутал нашу коляску со своей и сейчас привезет обратно. Джан стояла рядом, напряженно оглядываясь по сторонам.
  
  — Ты что-нибудь увидел?
  
  — Ты можешь объяснить, что произошло? — воскликнул я.
  
  — Я же сказала, только отвернулась на секунду и…
  
  — Почему ты оставила коляску? Почему не подвезла к скамейке?
  
  Джан молчала, опустив голову. А у меня в ушах звучали обрывки сообщений, какие передают в новостях раз или два в год: «… одна семья, кажется, из Промис-Фоллз, поехала на отдых во Флориду, Орландо, там есть большой парк отдыха с аттракционами. Они буквально на минуту оставили без присмотра своего маленького сына, и его похитили какие-то злодеи. Унесли в туалет, остригли волосы и переодели так, чтобы он выглядел по-другому, а потом вынесли из парка и увезли в неизвестном направлении. В газеты это не попало, потому что владельцы парка не хотели огласки…»
  
  Я считал это чушью несусветной, но сейчас… Я повернулся к Джан.
  
  — Иди ко входу, он здесь только один, найди охранников и все им расскажи.
  
  Растаявшее мороженое я выбросил в урну.
  
  — А ты? — спросила она.
  
  — Я пойду посмотрю в туалетах. Вероятно, его увезли туда.
  
  Джан побежала. На ходу оглянулась, показала жестом, как будто прикладывает к уху мобильный телефон, чтобы я позвонил ей. Я кивнул и побежал в противоположном направлении.
  
  В мужском туалете было несколько человек. Мужчина с мальчиком на руках, младше Итана, мыл ребенку руки. У другой раковины стоял пожилой афроамериканец. Молодой человек сушил руки.
  
  Я оглядел кабинки. Их было шесть, все свободные, кроме четвертой. Заглянул в щель между дверью и фрамугой, увидел сидящего на унитазе грузного мужчину. Больше никого в кабинке не было.
  
  — В чем дело? — возмутился тот.
  
  Я выбежал из туалета и чуть не упал, поскользнувшись на плитках. Невдалеке по аллее двигались люди, в обе стороны, и, весело переговариваясь, жевали сладости. Им до меня не было никакого дела. Я почувствовал себя совершенно разбитым, не зная, в какую сторону идти. Но идти все же лучше, чем просто стоять и глазеть на посетителей парка. И я побежал к ближайшему аттракциону, обошел его, выискивая нашу коляску, внимательно осматривая каждого ребенка. Затем помчался дальше, к аттракционам для малышей. Может, похититель, чтобы успокоить Итана, повез его сюда покататься? Нет, это глупость. Никто нашего мальчика не похитил. Просто перепутали коляску. Они ведь почти все одинаковые.
  
  Впереди у невысокой полной женщины коляска была очень похожа на нашу. Я поравнялся с ней и заглянул в коляску. Там сидела девочка в розовом платьице. Я двинулся дальше, внимательно всех осматривая. Вон еще коляска. Синяя, в корзинке сзади небольшая матерчатая сумка-холодильник. Издали не было видно, сидит ли в ней ребенок. Высокий бородатый мужчина поставил коляску у дерева и неожиданно побежал прочь. А я припустил со всех ног к коляске, повторяя: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
  
  Итан по-прежнему спал, склонив головку в сторону.
  
  — Сынок! — крикнул я, выхватил его из коляски и прижал к себе. — Итан, дорогой мой, Итан!
  
  Он посмотрел на меня заспанными глазами и плаксиво скривился.
  
  — Все в порядке, — забормотал я, гладя его голову. — Все в порядке, я с тобой.
  
  — Ты что, ел шоколад? — неожиданно спросил Итан.
  
  Я смеялся и плакал одновременно. Наконец, успокоившись, произнес:
  
  — Сейчас позвоню маме, сообщу ей радостную новость.
  
  — А что за новость?
  
  Я вытащил телефон и нажал кнопку быстрого вызова. После пятого гудка мне было предложено оставить сообщение.
  
  — Я его нашел! — крикнул я в трубку. — Мы идем ко входу.
  
  Итана еще никогда не везли в коляске с такой скоростью. Он махал руками и смеялся, а мои резкие виражи вообще приводили его в бурный восторг.
  
  У ворот Джан не было.
  
  — А может, мне попробовать проехаться на американских горках? — спросил Итан. — Я ведь уже большой.
  
  — Подожди, дружок, — проговорил я, осматриваясь, достал телефон и оставил второе сообщение: — Мы уже здесь. У ворот. Где ты?
  
  Я встал на самом виду, чтобы Джан нас увидела. Итан беспокойно зашевелился.
  
  — Когда придет мама? Я хочу есть. Она поехала домой? А рюкзак с сандвичами нам оставила?
  
  — Подожди, — повторил я.
  
  — Я буду только с ореховой пастой. С джемом не хочу.
  
  — Хорошо, — буркнул я, напряженно глядя на телефон, ожидая, что он зазвонит.
  
  Может, она в помещении охраны и они уже ищут Итана по парку? Я вдруг вспомнил бородача. Интересно, кому пришло в голову развлекаться подобным образом? И вообще, что это значит? Я подождал десять минут и снова позвонил Джан. С тем же результатом. На сей раз сообщения не оставил.
  
  — Поехали, чего стоять здесь, — сказал Итан.
  
  — Надо найти маму, — отозвался я. — А то она не будет знать, где мы.
  
  — Позвонит и узнает, — резонное возразил Итан.
  
  Я остановил проходившего мимо работника парка в брюках хаки и рубашке с логотипом компании.
  
  — Как пройти в помещение охраны?
  
  — Это довольно далеко, — ответил он. — Но я могу с ними связаться. Что вы хотите?
  
  Я попросил его позвонить и узнать, не обращалась ли к ним Джан по поводу похищения сына.
  
  — Пусть скажут ей, что он нашелся.
  
  Из охраны ответили быстро. Джан к ним не обращалась. Я поблагодарил работника парка и растерянно огляделся. Тревогу поднимать рано. Но сегодня явно какой-то странный день. Вначале мужчина с бородой увез коляску с Итаном, а вскоре оставил ее и убежал. Жена не ждала меня у входа, как мы договорились.
  
  Я перестал высматривать среди прохожих свою жену и повернулся к Итану:
  
  — Скоро придет мама, и мы отправимся наконец веселиться.
  
  Но Итан не ответил. Он опять заснул.
  Часть первая. Двенадцать дней назад
  Глава первая
  
  — Слушаю.
  
  — Это мистер Ривз? — спросил я.
  
  — Да.
  
  — Говорит Дэвид Харвуд из «Стандард».
  
  — Слушаю вас, Дэвид.
  
  Такие вот люди эти политики. Ты обращаешься к нему уважительно «мистер», а он в ответ называет тебя по имени. Для него ты всегда Дэвид и никогда — мистер Харвуд.
  
  — Я слышал, вчера вы вернулись из поездки.
  
  — Да, — ответил Стэн Ривз.
  
  — Летали в Англию знакомиться с тамошней ситуацией по известному вопросу. Я правильно понял?
  
  — Да, — отозвался он.
  
  Сплошные «да». Сложно мне будет с Ривзом. Это, наверное, потому, что он меня недолюбливал. Ему не нравилось, что я проявляю интерес к некоторым намечающимся нововведениям в нашем городе.
  
  — И как там?
  
  Он тяжело вздохнул.
  
  — Мы обнаружили, что в Соединенном Королевстве уже успешно действуют пенитенциарные учреждения, ориентированные на получение прибыли. Например, подобная тюрьма функционирует в городе Уолде с начала девяностых годов.
  
  — А мистер Себастьян вас сопровождал в поездке?
  
  Элмонт Себастьян, президент «Стар спэнгелд», компании с многомиллионным капиталом, недавно пожелал построить в Промис-Фоллз частную тюрьму.
  
  — Да, он участвовал в поездке, — ответил Стэн Ривз. — Помогал нам разобраться в специфике тюрем.
  
  — Вы там были один из городского совета?
  
  — Дэвид, вам наверняка известно, что городской совет командировал меня в Англию посмотреть, как там все организовано. В нашу группу входили два представителя администрации штата, а также сотрудники управления тюрем штата.
  
  — И что вам удалось там узнать?
  
  — Наша поездка подтвердила, что частные исправительные учреждения экономически эффективнее государственных.
  
  — Но это в основном из-за того, что частники платят своему персоналу меньше, чем государство, сотрудников которого защищает профсоюз.
  
  Ривз устало вздохнул:
  
  — Ну и что, Дэвид?
  
  — Вот вам истоки экономической эффективности.
  
  — Вы считаете, что это хорошо, когда профсоюз беззастенчиво грабит государство и одновременно всех нас, налогоплательщиков?
  
  — А как насчет того, что в частных тюрьмах отмечено больше насилия и со стороны персонала, и между заключенными? Как с подобными проблемами обстоит дело в Англии?
  
  — Да, в таких заведениях царит жестокость, — согласился Ривз. — Ничего не поделаешь: там ведь сидят настоящие преступники — грабители, насильники, убийцы. — Он помолчал. — Вы знаете, я не могу с вами долго разговаривать. У меня дела.
  
  — Еще минутку, — попросил я. — Мистер Себастьян уже решил, в каком месте будет его тюрьма? Я слышал, он рассматривал несколько вариантов.
  
  — Нет, с этим он пока не определился. Но в любом случае в нашем городе появятся новые рабочие места. И это не только персонал, но и местные поставщики. Учтите, что в новую тюрьму попадут не только осужденные жители нашего региона. В Промис-Фоллз начнут приезжать на свидания родственники, они будут жить в городских отелях, делать покупки в магазинах, питаться в местных кафе и ресторанах. Вы меня поняли?
  
  — Да. После открытия тюрьмы в наш город валом повалят… ну не совсем туристы, а что-то вроде этого. Тюрьма станет нашей второй достопримечательностью после недавно открытого парка аттракционов.
  
  — А вы находчивый, Дэвид. Хорошо усвоили то, чему вас учили на факультете журналистики.
  
  Я решил, что пора перейти к главному.
  
  — Скоро городской совет будет принимать решение по данному вопросу. Как вы намерены голосовать?
  
  — Постараюсь подойти к этому объективно, — ответил Ривз. — Взвешу все «за» и «против» и проголосую соответствующим образом.
  
  — А разве Флоренция не повлияет на результат вашего голосования?
  
  — При чем тут Флоренция?
  
  — Но вы же после Англии посетили еще и Италию, разве не так?
  
  — Да… это входило в план моей командировки.
  
  — И сколько итальянских тюрем вы посетили?
  
  — Сразу и не вспомнишь.
  
  — Более пяти?
  
  — Пожалуй, нет.
  
  — Две, мистер Ривз, или одну?
  
  — Чтобы узнать положение вещей, не обязательно посещать тюрьмы. И вообще, я же вам сказал, что тороплюсь. Мне пора идти.
  
  — Где вы останавливались во Флоренции? — спросил я.
  
  — В отеле «Мадджио», — ответил Ривз после паузы.
  
  — Тогда, наверное, вы должны были встретиться там с мистером Элмонтом Себастьяном. Ведь он тоже жил в этом отеле.
  
  — Да, — признался Ривз, — я сталкивался с ним пару раз в холле.
  
  — А разве вы не были его гостем?
  
  — Каким гостем?
  
  — Но ведь ваш перелет во Флоренцию и проживание в отеле оплатил мистер Себастьян. Вы вылетели из международного аэропорта Гатуик в…
  
  — Черт возьми, откуда у вас эти сведения? — воскликнул Ривз.
  
  — У вас есть квитанция об оплате отеля во Флоренции?
  
  — Какое вам дело до моих квитанций?
  
  — Она нужна вам, а не мне. Чтобы вы, прочитав мою статью в газете, где будет сказано, что мистер Себастьян оплатит ваше пребывание во Флоренции, смогли ее предъявить и доказать, что я не прав.
  
  — Какая наглость!
  
  — По моим сведениям, ваше пребывание в Италии, включая все расходы, обошлось мистеру Себастьяну в три тысячи пятьсот двадцать шесть евро. Это верно?
  
  Мой собеседник молчал.
  
  — Мистер Ривз?
  
  — Не знаю, — тихо произнес он. — Думаю, примерно столько. Только мистер Себастьян здесь ни при чем.
  
  — Но я разговаривал с администратором отеля и он подтвердил, что об оплате вашего счета позаботится мистер Себастьян.
  
  — Администратор, видимо, ошибся.
  
  — У меня есть копия счета. Он оплачен с карточки мистера Себастьяна.
  
  — Черт возьми, откуда он у вас?
  
  Этого я ему сообщить не мог. Дело в том, что сегодня утром мне позвонила женщина. Она не назвалась, ее номер не определился, но было ясно, что Ривз ей очень не нравится. И она подробно рассказала об оплате пребывания Ривза в Италии за счет фирмы Себастьяна. Вероятно, женщина работала или еще работает в городском совете или в офисе Элмонта Себастьяна.
  
  — Вы говорите, мистер Себастьян ваш счет не оплачивал? — усмехнулся я. — А мне известно, что оплачивал. Так кто прав?
  
  — А тебе известно также, что ты сукин сын? — рявкнул он.
  
  — Мистер Ривз, вы намерены на заседании совета объявить о конфликте интересов, с учетом подарков, какие приняли от главы компании, по заявке которой намечено голосование?
  
  — Ты жалкий кусок дерьма, вот ты кто!
  
  — Значит, я прав?
  
  — Молчи!
  
  — Ваши слова я принимаю как знак согласия.
  
  — Хочешь знать, что меня действительно во всем этом достает?
  
  — Хочу, мистер Ривз.
  
  — А то, что существуют вот такие сволочные репортеры, как ты. Чуть что где-то пронюхал — и сразу принимаешься строчить в свою поганую газетенку. Я еще помню времена, когда «Стандард» была в нашем городе газетой, которую уважали. Конечно, это было до того, как ее тираж упал так, что его и не видно, и до того, как владельцы газеты в целях экономии начали нанимать репортеров чуть ли не в Индии, прости Господи, чтобы те освещали работу нашего городского совета, наблюдая за его совещаниями по Интернету. А в штате оставили лишь таких подонков, как ты. — Он положил трубку.
  
  А я отложил ручку, снял наушники и нажал кнопку «стоп» на диктофоне. Похоже, эта женщина сообщила мне правду. Телефон зазвонил секунд через десять. Я снял трубку.
  
  — «Стандард», Харвуд.
  
  — Привет, — сказала Джан.
  
  — Привет. Как дела?
  
  — В порядке.
  
  — Ты на работе?
  
  — Да.
  
  — Как у вас?
  
  — Нормально. — Джан помолчала. — Я тут все пыталась вспомнить этот фильм, ты его знаешь. Ну, с Джеком Николсоном. Смешной такой.
  
  — Он снимался во многих смешных фильмах.
  
  — В этом он играет типа, одержимого чистоплотностью, панически боящегося заразы. И всегда приходит в ресторан со своими ножом, вилкой и прочим.
  
  — Помню этот фильм. Он называется «Лучше не бывает». И что?
  
  — Да ничего. А как у тебя продвигается работа над сенсационным материалом?
  Глава вторая
  
  Вероятно, и прежде было нечто такое, чего я не замечал. Надо же, журналист, считающий себя глубоким и проницательным, копается в чужих делах и не видит, что происходит у него под носом. Наверное, в мире я такой не единственный, но разве это важно? А важно было то, что моя жена Джан вдруг резко изменилась: стала напряженной, болезненно реагирующей на каждую раздражающую мелочь, на которую раньше не обращала внимания. Однажды вечером, когда мы собрались посмотреть телевизор, она вдруг разразилась слезами, обнаружив, что в доме нет хлеба.
  
  — Со мной происходит что-то неладное, — призналась она мне. — Такое ощущение, что я на дне колодца и никак не могу выбраться оттуда.
  
  Конечно, мужчине трудно понять, что происходит с женщиной среднего возраста с точки зрения физиологии. Я думал об этом, но вскоре сообразил, что у жены скорее всего депрессия.
  
  — На работе что-то случилось? — спросил я, когда мы лежали в постели.
  
  Джан работала в фирме, занимающейся продажей и ремонтом холодильных и нагревательных бытовых приборов, вместе с одной женщиной, Лианн Ковальски. Из-за кризиса люди начали меньше покупать кондиционеры и печи, зато чаще ремонтировать. Очевидно, у нее там возникли какие-то неприятности.
  
  — На работе у меня все прекрасно, — отозвалась она.
  
  — Тогда, может, я что-то сделал не так?
  
  — Ничего ты такого не сделал! — вдруг крикнула она, но быстро успокоилась. — Просто… ну не знаю. Иногда мне хочется, чтобы все поскорее закончилось.
  
  — Что именно?
  
  — Ничего. Спи.
  
  Через пару дней я предложил ей сходить к нашему доктору.
  
  — Может, он посоветует что-нибудь?
  
  — Зачем? Все равно никаких лекарств я принимать не стану. Терпеть не могу эту химию.
  
  После работы Джан мне позвонила, и мы встретились, чтобы поехать к моим родителям и забрать Итана.
  
  Мои мать и отец, Арлин и Дон Харвуд, жили в старом районе Промис-Фоллз в двухэтажном деревянном доме, построенном в сороковые годы. Они купили его осенью семьдесят первого, когда мама была беременна мной, и с тех пор живут там. Четыре года назад, после ухода отца на пенсию (он работал в управлении городского строительства), мама несколько раз заговаривала о том, что неплохо было бы продать его и переселиться в квартиру в кооперативном жилом доме. Зачем им столько места? К тому же не нужно будет подстригать лужайки и следить за садом. Но папа и слышать об этом не хотел. Мысль о переезде приводила его в бешенство. У них было два гаража, и один отец приспособил под мастерскую, где проводил много времени. Дело в том, что мой отец постоянно искал, что бы такое в доме починить или поправить. Стоило какой-то двери скрипнуть, и он тут же начинал ремонт. У нас никогда не текли краны, не шатались дверные ручки, с окнами тоже все было в порядке. Папа мог с завязанными глазами войти в свою мастерскую и мгновенно найти нужный инструмент.
  
  Он никак не мог понять, почему остальные не относятся к своим обязанностям так же прилежно, как он, и, будучи инспектором по городскому строительству, доставлял много хлопот застройщикам и подрядчикам. За глаза они называли его Твердолобый Харвуд. Узнав об этом, отец стал указывать это прозвище в своих визитных карточках. Вот такой мой папа чудак.
  
  И еще у него имелась привычка всем давать советы.
  
  — Когда сушишь ложки, — говорил он маме, — не забывай переворачивать. Иначе вода оставит на них заметные следы.
  
  — Иди в свой гараж, прошу тебя, — ворчала та. — Не путайся под ногами.
  
  Эти перебранки были у них чем-то вроде игры. Мои родители любили друг друга, и за все сорок с лишним лет брака ни разу серьезно не поссорились.
  
  Мы с женой знали, что нашему сыну будет у бабушки и дедушки по-настоящему хорошо. И к тому же безопасно. Никаких электрических проводов с износившейся изоляцией, оставленных где попало химикалиев, до которых мог бы добраться ребенок. Края ковров в доме никогда не загибались, чтобы за них можно было зацепиться и упасть.
  
  — После тебя вскоре позвонила мама, — произнес я, устраиваясь рядом с Джан в ее автомобиле «фольксваген-джетта». Она молчала, и я добавил: — Сказала, что папа на сей раз придумал что-то особенное.
  
  Джан рассеянно кивнула.
  
  — А еще я сегодня прижал Ривза со счетом за отель во Флоренции.
  
  — А откуда ты узнал про счет?
  
  — Утром поступил анонимный звонок. Женщина рассказала о Ривзе кое-что интересное. Теперь хорошо бы выяснить, сколько еще членов совета продали свои голоса Себастьяну.
  
  — Значит, Финли выперли, а веселье продолжается.
  
  Она имела в виду бывшего мэра, которого застукали с несовершеннолетней проституткой. Он собирался баллотироваться в конгресс, а теперь ему, конечно, путь туда заказан. Он же не Роман Полански, который все равно получил «Оскара».
  
  — Да, — кивнул я, — в мэрии продажных людишек хватает.
  
  — Но разве такой материал у вас напечатают?
  
  Я взглянул в окно и стукнул кулаком по колену.
  
  — Не знаю.
  
  В «Стандард» дела изменились. Газетой по-прежнему владело семейство Расселл. И в кресле издателя сидел — вернее, сидела — Расселл, и по разным отделам были разбросаны разные Расселлы, однако за последние пять лет газета пришла в упадок. Число читателей уменьшилось, а вместе с ними и доходы. Поэтому главной заботой сейчас стало выживание. Газета держала постоянного репортера в Олбани, который освещал все проблемы штата Нью-Йорк, но это стало накладным и приходилось довольствоваться сообщениями информационных агентств. Еженедельное книжное обозрение закрыли, освободив место на задней полосе для мод. Редакционного карикатуриста, необыкновенно одаренного в деле изображения местных чиновников, выставили за дверь, а дыры в номерах начали заполнять работами дешевых художников, не ведавших ни о каком Промис-Фоллз. Передовые статьи раньше давали по две в номер. Теперь у нас появилась рубрика «По стране», где публиковали выжимку из передовиц крупных газет Соединенных Штатов. О себе мы стали писать не больше трех раз в неделю.
  
  Кинокритика тоже уволили. Театральные обозрения передали внештатникам. Судебную рубрику закрыли. Газета теперь освещала только самые важные процессы, что случалось редко.
  
  Но самым тревожным симптомом упадка явилось использование труда журналистов, живущих за рубежом. Я даже не предполагал, что такое возможно, но, когда Расселлы узнали об опыте одной газеты в Пасадене, они быстро его переняли. Действительно, зачем платить своему репортеру пятнадцать-двадцать баксов в час за обзор событий в городе, если почти то же самое может сделать какой-нибудь американец в Индии за семь долларов? А информацию он высосет из Интернета.
  
  В общем, газета старалась экономить на всем.
  
  — Ты не устал от всего этого? — спросила Джан. Начался дождь, и она включила «дворники».
  
  — Да, устал, — ответил я. — Попробуй поборись с этим Брайаном. — Брайан Доннелли был редактором отдела местных новостей и, что более важно, племянником издателя.
  
  — Я говорю не о работе, — хмуро пробурчала Джан, — а о твоих родителях. Мы видимся с ними каждый день. Тебе не надоело? Лично я просто задыхаюсь. Они, конечно, милые, но всему есть предел.
  
  Ничего себе заявочка!
  
  — Чем они тебе не угодили?
  
  — А тем, что с ними обязательно нужно поговорить. Мы не можем просто отвезти Итана и забрать в конце дня. Требуется беседа. Боже, как мне надоели эти вечные вопросы! «Как прошел день?», «Что нового на работе?», «Что ты приготовишь сегодня на ужин?». Отдали бы сына в детский сад, и никаких хлопот.
  
  — Надо отдать нашего ребенка в сад, где на него всем наплевать.
  
  — Это не так.
  
  — Ладно, — вздохнул я. Ссору затевать не хотелось, потому что с женой происходило что-то непонятное. — Давай отдадим Итана в сад, но осенью, ведь пара месяцев тебя не устроит. Помучаешься еще немного с моими родителями, поскольку к твоим мы его возить не можем.
  
  Джан стрельнула в меня взглядом, и я тут же пожалел о своих словах.
  
  — Извини.
  
  — Ну что ж, сейчас увидим, что на сей раз придумал твой папа, — усмехнулась она, сворачивая на подъездную дорожку к дому моих родителей.
  
  Итан в гостиной смотрел мультсериал «Гриффины». Я вошел, включил свет и окликнул маму.
  
  — Зачем ты позволяешь ему смотреть такое?
  
  — А что особенного? Это же мультфильм, — отозвалась она из кухни.
  
  — Давай собирай свои вещи, — сказал я сыну и пошел к маме. Поцеловал ее в щеку. Она стояла у раковины, спиной ко мне. — Ты говоришь — мультфильм, а там в одном месте показан секс, а в другом — стрельба.
  
  — Ладно тебе, — улыбнулась мама. — Никто не воспринимает эти сцены серьезно. Ты постепенно превращаешься в своего отца. И сейчас вот весь какой-то взвинченный.
  
  Шаркая, в кухню вошел Итан. Насчет еды не спросил — значит, мама его уже накормила. Через несколько секунд появилась Джан, и, присев перед сыном на корточки, заглянула в его рюкзачок.
  
  — Привет, малыш. Ты ничего не забыл?
  
  — Нет.
  
  — А где трансформер?
  
  Итан задумался и ринулся назад в гостиную.
  
  — Он на диване.
  
  — Так что там папа придумал? — спросил я.
  
  — Сходи к нему в гараж, он сам тебе покажет. — Мама повернулась к Джан. — Ну, как у вас сегодня прошел день? Все нормально?
  
  Широкая двойная дверь гаража была открыта. В глубине стоял отцовский синий форд «корона-виктория», один из последних крупных седанов, собранных в Детройте. Мамин «таурус», купленный пятнадцать лет назад, находился во дворе. В обеих машинах были детские сиденья для Итана.
  
  Отец возился за верстаком. Он был выше меня ростом, если бы выпрямился. Но такое случалось редко. Отец был сутулый, потому что большую часть жизни провел в согнутом состоянии — что-то изучал, ремонтировал, искал нужный инструмент. А вот шевелюра у него сохранилась почти полностью, хотя седеть он начал чуть ли не в сорок лет. Отец поднял голову.
  
  — Привет!
  
  — Привет! Мама сказала, что у тебя есть кое-что.
  
  — Пусть бы лучше занималась своими делами.
  
  — Так что это?
  
  Он махнул рукой и открыл правую переднюю дверцу автомобиля. Это были белые картонки, какие вкладывают в упаковки с новыми рубашками. Отец их сохранил. Он протянул мне небольшую стопку.
  
  — Посмотри.
  
  На каждой толстым черным маркером заглавными буквами было что-то написано. Они походили на суфлерские карточки на телевидении. «У вас что, сломан указатель поворота?» «Перестаньте наезжать мне на зад!» «Выключите фары!» «Будете гнать, свернете себе шею!» «Перестаньте болтать по телефону!»
  
  — «Перестаньте наезжать мне на зад!» я написал покрупнее, — пояснил отец, — чтобы им было получше видно. Сколько раз, видя за рулем болвана, мне хотелось сказать все, что я о нем думаю. А теперь вот достаточно выбрать нужную карточку.
  
  — Но вначале я бы тебе посоветовал установить в машине пуленепробиваемые стекла, — произнес я.
  
  — Что?
  
  — Иначе тебя могут пристрелить.
  
  — Чепуха!
  
  — Ладно, а если тебе на дороге кто-нибудь покажет такую карточку?
  
  Он задумался.
  
  — Зачем? Ведь я хороший водитель.
  
  — Но ведь всякое бывает.
  
  — Я бы, наверное, столкнул этого сукина сына с дороги в канаву.
  
  — Вот именно. — Я порвал картонки одну за другой и бросил в металлическую урну.
  
  Отец вздохнул. Во двор вышла Джан с Итаном и направилась к машине. Джан начала усаживать сына на сиденье.
  
  — Счастливо оставаться, папа, — сказал я.
  
  — А что, эта тюрьма, которую собираются у нас построить, поможет городу? — вдруг спросил он.
  
  — Не больше, чем захоронение в городском парке радиоактивных отходов, — ответил я.
  
  По пути к дому никто из нас не проронил ни слова. Джан сосредоточенно вела автомобиль, плотно сжав губы. После ужина она ушла наверх укладывать Итана, хотя обычно мы это делали вместе. Я подошел позже, но в комнату сына входить не стал, остановился в коридоре.
  
  — Знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете? — послышался ее голос.
  
  — Да, — еле слышно отозвался Итан.
  
  — Ты это всегда помни, — прошептала Джан. — И не верь никому, кто станет говорить, что я тебя не любила. Понял?
  
  — Ага.
  
  — А теперь спи.
  
  — Я хочу пить.
  
  — Не канючь. Спи.
  
  Я скользнул в нашу спальню, прежде чем вышла Джан.
  Глава третья
  
  — Хочешь посмотреть? — спросила Саманта Генри, репортер отдела новостей, чей стол располагался рядом с моим.
  
  Я развернулся в кресле и взглянул на экран ее компьютера.
  
  — Это прислали ребята из Индии относительно совещания комитета по планированию жилищного строительства, где представителя фирмы-застройщика упрекнули, что спальни в квартирах у них будут очень маленькие. Прочитай вот этот абзац.
  
  — Член совета мистер Ричард Хеммингз выразил недовольство, что помещения для спален не удовлетворяют «условиям манипуляций с кошкой», согласно которым «… спальня должна быть такой, чтобы вы, встав в центре и схватив кошку за хвост, начали поворачиваться с вытянутой рукой, а голова кошки не должна при этом коснуться ни одной из стен».
  
  Я улыбнулся.
  
  — Спрошу у отца, действительно ли существует подобная строительная норма.
  
  — И вот эта муть приходит от них каждый день, — заметила Саманта. — Идиоты! А сколько грамматических ошибок! Ужас.
  
  — Да, — согласился я.
  
  — А им там наверху все равно?
  
  Я переместился от ее монитора к своему, а она продолжила:
  
  — В редакции творится что-то несусветное. Представляешь, я недавно попросила у секретарши новую ручку, а она потребовала, чтобы я предъявила ей использованную. Работаю здесь пятнадцать лет, и, клянусь, такого никогда было. А в туалете теперь редко когда есть бумага.
  
  — Я слышал, Расселлы ищут кому бы продать газету. Если кто-нибудь предложит нормальную цену, то они с легкостью от нее избавятся.
  
  Саманта охнула.
  
  — Ты серьезно? Неужели сейчас, в такое время, на нас найдется покупатель?
  
  — Ну это всего лишь слухи.
  
  — Как они могут думать о продаже газеты? Ведь она переходила у них из поколения в поколение.
  
  — Да, однако нынешнее поколение не то, что прежние. Разве это журналисты?
  
  — Но Мэдлин работала репортером, — напомнила Саманта, имея в виду нашу теперешнюю хозяйку.
  
  — Вот именно, работала, — усмехнулся я.
  
  В стране закрывались газеты чуть ли не ежемесячно. Надо ли говорить, насколько напряжены были наши сотрудники. Саманта в особенности. Она жила с восьмилетней дочерью Джиллиан. С мужем рассталась давно и ни разу не получила от него ни цента. Он тоже работал в «Стандард», а потом вдруг уволился и смотался куда-то в Дубай. Оттуда, конечно, черта с два получишь алименты.
  
  Наши столы тогда рядом не стояли, но мы довольно часто встречались. В кафетерии, в баре после работы. Обсуждали репортерские дела, ругали редакторов, которые задерживали или сокращали материалы. Я знал, что ей одной с ребенком трудно, и хотел помочь.
  
  Мне нравилась Саманта. Симпатичная, веселая, умная. Мне нравилась ее дочь Джиллиан. Постепенно мы сблизились, и я начал оставаться у нее на ночь. Я не считал себя просто любовником. Мне хотелось быть ее рыцарем, дарить счастье. И тяжело переживал, когда Саманта резко оборвала отношения.
  
  — Хватит, не могу, — сказала она. — Слишком у нас все быстро получилось. Ты хороший парень, но…
  
  Я затосковал, и это продолжалось до тех пор, пока мне не встретилась Джан. Минули годы, мы с Самантой забыли о старом. Стали просто коллегами. Замуж она так и не вышла, по-прежнему вела трудную жизнь матери-одиночки. В конце недели с нетерпением ждала чек с жалованьем, с трудом дотягивала до следующего и с ужасом думала, что будет, если ее уволят. Теперь руководство газеты не могло себе позволить, чтобы каждый репортер занимался какой-то отдельной темой. Так что Саманта пробавлялась чем придется и рабочий день у нее был безразмерный. Присматривать за дочерью стало труднее.
  
  Да что там Саманта, я сам в последнее время несколько раз обсуждал с Джан, что произойдет, если потеряю работу. Ведь пособие по безработице выплачивают всего полгода. Несколько недель назад мы с Джан застраховали свои жизни, так что, если газету закроют, выход есть. Я брошусь под поезд, а она получит триста тысяч долларов страховки.
  
  — Дэвид, можно тебя на пару минут?
  
  Я развернулся. У стола стоял Брайан Доннелли, редактор отдела местных новостей.
  
  — Что?
  
  Он кивнул в сторону своего кабинета, и я последовал за ним. Двадцатишестилетний Брайан являлся представителем нового поколения в газете. Смекалистый парень, но не как журналист, а как менеджер. Его излюбленными выражениями были: «изучение и расширение рынка сбыта», «современные тенденции», «подача и освещение материала», «взаимовыгодная координация», «дух времени».
  
  — Что у тебя есть о строительстве тюрьмы? — спросил он, усаживаясь за стол.
  
  — Компания Элмонта Себастьяна оплатила Ривзу отпуск в Италии «все включено» после увеселительной поездки в Англию за казенный счет, — произнес я. — Думаю, нет оснований сомневаться, как он станет голосовать по данному вопросу в совете.
  
  — Но голосования не было. А если он воздержится или будет против, тогда как?
  
  — Что ты говоришь, Брайан? Если коп взял деньги у бандитов, чтобы смотреть в нужный момент в другую сторону, то разве может он нарушить уговор?
  
  — Да, но сейчас речь не об ограблении банка, — заметил Брайан.
  
  — Я просто хочу подчеркнуть суть.
  
  Он пожал плечами.
  
  — А ты уверен на сто процентов, что Ривз не оплатил счет в отеле сам? А может, потом возместил расходы Элмонту Себастьяну? Как он отреагировал на твои слова?
  
  — Обозвал меня куском дерьма.
  
  — Прежде чем печатать твой материал, мы должны дать Ривзу возможность объясниться. Иначе нам не миновать судебного иска.
  
  — Притормозить мой материал тебе поручила миссис Плимптон? — спросил я.
  
  Нашу газету сейчас возглавляла тридцатидевятилетняя Мэдлин Плимптон, урожденная Расселл, вдова Джеффри Плимптона, известного в Промис-Фоллз риелтора, который умер два года назад в возрасте тридцати восьми лет от сердечно-сосудистой недостаточности. Брайан был сыном ее младшей сестры Маргарет, которая была намного моложе и не имела к газетному делу никакого отношения. Как, впрочем, и ее сын. Так что его в принципе не следовало бы винить, что он не понимает важности момента, когда припираешь к стенке такого проныру как Ривз. Но Мэдлин, когда еще носила фамилию Расселл, работала репортером отдела общих новостей в одно время со мной. Это было более десяти лет назад. Не долго работала, конечно, но все же достаточно, чтобы разбираться, что к чему. Затем она стала редактором отдела развлечений, а вскоре после этого заместителем главного редактора и главным редактором. А когда четыре года назад ее отец, Арнетт Расселл, ушел от дел, возглавила газету.
  
  Брайан молчал, и я спросил:
  
  — Может, мне поговорить с ней?
  
  Он вскинул руки.
  
  — Не надо.
  
  — Почему? Я расскажу ей об этом деле лучше, чем это сделал ты.
  
  — Дэвид, послушай, нам сейчас не до спасения мира. Важно, чтобы газета оставалась на плаву. Если она пойдет ко дну, то негде станет печатать твои статьи, даже очень важные и интересные. Мы не можем позволить сейчас помещать в газете материалы, которые могут быть легко опровергнуты.
  
  — Думаю, это будет не так легко.
  
  Брайан вздохнул.
  
  — Дэвид, как ты смотришь на то, чтобы перейти в другой отдел? Это будет перемещение по горизонтали, ты ничего не потеряешь.
  
  — Почему Мэдлин так взволновала история со строительством тюрьмы? Купилась на обещание новых рабочих мест, а значит, на увеличение числа подписчиков?
  
  — Видимо.
  
  — Но тут есть что-то еще, верно?
  
  Брайан надолго замолчал, а затем проговорил:
  
  — Дэвид, предупреждаю, это строго между нами. Строительство тюрьмы поможет нашей газете выбраться из долгов и начать новую жизнь.
  
  — Как?
  
  — Очень просто. Владельцы газеты намерены продать компании Себастьяна землю под строительство тюрьмы.
  
  Почему мне не пришло это в голову раньше? Семейство Расселл владело двадцатью акрами в южной части Промис-Фоллз. Многие годы шли разговоры, что там будут строить новое здание газеты, но лет пять назад они прекратились, когда доходы издания резко упали.
  
  — Ни фига себе!
  
  — Но ты этого от меня не слышал, — снова предупредил Брайан. — Теперь тебе понятно, почему сейчас не следует ворошить данную тему? Конечно, если ты раскопаешь какие-нибудь действительно крепкие, железобетонные факты, то ей придется пропустить твой материал. Потому что телевизионщики все равно все пронюхают, и газеты в Олбани — тоже. В общем, Дэвид, постарайся не глупить.
  
  Я встал, обвел взглядом кабинет, словно что-то прикидывая, и произнес:
  
  — Мне кажется, Брайан, это помещение не удовлетворяет «условиям манипуляций с кошкой».
  
  Я остывал, сидя за своим столом, наверное, полчаса. Саманта уже пять раз спросила, что за разговор у нас был с Брайаном, но я отмахивался. Говорить мешала злость. Несмотря на предупреждение Брайана, мне хотелось немедленно отправиться к Мэдлин и выяснить, действительно ли она ради спасения газеты готова отказаться от всех наших принципов и стоит ли такая газеты спасения.
  
  А может, так и должно быть? Газете не обязательно быть хорошей. Дерьмовые тоже существуют, их повсюду пруд пруди. Я в такой работал в Пенсильвании, пока не вернулся в родной город совершенно измочаленный. И никогда не думал, что придет время и «Стандард» превратиться в паршивую газетенку. Ладно, если уволят отсюда, попробую устроиться тюремным надзирателем. Может, возьмут?
  
  Я снял трубку, нажал кнопку быстрой связи с офисом, где работала Джан. Ее состояние в последнее время меня волновало все сильнее. Ответила Лианн Ковальски. У нее был весьма подходящий голос для продавца кондиционеров. Ледяной.
  
  — Привет, Лианн, — сказал я, — это Дэвид. Позови, пожалуйста, Джан.
  
  — Подожди.
  
  Через несколько секунд трубку взяла жена.
  
  — Привет.
  
  — Лианн сегодня кажется особенно веселой.
  
  — Ой, не говори.
  
  — Как ты смотришь, если Итан побудет у моих родителей подольше, а мы с тобой пойдем куда-нибудь вечером? А потом посмотрим какой-нибудь фильм. Например «Жар тела». — Это был ее любимый фильм. И мой тоже.
  
  — Не возражаю.
  
  — Не слышу восторга в твоем голосе.
  
  — Отчего же? — проговорила она с наигранной веселостью. — И где ты предлагаешь поужинать?
  
  — Может, в «Стейк-хаусе Престона»? Или «У Кловера»? Там подороже, но пока еще мы можем себе это позволить.
  
  — А как насчет «Джины»?
  
  Это был наш любимый итальянский ресторан.
  
  — Замечательно. Если мы приедем туда к шести, то, очевидно, не надо бронировать столик, но я проверю, чтобы все было наверняка.
  
  — Хорошо.
  
  — Я заеду к тебе после работы, а твою машину заберем позднее.
  
  — А если я выпью лишнего, что тогда?
  
  Это уже было похоже на прежнюю Джан.
  
  — Тогда утром на работу отвезу тебя я.
  
  Я решил пройти к автостоянке через типографию — так путь был короче — и увидел там Мэдлин Плимптон.
  
  Типография, по сути, душа газеты, как машинное отделение — душа линкора. И если «Стандард» перестанет существовать, то эти огромные машины, двигающие газетную бумагу со скоростью семнадцать метров в секунду и печатающие шестьдесят тысяч экземпляров в час, уберут отсюда в последнюю очередь.
  
  Мэдлин стояла наверху на эстакаде, проходящей по обе стороны печатной машины, на вход которой поступал бесконечный лист газетной бумаги, а на выходе появлялась уже сброшюрованная газета. Там сейчас шел текущий ремонт, и печатник в рабочем комбинезоне что-то показывал Мэдлин.
  
  Мне очень хотелось поговорить с ней, но подниматься на эстакаду я не решался. У печатников были свои принципы. Один из них — категорический запрет сотрудникам газеты подниматься на эстакаду без их позволения, которое давалось редко и в самых крайних случаях. Если кто-нибудь, особенно из администрации, вдруг там появлялся, печатную машину останавливали и не запускали, пока нарушитель не покидал их территорию.
  
  Но для Мэдлин Плимптон они делали исключение. Во-первых, она являлась хозяйкой газеты, а во-вторых, к ней относились с большой симпатией. Мэдлин запросто общалась с любым, даже самым незначительным, сотрудником газеты, знала всех по именам и фамилиям и кто какую должность занимает.
  
  На Мэдлин был ее обычный наряд: темно-синяя юбка до колен и в тон ей жакет. Все это подчеркивало красоту ее белокурых волос, хотя мне казалось, что в душе она предпочла бы надеть облегающие джинсы и ковбойку, какие носила в свою репортерскую пору. Сейчас она была бы в них так же хороша, как и тогда. Даже смерть мужа на ее внешности совсем не отразилась.
  
  Мэдлин посмотрела вниз и увидела меня.
  
  — Привет, Дэвид!
  
  Обычно в помещении стоит оглушительный грохот, но сейчас машина стояла и слышимость была хорошая.
  
  — Привет, Мэдлин! — Мы были знакомы много лет и когда-то работали вместе, поэтому звали друг друга по имени. — Можно тебя на минутку?
  
  Она кивнула, сказала что-то печатнику и спустилась вниз. О том, чтобы предложить подняться к ней, не могло быть и речи.
  
  — Как поступить с материалом по Ривзу?
  
  — С каким материалом?
  
  Я усмехнулся.
  
  — Ты прекрасно знаешь с каким. Отчего тебе вдруг так понравилась идея построить у нас тюрьму? Собралась продать под нее землю? — Я подводил Брайана. Ну и ладно. — Но надо подумать о последствиях, Мэдлин. Читатели сообразят, что проблемы города и страны нас больше не волнуют, мы превратились в обычный информационный бюллетень. Да, мы по-прежнему станем писать об автомобильных катастрофах и пожарах третьей степени, будем делать ежегодные выпуски, посвященные Хеллоуину, давать под Новый год интервью с местными знаменитостями, но это уже будет не газета. Понимаешь, не газета.
  
  Мэдлин посмотрела на меня с грустной улыбкой.
  
  — А твои-то как дела, Дэвид? Как Джан?
  
  У нее была такая манера. Ты завелся, высказал ей черт-те что, а она в ответ спросит тебя о погоде.
  
  — Мэдлин, прошу тебя, позволь мне выполнять свою работу.
  
  Улыбка на ее лице исчезла.
  
  — Что с тобой, Дэвид?
  
  — А я спрашиваю, что с тобой. Помнишь, как мы вместе делали репортаж о захвате заложников? Когда один идиот держал под прицелом свою жену и ребенка, пока власти не выполнят его требования?
  
  Мэдлин промолчала, но я знал, что она это помнит.
  
  — Мы находились между полицией и домом, видели, как копы штурмовали квартиру и выбили из того типа дурь. Правда, потом оказалось, что его ружье не было заряжено…
  
  Ее взгляд смягчился.
  
  — Я все помню. — Она помолчала. — И по тем временам скучаю.
  
  — Я тоже.
  
  — Но мне страшно потерять газету, — продолжила Мэдлин. — Ты ложишься вечером спать, переживая, пойдет ли в печать твой материал, а я переживаю, будет ли существовать газета. Надеюсь, ты понимаешь, что это не одно и то же.
  
  Возразить мне было нечем.
  * * *
  
  Без двадцати минут шесть я поставил машину на стоянке фирмы кондиционеров и, выходя, окликнул Лианн Ковальски. Кажется, она кого-то ждала.
  
  — Как дела, Лианн?
  
  — Какие могут быть дела, если этот скотина Лайал до сих пор не приехал?
  
  Лианн, сколько я ее знал, пребывала в двух состояниях: просто раздраженном и очень раздраженном. Высокая, худая, узкобедрая, плоскогрудая. Одним словом, тощая стерва. Короткие, чуть с проседью черные волосы, длинная челка, которую нужно постоянно убирать со лба.
  
  — А где твой автомобиль? — поинтересовался я.
  
  Обычно ее старый синий «форд-эксплорер» стоял рядом с «фольксвагеном» Джан.
  
  — Лайал отдал свою развалюху в ремонт и взял мою. И вот теперь жди его. Он должен быть здесь уже полчаса назад.
  
  Я понимающе кивнул и вошел в офис. Джан уже выключила компьютер и повесила сумочку на плечо.
  
  — Лианн, как всегда, в своем репертуаре, — произнес я.
  
  Она улыбнулась.
  
  А за окном в это время разыгрывалась такая сцена. Машина Лианн заехала на стоянку. За ветровым стеклом можно было разглядеть круглую физиономию Лайала и даже сжимающие руль толстые, похожие на сосиски пальцы. Сзади на сиденье застыл крупный пес. Я ожидал, что Лианн сядет рядом, но она распахнула дверцу водителя и разразилась криком. Слова различить было нельзя, да нам это и не было особенно интересно. Просто не хотелось появляться в такой момент.
  
  Лайал, почти совсем лысый, грузный, в майке-безрукавке, послушно вылез и, почти крадучись обойдя машину, молча скользнул на сиденье.
  
  — Ему не позавидуешь, — заметил я.
  
  — Не знаю, почему она с ним живет, — отозвалась Джан. — Пилит его постоянно. Неужели действительно любит этого лузера?
  
  Лианн села за руль, муж опустил голову.
  
  — Рада снова видеть чету Харвуд, — с улыбкой проговорила Джина, провожая нас к столику. Из двадцати столиков в этот час были заняты только три.
  
  Это была полная женщина лет шестидесяти. Ее ресторан славился в городе и за его пределами своей великолепной кухней. Подали минестроне, овощной суп по-милански.
  
  — Ты сказал своим родителям, когда мы приедем за Итаном? — спросила Джан.
  
  — В половине девятого, может, чуть позже.
  
  Она потянулась левой рукой за солью — в правой у нее была ложка, — рукав скользнул наверх, открыв забинтованное запястье, и задумчиво проговорила:
  
  — Ему у них действительно хорошо.
  
  Это прозвучало как уступка, если вспомнить ее слова о моих родителях, произнесенные совсем недавно.
  
  — Да, — кивнул я.
  
  — Твоя мама энергичная женщина, — продолжила Джан. — И выглядит моложе своего возраста.
  
  — Да и отец еще хоть куда.
  
  — Вот и чудесно. — Джан помолчала. — Так что если со мной… что-то случится, ну или с тобой, они помогут.
  
  — Что такое с нами может случиться, Джан? А почему у тебя забинтована рука?
  
  Она поспешно одернула рукав, оставив ложку в тарелке.
  
  — Ничего. Просто порезалась.
  
  — Дай посмотреть.
  
  Я потянулся через стол, схватил ее руку и приподнял рукав. Запястье было плотно перебинтовано.
  
  — Что это, Джан?
  
  — Отпусти меня! — выкрикнула она, высвобождая руку.
  
  Люди за соседними столиками посмотрели в нашу сторону. Джина, стоящая у входа в зал, тоже.
  
  — Успокойся, — тихо произнес я. — И объясни, что случилось.
  
  — Ничего не случилось. Я резала овощи, и нож нечаянно соскользнул. Вот и все.
  
  — Когда нарезаешь овощи, можно порезать палец, но как нож мог соскользнуть так высоко, к запястью?
  
  — Клянусь, все было именно так. — Джан смутилась.
  
  — Дело в том, что в последнее время я… я сильно о тебе беспокоюсь.
  
  — А чего беспокоиться? — пожала плечами она, доедая суп. — Все в порядке.
  
  — Потому что… люблю тебя.
  
  Мы перешли ко второму блюду. Джан дважды пыталась заговорить и замолкала. Наконец решилась:
  
  — Понимаешь, иногда мне кажется, что вам с Итаном без меня было бы лучше.
  
  — Что за чушь ты несешь?
  
  Она не ответила.
  
  — Джан, скажи честно, почему в последнее время тебе лезут в голову такие мысли?
  
  — Не знаю, — ответила она, сосредоточенно глядя в тарелку.
  
  Бывают в жизни моменты, когда чувствуешь, что земля проваливается у тебя под ногами. Например, когда кто-то из близких неожиданно оказывается в больнице, или когда тебя вызывает босс и сообщает об увольнении, или когда ты в кабинете врача, а он смотрит твою карту, качает головой и предлагает сесть.
  
  Мне показалось, что наступил именно такой момент. С моей женой что-то случилось. Она больна. Видимо, произошел какой-то сбой в организме.
  
  — Неужели ты думаешь о самоубийстве?
  
  Она едва заметно кивнула.
  
  — И как давно это у тебя?
  
  — Около недели. И я не знаю, почему мне лезут в голову подобные мысли и как от них избавиться. Я вдруг почувствовала себя обузой, якорем, который тащит тебя на дно.
  
  — Ужас. — Я погладил ее руку. — Но, наверное, есть этому какая-то причина?
  
  — Понятия не имею.
  
  — Может, на работе… Лианн довела тебя до ручки? С нее станется.
  
  — Ну с Лианн… с ней, конечно, трудно ладить, но я приспособилась. Не знаю, что со мной происходит.
  
  — Тебе нужно показаться доктору.
  
  — Даже не хочу об этом слышать.
  
  — Поговоришь, расскажешь о своем состоянии. Что тут особенного?
  
  — А то, что он сразу упрячет меня в психушку. Думаешь, я не знаю, как это делается?
  
  — Почему обязательно в психушку? Просто он…
  
  К нашему столику приблизилась Джина.
  
  — Значит, ты решил от меня избавиться? — спросила Джан, повысив голос. — Навсегда?
  
  — Извините, — сказала Джина. — Можно подавать десерт?
  
  — Не надо, мы сейчас уходим, — зло произнесла Джан, отодвигая стул.
  Глава четвертая
  
  Этой ночью я долго не мог заснуть. По дороге домой пытался поговорить с Джан и перед тем, как лечь в постель, тоже, но она не желала ничего обсуждать, особенно визиты к врачу.
  
  Утром, удрученный, невыспавшийся, я поставил автомобиль на стоянке газеты «Стандард» и понуро поплелся ко входу, чуть не врезавшись в человека, загородившего мне путь.
  
  Это был огромный детина, метра два ростом, белокожий, с бритой головой, в черном костюме, черном галстуке и белой рубашке, из-под воротника которой выглядывала тюремная татуировка. На вид ему было лет тридцать. Костюм шикарный, не хуже, чем у Обамы.
  
  — Вы мистер Харвуд? — резко спросил он.
  
  — Да.
  
  — Мистер Себастьян просит оказать ему честь и выпить с ним чашечку кофе. Он желает перекинуться с вами парой слов. И ждет вас в парке, куда я буду рад вас подвезти.
  
  — Элмонт Себастьян?
  
  Уже несколько недель я безуспешно пытался взять у него интервью, но он не отвечал на звонки.
  
  — Да. Кстати, моя фамилия Уэлленд. Я водитель мистера Себастьяна.
  
  — Хорошо, поехали.
  
  Уэлленд проводил меня к черному лимузину и открыл заднюю дверцу. Устроившись на роскошном кожаном сиденье, я подождал, пока он сядет за руль, и спросил:
  
  — Давно вы работаете у мистера Себастьяна?
  
  — Три месяца, — ответил Уэлленд, умело въезжая в поток машин.
  
  — А чем занимались раньше?
  
  — Отсиживал тюремный срок.
  
  — И сколько?
  
  Уэлленд пожал плечами.
  
  — Семь лет три месяца и два дня. Последние годы в одной из тюрем, которая принадлежит мистеру Себастьяну в Атланте. — Уэлленд свернул к центру города. — Я попал под программу исправления преступников, которую разработала фирма мистера Себастьяна, а когда вышел, он дал мне работу. Как говорится, предоставил шанс. Думаю, я у него не один такой.
  
  — А за что вы сидели, если не секрет?
  
  Уэлленд взглянул в зеркальце заднего вида.
  
  — Ударил одного ножом в шею.
  
  Я помолчал.
  
  — И что с ним?
  
  — Жил какое-то время, но недолго.
  
  Он остановил автомобиль у парка под водопадом, в честь которого назвали город. Вышел, открыл мне дверцу и показал, куда идти. На берегу реки на скамейке спиной к столу для пикника сидел представительный седоватый мужчина лет шестидесяти и бросал уткам попкорн. Увидев меня, он поднялся и с улыбкой протянул руку. Элмонт Себастьян был одного роста с Уэллендом, но не такой здоровяк.
  
  — Мистер Харвуд, большое спасибо, что пришли. Рад буду наконец побеседовать с вами.
  
  — Со мной связаться было совсем не трудно, мистер Себастьян, — сказал я. — А вот с вами сложно.
  
  Он рассмеялся.
  
  — Зовите меня Элмонт. А я могу вас называть Дэвид?
  
  — Конечно.
  
  — Люблю кормить уток, — признался он. — Наблюдать, как они шумно и жадно поедают пищу.
  
  — Да, это интересно.
  
  Элмонт Себастьян бросил уткам еще горсть попкорна.
  
  — В детстве летом я работал на ферме, так что вырос в любви к божьим тварям. — Он повернулся к столу, где стояли две кружки с кофе, рядом сливки и сахар. — Угощайтесь.
  
  Я глотнул кофе и достал из кармана блокнот и ручку. Себастьян взглянул на Уэлленда, который стоял вдалеке у лимузина.
  
  — Какое он произвел на вас впечатление?
  
  Я пожал плечами.
  
  — Вполне благоприятное.
  
  Он усмехнулся.
  
  — В самом деле? Я рад.
  
  — Мистер Себастьян, — начал я, — это ваш стандартный подход к членам городского совета? Вознаграждать их за правильное голосование по нужному вам вопросу? Как вы сделали это со Стэном Ривзом, оплатив его проездку во Флоренцию.
  
  Элмонт Себастьян кивнул.
  
  — Вот это по мне. Люблю прямоту. А то некоторые тянут, ходят вокруг да около. Даже противно.
  
  — Так как?
  
  Элмонт Себастьян усмехнулся и вылил в кофе три маленькие упаковки сливок.
  
  — Именно это я и собирался с вами обсудить. Разрешить вопрос. Вот смотрите.
  
  Он вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт с клапаном, заправленным внутрь, на котором была написана его фамилия, извлек оттуда чек и протянул мне.
  
  Ай да Себастьян. Значит, сразу берет быка за рога? Предлагает деньги, чтобы отвязался? Но чек был выписан на него Стэном Ривзом. Сумма $4763,09. В нижнем правом углу значилась дата — два дня назад.
  
  — Вот так обстоит дело с членом городского совета Ривзом, — произнес Элмонт Себастьян. — Вы подумали, что его поездка в Италию — взятка, но ошиблись. Я снял два номера в отеле во Флоренции для друзей, мы намеревались там развлечься, но в самый последний момент они отказались, и тогда я предложил мистеру Ривзу, когда мы еще находились в Англии, занять свободный номер. Он согласился, но ясно дал мне понять, что ни в коем случае не намерен рассматривать это как подарок. И я его понимаю. Поскольку все услуги во Флоренции были оплачены, мы договорились, что он вернет мне деньги по возвращении. И вот он, чек.
  
  — Да, с моей стороны это было глупо, — сказал я, возвращая чек.
  
  Элмонт Себастьян улыбнулся.
  
  — Представляете, какой ущерб был бы нанесен репутации мистера Ривза, появись ваш материал в газете? О себе я молчу, потому что привык к помоям, которые на мою голову выливают в прессе, но мистер Ривз…
  
  — Но теперь, когда все прояснилось, вам не о чем беспокоиться.
  
  Себастьян убрал конверт с чеком обратно в карман.
  
  — Дэвид, мне кажется, вы неправильно оцениваете деятельность моей фирмы. Я читал ваши публикации и понял, что вы считаете частные тюрьмы каким-то злом.
  
  — Но ваши тюрьмы ориентированы на получение прибыли, — заметил я.
  
  — Не отрицаю. — Себастьян глотнул кофе. — Но что плохого в желании получить прибыль? Человек выполняет свою работу и получает вознаграждение. Разве это аморально? А мое заведение принесет городу лишь пользу.
  
  — Мистер Себастьян, против строительства вашей тюрьмы в Промис-Фоллз выступаю не только я. По ряду причин, среди которых главная — коммерция. Ведь чем больше заключенных, тем для вас выгоднее.
  
  Он улыбнулся мне как несмышленому ребенку.
  
  — А что вы скажете о владельцах похоронных бюро, Дэвид? У них тоже бизнес грязный? По-вашему, они наживаются на людских несчастьях? Нет, дорогой мой, эти люди предоставляют услуги, без которых не обойтись. Так ведь можно дойти и до цветочников, торгующих у кладбища, и человека, подстригающего там газоны. А я, Дэвид, работаю на благо нашей страны, чтобы граждане ложились вечером спать спокойно, чувствовали себя в безопасности.
  
  — И за это вы в последний год получили почти полтора миллиарда прибыли.
  
  Он покачал головой.
  
  — А вы работаете в своей «Стандард» бесплатно?
  
  — Ваша фирма активно добивается снижения сроков наказания для всех преступников без исключения. Как же после этого люди могут спать спокойно?
  
  Себастьян посмотрел на часы. Наверное, это был «Ролекс». Честно говоря, настоящий «Ролекс» я никогда не видел, но часы выглядели дорогими.
  
  — Я должен идти. Вы хотите иметь копию чека?
  
  — Зачем? — удивился я.
  
  — Ну тогда я пошел.
  
  Себастьян поднялся со скамьи и направился по траве к своему лимузину. С собой он захватил одноразовую кружку для кофе, но, проходя мимо урны, протянул кружку Уэлленду, чтобы тот ее выбросил.
  
  Уэлленд открыл для него дверцу, затем избавился от кружки, но, прежде чем сесть за руль, посмотрел на меня и, изобразив рукой пистолет, широко улыбнулся и «выстрелил».
  
  Лимузин отъехал. Похоже, подвозить меня обратно к зданию газеты в их планы не входило.
  Глава пятая
  
  После нашего ужина у Джины прошло десять дней, и вдруг Джан купила билеты в парк аттракционов «Пять вершин». Впрочем, это соответствовало ее состоянию в последнее время: подъем, спад, снова подъем…
  
  С Итаном она все эти десять дней была особенно внимательна и мила. Вряд ли он заметил, что с матерью что-то не так. В последнюю неделю Джан дважды брала на работе свободные дни, но с сыном не сидела, а проводила время где-то одна. Я не возражал, надеясь, что это поможет ей прийти в себя, но беспокойство не проходило. Мало ли что взбредет ей в голову?
  
  Через день после ужина в ресторане я уехал с работы пораньше и тайком посетил нашего семейного доктора Эндрю Сэмюэлса. Записался на прием как положено, сказал секретарше, что у меня болит горло, но когда мы остались с доктором одни, признался:
  
  — Доктор, я пришел поговорить с вами о Джан. В последнее время она ведет себя очень странно. Подавлена, не выходит из депрессии. Недавно заявила, что нам с Итаном без нее было бы лучше.
  
  — Да, плохо, — произнес он и начал задавать вопросы.
  
  Что послужило причиной? Смерть кого-либо из родственников? Финансовые проблемы? Неприятности на работе? Может, что-то со здоровьем? Рассказать мне ему было нечего.
  
  Наконец, как и следовало ожидать, доктор Сэмюэлс предложил, чтобы Джан пришла к нему. Заочно, не видя пациента, он поставить диагноз не может.
  
  Дома я стал убеждать жену, чтобы она записалась на прием. Вскоре она согласилась и сказала, что пойдет к доктору завтра, для чего взяла на работе свободный день.
  
  Вечером я поинтересовался, как прошел визит.
  
  — Все хорошо, — беззаботно ответила Джан.
  
  — Ты все ему рассказала о своем самочувствии?
  
  — Да.
  
  — И что он?
  
  — Выслушал меня, не перебивал, дал выговориться. Это продолжалось долго. Я уверена, что заняла время другого пациента, который ждал в приемной, но доктор меня не торопил.
  
  — Молодец.
  
  — Ну вот, пожалуй, и все.
  
  — Он порекомендовал тебе что-нибудь? Выписал какие-нибудь лекарства?
  
  — Он собирался мне что-то выписать, но я объяснила, что не хочу становиться наркоманкой и постараюсь справиться со своей депрессией без лекарств.
  
  — Что еще он сказал?
  
  — Похвалил меня, что решилась прийти к нему. Предложил направить к психиатру.
  
  — Ты согласилась?
  
  Джан резко вскинула голову.
  
  — Нет. Я пока не спятила.
  
  — У психиатров лечатся не только сумасшедшие.
  
  — Я же сказала, что справлюсь сама. Без посторонней помощи.
  
  — А как насчет мыслей, которые тебе лезут в голову? — спросил я, не в силах произнести слово «самоубийство».
  
  — Каких мыслей?
  
  — Ну, о чем ты говорила. С этим покончено?
  
  — Да, — кивнула она и вышла из кухни.
  
  В день, когда Джан купила билеты в парк, мне на рабочий компьютер пришло письмо.
  
   «Мы с вами недавно говорили по телефону по поводу подкупа голосов в городском совете, которым занимается Элмонт Себастьян. Ривз не единственный, кто получил взятку. Себастьяну удалось купить практически всех. У меня есть полный список, кому сколько заплатили. Но, как вы понимаете, его придется передать лично, при встрече. К списку будут приложены неопровержимые доказательства. Встретимся завтра в пять часов вечера на автостоянке возле магазина Теда на въезде в Лейк-Джордж. Раньше не приезжайте и ждите меня не долго: крайний срок — десять минут шестого. Если я к этому времени не появлюсь, значит, что-то случилось. У меня белый пикап».
  
  Я внимательно прочитал письмо два раза, затем, чтобы снять напряжение, отправился в кафетерий выпить чашку кофе.
  
  — Ты сегодня угрюмый, — заметила Саманта, когда я вернулся. — Я с тобой поздоровалась два раза, а ты не ответил.
  
  Я рассеянно улыбнулся, продолжая размышлять о письме. Сделав пару заметок, я удалил его и очистил корзину. Наверное, эти предосторожности были напрасными, но, после того как мне стало известно о продаже владельцами газеты земли Элмонту Себастьяну, следовало проявлять бдительность.
  
  На моем материале по поводу подкупа Ривза можно поставить крест. Чек Себастьяну, без сомнения, выписали уже после того, как он обнаружил, что я знаю о его поездке во Флоренцию, но это уже не важно. Чтобы припереть к стенке Ривза и других коррумпированных членов городского совета, мне нужно было раздобыть какую-нибудь серьезную улику. И вот это анонимное электронное письмо пришлось как нельзя кстати.
  
  Я посмотрел в Сети место на карте, где мне назначили встречу. Интересно, кто эта женщина? Служащая городского совета? Секретарь-референт мэра и знает всех и каждого? А может, она работает у Себастьяна или Ривза? В любом случае она знала о том, что он отдыхал во Флоренции на халяву. Ривз — мерзавец, это общеизвестно, так что не трудно вообразить, что нашелся кто-то из сотрудников, пожелавший всадить ему нож в спину.
  
  Ну что ж, скоро все выяснится.
  
  В полдень позвонила Джан:
  
  — Я купила билеты в парк «Пять вершин». По Интернету.
  
  — Неужели?
  
  — Да. Говорят, там много интересных аттракционов.
  
  Парк «Пять вершин» был новой достопримечательностью нашего города. Его открыли этой весной с большой помпой.
  
  Я молчал секунды три.
  
  — Ты что, не хочешь ехать? — спросила она, раздражаясь. — Мне сдать билеты?
  
  — Все в порядке. Просто я удивился. — То она заговаривает чуть ли не о самоубийстве, то покупает билеты в парк аттракционов. — Билеты на троих?
  
  — Конечно.
  
  — Но на американские горки Итана не пустят.
  
  — Там есть аттракционы для маленьких, карусели и все такое.
  
  — А когда мы идем?
  
  — В субботу. Но на завтра я тоже взяла выходной: у нас сейчас в офисе затишье, — так что, если хочешь, поменяю билеты на пятницу. Это возможно.
  
  — Нет, завтра я пойти не смогу.
  
  — А что у тебя?
  
  Рядом Саманта стучала по клавишам, и я понизил голос, чтобы она не слышала.
  
  — Наметилась встреча.
  
  — С кем?
  
  — В том-то и дело, что не знаю. Недавно получил анонимное электронное письмо от женщины: я с ней недавно разговаривал по телефону. Говорит, у нее есть компромат на Ривза и еще кое-кого из членов совета.
  
  — Так ведь это как раз то, что тебе нужно!
  
  — Да.
  
  — Она назначила встречу в каком-то темном переулке?
  
  — Нет, придется ехать в Лейк-Джордж.
  
  Джан замолчала.
  
  — Ты меня слушаешь, дорогая?
  
  — Я вот что подумала. А не съездить ли мне с тобой, проветриться? Но боюсь испортить тебе встречу.
  
  — А что тут особенного, если я приеду с женой? Скажу ей, что мы решили вместе провести день, съездить за город. Совместить приятное с полезным. Уверен, она поймет.
  
  — Ладно, поедем вместе, — проговорила Джан со странной веселостью, какой я у нее уже давно не замечал.
  
  До Лейк-Джорджа было добираться не более часа, но я выехал с запасом, в три часа. Мы договорились с Джан, что она отвезет Итана к моим родителям, вернется домой и станет ждать меня. Без четверти три я поднялся на веранду нашего дома, ожидая увидеть там Джан, но ее не было.
  
  — Ты где? — крикнул я, входя в холл.
  
  — Здесь, — отозвалась она.
  
  Я поднялся наверх и вошел в спальню.
  
  — Если мы выедем сейчас, то у нас будет время в Лейк-Джордже перекусить и выпить кофе, а потом…
  
  Я поднял голову. Джан лежала в постели, под одеялом. Совершенно голая. Это обнаружилось, когда она вдруг его сбросила.
  
  — Ты заболела?
  
  — Я похожа на больную?
  
  Я улыбнулся.
  
  — Нет, но можно простудиться даже в августе, если лежать в таком виде на сквозняке.
  
  Через пятнадцать минут мы выехали.
  
  Первые двадцать миль я все не мог начать разговор. В голове крутились разные фразы: «Кажется, тебе уже стало лучше. Ты не хандришь целых два дня. Я рад видеть тебя такой». Но я их не произносил, боясь сглазить. Если она выходит из депрессии, то не дай Бог спугнуть. Я решил вести себя так, будто ничего необычного не происходит. Как прекрасно, что Джан взяла на работе выходной, чтобы провести день со мной. Составить компанию в деловой поездке.
  
  У меня были готовы блокнот, ручка, диктофон, который я включу тайком. Вряд ли женщина захочет, чтобы ее голос записали.
  
  — Смотри, как сегодня мало машин, — произнес я, когда мы достигли границы штата.
  
  Джан повернулась ко мне:
  
  — Хочу тебе кое-что сказать.
  
  Я насторожился.
  
  — Я кое-что сделала. Вернее, собиралась сделать, но передумала. — Она замолчала, вглядываясь в заднее стекло, затем в переднее.
  
  — Джан, да говори же, в чем дело!
  
  — Помнишь, мы ездили за город?
  
  Я пожал плечами.
  
  — Мы это делали много раз.
  
  — Я забыла, как называется то место, но уверена, что смогу его найти. Там недалеко есть амбар из красного кирпича. Это на пути к магазину «Все для сада». Мост, такой узкий, всего две полосы…
  
  Я вспомнил это место.
  
  — И что?
  
  Джан снова посмотрела в заднее стекло, затем перевела взгляд на меня.
  
  — Так вот, недавно я туда поехала. Поставила машину, прошла до середины моста…
  
  Я затаил дыхание.
  
  — …перегнулась через перила и простояла так очень долго. Меня сжигало острое желание прыгнуть. Там высота небольшая, но камни внизу острые, зазубренные. А потом мне пришло в голову, что если прыгать, то, наверное, лучше с моста через водопад. Помнишь, ты рассказывал мне о студенте, который вот так свел счеты с жизнью несколько лет назад?
  
  — Джан…
  
  Она улыбнулась.
  
  — А вскоре я услышала шум. К мосту приближался фермерский грузовик. Мне не хотелось делать это у кого-то на глазах, а когда грузовик проехал, желание вдруг пропало.
  
  Ее нужно немедленно отвезти в больницу. Развернуться и везти в больницу, пусть ее там обследуют. Я откашлялся.
  
  — Да, хорошо, что появился грузовик.
  
  — Конечно, хорошо.
  
  Она беззаботно улыбнулась, словно ее рассказ был чепухой, на которую не стоит обращать внимание.
  
  — А как отреагировал доктор, когда ты ему об этом сообщила?
  
  — Это было уже после моего визита. — Джан коснулась моей руки. — Ты не беспокойся, сегодня я чувствую себя нормально. Предвкушаю завтрашнюю поездку в парк.
  
  Да, сейчас она чувствует себя хорошо. Но что будет через час? Или завтра?
  
  — И вот еще что, — сказала Джан и замолчала.
  
  — Да говори же, не тяни!
  
  — Посмотри в зеркало. Видишь вон ту синюю машину? Похоже, она едет за нами от самого дома.
  Глава шестая
  
  Автомобиль следовал за нами, сохраняя дистанцию примерно в четверть мили, так что номерной знак разглядеть было невозможно. Но это определенно был американский седан, темно-синий, с тонированными стеклами.
  
  — Он действительно едет за нами от самого дома? — спросил я.
  
  — Вероятно, — ответила Джан. — Но этот седан выглядит как миллион других. Может, там, в Промис-Фоллз, был один, а этот теперь другой.
  
  Я держал скорость примерно семьдесят миль в час и сбавил до шестидесяти. Хотел посмотреть, станет ли синий седан обгонять нас. Вскоре это сделал шедший сзади серебристый мини-вэн. Я посоветовал Джан не поворачиваться.
  
  — Если машина следует за нами, не надо, чтобы те, кто сидят в ней, знали, что мы их заметили.
  
  — А разве они не догадались, когда ты затормозил?
  
  — Я только чуть сбавил скорость. Теперь они должны нас догнать.
  
  Мини-вэн ушел далеко вперед. Я посмотрел в зеркальце. Синий седан был теперь хорошо виден. «Бьюик», номера нью-йоркские, но разглядеть нельзя, потому что заляпаны грязью. Я включил поворотник, сменил полосу и обогнал грузовик. Неужели синий седан действительно преследует нас? Но тогда, значит, о встрече, назначенной мне женщиной, стало кому-то известно. Электронное письмо прочитали. Скорее всего с ее компьютера. Вряд ли она кому-то сообщила, что едет на встречу с репортером «Стандард». Кто эти люди? Ривза? Себастьяна? И чего они хотят?
  
  Обогнав грузовик, я вернулся на свою полосу и начал постепенно прибавлять скорость. Джан посматривала в правое боковое зеркальце.
  
  — Синего седана не видно.
  
  Стоило ей это сказать, как он обогнал грузовик и двинулся за нами.
  
  — Вот он, вернулся, — сказал я.
  
  — Так прибавь скорость, — предложила Джан. — Посмотрим, сделает ли он то же самое.
  
  Я довел скорость до семидесяти. Синий седан сзади начал уменьшаться.
  
  — Он не прибавил скорость, — произнесла Джан. — Так что можешь расслабиться.
  
  На въезде в Лейк-Джордж седан вообще пропал. Джан вздохнула с облегчением. Часы на приборной панели показывали без четверти пять. Я посмотрел на карту. До магазина было не более пяти минут езды. Я не торопился. Боялся проехать мимо него, не заметив. Однако вскоре выяснилось, что пропустить магазин невозможно, потому что других строений здесь просто нет. Двухэтажный, белый, стоящий примерно в тридцати метрах от дороги. Недалеко заправка самообслуживания.
  
  Я заехал на стоянку и посмотрел на часы. Без пяти пять. Кроме старого «плимута-воларе», больше автомобилей не было. Я встал перед ним, чтобы просматривать шоссе в обоих направлениях, опустил стекла, заглушил двигатель. Движение в этом месте было не очень плотное. Мы заметим белый пикап задолго до того, как он свернет на стоянку.
  
  — Интересно, какая у нее информация, — проговорила Джан.
  
  Я пожал плечами.
  
  — Все, что угодно. Собственные заметки, распечатки электронных писем, записи телефонных разговоров. А может, она что-нибудь сообщит мне устно. Разумеется, слова не доказательство. «Стандард» не напечатает ни слова, если не будет оснований.
  
  Джан потерла виски.
  
  — Что, болит голова?
  
  — Да, немного. Видимо, укачало. Но у меня в сумочке есть тайленол. Пойду в магазин, возьму бутылку воды, чтобы запить таблетку. Тебе что-нибудь принести?
  
  — Да, холодного чая, — сказал я.
  
  Джан направилась к магазину, а я наблюдал за шоссе. Проехал красный «форд-пикап». За ним зеленый внедорожник «додж». Следом мотоциклист. На часах было ровно пять. Значит, ждать мне осталось десять минут. Мимо прогрохотал грузовик с бревнами. В ту же сторону просвистел синий «корвет» с открытым верхом. Наконец вдали показался грузовой пикап. Светлый. Белый? В этом я не был уверен. Скорее светло-желтый или серебристый.
  
  Когда пикап приблизился, стало ясно, что это белый «форд». Он пропустил «тойоту-короллу» и, свернув на стоянку, остановился у заправки. Я замер. Из машины вышел мужчина лет шестидесяти. Высокий, худой, небритый, в джинсах и клетчатой рабочей рубашке. Сунул кредитную карточку в автомат заправки и начал наполнять бак. В мою сторону даже не взглянул. Я снова повернулся к шоссе, когда мимо проезжал синий «бьюик».
  
  — Старый знакомый, — пробормотал я себе под нос.
  
  Седан притормозил, а затем прибавил ход и вскоре скрылся из виду. Тот ли это седан? На часах было пять минут шестого.
  
  Джан вышла из магазина с бутылкой холодного чая в одной руке и воды — в другой. Подошла, открыла дверцу.
  
  — Я боялась, вдруг эта женщина заставит тебя отсюда уехать. Страшно было оставаться одной.
  
  — Как я мог тебя бросить? Кстати, она пока не появилась. И похоже, уже не появится. Но мимо проехал синий «бьюик».
  
  — Неужели?
  
  — Да.
  
  — Ты успел заметить, кто в нем?
  
  — Нет, стекла тонированные. Но когда он проезжал мимо, то немного притормозил. Это подозрительно.
  
  Джан достала из сумочки тайленол, выпила таблетку и посмотрела на часы.
  
  — Осталось четыре минуты.
  
  — Наши часы идут точно, но, может, у нее отстают. Давай подождем несколько минут.
  
  Я свинтил крышечку с бутылки холодного чая и одним глотком выпил чуть ли не половину, только сейчас осознав, насколько у меня пересохло во рту. Мы молча посидели пять минут, наблюдая за шоссе.
  
  — Вон какой-то пикап, — произнесла Джан.
  
  Но он был серого цвета и проехал мимо. Зато опять вдали появился синий «бьюик». Я открыл дверцу.
  
  — Не ходи туда, вернись! — крикнула Джан.
  
  Но я уже бежал к шоссе. Хотел увидеть номерной знак. Достал из кармана диктофон.
  
  — Дэвид! — позвала Джан. — Не надо.
  
  Я встал у обочины и включил диктофон. «Бьюик» приближался, водитель не сбавлял скорости, но рассмотреть номерной знак было можно. Если бы он почти весь не был заляпан грязью. Разумеется, намеренно.
  
  Автомобиль промчался мимо, и я успел различить две последние цифры номера — 7 и 5. Водитель снова газанул, и седан скрылся за поворотом. А я поплелся к нашей машине.
  
  — Ну что? — спросила Джан.
  
  — Номер специально замазан, — ответил я. — Но это был тот самый седан. Значит, кому-то стало известно о встрече. Неудивительно, что эта женщина не приехала.
  
  — Жаль, — вздохнула Джан. — Для тебя это было так важно. Давай подождем немного.
  
  Мы посидели еще минут пять, потом я завел двигатель.
  
  На обратном пути головная боль у Джан усилилась, и она почти все время спала. На въезде в город проснулась, сказала, что плохо себя чувствует, и попросила высадить ее у дома, перед тем как я поеду за Итаном.
  
  Когда мы с сыном вернулись, Джан уже спала.
  
  — Мама заболела? — спросил Итан.
  
  — Нет, просто устала.
  
  — Но к утру она отдохнет?
  
  — Должна, — ответил я.
  
  — А то как же мы без нее поедем на аттракционы?
  
  — Да-да, аттракционы, — рассеянно проговорил я.
  
  Тут мой сын заволновался, сказал, что боится кататься на американских горках, а я его успокаивал: говорил, что мы кататься не будем, а найдем там другое развлечение. Веселое, не страшное.
  
  — Завтра мы отлично проведем время, вот увидишь.
  
  Я уложил Итана в постель, поцеловал и направился в нашу спальню. Тихо разделся и лег под одеяло. Джан спала, но я взял ее за руку, просунул пальцы между ее пальцами и нежно сжал. И она во сне ответила на ласку.
  
  Ладонь у нее была теплая, не хотелось отпускать.
  
  — Я люблю тебя, — прошептал я, засыпая рядом с женой в последний раз.
  Часть вторая
  Глава седьмая
  
  В офисе парка «Пять вершин» было прохладно, работал кондиционер. Здание находилось недалеко от главного входа. В связи с происшествием тут собралось немало людей. Прежде всего менеджер парка Глория Фенуик, женщина лет тридцати, с короткими белокурыми волосами, и парень лет на пять ее моложе, назвавшийся помощником. Его фамилию я не разобрал. Еще тут находилась молодая женщина, заведовавшая в парке общением с посетителями и рекламой. Эти трое были одеты нарядно. На остальных служащих парка были одинаковые слаксы и легкие желтовато-коричневые рубашки с вышитыми на карманах фамилиями.
  
  Напротив меня сидел грузный мужчина, которого звали Барри Дакуэрт. Детектив. Живот у него свисал через ремень, и он постоянно поправлял белую рубашку со следами пота.
  
  — Куда вы девали моего сына? — спросил я.
  
  — С ним моя сотрудница, — ответил Дакуэрт. — Ее зовут Диди. Очень приятная женщина. Они там, в комнате в конце коридора. В данный момент она кормит его мороженым. Надеюсь, вы не возражаете?
  
  — Нет. Как он?
  
  — С ним все в порядке. — Дакуэрт пошевелился на стуле. — Мальчика увели, чтобы мы могли спокойно поговорить.
  
  Я кивнул. Уже два часа, как Джан исчезла, и непонятно, где ее искать. Дакуэрт расспрашивал меня снова и снова, как все было, а я устало повторял. Трое представителей администрации парка топтались рядом. Он посмотрел на них.
  
  — Извините, но я хотел бы побеседовать с мистером Харвудом наедине.
  
  — Конечно, конечно, — произнесла Фенуик. — Но если вам что-нибудь нужно…
  
  — Вы уже поставили кого-то просматривать записи камер наблюдения? — спросил детектив.
  
  — Да, но неизвестно, кого высматривать, — ответила менеджер парка. — Было бы легче, если бы вы дали нам фотографию этой женщины.
  
  — Пока придется обойтись описанием внешности. Повторяю: женщина, на вид лет тридцати пяти, рост средний, волосы черные, зачесаны в хвостик, убранный под бейсбольную кепку с надписью впереди… — Он посмотрел на меня. — Как там, «Ред сокс»? Далее: красный топик, белые шорты. Высматривайте на записях похожую и вообще все, что покажется вам необычным.
  
  — Мы это сделаем, но у нас пока не везде в местах скопления посетителей поставлены камеры. Только на входе и у больших аттракционов.
  
  — Знаю, — кивнул Дакуэрт. — Вы уже объяснили. — Он замолчал, ожидая, когда они уйдут. Как только это произошло, повернулся ко мне: — Итак, вы вышли из машины. Какая машина?
  
  Я облизнул губы. Во рту было совсем сухо.
  
  — «Аккорд». Машину Джан, «джетту», мы оставили дома.
  
  — Рассказывайте дальше.
  
  — Мы с Итаном ждали ее у главного входа примерно полчаса. Я несколько раз звонил ей по мобильному, но она не отвечала. Тогда я решил, что Джан пошла к нашему автомобилю. Мы направились туда, но ее не было.
  
  — А вы не заметили какие-нибудь признаки, что она могла побывать там и потом ушла? Например, уронила что-нибудь?
  
  Я покачал головой.
  
  — При ней был рюкзачок с едой и одеждой Итана. В машине я его не увидел.
  
  — Ладно. Как вы действовали дальше?
  
  — Вернулись в парк. Стали ждать у входа, но Джан не появилась.
  
  — И тогда вы обратились в администрацию парка.
  
  — Я еще до этого разговаривал с охранниками: узнавал, не обращалась ли к ним Джан, — а затем, вернувшись с автостоянки, попросил служащего снова связаться с охраной по рации и спросить, нет ли у них сообщений о каких-либо происшествиях. Я подумал: может, Джан упала, потеряла сознание… Мне ответили, что происшествий пока не отмечено, и посоветовали позвонить в полицию.
  
  Барри Дакуэрт одобрительно кивнул.
  
  — Извините, очень хочется пить, — сказал я и направился в холл, где был фонтанчик с питьевой водой.
  
  Вернувшись, я спросил:
  
  — Ваши люди ищут этого человека?
  
  — Какого?
  
  — Ну, о ком я вам говорил.
  
  — Который вроде как убегал?
  
  — Да. С бородой.
  
  — Что еще вы можете о нем рассказать?
  
  — Ничего. Я видел его всего пару секунд.
  
  — Вы полагаете, что этот человек убегал, поставив прогулочную коляску, в которой сидел ваш ребенок?
  
  — Да.
  
  — Вы видели, как он вез коляску?
  
  — Нет.
  
  — Он стоял с ней рядом?
  
  — Нет. Просто мне показалось подозрительным, что он вдруг побежал, когда я нашел наконец коляску с Итаном.
  
  — Так он мог просто бежать по своим делам, — заметил детектив.
  
  — Да, но мне показалось это странным.
  
  — Мистер Харвуд… Кстати, ваша фамилия мне знакома. Вас ведь зовут Дэвид? Да-да, Дэвид Харвуд.
  
  — Я работаю репортером в «Стандард». Вероятно, вам известны мои публикации.
  
  — Конечно, я читаю «Стандард».
  
  — Может, она отправилась домой? Взяла такси и уехала.
  
  Дакуэрта мое предположение не впечатлило.
  
  — У вашего дома уже побывал полицейский, — заявил он. — Там никого нет. Он звонил в дверь, по телефону, заглядывал в окна. Никого.
  
  — Тогда, может, она у моих родителей. Я сейчас позвоню.
  
  — Звоните!
  
  — Мама, послушай, Джан у вас?
  
  — Нет. А почему она должна находиться у нас?
  
  — Ну я просто позвонил проверить: мы в парке с ней… разминулись. Если она появится, то пусть сразу позвонит мне.
  
  — Хорошо. Но что значит — разминулись?
  
  — Мне надо идти, мама. Я позвоню позже.
  
  Дакуэрт наблюдал за мной.
  
  — А может, она у кого-нибудь из родственников?
  
  — Нет у нее родственников, — ответил я. — Она единственный ребенок в семье и давно потеряла связь с родителями. Не видела их много лет. Насколько мне известно, они умерли.
  
  — А друзья?
  
  Я покачал головой:
  
  — У нее нет друзей.
  
  — Приятели на работе?
  
  — Джан работает в фирме по продаже кондиционеров. Есть там еще одна женщина, Лианн Ковальски. Они кое-как ладят, но не близки.
  
  — Почему?
  
  — Да так… У Лианн грубоватые манеры, и вообще. — Я махнул рукой.
  
  Детектив записал фамилию Лианн в блокнот.
  
  — Теперь я вынужден задать вам ряд вопросов, которые могут показаться не совсем приятными.
  
  — Пожалуйста.
  
  — Были в вашей совместной жизни случаи, когда жена вела себя странно — например, уходила из дома?
  
  Я задумался.
  
  — Нет.
  
  От Дакуэрта не укрылось мое промедление с ответом.
  
  — Вы уверены?
  
  — Да.
  
  — А были у нее связи на стороне? Прошу меня извинить за то, что это спрашиваю. Она с кем-нибудь встречалась?
  
  — Нет.
  
  — А в последнее время у вас случались размолвки? Ссоры?
  
  — Нет. Послушайте, мне надо идти искать ее, я не могу сидеть здесь и терять время.
  
  — Вашу жену ищет полиция, мистер Харвуд. Мне нужна ее фотография. Жаль, что вы не носите ее в бумажнике, как некоторые, или в мобильном телефоне.
  
  — Фотографии есть, но дома.
  
  — К тому времени, когда вы до него доберетесь, мы, вероятно, ее найдем, — проговорил Дакуэрт, чем сильно меня обнадежил. — Если не получится, вы перешлете фотографии мне по электронной почте.
  
  — Хорошо.
  
  — Ладно, давайте теперь подумаем, как сузить поиски. Постарайтесь припомнить, не замечали ли вы за женой в последнее время какие-нибудь странности. Не обижайтесь: по вашим глазам видно, что вы что-то скрываете.
  
  — Но она действительно никогда не уходила из дома, и у нее нет никаких связей на стороне. Я в этом уверен. Но…
  
  Дакуэрт ждал, когда я продолжу.
  
  — Дело в том, что в последние две недели моя жена… действительно вела себя странно. Находилась в депрессии. Говорила иногда такое, отчего становилось не по себе. — Я замолчал.
  
  — Мистер Харвуд, продолжайте!
  
  — Подождите. Мне трудно сосредоточиться. — Я перевел дух. — Понимаете, в последние две недели она несколько раз заговаривала…
  
  — О чем?
  
  — О самоубийстве. Правда, пока, слава Богу, до этого дело не дошло. Я заметил у нее повязку на запястье, но она поклялась, что случайно порезалась, когда готовила обед. В последний раз она рассказала, что пыталась спрыгнуть с моста.
  
  — Вот как? — Дакуэрт удивленно вскинул брови.
  
  — Да. Ей помешал грузовик, который переезжал через мост. А потом она успокоилась. А еще Джан однажды сказала, что ей кажется, будто нам с Итаном без нее будет лучше.
  
  — И почему, как вы думаете, она говорила такое?
  
  — Не знаю. Вероятно, в голове произошло что-то вроде короткого замыкания. А про мост она рассказала вчера, когда мы ездили за город.
  
  — Вам тяжело было это слушать?
  
  Я кивнул, едва сдерживая слезы:
  
  — Разумеется.
  
  — Вы предлагали ей обратиться к врачу?
  
  — Конечно. Вначале я сходил к доктору Сэмюэлсу. — (Дакуэрт кивнул: эта фамилия, видимо, была ему знакома.) — Рассказал о состоянии Джан, потом уговорил ее сходить на прием, доктор на этом настаивал. Но случай с мостом был позже. Так она сказала.
  
  — Это было наваждение? Ну, в том смысле, что подобное желание возникало помимо воли?
  
  — Да. Я надеялся, что она попринимает выписанные доктором лекарства и это пройдет, но Джан наотрез отказалась от лекарств. Заявила, что справится с депрессией сама.
  
  — Извините.
  
  Дакуэрт достал мобильник и вышел за дверь. Я расслышал, как он произнес слова «мост» и «самоубийство».
  
  — Вы считаете, она могла покончить с собой? — спросил детектив, вернувшись.
  
  — Не знаю. Надеюсь, что нет.
  
  — Сейчас полицейские ищут в парке и вокруг него, проверяют машины, опрашивают людей.
  
  — Спасибо, — сказал я. — Но меня смущает еще кое-что.
  
  Дакуэрт внимательно посмотрел на меня.
  
  — Что именно?
  
  — Зачем кому-то понадобилось увозить коляску с моим сыном? Странное совпадение, вам не кажется? Неожиданно похищают коляску с Итаном, а вскоре исчезает моя жена.
  
  — Да, — задумчиво проговорил Дакуэрт, — действительно странно. Хорошо, что хотя бы с этим все благополучно обошлось.
  
  В комнату вошла менеджер парка Глория Фенуик.
  
  — Детектив, пойдемте, я вам кое-что покажу.
  
  Она повела Дакуэрта — разумеется, я тоже следовал за ними — в небольшую кабинку-кабинет, отделенную от коридора тонкой перегородкой, где за компьютером сидела молодая сотрудница, ведающая рекламой.
  
  — Наши охранники просмотрели записи камеры наблюдения у главного входа, сделанные в то время, когда прибыли Харвуды, — сказала она. — И вот что обнаружили.
  
  На экране замелькали посетители парка, входящие на территорию через автоматы, проверяющие билеты. Девушка нажала клавишу «стоп-кадр», и на экране застыл я, везущий коляску с Итаном. Затем она ввела на компьютере фамилию Харвуд, и на экране появилось точное время, когда мы вошли в парк «Пять вершин».
  
  — А где же ваша жена? — спросил Дакуэрт.
  
  — Ее тогда с нами не было, — ответил я.
  
  Мне показалось, что детектив насторожился.
  
  — Почему, мистер Харвуд?
  
  — У входа она вдруг вспомнила, что забыла в машине рюкзачок, и решила вернуться. Мы договорились встретиться около павильона «Мороженое».
  
  — И встретились?
  
  — Да.
  
  Дакуэрт наклонился к девушке за компьютером.
  
  — У вас есть записи, сделанные у павильона «Мороженое»?
  
  — Нет. Там установят камеры в конце осени, и еще во многих местах, а пока наблюдение ведется только у входов и больших аттракционов. Ведь парк открыли недавно.
  
  Дакуэрт помолчал, глядя на меня. Затем двинулся к двери.
  
  — Мне можно забрать сына? — спросил я.
  
  — Конечно, — ответил он и вышел в коридор, закрыв за собой дверь.
  Глава восьмая
  
  Барри Дакуэрт прошел по коридору и свернул в большую комнату, разгороженную кабинками-кабинетами, которые в будние дни занимали сотрудники администрации парка «Пять вершин».
  
  Менеджер парка по выходным пока работала, потому что это новое место развлечений очень быстро стало популярным не только в Промис-Фоллз, но и среди значительной части населения штата Нью-Йорк, и здесь по субботам было многолюдно. История с исчезновением Джан Харвуд ее обеспокоила. Сейчас, когда парк раскручивался, ей не нужны были никакие происшествия. А что, если эта женщина случайно забрела в помещение управления аттракционом или утонула в одном из прудов? А если она подавилась хот-догом, купленным в парке? Это может сильно повредить имиджу.
  
  Плюс ко всему ее беспокоил непонятный случай с похищением ребенка в прогулочной коляске. Хорошо, что все быстро закончилось, а то пошел бы слух и тут бы такое началось. Да и переврали бы, конечно, нагородили черт-те что. А после этого родители с маленькими детьми перестали бы посещать парк.
  
  Но это были заботы менеджера парка, а у детектива Барри Дакуэрта имелись свои. Он направился к Диди Кампьон и Итану Харвуду. Они сидели друг против друга на офисных стульях. Диди откинулась на спинку, держа руки на коленях. Итан примостился на краю стула, свесив ноги.
  
  — Привет, — сказал Дакуэрт.
  
  В стаканчике мороженого у Итана оставалось примерно на дюйм. Было видно, что ребенок устал.
  
  — Мы с Итаном беседуем о поездах, — произнесла Диди Кампьон.
  
  — Тебе нравятся поезда, Итан? — спросил Дакуэрт.
  
  Мальчик кивнул.
  
  — Через пару минут ты вернешься к папе. Тебе здесь хорошо?
  
  — Да.
  
  — Мы сейчас отойдем на пару секунд с тетей вон в тот угол и поговорим. А ты посиди спокойно.
  
  Диди коснулась его колена.
  
  — Я сейчас вернусь.
  
  Они отошли и стали поодаль.
  
  — Так что? — спросил Дакуэрт.
  
  — Он постоянно спрашивает про папу и маму. Хочет знать, где они.
  
  — Он тебе рассказал что-нибудь о человеке, который увез его в коляске?
  
  — Мальчик ничего не знает. Скорее всего он в это время спал. Сообщил только, что они с папой долго ждали маму, а она не пришла.
  
  — Тебе удалось выяснить, когда мальчик видел ее в последний раз?
  
  Диди вздохнула.
  
  — Нет. Он ведь еще маленький. Повторяет, что хочет домой, не желает идти ни на какие аттракционы, даже для малышей. Хочет к маме и папе.
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  — Ладно, я сейчас отведу его к отцу.
  
  Диди вернулась к Итану.
  
  Дверь приоткрылась. Зашла менеджер парка Глория Фенуик.
  
  — Детектив, наши охранники уже прочесали всю территорию, очень внимательно, и женщины не нашли. Не пора ли убрать отсюда полицейских? Зачем волновать людей?
  
  — Каких людей? — спросил Дакуэрт.
  
  — Наших гостей. Глядя на такое количество полицейских, они могут подумать, что ищут террориста, который подложил бомбу в аттракцион.
  
  Дакуэрт улыбнулся.
  
  — У вас очень богатое воображение. А на автомобильной стоянке искали?
  
  — Конечно.
  
  Детектив жестом попросил ее подождать и достал мобильник.
  
  — Привет, Смит, как дела? Особенно следите за машинами, отъезжающими от парка. Если увидите женщину, подходящую под описание, задержите автомобиль до моего прихода.
  
  — Вы собираетесь проверять каждую отъезжающую машину? — обеспокоенно спросила Фенуик.
  
  — Нет.
  
  Ему хотелось проверить их все, но это было невозможно. Да и поздновато. Джан Харвуд ищут уже более двух часов. Если ее схватили и засунули в багажник, то похитители уже давно уехали.
  
  — Это просто ужас, — простонала Глория Фенуик. — Зачем поднимать шумиху? Если эта женщина забрела куда-то не туда, потому что у нее проблемы с головой, при чем здесь мы? А может, они сговорились и ее муж подаст на нас иск в суд? Вдруг они таким образом решили получить от нас деньги?
  
  — Вы не возражаете, если о ваших опасениях я сообщу мистеру Харвуду? — произнес Дакуэрт. — Уверен, репортеру «Стандард» захочется сделать материал, посвященный проявлению вами сочувствия к его ситуации.
  
  Менеджер побледнела.
  
  — Он работает в газете?
  
  — Да.
  
  Глория Фенуик обошла детектива и опустилась на корточки перед Итаном.
  
  — Как дела, малыш? Думаю, ты не откажешься от еще одной порции мороженого?
  
  Мобильник в руке детектива зазвонил. Он приложил его к уху.
  
  — Да.
  
  — Привет, это Ганнер. Я в помещении охраны. Мы записали кадры, когда Харвуд проходит с ребенком в парк.
  
  — Хорошо.
  
  — Но там не видно его жены.
  
  — Мистер Харвуд говорит, что она забыла что-то в машине и вернулась к ней.
  
  — То есть она должна была вскоре после них войти парк?
  
  — Да.
  
  — Но тут вот какое дело. — Ганнер усмехнулся. — У них фиксируют проход по билетам, купленным по Интернету, и там не значится, что миссис Харвуд вообще входила в парк.
  
  — Как не входила?
  
  — Не знаю. Но мы успели проверить в отделе продажи билетов по Интернету, и там отмечено, что действительно по карточке «Виза» на фамилию Харвуд купили билеты, но только два: взрослый и детский.
  Глава девятая
  
  Наконец-то дверь открылась и в комнату вбежал Итан. Я прижал его к себе и долго держал, гладя голову и спину.
  
  — Как ты? Соскучился?
  
  — Да, но тетя хорошая. Давала мне мороженое. Правда, мама бы рассердилась: ведь я съел два рожка.
  
  — Мы сегодня даже не обедали, — сказал я.
  
  — А где мама?
  
  — Сейчас поедем домой.
  
  — Она дома?
  
  Я взглянул на Дакуэрта. Его лицо ничего не выражало.
  
  — А потом поедем в гости к бабушке и дедушке. — Я повернулся к детективу и понизил голос: — Что нам теперь делать?
  
  Он вздохнул.
  
  — Поезжайте домой и пришлите мне фотографию. Если что-нибудь узнаете, то немедленно звоните. Я сообщу вам, если появятся новости.
  
  — Хорошо.
  
  — А билеты в парк покупали вы?
  
  — Нет, Джан, — ответил я.
  
  — То есть за компьютером сидела ваша жена.
  
  — Да, именно так и было. — Я не понимал смысла его вопросов.
  
  Дакуэрт задумался.
  
  — Что-то не так? — спросил я.
  
  — Дело в том, что на вашу фамилию по Интернету купили только два билета: взрослый и детский.
  
  Я опешил.
  
  — Это, видимо, ошибка. Она была в парке. Ее бы без билета не пустили.
  
  — Да, странно, но в базе данных парка «Пять вершин» значится, что на фамилию Харвуд куплено два билета.
  
  — А может, в Сети произошел сбой? — предположил я. — Иногда такое бывает. Я однажды бронировал номер в отеле, и Сеть зависла на секунду, а когда пришло подтверждение заказа, там было сказано, что я забронировал два номера вместо одного.
  
  Детектив кивнул.
  
  Однако в данном случае это было невозможно, потому что, перед тем как направиться к машине за рюкзачком, Джан достала билеты и дала мне два, а свой оставила. При этом помахала им. И когда мы встретились у павильона «Мороженое», Джан ничего не сказала о какой-то проблеме с билетом.
  
  Я собирался сообщить об этом Дакуэрту, но передумал, поскольку излагать версию в присутствии Итана, который сидел у меня руках, не следовало. А версия была такая, что Джан действительно билет себе не купила: думала, что он ей не понадобится, — а листок бумаги, которым она взмахнула, не являлся билетом. Действительно, какой смысл тратить деньги на билет, если собираешься покончить с собой?
  
  — Вы хотите что-то сказать? — спросил Дакуэрт.
  
  — Нет, — ответил я. — Поеду домой и пошлю вам фотографию.
  
  — Хорошо. — Детектив посторонился, давая мне пройти с сыном.
  
  Как описать мои чувства, когда мы покидали парк «Пять вершин»?
  
  Я вывез Итана в коляске из офиса недалеко от главного входа. Кругом мельтешили люди, что-то говорили друг другу, смеялись. Дети держали за ниточки воздушные шары. Когда они ослабляли захват, шары взмывали в небо. Лотки с едой, сувенирные лавки. С американских горок, где под ритмичную музыку с лязгом носились маленькие поезда, звучали восторженные возгласы. Всюду, куда ни посмотришь, веселье.
  
  А моей любимой жены Джан нет, будто и не было. Но она была, совсем недавно, рядом, мы разговаривали и вдруг пропала, словно растаяла в воздухе. Мимо прошли двое полицейских. Они все еще ее ищут. Зря. Искать надо в другом месте. По крайней мере не здесь. Итан повернулся и в пятый раз спросил, где мама. Я не ответил. Потому что не знал. А еще потому, что надежд на то, что она жива, оставалось все меньше.
  
  В машине я посадил Итана на его сиденье, пристегнул, положил игрушки так, чтобы до них можно было дотянуться.
  
  — Я хочу есть, — сказал он. — Дай мне сандвич.
  
  — Откуда у меня сандвич?
  
  — Они у мамы в рюкзачке.
  
  — Потерпи, скоро приедем домой.
  
  — А где Бэтмен? — Итан начал перебирать игрушки. — Человек-паук, Робин, Джокер, Россомаха… Бэтмена нет.
  
  — Наверное, закатился под сиденье, — ответил я и стал искать.
  
  — Может, он вывалился?
  
  — Куда?
  
  Он посмотрел на меня так, словно я должен был знать, и заплакал.
  
  — Кончай хныкать, парень, — разозлился я. — У нас и без твоего Бэтмена полно забот.
  
  Я просунул руку чуть дальше под сиденье и что-то нащупал. Игрушечную ногу. Вытащил Бэтмена и протянул сыну. Тот с радостью схватил героя в накидке, а через секунду бросил и взял другую игрушку.
  
  На выезде со стоянки образовалась пробка. Каждую машину останавливали полицейские, вглядывались в салон, просили открыть багажник, как при пересечении границы. Ждать пришлось минут двадцать. Наконец коп наклонился ко мне, когда я опустил стекло:
  
  — Прошу прощения, сэр, но мы проверяем все выезжающие автомобили. Это недолго.
  
  Объяснять, почему это делается, он не стал.
  
  — Меня проверять не надо.
  
  — Что вы сказали?
  
  — Вы ищете мою жену, Джан Харвуд. Она пропала. А я еду домой, чтобы переслать по Сети детективу Дакуэрту ее фотографию.
  
  Он кивнул и велел мне проезжать.
  
  — Тетя полицейская рассказала мне шутку, — подал голос Итан.
  
  — Какую?
  
  — Я ничего не понял, но она сказала, что тебе понравится, потому что ты репортер.
  
  — Говори.
  
  — Ну, это загадка. Что такое черное, белое и немного красного?
  
  Я задумался.
  
  — Не знаю.
  
  Итан захихикал:
  
  — Газета. — Потом помолчал немного и добавил: — А мама сейчас, наверное, готовит ужин.
  
  Мы вошли, и Итан сразу закричал:
  
  — Мама!
  
  Я ждал, получит ли он ответ. Сын крикнул снова, но никто не отозвался.
  
  — Она еще не пришла, — произнес я. — Иди включи телевизор, посиди там, а я везде посмотрю.
  
  Он послушно отправился в гостиную, а я быстро обошел дом. Заглянул в спальню, ванную, комнату Итана, спустился в подвал. Джан нигде не было. Оставалось проверить в гараже. В него можно было попасть с кухни. Я положил ладонь на дверную ручку, но открывать не стал. Машина Джан стояла у дома, так что в гараже ее нет. Я решительно открыл дверь и вошел в гараж. Он был пустой, но я внимательно осмотрел все вокруг, даже заглянул в пластиковые контейнеры для мусора в углу. Они были достаточных размеров, чтобы там поместился человек. Один контейнер стоял пустой, в другом лежал пакет с мусором.
  
  Я вернулся в кухню. Взял наш ноутбук, заваленный почтой, которую в основном составляла реклама, скопившаяся за два дня. Сел за стол, загрузил компьютер и открыл папку «Фото». Нашел снимки, которые сделал прошлой осенью, когда мы ездили в Чикаго. Они были самые свежие. Просмотрел. Джан и Итан стоят у пассажирского самолета в Музее науки и промышленности. На другом снимке они перед поездом-экспрессом «Зефир». Вот они во время прогулки по Миллениум-парку, едят сырные палочки. На большинстве фотографий — Джан и Итан, потому что снимал обычно я. Но была одна, где мы с Итаном. На берегу, на фоне парусных яхт, он сидит у меня на коленях.
  
  Я выбрал два снимка, где Джан получилась особенно удачно. Волосы она тогда носила длиннее, они частично закрывали левую половину лица, но все было видно хорошо. Даже почти незаметный шрамик в форме буквы L слева на подбородке, след от падения с велосипеда в детстве. На шее изящные бусы из небольших кексов, выпеченных в гофрированной формочке, глазированных под золото. Бусы у нее тоже остались с детства.
  
  Я отправил фотографию по адресу, указанному в карточке детектива, добавив еще две, сделанные с других ракурсов. Снимки сопроводил кратким письмом:
  
   «Посылаю фотографии, самые лучшие, какие смог найти. Если появятся новости, пожалуйста, позвоните».
  
  Затем включил принтер и напечатал двадцать копий первого снимка.
  
  Посидел, понуро уставившись в стол, и набрал номер мобильника Дакуэрта. Я не хотел ждать, пока он заглянет в свой электронный почтовый ящик. Пусть знает, что фотографии уже у него.
  
  — Дакуэрт, — раздалось в трубке.
  
  — Это Дэвид Харвуд, — сказал я. — Фотографии отправлены.
  
  — Жену, разумеется, вы дома не застали.
  
  — Нет.
  
  — Сообщения на автоответчике проверили?
  
  — Ничего.
  
  — Ладно, мы сразу пустим фотографии вашей жены в ход.
  
  — Я позвоню в редакцию «Стандард», — продолжил я, — попрошу поместить сообщение об ее исчезновении вместе с фотографией в воскресном выпуске.
  
  — А почему вы не хотите предоставить заниматься этим нам? — спросил Дакуэрт. — Я думаю, давать объявления в газете пока рано.
  
  — Но…
  
  — Мистер Харвуд, прошло всего четыре часа. В большинстве подобных случаев, когда к нам обращаются относительно пропажи людей, мы начинаем поиски на следующий день. И сейчас бы не стали действовать так быстро, если бы это не произошло в парке «Пять вершин». Отчего бы не предположить, что вечером ваша жена вернется домой и все благополучно закончится? К вашему сведению, подобное случается сплошь и рядом.
  
  — Вы на это надеетесь?
  
  — Мистер Харвуд, я ничего не знаю. И только прошу пока не давать никаких сообщений в прессе, а подождать несколько часов.
  
  — Через несколько часов…
  
  — Я свяжусь с вами, — проговорил детектив. — И спасибо за фотографии. С ними нам работать будет легче.
  
  Сын сидел в гостиной на полу, смотрел мультфильм «Гриффины».
  
  — Итан, сколько раз тебе надо говорить: не смотри эту дрянь. — Я выключил телевизор.
  
  Он насупился, выпятив нижнюю губу.
  
  Я на сына никогда не кричал раньше, а сегодня не сдержался. Видимо, нервы сдали. Я взял его на руки, прижал к себе.
  
  — Не обижайся. Это я так… извини.
  
  — Когда придет мама?
  
  — Я только что послал ее фотографии в полицию, чтобы они ее нашли и сказали, что мы ее ждем.
  
  — А зачем в полицию? Она кого-нибудь ограбила? — В его глазах мелькнула тревога.
  
  — Нет. Твоя мама не сделала ничего плохого. Полицейские будут ее искать, чтобы помочь.
  
  — А чего ей помогать?
  
  — Ну, найти дорогу домой.
  
  — Так ведь в машине есть карта, — резонно заметил Итан.
  
  Он имел в виду навигатор.
  
  — А вдруг он не работает и она заблудилась? — О том, что машина Джан стоит у дома, вспоминать не стоило. — Знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем? Поедем в гости к бабушке с дедушкой, посмотрим, как они там.
  
  — Давай останемся дома, — попросил он. — А вдруг мама придет?
  
  — А мы напишем ей записку, и она будет знать, где мы. Ты мне поможешь?
  
  Итан побежал в свою комнату и вернулся с чистым листом бумаги и коробкой фломастеров.
  
  — Я сам напишу.
  
  — Хорошо, — сказал я, усаживая его за кухонный стол.
  
  Сын наклонился и начал выводить фломастером буквы, какие вспоминал, а знал он почти все.
  
  — Здорово, — похвалил я. — Теперь пошли.
  
  Пока он собирался, я приписал внизу:
  
   «Джан! Я поехал с Итаном к родителям. Пожалуйста, позвони».
  
  Итан не торопился, собирал игрушки, к тем, что уже лежали в машине. Мне не терпелось уехать, но я не хотел его понукать.
  
  Наконец мы отправились к дому моих родителей. Конечно, следовало позвонить, предупредить, но я не мог объяснять им что-то по телефону.
  
  — Когда мы туда приедем, ты смотри телевизор. Хорошо? А мне нужно немного поговорить с бабушкой и дедушкой.
  
  — «Гриффинов»? — спросил Итан.
  
  — Нет, найди что-нибудь поинтереснее.
  
  Когда мы подъехали, мама увидела нас в окно. Отец открыл дверь, и Итан скользнул в дом.
  
  — Где Джан? — произнес отец.
  
  Я прислонился к нему и заплакал.
  Глава десятая
  
  Эндрю Сэмюэлс терпеть не мог, когда человека загоняют под общий шаблон, однако по иронии судьбы таковым и являлся. Потому что был доктором и играл в гольф. А это стандарт. Врачи играют в гольф, копы любят пончики, а интеллектуалы читают Паоло Коэльо. Так принято. Но он ненавидел гольф. Ненавидел эту игру во всех ее проявлениях: нудные переходы от одной лунки к другой, необходимость надевать в жаркий безоблачный день солнцезащитный козырек, дурацкие паузы, когда уже пора бить, а игроки медлят. Он ненавидел яркие кричащие наряды, которые был вынужден носить. Но больше всего доктора Сэмюэлса раздражала сама идея игры, когда огромный участок хорошей плодородной земли в несколько тысяч акров используют, чтобы загонять в лунки маленькие мячики. Идиотизм.
  
  И вот при таком отношении к гольфу Эндрю Сэмюэлс был обладателем дорогого набора клюшек, ботинок на шипах и членского билета загородного гольф-клуба Промис-Фоллз, потому что если ты доктор, адвокат, преуспевающий бизнесмен, а уж тем более мэр, то просто обязан быть членом этого клуба. В противном случае тебя могут причислить к неудачникам.
  
  Вот почему в такой чудесный субботний день он находился у пятнадцатой лунки вместе братом жены, Стэном Ривзом, членом городского совета, отъявленным пустозвоном и мерзавцем. Ривз уже несколько месяцев приглашал его сыграть, а Сэмюэлс все тянул и тянул, пока наконец не исчерпал запас отговорок. Были уже и свадьбы, и похороны, и пикники с друзьями. В общем, пришлось согласиться.
  
  — Тут ты немного срезал вправо, — сказал Ривз после удара Сэмюэлса. — Вот как надо бить. Смотри.
  
  Эндрю сунул клюшку в сумку и притворился, будто наблюдает за действиями шурина.
  
  — Следи за положением центра тяжести моего тела во время замаха. Показываю еще раз, медленно.
  
  Кроме этой, осталось еще три лунки, с тоской подумал Сэмюэлс. Вдалеке виднелось здание клуба. Как хорошо было бы сесть в карт, миновать семнадцатую и восемнадцатую лунки и минуты через четыре оказаться в ресторане с кондиционером и кружкой холодного портера «Сэм Адамс». Единственное, что ему нравилось в клубе, так это ресторан.
  
  — А ты как бьешь? — укоризненно проговорил Ривз. — Я даже не знаю, куда улетел твой мячик.
  
  — Куда-нибудь улетел, — обреченно отозвался Сэмюэлс.
  
  Ривз кивнул:
  
  — Ладно, пошли дальше.
  
  — Пошли, уже немного осталось.
  
  — Главное, ты старайся здесь ни о чем не думать, кроме игры. Оставляй все заботы там, в городе. Вот ты доктор: я знаю, это трудная работа, — а думаешь, управлять таким городом легче? Семь дней в неделю по двадцать четыре часа.
  
  «Какая же ты дрянь», — подумал Эндрю Сэмюэлс, а вслух произнес:
  
  — Не представляю, как это тебе удается.
  
  И тут зазвонил мобильник.
  
  — Ты его не выключил? — возмутился Ривз.
  
  — Подожди, — буркнул Сэмюэлс, с затаенной радостью доставая телефон. Если это экстренный вызов, то можно отправиться в больницу немедленно. — Алло!
  
  — Доктор Сэмюэлс?
  
  — Я вас слушаю.
  
  — Говорит Барри Дакуэрт, детектив.
  
  — Слушаю вас, детектив.
  
  Услышав слово «детектив», Ривз оживился.
  
  — В больнице мне дали номер вашего мобильного телефона. Извините за беспокойство.
  
  — Ничего. Что случилось?
  
  — Мне нужно поговорить с вами. Чем скорее, тем лучше.
  
  — Я нахожусь в загородном гольф-клубе, у пятнадцатой лунки.
  
  — А я в здании клуба.
  
  — Ждите, скоро буду. — Доктор убрал телефон в карман. — Стэн, тебе придется закончить без меня.
  
  — А что случилось?
  
  Сэмюэлс лишь озабоченно махнул рукой.
  
  — Теперь я понимаю, каково тебе, когда могут вызвать на работу в любую минуту.
  
  — Карт не бери… — начал Ривз.
  
  Но Сэмюэлс уже отъехал.
  
  Барри Дакуэрт ждал у магазина предметов для гольфа, где игроки оставляли свои карты. Они обменялись с Сэмюэлсом рукопожатиями, и доктор сразу предложил чего-нибудь выпить.
  
  — У меня нет времени, — произнес Дакуэрт. — Я приехал поговорить об одной вашей пациентке.
  
  Доктор Сэмюэлс вопросительно вскинул кустистые седые брови.
  
  — О ком?
  
  — Джан Харвуд.
  
  — А что случилось?
  
  — Она пропала. В парке «Пять вершин», куда они всей семьей поехали провести день.
  
  — Ничего себе!
  
  Они отошли в тень.
  
  — Ее ищут, но пока безуспешно, — продолжил детектив. — А мистер Харвуд полагает, что его жена могла покончить с собой.
  
  Сэмюэлс покачал головой.
  
  — Какой ужас. Она очень милая женщина.
  
  — Не сомневаюсь. Но мистер Харвуд говорит, что последние две недели она пребывала в депрессии. Смена настроения, разговоры о том, что без нее мужу с сыном будет лучше.
  
  — Когда она так заявила? — спросил доктор.
  
  — Как утверждает мистер Харвуд, день или два назад.
  
  — Ее исчезновение не обязательно должно быть связано с самоубийством, ведь миссис Харвуд пока не нашли.
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  — Вы правы.
  
  — И чем же я могу вам помочь, детектив?
  
  — Я был бы вам весьма благодарен, если бы вы, конечно, не нарушая врачебной тайны, рассказали, в каком состоянии она находилась в последнее время.
  
  — Мне нечего вам рассказать.
  
  — Доктор Сэмюэлс, я не прошу вас раскрывать подробности; скажите только, заметили вы у нее что-то, намекающее на склонность к самоубийству.
  
  — Да что вы, детектив, я просто не мог ничего такого заметить.
  
  — Почему?
  
  — Очень просто. Я эту пациентку не наблюдал. Она не обращалась ко мне за помощью.
  
  Детектив прищурился.
  
  — Я не понял.
  
  — Ну, я осматривал ее… наверное, восемь месяцев назад. Она жаловалась на сильную простуду. Но никаких разговоров о депрессии и тем более самоубийстве не было.
  
  — Но мистер Харвуд говорит, что приходил к вам советоваться насчет ее состояния. Вы сказали, чтобы жена пришла к вам на прием.
  
  — Верно. Дэвид приходил на прошлой неделе, очень встревоженный. И я сказал, что мне надо поговорить с ней лично, заочно я никаких выводов сделать не могу. Пусть она явится ко мне на консультацию.
  
  — Но она не пришла?
  
  — Нет.
  
  — Однако мистер Харвуд утверждает, что она была у вас на приеме, совсем недавно.
  
  Доктор Сэмюэлс пожал плечами.
  
  — Я ждал ее звонка, но она не позвонила. Жаль. Если бы мне удалось ее осмотреть, возможно, сейчас у нас не было бы этого разговора.
  Глава одиннадцатая
  
  Наконец я взял себя в руки, и мы прошли в кухню, сели за стол. В гостиной Итан оживленно обсуждал что-то со своими игрушками, персонажами мультфильма «Тачки».
  
  — Видимо, она просто решила уйти на время, чтобы разобраться в себе, — сказал отец. — С женщинами среднего возраста иногда такое случается. Им вдруг приходит в голову, что все не так, и они начинают дурить. Обычно это длится недолго. Я уверен, что Джан объявится в любую минуту.
  
  Мама взяла меня за руку.
  
  — Давай подумаем, куда она могла отправиться.
  
  — А что тут думать? — воскликнул я. — Дома ее нет, здесь тоже. Ума не приложу, где искать.
  
  — Может, она у кого-то из подруг? — предположила мама, хотя заранее знала ответ.
  
  — Какие подруги? Нет у нее никого. Знакомые есть, и самая близкая из них — Лианн. Но подругой назвать ее язык не поворачивается.
  
  В кухню вбежал Итан, провез игрушечный автомобиль по столу, имитируя рев двигателя, проделал это пару раз и скрылся в гостиной.
  
  — Давай все же ей позвоним, — сказала мама, и я согласился.
  
  Какое-никакое, но все же действие. Мы нашли в телефонной книге номер, я позвонил. После двух гудков ответил муж.
  
  — Привет Лайалл, — произнес я. — Это Дэвид Харвуд. Муж Джан.
  
  — Привет, Дэвид. Как дела?
  
  Я сразу перешел к делу:
  
  — Лианн дома?
  
  — Поехала за покупками, — ответил он. Голос у него был немного хмельной. Наверное, выпил. — Что-то тянет с возвращением. А почему ты интересуешься?
  
  Мне не хотелось пускаться в объяснения насчет исчезновения Джан. И я был уверен, что удивлю его тем, что надумал искать жену у них.
  
  — Ладно, я ей попозже перезвоню.
  
  — А в чем дело?
  
  — Хотел посоветоваться насчет подарка Джан.
  
  — Я передам ей, что ты звонил.
  
  После этого мы долго молчали, затем отец проговорил скорбным тоном:
  
  — Не могу поверить, что она покончила с собой.
  
  — Дон, прошу тебя, потише, — прошептала мама. — Ребенок в соседней комнате.
  
  — Но такое вполне могло случиться, — заметил я. — Последние две недели она была сама не своя.
  
  Мама вытерла стекающую по щеке слезу.
  
  — Напомни, что она говорила тогда в ресторане.
  
  — Сказала, что нам с Итаном без нее было бы лучше.
  
  — У нее проблемы с психикой, — сказал отец. — Ну в самом деле, чего ей не хватало? Добрый внимательный муж, чудесный сын, вполне приличный дом, вы оба неплохо зарабатываете. Так в чем дело?
  
  Неожиданно он поднялся и вышел.
  
  — Он не любит показывать своего расстройства, — вздохнула мама. — Скоро успокоится и вернется.
  
  Из гостиной донесся его голос:
  
  — Малыш, я тебе показывал новый каталог поездов?
  
  — Нет, — ответил Итан.
  
  — Ты ему что-нибудь объяснил? — спросила мама.
  
  — Сказал, что мама, видимо, заблудилась и не может найти дорогу домой. Ее ищет полиция, чтобы помочь.
  
  Мы помолчали.
  
  — Мне все-таки нужно туда съездить, — проговорил я.
  
  — Куда?
  
  — К мосту.
  
  — Какому мосту?
  
  — О котором говорила Джан. Она собиралась броситься с него. Это по дороге к магазину садовых товаров Миллера.
  
  — Я знаю этот магазин.
  
  — Полицейским насчет моста я не говорил. Надо проверить самому.
  
  — Ты позвони в полицию, пусть лучше детективы этим займутся.
  
  — Действовать надо прямо сейчас. — Я встал.
  
  — Возьми с собой отца.
  
  — Думаю, это лишнее.
  
  — Возьми. Он будет чувствовать себя полезным.
  
  Я кивнул и позвал его из гостиной:
  
  — Поедешь со мной?
  
  — Куда?
  
  — Объясню по дороге.
  
  Мы сели в мою машину. Иметь отца в качестве пассажира особого удовольствия не доставляло. Он давал советы, причем в форме указаний. Постоянно.
  
  — Видишь, вон там впереди зажегся красный?
  
  — Вижу, папа, — устало проговорил я, снимая ногу с педали газа. Зеленый включился, когда мы еще не доехали до светофора, и я прибавил скорость.
  
  — При такой езде расходуется больше топлива, — пробурчал отец. — Сначала ты давишь на акселератор, затем на тормоз, а надо снижать скорость постепенно.
  
  — Все, папа, кончили с этим.
  
  Он испуганно посмотрел на меня.
  
  — С чем?
  
  Я вымученно улыбнулся.
  
  — Ничего. Все в порядке.
  
  — Ты, сын, не распускайся. Держись.
  
  Я кивнул.
  
  — Пытаюсь.
  
  — Надежду вообще никогда терять не надо. А тут прошло совсем немного времени.
  
  — Ты прав.
  
  Несколько минут мы ехали молча.
  
  — Ты точно знаешь, где находится этот мост? — спросил отец.
  
  — Вот он, впереди.
  
  Мост был длиной метров двадцать, не больше, с асфальтовым покрытием, по обе стороны перила. Я остановил автомобиль у обочины и выключил двигатель. В тишине снизу доносился плеск воды. Течение в этом месте было сильное. Мы прошли к центру моста. Я посмотрел вниз. Невысоко, но достаточно, чтобы разбиться насмерть. Тем более что из воды торчало множество острых камней. Дождей в это лето было не много, и речка изрядно обмелела.
  
  Я смотрел в воду как загипнотизированный. Она текла совершенно безмятежно. Отец коснулся моей руки.
  
  — Давай посмотрим с противоположной стороны.
  
  Здесь все было то же самое. Впрочем, если бы сегодня кто-нибудь вздумал броситься с моста, он бы и остался там лежать внизу, и его бы давно заметили.
  
  — Посмотрю внизу, — сказал я.
  
  — Мне пойти с тобой? — спросил отец.
  
  — Оставайся тут.
  
  Я спустился по крутому откосу и обнаружил под мостом несколько пустых банок из-под пива и обертки от еды из «Макдоналдса».
  
  — Есть там что? — крикнул отец.
  
  — Нет, — ответил я и стал взбираться наверх.
  
  — Это хорошо, что мы ничего здесь не нашли, правда?
  
  Я промолчал.
  
  — Ты знаешь, я что подумал? — сказал он. — Она не оставила записки. Обычно самоубийцы перед смертью что-то пишут.
  
  — Так бывает только в кино, — вздохнул я.
  
  Отец пожал плечами.
  
  — Может, Джан решила наконец повидаться с родителями? Да, она давно потеряла с ними связь, но вдруг почувствовала необходимость помириться? Перед тем как лишить себя жизни.
  
  — Вполне вероятно. — Я похлопал его по плечу.
  
  — Видишь, я еще кое-что соображаю.
  Глава двенадцатая
  
  Сидя на веранде с бутылкой пива, владелец фирмы «Нагревательные приборы и кондиционеры» Эрни Бертрам наблюдал, как черный автомобиль остановился перед его домом. Он безошибочно определил его как полицейский, хотя на нем не было никаких опознавательных знаков. Оттуда вылез грузный мужчина в белой рубашке с галстуком, постоял немного, достал из кабины пиджак и двинулся к веранде.
  
  — Мистер Бертрам? — спросил он.
  
  — Вы не ошиблись. — Эрни Бертрам встал, поставив бутылку на широкие перила ограждения. — Чем могу быть полезен? — Он собирался добавить «господин полицейский», но поскольку гость был не в форме, промолчал.
  
  — Я детектив Дакуэрт, — произнес мужчина, поднимаясь по ступенькам. — Надеюсь, не потревожил?
  
  Эрни Бертрам показал на плетеное кресло.
  
  — Я только что поужинал. Садитесь.
  
  Дакуэрт сел.
  
  — Хотите пива? — Эрни поставил бутылку на стол.
  
  — Спасибо, но я на работе. Приехал спросить вас кое о чем.
  
  Эрни Бертрам удивленно вскинул брови.
  
  — Пожалуйста.
  
  — Джан Харвуд работает у вас?
  
  — Да.
  
  — Полагаю, сегодня вы с ней не виделись?
  
  — Конечно, нет. Сегодня суббота. Мы встретимся только в понедельник.
  
  Входная дверь чуть приоткрылась. На веранду выглянула невысокая полная женщина в синих эластичных брюках.
  
  — У тебя гости, Эрни?
  
  — Это детектив…
  
  Барри улыбнулся.
  
  — Моя фамилия Дакуэрт, я из полиции.
  
  — Выпить пива он не может, — добавил Бертрам, — так что, Айрин, принеси, пожалуйста, лимонад.
  
  — У меня есть яблочный пирог, — сказала она.
  
  Детектив Дакуэрт немного подумал.
  
  — Пожалуй, я поддамся искушению и съем кусочек.
  
  — С ванильным мороженым?
  
  — Не возражаю.
  
  — Пирог куплен в магазине, — произнес Эрни Бертрам, дождавшись, когда жена закроет дверь, — но вкус как у домашнего.
  
  — Прекрасно.
  
  — Так что там с Джан?
  
  — Она пропала.
  
  — Как пропала?
  
  — Сегодня Джан Харвуд с мужем и сыном поехала в парк «Пять вершин», а в середине дня куда-то исчезла, и с тех пор ее никто не видел.
  
  — Куда же она могла подеваться? — удивился Эрни.
  
  — В том-то и дело, что неизвестно. Когда вы в последний раз ее видели?
  
  — В четверг.
  
  — А вчера?
  
  — Нет, в пятницу она взяла выходной. И вообще последние две недели она часто брала выходные.
  
  — Почему?
  
  Эрни Бертрам пожал плечами.
  
  — Потому что имела право. У нее накопилось много отгулов.
  
  — Она не болела?
  
  — Нет. И я давал ей отгулы, меня это устраивало. Нынешним летом у нас затишье. Плохо, конечно, но что поделаешь. Сезон заканчивается, а за последние две недели не продано ни одного кондиционера. Они пользуются спросом весной и в начале лета, когда начинается жара. А теперь еще этот кризис, и люди думают, прежде чем потратить пару тысяч на новый прибор. И по поводу ремонта обращаются реже.
  
  — Понятно, — кивнул Дакуэрт.
  
  На веранду вышла Айрин Бертрам с подносом, на котором стояла бутылка колы, бокал и блюдце с куском пирога. Рядом шарик мороженого размером с бейсбольный. Эрни посмотрел на жену:
  
  — Представляешь, Джан пропала.
  
  — Как пропала? — спросила Айрин, опускаясь в кресло.
  
  — Поехала с семьей в новый парк с аттракционами и исчезла. — Эрни взглянул на Дакуэрта. — Может, она упала с американских горок?
  
  — Вряд ли, — ответил детектив, откусывая кусочек пирога. — Не могли бы вы описать, какой была миссис Харвуд в последние недели?
  
  — А чего тут описывать? — проговорил Эрни Бертрам, отхлебывая из бутылки пива. — Как обычно.
  
  — Она не показалась вам странной? Подавленной, озабоченной?
  
  Бертрам глотнул еще пива.
  
  — Нет. Но я, знаете ли, постоянно в разъездах, в офисе бываю не часто. Девушки могли бы заниматься там чем угодно, хоть проституцией. Принимали бы клиентов, а я бы ничего не знал.
  
  — Эрни! — укоризненно воскликнула Айрин.
  
  — Шучу. — Он улыбнулся. — У меня работают чудесные девушки.
  
  — Но если бы Джан Харвуд пребывала в последнее время в депрессии, вы бы, наверное, заметили? — спросил Дакуэрт, отправляя в рот очередную порцию пирога.
  
  — Разумеется. — Эрни глотнул пива. — Если кто у нас в офисе и пребывал в депрессии, так Лианн. И это началось не в последнее время, а пять лет назад, когда она только начала работать.
  
  — А миссис Харвуд?
  
  Эрни Бертрам задумался.
  
  — Знаете, я вспоминаю: она действительно в последнее время была какая-то возбужденная.
  
  — То есть?
  
  — Ну взволнованная чем-то. Может, мне это показалось?
  
  Дакуэрт внимательно посмотрел на него.
  
  — Поясните, пожалуйста.
  
  — Когда она в последнее время обращалась ко мне насчет отгулов, складывалось впечатление, будто ее ожидает впереди что-то хорошее. Но это была не депрессия, ни в коем случае, а скорее радостное возбуждение.
  
  — Эрни хорошо разбирается в людях, — заметила Айрин. — До того как стать владельцем фирмы, он сам ходил по домам устанавливать и ремонтировать кондиционеры и печи. Повидал всяких.
  
  — И сколько раз она брала отгулы в последнее время? — спросил Дакуэрт.
  
  — Дайте подумать… Лианн… эта другая девушка, она…
  
  — Зачем ты их называешь девушками, Эрни? — поморщилась Айрин. — Они женщины. Неужели не понимаешь разницы?
  
  — Да понимаю, понимаю, — пробурчал тот. — Я хочу сказать, что Лианн, наверное, точно знает, сколько Джан брала отгулов. Я помню, что на этой неделе, кроме вчерашней пятницы, был еще один день, и на прошлой неделе пара.
  
  Дакуэрт сделал в блокноте пометку и произнес:
  
  — А теперь постарайтесь вспомнить, в чем конкретно выражалось ее возбуждение.
  
  — Ну например, когда человек — в данном случае она — собирается в какую-то приятную поездку. Джан даже на это намекала.
  
  Детектив насторожился.
  
  — На что?
  
  — На поездку в пятницу, то есть вчера. Сказала, что они отправятся на природу.
  
  — Вы уверены, что речь шла не о поездке в парк «Пять вершин»?
  
  — Нет. — Эрни покачал головой. — Она сказала, что Дэвид повезет ее куда-то в пятницу и что он напускает таинственность. Мол, наверное, хочет устроить ей сюрприз.
  
  Дакуэрт сделал пару заметок в блокноте и убрал его в пиджак. Он собрался уходить, когда в доме зазвонил телефон.
  
  — Дэвид, наверное, переживает, — вздохнул Эрни.
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  — Конечно.
  
  — Я надеюсь, вы ее скоро найдете.
  
  В дверях появилась Айрин.
  
  — Звонит Лайал.
  
  — И что?
  
  — Спрашивает насчет Лианн. Говорит, что не видел ее со вчерашнего дня.
  
  Дакуэрт вздрогнул.
  
  — Лианн Ковальски?
  
  Эрни взял трубку.
  
  — В чем дело, Лайал? — Он послушал несколько секунд, затем ответил: — Нет, я не знаю… да, да, согласен, так долго покупки не делают даже женщины. А ты слышал насчет Джан? Здесь полицейский…
  
  — Можно я поговорю с ним? — сказал Дакуэрт. Эрни передал ему трубку. — Мистер Ковальски, это детектив Барри Дакуэрт из полицейского управления Промис-Фоллз. Что с вашей женой?
  
  — Ее нет дома.
  
  — Когда она должна была прийти?
  
  — Много часов назад. Поехала за покупками и пропала. По субботам она всегда посещает торговый центр, а затем супермаркет.
  
  — Она не могла поехать вместе с Джан Харвуд?
  
  — Нет, исключено. Лианн всегда ездит одна. Передайте трубку Эрни. Может, он ее вызвал на работу?
  
  — Нет, мистер Бертрам вашу жену не вызывал.
  
  — А что с Джан? Ее муж звонил недавно, искал ее.
  
  Дакуэрт достал блокнот.
  
  — Мистер Ковальски, продиктуйте, пожалуйста, ваш адрес.
  Глава тринадцатая
  
  Наши отношения с Джан были вполне искренними, но одно событие я от нее все же утаил. Разумеется, это не касалось моих отношений с кем-то на стороне. У меня даже в мыслях подобного не было. Но все равно: если бы Джан узнала об этом, то разозлилась бы. Так что я правильно сделал, что не сообщил ей о своей поездке год назад к дому, где она родилась. От Промис-Фоллз туда примерно три часа езды. Адрес: Рочестер, Линкольн-авеню. Небольшой двухэтажный домик, довольно запущенный. Белая краска на стенах во многих местах облупилась, ставни на окнах покривились. Старая входная дверь, каминная труба. Дом, несомненно, требовал ремонта, но все же жить в нем было можно.
  
  Я ездил в Буффало брать интервью у члена городского совета относительно целесообразности чрезмерного внедрения «лежачих полицейских» с целью упорядочить движение транспорта в городе и на обратном пути неожиданно решил свернуть в Рочестер. Впрочем, слово «неожиданно» тут не годится, потому что, еще находясь в Буффало, я знал, что заеду в Рочестер.
  
  А началось все с того, что у нас в ванной комнате потекла труба, прикрепленная к раковине. Пришлось мне в тот день отпроситься с работы и позвонить отцу. Я всегда так делал, когда в доме требовалось что-нибудь починить. Он явился через полчаса с набором инструментов и с небольшим газосварочным аппаратом.
  
  — Самое главное — найти место протечки, — сказал отец.
  
  Сложность состояла в том, что водопроводные трубы в моем доме были скрыты в стенах. Однако для отца непреодолимых препятствий не существовало. Во всяком случае, в данной сфере. Вскоре он определил, где течет труба. Нужно было ломать стену, и, чтобы ему помочь, я зашел с другой стороны.
  
  Там оказался встроенный шкаф. Я принялся отодвигать вещи от стены и заметил, что плинтус прибит неплотно, а под ним что-то виднеется. Это был плотный конверт, содержащий лист бумаги и ключ. Конверт заклеен не был. Я вытащил его. Изучил ключ и вернул обратно, а лист бумаги развернул.
  
  Это было свидетельство о рождении Джан с подробностями ее происхождения, которыми она никогда со мной не делилась. Единственное, что мне было известно, — это ее девичья фамилия: Ричлер. О том, кто ее родители, чем занимаются, где живут, она решительно отказывалась говорить. Мне неизвестны были даже их имена. Теперь я это узнал. Ее мать звали Греттен, а отца Хорас. Родилась она в Рочестере, в больнице общины Монро. Там же был указан их адрес на Линкольн-авеню.
  
  Запомнить эти сведения было несложно. Я положил свидетельство в конверт и снова вытащил ключ. Он был какой-то странный, непохожий на ключ от дома. Долго размышлять времени не было, я засунул конверт обратно и прибил плинтус.
  
  Отец тем временем уже добрался до трубы и устранил протечку. Ему пришлось спуститься в подвал и перекрыть вентиль. А потом открыть.
  
  Перед поездкой в Буффало я посмотрел в Интернете список абонентов телефонной сети Рочестера. Там числились пять Ричлеров, и только один был X. Ричлер. Жил на Линкольн-авеню. Отсюда можно было сделать вывод, что по крайней мере один из родителей Джан до сих пор жив, а может, и оба.
  
  Чтобы убедиться, я позвонил им со своего рабочего места в «Стандард». Ответила женщина: судя по голосу, немолодая, — скорее всего Греттен.
  
  — Могу я попросить к телефону мистера Ричлера? — сказал я.
  
  — Подождите, — ответила она.
  
  В трубке раздался усталый мужской голос:
  
  — Алло.
  
  — Это Хэнк Ричлер?
  
  — Нет. Это Хорас Ричлер.
  
  — Извините, я ошибся номером.
  
  Почему Джан упорно отказывалась рассказывать о своих родителях?
  
  — Я не хочу о них вспоминать, — твердила она. — Не хочу их ни видеть, ни слышать.
  
  Даже когда родился Итан, жена не стала сообщать родителям.
  
  — Им на это наплевать.
  
  — Может, появление внука изменит их отношение к тебе? — возразил я. — И они захотят помириться.
  
  Она покачала головой.
  
  — Я с ними не ссорилась, поэтому и мириться нечего. Давай больше не будем об этом говорить.
  
  Почти за шесть лет совместной жизни мне удалось узнать, что ее отец жалкий подонок, а мать унылая, сильно пьющая женщина.
  
  — Я у них всегда была во всем виновата, — сказала Джан в субботу вечером два года назад, когда Итан остался ночевать у моих родителей. Мы выпили три бутылки вина — редкий случай с учетом того, что Джан пила очень мало, — и она вдруг разоткровенничалась.
  
  — Почему? — спросил я.
  
  — Наверное, злость им больше вымещать было не на ком.
  
  — Это ужасно.
  
  — Мне запомнилось, что папаша отчудил на мой десятый день рождения. Он обещал свозить меня в Нью-Йорк, показать настоящий бродвейский мюзикл. Это было пределом моих мечтаний. Я смотрела по телевизору церемонии присуждения премии «Тони», сохраняла экземпляры газет «Нью-Йорк таймс», где помещались рецензии на разные шоу, помнила названия всех постановок и фамилии звезд. Он сказал, что купит билеты на «Бриолин» и мы поедем туда на автобусе. Переночуем в отеле. Я не могла в это поверить. Отец, который никогда не проявлял ко мне никакого интереса, и тут вдруг… — Она отпила из бокала. — И вот наступил день отъезда. Я собрала сумку, положила туда наряд, в котором собиралась пойти в театр: красное платье, черные туфли, — а отец, увидев меня утром, ухмыльнулся: «Поездка отменяется. Я передумал». Я не находила слов. Надо же, такая подлость. Кое-как удалось вытерпеть несколько лет, а потом я от них ушла.
  
  — Куда? К родственникам?
  
  — Ладно, хватит об этом.
  
  Утром, когда я попытался продолжить разговор, Джан даже слышать об этом не захотела.
  
  Вскоре жена снова обратилась к запретной теме. Сказала, что ушла из дома в семнадцать лет и с тех пор (то есть почти два десятилетия) не виделась с родителями и не знает, живы ли они. Братьев и сестер у нее нет.
  
  Разумеется, я не стал рассказывать ей о своей находке за плинтусом во встроенном шкафу. О том, что я узнал ее тайну. Меня расстраивало, что она пошла на такое ухищрение, желая скрыть свое происхождение. Ей, видимо, очень не хотелось, чтобы я встретился с ее родителями.
  
  И вот на обратном пути из Буффало я заехал в Рочестер, нашел Линкольн-авеню и дом с облупившейся побелкой и покосившимися ставнями и долго смотрел на него, будто собирался потом нарисовать. Пытался угадать окно комнаты, где обитала Джан. Представлял, как она в детстве играет в «классики» во дворе или прыгает со скакалкой. А может, в этом доме, где царили равнодушие и злоба, даже такие простые удовольствия были ей недоступны?
  
  И мне повезло. Приехали ее родители.
  
  Я поставил машину на противоположной стороне улицы через два дома, так что внимания Хораса и Греттен Ричлер не привлек, когда они выходили из своего старого «олдсмобила».
  
  Хорас медленно открыл дверцу и поставил ногу на землю. Ему потребовалось сделать усилие, чтобы вылезти. У него явно был артрит или что-то подобное. Возраст — лет семьдесят, лысый, на руках пигментные пятна. Невысокий, коренастый, не толстый. В общем, еще достаточно крепкий. И на монстра Хорас Ричлер не был похож. Впрочем, монстры редко выглядят отталкивающими.
  
  Пока он двигался к багажнику, из автомобиля вышла Греттен. Она тоже шла медленно, хотя была подвижнее. Во всяком случае, у багажника оказалась раньше мужа и ждала, пока он вставит ключ и поднимет крышку. Маленькая женщина, ростом, наверное, метр пятьдесят, и весила не более пятидесяти килограммов. Жилистая. Вытащила из багажника несколько пакетов с покупками из супермаркета и направилась к двери. Муж закрыл багажник и последовал за ней. Они приблизились к дому и исчезли за дверью, не произнеся ни слова.
  
  Я сидел, обдумывая увиденное, пытался сделать какие-нибудь выводы, но не смог. Однако у меня сложилось впечатление, будто эти двое существуют как на автомате, доживают жизнь без всякой цели. Я попробовал всколыхнуть в себе какую-то враждебность к ним, но мне почему-то было их жаль.
  
  Когда «олдсмобил» подъехал к дому, я собирался выскочить из машины, подбежать и высказать в лицо Хорасу Ричлеру все, что я о нем думаю. Напомнить, как ужасно он вел себя со своей дочерью. Заявить, что такой черствый, жестокий ублюдок не имеет права называться отцом. Его дочь выросла хорошим человеком, и ее жизнь удалась, несмотря ни на что. У него чудесный внук, но дед его никогда не увидит.
  
  Но я остался сидеть в машине, наблюдая, как Хорас Ричлер вошел в дом со своей женой Греттен и закрыл за собой дверь.
  
  Затем я отправился домой. Джан об этом так и не узнала.
  Глава четырнадцатая
  
  И вот сейчас, возвращаясь с отцом домой после осмотра моста, я вспомнил о Ричлерах. А если Джан все эти годы хотела высказать родителям то, на что я не решился, находясь тогда у их дома? Может, она так и не сумела забыть жестокость отца и, перед тем как расстаться с жизнью, решила встретиться с ними в последний раз?
  
  — Это хорошо, — сказал отец, — что мы там ничего не нашли. Хорошо. Значит, есть надежда, что она жива.
  
  — Да, — отозвался я, — но Джан упоминала еще о мосте через водопад. Но там всегда люди, так что если бы она на этом мосту что-нибудь с собой сотворила, в полиции об этом немедленно бы узнали.
  
  — Видишь, вон тот тип в машине свернул, не включив поворотник? У него что, отсохли бы руки?
  
  Затем отец возмутился действиями еще нескольких водителей и, поскольку я никак не отреагировал, посмотрел на меня.
  
  — Тебе вроде понравилась моя мысль, что Джан могла поехать к своим родителям.
  
  — Да.
  
  — Надо узнать их адрес. Но поскольку Джан с ними не общалась более двадцати лет, неизвестно, живы ли они.
  
  — Они живы.
  
  — Да? Откуда ты знаешь?
  
  — Живут в Рочестере.
  
  — Она тебе рассказала?
  
  — Нет, я сам докопался.
  
  — Тогда им надо позвонить, узнать, там ли она. Сколько туда ехать? Часа три-четыре?
  
  — Около трех, — ответил я. — Но звонить не стану. Боюсь, они не захотят со мной разговаривать, если узнают, что дело касается их дочери.
  
  Отец покачал головой.
  
  — Как могут родители быть такими?
  
  Мы подъехали к дому. Мама встретила нас в дверях. Уже стемнело, на улице зажглись фонари.
  
  — Ничего, — ответил я на ее вопросительный взгляд. — А тут есть новости? Может, звонили из полиции?
  
  Она покачала головой. Мы вошли в дом. Итан в гостиной придумал новую игру. Забирался на диван и спрыгивал на пол. Мама и не пыталась его угомонить. Я поцеловал сына и пошел в кухню. Достал карточку детектива Дакуэрта, набрал номер его телефона.
  
  Он немедленно ответил.
  
  — Это Дэвид Харвуд, — произнес я. — Решил позвонить на всякий случай.
  
  — У меня пока нет ничего нового, — сухо проговорил детектив.
  
  — Но поиски продолжаются?
  
  — Да, мистер Харвуд, продолжаются. — Он помолчал. — Если к утру ситуация не прояснится, придется дать объявление в газете и на телевидении.
  
  — Утром, вероятно, меня здесь не будет.
  
  — А куда вы собираетесь?
  
  — В Рочестер, к родителям Джан. Она не имела с ними никакой связи, наверное, двадцать лет, но я подумал, что у нее могли появиться какие-то причины для встречи: например, захотелось наконец высказать все, что она о них думает.
  
  — Такое исключать нельзя, — отозвался Дакуэрт.
  
  — Можно, конечно, позвонить, — продолжил я, — но лучше встретиться лично. Полагаю, они всполошатся, если им позвонит незнакомый человек, назовется зятем и спросит, не заглянула ли в родительский дом их дочь. А если Джан там и не хочет, чтобы я об этом знал, то после моего звонка она может скрыться.
  
  — Не исключено.
  
  — В общем, я решил отправиться в Рочестер прямо сейчас. Переночую там в отеле, а утром пойду к ним.
  
  — А какие отношения были у вашей жены с Лианн Ковальски? — неожиданно спросил Дакуэрт.
  
  Вопрос сбил меня с толку.
  
  — Отношений у них особых нет. Работают вместе, вот и все.
  
  — Мистер Харвуд, а во сколько вы с сыном выехали в парк «Пять вершин»?
  
  Это еще что за вопрос? Ведь в парк поехали мы трое.
  
  — Часов в одиннадцать. А разве там не зафиксировано с точностью до минуты, когда мы вошли в парк?
  
  — Думаю, вы правы.
  
  — Что-нибудь случилось? — воскликнул я. — Пожалуйста, скажите!
  
  — Если появятся новости, мистер Харвуд, я сразу позвоню. У меня есть номер вашего мобильного телефона.
  
  Я положил трубку. Отец с матерью тревожно смотрели на меня.
  
  — Так Джан все же рассказала тебе о своих родителях? — спросила мама.
  
  — Нет, я выяснил случайно.
  
  — И кто они?
  
  — Хорас и Греттен Ричлер.
  
  — Джан известно, что ты знаешь?
  
  Я покачал головой, откинувшись на спинку стула. Вдаваться в детали не хотелось.
  
  — Тебе надо отдохнуть, — произнесла мама.
  
  — Я поеду в Рочестер.
  
  — Утром?
  
  — Нет, сейчас.
  
  — Зачем тебе ехать на ночь глядя?
  
  Я встал.
  
  — Мама, приготовь мне термос с кофе, а я пойду посмотрю, как там Итан.
  
  Сын лежал, положив голову на подлокотник дивана. Устал.
  
  — Мне нужно идти, малыш, — сказал я. — Ты побудешь пока здесь.
  
  Он молча кивнул.
  
  — Мама, наверное, поехала за покупками и скоро вернется.
  
  — Ладно, — пробормотал он и закрыл глаза.
  Глава пятнадцатая
  
  Барри Дакуэрт убрал телефон и повернулся к Лайалу Ковальски.
  
  — Извините.
  
  — Это звонил муж Джан? — спросил тот.
  
  — Да.
  
  Они сидели в гостиной. Ковальски был в черной грязной футболке и шортах до колен, с множеством карманов. Дакуэрт удивлялся, что этот тридцатипятилетний мужчина уже облысел. Или просто бреет голову. Некоторые мужчины так делают, когда начинают терять волосы. Получается, будто они следуют моде.
  
  Из кухни вышел питбуль. Дакуэрт сразу догадался, что в доме живет собака, как только вошел. Тут все было пропитано ее запахом.
  
  — Он видел мою жену?
  
  — Нет, — ответил детектив, подумав, что Харвуд мог видеть Лианн Ковальски и ничего не сказать. Дело принимало неожиданный оборот, после того как стало известно, что пропала не только Джан Харвуд, но и ее коллега по работе.
  
  — Итак, во сколько ваша жена уехала за покупками?
  
  Ковальски подался вперед на диване, положив локти на колени.
  
  — Вообще-то она уехала до того, как я встал. Я поздно лег, и потому еще спал.
  
  — Где вы были?
  
  — В баре «Трентон». С приятелями. Ну посидели, а потом до дому меня подвез Мик.
  
  — Кто он?
  
  — Мы вместе работаем.
  
  — А что у вас за работа, мистер Ковальски?
  
  — Эксплуатационное содержание зданий.
  
  — Когда вы вернулись домой?
  
  Ковальски напрягся, пытаясь вспомнить.
  
  — В три. А может, в пять.
  
  — Ваша жена находилась дома, когда вы приехали?
  
  — Наверное.
  
  — То есть?
  
  — Хм, а почему ее не должно было быть?
  
  — Я не понял.
  
  — Дело в том, что я в спальню не заходил. Устроился на диване.
  
  — Почему?
  
  — Лианн бесится, когда я прихожу домой пьяный. Вообще-то она бесится, даже когда я трезвый. К тому же я вроде как забыл, что давно обещал пойти с ней куда-нибудь поужинать. Это должно было быть именно вчера вечером. В общем, я не хотел разборок и лег на диване.
  
  — Вы пробыли в баре «Трентон» всю ночь?
  
  — Думаю, да. После того как он закрылся, мы с Миком еще добавили чуть-чуть на стоянке.
  
  — И затем он повез вас домой?
  
  Лайал отмахнулся как от какой-то чепухи.
  
  — Да Мик может выпить ведро и вести машину лучше любого трезвого.
  
  — А куда вы собирались поехать поужинать?
  
  — Кажется, в ресторан «Келли». — Ковальски посмотрел на детектива, словно ища подтверждения. — Помню, что говорил об этом в четверг: ну насчет того, чтобы повезти ее туда поужинать, — но это потом как-то вылетело из головы.
  
  — А в баре вы ей не звонили? Или она вам?
  
  — Нет.
  
  — Ладно. Значит, вы легли спать на диване. А утром жену видели?
  
  — В том-то все и дело, что нет. Мне кажется, я слышал сквозь сон, как она что-то говорит мне, но утверждать не могу.
  
  — Чем обычно занимается ваша жена по субботам?
  
  — Ну, типа, всякой ерундой. Выходит из дому примерно в восемь тридцать. Большинство уик-эндов проводит одна, даже если я не просиживаю ночь с приятелями. Иногда предлагаю ей прогуляться, хотя знаю, что она откажется. Ей нравится гулять одной. А я не обижаюсь.
  
  — И куда она ходит?
  
  — В торговые центры. Очень их любит. Изучила все вплоть до Олбани. Черт его знает зачем. Спрашивается, сколько нужно женщине одежды, обуви, украшений и косметики?
  
  — Она много тратит?
  
  — Не знаю. У нас вообще-то с деньгами негусто. Чего я совсем не просекаю, так это зачем ходить из одного торгового центра в другой, если везде все одинаково?
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  — Значит, после всех торговых центров, — продолжил Лайалл, — ее последняя остановка в супермаркете.
  
  Пес, похожий на боксерскую грушу с ногами, прошел через комнату, стуча когтями по не покрытым ковром участкам пола, и плюхнулся на квадратный коврик перед пустым креслом.
  
  — А в другие субботы она обычно когда возвращалась?
  
  — Часа в три-четыре.
  
  — Во сколько вы проснулись?
  
  — В час дня, — ответил Лайалл.
  
  — Звонили жене?
  
  — Да. Но в ее мобильнике срабатывал автоответчик. И она не перезвонила: не сказала, что задерживается.
  
  Дакуэрт помолчал.
  
  — Итак, мистер Ковальски, когда вы в последний раз видели свою жену или разговаривали с ней по телефону?
  
  Тот задумался.
  
  — Наверное, вчера в середине дня. Она позвонила мне с работы: спросила, во сколько мы поедем ужинать. — Он поморщился, будто ему кто-то всадил в руку булавку.
  
  — А когда Мик высадил вас здесь прошлой ночью, вы заметили, стоит ли на месте автомобиль Лианн?
  
  — Я не очень-то тогда смотрел по сторонам.
  
  — Значит, вероятно, прошлой ночью ее дома не было.
  
  — А где она могла быть, если не тут?
  
  — Не знаю. — Детектив пожал плечами. — Потому и спрашиваю.
  
  Лайала, казалось, такое предположение ошеломило.
  
  — Она находилась здесь, где же ей еще быть?
  
  — У вас есть список банковских или кредитных карт, которыми пользовалась ваша жена?
  
  — Для чего это вам надо?
  
  — Мы могли бы проверить, когда она их использовала и где побывала.
  
  Ковальски почесал голову.
  
  — Вообще-то Лианн обычно расплачивается наличными.
  
  — Почему?
  
  — Да у нас вроде как карты заблокированы.
  
  Дакуэрт вздохнул.
  
  — Подобное прежде случалось? Чтобы она не приходила домой ночевать — например, оставалась у подруги? Или, извините, у любовника?
  
  Ковальски покачал головой, плотно сжав мясистые губы.
  
  — Нет, черт возьми. Она не стала бы меня обманывать. Никогда.
  
  — Извините, мистер Ковальски, я только спросил, бывало ли прежде такое, чтобы ваша жена не приходила домой ночевать.
  
  — Нет.
  
  — Мне нужно, чтобы вы были со мной откровенны, — сказал детектив Дакуэрт. — В этом нет ничего необычного, такое случается почти с каждым женатым мужчиной.
  
  Губы Ковальски задвигались. Наконец он произнес:
  
  — Это произошло год назад. У нас тогда наступила черная полоса. Не так, как сейчас. Теперь-то все вроде прилично. Ну она тогда познакомилась в баре с одним парнем. Так, ничего серьезного. Переспали и разошлись.
  
  — Кто он?
  
  — Не знаю и знать не хочу. Но она мне рассказала. Чтобы уколоть, понимаете? Показать, что со мной ей плохо, а с другими мужчинами хорошо. После этого я стал относиться к ней внимательнее.
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  — Я боюсь, с ней что-нибудь случилось. Может, попала в аварию. Вы это проверили? У нее «форд-эксплорер». Синий. Старый, немного проржавел.
  
  — Пока никаких сообщений об автомобильных авариях ко мне не поступало, — сказал Дакуэрт. — А насколько близки были ваша жена и Джан Харвуд?
  
  Ковальски прищурился.
  
  — Они работали вместе.
  
  — Дружили? Проводили время после работы? Ездили вместе куда-нибудь на уик-энд?
  
  — Нет же, черт возьми. Скажу вам, только это между нами: Лианн считает Джан заносчивой, понимаете?
  
  В конце разговора Дакуэрт задал Ковальски несколько формальных вопросов и записал ответы в блокнот.
  
  — Назовите дату рождения вашей жены.
  
  — Хм… девятое февраля, кажется, семьдесят третьего года.
  
  — Ее полные имя и фамилия?
  
  Лайалл хмыкнул.
  
  — Лианн Катерин Ковальски. А до того как мы познакомились, фамилия у нее была Ботвик.
  
  — Ее вес?
  
  — Наверное, килограммов пятьдесят. Она довольно тощая. Рост метр шестьдесят или семьдесят.
  
  — Волосы?
  
  — Черные, короткие, но среди них есть пряди посветлее.
  
  Дакуэрт попросил фотографию. Самое лучшее, что мог предложить Лайал, была свадебная фотография, сделанная десять лет назад, на которой они кормили друг друга свадебным тортом.
  
  Прежде чем отъехать от дома Ковальски, Дакуэрт позвонил.
  
  — Слушаю, детектив.
  
  — Ты еще в парке, Ганнер?
  
  — Да. Только закончили.
  
  — Как дела?
  
  — Нормально. Третий билет, вроде как купленный по Интернету, так и не нашелся. Мы думали, что случился какой-то сбой в системе, но потом пришлось это исключить. Если она проходила в парк, то билет купила в кассе.
  
  — Что еще?
  
  — Поработали с фотографиями, которые прислал ее муж. Остаток дня провели, наблюдая у главного входа. Это было не так легко. Тут столько народу.
  
  — Ладно, спасибо. Вы хорошо поработали. Отправляйтесь домой.
  
  — Ну это мне повторять два раза не надо, — усмехнулся Ганнер.
  
  — А Кампьон есть поблизости?
  
  — Да.
  
  — Позови, пожалуйста.
  
  — Слушаю, Кампьон.
  
  — Диди, это Барри. Тяжелый был день?
  
  — Да, сэр.
  
  — Я снова хочу спросить насчет ребенка, с которым ты провела утро.
  
  — Слушаю вас.
  
  — Он действительно говорил, что его мама находилась с ними в парке?
  
  — Не поняла?
  
  — Мальчик действительно видел миссис Харвуд утром?
  
  — Он спрашивал, где она. У меня создалось впечатление, что мальчик видел ее в парке.
  
  — А не могло быть так, что мамы мальчика в парке не было, а его убедили, что была?
  
  — Вы хотите сказать, его отец говорил, что сейчас мама придет, она только зашла на минутку в туалет, что-то вроде этого?
  
  — Именно так, — сказал Дакуэрт.
  
  Диди задумалась.
  
  — Ведь мальчику всего четыре года, — продолжил детектив. — Скажите ему несколько раз, что он невидимка, и ребенок поверит. Может, отец заставил его думать, будто мама находилась там.
  
  — Вы знаете, — сказала Диди Кампьон, — ребенок был немного сонный, усталый. Но не тупой.
  
  — Харвуд утверждает, что они поехали в парк втроем, а потом оказалось, что было куплено только два билета. На него и ребенка. Затем он рассказывает, что в последнее время его жена пребывала в депрессии, даже заговаривала о самоубийстве, по его настоянию ходила к доктору, но сейчас выяснилось, что не ходила.
  
  — Как?
  
  — Я встречался с доктором Сэмюэлсом. А ее босс, владелец фирмы кондиционеров, говорит, что никаких признаков депрессии у нее не замечал. Вообще никогда, не только в последнее время.
  
  — Странно.
  
  — Вот и я так думаю. Не верится, что Джан Харвуд демонстрировала свою депрессию лишь перед мужем. Но именно так и получается. К доктору она не обращалась, а босс утверждает, что Джан Харвуд этого и не требовалось, она в полном порядке.
  
  — То есть муж темнит?
  
  — И этот ее босс, Бертрам, сообщил мне, что Харвуд возил жену куда-то в пятницу. Она взяла в тот день очередной отгул. Он спросил ее, куда они собираются, и она сказала, что муж держит это в секрете, вроде как намерен сделать ей сюрприз.
  
  — А что вы намерены со всем этим делать, детектив?
  
  — Пока не знаю. Кстати, ваша смена еще не закончилась?
  
  Кампьон вздохнула.
  
  — У меня уже двоится в глазах; хотите, чтобы еще и троилось? Видимо, вы переоценили мои возможности.
  
  — Не сердитесь. Я прошу вас только дать объявления об исчезновении Джан Харвуд в прессе и на телевидении.
  
  — Хорошо.
  
  — Я сказал Харвуду, что мы дадим объявление завтра, но, думаю, это нужно сделать сегодня. Посмотрим, что получится. У нас еще есть время до одиннадцати. Что-нибудь простое. Фотография Джан Харвуд, которую предположительно видели в районе парка «Пять вершин». Полиции необходима любая информация о местонахождении женщины. Контактный телефон. Все как обычно.
  
  — Будет сделано, детектив, — произнесла Диди Кампьон.
  
  Дакуэрт поблагодарил ее и убрал телефон.
  
  Теперь у него появились сомнения, действительно ли Джан Харвуд ездила с мужем и сыном в парк «Пять вершин». И не сделал ли чего с ней муж.
  
  Как это согласуется с исчезновением Лианн Ковальски, он не знал. Но разве может быть совпадением, когда две женщины работают вместе и вдруг одновременно исчезают? Он решил пока сосредоточиться на Джан Харвуд, а там по ходу дела что-нибудь выяснится и о Лианн Ковальски.
  Глава шестнадцатая
  
  Мой телефон зазвонил, когда до Рочестера оставалось примерно полчаса езды.
  
  — Об этом уже передали в новостях, — сообщила мама. — По телевидению.
  
  — Что передали? — спросил я.
  
  — Показали фотографию Джан, сказали, что полиция просит помощи в ее поисках. Они правильно сделали?
  
  — Да. Но детектив говорил, что они дадут объявление завтра. А что еще там передавали?
  
  — Назвали имя, фамилию, возраст, рост, в чем была одета.
  
  Находящийся неподалеку отец крикнул:
  
  — Цвет глаз!
  
  — Да, верно.
  
  — А где она пропала, было сказано?
  
  — Только упомянули. Сказали, что ее видели около парка «Пять вершин». А о том, что какой-то человек пытался увезти коляску с Итаном, ни слова. Наверное, надо было.
  
  — Странно, что детектив Дакуэрт мне не позвонил, — произнес я. — Не сообщил, что решил изменить срок подачи объявления.
  
  Я подумал, что скоро мне позвонит кто-нибудь из «Стандард» и спросит, почему я не рассказал им об исчезновении супруги. Газета выйдет завтра, но сообщение можно было поместить на сайте.
  
  — Ты уже почти приехал? — спросила мама.
  
  Папа добавил:
  
  — Скажи ему, пусть не забывает пить кофе.
  
  — Да, почти, — ответил я. — Собирался переночевать в отеле, а к родителям Джан отправиться утром, а теперь вот подумал, что, может, мне лучше свернуть к ним сейчас? Чувствую, что не сумею заснуть: всю ночь буду думать о ней.
  
  — Конечно, — ответила мама после непродолжительного молчания, — поезжай к ним сейчас.
  
  — Как Итан?
  
  — Недавно уложила. Прямо на диване. Боюсь заставлять его переходить в другую комнату: разгуляется, потом не успокоишь. Мы тоже скоро ложимся. А ты звони, хорошо?
  
  — Обязательно. И вы тоже.
  
  Прежде чем убрать телефон, я поразмышлял, не позвонить ли детективу Дакуэрту: спросить, почему решил дать объявление с фотографией Джан сейчас, — но я уже ехал по Рочестеру и нужно было сосредоточиться на предстоящей встрече с родителями Джан. Вообще-то после всего, что я о них слышал, встреча не обещала ничего хорошего. Но она была мне нужна. Я не собирался ни в чем их обвинять, лишь спросить о Джан, на всякий случай. Может, она у них была? Или звонила?
  
  На Линкольн-авеню я выехал после полуночи. Редкие уличные фонари, в домах все окна темные, хотя это была ночь с субботы на воскресенье. Наверное, на этой улице жили пожилые люди. Я остановился рядом с уже знакомым домом. На подъездной дорожке стоял «олдсмобил». В доме темно, только горит лампочка над входной дверью. Я выключил двигатель и посидел немного в машине. Неужели Джан сейчас находится в доме? Если это так, то невозможно представить, как тут встретили дочь и что заставило ее остаться здесь на ночь.
  
  — Ну что ж, давай, — сказал я себе и вышел из автомобиля.
  
  Дверцу закрыл как можно тише. Зачем будить соседей? Приблизился к дому, поднялся на пустую веранду. Поискал звонок — он находился справа на дверной раме. Нажал. В доме по-прежнему было тихо. По крайней мере звонка я не слышал. Бросил взгляд на почтовый ящик на стене с надписью «Рекламные листки не класть». Может, они отключают на ночь дверной звонок? Или он у них сломан? Я нажал кнопку во второй раз. И опять тишина. Потянул на себя металлическую входную дверь, и она подалась. За ней была еще дверь и рядом — потускневший медный дверной молоток. Я стукнул пять раз — будто прозвучало пять ружейных выстрелов. Тут не только Ричлеры, а все соседи поднимутся.
  
  Поскольку свет в доме не зажегся, я постучал снова. Собирался сделать это в третий раз, и наконец на лестнице включили свет. Появился Хорас Ричлер в пижаме. Волосы растрепаны.
  
  — Кто там?
  
  — Мистер Ричлер, — произнес я достаточно громко, чтобы он услышал меня через дверь. — Мне нужно с вами поговорить.
  
  — Кто это, черт возьми? Вы знаете, который час? У меня, между прочим, есть ружье.
  
  Я подумал, а не держит ли он сейчас его в руках.
  
  — Меня зовут Дэвид Харвуд. Пожалуйста, откройте, мне очень нужно с вами поговорить. По важному делу.
  
  По лестнице спустилась Греттен Ричлер. Под халатом — ночная рубашка, волосы растрепаны.
  
  — Какому делу? — спросила она.
  
  — Насчет Джан, — ответил я.
  
  После этих слов Хорас Ричлер отодвинул засов — наверное, чтобы убедиться, что не ослышался, — и приоткрыл дверь.
  
  — В чем дело, черт возьми?
  
  Рядом, прижавшись к нему, стояла жена, совсем непохожая на алкоголичку.
  
  — Мистер и миссис Ричлер, извините, что разбудил, — проговорил я, волнуясь. — Но к этому меня подвигла острая необходимость.
  
  — Кто вы? — спросила Греттен высоким подрагивающим голосом.
  
  — Меня зовут Дэвид Харвуд. Я муж Джан.
  
  Они смотрели на меня, застыв в недоумении.
  
  — Я приехал из Промис-Фоллз, потому что Джан пропала и я пытаюсь ее найти. Решил заглянуть к вам, а вдруг она у вас?
  
  Ричлеры по-прежнему остолбенело смотрели на меня. Лицо Хораса побагровело.
  
  — Вы явно ошиблись адресом, мистер, — процедил он. — Убирайтесь отсюда.
  
  — Но я вас очень прошу, — настаивал я, — скажите только, была она здесь или нет. Я знаю, между вами было не все гладко. Знаю, что вы не общались с дочерью многие годы. Но Джан пропала и я очень беспокоюсь, не случилось ли с ней чего-либо ужасного.
  
  Лицо Хораса Ричлера покраснело еще сильнее. Он сжал кулаки.
  
  — Я не знаю, кто вы такой и какую, черт возьми, затеяли игру, но клянусь Богом: если вы немедленно отсюда не уберетесь, я прострелю вам башку.
  
  Я не сдавался:
  
  — Скажите хотя бы: вы Хорас и Греттен Ричлер и вашу дочь зовут Джан?
  
  — Все правильно, — тихо произнесла Греттен.
  
  — Моя дочь умерла, — проговорил Хорас сквозь стиснутые зубы.
  
  Его слова оглушили меня, будто я получил по голове удар дубиной. Значит, случилось ужасное и я опоздал.
  
  — Боже, когда? Когда это произошло?
  
  — Очень давно.
  
  Я перевел дух. Значит, он не о том. Я понял, что имел в виду Хорас: между ними и дочерью все связи порваны и она вроде как для них умерла.
  
  — Я знаю, мистер Ричлер, что, возможно, вы считаете, будто для вас дочь умерла. Но все же прошу мне помочь.
  
  — Вы не поняли, — прошептала Греттен, сдерживая слезы. — Она действительно умерла.
  
  Я смотрел на нее не мигая. Что же получается? Джан действительно была у своих родителей и покончила с собой прямо у них на глазах? Чтобы отомстить?
  
  — Поясните, пожалуйста.
  
  — Она умерла в детстве, — ответила Греттен. — Ей тогда исполнилось только пять лет.
  Часть третья
  Глава семнадцатая
  
  Женщина открыла глаза и вгляделась в потолок, привыкая к темноте. В комнате было жарко, и во сне она откинула одеяло. Провела ладонью по телу и с удивлением обнаружила, что спит голая. Такого не случалось уже очень давно. Да, первые несколько месяцев после замужества — конечно, но потом прошло некоторое время и ей захотелось, ложась в постель, на себя что-то надевать.
  
  Через оконные жалюзи в комнату проникал свет уличных фонарей. Женщина прислушалась к монотонному шуму, создаваемому потоком машин на шоссе. В основном это были большие грузовики с прицепами. Она вспомнила, где находится. Вытащила ноги из-под одеяла, спустила на пол, ощутив под ступнями грубый шершавый ковер. Подалась вперед, обхватив голову руками. Ужасно болела голова. Она оглядела прикроватный столик, будто ожидая, что там волшебным образом возникнет таблетка аспирина и стакан с водой, но на столике в полумраке можно было разглядеть смятые купюры, мелочь и парик блондинки.
  
  Часы показывали десять минут первого. Значит, она проспала примерно час. В постель легла в половине одиннадцатого, постоянно ворочалась, пока не сморил сон, который не принес отдыха.
  
  Женщина медленно приблизилась к окну и вгляделась в щели между планками жалюзи. Смотреть там особенно было не на что. Автомобильная стоянка, почти пустая. Вывеска мотеля «Бест вестерн», прикрепленная высоко, чтобы ее было видно со скоростного шоссе. Там дальше еще вывески. Одна — бензозаправки «Мобил ойл», другая — «Макдоналдса».
  
  Женщина шагнула к двери, проверила, заперта ли она. Затем открыла дверь ванной комнаты, нащупала выключатель, и вспыхнул свет. Она постояла несколько секунд прищурившись, после чего вгляделась в себя в зеркале и поморщилась. Губы сухие, волосы свалялись, под глазами круги. На полке стояла раскрытая матерчатая сумочка для туалетных принадлежностей. Она порылась в ней, извлекая по очереди зубную щетку, косметику, расческу, пока не нашла то, что искала: небольшой флакончик с таблетками аспирина.
  
  Женщина свинтила колпачок, вытряхнула на ладонь две таблетки. Положила их в рот и, зачерпнув ладонью воды из-под крана, запила. Вытерла полотенцем подбородок и руки. Затем она взглянула на повязку на правой лодыжке и вздохнула. Порез заживет только через пару дней.
  
  Неожиданно заурчало в желудке, да так громко, что ей захотелось заткнуть уши. Может, от этого разболелась голова? От голода? Ведь она не ела почти сутки. Слишком была возбуждена.
  
  «Макдоналдс», наверное, работает и ночью. Так что биг-мак не помешал бы. Она проглотила слюну. Однако выходить из мотеля рискованно. Женщина ночью всегда привлекает внимание. Лучше пока сидеть здесь. Она выключила свет в ванной комнате и вышла. Снова направилась к окну, вгляделась, будто ожидая увидеть там синий «форд-эксплорер». Но он был давно пущен под откос далеко отсюда. Машину когда-нибудь найдут, но не докопаются, почему он там оказался. Лайал, наверное, уже позвонил в полицию. Этот придурок наконец заметил отсутствие жены. Дрянь-человек. Пьянствует до утра с дружками, никогда не помогает по дому, завел мерзкого вонючего пса. Вся машина провоняла этой тварью. Нужно отдать Лайалу должное: он время от времени пытался покончить с пьянством, — но это длилось месяц или два. На больший срок у него силенок не хватало.
  
  На другой половине кровати пошевелился мужчина. Она отвернулась от окна. Надо попытаться заснуть. Может, аспирин подействует. Часы показывали двадцать одну минуту первого. Да плевать на все. Завтра не нужно рано вставать, ехать на работу, готовить завтрак. Она села на край кровати, подняла ноги и сунула их под одеяло. Затем, задержав дыхание, мягко опустила голову на подушку. Не хотела тревожить сон лежащего рядом мужчины.
  
  Но он все же проснулся и повернулся на бок.
  
  — Ты что, дорогая?
  
  — Спи, — произнесла она.
  
  — Зачем ты вставала?
  
  — Так. Разболелась голова. Искала аспирин.
  
  — Нашла?
  
  — Да.
  
  Он протянул руку, коснулся ее груди, зажал сосок между большим и указательным пальцами.
  
  — Перестань, Дуэйн. Я же сказала, что болит голова, а ты начинаешь меня лапать.
  
  Он убрал руку.
  
  — Ты просто перенервничала. Ведь потребуется время, чтобы забыть эту историю с Джан.
  
  — А чего тут забывать? — Женщина усмехнулась. — Она умерла. Вот и все.
  Глава восемнадцатая
  
  — Так что убирайтесь отсюда ко всем чертям, — повторил Хорас Ричлер.
  
  — Это… какой-то абсурд, — проговорил я, переводя взгляд с Хораса на его жену.
  
  — Хватит, уходите, — буркнул он и начал закрывать дверь.
  
  — Подождите! — крикнул я. — Объясните, в чем дело.
  
  — Ничего себе! Человек будит нас ночью, заводит разговор о нашей покойной дочери и еще требует каких-то объяснений.
  
  Он уже почти закрыл дверь, когда Греттен его остановила:
  
  — Хорас! Подожди минутку. — Она взглянула на меня. — Кто вы такой?
  
  — Дэвид Харвуд. Живу в Промис-Фоллз.
  
  — Вашу жену зовут Джан?
  
  — Ради Бога, Греттен, — вмешался Хорас, — этот человек сумасшедший. Зачем ты его поощряешь?
  
  — Да, мою жену зовут Джан, — кивнул я. — Полное имя — Джанис. До замужества носила фамилию Ричлер.
  
  — В мире, наверное, существует не одна Джан Ричлер, — заметила Греттен. — Так что вы скорее всего ошиблись адресом.
  
  Я умоляюще посмотрел на нее.
  
  — Но в ее свидетельстве о рождении указаны родители: Хорас и Греттен, — и место рождения: Рочестер.
  
  Они изумленно взглянули на меня.
  
  — Дата рождения там тоже указана? — спросил наконец Хорас.
  
  — Да. Четырнадцатое августа семьдесят пятого года.
  
  Мне показалось, что сейчас они оба потеряют сознание. Хорас опустил голову и отошел от двери. Греттен стояла бледная, с дрожащим подбородком.
  
  — Прощу прощения, — проговорил я. — Для меня это такой же шок, как и для вас.
  
  Греттен печально покачала головой.
  
  — Для моего мужа это большой удар.
  
  — Понимаете, — пробормотал я, — моя жена пропала сегодня — вернее, вчера, в субботу, — примерно в середине дня. Мы поехали в парк аттракционов, и она вдруг исчезла. Я ума не мог приложить, куда она девалась. И вот решил, что Джан поехала к вам.
  
  — А как оказалось у вашей жены свидетельство о рождении нашей дочери? — спросила Греттен.
  
  — Может, вы разрешите мне войти?
  
  Греттен повернулась к мужу, и тот безразлично махнул рукой.
  
  — Ну входите, — сказала она, открывая дверь шире.
  
  Мы вошли в гостиную, обставленную мебелью, которая, похоже, досталась им от родителей. Только тускло-серый диван на вид был не старше двадцати лет. Разбросанные по дивану и креслам подушки напоминали марки на старых коричневых конвертах. На стенах, высоко, чуть ли не под потолком, висели дешевые картины с пейзажами. Я примостился в первом попавшемся кресле. Греттен села на диван, плотно запахнув халат.
  
  — Хорас, иди сюда, дорогой, — позвала она.
  
  На стенах было несколько фотографий в рамках. На большинстве запечатлены супруги Ричлер с мальчиком. Фотографии расположили в хронологическом порядке, так что можно было видеть сначала мальчика примерно в три года — и так далее, вплоть до молодого человека лет двадцати. На последней фотографии он был в военной форме.
  
  — Это Брэдли, — сказала Греттен, проследив за моим взглядом.
  
  В нормальной обстановке я бы сказал что-нибудь вроде: какой у вас красивый сын, — что несомненно было бы правдой, но сейчас я вел себя как контуженый и мне было не до вежливостей.
  
  Хорас Ричлер нехотя приблизился к дивану и сел рядом с женой. Она положила руку на его колено.
  
  — Он погиб. — Хорас указал на фотографию сына, которую я разглядывал.
  
  — В Афганистане, — добавила Греттен. — Подорвался на мине.
  
  — Боже мой, — прошептал я.
  
  — С ним погибли еще двое канадцев, — продолжила Греттен. — Это случилось два года назад. В пригороде Кабула.
  
  — В общем, теперь мы остались одни, — вздохнула Греттен.
  
  — Но тут нет фотографии вашей дочери, — нерешительно проговорил я. Мне очень хотелось увидеть, какой она была. Если это Джан, я бы узнал ее обязательно.
  
  — У нас нет ни одной ее фотографии.
  
  Я молчал, ожидая объяснений.
  
  — Понимаете, прошли годы, но нам по-прежнему очень тяжело вспоминать об этом.
  
  В комнате снова воцарилось молчание. На сей раз его нарушил Хорас, неожиданно выпалив: «Ее убил я», и застыл, низко опустив голову.
  
  — Хорас, не надо, — проговорила Греттен. Она крепко сжала его колено, другую руку положила ему на плечо.
  
  — Это правда, — тихо произнес он. — Уже прошло достаточно лет, так что можно рассказать.
  
  Греттен повернулась ко мне:
  
  — Хорас не виноват. Это был несчастный случай. Ужасный. — Ее лицо сморщилось, она боролась со слезами. — В тот день я потеряла и дочь, и мужа. Он хороший человек. Не слушайте никого, кто скажет иначе. Просто с тех пор он сильно изменился, и это продолжается уже тридцать лет.
  
  — А что случилось? — спросил я.
  
  Греттен хотела объяснить, но Хорас ее опередил:
  
  — Дай расскажу я. Теперь, когда потерян и сын, уже ничто не имеет значения. — Он напрягся, будто собирался с силами. — Это произошло в сентябре восьмидесятого. Я пришел с работы, поужинал — все как обычно. Джан играла во дворе со своей подружкой Конни.
  
  — Они тогда о чем-то заспорили, — вмешалась Греттен. — Я наблюдала за ними в окно.
  
  — В тот вечер я собирался поехать поиграть с приятелями в боулинг. Я тогда сильно этим увлекался. Игра была назначена на шесть, а в конце ужина часы показывали десять минут седьмого. Я опаздывал — вот в чем все дело. Побежал к машине, запрыгнул на сиденье и быстро сдал назад, чтобы выехать на дорожку. Слишком быстро.
  
  Я почувствовал, как у меня защемило под ложечкой.
  
  — Он не виноват, — прошептала Греттен. — Джан… толкнула эта девочка, Конни, и…
  
  — Если бы я не торопился, все было бы нормально. Так что нечего сваливать вину на девочку.
  
  — Но когда они заспорили, — не унималась Греттен, — Джан стояла как раз на дорожке, и Конни ее толкнула в тот момент, когда Хорас начал сдавать назад машину.
  
  У меня перехватило дыхание.
  
  — Я сразу почувствовал что-то неладное, — сказал Хорас. — Резко затормозил, вышел, но…
  
  Он замолчал, сжав кулаки, но это не помогло сдержать слезы, которые потекли по щекам.
  
  — Конни закричала, — продолжила Греттен. — Она не видела автомобиля, когда толкала Джан. Да и что возьмешь с ребенка? Дети не способны предвидеть последствия своих действий.
  
  — Разве она сидела за рулем? — вмешался Хорас. — Машину вел я, и мне следовало смотреть внимательнее, куда еду. Мне надо было все предвидеть. А я этого не сделал. Потому что очень торопился на чертов боулинг. — Он покачал головой. — А потом, когда полиция расследовала происшествие, ко мне претензий не возникло. Мол, я не виноват, это несчастный случай, такое иногда бывает. Жаль, что меня тогда не казнили, — избавили бы от мучений.
  
  — Хорас пытался покончить с собой, — проговорила Греттен. — Два раза.
  
  Он отвернулся, смущенный откровением жены.
  
  — В тот день разрушилась жизнь и той девочки, которая толкнула Джан, — добавила Греттен. — Ее тоже нужно было бы пожалеть. И ее родителей. Но у меня на это не было сил. Они правильно сделали, что вскоре уехали отсюда. Наверное, и нам следовало поступить так же.
  
  — С тех пор, садясь в машину, я всегда вспоминаю об этом, — задумчиво произнес Хорас. — За все годы не было ни одного случая, чтобы я забыл.
  
  Это была самая печальная история, какую мне только приходилось слышать. Я был совершенно сбит с толку: ведь речь шла о моей жене Джан, если верить свидетельству о рождении, — но Джан, дочь Хораса, умерла свыше тридцати лет назад, а моя Джан жива. Она носила имя погибшего ребенка Хораса и Греттен Ричлер. Имела ее свидетельство о рождении. Разумеется, это не мог быть один и тот же человек.
  
  — Мистер Харвуд, — прервала мои размышления Греттен, — вам нехорошо?
  
  — Извините, просто я…
  
  — Вы плохо выглядите. У вас синяки под глазами, вам надо поспать.
  
  — Я не знаю, как это все понимать.
  
  — Да, — кивнул Хорас, — нам тоже непонятно.
  
  Я попытался успокоиться.
  
  — Вы не могли бы показать мне фотографию Джан?
  
  Греттен с мужем переглянулись, затем она встала и подошла к старому бюро с выдвижной крышкой. Села, открыла дверцу и стала в нем копаться. Видимо, Греттен иногда доставала эту фотографию, потому что поиски много времени у нее не заняли. Ясно, почему они ее прятали: смотреть каждый день на фотографию погибшей по его вине дочери было бы для Хораса невыносимой пыткой.
  
  Это был черно-белый портретный снимок, девять на двенадцать, сделанный скорее всего в будке универмага «Сирс». Слегка выцветший, на углах помятый. Она протянула его мне.
  
  — Мы ее сфотографировали примерно за два месяца до…
  
  Джан Ричлер была красивым ребенком. Ангельское личико, ямочки на щеках, выразительные глаза, кудрявые белокурые волосы. Я искал на снимке хоть какое-то сходство с моей женой. Что-нибудь в глазах, в линии рта, носа. Попытался представить, что фотография лежит на столе рядом со снимками других детей. Я искал в ней признаки, которые заставили бы меня выбрать ее и сказать: «Да, это моя жена в детстве». Но там ничего такого не было.
  
  — Спасибо, — тихо проговорил я, возвращая фотографию.
  
  — Что? — спросила Греттен.
  
  — Разумеется, вы и не ожидали от меня, что я начну утверждать, будто это моя жена. Но это не она.
  
  Хорас вздохнул.
  
  — Сейчас покажу вам ее фотографию, — сказал я, доставая из кармана одну из тех, что напечатал для детектива Дакуэрта.
  
  Хорас взял фотографию, взглянул на нее и передал Греттен. Она рассматривала фото очень внимательно, что было неудивительно, если учесть, что на нем была изображена женщина, носившая имя ее дочери, и не только имя. Греттен изучала снимок вначале на расстоянии вытянутой руки, затем поднесла ближе к глазам, тщательно высматривая что-то, и положила на стол.
  
  — Ну как? — спросил я.
  
  — Да, ваша жена красивая, — произнесла она с оттенком мечтательности в голосе. — Хотелось бы надеяться, что, будь наша Джан жива, она тоже выросла бы красавицей. — Греттен взяла фото, намереваясь протянуть мне, однако передумала. — Если ваша жена носит имя нашей дочери, не знаю, как это получилось, но можно предположить, что она как-то связана с нашим городом. Вероятно, я ее где-то видела. Позвольте мне оставить фотографию у себя?
  
  — Конечно!
  
  Она положила фотографию вместе со снимком дочери.
  
  — Эта женщина утверждает, что мы ее родители? — спросил Хорас.
  
  — Она никогда не называла вашу фамилию, но так сказано в свидетельстве о рождении. Моя жена не знает, что я видел его.
  
  — Вам не показалось странным, что она не познакомила вас со своими родителями? — спросила Греттен.
  
  — Жена это объясняла. Говорила, что давно порвала с ними. Поэтому я и приехал сюда. Думал, может, она попыталась восстановить отношения. Объясниться. Последние две недели она находилась в депрессии.
  
  — Извините, но мне нужно на минутку выйти, — произнесла Греттен дрожащим голосом.
  
  Мы сидели с Хорасом и молчали. Затем он сказал:
  
  — Только все вроде улеглось, и тут является человек, чтобы разбередить старую рану.
  
  — Извините, — пробормотал я.
  
  Он кивнул.
  
  Я попытался встать и покачнулся.
  
  — Надеюсь, вы не намерены садиться в таком состоянии за руль автомобиля? — спросил Хорас.
  
  — Все в порядке, — заверил я. — Остановлюсь где-нибудь по пути, выпью кофе, перекушу.
  
  — Вы выглядите очень усталым, и кофе вам не поможет.
  
  — Мне нужно домой, там полно дел.
  
  — Сколько вашему мальчику: года три? — спросила Греттен, спускаясь по лестнице.
  
  — Четыре, — ответил я. — Его зовут Итан.
  
  — Вы давно женаты?
  
  — Пять лет.
  
  — И как это отразится на вашем сыне, если вы заснете за рулем и разобьетесь?
  
  Я знал, что она права.
  
  — Надеюсь, здесь можно найти место, где переночевать.
  
  Греттен показала на диван, на котором сидел Хорас:
  
  — Можете спать здесь.
  
  — Я не хочу вас стеснять.
  
  — Вы нас не стесняете.
  
  Я кивнул.
  
  — Большое спасибо. Утром я сразу же уеду.
  
  Хорас посмотрел на меня, наморщив лоб.
  
  — Если ваша жена заявляет, что она Джан Ричлер, но таковой не является, то кто она, черт возьми, такая?
  
  Вопрос давно уже вертелся у меня в голове.
  
  — И зачем ей было цепляться к нашей девочке? — продолжил Хорас. — Присваивать ее имя? Разве она не достаточно пострадала?
  Глава девятнадцатая
  
  Утром в воскресенье радиочасы Дакуэрта включились, как обычно, в шесть тридцать. Детектив не пошевелился. Он не слышал, как диктор сообщил, что сегодня будет облачно с прояснениями, температура воздуха около двадцати двух градусов, а в понедельник возможен дождь. А вот Морин Дакуэрт все слышала, потому что уже проснулась. Всему виной был сон, очередной кошмар с участием их девятнадцатилетнего сына Трэвора, который отправился путешествовать по Европе со своей подружкой Триш и уже два дня не звонил и не посылал им электронных писем, потому что ему было плевать на тревогу родителей. Ей приснилось, будто на сей раз сын решил спрыгнуть с Эйфелевой башни на веревке, на манер Тарзана, а у самой земли его атаковала стая обезьян.
  
  Разумеется, много чего может случиться с твоим чадом, путешествующим вдали от дома, но Морин Дакуэрт понимала, что подобный вариант все же маловероятен. Пытаясь вытеснить из головы дурацкий сон, она встала с постели, осмотрела одежду мужа, которую он в спешке сбросил, вернувшись вчера поздно вечером с работы. День выдался у него трудный, они безуспешно искали женщину, пропавшую в парке аттракционов. Брюки чем-то заляпаны — похоже, мороженым. Она повернулась к кровати.
  
  — Барри. — Он не пошевелился. — Барри, — произнесла громче и коснулась его плеча.
  
  Он что-то пробормотал и, открыв глаза, посмотрел на часы.
  
  — Да-да, пора вставать.
  
  — Ты что, и сегодня пойдешь? — спросила жена.
  
  Он кивнул:
  
  — Придется.
  
  — А теперь скажи, что это такое? — Морин показала пятна на брюках.
  
  Барри вгляделся.
  
  — Ну где-то запачкался. Что поделаешь, работа у меня такая.
  
  — Работа, значит, виновата. Но ведь это мороженое.
  
  — Наверное.
  
  — И где же ты его ел?
  
  — В доме у босса пропавшей женщины. Заезжал к нему поговорить. Ты видела фургончики с надписями «Нагревательные приборы и кондиционеры»? Это его. А хозяйка угостила меня пирогом.
  
  — С мороженым?
  
  — Да.
  
  — И что за пирог?
  
  — Яблочный.
  
  — Зачем ты его ел? Тебе же вредно! Посмотри на свой живот.
  
  — Неудобно было отказаться. — Барри Дакуэрт вопросительно посмотрел на жену. — А что у нас сегодня на завтрак?
  
  — Как обычно, фрукты и немного мюсли.
  
  — А тебе известно, что в нашей стране пытки запрещены законом?
  
  Зазвонил телефон. Морин не удивилась. В их доме телефон мог зазвонить в любое время суток.
  
  — Я подойду, — сказала она. — Алло… нет, не беспокойтесь, мы уже встали… я как раз подкатываю лебедку, чтобы поднять его с постели. Передаю трубку.
  
  — Слушаю, — проговорил Дакуэрт.
  
  — Привет. У вас есть ручка? Записывайте.
  
  Барри схватил ручку и бумагу, которые всегда лежали рядом с телефоном. Записал фамилию и номер, сделал пару заметок.
  
  — Большое спасибо. — Он положил трубку.
  
  Морин выжидающе взглянула на мужа.
  
  — Кое-что появилось, — произнес он.
  * * *
  
  Барри Дакуэрт принял душ, оделся, позавтракал (банан, немного клубники и мюсли) и с чашкой кофе в руке набрал номер телефона. На другом конце линии трубку сняли после двух гудков.
  
  — Слушаю.
  
  — Это Тед Брайл? — спросил детектив.
  
  — Да.
  
  — Я правильно произнес вашу фамилию?
  
  — Да. Она почти такая же, как у изобретателя азбуки для слепых.
  
  — Я Барри Дакуэрт, детектив. Это по поводу вашего звонка полчаса назад.
  
  — Вчера вечером передали сообщение о пропаже женщины, и я решил позвонить. Может, вам пригодится.
  
  — А где находится ваш магазин?
  
  — В Лейк-Джордже. Дом восемьдесят семь.
  
  — Я знаю этот район. Часто бывал там.
  
  — Я видел ту женщину.
  
  — Джан Харвуд?
  
  — Да, она заходила в мой магазин.
  
  — Когда?
  
  — В пятницу, около пяти часов. Купила воду и холодный чай.
  
  — Она была одна?
  
  — В магазине одна. Но ее ждал в машине мужчина. — Описание автомобиля соответствовало тому, на котором ездил Дэвид Харвуд.
  
  — А потом? Они сразу уехали?
  
  — Нет, посидели какое-то время, разговаривали. Я запомнил: тронулись они примерно в пять тридцать.
  
  — Вы уверены, что это была та самая женщина?
  
  — Да, — без колебаний ответил Тед Брайл. — Забыть такую трудно. Она красивая. К тому же затеяла со мной разговор.
  
  — Вот как? О чем же?
  
  — Сказала, что в этих местах еще не бывала. Я спросил, куда они едут; она ответила, что не знает.
  
  — Как?
  
  — Заявила, что муж везет ее погулять в лес. Это вроде как с его стороны сюрприз.
  
  Дакуэрт удивленно хмыкнул.
  
  — Что еще она сказала?
  
  — Пожалуй, все.
  
  — В каком она была настроении? Я имею в виду: веселая, унылая, озабоченная?
  
  — Мне показалось, что эта женщина находилась в прекрасном расположении духа.
  
  — Понятно, — проговорил детектив. — Спасибо, что позвонили. Вероятно, я к вам заеду.
  
  — Хорошо. Рад, если чем-то помог.
  
  Дакуэрт положил трубку и посмотрел на жену.
  
  — Уже прошло два дня, а от него ни звука, — скорбно проговорила она.
  
  Речь шла об их сыне Трэворе.
  
  Барри Дакуэрт подошел к жене и взял за руку.
  Глава двадцатая
  
  Я проснулся в седьмом часу. Ричлеры уже встали. Я слышал, как Хорас открыл кран в кухне, увидел его спину, склоненную над раковиной. Он проглотил две таблетки, запил водой и двинулся к лестнице. Как только Ричлер скрылся, я сбросил вязаное одеяло. Вчера Греттен долго извинялась, что не может мне предложить ничего лучше дивана.
  
  — Понимаете, — сказала она, — в комнате сына осталось все как было при нем. Мы туда редко заходим. А гостевая у нас давно превратилась в кладовую. К тому же в нашем доме еще никто не оставался на ночь. Вы первый.
  
  Я взял свой дорожный несессер и отправился в ванную комнату. Умылся (душ принимать не стал, не хотелось задерживаться), побрился. Когда вернулся, в доме пахло кофе.
  
  — Доброе утро, — приветствовала меня Греттен с кухни.
  
  — Доброе утро.
  
  — Как спали?
  
  — Неплохо. — Это была правда: я отключился мгновенно. — А как вы?
  
  Она грустно улыбнулась.
  
  — Не очень. Ваша история нас взволновала, вернула много печальных воспоминаний. Особенно тяжело Хорасу. Потеря Джан стала для нас ужасным ударом, от которого мы до сих пор не пришли в себя, но когда он стал рассказывать вам о…
  
  — Очень жаль, — пробормотал я.
  
  — К нашей беде никто не остался равнодушным. И родственники, и в школе, куда Джан ходила в подготовительный класс. Ее учительнице мисс Стивенс пришлось взять неделю отпуска — так она переживала. Все дети в классе ходили подавленные. Не говоря уж о девочке, которая ее толкнула, Конни. Директор школы мистер Эндрюс распорядился в память о Джан повесить небольшую мемориальную доску. Я ее не видела, не смогла. Хорас, конечно, тоже. Он не переставал твердить, что его надо посадить в тюрьму.
  
  — И меня потрясла ваша трагедия, — вздохнул я.
  
  — Да, конечно. — Греттен налила в кружку кофе и протянула ее мне. — Но вы не знали нашу Джан, и нас тоже. И вот теперь каким-то образом оказались с нами связаны.
  
  Я налил в кофе сливки, положил сахар и принялся размешивать. Греттен посмотрела на меня.
  
  — Мистер Харвуд, что могло случиться с вашей женой, как вы думаете?
  
  — Не знаю. Боюсь, не наложила ли она на себя руки.
  
  Греттен кивнула.
  
  — Но если этого не случилось и она вернется к вам… ну, предположим, с ней все будет в порядке, у вас все продолжится как прежде? Я имею в виду — несмотря на то что она не та, за кого себя выдает?
  
  — Вероятно, это какое-то недоразумение и всему есть объяснение, которое в данный момент для нас непостижимо.
  
  Греттен пожала плечами:
  
  — Какое объяснение?
  
  — Не знаю.
  
  — Зачем ей потребовалось присваивать имя нашей дочери?
  
  — Неизвестно.
  
  — И почему выбрана наша дочь?
  
  И на этот вопрос у меня не было ответа.
  
  — Хорас очень переживает. Он считает, что ваша жена нас обокрала.
  
  — Я уверен, что Джан… объяснит, почему воспользовалась свидетельством о рождении вашей дочери. И не сомневаюсь, что она не собиралась причинять боль вашему мужу и вам, не намеревалась осквернять память вашей дочери.
  
  Греттен молчала. Перед уходом я на всякий случай написал для них адреса — свой и родителей — и номера телефонов.
  
  Расстались мы холодно, но вежливо.
  
  Только я выехал, как зазвонил мобильник.
  
  — Почему ты не звонишь? — воскликнула мама. — Мы уже начали беспокоиться.
  
  — Я в дороге, буду дома через несколько часов.
  
  — Ты ее нашел?
  
  — Нет.
  
  — А что Ричлеры? Ты с ними повидался?
  
  — Да.
  
  — Джан была у них? Они о ней что-нибудь знают?
  
  — Нет.
  
  Неужели сейчас надо пускаться в объяснения?
  
  — Как Итан? — спросил я.
  
  — С ним все в порядке. Сейчас с дедушкой в подвале — обсуждают строительство железной дороги.
  
  — Ладно. Счастливо. Целую.
  
  — Целую.
  
  На шоссе в этот час машин было мало. Самое время поразмышлять. Как у моей жены оказалось свидетельство о рождении девочки, погибшей много лет назад в возрасте пяти лет? Случайно? Нет. Так в чем же дело? Женщина, с которой я прожил шесть лет, родившая мне ребенка, вовсе не та, за кого себя выдает.
  
  Присвоить имя, фамилию и данные кого-то умершего в юном возрасте сложности не представляло. Я работал в газетном деле достаточно давно и знал, как это происходит. Вы обращаетесь за копией свидетельства о рождении покойного, утверждая, что это ваше свидетельство. Обычно никто не проверяет, особенно если человек умер несколько десятилетий назад. А имея свидетельство, вы получаете и остальные документы: карту социального страхования, библиотечную карту, водительские права. Все просто. Моя жена таким образом стала Джан Ричлер, а когда вышла замуж, превратилась в Джан Харвуд. Но кем же она была раньше? И почему ей пришлось отказаться от прошлой жизни и начать новую? Может, она проходила по программе защиты свидетелей?
  
  Джан выступала в суде как свидетельница. Например, по делу какого-то мафиози. То есть человека, у которого были возможности выследить и отомстить. Поэтому ей дали новые имя и фамилию. Это требовалось сохранить в тайне. Вот почему она ничего мне не говорила. Неудивительно, что Джан прятала свое новое свидетельство о рождении. Опасалась, что я раскрою ее тайну. Она боялась не за себя, а за нас с Итаном. Ну хорошо, пусть так, но почему она исчезла? Ей показалось, что ее раскрыли? И она спасалась? Но ведь можно было мне намекнуть об этом.
  
  И если Джан угрожает опасность, то правильно ли я делаю, что занимаюсь ее поисками? Не наведу ли на свою жену врагов? А если мои домыслы о программе защиты свидетелей вздор? И причина кроется в ином? Надо рассказать обо всем Барри Дакуэрту. Он запросит ФБР по поводу защиты свидетелей. И тогда…
  
  Зазвонил телефон.
  
  — Да.
  
  — Дэвид, почему ты ничего не сообщил нам об исчезновении жены и мы узнаем об этом из телевизора?
  
  Это звонил Брайан Доннелли, редактор отдела местных новостей.
  
  — Понимаешь… — начал я.
  
  — Где ты находишься?
  
  — В пути. Скоро буду дома.
  
  — Послушай, Мэдлин рвет и мечет. У нашего сотрудника пропала жена, об этом передали по радио и телевидению, а мы ничего не знаем. Какого черта ты не позвонил?
  
  — Извини, Брайан. В полиции сказали, что дадут объявление на следующий день и согласуют это со мной. Не знаю, почему они поторопились.
  
  — Я поручил дело Саманте, но, может, ты сам хочешь написать что-нибудь? Из первых рук это было бы здорово. Из копов нам пока вытянуть ничего не удалось.
  
  — Нет, пусть этим занимается Саманта.
  
  — Хорошо. Пока.
  
  — Пока.
  
  Я бросил телефон на сиденье. Через несколько секунд он зазвонил снова.
  
  — Дэвид, это Саманта.
  
  — Привет.
  
  — Я тебе очень сочувствую.
  
  — Спасибо.
  
  — Джан по-прежнему неизвестно где?
  
  — Да.
  
  — Ты можешь что-нибудь сказать, для печати?
  
  — Только то, что я надеюсь, что она скоро будет дома.
  
  — Копы напускают на дело такую таинственность, что просто противно. Особенно Дакуэрт. Ведь он ведет расследование?
  
  — Да.
  
  — Я к нему несколько раз подкатывалась. Молчит.
  
  — Послушай, я сейчас еду домой. Скоро встречусь с детективом Дакуэртом, и что-нибудь прояснится. Я ожидал, что они дадут информацию на телевидение только сегодня. Не понимаю, почему так получилось.
  
  — Ладно, держись. — Она положила трубку.
  
  Около полудня я наконец свернул к своему дому. В холле громко позвал Джан. На всякий случай. Никто не отозвался. Последние двадцать миль пути из головы не выходило это пресловутое свидетельство о рождении. Нужно посмотреть на него снова и доказать себе, что оно не плод воображения.
  
  Прежде чем подняться наверх, я проверил автоответчик. Там было пять сообщений — все от разных изданий с просьбой об интервью. Я не стал их удалять, потому что в подобной ситуации общение с прессой необходимо. Затем поднялся наверх и открыл встроенный шкаф, расчистив место у плинтуса. Отогнул. Вгляделся.
  
  Конверт с ключом и свидетельством о рождении Джан Ричлер исчез.
  Глава двадцать первая
  
  Только она заснула, как лежащий рядом Дуэйн отбросил одеяло и двинулся по жесткому ковру в ванную комнату. А она после этого уставилась в потолок и принялась вспоминать оставшуюся позади жизнь. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться. Женщину, которую она недавно похоронила, ей было не жаль. Просто той не повезло, некстати подвернулась под руку.
  
  Дуэйн Остерхаус, как и она, спал голый. Худой, жилистый, почти два метра ростом, на правой ягодице небольшая татуировка в виде цифры 6, которую он считал счастливой.
  
  — Всем нравится семерка, а мне шестерка, — объяснил он.
  
  Тело у него стройное, моложавое, вот только волосы поредели и начали седеть. Может, так на него подействовала тюрьма?
  
  Дуэйн закрыл дверь ванной комнаты, но все равно было слышно, как он мочится. Это продолжалось долго, целую вечность. Она потянулась за пультом, включила телевизор, приглушив звук. Передавали утреннее шоу из Нью-Йорка. Двое ведущих, мужчина и женщина, спорили о том, какую пару выбрать, чтобы они поженились в прямом эфире. Наконец послышался шум спускаемой воды в унитазе и дверь отворилась.
  
  — Привет, — произнес он, бросив взгляд на экран. — А я удивился, кто это здесь разговаривает. Ты проснулась?
  
  Она выключила телевизор.
  
  — Да.
  
  — Как спала?
  
  — Плохо.
  
  — А я просыпаюсь, потому что не слышу, как храпят сокамерники. Так въелось в мозги, что не вытравишь. Похоже на то, когда живешь в Нью-Йорке и постоянно слышишь, как мимо дома проезжают машины. Ты уже к этому привык и не замечаешь, а потом попадаешь в другое место, где тихо, и не можешь заснуть. Не хватает шума. — Он посмотрел на нее. — Все еще болит голова?
  
  — Нет, — ответила она и сразу пожалела о сказанном, потому что Дуэйн взгромоздился на нее. — Ты чего так торопишься? — поморщилась она. — Боишься, что тебя отправят снова в камеру?
  
  — Извини, — пробурчал Дуэйн.
  
  Он спешил не только в этом. Вчера вечером, когда они ужинали в придорожном ресторане, Дуэйн умял половину порции прежде, чем она успела развернуть на коленях салфетку. Он отправлял в рот один кусок за другим, будто в ресторане возник пожар и он хотел успеть насытиться, пока огонь не подобрался ближе. Когда она спросила, в чем дело, объяснил, что у него выработалась такая привычка. А то зазеваешься, и еду уведут из-под носа.
  
  Дуэйн пытался что-то там сделать, но у него не получалось. Она решила ему помочь. Так надо. Если взялась играть роль, то нужно играть до конца. Интересно, как у него с этим было в тюрьме? Неужели удовлетворялся мужчинами? Она знала, что он не такой, но пять лет без секса — многовато. Может, она спросит его об этом когда-нибудь, но скорее всего не станет.
  
  Дуэйн наконец завелся и принялся за дело. Весь процесс занял у него чуть больше минуты, и за это она ему была особенно благодарна.
  
  — Ой как замечательно…
  
  — Правда? Я ведь вроде как, ну понимаешь, давно не имел женщину, так что…
  
  — Да все было просто классно, — заверила она.
  
  — Послушай… — Он повернулся к ней, опершись на локоть. — Как мне теперь тебя называть? Давай на людях я будут звать тебя Блонди. — Он кивнул в сторону парика на столике и усмехнулся. — Кстати, ты в нем выглядишь потрясающе.
  
  Она задумалась.
  
  — Меня зовут Кейт.
  
  Он кивнул.
  
  — Так вот, Кейт, — проговорил Дуэйн, глядя в потрескавшуюся штукатурку на потолке, — мне просто не верится, что все закончилось. Я с трудом дотерпел. Другие парни тянули срок и не дергались. В общем, не было похоже, что они ждут с нетерпением конца. А я считал дни, даже часы.
  
  — У них не было такого стимула, как у тебя, — заметила она.
  
  — Вот именно. К тому же меня ждала ты.
  
  Кейт не была такой наивной, чтобы верить ему.
  
  — Да, попался как дурак, — проговорил Дуэйн.
  
  Она промолчала.
  
  — Мы уже подготовились, — продолжил он, — и тут меня взяли, за ерунду какую-то. Я там пинал себя по-всякому каждый день. Надо же, какой дурак. А все дело в том, что тот парень меня, падла, подзуживал. И я поддался. А вскоре адвокат сдал меня, скотина.
  
  Она все это уже слышала. И не раз.
  
  — Ну а если парень нацелился на тебя бильярдным кием и собирается треснуть, что остается делать? — не унимался Дуэйн. — Стоять и ждать, когда он раскроит мне череп?
  
  — Если бы ты отдал ему деньги, которые должен, до этого бы не дошло. Тогда бы он не пошел на тебя с кием и ты не схватил бы шар и не саданул его по лбу.
  
  — Хорошо еще, что этот сукин сын вышел из комы до оглашения приговора, а то бы я загремел на пожизненное.
  
  Они помолчали пару минут.
  
  — Честно говоря, милашка, я немного беспокоился.
  
  — О чем?
  
  — Что ты не станешь меня ждать. Все-таки долго. Куш, конечно, приличный, но все равно долго.
  
  Кейт лениво потянулась.
  
  — Я не хочу сказать, что мне было так же скверно, как тебе, но… это тоже была тюрьма. Ты сидел в своей, а я — в своей.
  
  — У тебя отлично получилось, молодец. Быстро слиняла, нашла прикрытие.
  
  А все потому, что она предусмотрела подобный вариант заранее. Имела заготовку. Не думала, что пригодится так скоро… Смотреть далеко вперед — такая у нее была привычка. Тем более следовало подстраховаться, когда до нее дошел слух, что тот курьер остался жив. Не хотелось раньше времени отправляться в могилу. А тут еще Дуэйн отмочил глупость с бильярдным шаром.
  
  — Расскажи мне об этом парне, — вдруг сказал он.
  
  — Каком?
  
  — О твоем муже.
  
  — А что о нем рассказывать?
  
  — Ну, какой он…
  
  — Он любит меня. Вот и все.
  
  — Что за человек?
  
  — Так… обычный обыватель. Довольствуется малым.
  
  Дуэйн кивнул.
  
  — А я вот не такой. Так что нас с тобой ждет светлое будущее. Знаешь, что я решил? Купить яхту, средних размеров, и поселиться в ней. Вот где свобода. Тебе не понравилось это место, ну, где ты сейчас находишься. А так — плывешь куда хочешь. Можно повидать весь мир. Как тебе моя задумка?
  
  — Не знаю. — Она повернулась на спину и стала смотреть в потолок. — Я вообще-то боюсь морской болезни. В детстве родители повезли меня на пароме через озеро Мичиган, так меня там всю дорогу тошнило. — Она помолчала. — Мне больше нравится мечтать об острове. Где-нибудь в теплых краях. Сижу на пляже, любуюсь прибоем с бокалом пинаколады в руке. И никаких забот. Вот это жизнь.
  
  Дуэйн продолжал гнуть свое:
  
  — Посудина должна быть достаточно большая. С пассажирскими каютами. И чтобы койки там были нормальные, как в хорошем отеле. Представляешь, вечером ложишься спать и слушаешь, как вода лупит по корпусу. Это успокаивает.
  
  — Что значит — лупит?
  
  — Ну плещет.
  
  — Ты вообще-то когда-нибудь был на корабле? — спросила Кейт.
  
  Дуэйн Остерхаус скорчил недовольную гримасу.
  
  — Неужели обязательно нужно что-то попробовать, чтобы знать, что тебе понравится? Я никогда не лежал в постели с Бейонсе, но могу представить, какое это наслаждение.
  
  — Эта красотка ждет с нетерпением твоего звонка. — Женщина слезла с постели. — Я иду принять душ.
  
  Да, отвыкла она от Дуэйна. Раньше все было иначе. Конечно, он не интеллектуал, но ее привлекало другое: постоянное присутствие в жизни риска, потрясающий секс, восторг от того, что ты живешь сегодняшним днем, не зная, что произойдет завтра. Тогда Дуэйн вполне подходил ее целям. А вот теперь изменился. Впрочем, неудивительно: любой изменится после пятилетней отсидки.
  
  А может, дело не только в нем? Изменилась она?
  
  — Хочу жрать, — объявил Дуэйн. — Сейчас возьму на завтрак полный набор. Все, что там у них есть: яйца, сосиски, блины. Оголодал как зверь.
  
  В кафе они сели за столик рядом с папашей, который привел завтракать двух мальчиков-близнецов лет шести. Официантка протянула им меню. Дуэйн широко улыбнулся.
  
  — Итак, сосиски, яичница с беконом, картошка по-домашнему и блины. — Он посмотрел на подругу. — Тебе тоже не повредит добавить мяса к костям. — Затем повернулся к официантке. — А пока принесите две кружечки кофе.
  
  Буквально через несколько секунд она поставила на стол две кружки, наполнила их из кофейника, достала из кармана передника сливки. Дуэйн кивнул.
  
  — Кажется, я начинаю привыкать.
  
  — Я хочу пончик! — крикнул мальчик за соседним столиком.
  
  — Пончики мы брать не станем, — строго сказал отец. — Хочешь яичницу с беконом?
  
  — Хочу пончик, — заныл тот.
  
  Дуэйн скрипнул зубами — ребенок его раздражал — и наклонился к Кейт:
  
  — Кажется, твой парик немного съехал.
  
  Она поправила его, делая вид, будто приглаживает волосы.
  
  — Может, лучше покраситься? Так проще.
  
  — А если копы вдруг начнут искать блондинку, — недовольно проговорила она, — мне тогда снова краситься? Нет уж, я лучше куплю еще пару париков.
  
  Близнецы, которым отец позволил заказать картошку фри, начали драться. Отец орал на них обоих, приказывал успокоиться.
  
  — Как ты себя чувствуешь, после того как закопала в землю подругу? — спросил Дуэйн.
  
  — Она не была моей подругой.
  
  — Но вы вместе работали.
  
  — Ну и что? Для этого не обязательно дружить, — раздраженно произнесла Кейт. — И вообще, хватит о ней.
  
  — Он начал первый, — захныкал один из мальчиков.
  
  — Чертовы дети, — выдавил Дуэйн сквозь стиснутые зубы.
  
  — Они не виноваты, — сказала Кейт. — Папаша должен был принести сюда что-нибудь чем их занять: книжку с картинками, видеоигру.
  
  Официантка обслужила мужчину с близнецами и вскоре принесла заказ Кейт и Дуэйну. Он набросился на еду как голодный волк.
  
  — Ешьте, — проворчал папаша сзади.
  
  — Я не хочу, — снова заныл кто-то из мальчиков.
  
  Другой неожиданно соскочил со стула и направился к стойке.
  
  — Олтон, вернись! — крикнул мужчина.
  
  Кейт полила блины сиропом — она заказала только блины, — отрезала треугольничек, наколола на вилку.
  
  — Чудно, да? — пробормотал Дуэйн с набитым ртом.
  
  — Ты о чем?
  
  — Ну, что мы наткнулись на нее?
  
  — Олтон, вернись немедленно!
  
  — Но мы все быстро уладили, — продолжил Дуэйн. — В общем, беспокоиться не о чем.
  
  — Да, похоже.
  
  — Олтон, вернись! Я что тебе сказал!
  
  — У меня яичница противная, — прогундосил мальчик, оставшийся за столом.
  
  Дуэйн быстро развернулся и, схватив мужчину за горло, ударил головой о стул. Тот отчаянно забарахтался, сбрасывая на себя и на пол кофе и яичницу с беконом. Его глаза расширились от страха, он задыхался. Пытался оторвать от себя руку Дуэйна, но было проще согнуть стальной прут. Мальчик за столом в ужасе смотрел на происходящее.
  
  Кейт вскочила.
  
  — Пошли отсюда.
  Глава двадцать вторая
  
  — Когда они были у вас в последний раз? — спросил Барри Дакуэрт.
  
  Джина задумалась.
  
  — Наверное, в начале прошлой недели. В понедельник или во вторник. Нет, это было не на прошлой неделе, а раньше.
  
  Детектив с удовольствием вдохнул аромат пекущейся в очаге пиццы.
  
  — А вы не смогли бы найти сейчас их чек за тот ужин?
  
  — Постараюсь, — сказала Джина. — Мистер Харвуд всегда расплачивался кредитной карточкой.
  
  — Хорошо. Потому что поможет установить точно, когда это было. — Дакуэрт представил Джину, выступающую с кафедры свидетелей в суде. Адвокат, даже не очень опытный, если она не сможет точно вспомнить, когда произошел инцидент, расправится с ней, как он расправился бы сейчас с пиццей.
  
  — Мистер и миссис Харвуд являлись постоянными посетителями вашего ресторана?
  
  Джина пожала плечами.
  
  — Ну, не скажу, что постоянными. Но заходили примерно раз в три недели. — Она замялась. — Честно говоря, я продолжаю сомневаться, что поступила правильно.
  
  — В каком смысле?
  
  — Что позвонила в полицию. Не следовало это делать.
  
  Дакуэрт улыбнулся.
  
  — Вы все сделали правильно.
  
  — О сообщении в новостях мне сказал сын — он работает у нас поваром. В кухне есть телевизор, и он увидел. Вечером мы открыли сайт канала, и стало ясно, что пропавшая женщина действительно миссис Харвуд. И я сразу вспомнила, что произошло здесь в тот вечер. Но мне не хочется, чтобы у мистера Харвуда были какие-то неприятности. Я уверена: он не сделал своей жене ничего плохого. Очень милый человек.
  
  — Не сомневаюсь.
  
  — И всегда оставляет приличные чаевые. Не чрезмерные, но, как говорится, в самый раз. Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать ему о нашем разговоре?
  
  Дакуэрт развел руками.
  
  — Мы стараемся действовать осмотрительно.
  
  — Сын убедил меня позвонить вам. Я так и сделала.
  
  — Как вели себя Харвуды? Не в прошлый раз, а обычно?
  
  — Ну, обычно они были очень веселые. Я не прислушиваюсь к разговорам гостей ресторана. Не мое это дело. Но всегда можно судить, если между парой какая-то размолвка, если даже не слышно, о чем они говорят. Видно по их позам за столом, по тому, как они смотрят или не смотрят друг на друга.
  
  Детектив кивнул:
  
  — Понятно.
  
  — Так вот, — продолжила Джина, — в последний раз получилось, что я невольно услышала обрывки беседы. По крайней мере то, что говорила она.
  
  — И что же?
  
  — Разговор у супругов был невеселый, это было заметно по их расстроенным лицам. Я приблизилась к столу, и она сказала что-то вроде: «Ты без меня жил бы счастливее».
  
  — Так она сказала?
  
  — Может, не совсем так. Мне показалось, что смысл ее слов был такой, что мистеру Харвуду было бы лучше, если бы она умерла. Или если бы он как-то избавился от нее.
  
  — Вероятно, это была ее реакция на какие-то слова мистера Харвуда?
  
  — Вот именно. Я так и подумала. Может, он высказал недовольство, и она расстроилась.
  
  — Но вы не слышали его слов? — спросил Дакуэрт, делая пометку в блокноте.
  
  — Нет, но она была очень опечалена. Поднялась из-за стола, и они ушли, не доев ужин.
  
  Дакуэрт втянул воздух. Джина широко улыбнулась.
  
  — Не желаете отведать кусочек моей особой пиццы?
  
  Он улыбнулся в ответ.
  
  — Отказываться было бы невежливо.
  
  Съев великолепную пиццу с сыром и шампиньонами, Дакуэрт сел в автомобиль и достал телефон. Сначала он позвонил жене.
  
  — Привет. Как дела?
  
  — Не очень, — ответила Морин.
  
  — От него по-прежнему ничего?
  
  — Но там пять или шесть часов разницы, так что он, наверное, только встал.
  
  — Ладно, будем ждать.
  
  — Не беспокойся. Занимайся своими делами. Ты съел салат, который я дала тебе с собой?
  
  — Съел, но это капля в море. Так что я голоден.
  
  — Завтра добавлю еще банан.
  
  — Ладно. Счастливо, позвоню позднее.
  
  Затем он набрал номер управления, чтобы узнать, не вернулась ли домой Лианн Ковальски. С ее мужем ему разговаривать не хотелось. Домой она не вернулась. Детектив решил, что пора поручить кому-нибудь заняться этим делом, пока он работает над исчезновением жены Харвуда. До конца дня надо было успеть попасть в Лейк-Джордж, но вначале он хотел заехать еще в одно место.
  
  В пути Дакуэрт продолжал размышлять. Итак, Дэвид Харвуд позвонил в полицию из парка «Пять вершин» и сообщил об исчезновении жены. Но отсутствовали какие-либо убедительные свидетельства, что она вообще входила в парк. Кроме его слов, разумеется. Билеты были куплены по Интернету, но только два: взрослый и детский. Камеры наблюдения парка нигде не зафиксировали Джан Харвуд. Конечно, это еще ничего не доказывает, но все равно тревожный симптом. Далее: слова Дэвида Харвуда о том, что у его жены возникли мысли о самоубийстве, ничем не подтверждаются. Никто больше ее депрессии не заметил. Он говорит, что жена ходила на консультацию к доктору Сэмюэлсу, а тот это отрицает. Теперь — рассказ хозяйки итальянского ресторана Джины. Что означают слова миссис Харвуд, которые она слышала?
  
  О поездке в Лейк-Джордж накануне исчезновения жены Дэвид Харвуд ни разу не упомянул. А свидетель, Тед Брайл, тем не менее сообщил, что Джан Харвуд заходила в его магазин. Мало того, завела с ним беседу и сказала, что муж везет ее куда-то в лес, хочет сделать сюрприз. Ее босс, Эрни Бертрам, косвенно подтвердил это, сказав, что Джан собиралась с мужем в пятницу в какую-то «таинственную» поездку.
  
  А не случилось ли так, что владелец магазина Тед Брайл был последним, кто видел Джан Харвуд живой, не считая самого Дэвида Харвуда?
  
  У Дакуэрта начали закрадываться серьезные подозрения относительно репортера. Слишком странно все это выглядело.
  
  Отец Дэвида нашел в гараже комплект для игры в крокет и установил на заднем дворе. Но Итан наотрез отказывался забивать деревянные шары в воротца, а пускал их куда придется. В конце концов дедушка понял, что учить внука приемам игры пока рановато.
  
  Его супруга тем временем безуспешно пыталась найти себе какое-то занятие. Готовила еду, гладила, оплатила по Интернету счета, попыталась читать газету, взялась смотреть телевизор, перескакивая с канала на канал. А если кто-нибудь звонил, она заканчивала разговор через минуту. Не хотела занимать линию. Мог позвонить Дэвид или кто-либо из полиции. А может, и Джан.
  
  Боже, если с ней действительно что-то случилось, как с этим справится Дэвид? Как ребенок перенесет потерю матери? Она не хотела об этом думать, но знала, что надо готовить себя к худшему. Арлин Харвуд всегда так поступала. А если все потом сложится удачно, так это чудесно.
  
  Куда могла исчезнуть Джан? Невестка не понравилась ей с самого начала, но она всегда держала это при себе. Не делилась своими сомнениями даже с мужем, не говоря уж о сыне. Что-то в поведении Джан казалось Арлин подозрительным, хотя точно сформулировать она бы не смогла. На мужчин Джан действовала как крепкий алкоголь: сбивала наповал. Дэвид влюбился в нее по уши, как только познакомился в городском департаменте занятости, куда пришел, когда готовил материал для газеты о людях, ищущих работу. Джан тогда наотрез отказалась, чтобы о ней написали в газете. Что-то в этой женщине тронуло Дэвида. Однажды он признался матери, что Джан показалась ему плывущей по течению без руля и ветрил.
  
  Когда они разговорились, она после настойчивых расспросов Дэвида сказала ему, что живет одна, у нее никого нет, даже дальних родственников. Такая красивая женщина живет одна? Это, конечно, Дэвида удивило. Когда он закончил свои дела в департаменте и вышел на улицу, то увидел Джан на остановке. Она ждала автобус. Дэвид предложил ее подвезти, и та после недолгих колебаний согласилась. Джан снимала комнату над шумным заведением с бильярдной.
  
  — Это не мое дело, — сказал тогда Дэвид, — но в таком месте жить небезопасно.
  
  — Лучшего жилья я пока не могу себе позволить, — ответила она. — Когда найду работу, подыщу что-нибудь получше.
  
  — А сколько вы платите за комнату?
  
  Джан назвала сумму.
  
  Дэвид вернулся в газету, написал очерк, а потом позвонил своей хорошей знакомой из отдела объявлений.
  
  — У тебя есть что-нибудь о сдаче жилья для завтрашнего номера? Тут одна женщина ищет комнату за умеренную плату.
  
  Вскоре ему на компьютер пришло четыре объявления. По пути домой он заехал к Джан и показал ей объявления.
  
  — В газете они появятся только завтра. Три комнаты находятся в гораздо лучших районах, чем этот, а цена та же, какую вы платите сейчас.
  
  В ближайший уик-энд он помог Джан переехать.
  
  А дальше все развивалось быстро. Период ухаживания был коротким. Они поженились через несколько месяцев.
  
  — А чего ждать? — сказал Дэвид. — Мне уже давно пора заводить семью. А Джан меня устраивает. И жить есть где. Дом вполне приличный. Разве не так?
  
  Что правда, то правда. Он купил его пару лет назад — поддался на уговоры редактора из отдела бизнеса. Тот заявил, что жилье снимают только дураки. Умные живут в собственных домах.
  
  — Джан тоже не терпится замуж? — спросила мама.
  
  — А вы через сколько месяцев поженились после знакомства? — поинтересовался Дэвид.
  
  — Через пять, — сообщил отец, вступая в разговор. — Но у нас ведь была потрясающая любовь. Правда, дорогая?
  
  Отцу Джан понравилась сразу, как только он ее увидел, когда Дэвид привел невесту знакомиться с родителями. Джан без труда снискала его расположение, а вот чтобы понравиться матери Дэвида, никаких усилий не приложила. Арлин это задело.
  
  Почему Джан нравится мужчинам — тут никакой загадки не было. Для этого у нее имелся полный арсенал средств. Красивое лицо, стройная фигура, полные губы, лучистые глаза и вздернутый нос — все это замечательно сочеталось. Джан выглядела красавицей в любом наряде. И в облегающей юбке, и в потертых джинсах. Необыкновенная сексуальность без намека на вульгарность. Что может быть лучше? Разумеется, никакого нарочитого махания ресницами, никакого писклявого капризного голоска. Сплошная естественность.
  
  Когда Дэвид начал водить ее к родителям, отец просто помешался. Торопился помочь ей снять плащ, бежал приготовить коктейль, спрашивал, удобно ли она устроилась на диване.
  
  — Что с тобой происходит? — спросила его однажды Арлин, когда Дэвид и Джан ушли. — Ты что, в следующий раз возьмешься массировать ей спину?
  
  Дон понял, что перестарался, и сбавил темп, но все равно не скрывал восхищения будущей женой сына. Арлин была невосприимчива к подобного рода обаянию. Нет, Джан вела себя с ней очень корректно, но та чувствовала: девушка знает, что на будущую свекровь ее чары не действуют. И еще мать Дэвида удивляло, как Джан могла разорвать все связи с родителями. Даже не сообщила о рождении внука. Конечно, всякое бывает, но неужели ее родители такие монстры?
  
  В дверь позвонили. Арлин в этот момент находилась рядом, рылась в стенном шкафу, думая о том, чтобы передать наконец все это барахло в «Армию спасения». Звонок заставил ее вздрогнуть. Она закрыла шкаф и посмотрела в окно. У двери стоял мужчина в костюме и галстуке.
  
  — Я детектив Дакуэрт, — представился он, когда Арлин открыла дверь. — Вы миссис Харвуд?
  
  — Да.
  
  — Мама Дэвида?
  
  — Да.
  
  — Я веду расследование по поводу исчезновения вашей невестки. Приехал задать вам несколько вопросов.
  
  — Пожалуйста, проходите.
  
  — Ваш сын здесь?
  
  — Нет, но тут наш внук Итан. Играет во дворе с дедушкой. Привести его?
  
  — Не надо. Я разговаривал с ним вчера. Славный мальчик.
  
  Арлин Харвуд кивнула и проводила детектива в гостиную. Усадила на диван, убирая игрушки Итана. Дакуэрт улыбнулся:
  
  — Моему сыну почти двадцать, а он все еще собирает разные фигурки.
  
  — Позвать мужа? — спросила Арлин.
  
  — Мы пока побеседуем без него.
  
  — Если я могу чем-нибудь помочь…
  
  — Ваш сын, наверное, очень переживает.
  
  — Это кошмар для всех нас. Слава Богу, Итан еще маленький и ничего не понимает. Думает, что мама куда-то ушла и скоро вернется.
  
  — А вы как считаете?
  
  — Ну… мы все надеемся на это. С чего вдруг Джан куда-то ушла, не сказав никому ни слова? Прежде она вела себя вполне адекватно. — Арлин посмотрела на детектива. — Я не могу представить, чтобы она что-либо скрывала от мужа.
  
  — В последнее время вы замечали в ее поведении что-нибудь странное?
  
  — Нет, но Дэвид говорил, что последние пару недель Джан пребывала в депрессии. Это его огорчало. Он даже сказал, что Джан недавно призналась ему, будто собиралась спрыгнуть с моста. Он вам это говорил?
  
  — Да, — ответил Дакуэрт.
  
  — Что могло ее подвигнуть на такое?
  
  — Но сами вы ничего необычного в поведении невестки не усматривали, я правильно понял?
  
  — Она редко бывала у нас. Завозила Итана утром, забирала вечером. И то не всегда. Мы обычно перебрасывались с ней парой слов, и все.
  
  — А депрессия, расстройство?
  
  Арлин нахмурилась.
  
  — Думаю, при встрече с нами Джан напускала на себя веселость. Наверное, не хотела показывать.
  
  — И что, ни разу через ее веселость ничего такого не проскользнуло?
  
  — Нет.
  
  — Прошу вас, не усматривайте в моих вопросах какой-то скрытый смысл. Его там нет.
  
  — Хорошо.
  
  — Насколько близка была Джан с Лианн Ковальски? Например, они могли куда-нибудь вместе поехать, чтобы развлечься?
  
  — Лианн? Женщина, с которой работает Джан?
  
  — Да.
  
  — Я ничего не знаю. Мне вообще неизвестно, с кем общается Джан. Вы лучше спросите об этом у Дэвида.
  
  — Я так и сделаю. Понимаете, мне просто необходимо выяснить, чем занималась Джан за день до исчезновения.
  
  — А почему это важно?
  
  — Чтобы составить представление о ее привычках и поведении.
  
  — Понимаю.
  
  — Вы знаете, чем занималась Джан в пятницу, за день до их поездки в парк «Пять вершин»?
  
  — Честно говоря, не знаю… хотя подождите: они с Дэвидом, кажется, куда-то ездили.
  
  — Вот как? — Дакуэрт сделал пометку в блокноте. — Куда же?
  
  — Пытаюсь вспомнить. Сын тогда еще сказал, что Итан побудет у нас подольше. Лучше спросите у Дэвида. Хотите, я ему позвоню? Он сейчас в пути, возвращается из Рочестера.
  
  — Не надо. Я просто хотел выяснить, известно ли вам об этом.
  
  — Видимо, это имело какое-то отношение к его работе.
  
  — То есть он ездил куда-то собирать материал для статьи? Может, брать интервью?
  
  — Дэвид говорил, что работает над материалом о строительстве частной тюрьмы в нашем городе. Вы знаете об этом?
  
  — Слышал, — произнес Дакуэрт. — А зачем он взял с собой в деловую поездку жену?
  
  Арлин пожала плечами.
  
  — И когда ваш сын вернулся?
  
  — Вечером. До темноты. Зашел ненадолго — забрать Итана.
  
  — Вместе с женой?
  
  — Нет, один.
  
  — Джан ждала в машине?
  
  — Дэвид приезжал без нее.
  
  Дакуэрт кивнул, словно это было в порядке вещей, и поинтересовался:
  
  — А почему один?
  
  — Кажется, она плохо себя чувствовала, — ответила Арлин. — Да, Дэвид сказал, что на обратном пути Джан плохо себя почувствовала. Он завез ее домой, а потом поехал сюда за Итаном.
  
  — А что с ней произошло?
  
  — Вроде разболелась голова.
  
  — Но к утру она почувствовала себя лучше — ведь они вместе поехали в парк «Пять вершин»?
  
  — Утром я ее не видела. Они отправились прямо в парк. — Арлин прислушалась: у дома раздался звук закрывающейся дверцы автомобиля, — встала и подошла к окну. — Приехал Дэвид. Он, наверное, сможет ответить на все ваши вопросы.
  
  — Буду надеяться, — проговорил Дакуэрт, поднимаясь с дивана.
  Глава двадцать третья
  
  Останавливаясь у дома родителей, я заволновался, увидев стоявший там полицейский автомобиль Барри Дакуэрта. Я быстро вышел из машины, взбежал на веранду, распахнул дверь и чуть не столкнулся с ним нос к носу. Сзади стояла мама с расстроенным видом. Мы поздоровались.
  
  — Что-нибудь случилось? — спросил я, переводя дух.
  
  — Нет, пока ничего нового, — ответил детектив. — Вот проезжал мимо — и решил завернуть, поговорить с вашей мамой.
  
  — Но Джан хотя бы ищут?
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  — Разумеется. Если появится какая-нибудь информация — обещаю, вы узнаете первым.
  
  — Мне нужно с вами поговорить, — сказал я.
  
  С заднего двора доносился смех Итана. Я хотел пойти к нему, но Дакуэрт взял меня за локоть.
  
  — Давайте проедем в управление и побеседуем, — произнес он.
  
  — Что-то все же случилось, — прошептал я. — Неужели вы ее нашли?
  
  — Нет, сэр, но поговорить необходимо.
  
  — Хорошо.
  
  Он отпустил мой локоть и направился к двери. Подошла мама, мы обнялись. Было видно, что она хочет мне что-то сказать. Я заметил на ее глазах слезы.
  
  — Дэвид, мне кажется… я сказала ему что-то такое…
  
  — О чем ты, мама?
  
  — Этот детектив как-то странно посмотрел на меня, когда я сказала, что Джан…
  
  — Мистер Харвуд!
  
  Я оглянулся. Детектив Дакуэрт стоял, открыв для меня дверцу своего автомобиля, и ждал.
  
  — Мне надо идти.
  
  Я обнял маму и побежал к машине. Запрыгнул на переднее сиденье и сказал:
  
  — Мы могли бы спокойно побеседовать здесь. Зачем куда-то ехать, а потом везти меня назад?
  
  — Об этом не беспокойтесь, — ответил Дакуэрт. — Просто в управлении нам разговаривать будет удобнее.
  
  Я промолчал.
  
  — Зачем вы ездили в Рочестер? — поинтересовался он.
  
  — Побеседовать с родителями Джан.
  
  — С которыми она сама не виделась многие годы?
  
  — Да.
  
  — У вас получилось?
  
  — Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Но позвольте вначале задать вопрос.
  
  — Слушаю вас.
  
  — У вас есть возможность выяснить в ФБР или в другой какой-то организации о человеке, числящемся в программе защиты свидетелей?
  
  Дакуэрт долго молчал, а затем произнес:
  
  — Повторите, пожалуйста, я не понял.
  
  Я повторил.
  
  — Полагаю, что в принципе такое возможно, — кивнул он. — Но это зависит от ситуации. Обычно сотрудники ФБР не слишком церемонятся с местными служителями порядка: считают их безмозглыми провинциалами, — и потому не склонны делиться любой информацией. В данном случае они правы: ведь чем меньше людей посвящены в тайну, тем меньше вероятность утечки. А почему вы об этом спросили?
  
  — Мне казалось, что, возможно…
  
  — Подождите, позвольте мне самому догадаться. Вы предположили, что ваша жена проходит по программе защиты свидетелей. А теперь кто-то раскрыл ее местопребывание и вашей жене пришлось исчезнуть. Разумеется, под прикрытием ФБР. Правильно?
  
  — Да, но я не собирался шутить.
  
  — Я тоже, — отозвался он. — Все это очень серьезно.
  
  — Поведение Джан мне кажется очень странным.
  
  Он покосился на меня.
  
  — И в чем странность?
  
  — Не знаю. Но вчера мне удалось узнать такое, что не укладывается в голове. Возможно, это имеет отношение к ее исчезновению.
  
  — Что именно?
  
  — Вчера в Рочестере я познакомился с людьми, которые числятся в свидетельстве о рождении Джан как ее родители.
  
  — Кто эти люди?
  
  — Хорас и Греттен Ричлер. У них действительно была дочь, которую звали Джан, дата рождения такая же, как у моей жены, но она умерла в возрасте пяти лет.
  
  Дакуэрт кивнул, словно не усматривал в этом ничего необычного.
  
  — Она погибла в результате несчастного случая. Отец в автомобиле случайно наехал на дочь.
  
  — Ничего себе, — пробормотал Дакуэрт. — И как же после этого он смог жить?
  
  — Что вы на это скажете?
  
  — Давайте доедем до управления и там все подробно обсудим.
  
  Детектив Дакуэрт завел меня в скромно обставленную комнату.
  
  — Садитесь.
  
  — Это комната для допросов?
  
  — Нет, но здесь можно поговорить без помех. Подождите пару минут: я позвоню насчет программы защиты свидетелей. Хотите кофе?
  
  Я отказался. Он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Я подошел к столу, постоял, затем опустился на металлический стул. Происходящее явно выходило за рамки отношений, какие у нас сложились с детективом Дакуэртом.
  
  На стене висело зеркало. Не исключено, что по другую сторону сейчас находится детектив и наблюдает через полупрозрачное стекло за моим поведением: хожу ли я суетливо по комнате, нервозно провожу пальцами по волосам? Подобное я часто видел в кино. Я пытался себя успокоить, но внутри все кипело.
  
  Через пять минут дверь отворилась. Вошел Дакуэрт с чашкой кофе и бутылкой воды.
  
  — Себе взял кофе, — пояснил он, — а вам прихватил воды, на всякий случай.
  
  — Вы, верно, считаете меня идиотом!
  
  — Не понял?
  
  — Так я все же не идиот. Это по поводу происходящего. Значит, привезли меня сюда, оставили на некоторое время одного, чтобы дозрел. Все ясно.
  
  — Что вам ясно? — спросил Дакуэрт, ставя на стол кофе и воду.
  
  — Послушайте, я не считаю себя выдающимся репортером: будь иначе, я бы не работал в «Стандард», где уже давно забыли о настоящей журналистике, — но мне довелось кое-что повидать, чтобы понимать, что к чему. Вы считаете меня подозреваемым.
  
  — Я этого не говорил.
  
  — Тогда убедите меня в обратном!
  
  — Почему вы ничего мне не сказали о поездке в Лейк-Джордж два дня назад?
  
  — А зачем я должен был вам об этом рассказывать? Джан пропала на следующий день. Какое отношение к этому имеют события пятницы?
  
  — Так расскажите сейчас.
  
  — Вы считаете это важным?
  
  — А что, мистер Харвуд, у вас есть причины от меня что-то скрывать?
  
  — Нет. Хорошо, я расскажу. Мы с Джан отправились в Лейк-Джордж, я должен был там встретиться с человеком, который собирался передать мне важную информацию для статьи. Жена поехала просто за компанию.
  
  — О чем вы готовили статью?
  
  — О строительстве в городе частной тюрьмы фирмой Элмонта Себастьяна. Пока мне известно, что он подкупил одного члена городского совета, чтобы тот голосовал как нужно. В четверг я получил на свой компьютер в редакции анонимное электронное письмо. Некто, женщина, сообщала, что у нее есть доказательство о подкупе еще ряда членов городского совета.
  
  — Встреча состоялась? — спросил детектив.
  
  — Нет, женщина не приехала.
  
  — Где была назначена встреча?
  
  — У магазина рядом с автозаправкой при въезде в Лейк-Джордж. Женщина должна была приехать туда в пять часов на белом пикапе.
  
  — Вы всегда берете с собой жену в такие поездки?
  
  — Нет.
  
  — А почему вы решили это сделать сейчас?
  
  — Но я ведь вам уже говорил, что последние несколько недель Джан находилась в депрессии. Поэтому, когда она сказала, что в пятницу взяла выходной, я предложил ей поехать со мной.
  
  — Ясно. И о чем вы говорили по дороге?
  
  Я пожал плечами.
  
  — Не знаю… мы… В чем все-таки дело, детектив?
  
  — Ни в чем. Мне просто необходимо иметь полную картину событий накануне исчезновения вашей жены.
  
  — Наша поездка в Лейк-Джордж не имеет с этим ничего общего. Если только…
  
  Дакуэрт вскинул голову.
  
  — Что?
  
  — Дело в том, что за нами следили, — произнес я.
  
  Дакуэрт удивленно поднял брови.
  
  — То есть?
  
  — Джан заметила, что за нами едет машина, почти от самого дома. Потом, когда мы ждали на стоянке ту женщину, этот автомобиль проехал мимо пару раз: сначала в одну сторону, а через некоторое время — обратно. Номер разглядеть не удалось, он был заляпан грязью. Я думаю, специально.
  
  Дакуэрт слушал, скрестив руки на груди. Он так и не пригубил свой кофе, а я не выпил воды.
  
  — И кто это мог быть?
  
  — Не знаю. Тогда я решил, что кому-то стало известно о нашей встрече. Поэтому женщина и не приехала. Испугалась.
  
  — Но теперь у вас есть другая версия?
  
  — Ну, после того как познакомился с мнимыми родителями Джан и придумал эту версию с защитой свидетелей, мне начало казаться, будто кто-то следит за женой. Вот почему она исчезла.
  
  Дакуэрт наконец глотнул кофе и улыбнулся.
  
  — Вы не поверите, но кофе замечательный. У нас тут есть один парень: занимается расследованием ограблений со взломом, — так он варит, наверное, самый лучший кофе в мире. Так что и в полиции тоже есть кое-что хорошее. Может, хотите чашечку?
  
  — Нет, спасибо.
  
  — Жена знала о цели вашей поездки?
  
  — Я сказал ей то же, что и вам: еду встретиться с этой женщиной.
  
  — Которая собиралась передать вам компромат на членов городского совета.
  
  — Да.
  
  — Надеюсь, вам не трудно будет переслать мне ее письмо?
  
  — Я его удалил.
  
  — Почему?
  
  — Не хотел оставлять такое письмо в редакционном компьютере, где его могли прочитать. Дело в том, что далеко не все в газете разделяют мой энтузиазм по поводу данного материала.
  
  — Вот как?
  
  — Да. Его, конечно, напечатают, но только если он будет серьезно обоснован. То есть подкреплен неопровержимыми доказательствами.
  
  — Вы помните адрес ее электронной почты?
  
  — Случайный набор цифр и букв. Вы знаете, в «Хотмейле» такое возможно.
  
  — Ясно. — Дакуэрт внимательно посмотрел на меня. — Какой марки был преследовавший вас автомобиль?
  
  — Темно-синий «бьюик» с тонированными стеклами. Четырехдверный седан. Номер штата Нью-Йорк. Но он был почти весь заляпан грязью.
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  — Я по вашему лицу вижу, что вы не верите ни единому моему слову! — воскликнул я. — Но так оно и было. Это можно проверить. Поговорите с владельцем магазина: его, кажется, зовут Тед. Джан заходила к нему купить воды. Вероятно, он ее запомнил.
  
  Дакуэрт вскинул руки.
  
  — Успокойтесь, пожалуйста. Я верю, что вы там были. Верю.
  
  — Так в чем проблема?
  
  — Когда вы решили ехать домой?
  
  — Примерно в половине шестого, когда понял, что женщина не появится.
  
  — И жена тоже с вами вернулась?
  
  — Да.
  
  — Останавливались где-нибудь по пути?
  
  — Только у дома моих родителей — забрать Итана.
  
  — Жена тогда находилась с вами?
  
  — Нет, — ответил я.
  
  — Простите, я что-то не понимаю, — проговорил детектив, не сводя с меня глаз. — Что же получается? Вы утверждаете, что обратно из Лейк-Джорджа поехали вместе, а когда остановились по пути забрать сына, то почему-то жены в машине уже не было.
  
  — Дело в том, что сначала я отвез Джан домой. У нее в дороге разболелась голова, и она сказала, что хочет полежать. Не исключено, что она сослалась на недомогание, чтобы не встречаться с моими родителями. Она их недолюбливает.
  
  — Но ведь дом родителей по пути к вашему дому? Значит, вам пришлось проехать мимо, а затем вернуться, чтобы забрать сына.
  
  — Верно. Но мои родители… как это сказать… ну… они разговорчивые. И наверняка сочли бы невежливым не подойти к машине и не пообщаться с Джан. Она была не в настроении, поэтому я отвез ее домой. Но к чему вы клоните? Считаете, что я оставил жену в Лейк-Джордже?
  
  Дакуэрт не ответил, и я завелся:
  
  — Может, мне привезти сюда своего сына Итана? Чтобы он засвидетельствовал, что его мама в тот день находилась дома?
  
  — Нет нужды, — произнес Дакуэрт. — Не надо вмешивать в это дело вашего четырехлетнего сына.
  
  — Почему? Ему вы тоже не поверите? Потому что он ребенок? Или решите, что я его подговорил?
  
  — Я никогда не заявлял ничего подобного. — Дакуэрт сделал еще глоток кофе.
  
  — Тогда остается Тед, владелец магазина в Лейк-Джордже.
  
  Детектив махнул рукой:
  
  — Тут нет проблем, мистер Харвуд: он опознал вашу жену, подтвердив, что в указанное вами время она действительно была в магазине, — но ваша жена сказала Теду такое, над чем следует задуматься.
  
  — Не понял?
  
  — Она заявила, что понятия не имеет, что у вас на уме, куда вы ее везете и зачем. Мол, вы только намекнули, что намерены сделать ей сюрприз.
  
  Я остолбенел.
  
  — Чушь! Джан прекрасно знала, куда мы едем и зачем. А этот ваш Тед — лгун.
  
  — Зачем ему врать?
  
  — Понятия не имею, но это неправда: Джан не могла сказать такое. Просто не могла.
  
  — А то, что она говорила, что без нее вам с сыном было бы лучше, тоже ложь? Или нет?
  
  — О чем вы?
  
  — О том самом, мистер Харвуд. Значит, вы отрицаете, что она вам говорила такое?
  
  — Мы ужинали в ресторане две недели назад. И Джан вдруг стала нести какую-то ерунду. Что-то вроде того, что я был бы рад, если бы смог как-то избавиться от нее. Причем повысила голос, так что ее могли услышать посторонние. Но о том, что я желаю ей смерти, речи не было. И Джина тоже врет, если заявляет, будто слышала, как Джан говорила, что я хочу ее смерти. И все это объясняется только депрессией.
  
  — Кстати, о депрессии. Очень странно, что на нее обратили внимание лишь вы один.
  
  Я ошарашенно посмотрел на него.
  
  — Поговорите с доктором Сэмюэлсом. Он вам расскажет.
  
  Дакуэрт грустно улыбнулся.
  
  — Ваша жена не была на приеме у доктора Сэмюэлса.
  
  — Этого не может быть. — Я повысил голос. — Позвоните ему.
  
  — Зачем звонить? Я с ним встречался. И он подтвердил, что Джан Харвуд не обращалась к нему с жалобами на депрессию.
  
  Не сомневаюсь: в тот момент я был похож на умственно отсталого — сидел, уставившись на детектива с открытым ртом. Для полной картины не хватало только стекающей слюны. Наконец мне удалось выдавить:
  
  — Невероятно.
  
  Через пару секунд я сообразил, что Джан вполне могла мне солгать, что ходила к доктору, чтобы я от нее отстал. Но этот придурок из магазина в Лейк-Джордже определенно болтает какую-то чушь.
  
  — То есть, по-вашему, лгут все, — проговорил Дакуэрт, словно читая мои мысли. — А камеры наблюдения и компьютеры в парке «Пять вершин» тоже лгут?
  
  — Вы имеете в виду недоразумение с билетами? — уточнил я.
  
  — Мистер Харвуд, почему с карточки вашей жены оплачены только два билета — взрослый и детский? Вот вы задумались, а я отвечу: это случилось потому, что вы заранее знали, что жены с вами не будет. Достали карточку из ее сумки, сделали заказ и положили обратно.
  
  — Билеты заказывала Джан, — возразил я. — И она была в парке. Непонятно, почему так случилось с билетами. Может, когда Джан направилась к машине за рюкзачком, она вспомнила, что забыла заказать на себя билет, и купила его в кассе?
  
  — Но у них не отмечено, что она входила в парк или выходила оттуда.
  
  — Видимо, там что-то неисправно, — сказал я и начал стучать пальцами по столу. — Теперь ясно, куда вы клоните. Совсем не в ту сторону. Я вам рассказал о встрече с людьми, которые значатся в свидетельстве о рождении как ее родители. А оказывается, что их дочь погибла в детстве. Вот что вам надо проверить. А вы чем занимаетесь?
  
  — Так покажите мне это свидетельство!
  
  — Не… могу.
  
  — Почему?
  
  Я с трудом сдерживал дрожь.
  
  — Оно было спрятано в стенном шкафу, за плинтусом. Лежало в конверте. Но когда я, вернувшись сегодня из Рочестера, проверил, его там не оказалось.
  
  — Так-так.
  
  — Да это ерунда. Вы можете проверить в архиве штата, и вам выдадут копию.
  
  Дакуэрт пожал плечами.
  
  — Но вы не станете ничего делать, потому что не верите моим словам.
  
  — А чему я должен верить, мистер Харвуд? Тому, что ваша жена собиралась покончить с собой или что она проходила по программе защиты свидетелей? Или у вас на всякий случай заготовлена третья версия?
  
  Я схватился за голову.
  
  — Что вы такое говорите?
  
  — Мистер Харвуд, вы могли бы сэкономить мне массу времени, — произнес детектив.
  
  Я поднял голову.
  
  — Что?
  
  — Если бы вы сейчас чистосердечно признались, где она находится. И что вы с ней сделали.
  Глава двадцать четвертая
  
  — Что значит «что вы с ней сделали»? — закричал я, уставившись на Барри Дакуэрта. — Ничего я с ней не делал, клянусь Богом. Зачем, черт возьми, мне было делать ей что-то плохое? Она моя жена, я ее люблю. У нас сын.
  
  Дакуэрт сидел с непроницаемым лицом. Похоже, мои восклицания его не трогали.
  
  — Я же говорил: Джан находилась в депрессии. Она сказала мне, что ходила к доктору.
  
  Детектив молчал.
  
  — Послушайте, — продолжил я, — то, что, кроме меня, никто ее депрессии не замечал, объяснимо. С другими она старалась вести себя весело и только со мной была естественной. — Я растерянно покачал головой. — Не знаю, что вам еще сказать. — Неожиданно меня осенило: — А вы поговорите с Лианн. Или, может, уже поговорили? Они работают вместе. Лианн видит Джан каждый день с утра до вечера. Она-то обязательно что-нибудь заметила.
  
  — Лианн?
  
  — Да, Лианн Ковальски. Ее мужа зовут Лайал. Номер их телефона есть в городском справочнике.
  
  — Я проверю, — сказал Дакуэрт. Но было видно, что он или не считает нужным говорить с Лианн, или уже это сделал. — А какие у них были отношения? Они подруги?
  
  — Я уже говорил вам: просто работали вместе. Что касается Лианн, то она обычно ведет себя так, будто ей в задницу засунули соленый огурец.
  
  — Они проводили время вместе? — спросил Дакуэрт, не обращая внимания на мои слова.
  
  — Например?
  
  — Ну, вместе обедали, ходили за покупками, в кино…
  
  — Нет.
  
  — Гуляли где-нибудь после работы?
  
  — Сколько мне нужно вам повторять? Нет и еще раз нет. Почему вы спрашиваете?
  
  — Просто так.
  
  — Поговорите с ней. Поговорите с кем-нибудь. Черт возьми, поговорите с любым, кого выберете. Никто никогда не заподозрит, что я имею отношение к исчезновению жены. Я люблю ее.
  
  — Не сомневаюсь, — отозвался Дакуэрт.
  
  — Нет, вы сомневаетесь! — выкрикнул я, вставая. — И все понимаете превратно. Я арестован?
  
  — Ни в коем случае.
  
  — Мне нужен адвокат?
  
  — Вы считаете, что он вам нужен?
  
  Ну и как отвечать? Если я скажу «да, нужен», это будет выглядеть так, будто я считаю себя в чем-то виноватым. Скажу «нет» — буду выглядеть дураком.
  
  — Мне надо как-то добраться до своей машины, — произнес я, — но… ваша помощь мне не понадобится.
  
  Детектив внимательно посмотрел на меня.
  
  — Кстати, мистер Харвуд, у меня есть ордер на обыск в вашем доме и в автомобилях. Так что, может, вам действительно полезно нанять адвоката.
  
  — Вы намерены обыскивать мой дом?
  
  — Наши люди уже этим занимаются.
  
  — Вы думаете, что я прячу Джан в доме? Серьезно?
  
  И тут вдруг зазвонил мой мобильник. Ну прямо как в кино. Звонила мама.
  
  — Дэвид, они отбуксировали твою машину.
  
  — Я знаю. Вернее, только что узнал…
  
  — Я вышла к ним и сказала, что на этой стороне улицы ты имеешь право ставить автомобиль бесплатно на три часа, но…
  
  — Мама, это не из-за неправильной парковки.
  
  — Тебе надо приехать сюда как можно скорее. Сейчас ее грузят на эвакуатор. Твой отец пытается убедить их, что они ошиблись, однако…
  
  — Мама, послушай, я в полиции, и мне нужно как-то добраться…
  
  — Вас довезут, — сказал Дакуэрт.
  
  — Я больше не желаю с вами разговаривать! — бросил я не оборачиваясь.
  
  — Что? — спросила мама.
  
  — Пусть за мной приедет отец, — произнес я. — Он сможет?
  
  — Неужели они…
  
  — Мама, попроси отца приехать за мной, потом все объясню.
  
  Я сунул телефон в карман и повернулся к Дакуэрту.
  
  — То, что вы делаете, — подлость. Самая настоящая. И не меньшая глупость. Нашли преступника! Если вы так работаете, то все преступники могут спокойно разгуливать по улицам. Им ничто не угрожает. Вместо того чтобы искать мою жену, ваши люди обыскивают мой дом. А если она действительно попыталась свести счеты с жизнью? А если сейчас нуждается в медицинской помощи? А вы чем занимаетесь? Переворачиваете все с ног на голову?
  
  Дакуэрт молчал.
  
  — Надо проверить Джан. Кто она и откуда. Неужели вы не понимаете, что все теперь оказывается намного сложнее?
  
  — Заверяю вас, мистер Харвуд, что я буду вести расследование честно независимо от результатов.
  
  — Еще раз повторяю, — выкрикнул я прямо ему в лицо, — что не убивал свою жену! Не убивал!
  
  — Так-так, — вдруг раздался знакомый голос.
  
  Мы оглянулись. У двери стоял член городского совета Стэн Ривз. На его лице сияла счастливая улыбка.
  
  — Провалиться мне на этом месте, — проговорил он, глядя на меня, — если это не Дэвид Харвуд, известный моралист из «Стандард». Чего только не услышишь, случайно заглянув в полицию, чтобы оплатить штраф за неправильную парковку.
  Глава двадцать пятая
  
  Наконец-то я расстался с Дакуэртом, оставив его беседовать со Стэном Ривзом. Через пять минут приехал отец на своей синей «короне-виктории». Я сел рядом и захлопнул дверцу.
  
  — Осторожнее, разобьешь стекло, — проворчал он.
  
  — Что там у вас случилось? — спросил я.
  
  — Разве мама не рассказала по телефону? Они забрали машину.
  
  Ключи находились у меня, но полиции они, похоже, не понадобились.
  
  — Она была неправильно припаркована, — сказал отец.
  
  — Нет, дело не в этом, — отозвался я.
  
  Он удивленно посмотрел на меня.
  
  — Неужели ее конфисковали? Ты что, не внес очередной взнос?
  
  — Нет, полиция ищет против меня улики.
  
  — Улики?
  
  — Да. Я попал у них в категорию подозреваемых.
  
  — В чем?
  
  — В убийстве жены. Разве ты не читал детективы? Там всегда в подобных случаях подозревают мужа.
  
  — У них есть какие-нибудь основания?
  
  — Папа, поехали к моему дому. Посмотрим, что там творится.
  
  — Они что, одурели? — Если бы отец не держал руль, то всплеснул бы руками. — У вас с Джан за все время не было ни единой размолвки. И какой, они предполагают, у тебя был мотив? Неужели ее нашли — я имею в виду тело?
  
  — Нет, пока не нашли.
  
  А может, то, что происходило у Дакуэрта, стандартная процедура? Так у них положено? Нет. Тут скрывалось нечто более серьезное. Получилось так, что обстоятельства исчезновения Джан указывали на меня. По Интернету было заказано только два билета. Никто, кроме меня и сына, не видел Джан после поездки в Лейк-Джордж. И наконец, в разговоре с владельцем магазина она заявила, будто не знает, куда ее везет муж. Полагает, что он решил сделать ей какой-то сюрприз. В это невозможно было поверить.
  
  Джан зашла в магазин на минутку, купить воды. Что заставило ее пускаться в беседы с человеком за прилавком на любую тему, не говоря уже о том, куда и зачем она едет со своим мужем? Можно вообразить короткий обмен репликами относительно погоды, но такое… Тем более что поездка эта была довольно необычная. Джан вообще следовало избегать разговоров с посторонними, даже если бы ее начали расспрашивать, что она делает в Лейк-Джордже.
  
  Значит, владелец магазина все это придумал. Почему? А может, выдумщик не он, а сам детектив Дакуэрт? Неужели он затеял это, желая сбить меня с толку, припугнуть, посмотреть, как я отреагирую? Не исключено. А то, что Джан заходила в магазин купить воды, рассказал Тед. Он, наверное, увидел ее фотографию в новостях и позвонил в полицию.
  
  — Что ты скажешь? — спросил отец.
  
  — Ничего.
  
  У моего дома стояло два полицейских автомобиля, а машина Джан отсутствовала — ее, наверное, увезли туда же, куда и мою. Входная дверь была открыта, изнутри доносились голоса.
  
  — Эй! — крикнул я.
  
  На лестнице появилась женщина в полицейской форме — та, что вчера присматривала за Итаном в парке «Пять вершин», пока я разговаривал с Дакуэртом.
  
  — Здравствуйте, мистер Харвуд, — произнесла она.
  
  — У вас есть ордер? — спросил я, не отвечая на приветствие.
  
  — Алекс! — позвала Диди Кампьон.
  
  Через пару секунд из нашей спальни вышел невысокий худощавый мужчина лет тридцати, с коротко подстриженными волосами, в спортивном пиджаке, белой рубашке и джинсах.
  
  — Детектив Алекс Симпсон, — представился он и достал из кармана сложенный втрое листок. — Это ордер на обыск в ваших владениях.
  
  Я взял у него бумагу, бегло просмотрел и вернул ему.
  
  — Вы скажите, что ищете, и я вам покажу.
  
  — Да уж справимся как-нибудь сами, — усмехнулся Симпсон.
  
  Я взбежал по лестнице. Диди Кампьон рылась в нашем с Джан платяном шкафу, перебирая носки, нижнее белье. Задержалась на несколько секунд, рассматривая пояс для чулок с резинками, затем продолжила. Ноутбук с кухни перенесли сюда и положили на кровать.
  
  — А это еще зачем? — поинтересовался я.
  
  — Так надо, — ответила Диди Кампьон.
  
  В дверях появился мой отец.
  
  — Дэвид, пойди посмотри, какой хаос они устроили в комнате Итана!
  
  Я прошел по коридору к комнате сына. Его кровать была вся разворошена, матрас перевернут и прислонен к стене. Игрушки разбросаны по полу.
  
  — Прекратите немедленно! — закричал я.
  
  Симпсон вошел в комнату следом за мной.
  
  — Мистер Харвуд, вы имеете право присутствовать при обыске, но не вмешиваться. Иначе мы будем вынуждены вас удалить.
  
  Меня охватила ярость. В этот момент в кармане зазвонил мобильник.
  
  — Да!
  
  — Привет, Дэвид, это Саманта. Как дела?
  
  — Извини, я сейчас не могу говорить.
  
  — Но мне нужна хотя бы какая-то информация. Для выпуска на нашем сайте. Это правда, что тебя подозревают в убийстве жены?
  
  Я покинул полицейское управление всего полчаса назад. Откуда об этом стало известно в газете? Ну конечно же, Ривз! Вряд ли Дакуэрт ему что-то сказал. Значит, он сам решил раззвонить повсюду, вольно трактуя мое глупое восклицание, которое случайно услышал. Несомненно, звонки были анонимные. Ривз — проныра каких поискать. И он не говорил ничего особенного, да это и не было нужно. Просто позвонил в отдел информации и сообщил, что журналиста Дэвида Харвуда видели в полицейском управлении, где он горячо отрицал свою причастность к убийству жены. На радио и телевидение подобные звонки наверняка тоже поступили.
  
  — Саманта, откуда ты узнала?
  
  — Кто тебе звонит? — спросил отец.
  
  — Какая разница, Дэвид? — произнесла Саманта. — Ты же представляешь, как все делается. Но это правда? Тебя собираются арестовать? Ты подозреваемый? Да? А тело Джан уже нашли?
  
  — А что говорят в полиции? Ты туда звонила?
  
  — Они по-прежнему отказываются что-либо комментировать.
  
  — В таком случае это просто слухи. Разве можно на них опираться?
  
  — На моем месте ты поступил бы так же. Нам дали наводку, и мы ей следуем. Я только прошу тебя: если соберешься говорить, сразу звони мне. Ведь это твоя газета. У нас должно быть преимущество перед другими.
  
  На улице послышался шум тормозов. Прижав телефон к уху, я спустился вниз и выглянул из входной двери. К дому подъехал фургончик телевизионных новостей.
  
  — Мне надо идти, Саманта, — сказал я.
  
  — Что там? — спросил отец.
  
  — Ничего, папа. Нам нужно убираться отсюда. Давай пройдем к твоей машине.
  
  — Хорошо.
  
  Из фургончика вылезла женщина-репортер. Я ее узнал. Это была Донна Вегман, тридцатилетняя брюнетка, которая вела репортажи с места событий.
  
  — Извините! — крикнула она. — Вы Дэвид Харвуд?
  
  Я показал на дом.
  
  — Спросите копов. Они знают, где его найти.
  
  — Тебе надо нанять адвоката, — сказал отец, садясь за руль.
  
  — Да, — согласился я, — придется.
  
  — Может, свяжешься с Баком Томасом? Ты его помнишь? Он нам помог в тяжбе с дорожной компанией, когда они залезли на наш участок. Хороший человек.
  
  — Хороший-то хороший, но мне нужен адвокат по уголовным делам.
  
  — Гонорары у адвокатов не маленькие, сам знаешь. Так что, если понадобится, мы с мамой поможем.
  
  — Спасибо, папа. Дело в том, что пока меня ни в чем не обвинили. Думаю, если бы у детектива Дакуэрта действительно имелись против меня серьезные улики, я бы уже сидел в камере.
  
  — Ты прав. Не понимаю только, какие улики против тебя они могут найти, даже если перевернут вверх дном твой дом и машины?
  
  Отец, наверное, хотел меня утешить, но это не подействовало.
  
  — Смотри! — воскликнул он, глядя вперед. — Этот сукин сын перестроился, не включив поворотник!
  Глава двадцать шестая
  
  По скоростному шоссе мчался светло-коричневый пикап. Эту машину Дуэйну одолжил брат, когда он вышел из тюрьмы. Старый «шевроле», кузов изрядно проржавевший, особенно внизу, но шел довольно прилично. Правда, поглощал горючее нещадно, даже при выключенном кондиционере. А не включен он был, потому что не работал.
  
  — Ты уверен, что он неисправен? — спросила Кейт.
  
  — Да, — ответил Дуэйн. — Включи вентилятор.
  
  — Я его давно включила, да толку мало. Он гонит лишь теплый воздух.
  
  — Ну тогда опусти стекло.
  
  — Что у тебя за брат? — проворчала Кейт. — Дал такую развалюху.
  
  — Чего тебе вдруг захотелось поговорить? — удивился Дуэйн. — Самое главное, чтобы автомобиль был чистым. А в этом брат меня заверил. Потому что, если остановят и что-то будет не в порядке с документами, тогда пиши пропало. — Он усмехнулся. — Со мной в школе в старших классах училась одна Кейт. Так она носила очень короткую юбку, и когда наклонялась, все было видно. А ей хоть бы что. Интересно, как она сейчас?
  
  — Да уж не сидит в старом пикапе без кондиционера. Видимо, нам надо было оставить «Эксплорер». Тоже старый, но там хоть кондиционер работал.
  
  Дуэйн покосился на нее.
  
  — Еще злишься за то, что случилось в кафе?
  
  — А ты чем думал, идиот? — зло проговорила она. — Головой или задницей? Они, наверное, позвонили в полицию.
  
  — Подумаешь, большое дело, — буркнул Дуэйн. — К тому же я этому парню помог.
  
  — Интересно чем?
  
  — А тем, что научил его правильно воспитывать детей, чтобы они не дурили.
  
  Кейт перестала оглядываться, когда они проехали миль тридцать. Можно было расслабиться, машины с красными мигалками сзади не появились. Похоже, никто не видел, как они отъезжали от кафе. Этот придурок Дуэйн совершенно не может себя контролировать. Срывается с цепи, когда надо сидеть тихо. Неужели не понимает, что нельзя ставить под угрозу дело, которое ждет их в Бостоне?
  
  — Ты уж извини, — произнес Дуэйн. — Больше не буду.
  
  Кейт высунула руку в окно, подставив ветру ладонь. Так они проехали несколько миль.
  
  — Ну и как там было? — вдруг спросила она.
  
  — Где?
  
  — В тюрьме.
  
  — А что тебе интересно?
  
  — Ну, повседневная жизнь. Какая там она?
  
  — Да не такая уж плохая. Всегда знаешь, чего ждать. Все идет по заведенному порядку. Знаешь, когда вставать, ложиться, когда обед, когда выведут на прогулку во двор. Вот так.
  
  — Но ты же не мог пойти куда хочешь. Ты был заключенный.
  
  Дуэйн высунул локоть в окно.
  
  — Да, но там мне не нужно было принимать никаких решений. Например, что на себя надеть, что поесть, чем заняться. Ну то, что обычно изводит человека на свободе, понимаешь? А там встаешь утром и знаешь, что будет. Это успокаивает.
  
  — То есть жизнь как в раю?
  
  — Не скажи, — возразил Дуэйн, не замечая ее сарказма. — Там пища дерьмо — это раз, и ее мало — это два. А если ты оказался в очереди последним, то вообще может ничего не достаться. В последнее время реже стали менять постельное белье. С тех пор как тюрьма стала частной, эти сволочи начали экономить каждый цент.
  
  — Что значит — частной?
  
  — Она принадлежит не штату, а фирме. И даже охранники стали получать меньше, не то что прежде. Вот так.
  
  Дуэйн перешел на полосу левее, чтобы обогнать автобус.
  
  — У меня теперь из головы не лезет эта яхта. Очень хочется на нее посмотреть.
  
  Она его не слушала. Думала о своей прошлой жизни. Наверное, он прав. Ведь последние несколько лет ей приходилось постоянно принимать решения. Причем не только за себя, но и за других. От этого устаешь.
  
  — А сейчас ты чувствуешь себя свободным? — спросила она.
  
  Дуэйн прищурился.
  
  — Ясное дело. Не дай бог снова вернуться туда.
  
  Она его понимала, потому что чувствовала себя так, будто сама вырвалась из тюрьмы. Освободилась, перепрыгнув через стену. И вот теперь едет по шоссе, забросив ноги на приборную панель, а ветер колышет волосы.
  
  Казалось бы, свободна, черт побери. Наконец-то пришло время. Но почему же нет радости?
  
  План у них был довольно простой. Посетить оба банка и извлечь из сейфов товар. Затем позвонить парню, телефон которого имел Дуэйн. Тот предложит цену за товар. Кейт заранее решила торговаться. Если цена их не устроит, они будут искать другого человека. Где это сказано, что надо принимать первое попавшееся предложение? Видимо, стоит подождать и поискать. Но в любом случае скоро они станут богатыми. Единственный вопрос — насколько. Этим вот и жила она все последние годы. Предвкушением богатства. Это огромный стимул. А богатство должно прийти в миллион долларов, не меньше.
  
  Все могло случиться много раньше, если бы этот придурок не загремел в тюрьму за нанесение тяжких побоев. Ключ от ее сейфа остался у него. Пришлось ждать. Ничего больше не оставалось.
  
  И главное, надо было скрыться. Потому что ее обязательно станут искать. Кейт не ожидала, что курьер останется жив. Но так случилось, об этом написали газеты. А это значит, что как только он оклемается, то сразу примется ее искать. Еще бы, ведь она с подельником лишила его не только бриллиантов на целое состояние, но и левой руки.
  
  В общем, она рисковала больше, чем Дуэйн. Его курьер не видел, а вот ее — да. Прежде чем отключиться, он смотрел ей прямо в глаза. Долго. Она не ожидала, что он выживет, потеряв столько крови. А про нее курьер просечет довольно быстро. Ведь он не дурак. Сообразит, что к чему и как она вышла на него. Возьмет за задницу свою бывшую подружку Аланну, с которой она, называющая сейчас себя Кейт, работала тогда в баре в пригороде Бостона.
  
  Однажды вечером, когда у них выдалась свободная минутка перекурить, Аланна, судорожно выпуская дым, принялась ругать своего любовника. От нее Кейт узнала, что тот часто уезжал — кажется, куда-то в Африку, — и когда Аланна спрашивала, чем он зарабатывает на жизнь, парень напускал на себя таинственность. Любовью они занимались в номерах отелей, к себе домой он ее никогда не приводил. И вот недавно любовник вез Аланну в своем «ауди» и остановился у какого-то здания, сказал, что ему нужно заскочить на несколько минут для разговора. Она от нечего делать решила порыться в его спортивной сумке и обнаружила, что, во-первых, оттуда совсем не пахнет потом, как следовало ожидать, а во-вторых, там не было никаких маек, спортивных штанов и кроссовок. Зато там находились небольшие, обтянутые бархатом коробочки. В каждой — десяток бриллиантов. К сожалению, парень вернулся раньше, чем она ожидала, застал ее за этим занятием и рассвирепел. С тех пор он ей больше не звонил.
  
  На женщину, которая теперь называла себя Кейт, рассказ произвел сильное впечатление. Подумать только, бриллианты! Ее тогдашний любовник, Дуэйн, возбудился, узнав о бриллиантах, и немедленно предложил план действий. Они выследили того парня, вычислили, чем он занимается. И однажды встретили его в лимузине, когда он приехал поездом из Нью-Йорка.
  
  Через пару месяцев после этих событий в одной газете появилось сообщение, что у причала выловили тело некоей женщины по имени Аланна Дайсарт. У Кейт были все основания полагать, что перед смертью Аланна назвала своему убийце имя той, кому выболтала о бриллиантах.
  
  Теперь курьер знал ее настоящие имя и фамилию: Конни Таттингер, — поэтому исчезнуть надо было обязательно.
  
  — Наверное, о тебе уже передали в новостях, — произнес Дуэйн.
  
  — Скоро узнаем, — отозвалась она. — Сверни на следующем большом перекрестке к какому-нибудь отелю.
  
  Дуэйн быстро нашел нужный отель с помещением для деловых людей, где можно просмотреть свой электронный почтовый ящик, если вы оказались одним из немногих, кто не захватил в дорогу ноутбук. Кейт вошла в офис, сказала девушке за стойкой, что они с мужем собрались снять здесь номер, но вначале она хотела бы узнать, как самочувствие больной тетки Белинды. У нее телефон постоянно занят или включается автоответчик. Очень странно. Поэтому ей нужно посмотреть свой почтовый ящик — может, там есть какое-нибудь сообщение. Если Белинде стало хуже, то им придется вернуться к себе, в Мэн.
  
  Девушка за стойкой позволила воспользоваться компьютером бесплатно. Кейт зашла на сайт газеты «Стандард», затем на сайты двух местных ТВ-каналов. Ей нужно было узнать, большой ли шум поднялся по поводу исчезновения Джан Харвуд и найден ли труп. На это много времени не потребовалось. Закончив, Кейт повернулась к девушке:
  
  — Спасибо. К сожалению, тетке действительно стало хуже. Придется возвращаться.
  
  — Я вам сочувствую.
  
  — Ну как? — спросил Дуэйн, когда она вернулась в машину.
  
  — Ее пока не нашли.
  
  — Хорошо.
  
  — Да, но скоро найдут, не сомневайся.
  
  Дуэйн задумался.
  
  — Знаешь, я бы сейчас пожрал чего-нибудь.
  Глава двадцать седьмая
  
  Как только я вошел, Итан сразу кинулся ко мне. Я поднял его и расцеловал в обе щеки.
  
  — Я хочу домой, — сказал он.
  
  — Пока тебе придется побыть здесь.
  
  Итан покачал головой.
  
  — Я хочу домой, к маме.
  
  — Я же сказал, что она еще не пришла.
  
  Сын захныкал, заелозил у меня на руках. Пришлось опустить его на пол.
  
  — Иди поиграй.
  
  — Почему они забрали твою машину? — спросила мама, как только Итан снова скрылся в гостиной.
  
  — Ты бы видела, что они наделали в его доме! — воскликнул отец. — Перевернули все вверх дном.
  
  Мы вышли на веранду, где Итан не мог нас слышать.
  
  — В том, что случилось с Джан, в полиции подозревают меня, — произнес я.
  
  — О, Дэвид. — Мама была больше опечалена, чем удивлена.
  
  — Думают, что я ее убил.
  
  — Почему они так думают?
  
  — Потому что… — Я замялся. — Понимаешь, как-то так все сложилось, будто я это подстроил. Странные совпадения — например, тот факт, что с пятницы Джан, кроме меня, никто не видел. Затем эта путаница с билетами, купленными по Интернету.
  
  — Какая путаница?
  
  — Оказывается, Джан заказала только два билета, взрослый и детский, и у меня нет никаких доказательств, что это сделала она. Затем вообще какая-то бессмыслица. Владелец магазина в Лейк-Джордже просто лжет.
  
  — Дэвид, я ничего не понимаю, — вздохнула мама. — Зачем ему лгать? Чтобы у тебя были неприятности?
  
  — Дэвиду нужен адвокат, — заметил папа.
  
  — Сейчас мне необходимо поехать и поговорить с этим человеком. Вероятно, это проделки Элмонта Себастьяна.
  
  — Кого?
  
  — Элмонта Себастьяна, — ответил я, — владельца частных тюрем. Он имеет на меня зуб. Ведь только одно подозрение в убийстве жены уже исключает всякую возможность публикации моих материалов по поводу подкупа членов городского совета в связи со строительством в нашем городе частной тюрьмы.
  
  Да, такое вполне возможно. Есть много способов заставить замолчать репортера. Элмонт Себастьян, наверное, выбрал этот. Но даже если так, при чем здесь то, что я узнал в Рочестере? Насчет прошлого Джан?
  
  — Я хочу пить, пойдемте в кухню, — произнес я, решив рассказать об этом родителям.
  
  Через полчаса я отправился в путь на автомобиле отца. Выслушав мой рассказ о том, что я узнал в Рочестере, он разразился тирадой по поводу некомпетентности государственных служащих, выдавших Джан свидетельство о рождении.
  
  — Этим людям платят огромное жалованье, а они работают спустя рукава!
  
  Маму мой рассказ сильно встревожил.
  
  — Что мы ему скажем о матери? — спросила она, вглядываясь во двор, где Итан гонял крокетные шары.
  
  Я выдал свою версию насчет программы защиты свидетелей, в которую уже сам слабо верил. Отец продолжал твердить насчет адвоката. Я был с ним согласен и попросил найти кого-нибудь, занимающегося уголовными делами.
  
  Всю дорогу я не переставал посматривать в зеркальце заднего обзора, ожидая увидеть синий «бьюик» или какую-нибудь другую машину: ведь если детектив Дакуэрт действительно меня заподозрил, то наверняка решил не упускать из виду, — но сзади все было чисто. Вероятно, за мной сейчас следили, но делали это очень осторожно.
  
  Я заехал на автостоянку возле магазина в четвертом часу. На заправке не было ни одного автомобиля. В магазине за прилавком стоял худощавый старик лет семидесяти. Вернее, это вначале мне показалось, будто он стоит. На самом деле Тед — а это был, несомненно, он — примостился на высоком табурете. Увидев меня, он улыбнулся и кивнул.
  
  В этот момент с ним расплачивалась полноватая женщина за пакет чипсов «Доритос», большой батончик «Сникерс» и бутылку диетической кока-колы. Тед выбил чек, упаковал товар, и она удалилась.
  
  — Вы Тед, владелец магазина? — спросил я, когда за покупательницей закрылась дверь.
  
  — Да. Что вам угодно?
  
  — Я репортер газеты «Стандард» из Промис-Фоллз. Вот узнал у детектива Дакуэрта, что вы разговаривали с пропавшей женщиной, Джан Харвуд. Это правда?
  
  — Истинная правда, — отозвался он напыщенным тоном. Видимо, не каждый день ему приходилось общаться с газетными репортерами.
  
  — И, увидев сообщение в новостях, вы позвонили в полицию? Или они сами вас нашли?
  
  — Понимаете, — старик соскользнул с табурета, — я ее сразу узнал, как только увидел фотографию.
  
  — Вы каждого запоминаете, кто к вам заходит хотя бы на минутку? — спросил я, доставая ручку и блокнот.
  
  — Обычно нет, но эта женщина была, во-первых, красивая, а во-вторых — разговорчивая.
  
  Джан? Разговорчивая?
  
  — И что она вам рассказала?
  
  — Она приехала сюда отдохнуть с мужем.
  
  — Неужели, как вошла, сразу сообщила?
  
  — Нет, вначале стала восхищаться, как у нас тут все красиво. Сказала, что никогда прежде не была в Лейк-Джордже. Я спросил, где она собирается остановиться, а она ответила, что приехала сюда с мужем на один день.
  
  В общем, это все звучало правдоподобно. Обычный вежливый треп. Неужели Дакуэрт остальное выдумал, чтобы сбить меня с толку?
  
  — И что дальше? Она купила что-то и ушла?
  
  — Да, купила воду и, кажется, холодный чай.
  
  — И что потом?
  
  — Спросила меня, что тут есть интересного посмотреть. Ну, какие-то достопримечательности.
  
  — Вот как?
  
  — Вы ничего не записываете, — вдруг произнес Тед. — Надеетесь на свою память?
  
  Я улыбнулся.
  
  — Да, она у меня надежная.
  
  — Я не хочу, чтобы мои слова были как-то перевраны.
  
  — Насчет этого не беспокойтесь, — заверил я. — Значит, женщина интересовалась местными достопримечательностями?
  
  — Да, спрашивала, есть ли у нас в окрестностях что-нибудь интересное, потому что муж повез ее сюда, но ничего не объяснил. Она подумала, что он решил сделать ей какой-то сюрприз.
  
  — А она не говорила, что они с мужем собираются здесь с кем-то встретиться?
  
  — Нет.
  
  Я положил блокнот и ручку на прилавок.
  
  — Что-нибудь не так? — смущенно спросил владелец магазина.
  
  — Тед, почему вы лжете?
  
  — То есть?
  
  — Я спросил, почему вы лжете.
  
  — Я сказал вам правду. То же самое, что и полицейскому.
  
  — А мне кажется, что вы все это выдумали.
  
  — Вы спятили? Женщина была здесь, стояла там, где стоите вы. Всего два дня назад.
  
  — Я верю, что так оно и было, но она не могла говорить вам такое. Вам кто-то заплатил, чтобы вы пересказали эту чушь детективу? Да?
  
  — Кто вы, черт возьми?
  
  — Репортер, и мне не нравится, когда люди меня дурачат.
  
  — Знаете что, — сказал Тед, — если вы мне не верите, идите в полицию, и они дадут вам прослушать пленку.
  
  — Какую пленку?
  
  — Ну, это я по привычке называю пленкой диск с записью. Вон оттуда. — Он ткнул пальцем назад, где с привернутого к стене кронштейна свисала небольшая видеокамера. — Там записывается и звук тоже. Не очень качественно, но разобрать можно, что говорят люди. В две тысячи седьмом году меня ограбили, подонок даже выстрелил, пуля пролетела рядом с ухом и попала в стену, вон туда. И я установил тут камеру и микрофон.
  
  — И все, что она вам говорила, записано?
  
  — Конечно. Спросите копов. Один приходил сюда сегодня утром, сделал для себя копию. А вы еще обвиняете меня во лжи.
  
  — Зачем же она говорила такое? — пробормотал я и направился к двери.
  
  Тед меня не окликнул.
  
  Боже, неужели Джан могла сказать такое совершенно незнакомому владельцу магазина, куда зашла на минуту купить воды? Мол, она не знает, зачем я ее сюда привез. Выдумала какой-то сюрприз. Что это значит?
  
  Я был настолько погружен в мысли, что не заметил караулившего меня у двери Уэлленда, недавнего узника частной тюрьмы Элмонта Себастьяна, теперь его шофера.
  Глава двадцать восьмая
  
  Уэлленд ухватил меня за лацканы пиджака и прижал к стене магазина так сильно, что перехватило дыхание. Затем, не дав возможности произнести хотя бы слово, придвинул свое лицо к моему.
  
  — Привет, мистер Харвуд. — Его дыхание было горячим и отдавало луком.
  
  — Убери руки.
  
  — Мистер Себастьян надеется, — произнес он с преувеличенной вежливостью, — переброситься с вами парой слов.
  
  Только сейчас я заметил лимузин, стоявший неподалеку. Дверь магазина отворилась, Тед высунул голову:
  
  — Тут все в порядке?
  
  Уэлленд метнул на него свирепый взгляд, и владелец магазина скрылся за дверью. Уэлленд отпустил меня, но только затем, чтобы крепко ухватить за руку и повести к лимузину. Он открыл заднюю дверцу и втолкнул меня в салон.
  
  Элмонт Себастьян расположился на мягком кожаном сиденье с батончиком «Марса» в руке. Уэлленд захлопнул дверцу.
  
  — Рад вас видеть, мистер Харвуд, — произнес Себастьян.
  
  Уэлленд обошел автомобиль, сел за руль и стремительно выехал со стоянки.
  
  — Вы решили меня похитить? — спросил я.
  
  — Да Бог с вами. — Себастьян усмехнулся, продолжая жевать. — Это деловая встреча.
  
  — Неужели вы следовали за мной, а я не заметил?
  
  Он кивнул:
  
  — Да, но мы держались в паре миль сзади.
  
  — Как же вы узнали, что…
  
  — У меня широкие возможности. — Элмонт Себастьян снова улыбнулся, но более приветливо.
  
  — Куда мы едем?
  
  — Никуда конкретно. Просто катаемся без всякой цели. — Он доел батончик, скатал обертку в маленький шарик и бросил на пол. Уэлленд потом уберет.
  
  — Зачем вам это нужно?
  
  — Затем, чтобы сделать вам предложение. Полагаю, услышав его, вы перемените ко мне отношение.
  
  — Какое предложение?
  
  Он подвинулся чуть ближе.
  
  — Не обязательно давать ответ сегодня. Я знаю, у вас сейчас хлопот по горло. Это не просто — находиться под подозрением.
  
  — Значит, Ривз вам уже доложил?
  
  — Могу вас заверить: плохие новости распространяются гораздо быстрее хороших. Да что там, вы лучше меня знаете, что известие о благополучном приземлении самолета никакая газета не поместит на первую полосу. Всем интересны только несчастья. Вот и мою скромную инициативу создать в вашем задрипанном городке новые рабочие места, улучшить благосостояние людей, некоторые представляют в дурном свете.
  
  — Но только не моя газета, — возразил я. — Кстати, вы уже договорились с Мэдлин о покупке ее земли?
  
  Себастьян кивнул.
  
  — Мы изучаем все возможности, мистер Харвуд.
  
  — А почему вы думаете, что мое теперешнее положение помешает публикации материалов о подкупе членов городского совета?
  
  — Я не очень разбираюсь в журналистике, но считаю, что даже в такой незначительной газетенке, как «Стандард», вряд ли захотят иметь репортера, подозреваемого в убийстве жены. Скорее всего вас в ближайшее время попросят оттуда.
  
  А он прав, на все сто.
  
  — А теперь прошу выслушать мое предложение, — продолжил Себастьян. — Как вы смотрите на то, чтобы сменить занятие?
  
  — Не понял?
  
  — Ну, сменить работу. Газеты умирают, у них нет будущего. Уверен, вы обдумывали варианты, чем заняться дальше.
  
  — И что предлагаете вы?
  
  — Место пресс-секретаря в моей фирме. Нам как раз требуется умный, напористый сотрудник для общения с прессой.
  
  — Вы серьезно?
  
  — Да. Разве я похож на шутника, Дэвид?
  
  Сидящий за рулем Уэлленд хихикнул.
  
  — Нет, — ответил я.
  
  — Я с вами совершенно искренен. И предлагаю место моего пресс-секретаря. Сколько вам платят в «Стандард»? Семьдесят-восемьдесят тысяч? А у меня ваше жалованье начнется с суммы почти в два раза большей. Неплохо для человека с женой и малолетним сыном.
  
  Мне показалось, что слово «сын» он произнес с нажимом.
  
  — Послушайте, Дэвид, мы ведь с вами не дураки. И потому скажу вам прямо: если вы примете мое предложение, то разрешите две проблемы. Во-первых, прекратится газетная кампания против моей инициативы построить в городе частную тюрьму, а во-вторых, у меня появится способный сотрудник, свой человек в средствах массовой информации. Помните старинную восточную мудрость: если враг мочится на твой шатер, пригласи его внутрь, пусть он мочится наружу. Так вот, Дэвид, я приглашаю вас в свой шатер. Соглашайтесь, не пожалеете.
  
  — Но ведь у меня сейчас много проблем.
  
  Он кивнул:
  
  — Конечно, у вас трудное время. Поэтому не тороплю.
  
  — Но я могу дать вам ответ прямо сейчас, — сказал я.
  
  — Вот как? И какой же?
  
  — Нет.
  
  Элмонт Себастьян поморщился.
  
  — Дэвид, вы меня разочаровали. Тогда ответьте хотя бы на один вопрос.
  
  — Какой?
  
  — Кто эта женщина?
  
  — Не понял?
  
  — Ну та, на встречу с которой вы сюда приезжали в пятницу? Она вас снова кинула? Ведь сегодня вы приехали из-за нее.
  
  — Нет, мистер Себастьян, сегодня уж точно я не собирался здесь с ней встречаться. Можете мне поверить.
  
  Он вздохнул и уставился в окно. Затем произнес не оборачиваясь:
  
  — Давайте я вам кое-что расскажу. Одно время в нашем учреждении в пригороде Атланты надзирателям сильно докучал заключенный по прозвищу Бадди.
  
  Услышав это, Уэлленд пристально взглянул в зеркальце заднего обзора.
  
  — Он получил это прозвище, — продолжил Себастьян, — потому что все хотели быть его приятелями. Нет, он не являлся душой компании, просто каждому было выгодно с ним ладить. В общем, крутой это был парень, Бадди. Член «Арийского братства», банды белых расистов, которые отсиживали сроки во многих тюрьмах по всей стране. Вы о таких слышали?
  
  Я пожал плечами.
  
  — Конечно, слышали, — усмехнулся Себастьян. И обратился к водителю: — Уэлленд, ведь ты у нас эксперт по данному вопросу. Как бы ты охарактеризовал этих «арийцев»?
  
  — Самые страшные сволочи, какие только есть на земле, сэр!
  
  — Да, правильная оценка. Уэлленд, пожалуйста, рассказывай дальше, у тебя лучше получится.
  
  Уэлленд несколько секунд собирался с мыслями, затем облизнул губы и начал:
  
  — У мистера Себастьяна возникли с этим Бадди проблемы. Он был мастер использовать мочу вместо чернил.
  
  — Что? — удивился я.
  
  — Ну, писал мочой как чернилами, понимаете? Причем невидимыми. Текст проступал, когда бумагу нагревали. Мистер Себастьян выяснил, что Бадди таким образом посылает на волю малявы, общается с друзьями, и решил положить этому конец. Это же против правил.
  
  Себастьян не выдержал и улыбнулся.
  
  — Так вот, — продолжил Уэлленд, — мистер Себастьян велел привести Бадди в свой кабинет. В наручниках. Один из охранников спустил с Бадди штаны, до пола. — Уэлленд закашлялся, прочищая горло. Мне показалось, что от рассказа он удовольствия не получает. — А потом мистер Себастьян приложил к его хозяйству пятьдесят тысяч вольт.
  
  Я посмотрел на Себастьяна.
  
  — Электрошокер, — пояснил он.
  
  — Вы приложили электрошокер к гениталиям этого человека?
  
  — Кстати, не простая задача, — заметил Себастьян. — Пришлось к шокеру приспособить удлинитель. В общем, все получилось.
  
  — Может, вы сами расскажете остальное? — предложил Уэлленд.
  
  — Да тут и рассказывать особенно нечего, — усмехнулся Элмонт Себастьян. — В общем, мы быстро договорились. Мне даже удалось заставить его на минутку всплакнуть. Представляете, члена «Арийского братства»?
  
  — Думаю, с помощью электрошокера это было не так сложно сделать.
  
  — Нет, тут совсем другое, — возразил Себастьян. — Когда Бадди очухался от шока, я показал ему фотографию его шестилетнего сына, который жил с матерью на воле, и объяснил, что с ним произойдет, если его пощекочут электрошокером. Вот тут наш приятель и пустил слезу.
  
  — Понятно, — кивнул я.
  
  — Вот такие дела, — закончил Элмонт Себастьян. — Так что я был бы вам очень признателен, если бы вы назвали мне фамилию женщины, которая прислала вам письмо и назначила встречу в Лейк-Джордже.
  
  — Разве вы не знаете, что письмо было анонимное?
  
  — Да, но, может, во второй раз она назвала себя.
  
  — Второго раза не было. Наверное, она передумала.
  
  — Так зачем же вы сюда сейчас приехали?
  
  — Поговорить с владельцем магазина. Расспрашивал о своей жене. Она заходила к нему в пятницу купить воды. Я надеялся, что она сказала ему что-нибудь, что помогло бы ее найти.
  
  — Понимаете, Дэвид, ни одна фирма не может допустить утечек информации. Ни «Эппл», ни «Майкрософт», ни моя тоже. Я полагаю, эта женщина работает у меня или в городском совете.
  
  В этот момент Уэлленд заметно сбавил ход машины. Я оглядел окрестности и не увидел для этого никаких очевидных причин.
  
  — В общем, для меня очень важно найти эту женщину, — продолжил Элмонт Себастьян, — совершившую должностное преступление. Пока о ней известно лишь то, что она ездит на белом пикапе. Проведенное в нашей фирме расследование выявило четырех женщин, которые ездили или ездят на белых пикапах. В городском совете мы взяли на подозрение полдюжины женщин. Какие у них машины, сейчас уточняется. Так помогите нам — это бы существенно облегчило задачу.
  
  Уэлленд включил поворотник и через пару секунд выехал на узкую гравийную дорожку, ведущую в густой лес.
  
  — Мистер Себастьян, позвольте снять перед вами шляпу, — произнес я. — Вы знаете, как запугать человека. Думаю, не зря рассказали мне историю об этом плачущем «арийце». Намекаете, что можете таким же способом расправиться с моим сыном.
  
  — Дэвид, вы все неправильно поняли! — воскликнул Себастьян с притворным возмущением. — Я просто решил, что вам как репортеру это будет интересно.
  
  — Не важно, что вы решили, — сказал я. — Но меня вы этим не запугали. И не запугаете, не надейтесь.
  
  Себастьян усмехнулся.
  
  — Знаете, что было по-настоящему интересно? Если бы они вас все же повязали и пришили вам убийство. Если бы вас признали виновным и отправили загорать на десять или двадцать лет в одну из моих тюрем. При этом вполне может оказаться, что это будет новая тюрьма в Промис-Фоллз. Вот было бы здорово! Уэлленд, правда это было бы здорово?
  
  — Да, сэр, — отозвался водитель, останавливая автомобиль, — это была бы ирония судьбы. Я где-то слышал такое выражение, и мне понравилось.
  
  — Вот именно.
  
  Я посмотрел за окно. Кругом лес. Затем повернулся к Себастьяну:
  
  — А вы не боитесь за себя?
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Ну, что кто-нибудь из членов «Арийского братства» доберется до вас и отомстит за Бадди. Или возьмутся за ваших родственников.
  
  — У меня нет семьи и родственников, — ответил Себастьян. — Следовательно, нет и причин для беспокойства. А до меня им не добраться. Никогда.
  
  — Почему мы остановились?
  
  Уэлленд смотрел в зеркальце заднего обзора, чтобы поймать взгляд босса. Ждал приказа.
  
  — Посмотрите, как здесь красиво, — произнес Себастьян. — Всего миля от шоссе, а кажется, будто вы находитесь в сотнях миль от цивилизации. Чудесно.
  
  Все было ясно. Стоит ему только намекнуть, и громила Уэлленд в считанные секунды прикончит меня и зароет в землю. И никто никогда об этом не узнает. Неожиданно Себастьян вздохнул и приказал Уэлленду:
  
  — Найди место развернуться, и поехали обратно. — И обратился ко мне: — Сегодня ваш счастливый день, Дэвид. Я вам поверил. Насчет этой женщины. Действительно поверил.
  
  Я почувствовал огромное облегчение. Странно, но признательность к Элмонту Себастьяну, который, заставив меня поволноваться, смогу ли я дожить до конца дня, а затем отсрочив исполнение приговора, позволила мне забыть на время о своих неприятностях.
  
  — Но мы не закончили, — сказал он. — Вы действительно не знаете, кто та женщина. Но если она снова объявится, убедительно прошу выяснить, кто она такая, и немедленно сообщить мне.
  
  Я промолчал. Лимузин направился в обратную сторону, к магазину Теда.
  
  — Так это была Мэдлин? — спросил я.
  
  — О чем вы? — удивился Себастьян.
  
  — Мэдлин Плимптон. Владелица газеты.
  
  — И что она?
  
  — Мэдлин переслала вам электронное письмо от той женщины. Я удалил его как можно скорее, но, наверное, она все же успела. Это была Мэдлин?
  
  Мне показалось, что глаза Себастьяна блеснули.
  
  — С вами, газетчиками, просто беда! — воскликнул он. — Вы все такие невероятные циники.
  Глава двадцать девятая
  
  — Чего ты все рассматриваешь эту фотографию? — спросил Хорас Ричлер жену.
  
  Греттен сидела на ступеньке их дома на Линкольн-авеню, держа в обеих руках фотографию жены Дэвида Харвуда, которую он им оставил. На ступеньке выше рядом с женой лежала фотография в рамке их дочери, Джан.
  
  — В чем дело? — произнес Хорас.
  
  — Я просто думаю, — отозвалась она.
  
  — Принести кофе? В кофейнике еще остался.
  
  Греттен не ответила. Она сидела, теперь устремив взгляд во двор, и видела играющих девочек. Бегают по кругу, смеются, а через минуту ссорятся. Из дома выбегает Хорас, садится в машину, включает задний ход и нажимает на газ.
  
  — Так принести кофе?
  
  — Я не хочу, дорогой, спасибо.
  
  — А о чем ты думаешь? — поинтересовался Хорас и, не дождавшись ответа, спустился по ступенькам и уселся рядом, прислонившись плечом к жене. — Мне сегодня ночью приснился Брэдли. Словно не было никакого Афганистана и не существовало никакого бесовского «Талибана». Мне снилось, что мы сидим рядом, вот как сейчас, и по дороге к нам приближается он, в военной форме.
  
  По щекам Греттен потекли слезы.
  
  — И с ним идет Джан, — продолжил Хорас срывающимся голосом. — Она по-прежнему маленькая, пятилетняя, держится за руку старшего брата. И они идут к дому. Вместе.
  
  Греттен промокнула глаза платочком.
  
  — А затем я осознал, что они не живые. Что все мы мертвые. И это происходит на небесах.
  
  Греттен всхлипнула и снова промокнула глаза.
  
  — Извини, — сказал Хорас. — Мне не надо было говорить тебе такое. Но этот парень, который недавно приезжал сюда, меня взбудоражил. Ворвался в наш дом со своими бедами, будто у нас своих не достаточно.
  
  Греттен всхлипнула и скатала платочек в шарик. Хорас взял фотографию дочери и вздохнул.
  
  — Ты ни в чем не виноват, — произнесла Греттен — наверное, в тысячный раз за эти годы.
  
  Он промолчал. Греттен вгляделась в фотографию Джан Харвуд.
  
  — Эта женщина не имела права присваивать имя нашей дочери, — проговорил Хорас. — Это злодейство.
  
  — Такое бывает, — тихо отозвалась она. — Я видела по телевизору, как одного преступника разоблачили. Он ходил на кладбища, искал могилы детей, умерших в раннем возрасте, и использовал их имена и фамилии для каких-то своих неблаговидных целей.
  
  — А она красивая. — Хорас кивнул, рассматривая фотографию жены Харвуда.
  
  — Да.
  
  — И вот куда-то пропала, и этот парень переживает. Тяжело ему.
  
  — Я много раз разглядывала ее фотографию, и знаешь, что заметила? Вот, посмотри сюда.
  
  — Подожди. — Хорас достал из кармана рубашки очки в металлической оправе и надел. — Так куда ты хочешь, чтобы я посмотрел?
  
  — Вот сюда.
  
  — Я ничего особенного не вижу.
  
  — Да смотри же, смотри.
  
  Он взял фотографию в руки и оцепенел.
  
  — Господи!
  Глава тридцатая
  
  На обратном пути я спросил Элмонта Себастьяна:
  
  — Предположим, я выяснил, кто автор письма, и сообщил вам. Что вы с ней сделаете?
  
  — Поговорю, — ответил он.
  
  — Всего лишь?
  
  — Да. Я скажу, что ей повезло, поскольку ее действия не причинили нашей фирме ущерба, и объясню, что предавать работодателя нехорошо.
  
  Мы приблизились к магазину Теда, но Уэлленд проехал мимо.
  
  — Куда мы едем? — обратился я к Себастьяну.
  
  — Давайте спросим у него. Уэлленд, почему ты не остановился?
  
  — Мне показалось, что этого не следует делать, сэр, — ответил водитель.
  
  — Ты что-нибудь заметил?
  
  — Да. Мне показалось, будто там кто-то ждет мистера Харвуда.
  
  — Ну тогда остановись за поворотом.
  
  Через несколько секунд меня высадили. Элмонт Себастьян улыбнулся:
  
  — Всегда буду рад вас видеть, Дэвид. И подумайте еще раз над тем, что я сказал.
  
  Я кивнул и вышел из машины, не закрыв дверцу. Себастьяну стоило только чуть придвинуться и закрыть ее, ничего бы с ним не случилось, но он не пошевелился. Уэлленд вылез, обошел автомобиль и захлопнул дверцу. Затем повернулся в мою сторону и снова, как и в первый раз, наставил на меня «пистолет».
  
  И трижды «выстрелил».
  
  Я медленно двинулся к магазину Теда, где стояла моя машина. Зазвонил мобильник.
  
  — Сюда примчались телевизионщики, — сообщила мама. — Хотят поговорить с тобой, просят показать фотографию Итана.
  
  — Значит, это уже попало в газеты.
  
  — Я посмотрела сайты. Там везде заголовки: «Репортер „Стандард“ под подозрением после исчезновения жены» или «На допросе в полиции репортер „Стандард“ категорически отрицает свою причастность к убийству жены». Это уже передавали в новостях по телевидению и по радио. Какой ужас, Дэвид. Невозможно поверить. Прямо тебя, конечно, ни в чем не обвиняют, но эти намеки, домыслы…
  
  — Как Итан?
  
  — Сидит перед телевизором, смотрит диснеевские фильмы.
  
  — Как он реагирует на телевизионщиков?
  
  — Выглядывал в окно пару раз, пока я ему не запретила. Они ведь его сфотографируют, а потом станут всюду показывать.
  
  — Он понимает, зачем они приехали?
  
  — Нет. Я наплела ему про Бэтмена — вроде поверил. — Мама на секунду замолчала. — Подожди, тут отец хочет с тобой поговорить.
  
  — Сынок, привет!
  
  — Привет, папа.
  
  — Где ты?
  
  — Иду вдоль шоссе недалеко от Лейк-Джорджа.
  
  — Я нашел для тебя адвоката, женщину. Ее фамилия Бондуран.
  
  — Натали Бондуран?
  
  — Да. Это французская фамилия?
  
  — Не знаю.
  
  — Я позвонил ей в офис. Она сказала, что хочет с тобой поговорить.
  
  — Спасибо, папа. Это замечательно.
  
  — Побеседуй с ней сегодня. Запиши ее номер. У тебя есть куда?
  
  — Да.
  
  Я вытащил блокнот, записал номер телефона, который мне продиктовал отец.
  
  — Нужно позвонить ей прямо сейчас.
  
  — Я это сделаю, как только сяду в машину.
  
  — Один совет она тебе уже передала.
  
  — Какой?
  
  — Никаких разговоров с полицейскими.
  
  В этот момент я увидел, что на стоянке у магазина Теда, опершись на капот отцовского автомобиля, стоит детектив Барри Дакуэрт. Теперь было ясно, почему Уэлленд здесь не остановился.
  
  Детектив встретил меня улыбкой.
  
  — Хороший денек вы выбрали для прогулки.
  
  Его машина стояла рядом.
  
  — Да, — кивнул я. Значит, сегодня за мной следили не только люди Себастьяна.
  
  — Как вы здесь оказались? — спросил Дакуэрт.
  
  — Я могу задать вам аналогичный вопрос.
  
  — Мой ответ простой: я здесь по делу. А вы?
  
  — Приезжал поговорить с Тедом.
  
  — А потом решили прогуляться вдоль шоссе? Правда, недалеко.
  
  Я хотел рассказать ему о встрече с Себастьяном, но решил, что он все равно мне не поверит.
  
  — Захотелось прогуляться и поразмышлять.
  
  — О том, что рассказал вам Тед?
  
  — Да.
  
  Дакуэрт вздохнул.
  
  — Зря вы его побеспокоили. И вообще со свидетелями встречаться вам не положено.
  
  — Но я хотел услышать лично от него то, что он сообщил вам.
  
  — Услышали?
  
  — Да.
  
  — И по-прежнему считаете, что он лжет?
  
  — Тед сказал, что их разговор с Джан записала камера наблюдения.
  
  — Да, — подтвердил Дакуэрт. — Там в некоторых местах качество было неважное, но у нас его подправили. И смысл сказанного вашей женой вполне понятен.
  
  — Для меня — нет.
  
  — А для меня — да! — бросил детектив.
  
  — Для вас — конечно. Потому что вы теперь уверены, будто мне известно, что случилось с Джан. Но это не так.
  
  — С кем вы катались в лимузине по шоссе?
  
  Пришлось признаться:
  
  — С Элмонтом Себастьяном.
  
  — А как он тут оказался?
  
  — Захотел со мной побеседовать и приехал.
  
  — В такую даль? Только чтобы побеседовать?
  
  — Послушайте, — сказал я, — мне нужно вернуться домой. Дом моих родителей осаждают репортеры.
  
  — Да, журналисты развеселились. Но я тут ни при чем. Это ваш приятель Ривз заварил кашу.
  
  — А вы приехали сюда из-за меня?
  
  — Не совсем, — ответил Дакуэрт. — Я направлялся в другое место, но решил остановиться, перекинуться парой слов с Тедом. А он упомянул, что вы были здесь, и ваш автомобиль оказался на стоянке.
  
  — И вы решили меня подождать.
  
  Зазвонил мобильник. Дакуэрт приложил его к уху.
  
  — Да… хорошо… туда уже приехал коронер… думаю, отсюда не больше двух миль… скоро увидимся.
  
  Он закончил разговор и убрал телефон.
  
  — Что случилось? — спросил я. — При чем здесь коронер?
  
  — Он нужен, мистер Харвуд. Потому что недалеко отсюда обнаружено неглубокое захоронение, почти у дороги. Захоронение свежее.
  
  Я оперся на капот. В горле пересохло, в висках застучало.
  
  — И кто там захоронен?
  
  Дакуэрт пожал плечами.
  
  — Кто? — крикнул я. — Джан?
  
  — Труп пока не опознали. Но это женщина.
  
  Я закрыл глаза. Неужели все должно было закончиться вот так?
  
  Детектив тронул меня за руку.
  
  — Садитесь в мою машину.
  
  Мы направились в ту сторону, куда меня возил Себастьян, но примерно через милю Дакуэрт свернул на узкую петляющую гравийную дорогу. В салоне автомобиля детектива пахло картофелем фри. У меня в желудке заурчало, ведь я с утра не ел. Впереди дорогу загораживали несколько полицейских машин.
  
  — Дальше мы пойдем пешком, — произнес Дакуэрт, выходя из автомобиля.
  
  — Кто обнаружил захоронение? — спросил я.
  
  Я надеялся, что детектив не заметит, как дрожат мои руки, как я нервничаю. Он ведь наверняка сочтет это признаком виновности. Но разве любой мужчина, особенно ни в чем не виновный, чья жена пропала, останется спокойным, когда его ведут на опознание трупа женщины, найденного в лесу, в свежем захоронении?
  
  — Кто-то из местных, — ответил Дакуэрт. — Тут неподалеку есть небольшой поселок, и один парень, который живет там, заметил холмик свежей земли. Он показался ему подозрительным, и парень позвонил в полицию.
  
  — Как давно это произошло?
  
  — Пару часов назад. Туда явились местные копы, а потом сообщили нам. У них уже была установка на поиски вашей жены.
  
  — Но в пятницу мы благополучно вернулись домой вместе с Джан. Я говорил вам это уже сотню раз.
  
  — Да, мистер Харвуд, — кивнул детектив. Открыв дверцу, он произнес со значением: — Кстати, вы имеете право туда не ходить, если не хотите.
  
  — Нет, — возразил я. — Мне нужно пойти. Ведь речь идет о моей жене.
  
  — Хорошо. Это мужественный поступок.
  
  Мы двинулись по дороге, поскрипывая гравием. Навстречу нам вышел полицейский.
  
  — Вы детектив Дакуэрт?
  
  Тот протянул ему руку.
  
  — Спасибо за помощь.
  
  Коп посмотрел на меня, и Дакуэрт объяснил:
  
  — Это мистер Харвуд, у которого пропала жена.
  
  Они обменялись быстрыми взглядами. Можно представить, что обо мне думал этот коп.
  
  — Мистер Харвуд, — сказал он, — моя фамилия Долтри. Я вам искренне сочувствую.
  
  — Там захоронена моя жена? — спросил я.
  
  — Пока не известно.
  
  — Но это женщина?
  
  — Да.
  
  — Я хочу посмотреть на нее.
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  — Так для этого я вас сюда и пригласил.
  
  — Где? — спросил я.
  
  Долтри показал.
  
  — За машинами, слева. Ее только что раскопали.
  
  Детектив придержал меня за руку.
  
  — Позвольте я схожу туда. А вы подождите здесь с Долтри.
  
  — Нет! — крикнул я, порывисто дыша. — Мне нужно…
  
  — Подождите, — велел Дакуэрт. — Я скоро вернусь.
  
  Он пошел вперед, а Долтри встал передо мной, на случай если я вдруг побегу за ним. Он поежился.
  
  — Тучи сгущаются. Видимо, будет дождь.
  
  Пытаясь успокоиться, я пару раз неспешно обошел машину Дакуэрта, напряженно ожидая его появления. Он вернулся через пять минут, встретился со мной взглядом, поманил пальцем. Я бросился к нему.
  
  — Пойдемте. В любом случае опознание необходимо. — Он сжал мою руку. — Я не знаю, кто там лежит, мистер Харвуд, но, думаю, вам следует подготовиться к худшему.
  
  — Не может быть, — пробормотал я. — Просто невозможно…
  
  — Потерпите минуту.
  
  Я глубоко вздохнул и посмотрел на него.
  
  — Пойдемте.
  
  Мы двинулись в проход между полицейскими машинами. Сразу за ними стало видно захоронение, уже разрытое. Мелькнула белая кисть, женская, часть предплечья. Дакуэрт остановил меня.
  
  — Предупреждаю, мистер Харвуд, вы ни к чему там не должны прикасаться. А то иногда люди, переполненные горем…
  
  — Все понятно, — сказал я.
  
  Он подвел меня к захоронению.
  
  — Вот.
  
  Я чувствовал, что детектив внимательно наблюдает за мной. Замазанное грязью лицо мертвой женщины было мне знакомо. Я замер, прижав руки к груди.
  
  — Что? — спросил Дакуэрт.
  
  — Это не она, — прошептал я. — Не Джан.
  
  — Вы уверены?
  
  — Конечно. Это Лианн… Лианн Ковальски.
  Глава тридцать первая
  
  Странно, но она пока не могла привыкнуть к своему новому имени — Кейт. Это с ее-то способностями к мимикрии. Наверное, надо подождать еще несколько дней, пожить с ним, тогда получится. Забавно, но и свое собственное имя теперь казалось ей чужим. Если бы кто-нибудь окликнул ее: «Конни!» — она бы вряд ли обернулась. Такого не случалось уже многие годы. Ее больше беспокоило сейчас, как бы кто-нибудь не окликнул ее: «Джан», — а она инстинктивно обернулась бы, даже не подумав.
  
  Это имя, с которым Джан прожила шесть лет, и весьма комфортно, она по-прежнему считала своим. На него ей приходилось постоянно откликаться. На него и на «маму».
  
  Сказав Дуэйну, что Джан умерла, она убеждала в этом больше себя, чем его. Да, ей хотелось поскорее вырваться из этой жизни, похожей на тюрьму, оставить ее позади. Похоронить Джан. Отдать последние почести. Но Джан по-прежнему была жива. Просто изменилась, что вполне естественно. Так было всегда. Она теперь переходила в новое состояние, и на это требовалось время.
  
  Она подняла руку и поправила парик. Скоро должны показаться пригороды Бостона. В этом самом парике Джан вошла в парк «Пять вершин», а потом направилась в туалет, сняла парик, спрятала и вскоре встретилась с Дэвидом и Итаном. Парик и другая одежда лежали в рюкзачке. Когда Дэвид побежал искать Итана, она двинулась к главному входу, как было договорено, но по пути свернула в ближайший женский туалет, заняла кабинку и переоделась.
  
  Вместо шортов надела джинсы, топик сменила на блузку с длинными рукавами. Кроссовки — на сандалии. К общему знаменателю все привел парик блондинки. Прежнюю одежду она засунула в рюкзачок — не оставлять же ее в туалете — и спокойно вышла. И ей не было никакого дела до сына, которого только что похитили вместе с коляской. Затем она вышла за ворота, вернулась на автостоянку, где ее ждал Дуэйн, села в его машину. Он все порывался снять фальшивую бороду, говорил, что от нее лицо чешется, но она уговорила его побыть бородатым, пока они не покинут территорию парка.
  
  Об Итане она не беспокоилась: знала, что Дэвид обязательно найдет его и с ним все будет в порядке. Это похищение было придумано как отвлекающий маневр. И чтобы рассказ Дэвида, когда с ним станут разговаривать копы, казался еще более запутанным.
  
  Она надеялась, что пакетик с соком займет сына на время. А там… Конечно, будут слезы, он начнет спрашивать, где мама. Пройдет много времени, пока ребенок привыкнет. Но тут уж ничего не поделаешь.
  
  Она вовсе не собиралась заводить ребенка, становиться матерью. Это в ее планы не входило. Да и замуж она вышла совершенно случайно, как случайно был выбран для жительства Промис-Фоллз. Увидела его на карте, прочитала кое-что в Интернете. Симпатичный городок в северной части штата Нью-Йорк. В общем, довольно бесцветный, немного старомодный. Зато есть колледж. Ну кому придет в голову здесь прятаться? Другое дело — Нью-Йорк, Буффало, Лос-Анджелес, Майами. В них можно раствориться, смешаться с толпой, исчезнуть. Но там тебя будут искать. А здесь, в Промис-Фоллз, — никогда.
  
  Ее ничего не связывало, у нее не было корней. Ей было все равно, где прятаться от курьера. Подошел Промис-Фоллз, а мог бы любой другой заштатный городок. Теперь надо было найти жилье, работу и ждать, когда Дуэйн отбудет срок. А потом они вернутся в Бостон, обменяются ключами, откроют банковские сейфы и завершат дело. Ждать придется долго, но это того стоило. Ведь речь шла об огромных деньгах, имея которые можно потом вечно проводить время на фешенебельном пляже, и единственным беспокойством будет, чтобы песок не попал в шорты. Ждать и жить мечтой, как Мэтти Уокер, героиня фильма «Жар тела».
  
  С этими мыслями она приехала в Промис-Фоллз, нашла жилье над бильярдной в неблагополучном районе города и отправилась в департамент городского совета по занятости искать работу, где случайно столкнулась с Дэвидом Харвудом, сравнительно молодым репортером местной газеты.
  
  Он ей понравился, чего греха таить: симпатичный, обходительный, — но она умела контролировать свои эмоции. Они поболтали немного, затем он куда-то ушел, а вскоре увидел ее на автобусной остановке и предложил подвезти. Ну и пусть, подумала она. Ничего особенного. Когда Дэвид увидел, где она живет, с ним чуть не случился припадок. «Да вы что! — воскликнул он. — В этом районе почти каждый связан с криминалом».
  
  Джан его успокоила, сказав, что она уже вполне взрослая и никакой криминал ей не страшен. Да и вообще ей тогда выбирать было не из чего. А потом он явился к ней со списком квартир. Она пыталась возражать: говорила, что ей и здесь хорошо, — но Дэвид настаивал и она согласилась. Он помог ей переехать и пригласил поужинать.
  
  Вскоре после этого они оказались в одной постели.
  
  Прошло несколько месяцев, и Дэвид начал намекать, что неплохо бы им соединить свои жизни. Джан пришло в голову, что это хороший вариант, и она обнадежила Дэвида. В самом деле, замужняя женщина в таком городке, как Промис-Фоллз, — надежное прикрытие, лучше не придумаешь. Она станет похожей на Джун Кливер из сериала «Проделки Бивера», и никто ее здесь никогда не найдет. Она будет прекрасной женой Дэвиду, устроится на какую-нибудь скучную работу.
  
  Все так и получилось. Первый год, однако, был тревожным. При каждом звонке в дверь Джан вздрагивала — боялась, что это Дуэйн, — но приходили другие: снять показания счетчика, попросить пожертвовать какую-то сумму на борьбу с раком или просто по-соседски сказать, что они забыли закрыть дверь гаража.
  
  Через год она начала расслабляться. Конни Таттингер отошла на задний план, слиняла. Ее место заняла Джан Харвуд. По крайней мере до тех пор, пока не выйдет на свободу Дуэйн. Это было ей по силам. Сыграть роль. Ведь именно этим она и занималась с малых лет. Выходила из одного образа и входила в другой. Воображала себя кем угодно, вначале только для себя самой.
  
  Да, в детстве так оно и было. Это была единственная возможность как-то его пережить. При таком отце, который не переставал изводить ее упреками, при алкоголичке матери.
  
  Многие дети баловались этим. Создавали себе воображаемого друга. Но она поступила иначе — придумывала образы и входила в них. Так она стала Эстелл Уинтерс, не по годам развитой дочерью Малкома и Эдуины Уинтерс, звезд бродвейской сцены. Ее дом находился в Нью-Йорке. И в самом деле, как могло случиться, что она дочь злобного желчного человечка и его пьяной стервы жены? Разумеется, это ошибка, и она ребенок совсем других родителей.
  
  Вот такой уход от правды, пребывание в образе Эстелл помогли ей дождаться того дня, когда она вышла за дверь родительского дома, чтобы больше никогда туда не вернуться.
  
  Прошло время, много времени, и Эстелл Уинтерс было позволено наконец умереть.
  
  И она стала Конни Таттингер. Но и сейчас постоянно меняла роли в зависимости от обстоятельств. То была хорошей девочкой, то плохой. На улице плохую девочку изображать было несложно. Так было легче выжить, жить с кем придется, заниматься чем придется, чтобы добыть денег на пропитание. Но если появлялся шанс устроиться куда-нибудь в офис, Джан мгновенно перевоплощалась в «приличную девушку».
  
  С Дэвидом она легко вошла в роль жены. Это было нетрудно при ее профессионализме. К тому же ей доставляло удовольствие играть. А заводить ребенка Джан не собиралась. Это получилось помимо ее воли.
  
  Вскоре после замужества Джан показалось, что она беременна. На следующее утро, как только Дэвид ушел на работу, она сделала тест на беременность, который оказался положительным. А тут неожиданно Дэвид вернулся за документами, поднялся наверх и застал ее в ванной комнате. В другое время ей бы ничего не стоило задурить ему голову, но на полу валялась упаковка от теста на беременность. Пришлось признаться.
  
  Известие о ребенке Дэвид принял с восторгом, и Джан согласилась. В этом была, конечно, доля расчета. Имея ребенка, ей вообще не надо было опасаться разоблачения. И Дэвид хотел его. Очень.
  
  Играть роль любящей матери оказалось приятно. Никогда еще Джан не испытывала от своего лицедейства такого удовольствия. Да и лицедейством это можно было назвать с большой натяжкой. Тут ей практически не надо было прикидываться.
  
  Она и сама хотела ребенка, мечтала пережить материнство, узнать, что это такое. Джан тогда не думала о будущем, жила настоящим моментом, в первый раз не заглядывала далеко вперед. Впрочем, так поступали все великие героини на сцене.
  
  Но вот Дуэйн освободился и настала пора действовать. Получить причитающееся ей богатство, ради которого все затевалось. Готовиться к своей последней роли. Роли независимой женщины, которой никто больше не нужен. Она перестанет притворяться, будет просто существовать как ей нравится.
  
  И никакого Дэвида. Никакого Дуэйна. Мешал ей лишь Итан. Уж слишком глубоко она вошла в образ матери. Джан не предвидела, как тяжело ей будет из него выйти.
  * * *
  
  После долгих размышлений она выбрала исходным пунктом для бегства парк «Пять вершин». Он недавно открылся, там всегда было многолюдно, особенно в уик-энды. Джан побывала в парке несколько раз в свободные дни, изучила, где поставлены камеры наблюдения. Да, конечно, она могла там столкнуться с кем-нибудь из знакомых. Но в образе Джан Харвуд она должна пробыть в парке совсем недолго, а потом в камуфляже ее вряд ли кто узнает.
  
  И все прошло хорошо. Даже замечательно.
  
  О том, что она может встретить знакомого, когда они отъедут от Промис-Фоллз на много миль, она вообще не думала. И надо же было такому случиться! Дуэйн вдруг решил заправиться. Горючего оставалось еще четверть бака, можно было проехать миль шестьдесят или семьдесят, но он хотел начать путь с полным баком. Так ему было спокойнее.
  
  В Олбани он съехал с шоссе вблизи нескольких больших торговых центров. И кто же начал заправляться рядом с ними?
  
  — Джан! — окликнула ее Лианн Ковальски. — Джан, это ты?
  
  Идиотка. Пришлось разбираться, тут уж никуда не денешься. Иначе весь план рухнул бы.
  
  И вот они наконец мчатся в Бостон. Скоро будут там. Чем ближе они подъезжали, тем более возбужденной становилась Джан. Говорила себе, что для опасений нет причин, Бостон большой город, и она не была там свыше пяти лет. Кто ее там узнает? К тому же они с Дуэйном не собирались в Бостоне задерживаться.
  
  — Ты переживаешь из-за него? — спросил Дуэйн.
  
  — А как ты думаешь? — отозвалась она. — Бросить сына не так-то легко.
  
  — Да я не о ребенке, а о твоем муже. Этот несчастный придурок не понимает, откуда на него такие напасти.
  
  — Неужели было бы лучше, если бы копы искали меня по всей стране? Нет уж, пусть считают, что я мертвая.
  
  — Ты все придумала правильно. Лучше не бывает. Я вообще обалдел от твоей хитрости. Это же надо — изображать депрессию для него одного, делать подставы одну за другой! Это классно! Но ты ведь прожила с этим парнем некоторое время. И как ты рассчитывала? Значит, сойтись с ним, пожить, пока он тебе нужен? Прикидываться, будто любишь его, хотя он тебе по фигу?
  
  Джан повернулась к нему:
  
  — Вот именно так все и было. — И она подставила лицо теплому ветру из окна.
  
  — Ну ты все клево оформила, — восхитился Дуэйн. — Правильно, что ты на него плюнула. Зачем начинать новую жизнь и мучиться виной? Но я представляю его рожу, когда он узнает, что ты говорила этому придурку в магазине. Мол, ты не ходила к доктору, тебя никто не видел в парке.
  
  — Давай поговорим о чем-нибудь другом!
  
  — О чем, например?
  
  — Когда ты общался с покупателем нашего товара?
  
  — На следующий день как вышел, — ответил Дуэйн. — Я позвонил ему и сказал: «Догадайся, кто говорит». Он не сразу вспомнил. Звонить из тюрьмы у меня возможности не было, вот он и забыл. Ведь пять лет прошло. Но я ему напомнил. Заявил, что теперь мы готовы к встрече. Он обалдел. Сказал, что о пропаже бриллиантов ничего в газетах не писали. Он читал что-то о парне, у которого отсекли руку, но насчет бриллиантов ни слова.
  
  — Неудивительно, — сказала Джан.
  
  — Почему ты так думаешь?
  
  — Так ведь бриллианты эти теневые. Они вроде как не существовали. Как в том кино, «Кровавый алмаз». Ты его не видел, сидел в тюрьме, там играет Леонардо ди Каприо, а действие происходит в Сьерра-Леоне.
  
  — Это в пустыне Сьерра?
  
  — Нет, в Сахаре.
  
  — Ясно.
  
  — Несмотря на все строгости, в мире существует огромный рынок криминальных бриллиантов, и никто не станет привлекать копов, если какие-то похитят. Я слышала, «Аль-Каида» наживает миллионы на продаже подобных бриллиантов.
  
  — Правда?
  
  — Да. — Джан высунула руку в окно, подставляя ветру. — Так кто этот парень?
  
  — Его фамилия Банура, — ответил Дуэйн. — Круто, да? Он черный. Настоящий. В том смысле, что из Африки. Может, из этой самой Сьерры, о которой ты говорила.
  
  — Как с ним связаться?
  
  — У меня есть номер его телефона. Он живет в Брейнтри, это южный район Бостона.
  
  — Он знает, что мы намерены встретиться с ним завтра?
  
  — Я ему точный день не назвал, но вроде как намекнул.
  
  — Надо позвонить еще, пусть готовит наличные, — сказала Джан.
  
  — И то верно, — отозвался Дуэйн.
  
  Джан не хотела задерживаться в Бостоне дольше, чем нужно. Забрать товар, обменять на деньги и отвалить.
  
  Они съехали с шоссе, и Дуэйн начал искать заправку. Пока он заполнял бак, Джан надела темные очки и пошла в магазин. Рядом заметила полную женщину, у которой с плеча свисала сумочка. Женщина наклонилась к дочери, требовала, чтобы девочка перестала хныкать, а Джан заглянула в сумочку. Благо та была не застегнута.
  
  Кошелек Джан не интересовал: у нее достаточно денег, чтобы добраться до Бостона, а там они реализуют бриллианты и денег будет девать некуда, — а вот мобильный телефон оказался весьма кстати. Джан вытащила его одним движением, чисто и аккуратно. Потянулась вроде как достать что-то с полки, одна рука двинулась к упаковке с кексами, другая скользнула в сумочку, ухватила тонкий телефон и опустила в карман джинсов. Кексы любил Итан. Ему нравилось объедать белые загогулины, а шоколадную глазурь оставлять на потом.
  
  Джан вернулась в машину, когда Дуэйн закончил заправляться. Бросила кексы на сиденье и протянула ему телефон:
  
  — Давай звони своему приятелю.
  
  Когда они вспомнили о кексах, глазурь растаяла и прилипла к целлофановой обертке. Джан осторожно сняла ее и, сумев освободить кекс с незначительными повреждениями, протянула его Дуэйну. А тот сразу сунул кекс целиком в рот. Со вторым пришлось повозиться. Слизывать глазурь с обертки.
  
  Этому она научилась у сына.
  
  — Смотри, мама.
  
  Итан на своем сиденье в машине, Джан впереди. Они едут домой из магазина. Она оглядывается и видит, что он уже не только слизал всю глазурь с обертки, но и объел белые загогулины, пользуясь указательным пальцем. Он смотрит на нее и улыбается.
  
  — Видишь, как все просто.
  
  Дуэйн вернул ей телефон.
  
  — Все в порядке. Завтра. Я сказал ему, что мы приедем примерно к полудню. Может, даже раньше. Во сколько открываются банки — в девять тридцать или в десять? Мы заберем мое, твое, и если повезет, сделаем это быстро. — Он взглянул на нее. — Как?
  
  Джан отвернулась.
  
  — Нормально.
  
  — Что с тобой? Разболелась голова?
  
  — Со мной все прекрасно. А ты смотри на дорогу.
  Глава тридцать вторая
  
  Оскар Файн выбрал удобное место, где поставить свой автомобиль, черный «ауди». А в этом районе везде было удобно. Бикон-Хилл ему нравился. Мощенные булыжником узкие улицы, от которых веяло стариной, кирпичные дома все в зелени, неровные тротуары. И вот сейчас работа опять привела его сюда.
  
  Вон тот дом, на противоположной стороне улицы. Вечер только начинался, скоро Майлз Купер должен был вернуться с работы. Его жена Патрисия работала медсестрой в Массачусетской центральной больнице. Сегодня у нее вечерняя смена. Она ушла примерно час назад. Иногда супруга Майлза часть пути проезжала на автобусе, порой даже брала такси, но обычно добиралась до больницы пешком. Обратно чаще всего ее подвозила приятельница — они работали вместе. Приятельница жила на Телеграф-Хилл, а это по пути.
  
  Оскар наблюдал за этой семьей уже несколько дней, соблюдая осторожность, даже чрезмерную, и хорошо знал распорядок Майлза Купера. Тот любил проводить уик-энды на своем катере, тратился на лошадей, был слабым игроком в покер. В последнем Оскар убедился лично. Играл с ним, и не раз.
  
  Было и кое-что еще известно о Майлзе. Тот наблюдается у врача по поводу неприятностей с желудочно-кишечным трактом, выпивает каждый день бутылку сока. За городом у него есть гараж, где по просьбе младшего брата он держит три ворованных мотоцикла «харлей-дэвидсон». Каждый второй понедельник Майлз отправляется в Норт-Энд заплатить три сотни долларов девушке, живущей на Салем-стрит в квартире над итальянской булочной, за то, чтобы она очень медленно перед ним разделась, а потом угостила оральным сексом.
  
  Оскар также знал, что Майлз нечист на руку и прикарманивает денежки у человека, на которого работал, и сейчас это стало известно. Оскар тоже работал на этого человека.
  
  — Разберись с ним, — приказал тот.
  
  — Нет проблем, — ответил Оскар.
  
  И он проделал работу, как всегда, чисто, комар носа не подточит. Не хотел разбираться с Майлзом при жене или при дочери. Ей было за двадцать, она жила в Провиденсе, но часто приезжала к родителям на уик-энды. Но сегодня был будний день.
  
  А вот и он. Лет пятидесяти, грузный, лысый, густые седые усы. Старый костюм, белая рубашка, без галстука. Майлз Купер остановился у дома, достал из кармана ключ, преодолел пять бетонных ступенек, отпер дверь, вошел. Оскар Файн вылез из своего «ауди». Пересек улицу по диагонали и позвонил в дверь. В прихожей раздались шаги, дверь отворилась.
  
  — Привет, Оскар, — сказал Майлз.
  
  — Привет.
  
  — Как ты здесь оказался?
  
  — Я могу войти? — спросил Оскар.
  
  В глазах Майлза мелькнуло что-то похожее на страх. Последние пять лет Оскар стал наблюдательным. Это раньше он был самоуверенный, пока не прокололся. Да еще как. Оскар знал, что Майлз не посмеет закрыть перед ним дверь, не было для этого причин.
  
  — Конечно, входи, — произнес Майлз. — Рад тебя видеть. Ты по делу?
  
  Оскар вошел, закрыл за собой дверь.
  
  — Патрисия дома?
  
  — На работе. Сегодня у нее вечерняя смена. Что-нибудь выпьешь?
  
  — Пожалуй, нет.
  
  — Ну как хочешь. А я как раз собрался выпить пива.
  
  — Пей, а я не буду, — сказал Оскар, следуя за Майлзом в кухню. Этот тип, кажется, забыл, что он пьет.
  
  Майлз наклонился, чтобы достать из холодильника бутылку, а когда выпрямился, увидел, что Оскар наставил на него пистолет. К стволу пистолета была прикреплена длинная трубчатая штуковина. Глушитель.
  
  — Боже, Оскар, ты напугал меня до смерти!
  
  — Он знает, — произнес Оскар.
  
  — Кто знает? И что? Ради Бога, убери это. Я боюсь.
  
  — Он знает, — повторил Оскар.
  
  — Я не понимаю, о чем ты говоришь? — Майлз свернул с бутылки крышку и бросил на стойку. Его рот скривился.
  
  — Майлз, пожалуйста, не распускай нюни и не изображай дурака, — произнес Оскар. — Он знает.
  
  Майлз надолго приложился к бутылке, затем сел за кухонный стол.
  
  — Вот дерьмо. — Ему пришлось поставить бутылку на стол — так дрожала рука.
  
  Оскар кивнул.
  
  — Я мог бы тебя пристрелить сразу, но решил все же объяснить почему. Чтобы ты знал.
  
  — Оскар, мы ведь знакомы не первый день. Уходи. А я все верну.
  
  — Нет.
  
  — Но я все восполню с лихвой. Продам катер. Прямо завтра. И у меня отложены деньги. Правда, не так много, но ему не придется ждать. Он получит все сразу, обещаю. И еще у меня есть мотоциклы. Они моего брата, но я их продам. К черту брата. Сам-то он за них не платил.
  
  Пистолет выстрелил, и две пули вонзились в голову Майлза Купера. Он качнулся вперед, затем повалился на пол.
  
  Оскар вышел, сел в свой «ауди» и уехал.
  * * *
  
  Оскару Файну не нужно было останавливаться — охранник в будке хорошо знал его машину и сразу нажал кнопку. Ворота медленно сдвинулись вправо, и Оскар въехал во двор, заставленный грузовыми контейнерами. Они были разноцветные и, поставленные друг на друга, образовывали сооружение, похожее на составленное из конструктора «Лего». Оранжевые, коричневые, зеленые, синие, серебристые с названиями компаний-перевозчиков. Высота сооружения составляла до двух метров, и Оскар двигался по узкому стальному ущелью в дальний конец, где поставил автомобиль у трехметрового забора, обнесенного колючей проволокой. Он вышел, захватив с собой бутылку молока, которую купил на обратном пути, отпер ключом дверь в торце контейнера с надписью «Эвергрин» и сразу за ней другим ключом еще одну дверь.
  
  Во мраке нащупал на стене выключатель, и комнату озарили дюжина небольших потолочных светильников. Аккуратно заштукатуренные стены были выкрашены в мягкий темно-зеленый цвет. На них висели большие картины. Деревянный пол. У двери кожаный диван, рядом — кресло с изменяющимся наклоном спинки, на стене плоский телевизор с диагональю сорок шесть дюймов. Там дальше неширокий кухонный уголок, поблескивающий алюминиевой стойкой. За ним великолепная ванная комната и спальня.
  
  О его ноги потерлось что-то мягкое. Оскар Файн погладил рыжего кота. Тот мягко замурлыкал.
  
  — Я купил тебе молока.
  
  Оскар поставил бутылку на стойку, охватил ее левой рукой, а правой снял крышку и налил молока в мисочку на полу. Кот бесшумно приблизился к ней и наклонил голову. Оскар вынул из пиджака пистолет, положил на стойку и распахнул дверцу большого кухонного шкафа, за которой обнаружился холодильник. Он поставил туда молоко и вынул банку колы. Сорвал указательным пальцем крышку, налил себе в бокал с тяжелым дном. Сел на кожаный табурет у стойки. Посмотрел на кота.
  
  — Ну, как прошел день?
  
  Не дождавшись ответа, Оскар включил ноутбук и, чтобы не скучать, пока он загружается, включил еще и телевизор, настроенный на канал Си-эн-эн. Вначале занялся ноутбуком, проверил почтовый ящик. Ничего, кроме спама. Заглянул на пару букмекерских сайтов, бросая взгляды на экран телевизора. Неожиданно ведущий программы новостей сказал что-то любопытное, Оскар прислушался.
  
  — …журналист, репортер отдела новостей газеты «Стандард» города Промис-Фоллз, что севернее Олбани, теперь сам стал объектом интереса прессы. Пока в полиции отказываются это комментировать, но есть основания полагать, что Дэвид Харвуд, репортер, о котором идет речь, подозревается в убийстве своей жены Джан. С пятницы, когда она сопровождала мужа в поездке в Лейк-Джордж, ее больше никто не видел.
  
  Оскар Файн оторвался от ноутбука и вгляделся в экран телевизора, где показали фотографию пропавшей женщины. Появился дом, где жили Дэвид и Джан, затем дом его родителей. Пожилая женщина — видимо, его мать — выглядывает из двери и просит журналистов уйти.
  
  Оскар ждал, когда снова покажут фотографию женщины, но там уже шел другой сюжет. Он вернулся к ноутбуку, набрал в поисковой строке «Гугла»: «Джан Харвуд из Промис-Фоллза» — и получил ссылку на два сайта, один из которых был газеты «Стандард». Там он нашел подробный рассказ об исчезновении Джан Харвуд в изложении Саманты Генри с приложением фотографии пропавшей женщины.
  
  Оскар увеличил фотографию и долго рассматривал. Волосы у нее теперь стали другие. Он помнил ее рыжую, а теперь она брюнетка. Макияж, накладные ресницы. На фотографии она выглядела паинькой, ни дать ни взять добропорядочная домашняя хозяйка. «Но меня не проведешь. Я узнал тебя, красотка!» — мысленно прокричал он. Оскар увеличил фотографию. Вот он. Небольшой шрам на щеке в форме буквы L. Она, наверное, надеялась, что замаскировала его, но он этот шрамик увидел. Какие еще нужны доказательства?
  
  В левой руке, в том месте, где раньше была кисть, начало подергивать.
  
  Оскар Файн потянулся к телефону.
  Часть четвертая
  Глава тридцать третья
  
  Мы с Дакуэртом двинулись прочь от разрытого захоронения, где лежало тело Лианн Ковальски. Я весь дрожал.
  
  — Почему Лианн убили?
  
  Детектив тронул меня за руку.
  
  — Давайте вернемся ко мне в машину и там поговорим.
  
  — Но если Лианн… — начал я.
  
  — То что? — насторожился он.
  
  — Это захоронение тут единственное?
  
  Дакуэрт внимательно посмотрел на меня.
  
  — Вы считаете, что должно быть еще одно?
  
  — Ничего я не считаю.
  
  — Пойдемте.
  
  По пути к машине мы молчали. Он открыл для меня дверцу, помог влезть, будто я был инвалид, сам сел за руль. Мы молчали. Дакуэрт опустил стекла и стал смотреть вперед, положив руки на руль словно вел машину.
  
  — Ведь вы уже знали, кто там захоронен? — спросил я. — Знали, что это Лианн Ковальски?
  
  — Вы в пятницу, кроме жены, привезли еще и Лианн Ковальски?
  
  Я откинул голову на подголовник и закрыл глаза.
  
  — Зачем?
  
  — Или она приехала вслед за вами? У вас с ней была назначена встреча?
  
  — Нет.
  
  Я вдруг подумал, а не могла ли Лианн Ковальски оказаться той женщиной, которая послала мне анонимное электронное письмо и назначила встречу у магазина Теда?
  
  — Вы не считаете странным, что тело Лианн Ковальски было захоронено примерно в миле или двух от того места, где, по вашему утверждению, у вас была назначена встреча с той женщиной? — спросил детектив.
  
  Я повернулся к нему.
  
  — Вы спрашиваете, считаю ли я это странным? Да я тут завален странностями! Хотите полный перечень? Пожалуйста. Первое: перед тем как исчезнуть моей жене, какой-то бородатый мужчина пытается увезти коляску с моим сыном. Второе: свидетельство о рождении Джан принадлежит пятилетней девочке, погибшей под колесами машины, то есть моя жена совсем не та, за кого себя выдавала. Третье: она заходит в магазин и признается владельцу, совершенно незнакомому человеку, будто не знает, зачем я привез ее сюда, создавая впечатление, что тут что-то не так. Зачем, черт возьми, она это сделала? Почему сказала заведомую неправду? Почему не заказала себе билет в парк «Пять вершин»? Зачем солгала мне, что ходила на прием к доктору Сэмюэлсу по поводу депрессии и мыслей о самоубийстве? Впечатляет, не правда ли? Но вас подобные странности не удивляют, вы считаете все это естественным. Лишь озадачивает странная гибель Лианн Ковальски.
  
  — Позвольте добавить еще одну странность. При осмотре вашей машины, на которой вы с женой ездили в пятницу, эксперты обнаружили в багажнике следы крови и волосы, а в ящичке для перчаток — смятый чек на покупку рулона скотча.
  
  Я потерял дар речи.
  
  — Мне сообщили об этом совсем недавно, — продолжил детектив. — Вскоре у нас появятся результаты анализов ДНК. Так, может, вы избавите нас от ненужных хлопот и расскажете сами то, что мы должны знать?
  
  Я осознал, что пришла пора обратиться за помощью к адвокату.
  
  На обратном пути я позвонил Натали Бондуран, адвокату, с которой беседовал мой отец. Мы быстро договорились, она согласилась меня защищать.
  
  — Но с тех пор как мой отец звонил вам, появилось кое-что новое, — сказал я.
  
  — Рассказывайте.
  
  — Женщина, с которой работала моя жена, Лианн Ковальски, найдена захороненной вблизи того места, куда я ездил в пятницу с Джан.
  
  — Ну что ж. Копы уже наметили вас в качестве подозреваемого, теперь вроде получили подтверждение.
  
  — Да, — вздохнул я.
  
  — А есть у них шанс найти вашу жену в таком же состоянии, мистер Харвуд, как вы думаете?
  
  — Бог этого не допустит.
  
  — То есть вы все еще надеетесь на возвращение жены?
  
  Ее прямота обезоруживала.
  
  — Да, — ответил я. — Но детектив Дакуэрт только что сообщил, что в багажнике моей машины найдены следы крови и волосы плюс в ящичке чек на моток скотча.
  
  — Вы можете это как-то объяснить?
  
  — Нет. Волосы с ее головы могли еще как-то попасть в багажник. Она постоянно что-то туда клала и вынимала. Но кровь? И скотч я не покупал уже очень давно.
  
  — Ничего, что там обнаружили кровь, — сказала Натали Бондуран. — У меня почти нет сомнений, что это кровь вашей жены.
  
  — То есть?
  
  — Это косвенная улика, мистер Харвуд. И очень серьезная.
  
  Она попросила меня рассказать все с самого начала. Я попытался сделать это кратко и просто, будто писал на эту тему очерк. Дал общую картину, а затем сосредоточился на деталях. Сообщил также о поездке в Рочестер.
  
  — У вас есть этому объяснение? — спросила она. — Я имею в виду историю с присвоением вашей женой имени погибшей девочки.
  
  — Нет. Я говорил детективу Дакуэрту, что, вероятно, она проходит по программе защиты свидетелей, но, мне кажется, он не воспринял мои слова серьезно, после того как я уже рассказал ему о депрессии Джан в последние несколько недель и ничем не смог это подтвердить.
  
  — Да, у вас крупные неприятности, — заметила Натали, выслушав меня.
  
  — Вы правы.
  
  — У полиции сейчас имеется труп, — принялась рассуждать адвокат. — Но не вашей жены, а Лианн Ковальски. Это неплохо. Не столько потому, что есть надежда на благополучное возвращение вашей жены, а потому, что у полиции пока нет твердых улик, чтобы возбудить дело. Но они смогут возбудить его и без трупа. Много людей отправились в тюрьму за убийство, хотя труп так и не нашли.
  
  — Да, веселая перспектива.
  
  — Но мы будем работать. Я постараюсь избавить вас от тюрьмы, а если не удастся, то хотя бы снизить срок насколько возможно.
  
  Мы разговаривали уже очень долго, я почти доехал до дома.
  
  — Захоронение, где нашли Лианн Ковальски, мне показалось очень странным, — произнес я.
  
  — Чем?
  
  — Яма хорошо видна с дороги, неглубокая. Так, копнули несколько раз, бросили и присыпали землей. Нет чтобы углубиться хотя бы метров на десять в лес, где захоронение никто бы не заметил.
  
  — Вы хотите сказать, что они нарочно это сделали, чтобы труп быстро нашли?
  
  — Да.
  
  — Приезжайте в мой офис завтра утром, в одиннадцать, — закончила разговор адвокат. — И не забудьте чековую книжку.
  
  — Хорошо, — отозвался я, сворачивая к дому родителей.
  
  — И без меня не ведите никаких разговоров с полицейскими, — добавила она.
  
  Мы распрощались. Я подъехал к дому родителей, где стояли два телевизионных фургончика и еще три автомобиля: меня ждали журналисты. Наверное, мой дом они тоже обложили. Один фургончик наполовину загораживал путь, так что пришлось поставить машину на противоположной стороне улицы. Обойти их было невозможно. Не входить в дом тоже. Мне нужно было увидеть родителей и сына.
  
  Я вышел из отцовской машины и направился через улицу. Тут же из фургончика выпрыгнули репортер и оператор и кинулись ко мне. Из других машин начали вылезать молодые люди с блокнотами и диктофонами. Одной из них была Саманта Генри. Ее потускневший красный автомобиль «хонда-сивик» я узнал сразу. Вид у Саманты страдальческий. «Извини, но я просто делаю свою работу».
  
  Репортеры забросали меня вопросами:
  
  — Мистер Харвуд, есть ли известия от вашей жены?
  
  — Вы знаете, что с ней случилось?
  
  — Почему полиция считает вас подозреваемым?
  
  — Мистер Харвуд, неужели они считают, что вы убили свою жену?
  
  Моим первым побуждением было протиснуться мимо них и побежать к дому, но я сам был газетчиком, причем давно. Отказ отвечать на вопросы равносилен признанию вины. Поэтому я остановился и поднял руку, собираясь с мыслями.
  
  — Позвольте мне сказать несколько слов. Вчера, когда мы ездили всей семьей в парк «Пять вершин», моя жена, Джан Харвуд, бесследно исчезла. Я делал и делаю все возможное, чтобы найти ее, и молюсь, чтобы с ней не случилось ничего плохого. Дорогая, если ты смотришь эту передачу, пожалуйста, откликнись, позвони, дай мне знать, что ты жива и здорова. Мы с Итаном любим тебя, скучаем и с нетерпением ждем твоего благополучного возвращения домой. Мы все поймем, какова бы ни была причина твоего отсутствия. Самое главное, чтобы ты вернулась. Я прошу любого, кто смотрит эту передачу, если он видел Джан или знает что-нибудь о причине ее исчезновения, умоляю: позвоните, пожалуйста, мне или в полицию.
  
  Красиво причесанная телевизионная репортерша поднесла микрофон к моему лицу.
  
  — Мы располагаем информацией, что в разговоре с полицейским детективом вы заявили, что не убивали свою жену. У вас были на это причины? Вас официально считают подозреваемым?
  
  — Я сказал полицейскому детективу правду. Они рассматривают все версии. Это стандартная процедура.
  
  — Так вас считают подозреваемым или нет? — настаивала репортерша. — Они думают, что вашу жену убили?
  
  — Пока о ней ничего не известно, — ответил я.
  
  Вторая красотка репортерша с другого канала спросила:
  
  — Как вы объясните тот факт, что нет никаких доказательств, что ваша жена находилась в субботу в парке «Пять вершин»?
  
  — Тысячи людей, побывавших в тот день в парке, с большим трудом могли бы доказать свое присутствие там, — произнес я. — Джан была в парке.
  
  — Вас проверяли на детекторе лжи? — поинтересовался взъерошенный репортер — видимо, из Олбани.
  
  — Нет.
  
  — Вы отказались?
  
  — Мне никто не предлагал.
  
  Еще одна репортерша сунулась вперед:
  
  — А вы бы согласились?
  
  — Я же сказал, мне не предлагали.
  
  — А вы бы согласились пройти тест, если бы мы вам его устроили?
  
  — Не вижу для этого причин.
  
  — То есть вы отказываетесь. Боитесь вопросов по поводу исчезновения вашей жены, если будете подключены к полиграфу?
  
  — Придумайте какой-нибудь другой вопрос, поглупее, — сказал я, теряя терпение.
  
  Зря я надеялся, что сумею безболезненно пройти эту процедуру. Обстановку попыталась разрядить Саманта:
  
  — Дэвид, как тебе удается все это переносить? Такой ужас для тебя и твоего сына.
  
  Я кивнул:
  
  — Да, тяжело. Со мной такого еще не было. — Я помолчал. — Извини. Но мне нужно идти.
  
  Репортеры расступились, и я, взяв Саманту за локоть, повел с собой, чем вызвал всеобщее недовольство. Как можно давать тут кому-то эксклюзив?
  
  — Дэвид, мне действительно неприятно находиться в этой своре, — проговорила она, когда мы поднялись по ступенькам к двери дома моих родителей. — Но понимаешь, я просто делаю…
  
  — Понимаю, — кивнул я.
  
  Мама быстро распахнула дверь. Я видел ее сегодня утром, но мне показалось, что она постарела на несколько лет.
  
  — Привет, — произнес я. — Ты помнишь Саманту?
  
  Мама холодно кивнула.
  
  — Где Итан? — спросил я.
  
  — Твой отец увел его на станцию смотреть настоящие поезда. Я сказала, что позвоню, когда тут все стихнет.
  
  Я повернулся к Саманте:
  
  — Спасибо тебе за вопрос. Это помогло мне успокоиться.
  
  — Понимаешь, — проговорила она, — я должна дать материал в газету. Но не хочу навредить тебе.
  
  — И за это спасибо.
  
  — И я не верю, что ты мог сделать Джан что-нибудь плохое, — добавила она. Углы ее рта чуть дернулись. — Мне нужно изображать объективность, но я на твоей стороне, клянусь. Хотя обещать, что в отделе примут материал в том виде, как я его представлю, не могу.
  
  Она посмотрела на часы. Было десять минут девятого. Я знал, что ей надо представить материал к девяти тридцати, чтобы он попал в первый выпуск. Я решил предупредить Саманту:
  
  — Учти, Мэдлин скорее всего просматривает нашу электронную почту.
  
  — Неужели?
  
  — У меня есть причины так думать.
  
  — Ничего себе!
  
  — Недавно я получил анонимное электронное письмо от женщины, которая собиралась поделиться информацией насчет подкупа членов городского совета. Ну, ты знаешь, это связано со строительством в городе частной тюрьмы.
  
  — И что?
  
  — Письмо находилось в моем почтовом ящике всего несколько минут, но все равно о нем стало известно Элмонту Себастьяну. Кто, кроме Мэдлин, мог сообщить ему?
  
  — А зачем ей это надо?
  
  — Я копаю под Себастьяна, а она надеется продать ему землю под строительство тюрьмы и тем самым решить свои финансовые проблемы. У нас разные интересы, понимаешь?
  
  — А может, это Брайан? Например, Мэдлин поручила ему просматривать электронную почту?
  
  — Не исключено. Но главное, ей нельзя доверять. Хочу, чтобы ты это знала.
  
  — Но в таком случае мой материал в отделе обязательно переделают, чтобы представить тебя в неприглядном свете. — Она посмотрела на меня. — Мне нужно идти сдавать материал.
  
  — Помни одно: к исчезновению Джан я не имею никакого отношения.
  
  Она кивнула:
  
  — Я знаю, верю. И не собираюсь тебя предавать.
  
  — Все равно она мне не нравится, — сказала мама, когда за Самантой закрылась дверь.
  
  К своему дому я подъехал в девять часов. Журналистов нигде не было. Видимо, они решили оставить меня в покое. Итан по дороге заснул. Я осторожно поднял его и занес в дом. И только тут вспомнил, что в доме орудовали полицейские. По полу были разбросаны диванные подушки и снятые с полок книги, подвернуты ковры. Повреждено ничего не было, просто беспорядок.
  
  Я положил Итана на диван, накрыв одеялом, и поднялся наверх, чтобы привести в порядок его комнату. Вернул матрас на место, застелил постель, собрал игрушки, положил одежду в ящики. Времени на это ушло меньше, чем я предполагал. Всего пятнадцать минут.
  
  Я спустился вниз, поднял сына с дивана и перенес на кровать. Положил на спину и раздел. Думал, сын проснется, когда я буду снимать с него рубашку, но он продолжал спать. Я нашел его пижаму с росомахами и накрыл Итана одеялом, нежно поцеловав в лоб. Не открывая глаз, он сонно прошептал:
  
  — Спокойной ночи, мама.
  Глава тридцать четвертая
  
  Дуэйн закончил свое дело с Джан и произнес:
  
  — Большой день надо всегда начинать так.
  
  «На большой ты не способен, приятель», — подумала она, выскальзывая из постели и запираясь в ванной комнате.
  
  Дуэйн перевалился на спину, положил руки под голову и с улыбкой уставился в потолок.
  
  — Вот так, дорогая. Скоро мы все оформим, а потом… потом мне бы хотелось поехать посмотреть яхты. Ну, туда, где их продают. Сейчас ведь из-за кризиса многие избавляются от собственности. — Он захохотал. — Ухватим по дешевке десятиметровую моторную яхту, хотя, если бы захотели, могли заплатить хорошую цену. Глупо транжирить деньги, которые мы собираемся растянуть до конца жизни. Я прав?
  
  Джан не слышала ничего, кроме слова «дорогая». Пришлось повозиться с кранами душа, пока вода станет нормальной. Но что требовать с однозвездочного мотеля, расположенного в пяти милях от центра Бостона? И то ей показалось близко. Сейчас лишний раз попадаться людям на глаза опасно.
  
  Дуэйн сбросил одеяло, встал голый перед телевизором, схватил пультик и начал быстро переключать каналы.
  
  — Ни одного хорошего. Да еще заставили доплатить за канал для взрослых. Как будто недостаточно содрали за номер.
  
  Он остановился на канале мультфильмов, где шел эпизод с Бэтменом, но вскоре ему наскучило. Дуэйн продолжил поиск. Быстро пропустил канал новостей, включил какое-то комедийное шоу, затем, пробормотав под нос: «Ничего себе», — вернулся назад. Там показывали фотографию Джан.
  
  — Эй! — крикнул он. — Иди сюда.
  
  Она не слышала из-за шума воды в душе. Дуэйн распахнул дверь.
  
  — Тебя показывают по телевизору.
  
  Он прибавил громкость так, что телевизор завибрировал.
  
  — …тем не менее, — продолжил ведущий, — когда мистеру Харвуду предложили пройти проверку на детекторе лжи, он вежливо отказался. Он утверждает, что его жена исчезла в субботу, когда они с сыном отдыхали в парке «Пять вершин», но наш источник в полиции сообщил, что Джан Харвуд с пятницы никто не видел. Сегодня утром пришло сообщение, что в окрестностях Лейк-Джорджа, недалеко от того места, где в пятницу побывали супруги Харвуд, найдено захороненное тело ее коллеги. А теперь о погоде. В Бостоне и окрестностях сегодня будет солнечно и…
  
  Дуэйн выключил телевизор и вошел в ванную комнату. Просунул руку под занавеску, чтобы закрыть кран.
  
  — Дуэйн! Какого черта! — крикнула Джан.
  
  — Ты что, меня не слышала?
  
  — А в чем дело?
  
  — Сейчас передавали новости. Твоего мужа начали прижимать, и они уже ее нашли.
  
  Джан поежилась.
  
  — Ладно, дай, я закончу мыться.
  
  — Можно, я буду с тобой?
  
  Вместо ответа Джан резко задернула занавеску и стала крутить кран. Вода шла то холодная, то очень горячая. С трудом установив нужную температуру, она быстро смыла с глаз шампунь. Глаза жгло, но не только от мыла.
  
  Это еще с ночи, когда она вдруг проснулась и — в это невозможно поверить — тихо заплакала. Дуэйн храпел, как циркулярная пила, и ничего не слышал. Такого Джан от себя не ожидала. Нет, не было ничего особенного, никаких рыданий. Так, пара слезинок стекла по щеке. Да, выходить из этой роли было непросто.
  
  Джан приснилось, будто ее рука лежит на головке Итана и она ощущает ладонью шелковистые пряди его волос, вдыхает его запах. Проснувшись, она отчетливо услышала, как он топает утром по полу, бежит в их спальню посмотреть, проснулась ли она. Затем Джан представила, как сын берет пальцами колечки «Чириоуз», кладет их в рот, жует. Как он сидит перед телевизором скрестив ноги и смотрит сериал «Паровозик Томас и его друзья». Джан ощутила тепло его тела, когда он лежит свернувшись рядом с ней в постели.
  
  «Думай о деньгах», — приказала она себе и начала считать бриллианты, как некоторые считают овец, чтобы заснуть. Но лицо Итана продолжало стоять у нее перед глазами.
  
  Она вышла замуж за Дэвида, только чтобы дождаться нужного момента. Ей в принципе не важно было, с кем находиться рядом. С Дэвидом так с Дэвидом. А возня с ребенком представлялась как часть необходимой работы. Как только Дуэйн отсидит свое, она отсюда уйдет. Уйдет не оборачиваясь. А обменяв бриллианты на наличные, избавится и от Дуэйна.
  
  Это было ее последнее переодевание в костюмерной.
  
  Как бы там ни старались в Промис-Фоллзе, Джан все сделала так, что они ее никогда найдут. Будут безуспешно искать труп, а потом решат, что Дэвид где-то захоронил его. Он, конечно, станет твердить, что невиновен, но вы найдите преступника, который вел бы себя иначе.
  
  В какой-то момент до него наконец начнет доходить, что? на самом деле случилось. Когда этот недоумок сообразит, что жена его подставила, он уже давно будет коротать время в тюремной камере. А оттуда до нее не доберешься. Все деньги Дэвид истратит на адвокатов. Ему не на что будет нанять частного детектива, чтобы ее выследить.
  
  Но за Итана беспокоиться не нужно. За ним присмотрят бабушка и дедушка. Папаша у Дэвида немного с приветом, но добрый, а это главное. Мама намного умнее и кое-что просекла в Джан, только не смогла сообразить, что именно. Она не старая, ей еще жить и жить, и вполне сможет вырастить мальчика, которого очень любит. Джан пыталась в этом найти утешение.
  
  Ничего, когда у нее появятся деньги, настоящие, она сможет забыть эти несколько лет, вытеснит их из памяти, словно вообще ничего не было. В том числе и существа, которое она произвела на свет.
  
  Надо только добраться до денег. Они изменят все. Деньги залечивали и не такие раны.
  
  Дуэйн остановил пикап на Бикон-стрит перед отделением банка «Масстраст», втиснувшимся между кафе и обувным магазином.
  
  — Вот, это здесь.
  
  Джан посмотрела направо.
  
  — Точно?
  
  — Да. Твой ключ открывает сейф именно здесь.
  
  Так они придумали. Каждый выбрал банковский сейф, куда положил свою долю бриллиантов, скрывая местонахождение банка от другого. Затем Джан и Дуэйн обменялись ключами. Только таким способом они не смогут обойтись друг без друга, пока не обменяют бриллианты на деньги.
  
  — Я готова, — сказала она.
  
  Они вылезли из машины, вошли в банк и направились к стойке обслуживания, за которой стояла неприметная женщина средних лет.
  
  — Мы бы хотели пройти к нашему сейфу, — объявила Джан.
  
  — Пожалуйста, — улыбнулась она.
  
  Дуэйн назвал свою фамилию, расписался в книге, и женщина повела их в подвал, где три стены занимали прямоугольные дверцы сейфов, похожие на почтовые ящики.
  
  — Ваш сейф вот здесь, — сказала она, доставая ключ и вставляя его в соответствующую скважину.
  
  В скважину рядом вставил свой ключ Дуэйн. Дверца отворилась, и женщина вытащила из сейфа длинный черный ящик.
  
  — Пройдите сюда, тут вам будет удобно. — Она открыла дверь смежной комнаты, поставила ящик на стол и удалилась, закрыв за собой дверь.
  
  Комната была небольшая, хорошо освещенная, обставленная офисной мебелью. Дуэйн поднял крышку ящика.
  
  — Ого.
  
  Внутри лежал черный матерчатый мешочек с завязками. Джан взяла его, уже ощущая его содержимое. Затем развязала шнурки и наклонила мешочек над столом. Оттуда посыпались бриллианты. Ослепительно блестящие. Их было очень много. Несколько десятков, может, сотня. Невозможно было оторвать взгляд.
  
  — Ничего себе, — произнес Дуэйн, прежде, кажется, вообще никогда не видевший ни одного настоящего драгоценного камня. А тут такое количество. Он брал их в горсть, катал на ладони, подносил к свету, любовался.
  
  Джан молча наблюдала за его манипуляциями.
  
  — И ты представь: ведь это всего лишь половина! — воскликнул Дуэйн. — Теперь мы с тобой стали богатые.
  
  — Не распаляйся! — одернула его Джан. — Держи себя в руках. Если мы потеряем над собой контроль, то обязательно совершим какую-нибудь глупость.
  
  — Со мной все в порядке. Ты думаешь, я сейчас возьму один камень и пойду купить себе чашку кофе?
  
  — Надо же… — прошептала она, — я уже все забыла. Их очень много.
  
  Джан начала собирать камни и ссыпать обратно в мешочек.
  
  — Вроде один упал на пол!
  
  Дуэйн опустился на четвереньки и стал шарить ладонями по поверхности паласа.
  
  — Нашел. — Затем он обнял ноги Джан, притянул к себе, зарывшись лицом в промежность ее джинсов.
  
  — Давай трахнемся здесь.
  
  — Нет, праздновать будем позднее, — возразила она. — После того как получим деньги. Тогда уж затрахаемся до изнеможения.
  
  Дуэйн встал, потянулся за мешочком.
  
  — Я положу его в свою сумку, — сказала Джан.
  
  — Зачем такие сложности? — спросил он, кладя мешочек в передний карман джинсов, образовав некрасивый асимметричный бугорок. — Тут они будут в сохранности.
  
  Затем они поехали в банк, куда положила бриллианты Джан.
  
  — Остановись здесь.
  
  — Где? — спросил он, ставя автомобиль у тротуара. Рядом находилось отделение «Банка Америки», но Джан показала через улицу на вывеску «Ревер федерал банк».
  
  — Я уже трепещу, — проговорил он, нащупывая в кармане ключ от сейфа, который хранил столько лет.
  
  — Не суетись! Здесь буду распоряжаться я.
  
  — Конечно, без вопросов, — отозвался он.
  
  — Я серьезно, — предупредила она.
  
  Они пересекли улицу, чуть не попав под машину. «Вот было бы смешно, — подумала она, — если бы нас сбил автомобиль, когда мы так близко подобрались к богатству».
  
  Вскоре они вошли в банк и проделали почти такие же операции, что и в первом. Здесь их обслуживал молодой человек, по виду индиец. Проводил в подвал, потом пригласил в комнату, чтобы они могли проверить содержимое ящика. Джан тоже высыпала камни на стол. А когда они попали обратно в мешочек, решительно опустила его в сумочку.
  
  Они вышли из банка и с облегчением вздохнули. Наконец вся добыча при них. «С остальным, наверное, я могла бы справиться и без Дуэйна», — подумала Джан.
  
  Скорее всего он думал то же самое.
  Глава тридцать пятая
  
  Саманта была права — ее материал в газете подправили. Впрочем, плевать на это. Наступил понедельник, надо было везти Итана к родителям. Я разбудил сына в начале девятого, сел на край кровати и погладил его.
  
  — Пора вставать, приятель.
  
  — Не хочу, — пробурчал он, прижимая к себе машинку, будто это был плюшевый мишка.
  
  — Хочешь не хочешь, а надо. Тебе скоро в школу. Тогда будешь подниматься рано каждое утро. Надо готовиться.
  
  — Не хочу в школу, — проворчал Итан, зарываясь головой в подушку.
  
  — Так вначале все говорят. А когда станешь ходить, понравится.
  
  — Я хочу к бабушке и дедушке.
  
  — Вот мы туда сейчас и поедем. Теперь тебе придется проводить у них много времени.
  
  — А что мама сделала на завтрак?
  
  — Готовить завтрак буду я. Что ты хочешь?
  
  — Колечки «Чириоуз» и кофе.
  
  — Неужели кофе?
  
  — Надо узнать, какой у него вкус.
  
  — Довольно противный.
  
  — Тогда зачем ты его пьешь?
  
  — По привычке, — ответил я. — Пью давно, поэтому уже не замечаю ничего плохого.
  
  — Позови маму.
  
  — Мама еще не пришла, — сказал я, продолжая гладить сына.
  
  — Она поехала на рыбалку?
  
  — Куда?
  
  — Дедушка иногда ездит на рыбалку. Я думал, он взял ее с собой.
  
  — Нет, мама не на рыбалке.
  
  — Почему?
  
  — Потому что она в другом месте.
  
  — В каком?
  
  — Вот это мне и самому хотелось бы знать. — Я помолчал. — Послушай, когда ты будешь у бабушки и дедушки, то, может, случайно по телевизору или по радио услышишь, как про меня говорят что-то нехорошее.
  
  — Что?
  
  — Ну например, что я плохо относился к твоей маме. — Сказать насчет убийства у меня не повернулся язык.
  
  — Так это же неправда, — удивился Итан.
  
  — Мы это знаем, а другие нет.
  
  Итан задумался, затем потянулся и погладил мою руку.
  
  — Хочешь, я расскажу им, как все было на самом деле?
  
  Мне пришлось на секунду отвернуться. Защипало в глазах, словно туда попали соринки.
  
  — Спасибо, пока не надо.
  
  — А ты знаешь, — вдруг сказал он, — мама тоже мне говорила кое-что.
  
  — Что именно?
  
  — Люди могут про нее рассказывать, что она плохая. Чтобы я не верил и помнил: она любит меня. — Итан нахмурился. — А вдруг и про меня все станут говорить, будто я плохой?
  
  — Никогда! — Я наклонился и поцеловал сына в лоб.
  
  Когда я вышел с Итаном во двор, в свой джип «Чероки» садился сосед Крейг. Мы жили здесь уже три года, и ни разу не было, чтобы Крейг не поздоровался, не сказал что-то о погоде, не спросил, как дела. Он вел себя очень приветливо. Если брал машинку для подрезания живой изгороди, то возвращал ее в ту же минуту, как только заканчивал работу. А сейчас бросил на меня хмурый взгляд и ничего не сказал. Я поздоровался, но Крейг не ответил. Сел в машину, пристегнулся и включил зажигание.
  
  Вот такие дела.
  
  Я отвез сына к родителям и отправился на работу. У меня еще было время до встречи с Натали Бондуран. В отделе новостей, когда я вошел, все сотрудники уставились на меня. Никто ничего не сказал. Просто смотрели. Двигаясь к своему столу, я походил на героя фильма «Мертвец идет».
  
  На автоответчике было несколько сообщений, все от журналисток, осаждавших меня вчера у дома. Еще меня приглашали на ток-шоу «Доктор Фил», чтобы я там рассказал, как все произошло, чтобы Америка знала: я не убивал свою жену и не избавлялся от ее трупа.
  
  Я стер сообщения. Включил компьютер, но он не загружался, потому что мой пароль был отменен.
  
  — Привет, — раздался голос сзади.
  
  Я развернулся в кресле. Передо мной стоял Брайан.
  
  — Не ожидал тебя сегодня увидеть. — Он опустил голову. — Ведь у тебя сейчас столько хлопот.
  
  — Ты прав, хлопот у меня много.
  
  Брайан тронул меня за руку.
  
  — Давай зайдем ко мне на минутку.
  
  Он закрыл дверь кабинета и показал на стул. Я сел.
  
  — Мне неприятно это сообщать, но ты отстранен от работы. Временно.
  
  — Почему, Брайан? — Я прекрасно знал почему, но хотелось, чтобы он помучился и объяснил.
  
  — Ты на подозрении у полиции, насчет этих дел с твоей женой, и пока не должен выполнять работу журналиста. Это неэтично.
  
  — С каких пор руководство нашей газеты стала заботить этика?
  
  — Ты сам все понимаешь.
  
  — Скажи, Брайан, ты просматривал мою электронную почту?
  
  — Ты о чем?
  
  — Ладно, забудь. Все равно ты делал это по приказу Мэдлин.
  
  — Я действительно не знаю, о чем речь.
  
  — А отпуск у меня будет оплачиваемый?
  
  Брайан отвел взгляд.
  
  — Нет, Дэвид. Газета не может позволить себе платить сотрудникам, которые ничего не делают.
  
  — У меня есть три недели неиспользованного отпуска, — сказал я. — А если через три недели мои проблемы не разрешатся, тут уж вы можете отправить меня на все четыре стороны.
  
  Брайан задумался.
  
  — Мне надо посоветоваться.
  
  — Я спрошу у нее сам. Счастливо оставаться, Брайан.
  
  Я вышел и закрыл за собой дверь.
  
  На обратном пути я задержался у стенда с ячейками, куда вкладывали почту сотрудников. В моей лежало четыре конверта, один с чеком жалованья. Наверное, в последний раз. Я засунул конверты в карман и продолжил путь.
  
  В приемной Мэдлин Плимптон, как всегда на посту, дежурила верная секретарша Шеннон. Я поздоровался и, несмотря на ее протесты, шагнул к двери кабинета. Мэдлин сидела за столом и просматривала бумаги, прижав к уху телефонную трубку. Она подняла голову и посмотрела на меня.
  
  — Извините, но я почти ничего не слышу. Наверное, на линии неисправность. Я попрошу Шеннон соединить нас позднее. — Мэдлин положила трубку. — Привет, Дэвид.
  
  — Вот решил заглянуть, поблагодарить тебя за поддержку, — произнес я.
  
  — Садись.
  
  — Спасибо, я постою. Брайан сказал, что меня временно отстранили от работы.
  
  Мэдлин откинулась на спинку кресла.
  
  — Я тебе сочувствую. Уверена, что ты не причастен к исчезновению жены.
  
  — Неужели ты не поверила? Ведь повсюду твердят об обратном.
  
  — Не поверила.
  
  Ее слова меня смутили.
  
  — Да, слухи ходят, — продолжила Мэдлин. — Я поспрашивала кое-кого в полиции. Ты у них числишься подозреваемым. Они думают, что ты каким-то образом избавился от жены. А журналисты тут же устроили охоту на ведьм. Так у них заведено. Но я знаю тебя, Дэвид. И считаю хорошим человеком. Конечно, не без недостатков. Упрямый, уверенный в своей правоте, немного идеалист, не всегда способный увидеть картину в целом, но добрый, великодушный, я бы сказала, благородный. Не способный на дурные поступки, что бы там ни говорили.
  
  Я сел. Неужели она это искренне или просто играет?
  
  — Однако в данный момент репортером у нас ты работать не можешь. Потому что сам стал объектом внимания журналистов.
  
  — У меня есть три недели неиспользованного отпуска.
  
  Она кивнула:
  
  — Вот и чудесно. Его и возьмешь.
  
  — И последнее. — Я замолчал и посмотрел на нее.
  
  Мэдлин ждала.
  
  — Ты сообщила Элмонту Себастьяну об электронном письме, где некая женщина назначала мне встречу, чтобы передать информацию о членах городского совета — взяточниках?
  
  Она спокойно выдержала мой взгляд.
  
  — Нет. Когда ты вернешься на работу и у тебя появится заслуживающий доверия материал на данную тему, мы поместим его на первой полосе. А такие люди, как Себастьян, мне никогда не нравились. Я не хочу иметь с ним ничего общего.
  
  Я поблагодарил ее и ушел.
  
  Натали Бондуран просматривала запись утренних новостей в своем кабинете. Когда я вошел, то на экране увидел себя, объявляющего собравшимся журналистам, что у меня нет никакой нужды проверяться на детекторе лжи. Адвокат нажала кнопку «пауза», бросила пульт в кресло и повернулась ко мне:
  
  — Вы, я вижу, сами проситесь в тюрьму.
  Глава тридцать шестая
  
  В своей жизни Джан переиграла много ролей, но убийцы среди них не было. Для этого следовало обладать иными актерскими качествами. Большинство сценариев, которые она разыгрывала, мотивировалось получением сиюминутной выгоды или когда надо было затаиться, выждать удобный момент. Но убивать — совсем другое.
  
  Если бы представилась возможность завладеть долей бриллиантов Дуэйна, она бы непременно ею воспользовалась. Без вопросов. Повторила бы сценарий исчезновения, который подготовила для Дэвида. Но убить Дуэйна, всадить ему в мозги пулю или нож в сердце? Сознательно, с умыслом она пока еще никого не убила.
  
  Разумеется, Джан знала, что по закону она считается убийцей. Нос и рот Лианн Ковальски зажимал Дуэйн, пока та не перестала дышать, но Джан ничего не сделала, чтобы ему помешать. Спокойно наблюдала за происходящим. Потому что так было надо. И это она придумала отвезти тело Лианн в Лейк-Джордж, чтобы потуже затянуть петлю на шее Дэвида. Они вырыли неглубокую яму на самом виду, благо в пикапе брата Дуэйна нашлась лопата. Так что если бы их прихватили за это, то на суде присяжные, без сомнения, признали бы ее соучастницей.
  
  Да, конечно, Оскар Файн должен был погибнуть, но этого не случилось: вмешалось провидение, иначе не скажешь. Человек не умер, после того как она отрезала ему кисть, прикованную наручником к дипломату. А что оставалось делать? Они рассчитывали найти у него ключи. Или узнать шифр, чтобы открыть дипломат. Пилить стальную цепочку было бесполезно, пришлось резать руку.
  
  Этот ублюдок не оставил им выбора. Вначале Дуэйн вырубил его — всадил укол с нужным препаратом, — а затем принялась за работу Джан. Если бы ее спросили накануне вечером, сможет ли она отрезать человеку руку, она бы решительно такое отвергла. Да что вы, ни при каких обстоятельствах. Никогда. Но вот пришло время, Джан сидит в лимузине на пустынной автостоянке в Бостоне и занимается делом, на которое никогда не думала, что способна. Стимул — миллионы, которые стоили эти бриллианты. Значит, проблема в этом? В стимуле? Вот именно. И Джан превосходно сыграла роль: откромсала человеку кисть. Стойко держалась, пока дело не было завершено.
  
  Плохо только, что он, прежде чем отключиться, успел ее хорошо рассмотреть. И вот сейчас, сделав макияж в дамском туалете, Джан все равно беспокоилась, что ее можно узнать. Лучше бы этот сукин сын истек кровью до смерти. Тогда бы ей не пришлось прятаться пять лет, выходить замуж, заводить ребенка, работать в идиотской фирме, опасаться разоблачения.
  
  Но теперь все в порядке, бриллианты у них в руках. Осталось лишь обменять камни на деньги. Посмотрим, как все пойдет дальше.
  
  Они двигались на юг Бостона, и Джан по-прежнему нервничала. Хотя вероятность случайно столкнуться с Оскаром Файном в таком большом городе, как Бостон, была минимальной. Немного расслабилась, когда они выехали из центра города.
  
  Им предстояло встретиться с этим типом Банурой, выяснить стоимость бриллиантов, поторговаться, затем получить свои деньги и начать новую совместную жизнь.
  
  Новую — конечно. А вот насчет совместной… Подобный вариант Джан не устраивал. Так что Дуэйну суждено было остаться в истории.
  
  Он обладал кое-какими достоинствами. Прежде всего тело. Упругое, мускулистое. Если бы он трахался не так, будто стремился поскорее закончить, опасаясь, что в комнату в любую минуту войдет надзиратель, то, наверное, мог бы претендовать даже на призовое место в этой категории. И он неплохо соображал, когда речь шла о деле. Все так, но Дуэйн был нужен ей, только чтобы добраться до банковского сейфа. А потом связаться с Банурой. После этого пусть отправляется на все четыре стороны. Не такой мужчина был ей нужен. А какой? Джан не знала.
  
  Дэвид, надо отдать ему должное, был в тысячу раз умнее Дуэйна. Пару лет назад ему предложили место в многотиражной газете в Торонто, но Джан побоялась переезжать в Канаду: с фальшивыми документами пересекать границу опасно. Она убедила Дэвида, что не следует уезжать так далеко от родителей, и он согласился.
  
  Когда у нее появятся деньги, она заплатит за настоящий паспорт и свалит к чертовой матери из Штатов. Может, даже Банура сведет ее с кем-нибудь, кто занимается такими проблемами. А потом в Тайланд или на Филлипины. Куда-нибудь, где никогда не кончается лето. В Штатах тоже есть подобные места, но тут всегда придется оглядываться, по-настоящему не расслабишься.
  
  А Дэвид, конечно, идиот. Добрый, но недалекий. Он считал себя классным репортером, но разве такие работают в «Стандард»? А вообще он прекрасный муж. Внимательный, заботливый. Следил, чтобы в доме своевременно менялись детекторы дыма и фильтры в обогревателе. Вовремя оплачивал счета. Обновил с отцом крышу. Не забывал поздравлять ее на праздники, иногда приносил цветы без всякого повода. В общем, был безупречен. Превосходный муж. Превосходный отец.
  
  Вспомнив о ребенке, Джан помрачнела.
  
  — Где же поворот? — пробурчал Дуэйн.
  
  Наконец они нашли то, что искали. Небольшой дом с белой облицовкой. Дуэйн завел автомобиль на подъездную дорожку и поставил за мини-вэном «крайслер».
  
  — Видишь, парень умный, не привлекает внимания. Наверняка мог позволить себе какой-нибудь «порше», но тогда соседи начали бы интересоваться, откуда у него такая машина. И жить мог бы в доме поприличнее. Но живет тут, потому что знает, что таким, как он, надо сидеть тихо.
  
  — А какой смысл наживать богатство, если приходится существовать вот так? — усмехнулась Джан.
  
  Дуэйн пожал плечами.
  
  — Не знаю. Может, у него есть дом еще где-нибудь — например, на Багамах.
  
  Он собрался открыть дверцу машины.
  
  — Банура сказал, что входить надо с черного хода.
  
  — А тебя не беспокоит, что мы идем туда нагруженные? — спросила Джан.
  
  — Да брось ты, — отмахнулся Дуэйн. — Парень — бизнесмен. Неужели он станет накалывать клиентов, подрывая свою репутацию?
  
  Джан это не убедило.
  
  — Ладно, если ты беспокоишься, — проговорил Дуэйн, пошарил под сиденьем и вытащил небольшой пистолет с коротким стволом.
  
  Джан охнула.
  
  — Откуда у тебя это?
  
  — Взял у брата вместе с пикапом.
  
  «Если бы нас остановили полицейские, мы бы сгорели», — подумала Джан. Но вид оружия ее немного успокоил. Дуэйн достал джинсовую куртку. С трудом надел, сидя за рулем, и сунул пистолет в правый карман.
  
  — Ты права, с этой штуковиной надежнее. Ладно, вперед за деньгами.
  
  Они вылезли из пикапа и обошли дом. Сзади была неприметная деревянная дверь с «глазком». Дуэйн нажал маленькую белую кнопку. Звонка через толстую дверь слышно не было, но спустя несколько секунд раздался звук отодвигаемого засова. Дверь открыл высокий жилистый мужчина с темно-коричневой кожей, в футболке и мешковатых свободных штанах с большими карманами. Он улыбнулся, показав желтоватые зубы.
  
  — Ты Дуэйн?
  
  — Да, Банура, я Дуэйн. — Он посмотрел на Джан. — А это… Кейт.
  
  Она нервно улыбнулась:
  
  — Привет.
  
  Банура пожал им руки и повел в дом по узкой лестнице вниз. Есть ли отсюда доступ к другим частям дома, неизвестно. Он вел их все дальше по лестнице, нажимая на ходу выключатели.
  
  Стену справа украшали фотографии в рамках, цветные и черно-белые. На них были изображены чернокожие мужчины, юноши и дети: босые, в ветхой одежде, на фоне унылых африканских ландшафтов, разрухи и бедности. На некоторых они победно вздымали винтовки, гримасничали перед камерой. На других позировали на фоне окровавленных трупов. От одного снимка Джан поежилась: чернокожий мальчик лет двенадцати размахивал отрезанной человеческой рукой как бейсбольной битой.
  
  Банура ввел их в тесную комнату с длинным, ярко освещенным столом-верстаком, покрытым черной бархатной дорожкой. Рядом лежали три лупы разных размеров в металлической оправе.
  
  — Садитесь, — предложил Банура с сильным африканским акцентом, показывая на импровизированный диван, образованный из двух ящиков и двух старых офисных стульев.
  
  Дуэйн сел.
  
  — Зачем ты пришел с пистолетом? — спросил Банура, стоя спиной к Дуэйну. — Думаешь, он тебе понадобится?
  
  — О чем ты?
  
  — О пистолете, который у тебя в правом кармане. Я не собираюсь у тебя ничего отнимать. И ты не намерен ничего отнимать у меня. Это было бы глупо.
  
  — Да-да, конечно, — кивнул Дуэйн. — Просто я по натуре осторожный, понимаешь?
  
  Банура разложил лупы, готовясь к работе, и щелкнул выключателем. Стало еще светлее.
  
  — Давайте показывайте, что у вас.
  
  Джан достала из сумочки мешочек. Дуэйн выудил из штанов свой и бросил его Джан. Она протянула оба мешочка Бануре. Тот аккуратно развязал их и высыпал содержимое на черный бархат. Внимательно изучил несколько камней. Каждый клал под яркий свет и рассматривал в лупу.
  
  — Ты уже просек, что товар стоящий? — спросил Дуэйн.
  
  — Да, — отозвался Банура.
  
  — И что скажешь?
  
  — Подожди, пожалуйста.
  
  — Дуэйн, не мешай человеку работать, — сказала Джан.
  
  Банура закончил рассматривать последний камень и медленно поднял голову.
  
  — Хороший товар.
  
  — Отличный! — воскликнул Дуэйн.
  
  — Откуда они у вас? Мне просто любопытно.
  
  — Ладно тебе, парень, давай не будем обсуждать, — проговорил Дуэйн с раздражением. — Это ведь не обязательно.
  
  — Да, — согласился Банура. — Иногда даже лучше не знать. Главное — качество товара. А оно у вас в полном порядке. К тому же камней много.
  
  — И сколько, по-вашему, они стоят? — спросила Джан.
  
  Банура внимательно посмотрел на нее.
  
  — Готов предложить вам шесть.
  
  Джан прищурилась.
  
  — Я не поняла.
  
  — Миллионов? — уточнил Дуэйн.
  
  Банура кивнул.
  
  — Мне кажется, это более чем достаточно.
  
  Джан не ожидала, что будет предложена такая сумма. Шесть миллионов долларов. Она думала: ну два миллиона, самое большее — три. Дуэйн встал, стараясь подавить волнение.
  
  — Так это же мое счастливое число! — Он шлепнул себя по заднице, где была татуировка. — Мы согласны, не будем даже обсуждать.
  
  — Да, мы согласны, — повторила Джан.
  
  Банура повернулся к бриллиантам. Брал наугад один камень, другой и внимательно изучал.
  
  — Качество у всех одинаковое.
  
  Дуэйн не смог сдержать радостного смеха.
  
  — И как с деньгами?
  
  — Ну, вы понимаете, такие суммы я здесь не держу, — хмуро проговорил Банура, не отрывая взгляда от драгоценностей. — Мне нужно время, чтобы подготовить деньги. Пока забирайте свой товар, встретимся позднее. Здесь. И поскольку сумма большая, со мной будет помощник. А ты, — он посмотрел на Дуэйна, — с оружием больше не приходи.
  
  — Нет проблем, нет проблем, — закивал Дуэйн. — Я уверен: ты сделаешь все честно.
  
  Банура взглянул на часы. Джан заметила, что они дешевые.
  
  — Приезжайте в два.
  
  — Но мы хотим, чтобы ты расплатился с нами наличными, — сказал Дуэйн. — Никаких чеков.
  
  Банура вздохнул.
  
  — Извините, — произнесла Джан. — Сами понимаете… мы немного взволнованы.
  
  — Разумеется.
  
  Банура собрал камни и ссыпал в один мешочек, куда они легко поместились.
  
  — Порядок?
  
  — Да, — ответила Джан.
  
  Он протянул ей мешочек, и она успела взять его прежде, чем до него смог дотянуться Дуэйн.
  
  — Значит, в два часа.
  
  Банура проводил их по лестнице к двери, посмотрел в «глазок» и отодвинул засов.
  
  — До встречи. И прошу вас, приезжайте без оружия. У меня его тоже не будет.
  
  Они направились к машине.
  
  — Ты просекаешь? — воскликнул Дуэйн, не скрывая восторга. — Шесть «лимонов». Невероятно. — Он обнял Джан. — Ради этого стоило стараться. Стоило.
  
  Она улыбнулась.
  
  Такая сумма не укладывалась в голове.
  
  Сев за свой верстак, Банура достал мобильник и набрал номер.
  
  — Слушаю, — раздалось в трубке после первого гудка.
  
  — Это они, — сказал Банура.
  
  — Когда?
  
  — В два.
  
  — Спасибо, — произнес Оскар Файн.
  Глава тридцать седьмая
  
  — Либо вы действительно убили свою жену, либо вас кто-то жестоко подставил, — сказала Натали Бондуран.
  
  Я поерзал в кресле.
  
  — Да не убивал я ее, не убивал. Честное слово. Зачем мне это надо? Я понятия не имею, что с ней случилось.
  
  — Вы правы, — согласилась Натали. — Ваша жена, вероятно, жива, но с ней что-то случилось.
  
  Я рассказал адвокату все по порядку, даже о встречах с Элмонтом Себастьяном. Натали слушала, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла. Насчет Себастьяна заметила, что это маловероятно.
  
  — Почему? — спросил я.
  
  — Не его стиль. Из того, что вы мне рассказали, я поняла, что Элмонт Себастьян человек прямого действия. Вначале он пытался вас подкупить. Предложил работу. Когда вы отказались, стал запугивать. Даже намекнул на ребенка.
  
  — Верно, — кивнул я.
  
  — Так что он тут ни при чем.
  
  Она открыла глаза и подалась вперед.
  
  — Давайте перечислим странные моменты. Первый: билеты в парк «Пять вершин». По Интернету был заказан один детский билет и один взрослый, верно?
  
  — Да.
  
  — Второй: никто не видел Джан с тех пор, как вы отъехали от магазина в Лейк-Джордже. Третий: она не была с вами, когда вы забирали сына у родителей. Четвертый: Джан сообщила владельцу магазина, будто не знает, куда и зачем вы ее везете.
  
  Я кивнул.
  
  — И Дакуэрт вам сказал правду, — продолжила Натали Бондуран. — Полицейские эксперты действительно обнаружили в багажнике вашей машины волосы и следы крови, а также чек на недавнюю покупку клейкой ленты, которая вам понадобилась, чтобы залепить жене рот.
  
  — Я не покупал клейкую ленту!
  
  — Значит, ее купил кто-то другой. И догадайтесь, что полицейские обнаружили в вашем ноутбуке?
  
  — Не знаю.
  
  — Оказывается, вы посещали сайты, где давались советы, как избавиться от трупа.
  
  — Откуда вам известно?
  
  — Перед вашим приездом я беседовала с детективом Дакуэртом. Он мне все откровенно рассказал.
  
  — Какая дикость! — возмутился я. — Мне никогда не приходило в голову интересоваться подобным.
  
  — Я сказала Дакуэрту, что слишком уж это все подозрительно. Неужели он не понимает, что вас подставили? Но детектив упирается. Для копов чем очевиднее дело, тем лучше. И опять же страховка жизни вашей жены, которую вы недавно оформили.
  
  — Что, и об этом они знают?
  
  — Дакуэрт молодец, работает на совесть. Как видите, раскопал. Так что это за страховка?
  
  — Джан предложила. Настаивала, и я согласился.
  
  — Значит, предложила, говорите.
  
  — Да.
  
  — И до вас пока не доходит, верно?
  
  — Что я по уши в дерьме?
  
  Адвокат покачала головой.
  
  — Дэвид, вы хорошо знаете свою жену?
  
  — Разумеется, хорошо, ведь мы прожили пять с лишним лет.
  
  — Однако вам неизвестны ее настоящие имя и фамилия. Совершенно очевидно, что она не Джан Ричлер, потому что та умерла в возрасте пяти лет.
  
  — Но этому должно быть какое-то объяснение.
  
  — Да. Но как вы можете при таких обстоятельствах заявлять, будто хорошо знаете свою жену?
  
  Я задумался.
  
  — Дакуэрт должен был проверить в ФБР. Может, она проходит по программе защиты свидетелей.
  
  — И он проверил?
  
  — Не знаю. Мне кажется, он уже тогда не верил ни единому моему слову.
  
  — А как вы объясните факт, что никто, кроме вас, не замечал депрессии вашей жены?
  
  — Вероятно, только со мной она вела себя совершенно искренне.
  
  — Искренне? — удивилась Натали. — И это вы говорите о женщине, которая скрывала от вас, кто она на самом деле такая?
  
  Я промолчал.
  
  — А если эта депрессия была розыгрышем? — спросила адвокат.
  
  Я пожал плечами.
  
  — Что, если это представление предназначалось лишь для вас?
  
  Я вздохнул.
  
  — О ФБР и программе защиты свидетелей забудьте. Эта организация не станет усложнять себе жизнь, давая свидетелям имена и фамилии детей, умерших в раннем возрасте. К вашему сведению, они придумывают их на ходу. Сотрудник берет чистый бланк документа и вписывает фамилию и имя, какие вы захотите. Хочет женщина стать Сьюзи Чизкейк? Нет проблем. Ей сделают документы на Сьюзи Чизкейк. Так вот, мне интересно, где добыла ваша жена свидетельство о рождении?
  
  — Меня другое мучает, — признался я. — Зачем ей это понадобилось?
  
  — Дэвид, я бы не удивилась, если бы выяснилось, что как раз в данный момент в полиции оформляют ордер на ваш арест. Тот факт, что труп Лианн Ковальски обнаружен всего в паре миль от места, где вас видели с женой в пятницу, заставляет их торопиться. Им не хватало мертвеца — так вот он, пожалуйста. И не думайте, что они утихомирятся, выяснив, что это не ваша жена. Они наверняка решили, что Лианн стала невольной свидетельницей убийства Джан и вам пришлось ее тоже убрать. Теперь им даже не нужно искать труп вашей жены. Они сфабрикуют на вас дело и с Лианн Ковальски. А что, вы хорошо поработали, чтобы надежно спрятать Джан, а вот с Лианн поторопились — видимо, запаниковали. На их месте я бы рассуждала именно так.
  
  — Но я не убивал Лианн Ковальски!
  
  Натали устало махнула рукой.
  
  — Вы основательно влипли, Дэвид. И только один человек мог все это так ловко устроить.
  
  Моя голова неожиданно отяжелела. Я с трудом ее поднял и посмотрел на Натали.
  
  — Джан?
  
  — Вот именно. Она заказывала билеты в парк «Пять вершин». Накормила вас одного историей о своей депрессии. Зачем? А затем, чтобы вы, когда придет время, рассказали об этом копам и сразу же навлекли на себя подозрение. Кто, кроме нее, имел доступ к вашему ноутбуку, чтобы оставить там следы посещения сайтов с советами, как избавляться от трупов? Кто мог бы подложить свои волосы и капнуть кровью в багажник вашего автомобиля? Кто заходил в магазин в Лейк-Джордже и неожиданно признался владельцу, будто понятия не имеет, куда и зачем везет ее муж в лес? Кто уговорил вас оформить для нее страховку, чтобы вы в случае ее смерти получили триста тысяч?
  
  Я молчал.
  
  — Кто скрывал свою настоящую фамилию? — продолжила Натали. — Кто стащил свидетельство о рождении ребенка, погибшего под колесами машины много лет назад?
  
  Я почувствовал, как подо мной качается пол.
  
  — Кто же, черт возьми, на самом деле ваша жена, и что вы ей такого сделали, что она решила посадить вас за убийство?
  
  — Я ей ничего плохого не сделал.
  
  Натали Бондуран кивнула.
  
  — Все равно за всем этим что-то кроется.
  
  — Но почему она так поступила? — воскликнул я. — Если Джан меня разлюбила, можно было мирно разойтись. Сказала бы мне, что все кончено, и ушла. Зачем надо было городить все это?
  
  — А затем, — сказала Натали, — что просто уйти для нее было недостаточно. Она не хотела, чтобы ее искали. Не хотела, чтобы кто-то знал, что она жива. А мертвеца искать никто не станет.
  
  — Но я все равно бы стал ее искать. Она это знала.
  
  — Вот-вот. Но наверное, вам было бы трудно искать, сидя в тюремной камере. А копы, засадив вас, закроют дело. Зачем им разыскивать труп? А ваша Джан тем временем отправится куда-то начинать новую жизнь.
  
  Я сидел потрясенный, не в силах пошевелиться в кожаном кресле.
  
  — Невозможно поверить, что она все так устроила. Неужели Джан намеренно уговорила меня взять ее с собой в поездку в Лейк-Джордж в пятницу?
  
  Натали пожала плечами.
  
  — Не знаю. А кто, интересно, увез коляску с Итаном в парке? Это же был отвлекающий маневр. И как во все это вписывается Лианн Ковальски? Пока не ясно. Но теперь я совершенно убеждена, что за всем стоит ваша жена. Она решила сбежать и сделала вас своим прикрытием, козлом отпущения. Потому что вы для нее лопух, простофиля. И надо отдать вашей жене должное, она проявила большую изобретательность, действовала талантливо. Предусмотрела все, не оставила ни одного пустого места.
  
  — Но почему она так со мной поступила? — прошептал я. — И с Итаном тоже?
  
  Натали смотрела на меня, скрестив руки на груди.
  
  — Наверное, потому, что вы для нее значили не больше, чем песок под ногами.
  Глава тридцать восьмая
  
  Они зашли в «Макдоналдс» на Перл-стрит. Дуэйн заказал себе два больших биг-мака, шоколадный напиток и большую порцию картошки фри. Джан взяла только кофе, который едва пригубила.
  
  — Не нравится мне это.
  
  — Что именно? — спросил Дуэйн с полным ртом.
  
  — Слишком много.
  
  — Чего много?
  
  — Денег. Их чересчур много.
  
  Когда Дуэйн усмехнулся, у него изо рта капнул соус и вывалился кусок картошки фри.
  
  — Если тебе много, уступи мне свою долю. Я не откажусь.
  
  — Почему он предложил нам столько сразу?
  
  — Потому, наверное, — проговорил Дуэйн, — что на самом деле товар стоит дороже и он нас накалывает.
  
  Неподалеку от них села женщина, ровесница Джан. С ней мальчик, четырех-пяти лет, примостился на стуле, свесив ноги. Джан наблюдала, как мать ставит на стол детский набор «Хэппи мил» и распечатывает чизбургер. Мальчик сунул в рот кусочек картошки жестом шпагоглотателя и откинулся на спинку стула, медленно пережевывая.
  
  — Сядь нормально, Итан, — сказала мать.
  
  Джан вздрогнула, в следующую секунду осознав, что ослышалась, когда мать продолжила:
  
  — Натан, ты сам откроешь молоко, или мне помочь?
  
  — Я сам открою, — ответил мальчик.
  
  — Чего ты дергаешься? — сказал Дуэйн. — Мы столько лет ждали этого, так давай же наслаждаться.
  
  — Все равно, такие деньги… Это слишком много, — тихо произнесла Джан. — Ты сам подумай, ведь товар горячий. Кто даст за него настоящую цену? Даже половину? Самое большее, что можно было ожидать, — это десять процентов, в крайнем случае двадцать.
  
  — Так он, наверное, столько нам и предлагает. А истинную цену мы даже не можем вообразить.
  
  Джан глотнула кофе из стаканчика.
  
  — Он не посмотрел все бриллианты.
  
  — Банура сделал случайную выборку и остался доволен, — произнес Дуэйн, отправляя в рот очередную порцию. Начал глотать и закашлялся. — Черт, чуть не подавился.
  
  Женщина за соседним столиком бросила на него недовольный взгляд.
  
  — Придержи язык, — проворчала Джан и виновато улыбнулась ей.
  
  Натан сосредоточенно поглощал свой чизбургер.
  
  — Успокойся, — проронил Дуэйн. — Думаешь, мальчик раньше не слышал таких слов?
  
  — Возможно, не слышал. Если она хорошая мать и следит за ребенком, то он не смотрит по телевизору что попало.
  
  Джан вспомнила, как расстраивался Дэвид, что его мать разрешала Итану смотреть сериал «Гриффины». На мгновение на ее губах возникла легкая улыбка.
  
  — Что? — спросил Дуэйн.
  
  Она махнула рукой.
  
  — Ничего. Мне просто это не нравится.
  
  — Ну хорошо, Банура предложил нам больше, чем мы ожидали. Что тебя беспокоит? Что он потом отыщет нас и потребует назад деньги?
  
  — Нет, деньги назад он требовать не станет. Ты видел фотографии у него на стене?
  
  — Нет, не заметил.
  
  «Ты еще много чего не заметил», — подумала она.
  
  Дуэйн посмотрел на часы.
  
  — Еще немного, и мы будем при деньгах. Неплохо бы поехать куда-нибудь, где продают яхты. Все равно надо убить время.
  
  — Я хочу зайти в ювелирный магазин, — заявила Джан.
  
  — Что? Если тебе срочно понадобилось продать бриллиант, так оставь себе один. Этот придурок не увидит. Их там чертова куча.
  
  Женщина опять бросила на него недовольный взгляд.
  
  — Извините, — проговорил он с преувеличенной любезностью.
  
  — Я не собираюсь ничего покупать, — сказала Джан. — Просто хочу проконсультироваться.
  
  Женщина собрала еду мальчика на поднос, и они пересели в дальний конец зала. Дуэйн покачал головой.
  
  — Если держать детей все время под крылом, они никогда не будут готовы к настоящей жизни.
  * * *
  
  — Чего ты надумала? — проворчал Дуэйн, останавливая машину у ювелирного магазина с черными стальными решетками на витринах и двери.
  
  — Я хочу, чтобы на бриллианты посмотрел специалист, — объяснила Джан. — И оценил, сколько приблизительно они стоят. Если это будет близко к цене, которую предложил Банура, тогда все в порядке.
  
  — А если они стоят дороже, то что, станем торговаться? Заставим его поднять цену?
  
  Джан вышла из машины.
  
  — Не собираешься ли ты выскользнуть оттуда через заднюю дверь? — Дуэйн притворно пригрозил пальцем. — Учти, половина бриллиантов мои.
  
  — Зачем мне сбегать с ними, когда нам предложили шесть миллионов долларов?
  
  — Надо же, совпадает с моим счастливым числом!
  
  «Ты повторяешь это уже в сотый раз», — раздраженно подумала Джан, нажимая кнопку звонка у двери магазина.
  
  — Что вам угодно? — произнес женский голос в домофоне.
  
  — Я бы хотела у вас проконсультироваться.
  
  — Входите.
  
  Дверь отворилась, и Джан увидела элегантно причесанную даму лет шестидесяти.
  
  — Что у вас?
  
  Джан поставила раскрытую сумочку на прилавок, осторожно достала из мешочка полдюжины бриллиантов и протянула их женщине.
  
  — Вы можете их оценить, хотя бы приблизительно?
  
  — Попробую, — сказала женщина, — но если это вам нужно для страховки, то придется оставить их здесь на неделю, а потом вы получите официальный сертификат с оценкой.
  
  Джан улыбнулась.
  
  — Пока мне сертификат не нужен. Достаточно вашего мнения.
  
  Женщина пожала плечами.
  
  — Хорошо. Давайте посмотрим.
  
  На стеклянном прилавке лежал большой планшет с мелкой координатной сеткой — черными цифрами на белом фоне. Женщина настроила ювелирный окуляр, отрегулировала лампу, чтобы она светила на координатную сетку, и положила бриллианты на освещенную поверхность. Затем наклонилась, внимательно рассматривая камни. Некоторые она брала пинцетом и подносила к глазам. Закончив осмотр, она повернулась к Джан:
  
  — Откуда они у вас?
  
  — Камни бабушкины, — ответила та. — Теперь перешли ко мне по наследству.
  
  — Понимаю. Это все, или у вас в сумочке есть еще?
  
  Джан кивнула:
  
  — Да, еще пара штук. Но они точно такие же. — Она с надеждой посмотрела на женщину. — Сколько, по-вашему, может стоить один такой камень?
  
  Женщина вздохнула.
  
  — Позвольте, я вам кое-что покажу.
  
  Она положила один камень самой плоской гранью на черную координатную ячейку.
  
  — Посмотрите на камень прямо сверху. Вы видите сквозь него линию?
  
  — Да.
  
  Женщина достала из небольшого ящика в шкафу у стены блестящий камень и положила его рядом с камнем Джан. Они выглядели совершенно одинаковыми.
  
  — А через этот камень вы видите линию?
  
  Джан снова наклонилась.
  
  — Не вижу. Теперь ее нет.
  
  — Это потому, что алмазы в отличие от других камней преобразуют попадающий в них свет. Луч там искривляется и многократно отражается в различных направлениях, и сквозь него ничего не видно.
  
  Джан почувствовала, как внутри ее начала нарастать тревога.
  
  — И что это означает? Что мои бриллианты более низкого качества?
  
  — Нет. Они — вообще не бриллианты.
  
  — Как? — удивилась Джан. — Посмотрите на камень. Он выглядит точно так же, как ваш.
  
  — Для вас — да. Но то, что вы мне показываете, диоксид циркония, или цирконит. Синтетическое вещество. Да, камень очень похож на бриллиант. Такие даже используют в журналах для рекламы ювелирных изделий. — Она достала журнал и перелистнула страницы. На каждой было несколько великолепных фотографий изделий из бриллиантов. — Этот фальшивый, этот тоже. И этот тоже. Если бы на каждую фотосессию привозили настоящие, то страховка обошлась бы в астрономическую сумму.
  
  Джан не слышала ничего из того, что сказала женщина. Она вообще перестала что-либо воспринимать после слов, что это не бриллианты.
  
  — Невозможно!
  
  — Да, я вас понимаю. — Женщина сочувственно кивнула. — Для вас шок узнать, что семейные драгоценности оказались фальшивыми.
  
  — Это значит, что камень, — Джан показала на настоящий бриллиант, — не разобьется, если я ударю по нему молотком, а мой разобьется?
  
  — Разобьются оба. Алмазы очень хрупкие.
  
  — Но мои бриллианты, вернее, цирко…
  
  — Циркониты, — подсказала женщина.
  
  — Они ведь должны что-то стоить, — закончила Джан, не в силах скрыть отчаяние.
  
  — Конечно. Думаю, они идут по пятьдесят центов за штуку.
  Глава тридцать девятая
  
  Барри Дакуэрт поставил машину у обочины. В пятидесяти метрах впереди по обе стороны асфальтобетонной двухполосной дороги к северо-западу от Олбани стояли полицейские автомобили. Дорога тянулась вдоль заросшего лесом холма. Местность за обочиной, где Дакуэрт поставил машину, круто уходила снова в лес. Здесь проезжающий велосипедист заметил внедорожник. Приехала группа спасателей. Они оценили обстановку и поняли, что возникнут сложности с доставкой раненого на холм и в машину «скорой помощи». Но вскоре выяснилось, что «форд-эксплорер» пуст и в нем ничто не указывает на аварию: ни крови, ни спутанных волос на разбитом ветровом стекле. Полицейские проверили машину и обнаружили, что она зарегистрирована на Дайала Ковальски из Промис-Фоллза. Вскоре эту новость узнал Дакуэрт.
  
  Накануне вечером, примерно двенадцать часов назад, детектив посетил дом Ковальски и сообщил Дайалу о гибели жены в окрестностях Лейк-Джорджа. Теперь, узнав о его автомобиле, найденном недалеко от Олбани, Дакуэрт решил поехать посмотреть. С вершины холма был хорошо виден путь, по которому спускали машину. Примятая трава, вспаханная земля. Падая, «эксплорер» зацепил пару деревьев: не сломал, но кору содрал, а потом врезался в высокую сосну. Барри Дакуэрта здесь многое удивляло. Во-первых, как оказался автомобиль в этом месте? Примерно на равном расстоянии от Промис-Фоллза, Лейк-Джорджа и Олбани. Во-вторых, как получилось, что тело Лианн захоронено в одном месте, а ее автомобиль здесь, у подножия холма? Получалось, что машину спрятали так, чтобы ее не нашли, а труп Лианн обнаружили.
  
  Местные полицейские, которые осматривали «Эксплорер», сказали Дакуэрту, что на полу в салоне валялся чек с заправочной станции, датированный утром субботы. Заправка «Эксон» находилась неподалеку. Дакуэрт все это записал и дал указание, чтобы автомобиль, как только его поднимут, отправили в Промис-Фоллз для тщательной проверки, потому что он имеет отношение к убийству.
  
  На пути к заправке «Эксон» у детектива зазвонил мобильник, прервав его размышления о том, что надо бы где-нибудь перекусить.
  
  — Слушаю.
  
  — Привет, Барри!
  
  — Натали! Привет, дорогая! Как дела? — Разумеется, они находились по разные стороны баррикады, но она ему нравилась.
  
  — Прекрасно, Барри. А ты как?
  
  — Лучше не придумаешь. Твой клиент еще не собрался явиться с повинной?
  
  — Извини, Барри, но пока нет. У меня к тебе вопрос.
  
  — Слушаю.
  
  — Когда проводили обыск в доме Харвуда, эксперты опылили поверхности для снятия отпечатков?
  
  — Нет.
  
  — Почему?
  
  — Натали, дом не является местом преступления. Там искали другое. И нашли в ноутбуке.
  
  — Но посетить сайты, о которых ты говорил, мог не только Дэвид Харвуд.
  
  — А почему тебя волнуют отпечатки пальцев?
  
  — Мне нужны отпечатки его жены, — сказала адвокат. — Если тебе они не нужны, тогда мне придется попросить кого-нибудь сходить туда и снять их.
  
  Детектив насторожился:
  
  — Зачем они тебе, Натали?
  
  — Хочу проверить, нет ли их в какой-нибудь базе данных. Желательно выяснить, кто эта женщина на самом деле.
  
  — То есть ты купилась на его россказни: что его жена проходит по программе защиты свидетелей, — или он теперь придумал, что ее кто-то зомбировал?
  
  — Ты запрашивал в ФБР?
  
  — Да, — ответил Барри. — О ней там никто не знает.
  
  — А почему она носила фальшивые имя и фамилию, ты проверил?
  
  Дакуэрт не проверял, но признаваться не собирался.
  
  — Мне безразлично, какая у нее настоящая фамилия. Важно, что муж ее прикончил.
  
  — Ты идешь совсем не в ту сторону, Барри. Пора бы уже сообразить.
  
  — Всегда рад с тобой пообщаться, Натали, — произнес он и попрощался.
  
  Последнее замечание адвоката испортило ему предвкушение трапезы. Черт возьми, а если она права?
  Глава сороковая
  
  Я не помню, как добрался домой из офиса Натали Бондуран. Потрясен, ошарашен, изумлен — все эти определения подходили ко мне. И еще много других. Боже, неужели Джан меня действительно подставила? В это трудно было поверить, но против фактов не возразишь. Тем более что я как журналист, привыкший ими оперировать, должен был уже давно сообразить, что к чему. Но попробуйте после пяти лет супружеской жизни в мире и согласии представить, что любящая жена и замечательная мать вашего ребенка на самом деле бессердечная аферистка. И как все она ловко устроила. Специально для детектива Дакуэрта. Сунула доказательства моей вины прямо ему в руки. Мои рассказы о ее депрессии и предположение, будто она могла покончить с собой, не выдержали проверки. Их никто не мог подтвердить.
  
  Джан меня подставила. Сделала главным подозреваемым. Как во сне я достал ключи из кармана, завел отцовский автомобиль, переехал из одного конца Промис-Фоллза в другой, подъехал к дому, отпер входную дверь и вошел. Остановился в холле. Дом — наш дом — неожиданно стал для меня совсем чужим, словно я вошел сюда впервые. Если все, что происходило тут в последние пять лет, было замешано на лжи и фальши, так можно ли считать это место своим домом? Скорее это декорация, на которой день за днем разыгрывалась какая-то идиотская пьеса.
  
  — Так кто же ты такая, Джан? — громко произнес я.
  
  Я поднялся в нашу спальню, аккуратно прибранную после обыска. Встал около кровати, оглядывая комнату. Платяной шкаф, комод с зеркалом, приставные столики. Решил начать со шкафа. Взял оттуда все вещи Джан. Сорвал с вешалок блузки, платья, брюки и бросил на кровать. Затем атаковал полки, вышвыривая на пол свитера и обувь. Я не знал, что ожидаю найти, но чувствовал острую необходимость вытащить на свет и, может, потом уничтожить все вещи, принадлежавшие моей жене. Покончив со шкафом, я вытащил ящики комода, где лежали ее вещи. Перевернул их, вытряхнул содержимое на кровать и на пол — нижнее белье, чулки, трикотаж — и начал с остервенением рвать.
  
  Черт возьми, почему она ушла? От чего бежала? Куда? Почему исчезновение было для нее так важно, что она решила принести меня в жертву? Кто тот человек, который увез в парке коляску с Итаном? Она ушла из-за него? И самое главное, черт возьми: кто она такая?
  
  Я вышел из спальни, спустился в подвал, взял большую отвертку, молоток и побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Открыл встроенный шкаф, вытащил все, что там было, опустился на колени и стал отрывать плинтусы. Дерево трещало и ломалось. Отломанные деревяшки я бросал в коридор.
  
  Ничего не найдя, я занялся встроенным шкафом в комнате Итана. Оторвал там все плинтусы. Закончив, помчался в спальню. И тоже ничего. Но плинтусы были только началом. Я принялся простукивать половицы во всех помещениях дома в поисках мест, которые казались мне подозрительными. Отбросил ковровые дорожки в коридоре наверху и оторвал несколько половиц.
  
  Не обнаружив ничего, я оторвал в других местах еще половицы и спустился на первый этаж. Здесь тоже простучал их, некоторые оторвал. Затем удалил плинтусы во встроенном шкафу в холле. В кухне опустошил все ящики, отодвинул холодильник и заглянул за него. Внимательно осмотрел кладовку. Встал на стул, чтобы изучить верх кухонных шкафов. Ничего.
  
  Вскоре я занялся развешанными по стенам фотографиями в рамках. Итан, Джан, я, снятые порознь, вдвоем и втроем. Фотографии родителей на тридцатилетие свадьбы. Я посмотрел, не вставлено ли что-нибудь между фотографией и картонным задником. Ничего.
  
  В гостиной я распотрошил все диванные подушки, удалив с них чехлы, перевернул стулья и кресла, поставил диван на бок, оторвал прикрывающую низ плотную материю, засунул туда руку, поцарапавшись о скобу.
  
  Затем двинулся в подвал. Перерыл там множество коробок со всякой всячиной. Старые книги, семейные памятные вещи — разумеется, только мои, — разные хозяйственные приспособления, которыми мы давно не пользовались, спальные мешки для походов, кое-что со времен моей учебы в колледже. Как и везде, тут поиски тоже оказались напрасными. Я отчаянно хотел найти хоть что-нибудь, что могло бы навести на след Джан: выяснить, кто она такая на самом деле и куда могла скрыться, но не нашел ни единой вещицы.
  
  Может, Джан прятала в доме только свидетельство о рождении? Или остальное взяла с собой, готовясь с бегству? В конверте, кроме свидетельства, лежал ключ. Странный, не такой, каким открывают двери квартиры. И я вдруг понял: это ключ от банковского сейфа. Еще до встречи со мной Джан положила что-то на хранение в сейф. И вот пришло время это забрать. И что, для этого ей потребовалось засадить меня в тюрьму на многие годы?
  
  Я медленно обошел дом, удивленно осматривая повреждения, будто не имел к ним никакого отношения, потом присел на ступеньку лестницы и принялся рассуждать. Натали Бондуран все правильно сказала: Джан жива, и для того чтобы спасти свою шею, я должен ее отыскать. Не потому, что хочу возвращения жены. Нет. Ради Итана. Я должен спастись от тюрьмы ради сына. Нельзя, чтобы он потерял отца. И я не собирался его терять.
  Глава сорок первая
  
  Джан вышла из ювелирного магазина и молча села в пикап. По ее застывшему лицу, чуть дрожащей руке Дуэйн понял: что-то стряслось.
  
  — Что тебе там сказали? — спросил он.
  
  — Поехали! — бросила она.
  
  — Куда?
  
  — Просто поехали. Куда угодно.
  
  — Черт возьми, скажи наконец, в чем дело? У тебя вид, будто ты встретилась с привидением. Что тебе сказали в магазине?
  
  Джан повернулась к нему:
  
  — Что все было напрасно.
  
  — То есть?
  
  — Все, что мы делали, было напрасно. И ожидание потом — тоже. Все без толку.
  
  — Черт возьми, о чем ты говоришь?
  
  — Они ничего не стоят, — медленно произнесла Джан.
  
  — Что?
  
  — Дуэйн, это не бриллианты, а какой-то диоксид. Понимаешь? Они искусственные и ничего не стоят. Ты понял?
  
  Дуэйн ударил по тормозу. Сзади загудел клаксон.
  
  — Нет, не понял.
  
  — Ты глухой, Дуэйн? У тебя проблемы со слухом? Они ничего не стоят.
  
  Лицо Дуэйна стало малиновым. Руки сжали руль так, что побелели костяшки пальцев. «Линкольн», объезжая его, чуть притормозил. Сидящий там мужчина крикнул:
  
  — Эй, придурок, где учился водить машину?
  
  Дуэйн отнял руку от руля, достал из-под сиденья пистолет и наставил в окно.
  
  — Может, ты меня поучишь?
  
  Водитель «линкольна» побледнел и дал полный газ. Дуэйн повернулся к Джан, держа пистолет в руке.
  
  — Давай рассказывай.
  
  — Я показала женщине полдюжины бриллиантов. Взяла наугад. Она выяснила, что они искусственные.
  
  — Это невозможно, — процедил Дуэйн сквозь стиснутые зубы.
  
  — Я передаю тебе то, что она сказала. Они ничего не стоят.
  
  — Нет.
  
  — Она знает свое дело. Внимательно их рассмотрела. У нее есть приспособление.
  
  Дуэйн яростно затряс головой.
  
  — Она ошиблась. Эта стерва затеяла какую-то игру. Решила наколоть тебя, купить их по дешевке. Сука.
  
  — Нет. Она мне ничего не предлагала. Она не…
  
  — Эта гадина решила подождать, когда ты к ней вернешься и отдашь все камушки за тысячу, а может, и за пять сотен.
  
  — Ты не понял ничего! — пронзительно крикнула Джан. — Они не…
  
  Он развернулся и левой рукой схватил ее за горло. Пистолет по-прежнему был у него в правой.
  
  — Дуэйн… — прохрипела Джан задыхаясь.
  
  — Теперь слушай меня. Мне наплевать на то, что сказала тебе какая-то тупая сволочь. У нас есть парень, готовый дать за эти бриллианты шесть миллионов, и я намерен принять его предложение.
  
  — Дуэйн, я не могу…
  
  — Может, она сказала, что бриллианты на самом деле стоят больше? И ты решила, что скажешь простачку Дуэйну, будто они ничего не стоят, а я подумаю: ну и ладно, давай забудем обо всем и займемся чем-нибудь другим. А потом ты вернешься к ней и прикарманишь все денежки. Я уже давно подозреваю, что ты играешь.
  
  Джан ловила ртом воздух, но Дуэйн не отпускал ее. Она пыталась высвободиться, но разве сдвинешь стальной прут?
  
  — Все эти годы ты играла со своим придурком мужем, так разве трудно поиграть еще несколько дней со мной? Ждала, когда я выйду из тюряги, мы получим бриллианты, и потом ты избавишься от меня. Неплохо придумано.
  
  Джан начала терять сознание.
  
  — Считаешь, я тупой? — Дуэйн приблизился к ее лицу. — Думаешь, я не просек, что ты замыслила?
  
  Веки Джан затрепетали, голова склонилась набок. Дуэйн убрал руку.
  
  — Я сторговал эти бриллианты за шесть миллионов, и, получив деньги, еще подумаю, какой будет твоя доля.
  
  Джан закашлялась, пытаясь восстановить дыхание, и прижала руку к горлу. А Дуэйн тем временем поехал дальше.
  
  Это был первый случай в ее жизни, когда она по-настоящему находилась близко к смерти. И две мысли вспыхнули в ее сознании, прежде чем оно померкло: «Надо было давно прикончить этого ублюдка». И вторая: «Итан».
  * * *
  
  Дуэйн ездил по кругу, ожидая, когда наступит время отправляться за деньгами. Джан молча сидела рядом, ожидая, пока он успокоится. Наконец она прошептала:
  
  — Выслушай меня.
  
  Он покосился на нее.
  
  — Я прошу, чтобы ты меня выслушал. Пойми, в жизни не бывает так, чтобы сразу все стало хорошо.
  
  — Хватит!
  
  — Ты думаешь, я соврала насчет того, что сказала та дама в ювелирном магазине? Но давай предположим, что я говорю правду. Тогда почему Банура, едва посмотрев на камни, заявил, что они высшего класса?
  
  Дуэйн пожал плечами.
  
  — Ладно, ты не врешь, но, может, та женщина в камнях не понимает.
  
  — Это ее бизнес, — напомнила Джан.
  
  Дуэйн задумался.
  
  — Значит, Банура не понимает?
  
  Джан покачала головой.
  
  — Это и его бизнес.
  
  Дуэйн усмехнулся.
  
  — Ну тогда все равно один из них ошибается.
  
  — Они оба знают свое дело, — проговорила Джан. — Но один из них лжет. И женщине в ювелирном магазине лгать не было никакого смысла.
  
  — Почему же? Она захотела, чтобы ты отдала ей все почти задаром.
  
  — Вряд ли.
  
  Глаза Дуэйна сузились.
  
  — Значит, лжет этот малый?
  
  — Да.
  
  — Ты думаешь, что, когда мы приедем к нему, он даст нам не шесть миллионов, а три?
  
  — Он ничего не собирается нам платить.
  
  Она сама с трудом верила в то, что сейчас говорила. Неужели все это время прошло впустую? Неужели ожидание счастья оказалось напрасным?
  
  Лицо Дуэйна снова потемнело. Вернулась злость. Джан его понимала. Он уже ощущал вкус больших денег, а она пытается разрушить его мечту.
  
  — Если они ничего не стоят, то почему он не сказал нам сразу? Зачем надо было заставлять нас приезжать к нему к двум часам?
  
  — Не знаю, — ответила Джан.
  
  — А я скажу тебе почему. — Дуэйн убежденно кивнул. — Потому что надо было привезти откуда-то деньги, где он их хранит. Еще бы, такая сумма.
  
  Дуэйн вдруг свернул к тротуару.
  
  — Дай мне один бриллиант.
  
  — Что?
  
  — Любой бриллиант. Дай мне один.
  
  Джан открыла сумку, достала из мешочка камень и протянула Дуэйну. Он сжал его в ладони, вышел из пикапа, бросил камень на тротуар и ударил по нему каблуком. Затем поднял ногу. Камень исчез.
  
  — Вот дерьмо, — пробормотал Дуэйн. — Куда же он подевался?
  
  Осмотрев подошву ботинка, он увидел камень, втиснувшийся в резину. Выковырял его пальцем и поднес к носу Джан.
  
  — Вот смотри. Камень в полном порядке.
  
  Джан поняла, что сейчас его не переубедишь. Дуэйн вернул ей камень, сел за руль и усмехнулся:
  
  — Когда у меня наконец появится яхта, я приспособлю тебя вместо якоря.
  Глава сорок вторая
  
  Для Оскара Файна это был шанс реабилитироваться. Сохранить лицо. В конце концов, ему необходимо вернуть в полной мере уважение к себе. И разумеется, не на последнем месте тут стояла месть. Только отомстив этой женщине, которая лишила его руки, он окончательно успокоится. И не важно, сколько времени пройдет. Он готов ждать до бесконечности.
  
  Это было больше, чем просто увечье. Это было унижение. Оскар Файн считался лучшим в своем деле. Когда возникал серьезный вопрос, всегда звонили ему. Он являлся посредником, связным, специалистом по улаживанию дел. Никогда не прокалывался. Но вот такое случилось. Большая беда. И главное, тогда на это и был расчет. Иначе зачем ему таскать дипломат с фальшивыми драгоценностями?
  
  У боссов возникло подозрение, что кто-то раскрыл их систему ввоза в страну бриллиантов, и Оскар Файн предложил оригинальную идею. Организовать ложную доставку с фальшивками, а настоящий товар прибудет другим путем, который прежде не использовался. Все прояснится, если кто-нибудь нападет на него в пути или по прибытии, попытается похитить бриллианты. Для пущей убедительности он приковал дипломат к себе наручником, хотя обычно перевозил товар в спортивной сумке.
  
  Фальшивые бриллианты помещались в нескольких матерчатых мешочках, в одном к подкладке был прикреплен передатчик глобальной системы навигации для определения местоположения. Например, кто-то прижмет его. Он выдаст комбинацию, чтобы они смогли открыть дипломат и забрать мешочки. А затем за ними будет легко проследить с помощью приемника размером с мобильный телефон, который лежал у него в кармане.
  
  Его боссы сомневались.
  
  — А если они тебя просто убьют?
  
  — Тогда они не узнают шифр и ничего не получат, — отвечал Оскар.
  
  Он сразу разгадал их маневр, когда прибыл лимузин, но водитель не вышел, чтобы открыть для него дверцу. Пришлось открывать самому. Ладно, придется подыгрывать. В конце концов, ради этого все и затевалось.
  
  Он открыл заднюю дверцу и увидел ее — рыжеволосую женщину. Красотка в топике, короткой юбке, прозрачных черных чулках и туфлях на высоких каблуках, какие носят шлюхи. Оскар сразу смекнул, что ему устроили ловушку, и чуть не улыбнулся. Так непрофессионально, по-любительски все было обставлено.
  
  Она тут же объяснила свое присутствие:
  
  — Они решили, что ты заслуживаешь бонус.
  
  Ну конечно. Оскар ждал, что скоро в ее руке появится пистолет и он выдаст шифр, а с ним и дипломат, и потом они высадят его из машины. Но вместо этого ему всадили укол. Водитель-громила неожиданно воткнул шприц, прямо через пиджак. Сволочь. Препарат начал действовать почти мгновенно. Его голова качнулась, и женщина тут же рванулась, схватила дипломат, дернула. И Оскар подался к ней, поскольку был к нему пристегнут.
  
  Вскоре стали неметь руки и ноги. Оскар попробовал что-то сказать, но вместо слов изо рта выходила сплошная каша. Как же он так оплошал? Его никто не собирался допрашивать. Они решили справиться своими силами. Им был нужен дипломат, и Оскар с радостью отдал бы им его со всеми диоксидами циркония. Но он не мог говорить, а значит, и назвать шифр из пяти цифр. Ключа у него не было.
  
  Водителя Оскар не видел, зато женщину рассмотрел.
  
  Они пытались открыть дипломат, затем отцепить его от наручника, переругивались между собой. Она попробовала перепилить цепочку, ничего не вышло. Обыскала его карманы, нашла телефон и тот самый приемник. Затем добралась до пистолета, прикрепленного к его лодыжке.
  
  Они оба начали кричать на Оскара, спрашивать шифр. А он не мог ответить, только мычал.
  
  — Все, он вырубился, — сказала женщина.
  
  — Ключ нашла? — спросил водитель.
  
  — Его нигде нет. Обыскала все карманы, нет ключа. А без него наручник не снимешь.
  
  — Тогда давай попробуем открыть дипломат. Посмотри — может, он записал где-нибудь шифр, — предложил водитель.
  
  — Только полный идиот станет записывать шифр от замка и носить с собой!
  
  — Ладно, возьмем дипломат, а потом сообразим, как открыть. Только эти кусачки цепочку не возьмут. Надо пилить.
  
  — Она стальная, — объявила женщина. — Черта с два ее быстро перепилишь. На это уйдет больше часа.
  
  — А нельзя просунуть его руку, чтобы снять? — спросил водитель.
  
  — Конечно, нет. Придется пилить.
  
  — Но мы не можем торчать здесь целый час, — проворчал водитель.
  
  — Я говорю не о цепочке, дурак.
  
  Оскар Файн напрягся. Неужели она собралась… Он пытался произнести только одно слово: «Подожди». Если бы они подождали, пока транквилизатор перестанет действовать, он бы назвал пять цифр, и все бы обошлось.
  
  — По… — начал он.
  
  — Что? — спросила женщина.
  
  — …дожди…
  
  Она покачала головой, посмотрела на него сверху вниз и начала резать.
  
  Оскар никогда забудет ее лицо.
  
  Нет худа без добра. Помог транквилизатор. Иначе бы он умер от болевого шока. Как только женщина и водитель сбежали с дипломатом, Оскар сумел собраться с силами, стащить с себя галстук и здоровой рукой завязать его чуть выше ужасного неровного обрубка. В памяти вспыхнул эпизод — он видел его в утренних новостях — о пареньке, который путешествовал по каньону, и его кисть прижало камнем. Он пролежал там несколько дней и в конце концов отрезал себе кисть перочинным ножом. И ему удалось как-то остановить кровотечение. В общем, паренек выжил, его вскоре нашли.
  
  «Может, и мне повезет, — подумал Оскар Файн. — Тем более что самую трудную часть работы женщина за меня сделала. Теперь осталось только остановить кровь». Но она все шла и шла. Значит, ему суждено было умереть. Если бы женщина оставила телефон, он бы вызвал помощь. А так…
  
  — Выйдите, пожалуйста, из машины, — прозвучал голос.
  
  В окно постучали.
  
  — Это полиция. Вы не имели права ставить здесь свой лимузин. Выходите. Я не собираюсь повторять дважды.
  * * *
  
  Он не смог дать копам описание преступников, заявив, что не видел их лиц. О дипломате, разумеется, не упомянул. Сказал, что понятия не имеет, почему они отрезали ему кисть. Наверное, перепутали. Приняли за другого. Иначе объяснить такое невозможно. Копы ему не поверили.
  
  Ну и черт с ними.
  
  А в это время на другого курьера с настоящим товаром тоже напали. Но он не прокололся. Прижал этого типа, и тот перед смертью выдал информатора, который сидел в их организации. А вот кто напал на Оскара Файна, выяснить не удалось.
  
  Боссы его успокоили. Оплатили все медицинские расходы, хотя он отказывался. Оскар пробыл в больнице несколько месяцев. Врачи нашли кисть рядом с ним на полу машины, но докторам пришить ее не удалось.
  
  Конечно, Оскар Файн натерпелся боли. Но больше всего его мучил стыд. Он стал инвалидом, но работу не потерял. Его не уволили. Сказали, чтобы не беспокоился. Когда он понадобится, с ним свяжутся. А пока будет исправно получать жалованье. Оскар знал, что больше ему не позвонят. Нельзя доверять человеку, который допустил такое. И он настоял, чтобы ему позволили выполнить первые пять заданий бесплатно. Его боссы решили посмотреть, сможет ли этот парень снова влезть на лошадь. И он влез. Стал работать с одной рукой не хуже прежнего, даже лучше. Меньше заносился, действовал осмотрительнее. И никого не щадил. Правда, Оскар и раньше не отличался мягкостью. Но порой прислушивался к мольбам сохранить жизнь. Как будто колебался. А теперь он просто выполнял свою работу.
  
  Все эти годы не переставал искать ее. Заглядывал в лица прохожих, рылся в Сети. У него была лишь одна реальная зацепка. Имя и фамилия: Констанс Таттингер. Он вытянул это у сучки из Алабамы, которая порылась в его спортивной сумке, когда он вышел из машины на несколько минут. Из-за нее все это и заварилось.
  
  Перед смертью Аланна назвала имя и фамилию. Единственная Констанс Таттингер, какую ему удалось найти, была родом из Рочестера, но ее родители переехали, когда она была еще маленькая, из-за несчастного случая с подружкой, попавшей под машину. Они поселились в Теннесси, затем в Орегоне, потом в Техасе. Девушка ушла из дому в шестнадцать лет, и больше родители ее не видели. Оскар Файн разговаривал с ними в кухне в их доме в Эль-Пасо.
  
  Он был уверен, что они сказали правду, потому что сидели, привязанные веревками к стульям, а он держал нож у горла женщины. Конечно, жаль, что ему не удалось выудить у них никакой полезной информации. Но все равно пришлось обоим перерезать горло.
  
  Оскар Файн решил, что она уже давно сменила имя и фамилию. Это затрудняло поиск, но он не сдавался: был уверен, что рано или поздно они с подельником решат сбыть фальшивые бриллианты. Он предупредил всех, кто был связан с этим бизнесом, чтобы следили.
  
  Шли годы, но они не объявлялись. Может, узнали, что бриллианты фальшивые. Но все равно они должны были попытаться сбыть их кому-нибудь, кто не разбирается в драгоценных камнях. Когда он увидел по телевизору лицо Джан Харвуд, то сразу понял: это она, Констанс Таттингер. Говорили, что она пропала, ее разыскивают, но Оскар, зная, на что способна эта женщина, не сомневался: она пребывает в добром здравии, — и был уверен, что скоро ей потребуются деньги. Он позвонил куда надо и везде установил полный контроль.
  
  И вот наконец сработало.
  
  — Я в долгу не останусь, — сказал Оскар Файн, расхаживая по подвалу Бануры.
  
  — Нет проблем, приятель, — произнес тот.
  
  — Ты уверен, что это они?
  
  — Абсолютно.
  
  — И сколько ты им предложил?
  
  — Шесть.
  
  Оскар Файн улыбнулся.
  
  — И как они?
  
  — Дуэйн сразу весь задрожал. А женщина… она вроде как…
  
  — Засомневалась?
  
  — Да, насторожилась. Я подумал, что, наверное, хватил лишнего.
  
  — Не стоит беспокоиться. — Оскар Файн посмотрел на часы. — Почти два.
  
  Банура усмехнулся:
  
  — Пора начинать сеанс.
  Глава сорок третья
  
  В кухне зазвонил телефон. Я нехотя встал, осторожно обошел оторванные половицы и снял трубку. Номер звонившего не определился.
  
  — Ты будешь гореть в аду, — произнесла женщина.
  
  — Кто говорит?
  
  — Мы не хотим иметь соседа, который убил свою жену. Так что побереги свою задницу.
  
  — А ты побереги свою. Думала, твой номер не определится, а он у меня высветился.
  
  В трубке раздались короткие гудки. Не успел я ее положить, как телефон зазвонил снова. На сей раз номер определился, но был мне незнаком.
  
  — Мистер Харвуд?
  
  — Да.
  
  — Это Арнетт Китчнер, продюсер программы «Доброе утро, Олбани». Мы бы очень хотели видеть вас на нашей передаче. Вам даже не нужно приезжать в студию. К вам приедут, и вы сможете поговорить о создавшейся ситуации, сказать что-нибудь в свое оправдание.
  
  — В оправдание?
  
  — У вас появится возможность дезавуировать слухи о причастности к исчезновению своей жены.
  
  — Но мне пока не предъявили никаких обвинений, — возразил я.
  
  Закончив с телефонными разговорами, я медленно обошел дом, переступая через оторванные половицы, разломанные плинтусы, разбросанные диванные подушки и удивляясь, что на меня нашло. Неужели я потерял рассудок? В дверь позвонили. Это был отец. Увидев погром, он воскликнул:
  
  — Боже, Дэвид, что тут случилось? Ты звонил в полицию?
  
  — Все в порядке, папа.
  
  — В порядке? Тебе нужно позвонить в полицию…
  
  — Это моя работа.
  
  Он посмотрел на меня.
  
  — Как?
  
  Я повел отца в кухню.
  
  — Хочешь пива?
  
  — Да тут ремонта на несколько тысяч долларов, — проговорил он, глядя на рассыпанные по стойке сахар и муку. — Ты что, спятил?
  
  Я открыл холодильник, отодвинутый от стены.
  
  — У меня здесь пиво «Куэрс». Хочешь?
  
  Отец кивнул, взял банку, сорвал крышку и сделал глоток.
  
  — Пиво, наверное, то, что мне нужно.
  
  Я нашел еще одну банку и открыл.
  
  — Зачем ты это сделал? — спросил он.
  
  — Решил поискать, не спрятала ли Джан что-нибудь еще в доме. Хотел найти ее тайник.
  
  — И что ты ожидал в нем увидеть?
  
  — Понятия не имею, — признался я.
  
  Опять зазвонил телефон. Я не пошевелился.
  
  — Ты не собираешься снимать трубку? — спросил отец. — А если это звонит она?
  
  Я снял трубку, вовсе не ожидая, что это Джан.
  
  — С вами хочет поговорить мистер Себастьян, — произнес Уэлленд.
  
  Я вздохнул.
  
  — Хорошо. Я слушаю.
  
  — Не по телефону. На улице.
  
  Я положил трубку и, не замечая вопросительных взглядов отца, направился к входной двери. Отец посмотрел мне вслед и двинулся наверх, оценивать ущерб.
  
  Когда я приблизился к тротуару, из автомобиля вышел Уэлленд в больших темных очках и открыл для меня заднюю дверцу.
  
  — Я не могу с вами сейчас поехать, — сказал я. — Пусть ваш босс опустит стекло, и мы поговорим.
  
  Уэлленд кивнул и легонько постучал в стекло. Через секунду оно опустилось, и в окне появился Элмонт Себастьян.
  
  — Добрый день, Дэвид.
  
  — Что вам нужно?
  
  — То же, что и всегда. Кто эта женщина?
  
  — Я же говорил вам, что не знаю.
  
  — Но мне нужно выяснить, — настаивал Себастьян. — Она нанесла ущерб моей фирме.
  
  — Послушайте, у меня дел по горло, — сказал я. — Неужели у вас нет возможностей выяснить самому?
  
  Себастьян кивнул и поднял стекло. Уэлленд посмотрел на меня.
  
  — Он не будет просить вас еще раз.
  
  — Ну и ладно.
  
  — Нет, — произнес Уэлленд, — это означает, что мистер Себастьян начнет действовать.
  
  Он сел за руль лимузина и медленно двинулся по улице. Я проводил машину взглядом, пока она не скрылась за поворотом, затем вошел в дом и крикнул:
  
  — Папа!
  
  — Да?
  
  — Что ты там делаешь?
  
  — Думаю, как это все восстановить. Ты действительно здесь порезвился.
  
  Я нашел его наверху в коридоре. Отец стоял на коленях и осматривал оторванные половицы.
  
  — Итана сюда привозить нельзя, — заявил он не оборачиваясь. — Тут полно мест, где ребенок может пораниться. Повсюду торчат гвозди. Черт возьми, Дэвид, тебе, конечно, тяжело сейчас приходится, но зачем же ломать дом, где все так замечательно было подогнано.
  
  — Да, я совершил глупость.
  
  Отец собрал половицы и поставил к стене.
  
  — Теперь придется искать, какая половица куда подходит. Некоторые надо будет заменить новыми. Это займет несколько дней. Я могу поехать домой за инструментами.
  
  — Зачем тебе заниматься этим прямо сейчас?
  
  Он повернулся ко мне.
  
  — Ты надумал еще что-нибудь сделать?
  
  Я прислонился к стене, чувствуя себя совершенно разбитым, затем побрел по коридору. Отец последовал за мной.
  
  — Честное слово, теперь я сам удивляюсь, что за безумие мной овладело.
  
  Мы дошли до стенного шкафа.
  
  — Вот отсюда я начал. Где тогда нашел конверт.
  
  Отец взял оторванный плинтус, повернул, чтобы посмотреть, цел ли, и охнул.
  
  — А это что?
  
  К внутренней стороне плинтуса скотчем был прикреплен конверт, похожий на тот, который я нашел. Отец оторвал пленку, освободил конверт и протянул мне. Конверт не был заклеен. В нем лежал сложенный втрое листок.
  
  Еще одно свидетельство о рождении, на сей раз Констанс Таттингер.
  
  — Что там? — спросил он.
  
  — Свидетельство о рождении, — ответил я.
  
  — Чье?
  
  — Не знаю. Но имя мне знакомо. Я его где-то недавно слышал.
  
  Оно было как-то связано с Ричлерами. Кажется, так звали подружку Джан. Девочку, которая играла с ней во дворе, когда Хорас Ричлер слишком поспешно сдавал задом свой автомобиль. Констанс. Это она толкнула Джан под машину. В свидетельстве была указана дата ее рождения. Пятнадцатое апреля семьдесят пятого года. Констанс была на несколько месяцев старше Джан Ричлер.
  
  Место рождения — Рочестер. Родители — Мартин и Тельма Таттингер.
  
  — Все сходится! — воскликнул я.
  
  — О чем ты?
  
  — Констанс Таттингер не надо было долго возиться, искать себе новые имя и фамилию. Все находилось под рукой.
  
  — Какая Констанс?
  
  — Она взяла имя той, которую подтолкнула к смерти, — сказал я.
  
  — Ни черта не понимаю, что ты тут бормочешь! — разозлился отец.
  
  Я направился к телефону и набрал номер Ричлеров.
  
  Ответила Греттен.
  
  — Миссис Ричлер, — проговорил я, — это Дэвид Харвуд.
  
  — Здравствуйте!
  
  — Извините за беспокойство, но у меня вопрос.
  
  — Пожалуйста.
  
  — Вы упоминали имя девочки, которая играла с вашей дочерью во дворе…
  
  — Констанс, — произнесла Греттен ледяным тоном.
  
  — А фамилия?
  
  — Таттингер.
  
  — Вскоре ее семья уехала?
  
  — Да.
  
  — Куда?
  
  — Не знаю.
  
  — А в Рочестере кто-нибудь знает?
  
  — Понятия не имею. А почему вы спрашиваете?
  
  — Просто ищу везде, где только можно, миссис Ричлер.
  
  — Понимаю. — Она помолчала. — Значит, вы еще не нашли свою жену?
  
  — Пока нет.
  
  — В вашем голосе звучит надежда.
  
  — Да.
  
  — Вы думаете, она жива?
  
  — Скорее всего. Но мне непонятны причины ее исчезновения.
  
  — Желаю вам удачи.
  
  — Спасибо, миссис Ричлер. Вы мне помогли. Извините за беспокойство. Пожалуйста, передайте от меня привет вашему мужу.
  
  — Передам, когда он выпишется из больницы.
  
  — Мистер Ричлер заболел?
  
  — Сегодня утром он снова пытался покончить с собой. Так что, мистер Харвуд, ваш визит к нам не прошел для него бесследно.
  Глава сорок четвертая
  
  — Я не пойду туда, — сказала Джан.
  
  Они сидели в пикапе, на подъездной дорожке у дома Бануры.
  
  — Послушай, — упавшим голосом проговорил Дуэйн. — Если это ты из-за того, что я недавно вышел из себя, то зря. Не надо.
  
  Джан поежилась.
  
  — Это называется «вышел из себя»? Да еще немного, и ты бы меня задушил.
  
  — Ладно, извини, я погорячился, — пробурчал он. — Мы в двух шагах от миллионов. Давай думать об этом.
  
  Джан кивнула.
  
  — Я буду думать здесь. И ждать тебя. — Дуэйн пристально посмотрел на нее, и она добавила: — Ты боишься, что я убегу? Так тебе же лучше. Получишь деньги за весь товар — и гуляй себе на здоровье.
  
  — Хорошо.
  
  Джан решила, что следует подождать. На то, что может случиться с этим идиотом, ей было наплевать. Но все же существовала ничтожная вероятность, что женщина в ювелирном магазине ввела ее в заблуждение, и тогда появлялся шанс получить хоть какие-то деньги.
  
  — А если Банура захочет снова проверить камни? — спросил Дуэйн. — И на сей раз они ему не понравятся?
  
  — Ты что, мне поверил? — удивилась Джан. — Поверил тому, что сказала ювелирша?
  
  — Не знаю, — смущенно произнес он. Затем тряхнул головой, отбрасывая сомнения. — Нет, все нормально. Банура смотрел бриллианты, они ему понравились. Деньги, которые он предложил, меня устраивают. Если ты хочешь сидеть здесь и изображать обиженную, то пожалуйста.
  
  — Ну и договорились.
  
  Дуэйн взглянул на часы: без пяти минут два.
  
  — Много времени это не займет, если только он не скажет, чтобы я сосчитал деньги. Как ты думаешь, долго сосчитать шесть миллионов?
  
  — Да.
  
  — Я не хочу, чтобы он меня наколол.
  
  — Если он предложит тебе сумку для денег, бери. Мы поедем куда-нибудь и сосчитаем, и если там окажется меньше, вернемся.
  
  В подобный исход Джан не верила. Но если им все же удастся получить за камни хоть какую-то сумму, она возвращаться сюда не собиралась. Вдобавок ко всему ей не хотелось снова смотреть на фотографию, где мальчик — видимо, сам Банура — размахивает отрезанной человеческой рукой.
  
  — Ладно. — Дуэйн взял мешочек с бриллиантами и открыл дверцу, оставив ключ в замке зажигания.
  
  — Подожди, — сказала Джан. — Возьми пистолет.
  
  Дуэйн махнул рукой.
  
  — Ты что, не слышала? Банура предупредил, что не надо в его дом приходить с оружием.
  
  Джан достала из-под сиденья пистолет.
  
  — Возьми!
  
  И опять же ее беспокоил не Дуэйн. Но если в подвале начнется заварушка, то лучше пусть он успеет с ними разобраться, прежде чем кто-то выскочит и начнет разбираться с ней. Честно говоря, она не умела обращаться с пистолетом.
  
  — Успокойся, остынь. — Он вышел из машины, захлопнул дверцу и наклонился к открытому окну. — Подумай лучше, как мы будем отмечать это событие. Чтобы потом не терять время.
  
  Как только Дуэйн свернул за угол дома, Джан пересела за руль и положила пистолет на сиденье рядом.
  
  — Можно тебя спросить? — Банура посмотрел на Оскара Файна. — Я знаю, камушки тебе по фигу, они ведь стоят дешевле дерьма. Значит, дело не в них? Может, ты из-за этого? — Он показал на засунутую в карман левую руку гостя.
  
  — Да, — ответил Оскар. — Ты угадал.
  
  — Это они с тобой такое сделали?
  
  — Женщина. — Оскар Файн усмехнулся. — Ты ее хорошо описал.
  
  Банура опустил голову.
  
  — Наверное, больно было.
  
  Оскар Файн кивнул. Ему не хотелось вспоминать об этом.
  
  — Там, где я раньше жил, такое творилось, — сказал Банура.
  
  — Могу представить, — отозвался Оскар. — Я видел твои фотографии.
  
  — Мне было тогда одиннадцать.
  
  В дверь позвонили. Банура пошел открывать, а Оскар Файн достал из внутреннего кармана пиджака пистолет и, крепко зажав в правой руке, спрятался под лестницей. Банура поприветствовал Дуэйна и попросил поднять руки, чтобы проверить, не принес ли тот с собой оружие.
  
  — Можешь мне доверять, — сказал Дуэйн. — Ты не разрешил приносить оружие, я не принес.
  
  — А где твоя подружка? — спросил Банура.
  
  — Ждет в машине. Я ведь у тебя долго не задержусь, верно? Ты приготовил деньги?
  
  — Все готово. — Банура закрыл дверь, поставил засов на место. — Надеюсь, бриллиантов в твоем мешочке за это время не убавилось?
  
  — Конечно, нет. — Дуэйн рассмеялся. — Я не собираюсь тебя обманывать.
  
  Банура начал спускаться по лестнице. Дуэйн за ним. Войдя в комнату, он увидел там Оскара Файна. Пистолет был нацелен прямо ему в голову. Дуэйн повернулся к Бануре:
  
  — Это что такое? Ты сказал, что с тобой будет помощник, но зачем же так?
  
  — Ты меня не помнишь? — спросил Оскар Файн.
  
  — А чего я тебя должен помнить? — суетливо проговорил Дуэйн. — Ты его телохранитель или как? Убери пушку. Свою я оставил в машине, как велели.
  
  Банура встал около лестницы, загораживая Дуэйну путь, на случай если он решит сбежать.
  
  — Значит, не помнишь? — произнес Оскар Файн.
  
  — Я понятия не имею, кто ты!
  
  Оскар вынул левую руку из кармана. Дуэйн ожидал увидеть в ней еще пистолет, но увидел совсем другое. И мгновенно побледнел. Секунду спустя промежность его джинсов потемнела.
  
  — Слушай, парень, не надо мочиться на пол, — недовольно проговорил Банура, хотя зная, что лужа мочи на полу в его подвале — мелочь, по сравнению с тем, что там будет через несколько минут.
  
  — Значит, ты меня вспомнил, — усмехнулся Оскар Файн, показывая пистолетом на место ниже пояса Дуэйна.
  
  — Да.
  
  — Назови свое имя.
  
  — Дуэйн Остерхаус.
  
  — Ну что, Дуэйн Остерхаус, рад встретить тебя наконец. Мы вообще-то не виделись вот так, лицом к лицу, ты ведь сидел за рулем. Да?
  
  — Если бы ты тогда назвал шифр, — залепетал Дуэйн, — то все было бы в порядке. Ну, с твоей рукой.
  
  — Как я мог назвать шифр, когда ты сразу вкатил мне такую дозу?
  
  — Мне очень жаль, приятель, клянусь! Но это ведь не я такое сделал.
  
  — Я помню, кто это сделал. Где она?
  
  Дуэйн молчал.
  
  — Давай, парень, колись. Ты же видишь, к чему все идет. В твоих интересах помогать следствию, как говорят копы. Давай я тебе кое-что покажу. — Он вытянул левую руку и начал дулом пистолета подворачивать рубашку.
  
  — Не надо!
  
  — Нет уж, доставь мне удовольствие. — Оскар Файн продемонстрировал обрубок.
  
  — Боже, — прошептал Дуэйн.
  
  — Бог тебе не поможет. Ты правша или левша?
  
  Мокрое место на штанах Дуэйна стало шире. Оскар Файн повторил вопрос. Дуэйн тяжело сглотнул.
  
  — Правша.
  
  — Тогда я отрежу тебе левую руку. Будешь обходиться, как я, одной правой. Думаю, у Бануры есть инструменты, которые позволят мне сделать это чище, чем вы обошлись со мной.
  
  На лбу Дуэйна появились капельки пота.
  
  — Не надо ничего делать. Только…
  
  — Где она? — резко спросил Оскар Файн.
  
  — В машине.
  
  — Почему не пришла с тобой?
  
  — Занервничала.
  
  — Почему?
  
  — Она считает, что мистер Банура предложил нам слишком большую сумму. Пока мы ждали назначенного часа, она зашла в ювелирный магазин и показала женщине за прилавком несколько бриллиантов. Та сказала, что они ничего не стоят.
  
  Оскар Файн кивнул.
  
  — Но ты все же явился сюда.
  
  Дуэйн был готов расплакаться.
  
  — Я поверил словам мистера Бануры.
  
  — Значит, теперь я для тебя «мистер», — усмехнулся тот. — А то все «приятель», «малый».
  
  — Так ведь это не потому, что я тебя не уважаю.
  
  — Значит, она решила, что тут не все в порядке, — проговорил Оскар Файн. — Она подозревает, что я здесь?
  
  — Джан просто забеспокоилось. — Дуэйн вытер слезы и с надеждой посмотрел на Оскара Файна. — Я придумал. Позволь мне выйти. Я пойду к ней и скажу, что возникла проблема. Мол, часть денег в незнакомой валюте, и надо помочь мне их сосчитать. Я приведу ее сюда, а ты потом меня отпустишь. Потому что, клянусь Богом, я не хотел, чтобы тебе отрезали руку. Наоборот, собирался найти мощные кусачки. Ты меня понял? Я бы поехал на лимузине, ну ушло бы на это какое-то время, но ты бы не пострадал. Но ей не терпелось воспользоваться моментом. Она тогда просто взбесилась, но я был против.
  
  Оскар Файн кивнул, будто обдумывая его предложение.
  
  — Значит, ты приводишь ее ко мне, а я тебя отпускаю.
  
  Дуэйн лихорадочно закивал:
  
  — Да. Договорились. Я тебе помогу.
  
  — Тогда ответь на пару вопросов.
  
  — Конечно, слушаю тебя.
  
  Вообще-то у Оскара было больше вопросов. Где они прятались шесть лет? За кого сейчас себя выдает Констанс Таттингер? Где она жила и с кем?
  
  Дуэйн выложил Оскару Файну все, что знал.
  
  — Вот теперь ты мне помог, по-настояшему, — проговорил Оскар Файн.
  
  — Ну, понимаешь, это единственное, что я могу сделать. — Дуэйн попытался улыбнуться. — Давай я приведу ее сюда, и ты меня отпустишь.
  
  — А может, не стоит? — спросил Оскар Файн и выстрелил Дуэйну Остерхаусу в лоб. — Я сам выйду и поговорю с ней. Без посредников.
  Глава сорок пятая
  
  Банура разглядывал кровь и частицы мозга на стене, рядом с тем местом, где стоял Дуэйн. Оскар Файн записал на клочке бумаги номер телефона и протянул Бануре.
  
  — Позвони и скажи, что мистер Файн велел сделать дело. Они приедут и наведут у тебя порядок. Все вымоют и уберут труп. — Он усмехнулся. — Теперь пойду с ней разбираться.
  
  — У меня стоят камеры наблюдения, — сказал Банура.
  
  — Что?
  
  Банура подвел Оскара Файна к верстаку, где находилась клавиатура, соединенная с суперплоским монитором. Он нажал несколько клавиш, и экран осветился, разделившись на одинаковые квадраты. На каждом был виден участок местности, окружавшей дом.
  
  — На обеих сторонах дома висят камеры с широкоугольными объективами, — пояснил Банура.
  
  Оскар Файн вгляделся в верхний правый квадрат, где была показана улица перед домом с подъездной дорожкой. Там стоял пикап, но отраженное от ветрового стекла солнце мешало увидеть, сидит кто-нибудь в машине или нет. Камера у задней двери показывала, что двор пуст.
  
  — Видишь? — спросил Банура.
  
  — Что?
  
  — Да вот же, смотри!
  
  В верхнем правом квадрате пикап начал двигаться задом.
  
  Джан сидела за рулем и соображала: сразу свалить отсюда или немного подождать? Прокрутила в голове разнообразные варианты происходящего. Первый: Банура — идиот и ничего не понимает в бриллиантах. Второй: женщина в ювелирном магазине — дура и ничего не понимает в бриллиантах. Третий: Банура знает, что камни фальшивые, и обиделся, что его обманывают. Решил их проучить. Такое возможно, но почему надо ждать до двух часов, а не проучить сразу или чуть позже? Четвертый: Бануре потребовалось время, чтобы что-то организовать. Вот это казалось наиболее вероятным. И вряд ли было связано с деньгами.
  
  А если он позвонил Оскару Файну? Тот вполне мог предупредить всех, кто делает бизнес на бриллиантах, чтобы ему сообщили, если где-то появятся люди со множеством фальшивок. Особенно если там будет женщина, соответствующая ее описанию. Значит, надо уезжать. И немедленно. Но куда? Она положила руку на ключ зажигания. Осталось лишь повернуть.
  
  Все эти годы Джан жила надеждой, что придет время и она покинет Промис-Фоллз и направится в Рай. Билет туда будет куплен на деньги, вырученные за бриллианты. И вот оказалось, что они ничего не стоят. А она ждала и даже не задумывалась, что, может, у нее уже кое-что есть. И жизнь эта не фальшивая, а настоящая. У нее настоящий дом. Настоящий муж. Настоящий сын. Но все это она обменяла на химеру. На шанс прожить остаток жизни по своим собственным правилам, играть только саму себя. Джан так и не решила, где будет этот ее мифический пляж. На Таити, в Тайланде, на Ямайке… Впрочем, какая разница? И когда она туда попадет, то мысленно скажет матери и отцу: «Что, съели? Катайтесь в своем дерьме, а я вот живу настоящей жизнью».
  
  И вот теперь все рухнуло. Она сидела в пикапе в пригороде Бостона, пока этот бестолковый невежественный бандит отправился получить шесть миллионов за жалкие стекляшки. Джан убрала пальцы с ключа зажигания и взяла сумочку, в которой в заднем отделении лежала фотография сына.
  
  — Извини, — прошептала она и положила фотографию на сиденье рядом.
  
  А вдруг все-таки Дуэйн вернется с деньгами? Джан понимала, что подобное невозможно, но так хотела в это верить. Он вернется с деньгами, а ее нет… Нужно подождать. Джан оставила ключ в замке зажигания и вышла из машины, захватив с собой пистолет. Двинулась вдоль дома, завернула за угол, приблизилась к двери. Прислушалась. До нее донеслись обрывки фраз. Говорил Дуэйн высоким плаксивым голосом:
  
  — …клянусь Богом, я не… найдем мощные кусачки, которые… ты меня понял… я бы поехал в лимузине…
  
  Слушать дальше не имело смысла. Она — следующая. Эта дверь откроется в любую секунду. Может, ей застрелить первого, кто появится? Нет, так не получится. Скорее всего схватит пулю она.
  
  Джан быстро двинулась прочь, но вскоре подняла голову и увидела висевшую под карнизом камеру наблюдения. Наверняка такая же находится с другой стороны дома. Вероятно, за ней уже наблюдают. Надо бежать.
  
  Джан рванулась к машине, села за руль, бросила пистолет на сиденье и включила зажигание. Двигатель с первого раза не завелся. Она повернула ключ еще раз и, когда двигатель заработал, начала сдавать назад. Заметила, что кто-то выходит из дома. Мужчина в длинном пиджаке, в правой руке — пистолет, направленный в ее сторону. Машина рванулась вперед, а через секунду пуля раздробила ветровое стекло. Джан оглянулась. У стрелявшего на левой руке не было кисти.
  
  На улице синий «шевроле» отчаянно засигналил. Она обогнула его, и в этот момент Оскар Файн выстрелил снова. Пуля попала в стекло со стороны пассажира и вышла через дверцу водителя. Ее не задела. Оскар побежал за пикапом, а Джан вывернула руль, чуть не столкнувшись с грузовиком. Ее вынесло на тротуар, но она сохранила управление.
  
  Пистолет лежал на сиденье рядом, но состязаться в стрельбе с Оскаром Файном было бессмысленно. Тем более на ходу. Справа мелькнул черный «ауди». Наверное, это его машина. Но он сам находился где-то в двадцати метрах позади. Пока он до нее добежит, она отъедет на два квартала. Для старта вполне достаточно.
  
  Следующая пуля пробила заднее стекло и вышла в переднее. Джан прибавила ход, взглянула в зеркальце. Оскар Файн бежал к черному автомобилю. Поздно. Она уже скрылась за углом.
  
  В суматохе Джан не заметила, как ветер унес фотографию Итана в окно.
  
  Оскар Файн подхватил парящую в воздухе бумажку. Преследовать Джан Харвуд не имело смысла. Как правило, погони кончаются авариями. А привлекать внимание полиции не хотелось. К тому же одной рукой трудно быстро маневрировать. Теперь, когда он ее нашел, можно не беспокоиться. Найдет снова. Особенно вооруженный сведениями, которые сообщил Дуэйн.
  
  Оскар Файн не стал садиться в автомобиль, а принялся рассматривать фотографию. С нее улыбался мальчик лет четырех-пяти. Оскар Файн опустил фотографию в карман.
  
  Да, придется уехать из города. Надо будет попросить кого-нибудь в это время кормить кота.
  Глава сорок шестая
  
  Только я закончил разговор с Греттен Ричлер, как телефон зазвонил снова.
  
  — Мистер Харвуд? — произнес женский голос, показавшийся мне знакомым.
  
  — Да.
  
  — Вы что, перестали работать над моим материалом?
  
  — Кто говорит?
  
  — Я послала вам информацию о счете за отель мистера Ривза. Почему об этом до сих пор ничего не появилось в вашей газете?
  
  Я с трудом сосредоточился.
  
  — Он вернул все деньги Элмонту Себастьяну. В редакции сочли, что инцидент исчерпан.
  
  — Тогда передайте список кому-нибудь другому, кто может сделать хорошую статью. Я звонила в газету, но там сказали, что вы отстранены от работы. Это связано с исчезновением вашей жены. Так что, пожалуйста, не обижайтесь, а передайте мой список тому, кто сможет что-то сделать.
  
  — Какой список?
  
  Она вздохнула.
  
  — Тот, что я послала вам по почте.
  
  Я полез в боковой карман пиджака, где лежали конверты из моей почтовой ячейки в «Стандард». В одном — чек с моим жалованьем, в другом — рекламные листовки, а третий был без обратного адреса. Я разорвал его и вытащил сложенный лист бумаги.
  
  — Мистер Харвуд, вы меня слушаете?
  
  — Подождите, — сказал я, просматривая написанный от руки список, где были перечислены фамилии членов городского совета Промис-Фоллза, а рядом — сумма взятки в долларах. Самая крупная — двадцать пять тысяч.
  
  — Неужели Элмонт Себастьян действительно столько заплатил этим людям? — спросил я.
  
  — Так вы что, только сейчас на него смотрите? — возмутилась женщина. — Сукин сын Элмонт накалывал меня много раз, поэтому я хочу, чтобы его наконец прижали. Кроме того, в его фирме сотрудники-мужчины лапают женщин каждый день, а тем, кто наверху, до этого нет дела.
  
  Значит, она работала у Элмонта. Но материал, конечно, должен делать кто-то другой.
  
  — Почему вы не приехали в Лейк-Джордж, как мы договорились? — спросил я.
  
  — Какой Лейк-Джордж?
  
  — Но вы же сами в электронном письме назначили там встречу.
  
  — Я никакого письма вам не посылала. Вы думаете, я дура, чтобы встречаться с вами лично? — Она положила трубку.
  
  Я посидел с минуту, затем положил список в карман. В другое время он стал бы для меня находкой, но сейчас не до него. Оказывается, эта женщина по электронной почте мне ничего не посылала и никакой встречи в Лейк-Джордже не назначала. Поехать туда меня заставил кто-то иной. И это было составной частью подставы.
  
  Джан.
  
  Остаток дня я наводил справки о Констанс Таттингер. Отец тем временем начал в моем доме ремонт. Вначале я позвонил матери и поговорил с ней.
  
  — Как ты? — спросила она.
  
  — Постепенно схожу с ума.
  
  — Твой отец возмущается, как ты разгромил свой дом.
  
  — Да, это была глупость. Но папа потом все же кое-что нашел. Так что я старался не зря. Есть небольшая ниточка к Джан.
  
  — Ты узнал, где она?
  
  — Нет, но теперь мне известны ее настоящие имя и фамилия. Для поисков нужен компьютер.
  
  — Твой отец собрался ехать домой за инструментами. Я передам с ним мой ноутбук.
  
  — По моей вине случилось еще кое-что скверное, — признался я.
  
  — Что?
  
  — Хорас Ричлер недавно снова пытался покончить с собой. Так подействовал на него мой визит. Он не выдержал, когда узнал, что моя жена присвоила имя его дочери.
  
  — Ты делал то, что должен был сделать, — заметила мама. — И не виноват в том, что случилось с его дочерью. И за поступки Джан ты тоже не отвечаешь. Тебе нужно было узнать правду.
  
  — Да, но они хорошие люди, эти Ричлеры.
  
  — Успокойся и постарайся довести дело до конца.
  
  Я попросил отца привезти мамин ноутбук. У него уже был список нужных инструментов, внизу он добавил: «Ноутбук». Затем, бросив: «Я быстро, туда и обратно», — уехал.
  
  Я позвонил Саманте Генри в «Стандард».
  
  — Сделай мне одолжение: проверь у копов, кого знаешь, есть ли у них что-то на Констанс Таттингер.
  
  — Все, я записала, — ответила Саманта. — А кто это такая?
  
  — Пока не знаю.
  
  — Дата рождения известна?
  
  — Пятнадцатое апреля тысяча девятьсот семьдесят пятого года.
  
  — Ясно. Что-нибудь еще?
  
  — Родилась в Рочестере, но родители уехали оттуда, когда ей было пять лет.
  
  — Ладно, если что-нибудь узнаю, позвоню.
  
  — Спасибо, я твой должник. — Я на секунду замолчал. — Послушай, материал по Себастьяну и Ривзу, над которым я работал, теперь твой. Делай с ним что хочешь. И у меня наконец появился список членов городского совета, получивших от Себастьяна взятки. Думаю, это надо опубликовать как можно скорее. Список я тебе передам при встрече, а ты постарайся проверить все, что можно.
  
  — А откуда у тебя этот список?
  
  — Потом объясню. Сейчас мне надо идти.
  
  — Договорились, — сказала Саманта.
  
  Отец вернулся через час. Притащил ящик с инструментами, циркулярную пилу, плинтусы, которые держал в гараже с незапамятных времен, и отправился наверх. Очень скоро оттуда раздался стук. Я же начал работу с маминым ноутбуком. Вскоре выяснилось, что в нашем штате фамилию Таттингер носили двенадцать человек, и только пять были «М. Таттингер». Они жили в Буффало, Бойсе, Каталине, Питсбурге и Тампе.
  
  Я начал звонить. В Буффало Таттингер оказался Марком, в Бойсе — Майлзом. А я искал Мартина. В обоих случаях я спрашивал, знают ли они Мартина Таттингера, у которого жену зовут Тельма, а дочь — Констанс. Нет, не знают.
  
  В Тампе телефон был отключен, в Каталине и Питсбурге никто не ответил. Я решил позвонить туда позже, когда люди придут с работы. А пока занялся выяснением, в подготовительный класс какой школы ходили Джан Ричлер и Констанс Таттингер. Узнал в «Гугле» номера ближайших начальных школ. Позвонив, вспомнил, что сейчас август и школы уже несколько недель пустуют. Но все равно там должен кто-нибудь находиться.
  
  В первой школе на месте оказалась заместитель директора. Она быстро объяснила, что ее школа сравнительно новая, построена в середине девяностых. Пока я ждал, когда снимут трубку в следующей школе, в моей голове прокручивался разговор с Ричлерами. Греттен рассказывала, как все были расстроены гибелью их дочери, включая учительницу подготовительного класса. Она называла фамилию. Кажется, Стивенсон.
  
  Трубку сняла пожилая женщина:
  
  — Слушаю. Дайана Джонсон, секретарь.
  
  Я объяснил, что мне нужна информация о Констанс Таттингер, которая ходила в подготовительный класс.
  
  — Назовите себя, — попросила она.
  
  — Дэвид Харвуд. Эти сведения мне необходимы в связи с семейными проблемами.
  
  Дайана Джонсон задумалась.
  
  — Понимаете, я пришла сюда работать недавно, поэтому…
  
  — Родители вскоре забрали ее из школы и уехали. Она дружила с девочкой, Джан Ричлер.
  
  — Да, эта девочка мне известна. У нас была табличка, посвященная ее памяти, в холле, рядом с офисом. Она погибла под колесами автомобиля?
  
  — Да.
  
  — А за рулем сидел ее отец. Ехал по подъездной дорожке.
  
  — Так оно и было.
  
  — Ужас. Я тогда еще тут не работала, но помню кое-что. Говорили, будто девочку под колеса кто-то толкнул.
  
  — Да, — сказал я. — И это была как раз та девочка, Констанс Таттингер.
  
  — Так чем я могу вам помочь?
  
  — В архиве сохранилась какая-то информация о Констанс?
  
  — Нет, — ответила секретарь, — никакие записи тех лет у нас не сохранились. Может, в центральном офисе, но там вряд ли вам их предоставят.
  
  — Жаль.
  
  — Вы помните фамилию учительницы?
  
  — Кажется, Стивенсон.
  
  — А может, Стивенс? Когда я пришла, подготовительный класс вела Тина Стивенс. Она проработала пару лет и перешла в другую школу.
  
  — А в какую?
  
  — Не знаю. Учителя часто меняют школы. — Она помолчала. — Помню только, что Тина вышла замуж. Встретила очень милого человека. Он работал в фирме «Кодак».
  
  — Может, вспомните его фамилию?
  
  — Подождите минутку, тут пришла женщина, которая может это знать. Сейчас спрошу… Его фамилия Пирелли. Знаете, есть такая фирма, которая изготавливает автомобильные шины. Так вот, он Фрэнк Пирелли.
  
  — Спасибо. Вы мне очень помогли.
  
  Закончив разговор, я быстро нашел в компьютере живущего в Рочестере Ф. Пирелли и набрал номер. Включился автоответчик: «Это автоответчик Фрэнка и Тины Пирелли. Их сейчас нет дома, оставьте, пожалуйста, сообщение». Я не стал ничего оставлять, чувствуя, что впустую трачу время.
  
  Отец купил пару больших сандвичей с мясом, сыром и помидорами. Мы съели их за столом в кухне. Потом я позвонил в Каталину, снова безуспешно. После этого поговорил с мамой.
  
  — С тобой хочет пообщаться Итан, — сказала она.
  
  В трубке что-то зашуршало.
  
  — Папа…
  
  — Привет, старина, как дела?
  
  — Я хочу домой. Бабушка говорит, что я останусь тут ночевать.
  
  — Правильно.
  
  — Я тут уже много дней.
  
  — Не много, а всего два.
  
  — Когда мама придет?
  
  — Не знаю. А ты хорошо себя ведешь у бабушки?
  
  Итан замялся.
  
  — Да.
  
  — Чем занимаешься?
  
  — Прыгал с лестницы, теперь играю с битой.
  
  — С какой битой?
  
  — Ну с той.
  
  Я улыбнулся.
  
  — Ты играешь с бабушкой в крокет?
  
  — Нет. Она говорит, что у нее от этого болит спина.
  
  — Играешь сам с собой?
  
  — Я забил один деревянный мячик в воротца. И он улетел очень далеко.
  
  — Хорошо. Что бабушка приготовила на ужин?
  
  — Не знаю, но пахнет вкусно. Бабушка, что у нас на ужин? Тушеное мясо? — Итан помолчал. — Там есть морковка, я ее не люблю.
  
  — Она полезная, ее обязательно нужно есть, — сказал я. — Сделай это ради бабушки.
  
  — Ладно.
  
  — Во сколько бабушка подаст ужин?
  
  — В семь.
  
  — Я постараюсь к этому времени к вам приехать.
  
  — Хорошо.
  
  — Счастливо, малыш.
  
  — Счастливо, папа. — И он положил трубку.
  
  Я набрал номер Пирелли в Рочестере. Ответила женщина.
  
  — Тина Пирелли? — произнес я, поздоровавшись.
  
  — Да, это я.
  
  — Та самая Тина Пирелли, которая работала в подготовительном классе в Рочестере?
  
  — Да. А с кем я разговариваю?
  
  — Это Дэвид Харвуд. Я пытаюсь найти женщину, которая когда-то была вашей ученицей, правда, недолго.
  
  — А откуда у вас номер моего телефона?
  
  Я коротко рассказал о разговоре с Дайаной Джонсон.
  
  — И кто вас интересует? — спросила Тина.
  
  — Констанс Таттингер.
  
  — Я ее помню. А зачем она вам?
  
  Можно было опять что-нибудь выдумать, но я решил действовать напрямик.
  
  — Эта девочка потом, когда выросла, стала моей женой. И вот сейчас пропала. Мы ее ищем.
  
  Тина Пирелли вздохнула.
  
  — И вы думаете, я что-нибудь о ней знаю? Ведь с тех пор как я видела ее в последний раз, прошло свыше тридцати лет.
  
  — Может, вам известно, куда уехали ее родители из Рочестера?
  
  — Тогда они вообще мало с кем разговаривали, — проговорила Тина Пирелли. — Просто уехали, и все. Надеюсь, жена вам рассказала почему.
  
  — Да.
  
  — Бедная Конни, ее все обвиняли, хотя она была еще ребенком. Родители забрали ее из школы. Извините, вы сказали, что она пропала?
  
  — Да.
  
  — Какой ужас. Я занималась с ней всего пару недель. Несчастный случай произошел в сентябре. Но она была хорошей девочкой. Тихой. После того случая я видела ее только один раз.
  
  — И какой она тогда была?
  
  — Мне показалось, будто девочка вообще перестала что-либо чувствовать.
  
  Я позвонил в Питсбург М. Таттингеру. Ответил мужчина.
  
  — Это Мартин Таттингер? — спросил я.
  
  — Нет, это Мик Таттингер.
  
  — А Мартин Таттингер?
  
  — Вы ошиблись номером.
  
  — Подождите, может, вы мне поможете. Меня зовут Дэвид Харвуд. Я звоню из Промис-Фоллза, это севернее Олбани. Пытаюсь найти Мартина Таттингера, жену которого зовут Тельма. У них есть дочь Констанс, прежде они жили в Рочестере, много лет назад. Вероятно, это ваши родственники и вы знаете, где их найти.
  
  — Да, — произнес Мик. — Мартин — мой брат.
  
  — Правда?
  
  — Они с женой Тельмой несколько раз переезжали, а потом обосновались в Эль-Пасо.
  
  — Вы не дадите мне номер их телефона?
  
  — А зачем он вам?
  
  — Вообще-то мне нужна их дочь, Констанс. Похоже, что она попала в неприятную ситуацию, и мы пытаемся найти ее родителей.
  
  — Это будет очень трудно, — сказал Мик.
  
  — Почему?
  
  — Потому что они мертвы.
  
  — Извините, я этого не знал.
  
  Мик усмехнулся:
  
  — Да, и умерли они не своей смертью.
  
  — Что?
  
  — Их убили.
  
  — Как?
  
  — Обоим перерезали горло. А перед этим привязали веревками к стульям в кухне.
  
  — Когда это произошло?
  
  — Пять или шесть лет назад. Как вы понимаете, дату я не обвожу кружочком в календаре.
  
  — А тех, кто это сделал, поймали?
  
  — Нет. А что с Конни?
  
  — Она пропала.
  
  — Неудивительно. Она пропала уже очень давно. Мартин и Тельма не имели от нее никаких известий до самой смерти. Конни ушла из дому в шестнадцать лет. И я не стал бы девочку винить за это. Так вы ее ищете?
  
  — Да.
  
  — Куда же она запропастилась, черт возьми? Наверное, не знает, что ее родители погибли.
  
  — Думаю, не знает, — сказал я.
  
  — Скорее всего это ее не опечалило бы. Мартин, конечно, мой брат, но он был мерзкой, жестокой скотиной. Мы редко общались. А о близости вообще не могло быть и речи. Они с Тельмой явно не имели права претендовать на премию «Родители года». Он злобный хорек, она алкоголичка — та еще парочка. Видимо, то, что они в конце концов получили, было предписано свыше. Мартин ремонтировал автомобили, держал гараж в Эль-Пасо. Денег у них никогда не было. Кому понадобилось убивать этих людей? К тому же в доме ничего не украли.
  
  — Да, неприятная история, — произнес я.
  
  — А Конни все-таки жива? Я думал, что она тоже умерла.
  
  — Почему вы так думали?
  
  — Не знаю. Она была не совсем нормальной, понимаете? Кое-что случилось с ней в детстве. Впрочем, вдаваться в детали нет смысла.
  
  — Из-за девочки, которая попала под машину?
  
  — Так вы об этом знаете? Мартин и прежде был мерзавцем, а после того случая совсем взбесился. Он работал в мастерской, которая принадлежала дяде погибшей девочки. Тот его уволил. И Мартин напустился на Конни, считая ее во всем виноватой. Хотя она была еще ребенком, он не делал никаких поблажек. Нашел работу в другой мастерской, в другом городе, но скоро его и оттуда выгнали. Обнаружилась пропажа инструментов. Мартин был ни при чем, но хозяин его уволил. Вскоре дела пошли еще хуже. Потом он наконец нашел работу, но продолжал давить на Конни, объявляя ее виновницей всех своих несчастий.
  
  — И как она это переносила?
  
  — Я редко ее видел. И она всегда выглядела странно.
  
  — В каком смысле?
  
  — Как будто… отсутствовала, находилась где-то в другом месте.
  
  — То есть?
  
  — Воображала себя в иной обстановке, витала в облаках. Я думаю, это помогало ей выжить.
  
  — Очевидно.
  
  — Так кто вы такой? — спросил он, и я снова назвал ему имя и фамилию. — Если найдете Конни, передайте, чтобы она мне позвонила.
  
  — Хорошо.
  
  — А чем вы занимаетесь? Частный детектив?
  
  — Я газетный репортер.
  
  В кухню вошел отец.
  
  — Уже без двадцати семь. Поехали ужинать? — Он посмотрел на меня. — Что с тобой? Ты выглядишь так, словно увидел привидение.
  
  — Да, что-то в этом роде.
  
  Зазвонил телефон. Я взглянул на дисплей. Это была мама, а возможно, Итан. Он недавно научился нажимать кнопку быстрого набора. Я снял трубку.
  
  — Не могу нигде найти Итана, — проговорила мама дрожащим голосом. — Он пропал.
  Часть пятая
  Глава сорок седьмая
  
  Джан проехала несколько миль, свернула налево и вырулила на шоссе. Она надеялась, что так будет труднее ее найти.
  
  Пока сзади не обозначится черный «ауди», можно немного успокоиться. Правда, если он отыскал ее один раз, найдет и еще. Она выглядела ужасно. Широко раскрытые глаза, спутанные волосы, которые трепал ветер, дующий в открытые окна и треснутое ветровое стекло. Джан крепко сжимала руль, чтобы унять дрожь.
  
  Катастрофа. Дуэйн, конечно, уже покойник. Вряд ли Оскар Файн позволил ему выйти оттуда живым. Интересно, как много он успел рассказать перед смертью? Знает ли Оскар, кто она такая и кем была? Знал ли он это до того, как Дуэйн явился продать фальшивые бриллианты за шесть миллионов долларов?
  
  Одно было ясно: Банура их подставил. Как только они ушли, он сразу позвонил Оскару Файну. Но почему тот поднял тревогу теперь, спустя столько лет? Скорее всего увидел сообщение в новостях о ее исчезновении. И узнал по фотографии. Под ней стояла подпись «Джан Харвуд», и эта женщина не была похожа на ту, которая совершила с ним нечто ужасное на заднем сиденье лимузина. Но наверное, когда тебе отрезают руку, запоминаешь не только цвет волос и глаз.
  
  Джан задумалась, пытаясь найти в своем замысле слабое место. Откуда начать? Во-первых, не надо было связываться с Дуэйном Остерхаусом. Во-вторых, следовало сразу же узнать цену похищенному товару. И в-третьих, сегодня к Бануре нельзя было возвращаться.
  
  Джан взглянула на приборную панель и заметила, что в баке горючее на исходе. Она дождалась следующего съезда, где располагались заправка и киоски с фастфудом. Заправилась на тридцать долларов и поставила машину у «Макдоналдса».
  
  Миновала прилавок, направилась в туалет, где ее вырвало, прежде чем она успела закрыться в кабинке. Уперлась о стенки, чтобы не упасть. Ее знобило. Джан спустила воду в унитазе и постояла немного, промокая лицо туалетной бумагой. Затем вышла, умылась, пытаясь успокоиться. Женщина с девочкой у другой раковины настороженно посмотрели на нее.
  
  На улице Джан прислонилась к стене, не сводя глаз с шоссе, высматривая там черный «ауди». Она простояла так полчаса, не зная, что теперь делать. Выносивший мусор служащий ресторана спросил, не нужна ли ей помощь. Он не собирался помогать ей, просто хотел, чтобы она отсюда ушла.
  
  Джан направилась к пикапу и села за руль. Зазвонил мобильник, она вздрогнула, потому что давно забыла об украденном из сумочки женщины телефоне. С него Дуэйн звонил Бануре. Она раскрыла телефон.
  
  — Алло!
  
  — Так это у тебя мой телефон! — крикнула женщина. — А я его везде обыскалась и…
  
  Джан переломила крышку телефона, словно это был позвоночник какого-то ненавистного ей существа, вышла из машины и выбросила его в мусорный бак. Вернулась, вся дрожа, и принялась вспоминать. Все, с самого начала. С того момента, когда она толкнула дочь Ричлеров под автомобиль.
  
  Не тогда ли все и началось? Если бы она этого не сделала — Бог свидетель, у нее и в мыслях ничего подобного не было, — тогда бы родители не уехали из города, и с работой отца было бы все в порядке, и он не стал бы ее ненавидеть, и она не находилась бы в таком отчаянии, чтобы покинуть дом, не связалась с такими подонками, как Дуэйн Остерхаус…
  
  Нет, она и не помышляла об убийстве дочери Ричлеров. Просто разозлилась на нее. Констанс Таттингер жутко завидовала Джан Ричлер. Завидовала всему, что девочка имеет. Завидовала, как сильно любят ее родители. Они покупали ей куклы Барби, симпатичные туфельки, а на день рождения водили в «Кентукки фрайд чикен». И даже подарили своей девочке бусы в виде маленьких, покрытых глазурью кексов. Это были самые красивые бусы, какие только видела Констанс.
  
  Однажды, когда Джан Ричлер надела их, а потом сняла, потому что зачесалась шея, Констанс Таттингер залезла к ней в карман и стащила. Джан Ричлер расплакалась, уверенная, что их взяла подруга. Через два дня, когда они играли на лужайке, она снова завела разговор о том, что бусы у Конни, и та разозлилась, стала оправдываться и толкнула девочку.
  
  Прямо под колеса машины.
  
  С тех пор женщина, укравшая свидетельство о рождении Джан Ричлер и присвоившая себе ее имя, носила при себе эти бусы. Много раз собиралась их выбросить, но так и не решилась. Не потому, что они ей очень нравились. Нет. Бусы служили напоминанием о совершенном ею ужасном поступке. Они знаменовали не только момент, когда оборвалась жизнь Джан Ричлер, но и свидетельствовали о том, что жизнь Констанс Таттингер изменилась навсегда. Ее забрали из школы. Родители уехали из города. Отец начал нескончаемую травлю.
  
  День, когда она украла бусы, определил все остальное. Она ушла из дому в шестнадцать лет и никогда больше не видела родителей. Не знала, живы ли они. Впрочем, ей это было безразлично.
  
  Однажды Итан увидел бусы в ее шкатулке с украшениями и решил поиграть с ними. Эти маленькие кексы были его любимым лакомством. Но ей пришлось сказать, что мальчики бусы не носят. Тогда он попросил ее надеть бусы, когда они собрались ехать в Чикаго. И она согласилась поносить их всего один день. Ни до, ни после она их никогда не надевала.
  
  Сидя сейчас в пикапе, Джан думала о своей прежней жизни, об Итане, о Дэвиде. Но пора было действовать. У нее были все основания полагать, что Оскар Файн знает, где она жила последние годы как Джан Харвуд. Ему либо рассказал Дуэйн, либо он сам вычислил, изучая сообщения об ее исчезновении. Ясно, что она отправится в Промис-Фоллз — там у нее сын.
  
  Она взглянула на сиденье, где лежала фотография Итана, которую Джан вытащила из сумки час назад. Ее там не было. Джан завела двигатель и двинулась к месту, которое называла своим домом последние пять лет.
  
  Необходимо добраться туда раньше Оскара Файна.
  
  На пути в Промис-Фоллз она не сделала ни одной остановки, даже чтобы заправиться, когда горючего осталось только четверть бака. Где сейчас Итан? Вряд ли дома. Дэвид, даже если его пока не арестовали, наверное, все равно находится в полиции или встречается с адвокатом. А может, колесит по округе, ищет ее. Подумав об этом, Джан чуть не рассмеялась.
  
  Разумеется, она могла явиться в полицию и снять с него все подозрения. Но как им жить дальше? Обо всем забыть и начать сначала? Он, конечно, не очень умен, но вряд ли примирится с этим. Ну и ладно. Она заберет Итана и уедет с ним. Итан ее сын, принадлежит ей. Скорее всего он у бабушки и дедушки.
  
  Она заедет за ним туда.
  Глава сорок восьмая
  
  В конце дня Барри Дакуэрт наконец добрался до окрестностей Промис-Фоллза.
  
  Он побывал на заправке «Эксон», где заполнялся горючим бак «эксплорера», принадлежавший Лайалу Ковальски. В том, что в салоне сидела его жена Лианн, детектив не сомневался. В найденном чеке было указано, что заправка производилась за наличные. И тут все сходилось. Ведь Лайал Ковальски сказал тогда, что их кредитные карточки заблокированы.
  
  Дакуэрт показал персоналу заправки фотографию Лианн, но ее никто не узнал. «Эксплорер» тоже не помнили. Впрочем, это детектива не удивило. Сюда приезжали заправляться сотни автомобилей, разве все запомнишь? А камеры наблюдения у них сейчас были неисправны. Он показал им также фотографии Джан и Дэвида Харвуд. Тоже без результата.
  
  По дороге домой у него было время подумать. Дело в том, что он сочувствовал Дэвиду Харвуду почти с самого начала. Ведь всегда в подобных делах первый подозреваемый — муж. И ничего в его рассказах не сходилось. Депрессию жены никто, кроме него, не замечал. Потом эта история с билетами и рассказ Теда, владельца магазина в Лейк-Джордже. И мотив — страховой полис на триста тысяч долларов. Ну не мог настоящий преступник так подставиться. Ничего не предусмотреть.
  
  Все выглядело так, будто Харвуд вывез жену в Лейк-Джордж и убил. Ведь ее с тех пор никто не видел, не считая пятилетнего сына, свидетельство которого нельзя считать достоверным. Но Дакуэрта одолевали сомнения. Особенно после того как обнаружили захоронение Лианн Ковальски. Детектив внимательно наблюдал за Дэвидом Харвудом, когда они находились там.
  
  Подозреваемый удивился, по-настоящему. Дакуэрт такого не ожидал. Если бы Дэвид Харвуд убил эту женщину и зарыл здесь, то мог, конечно, изобразить шок. Сделать вид, будто потрясен. Даже заплакать. Но такое поведение опытный детектив сразу раскусил бы. Однако Харвуд не играл. Он стоял, широко раскрыв глаза. Было ясно, что он готов увидеть тут кого угодно, только не Лианн Ковальски. Значит, он ее не убивал. Дакуэрт был в этом теперь уверен. И скорее всего свою жену Харвуд не убивал тоже. Иначе он не выглядел бы таким потрясенным. Потому что знал бы, что свою супругу в захоронении не увидит.
  
  Затем эти проблемы с «Эксплорером». Теоретически у Харвуда было время убить Лианн Ковальски в промежутке между поездкой с женой в Лейк-Джордж и в парк «Пять вершин». Но как объяснить, что «Эксплорер» оказался в Олбани, а затем у подножия холма? Времени у Харвуда не было. Да и как он мог сделать это один? Тут нужны двое: один — чтобы вести «Эксплорер», а другой — машину, на которой нужно вернуться в Промис-Фоллз.
  
  Детектив задумался. Похоже, все же что-то было рациональное в заявлениях репортера по поводу фальшивого имени его жены. Надо бы встретиться с людьми в Рочестере, о которых упоминал Харвуд. Послушать, что они скажут. Теперь он понимал, что Натали Бондуран не мутит воду, а говорит дело.
  
  Зазвонил мобильник.
  
  — Барри, это Глен.
  
  Глен Догерти, шеф полиции Промис-Фоллза.
  
  — Слушаю, шеф.
  
  — Из лаборатории пришли результаты анализов по делу об исчезновении Джан Харвуд, которое ты ведешь. Волосы и кровь, обнаруженные в багажнике машины ее мужа, принадлежат ей.
  
  — Я слышал.
  
  — Значит, надо двигаться вперед, — сказал шеф. — Видимо, он перевозил труп в багажнике.
  
  — Возможно, — произнес Дакуэрт.
  
  — Что?
  
  — Честно говоря, мне все это не очень нравится.
  
  — Необходимо вызвать этого сукина сына и прижать как следует. Уверен, он расколется.
  
  — Я могу его вызвать, однако…
  
  — Послушай, Барри, я не собираюсь тебя учить, как нужно работать, но на меня давят. Эти идиоты из парка развлечений, из туристических агентств, из офиса мэра… Этот проныра Ривз суетится. Боже, как я ненавижу этого типа! Пойми, парк «Пять вершин» делает много не только для себя, но и для города. А если посетители перестанут туда ходить, думая, что там похищают людей? Ты меня слышишь?
  
  — Да.
  
  — На твоем месте я бы вызвал его.
  
  — Он нанял Натали Бондуран.
  
  — Ну так пусть она приезжает тоже. Может, уговорит своего клиента не упираться, когда узнает, что? мы на него накопали.
  
  — Я понял, — сказал Дакуэрт. Он хотел добавить что-то, но шеф повесил трубку.
  
  А Дакуэрту эта версия теперь нравилась все меньше и меньше.
  Глава сорок девятая
  
  Мы с отцом быстро добрались до дома. Мама выбежала нам навстречу.
  
  — Его до сих пор нигде нет…
  
  — Начни сначала, — попросил отец.
  
  Она перевела дух.
  
  — Итан играл на заднем дворе в крокет, гонял шары. А я находилась на кухне, постоянно выглядывала в окно, прислушивалась. Затем вдруг осознала, что стук шаров прекратился. Побежала к нему, а его нигде нет.
  
  — Папа, звони в полицию, — сказал я.
  
  Он кивнул и направился в дом.
  
  Мама прильнула ко мне.
  
  — Извини, Дэвид. Я так…
  
  Я попытался ее утешить:
  
  — Мама, да что ты, все в порядке.
  
  — Клянусь, я за ним следила! Упустила из виду всего на несколько минут и…
  
  — Ты спрашивала у соседей?
  
  — Нет. Только здесь посмотрела, везде. Думала, может, он спрятался в доме, под кроватью, решил меня разыграть. Но там его нет.
  
  Я прижал маму к себе.
  
  — Ты обойди соседей, а я еще раз проверю в доме.
  
  Мама ушла, а я вбежал по ступенькам веранды.
  
  — Его зовут Итан Харвуд, — произнес отец по телефону. — Ему четыре года.
  
  Я посмотрел за печью отопления и в кладовой под лестницей. Четырехлетний мальчик мог спрятаться где угодно. Я вспомнил, что, когда был примерно в возрасте Итана, залезал в большой чемодан и лежал там. Однажды чемодан защелкнулся. Хорошо, что мама услышала мои крики, а то бы я задохнулся. Разумеется, я посмотрел во всех чемоданах, их много накопилось у родителей за все годы. Не найдя там сына, я двинулся на кухню, где встретился с отцом.
  
  — В полиции сказали, что вскоре начнут патрулировать улицы на автомобиле, — сообщил он.
  
  — Когда?
  
  Отец пожал плечами.
  
  — Спросили, давно ли он пропал, и, узнав, что прошел всего час, кажется, успокоились.
  
  Я схватил трубку и набрал девять-один-один. Ответил диспетчер, только что говоривший с моим отцом.
  
  — Нужно, чтобы вы занялись поисками немедленно! — крикнул я и повернулся к отцу: — Помоги маме опрашивать соседей!
  
  Я взбежал наверх, посмотрел во встроенном шкафу, под кроватями. На чердаке искать было бесполезно. Туда Итан попасть никак не мог. Я вышел во двор. У нашего дома собрались соседи, они стояли и переговаривались. Я обратился к ним:
  
  — Некоторые из вас, наверное, видели, как мой сын Итан играл во дворе. Час назад он пропал, мы нигде не можем его найти. Прошу вас, посмотрите на своих участках, во дворах, в гаражах. Может, он случайно забрел туда. И если у кого-нибудь есть бассейн, то прежде всего посмотрите там.
  
  У мамы был вид, будто она сейчас упадет в обморок. Соседи начали расходиться. Остался один парень лет двадцати, высокий, рыхлый, небритый оболтус в бейсболке с изображением трактора.
  
  — Что, Харвуд, — неожиданно выкрикнул он, — избавился от жены, так тебе показалось этого мало, решил избавиться и от сына?
  
  — Ах ты, сволочь! — Я подбежал и двумя боковыми ударами сбил его с ног.
  
  — Дэвид, ты что? — крикнул отец и схватил меня за плечи.
  
  Сосед в бейсболке с трудом сел и выплюнул изо рта кровь. Над ним наклонился мой отец:
  
  — Слушай, ты, сукин сын, отправляйся домой, если не хочешь получить еще. Если я тобой займусь, мало не покажется.
  
  Мы оставили придурка сидеть на траве и вышли на улицу. Налево, в квартале отсюда, находился продовольственный магазин. Может, Итан отправился туда за своими любимыми кексами? Я тронул отца за плечо.
  
  — Подожди, я сбегаю кое-куда.
  
  Через минуту я был уже в магазине. Влетел так стремительно, что парень за прилавком, наверное, принял меня за грабителя. Переводя дух, я спросил, не заходил ли сюда недавно маленький мальчик купить упаковку кексов. Продавец удивился.
  
  — Тут была дама, купила кексы, но без ребенка.
  
  Я побежал назад. Родители стояли около дома.
  
  — Куда Итан мог пойти? — спросил отец.
  
  — Вряд ли он решил отправиться домой, — предположила мама.
  
  Я посмотрел на нее.
  
  — Черт возьми! А ведь он мог. Он постоянно просился домой. Решил пойти пешком?
  
  Сыну было только четыре, но он уже прекрасно ориентировался в нашем городе и часто поправлял меня с заднего сиденья, когда я ехал к дому родителей другой дорогой. У меня потемнело в глазах, когда я представил, что он идет один, самостоятельно переходит улицы и…
  
  Я взглянул на отца:
  
  — Поехали?
  
  — Но мы не видели его по дороге сюда, — заметил он.
  
  — Потому что не смотрели. Торопились, могли не заметить.
  
  Я достал ключи и направился к отцовскому автомобилю, но неожиданно путь мне преградила полицейская машина, за рулем которой сидел детектив Дакуэрт.
  
  — Вы здесь в связи с моим сыном? — воскликнул я.
  
  — А с ним что-нибудь случилось?
  
  Мое сердце упало. Значит, помощи полиции не дождешься.
  
  — Он пропал.
  
  — Когда?
  
  — Около часа назад.
  
  — Вы звонили в полицию?
  
  — Отец звонил. Пожалуйста, уберите автомобиль с дороги. Я хочу съездить к себе домой. Может, сын там.
  
  — Нам нужно поговорить, — сказал Дакуэрт.
  
  — А в чем дело?
  
  — Мне требуется вас допросить в управлении. — Он помолчал. — Можете пригласить своего адвоката.
  
  — Вы что, не слышали? Мой сын пропал. Я должен искать его.
  
  — Нет, — возразил Дакуэрт. — Вы никуда не поедете.
  Глава пятидесятая
  
  Мне хотелось закричать во все горло, но я сознавал, что делать этого нельзя. Если я стану возмущаться, то Барри Дакуэрт наденет на меня наручники.
  
  — Детектив Дакуэрт, понимаете, Итан мог уйти один, попытаться добраться до нашего дома, а ведь он маленький. Ему всего четыре года.
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  — Вы уже искали в доме и на участке?
  
  — Да. И даже попросили соседей посмотреть у себя. Но мне нужно проверить свой дом.
  
  — Это сделают полицейские. Они скоро прибудут. Опросят всех, поездят по улицам. У них есть опыт в подобных делах.
  
  — Не сомневаюсь, но позвольте мне тоже искать своего сына. Уберите, пожалуйста, автомобиль с дороги.
  
  Дакуэрт напрягся.
  
  — Я должен доставить вас в полицию, мистер Харвуд.
  
  — Вы выбрали неудачное время, — усмехнулся я.
  
  — У меня приказ.
  
  — Я арестован?
  
  — Я обязан доставить вас в полицию и допросить. Предлагаю вам связаться с Натали Бондуран. Она встретит нас в управлении.
  
  — Я не поеду.
  
  Вмешался мой отец:
  
  — Зачем вы так? Что он сделал? Почему вы не позволяете ему искать Итана?
  
  — Извините, сэр, но вас это не касается, — ответил Дакуэрт.
  
  — Не касается? — крикнул отец. — Речь идет о моем внуке! Он пропал!
  
  — Сэр, сейчас сюда прибудут полицейские и проведут квалифицированный поиск.
  
  Отец вскинул руки.
  
  — Где они, ваши полицейские? И сколько, как вы думаете, их нам ждать? А тут дорога каждая секунда. Неужели вы не можете отложить разговор?
  
  Дакуэрт обратился ко мне:
  
  — Мистер Харвуд, возник новый поворот в деле об исчезновении вашей жены, и мы должны это обсудить.
  
  — Какой поворот?
  
  — Поговорим в управлении.
  
  Я понимал, что если сейчас уеду с ним, то оттуда уже не выйду. И тут мне помог, как ни странно, тот самый идиот в бейсболке с изображением трактора.
  
  — Эй! — крикнул он через улицу.
  
  Мы оглянулись. На его подбородке запеклась кровь.
  
  — Вы коп? — спросил он у Дакуэрта.
  
  — Да.
  
  — Этот мерзавец, — он показал пальцем в мою сторону, — только что напал на меня.
  
  Детектив повернулся ко мне.
  
  — Это правда, — кивнул я. — Когда тут собрались соседи, тот человек… обвинил меня в убийстве жены и сына. Я не сдержался.
  
  — Скоро сюда прибудут полицейские, им и пожалуетесь, — сказал он парню.
  
  — Нет! — воскликнул тот, направляясь к нам через улицу. — Вы должны надеть на него наручники прямо сейчас. У меня есть свидетели.
  
  Не обращая внимания на Дакуэрта, он бросился на меня. От него разило спиртным.
  
  Дакуэрт схватил его за руку и проговорил с нажимом:
  
  — Сэр, стойте здесь и ждите прибытия полицейских, они вас выслушают.
  
  — Я видел этого типа в новостях, — не унимался сосед в бейсболке. — Он убил свою жену. Почему он не в тюрьме? Плохо вы выполняете свою работу, вот что я вам скажу, позволяете разгуливать по улицам преступникам, а они нападают на людей.
  
  — Назовите свое имя, — потребовал детектив.
  
  — Аксел Смайт.
  
  — Сколько вы выпили сегодня, мистер Смайт?
  
  — Что? — встрепенулся тот, словно его оскорбили.
  
  — Сколько вы сегодня выпили спиртного?
  
  — Не очень много. А почему вы спрашиваете? Разве это имеет значение? Если даже я немного выпил, полиция все равно обязана меня защищать.
  
  — Мистер Смайт, я повторяю: стойте здесь и ждите полицейских.
  
  — Арестуйте его немедленно! — крикнул Смайт. — Он напал на меня. — Он тронул свой подбородок. — Вы, наверное, думаете, это сок? Нет, преступник ударил меня прямо в лицо.
  
  Дакуэрт отстегнул наручники, прикрепленные к поясу. Аксел Смайт засмеялся:
  
  — Правильно! Задержите негодяя!
  
  Дакуэрт весьма ловко и быстро, чего при его комплекции ожидать было никак нельзя, схватил Смайта и прижал к капоту своего автомобиля. Затем завернул ему левую руку, пристегнул наручник к запястью. Через секунду он сделал то же самое с правой.
  
  Я не стал дожидаться окончания процедуры и побежал к отцовской машине. Завел двигатель и, выехав на траву, обогнул автомобиль Дакуэрта.
  
  — Мистер Харвуд! — крикнул детектив, прижимая вопящего Аксела Смайта к капоту. — Остановитесь!
  
  Но не для того я сел в машину, чтобы останавливаться.
  
  Если вы сбежали от полиции, то логично было бы предположить, что вы будете ехать как можно быстрее. Но я, свернув за угол, постоянно притормаживал, высматривая Итана по обе стороны улицы и бормоча под нос:
  
  — Ну где же ты, сынок? Куда запропастился?
  
  Я уже подъезжал к своему дому, когда зазвонил мобильник.
  
  — Дэвид, это Саманта.
  
  — Привет!
  
  — Ты где?
  
  — Я сейчас занят.
  
  — Срочно приезжай в редакцию!
  
  — Не могу.
  
  Я вышел из машины. Итан мог попасть в дом, взяв ключ у моих родителей. Он висел в холле на гвоздике.
  
  — Это очень важно, — добавила Саманта Генри.
  
  Я заглянул на задний двор и крикнул:
  
  — Итан!
  
  — Чего ты кричишь? — возмутилась Саманта. — Я чуть не оглохла.
  
  Я вошел в дом через заднюю дверь и, понимая, что сына там нет, все равно окликнул его. Естественно, никто не отозвался.
  
  — Дэвид? — нетерпеливо проговорила Саманта. — Ты меня слушаешь?
  
  — Да.
  
  — Немедленно приезжай в редакцию.
  
  — Сейчас не время, Саманта. А что случилось?
  
  — Здесь Элмонт Себастьян. Он хочет поговорить с тобой.
  
  Меня прошиб холодный пот. Как я забыл о намеках и угрозах? Историю, как он укротил заключенного, члена «Арийского братства», пригрозив расправиться с его шестилетним сыном?
  Глава пятьдесят первая
  
  Когда я заехал на автостоянку газеты «Стандард», уже начало темнеть. В дальнем конце, недалеко от входа в производственные помещения, стоял лимузин Элмонта Себастьяна. Я поставил машину рядом и вышел. Тут же появился Уэлленд и кивнул на заднее сиденье.
  
  — Нет уж, спасибо, — сказал я.
  
  Но он уже открыл дверцу. Рядом с Себастьяном сидела Саманта Генри, вся в слезах. Увидев меня, она прошептала:
  
  — Прости.
  
  — За что?
  
  — Я это сделала ради ребенка.
  
  — Ничего не понимаю.
  
  — Помнишь, я говорила тебе, как мне трудно — растить ребенка, оплачивать счета? Я знаю, Дэвид, это плохо, но что мне оставалось делать? Идти на улицу? Газета еле сводит концы с концами, того и гляди уволят. Это вопрос времени, когда все мы лишимся работы. И тут мистер Элмонт предложил мне место в своей фирме.
  
  — Какое?
  
  — Пресс-секретаря.
  
  — Значит, ты прочитала анонимное электронное письмо, пока я ходил пить кофе? И сообщила Себастьяну?
  
  — Прости. — Она опустила голову. — Я сказала ему, что ты наводишь справки о какой-то Констанс Таттингер. Наверное, это женщина, которая прислал тебе список. Он хочет поговорить с тобой. — Саманта вылезла из лимузина, прошла к своей машине и уехала со стоянки.
  
  Мое лицо горело.
  
  — Садитесь. — Себастьян похлопал по кожаному сиденью. — Помогите мне, и я найду работу и для вас тоже. Не обязательно в пресс-службе. Я обещал это место мисс Генри, а я человек слова. Но вы способный, всегда можно найти вам применение.
  
  — Мой сын у вас? — произнес я.
  
  Себастьян вопросительно вскинул брови.
  
  — То есть?
  
  — Если он у вас, скажите. Назовите свои условия. Теперь у вас все козыри.
  
  — Кто такая Констанс Таттингер? — спросил он. — Вы просили мисс Генри навести о ней справки. У нас такая не работает. Это она прислала вам список?
  
  — Как недавно выяснилось, Констанс Таттингер — моя жена.
  
  Себастьян прищурился.
  
  — Не понимаю. Зачем вашей жене список фамилий?
  
  — У нее не было и нет списка. Саманта перепутала.
  
  Себастьян со вздохом откинулся на спинку сиденья.
  
  — Должен признаться, я немного сбит с толку. Мне казалось, вашу жену зовут Джан.
  
  — Да, она называла себя Джан Ричлер, но ее настоящие имя и фамилия — Констанс Таттингер. Я просил Саманту разузнать о ней — думал, это поможет мне ее найти. Теперь нет никаких сомнений: она прислала мне электронное письмо, чтобы заставить поехать в Лейк-Джордж.
  
  Элмонт Себастьян удивленно посмотрел на меня.
  
  — Зачем?
  
  — Чтобы меня подставить. Но в данный момент это к делу не относится. Она понятия не имеет о вашей фирме и подкупе членов городского совета. Лучше скажите, что с моим сыном.
  
  — Я ничего не знаю о вашем сыне.
  
  — Вы не похищали моего Итана?
  
  Себастьян покачал головой.
  
  — Да что вы, Дэвид?
  
  — Ну тогда будем считать разговор законченным.
  
  — Нет, — произнес Себастьян твердым тоном, — разговор мы закончим, когда вы передадите мне документ, на который не имеете никакого права.
  
  Речь шла о списке, лежавшем у меня в кармане. О котором я по глупости рассказал Саманте.
  
  — Думаю, вы ошибаетесь, — произнес я.
  
  Да, можно было отдать ему список, и дело с концом. Хлопот у меня было предостаточно. Я мог протянуть его Себастьяну и уйти, но меня удерживало какое-то странное упорство. Не хотелось упускать шанс. А вдруг мне удастся выбраться из этой передряги и вернуться к репортерской работе — не в «Стандард», так где-нибудь еще? И тогда можно будет заняться вплотную Элмонтом Себастьяном. Открыть по нему огонь, свалить. Если же я сейчас отдам ему список, подобного не произойдет.
  
  — Ну что ж, — проговорил Элмонт Себастьян с притворной грустью, — придется поработать Уэлленду.
  
  Я метнулся вперед, и громила-шофер не успел схватить меня за руку. На бегу я полез в карман за ключами, наивно полагая, что успею сесть за руль и завести машину. Но Уэлленд был совсем рядом, пришлось припустить со всех ног ко входу в типографию. Шофер Себастьяна пыхтел сзади, как разъяренный бык. Да, он превосходил меня весом и мускулами, но в скорости проигрывал.
  
  Я вбежал в помещение, но времени захлопнуть дверь не было. Меня оглушил шум печатной машины. Сейчас работала только одна из трех. Две другие запустят через два часа, когда отдел новостей закончит подготовку первого выпуска. Я быстро поднялся на эстакаду. Печатники кричали, чтобы я ушел, но мне было не до них. Эстакада тянулась на двадцать метров. Странно, но Уэлленд пока не появился.
  
  Раздумывать было некогда, и я решил двигаться вперед. Слева от меня с огромной скоростью проносилась бесконечная полоса готовых газет. Через равные промежутки стояли стапельные столы с перекрестной укладкой, поворачивающие стопу на девяносто градусов относительно вертикальной оси.
  
  Неожиданно впереди показался Уэлленд. Чертыхнувшись, я повернул назад, но там на эстакаду взбирался Элмонт Себастьян. Он был далеко не молод, но поднимался очень резво. Шеф тюремной империи успел выпачкать типографской краской руки и костюм.
  
  Мериться силами с Уэллендом — дохлый номер. Значит, придется прорываться через Себастьяна. Не замедляя бега, я врезался в него. Он успел схватить меня за горло, и мы оба упали.
  
  — Сукин сын, отдавай список, — прошипел Себастьян, когда мы покатились по эстакаде.
  
  Я изловчился и саданул его коленом в пах. Удар, видимо, оказался успешным, потому что он отпустил меня, что позволило мне подняться. Но Себастьян вскочил следом и прыгнул мне на спину. Я начал боком валиться на эстакаду и ударился об ограждение. Его отбросило к машине. Он вытянул руки, пытаясь за что-то ухватиться.
  
  И ухватился.
  
  Это случилось настолько быстро, что если бы снять эпизод на видео, то просматривать его пришлось бы на медленной скорости, иначе ничего не разберешь.
  
  Дело в том, что правой рукой Себастьян попытался ухватиться за вращающийся с огромной скоростью маховик печатной машины, и ему моментально оторвало руку. Элмонт Себастьян вскрикнул и повалился на помост. Пару раз попробовал левой рукой нащупать правую и затих. Его глаза были широко раскрыты и не мигали. Подошел Уэлленд.
  
  — Нужно вызвать «скорую», — сказал я.
  
  Уэлленд схватил меня за руку. Но не так, как прежде, без угрозы. Просто чтобы удержать.
  
  — Не надо.
  
  — Ведь он так долго не протянет! — крикнул я.
  
  — Ну и черт с ним, — спокойно произнес Уэлленд. — Этот подонок наконец перестанет шантажировать меня, угрожать, что расправится с сыном.
  
  Я смотрел на него во все глаза.
  
  — Не беспокойся, твоего сына мы не трогали, — добавил он.
  Глава пятьдесят вторая
  
  Кто-то догадался остановить печатную машину. Шум стих. Сработала аварийная сигнализация, и к эстакаде со всех сторон сходились печатники.
  
  — Я отсюда сваливаю, — буркнул Уэлленд и начал спускаться с эстакады.
  
  — Куда? — спросил я.
  
  — Есть куда. А ты выдумай что-нибудь: как здесь оказался этот тип и так далее. Видишь камеры наблюдения? Так что ты чист. А если меня кто вздумает искать, я уже буду далеко.
  
  Уэлленд не стал больше терять время на разговоры и соскользнул по трапу вниз. Рабочие расступились, и он исчез. Ко мне поднялся печатник.
  
  — Что случилось? — Увидев Себастьяна, он отвернулся. — О Боже.
  
  — Вызывайте «скорую», — сказал я. — Не думаю, что она поможет, но…
  
  — Я видел, как ребятам отрывало здесь пальцы, но чтобы такое…
  
  Мне тоже пора было уходить. Я быстро спустился с эстакады, направился к двери и остановился, увидев Мэдлин Плимптон.
  
  — Рассказывай, что случилось! — крикнула она печатнику.
  
  — Спросите его. — Он кивнул на меня.
  
  Мэдлин повернулась ко мне:
  
  — Как ты здесь оказался? У тебя же отпуск.
  
  — Долго рассказывать. — Я показал на эстакаду: — Вон там лежит Элмонт Себастьян. Может, он уже умер, а если нет, то обязательно отдаст концы до прибытия «скорой». Надеюсь, тебе удастся удержать газету на плаву и без продажи ему земли.
  
  — Но что…
  
  — Посмотришь записи камер наблюдения и все поймешь. Прости меня. Это Саманта Генри читала мою электронную почту. Она продала тебя, меня и всех нас Себастьяну.
  
  — Дэвид…
  
  Я покачал головой.
  
  — Извини, мне нужно идти. В довершение ко всему пропал еще и Итан.
  
  Я выбежал на стоянку, где о присутствии лимузина Себастьяна уже ничего не напоминало, сел за руль, завел двигатель и замер, не зная, куда ехать. Начал проходить шок, вызванный событиями в типографии.
  
  Звонок Саманты Генри заставил меня прекратить поиски Итана в доме. Я ведь не прошел дальше холла. Но как он мог там быть? Дом заперт, а у него нет ключа. Если только сын не взял ключ у дедушки с бабушкой. К тому же я не помнил, запер ли дом после звонка Саманты. Так что, вероятно, Итан и без ключа мог там сейчас оказаться.
  
  Но сначала надо позвонить родителям, ведь я уехал оттуда в спешке. На дисплее телефона было сообщение о пропущенном звонке, который не был слышен из-за шума печатной машины. Я включил автоответчик:
  
  «Мистер Харвуд, говорит детектив Дакуэрт. Послушайте, это не шутки. Вы должны явиться в полицию сами. Я позвонил вашему адвокату и попросил привести вас. Все не так безнадежно, как вы думаете, мистер Харвуд. В деле появились свидетельства, указывающие на вашу невиновность. Нам нужно все это обсудить и…»
  
  Дослушать сообщение мне не удалось, зазвонил телефон.
  
  — Вы немедленно должны явиться в полицию, — сказала Натали Бондуран.
  
  — Сейчас не могу, — произнес я, — мне нужно искать сына. Поговорим позже.
  
  — Послушайте, но вы сами осложняете ситуацию…
  
  Я отключился и сразу нажал кнопку быстрого набора родителям.
  
  — Как у вас? — спросил я.
  
  — Никак, — прошептала мама и всхлипнула. — Где ты? Детектив вернулся. Видимо, ездил к твоему дому, а теперь ждет тут. Наверное, арестует тебя, когда появишься.
  
  — Я продолжаю искать Итана. Если что-нибудь узнаешь, сразу звони.
  
  — Хорошо. — Мама снова всхлипнула.
  
  Я сунул телефон в карман и двинулся к дому.
  
  Здесь меня вполне могли караулить полицейские. Поэтому я поставил машину за углом и дальше пошел пешком. К счастью, у дома никого не было.
  
  Я вошел через заднюю дверь, которая, как и ожидалось, была не заперта. Свет включать не стал, направился на кухню. Постоял, чтобы глаза привыкли к мраку. Вообще-то я мог в своем доме пройти куда угодно даже с завязанными глазами, но ведь тут сейчас было столько оторванных половиц. Я похолодел. А если Итан пришел сюда, споткнулся, упал и лежит, не может встать?
  
  — Итан! Это папа. Ты здесь?
  
  Тишина.
  
  — Итан!
  
  Я расстроенно вздохнул. В комнате сына наверху вдруг скрипнула половица. Или мне показалось? Я медленно поднялся по лестнице, время от времени окликая сына. Хотя в темноте он не стал бы ходить по дому. Он ее боялся, как и все маленькие дети.
  
  Дверь в комнату сына была полуоткрыта. Я распахнул ее. Около кровати кто-то стоял, но явно взрослый, судя по силуэту. Я нащупал на стене выключатель и щелкнул. Там стояла Джан, наставив пистолет мне прямо в сердце.
  
  — Где Итан? Я пришла за сыном.
  Глава пятьдесят третья
  
  Платяной шкаф был открыт, вся одежда лежала на кровати рядом с матерчатой сумкой, которые мы держали в шкафу для поездок. На Джан лица не было. Волосы спутаны, глаза покраснели. Я не видел ее всего двое суток, но за это время она похудела килограммов на пять и постарела лет на десять. Пистолет в ее руке дрожал.
  
  — Положи его, Джан, — сказал я. — Хотя правильнее было бы называть тебя Конни.
  
  Она прищурилась, но пистолет не убрала.
  
  — Или я ошибаюсь и Констанс тоже не твое настоящее имя?
  
  — Нет, — прошептала она, — настоящее.
  
  — Теперь понятно, почему ты не знакомила меня со своими родителями. Их уже нет.
  
  — Как? — Ее глаза расширились.
  
  — Разве ты не знаешь? Мартина и Тельму убили несколько лет назад. Обоим перерезали горло.
  
  Похоже, новость не произвела на нее сильного впечатления.
  
  — Где Итан? — спросила она.
  
  — Не знаю.
  
  — Он у твоих родителей?
  
  — Нет.
  
  Я сделал шаг к ней.
  
  — Положи пистолет, Джан.
  
  Она покачала головой и проговорила словно во сне:
  
  — Где же он? Я пришла за ним, чтобы увезти отсюда.
  
  — Думаешь, я бы тебе это позволил? Дай мне пистолет. — Я сделал еще шаг.
  
  — Его надо найти, — растерянно произнесла Джан.
  
  — Разумеется, но ты не можешь искать сына с оружием в руке.
  
  — Мне он нужен. Я имею в виду пистолет.
  
  — Зачем? Я не собираюсь на тебя нападать.
  
  — И зря. — Мне показалось, что она попыталась улыбнуться. — У тебя много причин расправиться со мной. Но пистолет мне нужен для другого.
  
  — Зачем же?
  
  — Значит, мои родители погибли, — сказала она, не отвечая на вопрос. — Наверное, он допытывался у них, как меня найти. Считал, что они знают. А потом, когда ничего не добился, убил.
  
  — О ком ты говоришь? Кто тебе угрожает?
  
  — Я совершила такое… — пробормотала Джан. — Такое…
  
  — Что ты совершила? О чем вообще речь?
  
  — Но все напрасно, — продолжила она. — Бриллианты оказались ненастоящие.
  
  — Какие бриллианты?
  
  — Они ничего не стоят, понимаешь? Просто дерьмо. — Джан горько рассмеялась. — Судьба сыграла со мной злую шутку.
  
  Я схватил ее за запястье. Надеялся выбить пистолет из руки, но Джан крепко держала его. Она начала вырываться, я не отпускал. Тогда она ударила меня левой рукой по лицу и впилась ногтями в щеку. Я терпел, ухватив ее запястье обеими руками, заставляя бросить оружие. Затем развернулся и отбросил ее к стене. В этот момент Джан нажала на курок.
  
  Раздался оглушительный выстрел, пуля ушла в пол. Я прыгнул к Джан, снова схватил за запястье и ударил им о стену. Один раз, второй, третий. Пистолет выпал из ее руки и отлетел в сторону. Я отпустил Джан, нагнулся за пистолетом, и она, пронзительно вскрикнув: «Нет!» — прыгнула мне на спину. Пришлось прижать ее к металлическому остову кровати Итана. Перекладина впилась ей в спину, и она вскрикнула от боли. Я успел схватить пистолет, повернулся и наставил на Джан.
  
  — Вот это правильно, Дэвид, — проговорила она, едва переводя дух. — Застрели меня к чертовой матери, сделай одолжение.
  
  — Кто ты? — крикнул я, сжимая рукоятку пистолета обеими руками. — Кто ты такая, отвечай!
  
  Она поднялась с пола, села на кровать и обхватила голову руками. По ее щекам текли слезы.
  
  — Я Конни Таттингер. Но… и Джан Харвуд. Но кто бы я ни была, я мать Итана. Этого у меня никто не отнимет. — Она помолчала. — И до сих пор считаюсь твоей женой.
  
  — Неужели? — Я усмехнулся. — И чем же был для тебя наш брак? Шуткой?
  
  Она покачала головой:
  
  — Нет. Мне просто нужно было где-то спрятаться, переждать.
  
  — От кого спрятаться? Что переждать?
  
  — Мы похитили партию бриллиантов.
  
  — Кто «мы»?
  
  Она отмахнулась.
  
  — Это произошло шесть лет назад. А потом мой напарник устроил в баре дебош и сел в тюрьму. Бриллианты мы спрятали в надежном месте, но надо было дождаться, когда он освободится. А тот, у кого мы их отобрали… Он нас искал.
  
  — Но если бриллианты ничего не стоили, зачем он хотел их вернуть? — удивился я.
  
  — Ему нужны были не бриллианты, а я. Потому что… — Она замолчала.
  
  Я ждал.
  
  — Потому что я отрезала ему руку, — наконец сказала Джан. — К ней… был прикован наручником дипломат с бриллиантами. Иначе было нельзя. — Она шмыгнула носом. — Этот человек выжил.
  
  Я был настолько потрясен услышанным, что опустил пистолет. Положил его на пол рядом, чтобы иметь возможность быстро схватить.
  
  — Вот ты, оказывается, какая.
  
  Она кивнула:
  
  — Да, такая. А ты не знал.
  
  — Где все произошло? — спросил я.
  
  — В Бостоне.
  
  — Значит, после этого тебе пришлось прятаться. Ты приехала в Промис-Фоллз и вышла за меня замуж. Зачем?
  
  Она молчала.
  
  — Маскировка? — уточнил я. — Ты решила, что так легче раствориться в толпе? Кто догадается, что симпатичная замужняя женщина — похитительница бриллиантов? И для полноты картины решила завести ребенка? Итан тебе понадобился для прикрытия?
  
  — Нет, — прошептала Джан.
  
  Я покачал головой.
  
  — Давай все же разберемся. Ты дожидалась, когда напарник выйдет из тюрьмы, чтобы продать бриллианты?
  
  — Да, — ответила она. — Я рассчитывала получить за них много денег.
  
  — Чтобы уехать и жить счастливо?
  
  Она закрыла глаза.
  
  — Я и так жила счастливо, но не знала об этом. Боже, какая идиотка! — Джан вытерла слезы. — Но бриллианты оказались поддельные. А человек, которому я отрезала руку — его зовут Оскар Файн, — всех предупредил. Когда мы с Дуэйном пришли в дом к скупщику…
  
  — Какой Дуэйн?
  
  — Мой напарник, с которым мы добыли бриллианты, — пояснила она. — Так вот, скупщик сразу позвонил Файну. И он нас там ждал. Убил Дуэйна, а меня не удалось. Я успела уехать.
  
  Я прислонился к шкафу Итана.
  
  — А что тут с полами? — спросила Джан. — Почему доски оторваны?
  
  — Я нашел свидетельство о рождении Джан Ричлер, за плинтусом во встроенном шкафу. Случайно.
  
  — Но ведь я забрала его с собой.
  
  — Это было давно, и я вернул его назад. А после твоего исчезновения стал искать — может, ты тут спрятала что-нибудь еще. Обнаружил другое свидетельство, настоящее. Почему ты не забрала его?
  
  — Не знаю, наверное, торопилась. — Джан посмотрела на меня. — Значит… ты знал о Ричлерах?
  
  — Да, после твоего исчезновения я познакомился с ними. Узнал об их дочери.
  
  Джан отвернулась.
  
  — Как тебе удалось получить копию? — спросил я. — Ведь это не так просто.
  
  — А это не копия, — отозвалась она. — Подлинник. Для получения копии у меня не было достаточных оснований. Но я проследила за Ричлерами несколько дней, выяснила, когда они ездят за покупками, залезла в их отсутствие в дом. Нашла свидетельство, это было легко, ведь обычно люди держат документы в одном месте, в кухонном шкафу или в спальне. Часа мне хватило. А со свидетельством не трудно было получить все остальное — водительские права, карту социального страхования.
  
  — А ты подумала об этих людях? — спросил я. — Разве не достаточно того, что случилось, когда ты была маленькой?
  
  Джан кивнула:
  
  — Да, я дерьмо. Самое настоящее. Порчу жизнь любому, с кем сталкиваюсь. Джан Ричлер, ее родители, мои родители, Дуэйн…
  
  — А также я и наш сын.
  
  Джан отвела взгляд.
  
  — Ловко ты разыграла депрессию, — усмехнулся я.
  
  — Скопировала свою мать, — прошептала Джан. — Она хандрила беспрерывно. Но я ее не осуждаю. Не так еще захандришь, если муж сволочь.
  
  — Да, ты разыграла замечательно. Впрочем, с таким лохом, как я, это, наверное, было не сложно. А потом, когда ты исчезла, все выглядело, будто я лгу. Рассказываю басни о каком-то самоубийстве, а на самом деле пришил тебя. А поездка в Лейк-Джордж? Бред, который ты несла владельцу магазина? Электронное письмо?
  
  — Да, все так и было. Однажды ты уже разговаривал с той женщиной, так что письмо пришлось кстати.
  
  — А как же ты прошла в парк?
  
  — Очень просто: купила билет в кассе.
  
  — А коляску с Итаном увез Дуэйн? Чтобы дать тебе возможность улизнуть?
  
  — Извини, — прошептала Джан.
  
  — Ловко ты все устроила!
  
  — У меня в рюкзаке лежали одежда и парик. Когда ты побежал за Итаном, я зашла в туалет и переоделась, а затем спокойно покинула парк.
  
  Я потрогал пистолет.
  
  — Но ты, вероятно, не знаешь всего, — тихо проговорила она. — Сайты в ноутбуке, которые ты посещал, кровь в багажнике, чек…
  
  — Не надо перечислять! Это все уже выплыло наружу. И страховка тоже. А кровь? Ты порезала запястье?
  
  — Нет, чуть царапнула лодыжку.
  
  — Неслыханное злодейство, — произнес я задыхаясь. — Но ради чего нужно было засадить в тюрьму невинного человека, который так хорошо к тебе относился?
  
  Джан вздохнула.
  
  — Чтобы все решили, будто я мертва, и не стали меня искать. Чтобы полицейские подумали, что ты меня убил.
  
  — Но ради чего?
  
  — Не понимаешь? — удивилась Джан. — Ради денег!
  Глава пятьдесят четвертая
  
  — Ну засадила ты меня в тюрьму за убийство, и что дальше? — спросил я.
  
  — Я надеялась, что, может, тебя не осудят, — ответила она. — Без трупа. Но меня искать не станут.
  
  — А если бы меня все же посадили?
  
  Джан пожала плечами.
  
  — Итана бы воспитали твои родители. Они его любят.
  
  — Неужели ты не понимала, что если меня не посадят, то я стану тебя искать до конца жизни, пока не найду?
  
  — У меня уже был один, который искал, — усмехнулась Джан. — И не нашел, до недавнего времени. Так что я бы с этим справилась. Нам надо было только получить деньги за бриллианты.
  
  Меня взбесило слово «нам».
  
  — А Дуэйна ты любила?
  
  — Нет. Но он был мне полезен.
  
  Я кивнул:
  
  — Как и я, верно? Ведь меня ты тоже не любила.
  
  — Если я скажу, что любила, ты ведь все равно не поверишь.
  
  — Естественно. А Лианн? Как она погибла?
  
  — Случайно. Мы с Дуэйном столкнулись с ней в пригороде Олбани. Она увидела меня в пикапе, подошла, стала спрашивать, что я тут делаю, кто такой Дуэйн. И ему пришлось разобраться с ней. Мы избавились от автомобиля, а потом отвезли ее в Лейк-Джордж и похоронили.
  
  — Но ведь пришлось возвращаться.
  
  Джан опустила голову.
  
  — Да, но я решила, что если мы закопаем ее там, то это… дополнительно сработает против тебя.
  
  — Как славно. — Я медленно поднял пистолет. — А его зачем завела?
  
  — Кого?
  
  — Итана. Почему не сделала аборт?
  
  Джан прикусила губу.
  
  — Я собиралась, думала об этом. Иметь ребенка не входило в мои планы. Даже записалась на аборт в клинике в Олбани. — Она вытерла слезы. — Но все же не смогла. Мне захотелось иметь ребенка.
  
  Я усмехнулся.
  
  — Да таких чудовищ, как ты, надо стерилизовать. Психопатка. Дьявол в юбке. — У меня не было слов, чтобы выразить эмоции. — Подумать только, и эту тварь я любил! По-настоящему!
  
  — Я вернулась за сыном, — повысила голос Джан. — Он мой. Итан принадлежит мне. Я его мать.
  
  — И опять ты врешь, мерзавка. О привязанности к сыну… — Я не выдержал. Вскинул пистолет и спустил курок, чувствуя сильную отдачу.
  
  Джан вскрикнула. Пуля вошла в стену над кроватью, примерно в метре слева от нее.
  
  — Нет, это правда, — произнесла Джан дрожащим голосом. — Я приехала за ним. Побывала у твоих родителей, его там не было, поехала сюда. Собрала его вещи, потом явился ты.
  
  — И как ты собиралась его похитить? Помахать перед моим лицом пистолетом и увезти сына?
  
  — Не знаю.
  
  — Джан, игра закончена. Тебе придется рассказать в полиции, как ты меня подставила. Если ты любишь Итана, докажи. Это единственный путь позволить мне вырастить его. А ты сядешь в тюрьму вместо меня. И, наверное, очень надолго. В общем, решайся.
  
  — Хорошо. Я так и сделаю.
  
  — Но сначала нужно найти Итана, — сказал я.
  
  Джан вздрогнула.
  
  — Он действительно пропал?
  
  — Да. Сегодня днем. Играл на заднем дворе в крокет и исчез.
  
  — Когда? Когда твоя мать заметила, что он пропал?
  
  — Часов в пять.
  
  — К тому времени он мог сюда добраться.
  
  — Оскар?
  
  — Да. Думаю, Дуэйн перед смертью рассказал ему, где я жила и с кем. И он поехал сюда, за мной. У него черный «ауди».
  
  — Боже, но откуда ему известно об Итане?
  
  — Оскар Файн не дурак. Он знает, кто ты такой, а остальное просто. Выяснить адрес, твой и родителей, и…
  
  — Что?
  
  Джан опустила голову.
  
  — У него, кажется, есть фотография Итана.
  
  Меня зазнобило. Значит, Итан не просто потерялся, а, вероятно, находится в руках хладнокровного убийцы.
  
  — Но Оскар ничего ему не сделает, — попыталась утешить меня Джан. — Пока не доберется до меня.
  
  — Надо звонить Дакуэрту! — воскликнул я.
  
  — Кому?
  
  — Детективу, который безуспешно ищет твой труп, чтобы обвинить меня в убийстве. Полиция найдет Оскара Файна. Ты дашь им его описание, расскажешь все. Верно, пока Оскар с Итаном ничего не сделает. Будет использовать ребенка для шантажа.
  
  Джан покорно кивнула:
  
  — Ты прав. Прав. Звони ему. Звони детективу. Я расскажу все. И об Оскаре Файне, и об остальном. Только бы освободить сына.
  
  Я достал телефон. Неожиданно Джан коснулась моей руки.
  
  — Я не ожидаю, что ты меня простишь, но…
  
  — Замолчи!
  
  Я отдернул руку, затем нажал кнопку вызова детектива Дакуэрта. И тут резкий окрик заставил меня поднять голову.
  
  В дверях стоял человек, на левой руке которого отсутствовала кисть.
  Глава пятьдесят пятая
  
  — Брось оружие и телефон! — приказал Оскар Файн, нацелив на меня пистолет с глушителем.
  
  Мой пистолет был опущен, и я знал, что умру, прежде чем успею его поднять. Пришлось бросить оружие у кровати, вместе с телефоном, по-прежнему включенным на вызов.
  
  — А теперь толкни его ко мне, — велел Оскар Файн. — Аккуратно, ногой.
  
  Я пихнул пистолет к нему. Он едва не провалился в щель в полу. Не отрывая от нас взгляда, Оскар опустился на колени, сумел поднять пистолет искалеченной рукой и опустить в карман. Джан стояла мертвенно-бледная. Думаю, и я выглядел не лучше. Оскар Файн смотрел на Джан.
  
  — Давно не виделись.
  
  — Да, — сказала она, — давно.
  
  Он криво усмехнулся.
  
  — Вот это правильно. Знаешь, что твой дружок сделал, перед тем как подохнуть? Сделал лужу в подвале Бануры. Ты оказалась покрепче, как я и ожидал. В конце концов, с моей рукой возилась ты. Может, он и в тот раз обмочил штаны?
  
  Джан облизнула губы.
  
  — Имел бы ты тогда при себе ключ, все было бы в порядке.
  
  Оскар Файн помрачнел.
  
  — Не стану спорить. Но ты же знаешь, задним умом каждый крепок. — Затем он повеселел. — Видимо, так было суждено.
  
  Джан кивнула в мою сторону.
  
  — Пожалуйста, позволь ему уйти. Скажи, где наш сын, чтобы он смог его забрать. Зачем тебе малыш? Не надо, чтобы он расплачивался за мои грехи. Мальчик ни в чем не виноват. Где он? В твоей машине?
  
  Оскар Файн на секунду задумался, а затем выстрелил. Джан отбросило назад на стену. Она даже не успела вскрикнуть. Посмотрела вниз, на красный бутон, расцветающий над правой грудью, подняла руку, коснулась его. Я подбежал к ней, когда она, часто и хрипло дыша, начала медленно соскальзывать вниз по стене. Ее рубашка быстро пропитывалась кровью.
  
  — Итан, — прошептала она.
  
  Я посмотрел на Оскара Файна. Он стоял с довольным видом.
  
  — Ты же ее убил!
  
  — Да, — ответил он.
  
  — А где мой сын?
  
  Оскар Файн пожал плечами.
  
  — Понятия не имею.
  
  — Так он не у тебя?
  
  — К сожалению, нет.
  
  Я посмотрел на Джан. Ее веки дрожали. Она пока еще дышала. Послышался рев полицейской сирены.
  
  — А вот это зря, — буркнул Оскар Файн и бросил взгляд на телефон на полу.
  
  Затем вздохнул и, недовольно покачав головой, раздавил его каблуком. Сирены выли все громче. Через несколько секунд на веранде раздались шаги. Оскар Файн посмотрел на меня и взмахнул пистолетом.
  
  — Ну что ж, пошли.
  
  Дуло пистолета уперлось мне в спину.
  
  — Не рыпайся, иначе станешь трупом.
  
  — Мистер Харвуд! — крикнул снизу Барри Дакуэрт. В холле и в кухне уже включили свет.
  
  — Я здесь.
  
  — Что там у вас?
  
  — Мою жену только что застрелили.
  
  — Знаю, — сказал детектив, — я уже вызвал «скорую». — Он стоял у основания лестницы.
  
  Оскар Файн и я находились над ним, за короткими перилами наверху. Дакуэрт с удивлением рассматривал его.
  
  — Позвольте нам выйти вместе, иначе я застрелю Харвуда, — проговорил Оскар Файн.
  
  Дакуэрт молчал, не опуская пистолета. Оценивал обстановку.
  
  — Но через две минуты тут будет дюжина полицейских.
  
  — Тогда нам следует поторопиться, — усмехнулся Оскар, быстро спускаясь вниз и толкая меня перед собой. — Опусти оружие, или я прикончу Харвуда на месте.
  
  Дакуэрту, который только сейчас заметил приставленное к моей спине оружие, пришлось опустить пистолет.
  
  — Лучше сдавайся, — сказал он.
  
  — Ты спятил? — ответил Оскар. Мы уже прошли половину пути. — Отойди в сторону.
  
  Дакуэрт сделал пару шагов к входной двери.
  
  Мы достигли низа. Оперируя мной как живым щитом, Оскар Файн начал теснить меня к кухне. Очевидно, он собирался выйти через заднюю дверь. Наверное, его машина стояла в квартале отсюда, с той стороны.
  
  Дакуэрт молча наблюдал за происходящим. Мы находились точно под перилами, когда детектив поднял голову. Через мгновение то же самое сделали Оскар Файн и я. Наверху стояла Джан. Опершись на перила, нагнувшись вперед. Мне на лоб упала капля крови.
  
  — Ничего у тебя не получится сделать с моим сыном! — Выкрикнув это, она перевалилась через перила и полетела вниз.
  
  Я увидел, что она сжимает что-то обеими руками. Это был кусок плинтуса, заостренный на конце. Оскар Файн не успел увернуться. Острый зазубренный конец плинтуса угодил ему в то место, где шея соединяется с плечом. Джан вогнала плинтус ему в тело и опрокинула на пол.
  
  Вскоре они оба затихли.
  Глава пятьдесят шестая
  
  Джан и Оскар Файн погибли сразу.
  
  Я провел час с Барри Дакуэртом, объясняя ситуацию. Конечно, кратко, без деталей, большую часть которых не знал и теперь уже никогда не узнаю. На сей раз он, кажется, мне поверил.
  
  — Не представляю, куда пропал мой сын, — сказал я. — Джан была уверена, что его захватил Оскар Файн, но тот, еще там, наверху, прежде чем все началось, это отрицал.
  
  — Может, лгал? — предположил Дакуэрт. — Чтобы вас запутать?
  
  Вскоре на улице, недалеко от моего дома, нашли черный «ауди», зарегистрированный на Оскара Файна. В салоне было чисто.
  
  — Полицейские прочесывают город, квартал за кварталом, — заверил меня Дакуэрт, когда мы снова сели за стол в кухне.
  
  — Она сделала это ради Итана, — произнес я.
  
  — Что?
  
  — Держалась так долго, чтобы расправиться с Файном.
  
  — Наверное, — кивнул детектив.
  
  Приехали мои родители. Объятия, слезы. Наконец разговор с детективом был закончен и мы остались одни. Дакуэрт пошел осматривать место преступления.
  
  Около полуночи зазвонил телефон.
  
  — Мистер Харвуд?
  
  — Да.
  
  — Я должна вам признаться в ужасном поступке.
  
  Я приехал туда в три часа ночи.
  
  Детектив Дакуэрт возражал против поездки. По двум причинам. Во-первых, не хотел, чтобы я покидал место преступления. Во-вторых, если мой сын похищен, то этим должна заниматься полиция. Мне удалось убедить его, что это скорее всего не похищение, и он позволил мне поехать забрать сына.
  
  Когда я приблизился к дому Ричлеров на Линкольн-авеню в Рочестере, свет в гостиной горел. Греттен ждала меня у двери.
  
  — Позвольте вначале мне на него посмотреть, — сказал я.
  
  Она кивнула и повела меня наверх. Распахнула дверь в спальню. Итан крепко спал, накрывшись одеялом. Я повернулся к Греттен:
  
  — Пусть он поспит еще немного.
  
  — Конечно, — кивнула она. — Пойдемте, я сварю кофе.
  
  Мы спустились в кухню.
  
  — А ваш муж…
  
  — Пока в больнице. Его держат под наблюдением в психиатрическом отделении.
  
  — И что дальше?
  
  — Если все будет нормально, то, вероятно, через несколько дней выпишут.
  
  Она налила кофе в две кружки, поставила на стол.
  
  — Хотите печенья или еще чего-нибудь?
  
  — Спасибо, достаточно кофе, — ответил я.
  
  Греттен Ричлер села.
  
  — Я знаю, что поступила плохо.
  
  — Расскажите, как это произошло, — попросил я, делая глоток.
  
  Она вздохнула.
  
  — Однажды мы с мужем рассматривали фотографию вашей жены, которую вы оставили у нас. На ней были бусы в виде маленьких кексов.
  
  — Да-да, припоминаю.
  
  — Это бусы нашей дочери. Она потеряла их перед гибелью. Утверждала, что их украла Конни. Когда я увидела бусы на вашей жене, то все стало понятно.
  
  — Она тогда надела их в первый и единственный раз, — произнес я. — Они лежали у нее в шкатулке с украшениями. Перед поездкой в Чикаго бусы увидел Итан и упросил ее надеть. Он очень любит эти кексы.
  
  — Накануне, когда Хорас пытался покончить с собой, вы сказали, что ваша жена скорее всего жива и, возможно, скоро появится. Я стала… сама не своя от злости на эту женщину. Она украла у нашей дочери бусы, которыми та очень дорожила. И они тогда во дворе поругались именно из-за них. Наша Джан обозвала ее воровкой, а Конни толкнула девочку. Прямо под машину. И мне захотелось заставить вашу жену прочувствовать, каково это — потерять ребенка.
  
  Я кивнул и глотнул еще кофе.
  
  — Я подумала, что она это заслужила. И я поехала в Промис-Фоллз. Нашла дом ваших родителей и увидела Итана. Он играл на заднем дворе. Я подошла, назвалась его тетей и сказала, что мы едем домой.
  
  — Он пошел с вами?
  
  — Да. Так обрадовался, что даже ни о чем не спросил.
  
  — И ему не показалось странным, что у него есть тетя, о которой он не знал?
  
  Греттен пожала плечами.
  
  — Итан ничего не спрашивал.
  
  — Вы посадили его в свою машину?
  
  Она кивнула:
  
  — Да. Остановилась у магазина, купила ему гостинцев. Потом поехала в Рочестер. Он мне постоянно напоминал, что я еду не той дорогой. Вскоре пришлось объяснить ему, что мы направляемся в другое место, где он побудет пару дней.
  
  — Как он это воспринял?
  
  Греттен закашлялась, вытерла слезы.
  
  — Заплакал. Я его успокоила. Сказала, что все будет хорошо.
  
  — Что вы собирались потом с ним делать?
  
  — Не знаю.
  
  — Но ведь это ребенок, рано или поздно вам пришлось бы объяснить его присутствие в вашем доме.
  
  Она опустила голову.
  
  — Я тогда ни о чем не думала. Просто хотела отомстить вашей жене. Но когда он оказался в моей машине… и я увидела, какой это милый мальчик, то злость сразу пропала. И мне стало очень стыдно.
  
  — Вы представляете, как мы переживали, когда он исчез? — воскликнул я.
  
  Она печально кивнула.
  
  — Моя мать не может простить себе то, что упустила его из виду.
  
  — Я позвоню ей и извинюсь. И пусть меня осудят за это, я должна ответить перед законом.
  
  — Думаю, нет необходимости, — произнес я, чувствуя, как на меня накатывает невероятная усталость.
  
  — Как? — смущенно проговорила Греттен. — Я похитила вашего сына и должна понести наказание.
  
  Я погладил ее руку.
  
  — Вы и так наказаны. Вы и ваш муж. — Я на секунду замолчал. — Моей женой.
  
  — Но даже если вы не хотите, чтобы меня арестовали, этого может потребовать она.
  
  — Нет, она уже ничего не может. Моя жена мертва.
  
  Греттен охнула.
  
  — Когда это случилось?
  
  — Примерно четыре часа назад. Она пыталась убежать от своего прошлого, но оно ее настигло. Моей жены больше нет. И то, что вы похитили Итана раньше, спасло его от гораздо худшего похищения.
  
  — Это меня не извиняет.
  
  — Самое главное для меня сейчас — видеть, что мой сын в полном порядке и ему ничто не угрожает. Я сделаю все, чтобы убедить детектива Дакуэрта не выдвигать против вас никаких обвинений.
  
  — Я его перед сном накормила, — вдруг улыбнулась Греттен. — Он к тому времени успокоился и с аппетитом съел макароны с сыром.
  
  — Он их любит.
  
  — А потом позвонила вам. Знала, что вы не находите себе места.
  
  — Вы правильно поступили. — Я еще раз погладил ее руку и встал. — А теперь, пожалуй, мне пора забрать сына.
  
  — Может, поспите на диване и уедете утром?
  
  — Нет, лучше сейчас.
  
  Греттен повела меня наверх. Я сел на край кровати. Сын пошевелился, перевернулся.
  
  — Итан, — прошептал я, нежно касаясь его плеча. — Итан.
  
  Он медленно открыл глаза, пару раз моргнул.
  
  — Привет, папа.
  
  — Вставай, поедем!
  
  — Домой? — с надеждой спросил он.
  
  Хитрить не имело смысла.
  
  — Пока нет, — ответил я. — Опять к бабушке с дедушкой. Но мы будем там вместе.
  
  Пока я его одевал, он оглядывал комнату. Потом произнес:
  
  — Это тетя Греттен.
  
  — Да, — подтвердил я.
  
  — Она привезла меня от бабушки.
  
  — Я слышал, ты ел на ужин макароны с сыром?
  
  — Ага.
  
  Я поднял его на руки, и мы спустились вниз. На пороге сердечно распрощались с Греттен.
  
  — До свидания, — сказал Итан, потирая глаза.
  
  Я понес его в автомобиль, прикрепил к детскому сиденью сзади. Сел за руль и включил зажигание.
  
  — Ты нашел маму? — спросил Итан.
  
  — Да.
  
  — Она дома?
  
  Я выключил зажигание и пересел к нему. Придвинулся близко, обнял.
  
  — Нет. Она ушла и больше к нам не вернется. Но ты должен знать: мама тебя очень любила.
  
  — Она ушла, потому что рассердилась на меня?
  
  — Она никогда на тебя не сердилась. — Я помолчал, подбирая слова. — Наоборот, она сделала это ради тебя.
  
  Итан немного всплакнул, потом устало зевнул и заснул. А я сидел, прижимая к себе сына, пока не выглянули первые лучи солнца.
  Выражение признательности
  
  Начну с работников книжной торговли. Если бы не они, читатели не держали бы в руках эту книгу. Благодарю их, превративших свою любовь к книгам в дело жизни. Спасибо.
  
  Мне очень помогала мой добрый друг и агент Хелен Хеллер. Она умеет отличить хорошее от плохого и никогда не боится сказать правду. Ее советы всегда были для меня бесценными.
  
  Благодарю также всех сотрудников издательства «Орион» в Великобритании, особенно Билла Масси, Сьюзи Лэм, Марка Стритфилда, Лайзу Милтон и Малколма Эдвардса.
  
  Я глубоко признателен Джине Сетнтрелло, Ните Таубилб и Даниэль Перес — сотрудникам издательства «Бантам» за их поддержку.
  
  Кит Уильямс из фирмы «Самоцветы Уильямса» просветил меня насчет бриллиантов, а Саркис Хармандаян и Терри Вир из газеты «Торонто стар», где я работал двадцать шесть лет, предоставили мне информацию о печатных машинах.
  
  И вообще работа в этой газете много для меня значила. Сейчас сотрудникам нелегко: наступает эпоха электронных версий. Но, уверен, они справятся. Желаю успеха.
  
  А также я очень признателен Ните, Спенсеру и Пейджу.
  Линвуд Баркли
  Не обещай ничего
  
   Посвящается Ните
  
  
  Глава 1
  
  Я ненавижу этот город.
  ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
  Глава 2
  
  Дэвид
  
  В тот день, когда разверзся ад, я проснулся около пяти утра и лежал в постели, размышляя, что? в сорок один год привело меня сюда, в дом моего детства.
  
  Да, комната слегка изменилась с тех пор, когда почти двадцать лет назад я отсюда уехал. На голубых в полоску обоях больше не висел плакат с изображением «феррари», и с комода исчезла модель космического корабля «Энтерпрайз», которую я смастерил из набора конструктора, – янтарные капли застывшего клея так и остались на корпусе игрушки. Но комод был все тот же. И обои те же. И односпальная кровать та же самая. Конечно, я гостил в доме родителей по нескольку раз в году и ночевал в этой комнате. Но вернуться в этот дом насовсем? И жить здесь со своим сыном Итаном?
  
  Черт! Что за идиотские обстоятельства? Как до такого могло дойти?
  
  Не то чтобы я не знал ответа на этот вопрос. Ответ был непростым, но я его знал.
  
  Падение началось пять лет назад, когда умерла моя жена Джан. Печальная история и не из тех, которые хотелось бы без конца пережевывать. Миновало полдесятилетия, и, хочешь не хочешь, многое приходилось выбрасывать из памяти и оставлять в прошлом.
  
  Я привык к положению отца-одиночки. Самостоятельно воспитывал Итана, которому теперь девять лет. Не собираюсь себя героизировать, просто хочу объяснить, как развивались события.
  
  Я решил дать и себе, и Итану шанс начать все с нуля и, бросив работу репортера в «Промис-Фоллс-Стандард» – поступок не потребовал особенных усилий, поскольку руководство газеты не проявляло ни малейшего интереса к серьезному освещению новостей, – устроился в редакцию «Бостон глоб». Мне предложили больше денег, и для Итана в Бостоне была масса возможностей: детский музей, аквариум, исторический музей «Фэнл-холл» на рыночной площади, бейсбольная команда «Красные носки», хоккейная команда «Бостонские мишки». Может быть, для мальчика и его отца где-нибудь и есть место лучше этого, но мне такое неизвестно. Однако…
  
  Всегда существует какое-нибудь «однако».
  
  Как редактор я был занят главным образом по вечерам, после того как репортеры сдавали свои материалы. Мог проводить Итана в школу и, поскольку до трех или четырех дня мое присутствие в газете не требовалось, иногда заезжал за ним, чтобы вместе пообедать. Но это означало, что по вечерам мне ужинать с сыном не удавалось. Я не мог проследить, чтобы Итан уделял больше времени урокам, а не видеоиграм. Отогнать от экрана, чтобы не смотрел бесконечные серии «Утиной династии», ролики про пустоголовых жен таких же пустоголовых спортсменов и все, что преподносят торжествующая американская невежественность и презренное американское излишество. Но больше всего тревожило, что меня попросту не бывало дома, потому что отцовство в том, что, когда нужен ребенку, ты всегда рядом, а не на работе.
  
  С кем было Итану поделиться, если он запал на какую-нибудь девчонку – в девять лет, конечно, вряд ли такое могло случиться, но кто знает? – или в восемь вечера потребовалось посоветоваться, как разобраться с обидчиком? Спрашивать миссис Танаку? Милейшую женщину – никто не спорит, – которая после смерти мужа зарабатывала себе на жизнь тем, что пять вечеров в неделю присматривала за моим парнем. Но миссис Танака – плохой советчик, если речь заходит о математике. Она не подпрыгивает с Итаном от восторга, если «Мишки» в дополнительное время выходят вперед. И ее очень трудно убедить взять пульт и погонять машинку, пытаясь заработать виртуальный Гран-при в одной из его видеоигр.
  
  Когда я устало переступаю порог – обычно это случается между одиннадцатью часами вечера и полуночью и, заметьте, после того, как газета отправлена в печать, я никуда не захожу выпить, потому что знаю, что миссис Танака спешит домой, – Итан, как правило, спит. Приходится бороться с желанием его разбудить, спросить, как прошел день, что он ел на ужин, не возникло ли трудностей с домашним заданием и что смотрел по телевизору.
  
  Сколько раз я валился в постель с ноющей душой! Говорил себе, что я плохой отец. В который раз задавал вопрос: не совершил ли глупость, покинув Промис-Фоллс? Да, «Глоб» – газета лучше, чем «Стандард». Но мой дополнительный заработок частично оседал на счету миссис Танаки, а остальное съедала высокая ежемесячная арендная плата.
  
  Родители предлагали переехать в Бостон, чтобы помогать мне, но я этого не хотел. Моему отцу Дону перевалило за семьдесят, мать Арлин была всего на пару лет моложе его. Я не собирался срывать их с места, особенно после того, как отец недавно, напугав нас всех, перенес легкий инфаркт. С тех пор он успел оправиться, восстановил силы, принимает лекарства, но переезд ему совершенно ни к чему. Может, когда-нибудь они переедут в специальный дом для престарелых в Промис-Фоллс, если станут не в силах заботиться о теперешнем, слишком большом для них жилище. Но не в большой город за двести миль, куда добираться не меньше трех часов, если на дороге сильное движение.
  
  Поэтому, узнав, что «Стандард» требуется репортер, я зажал в кулак гордость и позвонил.
  
  Когда я говорил главному редактору, что хочу вернуться, ощущение было таким, будто я объелся чипсами.
  
  Удивительно, что вакансия вообще была. По мере того как прибыль уменьшалась, «Стандард», как все газеты, урезала, где возможно. Если человек уходил, на его место никого не брали. Дошло до того, что редакция «Стандард» сократилась до полудюжины сотрудников, куда входили и репортеры, и редакторы, и фотографы. (Теперь многие репортеры работали «на два фронта» – и писали, и снимали. Хотя на самом деле не на два, а на много фронтов, поскольку им приходилось формировать подкаст, общаться в Твиттере, заниматься сетевым изданием и многим другим. Недалеко то время, когда придется разносить газету по домам тем немногочисленным подписчикам, которые еще хотят читать новости в традиционном бумажном виде.) Два человека ушли из редакции на одной неделе, и оба решили испытать себя на поприще, никак не связанном с журналистикой. Один окунулся в сферу связей с общественностью – оказался на «темной стороне», как я некогда об этом думал. Другой подался в помощники к ветеринару. Газета лишилась возможности освещать городские события пусть даже так плохо, как обычно (недаром же ее прозвали «Некондицией»).
  
  Я понимал, что возвращаюсь в паршивое место. Настоящей журналистикой в этой редакции не пахло. Требовалось просто заполнять пространство между рекламой. И хорошо, если реклама продолжит поступать. Я буду строчить материалы и переписывать пресс-релизы со скоростью, на которую способны мои бегающие по клавиатуре пальцы.
  
  Привлекало то, что работа в «Стандард» в основном дневная. Я получу возможность проводить больше времени с Итаном, а если придется задерживаться, за сыном присмотрят его безмерно любящие бабушка с дедушкой.
  
  Главный редактор «Стандард» предложил мне работу. Я подал в «Глоб» заявление об уходе и, оповестив об отъезде хозяина жилья, двинулся в путь назад, к истокам. В Промис-Фоллс остановился у родителей, но считал их дом всего лишь временным пристанищем. Теперь стояла задача найти дом для нас с Итаном. В Бостоне я мог осилить только съемную квартиру. Здесь, поскольку арендная плата стремительно падала, рассчитывал на настоящий дом.
  
  Но в час пятнадцать в понедельник, в первый день моей работы в «Стандард», все полетело в тартарары.
  
  Я возвратился после интервью с людьми, которые требовали устроить на загруженной улице пешеходный переход, пока кто-нибудь из их детей не попал под машину, когда в редакционную комнату вошла издатель Мадлин Плимптон.
  
  – У меня объявление, – заявила она, при этом слова застревали у нее в горле. – Завтра наше издание не выйдет.
  
  Это показалось странным, так как следующий день не был праздничным.
  
  – И послезавтра тоже, – продолжала Плимптон. – С чувством глубокой печали сообщаю, что «Стандард» закрывается.
  
  Она говорила что-то еще. О рентабельности и последствиях ее отсутствия. О сокращении объема рекламы, особенно тематической, о снижении доли на рынке бумажных изданий, о сужении читательского круга. О невозможности выработать жизнеспособную бизнес-модель.
  
  Наплела еще кучу всякого дерьма.
  
  Кое-кто из сотрудников расплакался. По щеке Плимптон тоже скатилась слеза, которая, придется принять на веру, была, возможно, искренней.
  
  Я не разревелся – слишком разозлился. Ушел из «Глоб», отказался от приличной, хорошо оплачиваемой работы, чтобы вернуться сюда. И вот тебе на! Проходя мимо оторопевшего главного редактора, того самого, кто принял меня в редакцию, бросил:
  
  – Хорошо быть в кругу посвященных.
  
  Оказавшись на тротуаре, я тут же достал мобильник и позвонил моему бывшему главному редактору в «Глоб».
  
  – Мое место еще не занято? Можно, я вернусь?
  
  – Мы решили его не занимать, Дэвид, – ответил тот. – Извини.
  
  Так я оказался жильцом у своих родителей.
  
  Ни жены.
  
  Ни работы. Ни перспектив.
  
  Неудачник.
  
  Семь часов – пора вставать, наскоро принять душ, разбудить Итана и подготовить к школе.
  
  Я открыл дверь в его комнату – раньше здесь занималась шитьем мама, но перед нашим приездом убрала свои вещи.
  
  – Эй, парень, пора вставать!
  
  Итан не пошевелился. Он весь закутался в одеяло, наружу торчали лишь спутанные на макушке светлые волосы.
  
  – Подъем! Ну-ка, живо!
  
  Сын пошевелился и сдвинул покрывало ровно настолько, чтобы взглянуть на меня.
  
  – Я плохо себя чувствую, – прошептал он. – Думаю, что не смогу пойти в школу.
  
  Я приблизился к кровати, наклонился и потрогал его лоб.
  
  – Не горячий.
  
  – Что-то с желудком.
  
  – Как третьего дня? – Итан кивнул. – Но тогда оказалось, что с тобой все в порядке, – напомнил я.
  
  – Сейчас, кажется, по-другому. – Он тихонько застонал.
  
  – Встань, оденься, тогда посмотрим, как ты будешь себя ощущать. – В последнюю пару недель это стало обычным делом: нездоровилось ему только по будням, а в выходные он свободно мог умять четыре хот-дога за десять минут и был энергичнее всех остальных в доме, вместе взятых. Итан просто не хотел идти в школу, и я до сих пор не сумел у него выведать почему.
  
  Мои родители свято верят: если задержаться в постели после пяти тридцати утра – значит проспать все на свете. Пока я лежал, глядя в темный потолок, слышал, как они встают. И теперь, когда вошел на кухню, родители еще находились там, к тому времени оба позавтракали, и отец, приканчивая четвертую чашку кофе, пытался разобраться с планшетом, который ему купила мать, когда по утрам перестали приносить к их дверям «Стандард».
  
  Он колотил по экрану указательным пальцем с такой силой, что мог свободно выбить устройство из корпуса.
  
  – Ради бога, Дон, – увещевала мать. – Твоя задача не в том, чтобы расшибить экран. Надо нажимать аккуратно.
  
  – Ненавижу эту штуковину, – отозвался отец. – Все вертится, крутится.
  
  Увидев меня, мать заговорила самым веселым тоном, который включала, когда дела шли не очень гладко:
  
  – Привет. Нормально спал?
  
  – Прекрасно, – солгал я.
  
  – Я только что заварила свежий кофе. Выпьешь чашечку?
  
  – Не прочь.
  
  – Дэвид, я тебе говорила о той девушке – кассирше из аптеки «Уолгрин»? Как же ее зовут? Ладно, потом вспомню. Такая маленькая, хорошенькая. Недавно разошлась с мужем.
  
  – Мама, пожалуйста, не начинай.
  
  Она постоянно приглядывалась к соседкам – пыталась кого-нибудь мне подыскать. И любила повторять: «Пора обустроить жизнь. Итану нужна мать». То и дело напоминала: «Довольно, погоревал, и будет».
  
  А я не горевал.
  
  За последние пять лет встречался с шестью разными женщинами. С одной из них спал. Так-то вот. Уход Джан и обстоятельства ее смерти превратили меня в противника устойчивых отношений. Маме следовало бы это понять.
  
  – Я только хотела сказать, – не унималась она, – что эта девушка не отказалась бы, если бы ты пригласил ее на свидание. Давай сходим вместе в аптеку, я тебе ее покажу.
  
  – Ради бога, Арлин, оставь его в покое! – возмутился отец. – Ты подумай: твой сын безработный и с ребенком. Не больно перспективный кадр.
  
  – Рад, что ты на моей стороне, папа, – кивнул я.
  
  Он поморщился и снова принялся тыкать пальцем в планшет.
  
  – Можешь мне поведать, какого дьявола нам не приносят настоящую, будь она проклята, газету? Ведь есть же люди, которым нравится читать то, что написано на бумаге!
  
  – Они все старики, – заметила мать.
  
  – У стариков тоже есть право знакомиться с новостями, – буркнул отец.
  
  Открыв холодильник, я копался внутри, пока не наткнулся на любимый йогурт Итана и банку с клубничным джемом. Поставил их на стол и принес из шкафа кукурузные хлопья.
  
  – Больше не могут зарабатывать деньги, – объясняла отцу мать. – Вся реклама и объявления отправились на Крейглист и Кижижи[1]. Я правильно говорю, Дэвид?
  
  – Мм… – протянул я, насыпая в мисочку «Чериоуз», потому что ждал, что Итан вот-вот спустится. Молоко решил налить, когда он появится на кухне, и подсластить двумя ложками клубничного йогурта. А пока опустил в тостер два ломтика белого хлеба «Уандербред» – единственный сорт, который покупают мои родители.
  
  – Я только что заварила свежий кофе. Хочешь чашечку? – спросила мать.
  
  Отец поднял голову.
  
  – Ты меня только что спрашивала, – напомнил я.
  
  – Ничего подобного, – отрезал отец.
  
  Я повернулся к нему:
  
  – Пять секунд назад.
  
  – В таком случае, – в его голосе появилась желчь, – тебе следовало сразу ответить, чтобы ей не пришлось задавать вопрос во второй раз.
  
  Прежде чем я сумел что-либо сказать, мать отшутилась:
  
  – Я бы и голову свою где-нибудь позабыла, если бы она легко снималась.
  
  – Неправда! – возразил отец.
  
  – Но ведь это я потеряла твой чертов бумажник. И пришлось потратить уйму времени, чтобы восстановить все, что в нем лежало. – Мать налила кофе и с улыбкой подала мне.
  
  – Спасибо, мама. – Я чмокнул ее в сморщенную щеку, а отец возобновил сражение с планшетом.
  
  – Я хотела спросить, у тебя сегодня на утро ничего нет?
  
  – А что? Что-нибудь намечается?
  
  – Просто решила узнать, нет ли каких-нибудь собеседований насчет работы, чтобы не помешать.
  
  – Мама, давай, колись, что у тебя на уме?
  
  – Я не собираюсь навязываться, если только ты совершенно свободен…
  
  – Да рожай же наконец!
  
  – Не разговаривай так с матерью! – возмутился отец.
  
  – Я сама бы все сделала, но если ты все равно будешь в городе… Мне надо кое-что передать Марле.
  
  Марла Пикенс – моя кузина, младше меня на десять лет. Дочь Агнессы, сестры моей матери.
  
  – Конечно, передам.
  
  – Я приготовила чили, и получилось много лишнего. Я все заморозила и, поскольку знаю, что Марла любит мое чили, расфасовала по порционным коробочкам. И добавила кое-что еще – полуфабрикаты от «Стоуфферс». Еда, конечно, не такая вкусная, как домашняя, но все равно. Думаю, девочка плохо питается. Не мне осуждать, но у меня такое ощущение, что Агнесса к ней редко заглядывает. К тому же будет лучше, если навестишь ее ты, а то все мы да мы – старики. Ты ей всегда нравился.
  
  – Хорошо.
  
  – С тех пор как случилась та история с ребенком, она не совсем в порядке.
  
  – Знаю. Все сделаю. – Я открыл холодильник. – У тебя есть вода в бутылках, подать Итану на завтрак?
  
  – Ха! – возмущенно фыркнул отец. Можно было предвидеть его реакцию и не соваться со своими вопросами. – Вода в бутылках – самое большое в мире жульничество. Вполне подходит и та, что течет из крана. Наша водопроводная в полном порядке, уж я-то это знаю точно. За воду в бутылках платят одни простофили. Еще немного, и вас заставят покупать воздух. Помнишь время, когда не платили за телевидение? Ставишь антенну и смотришь за так. А теперь изволь раскошеливаться за кабельное. Это такой способ наживы: заставлять людей выкладывать денежки за то, чем они раньше пользовались даром.
  
  Мать пропустила ворчание отца мимо ушей.
  
  – Марла слишком много времени проводит дома одна, ей надо почаще выходить, отвлекать мысли от того, что случилось с…
  
  – Мама, я же сказал, что все сделаю.
  
  – Я хочу сказать, – в ее голосе впервые появились резкие нотки, – что нам всем нужно напрячься и постараться ей помочь.
  
  – Прошло десять месяцев, Арлин, – буркнул отец, не отрывая глаз от экрана. – Пора приходить в себя.
  
  – Будто это так просто, Дон, – вздохнула мать. – Переступила и пошла дальше. У тебя на все один рецепт: проехали.
  
  – Если хочешь знать мое мнение – у нее не все ладно с головой. – Отец поднял на нее взгляд. – Кофе еще остался?
  
  – Я только что сказала, что заварила целый кофейник. Кто же из вас не слушает? – Мать, как будто что-то вспомнив, повернулась ко мне: – Когда приедешь к ней, не забудь себя назвать. Ей так будет легче.
  
  – Я помню, мама.
  
  – Я вижу, хлопья у тебя проскочили на ура, – сказал я сыну, когда мы сели в машину.
  
  Итан едва плелся за мной, нарочно спотыкаясь – все еще надеялся, что я поверю, будто он болен. Поэтому я решил подвезти его до школы, а не заставлять топать пешком.
  
  – Вроде бы.
  
  – Что-то не так?
  
  – Все так.
  
  – С учителями нет проблем?
  
  – Нет.
  
  – С друзьями?
  
  – У меня нет друзей. – Он произнес это, не глядя на меня.
  
  – Знаю, чтобы освоиться в новой школе, требуется время. Но разве не осталось ребят, с которыми ты был знаком до того, как мы уехали в Бостон?
  
  – Большинство из них в другом классе, – ответил сын. И продолжал с оттенком осуждения в голосе: – Если бы мы не уезжали в Бостон, я, наверное, учился бы с ними в одном классе. – Он поднял на меня глаза. – Мы можем вернуться обратно?
  
  Его вопрос меня удивил. Он снова хочет оказаться в ситуации, когда я не смогу проводить с ним вечера? Когда он почти не встречается с бабушкой и дедушкой?
  
  – Вряд ли.
  
  Молчание. И через несколько секунд еще один вопрос:
  
  – Когда у нас будет свой дом?
  
  – Мне надо сначала найти работу, малыш.
  
  – Я смотрю, папа, ты в совершеннейшей заднице.
  
  Я метнул на него взгляд. Сын не отвел глаз – наверное, хотел проверить, насколько я потрясен.
  
  – Осторожнее, Итан. Приучишься говорить такое при мне, забудешься, и вырвется при бабе. – Бабушку и дедушку сын всегда называл баба и деда.
  
  – Это слова деды. Когда перестали делать газету, после того как мы сюда переехали, он сказал бабе, что ты в совершеннейшей заднице.
  
  – Пусть так, я в заднице. Но не один. Уволили всех. Я подыскиваю себе место. Все равно какое.
  
  В словаре одним из определений слова «стыд» вполне могло бы быть такое: «Обсуждение с девятилетним сыном ситуации с устройством на работу».
  
  – Меня совсем не грело каждый вечер оставаться с миссис Танакой, но когда я ходил в школу в Бостоне, меня никто…
  
  – Что никто?
  
  – Ничего. – Итан несколько секунд помолчал, затем продолжил: – Знаешь коробку со старым барахлом у деды в подвале?
  
  – У него весь подвал завален всякой рухлядью. – Я чуть не добавил: «И ее становится еще больше, когда мой папаша туда спускается».
  
  – Ну, такую коробку из-под обуви, в которой лежат вещи его отца, моего прадедушки? Всякие там медали, нашивки, старые часы и все такое прочее.
  
  – Да, я помню коробку, о которой ты говоришь. И что с ней такое?
  
  – Как ты считаешь, деда ее каждый день проверяет?
  
  Я подрулил к тротуару за полквартала до школы.
  
  – Черт возьми, ты о чем?
  
  – Не важно. – Сын потупился. – Не имеет значения. – Не сказав «до свидания», он с трудом вылез из машины и походкой зомби поплелся к школе.
  
  Марла Пикенс жила в маленьком одноэтажном доме на Черри-стрит. Насколько я знал, он был собственностью ее родителей – тети Агнессы и ее мужа Джилла. Они отдавали деньги за ипотеку, а Марла настояла, что будет из своих средств платить налог на недвижимость и за коммунальные услуги. Связав свою жизнь с газетами, я до сих пор отдавал дань правде и точности, поэтому был весьма невысокого мнения об источнике ее теперешнего дохода. Ее наняла какая-то интернет-фирма писать фальшивые онлайн-отзывы. Некоторые компании стремятся восстановить репутацию или продвинуть себя в сети, обращаются к услугам конторок, у которых есть сотни фрилансеров, пишущих фальшивые хвалебные реляции.
  
  Марла как-то показала мне один такой – отзыв о кровельной компании из города Остин, штат Техас. «На наш дом упало дерево и пробило в крыше большую дыру. Рабочие из кровельной компании “Марчелино” приехали в течение часа, отверстие залатали, восстановили кровлю, и все за очень разумные деньги. По моему мнению, компания заслуживает самой высокой оценки».
  
  Марла ни разу не была в Остине, не знает ни единой живой души из кровельной компании «Марчелино» и никогда не нанимала себе подрядчиков для выполнения каких-либо работ.
  
  – Скажи, нормально? – рассмеялась она. – Все равно, что писать очень, очень короткие рассказы.
  
  В тот раз у меня не хватило сил с ней поспорить.
  
  Я не стал пересекать город по прямой, а, свернув на окружную, проехал под тенью водонапорной башни – десятиэтажного сооружения на опорах, напоминавшего инопланетную космическую базу.
  
  Повернул у дома Марлы на подъездную дорожку и остановился рядом с ее ржавым, выцветшим красным «мустангом» середины девяностых годов. Открыл заднюю дверцу своей «мазды» и взял два пакета с мамиными замороженными обедами. Проделывая это, почувствовал легкое смущение: Марла могла обидеться на то, что тетка считает ее неспособной даже приготовить себе поесть. Ладно, не все ли равно, раз матери этого хочется?
  
  Шагая по дорожке, я заметил, что сквозь трещины в камне пробиваются трава и сорняки. Поднялся на три ступени к двери и, перехватив пакеты в левую руку, постучал в нее кулаком. И в этот момент в глаза мне бросилось пятно на дверной раме. Весь дом требовал окраски или хотя бы хорошей мойки под давлением, так что это пятно было вовсе не исключением. Оно находилось на высоте плеч и напоминало отпечаток ладони. Но что-то привлекло мое внимание. Похоже на размазанную кровь. Словно кто-то прихлопнул самого большого на свете комара.
  
  Я осторожно дотронулся до него указательным пальцем – поверхность оказалась сухой.
  
  Марла не отвечала секунд десять, и я постучал опять. Еще через пять секунд повернул дверную ручку.
  
  Дверь оказалась не заперта.
  
  Я открыл ее пошире, чтобы можно было войти, и крикнул:
  
  – Марла, это я, твой кузен Дэвид!
  
  Никакого ответа.
  
  – Марла, тетя Арлин попросила меня кое-что тебе завезти. Домашнее чили и что-то там еще. Марла, ты где?
  
  Я вошел в центральное помещение дома в форме буквы L. Первая половина представляла собой обветшалую гостиную со старым диваном, парой выцветших кресел, плоским телевизором и журнальным столиком, на котором стоял ноутбук, работавший в спящем режиме. Марла, видимо, включила его, чтобы написать приятные слова в адрес сантехников из Поукипси. Вторая часть дома направо за углом была кухней. Слева по коридору находились две спальни и ванная.
  
  Закрывая за собой дверь, я заметил за ней складную детскую коляску.
  
  – Что за дьявольщина? – вырвалось у меня.
  
  В этот момент в глубине коридора послышался звук. Вроде мяуканья. Какой-то булькающий.
  
  Такие звуки издает младенец. Откуда здесь ребенок? Кто-то может сказать, что нет ничего пугающего в стоящей за дверью сложенной детской коляске.
  
  Но на этот раз этот кто-то здорово бы ошибся. Только не в этом доме.
  
  – Марла?
  
  Я положил пакеты на пол, пересек гостиную и шагнул в коридор.
  
  У первой двери остановился и заглянул внутрь. Эта комната была, вероятно, задумана как спальня, но Марла превратила ее в свалку. Здесь стояла ненужная мебель, валялись пустые картонные коробки, старые журналы, лежали свернутые в рулоны ковры, разрозненные части допотопной стереосистемы. Марла была та еще старьевщица.
  
  Я двинулся к следующей закрытой двери. Повернул ручку и толкнул створку.
  
  – Марла, ты здесь? Ты в порядке?
  
  Звук, который я раньше услышал, стал громче.
  
  И действительно, это был ребенок – по моим прикидкам, от девяти месяцев до года. Я не понял, то ли мальчик, то ли девочка, хотя он был завернут в голубое одеяло.
  
  И слышал я звуки кормления: ребенок с довольным видом сосал резиновую соску, пытаясь ухватить ручонками пластмассовую бутылочку с едой.
  
  Марла держала ее одной рукой, другой обнимая ребенка. Она уютно устроилась в кресле в углу спальни, а на кровати валялись упаковки с подгузниками, детская одежда, пакет с салфетками.
  
  – Марла?
  
  Она взглянула мне в лицо и прошептала:
  
  – Я слышала, как ты звал, но не могла встретить у двери. И кричать не хотела – Мэтью вот-вот заснет.
  
  Я осторожно вошел в комнату.
  
  – Мэтью?
  
  Марла улыбнулась и кивнула:
  
  – Скажи, красивый?
  
  – Да, – протянул я и, помолчав, спросил: – Кто это – Мэтью?
  
  – Ты о чем? – Марла удивленно склонила голову набок. – Мэтью – это Мэтью.
  
  – Но чей он? Ты что, нанялась с ним сидеть?
  
  Марла прищурилась, глядя на меня.
  
  – Мой. Мэтью – мой ребенок.
  
  Решив не маячить, я сел на кровать поближе к двоюродной сестрице.
  
  – И когда этот Мэтью появился у тебя?
  
  – Десять месяцев назад, – не колеблясь, ответила Марла. – Двенадцатого июля.
  
  – Но… – За последние десять месяцев я несколько раз сюда заезжал, однако только сейчас случилось его увидеть. Поэтому я, как бы сказать, был слегка озадачен.
  
  – Трудно объяснить, – проговорила Марла. – Мне его ангел принес.
  
  – Хотелось бы узнать немного больше, – мягко попросил я.
  
  – Это все, что я могу сказать. Словно чудо.
  
  – Марла, твой ребенок…
  
  – Я не хочу об этом говорить, – прошептала она и, отвернувшись, не отводила глаз от лица мальчика.
  
  Я продолжал допытываться, очень осторожно, словно вел машину по шатающемуся мосту и боялся сорваться в бездну.
  
  – Марла, то, что случилось с тобой… и с твоим ребенком… это трагедия. Мы все за тебя ужасно переживаем.
  
  Десять месяцев назад. Печальное время для каждого из нас, а для моей двоюродной сестры – просто смерти подобное.
  
  Она легонько коснулась пальцем пуговки носа Мэтью.
  
  – Какой прелестный!
  
  – Марла, – начал я, – скажи, чей это на самом деле ребенок? – Немного поколебался и добавил: – И откуда на твоей входной двери кровь?
  Глава 3
  
  В двадцатую годовщину своей работы в полицейском управлении города Промис-Фоллс детектив Барри Дакуэрт решил, что столкнулся с самым серьезным испытанием за всю свою карьеру: сумеет ли он проехать мимо пирожковой и не завернуть на стоянку, где ему подадут в машину кофе с шоколадным мороженым?
  
  Если и был день, когда он заслуживал особенного угощения, так именно этот. Двадцать лет в управлении и почти четырнадцать из них в должности детектива. Разве не повод, чтобы отметить?
  
  Беда в том, что шла только вторая неделя его очередной попытки похудеть. В прошлом месяце стрелка весов под ним подпрыгнула до ста восьмидесяти фунтов, и он решил, что пора что-то предпринимать. Морин, добрая душа, перестала его изводить, упрекая толщиной, – заключила, что выбор он должен сделать сам. И две недели назад Барри постановил, что первым шагом станет отказ от пирожковой, куда он заворачивал каждое утро. Согласно интернет-сайту заведения его любимое лакомство тянуло на три сотни калорий. С ума сойти! Если там не появляться пять дней, калорийность его рациона уменьшится на полторы тысячи калорий. А за год эта цифра составит семьдесят две тысячи.
  
  Все равно, что просидеть совершенно без пищи около трех недель.
  
  Но это не единственный шаг, который он собирался предпринять. Он решил исключить из меню десерт. Хотя формулировка не совсем точна. Он вознамерился обходиться без второй порции десерта. Если Морин пекла пирог – особенно если это была лимонная меренга, – он не ограничивался одним куском. Съев после обеда свою порцию, он выравнивал ножом срез пирога, а отрезанную полоску проглатывал. Ну сколько калорий может быть в узенькой полоске? И он отрезал вторую.
  
  Теперь, не жалея сил, себя ломал – больше никаких полосок.
  
  До пирожковой оставался один квартал.
  
  «Не поеду!» – твердо решил он.
  
  Дакуэрту ужасно хотелось кофе, но ведь можно остановиться на секунду, выпить и поехать дальше. Это-то можно? От кофе никакого вреда – он закажет черный, без сахара, без сливок. Вопрос в другом: если он встанет в очередь за кофе, то сумеет ли удержаться от…
  
  Зазвонил мобильный телефон.
  
  Машина была оборудована устройством беспроводной связи, и ему не пришлось лезть за аппаратом в карман пиджака. Всего-то потребовалось нажать на «торпеде» кнопку. Еще один плюс: на экране высветилось имя звонившего. Рэндал Финли.
  
  «Черт!» – ругнулся про себя Дакуэрт.
  
  Бывший мэр Промис-Фоллс. Добавим: опозоренный бывший мэр. Несколько лет назад, когда Финли решил побороться за кресло в Сенате, обнаружилось, что он, по крайней мере однажды, воспользовался услугами несовершеннолетней проститутки.
  
  Такие подвиги не вызывают у электората восторга.
  
  Он не только лишился шанса встроиться в большую политику. Его еще прокатили на очередных выборах на пост мэра. Это не пошло ему на пользу. В речи о признании поражения, с которой выступил, пропустив добрую часть бутылки «Дьюарза», Финли назвал всех, кто от него отвернулся, «кликой мудаков». Местные средства массовой информации его слов по понятным причинам процитировать не могли. Но неподконтрольный цензуре Ю-Тьюб пошел вразнос.
  
  На какое-то время Финли исчез из общественного поля зрения и зализывал раны. Но после того как обнаружил источник на принадлежащей ему земле к северу от Промис-Фоллс, открыл фирму по бутилированию ключевой воды. Пусть не такую крупную, как «Эвиан» – свою он назвал с присущей ему скромностью «Источником Финли», – но одну из немногих, которая давала рабочие места, главным образом потому, что гнала свою продукцию на экспорт. Город в последнее время вошел в экономический штопор. Прекратила существование «Стандард», и около пятидесяти человек оказались на улице. Обанкротился парк развлечений «Пять вершин» – колесо обозрения и американские горки замерли, словно воспоминание о странной, исчезнувшей цивилизации.
  
  От падения набора пострадал Теккерей-колледж и стал сокращать молодых преподавателей, которым не хватало стажа, чтобы получить постоянную должность. Выпускники школ уезжали на поиски работы. А те, кто оставался, большую часть вечеров шатались по барам, устраивали драки и развлекались тем, что пачкали краской почтовые ящики и переворачивали надгробия.
  
  Владельцы местной достопримечательности – кинотеатра под открытым небом, куда можно заезжать на машинах, – пять десятилетий боровшиеся с пленочными и дивиди-проигрывателями и компанией «Нетфликс», все-таки выбросили белый флаг. Еще несколько недель – и с малой толикой местной истории будет покончено. Ходили слухи, что экран демонтируют и на месте кинотеатра застройщик Фрэнк Манчини начнет строить новое жилье. Но зачем нужны новые дома в городе, откуда все стремятся уехать, – это было выше понимания Дакуэрта.
  
  Да, он вырос в Промис-Фоллс, но город его детства, как костюм, некогда новый, стал лоснящимся и потрепанным.
  
  По иронии судьбы с тех пор, как с поста мэра ушел этот кретин Финли, положение только ухудшилось. Несмотря на свои постыдные интрижки, бывший мэр рьяно боролся за свой сорокатысячный город (в котором, по последней переписи, осталось всего тридцать шесть тысяч жителей) и продолжал бы так же упорно сражаться, чтобы удержать на плаву разваливающуюся промышленность, как цеплялся мертвой хваткой в ту злополучную бутылку виски.
  
  Поэтому, когда Дакуэрт увидел, кто ему звонит, он с некоторым сожалением принял вызов:
  
  – Привет.
  
  – Барри!
  
  – Здорово, Рэнди.
  
  Если заезжать в пирожковую, пора включать поворотник и крутить руль. Но если он туда попадет, не удержится и закажет нежный кусочек божественного наслаждения. Тогда Финли услышит его переговоры с официантом. И хотя бывший мэр был не в курсе намерения Дакуэрта сесть на диету, детективу будет неприятно, если этот фанфарон узнает, что он дал слабину.
  
  Поэтому он продолжал ехать вперед.
  
  – Ты где, в машине? – спросил Финли.
  
  – Еду на службу.
  
  – Приезжай к Клампетт-парку, сверни на дорожку с южной стороны.
  
  – С какой стати?
  
  – Есть кое-что, что тебе надо увидеть.
  
  – Рэнди, будь ты мэром, может, я бы и носился у тебя на побегушках и не возражал, что ты звонишь на мой личный мобильник. Но ты больше не мэр. И давно уже не мэр. Поэтому, если что-то стряслось, звони, как все, в установленном порядке.
  
  – Тебя все равно сюда пришлют. Сэкономишь время на дорогу до управления и обратно.
  
  Барри Дакуэрт вздохнул.
  
  – Хорошо.
  
  – Встречу тебя у входа в парк. Со мной моя собака. Благодаря ей я и наткнулся на это. Прогуливал ее здесь.
  
  – На что на это?
  
  – Приезжай, увидишь все сам.
  
  Пришлось ехать на другой конец города, где Финли по-прежнему жил со своей многострадальной женой Джейн. Бывший мэр стоял у входа с собакой, маленьким серым шнауцером. Пес натягивал поводок, понуждая хозяина вернуться в парк, граничивший с лесной зоной, а дальше к северу с Теккерей-колледжем.
  
  – Ты не спешил, – заявил бывший мэр, когда Дакуэрт вылез из машины без опознавательных полицейских знаков.
  
  – Я на тебя не работаю, – отрезал Барри.
  
  – Еще как работаешь. Я налогоплательщик.
  
  Финли был в мешковатых джинсах, кроссовках и наглухо застегнутой на молнию легкой куртке. Стояло прохладное майское утро. Если быть точным – четвертое утро в этом месяце, и земля, всего шесть недель назад укутанная снежным покрывалом, чернела от опавших прошлой осенью листьев.
  
  – Ну, что ты нашел?
  
  – Это туда. Я спущу Бипси с поводка, и мы пойдем за ней.
  
  – Нет, – возразил Дакуэрт. – Что бы ты ни нашел, нельзя, чтобы Бипси там копалась.
  
  – Да, да, конечно. Сам-то ты как?
  
  – Отлично.
  
  Не дождавшись ответного вопроса о жизни, бывший мэр продолжал:
  
  – У меня выдался хороший год. Расширяем производство. Нанял еще пару человек. – Он улыбнулся. – Об одном ты, наверное, слышал.
  
  – Нет. Ты о ком?
  
  – Не важно. – Финли тряхнул головой.
  
  Они шли по тропинке на границе парка, отделенного от леса забором из проволочной сетки высотой четыре фута.
  
  – Ты похудел. Хорошо выглядишь. Поделись секретом, мне бы тоже надо сбросить несколько фунтов. – Финли похлопал себя свободной рукой по животу.
  
  Дакуэрт сбросил за две недели всего пару фунтов и не сомневался, что перемены незаметны.
  
  – Так что ты нашел, Рэндал?
  
  – Сейчас все увидишь. Случилось, должно быть, ночью, потому что мы с Бипси здесь гуляем два раза в день: утром и перед сном. Вчера выходили, когда уже смеркалось, так что я мог и не заметить. Хотя не думаю, что там уже что-то было. Я бы и сегодня не заметил, если бы не собака. Бипси унюхала и рванула прямиком к забору.
  
  Дакуэрт решил больше не выспрашивать Финли о его находке, а сам внутренне собрался. За годы работы в полиции ему пришлось повидать много мертвецов. И предстоит еще немало, прежде чем он уйдет на пенсию, до которой оставалось меньше половины пути. Но к этому невозможно привыкнуть. Во всяком случае, в Промис-Фоллс. Дакуэрту случалось расследовать убийства, в основном на бытовой почве или по пьянке в барах, но попадались и такие, которые привлекали внимание всей страны.
  
  Занятие не из тех, которые называют приятным времяпрепровождением.
  
  – Здесь. – Финли остановился, и собака залаяла. – Бипси, прекрати! Успокойся, дуреха.
  
  Псина притихла.
  
  – На заборе. – Финли показал рукой.
  
  Дакуэрт оглядел открывшуюся перед ним картину.
  
  – Жуть! Настоящая бойня. Видел что-нибудь подобное?
  
  Полицейский промолчал, но если бы ответил, сказал бы «нет».
  
  А Рэндал Финли продолжал:
  
  – Если бы тельце было одно или даже два, будь уверен, я бы не стал тебе звонить. Смотри, Барри, сколько их тут. Я сосчитал – двадцать три. Что за долбаный псих мог такое учинить?
  
  Дакуэрт пересчитал сам – без малого две дюжины.
  
  Двадцать три мертвые белки, все крупные, одиннадцать серых, двенадцать черных. У каждой шея туго затянута белой веревкой вроде тех, какими для надежности перевязывают посылки. Все веревки примотаны к идущей по верху забора горизонтальной железной перекладине.
  
  Зверьков расположили на участке длиной десять футов, каждого на веревке в фут.
  
  – Я их не люблю, – прокомментировал Финли. – Древесные крысы, вот как я их называю, но полагаю, что вреда от них немного. Ведь есть же закон против таких уродов, хотя это просто-напросто белки?
  Глава 4
  
  Дэвид
  
  – Марла, я серьезно, ты должна со мной поговорить.
  
  – Мне надо уложить малыша. – Она качала Мэтью на руках, слегка касаясь его губ соской бутылочки. – Кажется, наелся, больше не хочет.
  
  Марла поставила бутылочку на прикроватный столик. Ребенок закрыл глаза и от удовольствия тихонько загукал.
  
  – Сначала он был совсем не такой, – объяснила Марла. – Вчера долго плакал, не признавал меня, боялся.
  
  Я удивился, почему ребенок ее боялся, если она уверяла меня, что он с ней уже много месяцев, но промолчал.
  
  – Я просидела с ним всю ночь, – продолжала она. – И между нами установилась тесная связь. – Марла тихонько рассмеялась. – Выгляжу, наверное, страшилой. Душа утром не приняла, не подкрасилась. Вечером, как только он перестал плакать, уложила его спать, а сама бросилась в магазин. Надо было очень многое купить. Жутко боялась оставлять его одного. Но что было делать? Позвонить никому пока не решилась, а ангел принес совсем немного.
  
  – Кто еще знает о Мэтью? – спросил я. – Тетя Агнесса, твоя мать, знает?
  
  – Нет. Я ей еще не сообщила эту добрую весть. Все случилось очень быстро.
  
  Несообразностей становилось все больше.
  
  – Насколько быстро?
  
  Марла не сводила с ребенка глаз.
  
  – Ладно. Мэтью у меня не десять месяцев. Вчера ближе к вечеру, примерно в то время, когда начинается программа доктора Фила, я писала отзывы об иллинойской компании по установке кондиционеров, в дверь позвонили.
  
  – Кто это был?
  
  Чуть заметная улыбка.
  
  – Я же тебе говорила – ангел.
  
  – Расскажи мне подробнее об этом ангеле.
  
  – Хорошо, пусть она не настоящий ангел, но трудно думать иначе.
  
  – Следовательно, это была женщина?
  
  – Да.
  
  – Его мать?
  
  Марла уколола меня взглядом.
  
  – Теперь его мать я!
  
  – Допустим. Но до того момента, как эта женщина отдала тебе Мэтью, его матерью была она?
  
  – Наверное. – Марла произнесла это нерешительно, словно не желая признавать очевидного факта.
  
  – Как она выглядела? На кого была похожа? Она была ранена? Ты видела кровь? Ее рука была в крови?
  
  Марла медленно покачала головой:
  
  – Ты же знаешь, Дэвид, что у меня плохая память на лица. Мне она показалась очень красивой. Вся в белом, поэтому когда я ее вспоминаю, то представляю ангела.
  
  – Она сказала, кто она такая? Назвала свое имя? Оставила координаты, как с ней связаться?
  
  – Нет.
  
  – И ты не спросила? Тебе не показалось все это странным – неизвестная женщина звонит в твою дверь и отдает ребенка?
  
  – Она очень спешила, – пробормотала Марла. – Сказала, что ей надо бежать. – Ее голос угас. Она опустила Мэтью на середину кровати и обложила подушками, создав вокруг него что-то вроде бруствера. – Пока не куплю детскую кроватку, придется поступать вот так. Нельзя, чтобы он скатился с матраса и ударился о пол. Поможешь мне с этим? Купить кроватку? В Олбани есть «ИКЕЯ»? Или в «Уолмарте» тоже продают детские кроватки? Это ближе. В мой «мустанг» кроватка даже в разобранном виде, наверное, не войдет. И со сборкой у меня вряд ли получится. Я в таких делах бестолкова. В доме даже нет отвертки. Разве что валяется в каком-нибудь шкафу на кухне, но я не уверена. «ИКЕЯ» вроде прикладывает к товарам всякие штуковины, чтобы покупатели могли собрать предмет, даже если у них нет кучи инструментов. Покупать подержанную в комиссионке или в антикварном магазине не хочется. Прежние хозяева могли понаделать столько всяческих «улучшений», что спать в них может быть опасно. Я видела сюжет по телевизору: устроили, чтобы боковина поднималась и опускалась, а она случайно упала на шею ребенку. Не дай бог! – Она вздрогнула.
  
  – Конечно, не дай бог.
  
  – Так поможешь мне с кроваткой?
  
  – Пожалуй. Но сначала мы должны кое с чем разобраться.
  
  Марла почти не обращала на меня внимания. Я не мог понять причину ее теперешней отрешенности от действительности. Не объясняется ли ее состояние тем, что она проходит какой-то курс лечения? Если после потери ребенка она и посещала психиатра и тот прописывал ей лекарства, чтобы справиться с депрессией и страхами, я об этом не знал. С какой стати? И теперь не собирался копаться в ее болезни, потому что не представлял, что бы стал делать с тем, что мог узнать.
  
  Может, ничего и не наглоталась, просто была в своем обычном состоянии с тех пор, как родила мертвого ребенка. Это в присущей ему бестактной манере подтвердил мой отец, сказав, что у нее малость поехала крыша. Я слышал только обрывки и отголоски истории. Мать Марлы Агнесса, которая в молодости, до того как стать медицинской сестрой, работала акушеркой, присутствовала при родах вместе с семейным врачом по фамилии, если я правильно запомнил, Стерджес. Мать рассказывала, какой их обуял ужас, когда они поняли, что что-то пошло не так. Как Марле дали несколько минут подержать ребенка, прежде чем унесли насовсем.
  
  У нее родилась мертвая девочка.
  
  – Печально, очень печально, – повторяла мать всякий раз, когда вспоминала племянницу. – На нее так сильно повлияло, словно что-то захлопнулось. Такое мое мнение. И где же был отец? Помог ли хоть чем-нибудь? Нет! Ни на грош!
  
  Отцом был студент Теккерей-колледжа. На семь или восемь лет младше Марлы. Больше я о нем почти ничего не знал. Хотя это теперь не имело никакого значения.
  
  Получила ли полиция заявление о пропавшем младенце? Если бы газета не закрылась и у меня сохранились полномочия сотрудника редакции, я бы просто позвонил в управление и задал вопрос. Но для частного лица все намного сложнее. Прежде чем поднимать шум и тревожить власти, следовало выяснить, что же на самом деле происходит. Не исключено, что Марла нанялась присматривать за чьим-то ребенком, а затем дала волю своим фантазиям. Я имею в виду ангела, который позвонил в ее дверь.
  
  – Марла, ты меня слышишь? Мы должны кое с чем разобраться.
  
  – С чем?
  
  Я решил ей подыграть и сделал вид, что ситуация, в которой мы оказались, совершенно естественная.
  
  – Не сомневаюсь, ты хочешь, чтобы все было легально и безупречно. Если хочешь оставить себе Мэтью, придется подписать кое-какие бумаги и решить юридические вопросы.
  
  – Совсем не обязательно, – возразила Марла. – Когда Мэтью подрастет и пойдет в школу или даже позже, когда потребуется получать водительские права или другие документы, я скажу, что потеряла его свидетельство о рождении. Никто ничего не докажет.
  
  – Не получится, Марла. В городе сохраняются регистрационные записи.
  
  Мое замечание ее ничуть не поколебало.
  
  – Властям придется поверить, что он мой. Ты делаешь из мухи слона. Общество слишком закопалось в бумагах, чтобы успевать следить за всякой мелочью.
  
  – Но должны же мы узнать, кто его родил, – не отступал я. – Хотя бы из медицинских соображений. Чем болели его настоящие отец и мать, какова его наследственность?
  
  – Ты не желаешь мне счастья, Дэвид? Считаешь, что после всего, через что мне пришлось пройти, я его не заслужила?
  
  Я не нашел что ответить, но оказалось, что этого и не требовалось.
  
  – Мне надо привести себя в порядок, – заявила Марла. – Раз уж ты здесь, пойду приму душ и переоденусь в чистое. Я планировала выйти с Мэтью за покупками.
  
  – В гостиной за дверью стоит коляска. Это ты ее купила? – спросил я.
  
  – Нет, ангел принес, – ответила она. – Твоя мама прислала каких-нибудь вкусняшек?
  
  – Да, – кивнул я. – Положу тебе все в холодильник.
  
  – Спасибо. Я быстро. – Марла скользнула в ванную и закрыла за собой дверь.
  
  Я бросил взгляд на ребенка: Мэтью мирно спал и вряд ли был способен выкатиться из подушечной тюрьмы. Поставил в холодильник замороженные продукты, которые прислала Марле моя мать (человек я очень практичный), и пошел в гостиную осмотреть коляску. Она стояла сложенной – в таком положении ее легко положить в багажник или убрать в кладовку.
  
  На правой ручке были такие же пятна, какие я видел на дверном косяке.
  
  Я разложил конструкцию и нажал ногой на маленький рычажок, чтобы зафиксировать коляску в таком положении. Ею явно пользовались. Когда-то черные шины колес обтрепались, в трещины сиденья набились крошки кукурузных хлопьев. Сзади к коляске был прикреплен закрывающийся на молнию карман. В нем лежали три погремушки, машинка с толстыми деревянными колесиками, реклама магазина детских товаров, наполовину пустой пакет влажных салфеток, бумажные носовые платки.
  
  Мое внимание привлекла реклама – на одной стороне листка было написано несколько слов.
  
  Это был адрес. Листок оказался не из разряда макулатурной почты, рассовываемой по почтовым ящикам и рекламирующей все, что угодно. Он приглашал в «Я родился» – местный магазин детской одежды. Но что еще важнее – к листовке была прикреплена бирка с именем.
  
  Розмари Гейнор жила в доме 375 по Бреконвуд-драйв. Я знал эту улицу. Довольно престижный район более высокого класса, чем у Марлы, в паре миль отсюда.
  
  Я достал мобильник и собрался запустить приложение, позволяющее узнать номер домашнего телефона Гейноров. Но палец застыл над кнопкой: я задумался, так ли уж разумно ей звонить?
  
  Не лучше ли подъехать? Прямо сейчас.
  
  Из ванной доносился шум воды. Марла принимала душ. Мобильник все еще был у меня в руке, и я позвонил домой.
  
  Мне ответили после первого гудка.
  
  – Папа, мне надо поговорить с мамой.
  
  – Что случилось?
  
  – Просто передай ей трубку.
  
  Послышался шорох и приглушенные слова: «Он хочет с тобой поговорить». И наконец голос матери:
  
  – В чем дело, Дэвид?
  
  – У Марлы кое-что произошло.
  
  – Ты отдал ей чили?
  
  – Нет… то есть я все привез. Мама, здесь ребенок.
  
  – Что?
  
  – У Марлы ребенок. Она утверждает, что ребенок ее. Будто некая женщина позвонила к ней в дверь и отдала. Чушь какая-то. Мне приходит в голову, язык не поворачивается выговорить… Господи, полный абсурд. Я подозреваю, что она его у кого-то украла.
  
  – Только не это! – выдохнула мать. – Неужели опять?
  Глава 5
  
  Барри Дакуэрт послал полицейских прочесать примыкающую к парку территорию: может быть, кто-нибудь заметил накануне вечером что-то подозрительное. Например, человека с тяжелым мешком, который возился у забора достаточно долго, чтобы успеть развесить почти две дюжины белок.
  
  Первый полицейский, здоровяк ростом шесть футов по имени Энгус Карлсон, посчитал задание хорошей возможностью закрепить свои навыки опознания подозреваемого.
  
  – Это дело может оказаться крепким орешком, – сказал он Дакуэрту. – Но я чувствую себя в ударе и готов засучить рукава. Однако если свидетеля быстро найти не удастся, придется побегать как белка в колесе.
  
  В последнее месяцы Дакуэрт несколько раз встречался с Карлсоном на месте преступлений. Тот, кажется, примерял на себя роль детектива Ленни Бриско из сериала «Закон и порядок» в исполнении Джерри Орбака, который всякий раз перед появлением титров готов был что-нибудь сморозить. Из нескольких разговоров Дакуэрт выяснил, что Карлсон приехал в город четыре года назад, а до этого служил копом в пригороде Кливленда.
  
  – Пощади меня, помолчи.
  
  Детектив позвонил в городское Общество охраны животных и ввел в курс некую Стейси:
  
  – У меня такое ощущение, что это расследование больше по вашей части, но своих людей я озадачил. Хорошо бы поскорее узнать, чьих это рук дело, пока на фонарных столбах не появятся повешенные хозяйские собаки и кошки.
  
  Он пошел к машине. Бывший мэр Рэндал Финли все еще болтался поблизости, наблюдая, как прибывают полицейские, делают снимки и осматривают окрестности. Но как только увидел, что Дакуэрт собрался уезжать, поспешил за ним, таща на поводке Бипси.
  
  – Хочешь знать, что я думаю?
  
  – Выкладывай, – кивнул детектив.
  
  – Готов поспорить, что это какой-то садистский культ. Не исключено, что мы имеем дело с обрядом посвящения.
  
  – Трудно сказать.
  
  – Держи меня в курсе.
  
  Открывая дверцу своей машины, Дакуэрт покосился на него. Неужели Финли считает, что обладает хоть какой-то властью?
  
  – Если у меня возникнут вопросы, я с тобой свяжусь, – бросил он, устраиваясь за рулем и захлопывая дверцу.
  
  Бывший политик не отходил – он, видимо, считал разговор незаконченным. Барри опустил стекло.
  
  – Что-нибудь еще?
  
  – Хочу, чтобы ты знал. Я об этом не очень распространялся, но тебе скажу.
  
  – О чем?
  
  – Я собираюсь вернуться в политику. – Финли сделал паузу, чтобы оценить произведенный им эффект. Но поскольку на лице Барри не отразилось ни восторга, ни потрясения, продолжал: – Я нужен городу. С тех пор как я ушел, все идет прахом. Скажешь, не прав?
  
  – Я не интересуюсь политикой, – ответил Дакуэрт.
  
  Финли ухмыльнулся.
  
  – Не говори чепухи. Политика влияет на все, что ты делаешь по службе. Тех, кого избрали на должности, вконец облажались: безработица растет, люди в отчаянии, больше пьют, больше дерутся, чаще залезают в дома. Разве не так?
  
  – Рэнди, мне в самом деле надо ехать.
  
  – Да, да, понимаю, ты пошел по следу серийного убийцы белок. Только хочу сказать: когда я приду к власти…
  
  – Если придешь.
  
  – Когда я приду к власти, то сделаю кое-какие перестановки. Это касается также места начальника полиции. У меня впечатление, что ты подходишь на этот пост.
  
  – Меня устраивает то, что чем я занимаюсь сейчас. И если мне позволено будет заметить, избиратели, возможно, не забыли, что ты не прочь побаловаться с пятнадцатилетними проститутками.
  
  Финли прищурился.
  
  – Во-первых, это была только одна несовершеннолетняя проститутка. И она мне сказала, что ей девятнадцать.
  
  – Хорошо, баллотируйся. Вот тебе и слоган для предвыборной кампании: «Она мне сказала, что ей девятнадцать. Голосуйте за Финли!»
  
  – Меня подставили, Барри, и тебе это прекрасно известно. Я был хорошим мэром, сделал чертовски многое. Старался изо всех сил, чтобы у людей была работа. А всякие личные штучки не имеют никакого значения – это пресса раздула из мухи слона. Стерва Плимптон закрыла «Стандард», и мне больше нечего беспокоиться о негативных отзывах прессы. Поток информации можно контролировать. Газетчикам в Олбани наплевать на то, что здесь творится – разве что я залезу в постель с козлом. Я вот о чем: если ты будешь кем-то вроде моего человека в управлении полиции, я этого не забуду и когда-нибудь отплачу за услугу.
  
  – Полагаешь, твоя помощь в поимке беличьего мучителя станет ключом к победе? – спросил Дакуэрт.
  
  Финли покачал головой:
  
  – Конечно, нет. Я вот о чем: если узнаешь что-нибудь такое, что может послужить моим интересам, – позвони. Вот и все. Невелика просьба. Всегда полезно иметь свое ухо в полиции. Например, узнать, что ее высочество Аманду Кройдон поймали пьяной за рулем.
  
  – У нашего теперешнего мэра нет твоих проблем.
  
  – Хорошо, пусть она не ездит, надравшись. Зато заставляет городскую дорожную службу лопатить свою подъездную аллею. Тоже как-то некрасиво. – Он улыбнулся. – В любом случае сообщи, если узнаешь, что она обманывает налогоплательщиков или вольно обходится с законом. То же относится и к начальнику полиции. Кто бы мог поверить, что в одном городе и мэр, и начальник полиции – женщины?! Тогда уж надо переименовывать наш город в какой-нибудь Кискатаун.
  
  – Мне надо ехать, Рэнди.
  
  – Посмотрим правде в глаза. – Бывший мэр наклонился к окну машины. – Каждому хочется что-то скрыть. Но некоторым – я тому превосходный пример – скрывать больше нечего. Все и так на слуху. Зато другие дорого бы дали, чтобы об их делишках никто не проведал.
  
  Дакуэрт прищурился:
  
  – Не понимаю, куда ты клонишь.
  
  Финли криво ухмыльнулся.
  
  – Кто сказал, что я куда-то клоню?
  
  – Господи, Рэнди, ты что… Надеюсь, это не убогая попытка меня запугать?
  
  Бывший мэр сделал шаг назад, принял оскорбленный вид, но продолжал улыбаться.
  
  – Как ты можешь так говорить? Мы просто беседуем. Насколько мне известно, у тебя в полиции Промис-Фоллс безупречная репутация. Каждому известно – незапятнанная карьера. – Он снова наклонился к окну. – Ты хороший коп и хороший семьянин. – Слово «семьянин» он произнес с нажимом.
  
  – Увидимся позже. – Дакуэрт поднял стекло и тронулся с места.
  
  Финли дружески помахал ему рукой, но полицейский не оглянулся.
  
  Дакуэрт ехал в Теккерей-колледж.
  
  Территория общежития находилась неподалеку от парка, и студенты часто забредали сюда: бегали, баловались наркотиками, занимались любовью. Не исключено, что белок мог убить кто-нибудь из них. Или видел, как это случилось.
  
  Возможно, визит в колледж – пустая трата времени и сил. На улицах Промис-Фоллс пара дюжин белок ежедневно попадает под колеса машин, и полиция не носится как ошпаренная, разыскивая водителей, чтобы обвинить в том, что те покинули место дорожно-транспортного происшествия.
  
  Дакуэрт не сомневался, что, вернувшись в управление, обнаружит на своем столе множество всякой ерунды – если не от Энгуса Карлсона, то от кого-нибудь еще.
  
  Охота на белок в штате Нью-Йорк большую часть года разрешена. Более того, пару лет назад в Холи устроили акцию: пожарное управление объявило, что наградит всякого, кто застрелит пять взрослых белок. Поэтому убийство двух дюжин грызунов – вряд ли то преступление, на которое городская полиция должна рассеивать силы.
  
  Дакуэрта беспокоило другое: какой человек нашел удовольствие в убийстве двадцати трех маленьких зверьков, которых потом развесил на заборе?
  
  Что его на это толкнуло? Хорошо, не обязательно его, может быть, ее? Хотя все-таки скорее его?
  
  И на что еще способен этот человек? В литературе много описаний осужденных убийц, которые начинали с уничтожения домашних животных и других беззащитных тварей.
  
  Дакуэрт свернул с дороги в ворота на территорию Теккерей-колледжа. Возраст величественных зданий из красного кирпича с внушительными колоннами перевалил за сто лет, хотя были здесь и архитектурные исключения: химический факультет построили пять лет назад, спортивный комплекс – десять.
  
  Проезжая мимо Теккерейского пруда – собственного озера на территории колледжа шириной в четверть мили, – Дакуэрт заметил группу рабочих, устанавливающих столб высотой примерно шесть футов с красной кнопкой и прикрепленной табличкой. Он не успел прочитать, что на ней написано, но сооружение напомнило ему допотопный пульт пожарной тревоги.
  
  Оставив машину на гостевой стоянке, он вошел в здание и, сверившись с указателем, направился к кабинету начальника охраны территории. Из головы не выходил разговор с Рэндалом Финли. Что подразумевали его слова? Может быть, бывший мэр решил, что у полицейского есть на него компромат? Или пытается шантажировать – заставить сливать информацию из управления, чтобы воспользоваться всякой грязью во время предвыборной кампании, если действительно захочет снова попытаться занять кресло мэра?
  
  Если таков его план, пусть лучше о нем забудет, думал Дакуэрт. У бывшего мэра нет способов на него воздействовать. Финли правильно сказал: его послужной список безупречен. Он не из тех, у кого рыльце в пушку.
  
  Почти идеально чист.
  
  Разумеется, за долгие годы бывали случаи, когда поневоле приходилось мухлевать. Безгрешных копов не бывает. Но он никогда не брал взяток, не подбрасывал ложных улик и не скрывал реальных, не прикарманивал ничего вроде выручки от продажи наркотиков.
  
  Правда, много лет назад, еще до того, как познакомиться с Морин, он отпустил, ограничившись предупреждением, пару превысивших скорость симпатичных девчушек. Может, даже попросил у них номера телефонов.
  
  Объяснял это молодостью и отсутствием опыта. И теперь ничего подобного себе не позволял. Финли уж точно не станет копаться в делах двадцатилетней давности, пытаясь нарыть на него компромат.
  
  – Чем могу служить?
  
  Барри оказался у конторки рядом с кабинетами службы охраны. К нему обратился юноша с несколькими серьгами в ухе, по виду еще студент.
  
  – Мне надо переговорить с вашим начальством, – объяснил Дакуэрт.
  
  – Вам назначено?
  
  Дакуэрт показал удостоверение и через секунду сидел по другую сторону стола от Клайва Данкомба, шефа институтской службы безопасности.
  
  Ему было от сорока до пятидесяти лет. Рост под шесть футов, вес фунтов сто семьдесят, массивная, квадратная челюсть, густые темные брови и такие же волосы. Аккуратный, но в рубашке, которая выглядела так, словно была на размер меньше, видимо, хозяин надевал ее специально, чтобы привлечь внимание к своим бицепсам. Что касалось мускулатуры, он обладал впечатляющим арсеналом. Штанга, заключил Дакуэрт. И наверное, никаких пирожков по утрам по дороге на работу.
  
  – Рад познакомиться, – сказал Данкомб. – Повторите, пожалуйста, как вас зовут.
  
  Дакуэрт назвался.
  
  – Так вы детектив?
  
  – Да.
  
  – Чем могу помочь?
  
  – Мне необходимо с вами поговорить по поводу ночного происшествия.
  
  Данкомб мрачно кивнул и вздохнул. Откинулся на спинку стула и положил на стол ладони разведенных рук.
  
  – Не могу утверждать, что удивлен вашим визитом. Ожидал гостя из городской полиции. Молва идет. И это понятно: когда случается нечто подобное, крышку не удержать – из-под нее что-нибудь непременно просочится наружу. Но хочу, чтобы вы знали: здесь я контролирую ситуацию. У меня железный порядок, и я таким же образом ориентирую своих людей. Вашу озабоченность я понимаю и не в обиде, что вы пришли поторопить нас сделать шаги, которые мы уже предприняли.
  
  Дакуэрта заинтересовало, какие-такие шаги мог предпринять колледж для защиты белок, и откровенно удивило, что здесь расценивают их как приоритетные.
  
  – Продолжайте, – попросил он.
  
  – Возможно, по дороге сюда вы заметили, что мы начали установку на территории стоек службы безопасности.
  
  – Стоек службы безопасности?
  
  – Достаточно нажать на кнопку, сигнал поступит группе обеспечения безопасности. Мы будем знать, где находится человек, и немедленно вышлем туда наряд. Что-то вроде пожарной тревоги или связи с машинистом в вагонах метро в больших городах.
  
  – И зачем вы это делаете?
  
  Данкомб убрал со стола ладони и, подавшись на стуле вперед, с подозрением посмотрел на инспектора.
  
  – Хотите сказать, вы приехали сюда не по поводу неудавшихся попыток изнасилования? В округе появился какой-то псих и запугал до полусмерти всех женщин в кампусе.
  Глава 6
  
  Дэвид
  
  – Мама, ты о чем? – спросил я. – Что означают слова: «Неужели опять»? Марла уже похищала чужого ребенка?
  
  – Когда ты жил в Бостоне, произошла история в больнице.
  
  – Что за история?
  
  – Она проникла в родильное отделение и попыталась скрыться с чьим-то ребенком.
  
  – Боже мой! Ты шутишь?
  
  – Это было ужасно. Марла почти подошла к парковке, когда ее заметили и остановили. Ее, наверное, кто-то узнал – ведь она там частенько бывала, приходила не только к матери, но, как я думаю, на прием к психиатру, психологу или как его там? Его звали… крутится на языке, но не могу вспомнить.
  
  – Не думай об этом. Просто расскажи, что произошло.
  
  – Вызвали полицию, но Агнесса и ее муж Джилл объяснили ситуацию: что Марла потеряла ребенка, что она психически нестабильна, что по состоянию здоровья ее нельзя привлечь к ответственности, что она лечится.
  
  – Ни слова об этом не слышал.
  
  – Агнесса не хотела, чтобы кто-нибудь знал. По большей части ей удалось притушить разговоры. Но слухи пошли. Люди в больнице не хотели держать язык за зубами. Мы с твоим отцом не проговорились ни единой живой душе – ты первый, кому я рассказываю. Однако такого рода события всегда обрастают сплетнями. Агнесса, конечно, постаралась, чтобы больница не предприняла ничего против Марлы. А родителей ребенка убедили не выдвигать против нее обвинений. Агнесса устроила так, что больница оплатила все расходы, которые не покрывала их страховка. Слава богу, Марла никак не повредила малютке – ведь ему было всего два дня от роду! Мы очень тревожились за Марлу, гадали, оправилась она или нет. Я считала, что ничего подобного больше не повторится. Это убьет Агнессу – она сгоряча что-нибудь натворит. Ты же знаешь, как ее заботит, что думают люди.
  
  – Мне кажется, этого ребенка Марла взяла не из больницы. Он не новорожденный младенец; я бы дал ему месяцев девять-десять. Позвони Агнессе, вызови ее сюда.
  
  – А ведь какая-то мать сейчас сходит с ума, не может понять, куда запропастился ее ребенок. Погоди, не отключайся. Дон! – крикнула она куда-то в сторону.
  
  – Что? – Ответ прозвучал приглушенно, видимо, отец находился в другой комнате.
  
  – Ничего не говорили о пропаже ребенка?
  
  – Не понял.
  
  – У тебя включено радио? Полиция не объявляла в розыск пропавшего ребенка?
  
  – Боже праведный, она опять за свое?
  
  – Так да или нет?
  
  – Нет.
  
  – Отец сказал… – начала объяснять мать.
  
  – Я слышал. Пожалуй, я знаю, откуда взялся ребенок. Сейчас туда съезжу.
  
  – Ты знаешь, чей ребенок?
  
  – Имя Розмари Гейнор тебе ничего не говорит?
  
  – Никаких ассоциаций.
  
  – Агнесса должна ее знать. Ей же известны подруги Марлы.
  
  – У меня такое впечатление, что у Марлы нет подруг. Сидит, запершись, в четырех стенах, выходит только за покупками или по делам.
  
  – Позвони Агнессе, скажи, чтобы приезжала как можно быстрее. Я хочу съездить к этой Гейнор, но мне тревожно оставлять Марлу одну с ребенком. – Я помолчал и добавил: – Может, вызвать полицию?
  
  Мать осторожно кашлянула.
  
  – Я бы этого не делала. Агнесса наверняка захочет решить вопрос по-тихому. К тому же тебе неизвестно, что происходит на самом деле. А вдруг Марла нянчится с ребенком с согласия его родителей.
  
  – Я задавал ей этот вопрос. Она ответила отрицательно.
  
  – Но такое вполне возможно. Марла подрядилась сидеть с чьим-то ребенком, а потом вообразила, что ребенок ее. Как вспомнишь, через что ей пришлось пройти…
  
  Шум душа прекратился.
  
  – Мама, мне пора. Буду на связи. Пришли сюда Агнессу.
  
  Я опустил телефон в карман пиджака.
  
  – Дэвид! – Марла окликнула меня из-за закрытой двери.
  
  Я подошел и встал на расстоянии фута.
  
  – Что?
  
  – Ты с кем-то разговаривал?
  
  – Нет.
  
  – Говорил по телефону?
  
  – Пришлось ответить на звонок.
  
  – Это была моя мать?
  
  – Нет. – На этот раз я душой не покривил.
  
  – Чтобы ты знал, я не хочу, чтобы она сюда приезжала. Поднимет шум, будет суетиться.
  
  Я не хотел лгать и вводить Марлу в заблуждение и признался:
  
  – Я позвонил моей матери, но попросил, чтобы она связалась с Агнессой. Тебе может потребоваться ее помощь. Агнесса знает о младенцах все, поскольку прежде, чем стать администратором, работала акушеркой.
  
  Сказав, я в ту же секунду пожалел о своих словах – они могли напомнить Марле о том дне, когда она потеряла ребенка. Тогда Агнесса находилась рядом потому, что была матерью Марлы и опытным специалистом в акушерстве.
  
  И ее присутствие не помогло.
  
  – Ты не имел права! – закричала Марла и, закутанная в полотенце, выскочила из ванной. – Я не хочу оставаться здесь, когда она сюда заявится. – Она прошлепала мимо меня в спальню и захлопнула за собой дверь.
  
  – Марла, – негромко позвал я, – тебе нужно…
  
  – Я одеваюсь. Мэтью надо где-то устроить. Мы едем за кроваткой.
  
  В моей машине не было детского кресла. Итан подрос, и уже несколько лет ему не требовалось такого приспособления. Но в данный момент по сравнению со всем остальным это показалось самой малой проблемой. Если Марла намерена покинуть дом, но не отказывается от моего общества, я посажу ее с ребенком к себе в машину. Поведу так, будто у меня на переднем сиденье аквариум с золотой рыбкой. Мы поедем якобы за кроваткой, но на самом деле не к мебельному магазину, а к дому Гейноров.
  
  Посмотрим, как поведет себя Марла.
  
  – Буду готова через пять минут, – сказала она.
  
  А появилась через четыре – в джинсах, замызганном свитере, с мокрыми волосами. На руках она несла ребенка, закутанного в несколько одеял.
  
  – Возьми коляску, – велела она. – Не хочу его носить, пока мы будем в магазине. О, и принеси из холодильника еще одну бутылочку.
  
  В присутствии Марлы я не мог позвонить матери и сказать, что мы уезжаем. Но понимал: как только сюда явится Агнесса и никого не застанет, мой мобильник в кармане начнет трезвонить. Я сложил коляску, и мы вышли из дома. Пока Марла вставляла в личинку ключ и запирала дверь, снова посмотрел на пятно на косяке.
  
  Может, это все-таки не кровь, а грязь? Кто-то работал в саду и коснулся рукой деревяшки. Вот только Марлу нельзя назвать заядлым садовником.
  
  – Думаю, тебе лучше сесть назад, – сказал я ей. – Ничего хорошего не будет, если сработает подушка безопасности и вдавит в тебя ребенка.
  
  – Просто веди аккуратнее, – попросила она.
  
  – Это я и собираюсь делать.
  
  Я устроил ее с Мэтью на руках на заднем сиденье перед передним пассажирским, открыл заднюю дверцу и, засунув коляску в багажник, сел за руль.
  
  – Куда поедем? – спросила Марла. – В «Уолмарт»? Или, может быть, в «Сирз» в городских торговых рядах?
  
  – Не знаю. – Хотя я вырос в Промис-Фоллс, лишь став корреспондентом «Стандард», разобрался во всех его закоулках. И теперь мог без помощи навигатора найти Бреконвуд-драйв. – Давай начнем с «Уолмарта».
  
  – Хорошо, – спокойно согласилась она.
  
  Добраться до района Гейноров не заняло много времени. Бреконвуд был одним из фешенебельных городских анклавов. Дома здесь стоили намного дороже, чем обычные городские одноэтажки. Но не приносили того дохода, как десять лет назад, во времена, когда город процветал. Где-то здесь жила Мадлин Плимтон. Восемь или девять лет назад, когда в газетном деле еще были поводы для праздников, она устроила у себя вечеринку для сотрудников «Стандард».
  
  – Что-то я не вижу здесь никаких магазинов, – встревожилась Марла.
  
  – Мне надо остановиться, – ответил я.
  
  Сворачивая на Бреконвуд-драйв, я боялся, что наткнусь на полдюжины полицейских машин и фургон с корреспондентами из Олбани. Но на улице все было тихо, и это меня немного утешило. Если бы отсюда сообщили о пропаже ребенка, улица бы гудела, как пчелиный улей. У дома 375 я подвел машину к тротуару.
  
  – Ничего не напоминает? – Я повернулся и посмотрел на Марлу и улыбающегося Мэтью.
  
  Она покачала головой.
  
  – Не знаешь Розмари Гейнор?
  
  – А должна? – Глаза Марлы подозрительно блеснули.
  
  – Не знаю. Так как?
  
  – Никогда о такой не слышала.
  
  Я колебался.
  
  – Марла, тебе же приходило в голову, что этот ребенок, Мэтью, должен был откуда-то взяться.
  
  – Я тебе объяснила откуда. Мне его принесла женщина.
  
  – А ей он откуда достался? Чтобы она его тебе принесла, кто-то должен был решить от него избавиться.
  
  Мой вопрос ее ничуть не смутил.
  
  – Должно быть, тот, кому оказалось не по силам его растить. Люди поискали-поискали и решили, что в моем доме ему будет хорошо. – Марла улыбнулась так же невинно, как Мэтью.
  
  Я не видел смысла возражать. Во всяком случае, теперь.
  
  – Сиди тихо. Я скоро вернусь.
  
  Вылезая из машины, я не забыл положить ключи в карман. Триста семьдесят пятый номер был новее многих зданий на улице. Значит, здесь стоял другой дом, его снесли и на его месте построили этот. Обустроенная территория, два этажа, гараж на две машины, площадь не меньше пяти тысяч квадратных футов. Если кто-нибудь из хозяев сейчас дома, то за воротами гаража наверняка стоит мощный внедорожник.
  
  Я позвонил в дверь. Подождал. Оглянулся на машину. Марла сидела, склонив голову – ворковала с Мэтью. Прошло секунд десять, никто не открыл, и я надавил на кнопку звонка во второй раз. Подождал еще секунд двадцать. Напрасно. Достал из кармана телефон, открыл приложение, сообщившее мне номер Гейноров, и, нажав набор, приложил трубку к уху. Слышно было, как в доме отзывались звонки.
  
  Никто не ответил.
  
  В доме было пусто.
  
  Послышался звук приближающейся машины, и я обернулся. Черная «ауди», седан. Машина быстро свернула на подъездную дорожку, резко скрипнули тормоза, и она остановилась в дюйме от закрытых гаражных ворот.
  
  Худощавый мужчина лет под сорок, в дорогом костюме, пиджак нараспашку, со сбившимся набок галстуком, распахнул дверцу и выскочил из автомобиля. Держа наготове ключи, он стремительно направился ко мне.
  
  – Кто вы такой?
  
  – Я ищу Розмари Гейнор. Вы мистер Гейнор?
  
  – Да, я Билл Гейнор. А вы, черт возьми, кто?
  
  – Дэвид Харвуд.
  
  – Это вы звонили в дверь?
  
  – Да, но никто…
  
  – Боже… – Гейнор перебирал ключи, выбирая нужный, чтобы открыть входную дверь. – Я набирал ей всю дорогу от Бостона. Почему она не отвечала? – Он повернул ключ в замке и, толкнув дверь, прокричал: – Роз!
  
  Я секунду помешкал, а затем вошел за ним внутрь. Холл был высотой в два этажа, с потолка свисала громадная люстра. Слева располагалась гостиная, справа столовая. Гейнор, не переставая звать, шел вперед, в глубину дома.
  
  – Роз! Роз!
  
  Я держался за ним шагах в четырех.
  
  – Мистер Гейнор, у вас есть ребенок в возрасте примерно…
  
  – Роз!
  
  На этот раз в его голосе прозвучали мука и ужас. Мужчина рухнул на колени. Перед ним я увидел распростертую на полу женщину. Она лежала на спине, одна нога вытянута, другая неловко поджата.
  
  Блузка, белая, судя по воротнику, пропитана красным и грубо рассечена поперек живота. Рядом валялся кухонный нож с лезвием длиной десять дюймов. И лезвие, и рукоятка покрыты кровью.
  
  Кровь была повсюду. Смазанные кровавые следы вели к раздвижным стеклянным дверям в глубине кухни.
  
  – Роз, о господи, Роз!
  
  Внезапно голова Гейнора дернулась, словно он вспомнил что-то ужасное. Еще более ужасное, чем открывшаяся перед ним картина.
  
  – Ребенок, – прошептал он и вскочил на ноги. Брючины в крови, густая липкая кровь на подошвах. Он бросился из кухни, оставляя за собой страшные кровавые следы. Чуть не поскользнулся в холле на мраморном полу и повернул к ведущей наверх лестнице.
  
  – Мистер Гейнор, подождите! – позвал я вслед.
  
  Он не слушал, пронзительно выкрикивая:
  
  – Мэтью! Мэтью!
  
  Перепрыгивая через две ступени, он бросился на второй этаж. Я остался внизу – не сомневался, что он тотчас вернется. Из коридора второго этажа снова донеслось мучительное:
  
  – Мэтью!
  
  Когда он вновь появился на лестнице, его лицо исказило отчаяние.
  
  – Его нет. Мэтью исчез. – Он обращался не ко мне, скорее говорил сам с собой, чтобы осознать случившееся. – Ребенка нет, – снова произнес он почти про себя.
  
  Я постарался, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее:
  
  – С Мэтью все в порядке. Он у нас. С ним ничего не случилось.
  
  Гейнор сбежал вниз и взглянул через плечо сквозь по-прежнему распахнутую дверь на мою машину, стоявшую у тротуара.
  
  Марла так и осталась на заднем сиденье с мальчиком на руках, но теперь смотрела не на него, а на дом пустым, ничего не выражающим взглядом.
  
  – Что значит «у нас»? – резко спросил Гейнор. – Почему мой сын у вас? Что вы натворили? – Он повернулся к кухне: – Ваша работа? Это вы ее…
  
  – Нет! – поспешно возразил я. – Не могу объяснить, что здесь случилось, но ваш сын в безопасности. Я пытался выяснить…
  
  – Мэтью в машине? Сарита с ним? Он с няней?
  
  – Сарита? Няня? – переспросил я.
  
  – Это не Сарита! – еще больше заволновался Гейнор. – Где Сарита? Что с ней произошло?
  
  Он кинулся к моей машине.
  Глава 7
  
  Агнесса Пикенс осталась недовольна кексами.
  
  Две дюжины были разложены на блюде, стоявшем в середине массивного стола в зале заседаний. Чай и кофе можно было взять на столе у стены, там все было в порядке. Кофе без кофеина, сливки, сахар, молоко, заменитель сахара – все на месте. Плюс разложенные на столе перед каждым стулом копии отчета о последних достижениях больницы. Но, обследовав набор кексов, Агнесса не обнаружила с отрубями. С черникой были, с бананами были, с шоколадом были – хотя, приходилось признать, с шоколадом больше напоминали выпеченные в форме кексов тортики – и ни одного с отрубями. Хорошо еще, что были фруктовые.
  
  Если администратор больницы собирает спозаранку заседание правления, то хотя бы должна сделать усилие и предложить людям здоровый выбор еды. И если уж кексами с отрубями пожертвовали ради кексов с шоколадом, ей следует дать указание, чтобы их принесли.
  
  До начала собрания оставалось пять минут, и Агнесса зашла убедиться, что все в порядке. Обнаружив недочеты, она подошла к двери и крикнула:
  
  – Кэрол!
  
  Из дальней по коридору комнаты высунула голову ее личная помощница Кэрол Осгуд.
  
  – Слушаю, миссис Пикенс.
  
  – Нет кексов с отрубями.
  
  Кэрол, шатенка лет под тридцать с каштановыми волосами до плеч и карими глазами, торопливо заморгала:
  
  – Я сказала на кухне прислать набор…
  
  – Я же специально подчеркнула, чтобы были кексы с отрубями.
  
  – Извините, не припоминаю.
  
  – Говорила, Кэрол. Точно помню. Позвони Фриде и попроси, чтобы прислала полдюжины. Я знаю, что у них есть. Видела в кафетерии двадцать минут назад. Если потребуется, возьми оттуда.
  
  Голова Кэрол исчезла.
  
  Агнесса поставила на стол сумочку, достала мобильный телефон и обнаружила, что он не включен. Утром приложения паблик-чатов и другие программы загружались очень медленно, и она выключила аппарат с намерением тут же включить для быстрой перезагрузки. Но в это время поджарился ее тост из ржаного хлеба, и она забыла. Теперь же нажала и подержала клавишу сверху с правой стороны, но в то же время маленьким тумблером слева выключила громкий сигнал.
  
  Опустила телефон на стол и с нетерпением постукала красным ногтем по полированной поверхности. Собрание предстояло не из приятных. Ничего хорошего она от него не ждала. Новости обескураживали. В рейтинге медицинских учреждений региона штата Нью-Йорк Центральная больница города Промис-Фоллс опустилась ниже некуда. Ближайшие больницы в Сиракузах и Олбани оценивались под восемьдесят и за восемьдесят пунктов. А их – только 69. По мнению Агнессы, несправедливая, взятая с потолка цифра. В большой степени зависящая от субъективного восприятия. Местные жители решили, что качественную медицинскую помощь можно получить лишь в больнице большого города. Во всяком случае, крупнее, чем Промис-Фоллс. То есть в Сиракузах, в Олбани или даже в Нью-Йорке.
  
  Да, одиннадцать месяцев назад их больница испытывала трудности в связи со вспышкой псевдомембранозного колита. Четыре пожилых человека заразились в больнице анаэробными бактериями, и один из них умер. К несчастью, «Стандард» в то время еще выходила, и эта тема добрые две недели муссировалась на первых страницах. Но такого рода неприятности могут случиться в любой больнице и, будьте уверены, происходят. Тогда Агнесса Пикенс ужесточила правила уборки и мытья рук, и они справились со вспышкой. Но об этом «Стандард» ничего не напечатала на первой полосе.
  
  Спросите любого горожанина, доволен ли он медицинским обслуживанием в Центральной больнице Промис-Фоллс, и неизменно получите ответ: «Если бы был хоть один шанс из сотни, что меня успеют доставить в Сиракузы или Олбани, я бы распрощался с ней навсегда». Изменить этот стереотип стало главной целью Агнессы.
  
  В зал вошла женщина в светло-зеленой форме с забранными под сетку волосами. Она принесла тарелку кексов с отрубями.
  
  – Вот, миссис Пикенс.
  
  – Положи их вместе с другими на блюдо. Надеюсь, Фрида, ты вымыла руки, прежде чем касаться еды.
  
  – Конечно, мэм. – Фрида разложила кексы вместе с остальными и ушла.
  
  Появилась ее помощница Кэрол:
  
  – Они здесь.
  
  – Проводи их сюда, – велела Агнесса.
  
  В зал, приветственно кивая и обмениваясь короткими фразами, вошли десять человек. Местные бизнесмены, двое врачей, главный сборщик средств.
  
  – Доброе утро, Агнесса, – поздоровался седовласый мужчина шестидесяти с лишним лет.
  
  – Здравствуйте, доктор Стерджес. – Они обменялись рукопожатием, и она добавила: – Джек.
  
  Джек Стерджес, словно ожидая упрека, улыбнулся:
  
  – На этой неделе я начал вводить свои заметки в систему. Честно. Больше никаких бумаг.
  
  Остальные, услышав его слова, усмехались, наливали себе чай или кофе и рассаживались за столом на мягкие стулья с высокими спинками. Некоторые потянулись за кексами, и Агнесса заметила, что по крайней мере трое выбрали с отрубями.
  
  Ей нравилось, когда подтверждалась ее правота. Пусть даже по таким пустякам.
  
  И еще ей нравилось управлять. Очень сильно нравилось. Она здесь никогда никого не лечила, только за все отвечала. После окончания школы медсестер два года работала в Рочестере акушеркой. Затем продолжила обучение, но уже искусству управления. Подала заявление в больницу Промис-Фоллс и получила должность в административном штате. Прошли годы, и Агнесса поднялась на самый верх.
  
  Она заняла место во главе стола и, ограничившись короткими словами приветствия, начала:
  
  – Перейдем прямо к делу. – Ее мобильный телефон лежал на столе вверх экраном рядом с отчетом о работе больницы. – В документе перед вами на первой странице есть цифра, определяющая наш рейтинг. Он очень низкий. Эта позорная цифра не отражает качества работы в Центральной больнице Промис-Фоллс.
  
  – К таким вещам надо относиться с долей… – начала женщина в дальнем конце стола. Но Агнесса не позволила ей продолжить.
  
  – Сейчас говорю я, доктор Форд. И хотя наш рейтинг в высшей степени несправедлив, поднять его мы можем лишь одним способом – работать еще упорнее во всех отделениях. Не упускать ничего и стараться все усовершенствовать. Мы до сих пор не завершили компьютеризацию историй болезни. Жизненно важно, чтобы все значимые сведения о пациенте хранились в системе, чтобы мы могли избежать возможных случаев аллергии или путаницы с лекарствами. Но некоторые сотрудники до сих пор делают записи на бумаге, предоставляя другим заносить их в компьютер.
  
  – Невиновен. – Джек Стерджес поднял руки. – Моя информация вся в компьютере.
  
  – Вы наш всеобщий вдохновитель, – прокомментировала Агнесса.
  
  Ее телефон тихо загудел. Она взглянула на экран – звонила сестра. И только тут заметила, что до этого получила пару голосовых сообщений. Агнесса решила: что бы там ни было, это может подождать. Телефон прогудел шесть раз и благодаря вибрации проехался по столу, будто случилось легкое землетрясение.
  
  – По поводу компьютеризации я постоянно испытываю сопротивление коллектива. Довожу до вашего сведения, что ни у кого нет права увиливать от этой работы. Ни у одного человека. Сопротивляются не рядовые сотрудники. Ведущие врачи, хирурги, специалисты, кажется, считают, что это дело ниже их достоинства. Отчасти это возрастное явление. Молодые врачи, выросшие на новых технологиях…
  
  Телефон снова загудел. Арлин второй раз пыталась дозвониться.
  
  Агнесса Пикенс страшно не любила, если ее дергали во время игры, тем более когда она набирала очки. Она взяла телефон и нажала на клавишу, отклоняя вызов.
  
  – Так вот, если кто-то из наших ведущих врачей не такой знаток компьютера, как молодежь, это их не извиняет. Этим людям придется…
  
  На экране телефона появилось текстовое сообщение. От Арлин.
  
  «Позвони!!! Речь идет о Марле».
  
  Агнесса несколько секунд смотрела на экран, затем, отодвинув назад стул, встала.
  
  – Извините. Пока меня не будет, пожалуйста, сформулируйте пять идей, как нам привести в чувство наш ведущий персонал. – Она схватила телефон, вышла из зала и закрыла за собой дверь. Нашла домашний номер сестры и приложила трубку к уху.
  
  – Агнесса?
  
  – У меня собрание правления. Что там такое с Марлой?
  
  – Господи! Я тебе названиваю, названиваю…
  
  – Что случилось?
  
  – Она опять за свое. – Арлин вздохнула. – Дэвид только что звонил. Я послала его отвезти ей чили и…
  
  – Что значит – опять за свое?
  
  – Когда Дэвид вошел, она держала на руках ребенка.
  
  Агнесса зажмурилась и прижала ладонь к виску, словно могла защититься от головной боли, которая, как она по опыту знала, сейчас начнется.
  
  – В больнице никаких происшествий. Если бы у кого-нибудь отсюда пропал ребенок, меня бы тотчас известили. Дэвид, наверное, ошибся.
  
  – Не представляю, откуда она его взяла, – не отступала Арлин. – Я верю Дэвиду. Если он говорит, что там есть ребенок, значит, он там есть.
  
  – Черт бы побрал эту девчонку! – вырвалось у Агнессы.
  
  – Она не девчонка, – поправила ее Арлин. – Психически травмированная взрослая женщина. Это не ее вина.
  
  – Перестань меня учить! – возмутилась Агнесса, а про себя подумала: «Старшая сестра – это навсегда».
  
  Агнесса была не просто младше Арлин, она была намного младше. Мать родила Арлин в двадцать лет, а ее сестру – в тридцать пять. Через два года после Арлин родился Генри, а затем последовал промежуток в тринадцать лет. Все считали рождение Агнессы случайностью. Родители ее явно не планировали. Но когда обнаружили, что ожидается прибавление семейства, оставили все как есть. Мысль прервать беременность не приходила им в голову. И не потому, что они были особенно религиозны или выступали против абортов. Просто решили: раз так, пусть у них будет еще один ребенок.
  
  Несмотря на то что у нее были старшие сестра и брат, Агнесса чувствовала себя единственным ребенком в семье. Разница в возрасте была настолько велика, что старшие почти не имели ничего с ней общего. Они перешли в среднюю школу, когда она только появилась на свет. Поэтому никогда вместе не играли, никогда не ходили вместе на занятия. Арлин была старше Генри всего на два года, и между ними сложились такие узы, о которых Агнесса могла только мечтать. Ее это всегда обижало, пока, почти двадцать лет назад, их брат не погиб в автокатастрофе. Только тогда Арлин стала проявлять к ней больший интерес.
  
  Но было слишком поздно.
  
  Арлин, похоже, считала, что обладает некоей семейной монополией на мудрость. Будто это она руководила больницей. Будто на ней лежала огромная ответственность. Разве она поднялась из ничего до руководителя организации с многомиллионным бюджетом? И разве Дэвид был когда-нибудь для нее и Дона источником таких же тревог, как Марла для нее и Джилла? Дочь представляла для них проблему с самого начала. Подростковые годы были просто жутью: Марла пила, спала с кем попало, пристрастилась к наркотикам, прогуливала школу.
  
  Агнесса с Джиллом надеялись, что, когда ей перевалит за двадцать, она успокоится. Не тут-то было. Появились признаки психического расстройства, она с трудом узнавала людей, наблюдались резкие перепады настроения. Один врач предположил, что у нее маниакально-депрессивный психоз. Хорошо еще, что благодаря материальной помощи родителей Марла жила самостоятельно, в собственном маленьком доме, перехватывая где придется случайную работу, а в последнее время все больше пробавляясь написанием отзывов в Интернете.
  
  Это давало Агнессе надежду. Может быть – только может быть, – жизнь дочери войдет в нормальное русло. Если не случится рецидивов, Марла сумеет найти нормальную работу. Агнесса могла бы подобрать ей место в больнице, но после случая с ребенком это стало невозможно.
  
  Конечно, она могла бы воспользоваться связями – Агнесса знала в городе влиятельных людей: мэра, главу торговой палаты, начальника полиции. Все они были женщинами и понимали, насколько важно помочь ребенку найти свою дорогу в мире.
  
  Но затем Марла встретила парня.
  
  Я вас умоляю – парень! Студентик Теккерей-колледжа! Здешний. Сын – только подумайте! – ландшафтного дизайнера.
  
  И этот юнец ее обрюхатил.
  
  О чем думала Марла, связавшись с мальчишкой, даже не окончившим колледжа? У которого не было иных перспектив, кроме как помогать отцу стричь газоны и сажать кусты. Агнесса навела о нем справки. Несколько лет назад его даже подозревали в убийстве местного адвоката и его семьи. Он оказался невиновным. Но стала бы полиция цепляться к человеку, если бы за ним ничего не водилось? В итоге он получил диплом то ли по английскому языку, то ли по философии или чему-то такому же бесполезному.
  
  Да, заключила Агнесса, смерть младенца – большая трагедия для дочери, и она, естественно, горюет. Требуется время, чтобы оправиться от потери, и Агнесса верила, что в тот период сама она была хорошей матерью, помогая Марле встать на ноги. Но кто мог предвидеть, что выкинет дочь? Проникнет в больницу, где работает мать, и украдет новорожденного младенца!
  
  С тех пор прошло несколько месяцев, и Агнессе стало казаться, что Марла преодолевает недуг. Она снова писала отзывы для Интернета. Следующим шагом было бы вывести ее из дома в мир.
  
  И вот опять. Снова ребенок.
  
  – Они дома? – спросила Агнесса.
  
  – Были дома, когда я в последний раз разговаривала с Дэвидом, – ответила сестра. – Мне кажется, он прикидывал, не позвонить ли в полицию.
  
  – Надеюсь, не успел, – твердо проговорила Агнесса. – Это дело полиции не касается. Мы сами его разрулим. Что бы там ни случилось, справимся. Ты позвонила Джиллу?
  
  – Набирала домой, оставила сообщение. У меня нет номера его мобильника.
  
  Агнесса вспомнила, что Джилл, который был консультантом по вопросам менеджмента и обычно работал дома, упоминал, что в то утро у него встреча с клиентом.
  
  – Хорошо, я еду, – бросила она в трубку и завершила разговор.
  
  Дверь зала заседаний открылась, и оттуда появился Джек Стерджес.
  
  – Что-нибудь случилось, Агнесса?
  
  Она хмуро посмотрела на него:
  
  – Марла.
  
  – Что с ней? Что случилось?
  
  Агнесса прошла мимо и вернулась в зал заседаний. У членов совета был вид провинившейся детворы, которая плевалась жеваными бумажками, пока педагог был в учительской.
  
  Она встала за своим стулом.
  
  – Боюсь, нам придется перенести собрание. Случилось нечто неожиданное, что требует моего присутствия.
  
  Она сунула телефон в сумку и удалилась – не заходя к себе в кабинет, направилась прямо к лестнице. Лифта можно было прождать целую вечность, особенно если в нем поднимали каталку с больным. На улице вновь достала телефон и, выбрав абонента из списка контактов, включила набор. Прежде чем ей ответили, гудок прозвучал девять раз.
  
  – Да? – Голос у мужа был удивленный и раздраженный.
  
  – Джилл, у нас проблемы с Марлой, – сказала Агнесса.
  
  – Господи, опять? – охнул муж. – Подожди, я сейчас. Я работал с клиентом. Так что случилось?
  
  – Она снова взялась за свое – откуда-то украла ребенка.
  
  – Будь все проклято!
  
  – Я еду к ней.
  
  – Сообщи, что обнаружишь, – попросил муж.
  
  – Ты не появишься?
  
  – У меня переговоры. Я еще не закончил.
  
  – С тобой не соскучишься! – Агнесса запихнула телефон обратно в сумку.
  
  Что он там не закончил? Ублажать очередную шлюху? Скорее всего.
  Глава 8
  
  Дэвид
  
  Я гнался за Биллом Гейнором, который стремглав бежал к моей машине. До сих пор Марла сидела с безразличным видом, но когда Гейнор ринулся в ее сторону, лицо ее внезапно исказилось и глаза расширились от ужаса. Она взглянула куда-то вбок – видимо, хотела проверить, заперта ли на замок задняя дверца. Затем схватила мальчика и крепко прижала к себе.
  
  – Мэтью! – выкрикнул Билл.
  
  – Мистер Гейнор! – Пытаясь остановить, я схватил его за плечо. Он круто обернулся, замахнулся, чтобы меня ударить, но не удержался на ногах и упал. Я запнулся о его лодыжку и грохнулся рядом, но успел подняться первым и склонился над ним: – Послушайте! Только послушайте!
  
  Теперь я хотел одного: не позволить Гейнору повредить Марле или напугать ее. Как бы фантастически это ни звучало, я надеялся разрядить обстановку. Всего лишь несколько секунд назад Гейнор обнаружил в доме убитую жену, и у него были все основания вести себя подобным образом. Я боялся, что в таком состоянии он может натворить, что угодно.
  
  Приподнявшись, он сел и вдруг бросился на меня. Две широкие ладони уперлись мне в грудь, и я отлетел назад.
  
  Гейнор мгновенно вскочил с земли и снова кинулся к машине. Он несся так стремительно, что со всего разбега налетел на машину и уперся руками в верхнюю часть задней дверцы. Автомобиль содрогнулся. Ухватившись за ручку, он с силой дернул, но замок был заперт.
  
  Марла закричала.
  
  Гейнор дернул за ручку еще пару раз – видимо, надеялся сломать замок.
  
  – Убирайся прочь! – закричала Марла.
  
  Он заслонил глаза рукой и, вглядевшись внутрь салона, сумел хорошенько рассмотреть младенца. Сжал кулак и ударил в стекло.
  
  – Открывай эту чертову дверцу!
  
  Марла снова крикнула, чтобы он убирался.
  
  Оказавшись рядом с машиной, я лихорадочно искал ключи. Открыть замок займет не больше времени, чем Марле его закрыть. Но стоит ли открывать? Марле с ребенком безопаснее находиться в машине, во всяком случае, до приезда полиции.
  
  – Мэтью! – вновь заорал Гейнор и, обежав вокруг машины, попытался открыть дверцу багажника. Но Марла его опередила: не выпуская ребенка из рук, неловко потянулась назад, успев заблокировать и ее. Гейнор дернул за ручку мгновением позже.
  
  – Он мой! – крик Марлы приглушили поднятые стекла.
  
  Из дома напротив на шум вышла женщина, несколько секунд пыталась оценить происходящее и поспешно скрылась за дверью.
  
  «Побежала вызывать полицию», – решил я.
  
  Гейнор пару раз стукнул ладонью в окно Марлы, затем решил испытать водительскую дверцу.
  
  Марла не могла дотянуться до запора.
  
  Я поднял брелок дистанционного управления замками, нажал на кнопку, но было поздно.
  
  Гейнор открыл дверцу, нырнул в салон и встал коленями на водительское место, чтобы дотянуться до заднего сиденья. Хотел схватить ребенка, но Марла, вцепившись в Мэтью одной рукой, другой принялась колотить его по плечу.
  
  – Стойте! Прекратите! – Я не знал, кому кричал: ему или ей. Только хотел, чтобы они успокоились, прежде чем кто-то пострадает.
  
  Ухватив Гейнора за пояс, я попытался выволочь его из машины. Он отбивался, ударил меня по ноге ниже колена. Боль была адская, но я не ослабил хватку.
  
  – Остановитесь! Мы хотим вам помочь!
  
  Я удивился собственным словам: чем таким я хочу ему помочь? Может быть, помочь выяснить, что здесь случилось?
  
  А вот Марла – это другая история. У нее каким-то образом оказался его ребенок. Но я до сих пор не мог бы объяснить каким.
  
  В это мгновение, в какую-то долю секунды, посреди этого хаоса я вспомнил кровавое пятно на дверном косяке Марлы.
  
  О нет!
  
  – Отдай! – не переставая, кричал Марле Гейнор, а та лупила его, куда придется. Пару раз умудрилась попасть по голове.
  
  – Марла, перестань! Прекрати сейчас же!
  
  Пока я боролся с Гейнором и почти вытащил его из машины, она, подхватив ребенка одной рукой, как футбольный мяч, открыла противоположную заднюю дверцу, выбралась из машины и побежала.
  
  Гейнор извернулся – он был моложе и в лучшей форме, – прижал меня к внутренней стороне водительской дверцы и врезал кулаком в солнечное сплетение.
  
  Я выпустил его и рухнул коленями на мостовую. Перехватило дыхание, я ловил воздух ртом.
  
  Он обежал машину и погнался по газону за Марлой. И пока я пытался подняться на ноги, схватил ее за руку.
  
  – Отстань! – завопила она, повернувшись так, чтобы своим телом защитить ребенка от его собственного отца.
  
  – Стойте! – снова выкрикнул я.
  
  Но Гейнор словно не слышал – все его внимание было сосредоточено на Марле. Он судорожно вцепился ей в руку, а она визжала от боли.
  
  – Я его сейчас брошу!
  
  Это подействовало. Гейнор ослабил хватку и отступил на полшага назад. На несколько мгновений все замерли. Было слышно только дыхание. Частое, поспешное Гейнора – он стоял, уронив руки, галстук сбился на сторону, волосы спутаны. Марла шумно хватала воздух открытым ртом. Я все еще судорожно пытался восстановить дыхание после удара в живот. Потом, согнувшись пополам, обошел машину и поднял руку в знак примирения.
  
  Гейнор переводил дикий взгляд с меня на Марлу. По ее щекам текли слезы, и Мэтью тоже заплакал.
  
  – Пожалуйста, не делайте ему больно, – попросил он.
  
  Изумленная такой просьбой, она помотала головой.
  
  – Сделать больно ему? Это же вы все время так делаете!
  
  – Нет-нет, пожалуйста, – умоляюще пробормотал он.
  
  Я сумел разогнуться и, переступив через отбойный камень на газон, позвал:
  
  – Марла, сейчас важнее всего, чтобы с Мэтью не случилось ничего плохого. Так?
  
  – Да. – Она недоверчиво посмотрела на меня.
  
  – Он – наша первейшая забота. Согласна?
  
  – Он мой сын, – вставил Гейнор. – Скажите ей, пусть отдаст моего…
  
  Я предостерегающе поднял руку.
  
  – Мы все хотим одного – чтобы Мэтью был в безопасности.
  
  Вдали послышались первые сирены.
  
  – Конечно, – сказала она.
  
  – Марла, в доме кое-что произошло, и сюда едет полиция. Через несколько минут здесь начнется суета, копы будут задавать каждому из нас множество вопросов. Мы ведь не хотим подвергать такому испытанию Мэтью? Одни думают одно, другие – другое, но суть дела в том, чтобы не повредить ребенку.
  
  Она ничего не ответила, только крепче прижала к себе малыша.
  
  – Ты мне доверяешь?
  
  – Не знаю, – ответила Марла.
  
  – Мы двоюродные брат и сестра. Мы одна семья. Я не сделаю тебе ничего плохого. Только хочу помочь справиться со всем этим. Верь мне.
  
  Взгляд Гейнора по-прежнему метался между нами.
  
  – Ну, допустим, поверю. – Я заметил, что она уже не с такой силой прижимала к себе плачущего ребенка.
  
  Сирены звучали все громче. Я на долю секунды отвел от нее глаза и заметил, что из-за поворота за соседним кварталом выруливает городской полицейский автомобиль с включенными проблесковыми маячками.
  
  – Дай его мне. – Я покосился на Гейнора. – Вы не против, если она даст его мне?
  
  Он встретился со мной взглядом и медленно ответил:
  
  – Хорошо.
  
  Марла застыла, но тоже быстро посмотрела вдоль улицы, по которой неумолимо накатывала волна полицейских машин, и в ее глазах с новой силой вспыхнул испуг.
  
  – Если нельзя, чтобы он был со мной…
  
  – Марла!
  
  – Может, лучше, чтобы никто…
  
  – Не говори так, Марла! – Господи, на что она способна решиться? Броситься под колеса полицейской машины с Мэтью на руках?
  
  Полицейская машина – пока всего одна, – скрипнув тормозами, остановилась, и из нее выскочили двое полицейских: чернокожий и белый. Я не сомневался, что знал их в то время, когда писал репортажи для «Стандард». Чернокожего звали Гилкрайст, белого – Гумбольдт.
  
  – Дай его мне! – крикнул Гейнор и угрожающе пошел на Марлу.
  
  Гилкрайст достал револьвер, но держал его дулом к земле.
  
  – Сэр! – рявкнул он громовым голосом. – Не прикасайтесь к этой женщине!
  
  Гейнор поднял глаза на копа и ткнул пальцем в сторону Марлы:
  
  – Это мой сын! У нее мой сын!
  
  Черт! Ситуация хуже некуда и через долю секунды грозит превратиться в критическую. Полицейские понятия не имели, что тут происходит. Наверное, решили, что это спор об опеке. Громкие домашние разборки.
  
  – Офицер Гилкрайст, – позвал я.
  
  Голова чернокожего копа дернулась в мою сторону.
  
  – Я вас знаю?
  
  – Дэвид Харвуд. Когда-то работал в «Стандард». Это моя двоюродная сестра Марла. Она сейчас переволновалась и… готова отдать мне ребенка. А мистер Гейнор не против. Я прав?
  
  – Всем оставаться на своих местах, – приказал Гилкрайст. Его напарник подошел ближе. – Просветите нас, Харвуд.
  
  – Будет проще разговаривать, если Марла отдаст мне ребенка.
  
  – Вы согласны? – Это были первые слова, которые произнес Гумбольдт, обращаясь к Биллу Гейнору.
  
  Тот кивнул.
  
  – Как насчет вас, Марла? – спросил Гилкрайст.
  
  Марла сделала четыре неверных шага в мою сторону и осторожно отдала мне плачущего ребенка. Я прижал его к груди одной рукой и осторожно обнял другой, чувствуя тепло и трепетание маленького тельца.
  
  Гилкрайст убрал оружие.
  
  – В доме… – сказал я срывающимся голосом. – Вам надо… зайти в дом.
  
  – Что там в доме? – спросил Гумбольдт.
  
  Ему ответил Гейнор:
  
  – Моя жена.
  
  В этих двух словах было столько боли, что полицейским не пришло в голову спрашивать, что с ней приключилось.
  
  Гумбольдт с револьвером в руке осторожно приблизился к открытой передней двери. Вошел в прихожую, и дом словно поглотил его.
  
  Гилкрайст нажал на кнопку висящей на плече рации и попросил подкрепления на Бреконвуд-драйв. Сказал, что, видимо, потребуются детектив и команда экспертов-криминалистов.
  
  Марла покрасневшими глазами посмотрела на меня. Я ждал, что она спросит, что там такое в доме, но она промолчала. Вместо этого опустилась на траву и, встав на колени и прижав ладони к лицу, разрыдалась так сильно, что сотрясалось все ее тело.
  
  Зазвонил мой мобильник. Он лежал во внутреннем кармане пиджака на груди, и у меня возникло ощущение, что сквозь мое тело пропустили электрический разряд. Свободной рукой я достал трубку, посмотрел, кто звонит, и поднес к уху.
  
  – Слушаю, Агнесса.
  
  – Я в доме Марлы. Здесь никого нет. Что, черт возьми, происходит?
  
  Заплакал Мэтью.
  
  – Мы не там, – ответил я.
  
  – Это что еще? Господи, ребенок?
  
  – Да. Понимаешь, Агнесса…
  
  – Где вы? Куда подевались?
  
  Мне даже не удалось вспомнить адрес. Пришлось поднять голову и прочитать написанный на табличке номер дома.
  
  – А улица, Дэвид? Это бы мне здорово помогло.
  
  Пришлось на мгновение задуматься.
  
  – Бреконвуд. Знаешь, где это?
  
  – Да, – бросила Агнесса. – Что вам там понадобилось?
  
  – Приезжай, увидишь.
  
  – Твоя мать сказала, у тебя возникали бредовые мысли вызвать полицию? Что бы там ни было, не делай этого.
  
  – Поздно, тетя Агнесса.
  Глава 9
  
  – Хорошо, давайте уточним, правильно ли я вас понял, – переспросил Барри Дакуэрт, сидя у стола напротив шефа службы безопасности Теккерей-колледжа Клайва Данкомба. – По территории кампуса бродит сексуальный насильник, и вы решили, что городская полиция – последнее место из всех, где об этом положено знать?
  
  – Вовсе нет, – возразил Данкомб.
  
  – На мой взгляд, это так.
  
  – У нас достаточно сил, чтобы справиться с разного рода ситуациями. В моем распоряжении пять человек.
  
  – И еще студенты, которых вы можете привлекать, если того требуют обстоятельства. Признайтесь, вы зовете химиков, если требуется криминалистическая экспертиза? У вас есть комната для допросов или может сгодиться аудитория для лекций? Отпечатками пальцев могут заняться обучающиеся на отделении искусств. Чернил у них предостаточно.
  
  Данкомб не ответил. Вместо этого выдвинул нижний ящик стола и достал папку со стопкой документов в полдюйма толщиной. Открыл и начал читать:
  
  – Четырнадцатое января. Двадцать два часа семнадцать минут. Вандал кидает кирпич в окно столовой. Звонок в городскую полицию. Ответ: нет ни одного свободного человека, указание институтской службе безопасности представить рапорт. Второе февраля, ноль часов три минуты. Пьяный студент кричит и срывает с себя рубашку на лестнице в библиотеку. Звонок в городскую полицию. Ответ: представить копию рапорта. Мне продолжать?
  
  – Вы полагаете, разбитое стекло и пьяный дебош равносильны изнасилованию?
  
  Данкомб покачал пальцем.
  
  – Изнасилования фактически не было. Поэтому мы решили не беспокоить полицию Промис-Фоллс. – Он улыбнулся. – Мы же понимаем, как вы заняты.
  
  – Дело может на этом не закончиться.
  
  – Знаю. До того, как занять эту должность, я служил в полиции Бостона.
  
  У Дакуэрта чуть не вырвалось, что тогда тем более он должен понимать ситуацию, но полицейский сдержался. Он сознавал, что взял с начальником службы безопасности неправильный тон. Помощь того могла еще понадобиться, что бы тут ни происходило. Но он завелся и ничего не мог с собой поделать.
  
  – От имени городской полиции приношу глубочайшие извинения за недостаточное внимание к тем случаям.
  
  Данкомб что-то коротко промычал.
  
  – Мм… – И кашлянул. – Вы должны понимать, как непросто работать на этом посту. Начальство давит: администрация, ректорат.
  
  – Продолжайте.
  
  – Перед теми, кто размышляет, куда отправить детей учиться, большой выбор.
  
  – Не сомневаюсь.
  
  – А за Теккерей-колледжем тянется шлейф дурной славы. Это еще с тех времен, несколько лет назад, когда я здесь не работал. Ректор и скандал с плагиатом, потом стрельба. Помните?
  
  – Да.
  
  – Дело, конечно, прошлое. Я хочу сказать, все постепенно забывается. Прошло почти десять лет. И если кто-то решает отправить детей учиться в другой колледж, то вряд ли по причине тех давних историй. Но нам не нужна шумиха в прессе – сообщения, что сумасшедший маньяк охотится на девушек. Вот тогда папа с мамой могут решить послать свою малютку Сьюзи искать мужа в другом учебном заведении.
  
  Барри Дакуэрту этот человек не нравился.
  
  Данкомб перевел дыхание и продолжал:
  
  – Поэтому, прежде чем звать на помощь морскую пехоту или городскую полицию, мы пытаемся закрыть вопрос сами и поймать негодяя. Мои люди патрулируют по ночам территорию, а одна из них – женщина по фамилии Джойс, горячая штучка лет тридцати, – служит своеобразной приманкой и пытается выманить насильника на себя.
  
  Дакуэрт откинулся на стуле.
  
  – Вы серьезно?
  
  – А что? Разве это не ваши методы?
  
  – У этой Джойс есть специальная полицейская подготовка? Она владеет приемами самообороны? Поддерживает постоянную радиосвязь с остальными членами вашей группы? Вы ее прикрываете?
  
  Данкомб вскинул обе руки ладонями вперед.
  
  – Тпру! Начнем с того, что я был копом, и чертовски неплохим. Сам натаскивал Джойс и передавал опыт. Кроме того, она закончила аккредитованные курсы охранников службы безопасности. Что касается всего остального, о чем вы говорите, я бы не очень трепыхался по этому поводу, потому что она идет на задания не с пустыми руками.
  
  – Джойс вооружена?
  
  Данкомб ухмыльнулся и сделал жест, будто держит пистолет и нажимает на курок.
  
  – Я ей, конечно, не приказал пристрелить негодяя, но у нее есть все средства заставить его вести себя прилично.
  
  Дакуэрт мог перечислить бесчисленное количество вариантов, когда такой подход мог привести к роковым последствиям.
  
  – Сколько было нападений? – спросил он.
  
  – Три за последние две недели, – ответил Данкомб. – Все поздно вечером. Девушки возвращались домой из одной части кампуса в другую – шли в свое общежитие. По дороге много рощиц, где можно спрятаться. Мужчина выскакивал, хватал их сзади, пытался затащить в кусты, лапал в свое удовольствие.
  
  Дакуэрт размышлял, по доброй ли воле шеф охраны колледжа принял решение оставить службу в полиции Бостона.
  
  – В каждом случае девушкам удавалось вырваться и убежать. Никто не пострадал.
  
  – Физически, – поправил полицейский.
  
  – Это я и имею в виду, – согласился Данкомб.
  
  – Приметы подозреваемого?
  
  – Отрывочные описания, хотя и совпадают у всех трех жертв.
  
  – Белый? Чернокожий?
  
  Данкомб покачал головой:
  
  – На нем была лыжная маска плюс толстовка с капюшоном. Футбольный вариант, с номером на ней.
  
  – Он что-нибудь говорил?
  
  – Ничего. По крайней мере ни одна из девушек не вспомнила. Но как я сказал, мы над этим работаем. К концу дня будут готовы столбики с тревожными кнопками, и у меня полное ощущение, что мы не только поймаем урода, но и вернем здешним девушкам чувство полной безопасности.
  
  – Мне нужны имена.
  
  – Чьи?
  
  – Тех девушек, на которых напали. Фамилии, имена и контактные данные. Их необходимо допросить.
  
  – Полагаю, мы сами с этим справимся.
  
  – Это не входит в компетенцию Теккерей-колледжа. Это дело городской полиции. Насильник – не обязательно студент, он может быть горожанином. Или наоборот, если он из студентов или даже из преподавателей…
  
  – Господи, давайте не будем строить таких маловероятных предположений.
  
  – И если даже из преподавателей – ничто не помешает ему выйти на охоту в городе. Вам без наших ресурсов и опыта не обойтись. Мы должны допросить тех девушек.
  
  – Ладно, согласен. Дам вам их данные. – Данкомб накрыл ладонью крышку стола. – Со всем разобрались?
  
  – Нет еще, – ответил Дакуэрт. – Я приехал по другому делу.
  
  – Вот тебе раз! Выкладывайте.
  
  – Не было ли замечено на территории колледжа случаев жестокого обращения с животными?
  
  – Случаев жестокого обращения с животными? – Шеф службы безопасности медленно покачал головой. – Хотя полагаю, что на факультете биологии по-прежнему продолжают расчленять лягушек. Неужели лягушонок Кермит накатал вам жалобу?
  
  – Не случались отравления собак или кошек? Не попадались отрубленные головы канадских гусей? Я видел много этих птиц в округе.
  
  Данкомб снова покачал головой:
  
  – Ничего похожего. А что?
  
  Полицейский почувствовал вибрацию телефона в кармане пиджака.
  
  – Прошу прощения. – Он достал трубку. – Дакуэрт слушает. – Несколько секунд молчал, а затем извлек из кармана ручку и маленькую записную книжку. Записал продиктованный адрес и убрал телефон. Встал. – Не посылайте больше вашу Джойс в качестве приманки. И сообщите данные тех девушек.
  
  Затем бросил на стол визитную карточку и вышел.
  Глава 10
  
  Дэвид
  
  Пока страсти не улеглись, Билл Гейнор не возражал, чтобы я держал Мэтью на руках. Но когда вся Бреконвуд-драйв заполнилась роем полицейских машин, делать этого не собирался. Однако согласился, чтобы Мэтью перешел на руки женщины из команды полицейских, которая, в свою очередь, собиралась передать его первому объявившемуся представителю городского отдела защиты детей.
  
  Хотя вряд ли Гейнор смог бы спокойно держать на руках плачущего ребенка и одновременно объяснять, что случилось на кухне с его женой Розмари. Особенно если бы при этом пришлось идти в дом.
  
  Я не мог выбросить из головы картину: безжизненный женский взгляд, направленный в потолок, кровь повсюду, разодранная блузка.
  
  Гейнор был не единственным человеком, кого приходилось убеждать, что Мэтью, хотя бы на время, лучше передать на попечение кому-то другому.
  
  – Они мне его никогда не отдадут, – хныкала Марла. – Если забрали, то навсегда.
  
  Мы стояли у моей машины, я обнимал двоюродную сестру, а на нее один за другим накатывали приступы истерики.
  
  – Надо подождать и посмотреть, как будут развиваться события, – уговаривал я ее, хотя понимал, что на нас скорее упадет метеорит, чем ей вернут ребенка Гейноров.
  
  Я нисколько не сомневался, что Мэтью их сын. Не то чтобы мне об этом прямо объявили, но несложно было, соединив одно с другим, сделать вывод. У Марлы в доме оказался чужой младенец. Его появление она объяснила безумной историей, будто к ней явился ангел и вручил мальчика, словно почтовую посылку. В кармашке коляски лежала адресная реклама. Когда Билл Гейнор вернулся из деловой поездки домой, его охватила паника, потому что пропал его ребенок Мэтью.
  
  И он без колебаний узнал своего сына, которого держала на руках посторонняя женщина в чужой машине.
  
  Расставить точки над i не составляло труда.
  
  Поэтому я решил, что шансы Марлы вернуться домой с Мэтью ничтожно малы. Но теперь размышлял о другом: какова вероятность, что она имеет отношение к смерти Розмари Гейнор? Успокаивая двоюродную сестру, я ломал голову над вопросом: способна ли она на такое злодеяние?
  
  И откровенно говоря, не находил ответа.
  
  Полицейские задали нам несколько предварительных вопросов и велели ждать, когда приедет детектив. Прошло немного времени, и я увидел Барри Дакуэрта. Я познакомился с ним несколько лет назад и не в связи с работой в «Стандард», а по личному делу. В сером, плохо сидящем костюме он производил впечатление человека, так и не сумевшего выиграть вечную битву с напольными весами в ванной.
  
  Шагая к дому, он бросил взгляд в мою сторону, и на его лице на короткое мгновение возникло недоумение. Сначала он, наверное, решил, что я приехал делать репортаж, но, вспомнив, что «Стандард» закрылась, понял, что я тут по другой причине.
  
  Ничего, скоро все узнает.
  
  Входя в дом, он перебросился несколькими фразами с Гилкрайстом – полицейским, который до этого разговаривал с Гейнором.
  
  Господи, через что еще предстоит пройти этому человеку?
  
  Дакуэрт пожал Гейнору руку, а затем дверь закрылась.
  
  – Что ты видел в доме? – спросила меня Марла. Она уже понимала, тут что-то неладно. На улицу понаехало столько полиции, что было ясно: в доме произошла трагедия.
  
  – Его жену, – ответил я. – На кухне. Ее зарезали. Она мертва.
  
  – Какой кошмар! Ужасно, – проговорила Марла. И, помолчав, добавила: – Хочешь знать, что я думаю?
  
  – Ну, скажи, что ты думаешь.
  
  – Готова поспорить, это его рук дело. Того мужчины. Ее мужа. Не сомневаюсь, это он ее убил.
  
  Я взглянул на нее.
  
  – Почему ты так считаешь, Марла?
  
  – Просто чувствую. Но уверена – его работа. Когда установят, что убийца он, ему не оставят ребенка.
  
  Я понял, куда она клонит.
  
  – Марла, ты знала эту женщину?
  
  – Ты об этом уже спрашивал. У меня дома. Я тебе ответила: никогда о ней не слышала.
  
  – Может, где-нибудь встречала, но не знала, как зовут? – У меня не было фотографии убитой, чтобы показать Марле, поэтому вопрос был бессмысленным. Хотя даже с фотографией толку все равно бы не было. Поэтому ответ двоюродной сестры был вполне предсказуемым:
  
  – Не думаю. Я ведь почти никуда не выходила.
  
  – А здесь не была? В этом доме?
  
  Марла подняла голову и мгновение изучала фасад.
  
  – Вроде бы нет. Но дом хороший. Я бы хотела в таком жить. Большой, а мой такой маленький. Вот бы заглянуть внутрь, посмотреть, как там все устроено.
  
  – Сейчас тебе это вряд ли удастся, – мрачно предрек я.
  
  – Ну да. – Она кивнула.
  
  – Так ты утверждаешь, что не приходила сюда за Мэтью вчера или позавчера? Не здесь его нашла?
  
  – Сколько раз можно повторять? – устало отозвалась она. – Ты мне не веришь?
  
  – Конечно, верю.
  
  – Не похоже.
  
  Я взглянул вдоль улицы, которую успели с обеих сторон перегородить лентами. Агнесса, приподняв ленту, поднырнула под нее и направилась к нам. Полицейский попытался ее остановить, но она только отмахнулась.
  
  – Твоя мать, – сказал я Марле и почувствовал, как она напряглась.
  
  – Не хочу с ней разговаривать. Она сейчас взбесится.
  
  – Агнесса может тебе помочь, – заметил я. – Она знакома с нужными людьми, например, с хорошими адвокатами.
  
  Марла с грустным недоумением взглянула на меня.
  
  – Зачем мне адвокат? У меня что, неприятности?
  
  – Марла! – закричала, приближаясь, Агнесса.
  
  Двоюродная сестра отпрянула от меня и повернулась навстречу подошедшей матери. Та заключила ее в объятия секунды на три, не больше, не давая дочери времени ответить на ласку. Затем внимательно посмотрела на меня и спросила:
  
  – Что здесь происходит?
  
  Ей ответила Марла:
  
  – Очень трудно объяснить, мама, но…
  
  – Поэтому я спрашиваю твоего двоюродного брата. – Агнесса не сводила с меня глаз.
  
  У меня пересохло во рту, и я облизал губы.
  
  – Я заехал к Марле. Она нянчила ребенка. В кармашке коляски лежала реклама с этим адресом. Мы прикатили сюда навести справки. Хозяин дома уезжал по делам, но вернулся одновременно со мной. – Я запнулся. – И обнаружил жену… мертвой.
  
  Лицо Агнессы сразу потухло.
  
  – Еще что-то непонятное с их няней. Мистер Гейнор спрашивал о некоей Сарите. Он полагал, что она в доме, но ее там не оказалось.
  
  – Боже праведный! – воскликнула Агнесса. – Кто эти люди? Как зовут женщину, которую убили?
  
  – Розмари Гейнор, – ответил я.
  
  Агнесса порывисто отвернулась и вгляделась в дом, словно решила, что если долго смотреть, можно выведать у него правду. Я добрых десять секунд созерцал ее спину, прежде чем она вновь обратилась ко мне:
  
  – Где ребенок?
  
  – Он пока на попечении полиции или людей из отдела по защите детей. А мистера Гейнора допрашивают копы.
  
  – Его зовут Мэтью. – Марла сделала к нам шаг, чтобы тоже участвовать в разговоре. И мать засыпала ее вопросами:
  
  – О чем ты думаешь? Как все произошло? Каким образом ребенок оказался у тебя? Неужели ты так ничему и не научилась после того, что случилось в моей больнице? Абсолютно ничему?
  
  – Я…
  
  – Не могу поверить! Что на тебя нашло? Что ты творишь? Ты украла его в магазине? Выхватила из коляски? – Агнесса зажала ладонью рот. – Скажи, что ты взяла его не здесь. Ты не имеешь к этому отношения?
  
  Глаза Марлы наполнились слезами.
  
  – Я не сделала ничего дурного. Мне его дали – принесли к дверям – и попросили за ним присмотреть.
  
  – Кто? – выкрикнула Агнесса. – Мать? Жена Гейнора?
  
  – Понятия не имею, кто она такая. Она мне не сказала.
  
  – Хочешь знать мое мнение, Марла? Ни один человек на свете не поверит твоему рассказу. – И добавила больше себе, чем нам: – Надо придумать что-то получше. – Затем раздраженно посмотрела на меня и спросила: – Полицейские ее допрашивали?
  
  – Бегло. Видимо, решили сначала разобраться с местом преступления, а нас попросили не уезжать. Детектив уже здесь и группа криминалистов, наверное, тоже.
  
  – Ты не скажешь никому ни слова. Ни единого слова. – Агнесса помахала пальцем перед лицом дочери. – Поняла? Особенно полицейским. Даже если спросят, когда у тебя день рождения, отвечай, чтобы обращались к твоему адвокату.
  
  Она порылась в сумке и достала телефон. Пробежалась по контактам, нашла нужный номер и ткнула большим пальцем в кнопку набора.
  
  – Говорит Агнесса Пикенс. Соедините меня с Натали. Меня не интересует, с клиентом она или нет. Мне надо переговорить с ней сию секунду.
  
  «Натали Бондурант», – догадался я. Один из светлейших юридических умов нашего города. В прошлом она помогла и мне.
  
  – Натали, это Агнесса Пикенс. Чем бы ты ни занималась, бросай. У меня проблема. Нет, не в больнице. Объясню, когда приедешь. – Она назвала адрес и прервала разговор, прежде чем адвокат успела что-либо возразить. Затем повернулась ко мне: – Тебя это тоже касается.
  
  – Что именно?
  
  – Ни слова полиции. Тебе нечего сказать.
  
  Первое, что пришло мне в голову, – детское: «Не командуй тут!» Но сказал я другое:
  
  – Я сам решу, что говорить полиции, Агнесса.
  
  Ей это не понравилось.
  
  – Дэвид, – прошептала она, чтобы Марла не услышала, – ты же видишь, что здесь случилось.
  
  – Мы пока не знаем.
  
  – Достаточно, чтобы понять, что Марле требуется защита. Что бы она ни натворила, ее вины в том нет. Марла больна и не отвечает за свои действия. Мы все должны о ней заботиться.
  
  – Разумеется, – согласился я.
  
  – Она давно не в порядке, но потеря ребенка сильно подействовала на ее психику.
  
  – Что ты такое говоришь? – спросила ее дочь.
  
  – Все в порядке, дорогая. Просто разговариваю с Дэвидом.
  
  – Я буду иметь в виду, что ты сказала, – пообещал я тетке. – Только не думаю, что моя роль обязывает меня молчать в тряпочку, когда полицейские станут задавать вопросы.
  
  Агнесса покачала головой.
  
  – Поистине сын своей матери. Такой же упертый, как Арлин. – Она обвела взглядом россыпь полицейских машин. – Пойду узнаю, кто у них главный. – И отправилась на поиски начальства.
  
  Моя двоюродная сестра взглянула на меня:
  
  – Ты должен мне помочь.
  
  – Твоя мама этим занимается, – сказал я. – Натали, с которой она разговаривала по телефону, вероятно, Натали Бондурант. Она хороший адвокат.
  
  – Ты что, не понял? – расстроилась Марла. – Слышал, что она сказала? У меня проблема.
  
  – Она имела в виду…
  
  – Я понимаю, что она имела в виду. Трясется прежде всего за свою репутацию.
  
  – Если это даже так, все шаги, которые она предпримет, защищая себя, в конечном итоге послужат защитой и тебе.
  
  Марла обеспокоенно озиралась по сторонам, словно искала безопасное место, куда бежать, но не находила.
  
  – Мне кажется… может быть, я в опасности.
  
  Я наклонился к ней, положил ладони на плечи. Главный вопрос я ей уже задавал, но почувствовал, что настало время спросить во второй раз.
  
  – Марла, посмотри на меня. Ты ничего не сделала этой женщине? Матери Мэтью? Может, на мгновение нашло затмение, и ты совершила нечто такое, чего вовсе не хотела?
  
  Задавая вопрос, я сомневался, хочу ли знать ответ. Если Марла признается, что убила Розмари Гейнор и удрала с ее сыном, смогу ли я скрыть правду от полиции?
  
  Я знал, как бы ответила на этот вопрос Агнесса.
  
  – Дэвид, я никогда бы не сделала ничего подобного, – едва слышно прошептала Марла. – Никогда!
  
  – Ладно, ладно, все нормально.
  
  – Так ты мне поможешь?
  
  – Конечно. Хоть ты не веришь материнским мотивам, обещай, как только она заполучит Натали…
  
  – Нет, нет… – В глазах моей двоюродной сестры стояла мольба. – Ты! Ты мне должен помочь. Это твоя работа. Ты умеешь задавать вопросы и выяснять обстоятельства.
  
  – Я больше этим не занимаюсь.
  
  – Но ты знаешь, как это делается. Найди женщину, которая отдала мне Мэтью. Найди ее. Она подтвердит, что все, что я говорю, – правда.
  
  – Послушай, Марла…
  
  – Обещай, – попросила она. – Обещай, что поможешь мне.
  
  Я крепко обнял сестру, посмотрел ей в глаза и сказал, стараясь подобрать нужные слова:
  
  – Знай, что я на твоей стороне.
  
  Марла обвила меня руками, и ее лицо вдруг обмякло и как-то расплылось.
  
  – Спасибо, – выдохнула она, уткнувшись мне в грудь, явно не понимая, что мой ответ меня ни к чему не обязывает.
  Глава 11
  
  – Не понимаю, что происходит, – бросила Арлин Харвуд, стоя на верхней ступени лестницы в подвал. – Хотела позвонить Дэвиду, но подумала, если бы у него было что нам сообщить, он позвонил бы сам. Ужасная ситуация. Просто ужасная!
  
  Дон Харвуд, сидя на стуле, зажимал в тиски нож газонокосилки, который собирался заточить. Мастерская в подвале, в отличие от той, что находилась в гараже, была порядком заставлена. Здесь на листе фанеры размером четыре на восемь он еще до того, как Дэвид с сыном уехали в Бостон, устроил для Итана железную дорогу. Мальчик к ней интерес потерял, а Дон – нет и не мог себя заставить ее разобрать. Он вложил в нее много труда: соорудил станцию, где на платформе стояли миниатюрные пассажиры, когда поезд проходил переезд, там мигали запрещающие огни светофора, сделал даже миниатюрную копию городской водонапорной башни с надписью «Промис-Фоллс».
  
  – Да… – протянул Дон, не оборачиваясь. Он прикидывал, под каким углом держать точильный камень, чтобы нож стал острым, как бритва. – От этой девчонки одни неприятности. Всегда были и всегда будут. После того как она хотела украсть из больницы ребенка, твоей сестре следовало поместить ее на некоторое время в психиатрическую лечебницу.
  
  Арлин спустилась до половины лестницы так, что теперь муж мог видеть ее от пояса и ниже, если бы соизволил оторвать взгляд от ножа.
  
  – Ты говоришь ужасные вещи.
  
  – Разве? Если бы она так поступила, то, может быть, теперь не пришлось бы с ней маяться. Черт! Куда запропастился точильный камень? – Дон внезапно поднял голову и принюхался. – Арлин, у тебя что-нибудь стоит на плите?
  
  – Что?
  
  – Запах такой, будто что-то подгорает.
  
  – Боже! – Она охнула, повернулась и побежала наверх. Но за две ступени до верхней площадки споткнулась и, ткнувшись носом вперед, вскрикнула.
  
  – Проклятие! – Дон вскочил со стула и поспешил на помощь.
  
  – Какая я дура! – Арлин пыталась подняться.
  
  Муж присел рядом с ней.
  
  – Где болит? Что ты ушибла?
  
  – Ногу. Ниже колена. Вот незадача! Сходи выключи плиту.
  
  Дон поспешил наверх. На кухне со сковороды валил дым – обугливались с полдюжины приготовленных на обед колбасок. Схватив за ручку, он передвинул сковороду на соседнюю конфорку. Открыл шкаф и, выбрав самую большую крышку, накрыл ею сковороду, преграждая дорогу дыму и первым язычкам пламени.
  
  Сердце гулко колотилось, и Дон оперся о стол, чтобы перевести дыхание. Он давно не бегал вверх по лестнице – уж точно после того, как с ним приключился инфаркт.
  
  Послышалось шарканье – в обрамлении двери в подвал возник силуэт жены. Ей удалось добраться до верха, но на бежевых слаксах ниже колена алело кровавое пятно.
  
  – Дорогая, ты в самом деле сильно повредила ногу.
  
  – Ничего, обойдется. Решила приготовить колбаски, чтобы перед обедом подогреть в тостере, а устроила вот что.
  
  – Все в порядке, – успокоил жену Дон. – Я приготовлю что-нибудь еще. Открою консервированный суп.
  
  Арлин хромая подошла к столу и опустилась на стул.
  
  – Штаны испортила. Новые, только что купила. Теперь не отстираю.
  
  – Выброси из головы, – успокоил ее Дон. – Дай-ка посмотрю.
  
  Отлепившись от стола, он осторожно присел на колено и, закатав брючину жены, осмотрел рану.
  
  – Такие ушибы жутко болезненны: попала по костяшке, содрала кожу и, наверное, распухнет. Перелома не чувствуешь?
  
  – Не похоже.
  
  – Сиди, не вставай. – Пользуясь столом, как рычагом, и чувствуя, как скрипят кости, Дон поднялся и порылся в ящике, где держал аптечку первой помощи. Промыл ссадину, забинтовал ногу, затем достал из холодильника мягкий пакет со льдом. – Приложи. Положи ногу на соседний стул, тогда лед не будет сползать.
  
  Он спустил ей брючину, чтобы пакет не касался кожи, и устроил ногу на стуле.
  
  – Холодно, – пожаловалась Арлин.
  
  – Ничего, привыкнешь. Чуток подержи.
  
  Жена коснулась его руки.
  
  – Я совсем спятила.
  
  – Не говори глупостей.
  
  – Все забываю. Памяти вовсе не стало.
  
  – Мы оба такие. У меня тоже все из головы вылетает. Помнишь, вчера вечером я никак не мог вспомнить фамилию актера из того фильма?
  
  – Какого фильма?
  
  – Где актер все время сражается с какой-то штуковиной. И еще там симпатичная актриса. Ну, ты знаешь, она тебе нравится.
  
  Арлин грустно улыбнулась.
  
  – Ты не лучше меня.
  
  – Я хочу сказать, что мы забываем всякую ерунду вроде фамилий актеров, а все важное помним.
  
  – Если что-то стоит на плите – это важно и надо помнить. Постоянно теряю ключи. Третьего дня не могла найти свою банковскую карту. Потом наткнулась на нее в ящике комода. Почему я положила ее в комод, а не в бумажник?
  
  Дон пододвинул третий стул, чтобы устроиться рядом с женой, и обнял ее за плечи.
  
  – Ты замечательная. Мы стареем, память становится хуже. Но ты замечательная. Не думай о колбасках. Если будешь в состоянии, сходим куда-нибудь поедим.
  
  – Ты не сможешь, – вдруг возразила она.
  
  – Почему?
  
  – Потому что ты встречаешься с Уолденом. Зря я жарила эти колбаски, ведь тебя не будет во время обеда дома.
  
  – Ты о ком? Об Уолдене Фишере?
  
  – Разве тебе известны другие Уолдены?
  
  – Фишер хочет ко мне прийти?
  
  – В одиннадцать. Он говорил о кофе, но если вы уйдете в одиннадцать, большая вероятность, что кофе обернется обедом.
  
  – Это для меня новость. – В голосе Дона послышалось сомнение.
  
  – Неужели? Невероятно.
  
  – Почему?
  
  – Он только вчера звонил. Уверена – именно вчера. Сказал, что сегодня заскочит. Разве я тебе не говорила? Точно не говорила?
  
  – Не важно.
  
  – Даже сделала пометку. Как сейчас вижу, записала в календарь. Посмотри.
  
  Рядом с телефоном лежал рекламный календарь, который каждый декабрь рассылал по почте местный торговец цветами. В маленькие квадратики Харвуды записывали время назначенных встреч (теперь в основном с врачами).
  
  – Вот, – прочитал Дон. – Уолден. Одиннадцать.
  
  – Я не сомневалась, что записала, и уверена, что сказала тебе. – Пакет со льдом сполз с ее ноги и стукнулся об пол. – Боже всемогущий!
  
  Бен наклонился и осторожно вернул его на место.
  
  – Меньше мучает?
  
  – Мучает уязвленная гордость.
  
  – За коим дьяволом Уолден хочет меня видеть? Мы много лет не разговаривали.
  
  Арлин покачала головой:
  
  – Он явится через несколько минут. Приведи-ка себя в порядок. Я уже пришла в себя.
  
  – Он не сказал, что ему надо?
  
  – Ради бога, Дон, неужели мужчины не могут собраться выпить кофе? Он же твой друг.
  
  – Спорный вопрос, – буркнул муж.
  
  Уолден Фишер был на добрых пятнадцать лет моложе его и еще состоял в городской администрации. До того как Дон ушел на пенсию с поста инспектора по строительству, их дорожки с Уолденом случайно пересеклись, хотя тот работал конструктором в городском инженерном управлении. Именно там Дон начинал свою карьеру в шестидесятых годах.
  
  Дон работал с давно ушедшим из жизни отцом Уолдена и, когда Уолден закончил колледж с инженерным дипломом, замолвил в кадрах за него словечко. Отец Уолдена посчитал, что будет лучше, если за сына походатайствует посторонний, а не родственник. С тех пор Уолден чувствовал себя обязанным за то, что получил приличную должность с достойной зарплатой и минимальным риском вылететь на улицу.
  
  – Не обломишься, если пообщаешься с человеком, – заявила жена.
  
  – Не обломлюсь, – согласился Дон. – Только мы не разговаривали с ним с тех пор, как я ушел на пенсию.
  
  – Но ты же, полагаю, слышал?
  
  – О его дочери? – почти враждебно спросил муж. – Кто об этом не слышал? Прошло всего три года, еще не забылось.
  
  – Не надо огрызаться. И говорю я сейчас не о ней, а о его жене, которая умерла пару месяцев назад.
  
  – Откуда ты узнала? – Голос Дона стал мягче.
  
  – Прочитала в газете, когда она еще выходила. В разделе некрологов.
  
  – О, не знал.
  
  – Жены не стало, и ему, наверное, тяжело оставаться дома, хочется куда-нибудь уйти.
  
  – Что с ней приключилось? – спросил Дон.
  
  – Вероятно, рак. Ну, иди, он будет здесь с минуты на минуту.
  
  Раздался звонок в дверь. Дон застыл, ему не хотелось уходить от Арлин.
  
  – Со мной все в порядке, – успокоила она мужа.
  
  Он еще раз напомнил ей, чтобы подержала лед на ноге, и оставил кухню. Открыл входную дверь, за ней стоял Уолден Фишер. С тех пор как Дон видел его в последний раз, он явно постарел и поседел, хотя и седеть-то осталось почти нечему. Он стал шире в талии, но тучным не сделался. За пятьдесят пять ему уже перевалило, мысленно подсчитал Дон.
  
  – Черт меня побери, кого я вижу! – воскликнул он.
  
  Уолден смущенно улыбнулся:
  
  – Привет, Дон. Сколько лет, сколько зим.
  
  На кухне зазвонил телефон.
  
  – Ты на пенсии?
  
  – Нет, мне еще почти пять лет тянуть лямку. Но накопилась масса отгулов, можно взять денек-другой, и в этом месяце решил полодырничать. Я не вовремя? Тебя предупредили, что я приду?
  
  Телефон снова зазвонил.
  
  – Конечно. Ты с чем пришел?
  
  – Хочу немного позаимствовать у тебя мозгов. Потребовалось пять лет, чтобы компьютеризировать все городское планирование и инженерию. Но большая часть инфраструктуры создана в докомпьютерную эпоху, и это все на бумаге. Чертежи, схемы и все прочее. Данные на каждую водопроводную магистраль, на каждую опору моста и канализационную решетку – все это на больших листах ватмана, скрученных в рулоны и перетянутых резинками. Где что искать, непонятно. Представь, кто-то, уходя на пенсию, забрал с собой свою работу.
  
  – Я ничего не брал, – заверил его Дон.
  
  – Речь не о тебе. Я встречался с несколькими нашими старичками – не обижайся на слово, – спрашивал, не знают ли они, что куда делось. Если бы это выяснить, мы могли бы все занести в компьютер.
  
  – Мне показалось, ты сказал, что в отгуле?
  
  Уолден пожал плечами:
  
  – Когда я сижу в кабинете, у меня нет времени заниматься подобными вещами.
  
  Дон с облегчением вздохнул.
  
  – Повторяю, сам я ничего не брал, но могу восполнить кое-какие пробелы, если ваши теперешние ребята на это не способны. Например, работал над водонапорной башней. – Поэтому он и изготовил ее модель для игрушечной железной дороги.
  
  В третий раз послышался телефонный звонок и вдруг резко оборвался.
  
  – Слушай, я сейчас схожу за пиджаком, и мы посидим в «Келлиз». Закажу себе сандвич с беконом, а может быть, еще кусочек пирога.
  
  Оставив Уолдена на пороге, Дон пошел за пиджаком, но, прежде чем открыть шкаф в прихожей, заглянул на кухню. Он беспокоился, что Арлин могла встать, чтобы ответить на телефонный звонок. Так и случилось.
  
  Жена стояла, прислонившись к столу, на одной ноге, подогнув другую, и держала у уха телефонную трубку. Она посмотрела на мужа.
  
  – Я думала, это Дэвид с новостями о Марле. Но это из школы, ищут Дэвида. У них есть номер его мобильного телефона, но бостонский. С тех пор он сменил телефон, а им не сообщил. Разве так можно?
  
  – В чем дело? – спросил Дон.
  
  – Что-то случилось с Итаном.
  Глава 12
  
  Барри Дакуэрт увлек Билла Гейнора в столовую и, убедившись, что ведущая на кухню дверь закрыта, выдвинул из-за стола два стула и повернул друг к другу.
  
  – Садитесь, мистер Гейнор.
  
  – Только еще раз скажите, где Мэтью?
  
  – С Мэтью все в порядке. О нем не тревожьтесь. Прошу вас, садитесь.
  
  Билл устроился на стуле. И когда Дакуэрт сел напротив, их колени оказались в футе друг от друга.
  
  – Его же не отдадут той ненормальной?
  
  – Пусть это вас не волнует. Вы ее знаете, мистер Гейнор?
  
  – Нет. Вижу в первый раз.
  
  – Мне доложили, ее зовут Марла Пикенс. Это имя вам что-нибудь говорит?
  
  Билл устало покачал головой:
  
  – Ничего.
  
  Дакуэрт заметил на сервировочном столе у стены фотографию.
  
  – Это вы с женой?
  
  Гейнор выглядел старше мужчины на снимке.
  
  – Снимались, когда женились.
  
  Полицейский вгляделся в фотографию. У Розмари Гейнор были прямые черные волосы до плеч. С той поры и по сей день ее прическа не изменилась. Глаза темно-карие, кожа бледная, никаких румян и губной помады, чтобы оживить лицо.
  
  – Что будут делать с моей Розмари? – спросил Гейнор.
  
  – Простите? – не понял Дакуэрт.
  
  – С моей женой? – Гейнор кивнул в сторону кухни. – Что с ней будет? Как с ней поступят?
  
  – Отвезут в криминалистическую лабораторию, – объяснил Дакуэрт. – Произведут вскрытие. После чего отдадут, чтобы вы могли сделать соответствующие распоряжения.
  
  – Зачем?
  
  – Что зачем?
  
  – Зачем делать вскрытие? Господи, на нее достаточно взглянуть, чтобы сразу понять, что с ней. – Он уткнулся лицом в ладони и заплакал. – Неужели она мало натерпелась?
  
  – Я вас понимаю, – мягко заметил детектив. – Но экспертиза может дать много полезной информации и помочь нам найти того, кто это сделал. Если только у вас нет на этот счет своих мыслей.
  
  Не отрывая рук от лица, Гейнор покачал головой.
  
  – Ни малейших. Роз все любили. Это дело рук маньяка. Той женщины. Сумасшедшей. Господи, Мэтью был у нее. – Билл поднял голову и посмотрел на инспектора красными от слез глазами. – Она пыталась украсть нашего сына. А когда Роз хотела ее остановить…
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  – Этим мы тоже собираемся заняться. А пока мне хотелось бы понять, когда произошли события. – «Временна?я последовательность, – думал детектив. – Вот, что мне требуется: временна?я последовательность». – Когда вы в последний раз разговаривали с женой? Когда сегодня утром уехали на работу?
  
  – Не сегодня – я в последний раз разговаривал с ней вчера.
  
  – В воскресенье?
  
  – Именно. Меня не было в городе. Уезжал по делам.
  
  – Где вы были?
  
  – В Бостоне. С четверга.
  
  – Чем вы там занимались?
  
  – Я… был на собрании в нашей головной конторе. Я страховщик, работаю в страховой компании «Непонсет». Провожу там много времени. Иногда, до того, как родился Мэтью, и если мне предстояло там долго пробыть, ко мне приезжала Розмари.
  
  – Где вы останавливались? – Дакуэрт делал записи в блокноте.
  
  – В «Марриот-Лонг-Уорф». Меня всегда там селят. Какое это имеет значение?
  
  – Мне нужна полная картина, мистер Гейнор. – Дакуэрт решил, что, прежде чем он отсюда уйдет, надо кому-нибудь поручить проверить информацию Гейнора насчет «Марриот-Лонг-Уорфа» и страховой компании «Непонсет». Хотя ничто не свидетельствовало за то, что этот человек мог убить свою жену, супруги всегда в первых строках списка подозреваемых. Бостон, если поспешить, всего в паре часов езды на машине. Гейнор мог приехать вчера после обеда, убить Розмари и вернуться обратно, сделав вид, что никуда не отлучался из города.
  
  Маловероятно, но если не проверить, останется в разряде возможных версий.
  
  – Когда вы уехали из Промис-Фоллс в Бостон? – спросил он.
  
  – Я уже говорил – в четверг. Рано утром, чтобы оказаться на месте к десяти. Серию собраний закончили вчера вечером, но я слишком устал, чтобы вести машину, и отложил возвращение на утро. Встал пораньше и поехал. Постоянно звонил Роз, и на домашний, и на мобильный, но она не отвечала.
  
  – Но вчера вы с ней разговаривали? В воскресенье?
  
  Билл кивнул:
  
  – Около двух. У нас был корпоративный обед, на котором нас накачивали всякими умными идеями. После обеда у меня оставалось еще несколько минут до следующего заседания, и я позвонил по мобильному Роз.
  
  – Она ответила?
  
  Билл снова кивнул.
  
  – О чем вы разговаривали?
  
  – Так, ни о чем. Я сказал, что скучаю. Спросил, как Мэтью. Предупредил, что вернусь скорее всего на следующее утро. Но если передумаю, позвоню и дам знать.
  
  – Больше вы ей не звонили?
  
  – Нет, пока не тронулся утром в путь. – Он прикусил губу. – Надо было возвратиться вечером. Какого черта я задержался? Вернулся бы домой, и ничего бы не случилось.
  
  – По мере расследования мы узнаем больше, мистер Гейнор, но пока представляется, что нападение совершено вчера во второй половине дня. Даже если бы вы вернулись вечером, это вряд ли что-либо изменило.
  
  Билл Гейнор закрыл глаза и медленно втянул в себя воздух.
  
  – Я заметил, что у вас в доме установлена система охраны.
  
  Гейнор поднял веки.
  
  – Да, но Роз включала ее только на ночь, когда ложилась спать, а днем держала выключенной. Иначе приходилось бы постоянно отключать, когда она открывала дверь, чтобы сходить в магазин или погулять с Мэтью. Поэтому на день выключала.
  
  – Хорошо. А как насчет замка?
  
  Быстрый кивок.
  
  – Запирать она не забывала. А когда возвращалась домой, закрывалась еще на задвижку.
  
  – У нее были друзья? Она состояла в каком-нибудь клубе? Например, в женском университетском, физкультурном или в каком-нибудь другом?
  
  – Нет. – Гейнор покачал головой.
  
  – Я должен задать вам следующий вопрос: не было ли у нее кого-нибудь еще?
  
  – Кого-нибудь еще?
  
  Дакуэрт промолчал, давая Гейнору время осмыслить его слова.
  
  – О нет, мы были друг другу верны. Она недавно родила. Да что вы, как можно такое спрашивать?
  
  – Прошу прощения. С законом проблем не было?
  
  – Вы серьезно? Разумеется, нет. Хотя неделю назад ее оштрафовали за превышение скорости, но это вряд ли можно назвать проблемами с законом.
  
  – Конечно, нельзя, – мягко согласился инспектор. – У вас в городе есть родственники?
  
  – Нет. Мы вообще небогаты на родню. Я единственный ребенок в семье, и мои родители скончались, когда мне еще не было двадцати. У Роз была старшая сестра, но она давно умерла.
  
  – Как это случилось?
  
  – Занималась верховой ездой, упала с лошади и сломала шею.
  
  Дакуэрт поморщился.
  
  – Родители?
  
  – Роз, как и я, их рано потеряла. Мать – когда ей было девятнадцать, отца – в двадцать два года.
  
  – То есть нет ни родителей, ни родственников, у которых мог быть ключ от вашего дома?
  
  – Только у Сариты.
  
  – Кто такая Сарита?
  
  – Няня. Не знаю, куда она подевалась. Должна была находиться здесь. Я уверен, что сегодня день, когда она работает по утрам.
  
  – Как фамилия Сариты?
  
  Гейнор открыл рот, но ничего не произнес.
  
  – Фамилия Сариты? – повторил инспектор.
  
  – Я… никогда не знал, как ее фамилия. Такими вопросами занималась Роз. – Билл от смущения покраснел. – Это мой просчет, я должен был спросить.
  
  – Хорошо. – Дакуэрт ничем не выдал своего неодобрения. – Что вы можете о ней рассказать?
  
  – Когда родился Мэтью, я подумал, что неплохо бы найти для Роз помощницу. У нее были проблемы со здоровьем. Чтобы кто-нибудь приходил несколько раз в неделю и помогал. Сарита не только няня, хотя у нее есть необходимая подготовка и она работала с детьми. Она разгружала Роз. Давала ей возможность выйти из дома. Сделать покупки и не тащить за собой сына, не возиться с автомобильным креслом и все такое. Плюс к этому занималась другими вещами: убирала в доме, ходила в прачечную, готовила. Пока не наступало время идти на смену.
  
  – На смену? – спросил детектив.
  
  – Да. Она работала то ли в каком-то частном интернате, то ли в больнице, точно не могу сказать.
  
  – Как вы нашли эту Сариту? Каким образом наняли?
  
  – Этим занималась Роз. Я только сказал, хорошо бы найти ей помощницу, а искала она. Кажется, увидела объявление в Интернете, там был номер телефона. Позвонила, Сарита пришла на собеседование и понравилась ей. Вроде бы так.
  
  – Вы уверены, что не знаете ее фамилии?
  
  Гейнор покачал головой.
  
  Дакуэрт подумал, что Розмари должна была внести няню в список контактов в своем телефоне. Если нет, ее номер записан где-то на бумаге. Затем ему в голову пришла другая мысль.
  
  – Каким образом вы платили Сарите? На погашенных чеках должна стоять ее фамилия. У вас могли сохраниться несколько таких чеков.
  
  – Мы платили ей наличными, только наличными. Строго говоря, я не уверен, что она работала здесь официально.
  
  – Ладно. Откуда родом эта Сарита?
  
  – Я никогда не думал, что мексиканцы едут так далеко на север, но она, возможно, откуда-то оттуда. Или с Филиппин. Но она не выглядела такой уж иностранкой. Наверное, кто-то из ее родителей был американцем. Белым американцем.
  
  Дакуэрт промолчал, только сделал пометку в блокноте.
  
  – Прошу прощения, я могу ошибаться, но какая разница, откуда эта Сарита? У вас есть ненормальная, которая захватила Мэтью. Вот с кем вам надо серьезно разговаривать.
  
  – Извините, я отлучусь на минуточку, – сказал Дакуэрт.
  
  Он вышел из столовой и знаком подозвал Гилкрайста:
  
  – Выясни, где проживает Марла Пикенс, и опечатай дом. Чтобы ни одна живая душа туда не попала. Немедленно.
  
  – Будет сделано, – ответил полицейский.
  
  Детектив возвратился на свой стул в столовой. Гейнор держал в руке мобильный телефон. Он не звонил и не проверял почту. Просто смотрел на него.
  
  – У меня такое чувство, будто я должен кому-то позвонить, – сказал он. – Только не могу сообразить кому.
  
  – Давайте вернемся к Сарите. Вы сказали, что сегодня она должна быть здесь. Я вас правильно понял?
  
  – Да. Я уверен: сегодня ее день, когда ей положено быть здесь с утра. И вчера тоже. Вчера она должна была находиться у нас.
  
  – Если так, – проговорил детектив, – перед нами, мистер Гейнор, две возможности. Либо Сарита имеет отношение к убийству или что-то знает о том, что здесь произошло. Либо… – Дакуэрт секунду колебался, – сама попала в беду.
  
  Билл Гейнор моргнул.
  
  – О господи! Эта ненормальная Марла убила не только Роз, но и Сариту!
  Глава 13
  
  Дэвид
  
  Я посадил Марлу в машину на переднее пассажирское сиденье, а сам устроился за рулем, но с места мы не трогались. Еще раньше полицейский Гилкрайст приказал мне отдать ключи. Теперь он вернулся и попросил Марлу показать водительские права. У меня сложилось впечатление, что таким образом он хотел узнать, где она живет. Что-то передал по рации и продолжал за нами следить, чтобы мы не удрали. Агнесса отошла к растянутой поперек улицы полицейской ленте, чтобы встретить адвоката Натали Бондурант.
  
  – Помнишь, как приезжал в хижину? – Вопрос взялся у Марлы словно из ниоткуда.
  
  – Ба, так это было сто лет назад, – удивился я. И бывал-то я там всего с полдюжины раз, когда мне было шестнадцать или семнадцать. Или, может, восемнадцать?
  
  Марла говорила о доме своих родителей на озере Джордж примерно в часе езды от города. И называть его хижиной значило оказывать недобрую услугу. Это был красивый дом. Участком владели несколько поколений семьи Джилла Пикенса. Раньше там на самом деле стояла примитивная халупа с надворными постройками. Но родители Джилла все снесли и на этом месте возвели настоящий дом. Однако по традиции продолжали называть хижиной.
  
  Раньше, когда моя мать и Агнесса ладили лучше, чем теперь, нас несколько раз приглашали туда на выходные. Я купался, катался на водных лыжах и бороздил озеро вдоль и поперек на лодке Джилла в поисках молоденьких девиц. Марла была тогда совсем еще ребенком, лет, наверное, шести или семи.
  
  – А я тогда на тебя запала, – тихо призналась она, упершись взглядом в колени.
  
  – Что?
  
  – Хотя ты мой двоюродный брат и на десять лет старше меня, ты мне понравился. Помнишь, как я за тобой повсюду ходила?
  
  – Как тень, – кивнул я. – Стоило мне куда-нибудь собраться, и ты тоже просилась со мной.
  
  Марла грустно улыбнулась:
  
  – Не забыл тот случай, когда я тебя накрыла? С той, как ее там?
  
  Я поднял на нее взгляд.
  
  – Не понимаю, о чем ты?
  
  – В лодочном сарае. Я туда вошла и застала тебя, когда ты обжимался с девчонкой. Ее звали, кажется, Зения или как-то так. Ты запустил ей руку под рубашку.
  
  – Да, припоминаю. Я тогда тебя упрашивал никому не рассказывать.
  
  Марла кивнула:
  
  – Я тебя заставила отвезти меня в папиной лодке на парусную пристань и сводить в кафешку. Ты откупился от меня молочным коктейлем.
  
  – Это тоже помню, – усмехнулся я.
  
  – Надо было требовать больше, учитывая, что я для тебя сделала потом.
  
  – Что?
  
  – Тем же летом.
  
  – Прости, не врубаюсь.
  
  – Ладно, проехали. – Марла махнула рукой. – Мои воспоминания от хижины только хорошие. Славное место. Но больше я туда никогда не вернусь. – Она помолчала. – Это там я ее потеряла. Там я потеряла Агату.
  
  – Агату? – повторил я.
  
  – Я бы ее так назвала. Такое ей выбрала имя: Агата Беатрис Пикенс. Согласна, имя труднопроизносимое. – Ее глаза, еще не просохшие от плача в последние два часа, опять наполнились слезами.
  
  – Не знал, что это произошло в том месте, – сказал я.
  
  – В больнице тогда случилась вспышка псевдомембранозного колита, и мама решила, что мне не стоит там рожать. Правда, не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что она отговорила дочь лечь в собственную в больницу. Понимала, какой это вызовет эффект, если отправит меня в другое медицинское заведение в то время, как сама заявляет прессе, что у них безопасно и все необходимые меры приняты. Но мать когда-то училась на медсестру и работала акушеркой. Ты же в курсе?
  
  – Да.
  
  – Она сказала, что может позаботиться обо мне не хуже, чем кто-либо другой. Но чтобы не рисковать, позовет на помощь доктора Стерджеса. В хижине все для меня устроили. Я хочу сказать, что идея была неплохая – обстановка спокойная.
  
  – Согласен.
  
  – Мама находилась со мной, а Стерджеса держала для подстраховки. Хотела позвать, когда начнутся настоящие схватки. Она – управляющая больницей, и любой сотрудник, даже врач, прибежит, стоит ей поманить пальцем.
  
  – Я заметил.
  
  – Когда она решила, что роды вот-вот начнутся, послала ему сообщение, и он приехал очень быстро. Сначала все шло хорошо. Только мне было очень больно. Понимаешь, очень-очень больно. – Ее голос сорвался.
  
  Я не знал, что сказать. Да, наверное, Марла и не хотела, чтобы я что-нибудь говорил. Ей требовалось самой выговориться.
  
  – Мне что-то дали. Доктор Стерджес дал. Лекарство помогло – болеть стало меньше. Но затем все пошло не так, как надо. Совершенно не так. И когда Агата родилась, она не дышала.
  
  – Причина была в пуповине? – Я мало разбираюсь в медицине, но слышал, что пуповина может стать причиной смерти плода.
  
  Марла отвернулась и кивнула:
  
  – Да. Я читала в Интернете: такое часто случается, но редко угрожает жизни ребенка. А мне не повезло. Я вспоминаю все, как в тумане, – то теряла сознание, то снова приходила в себя. Но никогда не забуду, до конца жизни.
  
  – Сочувствую, Марла. Не могу представить, что тебе пришлось испытать.
  
  – Я хотя бы смогла подержать ее на руках и видела, какие у нее чудесные пальчики. – Слезы полились у нее ручьем. – Мама сказала, что она была со мной всего пару минут, а потом им пришлось ее отобрать. У тебя есть салфетки?
  
  Я показал на перчаточник. Марла открыла крышку, взяла три штуки, промокнула глаза и высморкалась.
  
  – Мама винила себя.
  
  – Что ты хочешь сказать?
  
  – Потом говорила, что она виновата. Если бы я рожала в больнице, было бы больше шансов спасти ребенка. Тяжело переживала. Я знаю, она производит впечатление законченной стервы, но удар был для нее почти такой же сильный, как для меня.
  
  – А ты?
  
  – Что я?
  
  – Ты ее винишь?
  
  Прошло несколько мгновений, прежде чем она ответила:
  
  – Нет. Все было подготовлено самым лучшим образом. Я сама со всем согласилась. И доктор Стерджес сказал, все было сделано как надо. А остальное – случайность. Если кого-то винить, то только Бога. Вот и мама говорит, что она его винит после себя.
  
  Я кивнул.
  
  – Я человек не религиозный. Не верю в Бога, пока не возникает нужда в чем-нибудь его упрекнуть. Ты меня понимаешь? – Марла заглянула мне в лицо.
  
  – Думаю, что да. Хотя мне трудно разобраться, как относиться к таким вещам.
  
  – До того как все пошло прахом, мне там было вовсе не плохо. Мама не злилась, обращалась со мной хорошо. Не осуждала, как обычно, хотя жутко бесилась, когда узнала о моей беременности. Но ближе к родам как будто смирилась.
  
  – А отец ребенка? – спросил я. – Как он реагировал?
  
  – Дерек?
  
  – Да. Никогда не знал его имени.
  
  – Дерек Каттер.
  
  Это имя всколыхнуло память. О тех временах, когда я работал репортером «Стандард».
  
  – Я ему сразу не сказала. А в последние недели беременности мы почти не разговаривали. Мать не хотела, чтобы мы общались. А я его, наверное, по-настоящему не любила.
  
  – Он студент?
  
  Голова Марлы дважды поднялась и опустилась.
  
  – Из здешних. В общежитие колледжа, как большинство ребят, не переехал – остался жить дома. Но потом его родители расстались, дом продали, и мать куда-то уехала. Отец перебрался в квартиру, и Дерек поселился поблизости от колледжа в доме с другими студентами.
  
  – Похоже, ему несладко пришлось.
  
  – Да. Его отец был каким-то образом связан с садоводством, и Дерек, когда был подростком, ему помогал. Подстригал газоны, разбивал цветники и все такое. Когда дом продали, отцу Дерека пришлось снять гараж, чтобы поставить газонокосилки и прочие механизмы. Мама никогда не любила Дерека. Она считала, что мне нужен сын адвоката или владельца «Майкрософт» или «Гугл» – не меньше. Но Дерек был нормальным парнем.
  
  – Где ты с ним познакомилась?
  
  – В городском баре. Буквально натолкнулись друг на друга. Я приврала – скрыла, сколько мне на самом деле лет. Сказала, что недавно окончила институт, и он решил, что я всего на пару лет, а не на семь, старше его. Но мне кажется, возраст не имеет особого значения.
  
  Зазвонил мой телефон.
  
  – Извини.
  
  Кто-то из дома: то ли отец, то ли мать. Но я готов был поспорить, что мать.
  
  – Слушаю.
  
  – Дэвид?
  
  Я оказался прав.
  
  – Что, мама?
  
  – Что происходит?
  
  – Долгая история. Сейчас не могу объяснять. Я с Марлой, и Агнесса тоже подъехала.
  
  – Не знаю, может, ты хочешь, чтобы отец этим занялся? Я бы сама взялась, но упала с лестницы.
  
  Я стиснул свободной рукой неподвижный руль.
  
  – Что с тобой?
  
  – Поднималась по лестнице, поскользнулась и упала. Ерунда. Но звонили из школы по поводу Итана.
  
  Вот уж точно: беда никогда не приходит одна.
  
  – Что с Итаном? Поранился?
  
  – Вроде бы нет. Подрался с другим мальчишкой. Его привели в учительскую, а оттуда стали звонить к нам – разыскивали тебя. Ты, когда записывал его в школу, забыл дать новый номер телефона, чтобы в случае чего…
  
  – Мама! – завопил я. – Что с Итаном?
  
  – Тебе надо его забрать. Его отсылают домой.
  
  Я закрыл глаза и выдохнул.
  
  – Прямо сейчас не могу. Мне нельзя покидать место происшествия.
  
  – Место происшествия?
  
  – Пусть едет отец, а я потом разберусь.
  
  – Хорошо, я ему скажу. Так что там с Марлой? Она в самом деле опять украла ребенка?
  
  – Потом, мама.
  
  Я разъединился, отложил телефон, наклонился вперед и уперся головой в руль.
  
  – Неприятности? – спросила Марла.
  
  – Наваливаются со всех сторон. Ладно, прорвемся.
  
  Я посмотрел на дом Гейноров. В это время открылась дверь, оттуда вышел детектив Дакуэрт, бросил взгляд на мою машину и направился в нашу сторону. Но прежде его у открытого окна Марлы появилась парочка: Агнесса и Натали Бондурант.
  
  – Все будет нормально, малышка, – ободрила Агнесса дочь. – Ничего не бойся.
  
  Дакуэрт попросил их отойти в сторону.
  
  – Марла Пикенс? Будьте добры, выйдите из машины.
  
  – Ей нечего сказать, – заявила Агнесса и захлопнула дверцу машины, которую Марла начала было открывать.
  
  – Миссис Пикенс, – обратилась к ней адвокат, – позвольте мне. Привет, Барри.
  
  – Привет, Натали, – отозвался детектив.
  
  – Я представляю Марлу Пикенс. Боюсь, что в данное время она не будет отвечать ни на какие вопросы.
  
  Дакуэрт устало посмотрел на нее.
  
  – Я расследую убийство, и мне необходимо кое-что спросить.
  
  – Я принимаю это к сведению. Но сейчас моя клиентка в шоке и не способна осмыслить ваши вопросы.
  
  – И когда же, по-вашему, клиентка обретет такую способность?
  
  – Не готова сказать.
  
  – Будет она говорить или нет, ровно через час привезите ее в управление.
  
  – Ей нечего будет сказать.
  
  – В таком случае она будет в управлении молчать.
  
  Теперь Агнесса сама открыла дверцу, взяла дочь за руку и помогла вылезти из машины. С Натали по одну сторону и Агнессой по другую Марла направилась прочь по улице, оставив меня одного.
  
  Дакуэрт посмотрел на меня в открытую дверцу.
  
  – У вас тоже есть адвокат?
  
  – Пока нет.
  
  Он бросил взгляд в багажник.
  
  – Откуда у вас коляска?
  
  – Она принадлежит Гейнорам.
  
  – Вот еще новости. Откройте багажник.
  
  Я вышел из машины и поднял дверцу. Потянулся за коляской, но детектив перехватил мою руку.
  
  – Не прикасайтесь. Вы ее трогали?
  
  – Да.
  
  Детектив вздохнул.
  
  – Давайте-ка поговорим.
  Глава 14
  
  – Ты уверен, что не против, чтобы я с тобой таскался? – спросил Уолден Фишер.
  
  – Все нормально, – ответил Дон Харвуд. – Мне надо только заехать в школу, забрать внука и отвезти домой. – Он спустился по ступеням и направился к своей голубой «краун-виктории», которой владел всю жизнь. – Забирайся.
  
  Когда Фишер открывал дверцу, она скрипнула.
  
  – Надо смазать, – буркнул Дон.
  
  – Внук заболел?
  
  – Нет. Вроде сцепился с другим парнем.
  
  – Он в порядке?
  
  – Звонили не из больницы. Надо понимать, это уже хорошо. Я считаю, что драки ребят закаляют и время от времени ему подраться полезно. Сейчас заберу его из школы, заброшу домой и пойдем пить кофе. Только проведаю, как там Арлин.
  
  – А с ней что?
  
  – Пропахала лестницу и ушибла ногу. Хочу убедиться, что с ней все в порядке.
  
  Уолден понимающе кивнул. Выезжая на улицу, Дон покосился на пассажира, и ему показалось, что лицо Фишера подернулось грустью.
  
  – Арлин мне сказала, она прочитала в газете о…
  
  – О Бет?
  
  – Да. Не мог вспомнить ее имени. Сказала, что она недавно скончалась.
  
  – Девять недель назад от рака.
  
  – Сочувствую. – Дон не знал, как еще выразить соболезнование. Такие вещи ему плохо удавались. – Не помню, были мы знакомы или нет.
  
  – Встречались сто лет назад на рождественской вечеринке. Другое было время. Бет совсем изменилась, так и не стала прежней.
  
  – После того как узнала свой диагноз?
  
  Уолден покачал головой:
  
  – И это тоже. Но я сейчас о другом: после того, что случилось с Оливией.
  
  Этой темы Дон касаться боялся. Он, в отличие от жены, не просматривал газетные некрологи, но в городе не было ни одного человека, кто бы не знал, что произошло с Оливией. По прикидкам Дона, в этом месяце как раз исполнилось три года с того случая. Двадцатидвухлетнюю девушку зарезали в парке в нескольких шагах от подножия водопада, который дал имя городу.
  
  Молодая красивая Оливия только начинала жить. Недавно окончила Теккерей-колледж и получила диплом специалиста по защите окружающей среды, устроилась на работу в Океанографический институт в Бостоне, где занимались проблемами сохранения морской флоры и фауны, и собиралась выйти замуж за местного парня.
  
  Мир ждал, чтобы она сделала его лучше.
  
  Преступление не раскрыли и никого не арестовали. Городскую полицию укрепили оперативниками полиции штата, даже прислали специалиста из ФБР, но выйти на след убийцы не удалось.
  
  Дон смутился, не зная, что сказать. И не нашел ничего более подходящего, чем:
  
  – Какой удар для Бет… но и для тебя тоже.
  
  – Да, – ответил Уолден. – Но я в итоге вернулся к работе. Жизнь заставила, не было иного выбора. От горя никуда не деться, но понимаешь, как это происходит: во что-то окунаешься и действуешь как на автопилоте. Механически.
  
  – Да, конечно. – Дон кивнул, хотя вовсе не был уверен, что до конца понимает собеседника. Может быть, Дэвид понял бы – несколько лет назад сыну тоже крепко досталось с его покойной женой Джан.
  
  – А Бет была домоседкой. Брала случайную работу на дом. Когда дочь была маленькой, занималась с ней, выходила только по делам. Но лет с десяти Оливии больше не требовалась ее опека. Когда все случилось, я уходил на работу, а она оставалась одна с призраком дочери. Доказать не могу, но думаю, что от этого она и заболела. Была настолько подавлена, что это ее отравило. Как думаешь, такое возможно?
  
  – Наверное, – ответил Дон.
  
  – Вик смерть Оливии тоже перенес тяжело. Может, даже тяжелее, чем я.
  
  – Вик?
  
  – Извини. Я думал, что каждому известны детали нашей истории. Виктор Руни – наш несостоявшийся зять. Они должны были пожениться через три месяца. Вик погрузился в тяжелейшую депрессию. Сильно запил. Бросил колледж, не получив диплома инженера-химика. Пошел работать в пожарную охрану. Но пил все больше и больше. Учитывая обстоятельства, ему помогали, как могли. Пару раз посылали на реабилитацию – лечиться от алкоголизма, но он так и не взял себя в руки. В итоге его то ли выгнали, то ли он сам уволился, и не знаю, нашел ли другую работу. Как-то видел его за рулем фургона. Жалко. Хороший парень. Потом встретил на станции водоочистки, куда он устроился на лето.
  
  – Тейт Уайтхэд все еще там работает? Как-то столкнулся с ним в городе. Ему же скоро на пенсию?
  
  – Держат в ночную смену, когда не может нанести слишком большого ущерба.
  
  – Да, Тейт – добрая душа, но отнюдь не ученая голова, – согласился Дон. – А вот и школа.
  
  – Я подожду в машине, – сказал Уолден.
  
  – Ладно.
  
  Дон нашел место на парковке, оставил ключ в замке зажигания на случай, если Уолден захочет послушать радио, и, следуя указателям, пошел в учительскую. Переступив порог, он сразу увидел внука. Итан сидел на стуле у разделявшего комнату высокого барьера, – лицо расцарапано, джинсы на колене разодраны, глаза покраснели.
  
  Мальчик удивился.
  
  – Не знал, что приедешь ты. Думал – отец.
  
  – Он занят.
  
  – Устраивается на работу?
  
  – Если бы, – покачал головой Дон.
  
  Из-за стола за барьером поднялась женщина и подошла к нему.
  
  – Могу я вам чем-нибудь помочь?
  
  – Я дед Итана. А вы кто?
  
  – Мисс Хэрроу. Заместитель директора школы.
  
  – У него неприятности?
  
  – Подрался с другим мальчиком. И оба на остаток дня исключены из школы.
  
  – Кто другой мальчик? Где он? – спросил Дон.
  
  – Карл Уортингтон.
  
  – Кто был зачинщиком драки?
  
  – Это не важно, – объяснила мисс Хэрроу. – Нетерпимость к рукоприкладству – наш принцип. Поэтому наказаны оба.
  
  – Ты зачинщик? – спросил у внука Дон.
  
  – Нет, – коротко ответил Итан.
  
  – Так почему же, – удивился Дон, – моего внука исключают, если драку затеял не он?
  
  – Карл утверждает, что зачинщик ваш внук, – заявила заместитель директора. – Я только что положила трубку: мы обсуждали этот случай с Сэм Уортингтон, и у нас получился точно такой же разговор.
  
  – Сэм – это отец мальчика, который затеял ссору?
  
  Мисс Хэрроу хотела что-то сказать, но Дон предостерегающе поднял руку.
  
  – Оставим этот спор, я отвезу его домой. В мое время мальчишки сами выясняли между собой отношения и никто в это дело не вмешивался. Поехали, Итан.
  
  По пути к машине Дон пытался выведать у внука детали драки, но мальчик замкнулся и молчал. Однако, увидев человека на переднем сиденье «краун-виктории», спросил:
  
  – Кто это?
  
  – Приятель. Или вроде того. До того как уйти на пенсию, я с ним долго работал. Не спрашивай у него ничего ни о ком.
  
  – О чем я у него не должен спрашивать?
  
  – Не знаю. Не спрашивай, и все. Договорились?
  
  Итан забрался на заднее сиденье. Фишер повернулся к нему и протянул руку:
  
  – Уолден.
  
  Мальчик осторожно ответил на рукопожатие.
  
  – Итан. Мне больше нечего сказать.
  
  – Хорошо, – ответил Фишер.
  
  Как только они подъехали к дому, Итан так быстро выскочил из машины, словно в ней была заложена бомба, и понесся впереди деда.
  
  Арлин сидела на диване в гостиной с пакетом льда на ноге и смотрела Си-эн-эн. Она хотела спросить внука о том, что с ним случилось в школе, но он пробежал в свою комнату и закрыл за собой дверь.
  
  Дон спросил жену, как она себя чувствует, и сказал, что не пойдет пить кофе с Фишером, если ей требуется помощь. Но она помотала головой – мол, с ней все в порядке, – и это был не тот ответ, на который рассчитывал муж.
  
  Пришлось с неохотой отправиться в кафе, где он заказал кофе и вишневый пирог со взбитыми сливками и добрый час говорил о синьках чертежей, прорывах в водопроводных сетях и проложенных под землей электрических линиях. А когда все кончилось, вернулся домой и устроился в шезлонге с намерением вздремнуть.
  
  Но заснуть не смог.
  Глава 15
  
  Дэвид
  
  – Как вы в это ввязались? – спросил Барри Дакуэрт.
  
  Мы сели в его машину без опознавательных полицейских знаков – он за руль, я справа от него.
  
  – Марла – моя двоюродная сестра, – объяснил я и рассказал, как заехал к ней утром с приготовленной матерью едой.
  
  – Почему ваша мать послала ей еду?
  
  – Потому что она добрая душа.
  
  – Я не об этом. Марла Пикенс – взрослая женщина. Почему ваша мать считает, что ее необходимо подкармливать? Она лишилась работы? Больна?
  
  – У Марлы было несколько трудных месяцев.
  
  – По какой причине?
  
  – Она… потеряла ребенка во время родов. Девочку. И с тех пор ее психика расстроена. – Я не стал вдаваться в детали и не вылез с рассказом о том, как Марла пыталась украсть в городской больнице новорожденного. Не было сомнений, что рано или поздно детектив все выяснит, но пусть он узнает об этом не от меня.
  
  Не то чтобы я боялся тетиного гнева, который она могла обрушить на мою голову за разглашение семейной тайны. Ладно, разве что самую малость. Я больше заботился о Марле. В свете случившегося тот поступок был явно не в ее пользу. Получи Дакуэрт и его братия из городской полиции такую информацию, станут ли они продолжать тщательное расследование? Я в этом сомневался. Решат, что Марла убила Розмари Гейнор, чтобы похитить ее сына. Все очень просто. Дело закрыто, можно пойти выпить пивка.
  
  Я же не был уверен, что все настолько просто. Хотя как знать?
  
  Мэтью Гейнор оказался у Марлы – это неопровержимый факт. Но пусть ее история о том, как мальчик появился в ее жизни, неправдоподобна, разве могла она устроить такую жестокую, кровавую бойню, которую я, пусть мельком, видел в доме Гейноров?
  
  Я очень надеялся, что Марла на это не способна.
  
  – Что вы подразумевали, когда сказали, что ее психика расстроена? – спросил Дакуэрт.
  
  – Она была в депрессии, замкнулась, все забросила, не заботилась о себе. Поэтому мать решила отправить ей еду.
  
  – Но почему вы?
  
  – Что значит, почему я?
  
  – Почему она сама не отвезла, что приготовила?
  
  – Я был свободен. Вернулся жить к родителям. Потерял работу. Вы, наверное, слышали, что приключилось со «Стандард»?
  
  – Когда вы приехали, ребенок Гейноров был в доме Марлы?
  
  Я кивнул.
  
  – И вам это показалось странным, потому что вы знали, что никакого ребенка у вашей двоюродной сестры нет?
  
  – Да. Марла мне сказала, что ребенка ей вчера принесла какая-то женщина.
  
  – Откуда ни возьмись явилась, постучала в дверь и сказала: «Вот вам ребенок»?
  
  – Что-то этом роде.
  
  Дакуэрт провел по губам ладонью.
  
  – Нечего сказать, история.
  
  – Так она объяснила появление у нее мальчика.
  
  Детектив медленно покачал головой:
  
  – Я слышал, вы переезжали в Бостон?
  
  – Да, переезжал. – Я не удивился, что Дакуэрт в курсе моих дел, поскольку мы были с ним знакомы лет пять с тех пор, как у меня случились неприятности. – Пришлось вернуться. С «Глоб» не сложилось: работал по вечерам и совершенно не видел Итана. Помните его?
  
  – Помню. Славный парень.
  
  Несмотря на весь ужас окружающего, я не мог выкинуть сына из головы. Что там приключилось в школе?
  
  – Хотелось жить поближе к родителям, – объяснил я. – Они – большое подспорье. И снова устроился в «Стандард» перед самым закрытием газеты.
  
  Детектив спросил, как мне удалось вычислить родителей Мэтью. Я рассказал. А также о том, как столкнулся у дома с Биллом Гейнором, когда тот вернулся из Бостона. Дакуэрт спросил, каким мне показался Гейнор перед тем, как он обнаружил убитую жену.
  
  – Взволнованным. Сказал, что много раз пытался ей дозвониться, но она не отвечала.
  
  Следующим вопросом был, знаю ли я женщину по имени Сарита.
  
  – Нет, но слышал, как Гейнор называл это имя. Она работает у них няней. Вы ее допросили?
  
  – Пока нет. – Дакуэрт помолчал. – Машину вам не вернут.
  
  – Я догадался.
  
  – Впоследствии получите, но не сейчас.
  
  – На коляске есть мои отпечатки, – предупредил я.
  
  – Угу.
  
  – Просто я подумал, что лучше об этом упомянуть. Положил ее в машину, когда мы поехали сюда.
  
  – Хорошо.
  
  – И в доме, наверное, есть. Я туда заходил. Ненадолго, с мужем убитой. Мог коснуться двери и чего-нибудь еще.
  
  – Ладно, – буркнул Дакуэрт. – Спасибо, что просветили.
  
  Впоследствии, оглядываясь назад, я понял, что эти мои уточнения не сослужили той службы, на которую я рассчитывал.
  Глава 16
  
  У Джека Стерджеса в это время были две пациентки, которых он посчитал обязанным осмотреть, прежде чем уйти из больницы и возвратиться в медицинский корпус в нескольких кварталах, где держал свой кабинет. Он все никак не мог выкинуть из головы фразу Агнессы, сказанную перед тем, как она отменила собрание.
  
  Снова проблемы с Марлой. Только начинаешь надеяться, что все устоялось, – на тебе: взрывается новая бомба.
  
  Первой пациенткой была пожилая женщина, которая упала и сломала шейку бедра. Несчастье случилось в доме престарелых, где она жила, и Стерджес предложил подержать ее в больнице еще пару дней, прежде чем отправить обратно, где уходом за ней займутся сотрудники дома.
  
  Второй больной была семилетняя Сьюзи, которой накануне удалили миндалины. В былые времена после такой операции в больнице держали три-четыре дня. Теперь же процедура занимала один день. Больной поступал, его направляли в операционную и к ужину выписывали. Хотя его вряд ли к тому времени тянуло поесть.
  
  Но Сьюзи во время операции потеряла много крови, и ее оставили на ночь.
  
  – Как сегодня чувствует себя принцесса? – спросил врач, подходя к кровати.
  
  – Нормально, – с трудом выговорила девочка.
  
  – Болит? – Стерджес коснулся своей шеи.
  
  Сьюзи кивнула.
  
  – Тебе говорили, что после операции ты можешь съесть сколько угодно мороженого. Но тебе и думать не хочется ни о какой еде. Так?
  
  Новый едва заметный кивок.
  
  – Даже мороженое трудно протолкнуть в горло. Но обещаю, к вечеру ты попросишь целую миску. Вот увидишь. Я тебя сегодня выпишу, и ты быстро поправишься. – Он потрепал Сьюзи по щеке и улыбнулся. – Ты храбрая девчушка.
  
  Она ответила улыбкой и прошептала:
  
  – Я прогуливаю школу.
  
  – Тебе это нравится?
  
  Энергичный кивок.
  
  – Давай поступим так: на следующей неделе вставим твои миндалины обратно, а затем опять вырежем. И ты еще несколько дней сможешь не ходить в школу.
  
  – Вы шутите, – хрипло проговорила девочка. – Уж не настолько я ненавижу туда ходить.
  
  – Поправляйся.
  
  Пока Джек шел к машине, мысли снова вернулись к Марле. Что за проблема на этот раз, размышлял он. Если бы она снова попыталась украсть ребенка в больнице, об этом бы шум стоял по всему зданию. Ладно, рано или поздно он узнает подробности. На то он и семейный врач.
  
  Автомобиль стоял в построенном четыре года назад многоэтажном гараже. Больница также имела наземную стоянку, но в последнее время она стала настолько перегружена, что машины занимали даже участки, зарезервированные для медицинского персонала, поэтому было принято решение возвести пятиэтажный гараж. Врачи получили исключительное право на северное крыло первого уровня.
  
  Стерджес достал пульт дистанционного управления, нажал на кнопку, и его внедорожник «линкольн» мигнул фарами. Он уже собирался открыть дверцу, когда позади него раздался голос:
  
  – Доктор Стерджес?
  
  Времени для реакции не хватило.
  
  Как только он повернулся, кулак врезался ему в солнечное сплетение. Удар был таким сильным, что показалось, пробил до самой спины. Он рухнул на колени, согнувшись пополам, и перед глазами возникла пара поношенных кроссовок.
  
  Он даже не потрудился поднять взгляд на их владельца: этого человека он не знал, но не составляло труда догадаться, кто его послал.
  
  – Привет, док, – начал нависший над ним громила. – Полагаю, ты понял, о чем идет речь?
  
  Грудь Стерджеса тяжело вздымалась, ему никак не удавалось восстановить дыхание. Удар был рассчитан мастерски. Он подумал, что у него вряд ли что-то сломано. Ребра не задеты, и через минуту-другую он сможет двигаться.
  
  – Да, – выдавил он.
  
  – Это тебе весточка.
  
  – Я понял.
  
  – Как ты считаешь, каков ее смысл?
  
  – Смысл? Вы хотите назад свои деньги.
  
  – Не мои.
  
  – Того… кто вас послал.
  
  – Угадал. Он говорит, ты почти расплатился. Но не совсем. Пока долг с процентами не погашен, он будет время от времени посылать меня к тебе.
  
  – Уяснил.
  
  – Не уверен. Имей в виду, в следующий раз прольется кровь. – Громила хохотнул. – И потечет она из обрубка, который до этого был твоим пальцем.
  
  – Я вас услышал, – ответил врач. Его дыхание почти восстановилось. – Я ему уже заплатил сто кусков. Думаете, мать его, он остался доволен?
  
  – Если сто кусков – все, что у тебя было, наверное, должен бы. И знаешь что, – продолжал он более примирительным тоном, – ты когда-нибудь задумывался о том, что у тебя проблема?
  
  – Что? – Стерджес встал на одно колено и медленно поднимался на ноги. Теперь у него появилась возможность посмотреть своему обидчику в глаза.
  
  Громила был лет тридцати, с бородой, весом тянул на три сотни фунтов. Он мягко положил руку врачу на плечо.
  
  – Думаешь, я получаю от этого удовольствие? От того, что выколачиваю из людей деньги? – И покачал головой. – Нисколько. Что, если тебе обратиться за помощью? В какую-нибудь организацию анонимных игроков или куда-нибудь в этом роде? Только не говори боссу, что я тебе это посоветовал, потому что он любит то, чем занимается. Но если ты соберешься и решишь свои проблемы, всегда найдется другой идиот, который захочет швыряться деньгами на скачках или за карточным столом. Ты ведь врач?
  
  Стерджес кивнул.
  
  – Помогаешь людям. Наверное, работаешь руками, когда делаешь операции и всякое такое. Ну, оставлю я тебя без пальца, когда мы снова встретимся. Знаешь, это будет плохо для общества. Только представь: оттяпаю я тебе палец, а потом сам попаду в аварию или во что-то в этом роде, и меня привезут к тебе, потому что ты единственный в округе врач. Но ты не сможешь сделать мне операцию, потому что рука у тебя ни к черту не годится. Вот будет потеха.
  
  – Да, – кивнул Стерджес.
  
  – Поэтому мой тебе совет. – Громила снова дружески потрепал врача по плечу. – Лучше расплатись. А то я такой паршивый водитель.
  
  Он усмехнулся, повернулся и пошел прочь.
  
  Стерджес открыл дверцу и рухнул на водительское место. Громила прав – надо браться за ум. И прежде всего необходимо расплатиться с долгами, иначе жизнь настолько укоротится, что и на это не останется времени.
  Глава 17
  
  Дэвид
  
  После разговора с детективом Дакуэртом надо было думать, как добраться домой. Первое, что пришло в голову, – вызвать отца. Но я его уже задействовал, чтобы привезти из школы Итана. И мне не хотелось, чтобы он задавал лишние вопросы, после того как побывает на месте преступления. Мать, как я узнал из нашего короткого разговора, ушибла ногу, и на ее помощь я тоже не мог рассчитывать.
  
  Я вызвал такси.
  
  На улицах в Промис-Фоллс такси поймать невозможно. В отличие от Нью-Йорка и других больших городов большинство здешних жителей имеют машины и добираются, куда им требуется, на своем автомобиле. Поэтому таксисты не ездят по пригородам в поисках клиента. Человек звонит, и ему присылают машину. Я позвонил и, как договорился, встал в ожидании на углу.
  
  И задумался.
  
  Ничего себе выдалось утречко.
  
  Мать всего лишь попросила отвезти Марле чили. Разумеется, даже если бы она не отправила меня к ней, нам рано или поздно все равно бы пришлось разбираться с проблемами моей двоюродной сестры, потому что мы – одна семья, должны заботиться друг о друге, оказывать поддержку, следить, как идут дела.
  
  Но нас бы не втянули в эту историю до такой степени.
  
  Хотя я считал, что меня втянули лишь до той степени, до которой я сам пожелал. Я обещал Марле поддержку, но ничего сверх этого. Полагаю, мог бы поспрашивать людей в надежде подтвердить ее версию о том, как у нее появился ребенок. Но так ли уж я обязан это делать? Агнесса наверняка предпримет все возможное, начиная с привлечения Натали Бондурант, чтобы исключить любые намеки на причастность дочери к убийству Розмари Гейнор.
  
  Появилось такси. И через десять минут я был дома.
  
  Мать лежала, растянувшись на диване, отец сидел в своем шезлонге, но не читал и не смотрел телевизор, а просто вперил взгляд в пространство. Возникло ощущение, что я оказался в холле дома для престарелых.
  
  – Где Итан? – спросил я.
  
  – Я не слышал, как ты подъехал, – сказал отец. Голос прозвучал тихо, устало. – Где твоя машина?
  
  – Что случилось с Итаном? – повторил я.
  
  – С Марлой все в порядке? Она вернула ребенка? – поинтересовалась с дивана мать.
  
  – В машине что-нибудь сломалось? – продолжал гнуть свое отец.
  
  Да, надо искать работу и валить отсюда.
  
  Я вскинул обе руки:
  
  – Все расскажу через минуту. А сейчас спрашиваю про Итана.
  
  – Он в своей комнате, – наконец сообщила мать.
  
  – Что произошло?
  
  – Подрался с каким-то парнем, – сказал отец. – Больше почти ничего не знаю, но Итан говорит, что зачинщик не он. Для меня этого довольно. Другого мальчишку я не видел, но надеюсь, что Итан сумел приложить ему пару раз как следует. Его имя и фамилию отца я узнал. На случай, если мы захотим пойти поговорить с ними.
  
  Я снова вскинул руки вверх.
  
  – За все спасибо. Но позвольте мне сначала поговорить с сыном. Ладно?
  
  Мать сдержаться не сумела:
  
  – Так что все-таки с Марлой?
  
  – Дайте. Мне. Минуту.
  
  Я взбежал по лестнице, тихонько поскребся в дверь к Итану и, не дожидаясь ответа, открыл. Он лежал на кровати на животе поверх одеяла, зарывшись лицом в подушку. Услышав, как я вошел, повернулся на бок и спросил:
  
  – Где ты был?
  
  – Ты о чем?
  
  – Почему за мной приезжал деда?
  
  – Потому что я был занят. – Ловкий ход: повернуть допрос так, чтобы задавать вопросы мне. Не выйдет: задавать вопросы буду я. – Что случилось?
  
  – Ничего.
  
  Я пододвинул компьютерный стул Итана к кровати и сел.
  
  – Так не пойдет. С кем ты подрался?
  
  Итан что-то пробормотал.
  
  – Говори громче.
  
  – С Карлом Уортингтоном.
  
  – Он из твоего класса?
  
  Сын кивнул.
  
  – Чего вы не поделили?
  
  – Он вечно меня подкалывает.
  
  – С чего началась драка?
  
  – Он кое-что забрал у меня на перемене, и я попытался вернуть.
  
  – Что именно?
  
  – Одну вещь.
  
  – Итан, я не в том настроении. Выкладывай.
  
  – Дедовы часы.
  
  – Что?
  
  – Из той коробки со старьем, которую он держит в подвале. С вещами моего прадеда: ну там, орденскими ленточками, медалями, письмами, открытками и всем таким прочим. Там еще были часы, но не обычные, а большие и без ремешка.
  
  – Карманные, – уточнил я. – В старину такие носили в жилетном кармане. Ты их взял?
  
  – Вроде того.
  
  – А разрешение у деды спросил?
  
  – Ну, не совсем.
  
  – То есть ответ – «нет».
  
  – Я ничего похожего не видел и хотел показать друзьям. То есть ребятам, чтобы с ними подружиться.
  
  Я почувствовал, как екнуло сердце. Мне надо было бы разозлиться на сына, но не получалось.
  
  – Значит, ты взял часы в школу. Что произошло дальше?
  
  – Собралось несколько человек, мы передавали их друг другу, и каждый рассматривал. А Карл сказал, что часы ему понравились, и положил их в карман. Я попросил его отдать, но он не отдал.
  
  – Почему ты просто не сказал учителю, что Карл отнял у тебя часы, чтобы тот заставил их тебе вернуть?
  
  – Испугался. Пришлось бы сказать, откуда у меня часы. Деда, узнав, разозлился бы, и у меня были бы неприятности. Поэтому я схватил Карла и попытался забрать у него из кармана часы. Он ударил меня несколько раз по голове, мы покатились по полу, а остальные стояли и смотрели. А затем появился мистер Эпплтон.
  
  – Ваш учитель?
  
  Итан покачал головой:
  
  – Не наш. Он сегодня был дежурным по двору. Нас отправили в учительскую. Когда деда за мной приехал, я подумал, что он уже все знает. – Губы мальчика задрожали.
  
  – Не думаю, что он знает.
  
  – Но когда он в следующий раз заглянет в коробку и не найдет часов…
  
  Я приподнял Итана и, когда он заплакал, обнял и прижал к себе.
  
  – Ладно, разберемся. Значит, часы у того парня.
  
  Его кивок я почувствовал плечом.
  
  – Учителя об этом не знают?
  
  – Нет.
  
  – Хорошо.
  
  – Я скопил немного денег. Давай пойдем в магазин, где торгуют старыми вещами, и купим такие же.
  
  Я потрепал Итана по спине:
  
  – Я же сказал, разберемся.
  
  – Только ему не говори. Не говори деде. Иначе он нас выгонит раньше, чем ты успеешь найти работу и дом, где нам жить.
  
  Такого оборота я не ожидал.
  
  – Не выгонит. Ничего подобного он никогда не сделает. Не обещаю, что он не узнает, но подумаю, что можно предпринять. Договорились?
  
  Сын кивнул, освободился из моих рук, взял платок из коробки на прикроватном столике и высморкался.
  
  – Ты поэтому утром притворился больным? – спросил я.
  
  Итан не ответил.
  
  – Не хотел связываться с этим парнем?
  
  – Вроде того, – негромко проговорил он. – Наверное. С тех пор как я сюда вернулся, он вечно ко мне цепляется. И не только он. Есть другие, еще хуже.
  
  – Посиди-ка здесь немного.
  
  – Я наказан?
  
  – Нет. Дай мне минут пятнадцать, прежде чем спустишься вниз.
  
  Мне надо было рассказать родителям, что произошло с Марлой, почему вмешалась полиция и как я нашел убитую. Итану ни к чему это слышать. Хотя я понимал, что с Интернетом и всем таким прочим в общих чертах он уже к вечеру обо всем узнает.
  
  – Ну что там? – спросил отец, как только я появился в гостиной.
  
  – Обычная драка. Ничего особенного. Ты, кажется, говорил, что тебе известно, как зовут отца другого парня?
  
  – Сэм Уортингтон. Слышал, когда был в учительской. Что ты собираешься предпринять?
  
  – Ничего. Просто поинтересовался.
  
  По тому, как мать лежала на диване, я понял, что с ней не все в порядке.
  
  – Ну-ка, выкладывай, что с тобой приключилось?
  
  Она объяснила, как споткнулась на лестнице, закатала брючину и показала ушиб.
  
  – Господи, мама, тебе надо в больницу!
  
  – Ничего не сломано. Обойдется. Теперь рассказывай ты, что там случилось?
  
  Меня слушали не прерывая, за исключением редких маминых восклицаний: «Боже правый!» или «Силы небесные!». Первый вопрос отца меня не удивил.
  
  – Когда тебе собираются отдать машину?
  
  – Как ужасно! – прокомментировала мать. – Как ты считаешь, чем мы можем помочь?
  
  – Не знаю, – ответил я. – На самом деле не знаю.
  
  Я сказал, что мне надо отъехать, и попросил разрешения взять старый мамин «таурус».
  
  В последнее время она редко садилась за руль, но машину имела, и регистрация автомобиля была в порядке.
  
  – Ключи в ящике комода.
  
  Я понимал, что это не лучший шаг – вмешиваться в раздоры детей. Особенно если придется столкнуться с родителями того, с кем подрался твой сын.
  
  Решил, что самое правильное при встрече с Уортингтоном все валить на недоразумение. Ни в коем случае не говорить, что Карл украл часы. Лучше сказать, что Итан сам одолжил их ему на время. Но не имел права этого делать, так как часы ему не принадлежат. Объясню, что часы – семейная реликвия, что ими владел еще прадед Итана. Немного привру: скажу, когда дед обнаружит пропажу, мальчишке грозит серьезная порка.
  
  Хотя нет, последнее говорить не стану. Может показаться смешным.
  
  Самое главное: никого ни в чем не обвинять. Вести себя тактично и вернуть эти чертовы часы.
  
  Я открыл адресное приложение в телефоне и нашел человека по имени С. Уортингтон. Оказалось, что такой всего один и проживает на улице Кленов, которая находится неподалеку от того места, где живут родители, что вполне естественно, поскольку мальчики учатся в одной школе. Квартал Уортингтонов представлял собой скопище дешевых таунхаусов, сгрудившихся, словно поставленные стоймя на полке коробки из-под обуви. На коротких подъездных дорожках стояли машины в разной степени ветхости, задние стены домов упирались в проулки.
  
  Обычно меня в такие места не тянуло, но после утренних событий было на все наплевать. Буду вести себя любезно, только бы вызволить проклятые часы, которые стащил у моего сына маленький негодяй.
  
  Я нашел нужную дверь. Держась за ржавые перила, поднялся по трем цементным ступеням и постучал.
  
  – Кто там? – Голос мне показался не мужским.
  
  – Мне нужен мистер Сэм Уортингтон! – крикнул я в ответ. – Я отец Итана.
  
  – Кого?
  
  – Итана. Приятеля вашего сына. Пришел, чтобы…
  
  Внезапно дверь отворилась.
  
  Передо мной стояла женщина.
  
  – Я Саманта, – отрезала она. – Большинство моих знакомых называют меня Сэм.
  
  Ей было лет тридцать. Короткие каштановые волосы, белая облегающая майка и такие же обтягивающие джинсы. И то и другое ей очень шло. Привлекательная женщина. Но, честно говоря, первым я заметил иное: дробовик в ее руках. И этот дробовик целил мне меж глаз.
  Глава 18
  
  – Что потребуется, чтобы подготовить и запустить в работу «Пять вершин»? – Этот вопрос Рэндал Финли задал Глории Фенуик. Они сидели в его кабинете в Спрингз-Уотер – жалком подобии того кабинета, в котором он восседал, когда в качестве мэра возглавлял маленькую империю под названием Промис-Фоллс. Там у него был и широкий дубовый стол, кожаные кресла для посетителей и бархатные шторы на окнах. Во всяком случае, они выглядели как бархатные.
  
  Этот же кабинет на заводе по бутилированию воды в пяти милях от города на участке земли, которая принадлежала пяти поколениям Финли, был лишен того очарования. Дешевый металлический стол с крышкой из ламината под дерево, пластмассовые стулья и несколько фотографий, перевешанных сюда со стен мэрского чертога. Рукопожатие с комментатором «Фокс-Ньюс» Биллом О'Рейли, шуточный бой на кулачках с бывшим борцом и одно время губернатором Джессом Вентурой.
  
  В мэрском кабинете, однако, не висел календарь от журнала «Пентхаус». И Финли раздумывал, не снять ли его, прежде чем приглашать Фенуик. Но, черт возьми, что такого в этом календаре, чего бы она уже не видела? Например, в зеркале?
  
  Глория Фенуик была тонкой, как карандаш, со светлыми до плеч волосами. Ей было около сорока, и она носила одежду от Энн Клайн. Она до сих пор числилась главным менеджером тематического парка и по указанию головной корпорации сворачивала дела. Это означало общение с кредиторами и распродажу всякого хлама. А также рассмотрение просьб о приобретении земельных участков. Однако до сих пор таковых не поступало.
  
  – Я вообще не понимаю, почему согласилась на эту встречу, – заявила Фенуик, стоя и поглядывая на ближайший пластмассовый стул. Сиденье треснуло, и создавалось впечатление, что стул ущипнет ее за деликатное место, если она решится на него сесть.
  
  – Согласились, потому что хватаетесь за любую возможность выставить себя перед начальством в выгодном свете.
  
  Фенуик взяла со стола хозяина кабинета пластиковую бутылку с водой «Финли спрингс» и посмотрела сквозь нее на свет подмаргивающей потолочной люминесцентной лампы. Прищурившись, покачала.
  
  – На мой взгляд, мутновата.
  
  – Мы сделали несколько анализов прошлой партии, – сообщил Финли. – Хотя и содержит некоторое количество загрязняющих веществ, вполне безопасна для питья.
  
  – Напечатайте это в качестве слогана на этикетке, – предложила гостья.
  
  На столе Финли зазвонил телефон. Он посмотрел, кто его вызывает, и отвечать не стал.
  
  – Не хотите присесть?
  
  – Стул треснул.
  
  Финли вышел из-за стола и выбрал другой, который меньше угрожал привлекательной заднице Фенуик. Она села, хозяин кабинета обошел стол и сел на свой.
  
  – Ваш парк – хороший стимул для города.
  
  – «Пять вершин» не откроются, – ответила Фенуик.
  
  – Мне кажется, ваши начальники недальновидны. Для развития, строительства и привлечения посетителей парку вроде этого требуется время.
  
  – Вам-то что за дело?
  
  Финли откинулся на стуле и закинул руку за голову, отчего его живот выпятился вперед, словно выпуклое днище котелка.
  
  – Я собираюсь вернуться в политику. Хочу снова вступить в игру. Промис-Фоллс катится по наклонной плоскости. Все идет прахом. Бизнес закрывается, жители уезжают из города. Газета больше не выходит. Прекратилось строительство частной тюрьмы, и множество людей лишились работы. Завод, изготовлявший детали для «Дженерал моторс» и «Форда», не возобновил контракты с Мексикой. И словно всего этого мало, сворачивается местный тематический парк.
  
  – Предприятие оказалось нежизнеспособным, – пояснила Глория Фенуик. – Строить в том месте было неверным расчетом. Переоценили возможности транспортной системы. Промис-Фоллс расположен слишком далеко на север от Олбани. Других приманок, вроде дешевых складов-магазинов, нет. Город не стоит на пути из пункта А в пункт Б. Так что парк законсервирован.
  
  – Каждый раз, когда я проезжаю мимо, меня всего переворачивает. Видеть, что колесо обозрения, американские горки и все прочее не работает и заброшено, – от этого бросает в дрожь.
  
  – Интересно, что бы вы сказали на моем месте? Мой кабинет все еще на территории парка. Находиться там – все равно что жить в городе-призраке. Особенно поздно вечером.
  
  – Когда я вернусь на пост мэра, – Финли оперся руками о стол и подался вперед, – я освобожу парк на пять лет от местных налогов на собственность и предпринимательство. Если за эти пять лет «Пять вершин» не обретут финансовую жизнеспособность – еще на пять. Это составит десять. Я считаю, что создание рабочих мест важнее набивания городского налогового кошелька.
  
  Снова зазвонил телефон, и опять бывший мэр не обратил на него внимания. Но через несколько секунд сигнал прервался, словно села батарейка.
  
  – Черт! – буркнул Финли. – Такое впечатление, будто мухи постоянно жужжат вокруг головы.
  
  – Наверное, вам нужен помощник, – предположила Фенуик.
  
  – Пойдете?
  
  – Нет.
  
  – Приходится крутиться, привлекать необходимых людей. Заниматься бизнесом и одновременно возвращаться в политику – так недолго утонуть.
  
  – Это шутка? – осведомилась Фенуик.
  
  – В каком смысле?
  
  – Весь ваш бизнес связан с водой.
  
  – Об этом я не подумал, – хмыкнул Финли.
  
  – Когда вы начали дело?
  
  – Три года назад. Эта земля семьдесят три года принадлежала семье Финли. Все знали, что на территории бьет источник. Но я первый, кому пришла в голову мысль воспользоваться им, чтобы заработать. Я построил завод, и мы быстро развиваемся.
  
  – Зачем же вам понадобилось возвращаться в политику? У вас успешное дело, так и занимайтесь им.
  
  – Мне нравится помогать другим. Нравится приносить пользу.
  
  Фенуик наблюдала за собеседником: сумеет ли он сохранить серьезное лицо и не рассмеяться. Это ему удалось. Но ее не остановило, и она продолжала свои подковырки.
  
  – Такой человек, как вы, своего не упустит. Вы возвращаетесь в политику не для того, чтобы помогать другим. Вы возвращаетесь в политику, чтобы помогать себе. Вы оказываете людям услугу, и они вас благодарят. Такова схема.
  
  – Вы циник, госпожа управляющая тематическим парком. Сногсшибательное откровение – все равно что обнаружить, что директор шоколадной фабрики Вилли Вонка терпеть не может шоколад. – Он потер руки. – Я не прошу открыть «Пять вершин» – понимаю, что это нереально. Но если бы после встречи со мной вы заявили, что готовы рассмотреть этот вопрос еще раз, я бы это оценил.
  
  – То есть вы просите меня солгать?
  
  – Называйте как угодно, – отмахнулся Финли. – Но только в этой комнате.
  
  – Какая от этого польза «Пяти вершинам»? – спросила Фенуик. – Допустим, я пойду к начальству и сделаю вам рекламу. Мне-то от этого что?
  
  – Хотите ключевой воды бесплатно и без ограничений? – ухмыльнулся бывший мэр.
  
  Фенуик снова взглянула на бутылку с мутноватой жидкостью.
  
  – Если только с добавкой антибиотиков.
  
  – И еще вот это. – Финли достал из стола почтовый конверт и положил перед ней. Конверт был толщиной с четверть дюйма. Она бросила на него взгляд, но не прикоснулась.
  
  – Вы, должно быть, меня разыгрываете. Кто вы? Тони Сопрано?
  
  – Это гонорар за консультацию. Хотите посмотреть, сколько там?
  
  – Не хочу. – Фенуик встала.
  
  Бывший мэр смахнул конверт обратно в ящик стола.
  
  – Мне известно, что вы не можете продать парк, – усмехнулся он. – На вашем месте я посоветовал бы боссам спалить там все дотла и получить, что можно, по страховке. Это единственный способ вернуть хотя бы часть денег.
  
  Фенуик бросила на него взгляд.
  
  – Какого черта вы это говорите?
  
  Улыбка Финли стала шире.
  
  – Наступил на больную мозоль?
  
  – До свидания, мистер Финли. Не провожайте, я найду выход.
  
  Он не потрудился встать.
  
  – Стерва!
  
  Может быть, он не так повел разговор? Может быть, дело все-таки в висящем на стене календаре от журнала «Пентхаус»? Может, он потерял шанс взять верх над этой Фенуик, как только она увидела картинку женщины с кустистой промежностью?
  
  Снова зазвонил телефон. Он покосился на аппарат.
  
  – Да будь ты проклят! – Поднял на дюйм трубку и шлепнул обратно. И только тут, взглянув на дисплей, понял, что вызывали из дома – жена Джейн или Линдси, которая совмещала обязанности домработницы и сиделки.
  
  Чертыхнувшись, он набрал номер.
  
  – Да? – прозвучал в трубке голос Линдси.
  
  – Ты звонила?
  
  – Должно быть, Джейн, – ответила та. – Подождите. – Послышался щелчок местной переадресации.
  
  – Рэнди? – голос Джейн показался ему усталым.
  
  – Привет, дорогая. Что случилось?
  
  – У тебя найдется время заехать в книжный магазин? Я закончила книгу, которую читала.
  
  – Конечно. С радостью, – ответил он.
  
  – Что-нибудь того же автора. Постой, как же его фамилия… сейчас, сейчас…
  
  – Предоставь это мне. До скорого, любовь моя.
  
  Разъединившись, Финли еще долго смотрел в пустоту своего кабинета. Слава богу, есть Линдси, которая помогает дома. Но ему требуется помощник и здесь.
  
  Как он сказал этой Фенуик, на него навалилось слишком много. Одному не справиться. Нужен человек, чтобы все организовывать, возглавить кампанию по выборам, общаться с прессой за пределами Олбани. Вести переговоры с лидерами местного бизнеса, чтобы поддерживали его кандидатуру.
  
  Финли сознавал, что иногда раздражает людей.
  
  Беда в том, что он сжег за собой мосты. Те, кто когда-то на него работал, поклялись, что больше не повторят своей ошибки. Как, например, Каттер, который вел для него закулисные дела. И рыл носом землю, когда он был мэром. Теперь же Финли понимал: будь у него хоть единственный из миллиона шанс заполучить этого Каттера, чтобы тот, бросив свои ландшафтные дела, вернулся к нему, он бы, ни на секунду не задумываясь, включил его в свою команду. Но Каттер был слишком умен, чтобы опять на него работать.
  
  Поэтому приходилось искать других, кому он еще не слишком насолил. Людей с подходом к средствам массовой информации.
  
  Ему дали одну такую фамилию. Человека, которого выбросили на улицу, когда закрылась газета. Его звали Дэвидом Харвудом.
  
  У Финли был его номер телефона.
  
  «Что ж, чем черт не шутит?» – решил он и набрал номер.
  Глава 19
  
  – Что происходит? – спросил Джилл Пикенс свою жену в коридоре полицейского управления. – Что с ней делают?
  
  – Допрашивают, как обыкновенную преступницу, вот что с ней делают, – ответила Агнесса, упершись руками в бедра. – А тебя где носило?
  
  – Почему ты не с ней?
  
  Агнесса закатила глаза.
  
  – Не разрешили. Зато с ней Натали Бондурант, и я чертовски надеюсь, она знает, как следует себя вести.
  
  – Натали – это то, что надо.
  
  – Ты о ее профессиональных качествах или о том, как она умеет трахаться?
  
  – Господи боже мой, – вздохнул Джилл.
  
  – Это не ответ! – возмутилась Агнесса.
  
  – Она прекрасный юрист и очень хороший адвокат. Это все, что я о ней знаю. Тебе это тоже известно.
  
  Агнесса провела языком по внутренней стороне щеки.
  
  – Так все-таки, где ты пропадал?
  
  – Я тебе сказал: работал с клиентом. Встретился с ним в «Холидей инн экспресс» в Амстердаме[2]. Он управляет службой промышленной очистки и хочет повысить ее эффективность. Его зовут Балдри. Эммет Балдри. Не веришь мне – можешь позвонить ему.
  
  – Почему ты встречался с ним в «Холидей инн»? – не унималась жена. – Запланировал там какое-то другое дело?
  
  Джилл, выходя из себя, покачал головой и сердито прошептал:
  
  – Неужели сейчас время выяснять отношения? Сейчас, когда у Марлы новый срыв, тебе вдруг понадобилось обвинять меня в неверности. Ты на этом совершенно зациклилась. Говорю тебе – это полная ерунда. Я встречался с Эмметом Балдри и примчался сюда так быстро, как только сумел. Давай поговорим о том, что действительно важно. Каково мнение Натали Бондурант? У Марлы могут быть неприятности?
  
  – Она еще выясняет обстоятельства. – Агнесса решила на время оставить тему неверности мужа. – Но нынешний случай отличается от прежнего. Тогда я могла контролировать ситуацию, поскольку все произошло на моей территории. Сейчас не так.
  
  – Где она похитила ребенка?
  
  Агнесса воздела глаза вверх, словно ждала ответа от небес.
  
  – Без понятия. Утверждает, что кто-то принес его к ней домой и отдал.
  
  – А мать? Настоящая мать? Она умерла?
  
  Агнесса мрачно кивнула:
  
  – На этот раз наша дочь влипла.
  
  – Моей клиентке нечего сказать, – заявила Натали Бондурант.
  
  Она сидела рядом с Марлой Пикенс за металлическим столом в допросной полицейского управления Промис-Фоллс. Напротив расположился детектив Барри Дакуэрт.
  
  – Я все понимаю, – промолвил он. – Но поверьте, Марла, я здесь не для того, чтобы пытаться вас подловить. Мне требуется ваша помощь. – Детектив смотрел на нее и говорил прямо с ней, а не через адвоката. – Моя цель – выяснить, что произошло, и, по-моему, вы способны мне посодействовать. Просветите меня, заполните кое-какие пробелы.
  
  – Барри, прошу вас, – вмешалась его адвокат.
  
  – Я серьезно, Натали. В настоящее время никто не выдвигает против мисс Пикенс обвинений в похищении ребенка или в чем-то подобном.
  
  – Похищении? – переспросила Марла.
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  – Мы не совсем понимаем, Марла, как к вам попал Мэтью Гейнор. Я надеюсь это со временем прояснить. А пока мы пытаемся узнать, что случилось с его матерью. И я не сомневаюсь, что в этом отношении вы сделаете все, что в ваших силах, чтобы оказать нам помощь.
  
  – Конечно. – Марла кивнула.
  
  – Не отвечайте. – Адвокат положила ладонь на руку клиентки.
  
  – Отвечу, – заупрямилась та. – Хочу, чтобы они нашли того, кто это сделал. Ужасное преступление.
  
  – Именно, – поддакнул детектив. – Вы когда-нибудь раньше встречались с Розмари Гейнор?
  
  – Вы не обязаны на это отвечать, – снова вступила в разговор Натали.
  
  – Нет. По крайней мере мне кажется, что я ее не знаю. Ее имя мне ничего не говорит.
  
  Дакуэрт подвинул через стол фотографию – увеличенный снимок в профиль со странички в Фейсбуке.
  
  – Видели когда-нибудь эту женщину?
  
  Марла вгляделась в изображение.
  
  – Нет, не видела.
  
  – Хорошо. Тогда давайте, Марла, разберемся с кое-какими другими вещами. По какому адресу вы живете?
  
  – Вы это знаете, – заявила Натали. – Вы изъяли ее водительские права.
  
  – Прошу вас, адвокат.
  
  Марла протараторила свой домашний адрес и телефон и добавила:
  
  – Я живу одна.
  
  – Чем занимаетесь?
  
  – Чем занимаюсь?
  
  – Работаете? Где-нибудь числитесь?
  
  – Да, – кивнула она. – Я пишу отзывы.
  
  Детектив удивленно изогнул брови.
  
  – Серьезно? Какие отзывы? Рецензии на кинофильмы? На книги? Отзывы на рестораны?
  
  – На книги и на кинофильмы – нет. Иногда на рестораны. Но по большей части на товары и услуги.
  
  Натали, неуверенная, куда заведет разговор, начала:
  
  – Может, лучше…
  
  – Ничего, все в порядке, – прервала ее Марла. – Я пишу в Интернете хвалебные статьи о всяких компаниях.
  
  – Как это происходит? – поинтересовался детектив.
  
  – Ну, скажем, к примеру, вы управляете фирмой, которая мостит улицы. Обустраиваете подъездные дорожки к домам. Я пишу отзыв о том, как у вас прекрасно это получается. – Марла улыбнулась. – За каждый такой отзыв платят совсем немного, но за час я могу написать столько, что набегает приличная сумма.
  
  – Постойте, – удивился Дакуэрт. – Вы меня сбили с толку. Вы пользуетесь таким количеством услуг, что способны за час написать много отзывов?
  
  Марла покачала головой:
  
  – Нет-нет, я вообще ничем из этого не пользуюсь.
  
  – Все это не имеет к нашему вопросу никакого отношения, – заявила адвокат.
  
  – Постойте. – Дакуэрт поднял руку. – Мне просто любопытно: как вы можете оценить услуги компании, если никогда ими не пользовались?
  
  – Схема такова, – начала объяснять Марла. – Допустим, вы занимаетесь мощением улиц. Вы связываетесь с интернет-компанией, на которую работаю я, и говорите, что вам требуются положительные отзывы тех, кому вы оказали услуги, чтобы люди, которым нужно что-то замостить, выбрали именно вас. Компания направляет мне информацию, и я пишу отзыв. В Интернете у меня с полдюжины личностей пользователя, чтобы не казалось, что все отзывы написаны одним человеком. И хотя я не сильно разбираюсь в мощении улиц, всегда могу сказать, что рабочие прибыли в срок, выполнили заказ за умеренную цену, что подъездная дорожка гладкая, и все такое прочее.
  
  – Довольно. – Натали сильнее сжала руку Марлы.
  
  – Замечательно, – подхватил детектив. – Таким образом, вы все выдумываете. Пишете добрые слова об услуге, о которой ничего не знаете и которой никогда не пользовались? Полагаю, речь может идти не только о нашем городе, но и о любой точке мира?
  
  Марла кивнула.
  
  – Другими словами, вы лгунья?
  
  Она дернулась назад, как от удара.
  
  – Да нет. Интернет – он вообще такой.
  
  – Тогда позвольте задать вам следующий вопрос: зачем вы пытались похитить из городской больницы ребенка?
  
  – Стоп! – прервала детектива Натали. – Если у вас есть доказательства, способные подкрепить версию, что мисс Пикенс взяла Мэтью Гейнора из больницы, я бы хотела с ними ознакомиться…
  
  – Речь не о Мэтью. – Детектив вскинул руку и взглянул на лежащие перед ним бумаги. – Имя ребенка Двайт Уэстфолл. Ему было два дня от роду, когда ваша клиентка выкрала его из родильного отделения городской больницы и…
  
  – Я просила бы вас воздерживаться от слов вроде «выкрала», детектив.
  
  – Мы с вами не в суде присяжных, мисс Бондурант. – Дакуэрт помолчал. – Пока не в суде. Так вот, мисс Пикенс была остановлена охраной больницы, прежде чем сумела покинуть здание. Полицию известили, но, поскольку вопрос удалось уладить между Уэстфоллами и больницей, дальнейших действий не предпринималось. Связан ли этот компромисс с тем, что ваша мать, мисс Пикенс, является главным администратором данного медицинского учреждения?
  
  Глаза Марлы наполнились слезами.
  
  Дакуэрт повернулся к Натали:
  
  – У меня возникло впечатление, что вы не вполне информированы о прошлых деяниях вашей подопечной. – Он оперся о стол и сочувственно посмотрел на Марлу. – Хорошо, что с Мэтью все в порядке. Вы за ним присмотрели, и с ним ничего не случилось. Может быть, когда вы хотели его взять, пришла миссис Гейнор и стала вам угрожать? Я прав? И вы действовали в порядке самообороны?
  
  – Это был ангел.
  
  – Простите, не понял?
  
  – Я не брала Мэтью. Мне его принес ангел.
  
  – Покончим на этом, – потребовала адвокат.
  
  – Вы можете описать этого ангела? – спросил детектив.
  
  Марла покачала головой:
  
  – Нет.
  
  Дакуэрт снова подвинул к ней фотографию Розмари Гейнор.
  
  – Это ваш ангел?
  
  Она опять вгляделась в снимок.
  
  – Не знаю.
  
  – Как так «не знаю»? Это либо она, либо нет.
  
  – Проблема в том… что я не в ладах с лицами.
  
  – Но все произошло в последние двадцать четыре часа. Вы не могли забыть.
  
  – У меня прозопагнозия.
  
  И детектив, и адвокат недоуменно вытаращили глаза.
  
  – Прозо… что? – спросил Дакуэрт.
  
  – Не в самой выраженной форме, но вполне достаточной. – Марла помолчала. – Слепота на лица.
  
  – Что за штука? – удивился полицейский.
  
  – Не запоминаю лиц. Не могу вспомнить, как выглядят люди. – Марла показала на фотографию. – Не исключено, что Мэтью дала мне эта женщина. Я этого просто не знаю.
  Глава 20
  
  Дэвид
  
  – Ой! – Я вскинул руки и попятился, хотя меньше всего на свете хотел признаться, что напугался наставленного мне в голову дробовика Сэм, то есть Саманты Уортингтон.
  
  – Ну и кто ты такой? – спросила она. – Какого черта выспрашиваешь про моего мальчика? Они тебя подослали?
  
  – Это какое-то недоразумение. – Я медленно опустил руки, но все же держал их на большом расстоянии от боков. Женщина, видимо, решила, что я вооружен и прячу пистолет на себе. Иначе зачем открывать дверь с ружьем наперевес? – Меня зовут Дэвид Харвуд, – продолжал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Я отец Итана. Наши сыновья учатся в одной школе – Карл и Итан.
  
  – Название школы? – потребовала Сэм.
  
  – Что?
  
  – Назови школу.
  
  – Начальная на Клинтон-стрит.
  
  – Как зовут учительницу?
  
  Я на мгновение задумался.
  
  – Мисс Моффат.
  
  Ружье стало опускаться. Теперь если она выстрелит, то проделает дыру в груди, а не оторвет голову. Уже некоторое достижение.
  
  – Я выдержал экзамен? – спросил я, потому что ее вопросы звучали именно так.
  
  – Возможно, – ответила Сэм.
  
  – Мам, это кто? – раздался из дома мальчишеский голос. Наверное, Карла.
  
  Женщина обернулась, но лишь на долю секунды.
  
  – Оставайся на кухне! – крикнула она. И больше мы не услышали от Карла ни звука.
  
  – Тебя послали люди Брэндона? – Она пристально посмотрела на меня.
  
  – Я не знаю никакого Брэндона.
  
  Она еще секунд пять не сводила с меня глаз и сопела. Затем опустила ствол. Я тоже свесил руки, но не сделал к двери ни шагу.
  
  – Что тебе надо? – спросила Сэм.
  
  – Прямо сейчас хорошо бы сменить трусы. – Я искал на ее лице намек на улыбку, но не дождался. – Мой сын дал вашему мальчику старинные часы. По ошибке. Они принадлежат не ему, а деду. Точнее, ими когда-то владел прадед Итана. Это что-то вроде семейной реликвии.
  
  – Часы?
  
  – Карманные часы. – Я изобразил большим и указательным пальцем круг. – Чуть больше печенья «Орео».
  
  – Минутку. Жди здесь. – Сэм закрыла дверь, и я услышал, как звякнула запираемая цепочка. Я же, засунув руки в карманы, остался томиться на улице. Пожилая женщина провезла мимо маленькую тележку с продуктами. Я ей улыбнулся, но она не обратила на меня внимания. День добрался лишь до середины, а я успел обнаружить труп, подвергнуться полицейскому допросу и вот только что в меня целили из дробовика. Страшно было подумать, что еще меня ждет до вечера.
  
  Зазвонил телефон.
  
  Я выудил мобильник из кармана и взглянул на экран. Номер был мне неизвестен. Неужели детектив Дакуэрт с очередной серией вопросов? Я ответил на вызов и приложил трубку к уху.
  
  – Слушаю.
  
  – Это Дэвид Харвуд? – Голос прозвучал хрипло и громче, чем необходимо.
  
  – Кто говорит?
  
  – Рэндал Финли. Вы в курсе, кто я такой?
  
  Трудно было не знать, тем более учитывая специфику моей работы. Бывший мэр, рвавшийся к высотам власти, чей порыв разбился, когда он воспользовался услугами несовершеннолетней проститутки.
  
  – Я в курсе, кто вы такой.
  
  – Я читал ваши материалы в «Стандард». Вы были хорошим репортером. И у меня брали не раз интервью.
  
  – Было дело.
  
  – Поэтому я и звоню. Наслышан, что вы вернулись в редакцию незадолго до того, как они облажались.
  
  Я промолчал.
  
  – Чертовски не повезло. Вы ведь уезжали в Бостон?
  
  – Да, – медленно проговорил я.
  
  – А затем возвратились. Как я слышал, после того дела с женой несколько лет назад, теперь воспитываете в одиночку сына.
  
  – Что вам от меня надо, мистер Финли?
  
  – Не знаю, в курсе вы или нет, на что я теперь нацелен.
  
  – Боюсь, что нет.
  
  – Уйдя со службы народу, я занялся бизнесом. Бутилирую воду из местного источника. Чистую, замечательную, свободную от химических примесей. Мое дело процветает.
  
  – Поздравляю.
  
  – Но вместе с тем я подумываю о том, чтобы вернуться в политику. Попытаться снова заняться управлением нашим городом.
  
  «Надо же!» – подумал я. А вслух сказал:
  
  – Здорово. Но проблема в том, что я больше не репортер. «Стандард» приказала долго жить. Я также не фрилансер. Это занятие умерло. Если вам требуется паблисити, если нужно обнародовать заявление, обратитесь в средства массовой информации в Олбани. Они занимаются такими сюжетами, и готов поспорить, ваше стремление возвратиться во власть их заинтересует.
  
  – Нет, нет, вы меня не поняли, – поспешил объяснить Финли. – Я предлагаю вам место. Работу.
  
  Я не нашел что ответить.
  
  – Вы на связи?
  
  – Да, – проговорил я.
  
  – Такое впечатление, что вы несколько ошарашены.
  
  – Думаю, я не ваш человек.
  
  – Я еще не сказал, что от вас требуется. Мне одному со всем не справиться: руководить делом, заниматься предвыборной кампанией, связями с общественностью, отвечать на телефонные звонки, анализировать прессу, публиковать сообщения и все такое прочее. Моя чертова голова просто лопнет. Понимаете, я о чем?
  
  – Конечно.
  
  – Мне требуется административный помощник, так это можно назвать. Чтобы взял на себя средства массовой информации, пиар, вываливал всякую муть на Фейсбуке и в Твиттере. Я в этих делах ни хрена не разбираюсь, но понимаю, что в наши дни без новомодных штучек никак не обойтись. Я прав?
  
  – Повторяю: думаю, что я не ваш человек.
  
  – Почему? Потому что я последний козел?
  
  Он снова застал меня врасплох, и я замялся.
  
  – Да, я такой. Поспрашивайте людей. А, черт, вам это ни к чему. Вы работали в газете и представляете, что я за овощ. Типичный козел. И что из того? Представляете, сколько бы людей лишились своих мест, если бы они отказались работать на таких, как я? Все население нашей чертовой страны превратилось бы в безработных. Ну и что, что я козел? Я козел, который готов вам платить тысячу баксов в неделю. Неплохо звучит?
  
  Открылась дверь, и вернулась Сэм.
  
  – Мне пора, – сказал я в трубку и поднял указательный палец.
  
  – Если вы заинтересовались, можете немедленно приступить к работе. Подумайте до завтрашнего утра и дайте знать о своем решении. Только помните, что вы не единственный человек, кто лишился работы в «Стандард». Хотя, по отзывам, похоже, лучший. Кусок в неделю. Разве плохо? Будет весело – мы тут все разбередим.
  
  Рэндал Финли разъединился.
  
  Ошарашенный, я опустил телефон в карман пиджака и с виноватым видом посмотрел на Саманту Уортингтон.
  
  – Прошу прощения.
  
  – У моего сына нет ваших часов, – сказала она и захлопнула перед моим носом дверь.
  Глава 21
  
  У Барри Дакуэрта не хватало на Марлу Пикенс улик, чтобы ее задержать, и не оставалось иного выхода, как отпустить с Натали Бондурант. Но он не сомневался: пройдет совсем немного времени, и она опять окажется в этой допросной. Эксперты посетили ее дом – искали улики. Детективу успели передать, что на входной двери и на ручке коляски обнаружены следы крови. Анализ ДНК будет готов не сразу, но если окажется, что это кровь Розмари Гейнор, Марле Пикенс конец. А если повезет, думал Барри, он еще раньше что-нибудь на нее накопает.
  
  Тот факт, что у Марлы оказался ребенок Розмари – боже, просто какой-то фильм ужасов[3], – еще не доказывает, что она убила мать малютки. Обвинять можно, доказать не получится. Ее рассказ, что к ней явился ангел и отдал Мэтью, – полная чушь. Тут не требуется ничего разоблачать. Надо только установить, что Марла была в доме на Бреконвуд-драйв.
  
  И отыскать няню.
  
  Эту Сариту.
  
  Билл Гейнор ничем не смог ему помочь, но в сумке Розмари лежал ее мобильный телефон. Сумка открыто стояла на кухонном столе. И если преступник ничего из нее не взял – а все говорило именно за это, – следовательно, его не интересовали ни деньги, ни кредитные карты.
  
  «Его? – подумал Дакуэрт. – Скорее не его, а ее».
  
  Покончив с Марлой Пикенс, детектив проверил свой мобильник – он чувствовал, как аппарат вибрировал во время допроса. Полицейский с места преступления эсэмэской сообщил, что среди контактов в телефоне Розмари имеется строка «Сарита». Одно имя без фамилии.
  
  Дакуэрт набрал номер. После трех сигналов послышался ответ:
  
  – Алло?
  
  Голос, похоже, был женским, так что детектив осведомился:
  
  – Это Сарита?
  
  – Сарита?
  
  – Вы Сарита?
  
  – Какая Сарита?
  
  Детектив вздохнул.
  
  – Я пытаюсь связаться с Саритой. Это вы? – Билл Гейнор намекнул, что Сарита была нелегальной иммигранткой, но в голосе этой женщины он не различил иностранного акцента. – Я не знаю фамилии. Мне нужна Сарита. Она работает няней.
  
  – Кто говорит?
  
  Он колебался.
  
  – Дакуэрт. Детектив Дакуэрт из городской полиции.
  
  – Я не знаю никакой Сариты. Здесь таких нет. Вы ошиблись номером.
  
  – Я так не думаю, – не отступал Дакуэрт. – Мне крайне необходимо поговорить с Саритой.
  
  – Не понимаю, откуда у вас взялся этот номер.
  
  – Если вы не Сарита, скажите, вы ее знаете? Потому что я…
  
  Связь оборвалась. В трубке наступила тишина.
  
  Черт! Не надо было себя называть и говорить, что он из полиции.
  
  Дакуэрт вернулся в свой кабинет и, как предполагал, обнаружил, что слава о его первом утреннем вызове уже распространилась в управлении. Перед монитором компьютера стояла баночка с соленым арахисом, к которой была приклеена желтая бумажка со словами: «Для оплаты твоих информаторов».
  
  Двадцать три мертвые белки. Неужели это было сегодня? Теперь казалось – неделю назад.
  
  Он сорвал крышку, насыпал в горсть орешков и закинул в рот. Потом проверил в Гугл номер телефона, по которому только что звонил. Если телефон городской, большая вероятность, что обнаружится фамилия владельца.
  
  Не повезло.
  
  Но не все еще было потеряно. Даже если телефон мобильный, ничего не стоит установить хозяина. Если только номер не разовый. Это дело надо кому-нибудь поручить. В Интернете полно фирм, которые предлагают за плату идентифицировать мобильник, но часто обещают то, чего не могут выполнить.
  
  Дакуэрт отправил номер Сариты по электронной почте Коннору Стиглеру из отдела связи, сопроводив словами: «Чей это телефон?»
  
  Затем позвонил жене Морин.
  
  – Ну как, оттянулся? – спросила та.
  
  – Чем?
  
  – Пирожком по дороге на работу.
  
  – Нет. – Он обрадовался, что на этот раз ему не пришлось лгать. – Хоть и с трудом, но проехал мимо.
  
  – Похоже, что ты сейчас что-то жуешь.
  
  – Орешки, – ответил он. – Что у нас на ужин?
  
  – Ничего себе заявка! Откуда мне знать? Что приготовишь, то и будет.
  
  – Ты серьезно?
  
  – Почему это вечно моя обязанность? Ты, наверное, забыл: я тоже работаю.
  
  – Хорошо, притащу домой бадью жареных цыплят с картофельным пюре и подливкой.
  
  – Грандиозные планы, – усмехнулась Морин. – Я готовлю рыбу. – Она сделала паузу и продолжала: – Щуку. С зеленью.
  
  – С зеленью? – эхом отозвался Дакуэрт. – Может, я все-таки прикуплю цыплят?
  
  Жена не обратила внимания на его угрозу.
  
  – Придешь поздно?
  
  – Не исключено. Буду держать тебя в курсе. От Тревора что-нибудь слышно?
  
  Тревор был их сыном. Ему исполнилось двадцать четыре, он искал работу и жил не с ними. А с недавнего времени вообще ни с кем. Любовь всей его жизни Триш, с которой он путешествовал по Европе, бросила его. И страдающий Тревор остался один в квартире с двумя спальнями. Барри и Морин общались с ним реже, чем хотели бы, и беспокоились за него.
  
  – Сегодня ничего, – ответила жена. – Хочу позвонить, пригласить на ужин.
  
  – Это на рыбу? Что ж, попробуй замани.
  
  – Не обязательно на сегодня.
  
  – Хорошо, действуй. Слушай, мне пора.
  
  Барри заметил, что от Коннора пришел ответ: «Л. Селфридж, 209, Армур-роуд».
  
  Когда он вставал из-за стола, мимо прошел полицейский Энгус Карлсон и, бросив взгляд на баночку с орешками, улыбнулся.
  
  Но прежде чем Дакуэрт успел выдвинуть против него обвинение, поторопился отречься:
  
  – Не я. – И, помолчав, добавил: – Что я, придурок, подшучивать над начальством?
  
  По указанному адресу на Армур-роуд находился дом с меблированными комнатами. Построенное в викторианском стиле трехэтажное здание разделили на квартиры и пустили жильцов. На двери висел звонок с надписью «Управляющий», и Дакуэрт нажал на кнопку. Через несколько мгновений створку слегка приоткрыла низенькая плотная женщина с несколькими клочками волос на голове.
  
  – Вам что?
  
  – Вы мисс Селфридж?
  
  – Миссис. А мистер умер несколько лет назад. У нас нет свободных комнат, но если угодно, можете оставить фамилию.
  
  – Мне не нужна комната. С вашей стороны было довольно грубо так меня отшить.
  
  Глаза женщины забегали.
  
  – Как это?
  
  – По телефону, несколько минут назад. Когда спрашивал про Сариту.
  
  – Откуда вы узнали, где я живу?
  
  – Вы платите по счетам за свой сотовый, миссис Селфридж. Есть такие вещи, которые можно узнать, не обращаясь за помощью в Министерство национальной безопасности.
  
  – Я уже вам сказала, что не знаю никакой Сариты.
  
  – А мне кажется, что знаете.
  
  Миссис Селфридж хотела закрыть дверь, но Дакуэрт успел просунуть в щель ботинок.
  
  – Вы не имеете права! – возмутилась она.
  
  – Думаю, эта Сарита не хочет светиться, и вы время от времени даете ей свой телефон. Таким образом, ей нет необходимости приобретать телефон на свое имя.
  
  – Понятия не имею, что вы мне втолковываете.
  
  Дакуэрт окинул взглядом дом, словно потенциальный покупатель, прикидывающий стоимость недвижимости.
  
  – Когда в последний раз к вам приходила пожарная инспекция, миссис Селфридж? Комиссия, которая осматривает каждую комнату, дабы убедиться, что все соответствует требованиям?
  
  – Дурацкий разговор.
  
  – Могу позвонить им прямо сейчас. Попросить проверить все как следует… – Дакуэрт запнулся на середине предложения и повел носом. – Что это за запах?
  
  – Банановый хлеб с шоколадной крошкой. Я только что достала его из духовки.
  
  Дакуэрт одарил ее самой доброжелательной из своих улыбок.
  
  – Боже, как восхитительно пахнет! У меня есть теория: когда человек возносится на небеса, он первым делом ощущает нечто подобное.
  
  – Я делаю этот хлеб всякий раз, когда накапливается много перезревших бананов, которые не годятся в пищу.
  
  – Моя мать пекла такой же. Она даже хранила почерневшие бананы в морозилке, пока не выкраивала время заняться хлебом.
  
  – Я поступаю так же, – сообщила миссис Селфридж и с беспокойством добавила: – Кстати, о пожарной инспекции: у меня здесь все на уровне – детекторы дыма и все, что надо. Им нет необходимости сюда являться, совать повсюду нос и выискивать блох.
  
  – Они на это мастера. Давайте обсудим эту тему за кусочком бананового хлеба.
  
  Женщина бросила на него испепеляющий взгляд, вздохнула и распахнула дверь.
  
  – Вам даже не нужно показывать дорогу на кухню. Найду по запаху, как бегущая за кроликом гончая.
  
  Несколькими секундами позже Дакуэрт расположился за маленьким кухонным столом.
  
  – Понимаю, что зарываюсь, но не могли бы вы мне отрезать горбушечку? Где хрустящая корочка. Ничего нет вкуснее, когда она еще теплая.
  
  Хозяйка услужливо отрезала горбушку. Затем еще ломтик, положила все на выщербленную светло-зеленую тарелку и поставила перед детективом.
  
  – Масла хотите?
  
  – Нет, так отлично. Я пытаюсь себя ограничивать.
  
  – Молока? С молоком его ел мой Леонард. В кофейнике осталось чуточку кофе.
  
  – Кофе было бы здорово, – кивнул Дакуэрт. Хозяйка подвинула к нему кружку и села. – Господи, как восхитительно!
  
  – Спасибо, – поблагодарила миссис Селфридж. Помолчала и спросила: – Так что вы хотели узнать о Сарите?
  
  – Чуть позже. – Он еще откусил от ломтика и запил кофе. – Мне это в самом деле требовалось. И я даже не чувствую себя виноватым, потому что больше ничего сегодня не ел.
  
  – Пытаетесь похудеть? Я не говорю, что вам нужно. Просто спрашиваю.
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  – Хорошо бы немного сбросить вес, но это трудно, если любишь поесть.
  
  – Это вы мне говорите? Бывают дни, когда я гляжу вниз и не могу разглядеть ног.
  
  Детектив рассмеялся.
  
  – Мы же имеем право на маленькие удовольствия в жизни. И если хорошая еда доставляет нам удовольствие, нас можно простить.
  
  Миссис Селфридж не спеша кивнула и оперлась руками о стол.
  
  – Открою вам небольшой секрет, – продолжал детектив.
  
  – Давайте.
  
  – Сегодня двадцатилетняя годовщина.
  
  – Как вы женаты?
  
  – Нет. – Дакуэрт покачал головой. – Как я служу в полиции. Это мой юбилей.
  
  – Тогда примите поздравления. Для вас что-нибудь устроят на работе?
  
  – Не дождусь. – Он снова откусил от ломтика хлеба.
  
  Женщина смотрела, как он ест.
  
  – Понятия не имею, куда она подевалась.
  
  – Мм? – Полицейский как будто забыл, зачем пришел в этот дом.
  
  – Сарита. Не представляю, где она сейчас.
  
  – Когда вы ее видели в последний раз?
  
  – Вчера. К концу дня.
  
  – Как ее фамилия?
  
  – Гомес. Сарита Гомес.
  
  – Она снимает у вас комнату?
  
  – Да.
  
  – Живет одна?
  
  Миссис Селфридж утвердительно кивнула.
  
  – Давно?
  
  – Вот уже три года. От нее не было ни капли неприятностей. Славная девчушка.
  
  – Сколько ей лет?
  
  – Двадцать шесть – двадцать семь. Что-нибудь в этом роде. Она зарабатывает и отсылает деньги семье.
  
  – Куда?
  
  – Думаю, в Мексику. Точно не знаю. Не лезу не в свое дело. Но по крайней мере это она мне сказала.
  
  – Вы не знаете, за что ей платят?
  
  – Она сидит с ребенком какой-то дамы и дежурит в одном или двух домах для престарелых. Мобильный телефон осилить не может, поэтому я даю ей свой с условием, что она не будет пользоваться междугородней связью.
  
  – Можете сказать, что это за дом для престарелых?
  
  Миссис Селфридж покачала головой:
  
  – Без понятия. Но фамилия тех, с чьим ребенком она сидит, – Гейнор. Хозяйку зовут Розмари. Больше мне особо нечего сказать. Сарита вчера, наверное, была на дежурстве, потому что оделась как медсестра.
  
  – Расскажите мне о вчерашнем дне. Когда вы в последний раз ее видели?
  
  – Я слышала, как с силой хлопнула входная дверь и кто-то взбежал по лестнице. Комната Сариты прямо над моей, и оттуда послышалась громкая возня. Я поднялась посмотреть. Сарита бросала вещи в чемодан. Я спросила, не случилось ли что-нибудь у нее. Она ответила, что уезжает.
  
  – Куда?
  
  – Не сказала.
  
  – Сообщила, на сколько?
  
  Миссис Селфридж мотнула головой:
  
  – Но и от комнаты не отказалась. Хотя я видела, что ее буквально колотила дрожь.
  
  – Не объяснила, в чем дело?
  
  – Нет. Я ее спросила: «С тобой все в порядке? У тебя на рукаве кровь». Она посмотрела и стала стягивать с себя форму, а затем надевать что-то другое. И при этом носилась кругами, словно курица с отрубленной головой. Затем прогрохотала со своим чемоданом по лестнице вниз, а на улице ее ждала машина.
  
  – Машина?
  
  – Я не приглядывалась. Запомнила, что черная. Машина тут же уехала. Может, ее приятель? Но сюда к ней в гости никто не ходил и на ночь не оставался. Последнее, о чем она меня попросила: никому ничего о ней не рассказывать. И не сообщать, куда она поехала. А я и не знаю. Поэтому, мне кажется, нет ничего плохого в том, что я болтаю тут с вами.
  
  – Я ценю вашу откровенность. – Дакуэрт доел второй ломтик бананового хлеба, допил остатки кофе и широким жестом промокнул губы. – Давайте-ка осмотрим комнату Сариты.
  Глава 22
  
  – С этим человеком надо что-то делать, – сказала Агнесса Пикенс мужу, когда они вместе с дочерью входили в свой дом.
  
  – Послушай, Агнесса, – возразил Джилл, – детектив просто выполняет свою работу.
  
  – Почему я не удивляюсь, что ты принял его сторону?
  
  – Ради бога, речь не о том, кто на какой стороне, – возмутился муж. – У Дакуэрта на руках убийство, которое он обязан раскрыть, и он следует туда, куда ведут улики.
  
  – Нечего ему следовать со своими уликами в сторону нашей дочери.
  
  – Но ведь этот чертов ребенок был у нее.
  
  Голос Джилла отразился от стен просторной прихожей. Марла стояла за ними с безвольно повисшими руками, потухшим взглядом.
  
  – Ради бога, Джилл. – Агнесса обняла дочь и прикрыла собой, как будто слова мужа могли ее физически ранить. – Вот уж помог так помог.
  
  Марла не пошевелилась.
  
  – Поднимись в свою комнату, солнышко, – сказала Агнесса. – Полежи, отдохни. День выдался тяжелым. Мы обо всем позаботимся. – Она повернулась к Джиллу: – Надеюсь, Бондурант свое дело знает.
  
  – Мне она понравилась, – прошептала Марла. – Симпатичная.
  
  – Д-да, – процедила Агнесса. – Только симпатичная – это далеко не все, что от нее требуется.
  
  – Когда я смогу возвратиться к себе домой? – спросила Марла.
  
  – Это зависит от полиции, – объяснил Джилл. – Как я понимаю, сейчас они разбирают твой дом по молекулам.
  
  – Хорошо бы вызволить оттуда компьютер. Тогда бы я могла заняться работой.
  
  – Позаботься об этом, Джилл, – попросила Агнесса.
  
  – Компьютер ей не отдадут, – сердито буркнул муж. – Будут изучать историю запросов в браузере. Таков порядок, если ведется расследование.
  
  – Я смотрю, ты в таких вопросах знаток? – проворчала жена.
  
  Джилл покачал головой:
  
  – Ты что, не смотришь телевизор?
  
  Агнесса взглянула на дочь:
  
  – Солнышко, там могут что-нибудь найти? Что-нибудь такое, чего бы лучше не было в твоем компьютере?
  
  Марла посмотрела матери в глаза:
  
  – Например?
  
  – О, давай сейчас не будем об этом. Ты проголодалась? Хочешь чего-нибудь поесть?
  
  – Я бы не отказался выпить, – заявил Джилл и отправился на кухню.
  
  – Разве что тост, – сказала Марла.
  
  – Хорошо. Сейчас что-нибудь устроим.
  
  В дверь позвонили.
  
  Агнесса Пикенс оставила на минуту дочь и открыла замок. На пороге стоял доктор Джек Стерджес, который присутствовал на утреннем совещании в больнице.
  
  – Как дела, Агнесса?
  
  – Спасибо, Джек, что пришел.
  
  Джилл остановился и обернулся:
  
  – Привет, Джек.
  
  – Я позвонила ему, обо всем рассказала и попросила заехать. Чтобы он осмотрел Марлу и убедился, что с ней все в порядке.
  
  – Обо мне не беспокойтесь, – попросила дочь.
  
  – Джилл, отведи Марлу на кухню и чем-нибудь покорми, пока я поговорю с Джеком, – попросила Агнесса.
  
  Джилл что-то буркнул, взял дочь за руку и увел. Как только Марла с отцом не могли их услышать, врач порывисто повернулся к Агнессе:
  
  – Ужасно! Просто ужасно!
  
  – Да, – согласилась та.
  
  – Каким образом ребенок оказался у нее?
  
  – Понятия не имею. Господи, существуют только две возможности, и обе совершенно немыслимые. Либо она убила ту женщину и завладела ее сыном, либо говорит правду и кто-то принес ей ребенка. Но как это могло случиться?
  
  – В каком она теперь состоянии? Поверила, что ребенок ее?
  
  Агнесса покачала головой:
  
  – Не более, чем в тот раз, когда пыталась украсть младенца из больницы. Но нам необходимо докопаться до самой сути.
  
  – Может, прописать успокоительное?
  
  – Кому: мне или ей?
  
  – Агнесса…
  
  – Ты должен был это предвидеть, Джек. Должен был понять, что из-за выпавших на ее долю испытаний возможна устойчивая травма. Потеря ребенка разрушительно действует на таких, как она.
  
  – Помилосердствуй, Агнесса. Ведь и тебе это в голову не приходило. Ты организовала ей курс лечения. Ты сделала все, что могла. Кто бы предположил, что Марла начнет воровать детей?
  
  Вернулся Джилл.
  
  – Джек, хочешь выпить?
  
  – Нет, спасибо. – Врач покачал головой.
  
  – Как она? – спросила у мужа Агнесса.
  
  – Я сказал, что в холодильнике остались спагетти «болоньезе», и она захотела поесть. Это ее любимое кушанье сейчас разогревается в микроволновке. Так что ты думаешь, Джек?
  
  – Ума не приложу. Хорошо бы привлечь другого психиатра. Боже упаси, но если полиция выдвинет против Марлы обвинение, придется строить стратегию защиты, и ее психическое состояние сыграет нам на руку.
  
  – Поговорю с доктором Френкелем, – пообещала Агнесса. – Марла наблюдается у него почти десять месяцев. Не сомневаюсь, он заявит все, что нам нужно.
  
  – Лучше бы найти человека, который никак не связан с твоей больницей, – предложил Джилл. – А Френкель – врач вашего психиатрического отделения. И если дело, как предполагает Джек, кончится судом, это может сыграть против Марлы. Свидетельские показания Френкеля будут подмочены тем, что он твой коллега.
  
  На кухне тренькнула микроволновка.
  
  – Сейчас вернусь, – сказал Джилл и скрылся за дверью.
  
  Стерджес открыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут с кухни раздался крик Джилла:
  
  – Господи, Марла!
  
  Мать и доктор бросились на кухню. Джилл стоял по одну сторону стола, по другую Марла целила себе в левое запястье острием ножа для разделки мяса.
  
  – Не подходите!
  
  – Сейчас же положи! – потребовала Агнесса.
  
  Дочь не повиновалась. Она посмотрела на мать и Стерджеса, и те заметили, что ее щеки в слезах.
  
  – Ну почему? – воскликнула она.
  
  – Солнышко, положи нож, – уже мягче попросила Агнесса.
  
  – Почему вы позволили моему ребенку умереть?
  
  Стерджес кашлянул и тихо сказал:
  
  – Марла, мы сделали все, что могли. Это правда.
  
  – Я тебе сочувствую, – добавила мать. – Ты не представляешь, как переживаю.
  
  – Вы должны были спасти моего ребенка.
  
  – Это было нашим самым большим желанием. Могу сказать одно: такова была воля Божья.
  
  Джилл медленно обходил стол, стараясь сократить расстояние между собой и дочерью.
  
  – Почему Бог не позволил, чтобы моя девочка осталась со мной? Почему он такой злой?
  
  – Есть такие вещи, которые нам понять не дано, – ответил отец. – В мире происходит много ужасного, но нам надо продолжать жить. Это трудно, но мы тебе поможем. Рассчитывай на нас. Я тебя очень люблю.
  
  – И я тоже, – добавила Агнесса.
  
  – Она была такая красивая. Просто изумительная, – пробормотала Марла. – Правда, мама? Совершенно изумительная. Я закрываю глаза и пытаюсь ее представить, но это очень трудно.
  
  – Да. Именно так. Совершенно изумительная.
  
  Марла посмотрела на отца и попросила:
  
  – Не подходи.
  
  Он замер.
  
  – Дорогая, положи, пожалуйста, нож. Доктор Стерджес даст тебе лекарство, и тебе станет легче.
  
  – Я тебе помогу, – кивнул доктор. – Позволь нам тебе помочь, Марла.
  
  – Меня упрячут в тюрьму. Посадят за решетку.
  
  – Нет-нет, моя милая, мы этого не допустим! – воскликнула Агнесса. – Наймем лучших адвокатов. Если Натали не справится, найдем другого.
  
  – Сделаем все, что нужно, дорогая, – подтвердил отец. – Чего бы это ни стоило.
  
  – Ничего не получится. – Марла поднесла лезвие к запястью и чиркнула по руке.
  
  – Нет! – Агнесса от ужаса закрыла ладонями рот.
  
  Джилл бросился вперед и схватил дочь за правую руку. Вырывать оружие не потребовалось – Марла не сопротивлялась, и нож звякнул о пол, чуть не угодив в ботинок отца.
  
  Марла уронила левую руку. Кровь, словно темно-красная краска, залила ладонь и капала с пальцев.
  
  Стерджес схватил висящее на ручке духовки кухонное полотенце и обернул вокруг запястья раненой. Джилл крепко держал. А Агнесса, так и не отняв рук от губ, стояла, не в силах пошевелиться, и с ужасом наблюдала за происходящим.
  
  – Набирай девятьсот одиннадцать! – крикнул ей Стерджес. – Вызывай «скорую»!
  
  Она кинулась к телефону, схватила трубку и набрала номер.
  
  Марла впервые после того, как у нее отобрали Мэтью, улыбнулась.
  Глава 23
  
  Дэвид
  
  Итан, должно быть, смотрел из окна спальни и видел, как я подъехал к дому на допотопном бабушкином «таурусе», потому что, когда я переступил порог, он уже ждал меня за дверью. Мать с отцом были на кухне, и он, не переживая, что его услышат, мог спокойно меня расспросить.
  
  – Ну как, взял их? Взял часы?
  
  Я без всяких эмоций покачал головой:
  
  – Нет.
  
  – Никого не оказалось дома?
  
  – Они дома были. Мать Карла поговорила с ним, и он ей ответил, что часов не брал.
  
  – Врет!
  
  – Ясное дело, – кивнул я.
  
  – Ты ей сказал, что он ее обманывает?
  
  – Давай-ка выйдем. – Я вывел его на веранду, усадил в белое плетеное кресло, сам сел в другое. – Все усложнилось.
  
  – Часы у него. Он врет.
  
  – Если бы я это сказал его матери, она бы мне все равно не поверила. Представь: кто-то сюда приходит и заявляет, что ты украл у него какую-то вещь. Ты все отрицаешь. В итоге я поверю тебе, а не ему.
  
  – Я не способен украсть, – не отступал Итан.
  
  – Так-то оно так, но часы ты взял без разрешения, – напомнил я.
  
  Сын на мгновение растерялся:
  
  – Это была не кража. Я собирался их вернуть.
  
  Я кивнул и положил ему руку на плечо.
  
  – Послушай, родители не хотят признавать, что их дети способны на нехорошие поступки. Я, естественно, защищаю тебя. Мать Карла – своего сына.
  
  – Ты говорил с Карлом?
  
  – Нет.
  
  – Почему?
  
  Еще до нашего разговора я решил не упоминать о дробовике Саманты Уортингтон.
  
  – Его мать предприняла все возможное, чтобы этого не случилось.
  
  Итан сник.
  
  – Как же теперь быть с дедой?
  
  – Тебе придется ему все рассказать.
  
  – Мне?
  
  Я кивнул:
  
  – Кому же еще?
  
  – А ты не можешь?
  
  Я покачал головой:
  
  – Не я взял часы. Я пытался спасти твою шкуру, приятель, но у меня не получилось. Придется тебе отдуваться самому.
  
  – Он нас не выставит из дома?
  
  – Не выставит. Пошли его искать.
  
  Мать стояла у стола и чистила картошку, стараясь не нагружать больную ногу.
  
  – Где папа? – спросил я.
  
  – Кажется, пошел в гараж, – ответила она. – Он весь день какой-то тихий. С утра был в норме, а потом как будто что-то пошло не так.
  
  – Не заболел? – забеспокоился я. – Сердце не беспокоит?
  
  Мать покачала головой:
  
  – Дело не в этом. Сначала я подумала, что он злится на меня за то, что я была такой идиоткой и грохнулась с лестницы. Но потом решила, что это как-то связано с Уолденом. Взялся невесть откуда. Позвонил твоему отцу, зазвал выпить кофе. Помнишь Уолдена?
  
  Я не помнил.
  
  – Твой отец когда-то помог ему устроиться в органы городского управления. Ты наверняка не забыл тот ужасный случай с Оливией Фишер.
  
  – Девушка, которую… – Итан стоял рядом, и я не закончил фразу. Девушка, которую зарезали у водопадов в парке. И хотя я вслух ничего не сказал, мать не сомневалась: я понял, о ком идет речь.
  
  – Та самая. Она была дочерью Уолдена. А недавно умерла его жена. Бедняга. Уолден все еще работает на город и хотел задать твоему отцу несколько вопросов о том, как была организована работа в его времена. Только не спрашивай, что они обсуждали. Не знаю и знать не хочу. – Она посмотрела на Итана: – Что с твоим лицом?
  
  – Ничего, – буркнул мальчик.
  
  – Хочешь печенья?
  
  – Спасибо, не хочу.
  
  – Пошли искать деду, – позвал я.
  
  Отец, как и предполагала мама, оказался в гараже. Гараж представлял собой отдельное здание позади дома и служил отцу второй мастерской. Зимой было трудно сохранить в нем тепло, и отец устроил себе место в подвале. Но в хорошую погоду подолгу здесь возился.
  
  Мы застали его у верстака. Отец сортировал винты и раскладывал в десятки маленьких пластмассовых ячеек в ящике стола. Уж в этом ему равных не было.
  
  – Привет, – поздоровался я.
  
  – Мм… – промычал он, едва сознавая наше присутствие.
  
  Итан послал мне тревожный взгляд, означавший «подходящее ли сейчас время?».
  
  – Папа, тебя можно на секунду?
  
  Он полуобернулся и посмотрел на нас. Не знаю, возможно ли такое, но он показался мне старше, чем за несколько часов до этого. Я сразу подумал о его сердце.
  
  – В чем дело? – спросил он.
  
  Я ткнул сына в плечо.
  
  – Мне надо тебе кое-что сказать, – начал тот. – Только обещай не сердиться.
  
  Отец с любопытством посмотрел на внука.
  
  – В одном я не сомневаюсь: мою машину ты не разбил. Потому что не достаешь до педалей. Поскольку хуже этого быть ничего не может – выкладывай.
  
  – Помнишь, я сегодня подрался с Карлом Уортингтоном?
  
  – Да.
  
  – Мы поссорились из-за часов твоего отца, которые ты держишь внизу в коробке вместе с другими вещами.
  
  – Дальше, – произнес отец.
  
  – Я типа оттуда их взял и отнес в школу, чтобы показать ребятам. А Карл отнял и не отдал. Ты меня прости, я понимаю, что не должен был так поступать, что надо было спросить твоего разрешения, а не тащить без спроса в класс. Я тебе за них заплачу.
  
  Глаза отца потеплели.
  
  – Так ты из-за этого подрался?
  
  – Хотел у него вырвать, но он не отдал. Папа за ними ездил, но Карл соврал – сказал, что часов не брал. – Мальчик перевел дыхание. – Я понимаю, ничего такого бы не случилось, если бы я не вынес их из дома.
  
  Отец несколько секунд молчал.
  
  – Они все равно неправильно ходили. Люди совершают гораздо худшие поступки, чем ты. – Он потрепал Итана по щеке, задержал на мгновение руку, затем вернулся к своим винтам.
  
  Мальчик был похож на заключенного камеры смертников, которого за две минуты до полуночи вызвал комендант. Я кивнул в сторону дома, давая понять, чтобы он оставил нас одних. Итан послушно удалился.
  
  – Все в порядке, папа? – спросил я.
  
  – Конечно. – Он так и остался стоять ко мне спиной.
  
  – Итан легко у тебя отделался.
  
  – Он славный парень. Проштрафился… – Отец помолчал. – Но с кем не бывает?
  
  – Мама сказала, ты встречался со старым приятелем, с которым раньше вместе работал.
  
  – Не совсем так, – поправил он. – Я дружил с его отцом, а не с ним.
  
  – Приятно было повидаться?
  
  Он пожал плечами и, не поворачиваясь, продолжал отделять изделия компании «Филипс» от изделий компании «Робертсонс».
  
  – И да, и нет. Я не поддерживаю отношений со своими прежними сослуживцами. Если встречаюсь на улице, здороваюсь, и все. Как с Тейт.
  
  Я понятия не имел, кто такой Тейт.
  
  – В моей жизни хватает событий, чтобы не жить прошлым, – продолжал отец. – Человеку не следует зацикливаться на том, что произошло давным-давно и что он не в силах теперь изменить.
  
  – Папа, о чем мы с тобой говорим? – спросил я.
  
  – Ни о чем. Абсолютно ни о чем.
  
  Повисло неловкое молчание. Но не оттого, что нам нечего было с ним обсудить. Марла и сын Розмари Гейнор. Я никак не мог выбросить из головы страшную картину: лежащую на полу убитую женщину. Изо всех сил старался прогнать, но она неизменно возвращалась. В то же время понимал: даже если удастся от нее избавиться, возникнет другая – направленный мне в лицо дробовик.
  
  Чтобы продолжить разговор, я решил сменить тему:
  
  – Мне сегодня предложили работу.
  
  Фраза заставила отца обернуться и посмотреть на меня.
  
  – Отличная новость, сынок. Великолепная.
  
  – Я еще не ответил «да». Если честно, мне вовсе не хочется соглашаться.
  
  Отец нахмурился:
  
  – Что за работа?
  
  – Помнишь Рэндала Финли?
  
  – Конечно. Славный малый.
  
  – Вот как? – Его ответ меня удивил.
  
  – Хорошим был мэром. Хочешь сказать, это он предложил тебе работу?
  
  – Да. Что-то вроде должности ответственного секретаря. Может быть, руководителя избирательной кампании. Хочет снова баллотироваться, но по горло занят в своей фирме по бутилированию воды. Предлагает организовывать ему рекламу, работать с прессой, такого рода дела.
  
  – Как насчет оплаты?
  
  – Тысяча в неделю.
  
  – О чем тут думать? Хорошие деньги.
  
  – Папа, он же говнюк.
  
  – Политик, – пожал плечами отец.
  
  – Помнишь историю с несовершеннолетней проституткой?
  
  Отец кивнул:
  
  – Он же не знал, что она несовершеннолетняя.
  
  Неужели это сказал мой отец?
  
  – А если бы ей было достаточно лет, все было бы нормально?
  
  Он опустил взгляд.
  
  – Я не это имел в виду. Надо делать различия. Вспомни Клинтона в девяностые. Вспомни нашего Спитцера несколько лет назад. Получив немного власти, они решили, что им все дозволено, а потом поняли, что это не так, и поумерили пыл. Люди учатся. Так разве нужно им запрещать работать на общество?
  
  Я промолчал.
  
  – Расскажу тебе одну историю. После того как мы с твоей матерью поженились, но до того, как мне предложили должность в городской администрации, я некоторое время был безработным. Застройщику из южной части города требовались люди. Я кое-что о нем знал. Знал, что он пьяница, колотит жену, бьет детей. Что полное дерьмо. Но у меня была жена, за которую я отвечал, нужны были деньги, чтобы платить за жилье. Я чувствовал себя ответственным и принял предложение. Удовольствия мне это не доставило, но обязанность перед женой я ставил выше гордости. Решил: соглашусь и буду подыскивать другую работу. И как только нашлось место в городской администрации, написал паршивцу заявление об уходе – и до свидания. В результате твоя мать не голодала и ни дня не провела без крыши над головой.
  
  – Я тебя услышал, – сказал я, проглотив застрявший в горле ком.
  
  – Да, Финли – подонок. Но я уверен, что он любит свой город. И не исключено, что Промис-Фоллс нуждается именно в таком мэре – человеке, который здесь все расшевелит.
  
  Я кивнул. Мы стояли с отцом друг против друга. Я обнял его и похлопал по спине.
  
  – Ты хороший человек, папа. – И почувствовал его ответное объятие.
  
  – Как сказать, – проворчал он.
  Глава 24
  
  Глорию Фенуик нисколько не бесило, что приходится работать в заброшенном парке развлечений. Во всяком случае, пока не наступал вечер.
  
  Она служила в корпорации, которая владела «Пятью вершинами» и еще несколькими такими же местами в стране, и за прошедшие годы ее несколько раз переводили то туда, то сюда. Это означало, что она попадала в парки, когда кончался сезон, школьники возвращались в классы, родители – к своей нудной работе, а ее посылали сворачивать деятельность.
  
  Ей было не привыкать ходить мимо застывших на каруселях лошадок без наездников. Она ни разу не смогла заставить себя прокатиться с американских горок, и то, что здешний суператтракцион застыл без движения, только успокаивало. Когда он действовал, Глория к нему не приближалась – чувствовала, как содрогается и трясется опорная конструкция. Боялась, что гондолы сойдут с направляющих и отправят на тот свет десятки людей.
  
  Вокруг ни души, застыли без движения электрические автомобильчики, которые так весело сталкивались друг с другом, на парковке ни одной машины. Это вполне устраивало Глорию. Днем.
  
  Ночь – совсем иная история. Ночью это место ее угнетало.
  
  Стемнело, но в административном корпусе она чувствовала себя вполне в безопасности. В «Пяти вершинах» у нее оставались горы дел – и это не игра словами, а реальное положение вещей. Несколько парков развлечений хотели приобрести здешние аттракционы. Итальянская компания предлагала не один миллион долларов за американские горки, которые можно было разобрать, переправить по морю в другую страну и снова смонтировать. К оборудованию парка проявляла интерес группа, восстанавливающая после урагана «Сэнди» джерсийское побережье. Представитель диснеевской империи запрашивал о временно уволенных работниках – их могли устроить в один из диснеевских парков.
  
  Фенуик должна была не только отвечать на предложения, но постоянно держать в курсе дел начальство. Все решения принимались наверху. Она же служила дорожным регулировщиком, перенаправляя по назначению бумаги. Плюс к этому решала много других задач, связанных с закрытием парка. Общалась с кредиторами. Был один судебный иск от дамы, потерявшей зубной протез во время спуска с американских горок. Если бы она требовала только протез, «Пять вершин» оплатил бы ей новый. Но она настаивала на компенсации за моральный ущерб.
  
  Идиотский мир, думала Фенуик.
  
  Она работала не всегда одна. Большую часть дня рядом находился помощник, но он уходил ровно в пять, независимо от того, закончены дела или нет. Еще начальство наняло охранное предприятие, чтобы не позволить хулиганам переломать оборудование и чтобы во внутренних помещениях аттракциона «Спуск на бревне» не селились бездомные. Обычно днем приходил Норм и делал три обхода территории: в девять, в три и последний в пять. Вечером его сменял Малкольм. Глория точно знала, что он осматривает парк в десять, потому что часто засиживалась до этого времени. Предполагалось, что потом он делает обходы в два, в четыре и в шесть утра.
  
  Глория думала, что в этот день она с Малкольмом не встретится, потому что надеялась выбраться из парка не позднее половины десятого.
  
  Она составляла список дел на следующий день, когда зазвонил ее мобильный телефон. Глория улыбнулась: вызывал Джейсон из головного офиса в сотнях миль от нее. Если он звонил так поздно, то явно не по работе.
  
  – Привет.
  
  – Что поделываешь?
  
  – Засиделась в кабинете.
  
  – Иди домой, ты слишком напрягаешься. – Пауза. – Кстати, если говорить, что у кого напрягается…
  
  – Прекрати. – Глория положила ручку и провела пальцами по волосам.
  
  – Приедешь на выходные?
  
  – Постараюсь. – Она снова взяла ручку и написала: «Позвонить адвокату потерявшей зубы». – Как насчет Дня поминовения? – До майского праздничного уик-энда оставалось меньше двух недель. – Приедешь сюда?
  
  – Конечно. Но я хочу увидеть тебя до этого. Очень сильно хочу.
  
  – Правда?
  
  – Представляю, как мы попробуем что-нибудь новенькое, – размечтался Джейсон.
  
  – Продолжай.
  
  – В глазах картина: ты на кровати, лежишь на спине…
  
  – А во что я одета? – осведомилась она, прибавив к списку дел: «Рассмотреть предложение по электромобилям».
  
  – Черные туфли-лодочки на высоком каблуке, – ответил Джейсон.
  
  – Отлично. Такие мне нравятся. В них я себя чувствую развратной. Но неудобно гулять.
  
  – Тебе не придется гулять.
  
  – Ладно. Я на спине в черных туфлях на высоких каблуках. Что дальше? Ты со мной? По твоему описанию я вполне могу обойтись без тебя. – Она поставила знак вопроса и подчеркнула фразу: «Надо ли сообщать начальству о Финли?»
  
  – Я с тобой, и мой член…
  
  На улице вспыхнул свет.
  
  – Сосредоточься на этой мысли. – Глория положила мобильный телефон на стол и подошла к окну. Свет был ровным, но каким-то образом перемещался. – Не может быть, – проговорила она.
  
  Свет падал на магазинчики подарков напротив административного здания из-за корпуса, в котором работала Глория, с того места, где было расположено большинство аттракционов. Обесточенных, ожидающих списания.
  
  Она вернулась к столу и сказала в трубку:
  
  – Я тебе перезвоню.
  
  – Что?
  
  Она разъединилась и позвонила в охранную компанию:
  
  – Это Глория из «Пяти вершин». Здесь что-то происходит. Пришлите кого-нибудь. Да, немедленно.
  
  Не выпуская из рук телефона, она покинула кабинет, спустилась по лестнице и оказалась на главной парковой аллее. Слева располагались входные ворота, убегающая направо аллея уводила в глубину парка. Угол здания остался позади – Глория не поверила тому, что открылось ее глазам.
  
  Колесо обозрения высотой с шестиэтажный дом ожило.
  
  Полностью освещенное, оно напоминало нависшее на фоне темного ночного неба вращающееся колесо рулетки. Сверкающий круг был похож на огненную шутиху, которые в детстве так любила Глория.
  
  – Не может быть, – повторила она, поворачивая к подножию аттракциона.
  
  Но ничего сверхъестественного в том, что она увидела, не было. Все аттракционы были по-прежнему подключены к источникам питания, чтобы их можно было продемонстрировать приезжающим в «Пять вершин» потенциальным покупателям.
  
  Огромное колесо вращалось почти бесшумно: в пустых кабинках не было пассажиров, и оттуда не слышалось ни смеха, ни визга.
  
  За исключением…
  
  Фенуик замерла, дожидаясь, когда колесо обозрения завершит полный оборот. Пригляделась – ей показалось, что в одной из кабинок, когда та проходила нижнюю точку, где больше всего света, она заметила человека. И не одного.
  
  Колесо сделало полный оборот, и Глория убедилась, что не ошиблась. Как будто трое в одной кабинке, а остальные пустые.
  
  «Чертова ребятня, – подумала она. – Шныряют здесь, поняли, как включить аттракцион, и решили порезвиться. Вот только, кроме тех троих, должен быть кто-то еще, кто сможет остановить колесо. Не крутиться же им до бесконечности».
  
  Пока Глория подходила, колесо совершило новый оборот. Она разглядела нанесенные на борта кабинок номера: 19… 20… 21… 22…
  
  Вот двадцать третья кабинка, и в ней трое сидящих в ряд.
  
  – Эй, вы там! – крикнула Глория. – Какого черта?!
  
  Кабинка проплыла мимо, и Фенуик заметила, что ни один из троих не двигается. И ей показалось, что вся троица без одежды.
  
  Она подошла к пульту управления. Ей не приходилось работать оператором, но случалось часто находиться рядом, и она представляла, что нужно делать. Взялась за ручку контроллера и, снижая подачу напряжения, стала замедлять вращение колеса. Вытягивая шею, следила за двадцать третьей кабинкой, надеясь остановить ее напротив посадочной платформы.
  
  И почти справилась. Однако все же остановила колесо, когда кабинка была фута на три выше безопасного уровня высадки людей.
  
  Но это не имело значения. Потому что в ней сидели не люди. В ней находились манекены. Все женские, все неодетые, ничем не декорированные. Почти.
  
  Глория Фенуик оглянулась и вдруг очень сильно испугалась.
  
  На каждой из бессловесных посетительниц парка развлечений были яркой красной краской выведены слова:
  
   «ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ!»
  
  Глава 25
  
  Биллу Гейнору пришлось вызывать людей из компании, которая оказывала услуги по уборке мест преступлений. Детектив по фамилии Дакуэрт дал название фирмы. Не местной. В Промис-Фоллс такие события случались нечасто, чтобы оправдать существование организации, зарабатывающей на узкой категории клиентов. А в Олбани такая фирма была, и, как только ближе к вечеру эксперты закончили свои дела и ушли, оттуда прислали специалистов.
  
  Они прекрасно справились с задачей на кухне – начисто отмыли всю кровь. Другое дело ковры на лестнице и в коридоре второго этажа. Билл Гейнор оставил кровавые следы по всему дому, когда бросился искать Мэтью. Уборщики вывели некоторые пятна, но посоветовали заменить испорченные ковры. Полностью очистить светло-серое ковровое покрытие оказалось невозможно.
  
  Разумеется, он так и поступит, а затем выставит дом на продажу. Не сможет здесь жить и растить сына.
  
  Гейнору не приходило в голову, что за уборку нужно заплатить. Но старший бригады, не моргнув глазом, протянул ему счет.
  
  – Мы принимаем карты Visa, – сказал он. – Советую обратиться в вашу страховую компанию. Возможно, она согласится компенсировать расходы.
  
  – Я сам работаю в страховой компании, – промолвил Гейнор.
  
  – Отлично. Как говорится, вам и карты в руки.
  
  «Столько надо всего сделать», – подумал Гейнор. Но он не знал, за что взяться. Как он сообщил детективу, ни у него, ни у Розмари не было близких родственников. Ни братьев, ни сестер, ни родителей. Сказать по правде, друзьями они тоже не могли похвастаться. У него, конечно, был врач, а у жены и того не было. Она любила разговаривать с Саритой и, наверное, считала ее своей подругой. Но сам Гейнор думал, что с прислугой дружить нельзя.
  
  Единственное, что им принадлежало, – их сын Мэтью.
  
  В голове роились бессвязные мысли – вопросы, образы. Где сегодня ложиться спать? Неужели в той большой пустой кровати? Как поступить с зубной щеткой Розмари? Выкинуть? Почему ее убили на кухне? Почему не в гараже? Или не в подвале? Возможно, он бы остался в доме, если бы жену убили не там, где он проводил столько времени.
  
  Но как обойтись без кухни? И как, каждый раз заходя на кухню, не представлять распростертое на полу тело убитой жены?
  
  – Нет, все мосты сожжены.
  
  Билл поднялся в свой кабинет часа два назад, после того как уложил сына спать в кроватку. Сообщил своим работодателям о том, что случилось в его семье, и через час ему позвонил президент компании Бен Корбет. Выразил соболезнования и сказал, что Билл может не появляться на работе, сколько ему требуется.
  
  Добавил, что в компании работают штатные следователи. И если нужно, он пришлет человека. Мол, в таком городке, как ваш, полицейские собственных задниц найти не способны.
  
  – А я там знаю одного малого, его зовут Уивер. Кэл Уивер. Когда-то был копом, но теперь сам по себе. На какое-то время переезжал в Ниагару, но, насколько мне известно, вернулся обратно.
  
  – В этом нет необходимости, мистер Корбет, но все равно спасибо, – ответил Гейнор. – У полиции есть подозреваемая. Свихнувшаяся женщина, которая уже совершала нечто подобное.
  
  – Убивала людей?
  
  – Нет. Но из того, что сказал детектив – он мне недавно звонил, – я понял, что она в недалеком прошлом пыталась выкрасть из больницы младенца. Полное безумие.
  
  – Предложение остается в силе. Если что-нибудь потребуется, звоните. – Секундное молчание. – И вот что, Билл…
  
  – Да?
  
  – Надо вам сказать следующее…
  
  – Слушаю.
  
  – Как бы я ни хотел ускорить дело со страховкой вашей жены, все же предпочел бы, чтобы у меня были развязаны руки и все шло своим чередом.
  
  – Разумеется, мистер Корбет. Я понимаю.
  
  – Особенно учитывая, что выплаты по делу вашей жены… Мне неудобно обсуждать в такое время с вами этот вопрос, поэтому надеюсь, что вы меня простите…
  
  – Все в порядке, – пробормотал Билл.
  
  – Как мне сообщили – выплаты по страховому случаю вашей жены составляют миллион долларов. Поэтому компания отнесется к этому делу с повышенным вниманием. Но вы сказали, что у полиции есть обоснованная версия того, что случилось.
  
  – Насколько мне известно, да.
  
  – Тогда все в порядке. Я с вами. Будьте на связи.
  
  Гейнор разъединился, тяжело вздохнул и приложил ладонь к груди. Сердце гулко билось.
  
  Ему требовалось выпить.
  
  Он подошел к бару, налил виски и постарался взять себя в руки, чтобы отправить эсэмэски всем клиентам, с кем назначил встречи на следующую неделю. Семейные обстоятельства, писал он, присовокупляя извинения. И сообщал фамилию помощника, который мог оказать им содействие.
  
  Билл тупо смотрел в свой почтовый ящик, когда услышал, как в соседней комнате завозился Мэтью. Если ребенок просыпается, значит проголодался.
  
  Он вышел в коридор и спустился по лестнице, стараясь не наступать на слегка обесцвеченные свои же, оставленные ранее следы. Войдя на кухню, заставил себя не смотреть на то место, где обнаружил Розмари. Заглянул в холодильник. Жена готовила детскую смесь на два дня, и он увидел там четыре бутылочки. Подогрел одну, размышляя, что будет делать, когда израсходует остальные три. Этими вещами он никогда не занимался. Понятия не имел, как готовят питание для детей.
  
  Предстояло очень многому научиться. И как можно быстрее.
  
  Господи, куда подевалась Сарита, когда она так ему нужна?
  
  У Билла были на этот счет соображения. Возникло ощущение, что он больше никогда ее не увидит. Полиция может искать Сариту, сколько ей угодно. Флаг им в руки.
  
  Ему же необходимо как можно скорее найти ей замену. До того, как он вернется на работу. Человека, который будет приходить к нему в дом или к которому он станет завозить по утрам Мэтью.
  
  Все это предстоит решить.
  
  И похороны! О похоронах он даже не начинал думать.
  
  Билл взял бутылочку с подогретым питанием и поднялся в комнату сына. Мэтью самостоятельно встал и держался за сетку кроватки. Очень скоро мальчишка начнет ходить.
  
  – Привет, малыш, – улыбнулся он.
  
  Билл вынул сына из кроватки и, держа на одной руке, другой поднес бутылочку с питанием. Мэтью ухватился за нее и потянул резиновый сосок в рот.
  
  – Ешь, ешь, – подбодрил его отец.
  
  Как объяснить ребенку, что его мать больше не вернется домой? Какие найти слова?
  
  – Все будет хорошо, – сказал он. – Мы с тобой справимся.
  
  Снизу донесся дверной звонок. «Полиция, – подумал Гейнор. – Наверное, пришли сообщить, что выдвинули обвинение против той ненормальной женщины». Хотел положить ребенка в кроватку, но не решился оставить одного, пока тот сосет из бутылочки.
  
  Спустился, держа сына на руках, и открыл входную дверь. За порогом стоял мужчина, но Гейнор увидел, что он не из полицейского управления.
  
  – Билл, прими мои соболезнования, – сказал мужчина. – Извини, что не пришел раньше. Жуткий день.
  
  – Привет, Джек, – поздоровался Гейнор.
  
  – Можно мне войти?
  
  – Да-да, конечно.
  
  Джек Стерджес вошел в дом, и Гейнор закрыл за ним дверь.
  
  – Если хочешь что-нибудь выпить, иди на кухню, возьми сам. Меня туда не затащишь. Еле себя заставил войти, чтобы взять питание для Мэтью.
  
  – Не беспокойся, – кивнул доктор. – Я заглянул, чтобы просто проверить, что с тобой и ребенком все в порядке.
  
  – С Мэтью… все нормально. А я ломаю голову, что должен сделать в первую очередь. Не представляю, с чего начать. Приоритет, конечно, Мэтью. Но я полный профан в этом деле. Понятия не имею, как разводить детское питание. Этим занимались Роз и Сарита. С начальством я переговорил, с клиентами тоже, вызвал сюда людей… Оказывается, есть фирмы, которые занимаются только тем, что убираются после… Боже, не знаю, выдержу ли я.
  
  – Крепись. Ты должен выдержать. И совершенно прав в том, что самое главное – это Мэтью.
  
  Гейнор посмотрел мутными глазами на Джека.
  
  – Ты всегда был рядом. Каждый шаг нашей жизни. Роз была тебе очень благодарна за все, что ты для нас сделал.
  
  Доктор положил руку Биллу на плечо.
  
  – Вы заслужили счастье. Я думал, что вы его нашли. То, что случилось, великая несправедливость.
  
  – Когда я услышал звонок, то решил, что пришли из полиции. Сказать, что выдвинули обвинение против той женщины.
  
  – Что ж, могло быть и так, – кивнул Джек.
  
  – В новостях сообщают?
  
  – Постоянно.
  
  – Мне недавно звонил детектив и сказал: у них есть сведения, что эта женщина уже пыталась выкрасть из больницы младенца. Не сомневаюсь, на этот раз ей не поздоровится.
  
  – До этого может не дойти, – проговорил Стерджес.
  
  – Ты о чем?
  
  – Она в больнице. Пыталась совершить самоубийство.
  
  У Билла отвисла челюсть.
  
  – Ты шутишь?
  
  Стерджес покачал головой:
  
  – Но ей не удалось.
  
  – Понимаю, жестоко так говорить, – начал Гейнор, – но, может, было бы лучше, если бы удалось?
  
  – Не знаю, что на это ответить, Билл.
  
  – Я вот о чем: если бы эта женщина умерла, не было бы суда, и полиция не настаивала бы на вскрытии Роз. Ее не стали бы резать и выворачивать наизнанку. Мне невыносимо об этом думать. Но даже если Марла Пикенс не умрет и суд состоится, всем же очевидно, что послужило причиной смерти моей жены. Достаточно было взглянуть на нее, когда она лежала на полу, и все становилось ясно. Какого черта ее снова кромсать, если никто не сомневается, как все случилось?
  
  – Билл, сочувствую, но думаю, что вскрытие уже провели. Обычная процедура даже в тех случаях, когда причина смерти не вызывает сомнений.
  
  Мэтью наелся и оттолкнул бутылочку. Гейнор отдал ее доктору, приподняв ребенка, положил головку сына себе на плечо и легонько похлопал по спине. Когда Билл заговорил, его голос звучал не громче шепота, словно он думал, что мальчик настолько вырос, что понимает смысл слов:
  
  – Меня это очень тревожит.
  
  – Вскрытие?
  
  Гейнор кивнул:
  
  – Что там обнаружится? Что они сумеют найти?
  
  Джек внимательно на него посмотрел.
  
  – В этом смысле тебе не о чем тревожиться.
  
  – Но если выяснится…
  
  Стерджес предостерегающе поднял руку.
  
  – Билл, кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. Ты преувеличиваешь. Сам же сказал, что причина смерти Розмари очевидна. С какой стати кому-то понадобится так глубоко копать, если все совершенно очевидно? Не вижу никаких причин.
  
  – Не видишь? – переспросил Гейнор, продолжая похлопывать Мэтью по спине.
  
  – Нет. Ты беспокоишься о малыше, это понятно…
  
  – Когда мне ее отдадут? Мне надо организовывать похороны.
  
  – Давай-ка я об этом позабочусь, – предложил Джек Стерджес.
  
  Мэтью рыгнул.
  
  – Молодец, малыш! – похвалил его доктор.
  Глава 26
  
  Дэвид
  
  Когда зазвонил телефон, мы доедали десерт. Сидели с Итаном и отцом за столом, приканчивали шоколадное мороженое, а мать стояла у раковины и мыла обеденные тарелки. Мы с отцом твердили, чтобы она села, не проводила все время на ногах, но она не слушала. Когда раздался звонок, она находилась рядом и сняла трубку.
  
  Держала ее у уха, и я видел, как сходит краска с ее лица.
  
  – О’кей, Джилл. – Теперь мы знали, кто нам позвонил и о чем примерно речь. – Держи нас в курсе. – Она медленно повесила трубку.
  
  – Что там? – спросил отец.
  
  Мать покосилась на Итана, как я догадался, сомневаясь, стоит ли обсуждать эту тему при нем. Но от него скрывать было нечего – до обеда он спросил меня, что происходит с моей двоюродной сестрой Марлой, и я ему все объяснил. Без живописных деталей того, что увидел на кухне. Итан был в курсе, что Марла попала в беду и что полиция, возможно, рассматривает ее как главную подозреваемую в убийстве женщины, с сыном которой я застал ее дома.
  
  Хотя Итан ничего подобного не сказал, мне показалось, он обрадовался, что его неприятности с карманными часами отошли на второй план.
  
  – Все нормально, – успокоил я мать. – Я рассказал Итану, как обстоят дела.
  
  Она перевела дыхание и выпалила:
  
  – Марла в больнице.
  
  – Что с ней приключилось? – спросил я.
  
  – Агнесса и Джилл привезли ее к себе домой – в свой дом ей возвращаться пока нельзя. На секунду оставили на кухне одну… и вот…
  
  – Не может быть!
  
  Мать кивнула.
  
  – Что? Что с ней? – заволновался Итан.
  
  Я посмотрел на сына.
  
  – Марла пыталась себя убить. Я правильно понял, мама? Это случилось?
  
  Она опять кивнула:
  
  – Мне надо присесть.
  
  Я поспешно вскочил со стула, пододвинул ей другой и, когда она устроилась, снова сел.
  
  – Как? – Глаза Итана округлились. – Ножом? Зарезалась? Засунула голову в духовку и включила газ? Я видел по телевизору! – Он с тем же успехом мог спросить, почему летают птицы. Чистейшее любопытство.
  
  – Господи, Итан, – возмутился отец. – Какие ужасы ты спрашиваешь. – Он перевел взгляд на жену. – Так что же она с собой учинила?
  
  – Порезала запястье, – устало ответила мать.
  
  – Оттуда может вытечь вся кровь, – прокомментировал Итан, словно нам это было невдомек.
  
  – Знаешь что, парень? – Я к нему повернулся: – Иди, займись чем-нибудь полезным.
  
  Сын вытер салфеткой губы и бросил ее на стол.
  
  – Ладно. – Понимал, что показывать характер не время. Когда он ушел в свою комнату, мама, далеко не в первый раз в этот день, спросила:
  
  – Что же нам делать?
  
  – Ничего мы не можем сделать, – бросил отец. – Хотя ее поступок наводит на нехорошие мысли: а что, если это действительно сделала она? И какого дьявола ей понадобилось пытаться свести счеты с жизнью?
  
  – Ты! – Мать подняла голову. – Ты ей должен помочь!
  
  – Что же ты хочешь, чтобы я сделал, мама?
  
  – Не тебе об этом спрашивать! Чем ты занимался, когда работал в газете? Задавал вопросы, выяснял обстоятельства. Не желаешь потрудиться ради собственной двоюродной сестры, если тебе за это не заплатят?
  
  – Это удар ниже пояса, мама.
  
  – Плевать. Марла наша родственница.
  
  – Ты хочешь, чтобы я приставал к людям с расспросами? А что, если выяснится, что Марла на самом деле выкинула этот трюк? Что тогда?
  
  Мать на секунду задумалась.
  
  – Тогда попробуешь доказать, что на это у нее были веские причины.
  
  – Прости! Веские причины, чтобы зарезать человека?
  
  – Я не это имела в виду. Что у нее помутился рассудок. Что она не может отвечать за свои поступки. Это в том случае, если она виновата, хотя я в это не верю – Марла всегда была хорошей девочкой. Пусть она не похожа на нас, но она не злая. Ни на что подобное не способна. Если только у нее не вовсе поехала крыша.
  
  – Мама, честно говоря…
  
  – Кроме того, если бы не она, ты бы не сидел здесь сейчас.
  
  Я промолчал.
  
  – Она же тебя спасла, – добавил отец.
  
  Я недоуменно на него посмотрел:
  
  – Ты о чем?
  
  – Не у одной у меня короткая память, – заметила мать. – Забыл, что случилось тем летом, когда ты гостил в хижине у Марлы?
  
  Марла тоже на что-то намекала, когда мы сидели в машине.
  
  – Постойте, – вспомнил я. – Так вы о плоте? – В то время Пикенсы построили деревянную платформу размером примерно шесть на шесть футов, которая держалась на воде на запечатанных пустых бензиновых бочках. Ее поставили на якорь в ста футах от берега. Мы плавали к ней и ныряли с нее в воду.
  
  – Тебе запрещалось плавать туда одному, – продолжала мать. – И особенно с него нырять. Твердили, что рано или поздно ты стукнешься головой о край.
  
  – Что в конце концов и случилось, – кивнул я, припоминая происшествие.
  
  – Ты тогда вырубился, – добавил отец. – Перекувыркнулся и, долбанувшись башкой о край, ушел под воду без сознания.
  
  – А Марла меня заметила. – Прошлое все яснее всплывало у меня в памяти.
  
  – Она сидела на пристани, болтала ногами в воде и таращилась на тебя. Ты ей очень нравился, – говорила мать. – Видела, как ты стукнулся о бревно и камнем пошел на дно. Вскочила и побежала к хижине, вопя во всю глотку. Мы с Агнессой в тот момент сидели на кухне и играли в карты. Агнесса выскочила из дома так, словно ею выстрелили из пушки. Бросилась в лодку и подплыла к тебе.
  
  – Вот этого я уже не помню, – признался я. – Только помню, как мне потом об этом рассказывали.
  
  – Ты целый день не приходил в себя. Оставался без памяти, – объяснил отец. – Агнесса спасла тебе жизнь. Но если бы не Марла, у нее не было бы ни малейшего шанса.
  
  – Подумай об этом, – сказала мать. – Тем более что тебе все равно сейчас нечего делать. Так займись хоть чем-то полезным. – Спохватившись, она приложила ладонь к губам, а затем коснулась моей щеки. – Прости, я сказала жуткую вещь.
  
  – И не совсем правду, – добавил отец. – Сегодня нашему мальчику сделали деловое предложение.
  
  В сорок лет все еще «мальчик». Все еще тот мальчик, который прыгнул с плота и чуть не погиб.
  
  – Правда? Какое?
  
  Я пожал плечами.
  
  – Стоит ли говорить? Надо все хорошенько обдумать.
  
  – Рэндал Финли предложил ему работу в качестве своей правой руки. Как тебе нравится?
  
  На лице матери появилось почти такое же потрясенное выражение, как в тот момент, когда она выслушивала новости о Марле.
  
  – Финли? Этот придурок? Предложил Дэвиду работу?
  
  – Чем тебе не нравится Финли? – парировал отец. – Хороший человек.
  
  – Что ему нужно от Дэвида? – спросила у него мать.
  
  – Вы про меня не забыли? – поинтересовался я.
  
  – Чтобы он помог ему снова побороться за кресло мэра. Готов поспорить, с помощью Дэвида он сумеет его занять.
  
  Мать в упор посмотрела на меня.
  
  – Я тебе запрещаю!
  
  – Я еще не дал ответа, – успокоил я ее.
  
  – Предлагает тысячу долларов в неделю, – не унимался отец.
  
  – Да хоть бы сто тысяч, – буркнула мать. А я себе признался, что за сто тысяч согласился бы пиарить даже талибов.
  
  В дверь постучали. Мать сделала движение отлепиться от стола, но отец ее опередил. Когда он ушел с кухни, она повернулась ко мне:
  
  – Ты же не серьезно?
  
  – Это временное подспорье, пока не подвернется что-нибудь получше. Я не поклонник этого типа, но он обещает платить.
  
  Мать коснулась моей руки и закрыла глаза.
  
  – Делай как считаешь нужным. У меня нет сил бороться – со всех сторон одни неприятности. Но я хочу, чтобы ты помог Марле. Обещаешь?
  
  – Хорошо, только не знаю как. Не имею представления. Ладно, поспрашиваю там-сям, может, нарою что-нибудь полезное. – Я глуповато улыбнулся. – Не представляю, как этот плот мог вылететь у меня из головы.
  
  – Мы тебя чуть не потеряли. – Мать шмыгнула носом. – Так и вижу, как малютка Марла врывается в дом почти не в себе и кричит: «Дэвид, Дэвид утонул!» Никогда не забуду! – Она смахнула пальцем слезу, прежде чем та успела скатиться по щеке.
  
  – Это к тебе. – Отец с порога посмотрел на меня.
  
  – Кто?
  
  – Она не сообщила. Спросила тебя, и все. Я пригласил ее в дом, но она сказала, что подождет на улице. – Его брови на дюйм приподнялись. – На вид привлекательная.
  
  – Кто это, Дэвид? – расцвела мать.
  
  – Понятия не имею, – ответил я. – Но пока сижу здесь с вами, не узнаю.
  
  Открыв входную дверь, я никого на крыльце не обнаружил. Женщина стояла у подножия ступенек и, сложив руки на груди, смотрела в сторону улицы. В тусклом свете у входа я не сразу разобрал, кто она.
  
  – Вы ко мне?
  
  – Привет. – Она обернулась. Это была Саманта Уортингтон.
  
  – Привет, – ответил я. – Вы без оружия?
  
  Она засунула руку в карман джинсов, а когда вынула, я заметил, что в ее кулаке что-то зажато. Я сразу догадался, что именно. Саманта шагнула ко мне. На ладони вытянутой руки лежали часы.
  
  – Это, видимо, ваши. Или вашего парня. Не знаю. Только уверена, что не Карла.
  
  Я подставил ладонь, принимая часы, и мы слегка коснулись пальцами. Она сделала шаг назад и провела рукой по волосам, убирая с глаз мешающую прядь.
  
  – Прошу прощения.
  
  – Все нормально, – ответил я.
  
  – Не только за часы.
  
  – За то, что метили мне в лоб из дробовика?
  
  – Да.
  
  Саманта вымученно улыбнулась.
  
  – Надеюсь, чистые трусы у вас нашлись?
  
  – Нашлись.
  
  – Я затеяла стирку, взяла джинсы Карла и почувствовала, что они тяжелее, чем обычно. Залезла в карман, и там оказались часы. – Она покачала головой. – Если уж взялся мне врать, мог бы спрятать получше.
  
  – Согласен: его будущее в роли профессионального преступника представляется мне сомнительным, – кивнул я.
  
  Саманта показала вдоль улицы, где стоял маленький «хёндай».
  
  – Мы приехали, чтобы он извинился перед вашим сыном.
  
  Я приоткрыл дверь и позвал:
  
  – Итан! На выход!
  
  Почти тут же на лестнице послышался топот, и он появился в коридоре.
  
  – Что?
  
  Саманта махнула рукой, и из машины вылез черноволосый парнишка в возрасте Итана.
  
  Сын посмотрел на него, затем на меня. Я вложил ему в руку часы.
  
  – Через минуту отдашь деду. – Он взглянул на них с таким ошарашенным видом, словно только что выиграл в лотерею. – Это мама Карла.
  
  – Здравствуйте. – Сын скосил глаза на подходившего одноклассника. Тот остановился рядом с матерью.
  
  – Ты знаешь, что должен сделать, – сказала она.
  
  – Извини, что взял твои часы. – Карл больше смотрел в землю, чем на Итана.
  
  – А ты извини, что полез на тебя с кулаками.
  
  – Да ладно, – пожал плечами Карл.
  
  Возникла неловкая пауза.
  
  – Тебе нравятся поезда? – спросил наконец Итан.
  
  – Что?
  
  – У деды есть в подвале железная дорога. Хочешь посмотреть?
  
  На лице Карла ничего не отразилось. Он поднял взгляд на мать.
  
  – Ну, почему бы и нет?
  
  Мальчики скрылись в доме.
  
  – Решили проблему быстрее, чем на Ближнем Востоке.
  
  Я спустился по ступеням к Саманте.
  
  – Он, в сущности, неплохой парень. – В ее голосе появились защитные нотки. – Просто иногда… ведет себя как его отец. Задирается, и это меня вовсе не радует. А так, уверяю вас, ничего. Хотя бывают дни, когда в этом начинаешь сомневаться.
  
  – Все знакомо.
  
  – Но он, если хотите, моя опора. Мы живем друг для друга. Наверное, поэтому, когда вы сказали про часы, я встала за него горой. – Она развела руками. – А теперь что мне делать? Стоя здесь, я чувствую себя идиоткой. План был такой: Карл извиняется перед вашим сыном, и мы отбываем. Но он пошел с Итаном.
  
  – Хотите кофе? – спросил я. – Заходите. Будем рады.
  
  Саманта окинула взглядом дом.
  
  – Хорошее жилье. Не сравнить с моей дырой.
  
  – Ваше жилье не дыра, – возразил я. – Кроме того, это дом не мой, а моих родителей.
  
  – Когда Итан сказал про дедовы поезда, я решила, что они достались в наследство или что-то в этом роде.
  
  – Нет. Отец построил в подвале для внука небольшой макет. Во всяком случае, он говорит, что для внука.
  
  – Когда я искала адрес по фамилии Харвуд, этот оказался единственным. Здорово, что вы живете все вместе: и вы, и ваша жена, и сын.
  
  – Мы живем здесь только с Итаном.
  
  – О, разведены?
  
  – Нет. – Я покачал головой. – Жена умерла несколько лет назад.
  
  Саманта быстро кивнула:
  
  – Извините. Не знала. Очень жаль. Как я понимаю, мы оба в одиночку растим сыновей.
  
  Хотелось ли мне узнать, почему она воспитывает Карла одна? Точный ответ – «да». Мне стало любопытно. Но я не был уверен, что об этом удобно спрашивать. Скорее всего нет. Я был ей признателен за то, что она вернула карманные часы. И с ее стороны было любезно извиниться за то, что она до смерти меня напугала. Но что дальше? Как только Итан покажет Карлу железную дорогу, Саманта Уортингтон с сыном отбудут восвояси. Поэтому я ограничился замечанием:
  
  – Непростая задача.
  
  – Еще бы. Особенно когда твой бывший в тюрьме, а его предки спят и видят взять внука под опеку.
  
  Вот оно что. Нет нужды спрашивать. Хотя теперь у меня появилось еще больше вопросов. Прежде чем я успел выбрать один из всех, что роились в голове, она поинтересовалась:
  
  – Чем вы занимаетесь?
  
  – Последние лет пятнадцать работал в газетах. Сначала в «Стандард», затем перешел в бостонскую «Глоб». Решил вернуться обратно в «Стандард», и в первый день моей службы мне объявили, что газету закрывают.
  
  – Ого, ну и непруха, – прокомментировала Саманта. – А я и не знала, что «Стандард» прикрыли.
  
  – Несколько недель назад.
  
  Она пожала плечами:
  
  – Я не читаю газет. Интересуюсь книгами. Насмотрелась в своей жизни всякого дерьма. Нет желания читать про помойку у других. По мне лучше уйти с головой в хороший роман, где все выдумано. И не обязательно со счастливым концом. Я не против, если беда случается с хорошими людьми, когда это вымысел. Ох, что-то я разболталась. Так почему вы живете с родителями? Потому что лишились работы?
  
  – Скоро переедем. У меня кое-что наклевывается.
  
  Почему я так сказал? Уже принял решение по поводу предложения Финли? Или сорвалось с языка под влиянием момента, чтобы не было стыдно за свое положение?
  
  – Замечательно. Примите мои поздравления.
  
  – Спасибо. А вы?
  
  – Мм?
  
  – Вы чем занимаетесь?
  
  – Работаю в прачечной самообслуживания. Полный кайф. Чищу стиральные машины, разгружаю монетоприемники, слежу, чтобы в дозаторах не кончалось моющее средство.
  
  – Что ж, интересно.
  
  – Издеваетесь? Что ни день, я готова себя убить.
  
  – Извините. Мой регулятор острот на ремонте.
  
  – Да, починить бы неплохо. Разве найдется человек, кому понравится работать в прачечной? Единственное преимущество – я сама по себе. Если народу немного, можно почитать. Если нужно что-то сделать, удается свалить. Вот звонят из школы посреди дня, говорят, Карла за драку на день исключили, – она подняла к небу глаза, – могу поехать его забрать.
  
  Карл показался мне слишком самостоятельным, чтобы сопровождать его в школу и домой. Саманта как будто прочитала мои мысли.
  
  – Если я не буду за ним присматривать, его умыкнут.
  
  – Кто?
  
  – Брэндоны. Предки моего бывшего. Или его дружки. Или их дружки. У его родителей денежки водятся, а его дружки вроде Эдда настолько тупоумные, что в самом деле считают, что увести у меня парня – это будет круто. Родня моего бывшего меня всегда ненавидела. И с тех пор, как я переехала из Бостона сюда, теплых чувств у них ко мне не прибавилось. Как только Брэна посадили за его налеты, я сделала оттуда ноги.
  
  – Налеты?
  
  – Он грабил банки, – небрежно объяснила она. – Участвовал в вооруженных нападениях. В течение десяти лет не имеет права на условно-досрочное освобождение. А виноватой они считают меня. Словно не мой бывший, а кто-то другой набивал деньгами багажник машины.
  
  Да, у этой женщины не меньше проблем, чем у «Стандард» было опечаток.
  
  – И когда я постучал в вашу дверь, вы решили, что это кто-то от него?
  
  – Да, – кивнула Саманта. – Но вас бы я не застрелила.
  
  – Почему?
  
  – У вас красивые глаза.
  Глава 27
  
  Уолден Фишер ехал через деловую часть Промис-Фоллс вскоре после девяти, и вдруг ему показалось, что он заметил припаркованный у тротуара старый ржавый мини-вэн Виктора Руни.
  
  Стоял он не очень аккуратно: въехал в парковочную ячейку носом вперед, а корма на добрых три дюйма выдавалась на проезжую часть. Машина находилась в половине квартала от «Найтс», одного из центральных городских баров.
  
  Уолден не сомневался, что именно там обнаружит Виктора, если ему вздумается его искать. Он отпустил педаль газа своей «хонды-одиссей» и устроил быстрый спор с самим собой, как поступить.
  
  Обнаружил свободное место в следующем квартале, остановился на уровне последней в ряду машины и по всем правилам подал задом в ячейку. К «Найтс» пришлось возвращаться почти два квартала. Уолден вошел внутрь.
  
  «Найтс» как две капли воды напоминал любой американский бар. Из колонок гремел рок, но не так громко, как в ночных клубах. Посетители могли разговаривать, не надрывая связок. Мягкий свет от ламп с цветными абажурами, бильярд в глубине зала, за столиками расселись парни, которые, видимо, только что закончили вместе играть за какую-то команду в каком-то виде спорта за какой-то район. За стойкой несколько человек смотрят бейсбольный матч по висящему на стене над баром плоскому телевизору.
  
  В дальнем конце стойки сидел в одиночестве Виктор и, бессмысленно уставившись на экран телевизора, сжимал в руке бутылку «Олд Милуоки». И этот человек чуть не стал зятем Уолдена.
  
  Фишер опустился на стоящий рядом с ним стул.
  
  – Привет, Виктор.
  
  Руни посмотрел на него и пару раз моргнул, фокусируя взгляд.
  
  – Господи, мистер Фишер, здравствуйте.
  
  – Привет. Заметил на улице твою машину и подумал, дай зайду, поздороваюсь.
  
  – Рад вас видеть. – Несостоявшийся зять, словно чокаясь, поднял бутылку. – Хотите пива?
  
  К ним подошел бармен, сухой, как тростинка, пожилой человек. Уолден посмотрел на него и сказал:
  
  – Кока-колы.
  
  Бармен кивнул и удалился.
  
  – Уверены, что не хотите пива? – спросил Виктор. По тому, как звучал его голос, Уолден подумал, что Руни уже успел пропустить несколько бутылок. А если учесть, как поставил на стоянке машину, – еще несколько раньше.
  
  – Уверен. Чем перебиваешься?
  
  Виктор пожал плечами:
  
  – То тем, то этим. Случайной работой. Строительством. А сейчас вроде как в простое.
  
  – Наслышан, что твои пути с пожарной охраной разошлись.
  
  – Да, ну, в общем, это не совсем для меня. Уж слишком там по-мужицки грубое окружение. Я попробовал, но почувствовал себя не на месте. Все эти горячие фанаты не для меня.
  
  – Еще бы.
  
  – Пошли все подальше. Как-нибудь перебьюсь.
  
  – Но если что-нибудь понадобится, звони.
  
  – Очень любезно с вашей стороны, мистер Фишер. Я оценил. В самом деле. Но то, что мне нужно, ни вы, ни кто-либо другой мне не даст.
  
  – И что же это такое?
  
  – Мне нужен человек, который помог бы мне собраться. – Он сделал жест, будто что-то лепит руками. – Скажете, смешно? Что я расклеился? Что больше ничего собой не представляю? Спектакль? Прав был старина Уилл Шекспир: мир сцена, и мы на ней актеры. Как-то так. Мы вовлечены в трагедию без финала. Согласны, мистер Фишер?
  
  – Я думаю, ты выпил лишнего, Виктор.
  
  – Вы правы. Но в мои планы на вечер не входит пробежка трусцой. Я не понимаю, как вы-то с этим справляетесь.
  
  – С чем?
  
  – Встаете с Бет по утрам, занимаетесь делами…
  
  – Бет недавно умерла, – сказал Уолден.
  
  – Черт возьми! – Виктор тряхнул головой и выпил. – Я понятия не имел. Простите. – Он снова тряхнул головой. – Это может прозвучать как-то не так, и я заранее прошу у вас извинения, но знаете, я почти ей завидую. Если я умру, мне больше не придется тосковать. – Он запнулся. – И злиться.
  
  – Прошло три года, – напомнил ему Уолден.
  
  – Исполнится в конце месяца, – кивнул Виктор, показывая, что он ничего не забыл. – В субботу на День поминовения. Что за ирония судьбы: будем поминать Оливию в День поминовения. – Он поднял бутылку, словно хотел чокнуться. – За Оливию.
  
  – Тебе лучше отправиться домой, – посоветовал ему Уолден.
  
  – Нет, не представляю, как вы держитесь. Я ведь даже не успел на ней жениться. Но она была любовью всей моей жизни. Господи, какой штамп, но это правда! Я знал ее всего пару лет. А вам она была дочерью. Вам-то каково?
  
  – Приходится как-то справляться.
  
  – Даже не знаю, продолжаю ли я горевать. Но, как сказал один писатель в одной книге, случай с Оливией стал переломным моментом. Я дошел до ручки и с тех пор пытаюсь выбраться из пропасти, куда рухнул. Но как только туда попал, дерьмо стало затягивать все глубже на дно. Это вам понятно?
  
  – Да.
  
  – У меня было достаточно времени забыть Оливию и идти по жизни дальше.
  
  – Не получится, – покачал головой Уолден.
  
  – Человек должен найти способ двигаться вперед. Так? Возьмите тех, кто побывал в концентрационных лагерях. Что может быть хуже? Однако после освобождения и окончания войны они продолжали жить. Даже если до конца не оправились, могли функционировать. – Виктор поморщился. – Можно сказать, что я функционирую?
  
  – Думаю, у меня нет права тебя судить.
  
  – Тогда отвечу за вас. Не функционирую! Но добавлю, каким я стал сегодня – злым.
  
  – Злым? – спросил Уолден.
  
  – На самого себя и на других. Как люди поступят на третью годовщину?
  
  – Бьюсь об заклад, они не вспомнят.
  
  Виктор ткнул в Уолдена указательным пальцем.
  
  – Совершенно верно, мистер Фишер.
  
  – Уолден. Можешь называть меня Уолденом. Скажи, почему ты зол на себя?
  
  Виктор отвернулся:
  
  – Я опоздал.
  
  Уолден кивнул:
  
  – Знаю.
  
  – Опоздал на встречу с ней. А если бы пришел вовремя, ничего бы не случилось.
  
  Уолден положил ему руку на плечо.
  
  – Не казни себя.
  
  Виктор взглянул на него и улыбнулся:
  
  – Вы были бы очень хорошим тестем.
  
  Уолден не мог бы утверждать, что Виктор стал бы идеальным мужем для его дочери, но тем не менее сказал:
  
  – И я бы гордился своим зятем.
  
  Бармен поставил перед ним кока-колу, но Уолден не притронулся. Виктор обвел глазами зал и потянул из бутылки.
  
  – Может, это кто-нибудь из них?
  
  – Ты о чем?
  
  – Может, это сделал кто-нибудь из сидящих здесь парней?
  
  – Не знаю.
  
  – Каждый раз, когда я иду по улицам и смотрю на людей, задаю себе вопрос: «Уж не ты ли? Или, может быть, ты?» – Он допил остатки из бутылки. – Здесь живут мои соседи. Я родился в этом городе и вырос с этими людьми. Теперь у меня на уме одно: рядом со мной обитает маньяк. И наверное, ходит в этот же бар. – Виктор треснул бутылкой о стойку. Та разлетелась, оставив в руке только горлышко.
  
  – Эй, ты что? – возмутился бармен. Но больше ни один человек не произнес ни слова. Посетители, прекратив на полуслове разговоры, повернулись в их сторону и смотрели, как у дальнего конца стойки Виктор слезает с табурета и глядит на них.
  
  – Кто-нибудь из вас? – спросил он голосом едва громче шепота.
  
  – Вик, – тихо позвал его Уолден. – Прекрати.
  
  – Уведите вашего сына домой, – потребовал бармен.
  
  – Он не мой… – начал было Уолден, но решил не затруднять себя объяснениями.
  
  – Ну так как? – Виктор двинулся к ближайшему столику, где пятеро мужчин сидели за кувшином с пивом. – Кто-нибудь из вас, придурков?
  
  Один из мужчин резко отодвинул назад стул и встал. Он был широк в плечах и ростом выше шести футов.
  
  – Слышь, малый, тебе, пожалуй, хватит.
  
  Уолден взял Виктора за руку, но тот вырвался.
  
  – Хватит – это точно. Я сыт всеми вами по горло.
  
  Рядом с первым поднялся второй мужчина. Затем третий.
  
  – Пошли! – Уолден снова, но на этот раз крепче схватил Виктора за руку.
  
  Молодой человек больше не сопротивлялся и позволил увести себя к двери. Но напоследок обернулся и крикнул:
  
  – Кретины! Все до последнего!
  
  Уолден выволок его за порог.
  
  – Будешь устраивать дебоши, окажешься в больнице. Или еще того хуже.
  
  Виктор долго рылся в кармане – не мог найти ключи. А когда достал, Фишер вырвал их у него.
  
  – Эй, вы чего?
  
  – Я сам отвезу тебя домой. А за своей машиной вернешься завтра.
  
  – Если вспомню, где оставил.
  
  – Я вспомню.
  
  – Надеюсь.
  
  – Еще нам надо поговорить, как вернуть в нормальное русло твою жизнь.
  
  – Я собираюсь убраться из города, – ответил Виктор. – Куда подальше, к чертовой матери!
  
  – Когда? У тебя что-нибудь наклевывается? Работа?
  
  – Просто хочу уехать. Здесь мне все напоминает об Оливии.
  
  – Как скоро уезжаешь? – Голос Уолдена выдал его участие.
  
  – Точно не знаю. Перед отъездом надо кое-что сделать. Наверное, в конце месяца.
  
  – Не спеши. Может, и здесь найдется какая-нибудь работа. Я поспрашиваю.
  
  – Не тратьте на меня время, – улыбнулся Виктор.
  Глава 28
  
  Обыск в комнате Сариты Гомес дал меньше результатов, чем рассчитывал Барри Дакуэрт.
  
  Детектив уже знал, что у няни Гейноров не было собственного телефона. И компьютера тоже не было. Во всяком случае, дома она его не оставила. Следовательно, нельзя было проверить, какие ей поступали сообщения и какие она просматривала страницы в Фейсбуке. Никаких электронных счетов. Никаких уведомлений о балансе на карте Visa. Никаких счетов от дантиста за прошлый визит. Ни личных писем, ни адресной книги. Сарита либо все поспешно упаковала и увезла, либо вела жизнь, которая была почти не связана с внешним миром. Никакого электронного шлейфа.
  
  Но и испачканной кровью формы тоже не нашли.
  
  Дакуэрт спросил домохозяйку Сариты – женщину, выпекающую потрясающий банановый хлеб, – нет ли у нее случайно фотографии ее жилички.
  
  – В телефоне или как-нибудь еще?
  
  Тут тоже не повезло. Детектив не представлял, как выглядит женщина, которую он разыскивает.
  
  Дакуэрт ехал в управление, когда сообразил, что упустил нечто важное.
  
  Хищник из Теккерей-колледжа.
  
  Он с головой ушел в расследование убийства Гейнор и совершенно забыл о том, что требовалось предпринять по следам разговора с начальником службы безопасности колледжа Клайвом Данкомбом. Придурок, выругал он себя, крутя руль автомобиля. Он оставил Данкомбу свою визитную карточку и просил сообщить по электронной почте фамилии трех женщин, на которых были совершены нападения. Городской полиции требовалось их допросить. Но день прошел, а он ничего не получил от Данкомба. Дакуэрт мог представить, что бывший бостонский коп считал здешних сотрудников правоохранительных органов безмозглой деревенщиной.
  
  – Придурок, – повторил он.
  
  Дакуэрт вызвал управление и попросил соединить его с шефом Рондой Финдерман.
  
  – Привет, – поздоровалась начальник полиции. – Как раз собиралась с тобой связаться.
  
  Она хотела узнать, как продвигается расследование убийства Гейнор, и извиниться, что сама не вникает в дело.
  
  – Совершенно закрутилась. Сплошные заседания: то в Национальной ассоциации начальников полиции, то в комитете мэрии по привлечению трудовых ресурсов, то в специальной полицейской комиссии штата по координации информации. Закопалась по горло в административном дерьме. Итак, Розмари Гейнор. Женщина убита, ее ребенок похищен. Верно?
  
  Дакуэрт коротко ввел ее в курс дела. Затем заметил, что начальнику службы безопасности Теккерей-колледжа недосуг информировать полицию Промис-Фоллс, что на территории кампуса, возможно, орудует насильник.
  
  – Вот козел! – выругалась Финдерман. – Я имела удовольствие с ним познакомиться. Как-то вместе пообедали. Он сказал, что ему сильно понравились мои волосы. Догадайся с трех раз, какое это произвело впечатление на меня.
  
  – Ты о нем что-нибудь знаешь? Кроме того, что он козел.
  
  Начальник полиции помолчала.
  
  – Слышала, работал в полиции нравов в Бостоне. Затем ушел. Привез сюда свою новую жену, с которой, наверное, познакомился во время выполнения служебных мероприятий. Понимаешь, куда я клоню?
  
  – Проблема в том, что у меня дел выше крыши. Надо кого-нибудь туда послать, чтобы снять показания с подвергшихся нападению девчонок. Этого типа необходимо найти, пока он не развернулся вовсю.
  
  – Я осталась без двух детективов, придется кем-то замещать, хотя бы на время.
  
  – Давай.
  
  – Знаешь полицейского Карлсона? Энгуса Карлсона?
  
  Дакуэрт ответил не сразу:
  
  – Еще бы.
  
  – Только давай без извержений.
  
  – Тебе решать, начальник.
  
  – Все мы когда-то были молодыми, Барри. Будешь меня убеждать, что в то время не выдавал себя за всезнайку?
  
  – Без комментариев.
  
  Ронда рассмеялась.
  
  – Он не так уж плох. Слов нет, любит повыпендриваться, а в остальном вполне нормальный парень. Мы получили его четыре года назад из Огайо.
  
  – Выбор за тобой, – повторил Дакуэрт.
  
  – Я скажу, чтобы он тебе позвонил, а ты объяснишь ему, что к чему.
  
  – Лады. – Но у детектива было кое-что еще на уме. – Я сегодня утром общался с Рэнди.
  
  – Финли?
  
  – Да.
  
  – Господи! С ним и Данкомбом в один и тот же день. Прямо какой-то парад козлов.
  
  – Он позвонил мне сразу, как только обнаружил белок, которых кто-то повесил на заборе рядом с колледжем. Сказал, что опять собирается бороться за пост мэра, и предложил мне крысятничать в управлении. Подбрасывать жареные факты. Возможно, я не единственный, к кому он с этим подкатывался.
  
  – Роет под меня?
  
  – Роет под всех – ищет, не удастся ли чего-нибудь накопать. Ты, я думаю, в верхних строках списка. Как и Аманда Кройдон.
  
  – Наша мэр кристально чиста.
  
  – Финли сумеет перевернуть все с ног на голову.
  
  – Хитрожопый сукин сын, – подытожила Финдерман.
  
  Последовала долгая пауза.
  
  – Ты на связи? – спросил Дакуэрт.
  
  – Да, – ответила начальник полиции. – Думаю, чем он может меня зацепить. – Она снова помолчала. – В управлении все чисто. Следовательно, будет рыться в том, чем я занималась раньше.
  
  Ронду произвели в начальники полиции почти три года назад, а до этого она несколько лет работала детективом, часто выполняя задания бок о бок с Дакуэртом.
  
  – Ты прекрасно справлялась. Я бы себе не простил, если бы на тебя наехали, а я не предупредил.
  
  – Ценю твое отношение, Барри.
  
  Через три секунды после того, как они закончили разговор, последовал новый вызов.
  
  – Дакуэрт слушает.
  
  – Привет, это Ванда.
  
  Ванда Терриулт была коронером и проводила вскрытие тела Розмари Гейнор.
  
  – Привет, Ванда, – откликнулся он.
  
  – Можешь ко мне завернуть?
  
  Он ответил, что будет у нее через пять минут.
  
  В стерильном помещении, как и положено в морге, было прохладно.
  
  Тело лежало на алюминиевом столе под светло-зеленой, под цвет стен, простыней. С потолка светили яркие флуоресцентные лампы.
  
  Когда Дакуэрт вошел, Ванда, пышная женщина небольшого роста лет пятидесяти, сидела в углу за столом, колотила по клавиатуре компьютера и попивала из кружки с картинкой из сериала «Настоящий детектив».
  
  – Хочешь кофе или еще что-нибудь? – спросила она, снимая очки для чтения. – У меня есть кофеварка на одну чашку, в которой можно добиться аромата на любой вкус.
  
  Она встала и показала аппарат и целый стеллаж с кофе в капсулах размером не больше ресторанных молочников.
  
  – С удовольствием, – кивнул Дакуэрт, разглядывая этикетки. – Но что, черт возьми, такое «Воллюто»? Или «Арпеджио»? Какая-то абракадабра. Что ближе всего к тому, что варят в закусочной «Данкин»?
  
  – Ты неисправим, – покачала головой Ванда. – Выберу тебе сама.
  
  Она взяла капсулу, поместила в кофеварку, поставила поддон на место и нажала на кнопку.
  
  – Пусть творится волшебство.
  
  – Ты не подумывала завести автомат по продаже пирожков? У «Уильямс-Сонома» нет ничего похожего? Чтобы нажать на кнопку, и – бах! – оттуда выскакивает свежий пончик с шоколадной глазурью!
  
  Ванда окинула его взглядом.
  
  – Я чуть не сказала, что это самая бредовая идея, какую мне приходилось слышать. А потом решила, что купила бы такой.
  
  – Сегодня двадцать лет.
  
  – Что двадцать лет?
  
  – Два десятка лет, как я поступил на службу в полицию.
  
  – Ладно тебе заливать.
  
  – Что значит заливать?
  
  – Тебя приняли в десять лет?
  
  – Я опытный следователь, Ванда, и сразу понимаю, когда меня разводят.
  
  Она улыбнулась:
  
  – Поздравляю. Что-нибудь предстоит? Небольшое торжество?
  
  Дакуэрт покачал головой:
  
  – Ты единственная, кому я признался. Даже Морин не сказал ни слова. Подумаешь, какое дело.
  
  – Ты хороший мужик, Барри.
  
  Кофеварка пикнула. Ванда подала ему кофе. Они подняли кружки и чокнулись.
  
  – За твои двадцать лет охоты за плохими парнями.
  
  – За охоту на подонков.
  
  – А нынешний вообще отличился. – Ванда кивнула в сторону лежащего на столе тела.
  
  – Показывай.
  
  Она поставила кружку, подошла к столу и откинула простыню, но только до груди убитой.
  
  – Хочу сначала обратить твое внимание. – Ванда провела пальцем по шее Розмари Гейнор. – Видишь эти следы? Эти синяки?
  
  Детектив пригляделся.
  
  – С этой стороны шеи отпечаток большого пальца, с другой – еще четырех. Он держал ее за горло.
  
  – Левой рукой, – уточнила коронер. – Если бы ее держали спереди, большой палец отпечатался бы дальше от затылка.
  
  – Следовательно, ее душили со спины. Ты предполагаешь, что он левша?
  
  – Наоборот.
  
  Ванда приспустила простыню, обнажив колени Розмари. Тело тщательно отмыли от крови, и разрез поперек живота четко выделялся на коже. Он бежал примерно от одной тазовой кости к другой, в середине слегка опускаясь вниз.
  
  – Наш молодец воткнул в тело нож и провел слева направо. Рана на всем протяжении имеет почти одну и ту же глубину – три дюйма. Теперь прикинь: если на человека нападают подобным способом, он попытается отпрянуть, упасть или как-нибудь увернуться. Ничего похожего здесь не случилось. – Ванда повернулась к детективу и протянула руки, словно приглашая на танец. – Позволь.
  
  Она зашла ему за спину.
  
  – Опыт не совсем корректный, потому что ты выше меня. По моим расчетам, убийца на добрых четыре-пять дюймов выше жертвы, но это даст тебе представление, как все случилось.
  
  Ванда прижалась к спине Дакуэрта, перебросила левую руку ему через плечо и ухватила за шею так, что большой палец оказался с левой стороны, четыре другие – с правой.
  
  – Таким способом он ее обездвижил, а затем… – Она обхватила детектива поперек туловища правой рукой, сделала движение, будто вонзает нож с левой стороны живота, и провела направо. – Нож в теле, он крепко ее держит и перепиливает пополам.
  
  – Понятно, – кивнул Дакуэрт.
  
  – Пожалуй, пора тебя отпустить, пока я еще держу себя в руках, – решительно произнесла она, обошла стол и встала по другую сторону от детектива.
  
  – Боже!
  
  – Да. Гнусное дело.
  
  Дакуэрт не мог оторвать от раны глаз.
  
  – Знаешь, на что это похоже?
  
  – Знаю, – кивнула Ванда.
  
  – Она похожа на улыбку.
  Глава 29
  
  Дэвид
  
  Итан отдал деду часы еще до того, как они с Карлом отправились в подвал смотреть железную дорогу. Когда Саманта Уортингтон с сыном уехали, я вернулся в дом и застал отца на кухне – он держал в руке вещицу, которая некогда принадлежала моему деду. Отец посмотрел на меня.
  
  – Я сбит с толку. Эта женщина и есть Сэм?
  
  – Да, – ответил я.
  
  – Черт возьми! Самый очаровательный Сэм из всех, каких я видел.
  
  Оказавшись в своей комнате, я закрыл за собой дверь, достал мобильный телефон, нашел в списке недавних контактов Рэндала Финли и включил набор номера.
  
  – У телефона, – произнес он.
  
  – Я согласен, – сказал я в трубку.
  
  – Рад слышать.
  
  – Но не смогу приступить сразу. Надо разобраться с домашним делом.
  
  – Разбирайтесь как можно быстрее. Предстоит много работы.
  
  – И хочу, чтобы вы ясно себе представляли.
  
  – Продолжайте, Дэвид.
  
  – Я не подписываюсь ни на какую грязную работу. Ни на какие закулисные махинации. Выкинете номер, как семь лет назад, и огребете неприятности, я тут же выйду из игры. Это понятно?
  
  – Абсолютно, – ответил Рэндал Финли. – Ничего иного не мог себе представить.
  
  – Завтра с вами свяжусь, – пообещал я и дал отбой.
  
  Настало время ехать в больницу.
  
  Родители завели разговор, что поедут со мной, но я убедил их, что будет правильнее, если я поговорю с Марлой наедине.
  
  Я нашел ее в отделении на третьем этаже Центральной больницы города. Медсестра на посту, у которой я узнавал номер палаты, спросила почти осуждающе:
  
  – Кто вы такой?
  
  – Ее двоюродный брат. Племянник Агнессы Пикенс.
  
  – О! – Ее тон сразу изменился. Родство с главным администратором гарантировало мне ее уважение. – Госпожа Пикенс с мужем только что здесь были. Наверное, пошли в кафетерий. Если вы хотите подождать…
  
  – Не стоит. Пройду прямо к ней. Номер триста один. Я правильно понял?
  
  – Да, но…
  
  Я дружески махнул ей рукой и отправился искать палату. Триста первая, как и следовало ожидать, оказалась отдельной. Осторожно, чтобы не напугать Марлу, если она уснула, переступил порог и заглянул внутрь. Марла лежала с закрытыми глазами и с перевязанным запястьем на кровати, приподнятой под углом 45 градусов.
  
  Я задел стул, он едва скрипнул, но этого оказалось достаточно, чтобы Марла открыла глаза и несколько мгновений непонимающе смотрела на меня.
  
  – Это я, Дэвид, – сказал я, памятуя, какие у нее были проблемы с узнаванием лиц даже тех, кого она хорошо знала.
  
  – Привет, – неуверенно отозвалась она.
  
  Я подошел к кровати и взял ее за руку – ту, запястье которой не было забинтовано.
  
  – Вот, узнал и пришел.
  
  – Кажется, я на секунду отключилась. – Марла посмотрела на забинтованную руку. – Мама хочет, чтобы меня оставили здесь на ночь. – У нее тревожно расширились глаза. – Боюсь, меня переведут в психиатрическое отделение. Мне не надо в психиатрическое отделение.
  
  – Твой поступок всех напугал.
  
  – Я хорошо себя чувствую. Правда. – Марла посмотрела на меня. – Тот полицейский со мной очень плохо разговаривал.
  
  – Какой полицейский?
  
  – Тот, что задавал вопросы. Дак… не помню, как дальше…
  
  – Дакуэрт?
  
  – Делает бог знает какие выводы из того, чем я занимаюсь по работе. Мол, если пишу не совсем правдивые интернет-отзывы, значит, обязательно лгу о том, что случилось с убитой женщиной.
  
  – Ему положено задавать вопросы, – успокоил я Марлу. – Такая у него служба.
  
  – Мама сказала, что постарается сделать так, чтобы его уволили.
  
  – Не сомневаюсь, что ей этого хочется. – Я легонько сжал ей руку. – А моя мама преподала мне сегодня один исторический урок.
  
  – О чем?
  
  – О том, как я однажды треснулся головой о плот, и если бы не ты, пускал бы на дне пузыри.
  
  Уголки ее губ чуть заметно приподнялись.
  
  – А… чепуха. Рада, что сумела помочь.
  
  – Я тоже хочу тебе помочь. Ты попала в переделку. Сначала тот случай с младенцем, теперь Мэтью…
  
  – Уверяю тебя, мне принесли его домой и…
  
  – Знаю. Но то, что Мэтью оказался у тебя, плохо выглядит в связи с тем, что произошло с миссис Гейнор. Ты это понимаешь?
  
  Марла кивнула.
  
  – Я собираюсь поспрашивать людей, выяснить, как к тебе попал Мэтью. Найти твоего ангела.
  
  Она улыбнулась:
  
  – Ты мне веришь.
  
  Верил я в то, что в это верила Марла.
  
  – Да. И хочу задать тебе несколько вопросов, чтобы знать, с чего начать. Справимся?
  
  Усталый кивок.
  
  – Понимаю, с твоей памятью на лица тебе трудно описать женщину, которая принесла к твоему порогу Мэтью. Но может быть, ты сумеешь мне что-нибудь о ней рассказать? Какого цвета у нее были волосы?
  
  – Черного? – Она произнесла это с такой интонацией, будто спрашивала меня.
  
  – Меня там не было. А ты думаешь, что черного?
  
  Марла кивнула.
  
  У Розмари Гейнор были черные волосы. Но если это она появилась у дома моей двоюродной сестры, следовательно, решила отдать ей собственного сына. Я не видел в этом смысла.
  
  К тому же у очень многих женщин черные волосы.
  
  – Понимаю, что с деталями у тебя напряженка, но что ты скажешь о цвете кожи? Она белая? Черная?
  
  – Где-то… посредине.
  
  – Хорошо. Что-нибудь еще? Цвет глаз.
  
  Марла покачала головой.
  
  – Родинки, шрамы, другие приметы?
  
  Тот же жест.
  
  – Голос? Что она тебе говорила и каким тебе показался ее голос?
  
  – Приятным. Она сказала: «Я хочу, чтобы ты позаботилась об этом маленьком человечке. Его зовут Мэтью. Знаю, ты справишься». Это все. Она говорила как бы нараспев, если ты понимаешь, что я имею в виду.
  
  – Думаю, что понимаю.
  
  – Она оставила коляску, извинилась, что больше ничего не принесла, и ушла.
  
  – Она уехала на машине?
  
  Марла наморщила лоб.
  
  – Да, там была машина. – Она вздохнула. – С машинами у меня еще хуже, чем с лицами. Кажется, черная.
  
  – Пикап? Внедорожник? Мини-вэн? Фургон? Кабриолет?
  
  Марла прикусила губу.
  
  – Точно не кабриолет. Наверное, мини-вэн. Но я не слишком обращала внимание, мне надо было следить за Мэтью.
  
  – Тебе не показалось все это странным? Что женщина совершает такой поступок?
  
  Сестра посмотрела на меня как на идиота.
  
  – Конечно. Но все было настолько замечательно, что не пришло в голову задавать вопросы. Я решила, это реакция вселенной – я потеряла ребенка, мне подарили другого.
  
  Я же подумал, что в случившемся кроется нечто большее, чем желание вселенной восстановить справедливость.
  
  Понимая, что от Марлы достоверного объяснения не добиться, я пытался разобраться сам. Если то, во что верила Марла, произошло на самом деле, что это могло означать?
  
  Если некто сумел унести сына Розмари Гейнор, мать в тот момент была уже мертва. Иначе она бы попыталась этому помешать.
  
  Итак, некто убивает мать Мэтью. В доме остается беспомощный младенец.
  
  Убийца не тронул ребенка. Что бы им (или ею) ни руководило, что бы ни побудило расправиться с женщиной, этого оказалось недостаточно, чтобы убить и Мэтью.
  
  Преступник мог бы оставить ребенка на месте; его бы рано или поздно нашли.
  
  Но нет. Убийца или кто-то другой предпочитает отнести его людям.
  
  При этом выбирает Марлу. Почему?
  
  Из всех горожан, кому можно было бы подкинуть малыша, выбирает именно ее, хотя Марла живет на другом конце города. И о ней известно – пусть та история и закончилась быстро, – что она пыталась украсть из родильного отделения младенца.
  
  О черт!
  
  Все сходится.
  
  – Эй, Дэвид, ты со мной?
  
  – Что?
  
  – У тебя вид, словно ты куда-то отлетал. – Марла улыбнулась. – Такое лицо… У меня тоже бывает чувство, словно я в стране грез или еще где-то. Мне что-то вкатили, и я то здесь, то где-то там. Последний раз испытывала нечто подобное в хижине.
  
  – Просто задумался, – ответил я. – Вот и все.
  
  Я задал ей кучу других вопросов. О студенте по имени Дерек, о котором она мне утром рассказывала и от которого забеременела. Спросил, где его можно найти. Снова поинтересовался, не случалось ли ей как-то пересекаться с Гейнорами. Принес свой журналистский блокнот и записывал все, что сестра говорила, – ведь то, что сейчас могло показаться не важным, станет потом решающим.
  
  Но все это время думал о другом.
  
  Вот если бы кто-то, например я, решил убить Розмари Гейнор, но при этом попытался свалить вину на другого, не лучшим ли вариантом было бы подставить блаженную, которая несколько месяцев назад уже пыталась похитить младенца? И чтобы перевести на нее стрелки, оставить в ее доме сына погибшей?
  
  Для надежности можно еще измазать в крови косяк ее двери.
  
  Именно это и замышлялось? Или я придумал полную нелепость?
  
  Для того чтобы спланировать нечто подобное, надо было знать, что совершила Марла. Однако тетка сделала все возможное, чтобы притушить резонанс. В новости ничего не просочилось, обвинений не последовало.
  
  Свалить убийство Розмари на Марлу мог только тот, кто был связан с ней самой и с Гейнорами. Иначе он бы не знал, как воспользоваться тем, что она совершила в прошлом.
  
  Кто же этот человек?
  
  – Простите, вы кто?
  
  В дверях палаты стоял мужчина. Он был ростом шесть футов, костюм на нем сидел хорошо, и он вел себя так, словно все вокруг принадлежало ему.
  
  – Я Дэвид Харвуд, двоюродный брат Марлы. А вы?
  
  – Я ее врач, Джек Стерджес. Мы, кажется, незнакомы, Дэвид?
  Глава 30
  
  – У меня сильное предчувствие, что сегодня вечером мы поймаем негодяя, – объявил Клайв Данкомб.
  
  Вся команда службы безопасности Теккерей-колледжа собралась в его кабинете, включая единственную женщину Джойс Пилгрим – тридцати двух лет, ростом пять футов пять дюймов, весом тридцать девять фунтов, волосы каштановые, коротко острижены. По просьбе Данкомба она оделась так, чтобы ни одна деталь не напоминала форму бойца охраны. На ней были джинсы, свитер и легкая куртка.
  
  Данкомб был раздосадован, но ничем не выдавал своего настроения. Когда он в первый раз предложил Джойс послужить наживкой, чтобы выманить на себя того, кто нападал в кампусе на молодых студенток, он хотел, чтобы она надела туфли на высоких каблуках, ажурные чулки и топик в обтяжку. Но Джойс заметила, что псих, которого они ищут, бросается на студенток, а не на проституток, и нечего ей тратить время и разгуливать по кампусу, изображая из себя на все готовую девицу, и отбиваться от предложений минета. В глубине души она подозревала, что Данкомбу просто хочется посмотреть, как она будет выглядеть в таком наряде. Козел!
  
  Может, он и есть псих, которого они ищут?
  
  Шутка. Джойс понимала, что это не так. Три подвергшиеся нападению девушки описали, как выглядел преступник, и их описания совершенно не совпадали с внешностью Данкомба. Ни малейшего сходства с начальником. Не такой высокий и более хрупкого телосложения. Они искали молодого человека, хотя мало знали о его наружности. Нападая, он всякий раз надевал спортивный свитер с номером и натягивал на голову капюшон.
  
  Поступая на работу в службу безопасности колледжа, Джойс не представляла, что ей придется делать что-то подобное. То, что требовал теперь от нее Данкомб, больше походило на службу полицейского. Это было одновременно и захватывающе, и страшно. Ей нравилось заниматься чем-то более значительным, чем обходить аудитории и следить, чтобы все двери были закрыты.
  
  Но она отдавала себе отчет, что для такого рода заданий у нее не хватает подготовки. И в начале совещания в который раз завела об этом речь.
  
  – Господи, ты слово в слово повторяешь, что говорил мне этот деревенщина коп, – перебил ее Данкомб.
  
  – Что за коп? – спросила Джойс.
  
  – Из здешних провинциалов. Приходил сегодня утром, набивал себе цену – намекал, что мы не справимся с нашими делами. Я восемнадцать лет прослужил в управлении бостонской полиции и знаю на пару-тройку вещей больше местного зазнайки, который только и делал, что расследовал убийства лесных зверушек.
  
  – Как так? – удивилась Джойс.
  
  – Не важно. Мы справимся. У тебя больше поддержки, чем можно мечтать. Во-первых, я. Во-вторых, все наши мальчики. – Данкомб указал рукой на трех сидящих в кабинете мужчин. Ни одному из них не исполнилось двадцати пяти лет; лица расплылись в ухмылках, как у деревенских дурачков. – А самая главная защита у тебя в сумочке, я сейчас не о презервативах.
  
  Трое парней расхохотались.
  
  Данкомб говорил о пистолете, которым снабдил Джойс. Не только снабдил, но и научил пользоваться – не пожалел на урок целых трех минут.
  
  – Мы будем постоянно на связи, – напомнил он.
  
  Включенный мобильник она спрячет в куртке, наушник с микрофоном скроет под волосами, так что в темное время суток никто ничего не заметит. В любой момент сумеет переговорить с Данкомбом.
  
  – Хорошо, – выдавила она из себя. Даже мужу Малкольму Джойс не рассказала, чего в последнее время от нее требовала служба в колледже. Он бы просто взбесился от ярости. Но Малкольм, потеряв работу, еще не нашел другую. Им требовался ее заработок, и поэтому она ни во что его не посвящала.
  
  Джойс надеялась, что инстинкт не подведет Данкомба – сегодня вечером они возьмут преступника, и она вернется к своим обязанностям: станет закрывать двери и разгонять по комнатам подвыпивших студентов.
  
  – Приступим, – отрезал Данкомб. – Майкл, Аллан и Фил занимают свои позиции. Я курсирую по территории с таким расчетом, чтобы оказаться в любой точке не позднее чем через минуту. Если что-нибудь происходит, даешь мне знать, и я на месте.
  
  – Да, – сказала Джойс.
  
  – Тогда вперед.
  
  У Джойс сложилось впечатление, что ее начальник воображает себя героем телешоу.
  
  С наступлением темноты кампус не засыпал. Отнюдь. Студенты спешили на вечерние лекции, возвращались с занятий, из окон общежития доносилась музыка. Два парня в темноте бросали друг другу летающую тарелку фрисби.
  
  Одиноких девушек встречалось мало. Президент Теккерей-колледжа издал тщательно составленное обращение, в котором советовал студенткам по вечерам ходить только группами. По крайней мере вдвоем. В более раннем обращении он предлагал девушкам искать надежных парней, чтобы те сопровождали их на территории кампуса, но это вызвало в сети шквал насмешек. Многие молодые женщины возмутились тем, что им подсовывают для защиты коллег мужского пола. В Твиттере появились хэштэги вроде #нуженпареньдляпрогулоканедлясоития. Джойс считала, что, если отбросить политкорректность, в словах президента был смысл. Но студенты всегда искали, по поводу чего бы пошуметь, и здесь он сыграл им на руку.
  
  Данкомб решил, что лучшим маршрутом будет путь от спортивного центра до библиотеки. Он был длиной почти в четверть мили, с одной стороны деревья, с другой почти наполовину протяженности дорога. И что особенно важно, слабо освещен – привлекательное обстоятельство для возможного насильника. Одна из трех подвергшихся нападению студенток утверждала, что это случилось именно здесь.
  
  Данкомб приказал Майклу и Филу курсировать между двумя зданиями навстречу друг другу, а Аллану прогуливаться в лесу. Сам он решил оставаться в припаркованной у дорожки машине, откуда открывался хороший обзор. Плюс к этому он постоянно находился на связи с Джойс.
  
  Как только все заняли свои позиции, Джойс вошла в спортивный центр. План был такой: она пробудет там минут пять, а затем направится в сторону библиотеки.
  
  – Выхожу, – сообщила она из вестибюля центра. У нее на плече висела сумка на длинном ремне; опущенная в нее рука сжимала пистолет.
  
  – Понял, – ответил Данкомб. Из машины он наблюдал, как его подопечная вышла из дверей и направилась на запад, налево, в сторону расположенной в четверти мили от спортцентра библиотеки. – Я тебя вижу. Хорошо выглядишь. Запросто сойдешь за девятнадцатилетнюю или двадцатилетнюю. Тебе это известно?
  
  – Только что узнала от вас. – Она шла опустив голову, чтобы со стороны не было заметно, что она с кем-то разговаривает. Насильник может не решиться напасть, если увидит, что она говорит по телефону с человеком, который сумеет прийти ей на помощь.
  
  – Ты в хорошей форме. Не сомневаюсь, муж это ценит.
  
  Она подумывала сходить в отдел нравов колледжа и написать на Данкомба жалобу. В Теккерей-колледже давно осуществлялась политика борьбы с сексуальными домогательствами, направленная на то, чтобы преподаватели не прыгали на студенток. Но это относилось в равной мере ко всему персоналу. Особенно подчеркивалось – об этом отдельно говорилось на сайте колледжа, – что никто не имеет права преследовать подавшего жалобу. Хотя Джойс понимала, что в реальном мире все обстоит иначе. С работы ее, конечно, не прогонят, но надо ли ей это? У них небольшой отдел, все остальные сотрудники, кроме нее, мужчины. Глядя на Майкла, Аллана и Фила, Джойс всегда вспоминала Ларри, Даррила и Даррила – деревенских шутов из старого телешоу. Без помощи коллег у нее ничего не получится. Она как-то попыталась обсудить эту тему с Алланом – после того, как Данкомб завел с ней разговор о том, что называл стилем жизни; он явно имел в виду игру в обмен супругами. Джойс тогда ответила, что ее это не привлекает, а сама решила поговорить с Алланом, поскольку он один имел коэффициент умственного развития выше, чем у граната. Аллан ответил, что Данкомб над ней подшучивает и не надо к нему серьезно относиться.
  
  – Где ты? Почему молчишь? – спросил начальник.
  
  – Я вас слышу, Клайв, – ответила Джойс.
  
  Со стороны библиотеки приближался студент. Темноволосый, ростом шесть футов и шесть дюймов, худощавый. На нем были джинсы и застегнутая под горло серая школьная толстовка с капюшоном. Капюшон был надвинут на лоб.
  
  – Кто-то идет в мою сторону, – прошептала Джойс.
  
  Они встретились и разошлись. Парень продолжал путь к спортивному центру, она – к библиотеке. Еще один мужчина шел ей навстречу, но это был Фил.
  
  – Р-р-р-ы… – прорычал он, когда они поравнялись.
  
  Джойс понимала, что лучше не раскрывать себя и не оборачиваться, но не устояла. Хотела убедиться, что Майкл где-то сзади. Но никого не увидела.
  
  – Где Майкл? – спросила она в микрофон.
  
  – Поблизости.
  
  – Поблизости от меня?
  
  – Ты сама-то где? Я потерял тебя из виду там, где редко стоят фонари.
  
  «Господи, только этого не хватало», – подумала Джойс.
  
  – Я почти у библиотеки.
  
  – Так, теперь вижу.
  
  – Зайду на пяток минут и поверну обратно.
  
  – Понял. Только имей в виду, если заскочишь отлить, я все услышу, – хохотнул начальник.
  
  Майкл был в библиотеке, разговаривал у конторки с двумя девушками.
  
  – Я нашла Майкла. Кадрится к двум студенткам. Может, все-таки позвоните ему и скажете, чтобы он, черт побери, занялся делом?
  
  – У меня с ним связь по рации. Что за девчонки?
  
  – Откуда мне знать?
  
  Проходя мимо, она услышала, как пискнула пришпиленная к его жилету маленькая рация.
  
  – Мне пора, девушки, – сказал Майкл. – Надо ловить насильника.
  
  Джойс поднялась на лифте на второй этаж, побродила между стеллажами и спустилась по лестнице.
  
  – Выхожу.
  
  – Ясно, – отозвался Данкомб.
  
  Направляясь к спортивному центру, она прошла мимо боковых дорожек, на которых маячили Майкл и Фил. Заметила трех студенток, вместе спешивших в библиотеку. У фонарного столба обнимались парень с девчонкой. Пока не дошла до цели, Джойс насчитала с полдюжины студентов, но ни один ничего не предпринял.
  
  Пять минут в спортивном центре и назад, в библиотеку. Ей встретились Майкл и Фил, но не порознь, а вместе – шли, болтая, переглядываясь.
  
  – Боже, Клайв! Даррил и Даррил прогуливаются сообща, не рассредоточившись.
  
  – Нарушилась синхронизация, – объяснил начальник. – На следующем обороте исправим. Да, к твоему сведению, мы на некоторое время лишились Аллана.
  
  – Он не в лесу?
  
  – Зов природы, – хмыкнул Данкомб.
  
  – Шутите? Его там нет?
  
  – Во-первых, это не то, чем хочется заниматься под деревьями. Во-вторых, даже если бы хотелось, кому приятно, если его застанут с членом руках, когда по соседству бродит маньяк?
  
  Обстановка становилась все чуднее и чуднее.
  
  Джойс преодолела половину дистанции, когда услышала за спиной шаги. Кто-то спешил за ней, но не обгонял.
  
  – Эй, – позвала она в микрофон.
  
  – Да? – ответил Данкомб.
  
  – За мной хвост. Вы видите?
  
  – Вне поля зрения. Вот, теперь тебя вижу. За тобой идет парень. Голову пригнул. – Пауза. – В синей толстовке, на лоб надвинут капюшон.
  
  Джойс почувствовала, как у нее похолодело внутри.
  
  – Наверное, то самое.
  
  – Приближается… приближается. Подожди… Нет, отбой, идет к машине.
  
  Джойс не выдержала и бросила взгляд через плечо. Данкомб был прав. Парень держал в руке пульт управления. Мигнул фарами старый мини-вэн.
  
  – Все равно хочу посмотреть на него поближе, – сказал начальник. – Через минуту вернусь.
  
  – Ладно.
  
  Джойс стояла спиной к тому месту, откуда из-за деревьев вышел человек и схватил ее.
  
  Обвил рукой за талию, закрыл ладонью рот, приподнял над землей. Она решила, что он выше ее на три-четыре дюйма, ростом пять футов восемь или девять дюймов. А весит где-то сто сорок фунтов. Когда он тащил ее в кусты, она чувствовала, как сильны его руки.
  
  На одно мгновение он повернул ее так, что Джойс оказалась лицом к дорожке, и она увидела, что вокруг никого нет. Аллан застрял в туалете, Майкл и Фил, наверное, подходили к спортивному центру, а Данкомб отправился рассмотреть того, кто до этого шел за ней следом.
  
  С ним она хотя бы могла связаться. Но, как оказалось, лишилась этого шанса.
  
  Не потому, что нападавший зажал ей рот, а потому, что сбил с уха наушник с микрофоном. Когда ее оторвали от земли, Джойс почувствовала, как наушник упал и теперь лежал где-то на дорожке.
  
  Поэтому она не услышала, как Данкомб сказал:
  
  – Тот парень – ложная мишень. Возвращаюсь в машину. Будь на связи, я тебя потерял. Сейчас переговорю с Майклом и Филом и вернусь к тебе.
  
  Как только он затащил ее под деревья, где их не могли увидеть с дорожки, насильник швырнул ее на землю.
  
  Его внешность совпадала с описанием, которое дали три пострадавшие девушки. Капюшон натянут на лоб. Но даже взглянув человеку в лицо, она ничего не увидела – на нем была черная лыжная маска.
  
  Данкомб, не зная, что его не слышат, продолжал:
  
  – О’кей, я с ними связался. Парни идут в твою сторону. Ты мне вот что скажи: если ты женщина, то можешь пописать в лесу?
  
  Насильник пригвоздил Джойс к земле: правой рукой держал за левое запястье, левой закрыл рот. Ее правая рука оказалась в ловушке где-то на уровне его бедра. Но так и осталась в сумке. И сжимала пистолет.
  
  – О’кей, о’кей, – сказал он. Джойс видела, как шевелились его губы в прорези лыжной маски. – Не кричи, и все будет хорошо. Не дергайся, и ничего не случится.
  
  Она обхватила рукоятку пистолета и попыталась просунуть указательный палец в спусковую скобу к курку. Хоть бы он не так напрягал бедро!
  
  – Замри на пять секунд. Я хочу дать деру.
  
  – Где ты? – не унимался Данкомб. – Признаю, с темой мочеиспускания я перегнул палку. Хорошо, я козел. Только скажи, Джойс, где ты? Я тебя не вижу.
  
  Джойс не могла понять, чего надо лежащему на ней человеку. Он затащил ее в кусты, чтобы тут же убежать? Новость, конечно, хорошая, вот только в этом не было никакого смысла.
  
  Может быть, у него не встал?
  
  Какая разница? Джойс хотела одного – достать из сумки пистолет и, если гаденыш передумает, прострелить ему голову.
  
  – Будешь паинькой? Ты будешь паинькой? – спросил человек в маске. – Если согласна, кивни.
  
  Потная ладонь по-прежнему зажимала ей рот, но она сумела кивнуть.
  
  – Вот и хорошо.
  
  Он убрал руку с ее губ, ослабил хватку на запястье и начал подниматься.
  
  Правая рука Джойс оказалась свободной, и она быстро выхватила пистолет.
  
  – Черт! – Неизвестный сильно ударил ей по запястью.
  
  Пистолет отлетел в сторону и упал на укрывавший землю ковер из палой листвы. Человек в маске нырнул за ним, проехавшись ногами по ногам Джойс, схватил оружие и, стоя на коленях, навел на нее. Джойс начала было подниматься, но, увидев нацеленный на нее пистолет, замерла.
  
  – Господи! Я же ничего плохого не хотел! – Он отвел пистолет в сторону, чтобы не попасть в нее, если он случайно выстрелит. – Это все понарошку, прикол, что-то вроде социального эксперимента, как он его называет.
  
  – Что? – спросила Джойс.
  
  – Никто не пострадал, ничего действительно плохого не случилось…
  
  Слева зашевелились кусты, и тут же грянул оглушительный выстрел. У человека в маске снесло половину головы.
  
  Джойс вскрикнула.
  
  Из кустов с пистолетом в руке появился Клайв Данкомб.
  
  – Получил свое, сукин сын, – бросил он.
  Глава 31
  
  Дэвид
  
  – Привет. – Я протянул руку вошедшему в палату Джеку Стерджесу, который ответил крепким рукопожатием.
  
  – Марле на самом деле требуется отдых.
  
  – Разумеется. Я это понимаю.
  
  – Вы были с ней сегодня утром. – Доктор подозвал меня к себе и понизил голос, чтобы Марла не слышала: – Это вы обнаружили ее с ребенком?
  
  – Так.
  
  Он поднял указательный палец, давая понять, чтобы я подождал, и, обойдя меня, подошел к кровати Марлы.
  
  – Как ты себя чувствуешь?
  
  – Нормально, – ответила она.
  
  – Я сейчас провожу твоего двоюродного брата, потом вернусь и осмотрю тебя.
  
  Я понял его слова так, что мне пора уходить. Стерджес вывел меня в коридор и закрыл за собой несоразмерно большую дверь палаты.
  
  – Хотел вас поблагодарить за то, что вы присмотрели за ней утром.
  
  – Я толком ничего не сделал. Только хотел разобраться, что происходит.
  
  – Все равно, спасибо. Она в очень щекотливом положении.
  
  – Согласен. – Я пристально на него посмотрел.
  
  – Как Марла объяснила вам появление у нее ребенка?
  
  – Полагаю, как всем остальным.
  
  – Да, да. Таинственная женщина, которая принесла Мэтью к ее дверям. Скорее всего бред.
  
  – Вы полагаете?
  
  Доктор кивнул:
  
  – Я бы сказал да. Но чтобы лучше разобраться в ее психическом состоянии, было бы полезно узнать, кто, по ее мнению, эта женщина, которая будто бы принесла ей ребенка.
  
  – Боюсь, не я могу уследить за вашей мыслью, – признался я.
  
  – Допустим, она ответит, что это была высокая темноволосая незнакомка. И совсем другое дело, если скажет, что Мэтью ей принесла шестилетняя девочка.
  
  – Доктор Стерджес, вы психиатр Марлы? – спросил я.
  
  – Нет.
  
  – Полагаю, что если кто-то и должен разбираться в фантазиях Марлы, так это ее психиатр.
  
  Стерджес кашлянул.
  
  – Тот факт, что я не психиатр Марлы, не означает, что меня не интересует ее психическое состояние. Психическое состояние человека во многом связано с его физическим здоровьем. Ваша правда, я лечу порез на ее запястье. Но неужели, по-вашему, это не имеет отношения к ее рассудку? – Он окинул меня испепеляющим взглядом. – Я хочу помочь этой девочке.
  
  – Я тоже хочу ей помочь.
  
  Его брови взлетели вверх.
  
  – Как?
  
  – Не знаю. Всем, чем смогу.
  
  – Приходите сюда, навещайте ее, пусть она знает, что вы о ней заботитесь. Это то, что нужно. Ей требуются любовь и поддержка.
  
  – Я думал сделать нечто большее.
  
  – Не понимаю? – удивился Стерджес. – Что еще вы можете сделать?
  
  – Пока не представляю. Поспрашивать там-сям.
  
  – Что значит: «поспрашивать там-сям»?
  
  – Именно то, что я сказал.
  
  – Дэвид, вы что, частный детектив? Я никогда об этом не слышал. Ведь если бы вы были частным детективом, то кто-нибудь когда-нибудь об этом упомянул бы.
  
  – Нет, я не частный детектив.
  
  – Если мне не изменяет память… Я мог видеть статьи за вашей подписью в «Стандард»? Но это было давно. Вы же когда-то работали репортером?
  
  – Да, в «Стандард», потом на некоторое время перешел в бостонскую «Глоб», затем вернулся в «Стандард», но, как оказалось, перед самым ее закрытием.
  
  – Следовательно, ваше намерение «поспрашивать там-сям» – это способ чем-нибудь себя занять?
  
  Я выждал пару секунд и спросил:
  
  – У вас-то в связи с этим что за проблема?
  
  – Проблема? Я не сказал, что у меня в связи с этим возникла проблема. Но раз уж вы поинтересовались и на случай, если сами не заметили, – полиция плотно занимается этим делом и задает вопросы, как вы выразились, там-сям. Это их работа. Поэтому не вижу причины, зачем вам нужно беспокоить в такое время людей и еще о чем-то спрашивать. Это в первую очередь относится к Марле. Прекрасно, если вы станете заходить к ней поздороваться, но я против того, чтобы вы подвергали ее допросам.
  
  – Вот как?
  
  – Да, вот так. Последнее, что нужно любому вовлеченному в это страшное дело человеку, – чтобы доморощенный сыскарь куда-то совал свой нос.
  
  – Доморощенный сыскарь?
  
  – Я не собирался вас обижать. Но Марла в очень затруднительном положении. Как и мистер Гейнор. Ему совершенно не нужно…
  
  – Стоп! – Я поднял руку. – Вы знаете Билла Гейнора?
  
  Стерджес непонимающе моргнул.
  
  – Прошу прощения?
  
  – Вы знакомы с Гейнорами?
  
  – Конечно, – ответил он. – Я их семейный врач.
  
  – Я не знал.
  
  – А с какой стати вам знать? Какое вам дело до того, кто мои пациенты?
  
  – Интересное совпадение.
  
  Стерджес снисходительно покачал головой:
  
  – Промис-Фоллс небольшой городок. Что поразительного в том, что я лечу два семейства, которые пересеклись между собой? О, посмотрите.
  
  По коридору вышагивала тетя Агнесса, ее муж поспевал в нескольких шагах за ней. Ее взгляд остановился на мне, и она одарила меня улыбкой, чем баловала вовсе не часто.
  
  – Дэвид! – Она коротко меня обняла и чмокнула в щеку. – Навестил Марлу?
  
  – Да. Похоже, она в порядке. Хотя и измучена.
  
  Джилл встал рядом с женой и протянул руку.
  
  – Рад тебя видеть, Дэйв.
  
  – Привет, дядя Джилл, – кивнул я ему.
  
  – Мы с вашим племянником душевно поболтали, – вступил в разговор Стерджес. – Дэвид сообщил о своем намерении расследовать обстоятельства событий сегодняшнего дня. Я же заподозрил, что он принял решение, не посоветовавшись ни с кем из вас.
  
  – Это правда? – спросил Джилл.
  
  – Я подумал, будет лучше…
  
  – Что значит расследовать? – спросила Агнесса.
  
  Я предостерегающе поднял руку:
  
  – Надо сделать все возможное, чтобы помочь Марле. Полиция могла уже прийти к определенным выводам по поводу того, что случилось, но если я стану задавать вопросы, может обнаружиться нечто такое, что заставит их дважды подумать, прежде чем что-либо предпринять.
  
  Я внутренне собрался отразить словесный натиск. Понимал: даже если Агнесса посчитает мои намерения благородными, она настолько привыкла все контролировать, что не потерпит, чтобы кто-то помогал члену семьи без ее надзора.
  
  И когда она пожала мне руку и сказала: «Спасибо, Дэвид! Спасибо за все!» – был застигнут врасплох.
  
  – Да, – Джилл положил мне руку на плечо, – сделай все, что в твоих силах. Мы будем тебе очень благодарны.
  
  Я покосился на доктора Стерджеса. У него был кислый вид.
  Глава 32
  
  Барри Дакуэрт решил, что так никогда и не доберется к себе.
  
  Он ехал по направлению к дому и обдумывал то, что увидел в офисе коронера, когда зазвонил мобильный телефон.
  
  – Дакуэрт слушает.
  
  – Детектив, это полицейский Карлсон. Энгус Карлсон.
  
  – Я ждал твоего звонка. Ты разговаривал с начальником полиции?
  
  – Несколько минут назад. Получил указание помогать следственному отделу.
  
  – Хорошо.
  
  – Буду докладывать непосредственно вам?
  
  – Да.
  
  – Рад такой возможности.
  
  – Ладно. Увидимся утром.
  
  – Я звоню не только поэтому.
  
  – Что, очередной беличий погром?
  
  – Нет, сэр. Но как-то с этим связано. Хотя не напрямую. Просто я сейчас на месте преступления, которое, возможно, не привлечет вашего внимания. Но какое-то оно очень странное. И поскольку это странное дело случилось в тот же день, что беличья бойня, я решил…
  
  – Рожай же наконец!
  
  Карлсон объяснил, где находится и что обнаружил.
  
  – Еду к тебе, – бросил детектив.
  
  Карлсон встретил Дакуэрта у входных ворот в «Пять вершин» и проводил по темному парку к колесу обозрения, которое напомнило детективу чудовищный освещенный бубен.
  
  – Я решил, что вам следует взглянуть вот на это. – Карлсон указал на трех манекенов с надписями «Ты пожалеешь!».
  
  Дакуэрт обошел место и осмотрел его под разными углами.
  
  – Возможно, дело рук ребятни, – предположил полицейский.
  
  – Возможно, – согласился детектив, но шутка показалась ему не похожей на детскую. Он мог себе представить хулиганов, осветивших и запустивших законсервированное колесо, чтобы покататься. Хотя как эти тупоголовые подростки рассчитывали смыться, появись охрана, когда они зависали в высшей точке?
  
  Но на колесе, когда оно крутилось, не было никаких подростков – только три безжизненные пассажирки. У включивших аттракцион было достаточно времени, чтобы отсюда убраться до того, как сюда придут люди.
  
  И тем не менее…
  
  – Осмотри парк, – приказал он Карлсону. – Может, кто-нибудь болтается поблизости и любуется представлением. Или что-нибудь забыл. Например, рюкзак.
  
  Прибыли другие полицейские из управления полиции Промис-Фоллс, и Карлсон велел им рассыпаться по парку и заняться поиском.
  
  – Кто должен пожалеть? – вслух спросил Дакуэрт, никому не адресуя вопроса. – И о чем?
  
  – Может, о том, что накрылся их бизнес? – предположил Карлсон. – Вы же в курсе, что парк закрывается.
  
  Детектив об этом знал.
  
  – Где та женщина?
  
  Карлсон ответил, что Глория Фенуик ждет в его в административном здании. Прежде чем к ней пойти, Дакуэрт велел одному из полицейских проследить, чтобы к манекенам не притрагивались до того, как с них снимут отпечатки пальцев.
  
  – У них же не настоящие пальцы, – озадаченно переспросил полицейский.
  
  – Отпечатки не манекенов, а на манекенах. Припудрите их и посмотрите, не обнаружится ли что-нибудь.
  
  – Ах да, – крякнул полицейский.
  
  «Пожизненный регулировщик на перекрестке», – подумал про него Дакуэрт. Дверь в административный корпус оказалась закрытой, и ему пришлось нажать на кнопку внутренней связи.
  
  – Кто там? – нервно спросила Фенуик. Услышав ответ, она впустила его в здание. Ждала на верхней площадке лестницы, закутав плечи в одеяло. Оттуда проводила в главный офис с множеством рабочих мест и компьютеров.
  
  Все потолочные лампы были включены.
  
  – Замерзаю, – объяснила она. – С тех пор как увидела этих кукол, не переставая трясет.
  
  Они нашли удобный диван в приемной.
  
  – Рад снова вас видеть, – начал детектив.
  
  Фенуик присмотрелась к нему.
  
  – Мы знакомы?
  
  – Встречались пять лет назад. Помните пропавшую в «Пяти вершинах» женщину?
  
  – Вспомнила: вы тот, кто требовал, чтобы обыскивали каждую выезжающую из парка машину.
  
  – Расскажите, что тут приключилось сегодня вечером?
  
  Фенуик объяснила: заметила в окно кабинета свет, обнаружила, что колесо обозрения вращается, затем эти манекены с надписями.
  
  – Вы никого не видели? – спросил Дакуэрт.
  
  Она покачала головой.
  
  – Можно посмотреть запись с видеокамер?
  
  Фенуик снова покачала головой.
  
  – Записи нет. Все камеры выключены. – Она пожала плечами. – В это время года, даже если бы парк закрывался не навсегда, а на сезон, они бы не работали. Как правило, мы не открывались раньше следующей недели. Раз нет посетителей, то некого снимать. Пару раз в день территорию осматривает охранник. Но это случилось до его очередного планового обхода.
  
  – Сколько людей потеряли работу из-за того, что закрывается парк? – спросил детектив.
  
  – Все. И я тоже со временем лишусь.
  
  – В какой это выражается цифре?
  
  – В «Пяти вершинах» были непосредственно заняты две сотни человек. Прибавьте арендаторов, которые тоже нанимали работников. Эффект расходящихся по воде кругов. Мы также пользовались услугами местных фирм – для уборки помещений, стрижки газонов, всего такого прочего.
  
  – Были такие, кто вел себя особенно враждебно из-за того, что остался без работы?
  
  Фенуик откинулась на спинку дивана и посмотрела в потолок.
  
  – Такие вещи случаются. Бизнес есть бизнес. Люди были расстроены, некоторые плакали. Но не припомню, чтобы кто-нибудь кричал: «Вы мне за это ответите!» Ничего похожего на то, что написано на манекенах. – Она помолчала и добавила: – Отказываюсь оставаться здесь одна по вечерам.
  
  – Разумно, – кивнул детектив.
  
  Фенуик отвела взгляд с потолка и пристально посмотрела ему в глаза.
  
  – Вы полагаете, что угроза реальна?
  
  – Не знаю, – ответил Дакуэрт. – Но кто-то не пожалел сил устроить представление. Надо было притащить туда эти манекены, намалевать на них надписи, запихнуть в кабинку и запустить аттракцион. Это сложно – включить колесо?
  
  – Если есть опыт работы с механизмами и электричеством, разобраться не сложно.
  
  – А детям?
  
  Она немного подумала:
  
  – Детям труднее. Если только мы не нанимали кого-нибудь из них прошлым летом.
  
  – Можете найти мне фамилии работников, управлявших этим аттракционом?
  
  – Наверное, найду, но только не теперь. Не хочу больше ни минуты здесь оставаться.
  
  Дакуэрт улыбнулся:
  
  – Меня устроит и завтра. – Он протянул ей визитную карточку. – Могу послать с вами полицейского, чтобы проводил до машины.
  
  – Спасибо, – поблагодарила Фенуик.
  
  Дакуэрт спускался по лестнице, когда снова зазвонил его мобильный телефон.
  
  – Слушаю.
  
  – Детектив Дакуэрт?
  
  – Да.
  
  – Это Клайв Данкомб из Теккерей-колледжа.
  
  – Вы обещали прислать мне фамилии девушек, на которых совершено нападение.
  
  – Да… я как раз об этом. У нас новый поворот событий.
  
  – Это было правомерное применение оружия, – доказывал начальник службы безопасности колледжа, стоя над телом напавшего на Джойс Пилгрим человека. Источниками света служили месяц, звезды и пять фонарей, которые держали Данкомб, трое мужчин из его команды и Дакуэрт.
  
  – На этом пока остановимся. – Дакуэрт посмотрел на то, что осталось от головы убитого, и перевел взгляд дальше на тело. Человек был одет во флисовую толстовку с капюшоном – то ли темно-синюю, то ли черную, трудно было судить при таком освещении. С большой белой цифрой 2 слева от молнии и с такой же большой цифрой 3 – справа.
  
  – Я увидел его с пистолетом в руке на коленях над Джойс. Пошел в лес ее искать и наткнулся на такую картину, – продолжал Данкомб.
  
  – Вы сделаете заявление в управлении, – перебил его детектив.
  
  – Послушайте, это же очевидно. Выстрел был правомерным.
  
  Дакуэрт направил луч фонаря в лицо начальнику службы безопасности.
  
  – Перестаньте повторять это слово!
  
  – Мои действия были оправданны, вот что я пытаюсь сказать. Я спас Джойс жизнь.
  
  – После того как подвергли ее опасности. На данный момент я здесь старший и квалифицирую то, что случилось, как убийство. С вас снимут показания. Со всех.
  
  Джойс Пилгрим была единственной из подчиненных Данкомба, кого не было рядом. Пока Дакуэрт разбирался на месте, она находилась в спортивном зале на попечении полицейского.
  
  – Здесь многие студенты ходят с оружием? – Дакуэрт снова осветил труп фонарем.
  
  – Надеюсь, что нет. Во всяком случае, этот пистолет не его. Джойс растерялась, и этот придурок вырвал его у нее.
  
  – Ваши люди имеют разрешение на ношение оружия?
  
  – Формально – нет. Но, учитывая, что Джойс служила приманкой, я принял решение дать ей один из своих пистолетов.
  
  – Постойте, так у этого парня ваш пистолет?
  
  – Да. И когда вы с ним разберетесь, если вам не в облом, верните его мне.
  
  Дакуэрт почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
  
  – Помнишь, что я утром сказал о твоем намерении использовать Джойс с ее опытом в качестве приманки?
  
  – Для меня новость, что я обязан перед тобой отчитываться, – огрызнулся Данкомб. – Не ты выписываешь мне зарплатный чек.
  
  – Не я. Президент колледжа. Но если у него есть хоть капля здравого смысла, не пройдет и недели, как тебя отсюда уберут, и ты будешь в детском саду переводить через дорогу сопливых карапузов.
  
  – Я в бостонской полиции раскрыл больше дел, чем вы в вашем городе за десять лет. Не смей разговаривать со мной в таком тоне!
  
  – Еще как смею! Открой еще раз рот, и я надену на тебя наручники и отправлю на ночь за решетку. Господи, что за бордель? Кто-нибудь может сказать, кто этот парень?
  
  Ему ответил один из подчиненных Данкомба:
  
  – Я. Меня зовут Фил. Фил Мерсер. У меня его бумажник. – Он протянул бумажник и посветил на него фонарем. – Это здешний студент. Его фамилия…
  
  – Ты прикасался к телу? – спросил детектив.
  
  – Как же иначе его бумажник оказался у меня? – Фил произнес это таким тоном, словно ему задали самый глупый вопрос на свете.
  
  Дакуэрт вздохнул.
  
  – Ну и кто он?
  
  – Сейчас. Еще раз сверюсь с его правами. Вот – Мейсон Хелт. Здесь его студенческая карточка и все остальное.
  
  Он бросил бумажник в сторону детектива.
  
  Ошарашенный Дакуэрт сумел его поймать и при этом не выпустить из рук фонаря. Затем повернулся к Данкомбу:
  
  – Тебе есть чем гордиться.
  
  Джойс Пилгрим он нашел в гимнастическом зале сидящей на деревянной лавке. Детектив отпустил дежурившего подле нее полицейского и пристроился рядом на скамью.
  
  – Как вы? – спросил он, представившись.
  
  – Нормально. – Она стиснула колени и сцепила пальцы обеих рук в замок. Плечи сгорблены, словно в попытке замкнуться в себе.
  
  – Сочувствую тому, что вам пришлось испытать, – сказал детектив. – Вас осмотрели врачи?
  
  – Я не ранена, – ответила Джойс и медленно помотала головой. – Но больше не хочу работать на этого придурка.
  
  Дакуэрту не потребовалось спрашивать, кого она имеет в виду.
  
  – Я вас не осуждаю.
  
  – Меня не учили ничему подобному. Я не могу выполнять такие задания. Просто не могу.
  
  – Данкомб не имел права вас подставлять. Так нельзя.
  
  – Мне надо позвонить мужу. Я не смогу довести до дома машину.
  
  – Конечно.
  
  – До сих пор не в состоянии поверить тому, что он мне сказал.
  
  – Что он вам сказал?
  
  – Клайв не сообщил?
  
  – Скажите вы, – мягко попросил детектив.
  
  – Когда этот парень завладел моим пистолетом, он не стал целиться в меня. Извинился и сказал, что не имел в виду ничего плохого. Что у него не было намерений меня насиловать.
  
  – Продолжайте.
  
  – Он… подождите… как же он выразился? Это был прикол. Что-то вроде социального эксперимента.
  
  – Прикол?
  
  – Его слово. Мол, так хотел какой-то «он». Будто другой человек. А этого парня, получается, попросили это сделать или наняли. Вам это что-нибудь говорит?
  
  Дакуэрту это ничего не говорило. Весь день происходило нечто такое, в чем абсолютно не было смысла. Расправа над двадцатью тремя повешенными белками, три манекена в кабинке колеса обозрения и теперь…
  
  Секунду!
  
  Он закрыл на мгновение глаза и перенесся на час назад, когда обходил основание колеса обозрения.
  
  Все кабинки были пронумерованы.
  
  И у той, в которой сидели три манекена, на борту был нарисован номер. Дакуэрт закрыл глаза и попытался представить, как он выглядел.
  
  Это была цифра 23.
  
  Как и на толстовке Мейсона Хелта. Тоже 23.
  
  А сколько белок было повешено утром в парке? Двадцать три.
  
  Возможно, это вообще ничего не значило. Однако…
  
  – Уж больно странное совпадение, – сказал он вслух.
  
  – Вы это мне? – спросила Джойс Пилгрим.
  Глава 33
  
  Дэвид
  
  Поскольку первым, к кому Джек Стерджес не рекомендовал мне ходить, был Билл Гейнор, я решил начать свои визиты именно с него. Я не представлял, о чем собираюсь его спросить, но надеялся, что через двенадцать часов после нашей первой встречи у нас получится нечто похожее на цивилизованный разговор.
  
  Учитывая, что я тот, кто появился рядом с его домом с Мэтью, может быть, он захочет пообщаться, задать какие-нибудь вопросы.
  
  Я остановил мамин «таурус» напротив его дома на Бреконвуд-драйв и направился к входу. На улице не осталось никаких следов того, что здесь произошло утром: ни полицейских машин, ни огораживающей место преступления желтой ленты, ни фургонов с журналистами. Все это было и исчезло.
  
  На улице царила тишина; в большинстве домов, включая тот, который нужен был мне, уже погасили свет. Только над входной дверью горела лампочка. Однако в соседнем доме светилось несколько окон.
  
  Я нажал на кнопку звонка.
  
  И услышал шаги внутри – кто-то приближался к двери с другой стороны. Сразу слева от нее открылась штора на окне, и Билл Гейнор бросил на меня быстрый взгляд.
  
  – Уходите! – Он не крикнул, но сказал достаточно громко, чтобы я услышал через стекло.
  
  – Пожалуйста, откройте.
  
  Свет над моей головой погас.
  
  Не вышло. Я не стал звонить во второй раз. Человек по ту сторону закрытой двери и так достаточно испытал в этот день, чтобы продолжать ему навязываться.
  
  В этот поздний час перед тем, как вернуться домой и лечь спать, я мог поехать только в одно место. Место, которое не выходило у меня из головы.
  
  Но не успел я возвратиться к машине, как услышал, что открывается дверь соседнего дома, где все еще горел свет. Оттуда вышел худой пожилой человек лет восьмидесяти в клетчатом домашнем халате.
  
  – Вы что-то хотели? – спросил он.
  
  – Вот приехал повидать мистера Гейнора, но он не в настроении принимать гостей, – ответил я.
  
  – Его жену сегодня убили, – сказал старик.
  
  – Знаю. Я был здесь в тот момент, когда он обнаружил ее тело.
  
  Старик, прищурившись, посмотрел на меня и сделал ко мне шаг.
  
  – Я видел вас утром. Глядел из окна. На газоне еще возникла потасовка, там была женщина с их ребенком.
  
  – Верно, – кивнул я.
  
  – Не могу понять, что творится. Спросил у полицейских, но они мне ничего не сказали. Сами задали кучу вопросов, а на мои отвечать не захотели.
  
  Я пересек газон и встал с ним рядом у ступеней его дома.
  
  – Что вы хотите узнать? Кстати, меня зовут Дэвидом.
  
  – Я Терренс, – сказал он, кивая. – Терренс Род. Живу здесь двадцать лет. Моя жена Хилари умерла четыре года назад, и с тех пор я остался один. Но отсюда без крайней необходимости не уеду. Догадайтесь, сколько мне лет?
  
  – Я не силен в оценке возраста людей, – попытался отвертеться я от ответа. – Наверное, шестьдесят восемь.
  
  – Не говорите ерунды. Скажите, что думаете на самом деле.
  
  Я прикинул и ответил:
  
  – Семьдесят девять. – Хотя на самом деле подумал: восемьдесят. Та же история, что в торговле, когда вещь за четыре доллара предлагают за три девяносто девять. Так покупателю легче расставаться с деньгами.
  
  – Восемьдесят восемь. – Терренс дотронулся пальцем до виска. – Но здесь, как и раньше, все в порядке. Так вы мне скажете, что у нас случилось?
  
  – Кто-то насмерть зарезал Розмари Гейнор. Жуткое дело.
  
  – Кто убийца?
  
  Я покачал головой:
  
  – Насколько мне известно, пока никто не арестован.
  
  – Следовательно, это не Билл, – кивнул он.
  
  Его слова меня огорошили.
  
  – А вы бы удивились, если бы это оказалось делом его рук?
  
  – И да, и нет. Да, потому что он не производит впечатления человека, способного на такое. Нет, поскольку, если убита жена, преступником, как правило, оказывается ее муж. Я всю жизнь занимался статистикой и невольно выбираю самые вероятные варианты. Ваш-то какой интерес в этом деле?
  
  – Как я уже сказал, я был здесь в тот момент, когда мистер Гейнор обнаружил тело жены.
  
  Похоже, это объяснение показалось ему достаточным. Старик кивнул:
  
  – Приятная была пара. Трагедия, да и только. Сегодня все соседи на улице наверняка проверили, надежно ли заперты их двери, хотя такие убийства чаще всего дело рук знакомых. Если не самого Билла, чего я, заметьте, не утверждаю.
  
  – Я понял.
  
  – А что с их прелестным малышом? С ним все в порядке?
  
  – Да, – ответил я.
  
  – Слава богу. Я замерзаю в халате. Рад был с вами поговорить.
  
  – Не возражаете, если я задам вам пару вопросов?
  
  Он колебался. Чтобы согреться, ему придется пригласить меня в дом.
  
  – Не вы это сделали?
  
  – Не я.
  
  – Подождите секунду.
  
  Старик скрылся в доме и закрыл за собой дверь. Но секунд через десять она вновь отворилась, и он появился с мобильным телефоном в руке. Поднял его на уровень моего лица.
  
  – Улыбнитесь. – Я послушался. В следующее мгновение темноту разорвала вспышка. Старик, глядя в телефон, повозил пальцем по экрану. – Ну вот, пошлю вашу фотографию дочери в Де-Мойн. Если меня найдут мертвым, у полиции будет ваш снимок.
  
  – Предусмотрительно, – похвалил я.
  
  Раздался сигнал отправляемой почты.
  
  – Пойдемте, – пригласил он. Я вошел за ним в дом. – Пока не наступает время ложиться в постель, у меня везде горит свет. Я плохо сплю и брожу по дому. Раньше часа не успокаиваюсь. Пытаюсь смотреть какое-нибудь классическое кино, ложусь, но просыпаюсь рано.
  
  – Сочувствую.
  
  – После шести утра сна ни в одном глазу. Привык читать в это время газету, но недоумки закрыли «Стандард».
  
  – Слышал, – кивнул я.
  
  – Пойдемте на кухню. Хотите горячего шоколаду? По ночам я, как правило, пью горячий шоколад.
  
  – Очень любезно с вашей стороны.
  
  В доме было много дерева: деревянные шкафы, деревянный пол, деревянные панели на холодильнике и других кухонных приборах. Все на своих местах. В раковине не скопилось гор немытой посуды, у телефона – стопок конвертов и счетов. Можно звать фотографа интерьеров недвижимости, и ему не потребуется ни минуты на подготовку.
  
  – Красивый дом, – похвалил я.
  
  Старик налил в две кружки молока из холодильника и поставил в микроволновку. Таймер установил на девяносто секунд.
  
  – Размешаю в середине процесса.
  
  – Вы хорошо знали Гейноров? – спросил я.
  
  Терренс пожал плечами:
  
  – Здравствуйте – до свидания, такого рода знакомство. У них была еще няня, приходила чуть ли не каждый день. Звали Саритой. Из них самая приятная.
  
  – Вот как?
  
  – Милая девушка. Хотя теперь не принято говорить «девушка». Эта женщина – упорный и крепкий человечек. Бегала с одной работы на другую. Наверное, посылала деньги семье в Мексику. Не думаю, что ее наняли легально, но люди поступают так, как считают нужным.
  
  – Вам известно, где еще она работала?
  
  – В доме для престарелых и инвалидов. Пытался вспомнить название, когда спросили копы, но не сумел. Их в нашем районе около пятидесяти. Знаю, что она работает в одном из таких, потому что спрашивал, какие там условия на случай, если дойду до такого состояния, что не смогу за собой ухаживать. По ее словам, там очень недурно. Но сам я надеюсь быстренько убраться, когда придет мое время. – Он щелкнул пальцами. – Вот так. Лечь в постель, а на следующее утро не проснуться. Что вы об этом думаете?
  
  – Кто это сказал: «Хочу дожить до ста десяти лет, и пусть меня застрелит ревнивый муж»?
  
  – Член Верховного суда Тергуд Маршалл. – Теренс усмехнулся. – Тоже неплохо. – Пикнула микроволновка. Он вынул кружки, размешал и снова поставил в печь на следующие полторы минуты. – У меня такое впечатление, что за десять месяцев, которые ходила сюда Сарита, я говорил с ней больше, чем с Гейнорами за все время, пока они здесь живут. Хотя до прошлого года они здесь редко появлялись.
  
  – Где же они были?
  
  – В Бостоне. Билл работает в страховой компании, у которой там штаб-квартира. Ему приходилось уезжать туда на несколько месяцев, и Розмари ехала жить с ним. Последние месяцы беременности тоже находилась там. В первый раз, когда я увидел Гейноров после возвращения, у них уже был ребенок.
  
  Микроволновка снова пикнула. Теренс вынул кружки и протянул одну мне. Я подул, прежде чем сделать глоток. У него получился вкусный горячий шоколад.
  
  – Зефира нет, – сообщил он извиняющимся тоном. – Покупаю время от времени и забываю съесть. Здесь открыл коробку, а он твердый, как мячики для гольфа.
  
  Мы отклонились от темы – по крайней мере той, которую я пришел обсудить. Теренс некогда владел лошадьми и хотел все мне о них рассказать. Я слушал вполуха, но он был обаятельным человеком, и мы приятно провели время.
  
  Я поблагодарил его за горячий шоколад и беседу, и, когда собрался возвратиться к «таурусу», он вдруг сказал:
  
  – «Дэвидсон».
  
  – Простите?
  
  – «Дэвидсон-плейс». Только что всплыло в памяти. Место, где работает Сарита.
  
  По дороге к родительскому дому я не испытывал уверенности, что знаю больше, чем когда уехал оттуда. Во всяком случае, ничего полезного. Но решил, что на следующее утро буду заниматься тем же – задавать вопросы.
  
  Я отправлюсь в этот «Дэвидсон-плейс» и повстречаюсь с Саритой.
  
  Домой я ехал не прямо – сделал несколько поворотов и оказался рядом с местом, куда уже заезжал сегодня днем.
  
  Остановил машину у тротуара и заглушил мотор. Оставил ключ в замке зажигания, сидел за рулем и смотрел на дом. Свет в окнах не горел.
  
  Наверное, все легли спать.
  
  И Карл, и его мать Саманта.
  
  Я еще с минуту смотрел на фасад, затем, почувствовав, как проголодался, повернул ключ и поехал дальше.
  ДЕНЬ ВТОРОЙ
  Глава 34
  
  Голая женщина сидела на краешке кровати и плакала.
  
  Лежащий под одеялом на другой стороне разворошенной постели мужчина повернулся к ней и коснулся кончиками пальцев ее спины.
  
  – Ну что ты, детка.
  
  Она продолжала плакать, уткнув лицо в ладони и опершись локтями о колени.
  
  Мужчина сбросил одеяло, встал за ней на колени, прижался обнаженной грудью, обнял.
  
  – Все хорошо. Все будет хорошо.
  
  – Как может быть хорошо? – спросила она. – Этого просто не может быть.
  
  – Ну… не знаю. Найдем какой-нибудь выход.
  
  Женщина покачала головой и всхлипнула:
  
  – Они меня найдут, Маршалл. Я уверена: они меня найдут.
  
  – Я о тебе позабочусь. – Он попытался ее успокоить: – Позабочусь. Не дам им тебя обнаружить.
  
  Женщина освободилась из рук Маршалла, пошла в ванную его маленькой квартирки и закрыла за собой дверь. Он приложил к створке ухо и спросил:
  
  – С тобой все в порядке, Сарита?
  
  – Да, – ответила она. – Я просто на минутку.
  
  Маршалл стоял по другую сторону двери, не зная, как поступить. Обвел глазами свое жилище, которое, если не считать ванной, состояло из одной комнаты. Маленький холодильник, плитка и раковина в углу, кровать и пара мягких стульев, которые ему повезло подобрать в День старьевщика, когда люди выбрасывают на улицу всякий хлам.
  
  Фыркнул бачок туалета, из крана потекла вода, затем дверь открылась. Сарита стояла перед ним, потупив голову.
  
  – Поеду домой. Возвращусь к себе в Монклову.
  
  – Нет. – Он снова ее обнял. – Тебе не надо в Мексику. Твоя жизнь здесь. У тебя есть я.
  
  – У меня нет здесь жизни. Поеду домой или как-нибудь исчезну, найду работу, начну все сначала. Мне надо зарабатывать. На меня рассчитывают. А здесь платят больше, чем у нас.
  
  – Могу тебе одолжить, – предложил Маршалл. – Дам денег. У меня их не много, но на две-три сотни можешь рассчитывать.
  
  Сарита рассмеялась.
  
  – Ты серьезно? Как думаешь, на сколько этого хватит?
  
  – Знаю, знаю, миллионер из меня никакой. Но ты упомянула о деньгах, и я хочу сказать, о чем подумал ночью.
  
  Она прошла мимо, подобрала с пола у кровати трусики, бюстгальтер и надела их. А Маршалл стоял и смотрел на нее.
  
  – О чем бы ты ни подумал, не хочу об этом знать.
  
  – Перестань. Ты должна хотя бы выслушать меня. Возможно, это решение твоих проблем. Решение для нас обоих. Ты хочешь отсюда сорваться – прекрасно. Но я могу уехать с тобой.
  
  – Не знаю… – проговорила Сарита. – Не хочу накликать на тебя беду.
  
  – Брось, – возразил он. – Мы с тобой вместе в этом деле.
  
  – Ничего подобного. Не вместе. Ты не сделал ничего недозволенного, кроме как спрятал меня. Но если станет известно, что ты держишь меня у себя, можешь нажить очень крупные неприятности. И не только потому, что меня не должно здесь быть.
  
  Сарита натянула джинсы, надела блузку и принялась ее застегивать. Маршалл огляделся, нашел на полу свои боксеры и продел в штанины ноги.
  
  – Позвоню на работу, скажусь больным, а потом все обмозгуем.
  
  Он взял лежащий у кровати мобильник.
  
  – Привет, Мэнни, у меня какой-то вирус, всю ночь колбасило. Боюсь заразить старикашек. Да. Хорошо, спасибо.
  
  Он положил телефон обратно.
  
  – Зачем ты так грубо? Они приятные старые люди.
  
  – Я не имел в виду ничего плохого, – ответил Маршалл. – Зато мне теперь никуда не надо идти, и мы можем спокойно обсудить мою идею.
  
  Сарита покачала головой:
  
  – У меня идея одна: сделать как можно быстрее ноги – и куда подальше. Если сумеешь, отвези меня в Олбани или в другой город. А там я сяду на поезд.
  
  – И куда двинешь?
  
  – Наверное, в Нью-Йорк. У меня там двоюродная сестра. Надо только ее найти.
  
  – Присядь, успокойся, – попросил он.
  
  – Я не…
  
  – Просто выслушай меня, ладно?
  
  Сарита опустилась на край кровати и посмотрела на него снизу вверх.
  
  – Ну, что?
  
  – Есть нечто такое, что Гейнор не захочет вытаскивать на свет. Правильно?
  
  – Не исключено, что все уже известно.
  
  – То ли известно, то ли нет. Убийство его жены могут повесить на кого-нибудь со стороны, а до другого не докопаются. Ты ему звонишь и говоришь, что сделаешь так, чтобы ничего не всплыло. Но за определенную цену.
  
  – Самая большая глупость, какую мне приходилось слышать, – заметила Сарита. – Все непременно всплывет.
  
  – Благодаря тебе. Нельзя было этого делать.
  
  – Я должна была, – отрезала она.
  
  – Хотя, может, все это не важно. Может, ничего и не всплывет.
  
  – Ты спятил? Мне надо отсюда убираться. Думаешь, полиция меня не ищет? Гарантирую, что ищет.
  
  – Тебя не так просто найти. Как им напасть на твой след? У тебя нет ни телефона, ни прав, ни кредитных карт. С жилья слиняла. Никаких связей с окружающим миром. Словно вовсе не существуешь. – Маршалл улыбнулся и пощекотал ее пальцем под подбородком. Сарита отвернулась. – Да хватит, встряхнись. Ты же у нас как шпионка.
  
  – Никакая я не шпионка. Кормлю стариков и детей, подмываю и убираю за ними дерьмо. Вот мое занятие.
  
  – Ладно, ладно, – проговорил он примирительным тоном. – Сиди здесь, никуда не высовывайся. Дойду до банкомата, сниму, что осталось. Возьмешь деньги и сядешь на поезд в Нью-Йорк. Только обещай, что свяжешься со мной, когда доберешься туда. Мне нужно знать, что с тобой все в порядке. Я тебя люблю. Ты это знаешь, да? Люблю больше всего на свете.
  
  Сарита снова заплакала и закрыла лицо руками.
  
  – Не могу выбросить из головы.
  
  Маршалл опять ее обнял.
  
  – Понимаю, понимаю.
  
  – Видеть миссис Гейнор в таком состоянии! Ужасно!
  
  – Говорю тебе: это шанс. У него есть деньги. Шикарный дом, хорошая машина. У таких людей не может не быть денег. Ты же у них работала, видела их счета и разные финансовые бумажки.
  
  Сарита отняла ладони от лица и на мгновение задумалась.
  
  – Что-то такое видела, но не присматривалась. Я же не носила им почту. Помогала по дому и с ребенком. Миссис Гейнор была очень расстроена. Она надеялась, что ребенок сделает ее счастливой, но стало только хуже.
  
  – Да, растить малыша – не шутка, – кивнул Маршалл. – Я бы точно завял, если бы пришлось возиться с детьми.
  
  Сарита бросила на него быстрый взгляд.
  
  – Другое дело, если воспитывать вместе с тобой, – поспешно поправился он.
  
  – Я думаю, ее муж всегда знал, что происходит, но когда мисс Гейнор выяснила…
  
  – Перестань об этом думать, – оборвал ее Маршалл. – Забудь и живи дальше.
  
  – Моя вина, – не отступала она. – Если бы не я, она бы никогда не связала одно с другим.
  
  – Да, но не надо себя убеждать, что это как-то связано с тем, что с ней случилось. Если только ты не решила, что это его рук дело. Мужа.
  
  Сарита покачала головой:
  
  – Он ее любил. Конечно, он редко бывал дома и мы с ним почти не разговаривали, но думаю, что любил.
  
  – Да, но иногда даже любящие люди сживают друг друга со свету. Тем больше причин ему позвонить и сказать, что знаешь. Он раскошелится, даю тебе слово. У тебя будет достаточно денег обустроиться на новом месте и останется послать своим.
  
  – Нет, – твердо заявила она. – Нет и нет.
  
  Маршалл, как бы сдаваясь, вскинул руки.
  
  – Хорошо. Если ты говоришь нет, значит, нет.
  
  – Я хочу делать только то, что правильно, – прошептала Сарита. – Я ведь неплохой человек.
  
  – Конечно, неплохой.
  
  – Всегда старалась делать только хорошее. Но иногда не важно, что делаешь, это все равно плохо.
  
  Маршалл поцеловал ее в лоб.
  
  – Жди здесь, я принесу деньги. И поесть. Скажем, сандвич с яйцом и кофе.
  
  Сарита молчала, пока он одевался. Прежде чем уйти, Маршалл убедился, что клочок бумаги, на котором он записал телефонный номер Билла Гейнора, по-прежнему у него в кармане.
  Глава 35
  
  В шесть Барри Дакуэрт был уже на ногах.
  
  Накануне он вернулся к себе почти в полночь и, когда сворачивал на подъездную дорожку, видел белый фургон, припаркованный напротив дома у тротуара, но не придал этому значения. Не заметил надписи на боку.
  
  Он с трудом поднялся по лестнице, разделся до трусов и рухнул рядом с Морин.
  
  – Мм… – пробормотала жена и снова уснула.
  
  Дакуэрт боялся, что не сомкнет век, что в глазах так и будут стоять студент с наполовину снесенной выстрелом головой, Розмари Гейнор на столе в прозекторской со злорадной раной-улыбкой поперек живота. И три манекена с адской ухмылкой на колесе обозрения.
  
  И даже те чертовы повешенные белки.
  
  Но ничего из этого ему не приснилось – он на шесть часов впал в коматозное забытье и, хотя поставил свой внутренний будильник, как обычно, на шесть тридцать, открыл глаза в пять пятьдесят девять. Посмотрел на циферблат и решил: нечего пытаться снова заснуть, раз все равно так скоро вставать. Свесил из-под одеяла толстые ноги и погрузил ступни в лежащий на полу ковер.
  
  Морин перевернулась на бок.
  
  – Поздновато ты вчера пришел.
  
  – Да. – Дакуэрт протер глаза и посмотрел на экран мобильного телефона: не было ли сообщений. И не обнаружил ничего, что требовало бы его немедленного внимания.
  
  – Пыталась тебя дождаться, – сказала жена.
  
  – Зачем?
  
  – Двадцать лет на службе. Я не забыла.
  
  Свет уже проникал в окна, и Барри увидел на журнальном столике два рифленых бокала, ведерко для льда, бутылку шампанского. Теперь в ведерке, конечно, не лед, а вода.
  
  – Я и не заметил, когда пришел, – признался он.
  
  – Милый мой детектив, – усмехнулась Морин. – Ничто от тебя не укроется.
  
  – Извини.
  
  – Тсс… Ни слова больше. Я могла бы тебе кое-что высказать. Но давай устроим маленький праздник сегодня.
  
  Она потянулась к мужу под одеялом.
  
  – Мне пора, – сказал он, когда они закончили.
  
  – Вставай, – ответила Морин, откидывая смятые простыни. – Пойду сварю кофе.
  
  Барри протопал по коридору в ванную, подошел к душевой кабинке, открыл кран и попробовал рукой, добралась ли горячая вода наверх через два этажа от старенького бойлера. Прежде чем встать под струю, он бросил быстрый взгляд на себя в зеркале.
  
  Вид своего обнаженного тела его всегда удручал. Он недоумевал: разве может Морин получать удовольствие, занимаясь любовью вот с таким? В колледже он не был толстым и, конечно, находился в лучшей форме, когда поступал на службу в городскую полицию. Он отчасти винил то время, когда патрульным часами ездил по городу. Ненавидел избитую фразу, но в его случае она была верна: Барри Дакуэрт любил останавливаться у пирожковых. Не потому, что так сильно любил пирожки – хотя он их достаточно любил, – просто это помогало ему справиться со скукой. Заходишь в заведение, выпиваешь кофе, съедаешь пирожок, разговариваешь с человеком за стойкой, потом садишься за столик и треплешься о том о сем с другими посетителями.
  
  В то время он называл такие заезды связью с общественностью.
  
  Когда же стал детективом, оказалось, что его работа отличается от той, что показывают в кино: ни погонь по улицам, ни прыжков через заборы. Большая часть времени уходит на разговоры со свидетелями, записи, составление отчетов за столом в кабинете и телефонные звонки.
  
  Каждый год он немного прибавлял в весе.
  
  И теперь, по его расчетам, был по крайней мере на восемьдесят фунтов тяжелее нормы. Все эти мысли пронеслись в его голове за секунду до того, как он встал под душ.
  
  Итак, число 23.
  
  Эти цифры трижды возникали за день. Двадцать три мертвые белки. Номер на кабинке колеса обозрения, в которой сидели три размалеванных манекена. Цифры на толстовке студента.
  
  Может, это ничего и не значит, думал Дакуэрт, намыливая свой изрядных размеров живот. Вокруг нас много всяких чисел. Совпадения возникают повсюду, надо только знать, где искать. Автомобильные номера, даты рождений, домашние адреса, номера социального страхования.
  
  И тем не менее.
  
  Надо быть начеку. Продолжая расследование – вернее, расследования, – держать в голове это число.
  
  Теперь, когда дали в помощники Энгуса Карлсона, Дакуэрт надеялся, что ему удастся спихнуть на него часть своей работы. Если того переведут в следственный отдел уже сегодня, у него готов для Энгуса список дел. Пусть для начала займется повешенными белками. Вот тогда узнает, какая это потеха. Еще нужно допросить трех студенток Теккерей-колледжа, которые подверглись нападению до вчерашнего вечера. Возможно, Джойс была не единственной, кто слышал странные комментарии Мейсона Хелта. Еще он хотел, чтобы Карлсон съездил в «Пять вершин» и выяснил, кто запустил колесо обозрения.
  
  В таком случае сам он сосредоточит усилия на расследовании убийства Розмари Гейнор и поисках пропавшей няни по имени Сарита Гомес. Старик – сосед Гейноров – сообщил, что она дежурила в доме инвалидов и престарелых, но не знал, в каком именно. Таких заведений в районе Промис-Фоллс несколько, поэтому лучше не ездить в каждый, а сесть в кабинете и обзвонить все.
  
  Дакуэрт закрыл кран, потянулся за полотенцем и ступил на коврик. Обернул полотенце вокруг бедер – его длины не хватило, чтобы стянуть на талии – и выглянул в выходившее на улицу окно ванной.
  
  Белый фургон стоял на том же месте, что и накануне вечером. Хотя солнце еще не поднялось, Барри сумел прочитать надпись на его борту: «Родниковая вода Финли».
  
  Детектив пару раз моргнул, сразу не поверив тому, что увидел, и желая убедиться, что правильно разобрал слова. Какого черта машину Рэндала Финли оставили напротив его дома? Тот ли это фургон, который он заметил накануне вечером?
  
  Возможно, Рэнди хотел с ним поговорить, уехал, а теперь вернулся опять?
  
  Сегодня можно обойтись без бритья, решил Дакуэрт, провел рукой по волосам, торопливо оделся и, не потрудившись повязать галстук – успеется после завтрака, – влекомый ароматом кофе, спустился на кухню.
  
  – Все готово, – сообщила ему Морин.
  
  – Чего здесь надо Рэндалу Финли?
  
  – Что?
  
  – Рэндал Финли – бывший мэр, отменный проходимец. Знаешь такого?
  
  – Знаю. Он здесь?
  
  – Его фургон припаркован на противоположной стороне улицы, и у меня такое впечатление, что он стоял там всю ночь. Где же сам Финли? Прячется у нас под кроватью?
  
  – Ты меня застукал. У меня с ним полгода связь.
  
  Барри выжидательно посмотрел на жену.
  
  Морин улыбнулась и рассмеялась.
  
  – Расслабься: это фургон не Финли. То есть он принадлежит его компании, но на нем ездит Тревор.
  
  – С какой стати машина Финли оказалась у нашего сына?
  
  – Уверена, этот фургон у него не единственный. У Финли, наверное, их целый автопарк. Если он владеет компанией по розливу воды, то с одной машиной не справиться.
  
  – Вопрос не в этом. – С каждой секундой Дакуэрт становился все нетерпеливее. – Почему наш сын ездит на этой машине? – Он помолчал. – И почему эта машина здесь?
  
  – Вчера вечером Тревор нанес мне неожиданный визит, – ответила Морин. – То есть он приехал к нам обоим, но ты задержался на службе. Сейчас спит наверху, но каждую минуту может спуститься. Его рабочий день начинается в половине восьмого.
  
  – Наш сын работает у Финли?
  
  Морин энергично кивнула:
  
  – Правда, здорово? У него был такой тяжелый период: разрыв с Триш, поиски заработка. Он наконец нашел работу, и это, мне кажется, сотворило с ним чудо. Я вижу в нем реальные перемены. Так долго приходил в себя после того, как расстался с девушкой, прибавь к этому положение безработного и…
  
  – Ему нельзя работать на этого человека. – Дакуэрт сел за кухонный стол.
  
  – Ты с ума сошел? – Морин налила кофе и подвинула мужу чашку. – Наш сын только-только получил место, а ты требуешь, чтобы он ушел?
  
  – Что он там делает?
  
  Морин уперлась кулаком в бедро.
  
  – Кто из нас детектив? На улице стоит фургон, в нем коробки с бутылками. Ключи от фургона у Тревора, он может ехать на нем куда вздумается. Теперь сложи все воедино.
  
  С верхнего этажа послышался шум. Там находилась прежняя спальня Тревора, в которой он не ночевал уже пару лет. Сын проснулся.
  
  – Он расстроился, что не застал тебя вчера вечером.
  
  – Я думаю.
  
  – Но есть шанс повидать сейчас. – Муж не ответил, и она продолжала: – Только не ворчи. Не порти ему настроение.
  
  – Я не сбираюсь ворчать. Но хочу узнать, как он дошел до жизни такой, чтобы работать у этого придурка?
  
  – Повезло.
  
  – Ему нужно вернуться к изучению торгового дела, а не развозить товар для всякого пустобреха.
  
  Минуту спустя появился сам Тревор. По тому, как торчали его волосы, можно было решить, что их опалили электрическим током. На нем были спортивные штаны и майка. Он чмокнул мать в щеку.
  
  – Решил сначала что-нибудь перехватить, а потом одеться. – Тревор посмотрел на отца, улыбнулся и пригладил волосы.
  
  – Что у тебя за терки с Финли? – спросил Дакуэрт.
  
  – С добрым утром, папа.
  
  – Когда ты начал у него работать?
  
  – Неделю назад, – ответил сын.
  
  – И как к нему попал?
  
  – Увидел в Интернете объявление – ему требовались водители. Пришел и получил место. В чем проблема?
  
  – Мы с твоим отцом в восторге, – вступила в разговор Морин. – Эта работа на полный день?
  
  – Да. Загребаю не кучу денег, но все-таки больше, чем раньше, когда была одна дырка от бублика.
  
  – Финли знает, кто ты такой?
  
  – А как же? Я писал заявление, в котором указал свою фамилию. Поэтому он знает, кто я такой.
  
  – Я не это имел в виду. Он знает, что ты мой сын?
  
  – Наш сын, – поправила мужа Морин. – Насколько помню, ты сотворил его не в одиночку.
  
  – Черт, не знаю, наверное. Кажется, когда-то просил передать тебе привет. Так что – привет.
  
  Дакуэрт покачал головой.
  
  – Есть, пожалуй, не буду, – бросил Тревор. – Перекушу по дороге.
  
  – Трев… – Мать попыталась его остановить, но он не слушал. Морин посмотрела на мужа. – Иногда ты бываешь просто невыносим. Пойми, речь не всегда об одном тебе. – Она поставила перед Барри миску с завтраком.
  
  – Что это? – спросил он, опуская глаза.
  
  – Фрукты.
  
  Дакуэрт услышал, как открылась и закрылась входная дверь, выглянул в окно, увидел, что Тревор направляется к фургону Финли, и погнался за ним. Сын уже закрывал дверцу, когда запыхавшийся Барри оказался рядом.
  
  – Подожди.
  
  – Что?
  
  – Дай мне секунду.
  
  Тревор четыре раза вдохнул и выдохнул.
  
  – Извини.
  
  – Ладно. Проехали.
  
  – Послушай, я рад, что ты нашел работу. Это прекрасно. Мы довольны, что у тебя что-то появилось.
  
  Тревор сдвинулся на самый край водительского сиденья.
  
  – Но?
  
  Барри невольно улыбнулся.
  
  – Какое-нибудь «но» найдется всегда. Я не заставляю тебя уходить от Финли.
  
  – Можно подумать, я бы послушался.
  
  – Это понятно. Ты взрослый человек и не обязан делать то, что велят тебе родители. Я только хочу предупредить – будь осторожен с Финли.
  
  – Папа, это работа, и больше ничего. Я развожу воду.
  
  – Разумеется, работа… Но у типов вроде Финли всегда на уме какие-нибудь козни. Вчера я с ним схлеснулся. Он хочет от меня нечто такое, что я не готов ему обещать.
  
  – Что именно?
  
  – Мечтает получить преимущество. Воспользоваться мной для удовлетворения своих амбиций. Чтобы я клепал на других в полиции. У меня, естественно, возникло подозрение, что у Финли виды и на тебя.
  
  – Я, пожалуй, поеду, отец.
  
  – Хорошо. Скажу последнее и больше об этом ни слова. Не связывайся с ним. Держись от греха подальше – не оступись. Уверяю, если у него появится на тебя компромат, рано или поздно он им воспользуется.
  
  У Тревора затрепетали веки.
  
  – Что-то хочешь сказать?
  
  – Ничего, – ответил сын. – Я тебя выслушал. Мне надо ехать, иначе опоздаю на работу.
  
  Дакуэрт сделал шаг назад, позволяя Тревору закрыть дверцу кабины. Сын завел мотор, развернулся на подъездной дорожке и поехал по улице.
  Глава 36
  
  Дэвид
  
  Я заглянул к Итану до того, как он встал с постели, сказал, что у меня много дел и ему придется добираться в школу самому. Никаких подвозов.
  
  – Ладно, – согласился он.
  
  – Как ощущения? Лучше? – спросил я. Задал вопрос в общем смысле, имея в виду, чувствует ли он себя лучше после вчерашней встречи с Карлом, после того, как показывал однокласснику дедову железную дорогу. И получил назад карманные часы.
  
  – Сегодня живот не болит. – Он понял вопрос буквально, но в каком-то смысле дал ответ, на который я рассчитывал. Если не притворялся больным и не пытался отлынивать от школы, значит, его настроение поднялось.
  
  Я не собирался завтракать, но мать успела поставить на мое место за столом чашку с кофе. Я схватил ее, не садясь отпил и поставил к раковине.
  
  – Мне пора. – И, повернувшись к отцу, который, как обычно, сражался с планшетом, тыкая в него пальцем, словно Моэ, вознамерившийся выколоть Керли глаза, добавил: – Итан пойдет в школу пешком. Выгони его пораньше, чтобы он не опоздал.
  
  – Сделаю. Он помирился с тем парнем?
  
  – Надеюсь.
  
  Отец кивнул:
  
  – Хорошо.
  
  Родитель был сегодня каким-то не таким. Хотя я заметил это еще вчера вечером. Когда отец обнял меня в гараже и стал намекать, что не такой уж он хороший человек, как я привык о нем думать. Откуда такое самоуничижение? Может, связано с матерью? Я видел, что с ней что-то происходит. Она стала забывчивой, и он исправлял ее огрехи. Но оставался таким же внимательным и заботливым. И, на мой взгляд, был предан ей, как обычно.
  
  – Я видела ту девушку, – сказала мать, отпивая из своей чашки кофе.
  
  – Какую?
  
  – Которая вчера приходила с мальчиком. Приятная.
  
  – Ты с ней даже словом не перемолвилась. Я и не подозревал, что ты ее заметила.
  
  – Смотрела из окна, – объяснила мать.
  
  Похоже, нам с Итаном самое время съезжать из этого дома.
  
  – Приятная, – подтвердил я. – Но с большим грузом прошлого.
  
  – У кого его нет? – возразила мать. – Думаешь, когда мы познакомились с твоим отцом, за нами ничего не было?
  
  Отец оторвался от планшета.
  
  – Дэвиду не нужна еще одна женщина с пестрым прошлым. Что говорят по этому поводу детективы?
  
  – Какие детективы? – не понял я. – Ты о чем?
  
  – Из романов. Их там целая куча, на любой вкус. – Отец за свои годы прочитал горы криминальной литературы. – Тот, что из книги, в названии которой есть слово «деньги». Что-то вроде этого: «Никогда не ложись в постель с девчонкой, у которой неприятностей больше, чем у тебя».
  
  – Дональд! – возмутилась мать.
  
  Правда заключалась в том, что отец и детектив, которого он только что процитировал, были правы. Мне случалось пытаться спасать попавших в передряги девиц, и ничем хорошим это не кончалось. Сэм Уортингтон, похоже, была из таких. Ее бывший муж сидел за решеткой за ограбление банка, а его злыдни родственнички добивались опеки над Карлом.
  
  Наипестрейшее прошлое. За всю жизнь не расхлебать.
  
  Но, несмотря на это, Сэм всю ночь не выходила у меня из головы.
  
  А пора бы о ней забыть – своих забот полон рот. Новая должность у Рэндала Финли и положение с Марлой. Остается только надеяться, что я сумею найти способ ей помочь.
  
  Вот с этого и начнем.
  
  – Мне в самом деле пора. – Я сделал последний глоток кофе, а остаток вылил в раковину.
  
  А когда открывал дверь, чуть не сбил собственную тетку, хорошо успел вовремя остановиться. Она собиралась надавить на кнопку звонка.
  
  – Здравствуй, тетя Агнесса, – сказал я.
  
  – Здравствуй, Дэвид, – отозвалась она. – Прошу прощения, что без предупреждения.
  
  – Все в порядке. Заходите.
  
  Агнесса переступила порог.
  
  – Твоя мать звонила насчет Марлы, и я решила заскочить, сообщить последние новости.
  
  – Мам, Агнесса пришла! – крикнул я в глубину дома.
  
  Скрипнули ножки стула по полу. Секундой позже появилась мать и прихрамывая заковыляла навстречу сестре – нога у нее еще болела. Женщины обнялись. Несмотря на распространенное мнение о холодности Агнессы и возникающее время от времени напряжение в отношениях между сестрами, я думаю, в глубине души они любили друг друга. Просто Агнессе не всегда удавалось это выразить.
  
  – Как Марла? – спросила мать. – Что с ней?
  
  – Все нормально, – ответила Агнесса. – Привет, Дон. – Из кухни посмотреть, что происходит, вышел отец. – Я знаю, что вы звонили, и решила заехать, сообщить, что Марлу сегодня выписывают, хотя, откровенно говоря, лучше бы она оставалась в больнице – там я могла бы ее в любую минуту навестить. Но больница не место для нее. Ей нужно находиться дома. Мы с Джиллом будем друг друга подменять, чтобы кто-нибудь был постоянно рядом с Марлой.
  
  – А что… – с запинкой начал отец, – с ребенком и той женщиной?
  
  Агнесса улыбнулась, поняв, что он хочет спросить, но не желает облечь в слова.
  
  – Полиция делает все, что положено, и мы тоже делаем все, что положено. Я наняла Натали Бондурант.
  
  – Ты правда считаешь, что Марлу надо так скоро забрать домой? – поинтересовалась мать. – Учитывая, что она пыталась с собой сделать, не лучше ли…
  
  – Когда речь идет о моей дочери, я знаю, что делаю, – отрезала Агнесса.
  
  – Разумеется, – согласилась мать. – Я только хочу сказать – если что-то опять случится, если снова произойдет несчастный случай, лучше, если Марла в это время будет находиться в больнице.
  
  – Арлин, прекрати, – попросила Агнесса.
  
  Мать промолчала, вроде как поняв, что ей ясно сказали «отвяжись». Но продержалась секунды две, а потом не выдержала:
  
  – Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, я дура набитая.
  
  – Ничего подобного я не говорила, – возразила Агнесса. – Только хотела напомнить, что Марла моя дочь, а не твоя, и не согласилась, будто я всеми силами о ней не забочусь.
  
  – В мыслях такого не было! – возмутилась мать. – Ты приписываешь мне полную нелепицу!
  
  – Замолчите вы обе! – взмолился отец. – Арлин, твоя сестра знает, что лучше для ее дочери.
  
  Мать покосилась на отца, и в ее взгляде ясно читалось, что она считает мужа предателем. Мгновение приходила в себя и, эмоционально перезагрузившись, продолжала:
  
  – Извини, ты меня неправильно поняла. Если мы можем чем-нибудь помочь, говори. Ты знаешь, что значит для нас Марла. Мы для нее готовы на все. – Мать взяла сестру за руку. Та руки не отняла и, хотя и слегка сухо, поблагодарила:
  
  – Спасибо.
  
  – Дэвид тоже сделает все, что потребуется.
  
  Агнесса улыбнулась мне, как показалось, вполне искренне.
  
  – Знаю. И поверьте, ценю. Мне пора в больницу – дел невпроворот. Дэвид, ты убегал, я тебе помешала? Я выйду с тобой.
  
  Она позволила сестре себя приобнять и расцеловать. Отец повторил тот же ритуал.
  
  – Хорошо, что я тебя застала, – сказала Агнесса, когда мы спускались по ступеням.
  
  – Да, хорошо, – кивнул я.
  
  – Я прекрасно сознаю, какое произвожу впечатление. Что мне не требуется ничья помощь. Что я сама все знаю. Что я слишком горда, чтобы на кого-то опираться. – Агнесса, наверное, ждала, что я стану ей возражать. Но я промолчал, и она улыбнулась. – Когда вчера я застала тебя с Марлой у дома Гейноров, могло показаться, что я не одобряю твоих действий. Того, что ты решил добраться до сути происходящего. Прошу за это простить.
  
  – В тот момент мы все были на взводе, – заметил я.
  
  – Вот именно. – Мы подошли к ее машине – серебристому седану «инфинити». – Речь не о моей персоне, а о Марле. Да, я знаю, она не всегда лестно обо мне отзывается, но она самое дорогое, что есть у меня в мире. И я хочу, чтобы для нее все хорошо кончилось. – Агнесса положила дрожащую руку мне на запястье. – Она моя детка, одна-единственная. И я сделаю все, чтобы ей помочь. – Она сжала пальцы. – Но у меня к тебе просьба.
  
  – Слушаю, – медленно проговорил я.
  
  – Мне трудно говорить. – Она запнулась и, чтобы избежать моего взгляда, посмотрела вдоль улицы. – Речь идет о твоем дяде Джилле.
  
  – Что с ним такое?
  
  – Я хочу попросить вот о чем: что бы ты о нем ни узнал, обещай помалкивать.
  
  – Я тебя не понимаю, Агнесса.
  
  Она отпустила мое запястье и заставила себя посмотреть мне в глаза.
  
  – У нас с Джиллом… кое-какие проблемы. Иногда я свысока обращаюсь с твоей матерью, мол, я вот сделала карьеру, а она сидит дома, но сама-то этому не рада. Я знаю, временами вы думаете, что я этакая, – на ее лице мелькнуло подобие улыбки, – мать-командирша. Не могу удержаться: а ты-то что обо мне скажешь?
  
  Я промолчал.
  
  – Ладно, я вот о чем: чего бы я ни добилась на работе, на поприще семьи твоя мать меня намного превзошла. Дон – замечательный человек. Я бы все отдала за такого, кто всегда рядом, на кого можно положиться.
  
  – Что ты хочешь сказать, Агнесса?
  
  – Не знаю, как иначе это выразить. – Она тяжело вздохнула. – Джилл, если ты меня поймешь, не всегда приходит на ночь домой. Когда ты начнешь задавать вопросы, тебе могут об этом сказать. Буду благодарна, если ты сохранишь информацию при себе.
  
  – Все, что происходит между тобой и Джиллом, меня совершенно не касается, – ответил я. – Мне жаль, что у вас проблемы.
  
  Агнесса поморщилась.
  
  – Что есть – то есть. Дай знать, если что-нибудь выяснишь. Не только о Джилле, а вообще. Хорошее или плохое. Я подумываю, не стоит ли нанять частного детектива. Это нисколько не умаляет того, что ты собираешься предпринять, но если решишь, что нужен еще человек, сообщи.
  
  – Непременно. А сейчас позволь задать тебе вопрос.
  
  Агнесса моргнула, видимо, удивившись, что я так круто принялся за дело.
  
  – Спрашивай.
  
  – Расскажи мне о докторе Стерджесе.
  
  – О Джеке? Почему он тебя заинтересовал?
  
  – Ну, просто… что ты о нем думаешь?
  
  Агнесса пожала плечами:
  
  – Он лет десять работает врачом-терапевтом. В профессиональном смысле я полностью ему доверяю. Он член совета больницы, его мнение я ценю по многим вопросам. – Она озабоченно на меня посмотрела. – Речь о том, что случилось во время родов Марлы?
  
  – Как тебе сказать…
  
  – Дэвид, я была с ним рядом. Мы со Стерджесом сделали все возможное, чтобы спасти ребенка. Поверь, это был самый тяжелый момент в моей жизни. Не бывает ни минуты, ни дня, когда бы я не вспоминала о том, что случилось. Если кого-то винить, то только меня. Нельзя было Марле рожать дома. Но в больнице вспыхнула эпидемия…
  
  – Я не об этом.
  
  – А о чем? – удивилась она.
  
  – Когда вчера в больнице я сказал, что хочу помочь Марле, поспрашивать людей, может быть, кто-нибудь что-нибудь знает, он попытался меня отговорить. Убедить, чтобы я ничего не предпринимал.
  
  – Какое ему дело? – возмутилась Агнесса. – С какой стати он решил тебя останавливать?
  
  – Не знаю. Есть еще одно обстоятельство.
  
  Она ждала.
  
  – Стерджес – семейный врач Гейноров.
  
  У Агнессы от удивления приоткрылся рот.
  
  – Ты уверен?
  
  Я кивнул:
  
  – Он сам мне признался. Предостерег, чтобы я не пытался задавать вопросы Биллу Гейнору. Сказал, что тот не в состоянии отвечать. Следовательно, он должен был знать Розмари. Он об этом не упоминал?
  
  – Не помню… не уверена.
  
  – Подумай. В последние сутки это могло каким-то образом проявиться.
  
  – Ты так считаешь?
  
  – Да. Независимо от того, что сделала или чего не сделала Марла, между ней и семейством Гейноров должна существовать связь. Не исключено, что несколько связей, о которых мы не знаем. Но одно доподлинно известно: Джек Стерджес – семейный врач Гейноров.
  
  – Спасибо тебе, Дэвид, – тихо проговорила Агнесса. – Большое спасибо. – Выражение лица стало жестким. – Если этот сукин сын был со мной нечестен, я своими руками отволоку его в операционную и отрежу ему яйца.
  Глава 37
  
  Маршалл не пошел к банкомату за деньгами для Сариты Гомес. Оказавшись в нескольких кварталах от дома, он завернул в «Макдоналдс» и достал мобильный телефон. Набрал номер, приложил трубку к уху и ждал. Ему ответили после четырех гудков:
  
  – Алло?
  
  – Это мистер Гейнор?
  
  – Кто говорит? Если вы один из чертовых репортеров, мне вам нечего сказать.
  
  – Так вы Билл Гейнор или нет? Предупреждаю сразу: не надо валять со мной дурака. Иначе сильно пожалеете.
  
  Молчание. И наконец:
  
  – Да, я Билл Гейнор.
  
  – Вот так-то лучше. Будем считать, что основа для разговора заложена.
  
  – Назовитесь. Иначе я немедленно разъединяюсь.
  
  – Опять дурите. Поступим так: я буду говорить, вы – слушать. Договорились? Это в ваших интересах.
  
  – Что вам надо?
  
  – Что мне надо? Хочу оказать вам услугу – вот что мне надо. Я вообще стараюсь оставаться добропорядочным и не кричать на всех углах о том, что мне известно. Потому что, если кое-что всплывет, вы окажетесь по уши в дерьме.
  
  – Понятия не имею, о чем вы толкуете, – заявил Гейнор, но его голос предательски дрогнул.
  
  – А у меня такое впечатление, что все как раз наоборот.
  
  – Послушайте, не представляю, какую сумасшедшую аферу вы задумали, но предупреждаю, что у вас ничего не получится. Не знаю, кто вы такой, и плевать я на вас хотел. Что творится с людьми? У человека несчастье, но на него со всех сторон наседают. Я только что потерял жену, неужели у вас нет никакого понятия о приличии?
  
  – Я изо всех сил стараюсь вести себя прилично, – не унимался Маршалл. – Вам только нужно помолчать и выслушать меня. Да, я наслышан о вашей жене, а вы, готов поспорить, знаете больше, чем готовы признать. Так? Согласитесь, вы утаили от копов массу интересного о вашей маленькой чудесной семейке. А я, если захочу, готов поведать кое-что окружающим.
  
  На другом конце провода воцарилось молчание. Маршалл догадался, что Гейнор напряженно думает. Наконец прозвучал его голос:
  
  – Что вам надо?
  
  – Пятьдесят кусков.
  
  – Что?
  
  – Вы меня слышали. Пятьдесят тысяч долларов. Получаю деньги и никогда не заикаюсь о том, что мне известно.
  
  – У меня нет такой суммы.
  
  – Не вешайте мне лапшу на уши! Это у вас-то нет? У человека с таким богатым домом и шикарной машиной? – В действительности Маршалл понятия не имел, на какой машине ездит Билл Гейнор, но не сомневался, что машина у него дорогая. Уж точно лучше, чем его собственный занюханный драндулет.
  
  – Уверяю вас, у меня нет свободных пятидесяти тысяч, – настаивал Гейнор. – Вы считаете, что я храню такую кучу денег под матрасом?
  
  – Что, если я дам вам время до завтрашнего полудня? Устроит?
  
  – Да кто вы такой, черт возьми?
  
  – Вы мне уже задавали этот вопрос.
  
  – Это имеет какое-то отношение к Сарите? Она вас подучила? Вы с ней заодно?
  
  Маршаллу не понравилось, что его собеседник так быстро сделал вывод. Но это было вполне естественно. Сколько человек, помимо Сариты, могли знать, что на самом деле творилось в доме Гейноров?
  
  Он приказал себе не нервничать. Нужно справиться – выжать из этого типа сумму, которой хватит, чтобы Сарита могла где-нибудь в другом месте начать жизнь сначала. Пятидесяти кусков хватит им обоим. Они слиняют вдвоем, бросят свою долбаную работу, и ищи их свищи. Обоснуются где-нибудь. С такими деньгами можно несколько месяцев балдеть, не объявляясь на общественном радаре.
  
  – Не знаю никакой Сариты и не хочу знать. Гоните деньги, или вам крышка. Иначе дождетесь, что не поленюсь сделать анонимный звонок копам. За мной не заржавеет.
  
  – Ладно, ладно, дайте подумать, – попросил Гейнор. – Попробую собрать бо?льшую часть необходимой суммы. Придется обналичить вложения, когда откроется банк.
  
  – Да уж, постарайтесь. Когда открывается банк? В десять? Значит, к одиннадцати деньги будут у вас на руках?
  
  – Я вам перезвоню.
  
  Маршалл хотел было сказать: «Хорошо, записывайте номер», – но тут же сообразил, что его номер уже у собеседника в телефоне.
  
  – Ладно. Но если не дождусь звонка до половины одиннадцатого, набираю копам.
  
  – Я понял. До связи.
  
  В трубке смолкло, и Маршалл улыбнулся. Должно выгореть.
  
  Сарита, когда узнает, что он сделал, сначала расстроится. Но, поняв, что денег хватит на жизнь им обоим, простит.
  
  – Любовь превыше всего.
  Глава 38
  
  Дэвид
  
  Я решил, что моей первой целью станет «Дэвидсон-плейс».
  
  Дом престарелых и инвалидов располагался к западу от Промис-Фоллс. Невысокое здание стояло в забытом богом месте между городскими окраинами и промышленной зоной. Помню, в бытность репортером я писал о том, как жители объединяются на борьбу с тем, что, как они считают, портит качество жизни в их районе: домами для умственно отсталых детей, домами реабилитации бывших заключенных, торговыми центрами и непомерно большими для их округи зданиями.
  
  Но убейте меня, не могу понять тех, кто протестует против домов престарелых и инвалидов. Чего они боятся? Что по ночам им не будет давать спать звук шаркающих шагов?
  
  Я оставил машину на стоянке для гостей и пошел искать администратора. Поиски привели меня в вестибюль, где в инвалидных креслах крепко спали несколько престарелых душ. Женщина за конторкой осведомилась, чем может мне помочь. И я ответил, что ищу Сариту.
  
  – Сариту Гомес? – уточнила она.
  
  Я не знал фамилии той, кого искал, но сказал:
  
  – Да.
  
  – Я ее сегодня не видела, но могу выяснить, здесь она или нет. Позвольте поинтересоваться, в чем дело?
  
  В этот момент я понял, что полиция сюда еще не наведывалась. Если бы Барри Дакуэрт разыскивал Сариту, об этом бы гудело все здание. Неужели я его обскакал? Старик, сосед Гейноров, говорил, что не сумел вспомнить название дома престарелых, когда его об этом спрашивали полицейские.
  
  – По личному вопросу, – ответил я и, стремясь увязать свой визит с профессиональной деятельностью Сариты, добавил: – Речь идет об уходе за человеком.
  
  Женщина поняла меня правильно: мой интерес к Сарите ее не касается. Она подняла трубку телефона, набрала местный номер и спросила:
  
  – Гейл, там поблизости нет Сариты? Так, так, ладно, все поняла. – Она положила трубку и посмотрела на меня. – Сарита не вышла в свою смену вчера, и сегодня ее тоже нет. Ничем не могу помочь.
  
  – Сообщила, что заболела?
  
  Администратор пожала плечами:
  
  – Возможно. Детали мне неизвестны.
  
  – Могу я поговорить со старшей смены? – Я наклонился над конторкой и заговорил голосом чуть громче шепота: – Это очень важно. Не сомневаюсь, «Дэвидсон-плейс» предпочтет решить все без шума.
  
  Она могла понять мои слова, как ей угодно. Возможно, в их доме мой любимый родственник. Возможно, я пришел с жалобой на уход за моей престарелой бабушкой. Возможно, хочу заявить о краже.
  
  – Как ваша фамилия? – Я ответил. – Одну минуту. – Она снова взялась за телефонную трубку. Я отвернулся и слушал вполуха. – Миссис Дилани сейчас спустится. Присядьте пока вон там, мистер Харвуд.
  
  Я опустился на ближайший виниловый стул. Напротив сидел старик под девяносто или даже за девяносто в рубашке и брюках, которые приобрел в то время, когда был фунтов на сорок тяжелее. Шея торчала из воротника, словно древко флага на поле для гольфа. Он держал открытый на середине детективный роман Эда Макбейна в бумажной обложке, но за те пять минут, что я ждал миссис Дилани, ни разу не перевернул страницу и не перевел по строкам взгляд.
  
  – Мистер Харвуд?
  
  Я поднял голову:
  
  – Да. Вы миссис Дилани?
  
  Женщина кивнула.
  
  – Вы спрашивали о Сарите Гомес?
  
  – Я рассчитывал поговорить с ней самой, – сказал я, вставая.
  
  – Я бы и сама хотела с ней поговорить, – ответила миссис Дилани. – Сариты на работе нет. И все попытки с ней связаться ни к чему не привели.
  
  – Вот как? Она не вышла на работу?
  
  – Могу я спросить, в чем дело? В нашем доме ваш родственник?
  
  – Нет. Речь идет о ее службе вне стен этого заведения.
  
  – Тогда с какой стати вы задаете вопросы мне?
  
  – Пытаюсь ее найти. Решил, раз она работает здесь, то сумею с ней поговорить и кое о чем спросить.
  
  – Боюсь, ничем не смогу вам помочь, – отрезала миссис Дилани. – Сегодня утром Сарита сюда не пришла. Она очень старательная, и наши постояльцы ею довольны, но вы понимаете, что бывают работники более надежные, бывают менее надежные.
  
  – Будьте добры, поясните.
  
  – Тот факт, что она… – Женщина осеклась.
  
  – Вы о чем? – Я подумал и озвучил догадку: – У нее нет документов? Она работает нелегально?
  
  – Уверена, что это не так.
  
  – У вас есть ее адрес? – спросил я.
  
  – Только номер телефона, по которому можно ее найти. Там мне ответили, что она уехала. Понятия не имею, вернется Сарита или нет. А вы мне так и не сказали, зачем она вам понадобилась.
  
  Пора нанести удар промеж глаз.
  
  – Она работала няней в семье Гейноров. Вам эта фамилия ничего не говорит?
  
  – Нет. С какой стати?
  
  – Вы не смотрели вечерние новости? В них рассказывали о женщине, которую насмерть зарезали на Бреконвуд-драйв.
  
  В лице миссис Дилани что-то дрогнуло. Она слышала об убийстве.
  
  – Ужасно. Но при чем Сарита?
  
  – Сарита работала у них няней.
  
  Женщина прижала к губам ладони.
  
  – О боже!
  
  – Удивительно, что в ваш дом еще не приходили полицейские. Но вам следует их ждать.
  
  – Невероятно! Вы утверждаете, что Сарита имеет к этому какое-то отношение?
  
  Я колебался.
  
  – Убежден, что она может что-то об этом знать.
  
  – Но если вы не из полиции, то кто такой? – с вызовом спросила она.
  
  – Я расследую дело от имени заинтересованной стороны. – Более искусной уловки я на ходу придумать не мог. – Когда вы видели Сариту в последний раз?
  
  – Пожалуй, вчера утром. Она, кажется, выходила на смену с шести до часу. У нее здесь четыре смены в неделю, по большей части с раннего утра. О других людях, у кого она работала, я ничего не знаю. Наверное, от них приходила сюда. А по выходным могла работать в любое время. Ужасно! Она не могла совершить ничего подобного. Сариту все любили.
  
  – Вы сказали, что пытались ей звонить?
  
  – У самой Сариты телефона нет. Я звонила ее домохозяйке. Та ответила, что ее жиличка съехала. – Миссис Дилани наклонилась ко мне: – Звучит подозрительно. Да?
  
  – У нее есть друзья? Люди, которые могли бы сказать, где ее найти?
  
  Женщина не отвечала. Я догадался, что она сразу кого-то вспомнила и сейчас размышляет, говорить мне или нет.
  
  – Есть один, – наконец призналась она. – Мужчина, с которым, как мне кажется, она встречалась. Как бы это сказать… с которым у нее были отношения.
  
  – Кто таков?
  
  – Маршалл Кемпер. Один из наших уборщиков.
  
  – Мне надо с ним поговорить.
  
  Она колебалась, но затем решилась:
  
  – Идите за мной.
  
  Миссис Дилани вывела меня из вестибюля, мы прошли по коридору и спустились по лестнице в подвал. Миновали еще один коридор с трубами и воздуховодами, где раздавались звуки насосов и системы кондиционирования воздуха. Перед дверью с табличкой «Диспетчер» она остановилась и постучала. Секундой позже на пороге показался невысокий плотный чернокожий.
  
  – Да?
  
  – Мэнни, нам нужен Маршалл, – сказала миссис Дилани. – Где его можно найти?
  
  – Обычно в это время он готовит мусоровоз. Но сегодня не как обычно. Маршалл недавно позвонил и сообщил, что заболел.
  
  Миссис Дилани покосилась на меня.
  
  – Мне нужен его адрес, – сказал я.
  Глава 39
  
  – У меня проблема, – сказал Билл Гейнор в трубку телефона на кухне, пока Мэтью, сидя на высоком стуле, набивал рот сухим завтраком «Чириоуз».
  
  – Что за проблема? – спросил Джек Стерджес.
  
  – Мне звонили. Кто-то требует деньги. Шантаж. Какой-то чертов вымогатель.
  
  Гейнор повернулся к сыну спиной и понизил голос – он не хотел, чтобы Мэтью слышал брань. Чего доброго, начнет ругаться, прежде чем научится говорить слово «папа». «А слово „папа“ выучит прежде, чем скажет „мама“», – с грустью подумал он.
  
  – Кто он?
  
  – Вообрази, забыл представиться: мол, я такой-то, здешний шантажист. Но явно из тех, кто знает Сариту.
  
  – Да ну?
  
  – Я думал об этом. В последние недели Роз была какой-то странной. Наверное, каким-то образом узнала правду, и это на нее давило. Не могу утверждать – сужу по отдельным словам и тому, как она себя вела. Все пытаюсь догадаться, кто ее надоумил, кто помог все сложить воедино.
  
  – Может, Сарита? – предположил Джек.
  
  – Спрашиваю себя: могла ли она знать?
  
  Стерджес задумался.
  
  – Не исключено.
  
  – Это бы многое объяснило. То, как все обернулось. Вымогатель намекал, что ему кое-что известно.
  
  – Что он хочет?
  
  – Пятьдесят тысяч.
  
  – Боже праведный!
  
  – У меня таких денег нет, – сказал Гейнор. – После того как я отвалил тебе сотню кусков, сам остался ни с чем. Даже Роз придется хоронить в кредит.
  
  – Разреши мне подумать.
  
  – Дай половину из того, что получил от меня. Взаймы. Я тебе верну. Поступят страховые возмещения.
  
  – Страховка Розмари – миллион долларов, – кивнул доктор. – Твой вымогатель о ней явно не знал, иначе потребовал бы гораздо больше, чем пятьдесят тысяч.
  
  – Вот видишь – у меня будет чем вернуть долг, как только компания выплатит деньги. Одолжи пятьдесят тысяч.
  
  – Это… будет трудно. У меня их нет.
  
  – Что ты такое говоришь? – сердито прошептал Гейнор, оглядываясь, чтобы убедиться, что сын не подавился «Чириоуз». – Разве можно спустить так быстро сто тысяч долларов?
  
  – Мои финансовые аппетиты тебя не касаются, Билл, – огрызнулся Стерджес. – Если хочешь кого-то винить, оглянись на себя. Это тебе необходимо разобраться с проблемой. И разобраться быстро.
  
  – Я же тебе сказал, что у меня нет денег. Может, ему не платить: пусть говорит что угодно и кому угодно? Полиция очень заинтересуется.
  
  – Не шути так, Билл.
  
  – Кто говорит, что я шучу? Если все выплывет наружу, мне останется сказать, что я ни о чем понятия не имел. Считал, что все законно и честно. Знаешь, за кем они придут? За тобой! Проигрался, Джек? Просадил все деньги? Хоть один цент из них пошел на то, о чем ты говорил? Что сделал с кругленькой суммой, когда получил в руки деньги?
  
  – Помолчи! – приказал Стерджес. – Я пытаюсь найти выход.
  
  – Только давай побыстрее. Он позвонит в половине одиннадцатого. Я должен явиться в банк к открытию. А если случится, что по причине смерти Роз счета заморожены или что-нибудь еще? Тогда я ни черта не смогу поделать.
  
  – Скажешь, что деньги у тебя, – предложил доктор. – Как только позвонит, объявишь, что получил всю сумму.
  
  – Но ее у меня не будет.
  
  – Не важно. Как ты думаешь, этот тип с тобой знаком и может узнать тебя в лицо?
  
  – Без понятия.
  
  – Ты не узнал голос?
  
  – Повторяю, Джек, я не знаю, кто он такой.
  
  – Придется предположить, что он в курсе, как ты выглядишь, и потребует, чтобы именно ты пришел на встречу. Он не сказал, куда тебе нужно явиться?
  
  – Нет. Наверное, объявит, когда позвонит в половине одиннадцатого.
  
  – Надо все обдумать. Нужно выяснить, каким способом он захочет осуществить передачу денег. Наверняка в толпе, хотя нет – где-нибудь подальше, где нет камер, в уединенном месте. Это даже к лучшему. Как только узнаешь, звони мне. Ничего с ним не обсуждай – скажи, что на другой линии похоронное бюро. Что ты ему перезвонишь и вы все обсудите. И вот тогда мы решим, как все лучше устроить.
  
  – Ты о чем, Джек? – спросил Гейнор. – Что ты задумал?
  
  – Ты не станешь ему платить, но пусть думает, что получит всю сумму сполна.
  
  – Как? Отдадим ему чемоданчик с нарезанной бумагой? Я что тебе, долбаный Джеймс Бонд? Подумай о Мэтью. Что, если он потребует прийти на передачу денег с ребенком?
  
  – Соберись, Билл. Выслушай меня. Есть две вещи, которые необходимо сделать. Первая: заткнуть рот этому говнюку – чтобы он ясно понял, что ему ничего не светит. И вторая: выяснить, откуда он знает то, что знает. Если от Сариты, придется искать ее.
  
  – Ее наверняка разыскивает полиция, – предположил Гейнор. – Готов поспорить, она залегла на дно – где-нибудь прячется.
  
  – Пусть ищет, – кивнул Стерджес. – Но нам надо найти ее первыми.
  Глава 40
  
  Агнесса Пикенс ворвалась в административное здание городской больницы Промис-Фоллс и, шествуя к своему кабинету, громко, на весь коридор, позвала помощницу Кэрол Осгуд.
  
  Та оторвалась от компьютера и подбежала к двери.
  
  – Что, миссис Пикенс?
  
  – Ко мне в кабинет! – приказала Агнесса.
  
  Когда помощница появилась, она уже сидела за столом и жгла глазами дверь. Помощнице не было тридцати, и иногда Агнесса удивлялась, почему не завела себе кого-нибудь постарше. Но отсутствие у Кэрол жизненного опыта с лихвой компенсировалось ее преданностью. Она делала все, что ей приказывали, и исполняла мгновенно.
  
  – Что произошло после того, как я вчера ушла? – Агнесса не пригласила Кэрол сесть и чуть подняла голову, чтобы смотреть ей прямо в глаза.
  
  – На совещании совета?
  
  – Где же еще? Конечно, на совещании совета. Ничего больше не происходило?
  
  – Все разошлись. Вы вели заседание, и, как только ушли, все вернулись к своим обязанностям.
  
  Агнесса удовлетворено кивнула:
  
  – Именно это я хотела услышать. А то начала беспокоиться, что они могли продолжать совещаться без меня.
  
  Кэрол покачала головой:
  
  – Никто бы не посмел.
  
  Агнесса прищурилась.
  
  – Как тебя понимать?
  
  Помощница испугалась.
  
  – Я ничего плохого не имела в виду. Просто… все знают, что вы здесь главная, и никто не станет ничего предпринимать без вашего ведома. Я им сказала, что вы вскоре назначите новое заседание, но тогда еще никто не представлял, какие у вас неприятности.
  
  – Мои дела здесь широко обсуждаются? – спросила Агнесса.
  
  – Все за вас переживают. За вас и за Марлу. А я… я просто не могу…
  
  – Кэрол?
  
  Ее помощница закрыла лицо руками и расплакалась.
  
  – Боже праведный, Кэрол!
  
  – Простите, я пойду…
  
  Агнесса встала, обошла стол, взяла помощницу за плечи и усадила на кожаный стул.
  
  – Возьми платок. – Она вынула несколько штук из стоящей на полке коробки и протянула Кэрол. Та промокнула глаза и высморкалась. Скатала платок в шарик и мяла в руке. – Что с тобой, Кэрол?
  
  – Ничего… ничего… Просто я ужасно за вас переживаю. Да, понимаю, здесь в больнице каждый день происходят трагедии, но когда несчастье случается с человеком, с которым работаешь и которого знаешь…
  
  – Успокойся, – попросила Агнесса.
  
  – Вы так прекрасно держитесь. Я вами восхищаюсь, не представляю, как вам это удается.
  
  Агнесса пододвинула другой стул и села напротив, почти упершись коленями в колени Кэрол.
  
  – Поверь мне, я совершенно издергалась. – Она положила руку на колено помощницы. – Вот уж не думала, что ты мне настолько сочувствуешь.
  
  Кэрол подняла на нее покрасневшие глаза.
  
  – Почему вы так говорите?
  
  – Потому что, дорогая, я могу быть отменной стервой. – Агнесса улыбнулась. – Неужели не заметила?
  
  Помощница усмехнулась, но смех прозвучал скорее как кашель.
  
  – Я бы этого не сказала.
  
  – Еще бы ты мне сказала, – кивнула Агнесса. – Сама все о себе знаю и представляю, каково со мной работать. Но невозможно управлять заведением, как наше, и оставаться приятным во всех отношениях симпатягой. Тем более женщине. Женщине необходимо вести себя еще решительнее, чем мужчине, – без оглядки на то, что о ней подумают. Но это не значит, что я бесчувственна и не ранима в душе.
  
  – Понимаю.
  
  – Ты от меня натерпелась, но не уходишь; я тебя за это уважаю и тронута, что тебя так волнует моя ситуация. Только не стоит переживать – я со всем разберусь. Мы прорвемся: Джилл, Марла и я, предпримем все, что потребуется. Такова моя натура. Может, иногда кажется, что мне на все наплевать, но это не так.
  
  Кэрол кивнула.
  
  – Успокоилась? Хочешь взять отгул?
  
  Помощница энергично замотала головой.
  
  – Я вас не брошу, тем более когда на вас столько навалилось. Как бы я тогда выглядела? Вы, в вашем положении, способны работать, а мне прохлаждаться дома?
  
  Агнесса потрепала ее по руке.
  
  – Хорошо. Теперь вот что: назначь заседание совета на завтра. Это раз. Только оповести всех членов, что возможны опять переносы. Моя… наша ситуация в данный момент несколько непредсказуема.
  
  – Разумеется.
  
  – А сейчас пойду, навещу Марлу. Думаю ее сегодня выписать и отправить домой.
  
  – Я не поверила, когда об этом узнала.
  
  – Что ж, в этом деле много такого, чему невозможно поверить. Джилл собирается взять отпуск или по крайней мере устроить так, чтобы вести дела из дома. Тогда кто-нибудь будет постоянно находиться с Марлой. Он сейчас там, мы будем друг друга сменять.
  
  – Отличная мысль. – Кэрол встала. – Спасибо за все. Хочу сказать вот еще что…
  
  – Говори.
  
  – Я абсолютно уверена, что Марла не сделала ничего дурного.
  
  – Приятно слышать.
  
  – Я много раз с ней встречалась. В ней нет зла. Она светлый человек.
  
  Агнесса улыбнулась.
  
  – Сообщи членам совета о новом времени заседания. Я скоро буду.
  
  Она вышла из кабинета и направилась к лифтам. Кэрол вернулась за свой стол, скомкала платок и бросила в корзину для мусора. Достала из сумочки зеркало и, убедившись, что выглядит сносно, взяла мобильный телефон. Нашла нужный номер, приложила трубку к уху и слушала гудки. Ей ответили на пятом.
  
  – Привет, это я. Только что состоялся потрясающий разговор, ну, ты знаешь, с моим боссом. Она так хорошо ко мне отнеслась. Меня ужасно угнетает ситуация, ничего не могу с собой поделать. Так она меня утешала. Никогда ее такой не видела. Чудно. Вот я и подумала о нас… Может быть, пора, ну ты понимаешь… Я не смогу так больше продолжать, будущего все равно нет… Я знаю, ты тоже так думаешь… Да, да, я тебя слушаю… Прости, надо бежать, дел очень много… Не говори так, я сейчас расплачусь… Я люблю тебя, Джилл.
  Глава 41
  
  Кончилось тем, что Уолден Фишер, уведя Виктора Руни из бара, привез его к себе домой. Уолден опасался, что, если оставить молодого человека одного, тот вернется в бар и наживет на свою голову еще больше неприятностей.
  
  Он поместил Виктора в свободную комнату, которая раньше принадлежала его дочери Оливии и служила ей спальней. Уолден подозревал, что Руни не первый раз лежит на этой кровати – навещал Оливию, когда они с Бет уходили в гости или уезжали из города.
  
  Такие вещи его давно уже не волновали. Но тогда еще огорчала мысль, что дочь и Виктор занимаются любовью. Хотя ведь и они с Бет тоже были юными и не ждали брачной ночи.
  
  Нельзя указывать детям, как им жить, убеждал он себя. Трудно даже, когда они подростки, а когда взрослеют – вообще исключено. Пусть знают, что родители с ними рядом. Но принуждать вести себя по-вашему – все равно, что пытаться научить козла управлять трактором.
  
  Уолден возился в гараже на заднем дворе, пытаясь навести порядок, когда заметил движение в кухонном окне. Он вернулся в дом и обнаружил, что Виктор встал – волосы спутаны, глаза потемнели, веки опухли.
  
  – Никак не мог понять, куда меня занесло. – Голос звучал так, словно доносился из набитой галечником жестянки. – Открываю глаза – и ничего не узнаю, вижу только, что не дома. Даже не помню, как вы меня сюда притащили.
  
  – Еще бы, – усмехнулся Фишер. – Ты был в стельку.
  
  – Сохранился в памяти бар, где вы меня нашли. А дальше полный провал.
  
  – Ты нарывался на хорошую трепку.
  
  – Как?
  
  Уолден покачал головой:
  
  – Не важно. Там остался кофе. Должно быть, еще горячий. Выпей.
  
  – Мм… ладно. – Уолден налил ему кофе. – Черный, безо всего, – попросил Виктор, принимая кружку. – Чувствую себя как полное дерьмо.
  
  – И выглядишь похоже.
  
  Виктор усмехнулся.
  
  – Послушай, – начал Фишер, – понимаю, это не мое дело, но все-таки рискну вмешаться.
  
  – Я весь внимание.
  
  – Ты умный парень. Я хочу сказать, всегда таким был. Хорошо учился в школе, все быстро схватывал. Руки растут откуда надо. Склонен к механике, но в то же время начитан.
  
  – Вундеркинд, да и только, – кивнул Виктор.
  
  – Я вот о чем: тебе есть что предложить, у тебя есть способности и профессия. В городе наверняка найдется человек, который захочет этим воспользоваться. Но ты должен прекратить квасить каждый вечер.
  
  – Вы за мной шпионите?
  
  – Нет, предполагаю. Разубеди, если ошибаюсь.
  
  Виктор поставил чашку на стол.
  
  – Почему вы не горюете?
  
  – Прости, не понял?
  
  – Не могу взять в толк, почему не сломались, как я? Черт возьми, она же была вашей дочерью!
  
  Уолден налетел на него, словно пушечное ядро. Схватил за грудки, притянул к самому лицу, отшвырнул на стол. Голова молодого человека откинулась, стукнулась о подвесную полку, зазвенели тарелки. Но Уолден на этом не остановился – сгреб Виктора что было сил и на этот раз бросил на пол.
  
  Он был на три десятилетия старше, но без труда расправлялся с гостем. Может, помогала ярость или похмелье жертвы.
  
  – Никогда! – крикнул он. – Не смей говорить ничего подобного! – Уолден размахнулся ногой и пнул Виктора в бедро. Молодой человек свернулся и закрыл голову руками, чтобы следующий удар ботинка не пришелся в лицо.
  
  – Простите! Господи, простите!
  
  – Ты думаешь, тебе одному тяжело? – Фишер не мог успокоиться и продолжал кричать: – Будь проклята твоя самонадеянность, маленький говнюк!
  
  – Успокойтесь! Я совсем не это хотел сказать!
  
  Уолден упал на стул и, уронив руки на крышку стола, пытался отдышаться. Виктор медленно поднялся и, пододвинув стул, сел с другой стороны.
  
  – Меня занесло.
  
  Руки Фишера дрожали.
  
  – Я не имел права говорить ничего подобного. Вы хороший человек и тоскуете по ней. Ко мне всегда хорошо относились. Вот вчера притащили сюда, я это ценю. Очень порядочно с вашей стороны.
  
  Уолден посмотрел на свои руки, накрыл одну другой, чтобы унять дрожь, и медленно заговорил:
  
  – У меня была Бет. – Виктор смотрел, не вполне понимая, куда гнет Фишер, и ждал. – У меня была Бет, – повторил тот, – и я должен был держаться. Бет сломалась и больше не оправилась. Что бы с ней стало и кто бы за нее отвечал, если бы я каждый вечер заливал горе в баре? Каково бы ей было? – Уолден поднял руку и осуждающим перстом указал на Виктора. – Я не имел права быть таким себялюбивым, как ты. Понимал свою ответственность. Не мог поддаться горестям, чтобы они овладели мной.
  
  – Мне не за кого отвечать, – возразил Виктор. – Поэтому какая разница, как я себя веду?
  
  – Ты спрашиваешь, какая разница? – переспросил Уолден. – В чем смысл?
  
  – А есть ли вообще смысл теперь, когда ваша жена умерла? Когда вы потеряли человека – людей, – которыми больше всего дорожили? Где же смысл?
  
  – Смысл в уважении к ним.
  
  – Не понимаю.
  
  – Когда ты ведешь себя так, как вел себя вчера, – это оскорбление Оливии.
  
  – Почему? Что тут такого?
  
  – Люди смотрят на тебя и думают: что это за человек? Не может взять себя в руки. Распустился, поддался горю. И недоумевают: неужели Оливия собиралась связать с таким жизнь? Твое поведение ее унижает. Делает хуже, чем она была на самом деле.
  
  – Что за бред? Неужели у меня нет права оплакивать потерю?
  
  – Есть, но не вечно. Наступает момент, когда нужно показать людям, из какого ты теста. Почему Оливия выбрала именно тебя. Чтобы все знали, что она верно оценила твой характер. Все дело в характере.
  
  Виктор задумался.
  
  – А вы? Каким образом вы ее чтите? Оливию? И Бет?
  
  – Ищу собственный способ. – Уолден отвернулся к окну. – Тебе пора уходить.
  
  – Хорошо. – Виктор оттолкнул стул.
  
  – Из того, что ты наговорил вчера вечером, верно одно.
  
  – Что?
  
  – Человек никогда не должен опаздывать. – Уолден опустил голову, бросил взгляд на свою правую руку, заметил неровный ноготь, поднес к губам и обгрыз.
  Глава 42
  
  Дэвид
  
  Я собирался сразу поехать по адресу Маршалла Кемпера, уборщика дома престарелых «Дэвидсон-плейс», который сказался больным и не вышел на работу. Надеялся, что он сможет вывести меня на Сариту Гомес.
  
  Я чувствовал, что надо спешить, но понимал, что путь туда заведет меня в квартал, где, по словам Марлы, живет Дерек Каттер – тот самый молодой человек, от которого она забеременела. С ним тоже следовало поговорить, и это был лучший шанс застать его дома.
  
  Поэтому я повернул налево и остановился перед кирпичным двухквартирным домом, возведенным без малейшего намека на какой-либо архитектурный стиль. Одна квартира располагалась на первом этаже, другая – на втором. Марла говорила, что Дерек живет в верхней с другими студентами. Я оставил машину у тротуара, подошел и позвонил в квартиру второго этажа.
  
  На лестнице послышались торопливые шаги, и дверь открылась. Передо мной стояла девушка лет двадцати в спортивном костюме, с забранными в хвостик на затылке волосами.
  
  – Вам кого? – спросила она.
  
  – Привет. Я ищу Дерека.
  
  Ее рот превратился в одну большую букву «О».
  
  – О да, да! Он говорил, что звонил вчера вам поздно вечером после того, как заварилась вся кутерьма. Он будет рад вас видеть.
  
  – Постойте… – начал было я.
  
  Но девушка уже бежала вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки и крича:
  
  – Дерек, к тебе пришел отец! – На верхней площадке она, наверное, сразу развернулась, бросилась вниз и, когда секундой позже поравнялась со мной, крикнула: – Идите, а мне пора валить.
  
  Когда я поднялся, передо мной открылась дверь и на меня удивленно уставился парень, как я понял, сам Дерек.
  
  – Вы не мой отец.
  
  В майке и боксерах он показался мне худым, ноги торчали из штанин, как две белые палки. Жиденькая бороденка, черные волосы падали на глаза.
  
  – Нет. Прошу прощения, ваша девушка ошиблась, а у меня не было возможности ей объяснить.
  
  – Она не моя девушка. Что-то вроде соседки по квартире. Так кто же вы такой?
  
  – Двоюродный брат Марлы, – ответил я. – Меня зовут Дэвид Харвуд.
  
  – Марлы? – переспросил он. – Вы двоюродный брат Марлы Пикенс?
  
  – У вас найдется минута?
  
  – Да, конечно, заходите.
  
  Дерек разгреб место на диване, отодвинув в сторону несколько книг и ноутбук. Я сел, а он устроился на краю журнального столика, заваленного полудюжиной пустых пивных банок.
  
  – Что вас привело ко мне и при чем тут Марла?
  
  Когда соседка Дерека сказала, что он звонил отцу после того, как «заварилась вся кутерьма», я решил, что речь идет об убийстве Гейнор и возможной связи с этим делом Марлы. Об этом говорили в новостях.
  
  – Так вы слышали?
  
  – Я слышал о том, что произошло вчера вечером в кампусе. Но какое это имеет отношение к Марле?
  
  Стало ясно, что мы говорим о совершенно разных событиях.
  
  – Что такого случилось в колледже? – спросил я.
  
  – Подонок охранник убил одного из моих друзей, вот что случилось, – ответил Дерек. – Снес ему из пистолета полбашки.
  
  – Я об этом не знал, – признался я. – Кто этот ваш товарищ?
  
  – Мейсон. Утверждают, что он тот самый парень.
  
  – Какой «тот самый»?
  
  – Который нападал на девушек. Ничего подобного. Он был совершенно не таким.
  
  – Как его фамилия?
  
  – Хелт. Мейсон Хелт. Он был отличным парнем. Мы с ним занимались в драмкружке. Он мне очень нравился. Говорят, что Мейсон напал на охранницу, которая служила вроде как приманкой. С ума сойти.
  
  – Сочувствую вашей потере. Вы по этому поводу звонили отцу?
  
  Дерек кивнул:
  
  – Знаете, был настолько ошарашен, что захотелось выговориться. И очень удивился, когда Пэтси крикнула, что приехал отец, потому что я его сюда не приглашал. – Он присмотрелся ко мне. – Я вас где-то видел.
  
  У меня возникло предположение, почему он так сказал, но я не хотел давать подсказку свидетелю. Зачем настраивать Дерека против себя, если можно обойтись без этого.
  
  – Не думаю, что мы когда-нибудь встречались. – Утверждая это, я не покривил душой.
  
  – Так вы из той команды, – вдруг заявил он. – Один из тех, кто превратил мою жизнь в ад. Я вас узнал.
  
  – Да, я был одним из них.
  
  Дело было давнее. Убийство семейства Лэнгли произошло семь или восемь лет назад. Отца, мать, сына – однажды всех их прикончили в собственном доме. Дерек с родителями жил по соседству и день или два считался главным подозреваемым. Затем настоящего преступника поймали и с Дерека сняли все подозрения, но событие оставило тяжелый след в жизни парня.
  
  – До сих пор случается, что люди косо на меня поглядывают, словно думают: «А вдруг убил не тот, которого осудили? Вдруг убил этот?» Спасибо, что устроили все это. Что поместили мою фотографию в газете. Что написали неправду.
  
  Я мог бы ему сказать, что выполнял свою работу. Что его арестовали не журналисты, а полицейские. Что пресса не придумала в одночасье остановить свой выбор на нем, а прислушивалась к тому, что ей сообщали. Что «Стандард» не выполняла бы своих обязанностей, если бы отстранилась – пусть на самое короткое время – от вихря новостных безумий. Что иногда невинные люди попадают в водоворот событий и они их ранят. Но такова жизнь.
  
  Однако решил, что все это Дереку неинтересно.
  
  – Из-за того случая разошлись мои родители, – сказал он.
  
  – Не знал, – ответил я, хотя Марла об этом упоминала.
  
  – Какое-то время казалось, что им удалось пережить бурю. Не получилось. Родители больше не могли оставаться вместе. Мать ушла, пришлось продать дом, и все пошло прахом. За это тоже вам спасибо. Если бы я мог учиться в другом городе, а не в Промис-Фоллс, то немедленно бы уехал. Но не было денег.
  
  – Я пришел не в качестве репортера. – Ничего более оригинального я придумать не сумел. – Я больше не журналист, да и «Стандард» закрыта.
  
  – Тогда зачем вы здесь? Что вам надо? Что-нибудь случилось с Марлой?
  
  Я рассказал.
  
  – Господи! – ужаснулся он. – Уму непостижимо. Они считают, что Марла убила ту женщину и украла ее ребенка?
  
  – Хотя она и утверждает, что все обстояло совершенно иначе, я нисколько не сомневаюсь, что полиция придерживается именно этой версии.
  
  – В чем заключается ваша роль?
  
  – Хочу помочь. Задаю вопросы людям, надеюсь выяснить нечто такое, что подтвердит непричастность Марлы.
  
  Дерек пожал плечами:
  
  – Не знаю, что вам сказать. С тех пор как она потеряла ребенка, мы разговаривали не больше полудюжины раз и пару раз случайно встречались на улице.
  
  – Вы знали о предыдущем инциденте, когда она пыталась утащить младенца из больницы?
  
  Дерек кивнул:
  
  – Она рассказывала. Объяснила, что на нее на секунду нашло затмение. Но все равно сумасшедшая выходка.
  
  – Как вы познакомились?
  
  Его история соответствовала тому, что я узнал от Марлы. Разговорились в городском баре и начали встречаться. Одно время очень серьезно.
  
  – Она была самая странная из моих знакомых девушек.
  
  – В каком смысле?
  
  – Ну, во-первых, эти ее выкрутасы. Она не узнавала знакомых.
  
  – Слепота на лица, – подсказал я.
  
  – Да. Сначала мне казалось, что она все выдумывает, но потом я справился в Гугле и обнаружил, что такой недуг существует. В выпуске передачи «60 секунд» говорили, что им страдает больше людей, чем мы можем себе представить. Даже Брэд Питт утверждает, что у него есть такая штука. Всякий раз, когда я к ней подходил, у нее был вид, будто она сомневается, я это или нет. Я говорил: «Привет, это я». И тогда, услышав мой голос, она убеждалась, что это в самом деле я. Странное чувство. Она просила, чтобы я всегда одинаково зачесывал волосы. Вот так, как сейчас, на лоб, и ни в коем случае назад. Чего я никогда не делал, иначе она бы меня не узнала. То же с рубашкой – я всегда надевал в клетку. Марла говорила, что такие визуальные подсказки ей помогают.
  
  – Знаю, – кивнул я. – Родственники начали замечать ее странность, когда Марла стала подрастать. Скажите, когда вы обнаружили, что она беременна?
  
  – Марла объявила, что у нее не было месячных. Точно обухом по голове.
  
  – Как вы приняли новость?
  
  – Если честно, выключил трубку – мы разговаривали не лично, а по телефону, – и меня вывернуло наизнанку. Я же почти каждый раз предохранялся.
  
  – Почти…
  
  Дерек пожал плечами.
  
  – Конечно, вы правы.
  
  – Как отреагировали на это ваши родители?
  
  – Маме я не сказал – только отцу. Он у меня человек традиционных взглядов. Объявил, что я должен взять на себя ответственность и делать все, что положено, а он мне поможет. Когда все станет понятнее, обещал оповестить мою мать. Поэтому я обещал Марле, что останусь с ней рядом и буду всячески ее поддерживать. Ей решать, как поступить.
  
  – И она решила сохранить ребенка.
  
  – Да. Но, откровенно говоря, это было вовсе не то, на что я надеялся. Однако, как сказал отец, Марлу влекла ее природа. Она хотела иметь ребенка. Говорила, это даст ей силы собраться в жизни. И подчеркнула, что мое участие зависело только от меня. Хотя я сомневался в ее искренности – подозревал, что она хочет сыграть на моем чувстве вины и женить на себе, что мне было совершенно не нужно. Семья… я к этому не готов.
  
  – Ясно, – кивнул я. – Вы еще учитесь, и все такое.
  
  – На последнем курсе. В конце месяца получаю диплом. Я очень долго не сознавал, насколько она старше меня. Думал, на год или два, а оказалось, на семь или около того. Я что, любитель старух?
  
  – Не понял? – Я поднял на него глаза.
  
  – Я о миссис Лэнгли.
  
  Вот оно что. Лэнгли – та соседка, которую убили много лет назад. Дерек, по слухам, был ее любовником и поэтому на короткое время попал под подозрение.
  
  Он покачал головой:
  
  – Надеюсь, мы не будем это обсуждать?
  
  – Не будем.
  
  – Ну, а потом я понял, что у нее и в мыслях не было меня охомутать. И частично из-за того, что ее мать меня недолюбливала.
  
  – Вы знакомы с Агнессой?
  
  – Нет. Но Марла мне говорила, что ее мать не в восторге. Она заведует больницей, но вам-то это известно, раз вы двоюродный брат Марлы. Ваша тетя – важная шишка в городе. А я сын человека, который заправляет фирмой по ландшафтному дизайну. Можете представить, как ей это понравилось.
  
  Я был готов провалиться от стыда сквозь землю. Дерек верно распознал характер Агнессы.
  
  – Итак, Марла решила сохранить ребенка.
  
  Молодой человек кивнул. А затем его прорвало.
  
  – Голова шла кругом. Мне было совестно, что я плохо предохранялся. Не хотел, чтобы она рожала, не хотел ответственности. Но когда появилась на свет девочка – вы, наверное, знаете, мертвая, – меня словно оглушило, будто глаза открылись. Ничего подобного от себя не ожидал. Но меня по-настоящему задело. – Он шмыгнул носом и смахнул слезу тыльной стороной ладони. – Начал представлять, какой бы она выросла, на кого была бы похожа, вдруг на меня, и все такое, – был настолько потрясен, что превратился в размазню.
  
  – Что было дальше?
  
  – Я переехал обратно к отцу. Мы с ним достаточно близки. Хорошо, что не успели ни о чем рассказать матери. Ее бы убила мысль, что ее внучка не прожила на свете ни минуты. – Дерек всхлипнул. – Марла рассказала, как держала в руках дочь. Мертвую дочь. Марла была в полуобморочном состоянии, но разглядела все: каждый пальчик, носик – и сказала, что девочка по-настоящему красивая, хотя и не дышала. Она даже придумала для нее имя – Агата Беатрис Пикенс. Агата, пояснила она, похоже на то, как зовут ее мать, но в то же время отличается.
  
  Он снова вытер глаза.
  
  – Сочувствую, – сказал я. – Иногда даже не представляешь, как такие вещи могут на тебя подействовать.
  
  – Да уж, – согласился Дерек Каттер.
  
  Мы оба услышали, как на улице хлопнула дверца машины. Дерек встал и выглянул в окно.
  
  – Черт, я знаю этого типа.
  
  Я присоединился к нему. Этого типа я тоже знал.
  
  – Детектив Дакуэрт, – сказал я.
  
  – Да. Тот, который подумал на меня, когда убили наших соседей. А что ему здесь надо?
  
  Я мог представить две причины визита полицейского. Дакуэрт либо хотел поговорить с Дереком о Марле Пикенс по тем же соображениям, что и я. Либо у него появились вопросы по поводу убитого друга Дерека Мейсона Хелта.
  
  – Ненавижу его, – процедил Дерек. – Можете сказать, что меня нет дома?
  
  – Не могу.
  
  – Вот непруха!
  
  – Хочу напоследок задать вам маленький вопрос.
  
  – Ладно, валяйте.
  
  – Какие у вас внутренние ощущения от Марлы?
  
  – Внутренние ощущения?
  
  – Можете себе представить, чтобы она убила Розмари Гейнор?
  
  Дерек на мгновение задумался.
  
  – По моим ощущениям?
  
  – Да.
  
  – Однажды мы сидели, выпивали в колледже – это было, кажется, до того, как Марла забеременела. Вокруг полно ребят. И один парень стал задираться к девчонке – вроде она что-то кому-то не то сказала. Девчонка притихла, по-настоящему испугалась. Он замахнулся – не знаю, ударил бы он ее или нет. Но тут Марла не выдерживает, хватает пивную бутылку и швыряет тому типу в голову. Мы сидели от него всего в шести футах. Ей и целить особенно не пришлось – бросай, не промахнешься. И попала прямо в его гнусный нос. Хорошо, бутылка не разбилась, иначе он мог бы лишиться глаза. Но нос она ему расквасила, кровь полилась ручьем. Парень взвился – вот-вот набросится на нее. А она ему: «Давай, давай, иди сюда!» – вроде как подзуживала. Надо было это видеть.
  
  – Боже… – пробормотал я.
  
  Внизу раздался дверной звонок.
  
  – Так вот, по поводу моего внутреннего ощущения Марлы: я бы не удивился ничему, что бы она ни учудила.
  Глава 43
  
  «Какой же я идиот», – подумал Дакуэрт.
  
  Он ехал к дому, где, по данным регистрационного отдела Теккерей-колледжа, должен проживать Дерек Каттер, когда его осенило, что требовалось спросить у хозяйки квартиры Сариты Гомес миссис Селфридж, которая так прекрасно выпекала банановый хлеб.
  
  Утром, перед выездом из управления, он посадил женщину-полицейского обзванивать местные дома престарелых, чтобы попытаться найти тот, где работает Сарита. Но его не покидала мысль, что, даже если они попадут в нужное место, администрация может не признаться, что дом нанял работника нелегально.
  
  И вот только по дороге к Дереку Дакуэрта осенило.
  
  – Тупой, тупой, тупой, – обругал он себя.
  
  Остановился у тротуара в паре кварталов от дома Дерека, достал телефон и записную книжку. Нашел нужное имя и набрал номер.
  
  Миссис Селфридж ответила после третьего гудка. Дакуэрт назвался.
  
  – Привет, детектив, – поздоровалась она. – Если интересуетесь, не вернулась ли Сарита, сразу отвечаю – нет. Она заплатила до конца месяца, но я думаю, мне пора начинать искать нового жильца. У меня ощущение, что она слиняла насовсем.
  
  – Возможно, вы правы, – подтвердил Дакуэрт. – Хочу еще раз поблагодарить вас за банановый хлеб. Не поделитесь рецептом? Если откажете, вызову повесткой для дачи свидетельских показаний.
  
  Миссис Селфридж рассмеялась.
  
  – Поверьте, у меня даже ничего не записано. Все делаю из головы. Но что-нибудь можно придумать.
  
  – И еще одно, – продолжал Дакуэрт. – Поверить не могу, что не сообразил вчера. Ведь это вашим телефоном пользовалась Сарита?
  
  – Да.
  
  – Я хочу, чтобы вы просмотрели журнал звонков – входящих и исходящих.
  
  – Сделаю, – пообещала хозяйка квартиры. – Что сначала: телефон или рецепт?
  
  – Телефон, – с сожалением ответил детектив. – Сарита, возможно, звонила в дом престарелых, где работала, а оттуда звонили ей. Выясним номер телефона, узнаем, кто нанял ее на работу. Могут оказаться и другие номера, которые помогут мне ее найти. – Он помолчал. – Как только найду, спрошу, собирается ли она оставить за собой вашу комнату.
  
  – Буду премного благодарна.
  
  – Вы сохранили мою визитку, которую я дал вам вчера? – Миссис Селфридж ответила утвердительно. – Если пошлете на мою электронную почту номера из журнала вашего телефона, буду тоже премного благодарен.
  
  Миссис Селфридж пообещала, что займется этим сейчас же, и он попрощался с ней.
  
  – Идиот! – снова обругал он себя. Единственное оправдание – перегрузка. Он разрывался между несколькими расследованиями: убийством, роковым выстрелом в Теккерей-колледже, странном вечернем происшествии в «Пяти вершинах», убийством белок. Навалилось все одновременно. А теперь еще неурядицы на домашнем фронте. Как его сын дошел до жизни такой, что нанялся работать к этому козлу Рэндалу Финли? Сукиному сыну нельзя ни на грош доверять. Видимо, у него появились причины заманить к себе Тревора. Сын – находка для любой компании, но чтобы водить грузовик, не нужно быть семи пядей во лбу. Финли мог нанять на такую работу кого угодно. Почему он взял Тревора?
  
  Пока хозяйка квартиры Сариты искала телефонные номера, он решил двигаться дальше к дому Дерека Каттера. Имя этого молодого человека вчера всплывало дважды – в связи с расследованиями двух разных дел: во-первых, он был тем юношей, от которого забеременела Марла Пикенс; во-вторых, другом Мейсона Хелта – студента, которого выстрелом в голову убил Клайв Данкомб.
  
  Дакуэрту было о чем поговорить с этим Дереком.
  
  Он уже собирался тронуть машину, когда зазвонил мобильный телефон.
  
  – Дакуэрт слушает.
  
  – Привет, Барри. Это Кэл Уивер.
  
  Голос из прошлого.
  
  – Привет, старина. Я слышал, что ты вернулся. Все собирался позвонить.
  
  – Все вокруг так заняты, – хмыкнул Уивер.
  
  – Где живешь?
  
  – Знаешь старый книжный магазин в центре? «Нейманз»?
  
  – Да.
  
  – Над ним.
  
  – Понял.
  
  – Сначала поселился у сестры, – пояснил Уивер. – Но только на время, пока не нашел себе пристанища.
  
  – Я знаю, что тебе пришлось мотать из Грифона. Наслышан, что там случилось. Сочувствую.
  
  – Спасибо, – поблагодарил Уивер. – Слушай, это ты расследуешь убийство Розмари Гейнор?
  
  – Я.
  
  – Страховая компания «Непонсет» попросила меня разобраться, в чем там дело. Билл Гейнор у них работает, и Гейноры там же страхуются.
  
  – Понятно, – промолвил Дакуэрт.
  
  – Миссис Гейнор застрахована на миллион долларов, но прежде чем Билл Гейнор получит деньги, будет проведена соответствующая проверка.
  
  – Разумеется.
  
  – Но насколько я понимаю, там все верняк.
  
  – Я веду расследование, Кэл, но обвинений пока никому не предъявлено, – объяснил Дакуэрт.
  
  – А как же Марла Пикенс? На мой взгляд, она вполне подходит.
  
  – Она подозреваемая.
  
  – У нее оказался ребенок Гейноров, – продолжал Уивер. – И это не первый раз, когда она вытворяет подобные штуки. Я прав?
  
  – Прав.
  
  – Пойми, я не собираюсь путаться у тебя под ногами. Никакого собственного активного расследования вести не буду. Во всяком случае, на этой стадии. Стану со стороны наблюдать за развитием событий и ждать, когда вы произведете арест. А сейчас просто информирую на будущее.
  
  – Ценю, – отозвался Дакуэрт. – Слушай, надо как-нибудь собраться, хлопнуть пивка, поболтать о том о сем.
  
  – Согласен, – без энтузиазма ответил Уивер и завершил разговор.
  
  Дакуэрт подумал, что должен был раньше связаться со старым приятелем, но тут же в голову пришла другая мысль: у Билла Гейнора не будет проблем с деньгами на зарплату новой няне для Мэтью.
  
  Миллион баксов – немалая сумма.
  
  Столкнувшись с Дэвидом Харвудом у входа в дом Дерека Каттера, Дакуэрт спросил, что ему здесь понадобилось.
  
  – Пытаюсь, как и вы, разобраться в том, что случилось, – на ходу бросил бывший репортер, направляясь к оставленному на улице древнему «таурусу».
  
  Дерек ждал у двери в свою квартиру.
  
  – Привет, Дерек, – поздоровался детектив. – Как дела?
  
  – Нормально, – ответил молодой человек.
  
  – Как отец?
  
  – Нормально.
  
  Оказавшись в квартире, Дакуэрт спросил о Марле Пикенс.
  
  – Отвечу то же, что сказал тому парню, который только что ушел. – Дерек Каттер повторил свой рассказ.
  
  Затем детектив перешел к Мейсону Хелту:
  
  – Я слышал, вы были друзьями?
  
  – А я слышал, что его просто расстреляли.
  
  – Ты знаешь, что он выслеживал в кампусе девушек и нападал на них?
  
  – Думаете, если бы я что-то об этом знал, то стал бы молчать?
  
  – Следовательно, ты не в курсе.
  
  – Нет. И до сих пор в это не верю. На собственной шкуре испытал, как могут обвинить в том, чего никогда не совершал.
  
  Дакуэрт считал, что в то время принес этому парню достаточно извинений.
  
  – Когда ты с ним в последний раз разговаривал?
  
  – Около двух недель назад. Мы случайно встретились, и он пригласил меня к себе на пару бутылок пива. Сказал, что у него появилась странная работа. Наняли вроде как актером. Мы же с ним вместе ходили в драмкружок.
  
  – И куда его наняли?
  
  – Я его спросил: это любительский театр? В колледже или в городе? Или роли в рекламных роликах?
  
  – И что оказалось?
  
  – Ничего из этого. Мейсон сказал, что какая-то частная история. Я решил, что, возможно, связанная с сексом. Нанял какой-нибудь старый хлыщ, чтобы приходил к нему домой, танцевал, раздевался и устраивал для извращенца представления.
  
  – Почему тебе пришло такое в голову? – спросил Дакуэрт. – Самого когда-нибудь нанимали?
  
  – Избави боже! Просто он говорил настолько таинственно, что меня заинтересовало, и я продолжал задавать вопросы. Мейсон ответил, что его работа вроде той, когда нанимают актеров, чтобы те изображали больных, а студенты-медики должны поставить им диагноз.
  
  – Слышал о таком.
  
  – Вроде как то, что он делал, было частью какого-то исследования. Но вместе с тем намекнул, что занятие было рискованным. – Дерек покачал головой. – И, как оказалось, был прав.
  
  – Мейсон сказал, кто его нанял?
  
  – Нет. Но объявил, что на полученные деньги сумеет несколько раз меня угостить.
  
  Это соответствовало показаниям Джойс Пилгрим. За секунду до того, как Клайв Данкомб застрелил Мейсона, тот сказал, что нападение на Джойс – игра, его работа.
  
  – В момент гибели Мейсон был одет в толстовку с номером 23. Ты видел его раньше в этой толстовке?
  
  – Странно, что вы об этом вспомнили.
  
  – Почему?
  
  – В тот раз, когда мы с ним случайно встретились, он был в городском магазине спорттоваров, где продают цифры, которые пришивают на спортивные куртки. Мейсон принес домой белый пластиковый пакет. Я спросил, что в нем. Он ответил: реквизит для работы, но не показал. Но, когда на секунду ушел из комнаты отлить, я заглянул внутрь. Там находились две цифры. По тому, как они лежали, я прочитал «32». Однако с тем же успехом они могли составлять «23».
  
  – Следовательно, его наняли для некоей работы и обязали во время выполнения задания носить этот номер.
  
  – Выходит так, – кивнул Дерек. – Но зачем?
  
  – Не знаю, – ответил детектив.
  
  – Какое значение имеет число 23?
  
  – Не знаю.
  
  – Может быть, намек на двадцать третий псалом? – предположил Дерек.
  
  – С этого места давай подробнее. Утром по воскресеньям я если не на дежурстве, то сплю.
  
  – Я тоже давным-давно не посещал церкви. Но когда был совсем маленьким, родители заставляли меня ходить в воскресную школу. Псалом 23 начинается словами: «Пастырь мой, ни в чем не буду нуждаться я…» И далее говорится о скитаниях по долине смертной тени, где не убоюсь я зла. Вспоминаете?
  
  – Что-то такое забрезжило.
  Глава 44
  
  Тревор Дакуэрт редко водил автомобиль, у которого так мало окон. Были, конечно, ветровое стекло и два открывающихся окна – в дверце с водительской и с противоположной стороны. И все. Грузовой отсек был полностью закрыт. Не было стекол даже в двух задних, от пола до потолка, створках.
  
  Совсем паршивый обзор.
  
  Пару раз ему приходилось садиться за руль взятого напрокат фургона и помогать переселяться каким-нибудь знакомым. В этих поездках Тревор терпеть не мог подавать задним ходом, когда ничего не видишь и едешь наугад. Он выработал собственный стиль вождения: двигался очень медленно, надеясь, что, если на что-то – или на кого-то – наткнется, успеет быстро остановиться, прежде чем причинит серьезный вред.
  
  Но после нескольких дней работы в компании по продаже минеральной воды стал привыкать и прекрасно вел задом чертову тачку только по прикрученным к дверцам зеркалам. Сгрузив около сотни коробок с бутылками в несколько круглосуточных продуктовых магазинов, он возвратился на базу с пустым кузовом. Подъехал к погрузочной площадке, включил заднюю скорость, выкрутил руль и стал подавать задом к платформе. Остановился в дюйме, не коснувшись бампером.
  
  Знай наших!
  
  Взял с пассажирского сиденья папку с накладными, где говорилось, куда он отвез товар, и пошел в контору заниматься бумажками.
  
  Господи, каким же занудой иногда бывает отец!
  
  Напустился на него за то, что он устроился в компанию Рэндала Финли. Какая разница, под кого ложиться? Работа есть работа, а он слишком долго торчал без дела. Родители его постоянно пилили за то, что не получает зарплаты. Наконец у него появилась зарплата, а отец недоволен. Хотя бы мать рада. Странно. Она-то как раз была трусихой, всегда себя накручивала. Как переживала, когда они с Триш путешествовали по Европе и по нескольку дней, а то и недель не давали о себе знать. Чуть с ума не сошла. Зато, когда он вернулся в Промис-Фоллс, пришла в себя. К ней он шел, когда у него возникали проблемы. Отец – совсем иная история. Возможно, в этом сущность профессии полицейского: всегда и со всеми проявлять свою крутость.
  
  И что за чушь, будто Финли его нанял, чтобы каким-то образом давить на отца! Иногда Тревору казалось, что папочка считает, будто весь мир вращается вокруг него.
  
  Хотя сам он покривил душой, когда объяснял, как ему досталась работа у Финли.
  
  Сказал, что нашел ее в Интернете. Это было не совсем правдой. Объявления о наборе водителей в компанию Финли в Интернете размещали, но Тревор получил личное приглашение. Он покупал в «Уолгрин» с полдюжины замороженных обедов, которые разогревал в микроволновке, – единственная его пища в те дни. В это время к стойке с другой стороны подошел человек и спросил:
  
  – Привет, ты сын Барри?
  
  – Да, – ответил Тревор.
  
  Незнакомец протянул руку:
  
  – Рэнди Финли. Мы с тобой встречались много лет назад, когда ты был еще мальчишкой. А я в мою бытность мэром работал с твоим отцом. Как дела? Слышал, ты путешествовал по Европе. С девчонкой Ванденбургов. Как ее зовут – Триша?
  
  – Триш, – поправил Тревор.
  
  Они поболтали о том о сем. Финли спросил об отце Тревора. Сказал, что их пути в последнее время почти не пересекаются – с тех пор, как он оставил политику и открыл свой бизнес.
  
  – Ты слышал о моей фирме по розливу в бутылки минеральной воды?
  
  Тревор ответил, что не слышал.
  
  – Если узнаешь, что кому-то нужна работа, направляй ко мне. Пусть весь этот город разваливается к чертям, а мы набираем людей. Имей в виду.
  
  – Что за работа? – спросил Тревор.
  
  – Для начала водителем.
  
  – Я сам ищу работу, – признался сын Барри Дакуэрта.
  
  – Права есть? – спросил Финли. Тревор кивнул. – Тогда вали к нам.
  
  Вот так он получил работу. И если бы признался отцу, десять к одному, что тот бы усмотрел в этом нечто зловещее. Мол, Финли встретился с ним не случайно, все было заранее подстроено. И Тревора даже нисколько не встревожило, что бывший мэр знал о его поездке в Европу с Триш Ванденбург.
  
  Промис-Фоллс во многих отношениях маленький городок, хотя в нем более тридцати тысяч жителей.
  
  Триш.
  
  Теперь Тревор вспоминал о ней не так часто, как раньше, – каждые десять минут, а не каждые пять. Сколько же раз он извинялся перед ней? Говорил, как он виноват. Что он вовсе не такой, не хотел так поступать – просто на секунду потерял голову. Триш сказала, что простила его, но это не означало, что она собиралась к нему возвратиться.
  
  Дурак! Дурак! Дурак!
  
  Как бы он хотел повернуть часы вспять и начать все сначала! За одну глупую ошибку приходится вечно расплачиваться. Тревор вошел в контору и собирался оставить папку с бумагами, когда почувствовал, как кто-то хлопает его по плечу.
  
  – Как дела? – спросил его Финли.
  
  Тревор Дакуэрт круто обернулся.
  
  – Здравствуйте, мистер Финли. Все нормально. Порядок.
  
  – Я тебя просил называть меня Рэнди.
  
  – Ладно, Рэнди. Вот, забежал, а машину оставил под погрузкой у склада. Думаю съездить сегодня в Сиракузы.
  
  – Отлично. – Финли широко улыбнулся, так что стали видны его кривые зубы. – Собираюсь выпить свой ужасный кофе. Составишь компанию?
  
  Тревору не хотелось, но отказаться он не решился. Финли подошел к кофеварке на столе в углу комнаты, поискал пустые кружки, убедился, что они относительно чистые, и налил кофе.
  
  – Я варю кофе из нашей ключевой воды, и все равно дерьмо дерьмом. Тебе как?
  
  – Если у вас есть, с молоком.
  
  – И все?
  
  – В каком смысле?
  
  – Я обычно добавляю кое-что покрепче. – Финли повернулся к столу, открыл ящик и достал бутылку виски. Налил в кофе и протянул Тревору. – Капнешь?
  
  – Нет, сэр. То есть спасибо, Рэнди. Мне сейчас за руль.
  
  – Разумеется. – Финли убрал бутылку в ящик, обошел стол и, пристроившись на краешке, сделал глоток. – Виски улучшает вкус паршивого кофе. Впрочем, к чему виски ни добавь, будет вкуснее. – Он улыбнулся и снова отхлебнул из кружки.
  
  Босс сказал правду: кофе был отвратительным.
  
  – Ты хорошо работаешь. Я спрашивал о тебе, и все тобой довольны. Я хочу сказать, ты только начал и еще можешь проколоться, но пока все идет нормально. – Финли рассмеялся.
  
  – Я доволен, что получил работу, – ответил Тревор. – Мне нравится управлять машиной: есть время поразмышлять.
  
  – Понятно. У тебя, наверное, много мыслей.
  
  – Не очень.
  
  – В твоем возрасте у меня в голове были одни девчонки. – Финли ухмыльнулся. – Не могу сказать, что положение изменилось, но для официальных источников я счастливый семьянин.
  
  – Мм, ну да…
  
  – Говорю не ради хвастовства: в свое время я оттянулся на славу. – Финли похлопал себя по животу. – Трудно поверить, что когда-то я был стройный, как тростинка. А теперь смотрю вниз и не вижу собственного члена, даже если он совсем наготове. – Он опять хохотнул. – Хотя до тех пор, пока есть кому его нащупывать, можно считать, что с миром все в порядке.
  
  – Конечно, – отозвался Тревор.
  
  Финли дружеским жестом ткнул в него пальцем.
  
  – Кто-то может сказать, что я несу непотребство…
  
  – Ну что вы…
  
  – Однако я всегда относился к женщинам с уважением. Если мужчины собираются вместе, почему бы не позубоскалить? Женщины могут принять наши слова за оскорбление, но мы ничего плохого не имеем в виду. Верно?
  
  – Верно, – согласился Тревор.
  
  – Но когда рядом женщины, мы обращаемся с ними как надо. Таков мой обычай. Хотя, признаю, был случай – может, ты слышал, когда я невольно обидел девушку.
  
  – Что-то такое припоминаю, – пробормотал Тревор. – Ей вроде было пятнадцать. – Упоминая возраст девушки, он ничего не имел в виду, но тут же сообразил, что босс решит, что он его осуждает. Поэтому быстро добавил: – Я могу ошибаться.
  
  – Нет-нет, ты абсолютно прав. Моя слабость превосходно задокументирована. Я не сдержался и ударил девушку, но это было рефлекторное действие в ответ на ее оплошность – переусердствовала в момент нашей близости.
  
  Тревор непонимающе на него посмотрел.
  
  – Она укусила мой член, – объяснил бывший мэр и, поскольку его собеседник промолчал, продолжал: – Поэтому я сознаю, что даже такой доброжелательный человек, как ты, может меня неправильно судить.
  
  Тревор почувствовал, как у него екнуло внутри.
  
  – Ты, наверное, не в курсе, что Ванденбурги мои давнишние друзья.
  
  Молодой человек покачал головой.
  
  – Я знал Патрицию – Триш – с пеленок. Милая девчушка выросла в очаровательную девушку. То, что приключилось между вами, позор.
  
  – Я не понимаю… – Тревор сбился, не зная, что сказать. – Мне пора.
  
  – Нет, ты останешься здесь. И вот что – закрой-ка дверь. Спасибо. Поговорим без свидетелей. – Финли сделал глоток своего сдобренного виски кофе. – Да, люди время от времени могут срываться. Презумпция невиновности. Ты ведь не хотел ее ударить.
  
  – Это было…
  
  – Случайностью? Я бы так не назвал. Было бы случайностью, если бы ты наехал ей на задницу тележкой в продуктовом магазине.
  
  Тревор покраснел.
  
  – Я же не хотел… я же извинился…
  
  – Ты понял, как тебе повезло? – спросил Финли. – Что Триш не потащила тебя в суд? Могу сказать тебе точно: она об этом подумывала. – Бывший мэр помолчал. – Готов поспорить, ты даже не догадался, что работа в компании – вторая услуга, которую я тебе оказал.
  
  – Не понимаю… – удивился Тревор.
  
  – Триш для меня вроде племянницы. Я ее неофициальный дядя.
  
  – Вы с ней говорили?
  
  – Повторяю, мы с Ванденбургами много лет соседи. Когда ты ударил ее по лицу…
  
  – Я не бил ее по лицу! Я…
  
  – Когда ты ударил ее по лицу, она прибежала ко мне. Даффи и Милдред – родителям – рассказать побоялась. Даффи мог схватить ружье и снести тебе к черту голову. Мне же пообещала: «Ни один мужчина на свете больше не ударит меня». Триш решительная девушка. В тот момент ты для нее перестал существовать. Тебе вообще не светило, что она к тебе вернется. Ее интересовало одно: подавать или нет на тебя жалобу.
  
  Тревор не сразу смог обрести голос.
  
  – Все было так глупо. Дурацкий вышел спор. Я хотел вернуться в Германию, может, найти там работу. А она считала, что пора обосноваться здесь и устраивать жизнь. Начала меня осуждать, обвинила, что я не знаю, что с собой делать, размахивала руками. Мне показалось, что вот-вот отвесит мне затрещину. Я отмахнулся от нее и тыльной стороной ладони случайно задел сбоку по голове. Богом клянусь, не нарочно!
  
  – То-то Триш мне сказала, что три дня не выходила из дома, ждала, когда сойдут синяки, – заметил Финли.
  
  Тревор не нашелся с ответом.
  
  – Она спросила моего совета, как ей поступить. Я сказал, что у нее есть все права подать на тебя в суд. Ведь ты на нее напал. И даже предложил пойти с ней в городскую полицию. Там, как ты знаешь, теперь заправляет женщина. Ей бы не понравился твой поступок. Но так же предупредил о подводных камнях. Главный – что твой отец полицейский детектив, и поэтому дело вызовет шум. Родители узнают о Триш такие детали, которые она хотела бы скрыть. Вывернут всю ее подноготную. Не то чтобы за ней водились какие-нибудь непристойности, но в суде самые невинные вещи обрастают грязью. Уж мне ли этого не знать.
  
  Финли похлопал себя по бедрам и сполз со стола.
  
  – Вот так-то.
  
  – Почему вы меня наняли? – спросил Тревор.
  
  – Почему нанял? – Лицо бывшего мэра излучало саму невинность. – Потому что ты славный молодой человек и тебе требовалась работа. Ты хорошо справляешься. Какие нужны еще мотивы?
  
  – А как насчет моего отца?
  
  – Что насчет твоего отца?
  
  – Он сказал, вы меня наняли, чтобы подобраться к нему.
  
  Финли покачал головой:
  
  – Ну, это просто домыслы. Я ничего не имею против твоего отца. Он хороший человек. У меня нет намерений, как ты выразился, подбираться к нему. Напротив, я только вчера предложил ему помощь. Видишь ли, я снова собираюсь баллотироваться на пост мэра и считаю, что твой отец мог бы стать достойным начальником полиции. Хочу от него одного – чтобы он держал уши открытыми и прислушивался к тому, что происходит в управлении. Всякие делишки, которые я мог бы использовать в своей кампании.
  
  – Что он ответил?
  
  Финли улыбнулся.
  
  – Ничего. Но, может быть, однажды тебе захочется рассказать ему о нашем сегодняшнем разговоре, и это склонит его на мою сторону. Как считаешь? Если нет, прислушивайся сам, когда по воскресеньям обедаешь дома. О том, что творится у отца на работе. О том, что не у всех на слуху. Если захочешь поделиться чем-нибудь таким, говорю сразу: я буду внимательным слушателем.
  
  Тревор Дакуэрт проглотил застрявший в горле ком. У него пересохло во рту. Хотелось пить, но последнее, о чем он мог подумать, – так это пригубить минералки Финли.
  
  – Мне пора в Сиракузы, – выдавил он из себя.
  
  – Похвально, – ухмыльнулся бывший мэр. – Ценю твою дисциплинированность.
  Глава 45
  
  Кто-то тихо постучал в дверь квартиры Маршалла Кемпера.
  
  Сарита Гомес в это время стояла у раковины в ванной и смотрела на свое отражение в зеркале.
  
  Она замерла.
  
  Полиция вышла на ее след. Сыщики, должно быть, выяснили, где она работала. Возможно, кто-нибудь сообщил им, что она встречалась с Кемпером. И вот они здесь. Глупо было надеяться, что можно надолго спрятаться. Надо было как можно быстрее выбираться из Промис-Фоллс. И уезжать куда подальше.
  
  Сарита вышла из ванной и босая направилась к двери, стараясь ступать легче, чтобы не скрипнули половицы. В трех футах от входа остановилась и перевела дыхание.
  
  Снова постучали.
  
  А затем настойчивый шепот позвал:
  
  – Крошка, это я.
  
  Сарита отперла замок и сняла цепочку. В квартиру вошел Маршалл с пакетом из «Макдоналдса».
  
  – Вот, взял завтрак. – Он поставил пакет на стол кухонного уголка. Вынул два стаканчика кофе, пять сандвичей и пять картофельных оладий. – Ужасно проголодался и решил, что ты тоже.
  
  Он распаковал сандвич и впился в него зубами, запихнув в рот сразу почти треть.
  
  – Получил наличные? – спросила Сарита.
  
  – Мм… – промычал Маршалл.
  
  – Я не чувствую себя здесь в безопасности. Надо садиться в поезд и ехать в Нью-Йорк.
  
  Маршалл успел уже протолкнуть часть сандвича в горло, получив тем самым возможность разговаривать.
  
  – Я не ходил к банкомату. Занимался кое-чем другим. Тем, что принесет тебе больше денег. Нам обоим.
  
  Он протянул Сарите сандвич, но она не взяла.
  
  – Что ты натворил?
  
  – Выслушай меня, крошка. Я знаю, тебе было страшно. А я заварил эту кашу. Все отлично выгорит. Нам должно подфартить.
  
  – Только не говори, что звонил мистеру Гейнору.
  
  – Подожди, послушай…
  
  – Идиот!
  
  – Постой! – Он потянулся к ней свободной от сандвича рукой, но Сарита отступила на шаг. Маршалл быстро откусил кусок хлеба с сосиской и яйцом. – Все будет в ажуре. Он раскошелится на пятьдесят тысяч долларов.
  
  – О боже! Ты упомянул меня? Сказал, что я замешана?
  
  – Нет-нет. Я же не дурак. Когда я сказал «нам», то имел в виду, что деньги пойдут нам обоим. Что же до Гейнора, он знает одно, что имеет дело с мужиком, но понятия не имеет, кто этот мужик.
  
  – Я же тебя просила этого не делать!
  
  – Да ладно! У тебя голова не варит, потому что ты оказалась в самой гуще. Мне со стороны виднее. Ты уж мне доверься. – Маршалл посмотрел на часы. – Парнишка скоро должен звонить. Он знает: если к десяти тридцати я не получу от него сведений, то иду прямиком к копам и выкладываю все, что знаю. Все, что ты мне рассказала.
  
  – Это невозможно! Тебе нельзя идти в полицию!
  
  Маршалл закатил глаза.
  
  – Я и не собираюсь. Но он об этом не догадывается. В этом вся прелесть ситуации. И поэтому он расстанется с пятьюдесятью тысчонками. Он даже не заметит потери. А для нас это шанс начать жизнь сначала.
  
  – Ты сделал все только хуже. Все было и так плохо, а ты сделал еще хуже.
  
  – Перестань, крошка. Почему хуже? Это – решение. Способ выбраться из этой заварухи.
  
  – Ты обещал не вмешиваться, – проговорила Сарита. – Мне надо ехать. Сматываться отсюда.
  
  – Потерпи немного. Хотя бы часок. Гейнор позвонит в любую секунду. Я схожу за деньгами, вернусь, и мы отчалим. Все, что потребуется, купим по дороге.
  
  Сарита подошла к окну, выглянула на улицу, возвратилась к Маршаллу, прошлась по комнате.
  
  – Я всегда хотела одного: поступать правильно. Когда увидела ее там, на кухне, поняла: надо что-то делать и…
  
  – Ты ведь сделала как лучше. Не могла же ты оставить там этого маленького засранца. Но та история в прошлом. Теперь мы…
  
  В переднем кармане джинсов Маршалла зазвонил мобильный телефон. Он бросил сандвич на стол, выхватил из кармана трубку и поднес к уху.
  
  – Не опоздали, мистер Гейнор.
  
  Сарита, глядя на Маршалла, медленно качала головой. Едва слышно выговаривала:
  
  – Нет-нет-нет.
  
  Маршалл, чтобы ее не услышали, поднес палец к губам.
  
  – Это было не просто, – сказал Билл Гейнор.
  
  – Но вам все-таки удалось.
  
  – Деньги при мне.
  
  – Замечательно, – расцвел Маршалл Кемпер. – Теперь слушайте. Вы знаете городские торговые ряды?
  
  – Конечно.
  
  – Положите деньги в их фирменный пакет. У вас есть?
  
  – Есть.
  
  – Деньги в него влезут? Пакета хватит?
  
  – Влезут, – ответил Гейнор.
  
  – Хорошо. Вы положите деньги в пакет с экологическим ярлыком. Слева в торговых рядах есть место, где продают хот-доги. Рядом контейнер для мусора. Вы опустите пакет в урну и пойдете дальше.
  
  – Бросить деньги в мусор?
  
  – Я их быстренько заберу. Только давайте уточним одну вещь. Я буду настороже. Я знаю, как вы выглядите, а вы меня не знаете. Я буду наблюдать, не присматривает ли кто-нибудь за вами. Вы меня понимаете?
  
  – Понимаю.
  
  – Попробуйте что-нибудь выкинуть – я сразу отправляюсь к копам. Это ясно?
  
  – Я же сказал, ясно.
  
  – Вот и хорошо. Бросаете пакет в урну и уходите. Все очень просто. Вы приняли правильное решение, Гейнор, и больше обо мне никогда не услышите. У меня есть представление о морали, и я не из тех, кто вечно тянет из человека деньги.
  
  – Ладно. Когда вы хотите этим заняться?
  
  Маршалл посмотрел на часы. Сарита поняла, что он рассчитывает время.
  
  – В час. Только не опаздывайте.
  
  – Не опоздаю.
  
  Гейнор разъединился, и Маршалл улыбнулся Сарите:
  
  – Мы разбогатеем, крошка.
  
  – Пятьдесят тысяч – это не богатство, – сказала она. – Даже такая нищая, как я, это понимает. Ты глупец, Маршалл.
  
  – Сейчас доем сандвич и пойду, – ответил он. Обнял Сариту за шею, притянул к себе и поцеловал. – Подожди немного. Я о тебе позабочусь.
  
  Маршалл сел в углу площадки экспресс-кафе. В одиннадцать утра в будний день там было не так многолюдно, как он надеялся. У стойки сидели старички и пили кофе, некоторые из них собрались группками, чтобы потрепаться. Маршалл знал, как они развлекались. Приходили сюда до открытия магазинчиков, прохаживались по рядам в своих идиотских кроссовках – туда-сюда, двадцать, тридцать раз, затем заваливались в кафе, брали кофе с пирожками, сидели часами и болтали, потому что заняться им было больше нечем. Здесь было их последнее пристанище до переезда в «Дэвидсон-плейс».
  
  Маршалл купил газету и кока-колу и сел за столик, откуда открывался свободный обзор прилавка с хот-догами и стоящего неподалеку мусоросборника, представлявшего собой емкость с двумя отделами: одним для мусора, другим для пригодных для повторного использования вещей. Площадка со столиками находилась в тупике широкого коридора, поэтому Билл Гейнор мог прийти только с одной стороны.
  
  Минут через пятнадцать Маршалл заметил приближающегося мужчину. Одной рукой он прижимал к груди ребенка, в другой нес фирменный пакет с экологическим знаком.
  
  Сначала Маршалл удивился: кому может прийти в голову нести выкуп шантажисту и брать с собой ребенка? Но потом сообразил: ведь сегодня няня Гейноров не вышла на работу.
  
  Башка твоя дырявая!
  
  Он старался не отрывать глаз от спортивных страниц «Таймс юнион» – что еще можно читать в наши дни в местной газете? – но то и дело бросал взгляды на мужчину.
  
  Тот прошел мимо него и направился в сторону мусоросборника.
  
  Маршалл ощутил во всем теле дрожь – ему в руки плыла целая куча денег. Когда Гейнор повернулся к нему спиной, он больше не сводил с пакета глаз.
  
  Гейнор поравнялся с мусоросборником, быстро оглянулся, откинул крышку на петлях и бросил внутрь пакет. Не выпуская из рук ребенка, повернулся и пошел в ту сторону, откуда появился.
  
  Маршалл дождался, пока он скроется из виду.
  
  – Получилось, – сказал он себе. Оставил газету и кока-колу на столе и энергично двинулся к мусорному контейнеру.
  
  За столиком в нескольких шагах впереди сидел старикан и болтал с такими же, как сам, хрычами. Вдруг он вскочил и побежал куда быстрее, чем можно было ожидать в его возрасте, к тому же мусорному контейнеру.
  
  – С дороги, старик, – прошипел Маршалл.
  
  В руках у старика ничего не было – зачем ему потребовался контейнер? Оказавшись рядом с мусоросборником, он открыл одной рукой крышку, другую запустил внутрь.
  
  – Эй! – крикнул ему бежавший в тридцати футах позади Маршалл. – Эй!
  
  За секунду он нагнал старика, схватил за руку и потянул к себе.
  
  – Убери от меня свои лапы! – огрызнулся тот.
  
  – Какого черта тебе надо? – спросил Маршалл.
  
  – Сюда только что бросили совершенно целый пакет, – ответил старик, нащупал в контейнере пакет и стал тянуть наружу. – Вот видишь? Хороший пакет. Никакого смысла выбрасывать.
  
  – Отдай мне! Это мой! – потребовал Маршалл.
  
  – Я его нашел, – ощетинился старик. И, нащупав содержимое, добавил: – В нем что-то есть.
  
  – Это мое! Отпусти! Он оставил для меня, тупорылый!
  
  Ему ничего не стоило вырвать у старика пакет.
  
  – Ты вывихнул мне руку, ублюдок! – завопил тот.
  
  – Извини, извини, но это мое.
  
  Маршалл побежал.
  
  – Он сломал мне руку! – не унимался за спиной старик.
  
  «Беги! Не оглядывайся!» – уговаривал себя Маршалл.
  
  Он чуть не врезался в ведущие на парковку стеклянные двери – они едва успели раздвинуться. Ключи уже в руке. За пятьдесят футов нажал на кнопку и открыл мини-вэн, прыгнул за руль, включил зажигание. Швырнул пакет на пассажирское сиденье, и машина на полной скорости сорвалась с места.
  
  Через милю он свернул на стоянку у супермаркета и потянулся к пакету.
  
  Сердце гулко стучало, рубашка промокла от пота. Что понадобилось этому старому грибу? Почему он копался в мусоре? На кой черт ему сдался старый пакет, что он с такой силой в него вцепился?
  
  Маршалл подумал, что пакету следовало быть чуточку увесистее. Но когда ему в последний раз приходилось таскать пятьдесят тысяч баксов? Кто знает, сколько весит такая сумма?
  
  Сверху Гейнор положил в пакет несколько газет. Маршалл вытряхнул их на пол перед пассажирским сиденьем, ожидая наконец увидеть перевязанные резинками пачки денег.
  
  Но там оказался конверт. Очень тонкий деловой конверт.
  
  Господи, неужели этот тип выписал чек? Он что, с ума сошел?
  
  Маршалл разорвал конверт, вынул единственный лист и прочитал:
  
   Оставлять деньги в мусорном контейнере небезопасно. Придумайте другой план передачи. Жду звонка.
  
  Глава 46
  
  Прежде чем войти в больничную палату, Агнесса легонько постучала в дверь.
  
  Марла сидела на кровати и потягивала чай из чашки на подносе с завтраком.
  
  – До сих пор не унесли? – спросила Агнесса.
  
  – Приходили забрать, но я сказала, что еще не кончила, – ответила дочь. – Чай остыл, но это ничего.
  
  – Сейчас позвоню, скажу, чтобы принесли горячего.
  
  – Нет, мама, пожалуйста, не надо. Я знаю, стоит тебе сказать, сюда примчатся и все сделают, но я хочу, чтобы ко мне относились как ко всем остальным больным.
  
  Агнесса улыбнулась:
  
  – Ты не все больные, ты моя дочь. Это тот случай, когда я не буду стесняться пользоваться своим авторитетом. – Она дотронулась до руки Марлы на несколько дюймов выше забинтованного запястья. – Но я забираю тебя домой. Дома тебе будет уютнее. Это хорошая больница. Нет, великолепная больница, что бы ни твердили всякие клеветники. Однако с нами тебе все равно будет лучше.
  
  – Здорово, – слабо проговорила Марла.
  
  – Как ты себя чувствуешь?
  
  – Нормально. Недавно приходил осматривать врач. Не доктор Стерджес, а другой, психиатр. Собирается мне что-то прописать.
  
  – Знаю. Уже разобралась. Ты не выкинешь снова чего-нибудь подобного?
  
  Марла покачала головой:
  
  – Нет, не выкину. Понимаешь, меня так потрясло, что произошло в тот момент. Но лекарство ведь поможет? – Она положила ладонь поверх руки матери. – Правда, не выкину.
  
  – Обещаешь?
  
  – Обещаю.
  
  – Тогда все в порядке, – осторожно проговорила Агнесса. – Я рада.
  
  – Кэрол забегала меня навестить, – сказала Марла. – Она мне очень нравится.
  
  – Мне повезло, что у меня такая помощница. Она утром призналась, что очень за тебя беспокоится.
  
  Марла кивнула:
  
  – Мне тоже говорила. Мы и виделись-то с ней всего несколько раз, а вот ведь, переживает за меня.
  
  – Что доктор Стерджес? Приходил проведать?
  
  Дочь покачала головой:
  
  – Целый день его не видела.
  
  – Уверена? Может, задремала или отключилась?
  
  – Точно. Я хоть и клевала носом, но не сомневаюсь, что его здесь не было.
  
  Агнесса достала мобильный телефон, выбрала нужное имя из списка контактов и нажала клавишу набора номера.
  
  – Я всегда считала, что в больнице запрещено пользоваться мобильниками, – удивилась Марла.
  
  – Моя больница. Что хочу, то и делаю, – ответила мать. – Черт! Предлагает оставить сообщение. – Сообщение оставлять Агнесса не захотела и убрала трубку. – Я на секунду.
  
  Она вышла из палаты и направилась на пост медсестер.
  
  – Доктор Стерджес к вам заглядывал?
  
  Оказалось, что его никто не видел.
  
  Агнесса вернулась в палату Марлы.
  
  – Что ж, давай одеваться.
  
  – Расскажи мне снова о том, – сонно попросила дочь.
  
  – О, дорогая, нет!
  
  – Пожалуйста. Мне так трудно удерживать в памяти. И очень помогает, когда ты рассказываешь.
  
  – Дорогая, это слишком печальная история. Я просто не могу. – Глаза Агнессы наполнились слезами.
  
  Марла, сидя на кровати, откинула голову на подушку и смотрела в потолок, но ее взгляд ни на чем не останавливался.
  
  – Печальная, знаю. Но суть в том, что у меня все-таки был ребенок. Красивая маленькая девочка. Она девять месяцев жила во мне. Я любила ее и верю, что она любила меня. Я оплакиваю ее каждый день и хочу помнить все немногие моменты, когда она была со мной. Но память иногда меня подводит.
  
  – Марла, любимая…
  
  – Ну, пожалуйста, мама. Знаю, иногда тебе говорить об этом тяжелее, чем мне, но пойми, мне очень хочется послушать.
  
  Агнесса глубоко втянула носом воздух.
  
  – Ладно. Только мне кажется, что сейчас не самое подходящее время.
  
  Марла ждала, когда мать начнет.
  
  – После того как младенец появился на свет, мы с врачом, хотя знали его состояние…
  
  – Ее.
  
  – Извини, не поняла?
  
  – Ее. Состояние Агаты Беатрис Пикенс. Она не просто младенец.
  
  Агнесса сжала руку дочери.
  
  – Конечно, не просто младенец. Мы обмыли Агату и плотно завернули в одеяло. Затем подложили тебе под спину подушки, чтобы ты могла сидеть прямо, и доктор Стерджес дал тебе в руки твою дочь, чтобы ты подержала ее несколько мгновений.
  
  – Расскажи, что я тогда сделала? – попросила Марла.
  
  – Ты… – Агнесса отвернулась, но руки не отняла. Тяжело вздохнула, собралась с духом и продолжала: – Ты посмотрела Агате в лицо и сказала, какая она красивая.
  
  – Еще бы.
  
  – Сказала, что она самая красивая из всех младенцев, каких ты видела.
  
  – А потом? Потом я ее поцеловала?
  
  Агнесса закрыла глаза. Она едва выговаривала слова, они срывались с ее губ прерывистым шепотом:
  
  – Да, поцеловала.
  
  – В лоб?
  
  – В лоб, – ответила мать, открывая глаза.
  
  Настала очередь Марлы зажмуриться.
  
  – Если я посильнее сосредоточусь, то, кажется, могу ощутить на губах ее вкус. И запах. Уверена, что могу. Что произошло дальше?
  
  – Нам пришлось ее у тебя отобрать, – ответила Агнесса. – Доктор взял Агату, а я дала тебе отдохнуть.
  
  – Я тогда очень устала и потом долго спала.
  
  – Да.
  
  – Но ты была рядом, когда я проснулась. – Марла улыбнулась. – Прости за все, что тебе с тех пор пришлось из-за меня натерпеться. Я понимаю, что не совсем здорова, что у меня немного поехала крыша.
  
  – Не говори так. С тобой все в порядке. Ты сильная. Ты хорошая девочка, и я тобой очень горжусь. Твоя жизнь обязательно наладится.
  
  Марла посмотрела матери в лицо.
  
  – Надеюсь. Хотя не понимаю, как ты можешь мной гордиться.
  
  Агнесса наклонилась над кроватью и обняла дочь.
  
  – Не говори таких слов. Ни минуты так не думай.
  
  – Но я же понимаю, – голос Марлы звучал глухо из-под плеча матери, – тебя всегда волновало, что скажут люди. Знаю, что не оправдала твоих ожиданий.
  
  – Перестань, – остановила ее Агнесса. – Замолчи. – Она глубоко вздохнула. – Я ведь тебе рассказывала о моей подруге детства. О Вере.
  
  – Да, мама.
  
  Агнесса улыбнулась:
  
  – Сто раз повторяла, как она забеременела в двадцать три года, за шесть месяцев до окончания Университета Коннектикута.
  
  – Я помню.
  
  – Хочу, чтобы ты послушала еще раз. Тебе будет полезно, даже если я уже об этом говорила. Вера забеременела от своего профессора. Тогда такое случалось: преподаватели вступали со студентками в любовные связи. Это было до того, как такие вещи стали считаться неприемлемыми, до политики борьбы с сексуальным домогательством. После колледжа Вера собиралась специализироваться в медицине и стать хирургом. Но беременность все изменила. Она проходила трудно, и Вере пришлось оставить занятия. Профессор не собирался бросать жену и на ней жениться. Он уговаривал Веру прервать беременность, но это противоречило ее религиозным убеждениям. Она родила и в одиночку растила ребенка. Родители от нее открестились, и ни одна ее мечта не сбылась, не претворилась в жизнь. Вера, конечно, хотела когда-нибудь завести детей, но этот ребенок появился на свет в неудачное для нее время. Жизнь Веры могла сложиться по-другому, и у меня болит душа, когда я думаю о ней. Да, тот ребенок родился для нее не вовремя.
  
  – Мама, я знаю…
  
  – Я вот что хочу сказать: понимаю, как тебе грустно, какое в душе опустошение. Но возможно – ничего не утверждаю, всего лишь возможно, – таково твое предначертание. Время было неподходящим. Взгляни на себя. Твои интернет-обзоры могут вылиться во что-нибудь более высокооплачиваемое. Ты двигаешься вперед. То, что случилось вчера, – Агнесса покосилась на бинты на запястье дочери, – всего лишь ухаб на дороге. Не спорю, большой ухаб, но всего лишь ухаб. Ты справишься. У тебя все получится.
  
  У Марлы закрывались глаза. Она засыпала.
  
  Агнесса оставила дочь и поднялась.
  
  – Собирайся. Я выйду в коридор позвонить доктору Стерджесу. Дам ему знать, что выписываю тебя своим решением.
  
  – Хорошо. – Марла помолчала. – Иногда, мама, я дурно о тебе говорю. Но я тебя люблю.
  
  Агнесса заставила себя улыбнуться и вышла из палаты. Проходя мимо поста медсестер, коротко кивнула сотрудникам и в конце коридора свернула в набитую простынями кладовку.
  
  Заперла за собой дверь, привалилась к ней спиной и, убедившись, что никто ее здесь не найдет, закрыла ладонью рот и расплакалась.
  Глава 47
  
  Дэвид
  
  От Дерека я поехал к Маршаллу Кемперу, адрес которого мне дала миссис Дилани из дома престарелых.
  
  Оказалось, что он жил буквально за углом от того места, где находился дом Саманты Уорингтон. Строение представляло собой разделенный на две половины невысокий белый кубик с выходящими на улицу двумя дверями. Они были разнесены по краям дома, и сюда же смотрели два совершенно одинаковых окна.
  
  Квартира Кемпера значилась как 36А по Гровеланд-стрит. Другая – 36Б.
  
  Я вылез из машины, свернул к двери под номером 36А и, не обнаружив кнопки звонка, постучал. Никакого ответа. Я постучал посильнее. Снова никто не отозвался.
  
  Я наклонился вплотную к двери и крикнул:
  
  – Мистер Кемпер, вы дома? Меня зовут Дэвид Харвуд. Мне необходимо с вами поговорить!
  
  Изнутри не доносилось ни звука. И я пошел попытать счастья в квартире 36Б. Там работал телевизор, и, когда мне не открыли на первый стук, я решил проявить настойчивость. Через несколько секунд дверь медленно открылась, и за ней показалась пожилая женщина.
  
  – Что вам надо? – спросила она.
  
  – Здравствуйте, – ответил я. – Я ищу Маршалла Кемпера.
  
  Она кивнула в сторону соседней квартиры:
  
  – Он живет рядом. Вы ошиблись дверью.
  
  – Знаю. Но его нет дома. Хотел спросить, вы его не видели?
  
  – Зачем он вам?
  
  – Он мой старинный приятель. Я проходил мимо, решил заскочить. Мы давно не виделись.
  
  Женщина пожала плечами:
  
  – Я не слежу за тем, как он приходит и уходит. Но, судя по тому, что его машины не видно, его дома нет. Я пропускаю «Цену удачи».
  
  – Ради бога, извините. Спасибо, что уделили мне время.
  
  Она собралась закрывать дверь, но вдруг передумала, словно что-то вспомнила.
  
  – Может, уехал с девушкой на выходные?
  
  – С девушкой? – переспросил я. – Вы имеете в виду Сариту?
  
  Женщина снова пожала плечами.
  
  – Наверное. Такая хорошенькая малышка. Всегда со мной здоровается. Пойду, а то игра сейчас кончится.
  
  Но я положил руку на дверь и не дал закрыть.
  
  – Когда вы ее видели в последний раз?
  
  – Кого?
  
  – Сариту.
  
  Третье пожатие плечами
  
  – Вроде вчера вечером. Точно не скажу. У меня иногда дни путаются в голове.
  
  На этот раз я не стал ей мешать закрыть дверь, и женщина ушла.
  
  Значит, Сарита, если это Сарита, недавно здесь была. Уже после убийства Розмари Гейнор. Не исключено, что Кемпер привез ее к себе и спрятал. А потом, может, они вместе уехали. Что наводит на сильное подозрение, что эта парочка имеет отношение к убийству. Сариту оказалось найти совсем непросто, и от этого крепло мое убеждение, что Марла к преступлению непричастна.
  
  Хотя до сих пор мне не удалось обнаружить ничего такого, что бы реально помогло моей двоюродной сестре. Даже Дерек не отмел безоговорочно мысль, что она могла убить. Сказал, что никакой поступок Марлы его бы не удивил. Вряд ли такое свидетельское показание захочется услышать в присутствии присяжных в зале суда.
  
  Я вернулся к квартире под номером 36А, опять постучал в дверь и позвал:
  
  – Сарита! Сарита Гомес, вы там? Если дома, откройте, мне очень надо с вами поговорить. Я не из полиции и не имею к копам никакого отношения. Просто пытаюсь помочь другу. Пожалуйста, откройте. Давайте поговорим.
  
  Прошло тридцать секунд.
  
  Я приставил ладонь козырьком ко лбу и попытался разглядеть через окно, что творится внутри. Увидел кровать, зону кухни и пару стульев. Но не заметил никакого движения.
  
  – Черт! – выругался я сквозь зубы и повернул к машине. В это время зазвонил мобильный телефон. Судя по экрану, меня вызывал Финли.
  
  – Как дела? – спросил он.
  
  – Прекрасно.
  
  – Как долго мне ждать, когда ты начнешь мне помогать?
  
  – Не знаю. Наверное, еще день.
  
  – Потому что эта работа не будет ждать тебя вечно. На нее много охотников.
  
  – Так почему бы вам не нанять кого-нибудь из них? – предложил я.
  
  – Мне нужен ты. Закругляйся, с чем ты там возишься. До меня доходят слухи, что в городе творится черт знает что. Двадцать три повешенные белки – этих я лично обнаружил. В парке «Пять вершин» само по себе приходит в действие колесо обозрения. В его кабинке манекены с написанной на них угрозой, от которой мурашки по коже…
  
  – Давайте отложим, – перебил я Финли. – Я еще не начал у вас работать. Как только приступлю, вы мне все это изложите.
  
  – Дело серьезное, Харвуд. Такое впечатление, что кто-то мутит воду, стремясь запугать наших добропорядочных горожан.
  
  – Хотите сказать, что все эти случаи связаны?
  
  – Откуда мне знать? Но если даже не связаны, это нечто такое, чем я могу воспользоваться. Напомнить людям, что они имеют право чувствовать себя в безопасности в своих домах.
  
  – Я серьезно: давайте отложим. Как только я смогу уделять все свое внимание вашим проблемам, я дам вам знать.
  
  Финли что-то хрюкнул и разъединился. У каждого своя манера прощаться.
  
  Я сел за руль, но не знал, что делать дальше.
  
  Если одолевают сомнения, надо ехать домой. А сюда вернуться можно позже и проверить, не вернулись ли Кемпер с Саритой.
  
  Мимо жилища Саманты Уортингтон меня повело не подсознание – это был в самом деле наиболее короткий путь к дому. Но, оказавшись рядом, я не сумел устоять против соблазна снять ногу с педали газа и, проезжая мимо, взглянуть на ее окна.
  
  Не то чтобы я постоянно думал о ней с того момента, когда она пришла к нам отдать карманные часы, но Саманта все время присутствовала на периферии мысли. Словно мотив, который часами крутится в голове, хотя человек этого не сознает. И вдруг удивляется, откуда взялась эта навязчивая музыкальная тема из сериала «Досье детектива Рокфорда»?
  
  Но скрытое присутствие в моих мыслях Саманты отличалось от музыки из телешоу семидесятых.
  
  Она, должно быть, сейчас на работе, решил я. Управляется в своей прачечной. В какой конкретно, я не знал, да и к лучшему. Потому что, если бы знал, мог не удержаться и, состряпав малоубедительный предлог, заскочить, чтобы ее повидать.
  
  Я представлял, как бы отреагировала мать, если бы застала меня выходящим из дома с корзиной грязного белья. «Что это тебе взбрело в голову, – сказала бы она. – Оставь сейчас же. Это моя забота». Вот еще одна причина, почему нужно съезжать из дома родителей.
  
  Чего я никак не ожидал, проезжая мимо дома Саманты, что именно в этот момент она выйдет из двери и посмотрит прямо на меня.
  
  Надо же, вляпался!
  
  На принятие решения одна секунда. Можно дать газу, сделав вид, что не заметил ее. Хотя совершенно очевидно, что я ее видел. И если поспешу уехать, у нее создастся впечатление, что я что-то замышляю, что мне есть что скрывать, что я ее выслеживаю. Что никак не соответствовало действительности.
  
  Хотя, если разобраться, мой вчерашний приезд мог в самом деле показаться немного подозрительным. Но сегодняшнее появление было совершенно невинным. Я просто перемещаюсь из пункта А в пункт Б.
  
  Достаточно кивнуть и продолжать путь. Но это выглядело бы глупо.
  
  И я нажал на тормоз. Не очень сильно. Не настолько энергично, чтобы взвизгнули покрышки. Сбросил скорость не резко, скорее плавно. Остановился у тротуара напротив и опустил стекло.
  
  – Привет, это вы?
  
  Саманта ответила через два ряда проезжей части, подойдя к краю тротуара.
  
  – Решили установить за мной слежку? – улыбнулась она.
  
  – А как же, – кивнул я. – Прямо среди бела дня. Успокойтесь, еду с работы к родителям. – Вроде бы ложь, но ведь я только что разговаривал с Финли, который обещает мне место. – У вас выходной?
  
  Саманта покачала головой:
  
  – Нет. Но я уже говорила, что работаю без присмотра и могу ненадолго отлучаться из прачечной. Приходила домой пообедать, теперь возвращаюсь обратно.
  
  – Еще раз спасибо, – поблагодарил я.
  
  – За что? За часы или за то, что не застрелила вас?
  
  – На ваш выбор. – Моя нога так и стояла на педали тормоза. – Я вас, наверное, задерживаю.
  
  – Послушайте, у вас есть несколько секунд? – вдруг спросила Саманта.
  
  Я передвинул рычаг автомата переключения передач в положение парковки, но мотор по-прежнему работал.
  
  – А в чем дело?
  
  – У меня не работает вай-фай. Я думаю, дело в модеме, но не знаю, как его перезагрузить. Карл придет из школы, захочет выйти в Интернет и не сможет.
  
  Я кивнул, поднял стекло, выключил мотор и закрыл машину. Подождал, когда проедет синий пикап с тонированными стеклами, и перешел улицу.
  
  – Если вам неудобно, я кого-нибудь вызову.
  
  – Не стоит, – ответил я. – Как правило, нужно всего-то выключить питание, подождать несколько секунд, затем снова вставить вилку в розетку и подождать еще пару минут. Если же вызвать домой мастера, он сдерет с вас сотню баксов.
  
  – Ценю вашу любезность. – Ключи ей доставать не пришлось, они были у нее в руке. И когда мы подошли к двери, она быстро открыла замок.
  
  – Где модем, Саманта?
  
  – Сэм, – поправила она. – Зовите меня Сэм. Модем под телевизором, рядом с дивиди-плеером и игровой приставкой.
  
  Переступив порог дома, я оказался в маленькой гостиной с развлекательным центром у боковой стены. Достал мобильный телефон проверить, засечет ли он сигнал вай-фай. Сигнала не было.
  
  Встал на колени и вынул из корпуса модема шнур, соединявший аппарат с сетевой колодкой.
  
  – Вам что-нибудь принести? – спросила Сэм. – Кока-колу, пиво?
  
  – Спасибо, ничего. – Я досчитал про себя до десяти и восстановил питание. – Посмотрим, что у нас вышло. – На модеме заплясали огоньки светодиодов.
  
  – Многообещающее начало, – прокомментировала Сэм.
  
  – Попробуйте включить.
  
  Слева на столе стоял ноутбук. Она села и нажала на кнопку.
  
  – Сейчас посмотрим. Есть! Потрясающе! Большое вам спасибо!
  
  Я встал по другую сторону стола.
  
  – Не за что.
  
  – Я навела о вас справки в Гугле. – Сэм опустила глаза к клавиатуре и рассмеялась. – Звучит почти неприлично. Правда?
  
  Но когда я спросил:
  
  – Зачем? – ее улыбка потухла.
  
  – Не сердитесь. Я нашла в основном статьи с вашей подписью, которые вы готовили для «Стандард».
  
  Я так и думал, что сайт еще не закрыт.
  
  – Но там есть материалы и о вас.
  
  – Есть.
  
  – Я проделываю такое со всеми. Справляюсь в Интернете. Очень любопытная. – Она посерьезнела. – Я же не знала, что обнаружу. Прошу прощения.
  
  Я промолчал.
  
  – Ваша жена, Джан?
  
  Я кивнул.
  
  – Ужасно. Настоящая трагедия. Не ожидала наткнуться на что-либо подобное. Хотела только проверить, не серийный ли вы убийца или что-нибудь в этом роде.
  
  – Я не серийный убийца.
  
  – Если даже так, Интернету об этом неизвестно. Должно быть, вам трудно дались эти несколько лет.
  
  Я пожал плечами:
  
  – Приходится иметь дело с тем, что преподносит жизнь. Ничего другого не остается.
  
  – Это мне известно. Поверьте. У каждого из нас своя история.
  
  – Похоже на то. От прошлого никуда не деться.
  
  Сэм вымученно улыбнулась:
  
  – Хотим мы того или нет.
  
  – Воистину так.
  
  У меня возникло ощущение, будто мы забуксовали на месте. Смотрели друг на друга и не делали ни шага к двери. Сэм коснулась пальцами ямочки у себя на шее и слегка потерла. Ее грудь вздымалась с каждым вздохом.
  
  – Давно не случалось?
  
  Я ответил не сразу – хотел убедиться, что верно понял смысл ее вопроса.
  
  – Некоторое время. В Бостоне. Пару раз. Ничего серьезного. И как-то с неохотой. Беспокоился за Итана. Не хотел усугублять положение.
  
  Сэм кивнула:
  
  – Со мной то же самое. Не хотела усугублять. Но знаешь, это все ерунда.
  
  Я обошел стол, она встала и отпихнула назад стул. Случилось – наши губы встретились. Мы двое неделями бродили по пустыне и не пили ни капли воды.
  
  Сэм повернулась и крепко прижалась ко мне спиной. Я обнял ее и накрыл ладонями груди. Ощутил под блузкой и бюстгальтером соски. Она наклонилась вперед, уперлась руками в стол и прошептала:
  
  – Здесь. Прямо здесь.
  
  На мгновение я дал себе волю, забыв обо всем: о Марле, о Рэнди, обо всех других и, наверное, даже о Саманте.
  
  Выходя через час из ее дома, я заметил синий пикап. За тонированными стеклами невозможно было рассмотреть, есть ли кто-нибудь в машине. И я тут же о нем забыл.
  Глава 48
  
  – Что за хрень? – заорал Маршалл в коконе своего черного мини-вэна, разглядывая записку Билла Гейнора. – Ах ты, гад!
  
  Что же получается? Гейнор требует поменять место передачи денег. Что он о себе возомнил? Вообразил, что он дергает за веревочки?
  
  – Сукин сын, – буркнул Маршалл.
  
  Что он задумал? Заманивает в какую-то ловушку? Не узнать, пока не позвонишь и не спросишь, где он хочет передать деньги. Только стремно это все, подозрительно.
  
  А может, он и прав, уговаривал себя Маршалл. Вспомнить хотя бы старикана, который попытался первым выхватить из мусорного контейнера пакет. Разве можно винить человека, который отказывается бросить пятьдесят тысяч долларов в бак с мусором?
  
  Так, может быть, все-таки не ловушка? Гейнор просто проявляет осторожность – боится, что деньги попадут не в те руки. Может, у него нет возможности быстро найти очередные пятьдесят кусков? И никакого подвоха нет? Кто решится оставить такую кучу денег в месте, где каждый кретин сумеет их взять? Наверное, никто.
  
  Дело было в том, что деньги были так близко, что Маршаллу казалось, он мог их осязать. Скоро они с Саритой уедут и начнут новую жизнь. Ему хотелось верить, что мотивы Гейнора искренние. Ясное дело, не побежит он ни к каким копам, чтобы навсегда упустить богатство.
  
  Надо поступить так, как просит Гейнор, – позвонить ему. Маршалл полез в карман за телефоном, но как только рука коснулась трубки, раздался сигнал, заставивший его подскочить. Написанное на экране вызвало недоумение – Д. Стэмпл. Постой. Так это же фамилия женщины, которая живет с ним по соседству – миссис Стэмпл. Он ответил на вызов и поднес телефон к уху.
  
  – Слушаю.
  
  Откуда-то доносились звуки работающего телевизора.
  
  – Маршалл?
  
  Это был голос Сариты. Ничего удивительного, что она отправилась к соседке, когда возникла необходимость позвонить. У Маршалла домашнего телефона не было, а у нее не было мобильного. Он услышал, как, перекрывая гром телевизора, миссис Стэмпл спросила:
  
  – Ты не по межгороду?
  
  – Нет, – ответила Сарита и вернулась к нему: – Сюда приходил какой-то мужчина.
  
  – Что?
  
  – Я ухожу. Мне нельзя здесь больше находиться.
  
  – Какой мужчина?
  
  – Сначала постучал в дверь, спрашивал меня. Я спряталась за кроватью, сидела тихо, как мышь. Потом позвал тебя. Я слышала, как он пошел к соседке. Теперь я у нее. У женщины из соседней квартиры.
  
  – Да, да, понимаю. Я видел ее фамилию в телефоне.
  
  – Затем вернулся и на этот раз принялся звать меня.
  
  – Господи! Полицейский?
  
  – Не знаю. Сказал, что нет.
  
  – Все копы так говорят.
  
  – Сказал, что его зовут Дэвид Харвуд, что ему нужно со мной поговорить и что он пытается помочь другу.
  
  – Чем кончилось дело?
  
  – Отвалил, – объяснила Сарита. – Я к двери не подходила, так что он, наверное, решил, что никого не застал дома. Потом я слышала, как заработал мотор, а когда выглянула на улицу, машины там не было.
  
  – Вот и ладно. Значит, все в порядке.
  
  – Мне надо сматываться. Если приходивший мужчина выяснил, что я могу прятаться у тебя, следовательно, это по силам всякому. В следующий раз сюда нагрянет полиция.
  
  – Ну, ну… Я вижу, ты напугалась, это вполне естественно. Потерпи еще немного. В ближайший час или около того все устроится. Обещаю.
  
  – Деньги у тебя?
  
  – Нет еще. Но скоро будут.
  
  – Забудь о деньгах. То, что ты задумал, неправильно. Нужно…
  
  – Пожалуйста, позволь мне это сделать для тебя. Для нас. Доверься мне. А сейчас мне пора. Я ненадолго.
  
  Маршалл разъединился и набрал номер Гейнора – узнать, где тот намеревается передать ему выкуп. Гейнор ответил после первого гудка.
  
  – Напрасно вы так, – сказал ему Маршалл. – Вы не имели права менять план. Я обещал, что пойду в полицию. И сдержу слово.
  
  – Прошу прощения, прошу прощения. Честно говоря, я просто…
  
  – Кто из нас главный? Кто командует: я или вы? – Маршалл старался унять дрожь в голосе.
  
  – Вы, вы, – прозвучал почтительный ответ. – Я уже понял. Мне только показалось, что бросать деньги в мусорный бак небезопасно. Что, если кто-нибудь увидит и попытается достать их прежде вас? Торговые ряды – такое людное место. Кто угодно мог заметить, как я опускаю пакет в контейнер.
  
  – Хорошо, – буркнул Маршалл. – Сейчас придумаю другое место.
  
  – Вам не придется трудиться. Все уже сделано.
  
  – Что?
  
  – Я оставил деньги там, где намного безопаснее.
  
  – Эй, осадите! Это не вам решать. Я буду диктовать, как передать мне деньги.
  
  Этот малый что, кино не смотрел? Разве родители похищенных детей выбирают, как отдать выкуп? Все происходит совсем наоборот.
  
  – Я никогда ни с чем подобным не сталкивался, – признался Гейнор. – Что, существует какая-нибудь чертова инструкция, которой я непременно должен следовать? Вы, в конце концов, хотите получить деньги или нет?
  
  Вопрос был поставлен ребром, и Маршалл знал на него ответ.
  
  – Ладно. Где деньги?
  
  – В почтовом ящике.
  
  «Не такая плохая мысль, – подумал Маршалл. – Оставить деньги в запертом ящике на почте. Там, конечно, видеокамеры и прочая ерунда, но можно надеть широкополую шляпу или придумать что-нибудь еще, и лицо не смогут рассмотреть. Но каким образом Гейнор планирует передать ключ?»
  
  Маршалл Кемпер задал этот вопрос.
  
  – Не на почте, – ответил Гейнор. – В одном из ящиков за городом, из тех, что стоят на обочине дороги.
  
  – Что?
  
  – Идеальное место, – убеждал его Гейнор. – Там абсолютно безлюдно, и никто не увидит, как вы вынимаете пакет. Почтальон явится только ближе к вечеру.
  
  – Говорите, деньги уже там?
  
  – Там. Сам положил. Готовы выслушать инструкции?
  
  Как поступить? Сказать, что все отменяется? Потребовать, чтобы Гейнор забрал из ящика деньги и отдал в каком-нибудь ином месте?
  
  Нет, на это уйдет слишком много времени. Если деньги в почтовом ящике, пулей туда и сразу обратно домой. Они побросают барахло Сариты в машину и по газам. Если же настаивать на третьем месте передачи, это займет еще час, а то и полтора.
  
  – Ладно, где этот почтовый ящик? – спросил он.
  
  – На сельской дороге в пяти милях от Промис-Фоллс, – объяснил Гейнор. – Там только поле и лес. Ниоткуда не видно, ни из какого дома. Ящик в конце ведущей в лес узкой частной дороги. На нем косые буквы-липучки из тех, что продаются в хозяйственных магазинах «Хоум дипоу». Сбоку выложена фамилия «Бун». Металлический флажок будет опущен. Если он будет поднят, могут подумать, что внутри что-то есть.
  
  – Если денег там не окажется, я оттуда прямиком в полицию. Не позволю водить себя за нос. – Маршалл старался изо всех сил, чтобы его приняли за крутого.
  
  Он швырнул телефон на соседнее сиденье и вдавил в пол педаль газа.
  
  Маршал без труда нашел почтовый ящик. Все было точно так, как описал Гейнор: уединенное место, сколько хватало глаз, ни одного дома. На дороге пусто. Он опустил стекла в окнах передних дверец, и в салон ворвался свежий сельский воздух.
  
  Прежде всего нужно провести разведку. Поравнявшись с почтовым ящиком с фамилией Бун на боку, он, почти не сбрасывая скорости, продолжал ехать до следующей дороги. Если Гейнор вызвал копов, поблизости должны дежурить полицейские машины. Но на две мили в обе стороны от ящика таких машин не оказалось.
  
  И вертолетов в воздухе тоже.
  
  Пусть Маршалл Кемпер прежде не занимался ничем подобным, но он не дурак.
  
  Маршалл развернулся, возвратился к дорожке Буна и углубился в лес. Аллея вела в чащу, где, видимо, стоял чей-то дом или охотничья хижина.
  
  Деревья вплотную подходили к проезжей части.
  
  Он затормозил так, что водительская дверца оказалась футах в двадцати от ящика – ржавого алюминиевого контейнера высотой примерно десять дюймов, напоминавшего формой конюшню с закругленной крышей. Подошел спереди, потянул вниз скрипнувшую дверцу. Есть! Как и обещал Гейнор, внутри оказался пакет.
  
  На этот раз не фирменный, со знаком экологического продукта. Больше напоминал завернутую в коричневую бумагу и перевязанную бечевкой коробку из-под обуви. Маршал достал из ящика пакет и пошел обратно к машине.
  
  А когда садился за руль, что-то больно кольнуло его в шею.
  
  – Черт! – вскрикнул он и выронил пакет. Тот ударился о гравиевое покрытие.
  
  На долю секунды Маршалл решил, что его ужалила пчела. Но, повернувшись, увидел на заднем сиденье человека. Мужчину лет под шестьдесят, в хорошем костюме. Со шприцем в руке.
  
  – Что… что, твою мать, ты сделал? – Он шлепнул себя по шее в том месте, где кожу проткнула игла.
  
  Незнакомец, словно защищаясь, держал шприц к нему острием.
  
  – Послушай. У тебя мало времени. Ты уже, наверное, ощущаешь действие. Состав работает быстро.
  
  Негодяй говорил правду. Маршалл чувствовал, как тяжелеют руки, а голова превращается в чугунное ядро.
  
  – Что ты натворил?
  
  – Послушай, – повторил незнакомец. – Вот второй шприц. В нем нейтрализатор того, что я только что тебе ввел.
  
  – Анекдот?
  
  – Называй, если хочешь, так. Но времени у тебя немного.
  
  – Тогда скорее коли! – Введенное вещество действовало молниеносно. Язык Маршалла набухал, точно губка.
  
  – Уколю, как только ты ответишь на мои вопросы. От кого ты узнал о Гейноре?
  
  – Узнал, и все.
  
  – От Сариты?
  
  Маршалл покачал головой.
  
  – Часы тикают, – напомнил незнакомец.
  
  Маршалл кивнул:
  
  – Да.
  
  – Где она?
  
  Маршалл попытался покачать головой, но это становилось все труднее.
  
  – Я… не…
  
  – Тик-так.
  
  – У… меня.
  
  – Сейчас она там?
  
  Новый слабый кивок.
  
  – Где ты живешь?
  
  Маршалл хотел ответить, но слова не выговаривались. Незнакомец открыл перчаточник и принялся рыться в нем, пока не нашел документы на машину и страховку.
  
  – То, что тут написано, соответствует действительности: Гровеланд-стрит, квартира 36А?
  
  Еще один кивок.
  
  – Хорошо. Это все, что я хотел узнать.
  
  Маршалл собрал последние силы:
  
  – Давай… коли… второй шприц.
  
  – Никакого второго шприца нет.
  
  Маршалл от удушья закашлялся, повалился вперед и уронил голову на руль.
  
  Со стороны пассажирской дверцы к мини-вэну подошел один человек и спросил:
  
  – Он сказал, Джек?
  
  – Сказал. Я знаю, где Сарита. Яма готова?
  
  Билл Гейнор показал ему грязные ладони:
  
  – Натер до кровавых волдырей.
  
  Джек Стерджес кивнул в сторону Маршалла Кемпера:
  
  – Вряд ли он тебе посочувствует.
  Глава 49
  
  Миссис Селфридж расстаралась для Барри Дакуэрта. Вскоре после того, как он ушел от Дерека Каттера, на его мобильный пришло сообщение с номерами телефонов, по которым звонила Сарита с городского аппарата своей квартирной хозяйки. Дакуэрт набрал первый высветившийся номер в надежде, что, кто бы ни ответил, он узнает что-нибудь полезное.
  
  Ему повезло.
  
  – Дом престарелых и инвалидов «Дэвидсон-плейс», – сказал женский голос. – С кем вас соединить?
  
  – Простите, ошибся номером, – извинился детектив и повернул к дому престарелых.
  
  Вскоре после приезда его представили миссис Делани, и та подтвердила, что Сарита Гомес у них действительно работает, но добавила, что в этот день ее нет.
  
  – Я все это сообщила другому джентльмену, – сказала она.
  
  – Какому другому джентльмену?
  
  Она задумалась:
  
  – Он так и не назвал фамилию. Но сказал, что ведет расследование.
  
  – Как он выглядел?
  
  Тот, кого описала миссис Делани, мог оказаться Дэвидом Харвудом или кем-либо другим.
  
  – Что вы ему рассказали?
  
  – О мистере Кемпере.
  
  – Кто такой?
  
  Миссис Делани объяснила и так же, как тому, первому, сообщила адрес.
  
  Детектив повернулся и покинул дом престарелых.
  
  Он остановил машину у жилища Маршалла, подошел к двери и от души, громко постучал.
  
  – Мистер Кемпер! Маршалл Кемпер! Откройте, полиция!
  
  Детектив заглянул в окно – никаких признаков жизни. Обошел дом и заглянул в окно с другой стороны. Кроме, возможно, ванной ему открылась бо?льшая часть квартиры. Дакуэрт вернулся ко входу и на случай, если его первый стук остался без внимания, повторил попытку.
  
  – Если в квартире кто-нибудь есть, откройте. Я детектив полицейского управления Промис-Фоллс!
  
  Никакого ответа не последовало.
  
  Он направился ко второй двери и энергично постучал. Спустя полминуты ему, не торопясь, открыла пожилая женщина. Увидев ее, Дакуэрт пожалел, что набросился на дверь с такой яростью.
  
  – Что за тарарам? – спросила она на фоне орущего телевизора. Передавали «Суд идет». Женщина-судья свирепо расправлялась со всеми участниками шоу.
  
  – Я из полиции, мэм. Прошу прощения за шум.
  
  Он показал ей значок. Не просто сунул под нос, а дал как следует рассмотреть.
  
  – Хорошо. Вы прошли тест, – сказала она.
  
  – Как вас зовут, мэм?
  
  – Дорис Стэмпл.
  
  – Вы, случайно, не владелица этого дома? Не вы сдаете соседнюю квартиру?
  
  Женщина покачала головой:
  
  – Хозяина зовут Байрон Хинкли. Он живет в Олбани и, если повезет, приезжает раз в неделю постричь траву. Но если потечет кран или еще что-нибудь испортится, не хватит никакого терпения дождаться.
  
  – Мне нужен Маршалл Кемпер.
  
  – Он живет не здесь. В соседней квартире.
  
  – Вы его видели?
  
  – У него неприятности?
  
  – Я просто хочу с ним поговорить, миз Стэмпл.
  
  – Не зовите меня этим глупым новомодным «миз». Я миссис. Мой муж Арни умер пятнадцать лет назад.
  
  – Хорошо, миссис Стэмпл. Так вы его видели в недавнее время?
  
  – Кажется, видела, как он сегодня рано утром уходил. Во всяком случае, слышала, как отъезжал его мини-вэн.
  
  – А женщину видели? Ее зовут Сарита Гомес. Думаю, она могла быть с ним.
  
  – Мексиканку? Видела. Наверное, уехала с ним.
  
  – Когда?
  
  – Я уже упомянула – недавно. Они очень торопились.
  
  – Вам ничего не сказали?
  
  – Я смотрела отсюда, от двери. Сомневаюсь, что они вообще меня заметили.
  
  – Вам не показалось, что в последнюю пару дней в соседней квартире происходило что-то удивительное? Странные визиты? Приходили необычные личности?
  
  Дорис Стэмпл покачала головой:
  
  – Кривить душой не стану – я любопытна. Но ничего странного в последнее время не заметила. У нас на улице живет мальчик лет девяти: ходит голышом, все причинные места напоказ. Не в порядке с головой. А в остальном все нормально.
  
  Дакуэрт протянул ей визитную карточку.
  
  – Если увидите мистера Кемпера или его девушку, пожалуйста, сообщите. Только не говорите, что я ими интересовался. Надо, чтобы они были здесь, когда я появлюсь.
  
  Миссис Стэмпл помахала в воздухе визитной карточкой.
  
  – Ладно. А сейчас, если не возражаете, пойду, досмотрю передачу.
  
  – Конечно, – кивнул детектив. – Спасибо, что уделили мне время.
  
  Дакуэрт сел за руль и решил возвратиться в управление. Он ждал сообщения из гостиницы в Бостоне, где останавливался Билл Гейнор. Хотел узнать, когда тот уехал домой. В то ли самое время, которое упомянул в своих показаниях.
  
  Дорис Стэмпл закрыла дверь квартиры, заперла на ключ и крикнула в сторону ванной:
  
  – Можешь выходить.
  
  – Он уехал?
  
  – Уехал.
  
  – Он из полиции?
  
  – Вне всяких сомнений.
  
  Женщина привалилась к пышной подушке кресла, необычно установленной почти торчком. Устроилась и взяла черный пульт, соединенный с креслом темным проводом. Нажала на кнопку. Зажужжал моторчик, и подушка постепенно опустилась так, что глаза миссис Стэмпл оказались на уровне экрана телевизора.
  
  – Можно мне еще воспользоваться вашим телефоном? – спросила Сарита.
  
  – Все еще пытаешься вызвонить своего приятеля?
  
  – Да.
  
  – Только с Мексикой не разговаривай.
  
  – Не буду.
  
  Сарита подняла трубку городского телефона и в который раз за последние пятнадцать минут набрала номер Кемпера. Тот не ответил, и она оставила сообщение: «Маршалл, как только получишь, позвони миссис Стэмпл. Умоляю».
  
  Положила трубку, пересекла комнату и села рядом с пожилой дамой. Та похлопала девушку по руке.
  
  – Опять без толку?
  
  Сарита кивнула:
  
  – С ним что-то не так.
  
  – Куда он подевался?
  
  – Совершает величайшую глупость.
  
  – Что ты хочешь – мужчины. Если мужчина делает что-нибудь умное, об этом надо сообщать бегущей строкой по Си-эн-эн. Главная новость.
  
  Сарита открыла стоявшую на маленьком столике рядом с миссис Стэмпл коробку, взяла платок, промокнула глаза и высморкалась.
  
  – Похоже, дело серьезное, полиция является, спрашивает вас обоих.
  
  – Да, – кивнула мексиканка. – Но я неплохой человек. Хотела сделать что-то хорошее. И вот приходится бежать.
  
  – Ты не кажешься мне плохой. Наоборот, славной девушкой. Спасибо, что заправила мне постель и разогрела суп.
  
  – Требовалось чем-то себя занять. Потом это моя работа. Я ухаживаю за пожилыми людьми в «Дэвидсон-плейс».
  
  – Не сомневаюсь, ты там из самых любимых. Так что же ты собираешься предпринять?
  
  – Я больше не могу ждать Маршалла. Соберу вещи и спустя немного времени уеду отсюда. Но если позволите, чуть-чуть повременю. Может, он все-таки позвонит? И еще хочу убедиться, что полиция больше к нему не нагрянет.
  
  – Ради бога. Мне редко выпадает компания.
  
  – Хочу еще попробовать ему позвонить.
  
  – Прошла всего минута.
  
  Но Сарита не слушала – поднялась и набрала номер. Через пятнадцать секунд она вернулась на место. Взяла новый платок и опять промокнула глаза.
  
  – Наверное, случилось что-то плохое. Может быть, его арестовали.
  
  – Не мое дело. Но, может, ты хочешь рассказать, в чем твои проблемы?
  
  – Я… кое-что узнала. Случайно услышала. И кое-кому рассказала. Миссис Гейнор – хозяйке, на которую работала. Решила, что так будет правильно. Рассказала нечто такое, что ей было не положено знать. – Сарита проглотила застрявший в горле ком. – И вот теперь она мертва.
  
  – Боже праведный! – воскликнула миссис Стэмпл. – Тебе известно, кто убил эту женщину? Я видела репортаж по телевизору.
  
  Сарита покачала головой:
  
  – Могу только догадываться. Но мистер Гейнор… он никогда мне не нравился. Я ему не доверяла. Есть в нем что-то нехорошее. Когда я ее нашла… – Сарита осеклась, ее глаза расширились, словно то, что она видела внутренним взором, было реальнее окружающего. – Когда я ее нашла, то попыталась исправить положение.
  
  – Что это было, дорогая?
  
  Она не услышала вопроса.
  
  – Я сделала недостаточно. Надо было все объяснить. – Она повернулась к миссис Стэмпл: – Мне неприятно просить… у вас не найдется немного денег?
  
  – Денег?
  
  Сарита кивнула:
  
  – Мне надо добраться до Нью-Йорка – на автобусе или на поезде. Но сначала попасть в Олбани. Я могла бы пообещать, что верну вам долг, но не уверена, что смогу это сделать. Скажу откровенно, если вы решите дать мне взаймы, возможно, эти деньги к вам никогда не вернутся.
  
  Пожилая женщина улыбнулась.
  
  – Подожди здесь. – Она взяла пульт управления стулом и плавно, словно по волшебству оказалась на ногах. Не спеша удалилась в спальню, где послышались звуки выдвигаемых и задвигаемых ящиков. А когда вернулась, у нее в руке было несколько купюр, которые она протянула Сарите. – Здесь четыреста двадцать пять долларов.
  
  У мексиканки на глаза навернулись слезы.
  
  – У меня нет слов, чтобы вас отблагодарить.
  
  – Готова поспорить, что в «Дэвидсон-плейс» вам не давали за работу чаевых.
  
  Сарита покачала головой.
  
  – Тогда получите у меня и идите.
  
  – Спасибо. И еще раз спасибо за то, что вы меня не выдали полицейскому.
  
  – Нет проблем.
  
  – Ни за что бы не хотела впутать вас в неприятности.
  
  Миссис Стэмпл пожала плечами:
  
  – В твоем возрасте мне часто приходилось иметь дело с копами. Я работала девушкой по вызову и все время от них отбивалась. Не знаю, что вы там натворили с приятелем, но мне на это глубоко наплевать.
  Глава 50
  
  Уолден Фишер почти каждый день посещал городское кладбище. Он привык наведываться туда после завтрака. Но сегодня, отвезя Виктора Руни к его мини-вэну, решил сначала закончить несколько дел, поэтому его обычный визит отодвинулся на середину дня.
  
  Ничего, пусть так, только бы вообще туда попасть.
  
  Он начал ежедневно ездить на кладбище только после смерти Бет. Пока жена была жива, ему приходилось всячески исхитряться, чтобы ездить туда почаще – преклонить колени на могиле дочери, сказать Оливии несколько слов. Но жена отказывалась там бывать – это ее слишком сильно расстраивало. Даже когда они ехали на машине по городу, Уолден выбирал маршрут так, чтобы он не привел их к кладбищу. Стоило Бет увидеть кладбищенские ворота, и ее переполняло отчаяние.
  
  Иногда по вечерам или в выходные, когда не работал, Уолден говорил жене, что едет в «Хоум дипоу», но вместо этого на самом деле ездил на могилу дочери. Но нельзя же каждый день оправдываться поездками в хозяйственный гигант – никакому дому не требуется столько покупок. И он попадал на кладбище всего раз в неделю.
  
  Но с уходом Бет, когда она оказалась рядом с дочерью, его ничто не останавливало, и он мог навещать их могилы так часто, как хотел.
  
  Он не всегда приносил цветы, но сегодня решил это сделать. Заскочил в цветочный магазин на Ричмонд у подножия Проктора за двумя весенними букетиками. И только вернувшись в машину, сообразил, что продавщица его обсчитала – сдала пять долларов вместо десяти.
  
  Такие пустяки не должны волновать.
  
  Уолден оставил машину на покрытой гравием аллее, которая вела через кладбище к семейному участку Фишеров. Здесь умещались надгробия Оливии и Бет и осталось место для третьего.
  
  – Уже скоро. – Он положил букетики перед каждым камнем и встал на колени посередине, чтобы обращаться сразу к обеим. – Приятный день. Светит солнце. Все надеются, что в выходные на День поминовения будет хорошая погода. Хотя до него еще две недели. Прогноз слушать бесполезно: они не могут предсказать, что будет завтра. Что там говорить о предстоящих длинных выходных. Я-то, конечно, никуда не собираюсь – останусь здесь.
  
  Он помолчал и остановил взгляд на вырезанных на гранитном камне словах: «Элизабет Фишер».
  
  – Третьего дня все время вспоминал цыплят с паприкой, которые ты часто готовила. Перерыл коробку с рецептурными карточками и твои кулинарные книги, но ничего не нашел. Тогда меня осенило, что у тебя не было никакого записанного на бумаге рецепта и ты все делала из головы. Решил тоже попробовать. Потому что, когда дело касается ужина, я не очень заморачиваюсь – перекусываю разогретыми в микроволновке замороженными наборами, в общем, всякой ерундой, которую ты не разрешала приносить в дом. Вот я и подумал: дай-ка попробую. Неужели так трудно взять цыплят, паприку и все это сунуть в духовку? Ну, сказано – сделано. Купил цыплят и приготовил. Ты когда-нибудь задумывалась, насколько паприка и кайенский перец внешне похожи? – Уолден покачал головой. – Первый кусок этой отравы чуть меня не убил. Приступ кашля пришлось срочно заливать стаканом воды. Ты бы смеялась до упаду – на меня стоило посмотреть. Я выбросил всю свою стряпню, пошел в экспресс-кафе и притащил себе еды.
  
  Уолден немного помолчал и продолжал:
  
  – Я так по вам обеим скучаю. Вы были всем моим миром. Вот кем вы были для меня.
  
  Он повернулся к надгробию дочери.
  
  – Вся жизнь была у тебя впереди. Только-только завершала образование и готова была жить самостоятельно. Тот, кто это сделал, не только отнял тебя у меня. Он еще убил твою мать. Не мгновенно – разбитое сердце породило рак. Я уверен. И поскольку разбитое сердце способно убивать, оно со временем сведет в могилу и меня. Разумеется, не один он разбил мое сердце – хватает других причин. Но суть в том, что я скоро воссоединюсь с вами, и мы опять будем вместе. От этого сознания проходит страх смерти. Это так. Я почти достиг того состояния, когда, проснувшись поутру, могу сказать: если это случится сегодня, я готов.
  
  Уолден Фишер оперся обеими ладонями о согнутое колено, оттолкнулся и поднялся.
  
  – Я стану приходить опять и опять, – проговорил он. – До тех пор, пока продолжаю дышать, буду рядом с вами.
  
  Он поднес пальцы к губам и прикоснулся к могильному камню жены. Затем повторил то же самое с надгробием дочери.
  
  После чего повернулся и медленно побрел к машине.
  Глава 51
  
  Оглядевшись и не заметив автомобилей ни с одной стороны, Джек Стерджес и Билл Гейнор решили, что пара минут у них есть, выволокли из мини-вэна тело Маршалла Кемпера и потащили в лес. Труп весил сотни две фунтов, но отвыкшим от физической работы мужчинам он казался тяжелее.
  
  – Ладони болят – спасу нет, – пожаловался Билл Гейнор. – Не копал с тех пор, как был подростком.
  
  – Надо было надеть перчатки, – дал запоздалый совет Джек.
  
  – Надел бы, если бы до отъезда узнал, какую ты приготовил для меня работу.
  
  – Можно было догадаться по тому, что я попросил захватить с собой лопату.
  
  Как только они внесли тело Кемпера под деревья, где их не могли увидеть с дороги, сразу положили его на землю и перевели дыхание. До могилы, которую выкопал Гейнор, оставалось ярдов двадцать в глубь леса.
  
  – Хотелось бы выяснить, кто этот проходимец, – пробормотал Стерджес и присел на корточки, тщательно оберегая брюки, чтобы они не коснулись земли. Обшарил карманы мертвеца и извлек из заднего бумажник. – На документах на машину сказано, что это Кемпер. Но если мини-вэн не его, то и фамилия не его. – Он изучил водительские права. – Так, хорошо, Маршалл Кемпер. Адрес совпадает с тем, который указан в документах на машину. Когда-нибудь слышал об этом типе?
  
  – Как, говоришь, его имя?
  
  – Маршалл.
  
  Гейнор на мгновение задумался.
  
  – Сарита вроде бы о нем упоминала в разговоре с Роз. Кажется, ее приятель.
  
  В третий раз с тех пор, как Стерджес воткнул иглу в шею Кемпера, зазвонил мобильный телефон убитого. Доктор порылся в его кармане, нашел трубку и посмотрел на экран.
  
  – Стэмпл.
  
  – Что? – не понял Гейнор.
  
  – Ему звонит человек по фамилии Стэмпл.
  
  – Не исключено, что это Сарита. У нее нет телефона, и она всегда просит у других.
  
  Телефон продолжал звонить в руке Джека.
  
  – Что, если ответить и спросить, там ли она, где сказал Кемпер?
  
  – Попробуй…
  
  – Шутка, – отрезал Стерджес.
  
  – Не вижу ничего смешного.
  
  Врач выключил питание трубки и положил ее к себе в карман.
  
  – Ни к чему, чтобы телефон запеленговали. Через некоторое время я его снова включу, только подальше отсюда, и выброшу.
  
  – Вместе с мини-вэном? – спросил Гейнор.
  
  Вот поэтому Стерджесу требовался помощник. Одному ему не справиться – нужен был второй водитель, чтобы не бросать в этом месте мини-вэн и не наводить полицию на могилу убитого.
  
  – Чья это собственность? – спросил Гейнор. – Кто такой Бун?
  
  – Мой пациент. Тейлор Бун. Богатый старикан. У него дом на холме в конце аллеи. Прекрасный вид.
  
  – Почему ты уверен, что он сию секунду не свернет на эту дорогу?
  
  – Я выбрал это место потому, что знаю, что Тейлор уехал в Европу. И еще потому, что оно не лучше и не хуже любого другого, чтобы избавиться от вымогателя.
  
  Гейнор посмотрел на лежащего на земле Маршалла.
  
  – Что ты ему вколол?
  
  – Зачем тебе? Ты же не собираешься писать отчет. Дело сделано, этого достаточно. Нужно закончить здесь и ехать искать твою няню.
  
  – Меня сейчас стошнит, – предупредил Гейнор, и его тут же вырвало.
  
  – Замечательно, – прокомментировал Стерджес. – Оросил всю округу своим ДНК. Закидай все это землей.
  
  – Не знаю, смогу ли. Честное слово, не знаю.
  
  – Хочешь, напомню, что бы случилось, если бы все выплыло наружу? Бесчестье – самое малое, что нам пришлось бы претерпеть. Скорее всего светил бы срок. А теперь уж точно вряд ли отделаемся общественным порицанием.
  
  – Не я делал смертельный укол.
  
  – Конечно. Ты невинный наблюдатель. Берись за ноги. – Стерджес подхватил Кемпера под мышки.
  
  Труп оттягивал руки, и они невольно чиркали задом покойника по земле. Остановившись на краю, сбросили тело в яму. Рядом из кучи земли торчала лопата.
  
  – Засыпай, – приказал Стерджес.
  
  – Давай ты, – взмолился Билл. – Я тебе говорил, у меня все ладони стерты.
  
  Стерджес достал из кармана пиджака два платка, обмотал руки и принялся за дело.
  
  – Мы не можем так же поступить с Саритой, – пробормотал Гейнор.
  
  – Разве кто-нибудь утверждает, что это нужно? Не сомневаюсь, что, поговорив, мы сумеем ее урезонить.
  
  – Вроде того, как ты урезонил этого малого? – напомнил Билл.
  
  – Он тебя шантажировал. Есть люди, которых бесполезно убеждать.
  
  – Не могу поверить, что Сарита могла его на это подбить. Она же порядочная женщина.
  
  Стерджес перестал бросать землю и перевел дыхание.
  
  – Сколько дерьма по ее милости тебе… нам… пришлось расхлебывать?
  
  – Мы не можем с уверенностью сказать, что причина всему – она, – покачал головой Гейнор.
  
  – А кто же? Сколько раз, когда мы говорили в твоем доме, я шел к двери и натыкался на нее? Ушки на макушке. Вынюхивала, выведывала.
  
  Стерджес покачал головой и бросил лопату Гейнору. Тот замешкался, и инструмент воткнулся острием в землю.
  
  – Вот возьми. – Он протянул сообщнику платки. – Так будет лучше.
  
  Гейнор обернул платками ладони.
  
  – Как такой человек, как ты, стал врачом?
  
  – Я помогаю людям, – ответил Стерджес. – Всегда помогал. Помог тебе с Розмари. Я посвятил свою жизнь помощи другим.
  
  Гейнор продолжал засыпать Маршалла Кемпера. Как только тело полностью скрылось под слоем земли, стал подгребать комья на могилу, а Стерджес, притопывая, утрамбовывал почву.
  
  – Надо завалить ветками.
  
  Оба принялись за дело. Но вдруг Гейнор замер, словно почуявший охотника олень.
  
  – Какой-то звук.
  
  Стерджес затаил дыхание и прислушался. Вдалеке плакал ребенок.
  
  – Это Мэтью, – сказал Гейнор. – Видимо, проснулся.
  
  Им пришлось приехать сюда на «ауди» Гейнора и взять с собой ребенка. За ним все еще некому было присматривать, а на заднем сиденье «кадиллака» Стерджеса не было детского кресла. Машину оставили в сотне футах дальше по дороге – завели налево в лес, чтобы Кемпер не заметил.
  
  – Наверное, проголодался, – предположил Билл.
  
  – Иди, успокой, – буркнул Джек. – Захвати лопату, положи в багажник. Я догоню.
  
  Мелькнула мысль: треснуть бы этой лопатой Билла по голове и уложить в яму рядом с Кемпером. Но тогда возникнет проблема: каким образом избавиться от «ауди» и мини-вэна?
  
  Не говоря о том, куда девать ребенка.
  
  Чертов малец!
  
  Надо получше присматривать за Биллом Гейнором. Не станет ли представлять такую же опасность, как этот жмурик в яме? Да, они много лет дружили. Но если речь идет о собственной шее, приходится поступать так, как требуют обстоятельства.
  
  К тому же это не просто его шея.
  
  Однако первостепенной задачей сейчас была Сарита. Стерджес решил, что сначала следует разобраться с ней, а потом думать, как поступить с безутешным вдовцом.
  Глава 52
  
  Дэвид
  
  Отъезжая от дома Сэм, я решил снова попытать счастья – попробовать застать Маршалла Кемпера или, лучше, Сариту Гомес. Может, на этот раз кто-нибудь из них мне откроет дверь.
  
  По дороге я невольно думал о только что произошедшем, о том, во что я втравился. Мне не требовалось в жизни новых осложнений, а Сэм Уортингтон, безусловно, осложнение.
  
  Любой другой мужчина, который, подчиняясь порыву страсти, занялся бы любовью с едва знакомой женщиной – и не где-нибудь, а на ее кухонном столе, – мог бы возгордиться: «Ай да я. Во мне, наверное, что-то есть». Но кто знает: может быть, эта встреча – начало чего-то серьезного? Может быть, этот животный акт – прелюдия к глубоким отношениям? И из того, что кажется грязной похотью, произрастет нечто стоящее. Этот случай, разумеется, вовсе не то, что пристало рассказывать внукам, но если всплывет в памяти, окружающие непременно станут спрашивать, отчего у меня дурацкая улыбка во весь рот.
  
  Вот только не в моем характере считать стакан наполовину полным. Не получается после того, что выпало на мою долю в последние годы. Мне без того хватало забот: воспитывать в одиночку Итана, искать работу, жить под одной крышей с родителями. Я надеялся, что работа на Финли – прости господи, – пусть даже она продлится недолго, принесет достаточно средств, чтобы снять угол для нас с сыном. И это станет промежуточным шагом к приобретению своего дома.
  
  Связь с женщиной – последнее, что мне теперь требовалось. Особенно с такой, у которой проблем в жизни не меньше, чем у меня. Если не больше.
  
  Однако иногда человек совершает глупости – им руководят желания, которые затмевают разум.
  
  Возможно, у Сэм появлялись такие же мысли. И когда я уходил, она сказала:
  
  – Недурно порезвились. Надо бы как-нибудь повторить.
  
  Не: «Позвони мне». Не: «Что ты делаешь в выходные?» Не: «Хочешь, куда-нибудь сходим, пообедаем?»
  
  Наверное, тоже подумала, что связь со мной испортит ей жизнь. Это же напоминание о словах отца. Что у меня есть такого, что я мог бы предложить другому?
  
  Но тем не менее, когда я направился к Кемперу, мне пришло в голову: хорошо бы у Сэм опять забарахлил компьютер.
  
  На этот раз я решил не останавливаться напротив дома. Проехал дальше и прижался к тротуару на той же стороне. Отсюда открывался хороший обзор, хотя я не видел окон и не мог разглядеть, есть ли кто-нибудь в квартире.
  
  Других машин поблизости не было, следовательно, Кемпер скорее всего не вернулся. Что ж, можно посидеть в материнском «таурусе», надеясь, что он все-таки явится.
  
  Я наблюдал и думал.
  
  С тех пор как умерла Джан, миновало пять лет, но не проходило дня, чтобы я о ней не вспоминал. Сказать, что со смешанными чувствами, значит ничего не сказать. Когда-то я ее любил, очень сильно, до боли, но со временем это чувство трансформировалось в нечто иное, граничащее с отвращением. Джан никогда не была той, кем себя представляла, и от этого все, что я к ней испытывал, со временем превратилось в свою противоположность.
  
  Я стал другим человеком: более осторожным, менее ветреным. По крайней мере так считал. Возможно, наши отношения с Сэм…
  
  Мне пришлось себя оборвать.
  
  Дверь дома открылась. Стоп! Это не квартира Кемпера – соседская, где живет пожилая женщина.
  
  Кто-то вышел на улицу. Может, хозяйка решила подышать свежим воздухом?
  
  Но только это не она.
  
  Женщина намного моложе. Лет под тридцать или слегка за тридцать. Стройная, ростом примерно пять футов четыре дюйма, волосы темные. Одета в джинсы и зеленый свитер. Приятельница пожилой дамы. Сиделка или что-то вроде того.
  
  Я решил, что она пойдет вдоль по улице, но женщина направилась к двери квартиры Маршалла Кемпера. Своим ключом открыла замок и исчезла внутри.
  
  Я не видел фотографии Сариты Гомес, но готов был поспорить, что нашел ее.
  
  Уже дотронулся до ручки дверцы, готовясь выйти из машины, как мимо проехал другой автомобиль и остановился напротив дома Кемпера. Секундой позже дверь квартиры отворилась и на пороге появилась Сарита. Она тащила за собой средних размеров чемодан на колесиках. Таксист поднял крышку багажника, уложил чемодан внутрь, предоставив пассажирке самой открывать дверцу. Сарита устроилась на заднем сиденье. Из-под колес полетела галька, и они унеслись прочь.
  
  – Черт! – выругался я и повернул ключ в замке зажигания.
  
  Оказавшись в центре города, такси остановилось у автовокзала. Я следил, как Сарита вылезала и расплачивалась с водителем. Дожидалась, пока таксист достанет ее чемодан. Затем, волоча его за собой, она вошла в терминал.
  
  И тогда я выскочил из материнского «тауруса» и побежал.
  
  Терминал автобусного автовокзала Промис-Фоллс вряд ли выдержит сравнение с Гранд-Централ. Внутри он не больше школьного класса. У одной стены два окошка билетных касс, над ними электронное табло расписания. Все остальное пространство занято стульями, какие обычно стоят в отделении «Скорой помощи» больниц.
  
  Та, кого я преследовал, подошла к билетной кассе. Я встал за ней, чтобы казалось, будто я следующий в очереди, а сам мог слышать, о чем она говорит с кассиром.
  
  – Мне нужен билет до Нью-Йорка, – сказала она.
  
  – Вы можете купить билет на весь маршрут, но вам придется сделать пересадку в Олбани, – ответил человек в билетной кассе.
  
  – Хорошо, – согласилась она. – Когда автобус отправляется из Олбани?
  
  Кассир сверился с повернутым под углом монитором.
  
  – Через тридцать пять минут.
  
  Она дала еще денег и взяла билет. А затем, явно не сознавая, что сзади кто-то стоит, резко повернулась.
  
  – Извините.
  
  – Прошу прощения, – ответил я. Колесики чемодана проехались по пальцам моей ступни. Я сделал шаг к окошку кассы.
  
  – Вам куда? – спросил кассир.
  
  – Извините, передумал, – бросил я ему после секундной паузы.
  
  Повернулся и заметил севшую в дальнем конце зала женщину. Она вела себя так, словно хотела превратиться в невидимку. Безнадежное занятие, учитывая, что в зале ждали отправления автобусов не более полудюжины человек.
  
  Я подошел и сел, оставив между нами один пустой стул. Достал телефон, наклонился вперед и, опершись локтями о колени, стал что-то наугад набирать. И, не глядя в ее сторону, проговорил:
  
  – Вы, должно быть, Сарита.
  
  Ее глаза метнулись по залу. Я мог представить, что она подумала. «Кто он? Один или с сообщниками? Коп? Может, попытаться сбежать?»
  
  – Я не из полиции, – сказал я. – Меня зовут Дэвид. Дэвид Харвуд.
  
  – Вы обознались, – ответила она. – Я не та, за кого вы меня приняли. Мое имя Карла.
  
  – Не думаю. Я считаю, что вы Сарита. Вы работали у Гейноров. Последнюю пару дней прятались у Кемпера. А теперь хотите сделать ноги.
  
  – Ноги? – переспросила она.
  
  – Исчезнуть.
  
  – Уверяю вас, вы ошиблись.
  
  – Я двоюродный брат Марлы Пикенс, если это имя вам что-нибудь говорит. Два дня назад ей кто-то принес ребенка Гейноров. Но полиция считает, что она его украла и, не исключено, что в момент кражи убила Розмари.
  
  – Ей уже случалось так поступать, – прошептала Сарита.
  
  Я наклонился к ней.
  
  – Она никогда никого не убивала.
  
  – Но выкрала ребенка из больницы.
  
  – Вам об этом известно?
  
  Женщина кивнула. Она смотрела на дверь.
  
  – Вы Сарита.
  
  Она перевела взгляд на меня.
  
  – Да, я Сарита.
  
  – Выбирайте: либо вы мне расскажете все, что знаете, либо я вызову полицию.
  
  – Пожалуйста, не вызывайте полицию, – взмолилась она. – Копы отправят меня в Мексику или найдут какую-нибудь причину засадить за решетку.
  
  – Тогда почему бы нам не поговорить? – предложил я. – Подозреваю, что вы многое в состоянии объяснить.
  
  – Только очень быстро, – попросила она. – Расскажу быстро, чтобы не опоздать на автобус.
  
  Я покачал головой:
  
  – Вы не уедете, Сарита. Не надейтесь.
  Глава 53
  
  Арлин Харвуд решила приготовить на обед свиные отбивные и теперь размышляла, что предпочтет в качестве гарнира Дон: рис или картофельное пюре. Еще она приберегла в холодильнике несколько сладких картофелин. Дон хоть и не был любителем этого блюда, но иногда терпел, если она не жалела масла и поливала сиропом из коричневого сахара. Итан сладкий картофель не любил, но ему можно сварить обычной картошки или разогреть замороженный картофель фри.
  
  Арлин нравилось, что ее окружали эти мужчины. Она знала, что Дэвид собирается съехать от них, как только представится возможность, и, конечно, заберет с собой сына. Она понимала, что это правильно, но сейчас радовалась, что они рядом.
  
  Она пошла в гостиную, решив, что Дон, наверное, задремал в кресле, но его там не оказалось. После вчерашней топотни по лестницам ее нога не на шутку разболелась, и ей не захотелось подниматься и искать его на втором этаже. Она окликнула его снизу, посчитав, что муж задержался в ванной – нашел что-нибудь интересное почитать в «Нэшнл джиографик».
  
  Ей никто не ответил.
  
  Тогда Арлин пошла к ведущей в подвал лестнице:
  
  – Дон, ты там?
  
  Не получив ответа, она решила, что осталось всего одно место, где можно поискать мужа. Вышла из задней двери и, прихрамывая, направилась к гаражу. Основные ворота оказались закрытыми, но это не значило, что Дона внутри не было. Арлин дернула боковую дверь – та была незаперта. Она вошла.
  
  Дон был в гараже, стоял перед верстаком, сжимая банку с пивом. Еще две пустые стояли напротив.
  
  – Я тебя везде ищу.
  
  – А я все время здесь.
  
  – Таскалась по всему дому, прежде чем прийти сюда. Это с моей-то больной ногой!
  
  – Надо было сразу идти в гараж.
  
  – С чего ты надумал пить пиво в середине дня? Летом еще куда ни шло, но теперь…
  
  – Ты поэтому меня искала? Хотела выяснить, не пью ли я пиво?
  
  – Я понятия не имела, что ты пьешь пиво, пока не увидела.
  
  – Тогда какого черта тебе надо?
  
  Арлин не ответила. Скрестив руки, она строго посмотрела на мужа.
  
  – Что с тобой происходит?
  
  – Со мной ничего, – проворчал Дон.
  
  – Сколько лет назад я вышла за тебя замуж? Сколько бы ни насчитал, помножь на два – вот как я это воспринимаю. Сразу чувствую, если тебя что-то мучает. Вчера ты вел себя странно.
  
  – Говорю тебе, со мной все в порядке. Что ты от меня хочешь?
  
  – Хочу спросить… – Арлин осеклась. – Тьфу!
  
  – Что?
  
  – Не помню. Черт, с ума можно сойти.
  
  – Где ты была, когда собралась меня искать? – спросил Дон. – Говорят, если вспомнить, где находился, когда…
  
  – Рис или картошку?
  
  – Что?
  
  – Со свиной отбивной. Что предпочитаешь: рис, картошку или сладкий картофель? Специально для Итана есть коробка кулинарной смеси. Он это любит.
  
  – Без разницы, – ответил муж. – Готовь что хочешь.
  
  Арлин коснулась его руки.
  
  – Поговори со мной.
  
  Дон сжал губы, словно запечатывал во рту готовые сорваться с языка слова. Только покачал головой.
  
  – Дело в Дэвиде? Или в Итане? Тебя удручает, что они здесь? Сыну требуется время, чтобы склеить жизнь. Было бы лучше, если бы он остался в Бостоне и не ушел с работы…
  
  – Дело не в нем. Мне нравится, что они живут с нами. Что мой внук рядом.
  
  У Арлин чуть приподнялся уголок губ.
  
  – Мне тоже. – Она помолчала. – Быстрее признавайся, что с тобой. Мне надо в дом, лечь и приложить к проклятой ноге лед. Говори, не тяни.
  
  Дон открыл рот и снова закрыл. Только с четвертой попытки он смог выдавить из себя слова:
  
  – Я огорчаюсь.
  
  – Как же иначе? – кивнула Арлин. – Кто из нас не огорчается? Надеюсь, не я твое огорчение?
  
  Муж снова покачал головой и положил ей руку на плечо.
  
  – Нет.
  
  – Значит, что-то еще, – предположила она.
  
  – Бывали в жизни случаи, когда я мог вести себя лучше.
  
  – По отношению к кому?
  
  – Вообще.
  
  Арлин всегда считала, что, несмотря на все недостатки Дона – а их у него, будьте уверены, немало, – он человек хороший. Мечта любой женщины. Ей трудно было поверить, что он скрывает тайну или совершил нечто такое, что может уронить его в ее глазах.
  
  У нее не было оснований заподозрить его в неверности, хотя такая мысль иногда мелькала. Но больше от собственной незащищенности, чем из-за его поведения.
  
  – Понимаешь, что поступал неправильно, – продолжал Дон. – Но не имеешь возможности вернуться назад и все исправить. Момент упущен, ничего нельзя поделать. Не факт, если даже попытаешься что-то предпринять, это что-то изменит. Но тебе все равно неспокойно. И ты оцениваешь себя ниже, чем прежде.
  
  – Та-ак… – протянула Арлин.
  
  – Например, помнишь, тот случай на стоянке у супермаркета?
  
  – Пожалуйста, не начинай.
  
  – Ты задела чужую машину, вышла посмотреть – оказалась небольшая вмятина. Хотела оставить записку владельцу, но в итоге уехала отовариваться в других магазинах.
  
  Арлин почувствовала раздражение.
  
  – Зачем ты это приплел? Случай столетней давности. Мне потом было так стыдно. Зря я тебе тогда рассказала. До сих пор переживаю, что не оставила записку. А два года назад собралась измерить в аптеке давление – там, где стоит автомат. Но он ничего не показал, и я решила, что сломала его. Пошла признаваться, пообещала заплатить. Но мне, к счастью, ответили, что он сломался до меня. А ведь могла бы сломать его я. Приготовилась поступить по совести. Поэтому совсем не понимаю, зачем ты вытащил на свет божий тот давний случай…
  
  – Я его вспомнил, потому что это сущий пустяк. Ерунда по сравнению с тем, что сделал я. Или не сделал.
  
  – Господи, что ты такое твердишь?
  
  Губы Дона снова сомкнулись. Арлин почувствовала, что он подходит к самому трудному. Он с минуту молчал, но наконец решился:
  
  – Я один из них.
  
  – Один из кого?
  
  – Из тех, кто ничего не предпринял.
  Глава 54
  
  Энгус Карлсон позвонил в зубную клинику, где его жена Гейл работала гигиенистом, и попросил ее к телефону. Она занималась с пациентом, но он сказал, что это срочно, и через несколько секунд услышал в трубке ее голос:
  
  – В чем дело? Что случилось? С тобой все в порядке?
  
  – Никакой беды. Наоборот, приятная новость.
  
  – Господи, ты мне инфаркт устроишь. Ты же коп! Когда срочно зовут к телефону, на уме самое плохое.
  
  – Извини, не подумал.
  
  – У меня пациент в кресле. Что тебе надо?
  
  – Я получил повышение.
  
  – Что? – Волнение в голосе Гейл осталось, но раздражение исчезло. – Какое?
  
  – Пока что временное. Но если я хорошо справлюсь с работой, оно может стать постоянным.
  
  – Расскажи.
  
  – Меня произвели в детективы. Поручили расследование.
  
  – Потрясающе! Это просто замечательно! Я тобой горжусь.
  
  – Вот это я хотел тебе сказать. Чтобы ты узнала первой.
  
  – Значит, тебе повысят зарплату?
  
  – Возможно, на время этой работы.
  
  – Тогда мы могли бы чувствовать себя свободнее и…
  
  – Только я немного опасаюсь мужика, с которым предстоит работать. Этого Дакуэрта. Мне кажется, он меня недолюбливает. Тут еще это дело с белками… Я некстати пошутил и…
  
  – С какими белками?
  
  – Не важно. Суть в том, что мне придется с ним работать и доказывать, что я не идиот.
  
  – Ты не идиот, – заверила мужа Гейл. – И прекрасно справишься. А я хотела сказать вот что: если ты станешь больше зарабатывать, мы сможем чувствовать себя свободнее и задуматься…
  
  – Гейл, пожалуйста, не начинай, – попросил Энгус Карлсон.
  
  – Ты еще не знаешь, что я хотела сказать.
  
  – Знаю. Но позвонил тебе не поэтому. Не хочу затрагивать эту тему.
  
  – Извини. Просто я подумала…
  
  – Тебе известны мои чувства.
  
  – Известны. Но мы с тобой все обсудили. Я не похожа на нее. И буду хорошей матерью. Из-за того, что…
  
  – Кстати, ты мне напомнила. Надо ей тоже сообщить.
  
  – Кому?
  
  – Матери. Пусть знает.
  
  – Энгус!
  
  – Она меня никогда ни во что не ставила. Так я ей скажу.
  
  – Энгус, пожалуйста, – взмолилась Гейл. – Не говори так. Забудь. Все в прошлом. Мы переехали сюда, чтобы покончить с тем, что было.
  
  Карлсон мгновение молчал, а затем продолжал каким-то отчужденным голосом:
  
  – Хорошо, ты права. Мне не надо этого делать.
  
  – Нам нужно как-то отметить твое повышение. – Гейл запнулась и шмыгнула носом.
  
  – Ты что, плачешь? – спросил муж.
  
  – Нет, не плачу.
  
  – А по голосу похоже, что плачешь. Мне выпала большая удача. Не плачь, не порти мне настроение.
  
  – Я же сказала, что не плачу. Не могу больше говорить, должна возвращаться к мистеру Орниму.
  
  – Ладно. Сходим куда-нибудь вечером?
  
  – Как хочешь. Решай сам, – ответила Гейл. – Ну, я пошла.
  Глава 55
  
  Первое, чем следовало заняться, – избавиться от мини-вэна Маршала Кемпера. Стерджес сел за руль машины убитого, а Гейнор поехал следом на «ауди». Стерджес позаботился о том, чтобы маршрут не проходил там, где могли висеть видеокамеры, – не хотел светиться в записях системы видеонаблюдения, управляя машиной человека, который вскоре окажется в списке пропавших. Пришлось исключить парковки крупных магазинов, площадки перед предприятиями быстрого питания и платные дороги вроде транзитной автострады штата Нью-Йорк.
  
  Стерджес не собирался тратить много времени на возню с мини-вэном. Надо было спешить к дому Кемпера, где, как он надеялся, Сарита ждала своего приятеля. И тут его осенило: решение простое – машину надо оставить у дома ее хозяина.
  
  Он позвонил Гейнору в «ауди» и сообщил цель их поездки. На заднем плане послышались булькающие звуки – загукал Мэтью.
  
  – Остановись за квартал или два, – велел он. – Не надо, чтобы твою машину заметили рядом с домом Кемпера и запомнили номера.
  
  – Что мне делать? – спросил Гейнор.
  
  – Приглядывай за сыном. С остальным я справлюсь.
  
  Стерджес открыл на своем смартфоне картографическую программу – системы навигации в мини-вэне не было – и ввел адрес Кемпера: Гровеланд-стрит. Взглянув на экран, он понял, что приблизительно знает это место и ему не нужны указания.
  
  Он то и дело поглядывал в зеркало, где всю дорогу, пока они не свернули на Гровеланд-стрит, маячила разинутая пасть радиаторной решетки «ауди». Затем подкатил по подъездной аллее к дому с номерами 36А и 36Б. Квартира Кемпера находилась слева от него.
  
  Стерджес выключил мотор, но, прежде чем выйти из машины, немного задержался за рулем. Если Сарита дома, она могла услышать, как подъехал мини-вэн, и сейчас выскочит поздороваться со своим ухажером.
  
  Но ничего подобного не произошло, поэтому он выбрался из машины, подошел к двери и постучал. Не получив ответа, постучал сильнее. Наконец повернул дверную ручку и, обнаружив, что замок не заперт, переступил порог.
  
  – Эй! – крикнул он. – Сарита, вы здесь?
  
  Квартирка была маленькой. Он очутился в самой ее середине и окинул взглядом неубранную кровать, грязную посуду в раковине, нетронутый сандвич и раскиданную по полу мужскую одежду. Дверь в ванную была открыта. Стерджес сунул туда голову и отодвинул в сторону занавеску для душа. Он не только не обнаружил Сариты, но даже следов ее проживания в этом месте. Это означало, что Кемпер либо лгал, либо говорил правду, но Сарита успела соскочить.
  
  Интуиция подсказывала Стерджесу, что вернее второе.
  
  Но если она была здесь, то улизнула совсем недавно. Кемпер, выпрашивая вторую иглу, которая якобы могла спасти его жизнь, сказал, что Сарита у него. Возможно, она пыталась ему дозвониться, а когда не получилось, запаниковала. Наверняка знала, что ее дружок шантажировал Билла Гейнора. И подумала, что если полиция взяла Кемпера, то копы с минуты на минуту явятся в его квартиру.
  
  Потом он вспомнил, что Кемперу звонили с телефона некоего Стэмпла. Достал трубку, открыл телефонную базу и вбил фамилию.
  
  – Черт бы тебя побрал, – пробормотал он. Абонент с такой фамилией проживал по соседству с квартирой Кемпера.
  
  Несколько шагов, и Стерджес стоял у соседской двери. Стукнул раз. Безуспешно. Он слышал, что в квартире работает телевизор. Стукнул еще, да так сильно, что изнутри потребовали:
  
  – Эй, там, осадите лошадей!
  
  Наконец дверь открыла пожилая женщина. Скользнула глазами по его дорогому костюму и заявила:
  
  – Еще не умерла.
  
  – Простите, не понял? – удивился Стерджес.
  
  – Вы похожи на гробовщика.
  
  – Я не гробовщик. А вы, наверное, миссис Стэмпл?
  
  – Неужели до меня еще есть кому-то дело?
  
  – Я ищу Сариту.
  
  – Сариту? – переспросила хозяйка. – А кто, черт возьми, она такая?
  
  Стерджес надавил ладонью на дверь и широко распахнул створку.
  
  – Эй, вы не имеете права! – возмутилась миссис Стэмпл.
  
  Квартира была чуть больше той, что принадлежала Кемперу. Здесь к гостиной примыкала отдельная спальня. Стерджес осмотрел обе комнаты, заглянул в ванную.
  
  – Мне известно, что она здесь была. Недавно звонила с вашего телефона. Станете отрицать?
  
  – Возможно, я в это время спала, – ответила женщина. – Мало ли кто мог сюда зайти и воспользоваться телефоном, пока я дремала перед телевизором?
  
  – Где она? – Стерджес говорил, не повышая голоса. – Если вы мне не скажете, то через полчаса окажетесь в полиции и вам предъявят обвинение… – он на мгновение задумался, – в укрывательстве скрывающегося от правосудия человека.
  
  – Вы еще один коп? – спросила миссис Стэмпл.
  
  «Проклятье! – подумал он. – Неужели полиция успела здесь побывать и забрала Сариту?»
  
  – Меня направили к вам повторно, чтобы поговорить, – стал импровизировать Стерджес. – Нам кажется, что в прошлый раз вы были с моим коллегой не совсем откровенны.
  
  – Я ничего не знаю, – отрезала женщина. – Выметайтесь из моего дома. Я хочу смотреть телешоу.
  
  Стерджес взглянул на высокотехнологичный стул, подушка которого в этот момент находилась в верхнем положении. Рядом на маленьком столике лежали пульт дистанционного управления, сборник кроссвордов, открытая коробка шоколада, роман Даниэлы Стил. Это был настоящий командный пункт – сосредоточение целого мира перед телевизором.
  
  Стерджес сделал шаг, нашел шнур электропитания и выдернул из колодки с розетками. Экран потух.
  
  – Какого черта? – воскликнула миссис Стэмпл.
  
  Он встал на колени и принялся возиться с проводами.
  
  – Что вы творите?
  
  – Забираю цифровой приемник, шнуры и остальное барахло.
  
  – С какой стати?
  
  – Потому что вы отказываетесь сотрудничать.
  
  – Она поехала на автовокзал.
  
  Стерджес замер.
  
  – Что?
  
  – Сарита взяла такси и поехала на автовокзал. Собирается в Нью-Йорк. А теперь включите мой телевизор.
  
  – Давно?
  
  Миссис Стэмпл пожала плечами:
  
  – Минут десять назад. Точно не знаю. Соедините все, как было.
  
  Стерджес вставил штепсель в розетку, и экран ожил.
  
  – Так-то лучше. А теперь уходите.
  
  – Позвольте помочь вам сесть на ваш стул.
  
  – Мой стул сам мне помогает садиться на себя. – Миссис Стэмпл привалилась к подушке, включила устройство и вскоре оказалась сидящей перед экраном.
  
  – Тогда позвольте откланяться.
  
  – Сделайте одолжение.
  
  Стерджес вышел на улицу, но колебался – мешкал с телефоном и не звонил Гейнору, чтобы тот его подобрал. Он стоял у двери миссис Стэмпл и думал.
  
  Рано или поздно Кемпера объявят пропавшим и сюда придут ее допросить. И она упомянет полицейского, который обесточил ее телевизор.
  
  Полицейские поймут, что сюда приходил посторонний, не коп, и справлялся о Сарите Гомес.
  
  Но отыскать неизвестного будет не проще, чем Маршалла Кемпера.
  
  Он не назвался этой Стэмпл. А она – это еще вопрос – сумеет ли его узнать, если дело дойдет до процедуры опознания подозреваемого?
  
  В груди гулко бухало, во рту пересохло.
  
  Сделать Кемперу смертельный укол было непросто, но необходимо. Бывают случаи, когда приходится заниматься тем, что выходит за рамки обычного опыта.
  
  Но возможно, сделано еще не все, что требуется. Стерджесу требовался совет. Он достал телефон, набрал номер и дождался ответа.
  
  – Привет.
  
  Объяснил ситуацию: Кемпер мертв, есть ниточка, которая приведет к Сарите Гомес. Но старуха – это слабое звено.
  
  Он считает, что лучше подойдут огромные подушки, которые он видел в спальне. Не останется следа от иглы. Ничего не будет подозрительного в том, что старый человек взял и перестал дышать.
  
  – Так как ты считаешь? – спросил он.
  
  – Господи! – выдохнула Агнесса Пикенс. – Поступай, как того требуют обстоятельства.
  Глава 56
  
  Агнесса положила телефон на кухонный уголок.
  
  – Кто звонил? – спросила Марла, осторожно макая ложку в тарелку с томатным супом, который приготовила ей мать.
  
  – Из больницы, – ответила Агнесса. – Даже при том, что на нас навалилось, меня не могут оставить в покое. – Она посмотрела в окно и задержала взгляд, словно к чему-то присматриваясь.
  
  Раздались шаги – по лестнице спустился Джилл, обнял дочь, чмокнул в щеку, пододвинул стул и сел рядом.
  
  – Суп еще есть? – спросил он жену.
  
  Та не ответила.
  
  – Агнесса?
  
  Она отвернулась от окна и посмотрела на мужа.
  
  – Что?
  
  – Я спросил, суп еще есть?
  
  – Сейчас. – Агнесса потянулась к шкафу за новой тарелкой.
  
  – Я положил твой рюкзак в твою старую комнату, – сказал Джилл дочери. – Думаю, ты поживешь у нас какое-то время. Как ты считаешь, Агнесса?
  
  – Мм? Да, конечно. Даже… даже когда полиция разрешит вернуться домой, тебе надо остаться у нас. Живи столько, сколько хочешь.
  
  – Мама, ты хорошо себя чувствуешь?
  
  – Прекрасно.
  
  – Ты на секунду показалась какой-то странной.
  
  – Я же сказала, прекрасно.
  
  – Мне не обязательно домой, – сказала дочь. – Я могу работать где угодно. Был бы только компьютер. Папа, можно, я попользуюсь твоим ноутбуком? Мой-то остался дома.
  
  – Конечно. Отчего же нет…
  
  – Я об этом не знала. – Агнесса вдруг встрепенулась, словно очнувшись от сна. Она казалась встревоженной. – Натали мне сказала, как отреагировал детектив, когда услышал, чем ты зарабатываешь на жизнь. Он был отнюдь не в восторге. Тебе надо найти другое занятие.
  
  – Но, мама…
  
  – Нет, ты послушай меня. Публиковать в Интернете фиктивные отзывы о компаниях, с которыми никогда не имела дел, – это тебя плохо характеризует. Неужели не понятно?
  
  Лицо Марлы потухло.
  
  – У меня это хорошо получается. И мне нравится писать.
  
  – Это не называется писать, – возразила Агнесса. – Пишут рассказы, романы, стихи. Хочешь писать – пиши что-нибудь в этом роде. А на жизнь зарабатывай иным способом.
  
  – Господи, Агнесса, – возмутился Джилл. – Тебе не кажется, что Марла достаточно натерпелась за последние двое суток? Неужели сейчас подходящее время для обсуждения ее карьеры?
  
  – Она начала этот разговор, не я. Я только заметила, что, когда она почувствует, что достаточно окрепла, чтобы начать трудиться, хорошо бы применить таланты в какой-нибудь иной области.
  
  – О каких талантах ты говоришь? – спросила дочь. – Я ничего не умею делать.
  
  – Неправда, – возразил Джилл. – Тебе очень многое хорошо удается.
  
  – Например?
  
  – С тем же письмом… Почему обязательно отзывы в Интернете? Займись рекламой. Компаниям нужны люди, которые могут о них рассказать. Пиши в газеты.
  
  – Газеты умирают, папа. Помнишь, что случилось с Дэвидом?
  
  – Ты права, но…
  
  В этот момент в кармане спортивного пиджака Джилла зазвонил мобильный телефон. Он взял трубку, посмотрел, кто вызывает, и ответил:
  
  – Привет, Мартин. Прошу прощения, что не сумел вернуться. У меня проблемы на семейном фронте. Боюсь, что в ближайшее время не сумею заняться вашим предложением. Прошу прощения. Пока, до встречи.
  
  Закончив разговор, он положил телефон на стол и картинно оттолкнул от себя. Телефон скользнул по гранитной поверхности и, докатившись до телефона Агнессы той же модели, клюнул его и отпихнул в сторону, словно камень в керлинге.
  
  – Чертовы устройства. Мы считаем их великим изобретением, но не можем отделаться от тех, кто нас домогается.
  
  – Можешь выключить, – посоветовала Агнесса, наливая суп.
  
  – Знаю, знаю. Каюсь: можно выключить, но не выключаю – боюсь пропустить что-то важное. Но могу адресовать тебе то же самое. Телефон буквально приклеен к твоей ладони.
  
  Агнесса подала ему тарелку с супом.
  
  – Выглядит аппетитно. Откуда это?
  
  – Заехали с Марлой в магазин деликатесов и взяли. – Агнесса покачала головой. – Тебе даже не приходит в голову, что я могла приготовить сама.
  
  – Что толку, если бы и пришло? Я бы все равно ошибся.
  
  – Стоп, предки! – взмолилась Марла. – Даже когда вы дурачитесь, такое впечатление, что цапаетесь.
  
  – Мы не цапаемся, – сказала Агнесса. – Джилл, сегодня были новости от Натали?
  
  Муж покачал головой:
  
  – Наверное, ждет, когда полицейские сделают следующий шаг. Если решат завести дело, выдвинуть обвинение и…
  
  – Увести меня в наручниках, – подхватила Марла.
  
  – Если полицейские решат, что у них достаточно улик для ареста, вот тогда все закрутится, завертится. Натали сказала, что они уцепились за пятна крови на двери дома Марлы.
  
  – Я уверена, их оставил ангел, – заметила дочь. – Вымазал руки в крови, когда забирал из дома Мэтью после того, как кто-то убил женщину.
  
  Агнесса отвернулась и убрала с плиты кастрюлю, в которой разогревала суп.
  
  – Можешь нам поведать что-нибудь еще об этом ангеле? – спросил Джилл.
  
  – Не знаю, что еще сказать, – ответила Марла.
  
  – Думаю, – заметила Агнесса, стоя к ним спиной, – нам нужно нанести упреждающий удар. Позвоню Натали, спрошу, каков ее план действий, если действия потребуются. – Она удрученно покачала головой. – То, что обвинений до сих пор не выдвинули, наверное, добрый знак. У полиции нет улик. Уверена, все кончится хорошо. Они обвиняют только тогда, когда считают, что у них на руках надежные доказательства.
  
  – Чего-то тебя несет, мама, – бросила Марла.
  
  – Просто рассуждаю. А сейчас иду звонить Натали.
  
  Агнесса повернулась, быстрым движением подхватила телефон и вышла с кухни. Оказавшись в гостиной, опустилась на диван и просмотрела список недавних вызовов. Моментально выхватила взглядом знакомый и сказала достаточно громко, чтобы на кухне услышал Джилл:
  
  – Как это я умудрилась пропустить звонок от Кэрол?
  
  Она нажала кнопку набора номера.
  
  Муж уронил ложку в тарелку с супом, забрызгав свою хрустящую белую рубашку, и стрельнул глазами на лежащий в паре футов от него телефон.
  
  Агнесса держала трубку у уха. Ее помощница ответила после третьего звонка.
  
  – Привет. – Кэрол почему-то говорила шепотом. – Мы вроде договорились выдержать паузу. Ты где, Джилл? Дома?
  
  – Кэрол? – оторопела Агнесса.
  
  Секундная пауза. Затем:
  
  – Миссис Пикенс?
  
  – Кэрол? – повторила она. – Почему… – осеклась и прервала вызов. Запустила телефоном в подушку. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать то, что сейчас открылось.
  
  В гостиную, невинно улыбаясь, вошел с другим телефоном муж. И протянул ей:
  
  – Вот твой.
  
  Она не обратила внимания ни на мужа, ни на его слова.
  
  – Под самым носом. С моей помощницей.
  
  Он покачал головой:
  
  – Не представляю, что ты навоображала. Но все совершенно не так. Кэрол иногда набирает мой номер, когда не может дозвониться до тебя…
  
  Она подобрала телефон Джилла.
  
  – Она звонила тебе, когда я была у себя в кабинете. Именно в то время. – Агнесса открыла журнал звонков и стала изучать. – Звонила вчера, три дня назад, два раза в понедельник.
  
  Агнесса встала и внезапно швырнула в мужа телефоном, угодив в висок. Трубка отскочила, с силой ударилась о пол и покатилась по мрамору.
  
  – Господи! – Джилл приложил к голове руку. – Говорю тебе…
  
  – Заткнись! – заорала она. – Заткнись! Заткнись! Заткнись!
  
  На пороге, потирая правой рукой забинтованное левое запястье, появилась Марла.
  
  – Что тут у вас происходит?
  
  – Все нормально, – ответил Джилл. – Небольшое недоразумение.
  
  В дверь позвонили.
  
  – Недоразумение? – взвилась Агнесса. – Кувыркание в койке с моей помощницей ты называешь недоразумением?
  
  – К нам кто-то пришел, – срывающимся голосом напомнила дочь.
  
  – Ты слишком поспешно делаешь выводы! – сказал на повышенных тонах Джилл. – Несколько телефонных звонков ничего не доказывают. Ради бога, Агнесса, у тебя на этой почве паранойя.
  
  – Хочешь знать, что она сказала, прежде чем разобралась, что звоню я? Что вы двое собирались взять паузу. Что это значит?
  
  Дверной звонок прозвучал опять.
  
  – Что значит? Что значит? Понятия не имею. Я всегда ее считал малость спятившей. Удивляюсь, почему ты ее так долго при себе держала. Если хочешь знать мое мнение, работник она никудышный.
  
  – Я тебя ненавижу! – прошипела Агнесса. – Накрыла бы с кем-нибудь еще, все равно бы ненавидела. Но, наверное, не так сильно. Ты ткнул меня носом в самую грязь!
  
  – Довольно! – выкрикнула Марла.
  
  В дверь теперь колотили. Послышались крики:
  
  – Миссис Пикенс! Мистер Пикенс!
  
  Агнесса указала мужу пальцем в самое лицо.
  
  – Я тебя уничтожу! Я это сделаю!
  
  – Рад, что это была она, – ответил муж. – Искренне рад.
  
  Марла подошла к двери, отперла замок и впустила детектива Барри Дакуэрта в сопровождении двух полицейских в форме.
  
  Агнесса и Джилл Пикенс оторопело повернулись к вошедшим.
  
  Дакуэрт помахал листом бумаги.
  
  – У меня ордер на арест Марлы Пикенс.
  
  Руки Марлы безвольно повисли. Она не могла произнести ни слова.
  
  Агнесса посмотрела на мужа и взяла из его рук телефон.
  Глава 57
  
  Для исполняющего обязанности детектива полиции Промис-Фоллс первый день службы без формы не принес ничего такого, чем можно было бы похвастаться перед женой, когда он вечером повел ее ужинать. Барри Дакуэрт оставил ему список дел для разбирательства.
  
  Первым среди которых значились белки.
  
  Карлсон заключил, что таким способом Дакуэрт решил с ним поквитаться. Ладно, он отпустил пару глупых шуток. Только для того, чтобы разрядить напряжение. Какой от этого вред? Он всегда ищет способы поднять настроение. Как учила его мать: «Улыбайся, чтобы рот был до ушей».
  
  Но список поручений Дакуэрта на белках не заканчивался. Начальник требовал, чтобы Карлсон отправился в Теккерей-колледж и допросил трех девушек, на которых напал молодой человек предположительно по имени Мейсон Хелт, впоследствии убитый выстрелом в голову шефом службы безопасности студенческого городка Клайвом Данкомбом.
  
  И наконец, ему предписывалось съездить в парк «Пять вершин» и постараться больше разузнать о трех голых манекенах с надписью на груди «Ты пожалеешь!», которые катались на колесе обозрения.
  
  Дакуэрт добавил несколько загадочных фраз по поводу числа 23. Что оно – общий элемент во всех этих случаях. И что может что-нибудь да значить.
  
  – Мм… – процедил едва слышно Карлсон, читая наставления Дакуэрта. Тот велел быть внимательным: не проявится ли где-нибудь еще это число?
  
  Новоиспеченный детектив начал день в парке, где были обнаружены белки. Обшарил прилегающий лес. Поговорил со всеми, кто попался ему на пути, спросил, не заметили ли чего-нибудь странного позавчерашним вечером. Постучался в двери ближайших домов и задал те же вопросы.
  
  Результат нулевой.
  
  В одном из домов пожилой человек ухмыльнулся и сказал:
  
  – Дельце мудреное, не всем по зубам.
  
  Однако Карлсону было не до смеха.
  
  В Теккерей-колледже он преуспел не больше. Не нашел ни одну из трех девушек, которых намеревался допросить. Две уехали на пару дней домой. Третья, собиравшаяся провести лето в кампусе и записавшаяся на дополнительные курсы, куда-то подевалась. Живущая напротив студентка сказала, что она либо в библиотеке, либо поехала в город за покупками, либо где-нибудь гуляет.
  
  Карлсон не собирался попусту тратить здесь целый день.
  
  Следующим пунктом назначения был парк «Пять вершин».
  
  Он направился прямо в административный корпус и там нашел миссис Фенуик. Согласно обстоятельной инструкции Дакуэрта, она должна была приготовить список тех, кто управлял колесом обозрения в месяцы, когда парк был открыт. Разумеется, любой человек с технической смекалкой сумел бы запустить механизм, но у тех, кто реально на нем работал, было преимущество.
  
  – До сих пор не могу прийти в себя, – призналась Фенуик, колотя по клавиатуре компьютера.
  
  – Еще бы, – кивнул Карлсон. – Вполне понятно. Поздний вечер, вы здесь одна.
  
  – Я рассчитывала подготовить для вас список сегодня днем, – сказала она. – Но наш бывший главный механик до сих пор со мной не связался. Он точно знает, кто и чем управлял. Головная контора его, как и всех, уволила, и он не горит желанием оказывать мне любезность. Если к концу дня не проявится, я ему позвоню. Вы ведь вчера приходили в форме?
  
  – Да, – ответил Карлсон.
  
  – В гражданском вы намного симпатичнее, – улыбнулась Глория Фенуик.
  
  – Это самое приятное, что мне сегодня довелось услышать.
  
  – Может, я не к месту?
  
  – Наоборот, очень даже к месту.
  
  Карлсон спросил, как можно попасть в парк. Административные здания находятся за воротами, по всему периметру территории стоит забор. Он поинтересовался, у кого есть ключи.
  
  Фенуик объяснила, что, поскольку большинство сотрудников «Пяти вершин» получили расчет, замки пришлось сменить. Новые ключи есть у нее и пары других сотрудников, которым поручено свернуть работу парка развлечений. И еще у охранной фирмы, которая несколько раз в день организует обход территории.
  
  – Похоже, полиция приняла это дело слишком всерьез, – заметила она. – Хочу сказать, что, хотя это и неприятное происшествие, никакого серьезного ущерба не было нанесено.
  
  – Детектив Дакуэрт считает случай очень серьезным, – отозвался Карлсон, поблагодарил Фенуик, попрощался и пошел осматривать колесо обозрения.
  
  При свете дня картина выглядела не такой зловещей. Манекены, конечно, убрали, и больше ничто не напоминало, что накануне вечером здесь случилось нечто из ряда вон выходящее.
  
  От колеса обозрения Карлсон пошел туда, где к этому месту ближе всего подходил забор. Если у того, кто принес манекены, не было ключа – а замки оказались не вскрытыми и не сломанными, – в заборе должна быть брешь.
  
  Забор был сделан из сетки высотой девять футов. Чтобы отпугнуть желающих через него перелезть, поверху была пропущена единственная нитка колючей проволоки. Не слишком надежное средство, но в «Пяти вершинах», видимо, не хотели добавлять колючки, чтобы парк не стал похожим на тюремный двор.
  
  За дорожками и павильонами трава у забора была выше, и за ней не ухаживали. Карлсон прикинул, что к забору можно прислонить лестницу – сетка достаточно жесткая, выдержит, – поднять манекены и перебросить на территорию парка. Но вслед за этим надо перебраться самому преступнику.
  
  Слишком хлопотно.
  
  Территория «Пяти вершин» представляла собой прямоугольник площадью примерно пятьдесят акров. Так что путь вдоль забора был долгим и медленным. Карлсон не заметил ничего необычного, пока не миновал второй поворот.
  
  Сетка была разрезана.
  
  Здесь требовался инструмент вроде резака для болтов. Звенья рассекли вдоль столба, начиная от земли, до высоты футов пять. Разъединили еще несколько звеньев внизу, и получился проход.
  
  Трава, как заметил Карлсон, примята с обеих сторон забора. Дальше ярдах в двадцати вдоль тылов парка развлечений шла двухполосная автомобильная дорога. От нее до забора проложена дорожка в траве. Карлсон представил, как все происходило. Кто-то приехал сюда на грузовике или на фургоне и сгрузил манекены. Возможно, волочил к забору по очереди. Протолкнул внутрь. Затем пришлось либо спрятать, либо увести куда-нибудь грузовик. Вернуться и нести манекены по одному к колесу обозрения, а путь это неблизкий. Времени на все ушло немало.
  
  Затем манекены – надпись на них скорее всего была сделана заранее – разместили в одной из кабинок, которая, как особо отметил Дакуэрт, имела номер 23.
  
  Если это число, конечно, имело какой-то смысл.
  
  Незваный гость запустил колесо обозрения, убрался с территории через дыру в заборе, прыгнул за руль грузовика или фургона и был таков.
  
  Кто-то не поленился повозиться, удивлялся Карлсон. Каторжный труд! Непохоже, чтобы все это проделали подростки ради забавы.
  
  Дело рук человека, который хотел быть уверенным, что его послание дойдет до адресата.
  
   ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ!
  
  Кто этот адресат? Чем обижен тот, кто отправил послание? И, если это реальная угроза, что последует дальше?
  
  – В голове не укладывается, – пробормотал себе под нос Карлсон.
  Глава 58
  
  Джек Стерджес во второй раз вышел из квартиры Дорис Стэмпл, достал телефон и позвонил Биллу Гейнору:
  
  – Забери меня.
  
  Через несколько секунд на улицу влетела машина, резко затормозила у дома Кемпера, задержалась ровно настолько, чтобы пассажир успел забраться в салон, и сорвалась с места.
  
  В детском кресле на заднем сиденье не плакал, а скорее вопил Мэтью.
  
  – Господи, ты что, не можешь его заткнуть? – раздраженно буркнул Стерджес.
  
  – Он маленький, Джек, они всегда так, – ответил Гейнор. – Куда мы едем?
  
  – На автовокзал. Проклятие, я не слышу собственных мыслей.
  
  Гейнор то и дело оборачивался и пытался поймать взгляд ребенка.
  
  – Эй, дружище, все в порядке. Успокойся, лучше пососи «Чириоуз».
  
  На заднем сиденье были раскиданы мелкие кукурузные колечки. Мэтью не проявлял к ним интереса, только разбрасывал своими маленькими ладошками.
  
  – Надо завезти его домой, – сказал Гейнор. – Он все утро в машине, ему надо выспаться.
  
  – Уже недолго, – пообещал Стерджес.
  
  – Кто там на автовокзале? Сарита?
  
  – Да.
  
  – Как ты узнал?
  
  – У соседки. От которой она звонила. Соседка сказала, что Сарита недавно села в такси и поехала на автовокзал. Собирается в Нью-Йорк.
  
  Мэтью не утихал.
  
  – Черт подери! В этом гвалте ни одна мысль не идет в голову, – простонал Стерджес.
  
  Гейнор ударил кулаком по рулю.
  
  – Прекрати! Что ты от меня хочешь? Розмари умерла. Забыл? Моя жена умерла! Сарита в бегах. Я худо-бедно его отец. Как советуешь поступить? – Он изогнул брови и вопрошающе посмотрел на врача. – Выбросить из окна? Оставить на церковной паперти? Если есть идея, поделись!
  
  Стерджес, глядя прямо перед собой, молчал. Мэтью продолжал вопить.
  
  – Ну так как? – настаивал Гейнор. – Может, у тебя есть наготове еще один шприц? Хочешь в него всадить? Это у тебя в голове?
  
  – Просто довези нас до автовокзала, – попросил сообщник. – Чем быстрее мы найдем Сариту, тем быстрее ты попадешь домой и уложишь Мэтью спать.
  
  – Нельзя было тебя слушать, – как-то сразу сникая, пробормотал Билл.
  
  – Что?
  
  – Нельзя было соглашаться на твою авантюру.
  
  Стерджес вздохнул. Ему не в первый раз приходилось выслушивать подобные жалобы приятеля.
  
  – Послушай, Билл, обратной дороги нет. Ты сделал то, что сделал. Мы заключили договор. Теперь расхлебываем последствия.
  
  – Последствия? – Гейнор метнул на него взгляд. – Убийство моей жены ты называешь последствиями?
  
  Стерджес не отвел глаз.
  
  – Мы не знаем, что там произошло в действительности.
  
  У Гейнора задрожал подбородок.
  
  – До того, как ты мне позвонил и попросил забрать от дома Маршалла, мне сообщили, что ее арестовали.
  
  – Марлу?
  
  Гейнор кивнул:
  
  – Как раз сейчас должны уводить.
  
  – Видимо, это случилось после того, как я поговорил с Агнессой, – предположил Стерджес. – Она придет в отчаяние. Марла, конечно, тоже.
  
  – Все указывает на нее, – заметил Гейнор.
  
  – Похоже, что так.
  
  – Но мы-то знаем, что она не виновата. То есть знаем, что она не брала Мэтью. Так ведь?
  
  – Есть вещи, которые мы знаем, и вещи, которых мы не знаем. Но определенно знаем, что уязвимы, и поэтому должны действовать. Поверни здесь, так будет быстрее.
  
  Крики Мэтью стали утихать.
  
  – Доплакался до полного изнеможения и засыпает, – предположил отец.
  
  – Слава богу, дождались. Все, приехали. Входим в вокзал, разделяемся, пытаемся найти Сариту. Осматриваем все автобусы, которые стоят на посадке, ищем ее там.
  
  – Я не могу оставить Мэтью в машине. В лесу еще куда ни шло, но в городе невозможно.
  
  Стерджес на мгновение зажмурился и тяжело вздохнул. А ведь инъекция, пожалуй, выход. Для них обоих. Во втором шприце состава будет достаточно.
  
  – Здесь негде припарковаться.
  
  – Слушай, паркуйся где угодно. Я пойду на вокзал, а ты возьмешь ребенка из машины.
  
  – Ладно. Эй, погоди…
  
  – Что еще такое?
  
  – Вот она, только что проехала навстречу.
  
  – Кто? Машина?
  
  – Машина, а в ней Сарита.
  
  – Как так?
  
  – Точно! Я заметил ее на переднем сиденье. Никаких сомнений. – Гейнор искал разрыв в потоке транспорта, чтобы развернуться. – Старый «таурус». Уверен, это была она.
  
  – Кто за рулем?
  
  – Похоже, тот самый тип.
  
  – Какой еще?
  
  – Харвуд. Тот, что был у дома с женщиной и Мэтью.
  
  – Черт! – выругался Стерджес. – Давай разворачивайся. Быстрее! Быстрее!
  
  – Куда разворачиваться? Машины!
  
  – Вклинивайся!
  
  Мальчик снова заплакал.
  
  Гейнор подрезал «эксплорер». Водитель оглушил их гудком и показал в ветровое стекло средний палец. Но Билл уже нажал на газ и рванул вперед. «Таурус» был через две машины перед ними.
  
  – Если я их догоню, что дальше?
  
  – Следуй пока за ними, – ответил Стерджес. – Здесь слишком оживленно. Слишком многолюдно.
  
  – Многолюдно для чего?
  
  – Не упускай из виду. Посмотрим, куда они поедут.
  
  – А если они поедут в полицию? – спросил Гейнор.
  
  Его приятель сразу не ответил. Потом наклонился к стоящему между ног небольшому кожаному саквояжу, открыл, достал шприц и маленький стеклянный пузырек.
  
  – Джек, – осторожно позвал Гейнор.
  
  – Надо приблизиться к ним вплотную. Вовлечь в разговор. Мне нужно свалить его первым. Когда с ним будет покончено, мы легче справимся с няней.
  
  – Господи, Джек, что с тобой сталось? Ты уже убил одного человека!
  
  Тот поднял на него глаза.
  
  – Если мне не изменяет память, ты при этом присутствовал. Кажется, именно ты копал для него яму. Потом мы его туда вместе сбросили и вместе зарыли. Или эти события в твоей голове отложились как-то по-другому?
  
  – Безумие! Мы же… мы же не такие люди!
  
  – Может, и были не такими, – кивнул Стерджес. – А теперь такие. Если хотим выжить. – Он отвернулся, посмотрел в пассажирское окно и прибавил: – Дело надо довести до конца.
  Глава 59
  
  – Надо ехать, – убеждал я Сариту, сидя подле нее в терминале автовокзала. – Здесь то самое место, куда полицейские могут прийти вас искать.
  
  – Куда мы поедем?
  
  – Не знаю. Давайте будем просто ехать и разговаривать.
  
  Мелькнула мысль, не попытается ли она бежать. Я надеялся, что не захочет бросить багаж, и взялся за ручку ее чемодана.
  
  – Разрешите, я вам помогу. Машину я оставил напротив вокзала.
  
  Сарита поднялась, медленно и неохотно. И мы размеренными шагами преодолели расстояние до дверей. Я не позволял ей отстать, чтобы ни на секунду не выпускать из виду. Выйдя из вокзала, я показал ей машину:
  
  – Моя вон та.
  
  Открыл пассажирскую дверцу, впустил в салон, проследил, чтобы она пристегнулась ремнем, и только после этого положил чемодан в багажник. Сел рядом, завел мотор, и мы поехали.
  
  – Вы сказали, мы просто поездим?
  
  Я кивнул.
  
  – И вы не сдадите меня в полицию?
  
  Я покачал головой:
  
  – Только хочу, чтобы вы мне рассказали, что произошло. Почему вы в бегах? Почему скрываетесь?
  
  Сарита молчала.
  
  Я решил начать с главного вопроса:
  
  – Вы убили Розмари Гейнор?
  
  Ее глаза потрясенно округлились.
  
  – Обо мне так думают? Так считает полиция?
  
  – В полиции полагают, что убила Марла. Я в это не верю. И поэтому спрашиваю, это ваших рук дело?
  
  – Нет! Я не убивала миссис Гейнор. Я ее любила. Она была ко мне добра. Она была очень хорошая. Мне нравилось у нее работать. То, что с ней случилось, ужасно.
  
  – Вы знаете, кто ее убил?
  
  Сарита колебалась.
  
  – Нет.
  
  – Но у вас есть на этот счет свои соображения?
  
  – Не знаю… просто все было… все было так страшно.
  
  Ее слова и то, как она их сказала, навели меня на мысль.
  
  – Вы ее нашли. Вы там были.
  
  Сарита кивнула:
  
  – Я нашла. Но когда это случилось, меня там не было. Я пришла, должно быть, сразу после того, как все произошло.
  
  – Расскажите по порядку.
  
  – Я пришла днем после того, как отработала утреннюю смену в «Дэвидсон-плейс». Я ведь работала в двух местах и после смены в доме престарелых являлась на смену к Гейнорам, хотя работу у них сменой не называла. Смена – это когда работаешь в организации, а в семье – совершенно иное. Так вот, после смены в «Дэвидсон-плейс» я села на автобус и поехала к Гейнорам. У меня есть ключ, но я всегда звонила в дверь. Так требует вежливость. Нельзя просто так ломиться в частный дом. Но в тот раз на звонок никто не ответил. Я подумала, что миссис Гейнор, может быть, вышла – ходит по магазинам или еще где-нибудь. Или в ванной, или меняет Мэтью подгузник и не может сразу открыть. В таких случаях я открываю своим ключом.
  
  – И вы вошли в дом?
  
  – Да. Только дверь оказалась незапертой. Я позвала хозяйку. Решила, что она все-таки дома, потому что дверь не закрыта на замок. Крикнула несколько раз, но она не ответила. И тут я вошла на…
  
  Сарита опустила голову и отвернулась к окну. Ее плечи подрагивали. Я ее не торопил. Свернул налево, затем направо – этот путь вел нас в центр. Наконец она подняла голову, но, когда заговорила снова, в мою сторону не смотрела.
  
  – Я вошла на кухню. Она лежала там, и повсюду была кровь. Хотя я очень испугалась, но коснулась ее – вдруг она не умерла, вдруг дышит, вдруг у нее бьется сердце? Но она умерла.
  
  – Как вы поступили?
  
  – Я… я…
  
  – Полицию вы не вызвали.
  
  Сарита покачала головой:
  
  – Нет. Я не могла. Я в этой стране нелегально, меня никто не знает официально. На таких, как я, полиции наплевать. Могут что угодно повесить. Или правда решить, что я убила миссис Гейнор. Вот я и позвонила Маршаллу, чтобы он меня вытащил. – Она помолчала. – Так вы спрашивали, кто, по-моему, это сделал?
  
  – Да.
  
  – Я задала себе вопрос: уж не мистер ли Гейнор?
  
  – Почему?
  
  – Ну, он мог узнать, что жена его раскусила. Стала понимать, что он во всем ей врет. Может, они поссорились, и он сильно на нее разозлился? Но, понимаете, пусть он мне не нравится – никогда не нравился, – он не тот человек, который мог убить.
  
  – Сарита, вы о чем?
  
  – Это все моя вина, – проговорила она и расплакалась. – Если случилось то, что я думаю, целиком виновата я. Я должна была молчать. Нельзя было ничего говорить.
  
  Мы ехали из города на север. Поток машин поредел, и мне стало легче сосредоточиться на ее словах, но никак не удавалось сообразить, о чем она толкует.
  
  – Говорить о чем?
  
  – Я знала о Марле, – ответила Сарита. – Знала о вашей двоюродной сестре. О том, что случилось в больнице.
  
  – О том, что она пыталась украсть младенца?
  
  Мексиканка кивнула.
  
  – У меня есть подруги, которые работают в больнице и в то же время в доме престарелых. Они рассказывали о девушке, которая пыталась стащить новорожденного. У нее помутился рассудок, потому что несколько месяцев назад умер ее собственный ребенок. Еще я от них узнала, что врач этой помешанной – доктор Стерджес.
  
  – Так вы знаете доктора Стерджеса? – спросил я.
  
  Сарита снова кивнула:
  
  – Он семейный доктор Гейноров. Они с мистером Гейнором давнишние друзья.
  
  Я посмотрел в зеркало. В нем маячил черный седан, который был очень похож на тот, что я видел несколько минут назад. По виду отнюдь не полицейский автомобиль.
  
  – Они много разговаривали, – продолжала Сарита.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Когда доктор Стерджес являлся, они уходили в кабинет мистера Гейнора – у мистера Гейнора дома есть кабинет, – закрывались и шушукались.
  
  – О чем?
  
  Она пожала плечами:
  
  – Не знаю. Я слышала только обрывки. О деньгах. Мне кажется, у мистера Гейнора была проблема. И у доктора, наверное, тоже.
  
  – Какая?
  
  – Игра на деньги. У обоих была эта проблема. Миссис Гейнор – она иногда со мной делилась – жаловалась, что, хотя муж хорошо зарабатывает в страховой компании, они, случается, сидят без денег, потому что он любит делать ставки. И доктор Стерджес тоже. Тот еще хуже.
  
  Хотя я верил кое-чему из того, что говорила Сарита, меня не покидало чувство, что она не вполне откровенна. Невольно казалось, что няня вовлечена в эту историю больше, чем признается. И я вернулся к своей прежней теории о том, что Марлу подставили.
  
  Быть может, доктор Стерджес и Билл Гейнор, планируя убийство, искали козла отпущения, на кого свалить вину. В таком случае Марла – прекрасный кандидат. Джек Стерджес знал ее историю и как ею воспользоваться.
  
  Но каким образом ребенок оказался у моей двоюродной сестры?
  
  И вдруг меня осенило.
  
  – Как вы одевались? – спросил я у Сариты.
  
  – Простите?
  
  – Во что вы были одеты, когда приходили на смену в дом престарелых? Носили форму?
  
  – Да.
  
  – И иногда в той же форме шли на работу к Гейнорам?
  
  – Да, – снова кивнула она. – Часто так и шла, а в свою одежду переодевалась в их доме.
  
  – Опишите, – попросил я.
  
  – Что?
  
  – Опишите вашу форму.
  
  Сарита покачала головой, не понимая либо вопроса, либо куда я клоню, задавая его.
  
  – Брюки, туника. Все просто.
  
  – Белые брюки и белая туника?
  
  Она моргнула.
  
  – Да, все белое.
  
  Ангел.
  
  – Это вы подбросили Мэтью Марле?
  
  – Я, – не отказалась она. – Когда я нашла мальчика – наверху, в детской, живого, – то захотела унести его из дома. Схватила Мэтью, что-то из его вещей, коляску, выбежала на улицу и заперла замок.
  
  – Вы оставили на двери Марлы пятно. Измазали ее дверь кровью Розмари Гейнор.
  
  Сарита медленно пожала плечами.
  
  – Не помню. Но такое возможно. Моя рука была в крови. Я, должно быть, чего-то коснулась, только не сохранилось в памяти. А когда добралась до Марлы, чуть не потеряла сознания от того, что недавно увидела, и, чтобы не упасть, схватилась за косяк.
  
  Я решил, что только что избавил двоюродную сестру от пожизненного заключения.
  
  Но мне требовалось узнать еще больше.
  
  – Вы мне не все рассказали. Вы были с ними заодно.
  
  – Не понимаю, о чем вы говорите? Я не имею никакого отношения к убийству миссис Гейнор. И никак не связана ни с ее мужем, ни с доктором. Вот… мой приятель – другое дело.
  
  – Что?
  
  – Маршалл очень, очень глупый. Он пытается выудить из мистера Гейнора деньги. Это большая ошибка, но он не хочет меня слушать. Не знаю, что с ним случилось. Он должен был возвратиться домой, но не отвечает на телефонные звонки. Мне не удалось с ним связаться.
  
  Господи, значит, дело зашло дальше, чем я мог себе представить! Но я не отступал и продолжал допрос.
  
  – Признайтесь, Сарита. Эти двое – Стерджес и Гейнор – или, может быть, один из них, мне трудно судить, решили, что будет лучше, если Розмари умрет. – Сарита только что сказала, что Гейнор остро нуждался в деньгах. Что, если его жена была застрахована на крупную сумму? – В качестве убийцы они решили выставить Марлу, – продолжал я. – Доставку ребенка поручили вам. Вы отнесли моей двоюродной сестре Мэтью, понимая, что рано или поздно присутствие мальчика в ее доме станет известно полиции. Вы их человек.
  
  – Нет! – возразила Сарита. – Вы все неправильно поняли. Я хотела сделать добро.
  
  – Ничего себе добро! Тогда какого дьявола…
  
  В это время сзади раздался автомобильный сигнал.
  
  Черный автомобиль, который давно нас преследовал, висел у меня на хвосте. Водитель жал на клаксон и моргал фарами.
  Глава 60
  
  Пока Марлу оформляли и снимали отпечатки ее пальцев, Барри Дакуэрт сел передохнуть за свой стол.
  
  Он совершенно выдохся.
  
  У него не было уверенности по поводу Марлы. Но когда из лаборатории сообщили, что кровь на ее дверном косяке принадлежит Розмари Гейнор, начальник полиции и окружной прокурор приняли решение Марлу арестовать.
  
  И он исполнил приказ.
  
  Всю дорогу в управление она не сказала ни слова. Сидела, словно в оцепенении, на заднем сиденье полицейской машины. Дакуэрт почувствовал, что ему жаль эту девочку, даже если она и виновата в случившемся. Невзгоды наложили на нее отпечаток, сломили. И родители не были ей поддержкой. Дакуэрт слышал, как они орали друг на друга, пока ждал, когда кто-нибудь из них откроет ему дверь.
  
  На его работе приходилось встречать много таких потерянных людей.
  
  Дакуэрт двинул по столу компьютерную мышь, и экран монитора ожил. Он получил по электронной почте два письма. Слышал, как пару раз за последний час пикал его телефон, но не было времени прочитать сообщения.
  
  Первое было от Сандры Ботсфорд, управляющей отелем в Бостоне, где останавливался Билл Гейнор, когда была убита его жена. Она писала, что у нее есть для Дакуэрта информация, и просила его позвонить.
  
  Второе было от коронера Ванды Терриулт. Совсем короткое: «Позвони».
  
  Дакуэрт решил сначала позвонить управляющей отелем. Пришлось немного подождать: Сандра была где-то в здании, но когда он объяснил, кто звонит, его перевели на ее мобильный номер. Наконец послышался ответ:
  
  – Ботсфорд слушает.
  
  – Это детектив Дакуэрт из Промис-Фоллс. Только что получил ваше письмо. Спасибо, что ответили.
  
  – Не за что. Я могла бы все объяснить текстом, но подумала, что у вас могут возникнуть другие вопросы, и решила, что лучше поговорить.
  
  – Отлично. Я пытаюсь получить подтверждение, что мистер Гейнор находился в вашем отеле с середины субботы по утро понедельника.
  
  – Как ужасно, что случилось с его женой. Так вот, он выписался из гостиницы в шесть утра в понедельник. Я даже проверила запись видеокамер – он подошел вчера утром к центральной конторке ни свет ни заря.
  
  Выписка в шесть – это реалистично. Если он остановился раз или два выпить кофе и зайти в туалет, то должен был приехать домой как раз в то время, когда приехал.
  
  Но для Дакуэрта этот факт ничего не доказывал. Гейнор мог отлучиться из отеля в предыдущие сорок восемь часов, приехать домой, убить жену и вернуться в Бостон. Розмари, прежде чем ее нашли, пролежала мертвой не меньше суток. То есть кто бы ее ни убил, он совершил преступление по крайней мере на двадцать четыре часа раньше. Дакуэрт также ждал информации с автомагистрали штата Массачусетс – не засветились ли на ней номера машины Гейнора в течение двух дней перед тем, как, по его словам, он вернулся домой?
  
  Чтобы смотаться в Промис-Фоллс и обратно, потребовалось бы пять-шесть часов, но он мог успеть, только если бы воспользовался скоростным шоссе. Ведь его присутствие на конференции – это алиби.
  
  – Помнится, я задал вам вопрос, имеются ли другие подтверждения того, что мистер Гейнор в течение всех выходных находился в вашем отеле? – спросил детектив.
  
  – Да, – ответила Ботсфорд, – вы об этом упоминали. В субботу и в воскресенье проходили семинары, а в воскресенье в пять для участников конференции был организован обед. Он был там замечен. Есть оплаченный в десять вечера в воскресенье чек в баре. В одиннадцать камеры видеонаблюдения зафиксировали, как он шел через холл. Примерно в полночь позвонил из номера и попросил разбудить в пять. Что и было исполнено. Утром на звонок он ответил лично.
  
  Это охватывает воскресенье. Но к тому времени Розмари Гейнор была уже мертва.
  
  – Как насчет субботы и утра воскресенья?
  
  – Дело в том, детектив, что мистер Гейнор наш постоянный клиент. Он останавливается у нас на недели, бывает, на месяцы. В прошлом году с ним очень долго проживала его жена. Я спрашивала в баре и ресторане. В выходные все его регулярно видели, и его машина не покидала гостиничной стоянки. Я интересовалась у служащего – он вывел автомобиль к шести утра, а в предыдущие двое суток хозяин его не требовал.
  
  – Большое спасибо, что отозвались на просьбу, – поблагодарил ее детектив.
  
  – Мистер Гейнор всегда был со всеми вежлив и обходителен, – добавила Ботсфорд. – Мы искренне сочувствуем его утрате.
  
  – Разумеется. До свидания.
  
  Дакуэрт повесил трубку. Вполне достаточно оснований, чтобы вычеркнуть Гейнора из списка подозреваемых. Тем более что они арест уже произвели. Но он хотел быть уверенным на все сто. И, снова взявшись за телефон, набрал номер Ванды.
  
  – Привет, как дела? – отозвалась она.
  
  – Получил твое письмо. Что новенького?
  
  – Закончила вскрытие Розмари Гейнор.
  
  – Выкладывай.
  
  – К тому, что послужило причиной смерти, добавить особенно нечего. Признаков сексуального насилия не обнаружено. Все примерно так, как я тебе вчера изложила. Хотя есть одна вещь, возможно, несущественная, но я все-таки решила о ней сказать. Полный отчет тебе поступит, а это предварительная информация.
  
  – Я весь внимание.
  
  – Я думала о ее ребенке. Как его звали?
  
  – Мэтью, – ответил детектив.
  
  – Какое счастье, решила я, что убийца миссис Гейнор не тронул мальчика. Не потому, что малыш свидетель. Преступники в таких ситуациях звереют. Так?
  
  – Часто.
  
  – Именно такие мысли крутились у меня в голове, когда я встала в тупик. Удивили шрамы в области таза убитой. Белесые, со временем стянувшиеся, что свидетельствовало о том, что операция проводилась не меньше года назад. Может быть, даже два. Такие шрамы называют «созревающими».
  
  – Ничего не понимаю.
  
  – Имей терпение. Еще мне показалось странным, что у нее в груди нет признаков фиброзных связок. Хотя…
  
  – Хотя что?
  
  – Во время беременности у женщины повышается уровень гормонов в груди, и от этого возникают фиброзные связки. Это заинтриговало меня еще сильнее, и я изучила область за лобковой костью.
  
  – За чем?
  
  – За костью в нижней части таза рядом с мочевым пузырем. Обычно там вследствие увеличения матки наблюдается рубцевание и…
  
  – Стоп! – взмолился детектив. – Можешь объяснить по-человечески?
  
  – У Розмари Гейнор несколько лет назад была удалена матка. Из всего того, что я выяснила, явствует, что эта женщина никогда не была беременна.
  
  – Повтори!
  
  – У нее никогда не было детей, Барри.
  Глава 61
  
  Агнесса Пикенс только-только закончила разговор с Натали Бондурант по стоящему на кухне городскому телефону, как зазвонил ее мобильный – на этот раз именно ее, а не мужа. Она схватила его со стола, бросила взгляд на экран и ответила на вызов.
  
  – Что? Подожди секунду.
  
  Джилл поднялся наверх, но Агнесса не хотела рисковать, чтобы он не услышал ее разговора, вышла через раздвигающиеся двери на заднюю веранду и плотно закрыла за собой створку.
  
  – Говори.
  
  – У нас проблема. – Голос Джека Стерджеса звучал на фоне звуков дороги.
  
  – У меня тоже. Марла арестована.
  
  – Мм…
  
  – Так что видишь: у меня свои проблемы. Огромные проблемы. Поэтому твоих мне больше не нужно. Ты недавно звонил по поводу одной проблемы. Теперь хочешь сообщить, что дело осталось нерешенным?
  
  – Со старой дамой все улажено. Но возникла новая проблема. Я нашел Сариту.
  
  – Какая же это проблема? Наоборот, хорошая новость.
  
  – Она с твоим племянником. – Агнесса несколько секунд молчала, и Джек Стерджес спросил: – Ты слышишь?
  
  – Слышу. Она с Дэвидом? Где? Где они находятся?
  
  – В машине перед нами. Ездят по городу. Мы следуем за ними. Сарита хотела прыгнуть в автобус и улизнуть из Промис-Фоллс. Но Дэвид, должно быть, ее перехватил. Мы их видим: он за рулем, она с ним рядом.
  
  – Я ему сказала… благословила на расследование от имени Марлы, – проговорила Агнесса. – Как еще я могла поступить? Нельзя же было дать ему понять, что я не желаю знать того, что случилось! Просто… просто я никак не ожидала, что он способен до чего-то докопаться. – В ее голосе послышались панические нотки. – Как, черт побери, он ее нашел?
  
  – А мне, блин, откуда знать? – вспыхнул доктор. – Может, тебе с ним поговорить?
  
  – С ним поговорить?
  
  – Ну, не знаю… позвони, скажи, чтобы отвязался, бросил это дело. Ты же как-никак его тетка. Чтоб тебя! Вразуми!
  
  – Я подумаю.
  
  – Только думай быстрее. Такое впечатление, что они не на шутку разоткровенничались.
  
  Агнесса снова умолкла.
  
  – Если не соизволишь дать указаний, буду разбираться, как умею, – добавил Джек Стерджес.
  
  – Проблема налицо, – согласилась Агнесса. – Если ребенка Марле отнесла Сарита, она, вероятно, поняла, как обстояли дела. Чтобы нас спасти, нужно сделать так, чтобы она никому ничего не рассказала.
  
  – Именно, – подтвердил врач.
  
  – Но… Сарита мне нужна.
  
  – В каком смысле?
  
  – Чтобы спасти мою дочь. Если на Марлу так много накопали, чтобы надеть наручники, то с тем же успехом способны засадить в тюрьму. Сарита может очистить ее от подозрений. Выслушав ее показания, с Марлы снимут все обвинения.
  
  – Агнесса, ты соображаешь, что говоришь? – медленно спросил Джек Стерджес.
  
  – Только этим и занимаюсь: ломаю голову, как сделать, чтобы мою дочь не отправили в тюрьму.
  
  – Хочешь пойти туда сама? Я лично нет. А твои разглагольствования – прямая туда дорога. Ты прикинь: если Марлу признают виновной, можно построить защиту на признании невменяемости. Ограниченная дееспособность и прочее в том же роде. Помешательство в результате душевной травмы. Если даже она попадет за решетку, то скорее всего ненадолго. Или отправят на лечение в психиатрическую больницу до тех пор, пока не сочтут здоровой. Но…
  
  – Ты подонок!
  
  – Но если возьмутся за нас, если узнают, что мы с тобой натворили и каких дров с твоего одобрения наломал сегодня я, мы загремим навсегда! Ты следишь за моей мыслью? Если же вину возьмет на себя Марла, она выйдет через год или два под твое крыло. Но если сядешь ты, ее опекать будет некому. Вы станете видеться раз в месяц по дням свиданий, и все. Ты этого хочешь?
  
  – Джек, прошу тебя, заткнись!
  
  – Стремишься быть хорошей матерью, Агнесса? Отпусти Марлу в тюрьму. Пусть ее полечат. А когда она выйдет, ты будешь для нее всем на свете. Разреши мне заняться Саритой.
  
  – Я… я не могу… я не знаю…
  
  – И вот еще что, Агнесса: Марла для тебя одно, а для меня другое. Она твоя дочь, а не моя. Я знаю, как поступить, чтобы себя спасти.
  
  – Господи, зачем я с тобой связалась?
  
  – Ты говоришь прямо как Билл. Мы с тобой одной веревочкой повязаны. Ты получила свою выгоду, я – свою.
  
  – Тебе важнее всего деньги, а мне они не нужны.
  
  – Пошла ты подальше со своими мотивами, и не надо мне вкручивать, что ты не имеешь к нашему делу никакого отношения.
  
  Агнесса на мгновение умолкла, затем спросила:
  
  – Где вы сейчас?
  
  – Дэвид направляется к северному выезду из города. Вдали видно колесо обозрения «Пяти вершин».
  
  – Как ты думаешь, она много успела ему рассказать?
  
  – Понятия не имею. Мы даже не в курсе, что она сама-то знает.
  
  В трубке послышался детский плач.
  
  – Это еще что? Кто с вами?
  
  – Мэтью. Почти все время орет.
  
  – Вы взяли с собой ребенка? – изумилась Агнесса.
  
  – Я в машине Билла. Мы уже поругались из-за этого. Я был против, чтобы брать пацана. Но он ответил, чтобы я шел к черту. И до тех пор, пока не будет новой няни, ему некуда девать сопляка.
  
  – Джек, серьезно, нам надо все обдумать. Как бы устроить так – дай мне секунду, – чтобы свалить вину на Сариту и в то же время заставить ее замолчать?
  
  – Продолжай.
  
  – Скажем, так: она тебе во всем признается, но затем нападает, и тебе приходится обороняться. Что-нибудь в этом роде.
  
  – Ты хватаешься за соломинку, Агнесса. И потом: что, если Дэвид уже все знает? Ты об этом подумала? Если он в курсе всего? – Прежде чем Агнесса успела ответить, Стерджес повернулся к Гейнору: – Место достаточно безлюдное. Поморгай-ка фарами и погуди, Билл. Заставь прижаться к обочине.
  
  – Джек! – позвала Агнесса.
  
  – Мне пора. Свяжусь позже. Не забывай, о чем я сказал. Подумай, какой будешь хорошей мамочкой.
  
  – Не вздумай тронуть моего племянника, – пригрозила Агнесса, а затем добавила: – Или моего внука.
  
  – Вот как? – усмехнулся Стерджес. – Он уже твой внук?
  Глава 62
  
  Дэвид
  
  – Добро, – повторила Сарита, сидя в машине рядом со мной. – Я хотела сделать добро.
  
  Черная машина позади нас продолжала сигналить и мигать фарами.
  
  – Объясните, – попросил я, снижая скорость и размышляя, стоит остановиться или не стоит.
  
  – Я хотела вернуть Мэтью его настоящей матери.
  
  Я покосился на нее раз, другой.
  
  – Значит, ее ребенок не умер?
  
  Сарита покачала головой:
  
  – Нисколько в этом не сомневаюсь. Миссис Гейнор никогда не была беременна. Мэтью их приемный сын. Она не могла кормить его грудью, не занималась тем, чем занимаются в этот период все женщины. Но не хотела, чтобы люди об этом знали. Сделала так, чтобы все думали, что она его родила. Последние два месяца перед тем, как они взяли мальчика, миссис Гейнор провела в Бостоне, чтобы соседи не заметили чего-то странного. И никто не догадался, что она даже не была беременна.
  
  – Это тебе все Розмари рассказала?
  
  – Не совсем. Собрала кусочек здесь, кусочек там. Настолько там прижилась, что сообразила, что к чему. К мистеру Гейнору часто приходил доктор Стерджес, они разговаривали, я кое-что слышала. Узнала от приятельниц в больнице, что у вашей двоюродной сестры примерно в то же время, когда Гейноры взяли Мэтью, умер ребенок. Как-то подслушала – меня не заметили, – что Марла пыталась украсть из больницы младенца, а доктор сказал, что ничего такого даже подумать не мог. Тогда я поняла, что они сделали. Что Мэтью – сын вашей двоюродной сестры.
  
  – Но… – Я пытался осмыслить то, что услышал. – У Марлы родилась дочь, а не сын.
  
  – Ей соврали, – возразила Сарита. – Младенец запеленутый, как отличить? Сказали, что родилась дочь, чтобы совсем было не похоже на правду. Понимаете?
  
  Я ничего не понимал. Марла говорила, что держала на руках младенца, и младенец был мертв.
  
  Сарита посмотрела на меня пустыми глазами.
  
  – Этого я не могу объяснить.
  
  Машина за нами продолжала сигналить. Моя пассажирка повернулась на сиденье и посмотрела в заднее стекло.
  
  – Там мистер Гейнор. Это его машина. А рядом доктор Стерджес. Я точно вижу.
  
  – Какого дьявола они за нами тащатся?
  
  – Наверное, им нужна я.
  
  Когда они нас выследили? На автовокзале?
  
  – У меня к ним обоим много вопросов. – Я включил указатель поворота и снял ногу с педали газа.
  
  – Постойте! – воскликнула Сарита.
  
  – В чем дело? – Сбросив газ, я еще не успел затормозить, но машина уже замедлила ход, и Гейнор перестал сигналить.
  
  – Где Маршалл?
  
  – Ваш приятель?
  
  – Он должен был встретиться с Гейнором. Хотел вытянуть из него деньги. Мистер Гейнор – вот он, а что случилось с Маршаллом, не представляю.
  
  – Что вы этим хотите сказать?
  
  – Не знаю. Но у меня плохое предчувствие.
  
  – Не бойтесь, Сарита, ничего не случится. Мы на улице, здесь нам ничего не грозит. После того что я узнал от вас, задам этим двум проходимцам несколько вопросов. Хочу получить на них ответы.
  
  Нажав на тормоз, я повел машину к обочине дороги и только тут сообразил, что мы оказались с обратной стороны от главного входа закрытого развлекательного парка «Пять вершин». Вдоль дороги тянулась полоса примерно шесть футов высокой травы, за ней забор, ограждающий территорию. Я заметил, что как раз в этом месте забор был разрезан, сетка завернута так, что образовалась дыра.
  
  Я перевел взгляд к зеркальцу – черный «ауди» тоже съехал к краю проезжей части и остановился на расстоянии двух корпусов за нами. У меня возникло ощущение, что сейчас мне выпишут штраф за превышение скорости.
  
  Открылась пассажирская дверца, и из «ауди» вылез человек. Сарита оказалась права – это был доктор Стерджес.
  
  – Одного не понимаю, – сказал я своей пассажирке. – Как им удалось это провернуть? Я имею в виду документы. Каким образом…
  
  – Он врач, – оборвала меня Сарита. – Богатый и белый. Может подделать все, что угодно: свидетельство о смерти, свидетельство о рождении – все, что надо. Кто его станет проверять? – Она сердито тряхнула головой. – Поэтому я отнесла Мэтью вашей двоюродной сестре. Когда узнала, что они сделали, выяснила ее адрес. Много раз проезжала мимо ее дома, все спрашивала себя: может, надо сказать? Но так и не решилась. Пока не случилось так, что за мальчиком стало некому ухаживать.
  
  Доктор приближался с моей стороны. Я видел, как в боковом зеркальце на дверце рос его силуэт.
  
  Одну руку он прижимал к себе.
  
  – Здравствуйте, доктор Стерджес, – поздоровался я, когда он поравнялся с дверцей.
  
  Доктор улыбнулся.
  
  – Я так и думал, что это вы, мистер Харвуд. – Он наклонился, чтобы рассмотреть, кто сидит на пассажирском месте. – Привет, Сарита.
  
  Она не ответила.
  
  – Мы могли бы поговорить? – спросил он меня.
  
  – Там, в машине, мистер Гейнор?
  
  – Он, – подтвердил Стерджес.
  
  – Будем говорить все вместе?
  
  – Это было бы идеально, – кивнул доктор.
  
  – Где?
  
  – Если вы оба выйдете из машины, можно прямо здесь.
  
  Я не успел заглушить мотор и потянулся к ключу зажигания, но в этот момент зазвонил мой мобильный телефон.
  
  – Одну секунду. – Я поднял палец.
  
  – Нам в самом деле есть о чем сейчас поговорить, – поторопил он.
  
  Я помотал пальцем, другой рукой вытащил телефон, посмотрел, кто звонит, и ответил:
  
  – Привет.
  
  – Беги! – крикнула тетя Агнесса.
  Глава 63
  
  Барри Дакуэрт снова позвонил в бостонский отель, через секунду его соединили с управляющей Сандрой Ботсфорд.
  
  – Вы сказали, что жена мистера Гейнора Розмари долго проживала с ним в вашем отеле. Когда это было?
  
  Женщина на мгновение задумалась.
  
  – С год назад. Могу проверить по регистрации, но не сомневаюсь, что она приехала тринадцать месяцев назад и три месяца провела с мужем.
  
  – Не думаю, что такие вещи могут пройти мимо вашего внимания. Вы запомнили, была она беременна или нет?
  
  Ботсфорд рассмеялась.
  
  – Да уж, такие вещи я запоминаю и могу определенно сказать: она не была беременна. – Управляющая немного помолчала. – Я слышала в новостях, что у миссис Гейнор остался ребенок. Не придала этому значения, пока вы сейчас не сказали. Видимо, Гейноры усыновили мальчика. Розмари не была беременна и не выглядела как женщина после родов.
  
  – Еще раз спасибо, – поблагодарил ее Дакуэрт. Разъединился и некоторое время сидел, глядя на экран монитора.
  
  Этот вопрос даже не всплывал.
  
  Дакуэрт не спрашивал Билла Гейнора, родной для него Мэтью сын или приемный. Не было оснований. А если ребенок приемный? Что это меняет?
  
  Но теперь перед ним открылось то, что он называл «слиянием событий».
  
  Ребенок Марлы Пикенс умер примерно в то же время, когда у Розмари появился Мэтью. И ему стало известно, что миссис Гейнор никогда не рожала.
  
  Ребенок Гейноров оказался у Марлы. Пока неясным образом.
  
  Она заявила, что это ее ребенок, хотя быстро отказалась от своих слов. Марла никогда серьезно не утверждала, что родила Мэтью. Он стал ей заменой той, которая умерла. Ведь она же потеряла девочку.
  
  И тем не менее…
  
  Дакуэрт встал из-за стола и пошел искать Марлу. На нее заводили дело, а Натали Бондурант ждала, когда процедура закончится.
  
  – Мне необходимо поговорить с мисс Пикенс, – сказал детектив занимающемуся документами полицейскому. – Немедленно.
  
  – В чем дело? – встрепенулась адвокат. – Вы будете общаться с ней только в моем присутствии.
  
  – Хорошо, – кивнул Дакуэрт. – Давайте пройдем сюда.
  
  Он провел их в допросную и указал рукой на стулья по другую сторону стола:
  
  – Пожалуйста, туда.
  
  Женщины сели.
  
  – Вам нечего предъявить моей клиентке, – заявила Натали. – А если даже что-то есть, вы не могли выбрать более неудачного времени. Душевное состояние мисс Пикенс вызывает опасение, и если вы настаиваете на том, чтобы содержать ее здесь, вам придется организовать постоянный пост, чтобы исключить попытку самоубийства. Только вчера вечером…
  
  Дакуэрт предостерегающе вскинул руку.
  
  – Знаю. Я хочу спросить у мисс Пикенс нечто такое, что не имеет отношения к обвинению. Никак не связано с Розмари Гейнор.
  
  – Например? – Натали не сводила глаз с детектива, который опустился напротив них на стул.
  
  – Марла… Ничего, если я буду называть вас Марла?
  
  Та слабо кивнула.
  
  – Понимаю, как вам тяжело, но хочу кое-что узнать о вашем ребенке. О вашем младенце.
  
  – Это слишком болезненная тема, чтобы входить в такие материи, – прервала его адвокат.
  
  – Марла, – Дакуэрт понизил голос, – когда вы были беременны, не приходила ли вам в голову мысль отдать ребенка на усыновление в другую семью?
  
  Марла в недоумении заморгала.
  
  – В другую семью?
  
  – Ну да, в другую семью.
  
  Марла медленно покачала головой:
  
  – Никогда. Ни на секунду. Я хотела иметь ребенка. Больше всего на свете.
  
  – И такого разговора никогда не возникало?
  
  Марла, вздохнув, ответила:
  
  – Постоянно возникал. Мать все время об этом твердила. Сначала настаивала, чтобы я сделала аборт. Но я не стала. Потом начала уговаривать отдать ребенка на усыновление. Но я опять не захотела.
  
  Дакуэрт легонько постучал пальцами по столу.
  
  – Вы рожали не в больнице? Не в больнице вашей матери?
  
  – Нет, – ответила Марла. – Мы уехали в хижину.
  
  – По-моему, это как-то странно. Ваша мать управляет больницей, но не пожелала, чтобы вы рожали в ее медицинском учреждении.
  
  – Там случилась вспышка псевдомембранозного колита, кажется, это так называется.
  
  – И тем не менее необычно уезжать рожать так далеко за город.
  
  – Все прошло хорошо благодаря тому, что там находился доктор Стерджес. – Марла потупилась. – Хотя ничего хорошего в итоге не получилось. Пуповина обмоталась вокруг шеи плода, и его не смогли спасти.
  
  – Представляю, как это было ужасно.
  
  Марла медленно кивнула.
  
  – Да… только, когда ребенок родился, я была почти в отключке. Доктор Стерджес дал мне какое-то болеутоляющее.
  
  – Расскажите об этом поподробнее.
  
  – Что тут рассказывать? Мне было больно, но не очень сильно. Однако доктор Стерджес и мама испугались, что может быть хуже, и дали лекарство. Я даже не почувствовала, как ребенок появился на свет.
  
  – Но потом вы видели девочку?
  
  Марла утвердительно кивнула:
  
  – Да. Вспомнить этот момент не могу… но видела. Касалась пальчиков, целовала в головку.
  
  – Но если вы не помните этого момента, откуда знаете, как все происходило?
  
  – Мама помогла вспомнить. Для меня тогда все было как в тумане. Но она мне рассказывает снова и снова, и я словно вспоминаю сама.
  
  – Расскажите мне еще немного об этом.
  
  – Ну… это похоже на то, как когда я была маленькой… годика полтора. Мы пошли к знакомым родителей, у которых была большая собака. Она бросилась на меня и повалила. Чуть не укусила в лицо, но хозяин отшвырнул ее в сторону. Я очень испугалась, сильно плакала, но ничего этого не помню. Папа с мамой мне много раз рассказывали, и я вижу те события, как кино. Как я упала, как собака прыгнула на меня. Могу в деталях представить, как она выглядела, хотя в действительности не знаю. Вот примерно так. Понимаете, что я хочу сказать?
  
  Дакуэрт улыбнулся:
  
  – Думаю, что да.
  Глава 64
  
  Дэвид
  
  На осознание того, что сказала Агнесса, мне было отпущено совсем немного времени. Пусть ее сообщение было коротким, зато очень емким по смыслу.
  
  Раз она крикнула: «Беги!» – значит, представляла, где я нахожусь и в каком оказался положении.
  
  Знала, что именно в эту минуту я повстречался с доктором Стерджесом.
  
  И хотела, чтобы я во всю прыть пустился от него наутек.
  
  Через миллисекунду после того, как она крикнула мне «Беги», я повернул голову налево и посмотрел на Стерджеса. Рука, которую он до этого прижимал к боку, распрямлялась. Мне показалось, что я заметил в ней что-то маленькое, цилиндрическое. Похожее на карандаш с металлическим стержнем.
  
  Нет. Больше похожее на шприц.
  
  – Проклятие! – Я выронил телефон, перебросил ручку автомата переключения передач в положение «вперед» и вдавил педаль газа в пол. Мамин старенький «таурус» отнюдь не «феррари», но он прыгнул так, что Сарита откинулась на спинку сиденья, град гальки осыпал «ауди» Гейнора, а доктор Стерджес отскочил в сторону, чтобы его нога не попала под колесо.
  
  – Стой! – закричал он. – Стой!
  
  Машину на гравиевой обочине занесло, левые колеса взвизгнули, зацепившись за асфальт.
  
  – Кто? Кто вам звонил? – выкрикнула Сарита.
  
  Мне было не до ответа. Я бросил взгляд в зеркало – не висит ли черный «ауди» у меня прицепом на хвосте. Стерджес, запустив руку в карман пиджака, судорожно пытался то ли что-то достать, то ли положить.
  
  – Пригнись! – крикнул я Сарите.
  
  – Что?
  
  – Пригнись!
  
  Я посмотрел в зеркало. Какие еще сюрпризы, кроме шприца, приготовил нам эскулап? Но руки с пистолетом он в нашу сторону не направлял. Наоборот, бежал к машине Гейнора.
  
  Впереди возник перекресток. Я заложил левый поворот так, что громко застонали покрышки. Возникло ощущение, что на полсекунды машина встала на два колеса. Сарита, сопротивляясь инерции, уперлась руками в приборную панель.
  
  – Что случилось? – закричала она. – Что вы увидели?
  
  – У него игла. Он держал шприц. Еще мгновение, и он воткнул бы мне его в шею.
  
  В четверти мили от нас лежал следующий перекресток. Если я поверну, затем еще и еще, у меня есть шанс оторваться. «Ауди» без труда нагонит старую колымагу, но если преследователи потеряют наш след, им не поможет скорость этого великолепного образца немецкого инженерного искусства.
  
  Я пошарил рукой рядом с собой, пытаясь найти свой мобильник.
  
  – Где мой телефон?
  
  Сарита посмотрела между сиденьями.
  
  – Там!
  
  – Достань!
  
  Я не снижал скорость и все время смотрел в зеркало. Но преследователи не показывались.
  
  Следующий перекресток был слишком далеко. Я боялся, что «ауди» вывернет из-за поворота и нас заметят, прежде чем мы нырнем в очередную улочку.
  
  – Держись! – крикнул я Сарите и ударил по тормозам, оставив на асфальте две длинные полосы жженой резины. Из-под крыльев потянуло дымком. Крутанув руль, я поставил машину поперек дороги и выскочил на расположенную справа стоянку экспресс-кафе «Уэндиз». Обогнул здание и замер позади, убедившись, что нас не видно с дороги. Это заведение быстрого питания, как и другие подобные, возникло в этом районе, чтобы обслуживать посетителей «Пяти вершин», и теперь страдало оттого, что парк развлечений закрылся.
  
  Хотя в данный момент это была не самая главная моя забота. Я радовался, что нашлось место, где спрятаться.
  
  – Зачем вы сюда свернули? – удивилась Сарита. – Проголодались?
  
  Выждав минут пять, я выехал из-за здания и, остановившись на краю дороги, посмотрел в обе стороны.
  
  Никаких признаков «ауди».
  
  Мы поехали в ту сторону, откуда только что умчались.
  
  – Телефон, – повторил я.
  
  Сарита снова запустила руку между сиденьем и тоннелем карданного вала.
  
  – Никак не найду… а, вот, есть!
  
  – Отлично, – сказал я. – Теперь вернись к последнему вызову и соедини меня с этим абонентом.
  
  Она пару раз дотронулась до экрана и протянула мне трубку.
  
  – Должен звонить.
  
  Агнесса ответила сразу:
  
  – Дэвид?
  
  – Черт возьми, Агнесса, что творится? Этот твой долбаный доктор чуть не воткнул в меня какую-то иголку!
  
  – Ты убежал? С тобой все в порядке? Где ты?
  
  – Возвращаюсь в центр. Откуда ты узнала? Как догадалась, что должно случиться?
  
  – Не могу объяснять по телефону. Не могу… Встретимся у твоих родителей. Там все узнаешь. Я все расскажу. Сарита с тобой?
  
  – Вот черт! А это ты как узнала?
  
  За нами что, организована слежка со спутника? Почему Агнесса в курсе всех наших действий и перемещений?
  
  Или поддерживает связь со Стерджесом или Гейнором?
  
  – Дэвид, – продолжала она. – Ты должен оберегать Сариту. Не могу тебе объяснить, почему…
  
  – Не трудись, – отрезал я. – Думаю, я обо всем догадался. Увидимся дома. А теперь мне нужен телефон. Хочешь ты или нет, я звоню Дакуэрту.
  
  – Не могу тебе помешать. – На этот раз в ее голосе прозвучала покорность.
  
  Я разъединился.
  
  – Высадите меня, – попросила Сарита. – Я вам все рассказала. Мне надо скрыться из города. Остановитесь в любом месте. Доберусь на попутных.
  
  Я покачал головой.
  
  – Извини, Сарита. Мне искренне жаль, но путь к отступлению отрезан.
  
  Я долго смотрел на телефон, прежде чем набрал 911. И когда дежурная ответила, потребовал:
  
  – Соедините меня с детективом Дакуэртом. Немедленно.
  Глава 65
  
  Что-то не давало покоя Ванде Терриулт.
  
  Коронер города Промис-Фоллс изучала снимки, которые сделала во время вскрытия Розмари Гейнор. Всего тела и крупные планы отметин на шее и порезов на животе. Она перенесла их в компьютер и теперь рассматривала фотографию за фотографией, поставив рядом с клавиатурой чашку с кофе из магазина для гурманов с ароматом, название которого невозможно даже выговорить.
  
  Ванда то и дело возвращалась к снимку синяков на шее женщины. С одной стороны остался след от большого пальца, с другой стороны – от четырех других.
  
  Ножевые раны шли от бедра к бедру, слегка искривляясь вниз в середине. Барри Дакуэрт сказал, что это похоже на улыбку.
  
  Ванда вспомнила их последнюю встречу – ее такую интимную демонстрацию того, как покончили с Розмари Гейнор. Она стояла позади детектива, вцепившись в его шею и обхватив другой рукой, чтобы показать, как прошел по животу нож.
  
  С объемами Барри это было непросто.
  
  Они знали друг друга достаточно давно, чтобы Ванда могла себе позволить такую вольность без всякого подтекста. Ей нравился Барри как товарищ и коллега. В ее должности иногда хотелось для разнообразия коснуться живого тела.
  
  Трупы она считала своими клиентами и относилась к ним с величайшим почтением, поскольку они оказывались в ее заведении всего один раз.
  
  Клиент всегда прав, говорила она, поскольку мертвые никогда не лгут. Она не сомневалась, что покойники отчаянно хотят ей нечто поведать и это «нечто» – чистейшая правда.
  
  За годы практики она принимала много приглашений от разных организаций – «Пробуса», «Ротари», местной торговой палаты – рассказать о своей работе.
  
  – Я считаю, что каждый, кто в итоге оказывается на моем столе, – личность. И не похож на других. Нельзя, чтобы они сливались в неразличимый поток. Я работаю давно, но помню каждого в отдельности.
  
  Иногда обнаруженное у одного напоминало ей то, что она уже видела у другого. Десять лет назад полиция охотилась за человеком, нападавшим в южной части города на клиентов проституток. Он подкарауливал своих жертв, когда они выходили на улицу после телесных услад, бил кирпичом по голове и забирал бумажники. Часто оставался ни с чем, так и не уяснив простую истину, что у него было бы больше шансов на поживу, если бы он нападал на сластолюбцев до, а не после свидания.
  
  Двум бедолагам особенно не повезло – они скончались.
  
  Ванда Терриулт установила, что, хотя убийства отстояли во времени на несколько недель, найденные в черепе микрочастицы были идентичны. Нападавший бил несчастных одним и тем же кирпичом.
  
  Однажды полицейский патруль остановил в южной части города водителя за то, что тот совершил маневр, не включив указатель поворота. У него на переднем сиденье лежал кирпич.
  
  – Это мой счастливый кирпич, – сказал злодей судье, перед тем как выслушал приговор, отправивший его на пятнадцать лет за решетку.
  
  Было в смерти Розмари Гейнор нечто такое, от чего в голове Ванды хоть и слабо, но прозвенел звоночек.
  
  Она удивлялась, почему при ее фотографической памяти это не всплыло сразу. Она могла закрыть глаза и представить все виденные ею колотые и огнестрельные раны, словно это были снимки из семейного альбома.
  
  Трагедия Розмари напомнила ей о том, чего Ванда сама не видела, о чем только слышала.
  
  Около трех или четырех лет назад.
  
  О другом убийстве.
  
  Да, три года назад, примерно в это время, она взяла двухмесячный отпуск. В Дулуте умирала ее сестра Гильда, и она поехала провести с ней последние недели. Грустное было время, но глубоко значимое. Оно стало самым важным периодом в ее жизни. Но при этом Ванда не забывала Промис-Фоллс и позванивала туда, узнать, как в городе дела. Гильда в шутку упрекнула сестру, что ее больше интересуют мертвые, чем те, чей дух только собирается отлететь.
  
  Ванда открыла другую программу – файлы фотографий из дел, организованные по датам. И вернулась ко времени, когда брала тот отпуск.
  
  Сбитая машиной пятилетняя девочка.
  
  Сорокавосьмилетний рабочий, упавший с церковной крыши во время укладки новой черепицы.
  
  Девятнадцатилетняя студентка Теккерей-колледжа из Берлингтона, штат Вермонт, которая выпросила на недельку отцовский «Порше-911» и, не справившись с управлением, врезалась на скорости восемьдесят миль в час в столетний дуб.
  
  Двадцатидвухлетняя женщина, которая…
  
  Стоп!
  
  Ванда кликнула мышью на этом файле.
  
  Открыла фотографии.
  
  Глотнула кофе и стала изучать.
  
  – Вот это да! – вырвалось у нее.
  Глава 66
  
  Закончив разговор с племянником, Агнесса поднялась в свой кабинет на втором этаже и закрыла за собой дверь. Включила компьютер и открыла Word.
  
  Выровняла со всех сторон поля. Текст, который она собиралась написать, был небольшим. Некрасиво, если строки начнутся высоко, тогда внизу останется слишком много свободного места. Лист получится несбалансированным.
  
  Набрав, что хотела, Агнесса задала команду «Просмотр печати» – проверить, как выглядит страница. Результат не понравился – текст был слишком смещен вниз. Она убрала несколько отступов сверху, повторила попытку и осталась довольна.
  
  Распечатала и перечитала, проверяя, нет ли опечаток. Обидно было бы насажать ошибок в таком документе.
  
  Поставила сверху дату и написала внизу:
  
   Настоящим удостоверяю, что с данного момента оставляю пост администратора и главного менеджера Центральной больницы города Промис-Фоллс.
  
  Подумала, не добавить ли несколько слов сожаления или пару строк о том, что посвятила жизнь горожанам и здравоохранению Промис-Фоллс. Извиниться, что не сумела жить по тем высоким стандартам, которые установила для себя. Но в итоге краткое, ничем не приукрашенное заявление об отставке показалось ей наилучшим способом уйти.
  
  Она поставила подпись, сложила лист, вложила в конверт и написала адрес: Совету Центральной больницы города Промис-Фоллс.
  
  Оставила на клавиатуре и пошла искать своего мужа Джилла. Решила, что он наверху в их спальне, но там его не нашла. Агнесса обнаружила его в подвале у бильярдного стола с кием в руке. Шары были выложены на стол, но он не двигался, держал кий вертикально и только смотрел на них.
  
  – Джилл, – позвала она.
  
  Он обернулся:
  
  – Да, Агнесса.
  
  – Мне надо уйти.
  
  – От Натали были сообщения?
  
  – Нет, с тех пор как она приехала в полицию. – Агнесса чуть помедлила и добавила: – Все будет хорошо.
  
  – Но если Натали ничего не сообщала… – Джилл положил кий на стол.
  
  – Думаю, что еще до конца дня с Марлы снимут все обвинения.
  
  – Почему ты так решила?
  
  – Уверена.
  
  – Насчет Кэрол… – сбивчиво начал Джилл.
  
  – Меня это не интересует, – отрезала Агнесса.
  
  – Но…
  
  Она подняла руку:
  
  – Мне все равно.
  
  – Не понимаю, – опешил ее муж.
  
  Агнесса легонько покачала головой:
  
  – Будь сильным ради Марлы. Ты ей будешь нужен. Все мои подозрения относительно тебя ничто, если речь идет о Марле. Я знаю, как сильно ты ее любишь. В ближайшем будущем ей будет очень нелегко, но надеюсь, у нее появится утешение. Она получит то, что всегда хотела. То, что у нее отняли.
  
  – Не могу взять в толк, ты о чем?
  
  Агнесса повернулась и ушла.
  Глава 67
  
  Дэвид
  
  – Кто говорит? – спросила дежурная.
  
  – Дэвид Харвуд. Детектив Дакуэрт знает, кто я такой.
  
  – Перевожу вас на канал нечрезвычайного вызова.
  
  – Постойте… – начал было я.
  
  Но ее голос пропал. А через секунду другой, уже мужской голос ответил:
  
  – Слушаю.
  
  – Это детектив Дакуэрт?
  
  – Нет. Энгус Карлсон. Хотите оставить сообщение?
  
  – Соедините меня с ним. Скажите, что он нужен Дэвиду Харвуду.
  
  – Я только что вошел. Не знаю, где он. Подождите. – Через несколько секунд Карлсон вернулся на линию: – Детектив Дакуэрт занят. О чем речь?
  
  – О Марле Пикенс и Розмари Гейнор. Я знаю, что случилось.
  
  – Э-э… так он тоже знает. Детектив Дакуэрт сейчас в допросной с Пикенс.
  
  – Она арестована?
  
  – Да.
  
  – По делу Гейноров?
  
  – Ну, уж не за то, что переходила улицу на красный свет.
  
  – Она этого не делала. Марла не виновата.
  
  – Минуточку. Вы утверждаете, что мы арестовали не того человека? Ничего подобного мне раньше не приходилось слышать.
  
  – А приходилось слышать о полицейском – совершеннейшем придурке? Это как раз тот случай.
  
  – Простите, вы пропадаете, – сказал Карлсон так ясно, словно был тут рядом в машине. – Перезвоните позднее. – И разъединился.
  
  – Идиот! – выругался я, поворачиваясь к Сарите.
  
  – Что случилось? – спросила она.
  
  Я был настолько зол, что не сразу смог заговорить, только мотал головой.
  
  – Они арестовали Марлу. И в настоящее время допрашивают. – Я помолчал, чтобы до нее дошел смысл моих слов. – Теперь ее посадят в тюрьму. Она будет сидеть за решеткой, если вы не расскажете, что знаете, и не признаетесь, что сделали.
  
  – А если полицейские решат, что это я убила миссис Гейнор? Ведь на мне была ее кровь.
  
  – Нет, вас не заподозрят. Их заинтересуют Стерджес и Гейнор. Еще бы пять секунд, Сарита, и этот врач убил бы меня. Воткнул бы мне в шею свою проклятущую иглу. А потом взялся бы за вас. Самое безопасное для вас – рассказать копам правду.
  
  Она прикусила губу и снова отвернулась к окну.
  
  – Хорошо, – проговорила, не глядя на меня. – Я это сделаю. Помогу. И не буду пытаться убежать.
  
  – Спасибо.
  
  – Наверное, бежать и прятаться еще труднее. – Она повернулась ко мне, и я увидел на ее глазах слезы. – По крайней мере для Марлы хорошие новости. Она, наверное, рада узнать, что ее ребенок жив.
  
  – Марла не знает, – ответил я. – Пока не знает.
  
  – Как так?
  
  – Вы же ей не сказали, ведь так? Когда отдавали Мэтью?
  
  Сарита задумалась.
  
  – Я… вроде бы нет. Подумала, она и так поняла. Решила, что стоит ей посмотреть в личико, и она почувствует, что это ее ребенок.
  
  Я улыбнулся ее словам.
  
  – Лица – это отнюдь не то, в чем Марла сильна.
  
  Весь путь до дома я продолжал посматривать в зеркало заднего вида, но «ауди» не появлялся. Решил, что доберусь к себе и тут же снова попытаюсь дозвониться до Дакуэрта. Скажу ему, что Марла невиновна. Объясню, кто такие Стерджес и Гейнор. Чего я не мог утверждать, так это будет ли с ним говорить Сарита.
  
  Я еще многое не понимал.
  
  Пусть Стерджес мог внушить Марле, что ее ребенок умер, и устроить так, чтобы передать младенца Гейнорам, но как ему удалось охмурить Агнессу?
  
  Ведь она же находилась рядом.
  
  А если нет?
  
  Такого не может быть. Агнесса поехала в хижину. Следовательно, во всем участвовала. Тетя Агнесса не из тех, кого легко обвести вокруг пальца.
  
  Я надеялся вскоре получить на все ответы, если, конечно, Агнесса, как обещала, приедет к нам.
  
  Еще на подъездной аллее я заметил, как отец выходит из гаража с банкой пива в руке. Это было на него не похоже.
  
  Когда мы остановились и вылезли из машины, он с удивлением посмотрел на мою спутницу.
  
  – Сарита, – сказал я. – Познакомься, это мой отец, Дон Харвуд.
  
  – Здравствуйте. – Она протянула руку.
  
  – Да, да. – Отец ответил на рукопожатие, переводя с меня на нее взгляд. Наверное, он решил, что я завел себе новую подружку. – Очень рад. Как вы познакомились?
  
  – Долгая история, папа. Где мама?
  
  – Где-то в доме. Может, поднялась прилечь. Ее мучает нога. – Он посмотрел вдоль улицы. Его внимание привлекла еще одна приближающаяся машина. – Это еще кто?
  
  Это была Агнесса. Автомобиль, скрипнув тормозами, остановился. Тетя так спешила, что даже не потрудилась захлопнуть за собой дверцу. Я услышал, как звякнули оставленные в замке зажигания ключи. Она направилась прямо ко мне.
  
  – С тобой все в порядке?
  
  – Да, – ответил я. – Так ты знала.
  
  Она побелела:
  
  – Знала – что-то должно произойти. Знала, что доктор Стерджес что-то задумал.
  
  – Агнесса, у него был шприц, и он пытался меня уколоть.
  
  Она махнула рукой.
  
  – Знаю. – И перевела взгляд на Сариту: – Ты няня?
  
  Мексиканка кивнула.
  
  – Ты отнесла ребенка Марле. И таким образом Мэтью попал в ее дом.
  
  Сарита снова кивнула.
  
  – Потому что поняла, – продолжала Агнесса.
  
  Третий кивок мексиканки.
  
  – Ты знаешь, кто это сделал?
  
  – Простите?
  
  – Кто убил женщину? Это не могла быть Марла. Скажи, что это не она.
  
  – Кровь на дверях Марлы с руки Сариты, – вставил я.
  
  – Но я не убивала миссис Гейнор, – поспешила объяснить мексиканка. – Миссис Гейнор мне нравилась. Я ее нашла, но не причинила ей никакого вреда.
  
  – Тогда кто? – спросила Агнесса.
  
  Сарита медленно покачала головой:
  
  – Понятия не имею.
  
  Агнесса перевела взгляд на меня:
  
  – Я должна объясниться.
  
  – Это уж точно.
  
  – Я не предполагала… Представить не могла, что все зайдет настолько далеко. Я должна признаться, что сделала. – Агнесса окинула нас взглядом, словно хотела пересчитать. – Где твоя мать? Где моя сестра?
  
  – В доме, – ответил отец. – Не стоит оставлять ключи в замке зажигания, Агнесса.
  
  Но тетя уже шла к двери.
  
  – Нет смысла рассказывать несколько раз то, что я должна рассказать. Давайте ее найдем.
  
  Через секунду мы все были в доме.
  
  – Арлин, ты где? – позвал отец.
  
  – Наверху, – ответила она.
  
  – Спускайся! Приехала твоя сестра.
  
  – Через минуту приду. Я только что приложила к ноге лед.
  
  – Что с ней? – спросила Агнесса.
  
  – Нога распухла после того, как она вчера упала.
  
  – Оставайся наверху, я сейчас поднимусь, – крикнула Агнесса.
  
  Наша процессия протопала по лестнице. Первой шла Агнесса, за ней отец. Я пропустил Сариту вперед и замыкал шествие. Мы нашли мать лежащей на кровати поверх одеял. Она подсунула под спину пару подушек, закатала одну брючину и через тонкое полотенце приложила к ноге пакет со льдом. На столе стоял наполовину пустой стакан с водой, рядом распечатанная пачка с болеутоляющими таблетками, а на кровати валялся корешком вверх раскрытый роман Лизы Гарднер.
  
  По мере того как мы один за другим входили в комнату, глаза матери округлялись.
  
  – Что случилось? – Ее лицо вспыхнуло, а когда появилась Сарита, которую она не знала, залилось от смущения краской.
  
  Я представил мексиканку и добавил:
  
  – Эта женщина отнесла Марле ребенка.
  
  – Что? – воскликнула мать. – Значит, Марла не обманула? Сказала правду? Слава богу! – Она виновато посмотрела на сестру. – Не думай, я никогда не сомневалась, что она не виновата.
  
  – Все в порядке, – ответила Агнесса. – Мне самой потребовалось много времени, чтобы разобраться в событиях. Я не хотела верить, что Марла убила ту женщину и похитила ребенка, но когда узнала, чей это ребенок, поняла, что все не случайно.
  
  – Не понимаю, – удивилась мать.
  
  – Можно взглянуть на вашу ногу? – спросила Сарита.
  
  – Что?
  
  – Держите повыше и подложите под нее подушки.
  
  – Сарита работает в «Дэвидсон-плейс», – объяснил я. – Она умеет помогать людям.
  
  Пока мексиканка возилась с ее ногой, мать застыла, упершись в спинку кровати, слово не хотела, чтобы до нее дотрагивался незнакомый человек.
  
  – Я не могу взять в толк, Агнесса, о чем ты говоришь. В каком смысле не случайно?
  
  Я видел, насколько трудно тете продолжать, и решил ей помочь:
  
  – Дело в том, что это ребенок Марлы. Мэтью – ее сын.
  
  У матери на дюйм приоткрылся рот. Агнесса взглянула на меня и вновь перевела взгляд на сестру.
  
  – Он сказал правду. – Она опять обратилась ко мне: – Ты разузнал больше, чем я думала. И потратил на это меньше времени.
  
  – Ты вообще не хотела, чтобы я совал свой нос в это дело. Только если бы попыталась отвадить, как хотел доктор Стерджес, я бы удивился, почему ты отказываешься от помощи. Примерно так?
  
  Агнесса, словно от пронзительной боли, на долю секунды закрыла глаза и кивнула.
  
  – Я надеялась, что полиция не соберет достаточно улик, чтобы арестовать Марлу, но затем… все изменилось.
  
  – Наслышан.
  
  – Голова кругом. Ничего не ясно, – протянула мать. – Дон, а ты-то что-нибудь понимаешь? Ты это знал?
  
  – Может, мне сходить, вынуть из замка зажигания ключи? – предложил Агнессе отец.
  
  Тетя показала, что хочет сесть на край кровати, и Сарита отошла в сторону.
  
  – Никогда не могла быть такой, как ты.
  
  – Какой – как я?
  
  – Терпимой.
  
  – Агнесса, объясни, что происходит.
  
  – Я совершила ужаснейший поступок. Ты представить себе не можешь.
  
  Мать потянулась, чтобы взять за руку сестру.
  
  – Что бы там ни было, можешь мне открыться.
  
  – Тебе-то, наверное, могу. Вопрос в том, сумею ли рассказать Марле. Похоже, что нет.
  
  Мы втроем – отец, Сарита и я – обступили кровать и, затаив дыхание, ждали откровений Агнессы. Я хотел позвонить в полицию и опять попытаться добраться до детектива Дакуэрта, но не мог заставить себя оторваться от разыгрывающейся у меня на глазах драмы.
  
  – Ты умела лучше меня плыть по течению, – говорила сестре Агнесса. – Мне же всегда хотелось управлять ситуацией.
  
  К нашей чести – из присутствующих лишь Сарита не знала Агнессу, – никто не хихикнул.
  
  – В этом залог твоего успеха, – сказала мать. – Тебе необходимо владеть ситуацией. На тебе лежит большая ответственность. В твоих руках жизни сотен, может быть, даже тысяч человек.
  
  – Я ее подвела.
  
  – Кого? – переспросила мать. – Марлу?
  
  – Она хотела иметь детей. И когда забеременела от того парня, не сомневалась, что будет рожать. Я не могла ее уговорить прервать беременность. Убеждала, что отец ребенка не подходит ей в мужья, что он ей не пара, даже если поступит честно и предложит выйти за него замуж. У Марлы не было средств к существованию, кроме ее писулек в Интернете. – Агнесса перевела дыхание и продолжала: – Но Марла не хотела меня слушать. Я пыталась ее урезонить. Напоминала, что мать из нее выйдет никудышная. Она человек эмоционально незрелый, слишком взбалмошная и сумасбродная, материально не обеспеченная, чтобы воспитывать ребенка. Я понимала, нисколько не сомневалась: если она родит, все ляжет на мои плечи. Марла только-только начала вставать на ноги. Жизнь приходила в норму, ей следовало двигаться вперед. А рождение ребенка отбросило бы ее назад. – Агнесса промокнула слезу в уголке глаза. – Помнишь мою подругу Веру?
  
  – Веру?
  
  – Перед ней открывалось грандиозное будущее, но она познакомилась с женатым мужчиной, забеременела от него и…
  
  – Да, припоминаю, – кивнула мать.
  
  – Я не могла позволить, чтобы то же самое произошло с Марлой. Предложила ей отдать ребенка в другую семью. Но она ответила, что если ее ребенка заберут, она его найдет и сделает все, чтобы вернуть себе.
  
  – Агнесса, выбор был за ней, – мягко проговорила мать.
  
  Сестра провела ладонью по ворсу одеяла.
  
  – Я готова была смириться, но тут представился случай. Джек… доктор Стерджес рассказал мне о своем приятеле Билле Гейноре, который одновременно был его пациентом. Он лечил и Билла, и его жену Розмари. Они давно пытались завести ребенка, но ничего не выходило. Затем Розмари перенесла операцию по удалению матки, и на этом все их надежды кончились. Они хотели взять чужого ребенка, но процесс усыновления оказался трудным и утомительным. Джек сказал, что у него появился план, который решит проблемы Гейноров, мои, а также его.
  
  – Его? – переспросил я.
  
  – Он задолжал много денег. Джек – заядлый игрок и просаживает большие суммы. Они с Биллом заключили сделку: деньги вперед и за сто тысяч Джек обязался добыть ему ребенка. Ребенка Марлы. С легальным свидетельством о рождении и всем необходимым. Гейнор понимал, что их договор – афера, но жене не сказал. А Джек, чтобы сохранить анонимность матери и чтобы все думали, что ребенок ее, велел Розмари за несколько месяцев до предполагаемых родов уехать из города. Она жила в Бостоне, и никто в Промис-Фоллс не задался вопросом, почему она выглядела не так, как положено беременной женщине.
  
  – Куда ты клонишь, Агнесса? – спросила мать. – Что ты сделала?
  
  Тетя несколько мгновений молчала – не могла подобрать слов. Наконец сказала:
  
  – Убедила дочь, что у нее родился мертвый ребенок.
  
  Мать отняла у нее руку.
  
  – Боже!
  
  Агнесса потупила взор.
  
  – Как бы мне хотелось, чтобы это было самым жутким из того, что я совершила.
  Глава 68
  
  Дакуэрт вернулся за свой стол, сел и задумался.
  
  Во всей этой истории было что-то в корне неверное. Марла родила ребенка, но это событие никак не отразилось в ее памяти. В это же самое время, к вящей радости Розмари, появился на свет ее сын.
  
  Только Розмари его не рожала.
  
  Детектив проглядел свои записи и нашел мобильный телефон Билла Гейнора. Набрал номер и стал ждать. Ему ответили после нескольких гудков:
  
  – Слушаю.
  
  Казалось бы, одно слово, но сколько в нем нервов! В трубке слышались звуки улицы.
  
  – Говорит детектив Дакуэрт. Я не вовремя?
  
  – Нет-нет, все в порядке. Что вы хотели?
  
  – Задать пару вопросов. Они могут показаться странными. Но я пытаюсь восстановить хронологию событий.
  
  – Спрашивайте, – осторожно разрешил Гейнор.
  
  – Речь о миссис Гейнор. Она рожала в Промис-Фоллс?
  
  Снова молчание. Затем:
  
  – Нет.
  
  – Понятно. Тогда где? В Бостоне? Ребенок появился на свет в одном из бостонских роддомов?
  
  – Давайте я поясню ситуацию. Розмари предстояло рожать почти в тот самый момент, когда нам следовало возвращаться домой. Но у меня еще оставалась в Бостоне работа, и я побоялся отпустить ее одну в такое ответственное время. Поэтому устроил ее в тамошнюю больницу.
  
  – Какую?
  
  – Мм… вылетело из головы. Дайте подумать… вспомню.
  
  – В Бостоне за вашей женой наблюдал один врач?
  
  Несколько секунд молчания. Затем:
  
  – Несколько. Фамилии навскидку не вспомню. Сейчас я подхожу к самому главному. Мэтью родился не в Бостоне.
  
  – То есть он родился в Промис-Фоллс?
  
  – Именно. Это произошло буквально через несколько минут после того, как мы вернулись в город. Схватки начались по дороге, когда мы подъезжали к Олбани. Я позвонил доктору Стерджесу, и он встретил нас дома. Не успели мы оглянуться, как ребенок появился на свет.
  
  – Вы сказали – доктору Стерджесу? – переспросил детектив.
  
  – Совершенно верно. Джек Стерджес – наш семейный врач. Он мой давнишний приятель. Хороший человек.
  
  – Почему врач не рекомендовал вам ехать прямо в больницу? Разве это не разумнее?
  
  Опять секунды молчания. У Дакуэрта возникло впечатление, что он советуется с кем-то в машине.
  
  – Простите, плохая слышимость. Что вы спросили?
  
  – Я спросил, не разумнее ли было ехать прямо в больницу?
  
  – Оглядываясь назад, я тоже так считаю. Но Розмари просилась домой, и врач был уже в пути, поэтому… все вышло так, как вышло. А в чем проблема? У меня имеется законное свидетельство о рождении Мэтью, подписанное доктором Стерджесом.
  
  – Не сомневаюсь. Послушайте, мистер Гейнор, вы, кажется, в машине. Не хочу, чтобы вас оштрафовали за разговор по телефону за рулем. Перезвоню вам позже.
  
  – Но я не понимаю смысл ваших вопросов. С удовольствием помогу, если вы меня просветите.
  
  – Нет, все в порядке. Я с вами свяжусь.
  
  Дакуэрт повесил трубку.
  
  Заврался, милейший!
  
  Детектив сидел за столом, смотрел в экран монитора, но ничего там не видел. Вот, значит, как. Доктор Стерджес присутствовал при рождении не только ребенка Марлы, но и ребенка Розмари. И даже подписал свидетельство о рождении.
  
  Вот только миссис Гейнор никого не рожала.
  
  Дакуэрту требовался кофе. Он пошел на кухню управления, налил себе чашку, а когда вернулся, застал Карлсона в его временном кабинете с мобильным телефоном у уха. Увидев Дакуэрта, он закончил разговор и отложил трубку.
  
  – Извините, это мама.
  
  Детектив равнодушно пожал плечами.
  
  – Я проверил все, что вы мне поручили. С белками ноль – никто ничего не видел. Допросить студенток из Теккерей-колледжа не удалось. Больше повезло в «Пяти вершинах». Нашел дыру, которую кто-то проделал в заборе. Однако думаю, что день прошел впустую: на мертвых белок всем наплевать; о потенциальном насильнике позаботился шеф службы безопасности колледжа, парк развлечений, кроме испорченного забора, другого урона не понес. Да и забор им чинить ни к чему, раз они собираются все распродать. Если мне предстоит служить в этом отделе, дайте мне настоящую работу.
  
  Дакуэрт медленно поднял на него глаза.
  
  – Ах да, – спохватился Карлсон. – Вам звонили, когда вы допрашивали Пикенс. Кажется, Харвуд. Да, Дэвид Харвуд.
  
  – Мне звонил Дэвид Харвуд?
  
  – Он. Полный кретин.
  
  – Что он хотел?
  
  – Сказал, что Пикенс этого не делала. Что она не убивала миссис Гейнор. Что мы совершаем большую ошибку.
  
  – Почему ты мне раньше не сказал?
  
  – Вот говорю. Вас не было. Я ходил пить кофе. Вы вернулись, я вам сообщаю.
  
  Дакуэрт снова заглянул в записную книжку и нашел телефон Дэвида. Он не сомневался, что это городской номер, а не мобильный. Набрал и через два гудка услышал ответ:
  
  – Да?
  
  – Мистер Харвуд? Это детектив Дакуэрт. Вы пытались со мной связаться?
  
  – Марла этого не делала, – послышалось в трубке. – Сарита Гомес, ну, няня Гейноров, тоже не убивала. Но это она отнесла ребенка в дом Марлы. Потому что Мэтью на самом деле ребенок Марлы.
  
  – Откуда вы узнали?
  
  – Сарита рассказала. Она сейчас рядом со мной.
  
  – И где вы, черт вас побери? – спросил детектив.
  Глава 69
  
  Дэвид
  
  – В доме моих родителей, – ответил я Дакуэрту. – Полагаю, вы помните, где это. – Несколько лет назад он сюда приезжал, когда у меня были другие проблемы. Положив телефон, я повернулся к Агнессе. – Извини. Сюда едет полиция.
  
  – Еще бы, – устало бросила она.
  
  – Так ты сказала, что обман Марлы – далеко не самое страшное, что ты совершила. Что же может быть хуже?
  
  – Я могу ответить, – заявила мать. – Обман был только началом. Дальше покатилось, завертелось. Посмотри, что ты с ней сотворила. С собственным ребенком.
  
  Агнесса что-то промямлила.
  
  – Что? – не расслышала мать.
  
  – Я считала, что поступаю правильно. Что забочусь о Марле. Обеспечиваю ей будущее.
  
  – Тем, что сводишь ее с ума, Агнесса? Она пыталась украсть младенца. Это твоих рук дело.
  
  – Знаю.
  
  Мать, не сводя глаз с сестры, медленно покачала головой. Агнесса, потупившись, продолжала разглаживать ворс на ее одеяле, но я не сомневался, она чувствует ее сверлящий взгляд.
  
  – Ты всегда была жестокой, Агнесса, но я не подозревала, что ты монстр.
  
  – Но ты ведь не это имела в виду, когда сказала, что за тобой водятся более тяжкие грехи? – спросил я.
  
  Агнесса чуть повернулась в мою сторону.
  
  – Я имела в виду Джека – доктора Стерджеса. Когда события стали выходить из-под контроля, ему пришлось принимать меры.
  
  – Например, убить Розмари Гейнор?
  
  Агнесса крутанулась на месте и посмотрела на меня в упор.
  
  – Ни за что. Это немыслимо! Нет! Он никогда бы этого не сделал.
  
  – Все, что случилось, – немыслимо. Но Сарита догадалась, что произошло, и рассказала Розмари. – Я посмотрел на мексиканку. – Так?
  
  Та в ответ кивнула:
  
  – Я ей все рассказала. Она говорила, что не поверила, но я думаю – поверила.
  
  – Розмари поняла, что Мэтью не хотели отдавать добровольно, – продолжал я. – История с усыновлением – чистейшая фикция. Если бы она начала задавать вопросы и открылась бы роль доктора Стерджеса, не только бы пришел конец его карьере – он бы оказался за решеткой. В такой ситуации он мог решиться на все.
  
  – Нет! – категорически покачала головой Агнесса.
  
  – Но если не Розмари, тогда кого ты имеешь в виду?
  
  – Человека, который сегодня пытался шантажировать Гейнора.
  
  – Маршалл! – выдохнула Сарита. – Я просила, чтобы он этого не делал. Предупреждала.
  
  – Теперь это не имеет значения, – отрезала Агнесса. – Джек… с ним разобрался.
  
  Сарита закрыла рот ладонями.
  
  – Нет! Нет! Нет!
  
  Агнесса подняла на нее взгляд.
  
  – Твой дружок? Не надо было лезть, куда не следует. Сам себе вырыл могилу. Возможно, была еще одна жертва – пожилая женщина. – На нее снизошло странное спокойствие. – Все кончено. Вообще все.
  
  В дверь так сильно постучали, что мы услышали наверху.
  
  – Дакуэрт, – сказал я. – Быстро добрался.
  
  – Я открою, – бросил отец и выскользнул из комнаты.
  
  – Тебя посадят в тюрьму, – предрекла сестре моя мать.
  
  – Да, – кивнула Агнесса. – И наверное, надолго. – А затем грустно добавила: – А может быть, и нет.
  
  – Не знаю, сможет ли Марла тебя простить. Я бы не смогла.
  
  Агнесса не ответила.
  
  Я подошел к Сарите, положил на плечи ладони, прижал к себе. Мексиканка плакала.
  
  Сколько горя в одной комнате!
  
  Внизу хлопнула дверь.
  
  Агнесса посмотрела на Сариту:
  
  – Ты им скажешь?
  
  Мексиканка, приподняв с моего плеча голову, ответила ей долгим взглядом.
  
  – Все скажу.
  
  Агнесса улыбнулась, но мне показалось, что по ее лицу прошла трещина.
  
  – Вот за это спасибо.
  
  Снизу доносились звуки, которые я принял за жаркий спор.
  
  – Пошел ты! – Это было сказано моим отцом.
  
  Такие слова он не адресовал бы детективу городской полиции.
  
  – Подождите. – Я оставил Сариту и направился к двери спальни. В коридоре в нос ударил запах, словно по соседству жгли листья или ветки. Затем на лестнице появились две головы. Первым поднимался отец, за ним Джек Стерджес. Левой рукой он держал отца за правую руку. В другой его руке поблескивал шприц – тот самый, что я уже видел. Игла покачивалась на расстоянии дюйма от отцовской шеи.
  
  – Агнесса! – крикнул Стерджес. – Ты там?
  
  Из спальни ответила тетя:
  
  – Джек?
  
  – Решил, что это твоя машина у дома. – Стерджес и отец оказались на верхней площадке. Я замер, не в силах оторвать от иглы глаз.
  
  – Все будет хорошо, папа, – сказал я отцу. И тут же велел врачу: – Опустите шприц.
  
  На пороге спальни появилась Агнесса.
  
  – Боже мой, Джек!
  
  С этого места Стерджесу открывался вид в спальню, где стояла Сарита и лежала на кровати мать.
  
  – Что ты им рассказала? – спросил у тети ее подчиненный.
  
  – Я больше не могу этого выносить, – ответила та.
  
  – Игра кончена, – сказал я. – Все открылось.
  
  Глаза Стерджеса плясали, словно он пытался уследить за целым роем светлячков. Игла колебалась возле отцовской шеи.
  
  – Где ребенок? – спросила Агнесса. – С ним ничего не случилось?
  
  – Внизу в машине. С отцом. Со своим законным отцом. – Последние слова он произнес с нажимом.
  
  – Чего дожидается Гейнор? – спросил я. – Чтобы вы поубивали всех нас? Сколько у вас в запасе шприцев? Вы задумали избавиться от нас? Но это ничего не даст – полиция тоже в курсе.
  
  – Заткнись! – огрызнулся Стерджес. – Думаешь, самый умный? А спрятать машину соображения не хватило.
  
  Это было в точку. Он запомнил мамин «таурус», когда недавно гнался за мной. И оставлять его напротив входа в дом было не самой разумной мыслью.
  
  – Положи шприц! – приказала ему Агнесса. – Ты не посмеешь причинить вред Дону.
  
  Я видел в глазах отца страх. Он застыл, боясь сделать резкое движение, чтобы не напороться на нацеленную в него иглу. У нас не было сомнений, чем наполнен шприц. Мы знали, что Стерджес делает не прививки от гриппа.
  
  – Предлагаю заключить сделку, – сказал он. – Никто не будет дергаться, и я его не убью.
  
  Если бы положение не было таким жутким, его можно было бы назвать смехотворным.
  
  – Полиция на пути сюда, – сказал я. – Какие могут быть сделки?
  
  Стерджес крепче сжал руку отца и на несколько миллиметров приблизил иглу к его шее.
  
  – Тогда старик отправится со мной. Мне необходимо время, чтобы улизнуть.
  
  Я решил привести самый веский аргумент:
  
  – Вы не успеете добраться до входной двери, как копы войдут в дом.
  
  – Никто никуда не войдет, – отрезал Стерджес. – Не вешайте мне лапшу на уши. – Он попятился и потянул за собой моего отца.
  
  – Дон! – крикнула с кровати мать. – Пожалуйста, не трогайте его.
  
  Со всеми этими событиями я не заметил, что недавно учуянный мной запах стал намного сильнее, и понял, что это такое.
  
  – Я серьезно. – Я предпринял еще одну попытку его остановить. – Несколько минут назад мне звонил детектив Дакуэрт. Он едет к нам.
  
  Стерджес сильнее дернул отца.
  
  – Тогда поторопимся, старик.
  
  Сигнал тревоги прозвучал оглушительно. Пронзительный звук ударил по барабанным перепонкам.
  
  Видимо, сработал пожарный детектор в гостиной – тот, что находился перед дверью на кухню. Дым поднимался по лестнице с первого этажа. Я обернулся на мать.
  
  – Свиные отбивные, – одними губами проговорила она.
  Глава 70
  
  Дэвид
  
  Отец, должно быть, решил, что это его последний шанс.
  
  Воспользовавшись тем, что оглушенный ревом пожарной сирены Стерджес на мгновение опешил, он высвободил свою руку и сделал шаг – нет, скорее повалился в мою сторону.
  
  Врач метнулся за ним, но между ними встал я. Схватил обеими руками его руку со шприцем, развернул за запястье и ударил о стену. Но шприц, как я рассчитывал, не отлетел в сторону.
  
  – Брось! – крикнул я.
  
  Левой рукой он попытался перехватить шприц из правой. Я прижался к нему грудью, стараясь нейтрализовать движения свободной руки. Но сразу же получил сильный удар коленом в пах, так что перехватило дыхание. Боль была невыносимой. На секунду я выпустил его руку со шприцем и отшатнулся.
  
  Стерджес, как безумец, замахнулся иглой, словно держал кинжал. Я отпрыгнул в сторону, пропуская противника к лестнице. Отец сзади ударил его в правое бедро. Стерджес упал. Я видел, что шприца больше не было в его руке, но в суматохе не заметил, куда он делся.
  
  – Негодяй! – крикнул отец.
  
  Воспользовавшись тем, что враг стоял на одном колене, я пнул его в грудь. Удар получился неточным – я не повалил его навзничь, только заставил потерять равновесие. Он ткнулся плечом в стену. Пока я нависал над ним, Стерджес изловчился и, обхватив мои колени, сбил на пол.
  
  Лестницу все сильнее заволакивало дымом. Если оставленные без присмотра мамины отбивные занялись пламенем, можно было не сомневаться, что загорелись и полки над плитой, и занавески на соседнем окне.
  
  Стерджес оседлал меня и направил кулак в голову. Но я увернулся, и он не попал в лицо, только задел левое ухо.
  
  Тогда он сцепил пальцы обеих рук, готовясь двинуть меня сдвоенным кулаком. Мне могло сильно не поздоровиться.
  
  Но прежде чем этот молот обрушился на меня, я заметил вставшую над ним Агнессу.
  
  Что-то блеснуло в ее руке.
  
  Она воткнула шприц моему противнику в спину, и игла пронзила пиджак и рубашку.
  
  – Проклятие! – крикнул Стерджес и скатился с меня. С трудом поднялся на ноги и, беспомощно оглядываясь через плечо, старался отыскать глазами шприц, который так и торчал в нем. Затем поднял глаза на Агнессу.
  
  – Ты понимаешь, что наделала?
  
  Та кивнула.
  
  – У меня немного времени, – проговорил он. – Всего несколько секунд. Ты должна… – Его язык начал заплетаться. – Пошевеливайся.
  
  Агнесса не двинулась с места.
  
  – Умри побыстрее, и все дела, – ответила она.
  
  Стерджес пошатнулся, сделал неверный шаг и наткнулся спиной на стену. Послышался хруст, и на пол упал шприц. Без иглы.
  
  Я оглянулся на дверь спальни. Мать с помощью Сариты пыталась подняться с кровати.
  
  – Быстрее! – бросил я. – Неизвестно, насколько разгорелся пожар.
  
  Дон поддерживал мать с другой стороны. Они втроем направлялись к лестнице. Стерджес сползал по стене.
  
  – Можешь ему помочь? – спросил я у Агнессы.
  
  – Даже если бы могла… – пробормотала она. – Жаль, не осталось еще одного шприца для меня.
  
  – Надо выбираться.
  
  Агнесса спокойно кивнула.
  
  Стерджес лежал на полу, но еще не умер. Его веки трепетали. Я подхватил его под мышки, чтобы стащить с лестницы.
  
  – Поверь, – остановила меня тетя, – он умрет раньше, чем ты дотащишь его до двери.
  
  Я взглянул на Стерджеса – его веки больше не трепетали. Пощупал запястье – пульса не было.
  
  – Проводи меня, – попросила она.
  
  Мы пошли вниз. На кухне уже полыхало пламя. Остальные ждали нас на улице. Отец успел схватить с передней веранды стул и поставил во дворе, чтобы мама могла сесть. Скрипнув тормозами, рядом остановилась полицейская машина без опознавательных знаков. Открылась дверца, и из нее выскочил детектив Дакуэрт. Он поставил машину так, что черный «ауди» не мог выехать, и испуганный Билл Гейнор сидел за рулем, словно загнанная в угол мышь.
  
  На пассажирском сиденье полицейского автомобиля я заметил женщину.
  
  Марла!
  
  Покосившись на валивший из окна дым, Дакуэрт подбежал к нам:
  
  – В доме остались люди?
  
  – Стерджес, – ответил я. – Но он мертв.
  
  – Задохнулся? – нахмурился детектив.
  
  – Нет. Нужна «скорая помощь» для мамы. Она едва способна двигаться. Возможно, отец тоже ранен.
  
  Дакуэрт выхватил телефон и, назвав адрес, потребовал пожарную команду и медиков. Из соседних домов высыпали люди, чтобы узнать, из-за чего шум.
  
  В конце улицы показался Итан. С рюкзаком за плечом он возвращался из школы и, заметив пожар, побежал.
  
  Я увидел, что Агнесса направилась к черному «ауди», ткнула осуждающим пальцем в сторону Билла Гейнора и открыла заднюю дверцу. Он не пошевелился, чтобы ее остановить.
  
  Из машины Дакуэрта вылезла Марла. Горящий дом у нее вызывал скорее любопытство, чем какое-то другое чувство. Она так увлеклась этим зрелищем, что не заметила, как ее мать вынула Мэтью из детского кресла на заднем сиденье «ауди». И, взяв ребенка на руки, понесла к полицейскому автомобилю.
  
  – Папа! Папа! – прокричал Итан, утыкаясь мне носом в грудь. – Дом горит!
  
  – Ничего. – Я крепко обнял и прижал к себе сына, одновременно наблюдая за другой разворачивающейся перед моими глазами драмой. – Обойдется.
  
  – Марла, – позвала Агнесса.
  
  Та обернулась и увидела мать, которая шла к ней с ребенком на руках.
  
  – Мама? – Ее голос дрогнул.
  
  – Мэтью тебе, конечно, знаком, – проговорила Агнесса.
  
  – Что ты делаешь? – удивилась Марла.
  
  – Бери его. Держи. Он твой.
  
  Марла неуверенно приняла ребенка.
  
  – Что ты хочешь сказать?
  
  – То, что он твой сын. Ты его выносила и родила.
  
  – Но как же так?..
  
  Глаза Марлы наполнились слезами. На лице появилось выражение радости и недоумения.
  
  – Пусть тебя сейчас это не тревожит. – Агнесса обняла дочь и внука.
  
  – Боже мой! Боже мой! – твердила Марла. – Не могу поверить.
  
  – Все правда, моя милая, – успокоила ее мать. – Все правда.
  
  – Спасибо, мама, – проговорила сквозь слезы Марла. – Я тебе так благодарна. Я тебя очень люблю. Ты лучшая мама на свете. Спасибо за то, что его нашла. Не понимаю, как тебе это удалось. Спасибо за то, что поверила мне.
  
  Агнесса разжала объятия и посмотрела на дочь:
  
  – Мне пора. Заботься о нем.
  
  Она подошла к своей машине, у которой все еще была открыта водительская дверца. Села за руль, тихонько подала назад и, вырулив на улицу, уехала. А Марла держала сына за крошечное запястье, чтобы он вместе с ней помахал бабушке рукой.
  ДЕНЬ ТРЕТИЙ
  Глава 71
  
  Дэвид
  
  – Ну как, готов приступить? – спросил Рэндал Финли.
  
  Увидев на экране телефона его имя, я почему-то не предложил оставить сообщение, а, как последний идиот, принял вызов.
  
  – Прошли всего сутки.
  
  – Все так, – согласился он. – Я слышал, с твоей сестры сняты все подозрения.
  
  – Двоюродной сестры, – поправил я.
  
  – Двоюродной, родной – какая разница? Главное, что она невиновна. Так?
  
  – Так. Но остаются вопросы, которые надо решить.
  
  – Например?
  
  – Организовать похороны моей тети, – ответил я.
  
  – Ах да, вот дерьмо, – вырвалось у Финли. – Как некстати. Наслышан, она сиганула с моста.
  
  По дороге от дома родителей.
  
  – Да, – подтвердил я.
  
  – Прими мои соболезнования, – сказал бывший мэр.
  
  – Плюс мне надо найти, где жить. В доме родителей случился пожар.
  
  – Нет худа без добра. Жить с родителями в твоем возрасте не годится.
  
  – Они переедут со мной, пока не отремонтируют кухню.
  
  – Да ты, парень, просто образец невезунчиков. Сколько дней тебе понадобится? Пары хватит? Я собираюсь объявить о своем участии в выборах. Надо сочинять платформу: какой я заботливый, как пекусь о простом человеке и прочую муть.
  
  – Это и так очевидно, – буркнул я.
  
  – Только до некоторых не доходит. Им придется растолковать. Понимаешь, о чем я?
  
  – Думаю, что понимаю. Давайте позвоню вам в конце недели.
  
  Финли вздохнул.
  
  – Пользуешься тем, что я такой добрый. Другой работодатель не потерпел бы, если бы его подчиненный начал прогуливать, не приступив к работе.
  
  Мы закончили разговор.
  
  Моя машина стояла у дома Пикенсов, где сейчас находились Марла и Джилл. Она возилась с ребенком, а ее отец наверняка занимался подготовкой к похоронам жены.
  
  В городском отделе по делам семьи и ребенка решили заняться формальностями позже и на время оставить Мэтью на попечении Марлы, пока та живет со своим отцом. Несмотря на то что ребенок был ее и она стала жертвой страшного преступления, оставался вопрос ее психической устойчивости. Ведь был же случай, когда она пыталась выкрасть из больницы младенца. Вдобавок покушалась на собственную жизнь. Но Марла согласилась на регулярные психологические консультации и визиты социальных работников.
  
  Марла получала профессиональную помощь, но была не единственной, кто в ней нуждался.
  
  Моя мать была безутешна.
  
  Ее сестра погибла, и когда Агнесса летела с моста в смертельную пропасть, в ее ушах наверняка звучали последние слова, сказанные Арлин: «Ты всегда была жестокой, Агнесса, но я не подозревала, что ты монстр».
  
  Несмотря на то что сестра совершила ужасные поступки, мать сожалела о своих словах.
  
  Я чувствовал, что она себя казнит, мучается мыслью, что если бы она относилась к сестре иначе, стала бы для нее лучшей старшей сестрой, ничего подобного не случилось бы.
  
  Тело Агнессы нашли внизу по течению реки – его выбросило на скалы на мелкой быстрине. Она была не первым человеком, расставшимся с жизнью, прыгнув с моста над водопадом. И наверное, не последним. Только сомневаюсь, чтобы до нее или после это могли проделать с такой целенаправленной решимостью.
  
  По свидетельству очевидцев, Агнесса спокойно дошла по пешеходной дорожке до середины моста, положила сумку, села на перила и изящно перенесла ноги на другую сторону. И прежде чем кто-то сумел ее удержать, полетела вниз.
  
  Я не мог решить, что ею двигало в этот момент: отвага или безмерная трусость? Возможно, и то и другое. То, что она не призналась дочери, как с ней поступила, склоняло меня к последнему. Предоставила объясняться мужу и всем остальным.
  
  Итан, учитывая, какие нам выпали испытания, держался молодцом. Переезд в мотель на несколько дней, пока я ищу жилье, показался ему приключением. Пожар потушили, прежде чем пламя добралось до второго этажа, и его вещи не пострадали. Модель железной дороги, которую построил в подвале отец, намокла, но локомотивы, товарные вагоны и городская водонапорная башня со временем высохнут.
  
  Я уже собрался вылезти из машины и проверить, как там Марла и Джилл, но в это время зазвонил мой мобильный. Я не узнал номера, но это был не Финли, и я ответил:
  
  – Слушаю?
  
  – Сукин ты сын.
  
  Голос был женским.
  
  – Сэм? – спросил я. – Это ты, Саманта?
  
  – Ты меня обманул. Ловко все обстряпал. Как я не догадалась, что ты работаешь на них? Знала же, что они хотят вернуть себе Карла, но не могла представить, что пали так низко.
  
  – Сэм, клянусь, я не понимаю, о чем ты говоришь?!
  
  – Толково придумал – трахнуть меня на кухне, где все видно в окно и можно сделать прекрасные фотки. Чтобы потом говорить, что меня имеют в собственном доме и так, и сяк.
  
  Сердце у меня оборвалось, но я попытался разобраться, что произошло. Вспомнил синий автомобиль с тонированными окнами.
  
  – Сэм, послушай, я ни сном ни духом…
  
  – Я тебе отплачу, мерзавец. Только попробуй еще сунуться ко мне, я спущу курок. – Саманта повесила трубку.
  
  Я тут же ей перезвонил, но она не ответила. Тогда оставил голосовое сообщение: «Чего бы ты обо мне ни вообразила, я этого не делал. Клянусь. Если у тебя из-за меня неприятности, извини. Я тебя не хотел подставлять. Честно. – Поколебался и добавил: – Я хочу тебя снова увидеть».
  
  Подумал, что бы еще сказать, но не нашел слов. И, закончив вызов, положил телефон в карман и едва слышно пробормотал:
  
  – Будь все неладно.
  
  Джилл открыл через десять секунд после того, как я позвонил в дверь.
  
  – Заходи, Дэвид. – Голос ровный, пустой.
  
  – Решил проведать Марлу. Посмотреть, как у нее дела, – объяснил я.
  
  – Конечно. Она на кухне с Мэтью. Я на телефоне, утрясаю детали. С Агнессой.
  
  Я кивнул.
  
  – Надеюсь, ты не ждешь, что я стану тебя благодарить? – продолжал он.
  
  – Мне очень жаль.
  
  – Ты был инструментом в обретении истины. Дело важное. Но теперь моя жена умерла, а я остался с дочерью и внуком, за которыми придется ухаживать. Такова для меня цена твоей истины.
  
  Мне нечего было ответить.
  
  Я прошел за ним на кухню. Высокий стул был приобретен только вчера. Восседавшего на нем Мэтью оберегал от падения тонкий ремешок безопасности у его живота. Напротив на кухонном табурете сидела Марла и, зачерпывая зеленую протертую субстанцию из маленькой стеклянной банки, кормила сына с крошечной красной пластмассовой ложечки.
  
  – Дэвид! – обрадовалась она, отставила детское питание, вскочила с табурета, обвила меня руками и расцеловала. – Как я рада тебя видеть!
  
  – Я тоже.
  
  Марла снова села.
  
  – Возьми табурет. Я как раз кормлю Мэтью обедом.
  
  – Что это за месиво? – поинтересовался я, усевшись.
  
  – Горошек. Он его втягивает как пылесос. Можно, я задам тебе вопрос?
  
  – Конечно.
  
  – Как ты считаешь, мне продолжать звать его Мэтью? Ведь это имя дали ему Гейноры, а я бы назвала по-другому.
  
  – Не знаю, – ответил я.
  
  – Потому что хоть он и маленький, но, наверное, уже отзывается на него. И если менять имя – я бы выбрала Кайл, – то надо это делать прямо сейчас.
  
  – Боюсь, я не тот человек, который способен давать советы в таких делах. Не исключено, что изменение имени потребует решения каких-нибудь юридических вопросов. И не только.
  
  Марла понимающе кивнула:
  
  – Ты прав. Я посоветуюсь с мамой.
  
  Меня окатило холодом. Я покосился на Джилла. Тот говорил по телефону и делал какие-то заметки. Он ответил взглядом мертвых глаз.
  
  – С мамой, – повторил я.
  
  – Когда она сумеет вернуться, – объяснила Марла. Она, должно быть, что-то заметила в моих глазах и улыбнулась. – Я знаю, о чем ты подумал. Что мама прыгнула с моста через водопад. Все так говорят. – Она понизила голос до шепота: – Мама только разыграла смерть. Ей требуется время, чтобы здесь все улеглось. Потом она возвратится и во всем мне поможет.
  
  Я потерял дар речи.
  
  – О ней много всякого рассказывают, – продолжала Марла. – Чего никогда не могло быть. Доктор Стерджес – тот очень, очень плохой человек. Он ловчил с мамой – обманом убедил, что мой ребенок умер. Это был заговор. Его сообщниками были Гейноры. А мама не имела к этому никакого отношения.
  
  Снова улыбнувшись, Марла отправила очередную ложечку гороха Мэтью в рот. Половина пролилась на подбородок.
  
  – Посмотри на себя. Какой ты грязнуля. Дэвид, правда, он очень красивый?
  
  – Очень.
  
  – Мне кажется, немного похож на папу. – Она повернулась к отцу: – Как ты считаешь?
  
  – Тебе виднее, – ответил Джилл и, превозмогая себя, добавил: – В нем есть что-то от Агнессы. В глазах.
  
  Марла окинула взглядом сына.
  
  – Ты прав. Я тоже заметила. Просто поразительно. Дэвид, а ты заметил?
  
  – Вроде бы. – Я поднялся. – Если не против, буду к тебе время от времени заглядывать.
  
  – Буду очень рада, – ответила Марла. – Сейчас здесь все в таком раздрае. Нужно очень многое обустроить. Я даже не могу возвратиться домой. По крайней мере в ближайшие несколько месяцев. Когда мама вернется, она все приведет в порядок. – Ее лицо озарила улыбка. – Ты же знаешь, у нее это очень хорошо получается. Стоит ей переступить порог, и она все возьмет на себя.
  
  Я обнял Марлу и повернулся к Джиллу:
  
  – Спасибо. Увидимся на панихиде. Не провожай, я найду дорогу.
  
  Открыв входную дверь, я наткнулся на двух стоявших на крыльце мужчин. Младшего я видел раньше. А второй, тот, что был старше, приходился ему отцом – я заметил сразу.
  
  Дерек Каттер только-только собирался нажать на кнопку звонка, и я, открыв дверь, его напугал.
  
  – О, это вы, мистер Харвуд?
  
  – Привет, Дерек.
  
  – Мистер Харвуд, это мой отец.
  
  Джентльмен, что был старше, протянул мне руку. Его рукопожатие было крепким.
  
  – Джим Каттер, – представился он. На улице я заметил пикап с надписью на боку: «Газонная служба Каттера».
  
  – Рад познакомиться, – сказал я. – Меня зовут Дэвид. – Я повернулся к Дереку: – Ты слышал?
  
  Студент кивнул.
  
  – Марла мне звонила. – Он сглотнул застрявший в горле ком. – Я как-никак отец.
  
  Джим Каттер, стоя за спиной сына, положил ему руки на плечи.
  
  – Не самая подходящая ситуация, но мы тем не менее пришли познакомиться.
  
  Я крикнул Марле, что к ней пришли гости, сел в машину и поехал домой.
  Глава 72
  
  Мертвый врач вполне подходит на эту роль.
  
  Мотив легко вычисляется, думал детектив Барри Дакуэрт. Если Джек Стерджес боялся, что Розмари Гейнор начнет задавать слишком много вопросов об обстоятельствах усыновления Мэтью, у него не оставалось иного выбора, как только ее убить.
  
  У него не дрогнула рука, когда потребовалось убрать Маршалла Кемпера. Билл Гейнор, решивший выложить все, что знал, показал, где в лесу зарыто тело. Дакуэрт не сомневался, что и пожилая соседка Кемпера лишилась жизни, потому что врач заметал следы.
  
  Следовательно, для спасения собственной шкуры Стерджес без колебаний пошел бы на убийство.
  
  Энгус Карлсон составил расписание его дел в день гибели Розмари Гейнор и обнаружил в занятиях врача много свободных окон. Так что он мог вполне явиться в дом к своей жертве, а Розмари без колебаний открыла бы ему дверь. Он же был их семейным врачом.
  
  Однако не нашлось ни одной реальной улики, которая бы связывала Стерджеса с преступлением. И то, как была убита миссис Гейнор, не соответствовало его стилю.
  
  Стерджес покончил с Кемпером смертельным уколом. Тем же способом пытался расправиться с Дэвидом Харвудом и его отцом. Соседку Кемпера придушил подушкой, но в этом была определенная логика – смерь старушки можно было легко объяснить естественными причинами.
  
  Однако станет ли человек, бескровно убивавший людей, одну из своих жертв буквально потрошить? Выбиравший в качестве орудий убийства иглу и подушку, взрезать женщину, словно тыкву на Хэллоуин?
  
  Дакуэрт обсуждал этот и другие вопросы с Биллом Гейнором, которого взяли под стражу по нескольким обвинениям.
  
  – Не знаю, – ответил тот. – Год назад я ни за что бы не поверил, что Джек способен на то, что совершил на этой неделе. Но теперь ни в чем не уверен. И готов согласиться, что он мог убить мою жену.
  
  Гейнор сказал, что несколько месяцев назад им удалось убедить Розмари, что усыновление Мэтью вполне законно. Врач придумал, будто матери Мэтью шестнадцать лет, она из бедной семьи, и ни ей, ни ее родителям не по средствам растить ребенка. Личность девушки оставалась в тайне, но Стерджес принес Розмари несколько фиктивных документов, которые, после того как она их подписала, отправились прямиком в уничтожитель бумаг городской больницы. Гейнору врач сказал, что часть денег передаст Марле, хотя намеревался все оставить себе.
  
  Начальник полиции Ронда Финдерман спешила закрыть дело Гейнора. Ей не терпелось внести его в список успехов своего ведомства. Особая прелесть заключалась в том, что доктору Стерджесу не надо было выносить приговор в суде.
  
  Дакуэрт попросил отсрочку, чтобы разобраться со всеми деталями.
  
  – Совсем небольшую, – пообещал он Ронде.
  
  Дело Гейнора было не единственным, что его тревожило. На нем висели проклятые белки, три разукрашенных манекена и убитый придурком Клайвом Данкомбом студент Теккерей-колледжа.
  
  И еще число 23.
  
  Сидя за столом, он несколько раз подряд накорябал его на листе бумаги. Вполне возможно, что это число вообще ничего не значило.
  
  Дакуэрт ограничил круг размышлений белками. Только белками.
  
  Допустим, неизвестный псих задумал сделать некое заявление. И чтобы оно вразумительнее дошло до адресата, убить определенное число животных. Что и осуществил. Но почему не десять? Не дюжину? Не двадцать пять?
  
  Почему именно двадцать три?
  
  Дакуэрт прогуглил цифру. Сначала на экране открылась страничка Википедии.
  
  – Надежный источник информации на все времена, – пробормотал детектив себе под нос.
  
  Итак «23» – это:
  
  одиннадцатое простое число;
  
  сумма трех других последовательных простых чисел – пяти, семи и одиннадцати;
  
  порядковое число ванадия в таблице Менделеева, хотя кто его знает, что это за штука такая – ванадий? Может быть, редкий сорт кофе из тех, что заваривает Ванда?
  
  номер на майке баскетболиста Майкла Джордана, когда он играл за «Чикаго буллз».
  
  В одном из фильмов трилогии «Матрица» Нео говорят…
  
  В это время зазвонил телефон.
  
  – Дакуэрт слушает.
  
  – Это Ванда.
  
  – Привет. Только что о тебе подумал. Что такое ванадий?
  
  – Минерал. Находит применение в медицине.
  
  – Откуда ты знаешь?
  
  – Изучала естественные дисциплины. Без этого не дадут диплом врача. Это важно?
  
  – Может быть, нет. Я просто хотел…
  
  – Кончай заниматься ерундой, – перебила коронер. – Поднимай задницу со стула и лети сюда.
  
  – Что ты делал в этом месяце три года назад? – спросила Дакуэрта Ванда Терриулт, как только он появился в ее кабинете.
  
  – Навскидку не скажу, – ответил тот. – Наверное, работал.
  
  – Бьюсь об заклад, что нет. Я, например, не работала. Взяла отпуск, чтобы провести время с сестрой, которая доживала последние недели.
  
  – Помню, – кивнул детектив. – Ты ездила в Дулут.
  
  – Верно.
  
  Дакуэрт задумался.
  
  – А ведь я тоже брал в это время отпуск. На Онтарио открывался сезон рыбалки на щуку, и мы с приятелем забурились в местечко под названием Бобкейгеон. Просидели там большую часть из десяти дней.
  
  – Сядь. – Ванда показала на второй стул, который подкатила к столу. Тронула мышь, и экран монитора ожил. Появились три сделанные на вскрытии снимка. – Знакомая картина?
  
  Дакуэрт ткнул пальцем в экран – в сделанные с близкого расстояния фотографии.
  
  – Да. Хватка на шее Розмари Гейнор. Это оттиск большого пальца, это оттиск четырех других, это рана на животе. В виде… улыбки. Все знакомо, Ванда, прошла всего пара дней.
  
  – Это не Розмари.
  
  Дакуэрт провел языком по нёбу.
  
  – Продолжай.
  
  – Это Оливия Фишер, – сказала Ванда. – Помнишь Оливию Фишер?
  
  Кликнув мышью, она вызвала небольшой снимок убитой женщины. Молодая, темные волосы до плеч, она улыбалась в фотоаппарат. Снята на фоне Теккерей-колледжа, где училась.
  
  – Конечно, помню. Только я не занимался этим делом. Его вела Ронда Финдерман, перед тем как стала начальником.
  
  – Поэтому мы сразу не связали два случая.
  
  – Черт! – выругался Дакуэрт. – Как же она проморгала? Занимается чем угодно, только не городскими делами. Не знает, что творится в собственном дворе.
  
  Несколькими молниеносными движениями мыши Ванда вызвала на экран фотографии Гейнор и другой жертвы, которая стала героиней новостных сайтов.
  
  – Ты права, – кивнул Дакуэрт. – Раны почти одинаковые. – Он протянул руку, словно хотел дотронуться до снимка Розмари. – Взгляни: такие же темные волосы, такой же овал лица, такая же фигура.
  
  – Похожи, – согласилась Ванда.
  
  Дакуэрт покачал головой:
  
  – Мне бы сейчас пирожок.
  
  – Так кто убил Розмари Гейнор, Барри?
  
  Он колебался.
  
  – Финдерман бы хотелось, чтобы преступником оказался Стерджес.
  
  Ванда показала на двух мертвых женщин на экране:
  
  – Думаешь, это его работа?
  
  Барри Дакуэрт еще раз вгляделся в снимки.
  
  – Нет.
  
  – В таком случае ты понимаешь, что это значит.
  
  Детектив кивнул:
  
  – Значит, что этот тип еще объявится. А может, он вообще никуда не девался.
  Глава 73
  
  Усталость прошла.
  
  Готовлюсь мстить дальше.
  
  Еще столько дел.
  От автора
  
  Автору требовалась помощь, и он ее сполна получил. Спасибо Сьюзен Лэм, Хизер Коннор, Джону Эйтчисону, Даниэль Перес, Биллу Мейси, Спенсеру Баркли, Хеллен Хеллер, Брэду Мартину, Нику Уилану, Каре Уэлш, Грэму Уильямсу, Габи Янг, Пейдж Баркли, Эшли Данн, Кристин Кочрейн, Джулиет Эверс, Эве Колч и Д. П. Лайл.
  
  Как обычно, отдельная благодарность книготорговцам.
  Линвуд Баркли
  Слишком далеко от правды
  
   Баркли – настоящий мастер в умении нагнетать напряжение.
  
   Стивен Кинг
  
   Я редко читаю детективы залпом, не отрываясь. Но с книгами Баркли это происходит всегда!
  
   Майкл Коннелли
  
   Никто не умеет так заинтересовать и одновременно напугать читателя, как Линвуд Баркли!
  
   Тесс Герритсен
  
  Глава 1
  
  Они еще ни о чем не догадываются.
  Глава 2
  
  Парни решили, что в багажник полезет Дерек.
  
  Собираясь в кино, все четверо, включая самого Дерека Каттера, договорились одного из них провезти контрабандой. И не потому, что не хватало денег на четвертый билет – просто того требовала ситуация. Так было принято.
  
  В конце концов, для них это был последний шанс. Кинотеатр «Созвездие», где зрители смотрели кино, не вылезая из машин, закрывался, как и многие другие заведения в Промис-Фоллсе. Зачем он нужен, если есть мультиплексы, 3D, DVD и Интернет, откуда можно скачать любой фильм? К чему туда тащиться, ну если только потрахаться под звездным небом. Но с тех пор, как придумали такие кинотеатры, машины настолько измельчали, что даже за этим не стоило туда ехать.
  
  И все же в таких заведениях было что-то ностальгическое даже для молодого поколения. Дерек помнил, как его в первый раз привезли сюда родители. Ему было лет семь-восемь, и он очень волновался. Сеанс включал три кинофильма. Первым показали мультфильм «История игрушек» – Дерек предусмотрительно захватил из дома тряпичного ковбоя Вуди и астрорейнджера База Лайтера. Потом последовала романтическая комедия с Мэтью Макконахи, из тех, где он еще валял дурака, а потом фильм о Джейсоне Борне. Дерек еле досидел до конца «Истории игрушек», а потом родители уложили его спать на заднем сиденье, где он сразу же отключился и проспал все время, пока они смотрели два последних фильма.
  
  Дерек тосковал по тем временам. Тогда его родители еще не разошлись.
  
  Этим вечером в «Созвездии» шел тупейший фильм о трансформерах, где роботы-пришельцы маскируются под машины, по большей части «шевроле» – еще один способ рекламы – и грузовики. Превращение машины в робота сопровождается кучей спецэффектов. Что-то все время взрывается, дома превращаются в руины, и все такое прочее. Знакомые девчонки такими фильмами не интересовались, и никого уговорить не удалось, несмотря на все доводы о важности самого события, а не фильма.
  
  Даже парням было ясно, что фильм полное барахло, поэтому смотреть его можно только прилично поддав. В связи с этим стал обсуждаться вопрос, как пронести пиво.
  
  Так уж совпало, этот день был отмечен двумя событиями: закрытие «Созвездия» совпало с окончанием учебного года в колледже Теккери, где Дерек неизвестно зачем проучился четыре года. У него не было никаких перспектив найти работу, разве если вернуться к отцу и снова косить траву, сажать кусты и стричь живые изгороди. Выходит, он четыре года ходил в колледж, чтобы собирать с газонов листья? Даже его отец не пожелал бы ему такой судьбы. Хотя было кое-что и похуже, чем работать с отцом.
  
  Но сегодня он не будет думать о своем будущем и других невеселых вещах.
  
  И, прежде всего, о смерти друга, бессмысленной и нелепой. Парень учился в колледже, посещал занятия, писал рефераты, играл в студенческом театре – в общем, был как все. А потом его вдруг застрелил охранник – тому показалось, что тот насилует девчонку.
  
  Дерек до сих пор не мог с этим смириться.
  
  Была еще одна проблема. Посерьезнее других.
  
  Дерек был отцом.
  
  У него появился нежеланный ребенок.
  
  Сын по имени Мэтью.
  
  Эта новость поразила не только его. Даже ее мать сильно удивилась, что было совсем уж непонятно. История совсем темная, и Дереку до сих пор не известны все подробности. Нет, он, конечно, знал о ее беременности, но думал: ребенок умер при рождении. Однако, как выяснилось, это не так. Узнав, что ребенок жив, Дерек несколько раз пытался с ней поговорить – ее звали Марла – и даже явился к ней со своим отцом. Он до сих пор наводил мосты, стараясь понять, в чем заключаются его обязанности.
  
  – Эй!
  
  – А? Что? – отозвался Дерек.
  
  Его окликнул Кэнтон Шульц, стоявший рядом со своим четырехдверным «ниссаном». Рядом с ним топтались другие друзья Дерека по колледжу – Джордж Лидекер и Тайлер Гросс.
  
  – Мы тут только что проголосовали, – сообщил Тайлер.
  
  – Насчет чего?
  
  – Пока ты там мечтал и витал в облаках, мы устроили голосование, – объяснил Джордж. – Выпало тебе.
  
  – Что выпало?
  
  – Лезть в багажник.
  
  – Дудки. Не полезу я туда.
  
  – Блин! Мы ведь все обсудили, а ты стоял и молчал, как зарезанный, вот и было решено – ехать в багажнике очень почетно, потому что ты будешь охранять пиво.
  
  – Ладно, черт с вами. Но только не сейчас. До кинотеатра ехать десять минут. Мы остановимся где-нибудь рядом, и я на пару минут влезу в багажник.
  
  Дело в том, что Дерек вообще не хотел, чтобы его запихивали в багажник, даже на две минуты, не говоря уже о десяти. Когда ему было семнадцать, в доме его друга убили троих, а он, спрятавшись среди подвальных коммуникаций, все слышал.
  
  Дерек сидел там, затаив дыхание, и надеялся, что убийца его не найдет.
  
  Это была громкая история. Были убиты известный адвокат, его жена и сын. Какое-то время подозревали Дерека, но потом убийцу поймали, и все уладилось, не считая того обстоятельства, что Дерек получил психическую травму на всю оставшуюся жизнь.
  
  Ну, может быть, не на всю. Он как-то справился, взял себя в руки, ходил в школу, заводил друзей. Развод родителей задел его гораздо сильнее. Но это не значит, что он готов по любому поводу прыгать в багажник.
  
  Дерек избегал замкнутых пространств.
  
  Но слабаком ему тоже выглядеть не хотелось, поэтому он предложил залезть в багажник неподалеку от входа. Все согласились, что это разумно. Загрузив в багажник пиво, они полезли в машину. Кэнтон сел за руль, Джордж разместился рядом, а Дерек с Тайлером забрались на заднее сиденье.
  
  Уже стемнело, и в кинотеатр они попадут не раньше одиннадцати. На первый фильм они все равно опоздали, впрочем, это не так уж важно: сначала всегда показывают что-нибудь для малышни. «Трансформеры», правда, тоже для подростков, но первым всегда бывает мультфильм, а он им и даром не нужен. А если «Трансформеры» уже начнутся, там и так все ясно. Тем более что они сразу же накачаются.
  
  Чтобы реабилитировать себя, Дерек вызвался сесть после сеанса за руль, и парни сразу согласились. Выпьет одно-два пива и благополучно развезет всех по домам.
  
  Потом они вряд ли увидятся. Кэнтон с Тайлером отправятся восвояси – в Питтсбург и Бангор соответственно. Джордж Лидекер был местный, но Дерек не жаждал с ним общаться. Его дед называл таких людей раздолбаями.
  
  Сам же Дерек предпочитал более современное словечко «безбашенный». Джордж был из тех парней, которые сначала делают, а уж потом думают. Ну, к примеру, он перевернул профессорскую машину, оставив ее лежать вверх колесами. Стащил маленького крокодильчика из зоомагазина и выпустил его в пруд (малыш так и не был найден). Еще Джордж хвастался, что залезает ночью в чужие гаражи, причем просто так, пощекотать себе нервы, а велосипеды и инструменты прихватывает лишь из любви к искусству.
  
  Сейчас Джордж, словно прочитав мысли Дерека, готовился совершить очередной акт идиотизма.
  
  Он опустил боковое окно, и в машину ворвался прохладный ночной ветерок. Они мчались по шоссе, огибавшему южную часть Промис-Фоллса. И вдруг Джордж высунул руку в окно.
  
  Что-то грохнуло, потом звякнуло.
  
  – Какого черта! – произнес Дерек.
  
  Джордж втянул руку в машину, повернувшись назад, ухмыльнулся. В руке у него был пистолет.
  
  – Люблю пострелять в дорожные знаки. Сейчас вот сшиб ограничитель скорости.
  
  – Ты в своем уме? – заорал Кэнтон. – Идиот!
  
  – Убери немедленно! – завопил Дерек. – Козел!
  
  Джордж скорчил гримасу.
  
  – Кончайте выступать. Я знаю, что делаю.
  
  – Где ты его достал? – спросил Тайлер. – Спер в гараже?
  
  – Он мой, велика важность. Хочу выпустить парочку пуль в экран. Все равно его скоро разберут. Ну, будет там пара дырок, кого это колышет?
  
  – Ты что, слабоумный? – продолжал возмущаться Кэнтон. – Там сотни людей, половина из них с детишками, они же вызовут чертов спецназ, когда ты начнешь палить. Хочешь, чтобы арестовали твою дурную задницу?
  
  – А разве в Промис-Фоллсе есть спецназ?
  
  – Дело не в этом. А в том, что…
  
  – Когда трансформеры начнут крушить небоскребы, будет столько грохота, что никто и не заметит каких-то там выстрелов.
  
  – Ну, ты вообще, – прокомментировал Тайлер.
  
  – Ладно, ладно, ладно, – сдался Джордж, опуская пистолет на колени. – Я пошутил. Просто хотел сковырнуть парочку знаков или почтовый ящик.
  
  Все трое покачали головами.
  
  – Дурак, – выдохнул Дерек.
  
  – Я же сказал «ладно». Ну, и хлюпики же вы. Какое счастье для меня свалить отсюда.
  
  Джордж уже сообщил им, что через день уезжает в Ванкувер.
  
  Потом все ехали молча. Тишину нарушил Кэнтон:
  
  – Может, здесь остановимся?
  
  – Зачем? – спросил Тайлер.
  
  – Место подходящее. Никого нет. Дерек, ты можешь лезть в багажник.
  
  – Мы все еще не отказались от этой идеи? – спросил тот. – Но это же глупо.
  
  – Такая традиция, понял? В подобные кинотеатры всегда кого-то провозят втихаря. Это все делают. Иначе владелец будет разочарован.
  
  Дерек решил покориться судьбе.
  
  – Идет.
  
  Машина съехала на обочину. Под колесами заскрипел гравий. Бросив на Джорджа испепеляющий взгляд, Дерек вылез из машины. Кэнтон открыл багажник, нажав на крохотный рычажок рядом с сиденьем, и тоже вышел из машины, чтобы захлопнуть за Дереком крышку.
  
  – Не слишком просторно, – заметил тот, глядя на темную дыру.
  
  – Так ты лезешь или нет? – спросил Кэнтон.
  
  Кивнув, Дерек повернулся к багажнику спиной, чтобы сначала сесть.
  
  – Не «олдмобил», конечно. Кончай ныть. Как только мы въедем, сразу выскочишь оттуда. Каких-нибудь пять минут.
  
  – Меня прямо воротит, – сказал Дерек.
  
  – Подумаешь, какая важность… – начал Кэнтон и осекся. – Черт, это ты из-за того, что случилось? Ну, когда ты прятался в том доме.
  
  – Ладно, все в норме.
  
  – Нет, лучше уж я туда полезу, а ты садись обратно в машину.
  
  – Отдыхай, это мое дело.
  
  Дерек заметил, что в багажнике есть аварийный рычаг, которым можно воспользоваться изнутри – ну это уже лучше. Он сунул в багажник голову, потом подтянул ноги. Улегшись на бок, пристроил пакет с пивом за согнутыми коленками.
  
  – Ты потише там, не ори, – распорядился Кэнтон, захлопывая крышку.
  
  Внутри было темно, как в пещере, и только по бокам чуть отсвечивало от габаритных огней. Дерек почувствовал, что машина вернулась на асфальт и стала набирать скорость. Даже отгороженный задним сиденьем, он слышал все, о чем говорили его приятели.
  
  – Только не суетитесь, – предупредил Кэнтон.
  
  – Ну да, а я уж собрался сообщить: «В багажнике у нас ничего нет!» Я не идиот, как Джордж.
  
  – Пошел ты… – отреагировал последний.
  
  – Приехали, – сказал Кэнтон. – Черт, да тут до сих пор очередь.
  
  – Машин десять, не больше. Много времени не займет.
  
  Дерек попытался устроиться поудобней. Он надеялся, что купить билеты и припарковаться – дело нескольких минут. Как ему казалось, в багажнике не хватает воздуха и он вот-вот задохнется. Сердце у него работало на второй передаче.
  
  Он почувствовал, как «ниссан» повернул. Должно быть, Кэнтон подъезжает к воротам, у которых стояли две билетные будки. Сразу за ними возвышался экран высотой с четырехэтажный дом. Когда водитель покупал билеты, ворота открывались и машина въезжала на площадку, огороженную трехметровым деревянным забором, преграждавшим доступ «зайцам».
  
  Потом машина ехала по дорожке в дальний конец площадки, разворачивалась на 45 градусов и оказывалась перед экраном. Дерек ожидал, что, найдя место, друзья сразу же выпустят его на волю.
  
  Но сначала надо было проскочить ворота.
  
  Машина остановилась и подалась вперед. Потом опять остановилась и снова подалась вперед.
  
  Ну, давай, давай, давай.
  
  Наконец Дерек услышал, как Кэнтон прокричал:
  
  – Три билета!
  
  Потом послышался мужской голос:
  
  – Вас трое?
  
  – Да.
  
  – Десять баксов с каждого.
  
  – Вот, держите.
  
  Последовала короткая пауза, потом мужской голос спросил:
  
  – Вас точно трое?
  
  Кэнтон:
  
  – Да.
  
  Тайлер:
  
  – Только мы.
  
  Джордж:
  
  – Вы что, считать не умеете?
  
  «Блин! Да что с ним сегодня такое?» – подумал Дерек.
  
  Мужчина в будке продолжал:
  
  – И никакой выпивки, ребята. Сюда нельзя проносить спиртное.
  
  – Ясное дело, – согласился Кэнтон.
  
  Еще одна пауза.
  
  Потом:
  
  – Попрошу вас открыть багажник.
  
  – Простите? – не понял Кэнтон.
  
  – Багажник. Откройте его.
  
  Черт! Дерек стал прикидывать, чем им это грозит. Если парень обнаружит его в багажнике вместе с пивом, он может сделать одно из трех. Не пустить их в кинотеатр или содрать с него десять баксов, конфисковать пиво и вернуть его после сеанса. Наконец, этот сукин сын может вызвать полицию, хотя та вряд ли приедет. Местные копы не захотят размениваться по пустякам.
  
  Дереку было уже наплевать. Сейчас он согласился бы даже на личный досмотр с проверкой интимных мест, лишь бы выбраться из этого чертова багажника.
  
  В дискуссию вступил Кэнтон:
  
  – Вы не имеете права.
  
  – Да что ты говоришь? – удивился мужчина.
  
  – Да. У вас нет на это полномочий. Вы просто мелкий клерк, продающий билеты.
  
  – В самом деле? Так знай, что меня зовут Лайонел Грейсон, и я являюсь хозяином и управляющим этого кинотеатра. Если не откроешь багажник, вызову полицию.
  
  Возможно, Дерек ошибся насчет полиции. Ну и ладно, пусть приезжают.
  
  – О’кей, – сдался Кэнтон.
  
  Дерек услышал, как он открыл свою дверь. И в тот же момент открылась дверь напротив. Тайлер сидел на заднем сиденье. Значит, это вылезал Джордж.
  
  – Эй, Джордж, ты куда? – окликнул его Тайлер.
  
  Остальное Дерек не расслышал, поскольку обе двери захлопнулись.
  
  Кэнтон продолжал говорить:
  
  – У нас последний день, и мы просто хотели немного расслабиться…
  
  Голос мужчины, этого мистера Грейсона, прозвучал уже ближе:
  
  – Открой багажник.
  
  – Да, да, я слышу.
  
  Потом послышался голос Джорджа.
  
  – Послушай, парень, это ведь Америка. Ты думаешь, что какой-то зачуханный билетер может посягать на наши конституционные права?
  
  – Джордж, не заводись.
  
  Потом заговорили все трое. Дерек все еще был уверен, что Лайонел Грейсон не вызовет полицию. Скорее всего, он просто выгонит их взашей. Завернет машину и пошлет куда подальше. У Дерека уже созрел план действий. Они поедут к нему домой, скачают «Трансформеров» из Интернета и напьются, лежа на его кушетке.
  
  И ему не придется развозить их по домам…
  
  Вдруг что-то грохнуло.
  
  Нет, это был не просто грохот, а звуковой удар. Машину чуть тряхнуло.
  
  Вряд ли это относилось к фильму. Роботы-трансформеры, конечно, взрывались, но чтобы услышать звук с экрана, надо было настроить свой приемник на нужную частоту.
  
  Даже для обычного кинотеатра грохот был слишком сильным.
  
  И раздался он совсем рядом.
  
  Джордж?
  
  Неужели он и вправду такой кретин? Вылез из машины с пистолетом, стал махать им перед носом управляющего и нажал на курок?
  
  Безмозглый сукин сын. Джордж что, не знает, ведь за подобные штуки могут и пристрелить?
  
  Потом раздались крики. Много криков. Но все они звучали в отдалении.
  
  – Господи! – завопил кто-то.
  
  Дерек был уверен, что это Кэнтон.
  
  Потом послышалось громкое «О боже!». Похоже, это Джордж.
  
  Дерек стал судорожно ощупывать заднюю стенку багажника в надежде найти аварийный рычаг. Сердце у него словно выпрыгивало из груди. Он весь взмок от пота. Наконец рычаг нашелся, и Дерек рванул его на себя.
  
  Крышка багажника откинулась.
  
  У машины стояли Кэнтон с Джорджем и какой-то чернокожий. Вероятно, это и был Лайонел Грейсон, управляющий. Никто из них на багажник не смотрел. Все стояли спиной к Дереку, сосредоточив внимание на чем-то другом.
  
  Дерек резко выпрямился, ударившись головой о край багажника. Он инстинктивно приложил руку к шишке, но боли не почувствовал.
  
  Он не верил своим глазам.
  
  Экран кинотеатра «Созвездие» заваливался вниз. Внизу, по всей его ширине, клубился черный дым. Экран медленно клонился в сторону парковочной площадки, словно его сдувало необычайно сильным ветром.
  
  Но никакого ветра не было.
  
  Наконец эта махина рухнула вниз, с грохотом ударившись о землю. За забором взметнулся столб дыма и пыли.
  
  Потом наступила тишина. Но только на секунду. И сразу же грянул нестройный хор панических возгласов, визга и автомобильных гудков.
  
  А потом опять раздались крики. Много, много криков.
  Глава 3
  
  – Алло! Это Джорджина?
  
  – Нет, это не Джорджина. Это я. Ты знаешь, что произошло?
  
  – Я сижу дома и жду Джорджину. Она должна была прийти или хотя бы позвонить. А что случилось?
  
  – Авария в открытой киношке.
  
  – Что?
  
  – Там у них экран свалился. Рухнул прямо на зрителей.
  
  – Вот так номер! Но ведь они закрылись. Так что никто не пострадал или…
  
  – Нет, все не так. Сегодня у них был последний сеанс. Они собирались прикрыть лавочку. Это случилось только что, и пока ничего не известно.
  
  – Господи.
  
  – Послушай, у нас проблема.
  
  – Что еще?
  
  – Я видел Адама.
  
  – Что? Где ты его видел?
  
  – Адама и Мириам. Я проезжал мимо кинотеатра и видел в очереди их тачку. Старый «ягуар» с откидным верхом. В Промис-Фоллсе другого такого нет. Потом я остановился выпить кофе и услышал взрыв…
  
  – Там что-то взорвалось?
  
  – Не знаю. Я сразу же вернулся, чтобы посмотреть. Так вот, «ягуар» этот оказался раздавленным. Из-под обломков торчал один багажник.
  
  – Господи, вот ужас-то. Прямо не верится. А может, Адам с Мириам успели выйти?
  
  – Нет, вряд ли. Ты не видишь, в чем проблема?
  
  – Они погибли, вот кошмар. Боже мой.
  
  – Есть еще одна головная боль, теперь уже для нас. Их родня будет вывозить из дома вещи, рыться везде. У них ведь дочка. Как там ее?
  
  На другом конце провода замолчали.
  
  – Алло, ты меня слышишь?
  
  – Да.
  
  – Теперь понял, в чем проблема?
  
  – Понял.
  Глава 4
  Кэл
  
  – Все очень вкусно. Спасибо, Селеста, – поблагодарил я.
  
  – Мы всегда рады тебя видеть, – ответила моя сестра, сидевшая за кухонным столом напротив меня. – Хочешь взять с собой тортеллини? Я наготовила целую кучу. Положу тебе в коробочку.
  
  – Ладно, спасибо.
  
  – Я знаю, ты устал это слушать, но знай, что всегда можешь здесь остаться. У нас две свободные комнаты. – Она посмотрела на Дуэйна. – Я правильно говорю?
  
  Дуэйн Роджерс повернулся ко мне и довольно бесцветно произнес:
  
  – Конечно. Мы будем только рады.
  
  Я протестующе поднял руку. Мне вовсе не хотелось здесь жить. Не хотелось этого и Дуэйну.
  
  – Нет, послушай, – упорствовала Селеста. – Я не говорю, что ты должен остаться здесь навечно. Поживи, пока не найдешь себе пристанище.
  
  – У меня есть пристанище, – напомнил я ей.
  
  Селеста была на два года старше меня и всегда относилась ко мне как к младшему братишке, хотя нам обоим было уже за сорок.
  
  – Я вас умоляю! Комнатенка над книжной лавкой – это не жилище.
  
  – Мне достаточно и такого.
  
  – Он говорит, что ему достаточно, – попытался унять жену Дуэйн.
  
  Но она даже не взглянула на него.
  
  – Это всего лишь комната, а тебе нужен нормальный дом. Ты же раньше жил в таком доме.
  
  Я слабо улыбнулся:
  
  – Мне не нужен большой пустой дом. Хватает того, что есть.
  
  – Я считаю, такое жалкое жилище вредит твоей карьере, – продолжала Селеста.
  
  – Да оставь ты его в покое, – сказал Дуэйн, отодвигая стул, чтобы взять из холодильника пятую (ну, кто же считает) бутылку пива. – Пусть живет, где ему нравится.
  
  – А тебя это вообще не касается, – парировала Селеста.
  
  – У Кэла дела идут неплохо, – заметил ее муж. – Ведь правда, Кэл?
  
  – Просто отлично, Дуэйн. Ты, как всегда, прав.
  
  Дуэйн открутил крышку и припал к бутылке.
  
  – Пойду подышу, – заявил он.
  
  – Иди, иди, – одобрила Селеста.
  
  После ухода мужа она явно почувствовала облегчение.
  
  – Иногда он бывает таким козлом, – улыбнулась моя сестра. – Мой муж, как хочу, так и обзываю.
  
  Я вымученно улыбнулся.
  
  – Дуэйн отличный парень.
  
  – Просто он толстокожий. Ему все до лампочки, если это не касается его самого.
  
  – Может, он и прав. Нельзя все принимать близко к сердцу.
  
  – Да брось ты. Если бы это случилось с кем-то другим и ты бы знал, что его жену и сына… ну…
  
  – Убили, – подсказал я.
  
  – Да. Что бы ты ему посоветовал? Забыть и жить спокойно?
  
  – Нет. Но я бы не стал его травить.
  
  Мгновенно мне стало ясно, что выбрал не слишком удачное слово.
  
  – Так, выходит, я тебя травлю?
  
  – Нет, – поспешно ответил я.
  
  Сознавая всю абсурдность ситуации, я взял ее руку в свою – вроде бы прошу прощения за то, что отказываюсь от ее помощи.
  
  – Я вовсе не хотел тебя обидеть.
  
  – Извини, если так. Я просто думала, что тебе не стоит держать все это в себе, иначе ты просто свихнешься.
  
  Интересно, а мужа своего она так же достает?
  
  – Спасибо тебе за заботу. Но я в порядке. И потихоньку отхожу. – Я немного помолчал. – Да и выбора особого нет. Здесь у меня работа. И кое-какие предложения.
  
  В подтверждение своих слов я показал сестре свою новую визитную карточку. На ней черными рельефными буквами было выведено: Кэл Уивер. Частный детектив, а также номер сотового, интернет-сайт и электронный адрес. Вероятно, вскоре я обоснуюсь и в «Твиттере».
  
  – Меня беспокоит, что ты так живешь, – не отставала сестра.
  
  – А мне там нравится. Хозяин дома и магазина очень порядочный дядька, и книжки у него хорошие. Так что у меня все отлично.
  
  Мне казалось, если повторять данную фразу достаточно часто, я и сам в это поверю.
  
  – Хорошо, что ты вернулся из Гриффона. После того… ну ты знаешь…
  
  Хотя Селеста и призывала меня смотреть правде в глаза, сама она избегала говорить о том, что произошло. Моего сына Скотта сбросили с крыши дома, а жену Донну застрелили. Те, кто это сделал, были либо мертвы, либо отбывали срок.
  
  – Я не мог там оставаться. Огги ведь тоже уехал. Они теперь живут во Флориде.
  
  Огастес, шеф полиции Гриффона, брат Донны, вышел до срока в отставку и вместе с женой подался в теплые края.
  
  – Вы поддерживаете связь?
  
  – Нет.
  
  Кивнув в сторону входной двери, я спросил:
  
  – А как у него дела?
  
  Селеста натянуто улыбнулась.
  
  – Он немного не в духе.
  
  – У вас все хорошо?
  
  – Заказов стало маловато.
  
  Дуэйн занимался асфальтированием дорог.
  
  – Городские власти экономят. Считают, раз машины не проваливаются в ямы целиком, дороги можно не ремонтировать. У Дуэйна почти весь бизнес связан с Промис-Фоллсом. Раньше город постоянно заключал с ним контракты. А теперь они все пустили на самотек, во всяком случае, мне так кажется. Говорят, Финли хочет опять баллотироваться в мэры. Может, хоть он наведет порядок.
  
  Я ничего не знал об этом парне, только слышал, что его прошлая попытка занять этот пост закончилась плачевно. Мы тогда еще жили в Гриффоне.
  
  – Ничего, все у него наладится, – бодро сказал я, как и положено говорить в таких случаях.
  
  Вот почему Селеста так хотела, чтобы я квартировал у них. Она знала: брат обязательно будет платить за постой. Но жить под одной крышей с моей авторитарной сестрицей и ее угрюмым, накачанным пивом супругом? Нет, избави Бог. Однако это не значит, что я не могу им помогать.
  
  – Вы на мели? Если вам нужны деньги…
  
  – Нет, я не возьму, – отрезала Селеста.
  
  Однако больше она не протестовала, ожидая, что я буду настаивать.
  
  Ладно, в следующий раз.
  
  Поднявшись из-за стола, я приобнял сестру и чмокнул ее в щеку. Проходя через гостиную, я услышал вой сирен, а выйдя на улицу, увидел вереницу машин «Скорой помощи», мчавшихся по дороге. Дуэйн стоял на крыльце с бутылкой в руке и с кривой ухмылкой наблюдал за этой кавалькадой.
  
  – Для этих паразитов всегда есть работа, – пробурчал он. – На них город не экономит.
  Глава 5
  
  Выбравшись из багажника, Дерек побежал. Но не назад к шоссе, а к кинотеатру.
  
  Туда, откуда раздавались крики.
  
  К месту катастрофы он попал не сразу. Проход с двух сторон был огорожен высоченным забором. Пробежав по нему ярдов пятьдесят, он выскочил на площадку и устремился к поверженному экрану.
  
  Внутри было не меньше сотни машин. По прежнему опыту Дерек знал, что близко от экрана никто не паркуется. Так же, как и в обычном кинотеатре, где мало желающих сидеть в первом ряду, запрокинув голову и вытянув шею, здесь тоже никто не хотел сгибаться в три погибели, чтобы смотреть через переднее стекло.
  
  Исключение составляли владельцы открытых авто.
  
  Ночь была прохладной, но не настолько, чтобы сидеть в закрытой машине, особенно если у вас имелась парочка пледов. Вы откидываете верх, чуть опускаете спинку сиденья и с комфортом смотрите кино.
  
  Дерек мог побиться об заклад, что две машины, погребенные под упавшим экраном, были именно такими.
  
  Все повыскакивали из своих автомобилей. Кто-то неподвижно стоял рядом, в ужасе глядя на рухнувший экран. Его обломки погребли под собой несколько машин, а те, которые избежали этой участи, оказались сильно поврежденными. У многих были разбиты передние стекла. По площадке кружили потрясенные люди, не замечая, как по их лицам струится кровь. Некоторые доставали смартфоны, чтобы позвонить или снять себя на фоне разрушений, а потом выложить видео в «Твиттере» или «Фейсбуке», гордясь тем, что они увидели это первыми.
  
  Вокруг слышались возгласы:
  
  – Позвоните девять-один-один!
  
  – О боже!
  
  – Это террористы!
  
  – Поедем отсюда! Скорее! Скорее!
  
  И только несколько мужчин бросились к упавшему экрану. Когда Дерек подбежал туда же, вокруг багажников, торчавших из-под обломков, суетилось несколько человек. Они махали руками, стараясь разогнать клубы пыли.
  
  И громко кашляли.
  
  – Здесь нужен кран! – крикнул кто-то.
  
  – Кто-нибудь набрал девять-один-один?
  
  – Где эти чертовы пожарные?
  
  Дереку это напомнило картину после землетрясения, которую он видел в новостях. Руины домов, заваленные камнями улицы. Но здесь явно не землетрясение. Словно разверзлась земля и туда рухнул злополучный экран.
  
  Грохот, который он услышал из багажника, был похож на взрыв. Может, под экраном проходит газопровод? Или это рванули баллоны с пропаном, на котором поджаривали сосиски в киоске?
  
  А может, прав тот парень, который кричал про террористов? Возможно, они подложили бомбу?
  
  Но какой смысл? Если действует «Аль-Каида», ИГИЛ или любая другая организация, угрожающая миру, то это что – способ напугать Америку? Взорвать открытый кинотеатрик в захолустном городишке штата Нью-Йорк?
  
  – Беритесь! – скомандовал мужчина, стоявший рядом с Дереком.
  
  Он и еще трое попытались сдвинуть с крыши небольшой красной машины кусок экрана размером с пару листов фанеры, но раз в десять толще. Судя по логотипу на багажнике, это была старая спортивная модель. Дерек обладал достаточными познаниями в области автомобилестроения, чтобы определить, что это «ягуар» середины шестидесятых.
  
  – Раз… два… три!
  
  Собрав все силы, мужчины сдвинули плиту фута на четыре, открыв пассажирское сиденье двухместного автомобиля.
  
  – О боже! – произнес один из них, отворачиваясь. Его тут же стошнило.
  
  На сиденье лежал человек. Вернее, то, что от него осталось. Размозженная голова была вдавлена в сплющенное тело.
  
  Дереку показалось, что это женщина.
  
  Мужчина с более крепким желудком подошел к машине и наклонился над человеческими останками. Сначала Дереку показалось, что он хочет получше рассмотреть погибшую женщину, но тот пытался заглянуть под плиту, закрывавшую водителя. Вынув телефон, он посветил туда и сообщил:
  
  – Этот тоже готов. Пойдем посмотрим другие машины.
  
  Вдали послышались звуки сирены. Истошный вой пожарных машин, похожий на сигнал туманного горна.
  
  Вторая машина – судя по габаритным огням, это был «мустанг» – оказалась завалена еще больше, чем первая. Мужчины окружили ее, качая головами.
  
  – Пожарные, наверно, смогут это растащить, – сказал Дерек. – А мы вряд ли потянем.
  
  – Эй! – крикнул кто-то, нагнувшись над кучей дерева и штукатурки. – Кто-нибудь меня слышит?
  
  Тишина.
  
  Дерек вдруг вспомнил о своих друзьях. Они явно не горели желанием помочь. Наверное, сразу же смылись. Подонки.
  
  – Ублюдки чертовы! Ослы! Идиоты! – вдруг завопил кто-то.
  
  Обернувшись, Дерек увидел, что кричит мужчина, который хотел проверить их багажник.
  
  Владелец кинотеатра Лайонел Грейсон. Сначала Дерек подумал, что он имеет в виду его друзей, но быстро понял, что эти эпитеты относятся к кому-то другому.
  
  – Сволочи! – заорал тот не своим голосом и, сжав голову, начал причитать: – Господи, о Господи!
  
  Дерек шагнул к нему.
  
  – О чем вы? Какие идиоты?
  
  Но Грейсон его не слышал. Он был поглощен созерцанием катастрофы.
  
  – Не может быть. Это просто невозможно.
  
  – Кто идиоты? – опять спросил Дерек.
  
  – Подрывники, – ответил Грейсон, не глядя на Дерека. – Их ожидали только на следующей неделе… Почему они приехали… Когда успели заложить взрывчатку? Не знаю, не понимаю, как такое могло случиться… – Упав на колени, Грейсон стал раскачиваться из стороны в сторону. Дерек и какая-то женщина бросились его поднимать.
  
  На площадку, сверкая огнями, въехали три машины «Скорой помощи». Люди стали указывать в сторону экрана, и медики помчались туда.
  
  Дерек стал размышлять над тем, что сказал владелец кинотеатра. Экран должны были демонтировать. Но через несколько дней. А кто-то напортачил и подложил динамит раньше.
  
  И убил людей.
  
  Теперь-то уж никто не вспомнит, что Дерек пытался пробраться в кино зайцем.
  Глава 6
  
  Дэвид Харвуд еще во сне почувствовал, что его сотовый вибрирует на тумбочке.
  
  Перед тем как погасить свет, он всегда отключал звонок, чтобы не беспокоить родителей, спавших за стенкой. Своего девятилетнего сына Этана он разбудить не боялся. Тот спал как убитый и не слышал даже будильника. Такой сон бывает только в детстве. Но Дон и Арлин Харвуд спали очень чутко, и мать могла испугаться, услышав среди ночи телефонный звонок.
  
  Это почти всегда означало плохие новости.
  
  А их в последнее время и без того хватало. Совсем недавно погибла Агнесс – сестра Арлин, тетка Дэвида. Она покончила с собой, спрыгнув с моста над водопадом, от которого город получил свое название. Арлин была просто раздавлена. Причем не только кончиной сестры, но и всем тем, что эту смерть сопровождало.
  
  Последние события катком прошлись по всей их семье. Пострадали и Харвуды, и муж Агнесс, но больше всех ее дочь Марла.
  
  В довершение всего случился пожар. Такое часто бывает, когда на плиту что-то ставят, а потом начисто забывают об этом.
  
  Кухню в доме родителей пришлось отстраивать заново. Вода тоже нанесла немалый ущерб, особенно в подвале. Хорошо еще, что дом не сгорел полностью. Слабое, но все-таки утешение. Где-то через месяц Дон с Арлин смогут вернуться домой.
  
  Теперь, когда все они жили вместе, жизнь потихоньку налаживалась. После пожара Дэвид, который наконец нашел работу и мог позволить себе собственное жилье, снял дом по соседству с родительским.
  
  Он лег спать час назад, в половине одиннадцатого. Сегодня оказался трудный день. Работать на Рэндалла Финли, помогая такому ослу вернуться в политику, было не самым приятным занятием. Но это давало возможность оплачивать счета и частично вернуть самоуважение, потерянное после закрытия местной газеты «Стандард», где он писал статьи.
  
  Сейчас Дэвид оказался между молотом и наковальней, хотя как бывший журналист питал отвращение ко всякого рода словесным клише. Работать на такого типа, как Финли, значило пойти на сделку с совестью. Но ведь надо же было обеспечивать сына.
  
  Отключив звонок, Дэвид оставил вибросигнал, который и заставил его проснуться. Открыв глаза, он перевернулся в кровати и схватил трубку. Экран горел так ярко, что резало глаза, однако Дэвид сразу рассмотрел имя звонившего.
  
  – Господи Иисусе, – пробормотал он.
  
  Приподнявшись на локте, Дэвид приложил трубку к уху.
  
  – Слушаю.
  
  – Ты уже спишь?
  
  Дэвид взглянул на радиочасы. 11.35.
  
  – Естественно. Уже почти двенадцать.
  
  – Вставай и одевайся. Есть работа.
  
  – Поговорим завтра утром.
  
  – Дэвид! Это серьезно. Давай поторопись. Ты что, ничего не знаешь?
  
  – О чем? Рэнди, я уже час как сплю. Что, черт побери, у тебя стряслось?
  
  – Разве ты никогда не работал в газете? Вокруг черт знает что происходит, а ты и в ус не дуешь.
  
  – Так расскажи мне.
  
  – Ты знаешь открытый кинотеатр «Созвездие»?
  
  Дэвид свесил ноги с кровати и включил лампу.
  
  – Ну, да.
  
  – Он только что взлетел на воздух.
  
  – Что?
  
  – Я должен быть там. Помогать людям, поддерживать их. – Бывший мэр Промис-Фоллса сделал паузу. – Чтобы меня видели и снимали.
  
  – Да что там случилось-то?
  
  – Свалился чертов экран. Прямо на машины. Есть убитые. Ты уже натянул штаны?
  
  В крови Дэвида еще не перебродила журналистская закваска. Он почувствовал, как в нем заиграл адреналин. Хотелось немедленно бежать на место происшествия, говорить с людьми, фиксировать происходящее.
  
  Какая досада, что он больше не может писать. Вместо этого должен превращать человеческую трагедию в рекламное шоу для Рэндалла Финли.
  
  – Это нехорошо, – сказал Дэвид.
  
  – Ты о чем?
  
  – Снимать тебя там.
  
  – А я и не прошу ходить за мной по пятам, щелкая камерой. Ты будешь делать свое дело незаметно. Мне ли учить тебя, как работать? Ты держишься в стороне. Я помогаю людям и даже не подозреваю, что ты здесь. Как там у вас это называется? Спонтанные снимки? Мы просто используем их потом. Сейчас разговор не об этом. А тебе не кажется, что я на самом деле хочу помочь?
  
  Не кажется.
  
  Финли не стал дожидаться ответа.
  
  – Через три минуты жду тебя у твоего дома.
  
  И дал отбой.
  
  Дэвид натянул джинсы и майку и, не надевая носков, сунул ноги в кроссовки. Потом заскочил в кабинет, чтобы взять камеру. Можно, конечно, снимать и на смартфон, но ситуация требует чего-то посолидней.
  
  Он старался не шуметь, но все равно разбудил родителей. Дверь в их спальню открылась, и на пороге возникла его мать в ночной пижаме.
  
  – Что происходит?
  
  – Я убегаю. Когда вернусь, не знаю. Если к утру не появлюсь, отведи Этана в школу.
  
  Из глубины спальни послышался голос отца:
  
  – Куда ты?
  
  – На работу.
  
  – Финли заставляет тебя работать ночью? – недовольно спросила мать.
  
  – Он что, на часы не смотрит? Полночь уже, – громогласно возмутился отец.
  
  – Не разбуди Этана, – остановил его Дэвид.
  
  – Почему этот человек вызывает тебя ночью? – продолжала ворчать Арлин Харвуд. – Возмутительно. Разве он не понимает, что у тебя сын, который требует внимания…
  
  – Мама, прекрати. Вернусь, когда смогу.
  
  Когда Дэвид жил у родителей, он спал и видел, как бы поскорей от них уехать. Теперь у него собственный дом, но ничего не изменилось. Они обращаются с ним как с подростком.
  
  Сбежав по лестнице, Дэвид бросил взгляд в зеркало. Взлохмаченные волосы торчали, как у пугала.
  
  «Линкольн» Финли уже стоял напротив дома. Заперев за собой дверь, Дэвид побежал к машине.
  
  Финли опустил стекло.
  
  – Быстрей, быстрей! – скомандовал он.
  
  Дэвид сел на переднее сиденье. Кожаная обивка была прохладной, ночной воздух холодил голые лодыжки.
  
  Финли посмотрел на его волосы.
  
  – Даже причесаться не успел?
  
  – Ладно, поехали.
  
  – Ты взял с собой приличную камеру? Мне не нужны хреновые снимки с телефона. Такую возможность профукать нельзя.
  
  Дэвид смотрел прямо перед собой, не имея сил взглянуть на этого человека.
  
  – Ну, поехали же.
  
  – Теперь мне видно, от тебя толку мало. Хотя рассчитывал, что ты будешь держать меня в курсе. Хорошо, я не спал и услышал сирены.
  
  – Но ведь ты живешь далеко от «Созвездия», – заметил Дэвид, взглянув наконец на бывшего мэра.
  
  – У меня везде глаза и уши, – сообщил тот. – Кстати, в багажнике целый ящик магнитов для холодильника с лозунгом «Финли в мэры!». Но, наверно, не стоит раздавать их на месте катастрофы? Вроде неловко.
  
  – Ты так считаешь? – бросил Дэвид, не в первый раз задаваясь вопросом, как он мог так низко пасть.
  Глава 7
  
  Это было самое страшное из того, что детектив Барри Дакуорт видел за двадцать лет службы в полиции.
  
  Он приехал в кинотеатр в 11.49 вечера, и в 12.31 общая картина была ясна.
  
  Экран упал в одиннадцать двадцать. Он рухнул на парковочную площадку, раздавив две машины. Остальные были лишь повреждены падающими обломками. Могло быть гораздо хуже.
  
  Задние номера сплющенных машин сохранились, и определить, кому они принадлежали, не составило труда. Первая, старая модель «ягуара», была зарегистрирована на некоего Адама Чалмерса, проживавшего на Риджвуд-драйв. Пожарные частично разобрали завал, и жертвы были хорошо видны. Мужчина и женщина.
  
  Видимо, сам Чалмерс и его жена.
  
  Вторая машина, открытый «мустанг-2006», была зарегистрирована на Флойда и Ронду Грэвел, проживавших на Кэнтербери-стрит. Один из пожарных сообщил Дакуорту, что в машине находятся два подростка. Парень и девушка лет шестнадцати.
  
  Оба мертвы. С разбитыми головами.
  
  Были еще пострадавшие. Бад Хиллер, сорока двух лет, сидевший в машине с тремя детьми восьми, одиннадцати и тринадцати лет, держал руки на руле своего универсала «таурус», когда обломком экрана, пробившим стекло, ему оторвало два пальца. Долорес Уитни, тридцати семи лет, которая в первый раз – и, несомненно, в последний – привезла в открытый кинотеатр свою восьмилетнюю дочь Хлою, получила перелом четырех ребер, когда переднее стекло пробил большой кусок дерева.
  
  Но по сравнению с теми, кто оказался в переднем ряду, эти люди дешево отделались.
  
  Вскоре после Дакуорта на место происшествия приехал Ангус Карлсон, которого из полицейского недавно произвели в следователи, поскольку в них наметился дефицит. Дакуорт еще не составил о нем определенного мнения. Временами этот парень казался ему просто неопытным сопляком.
  
  Увидев Дакуорта, он немедленно направился к нему, бегло осмотрел площадку и спросил:
  
  – А какое кино показывали? О катастрофе, коматозниках, удаче, Чаке?
  
  Дакуорт дал ему адреса погибших.
  
  – Отправляйся туда и выясни, кто эти люди. И постарайся обойтись без зубоскальства.
  
  – Я просто пытался разрядить обстановку, – нахмурился Карлсон.
  
  – Иди.
  
  Над Лайонелом Грейсоном, владельцем и управляющим кинотеатра, хлопотала медсестра. У него были все признаки шока – чуть раньше он чуть не потерял сознание.
  
  – Мистер Грейсон, я должен задать вам несколько вопросов, – обратился к нему Дакуорт.
  
  Мужчина посмотрел на него отсутствующим взглядом.
  
  – Это был наш последний сеанс.
  
  – Да, понимаю.
  
  – Мы хотели устроить прощальный вечер. Чтобы люди помнили, как хорошо они проводили здесь время…
  
  Он отвел взгляд. На его щеках Дакуорт заметил следы от слез.
  
  – Сколько? – спросил Грейсон.
  
  – Это вы о чем?
  
  – Сколько погибших?
  
  – Уже нашли четверых. Пока не разберут завалы, точно сказать нельзя. Раздавлены две машины, но, возможно, кто-то ходил по площадке. Как, по-вашему, почему это произошло?
  
  – Это Марсден. Он скоро приедет. Я ему позвонил.
  
  – Кто такой Марсден?
  
  – Клиффорд Марсден. Владелец компании, занимающейся сносом.
  
  – Вы хотите сказать, это он взорвал экран?
  
  – Кто же еще. Он просто перепутал дату, или таймер неправильно поставил, или еще чего-нибудь недоглядел.
  
  – Вы пригласили его, чтобы демонтировать экран?
  
  Грейсон кивнул.
  
  – Когда это должно было произойти?
  
  – На следующей неделе. Ровно через семь дней. Мне и в голову не могло прийти, что он так рано заложит взрывчатку. Получается просто кошмар. К чему это делать за неделю? Зачем так рисковать?
  
  – Мы зададим этот вопрос ему.
  
  – Он уже едет сюда. Я пытался ему звонить, но у меня так тряслись руки, что я не мог держать трубку. Кто-то помог мне набрать номер. Он приедет. Пусть только появится. Уж я с ним разберусь…
  
  – Почему такая спешка с демонтажом?
  
  – Так предусмотрено договором.
  
  – Каким договором?
  
  – О продаже. С компанией «Манчини Хоумс».
  
  – Участок был продан?
  
  Грейсон кивнул.
  
  – Продажа состоится через месяц. За это время я должен очистить площадку, снести экран, все постройки и забор. Таким было одно из условий договора.
  
  – И что будет с этой землей?
  
  – Наверно, пойдет под застройку. Не знаю. Меня это не волнует. Я свои три миллиона получил. И хотел переехать во Флориду. С женой. Чтобы жить там в свое удовольствие. Но теперь… как я… все это ужасно.
  
  Дакуорт положил ему руку на плечо.
  
  – Мы выясним, что произошло. Держитесь, не раскисайте.
  
  Он вдруг заметил, как у забора остановился большой автомобиль, пробившийся через скопище пожарных машин и карет «Скорой помощи». Поначалу Дакуорт подумал, что это Клиффорд Марсден, но когда водитель открыл дверь, он понял, что ошибся.
  
  Рэндалл Финли.
  
  Вместе с ним из машины вылезла еще одна знакомая личность.
  
  Дэвид Харвуд. Бывший репортер, а теперь помощник бывшего мэра. С камерой в руках.
  
  Финли сразу же высмотрел интересный объект. Черный внедорожник, засыпанный пылью и мелкими обломками экрана. Задняя дверь была открыта, на краю, болтая ногами, сидели две девочки не старше десяти лет, над которыми склонилась мать. Одна из девочек громко плакала, и женщина пыталась ее успокоить.
  
  – Извините, Грейсон, я сейчас вернусь, – сказал Дакуорт.
  
  Финли резво устремился к внедорожнику, но, подходя к машине, сбавил шаг.
  
  – Как дела, девочки? – бодро спросил он.
  
  Женщина оглянулась.
  
  – Простите?
  
  – Я просто хотел убедиться, что у вас все в порядке, – приторно сладко произнес он. – Это ваши дочки?
  
  – Это Кейли, моя племянница, – пояснила женщина, показывая на плачущую девчушку. – А с ней ее подружка Алиса. Вы из полиции?
  
  – Нет, мое имя Рэндалл Финли. А вас как зовут?
  
  Женщина чуть прищурила глаза.
  
  – Патрисия. Патрисия Гендерсон.
  
  – Будем знакомы, Патрисия. Привет, Кейли и Алиса. Вы не пострадали? Может быть, вам нужна медицинская помощь?
  
  – Мы… в порядке. Только в шоке. На нашу машину упали обломки, и девочки… да не только девочки, и я тоже… мы все сильно испугались.
  
  – Могу себе представить.
  
  – А вы из полиции? – снова спросила Патрисия.
  
  Финли покачал головой.
  
  – Нет. Как я уже сказал, мое имя Рэндалл Финли. Являюсь жителем этого города и приехал посмотреть, не нужна ли моя помощь.
  
  – Вы, кажется, были нашим мэром?
  
  – Это было давно, – пожал плечами Финли.
  
  – А почему этот человек фотографирует?
  
  Финли бросил взгляд через плечо.
  
  – Не знаю. Вероятно, газетчик или полицейский фотограф. Делает свою работу. Не обращайте внимания. Может быть, вам что-то принести? Вы пить хотите? У меня в багажнике бутылки с водой моей компании. Хотите, я позвоню вашей семье?
  
  – Я не замужем. Мне надо выяснить, как получить страховку, поэтому я и осталась. Хотя девочек надо поскорей отвезти домой, здесь такой ужас.
  
  Сочувственно кивнув, Финли подошел поближе и, наклонившись к девочкам, ослепительно улыбнулся, чтобы Дэвид мог сделать эффектный снимок.
  
  – Может быть, девочек заберут родители, тогда вы сможете остаться здесь. Хотите, я им позвоню?
  
  – Рэнди!
  
  Финли круто обернулся.
  
  – Привет, Барри. Ну, и кошмар. Вы что-нибудь уже выяснили?
  
  – Что ты тут делаешь? – спросил Дакуорт, подходя к нему.
  
  – Оказываю моральную поддержку. Вношу свою лепту в общее дело.
  
  – А этот что тут крутится? – поинтересовался Дакуорт, указывая на Дэвида. – Кого он поддерживает?
  
  – Он?
  
  – Почему здесь снимает?
  
  – Наверно, опять работает в газете.
  
  – Он работает на тебя.
  
  – Не отрицаю, но если мистер Харвуд хочет продать пару снимков в газеты, почему я должен ему мешать?
  
  – В чем дело? – спросила Патрисия.
  
  Обернувшись, Финли наградил ее обворожительной улыбкой.
  
  – Мы с инспектором обсуждаем, как вам помочь в этой трагической ситуации. Я освобожусь буквально через минуту.
  
  – Мне не нужна ваша помощь, – отрезала женщина.
  
  – Тогда почему вы отнимаете у меня время? – отрывисто бросил Финли и так быстро отвернулся, что не успел увидеть, как у женщины отвисла челюсть.
  
  – Пойдем поговорим, – предложил он детективу, стараясь увести его в сторону.
  
  Но тот не двинулся с места.
  
  – Рэнди, у меня здесь убитые и раненые, а ты только путаешься под ногами. Давай проваливай отсюда.
  
  – Успокойся, Барри. Я просто делаю свою работу, так же как и ты.
  
  – Не заставляй меня просить дважды, иначе тебя уведут отсюда в наручниках.
  
  Финли встретился с детективом взглядом.
  
  – Меня лучше держать в друзьях, чем во врагах, – процедил он.
  
  – А мне кажется, тебе место на пачке молока, – ответил Дакуорт, продолжая смотреть на Финли в упор.
  
  Тот не выдержал и отвел взгляд.
  
  – Дэвид! – позвал он достаточно громко, чтобы могли слышать окружающие. – Мы вовсе не хотим путаться под ногами, правда? Детектив Дакуорт, я благодарен вам за поддержку. Да благословит Господь вас и все экстренные службы нашего города. Не представляю, что бы мы делали без вашего участия!
  
  С этими словами он устремился к «линкольну», прихватив с собой Дэвида. Дакуорт пронаблюдал, как они залезли в машину и уехали.
  
  – Чертов сукин сын!
  
  Дакуорт обернулся. Лайонел Грейсон вцепился в какого-то мужчину и, повалив его на землю, стал бить по лицу.
  
  Видимо, приехал демонтажник. Быстро подбежав, Дакуорт схватил Грейсона за плечи и оттащил его от мужчины.
  
  – Сукин сын! Тупой ублюдок! Сволочь!
  
  – Я здесь ни при чем! – завопил мужчина, с трудом поднимаясь с земли. – Послушай! Да говорю тебе…
  
  – Прекратите! – рявкнул Дакуорт на Грейсона.
  
  Он оттер его к машине «Скорой помощи» и, встав между мужчинами, спросил:
  
  – Вы Марсден?
  
  Мужчина стоял, стряхивая с себя пыль.
  
  – Да.
  
  – Это вас нанял мистер Грейсон для демонтажа экрана?
  
  Марсден, отдуваясь, кивнул:
  
  – Экрана и всего прочего.
  
  – Вы, кажется, немного поторопились?
  
  – Я же пытался ему втолковать, – сказал Марсден, указывая пальцем на Грейсона.
  
  – Что именно?
  
  – К работам мы еще не приступали. Единственно, что пока сделали, – это подписали контракт. Мои ребята должны были приехать только через несколько дней. И мы не собирались устраивать здесь фейерверк.
  Глава 8
  Кэл
  
  Я узнал про это на следующее утро из новостей Си-эн-эн. Переключив на «Тудэй», я увидел, что и там показывают то же самое. Все утренние программы сфокусировали свое внимание на Промис-Фоллсе. Мы стали знамениты. Вчера, стоя на крыльце у сестры, я видел, как едут пожарные машины и «неотложки», но решил, что это какая-то крупная дорожная авария. Но дело оказалось серьезнее. Попрощавшись с Селестой и Дуэйном, я пошел домой.
  
  Проснулся я около шести, но валялся в постели еще часа два. Вставать было рано, день не сулил ничего утешительного. Гудящая голова заставила меня сбросить одеяло и прошлепать босиком в кухонный закуток – настоящей кухни в моей квартирке не было, холодильник, плита и раковина ютились в углу комнаты. Я засыпал кофе в машину, включил маленький телевизор, стоявший за кушеткой, создав тем самым звуковой фон, и уже собирался идти в душ, как вдруг услышал название нашего города.
  
  Встав рядом с кушеткой, я уставился в телевизор. Когда звякнула кофемашина, налил себе чашку и стал смотреть дальше.
  
  Господи.
  
  Четверо погибших. Немолодая супружеская пара, Адам и Мириам Чалмерс, сидевшие в своем старом «ягуаре», когда их расплющило упавшим экраном. Парнишка семнадцати лет, который на родительском «мустанге» привез в кино свою подружку. Их имена не упоминались.
  
  На экране мой старый приятель Барри Дакуорт давал интервью телевизионщикам, слетевшимся из Олбани и со всей округи.
  
  – Это террористический акт? – крикнул кто-то из них.
  
  Барри посмотрел на него с каменным лицом.
  
  – Нам предстоит долгое расследование. Пока ничто не указывает на возможность терроризма.
  
  – Но ведь там была бомба? Экран же не мог упасть просто так. Слышали сильный взрыв.
  
  – Как я уже сказал, мы находимся только в начале расследования.
  
  Многие из тех, кто приехал в «Созвездие» на прощальный сеанс, снимали видео на телефоны и рассылали их куда только можно. Кто-то заснял экран перед тем, как он рухнул со всем, что на нем происходило, – какие-то грузовики, превращающиеся в роботов.
  
  Теперь я понял, куда неслись машины «Скорой помощи», когда мы с Дуэйном стояли на крыльце. А тогда я подумал, что они едут на обводное шоссе, где попала в аварию машина мэра. Мне и в голову не могло прийти ничего подобного.
  
  Постояв у телевизора с полчаса, я отправился в душ, а когда вышел, там говорили все о том же. Мэтт Лойер беседовал с женщиной, приехавшей в кинотеатр с дочкой и ее подружкой. Покончив с ними, он переключился на следующего персонажа.
  
  – Это Рэндалл Финли, бывший мэр Промис-Фоллса. Мистер Финли, вы приехали на место происшествия одним из первых. Что вы там увидели?
  
  – Бедлам, Мэтт. Настоящий бедлам. Прямо как на поле сражения.
  
  И этот туда же. Любую катастрофу почему-то всегда сравнивают с войной. Причем те, кто там сроду не был.
  
  – Я сразу же примчался, чтобы оказать людям помощь. Для нашего города это ужасная трагедия, и я собираюсь основать фонд поддержки семей, пострадавших в катастрофе. Те, кто захочет сделать пожертвования, могут заходить на мой сайт в Интернете.
  
  Сегодня у меня была стирка. Вернувшись в спальню, я собрал разбросанные трусы, носки и засунул их в пакет. В другой пакет сложил рубашки, чтобы занести их по дороге в химчистку. Стиральной машины у меня не было, так что приходилось раз в неделю ходить в прачечную самообслуживания в нескольких кварталах от моего дома.
  
  Я побрился, оделся и, стоя перед раковиной, съел пару тостов с клубничным вареньем. Обмыв тарелку, оставил ее в раковине. В моих апартаментах не было посудомоечной машины, и ее роль выполнял я сам.
  
  Набив карманы четвертаками, я перекинул пакеты через плечо и вышел из дома.
  
  Мое жилище располагалось в центре города, прямо над книжным магазинчиком, что давало ряд преимуществ. Ведь я мог свалять дурака и снять квартиру над ночным баром со всеми вытекающими последствиями: шумными компаниями, пьяными драками, запахами подгорелой еды и придурками, блюющими и справляющими нужду под окнами.
  
  А здесь я порой наслаждался оперной музыкой, звуки которой разносились по вентиляционным ходам. Наман Сафар, владелец книжной лавки, являлся поклонником оперного искусства. Я-то им не был и поэтому никогда не мог сказать, чем потчуют меня в данный момент – Оффенбахом или Беллини. По моему представлению, вся музыка подразделялась на две категории: занудная и не очень. К счастью, музыка, которую слушал Наман, была не настолько занудной, чтобы я стал протестовать. В конце концов, он был моим квартирным хозяином, и с ним не стоило портить отношения, особенно когда засорялся туалет или в комнате начинали скрестись мыши.
  
  Входная дверь в мою квартиру, на которой висела крохотная табличка «Кэл Уивер, частный детектив», находилась рядом с входом в книжную лавку Намана. Владелец обычно появлялся там, когда я выходил из дома. Вывеска в его витрине гласила, что магазин открывается в десять, но это было весьма приблизительно. Иногда он и вправду приходил вовремя, но обычно не начинал работу раньше половины одиннадцатого. Сегодня как раз был такой день. Его посетители не возражали: будучи людьми благоразумными, они являлись после одиннадцати. К тому же Наман часто задерживается в магазине допоздна.
  
  – Дома все равно делать нечего, – как-то раз сказал он мне. Наман никогда не был женат и не имел детей. – Я там с тоски помираю.
  
  Семья Намана переехала в Америку из Египта, когда ему было девять. В колледже он специализировался по английской литературе и двадцать лет преподавал ее в средней школе. В конце концов детки его достали. То ли с возрастом он стал менее терпимым, то ли испортились ученики. Так или иначе, он покончил с преподаванием и открыл книжный магазин, что при его любви к литературе было вполне логично.
  
  – Ты слышал? – спросил он, увидев меня.
  
  – Слышал.
  
  – Какой кошмар! Говорят, это был террористический акт.
  
  – Пока еще рано утверждать.
  
  – Да, да, согласен. Но это первое, о чем думают люди в наше время. Эта страна полна параноиков. Каждый старается что-нибудь отчебучить.
  
  Я не был готов открывать дискуссию об американских нравах.
  
  – У тебя сегодня стирка? – поинтересовался Наман.
  
  – Да, бегу в прачечную. Увидимся позже.
  
  Прачечная самообслуживания находилась в пяти кварталах от моего дома. По дороге я заскочил в химчистку и оставил там рубашки. В прачечной было немноголюдно. Утром там всегда имелись свободные машины.
  
  Прачечной заведовала Саманта Уортингтон, или просто Сэмми, которая вытирала пролившийся мыльный раствор.
  
  – Привет, Сэмми! – поздоровался я.
  
  Она молча кивнула головой. Эта женщина была не слишком разговорчива.
  
  У нее был сын Карл, который обычно вертелся здесь после школы. Больше я о ней ничего не знал. Она выглядела довольно привлекательной, но в ней сквозила какая-то ожесточенность. Жизнь изрядно потрепала ее. На вид Сэмми было лет тридцать пять, но я мог поклясться, что ей еще нет и тридцати.
  
  – Как дела? – спросил я.
  
  – Нормально. Слышал про кинотеатр?
  
  – Это ужасно.
  
  На этом наше общение закончилось. Взяв кожаный мешочек, Сэмми стала ссыпать туда четвертаки из стиральных машин. Набив его доверху, она затянула верх шнурком и отправилась в подсобку подсчитывать прибыль.
  
  Засунув свои тряпки в две машины, я загрузил туда же стиральный порошок и средство для смягчения белья и закрыл крышки. Потом вытащил из кармана четвертаки и покидал их в прорези.
  
  С собой я всегда приносил какую-нибудь книгу из лавки Намана. На этот раз это был роман Филиппа Рота. С этим автором я познакомился совсем недавно, прочитав «Заговор против Америки». А сегодня решил почитать «Немезиду», повесть об эпидемии полиомиелита в Ньюарке, случившейся в 40-х годах. Мне казалось, что, читая о людях, которым было еще хуже, чем мне, я смогу трезво взглянуть на вещи.
  
  «Нет, не смей так думать», – приказал я себе. Никакой жалости к собственной персоне. Вспомни, что ты сказал Селесте. Надо смотреть вперед, а не назад. Какой смысл переживать о том, чего уже не вернешь?
  
  Присев на лавочку, откуда были видны мои машины, я открыл заложенную страницу.
  
  Прочитав пару страниц, я услышал:
  
  – Ну, и как тебе?
  
  Оторвав глаза от книги, я увидел Сэмми.
  
  – Мне нравится.
  
  – Некоторые считают его женоненавистником, но я так не думаю, – заявила Сэмми. – Ты читал «Запятнанную репутацию»?
  
  Я покачал головой.
  
  – Это о профессоре колледжа, у которого роман с уборщицей. Два чернокожих студента обвиняют его в расизме, но никто не подозревает, что… ой, не буду рассказывать, раз ты еще не читал.
  
  – Ладно, может, когда-нибудь и одолею. – Я изобразил на лице улыбку. – Вообще-то мне удалось прочесть только пару его книг. А ты?
  
  – Почти все. Та, которая о бейсболе, мне вообще не понравилась. А сатира на Уотергейт меня не колышет.
  
  Сэмми чуть запрокинула голову, словно оценивая меня взглядом.
  
  – Ты считаешь, что женщина, работающая в прачечной, в принципе не может читать?
  
  – Я так не думаю.
  
  – Или читает всякое фуфло типа «Пятидесяти оттенков»?
  
  – Я вообще не думал о твоих литературных вкусах. Но спасибо за совет. Ты сказала «Запятнанная репутация»?
  
  – Да, – улыбнулась Сэмми. – Извини, что морочу тебе голову.
  
  – Все о’кей.
  
  В прачечную явился новый клиент. Это был высокий смуглый мужчина с черными сальными волосами и заросшей щетиной физиономией, в джинсах и джинсовой куртке. Я заметил, что белья при нем не было. Какой-то праздношатающийся тип.
  
  – Извини, – бросила Сэмми, направляясь к двери.
  
  – Убирайся отсюда, Эд, – сказала она мужчине.
  
  Тот с невинным видом развел руками.
  
  – Да я просто зашел поздороваться.
  
  – Я сказала, убирайся.
  
  – А постирать бельишко я разве не могу?
  
  – Где оно?
  
  – Что?
  
  – Твое поганое белье. Забыл дома?
  
  Эд ухмыльнулся.
  
  – Выходит, что так. – Самодовольная ухмылка стала еще шире. – Родители Брэндона передают тебе привет.
  
  – Скажи этим придуркам и Брэндону тоже, что они могут поцеловать меня в зад.
  
  – А мне можно? Я бы не отказался.
  
  Я отложил книгу.
  
  – Они обратились к юристам, но я и без них тебе скажу: Карл должен жить дома.
  
  – Он и так живет дома. Если он со мной, значит, дома.
  
  – Насколько мне известно, этот дом для него не подходит, Саманта. Там неподходящая обстановка.
  
  – По-твоему, Карлу будет лучше с отцом? Чтобы он торчал в мастерской, клепая номерные знаки? И его выгуливали на дворе, как собаку? На что ему такой папаша?
  
  – Ты ведешь себя как последняя дура. Будешь упираться – родители Брэндона ни перед чем не остановятся. А сейчас они ведут себя честно, всего лишь обратились к юристам. Хочешь, чтобы тебя по-настоящему прижали?
  
  – Какие-то проблемы? – спросил я, подходя к Сэмми.
  
  Встав чуть позади ее, я миролюбиво сложил руки за спиной. Услышав мой голос, Сэмми оглянулась, а Эд чуть прищурил глаза.
  
  – Сейчас будут, – ответил он. – Мы тут с леди беседуем. А тебе, парень, пора засунуть свои штаны в сушилку.
  
  – Этот человек тебе угрожает? – спросил я у Сэмми.
  
  – Все в порядке. Эд сейчас уйдет.
  
  – Это правда, Эд?
  
  Он посмотрел на Сэмми.
  
  – С этим ты тоже трахаешься?
  
  Сэмми открыла рот, но ничего не произнесла.
  
  – Не стоит так говорить с дамой, – предупредил я его.
  
  – Не понял?
  
  – Извинитесь.
  
  – Чего?
  
  – Через квартал отсюда есть клиника. Можете проверить там уши, раз у вас так плохо со слухом.
  
  Эд встал в боевую стойку. Отвел назад правую руку, а левую ногу выставил вперед. Когда он замахнулся, я сыпанул ему в лицо стиральным порошком, который держал за спиной.
  
  – Черт! – заорал он, прижимая руки к глазам.
  
  И тогда я ткнул кулаком в его объемистый живот. Ощущение было такое, что я ударил гигантский пончик «Пиллсберри» или шиночеловека с рекламы «Мишлен».
  
  Впрочем, это неважно.
  
  А важно было то, что Эд, как подкошенный, рухнул на пол и лежал там, судорожно ловя ртом воздух и по-прежнему ничего не видя.
  
  Меня так и подмывало пнуть его еще пару раз, но тут раздался сигнал, что мне пришла эсэмэска. Достав телефон, я взглянул на экран: Люси Брайтон. Сообщение гласило: «Пожалуйста, позвоните. Это срочно».
  
  – Не двигайся, а то добавлю смягчитель для ткани.
  
  Эд молча тер руками глаза.
  
  Я набрал номер Люси Брайтон.
  
  – О, Кэл, спасибо, – услышал я неуверенный голос. – Вы меня помните?
  
  – Конечно.
  
  Мы познакомились, когда я расследовал конфликт отдела среднего образования с одним из учеников. Бывшая учительница и консультант, она работала там администратором.
  
  – Что случилось? Опять школьный скандал?
  
  – Нет, на этот раз дело касается меня.
  
  – Вы хотели бы встретиться? – спросил я, наблюдая, как Эд вытряхивает стиральный порошок из глаз.
  
  Женщина ответила не сразу. Чувствовалось, что она растеряна.
  
  – Мне кажется, что-то случилось в доме моих родителей, то есть отца и его жены. – Она замолчала, собираясь с мыслями. – Точнее, его третьей жены. Такое впечатление, у них в доме что-то искали, но я не уверена. Похоже, там побывали. Это трудно объяснить.
  
  – А почему этим занимаетесь вы, а не ваш отец с женой?
  
  – Потому что они погибли. Вчера вечером. В том кинотеатре. Машину отца раздавило.
  Глава 9
  
  – Ты какой-то пришибленный, – заметила Арлин Харвуд.
  
  – Просто не выспался, – ответил ее сын Дэвид.
  
  Они сидели на кухне его дома. Этан, девятилетний сын Дэвида, уже отправился в школу, а его отец Дон пошел посмотреть, как обстоят дела с ремонтом сгоревшей кухни. Арлин собиралась отправиться туда же.
  
  – Конечно, насмотрелся там на все эти ужасы, – вздохнула она.
  
  – Какие именно?
  
  Ясное дело, самым страшным было то, что случилось с людьми, раздавленными упавшим экраном. Но кривляние его нового босса было не менее ужасным. У Финли напрочь отсутствовало понятие о приличии. Он не умел себя вести.
  
  Другими словами, он был абсолютно бесстыден.
  
  По крайней мере, у него хватило ума убраться, пока Дакуорт не надел на него наручники. Там у всех были телефоны, и такую сцену наверняка засняли бы. В результате этому ослу еще повезло.
  
  Надо бы с ним поговорить, убедить этого невежду, что все его попытки улучшить свой имидж могут иметь обратный эффект. Проблема была в том, что Финли не очень-то прислушивался к чужим советам. Он шел напролом, следуя лишь внутреннему голосу, который нашептывал ему всякий вздор. Может быть, поговорить с его женой Джейн? Финли никогда не упоминал о ней и игнорировал все попытки вовлечь ее в дискуссию. Возможно, Джейн Финли сумеет уговорить супруга, чтобы тот немного притормозил. Хотя вряд ли, ведь за всю их супружескую жизнь этого так и не произошло.
  
  – Что значит «какие именно»? – удивилась Арлин.
  
  – Ничего, – ответил Дэвид, уткнувшись в ноутбук, где он искал новые подробности катастрофы. – Там все было ужасно. Я в жизни не видел ничего подобного.
  
  – В последнее время у людей столько горя, – вздохнула Арлин, наливая себе кофе.
  
  Дэвид сразу понял, что она имеет в виду свою сестру, а вовсе не происшествие в кинотеатре. Агнесс была не первой, кто бросился с моста в Промис-Фоллсе, и, вероятно, не последней, однако ее самоубийство наделало много шума. Она была главным врачом больницы, а значит, принадлежала к сливкам местного общества. Однако, когда выяснилось, что она обманула собственную дочь, сказав, что ее новорожденный ребенок умер, ее сочли монстром.
  
  Этот вердикт беспокоил Арлин не меньше, чем самоубийство сестры. Незадолго до кончины Агнесс она и сама обозвала ее монстром.
  
  Однако позже Арлин попыталась понять сестру и выяснить, что же заставило ее утопиться.
  
  «Не такая уж она и злодейка», – повторяла она, стараясь убедить прежде всего себя. В отличие от матери Дэвид не слишком горевал о смерти тетки. Гораздо больше его занимала вчерашняя катастрофа, собственная работа и еще одно обстоятельство – Сэмми Уортингтон.
  
  Он уже много раз пытался объяснить, что не предавал ее, во всяком случае, намеренно. Кто-то сфотографировал их через окно кухни, когда они с Сэмми занимались сексом, и теперь эти картинки служили против нее уликами, подтверждая, что она плохая мать.
  
  Дэвид очень переживал по этому поводу.
  
  Он несколько раз пытался ей позвонить, оставлял сообщения на телефоне. Даже рискнул зайти к ней, но лишь напоролся на дуло дробовика. Причем Сэмми пообещала, что, если он сунется к ней еще раз, она спустит курок.
  
  В конце концов Дэвид решил зайти к ней на работу. Не будет же она стрелять в него в прачечной?
  
  Вообще-то всеми этими драмами он уже сыт по горло. Нахлебался сполна со своей покойной женой Джен. Да еще эта история с Марлой и ее ребенком… Работать с Финли тоже не сахар. Бесконечные стрессы, к которым Дэвид не привык. Он же не военный корреспондент. Не Вудворт и не Бернстайн. Всего лишь бывший репортер местной газеты.
  
  – Полный улет, – вздохнул он.
  
  – Это ты о чем? – не поняла его мать.
  
  – Ни о чем.
  
  – Ты не разговаривал с отцом? – поинтересовалась Арлин.
  
  – Я каждый день с ним общаюсь. Мы же живем под одной крышей, мама.
  
  Дэвид тут же пожалел о своих словах.
  
  – Не волнуйся, мы скоро уедем, – поджала губы мать. – Потерпи еще несколько недель, и мы избавим тебя от нашего присутствия. Твой отец говорит, что работа подвигается очень быстро. Они уже опередили график. – Арлин сделала паузу. – К счастью для тебя.
  
  – Извини. Я ничего такого не хотел сказать. Да, у меня была беседа с отцом. А в чем дело?
  
  – Я не имею в виду обычную болтовню. А серьезно вы не говорили?
  
  – Говорили. Когда я советовался с ним по поводу работы у Финли. Мы тогда очень душевно побеседовали. И папа сказал, что мне надо соглашаться.
  
  – Значит, это отец виноват, что ты связался с подобным типом?
  
  – Я этого не сказал. Это мое собственное решение. Мне была нужна работа. А почему ты спросила про отца? Тебя что-то беспокоит?
  
  – У него что-то на уме. Ты должен с ним поговорить.
  
  – С ним все в порядке? Сердце не пошаливает?
  
  Арлин покачала головой.
  
  – Сердце у него отличное. – Мать махнула рукой. – Ладно, оставим это.
  
  Дэвид хотел продолжить разговор, но тут завибрировал мобильник, лежавший на столе рядом с ноутбуком. Дэвид взглянул на экран.
  
  – Блин!
  
  В другое время мать отчитала бы его за столь вульгарное выражение, но сегодня она промолчала.
  
  – Это он? – спросила она.
  
  Кивнув, Дэвид поднес трубку к уху.
  
  – Слушаю.
  
  – Это гениально! – послышался голос Финли. – Ты просто гений!
  
  – Извини, Рэнди, ты о чем?
  
  – О твоей идее создать этот фонд! Для помощи жертвам катастрофы! Они моментально заглотили наживку! Я был на этой чертовой программе «Сегодня». В Олбани уже вцепились в эту идею и носятся с ней. – Рэндалл загоготал. – От тебя все-таки есть какой-то толк.
  
  – Рэнди, я…
  
  – Ладно, шучу. Я страшно рад, что нанял тебя. Очень мудрый шаг. Ты обладаешь безошибочным инстинктом.
  
  – Я позабочусь, чтобы в банке поскорее открыли счет. Я уже говорил с ними.
  
  – Отлично, отлично. Надо привлечь какую-нибудь крупную компанию, чтобы они раскошелились на кругленькую сумму. А мы сфотографируем, как они вручают мне чек. Давай, начинай обзвон. Знаешь что? Звякни Глории Фенуик. Она окучивает «Пять вершин». Спроси, не захотят ли ее боссы отвалить деньжат, чтобы их было чем помянуть на похоронах.
  
  «Господи, как же я себя ненавижу», – подумал Дэвид.
  
  – Я посмотрю, что можно сделать, – вслух произнес он.
  
  – Детали обсудим позже. Сегодня у меня деловая встреча.
  
  Дэвид слышал об этой встрече в первый раз, хотя знать распорядок дня шефа входило в его обязанности.
  
  – Какая встреча?
  
  – Я обедаю с Фрэнсисом. Вернее, с Фрэнком.
  
  – Каким Фрэнком?
  
  – С Фрэнком Манчини.
  
  Дэвид поставил палец на трекпад ноутбука и стал искать сообщение, которое попалось ему сегодня.
  
  И вот что он нашел:
  
  «Участок под открытым кинотеатром был недавно продан компании «Манчини Хоумс», скорее всего, под застройку, хотя официального подтверждения пока нет. Компания не отвечает на вопросы, касающиеся ее планов».
  
  – Эй, куда ты пропал? – окликнул Дэвида Финли.
  
  – Это владелец «Манчини Хоумс»? Застройщик?
  
  – Верно.
  
  – Тот, который купил землю под кинотеатром?
  
  – Да, – подтвердил Финли, слегка насторожившись.
  
  – Если вы будете обсуждать случившееся, я бы предпочел участвовать в разговоре. Мне нужно знать твою стратегию, Рэнди. Какую версию ты намерен продвигать?
  
  – Это не имеет никакого отношения к катастрофе, Дэвид.
  
  – Тогда почему ты так спешишь с ним встретиться?
  
  – Никуда я не спешу. Эта встреча была запланирована давно.
  
  – Давно?!
  
  – Не напрягайся. К тебе это не имеет никакого отношения. С тобой мы все обговорим потом. Еще раз спасибо за идею. Высший класс. Ты сделаешь из меня икону гуманитарной помощи. – Финли опять загоготал. – Когда-нибудь они поставят мне памятник, чтобы было куда гадить голубям.
  
  И, не дожидаясь новых вопросов, Финли повесил трубку.
  Глава 10
  
  – Ну, как поживаешь, Вик?
  
  Виктор Руни старался сидеть прямо. Он был утомлен и страдал от похмелья, но, поднявшись утром, сделал все возможное, чтобы выглядеть презентабельно, поскольку его ждало собеседование о приеме на работу. Человек, сидящий за столом напротив него, об этом пока не догадывался. Он думал, что Виктор зашел просто поболтать.
  
  – Вполне прилично, Стэн. В общем, неплохо.
  
  Стэн Малгрю, владелец компании «Малгрю и сын», производящей металлоизделия, и был этим самым сыном. Его отец Эдмунд Малгрю умер год назад, и компания перешла к Стэну, который предпочел не менять ее название. «Малгрю и сын» подразумевало преемственность поколений, хотя Стэн был отцом троих дочерей, которые не проявляли ни малейшего интереса к семейному бизнесу и не собирались делать карьеру на латунных фитингах.
  
  – Сколько же мы с тобой не виделись? Наверное, со школы? – спросил Стэн.
  
  – Похоже. А ты отлично выглядишь.
  
  – Спасибо.
  
  Стэн не стал возвращать комплимент, потому что Виктор все равно бы не поверил. Сам он выглядел далеко не лучшим образом. Худой, изможденный, под глазами синяки, плохо выбритая серая физиономия.
  
  – Хочу тебе сказать, – неуверенно начал Стэн. – Хотя прошло уже несколько лет…
  
  – Три, – уточнил Виктор.
  
  – Да, три, вау, я думал, что больше. Ну, все равно, мне ужасно жаль Оливию. Вы ведь собирались пожениться?
  
  Виктор кивнул:
  
  – Верно.
  
  Стэн сморщился:
  
  – Жуткое дело. Этого отморозка так и не поймали?
  
  – Нет.
  
  – А эта катастрофа в кинотеатре? Просто уму непостижимо. Говорят, там была бомба. Как тебе такое? Я слышал, что экран должны были демонтировать на следующей неделе, но эти ребята что-то перепутали.
  
  Виктор молча изучал канцелярские принадлежности на столе Стэна.
  
  – Похоже на то. Полный кошмар.
  
  – Ты знаешь, я даже иногда жалею, что там не был. Наверное, это круто, когда рушится такой огромный экран. Впечатляющее зрелище.
  
  – Возможно, в следующий раз тебе повезет, – обнадежил его Виктор.
  
  – Что?
  
  – Я хочу сказать: если опять случится подобное, возможно, ты окажешься рядом и сможешь похвастаться, что там был. Я где-то читал – есть люди, которые, как утверждают, находились в Нью-Йорке 11 сентября, когда рухнули эти башни, хотя их там и в помине не было. Они считают, что это придает им значительности.
  
  – Ты так истолковал мои слова?
  
  – Да нет, черт побери. Просто почему-то пришло в голову, – усмехнулся Виктор. – Со мной это часто случается. Вдруг появляются какие-то идеи.
  
  – Уверяю тебя, я вовсе не хочу новых трагедий. Ладно, хватит об этом. Так чему я обязан твоим визитом?
  
  Виктор Руни пожал плечами.
  
  – Я наткнулся в «Фейсбуке» на сайт выпускников, которые поддерживают связь со своими одноклассниками, и увидел там твою фотографию. Мы так долго не встречались, мне просто захотелось тебя увидеть. Поэтому и заскочил.
  
  – Отличная идея, – проговорил Стэн, медленно кивая. – Ты просто молодец.
  
  – И потом я хотел кое-что тебе передать.
  
  Вынув из кармана конверт, Виктор извлек из него небрежно сложенный листок и протянул Стэну.
  
  – Что это?
  
  – Мое резюме.
  
  – Ах, вот как, – вздохнул Стэн, кладя листок на стол. От его взгляда не укрылось сальное пятно на бумаге. – Сейчас у нас нет вакансий, Виктор.
  
  – Но я его все-таки оставлю. Так, на всякий случай. Посмотри, у меня достаточно много опыта. Я знаю механику. Умею обращаться с оборудованием, разбираюсь в электрике. Могу починить любой прибор. Быстро обучаюсь, способен что угодно собрать. Правда, инженерного диплома у меня нет, после смерти Оливии я все забросил, но я многое умею. И думаю вернуться в университет, чтобы получить диплом.
  
  Стэн мельком взглянул на резюме.
  
  – Я вижу, ты работал в пожарной службе. Но недолго.
  
  – Да, я был там на хорошем счету, честное слово.
  
  – Так почему же ты ушел? Такая работа не валяется.
  
  – У меня… в то время были проблемы.
  
  Стэн внимательно посмотрел на него.
  
  – Какого рода проблемы, Вик?
  
  – Я все не мог оправиться после смерти Оливии.
  
  Стэн сочувственно кивнул:
  
  – Неудивительно.
  
  – Ну, у меня был такой период… Я никак не мог собраться. Мне пришлось уйти. Я лечился, чтобы прийти в себя.
  
  Повисло тягостное молчание.
  
  – А как сейчас? Ты пришел в себя?
  
  – А тебе кажется, что нет?
  
  Стэн сглотнул.
  
  – Ты меня, конечно, извини, но вид у тебя как после бурно проведенной ночи. И глаза красные.
  
  Виктор прищурился.
  
  – Они у меня всегда такие. Вчера вечером я начал бегать, вот и устал с непривычки.
  
  – Бегать?
  
  – Чтобы быть в форме. Пробежал не очень много. Около полумили. Но я постепенно восстанавливаюсь.
  
  Так оно и было. Только он умолчал, что через полмили его вырвало. Он пошел домой и крепко выпил.
  
  – Да, видимо, в этом все дело, – согласился Стэн, делая вид, что поверил.
  
  – Ты мне не веришь, – упрекнул его Виктор.
  
  Стэн пожал плечами.
  
  – Не мне тебя судить, Вик.
  
  Он взял со стола листок.
  
  – Я оставлю его у себя. Если что-то появится, я тебе звякну. Но имей в виду, в последнее время дела у нас идут неблестяще. А кому сейчас хорошо? Все, кого я знаю, сейчас на спаде. – Стэн удрученно развел руками. – Мне пришлось уволить пару своих парней, и если у меня возникнут вакансии, я возьму в первую очередь их, если, конечно, они не пристроятся где-то еще. Хотя вряд ли им удастся что-нибудь найти. Надеюсь, ты понимаешь.
  
  Виктор провел языком по внутренней стороне щеки.
  
  – Да, я понял.
  
  – Ты же можешь поискать где-нибудь еще. В Олбани, Скенектеди, Бингэмтоне.
  
  – Я не уеду из Промис-Фоллса. Слишком многое меня с ним связывает. Это мой родной город.
  
  – Если появится что-нибудь на неполный рабочий день, я тебе свистну. – Стэн снова взглянул на листок. – Здесь есть твой телефон. Вот и отлично, – улыбнулся он.
  
  Виктор встал.
  
  – Ты не лучше других, – бросил он.
  
  – Извини, но я не понимаю…
  
  – Все вы нас имеете, как хотите.
  
  Стэн был несколько ошарашен. Когда до него наконец дошло, он приподнялся с кресла и с упреком произнес:
  
  – Ну, зачем ты так, Вик?
  
  – В этом городе нет порядочных людей.
  
  – Ты ошибаешься. Порой люди просто боятся поступать по совести. Она у них как бы спит. А когда просыпается, бывает уже поздно.
  
  – По себе знаешь? Ты такой же, как все. Полиция тогда нашла больше двух десятков свидетелей, но никто из них не захотел давать показания. Даже газеты не смогли их расшевелить. Насколько я знаю, ты тоже был в этом списке.
  
  – Да не было меня там, Вик.
  
  – Если ты дашь мне работу, значит, у тебя проснулась совесть, и тогда, возможно, я тебя прощу.
  
  Стэн отодвинул от стола свое кресло.
  
  – Простишь меня?
  
  – Если возьмешь меня на работу. Хоть раз сделай доброе дело.
  
  – Я тебе ничего не должен, Вик. И мне не за что просить у тебя прощения. Даже если бы я и собирался взять тебя на работу, – чего, честно говоря, не хочу, у меня нет вакансий. – Стэн печально покачал головой. – Послушай, я сохраню твое резюме, и если что-то изменится, то готов забыть, что ты мне тут наговорил.
  
  Виктор пристально посмотрел на него.
  
  – Ты слышал, как она кричала?
  
  – Что?
  
  – Ну, когда ее убивали. Ты слышал ее крики?
  
  – Вик, тебе лучше уйти. Меня даже не было в городе, – со вздохом сказал Стэн. – Я уезжал в Англию. Работал там несколько месяцев и жил у родственников. А обо всем этом узнал из «Стандарда» в Интернете. Сначала просто не мог поверить, такой кошмар.
  
  – Верно.
  
  – Ты бы поговорил с нужными людьми, Вик. А если уже говорил, сделай это еще раз.
  
  Виктор отвернулся и пошел к двери.
  
  – Да подожди ты, – попытался остановить его Стэн. – Мне очень жаль, знаю, ты прошел через ад. Возможно, я смогу помочь тебе как-то по-другому. Почему бы нам не пообедать вместе? Приходи попозже, выпьем пивка… – Он осекся. – Ну, может, не пивка, если ты и вправду завязал…
  
  Виктор даже не оглянулся.
  
  Выйдя из-за стола, Стэн последовал за своим бывшим одноклассником к парковке.
  
  – Мне не хотелось тебя обидеть. Прости, если я чем-то тебя задел.
  
  Сев за руль своего старенького фургона, Виктор захлопнул дверь и, не глядя на Стэна, сделал неприличный жест и дал газ.
  Глава 11
  Кэл
  
  Мы договорились встретиться через час у дома отца Люси Брайтон.
  
  Поднявшись на ноги и проморгавшись, Эд, спотыкаясь, вышел из прачечной. Я заложил свое белье в сушилку и стал ждать, пока оно высохнет. Обычно на это уходило полчаса, так что у Эда было достаточно времени, чтобы натравить на меня полицию. Но никто так и не появился. Видимо, пострадавший решил не связываться.
  
  И слава богу. Кто знает, сколько друзей осталось у меня в этом заведении.
  
  Я вручил Сэмми свою карточку со словами:
  
  – Позвони мне, если он будет тебе досаждать. Или вызывай полицию.
  
  Сэмми взяла карточку, даже не взглянув на нее.
  
  – Это мои проблемы, – буркнула она, возвращаясь к своим машинам.
  
  Что ж, у каждого своя манера выражать благодарность.
  
  Забросив домой белье, я сел в свою «хонду», стоявшую за книжной лавкой. Дом Чалмерсов находился на Скелетон-драйв, в одном из лучших районов города. Длинное здание с гаражом на две машины и ухоженным участком с величественными дубами, которые по виду были гораздо старше нашего города.
  
  Люси Брайтон ждала меня на подъездной дорожке, сидя в серебристом «бьюике». Когда я подъехал, она вышла из машины.
  
  У меня самого рост не маленький, но она была со мной вровень, и ее глаза за овальными очками в тонкой металлической оправе могли смотреть на меня в упор. В ее внешности вообще преобладали вертикальные линии: прямые волосы до плеч, длинный тонкий нос, прямой долгополый плащ и черные брюки с безукоризненной стрелкой.
  
  Сняв очки, она вытерла покрасневшие глаза скомканным платком.
  
  – Спасибо, что приехали, Кэл.
  
  – Примите мои соболезнования.
  
  – Все это настолько ужасно. Я только что из морга, так, кажется, называется это место.
  
  Она приложила руку к губам, чтобы немного прийти в себя.
  
  – Мне пришлось опознавать тело… это так жутко. Я надеялась, что произошла ошибка, но это был он. Мой отец. Мириам будет опознавать кто-то другой. Я не являюсь ее близкой родственницей. Сюда из Провиденса приедет ее брат. Это так… такая бессмысленная смерть… как такое вообще могло случиться.
  
  – Сочувствую, – сказал я.
  
  – Они собирались демонтировать экран на следующей неделе. Произошла какая-то ошибка. Возможно ли это?
  
  – Не знаю. Но думаю, скоро во всем разберутся.
  
  Я стал подозревать, что она пригласила меня как раз для этого – найти виновника катастрофы. Если так, она зря потратит деньги. В это дело наверняка вмешаются федералы и полиция штата.
  
  Если они сочтут, что здесь нечто большее, чем головотяпство демонтажной службы, наверняка подключится Министерство национальной безопасности. Их совместные усилия гораздо быстрее приведут к результату, чем моя индивидуальная деятельность.
  
  – Я до сих пор в шоке, – всхлипнула Люси. – Мне все кажется, что я брожу в тумане. И ничего этого не произошло. Такого просто не может быть.
  
  – Но вы отлично держитесь.
  
  – Если это называется «отлично держаться», тогда что значит «потерять голову»? А такое обязательно произойдет, я вам гарантирую. Мне неизвестно, когда выдадут тело. А еще надо организовать похороны. Обзвонить друзей и родственников, может быть, они захотят приехать.
  
  Я вспомнил, что Люси разведена. Может ли она рассчитывать на помощь родственников?
  
  – А ваш бывший муж не собирается приехать?
  
  Женщина рассмеялась.
  
  – Джеральд? Спешит и падает.
  
  – Это означает «нет»?
  
  – Он живет в Сан-Франциско. Я ему позвонила, но у него нет денег даже на автобус до Лос-Анджелеса, не говоря уже о самолете. Честно говоря, я этому только рада. Кристал всегда так волнуется, когда он приезжает, а ей это совсем ни к чему.
  
  Люси как-то упомянула о своей дочери, но я ее ни разу не видел.
  
  – Почему волнуется?
  
  – У Кристал совершенно фантастическое представление об отце. Она считает: он ушел от нас, потому что выполняет какую-то более важную миссию. Сражается с инопланетянами, спасает китов, возводит гигантский щит, чтобы остановить глобальное потепление. Она не допускает мысли, что ему просто наплевать на собственную дочь. Она не говорит о своих переживаниях, но это проявляется в ее рисунках.
  
  – Она рисует?
  
  Люси махнула рукой.
  
  – Это неважно. Я позвала вас не за тем, чтобы посвящать в свою личную жизнь.
  
  Она вдруг отвернулась, сгорбилась и зарыдала.
  
  – Простите, – пробормотала она, не глядя на меня.
  
  Я осторожно положил ей руку на плечо.
  
  – Ничего. На вас столько свалилось. Тут любой не выдержит.
  
  Пару раз всхлипнув, она вытерла нос и повернулась ко мне.
  
  – Кристал только одиннадцать. Детям вообще трудно объяснить, почему их бросают родители. А с Кристал все еще сложнее…
  
  – Не понял.
  
  Еще один всхлип.
  
  – Она… не такая, как другие дети.
  
  Люси сунула платок в сумку и выпрямилась.
  
  – Все в порядке. Я оставила ее у подруги. Не стоило брать ребенка с собой после того, что произошло.
  
  Судорожно сглотнув, Люси вздернула подбородок, словно показывая, что она готова ко всему, как бы тяжело это ни было. Но я по-прежнему не понимал, зачем мы сюда приехали.
  
  – Ну, хорошо. А теперь расскажите, почему вы мне позвонили.
  
  Она с беспокойством взглянула на дом.
  
  – Там что-то не так.
  
  – Вы сказали, что в доме кто-то побывал.
  
  – Мне так кажется.
  
  – Вы приходили сюда сегодня утром? После того как узнали, что ваши родители погибли?
  
  Люси быстро взглянула на меня.
  
  – Не мои родители, а мой отец и его жена.
  
  – Адам Чалмерс – это ваш отец, а Мириам…
  
  – Его третья жена. Моя мать умерла, когда я была подростком. Отец снова женился и прожил с Фелисией шесть лет, пока она не бросила его. А потом уже появилась Мириам.
  
  – Вы с ней ладили?
  
  – Не очень. Она… она мне не нравилась.
  
  – Почему?
  
  Люси чуть замялась.
  
  – Мне бы не хотелось выглядеть ханжой.
  
  Но Люси Брайтон зря беспокоилась. Мне она такой никогда не казалась. Наоборот, производила впечатление человека широких взглядов, не склонного кого-то осуждать. В ней сквозила какая-то атлетическая сексуальность. Она была похожа на бывшую бегунью или гимнастку, хотя никогда не говорила об этом. Ее телосложение располагало к таким занятиям. И к некоторым другим тоже. Во всяком случае, эта мысль не раз приходила мне в голову, отвлекая от профессиональных обязанностей.
  
  – Вас трудно назвать ханжой.
  
  – Мне не нравилось, что Мириам моложе меня.
  
  – А сколько ей было?
  
  – Тридцать. Мне тридцать три, а моему отцу пятьдесят девять… Довольно странное ощущение оказаться старше своей мачехи на три года. В этом есть что-то зловещее.
  
  – Да, это необычно.
  
  – По возрасту отцу подходила только моя мать. Им было по двадцать, когда они поженились. Через тринадцать лет она умерла, и не прошло и года, как мой отец женился снова.
  
  – На Фелисии.
  
  Люси кивнула.
  
  – Та оказалась, по крайней мере, старше меня. Правда, только на пять лет. Ей минуло девятнадцать. С самого начала было ясно, что этот брак не продержится долго, и точно, через шесть лет она бросила отца. Бракоразводный процесс несколько затянулся, и все это время отец встречался с самыми разными женщинами. А три года назад откопал эту самую Мириам. Она была почти на тридцать лет его моложе.
  
  Быстро произведя мысленный подсчет, я определил, насколько старше Люси. Лет на десять или около того.
  
  – Такое случается.
  
  – Я знаю. С этим вполне можно было примириться, если бы отец вел себя в соответствии с возрастом. Но он отчаянно молодился и выглядел по-дурацки. А может, это Мириам делала из него посмешище. Он…
  
  Она запнулась. Я терпеливо ждал.
  
  – Возможно, он хотел доказать ей и себе тоже, что по-прежнему молод. Поэтому и вел себя так.
  
  – Мужчины под шестьдесят часто этим грешат.
  
  Но пора было вернуться к цели нашего приезда.
  
  – Почему вам показалось, что в доме кто-то был?
  
  Люси глубоко вздохнула.
  
  – Когда я узнала о том, что случилось, я сразу же приехала сюда. Надо же было чем-то себя занять, ведь все равно рано или поздно придется забирать одежду для похорон, а потом решать, что делать с домом. Ну, так вот…
  
  – Что же произошло?
  
  – Когда я входила в дом, то услышала, как закрывается задняя дверь. Кто-то вышел наружу.
  Глава 12
  
  Ангусу Карлсону удалось поспать меньше двух часов.
  
  Домой он вернулся в пятом часу утра. С места происшествия он поехал по адресу, где был зарегистрирован раздавленный «мустанг-2006». Он принадлежал Флойду и Ронде Грэвел, проживающим на Кэнтербери-стрит, однако в машине нашли явно не их. Погибшие были подростками.
  
  Ему пришлось звонить дважды, причем второй раз более настойчиво, чтобы разбудить спящих хозяев. Через минуту он услышал, как кто-то крикнул «Иду!». Скоро дверь открыл мужчина в пижаме, а чуть позже появилась женщина, завязывающая пояс халата.
  
  Извинившись, Карлсон представился и спросил, есть ли у них открытый «мустанг».
  
  – Да, – ответила Ронда. – Но сейчас его здесь нет. Его взял Гален. Это наш сын.
  
  «Был вашим сыном – о господи».
  
  – А что случилось? – спросил Флойд.
  
  – Вы не знаете, с кем ваш сын поехал сегодня в кино? В открытый кинотеатр?
  
  Флойд посмотрел на жену.
  
  – С Лизой Крофт, – сказала она.
  
  – У вас есть ее адрес?
  
  – А что произошло? – снова спросил отец Галена.
  
  Потом все было ужасно. И у Крофтов ничуть не лучше. После этих визитов он чувствовал себя как выжатый лимон. Однако держался.
  
  В доме Адама Чалмерса никто не ответил. Значит, они жили одни. Теперь придется разыскивать родственников.
  
  В окне дома Карлсон заметил наклейку, из которой следовало, что он находится под охраной агентства безопасности штата Нью-Йорк. Эта фирма контролировала север и восток Олбани. Карлсон позвонил по круглосуточной линии и, назвав себя, объяснил, что ему нужно найти кого-нибудь из родственников Адама Чалмерса. Посовещавшись с начальством, дежурный нашел анкету, где в качестве контакта была указана некая Люси Брайтон. Если сигнализация срабатывает, а мистер Чалмерс находится вне досягаемости, дежурный должен связаться с госпожой Брайтон. Ее телефон после небольшой словесной перепалки был предоставлен Карлсону.
  
  Звонить с такой новостью, да еще среди ночи, было не совсем удобно. Пришлось идти самому. Найдя в интернет-справочнике ее адрес, Карлсон поехал в южную часть города. Там он нашел многоуровневый дом, у которого стоял «бьюик».
  
  Он опять долго звонил у двери, пока не появилась Люси Брайтон, за которой стояла заспанная девочка. Женщина велела ей идти обратно в спальню, и та, вытянув руки по швам, покорно поплелась наверх.
  
  Странный ребенок.
  
  Крик матери вернул ее назад, хотя та этого не заметила.
  
  – На днях отец сказал мне, что кинотеатр закрывается и надо бы съездить туда в последний раз. Но тогда он еще не решил. Вообще-то он большой любитель кино, сам раньше писал сценарии и… Нет, я не могу поверить. Не могу. Это какая-то ошибка. Какая там была машина?
  
  – «Ягуар». Классическая модель красного цвета. Думаю, тип Е.
  
  Карлсон, несколько лет проработавший на патрульной машине, знал все местные средства передвижения, даже самые древние. Люси Брайтон оперлась о стену.
  
  – А номер был AFV-5218? – вдруг спросила девочка.
  
  Ее мать только сейчас заметила, что дочка вернулась.
  
  – Ах, Кристал, – вздохнула она, прижимая дочь к себе.
  
  – Да, номер такой, – подтвердил Карлсон, заглянув в блокнот. – У девочки хорошая память.
  
  – С дедушкиной машиной что-то случилось? Она старинная.
  
  – Боюсь, что так, – сказал Карлсон.
  
  – Мне нравится эта машина.
  
  – Ну, ясное дело.
  
  – Золотко, я как раз пытаюсь выяснить… – начала Люси.
  
  – Они погибли?
  
  Люси еще крепче прижала к себе дочь и потрепала ее по голове.
  
  – Все в порядке, все будет хорошо.
  
  – Надеюсь, они не умерли, – бесцветным голосом произнесла девочка, стараясь освободиться. – Я хожу к ним по субботам, когда мама уходит на собрание. Мне там нравится. У дедушки в подвале можно играть в пинбол.
  
  – Да что ты говоришь, – сказал Карлсон.
  
  – Мириам добрая. Она не моя бабушка, но все равно хорошо ко мне относится.
  
  – Иди в постель, солнышко. Когда полицейский уйдет, я к тебе загляну.
  
  – Хорошо, – проговорила Кристал и снова стала подниматься по лестнице.
  
  – У меня еще несколько вопросов, – продолжил Карлсон.
  
  Покончив со всеми формальностями, он сообщил, куда отвезут тела, и через десять минут был свободен.
  
  Карлсон решил заехать домой, чтобы чуть прикорнуть перед работой, которая начиналась в восемь. Войдя в дом, он постарался по возможности тихо прокрасться на кухню, но проклятые деревянные полы, как всегда, громко заскрипели.
  
  – Ангус? – послышалось сверху.
  
  – Да, это я. Иди спать, Гейл.
  
  На площадку второго этажа вышла женщина лет тридцати и включила свет. Ее короткие волосы были выкрашены перьями, на плечи накинут поношенный халат.
  
  – По-моему, рабочий день у тебя кончается несколько раньше, – произнесла она без намека на упрек. Просто констатация факта.
  
  – Я не позвонил, не желая тебя будить.
  
  – А в чем дело?
  
  – Черт знает что. Упал экран в открытом кинотеатре и насмерть придавил людей.
  
  – О боже! Как это произошло?
  
  Карлсон махнул рукой, он слишком устал, чтобы вдаваться в подробности.
  
  – Никто не знает. Иди спать.
  
  – Я еще не спала.
  
  – Это неважно.
  
  – Я лежала и думала.
  
  – Пойду поем чего-нибудь, – сказал Карлсон и отправился на кухню.
  
  Гейл спустилась вниз и последовала за ним. На кухне она спросила, что он предпочитает: остатки тушеной говядины, разогретые в микроволновке, или омлет. Учитывая, что время ближе к завтраку, чем к ужину, последнее более логично.
  
  Открыв холодильник, Карлсон вытащил оттуда бутылку пива.
  
  – Пока хватит этого.
  
  – Я вот подумала…
  
  – Извини, я страшно устал. Разве обязательно заниматься этим сейчас?
  
  – Но ты же не знаешь, что я хотела сказать.
  
  – Не знаю? – усмехнулся он, припадая к бутылке. – Но могу догадаться.
  
  Снова открыв холодильник, он достал оттуда пакет с нарезанной итальянской салями и, разорвав упаковку, загрузил в рот сразу половину.
  
  – Ты считаешь, мы к этому готовы. Твои биологические часы тикают вовсю. Если уж заводить детей, то именно сейчас. Зачем ждать? Без ребенка это не семья.
  
  Карлсон задорно посмотрел на жену.
  
  – Ну, как это тебе?
  
  Ее глаза подернулись влагой.
  
  – Я так и знал.
  
  – Ты будешь прекрасным отцом. Я в этом уверена.
  
  – Меня беспокоит не это, – заявил Карлсон, запихивая в рот еще одну порцию салями.
  
  – Ты думаешь обо мне? Да? Хочешь сказать, что из меня не получится хорошей матери?
  
  – Я вовсе не это хотел сказать, – промямлил он с набитым ртом.
  
  – Но подумал.
  
  – Заводя ребенка, все полагают, что будут прекрасными родителями. А когда он появляется, оказывается, это не так.
  
  – Я уверена, мы с тобой справимся.
  
  – Ничего нельзя знать заранее.
  
  – Но у нас все будет по-другому. Не как у тебя в детстве, – заверила его Гейл, поглаживая по руке. – Если твоя мать…
  
  Он слегка оттолкнул жену.
  
  – Мне надо хоть немного вздремнуть перед работой.
  * * *
  
  Будильник разбудил его через два часа. Спустя тридцать минут он был уже в участке, намереваясь отправиться оттуда в кинотеатр, но у Дакуорта были другие планы.
  
  – Сегодня нам будут помогать эксперты по взрывчатке из штата. Полиция опрашивает свидетелей и всех, кто там был. А ты поедешь в Теккери.
  
  – В колледж? Зачем?
  
  – По делу Мэсона Хелта.
  
  Мэсон Хелт, студент колледжа Теккери, был застрелен начальником охраны, когда он напал на сотрудницу службы охраны Джойс Пилгрим, которая играла роль подсадной утки для подонка, изнасиловавшего трех студенток.
  
  – А что там делать? – удивился Карлсон. – Ведь парня уже вычислили.
  
  – Мисс Пилгрим утверждает: перед смертью Хелт заявил, что это был розыгрыш, своего рода инсценировка, которую его попросили сделать. Я должен знать мнение других по этому поводу. Если там замешан кто-то еще, мы должны это выяснить.
  
  – Ты считаешь, меня нельзя допускать к серьезным делам?
  
  Дакуорт с ходу отмел это обвинение:
  
  – Если бы не свалился этот экран, я бы сам сегодня поехал в Теккери.
  
  – Понял.
  
  Дакуорт уже пошел к выходу, но вдруг остановился и обернулся.
  
  – Поинтересуйся Данкомбом.
  
  – Кто это?
  
  – Клайв Данкомб – начальник охраны, который выпустил пулю в Хелта. Бывший полицейский из Бостона. Воображает себя Джоном Уэйном. Он должен был сразу же сообщить нам, но предпочел разбираться сам. Похоже, его поддерживает ректор, хотя родители Хелта предъявили колледжу иск на несколько миллионов долларов. Он написал книгу о том, как стать козлом.
  
  – Ладно, спасибо за наводку.
  
  Изнасилованных студенток звали Дениз Лэмбтон, Эрин Стоттер и Лорейн Пламмер. Никто из них не видел лица насильника, но все утверждали, что на нем была толстовка с капюшоном и числом 23 на груди.
  
  У Карлсона имелись телефоны всех троих, но только одна из них, Лорейн Пламмер, была в пределах досягаемости. Был конец семестра, и большинство студентов уже разъехалось по домам. Эрин Стоттер уехала к себе в Дэнберри, штат Коннектикут, а Дениз Лэмбтон родители отправили на Гавайи – подарок к окончанию колледжа.
  
  Лорейн же решила остаться и заниматься летом, чтобы поскорее получить диплом. Она согласилась встретиться с Карлсоном в главной столовой, помещении величиной с арену со сводчатым потолком. Когда тот приехал, там было всего несколько студентов. Лорейн сидела в углу, уткнувшись в небольшой ноутбук. Рядом стоял бумажный стаканчик с кофе.
  
  – Мисс Пламмер?
  
  – А вы из полиции? – спросила Лорейн.
  
  Это была маленькая тщедушная девушка с черными волосами до плеч, одетая в серую толстовку и джинсы.
  
  Карлсон протянул ей руку, представился и сел напротив.
  
  – Что-то пустовато у вас здесь, – заметил он.
  
  – Почти все разъехались, но столовую, слава богу, не закрывают. Иначе я бы просто умерла с голода.
  
  – Значит, вы остались здесь на лето?
  
  Она пожала плечами и скорчила рожицу.
  
  – Да. Пытаюсь ускорить процесс. Не горю желанием сидеть здесь четыре года. Хочется поскорее заняться делом, вести взрослую жизнь. Сделать карьеру, пока не появились семья и дети.
  
  – У вас есть молодой человек?
  
  Она покраснела.
  
  – Нет. Я просто планирую заранее.
  
  – Это вполне естественно.
  
  – У вас ко мне вопросы? Насчет того парня, который на меня набросился?
  
  Карлсон кивнул.
  
  – Вас, конечно, уже опрашивали, но нам опять понадобилась ваша помощь.
  
  – Но ведь того парня застрелили? Я думала, дело закрыто.
  
  – Нас интересует, о чем говорил Мэсон Хелт, хотя нет оснований сомневаться, что это был он, когда напал на вас.
  
  – Я гуляла у пруда. Вы знаете наш пруд?
  
  – Да.
  
  На территории колледжа находился небольшой водоем. Он присутствовал на всех фотографиях колледжа на фоне величественных зданий, отражающихся в его прозрачной воде. Вокруг него обычно гуляли и бегали студенты.
  
  – Там очень красиво, хотя я бы не рискнула опустить туда даже палец. Кто-то из наших запустил туда маленького крокодильчика для прикола. Вероятно, он там загнулся, но кто знает? В общем, я гуляла вокруг пруда около десяти вечера, что было довольно глупо, ведь там никого уже не было. Когда я подошла к деревьям, оттуда выскочил парень и схватил меня. Как видите, я не очень тяжелая, так что он легко меня поднял и потащил в кусты. Перепугавшись, я хотела закричать, но он закрыл мне рукой рот и повалил на землю. Не волнуйтесь, я уже успокоилась.
  
  – А что он при этом говорил?
  
  Девушка чуть отпила из своего стаканчика.
  
  – Я была так напугана и точно ничего не помню. Что-то вроде: «Я тебе ничего плохого не сделаю и вообще не трону. Только расскажи им о случившемся с тобой. Пусть боятся». Да, похоже, так.
  
  – Расскажи им, чтобы боялись?
  
  Лорейн кивнула.
  
  – А кому рассказать?
  
  – Он не уточнил. Наверное, имел в виду всех вообще.
  
  – У вас ведь пострадали еще две студентки? Эрин Стоттер и Дениз Лэмбтон.
  
  – Да. Я их не очень хорошо знаю. Они мне говорили, что этот парень им то же самое сказал. Но ведь вы и без меня это знаете, верно? Мистер Данкомб – он у нас начальник охраны – наверняка сразу же сообщил вам об этом.
  
  Карлсон уже знал от Дакуорта, что в полицию все эти сведения попали с большим опозданием.
  
  – Почему вы думаете, что он сообщил нам об этом?
  
  – Я собиралась заявить в полицию, но он сказал, что сообщит обо всем сам. Отнесет туда мое заявление, и в случае чего меня допросят лично.
  
  Карлсон улыбнулся:
  
  – Он так и сделал?
  
  Лорейн кивнула:
  
  – Думаю, что да. Мы с ним были знакомы, зачем ему меня обманывать?
  
  – Как же вы познакомились?
  
  – У него есть приятель. Он писатель. И как-то раз Данкомб пригласил меня к нему в гости.
  
  Девушка снова покраснела.
  
  – Писатель? – переспросил Карлсон.
  
  – Я там просто опозорилась. Здорово перепила и отключилась, а на следующий день жутко себя чувствовала.
  
  Она чуть запнулась, а потом сказала:
  
  – Но они вели себя очень мило.
  
  – Вы сказали, Данкомб обещал сообщить о случившемся в полицию.
  
  Лорейн медленно кивнула.
  
  Выйдя из столовой, Карлсон сразу же позвонил Дакуорту.
  
  – Я только что разговаривал с этой Пламмер.
  
  – Отлично.
  
  – После нападения она хотела сразу же пойти в полицию, но Данкомб сказал, что сделает это сам.
  
  – Но так и не сделал.
  
  – Да. Я просто хотел поставить тебя в известность.
  
  Дакуорт промолчал.
  
  – Я хочу с ним поговорить. Прямо сейчас.
  
  – Нет, – отрезал Дакуорт. – Предоставь это мне. Возможно, с ним захочет встретиться Ронда.
  
  Ронда Финдерман, шеф городской полиции.
  
  – Но ведь я уже там.
  
  – Нет, подожди…
  
  Но Карлсон уже дал отбой.
  
  – Мне нужен мистер Данкомб, – сказал Карлсон дежурному службы охраны.
  
  – Он сейчас занят. Посидите, я вас приглашу…
  
  Карлсон решительно направился к двери, где была табличка с именем Клайва Данкомба. Повернув ручку, он вошел в кабинет.
  
  Данкомб сидел за столом, беседуя с каким-то мужчиной. Он удивленно поднял глаза на Карлсона.
  
  – Простите?
  
  – Ангус Карлсон, – отрекомендовался тот, показывая удостоверение. – Полиция Промис-Фоллса.
  
  – Очень приятно, – произнес Данкомб. – Но я, как видите, занят.
  
  – Это очень важно.
  
  Данкомб со вздохом посмотрел на собеседника. Это был мужчина за сорок в твидовом пиджаке с обтрепанными рукавами. Длинные всклокоченные волосы почти закрывали воротник. Все это позволяло безошибочно распознать в нем типичного преподавателя колледжа.
  
  – Извини, Питер, – обратился к нему Данкомб. – Подожди в приемной, пока я тут с ним разберусь.
  
  Тот, кого назвали Питером, обернулся и посмотрел на Карлсона.
  
  – Вы из полиции? – спросил он.
  
  – Да.
  
  Бросив тревожный взгляд на Данкомба, Питер спросил:
  
  – Клайв, может быть, стоит…
  
  Данкомб энергично замотал головой:
  
  – Питер, я уверен, что здесь ничего серьезного. Мы быстро все уладим. Все нормально, не сомневайся.
  
  – А то, другое дело…
  
  Данкомб быстро взглянул на него.
  
  – Да говорю тебе, все под контролем. Тебе не стоит волноваться.
  
  Питер неуверенно встал и вышел из кабинета. Карлсон занял его место, которое было еще теплым.
  
  – А где же детектив Дакуорт? – спросил Данкомб. – Раздает интервью?
  
  – Кто это? – спросил Карлсон, мотнув головой в сторону двери.
  
  – Один из наших преподавателей.
  
  – Почему он хотел со мной поговорить?
  
  – Да не хотел он с вами говорить. Это все пустяки. Чисто личное дело. Так что вам угодно?
  
  Устроившись в кресле, Карлсон открыл блокнот.
  
  – Я только что говорил с Лорейн Пламмер.
  
  – Лорейн Пламмер… – повторил Данкомб.
  
  – Это одна из тех девушек, которые подверглись насилию у вас в Теккери.
  
  Данкомб усмехнулся.
  
  – Знаю, знаю. Эрин Стоттер, Дениз Лэмбтон и вышеупомянутая Лорейн Пламмер. Три студентки, на которых успел напасть Мэсон Хелт, прежде чем я решил эту проблему.
  
  – Пустив ему пулю в лоб.
  
  Данкомб пожал плечами.
  
  – Это никого особо не расстроило, если учесть, что меня ни в чем не обвинили. Я поступил абсолютно правильно и этим спас свою сотрудницу Джойс Пилгрим. Если бы не я, Хелт бы ее попросту убил.
  
  – У меня другой взгляд на произошедшее.
  
  – Другой? Какой же?
  
  – Он ведь сказал, что не тронет ее.
  
  Данкомб насмешливо кивнул.
  
  – Ну да, так всегда говорят, когда тащат девчонку в кусты, чтобы стащить с нее трусики. Только стоит ли этому верить?
  
  – И то же самое он сказал этой Пламмер.
  
  Данкомб опять пожал плечами.
  
  – Позвольте вас спросить – как, вы сказали, ваше имя?
  
  – Карлсон. Ангус Карлсон.
  
  – Ангус? Что за странное имя. Это ведь порода коров?
  
  Карлсон почувствовал, как его бросило в жар.
  
  – Как давно вы стали детективом, Ангус Карлсон? – спросил Данкомб, делая акцент на злополучном имени.
  
  – Недавно. Но я несколько лет служил в полиции. Приехал сюда из Огайо. Лорейн Пламмер сказала мне, что хотела заявить в полицию, но вы ее отговорили, потому что собирались сделать это сами.
  
  Данкомб промолчал.
  
  – Но так и не сделали. Вы уверили Лорейн, что будет проведено расследование. Но этого не произошло. Знает ли об этом семья Мэсона Хелта, которая, как мне известно, вчинила колледжу иск на весьма кругленькую сумму? Если полицию подключили бы с самого начала, то Хелта арестовали бы, и вам не пришлось бы его убивать.
  
  У Данкомба дернулась щека.
  
  – И еще. Когда я назвал имя Лорейн Пламмер, вы с трудом вспомнили ее.
  
  – Я не могу упомнить всех наших студентов. Даже тех, с кем имел дело.
  
  – Согласен. Но только она заявила, что знакома с вами лично. Вы приглашали ее в гости для знакомства со своим приятелем, он, кажется, писатель, и вы там все вместе ужинали. Мы с вами еще увидимся, – улыбнулся Карлсон, вставая и направляясь к двери.
  
  Данкомб повернулся к компьютеру и набрал какую-то фамилию. На экране появились данные Лорейн Пламмер. Фотография, номер телефона, адрес электронной почты, перечень пройденных и выбранных для изучения предметов.
  
  – Глупая сучка, – буркнул Данкомб.
  Глава 13
  
  Детектив Дакуорт предпочел бы, чтобы преступники действовали по более удобному графику.
  
  Этот взрыв в кинотеатре был сейчас совсем некстати. Если уж кому-то приспичило поднять его на воздух, почему бы не сделать это в марте или отложить до осени? Могли бы с ним посоветоваться, прежде чем строить свои козни.
  
  После того как Ангус Карлсон отбыл в колледж, Дакуорт некоторое время устало сидел за столом. Теперь вот возись с этим выскочкой. Еще один хомут на шею. Что он о себе воображает? Слишком крутой, чтобы размениваться на какой-то там колледж, выспрашивая там о художествах Мэсона Хелта?
  
  До того как свалился этот проклятый экран, голова Дакуорта была занята совершенно другим. Его всецело занимала мысль об убийствах Оливии Фишер и Розмари Гейнор. Первое произошло три года назад, второе – в этом месяце.
  
  С делом Гейнор все было более или менее ясно. Во всяком случае, там был подозреваемый. Доктор Джек Стерджес, который организовал похищение новорожденного ребенка Марлы Пикенс, чтобы отдать его Биллу и Розмари Гейнор. Ему также приписывалось убийство шантажиста и пожилой женщины. Там был мотив – Розмари Гейнор догадалась, что аборт был сделан незаконно. Вполне логично думать: Стерджес убил Розмари, чтобы заткнуть ей рот. Иначе на его карьере можно было поставить крест.
  
  Билл Гейнор, ожидавший в тюрьме суда за пособничество в убийстве шантажиста, заявил, что доктор вполне мог убить его жену.
  
  Но Дакуорту не давало покоя то, что по сравнению с другими убийствами, совершенными Стерджесом, устранение Розмари отличалось прямо-таки нечеловеческой жестокостью. Шантажисту Маршаллу Кемперу сделали смертельную инъекцию. Пожилая соседка Кемпера, Дорис Стемпл, была задушена подушкой. А Розмари Гейнор вспороли живот.
  
  Рваная рана от бедра до бедра, похожая на жуткую улыбку. Здесь явно не рука врача.
  
  Конечно, Стерджес мог разнообразить свои методы, чтобы замести следы. Но теперь уже нельзя сказать наверняка.
  
  Стерджес был мертв.
  
  А потом Ванда Терьюлт показала ему фото вскрытия Розмари Гейнор и Оливии Фишер. Обе были убиты одинаково. Страшная дугообразная рана через весь живот. И такие же раны на шее.
  
  Если Гейнор убил Стерджес, значит, и Фишер зарезал он. Но Дакуорт до сих пор не обнаружил никакой связи между Оливией и доктором.
  
  Может быть, их убил вовсе не Стерджес? А если так, значит, убийца все еще на свободе.
  
  Вот чем были заняты мысли Барри, пока не рухнул этот экран.
  
  Нет, не совсем так. Еще было число 23.
  
  Двадцать три мертвые белки, повешенные на забор. Номер на толстовке Мэсона Хелта. Три манекена с надписью «Вы об этом еще пожалеете» в кабинке № 23 заброшенного чертова колеса в парке «Пять вершин».
  
  Возможно, это всего лишь совпадение. Возможно… Однако каково бы ни было значение этого номера, вряд ли он позволит найти убийцу.
  
  Дакуорта не оставляла мысль о виновности Билла Гейнора. И прежде всего в отношении его жены. Когда убивают женщин, в первую очередь подозревают их мужей и любовников. У него был мотив. Розмари была застрахована на миллион долларов.
  
  Но как он мог ее убить – вот в чем проблема. Когда его жену зарезали, Билл Гейнор находился в Бостоне на конференции. Все это время его машина стояла рядом с гостиницей.
  
  Надо бы разобраться с его алиби и присмотреться к самому Биллу Гейнору. Что это за человек? Да, он помогал Стерджесу убить Маршалла Кемпера, но ведь не воткнул же шприц ему в шею? И прежде никаких проблем с законом не имел.
  
  Но не имел их и Джек Стерджес.
  
  Да, с этим делом придется повозиться.
  
  Зазвонил телефон.
  
  – Алло!
  
  – Это Барри Дакуорт?
  
  – Да.
  
  – Это Мишель Уоткинс по прозвищу Леди-бомба. Я жду у кинотеатра. Куда, черт побери, вы запропастились?
  
  Покой нам только снится.
  Глава 14
  Кэл
  
  В доме Адама и Мириам Чалмерс я не обнаружил никаких следов вторжения, но раз Люси слышала, как хлопнула задняя дверь, значит, в доме кто-то побывал.
  
  Мы с ней обошли вокруг дома. Он построен на склоне невысокого холма, из подвального этажа имеется выход прямо к овальному бассейну. Сейчас стеклянные раздвижные двери были заперты, так как Люси стала проявлять повышенную осторожность.
  
  В пятидесяти футах от дома начиналась узкая полоска леса. С другой стороны к нему примыкали соседние участки, выходящие на параллельную улицу. Тот, кто проник в дом Адама Чалмерса, скорее всего, оставил машину там.
  
  На замке главного входа не было заметно никаких повреждений. Люси открыла дверь своими ключами. Немедленно заверещала сигнализация. Люси быстро набрала четырехзначный код, и все стихло.
  
  – Вам звонили из охраны? – спросил я.
  
  Если сработала сигнализация, охрана, не дозвонившись Чалмерсам, должна была связаться с Люси. Люди в таких случаях оставляют телефоны своих близких родственников или соседей.
  
  – Нет. Зато ко мне приходил полицейский. Они нашли меня через охранную компанию. На окне была наклейка.
  
  – Наклейка?
  
  – С названием охранной компании.
  
  – А перед поездкой в кинотеатр они сигнализацию включили?
  
  – Скорее всего, да.
  
  – Но точно вы не знаете.
  
  – Нет, но мой отец вряд ли ушел бы из дома, не включив сигнализацию. Он слишком хорошо знал, что могут натворить в доме злоумышленники.
  
  – Значит, тот, кто проник в дом, должен был знать код, иначе сразу бы приехала полиция.
  
  – Правильно.
  
  – И иметь ключи.
  
  – Да.
  
  – Вы не знаете, кому ваш отец или его жена могли доверить ключи и код?
  
  – Не знаю, но это не значит, что таких людей не было.
  
  Мы вошли в холл, и Люси сразу же закрыла за нами дверь.
  
  Я не слишком разбираюсь в интерьерах. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на мое теперешнее жилище. Когда у меня были дом и семья, интерьерами занималась Донна, причем довольно успешно. И при каждом удобном случае, будь то покупка нового дивана или замена обеденного стола в гостиной, она старалась повысить мой культурный уровень. В результате я стал разбираться в стилях и направлениях, узнал, что такое эклектика. Это так же круто, как уметь отличать кошку от мангуста. Обстановка в доме Чалмерсов входила в категорию «современных». Мебель в гостиной, простая и лаконичная, переливалась всеми оттенками серого и серо-коричневого. Стулья на металлических ножках, низкий журнальный столик с последними номерами «Вэнити Фэр» и «Нью-Йоркер». Картины на стенах были не настолько абстрактными, чтобы я не понял, что там изображено. На одной была женщина, поправляющая перед зеркалом прическу. На другой – лошадь без всадника, бегущая по склону холма.
  
  – Что-нибудь пропало? – спросил я Люси.
  
  Она чуть задумалась.
  
  – На первый взгляд ничего. Но могли взять что-то мне неизвестное. Поэтому так важно знать, кто это был. Иначе я вряд ли догадаюсь, что здесь могли искать.
  
  – Вы часто здесь бывали? Можете сказать, пропали картина или еще что-то ценное?
  
  Люси взглянула на меня. Похоже, она не так истолковала мой вопрос. Возможно, подумала, что я хочу выяснить, насколько близка она была со своим отцом и его женой.
  
  – Достаточно часто.
  
  – Ваш отец держал в доме деньги? Здесь есть сейф?
  
  – Мне об этом неизвестно. Но у него был кабинет.
  
  – Давайте начнем оттуда.
  
  Мы прошли через кухню, которая точь-в-точь напоминала кухни из передач канала «Дом и сад» и была больше, чем вся моя квартира. Длинное помещение с семью кожаными табуретами, стоящими в ряд у стены. Суперсовременное немецкое оборудование из полированного алюминия. Холодильник, в котором могла поместиться корова.
  
  Выйдя в коридор, мы прошли мимо хозяйской спальни. Я заглянул туда. Кровать величиной со штат Массачусетс, вокруг которой оставалось еще довольно много пространства. Все вроде бы было на месте. Никаких выдвинутых ящиков и скомканных покрывал. В ванной я тоже не заметил ничего необычного.
  
  Рядом со спальней был кабинет. Огромный письменный стол, большой монитор, рядом с которым лежал ноутбук. Книги, два стаканчика с ручками. Принтер без бумаги, пустая упаковка из-под нее.
  
  – Мой отец был писателем, – пояснила Люси.
  
  На стенах висело несколько репродукций с книжных обложек. Там были «Подонки Америки» и «Ненависть на колесах». На обеих красовались байкеры. И лилась кровь.
  
  Потом мое внимание привлекла большая черно-белая фотография в рамке. Пять бородатых байкеров стояли в обнимку на фоне своих «харлеев».
  
  – Отец стоит в середине, – подсказала Люси.
  
  Я наклонился, чтобы лучше его рассмотреть. Но лицо было практически скрыто бородой и низко повязанной банданой.
  
  Я посмотрел на Люси.
  
  – Этот дом не слишком похож на логово байкера.
  
  – А как выглядит логово байкера?
  
  Я немного подумал.
  
  – Как бункер. Бетонные блоки, решетки на окнах. Во всяком случае, я его представляю именно так.
  
  – Мой отец давно с этим покончил. У него была совсем другая жизнь.
  
  Я взглянул на книжные обложки.
  
  – Но он же писал о них.
  
  Она кивнула.
  
  – Отец написал достаточно книг, чтобы купить этот дом и вести вполне добропорядочный образ жизни. Хотя в последние несколько лет он ничего не писал.
  
  – А раньше его задерживали? – спросил я, кивнув на фото.
  
  – Много раз. Но это было очень давно.
  
  Сев за письменный стол, я взглянул на открывшийся передо мной вид.
  
  Ничего особенного. Компьютер, стаканчики с фломастерами, несколько книг. Я поводил мышью, чтобы оживить экран. На нем возник вид Земли из космоса, стандартная заставка «Эппл». Внизу обычные иконки программ.
  
  По обеим сторонам стола были ящики. Я попытался выдвинуть один из них, но Люси меня остановила.
  
  – Это обязательно?
  
  – А что? Вы боитесь, они заминированы?
  
  – Нет. Просто я подумала, что там могли остаться отпечатки пальцев. Вы разве не будете их снимать?
  
  – У меня нет подходящего оснащения. И к тому же я не имею доступа к общей базе данных. Это может сделать только полиция…
  
  – Они там слишком заняты. Расследуют катастрофу в кинотеатре и не хотят отвлекаться.
  
  – Именно это я и хотел вам сказать. У местной полиции ограниченные ресурсы, и когда вы сообщаете, что в доме кто-то был, но не сможете сказать, была ли пропажа, копы вряд ли будут заниматься такими пустяками. Итак…
  
  Я открыл верхний ящик – чековые книжки, несколько ручек, скрепки. Пересмотрел все: квитанции, старые налоговые декларации, газетные вырезки с рецензиями. Ничего интересного. Конечно, отсюда могли что-то забрать. Но в ящиках ничего перевернуто не было.
  
  – Пойдемте посмотрим еще, – предложил я. – Проверим выход из подвала с внутренней стороны.
  
  Люси повела меня к изогнутой лестнице с чугунными перилами. Она вела на нижний этаж. Пока мы спускались, я спросил:
  
  – А что вы можете сказать про Мириам? Ваш отец был писателем. А она?
  
  – Она обслуживала отца.
  
  Что-то в ее интонации говорило о том, что речь идет не только о ведении домашнего хозяйства.
  
  – А до этого?
  
  – Была фотографом. Делала портреты. Они с отцом познакомились, когда в издательстве его попросили сфотографироваться для обложки. Они переиздавали пару его ранних книг, и она пришла к нему домой, чтобы сделать фотографии, и осталась там на неделю.
  
  В голосе Люси прозвучала нотка осуждения.
  
  Внизу у лестницы стоял огромный книжный шкаф с солидными фолиантами величиной с журнальный столик. Взглянув на корешки, я увидел, что часть из них была посвящена кино. Книги об Орсоне Уэллсе, Стивене Спилберге, Франсуа Трюффо, Альфреде Хичкоке. Несколько томов о сексе в истории кинематографа. Один из них назывался «Разврат в кино».
  
  Заметив мой интерес, Люси сказала:
  
  – Я сто раз просила отца убрать их подальше от Кристал, но он всякий раз говорил, что она слишком мала, чтобы обращать внимание на такие вещи.
  
  – Кристал часто бывала здесь?
  
  – Она обожала дедушку. По характеру Кристи довольно скрытная, но я это чувствовала. Они с отцом были большими друзьями. Он тоже любил внучку и многое прощал. Был снисходителен ко всем ее слабостям и капризам, что для него совсем не характерно.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Мой отец и его жена были большими эгоистами и не слишком считались с окружающими. Мириам принадлежала к категории людей, которые включают музыку на полную мощность и искренне удивляются, когда соседи начинают протестовать. В этом смысле они с отцом идеально подходили друг другу. Классические гедонисты.
  
  – Ваш отец любил только себя?
  
  – В общем, да, но, мне кажется, для дочери и внучки он делал исключение.
  
  Дома в стиле ранчо обычно имеют большой подвал, и это здание не было исключением. Мы спустились в большое помещение, где стоял большой бильярдный стол и настольный футбол, а на стене висело с полдюжины досок для игры в пинбол. Но самым интересным, во всяком случае, для мальчишки, который все еще сидел во мне, была огромная гоночная трасса. Она выглядела совсем как настоящая: с холмами, деревьями, домами и трибунами, заполненными миниатюрными фигурками людей.
  
  – Похоже, ваш отец любил всякие игры.
  
  – Да, – подтвердила Люси, все еще стоявшая у шкафа с книгами. – В душе он оставался мальчишкой.
  
  Я осмотрел раздвижную дверь, за которой находился бассейн. Если сигнализация была отключена, злоумышленник легко мог войти через нее. Но рядом не было пульта, значит, проник он все-таки через главный вход.
  
  – Здесь есть камеры? – поинтересовался я.
  
  – Нет. У отца вообще не было камер наблюдения.
  
  Жаль. Я вернулся к шкафу с книгами.
  
  – Не знаю, что вам сказать, Люси. Предположим, кто-то побывал в доме. Но мы не знаем, что было похищено. И вряд ли когда-нибудь узнаем, ведь только ваш отец и его жена могли бы нам в этом помочь.
  
  – Но что-то можно сделать?
  
  Я устало прислонился к шкафу.
  
  – Единственно, чем я могу вам помочь…
  
  Шкаф чуть сдвинулся с места.
  
  Всего лишь на какую-то часть дюйма, но это было заметно. Поначалу я подумал: он наклонился вперед, но потом понял, что нет, шкаф сдвинулся вбок. Это было маловероятно, учитывая тяжесть всех томов.
  
  – Что случилось? – спросила Люси.
  
  – Шкаф… – произнес я, оглядывая его.
  
  Правый торец шкафа упирался в стену. Там был вертикальный короб, внутри которого, вероятно, проходили какие-то коммуникации.
  
  Я заметил, что между коробом и боковой стенкой шкафа имеется зазор. Засунув туда пальцы, я попытался сдвинуть шкаф влево. Он переместился еще на дюйм.
  
  – Как вы это делаете? – удивилась Люси.
  
  – Он на полозках. И легко перемещается. За ним есть какое-нибудь помещение?
  
  – Мне об этом ничего не известно. Может быть, там тайное убежище?
  
  Но кому в Промис-Фоллсе может понадобиться потайная комната, чтобы скрываться там от грабителей? Это же не Нью-Йорк, где в такой комнате пряталась Джоди Фостер в каком-то старом фильме. Но здесь? С другой стороны, бывший байкер вполне мог иметь врагов, а также прочие проблемы.
  
  Я толкнул шкаф сильнее. Он отъехал фута на два с лишним и остановился. В образовавшемся проеме стала видна темная комната. Нащупав выключатель, я зажег там свет.
  
  Довольно большое помещение, где доминировала громадная кровать с белым атласным покрывалом и горой огромных подушек. Пол покрывал белый лохматый ковер, резко контрастировавший с красными бархатистыми обоями. На стене напротив кровати висел большой плазменный экран, под которым стоял маленький черный ящик. Но самым примечательным были шесть больших черно-белых фотографий, развешанные по стенам. На них сплетались обнаженные мужские и женские тела, словно повторяющие сцены оргий из фильма «Калигула».
  
  На полу валялись футляры от компакт-дисков. Открытые и пустые.
  
  – Это уж точно не убежище от грабителей, – заметил я.
  Глава 15
  
  Поспешив на место происшествия, Барри Дакуорт встретился там с Мишель Уоткинс, специалистом по взрывным устройствам, которую полиция штата направила в помощь местным копам.
  
  – Так что же здесь произошло? – спросил он ее, когда они стояли среди обломков. – Это демонтажники натворили или мы имеем дело с чем-то другим?
  
  – Парень, который взялся снести эту чертову махину, говорит, что еще не приступал к работе. Так вот, он не врет. Это не его рук дело. Во всяком случае, тут работал не профессионал.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Профессиональный демонтаж подобных конструкций делается совсем по-другому. А здесь пошустрил любитель. Насколько я понимаю, мы имеем дело с СВУ.
  
  – Самодельное…
  
  – Да. Самодельные взрывные устройства.
  
  – Даже не одно?
  
  – Пойдемте, я вам кое-что покажу.
  
  Уоткинс посмотрела на ботинки детектива.
  
  – У вас есть специальная обувь, такая как у меня? – Она показала на свои ноги, обутые в бутсы со стальными носками и толстенной подошвой. – Если вы будете бродить здесь в своих ботиночках, моментально напоретесь на какие-нибудь железки.
  
  – Она в машине.
  
  – Идите наденьте. А я пока проверю мои сообщения.
  
  Через пять минут Дакуорт вернулся в бутсах, в которые он заправил брюки.
  
  – Но все равно смотрите под ноги, – предупредила Мишель, осторожно пробираясь среди обломков.
  
  Дакуорту показалось, что эта женщина целиком состоит из мускулов.
  
  – Первое, что мы сделали, – прочесали всю площадку, чтобы найти неразорвавшиеся бомбы. Иначе не успеешь оглянуться, как окажешься в кусках.
  
  – Точно.
  
  – Утром здесь поработали собаки, а мы полазили с камерой. Похоже, все чисто.
  
  – Похоже, – усмехнулась Мишель. – Ни в чем нельзя быть уверенным на все сто. Кроме смерти. Все, что вкусно, вредно для здоровья.
  
  – Где вы работали раньше? – спросил Дакуорт, осторожно переступая через поломанные доски.
  
  – Я служила в армии сапером. Ирак, Афганистан. Когда вышла в отставку, стала применять свой богатый опыт на гражданке.
  
  – Как в том кино. Не помню название.
  
  – «Повелитель бури».
  
  – Точно. У вас тоже было так?
  
  – Хм, кино, – пожала она плечами. – Я смотрю только те фильмы, где играет Джордж Клуни. Ладно, чтобы аккуратно завалить эту штуку, наш друг Марсден заложил бы взрывчатку здесь, там и вон там. Но парень, который это сделал, меньше всего думал об аккуратности. Правда, и тупицей его не назовешь. Сумел же он обрушить этот чертов экран.
  
  – Вы сказали, это было СВУ.
  
  – Да, самодельная бомба.
  
  – Вы хотите сказать, что такие взрывные устройства использовались в Ираке? У нас кое-кто думает: это был терроризм или что-то вроде того, но мне кажется, наш Промис-Фоллс вряд ли мог заинтересовать исламских террористов.
  
  – Здесь я с вами согласна. СВУ всего лишь красивое обозначение бомбы, которую делают кустарно. Это вовсе не значит, что ее соорудили террористы с Ближнего Востока, но исключать такую возможность тоже нельзя. С другой стороны, в Интернете полно сайтов, где вам подробно объяснят, как самому сделать бомбу. И у нас достаточно придурков, которым это может понравиться. Помните Тимоти Маквейна из Оклахома-сити? Он использовал для этой цели удобрения. Любой смышленый и рукастый парень может приготовить эту адскую смесь. Но наш злоумышленник обладал кое-какими техническими знаниями. Он сумел подложить взрывное устройство так, что экран рухнул на людей. Если, конечно, именно в этом заключалась его цель.
  
  Осторожно лавируя между завалами, Мишель успевала попутно давать объяснения.
  
  – У экрана четыре главные опоры, и я считаю: под каждую из них была заложена взрывчатка, причем со стороны парковки, так чтобы экран свалился именно туда.
  
  – А террорист во время взрыва находился здесь? Недалеко от экрана? Возможно, в одной из машин?
  
  Мишель покачала головой.
  
  – Нет. Думаю, там были установлены обычные таймеры, которые сработали одновременно.
  
  – Значит, он мог быть где угодно. Даже за тысячу миль отсюда.
  
  – Да.
  
  – А установить бомбы он мог в любое время.
  
  – Еще раз да.
  
  Дакуорт почувствовал, как его охватывает отчаяние. Выходит, все эти опросы свидетелей ничего не стоят.
  
  – А кто-то предупреждал вас о взрыве, угрожал или взял на себя ответственность? – поинтересовалась Мишель.
  
  – Нет.
  
  – Нужно собрать все осколки взрывных устройств. Если мы установим, из чего и как они были сделаны, то сможем найти подобные аналоги. Тогда мы хотя бы будем знать, в каком направлении двигаться.
  
  – Полностью согласен, – ответил Дакуорт, отдуваясь.
  
  – Вы в порядке?
  
  – Да. Просто не привык к прогулкам по пересеченной местности.
  
  – Вам нужно бегать или еще как-нибудь тренироваться. Чтобы поддерживать форму.
  
  – Благодарю за совет.
  
  – И поменьше бургеров.
  
  – Еще раз спасибо.
  
  – Наш террорист поставил таймер на 23.23, чтобы экран упал, когда кинотеатр был полон. Это еще счастье, что убило только четверых. Если бы в первом ряду было больше машин…
  
  – Постойте-ка, что вы там сказали про время?
  
  – Какое время?
  
  – Когда упал экран.
  
  – Военная служба не проходит даром, – усмехнулась Мишель. – Я всегда указываю время по суточной шкале. Никаких «одиннадцать вечера» или «одиннадцать утра». Экран упал в двадцать три часа двадцать три минуты.
  
  Дакуорт остановился.
  
  – Вы опять запыхались? – участливо спросила Мишель.
  
  – Нет, ничуть.
  
  – Тогда в чем дело? Похоже, вам пришла в голову какая-то мысль.
  
  – Просто я понял, что это не совпадения.
  Глава 16
  Кэл
  
  Я вошел в красную комнату.
  
  – Так вы говорите, что никогда здесь не были? – спросил я Люси.
  
  Она широко раскрыла глаза.
  
  – Кэл, клянусь вам, я даже не знала о ее существовании.
  
  – Вы выросли в этом доме?
  
  – Нет. Отец купил его лет десять-двенадцать назад. Я здесь бывала довольно часто, но сюда меня никогда не приглашали. Что это?
  
  Сексуальные фото на стенах, огромная кровать и атласные подушки лично у меня не оставляли никаких сомнений в назначении этой комнаты.
  
  – Это явно не мастерская, – заметил я.
  
  – Мне даже не представлялось…
  
  Комната находилась под одной крышей с домом. Возможно, когда-то это действительно была мастерская, винный погреб или спортивный зал. Но Чалмерсы почему-то спрятали ее от посторонних глаз, замаскировав вход книжным шкафом.
  
  Возникает вопрос: почему?
  
  В том, что супруги спят в одной спальне и занимаются сексом на общей кровати, нет ничего постыдного. Никому и в голову не придет скрывать подобное обстоятельство. Я мог побиться об заклад, что Адам и Мириам Чалмерс почти всегда спали вместе в своей спальне наверху. На той громадной кровати, где они нередко занимались сексом.
  
  Но эта комната вряд ли служила для оживления супружеской жизни. Она предназначалась только для секса, причем далеко не повседневного. Здесь не спали и сюда не помещали гостей вроде любимой тетушки, приехавшей проведать хозяев.
  
  Я посмотрел на фотографии, развешанные по стенам.
  
  – Это работы Мириам?
  
  Люси кивнула:
  
  – Думаю, да. Я видела ее творения в Интернете. Помимо заурядных портретов и свадебных снимков, она пыталась делать фото в стиле Мэпплторпа.
  
  Осторожно переступив через разбросанные футляры, я подошел к небольшой тумбе под телевизором. Дверца была приоткрыта: вероятно, именно здесь хранились все эти диски. Опустившись на колени, я распахнул ее. Люси вошла в комнату и, став за мной, заглянула мне через плечо.
  
  Внутри было две полки. На верхней стоял DVD-плеер. Рядом с ним – шеренга кремов и открытая шкатулка с презервативами. Нижняя полка была завалена сексуальными игрушками. Вибраторы, резиновые фаллосы, ремни всех видов и размеров, наручники. Коробка с батарейками, но отнюдь не с теми, что вставляют в индикаторы дыма.
  
  За моей спиной послышался глубокий вздох.
  
  – С вами все в порядке?
  
  – Да, – тихо ответила Люси. – Но все это так неожиданно. Вообще-то я не ханжа. Люди занимаются сексом, иногда с помощью всяких приспособлений, и я ничего не имею против. Даже если это мой отец. – Она чуть помолчала. – Но это… Не знаю, что и подумать.
  
  Взглянув на кровать, я заметил пару пультов, лежавших рядом на столике. Для телевизора и DVD-плеера.
  
  – Люси, вы не принесете мне эти штуки?
  
  – Какие?
  
  – Вон те пульты.
  
  Люси обошла кровать и в нерешительности остановилась, хотя по сравнению со всем остальным пульты были самыми безобидными предметами. Но все-таки она взяла их и передала мне. Включив плеер, я нажал кнопку «Открыть».
  
  Выехавший лоток был пуст.
  
  Либо Адам Чалмерс имел привычку вынимать диск из плеера, либо проникший в дом незнакомец был достаточно бдителен и ничего не упустил.
  
  Несмотря на мягкий ковер, нога у меня затекла, и, меняя позу, я случайно заглянул под кровать.
  
  Там стоял черный пластиковый чемоданчик.
  
  Взявшись за ручку, я вытянул его из-под кровати.
  
  – Что это? – спросила Люси.
  
  Вместо ответа я открыл замки и поднял крышку. В мягком сером пенопласте лежала камера и пара объективов.
  
  Я вытащил ее из футляра. Это была прекрасная дорогая камера для съемок фото и видео.
  
  – О господи! – ахнула Люси.
  
  Я посмотрел на пустые футляры из-под дисков.
  
  – Похоже, здесь были похищены любительские фильмы вашего отца. Мне кажется, кто-то искал именно их, но, услышав, что вы вошли в дом, выскользнул из комнаты вместе с дисками, вернул на место шкаф и ретировался через заднюю дверь.
  
  Люси медленно кивнула.
  
  – Он, вероятно, хотел пересмотреть все диски. Возможно, на них были этикетки. Но, услышав, что открывается дверь, сбежал, оставив пустые футляры на полу.
  
  Я внимательно посмотрел на нее.
  
  – Вы уверены, что не знали об этом? Вам после катастрофы никто не звонил? Не предлагал выкупить эти диски?
  
  Люси покачала головой.
  
  – Клянусь, ничего подобного не было.
  
  Возможно, такой звонок еще последует. Но какой смысл шантажировать того, кого уже нет в живых?
  
  – Во всяком случае, теперь мы знаем, за чем они охотились. Вы не хотите сообщить об этом в полицию? – спросил я.
  
  Люси в ужасе приоткрыла рот.
  
  – Нет, конечно.
  
  – А что вы хотите от меня?
  
  – Чтобы вы нашли эти диски. Выяснили, у кого они сейчас. Я не имею ни малейшего представления, что там на них, и не хочу это знать. Но их нужно вернуть и уничтожить. Никто не должен знать, что там снято.
  
  – Вас заботит репутация отца?
  
  – Не совсем так. В какой-то степени да, но…
  
  – Ваша дочь.
  
  Люси кивнула.
  
  – Если это вылезет наружу, я уж как-нибудь переживу. Но что будет с Кристал? Вы же знаете, как быстро распространяются слухи. И дети всегда в курсе событий. Я не могу допустить, чтобы ее дразнили и унижали. Или в один прекрасный день она наткнется на все это в Интернете. Вполне возможно, что диски украли, чтобы выложить их на ю туб.
  
  – Согласен.
  
  Но с чего мне начать? Кто мог знать об этой тайной комнате? Тот, кто ее декорировал? Хотя Адам Чалмерс мог все сделать сам. Уборщица или какой-нибудь сантехник? Но они вряд ли подозревали об этом убежище. А если и знали, зачем им эти диски?
  
  Кому нужны эти фильмы о сексуальной жизни Адама Чалмерса и его жены? Особенно сейчас, когда они мертвы.
  
  А потом меня осенило.
  
  Адам и Мириам были не единственными действующими лицами.
  
  Там были и другие персонажи.
  Глава 17
  
  Выйдя из административного здания, Ангус Карлсон пошел к машине, когда его вдруг окликнули:
  
  – Эй, подождите, пожалуйста!
  
  На парковке никого не было, так что кричавший явно обращался к нему. Карлсон остановился и посмотрел в ту сторону. Его внимание старался привлечь человек, которого он видел в кабинете Данкомба. Преподаватель колледжа по имени Питер.
  
  – Вы это мне? – спросил Карлсон, указывая на себя.
  
  Питер кивнул и, тяжело дыша, поспешил к нему.
  
  – Извините, я ждал, пока вы выйдете от Клайва, но, видимо, пропустил этот момент. И вот пришлось бежать за вами. Вы из полиции? Детектив?
  
  – Верно, – подтвердил Карлсон, а про себя подумал: «Детектив при исполнении». Однако вслух уточнять не стал.
  
  – А я Питер Блэкмор. Профессор, английская литература и психология.
  
  Он протянул Карлсону руку, которую тот с готовностью пожал.
  
  – Могу я задать вам несколько вопросов? Чисто гипотетически.
  
  – Конечно. Я слушаю вас.
  
  – Если кто-то пропал, сколько времени он должен отсутствовать, чтобы официально считаться пропавшим?
  
  – Официально?
  
  – Да, официально пропавшим.
  
  – А о ком идет речь? Это пропавший четырехлетний ребенок, который не пришел в детский сад, девяностолетний дедушка, исчезнувший из дома престарелых, или муж, сбежавший с секретаршей? Чисто гипотетически.
  
  Блэкмор растерянно моргнул.
  
  – Никто из перечисленных.
  
  – Я хочу сказать, все зависит от того, кто пропал. Если ребенок не пришел в школу, полиция реагирует немедленно. В таких делах важна оперативность. Потерявшегося старика тоже надо быстро разыскать, но в этом случае вам, по крайней мере, не приходится опасаться, что он стал жертвой насильника. А муж, сбежавший с секретаршей, вообще не входит в нашу компетенцию. Все зависит от конкретной ситуации.
  
  – Я понял, – задумчиво произнес Блэкмор.
  
  – Может быть, вы скажете точнее?
  
  – Это ближе к третьему случаю, но только в общих чертах. Должен ли я ждать сутки, прежде чем сообщить об исчезновении человека? Я слышал, что должно пройти двадцать четыре часа. Или сорок восемь?
  
  Карлсон покачал головой.
  
  – Это миф. Вы можете сообщить о пропавшем человеке в любое время. Если есть основания считать, что совершено преступление и человек находится в опасности, полиция будет реагировать немедленно. Ваше гипотетическое исчезновение как-то связано с преступлением?
  
  Блэкмор отвел глаза.
  
  – Я не знаю. Она просто не пришла домой.
  
  – Речь идет о вашей жене, профессор? Это она пропала?
  
  Тот судорожно глотнул и, чуть поколебавшись, сказал:
  
  – Возможно. Я хочу сказать, да, это моя жена, но у меня нет уверенности, что она действительно пропала.
  
  – Как ее имя?
  
  – Джорджина Блэкмор.
  
  – Когда вы видели ее в последний раз?
  
  Карлсон полез в карман за блокнотом.
  
  – Вчера утром, когда я уходил в колледж.
  
  – Миссис Блэкмор работала?
  
  – Да. Секретарем в адвокатской конторе «Пейн, Кей и Данн».
  
  – Она была вчера на работе?
  
  – Да.
  
  – Вы разговаривали с ней в течение дня?
  
  – Нет, но я говорил с ее сотрудниками, и они сказали мне, что на работе она была.
  
  – Но вечером не вернулась домой?
  
  – Точно не знаю.
  
  – Как так?
  
  – Я вчера не ночевал дома. Оставался в колледже. В своем кабинете.
  
  – Вы там спали?
  
  – Нет, не спал. У меня привычка там работать. Я готовился к лекции, которую должен читать сегодня: о Мелвилле и психологическом детерминизме.
  
  – Ага.
  
  – Я обычно готовлюсь к лекциям по ночам. И не прихожу домой ночевать. Сегодня я лег только в пять.
  
  Профессор поднял правую руку и чуть опустил голову, словно хотел что-то понюхать, но вовремя остановился.
  
  – После лекции пойду домой и немного освежусь.
  
  – Вы разговаривали с Джорджиной по телефону? Посылали ей сообщения?
  
  Блэкмор покачал головой:
  
  – Я не умею посылать сообщения.
  
  – У вас нет мобильного телефона?
  
  Блэкмор выудил из кармана старенькую «раскладушку» десятилетней давности.
  
  – Есть, но я даже не знаю, как с него посылать сообщения. Наверно, им можно фотографировать, но я использую его только для звонков.
  
  – Значит, вы не разговаривали с женой со вчерашнего утра и не пытались ей звонить?
  
  Блэкмор покачал головой.
  
  – Я попытался с ней связаться, после того как мне позвонили с ее работы. У них есть мой номер телефона. Они хотели узнать, почему она не пришла на работу.
  
  – Она сегодня не появилась на работе?
  
  – Нет. Они пытались звонить домой и на номер ее сотового. Никто не ответил. Тогда я попытался позвонить ей сам, но так и не дозвонился. – Подбородок у Блэкмора задрожал. – Я начинаю беспокоиться.
  
  – А раньше Джорджина пропадала?
  
  Блэкмор опять отвел глаза.
  
  – Не совсем так.
  
  – Это да или нет?
  
  – Нет. Раньше она не пропадала. Просто уходила из дома, чтобы собраться с мыслями.
  
  – Почему бы вам не поехать со мной в участок, чтобы оставить там сведения о своей жене? Приметы, машина, круг знакомых, может быть, у вас есть ее фотография. Это было бы…
  
  – Нет, – перебил Карлсона профессор. – Все в порядке, я в этом уверен. Скорее всего, ей хочется побыть одной. И все.
  
  – Вы именно это обсуждали с Клайвом Данкомбом? Когда я вошел?
  
  Блэкмор кивнул.
  
  – Да. Клайв мой друг. И может дать дельный совет.
  
  – Но ведь он не советовал вам обратиться в полицию?
  
  – Нет, – признался Блэкмор. – Он предпочитает все решать сам.
  
  Блэкмор отступил на шаг. При упоминании о Данкомбе в его глазах мелькнул испуг.
  
  – Послушайте, забудьте все, что я вам говорил. Уверен: с Джорджиной все в порядке. Наверное, она уже дома. Я просто перестраховался. И пожалуйста, не говорите ничего Клайву. Он может обидеться.
  
  – А как насчет того, другого вопроса? – спросил Карлсон.
  
  – Это вы о чем?
  
  – Выходя из кабинета Данкомба, вы упомянули «то, другое дело», а он успокоил вас, что все под контролем. Это относилось к вашей жене, профессор? Или к чему-то еще?
  
  Блэкмор побледнел.
  
  – У меня через час лекция, а я еще не совсем подготовился. Так что, пожалуй, мне надо идти.
  
  Повернувшись, Блэкмор потрусил прочь, словно собака, спущенная с поводка.
  Глава 18
  
  Детектив Дакуорт нашел Лайонела Грейсона в офисе кинотеатра. Расхаживая по комнате, тот говорил по мобильному с кем-то из своей страховой компании.
  
  – Что значит, мне могут не выплатить страховку? – кричал он. – О чем вы говорите? Да, я собирался демонтировать экран, но разговор сейчас не об этом. Мне на это наплевать! Но ведь есть погибшие! В моем кинотеатре! Четыре человека! Многие получили травмы, у кого-то повреждены машины! Все эти люди собираются подать на меня в суд, чтобы взыскать убытки. Да, да, я прижал демонтажников, но они даже…
  
  – Мистер Грейсон, – окликнул его Дакуорт.
  
  Грейсон предостерегающе поднял палец.
  
  – Послушайте меня. Они даже не приступали к работе. И не имеют к этому никакого отношения. Кто-то подложил взрывчатку и… Если это теракт, мне не выплатят страховку? При чем здесь террористы? О чем вы говорите, черт бы вас побрал? По-вашему, отморозки из «Аль-Каиды» пробрались в Америку, чтобы взорвать кинотеатр в каком-то вонючем Промис-Фоллсе? Вы считаете…
  
  – Мистер Грейсон, мне нужно с вами поговорить, – сделал еще одну попытку Дакуорт.
  
  – Стойте, стойте. Послушайте меня: я выхожу из бизнеса. Продал этот участок, чтобы уйти от дел и жить в свое удовольствие. Если эти люди вчинят мне иски, я потеряю все свои деньги! Все вы, страховщики, мошенники! Надуваете людей как хотите… Алло? Алло!
  
  Грейсон остановился и посмотрел на Дакуорта.
  
  – Этот сукин сын повесил трубку.
  
  – Я хотел бы задать вам пару вопросов, – сказал детектив.
  
  – Что?
  
  – Давайте присядем.
  
  – Нет, не могу я сидеть на месте.
  
  – Пожалуйста, сядьте.
  
  Грейсон неохотно опустился на складной алюминиевый стул. Дакуорт сел напротив и, поставив локти на колени, наклонился вперед.
  
  – Вы в порядке?
  
  – Я просто с ума схожу, – простонал Грейсон, дергая вниз и вверх ногой, словно внизу была педаль швейной машинки.
  
  Дакуорт кивнул.
  
  – Я вас понимаю. Все это ужасно. Мне бы хотелось выяснить у вас кое-какие подробности, но сначала вы должны успокоиться.
  
  – Ладно, – вздохнул Грейсон. – Нет, не могу. Слишком завелся. Давайте спрашивайте, что вы там хотели.
  
  – О’кей. У вас есть враги? Кто-нибудь, который хотел бы вам подгадить или уничтожить ваш бизнес?
  
  – Нет таких. Нет. Кому нужно уничтожать мой бизнес? Я и так из него ухожу.
  
  – Хорошо. Тогда, может быть, у вас были проблемы с поставщиками или с недовольными зрителями? Какие-то конфликты?
  
  Грейсон задумался.
  
  – Такого не помню. Только мелкие перепалки. Ничего серьезного. Иногда людям не нравится фильм, и они требуют назад деньги.
  
  – Вы их возвращаете?
  
  Грейсон был поражен вопросом.
  
  – Нет, конечно! Я не могу гарантировать качество фильмов. Пусть читают рецензии. Если им не нравится картина, пусть жалуются Тому Хэнксу или Николь Кидман и требуют свои деньги у них.
  
  – У вас в последнее время были такие случаи?
  
  Грейсон пожал плечами.
  
  – Пару недель назад один мужчина сильно возмущался, потому что в фильме были голые люди и сплошные ругательства, а он приехал с пятилетней дочкой. Но это был последний фильм в вечернем сеансе. Дети к этому времени уже засыпают. Поэтому детские фильмы мы пускаем сначала.
  
  – Он требовал вернуть ему деньги?
  
  – Даже не думал. Только сказал, что будет жаловаться на меня властям.
  
  – Каким властям?
  
  Грейсон рассмеялся:
  
  – Откуда я знаю. На меня так никто и не наехал. На свете много придурков. И ничего с этим не сделаешь.
  
  – Этот человек назвал себя?
  
  Грейсон покачал головой:
  
  – Нет.
  
  Но вдруг наморщил лоб:
  
  – Подождите-ка. Теперь вспомнил: я записал номер его машины. Иногда приходится, когда подростки хулиганят или поддают. Сейчас найду.
  
  Грейсон стал рыться в бумагах на своем столе.
  
  – Вот он.
  
  Он протянул Дакуорту листок бумаги с номером машины и словом «Одиссей».
  
  Детектив вопросительно взглянул на него:
  
  – «Одиссей»?
  
  – Это фургон «хонда».
  
  Дакуорт спрятал листок в карман.
  
  – А помимо работы, мистер Грейсон? Кто-нибудь имеет на вас зуб? Какие-нибудь личные конфликты?
  
  – Что? Нет, никаких. Вы должны их найти. Только не списывайте все на террористов, иначе моя страховая компания меня прокатит.
  
  – И последнее, – продолжал Дакуорт. – Число двадцать три вам что-нибудь говорит?
  
  Грейсон поморщился:
  
  – Что?
  
  – Экран рухнул в двадцать три часа двадцать три минуты. Вас это наводит на какие-то мысли?
  
  Грейсон покачал головой:
  
  – Вы шутите?
  
  Но Дакуорт не шутил.
  
  Он больше не сомневался, что число 23 появляется так часто неспроста. Особенно теперь, когда узнал, в котором часу упал экран.
  
  За всем этим что-то крылось.
  
  Детектив уже полазил по Интернету, выясняя, чем замечательно это число. Оно фигурировало в фильмах о Матрице. Это был номер Майкла Джордана, когда тот играл за «Буллс». Атомное число ванадия (хорошо известное Ванде Терьюлт). Двадцать третий псалом из Библии.
  
  Любое из этих значений может быть как-то связано с преступлением. А может, и нет. Одно стало ясно – для кого-то это число обладает магическим смыслом.
  
  Для того, кто развесил этих белок и поджег чертово колесо. Останься жив Мэсон Хелт, который носил толстовку с этим номером, Дакуорт присмотрелся бы к нему поближе. Но экран взорвали уже после его смерти. И все же какая-то взаимосвязь здесь есть.
  
  Вопрос заключался в том, стоит ли предавать огласке все эти гипотезы. Может быть, пора обратиться к общественности? Возможно, что-то всплывет. Какой-нибудь сдвинутый тип, зацикленный на этом числе. Если речь идет о двадцать третьем псалме – «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла», – то здесь явно не обошлось без какого-нибудь религиозного фанатика.
  
  Надо поговорить с шефом. С Рондой Финдерман. И как можно скорее.
  
  Но его мысли занимало не только это загадочное число. Оливия Фишер беспокоила его ничуть не меньше. Есть ли какая-нибудь связь между ней и Джеком Стерджесом? Об этом мог знать только один человек – отец Оливии Уолден Фишер.
  
  Если такая связь имеется – к примеру, Стерджес мог оказаться семейным врачом Фишеров, – его будет легче обвинить в убийстве двух женщин.
  
  Дакуорт всегда старался прослеживать взаимосвязи.
  
  Ронда будет счастлива, если ему удастся повесить все на Стерджеса. Ей хочется поскорее закрыть два этих дела, если учесть, что убийством Оливии Фишер занималась она, будучи еще простым детективом. Финдерман, которая в свое время изрядно тянула с расследованием дела Гейнора, не изменила своей стратегии и в отношении Фишер. Детектив считал, что его начальнице не хватает расторопности, но держал свое мнение при себе.
  
  Дакуорт припарковался перед домом Уолдена Фишера – белым двухэтажным коттеджем с гаражом на две машины. Подойдя к главному входу, он позвонил.
  
  – Вы ко мне? – приветствовал его Фишер, чуть приоткрыв дверь.
  
  Детектив показал ему удостоверение.
  
  – Барри Дакуорт из полиции Промис-Фоллса.
  
  Фишер, прищурившись, взглянул на корочку.
  
  – Дакуорт?
  
  – Правильно.
  
  – В чем дело, детектив?
  
  – У меня к вам пара вопросов, сэр, относительно вашей дочери. Оливии Фишер. Могу я поговорить с вами и вашей женой?
  
  – Миссис Фишер умерла, – сообщил Уолден, открывая дверь.
  
  Дакуорт незаметно поморщился.
  
  – Извините, не знал. Вам, вероятно, тяжело говорить об Оливии, но я займу у вас совсем немного времени.
  
  – Да, конечно, входите.
  
  Фишер провел детектива в кухню и предложил сесть. На столе лежала газета и пилочка для ногтей. Видимо, Уолден делал себе маникюр.
  
  – Я только что сварил кофе. Будете пить?
  
  – С удовольствием.
  
  – Вы уже были в этом кинотеатре? – поинтересовался Уолден. – Только о нем и говорят.
  
  – Да, – кивнул Дакуорт. – Я только что оттуда. Но мне сейчас важнее поговорить с вами.
  
  – Какой кошмар! – вздохнул Уолден, доставая из шкафа две кружки. – Просто в голове не укладывается. Люди приехали посмотреть кино, а их убило свалившимся экраном.
  
  Налив в кружки кофе, Фишер, сдвинув газету, поставил их на стол. Пилочку для ногтей он сунул в карман рубашки и, потерев большой палец, пояснил:
  
  – Я грызу ногти. Плохая привычка. Появилась после смерти Оливии. А когда умерла жена, стало еще хуже. Это от стресса.
  
  Дакуорт немного отпил из чашки, ощущая в руках приятное тепло. Кофе был настолько крепким, что он с трудом удержался от гримасы.
  
  – О чем вы хотели спросить меня? – нарушил молчание Фишер. – У вас что-то новое? Вы нашли убийцу?
  
  Дакуорт проигнорировал неудобный вопрос.
  
  – Вы когда-нибудь слышали о докторе Джеке Стерджесе?
  
  Фишер тоже сделал глоток.
  
  – Стерджес? Кажется, о нем что-то было в новостях?
  
  – Правильно.
  
  – Это та история с новорожденным? Он похитил ребенка и отдал кому-то другому?
  
  – Да, это о нем.
  
  – Но его ведь убили? Главный врач той больницы. Она убила его, а потом покончила с собой.
  
  – Вы, я вижу, в курсе событий.
  
  – Сейчас, когда наш «Стандарт» прикрыли, с новостями стало похуже. Но я слушаю радио и смотрю передачи из Олбани. – Фишер кивнул в сторону газеты. – Теперь вот получаю их газету, но там наших местных новостей негусто.
  
  – Значит, вы знаете, что доктор Стерджес обвиняется в убийстве Розмари Гейнор?
  
  Уолден кивнул.
  
  – Оливия ходила к доктору Стерджесу? Она была его пациенткой? Или она с ним была незнакома?
  
  Отец убитой женщины медленно покачал головой:
  
  – Мне об этом ничего не известно. У нас есть семейный доктор Рут Сильверман. Она лечила мою жену, и Оливия тоже обращалась к ней. Я до сих пор у нее лечусь. У меня куча болезней: радикулит, несварение желудка и много чего еще. Каждый день я просыпаюсь с какой-нибудь новой хворью, но в душе по-прежнему молод… Мне все еще шестнадцать. Понимаете, о чем я говорю?
  
  – Еще бы.
  
  – Я об этом Стерджесе узнал только из новостей. Вокруг него тогда такая шумиха поднялась. – Фишер подался вперед. – Вы говорите, он как-то связан с убийством Оливии?
  
  – Я этого не утверждаю. Просто пытаюсь найти возможные взаимосвязи.
  
  – Какая же тут может быть связь?
  
  Дакуорт слабо улыбнулся.
  
  – Ее может не быть вообще. Но я должен просчитать все варианты.
  
  – Значит, не хотите мне сказать.
  
  – Не хочу раньше времени поднимать шум.
  
  Уолден Фишер медленно кивнул.
  
  – А что, если Оливию и вправду убил этот доктор?
  
  – Я этого не сказал.
  
  – Но если так, выходит, он ушел от расплаты? Покойника не посадишь.
  
  – Не знаю, что вам сказать, мистер Фишер. Три года назад вы, вероятно, уже наговорились об этом с детективом Финдерман.
  
  – Она сейчас у вас в начальниках ходит.
  
  – Это верно.
  
  – Когда уж ей заниматься моей дочкой.
  
  – Я бы этого не сказал. Ее повышение не сказалось на ходе расследования. Еще один вопрос: кто, по-вашему, мог быть заинтересован в смерти Оливии? Имелись ли у нее сложности личного характера?
  
  – Нет, ничего такого не наблюдалось.
  
  – А как насчет правонарушений? У нее были проблемы с законом?
  
  Уолден обиженно нахмурился.
  
  – Оливия никогда ничего не нарушала. А когда ее оштрафовали за превышение скорости, она так переживала, словно ограбила банк. И очень беспокоилась, что это повлияет на страховку.
  
  Глаза Фишера наполнились слезами. Сдвинув кружку на край стола, он сжал кулаки.
  
  – Не знаю, как мы это пережили.
  
  – Сочувствую.
  
  – В конечном счете это и убило Бет.
  
  – Вашу жену?
  
  Уолден кивнул.
  
  – Нет, официальный диагноз был рак, но это горе съело ее изнутри. Горе и несправедливость.
  
  Дакуорт промолчал.
  
  – Все эти три года я каждый день надеялся, что кто-то ответит за смерть Оливии. Но узнать, что убийцы уже нет в живых, – это свыше моих сил. И как прикажете поступить? Пойти и помочиться на его могиле? Только это и остается.
  
  Дакуорт залпом допил кофе.
  
  – Если вспомните или узнаете что-нибудь такое, что могло связывать вашу дочь со Стерджесом, пожалуйста, позвоните мне.
  
  Он положил на стол свою карточку. Подвинув ее к себе, Уолден мельком взглянул на телефон.
  
  – Обязательно.
  
  – Буду сообщать вам о любых новых обстоятельствах.
  
  – Я очень беспокоюсь о Викторе, – вдруг сказал Фишер.
  
  – О каком Викторе?
  
  – Виктор Руни. Они с Оливией встречались. Он так и не оправился от потрясения.
  
  – Что вы имеете в виду? – спросил Дакуорт, отодвигая стул.
  
  – Прошло уже три года, а он все никак не придет в себя. Стал много пить. Потерял работу. Винит всех подряд в том, что произошло. – Фишер посмотрел на Дакуорта в упор. – А больше всего себя.
  
  – А в чем он себя винит? Это как-то связано со смертью Оливии?
  
  – Да нет, упаси бог. Во всяком случае, я так не думаю. Когда это случилось, он пил с приятелем. У него стопроцентное алиби. Он должен был встретиться с Оливией, но задержался. Если только…
  
  Уолден запнулся.
  
  – Если что?
  
  – Если только кто-то не пытается его выгородить. – Фишер посмотрел в окно. – А все эти переживания – всего лишь искусная игра. – Он покачал головой, решительно отвергая подобную версию. – Нет, вряд ли. Виктор, конечно, не подарок, но на такое уж точно не способен.
  
  Дакуорт уже шел к выходу, когда его посетила новая идея.
  
  – Можно спросить вас еще об одном человеке? Вы или Оливия были знакомы с Биллом Гейнором?
  
  – Билл Гейнор? – переспросил Фишер. – Это ведь фамилия той убитой женщины?
  
  – Розмари была его женой.
  
  – Вот сукин сын. Так он был женат? Билл был нашим страховым агентом.
  Глава 19
  
  Рэндалл Финли и Фрэнк Манчини договорились пообедать в «Клевере», фешенебельном – во всяком случае, по меркам Промис-Фоллса – ресторане в городском предместье. Самому Финли больше нравились заведения типа бара «Кейзис» на Чарлтоне, но для деловых встреч он всегда выбирал «Клевер» с его белыми льняными скатертями, тонким фарфором и вымуштрованными официантами, которые никогда не пошлют вас куда-нибудь подальше.
  
  Финли заказал столик в своем любимом закутке за перегородкой, создававшей иллюзию уединенности. Здесь он мог говорить свободно, не опасаясь, что его услышат другие посетители.
  
  Он уже сидел за столом, когда в зал вошел Манчини, плотный приземистый мужчина, чем-то напоминавший пожарный гидрант, причем прекрасно одетый. Хотя Манчини всю жизнь занимался строительством, не в его привычках было разгуливать в каске. Темно-синий костюм от Армани, хрустящая белая рубашка и красный галстук.
  
  – Не вставай, – остановил он Финли, который сделал попытку выйти из-за стола.
  
  Тот остался сидеть. Пожав ему руку, Манчини расположился напротив.
  
  – Что тебе заказать?
  
  – Виски.
  
  Финли махнул рукой официантке, на блузке которой значилось имя Кимми.
  
  – Ты новенькая, Кимми? – спросил бывший мэр, когда девушка принесла им меню.
  
  Она улыбнулась:
  
  – Я здесь всего неделю.
  
  Финли восхищенно покрутил головой, улыбнувшись в ответ.
  
  – В «Клевере» все официантки красотки, но ты лучше всех. Посмотри, что за персик, Фрэнк.
  
  Манчини ухмыльнулся.
  
  Кимми приняла комплимент с застенчивой улыбкой.
  
  – Что вам принести, джентльмены?
  
  Финли заказал два виски. Когда официантка ушла, Манчини спросил:
  
  – Тебе не кажется, что парень, которого застукали с малолетней проституткой, должен чуть поумерить свой пыл?
  
  – Я просто сказал ей комплимент. А та история была сто лет назад.
  
  – Но она стоила тебе поста.
  
  – Я собираюсь его вернуть. Избиратели легко прощают грехи, особенно такие лохи, как в этом городе. В наши дни никто не обращает внимания на такие вещи. Вспомни Клинтона. Несмотря на скандальчик с этой стажеркой, он самый популярный из бывших президентов.
  
  Манчини вздохнул.
  
  – Мнишь себя вторым Клинтоном?
  
  Финли с довольным видом рассмеялся.
  
  – Ну, может, я и не так популярен, как старина Билл, но жители этого городишки не помнят, что ели на завтрак, не говоря уж о моих давнишних грехах.
  
  – Здорово ты их прикладываешь, Рэнди. Если избиратели узнают, какими идиотами ты их считаешь, не видать тебе мэрства как своих ушей.
  
  – Они не узнают. Вообще-то они неплохие ребята. А меня уже не изменишь. Ты же не хочешь, чтобы я был кем-то другим?
  
  – Почему нет, Рэнди? Я бы предпочел сидеть в компании Аль Капоне. Как-то безопаснее.
  
  Финли расхохотался. Манчини лишь скривил рот.
  
  – Любишь ты меня подкалывать, Фрэнк, – добродушно произнес Финли. Потом слегка понизил голос. – Скажи-ка мне, что там у вас стряслось в этой киношке?
  
  – О чем это ты?
  
  – О чем я? Ты что, издеваешься? А взрыв этот чертов? А рухнувший экран? Четырех человек прихлопнуло как мух.
  
  – Это трагическая случайность, только и всего.
  
  – Да, да, я понимаю. Мы все в шоке. Но строго между нами, это твоих рук дело?
  
  – Ты что, спятил? – завопил Манчини, привлекая внимание окружающих.
  
  – Да тише ты, – осадил его Финли. – Хочешь сказать, ты здесь ни при чем?
  
  – За каким чертом мне это надо? Это демонтажники натворили.
  
  – А у меня другие сведения. Я слышал, они даже не приступали к работе.
  
  – Это все треп. Они свою шкуру спасают.
  
  – Не уверен. У тебя есть все возможности для этого.
  
  – Рэнди, ты что, окончательно свихнулся? Мы купили землю, и по контракту Грейсон должен демонтировать все постройки. Какого дьявола я буду взрывать экран, да еще с человеческими жертвами? Какой смысл мне это делать?
  
  Финли немного помолчал.
  
  – Да я и сам не могу понять. Разве только это повод для тебя расторгнуть контракт. Тогда Грейсону не останется ничего другого, как сбросить цену.
  
  – Да нет здесь никакого умысла. Я к этому вообще не имею отношения. Это демонтажники. Вернее верного. А теперь давай о другом. О тебе и твоих планах в отношении меня.
  
  – Сначала надо победить на выборах.
  
  – Но ты даже не выставил свою кандидатуру.
  
  – Как раз собираюсь.
  
  – Тогда шевелись. Ты должен победить. Пока в мэрском кресле сидит Аманда Кройдон, у меня нет никаких шансов. Пора вышибить ее оттуда. Эта стерва помешана на экологии. Если я сообщу о своих планах, поднимется страшный шум – сейчас все страсть как озабочены загрязнением воды и почвы, которое всегда преувеличивается в разы. Я вложил в эту землю большие деньги, Рэнди. Поэтому вместо этой тетки здесь должен заправлять ты.
  
  – Всему свое время. И потом, покупая землю, ты должен быть уверен, что получишь все нужные разрешения. Это часть бизнеса. А чем ты вообще рискуешь? Если меня не изберут и Аманда удержится в кресле, ты можешь использовать эту землю под застройку. С этим не будет никаких проблем.
  
  – Жилые дома не приносят постоянного дохода, – возразил Манчини. – Ты строишь дом, продаешь его, получаешь прибыль, и на этом все заканчивается. А завод по переработке металлолома приносит тебе деньги постоянно и в течение многих лет. К тому же обеспечивает работой местных жителей.
  
  – Да, рабочие места – это хорошо. Но, как ты справедливо заметил, главное – это деньги. Если меня выберут, я смогу использовать свои связи. Уж мне-то известно, как получить все разрешения и кого подмазать. Я, конечно, не обещаю, что все пойдет как по маслу, но результат будет.
  
  Кимми принесла виски.
  
  – Спасибо, милая, – сладко улыбнулся Финли.
  
  – Что вы будете заказывать на горячее?
  
  – Мне бифштекс с кровью. А тебе, Фрэнк?
  
  – Я еще не посмотрел меню.
  
  – Тогда бери бифштекс.
  
  – Предпочитаю что-нибудь другое.
  
  – Ты что, голубой? – усмехнулся Финли, бросив взгляд на Кимми. – Ладно, шучу. Я ничего не имею против гомиков.
  
  – Хорошо, мне тоже бифштекс, – сдался Манчини. – Только прожаренный.
  
  Кимми упорхнула.
  
  – Интересно, парень у нее есть? – задумчиво произнес Финли.
  
  – Тебе не кажется, что ты несколько переоцениваешь свою неотразимость?
  
  – Женщины любят силу и власть.
  
  Манчини рассмеялся:
  
  – Но ты же был мэром Промис-Фоллса, а не министром обороны.
  
  – Я здесь известная личность.
  
  – Это меня и беспокоит. Избирателям слишком хорошо известно, что ты за птица.
  
  – Меня это не колышет. Просто надо убедить эту публику, что я их спаситель.
  
  – Как Иисус Христос?
  
  – Но только в фирменных штиблетах, а не в сандалиях. – Финли наклонился к собеседнику. – Этот город – мой должник, Фрэнк. Он обязан дать мне шанс. Меня здесь угробили. Эти люди затоптали меня, и я хочу дать им шанс реабилитировать себя. Я пал жертвой грязной клеветы, вот в чем все дело.
  
  – Эту шлюшку откопала та левая газетенка?
  
  Финли сделал жест рукой, словно отмахиваясь от опасений Манчини.
  
  – Люди делают вид, что их возмущают подобные истории. Они любят читать про это, но в глубине души им наплевать. Они сами ничуть не лучше, и я просто один из них – свой парень, которому близки их проблемы, а не какой-нибудь прыщ, который смотрит на них свысока.
  
  – Но ты же богач, Рэнди. У тебя процветающий бизнес по розливу питьевой воды. Ты входишь в тот самый один процент толстосумов.
  
  – Но я это не выпячиваю. Важно то, как тебя воспринимают.
  
  И Финли сообщил Манчини, что нашел человека, который займется его имиджем и подготовкой избирательной кампании. Парень, конечно, не Джеймс Карвилл, но для Промис-Фоллса сойдет. Раньше работал в «Стандарде», пока эту газетку не прикрыли.
  
  После чего они десять минут высказывались о том, насколько легче проворачивать дела, когда местная пресса не дышит тебе в спину.
  
  – И никаких тебе истерик по поводу взяток, – подытожил Манчини.
  
  Финли нахмурился.
  
  – Это слишком цинично, Фрэнк. Я, по сути дела, простой посредник. Помогаю воплощать в жизнь всякие проекты. Ты хочешь запустить бизнес, который не только принесет тебе прибыль, но и будет полезен для местного сообщества. Я могу тебе в этом помочь. И за свои усилия вправе ожидать определенного вознаграждения, материального или политического. Эта система прекрасно работает.
  
  Вернулась Кимми с бифштексами.
  
  – Будьте любезны, еще одну порцию виски и стакан воды, – обратился к ней Манчини.
  
  – В бутылке или водопроводной?
  
  Прежде чем Манчини успел ответить, Финли перехватил инициативу.
  
  – Никакой воды из-под крана. Она годится только для чистки зубов. Золотко, у вас есть «Финли Спрингс»?
  
  – Кажется, нет. У нас есть «Сан-Пеллегрино» с газом и «Эвиан» без газа.
  
  Финли склонил голову набок:
  
  – Ты уверена?
  
  – Думаю, что да.
  
  – Лучше иди и проверь.
  
  В голосе Финли прозвучала легкая угроза.
  
  Кимми быстро ретировалась.
  
  – Не устраивай сцен, – посоветовал Манчини. – А что, если у них и вправду ее нет? Существует множество марок питьевой воды.
  
  – Когда стану мэром, натравлю на них санитарного инспектора и пожарных.
  
  – Вот-вот, об этом я и говорил. Ты не должен размениваться на пустяки.
  
  – Смотри, она говорит с хозяином, – оживился Финли.
  
  Через минуту к ним подошел лысеющий толстяк в черном костюме.
  
  – Мистер Финли, как я рад вас видеть.
  
  – Привет, Кармин. Как дела?
  
  – Прекрасно. Не будьте слишком строги к Кимми. Она у нас новенькая и не знала, что обслуживает почетного клиента. Сейчас она принесет «Финли Спрингс» для вашего друга.
  
  – Мне наплевать, где она возьмет эту воду. Не я должен вас учить, как вести дела.
  
  Кармин улыбнулся:
  
  – Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь прямо ко мне.
  
  Когда он ушел, Финли ухмыльнулся:
  
  – Держу пари, кто-то уже побежал в магазин.
  
  – Так во что мне это обойдется? – спросил Манчини.
  
  – Мы же уже договорились, Фрэнк.
  
  – Я говорю о дополнительных расходах. Кому сколько дать на лапу?
  
  Финли пожал плечами:
  
  – Трудно сказать. У каждого своя цена. Если на кого-то есть компромат, он может не взять ни цента. Никогда не знаешь, во сколько обойдется открыть новое дело.
  
  Манчини отрезал кусочек бифштекса и положил его в рот.
  
  – Интересно, а когда ты был мэром, делал что-нибудь бескорыстно? Для своих граждан?
  
  – Интересы избирателей у меня на первом месте. Это мой главный принцип. Ради них я готов расшибиться в лепешку.
  
  – Да, язык у тебя хорошо подвешен.
  
  – Это талант.
  
  За соседним столиком, отгороженным деревянной перегородкой, обедал Дэвид Харвуд. Он заказал себе только салат. Бифштексы были ему не по карману.
  
  Он знал, где обычно сидит Финли, и заказал себе столик по соседству. Сначала Дэвиду предложили место напротив, откуда он мог лицезреть Финли и Манчини во всей их красе, но он предпочел укрыться за перегородкой.
  
  Он не слышал всего разговора, но кое-что до него долетело. Дэвид не пришел в ужас и не был шокирован услышанным. Чего еще ждать от такого типа, как Финли?
  
  Но насколько долго он сможет выносить все это?
  
  Кармин положил на столик кожаную папочку со счетом. Открыв ее, Дэвид слегка побледнел. Если столько стоит один салат, во что влетел бы ему бифштекс?
  
  Он собирался пригласить на ужин Сэмми Уортингтон куда-нибудь подешевле.
  
  Если бы только она позвонила.
  Глава 20
  Кэл
  
  Пока я не наткнулся на эту комнату, выяснить, кто был в доме у Чалмерсов, было практически невозможно. Мне и в голову не могло прийти, зачем кому-то понадобилось туда лезть.
  
  Но сейчас я понял зачем.
  
  Кто-то знал о существовании тайной комнаты со всем, что там находилось. То есть об этих дисках, на которых, скорее всего, было домашнее порно. И тот, кто пошел на риск, чтобы их выкрасть, являлся, вероятно, одним из действующих лиц этого кино. А значит, входил в круг знакомых Адама и Мириам Чалмерс.
  
  И был к ним весьма близок.
  
  Я попросил Люси найти адресную книгу и счета за телефон, а сам вернулся в кабинет Адама и, сев за стол, попытался посмотреть его электронную почту. Но компьютер сразу же запросил пароль. Я попробовал «Люси», но ничего не вышло. Тогда я окликнул ее саму.
  
  Люси была на кухне. Ее отец обычно занимался счетами, сидя за кухонным столом. Он не доверял Интернету и никогда не платил через компьютер, а старые счета за телефон хранил в ящике стола.
  
  – Да? – откликнулась она.
  
  – Он требует пароль. Я ввел ваше имя.
  
  Последовало минутное молчание.
  
  – Попробуйте «Кристал».
  
  Я набрал. Безрезультатно.
  
  – Ничего не выходит!
  
  Люси еще немного помолчала. Потом чуть слышно произнесла:
  
  – Тогда «Мириам».
  
  Я набрал. Никакого толку.
  
  – Есть еще идеи?
  
  – Я думаю.
  
  Ей, наверное, было приятно, что Мириам тоже оказалась не у дел.
  
  – Попробуйте «Избранники дьявола».
  
  – Что?
  
  Она повторила.
  
  – Так называлась их банда байкеров.
  
  Сначала ничего не получалось. Но потом я догадался ввести две заглавные буквы.
  
  Попал.
  
  – Вошел, – сообщил я Люси.
  
  Я просмотрел почту. В разделах «Входящие», «Отправленные» и «Удаленные» были десятки сообщений. Чтобы прочитать их все, понадобится не один час, но разгадка может крыться именно здесь.
  
  Самое последнее сообщение, пришедшее рано утром, было от Гилберта Фробишера. Оно еще не было открыто. Он писал:
  
  Сегодня утром услышал по Си-эн-эн об этом чертовом взрыве в кинотеатре. Вау. Надеюсь, там не было никого из твоих знакомых. Твой Промис-Фоллс теперь знаменит, будь он неладен. Разговаривал с твоей редакторшей в «Патнэме». Она сказала, если у тебя есть что-нибудь сногсшибательное, они готовы обсудить, но особых иллюзий не питает. Ты пять лет ничего не писал, и тебя уже подзабыли, но если есть что-то стоящее, она согласна взглянуть. Однако прежнего успеха не гарантирует. На большой аванс не рассчитывай, но если книга пойдет, вернешь себе имя. Так что подумай. Поговорим позже.
  
  Это послание было ответом на письмо Адама:
  
  Гилберт, дружище, я жду хороших новостей. Если мы не найдем подножный корм, мне придется топить камин мебелью. Мы с Мириам привыкли жить широко и не собираемся менять своих привычек. Ты бы не мог прощупать почву на киностудиях? Возможно, они заинтересуются моими старыми книгами? Я бы мог продать права на экранизацию и чуть поправить свои дела.
  
  А теперь о Деборе из «Патнэма». Прозондируй ее. Скажи, что у меня возникла грандиозная идея, но деньги вперед. Я посвящу ее в свои планы только после некоторого аванса. Это, конечно, кот в мешке, но она моя должница.
  
  Следующее послание, пришедшее вчера днем и уже прочитанное, было от Фелисии Чалмерс.
  
  – Как звали бывшую жену вашего отца? – спросил я Люси.
  
  – Фелисия. Я нашла счета за телефон, – взволнованно сообщила она.
  
  – Посмотрите, какие номера попадаются чаще всего.
  
  Послание от Фелисии было совсем коротким.
  
  Привет. Надеюсь, ты сумеешь вывернуться, но сам знаешь, какой ты ходок. Может быть, ей просто нужно время, чтобы это переварить. Желаю успеха. Позвони, если захочешь меня увидеть. С любовью, Фелисия.
  
  Больше всего мне хотелось бы найти письмецо такого содержания: «Привет, Адам. У меня есть ключ. Я приду и заберу эти диски».
  
  Но все не так просто. Хотя тот факт, что Адам Чалмерс поддерживал отношения со своей бывшей, представляет определенный интерес.
  
  Следующим было письмо от читателя, который спрашивал, может ли он прислать книгу любимому автору, чтобы тот подписал ее и отправил обратно. Адам даже не ответил.
  
  Еще я нашел послание от Люси.
  
  Привет, папочка. Можно я привезу к вам Кристал в субботу? У меня семинар, который я не могу пропустить. Я буду просто счастлива, если она погостит у вас. Если, конечно, у вас с Мириам нет других планов. Я привезу ее около одиннадцати и заеду за ней в четыре.
  
  Адам ответил кратко: Нет проблем.
  
  Я просмотрел еще несколько последних сообщений. Пара ответов другим читателям, которые восхищались одной из его книг. Письмо от начинающего автора с просьбой прочитать его книгу.
  
  На это просьбу Адам ответил следующее:
  
  Вы хотите, чтобы я угробил не меньше восьми часов на прочтение какой-то книги, написанной человеком, о котором я впервые слышу. Есть ли у вас друзья, которые тоже пишут книги? Соберите их все и пришлите вместе со своей, но только в виде бумажных рукописей, потому что опыт подсказывает мне, что для растопки камина электронные версии не годятся.
  
  Я продолжил копаться в почте, не забывая и ту, которая оказалась в папке «Удаленные». Но там было негусто. Адам не имел привычки хранить почту в компьютере. Так что самым старым посланиям было не больше шести дней.
  
  Поиск оказался не слишком продуктивным.
  
  В кабинет вошла Люси.
  
  – В счете за мобильный чаще всего встречаются три номера. Точнее, четыре. Но четвертый принадлежит Мириам, так что он не считается.
  
  – А три других?
  
  Люси сказала мне первый номер. Я полез в электронный справочник. Фелисия Чалмерс.
  
  – Расскажите мне о Фелисии.
  
  – Это ее номер?
  
  Я кивнул.
  
  Люси на минуту задумалась.
  
  – Насколько мне известно, она и сейчас живет в Промис-Фоллсе. Но я с ней отношений не поддерживаю. Врагами мы не были, но когда они с отцом развелись, то больше не встречались. Да и зачем? Она, кажется, живет в кооперативном доме, скорее всего, одна. Если Фелисия снова вышла замуж, отец бы об этом сказал.
  
  – Они до сих пор общаются. У вашего отца остались какие-то финансовые обязательства?
  
  – Когда они развелись, он выплатил ей какую-то сумму, но не слишком много. Не удивлюсь, если отец до сих пор подбрасывает ей деньжат. Но детей у них не было, а развода потребовала она.
  
  – Но она оставила его фамилию.
  
  – Ничего удивительного. Ее девичья фамилия была Димпфельмайер.
  
  «Гугл» отыскал мне ее адрес – она жила на Бреймор-драйв. Я записал его в блокнот. Возможно, у Фелисии сохранился ключ. И она знает код сигнализации. Вполне вероятно, что сексуальная жизнь Адама и Мириам предусматривала участие его бывшей. Любовь втроем. И Фелисии было известно об этих дисках. Узнав о гибели Адама и Мириам, она забеспокоилась, что записи найдут – та же Люси, например, – и решила их изъять. Проникла в дом, забрала диски и кинулась бежать, когда услышала, что кто-то открывает дверь.
  
  Довольно стройная гипотеза. Во всяком случае, с этого можно начать.
  
  – А следующий номер? – спросил я у Люси.
  
  Она сообщила и его. Я опять пошарил в «Гугле», но ничего не нашел. Вероятно, это был номер мобильного.
  
  – Давайте посмотрим в телефонной книге, – предложил я.
  
  Люси подала ее мне. Пролистав все страницы, я не обнаружил ничего похожего. Пришлось записать номер в блокнот, чтобы проверить его позже.
  
  – А последний?
  
  Люси продиктовала мне номер, и я его старательно записал. Но «Гугл» не нашел и его. Значит, еще один мобильный. Пришлось снова обратиться к адресной книге.
  
  На этот раз удача мне улыбнулась. Не пришлось даже долго искать. Номер обнаружился на букве «Д».
  
  – Вы когда-нибудь слышали о некоем Клайве Данкомбе? – поинтересовался я у Люси.
  
  Она покачала головой.
  
  Я снова прибег к услугам мистера «Гугла».
  
  – Ого, – пробормотал я, когда на экране появилось несколько ответов.
  
  – Что там?
  
  – Он начальник охраны в колледже Теккери. И несколько дней назад разнес голову одному из студентов.
  
  – О боже! За что?
  
  – Если за списывание, значит, дисциплина в учебных заведениях стала гораздо строже, чем в мое время.
  * * *
  
  Я решил начать с Фелисии Чалмерс.
  
  Она жила в кооперативном доме под названием «Прибрежная башня» в полумиле от центра. Назвать это строение башней можно было с большой натяжкой. Пятиэтажный дом, каких в Промис-Фоллсе имелось немало.
  
  Оставив машину на гостевой стоянке, я вошел в вестибюль. Консьержа в доме не имелось, но это вовсе не значило, что туда можно запросто пройти. Рядом с внутренней дверью висел список квартир с кнопками. Против имени Фелисии Чалмерс стоял номер 502, означавший, что ее квартира находится на пятом этаже.
  
  Я терпеть не могу домофоны. Если эта дама не захочет со мной говорить, она просто не впустит меня в дом. Когда человека не видишь, ему проще отказать. А объясняться по домофону мне не хотелось.
  
  И тут я увидел: к дому подходит женщина средних лет. В руке у нее были ключи.
  
  Низко наклонившись к панели, я сделал вид, что нажал кнопку, и когда женщина вошла в дверь, громко произнес:
  
  – О’кей, через секунду буду у тебя.
  
  Потом обернулся и сверкнул улыбкой. Отперев дверь, она вопросительно взглянула на меня.
  
  – Жду, когда меня впустят, – объяснил я, не делая попыток проскользнуть в дом.
  
  – Да идите со мной, – сказала она, придержав дверь.
  
  – Спасибо.
  
  Просочившись внутрь, я вежливо отступил в сторону, пропуская женщину к лифту. Она вышла на третьем этаже, а я поехал до пятого. Пройдя по покрытому дорожкой коридору, остановился у квартиры 502, где обитала Фелисия Чалмерс.
  
  За дверью играла музыка. Я постучал.
  
  Секунд через пять звякнула цепочка и дверь открылась. Мне пришлось опустить глаза. Даже на каблуках женщина была бы не выше метра пятидесяти пяти, но она оказалась босая, и ее макушка не доставала мне до подбородка. Образ довершали светлые волосы, собранные в «конский хвост», и сильно поношенный бирюзовый халат. По вискам стекали струйки пота.
  
  – Что вам нужно? – спросила женщина под звуки песенки «Кто-нибудь знает, который час?».
  
  – Миссис Чалмерс? Фелисия Чалмерс?
  
  – Как вы вошли в дом?
  
  Я достал свое удостоверение.
  
  – Меня зовут Кэл Уивер. Я частный детектив. Хотел бы задать вам несколько вопросов.
  
  Она подбоченилась.
  
  – О чем?
  
  – О вашем бывшем муже Адаме Чалмерсе.
  
  Ее брови полезли вверх.
  
  – Господи, что он еще натворил? Нет, подождите, я сама угадаю. Здесь замешана женщина. «Ищите женщину», так ведь говорят французы?
  
  – Миссис Чалмерс, вы меня слышали?
  
  – А что вы сказали?
  
  – Можно войти?
  
  По ее лицу пробежала тень. Распахнув дверь, она впустила меня. Потом выключила стереосистему и закрыла дверь в спальню.
  
  Завершив эти действия, она спросила:
  
  – В чем дело?
  
  – Вы знаете о произошедшем вчера вечером в кинотеатре?
  
  – А что случилось? В каком кинотеатре?
  
  – Вы не смотрели утром телевизор? Не заходили в Интернет? Не видели новости?
  
  Она медленно помотала головой:
  
  – Я не смотрю новости. Они всегда плохие. И Интернетом не пользуюсь. Только электронной почтой. Так что же там произошло?
  
  – Вчера вечером произошел взрыв в открытом кинотеатре. Экран упал на стоявшие рядом машины. В одной из них сидел Адам Чалмерс со своей женой Мириам.
  
  – Что?!
  
  – Мистер Чалмерс и его жена погибли. Мне очень жаль, что я принес вам плохие новости.
  
  – Адам погиб?
  
  – Разве вам никто не сообщил об этом? И вы ничего не знали?
  
  – Невероятно. Господи, какой ужас! Невозможно поверить. Я же только вчера с ним общалась. Не по телефону, нет, по электронной почте. – Она тряхнула головой. – Мне надо выпить. Принесите мне.
  
  Фелисия ткнула пальцем в сторону кухни:
  
  – Что вам принести?
  
  – Там на полке бутылка красного. Стаканы рядом. Налейте мне полный.
  
  Плюхнувшись на огромный диван, она поджала под себя ноги.
  
  – И себе тоже.
  
  На кухне я обнаружил три пустые пивные бутылки. Так она пьет пиво? Тогда почему послала меня за вином? Впрочем, о вкусах не спорят.
  
  Возможно, вино она пьет по утрам, а пиво на ночь. В пользу этого говорила вскрытая упаковка острых чипсов, заботливо перетянутая резинкой. Не очень-то вяжется со здоровым образом жизни.
  
  Я вернулся в комнату с полным стаканом красного вина. Осушив половину, она возвратила его мне со словами:
  
  – Долейте.
  
  Пришлось принести бутылку. Выполнив задание, я сел на стул напротив нее.
  
  – А вы не выпьете? – спросила Фелисия.
  
  – Нет, спасибо.
  
  – Если я скажу, что не пью одна, вы сразу догадаетесь, что я вру. Детектива не проведешь.
  
  Бросив быстрый взгляд на дверь спальни, она потребовала:
  
  – Так расскажите мне, что там случилось. Какой кошмар!
  
  Я сообщил ей подробности происшедшего.
  
  – О господи! Обоих раздавило? И они сидели в этом старом «ягуаре»? Он так его любил. Если бы он остался жив, то больше всего сожалел бы о своей машине. Конечно, Мириам тоже жалко, но машину свою он просто обожал.
  
  Я не нашелся, что ответить. Впрочем, от меня этого и не ждали.
  
  – Зачем вы пришли ко мне?
  
  – В связи с некоторыми обстоятельствами, возникшими после смерти мистера Чалмерса. Они могут иметь к вам отношение.
  
  Фелисия поджала губы. Ее уже несколько развезло.
  
  – Адам мог умереть уже сто раз, но чтобы загнуться под свалившимся экраном? Невероятно.
  
  – Что значит «сто раз»?
  
  Фелисия пожала плечами:
  
  – Это могли быть бывший дружок из байкеров, пырнувший его ножом за какое-нибудь свинство, ревнивый муж, которому не понравилось, что Адам трахает его жену, бывшая жена вроде меня, уставшая от его вывертов. Не знаю. Вам решать.
  
  – А были дружки, которым он подложил свинью?
  
  – Да целая куча. Но только Адам умел заметать следы или так замазывал беднягу грязью, что тот и думать не смел на него наехать. Понимаете, о чем я?
  
  – Кажется, да.
  
  Она наклонилась ко мне:
  
  – Я не хочу, чтобы у вас создалось ложное впечатление. Вообще-то Адам был неплохой парень, только прошлое у него подкачало.
  
  – Почему вы развелись? Ведь это была ваша инициатива?
  
  Фелисия отхлебнула из стакана:
  
  – А почему я должна отвечать на этот вопрос? Мне же неизвестно, кто вы и зачем сюда пришли. Из-за каких-то хреновых обстоятельств, связанных с его смертью?
  
  Я усмехнулся:
  
  – Кто-то проник в дом вашего бывшего мужа. Уже после его смерти.
  
  Фелисия вытаращила глаза:
  
  – Какая сволочь это сделала? Я слышала о таких случаях. Воры залезают в дом, где кто-то умер. Они знают, что там никого не будет. Все родственники уйдут на похороны. Люди приходят домой, а там все перевернуто вверх ногами, телевизор и драгоценности испарились.
  
  – Здесь было не совсем так. Вор охотился за определенными предметами, которые находились в конкретном месте.
  
  Фелисия Чалмерс слегка прищурила глаза:
  
  – Ах, вот как.
  
  – Вор, очевидно, имел ключ и знал код сигнализации. Видимо, это кто-то из близких знакомых.
  
  Фелисия медленно кивнула:
  
  – Понятно. И вы подозреваете меня?
  
  – Я надеюсь, вы мне подскажете, кто это мог быть.
  
  – Это точно не я. Адам наверняка сменил замки, когда мы развелись. Хотя вряд ли это была его идея. Адам всегда доверял мне. А вот для Мириам было крайне важно отвадить его бывшую жену, чтобы ноги ее не было в этом доме.
  
  – А вы пытались туда попасть?
  
  – Нет, конечно. Зачем? У меня до сих пор где-то валяется ключ, но я не знаю, годится он теперь или нет.
  
  – Не могли бы вы его поискать?
  
  – Прямо сейчас?
  
  Я кивнул.
  
  Вздохнув, Фелисия слезла с дивана и пошла на кухню. Я услышал, как она копается в шкафу.
  
  – Наверное, я его выбросила, – громко сообщила она из кухни. – Нет, минуточку. Вот он. И еще один. Похоже, у меня сохранилось целых два.
  
  Она вернулась в комнату, держа ключ двумя пальцами.
  
  – Можно я заберу его? – попросил я. – Надо проверить, подходит ли он.
  
  Фелисия с сомнением взглянула на меня.
  
  – Вы можете позвонить его дочери, Люси Брайтон, и удостовериться, что я действительно детектив.
  
  Еще чуть-чуть поколебавшись, женщина решила, что проще поверить мне на слово, чем терять время, наводя справки у Люси.
  
  – Ладно, берите. Мне он все равно не нужен.
  
  Я опустил ключ в карман куртки.
  
  – Еще несколько вопросов. Почему вы с Адамом развелись?
  
  Бросив на меня изучающий взгляд, Фелисия пожала плечами:
  
  – Мне просто осточертело.
  
  – Что осточертело?
  
  – Такой образ жизни.
  
  – Какой именно?
  
  – Такой.
  
  Теперь наступила моя очередь качать головой.
  
  – Не понимаю. Вы хотите сказать, Адам был голубой?
  
  – Нет, нет и нет. Хотя в какой-то степени он был бисексуалом. Чему же тут удивляться?
  
  – Вы говорите об обмене женами?
  
  Она нахмурилась.
  
  – Так говорили в Средние века. Но сейчас это звучит неполиткорректно, как будто жены – это бейсбольные карточки. Это не обмен женами, а обмен партнерами.
  
  – Групповой секс?
  
  Фелисия посмотрела на меня, как на пятилетнего ребенка.
  
  – Откуда вы? Из Мэйберри?
  
  – Так просветите меня.
  
  – Супружеский обмен – это когда две пары занимаются вместе сексом. Ну, от силы три. Если больше, то это уже оргия. Адам предпочитал, чтобы было три. Когда участвуют шесть человек, возможно множество комбинаций, а если мужчины трахаются друг с другом и то же делают женщины, вариантов еще больше. Это происходит по взаимному согласию, во всяком случае, все делают такой вид. Каждый трахается с каждым, причем совершенно открыто и ничего не скрывая. Предположительно: такая открытость и свобода укрепляют отношения. Вам уже не хочется ходить налево. Все свои фантазии вы воплощаете с благословения супруга.
  
  – Предположительно.
  
  – Порой супруги занимаются этим, потому что так хочет один из них. И вторая половина под него подстраивается. Но… не всегда получается.
  
  – Как в вашем случае.
  
  Пожав плечами, Фелисия снова приложилась к стакану:
  
  – Раз все так открыто, зачем заводить связи на стороне? К чему скрывать свои интрижки, если вы можете трахаться в свое удовольствие прямо на глазах у жены? Но Адам любил тайные встречи. Это его возбуждало. Хотя он мог иметь жену лучшего друга в его присутствии, особый смак был в том, чтобы делать то же самое тайно.
  
  – И Адам это делал?
  
  Она грустно улыбнулась:
  
  – О да. Ему требовались женщины и за пределами сексодрома. Когда я об этом узнала, меня стало воротить. И я решила, что с меня хватит. Уйду к чертовой матери.
  
  – Из-за сексодрома?
  
  Фелисия смерила меня взглядом, как бы прикидывая, много ли я знаю.
  
  – Вы его нашли.
  
  – Да.
  
  Она закрыла глаза, словно пытаясь увидеть его воочию.
  
  – Глупо, конечно, и немного вульгарно. Но Адам считал, что для таких развлечений нужна специальная комната. Чтобы не пачкать остальной дом. И она должна быть тайной, чтобы туда никто не мог попасть случайно.
  
  – Я видел там DVD-плеер и камеру под кроватью.
  
  – Адам любил снимать наши игры, – сказала Фелисия, открывая глаза. – Иногда мы просматривали эти фильмы вместе с гостями. Как футбольные матчи, записанные на видео.
  
  – Значит, все участники знали, что их снимают. Камеру не прятали.
  
  Фелисия покачала головой.
  
  – Все диски пропали, – сообщил ей я.
  
  Она широко раскрыла глаза.
  
  – Что?
  
  – За ними и приходили.
  
  – Блин.
  
  – Вас это испугало?
  
  – Мне не о чем беспокоиться. Когда мы расстались, Адам отдал мне все диски, на которых была я. Одна или с другими.
  
  – А вы уверены, что он отдал вам все? И не сделал копий?
  
  – Нет, я точно знаю. Адам, при всех своих недостатках, был все-таки порядочный парень. Во всяком случае, со мной. Если он сказал, что отдал мне все, значит, так оно и есть. И Адам ничего не выкладывал в сеть, не заводил файлов, чтобы хакеры не добрались. Он предпочитал жесткие носители, простите за каламбур.
  
  – А вы свои диски уничтожили?
  
  – Да.
  
  – Вы уверены?
  
  Она сдвинула брови:
  
  – Я же вам сказала.
  
  – Дело в том, что я пытаюсь найти эти диски или хотя бы удостовериться, что их больше нет.
  
  – Кому это надо? Нет, подождите, вы, кажется, упоминали Люси.
  
  Я кивнул.
  
  – Это она хочет их найти?
  
  – Она была бы счастлива, если их уничтожили. Ей они не нужны. Но мы должны знать, кто их взял, чтобы получить такие гарантии.
  
  Фелисия оттаяла.
  
  – Ясное дело. Послушайте, я вам не вру. Адам отдал мне все наши с ним диски, и я их разбила на мелкие кусочки. Они отправились на помойку еще несколько лет назад.
  
  – А кто еще был на них?
  
  Я подумал, что парочки, развлекавшиеся с Адамом и Фелисией, могли продолжить это дело и без нее. Тогда будет легче выяснить, кто утащил эти записи.
  
  Фелисия покачала головой:
  
  – Я знаю, о чем вы думаете, но вряд ли это поможет. Мы встречались еще с двумя парами. Одна из них уехала в Париж – жену перевели по службе, – и вряд ли они когда-нибудь вернутся. А со второй произошел скандал, потому что именно с этой дамочкой Адам встречался на стороне.
  
  – На стороне?
  
  – Именно. На всех дисках, где есть эти люди, засветилась и я, значит, Адам отдал их мне.
  
  – Когда вы жили с Адамом, он давал ключи кому-нибудь из ваших партнеров?
  
  Она кивнула:
  
  – Тем, кто переехал во Францию. Адам отдал ключ мужу, чтобы они могли присматривать за домом, когда мы будем в отъезде. Он не хотел лишний раз беспокоить Люси.
  
  – А с кем Адам и Мириам встречались в последнее время?
  
  – Откуда я знаю?
  
  – Вы же с Адамом до сих пор общаетесь. По крайней мере, по электронной почте.
  
  Она чуть моргнула:
  
  – Да, это правда. Но Мириам вряд ли об этом знала. Она бы взбесилась.
  
  – Я видел ваше вчерашнее письмо. Вы пишете, что кому-то требуется время, чтобы что-то переварить. О чем это?
  
  – Черт, вы и впрямь детектив. Это о Мириам. У них с Адамом возникли трения.
  
  – Такие же, как у вас с ним? Другая женщина?
  
  – Он ничего не говорил, но, видимо, так оно и есть. Наверно, поэтому он и повез ее в кино. Чтобы умаслить. Или разжечь былые чувства. А в итоге они сыграли в ящик.
  
  – Как вы думаете, Адам хотел возобновить с вами отношения?
  
  Она поперхнулась:
  
  – Вряд ли. Что было, то прошло.
  
  Я взглянул на дверь спальни:
  
  – Но вы, кажется, не остаетесь в одиночестве.
  
  Перехватив мой взгляд, Фелисия улыбнулась:
  
  – О чем вы говорите? Я уже со счета сбилась.
  
  Она снова взялась за стакан.
  
  – Вы с Адамом поддерживали отношения после развода?
  
  Фелисия пожала плечами:
  
  – Мы остались друзьями.
  
  – Он давал вам деньги?
  
  Она посмотрела на меня так, словно я спросил, сколько она весит.
  
  – Деньги?
  
  – Помимо той суммы, которую вы получили после развода.
  
  – Это была единовременная выплата. Но… – Она отхлебнула еще. – Он иногда подкидывал мне кое-что. Когда у меня бывали затруднения. Но втайне от Мириам.
  
  – Вы с ним продолжали интимные отношения?
  
  Фелисия ухмыльнулась:
  
  – Интимные отношения. Какая прелесть. Вы хотите знать, спали ли мы до сих пор?
  
  – Да.
  
  Она вытянула губы трубочкой, потом поджала их снова, как бы сожалея, что прежние времена уже не вернутся.
  
  – Иногда перепихивались, но в основном он приходил поговорить.
  
  На ее лице появилось печальное выражение.
  
  – Я его понимала. И всегда хорошо относилась, несмотря на все его штучки. – Она шмыгнула носом. – В сущности, это был большой ребенок. Со своими проблемами. Некоторые навешивали на него ярлыки, считали сексуально озабоченным. Но мне кажется, он просто хотел оставаться молодым. Скучал по своему байкерскому прошлому.
  
  – А чем он занимался в прошлом?
  
  – Вы разве не знаете?
  
  – Нет.
  
  – Адам был сутенером. Поставлял проституток и заколачивал на этом большие деньги. Он всегда любил женщин, так или иначе.
  
  – Я этого не знал.
  
  Фелисия грустно улыбнулась:
  
  – Тогда мы с ним и познакомились. Так что не один Адам начал новую жизнь.
  Глава 21
  
  В аудитории, которая могла вместить свыше сотни студентов, сейчас сидело не более тридцати. Во время летнего семестра на лекциях было немноголюдно. Когда вошел профессор Блэкмор, студенты еще усаживались на места, выкладывали ноутбуки на складные каплевидные столы или устанавливали смартфоны на запись. Тетради и ручки здесь были не в чести.
  
  Лет десять назад профессор пришел бы на лекцию с портфелем, плотно набитым студенческими работами, книгами и конспектами. Но сегодня он прибыл лишь с планшетом в кармане. Блэкмор заранее загрузил туда свою лекцию о Мелвилле и психологическом детерминизме и сейчас, взойдя на кафедру, лишь открыл нужный файл. Несмотря на допотопный телефон, с которого он не умел посылать сообщения, лекции он читал на уровне развития двадцать первого века.
  
  – Садитесь, пожалуйста, – призвал он к порядку студентов.
  
  Но многие продолжали разговаривать. Причем вовсе не о Мелвилле, психологическом детерминизме или другом академическом предмете. Нет, они просто сплетничали и строили планы на вечер. Куда пойти выпить, кому придется платить за пиццу, кто с кем спит.
  
  Блэкмор уже сожалел, что рассказал сыщику о Джорджине.
  
  – Надеюсь, все читали «Моби Дика», – начал профессор. – Или, на худой конец, краткое изложение романа.
  
  По залу прокатился нервный смешок.
  
  Блэкмор вытащил из кармана планшет и, нажав кнопку, провел пальцем по экрану.
  
  – Одну минуточку, – пробормотал он.
  
  Клайв Данкомб наверняка обозлится, если узнает, что он говорил с Ангусом Карлсоном. Данкомб предпочитал решать проблемы сам. И не только свои, но и чужие.
  
  Он не любил иметь дело с местными полицейскими. Считал их неотесанной деревенщиной и часто поговаривал, что, случись метель, здешние сыщики не найдут даже собственную задницу.
  
  Но Блэкмор не разделял его пессимизма. Сам он с местными полицейскими почти не сталкивался, но упрекать их в некомпетентности просто не было оснований. Да и что общего у преподавателя английской литературы с полицией?
  
  Правда, после того как Данкомб застрелил парня, нападавшего на студенток, колледж просто наводнили полицейские.
  
  Но Клайв был ни чуточки не озабочен тем, что вышиб парню мозги. Похоже, человеческая жизнь не имела для него большой цены. Он вел себя так, словно ухлопать студента было для него самым обычным делом. Очередной рабочий день и ничего больше.
  
  Правда, зная прошлое Клайва и его жены Лиз, этому не стоило удивляться. В последнее время на свет выплыли некоторые пикантные подробности их знакомства. Данкомб был заместителем шефа полиции в Бостоне, когда впервые встретил Элизабет Палмер. У нее было бюро эскорт-услуг, а он собирал на него материалы, надеясь вывести на чистую воду сомнительный бизнес, но в результате попал в ее сети сам.
  
  Но к Лиз проявляла интерес не только бостонская полиция. Внутренняя налоговая служба США интересовалась ею не меньше. Совершив служебное преступление, Данкомб помог Лиз уничтожить улики. Все протоколы были порезаны и сожжены, а свидетели подкуплены. Данкомб вышел в отставку, женился на Лиз – причиной была не столько любовь, сколько желание спрятать концы в воду, лишив возможности супругам давать показания друг на друга, – и переехал в Промис-Фоллс, где получил должность начальника охраны.
  
  Такой тип способен на многое.
  
  – Профессор?
  
  – А?
  
  Голос девушки, сидящей в первом ряду, вывел Блэкмора из задумчивости. Кажется, ее звали Триш или Трисия.
  
  – С вами все в порядке?
  
  Блэкмор понял, что стоит с отсутствующим видом уже секунд пятьдесят. А может быть, и больше. Бог его знает.
  
  – Извините, – спохватился он. – Такой уж я «Рассеянный профессор».
  
  Послышались смешки. Большинство студентов наверняка не слышало об этом фильме, так что каламбур не вполне удался. Другое поколение.
  
  – Начнем, – объявил Блэкмор, кладя планшет на кафедру.
  
  На экране появился текст. Профессор увеличил шрифт, чтобы читать без очков.
  
  Перед лекцией он снова пытался дозвониться Джорджине. Звонил домой и на ее сотовый. Никто не ответил. Тогда он позвонил жене на работу в надежде, что она появилась там. Опять неудача.
  
  Возможно, Джорджина дома? Она на него злится и нарочно не поднимает трубку, когда высвечивается его номер. Чтобы заставить мужа помучиться.
  
  И ей это удается.
  
  – Итак, что мы подразумеваем, говоря о психологическом детерминизме? Это довольно емкое понятие, уверяю вас. Но суть его…
  
  Нажав на планшет, профессор слишком далеко передвинул текст и теперь пытался вернуть его обратно.
  
  – Одну минуточку…
  
  Она упала. Упала и расшиблась. Это же очевидно, до жути ясно. Сначала он думал, что она просто хочет его проучить, потому и исчезла. Осталась ночевать у подруги. Или же просто сидит дома и не подходит к телефону. Жена уже проделывала это раньше, когда злилась на него.
  
  А сейчас Джорджина бесилась не зря. Он наговорил лишнего. Обвинил ее во всех грехах. Вот она и взорвалась.
  
  И вполне могла уйти, чтобы немного остыть. Но так подолгу она никогда не отсутствовала. Ну, раскричится, прыгнет в машину и даст газ. Но часа через два обязательно вернется.
  
  А сейчас пропадала всю ночь.
  
  И что бы там у них ни происходило, на работу она выходила всегда.
  
  Господи, какой же он идиот. После звонка из ее конторы надо было сразу бежать домой. Она могла упасть с лестницы. Поскользнуться в ванной. Получить удар током.
  
  Скорее домой. Прямо сейчас.
  
  Блэкмор взглянул на своих студентов. Тридцать пар глаз озадаченно уставились на своего профессора.
  
  – Извините. Я не могу читать лекцию.
  
  Сунув в карман планшет, он устремился к выходу.
  
  Плюхнувшись в старый ржавый «вольво», он покинул стоянку в облаках выхлопного газа.
  * * *
  
  Блэкморы жили в двухэтажном викторианском особняке из красного кирпича в старой части города. Все последние десять лет – с тех пор как они с Джорджиной поженились – они пытались вернуть ему былую славу. Восстановили пышную отделку и перила парадного крыльца, перекрыли черепичную крышу, заменили печь.
  
  У дома стояла машина Джорджины, четырехлетняя «тойота приус». В сердце Блэкмора затеплилась надежда. Поставив свой «вольво» рядом, он заглушил мотор и выскочил из машины, забыв захлопнуть дверь.
  
  Прежде чем сунуть ключ в замок бокового входа, он проверил, заперта ли дверь. Джорджина часто оставляла ее незапертой, когда была дома. Ручка легко повернулась.
  
  Распахнув дверь, Блэкмор громко позвал жену:
  
  – Джорджи! Джорджи?
  
  Никто не ответил.
  
  Боковой вход вел на площадку между двумя короткими лестничными пролетами. Четыре верхние ступеньки вели на кухню, четыре нижние – в подвал.
  
  Он решил идти на кухню. То, что он там увидел, повергло его в шок.
  
  Все шкафы были открыты, ящики выдвинуты, посуда и прочая кухонная утварь свалена на столешницу.
  
  – Господи, – прошептал Блэкмор.
  
  Потом завопил:
  
  – Джорджина!
  
  Бросившись к лестнице, он, перепрыгивая через две ступеньки, помчался наверх, в спальню. Там была та же картина. Выдвинутые ящики комода, разбросанная одежда, вытащенные из-под кровати и распотрошенные чемоданы. Шкаф был тоже открыт, на полу валялись пустые обувные коробки.
  
  – О боже.
  
  Гостевая спальня была также перерыта. Кто-то обыскал весь дом.
  
  – Боже мой, боже мой, – повторял Блэкмор.
  
  – Успокойся, – произнес голос у него за спиной.
  
  Блэкмор резко обернулся. В дверях стоял Клайв Данкомб.
  
  – Господи Иисусе! – вскричал профессор. – Что здесь происходит?
  
  – Я разыскиваю Джорджину.
  
  – Где она?
  
  – Понятия не имею.
  
  – Ее машина здесь. А где она сама, черт побери?
  
  – Я не нашел ее сумку.
  
  – У Джорджины их с полдюжины.
  
  Данкомб кивнул:
  
  – Верно. Но в той, с которой она ходит сейчас, должны быть ключи от машины, кошелек и водительские права. Ни в одной из сумок этого нет.
  
  Блэкмор указал на беспорядок.
  
  – Посмотри на это. Здесь что-то произошло. Кто-то перерыл весь дом. Может быть, Джорджина застукала преступника? О господи. Ее могли похитили или даже…
  
  – Это сделал я, – перебил его Данкомб.
  
  – Что?!
  
  – Это я перевернул здесь все вверх дном. Сейчас как раз шерстил подвал. Если она его взяла, то спрятан он хорошо.
  
  – О чем ты, Клайв?
  
  – Я подумал, что это может быть Джорджина. Она всегда переживала из-за этого диска. И не зря. Может быть, она успела побывать там до меня или взяла его раньше.
  
  – Чтоб тебе провалиться, Клайв! Почему ты не спросил у меня? Если его взяла Джорджина, она обязательно сказала бы мне.
  
  – Ты думаешь? А если она боялась и решила никого не посвящать?
  
  – В любом случае она не стала бы его прятать, а сразу уничтожила бы.
  
  Данкомб задумчиво кивнул:
  
  – Очень может быть. Я был бы только рад. Но мне нужно знать наверняка.
  
  Блэкмор провел рукой по волосам, потом обхватил голову, как бы не давая ей расколоться.
  
  – Но где она сама? Куда делась?
  
  – Вот это меня и беспокоит. Может, она решает, что с ним теперь делать.
  
  Блэкмор не сразу понял, к чему клонит Клайв.
  
  – Нет, в полицию она не пойдет. Какой ей смысл? Она ведь моя жена. Погубить нас всех и себя в том числе? Зачем ей это? Нет, это абсолютно невозможно.
  
  – Надеюсь, ты прав. Никому из нас не нужно видео, где мы трахаем девчонку, которая в конце концов протянула ноги.
  
  – Но мы же не имеем отношения к тому, что случилось с Оливией Фишер, – проговорил Блэкмор, заглядывая Данкомбу в лицо. – Так ведь?
  
  – Конечно, нет. Но я бы не хотел доказывать это в суде.
  Глава 22
  
  Дверь в спальню Фелисии Чалмерс открылась, и на пороге возник высокий худой мужчина в трусах, расписанных самолетиками. На его длинных руках красовались татуированные драконы. Почесывая правую ягодицу, он щурил заспанные глаза, пытаясь сфокусировать их на хозяйке квартиры.
  
  – А вот и Корбин, – приветствовала его она.
  
  Фелисия только что проводила детектива. В руке у нее был недопитый стакан.
  
  – Здесь кто-то говорил, – заявил Корбин.
  
  – Музыку ты не слышишь, а разговор, выходит, услыхал?
  
  – К музыке я привык. Могу спать даже под «Металлику». А вот ваша болтовня меня разбудила. О чем разговор?
  
  – Адам погиб.
  
  – А кто это?
  
  Фелисия нахмурилась.
  
  – Мой бывший.
  
  При этом известии Корбин окончательно проснулся.
  
  – Блин! А что с ним случилось?
  
  Фелисия рассказала.
  
  – Извини, детка. Дай я тебя обниму, – сказал Корбин, раскрывая объятия.
  
  – Обойдешься, – отрезала Фелисия и пошла на кухню.
  
  Поставив стакан, она стала рыться в ящике, пока не нашла записную книжку.
  
  – Что ты ищешь?
  
  – Телефон адвоката, который вел мой бракоразводный процесс. Его зовут Артур Клемент. Он из Олбани.
  
  Корбин скривился.
  
  – А зачем он тебе? Ты же уже развелась со стариком. К тому же он отдал концы.
  
  – Это точно. И не он один.
  
  – Что-то я не врубаюсь.
  
  Фелисия нашла номер и, заложив страницу пальцем, посмотрела на своего голого дружка.
  
  – Кто бы сомневался.
  
  – Так объясни.
  
  – Его теперешняя жена тоже погибла. А первая умерла много лет назад. Так, может быть, мне отколется что-нибудь из наследства.
  
  – Но ты же говорила, что у него дочка. И уже взрослая.
  
  – Да, Люси. Но ей же не должно достаться все.
  
  – А что, он такой богатенький?
  
  Фелисия пожала плечами:
  
  – Может, и нет. Но кое-что у него имеется. Например, дом. Какие-то ценные бумаги, вклады. Как бывшая жена, я должна иметь право на часть наследства. Кто знает? Возможно, он включил меня в завещание.
  
  – А он тебе говорил об этом?
  
  Фелисия прикусила губу.
  
  – Да нет.
  
  – Я так думаю, что ничего тебе не светит, Фелиш. Все отойдет его дочке. Я, конечно, не юрист, но…
  
  – Да, ты бармен.
  
  – Это просто мое мнение.
  
  – Ты не возражаешь, если я обращусь к профессионалу? Его мнение мне как-то интересней.
  
  Корбин прислонился к косяку и облизнул губы.
  
  – Знаешь, Фелиш, ничего у тебя не выйдет.
  
  Открыв записную книжку, Фелисия потянулась за трубкой.
  
  – Ты, наверно, меня не уважаешь за то, что я такая.
  
  Она стала набирать номер.
  
  – Почему не уважаю? Уважаю. Мне все равно, какая ты. Ты… эй?
  
  Фелисия повернулась к Корбину спиной.
  
  – Я хочу поговорить с Артуром. Нет, прямо сейчас, срочно. Да, это Фелисия Чалмерс. Скажите ему, что дело связано со смертью. Так и скажите. Да, я подожду.
  
  Фелисия повернулась к Корбину, но тот исчез. Она услышала шум воды в туалете.
  
  – Да? Это мистер Клемент? Вы помогали мне развестись с Адамом Чалмерсом. Да, да, понимаю. У нас в Промис-Фоллсе случилась катастрофа, да, в открытом кинотеатре. Мой бывший муж и его новая жена погибли. Теперь я его единственная супруга, хоть и бывшая. Да, у него есть дочь, но может быть, и мне что-то причитается? Если я сумею доказать, что все это время оказывала ему моральную поддержку? У меня есть электронная переписка. И потом, мы поддерживали супружеские отношения. Это ведь тоже чего-то стоит…
  
  Она замолчала, слушая, что говорит юрист. Молчание прерывалось лишь редкими «угу».
  
  – Мне наплевать, что там у вас в голове. Я нутром чувствую, что мне что-то обломится. Мириам же умерла. Когда к вам можно зайти? На следующей неделе? Да, я постараюсь собрать все бумаги. И узнаю, на сколько потянет дом. Хорошо, спасибо. До встречи.
  
  Фелисия повесила трубку. Обернувшись, она увидела Корбина с полотенцем на бедрах.
  
  – Как хорошо, что я не послушалась бармена, – прощебетала она.
  Глава 23
  
  Саманта Уортингтон засыпала в машины стиральный порошок, когда зазвонил ее сотовый, засунутый в передний карман джинсов. Она прямо подпрыгнула от неожиданности. После утреннего визита Эда нервы у нее были на пределе.
  
  Вытащив телефон, она посмотрела на экран: Дэвид Харвуд.
  
  Господи, какой он настырный. Все пытается оправдаться. Через шесть звонков включалась голосовая почта, так что долго ждать ей не пришлось. Телефон заткнулся, но она смотрела на него еще с минуту, ожидая сообщения.
  
  На экране появился красный кружок с цифрой 1. Интересно, что он там наговорил. Может, стоит послушать?
  
  Нажав на кружок, она приложила телефон к уху.
  
  «Сэмми, это Дэвид. Почему не отвечаешь на мои звонки? Ты считаешь, я тебя подставил? Клянусь, это не так. Может, обсудим это как-нибудь? Ну, к примеру, за ужином. В непринужденной обстановке. А Карла можно оставить у меня. Там сейчас живут мои родители. Он поиграет с Этаном. Или… ну, я не знаю. Послушай, больше я звонить не буду. Не хочу, чтобы считала меня занудой. Просто дело в том, что ты мне нравишься. У нас обоих куча проблем, и тебе вряд ли хочется новых, но я… Ладно, мне пора идти. Если ты согласна поужинать вместе, позвони мне. Пока».
  
  Сэмми могла удалить сообщение, нажав на семерку, или же сохранить его, ткнув в девятку. Чуть поколебавшись, она выбрала семерку.
  
  Дэвид Харвуд был прав. У нее куча проблем.
  
  Ну, хотя бы появление Эда. Борьба со свекром и свекровью за ее сына Карла разгоралась с новой силой.
  
  Она велась уже давно. С тех самых пор, как ее бывшего мужа Брэндона посадили на шесть лет за ограбление банка. Два года ему добавили за то, что он размахивал пушкой.
  
  Придурок. Хорошо хоть никого не убил.
  
  Его родители, и в первую очередь Иоланда, всегда ненавидели Сэмми, особенно с тех пор, как она подала на развод. Это было еще до ограбления банка. Когда она с Карлом уехала из Бостона, их ненависть возросла многократно – родители Брэндона не смогут видеть внука так часто, как им бы хотелось, а они привыкли ни в чем себе не отказывать. По странной иронии судьбы, Гарнет был управляющим в одном из отделений банка, который ограбил его сынок. А Иоланда всегда вела себя так, словно муж ее был министром финансов.
  
  Сэмми даже не предупредила их об отъезде. Она с удовольствием представляла себе их лица, когда они придут к ней домой и обнаружат там других жильцов. Вот шороху-то будет.
  
  То, что Брэндон ограбил банк, в котором работал его папаша, было крайне неприятно для Гарнета, поэтому они с женой постарались свалить все на Сэмми.
  
  По их версии, которую они усиленно продвигали среди окружающих, включая корреспондента из «Бостон глауб», Брэндон был вынужден грабить банки из-за корыстной Сэмми. Гарнет и Иоланда утверждали, что их сын пытался вернуть ее любовь, обещая шикарную жизнь.
  
  Они настаивали, что у него было временное помутнение разума. Доказывал это и адвокат, но присяжных убедить не удалось. Однако его родители продолжали стоять на своем – виноваты не они и не Брэндон. Все случилось из-за Саманты.
  
  Какой-то бред.
  
  Она решила убраться от них подальше. Будь Саманта побогаче, уехала бы в Австралию. Но ничего дальше Промис-Фоллса она себе позволить не могла. Здесь когда-то жила ее тетка, и в юности она гостила у нее. Правда, тетка уже умерла, но ей удастся устроиться здесь и без нее.
  
  Однако Саманта недооценила своих бывших родственников.
  
  Они наняли адвокатов, чтобы оформить опекунство над внуком. Те забросали Саманту угрожающими письмами. Она их не читала – просто рвала и выбрасывала, убеждая себя, что у них нет никакого права забирать ребенка у матери.
  
  Тогда они пошли дальше. Устроили за ней слежку, чтобы наскрести компромат. Сфотографировали ее через кухонное окно, когда она быстренько перепихивалась с Дэвидом Харвудом, сын которого Этан учился в одном классе с Карлом. Это был безрассудный, чисто импульсивный порыв. И даже не в спальне, а в кухне, словно они разыгрывали ту пресловутую сцену из фильма «Почтальон звонит дважды».
  
  Наверно, это Эд их сфотографировал. Одной рукой держал камеру, а другой делал кое-что еще.
  
  Она до сих пор подозревала, что Харвуд тоже был в деле. И подставил ее нарочно.
  
  А вообще-то… Разве не она его спровоцировала? Когда спросила, как давно он один. Иными словами, когда он в последний раз занимался этим. Как выяснилось – довольно давно, причем к ней это тоже относилось.
  
  Тот, кто подглядывал в окно, наверняка был связан с Гарнетом и его женой. Через день на электронную почту пришло послание от Иоланды. К нему была приложена фотография.
  
  «Вот как мамаша Карла проводит свободное время. Ну и какая она после этого мать?»
  
  Саманта не могла поверить своим глазам.
  
  А теперь ей угрожает Эд, дружок Брэндона. Вот как они решили действовать – запугать ее и отобрать Карла. Черта с два.
  
  Карлу было только девять, но он уже все понимал. Она велела ему быть настороже и не очень доверять деду с бабкой и друзьям отца. Сэмми опасалась, что в один прекрасный день они перейдут последнюю черту и просто увезут Карла в Бостон.
  
  Поэтому она сама отвозила сына в школу и заезжала за ним в конце дня. Осторожность не помешает.
  
  Саманта посмотрела на карточку, оставленную симпатичным парнем с грустным лицом, который сыпанул стиральным порошком в физиономию Эда. Он приходил сюда раз в неделю, она порой улыбалась ему, а сегодня они даже поговорили о книге, которую тот читал. Но как его зовут и чем он занимается, Саманта не знала.
  
  Так вот же, все написано на карточке: Кэл Уивер. Частный детектив, указан номер телефона. Сначала она хотела ее выбросить. Нечего посвящать чужих в свои дела. Но частный детектив может оказаться полезен. Нет, она не собиралась его нанимать. Но человек его профессии наверняка знает людей, которые могут ей помочь. К примеру, адвокатов, занимающихся опекунством.
  
  Еще раз взглянув на карточку, Саманта засунула ее в передний карман джинсов, там, где лежал сотовый телефон.
  
  К концу дня прачечная опустела, и машины стояли без дела. Самое время заправить их стиральным порошком. Взглянув на часы, она вспомнила, что у Карла заканчиваются занятия. Пора бежать и забирать его из школы.
  
  И тут вошли они: Гарнет и Иоланда.
  
  Сэмми застыла. Сейчас начнется скандал. Не зря же они притащились из Бостона.
  
  В строгом костюме Гарнет выглядел весьма представительно, словно только что вышел из банка. Иоланда была во всем черном, и только на шее белела нитка жемчуга. Дорогая шелковая блузка, брюки, высокие каблуки и пышные седые волосы.
  
  Сэмми молча смотрела на них. Гарнет заговорил первым.
  
  – Как поживаешь, Саманта? – мягко и доброжелательно спросил он. Так, как привык говорить в банке.
  
  Иоланда вполне правдоподобно улыбнулась.
  
  – Рада видеть тебя, Саманта. Ты прекрасно выглядишь.
  
  Саманта отлично знала, что после семи часов работы в этом аду она выглядит как утопленница, вытащенная из реки, и пахнет, вероятно, точно так же.
  
  – Вот так сюрприз… – пробормотала она.
  
  – Мы с Иоландой поговорили и решили, что пора установить мир, – начал Гарнет. – Больше никаких ссор и ножей в спину. Ничего хорошего в этом нет, особенно для Карла, а ведь мы живем ради него. Можно нам присесть? – спросил он, указывая на пластиковые стулья.
  
  Сэмми озадаченно кивнула. Гарнет поставил стулья в круг, чтобы они могли видеть друг друга. Прежде чем сесть, Иоланда долго разглядывала стул, потом смахнула что-то с сиденья.
  
  Если там что и было, Саманта в взволнованном состоянии не могла это рассмотреть.
  
  – Мы все вели себя неразумно, – продолжал Гарнет. – И зашли слишком далеко.
  
  – Вы имеете в виду снимки через окно? – спросила Сэмми, обретая присутствие духа. – Когда я была не одна?
  
  – Не одна, – ехидно повторила Иоланда.
  
  Гарнет положил ей руку на колено:
  
  – Дорогая, мы же обещали не ссориться.
  
  – Прошу прощения, – извинилась мать Брэндона. – Я сожалею, что послала тебе эту фотографию. В этом не было необходимости.
  
  – Вы так считаете? – фыркнула Сэмми. – А если бы я стала шпионить за вами? Вы же с Гарнетом иногда тоже подобным занимаетесь. Разве это портит вашу репутацию?
  
  Иоланда вздрогнула. Она хотела огрызнуться, но вовремя сдержала себя:
  
  – Ты права, Саманта.
  
  – А как насчет сегодня? Это вы подослали этого подонка Эда? За каким чертом?
  
  Гарнет скривился:
  
  – О чем ты говоришь? К тебе приходил Эд?
  
  – А то вы не знали.
  
  Он скорбно покачал головой:
  
  – Парень просто перестарался, хотел нам помочь. Он должен оставить тебя в покое. Нам очень жаль, что так произошло. Правда, Иоланда?
  
  – Конечно.
  
  – Мы хотим, чтобы все были довольны или хотя бы понимали друг друга. Кстати, Брэндон передал вам с Карлом привет и наилучшие пожелания.
  
  – Вы его видели?
  
  – Мы ездим к нему каждую неделю.
  
  – Он тебя прощает, – сообщила Иоланда.
  
  – Я не совсем поняла?
  
  – Он прощает тебя за то, что ты толкнула его на преступный путь.
  
  Сэмми с трудом глотнула и сжала кулаки:
  
  – Этот человек сам сделал свой выбор, и я к этому не имела никакого отношения. Даже если бы он украл королевские драгоценности, то все равно к нему не вернусь. Вы что, не знаете, как он со мной обращался? Я жила в постоянном страхе. Он был способен на что угодно, и рано или поздно я бы попала под раздачу.
  
  – Очень сомневаюсь, – возразила Иоланда. – Мой сын не такой. Он всегда был очень добрым и…
  
  Гарнет с силой сжал ее колено.
  
  – Мы немного уклонились от темы, дорогая. Не стоит забывать, зачем мы приехали к Саманте.
  
  Сэмми посмотрела на часы. Пора было ехать за Карлом.
  
  – Не знаю, зачем вы тащились в такую даль. Мне нужно идти.
  
  – Одну минуточку, – остановил ее Гарнет. – Я знаю, ты нам не доверяешь. И если мы пригласим нашего внука погостить пару недель в нашем загородном доме у моря, ты отнесешься к этому с подозрением, что вполне понятно. Но мы хотим пригласить и тебя. Приезжайте вместе, там есть гостевая спальня. Как ты на это смотришь? Тебе там понравится. Мы вас столько раз туда приглашали, но вы с Брэндоном так и не выкроили время. Там так чудесно. Мы сплаваем на пароме на виноградники, съездим в Эдгартаун.
  
  Сэмми снова посмотрела на часы.
  
  – Сомневаюсь, что мы уживемся под одной крышей, – сказала она, посмотрев на Иоланду. – И потом, меня некем заменить в прачечной.
  
  Иоланда оглядела помещение.
  
  – Так трудно найти специалиста на столь сложную работу? – с иронией спросила она.
  
  Гарнет предостерегающе посмотрел на жену, потом улыбнулся Саманте:
  
  – А что, если мы приедем сюда? Закажем номер в отеле где-нибудь в Саратоге, неподалеку от Промис-Фоллса. Устроим Карлу каникулы рядом с домом. Для тебя тоже снимем номер. И ты сможешь ездить в свою прачечную, чтобы там все работало как часы.
  
  Сэмми терялась в догадках. Отчего вдруг такая перемена? Это они всерьез?
  
  – А все эти разговоры о том, чтобы забрать у меня Карла? Надеюсь, они прекратятся?
  
  Гарнет улыбнулся.
  
  – Какой в них толк? Мы решили избрать другой путь.
  
  – Брэндон тоже хотел бы видеть Карла, – заявила Иоланда.
  
  Гарнет бросил на нее еще один предостерегающий взгляд.
  
  – Тюрьма не место для девятилетнего ребенка, – отрезала Сэмми. – Когда Брэндон освободится, мы обсудим график свиданий. Что бы вы там обо мне ни думали, я не собираюсь настраивать сына против отца.
  
  Она снова посмотрела на часы.
  
  – Все, хватит. Мне нужно ехать за Карлом.
  
  Гарнет поднял руку.
  
  – Подожди минутку. Теперь ты рассуждаешь вполне благоразумно, как хорошая мать. Я был рад это слышать. Мы просто удивляемся, что…
  
  – Вы что, меня не слышите? – перебила его Сэмми. – Карл будет ждать меня. Когда…
  
  Сэмми осеклась. Она вдруг поняла, зачем они пришли: «Они нарочно тянут время».
  
  Она побежала в подсобку за своей сумкой.
  
  – Саманта! Подожди! Мы же еще не договорили! – попытался остановить ее Гарнет.
  
  Схватив сумку, она бросилась к машине, на ходу доставая ключи. Нажав на пульт, Саманта увидела, что машина осела на бок. Обе шины со стороны водительского сиденья были спущены.
  
  – О нет! Только не это.
  
  Позади нее в дверях прачечной появились Гарнет с Иоландой. Они злорадно улыбались.
  
  – Получила, стерва, – прошипела Иоланда.
  
  Они сговорились с Эдом. Он заберет Карла из школы и увезет в Бостон.
  Глава 24
  Кэл
  
  Сев в машину, я вынул блокнот и нашел страницу, где записал номера телефонов со счетов Адама Чалмерса.
  
  Один из них мы так и не смогли вычислить. Я попробовал позвонить по нему. После четырех гудков включилась голосовая почта.
  
  «Привет, это Джорджина. Рада поговорить с вами, но сейчас не могу. Оставьте сообщение!»
  
  Очень мило. Сообщение я оставлять не стал, а позвонил Люси.
  
  – Привет. Вы говорили с Фелисией? – поинтересовалась она.
  
  – Да. Вам что-нибудь говорит имя Джорджина?
  
  – Джорджина? Нет, не знаю такой.
  
  – Ладно, просто я хотел уточнить. Позвоню вам позже.
  
  Потом я поехал в колледж Теккери на окраине Промис-Фоллса. Это заняло добрых двадцать минут. После возвращения я туда не заглядывал. А в молодости проводил там немало времени, правда, не в качестве студента. Учился я в университете штата в Олбани, но через два года бросил. Если бы диплом давали за участие в вечеринках, я бы окончил университет с отличием, но, к сожалению, дело обстояло не так.
  
  Сменив направление, я поступил в полицейскую академию там же, в Олбани и, благополучно окончив курс, влился в дружный коллектив стражей порядка города Промис-Фоллса. Там я и оставался, пока не переехал с женой и сыном в Гриффон, маленький городишко к северу от Буффало, чтобы начать частную практику.
  
  Мы провели в этом месте несколько прекрасных лет, может быть, лучших в моей жизни, пока судьба не отняла их у меня.
  
  Когда я был подростком, мы называли студентов Теккери «они». Себя же мы именовали «мы». Они были воображалами и всезнайками, своего рода элитой, а мы простыми ребятами с улицы. Правда, многие из нас после школы поступили в этот самый колледж. Но и до этого мы часто наведывались к ним в пабы, чтобы подцепить их девчонок.
  
  И я действительно подцепил там одну по имени Донна, которая согласилась связать свою судьбу со мной. До той самой минуты, когда ее жизнь прервалась.
  
  Подъезжая к колледжу, я испытывал смешанные чувства. Мне не хотелось предаваться воспоминаниям. Возможно, моя сестра Селеста права, когда говорит: я забыл, что произошло с Донной и Скоттом.
  
  Да, я похоронил это в себе. Прошлого не вернешь.
  
  Я оставил машину на стоянке рядом с административным корпусом и пошел к зданию охраны. Парень за стойкой взял мою карточку и понес в кабинет Данкомба.
  
  У меня уже сложился его портрет. Убил студента-насильника и не понес никакой ответственности.
  
  Через несколько секунд из кабинета вышел человек, фотографию которого я нашел в Интернете, и протянул мне руку.
  
  – Мистер Уивер? – произнес он, держа мою карточку двумя пальцами.
  
  – Мистер Данкомб?
  
  – Чем могу быть полезен?
  
  – Может быть, поговорим у вас в кабинете?
  
  Он вопросительно посмотрел на меня:
  
  – А вы по какому вопросу?
  
  – Так мы можем пройти к вам? – снова спросил я.
  
  Неохотно пропустив меня в кабинет, Данкомб указал на стул.
  
  – Что-то вас не припомню, – проговорил он.
  
  – Да, я вернулся в Промис-Фоллс совсем недавно.
  
  – Но вы ведь местный.
  
  – Да. Я вырос в этом городе.
  
  – А куда вы уехали?
  
  – В Гриффон. Это к северу от Буффало.
  
  – В Гриффоне не осталось ревнивых жен, шпионящих за своими мужьями?
  
  Я изобразил улыбку.
  
  – А как насчет вас? По говору вы явно не местный.
  
  – Бостонское происхождение не скроешь. Хотите угадаю, зачем вы пришли? Из-за застреленного студента, верно?
  
  – Вы имеете в виду Мэсона Хелта?
  
  – Да. Вас наняла его семья? Или страховая компания? Впрочем, неважно. Мои доводы остались прежними. Поступок был вполне оправданный. Этот сукин сын напал с пистолетом на одну из моих сотрудниц. И если бы не я, бог знает, что случилось бы с Джойс.
  
  – Джойс?
  
  – Джойс Пилгрим. Вот что вам скажу: я использовал ее как подсадную утку, иначе он продолжал бы нападать на девушек и в конце концов кого-нибудь убил.
  
  – Но я здесь по другому делу.
  
  – Ах так. – Данкомб был явно разочарован. – По какому же?
  
  – Это связано с Адамом Чалмерсом.
  
  – Чалмерсом? Писателем?
  
  – Именно.
  
  – Что вы хотите о нем узнать?
  
  – Может быть, вы не в курсе, но мистер Чалмерс и его жена погибли в открытом кинотеатре. На них упал экран.
  
  У Данкомба отвисла челюсть.
  
  – Господь Всемогущий, вы шутите?
  
  – Нет, не шучу.
  
  Данкомб покачал головой.
  
  – Не может быть. Вот черт. Когда это случилось, я больше всего переживал за своих студентов. Но, насколько я знаю, никто из них не пострадал. Я слышал, там убило двоих ребят, но они не наши студенты. Нет, конечно, это тоже трагедия. Но Адам и Мириам… Такая хорошая пара. Очень милые люди.
  
  И он снова покачал головой, как бы отказываясь верить услышанному:
  
  – Вы не знаете, когда будут похороны? Кто занимается погребением?
  
  – Не знаю. Об этом позаботится его дочь. Во всяком случае, обо всем, что касается мистера Чалмерса. У Мириам есть брат в Род-Айленде. Он должен приехать.
  
  – Проклятье, – пробормотал Данкомб.
  
  Немного оправившись от шока, он спросил:
  
  – А у вас здесь какой интерес? Почему вы пришли ко мне?
  
  – Насколько я знаю, вы с Адамом… с мистером Чалмерсом были друзьями.
  
  Данкомб ответил не сразу. Я понял, что он меня оценивает.
  
  – Так, встречались иногда.
  
  – Вы дружили?
  
  – Были немного знакомы.
  
  – Достаточно хорошо, чтобы звать его жену по имени.
  
  Данкомб опять замялся.
  
  – Да, я был знаком с ними обоими. Это правда. Очень милые люди.
  
  – А вы с женой часто с ними общались?
  
  – Разве я говорил, что женат?
  
  – Просто у вас кольцо на пальце.
  
  Данкомб взглянул на свою левую руку.
  
  – Да, мы с Лиз с ними дружили. Могу я задать вам вопрос, мистер Уивер?
  
  – Конечно.
  
  – Вы бывший коп?
  
  – Да.
  
  – Я сам когда-то служил в полиции Бостона и кое-что понимаю. Зачем вы ходите вокруг да около? Говорите прямо, черт возьми.
  
  – Меня интересует все, что связано с гибелью Чалмерсов. Любые обстоятельства.
  
  – Ах, обстоятельства. Тогда ясно. Почему вы не сказали об этом с самого начала?
  
  Я провел языком по зубам. С ним надо быть осторожнее.
  
  – Насколько я знаю, вы с мистером Чалмерсом общались довольно часто. Это зафиксировано в счетах за телефон.
  
  Данкомб откинулся на спинку стула и задрал подбородок, словно к чему-то принюхиваясь.
  
  – Я же сказал, мы были друзьями. – Он снова покачал головой. – Господи, до сих пор не могу поверить.
  
  – Как вы с ним познакомились?
  
  Данкомб слегка откашлялся.
  
  – Он пришел к нам в колледж, чтобы пообщаться со студентами, у которых обнаружился литературный талант. Мы разговорились. Узнав про мою службу в полиции, он спросил, смогу ли я консультировать его по всяким криминальным вопросам. Вот так мы подружились. Все очень просто.
  
  – А в последнее время по каким вопросам он консультировался?
  
  – А?
  
  – Он писал какую-то книгу и ему понадобилась ваша помощь?
  
  – Да, он спрашивал про отпечатки пальцев, – не колеблясь, заявил Данкомб. – Остаются ли они на ткани и на разных других поверхностях. Вот об этом мы и говорили.
  
  – Значит, он работал над книгой.
  
  – Наверняка.
  
  – Но, судя по письму его литературного агента, Чалмерс сейчас ничего не писал. Речь шла лишь о поисках издательства, для которого он мог бы написать книгу.
  
  Данкомб почмокал губами.
  
  – Агент мог и не знать о его замыслах.
  
  – Но это несколько странно. Вам он сказал, а своему агенту нет.
  
  Данкомб выдавил из себя смешок.
  
  – Откуда мне знать? Об отпечатках он спрашивал давно. Иногда Адам просто прикалывается. Мы же были друзьями. Разве я вам не говорил?
  
  – Когда вы в последний раз видели Адама и Мириам?
  
  Данкомб энергично пожал плечами:
  
  – Не помню. Кажется, мы ужинали у них.
  
  – У них большой дом.
  
  – Немаленький.
  
  – Вы когда-нибудь приглядывали за домом в их отсутствие? Вы же начальник охраны. На их месте я был бы просто счастлив иметь такого человека. С ним можно быть спокойным за дом.
  
  Данкомб с интересом посмотрел на меня.
  
  – К чему вы клоните?
  
  – Это простой вопрос.
  
  – Не такой простой, как кажется. Не темните, Уивер. Зачем вы пришли?
  
  Я встал.
  
  – Ко мне обратилась дочь Адама. Она очень обеспокоена. И хочет быть уверена в том, что похищенное из дома ее отца не будет использовано во вред его репутации. Она хочет, чтобы это вернули или уничтожили.
  
  На лице Данкомба не дрогнул ни один мускул.
  
  – Вы за этим пришли?
  
  Я кивнул.
  
  – Спасибо, что заглянули.
  
  Раз он не спросил, что взяли из дома, значит, ему это известно. Я был готов задать ему соответствующий вопрос, но тут зазвонил мой мобильник.
  
  Номер был незнакомый.
  
  – Алло?
  
  – Он поехал за Карлом! Я точно знаю! Они нарочно все это разыграли! Хотят его увезти!
  
  Женщина была явно не в себе. Голоса я не узнавал, кто такой Карл, мне было неизвестно.
  
  – Кто это?
  
  – Господи, это Сэмми! Вы мне дали свою карточку! Они прокололи мне шины! Тот, которому вы сыпанули в глаза. Стиральным порошком! Эд! Он хочет похитить Карла! Я точно знаю!
  Глава 25
  
  – Ну, как обед? – поинтересовался Дэвид Харвуд, когда встретился с Рэндаллом Финли на его заводе по розливу питьевой воды.
  
  – Прекрасно.
  
  – С кем встречался? С Фрэнком Манчини?
  
  – Да. Отличный парень, толковый бизнесмен. Ты провернул то дело в банке?
  
  – Провернул. Теперь все желающие могут делать пожертвования в фонд пострадавших при катастрофе в кинотеатре.
  
  – Ты назвал его Фондом помощи Рэндалла Финли?
  
  Харвуд подумал, что лично он открыл бы фонд помощи пострадавшим от Рэндалла Финли.
  
  – Нет, я назвал его «Фонд 17 мая» по дню, когда случилась трагедия. Люди надолго запомнят эту дату. Предложенное название вызовет широкий резонанас.
  
  Финли был явно разочарован.
  
  – Ладно, сойдет и это.
  
  – А называть его твоим именем несколько нескромно. Попахивает рекламой. Люди и так будут знать, что данная затея принадлежит тебе. Будешь напоминать им об этом на каждом своем выступлении. Призывать их кинуть несколько баксов в фонд, который учредил ты.
  
  – Да, понял, понял.
  
  – У тебя такой вид, словно я отнял у тебя любимую игрушку.
  
  – Да нет, ты прав. – Финли улыбнулся и похлопал Харвуда по плечу. – Поэтому я тебя и взял, Дэвид. Ты парень с мозгами. И знаешь, как меня осадить, чтобы я не выглядел ослом.
  
  – За это ты и платишь мне такие бабки.
  
  Финли рассмеялся.
  
  – Давай-ка обсудим, когда мне выдвинуть свою кандидатуру. Я уже созрел. Выборы еще через пять месяцев, но пора наращивать потенциал. Ты понял, о чем я?
  
  – Конечно.
  
  – Мне кажется, не стоит тянуть резину. Надо действовать. Ты понял? Устроим пресс-конференцию, сегодня или завтра, как бы по поводу открытия фонда. Пусть все знают, что сердце у меня золотое и я болею душой за этот город. Будем потихоньку меня раскручивать. Объявим, что я собираюсь участвовать в выборах. Что-то вроде артподготовки.
  
  – Понял.
  
  – И побольше напора. Выжмем из газетчиков все, что можно.
  
  – Тебе решать. Я только не совсем представляю, кто туда придет. Теперь, когда у нас нет своей газеты, мы сильно зависим от Олбани.
  
  – Так придумай что-нибудь, – бросил Финли.
  
  Потом помрачнел и снова взял Дэвида за плечо.
  
  – Ты в порядке?
  
  – Да.
  
  – Внутренний голос подсказывает мне, что ты не в восторге от этой работы. – Он усмехнулся. – Тут дело во мне?
  
  – Я выполняю свои обязанности, и ты мне платишь. За эти деньги я не обязан тебя любить.
  
  – Кто бы сомневался. Во всем мире не найдется столько денег. Мне не нужна твоя любовь, Дэвид. Мне нужно победить на выборах.
  
  Дэвид отступил назад и высвободил плечо.
  
  – Тогда поговорим о твоей платформе. Если собираешься баллотироваться, люди должны знать, что ты можешь им предложить.
  
  – Хм.
  
  – Что-то вроде плана из пяти пунктов. Пять причин, почему жители Промис-Фоллса должны дать тебе еще один шанс.
  
  Финли с готовностью кивнул:
  
  – Неплохая идея. Думаешь, сработает?
  
  – Можно сформулировать по-другому. Пять причин, по которым ты хочешь стать мэром.
  
  – Ладно, ладно. Пойдем выйдем на воздух.
  
  У ворот грузового отсека Финли заметил парня, загружающего в фургон ящики с бутылками.
  
  – Тревор! Как дела? – окликнул он его.
  
  Тревор Дакуорт обернулся и вяло махнул рукой.
  
  – Ты знаешь Тревора? – спросил Дэвида Финли.
  
  Дэвид покачал головой, и Финли стал их знакомить:
  
  – Дэвид, это Тревор Дакуорт. Тревор, это Дэвид Харвуд.
  
  – Привет, – сказал Тревор.
  
  – Дакуорт? Вы не родственник Барри из полиции?
  
  – Это мой отец, – без всякого энтузиазма сообщил Тревор.
  
  – Я с ним знаком. Мы несколько раз встречались, правда, не в самых лучших обстоятельствах. Он прекрасный человек.
  
  Тревор промолчал.
  
  – Дэвид руководит моей избирательной кампанией, – объяснил Финли. И добавил, обращаясь к Дэвиду: – Ни для кого не секрет, что я собираюсь вернуться в политику.
  
  – Мне надо ехать, – сказал Тревор, закрывая фургон. – Рад был познакомиться.
  
  – Я тоже.
  
  – Он, конечно, недотепа, – заметил Финли, когда Тревор сел за руль. – Но я всегда помогаю людям, когда они на мели.
  
  – Что значит на мели?
  
  – Парень не мог найти работу, а я его устроил. Вот одна из причин, почему я хочу стать мэром. Люблю помогать людям.
  
  – Заметано.
  
  Сойдя по бетонным ступенькам к парковке, они подошли к столу под раскидистым дубом.
  
  Финли опустился на лавку и с трудом протиснул толстые ноги под стол. Дэвид сел напротив.
  
  – Как насчет второй причины?
  
  – Я хочу, чтобы у Промис-Фоллса было будущее.
  
  – Что это значит?
  
  – Да ничего не значит, Дэвид. Просто предвыборная платформа. Ты что, никогда не работал в газете?
  
  – Третья причина.
  
  Финли задумался.
  
  – А как тебе такое? Для меня это способ загладить вину. Я не без греха и наделал ошибок, но всегда искал возможность служить своим согражданам. И хочу получить еще один шанс.
  
  Дэвид был застигнут врасплох:
  
  – В самую точку.
  
  – И знаешь почему?
  
  – Почему?
  
  – Потому что от чистого сердца.
  
  И тут Дэвид понял, в чем притягательность сидящего перед ним человека. Он умел располагать к себе людей. У Дэвида были все основания сомневаться в его искренности, но впечатление он производить умел. Рядовой избиратель ему верил. И глядя на него, наверняка думал: «Да, он прохиндей, но он такой же, как мы. Черт, лучше уж он, чем какой-нибудь сукин сын, который будет задирать нос».
  
  – Ты бы записывал, – посоветовал Финли.
  
  – Я и так запомню. Осталось два пункта.
  
  – О’кей. Как насчет рабочих мест? Я хочу создать в Промис-Фоллсе новые рабочие места.
  
  – Это, по сути, пункт первый. Помощь людям.
  
  – Ну да. Один черт. Может, «Пять вершин»?
  
  Дэвид почувствовал, как что-то сжалось у него внутри. С этим парком развлечений у него были связаны самые печальные воспоминания. Там пять лет назад пропала его жена.
  
  В конце концов ее нашли, но счастливого окончания не получилось.
  
  – А при чем здесь этот парк?
  
  – Я не дам его закрыть. Нажму на владельцев. А если не получится, приглашу других желающих. Он же приносит городу деньги. Как можно его прихлопнуть?
  
  – А есть шанс, что они передумают?
  
  – Ни единого. Я уже говорил с Глорией Фенуик. Даже пытался ее подмазать, но она не клюнула, – ухмыльнулся Финли.
  
  – Ты хотел дать ей взятку?
  
  Финли вздохнул.
  
  – Дэвид, я тебя умоляю. Как бы там ни было, но в мою платформу это надо включить.
  
  – Но если ты ничего не можешь сделать…
  
  – Но желание-то у меня есть. Почему не сказать об этом людям? Ведь Аманда даже не пискнула по этому поводу.
  
  Аманда Кройдон, теперешний мэр города, собиралась снова выставить свою кандидатуру.
  
  – Я могу прижать ей хвост за бездействие, – заявил Финли.
  
  – Когда будешь выступать, постарайся обойтись без подобных выражений.
  
  Финли только усмехнулся.
  
  – Так что у нас там? Пятая причина, по которой я хочу стать мэром.
  
  Финли закусил губу. Похоже, он истощился.
  
  – Возможно, самую главную причину не стоит делать достоянием общественности, – произнес Дэвид.
  
  Финли прищурился.
  
  – Прости, не понял.
  
  – Я хочу сказать, что ты стремишься в мэры не столько ради общественного, сколько ради своего собственного блага.
  
  – На что это ты намекаешь?
  
  Дэвид широко развел руки, как бы пытаясь обхватить стол.
  
  – О чем вы говорили с Манчини?
  
  – А какое твое дело?
  
  – Как же мне работать, если ты от меня что-то скрываешь?
  
  – Ты необязательно должен все знать. Я говорю тебе только то, что считаю нужным.
  
  – А если меня спросят? Я же твое доверенное лицо. Если кого-то заинтересует, зачем ты встречался с Манчини, что мне прикажешь говорить?
  
  – Кого это интересует?
  
  – Прежде всего меня. И в данный момент.
  
  – Он застройщик. А это работа и деньги. Такие люди нам нужны.
  
  – Чьи деньги и для кого?
  
  Глаза Финли превратились в щелочки.
  
  – Ну, выкладывай, что там у тебя за пазухой.
  
  – Я просто хочу сказать, что Манчини купил участок, где вчера вечером погибли четыре человека. И эта собственность какое-то время будет привлекать повышенное внимание. Тебе следует это учитывать.
  
  – Так, значит, ты предлагаешь полную прозрачность и открытость. Я правильно понял, Дэвид?
  
  – Надо всегда быть готовым к плохим новостям. Так легче с ними бороться. Да, в пятерку приоритетов следует внести открытость. В том смысле, что мэрия будет работать открыто и честно.
  
  Финли медленно кивнул.
  
  – А с сыном своим ты проводишь ту же политику? Его, кажется, Этаном зовут.
  
  – Что?
  
  – Ты ему все рассказал?
  
  Дэвид оторопел. При чем здесь его девятилетний сын?
  
  – Не понял.
  
  – Ты рассказал ему о его матери? О Джен.
  
  – А что я должен был рассказать?
  
  – Она была та еще штучка. И ей было что скрывать. Но некоторые сведения все равно просочились. Трагический случай, что и говорить. Но некоторые считают: она сама навлекла на себя беду. Ведь ее убил человек, которому она отрезала руку. А потом приехала сюда, чтобы спрятать концы в воду и зажить нормальной жизнью. Вышла замуж за хорошего парня, то есть за тебя. Но от прошлого не убежишь, все всплыло. Я наслышан о ее подвигах. По сравнению с ней я просто жалкий любитель.
  
  – Ну ты и фрукт.
  
  – Я просто хочу сказать: всем нам есть что скрывать. Наверное, это к лучшему, когда мать Этана нашла свою смерть и избежала тюрьмы. Немного посплетничали и забыли.
  
  – Моему сыну было четыре года, когда его мать погибла. Что я мог ему рассказать?
  
  – А теперь? Сколько ему сейчас? Девять или десять?
  
  – Рано или поздно он от меня все узнает.
  
  Финли наклонился к Дэвиду.
  
  – Если хочешь, это могу сделать я.
  
  – Не встревай, Рэнди.
  
  – Я просто хотел снять с тебя это бремя, – сказал Финли, разводя руками. – Только и всего.
  
  Дэвид побагровел от ярости, но сдержался.
  
  – В общем, я доволен, – подвел итог Финли. – У нас с тобой полное взаимопонимание. Мы можем говорить откровенно, обмениваться соображениями и таким образом двигаться вперед. А вот тебе и пункт пятый – никакой трепотни. Это мой девиз. Я хочу, чтобы все было по-честному. Думаю, избирателям это понравится.
  
  Финли встал со скамейки и пошел в свой кабинет. А Дэвид, вцепившись ногтями в стол, остался сидеть под дубом.
  Глава 26
  
  Барри Дакуорт после встречи с отцом Оливии Фишер остановился у «Бургер Кинга», чтобы перекусить. Он вошел туда с твердым намерением заказать все самое легкое. У них отличные салаты с курицей и из овощей, а еще рулеты с зеленью и цыпленком. Это гораздо полезнее, чем привычный бургер с жареной картошкой.
  
  Пора прекратить нездоровое питание. Изменить привычки. Избавиться от жира на животе. Доктора говорят, что это самый опасный вид ожирения, когда жир откладывается в районе талии. А с другой стороны, где еще ему откладываться? Вы когда-нибудь видели людей, у которых толстые руки и ноги, а животы плоские, как стиральная доска?
  
  Дакуорт мог заказать еду, не вылезая из машины, но есть в ней не очень хотелось. Только заляпаешь рубашку горчицей и кетчупом. Поэтому он оставил машину на стоянке и, подойдя к стойке, попросил:
  
  – Бургер и маленький пакет картошки.
  
  И после небольшой паузы добавил:
  
  – С диет-колой.
  
  – Бургер с сыром? – спросила девушка за стойкой.
  
  – Конечно.
  
  Сев с подносом за столик, он вынул телефон и набрал номер.
  
  Шесть гудков, после чего ему ответили: «Вы позвонили начальнику полиции Ронде Финдерман. Оставьте сообщение после гудка».
  
  «Это Барри. Надо кое-что предать огласке, но сначала я хочу потолковать с тобой. Позвони мне, когда сможешь».
  
  Отправив в рот картошку, Барри набросился на бургер, игнорируя угрызения совести. Однако расплата пришла незамедлительно. Покончив с едой, Дакуорт почувствовал слабую боль в боку. Поднявшись, он слегка пошатнулся, и ему пришлось опереться о стол. Наверно, несварение желудка или мышечный спазм. Ведь он все время сидит – то в машине, то за столом. И даже здесь, в закусочной.
  
  Дакуорт тяжело задышал.
  
  – Вы в порядке?
  
  Девушка, убиравшая со столов, с сочувствием посмотрела на него.
  
  – Все отлично. Я в порядке. Спасибо.
  
  Ему действительно стало лучше. Боль почти прошла. Увидев, что на столе остался ломтик картошки, он забросил в рот и его. И только после этого пошел к машине.
  
  Приехав в участок, Дакуорт отыскал листок бумаги, на котором Лайонел Грейсон записал номер машины того скандалиста. Это был фургон «хонда», принадлежавший человеку, поднявшему шум из-за кинофильма, который он посчитал неподходящим для своих детей.
  
  Но разве человек, недовольный фильмом, будет взрывать кинотеатр? Маловероятно. Но ведь у кого-то была причина его подорвать? Хотя в любом случае она вряд ли была разумной. Так почему бы не начать с сердитого папаши?
  
  Фургон был зарегистрирован на имя Харви Кофлина, Риверсайд-драйв, 32. Когда Дакуорт набрал его имя в «Гугле», на странице появился перечень компаний с сайта «Линкдин». Харви Кофлин был владельцем фирмы, торгующей стройматериалами. Дакуорт знал это место. Несколько лет назад, когда он пытался пристроить к дому террасу, пиломатериалы покупал у них. Там же отоваривался и подрядчик, который потом все за ним переделывал.
  
  Дакуорт решил, что искать Кофлина лучше на работе.
  
  Переговорив с ним, он заглянет еще в одно место.
  
  – Харви где-то на территории, – сообщила женщина за кассой.
  
  Дакуорт заметил у нее на стойке микрофон.
  
  – А вы не можете его вызвать?
  
  Женщина посмотрела на микрофон.
  
  – Могу.
  
  – Будьте любезны.
  
  Женщина вздохнула. Взяв микрофон, она объявила:
  
  – Харв. Подойди к главному входу.
  
  Посмотрев на Дакуорта, женщина сообщила:
  
  – Он через пару минут подойдет.
  
  Через три минуты появился низенький коренастый мужчина в джинсах и клетчатой рубашке с биркой, на которой было написано «Харви».
  
  – Мистер Кофлин?
  
  – Я вас слушаю.
  
  Мужчина был более приветлив, чем вызвавшая его дама.
  
  – Дакуорт. Полиция Промис-Фоллса, – отрекомендовался Барри.
  
  Харви оживился.
  
  – Рад вас видеть, – сказал он, протягивая Дакуорту руку. – Вы по поводу кражи?
  
  Дакуорт предложил отойти подальше от кассирши, чтобы поговорить без свидетелей.
  
  – У вас что-то украли?
  
  – Да. Дважды за последние три месяца. Залезали в ночь с субботы на воскресенье. Стащили фанеру. Вы их поймали?
  
  – Простите, но я не по этому поводу.
  
  – А по какому?
  
  – Несколько недель назад вы были с семьей в «Созвездии».
  
  – Это открытый кинотеатр?
  
  – Да. Вы знаете, что там вчера случилось?
  
  – Как не знать. Все только об этом и говорят. Но я-то был там давно. Если вы ищете свидетелей, могу поспрашивать, кто там находился вчера.
  
  – Вы знаете, кто такой Лайонел Грейсон?
  
  – Понятия не имею.
  
  – Он владелец «Созвездия», теперь уже бывший. И он утверждает, что вы с ним повздорили на сеансе. Из-за фильма, который вы сочли неподходящим для ваших детей.
  
  Харви побледнел.
  
  – Так вы из-за этого?
  
  – Я бы хотел спросить вас насчет этого разговора. Мистер Грейсон сказал, что вы сильно возмущались.
  
  – Да, я тогда разозлился. Но вообще-то все это дело не стоило выеденного яйца. Я хочу сказать…
  
  – Видимо, стоило, раз мистер Грейсон записал номер вашей машины.
  
  – Ничего себе!
  
  – Теперь расскажите, как было дело.
  
  – Вы серьезно думаете, что я имею какое-то отношение к тому случаю?
  
  – Так что у вас там произошло?
  
  – Да ничего особенного. Мне просто не понравилось, что сразу за детским мультиком они пустили фильм, где через слово мат. Моя дочка Тиффани после первого фильма так и не заснула, хотя мы пытались ее уложить. Думали, дочь спит, а она смотрела на экран, а там сплошные ругательства и всякие выражения, так что нам пришлось уехать. Я хотел высказать претензии владельцу и получить назад деньги.
  
  – И что вы ему сказали?
  
  – Точно не помню.
  
  – Вы обещали, что будете жаловаться городским властям?
  
  Харви пожал плечами:
  
  – Может, и обещал.
  
  – Вы на него кричали?
  
  – Наверно, чуть-чуть повысил голос, но чтобы кричать? Нет, такого не было.
  
  – Вы оставили это без последствий? Или все-таки куда-то жаловались?
  
  Харви опять пожал плечами:
  
  – Нет. Я просто выпустил пар. И к утру уже забыл об этом.
  
  – Вы часто выходите из себя?
  
  – Вот еще! Я из себя не выходил.
  
  – Вы торгуете здесь взрывчаткой?
  
  – Что?!
  
  – Ну, динамитом или чем-то в этом роде?
  
  – Нет, ничего подобного мы не продаем. На что вы намекаете?
  
  – Но вы же знаете, где достать такие вещи. Иногда чтобы построить новое, требуется что-то снести.
  
  – Послушайте, я бы никогда в жизни не сделал ничего подобного, – запротестовал Кофлин. В глазах его мелькнул страх. – Там же погибли люди. Вы считаете: я способен угробить людей только потому, что мне не понравилось кино?
  
  – Но ведь кто-то это сделал. Возможно, ему не понравилось, что в попкорне мало масла.
  
  Не стоило этого говорить. Теперь этот проклятый попкорн не выходил у Дакуорта из головы.
  
  Следующая остановка: вдова Джека Стерджеса.
  
  Дакуорт не ждал ничего хорошего от этой встречи. Женщине пришлось немало пережить. Она потеряла мужа, его репутация оказалась погублена раз и навсегда.
  
  Не было никакого сомнения в том, что он убил двоих – шантажиста из дома престарелых и старуху, жившую по соседству.
  
  Но вот Розмари Гейнор? Если окажется, что Джек убил и ее, то в списке подозреваемых по делу об убийстве Оливии Фишер он займет первое место. Дакуорт уже прорабатывал такой вариант. Но серийные убийцы, как правило, действуют одними и теми же методами. А Стерджес одну жертву задушил подушкой, а другой сделал смертельный укол.
  
  Гейнор и Фишер так легко не отделались.
  
  Дакуорт остановился у красивого двухэтажного дома, рядом с которым стояла доска с надписью «Продается». Дверь ему открыла сама Таня Стерджес. На ней был серый спортивный костюм, седеющие волосы зачесаны назад, несколько влажных прядей упали на глаза.
  
  – Ах, это вы, – сказала она.
  
  Они уже встречались во время следствия.
  
  – Миссис Стерджес, извините за беспокойство.
  
  – Извиняю. Пользуйтесь случаем, пока я отсюда не убралась.
  
  – Можно войти?
  
  – Входите, черт побери.
  
  Оставив открытой дверь, она повернулась и пошла в дом.
  
  Там везде стояли коробки с вещами. К ним были прислонены картины, снятые со стен, где от них остались темные пятна. В гостиной лежали свернутые ковры.
  
  – Я не собираюсь ждать, пока продадут дом, – сообщила миссис Стерджес, не дожидаясь вопроса. – Пусть постоит пустым, пока не найдется покупатель.
  
  – Куда вы едете?
  
  – В Техас, в пригород Хьюстона. У меня там родственники. Сейчас я отправляю вещи, пусть постоят на складе, пока не подыщу жилье. Только бы уехать из этого проклятого города.
  
  Дакуорт промолчал.
  
  – Они просто распяли его, – заявила Таня Стерджес. – Обвинили во всех смертных грехах, пользуясь тем, что он не может себя защитить. А во всем виновата Агнесс Пикенс. Не зря же она бросилась в водопад. Ее мучила совесть.
  
  Дакуорт молча слушал.
  
  – Знаете, что случилось в прошлый вторник? Поверьте, если бы не продукты, я бы и носа не высунула из дома. Хожу я по магазину, и вдруг ко мне подходит какая-то женщина и спрашивает: «Как можно было жить с человеком, который украл младенца?» Какое право она имеет говорить со мной в таком тоне? Кто ей позволил?
  
  – Люди порой бывают нетерпимы.
  
  Миссис Стерджес провела Дакуорта в кабинет, где она паковала книги. Сняв с полки несколько томов, она бросила их в коробку.
  
  – Вы за этим пришли? – с горечью спросила она. – Чтобы окончательно смешать Джека с грязью?
  
  – Меня интересует одно обстоятельство.
  
  – Какое?
  
  – То, что происходило три года назад.
  
  – Три года?
  
  – Да, в этом же месяце, но ближе к концу. У вас сохранились ежедневники мужа? Мне бы хотелось знать, чем он тогда занимался. В один конкретный день.
  
  – Зачем вам это?
  
  – Нужно для следствия.
  
  Женщина бросила в коробку еще несколько книг.
  
  – Вы на пару дней опоздали.
  
  – Что значит «опоздал»?
  
  Она широко развела руки, словно показывая размер стоящей перед ней задачи.
  
  – Я не собираюсь брать с собой весь этот хлам. И кое-что выбрасываю. Зачем мне старые ежедневники Джека? Я их выкинула.
  
  «Но кое-что могло сохраниться в больнице, – подумал Дакуорт. – Если в ту ночь, когда убили Оливию Фишер, Стерджес был на срочном вызове, вряд ли он мог пробраться в парк и кого-то там убить».
  
  – Такие вещи храню только я, – сообщила миссис Стерджес.
  
  – Простите?
  
  – Я сохраняю все мои старые ежедневники.
  
  Дакуорт медленно кивнул.
  
  – А тот, что вы вели три года назад, тоже сохранился?
  
  Она пристально посмотрела на него.
  
  – А почему мне надо их искать? С чего это вдруг я буду вам помогать?
  
  Дакуорт мог назвать несколько причин, по которым это было нужно ему, но ей-то зачем знать?
  
  Он медленно покачал головой.
  
  – Трудно сказать. На вашем месте я бы не стал. Но это может оказаться важным для следствия.
  
  Бросив книги на стол, Таня Стерджес скомандовала:
  
  – Пойдемте со мной.
  
  Придя на кухню, она вытащила из ящика несколько старых ежедневников на проволочной спирали.
  
  – Три года назад?
  
  Дакуорт кивнул.
  
  Найдя нужный, она, пролистав страницы, добралась до мая.
  
  – Вот он, – произнесла она, вручая ежедневник Дакуорту.
  
  Нет, он, конечно, не ожидал увидеть там запись типа: «Джек опоздает к ужину, он убивает девушку». Но знать, чем доктор занимался на той неделе, совсем не помешает.
  
  Дакуорт просмотрел записи. Во вторник вечером – «ужин у Мэннингсов». В пятницу в одиннадцать – «маникюр-педикюр». В среду – «химчистка».
  
  Его заинтересовала запись, относящаяся к понедельнику.
  
  – Кто такой доктор Глебер?
  
  – Дантист. Каждые полгода я делаю чистку зубов. Так что же вы все-таки ищете?
  
  Проигнорировав вопрос, Дакуорт продолжал изучать ежедневник вплоть до того дня, когда была убита Оливия: 25 мая. На двадцать второе было назначено что-то связанное с медициной: «13.00. Клиника Сьюворда».
  
  Дакуорт показал эту запись жене Стерджеса.
  
  – Что это значит? Сьюворд ваш лечащий доктор?
  
  – Нет, он физиотерапевт.
  
  – Вы ходили к физиотерапевту?
  
  – Дайте-ка посмотреть, – сказала миссис Стерджес, забирая у Дакуорта ежедневник.
  
  Она пролистала назад несколько страниц.
  
  – Да, помню.
  
  – Что?
  
  – Джек повредил ногу.
  
  – Когда?
  
  – За две недели до этого. Да, вот: мы ездили к друзьям в Мэйн, и Джек подвернул в лесу ногу, правую лодыжку. Она так болела, что он не смог вести машину. Несколько недель ходил с палочкой и лечился физиотерапией у Сьюворда. А нормально ходить стал только через два месяца.
  
  – Значит, всю ту неделю ваш муж был практически инвалидом и передвигался с трудом? – спросил Дакуорт, указывая на две страницы в ежедневнике.
  
  Жена погибшего доктора кивнула.
  
  Как человек с подвернутой ногой мог наброситься на женщину в парке? А убив ее, кинуться наутек?
  
  – Благодарю вас, – сказал Дакуорт, возвращая миссис Стерджес ежедневник.
  
  Если в клинике Сьюворда подтвердят травму Стерджеса, его можно смело вычеркивать из списка подозреваемых в убийстве Оливии Фишер, а поскольку почерк преступника был одинаков, то отпадает и Розмари Гейнор.
  
  – Расскажите мне о Гейнорах, – попросил Дакуорт.
  
  – Знаю, чего вы добиваетесь.
  
  – Чего я добиваюсь, миссис Стерджес?
  
  – Хотите повесить на Джека и это убийство, что значительно упростит следствие. Стремитесь доказать его виновность? Но он не убивал Розмари, и я не собираюсь вам помогать. Вы хотите списать на него все преступления и облегчить себе жизнь. Он ведь не сможет оправдаться. Может, и похищение Линдберга на него повесите? И убийство Кеннеди?
  
  – Вы ошибаетесь, – возразил Дакуорт. – Я вовсе не считаю, что он убил Розмари Гейнор. Я хочу найти настоящего убийцу.
  
  Миссис Стерджес недоверчиво посмотрела на него.
  
  – Вы меня обманываете.
  
  Дакуорт покачал головой:
  
  – Нет. Я все-таки хочу спросить вас о Гейнорах. Вы хорошо были с ними знакомы?
  
  – Билл с Джеком были друзьями. Но я с Розмари не дружила. Так, встречались пару раз в год в ресторане.
  
  – Какие у них были отношения?
  
  – Вполне нормальные. Во всяком случае, они казались дружной парой. Но после появления ребенка мы вчетвером практически не встречались. Да и до этого тоже – тогда Билл с Розмари жили в Бостоне.
  
  – А с Биллом вы виделись, когда Розмари была еще жива?
  
  – Только один раз.
  
  – Какое впечатление он на вас произвел?
  
  – Весь какой-то дерганый. Мне он всегда не нравился, а сейчас я его просто ненавижу. Он виноват не меньше, чем Агнесс Пикенс. Втянул Джека в эту авантюру с ребенком. Мой муж всю жизнь старался помогать другим, и вот что в результате вышло.
  
  Но Дакуорту было известно нечто иное. Джек Стерджес позарез нуждался в деньгах, чтобы расплатиться с игорными долгами. А Билл и Розмари были готовы заплатить за ребенка. А кто заставлял его убивать Маршала Кемпера и Дорис Стемпл? Или запугивать отца Дэвида Харвуда, грозя всадить ему шприц в шею?
  
  Но Дакуорт предпочел оставить свои мысли при себе.
  
  – Что значит «дерганый»?
  
  – Нервный. Всякий раз, когда я входила в комнату, где они сидели с мужем, он немедленно замолкал.
  
  – Когда в последний раз вы видели их вместе?
  
  Миссис Стерджес задумалась.
  
  – Перед тем как Билл поехал в Бостон на конференцию. Когда убили Розмари. Он выглядел очень обеспокоенным.
  
  Со слов няни, Сариты Гомес, которая работала у Гейноров, Дакуорту было известно, что Билл нервничал не зря: его жена догадывалась, что Мэтью попал к ним незаконным путем.
  
  Миссис Стерджес наконец что-то вспомнила.
  
  – Как-то раз я вошла в кабинет Джека, где его дожидался Билл. Он читал книгу о хирургических методиках. Увидев меня, он ее сразу же захлопнул и поставил на полку, а сам покраснел как рак. Словно я застала его за порнографией.
  
  Сев в машину, Дакуорт продолжал размышлять над словами Тани Стерджес, как вдруг зазвонил телефон.
  
  – Дакуорт слушает.
  
  – Это я, – раздался голос Ронды Финдерман. – Ты звонил?
  
  Дакуорт не сразу вспомнил, зачем он потревожил начальство.
  
  – Да. Хочу тебе кое-что сообщить. Только не считай, что я спятил, сначала дослушай до конца.
  Глава 27
  Кэл
  
  Выскочив из кабинета Данкомба, я прямо с телефоном помчался к своей машине. По дороге пытался выяснить, что же все-таки случилось.
  
  – Приехали его родители… Они нарочно меня задерживали… Чтобы я не успела забрать из школы Карла, – сбивчиво объясняла Саманта, делая паузы, чтобы перевести дыхание.
  
  Похоже, она тоже бежала.
  
  – А вы точно знаете, что Эд собирается похитить Карла? – спросил я, вытаскивая из кармана ключи от машины.
  
  – Он здесь! Я утром видела его! Они сговорились!
  
  – Подождите, я включу громкую связь.
  
  Открыв машину, я бросил телефон на соседнее сиденье и включил зажигание. Выезжая со стоянки, я чуть не задел грузовик.
  
  – Кретин! – завопил его водитель.
  
  Я направил машину в центр города – куда именно ехать, пока не представлял.
  
  – Сэмми! Вы меня слушаете?
  
  – Да.
  
  – Где вы находитесь?
  
  – Бегу в школу! Они прокололи мне шины! Сволочи!
  
  – Где находится школа?
  
  – Это школа Клинтона!
  
  В свою бытность местным полицейским я знал Промис-Фоллс вдоль и поперек, поэтому мог с закрытыми глазами сказать, где нахожусь. Школа Клинтона мне была известна. Включив у себя в мозгу навигатор, я вспомнил ее местонахождение.
  
  Но путь был неблизкий. Даже если ехать на предельной скорости, игнорируя светофоры, добраться туда займет минут пятнадцать.
  
  – Вы где сейчас?
  
  Сначала я хотел подобрать Сэмми по дороге, но потом решил ехать прямо в школу.
  
  – В нескольких кварталах от школы, – задыхаясь, ответила она. – Не… очень… далеко.
  
  – Когда кончаются занятия?
  
  – Прямо сейчас!
  
  – Позвоните в школу и попросите задержать Карла!
  
  – Я уже пыталась… Не могу дозвониться, – прерывисто дыша, ответила Сэмми.
  
  – Тогда звоните в полицию!
  
  – Они не приедут!
  
  – Почему?
  
  – В такие дела они не лезут!
  
  Отчасти она была права. Полицейский патруль не может решать все проблемы. И опекунство как раз одна из них. Но, судя по ее словам, сейчас речь шла о насильственном похищении.
  
  Сердце у меня колотилось, руки на руле стали липкими от пота. Машины впереди меня остановились у светофора.
  
  – Я еще далеко! – прокричал я. – Боюсь, не успею!
  
  Похоже, Саманта больше не слышала меня. Схватив телефон, я приложил его к уху.
  
  – Вы меня слышите?
  
  Тишина.
  
  Зажегся зеленый свет, но машины двигались еле-еле. Отчаянно загудев, я обогнал две из них, чуть не врезавшись в пикап, ехавший навстречу.
  
  И тут мне пришло в голову, что я практически ничего не знаю об этой истории.
  
  Мне было лишь известно, что Саманта тайно увезла сына, а теперь ей отплатили тем же. Возможно, дело об опекунстве рассматривалось в суде, а она сбежала, не получив на то разрешения. Но суды не посылают головорезов с угрозами. А Эд никак не тянул на судебного исполнителя.
  
  Я мог побиться об заклад – ангелы будут на стороне Сэмми. Чутье подсказывало мне, что Эд дал большого маху. Даже если Сэмми что-то нарушила, похищение ребенка из школы – это уже не шутки.
  
  На следующем перекрестке я снова застрял. Впереди меня образовалась пробка. Я попытался ее объехать, но навстречу шло слишком много машин. Может быть, свернуть направо и попытаться проехать окольными путями?
  
  – Быстрее, быстрее, – орал я на едущих впереди водителей.
  
  Наконец я решился – на перекрестке сверну направо, чтобы поискать другую дорогу к школе Клинтона. Старый «фольксваген» как раз подвинулся вперед, давая мне возможность свернуть. Я нажал на газ и вывернул руль.
  
  И тут перед машиной возник бегун.
  
  – Черт! – рявкнул я и вдарил по тормозам, рискуя их поломать.
  
  Бегун, мужчина лет за тридцать в шортах и кроссовках, остановился столь же резко, как я, и с силой хлопнул руками по капоту моей «тойоты».
  
  – Козел! – завопил он, брызгая слюной.
  
  Неужели я его ударил? Да нет, вряд ли. Хотя в ту минуту был готов сбить любого, лишь бы поскорей помочь Саманте с Карлом.
  
  Я опустил стекло.
  
  – Вы выскочили прямо перед машиной.
  
  Он показал на знак перехода.
  
  – Ты что, слепой? Не видишь?
  
  Он продолжал стоять, мешая мне ехать дальше.
  
  – Да, это переход, а не беговая дорожка!
  
  Покачав головой, мужчина двинулся к моему окну.
  
  «Отлично. Давай, подходи, освобождай дорогу, чтобы я мог наконец рвануть».
  
  Мужчина стал обходить машину. Но по переходу уже шли люди, так что рвануть не получилось.
  
  – Думаешь, ты на дороге один, придурок? – завопил он, заглядывая в мое окно. В нос мне ударил запах пота. – Так спешишь, что можно людей давить? Скажите, какая важная шишка.
  
  Теперь я уже точно опоздаю. И не смогу помочь Карлу.
  Глава 28
  
  Эд припарковал свой пикап неподалеку от школы Клинтона, прикинув, что Карл Уортингтон, возвращаясь домой или в прачечную, обязательно пройдет мимо. То, что парень его никогда не видел, было только на руку. Так будет легче обвести его вокруг пальца.
  
  Правда, он может пойти в другую сторону, например, к приятелю, но Эд знал, что обычно его забирает из школы мать.
  
  Мальчишка, вероятно, будет ждать ее где-нибудь здесь, недоумевая, почему она опаздывает.
  
  Все это укладывалось в разработанный Эдом план. Он уже сочинил вполне правдоподобную легенду.
  
  Эд сидел за рулем, ожидая, когда прозвенит звонок. Тогда надо смотреть во все глаза. Он изучил фотографии Карла – их ему показала Иоланда – и без труда узнает этого щенка.
  
  А пока Эд скрашивал ожидание батончиком «Марса». Развернув обертку, он откусил половину, немного пожевал и отправил в рот остальное. Потом облизнул губы и посмотрелся в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что он не вымазал рот в шоколаде. Так его учила мать: всегда проверять уголки рта. Все было чисто.
  
  Прозвенел звонок. Через секунду из дверей школы вырвалась орда учеников. Эд не ожидал, что их будет такая уйма. Пришлось приглядываться к каждому.
  
  Но потом он засек Карла. Мальчишка, как Эд и рассчитывал, пошел в его сторону. Немного отойдя от школы, он остановился и посмотрел вокруг.
  
  – Ищешь маму? – окликнул его Эд.
  
  Он вылез из машины и встал у открытой двери.
  
  – Карл? Ты Карл?
  
  Мальчик посмотрел в его сторону. Он стоял метрах в пятидесяти от машины Эда.
  
  «Только не спугни его, – сказал себе Эд. – Если парень пустится наутек, его уже не догонишь».
  
  – Это вы мне? – спросил мальчик, указывая на себя.
  
  Эд энергично закивал и изобразил улыбку.
  
  – Там в прачечной пожар!
  
  Ахнув, Карл подбежал к Эду.
  
  – Пожар?
  
  – Твоя мама попросила тебя встретить. Я там стирал, а твоя мама сидела в подсобке, и тут загорелась сушилка. Огонь так и полыхнул.
  
  – С мамой ничего не случилось?
  
  – Мама в порядке, но ей пришлось ждать пожарных, и она попросила меня забрать тебя из школы. Мама дала очень точное твое описание, я прямо сразу узнал тебя!
  
  Но Карл, стоявший метрах в трех от машины, не сдвинулся с места.
  
  – Я не знаю, – неуверенно проговорил он.
  
  Эд выставил вперед руки.
  
  – Я тебя отлично понимаю и твоей маме тоже сказал: «Ваш сын подумает, что я какой-нибудь маньяк». Ведь ты меня не знаешь. Если не хочешь, чтобы тебя подвезли до прачечной, я не настаиваю. Иди обратно в школу и дожидайся маму. Часа через два, когда пожарные все там потушат, она освободится и за тобой приедет. Я скажу ей, что ты решил остаться. Ей, наверное, нужна твоя помощь, но она все поймет и не обидится.
  
  Эд видел, что мальчик колеблется.
  
  Он полез в машину.
  
  – Не переживай, Карл. Я скажу ей, что ты в порядке и будешь ее ждать…
  
  – Ладно! – решился Карл и подошел к машине.
  
  – Можешь залезть с моей стороны, – сказал Эд, давая мальчику перебраться на соседнее сиденье.
  
  – Моя мама правда в порядке? – спросил Эд, пристегиваясь ремнем.
  
  – Ну, может быть, чуток обожгла руку, но ничего серьезного. Она пыталась потушить огонь мокрым бельем, но горело где-то сзади, и ей пришлось бежать за огнетушителем. К тому времени уже полыхало вовсю. Видел бы ты, как она боролась с огнем! Героическая женщина! Я позвонил 911, и, когда приехали пожарные, она была вся на взводе, потому что не могла забрать тебя из школы.
  
  – Теперь прачечную закроют? – с беспокойством спросил Карл. – Тогда мама не сможет зарабатывать деньги.
  
  Эд, трогаясь с места, покачал головой.
  
  – Трудно сказать. А страховка у нее есть?
  
  – А что это такое?
  
  – Ха! И чему вас только в школе учат?
  
  Эд посмотрел в зеркало, готовясь выехать на улицу. Но сделать это было не легче, чем выбраться со стоянки аэропорта на Рождество. Все вокруг было забито машинами, на которых мамаши приехали за своими чадами.
  
  – Можно подумать, эти щенки разломятся, если пойдут домой пешком, – проворчал Эд. – В мое время нас никто не забирал из школы.
  
  Он искоса взглянул на Карла. Тот явно чувствовал себя неловко.
  
  – Извини, брат, я просто зверею в этих пробках. Сейчас поедем к твоей маме.
  
  – Но вы поехали в другую сторону, – заметил Карл.
  
  – Да, я знаю, но сначала надо выбраться из этой чертовой пробки. Потом я развернусь. Разве папа с мамой не говорили тебе, что дети не должны учить взрослых?
  
  – Почему?
  
  Эд рассмеялся.
  
  – Ты такой же тугодум, как твой папаша.
  
  – Вы знаете моего папу?
  
  – Живей! Живей! – заорал Эд, опуская стекло.
  
  Впереди три минивэна и внедорожник пропускали детей, переходящих улицу.
  
  – Откуда вы знаете моего папу? – настаивал Карл.
  
  Подняв стекло, Эд посмотрел на мальчика.
  
  – Мы с ним старые приятели.
  
  Карл потянулся к ручке двери, но Эд быстро заблокировал замок.
  
  – Даже не думай об этом, малец. Мы сейчас поедем. Если выскочишь на ходу, превратишься в месиво.
  
  – Не было там никакого пожара, – заявил Карл.
  
  Эд ухмыльнулся.
  
  – Так ведь это к лучшему, а?
  
  Человек, переводивший детей через дорогу, отступил на тротуар и махнул рукой в сторону машин.
  
  – Ну, вот и поехали, – сказал Эд. – Надеюсь, тебе понравится в Бостоне, потому что… Черт!
  
  Рядом с пикапом бежал человек. Он бил ладонью по стеклу и отчаянно кричал:
  
  – Останови машину! Останови свою чертову машину!
  
  Он схватился за ручку двери, тщетно пытаясь ее открыть.
  
  Эд сразу же его узнал и хотел дать по газам, но впереди все по-прежнему было забито машинами.
  
  – Пошел отсюда! – заорал он, но человек уже исчез.
  
  – Карл!
  
  Мужчина успел обежать пикап и теперь колотил в стекло со стороны Карла.
  
  – Открой дверь!
  
  Эд схватил мальчика за шиворот и оттащил от окна.
  
  – Не трогай дверь, черт тебя подери!
  
  Мужчина вынул сотовый телефон.
  
  – Эй, придурок! Я звоню 911! Все копы штата Нью-Йорк будут охотиться за твоей тачкой!
  
  У Эда дернулась щека.
  
  – Пораскинь мозгами! – крикнул мужчина.
  
  На тротуаре столпились дети, с любопытством наблюдая за происходящим. Из машин стали вылезать мамаши. Одна из них вытащила телефон, чтобы сделать парочку снимков.
  
  Машины впереди наконец-то тронулись с места.
  
  Эд нажал на педаль. Машина стала набирать скорость. Послышался какой-то стук.
  
  Мужчина исчез из вида. Эд усмехнулся и отпустил Карла.
  
  – Отвалил, – бросил он.
  
  – Не совсем, – возразил Карл, мотнув головой назад.
  
  Эд взглянул в зеркало и увидел мужчину, стоявшего на коленях в кузове пикапа, засыпанном мусором и гниющими листьями.
  
  Он пригнулся как можно ниже, чтобы Эд не сбросил его, дав задний ход.
  
  Мотор затарахтел, набирая скорость. На следующем переходе сопровождающий быстро вернул детей на тротуар, оберегая их от пикапа. Эд резко свернул, отбросив мужчину к стенке кузова. Но выкинуть его совсем не получалось, разве что перевернуть машину вверх дном.
  
  Взглянув через стекло на Карла, мужчина поднял вверх большой палец. Потом лег на спину и стал манипулировать телефоном.
  
  – Что он там делает? – забеспокоился Эд. – Мне отсюда не видно.
  
  – Похоже, звонит в полицию, – сообщил ему Карл.
  
  Эд резко вывернул руль влево, потом вправо и сдал назад. Пусть попробует набрать номер, катаясь по кузову, как мячик. Взглянув в зеркало, он увидел, что парня мотает из стороны в сторону. Телефона в руках у него уже не было.
  
  Наверно, успел вызвать полицию или плюнул на это дело. А может, просто выронил трубку.
  
  – Сейчас скину его.
  
  Но даже Эд, который в школе был не в ладах с физикой, впрочем, и со всеми другими предметами, понимал, что, как бы быстро он ни ехал, этот козел в кузове будет двигаться с той же скоростью и, следовательно, не отстанет.
  
  Значит, надо выкинуть этого урода самому.
  
  – Держись, малыш, – скомандовал Эд, вдавив в пол педаль тормоза.
  
  Послышался визг тормозов, и машина остановилась. Мужчину отбросило к кабине. Выскочив из машины, Эд бросился к кузову, чтобы вышвырнуть сукина сына на дорогу.
  
  Но он никак не ожидал, что тот так быстро сумеет вскочить. И врезать ему ногой по физиономии.
  
  – Сволочь! – заорал Эд, хватаясь за нос, из которого хлынула кровь.
  
  – Карл! Вылезай из машины! Беги!
  
  Чуть поколебавшись, Карл перелез через водительское сиденье и спрыгнул вниз. Схватившись за край кузова, мужчина перемахнул через борт, словно делая мах на гимнастическом коне.
  
  Подойдя к Эду, который все еще держался за лицо, пытаясь остановить кровь, он вдарил ему под дых. Эд рухнул на асфальт.
  
  Карл, схоронившись за деревом, молча наблюдал за ходом событий.
  
  Вдали послышались сирены. Видно, одна из мамаш вызвала полицию.
  
  – Давай, мотай отсюда, – посоветовал мужчина Эду. – А то загребут.
  
  Эд медленно поднялся на ноги. По его подбородку стекала кровь.
  
  – Считай, что ты – покойник, – пробормотал он, подходя к машине. Сев за руль, Эд с силой захлопнул дверь и укатил.
  
  Карл подбежал к мужчине, который стоял, согнувшись и упираясь руками в колени. Его рвало.
  
  – Мистер Харвуд, вы в порядке?
  
  Упав на траву, Дэвид Харвуд вытер рот трясущейся рукой.
  
  – Не знаю, – ответил он. – Я так обрадовался, когда твоя мама наконец позвонила, но сейчас вижу, что зря.
  Глава 29
  
  Не успел Барри Дакуорт положить трубку после разговора с офицером, отвечающим за работу со средствами массовой информации, как в комнату вошел Ангус Карлсон и плюхнулся за соседний стол.
  
  – Задание выполнено, – сообщил он.
  
  Дакуорт медленно поднял на него глаза. Карлсон был лет на пятнадцать моложе его. По логике Дакуорта, такой зеленый юнец не имел права на что-то жаловаться.
  
  – Почти не спал сегодня, – не преминул посетовать тот.
  
  – Ну да. Ты один у нас такой работящий.
  
  Карлсон покраснел от смущения.
  
  – Да нет, я понимаю.
  
  – Ну, что удалось выяснить в Теккери?
  
  – Я встречался с начальником их охраны. С Клайвом Данкомбом.
  
  Дакуорт не стал его поправлять.
  
  – Что ты ему сказал?
  
  – Насчет иска, который вчинила им семья Мэсона Хелта? Я сказал: они будут рады узнать, что Клайв не сообщал в полицию о нападениях на студенток колледжа, хотя и обещал им это. Я разговаривал с одной из них, Лорейн Пламмер. Она мне все рассказала.
  
  – Ты не должен был об этом говорить.
  
  – Но он послал меня подальше.
  
  Дакуорт с трудом сдержал раздражение – без году неделя в полиции, а воображает, что все знает.
  
  – Там еще кое-что произошло, – продолжал Карлсон.
  
  Дакуорт молча ждал.
  
  – Когда я уезжал, ко мне подскочил один из преподавателей, кажется, Питер Блэкмор. Он сказал: у него пропала жена.
  
  Дакуорт оживился:
  
  – Когда?
  
  Он первым делом подумал о Хелте, но тот уже две недели как на том свете.
  
  – Похоже, что вчера.
  
  – Ты составил протокол?
  
  – Я хотел, но Блэкмор тут же дал задний ход. Стал вилять, говорить, что жена, наверно, скоро объявится. Но там есть одна важная деталь. Он сидел в кабинете у Данкомба, когда я туда вошел. Видимо, просил у него помощи.
  
  Похоже, начальник охраны колледжа ведет ту же политику, что и с пострадавшими девчонками. Пытается разобраться сам, не привлекая полицию.
  
  Посмотрев на часы, Дакуорт развернул свое кресло.
  
  – Мне надо идти к журналистам.
  
  – Зачем?
  
  – Сообщить кое-что новое о взрыве в кинотеатре.
  
  – Что-то случилось? Какие-то новые…
  
  На столе у Карлсона зазвонил телефон.
  
  – Не уходите, – попросил он Дакуорта. – Я хочу знать, что произошло.
  
  Схватив трубку, он повертел ее в руках, словно полицейскую дубинку, и приложил к уху.
  
  – Алло! Ах, это ты, Гейл.
  
  Дакуорт встал, чтобы уйти, но Карлсон, подняв палец, остановил его.
  
  После чего стал увещевать жену.
  
  – …Не волнуйся, дорогая. Здесь не о чем беспокоиться… Мы оба устали… Ну да, не самое подходящее время говорить об этом… Разумеется, у нас семья, даже если нас только двое… Послушай, я поговорю с матерью, если ты хочешь… Нет, меня это тоже касается… Но сейчас мне нужно идти. До вечера, дорогая.
  
  Повесив трубку, Ангус виновато посмотрел на Дакуорта.
  
  – Прошу прощения.
  
  – Домашние неприятности?
  
  Карлсон пожал плечами:
  
  – Ничего серьезного. Я пришел домой в четыре утра, и мы немного повздорили.
  
  – Да, наша работенка не для семейных, – сочувственно произнес Дакуорт. – Вечные задержки, дежурства, порой такого насмотришься, что уже не до чего. Мне с моим сыном Тревором даже некогда поговорить. Я подозреваю всех и каждого. Ну, не его, конечно, а тех, кто рядом с ним. К примеру, Рэндалла Финли.
  
  Ангус осторожно взглянул на Дакуорта, словно прикидывая, стоит ли с ним откровенничать.
  
  – Гейл хочет ребенка. А я нет…
  
  Дакуорт кивнул.
  
  – Я тебя понимаю. Тебе кажется: наш мир слишком жесток, чтобы давать жизнь ребенку. Но все не так уж плохо. Просто мы видим самые темные стороны.
  
  – Меня этот мир не волнует.
  
  На этот раз Дакуорт не кивнул.
  
  – Что ты хочешь этим сказать?
  
  – Я говорю о семье. Матери, точнее родители, должны любить своих детей. Но очень часто этого нет.
  
  – Но тебе не обязательно быть таким.
  
  – А ты любишь своего сына?
  
  – Безусловно.
  
  – А он тебя?
  
  Дакуорт чуть замялся.
  
  – Конечно.
  
  Карлсон криво усмехнулся.
  
  – Заминка говорит о многом, – сказал он и вышел из комнаты.
  * * *
  
  – Спасибо, что пришли, – приветствовал Дакуорт журналистов, явившихся на зов.
  
  Обычно на таких встречах присутствовала лишь пресса из Олбани, но на взрыв кинотеатра слетелись журналисты из Бостона и Нью-Йорка. Небольшой конференц-зал был набит до отказа, и там уже становилось по-настоящему жарко.
  
  Дакуорт представился и подсказал, как правильно писать его фамилию.
  
  – Я собираюсь сообщить вам некоторые подробности катастрофы, связав их с другими инцидентами, происшедшими в Промис-Фоллсе за последнее время.
  
  – Кого-нибудь уже арестовали? – послышался вопрос из зала.
  
  Дакуорт поднял руку.
  
  – Все вопросы в конце. Мы хотим обратиться за помощью к населению. Свидетели происшедшего могут предоставить нам ценную информацию, даже не подозревая, насколько она важна для расследования. Начну с того, что мы прикладываем массу усилий, чтобы выяснить причину катастрофы. Был ли это несчастный случай или намеренное преступление. Экран упал в двадцать три минуты двенадцатого или, точнее, в двадцать три часа двадцать три минуты. Само по себе это не слишком важно, но в связи с некоторыми другими происшествиями приобретает особый смысл.
  
  С благословения Финдерман он продемонстрировал несколько фотографий, поочередно выкладывая их на пюпитр рядом с кафедрой. На первой были двадцать три мертвые белки, развешанные на заборе в парке Клэмпет.
  
  – Какая гадость, – произнес кто-то в зале.
  
  – Этот случай жестокого обращения с животными практически прошел незамеченным. Нет, к таким вещам мы относимся достаточно серьезно, но этот случай не был предан огласке, и никого не задержали.
  
  – Разве это преступление? – спросил один из журналистов. – Белки постоянно попадают мне под колеса, но никто же не обвиняет меня в убийстве.
  
  По залу прокатился смешок.
  
  – Я же сказал, все вопросы потом, – отрезал Дакуорт. – Сосчитав зверьков, вы убедитесь, что их двадцать три. А теперь посмотрите следующее фото… Это колесо обозрения в «Пяти вершинах». Оно законсервировано, потому что парк развлечений закрыт. Но позапрошлой ночью кто-то в нем побывал.
  
  На фото в одной из кабинок сидели три голых манекена, на которых красной краской было выведено: «ВЫ ОБ ЭТОМ ПОЖАЛЕЕТЕ».
  
  Зал загудел:
  
  – Что за черт!
  
  – Господи!
  
  – Что за извращенец?
  
  Подняв руку, Дакуорт выложил на пюпитр третье фото, где та же кабинка была снята сбоку. На ней красовалось число 23.
  
  – Фью! – присвистнул кто-то.
  
  – Это второе происшествие. Никто не пострадал, но надпись на манекенах довольно зловещая. Тогда мы не придали особого значения номеру кабинки.
  
  Дакуорт выложил последнюю фотографию. На ней была толстовка, в которой Мэсон Хелт напал на Джойс Пилгрим. Журналисты знали об этой истории, но номер на толстовке видели впервые.
  
  – Итак, – продолжал Дакуорт. – Все указанные числа могут быть лишь совпадением, но, возможно, это не так. Поэтому я обращаюсь к гражданам: если вы знаете кого-то, зацикленного на этом номере, или можете как-то связать случившиеся происшествия, пожалуйста, сообщите нам. Вся информация будет строго конфиденциальна.
  
  Один из журналистов поднял руку.
  
  – Теперь я могу задать вопрос?
  
  – Конечно, – кивнул Дакуорт.
  
  – Значит, вы ищете парня, который мучает белок и взрывает кинотеатры?
  
  Послышались смешки.
  
  – Я сказал: мы ищем взаимосвязь между этими событиями. И просим нам помочь. В кинотеатре были убиты четыре человека, так что не обижайтесь, если я не оценю ваш юмор.
  
  Поднялась еще одна рука.
  
  – Значит, все это дело рук одного человека или какой-то группы? Но зачем? Что они хотят этим сказать? И эта надпись на манекенах «Вы пожалеете». Кто пожалеет и о чем? Почему они нам грозят?
  
  – Я и сам хотел бы это знать, – вздохнул Дакуорт.
  Глава 30
  
  Клайв Данкомб принес домой готовый ужин, что давно вошло у него в привычку. Он частенько покупал полуфабрикаты по дороге домой.
  
  Иногда Лиз заказывала что-нибудь готовое на дом или совала в микроволновку корытце с замороженным ужином от Стауфера. Сегодня Данкомб зашел в «Ангелино», итальянское кафе, которое торговало навынос. Чаще всего здесь заказывали пиццу, но они готовили и спагетти. Данкомб взял две порции лапши с морепродуктами и один салат «Цезарь» на двоих.
  
  Лиз терпеть не могла готовить. Даже в своем заведении в Бостоне, где она имела постоянную клиентуру, посетитель, попросивший что-нибудь пикантное, чего не было в меню, вместо деликатесов обычно получал «хрен». А «Вокруг света», по версии Лиз, не имело ничего общего с кухнями народов мира.
  
  Но ведь Данкомб выбирал жену не за кулинарные способности. Они встретились отнюдь не в Кембриджской школе кулинарного искусства. И наставницей Лиз была не Джулия Чайлд. Нет, их свело расследование по делу об эскорт-услугах в Бостоне. Данкомб, в то время заместитель начальника полиции, собирал материалы, чтобы прикрыть это злачное место, но встреча с Элизабет Палмер внесла коррективы в его планы. Она была готова исполнить любые его фантазии, особенно те, которые требовали дополнительных партнеров, лишь бы он закрыл глаза на ее сомнительный бизнес.
  
  Лиз даже не пришлось снабжать его наручниками. Правда, когда речь заходила о любви втроем или молоденьких девочках, ей приходилось прибегать к своим связям.
  
  Подобные связи не давали достаточных гарантий безнаказанности для нее и Клайва. И когда запахло жареным, они оба вышли из дела, каждый из своего, предварительно спрятав концы в воду. Все улики были уничтожены, файлы изъяты, свидетели запуганы, нужные люди подкуплены.
  
  Покончив с прошлой жизнью, они переехали в Промис-Фоллс. Но интересы у них остались прежними. Если вы едете на Северный полюс, это не значит, что разлюбили катание на водных лыжах.
  
  – Привет, – бросил Данкомб, входя на кухню.
  
  Облокотившись о столешницу, Лиз смотрела телевизор, висевший на шкафу. Показывали «Доктора Оза».
  
  Ее длинные темные волосы были свернуты на шее в узел. Короткая красная маечка не доставала до джинсов, оставляя открытой полоску живота.
  
  – Тсс, – проговорила она, поднимая палец. – Доктор Оз говорит, что мы должны заниматься сексом двести раз в год. Боюсь, мне маловато будет.
  
  – Всего-то? – удивился Данкомб, выкладывая на столешницу пакет с ужином. – Тогда уж лучше выбрать другое хобби. Вырезки клеить в альбом или что-то вроде того.
  
  – А что считать половым актом? – стала размышлять Лиз, беря в руки пульт и немного убирая звук. – Если я сосу твой член, а Мириам в это время меня лижет, это один половой акт или два? Вряд ли доктор Оз над этим задумывался.
  
  Лиз вдруг нахмурилась, как ребенок, ожидающий наказания.
  
  – Я не должна так говорить о покойниках. А что у нас сегодня на ужин? – полюбопытствовала она, заглядывая в пакет.
  
  – Итальянская лапша и салат.
  
  – Ладно, – без особого энтузиазма произнесла Лиз.
  
  – Тебе не нравится?
  
  – Даже не знаю. Вообще-то я бы съела что-нибудь тайское. Но сойдет и это.
  
  – Еще ты меня будешь доставать.
  
  Слегка надув губы, Лиз похлопала мужа по плечу.
  
  – Плохой день?
  
  – Хуже некуда. И это только начало. Блэкмор брызжет слюной, потому что Джорджина не пришла домой, а я не могу найти тот самый диск.
  
  Вынув тарелки, Лиз поделила на двоих лапшу и салат.
  
  – С пармезаном вкуснее, – заявила она, доставая из холодильника контейнер с сыром.
  
  – Ты меня слушаешь? – окликнул ее муж.
  
  – Даже если дела дрянь, есть все равно надо.
  
  Этим они и занялись, пристроившись у столешницы. Кухонный стол был завален газетами, счетами и коробками с бумагами, которые, казалось, поселились здесь навечно. Намотав на вилки лапшу, они насаживали на них листья салата.
  
  – Что значит «не могу найти»? – вернулась к прежней теме Лиз.
  
  – То и значит. Ты же знаешь, Джорджина собиралась слинять. Я решил, что это она забрала диск из дома Адама. Перерыл всю ее квартиру, но так ничего и не нашел.
  
  – Вот блин. Жаль, что не нашел. Я бы не прочь посмотреть еще разок, – улыбнулась Лиз.
  
  – Господи, Лиз, да если он найдется, я сразу же расколочу его вдребезги.
  
  – Вкусненькая девочка эта Оливия была.
  
  Клайв замотал головой, словно отказываясь слушать.
  
  – Ну чего такого я сказала? Просто было очень забавно. Жаль, что с ней это случилось. Мне кажется, она не отказалась бы прийти снова. Нам даже не пришлось подсыпать ей дурь в вино, как другим девчонкам. Она сама полезла к Адаму на кухне, а обо всем остальном поначалу не догадывалась. Просто хотела потрахаться с этим отставным писателем.
  
  – Лучше бы подсыпали.
  
  – Не поняла.
  
  – Лучше бы опоили ее, как всех остальных. Это был большой риск. Втянуть девку в групповуху и не отшибить ей память.
  
  – Но она молчала как рыба. Крошка собиралась замуж. И кому она могла проболтаться? Жениху? Просто она хотела оттянуться напоследок, прежде чем надевать хомут. – Лиз усмехнулась. – Хотя опыт показывает, что хомут можно периодически снимать.
  
  – Да уймись ты наконец, Лиз! Мне не до шуток.
  
  – Молчу, молчу. Ты слишком серьезно ко всему относишься.
  
  – Сегодня ночью опять просмотрю все диски у Питера. Может, я проглядел нужный. Прокрутил все, что забрал у Адама, но там этой девки не было. Хотя, может быть, я просто не заметил.
  
  – Наверно, выглядит забавно.
  
  – Что забавно?
  
  – Когда перематываешь трах. Задницы мелькают перед глазами со скоростью сто миль в час.
  
  Данкомб достал из холодильника пиво.
  
  – Сегодня к нам в колледж заявился коп.
  
  – Зачем?
  
  – По делу Мэсона Хелта. Они все еще задают вопросы. Но я нигде не прокололся.
  
  – Конечно, дорогой, – промурлыкала Лиз.
  
  – Я видел, как за ним побежал Питер. Наверно, спрашивал насчет Джорджины. Хочет заявить в полицию о ее исчезновении. Я говорил ему, что сам разберусь, но он и слушать не хочет.
  
  Лиз просунула палец под рубашку мужа и стала водить по его груди.
  
  – Мне нравится Питер.
  
  – Тебе язык его нравится.
  
  Лиз вытащила палец.
  
  – Возможно. А вот Адама мне по-настоящему жаль. Мужик был что надо. Все при нем.
  
  Данкомб не ответил.
  
  – Ты только пойми меня правильно. Я имею в виду не только секс. Ты же знаешь, Клайв, я тебя люблю. Больше, чем кого-либо другого. Просто он был интересный человек. И вот какая ирония судьбы. Ты подумай, всю жизнь любить кино и умереть под свалившимся экраном. Словно небеса над ним подшутили. Как с тем парнем, который бегал трусцой и написал про это книгу. И что же ты думаешь, отчего он умер? Его хватил инфаркт во время пробежки. Вот так-то.
  
  – А ты, видно, переживаешь. Тянет тебя к нему, даже к мертвому.
  
  – Нисколько. А вот тебе будет не хватать Мириам, – улыбнулась Лиз. – Признайся, не темни. Она ведь была чертовски изобретательна. Такое воображение бывает только у профессионалок.
  
  – Я тебя люблю.
  
  – Не сомневаюсь. У нас с тобой всегда оказывалось так: любим друг друга, а спим с другими. Но Мириам была тонкая штучка и настоящая бисексуалка. Мы все просто меняли партнеров, а Мириам кончала со мной, с Джорджиной, с тобой и с Питером.
  
  – Как-то неловко говорить об Адаме с Мириам в таком тоне. Они ведь покойники.
  
  – Но мы же всегда умели отделять секс от эмоций. Зачем усложнять жизнь? Иначе потеря Адама с Мириам стала бы для нас трагедией. Но я в полном порядке. А ты?
  
  – Без проблем, – не совсем уверенно согласился Данкомб.
  
  – У тебя нет причин завидовать Адаму. Вы с ним два сапога пара. Обоим есть что скрывать. Он же был не просто байкер, катающийся по выходным. Они организовывали настоящую банду. Ну очень плохие парни. Когда Адам начал новую жизнь, он обрубил все концы.
  
  – Знаю.
  
  – Я всегда считала, что он их по-крупному нагрел. Откуда у него такой шикарный дом и этот «ягуар»? Вряд ли Адам столько заработал на своих книжках. У него был другой бизнес. Он мне кое-что рассказывал. Мы оба торговали девочками, но Адам еще промышлял наркотой. Вот откуда у него деньги.
  
  – Может, и так, – согласился Данкомб. – Я вот что думаю: после того что случилось, нам надо прикрыть эту лавочку.
  
  – Если у нас больше нет сексодрома, это не значит, что мы должны прекратить занятия.
  
  – Но с Питером и Джорджиной я больше встречаться не хочу. Он слишком труслив, а она последнее время что-то темнит. Не доверяю я ей.
  
  – Я тебя понимаю. Ты просто от них устал. Мы найдем себе новых друзей.
  
  Бросив есть, Лиз стала расстегивать на муже рубашку. Толкнув его к столешнице, она всем телом прижалась к нему, ощущая, как твердеет его плоть. Подняв руки, она быстро стянула с себя майку. Под ней ничего не оказалось.
  
  – Пощупай меня, – скомандовала она.
  
  Клайв Данкомб выполнил распоряжение.
  
  Лиз стала медленно тереться о его тело, приговаривая:
  
  – Расскажи мне снова… с самого начала… и очень-очень медленно… как ты вышиб мозги этому мальчишке.
  Глава 31
  
  Когда стемнело, Джорджа Лидекера вновь охватила жажда приключений. Она не оставляла его и днем, но светлое время суток не самое подходящее время для подобных вылазок.
  
  Джордж собирался залезть в очередной гараж, чтобы успокоить нервы. Он не спал уже больше суток.
  
  И было от чего. Вчера вечером они вчетвером – он, Дерек, Кэнтон и Тайлер – поехали в «Созвездие» посмотреть кино, а вместо этого увидели, как чертов экран свалился на публику. Они спрятали Дерека в багажник, чтобы провезти его бесплатно, но владелец кинотеатра их тормознул. Джордж попытался возражать, доказывая, что у того нет конституционного права обыскивать их машину, но вдруг все это потеряло всякий смысл. Рванули бомбы, и люди стали кричать.
  
  Дерек, как последний идиот, помчался в самое пекло, но Джордж с приятелями решили – надо срочно смываться. Тем более что Джордж притащил с собой пистолет, который умыкнул из чьего-то гаража, а полиция была уже на подходе.
  
  Они понеслись обратно в город. Джордж вышел у дома родителей, но спать ему не хотелось. Он был слишком взвинчен. Лучше уж пошататься по окрестностям и, если повезет, найти парочку незапертых гаражей. Люди часто забывают запирать их на ночь. Оставляют двери открытыми, а сами идут домой, ужинают, смотрят телик и заваливаются спать, даже не вспомнив про свой чертов гараж.
  
  Входи и бери все, что хочешь.
  
  В ночь, когда рухнул экран, Джордж успел побывать в двух гаражах, но ничего интересного там не обнаружил. Поэтому следующей ночью он возобновил поиски, надеясь унять свой зуд и найти что-нибудь стоящее до того, как утром улетит в Канаду.
  
  Его родители, или, точнее, предки, отправлялись в Ванкувер навестить отцовскую родню. А такси приедет – вы только представьте! – в пять утра, время, когда у Джорджа самый сладкий сон. Поэтому он обещал матери прийти домой пораньше, чтобы успеть хоть немного поспать.
  
  Джордж ни на чем не мог сосредоточиться, ему все моментально надоедало. Врачи говорили, что это нечто большее, чем простое расстройство внимания. Видимо, извилины в его мозгах несколько отклонились от принятого стандарта. Он с детства отличался неординарным поведением, хотя был неглуп, но, как считали учителя, ему не хватало усидчивости.
  
  В этой связи Джордж часто вспоминал слова из какого-то комикса: «Жаль, что он использует свои таланты не во благо, а во зло».
  
  Но Джордж не был злонамерен. Во всяком случае, он таковым себя не считал. Его просто постоянно разбирало.
  
  И ему нравилось воровать.
  
  Его родители, в надежде сделать из него человека, настояли, чтобы он поступил в Теккери-колледж, но эта идея с самого начала была обречена на провал. Джордж проучился там два года и за это время осилил только четыре курса лекций. Продолжать учение было бессмысленно. Профессор, машину которого он перевернул, настаивал на его исключении. К тому же директор затаил на Джорджа зло за то, что тот бросил в пруд маленького крокодильчика.
  
  Но ведь студентам положено куролесить, когда же еще это делать? Ладно, пошли они все куда подальше. Сейчас надо думать о деле.
  
  Еще неделю назад он присмотрел себе многообещающий гаражик. Во-первых, он стоял вдалеке от дома. Так мало шансов, что тебя кто-то услышит. Во-вторых, помимо двух ворот у него была еще боковая дверь. Поэтому запирать приходилось не один, а сразу три замка. И потом, дом довольно приличный, так что в гараже наверняка окажется много чего достойного.
  
  Вообще-то Джордж чаще всего выбрасывал свою добычу. В мусорный контейнер или в реку. Одно время он оставлял себе кое-какие инструменты, а с тем пистолетом (который после взрыва в кинотеатре выкинул в сточную канаву) ему вообще повезло. Джордж нашел его в ящике верстака, да не один, а с коробкой патронов. Но удовольствие он получал лишь от самого процесса. Влезть куда-нибудь, а потом незаметно убраться.
  
  Просто обалденно!
  
  Джордж решил подобраться к гаражу сзади. Когда зажглись фонари, он прошел по узкому проходу между домами, перемахнул через забор, заросший кустарником, и оказался у задней стены гаража.
  
  Еще одна удача. В стене имелось окно. Значит, в гараж можно проникнуть четырьмя путями. Он заглянул внутрь через грязное стекло, но там было темно.
  
  Выйдя из-за гаража, Джордж посмотрел на дом. Во дворе никого, в доме только одно освещенное окно, судя по всему, в кухне.
  
  Свет в окне его не сильно беспокоил. Он ведь может войти незамеченным. Джордж повернул ручку боковой двери. Кажется, заперто. Нет, погоди.
  
  Дверь неплотно прилегала к косяку, и, когда Джордж толкнул ее локтем, она приоткрылась. Класс!
  
  Быстро распахнув дверь, он вошел внутрь и захлопнул ее за собой, чуть не сбив старые воротца для крокета, стоявшие рядом.
  
  Машин в гараже не было, да и вряд ли они бы там поместились. Гараж использовали как сарай. Посветив мобильником, Джордж увидел на стене металлические полки.
  
  Там хранился обычный сарайный хлам: садовые инструменты, полупустые банки с краской, остатки ковролина, свернутые в рулоны. На полу стояла белая садовая мебель с пятнами от листьев. Коробка с пустыми пивными бутылками, консервные банки.
  
  На одной из полок валялось с полдюжины маленьких проволочных ловушек. Они имели отверстие в виде воронки, через которое зверек легко проникал внутрь, а вот выбраться назад не мог. Джордж подумал, что в них можно ловить крыс или белок.
  
  А что это там на верхней полке? Вроде бы рука и нога. При ближайшем рассмотрении оказалось, что они принадлежат манекену.
  
  Посередине гаража возвышалась какая-то куча, покрытая синим брезентом. Вся бугристая и неровная. Садовая земля?
  
  Куча была футов пять в диаметре и фута два в высоту. Края брезента прижаты кирпичами. Отбросив один из них, Джордж отогнул край брезента.
  
  Что за черт?
  
  Сначала он подумал, что это наркотики. Сотни пакетов – сразу и не сосчитать. Неужели кокаин, героин или еще какая-нибудь дурь?
  
  Интересно, это белый порошок? По телевизору обычно показывают белый. Но в сериалах про копов пакеты с наркотиками никогда не бывают величиной с кирпич. И одного портфеля хватает, чтобы купить небольшую страну.
  
  А эти пакеты гораздо больше. Практически мешки из полупрозрачной пленки. Похожи на те, в которые фасуют химикаты. Джордж вспомнил, как он летом работал в компании, обслуживавшей бассейны. Но от этой кучи совсем не пахло хлоркой.
  
  Тогда что это? Вообще-то похоже на соль.
  
  Но зачем хранить в гараже столько соли? Чтобы растопить лед на подъезде к дому, такого количества просто не нужно. Этого хватит для всей транзитной автострады штата Нью-Йорк.
  
  Джордж опустился на колени и развязал один из мешков. Вообще ничем не пахнет. Сунув руку в мешок, он потер вещество между пальцами. Не порошок, а скорее гранулы. Парочка крупинок прилипла к пальцу, и Джордж положил их на язык.
  
  Вкуса он не почувствовал, но язык защипало.
  
  Интересно, это что-нибудь ценное? Стоит утащить мешок-другой? А что потом с ним делать?
  
  В гараже зажегся свет.
  
  Отшатнувшись от мешка, Джордж споткнулся и приземлился на пятую точку.
  
  – Черт! – ахнул он, увидев, кто появился в проеме двери.
  
  Громадное насекомое, стоявшее на задних ногах.
  
  У него были огромные круглые глаза не меньше двух дюймов в диаметре и черная блестящая голова, из которой торчала какая-то круглая резиновая штука, похожая на хоккейную шайбу.
  
  Настоящий монстр.
  
  Черт, никакой это не монстр. Просто человек в противогазе. Таких показывают в военных фильмах или в новостях, когда речь идет о заболевших лихорадкой Эбола.
  
  Джордж чуть не обмочил штаны.
  
  – Что ты здесь делаешь? – спросил человек в противогазе.
  
  Голос его звучал глухо, словно из телефонной трубки при плохом соединении.
  
  – Привет! Ну и напугали вы меня, я прямо чуть не описался! Не поможете подняться?
  
  – Я спрашиваю: что ты здесь делаешь?
  
  – Да ничего, просто смотрю. У вас голос, как у Дарта Вейдера.
  
  Человек в противогазе посмотрел на откинутый брезент.
  
  – Зачем ты это открыл?
  
  – Просто любопытно было. И все. Наверно, это что-то вредное, раз вы в противогазе. А для меня еще одного не найдется?
  
  – Кто ты? Не похоже, что ты из полиции.
  
  – Нет, нет, я не коп.
  
  – Тебя кто-то послал?
  
  Голос из-под маски звучал зловеще.
  
  – Да никто меня не посылал. Я просто так зашел. Дверь была открыта. Я ничего не взял. Не вызывайте полицию. Я ничего не украл. Отпустите меня. Я не знаю, что это такое, но положил его немного на язык. Теперь я отравлюсь или что?
  
  Человек молча смотрел на него.
  
  – А что это за штука? Это ведь не кокаин и не героин, верно? Но если вы наркодилер, я дико извиняюсь, что сюда залез. Уверяю вас, я никому не скажу…
  
  – Это не наркотики.
  
  – Но и не хлорка. Вы знаете, я работал в компании, обслуживающей бассейны, и могу точно сказать, что это не хлорка.
  
  Джордж заискивающе улыбнулся. Он старался быть общительным, словно напрашиваясь человеку в противогазе в друзья.
  
  – Будь это хлор, мы бы давно уже задохнулись. Когда я снимал крышку с ведра, где была хлорка, меня прямо с ног сшибало.
  
  Человек ничего не ответил. Он стоял и смотрел на Джорджа своими круглыми глазами.
  
  Тот начал подниматься.
  
  – Я, пожалуй, пойду, если вы не возражаете. Вы ведь не будете вызывать полицию? Зачем поднимать шум?
  
  – Нет, я не буду вызывать полицию.
  
  Джордж двинулся к двери, но человек по-прежнему загораживал проем.
  
  Он потянулся за крокетным молотком.
  
  – Не надо. Я уже ухожу.
  
  Но когда Джордж сделал еще один шаг, человек взмахнул молотком.
  
  Джордж попытался загородиться рукой, но молоток угодил ему в висок. Удар был так силен, что боек соскочил с ручки и покатился по полу.
  
  Джордж схватился за голову.
  
  – Черт! – завопил он.
  
  Человек посмотрел на заостренную палку, оставшуюся у него в руке. Чуть поколебавшись, он воткнул ее Джорджу под ребра, отбросив его к стене. Хрипло дыша, незнакомец продолжал давить на ручку молотка, пока не почувствовал, что она наткнулась на твердую поверхность.
  
  Изо рта у Джорджа хлынула кровь. Дернувшись, он съехал по стене на пол.
  
  Человек выпустил из рук палку и посмотрел на тело. Некоторое время убийца стоял неподвижно, с шумом втягивая воздух.
  
  Как удачно, подумал он, что в гараже осталось еще полрулона брезента.
  Глава 32
  
  – Все только и говорят о папе! – сообщил Этан за ужином, слишком взволнованный, чтобы есть. Он даже не притронулся к лазанье, которую приготовила его бабушка.
  
  – Он как прыгнет в кузов! Жаль, что я пропустил. Опоздал на пару минут, но другие ребята все видели. Не мог уж подождать, пока я выйду, а потом прыгать в машину.
  
  – Извини, сынок, – сказал Дэвид.
  
  – Это сын той женщины, которая приходила к нам на днях? – спросила его мать. – Как ее зовут?
  
  – Сэмми.
  
  – Сэмми? – удивленно переспросила Арлин.
  
  – Вообще-то она Саманта. Это для краткости.
  
  – Ну да. Сначала она мне понравилась, но теперь не знаю, что и думать. Тебе не стоит путаться с женщиной, у которой такие проблемы.
  
  – Но ты ведь и двух слов с ней не сказала, мама.
  
  – Я видела ее из окна. Она хорошенькая. Но внешность – это не главное. Ты поступил неразумно. Ведь он мог тебя убить.
  
  Дон, который ездил смотреть, как идет ремонт, немного опоздал к ужину, но его быстро ввели в курс дела, после чего он высказал свою точку зрения.
  
  – Я горжусь тобой, сынок, – произнес он, похлопав Дэвида по руке. – Ты не стоял в стороне. Ты… действовал.
  
  У Дона перехватило дыхание, он замолчал и уткнулся в тарелку.
  
  – Что с тобой? – обеспокоенно спросила Арлин.
  
  – Ничего.
  
  – Я об этом не думал, – пожал плечами Дэвид. – Просто так уж сложилось.
  
  Он рассказал родителям, что произошло. Бывшие родственники Сэмми нарочно задержали ее в прачечной, чтобы она не успела забрать сына из школы. Она заподозрила, что они подослали того парня, Эда Нобла, для похищения Карла. Так оно и оказалось. Сначала Сэмми позвонила не Дэвиду, а какому-то частному детективу, но он был слишком далеко. Тогда она обратилась к Харвуду, который по счастливой случайности оказался всего в миле от школы.
  
  Подъехать близко не удалось. Дорога была запружена машинами родителей, приехавших за своими детьми, и Дэвиду пришлось бежать. Он не знал, как выглядит Эд Нобл, но сразу заметил Карла, забирающегося в пикап, и стал преследовать машину.
  
  Приехавшие полицейские составили протокол. Частный детектив Кэл Уивер, все-таки добравшийся до школы, рассказал копам, что Эд Нобл приходил утром в прачечную и угрожал Сэмми. Когда Дэвид пошел домой, полицейские все еще говорили с Уивером и Сэмми, пробежавшей всю дорогу до школы.
  
  Ему здорово досталось. И было очень больно.
  
  Когда его мотало по кузову, он повредил спину. Все плечи были в синяках. А еще он подвернул ногу, когда врезал этому типу по морде. Ходить он кое-как мог, но болело адски.
  
  Дэвид явно не годился для роли супермена.
  
  Переступив порог, он сразу же проглотил максимальную дозу тайленола. Этан был уже дома и, подпрыгивая от нетерпения, требовал подробностей. Он уже сообщил бабушке, что Дэвид поборол бандита.
  
  Когда позвонила Сэмми, он размышлял о словах Рэндалла Финли. Тот предложил рассказать Этану всю правду о смерти матери. Сукин сын. По сути, это была завуалированная угроза. Ответ на попытки Дэвида выяснить, что за аферу они затевают с застройщиком Манчини.
  
  Его размышления были прерваны телефонным звонком. Увидев, кто звонит, он обрадованно ответил.
  
  Долгожданный звонок от Сэмми. Первая удача за сегодняшний день. Но оказалось, это не совсем так.
  
  – Ты где? – завопила Сэмми. – Они хотят похитить Карла!
  
  С этого момента его планы – а он хотел нанести визит жене Финли Джейн, чтобы она повлияла на мужа, – резко изменились.
  
  Во время погони и разговора с полицейскими Дэвида поддерживал адреналин, но домой он пришел уже весь трясущийся и буквально рухнул на руки матери. Сын так прерывисто дышал, что, казалось, был близок к истерике.
  
  Дэвид и вправду был в сильнейшем возбуждении.
  
  – Я мог погибнуть, – признался он, в первый раз осознав это. – И какого черта меня туда понесло. Я просто чудом уцелел. Он ведь мог разбить свой грузовик или перевернуться, а я мог вылететь из кузова.
  
  – Да, ты поступил опрометчиво, – согласилась Арлин.
  
  Но Дэвид быстро взял себя в руки и попросил мать не рассказывать отцу и Этану о его минутной слабости.
  
  После ужина, сидя на лестнице перед домом, он стал постепенно приходить в себя. Этому немало способствовала пара банок пива.
  
  Дэвид опять задумался о Финли. Что бы они с Манчини ни замышляли, его это не касается. Во всяком случае, пока. Если выбирать только порядочных политиков, скорее всего, останешься без работы и будешь сидеть на пособии.
  
  Но вот что делать с Этаном? Хочешь не хочешь, но сыну придется все рассказать. Нельзя допустить, чтобы Финли держал его на этом поводке.
  
  Поднявшись, Дэвид открыл дверь и позвал:
  
  – Этан!
  
  Скатившись с лестницы, мальчик вышел на крыльцо.
  
  – Я здесь.
  
  – Пойдем прогуляемся.
  
  – Куда?
  
  – Да никуда. Мне просто нужно с тобой поговорить.
  
  – О том, что случилось с Карлом? Я и так знаю, что нельзя садиться в машину к незнакомым людям. Можешь не читать мне нотации.
  
  – Нет, я хотел поговорить о другом, но ты действительно не должен садиться в машину с тем, кого не знаешь.
  
  – Опять ты за свое?
  
  – Ладно. – Дэвид похлопал сына по спине. – Ты испугался, когда увидел, что произошло с Карлом?
  
  Этан пожал плечами.
  
  – Не особенно. Ну, не знаю. Я просто не брал в голову. Ты об этом хотел поговорить?
  
  – Нет. Я хотел поговорить о твоей маме.
  
  – О чем именно?
  
  – Она умерла, когда тебе было четыре года.
  
  – Я знаю.
  
  – И такому малышу не объяснишь, что случилось.
  
  – В смысле, что случается с теми, кто умирает? Возносятся они на небеса или просто перестают жить?
  
  Дэвид посмотрел на сына.
  
  – Это уже другая тема. Нет, я хочу сказать, в то время я скрыл от тебя многое, что касалось твоей мамы, ведь в том возрасте ты бы просто ничего не понял. Но сейчас ты уже большой и должен это узнать, причем от меня, а не от кого-то другого. Хорошо, что мы тогда уехали в Бостон, где нас никто не знал. А к тому времени, когда мы вернулись, люди уже перестали сплетничать о ней.
  
  – О’кей.
  
  – Прежде всего запомни: что бы там твоя мама ни сделала и как бы о ней ни говорили люди, она тебя очень любила.
  
  – О’кей.
  
  – Перед смертью твоя мама сделала все, чтобы спасти тебя от опасности. Один очень плохой человек хотел тебя обидеть, а она его остановила. – Дэвид запнулся. – Она убила его.
  
  – Да, я что-то такое слышал.
  
  – Да, до тебя доходили какие-то отголоски, может быть, дедушка с бабушкой говорили об этом, не зная, что ты их слышишь. Ведь, несмотря на всю любовь к тебе, твоя мать была не очень хорошим человеком.
  
  Этан поднял на отца глаза.
  
  – Я знаю.
  
  – Ты знаешь?
  
  Мальчик кивнул.
  
  – Я читал о ней.
  
  – Читал?
  
  Этан опять кивнул.
  
  – В Интернете о ней много чего написано: у нее было другое имя, она убила мужчину и отрезала у него руку, украла бриллианты, которые оказались…
  
  – Ты все это знаешь?
  
  Этан остановился. Губы у него задрожали.
  
  – Я что-то не так сделал? Мне просто хотелось знать. Когда я спрашивал о маме, ты всегда отмахивался, а дедушка с бабушкой отсылали меня к тебе. Поэтому я полез в Интернет. Там полно всяких историй про нее. Все они появились, когда ее убили.
  
  Дэвид почувствовал, что с его плеч свалился огромный груз, и в то же время ему стало грустно.
  
  – Я должен был догадаться, что так произойдет. В наши дни невозможно ничего скрыть. Особенно от детей.
  
  – Точно.
  
  – Ну и как ты ко всему этому отнесся?
  
  Этан пожал плечами.
  
  – Не знаю. Плохо, конечно. Но, в общем-то, круто.
  
  – Круто? – возмущенно переспросил его отец.
  
  Этан чуть отшатнулся, испугавшись его тона.
  
  – Не в том смысле, что здорово, нет, просто интересно.
  
  – Тогда понятно. Ты вправе иметь собственное мнение.
  
  – Хорошо, что ты нормальный обычный человек, но иметь маму, о которой все говорят, очень даже круто. Нет, конечно, если бы она была жива, это выглядело бы ужасно, но, раз все случилось так давно, ничего страшного нет.
  
  «Для него пять лет – целая вечность, – подумал Дэвид. – А для меня это было словно вчера».
  
  – Теперь все? – спросил Этан.
  
  – Что все?
  
  – Ну, то, о чем ты хотел со мной поговорить?
  
  – Да.
  
  – Тогда пойдем домой?
  
  – Конечно. Иди сюда.
  
  Дэвид попытался обнять сына, но тот стал вырываться.
  
  – Папа, мы же не дома, – запротестовал он, тревожно оглядываясь по сторонам.
  
  – Прости, милый. Я не хотел тебя смущать, – сказал Дэвид, отпуская сына.
  
  – Дома можешь обниматься сколько хочешь.
  
  – Я так и сделаю, дорогой.
  
  Дома их ждали гости. Сэмми Уортингтон с сыном Карлом. На улице стояла ее машина с новыми шинами.
  
  – Привет, – просиял Дэвид.
  
  – Карл, – скомандовала Сэмми, чуть подтолкнув сына к Дэвиду.
  
  – Мистер Харвуд, спасибо вам за то, что вы сегодня сделали, – произнес мальчик.
  
  – Никаких проблем, – улыбнулся Дэвид.
  
  Переключив внимание на Этана, Карл спросил:
  
  – А у вас есть железная дорога?
  
  Этан покачал головой:
  
  – Нет, только дома у дедушки. А бабушка испекла пирог с черникой, но только не испачкай рубашку, а то черника плохо отходит.
  
  – Ладно, – согласился Карл, и мальчики побежали в дом.
  
  Дэвид с Сэмми посмотрели им вслед.
  
  – Ну, как дела? – спросил он.
  
  – Ничего. Вот, сменила шины, теперь не знаю, как буду расплачиваться. Копы разыскивают Эда и моих бывших родственников. Они, вероятно, уже смылись в Бостон.
  
  – Ты боишься, что они попытаются снова?
  
  Сэмми медленно покачала головой.
  
  – Сейчас вряд ли. После всей этой кутерьмы они, вероятно, лягут на дно. В общем-то, я пришла, чтобы ответить на твой вопрос.
  
  – Какой вопрос?
  
  – Тот, который был в твоем сообщении. Ответ будет «да».
  
  – А о чем я тебя спрашивал?
  
  – Ты спросил, не поужинать ли нам вдвоем? Я отвечаю «да».
  
  Дэвид медленно кивнул:
  
  – О’кей.
  
  – Но на этот раз мы все сделаем по-человечески. Сначала поужинаем.
  Глава 33
  Кэл
  
  Сообщив полицейским об утреннем визите Эда в прачечную, я позвонил Люси и сказал, что хочу с ней встретиться. Она пригласила меня к восьми.
  
  По дороге я слушал местную радиостанцию.
  
  «Кто говорит, что мы не можем быть мишенью террористов? – с пафосом вопрошал ведущий. – Разве мы столь незначительны? И это город, который всего в двух часах езды от Нью-Йорка. Как можем мы быть такими наивными?
  
  Послушай меня, брат мой. Ты хочешь вселить страх в сердца американцев? Тогда ступай в сердце Америки. Большие города, конечно, достойная мишень. Но почему не Промис-Фоллс? Почему не Ли, штат Массачусетс? Саратога-Спрингс? Мидлбери, штат Вермонт? Дулут? Пусть американцы нигде не чувствуют себя в безопасности.
  
  Именно так рассуждают исламисты, и взрыв в кинотеатре вполне в их стиле. Будем же бдительны. Позвони по телефону, Дадли».
  
  Дадли?
  
  «Мы должны как следует приглядеться к своим соседям, потому что эти люди скрываются среди нас. Шутки в сторону, друг мой, шутки в сторону. А теперь, если верить нашим славным полицейским, еще и мистер Двадцать Три пытается запугать нас до смерти. Но скажу вам прямо, меня не так-то легко запугать. Если все эти фокусы с числом 23 и могут кого-то озадачить, то только не меня».
  
  Мистер Двадцать Три? О чем это он, черт побери? Я решил, что это какая-то чушь, и выключил радио.
  
  Когда я позвонил в дом Брайтонов, дверь мне открыла девочка. Это была одиннадцатилетняя дочь Люси.
  
  В одной руке она держала подложку с зажимом, на которой лежало несколько листков бумаги. В другой был зажат пятицветный фломастер без колпачка. Темные прямые волосы были заложены за уши, на лоб спускалась низкая челка. Точь-в-точь Марси из комикса «Мелочь пузатая», но только без очков.
  
  Если она Мятная Пэтти, то ей следует меня приветствовать.
  
  Но Кристал не сделала ничего подобного. Она молча смотрела на меня.
  
  – Привет, – сказал я. – Ты, наверное, Кристал.
  
  Девочка по-прежнему молчала.
  
  – Меня зовут мистер Уивер. Я пришел к твоей маме.
  
  Девочка обернулась и крикнула:
  
  – Мама!
  
  Значит, говорить она все-таки умеет. Девочка опять уставилась на меня. Я указал на подложку.
  
  – Над чем ты сейчас работаешь?
  
  Кристал повернула подложку, чтобы я мог видеть рисунок. Страница была поделена на шесть квадратов, в каждом из которых были нарисованы говорящие фигурки.
  
  – Это комикс, – догадался я.
  
  – Нет.
  
  – Извини, но я подумал, что надписи в овальчиках…
  
  – Это графический рассказ, – заявила девочка.
  
  Она перелистала страницы. Там были десятки рисунков, исполненных в одинаковой манере.
  
  В стопке имелись листочки и обрывки бумаги, красный и зеленый картон. И на каждом были одинаковые квадраты с рисунками.
  
  Хотя на них люди изображены довольно схематично, я легко понимал, о чем идет речь. Выражения лиц и жесты схвачены очень точно, что было довольно странно, поскольку сама Кристал выразительностью не отличалась.
  
  – Это машина? – спросил я, указывая на один из квадратов.
  
  – Это «ягуар». У моего дедушки такой, но его раздавило. На него упало что-то тяжелое.
  
  Наконец появилась Люси.
  
  – Извините! – сказала она, отодвигая дочку в сторону. – Иди в дом, солнышко.
  
  Девочка ушла.
  
  – Я была внизу – загружала сушилку и не слышала звонка.
  
  – Ничего страшного, зато я пообщался с Кристал.
  
  Люси изобразила улыбку, которая была больше похожа на гримасу.
  
  – Если она вам нагрубила…
  
  – Вовсе нет.
  
  – Если она вам нагрубила, то это не нарочно.
  
  – Она показала мне свой графический рассказ. А я допустил промах, назвав его комиксом.
  
  – Да, не стоило этого делать.
  
  Она провела меня в гостиную, где на столе уже стояли чашки, тарелка с сыром, крекеры и кофейник.
  
  – Ого, – сказал я.
  
  – Это пустяки.
  
  – Мне нравится, как рисует Кристал. Своего рода минимализм, но все понятно.
  
  Люси улыбнулась и покачала головой.
  
  – Ох уж эта девчонка. Она рисует на любом клочке бумаги, который попадет к ней в руки. Позавчера у меня кончились чеки, и я обнаружила, что она изрисовала их все с обратной стороны. Сказала: размер очень удобный. Я стараюсь не выходить из себя, но…
  
  – Она талантливый ребенок.
  
  – Да, но талант часто идет рука об руку с проблемами.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Вы, наверно, заметили, она немного странная. У нее трудности с общением. Она не знает, как себя вести. Иногда другие дети… – Люси запнулась. – Они бывают так жестоки. Она для них как белая ворона.
  
  – Мне это знакомо. Мой сын Скотт тоже был такой.
  
  – А какой у него был диагноз?
  
  – Диагноз?
  
  – Врачи определили, что с ним?
  
  – Он не был болен. Просто у него имелись другие интересы. Он не вписывался в общий поток.
  
  – Значит, у него был не аутизм?
  
  – А у Кристал именно это?
  
  – Даже не знаю. Ее врач считает, что такое не исключено. Есть кое-какие симптомы – трудности в общении, поведенческие стереотипы и эта одержимость рисованием. Она выводит свои каракули практически на всем. Позавчера я никак не могла найти свой доклад, а потом выяснилось: его взяла Кристал, чтобы проиллюстрировать «Приключения человека-ящерицы» на обратной стороне листов.
  
  – Через несколько лет она будет зарабатывать по миллиону в год, рисуя для «Марвел».
  
  – Эти деньги мне очень пригодились бы сейчас. Есть одно место, где таких детей обследуют и учат, используя специальные методики. Там умеют преодолевать их замкнутость и даже реализуют имеющиеся таланты. Но у меня нет таких денег. Я пыталась поговорить со своим отцом, просила помочь. Он сказал, что подумает, и вот теперь…
  
  – Да, теперь…
  
  – Кристал всегда была не такая, как все, а когда ее отец ушел от нас, это только усугубилось. Ей не хватает мужского присутствия. Поэтому она так любила гостить у дедушки. Они отлично ладили.
  
  Я промолчал.
  
  – Ладно, хватит об этом. Вы позвонили, так как вам удалось что-то выяснить? Вы нашли диски? – спросила Люси, понизив голос.
  
  Вспомнив, что целый день ничего не ел, я положил на крекер кусочек сыра.
  
  – Нет, дисков у меня нет.
  
  – Но вы знаете, кто их взял?
  
  – Вам известен некто Клайв Данкомб?
  
  Она покачала головой.
  
  – Вы уже называли его, когда искали знакомых отца.
  
  – Да. Он начальник охраны в колледже Теккери. Он и ваш отец… они с женой дружили с вашим отцом и Мириам.
  
  Люси повторила имя.
  
  – По роду занятий мне приходилось встречаться кое с кем из Теккери. Но это люди из научных кругов…
  
  Люси вдруг осеклась.
  
  – В чем дело?
  
  – Я не знаю имени, но мой отец как-то сказал, что в колледже есть человек, который консультирует его по вопросам, связанным с полицией. Для писателя это необходимо. Но этот человек не охранник, а бывший полицейский.
  
  – Похоже на Данкомба. Он ведь раньше служил в полиции. А еще отец что-нибудь о нем говорил?
  
  – Как-то раз, когда я пришла к отцу, он сказал, что они с Мириам пригласили на ужин этого копа с женой, а также одну пару и еще студентку из Теккери, которая хочет познакомиться с настоящим писателем. Я зашла днем, но Мириам уже накрыла на стол.
  
  – А ваш отец не сказал, что это была за вторая пара?
  
  Люси покачала головой:
  
  – А вы как думаете?
  
  – Я не знаю. Но теперь мы можем точно сказать, что было на этих дисках. У меня есть свидетельство Фелисии, бывшей жены вашего отца. Она ничего не знала о катастрофе в кинотеатре. Я первый сообщил ей об этом.
  
  – Не слишком приятная миссия. А как вы думаете, она не притворялась? Уже знала, но делала вид, что ей ничего не известно?
  
  Я взвесил такую возможность.
  
  – Похоже, она говорила правду. Правда, женщины меня уже не раз надували.
  
  Люси чуть заметно улыбнулась.
  
  – Если она действительно не знала о катастрофе, зачем ей шарить в доме у моего отца?
  
  Я кивнул.
  
  – Фелисия сказала, что, когда разошлась с вашим отцом, он отдал ей все диски, на которых она фигурировала. И Фелисия их уничтожила.
  
  – Но могли быть копии.
  
  – Вы знаете, бывают случаи, когда я могу положиться только на свою интуицию, а она подсказывает мне, что Фелисия копий не делала. Но вот о Клайве Данкомбе я такое сказать не рискну.
  
  – Расскажите мне о нем.
  
  – Он ведет себя, словно он глава ФБР, а не начальник охраны в провинциальном колледже. Когда я сказал ему: из дома кое-что пропало, Данкомб даже не спросил меня, что именно.
  
  – Он уже знал, – быстро сообразила Люси.
  
  – И я так думаю. И потом, этому человеку ваш отец вполне мог доверить ключ от дома и сообщить код. Он ведь бывший полицейский и охранник.
  
  – Вы хотите сказать, что мой отец и Мириам занимались сексом с Данкомбом и его женой? И записывали все это?
  
  Люси наверняка чувствовала себя неловко. Да и мне было как-то не с руки обсуждать колоритную сексуальную жизнь ее папаши.
  
  – Возможно, – согласился я. – За свою многолетнюю практику я убедился, что за закрытыми дверями может много чего происходить. Я имею в виду не только секс. Мужья и жены, родители и дети ведут себя дома несколько иначе, чем на людях.
  
  – Я сталкивалась с этим, когда преподавала в школе. Детишки часто говорят лишнее. К примеру: «Мама не сможет поехать с нами на экскурсию, потому что папа столкнул ее с лестницы». И все это с такой трогательной непосредственностью.
  
  – Это ужасно.
  
  – Да, отвратительно. Нет, это не то слово. Мне все равно, как люди развлекаются в постели, меняются партнерами или что-то там еще. У нас свободная страна. Я не «Талибан» и не церковь, чтобы учить людей, как жить. Но когда мой собственный отец… мне просто стыдно.
  
  – Понимаю.
  
  Люси взяла с тарелки крекер, но тут же положила его обратно.
  
  Ей было не до еды.
  
  – Мне нужно знать, кто их взял. Если это Данкомб, я поговорю с ним сама. Не буду ни в чем обвинять, просто скажу: «Если эти диски у вас, пожалуйста, не показывайте их никому. Просто уничтожьте».
  
  Я не был уверен, что это удачная идея, но сказал:
  
  – Если он их взял, чтобы спасти собственную репутацию, вряд ли он выложит их в Интернет. – Я посмотрел на лестницу. – Шанс, что Кристал наткнется на видео со своим дедушкой в качестве порнозвезды, ничтожно мал.
  
  – Господи, даже страшно подумать.
  
  Я съел еще один крекер с сыром и налил себе кофе.
  
  – Ой, это мне надо было за вами поухаживать, – извинилась Люси.
  
  Сделав глоток, я похвалил кофе.
  
  – Вы должны решить, нуждаетесь ли вы в моих услугах и дальше. Мне бы хотелась еще разок осмотреть дом вашего отца – вы наняли меня на один день, но если я найду что-то интересное или захочу еще раз порыться в почте, этого может не хватить.
  
  Люси немного подумала.
  
  – Может, еще пару дней?
  
  Она сказала это с таким выражением, словно просила еще кусочек пирога. Я почувствовал, что она ищет повод задержать меня подольше.
  
  – Давайте посмотрим, что удастся откопать сегодня вечером, а потом уже будем решать, – предложил я.
  
  – Звучит разумно. Мне нельзя оставить Кристал, так что вам придется идти одному. Я дам вам запасной ключ, а код там два-шесть-шесть-девять. Записать?
  
  – Я запомню.
  
  Мы одновременно встали из-за стола, оказавшись в непосредственной близости. Между нами словно пробежал электрический разряд.
  
  Зазвонил телефон.
  
  – Одну минуточку, – извинилась Люси, удаляясь на кухню.
  
  – Алло! Ах, это ты, Мартин. Мне искренне жаль.
  
  Я заглянул в кухню.
  
  – Подожди минутку, – попросила она звонившего.
  
  Закрыв трубку рукой, Люси повернулась ко мне.
  
  – Это Мартин Килмер, брат Мириам. Он едет из Провиденса.
  
  Помахав рукой, я тихо сказал:
  
  – Я вам позвоню, – и вышел.
  
  Сев в машину, я заметил: рядом на сиденье что-то лежит. Несколько листков, скрепленных вместе.
  
  Не закрывая дверь, чтобы в машине горел свет, я поднял сей документ. На первой странице была изображена девочка, идущая ночью через лес. Заголовок гласил: «Ночные шорохи. Кристал Брайтон».
  
  К листку был прилеплен желтый стикер, на котором была надпись: «Это не комикс».
  
  Я посмотрел на дом. В окне второго этажа был виден силуэт Кристал, смотрящей в мою сторону.
  Глава 34
  
  Подъехав к дому на своем «линкольне», Рэндалл Финли выключил зажигание и немного посидел в машине, слушая, как гудит остывающий двигатель. Потом вышел и устало направился к дому. Ключ он доставать не стал, надеясь, что дверь не заперта. Так и оказалось.
  
  На кухне слышалось какое-то шевеление.
  
  – Мистер Финли? – спросил женский голос.
  
  – Привет, Линдси, – поздоровался Финли, входя на кухню и ослабляя галстук.
  
  – У вас усталый вид, – заметила Линдси, вытирая столешницу. – Видно, день был тяжелый.
  
  Это была женщина лет под семьдесят с жидкими прилизанными волосами. На тонких руках выступали похожие на веревки жилы.
  
  – Извини, что так поздно. Надо было предупредить, что я задержусь.
  
  – Ничего страшного. Вы ужинали? В холодильнике есть ветчина и картофельный салат.
  
  – Отлично. Но сначала я выпью.
  
  Финли вынул из навесного шкафа бутылку виски и стакан. Потом включил маленький телевизор и настроился на новостной канал. Там показывали Дакуорта, который говорил про белок.
  
  Белки? Так, значит, Дакуорт наконец-то обратил внимание на этих мертвых грызунов. Финли прибавил звук.
  
  …Посчитав их, вы убедитесь, что здесь двадцать три зверька. А теперь посмотрите вторую фотографию… Это «чертово колесо» в парке «Пять вершин».
  
  Детектив рассказывал о происшествиях, где фигурировало число двадцать три.
  
  – Ты слышала, Линдси?
  
  – О чем?
  
  – Этот парень везде оставляет что-то вроде автографа. Одно и то же число.
  
  – Мне про это ничего не известно. Вы же знаете, я не смотрю новости и не слушаю радио. От таких передач одно расстройство. Мне это ни к чему. Я лучше музыку послушаю.
  
  Линдси указала на портативный плеер с наушниками, лежавший на столе. Финли просил ее не надевать их, пока она в доме и ухаживает за Джейн, но Линдси поклялась, что максимально убавляет громкость.
  
  Предвосхищая его следующий вопрос, она сообщила:
  
  – Она хорошо провела день. Много спала, но чувствует себя неплохо.
  
  Линдси вытащила из холодильника ветчину и картофельный салат. Одна из его полок была забита бутылками с водой «Финли Спрингс».
  
  – Она выпила целый кувшин лимонада! – продолжала Линдси, выкладывая салат на тарелку. – Ей очень нравится замороженный концентрат. Иногда я даю ей чуть-чуть на ложечке, прежде чем развести его водой. – Линдси тихонько рассмеялась. – Она такая забавная. Все время меня смешит. После лимонада каждую минуту просилась в туалет.
  
  Потягивая виски, Финли продолжал слушать Дакуорта. Дождавшись конца пресс-конференции, он выключил телевизор.
  
  – О чем ты там говорила?
  
  – О лимонаде. Она его любит.
  
  – Ей надо много пить. Я привезу еще воды.
  
  – Лимонад я делаю на воде из-под крана. Сливаю, пока не пойдет холодная.
  
  Финли покачал головой:
  
  – Используй мою воду. Она гораздо лучше.
  
  – С водопроводной проще. А с вашей мне приходится открывать кучу бутылок.
  
  – Я привезу большие бутыли, тебе будет легче.
  
  – Ладно.
  
  – И что бы мы без тебя делали.
  
  Линдси поставила тарелку на стол.
  
  – Кушайте на здоровье.
  
  – Сначала поднимусь наверх и проведаю Джейн. А ты иди домой. Я сам все возьму.
  
  – Идет.
  
  – Завтра у меня тяжелый день.
  
  – Я приду к семи.
  
  – Ты просто золото.
  
  Линдси улыбнулась.
  
  – Тогда почему бы вам не повысить мне жалованье?
  
  Финли подошел и поцеловал Линдси в лоб.
  
  – Она выпила таблетки? – спросил он.
  
  – С ней не будет хлопот. Укройте ее получше, и она будет спать до утра. Если только не захочет в туалет…
  
  – Я сам за ней присмотрю. Иди домой. Ты и так уже натопалась.
  
  Обняв хозяина, Линдси взяла жакет и сумку и направилась к двери.
  
  – До завтра, – попрощалась она.
  
  – Пока, дорогая.
  
  Финли налил себе еще одну порцию виски. Влив ее в себя, он пошел наверх.
  
  Ступенек, что ли, прибавилось, удивился он. С каждым днем подниматься наверх становилось все труднее. Но надо быть в форме. Впереди столько работы, а он даже не объ-явил о своем намерении баллотироваться.
  
  Интересно развиваются события. Надо это использовать.
  
  Финли зашел в гостевую спальню и, сняв часы, положил их на тумбочку. Потом развязал галстук и кинул его на кровать. Сев на край покрывала, стянул с ног ботинки и бросил их на ковер.
  
  – Вот так-то лучше, – сказал он сам себе.
  
  Дверь в комнату жены была чуть приоткрыта. Финли осторожно распахнул ее.
  
  – Привет, милая, – нежно сказал он.
  
  Джейн Финли лежала на спине, укрытая до самого подбородка. Она была бледна, редкие волосы разметались по подушке. Настольная лампа бросала свет на книгу Кена Фоллета, очки и несколько коробочек с таблетками.
  
  Джейн открыла глаза.
  
  – Ты уже пришел. А Линдси знает?
  
  – Я только что отослал ее домой.
  
  – Ты поужинал?
  
  – Она мне что-то там приготовила. Сейчас пойду перекушу. Линдси сказала: ты сегодня хорошо себя чувствовала.
  
  – Почти, – сказала Джейн, прикрывая глаза набрякшими веками. – А ты что сегодня делал?
  
  – То да се, много чего. Завтра объявлю о своем намерении баллотироваться.
  
  Джейн тяжело вздохнула:
  
  – Тебе не нужно этого делать.
  
  Присев на краешек кровати, Финли нашел под одеялом руку жены и крепко сжал ее.
  
  – Я хочу оправдаться в твоих глазах.
  
  – Ты не должен ничего доказывать.
  
  – Ты меня стыдилась. Я…
  
  – Прекрати, – сказала Джейн, чуть покачав головой.
  
  – Но это правда. И сейчас мне хочется доказать, что я не так уж плох, я изменился и теперь достоин тебя.
  
  Финли положил жене руку на лоб.
  
  – Ты горячая. Хочешь, я сделаю тебе холодный компресс?
  
  – Не беспокойся. Иди ешь.
  
  Финли пошел в ванную, намочил под краном мочалку из махровой ткани и, отжав ее, вернулся к жене.
  
  – Вот, – сказал он, кладя ей на лоб компресс.
  
  – Как хорошо. Такая приятная прохлада, – прошептала Джейн.
  
  Финли взял в руки книгу Фоллета.
  
  – Ну и как тебе?
  
  – Хорошая книжка. Но только очень длинная и тяжелая. Ее трудно держать.
  
  Финли открыл книгу на заложенной странице.
  
  – Хочешь, я тебе почитаю?
  
  – А как же твой ужин?
  
  – Он не остынет. Это холодная ветчина с картофельным салатом.
  
  – Тогда почитай.
  
  Но Финли успел прочитать только полстраницы. Джейн почти сразу же заснула. Положив книгу на тумбочку, он снял с жены компресс, выключил свет и выскользнул из комнаты.
  Глава 35
  
  Увидев рядом с домом грузовик компании «Финли Спрингс», Дакуорт подумал, что это может значить одно из двух: к нему приехал бывший мэр или же его собственный сын.
  
  И еще неизвестно, что хуже.
  
  При любом раскладе Рэндалл не был желанным гостем. Вчера вечером Дакуорт вытурил его из открытого кинотеатра, когда этот прохвост пытался пиариться, как будто помогал пострадавшим. Детектив даже пожалел, что тот не сопротивлялся. Он бы с удовольствием надел на него наручники и затолкал в свою машину.
  
  Значит, Тревор все же предпочтительней. Однако последний его визит был не слишком удачен, после чего сын не появлялся уже две недели. Тревор приехал к родителям на грузовике компании Финли, точно таком же, какой стоял сейчас у дома. Когда Дакуорт узнал, что Рэнди взял его сына на работу, он был сильно озадачен.
  
  Рэнди явно пытался подкупить Дакуорта, чтобы тот поспособствовал ему в избирательной кампании… В частности, решил кое-какие проблемы с полицией. Он даже намекнул Дакуорту, что, став мэром, уволит Ронду Финдерман и поставит на ее место Барри.
  
  Но Дакуорт не клюнул на эту наживку. Поэтому, узнав, что его сын работает в компании бывшего мэра, он сразу же заподозрил, что Финли будет ожидать благодарности.
  
  Я дал твоему сыну работу. Теперь твоя очередь оказать мне услугу.
  
  Но когда Дакуорт поделился своими опасениями с сыном, тот страшно обиделся. Тревор, гордый тем, что нашел работу после нескольких месяцев простоя, почувствовал себя уязвленным, словно отец посчитал его слишком никчемным, чтобы найти работу самостоятельно. Он хлопнул дверью, сел в свой грузовик и уехал.
  
  С тех пор они не разговаривали.
  
  Дакуорт вылез из машины и пошел к дому, где немного постоял у двери, собираясь с духом.
  
  Потом открыл дверь и вошел.
  
  – Барри? – послышался сверху голос жены.
  
  Через несколько секунд он увидел, как она спускается по лестнице.
  
  – Привет, – поздоровался Дакуорт.
  
  – Тревор приехал.
  
  – Да, я видел грузовик.
  
  – Он наверху. Куда-то ездил и решил заскочить к нам перед концом смены.
  
  – Отлично.
  
  – Тревор хотел взять в холодильнике пиво, но я ему не дала – он ведь еще на работе и отвечает за этот грузовик. Я предложила ему кока-колу, а он рассердился и сказал, что от одной бутылки пива ничего не будет. Тогда я ему сказала: «А если случится авария, даже не по твоей вине, тебя ведь заставят дуть в трубочку и окажется, что ты выпивал. Тогда все повесят на тебя и твоего хозяина. И ты, Тревор, потеряешь работу». Я правильно сказала? Или к нему придираюсь? Ты будешь ужинать? Все уже готово. Я предлагала ему поесть, но он отказался. Сейчас Тревор наверху, копается в своих старых дисках. Хочет что-то с ними сделать на компьютере, чтобы потом слушать на этой своей ай-штуке. Как у тебя дела?
  
  – Отвратно, – заявил Дакуорт, плюхаясь на стул.
  
  – У меня не лучше.
  
  – Сочувствую. Давай выкладывай.
  
  – Мы потеряли бифокальные линзы миссис Гровер. – Морин заведовала магазином оптики. – С этого все и началось.
  
  – Вот блин. Вы их нашли?
  
  – Только после того, как заказали и получили новые. Но это пустяк по сравнению с твоими проблемами. Этот кинотеатр и все прочее.
  
  – Вот именно, все прочее.
  
  Морин поставила перед мужем тарелку. Запеченная курица без кожи со спаржей и морковью. Дакуорт задумчиво посмотрел на свой ужин, недоумевая, куда делась жареная картошка.
  
  – Так что там с кинотеатром? – напомнила ему Морин.
  
  Дакуорт открыл бутылку пива и сделал несколько глотков.
  
  – Сегодня приезжал взрывотехник. Это не несчастный случай. А еще парень, с которым я работаю, все время меня достает. Не понимаю я его. И дело Фишер – Гейнор уже сидит у меня в печенках.
  
  – Да, полна коробочка.
  
  Дакуорт посмотрел на стол.
  
  – Кстати, почему нет картошки?
  
  – У тебя сегодня овощной гарнир.
  
  – А картошка разве не овощ?
  
  – Картошка жарится на масле, а ты еще сметаны туда набухаешь. Что там нового с Розмари Гейнор? Мне кажется, это доктор убил ее.
  
  – Вряд ли. Это сделал кто-то другой. Думаю, тот же тип, который убил Оливию Фишер.
  
  – Какой все-таки ужас. Столько людей в парке слышали, что она кричала, и никто даже пальцем не пошевелил. Такой позор для нашего города. Прославились на весь штат. Двадцать два человека, которым наплевать, что кого-то убивают. Похоже на то нашумевшее дело Китти Дженовезе. Ты помнишь? В 1964 году, в Квинсе. Там женщину закололи ножом в парке на глазах у целой кучи свидетелей, и никто даже внимания не обратил.
  
  – Так сколько людей слышали ее крик?
  
  – Чей? Китти Дженовезе?
  
  – Нет. Оливии Фишер.
  
  – Говорят, двадцать два.
  
  Дакуорт нахмурился:
  
  – На одного меньше.
  
  – Не поняла.
  
  Барри рассказал жене обо всех случаях, где фигурировало число двадцать три. Число двадцать два в эту схему не вписывалось.
  
  – А как насчет макарон с маслом? – поинтересовался он у жены. – Их долго сварить?
  
  – А к двадцать третьему псалму это число отношения не имеет? – спросила она, игнорируя вопрос мужа.
  
  – Это первое, что всем приходит в голову. Жаль, меня здесь не было, когда убили Оливию. Мне легче было бы разобраться. Но я тогда был в Канаде. Ты помнишь? Открывал сезон ловли щук.
  
  – Ну да. И ни одной не поймал.
  
  – Это дело вела Ронда Финдерман. Еще до того, как ее назначили шефом, – пояснил Барри, насаживая на вилку спаржу. – А куда делась кожа с курицы?
  
  – Прекрати.
  
  – Больше всего меня бесит, что Ронда работала над этим делом спустя рукава, иначе она бы заметила, что в убийствах Фишер и Гейнор есть много общего. Если бы мы с самого начала обратили на это внимание, следствие пошло бы другим путем. Мы просто зря потеряли время.
  
  – А что ей надо было сделать?
  
  – Повнимательней почитать протоколы. А она погрязла в бюрократических процедурах. Возможно, я к ней несправедлив. И все это не стоит выеденного яйца.
  
  – Для тебя стоит.
  
  – Ты уже ужинала?
  
  – Давно. Сегодня у меня книжный клуб. Через двадцать минут я должна быть у Ширли.
  
  – Я и забыл про это. Какую книгу будете обсуждать?
  
  – Тебе вряд ли понравится. Она о любви.
  
  – Можешь не продолжать.
  
  В кухню вошел Тревор.
  
  – Я даже не слышала, как ты спустился, – приветствовала его Морин. – Поздоровайся с отцом.
  
  – Привет, – сказал Тревор.
  
  Дакуорт поднялся из-за стола.
  
  – Как дела, Трев?
  
  – Отлично.
  
  Сын показал матери стопку дисков.
  
  – Я все нашел.
  
  – Ты уже уходишь? – спросил Барри.
  
  – Мне надо отогнать грузовик.
  
  – Как успехи на работе?
  
  – Работа есть работа.
  
  – Ты потом не зайдешь? У мамы сегодня книжный клуб. Я буду болтаться дома один. Поговорим или посмотрим игру.
  
  Молодой человек замялся:
  
  – Не знаю. Вряд ли. Я устал.
  
  – Посидим вместе, – продолжал уговаривать сына Барри.
  
  Тревор пожал плечами:
  
  – Мне нужно идти.
  
  Обняв мать, он махнул рукой отцу и ушел.
  
  Барри громко чертыхнулся.
  
  – Во всяком случае, ты попытался, – сказала его жена. – Он уже почти сдался. Если бы ты попросил еще разок…
  
  – Я не собираюсь умолять собственного сына, чтобы он посидел со мной, – отрезал Дакуорт, гоняя овощи по тарелке.
  
  – Тебе не нравится ужин?
  
  Он посмотрел на жену:
  
  – Силы у меня уже не те.
  
  – Что?
  
  – Силы, говорю, не те. Задор пропал. Завтра в кинотеатр нагрянут федералы. Министерство национальной безопасности хочет оправдать свое существование. Сам не знаю, чего мне больше хочется: послать их к чертовой матери или отдать им это дело, чтобы распутывали сами. Я уже дошел до ручки.
  
  – Ничего подобного.
  
  – Виктор Руни, – вдруг ни с того ни с сего произнес Дакуорт.
  
  – Что?
  
  – Я сегодня заезжал к Уолдену Фишеру, чтобы кое-что выяснить о смерти его дочери. А он завел разговор о Викторе Руни.
  
  – А кто это?
  
  – Я вспомнил о нем, потому что они с Тревором ровесники. Руни и Оливия собирались пожениться. Уолден сказал, что Руни так и не смирился с ее смертью и последнее время ведет себя очень странно. А ведь скоро три года, как ее убили.
  
  – Ты с ним говорил? С этим Руни?
  
  Дакуорт покачал головой:
  
  – Только собираюсь.
  
  Он отставил бутылку, которую осушил лишь на треть.
  
  – Мне еще надо кое-куда съездить, так что допивать не буду.
  
  Морин улыбнулась:
  
  – Я, конечно, не права, но так уж и быть: в холодильнике лежит шоколадный кекс с глазурью.
  
  Дакуорт решил не говорить жене о рези в желудке, скрутившей его в «Бургер Кинге». Во-первых, она будет волноваться, во-вторых, узнает, что он там обедал.
  
  Вместо этого он сказал:
  
  – Я тебя люблю.
  
  Перед выходом из дома Дакуорт позвонил Кларку Эндоверу, адвокату Билла Гейнора по всем выдвинутым против него обвинениям, включая убийство Маршалла Кемпера.
  
  – Я собираюсь навестить вашего клиента, и вы наверняка захотите присутствовать.
  
  – На ночь глядя? Вы шутите.
  
  – Примерно через час.
  
  – Не могу же я все бросить и…
  
  – Я прихвачу с собой кофе.
  
  Было уже темно, когда детектив подъехал к жилищу Руни в старой части города. Дома здесь были послевоенной постройки, непритязательные, но крепкие.
  
  Руни снимал комнату у бывшей школьной учительницы по имени Эмили Таунсенд, муж которой умер несколько лет назад. Она жила в небольшом белом домике с черными ставнями. На подъездной дорожке стоял старый ржавый фургон, а рядом с ним – сверкающая синяя «тойота».
  
  – Виктор, кажется, дома, – сообщила миссис Таунсенд, когда Дакуорт показал ей удостоверение. – Он что-то натворил?
  
  – Нет, я просто хочу с ним поговорить. Надеюсь на его помощь в одном деле.
  
  – Он хороший мальчик. Ну, не мальчик, конечно, а мужчина. Он мне так помогает. Почти каждый день.
  
  – Что значит почти?
  
  – Ну, это я так. – Она махнула рукой. – У него, конечно, бывают трудные времена. Сейчас он ищет работу. У вас в полиции, случайно, нет вакансий?
  
  – Боюсь, что нет.
  
  – Ну, необязательно полицейским. Я знаю, для этого нужна специальная подготовка. Но ведь за вашими машинами кто-то следит? Механик или кто-то в этом роде. А Виктор мастер на все руки. Может управляться с любой техникой. У него прямо талант к этому делу. Мне просто повезло с постояльцем. С тех пор как умер мой муж, Виджил, он здесь за всем присматривает. Косит траву, заменяет фильтры в газовом котле, меняет батарейки в индикаторах дыма. И в электрике разбирается. В общем, заменяет Виджила по хозяйственной части. Поэтому за комнату я беру с него совсем немного, тем более что порой он и вовсе не может платить.
  
  – Вы, я вижу, в своем жильце души не чаете.
  
  – Это взаимно. Сейчас я его позову. Вик! Вик! К тебе пришли!
  
  Дверь наверху открылась, и на лестнице появился Виктор Руни. На нем были майка, шорты и кроссовки. Глаза у него были какие-то остекленевшие, так что было непонятно, собирается ли он совершить пробежку или уже набегался.
  
  – В чем дело? – спросил он.
  
  – Этот человек хочет с тобой поговорить, – объяснила Эмили Таунсенд. – Он из полиции!
  
  Не спуская глаз с Дакуорта, Виктор медленно спустился по лестнице.
  
  – Мы знакомы? – спросил он.
  
  – Не думаю, – ответил детектив.
  
  – Чем обязан? – поинтересовался Руни, остановившись на последней ступеньке, что позволяло ему смотреть на детектива сверху вниз.
  
  – Давайте выйдем на воздух и немного поговорим. Миссис Таунсенд, спасибо за помощь.
  
  Пройдя по подъездной дорожке, Дакуорт остановился у ржавого фургона. Свет с улицы и фонарь на крыльце освещали достаточно, чтобы мужчины могли видеть друг друга.
  
  – Вечерами довольно прохладно, – заметил Дакуорт. – Но лето уже не за горами.
  
  – Ничего не имею против холода. Когда я бегаю, мне всегда жарко.
  
  – Вы марафонец?
  
  – Господи, нет, конечно. Я пробегаю совсем немного, не больше мили. Просто поддерживаю форму, – объяснил Руни, посмотрев на свои плечи.
  
  – Похвально.
  
  – Люди считают, что мне это необходимо.
  
  Дакуорт тактично промолчал.
  
  – Я все еще занимаюсь убийством Оливии. Сегодня говорил с ее отцом.
  
  – С этим типом? – прищурился Руни.
  
  – Да, с этим типом.
  
  – А зачем? Сообщили ему что-то новое? Вы со своими дружками наконец оторвали зады от стульев и кого-то арестовали?
  
  – Нет, не арестовали. Мистер Фишер сказал, что вы до сих пор не можете от этого оправиться.
  
  – Не волнуйтесь, со мной все в порядке.
  
  – Я понимаю, прошло много времени, но, может быть, вы вспомните что-нибудь такое, что поможет нам найти убийцу. Кого-то, с кем у Оливии был конфликт. У нее имелся ли поклонник или приятель, который мог быть огорчен ее предстоящим браком с вами?
  
  – Не было у нее никаких приятелей.
  
  – Значит, у Оливии больше ни с кем не вступала в близкие отношения?
  
  Чуть замявшись, Виктор ответил «нет».
  
  – Вы как-то неуверенно об этом говорите.
  
  – Я… Я не знаю. Думаю, ничего серьезного.
  
  – Так часто говорят. Считают: ничего серьезного не было, а оказывается, что очень даже было.
  
  – Она одно время выглядела подавленной.
  
  – Когда именно?
  
  – Где-то за месяц до случившегося. Или недели за три… Казалось, ее что-то тревожит. Я сначала подумал: не связано ли это с нашей помолвкой, но она поклялась – нет. Как-то раз она сказала, что чувствует себя гадкой, словно совершила нечто недостойное.
  
  – С чем это было связано, по-вашему?
  
  Виктор пожал плечами.
  
  – Может, она с кем-то переспала. Минутное увлечение. Я бы мог, конечно, нажать на нее, но предпочел остаться в неведении. Но что все-таки произошло в том парке? Ее явно убил какой-то маньяк. Поэтому я не совсем понимаю, к чему все эти ваши вопросы. Они не имеют никакого отношения к тому, что с ней случилось.
  
  – Возможно, вы правы.
  
  – Выходит, вы просто морочите мне голову. Делаете вид, что ведете расследование, а сами даже не собираетесь ловить этого ублюдка. А почему не преследуете остальных? Тех сволочей, которые стояли и слушали, как она кричала.
  
  – Я понимаю, вам очень тяжело, – сказал Дакуорт, скользя взглядом по дому и гаражу. – А когда вы начали встречаться с кем-то другим?
  
  – Это что, серьезно? Вы пришли только затем, чтобы выяснить, когда я снова начал спать с женщинами?
  
  Отвернувшись, Руни сплюнул на дорожку.
  
  Дверь в дом открылась, и на пороге возникла миссис Таунсенд.
  
  – Виктор! – позвала она.
  
  Он повернулся к ней:
  
  – Да?
  
  – Извини, что отвлекаю тебя, но перед тем, как ты побежишь, принеси мне, пожалуйста, мешок для мусора. На кухне все кончились, но в гараже есть целая пачка.
  
  – Конечно, – с готовностью ответил Виктор, и женщина исчезла.
  
  Взглянув на Дакуорта, Руни пояснил:
  
  – Я помогаю миссис Таунсенд по хозяйству.
  
  – Она мне говорила.
  
  – Ну, тогда до свидания.
  
  Руни пошел к гаражу, но, увидев, как Дакуорт наблюдает за ним, вдруг остановился.
  
  – Что-нибудь еще?
  
  – Нет, никаких проблем.
  
  – Ладно, черт с ними, с мешками. Сначала пробегусь.
  
  Протрусив мимо Дакуорта, Руни исчез в темноте.
  Глава 36
  Кэл
  
  Я снова включил радио и на этот раз узнал о мистере Двадцать Три чуть больше.
  
  Так средства массовой информации окрестили того типа, который убил лесных зверюшек, поджег колесо обозрения в заброшенном парке и, скорее всего, устроил взрыв в кинотеатре. Репортер останавливал людей на улице, чтобы узнать их реакцию.
  
  «По правде говоря, мне очень страшно».
  
  «Этого парня надо поймать, пока он не натворил что-нибудь похуже».
  
  «Я уверен, это террористический акт. Ты должен убивать всех и каждого, так ведь говорится в Коране?»
  
  Иногда я задаю себе вопрос: зачем вообще включать радио? Вот и сейчас, срочно вырубив его, предпочел погрузиться в собственные мысли.
  
  Говоря по совести, у меня нет никаких оснований затягивать это дело.
  
  Люси Брайтон наняла меня на один день, и я был готов работать целые сутки. Но завтра придется обсудить, сколько еще она готова платить за мои услуги. Я уже сказал ей, что тот, кто взял диски, наверняка захочет их уничтожить. Во всяком случае, мне так кажется. И тогда проблема решится сама собой.
  
  Завернув за угол, я увидел, что неподалеку от дома Чалмерсов стоит машина с включенными габаритами и работающим мотором. Маленький двухместный «БМВ». Проезжая мимо, я заметил, что за рулем сидит Фелисия Чалмерс. Она была одна.
  
  Остановившись чуть впереди от ее машины, я дал задний ход и оказался практически рядом с ней. Фелисия посмотрела в мою сторону, но не узнала меня в темноте.
  
  Открыв окно у пассажирского сиденья, я высунул наружу руку и махнул вниз указательным пальцем. Фелисия поняла и тоже опустила стекло.
  
  – Миссис Чалмерс.
  
  – Да?
  
  Я включил в машине свет, чтобы она могла меня разглядеть.
  
  – Кэл Уивер. Я сегодня приходил к вам.
  
  Она изумленно приоткрыла рот.
  
  – Да, я помню.
  
  Продолжения не последовало.
  
  Я молча смотрел на нее.
  
  – Вы, вероятно, хотите спросить, почему я здесь, – наконец произнесла Фелисия.
  
  – Возможно.
  
  – Но я могу задать вам тот же вопрос. Похоже, вы собираетесь войти в дом.
  
  – Совершенно верно. Я по-прежнему работаю на дочь Адама Чалмерса.
  
  – Ну, да, конечно.
  
  – Теперь ваша очередь.
  
  – Что вы сказали? Мотор тарахтит, ничего не слышно.
  
  – Я сказал, что теперь ваша очередь.
  
  – Да я просто… сижу и вспоминаю Адама.
  
  – Ясное дело, – понимающе произнес я.
  
  – Это такой удар.
  
  – Могу себе представить.
  
  – И потом… Я тут ездила по округе, смотрела дома. Не знаю, стоит ли вам говорить…
  
  Я молча ждал.
  
  – У меня была беседа с адвокатом. Он говорит, что я… как единственная оставшаяся в живых супруга Адама могу претендовать… ну, вы понимаете, о чем речь – наследство.
  
  – Понимаю.
  
  Я хотел добавить, что каждый переживает горе по-своему, но вовремя попридержал язык.
  
  – Вот мне и захотелось еще раз взглянуть на дом, прикинуть, на сколько он потянет. Сейчас, конечно, цены ниже, чем были пять-десять лет назад.
  
  – Согласен, – сказал я, не спуская ноги с тормоза.
  
  – В любом случае рада встрече, – улыбнулась Фелисия и подняла стекло.
  
  Сняв ногу с тормоза, я поехал дальше. В боковом зеркале мне было видно, как Фелисия развернула свой «бумер» и скрылась за углом.
  
  Я припарковал машину рядом с домом Чалмерсов. Над входом горел свет. Возможно, он включался автоматически. Но дом был погружен в темноту. Если бы Адам с Мириам уезжали надолго, они могли бы оставить в доме кое-какой свет, но когда люди едут в кино, такое просто не приходит в голову.
  
  Подойдя к двери, я полез в карман за ключом и обнаружил там два. Правильно, ведь Фелисия тоже дала мне свой старый ключ, предупредив, что после их развода Адам наверняка поменял замки.
  
  Я решил воспользоваться ключом Фелисии и был удивлен, как легко он повернулся в замке. Когда открылась дверь, послышались гудки, предупреждавшие, что надо ввести код. В противном случае включится сирена, способная разбудить всех соседей в округе, и приедет охрана. Я ввел код, который дала мне Люси, и гудки прекратились.
  
  В коридоре зажегся свет.
  
  Я мог побиться об заклад – если Адам не удосужился сменить замок, то вряд ли стал утруждать себя сменой кода. Это означало, что Фелисия могла приходить в этот дом, когда ей заблагорассудится, или послать кого-то с заданием, дав ему ключ. Она вряд ли пришла в восторг, когда я застукал ее у дома.
  
  Когда входишь в дом, хозяев которого больше нет в живых, всегда возникает странное чувство. Кажется, что кто-нибудь из них сейчас выскочит из чулана и спросит, какого черта вам здесь нужно.
  
  Пройдя через гостиную, я вышел на кухню и увидел, что телефон на столешнице мигает красным глазком. Какое-то сообщение. Когда мы были здесь с Люси, оно еще не пришло. Кто-то звонил, не зная, что хозяева теперь навечно недоступны.
  
  Возможно, это всего лишь рекламный звонок. Сам я просто счастлив, что у меня больше нет стационарного телефона. Теперь никто не осаждает по ночам, предлагая прочистить трубы, отремонтировать подъездную дорожку, установить новые окна или отправиться в круиз.
  
  Я посмотрел, кто звонил за время моего отсутствия. Был только один звонок с неизвестного номера.
  
  Чтобы прослушать сообщение, надо было ввести код. Зная, что большинство людей не горят желанием запоминать полдюжины разных кодов, я решил попробовать тот, с которым вошел. Все получилось.
  
  «У вас одно новое сообщение, – сказал металлический голос. – Чтобы его прослушать, нажмите один-один».
  
  Я так и сделал.
  
  Последовала пауза, после чего услышал: «Адам, это я».
  
  Женщина. Говорит очень тихо.
  
  «Я звонила тебе на сотовый. Ты где? Мы… Я много думала… Больше так продолжаться не может. Я не хочу… Ладно, неважно. Мне надо идти». Конец сообщения.
  
  Может быть, это Фелисия? По голосу я не понял. Звонок был сделан еще до моего приезда к ней, но уже после того, как мы с Люси уехали отсюда. Я записал номер, с которого звонили. Он был мне незнаком.
  
  Фелисия не скрывала, что общается с бывшим мужем. Но, судя по счетам за телефон, Адам говорил с ней по сотовому. Мириам вряд ли одобряла подобное общение.
  
  Странно, что она оставила сообщение, тем более такое. Ведь его могла услышать Мириам или любая другая женщина. Но, возможно, людей, которые меняются женами и мужьями, такие вещи не сильно волнуют. С этой мыслью я и направился на сексодром, отложив просмотр электронной почты.
  
  Щелкая по дороге выключателями, я спустился вниз к книжному шкафу. Когда мы уходили, Люси плотно задвинула вход на случай, если в дом проникнет кто-нибудь еще.
  
  Это было настоящее чудо инженерной мысли. Несмотря на тяжелые книги, шкаф легко передвигался на скрытых роликах. Его надо было лишь немного толкнуть, а дальше он уже двигался сам, открывая достаточно широкий проем.
  
  Я вошел внутрь и, нащупав выключатель, включил свет.
  
  На первый взгляд в комнате ничего не изменилось. Похоже, больше здесь никто не побывал.
  
  Да, это было нечто. Похабные фото на стенах, шкаф с сексуальными игрушками, дорогая камера под кроватью. Рядом с ложем тумбочки с презервативами. Весьма обширный ассортимент, любой текстуры и цвета, со смазкой и без. Но ничего, что могло бы меня заинтересовать.
  
  И тут я подумал о ванной.
  
  Посещение ванной следует за сексом с той же неизменностью, с какой изжога следует за пиццей. Так что поблизости обязательно должна быть ванная, где гости могли бы подмыться или принять душ.
  
  Покинув сексодром, я прошел через игровую, набитую различными играми, и попал в коридор, где находились кладовая, бойлерная и ванная. Но это был не скромный подвальный санузел, а роскошная душевая, облицованная мраморной плиткой, где можно комфортно намыливаться вдвоем. В придачу имелась еще и сауна, отделанная кедром.
  
  Все здесь сверкало чистотой и дышало уютом. На хромированных полках лежали стопки аккуратно сложенных полотенец. Содержимое стеклянного шкафчика говорило о том, что ванная предназначена исключительно для гостей. Новенькие зубные щетки в упаковке. Нетронутые тюбики зубной пасты. Душистое туалетное мыло в папиросной бумаге. Эликсир для полоскания и маленькие одноразовые стаканчики.
  
  Корзинка для мусора была пуста.
  
  Ничего, что могло бы мне помочь…
  
  – Это ты, Адам? – послышался сверху женский голос.
  
  Где-то у входной двери. Но я не слышал, чтобы кто-то стучал или звонил в звонок.
  
  Выйдя из ванной, я размеренным шагом направился к лестнице. Кто-то шел по дому на высоких каблуках.
  
  – Адам? – неуверенно, но уже с ноткой раздражения произнесла женщина.
  
  Я поднялся по лестнице. В холле никого не было, но на полу валялась кожаная дорожная сумка. Похоже, женщина прошла в кухню.
  
  – Мадам? Где вы?
  
  Каблуки развернулись и энергично зацокали в мою сторону.
  
  Материализовавшись, женщина возмущенно и чуть испуганно уставилась на меня.
  
  – Кто вы, черт подери? Это ваша машина стоит у дома?
  
  На вид ей было лет тридцать, и выглядела она потрясающе. Высокая, с длинными темными волосами. Черное платье до колен обтягивало фигуру, как вторая кожа. Лицо женщины показалось мне знакомым. Я мог поклясться, что где-то в доме видел ее фотографию.
  
  – Кэл Уивер, частный детектив, – отрекомендовался я, доставая удостоверение. – Нахожусь здесь с разрешения Люси Брайтон, дочери Адама Чалмерса…
  
  – Я и без вас знаю, кто моя падчерица.
  
  – Простите?
  
  – Я сказала, что знакома со своей падчерицей.
  
  – Вы Мириам Чалмерс?
  
  – Кто же еще, черт побери? Это мой дом. А вы убирайтесь отсюда к чертям собачьим, но сначала скажите, где мой муж.
  Глава 37
  
  Поговорив с Виктором Руни, детектив Дакуорт направился в городской суд Промис-Фоллса, купив по дороге три стаканчика кофе. Он припарковался с обратной стороны здания. Ночью суды, как известно, не работают, но следственный изолятор был открыт круглые сутки. Дакуорт предупредил, что хочет побеседовать с Биллом Гейнором в присутствии его адвоката Кларка Эндовера.
  
  Эндовер безуспешно добивался, чтобы Гейнора выпустили под залог, аргументируя тем, что тот занимает в обществе достаточно высокое положение и ранее никогда не привлекался к суду. Но судья не внял этим доводам.
  
  Поскольку местный изолятор не предназначался для длительного содержания, Гейнора должны были перевести в другое место.
  
  – В чем все-таки дело? – спросил детектива Эндовер.
  
  Он был одет по-домашнему – в джинсы и белую рубашку с воротником, концы которого застегивались на пуговицы.
  
  – Я уже сказал: хочу задать ему несколько вопросов.
  
  В опросную комнату привели Билла Гейнора. На нем были легкие зеленые брюки и майка. С тех пор как Дакуорт видел его в последний раз, он похудел фунтов на пять. Гейнор сел рядом со своим адвокатом. Дакуорт расположился напротив.
  
  – В чем дело? – спросил Гейнор. – Что вообще происходит?
  
  – Мистер Гейнор, – начал Дакуорт, выставляя на стол поднос с кофе. – Можете взять сахар и сливки, если хотите.
  
  Гейнор посмотрел на адвоката, потом перевел взгляд на Дакуорта.
  
  – Как вы себя чувствуете? – поинтересовался тот, пододвигая к себе стаканчик с кофе.
  
  – Вы это серьезно? Они даже не отпустили меня на похороны собственной жены – так как же я могу себя чувствовать?
  
  Дакуорт сочувственно покачал головой:
  
  – Это просто безобразие. Они должны были найти способ пойти вам навстречу.
  
  Сняв со стаканчика крышку, он подул на кофе.
  
  – Мистер Гейнор, сколько лет вы живете в Промис-Фоллсе?
  
  – Что?
  
  – Вы ведь не местный уроженец?
  
  – Я вырос в Олбани, – сообщил Гейнор, игнорируя кофе.
  
  Эндовер, напротив, потянулся за стаканчиком и надорвал пакетик с сахаром.
  
  – Когда мы с Розмари подыскивали себе первый дом, мы остановились на этом месте. Отсюда недалеко до Олбани, где я работаю, а цены гораздо ниже.
  
  – Когда это было?
  
  – В 2002 году.
  
  – И вы все это время жили в одном и том же доме?
  
  – Нет. Мы прожили там восемь лет, а потом переехали в Бреконвуд.
  
  – Туда, где живете сейчас.
  
  – Сейчас я живу здесь, – оглянувшись по сторонам, уточнил Гейнор.
  
  – Это ненадолго, – вмешался Эндовер, не спуская глаз с Дакуорта.
  
  – И вы ежедневно ездили в Олбани?
  
  – Нет, один-два раза в неделю я принимал здесь. У меня было много местных пациентов…
  
  – У вас кофе остынет.
  
  – Я не буду пить его.
  
  – Итак, три-четыре года назад вы пару дней в неделю принимали пациентов дома.
  
  – Правильно. Обычно по четвергам и пятницам.
  
  – А страховкой вы тоже занимались? У вас здесь было много клиентов?
  
  Гейнор пожал плечами:
  
  – Две-три дюжины, не больше.
  
  – В их число входила и семья Фишер. Верно?
  
  – Фишер?
  
  – Уолден и Элизабет Фишер.
  
  – Возможно…
  
  Тут вмешался Эндовер:
  
  – Барри, что происходит?
  
  – Я просто хочу знать, был ли мистер Гейнор страховым агентом Уолдена и Элизабет Фишер. Кстати, миссис Фишер недавно скончалась. Так вы страховали их или нет?
  
  – Да. На Бет, простите, на Элизабет Фишер был оформлен страховой полис на сто тысяч долларов. Эти деньги уже выплачены.
  
  – Значит, вы знакомы с Фишерами?
  
  – Знаком.
  
  – И знали их дочь Оливию?
  
  Билл Гейнор медленно кивнул:
  
  – Да. Но она не была застрахована. Только включена в семейную страховку их машины.
  
  – Правильно, – подтвердил Дакуорт, отхлебнув кофе. – Но даже если это и не сделано, вы, как страховой агент Фишеров, должны были связаться с ними после ее смерти. Выразить соболезнования, помочь с формальностями.
  
  Гейнор взглянул на своего адвоката, словно искал поддержки.
  
  – Да, конечно. Я очень переживал.
  
  – И вы поддерживали с ними связь?
  
  – Как я уже сказал, Фишеры-старшие были застрахованы. Когда Бет умерла, Уолден аннулировал полис. Он сказал, что теперь он ему не нужен. Некому оставить эти деньги.
  
  – Вы хорошо знали Оливию?
  
  Эндовер протестующе поднял руку:
  
  – Что ты пытаешься выудить, Барри?
  
  – Убийство Оливии так и не раскрыто. Но мы не теряем надежды найти убийцу. Мистер Гейнор, может быть, вы вспомните какие-то подробности, которые помогут нам в расследовании. Возможно, Оливия была с вами откровенна. Рассказывала о чем-то, что тогда казалось неважным, а сейчас приобрело особое значение.
  
  – Я ее плохо помню.
  
  – Может быть, вот это освежит вашу память.
  
  Дакуорт достал школьную фотографию Оливии и положил ее на стол.
  
  – Вот так она выглядела в год выпуска, перед тем как поступила в колледж Теккери.
  
  Гейнор взглянул на фото.
  
  – Мне знакомо ее лицо, но я с ней ни разу не говорил. Надеюсь, вы не думаете, что убийство Роз каким-то образом связано с этой девушкой?
  
  – А вы сами как считаете? – перекинул ему вопрос Дакуорт.
  
  – Вы считаете, что их мог убить один человек?
  
  Дакуорт постучал по фотографии.
  
  – Вы не заметили ничего примечательного в ее внешности?
  
  – Примечательного?
  
  – Мне лично кажется, что Оливия похожа на вашу жену. Те же волосы, овал лица.
  
  Гейнор вгляделся в фотографию, потом впился взглядом в Дакуорта.
  
  – На что вы, черт возьми, намекаете? О чем идет речь?
  
  – С нас хватит, – вмешался Эндовер.
  
  – Вы хотите сказать, что их обоих убил Джек? Об этом идет речь? – предположил Гейнор.
  
  – Нет. Он вне подозрений, – сказал Дакуорт.
  
  – Тогда… Господи, вы считаете, что это я убил Розмари? Свою собственную жену? И эту девчонку тоже? Да вы с ума сошли! Я едва был знаком с Оливией, а когда убили Роз, вообще находился в Бостоне. Вам это прекрасно известно!
  
  – Барри, хватит, – остановил Дакуорта Эндовер, похлопав его по руке. – Кончай эту волынку. Ради всего святого, оставь беднягу в покое. Какой-то тип убивает белок и взрывает кинотеатры, а ты изводишь человека, потерявшего жену. Имей совесть.
  
  Дакуорт сунул фотографию в карман и, резко отодвинув стул, встал из-за стола.
  
  – Благодарю вас обоих за то, что уделили мне время. Вас не затруднит выбросить этот кофе на обратном пути?
  * * *
  
  Не успел Дакуорт войти в кабинет, как на его столе зазвонил телефон.
  
  – Дакуорт слушает.
  
  Звонил дежурный.
  
  – Вас хочет видеть некий Мартин Килмер. Говорит, он брат Мириам Чалмерс.
  
  Одна из убитых в кинотеатре. Ее тело еще не было опознано. Дакуорт устремился к выходу.
  
  Там его ждал Мартин Килмер, высокий импозантный мужчина лет сорока в дорогом костюме, белой рубашке, шелковом галстуке и начищенных до блеска черных ботинках.
  
  – Мистер Килмер, я детектив Дакуорт.
  
  – Мне позвонила Люси Брайтон, падчерица моей сестры, – с места в карьер начал мужчина. – Она рассказала мне о катастрофе. Своего отца Люси опознала, а Мириам – нет. Поэтому я здесь. Как это могло случиться? Из-за чего грохнулся этот чертов экран?
  
  – Именно это мы и пытаемся выяснить.
  
  – Я хочу ее видеть.
  
  – Сейчас отвезу вас.
  
  Дакуорт позвонил в морг, чтобы сообщить об их приезде.
  
  По дороге он предупредил Килмера, что опознать сестру будет непросто.
  
  – Почему?
  
  – Ваша сестра… экран упал прямо на их машину – «ягуар» с открытым верхом. Так что она ничем не была защищена.
  
  – Вы хотите сказать: ей размозжило голову? – без обиняков спросил Килмер.
  
  – Да.
  
  Иногда не стоит разводить антимонии.
  
  – Тогда как же я ее опознаю?
  
  – Возможно, по приметам. Какие-нибудь родинки или шрамы.
  
  – Господи, как будто я видел сестру голой. И угораздило же ее выйти замуж за этого сукина сына.
  
  – Вы не любили Адама Чалмерса?
  
  – Нет. Он был слишком стар для нее. И потом, его прошлое.
  
  – Когда Адам стал байкером?
  
  – Я знаю, это было давно, но такие вещи не проходят бесследно.
  
  – А чем вы занимаетесь, мистер Килмер?
  
  – Ценными бумагами, – бросил тот, словно это все объясняло.
  
  У Дакуорта зазвонил сотовый.
  
  – Да?
  
  – Привет, Барри, это Гарт.
  
  Гарт работал в полицейском гараже, где собирали и осматривали машины, пострадавшие в авариях.
  
  – Привет, Гарт.
  
  – Помнишь тот старый «ягуар», который раздавило экраном?
  
  Дакуорт взглянул на своего пассажира. Тот тоже вытащил смартфон и, двигая пальцем по экрану, что-то просматривал. Не похоже на почту, скорее, биржевые сводки.
  
  Детектив плотнее прижал телефон к уху.
  
  – Да.
  
  – Ну, ты знаешь, как его расплющило. Тела они сумели вытащить, но нам надо было осмотреть машину, а это оказалось непросто. Но в конце концов мы сумели вскрыть багажник, хотя намучились по полной, весь зад там просто раздавило в лепешку. Но надо было как-то пробраться внутрь, чтобы прекратить эти звонки.
  
  – Звонки?
  
  – Похоже, звонил сотовый. В багажнике. Один из погибших, скорее всего, женщина, оставила там сумку, поскольку кабина у таких машин просто крохотная. На водительском месте лежал еще один сотовый, но его раздавило в лепешку.
  
  – Угу.
  
  – Ну, так вот, почему я звоню. Мы открыли багажник, и там была сумка. Ее, наверно, надо отдать родственникам.
  
  – Хорошо, я тебе перезвоню.
  
  Закончив разговор, Дакуорт сунул телефон в карман и извинился перед Килмером.
  
  – А? Что? – произнес тот, отрываясь от экрана.
  
  – Я закончил, – сообщил Дакуорт.
  
  Килмер убрал смартфон.
  
  – Это далеко?
  
  – Мы уже приехали.
  
  Любимого судмедэксперта Дакуорта, Ванды Терьюлт, не было на месте. Их встретила молодая женщина с одутловатым лицом. Похоже, студентка, подрабатывающая в свободное время. Вскрытия она не делала, только дежурила в морге, когда этим занималась Ванда.
  
  Сверившись с компьютером, девушка сказала:
  
  – М-м, Мириам Чалмерс… я знаю, где она лежит. Подождите здесь.
  
  Дакуорт объяснил Килмеру, что тело сейчас вывезут в прозекторскую. Пока они ждали, тот опять уткнулся в свой смартфон.
  
  – Вы со своей сестрой были близки? – спросил Дакуорт.
  
  – Не особенно, – ответил Килмер, не отрываясь от экрана.
  
  – А вы общались?
  
  – Встречались иногда на Рождество. На свадьбах и других семейных торжествах.
  
  – Вы были на их с Адамом свадьбе?
  
  – Нет. Меня не пригласили. Да и вообще никого. Они поженились на Гавайях.
  
  – Ах, вот как.
  
  Дверь открылась.
  
  – Мы готовы, – сказала девушка. – Она уже здесь.
  
  Мужчины двинулись к двери.
  
  Не успел Дакуорт подойти к столу, на котором лежал труп, как его телефон зазвонил снова.
  
  – Черт! – буркнул он. – Извините, я сейчас.
  
  Вытащив телефон, детектив посмотрел на экран. Опять Гарт.
  
  – Подождите минутку, – сказал он Килмеру, остановив его в дверях смотровой.
  
  – В чем дело, Гарт?
  
  – Только не ругайтесь. Может, мне не следовало этого делать. Но я не удержался, так что можете меня уволить.
  
  – Это ты о чем?
  
  – Тот телефон снова зазвонил, и я решил ответить. Открыл сумку, вытащил его и сказал «алло». Звонил какой-то мужчина. Он спросил: «Кто это?», а я ответил: «Это Гарт Дал». Ведь он меня не знает и сразу почувствует неладное.
  
  – И что он сказал, Гарт?
  
  – Он спросил: «А где Джорджина?» Я спросил: «Что?» А он опять: «Где Джорджина? Где моя жена?» А я говорю: «Кто это?» А он мне: «Это Питер Блэкмор. Почему вы отвечаете по телефону моей жены?» Ну, я ему сказал, что ему перезвонят, и дал отбой. А потом полез в сумку и нашел там права. Вы просто не поверите.
  
  – Я тебе перезвоню, – сказал Дакуорт, давая отбой.
  
  Посмотрев на Килмера, он добавил:
  
  – Опознание придется отложить.
  Глава 38
  Кэл
  
  Возмущенно взглянув на меня, Мириам Чалмерс заявила:
  
  – Я звоню в полицию.
  
  И полезла в сумку за телефоном.
  
  – Звоните, – спокойно сказал я.
  
  Для меня было бы лучше, если она позвонит копам или Люси Брайтон. Тогда мне не пришлось бы сообщать ей о смерти мужа.
  
  Если только в полиции захотят это сделать. Ведь Люси опознала тело своего отца. Что позволяет сделать вывод – тело, найденное рядом, принадлежит его жене.
  
  Возможно, Мириам уже знает о смерти мужа, и все это лишь искусная игра. Но на меня это вряд ли подействует. Если она и вправду не знает, что произошло в кинотеатре, остается только удивляться, что обе жены Адама Чалмерса проявляют столь странную неосведомленность. Правда, Фелисию я видел утром, и это несколько оправдывает ее неведение. Но сейчас-то уже вечер, и после взрыва в кинотеатре прошли целые сутки.
  
  Мое полное равнодушие к вызову полиции несколько ослабило решимость Мириам. Она не стала набирать номер. Вместо этого она спросила:
  
  – Адам здесь?
  
  – Нет.
  
  – А где он? Я звонила сюда и оставила сообщение, а его сотовый не отвечает.
  
  Значит, сообщение было от Мириам: «Больше так продолжаться не может». Тогда номер телефона, который я записал, принадлежит ей.
  
  – Позвоните в полицию, – посоветовал я. – Только не 911, а по обычному номеру. Или лучше поезжайте в отделение. Я могу вас подвезти.
  
  Опустив телефон в сумку, Мириам бросила ее на стул и прислониласьк стене.
  
  – Что случилось? – спросила она. – Кто вы?
  
  – Кэл Уивер.
  
  Я вручил ей свою визитку. Мельком взглянув на карточку, она бросила ее на стул.
  
  – Когда вы уехали?
  
  – Что?
  
  Я кивнул в сторону дорожной сумки, стоящей на полу.
  
  – Вы уезжали из города?
  
  – На два дня.
  
  – Куда?
  
  – В Ленокс.
  
  Маленький городишко в Массачусетсе, где проходит ежегодный музыкальный фестиваль.
  
  – Там есть гостиница, где я останавливаюсь, когда мне нужно побыть одной.
  
  – Для чего?
  
  – Не знаю, кто вы и зачем здесь, но я не собираюсь отвечать на ваши вопросы, пока вы не скажете, где мой муж. С ним все в порядке? Или у него случился инфаркт?
  
  Ничего не поделаешь.
  
  – Давайте присядем.
  
  – Нет.
  
  – Прошу вас. Пойдемте в кухню.
  
  Она уже все поняла. Это было видно по ее лицу.
  
  Я усадил Мириам за стол и пристроился рядом на уголке. Потом поискал глазами, нет ли здесь чего-нибудь спиртного.
  
  – Прошлой ночью произошел несчастный случай. В открытом кинотеатре «Созвездие». Вы его знаете?
  
  Мириам кивнула.
  
  – Опрокинулся экран. Похоже, там был взрыв. Несколько машин оказались раздавлены, и среди них «ягуар», зарегистрированный на вашего мужа. Он был в машине. Полиция связалась с Люси и сообщила ей, что ее отец погиб.
  
  – Не может быть. Это какая-то ошибка, – прошептала Мириам. – А почему не позвонили мне, ничего не сообщили?
  
  – Все считали, что вы погибли вместе с мужем.
  
  До Мириам наконец дошло.
  
  – Значит, в машине была другая женщина.
  
  – Естественно. Кто же ездит в кино один?
  
  Она впилась в меня взглядом.
  
  – Кто это был?
  
  – Не знаю. До сих пор неизвестно. И вряд ли кто-нибудь подозревает об ошибке. Вас же не было в городе.
  
  – Люси достаточно было заглянуть в гараж, чтобы убедиться, что там нет моей машины. Глупая курица. А где Адам? Где… его тело?
  
  – Узнайте у Люси или у судмедэксперта. Возможно, тело уже отправили в похоронное бюро. Скорее всего, в «Пейсли и Рейс». Это главная контора в городе.
  
  Мириам всхлипнула.
  
  – И вам надо кое-кому позвонить. Прежде всего своему брату. Люси уже сообщила ему. Он едет сюда, чтобы опознать ваше тело.
  
  – О боже.
  
  – А зачем вы поехали в Ленокс?
  
  – Собраться с мыслями. У нас с Адамом… возникли сложности в отношениях. Я хотела побыть одна. Выключила телефон, чтобы никто не беспокоил. Не включала телевизор, не знала, что происходит. Сегодня я уже была готова к разговору, но так и не смогла до него дозвониться.
  
  – Вы оставили сообщение. Сказали: больше так продолжаться не может.
  
  Мириам заплакала и стала вытирать слезы рукой.
  
  – Моя сумка, – прошептала она.
  
  Я сходил в холл и принес ей сумку. Достав носовой платок, она вытерла глаза, потом извлекла пачку «Уинстона» и зажигалку. Зажав сигарету между пальцами, она тщетно пыталась зажечь ее дрожащей рукой. Я осторожно взял у нее зажигалку и дал ей прикурить.
  
  Мириам глубоко затянулась, медленно выпустила дым и тихо сказала:
  
  – Я знаю, кто это был.
  
  – В машине?
  
  Мириам чуть заметно кивнула.
  
  – Фелисия. Эта шлюха – его бывшая жена. Они поддерживали отношения.
  
  – Нет, не она. С ней я виделся сегодня утром.
  
  Мириам оглядела кухню, словно ответ можно было найти именно там.
  
  – Тогда Джорджина.
  
  – Джорджина?
  
  – Джорджина Блэкмор. Ее муж преподает в Теккери, что-то английское.
  
  Еще одна ниточка между Адамом и колледжем. Сначала Клайв Данкомб, теперь вот профессор Блэкмор.
  
  – Вот сука.
  
  – А профессор в дружеских отношениях с начальником охраны колледжа? С Клайвом Данкомбом?
  
  В глазах Мириам вспыхнул огонек. Она настороженно взглянула на меня.
  
  – А почему вас это интересует?
  
  – Вы же дружили и со своим мужем приглашали его с женой в гости.
  
  Взгляд Мириам Чалмерс вновь стал враждебным и подозрительным, как в тот момент, когда она обнаружила меня в доме.
  
  – Зачем вы пришли сюда? Вы ведь не полицейский.
  
  – Нет. Я частный детектив.
  
  – Вы пришли по просьбе Люси?
  
  – Здесь кто-то был. Уже после того, как стало известно о гибели вашего мужа. Приходил за тем, что находилось в комнате внизу.
  
  Мириам вздрогнула, словно я оглушил ее электрошокером.
  
  – Что?
  
  Она так быстро отодвинула стул, что пепел с сигареты просыпался ей на платье. Вскочив, Мириам вынула изо рта сигарету и, зажав ее в руке, устремилась к лестнице.
  
  Я последовал за ней.
  
  Спустившись на несколько ступенек, она увидела, что шкаф отодвинут и вход в тайную комнату открыт.
  
  – О господи! Нет, нет, нет.
  
  Войдя в комнату, Мириам увидела на полу футляры от дисков.
  
  – Только не это, – прошептала она.
  
  Потом резко повернулась ко мне.
  
  – Где они? Куда вы их дели? Вы за этим пришли? Хотите за них денег?
  
  – У меня их нет. Но, мне кажется, вы знаете, у кого они могут быть.
  
  Мириам была в шоке.
  
  – Идите вон. Убирайтесь из моего дома и скажите Люси, что я справлюсь с этим сама.
  Глава 39
  
  После смены Тревор Дакуорт решил заглянуть к шефу.
  
  Но того не оказалось на месте.
  
  – У вас есть его телефон? – спросил Тревор в офисе «Финли Спринг Уотерс».
  
  Одна из служащих дала ему номер сотового, и Тревор тут же ввел его в список контактов на своем телефоне.
  
  Но сразу звонить Финли он не стал. Сначала надо подумать. Его уязвили слова отца. Тот сказал: Финли взял его на работу только потому, что его отец работает в полиции. Бывший мэр хотел, чтобы Барри Дакуорт сливал ему нужную информацию, которая пригодилась бы в предвыборной гонке.
  
  Но когда он подкатил к отцу Тревора, тот послал его подальше. Тогда Финли решил зайти с другой стороны. Пару недель назад он поговорил с Тревором, сообщив, что является другом семьи его бывшей подружки Триш Ванденберг. Более того, Финли сказал, что Триш относится к нему как к своему дядюшке и делится самым сокровенным. В частности, она пожаловалась ему, что Тревор ударил ее по лицу.
  
  Но это же была чистая случайность.
  
  Однако, по словам Финли, Триш так не считала. Ей пришлось три дня просидеть дома, пока не прошел синяк. Тревор попытался объяснить: ему показалось, что Триш хочет ударить его по щеке, он поднял руку, чтобы защититься, и случайно задел ее по лицу.
  
  Финли сказал – это не меняет дела, и намекнул, что Тревор у него в долгу. Триш хотела обратиться в полицию, а он ее отговорил. Хотя она в любой момент может передумать.
  
  В общем, босс дал понять, что будет держать ситуацию под контролем, а взамен ожидает от Тревора весомых проявлений благодарности.
  
  И теперь тот сидел у себя в комнате с телефоном в руке, размышляя, потянет ли его звонок на то проявление признательности, которого от него ждут.
  
  В конце концов он набрал номер.
  
  – Алло! – раздался в трубке голос Рэндалла.
  
  – Мистер Финли, это Тревор.
  
  – Кто?
  
  – Тревор Дакуорт.
  
  – Привет, Тревор. Как дела?
  
  – Неплохо. У вас есть для меня минутка?
  
  – Для тебя всегда. Чем могу быть полезен?
  
  Тревор понизил голос, хотя был в комнате один.
  
  – Вы помните, о чем мы говорили позавчера?
  
  – А о чем мы говорили?
  
  Тревор понял, что Финли его дразнит. Он сразу догадался, о чем идет речь.
  
  – Ну, вы знаете. О Триш.
  
  – Ах да. Ты об этом. Да, конечно, помню.
  
  – Я хотел… Вы сказали, что оказали мне услугу, а в ответ я должен сообщить что-то полезное для вас, и тогда мы будем в расчете. Вы помните?
  
  – Да.
  
  – Ну, так вот. Вчера вечером я кое-что слышал. Отец разговаривал с матерью.
  
  Ладонь у Тревора стала влажной от пота, и он переложил телефон в другую руку.
  
  – И что же ты слышал?
  
  – Вы знаете шефа полиции? Ронду, как ее?..
  
  – Ронда Финдерман.
  
  – Ну, да. Так вот, три года назад она еще не была шефом. Работала простым детективом и занималась убийством Оливии Фишер.
  
  – Ужасный случай. Просто кошмар.
  
  – Да. Насколько я знаю, убийца до сих пор не найден. А пару недель назад убили еще одну женщину – Розмари.
  
  – Розмари Гейнор.
  
  – Да. Мой отец сказал матери, что их убил один и тот же человек.
  
  – Да что ты?
  
  – Да. Мой отец догадался об этом только сейчас, потому что первое убийство расследовал не он. Он сказал матери: если бы шефиня, эта Финдерман, была повнимательней, она сразу бы заметила, что эти убийства похожи, но та не обратила внимания и тем самым затормозила следствие.
  
  – Это уже что-то, – заметил Финли.
  
  – А потом отец сказал: он слишком многого от нее хочет. Шефиня собирается повесить эти убийства на какого-то доктора, который уже умер. А раз так, то дело можно закрыть. Вы поняли, о чем я?
  
  – Понял. Тревор, это очень важные сведения. Спасибо тебе.
  
  – Но только вы никому не говорите, что это я вам сказал.
  
  – Заметано.
  
  – И теперь мы в расчете? Вы больше не будете держать меня на мушке?
  
  В трубке воцарилось молчание.
  
  – Мистер Финли?
  
  – Это хорошее начало, Тревор. Очень хорошее. Держи ушки на макушке и сообщай мне все, что узнаешь.
  
  – Послушайте, это нечестно.
  
  – Передавай мне все слова отца об этих убийствах. Особенно, что их совершил один человек. Если он начнет раскручивать это дело, держи меня в курсе событий. Понял?
  
  – Черт, да мне и так не по себе, чувствую себя полным дерьмом. И потом, ведь я живу отдельно от родителей.
  
  – Тогда навещай их почаще. Запомни, нет ничего важнее семьи.
  Глава 40
  
  Барри Дакуорт уже слышал имя Питера Блэкмора от Ангуса Карлсона. Этот человек подходил к тому в колледже Теккери после того, как он вышел от Клайва Данкомба.
  
  Блэкмор сказал, что у него пропала жена.
  
  Похоже, она нашлась.
  
  В тот момент, когда Дакуорт остановил Мартина Килмера на пороге комнаты, где он должен был опознать женщину, которая считалась его сестрой, у того зазвонил сотовый.
  
  Мартин полез в карман за трубкой. Посмотрев на номер, он вытаращил глаза. Приложив телефон к уху, он воскликнул:
  
  – Мириам? Господи! Мириам!
  
  Дакуорт затаил дыхание.
  
  – Где ты? – продолжал Килмер. – Мне сказали… Черт, что произошло?
  
  Он бросил презрительный взгляд на Дакуорта.
  
  – Так ты жива? И я проделал весь этот путь, чтобы в этом убедиться? Мне пришлось отменить важную встречу! Да, да, конечно, то, что случилось с Адамом, ужасно. Но я сразу же уезжаю домой. Эти идиоты из полиции вызвали меня для опознания твоего трупа. Сообщи мне, когда будут похороны, чтобы я мог как-то определиться. Да, да, хорошо. До свидания.
  
  Килмер опустил телефон в карман.
  
  – У вас в отделе все такие профаны или только вы один?
  
  – Так это была ваша сестра. Вы уверены? – спросил Дакуорт.
  
  – Еще бы. Черт, выходит, я зря тащился в такую даль.
  
  – Не совсем зря, ведь погиб ваш зять.
  
  – Вы уверены? В следующий раз сначала сами разберитесь, а потом уже пугайте людей. Как мне добраться до моей машины?
  
  – Я вас подвезу.
  
  – А дорогу-то вы знаете?
  
  – Подождите минутку.
  
  Дакуорт вошел в прозекторскую, чтобы взглянуть на тело.
  
  – Я хочу на нее посмотреть, – сказал он ассистентке.
  
  Она откинула простыню.
  
  Если это действительно жена Блэкмора, вряд ли тот опознает ее по лицу. От него практически ничего не осталось. И пострадало не только оно. Левое плечо и предплечье были раздроблены, на верхней части тела зияли глубокие раны.
  
  Но живот практически не пострадал. Дакуорт заметил на нем три родинки, образующие маленький треугольник.
  
  Вынув телефон, он сфотографировал их.
  
  – Это все, – сказал он девушке. – Спасибо вам.
  
  По дороге в полицейский участок, рядом с которым Килмер оставил машину, Дакуорту пришлось выслушать новую порцию жалоб.
  
  Отыскав Гарта, он забрал у него сумку и телефон Джорджины Блэкмор. Взглянув на права, он записал ее домашний адрес. Потом позвонил Ангусу Карлсону. Никто не ответил, и Дакуорт оставил сообщение:
  
  «Это Дакуорт. Срочно позвони мне. Дело касается профессора, у которого пропала жена».
  
  Не успел детектив опустить трубку в карман, как раздался звонок. Он приложил ее к уху.
  
  – Дакуорт.
  
  – Это Карлсон. Я вижу, вы мне звонили, но сообщение еще не прочитал. Был занят сами знаете чем.
  
  – Это относительно Блэкмора, у которого пропала жена.
  
  – Он пришел, чтобы заявить в полицию?
  
  – Нет. Я просто хотел спросить, не сказал ли он тебе чего-нибудь еще? Что-нибудь такое, о чем ты мне не сообщил.
  
  – Да нет. Сначала он вроде как беспокоился. Но потом сказал, что ничего страшного, она рано или поздно появится. А в чем дело?
  
  – Я тебе перезвоню, – оборвал разговор Дакуорт.
  
  Прежде чем уехать, он сделал еще один звонок. В бостонский отель, где останавливался Билл Гейнор, когда убили его жену. Из прежнего разговора с администратором Дакуорт узнал, что машина Гейнора не покидала стоянку все то время, пока он жил в отеле. И в выходные его тоже там видели.
  
  Детектив пытался найти прорехи в алиби Гейнора.
  
  – Регистрация.
  
  – Попросите, пожалуйста, Сандру Ботсфорд.
  
  – Ее сейчас нет на месте. Вам можно перезвонить?
  
  Дакуорт назвался и оставил номер сотового.
  
  – Она знает, о чем речь.
  
  После чего поехал к Питеру Блэкмору.
  
  Тот жил в двухэтажном викторианском особняке в старой части города. За задернутыми шторами горел свет и, судя по голубоватому отблеску, был включен телевизор.
  
  Дакуорт припарковался напротив и, захватив сумку, обнаруженную Гартом в багажнике раздавленного «ягуара», направился к входной двери.
  Глава 41
  Кэл
  
  После того как Мириам Чалмерс выставила меня из дома, я позвонил Люси Брайтон.
  
  – Да?
  
  – Только не падайте.
  
  – А что такое?
  
  – Мириам жива.
  
  – Что? – вскрикнула Люси так громко, что я отставил трубку от уха.
  
  – Она вернулась и застала меня в доме. Ездила на пару дней в Ленокс, чтобы обдумать свою семейную жизнь, и ничего не знала об аварии в кинотеатре.
  
  – О господи. Но… это же прекрасно. Я рада, что она жива. Жаль, моему отцу повезло меньше.
  
  Люси помолчала, потом спросила:
  
  – Если с отцом была не Мириам, тогда кто?
  
  – Мириам предполагает, что это некая Джорджина Блэкмор. Вы с ней знакомы?
  
  – Нет. Но в Теккери, по-моему, есть преподаватель с такой фамилией. Правда, я не совсем уверена. Кэл, мне надо звонить в полицию? Сказать им, что вышла ошибка и в машине был кто-то другой?
  
  – Они скоро сами все узнают от Мириам. Я сказал ей, чтобы она позвонила брату. Люси, теперь вы вряд ли нуждаетесь в моих услугах. О пропавших дисках пусть беспокоится Мириам. Теперь это ее проблема.
  
  – Да, вы правы. Я ей позвоню.
  
  – Ну, тогда держитесь! Она пришла в ярость, когда обнаружила меня в своем доме. И естественно, обозлилась на вас. А когда узнала, что из той комнаты пропали диски, то вовсе обезумела.
  
  – Но я должна позвонить. Хотя что мне ей сейчас сказать? Я только начала заниматься похоронами. Отца уже подготовили для панихиды. Но еще столько хлопот…
  
  – Позвоните в похоронное бюро. Пусть они держат ее в курсе дела.
  
  – До сих пор не могу поверить. Кэл, спасибо вам за все.
  
  – Да особенно не за что, – сказал я, садясь в машину. – Дайте мне знать, если вам опять понадобится моя помощь. А пока я еду домой.
  
  – Всего хорошего, Кэл. Еще раз спасибо.
  
  Я завел мотор и поехал прочь, размышляя о Мириам. Казалось, исчезновение дисков огорчило ее куда больше, чем смерть мужа.
  
  Но это уже не моя забота.
  
  За домом, где я снимал квартиру, была парковочная площадка. Оставив там машину, обогнул здание и вышел к фасаду, где находилась книжная лавка Намана, а рядом – дверь на мой второй этаж.
  
  Был уже одиннадцатый час, но в лавке еще горел свет.
  
  Колокольчик над дверью сообщил о моем приходе. Наман Сафар сидел за кассой на высоком стуле, уткнувшись в старое издание «Синего молота» Росса Макдоналда. Музыкальный фон создавала неизвестная мне опера.
  
  – Привет, Кэл, – сказал он, оторвавшись от чтения.
  
  Заложив страницу красной ленточкой, Наман закрыл книгу и положил ее рядом с кассой.
  
  – Ты сегодня поздно, – сказал он.
  
  – Я? А ты что тут делаешь на ночь глядя?
  
  Наман взглянул на часы:
  
  – Да, это бессмысленно. В такое время вряд ли кто-нибудь придет. А что мне делать дома? Сидеть и смотреть на стены?
  
  – Наман, гаси свет и иди домой.
  
  Он послушно кивнул:
  
  – Ладно, ладно.
  
  Потом слез со стула, выключил плеер и открыл кассу.
  
  – Какой удачный день. Целых двадцать девять долларов.
  
  – Негусто.
  
  – Электронные книги вытесняют нормальные. Это меня просто убивает. Терпеть не могу эти цацки с экранами. Ненавижу.
  
  Мое внимание привлекла книга, лежавшая наверху стопки. «Запятнанная репутация» Рота в мягкой обложке. Я взял ее в руки.
  
  – Я могу ее купить? Или ты уже прикрыл лавочку?
  
  – Возьми так.
  
  – Нет.
  
  Я посмотрел на цену, которую Наман написал карандашом на внутренней стороне обложки. Пять баксов.
  
  У меня в портмоне как раз была пятерка.
  
  – Вот, возьми.
  
  Наман посмотрел на банкноту.
  
  – Как знаешь.
  
  Когда он брал деньги, мы оба услышали, что где-то вдалеке взревел мотор. Кто-то дал полный газ.
  
  – Эту я еще не читал, – заявил Наман. – Ничего о ней сказать не могу.
  
  – Мне ее порекомендовала женщина из прачечной.
  
  Вой мчащейся машины становился все ближе.
  
  Потом завизжали тормоза.
  
  Мы оба посмотрели в окно.
  
  У дома остановился черный внедорожник с открытым окном. В нем сидел белый парень чуть старше двадцати.
  
  – Грязный террорист! – громко завопил он.
  
  Я увидел, что он держит в руке какой-то предмет.
  
  Бутылка, в которой что-то горело.
  
  – Ложись! – крикнул я Наману.
  
  Не успел он упасть на пол, как в окно ударилась бутылка с коктейлем Молотова. Стекло и бутылка одновременно разлетелись вдребезги, и на стопку книг упала горящая тряпка, пропитанная бензином.
  
  Пламя вспыхнуло мгновенно.
  
  Парень издал победный клич и вдарил по газам.
  
  – Наман! – завопил я. – Бежим отсюда!
  
  – Мои книги! – запричитал он, с трудом поднимаясь на ноги. – Мои книги!
  
  – У тебя есть огнетушитель?
  
  Наман с ужасом посмотрел на меня.
  
  – Нет!
  
  – Тогда уноси ноги!
  
  Бросив «Запятнанную репутацию», я толкнул Намана к двери и выскочил за ним на тротуар, где стал срочно звонить пожарным.
  
  Вот чем оборачивается трескотня журналистов.
  Глава 42
  
  – Надеюсь, я ее просто пропустил, – сказал Данкомб Блэкмору.
  
  Он держал в руке пульт, а на экране телевизора извивались человеческие тела.
  
  – Ты так быстро перематываешь, что меня уже тошнит, – пожаловался Питер. – Я больше не могу на это смотреть.
  
  – На этом ее нет, – подытожил Данкомб, вытаскивая диск.
  
  Потом взял следующий и посмотрел на надпись, сделанную фломастером. Джорджина, Мириам, Лиз парят в небесах.
  
  – Здесь мы ее вряд ли найдем. На этом диске наши девочки отрываются в форме стюардесс. Это было уже после смерти Фишер.
  
  – Но ты все равно проверь его. У меня голова занята другим. Почему по телефону Джорджины ответил мужчина?
  
  – Не все проблемы сразу, – оборвал Блэкмора Данкомб.
  
  Но тут зазвонил его собственный телефон. Взглянув на экран, он сказал:
  
  – Это Лиз.
  
  И приложил телефон к уху.
  
  – Да.
  
  – Вы ее нашли?
  
  – Пока нет.
  
  – У нас еще одна проблема.
  
  – Какая?
  
  – Сюда звонила Люси.
  
  – Люси?
  
  – Люси Брайтон, дочь Адама…
  
  – Я знаю, кто она такая. Чего хочет?
  
  – Она сказала, что знает, кто их взял. И требует вернуть.
  
  – Зачем?
  
  – Говорит, если ты их вернешь, она не будет поднимать шум.
  
  – Это все тот чертов детектив. Он наплел ей, что это я взял диски. И как ты ей ответила?
  
  – Сказала, тебя нет дома. И как мне теперь поступить?
  
  – Ничего. Я с ней позже поговорю. Встретимся, покажу ей диски, может быть, даже уничтожу их в ее присутствии. Не знаю. Сейчас мне не до того.
  
  Он дал отбой.
  
  В дверь позвонили.
  
  – Выключи плеер и спрячь диски, – распорядился Данкомб.
  
  Когда погас экран, начальник охраны колледжа пошел открывать дверь.
  
  – Да это детектив Дакуорт! Милости просим!
  
  Когда Дакуорт вошел в гостиную, Блэкмор убирал диски в тумбу под телевизором. Он встал и протянул детективу руку.
  
  – Здравствуйте. Мы, кажется, незнакомы. Я Питер Блэкмор.
  
  Он с тревогой посмотрел на Данкомба, словно прося у него разрешения говорить дальше.
  
  Тот немедленно вмешался.
  
  – Детектив пару раз приходил к нам в колледж. Он считает, что мы не умеем работать.
  
  – Я не работаю с Клайвом, – уточнил Блэкмор. – Я преподаватель. Английская литература.
  
  – Так вы профессор Блэкмор? – спросил Дакуорт.
  
  – Да. Мы должны сказать ему, – проговорил Блэкмор, взглянув на начальника охраны.
  
  – Питер, прошу тебя.
  
  – О телефоне Джорджины. Что по нему ответил какой-то мужчина. Он…
  
  – Питер, давай сначала узнаем, зачем к нам пришел детектив, – остановил его Данкомб, стараясь сохранять хладнокровие.
  
  – Профессор, насколько я знаю, вы уже разговаривали сегодня с нашим полицейским, – начал Дакуорт.
  
  – Простите?
  
  – Детектив Карлсон беседовал с мистером Данкомбом у него в кабинете. Когда он закончил, вы последовали за ним и сообщили, что у вас пропала жена.
  
  – Но я же не написал официального заявления, – возразил Блэкмор, не спуская глаз с Данкомба. – Просто у меня возникли кое-какие вопросы.
  
  – Ваша жена нашлась?
  
  Блэкмор судорожно глотнул.
  
  – Пока нет. Но… когда я звонил ей в последний раз…
  
  Дакуорт вынул из пакета сумочку.
  
  – Вы узнаете это, профессор?
  
  – Похоже, это сумка Джорджины.
  
  – В ней ее бумажник, права и сотовый телефон.
  
  – Господь всемогущий, где вы ее нашли?
  
  – В «ягуаре» Адама Чалмерса, на который прошлой ночью упал экран.
  
  – А почему сумка моей жены оказалась в машине Адама?
  
  Данкомб чертыхнулся.
  
  – Я не понимаю, – продолжал недоумевать Блэкмор.
  
  – В машине была не Мириам. Там сидела Джорджина, – объяснил другу Данкомб.
  
  У Блэкмора подкосились ноги. Детектив поддержал его, взяв под локоть.
  
  – Мне очень жаль, профессор, но мистер Данкомб прав.
  
  Дакуорт подвел Блэкмора к дивану, и тот обессиленно рухнул на него.
  
  – О господи, нет. Боже мой. Я думал, она просто дуется на меня. Поэтому и уехала куда-то. Джорджина очень нервная. Клайв считал, что она просто рассердилась на меня.
  
  – А почему она рассердилась?
  
  – Да так, повздорили чуть-чуть.
  
  – Профессор, вы должны опознать тело. Мы уже знаем, что это не Мириам. Она жива, просто уезжала из города и недавно звонила брату.
  
  – Господи, – простонал Данкомб.
  
  – У меня есть фотография в телефоне. Три маленькие родинки в нижней части живота, расположенные в виде треугольника.
  
  Теперь застонал Блэкмор.
  
  – Показать ее вам?
  
  Блэкмор молча кивнул.
  
  Вынув телефон, Дакуорт вывел фото на экран.
  
  – О боже! Да, это она.
  
  У Данкомба зазвонил телефон. Мужчины повернули к нему головы.
  
  Данкомб оцепенело смотрел на экран, где появилось имя: Мириам.
  
  – Это моя жена, – объяснил он. – Я сейчас вернусь.
  
  Выйдя за дверь, он приложил телефон к уху.
  
  – Где тебя носило, черт побери?
  
  – Адам погиб, – сказала Мириам.
  
  – Я только сейчас узнал: тебя с ним не было. Разве ты не могла мне позвонить? Сообщить, что в машине находилась другая.
  
  – Но я ничего не знала! Приехала домой, а там рыщет какой-то тип. И говорит мне, что моего мужа раздавило насмерть!
  
  – Кто тебе это сказал? Полицейский?
  
  – Уивер. Частный детектив.
  
  – Ах, этот.
  
  – Его наняла Люси! Какое она имеет право обыскивать мой дом?
  
  – Мириам, послушай. Все думали, и я в том числе, что ты погибла. Вместе с Адамом.
  
  – Сукин сын. Я думаю, он был с Джорджиной. А они приняли ее за меня.
  
  – Это уже подтвердилось. Я сейчас у Питера. К нему пришла полиция. Он только что узнал – бедняга в отчаянии.
  
  Сделав паузу, Данкомб добавил:
  
  – В отличие от тебя.
  
  – Каждый горюет по-своему, Клайв. У меня еще будет время порыдать. А сейчас меня волнует другое: кто был у меня сегодня утром?
  
  – Это Уивер тебе сказал?
  
  – Да. Это ты приходил? Кто-то забрал все диски из комнаты внизу. Скажи скорей, это ты их взял?
  
  – Да, я.
  
  – Слава богу!
  
  – Как только стало известно, что вы с Адамом погибли в кинотеатре, я сразу же решил забрать эти диски. Когда вы с Адамом уезжали в Швейцарию, он дал мне ключ, сообщил код и попросил присматривать за домом. Мне было ясно, что рано или поздно Люси или кто-нибудь еще обнаружит эту комнату и найдет диски. Я не мог этого допустить.
  
  – Очень мудро с твоей стороны.
  
  – Я сразу же позвонил Питеру и сказал, что у нас проблемы. Он сидел у телефона и ждал звонка от Джорджины. Блин, вот это рокировочка! Я даже не знал, что они с Адамом встречаются помимо… ну, ты понимаешь.
  
  – Помимо секса?
  
  – Да, помимо наших игр. Последнее время Джорджина вызывала у меня беспокойство – как-то странно себя вела, скрытничала. Я даже сначала подумал, что это она взяла диски.
  
  – Мне кажется, она хотела окрутить Адама, но втихаря, чтобы никто ничего не знал.
  
  – Может, и так.
  
  – Что ты сделал с дисками? Надеюсь, их уничтожил?
  
  – Пока нет. Мы с Питером их просматриваем.
  
  – Развлекаетесь? Вспоминаете, как весело мы проводили время?
  
  – Да нет же! Послушай меня. Я их просматриваю, чтобы убедиться, не пропало ли чего.
  
  Мириам замолчала.
  
  – Алло! Ты слушаешь?
  
  – Слушаю.
  
  – По крайней мере, одного не хватает.
  
  – Какого?
  
  – Ты помнишь, мы приглашали девчонок и подмешивали им наркотики в вино? Лорейн и…
  
  – Помню. А в чем дело?
  
  – Не могу найти тот диск, где Фишер. Та, которую убили в парке…
  
  – Мистер Данкомб!
  
  Клайв обернулся. На лестнице стоял Барри Дакуорт.
  
  – Кончайте болтать и возвращайтесь. Ваш дружок пошел вразнос.
  Глава 43
  
  – Этот ублюдок Харвуд. Ну, я до него доберусь, – воинственно произнес Эд Нобл, разглядывая себя в ванной номера, который Гарнет и Иоланда Уортингтон сняли в «Уолкотте». Он осторожно потрогал повязку на своем носу.
  
  – Я его сразу узнал. По снимкам, которые тогда нащелкал. Это тот парень, который трахал Сэмми в кухне.
  
  – Шлюха, – проронила Иоланда, ни к кому конкретно не обращаясь. – Эд, я понимаю, что ты чувствуешь, но у тебя и без того масса проблем, так что сиди тихо.
  
  – И все из-за вас, – буркнул Эд, оторвавшись от зеркала. – Мне нужно к доктору в больницу.
  
  – Блестящая идея, – усмехнулась Иоланда, вспоминая, как ей пришлось бежать в аптеку за перевязочными материалами для Эда, когда тот явился на место встречи.
  
  Но без Карла.
  
  Теперь за Эдом будет охотиться полиция: искать его пикап, проверять местную больницу и мало чего еще. Десятки людей видели, что произошло возле школы, возможно, кто-то записал номер машины Эда. А даже если нет, то Саманта уже наверняка сообщила полицейским: к ней утром приходил Эд, а позже – и Гарнет с Иоландой. Узнав его фамилию, они сразу же найдут номер его машины, для этого достаточно нажать на компьютере несколько клавиш.
  
  – Полный облом, – вздохнула Иоланда.
  
  Гарнет опасался, что полиция будет разыскивать и его с женой. Саманта, конечно, уже напела полицейским, как ее бывшие родственники наняли Эда Нобла, чтобы похитить Карла.
  
  – Нас всех будут разыскивать, – сказал он Иоланде.
  
  Самое лучшее – лечь на дно. Спрятаться в Промис-Фоллсе, пока все не утихнет. Может быть, подкатиться к Саманте, извиниться, сказать, что это было ужасное недоразумение. И больше не подбираться к мальчишке, во всяком случае, пока. Слишком рискованно. Сейчас их главная задача – избежать ареста.
  
  После того как Эд оставил свой пикап на стоянке у «Уолмарта», Гарнет снял номер в «Уолкотте» – придорожной гостинице на подъезде к Промис-Фоллсу. Подойдя к портье, изложил ему заготовленную легенду, согласно которой он потерял бумажник с кредитками и правами, но, к счастью, у него есть наличные деньги.
  
  Молодой человек за стойкой был не в восторге, но Гарнет Уортингтон выглядел вполне респектабельно и вызывал доверие.
  
  Для регистрации полагалось как-то назваться, и он сразу же подумал о Дональде Трампе, которым восхищался, считая лучшим кандидатом в президенты. Но такое имя было бы слишком заметным, поэтому он написал «Дэниел Трамп», а в графе о машине указал марку и номер стоявшего у входа в гостиницу «бьюика». Ведь в гостиницах никогда не проверяют эту графу.
  
  Оказавшись в номере, они потихоньку провели туда Эда, и Иоланда занялась его сломанным носом. Прежде всего она заставила его проглотить несколько таблеток тайленола, пока Гарнет ходил за льдом, чтобы сделать холодный компресс. Но они, впрочем, несколько опоздали, поскольку нос уже успел изрядно распухнуть.
  
  – Я его убью, – повторял Эд. – Клянусь.
  
  – Заткнись! – оборвала его Иоланда.
  
  – Мы все должны успокоиться и подумать, как выйти из этого положения, – начал рассуждать Гарнет. – Самый простой способ – это деньги.
  
  – Деньги? – удивилась Иоланда.
  
  – Да, – поддержал Гарнета Эд. – Мне бы надо еще подкинуть. Я ведь пострадал.
  
  Гарнет вздохнул.
  
  – Я говорю о Саманте и Карле.
  
  – Еще чего. Ни одного цента этой потаскушке.
  
  Присев на комод, Гарнет взглянул на жену.
  
  – Ситуация изменилась.
  
  – Только Карлу, да и то, когда он будет жить у нас. Мы ни в чем не будем ему отказывать.
  
  – А теперь послушай меня, – перебил ее супруг. – Сегодня мы здорово прокололись. И загладить это будет не так просто. Придется спасать свою задницу.
  
  – Это он виноват, – заявила Иоланда, махнув головой в сторону Эда.
  
  – Да, – согласился Гарнет. – Он провалил все дело. И теперь нас всех разыскивает полиция. Я позвоню нашим адвокатам и попрошу их сделать Саманте предложение, от которого она не сможет отказаться. Пусть скажет в полиции: это было недоразумение. Она действительно согласилась отпустить Карла к нам в Бостон и разрешила Эду забрать его из школы, а этот Харвуд все неправильно понял и устроил скандал.
  
  – А как вы заставите ее это сделать? – поинтересовался Эд.
  
  Прежде чем Гарнет успел ответить, вмешалась Иоланда:
  
  – А полиция может передать дело в суд без согласия Саманты?
  
  Гарнет покачал головой:
  
  – Какой им смысл? Они же будут знать, что в суде дело все равно развалится. Мы должны сделать так, чтобы Саманта против нас не свидетельствовала. И Карл тоже.
  
  – И сколько это будет стоить?
  
  – Не меньше сотни, – немного подумав, ответил Гарнет.
  
  Иоланда вскрикнула, словно ее ударили ножом в сердце.
  
  – Сто тысяч?
  
  Эд был возмущен не меньше.
  
  – А мне отстегнули всего пятьсот.
  
  – Да и то переплатили, – отрезал Гарнет.
  
  – О ста тысячах не может быть и речи, – заявила Иоланда. – Ты меня просто удивляешь, Гарнет.
  
  Ее муж вздохнул:
  
  – Иоланда, мы оба угодим за решетку. Единственное утешение, что порознь.
  
  – Тогда зачем мы все это делали? – вскричала она.
  
  Муж ударил Иоланду по лицу. Она упала на кровать и схватилась за щеку.
  
  – Потому что ты уперлась как осел. Вот зачем. Я пошел у тебя на поводу. Старался тебе угодить. Но это слишком дорого нам обошлось. Мы вляпались по твоей милости. Так что заткнись и слушай меня. Мы должны от нее откупиться. Возможно, ста тысяч будет мало. А учитывая то, что один раз мы уже ее обманули, она потребует деньги вперед.
  
  Иоланда приподнялась на локте. Она все еще держалась за щеку, с трудом сдерживая слезы.
  
  – Карл нас обязательно полюбит. И не захочет возвращаться к своей мамаше. А его отец, когда освободится, будет просто счастлив увидеть сына.
  
  Гарнет покачал головой:
  
  – Карл не может любить тебя больше, чем собственную мать. Разве такое возможно, Иоланда?
  
  – Есть одна идея, – подал голос Эд.
  
  – Какая? – заинтересовался Гарнет.
  
  – Как заполучить Карла, сэкономить сотню тысяч и заставить Саманту заткнуться.
  
  – Короче?
  
  – Если Саманта сгинет к чертовой матери, вам не придется переживать, что она на вас заявит и будет вечно торчать как кость в горле. Да и тратиться не придется.
  
  – И думать не смей, – остановил его Гарнет.
  
  – Нет, подожди. Давай послушаем, что он скажет, – возразила Иоланда.
  Глава 44
  
  – Черт, меня зовет коп, – прошептал Данкомб в трубку. – Питер совсем потерял голову. Мириам, я тебе перезвоню.
  
  Убрав телефон, Данкомб кивнул детективу и вошел в дом. Профессор все так же лежал на кушетке, сотрясаясь от рыданий.
  
  – Присмотрите за ним, – распорядился Дакуорт. – Он должен сделать несколько звонков, связаться с родственниками, а утром прийти на опознание останков жены.
  
  – Само собой, – пообещал Данкомб.
  
  – Он ведь приходил к вам?
  
  – Когда?
  
  – Когда пропала его жена.
  
  – Конечно. Ведь мы с ним друзья.
  
  – И вы опять решили действовать самостоятельно, как и в случае с Мэсоном Хелтом, вместо того чтобы сразу же сообщить нам. Вы должны были подсказать профессору о необходимости заявить в полицию.
  
  – А разве это что-либо изменило? – ощетинился Данкомб. – На нее не упал бы экран? Что случилось, то случилось. А вы всего лишь мелкая рыбешка в мутном пруду, Дакуорт.
  
  Тот посмотрел на Данкомба в упор.
  
  – Так что же случилось в Бостоне?
  
  – Не понял?
  
  – Почему полицейский вдруг уходит с хорошей работы? И прощается с отличной пенсией? Переезжает в такую дыру, как Промис-Фоллс? Потому что он не переносит жару? А может быть, его начальство что-то заподозрило и надо было срочно делать ноги? Я-то здесь родился и вырос. А вот вы нырнули в мутный пруд, потому что в чистой воде оставаться было опасно.
  
  И, не дожидаясь ответа, детектив хлопнул дверью.
  
  – Козел, – бросил ему вслед Данкомб.
  
  Блэкмор продолжал всхлипывать.
  
  – Кончай скулить, возьми себя в руки, – распорядился его друг.
  
  Профессор поднял голову.
  
  – Взять себя в руки?
  
  – Ладно, ладно, я тебя понимаю. Такой удар. Но хочешь не хочешь, а придется заняться формальностями. Давай, действуй, а я просмотрю оставшиеся диски. Надо ее найти, а также других девчонок, которых мы приводили.
  
  – Мне все равно.
  
  – Нет, не все равно. Ты ведь не захочешь объяснять в полиции, как так случилось, что девчонку, с которой мы развлекались, убили всего через несколько недель?
  
  – Я ее не убивал.
  
  Данкомб вплотную приблизился к Блэкмору.
  
  – Думаешь, это имеет значение?
  
  – Ее даже не накачали наркотиками, как других. Например, Лорейн. На записи видно, что Оливия отдавала себе отчет в своих действиях. Она сама этого хотела.
  
  – Меня просто поражает, как человек твоего уровня, преподающий в колледже, может быть таким дураком. Эта девчонка могла рассказать, что мы там вытворяли, и подложить нам такую свинью… Потерей работы могли не отделаться. Мы должны были напичкать ее наркотиками. Тогда бы она ничего не помнила. Ведь нам сильно повезло, когда ее убили. Теперь можно не париться, что она развяжет язык.
  
  Блэкмор с ужасом посмотрел на Данкомба.
  
  – Я всегда подозревал, что это ты убил ее. А все свалили на какого-то маньяка. Ты на все способен.
  
  – Что ты вообще можешь знать?
  
  – Я знаю, мы зря ввязались в это дело… просто сваляли дурака. Этот хренов обмен партнерами всем уже поперек горла встал. И нам с Джорджиной, и Адаму с Мириам. Но только не вам с Лиз. Вам хотелось чего-то погорячее. И тут появились девочки из колледжа. Ты приглашал их на ужин с известным писателем, подсыпал в вино наркотик, и начиналась потеха. Нам, конечно, следовало тебя остановить… Но, признаюсь, поначалу и мне это нравилось. Я чувствовал себя всемогущим, способным на все. Для нас не существовало правил. Мы смотрели на людей как на источник удовольствия. Это все вы с Лиз. Развратили нас, сделали из нас уродов.
  
  – Я тебя умоляю.
  
  – Наверное, поэтому экран и упал на Адама с Джорджиной. Божественное возмездие. Они получили по заслугам. Мы будем следующими.
  
  – Питер, ты совсем сбрендил.
  
  – Наоборот, в голове у меня наконец прояснилось. И теперь я четко вижу, что вы с Лиз с нами сотворили – превратили в скотов. Вот чего могут добиться два извращенца, действующие сообща.
  
  Данкомб сгреб Блэкмора за плечи.
  
  – Питер, кончай болтать об этом. Придержи язык. Иначе, клянусь, я всажу тебе пулю в башку не хуже, чем Мэсону Хелту.
  
  Блэкмор часто заморгал. Потом с трудом сглотнул.
  
  – Мне надо выпить.
  
  – Иди промочи горло. А я пока перезвоню Мириам. Это она виновата. Адаму стало с ней скучно. Иначе бы он не переключился на Джорджину. Давай, выпей, будет легче.
  
  Блэкмор поплелся на кухню, а Данкомб снова вытащил телефон.
  
  – Сколько тебя можно ждать, – недовольно произнесла Мириам.
  
  – Коп только что ушел, а потом мне пришлось успокаивать Питера.
  
  – Я хотела тебе сказать, но не успела.
  
  – Что сказать?
  
  – Диск не пропал.
  
  – Что?!
  
  – Тот, на котором Фишер, и другие, где были гости. Адам от них избавился.
  
  Данкомб почувствовал, как его заливает волна радости.
  
  – Правда?
  
  – Ему очень не хотелось, но он понимал, что это рискованно. Все они были уничтожены несколько месяцев назад.
  
  – Господи, Мириам, наконец-то хорошие новости.
  
  – А то, что я осталась жива, это плохая новость?
  
  – Мы просто с ума сходили, разыскивая этот диск…
  
  – Ладно, я тебя поняла.
  
  – Мне очень жаль Адама. Это просто ужасно.
  
  – Хватит, – оборвала его Мириам. – Мне некогда.
  
  И повесила трубку.
  
  Данкомб опустил телефон в карман, сжал кулаки и, посмотрев в потолок, произнес:
  
  – Есть!
  
  Когда он пришел на кухню, чтобы сообщить эту радостную новость Питеру, того уже и след простыл.
  * * *
  
  Мириам, сидевшая на краю кровати в тайной комнате, бросила телефон на атласную простыню. Потом легла, завернувшись, как в кокон, в холодное белье. Свернувшись клубочком, она наконец разрешила себе поплакать.
  
  Но слезы так и не появились. Казалось, Мириам должна была испытывать какие-то чувства: гнев, горе, ярость или печаль. Но она не ощущала ничего, кроме облегчения.
  
  Довольно странно для такой эмоциональной натуры.
  
  И все же это было так – облегчение и… чувство свободы. Она освободилась от Адама со всеми его фокусами. От его бывшей жены, которая вечно совала нос в их дела. Звонила, посылала ему сообщения. Эта штучка никак не хотела его отпускать.
  
  Теперь она свободна и от Люси с ее чокнутой девчонкой. Мириам знала, что дочка Адама всегда осуждала ее. А уж эта Кристал, помешанная на комиксах. Но Адам любил свою внучку, тут уж ничего не поделаешь. Разрешал Люси привозить ее всякий раз, когда нужно было за ней присмотреть, но всегда тщательно запирал тайную комнату. Девчонка и без того с приветом, а если бы попала туда, то могла бы совсем свихнуться.
  
  Теперь, когда Адам умер, можно послать их подальше. Продать дом и уехать из Промис-Фоллса. В теплые края. Здесь чертовски холодно зимой. В прошлом году выпало четыре фута снега. Кому это нужно? Полученное наследство позволит перебраться в Сан-Диего или Лос-Анджелес.
  
  Мириам надеялась, что на первое время хватит. Правда, в последнее время Адам был весьма озабочен своим финансовым положением, но скрывал, насколько плохи дела. Он осаждал издательства в надежде заключить контракт на новую книгу.
  
  Мириам наконец расплакалась. Возможно, к этому ее подтолкнули невеселые мысли о наследстве.
  
  Уткнувшись в подушку, она судорожно рыдала, завывая, как раненый зверь. Но не от горя. От облегчения. Теперь у нее был шанс начать новую жизнь. И ее захлестнула волна эмоций. Через несколько минут рыдания прекратились. Им на смену пришло изнеможение, и Мириам задремала.
  
  Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Раньше Мириам никогда не спала на этой кровати. Она предназначалась для другого.
  
  Надо пойти в спальню и выспаться по-человечески. А обдумать все можно и завтра. По правде говоря, она никогда не любила эту комнату. Да, здесь они круто развлекались, но с нее уже хватит.
  
  Откинув простыню, Мириам спустила ноги с кровати, нащупав пальцами лохматый ковер.
  
  Кто-то стоял в дверях.
  
  – Господи, как ты меня напугала!
  
  – Но я звонила.
  
  – Я не слышала.
  
  – Тогда я вошла сама и застала тебя здесь. Долго смотрела, как ты спала.
  
  – Убирайся. Я сыта тобой по горло. Чего тебе надо?
  
  – А ты как думаешь? Неужели не догадываешься?
  
  – Иди отсюда.
  
  – Он сказал, что, если с ним что-нибудь случится, я должна прийти сюда. Он мне кое-что оставил. И рассказал, где искать.
  
  – Где? Здесь? Какой-нибудь позолоченный хрен?
  
  – Нет, не здесь. Ты сама знаешь. Оно у тебя.
  
  – Проваливай!
  
  – Я не уйду, пока ты мне не отдашь.
  
  – Я сказала, иди отсюда!
  
  Оттолкнув незваную гостью, Мириам выскочила из комнаты. На лестнице та попытался схватить ее за лодыжку.
  
  – Я хочу получить то, что принадлежит мне!
  
  – Убирайся к чертовой матери! – завопила Мириам.
  
  Ее преследовательница догнала ее и схватила за волосы, пытаясь остановить.
  
  Потеряв равновесие, Мириам пошатнулась, попыталась схватиться за перила, но промахнулась и рухнула вниз.
  
  Что-то громко хрустнуло.
  
  Голова Мириам ударилась о нижнюю ступеньку, тело неуклюже распласталось на лестнице.
  
  – Нет! Господи, только не это! Ты ведь жива? Жива?
  
  Но молчание Мириам говорило об обратном.
  Глава 45
  Кэл
  
  Пожарный Дарелл разрешил мне пройти в квартиру, чтобы забрать кое-какие вещи. Она не пострадала, хотя там стоял едкий запах. Газ был отключен, так что готовить было нельзя – впрочем, я никогда этим и не занимался. Электричество тоже вырубили.
  
  Я бросил в дорожную сумку кое-какую одежду, взял на кухне полиэтиленовый пакет и положил туда зубную щетку, пасту и с полдюжины других мелочей. А в рюкзак сунул белье и лишнюю пару носок. Все это заняло не более трех минут.
  
  Перед отходом сообщил полиции обо всем, что видел, хотя сведения эти были довольно скудны. Я неплохо разбираюсь в машинах, но отличить внедорожник «форд» от внедорожника «шевроле», тем более сбоку и на ходу, не в силах. Я только заметил, что он был черный, с заржавленной нишей заднего шасси. Судя по тому, как громко тарахтел двигатель, модель была довольно старая. Коктейль Молотова бросил белый блондин лет двадцати с небольшим.
  
  И еще я вспомнил, как он крикнул: «Грязный террорист!»
  
  Мне было жаль Намана. Когда приехали пожарные машины, огонь уже плясал на книгах, доставая до потолка. Однако пожарные сумели быстро все залить водой, так что здание не пострадало. Магазин выглядел ужасно, но стены уцелели полностью. Наман, отказываясь верить своим глазам, скорбно созерцал мокрые обгоревшие книги.
  
  – Мне конец, – сказал он, когда я вошел с набитым рюкзаком.
  
  – Ничего подобного, – возразил я. – Здесь все уберут, и ты снова откроешься.
  
  – Вода протекла в подвал, а там сотни книг. Они наверняка испорчены. Теперь здесь будет не «Книжный магазин Намана», а «Лавка подержанных книг».
  
  Я не нашелся, что ответить. Только сказал:
  
  – Это какие-то подонки, Наман. Не все же здесь такие.
  
  Наман медленно повернул голову.
  
  – Ты так думаешь? Считаешь, что этот парень один здесь такой? И проблемы расизма не существует? Ты очень ошибаешься.
  
  – Извини.
  
  – Я все время это чувствую, кожей ощущаю. Да, меня еще не поджигали, но, думаешь, я не знаю, что говорят за моей спиной? Как ты думаешь, сколько лет Наман живет в Америке? Больше сорока. Я американец. – Он махнул рукой в сторону улицы. – Я учил их детей. Возился с ними, помогал, плакал вместе с ними, старался сделать из них достойных граждан. Я всегда платил налоги. Посылал коробки с книгами нашим солдатам в Ирак и Афганистан. И вот благодарность. Я – террорист. Как прикажешь относиться к городу, которому ты посвятил всю жизнь, а взамен получил вот это?
  
  Он посмотрел на меня в упор, но я выдержал его взгляд.
  
  – У тебя есть номер моего сотового. Звони, если понадобится помощь. Хорошо?
  
  Наман не ответил. Отвернувшись, он поднял мокрый обгоревший «Синий молот», который читал перед пожаром.
  
  Я решил переночевать у своей сестры Селесты. Неизвестно, сколько продлится ремонт у Намана, так что, скорее всего, придется жить в мотеле. Хотя Селеста столько раз предлагала поселиться у нее, но ее муж Дуэйн не был в восторге от этой идеи. Ведь я буду платить за постой, а для них сейчас это хорошее подспорье. Дела у Дуэйна идут из рук вон плохо.
  
  Припарковавшись рядом с их домом, я взял рюкзак и пошел к входной двери. Хотел постучать, но вдруг увидел в окно Селесту с Дуэйном, сидящих рядом на диване. Она обняла его, и я сначала подумал, что они хотят заняться сексом – весьма трогательно для такой немолодой супружеской пары.
  
  Но потом я понял, что происходит нечто другое. Дуэйн сидел, сгорбившись, с низко опущенной головой. Он плакал.
  
  Заметив мою тень на стекле, Селеста посмотрела в окно и заметила меня. Шепнув что-то мужу, она пошла открывать дверь.
  
  – Извини, – сказал я. – Я хотел постучать, но увидел вас в окно…
  
  – Ничего страшного. А почему ты с рюкзаком?
  
  – Не обращай внимания.
  
  – Ты хочешь у нас переночевать?
  
  – В книжном магазине случился пожар. Какие-то мерзавцы бросили в окно коктейль Молотова.
  
  – Как?
  
  Я объяснил, что взбрело в голову идиотам во внедорожнике.
  
  – Ты можешь пожить у нас.
  
  – Нет, не стоит. Похоже, у вас проблемы.
  
  Сестра отвела меня в дальний конец крыльца, подальше от двери.
  
  – Он совсем раскис.
  
  – Я вижу.
  
  – Да и мне не сладко. Не знаю, как мы будем платить по счетам. Ну, ладно, постараемся справиться. Хорошо, что у нас нет детей. Иначе мы не смогли бы прокормить столько ртов. А так нас только двое – как-нибудь прорвемся. Я пытаюсь убедить в этом Дуэйна, но он меня не слушает. Совсем упал духом. Переживает, что не может быть мне опорой. Прямо извелся весь.
  
  – У меня есть деньги.
  
  Селеста положила мне руку на плечо.
  
  – Кэл…
  
  – Нет, правда, у меня кое-что имеется. Достаточно, чтобы поддержать вас пару недель.
  
  Сестра поднялась на цыпочки и чмокнула меня в щеку.
  
  – Ты хороший брат. Я в тебе никогда не сомневалась.
  
  – Если я чем-то могу помочь…
  
  Дверь открылась.
  
  – Что здесь происходит? – спросил Дуэйн.
  
  – К нам заскочил Кэл.
  
  Дуэйн посмотрел на рюкзак, стоявший на крыльце.
  
  – Что это, черт побери? Ты хочешь у нас поселиться?
  
  – Нет, – поспешил успокоить его я.
  
  Он уже вытер слезы, но на щеках были видны их следы.
  
  – У меня что, мало проблем? Не хватает еще постояльцев?
  
  – Дуэйн, ради бога, – взмолилась Селеста.
  
  – Кэл, я знаю, тебя здорово тряхануло. То, что случилось с твоей женой и сынишкой, не пожелаешь и врагу. Я тебе сочувствую. Но, видишь ли, у нас свои проблемы. Нам не до тебя, а ты все время здесь толчешься.
  
  – Заткнись! – взвилась Селеста. – Прекрати немедленно.
  
  – Все в порядке, – успокоил ее я.
  
  Потом поднял рюкзак и пошел к машине.
  
  – Вот и молодец, – сказал мне вдогонку Дуэйн.
  
  Я вспомнил, что по дороге в Олбани есть мотель, но когда туда приехал, оказалось, он не работает. На фанерных листах, которыми были заколочены окна, краской было выведено «Закрыто».
  
  Тогда я решил попытать счастья в «Уолкотте». Оставив машину под козырьком, я вошел внутрь. К моему удивлению, отель был набит под завязку. Раньше у них всегда были свободные номера, но сейчас в одном крыле шел ремонт.
  
  – Последний номер занял мужчина, который потерял кредитки, – сообщил портье. – Но у него было полно наличных.
  
  Черт!
  
  Можно поискать что-нибудь поближе к Олбани. Но туда придется ехать чуть ли не час. Был еще один вариант. Я позвонил Люси Брайтон. Она сразу же ответила.
  
  – Да?
  
  – У меня к вам просьба. Случился пожар и…
  
  – Что?
  
  Я объяснил ситуацию.
  
  – Вы можете дать мне полчаса? – спросила она. – Я подготовлю гостевую спальню.
  
  – Конечно. Большое спасибо.
  
  У меня как раз оставалось время, чтобы поужинать. Пара крекеров с сыром вряд ли в этом помогут.
  
  Люси уже ждала меня и сразу открыла дверь. Я ожидал увидеть ее в пижаме или ночной рубашке, но она была одета, причем лучше, чем утром. Черная кофточка с глубоким вырезом и джинсы в обтяжку.
  
  – Вы моя спасительница, – проговорил я. – Извините, что не даю вам спать.
  
  Люси стала расспрашивать, и я рассказал ей о случившемся.
  
  Она предложила сварить кофе, но меня клонило в сон, и я отказался.
  
  – Я вам подготовила комнату, – тихо сказала Люси.
  
  Кристал, видимо, уже спала.
  
  – Ваша дочка преподнесла мне сюрприз.
  
  – Что такое?
  
  – Графический рассказ. Я его еще не смотрел, но обязательно прочту.
  
  – Вот негодница, – чуть не прослезилась Люси. – Вы знаете, что она очень редко дарит свои рисунки?
  
  Этого я не знал.
  
  – Вы ей понравились. Она чувствует, что вы хороший человек. Поэтому и подарила вам свои картинки. Кристал постоянно уходит в себя, но иногда вдруг протягивает руку дружбы. Как вам, например.
  
  Мы поднялись наверх, и Люси показала мне мою спальню. Комод был завален картонными коробками с папками. Такие же стояли на полу, но Люси проложила между ними дорожку, чтобы я не споткнулся, идя в темноте в туалет.
  
  – Извините за беспорядок, – сказала она, указывая на коробки. – Этой комнатой долго не пользовались, вот она и превратилась в свалку.
  
  Мы стояли у двуспальной кровати, почти касаясь друг друга.
  
  – Не беспокойтесь об этом.
  
  – Ванная рядом, но на втором этаже она только одна. И если там занято, можете воспользоваться той, что на первом. В подвале есть туалет, но душ только здесь. Извините за подробности.
  
  – Все в порядке, – заверил я Люси, кладя на кровать сумку. – Благодарю вас.
  
  – Сумка у вас маленькая. Если вы что-то забыли, можете воспользоваться тем, что есть в ванной. Каждый раз, когда мы идем к стоматологам, они вручают нам новые зубные щетки. У меня уже целая дюжина нераспечатанных. Так что если вам нужно…
  
  – У меня есть своя.
  
  – Вот только крема для бритья у меня нет. Есть только женский. Наверно, он такой же, только в розовой баночке.
  
  Я положил ей руки на плечи.
  
  – Не беспокойтесь.
  
  Губы у нее задрожали.
  
  – Наверно, многие осуждали отца, но я его любила.
  
  Я промолчал.
  
  – Да, любила. Отец все-таки. Конечно, он был непростым человеком, но нас с Кристал любил. Хотя и по-своему. Адам Чалмерс ведь умел притворяться. Вы понимаете, о чем я?
  
  – Вполне.
  
  Люси прикрыла дверь.
  
  – Не хочу разбудить Кристал.
  
  – Правильно.
  
  – Но он многому меня научил. Например, умению постоять за себя. Я мать-одиночка и по натуре боец. Когда мой брак затрещал по швам, можно было спасти его, как-то подлатать, но я предпочла расстаться. Не могла так дальше продолжать даже ради Кристал. Не хотела, чтобы она училась малодушию. Терпеть и быть несчастной – значит сдаться и загубить свою жизнь.
  
  – Ваш отец, похоже, ни в чем себе не отказывал.
  
  – Вы имеете в виду ту комнату?
  
  – Хочу сказать: он делал что хотел и презирал любые условности. Но я ему не судья. Это просто мое мнение.
  
  Люси задумалась.
  
  – Иногда мне кажется, что он был в какой-то степени психопатом, но довольно безобидным. Я где-то читала, что многие успешные бизнесмены имеют отклонения в психике. Они не считаются с людьми, подминают их ради своих целей и поэтому достигают успеха. И то же самое с политиками.
  
  Люси слегка дотронулась до моей груди.
  
  – Но ты не такой, – сказала она. – Ты способен на чувства.
  
  После смерти Донны у меня не было женщин. Целых три года.
  
  – Люси, я…
  
  – Ничего не говори. Просто обними меня.
  
  Я так и сделал. Она задрожала, словно мои пальцы были сделаны изо льда.
  
  Она подставила мне губы, но для этого ей пришлось встать на цыпочки. Так что мяч, как говорится, был на моей стороне.
  
  Мне хотелось ее, но чувство вины не оставляло. К тому же я боялся.
  
  Последние двадцать лет мне достаточно было только одной женщины, и я не ходил налево, даже когда представлялась такая возможность. За это время мы с Донной отлично изучили друг друга, знали все желания и ритмы партнера. Без ненужных слов. Вы скажете, что это превратилось в рутину? Нет, то была гармония, которой мы наслаждались все эти годы, за исключением последних двух месяцев, когда пережитое горе отдалило нас друг от друга. Если бы мы знали, что ждет нас впереди…
  
  Нет, я не мог пройти через все это снова. Боялся близости с другими женщинами, потому что не знал, как они поведут себя в постели. Но, возможно, пора вспомнить слова, сказанные мной Селесте: жизнь не закончилась, и надо идти вперед.
  
  – Я вижу это по твоим глазам. В них столько боли, – прошептала Люси.
  
  Я поцеловал ее и прижал к себе так сильно, словно хотел слиться с ней в одно целое. Но сразу же отпустил, опасаясь, не делаю ли ей больно.
  
  Что будет дальше? Мы переспим и разойдемся? Или один из нас сразу же разорвет отношения, сказав: это было ошибкой, минутным увлечением, лекарством от одиночества, которое все равно не спасет? А потом Люси тихо выскользнет из комнаты, закрыв за собой дверь, и на этом все кончится?
  
  Она стала расстегивать на мне ремень. Сев на край кровати, мы скинули с себя одежду, сбросили туфли и после довольно неуклюжих объятий оказались под одеялом. Она шепнула, что мы должны вести себя тихо. Чтобы не разбудить Кристал.
  
  Позже Люси ушла в свою комнату, чтобы утром Кристал не застала нас вместе.
  
  А я заснул как убитый.
  Глава 46
  
  Был уже час ночи, когда Дуэйн Роджерс вышел из «Найтса», обшарпанного бара на Проктор-стрит, существовавшего там с незапамятных времен, и вытащил из кармана пачку сигарет. Он давно бросил курить, но в последние две недели вернулся к этой вредной привычке. Это успокаивало, хотя и ненадолго. Скорее его привлекал сам ритуал: снять целлофан, постучать пачкой по кулаку, чтобы выскочила сигарета, сунуть ее в рот, чиркнуть спичкой, поднести огонек к сигарете и смотреть, как от нее поднимается дымок.
  
  Последнее время он стал много пить. А что еще делать, когда прижмет? Селесте он говорил, что идет прогуляться и подышать. Ему было стыдно, что сегодня он разревелся как баба. Да еще и шурина принесло, который видел все это через окно. Дуэйн не сдержался и налетел на него, как последний осел.
  
  Когда тот ушел, Селеста устроила мужу сцену. Но Дуэйн же не знал, что у парня сгорела квартира.
  
  Надо было обойтись с ним помягче.
  
  Он сказал Селесте, что пойдет и подумает о своем поведении, умолчав, что и без того собирался в город. Там у него были кое-какие планы.
  
  Не пробыв в баре и пяти минут и не заказав даже пива, Дуэйн вышел на улицу. Перед этим он поздоровался с парой знакомых и дружески помахал бармену.
  
  – Ты сегодня видел Гарри? – спросил он его.
  
  – Нет, он не заходил.
  
  – Если увидишь, скажи, что приходил Дуэйн.
  
  – Ладно.
  
  Выйдя на улицу, Дуэйн закурил и стал ждать.
  
  Он стоял там не один. У фонарного столба обнималась молодая парочка. Трое мужчин обсуждали, что лучше: автогонки или скачки. Из бара выходили посетители, и на их место приходили новые.
  
  Проктор-стрит тянулась с небольшим уклоном с севера на юг. Мальчишкой Дуэйн катался по ней на скейтборде – поздно ночью или рано утром в воскресенье, когда она была практически пуста.
  
  Посмотрев в сторону севера, он увидел, что там что-то движется, но это был явно не скейтбордист.
  
  Городской автобус с панорамным передним окном.
  
  Но так поздно эти автобусы не ходили, во всяком случае, сейчас. Раньше они курсировали по городу до закрытия баров, но потом городские власти урезали бюджет, и после одиннадцати транспорт уже не ходил.
  
  Но этот автобус вряд ли набрал бы пассажиров. Он горел. Внутри него бушевало пламя, с обеих сторон вырываясь из окон.
  
  Автобус, словно сверкающая комета, летел по Проктор-стрит, постепенно увеличивая скорость. Улица была прямая, как линейка, но он двигался под небольшим углом, угрожая врезаться в припаркованные у тротуара машины.
  
  Дуэйн прирос к месту, завороженный феерическим зрелищем, а автобус подъезжал все ближе.
  
  Мужчины, обсуждавшие преимущества скачек перед гонками и наоборот, раскрыв рты, смотрели на приближавшийся огненный шар.
  
  – Черт! – завопил один из них.
  
  – Что за хрень! – подхватил другой.
  
  Когда автобус проезжал мимо бара, стало видно, что за рулем никого нет. Не было там и пассажиров.
  
  Потом в свете фонаря стало видно, что на задней стенке этой пылающей ракеты, под окном, нарисовано огромное число 23.
  
  – Смотри-ка, это он! – сказал молодой человек, обнимавшийся с девушкой.
  
  – Кто? – спросила она.
  
  – Тот парень, о котором говорили копы! Мистер Двадцать Три!
  
  Автобус зацепил несколько машин, парковавшихся на другой стороне улицы, приведя в действие их сигнализацию, но на его скорости это никак не отразилось.
  
  Недалеко был перекресток, и горящий автобус, смяв две машины, врезался в витрину цветочного магазина.
  
  – Вау! – произнес Дуэйн.
  
  Услышав грохот, из бара выскочили посетители.
  
  – Что случилось, черт побери? – спросил один из них.
  
  – Автобус! По улице ехал горящий автобус! Вот это номер! – объяснил Дуэйн.
  
  На тротуаре собралась целая толпа. Бар опустел. На противоположной стороне из ночной закусочной стали выбегать люди.
  
  Парень, заметивший на автобусе номер, стал кричать:
  
  – В нем, наверное, бомба! Это тот тип, который взорвал кинотеатр!
  
  Схватив свою девчонку за руку, он пустился наутек.
  
  Остальные озадаченно переглядывались, словно советуясь друг с другом, что делать дальше. Они разрывались между двумя желаниями: подойти поближе и посмотреть на автобус, пламя из которого уже перекинулось на магазин, или поскорее унести ноги.
  
  Некоторые бросились бежать.
  
  Дуэйн услышал, как кто-то бежит по улице, и обернулся. Рядом с ним остановился мужчина лет тридцати, совершавший спортивную пробежку.
  
  – Черт, что здесь происходит? – спросил взмокший бегун у Дуэйна.
  
  – Я просто обалдеваю, – ответил тот. – Он промчался мимо, как космическая ракета.
  
  Потом присмотрелся к бегуну.
  
  – Лицо у вас знакомое. Я вас знаю?
  
  – Вряд ли.
  
  – Вы позавчера были в баре, кидались там на всех.
  
  – Да, точно. Я немного перебрал. Извините, если я вас задел. Вас как зовут?
  
  – Дуэйн.
  
  – Простите, Дуэйн. А я Виктор.
  
  – Привет.
  
  Виктор Руни посмотрел в сторону горящего автобуса. В его взгляде читалось что-то похожее на восхищение с оттенком благоговейного страха.
  
  – Да, такое нечасто увидишь.
  Глава 47
  
  Дерек Каттер поставил будильник на шесть утра, но проснулся сам за пять минут до звонка. Через жалюзи в комнату проникал утренний свет. Он сразу же вскочил, хотя мог поваляться еще пять-десять минут.
  
  Дерек нервничал. И удивлялся самому себе.
  
  Марла Пикенс пригласила его позавтракать с ней и ее десятимесячным сыном Мэтью. Теперь, как выяснилось, Мэтью был одновременно и его сыном.
  
  Дерек никак не ожидал, что у него объявится сын. Не ожидала этого и Марла.
  
  Чуть больше года назад он узнал, что станет папашей, но тогда это ничуть его не обрадовало. Скорее испугало. Он познакомился с Марлой в пабе колледжа Теккери. Пару раз пригласил ее на свидание и несколько раз переспал. И хотя он знал, что от этого бывают дети, известие, что Марла беременна, повергло его в шок.
  
  Он не хотел никаких детей и не представлял, что вообще с ними делать. О планах Марлы ему было известно лишь то, что она собирается рожать.
  
  Несколько месяцев Дерек изводился, а потом узнал, что ребенок умер при рождении.
  
  Он был потрясен. Еще несколько месяцев назад он бы втайне радовался этой потере. Рыбка сорвалась с крючка. Проблема решена. Дело закрыто.
  
  Но потом он вдруг почувствовал себя обделенным.
  
  Мой сынишка умер.
  
  Правда, это оказалось не так. Теперь все знают, что мать и врач обманули Марлу, сказав, что ребенок не выжил. И через десять месяцев она получила своего малыша.
  
  Но безоблачного счастья не получилось. Матери и доктора больше не было в живых, а саму Марлу здорово потрепало. Она долго отказывалась верить, что ее мать покончила с собой, прыгнув в водопад. Сейчас она с Мэтью жила у отца, и к ней регулярно наведывались из местных органов опеки.
  
  Все считали, что ей надо заарканить Дерека.
  
  Даже его родители.
  
  И это был хороший знак.
  
  Дерек ожидал, что его предки, Джим и Эллен, будут на него наезжать. Ты еще учишься, работы нет, а ребенка заделать сумел. О чем ты думал, расстегивая штаны? Ну, и все такое прочее.
  
  Но на деле вышло по-другому.
  
  Они его вообще не пилили. Отец сразу же заявил, что нельзя убегать от ответственности, надо поступить по-мужски и признать ребенка своим. Самое удивительное, что этот малыш соединил его родителей, которые разошлись несколько лет назад.
  
  Они почувствовали себя дедом и бабкой. И решили, что в этом статусе лучше находиться вместе. Несколько раз Джим и Эллен ужинали вдвоем. Дважды ходили к Пикенсам, чтобы посмотреть на ребенка. Покупали ему все, что нужно: пеленки, одежду, детские книжки.
  
  Джим поинтересовался, не хочет ли сын поработать в отцовском ландшафтном бизнесе.
  
  И Дерек согласился.
  
  Так что сегодня утром он чувствовал подъем. События двухдневной давности были еще свежи в памяти, но больше не угнетали его. Он побежал в душ, оделся и в семь часов уже вышел из дома. Машины у него не было, но Джил Пикенс, отец Марлы, предложил за ним заехать.
  
  Он уже ждал Дерека у дома.
  
  По дороге они почти не говорили. Дереку казалось, что, глядя на него, Джил невольно думает: «Этот паразит обрюхатил мою девочку». К тому же нельзя ожидать особой разговорчивости от человека, у которого недавно погибла жена, оставив его с кучей проблем.
  
  Когда они подъехали к дому Пикенсов, на пороге их встретила Марла с Мэтью на руках.
  
  – Вы как раз вовремя. Его пора кормить.
  
  Дерек последовал за ними на кухню.
  
  – Подержи его, пока я приготовлю завтрак, – сказала Марла, передавая ему ребенка.
  
  Дерек прижал сына к груди, поддерживая его за спинку.
  
  – Я чувствую, как у него сердечко бьется.
  
  – Вот и хорошо.
  
  Мэтью стал тихонько гукать.
  
  – Похоже, он подрос за две недели, – заметил Дерек.
  
  – Само собой. А вы хорошо смотритесь вместе.
  
  У Дерека зазвонил сотовый.
  
  – У кого это? – спросила Марла.
  
  – У меня. Не знаю, кого разобрало в такую рань. Подержи его.
  
  Он отдал Мэтью Марле и вытащил телефон из кармана джинсов. Увидев на экране имя, он удивился.
  
  – Кто это? – спросила Марла.
  
  – Джордж Лидекер. Только это его домашний номер, а не сотовый. Странно, он никогда не звонит с домашнего.
  
  Телефон продолжал звонить.
  
  – А кто этот Джордж Лидекер?
  
  – Один идиот. Позавчера вечером, когда мы ехали в тот кинотеатр, он стрелял по дорожным знакам.
  
  Телефон все не унимался.
  
  Вздохнув, Дерек принял вызов:
  
  – Алло?
  
  Но это был не Джордж. Говорила женщина, причем настолько громко, что Марла могла слышать каждое слово.
  
  – Это Дерек? Дерек Каттер?
  
  – Да.
  
  – Это Хилари Лидекер, мать Джорджа. Он у вас?
  
  – Нет.
  
  Почему вдруг Джордж должен быть у Дерека в такую рань? Хотя такое вполне возможно. Джордж иногда так напивался, что оставался у приятелей и являлся домой только утром.
  
  – Я уже всех его знакомых обзвонила. А ваш номер нашла в его счете за сотовый. Кому я только не звонила! – В голосе женщины звучало отчаяние. – Вы уверены, что он не у вас?
  
  – Конечно. Я его уже два дня не видел.
  
  – Мы все должны были лететь к родственникам. В пять пришло такси, чтобы отвезти нас в аэропорт. Сначала мы думали, что он где-то загулял и не явился домой. Мы опоздали на самолет. Теперь придется заказывать новые билеты.
  
  – Когда вы видели его в последний раз?
  
  – Вчера вечером за ужином. Он сказал, что пойдет прогуляться, а я попросила его вернуться пораньше, ведь у нас ранний рейс. Мы все должны были лететь в Ванкувер к родственникам моего мужа. Я предупредила Джорджа, что такси придет к пяти, и он обещал вернуться пораньше. Но сына до сих пор нет, и его телефон не отвечает…
  
  – Я уверен, он объявится. Вы же знаете Джорджа. С ним наверняка все в порядке. Вы правильно сказали. Он пошел на вечеринку, немного перебрал и заснул в гостях. Жаль, конечно, что у вас все сорвалось.
  
  – Остается надеяться, что он не влип в какую-нибудь историю, – вздохнула Хилари Лидекер.
  Глава 48
  
  Барри Дакуорт, конечно, не ожидал, что ему подадут яичницу с беконом или жаркое. Дома его редко баловали подобными вещами. Так вкусно поесть он мог только в закусочной, где кормили чудесной жирной едой.
  
  Но жалкий тост с грейпфрутовым соком? Это уже слишком.
  
  – Морин, нам надо поговорить, – сказал он жене.
  
  Она пила кофе, бегло просматривая новости на своем планшете.
  
  – Ты чем-то недоволен? Я же разрезала грейпфрут пополам и разделила на дольки, чтобы сок не попал тебе в глаза. И побрызгала на него подсластителем, чтобы он не горчил. Не сахаром же его посыпать. Это вредно, ты сам знаешь.
  
  – А что это за тост? Он вообще ни на что не похож.
  
  – Это зерновой хлеб, – объяснила Морин, не отрываясь от планшета. – Ты только посмотри, что творится.
  
  – На корке какие-то семечки. Я что, певчая птичка?
  
  Морин подняла на мужа глаза.
  
  – Ты зачем их отковыриваешь?
  
  – Мне они не нравятся.
  
  – Я же намазала хлеб маслом. Для вкуса. Чтобы тост был не слишком сухим. Ты так возмущаешься, словно тебя посадили на хлеб и воду.
  
  – Я хочу свой обычный тост.
  
  – Кто бы сомневался. Лучше посмотри сюда, если до сих пор ничего не знаешь.
  
  – О чем?
  
  – О горящем автобусе. Кто-то снял все на телефон.
  
  Дакуорт сделал знак рукой. Морин повернула к нему планшет.
  
  – Нажми на стрелку.
  
  – Я знаю, как запускать видео.
  
  Дакуорт постучал по экрану и стал смотреть, как пылающий автобус несется по улице, врезается в машины и в конце концов разносит цветочный магазин.
  
  – Господи, да я же там покупал тебе цветы.
  
  – И совсем недавно.
  
  – Закончилось. А как снова запустить?
  
  – Нажми на маленькую круглую стрелочку.
  
  – Есть. А теперь остановим вот здесь…
  
  Изображение застыло на том месте, где автобус уже проехал мимо снимающего.
  
  На его задней стороне было отчетливо видно внушительное число 23.
  
  – Ты только посмотри на это, – бросил Дакуорт, поворачивая экран к жене.
  
  – Да, вижу.
  
  – Видишь номер сзади?
  
  – Да. Он опять взялся за свое, – покачала головой Морин.
  
  Барри снова посмотрел на экран.
  
  – Это явно какое-то послание. Но чего он добивается, черт бы его побрал?
  
  Дакуорт безнадежно покачал головой.
  
  – Похоже, это подготовка.
  
  – К чему?
  
  – Не знаю. Но…
  
  У него зазвонил сотовый.
  
  – Детектив, это полицейский Джилкрист.
  
  Тед Джилкрист. Дакуорт помнил, что, когда обнаружили тело Розмари Гейнор, он очень толково опрашивал Дэвида Харвуда, его кузину Марлу Пикенс и Билла Гейнора. Хороший полицейский.
  
  – Вы насчет автобуса? Я сам только что узнал.
  
  – Нет, сэр. Я по другому поводу. Решил позвонить прямо вам.
  
  – О’кей.
  
  – Я делал обход и заметил, что дверь в одном из домов приоткрыта. Решил заглянуть. Позвонил, но никто не вышел. Сначала думал: просто забыли закрыть, уходя на работу, но оказалось все не так.
  
  – Что там случилось?
  
  – Когда я вошел, то увидел: на лестнице лежит женщина. Похоже, она сломала шею.
  
  Дакуорт почувствовал себя как спущенная шина. В этом городе слишком много всякого дерьма.
  
  – Адрес?
  * * *
  
  Широко расставив ноги в полицейских ботинках, Барри Дакуорт завис над телом Мириам Чалмерс, втайне ругая себя последними словами.
  
  Он должен был прийти сюда вчера и допросить эту женщину. Но тогда ему казалось более важным поговорить с Питером Блэкмором, мужем Джорджины, которая оказалась в машине Адама Чалмерса. Плохие новости надо сообщать лично.
  
  Для Мириам новости были не лучше, но ей уже кто-то сообщил о смерти мужа. Это стало ясно после ее звонка брату, которому Дакуорт едва не предъявил для опознания тело Джорджины Блэкмор. Поэтому идти к Мириам не было особой необходимости. К тому же он так устал и думал лишь о том, как добраться до собственной постели.
  
  Все это отговорки. Приди он сюда вчера вечером, такое могло не произойти. Вероятно, он успел бы спасти ее от смерти. В крайнем случае узнал бы, что она в опасности.
  
  А теперь уже поздно.
  
  – Кто-то проник в дом? – спросил он у Джилкриста, стоявшего наверху лестницы, ведущей в подвал.
  
  – Никаких признаков. Я проверил все окна и двери.
  
  Дакуорт изучал угол падения тела, пытаясь определить, как она сумела так упасть: голова внизу, ноги на пять ступенек выше.
  
  – Споткнулась? – предположил Джилкрист.
  
  – Вряд ли. Если она поднималась наверх и оступилась, то опрокинулась бы назад. Если же спускалась, тогда, споткнувшись, упала бы лицом вниз. Мне кажется, Мириам поднималась, но ее кто-то толкнул или потянул вниз.
  
  – Понятно.
  
  Рядом с лестницей Дакуорт заметил комнату, в которой горел свет. Вместо двери там был шкаф с книгами, отодвигавшийся в сторону.
  
  Он заглянул в проем.
  
  – Полицейский Джилкрист!
  
  – Да, детектив?
  
  – Вы это видели?
  
  – Да, сэр.
  
  – А почему ничего не сказали?
  
  – Я сначала хотел, а потом подумал, что лучше вы сами все увидите. Тогда вас так же ошарашит, как и меня. Откровенно говоря, я даже не знал, как все это описать. Такое надо видеть самому. А я пока еще разок обойду дом.
  
  Дакуорт взглянул на фотографии, развешанные по стенам. Огромных размеров кровать, лохматый ковер, атласное постельное белье, на котором явно кто-то лежал, завернувшись в простыню.
  
  Тематика помещения наводила на мысль, что Мириам Чалмерс подверглась сексуальному насилию. Дакуорт еще раз посмотрел на тело. Одежда была в порядке.
  
  Но более точную информацию даст судмедэксперт.
  
  Дакуорт посмотрел наверх, где только что маячил Джилкрист.
  
  – Вы звонили Ванде? – крикнул он.
  
  – Звонил, – отозвался тот. – Я здесь кое-что нашел.
  
  Дакуорт не двинулся с места. Снова переступать через тело ему не хотелось. Он ждал.
  
  Джилкрист снова появился на лестнице. В руках у него был какой-то белый прямоугольничек. Похоже, визитная карточка.
  
  – Вот и разгадка. Кэл Уивер ведь раньше работал в полиции?
  Глава 49
  Кэл
  
  Когда в кухню вошла Кристал в пижаме, я украдкой бросил взгляд на ее мать. Сидя за столом с чашкой кофе в руках, мне вдруг представилось, как это выглядит со стороны. Чужой мужчина – хотя мы с Кристал уже встречались – завтракает на их кухне.
  
  Но девочка даже не взглянула на меня. Она была полностью поглощена рисованием. Держа в левой руке подложку, Кристал что-то выводила на бумаге.
  
  Отодвинув локтем стул, девочка присела к столу.
  
  – Кристал, ты помнишь мистера Уивера? – спросила Люси, ставя перед дочерью стакан апельсинового сока.
  
  Оторвавшись от своих каракулей, девочка мельком взглянула на меня.
  
  – Да.
  
  – У него в доме случился пожар, и ему пришлось уйти. Поэтому я разрешила ему переночевать у нас в гостевой комнате.
  
  В глазах Кристал вспыхнул интерес.
  
  – А большой был пожар?
  
  – Моя квартира не пострадала, но вся пропахла дымом.
  
  – А кто-нибудь сгорел?
  
  Я покачал головой:
  
  – Нет.
  
  Люси поставила на стол плошку с сухими колечками.
  
  – На чем это ты рисуешь? – спросила она.
  
  – На бумаге.
  
  Взяв у дочери подложку, Люси перевернула верхний листок и поморщилась.
  
  – Кристал, это же счет за электричество.
  
  – Только с одной стороны. А обратная совсем чистая.
  
  – Сколько раз тебе можно говорить…
  
  Люси вдруг осеклась. Возможно, не хотела в моем присутствии давать дочери нагоняй.
  
  – Пожалуйста, не делай этого.
  
  Кристал обернулась ко мне:
  
  – А тот графический рассказ, который я вам дала, тоже сгорел?
  
  – Нет. Он у меня в машине.
  
  – Вы его прочли?
  
  – Нет еще. Но собираюсь. Когда прочту, обязательно скажу тебе свое мнение.
  
  Кристал переключилась на свои колечки. Отправив в рот полную ложку, она стала сосредоточенно жевать.
  
  – Поторопись, – подстегнула ее мать. – Ты и так уже проспала.
  
  – Я проснулась ночью, а потом не могла заснуть.
  
  – Это плохо.
  
  Я понял, что мне надо закругляться, и, допив залпом кофе, поднялся из-за стола.
  
  – Мне пора. Поеду посмотрю, как там моя квартира. Спасибо за все. Рад был увидеть тебя, Кристал.
  
  – Подождите. Я только отправлю Кристал в школу, – остановила меня Люси.
  
  Вероятно, она хотела поговорить со мной наедине, что вовсе не удивительно после ночи, проведенной вместе. Однако меня до сих пор терзали сомнения. Люси мне нравилась, даже очень. Поначалу нерешительная и осторожная, она быстро закипела страстью, стала напористой и смелой. Люси сразу же захватила инициативу, чему я был несказанно рад. Понятно, что после того, что ей пришлось пережить за последние два дня, ей хотелось утвердиться хотя бы на этом поприще.
  
  – Ну, конечно, – понимающе кивнул я. – Еще чуть-чуть посижу.
  
  Мое намерение вернуться на пепелище отнюдь не было предлогом для бегства. Мне предстояло подыскать новое жилье хотя бы на несколько недель и перевезти туда свои вещи. Которых у меня было раз-два и обчелся.
  
  Я подумал о Селесте и Дуэйне – у них уж точно не поселюсь. Лучше найду мотель где-нибудь за пределами Промис-Фоллса. И, конечно, не переберусь к Люси. Видеться с ней я не прочь, но о совместном проживании пока говорить рано. К тому же Кристал вряд ли будет в восторге, если ей придется жить под одной крышей с чужим дядей.
  
  – Давай скорей, солнышко. Ты уже опаздываешь, – поторопила Кристал ее мать.
  
  Та загрузила в рот еще одну ложку колечек и, не выпуская из рук подложки, побежала наверх.
  
  – Она мне нравится, – сообщил я.
  
  Недоверчиво улыбнувшись, Люси последовала за дочкой на второй этаж. Я услышал приглушенный диалог – нет, скорее, монолог – о чистке зубов, тетрадках с домашним заданием и пакете с завтраком, который необходимо взять с собой.
  
  Речь, вероятно, шла о коричневом бумажном пакете, лежавшем на столешнице. Через несколько минут в кухне появилась Кристал. Схватив пакет, она побежала к входной двери.
  
  – Прочитай мой рассказ, – бросила она на ходу.
  
  – Обещаю.
  
  Когда в кухню вернулась Люси, мы услышали, как у двери захныкала Кристал:
  
  – У меня шнурок развязался!
  
  – Так завяжи его! – скомандовала Люси.
  
  Послышалось сопенье и шарканье ногами, после чего входная дверь с шумом захлопнулась.
  
  – Ну, наконец-то, – вздохнула Люси.
  
  Налив себе кофе, она прислонилась к столешнице и сделала глоток.
  
  – Мне сейчас не помешало бы что-нибудь покрепче.
  
  Я молча улыбнулся. Только сейчас почувствовал, как мне не хватает детской возни.
  
  – Хорошая была ночь, – произнесла Люси.
  
  Потом, скорчив рожицу, добавила:
  
  – Нет, мне, конечно, жаль, что у тебя сгорела квартира. Я о другом.
  
  – Мне тоже понравилось, – ответил я, поднимаясь.
  
  Подойдя к Люси, обнял ее за талию и привлек к себе.
  
  Она поставила кружку на стол и, обвив меня руками, приникла к моим губам.
  
  Так мы простояли некоторое время, пока Люси не стала расстегивать на мне ремень. На этот раз она справилась с этим лучше.
  
  – Сегодня мне не надо идти на работу, – прошептала она. – У меня отпуск в связи со смертью родственника. Но похороны я могу организовать и потом.
  
  Я тоже мог отложить поиски жилья.
  
  Но тут зазвонил мой сотовый.
  
  – Не отвечай, – шепнула она, целуя меня в шею.
  
  – Это ты можешь не отвечать. А я не имею права.
  
  Я отодвинулся и вытащил из кармана телефон, одновременно придерживая рукой брюки.
  
  – Алло?
  
  – Кэл, это Барри Дакуорт. Ты где сейчас?
  Глава 50
  
  Дэвида Харвуда разбудил телефонный звонок.
  
  Пошарив по тумбочке, он нащупал трубку и приложил ее к уху.
  
  – Да?
  
  – Приступаем к делу, – скомандовал Рэндалл Финли.
  
  – Что? К какому делу? Сколько времени, черт побери?
  
  – Э-э… половина шестого. Этот день наступил. Я объявляю о своем намерении баллотироваться. Запускаем мотор. Я же говорил тебе, что пора.
  
  Отбросив одеяло, Дэвид спустил ноги на пол и перебросил телефон к другому уху.
  
  – Рэнди, послушай меня. Мы еще не готовы. Ты поступаешь необдуманно. Мы даже толком не выработали платформу. И девиза у нас нет. Нельзя начинать на пустом месте.
  
  – Я полностью готов, – возразил бывший мэр. – У меня есть фишка, на которой можно строить предвыборную кампанию. Главное – замутить, а над остальным поработаем потом.
  
  – Какая фишка?
  
  – Увидишь.
  
  – Рэнди, послушай, ты не должен держать меня в неведении. Если хочешь, чтобы я тебе помогал, дай мне такую возможность.
  
  – У тебя она есть. Вот и действуй. Обзвони всех, кого достанешь. Телевидение, прессу, чертовых козлов из Си-эн-эн, кого хочешь. Главное – собрать всю эту шайку. Я рассчитываю на твои связи. Ты же работал в газете, должен соображать, что к чему. Соберем всех ровно в полдень в парке рядом с водопадом. Отличный фон получится.
  
  – Если хочешь, чтобы люди пришли, надо завлечь их чем-то интересным. Одного твоего решения идти на выборы недостаточно.
  
  Последовала пауза.
  
  – Ладно, можешь им сказать: у меня приготовлена для них сенсация. О том, что на самом деле происходит в этом городе. Настоящая бомба. Вот поэтому я и решил баллотироваться – чтобы навести порядок.
  
  – Этого мало. Нужно что-то еще, – настаивал Дэвид. – Конкретные факты.
  
  – Не стоит раньше времени раскрывать карты. Это как на свидании: нажрешься виагры и кончишь еще за ужином в штаны.
  
  Дэвид зажмурился и потер лоб.
  
  – Я бы предпочел другую формулировку.
  
  – Ладно, скажи им: дело касается некомпетентности нашей полиции. То, что они не могут поймать этого придурка номер двадцать три.
  
  – Какого придурка?
  
  – Дэвид, ты что, не смотришь новости?
  
  – Вчера мне было некогда.
  
  Финли рассказал ему о пресс-конференции Барри Дакуорта.
  
  – Какой-то сумасшедший дом, – вздохнул Дэвид.
  
  – Согласен, – с энтузиазмом произнес Финли. – Вот об этом я и хочу потолковать.
  
  – У тебя какой-то козырь в рукаве?
  
  «Или крапленая карта», – подумал про себя Дэвид.
  
  – Узнаешь вместе со всеми. Но это верняк.
  
  Дэвид вздохнул, признав свое поражение.
  
  – Ладно, сейчас начну звонить. Только один вопрос.
  
  – Что еще?
  
  – Могу я встретиться с миссис Финли? Джейн, кажется?
  
  – Зачем тебе?
  
  – Жены всегда участвуют в предвыборной кампании. Я бы хотел обговорить с ней ее роль.
  
  – Она мой главный советчик. Вот какая у нее роль. И говорить тебе с Джейн незачем.
  
  И Финли дал отбой.
  
  Дэвид положил телефон на тумбочку и обхватил голову руками.
  
  – Плохие новости? – спросила Саманта.
  
  Дэвид взглянул на нее.
  
  – Извини, что разбудил.
  
  – Ничего страшного. Я не спала. Думала о Карле. Надо бы забрать его и отвезти в школу.
  
  Карл ночевал у Дэвида. А Дэвид – у Саманты, хотя спать ему практически не пришлось.
  
  Накануне вечером Дэвид высказал идею поужинать вместе, выпить и немного закусить. Саманта согласилась, сказав, что с удовольствием сходит с ним куда-нибудь.
  
  – А почему не сейчас? – спросил Дэвид.
  
  Сэмми не решилась ему отказать. В конце концов, парень не дал похитить ее ребенка.
  
  Дэвид попросил Арлин присмотреть за мальчишками, и она с готовностью согласилась. Те уже подружились и с увлечением играли в комнате Этана.
  
  Около одиннадцати Дэвид взглянул на часы и сказал: «Черт!»
  
  – Господи, я уже сто лет не ложилась так поздно, – заметила Сэмми. – Отвези меня к себе. Я заберу Карла и поеду домой.
  
  Но пока они шли к машине, что-то произошло. Когда Дэвид открыл переднюю дверь, Сэмми повернулась к нему, и он ее поцеловал. С жадностью. И она ответила тем же.
  
  Между ними вдруг вспыхнула та же страсть, как тогда в кухне несколько недель назад.
  
  Прислонившись к машине, Сэмми сказала:
  
  – Поехали ко мне.
  
  По дороге Дэвид позвонил матери.
  
  – Ты где? – тихо спросила Арлин. – Этану давно пора спать, но как я его уложу, когда здесь Карл.
  
  – Пусть Карл останется ночевать.
  
  Дэвид взглянул на Сэмми, и та кивнула.
  
  – Ночевать? Но у него нет с собой ни пижамы, ни зубной щетки…
  
  – Мама, постарайся решить эту проблему.
  
  Последовало молчание.
  
  – Хорошо. А утром ты явишься или поедешь в Мексику?
  
  – Спасибо, мама.
  
  Через пять минут они уже лежали в постели Саманты.
  
  Первый раз все было лихорадочно и торопливо. Потом, через час, все происходило медленнее и нежнее. В два часа ночи они оба уже спали.
  
  Звонок Рэндалла Финли, прозвучавший через три с половиной часа, грубо вернул их к действительности.
  
  – Это Финли. Я помогаю вести его предвыборную кампанию. Он снова хочет стать мэром, – объяснил Саманте Дэвид.
  
  – Никогда о нем не слышала, – заявила та.
  
  Она приподнялась и прислонилась к спинке кровати, не потрудившись прикрыть грудь простыней.
  
  – Он был мэром еще до твоего приезда. Отрывался, как мог, включая общение с малолетними проститутками. А сейчас Финли хочет пройтись по второму разу.
  
  – После таких художеств?
  
  – Для Финли это не помеха. Послушай, мне надо сделать кучу звонков. Не возражаешь, если я пойду в душ?
  
  – Пойдем вместе, – улыбнулась Саманта.
  
  Через сорок минут – двадцать из которых были проведены в душе – они уже выходили из дома. Дэвид пошел к машине, а Сэмми, даже не успевшая высушить волосы, стала запирать дверь. В руке у нее была сумка с одеждой и завтраком для сына.
  
  – Ты знаешь, у меня идея. Мы могли бы хорошо провести время.
  
  – Лучше, чем сегодня?
  
  – Я вот подумала… нет, забудем.
  
  – А все-таки?
  
  – Наверно, я слишком тороплю события. Ты подумаешь, не нахальство ли это.
  
  – Да скажи же наконец.
  
  – Наши мальчики, похоже, подружились, и мы можем сходить куда-нибудь вчетвером.
  
  – Конечно. Отличная идея. Куда, например?
  
  – Ну, не знаю. В кино или даже… Ты когда-нибудь ходил в поход?
  
  – В поход? Это с палаткой, что ли?
  
  – Да, с палаткой, – усмехнулась Сэмми. – Со спальными мешками, комарами и костром. Все, как положено.
  
  – Нет, в походе я не был. А вы с Карлом ходили?
  
  – Мы пару раз были на озере Люцерн. В кемпинге «Восход».
  
  В этот момент как раз показалось солнце.
  
  – Надо обсудить. Наверно, это здорово.
  
  Когда Дэвид открыл дверь машины, Сэмми спросила:
  
  – А как мы объясним все это мальчикам?
  
  – Взрослым необязательно объяснять свои поступки.
  
  – Ты хочешь сказать, что Этан не будет задавать вопросов? Карл уж точно не удержится.
  
  – Моя мать тоже, – улыбнулся Дэвид.
  
  – Я встречаюсь с мужчиной, который до сих пор живет с родителями? – усмехнулась Сэмми.
  
  – Это не я, а родители живут у меня. Надеюсь, это ненадолго.
  
  Закрыв дверь, Дэвид обошел машину и сел за руль. Сэмми чмокнула его в щеку.
  
  – Все было отлично. Ты мне нравишься. Но я не из тех, кто будет сидеть у телефона и ждать звонка. Если позвонишь – прекрасно. Не позвонишь – я все пойму и устранюсь. Так что не волнуйся.
  
  Дэвид повернулся и посмотрел на нее:
  
  – Я позвоню.
  
  Сэмми просияла:
  
  – Ладно.
  
  – А теперь поедем за мальчиками, – сказал Дэвид и включил зажигание.
  
  Машина рванулась вперед. Эд Нобл, сидевший в «кадиллаке» Гарнета с Иоландой, смотрел, как они уезжали.
  
  Сладкая парочка: урод, который врезал ему по физиономии, и эта шлюховатая мамаша Карла. Самое время с ними разобраться. Убить сразу двух зайцев, причем буквально. Решить все проблемы Гарнета и Иоланды и поквитаться с этим Харвудом. Вдобавок получить те деньги, которые Гарнет собирался дать Саманте, чтобы она заткнулась.
  
  Что за глупость он придумал. Конечно, Эду столько не отвалят, но и ему перепадет совсем не слабо.
  
  Мальчишка вернется к деду с бабкой, и все будет тип-топ.
  
  Разве что Эду на пару-тройку лет придется лечь на дно. Но с такими деньжатами это не проблема. Семьи у него нет, родители умерли, осталась сестра, которая, по слухам, бомжует в Питтсбурге. Но делиться с ней он не собирался. Зачем ей деньги? Чтобы сменить картонную коробку на грузовой контейнер?
  
  Вчера в гостинице Гарнет с Иоландой вдрызг переругались. Она уговаривала мужа послушать Эда и убрать Саманту со сцены. Совсем. Но тот уперся. Стал говорить, что у них и без того куча проблем. На что Иоланда возразила: они и так по шею в дерьме, не хватало только разориться.
  
  Гарнет побагровел. Казалось, он готов задушить жену.
  
  Эд дал задний ход.
  
  – Ладно, ладно, проехали.
  
  Незаметно подмигнув Иоланде, он сказал, что ему пора сматываться. Если она подбросит его к автобусной станции или отвезет в Олбани, где он сядет на поезд и исчезнет из их жизни раз и навсегда.
  
  – Согласна, – проворковала она.
  
  – Катитесь оба к чертовой матери! – рявкнул Гарнет.
  
  На стоянке Иоланда передала Эду ключи от «кадиллака».
  
  – Давай, действуй. Гарнет потом сам будет доволен. Не волнуйся, ты свое получишь. Сейчас пойду посижу в кофейне, чтобы убить время. Пусть думает, что я и вправду отвезли тебя на станцию.
  
  Эд взял ключи и пошел к машине, но Иоланда его остановила:
  
  – Подожди минутку.
  
  Она достала из сумки сверток и передала его Эду.
  
  Сев в машину, он поехал охотиться на Саманту. Она вернулась домой около полуночи, и не одна, а с этим Харвудом. Когда прошло полчаса, Эд понял, что парень полирует свой набалдашник и, скорее всего, останется до утра. Поэтому он припарковался неподалеку и поставил будильник в телефоне на шесть утра. Когда он открыл глаза, машина Харвуда все еще стояла у дома.
  
  Через полчаса голубки выпорхнули на крыльцо.
  
  Он поедет за ними, посмотрит, как ляжет фишка. И будет ждать удобного случая.
  
  Дорожная авария исключается. Гарнет изойдет дерьмом, если на его «кадике» появится хоть царапина. Есть другой вариант – не зря же Иоланда сунула ему эту штуку. Эд потрогал сверток, лежавший рядом на сиденье.
  
  Пистолет «Ругер LCP2». Отличная штука для женщины. Легкий, без труда помещается в сумочке. Эду было без разницы, что он женский. Лишь бы стрелял.
  
  Он вспомнил, как Иоланда сказала:
  
  – Я все время ношу его с собой. Никогда не знаешь, на кого наткнешься.
  Глава 51
  Кэл
  
  – Кто это? – спросила Люси, когда я опустил телефон в карман.
  
  – Старый приятель, детектив из местной полиции. Хочет меня видеть.
  
  – Зачем?
  
  – Не знаю, – ответил я, застегивая брюки и чувствуя себя немного по-идиотски.
  
  – Тебе нужно идти прямо сейчас?
  
  Кивнув, я наскоро поцеловал ее.
  
  – Я тебе позвоню, хорошо?
  
  – Конечно. А я тогда займусь похоронами, но теперь, наверно, надо привлечь к этому и Мириам, как ты думаешь?
  
  – Ты с ней разговаривала? Когда выяснилось, что с твоим отцом была не она?
  
  Люси покачала головой:
  
  – Даже не знаю, что ей сказать.
  
  – А она тебе звонила?
  
  Люси опять мотнула головой и плотно сжала губы.
  
  – Я ей позвоню. После твоего ухода. Расскажу, что я успела сделать.
  
  – О’кей. Поговорим после.
  
  Мы пошли к входной двери.
  
  – О господи! – простонала Люси.
  
  Я увидел, что она смотрит на забытый Кристал пакет с завтраком. Вероятно, девочка бросила его, когда завязывала шнурки.
  
  – Только этого не хватало. У меня и так дел по горло…
  
  – Могу заехать к ней в школу, – предложил я.
  
  – Нет, я не допущу…
  
  – Но мне это ничего не стоит.
  
  Люси сказала, где находится школа, и, усмехнувшись, добавила, что позвонит туда и предупредит о приезде к Кристал незнакомого мужчины. Я пошел к машине.
  
  Дакуорт предложил встретиться в «Келли», закусочной в центре города. Я нашел его в кабинке, где перед ним стояли чашка кофе и тарелка, на которой, судя по красным разводам, когда-то был вишневый пирог.
  
  Мы обменялись рукопожатиями, и я сел напротив.
  
  – Как дела, Барри?
  
  – Нормально, – отозвался он. Потом указал на тарелку и чуть скривился. – Утром не успел позавтракать.
  
  – Здесь отличные пироги. А на завтрак это самая лучшая еда.
  
  – Морин вряд ли разделяет это мнение.
  
  – Как она?
  
  – Прекрасно.
  
  – А Тревор?
  
  – Ты его помнишь? – улыбнулся Барри. – У него тоже все отлично.
  
  – Ты как-то привел его на работу, чтобы показать, где трудишься. Но это было сто лет назад. А теперь он, наверное, вымахал под потолок.
  
  – Да, он вырос. А как у тебя? Вернулся к нам окончательно?
  
  – Надеюсь. Но сейчас подыскиваю себе новое пристанище. Я жил над книжным магазином, который вчера подожгли коктейлем Молотова.
  
  Барри прищурился.
  
  – А я об этом даже не знаю. Вот про автобус мне уже известно.
  
  – Какой автобус?
  
  Мы обменялись информацией. Он рассказал про номер на автобусе, а я сообщил ему, что видел пресс-конференцию, где он рассказывал о странных событиях, которые, похоже, связаны между собой.
  
  – Как ты думаешь, то, что произошло в твоем доме, может быть связано со всем остальным? – спросил Барри.
  
  Я на минуту задумался.
  
  – Там никакие числа не просматривались. Просто парочка охламонов обвинила Намана во взрыве в кинотеатре, потому что у него мусульманское имя.
  
  – Идиоты. Но я позвал тебя по другой причине…
  
  Барри вытащил из кармана мою визитную карточку и положил ее на стол.
  
  – У меня такие уже есть, – улыбнулся я.
  
  – Угадай, где я ее нашел.
  
  В Промис-Фоллсе я не раздавал их пачками. Но несколько штук успел вручить. В последний раз – бывшей жене Адама Чалмерса Фелисии. И еще одну – Мириам, когда она застукала меня у себя дома.
  
  – Скажи сам, чтобы попусту не терять время.
  
  – В доме Чалмерсов: Адама и Мириам. Ты их знаешь?
  
  – С Адамом я никогда не встречался. А Мириам видел.
  
  – Часто?
  
  – Один раз.
  
  – Когда?
  
  – Барри, ради всего святого, скажи, что происходит?
  
  Дакуорт приложился к кофе.
  
  – Она погибла вчера вечером. Похоже, кто-то столкнул ее с лестницы, и она сломала шею.
  
  Несмотря на все попытки сохранять хладнокровие, челюсть у меня отвалилась.
  
  – Что?!
  
  Барри повторил.
  
  До меня еще какое-то время доходило.
  
  – И ты нашел там мою карточку.
  
  – Именно.
  
  Я подумал о Люси. Интересно, она уже пыталась связаться с Мириам? А может быть, и вовсе решила к ней зайти? Хотя на место преступления ее в любом случае не пустят. Но она может узнать о случившемся из новостей. И будет потрясена не меньше меня.
  
  – Мне надо кое-кого предупредить, – сказал я Барри. – Прямо сейчас.
  
  Достав телефон, я набрал номер Люси.
  
  – Кэл?
  
  – Кое-что произошло.
  
  – Что именно?
  
  – Ты уже звонила Мириам?
  
  – Собираюсь.
  
  – Не делай этого. Мириам погибла.
  
  Повисло молчание.
  
  – Ты здесь?
  
  Я старался не называть имя Люси в присутствии Дакуорта.
  
  – Но подожди. Ты хочешь сказать, что это ее убило в кинотеатре? И первая версия оказалась правильной? Но ты же видел Мириам, о чем сам мне рассказывал. И вы с ней разговаривали.
  
  – Правильно. Но это случилось позже.
  
  – Господи, нет.
  
  Барри поводил пальцем по тарелке, собирая крошки и остатки начинки, и с удовольствием облизнул его.
  
  – Кэл, а как… Ее убили?
  
  – Да. Собираюсь сообщить полиции, как я там оказался.
  
  – А о той комнате ты им тоже расскажешь?
  
  – Они все равно ее найдут.
  
  – Можешь говорить им все, что считаешь нужным.
  
  – Я позвоню тебе позже. Когда узнаю побольше.
  
  Когда я убирал телефон, мне как раз принесли кофе. Барри стал медленно постукивать по моей карточке.
  
  – Я сам дал ей свою карточку.
  
  – Когда?
  
  Я колебался. Хотя Люси и благословила меня на откровенность, я не очень-то любил открывать все карты.
  
  – Вообще-то я могу привлечь тебя как подозреваемого. Ты был в ее доме и, вероятно, оказался последним, кто видел Мириам живой. – Барри улыбнулся. – Но ты мне симпатичен. Так что можешь ничего не скрывать. Когда ты дал ей свою карточку?
  
  – Вчера вечером.
  
  Я точно указал время, и Барри что-то черкнул в блокноте.
  
  – Зачем ты к ней ходил?
  
  – Я к ней не ходил.
  
  Барри склонил голову набок.
  
  – Но ты же не мужа ее навещал?
  
  – Нет. Я знал, что он погиб в кинотеатре. И был уверен, что они погибли оба.
  
  – Значит, ты зашел, чтобы оставить свою карточку на тот случай, если кто-нибудь из них воскреснет?
  
  Я объяснил ему, что приходил не к Мириам, а в дом Чалмерсов. И рассказал, в связи с чем меня наняла дочь Адама Люси Брайтон.
  
  – Вы нашли эту комнату?
  
  – Да, мы нашли некую комнату, – подтвердил Барри с каменным лицом.
  
  – Они называли ее сексодром. Адам с Мириам обменивались партнерами.
  
  – Обменивались?
  
  Теперь настала моя очередь просвещать непосвященного.
  
  – Это секс с другими супружескими парами. Похоже, кто-то проник в дом, забрался в эту комнату и унес диски. Любительское порно. Сразу после того, как упал экран. Люси попросила меня их найти.
  
  Барри медленно кивнул.
  
  – Удалось?
  
  – Нет.
  
  – Я был о тебе лучшего мнения.
  
  Я натянуто улыбнулся.
  
  – Клиентка вполне разумно решила: не стоит выкидывать кучу денег на их поиски. Я догадываюсь, что с ними произошло, поэтому опасности они больше не представляют. Думаю, их уже уничтожили.
  
  – Теми, кто там снят?
  
  – Скорее всего.
  
  – И ты знаешь, кто это?
  
  Я пожал плечами и выпил немного кофе.
  
  – Есть у меня кое-какие подозрения. Но я не уверен, что это имеет значение.
  
  – Теперь может иметь.
  
  – Возможно.
  
  – Так ты мне скажешь?
  
  – Думаю, стоит ли.
  
  – Взамен я заплачу за твой кофе. Учитывая мою зарплату, это поистине царский жест.
  
  – Мне кажется, им может быть начальник охраны колледжа.
  
  – Данкомб?
  
  – Ты его знаешь?
  
  – Мы пересекались.
  
  Барри глубоко задумался, потом смерил меня взглядом, словно прикидывая, стоит ли мне доверять. Мы раньше работали вместе и отлично ладили, так что в конце концов он все-таки вывел меня из числа подозреваемых.
  
  – Хочу задать тебе один вопрос. Меня интересует твое мнение.
  
  – Давай.
  
  – Представь, что у тебя пропала жена, и ты не знаешь, где ее искать. Ждешь ее дома в компании приятеля. Будешь ли ты в такой ситуации смотреть кино? А они занимались именно этим, когда я пришел к нему домой.
  
  Я сделал еще пару глотков.
  
  – Вряд ли. А у кого пропала жена?
  
  – У профессора. У Питера Блэкмора.
  
  – А как зовут жену?
  
  – Джорджина.
  
  – Это она погибла в машине вместе с Адамом?
  
  – Да.
  
  – А они знали об этом, когда смотрели фильмы?
  
  – Не думаю. Это я сообщил им.
  
  – А может, они смотрели вовсе не кино?
  
  – Не знаю. Блэкмор сразу спрятал диски. Интересно получается: у тебя пропала жена, ты изводишься, где она, и в то же самое время смотришь домашнее порно.
  
  Я задумался.
  
  – Тут ты одним кофе не отделаешься.
  
  – Пирога хочешь? Я бы тоже съел кусочек.
  
  – Идет.
  
  Барри махнул официантке.
  
  – Мне вишневый пирог, – заказал я. – Если можно, со взбитыми сливками.
  
  – Он думает, я печатаю деньги, – пробормотал Дакуорт.
  
  – А вам? – повернулась к Барри официантка.
  
  – А с черникой у вас есть?
  
  – Есть.
  
  – Тогда мне кусочек такого.
  
  Когда официантка ушла, Барри сообщил:
  
  – Морин говорит, что я должен есть больше фруктов.
  
  – Так какой был вопрос?
  
  – Почему ты смотришь любительское порно, вместо того чтобы волноваться за свою пропавшую жену?
  
  – Потому что на диске есть нечто такое, волнующее меня больше, чем пропажа жены.
  
  Пока Барри размышлял над моими словами, мне пришло в голову кое-что другое.
  
  Я подумал о Фелисии, которую видел в машине неподалеку от дома Чалмерсов. Еще до того, как объявилась Мириам. И до того, как она была убита.
  
  Правда, я видел, как Фелисия уехала. Но ведь она могла и вернуться.
  Глава 52
  
  Клайв Данкомб обнаружил Питера Блэкмора в его кабинете в десять часов утра.
  
  – Где тебя носило, черт побери? – поинтересовался он.
  
  Блэкмор был одет так же, как и накануне. Он с отсутствующим видом сидел за столом, глядя в сторону Данкомба, но не видя его.
  
  – Я с тобой разговариваю! – рявкнул тот. – Вхожу вчера на кухню, кстати, с хорошими новостями, а тебя и след простыл. Куда тебя унесло?
  
  Блэкмор что-то промямлил.
  
  – Говори яснее!
  
  – Я катался на машине.
  
  – Всю ночь, черт бы тебя подрал?
  
  – Ну и что? Я просто ездил вокруг. У нас ведь свободная страна.
  
  – Ты должен был опознать тело. Ты туда ездил? Опознал Джорджину?
  
  Блэкмор уставился на Данкомба, словно тот говорил на иностранном языке.
  
  – Что я должен был?
  
  – Опознать ее! Да приди ты в себя наконец!
  
  – Нет, – тихо произнес Блэкмор. – Я там не был.
  
  – Но тебе придется! Ты должен поехать к копам и опознать Джорджину. Тогда они смогут отправить ее тело в похоронное бюро. А что с родственниками? Ты звонил им?
  
  – Я же сказал тебе, что ездил на машине.
  
  – И куда же ты ездил?
  
  Блэкмор заморгал глазами.
  
  – Я точно не помню.
  
  – А что ты здесь делаешь? Зачем приехал на работу?
  
  – У меня занятия, – ответил Блэкмор, машинально передвигая бумаги на столе. – Я так думаю.
  
  – Отправляйся домой, – скомандовал Дакуорт, обходя стол. – Ты не в себе.
  
  Подойдя ближе, он сморщился.
  
  – Да от тебя несет, как из бочки. Ты что, пил?
  
  – Кажется, немного выпил.
  
  – Ты не можешь садиться за руль. Я сейчас вызову такси.
  
  – Я не хочу домой. Мне там плохо. Все кажется, что сейчас войдет Джорджина.
  
  Подхватив Блэкмора под мышки, Данкомб силой заставил его встать. И тут он увидел его руки.
  
  – Что это?
  
  – А?
  
  – У тебя на руках. Что это?
  
  Блэкмор осмотрел свои ладони, словно видел их впервые.
  
  – Наверное, кровь.
  
  – А что произошло?
  
  – Я упал. Съехал на обочину и остановился. Мне показалось, что меня сейчас вырвет. Так и случилось. – Блэкмор улыбнулся, словно радуясь своей прозорливости. – Я упал на четвереньки и, наверное, поранился о гравий.
  
  – Тебе надо поскорей отсюда убраться.
  
  – А какие у тебя хорошие новости?
  
  – А?
  
  – Ты сказал, что хотел сообщить мне хорошие новости.
  
  – Скажу потом, когда протрезвеешь.
  
  – Нет, скажи сейчас. Я нуждаюсь в моральной поддержке.
  
  Наклонившись к Данкомбу, Блэкмор доверительно сообщил:
  
  – У меня же произошла трагедия.
  
  – Моя новость касается дисков. Точнее, того, который мы не могли найти.
  
  – Это на котором Оливия? – громко спросил Блэкмор.
  
  – Да тише ты! Да, тот, с Оливией.
  
  – И что с ним?
  
  – Адам от него избавился. Давно, несколько месяцев назад.
  
  Блэкмор опять отчаянно заморгал, словно только что пробудился ото сна.
  
  – Что ты сказал?
  
  – Диска с Оливией больше не существует, и с другими девчонками тоже. Адам их уничтожил. Сохранил только те, на которых мы. Тоже не подарок, но за них, во всяком случае, нас не потащат на допрос.
  
  – Значит, это не Мириам их взяла?
  
  – Нет. Их больше нет в природе.
  
  – О!
  
  – Очнись, Питер! Теперь у нас одной головной болью меньше.
  
  Блэкмор опять упал в кресло.
  
  – Наверное.
  
  – Не «наверное», а точно. Мы в порядке. Теперь все отлично.
  
  Блэкмор повернулся в кресле и посмотрел на приятеля.
  
  – Нет, Клайв, не отлично. Мы… занимались всякими гадостями…
  
  – Теперь все в прошлом, друг мой.
  
  – Как ты только с ней живешь?
  
  – Что? Это ты о ком?
  
  – О Лиз. Как ты можешь жить с такой сучкой?
  
  – Питер, не лезь в мою жизнь.
  
  – Сколько у нее перебывало мужиков, как ты думаешь? Ведь она была шлюхой? Ты сам мне говорил.
  
  – Я никогда ее так не называл. У нее был бизнес, она…
  
  – Ну да, публичный дом. Как ты можешь жить с потаскухой?
  
  – Питер, прекрати.
  
  – Как ты можешь валяться в такой грязи? Это же свинство – все, что я с ней проделывал и мы вытворяли друг с другом. Иногда ночью мне кажется, как у меня под кожей ползают некие твари.
  
  Блэкмор был отличной мишенью, и Данкомб, не задумываясь, ударил его кулаком в лицо, опрокинув профессора вместе с креслом. Тот, падая, схватился за клавиатуру, которая приземлилась у него на голове.
  
  Отбросив кресло, Данкомб наклонился над Блэкмором.
  
  – Не смей так говорить о Лиз, – прошипел он.
  
  Блэкмор приложил руку к разбитым губам, посмотрел на кровь, потом на Данкомба.
  
  – Это ты сделал?
  
  – Что сделал?
  
  – Убил Оливию?
  
  – Питер, если ты будешь продолжать в том же духе, клянусь, я…
  
  Данкомб опять поднял кулак.
  
  – Ну, давай. Ударь меня. Я не буду сопротивляться. Только на сей раз бей сильнее.
  
  – Ты пьян.
  
  – Нет, сейчас я трезв, как никогда. Ну, бей же!
  
  – Да не ори ты так!
  
  – Давай! Выбивай из меня дерьмо! Я хочу хоть что-то почувствовать! Ну же, давай!
  
  Данкомб пошел и закрыл дверь, чтобы их случайно не услышали.
  
  Блэкмор попытался подняться на ноги, но над столом появилась только его голова. Посмотрев на своего бывшего друга, он улыбнулся.
  
  – Я тебя больше не боюсь.
  
  Данкомб изумленно уставился на него.
  
  – И знаешь почему? Потому что мне больше нечего терять. А такому человеку нет смысла бояться.
  
  Не отрывая от профессора взгляда, Данкомб произнес:
  
  – Кончай базар, Питер. Возьми себя в руки. Позаботься о Джорджине и обо всем остальном. Нам больше не о чем беспокоиться. Считай, что мы проскочили.
  
  – Если этих дисков больше нет, то не значит, что ничего не было.
  
  – Тебе кажется, ты больше не боишься. Поверь мне: это не так, – ответил Данкомб, тщательно подбирая слова.
  
  И вышел из кабинета, не закрыв за собой дверь.
  
  – Я больше не твоя марионетка! – прокричал ему вслед Блэкмор. – Ты слышишь, Клайв? С этим покончено!
  
  Но Данкомб даже не обернулся.
  Глава 53
  
  Эд Нобл преследовал парочку до самого дома Харвуда. Там стояла машина, у которой он вчера порезал шины.
  
  Харвуд свернул на подъездную дорожку, и они оба вышли. В руке у женщины был пластиковый пакет.
  
  Эд встал чуть поодаль. Ему пришлось прождать около получаса. Наконец парочка вышла, с ними были двое мальчиков. Карла Эд узнал сразу – паршивый щенок, – другой мальчишка был ему незнаком. Наверно, Харвудово отродье.
  
  На мальчиках были школьные рюкзачки. Карл остановился у машины матери, второй парнишка – у машины Харвуда. Но прежде чем сесть в машины, их родители о чем-то посовещались.
  
  Эд предположил, что они договариваются, кто повезет ребят в школу.
  
  Его догадка подтвердилась. Сэмми что-то сказала мальчикам, и они оба прыгнули на заднее сиденье ее машины. Но сама она не торопилась, продолжая ворковать со своим дружком.
  
  Потом они наскоро обнялись и поцеловались – ну, не обжиматься же перед мальчишками. И сели каждый в свою машину.
  
  Эд разрывался перед выбором: за кем ехать – за ней или за ним? Конечно, если бы рядом была Иоланда, сомнений не возникло бы.
  
  Здравый смысл предписывал ему ехать за Самантой – там его ждали деньги. Ведь за Харвуда Иоланда не заплатит ни цента. Ей на него вообще наплевать.
  
  Но для Эда все было не так просто. Он горел жаждой мести. Если бы они поехали вместе, то он мог убить одним выстрелом двух зайцев, причем буквально. А теперь случай упущен.
  
  Конечно, можно подождать, пока они снова сойдутся. Судя по всему, сегодня вечером – уж больно они обмирают друг по дружке. Но у Эда времени было в обрез. За ним наверняка уже охотятся копы, да и за Гарнетом с Иоландой тоже. Пора сматывать удочки.
  
  Значит, он поедет за ней.
  
  Их машины двинулись в противоположных направлениях.
  
  Харвуд поехал в сторону Эда, так что тому пришлось сложиться пополам, чтобы не быть замеченным. Номер удался, и, взглянув в зеркало, Эд увидел, что харвудовская «мазда» уже далеко.
  
  Он выпрямился и завел мотор. Но всю дорогу соблюдал дистанцию, чтобы не спугнуть Сэмми. А вдруг она знает, какая машина у ее бывшей родни?
  
  Как Эд и ожидал, Сэмми поехала в школу Клинтона. Но оказаться снова среди машин и квочек, приволокших своих отпрысков в школу, ему вовсе не улыбалось. Не дай бог узнают. Поэтому останавливаться там он не стал.
  
  Нетрудно догадаться, куда Сэмми поедет дальше, поэтому Эд решил ее опередить. Он поехал к прачечной и припарковался в начале улицы.
  
  Через пять минут подъехала Сэмми. Она оставила машину на стоянке позади прачечной, как и накануне, когда он продырявил ей шины.
  
  Пройдет она, видимо, через служебный вход и минут через пять откроет свое заведение. Остается войти и выстрелить ей в голову.
  
  И тогда им придется отдать Карла бабке с дедом. Во всяком случае, так считала Иоланда. А когда Брэндон выйдет из тюрьмы, ему разрешат оформить опекунство.
  
  Эд придерживался мнения, что мальчики должны жить с отцами.
  
  Их должны воспитывать мужчины, передавая сыновьям свой жизненный опыт. Мать, даже самая лучшая, не в состоянии правильно воспитать парня. В идеале у ребенка должны быть оба родителя, причем разного пола – никаких однополых пар, о которых сейчас везде трубят, – но если у мальчика неполная семья, он должен жить с отцом. Но девочек лучше воспитывают матери.
  
  В этих вопросах Эд Нобл был приверженцем традиций.
  
  Позже Карл и сам будет рад тому, что случится сегодня. Как-никак перелом в судьбе, причем, несомненно, к лучшему.
  
  Эд решил тоже оставить машину на стоянке. Тогда он сможет войти через служебный вход. Вламываться через главный, как показал опыт, не совсем разумно. Сэмми может увидеть его издали.
  
  И тогда он не сможет застать ее врасплох. Или она успеет убежать. К тому же в прачечной могут быть посетители. Вроде того обормота, который сыпанул порошок ему в глаза.
  
  Да, надо заходить с тыла.
  
  Эд потянулся за пистолетом, лежащим на соседнем сиденье.
  
  Пора действовать.
  Глава 54
  Кэл
  
  Когда мне принесли пирог, у меня не осталось причин умалчивать о моей встрече с Фелисией у дома Чалмерсов.
  
  – Ах ты, сукин сын, – проворчал Барри. – Ты с ней говорил?
  
  Я рассказал ему о нашем коротком разговоре.
  
  – Если она и собиралась убить Мириам, то предпочла об этом не распространяться.
  
  – Но ведь она даже не знала, что Мириам жива.
  
  Я медленно кивнул:
  
  – Верно. Она рассказала о разговоре с адвокатом насчет ее доли наследства. Хотела заявить права на получение чего-нибудь, правда, не знаю, на что именно. Если она потом вернулась, то могла видеть, как Мириам подъехала к дому, где и обнаружила меня.
  
  – Представляю, как обалдела эта дамочка.
  
  – Не мне подсказывать тебе, что делать, но, возможно, ты и сам захочешь с ней поговорить.
  
  Я дал Барри адрес Фелисии.
  
  – Жаль, что ты больше у нас не работаешь, – улыбнулся он.
  
  Намек на мое увольнение из полиции, переезд в Гриффон к канадской границе и переход на частную практику.
  
  – Ты был отличным полицейским.
  
  Но у меня не было выбора. Я избил до полусмерти виновника аварии с человеческими жертвами, который скрылся с места преступления. Это было заснято моей бортовой камерой. Тогдашний шеф полиции изъял запись с условием, что я подаю в отставку.
  
  Сейчас, оглядываясь на прошлое, понимаю, какие катастрофические последствия это повлекло за собой. Если бы я не избил этого водителя, то не потерял бы работу, мы не переехали бы в Гриффон и я бы не влип в ту проклятую историю, которая унесла жизнь моей жены Донны и сына Скотта. Минутная потеря самообладания перевернула все мое существование.
  
  – Нет, я был паршивым полицейским. Очень глупым.
  
  – Не настолько глупым, чтобы я не мог с тобой посоветоваться. Это не имеет отношения ко всему остальному дерьму.
  
  – Ты о чем?
  
  – Об этой хреновине с числом двадцать три.
  
  – И что?
  
  – У тебя есть какие-то идеи? Кроме того, что это тот возраст, когда ты наконец потерял невинность.
  
  Я покачал головой:
  
  – Двадцать третий псалом.
  
  – Это первое, что приходит в голову. Но даже если так, то чего этот парень добивается? Что он хочет этим сказать?
  
  Я доел свой пирог.
  
  – За это тебе и платят такие бабки. Спасибо за угощение, Барри. Пойду посмотрю на свою бывшую берлогу.
  
  Фасад дома, где располагался книжный магазин Намана, был огорожен желтой лентой, которая перекрывала вход на второй этаж. Я немного постоял на тротуаре, оценивая масштаб разрушений.
  
  Наман с подручным заколачивали фанерой то, что осталось от окон.
  
  – Наман! – окликнул я его.
  
  Он повернулся с каменным лицом. Ни намека на улыбку, но вряд ли его можно за это винить.
  
  – Кэл, посмотри на это, – махнул он рукой в сторону магазина. – Ты только взгляни.
  
  – Мне очень жаль.
  
  – Все кончено.
  
  – Может быть, и нет.
  
  – Да брось ты. Сегодня должна прийти особа из страховой компании. Она уже сказала мне: все мои книги ничего не стоят, потому что они старые и подержанные. Кэл, у меня книг на несколько тысяч долларов. А они говорят, что я ничего за них не получу. Зачем тогда страховка? Книги не сгорели, они просто подмокли. Эти дураки пожарные их загубили.
  
  – Но им же надо было погасить огонь, – возразил я. – Если бы книги не намокли, они бы в конце концов сгорели. Но здание ведь не пострадало. Внутри все можно отремонтировать. И сам ты тоже уцелел. Ведь эти идиоты могли тебя убить.
  
  И меня, кстати, тоже.
  
  Наман бросил на меня уничтожающий взгляд.
  
  – Ты не лучше других: «Скажи спасибо. Могло быть и хуже. Не гони волну. А то опрокинешь лодку».
  
  – Я этого не говорил. А просто рад: ты не пострадал. Постараюсь тебе помочь. Что могу для тебя сделать?
  
  – Мне не нужна твоя помощь. Ищи себе другую квартиру. Ты ведь за вещичками пришел?
  
  Я посмотрел на дверь в свое жилище. Пожарные наклеили на нее объявление, предупреждавшее, что можно входить туда только в сопровождении их представителя.
  
  – Поговорим позже, – сказал я Наману и, сорвав с двери наклейку, пошел наверх.
  
  Квартира не пострадала, но в ней стоял жуткий запах. Наман был прав – жить здесь нельзя. Во всяком случае, какое-то время. Надо ждать, пока отремонтируют здание и подключат электричество.
  
  Так что я стал собирать вещи. Вытащив из шкафа два чемодана, сложил туда папки, счета, ноутбук и кое-какие книги.
  
  Ценность для меня представляли лишь фотографии Донны и Скотта, висевшие над комодом.
  
  Имущества у меня набралось до удивления мало. Когда я освободил дом в Гриффоне и перевез все вещи в Промис-Фоллс, большая часть из них, и прежде всего мебель, отправилась на склад. Сначала я подумывал купить здесь дом, но очень скоро понял, что это пустая затея. Зачем мне дом? Достаточно скромной квартирки. Поэтому через год я продал мебель и освободил склад.
  
  Перспектива начать совместную жизнь с какой-то другой женщиной была настолько туманна, что я ее даже не рассматривал. Но Люси с Кристал внесли свои коррективы.
  
  Конечно, говорить о чем-то серьезном пока рано. И все же со смерти Донны она была первой женщиной, встреча с которой навела меня на мысль о семейной жизни. Возможно, я был одурманен сексом – ведь долгое время не позволял себе ничего подобного, считая это предательством по отношению к Донне.
  
  Так что прошлая ночь стала своего рода вехой. Я позволил себе думать о будущем, не омраченном старыми горестями. Люси мне нравилась. Меня к ней тянуло.
  
  Но сначала дела.
  
  Открыв ящик комода, я вытащил оттуда белье и поднес его к носу. Оно пропахло дымом. Если он проник даже в комод, значит, все, что висело в шкафу, включая пару костюмов, благоухает еще сильнее.
  
  В тумбе под раковиной стояла коробка с мешками для мусора. Вытащив три штуки, я стал запихивать туда одежду. Костюмы и белые рубашки я отнесу в химчистку, остальное можно постирать в прачечной.
  
  В холодильнике спасать уже нечего. Электричество отключили, и там все испортилось. Молоко и сливки я вылил в раковину, остальное покидал в мешок для мусора. Все, что стояло в шкафу, – крупы, сахар, арахисовое масло – решил с собой не тащить.
  
  Потом все собранное я в четыре захода отнес в машину. Чемоданы положил в багажник, мешки с одеждой – на заднее сиденье.
  
  Осталось забрать из квартиры еще одну вещь.
  
  Пистолет я хранил на верхней полке шкафа в запертом ящике. Сняв его оттуда, я открыл крышку, поскольку не хотел оставлять оружие в машине даже в закрытом ящике. Его ведь могут и так украсть. Поэтому я сунул пистолет в кобуру и повесил ее на ремень. Спортивный пиджак надежно скрывал оружие, разрешение на которое у меня имелось.
  
  Кажется, все.
  
  Сначала я заехал в химчистку. Оставив там костюмы и рубашки, взял квитанцию и отправился в прачечную. Втиснув машину на свободный пятачок, я подхватил все три пакета и вошел в зал.
  
  – Привет, – поздоровалась Сэмми, ссыпавшая монеты в полотняный мешочек с кожаными завязками.
  
  – Как дела? – спросил я.
  
  Потом извинился, что накануне не смог вовремя подъехать к школе.
  
  – Но ведь тебе помог тот, другой парень. Дэвид.
  
  – Еще как, – улыбнулась Сэмми.
  
  – Если опять попадешь в историю, не стесняйся, звони. Но надеюсь, второго такого случая не будет.
  
  – Спасибо.
  
  – Того типа поймали?
  
  Сэмми поставила мешочек на крышку стиральной машины. Он глухо звякнул.
  
  – Его ищут, а также родителей моего бывшего мужа. Это они наняли этого парня.
  
  – Теперь понимаю, почему ты ушла из этой семейки.
  
  – Гарнет, мой свекор, вообще-то приличный человек. По большей части. Но вот его жена Иоланда… Та еще стерва. У нее с головой не все в порядке. Она думает, что вот так просто может увезти Карла и воспитывать его сама и ничего ей за это не будет. Для нее законы не писаны. Она очень опасная женщина.
  
  – Ты не боишься?
  
  Сэмми чуть задумалась.
  
  – Да нет. Когда отвезла Карла в школу, то всех там предупредила, что забирать его буду только я. Пока не поймают Эда. Надо быть совсем ненормальным, чтобы сунуться туда опять.
  
  – Будем надеяться.
  
  Сэмми посмотрела на мои мешки.
  
  – Что бы там на свете ни творилось, а стирать все равно надо, верно?
  
  Я кивнул.
  
  – Хорошо, что никого нет. Могу выбирать любую машину.
  
  – А почему у тебя столько белья?
  
  Я рассказал ей о пожаре.
  
  – Господи, в этом городе уже все рехнулись, – вздохнула Сэмми, поднимая мешочек с монетами.
  
  Перед отъездом я не сортировал белье по цветам, и сейчас мне пришлось этим заняться.
  
  – На вид оно совсем чистое, – заметила Сэмми.
  
  Вытащив из кучи майку, она понюхала ее и сморщилась.
  
  – Ну и запашок. Словно ее коптили.
  
  – Да уж.
  
  Сэмми запустила руку в свой мешочек и выгребла оттуда горсть монет.
  
  – За счет заведения, – сказала она, кладя мне на ладонь мелочь.
  
  – Что ты, не надо.
  
  – Ты же вчера хотел мне помочь. Это самое малое, что я могу для тебя сделать.
  
  Затянув завязки, она обернула их вокруг талии.
  
  – Спасибо, – поблагодарил я.
  
  Сэмми продолжила собирать монеты, а я загрузил с полдюжины машин, залил мыло, опустил четвертаки и нажал на кнопки. После чего собрался залезть в Интернет и посмотреть, что сейчас сдается в Промис-Фоллсе, но тут вспомнил: не запер свою машину, и чертыхнулся.
  
  – Что такое? – спросила Сэмми.
  
  – Забыл запереть машину.
  
  Выйдя на улицу, я собрался воспользоваться пультом, но заметил: переднее окно наполовину опущено. Пришлось влезть в машину и включить зажигание, чтобы поднять стекло.
  
  И тут я увидел на сиденье комикс Кристал – вернее, графический рассказ.
  
  И пакет с ее завтраком.
  
  – Блин, – пробормотал я и посмотрел на часы.
  
  До обеда еще оставалось время, так что я успею постирать, а потом отвезти пакет Кристал. А пока можно посмотреть ее рисунки, чтобы при встрече высказать свое мнение.
  
  Забрав пачку листов, я запер машину и вернулся в прачечную. В зале было пусто, а дверь в подсобку закрыта. Наверное, Сэмми ушла туда.
  
  Устроившись на пластиковом стуле, я чуть сдвинул кобуру, чтобы она не врезалась мне в бок, и положил на колени произведение Кристал. На первой странице большими печатными буквами было выведено: «Ночные шорохи». Автор Кристал Брайтон. Весь листок был густо закрашен черным фломастером, и только буквы были белыми.
  
  Я перевернул страницу, стараясь не уронить скрепку.
  
  На следующем листке изображена девочка, лежащая в кровати. За окном была ночь, через задернутые шторы пробивался лунный свет. Вид у девочки испуганный, глаза широко раскрыты.
  
  Рисунок был выполнен мастерски. Кристал, несмотря на всю ее странность, имела несомненный талант.
  
  Я перелистал страницы. В основном это была обычная бумага для принтера, но, когда она кончалась, Кристал рисовала на всем, что попадалось под руку.
  
  Там находились: бледно-зеленый рекламный листок ландшафтной фирмы Каттера, розовая квитанция за услуги горничной и список членов какого-то школьного совета, явно принадлежавший Люси, которая, вероятно, оплакивала его потерю. Интересно, как долго она будет терпеть такой разбой?
  
  Но творчество Кристал интересовало меня больше. Действие развивалось следующим образом: маленькая девочка, которую, как и следовало ожидать, звали Кристал, выскользнула из-под одеяла и подошла к окну.
  
  «Кто там? – спросила она. – Кто это? Что вы хотите?»
  
  Из темноты выступило облачко со словами: «Мы тебя ждем».
  
  «Кто это? Что вы хотите?» – повторила Кристал из комикса.
  
  Девочка сбежала по ступеням и вышла из дома.
  
  «Это ты, дедушка?» – спросила она.
  
  «Иди в лес, там узнаешь, кто это», – произнес незнакомый голос.
  
  Подняв глаза, я заметил, что на одной из моих стиральных машин погас огонек. Не выпуская из рук листков, встал и пошел выяснять, в чем дело.
  
  Открыв крышку, я увидел, что мое белье мокнет в стоячей воде. Снова нажал на кнопку включения, но ничего не произошло. Наверное, надо закрыть крышку. Опустив ее, я еще раз нажал на стартовую кнопку.
  
  Опять ничего.
  
  – Сэмми? – позвал я, посмотрев на дверь подсобки. – Эта чертова машина не работает!
  
  Предполагалось, что дверь распахнется или Сэмми хотя бы ответит, но ничего такого не произошло.
  
  – Сэмми! – крикнул я снова, решив, что она говорит по телефону.
  
  Но все-таки захотел проверить.
  Глава 55
  
  Постепенно в мозгу у Дакуорта стал складываться треугольник из Чалмерсов, Данкомбов и Блэкморов. Все три парочки поддерживали дружеские отношения. Джорджина Блэкмор сидела в машине Адама Чалмерса, когда на них упал экран. Все шестеро занимались групповым сексом, обмениваясь супругами.
  
  И посещали ту комнату. По словам Кэла Уивера, там имелись некие порно-диски, которые кто-то похитил, как только стало известно о гибели Адама и Мириам.
  
  Но только Мириам не погибла. Во всяком случае, не тогда в кинотеатре.
  
  Ее убили, когда она вернулась домой. Это случилось после того, как Дакуорт сообщил о ее воскрешении Данкомбу с Блэкмором, которые были заняты просмотром каких-то дисков.
  
  Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться: все это как-то связано между собой.
  
  Этот сукин сын Данкомб, судя по всему, тертый калач. Но вот о профессоре такого не скажешь. Он здесь явно слабое звено. И если Блэкмора потрясти как следует, он расколется. Возможно, не признается в убийстве Мириам, но хотя бы даст какую-то наводку.
  
  И еще эта бывшая жена Фелисия. Кэл видел ее в машине рядом с домом Чалмерсов незадолго до появления Мириам.
  
  Целый букет подозреваемых. Или шайка?
  
  Приехав к дому Фелисии Чалмерс, Дакуорт позвонил в ее квартиру из холла. Когда никто не ответил, он нажал кнопку вызова управляющего. Вскоре появился коротенький темноволосый мужчина в клетчатой ковбойке с закатанными рукавами. Дакуорт предъявил удостоверение и спросил о Фелисии Чалмерс.
  
  – Она на работе, – сообщил мужчина. – Сегодня ведь вторник? У нее выходные в воскресенье и понедельник. Только не говорите, что она в чем-то провинилась, все равно не поверю. Миссис Чалмерс очень приличная женщина. У меня к ней никаких претензий.
  
  – Вы знаете, где она работает?
  
  – В «Ниссане».
  
  – Где?
  
  – У дилера компании «Ниссан». Она продает машины.
  
  Дакуорт поехал к местному дилеру «Ниссана». Оставив машину на стоянке, он вошел в зал, где под ярким искусственным светом сверкали новенькие автомобили. К нему сразу же подскочил молодой парень в синем костюме.
  
  – Чем могу быть полезен? – сверкнув голливудской улыбкой, спросил он.
  
  – Мне нужна Фелисия Чалмерс.
  
  – Вы уверены? Я могу показать вам все наши новинки.
  
  – Нет, я хотел бы видеть миссис Чалмерс.
  
  У парня вытянулась физиономия. Повернувшись к девушке за стойкой, он сказал:
  
  – Помоги ему найти Фелисию, – и разочарованно удалился.
  
  Девушка взяла телефон, и ее голос загремел по всему залу:
  
  – Фелисия! Подойдите к стойке.
  
  Через несколько секунд появилась Фелисия Чалмерс. На ее лице сияла такая же дежурная улыбка.
  
  – Вы хотели меня видеть? – спросила она, подавая Дакуорту руку.
  
  – Барри Дакуорт, – представился детектив. – Я хотел бы с вами побеседовать.
  
  – Ну конечно! Пойдемте в мой кабинет.
  
  Кабинет оказался закутком, отгороженным серыми полотняными ширмами. Проскользнув за стол, Фелисия указала Дакуорту на стул.
  
  – Так вы хотите купить новую машину? – поинтересовалась она.
  
  – Боюсь, что нет.
  
  – Если вам нужна подержанная, лучше обратиться к Гэри. Но новую можно купить в кредит. Платежи вполне подъемные, так что можете не беспокоиться…
  
  – Я детектив. Полиция Промис-Фоллса, – прервал ее Дакуорт, уже второй раз за последний час предъявляя удостоверение.
  
  – Ах, вот как! Если вы насчет угнанной машины, то вам лучше обратиться к директору.
  
  – Угнанной машины?
  
  – Да, с месяц назад у нас украли машину. Клиент взял внедорожник для пробной поездки, да так и не вернул. Он предъявил водительские права, но они оказались поддельными.
  
  – Нет, я здесь по другому вопросу.
  
  – Ах так.
  
  – Я бы хотел узнать, зачем вы вчера вечером останавливались у дома вашего бывшего мужа?
  
  Фелисия была настолько поражена, как если бы Барри скинул перед ней штаны.
  
  – Простите, это вы о чем?
  
  – Вчера вечером вашу машину видели у дома Адама и Мириам Чалмерс. Я бы хотел спросить вас, зачем вы туда приезжали.
  
  – Ну… просто посидела там в машине… и все.
  
  – Зачем?
  
  – Ну… вы знаете, что он погиб?
  
  – Знаю.
  
  – Мне просто взгрустнулось. Вспомнила нашу прошлую жизнь. Вот и решила заехать посмотреть на свой бывший дом. Разве это запрещено? Я очень тяжело переживаю его смерть.
  
  – Но тем не менее ходите на работу.
  
  – А что прикажете делать? Сидеть дома и чахнуть? Адам был отличный парень, и мне его очень жаль, но моя-то жизнь не закончилась, верно?
  
  – Во сколько вы туда приехали?
  
  Фелисия покачала головой:
  
  – Даже не знаю. Часов в восемь-девять. Может, чуть позже.
  
  – Вы выходили из машины? Подходили к дому? Стучали в дверь?
  
  – Нет.
  
  – Когда вы уехали?
  
  Фелисия задумалась.
  
  – Сразу же по приезде этого человека – детектива Уивера, который приходил ко мне вчера утром. Когда он подъехал, то увидел меня. И я тотчас уехала. Постойте, это он вам настучал обо мне?
  
  – Вы не возвращались?
  
  – А в чем дело? Почему спрашиваете?
  
  Не дождавшись ответа, она сказала:
  
  – Ладно, скажу вам честно.
  
  Дакуорт выпрямился на стуле.
  
  – Слушаю вас.
  
  – Я сказала своему адвокату, что имею право на какую-то часть наследства, ведь я одна осталась в живых из всех жен Адама. Он, правда, считает, что все отойдет его дочери, но должна же быть какая-то лазейка, правда? Мы после развода поддерживали отношения. Я оказывала ему моральную поддержку. Поэтому решила взглянуть, не продаются ли по соседству какие-нибудь дома. Чтобы потом посмотреть в Интернете, какая на них цена. Я ведь не знаю, какое у Адама окажется наследство. Он последнее время был на мели. Вот мне захотелось прицениться…
  
  Дакуорт наклонился вперед.
  
  – Вы видели, как Мириам Чалмерс подъехала к дому? Или вы уже уехали?
  
  Открыв рот от изумления, Фелисия попыталась что-то сказать. Но, кроме громкого «что?», не сумела ничего из себя выдавить.
  
  – Вы видели, как вчера вечером Мириам Чалмерс подъехала к своему дому?
  
  – О чем вы говорите? Мириам же погибла. На них с Адамом упал экран.
  
  – Мириам не погибла в кинотеатре.
  
  – О нет!
  
  – О нет?
  
  Фелисия попыталась исправить свой промах.
  
  – Я хотела сказать, вау. Мне и в голову не могло прийти, что она жива. Но кто же тогда был в машине Адама? Ведь, говорят, их было двое.
  
  – Да, двое. Но там сидела не Мириам.
  
  – А кто?
  
  – Вы знаете Джорджину Блэкмор?
  
  Фелисия покачала головой:
  
  – Джорджину? Кажется, Адам называл это имя, но… Черт, теперь все меняется. Мне надо позвонить адвокату. Кто бы мог подумать…
  
  Фелисия откашлялась, передвинула на столе бумаги и вскинула голову, готовясь выступить в новой роли.
  
  – Господи, как мне жаль Мириам. Такая трагедия. Но она, по крайней мере, осталась жива. Значит, теперь я не единственная жена Адама. Ну и ладно. Все равно мне бы ничего не досталось. Да я и ни в чем не нуждаюсь.
  
  Она потянулась к телефону, стоящему на столе, но вдруг убрала руку.
  
  – Мне так и непонятно, зачем вы ко мне пришли. Какая вам разница, где я была вчера вечером?
  
  – Вы кого-нибудь видели рядом с домом Чалмерсов? Кроме мистера Уивера?
  
  – Нет. Никого. А в чем дело?
  
  – Вы по-прежнему единственная из жен Адама, оставшаяся в живых. И на вашем месте я бы не торопился звонить адвокату. Возможно, у вас еще не все потеряно.
  Глава 56
  
  Дэвид Харвуд имел все основания гордиться собой.
  
  Из Олбани приехали два автобуса с телевизионщиками, каждый со своим оператором и ведущим, а еще репортеры из «Таймс юнион» и с новостной радиостанции WGY.
  
  На улице рядом с парком выстроилась целая шеренга машин, а низвергающийся водопад служил отличным фоном для пресс-конференции.
  
  Только Си-эн-эн не приехало. Мэтт Лойер не пожелал покинуть Рокфеллеровский центр, чтобы вести прямую трансляцию в Нью-Йорк.
  
  Но и без него получилось неплохо. Дэвид сумел заполучить журналистов с двух телевизионных каналов, из газеты и службы новостей.
  
  Он звонил и в другие места, но там отказались. Ну и черт с ними. Два телеканала – это уже что-то.
  
  Дэвид беседовал с собравшимися журналистами, объясняя им, что бывший мэр Промис-Фоллса хочет сделать пару заявлений для прессы. Во-первых, он снова выдвигает свою кандидатуру, во-вторых… ну, скоро сами узнаете.
  
  В любом случае не пожалеете, что приехали.
  
  – Мистер Финли сейчас появится, – сообщил Дэвид и побежал за Рэндаллом, который сидел за рулем своей машины.
  
  Дэвид опустился на соседнее сиденье.
  
  – Пора начинать, – сказал он.
  
  – Это все, что ты сумел наскрести? – поинтересовался Финли.
  
  – Зря шутишь. Я даже на такое не надеялся. Времени-то было в обрез. Всего несколько часов.
  
  – А Андерсону Куперу ты звонил?
  
  – Ты это серьезно?
  
  – У меня интересный материал. Люди обожают истории о возвращении бывших.
  
  – Если бы ты был Ричардом Никсоном, восставшим из могилы, возможно, Андерсон Купер и приехал бы. Но ты не Никсон. И без того людей хватает. Целых два телеканала из Олбани. Я даже не ожидал. Это хороший знак, поверь мне.
  
  – Ладно, верю.
  
  – Но есть еще один момент. Прежде чем ты начнешь выступать, я хотел бы кое-что прояснить.
  
  – Что такое?
  
  – Больше не пытайся брать меня на понт, как ты это сделал вчера.
  
  Финли сделал вид, что не понимает.
  
  – О чем это ты?
  
  – О моей жене и сыне. Ты намекал, что все ему расскажешь.
  
  – Это я так, для разговора.
  
  – Вчера вечером я сам рассказал ему про его мать. Да и говорить-то было особенно нечего. Он уже сам все нашел в Интернете. Больше никаких секретов. Так что не пытайся меня шантажировать. Ясно?
  
  Финли медленно кивнул:
  
  – Вполне. Но, Дэвид, ты меня просто неправильно понял. Я…
  
  – Оставь это для них, – оборвал его тот, кивнув в сторону журналистов. – Так ты готов?
  
  – Готов, – буркнул Финли, дергая ручку двери.
  
  Они пошли к журналистской братии: Финли впереди, Дэвид за ним. Приблизившись к их небольшой группе, Финли одарил всех широкой улыбкой, и тут Дэвид понял, какую непростительную ошибку он совершил.
  
  Бывший мэр предстал перед камерами в одиночестве.
  
  Где группа поддержки? Где члены семьи и родственники? Где рядовые жители Промис-Фоллса, жаждущие перемен к лучшему? Почему он не пригласил людей, потерявших работу из-за закрытия парка развлечений? А что ему стоило найти бывших коллег по накрывшемуся «Стандарту»?
  
  Блин, блин, блин.
  
  Хотя подожди. Еще не поздно все исправить. Это ведь не последнее выступление Финли. Будут и другие. А сегодня бывший мэр приготовил какую-то бомбу для прессы.
  
  И не стоит отвлекаться на что-то еще.
  
  Какой бы ни была эта бомба.
  
  Дэвид так и не смог вытянуть из Финли подробности. Он хотел набросать для него план выступления, но Рэндалл сказал: будет говорить экспромтом. И не надо ему никаких заготовленных речей и шпаргалок. Настоящий политик говорит по велению сердца, не надеясь на подсказки.
  
  Подобный подход показался Дэвиду весьма рискованным, но он решил быть оптимистом.
  
  Может, и пронесет.
  
  – Спасибо, что вы все приехали, – начал Финли, встав на фоне водопада, однако в некотором отдалении от него. Ему не хотелось, чтобы вода отвлекала внимание от того, что он собирался сообщить. – Мы можем начинать?
  
  Операторы с видеокамерами подвинулись поближе. Репортеры из «Таймс юнион» и с радиостанции подняли свои микрофоны.
  
  – Вы все меня знаете. Я Рэндалл Финли и сегодня хочу поговорить о том, что для меня важнее всего на свете. О нашем городе и его людях.
  
  «Да, надо было собрать людей, – подумал Дэвид. – Опыта у меня еще маловато».
  
  – Посмотрите, что делается в нем сейчас. Закрылся парк развлечений, который давал нам рабочие места. Корпорация, намеревавшаяся построить у нас частную тюрьму, отказалась от этой идеи. Ушел мелкий и крупный бизнес. Власти урезают все муниципальные расходы.
  
  Финли сделал эффектную паузу.
  
  – С проблемами экономического характера мы, вероятно, сумели бы справиться. Но дело гораздо серьезнее, друзья мои. Этот город живет в постоянном страхе. В нем люди запирают двери даже среди бела дня, когда они сидят дома. Возможно, вы с иронией отнесетесь к моим словам, но я все-таки скажу: в этом городе поселилось зло. Что-то у нас пошло не так.
  
  Недавно я стал свидетелем ритуального убийства животных. Кто-то посадил на колесо обозрения манекены с угрожающими надписями. Вчера вечером по одной из улиц города проехал пылающий автобус. И что самое страшное – какой-то маньяк взорвал экран в открытом кинотеатре, убив при этом четверых зрителей.
  
  Этот акт терроризма потряс всю страну. И теперь мы знаем, что все эти происшествия каким-то странным образом связаны друг с другом. Об этом нам вчера объявила полиция, но никто до сих пор почему-то не задержан. Есть ли у них вообще какие-то зацепки? Даже если и имеются, то они тщательно их скрывают, предпочитая держать нас в постоянном напряжении.
  
  Дэвид услышал, как подъехала машина. Обернувшись, он увидел, что за рулем сидит детектив Барри Дакуорт.
  
  – В это трудно поверить, – продолжал Финли. – Как вообще могло произойти нечто подобное? Случившееся в кинотеатре имеет все признаки террористического акта. А какие меры приняты? Если сегодня им все сойдет с рук, тогда что они натворят завтра?
  
  Дакуорт вышел из машины и пошел по парку, внимательно слушая оратора.
  
  – Но тот нарыв, который прорвался в нашем городе в последние дни, появился не вчера. Он зрел уже давно. По крайней мере, три года. И началось все именно здесь. На том самом месте, где мы стоим.
  
  Последовала еще одна драматическая пауза. Дакуорт встал позади камер и, сложив руки на груди, продолжал слушать.
  
  – Здесь была зверски убита молодая женщина, Оливия Фишер. Вы наверняка помните этот вечер. Чудовищное преступление, но тот, кто его совершил, по-прежнему на свободе.
  
  Вы, вероятно, думаете, что дело закрыто. Но не так давно произошло еще одно убийство. Его жертвой стала Розмари Гейнор. Однако полиция не обратила внимания на ужасающее сходство этих двух убийств и игнорировала тот факт, что доктор был просто не в состоянии совершить их оба. А это означает, убийца по-прежнему разгуливает среди нас. Психически больной садист, готовый нанести новый удар. Возможно, именно он развернул кампанию террора против нашего города. Мистер Двадцать Три, так его, кажется, прозвали.
  
  Дакуорт опустил руки.
  
  – Но дела обстоят еще хуже, – сообщил Финли повышенным тоном. – Полиция Промис-Фоллса не смогла установить связь между этими двумя убийствами. Она потеряла драгоценное время. И вина целиком лежит на ее теперешнем шефе.
  
  Дакуорт подошел к Дэвиду и схватил его за руку.
  
  – Что здесь происходит, черт побери?
  
  – Он собирается баллотироваться в мэры, – шепотом ответил тот.
  
  – А что это за хрень насчет Оливии Фишер и Розмари Гейнор? Откуда он это взял?
  
  Дэвид вырвал руку.
  
  – У него свои источники.
  
  Тем временем Финли продолжал:
  
  – Да, я говорю о Ронде Финдерман, которая была следователем по делу Оливии Фишер. Но она настолько увлеклась бюрократическими играми, так вознеслась на своей новой должности, что до всего остального ей уже не было дела. Финдерман не удосужилась заметить схожесть убийств Фишер и Гейнор, сделанных как под копирку, и можно только гадать, насколько это затормозило следствие.
  
  Дакуорт снова сгреб Дэвида.
  
  – Какое право он имеет так говорить?
  
  Дэвид пожал плечами:
  
  – Но ведь это уже не секрет.
  
  – А он побеседовал с нашим шефом, прежде чем трепать языком перед камерами?
  
  Дэвид покачал головой:
  
  – Ну, она все равно об этом узнает.
  
  – А где же наш теперешний мэр Аманда Кройтон? – вопрошал Финли. – Она вообще хоть чего-нибудь контролирует? Понимает ли кто-то, что происходит? Наш мэр вообще в чем-либо разбирается? Или она так занята созданием рабочих мест, что на полицию у нее времени не остается? – Он усмехнулся. – Да и с местами не очень получается.
  
  Финли на секунду остановился, чтобы перевести дух.
  
  – Вот почему я решил вернуться. И сегодня официально объявляю, что буду участвовать в выборах мэра. Я собираюсь снова возглавить этот город и вернуть ему былую славу. Я хочу спасти Промис-Фоллс.
  
  Финли снова сделал паузу, словно ожидая аплодисментов. Похоже, он забыл, что журналисты редко аплодируют политикам.
  
  Чтобы сгладить неловкость, он, криво улыбнувшись, предложил задавать вопросы.
  
  – Как вы рассчитываете вернуться после того, что произошло в вашу бытность мэром? – спросила женщина с телевизионного канала.
  
  – Я пришел сюда, чтобы ответить на вопросы о состоянии дел в Промис-Фоллсе и моем намерении занять пост мэра. Избиратели вряд ли найдут кого-то опытнее меня. Я изучил этот город вдоль и поперек. Мне знаком каждый дюйм его инфраструктуры. Я знаю Промис-Фоллс как свои пять пальцев.
  
  Он поднял правую руку, показывая ладонь.
  
  – Нет, нет, только не это, – прошептал Дэвид.
  
  – И я хотел бы услышать вопросы именно по этой теме.
  
  Но журналистка уперлась.
  
  – Когда вы были мэром, то вступили в сексуальную связь с несовершеннолетней проституткой. Практически с девочкой. Вы считаете, что избиратели проголосуют за человека с подобной репутацией? Думаете, жители Промис-Фоллса уже забыли об этом?
  
  – Я думал, она старше, – буркнул Финли.
  
  Дэвид закрыл лицо руками.
  
  – Вы считаете, это меняет дело? – спросил репортер «Таймс юнион».
  
  – Послушайте, сейчас это никого не интересует. Прошло много лет, и с тех пор много воды утекло. Людей волнуют их проблемы, а не мои мелкие грешки, которые еще надо доказать.
  
  – Вы знаете, какова судьба этой девочки? – не отставала телевизионщица.
  
  – Надеюсь, она сумела изменить свою жизнь.
  
  – Она умерла, – сообщила женщина. – Разве вы этого не знали?
  
  Лицо Финли стала заливать краска.
  
  – Да, я что-то слышал, но это никак не связано с…
  
  – Связано. Ее убил образ жизни, который она вела.
  
  – Вы бы лучше спросили, как случилось, что шеф полиции упустила такой важный момент. Связь между двумя зверскими убийствами. И почему серийный убийца спокойно разгуливает по улицам. И как эти события связаны со всем остальным, что происходит в нашем городе.
  
  – У вас были связи с другими малолетними проститутками? – спросил журналист с радиостанции.
  
  На лбу у Финли выступила испарина.
  
  – Полная катастрофа, – тихо произнес Харвуд, но Дакуорт его услышал.
  
  – Это еще гуманно, – заметил он.
  
  – А вы не считаете пиаром то, что выступаете на месте убийства Оливии Фишер? – спросил репортер из «Таймс юнион».
  
  – Так ведь в этом вся фишка! – воскликнул Финли. – Неужели сами не понимаете? Какие же вы все тугодумы.
  
  – О боже, – вздохнул Дэвид.
  
  – Теперь даже Он ему не поможет, – заметил Дакуорт.
  
  – Думаю, на сегодня хватит, – стал срочно закругляться Финли. – На все остальные вопросы ответит руководитель моей предвыборной кампании мистер Харвуд.
  
  Пробравшись через толпу журналистов, он устремился к машине, но журналисты кинулись за ним.
  
  – Сколько же ей было лет? – прокричал один из них.
  
  – А как ваша жена к этому относится? – выкрикнул другой.
  
  – Да пошли вы! – огрызнулся Финли – Это было сто лет назад!
  
  Дэвид припустился за бывшим мэром, и то же самое сделал Дакуорт. Оказавшись рядом, он спросил:
  
  – Где ты это отрыл, сукин сын?
  
  Взглянув на него, Финли злорадно улыбнулся:
  
  – Спасибо твоему сынку.
  
  Добежав до машины, Финли быстро загрузился внутрь и сразу же запер все двери.
  
  Дэвид забарабанил по стеклу.
  
  – Эй! Открой мне!
  
  Но Финли завел мотор и рванул с места, оставив позади Дэвида и журналистов.
  
  Дакуорту потребовалось некоторое время, чтобы перевести дыхание. После чего он ехидно заметил:
  
  – Похоже, номер не удался.
  Глава 57
  
  Эд Нобл припарковался позади прачечной, рядом со служебным входом, чтобы, всадив Саманте пулю в лоб, быстро и незаметно скрыться. Машину он оставил незапертой. Его так и подмывало не выключать двигатель – нажать на курок, выскочить в заднюю дверь, прыгнуть в машину – и поминай как звали.
  
  Но не стоит терять голову. Всегда есть вероятность, что кто-нибудь – скорее всего, подросток – может не удержаться от соблазна покататься на машине.
  
  Эд Нобл предпочитал не рисковать. Он был не настолько глуп, чтобы доверять людям.
  
  Выйдя из машины, он сунул ключи в карман и вытянул из штанов рубашку, чтобы прикрыть заткнутый за пояс пистолет. Ему только сейчас пришло в голову, что у Иоланды пистолет без глушителя. Так что шуму будет много. Значит, он не зря оставил машину рядом. К тому времени, когда прибегут на выстрел, ему удастся унести ноги.
  
  Эд немного волновался и, честно говоря, побаивался.
  
  Он еще никогда никого не убивал. Случалось, что бил до полусмерти – это правда. Как тогда с Брэндоном – еще до того, как тот ограбил банк и угодил в тюрьму, – они избили парня, который не так посмотрел на подружку Эда, бывшую подружку, если быть точным. Они выволокли его через заднюю дверь, когда парень пошел справить нужду, и били по голове, пока тот не потерял сознание. А потом проделали штуку, которую видели в кино, – положили парня на мостовую открытым ртом на край тротуара, словно он собирался откусить от него кусок, и попрыгали у него на голове. Треску было, словно через колено переломили палку.
  
  Это было самое большое преступление, которое он совершил. Если не считать вчерашнего похищения Карла. Но это все пустяки по сравнению с тем, что он собирался сделать сейчас. Это как опыт работы, который ты указываешь в резюме. Чем он больше, тем круче работу ты получаешь. Брэндон и его тюремные друзья уж точно это оценят. И у них наверняка найдутся для него новые задания.
  
  Репутация многого стоит.
  
  Нобл не пошел напрямую к двери. Приблизившись к стене, он осторожно стал двигаться вдоль нее, нащупывая под рубашкой пистолет. Между ним и дверью находилось грязное запыленное окно, в которое он с опаской заглянул.
  
  За окном было служебное помещение. В углу стоял письменный стол, рядом с ним тумба с машинкой для подсчета мелочи, ящики с порошком и другими стиральными принадлежностями. На стене висел календарь местной сервисной компании, которая, видимо, обслуживала машины. Напротив была видна дверь в зал. Она была приоткрыта, и Эд мог видеть, что там происходит.
  
  Сэмми с кем-то разговаривала, но было не видно с кем.
  
  Плохо дело.
  
  Эд надеялся, что в прачечной никого не будет, но ведь рабочий день начался, значит, не исключены клиенты. Но если Сэмми зайдет в подсобку, он после выстрела точно успеет смыться.
  
  Эд подкрался к двери и осторожно повернул ручку. Потом стал медленно открывать дверь, пока она не распахнулась настолько, чтобы можно было проскользнуть внутрь.
  
  Оказавшись в комнате, он бесшумно закрыл за собой дверь.
  
  Отсюда было слышно, как Сэмми разговаривает с каким-то мужчиной. Речь шла о пожаре и пропахшей дымом одежде.
  
  Голос мужчины показался Ноблу знакомым.
  
  Не может быть.
  
  Он мог поклясться, что это тот парень, который сыпанул порошком ему в глаза.
  
  Если придется пристрелить свидетеля, то лучшей кандидатуры не придумаешь.
  
  Нобл встал у стены рядом с дверью в зал.
  
  И стал ждать.
  
  Он слышал, как мужчина сказал, что забыл запереть машину.
  
  Нобл вытащил пистолет. Сердце у него отчаянно забилось.
  
  Послышались шаги.
  
  Прежде чем нажать на курок, надо закрыть и запереть дверь в зал. На случай, если там есть еще кто-нибудь.
  
  Это даст ему лишних несколько секунд.
  
  Сэмми вошла в подсобку, не заметив Эда.
  
  Он сгреб ее в охапку, зажав рукой рот. Она коротко вскрикнула.
  
  – Только пикни, – прошептал он ей в ухо.
  
  Сэмми забилась в его руках, стараясь освободиться, но быстро затихла, увидев пистолет.
  
  – Вот и умница. Не делай глупостей и останешься цела. Черта с два.
  
  – А сейчас мы тихонечко подойдем к двери.
  
  По-прежнему зажимая Сэмми рот, Эд подтолкнул ее назад и приставил пистолет к виску. Потом закрыл ногой дверь.
  
  – Чтоб ни звука, – скомандовал он, убирая руку с ее лица, чтобы закрыть задвижку.
  
  Эд был доволен, что она молчит. С пистолетом не пошутишь. Видно, перепугалась до смерти. Теперь ее можно отпустить.
  
  Сэмми повернулась к нему. В ее широко раскрытых глазах застыл страх.
  
  Эд наслаждался ее испугом – вот это кайф.
  
  – Что на этот раз? – спросила Сэмми. – Какого черта ты приперся?
  
  – С кем это ты разговаривала?
  
  – Когда?
  
  – Сейчас. Это вчерашний козел?
  
  Сэмми посмотрела на пистолет.
  
  – Скажи мне, Эд, чего ты хочешь?
  
  – Это не я хочу, а Иоланда.
  
  Ну, давай же. Не тяни резину. Стреляй.
  
  – Карла здесь нет. Он в школе. Они там глаз с него не спускают. Больше у тебя этот номер не пройдет.
  
  – Иоланда хочет вовсе не этого. Нет, конечно, она хочет заполучить Карла, но совсем по-другому.
  
  У Сэмми задрожал подбородок. Она все поняла.
  
  – Да брось ты, Эд. Не болтай. На такое даже Иоланда не решится.
  
  Эд нервно усмехнулся:
  
  – Ошибаешься.
  
  Он поднял пистолет.
  
  – Ничего личного, дорогая.
  
  И вдруг за дверью кто-то крикнул:
  
  – Сэмми!
  Глава 58
  
  Скажи спасибо своему сынку.
  
  Слова Рэндалла Финли до сих пор звучали в ушах Дакуорта.
  
  Барри вспомнил: Тревор недавно заходил к ним домой, чтобы забрать какие-то диски, и вошел на кухню сразу после того, как он поделился с Морин своими сомнениями относительно его шефини Финдерман.
  
  Но Дакуорт вовсе не хотел, чтобы его соображения были преданы гласности.
  
  Да, убийство Гейнор она расследовала спустя рукава. Не заметила, что ту зарезали точно так же, как Фишер, и тем самым затормозила следствие. Но не ему показывать на нее пальцем. Ведь шеф имеет полное право поручать расследование своим подчиненным. А сам он не удосужился сравнить эти два убийства. И тоже не особо торопился с их раскрытием. Ведь они произошли в его отсутствие.
  
  Рассказывая об этом Морин, он просто выпускал пар. Искал, на кого бы свалить вину, желая оправдаться перед самим собой. Наверное, он был не прав, перекладывая все на плечи шефа. Но теперь уже поздно. Она наверняка уже знает об обвинениях, брошенных ей Финли.
  
  Сидя в машине, Дакуорт думал, стоит ли ей позвонить. Сыграть на опережение. Рассказать о выступлении Финли и источнике его информации. Совершить акт самоубийства, упасть на собственный меч.
  
  Но сначала надо проверить все самому, а потом уже звонить боссу.
  
  Вынув сотовый, он нашел в списке контактов телефон Тревора.
  
  После трех звонков сын ответил.
  
  – Ты где? – спросил его Дакуорт.
  
  – Отец?
  
  – Где ты сейчас?
  
  – На работе.
  
  – На «Финли Спрингс»? Или едешь куда-нибудь?
  
  – Еду.
  
  – Куда?
  
  – В Гринвич.
  
  Маленький городишко к востоку от Промис-Фоллса.
  
  – Я как раз туда въезжаю. У меня там пять разгрузок.
  
  – Встретимся там.
  
  – Но я не могу ждать…
  
  – У бензоколонки на главной улице. Ты знаешь, где это…
  
  – Да, я там как раз разгружаюсь.
  
  – Буду тебя там ждать. Через двадцать минут.
  
  – Отец, а в чем дело? Что-то случилось с мамой? Она…
  
  – До встречи, – сказал Дакуорт и дал отбой.
  * * *
  
  Включив мигалку на передней решетке и наплевав на все ограничения скорости, Дакуорт добрался до Гринвича за пятнадцать минут. Он еще издали заметил фургон «Финли Спрингс», стоявший на парковке рядом с дорогой.
  
  Тревор уже ждал его и, когда на стоянку въехала полицейская машина, сразу же подошел к ней.
  
  – Так что случилось? – спросил он отца, вылезавшего из машины. – Из-за тебя я опоздаю с разгрузкой.
  
  Дакуорт ткнул его пальцем в грудь.
  
  – Угадай, о чем сегодня говорил Рэнди.
  
  – Ну?
  
  – На пресс-конференции, только что. Наплел с три короба про моего босса. Якобы она прошляпила связь между двумя убийствами. Ума не приложу, откуда он это взял.
  
  Тревор судорожно глотнул.
  
  – А почему ты меня об этом спрашиваешь?
  
  – Может быть, подскажешь, откуда у него эти сведения?
  
  Тревор отвел глаза.
  
  – Откуда мне знать, где он это нарыл? Финли вообще с приветом, тот еще говнюк.
  
  – Ты подслушивал, когда я разговаривал с матерью.
  
  Тревор промолчал.
  
  – Я говорил об этом с твоей матерью, а ты стоял под дверью и подслушивал.
  
  – Да ты вечно говоришь о работе. Откуда мне было знать, что это такой секрет.
  
  Дакуорт тряхнул сына так, что тот едва не опрокинулся на асфальт.
  
  – Значит, это ты ему настучал, – процедил Дакуорт, багровея. – А я-то надеялся, что он врет и кто-то другой ему напел. О чем ты думал, черт бы тебя подрал?
  
  – Ничего я не знаю! – воскликнул Тревор.
  
  – Ты хоть понимаешь, что натворил? Этот прохвост собирается строить на этом дерьме свою избирательную кампанию. Хочет наехать на моего шефа. Думаешь, на мне это не отразится? Да меня сразу возьмут за одно место. Что я ей скажу, когда приеду на работу? Что?
  
  – Прости меня! – чуть не плача, взмолился Тревор.
  
  – Ты меня вывозил в дерьме! Ничего себе! Собственный сынок! Ты что, решил мне отомстить? Выместить на мне все свои обиды? Думаешь, ты только мне насолил? А как насчет твоей матери? Господи, о чем ты только думал, когда трепал языком?
  
  – Я же попросил прощения! Ты просто не знаешь, какой это тип!
  
  – Это я-то не знаю? Так что там у вас вышло?
  
  Тревор опустил голову и отвернулся.
  
  – Трев, не молчи.
  
  – Я ему должен, – пробормотал тот, не поворачиваясь.
  
  – Что должен?
  
  Тревор медленно повернулся.
  
  – Это связано с Триш.
  
  – А что с ней такое? – тихо спросил Дакуорт.
  
  – Да так, небольшая перепалка. Немного повздорили.
  
  Дакуорт взял сына за руку и притянул к себе.
  
  – Что там у вас произошло? Когда?
  
  – Как раз перед тем, как мы расстались. Она хотела дать мне пощечину, а я попытался ее остановить и нечаянно ударил.
  
  – Ты ее ударил?
  
  – А мистер Финли про это узнал, потому что он друг их семьи. Она ему все рассказала, а он отговорил ее идти в полицию. А мне сказал: Триш в любой момент может передумать, если я не буду ему помогать. То есть сообщать все, что ему пригодится, чтобы стать мэром. И когда я услышал, как ты говоришь с мамой про эти убийства, то решил: это как раз то, что ему нужно. Поэтому и рассказал ему. Вообще-то я не хотел. Но нужно было с ним рассчитаться, чтобы не быть в должниках.
  
  – И что он сказал?
  
  Тревор опустил голову.
  
  – Сказал: это только начало.
  
  – Чертов шантажист. Я убью его.
  
  – Но ведь он спас меня от неприятностей. Я здорово прокололся. Вообще-то я не хотел ее ударить. Просто так вышло. Я взмахнул рукой, чтобы защититься, и случайно попал ей по щеке…
  
  Тревор заплакал.
  
  – Я свалял такого дурака. Ненавижу эту работу. Не хочу горбатиться на этого козла. Я просто…
  
  – Иди ко мне.
  
  Дакуорт обнял сына и похлопал его по спине.
  
  – Прости меня, ну, прости, – пробормотал Тревор, уткнувшись в отцовское плечо. – Я тебя так подвел.
  
  – Ничего, как-нибудь прорвемся, – успокоил его Дакуорт.
  Глава 59
  
  – Я так и знал, что ты здесь, – сказал Виктор Руни.
  
  Уолден Фишер, преклонивший колено перед могилами жены и дочери, обернулся и посмотрел на человека, стоявшего на кладбищенской лужайке.
  
  – Это ты, Виктор?
  
  – Ты сюда как на работу ходишь. Я не застал тебя дома и решил пробежаться сюда.
  
  Опершись о колено, Уолден с трудом поднялся на ноги. Его левая брючина намокла от росы.
  
  – Тебе что-то нужно от меня?
  
  Виктор, облаченный в выцветшую майку и потертые джинсы, стоял, засунув руки в карманы.
  
  – Я пришел попрощаться.
  
  – Попрощаться?
  
  Виктор пожал плечами:
  
  – Здесь мне делать нечего. Я пытался найти работу, больше не могу биться головой о стенку. Этот город ничего не может мне предложить.
  
  – Сейчас везде несладко. Не только здесь.
  
  – Возможно. Но в этом месте все будет только хуже.
  
  – Что значит хуже?
  
  Виктор опять пожал плечами:
  
  – У меня такое предчувствие.
  
  – И куда же ты собрался?
  
  – Еще не знаю. Есть время подумать, пока покончу здесь с делами.
  
  – С какими делами?
  
  – Да так, ничего серьезного. Попрощаюсь с друзьями. Пошарю в Интернете, посмотрю, куда лучше податься. Может, в Олбани, это рядом. Или куда-нибудь подальше, например в Сиэтл. Там у меня друзья, с которыми я учился в школе. Может, помогут с работой.
  
  – Хорошо, когда есть выбор.
  
  – Я знаю, ты меня не простил.
  
  – Опять начинаешь?
  
  – За то, что случилось с Оливией. Считаешь, это я виноват.
  
  – Не знаю, о чем ты, Виктор. Я тебя никогда ни в чем не обвинял.
  
  – Это ты подослал ко мне детектива? Этого Дакуорта? Он пришел ко мне и стал спрашивать, как я отношусь к убийству Оливии. С чего бы это?
  
  Уолден пожал плечами:
  
  – Я его не посылал. Он пришел, чтобы кое о чем расспросить. Похоже, они еще надеются найти убийцу. Разговор коснулся тебя, но…
  
  – Значит, это ты.
  
  – Извини, Виктор. Я не хотел тебя подвести.
  
  – Считаешь меня виноватым – я должен был с ней встретиться в том парке, но я опоздал. Знаю, ты во всем винишь меня.
  
  – Я этого никогда не говорил.
  
  – И так понятно. Да я и сам себя виню. Просто… не уследил за временем. Если бы пришел на пять минут раньше, мы бы уже сидели в баре, выпивали, закусывали…
  
  – Да не терзайся ты так. Невелика вина.
  
  – Нет, я себя никогда не прощу. Решил уехать, чтобы разобраться со своим дерьмом и начать новую жизнь. На новом месте это сделать легче.
  
  – Только не пори горячку, Виктор. Обдумай все как следует.
  
  Виктор посмотрел на памятники, потом перевел взгляд на Уолдена.
  
  – Может, и тебе стоит.
  
  – Что именно?
  
  – Уехать. Ты ходишь сюда каждый день. Разговариваешь с женой и Оливией, словно они могут тебя услышать. Не самое лучшее занятие. Жизнь-то ведь продолжается, а ты цепляешься за прошлое.
  
  – Это и есть моя жизнь. Помнить и скорбеть о них.
  
  Виктор задумчиво кивнул.
  
  – Ну, как знаешь. Мое дело посоветовать.
  
  Он повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился.
  
  – Ты слышал, что произошло вчера вечером?
  
  – А что такое?
  
  – Ну, с этим автобусом?
  
  Уолден с недоумением переспросил:
  
  – Каким автобусом?
  
  – Городским. Я как раз совершал пробежку и увидел, как он едет по улице. Весь в огне, но за рулем никого. Похоже, кто-то угнал его со стоянки, облил все внутри бензином, поджег, поставил на нейтралку и пустил по улице. Он врезался в цветочный магазин, и здание тоже загорелось.
  
  – Ужас какой. А кто-нибудь пострадал?
  
  Виктор покачал головой:
  
  – Не думаю. В автобусе никого не было. А сзади у него было большое число двадцать три. Ты о нем слышал?
  
  – Слышал.
  
  – Все, что случилось за последнее время – взрыв в кинотеатре и куча других вещей, – все они связаны друг с другом.
  
  – Да, так говорят.
  
  Уолден озадаченно произнес:
  
  – Но зачем все это делать?
  
  Виктор улыбнулся:
  
  – Хороший вопрос.
  Глава 60
  Кэл
  
  – Сэмми! – позвал я, посмотрев на закрытую дверь подсобки.
  
  Даже сквозь шум стиральных машин было слышно, как щелкнул замок.
  
  Что-то здесь не так.
  
  Не спуская глаз с двери, я положил графический рассказ Кристал на край стиральной машины, откуда он тотчас же упал, раскрывшись где-то посередине.
  
  Оставив его на полу, я двинулся к двери.
  
  – Эй, Сэмми! Одна из стиралок мигает!
  
  Ответа не последовало.
  
  Я прислонил ухо к двери. За ней кто-то что-то шептал. Мне показалось: это голос Сэмми.
  
  – Сэмми, у тебя все в порядке?
  
  Последовала пауза. Потом из-за двери послышалось:
  
  – Да. Все в порядке.
  
  Голос звучал как-то неестественно, и я заподозрил неладное.
  
  – Одна из машин, кажется, сломалась, – сообщил я.
  
  Еще одна пауза.
  
  – Я… сейчас посмотрю.
  
  Вытащив пистолет, я опустил его дулом вниз.
  
  – Что ты задумал, Эд?
  
  На этот раз пауза тянулась гораздо дольше. Если бы Саманта была одна, она наверняка переспросила: «Что?» или «Почему Эд?»
  
  Ее молчание лишь укрепило мою догадку – внутри находится именно он. Когда я назвал его имя, тот остолбенел, и ему потребовалось время, чтобы заставить Сэмми сказать то, что нужно.
  
  Наконец прозвучал ответ.
  
  – Здесь нет никакого Эда, – срывающимся голосом произнесла Сэмми.
  
  – Эд, открой дверь и выпусти женщину. Ты в порядке, Сэмми?
  
  – Пока да.
  
  – Вот и отлично, – продолжал я, стараясь говорить спокойно. – Не дури, Эд. Выпусти Сэмми, и все обойдется. Ты меня понял?
  
  Прошло две секунды.
  
  – Да пошел ты! – гаркнул Эд, подтвердив таким образом свое присутствие.
  
  – У него пистолет! – крикнула Сэмми.
  
  – Заткнись! – рявкнул Эд.
  
  Я встал сбоку от двери.
  
  – Эд, ситуация может легко выйти из-под контроля. Твой план не сработал. Ты влип. Так что смывайся, пока не поздно. Ты ведь вошел через служебный вход? Вот и выходи через него и уезжай. Я тебя преследовать не буду. Просто отпусти Сэмми и уходи. Ты меня слышишь?
  
  – Слышу.
  
  – Такой план годится?
  
  – Вроде бы. Разойдемся по-хорошему?
  
  – Точно. Просто уходи оттуда.
  
  – Ладно, – почти дружелюбно произнес Эд. – Не знаю, что на меня нашло. Ведь всегда можно договориться. Верно?
  
  Я услышал, как отодвигается задвижка.
  
  – У людей бывают разногласия, но лучше сесть и потолковать мирно.
  
  Дверная ручка медленно повернулась.
  
  – Правильно, Эд. Мне нравится твой подход, – сказал я, поднимая пистолет. – Рад, что мы сможем обойтись без жертв. Ты в порядке, Сэмми?
  
  Молчание.
  
  – Сэмми?
  
  И тут она закричала:
  
  – Осторожно!
  
  Дверь распахнулась. Эд Нобл с перебинтованным носом рванул из комнаты, как спринтер при звуке стартового пистолета. Пригнувшись, он упал на пол, целясь в меня из своей пушки.
  
  Похоже, Эд видел подобный трюк в кино. Но если Лиам Нисон или Кифер Сазерленд, падая, могли запросто всадить пулю в противника, то Нобл, конечно, промазал, и пуля угодила в сушилку. Круглое стеклянное окошко разлетелось на мелкие кусочки.
  
  То, что Нобл был паршивым стрелком, вовсе не означало, что он неопасен. Поэтому я тоже упал на пол. Но не для того, чтобы палить наобум. Если уж стрелять, то наверняка.
  
  Но одним выстрелом Нобл не ограничился. Он снова пальнул, на этот раз чуть ближе к цели. Пуля поразила еще одну сушилку, стоявшую как раз за мной. На этот раз она оказалась всего в паре футов от пола. Эд досадливо чертыхнулся.
  
  Повернувшись на бок, я вытянул руки и приготовился стрелять. Но Нобл, встав на четвереньки, как краб, побежал к большому столу, на котором посетители складывали свое белье.
  
  Он находился в опасной близости от входа в подсобку, где, прижав руку к губам, стояла испуганная Сэмми.
  
  – Войди внутрь! – крикнул я. Затем вскочил на ноги с пистолетом в руках, совсем как в те времена, когда я служил полицейским. Но сейчас на мне не было пуленепробиваемого жилета. Согнувшись, я побежал к противоположной стене, откуда мог точнее попасть в Нобла, который лежал на спине, целясь в меня.
  
  Еще один его выстрел, и пуля ушла в потолок.
  
  Тогда выстрелил я. Но за ту долю секунды, пока я нажимал курок, Эд успел перекатиться ближе к подсобке. Пуля попала в пол и, срикошетив, звонко ударилась в стиральную машину. Стрелять в эту сторону становилось опасным – под пули могла угодить Сэмми.
  
  Вся перестрелка заняла не больше десяти секунд.
  
  Мы с Ноблом одновременно вскочили на ноги.
  
  – Не двигайся, черт! – заорал я.
  
  Повернувшись ко мне, он снова выстрелил. Я отшатнулся вправо, краем глаза заметив какое-то движение в дверях подсобки.
  
  Все произошло очень быстро.
  
  Пока Нобл смотрел в мою сторону, Сэмми выскочила в зал, словно готовясь к первой подаче. Но вместо бейсбольного мяча в руке у нее был кожаный мешочек, полный четвертаков. И она со всей силой метнула его.
  
  Нобл успел увидеть, как он летит, но было уже поздно. Тяжелый мешочек угодил ему прямо в сломанный нос, и его вопль был еще громче выстрелов. Он покачнулся и чуть не упал.
  
  – Сука! – завопил он, хватаясь рукой за лицо.
  
  Но пистолет не выпустил.
  
  Я мог выстрелить – один Бог знает, как мне этого хотелось, – но вместо этого подскочил к нему и, обхватив, бросил на пол с такой силой, что чуть не вышиб из него дух.
  
  Первым делом я стремился завладеть пистолетом противника: схватив Эда за запястье, стал бить его руку об пол, пока он не разжал пальцы.
  
  Сэмми тут же схватила выпавший пистолет.
  
  Поджав ноги, Эд судорожно ловил ртом воздух. Сквозь бинты струилась кровь из разбитого носа.
  
  – Ио… лан… да! – прохрипел он – Это… все… она! Она… заказала!
  
  Сэмми прицелилась ему в голову.
  
  – Ах ты, сволочь!
  
  – Не стреляй, Сэмми! – остановил ее я. – Ради себя и Карла.
  
  Но она все не опускала пистолет.
  
  – С меня хватит. Сыта по горло. Больше не могу.
  
  – Знаю, знаю. Но он поплатится за это. И Иоланда тоже. Отдай мне пистолет, Сэмми.
  
  Она подняла запачканный кровью мешочек.
  
  – А можно я ему еще разок вмажу?
  
  Я вздохнул.
  
  – За чем дело стало? Давай!
  Глава 61
  
  Хотя Барри Дакуорт сгорал от нетерпения потолковать с Рэндаллом Финли, пришлось заняться более неотложными делами. На очереди был профессор Блэкмор. Именно его разыскивал детектив, когда наткнулся на пресс-конференцию бывшего мэра.
  
  Сначала он поехал к Блэкмору домой, но на звонок никто не вышел. Заглянув в окна, Дакуорт понял, что того и вправду нет дома. Похоже, профессор помчался в колледж, чтобы посовещаться со своим дружком Клайвом Данкомбом.
  
  Если бы не спонтанная поездка к Тревору в Гринвич, Дакуорт мог быть в колледже еще час назад.
  
  А сейчас Блэкмор наверняка ушел домой. Прежде чем разыскивать профессора, Дакуорт решил сделать несколько звонков. Сначала он позвонил тому домой, но там по-прежнему никто не отвечал. Потом на кафедру английского языка, где трубку взяла секретарь.
  
  – Я видела его сегодня, – сказала она. – Профессор просто обезумел от горя. Вы, наверное, знаете, что у него погибла жена. Не понимаю, зачем он вообще сюда приехал. Наверное, просто не знает, куда себя деть. Он, кажется, у себя в кабинете. Соединить вас с ним?
  
  Дакуорт ответил, что не хочет зря беспокоить профессора, и нажал на газ.
  
  Подкатив к колледжу, он увидел, как от него отъезжает машина Блэкмора. Резко затормозив, Дакуорт развернулся и пустился в погоню, включив сирену и красные проблесковые огни. Взглянув в зеркало, Блэкмор, как примерный водитель, притерся к тротуару и встал. Опустив стекло, он высунулся в окно и заявил подошедшему Дакуорту:
  
  – По-моему, я не превысил скорость…
  
  Но увидев, что это не дорожная полиция, сразу осекся.
  
  Заглянув в машину, Дакуорт был поражен видом Блэкмора. Все его лицо было в крови и синяках. И костяшки пальцев тоже.
  
  – Профессор, что с вами случилось?
  
  – Так, небольшие разногласия, – ответил тот и осторожно дотронулся до лица, словно напоминая себе о полученных побоях.
  
  – Кто же вас так отделал?
  
  Блэкмор покачал головой:
  
  – Не важно.
  
  Дакуорт чуть отступил назад.
  
  – Прошу вас выйти из машины, сэр.
  
  – Со мной все в порядке.
  
  – Выходите из машины, профессор.
  
  Кивнув, Блэкмор выключил зажигание, вышел и закрыл дверь.
  
  – Я не пил и ничего такого не делал. Во всяком случае, в последние два часа.
  
  – Но вы явно с кем-то подрались. Руки у вас в крови, глаз подбит, лицо распухло. Расскажите, что произошло.
  
  – У меня, ей-богу, все в порядке.
  
  – Что вы делали после нашей вчерашней встречи?
  
  – Ну… вспоминал Джорджину. Думал о том, что с ней случилось.
  
  – Вы не явились на опознание тела.
  
  – Я просто был не в состоянии. Сегодня обязательно приду.
  
  – Зачем вы приезжали в колледж?
  
  – Просто не знал, куда деться. Я всю ночь метался по городу…
  
  – Где же вы были?
  
  – Да нигде. Просто ездил.
  
  – Вы приезжали к дому Чалмерсов?
  
  Профессор с недоумением посмотрел на Дакуорта.
  
  – Что?
  
  – Вы были у дома Чалмерсов?
  
  – Зачем?
  
  – Чтобы увидеть Мириам. Вы ведь были потрясены, что в машине Адама погибла не она, а Джорджина. Возможно, прежде чем ехать на опознание, вы решили удостовериться, что Мириам жива.
  
  – Мне понятен ход ваших мыслей. По правде говоря, я страшился узнать правду. И был просто не в силах встречаться с Мириам и опознавать тело Джорджины. Я знаю, мне все равно придется. Просто я еще не готов.
  
  – Возможно, нам лучше поехать к Мириам вместе. Еще до того, как вы отправитесь на опознание.
  
  Профессор, чуть прищурившись, посмотрел на Дакуорта.
  
  – Не слишком удачная идея.
  
  – Почему же?
  
  Профессор медленно покачал головой.
  
  – Она… будет обвинять меня. Ведь моя жена оказалась в машине ее мужа. Будет думать, что я все знал. Знал и не запретил Джорджине с ним встречаться.
  
  – А может, все наоборот? У вас ведь тоже были причины на нее сердиться. Если бы Мириам не уехала, то в машине с Адамом оказалась бы она, а не Джорджина – тогда ваша жена осталась бы жива.
  
  Блэкмор был явно озадачен.
  
  – Ну, не знаю. Мне это как-то не приходило в голову.
  
  Он опустил глаза и стал рассматривать асфальт.
  
  – Возможно, вы затаили обиду на Мириам. Или были обеспокоены вашими играми с Чалмерсами. – Дакуорт сделал паузу. – И четой Данкомбов.
  
  Блэкмор оторвал взгляд от асфальта и в упор посмотрел на детектива.
  
  – Простите, не понял.
  
  – Это называется играми? Вообще-то я не очень разбираюсь в таких вещах. Я имею в виду обмен женами и мужьями.
  
  Профессор сразу как-то сник.
  
  – Не… знаю, что вы имеете в виду.
  
  – Все происходило в доме у Чалмерсов, верно? В особой комнате в подвале. Будь у меня такие хоромы, я бы поставил там бильярдный стол. Но, опять же, взгляните на меня. Мне не мешает сбросить фунтов восемьдесят. Найдется немного женщин, которые захотят покувыркаться с таким толстяком, как я – отнюдь не секс-символом. Вы выглядите чуть лучше, но тоже не Райан Гослинг. Клайв, конечно, мужик крутой, с квадратной челюстью, женщинам такие нравятся. И Адам Чалмерс был мужчина что надо, да к тому же редкий бабник. Расскажите, как у вас все происходило? Когда вы менялись партнерами, вы трахались с чужими женами по очереди или сразу с двумя? Или вообще все со всеми? Извините за нескромность, но женщины тоже занимались сексом друг с другом, а мужчины между собой? Что с вами, профессор? На вас лица нет.
  
  – Меня что-то тошнит.
  
  – Тогда давайте отойдем за машину.
  
  Взяв профессора за плечо, Дакуорт отвел его за багажник.
  
  – Если вам станет худо, лучше облегчиться здесь. Я хочу, чтобы вы меня поняли. Все эти вопросы я задаю вам не из праздного любопытства. Просто мне кажется: раз вы занимались подобными вещами, у вас были все основания опасаться, что записи попадут в чужие руки. Точнее, диски.
  
  У Блэкмора затряслась нижняя губа.
  
  – Откуда вы знаете…
  
  – Вчера вечером мне показалось странным: в то время, как у вас пропала жена, вы с мистером Данкомбом устроили домашний кинофестиваль. Казалось бы, что может быть важнее поисков жены? Но почему-то для вас главным оказалось это видео. Однако когда я обнаружил у Чалмерсов ту игровую площадку, все стало сходиться. Особенно после того, как я увидел под кроватью видеокамеру. Вы снимали кино. Записывали все свои игры. Поэтому вы и просматривали диски, чтобы…
  
  Блэкмора окончательно скрутило.
  
  Отступив на край тротуара, он нагнулся, и его вырвало.
  
  – О боже, – простонал он.
  
  Но Дакуорт не отставал.
  
  – Как я уже сказал, вы просматривали диски, пытаясь найти то, что вас тревожило, и даже забыли о Джорджине. А потом выяснилось: Мириам жива. Это несколько меняло дело, правда? Вот тут у меня что-то не вырисовывается, и я надеюсь на вашу помощь.
  
  Блэкмор выпрямился и вытер рот рукавом пиджака.
  
  – Нет, все было не так.
  
  – Я предполагаю: там был шантаж. Но кто кого шантажировал?
  
  – Нет, дело не в этом.
  
  – У Мириам был какой-то компромат на вас с Данкомбом?
  
  Дакуорт подошел вплотную к профессору, стараясь не обращать внимания на отвратительный запах.
  
  – Вы из-за этого пришли вчера к ней домой и убили ее?
  
  Пошатнувшись, Блэкмор оперся о багажник своей машины.
  
  – Что?
  
  – Вы меня слышали.
  
  – Мириам убили?
  
  – Не прикидывайтесь. Посмотрите на себя. Вы весь в синяках. На руках кровь. Мириам сопротивлялась, пока вы не сбросили ее с лестницы?
  
  – Нет, нет! Это Клайв меня избил!
  
  – Почему? Зачем ему вас бить?
  
  – Чтобы… чтобы я не наговорил лишнего.
  
  – О чем? Об убийстве Мириам?
  
  – Нет! Я здесь ни при чем и даже не знал, что ее убили! Как это случилось? Клайв ведь говорил с ней по телефону! Вчера вечером, когда вы приходили!
  
  – Когда вы узнали, что ваша жена погибла в кинотеатре.
  
  – Да! – энергично закивал Блэкмор. – А теперь вдруг выясняется, что Мириам тоже погибла. Как это может быть?
  
  – Так почему же Данкомб вас так отметелил?
  
  Блэкмор задрожал, глаза его забегали, словно он искал путь к бегству.
  
  – Он опасался, что я проболтаюсь. Но не насчет Мириам.
  
  – Тогда о чем же?
  
  У профессора затряслась голова.
  
  – Говорите! – рявкнул Дакуорт. – Из-за чего он так взбесился? Что было на этом видео?
  
  Блэкмор что-то промямлил.
  
  – Что?
  
  – …вия.
  
  – Что вы сказали?
  
  – Оливия.
  
  Теперь настала очередь изумляться Дакуорту.
  
  Секунды две он ошеломленно молчал.
  
  – Оливия?
  
  – Да.
  
  – Какая Оливия?
  
  – Оливия Фишер, та, которую…
  
  – Я знаю, что с ней случилось. Но какое отношение она могла иметь к вашей компании?
  
  – Иногда Клайв… приглашал к Чалмерсам студенток колледжа. Им подсыпали в вино… как это называется…
  
  – Рогипнол. Наркотик изнасилования, – подсказал Дакуорт.
  
  Блэкмор кивнул:
  
  – Точно. А потом они участвовали… в наших играх. Все, кроме Оливии. Та сознательно пошла на это. И ей не стали ничего подсыпать. Значит, она все запомнила. Все, что там происходило.
  
  – И никто из вас этому не воспрепятствовал?
  
  Блэкмор пристыженно кивнул.
  
  – Но это Клайв с женой решили приводить девчонок. Мы просто не возражали. Все без исключения.
  
  – И Джорджина тоже?
  
  Профессор кивнул:
  
  – Она разрывалась на две части. Ей не нравилось то, чем мы занимались, но она была влюблена в Адама. Похоже, они и раньше встречались наедине. Возможно, она считала, что в этом нет ничего дурного, тем более после секса с ним же на глазах у нас всех.
  
  Но Дакуорта интересовали совсем другие подробности, во всяком случае, сейчас:
  
  – Когда вы вовлекли Оливию в ваши игры?
  
  – Несколько лет назад. Незадолго до ее смерти. Где-то за месяц или около того.
  
  – Вы искали диски, на которых была она?
  
  Профессор кивнул.
  
  – Когда мы… когда Клайв узнал, что Адам с Мириам погибли в кинотеатре, он испугался: вдруг кто-нибудь найдет эти диски? Но оказалось, мы зря беспокоились. Когда выяснилось, что Мириам жива, Клайв говорил с ней по телефону. Он сказал: мы ищем диски с Оливией, но она его успокоила. Сообщила, что Адам их уничтожил и вообще избавился от всех записей, где были студентки колледжа – Оливия, Лорейн…
  
  – Какая Лорейн?
  
  – Не помню ее фамилии. У нас как гора свалилась с плеч. Клайв очень переживал: если кто-то посторонний увидит эти записи, он может подумать, что…
  
  – …это вы убили Оливию.
  
  – Это было бы катастрофой. Нас могли как-то связать с ее убийством.
  
  – А вы ее не убивали?
  
  – Клянусь, что нет.
  
  – А как насчет Клайва?
  
  Профессор встретился взглядом с Дакуортом.
  
  – Я не знаю.
  
  – Вы сказали: он угрожал расправиться с вами, если вы сболтнете что-то лишнее. Он убил Оливию по той же причине?
  
  Блэкмор обхватил голову руками, словно опасаясь, что она разлетится на части.
  
  – Не знаю. Я вообще не представляю, что творится в голове у этого человека. Возможно, вы и правы. Он избавляется от любого, кто представляет для него угрозу. Он же застрелил того парнишку.
  
  – Мэсона Хелта.
  
  – Да! Его! Я догадываюсь, почему… И знаете? Он сделал это с удовольствием. Вы поняли меня? Он наслаждался мыслью, что может сделать это безнаказанно.
  
  – Профессор Блэкмор! Вы должны поехать со мной для дачи показаний и составления протокола.
  
  – Нет, я не могу.
  
  – Но вы обязаны. Для своего же собственного блага. Чистосердечное признание облегчит вашу совесть. Это единственно верное решение.
  
  – Клайв… Он мне не простит.
  
  – Мы сами займемся мистером Данкомбом. Можете не волноваться на этот счет.
  
  – Он меня убьет.
  
  – Мы позаботимся, чтобы этого не случилось.
  
  Но профессор продолжал упорствовать.
  
  – Я сам должен разобраться с ним.
  
  – Вы и разберетесь. Придя в полицию и сделав официальное заявление.
  
  – Нет, по-другому.
  
  – И как же вы…
  
  И тут Блэкмор бросился на Дакуорта и со всей силой ударил его в грудь. Потеряв равновесие, детектив опрокинулся назад, стукнувшись головой о край тротуара. Из глаз у него посыпались искры.
  
  Блэкмор прыгнул в машину и включил зажигание.
  
  – Стой! – завопил Дакуорт, с трудом приподнимаясь. – Стой, черт тебя подери!
  
  Но профессор был уже далеко.
  Глава 62
  Кэл
  
  Сэмми позвонила в школу и попросила перевести Карла из класса в учительскую, чтобы держать его под постоянным наблюдением.
  
  Первыми явились двое полицейских. Как выяснилось, они отправились сюда еще до моего звонка. Прохожие слышали выстрелы, и кто-то набрал 911.
  
  Позвонив в полицию, я дал понять, что стрельба закончилась. Однако полицейские всегда начеку, потому мы с Сэмми убрали пистолеты, чтобы лишний раз их не напрягать. Мы просто стояли над Эдом, чтобы вовремя пресечь любую попытку к бегству.
  
  Взглянув на распростертого Нобла, по лицу которого струилась кровь, копы сразу же вызвали «Скорую». Но еще до ее приезда на месте событий появился детектив Ангус Карлсон.
  
  Я вкратце изложил, что произошло, хотя характер разрушений требовал более подробного объяснения: дыры от пуль на потолке и в стиральной машине, разбитое окошко сушилки, кровь на полу. Кое-какие машины еще пыхтели, отстирывая мои продымленные шмотки.
  
  Мне пришлось объяснить Карлсону, что я бывший местный полицейский; это можно с легкостью проверить, позвонив Барри Дакуорту.
  
  – Он мой коллега, – сообщил тот. – И в какой-то мере наставник.
  
  – Нобл говорит, что действовал по заказу, – стал объяснять я Карлсону, отведя его в сторону. – Бывшие родственники миссис Уортингтон хотят оформить опеку над внуком. Похоже, мать ее бывшего мужа – он сейчас в тюрьме – решила, что, убив миссис Уортингтон, они с легкостью достигнут цели.
  
  – Да, есть мамаши, которые почище любой ведьмы, – вздохнул Карлсон.
  
  – Я думаю, она все еще в городе.
  
  Приехали медики, но Карлсон, подняв руку, остановил их. Он хотел поговорить с Эдом, прежде чем того увезут в больницу.
  
  – Мистер Нобл, – начал он.
  
  – Эта чертова сука сломала мне нос! – заскулил тот. – Второй раз за последние два дня!
  
  – Жаль, что первый раз это сделала не я, – сказала Сэмми.
  
  Карлсон предостерегающе поднял палец.
  
  – Молчу, молчу, – кивнула Сэмми.
  
  – Мистер Нобл, вы арестованы.
  
  – Меня заставили! Это все она!
  
  – Мать бывшего мужа этой женщины?
  
  – Да! Иоланда. Это она виновата. Я дам против нее показания. Ей-богу! Вы скостите мне срок, а я вам все расскажу.
  
  – Даже о том, где она сейчас?
  
  – Да.
  
  – Ну и где?
  
  – В «Уолкотте».
  
  Эд Нобл был готов на все, лишь бы как-то выкрутиться. Он даже забыл поторговаться. Карлсон отошел поговорить с полицейскими. Я слышал, как он велел им ехать в «Уолкотт» и арестовать Иоланду с мужем. Еще одного полицейского послал в больницу, чтобы стеречь Нобла.
  
  – Мы не должны упустить этого парня, – сказал он.
  
  Когда Нобла увезли, он стал опрашивать нас с Сэмми, причем каждого в отдельности. Я спросил у него, могу ли закончить стирку. К счастью, машины, где отстирывалось мое бельишко, не пострадали от пуль.
  
  Но Карлсон не велел ничего трогать. Прачечная является местом преступления, и все, что в ней есть, может рассматриваться как потенциальная улика. Черт!
  
  Я заметил, что графический рассказ Кристал, к счастью, не пострадал и все еще лежит на полу перед стиральной машиной. Под карлсоновский эдикт об уликах он не подпадает – на нем не было крови, битого стекла, ни воды из продырявленной стиралки.
  
  Падая, он раскрылся как раз посередине. Нарисованная Кристал уже покинула свою спальню и брела по улице какого-то мрачного города, следуя за голосом своего деда. В руках у нее был игрушечный медведь с оторванной лапой. Над ее головой клубилось облачко с надписью: «Я найду тебя! Я найду тебя!»
  
  Но мое внимание привлекло нечто иное.
  
  Поднимая стопку, я заметил, что обратная сторона предыдущей страницы исписана мелким убористым почерком. Это было письмо без даты наверху.
  
  Начиналось оно со слов: «Дорогая Люси». А заканчивалось: «С любовью, твой отец».
  
  Положив письмо на крышку машины, я прочел его от начала до конца.
  
  И сказал себе: «Вот так штука!»
  Глава 63
  
  С трудом поднявшись на ноги, Дакуорт посмотрел вслед умчавшейся машине.
  
  – Черт, – произнес он, потирая затылок.
  
  На пальцах осталась кровь. Дакуорт вытащил из кармана платок и вытер руку.
  
  Потом достал телефон.
  
  – Это Дакуорт. Объявляйте перехват.
  
  Он подробно описал машину Блэкмора, указав ее номер. Не забыл и про водителя.
  
  – Этот человек не вооружен, но полицейским следует проявлять осторожность. К нему есть вопросы по нескольким убийствам. Кроме того, пошлите кого-нибудь в колледж Теккери. Пусть найдут начальника охраны Клайва Данкомба, да, того самого, который застрелил парнишку, и задержат его, пока я не позвоню. А где Карлсон?
  
  Дежурный сообщил, что новый детектив опрашивает свидетелей стрельбы в прачечной.
  
  – Час от часу не легче, – буркнул Дакуорт и повесил трубку.
  
  Ровно через пять секунд его телефон зазвонил.
  
  – Да? – ответил он, ожидая дополнительных вопросов от дежурного.
  
  – Барри?
  
  Женский голос. Ронда Финдерман.
  
  – Да, шеф. Привет.
  
  – Ты уже слышал, что этот сукин сын Финли наплел про меня?
  
  – Я не могу сейчас говорить.
  
  – Откуда он это взял? Что я работала спустя рукава, не разглядела связи между убийствами Фишер и Гейнор? Насколько мне известно, ты единственный, кто предположил такую взаимосвязь. Кто еще мог подкинуть ему подобную идею?
  
  – Шеф, я хочу сказать…
  
  – Ты говорил: Финли что-то вынюхивает. Пытается облить меня грязью, чтобы победить на выборах. Если не ты ему сказал, тогда кто? Это Ангус Карлсон? Если так, клянусь, он до конца своих дней будет выписывать штрафы за парковку. Напрасно я сделала его детективом.
  
  – Это не Карлсон.
  
  – Барри, ты шутишь?
  
  – Шеф… Ронда, я преследую подозреваемого. Мне нужно…
  
  – Нет, подожди. Ты сказал этому подонку…
  
  Дакуорт дал отбой и спрятал телефон в карман.
  
  Потом сел в машину и пустился вдогонку за Блэкмором.
  * * *
  
  Профессор Блэкмор, петляющий по улицам Промис-Фоллса, вытащил свой телефон и набрал номер.
  
  После пары гудков ему ответили:
  
  – В чем дело, Питер?
  
  – Клайв, ее убили!
  
  – Кого убили?
  
  – Мириам!
  
  – Ты спятил! Питер, ты должен смириться с тем, что произошло. В кинотеатре погибла Джорджина, а не Мириам. Я с ней разговаривал. При тебе. С ней все в порядке.
  
  – После! Ее убили уже после этого!
  
  – Что ты болтаешь? Ты где вообще?
  
  – Кто-то проник к ней в дом уже после вашего разговора. Тогда все и случилось.
  
  – Откуда ты это взял? Кто тебе сказал?
  
  – Дакуорт! Я только что его видел!
  
  В трубке наступила тишина.
  
  – Клайв?
  
  – Слушаю тебя.
  
  – Это ведь ты?
  
  – Что?
  
  – Это ты убил ее.
  
  – Зачем мне убивать Мириам?
  
  – Может быть, она что-то знала про тебя покруче, чем видео с Оливией Фишер. Про вас с Лиз, когда ты еще работал в Бостоне. Ведь это возможно?
  
  – Ты совсем рехнулся, Питер. Хочешь свалить все на меня, но ведь это ты где-то пропадал всю ночь и явился утром в крови. Почему ты ее убил? Потому что в машине с Адамом оказалась не она? Вместо нее погибла Джорджина?
  
  – Нет! Все было не так!
  
  – Что ты ему наговорил?
  
  – Кому?
  
  – Что ты сказал Дакуорту?
  
  – Ничего, – ответил Блэкмор, чуть запнувшись.
  
  – Врешь. Что ты ему сказал?
  
  – Ничего. Ни единого слова, – солгал профессор, пытаясь сохранять самообладание. – А вот о тебе он спрашивал.
  
  – Что именно?
  
  – Это не телефонный разговор.
  
  – Черт, ты обвиняешь меня в убийстве Мириам и вдруг заявляешь, что это не телефонный разговор.
  
  – Все не так просто. Ты где сейчас?
  
  – В центре, на Клеймор-стрит. Я ходил в банк.
  
  – Оставайся там. Стой напротив банка. Я за тобой заеду.
  
  – А где ты сейчас?
  
  – В пяти минутах езды. Я тебе все расскажу при встрече.
  
  Дав отбой, Блэкмор бросил телефон на сиденье и, резко крутанув руль, лихо развернулся, чуть не врезавшись в грузовик компании «Финли Спрингс».
  * * *
  
  Поднявшись на ноги, Дакуорт успел увидеть, как машина Блэкмора свернула вправо.
  
  Оборвав разговор с Рондой Финдерман – это было чревато тем, что выписывать штрафы за парковку до конца своих дней будет он, а не Карлсон, – Барри прыгнул в машину и помчался за Блэкмором. Однако на улице, куда тот свернул, его машины уже не было.
  
  Нажав на газ, Дакуорт пустился вслед, вертя головой на каждом перекрестке. Оставалась надежда, что Блэкмора засекут патрульные машины.
  
  Куда он мог поехать? Домой? Обратно в колледж? Но именно там его будут искать в первую очередь.
  
  Судя по его последним словам, он охотится на Клайва Данкомба. Значит, поедет в колледж. Дакуорт опять схватил телефон и позвонил дежурному.
  
  – Соедините меня со службой охраны Теккери.
  
  Через пятнадцать секунд ему ответил мужской голос.
  
  Дакуорт назвал себя.
  
  – Это срочно. Мне нужно поговорить с вашим начальником. Прямо сейчас.
  
  – Его здесь нет. Он уехал в город.
  
  – Куда?
  
  – Сказал, что в банк.
  
  – Какой банк? Где он находится?
  
  Мужчина предположил, что на Клеймор-стрит. Дакуорт развернулся и помчался в противоположном направлении.
  
  С сиреной и красной мигалкой.
  
  На этот раз ему повезло.
  
  Через минуту он увидел машину Блэкмора, сворачивающую на Клеймор-стрит. Впереди было еще три машины, но они, заслышав сирену, взяли вправо, пропуская Дакуорта. Он так резко свернул на Клеймор-стрит, что чуть не опрокинул машину.
  
  В сотне ярдов впереди профессор, сбросив скорость, притирался к тротуару. Там стоял Данкомб, который, увидев машину, сошел с тротуара на проезжую часть.
  
  Все случилось очень быстро.
  
  В десяти ярдах от Данкомба Блэкмор резко вывернул руль вправо. Данкомб не успел отскочить. Машина ударила его по ногам, и он упал на багажник.
  
  – Нет! – закричал Дакуорт, вцепившись в руль.
  
  Машина Блэкмора выскочила на тротуар и врезалась в стену банка, так что голова Данкомба пробила переднее стекло и оказалась в кабине. Подушка безопасности вылетела, как снаряд.
  
  Дакуорт дал по тормозам, распахнул дверь и устремился на место происшествия. Когда он подбежал к машине Блэкмора, подушка уже сдулась, и профессор оказался вплотную к лицу Клайва Данкомба.
  
  Точнее, с тем, что от него осталось.
  
  Дакуорт, задыхаясь, рванул переднюю дверь.
  
  Блэкмор с улыбкой повернулся к нему.
  
  – Ну, вот и все. С ним покончено.
  Глава 64
  
  Дэвид Харвуд нашел Рэндалла Финли на его заводе по розливу воды.
  
  – Какого дьявола! – набросился на него бывший мэр. – Это не пресс-конференция, а 911! Полная катастрофа! Идиот – вот ты кто! Полный идиот! И почему я решил, что ты на что-то способен?
  
  Дэвид подошел к его столу и, нагнувшись, ткнул в Финли пальцем.
  
  – Я тебе скажу, кто на самом деле идиот. Это тот, кто не желает ничего слушать. Я пытался тебе втолковать, что прежде надо все продумать и спланировать. Выработать стратегию. Но нет, ты проснулся и заявил: «Сегодня! Мы сделаем это сегодня! Вынь да положь пресс-конференцию через три часа! Так хочет моя левая пятка!» Так кто из нас идиот?
  
  Финли отшвырнул свой стул.
  
  – Они даже не почесались! Насчет того, что я сказал про шефа полиции! Им было наплевать!
  
  – Нет, им не наплевать. О чем ты думаешь? Полагаешь, они не вспомнят, из-за чего ты ушел из политики? Ты действительно не знал, что эта малолетняя шлюшка умерла?
  
  – Может, и знал. Да только забыл.
  
  – Ты был мэром этого города. И наверняка есть люди, которым ты нравился. Ведь они за тебя голосовали. Но ты растерял все свои козыри. Потому что думал не головой, а задницей. Ты считаешь меня идиотом? Ладно, я ухожу. Ищи себе другого олуха. Но вот тебе мой совет: проводи собеседования в зоопарке. Там найдешь себе дрессированную обезьяну. Это как раз то, что тебе нужно. Она будет плясать под твою дудку и никогда не скажет о твоих ошибках. Тебе нужен помощник без мозгов. Который будет тобой восхищаться, даже если ты сваляешь дурака.
  
  Дэвид повернулся и вышел.
  
  – Скатертью дорожка! – напутствовал его бывший мэр, примериваясь, что бы еще швырнуть.
  
  Наконец он снова схватил стул и кинул его в обратном направлении.
  
  На лбу его выступила испарина, он тяжело дышал и кипел от злости. Так он простоял секунд двадцать.
  
  Потом чертыхнулся и побежал на стоянку, где Дэвид уже садился в свою «мазду».
  
  – Эй! Погоди! – окликнул его Финли.
  
  Взявшись за дверь, Дэвид бросил:
  
  – Это не ты меня уволил. Это я тебя послал. Чувствуешь разницу?
  
  – Я не собирался тебя увольнять, – заявил Финли, с трудом переводя дыхание. – И не хочу, чтобы ты уходил.
  
  – Что ты сказал?
  
  – Я говорю: не хочу тебя терять. Имей это в виду.
  
  – Это твои проблемы, – отрезал Дэвид, садясь в машину.
  
  Он хотел закрыть дверь, но Финли вцепился в нее двумя руками.
  
  – Одну минуточку. Послушай меня.
  
  Дэвид решил послушать.
  
  – Да, ты прав. Я дал осечку, – усмехнулся Финли.
  
  Но Дэвид даже не улыбнулся.
  
  – Господи, ну что ты от меня хочешь? Говорю же, твоя взяла. Я должен был к тебе прислушаться и предвидеть, что они вытащат эту историю со шлюшкой. А я, дурак, понадеялся – все уже забыто. Теперь буду тебя слушаться. Честное слово.
  
  Дэвид медленно покачал головой.
  
  – Хочу тебе прибавить пару сотен. По правде говоря, я даже не знаю, кого мне еще искать – чтобы был умный, как ты, и мог меня терпеть.
  
  Дэвид отвернулся и посмотрел на приборную доску.
  
  – Ну, не знаю.
  
  Финли понял, что дело в шляпе.
  
  – Ты хочешь, чтобы я извинился? Ну, прости меня. Извини, что тебя не слушал и назвал идиотом.
  
  Дэвид взглянул на него.
  
  – Я должен был обеспечить группу поддержки.
  
  – Что?
  
  – Мне нужно было собрать людей, дать им в руки плакаты «Финли в мэры!». Чтобы создать эффектную картинку для камер. Даже если это всего лишь друзья и родственники. С полдюжины сторонников. Этого было бы достаточно. А я не додумался. Слишком мало времени было на подготовку.
  
  – Признаю свою вину.
  
  – Нам надо сесть и все обсудить. Выработать твою позицию по всем вопросам. Подготовить ответы на каверзные вопросы, потому что их задают всегда. А твоя задача обратить их себе на пользу. Признаешь свои ошибки: да, ты не без греха, совершал не слишком похвальные поступки. Но это не значит, что ты не любишь этот город и не хочешь помочь его жителям.
  
  – Хорошо излагаешь. Запомни или запиши.
  
  – Это ты должен запомнить. Ты же чертов политик и должен владеть искусством убеждения. Просто не забывай им пользоваться.
  
  – Я целиком за.
  
  Дэвид вздохнул.
  
  – Четыре сотни.
  
  – Что?
  
  – Я остаюсь, но на двух условиях. Ты прислушиваешься к моим советам и прибавляешь мне четыре сотни в неделю. Для тебя это сущие пустяки: пара сотен ящиков твоей водички.
  
  Финли слегка присвистнул.
  
  – Насчет четырех я не уверен.
  
  Дэвид включил зажигание.
  
  – Ладно, идет. Четыре сотни сверху.
  
  Дэвид выключил зажигание.
  
  – И еще один момент. То, о чем мы говорили перед пресс-конференцией.
  
  – Насчет твоего парня, – кивнул Финли.
  
  – И больше не пытайся меня шантажировать.
  
  Финли поднял руки, словно сдаваясь.
  
  – Никогда. Так мы снова вместе?
  
  – Да, мы вместе, – чуть запнувшись, ответил Дэвид.
  
  – Ну, и отлично. У меня тут возникли кое-какие мысли.
  
  Дэвид устало прикрыл глаза.
  
  – Нет, послушай, это так, навскидку, но мне кажется, нам надо как-то замазать сегодняшний провал. Показать жителям, как много я могу для них сделать, даже если иногда прокалываюсь…
  
  – Прекрати.
  
  – Даже если меня иногда заносит, я люблю этот город и готов трудиться ради его блага.
  
  – Как в прошлый раз, когда ты явился в кинотеатр, чтобы пофотографироваться на фоне развалин? Но ведь это не сработало. Слишком напоказ, очень уж фальшиво. И хорошо, что Дакуорт дал нам пинка под зад, пока ты не успел совсем облажаться.
  
  Финли сделал обиженное лицо.
  
  – Я и вправду хотел помочь. Мне было жаль этих людей. Девчушек, которые до смерти перепугались, когда свалился этот чертов экран. Можешь не верить, но у меня сердце прямо кровью обливалось.
  
  – Не сомневаюсь.
  
  – Так вот, надо, чтобы люди знали: если опять случится подобное, я тотчас же примчусь и буду работать засучив рукава, помогая своим согражданам. Они не должны сомневаться в том, что я всегда рядом с ними.
  
  – Ну, что ты несешь? Разве нам надо просить, чтобы Господь послал нам потоп или торнадо?
  
  – Да нет, конечно. Но если что-то такое произойдет, я всегда готов подставить ближнему плечо.
  Глава 65
  Кэл
  
  Я хотел поговорить с Кристал, но без ее матери.
  
  Это оказалось нетрудно. Я должен был подвезти ей завтрак. Люси сказала, что перерыв у них начинается в половине первого. Если Ангус Карлсон отпустит меня с места преступления, я как раз успею вовремя.
  
  Подойдя к нему, я спросил, требуется ли мое присутствие. Он велел мне прийти в участок для дачи показаний и составления протокола. Я с радостью согласился, и он отпустил меня на все четыре стороны.
  
  Ко мне подошла Сэмми.
  
  – Спасибо, – поблагодарила она.
  
  – Я просто спасал свою репутацию.
  
  Сэмми улыбнулась.
  
  – Я позвонила в школу и поговорила с Карлом. Обещала, что скоро за ним приеду. А детектив сказал: они только что задержали моих бывших родственников. Когда появилась полиция, Иоланда чуть не брякнулась в обморок.
  
  Улыбнувшись, я сжал ее руку.
  
  – Ну, наконец-то они получат по заслугам, – сказала Сэмми.
  
  – Это участь всех негодяев. Будем надеяться, что им тоже ее не избежать.
  
  – Если бы. Многим все сходит с рук из-за того, что люди это терпят.
  
  – Да, я знаю.
  
  Мне пришлось оставить белье в машинах. Сэмми обещала о нем позаботиться. Захватив творение Кристал, я пошел к своей машине, где на переднем сиденье меня дожидался ее завтрак. Заскочив по дороге в магазин канцелярских принадлежностей, я подъехал к школе ровно в двенадцать двадцать.
  
  Люси действительно туда позвонила. Секретарь, приветливо улыбнувшись, попросила меня предъявить документы. Я показал ей свои права, и этого оказалось достаточно. Мне не хотелось предъявлять удостоверение, чтобы не вносить лишнее смятение. Женщина сказала: Кристал уже предупредили, и на перемене она сразу же спустится в приемную.
  
  Девочка появилась в двенадцать тридцать две. Я ждал ее, сидя на стуле с завтраком и графическим рассказом на коленях.
  
  – Привет, Кристал. Я привез тебе завтрак.
  
  – Ах да. Я его дома забыла.
  
  Я вручил ей пакет.
  
  – Как дела?
  
  Кристал пожала плечами.
  
  Я поднял пачку листков.
  
  – Мне очень понравилась твоя книжка: графический рассказ.
  
  – Ну и хорошо.
  
  – Я тебе кое-что привез.
  
  Открыв сумку, я показал ей коробку с фломастерами и пачку бумаги для принтеров.
  
  – Поскольку тебе все время не хватает бумаги, вот я и решил подарить большую пачку.
  
  – Да, – сказала Кристал, забирая у меня бумагу.
  
  В ее руках она казалась особенно большой и тяжелой.
  
  – Мама всегда сердится, когда я беру ее бумагу.
  
  – Надеюсь, фломастеры тебе тоже понравятся. Здесь много разных цветов.
  
  Кристал зевнула. Наверное, я ей уже наскучил. Но фломастеры она одобрила.
  
  – Да, они хорошие.
  
  И после паузы:
  
  – Спасибо.
  
  – Можешь со мной немного посидеть?
  
  – Ладно.
  
  Кристал села на стул рядом со мной. Я чуть подвинул ее книжку, так чтобы она лежала на наших с ней коленях.
  
  Перевернув страницу с заглавием, я сказал:
  
  – Вот этот рисунок с девочкой в кровати меня просто потряс. Ты очень талантливая художница.
  
  Кристал молча кивнула.
  
  – Я заметил, в книжке девочку тоже зовут Кристал. Так это ты?
  
  Она пожала плечами:
  
  – Вроде того. Там о моих приключениях, которые происходят у меня в голове.
  
  Она снова зевнула.
  
  – Ты устала?
  
  – Я не выспалась.
  
  Перелистав несколько страниц, я нашел ту, на которой девочка идет по темной улице.
  
  – Это просто замечательный рисунок. Ты не боишься, когда рисуешь что-то страшное?
  
  Кристал покачала головой.
  
  – Ты где-нибудь училась рисовать?
  
  – Нет. У нас есть рисование в школе, но я училась по комиксам.
  
  Я перевернул страницу, на которой было письмо.
  
  – Кристал, где ты взяла этот листок?
  
  Она внимательно посмотрела на него.
  
  – У дедушки. В его доме.
  
  – Ты любила рисовать у дедушки?
  
  Кристал кивнула.
  
  – Дедушке нравились мои рисунки. Мне так жаль его.
  
  – Ну конечно.
  
  – А Мириам не умерла.
  
  – Тогда, в кинотеатре, да?
  
  Девочка кивнула. Она еще не знала о новом повороте в судьбе Мириам, и я счел, что не мое дело ее просвещать.
  
  – Наверно, я ее больше не увижу. Раз дедушка умер, что мне там теперь делать?
  
  – Но тебе было хорошо у дедушки?
  
  Очередной кивок.
  
  – Ему нравились твои рисунки?
  
  – Да.
  
  – Он тебе давал бумагу?
  
  – Он разрешал брать ее из принтера.
  
  Кристал опять зевнула.
  
  – В кабинете?
  
  Девочка кивнула.
  
  – Но этот листок ведь не из принтера. Он весь исписан.
  
  – Когда бумага кончилась, я стала искать в других местах, – вяло сказала она.
  
  – И где ты нашла этот листок?
  
  – У дедушки в столе.
  
  – Ага. Он был в одном из ящиков?
  
  – Не совсем. Он лежал в конверте, приклеенном скотчем.
  
  – Приклеенном?
  
  – Ну да. Я полезла в ящик, а там что-то лежит. Зачем-то приклеено скотчем к дну. Глупость какая-то.
  
  – Да, немного странно.
  
  – Это оказался конверт, а в нем лист бумаги. Он был исписан только с одной стороны, ну, я его и взяла.
  
  – А ты прочитала, что там написано?
  
  Кристал покачала головой.
  
  – Почему же?
  
  – Какая мне разница? Мне нужны только чистые страницы.
  
  – Значит, тебя интересовала только обратная сторона?
  
  – Да.
  
  – А можно я возьму себе этот листочек? Мне нужно это письмо.
  
  – Но тогда книжка будет испорчена. Давайте лучше снимем копию.
  
  Она слезла со стула и окликнула секретаршу:
  
  – Миссис Симс, снимите для меня копию. Всего одну страничку.
  
  Миссис Симс подошла к стойке.
  
  – Для тебя, дорогая, все, что угодно.
  
  – Вот эту страницу.
  
  Миссис Симс взяла письмо и, не глядя, положила его в принтер. Сделав копию, она вручила ее Кристал, которая передала мне этот листок.
  
  – А теперь я могу пойти поесть? – спросила девочка, собирая фломастеры и бумагу.
  
  – Ну конечно.
  
  Она опять зевнула.
  
  – Тебе надо поспать, когда придешь домой.
  
  – Если только мама опять меня не разбудит.
  
  – А почему она тебя разбудила? Тебе приснился страшный сон?
  
  Судя по характеру ее рисунков, Кристал были не чужды ночные кошмары.
  
  Она покачала головой:
  
  – Нет. Просто я слышала, как мама уехала на машине. Я стояла у окна, пока она не вернулась. А потом я слышала, как пришли вы и шумели с мамой в гостевой комнате. Поэтому я и не выспалась.
  
  Я чуть не потерял дар речи. И то, что случилось потом, лишь довершило этот процесс.
  
  Кристал обняла меня.
  
  – Ты мне нравишься, – сказала она и вышла из приемной, унося с собой бумагу и фломастеры.
  Глава 66
  
  – Профессор Блэкмор заявляет, что отказывается от всех своих прав и готов ответить на любые ваши вопросы, – сообщил Нейт Флетчер. – Как его адвокат, я категорически возражаю против этого, но он остается при своем мнении. В любом случае я намерен защищать его интересы.
  
  – Само собой, – согласился Барри Дакуорт.
  
  – Мне нечего скрывать, – спокойно произнес Блэкмор.
  
  Все трое сидели в опросной комнате полицейского участка Промис-Фоллса. Дакуорт записывал допрос на видео.
  
  Покончив с формальностями – имена присутствующих, дата и место проведения, – детектив приступил к допросу.
  
  – Мистер Блэкмор, вы сегодня договаривались встретиться с мистером Данкомбом у его банка на Клеймор-стрит?
  
  – Да.
  
  – Вы ему позвонили?
  
  – Да. Я сказал: хочу с ним встретиться, и он объяснил, где его найти.
  
  – Что же вы ему ответили?
  
  – Я сказал, чтобы он ждал меня у банка.
  
  – Чтобы он стоял и ждал вас на тротуаре у входа в банк? Я правильно понял?
  
  – Совершенно верно.
  
  – Почему вы попросили его об этом?
  
  – Потому что я хотел его сбить.
  
  – Значит, вы решили это заранее?
  
  – Да, я все предварительно обдумал: решил убить Клайва при первой представившейся возможности. Но он гораздо сильнее меня, поэтому я прибег к помощи автомобиля.
  
  – Почему вы убили мистера Данкомба?
  
  – Потому что он негодяй.
  
  – Он вам угрожал?
  
  – Да. Клайв сказал, что, если я кому-нибудь расскажу о наших играх, он меня убьет.
  
  – Какие игры вы имеете в виду?
  
  Блэкмор замялся.
  
  – Секс.
  
  – Вы имеете в виду групповой секс в подвальной комнате в доме Чалмерсов?
  
  – Да. Мы с Джорджиной, Клайв с Лиз и Адам с Мириам.
  
  – Иногда кто-то еще.
  
  Блэкмор кивнул:
  
  – Да. Иногда к нам присоединялись студентки из колледжа Теккери. Девушки хотели познакомиться с настоящим писателем. Клайв приглашал их к Чалмерсам. Они приходили на ужин, немного выпивали…
  
  – В вино им подмешивали наркотик – рогипнол?
  
  – Иногда подмешивали, иногда нет.
  
  – Вы утверждаете, что сбили Клайва Данкомба из соображений собственной безопасности?
  
  – Только частично. Моя судьба мне теперь безразлична. Вы можете вытащить пистолет и застрелить меня прямо сейчас, мне это совершенно все равно.
  
  – Но я не собираюсь делать ничего подобного.
  
  – Знаю. Я просто хотел сказать, что какая-то часть меня была бы этому только рада. Моя жена погибла. Сам я сгораю от стыда. Вы, конечно, выставите меня на всеобщее обозрение, но я найду способ уйти из жизни раньше. Но сначала отвечу на все ваши вопросы. Я убил Клайва, потому что он был чудовищем.
  
  – Это он убил Мириам Чалмерс?
  
  – Меня бы это не удивило. Он, правда, это отрицает, но…
  
  Блэкмор пожал плечами.
  
  – А что конкретно он сказал по этому поводу?
  
  – Просто заявил: он ее не убивал. И постарался все свалить на меня.
  
  – А вы ее не убивали?
  
  Блэкмор устало покачал головой.
  
  – Но сегодня утром вы были в крови. Я сам это видел.
  
  Профессор кивнул:
  
  – Это моя кровь. Вчера вечером я споткнулся и упал. А потом меня ударил Клайв. Какой смысл мне лгать? Вы же арестовали меня за убийство Клайва. Я был полностью в своем уме, когда…
  
  – Но, Питер, мы пока этого не знаем. Надо провести психиатрическую экспертизу… – запротестовал Нейт Флетчер, поднимая руку.
  
  – Перестань. Я сбил Клайва совершенно сознательно. Это самый разумный поступок в моей жизни. Знаю, меня все равно посадят, так что если бы я убил Мириам, то отрицать это просто не имело бы смысла.
  
  – Значит, вы считаете: это сделал Клайв.
  
  Профессор опять пожал плечами:
  
  – Не знаю. Но если это сделал он, то я ничего не имею против. Почти все, кто заслужил смерть, уже умерли: Клайв, Адам с Мириам, Джорджина. Остались только я и Лиз.
  
  – Жена мистера Данкомба.
  
  Блэкмор кивнул:
  
  – Она хуже нас всех.
  
  Блэкмор наклонился к Дакуорту и шепнул:
  
  – Настоящая змея.
  
  – Мы ее еще допросим.
  
  – Лиз не красавица, но умеет себя подать. Та еще штучка. У нас с Джорджиной были кое-какие сложности. Нам стало скучновато в постели. А Клайв как-то намекнул, что у них с Лиз все совсем по-другому, а потом пригласил нас в их тесную компанию. И сразу все изменилось. Джорджина прямо ожила, во всяком случае, поначалу. Она сильно увлеклась Адамом.
  
  – Они виделись наедине. Это ведь не по правилам?
  
  Блэкмор кивнул:
  
  – Да. Не знаю, сколько раз они успели встретиться до этой катастрофы в кинотеатре. Но Адам… Он для меня загадка. Нечто патологическое. Он мог надевать любую личину. Умел убедительно лгать, делать вид, что любит, а за спиной предавать. Ему было наплевать, как о нем думают, даже собственная дочь и внучка – Люси и Кристал. Он любил их и хотел взаимности, но с ними он тоже не особо считался. Джорджина просто поддалась его чарам.
  
  – Возможно, и вы тоже.
  
  – Может быть. Адам с Клайвом были настоящие мачо, если вы понимаете, о чем я говорю. Один бывший байкер, а другой в прошлом коп. Два разных полюса с точки зрения закона. В их компании я чувствовал себя мужчиной. А Лиз с Мириам заставили Джорджину почувствовать себя женщиной. Обе были на редкость сексуальны. В общем, мы попали в очень крутую компанию и так завязли, что, когда Клайв с Адамом предложили оживить наши вечеринки, пригласив… гостей, мы пошли у них на поводу.
  
  – В число гостей попала и Оливия Фишер?
  
  – Правильно.
  
  – Это случилось задолго до ее убийства?
  
  – Нет. Всего за несколько недель.
  
  – Как вы отнеслись к ее смерти?
  
  – Были потрясены. Обсуждали. Клянусь, для нас это тоже была трагедия – такая милая раскованная девушка.
  
  – Которую вы насиловали.
  
  – Детектив, – предостерегающе произнес Флетчер.
  
  – Нет, с ней все было иначе. Она собиралась выйти замуж. Но я не уверен, хотелось ли ей этого.
  
  – Она что-нибудь говорила на сей счет?
  
  – Только то, что она встречается с парнем довольно долго и теперь никуда не денешься.
  
  Дакуорт прокрутил этот ответ в голове, потом спросил:
  
  – Как вы считаете, не связано ли ее убийство с тем, что у вас происходило?
  
  Блэкмор ответил не сразу.
  
  – Мне это приходило в голову.
  
  – Почему?
  
  – Из-за характера Клайва.
  
  – Вы думаете, это он убил ее?
  
  – Мне казалось, что из всех нас только Клайв способен на это. Однажды он спросил Адама о диске, на котором была она, а тот ответил, что нет причины для беспокойства. Клайв и не беспокоился. Когда же случилось это несчастье в кинотеатре, он тайно забрал все диски из дома Чалмерсов, опасаясь, не наткнется ли на них посторонний. Но оказалось, Мириам жива, и вчера вечером она сказала ему: Адам давно избавился от этих дисков.
  
  – А теперь расскажите мне о Розмари Гейнор.
  
  – О ком?
  
  – О Розмари Гейнор. Или о Билле Гейноре.
  
  – Никогда о них не слышал. Кто это?
  
  Дакуорт вкратце объяснил.
  
  – Об этом сообщали во всех новостях.
  
  – Я принимал экзамены. У меня было полно студентов. Я не следил за новостями.
  
  – А почему вы спросили о деле Гейнор? – поинтересовался Флетчер.
  
  Отмахнувшись, Дакуорт стал продолжать допрос:
  
  – Адам с Клайвом никогда о них не упоминали? Возможно, чета Гейноров была раньше сексуальными партнерами Чалмерсов? Или Данкомбов?
  
  – Я же сказал, что никогда о них не слышал.
  
  Дакуорт побарабанил пальцами по столу. У Клайва Данкомба были причины убить Оливию Фишер, но с Розмари Гейнор он никак не связан. У доктора Джека Стерджеса могла быть серьезная причина убить Гейнор, но с Фишер его ничего не связывало.
  
  А Билл Гейнор по-прежнему оставался за кулисами.
  
  В дверь опросной постучали. Крутанувшись на стуле, Дакуорт увидел в окошечке мрачную физиономию Ронды Финдерман.
  
  А он считал, что худшее уже позади.
  
  Когда Питера Блэкмора увели в камеру, Нейт Флетчер ушел домой, а Ронда отыгралась на нем по полной, Дакуорт вернулся к себе и сел за стол.
  
  Он был единственным, кто засиделся так поздно. На входе сидел дежурный, но здесь, в комнате, где работали детективы, не было ни души.
  
  Дакуорт обхватил голову руками. «Похоже, даже волосы у меня истощились», – подумал он. За последние два дня – или даже две недели – на него столько всего свалилось, что в его голове все пошло наперекосяк, словно там были утеряны все ориентиры.
  
  Пора идти домой. Морин, наверное, уже легла. Ему не терпелось поскорей подвалиться к ней под бочок и моментально заснуть.
  
  Но тут зазвонил его сотовый.
  
  Взглянув на экран, Дакуорт увидел код Бостона. Он приложил телефон к уху.
  
  – Дакуорт слушает.
  
  – Я говорю с детективом?
  
  – Да.
  
  – Это Сандра Ботсфорд.
  
  Дакуорт привстал с кресла.
  
  – Извините, что не позвонила раньше. Я только сейчас узнала о вашем звонке в отель. Это относительно мистера Гейнора?
  
  – Именно. Прошлый раз вы сказали, что машина мистера Гейнора не выезжала из гаража отеля и его там видели. Но мне надо кое-что уточнить.
  
  – Вас по-прежнему интересует, мог ли он за ночь съездить в Промис-Фоллс и вернуться обратно в Бостон?
  
  – Очень интересует.
  
  – Как я уже говорила, его машина не выезжала из гаража, а ночного поезда между нашими городами нет.
  
  – Я знаю, но…
  
  – Но он мог взять чужую машину.
  
  Дакуорт перебросил телефон к другому уху.
  
  – Что вы сказали?
  
  – Прошлый раз я как-то упустила из виду, что это может быть важно.
  
  – Что за машина?
  
  – У нас был инцидент. Но я не сразу узнала об этом. Наш консьерж мне ничего не сказал. Точнее, наш бывший консьерж.
  
  – Так что случилось, мисс Ботсфорд?
  
  – Один из гостей заселился в отель поздно вечером и отдал ключи от своей машины, чтобы ее загнали в гараж. Но когда портье попытался найти машину, ее на месте не оказалось.
  
  – Так, а что было дальше?
  
  – Служащие отеля были в панике, они не могли понять, куда делась машина. В полицию звонить не стали, надеялись, что она потерялась где-нибудь в гараже и найдется еще до того, как ее потребует хозяин. К счастью, все обошлось.
  
  – Машина появилась.
  
  – Рано утром ее нашли на улице неподалеку от отеля.
  
  – Сколько времени прошло с момента, когда она исчезла, и до того, как ее нашли на улице?
  
  – Не меньше шести часов. Извините, что не рассказала вам об этом в прошлый раз. Я просто не знала.
  
  – Ничего. Спасибо за информацию. Она мне очень пригодится.
  
  Дакуорт бросил телефон на стол.
  
  Значит, это мог сделать Гейнор – угнать машину, приехать домой, убить жену и вернуться в Бостон.
  
  Вполне возможный вариант.
  
  Но насколько он вероятен?
  
  Дакуорт все-таки склонялся к мысли, что Оливию Фишер убил Данкомб. Возможно, начальника охраны и с Розмари Гейнор связывало нечто такое, до чего он еще не докопался, позволяющее подозревать Данкомба в обоих убийствах.
  
  Он подумает об этом завтра. А сейчас пора домой. Дакуорт уже поднялся с кресла, когда на его столе зазвонил телефон.
  
  – Господи, когда это кончится, – вздохнул он, поднимая трубку.
  
  – Да?
  
  – Детектив Дакуорт? Это Барри Дакуорт?
  
  Мужской голос, дребезжащий и какой-то неестественный, словно он доносился из старого разболтанного громкоговорителя.
  
  Как будто говорил Дарт Вейдер.
  
  – Да, это Дакуорт. А кто звонит?
  
  – Я просто хотел сказать, что восхищаюсь тобой.
  
  – Восхищаетесь?
  
  – Я не был уверен, что кто-то сможет все сопоставить. Проследить связь. Опасался, не слишком ли круто я все замесил.
  
  – Кто это? Кто говорит, черт побери?
  
  Но на том конце провода уже никого не было.
  Глава 67
  Кэл
  
  Пару часов я думал. Потом позвонил Люси.
  
  – Ты отвез завтрак Кристал? – спросила она.
  
  – Отвез.
  
  – Тебя к ней пустили?
  
  – Да.
  
  – Спасибо. Ты мне очень помог. Я целый день провисела на телефоне: организовывала похороны, говорила с юристом. Просто голова идет кругом.
  
  – Нам надо встретиться. Можно я к тебе приеду?
  
  – Конечно. – Она сделала паузу. – Я открою бутылку вина.
  
  – Лучше кофе.
  
  – Хорошо, я сварю кофе.
  
  На этот раз Люси встретила меня несколько по-другому. Не приглашая в гостиную, она обняла меня за шею и, прижавшись всем телом, поцеловала.
  
  Мое тело невольно ответило, и от нее это не укрылось. Поэтому она несколько удивилась, когда я осторожно снял ее руки с шеи.
  
  – Что-то не так?
  
  – Нет, все о’кей. Просто денек выдался горячий.
  
  – В новостях сообщали о стрельбе в прачечной. А ты говорил, что вся твоя одежда пропахла дымом. В Промис-Фоллсе не так много автоматических прачечных, поэтому я…
  
  – Да, я там был.
  
  – О господи!
  
  Я вкратце рассказал, что произошло.
  
  – Лучше выпей чего-нибудь покрепче, – сказала Люси, когда мы пришли на кухню.
  
  – Нет, только кофе.
  
  Нас уже ждал горячий кофейник. Люси налила две кружки и поставила их на стол. Мы оба сели.
  
  – Не хочешь рассказать поподробнее? – попросила она. – Иногда так хочется выговориться, чтобы снять стресс.
  
  – Нет, я пришел не за этим.
  
  По ее лицу пробежала тень беспокойства.
  
  – А в чем дело, Кэл?
  
  – Расскажи мне про письмо.
  
  – Какое письмо?
  
  – Ты с самого начала от меня что-то скрывала, связанное с украденным из дома твоего отца.
  
  – Не понимаю, о чем ты, – медленно произнесла Люси.
  
  – Та комната в подвале оказалась для тебя сюрпризом. Тот, кого ты застала в доме, действительно приходил за дисками. Но мне кажется, тебя волновали вовсе не они, а другое – письмо.
  
  – Откуда ты знаешь?
  
  – Значит, я прав.
  
  Люси медленно кивнула:
  
  – Может, и прав. Но это касается только меня.
  
  – Твой отец обещал, что оставит тебе кое-что на жизнь, накопленное им в прошлом. Деньги для тебя и Кристал.
  
  – Не понимаю, каким образом ты об этом узнал.
  
  – Будь со мной откровенна, Люси. Расскажи об этом письме. Что ты надеялась в нем найти?
  
  Ее глаза заблестели. Она обхватила руками кружку, словно пытаясь их согреть.
  
  – Отец всегда говорил, что позаботится о нас с Кристал. Он часто повторял: мы можем рассчитывать на него, и действительно помогал нам. Но однажды он пообещал, что все оставит мне. Речь шла о деньгах… больших деньгах. О сотнях тысяч долларов наличными. Он сколотил капитал, когда был байкером. Отец… тогда делал много дурного. Обманывал и грабил своих, предавал и оставлял их без гроша. Это были грязные деньги, которые не положишь в банк, ну, разве что в ячейку. И он их припрятал. Даже Мириам об этом не знала. Во всяком случае, отец так говорил. Все эти годы он вел вполне добропорядочную жизнь. Ну, не считая этих его сексуальных игр. С байкерским прошлым было покончено. Но деньги остались. И он хотел отдать их мне.
  
  – Продолжай.
  
  – Он сказал: если с ним что-нибудь случится, мне надо будет заглянуть к нему в письменный стол. Там в одном из ящиков лежит письмо, приклеенное скотчем. В нем написано, где лежат деньги.
  
  – Значит, когда ты узнала о смерти отца, то сразу отправилась к нему домой за этим конвертом. Ты услышала, как кто-то вышел через заднюю дверь, и, не обнаружив письма, решила, что он его и похитил.
  
  Люси кивнула.
  
  – Я решила, что отец сообщил о письме кому-то еще. Извини, что сразу тебе не открылась. Мне надо было выяснить, кто побывал в доме. Узнав это, дальше действовала бы уже сама. Вообще-то я уже пыталась связаться с этим мистером Данкомбом. Вчера вечером позвонила ему домой и говорила с его женой. Очень неприятная особа. Я собиралась перезвонить сегодня, но, раз ты уже все знаешь, может быть, свяжешься с ней сам?
  
  Люси изобразила улыбку, такую же неискреннюю, как рукопожатие политика.
  
  – Почему ты мне с самого начала все не рассказала? Тебя ведь интересовали только деньги, но не очень волновало, откуда они взялись.
  
  – А мне наплевать. Я одна воспитываю дочь, которая нуждается в моей помощи, и готова ради нее на все. Остальное для меня пустой звук.
  
  По ее щеке покатилась слеза.
  
  – Ну, и где, ты думаешь, эти деньги?
  
  Люси закусила губу.
  
  – Не знаю. Может быть, в сейфовой ячейке в каком-нибудь банке. Или, как в фильме «Побег из Шоушенка», спрятаны под камнем в поле. Где бы они ни были, я их найду. Но сначала мне нужно отыскать письмо.
  
  Я вынул из кармана листок из книги Кристал.
  
  Люси застыла на стуле, приложив трясущуюся руку к губам.
  
  – Что это? – спросила она.
  
  – То самое письмо.
  
  – Где ты его нашел?
  
  – У Кристал. Оно было у нее. Она залезла в дедушкин стол, когда в принтере кончилась бумага. Это страница из ее графического рассказа.
  
  – Кристал?
  
  Я кивнул.
  
  – Значит, оно было у нее?
  
  Я снова кивнул.
  
  Отодвинув стул, Люси встала и, отвернувшись, прислонилась к столешнице.
  
  – О боже, – прошептала она. – Не может быть…
  
  – Люси, – окликнул я ее.
  
  – Как же мне сразу в голову не пришло… Но я не знала, что отец разрешал ей входить в кабинет.
  
  – Как видишь, разрешал.
  
  – Но ведь он его спрятал. Он сказал, что прикрепил его скотчем…
  
  – Кристал нащупала его в ящике, когда полезла туда за бумагой.
  
  Люси повернулась ко мне. Глаза у нее покраснели.
  
  – Ты говорил с ней.
  
  – Да. Когда я нашел и прочел это письмо, то решил узнать, где она его взяла. Кристал сразу вспомнила, хотя говорит, что не читала его. Оно ее не интересовало. Она волновалась только из-за потери страницы из книжки, так что пришлось сделать копию.
  
  Люси с опасливым любопытством посмотрела на сложенный листок.
  
  – Наконец-то все вырисовывается, – продолжал я. – Теперь мне ясно, почему ты попросила снять отпечатки пальцев со стола своего отца. Все ради этого письма. Ты ведь думала, что его взял тот, кто скрылся от тебя через заднюю дверь. Но этот человек приходил лишь за дисками.
  
  Люси не спускала глаз с письма.
  
  – Я знаю. Поэтому я считала, что письмо взял еще кто-то…
  
  Мне было понятно, о ком она говорит.
  
  – Не хочешь почитать?
  
  Подойдя к столу, она протянула руку. Я вложил письмо ей в ладонь.
  
  Оно было сложено втрое. Дрожащими руками Люси развернула листок.
  
  Я сам успел прочитать его несколько раз. И вот что в нем было написано:
  
   Дорогая Люси! Если ты читаешь это письмо, значит, со мной что-то случилось. Меня больше нет в живых. Ты нашла его в ящике моего письменного стола, там, где я тебе говорил. Не знаю, какая судьба меня ждет. Но я точно не умру собственной смертью. Я не из тех, кто доживает до глубокой старости и тихо уходит в мир иной. Прошлое рано или поздно напомнит о себе.
  
   Кто это будет? Кто захочет со мной поквитаться? Отвергнутая любовница? Ревнивый муж? А может быть, Мириам возьмет на кухне нож и вонзит мне в сердце? Мне еще повезло, что я смог дожить до своих лет.
  
   В моем прошлом есть много такого, о чем я тебе никогда не рассказывал. Я жил не по правилам. Водился с дурными людьми. Совершал дурные поступки. В конце концов я покончил с этой жизнью и сумел замести следы, похоронив все свои тайны. Но ушел я не с пустыми карманами. Остального тебе лучше не знать.
  
   Вас с Кристал я любил всем сердцем и хочу, чтобы ты об этом знала. Я знаю, у вас нелегкая судьба. Но я обожаю Кристал и надеюсь, она найдет свое место в жизни. Она очень способная. Одаренные люди часто страдают от своих талантов, особенно в молодости. Но настанет день, когда ее талант будет оценен по достоинству. Верю, что она станет знаменитой художницей.
  
   Мне так хотелось оставить вам приличный капитал, но обстоятельства разрушили мои планы.
  
  Я понял, что Люси дошла до этого места. Ее лицо вытянулось и побледнело.
  
   Когда-то я намеревался оставить тебе большое наследство. Но мое финансовое положение за последние годы существенно пошатнулось. Мои книги перестали печатать. Задуманные проекты не осуществились. Я выдохся, и мои легальные доходы здорово упали. Что-то надо было делать, ведь Мириам привыкла к определенному стилю жизни. Я не хотел ее огорчать.
  
   И я стал припадать к источнику гораздо чаще, чем рассчитывал. Под источником я подразумеваю сейфовую ячейку в одном из банков Олбани.
  
   И для тебя уже ничего не осталось.
  
   Конечно, надо было с тобой поговорить, но все как-то не складывалось. Возможно, это и к лучшему. Мы сами должны отвечать за свою жизнь. И не ждать подарков судьбы. Эта новая реальность заставит тебя изменить приоритеты, пересмотреть систему ценностей. Дорога жизни полна ухабов. Господи, неужели это я написал? Неудивительно, что меня больше не печатают.
  
   Я знаю, это не бог весть что, но я завещал тебе свой «ягуар». Это настоящий раритет, и ты сможешь продать его за приличные деньги.
  
   С любовью,
  
   твой отец.
  
  Дочитав до конца, Люси выпустила из рук листок, и он спланировал на пол.
  
  – Сукин сын, – прошептала она. – Подлый лживый эгоист. Он же мне обещал…
  
  – Адам Чалмерс всегда думал только о себе, – заметил я. – Все остальные были на заднем плане.
  
  – Но как он мог… ладно я, но Кристал? Его родная внучка.
  
  Я не нашелся что ответить.
  
  – Как он мог так с нами поступить?
  
  Я покачал головой.
  
  Закатив глаза, Люси прижала руки к губам.
  
  – Нет, нет, этого не может быть.
  
  Но у меня были еще вопросы.
  
  – Люси, куда ты ездила вчера вечером?
  
  – Что?
  
  – Перед моим приходом. После того как уложила Кристал спать, ты ведь уходила из дома.
  
  – Нет, – быстро ответила она. – Никуда не уходила. Откуда ты взял? Почему так думаешь?
  
  – Кристал слышала, как ты ушла. Она видела тебя отъезжающей от дома и ждала, когда вернешься.
  
  – Нет, это невозможно.
  
  – К моему приходу ты переоделась.
  
  – Я… немного принарядилась для тебя.
  
  Я промолчал.
  
  – О господи, нет… Что я наделала… Думала, это она…
  
  – То есть Мириам? Ты решила, это Мириам взяла письмо из ящика.
  
  Люси, не глядя на меня, кивнула, словно мой голос исходил из динамика.
  
  – Найдя письмо, Мириам могла завладеть деньгами, которые предназначались тебе. Поэтому ты к ней и поехала.
  
  На этот раз Люси ко мне повернулась.
  
  – Она сказала, что у нее нет никакого письма и она вообще не понимает, о чем я говорю… Но я ей не поверила.
  
  До Люси постепенно стало доходить.
  
  – Значит, Мириам говорила правду. Она ничего не знала про письмо. Это Кристал его взяла.
  
  – Так что там у вас произошло? Мириам на тебя напала? Тебе пришлось защищаться?
  
  – Она упала… когда бежала вверх по лестнице. Я хотела с ней поговорить, схватила ее за руку, а она опрокинулась назад. О господи, это же был несчастный случай. Я и думать не могла… просто хотела забрать у нее письмо.
  
  – Которого у нее не было.
  
  Люси наконец взглянула мне в глаза.
  
  – В полиции уже знают?
  
  Я встал.
  
  – Понятия не имею. Пока ведется следствие.
  
  – Я хотела вызвать «Скорую», но Мириам уже не дышала. Когда она упала, у нее там что-то жутко хрустнуло. – Люси дотронулась до шеи. – Я решила, что звонить в «Скорую» нет смысла, и убежала. Было уже темно, так что меня вряд ли кто-нибудь заметил… Я припарковалась рядом с домом, там машина не видна с улицы… На одежде не было крови, но я все-таки решила вымыться – вдруг что-то осталось на коже, а вещи бросила в стиральную машину.
  
  Люси умоляюще посмотрела на меня:
  
  – Мне ведь ничего не грозит? Даже если они найдут там мои отпечатки пальцев, это ведь ничего не значит? Я туда часто приходила. Ты можешь подтвердить, что мы были вместе. Ты находился со мной всю ночь и можешь это подтвердить как свидетель. Кэл, ну, пожалуйста.
  
  Я промолчал.
  
  – Меня же посадят… А как же Кристал? Я не могу идти в тюрьму. Это невозможно. Ее отец… человек недостойный. Я не хочу, чтобы он воспитывал Кристал. Она должна жить со мной. Иначе дочь попадет в приют или куда-нибудь похуже. Такого не должно быть. Нельзя отнимать у ребенка мать. Это негуманно.
  
  – Не знаю.
  
  – Как думаешь, меня не заподозрят? Ты же служил в полиции и все знаешь про такие вещи. Меня не вычислят, как ты считаешь? Если я не была замечена никем и на мне нет крови?
  
  – Не знаю, какие улики есть у полиции, – сказал я, выходя из-за стола. – Но ты кое-чего не учла.
  
  Люси непонимающе посмотрела на меня:
  
  – Ты имеешь в виду камеру? Но у отца в доме не было камер.
  
  – Нет, – мягко сказал я, – не то имею в виду.
  
  Теперь она поняла.
  
  – Нет, не верю. Ты никому не скажешь, не поступишь так со мной и с Кристал – не лишишь ребенка матери.
  
  Подойдя ко мне вплотную, Люси положила мне руки на грудь.
  
  – Вчера ночью мы были близки. По-настоящему. Я это почувствовала. Мы не просто переспали. Между нами протянулась ниточка. Разве ты сам этого не ощутил?
  
  – Да, что-то такое было, – согласился я, снимая ее руки с груди. – Но сейчас вовсе не уверен в твоих чувствах. Похоже, ты меня позвала, чтобы обеспечить себе алиби.
  
  – Нет, Кэл. Я тебя люблю. И Кристал тоже – мне это понятно. Ты нам нужен. Пожалуйста, ну, пожалуйста. Я не какой-нибудь монстр. Это был несчастный случай.
  
  – Мне надо идти.
  
  – Что ты собираешься делать? Пойдешь в полицию? – спросила Люси, хватая меня за руку.
  
  Я вырвался и пошел к двери.
  
  – Прошу тебя, Кэл, не делай этого. Ты должен понять. Здесь нет моей вины. Я думала только о Кристал. Хотела, чтобы ей, нам обеим, лучше жилось. Думала, отец нам в этом поможет, и не могла допустить, чтобы Мириам помешала этому. Я словно на мгновение сошла с ума. Одна минута помешательства не может перечеркнуть всю мою жизнь. После всего, что мне пришлось пережить. Кэл…
  
  – Люси, мне надо идти.
  
  Открыв входную дверь, я увидел, что по дорожке идет Кристал, – скорее плетется, согнувшись под непомерным грузом своего рюкзачка.
  
  – О боже, – прошептала Люси, торопливо вытирая слезы. – Как там в школе, золотко? – спросила она дочь.
  
  Подойдя к двери, Кристал стащила рюкзачок с плеч, и он со стуком упал на землю.
  
  – Ужас какой тяжелый, – произнесла она.
  
  – Что там у тебя? – спросила ее мать.
  
  Кристал потянула за молнию и вытащила из рюкзака пачку бумаги и фломастеры.
  
  – Это мне мистер Уивер подарил, – сообщила она.
  
  – Как мило с его стороны, – срывающимся голосом произнесла Люси. – Ты сказала спасибо?
  
  – Да.
  
  – Сказала, – подтвердил я.
  
  – Мне хочется есть, – объявила Кристал, направляясь на кухню.
  
  Люси Брайтон дотронулась до моей руки. В глазах у нее заблестели слезы.
  
  – Что ты собираешься делать? – в последний раз спросила она.
  
  – Не знаю, – бросил я и пошел к машине.
  Глава 68
  
  Было уже за полночь, но Лорейн Пламмер привыкла заниматься по ночам. Так поступало большинство студентов Теккери.
  
  Родители Лорейн называли их «совами». Ребята никогда не вставали раньше полудня, а порой отсыпались до трех-четырех часов дня. Однако это не значило, что они были бездельниками и лентяями, пренебрегавшими учебой. Просто у них был другой распорядок дня.
  
  Лорейн частенько занималась до трех-четырех утра, а то и всю ночь напролет. Потом завтракала в кафетерии колледжа, сонно поглощая яичницу с беконом и пятнистые бананы, после чего возвращалась к себе, падала на кровать и засыпала, даже не успев залезть под одеяло.
  
  Но если лекции начинались рано утром, такой номер не проходил. Тогда приходилось ложиться не позже часа и ставить телефонный будильник. Однако заснуть не всегда удавалось, и Лорейн ворочалась в постели часов до пяти утра, погружаясь в глубокий сон за полчаса до звонка будильника.
  
  Но завтра первая лекция начиналась только в час, поэтому она решила заниматься, пока не начнут слипаться веки.
  
  Лорейн писала реферат для семинара профессора Блэкмора, который преподавал у них английский язык и психологию. Семинар был назначен на конец следующей недели. Блэкмор охотно позволял студентам отходить от учебного плана, если они предлагали какие-то интересные темы. Ему понравилась идея Лорейн исследовать тему кибертеррора и запугивания в современной молодежной литературе, ориентированной на женскую аудиторию, и он дал на нее добро.
  
  Он вообще был классный дядька, но на днях выкинул какой-то непонятный фортель, уйдя с лекции через две минуты после ее начала. А сегодня и вообще не явился на консультацию.
  
  Лорейн всегда хотелось написать роман, но все говорили: писать надо о том, что хорошо знаешь, а ее собственная жизнь была слишком бесцветной для романа.
  
  Кому интересно читать про девицу, выросшую в обычном доме с нормальными родителями и ведущую вполне добропорядочную жизнь? И потом, далеко не все пишут о том, что знают. К примеру, Стивен Кинг. Лорейн могла побиться об заклад, что никаких жутких клоунов, живущих в сточных трубах, он и в глаза не видел.
  
  Вот о таких вещах стоило писать. Ей всегда хотелось знать, что думают об этом настоящие писатели, и поэтому она пришла в восторг, когда начальник охраны колледжа Клайв Данкомб пригласил ее в гости к Адаму Чалмерсу, который, по его словам, написал целую кучу книг.
  
  Ее пригласили к ужину, где присутствовала жена Чалмерса Мириам, на редкость красивая женщина, профессор Блэкмор со своей женой Джорджиной, тоже красивой, но чем-то похожей на мышку. Еще там был Данкомб, который, как узнала Лорейн, раньше служил в бостонской полиции и познакомился с Чалмерсом, когда тот собирал материал для своей книги. Жена Данкомба Элизабет, или Лиз, худая женщина лет за сорок, видимо, так злоупотребляла загаром, что кожа ее стала похожа на пергамент. Это придавало ее чертам особую жесткость.
  
  Надо признаться: многое из того, что происходило тем вечером, Лорейн не помнила вообще. Она так разволновалась от встречи с настоящим живым писателем, что совсем потеряла голову. Но все относились к ней очень по-дружески и все время подливали вина, чтобы она успокоилась, хотя, строго говоря, Лорейн еще не достигла возраста, в котором разрешается употреблять алкоголь, по крайней мере в штате Нью-Йорк. Нет, она, конечно, уже сто раз пила вино, но здесь ей его предлагали взрослые.
  
  Лорейн даже пошутила на этот счет, в том смысле, что у них у всех будут неприятности.
  
  Но Данкомб уточнил, что, хотя закон и запрещает покупать алкоголь лицам, не достигшим двадцати одного года, родители или опекуны могут угощать их вином у себя дома.
  
  Лорейн засмеялась:
  
  – Но вы же не мои родители.
  
  Данкомб улыбнулся:
  
  – В рамках этого ужина мы вполне можем сыграть роль твоих опекунов.
  
  Лорейн это вполне устроило. Беда была в том, что вино сразу же ударило ей в голову. И она отключилась.
  
  Когда Лорейн очнулась, Данкомб уже вез ее домой.
  
  – Передайте Чалмерсам, что мне ужасно неловко, – взмолилась она. – Я чувствую себя полной идиоткой.
  
  – Не переживай, – успокоила ее Лиз Данкомб. – Мистеру Чалмерсу ты очень понравилась. И нам всем тоже. Правда, Клайв?
  
  – О чем речь.
  
  Самое странное, что на следующее утро она чувствовала не только неловкость.
  
  У нее внутри все болело. Как после школьного выпускного бала, когда они с Бобби Братнером уединились в машине его матери, припаркованной за церковью. Но у Чалмерсов ничего подобного произойти не могло. Там ведь были взрослые порядочные люди.
  
  А теперь вот Адам и Мириам Чалмерс погибли под экраном этого кинотеатра.
  
  Просто ужас. Когда закончится весь этот кошмар?
  
  Сначала эта история с парнем в толстовке с номером 23 на груди. Вообще какая-то фигня – парень затаскивает в кусты, а потом говорит, что ничего мне не сделает. Нет, она, конечно, рада, что он ее не тронул. Но все как-то очень странно.
  
  А потом оказалось, что это Мэсон Хелт, студент их колледжа, с которым она была незнакома, но видела его на территории. Данкомб в него стрелял и снес парню череп. Ну и местечко этот Теккери.
  
  Но в своей комнатке она чувствовала себя в полной безопасности, хотя та была не больше чулана. Там имелся встроенный письменный стол, но Лорейн предпочитала заниматься, сидя на кровати и подложив под спину подушку.
  
  Сейчас она сидела с ноутбуком на коленях, а рядом на кровати лежали раскрытые книги в мягких обложках. На полке у кровати стояла чашка с чаем.
  
  Лорейн рассчитывала позаниматься еще часа два, пока ее не потянет в сон, но очень скоро начала клевать носом. Веки у нее отяжелели, пальцы застыли на клавиатуре, экран поплыл перед глазами.
  
  И тут завибрировал телефон.
  
  Она потянулась за трубкой. Какое-то сообщение от Клео, студентки из ее английской группы.
  
  Клео: Ты слышала насчет Блэкмора?
  
  Лорейн: А что?
  
  Клео: Его арестовали. Сбил кого-то насмерть.
  
  Лорейн: Блин.
  
  Клео: Вот именно.
  
  Лорейн: Я дико извиняюсь, но семинар теперь накрылся?
  
  Клео: Похоже.
  
  Стук в дверь прозвучал как удар грома.
  
  Лорейн: Кто-то пришел. Пока.
  
  Бросив трубку на кровать, Лорейн спросила:
  
  – Кто там?
  
  Из-за двери раздался мужской голос:
  
  – Лорейн? Извини, что так поздно. Нам надо поговорить.
  
  Сбросив с колен ноутбук, Лорейн прошлепала босыми ногами к двери. Все комнаты в общежитии имели дверные глазки. Девушка поднялась на цыпочки, чтобы посмотреть, кто заявился к ней в столь поздний час.
  
  – А, это ты, – произнесла она.
  
  – У тебя есть минутка?
  
  – Господи, да я уже собралась спать. Выгляжу как пугало.
  
  – Ну, извини, пожалуйста. Это очень важно, иначе я бы не пришел.
  
  – Ладно, ладно.
  
  Отодвинув задвижку, Лорейн распахнула дверь.
  
  – Привет. Ну, что там у тебя?
  
  – Можно я войду? Буквально на минутку.
  
  Лорейн пожала плечами:
  
  – Входи, только у меня не убрано.
  
  Пришедший ждал, когда она повернется к нему спиной. Так всегда было легче начать.
  
  Лорейн так и сделала, направившись к своей кровати. И он повторил все то, что уже проделал с Оливией Фишер и Розмари Гейнор.
  
  Она сопротивлялась, но сразу же сникла, когда нож вошел в живот и вспорол его от края до края.
  
  Словно там появилась улыбка.
  Глава 69
  
  Вода, кругом вода, и ни капли, чтобы напиться. Такое время.
  * * *
  Выражение признательности:
  
  Мне в работе над книгой, как всегда, помогали.
  
  Благодарю Сэма Идеса, Еву Колче, Хизер Коннор, Лорен Джеггерс, Джона Айчисона, Пейдж Баркли, Дэниэль Перез, Билла Мэсси, Кэрол Фитцджеральд, Дэвида Шелли, Хелен Хеллер, Брэда Мартина, Кару Уэлш, Эшли Данна, Эми Блэк, Кристин Кохрейн, Спенсера Баркли, Луизу Макферсон и Джульет Иверс.
  
  И особенно признателен тем, кто продает книги.
  Линвуд Баркли
  Двадцать три
  
  Линвуд Баркли – мастер остросюжетного романа. Этот писатель добился невозможного – совершив настоящий прорыв, потеснил таких звезд, как Майкл Коннелли, Джеффри Дивер и Патрисия Корнуэлл. Все книги Линвуда Баркли были высоко оценены и критиками, и читателями и переведены на 40 языков, а тираж его романа «Исчезнуть не простившись» составил 1 500 000 экземпляров!
  ***
  
  Потрясающе! Замечательная работа истинного мастера напряженных сюжетов!
  
  Стивен Кинг
  
  Линвуду Баркли нет равных в умении увлечь и испугать читателя.
  
  Тесс Герритсен
  ***
  
   Посвящается Ните
  
  
  ОДИН
  
  Знаю, что не получится покарать их всех. Но надеюсь покарать как можно больше.
  ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
  ДВА
  
  Патриция Хендерсон, сорока одного года, разведена, работала библиотекаршей компьютерного отдела в системе публичных библиотек Промис-Фоллз на Уэстон-стрит, была среди первых, кто умер в ту субботу утром в мае перед долгим уик-эндом.
  
  В тот день она должна была выйти на работу. Патрицию возмущал тот факт, что дирекция сочла необходимым не закрывать все городские библиотеки. Ведь в воскресенье у них законный выходной, а в понедельник – День поминовения[4]. Так если библиотеки не работают в воскресенье и в понедельник, почему бы не устроить всем сотрудникам выходной и в субботу и продлить уик-энд?
  
  Так нет же!
  
  Впрочем, Патриции и пойти-то было особенно некуда.
  
  И все равно ей казалось это совершенно диким. Ведь она знала: во время долгого уик-энда в библиотеке посетителей мало. Может, в этом городе в самом разгаре финансовый кризис? Так к чему держать библиотеку открытой? Да, по пятницам здесь бывает настоящий наплыв посетителей, особенно из тех, у кого есть коттеджи за городом или другие места для отдыха, – вот и набирают книжек, чтоб было чем заняться до вторника. А вся остальная неделя проходит относительно спокойно.
  
  Патриция должна была появиться в библиотеке к девяти, то есть к открытию. Но на самом деле это означало, что приходила она без пятнадцати десять утра, чтобы успеть загрузить все компьютеры, которые в целях экономии электричества выключали каждый вечер – и это несмотря на то, что все «спящие» тридцать компьютеров отдела потребляли за ночь мизерное количество электроэнергии. Однако в этом вопросе дирекция библиотек придерживалась линии «зеленых», а это подразумевало не только экономию электричества, но и установку в библиотеке устройств для переработки отходов, а также призывы к гражданам, приколотые к доскам объявлений, не употреблять бутилированную воду. Дело в том, что одному из членов библиотечного совета довелось побывать на фабрике, где производили эту самую бутилированную воду, а также цех, где изготавливали пластиковые бутылки, и она назвала это одним из величайших зол современного мира и не желала видеть эту продукцию ни в одном из заведений Промис-Фоллз. «Следует обеспечить всех бумажными стаканчиками, которые наполнялись бы водой из фонтанчиков, из натуральных источников прямо на местах, – такое заключение выдала она. – А это, в свою очередь, означает, что в устройство по переработке отходов будут поступать бумажные стаканчики, а не пластиковые бутылки».
  
  А теперь догадайтесь, кто бесновался, узнав эту новость. Как там его имя, но этот тип по фамилии Финли некогда был мэром города, а теперь владел компанией по производству бутилированной воды. В первый и, как надеялась Патриция, последний раз она увидела его в кинотеатре под открытым небом под названием «Созвездие». В тот вечер она решила взять с собой племянницу Кайли и ее маленькую подружку Алисию. Мать Кайли – она же сестра Патриции Вэл – одолжила ей свой минивэн, поскольку «Хёндай» пребывал в непотребном виде для столь торжественного мероприятия. Боже, какую же роковую ошибку она совершила! И дело не только в том, что огромный экран вдруг обвалился, до смерти напугав девчушек, но затем на сцене появился Финли, полагая, что его появление как-то утешит собравшихся.
  
  Политики, подумала тогда Патриция. Как же она ненавидела политиков и все, что с ними связано.
  
  И вот, размышляя о политиках, Патриция проснулась в четыре утра и обнаружила, что смотрит в потолок и с тревожными предвкушениями ожидает собрания по «фильтрации Интернета», которое должно было состояться на следующей неделе. Дебаты на эту тему шли уже несколько лет и, похоже, прекращаться не собирались. Следует ли библиотеке снабдить фильтрами компьютеры, используемые патронами, и ограничить тем самым доступ к определенным веб-сайтам? Это ограничило бы доступ молодежи к порнографии, но постепенно дискуссия превращалась в какое-то бесконечное топтание на месте. Фильтры зачастую оказывались неэффективными, блокирующий материал не был ориентирован на взрослую аудиторию в отличие от разрешенного. Да и потом, как быть со свободой слова и свободным доступом ко всем источникам информации?
  
  Патриция понимала: и эта встреча закончится тем же, что и всегда. Превратится в ожесточенный спор между ультраконсерваторами, узревшими непристойный подтекст в «Телепузиках» и не желавшими видеть ничего подобного в компьютерах библиотек, и ультралевым крылом. Последние были убеждены, что «Случай портного»[5] следует читать еще с раннего детсадовского возраста.
  
  Где-то без десяти пять она поняла, что уснуть уже не удастся, откинула одеяло и решила двинуться навстречу новому дню.
  
  Прошла в ванную, включила свет и принялась рассматривать свое отражение в зеркале.
  
  – Гадость, – пробормотала она и принялась растирать щеки кончиками пальцев. – П.У.
  
  То была мантра от Шарлин, ее личного тренера. Постоянное Увлажнение. А это означало, что она должна выпивать минимум семь полных стаканов воды за день.
  
  Патриция потянулась за стаканом, стоявшим у раковины, повернула кран, пустила холодную воду, наполнила стакан и выпила содержимое залпом. Потом подошла к душевой кабине, включила краны, подсунула руку под струю, убедиться, что вода стала достаточно теплой, стянула через голову длинную белую майку, в которой спала, и шагнула под душ.
  
  И стояла под ним до тех пор, пока напор горячей воды не начал ослабевать. Намылила волосы шампунем, тело мылом и снова долго стояла под струями воды, чувствуя, как она стекает по лицу.
  
  Теперь обтереться полотенцем и высушиться.
  
  Одеться.
  
  Почувствовала – и то было неприятное ощущение, – что вся кожа зудит.
  
  Причесалась, накрасилась.
  
  Ко времени, когда она вошла в кухню, было половина седьмого. До выхода на работу еще целая уйма времени, ведь жила она в десяти минутах езды на общественном транспорте. А если решит поехать на велосипеде – минут двадцать пять или около того.
  
  Патриция полезла в буфет, достала небольшой металлический поднос с доброй дюжиной пузырьков с разными пилюлями и витаминами. Открыла крышечки на четырех из них, вытряхнула на ладонь таблетку кальция, аспирина в низкой дозировке, витамина D и мультивитамина, который тоже содержал витамин D, но, как ей казалось, в незначительном количестве.
  
  Разом забросила все это в рот и запила небольшим количеством воды из кухонного крана. Потом как-то неловко развернулась верхней частью тела, словно на ней был свитер из колючей шерсти.
  
  Патриция открыла холодильник, заглянула в него. Может, съесть яйцо? В мешочек? Или поджарить? Слишком много возни. Она закрыла дверцу холодильника, вернулась к буфету и достала коробку с хлопьями «Особые К».
  
  – Вау, – вдруг протянула она.
  
  На нее словно волна нахлынула. Головокружение. Словно она стояла на гребне холма на ветру и ее буквально сдувало с ног.
  
  Она ухватилась за край разделочного столика, чтобы не упасть. Сейчас пройдет, сказала она себе. Ничего страшного. Просто встала сегодня слишком рано.
  
  А потом вроде бы все прошло. Она достала небольшую мисочку и начала сыпать в нее хлопья.
  
  И заморгала.
  
  Снова моргнула.
  
  Она вполне отчетливо различала букву «К» на коробке с хлопьями. А вот слово «Особые» как-то расплывалось и стиралось по краям. Что довольно странно, ведь шрифт был довольно крупный и разборчивый. Не газетный шрифт. Каждая буква в слове «Особые» – добрый дюйм в высоту.
  
  Патриция сощурилась.
  
  – Особые, – пробормотала она.
  
  Потом закрыла глаза и потрясла головой, полагая, что это поможет. Но стоило открыть глаза, как тотчас снова ощутила головокружение.
  
  Надо бы присесть.
  
  Она оставила коробку с хлопьями на буфете, подошла к столу, выдвинула стул. Что это, комната вращается? Ну так, слегка.
  
  Этих приступов с эффектом противного головокружения не было у нее уже довольно давно. Случались они несколько раз, когда она напивалась вместе со своим бывшим, Стэнли. Но даже тогда ей ни разу не доводилось допиться до такого состояния, чтоб вся комната вдруг начинала вращаться перед глазами. Чтоб вспомнить это, ей пришлось возвратиться в студенческие свои времена, когда она обучалась в Университете Теккерея.
  
  Но теперь Патриция не пила. Да и вообще теперешние ее ощущения были не слишком похожи на те, которые она испытывала тогда.
  
  Начать с того, что биение сердца участилось.
  
  Она положила руку на грудь, на холмик, в том месте, где набухала левая, – решила проверить, верны ли ее ощущения.
  
  Ту-тук. Ту-тук. Ту-ту-тук.
  
  Ничего не учащенное у нее сердцебиение. Просто бьется с какими-то интервалами.
  
  Патриция переместила руку с груди на лоб. Кожа холодная и липкая.
  
  Может, у нее сердечный приступ? Но ведь она не так уж и стара, чтоб случилось нечто подобное, разве нет? И вообще в хорошей физической форме. Занималась в спортзале. Часто гоняла на работу на велосипеде. Да у нее даже персональный тренер имеется, если уж на то пошло.
  
  Таблетки.
  
  Патриция решила, что, должно быть, приняла не те таблетки. Но, с другой стороны, разве было нечто в этом наборе, что могло бы вызвать такую реакцию?
  
  Нет.
  
  Она встала, осторожно коснулась ступнями пола, словно в Промис-Фоллз происходило землетрясение, как это часто случалось в северной части штата Нью-Йорк. Нет, что-то не похоже.
  
  Может, подумала она, все же стоит съездить в городскую больницу Промис-Фоллз?..
  
  Джил Пикенс стоял у стола в центре кухни, читал в ноутбуке «Нью-Йорк таймс» и пил вот уже третью чашку кофе. И не слишком удивился, когда вошла Марла, его дочь, с десятимесячным внуком Мэтью на руках.
  
  – Не перестает капризничать, – сказала Марла. – Вот и решила встать и накормить его чем-нибудь. О, слава тебе господи ты уже сварил кофе.
  
  Джил поморщился:
  
  – Только что добил первый кофейник. Сейчас сварю еще.
  
  – Да ладно тебе. Я и сама…
  
  – Нет уж, позволь мне. Лучше займись Мэтью.
  
  – А ты, смотрю, сегодня рано поднялся, – сказала Марла отцу, усаживая Мэтью на высокий стульчик.
  
  – Не спалось, – пояснил он.
  
  – Опять?
  
  Джил Пикенс пожал плечами.
  
  – Господи, Марла, прошло чуть больше двух недель. И кстати, все это время я очень плохо спал. Хочешь сказать, что ты как следует высыпалась?
  
  – Иногда удавалось, – ответила Марла. – Мне давали какие-то таблетки.
  
  Верно. Она принимала успокоительные, помогающие ослабить стресс, вызванный смертью матери, та скончалась в этом месяце. А потом узнав, что ребенок, которого, как ей казалось, она потеряла при родах, на самом деле жив.
  
  Мэтью.
  
  Но даже несмотря на то, что все эти пилюли и предписания врачей помогали ей спать лучше, чем отцу, по крайней мере время от времени, ей казалось, что над их домом нависла какая-то тяжелая темная туча, и рассеиваться она не спешит. Джил на работу так и не вышел, отчасти потому, что ему просто не хотелось, но еще и потому, что местные социальные службы по надзору и опеке разрешили Марле заботиться о Мэтью до тех пор, пока та живет под одной крышей с отцом.
  
  И Джил чувствовал необходимость своего присутствия в доме, хотя порой задавался вопросом: сколько же это еще продлится? Все говорило в пользу того, что Марла – прекрасная любящая мать. И еще хорошие новости – она начала адекватно воспринимать реальность. В первые дни, последовавшие за роковым прыжком Агнесс в водопад, Марла почему-то считала, что мать ее жива и скоро вернется, чтоб помочь ей с младенцем.
  
  Теперь Марла понимала, что этого никогда не случится.
  
  Она наполнила кофейник горячей водой из-под крана, поставила его на разделочный столик, а не на плиту. Затем достала из холодильника бутылочку со смесью, которую приготовила еще накануне, и сунула ее в кофейник.
  
  Мэтью весь извертелся на своем стульчике, хотел видеть, что происходит. Вот взгляд его остановился на бутылочке, и он указал на нее крошечным пальцем.
  
  – Га, – сказал он.
  
  – Уже почти готово, – откликнулась Марла. – Я просто ее подогреваю. Ну а пока что есть у нас кое-что другое.
  
  Она развернула кухонный стул и уселась прямо напротив Мэтью. Потом отвинтила крышку на маленькой баночке с абрикосовым пюре, подцепила немного крохотной пластиковой ложечкой и поднесла ко рту ребенка.
  
  – Ты ведь это любишь, верно? – спросила она и покосилась на отца – тот не сводил глаз с экрана ноутбука. И как-то напряженно щурился.
  
  – Тебе нужны очки, да, пап?
  
  Он поднял глаза. Она увидела, как Джил вдруг сильно побледнел.
  
  – Что?
  
  – Просто подумала, ты плохо разбираешь все эти тексты на экране.
  
  – Зачем ты это делаешь? – спросил ее он.
  
  Мэтью ударил рукой по ложечке, забрызгал стульчик пюре.
  
  – Что я делаю? – уточнила Марла.
  
  – Двигаешься… вот так.
  
  – Я просто сижу, – ответила она и подцепила ложечкой новую порцию пюре. – Хочешь подать мне бутылочку?
  
  Кофейник с бутылочкой стоял справа от ноутбука, но Джилу никак не удавалось сфокусировать на нем взгляд.
  
  – Странно как-то все здесь, верно? – заметил он и поставил кружку из-под кофе на самый краешек стола. Она тут же свалилась. Упала на пол и разлетелась на мелкие кусочки, но Джил даже не взглянул на нее.
  
  – Пап?.. – Марла поднялась и быстро подошла к отцу. – С тобой все нормально?
  
  – Надо отвезти Мэтью в больницу, – произнес он.
  
  – Мэтью? Но зачем же Мютью отвозить в больницу?
  
  Джил всмотрелся в лицо дочери.
  
  – С Мэтью что-то не так, да? Думаешь, у него то же самое, что и у меня?
  
  Он приложил ладонь к груди, сквозь ткань халата почувствовал биение сердца.
  
  – Кажется, меня сейчас вырвет, – пробормотал он.
  
  Но его не вырвало. Вместо этого он свалился на пол.
  
  Хилари и Джош Лайдекер не находили себе места вот уже четыре дня.
  
  В последний раз они видели своего сына, двадцатидвухлетнего Джорджа Лайдекера во вторник. А сегодня утро субботы, и они понятия не имеют, где он пропадает.
  
  В среду рано утром семья должна была вылететь в Ванкувер, навестить родственников Джоша. Уходя из дома во вторник вечером, он обещал не задерживаться, вернуться пораньше, чтоб поспать хотя бы несколько часов перед тем, как за ними заедет такси.
  
  Родителей не удивил тот факт, что сын пораньше не вернулся. Однако удивились, что тем вечером он вообще не вернулся домой. Как это похоже на Джорджа – появиться в доме, когда вся семья укладывает сумки в багажник такси. Подойти, глупо улыбаясь, и сказать нечто вроде: «Ну, видите, я же сказал, что приду».
  
  Но этого не случилось.
  
  Джордж всегда был непослушным ребенком, в отличие от их шестнадцатилетней дочурки Кассандры, та пока что была сущим ангелом. Он вечно вляпывался в какие-то неприятные истории, последнее время чаще всего в колледже Теккерея. Там, среди прочих выходок, за ним числились две – он перевернул машину профессора Смарта на крышу (никаких особых повреждений, но сам факт!), а также запустил маленького аллигатора в пруд на территории колледжа. Он слишком много пил, даже по стандартам своих соучеников, парней из колледжа, часто действовал импульсивно, не задумываясь о последствиях. Сам нарывался на риск. А когда был еще подростком, его дважды застукивали бродящим по холлам высшего учебного заведения среди ночи, где все входы и выходы полагалось держать запертыми.
  
  – Что он натворил? – то и дело спрашивала Хилари мужа. – Что опять натворил этот чертов придурок?
  
  Джош Лайдекер лишь удрученно качал головой. И на протяжении первых двух дней твердил:
  
  – Он вернется. Непременно вернется. Просто отсыпается где-то, раздолбай. Вот и все.
  
  Но на третий день даже Джош поверил, что с сыном произошло что-то серьезное.
  
  Наутро первого дня Хилари обзвонила всех дружков Джорджа, в том числе переговорила и с Дереком Каттером, спрашивала, не видел ли кто ее сына. Потом заставила сестру Джорджа Кассандру распространить эту новость по всему городу, чтобы все знали, что семья разыскивает Джорджа.
  
  Никакого результата.
  
  К середине дня Хилари решила обратиться в полицию Промис-Фоллз. Поначалу Джош был против этой идеи, все еще верил, что Джордж вот-вот появится. К тому же он не был уверен, что предположительные причины, по которым Джордж мог не вернуться домой, понравятся полиции. Он не поделился этими соображениями с женой, опасался, что, возможно, Джордж со своими дружками празднуют окончание учебного года, пользуясь услугами проституток. А может, они закатились в Олбани и вытворяют там черт знает что.
  
  Но Хилари все же вызвала полицию.
  
  Они записали всю имеющуюся на данный момент информацию. Но история исчезновения молодого человека, любящего развлекаться, да к тому же замешанного в разных сомнительных историях, не представляла приоритетного интереса для местной полиции. К тому же и без него им было чем заняться. На днях в прачечной самообслуживания состоялась бешеная перестрелка, мало того – меньше недели тому назад какой-то псих врезался в автомобили на стоянке перед кинотеатром под открытым небом на окраинах Промис-Фоллз и погубил четырех человек.
  
  И кто это сделал – вопрос до сих пор оставался открытым.
  
  Последние четыре дня семья Лайдекер не сидела сложа руки. Каждый день они выходили на улицу, объезжали город, наведывались в колледж, обходили местные бары, вновь и вновь расспрашивали друзей Джорджа. Они считали, что надо что-то делать.
  
  Еще раз побывали в полиции – теперь там уже относились к этой истории с большей серьезностью. В четверг к ним домой прислали детектива по имени Ангус Карлсон. Он сидел с родителями и Кассандрой в гостиной, что-то записывал в блокнот. Чуть позже даже отвел Кассандру в сторонку и стал спрашивать: может, ей известно о брате нечто такое, о чем она не хочет говорить в присутствии родителей. Ну что-то такое, что поможет найти Джорджа.
  
  – Ну, – протянула она, – ему нравится вламываться в гаражи разных людей и искать там всякую всячину.
  
  – А родители об этом знают?
  
  Кассандра отрицательно покачала головой. И заметила, что, наверное, должна была рассказать им.
  
  Карлсон и это записал в блокнот.
  
  И вот настала суббота. Хилари и Джош с утра сидели на кухне. Кассандра была наверху, еще не вставала с постели. Хилари проснулась в пять, поставила чайник на плиту, а затем принялась составлять список мероприятий на сегодня, входящих в план поисков Джорджа.
  
  Список сводился к следующему:
  
  – позвонить детективу Карлсону, узнать, нет ли новостей;
  
  – еще раз обзвонить друзей. Д. Каттер;
  
  – проверить места, которые мог обследовать Джордж, в том числе заброшенные фабрики, парк «Пяти гор», стоянку перед кинотеатром, где произошла катастрофа;
  
  – сделать объявления с фотографией Джорджа, размножить их на принтере, расклеить по всему городу.
  
  Когда в комнату вошел Джош, Хилари снова поставила чайник на плиту. И показала мужу список.
  
  – Ладно, – устало произнес он. – Я тоже подумывал о парке «Пяти гор». Возможно, он туда заглянул, но ведь сейчас его закрыли. И он там заперт и не может выбраться. Могу позвонить в управление или попросить сделать это детектива.
  
  – Джордж бы сумел выбраться, даже если все заперто. Сам знаешь, какой он ловкач. Вечно везде сует свой нос.
  
  Джош колебался.
  
  – Да, кстати. Вчера вечером Касси мне кое-что рассказала.
  
  – Что именно?
  
  – Ну, что-то насчет того… Короче, Джордж забирается в разные места. Нет, не в школу или нечто подобное, просто чтоб покуражиться. Он ищет незапертые гаражи, заходит туда, забирает разные вещи.
  
  – Быть того не может! – возмутилась Хилари. Лицо раскраснелось, на лбу выступили капельки пота.
  
  – Просто повторяю тебе ее слова. И думаю… Нет, сперва я не хотел посвящать в это полицию, на тот случай, если Джордж действительно сотворил какую-то глупость, но теперь думаю иначе. Мы должны узнать, не жаловался ли кто из местных на вторжения. В гаражи, я имею в виду. Может, удастся нащупать какую ниточку, и она поможет выяснить… Да что это с тобой, а, Хилари? Ты в порядке?
  
  – Ты это серьезно? – спросила Хилари. – Я на этой неделе спала всего часа три. А теперь ты говоришь, что наш сын вор, и еще спрашиваешь, в порядке ли я?!
  
  – Спросил просто потому, что выглядишь ты скверно.
  
  – У меня бессонница. Я с ума схожу от тревоги за нашего ребенка, и еще мне кажется, у меня вот-вот случится сердечный приступ, и…
  
  Тут завибрировал мобильник Хилари, лежащий на столике рядом с чашкой чая. Поступило сообщение.
  
  – О господи! Может, это Джордж! – воскликнула она, рванулась к телефону, нажала на кнопку. – Нет, это от Касси.
  
  – От Касси? – удивился Джош. – Но ведь она наверху, вроде бы спит. Он пожал плечами. – Я прав?
  
  Хилари с искаженным лицом протягивала телефон мужу.
  
  На экранчике высветилась надпись:
  
  Кажется, я умираю
  
  …
  
  Али Брансон сказал:
  
  – Потерпи еще немного, Одри. Не сдавайся. Все будет отлично. Просто тебе придется потерпеть еще немного.
  
  За все время своей работы парамедиком Али говорил эти слова бесчисленное множество раз, причем довольно часто не верил в них ни на секунду. Похоже, та же история и на этот раз.
  
  Одри Макмишель, возраст пятьдесят три года, вес 173 фунта, чернокожая, работала страховым агентом, последние двадцать два года проживает по адресу: 21 Форсайт-авеню вместе с мужем Клиффордом. И в данный момент явно выказывает намерение прекратить борьбу.
  
  Али позвонил Тамми Фэарвезер, которая сидела за рулем «скорой» и гнала машину по направлению к городской больнице Промис-Фоллз. Хорошая новость – сегодня суббота, раннее утро, и движения на дорогах практически никакого. Плохая новость – возможно, это уже не имеет никакого значения. Потому как давление у Одри падало со скоростью лифта, у которого оборвались тросы. Едва-едва дотягивало до шестидесяти на сорок.
  
  Когда Али и Тамми прибыли к дому Макмишелей, Одри рвало. Если верить мужу, на протяжении последнего часа она жаловалась на тошноту, головокружение и сильную головную боль. Дыхание, прерывистое и неглубокое, все учащалось. А в какой-то момент она вдруг сказала, что ничего не видит.
  
  И состояние больной продолжило ухудшаться после того, как ее поместили в машину «скорой».
  
  – Ну как там у вас дела? – окликнула его Тамми.
  
  – Обо мне не беспокойся. Главное – это вовремя поспеть на отпевание, – ответил ей Али спокойным, ровным голосом.
  
  – Уж я-то людей знаю, – голос Тамми прозвучал сквозь завывание сирены, которую она включила для поднятия духа. – Тебе надобно доставить ее пусть еле живой, но доставить. А я – как раз та девушка, которая знает, как это сделать.
  
  Закрякала рация. Их диспетчер.
  
  – Дайте знать, как только отъедете от городской больницы, – произнес мужской голос.
  
  – Да ее еще и в волнах не видно, – ответила Тамми. – Какие будут указания?
  
  – Вас ждут в другом месте. Как можно скорее.
  
  – Да в чем дело? – вскричала Тамми. – Что, все остальные парамедики взяли больничный? Или скопом отправились на рыбалку?
  
  Ответ отрицательный. Все заняты.
  
  – Что?
  
  – Похоже, что в городе разразилась эпидемия гриппа, – ответил диспетчер. – Дайте знать, как только освободитесь. – Связь оборвалась.
  
  – Что он сказал? – спросил Али.
  
  Тамми резво вывернула руль. В отдалении над купами деревьев показалась большая синяя буква «Б», означающая, что именно здесь находится городская клиническая больница Промис-Фоллз. До нее не больше мили.
  
  – Что-то странное происходит, – заметила Тамми. – Совсем не то субботнее утро, которого я ожидала.
  
  Когда Али и Тамми выпадала утренняя смена в выходные, они начинали рабочий день с чашки кофе в «Данкинс», разогревались перед первым вызовом.
  
  Но сегодня никакого тебе кофе. Одри Макмишель стала их вторым вызовом с утра. Первым был вызов в дом на Бреконвуд-драйв, где проживал Теренс Родд, вышедший на пенсию бывший статистик восьмидесяти восьми лет. Он сам позвонил по 911 и жаловался на боли в груди и головокружение. Тамми не преминула заметить, что жил он прямо рядом с тем домом, где несколько недель тому назад была убита женщина по фамилии Гейнор.
  
  Довезти до реанимации живым Теренса так и не удалось.
  
  Гипотония, подумал тогда Али. Пониженное кровяное давление.
  
  И вот еще один аналогичный случай с другим пациентом, и там тоже отмечалось критически пониженное кровяное давление.
  
  Вдруг Тамми резко ударила по тормозам и вскрикнула:
  
  – Господи! – Али поднял голову – посмотреть через лобовое стекло, что случилось.
  
  Прямо посреди дороги, перегораживая путь «скорой», стоял мужчина. «Стоял» – не совсем точное в данном случае выражение. Он скрючился, прижав одну руку к груди, другая с растопыренной пятерней поднята, видно, просил «скорую» остановиться. Потом мужчина согнулся пополам, и его вырвало прямо на асфальт.
  
  – Черт побери! – воскликнула Тамми и схватилась за рацию. – Нужна помощь!
  
  – Постарайся его объехать, – сказал Али. – У нас нет времени помогать какому-то алкашу, который выполз на проезжую часть.
  
  – Да не могу я, Али! Смотри, он на колени упал! Мать твою, господи, прости и помилуй!..
  
  Тамми поставила машину на ручник, крикнула:
  
  – Сейчас вернусь! – и выпрыгнула из «скорой».
  
  – Что у вас происходит? – спросил диспетчер.
  
  Али не мог оставить Одри Макмишель, а потому не ответил ему.
  
  – Сэр? – окликнула Тамми, подбегая к мужчине. На вид ему было около шестидесяти или шестьдесят с небольшим. – Что с вами, сэр?
  
  – Помогите, – прошептал он.
  
  – Как ваше имя, сэр? – спросила она.
  
  Мужчина пробормотал что-то неразборчивое.
  
  – Как-как?..
  
  – Фишер, – выдавил он. – Уолден Фишер. Я… мне что-то не по себе. И с желудком тоже… вот, только что вырвало.
  
  Тамми положила ему руку на плечо.
  
  – Поговорите со мной, мистер Фишер. Какие еще у вас симптомы? На что жалуетесь?
  
  – Голова кружится. Тошнота. Короче, плохо мне, очень паршиво. – Он испуганно смотрел ей в глаза. – И еще сердце. Сердце вроде бы прихватило.
  
  – Идемте со мной, сэр, – сказала она и повела его к машине «скорой». Распахнула задние дверцы, поместила его в отсек, где лежала Одри.
  
  Чем дальше, тем веселее, подумала она, недоуменно качая головой. Интересно, кто следующий?
  
  И тут вдруг она услышала взрыв.
  
  Эмили Таунсенд поднесла чашку к губам, отпила первый глоток и сочла, что кофе немного горчит.
  
  И тогда она вылила все содержимое кофеварки в раковину – шесть чашек, это как минимум, вынула фильтр с приставшими к нему частичками кофе и начала все сначала.
  
  Воду из крана спускала добрые полминуты, прежде чем залить ее в кофеварку – хотела убедиться, что пошла уже совсем свежая. Затем вставила новый фильтр и насыпала из банки шесть полных ложек молотого кофе.
  
  Нажала на кнопку.
  
  Стала ждать.
  
  Когда кофеварка запищала, она налила кофе в чашку – взяла новую, чистую, а прежнюю положила в раковину – добавила одну ложку сахара и капельку сливок и размешала.
  
  Затем поднесла теплую чашку к губам и осторожно отпила глоток.
  
  Может, прежде ей просто показалось? Вкус просто превосходный.
  
  Может, все дело в зубной пасте? И именно она испортила вкус кофе в первой чашке?..
  
  Кэл Уивер завтракал – если это вообще можно было назвать завтраком – в маленьком кафе, выгороженном в вестибюле гостиницы «Бест Бэт», что находилась на трассе 9, в четверти мили от съезда на автомагистраль 87, примерно на полпути между Промис-Фоллз и Олбани.
  
  Он провел здесь большую часть недели.
  
  И поселился он в этой убогой «Бест Бэт» (бесплатный вай-фай!) вовсе не из-за того, что наблюдал за кем-то или по какой иной надобности, имеющей отношение к работе частного детектива. Нет, просто потому, что то был единственный самый близкий к Промис-Фоллз отель, где имелись свободные номера. И поселился он здесь, пока подыскивал себе новое жилье. Кто-то запустил файер и поджег книжный магазин, над которым находилась его квартира, и хотя помещение не выгорело дотла, жить там было уже невозможно. В квартире стоял едкий удушливый запах дыма, к тому же в здании отключили электричество.
  
  Кэлу меньше всего на свете хотелось бы жить с сестрой Селестой и ее мужем Дуэйном. Его присутствие в этом доме лишь усугубляло и без того напряженные отношения между сестрой и его зятем. Тот занимался ремонтом городских дорог, и в связи с недавним урезанием бюджета работы у него было совсем немного.
  
  И Кэл решил поселиться в гостинице.
  
  В «Бест Бэт» обещали бесплатные завтраки, и не соврали. Всегда получаешь ровно столько, сколько платишь. В первый день Кэл, спустившись вниз, ожидал, что ему подадут омлет с беконом и сыром чеддер, картофель по-домашнему и поджаристый тост. Но он с отвращением обнаружил, что выбор здесь весьма ограничен: можно было взять овсяную кашу в запечатанном пластиковом контейнере, яйца вкрутую (предварительно очищенные от скорлупы – уже хоть что-то!), булочки вчерашней выпечки и пончики, бананы и апельсиновый сок, коробочки с йогуртом и – слава тебе, господи! – кофе.
  
  Официант появился всего лишь раз – принес кофе в высоком алюминиевом кофейнике.
  
  Просто чудо из чудес! Кофе был вполне себе ничего, пить можно.
  
  В вестибюле он взял бесплатную газету, издаваемую в Олбани, и теперь пролистывал ее, сидя за столиком у окна, чтоб можно было наблюдать за движением по трассе, запивая черствую булочку с черникой кофе в пластиковом стаканчике. Он уже дважды наполнял этот стаканчик.
  
  Впрочем, он не рассчитывал найти объявления о сдаче жилья внаем в этой газете и оказался прав. И поскольку раздобыть здесь в «Промис-Фоллз стандард» другую газету было невозможно, решил после завтрака пошарить в Сети, может, там появились новые объявления.
  
  Тут у него зазвонил мобильник.
  
  Он достал его из кармана, посмотрел, кто звонит.
  
  Люси Брайтон.
  
  Она уже не в первый раз пыталась дозвониться ему со дня их последней встречи в начале недели. Пару раз он ей ответил, а потом перестал реагировать на ее звонки. Он уже знал, что скажет ему Люси, о чем собирается спросить. Все то же самое, о чем спрашивала и прежде.
  
  Что он собирается делать?
  
  Он и сам пока что еще не знал.
  
  Должен ли он сообщить полиции о том, что стало ему известно? А может, стоит позвонить старому другу из Промис-Фоллз, детективу полиции Барри Дакворту, и рассказать все, что ему известно об убийстве Мириам Чалмерс?
  
  Кэл понимал – наверное, все же стоит. Но не был уверен, что это будет правильный поступок.
  
  И все из-за Кристэл, одиннадцатилетней дочери Люси. Люси растила и воспитывала девочку одна, с тех пор как ее муж Джеральд отвалил в Сан-Франциско и крайне редко с тех пор возникал на горизонте.
  
  Кэл не знал, что произойдет с Кристэл, если ее мать упекут в тюрьму. Отец Люси Адам погиб во время того трагического происшествия у кинотеатра под открытым небом. Мать умерла несколько лет тому назад. Разве это справедливо и хорошо – оставить маленькую девочку без матери?
  
  Да и потом: разве это его, Кэла, проблема? Разве не сама Люси должна была подумать о последствиях, прежде…
  
  А телефон все продолжал звонить.
  
  Народу в этом так называемом кафе при гостинице было немного, но те, кто пришел завтракать, время от времени с любопытством косились на Кэла и гадали, ответит ли он наконец на эти чертовы звонки.
  
  Он провел пальцем по экрану и отключился.
  
  Вот вам, пожалуйста.
  
  И снова взялся за газету, где подробно описывались последние события в Промис-Фоллз. Полиции так до сих пор и не удалось выяснить, кто разрушил огромный экран в кинотеатре под открытым небом. Цитировалось высказывание Дакворта о том, что полиция работает сразу в нескольких направлениях и надеется в самом скором времени произвести арест.
  
  А стало быть, заключил Кэл, настоящего подозреваемого у них пока что нет.
  
  Телефон опять зазвонил. Снова Люси.
  
  Нельзя же позволить, чтоб он трезвонил бесконечно. Надо или отключиться, или ответить.
  
  Он провел пальцем по экрану, поднес мобильник к уху.
  
  – Привет, Люси, – сказал он.
  
  – Это не Люси, – отозвался чей-то юный голосок.
  
  – Кристэл? – спросил Кэл.
  
  – Это мистер Уивер?
  
  – Да. Это ты, Кристэл?
  
  – Да, – глухо произнесла она.
  
  Кристэл, как быстро понял Кэл, была странноватым, но необыкновенно талантливым ребенком. Она непрерывно создавала какие-то графические новеллы, с головой погружалась в свой воображаемый мир. Со всеми людьми, кроме матери, вела себя робко и застенчиво, хотя заметно потеплела к Кэлу, когда тот проявил интерес к ее работам.
  
  Неужели Люси использует дочь, чтобы убедить Кэла не обращаться в полицию? Использует, чтобы вызвать у него сострадание или симпатию? Неужели это она заставила дочь названивать ему по мобильнику?
  
  – Что случилось, Кристэл? – спросил он. – Это твоя мама попросила тебя позвонить мне?
  
  – Нет, – ответила девочка. – Мама заболела.
  
  – Печально слышать. У нее что, грипп?
  
  – Я не знаю. Но ей правда очень плохо.
  
  – Надеюсь, что скоро станет лучше. Зачем ты мне звонишь, Кристэл?
  
  – Потому что она очень больна.
  
  Тут Кэл встревожился:
  
  – А что с ней такое, Кристэл?
  
  – Она не двигается.
  
  Кэл резко поднялся из-за стола. Прижимая телефон к уху, выискивал глазами через витрину свою машину.
  
  – А где она сейчас?
  
  – На кухне. На полу лежит.
  
  – Ты должна немедленно позвонить в 911, Кристэл. Ты знаешь, как это сделать?
  
  – Да. Это все знают. Я уже позвонила. Но никто не ответил. А ваш номер был у нее в телефоне, вот я и позвонила вам.
  
  – А твоя мама, на что она жаловалась?
  
  – Вообще ничего не говорила.
  
  – Выезжаю к тебе, – сказал Кэл. – А ты продолжай набирать 911, ладно?
  
  – Ладно, – ответила Кристэл. – До свидания.
  
  Перед тем как Патриция Хендерсон решила, что ей все же стоит обратиться в больницу, она набрала 911.
  
  Она всегда считала, что, когда наберешь 911, кто-то должен немедленно ответить. После первого же гудка. Но в 911 не отвечали, ни после первого гудка, ни после второго.
  
  И после третьего тоже не ответили.
  
  После четвертого гудка Патриция решила, что, возможно, неправильно набрала номер.
  
  И тут ей наконец ответили.
  
  – Не вешайте трубку, пожалуйста! – торопливо произнес чей-то голос. А затем настала тишина.
  
  Симптомы у Патриции – а их становилось все больше – не утихали, и она, даже пребывая в состоянии некоторого смятения, решила, что ей не стоит ждать, когда ответит наконец свободный диспетчер из 911.
  
  Она опустила трубку на стол, не стала класть на рычаг. И принялась искать кошелек. Неужели он в-о-о-н там, так далеко, на маленьком столике у входной двери?
  
  Патриция сощурилась и вроде бы убедилась, что кошелек именно там.
  
  И побрела к столику, затем полезла в сумку, хотела достать ключи от машины. После десяти секунд бесплодных поисков она вывернула сумку наизнанку и вывалила все ее содержимое на стол, большая часть предметов при этом попадала на пол.
  
  Она часто заморгала, пытаясь сфокусировать взгляд. Такое ощущение, словно она только что вышла из душа и пытается сморгнуть воду, попавшую в глаза, чтобы хоть что-то разглядеть. Потом наклонилась, согнулась чуть ли не пополам и пыталась ухватить предмет, похожий на ключи, но пальцы ухватили лишь пустоту, зависли в трех дюймах от того места, где лежали ключи.
  
  – А ну, перестаньте, прекратите это, – сказала ключам Патриция. – Ведите себя прилично.
  
  И нагнулась еще ниже, чтоб ухватить ключи, но вместо этого упала головой вперед в коридор. Попыталась встать хотя бы на колени, но тут навалилась дурнота, и ее вырвало на пол.
  
  – В больницу, – еле слышно прошептала она.
  
  Заставила себя подняться на ноги, распахнула дверь, не стала запирать или даже закрывать ее за собой, и поплелась через холл к лифтам, одной рукой цепляясь за стенку, чтобы не упасть. Жила она на третьем этаже, но понимала – с тремя лестничными пролетами ей не справиться.
  
  Патриция моргнула несколько раз, хотела убедиться, что нажала нижнюю кнопку, а не верхнюю. Через десять секунд – Патриции показалось, что прошло не меньше получаса, – дверцы лифта раздвинулись. Она шагнула в кабину, нашарила кнопку нижнего этажа, надавила. Качнулась вперед, уперлась лбом в то место, где смыкались дверцы лифта. А потому секунд десять спустя, когда они раздвинулись на первом этаже, выпала головой вперед в холл.
  
  Но там никто этого не заметил. Хотя это вовсе не означало, что внизу, в холле, никого не было. Там лежало тело.
  
  Пребывающей в полубессознательном состоянии Патриции показалось, что она узнала упавшую. Это была миссис Гвинн из квартиры В3. Она лежала лицом вниз в луже собственной рвоты.
  
  Патриции все же удалось пересечь холл и выйти на улицу. У нее было одно из лучших парковочных мест перед домом. Машина стояла первой в длинном ряду. Всегда была под рукой.
  
  Сегодня я этого заслуживаю, подумала Патриция.
  
  Направила ключи в сторону своей «Хёндай», надавила на кнопку. Открылся багажник. Вот тебе и на. Добравшись до дверцы со стороны водительского места, она нажала другую кнопку. Заползла внутрь, долго возилась, чтоб вставить ключ зажигания. Мотор завелся, она воспользовалась этим моментом, чтобы хотя бы капельку передохнуть. На секунду уперлась лбом в рулевое колесо.
  
  И тут же спросила себя: Куда это я собралась ехать?
  
  В больницу. Да, в больницу. Просто великолепная, замечательная идея!
  
  По привычке она посмотрела в зеркало перед тем, как отъехать, но поднятая крышка багажника перекрывала видимость. Ничего, не проблема. Она выжала сцепление, и тут же врезалась задним крылом машины в «Вольво», этот автомобиль принадлежал мистеру Льюису, вышедшему на пенсию работнику социальной службы, который жил двумя этажами ниже.
  
  От удара треснула задняя фара, но Патриция словно ничего не слышала.
  
  Ей удалось выехать на дорожку и миновать длинный ряд припаркованных автомобилей, при этом «Хёндай» резко заносило то вправо, то влево, словно вел машину человек, изрядно напившийся или же проводящий какие-то испытания.
  
  Машина быстро набрала скорость в шестьдесят миль в час в том месте, где она была ограничена тридцатью. Но Патриция не понимала, что едет вовсе не к больнице, которая, по иронии судьбы, находилась всего в полумиле от ее дома, но по направлению к Уэстон-стрит, к месту своей работы в публичной библиотеке Промис-Фоллз.
  
  Последнее, о чем она успела подумать перед тем, как потеряла сознание и сердце ее остановилось, это о совещании по фильтрации интернета, где она собиралась послать всех этих тупоголовых пуритан, сущих идиотов и задниц, возомнивших, что они имеют право контролировать работу компьютеров в библиотеке, к чертовой бабушке.
  
  Но ей не выпало такой возможности, потому как ее «Хёндай» пересек три полосы движения, перескочил через бордюр у автозаправки «Эксон» и на скорости шестьдесят миль в час врезался в одну из колонок самообслуживания.
  
  Взрыв был слышен на расстоянии двух миль от этого места.
  
  Теперь Дэвид Финли, работая менеджером по связям с общественностью у Рэндела Финли, владельца фирмы «Ключевые воды Финли», а также бывшего мэра Промис-Фоллз, каждый день по возвращении домой привозил четыре упаковки бутилированной воды. Эта продукция попадала в дом даже быстрее его самого, и все обитатели должны были потреблять только ее.
  
  Сын Дэвида Итан пил в основном молоко, и тем не менее каждое утро, перед тем как Итан отправится в школу, отец совал ему в рюкзак вместе с ленчем бутылочку воды. Чего только не было у него в рюкзаке! Особенно после перестройки кухни, ведь Дэвид жил вместе с родителями. Мать Дэвида Арлин пила бутилированную воду при каждой возможности, полностью игнорируя ту, что текла из крана. Таким образом она стремилась продемонстрировать поддержку мужу при его поступлении на новую работу, хотя поначалу не слишком радовал тот факт, что Дэвид трудится на Финли, человека, чья репутация значительно потускнела в ее глазах, когда несколько лет тому назад прошел слушок, будто он питает пристрастие к малолетним проституткам.
  
  А вот отец Дэвида Дон не разделял такого отношения невестки к бывшему мэру. Поскольку этот бывший мэр как-то сказал Дэвиду – и Дон был с ним полностью согласен, – если все в этом мире откажутся работать на подонков и задниц, то наступит тотальная безработица, а на белом свете полным-полно задниц еще хуже его самого, Финли. Впрочем, такое отношение к Финли вовсе не распространялось на его продукцию. Дон считал бутилированную воду самой настоящей обдираловкой. Нет ничего глупее, чем платить за то, что и так течет из-под крана практически бесплатно.
  
  И нельзя сказать, что Дэвид с ним не соглашался.
  
  – Они уже заставили нас платить за ТВ, которые было совершенно бесплатным, когда я был ребенком, – возмущался Дон. – И еще создали эти люксовые радиостанции, на которые, видите ли, надо подписываться. Да меня вполне устраивает старое доброе «Эй-эм». Господи, куда мы катимся? Наверняка установят при входе в туалеты на втором этаже автоматы, куда надо будет бросать монетку.
  
  Дэвид спустился на кухню, открыл холодильник и обнаружил там гораздо больше свободного пространства, чем обычно.
  
  – Смотрю, вы практически все уже слопали, – заметил он своей матери, которая готовила завтрак для Дона. Дэвид готов был поклясться, что члены его семьи встали, должно быть, в три часа ночи. Ему ни разу не удавалось спуститься на кухню первым.
  
  – Использовала кое-что для приготовления кофе, – сказала она.
  
  Дон, зажавший в руке кружку, поднял глаза от планшетника, в котором пытался читать новости.
  
  – Что ты сделала?
  
  Арлин метнула в его сторону взгляд.
  
  – Ничего.
  
  – Ты заварила кофе на этой дряни в бутылках?
  
  – Просто пытаюсь использовать воду по назначению.
  
  Он оттолкнул кружку к центру стола.
  
  – Не собираюсь это пить.
  
  Арлин развернулась, уперла руки в бока.
  
  – Ах вот как?
  
  – Да, вот так, – ответил он.
  
  – Что-то прежде не слышала, чтоб тебе не нравился вкус.
  
  – Не в том дело, – пробормотал он.
  
  Арлин указала на кофеварку:
  
  – Что ж, тогда налей туда воды и приготовь сам, по-новому.
  
  Дон Харвуд заморгал.
  
  – Я не умею варить кофе. Ты всегда его варила. Я всегда неправильно отмеряю дозы.
  
  – Что ж, теперь самое время поучиться.
  
  Они смотрели друг на друга несколько секунд, затем Дон придвинул к себе кружку и сказал:
  
  – Прекрасно. В таком случае иду на рекорд, хоть мне это и претит.
  
  – В таком случае пошлю в Си-эн-эн твит, – сказала Арлин.
  
  – Нет, ей-богу, с вами не соскучишься, – заметил Дэвид.
  
  – Это уж точно, – кивнула Арлин. – Чем собираешься заняться сегодня с этим – да упаси нас боже! – возможно, будущим мэром?
  
  – Ничего особенного, – ответил Дэвид. – Похоже, день сегодня будет спокойный.
  
  Тут его отец вдруг поднял голову и напоминал теперь оленя, прислушивающегося, не идет ли охотник.
  
  – Слыхали? – спросил он. Должно быть, где-то сильный пожар. Все утро слышал, как воют сирены.
  
  Эти же сирены разбудили Виктора Руни.
  
  Было начало девятого, когда он открыл глаза. Посмотрел на радио с будильником, рядом на тумбочке стояла недопитая бутылка пива. Спал он хорошо, особенно с учетом того, что было накануне, да и сейчас чувствовал себя неплохо, пусть даже и завалился спать в два часа ночи, никак не раньше. И как только голова коснулась подушки, вырубился моментально.
  
  Он протянул из-под одеяла руку, хотел включить радио, послушать новости. Но восьмичасовая программа новостей из Олбани уже закончилась, и сейчас радиостанция передавала музыку. Группа «Спрингстин», «Улицы Филадельфии». Самая подходящая песня ко Дню поминовения, а праздник этот, можно считать, начался уже в субботу. В эти выходные славили людей, мужчин и женщин, которые погибли, сражаясь за свою страну, а песня посвящалась городу, где была подписана Декларация независимости.
  
  Словом, в самый раз.
  
  Виктору всегда нравились «Спрингстин», но слушая эту песню, он погрустнел. Как-то раз они с Оливией собирались пойти на концерт этой группы.
  
  Оливия вообще обожала музыку.
  
  Нет, нельзя было сказать, что она сходила с ума от Брюса, но очень любила некоторые его песни, особенно шестидесятых-семидесятых. Среди ее любимчиков были дуэт Саймон и Гарфанкел, а также рок-группа конца шестидесятых под названием «Криденс Клиавотер Ривайвл». Однажды он услышал, как она поет «Счастливы вместе», и спросил, кто написал эту песню. «Тётлз»[6], ответила она.
  
  – Чего ты мне голову морочишь? – сказал он. – Разве была такая группа под названием «Тётлз»?
  
  – Да, «Тётлз», причем всегда с определенным артиклем, – поправила его она. – Как и «Битлз», тоже с определенным. Никто не говорит просто «Битлз». И если можно назвать группу «Жуки», то почему бы не быть и «Черепахам»?
  
  – Так, значит, счастливы вместе, – сказал он, прижимая ее к себе, пока они шли по дорожкам колледжа Теккерей. В ту пору она еще была там студенткой.
  
  То был самый счастливый их год перед тем, как все это случилось.
  
  На этой неделе будет уже три года.
  
  Сирены все завывали.
  
  Виктор лежал неподвижно и прислушивался к этим звукам. Одна из них вроде бы доносилась из восточной части города, вторая – с севера. Полицейские автомобили или, скорее всего, машины «скорой». Не похоже, что пожарные. У тех звук сирен более глубокий, низкий. Слышны басовые нотки. Если это «скорые», то, судя по всему, съезжаются они к городской больнице.
  
  Да, утро в Промис-Фоллз выдалось очень оживленное.
  
  Что, что же такое происходит?
  
  Похмелья он сейчас не испытывал – довольно редкое для него явление. И голова с утра почти совсем ясная. Вчера вечером он не выходил из дома куда-нибудь выпить, вместо этого вознаградил себя пивом, которое принес домой.
  
  Вчера он тихо подобрался к холодильнику, достал бутылку «Бада». Ему не хотелось будить домовладелицу Эмили Таунсенд. После смерти мужа она переехала в этот дом и занимала спальню в этой же квартире наверху. Он взял бутылку с собой и отпил половину перед тем, как спуститься к себе, этажом ниже. А потом очень быстро заснул и так и не допил пиво.
  
  А теперь оно теплое.
  
  Но Виктор все равно потянулся к бутылке и отпил глоток. Скроил гримасу и поставил бутылку обратно на тумбочку, но слишком близко к краю. Она упала на пол, пиво выплеснулось на коврик и носки Виктора.
  
  – О, черт! – пробормотал он и поспешно поднял бутылку, в которой осталось еще немного.
  
  Выпростал ноги из-под одеяла и, стараясь не ступить в лужицу, поднялся и встал рядом с постелью. На нем были только синие трусы. Он открыл дверь спальни, сделал пять шагов по направлению к ванной, которая была не занята, и сорвал с сушилки первое попавшееся под руку полотенце.
  
  И остановился прежде, чем сойти по лестнице.
  
  Из кухни доносился запах свежемолотого кофе, но в доме было как-то необычно тихо. Эмили всегда вставала рано и первым делом заваривала кофе. Выпивала как минимум двадцать чашек в день, кофейник сопровождал ее почти повсюду.
  
  Однако Виктор не слышал, чтобы она возилась на кухне, в доме царила полная тишина.
  
  – Эмили? – окликнул он.
  
  Никто ему не ответил, и он вернулся к себе в комнату. Сбросил банное полотенце на пол, в том месте, где пролилось пиво, и принялся топтать его босыми ногами, вкладывая всю свою силу. Когда, как ему показалось, все пиво впиталось, он отнес мокрое полотенце в холл, где сунул его на дно корзины для грязного белья, которая стояла в чулане под лестницей.
  
  Он снова вернулся в комнату, натянул джинсы, нашел в комоде свежую пару носков и футболку.
  
  Оделся и спустился по лестнице прямо в носках. Эмили Таунсенд на кухне не оказалось.
  
  Виктор заметил, что на дне кофейника жидкости осталось всего на дюйм, но сегодня кофе ему не хотелось. Он направился к холодильнику, размышляя, не рановато ли выпить еще одну бутылку «Бада» прямо с утра, в восемь пятнадцать.
  
  Может, и рановато.
  
  А сирены все продолжали завывать. Он достал контейнер с порошкововым апельсиновым соком, налил в стакан. Выпил его залпом.
  
  Потом задумался, чем бы позавтракать.
  
  Обычно по утрам он ел на завтрак овсянку или хлопья. Но если Эмили готовила яичницу с беконом, жарила блины или французские тосты – словом, все то, что требовало больше стараний, – он набрасывался на еду, точно голодный волк. Впрочем, похоже, что сегодня его домохозяйка решила не утруждаться.
  
  – Эмили? – снова окликнул он.
  
  В кухне была дверь, выходящая на задний двор. Даже не одна, а две двери, если считать вот эту, сетчатую. Внутренняя дверь была распахнута, и Виктор решил, что Эмили зачем-то вышла во двор.
  
  Он наполнил стакан апельсиновым соком, настежь распахнул вторую дверь и посмотрел во двор через сетчатую дверь.
  
  И увидел Эмили.
  
  Она лежала на дорожке лицом вниз, примерно в десяти футах от своей ярко-голубой «Тойоты», зажав в руке ключи от машины. Очевидно, в другой руке она несла сумочку, но выронила ее, и теперь сумочка валялась на краю дорожки. Из нее вывалились кошелек и небольшой футляр, в котором она носила очки для чтения.
  
  Она не двигалась. С места, где стоял Виктор, невозможно было различить, поднимается и опускается ли ее спина, что означало бы, что она еще жива и дышит.
  
  Он поставил стакан с апельсиновым соком на столик и решил, что, наверное, все же стоит выйти и посмотреть, что с ней.
  ТРИ
  Дакворт
  
  Обычно по утрам я соблюдаю определенные ритуалы.
  
  Прежде всего я должен находиться в ванной один. Если там Морин, если она видит, что я шагнул на весы, то оборачивается, косится на меня и спрашивает нечто вроде: «Ну, как успехи?»
  
  Нет, если есть какие-то достижения, я не против, пусть себе смотрит, но чаще всего никаких достижений нет.
  
  Во-вторых, я должен приходить сюда голым. Если обернуть вокруг талии полотенце, то, глядя на стрелку весов, я тут же скидываю фунтов пять – с учетом полотенца. Все же оно довольно толстое.
  
  Я также не должен ничего есть перед взвешиванием. Лишь изредка позволяю себе позавтракать перед процедурой утреннего омовения. В такие дня я обычно не взвешиваюсь.
  
  Если все эти три условия соблюдены, я готов встать на весы.
  
  Это надо делать очень медленно. Если резко на них запрыгнуть, то, боюсь, стрелка быстро скакнет до самого края и там и останется. А Морин потом будет спрашивать: неужели это правда, что я вешу 320 фунтов?
  
  Ничего подобного.
  
  Ладно, буду с вами честен до конца. Мой вес – 276 фунтов. Ладно, это не совсем точно. Скорее уж 280.
  
  Становясь на весы, я ухватился одной рукой за сушилку для полотенец. И не для того, чтоб сохранить равновесие, просто решил дать весам шанс подготовиться к тому, что их ждет. И только когда обе мои ступни размещаются на весах, я отпускаю руку.
  
  И смотрю на результат.
  
  Морин, добрая душа, всегда поддерживает меня и делает все, чтоб я похудел хотя бы на несколько фунтов. И не выражает ни малейшего неудовольствия по поводу моей внешности. Клянется, что любит меня, как и прежде. И что я самый сексуальный из мужчин, которых она когда-либо знала.
  
  Я благодарен ей за эту ложь.
  
  Но она говорит, что я должен есть как можно больше фруктов, овощей и круп и как можно меньше пончиков, мороженого и пирогов – такая диета мне только на пользу.
  
  Да она и половины не знает того, что следовало бы знать.
  
  Я был у врача. У нашего терапевта Клары Морхаус. Так вот, доктор Морхаус считает, что я «пограничный» диабетик. И что кровяное давление у меня повышенное. И что лишний вес у меня сосредоточен в самом худшем месте, а именно – в животе.
  
  Все это выяснилось тут на днях, на стоянке у кинотеатра под открытым небом. Женщина, которая служила в Ираке и занималась разминированием бомб, помогала нам выбираться оттуда, а заодно прикидывала, какой силы должен быть заряд, чтобы обрушить экран, и я что было силы поспешал за ней, пока она двигалась с легкостью горной козочки, пробирающейся по каменистым уступам.
  
  Я задыхался. Сердце колотилось как бешеное.
  
  Все это буквально вчера я рассказал доктору Морхаус.
  
  – Вы должны принять решение, – сказала она. – Никто не может принять его за вас.
  
  – Понимаю, – протянул я.
  
  – Понимаете, почему вам это необходимо? – спросила она.
  
  – Просто люблю покушать, – ответил я. – И потом, последнее время я под большим стрессом.
  
  Доктор Морхаус улыбнулась.
  
  – Последнее время? – спросила она, глядя мне прямо в глаза. – Но ведь это случилось на прошлой неделе или около того?
  
  Тут она меня поймала.
  
  По правде говоря, я действительно находился под стрессом последнее время. И это не имело никакого отношения к тому, что или сколько я там ем. Но я проработал в городской полиции Промис-Фоллз двадцать лет – юбилей состоялся как раз на этой неделе и прошел незамеченным, – и на протяжении всего этого времени ни разу не выдавалось такого трудного месяца.
  
  А началось все с ужасного убийства Розмари Гейнор. И еще с нескольких довольно странных событий в городе. Начиная с массовой гибели белок, колеса обозрения, которое вдруг пришло в движение само по себе, и заканчивая хищником, который вдруг объявился в колледже, и самовозгоранием автобуса.
  
  Так мало всего этого, теперь еще и взрыв на стоянке перед кинотеатром.
  
  А ведь тогда там присутствовал Рэндел Финли, этот сукин сын.
  
  Он решил снова баллотироваться в мэры и поливал всех и каждого грязью. Нынешнего мэра, начальника полиции, да кого только не придется. Слышал, дошло до того, что он шантажировал собственного сына Тревора, который развозил в фургоне, принадлежавшем фирме Финли, упаковки с бутилированной водой, заставил его говорить о вещах, которые Тревор якобы подслушал, когда находился в нашем доме.
  
  У меня прямо руки чесались прикончить эту гниду.
  
  «Наверное, – сказал я себе, – надо бы подготовиться хорошенько, чтоб как-то справиться со всем этим дерьмом, а лишний вес в том помеха.
  
  Займусь подготовкой сегодня же».
  
  Взвесившись в ванной, я побрился. Обычно по субботам я не бреюсь, но сейчас сделал над собой усилие. То ли бритва у меня затупилась, то ли в пене для бритья было слишком много ментола, не знаю. Но ощущение было такое, словно щеки и шею обожгло огнем. Я похлопал по щекам полотенцем – вроде бы помогло. Затем достал из комода огромных размеров красную футболку и старые темно-красные тренировочные штаны, которых не надевал вот уже несколько лет. Затем стал рыться во встроенном шкафу в поисках кроссовок и нашел. И когда Морин поднялась наверх, в комнату, и увидела меня в этом облачении, то удивленно спросила:
  
  – Что происходит? Ты похож на вышедшего в тираж супергероя.
  
  – Вот, хотел заняться ходьбой, прямо с утра, – ответил я. – Ну, прошагать милю или две. Просто хотя бы попробовать, всего один раз.
  
  На самом деле мне нужен был целый месяц.
  
  – А я как раз кофе решила сварить, – сказала Морин.
  
  – Выпью, когда вернусь. И не утруждай себя приготовлением завтрака. Съем банан, что-нибудь в этом роде.
  
  Она подозрительно смотрела на меня.
  
  – Это никуда не годится.
  
  – В каком смысле?
  
  – Я хотела сказать, ходьба по утрам – это прекрасная идея. Так что ступай. Но ограничиваться одним бананом на завтрак нельзя. Если будешь упражняться на голодный желудок, то к десяти наверняка слопаешь шесть булочек с яйцом. Могу тебе с этим помочь. Я могу…
  
  – Я знаю, что делаю, – перебил ее я.
  
  – Хорошо, хорошо. Но только спешка тут неуместна, иначе наступит разочарование.
  
  – У меня нет времени увеличивать нагрузку постепенно, – заметил я. И тут же пожалел, что сказал это.
  
  – Ты что имеешь в виду? – спросила Морин.
  
  – Просто хотел сказать, что нужны перемены. И мне такой режим подходит.
  
  – Что-то произошло со вчерашнего дня?
  
  – Ничего.
  
  – Нет, что-то явно произошло.
  
  За годы совместной жизни Морин впитала, словно через какую-то мембрану, мою способность тут же распознавать ложь.
  
  – Я же сказал тебе, ничего. – И отвернулся.
  
  – Наверное, ходил к доктору Морхаус?
  
  – Что? Куда? – Никогда прежде я не был так близок к провалу.
  
  – И что же она сказала?
  
  Я мялся, не зная, что ответить.
  
  – Да ничего особенного. Так, несколько вещей.
  
  – А с чего это ты вдруг пошел к ней? Что тебя подтолкнуло?
  
  – Просто я… тут на днях вдруг почувствовал, что задыхаюсь. На той стоянке перед кинотеатром. Торопился, пробрался к выходу. – Я не стал упоминать о том, что незадолго до этого съел «бургер кинг», не видел в том особого смысла.
  
  – Ладно, – задумчиво протянула Морин.
  
  – И еще она сказала, что мне стоило бы начать пересматривать свой образ жизни, внести в него какие-то пусть незначительные изменения как таковые.
  
  – Как таковые, – повторила Морин.
  
  – Ага. – Я пожал плечами. – Ну вот и решил этим заняться.
  
  Морин многозначительно кивнула:
  
  – Прекрасно. Просто замечательно. – И окинула меня взглядом с головы до пят. – Но только выходить в таком виде нельзя.
  
  – В каком таком виде?
  
  – В этих жутких штанах. Господи, да в них ты выглядишь как человек, которого подстрелили и бросили умирать в чан с виноградом.
  
  Я глянул на штаны.
  
  – Да, пожалуй, что красного перебор.
  
  – Должны быть какие-то еще. Сейчас поищу. – Она протиснулась мимо меня и полезла во встроенный шкаф. Я слышал, как Морин шуршит там, передвигает вешалки с одеждой. – А что, если… Нет, нет, это не подходит. Может…
  
  Тут у меня зазвонил мобильник. Он стоял на зарядке рядом с кроватью. Я подошел. Взглянул, кто звонит, выдернул провод и приложил телефон к уху.
  
  – Дакворт.
  
  – Карлсон.
  
  Ангус Карлсон, наш новый детектив, отказавшийся от униформы, потому как считал, что она связывает нам руки. Насколько я помнил, сегодня он как раз работал.
  
  – Да? – сказал я.
  
  Тут Морин вылезла из шкафа с парой серых свитеров в руках. Как же я мог их пропустить?
  
  – Ты должен подъехать, – сказал Карлсон. – Все наши будут, в том числе и проводник с собакой.
  
  – А что происходит? – спросил я.
  
  – Конец света, вот что, – ответил Карлсон. – Ну или почти конец.
  ЧЕТЫРЕ
  
  Всякий раз, когда Дэвид Харвуд пропускал мимо ушей отцовские слова, он позже о том сожалел. Если бы Дон слышал странное тарахтенье под капотом машины Дэвида, он бы непременно проверил, в чем там дело. Несколько лет тому назад, когда Дэвид был еще мальчишкой, Дон расслышал какую-то странную возню над потолком, на которую никто больше не обратил внимания. Позже выяснилось, что на чердаке обосновались еноты.
  
  Так что стоило Дону сказать, что он слышит вой многочисленных сирен, Дэвид вышел из кухни и, пройдя через гостиную, оказался на ступеньках крыльца.
  
  В отдалении слышался вой. Причем не одной сирены, а сразу нескольких. По меньшей мере двух или трех. Даже, может, больше чем трех.
  
  Он всматривался сквозь деревья, искал, где поднимается к небу дым, но деревья в старой части города так разрослись, что видно было плохо. Но в городе явно творилось что-то неладное. И даже несмотря на то, что Дэвид уже не работал в газете, репортерские инстинкты у него сохранились. Он собирался выяснить, что же происходит.
  
  Он вбежал в дом, схватил ключи от машины, что лежали на столике в прихожей. Арлин заметила это и спросила:
  
  – Куда собрался?
  
  – Туда, – ответил он и махнул рукой в сторону улицы.
  
  Перед тем как плюхнуться на сиденье «Мазды», он какое-то время стоял и прислушивался, пытаясь определить, откуда исходит вой сирен. Одна завывала вроде бы на востоке, звук другой доносился с запада.
  
  И что же все это означает? Если бы произошла какая-то крупная авария с жертвами, то машины «скорой» должны были бы съезжаться к одному месту, верно? Может, подобные инциденты одновременно случились в разных частях города? Но тогда каждая «скорая» стремилась бы добраться до одного определенного места происшествия, и приближались бы они к нему с разных точек.
  
  Ладно, не важно, решил он. Пока что, судя по вою сирен, все «скорые» направлялись к одному месту, а именно: к городской больнице Промис-Фоллз.
  
  Вот туда он и поедет.
  
  Перед тем как выехать со двора на улицу, он быстро осмотрелся по сторонам. Задние колеса уже коснулись асфальта, как вдруг раздался резкий гудок. Откуда ни возьмись вырвался синий фургон, он ехал, виляя из стороны в сторону, шины визжали, и промчался он мимо Дэвида со скоростью почти семьдесят миль в час, и это в жилом районе, где скорость ограничивалась тридцатью.
  
  Фургон направлялся туда же, куда собрался ехать Дэвид. На следующем перекрестке резво свернул влево, накренился и проскочил поворот почти что на двух колесах.
  
  Дэвид вдавил педаль газа. Больница находилась впереди, примерно в двух милях, и на выезде из своего района он увидел дым. Свернул еще раз и увидел три пожарные машины, искры и волны пламени над тем местом, где находилась автозаправка «Эксон». На автозаправке бушевал пожар, рядом с ней, на островке, окруженном шлангами, виднелся остов обгоревшей машины. Похоже, подумал Дэвид, машина врезалась в одну из заправочных колонок. Так вот из-за чего весь этот сыр-бор? Взрыв на автозаправке!..
  
  Позади послышался вой сирены, он приближался. Посмотрев в зеркало, Дэвид увидел, что это «скорая». Он свернул к обочине и притормозил, полагая, что машина остановится сейчас на безопасном расстоянии от автозаправки.
  
  Однако ничего подобного. «Скорая» проехала мимо.
  
  Дэвид направился следом за ней.
  
  И вот показалась больница, и он увидел, что у входа в отделение «неотложки» стоит как минимум дюжина машин «скорой», так ярко мигая всеми своими огнями, что человеку с повышенной чувствительностью глазной сетчатки недолго и ослепнуть. Дэвид пристроил «Мазду» на боковой улице рядом с больницей в самом конце полосы со знаком «Парковка запрещена», выскочил из салона и побежал.
  
  Прежде у него в кармане непременно находился бы блокнот, а в руке бы он держал камеру. И он вдруг почувствовал себя чуть ли не голым. Но даже без этих инструментов, связанных с его ремеслом, он сохранил наблюдательность, свойственную репортерам, и тут же отметил одну странную вещь.
  
  Задача парамедиков состоит в том, чтобы доставить пациента в отделение неотложной помощи, передать принимающей стороне и перед тем, как уехать, убедиться в том, что человеком, которого они доставили, тут же занялись.
  
  Тут ничего подобного не наблюдалось.
  
  Два врача «скорой», которая опередила его, выгрузили женщину на носилки, несколько секунд поговорили с врачом, стоявшим рядом, – видимо, объяснили, что с ней не так, – затем запрыгнули обратно в свою машину и унеслись прочь с воем сирены и визгом колес.
  
  Дэвид, миновав машины «скорой», вбежал в отделение.
  
  Там царил сущий бедлам.
  
  Все кресла были заняты, половина людей ожидали приема, других пытались утешить встревоженные члены семьи. Кругом стоны, одни люди плачут, другие криками взывают о помощи.
  
  Мужчина лет шестидесяти стоял покачиваясь, затем его вырвало на пол прямо перед Дэвидом. Слева от него в кресле, учащенно дыша, сидела женщина, потом вдруг повалилась головой вперед. Мужчина, придерживающий ее за плечи, закричал:
  
  – Помогите! Помогите!
  
  Помимо парамедиков и штатных сотрудников больницы в приемной находились полицейские в униформе, но Дэвид видел в их глазах лишь беспомощность и полное непонимание того, что происходит и что следует предпринять.
  
  Он заметил женщину с ребенком лет шести, не больше – тот скорчился пополам от боли.
  
  – Что случилось? – спросил он.
  
  В глазах женщины засветилась надежда.
  
  – Вы доктор?
  
  – Нет.
  
  – Нам нужен доктор. Когда нас осмотрит хоть какой-нибудь доктор? Сколько можно еще ждать? Девочка больна! Вы только посмотрите на нее!
  
  – А что с ней такое? – спросил Дэвид.
  
  Женщина отчаянно затрясла головой, потом проговорила торопливо:
  
  – Не знаю. С Кэтти все было нормально, потом вдруг она почувствовала слабость, задышала как-то очень часто, голова у нее закружилась и…
  
  – Мамочка, – прошептала Кэтти. – Мне кажется, я… Комната так и кружится перед глазами.
  
  – Как давно с ней это случилось? – спросил Дэвид.
  
  – Внезапно, словно гром среди ясного неба. Она всегда была таким здоровым ребенком! Я сама проследила, чтобы ей сделали все положенные прививки и… – тут она резко умолкла, словно вспомнила что-то. Полезла в сумочку, достала телефон. – Почему здесь нам не оказывают никакой помощи? Муж в Нью-Йорке, у него деловая поездка, и я не могу…
  
  – А вы в какой части города живете? – спросил ее Дэвид.
  
  – Что?
  
  – Где вы живете?
  
  – На Клинтон-стрит. Неподалеку от школы.
  
  Дэвид прекрасно знал, где это находится. Сын его подружки Саманты Уортингтон Карл ходил в ту же школу.
  
  – Надеюсь, что доктор к вам скоро подойдет, – сказал он и прошел чуть дальше по коридору к креслу, где, согнувшись и уперев локти в колени, сидел какой-то мужчина.
  
  – Сэр? – окликнул его Дэвид.
  
  Мужчина медленно поднял голову. Глаза словно остекленели, он никак не мог сфокусировать взгляд.
  
  – Что?
  
  – Как ваше имя? – спросил Дэвид. Этот человек показался ему знакомым.
  
  – Фишер, – ответил тот, хватая ртом воздух. – Уолден Фишер.
  
  Работая в «Бостон глоуб», Дэвид был хорошо знаком с делом об убийстве Оливии Фишер, хотя сам им не занимался. В газете были размещены снимки, в том числе и родителей убитой женщины, так что, скорее всего, перед ним отец Оливии. Однако он не собирался говорить об этом ему.
  
  – Вы должны дать мне какое-то лекарство, – произнес Фишер. – Мне кажется… похоже, я сейчас потеряю сознание.
  
  – Простите, но я не врач.
  
  – Горло болит… меня вырвало… сердце бьется со скоростью сто миль в минуту.
  
  – Когда все это началось?
  
  – Утром… сразу после завтрака. Чувствовал себя нормально. А потом выпил кофе и почувствовал: что-то не то… Желудок начало выворачивать наизнанку. – Он искоса и с отчаянием взглянул на Дэвида. – Ну, почему вы не врач?
  
  – Просто не врач, и все тут, – ответил Дэвид и тут же задал Фишеру тот же вопрос, который задавал матери Кэтти: – А где вы живете?
  
  Фишер пробормотал адрес. Совсем не тот район, где проживали Кэтти с матерью.
  
  – А вы кого-нибудь из этих людей знаете? – спросил Дэвид, указывая на ожидающих приема больных. Возможно, подумал он, все они отравились в одном и том же ресторане фастфуда накануне вечером. Эдакий массовый случай отравления некачественной едой.
  
  Тут кто-то рухнул на пол. Взвизгнула женщина.
  
  – А я что, должен? – спросил Фишер. – Разве у меня сегодня день рождения?
  
  Дэвид не был эпидемиологом, но это не помешало ему задаться вопросом: почему у людей из разных районов вдруг появились одинаковые симптомы, причем примерно в одно и то же время? Может, с воздухом что-то не так?..
  
  Выпил кофе… потом почувствовал себя плохо.
  
  Плохой кофе? Неужели все эти люди в городе утром пили некачественный кофе? Дэвид оглянулся, взглянул на больную девочку.
  
  Слишком мала, чтобы пить по утрам кофе. Но…
  
  Дэвид подошел к маме больной девочки, которая не оставляла попыток дозвониться и вызвать врача по телефону.
  
  – А что ваша дочурка ела сегодня на завтрак?
  
  Женщина, сжимающая руку дочери, подняла на него заплаканные глаза.
  
  – Что?
  
  – Что ела на завтрак Кэтти?
  
  – Ничего. Она никогда не завтракает. Пытаюсь впихнуть в нее хоть что-нибудь, но она отказывается.
  
  – И ничего не пьет?
  
  Женщина отвела глаза.
  
  – Ну почему же? Апельсиновый сок.
  
  Дэвид не спросил Фишера, пил ли тот помимо кофе апельсиновый сок. Может, в магазины города поступила большая партия зараженного чем-то сока? Вроде бы несколько лет тому назад уже произошла одна скандальная история с подделкой лекарств от головной боли. Впрочем, вряд ли тут просматривается аналогия с нынешней историей. Вряд ли все пострадавшие пили утром этот апельсиновый сок.
  
  Но Дэвид все же спросил:
  
  – А какой марки сок?
  
  – Не помню… Он замороженный.
  
  – Замороженный?
  
  – Ну да, концентрат. И утром я разбавила его водой и перемешала.
  
  Вода. Вода, с помощью которой готовят из концентрата апельсиновый сок. Вода нужна и для приготовления кофе.
  
  Дэвид стал искать глазами больничное начальство. Множество врачей и медсестер суетились вокруг больных, и было трудно определить, кто тут главный. Может, его здесь вообще и не было.
  
  Агнесс могла бы быть.
  
  Дэвид вспомнил свою тетушку Агнесс Пикенс, которая заведовала этой больницей вплоть до того момента, пока несколько недель назад не решила покончить с собой, прыгнув со скалы в водопад Промис.
  
  Словом, Агнесс, сколь ни прискорбно это осознавать, оказалась не слишком правильным человеком. Однако только теперь Дэвид понял, как катастрофически ее здесь не хватает.
  
  Кто-то бесцеремонно отодвинул Дэвида в сторону. Мужчина лет под тридцать в бледно-зеленом хирургическом комбинезоне и шапочке, со стетоскопом вокруг шеи. Нижняя часть лица прикрыта хирургической маской, призванной защитить от микробов, носящихся в воздухе.
  
  И тут Дэвид почувствовал себя совершенно беззащитным. Как только ему в голову не пришло, что буквально каждый человек в приемном покое мог оказаться заразным? Боже, да ведь это вполне возможно, что над городом с воздуха распылили какую-то заразу! Ведь в самом начале недели Промис-Фоллз уже, возможно, подвергся террористической атаке, когда кто-то устроил взрыв на автомобильной стоянке у кинотеатра под открытым небом. Правда, пока что не было никаких свидетельств в пользу того, что это устроили именно террористы – Промис-Фоллз, небольшой городишко, стал целью террористов, да этого просто быть не может! А теперь, несколько дней спустя, вот это?..
  
  Мужчина опустился на колени перед Кэтти и сказал:
  
  – Я доктор Блэйк. А как тебя зовут?
  
  Кэтти, бледная как полотно, не ответила. Вместо нее заговорила мама:
  
  – Кэтти. Ее зовут Кэтти. Я ее мать. Что происходит? Что это случилось со всеми нами?
  
  Доктор не отвечал на эти ее вопросы. Заглянул Кэтти в глаза, затем приложил к ее груди стетоскоп.
  
  – Гипотония, – сказал доктор Блейк.
  
  – Гипертония? Высокое кровяное давление? Чтоб у ребенка в ее возрасте вдруг обнаружилась…
  
  – «Гипо», а не «гипер». Пониженное кровяное давление.
  
  – И каковы причины? – спросил Дэвид.
  
  Врач обернулся к нему.
  
  – Я не знаю, – ответил он.
  
  – Может, все дело в воде? – предположил Дэвид. – Может, она оказалась некачественной или просто заразной?
  
  Доктор несколько секунд обдумывал это его высказывание, задумчиво оглядывая помещение.
  
  – Пожалуй, это лучшее объяснение, которое я до сих пор слышал, – пробормотал он. – Именно этим и объясняются кожные высыпания.
  
  – Высыпания?
  
  – Многие люди жаловались на зуд и раздражение кожи. – Он обернулся к матери девочки: – Ведите свою дочурку сюда.
  
  – И сколько всего? – спросил Дэвид.
  
  – Сколько кого? – переспросил доктор. И, отвернувшись от матери с девочкой, тихо спросил: – Больных или умерших?
  
  Дэвид хотел спросить про больных, но с языка сорвалось:
  
  – Умерших.
  
  – Не поддаются счету, – прошептал он. – Каждую минуту умирают дюжинами.
  
  Женщина подхватила Кэтти на руки. Двинулась следом за доктором, и вот они скрылись за пластиковой занавеской в одной из смотровой.
  
  – Господи, – спохватился вдруг Дэвид и полез в карман за мобильником. Никаких сообщений ему не поступало.
  
  Он выбежал из приемного покоя на улицу – машины «скорой» продолжали подъезжать, поток больных не иссякал. Он набрал домашний номер.
  
  – Да? – ответила мама.
  
  – Не пейте воду, – сказал ей Дэвид.
  
  – О чем это ты толкуешь? Я все равно считаю, что бутилированная вода лучше любой другой и…
  
  – Нет, воду из-под крана! Она может быть отравлена!
  
  Арлин крикнула, но не Дэвиду:
  
  – Не пей это, слышишь? Это Дэвид звонит. Я же сказала тебе, не пей!
  
  – Передай папе, чтобы он не смел прикасаться к воде из-под крана, – сказал Дэвид.
  
  – А он как раз собирался заварить новый кофе в кофейнике, старый дурак.
  
  – Из-под крана ничего не пить. Даже чистить зубы этой водой не надо. Старайтесь, чтоб ни капли ее на кожу не попало. Скажите Итану! Обзвоните всех знакомых и предупредите, что пользоваться водой из-под крана категорически нельзя!
  
  – А что случилось? Что не так с водой?
  
  – Пока что точно не знаю, прав я или нет, – ответил Дэвид. – Просто это одна из основных версий, которая все объясняет.
  
  – Так ты что же, собираешься…
  
  – Мам! Обзвони людей!
  
  И он отключился и начал перебирать довольно длинный список своих контактов в мобильнике.
  
  Так, Марла Пикенс. Его двоюродная сестра. Недавно обрела младенца, о существовании которого не подозревала.
  
  Мэтью.
  
  Дэвид живо представил, как Марла делает смесь для младенца в бутылочке. И набрал ее домашний номер.
  
  Телефон долго звонил. Дэвид уже собрался отключиться, как вдруг кто-то поднял трубку и, судя по звуку, тут же уронил ее.
  
  – Алло? – произнес он.
  
  На линии слышалась какая-то возня, затем Марла дрожащим голосом спросила:
  
  – Ты где? Я звонила несколько минут назад.
  
  – Ты мне звонила?
  
  Пауза на полсекунды.
  
  – Это Дэвид?
  
  – Да, я. Послушай, Марла, может, я ошибаюсь, но мне кажется, что-то не так с…
  
  – Кажется, он умер! – взвизгнула она.
  
  Господи Боже. Мэтью!
  
  – Все, Марла, я отключаюсь. А ты звони в 911, срочно, и…
  
  – Да я звонила уже тысячу раз! Там никто не подходит. А я не могу его разбудить!
  
  Почему бы дяде Дэвида Джилу не отвезти Мэтью в больницу?
  
  – Попроси отца отвезти Мэтью в больницу! Зачем ждать самого…
  
  – Да это не Мэтью! Это папа!
  
  И в ту же секунду Дэвид услышал подтверждение ее слов – откуда-то издалека доносился плач младенца. Он почувствовал облегчение и в то же время – полную свою беспомощность. Судя по тому, что он только что видел в больнице, если Джил, по словам Марлы, выглядел мертвым, то он, скорее всего, мертв. И Дэвид сомневался, что он чем-то может помочь дяде, если тот находится в таком состоянии. Но Марле, которой за этот месяц довелось так много пережить, он просто обязан оказать поддержку. Ну, по крайней мере, попросить оставаться у телефона. А он тем временем обзвонит всех и предупредит, что они не должны…
  
  Сэм.
  
  Саманта Уортингтон и Карл. Он должен их предупредить. Ведь сейчас только девять, субботнее утро, и вполне возможно, что они еще не вставали с постели. Он не разговаривал с Сэм два дня и как раз собирался позвонить ей сегодня, спросить, нет ли у нее желания пообщаться вечером. Дэвид даже подумывал, что попробует уговорить ее прийти с сыном и оставить его ночевать у себя в доме с Итаном. Пусть мама возьмет на себя роль няньки при двух ребятишках, и тогда они с Сэм поедут к ней домой, где им никто не помешает прекрасно провести время.
  
  Впрочем, теперь совсем не до того.
  
  Дэвид сказал Марле:
  
  – Продолжай набирать 911. Я выезжаю. И ни в коем случае не пей воду. Она…
  
  Тут вдруг в трубке послышался щелчок.
  
  – Марла?
  
  Наверное, она повесила трубку.
  
  Ну что ж, ладно. Надо позвонить Сэм. Дэвид нашел ее номер, нажал пальцем на экран. Стационарного телефона у нее в доме не было, но она всегда держала под рукой мобильник.
  
  Телефон звонил.
  
  И звонил.
  
  После четвертого гудка Дэвид запаниковал. Что, если Сэм с сыном встали рано? Что, если уже использовали воду из-под крана?..
  
  Шесть гудков.
  
  Семь.
  
  Он прервал звонок и решил отправить ей текстовое сообщение.
  
  Быстро набрал: ПОЗВОНИ МНЕ!
  
  И в ожидании ответа Сэм не сводил глаз с экрана мобильника.
  
  Но она не отвечала.
  
  Тогда он добавил: НЕ ПЕЙ ВОДУ ИЗ-ПОД КРАНА.
  
  Затем Дэвид побежал к своей машине. По дороге заметил, как на стоянку на территории больницы въехал полицейский автомобиль, водитель его резко ударил по тормозам. За рулем сидел детектив Барри Дакворт.
  ПЯТЬ
  
  Рэндел Финли поднялся рано, вывел свою собаку Бипси на прогулку, затем вернулся в дом и присел на край кровати, где лежала жена. Положил ей ладонь на лоб – он оказался теплым и влажным – и спросил:
  
  – Ну, как спалось?
  
  Она повернула голову на подушке, чтоб лучше видеть его, потом так медленно заморгала веками, что это походило на открывание и закрывание гаражных дверей.
  
  – Ничего, – слабым голосом ответила она. – Помоги мне подняться.
  
  Он бережно приобнял ее за плечи и приподнял в постели, отчего она оказалась в сидячем положении, потом взбил подушки у нее за спиной.
  
  – Вот так просто отлично, – сказала она.
  
  – Сегодня ты выглядишь значительно лучше, – заметил он и снова присел на кровать. – Отдохнувшей. – Финли покосился на тумбочку – целый набор коробочек с лекарствами, бутылка воды, очки для чтения и роман Кеннета Фоллетта, книга такой толщины, что вполне могла бы служить тормозной колодкой на полосе для посадки реактивного истребителя. Она была раскрыта где-то на середине и перевернута вверх обложкой.
  
  – Все никак не осилишь, – заметил он.
  
  – Нет, роман мне нравится, но всякий раз, когда начинаю читать, из головы напрочь вылетает то, что прочла до этого, вот и приходится возвращаться. – Жена выдавила улыбку. – Люблю, когда ты мне читаешь.
  
  Рэндел взял в привычку каждый вечер, вернувшись домой, читать ей вслух по одной главе.
  
  – Дел у меня на сегодня особых нет, – сказал он. – Так что могу прочесть одну главу утром, а другую – днем.
  
  – Хорошо, – отозвалась жена. – Как себя чувствуешь? Как спал?
  
  – О, ты же знаешь. Я всегда прекрасно сплю.
  
  – А мне показалось, я слышала, как ты ночью вставал. Выходил куда-то из своей комнаты, уже после того, как пожелал мне спокойной ночи?
  
  – Да вроде бы нет, – пробормотал он. – Ну разве что вышел ненадолго глотнуть свежего воздуха.
  
  Финли услышал, как у дома затормозила машина.
  
  – Должно быть, Линдси, – произнес он. Он нанял помощницу по хозяйству вскоре после того, как жена заболела. Она не только обслуживала Джейн Финли, но и готовила, убиралась в доме, бегала по разным поручениям.
  
  – А сегодня что, праздник? – спросила Джейн.
  
  Финли кивнул.
  
  – Тогда ты должен дать ей выходной.
  
  Финли пожал плечами.
  
  – Ну, мало ли что. Никогда не знаешь, что может случиться, вдруг она понадобится. Может, меня срочно вызовут на завод. И если придется быстро уехать, она останется тут, присмотрит за тобой.
  
  Джейн прижала язык к нёбу, резко отвела, послышался тихий щелчок.
  
  – Во рту пересохло, – сказала она.
  
  Он потянулся за полупустой бутылкой «Ключевая вода Финли», что стояла на тумбочке, отвинтил крышку. Поднес ее ко рту жены, дал отпить несколько капель.
  
  – Хорошо, – пробормотала Джейн. – Так, значит, никаких кампаний на сегодня?
  
  – Не знаю, не уверен. Многие разъехались по загородным домам или же работают в саду, проводят весеннюю уборку. Так что не думаю, что сегодня пустозвон вроде меня привлечет чье-то внимание.
  
  Она протянула слабенькую руку, коснулась его руки.
  
  – Перестань.
  
  Финли улыбнулся.
  
  – Я знаю себе цену, дорогая. Знаю, в чем хорош, а в чем плох.
  
  Жена усмехнулась, но смех перешел в приступ кашля. Финли завел руку ей за спину и осторожно наклонил вперед. Кашель начал стихать.
  
  – Ну, все прошло? – спросил он и снова привел больную в сидячее положение.
  
  – Вроде бы да. Думаю, просто поперхнулась водой, когда засмеялась.
  
  – Постараюсь больше тебя не смешить, – сказал он.
  
  – И потом, знаешь, – добавила Джейн, – никакой ты теперь не пустозвон, хоть и был им прежде. – Ее лицо вновь озарила слабая улыбка. – Ты стал гораздо лучше, чем был.
  
  Он вздохнул.
  
  – Мне трудно об этом судить.
  
  – А знаешь, я что-то слышала, когда просыпалась. Вроде бы сирены?
  
  – Я был в душе, и радио в ванной было включено, – ответил Финли. – И я не слышал… – Он тут же осекся и прислушался. – Да, вроде бы теперь слышу.
  
  – Вроде бы пока что «скорая» не за мной, – заметила она.
  
  Финли похлопал ее по руке и поднялся.
  
  – Схожу вниз, поздороваюсь с Линдси.
  
  – Попроси ее приготовить мне лимонад, ладно?
  
  – Конечно. Но сперва ты должна позавтракать, правильно?
  
  – Я не очень-то голодна.
  
  – Тебе надо есть как следует.
  
  Глаза у Джейн затуманились, изо всех оставшихся сил она вцепилась в руку мужа.
  
  – Какой смысл?
  
  – Никогда так не говори.
  
  – Но это лишь вопрос времени.
  
  – Неправда! Если поддерживать силы, питаться должным образом, то никто не может сказать, как долго ты… Ну, сама понимаешь.
  
  Она отпустила его руку, вяло уронила свою на одеяло.
  
  – Хочешь, чтоб я протянула как можно дольше, чтобы увидеть, что ты искупил свою вину?
  
  – Что за глупости, – нахмурился Финли. – Хочу, чтоб ты прожила как можно дольше, и точка.
  
  – Но ты уже искупил свою вину в моих глазах. – Пауза. – Хотя… мне могут понадобиться эти очки.
  
  На губах Финли снова возникла улыбка.
  
  – Скоро вернусь и почитаю тебе, – сказал он и вышел.
  
  – Утро доброе, – поздоровалась Линдси, сухопарая жилистая женщина за шестьдесят, когда Финли вошел в кухню.
  
  – Привет, – откликнулся он.
  
  – Ну, как там сегодня Джейн?
  
  – Слабенькая. Но в целом неплохо. Она просит лимонад.
  
  – Как раз собиралась приготовить графин. А завтракать она будет?
  
  – Говорит, что нет, но, думаю, надо принести ей что-нибудь поесть. Может, яйцо-пашот? На тосте?
  
  – Сделаю. Ну а вы сами-то что будете?
  
  Он призадумался на секунду.
  
  – Думаю, пусть будет то же самое. Но только не одно яйцо, а два.
  
  – Кофе?
  
  Он кивнул.
  
  Линдси достала из шкафчика большую мерную чашку и наполнила ее «Родниковой водой Финли» из кулера, что стоял в углу. Налила воды в кофеварку, вставила фильтр, насыпала молотого кофе и надавила на кнопку.
  
  – Прямо уж и не знаю, что это такое сегодня тут в городе творится, – заметила она.
  
  – А что? – пробормотал он, читая эсэмэски в телефоне.
  
  – Да по дороге к вам видела штук пять «скорых», если не больше. – Линдси жила милях в пяти от города.
  
  Финли оторвал взгляд от мобильника.
  
  – Сколько, говоришь?
  
  – Ну, пять, шесть или семь. Прямо счет им потеряла.
  
  Финли взглянул на часы.
  
  – И все за последние полчаса или около того?
  
  – Ну, – ответила она, доставая из холодильника яйца, – это когда я въезжала в город.
  
  Финли снова взялся за телефон и нашел номер Дэвида Харвуда. Долгие гудки перед тем, как тот наконец ответил.
  
  – Да? – рявкнул Дэвид. Финли услышал на заднем фоне рев автомобильного мотора.
  
  – Дэвид, что…
  
  – Я уже все знаю. И мне некогда говорить с тобой, Рэнди.
  
  – Хочу, чтобы ты кое-что для меня проверил. Линдси говорит, что…
  
  – Линдси?
  
  – Ты ее не знаешь. Это наша помощница по хозяйству.
  
  – Все, пока, Рэнди. Тут кругом настоящий ад, и мне…
  
  – Поэтому я и звоню. Линдси сказала, что видела много «скорых». И что все они…
  
  – Поезжай в больницу, посмотри сам.
  
  – А что произошло?
  
  Ответа не было, из чего Финли сделал вывод, что Дэвид уже отключился.
  
  – Мне варить яйца не надо, – бросил Финли Линдси. – И будь так добра, скажи Джейн, что мне пришлось срочно уехать по делам.
  ШЕСТЬ
  Дакворт
  
  Подобную картину можно было бы наблюдать, если б где-то в окрестностях города потерпел крушение самолет. С той разницей, что никакого самолета не было, и люди, томящиеся в очереди в приемной, страдали вовсе не от порезов, ушибов, да и травмированных конечностей здесь тоже не было видно.
  
  Но это вовсе не означало, что хаоса было меньше.
  
  Мне не понадобилось много времени, чтобы охватить взглядом всю эту картину. Дюжины пациентов на разных стадиях заболевания.
  
  Некоторые неподвижно лежали на полу и, скорее всего, были уже мертвы. Людей рвало, они корчились в судорогах, яростно расчесывали зудящие руки и ноги. Дети плакали, родители взывали о помощи.
  
  Врачи и медсестры просто сбивались с ног. И мне не хотелось отрывать их от дел в разгар работы, но необходимо было разобраться в том, что происходит, и быстро.
  
  Я достал свой полицейский жетон, чтобы привлечь хоть чье-то внимание, но затем вдруг увидел одного человека в хирургической маске и сразу узнал по глазам и очкам. Что неудивительно, поскольку мы виделись с ней только вчера.
  
  – Доктор Морхаус? – спросил я.
  
  Пряди волос спадали ей на глаза, очки в коричневой оправе сидели криво. Она смотрела куда-то в другом направлении и проскочила мимо меня.
  
  – Клара! – окликнул я.
  
  Тут она остановилась, обернулась:
  
  – Барри.
  
  Даже несмотря на то, что нижняя часть лица была прикрыта маской, вид у нее был испуганный и одновременно профессионально решительный.
  
  – Ну-ка, поделись со мной быстренько, – сказал я. – С чем мы имеем дело?
  
  – У всех аналогичные симптомы. Тошнота, головная боль, рвота, резкое снижение кровяного давления. Все идет по нарастающей. Судороги, затем перехватывает дыхание, сердцебиение учащается, а потом сердце останавливается. Гипотония. Мало того, многие больные до крови расчесывают кожу.
  
  – Пищевое отравление?
  
  – Нет, не думаю. То есть хочу сказать, еда здесь ни при чем. Но в организм явно попало что-то не то. Нечто, с чем они вступили в контакт.
  
  – Все сразу? Люди по всему городу?
  
  Клара посмотрела мне прямо в глаза.
  
  – Не только по всему городу. По всей нашей больнице. У нас на разных этажах лежат постоянные пациенты с теми же симптомами. И началась все это сегодня, прямо с утра.
  
  – Но как такое возможно? Столь быстрое распространение?
  
  – Я грешу на воду.
  
  – На городской водопровод?
  
  Она кивнула.
  
  – Что-то попало в питьевую воду. Возможно, нефтяные загрязнения. Или отходы химического производства. Словом, нечто в этом роде.
  
  – И что вы можете для них сделать? – поинтересовался он.
  
  Прежде чем ответить, она плотно сжала губы.
  
  – Похоже, что на данный момент ничего.
  
  – Сколько всего пострадало?
  
  – Полным-полно, как самолетов над аэродромом. Счет идет на дюжины. Боюсь, что скоро пойдет на сотни. Мне пора бежать, Барри. А ты предупреди людей. Как можно скорее.
  
  – А ты Аманду не видела? – спросил я. Аманда Кройдон являлась нынешним мэром Промис-Фоллз.
  
  – Нет, – ответила Клара. – Все, я пошла.
  
  Пришлось ее отпустить.
  
  Развернулся, и тут же в меня врезался один знакомый.
  
  – Карлсон, – пробормотал я.
  
  – Черт, извини, – ответил Ангус Карлсон. – А ты когда сюда пришел?
  
  – Да только что. Удалось что-нибудь узнать?
  
  Он заглянул в небольшой блокнот, который держал в правой руке.
  
  – Вчера вечером никто не заболел. Самые ранние жалобы на недомогание начали поступать сегодня около шести утра. Симптомы у всех схожие. Головокружение, тошнота, боль в желудке, слабое учащенное дыхание.
  
  – Наверняка все дело в воде, – заметил я.
  
  – Да, – дрожащим голосом протянул он. – Симптомы отмечены у всех, кто пил водопроводную воду. Пусть даже ее кипятили, чтоб приготовить чай. Похоже, что заболеванию чаще подвержены старые и пожилые люди, возможно, просто потому, что старики обычно встают раньше.
  
  Что ж, в том был какой-то смысл. Про себя я отметил, что сегодня утром Карлсон воздерживается от обычно присущего ему черного юмора. Нет, сегодня явно не до шуточек. Этот человек просто потрясен происходящим. Что и понятно – ведь ни один из нас до сих пор не видел ничего подобного.
  
  Вода… Надо позвонить Морин.
  
  – А ты успел обзвонить всех своих близких? – спросил я. – Ну, на тот случай, если они ничего не слышали и не знают?
  
  Он кивнул:
  
  – Позвонил жене, сказал ей.
  
  – А матери? – Как-то раз в участке я случайно подслушал, как он говорит с ней по телефону.
  
  – Да, да, и ей тоже позвонил, – закивал он. – Все предупреждены.
  
  Я заглянул за спину Карлсону, увидел еще одного знакомого. Но то был не врач и не штатный работник больницы. Это был Уолден Фишер, он сидел в кресле в приемном отделении «неотложки» и нервно грыз ноготь.
  
  – А, черт, – пробормотал я.
  
  – Что? – спросил Карлсон и обернулся.
  
  – Уолден Фишер.
  
  – Фишер? – без особого, как мне показалось, удивления, произнес Карлсон.
  
  – Словно ему мало досталось. Помнишь убийство Оливии Фишер?
  
  – Само собой.
  
  – Так вот, это была его дочь. А жена скончалась совсем недавно. Мне надо с ним поговорить. А ты продолжай расспрашивать людей, постарайся узнать все, что сможешь.
  
  И я отошел, намереваясь подойти к Фишеру один, но Карлсон последовал за мной.
  
  – Мистер Фишер, – произнес я.
  
  Он поднял на меня глаза, моргнул пару раз и продолжал смотреть вопросительно и недоуменно, словно пытался вспомнить, кто я такой.
  
  – Детектив…
  
  – Дакворт, – подсказал ему я. – А это детектив Карлсон.
  
  – Мистер Фишер, – почтительным кивком приветствовал его Ангус Карлсон. – Как поживаете?
  
  Фишер перевел взгляд на Карлсона.
  
  – Как поживаю? Да я, черт побери, вот-вот отдам концы, вот как я поживаю.
  
  – А что случилось? – спросил я.
  
  Он медленно и растерянно покачал головой:
  
  – Понятия не имею. Меня вдруг вырвало прямо посреди улицы… и машина «скорой» чуть не переехала. Ну и они подобрали меня и привезли сюда. Утром выпил чашку кофе и после этого почувствовал себя как-то странно. Мы что, все разом заболели? Что вообще происходит?
  
  – Все пытаются это выяснить, – ответил я. – А вас доктор смотрел?
  
  – Нет. Сижу здесь вот уже целую вечность. – Уолден приложил ладонь к груди. – И сердце колотится как бешеное. Вот, послушайте. – Он взял меня за руку, крепко прижал ладонью к груди и держал так. Несмотря на болезненное состояние, хватка у него оказалась на удивление крепкой. Под фланелевой рубашкой я ощутил учащенное биение сердца. Медицинского образования у меня нет, но тут сразу стало ясно, что с сердцем у него дела плохи.
  
  – Ну, что думаете? – спросил он.
  
  Я не знал. Если притащить сюда врача, чтоб его осмотрел, я оторву его от другого пациента, которому, возможно, следует уделить больше внимания. И пусть даже Уолдену Фишеру плохо, он выглядит лучше многих других – из тех, кто находится в приемном покое. В качестве утешения я похлопал его по плечу и сказал:
  
  – Врач непременно подойдет к вам. Просто больных очень много, не справляются с наплывом.
  
  Добрый старина Барри Дакворт. Никогда не лезет в карман за словом. Тут выяснилось, что Карлсон в этом деле куда лучше меня.
  
  Он опустился на колени, глаза его находились на одном уровне с глазами Фишера, и заявил следующее:
  
  – Просто хотел сказать, я еще не работал официально в полиции, когда с вашей дочерью Оливией столь жестоко обошлись.
  
  Слезящиеся глаза Уолдена Фишера слегка расширились.
  
  – Так что в расследовании не участвовал. Но пристально следил за всем ходом расследования. И считаю так: это просто ужасно, что никто пока не понес наказания за столь чудовищное преступление.
  
  – Гм… да, – выдавил Уолден.
  
  – Я просто… просто хотел сказать, что соболезную вашей потере, – тут Карлсон осторожно покосился в мою сторону, словно надеялся, что я помогу ему в этой неловкой ситуации, в которую он сам себя загнал и теперь сожалел об этом. Он поднялся, выпрямился во весь рост, кивнул сперва Фишеру, затем – мне. – Дам вам знать сразу, как только что-нибудь услышу, – сказал он и отошел, направился на поиски новой информации.
  
  Это был другой Ангус Карлсон, совсем непохожий на того, с кем я столкнулся раньше, в начале месяца. Тот непрерывно сыпал избитыми шутками, где фигурировали дохлые белки. Возможно, повышение в ранге, пусть даже временное, делает человека умнее и лучше, потому как сейчас он меня просто потряс.
  
  Ладно, дальше видно будет.
  
  Я достал мобильник и увидел, что сигнал почему-то не проходит. По опыту я знал, что сигнал доступен во всех уголках больницы, особенно в приемном отделении «скорой», где телефон нужен больше всего. Вместо того чтобы выйти на улицу, я зашел в процедурную и попросил разрешения позвонить по телефону. Одна из медсестер покосилась на меня, но затем кивнула, давая тем самым разрешение, когда я показал ей свой жетон. Впрочем, ей было некогда мною заниматься.
  
  Я должен был позвонить Ронде Финдермен, шефу полиции Промис-Фоллз. Но личное взяло верх над профессиональным долгом. И вместо этого я набрал домашний номер.
  
  – Алло? – сказала Морин. Голос у нее был встревоженный, видимо, потому, что на экране высветился номер больницы.
  
  – Это я, – бросил я в трубку.
  
  – Ты в порядке?
  
  – Да. Послушай. Ты использовала сегодня воду из-под крана?
  
  Пауза.
  
  – Как раз собиралась приготовить чай.
  
  – Не надо. С водопроводной водой что-то не так, от нее заболевают люди. Позвони Тревору и предупреди его. А потом походи по улице, попробуй разбудить людей, которые еще спят. Их тоже надо предупредить.
  
  – Что, все так плохо?
  
  – Хуже некуда.
  
  – Сейчас выхожу на улицу, – сказала она.
  
  – Погоди, – остановил ее я. – Спусти воду из-под крана, проверь, нет ли какого запаха. Но совать туда руки не смей. Если, как сказал здесь врач, в воде появились примеси нефтяных отходов, то запах будет присутствовать непременно.
  
  – Поняла.
  
  – Иди проверь. Я жду.
  
  Морин вернулась к телефону секунд через тридцать.
  
  – Знаешь, спускала воду добрые полминуты, и ничего.
  
  – Хорошо. Теперь можешь…
  
  – Я пошла, – сказала она и бросила трубку.
  
  Я очень, очень любил эту женщину.
  
  Теперь можно и шефу позвонить. У меня в мобильном были ее рабочий и домашний номера, а также номер мобильника. Выудил из кармана свой телефон и стал использовать его в качестве записной книжки. И первым делом набрал номер ее мобильника по больничному телефону.
  
  В последнее время Финдерман была от меня не в восторге. Она стала объектом разного рода комментариев и слухов, которые подбирал и усердно распространял по городу Тревор, который сделал их достоянием гласности, объявив, что Рэндел Финли вновь собирается баллотироваться в мэры.
  
  Тревора я мог бы простить. Кого угодно, только не Финли.
  
  Все это отражалось на мне, Финдерман была просто в ярости. Но сегодня не тот день, когда уместно припоминать старые обиды и распри и позволять им вмешиваться в работу.
  
  Должно быть, она тоже поняла, что звонят из больницы, потому как сразу же ответила встревоженным голосом:
  
  – Да?
  
  – Это Дакворт, – сказал я. – Я в больнице.
  
  – Как раз туда собираюсь.
  
  – Надо сделать объявление по городу. Предупредить людей, что водопроводная вода может быть заражена.
  
  – Ферраза уже над этим работает. – Анжела Ферраза возглавляла отдел по связям с общественностью. – Она готовит экстренный выпуск новостей для радио и ТВ. Ну и в интернете тоже появится.
  
  – Этого недостаточно, – сказал я. – Пусть люди обходят всех своих соседей. Будят их и предупреждают. Еще нам нужны пожарные машины с громкоговорителями, будут ездить по улицам и объявлять. Сообщите всем и каждому, пусть берутся за телефоны и обзванивают всех, кого только можно. Словом, тревога первого уровня.
  
  В городе уже один раз случалось такое, после событий 11 сентября, но с тех пор все уже успели позабыть.
  
  – Поняла, – коротко бросила Ронда. Я снова начал ее раздражать. Ей не нравилось, что кто-то вдруг начал объяснять, как ей надо делать свою работу.
  
  – И еще надо сообщить в ЦКИПЗ, – сказал я. – Центр по контролю и профилактике заболеваний находился неподалеку от Атланты. И в департамент здравоохранения штата. Словом, всем. – Затем пришла еще одна мысль. – А что, эти ребята из Министерства внутренней безопасности все еще в городе?
  
  Они десантировались здесь после того, как обрушился экран кинотеатра под открытым небом и жертвами стали четверо.
  
  – Нет, уже убрались. Парень, которого якобы наняли преступники, клянется и божится, что он этого не делал. А они считают, что это он. Это, в свою очередь, означает, что ему будет предъявлено обвинение, затем начнутся судебные разбирательства, но на статью «Терроризм» никак не тянет.
  
  У меня не было причин, во всяком случае пока что, считать, что творящееся сейчас в городе является терроризмом. Может, просто несчастный случай. Чей-то недосмотр. Не обработали воду должным образом. Несколько лет назад произошел один такой случай – в маленьком городке у северной границы штата в водопровод через сточные воды от фермы попали бактерии E.coli. Люди на очистных сооружениях что-то проморгали, умерло несколько человек. Просто некомпетентность, терроризмом там и не пахло.
  
  – Думаешь, это террористический акт? – спросила Ронда.
  
  – Понятия не имею, что это такое. Надо поговорить с управляющим очистными сооружениями. Ты знаешь, кто он такой?
  
  – Нет.
  
  – Ладно, тогда сам этим займусь, – сказал я и отключился прежде, чем она смогла повесить все это на меня.
  
  Я снова просмотрел список контактов в своем мобильнике и нашел номер городского муниципалитета. И набрал его с больничного телефона.
  
  Там ответили почти сразу же.
  
  – Здравствуйте…
  
  – Говорит детектив Дакворт. Соедините меня с…
  
  – …вы позвонили в офис муниципалитета города Промис-Фоллз. Мы временно закрыты. Часы работы…
  
  – Черт!..
  
  Голос на автоответчике продолжал бубнить:
  
  – …С понедельника по пятницу с девяти тридцати утра до четырех тридцати вечера. Если у вас отключилось электричество, пожалуйста, звоните в компанию «Электрик Промис-Фоллз» в…
  
  Я отключился. Глупо было бы думать, что в разгар подобных событий кто-то будет сидеть в справочной муниципалитета и выдавать телефоны городских служб всем желающим. Но мне нужно было узнать имя человека, отвечающего за работу очистного сооружения, причем нужно прямо сейчас, немедленно. Можно было бы поискать на городском сайте, если б под рукой имелся компьютер, подсоединенный к интернету. Но если здесь у них в больнице такого нет, придется выйти на улицу и попробовать поработать с мобильником.
  
  И тут вдруг я вспомнил, что у меня в телефоне должен быть номер человека, который точно знает это имя.
  
  Я поискал в недавних входящих звонках и нашел один номер, с которого мне звонили пару недель назад. И был совершенно уверен: это именно то, что мне нужно. Набрал номер с больничного телефона.
  
  Он ответил после третьего гудка:
  
  – Алло?
  
  – Рэнди? – спросил я.
  
  – Кто говорит?
  
  – Барри Дакворт.
  
  – Барри! – громко и почти радостно воскликнул он. Знал, что я его ненавижу, и тем не менее приветствовал меня как доброго старого друга, вот ублюдок. – Что, черт побери, происходит?
  
  – Кто возглавляет завод по очистке воды?
  
  – Чего?
  
  – Просто подумал, что это может быть тот самый человек, который работал там же, когда ты был мэром. Как его имя?
  
  – Ну, прежде всего хотелось бы знать, зачем он тебе понадобился.
  
  Я живо представил, как он насмешливо улыбается на том конце линии. Рэнди всегда отличался этой особенностью. Конечно, я тебе помогу, но только сперва ты мне поможешь.
  
  И дело вовсе не в том, что мне не хотелось объяснять ему ситуацию. Очень скоро весь мир и так узнает. Просто мне было жаль тратить на это время. Хотя, подумал я, лучше уж с ним не спорить, ведь это займет куда больше времени.
  
  Я вкратце описал ему ситуацию, сказал, что водопроводная вода в городе может представлять смертельную опасность.
  
  – Черт побери, – пробормотал он. – Я рад, что использую дома только бутилированную воду собственного производства. Но как, мать твою, это могло случиться?
  
  – Имя, Рэнди.
  
  – Гарви Оттман. Ну, по крайней мере, он всем там заведовал, когда я был мэром. И я не слышал, чтобы он менял место работы.
  
  – Знаешь, где можно его застать?
  
  – Я вот что тебе скажу, – начал Финли. – Не думай, я не сижу сложа руки. Как только услышал все эти сирены, пошел выяснить, что происходит. Попробую разыскать его для тебя. И тут же свяжусь, как только найду.
  
  – Ладно, – произнес я. И подумал, что готов сейчас принять от него помощь. – А я тем временем попробую добраться до этого завода.
  
  – Рад был помочь, – сказал Финли. – Тебе звонить по этому номеру?
  
  Я не собирался задерживаться в больнице.
  
  – Нет, – ответил я. – Лучше звони мне на мобильный. – Я знал, номер у него имеется.
  
  – Сразу же с тобой свяжусь, – пообещал он и отключился.
  
  В этот момент я взглянул на доску объявлений на стене, прямо над тем местом, где я стоял и звонил по телефону.
  
  Там были расписания дежурств медсестер, призывы непременно мыть руки, а также снимок нескольких, видимо, свободных от дежурств медсестер, которые сгрудились у дорожки для игры в боулинг.
  
  Все они счастливо улыбались.
  
  В верхнем правом углу был приколот календарь заказов из местного цветочного магазина с изображением больших нарядных корзин, видимо, для того, чтобы напомнить персоналу о торжественных случаях и разных мероприятиях. В некоторые уже были вписаны такие мероприятия. «Книжный клуб» и «День рождения Марты». А на сегодня кто-то вписал «Бридж».
  
  Только тут я понял, какое сегодня число.
  
  Двадцать третье мая.
  СЕМЬ
  
  Всего пару недель тому назад Джойс Пилгрим всерьез подумывала об увольнении из службы безопасности в колледже Теккерея. И вот теперь она все еще здесь и совершает обход помещений.
  
  Странно все же порой складывается жизнь.
  
  Причиной номер один для увольнения был ее босс: Клайв Данкомб.
  
  Но с чего же начать?
  
  Она возненавидела этого типа еще до того, как он подверг ее жизнь риску, используя в качестве приманки для поимки в кампусе хищника. Про себя она называла его мистером Мачо. Уж очень любил он рассказывать о своей работе в полиции Бостона – получалось, будто там он был самым крутым копом. Что заставило Джойс задаться вполне логичным вопросом: уж если ты был таким крутым копом в Бостоне, что заставило тебя перебраться в маленький колледж на северной границе штата Нью-Йорк? Что успел там натворить, раз тебя выперли из полиции Бостона и ты устроился на работу в столь убогом местечке?
  
  У нее имелись свои подозрения на этот счет, многие из них были связаны с женой Данкомба Лиз, которая, судя по слухам, была родом вовсе не из Бикон-Хилл[7]. Скорее всего, она служила в элитном подразделении спецназа. Ладно, возможно, лучшая пора этого элитного подразделения, тесно работавшего со стриптиз-клубами и публичными домами, осталась позади, но то, что они навели порядок в том районе, еще вовсе не означало, что проституции в городе не осталось. Лиз нашла способ и надежных женщин, соответствующих всем необходимым требованиям. Предположительно, некоррумпированный полицейский был сражен ее обаянием, и до тех пор, пока не всплыла их неблаговидная деятельность, жизнь они вели вполне респектабельную, ну а затем им пришлось переехать и начать строить новую жизнь в Промис-Фоллз.
  
  Но тот факт, что люди порой переезжают, не делает их другими.
  
  Клайв никогда не упускал случая сообщить Джойс, как замечательно она выглядит. Может, она посещает спортзал? Или привержена какой-то особой диете? А эти брючки сидят на ней как влитые. Он пытался пройти в дверь в тот же момент, когда проходила она, и тыльной стороной ладони якобы случайно касался ее груди. Туповатые служащие, с которыми она работала, советовали не обращать на это внимания. У Клайва нет на уме ничего такого – просто он так уж устроен, вот и все.
  
  А затем появился парень в капюшоне.
  
  Он нападал на женщин в кампусе, затаскивал их в кусты. Хотя ни одну из студенток не избил и не изнасиловал, но нагнал немало страху. Бедняжки боялись, что следующее нападение закончится совсем плохо.
  
  А сами нападения будут только учащаться.
  
  Тогда вместо того, чтобы задействовать местных копов, Данкомб решил провести операцию собственными силами. И уговорил Джойс прогуливаться по ночам по затененной деревьями тропинке, чтобы выманить сукиного сына на себя. Он пытался уговорить ее одеться проституткой – коротенькая юбчонка, высокие сапоги, сетчатые чулки, но Джойс категорически отказалась, мотивируя тем, что этот маньяк, похоже, никогда не клюет на женщин легкого поведения.
  
  Что ж, прекрасно, заметил явно разочарованный Данкомб. И обещал ей, что сам он и команда спасения будут самым пристальным образом наблюдать за происходящим, так что беспокоиться ей совершенно не о чем. Что оказалось полной ерундой, потому как маньяк неожиданно возник из темноты и успел затащить ее в кусты. Самое забавное оказалось в том, что когда он повалил ее на землю, тут же стал уверять, что волноваться ей не стоит, ничего страшного он ей не сделает, что это просто ради шоу, что…
  
  В этот момент сквозь кусты прорвался Данкомб и всадил парню пулю прямо в затылок.
  
  А Джойс взяла отпуск.
  
  Она твердо решила больше сюда не возвращаться. После операции, придуманной этим идиотом, у нее случился сильнейший нервный срыв. Никогда больше и ни за что не станет она служить под началом этого скорого на расправу кретина.
  
  А затем случилось нечто невероятное.
  
  Кретин скончался.
  
  Клайва Данкомба убили. Ему подстроил автокатастрофу (нарочно, как позже выяснилось) один из профессоров колледжа. Подробностей никто толком не знал – расследование, которое вела полиция Промис-Фоллз, еще не закончилось – но выяснилось, что Клайв и его жена Лиз, а также преподаватель английского с женой, погибшие как раз в тот день, когда рухнул экран открытого кинотеатра, были членами какого-то секс-клуба.
  
  Новость шокировала.
  
  Впрочем, думала Джойс, было бы еще более удивительно, если бы Данкомб не был замешан в чем-то эдаком.
  
  Как бы там ни было, но буквально через день после гибели Клайва ей позвонили из офиса президента колледжа Теккерея. Не окажет ли мисс Пилгрим честь прийти на частный ленч с президентом?
  
  «Неважно себя чувствую и не в настроении», – ответила она.
  
  Но президент, сказали ей, очень бы хотел с ней переговорить. За ней вышлют машину.
  
  И они прислали. Лимузин. Водитель в костюме и галстуке. Он вышел, обошел машину, распахнул перед ней дверцу и все такое прочее. Водитель указал, что на полке между сиденьями находятся бутылки с водой и широкий выбор легких закусок. Арахис, плитки шоколада, ментоловые леденцы.
  
  И всего этого добра на десять минут езды!
  
  Личный повар президента подал ленч в небольшой столовой, что находилась через холл, ровно напротив его кабинета. Филе-миньон.
  
  Джойс пыталась вспомнить, когда в последний раз ела филе-миньон.
  
  Он сделал ей предложение. Он хотел, чтобы она стала новым начальником службы безопасности.
  
  – Ни за что и никогда, – ответила она.
  
  Тогда он сказал ей, что администрация колледжа допустила роковую ошибку, наняв на эту должность Клайва Данкомба. Не удосужились провести более тщательную проверку. Были сбиты с толку тем фактом, что этот тип так долго проработал в бостонской полиции. Сочли, что человек с таким опытом является идеальным кандидатом.
  
  – Словом, мы оказались не на высоте, – добавил президент.
  
  Отказ Данкомба задействовать в поисках на территории кампуса маньяка в капюшоне полицию Промис-Фоллз обернулся для администрации колледжа нешуточными неприятностями. Родители Мэйсона Хелта, юноши, которого застрелил Данкомб, выдвинули многомиллионный иск против этого учебного заведения. Если бы этим делом занялась тогда полиция, вряд ли Данкомбу разрешили провести эту свою операцию.
  
  Джойс не стала упоминать о том, что и сама подумывала подать судебный иск против колледжа за то, что проделал с ней ныне покойный шеф безопасности.
  
  – Голова у вас ясная, – продолжил меж тем президент. – Вы умны, ответственны, и еще думаю, это назначение станет сильным посылом и докажет, что такой человек, как вы…
  
  – То есть женщина, – вставила Джойс Пилгрим.
  
  – Что подобные вам вполне могут занимать ответственную должность.
  
  Джойс подцепила вилкой кусочек филе-миньона.
  
  – Сколько? – спросила она.
  
  Они договорились о зарплате, и она согласилась.
  
  В субботу утром, с учетом того, что эта суббота должна была стать началом долгого уик-энда и колледж опустел до сентября – там осталось всего лишь несколько дюжин студентов на летних курсах, – никто не предполагал, что начальника службы безопасности можно будет застать на рабочем месте.
  
  Но Джойс лишь недавно заняла эту должность и пыталась освоиться на новом месте. Она решила ознакомиться с каждым аспектом работы колледжа. Познакомиться со штатными сотрудниками, по крайней мере с теми, кто окажется на месте. Ей хотелось кардинально перестроить сам подход к системе безопасности до того, как студенты вернутся на учебу осенью.
  
  Плюс к тому ей надо было проверить электронную почту и ответить на ряд звонков. Она только принялась за работу, сидела за столом у компьютера, и тут зазвонил телефон.
  
  – Служба безопасности, – ответила Джойс.
  
  – Анжела Ферраза. Полиция Промис-Фоллз. – А ваше имя?
  
  – Джойс Пилгрим.
  
  – Вот что, мисс Пилгрим, есть основания полагать, что водопроводная вода в Промис-Фоллз отравлена или загрязнена, и это создает угрозу для здоровья населения. Вы должны предупредить всех, кого только возможно, чтобы не пили эту воду.
  
  – Но как такое могло случиться?
  
  – Нет времени объяснять. Все детали опубликованы на нашем сайте, можете сами проверить. Простите, но мне надо сделать еще миллион звонков.
  
  И Ферраза отключилась.
  
  Джойс, не выпуская телефона из рук, нашла номер лазарета при колледже. Она сомневалась, что в этот день там кого-то можно застать, но ей ответили после третьего гудка.
  
  – Алло? – прозвучал в телефоне женский голос.
  
  – Это Джойс Пилгрим из службы безопасности. С кем говорю?
  
  – Это Мэйвис. Здравствуйте, Джойс.
  
  – Привет, Мэйвис. Вот уж не ожидала, что застану вас на рабочем месте.
  
  – Кроме меня, тут никого. Но кто-то должен дежурить, раз ребятишки остались в кампусе. Ничего, я не скучаю, есть что почитать.
  
  – Никто из студентов с утра не заходил? Не жаловался на самочувствие?
  
  – Нет. А что такое?
  
  – Нам сообщили, что в системе городского водоснабжения произошли какие-то неполадки. И водопроводную воду пить нельзя ни в коем случае. Иначе можно заболеть.
  
  – Сомневаюсь, что это нам грозит, – сказала Мэйвис.
  
  – Почему?
  
  – Колледж не подключен к системе городского водоснабжения. У города свои резервуары, вот уже много лет. А к нам поступает вода из источников, питающих пруд в Теккерее.
  
  – И все равно, в случае… как они это называют, водоносный слой? На тот случай, если этот наш слой вдруг смешается с зараженным, держите ухо востро, ладно?
  
  – Поняла.
  
  – Я рассылаю всем подряд электронные письма с предупреждением и ссылкой на сайт полиции. – В колледже у всех сотрудников и студентов имелись электронные почтовые ордера и номера телефонов, так что информацию можно было распространить быстро.
  
  Про себя Джойс отметила, что не знала прежде о том, что водоснабжение колледжа не зависит от общей городской системы. Интересно, что именно происходит на насосной станции в самой северной части колледжа?
  
  А ведь надлежало бы знать.
  
  Поговорив с Мэйвис, она принялась рассылать электронные письма, но прежде позвонила мужу. Тэд был дома, и она сказала ему, чтобы не смел пить воду из-под крана. Жили они в загородном доме, и вода поступала из личного их колодца. Но что, если источником водоснабжения этого колодца является все та же городская система водоснабжения?
  
  Береженого бог бережет.
  
  Телефон ее не переставал мигать все то время, что она здесь сидела, и Джойс решила, что теперь самое время проверить звонки.
  
  Первые два поступили от желающих наняться к ней на работу. Джойс записала их имена и номера телефонов. После смерти Клайва и ее назначения осталась вакансия в службе безопасности, и она хотела провести собеседования с претендентами на следующей неделе. Она могла бы нанять даже двух человек, а не одного, если бы в существующем нынче штате инспектор Клузо[8] хоть немного походил на Шерлока Холмса.
  
  Третий звонок поступил накануне вечером, вскоре после десяти. И начинался следующим образом:
  
  – О, привет. Это Лестер Пламмер из Кливленда. Наша дочь Лорейн посещает колледж Теккерея и решила остаться на лето, пройти пару курсов, и…
  
  Тут голос дрогнул. Он откашлялся и продолжил:
  
  – Лорейн посещает эти два курса и проживает в кампусе, и дело в том, что… Я бы попросил вас перезвонить мне сразу же, как только получите это сообщение. Пожалуйста, очень вас прошу. – Он продиктовал номер и повесил трубку.
  
  Лорейн Пламмер. Джойс было хорошо знакомо это имя. Лорейн была одной из девушек, на которых совершил нападение Мэйсон Хелт. Джойс говорила с ней сразу же после инцидента, до того как возник Клайв со своими планами по поимке преступника. Конечно же, девушка очень испугалась, но не настолько, чтобы оставить колледж и уехать домой.
  
  Возможно, что-то у нее изменилось.
  
  Джойс набрала имя студентки в компьютере. Да, ее отец говорил правду, она действительно осталась в колледже на лето. И проживала в Олбани-Хаус, одном из старейших зданий общежития, которые во множестве были разбросаны по территории кампуса. И которое, подобно всем остальным, почти пустовало. И Джойс была готова побиться об заклад, что шумные студенческие вечеринки не мешают Лорейн спать или заниматься. Или же что она должна стоять в очереди, чтобы иметь возможность помыться в общем душе.
  
  Возможно, Лорейн так до конца и не удалось оправиться от шока, вызванного тем нападением. Может, она просто боится жить в почти опустевшем помещении. А может, родители хотят перевести ее в другой колледж. Или же готовят иск против колледжа, вот и позвонили Джойс, чтобы выведать у нее какие-то инкриминирующие подробности.
  
  А что, если семейство Пламмер ищет возможность обвинить во всем ее? Хотя совершенно ясно, что то была вина ее ныне покойного предшественника.
  
  Есть только один способ выяснить это.
  
  Джойс позвонила по указанному номеру. Ответили тотчас же, после первого гудка.
  
  – Алло? – женский голос.
  
  – Это Джойс Пилгрим, начальник службы безопасности колледжа Теккерей. Вчера вечером мне оставил сообщение некий Лестер Пламмер, верно?
  
  – Да, это мой муж Лестер! Звонят из колледжа! – Через несколько секунд Лестер снял трубку.
  
  – Слушаю, – сказал он. – С кем имею честь?
  
  Джойс назвала свое имя и должность и спросила:
  
  – Чем могу вам помочь?
  
  – Мы никак не можем связаться с Лорейн, – ответил мужчина. – Она…
  
  Тут трубку перехватила жена.
  
  – Это Альма. Я мама Лорейн. Обычно мы говорим с дочерью как минимум раз в неделю. Мы звонили ей в четверг вечером, но она не ответила. И тогда мы оставили сообщение ей на мобильный, но и вчера она нам не перезвонила, так что…
  
  Снова муж:
  
  – Да, она не перезвонила, и это совершенно на нее не похоже. Но мы подумали, может, она просто оставила мобильник в комнате, а сама… Ну или же…
  
  Или же у нее завелся парень, подумала Джойс.
  
  – Но вчера вечером мы снова пытались, – сказала Альма, – но так и не дозвонились. А все ее друзья по колледжу наверняка разъехались, так что некого даже попросить сходить к ней и…
  
  – Почему бы мне не заскочить и не сказать ей, что вы беспокоитесь? – предложила Джойс.
  
  – О, нет! – воскликнула мать. – То есть, я хотела сказать, да, проверить не мешало бы, но только, пожалуйста, не говорите ей, что это мы вас попросили.
  
  – Она у нас такая стеснительная, – добавил Лестер Пламмер.
  
  – Но вы сможете перезвонить нам после того, как с ней повидаетесь? Очень вас прошу.
  
  – Конечно, – ответила Джойс. – Сразу же свяжусь с вами.
  
  Она отключилась и решила, что можно сходить в Олбани-Хаус прямо сейчас. Вышла из здания администрации и услышала где-то в отдалении, судя по всему, в центре города, вой сирен.
  
  Своеобразное все же это место, колледж Теккерея. Вроде бы находится на территории Промис-Фоллз, но живет своей собственной отдельной жизнью. И сам представляет собой маленький городок со своим президентом, членами совета, своими правилами и законами.
  
  Даже, как выяснилось, с собственной системой водоснабжения. Что, как поняла Джойс после недолгого разговора с Анжелой Ферраза, представляет собой сейчас значительное преимущество.
  
  Садиться в машину, чтобы добраться до Олбани-Хаус, Джойс не стала. До этого здания всего пять минут ходьбы. Она вошла в холл и направилась к лестнице. Джойс до сих пор была уверена, что причиной, по которой родители Лорейн никак не могут связаться с дочерью, является парень, с которым у девушки роман. Когда говорят, что уезжают в университет за получением образования, романы и любовные интрижки подразумеваются сами собой. Потому как молодые люди впервые окунаются в самостоятельную жизнь, и родители за ними не следят и не подглядывают.
  
  Когда ты в колледже, все благополучно ложатся спать, не дожидаясь тебя.
  
  Стоило ей подняться на второй этаж, как в нос сразу же ударил…
  
  Запах.
  
  – Господи! – пробормотала Джойс.
  
  Чем дальше она продвигалась по коридору, тем сильнее он становился, а когда она приблизилась к двери в комнату Лорейн, стал уже настолько невыносимым, что ей пришлось прикрыть краем жакета нижнюю часть лица.
  
  Она постучала в дверь.
  
  – Лорейн? Лорейн Пламмер? Это служба безопасности! Джойс Пилгрим. Мы говорили с вами недели две назад.
  
  Ответа не последовало.
  
  – Нет, нет, нет, – прошептала себе под нос Джойс и полезла в карман за ключами, позволяющими открыть любую дверь в кампусе.
  
  Она опустила глаза, приготовилась вставить ключ в замочную скважину, и вдруг увидела, что из-под двери выползает лужа чего-то темного, какой-то густой жижи, похожей на нефть.
  
  Джойс повернула ключ и распахнула дверь.
  
  Она собрала в кулак всю свою волю, чтобы сдержать крик. Напомнила себе, что кричать шефу отдела безопасности не подобает.
  
  Не надо было сюда возвращаться. Не надо было мне сюда возвращаться.
  ВОСЕМЬ
  
  Дэвид резко затормозил у дома Пикенсов, оставив на асфальте черную полоску от резиновых шин. Вышел из машины и подбежал к входной двери, даже не озаботившись постучать или позвонить.
  
  – Марла! – закричал он.
  
  – Дэвид! – откликнулась она. Он пошел на ее голос, который доносился из кухни, вошел туда, но не сразу ее увидел. Мэтью сидел у стола, привязанный к своему высокому стульчику, крутился и вертелся на нем, словно пытался понять, что происходит.
  
  Дэвид обошел стол, разделочные столики и колонки со встроенными в них плитой и прочими принадлежностями, загораживающими вид, и тут увидел Джила Пикенса и Марлу, которая склонилась над ним. Джил лежал на боку, глаза у него были закрыты, рядом с головой – небольшая лужица рвоты.
  
  – Дай я осмотрю его, – сказал Дэвид и оттеснил Марту. Он не стал переворачивать Джила из риска, что тот может захлебнуться, наклонился и прижался ухом к его спине.
  
  – Что это ты делаешь? – спросила Марла.
  
  – Т-с-с!
  
  И сам затаил дыхание, прислушиваясь.
  
  Потом поднялся.
  
  – Он не умер. Слабое сердцебиение еще прослушивается. Надо доставить его в больницу.
  
  – Я три раза звонила в «скорую», – сказала Марла.
  
  – Джил! – окликнул Дэвид. – Ты меня слышишь? Надо вывезти тебя отсюда.
  
  Джил издал еле слышный стон. Дэвид вовсе не был уверен, что даже с помощью Марлы сможет дотащить дядю до своей машины. Он взглянул на раздвижные двери, что открывались с кухни в выложенное камнем патио. Туда он Джила точно дотащит.
  
  – У него что, сердечный приступ? Но ведь он в хорошей физической форме. Он тренируется.
  
  – Возможно, все дело в воде, – произнес Дэвид.
  
  – Что?
  
  – Разве не слышала, что я сказал тебе по телефону? Вода может быть отравлена.
  
  Ее глаза, покрасневшие от плача, вдруг резко расширились от страха. Она покосилась на Мэтью, сидевшего на высоком стульчике.
  
  – О господи! О, боже ты мой! – она прижала ладонь ко рту. – Я дала ему бутылочку. И разводила смесь водой из-под крана!
  
  Но у Мэтью пока что никаких симптомов не наблюдалось. Он не плакал и его не тошнило.
  
  Лучше уж перестраховаться и тоже отвезти малыша в больницу, подумал Дэвид.
  
  – Сейчас вернусь, – сказал он Марле. – Отопри эти двери.
  
  Он выбежал из дома на улицу, сел за руль автомобиля. Въехал на дорожку, потом свернул на газон и проехал на машине между домом Пикенсов и соседским, нещадно приминая стебельки травы и оставляя темные проплешины во влажной почве.
  
  Заехав в тыл дома, он резко свернул влево, и через несколько секунд автомобиль оказался в патио.
  
  Марла уже открыла раздвижные двери и держала Мэтью на руках. Дэвид выскочил из машины, открыл заднюю дверь, вбежал в кухню и наклонился к Джилу. Обхватил его обеими руками, медленно приподнял и притянул к себе. Дядя всем телом навалился на Дэвида, и тогда тот поволок его из кухни во дворик. Навалился спиной на капот машины, затем вместе с Джилом переместился на заднее сиденье. Потом открыл дверцу с другой стороны и выбрался из машины.
  
  – Давай залезай, – сказал Дэвид Марле. Та вышла из дома, не озаботившись закрыть за собой двери, и села в машину на переднее сиденье, крепко прижимая к себе малыша, нежно поглаживая ее головку, упершуюся ей в плечо.
  
  – Что с ним теперь будет? – спросила она Дэвида, пока тот, проезжая между домами, выводил машину на улицу.
  
  Дэвид на нее не посмотрел, но был уверен, что говорит она о младенце, а не о своем отце.
  
  – Когда ты давала ему бутылочку? – спросил он.
  
  – Ну, примерно час назад.
  
  – Похоже, он в полном порядке.
  
  – Я… я не знаю. Хотя да, вроде бы с ним пока все хорошо.
  
  Впрочем, Дэвид так до конца и не был уверен, что всему виной отравленная вода. Но, допустим, это так. Но он понятия не имел, сколько должно пройти времени перед тем, как проявятся симптомы у человека, выпившего эту воду. Ведь вроде бы всех пострадавших сегодня рвало с самого утра.
  
  – А когда ты приготовила эту смесь? – спросил Дэвид и покосился на заднее сиденье, посмотреть, как там Джил. У него возникло мрачное предчувствие: даже если он довезет Джила до больницы живым, вряд ли врачи сразу окажут ему помощь. Но, с другой стороны, куда еще его везти? Он понимал, что сегодня в больницу наверняка вызовут весь штат сотрудников, у которых выходные или отпуск, что, когда они доберутся до городской больницы Промис-Фоллз, медперсонал получит серьезное подкрепление.
  
  – Сделала что? – спросила Марла. – Ты мне не веришь, что ли? Считаешь, что отец не болен, что с ним все в порядке?
  
  Марла уже привыкла к тому, что люди часто переспрашивают ее об одном и том же, словно сомневаются в ее честности и здравом уме, а потому просто не расслышала вопроса, мысли ее были заняты другим.
  
  – Когда ты приготовила эту бутылочку со смесью? – повторил свой вопрос Дэвид и покосился на нее.
  
  – О, – протянула она и переместила головку малыша на другое плечо. – Это было… вчера. Да точно. Днем? Вроде бы днем. Я тогда приготовила с полдюжины таких бутылочек со смесью.
  
  – Не сегодня?
  
  Она отрицательно помотала головой.
  
  – Не сегодня утром? – не отставал от нее Дэвид.
  
  – Нет! Точно тебе говорю, вчера!
  
  – Ладно, – сказал он. – А как ты сама? Пила утром воду из-под крана?
  
  Марла снова призадумалась.
  
  – Да я даже зубы не успела почистить. – Она повернулась, взглянула на отца на заднем сиденье. – Пап? Ты меня слышишь? Я люблю тебя, папочка!
  
  – Хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала, – сказал Дэвид и протянул Марле свой мобильник. – Обзвони этих людей.
  
  Она взяла телефон, взглянула на экран. И кивнула:
  
  – Хорошо.
  
  – Видишь телефон с именем Сэм? Набери этот номер.
  
  – А кто это?
  
  – Не важно. Давай набирай. Кто бы ни ответил, предупреди, чтоб не пили водопроводную воду. Может подойти женщина. Или мальчик.
  
  Марла набрала номер, прижала телефон к уху.
  
  – Звонит и звонит, – проговорила она.
  
  Дэвид так крепко вцепился в руль, что даже костяшки пальцев побелели.
  
  – Все еще звонит, – сказала она. – Гудков восемь уже было.
  
  – А ты тот номер набрала?
  
  – Да. Сэм. Тот самый. Уже десять гудков. Кто этот парень?
  
  – Это не парень, – ответил он. Снял одну руку с руля, коснулся затылка, пригладил волосы, словно это помогало снять напряжение. Потом снова опустил руку на руль.
  
  – Двенадцать гудков. Погоди. Может, стоит отправить сообщение?
  
  – Ладно, не важно, – ответил Дэвид. Он уже отправил ей эсэмэску. И сейчас не видел никакого смысла в том, чтоб отправлять еще одну. Сэм всего-то и надо было заглянуть в свой телефон и увидеть, что она пропустила от него несколько звонков. – Можешь больше туда не звонить.
  
  Марла отключилась и уже собиралась отдать телефон Дэвиду, как вдруг он зазвонил у нее в руке. Она испугалась, даже вздрогнула от неожиданности и тихонько вскрикнула.
  
  – Это Сэм? – спросил Дэвид.
  
  – Нет, не думаю. Алло?.. Нет, нет, вы набрали правильный номер. Да, это телефон Дэвида. Он за рулем, ведет машину. А это Марла. Кто-то хочет с тобой поговорить, – сказала она Дэвиду.
  
  – Кто именно?
  
  Марла спросила:
  
  – А кто это говорит? Рэнди? Какой Рэнди?
  
  – Нет, – сердито буркнул Дэвид.
  
  – Он сейчас не может с вами говорить, – сказала Марла. – Мы едем в больницу. Мой отец, он… – Тут Марла умолкла на несколько секунд, слушала, что ей говорят, затем протянула мобильник Дэвиду. – Он говорит, что это очень важно.
  
  – Господи, – прошипел Дэвид, хватая мобильник. – С этим можно было и подождать, Рэнди.
  
  – Послушай! Это важно! Городская вода может быть…
  
  – Да знаю я!
  
  – …отравлена! А ты, Дэвид, делай то, что должен. Помоги отцу этой женщины.
  
  – Это мой дядя, – сказал Дэвид.
  
  – Бог мой, мне страшно жаль, – сказал Рэнди Финли. – Как он?
  
  Дэвид покосился в зеркало заднего вида.
  
  – Не очень.
  
  – Чем я могу помочь?
  
  Тут впервые за все время Дэвиду показалось, что его наниматель говорит вполне искренне. Хотя… притворяться этот Рэнди был великий мастер, и вполне может быть, что он плевать на все хотел.
  
  – Ничем, – ответил Дэвид.
  
  – Но я хочу помочь! И не только тебе, всем. И это в моей власти, хоть что-то изменить. Принести людям пользу.
  
  – Ну и что ты…
  
  – Я обзваниваю всех подряд, срываю сотрудников на работу. Мы увеличиваем производство. Собираемся выпускать тысячи бутылок воды в день. И будем распространять их в центре города. Ну и еще в парке, рядом с водопадами. Раз уж разразился кризис, мы просто обязаны…
  
  – Нажиться на нем, – вставил Дэвид.
  
  – Нет! – Неужели в его голосе прозвучала самая искренняя обида? – Просто хочу поступить правильно, принести людям пользу. Клянусь! Ладно, езжай. Спасай своего дядю и обязательно перезвони мне позже. А я тем временем собираюсь…
  
  Дэвид не дослушал его, отключился. Но не убрал телефон, а снова протянул его Марле.
  
  – Найди мой домашний номер. Позвони и передай трубку мне.
  
  Марла повиновалась.
  
  Дэвид прислушался к гудкам. Мама ответила после третьего.
  
  – Мам, – сказал Дэвид. – Хочу, чтобы ты поехала в городскую больницу Промис-Фоллз.
  
  – Но я прекрасно себя чувствую, – сказала Арлин. – Воды из-под крана не пила, а кофе, который приготовил отец, вылила в раковину.
  
  – Все это очень хорошо, просто прекрасно, но не в том дело. Мне может понадобиться твоя помощь. А папа пусть останется дома. И когда проснется Итан, пусть скажет ему, что водопроводную воду пить нельзя. И ванну принимать тоже. Пусть отговорит его от этого.
  
  – Ладно, поняла. Я уже выезжаю.
  
  – Что за помощь? – спросила Марла, когда Дэвид отложил мобильник в сторону.
  
  – Да там творится настоящее безумие, – ответил он. – Надо будет отвечать на вопросы, заполнять какие-то там бланки. А ты не сможешь, потому как на руках у тебя Мэтью. А она поможет.
  
  Он утаил от нее главную причину: если Джил еще не умер на заднем сиденье его машины, то, скорее всего, умрет, когда они наконец доберутся до больницы, и тогда мать Дэвида поможет ему хоть как-то утешить Марлу. Та наверняка потеряет голову от этого несчастья. И если не помочь ей успокоиться и собраться, то она не сможет ухаживать за Мэтью.
  
  И Арлин в этом деле лучший помощник.
  
  И потом Дэвиду вовсе не хотелось застревать в больнице надолго. Он должен как можно скорее добраться до дома Саманты Уортингтон.
  
  И узнать, живы ли любимая его женщина и ее сын Карл или уже умерли.
  ДЕВЯТЬ
  Дакворт
  
  Уже в машине, по пути к городской насосной и водоочистительной станции, я снова позвонил домой. Никто не отвечал. Но ведь я сам просил Морин стучаться в соседские двери и предупреждать всех о возможном отравлении водопроводной воды, так что вполне возможно, что она просто вышла исполнять мою просьбу.
  
  Готов побиться об заклад – при этом она наверняка захватила с собой мобильник. Я попробовал набрать этот номер, и Морин ответила после третьего гудка.
  
  – Тревора застала? – спросил я.
  
  – Да, – слегка запыхавшись, ответила она. – Я его разбудила. А потом он отзвонил мне несколько минут назад и сказал, что его срочно вызвали на работу.
  
  – Что? Это Финли ему звонил?
  
  – Не знаю, сам ли Финли, но сегодня у него выходной. А он собирается выйти на работу. Просто должен.
  
  Я быстро сообразил, что к чему. Если водопроводная вода никуда не годится и пить ее просто опасно для жизни, тогда возникает повышенный спрос на бутилированную воду, которую берут и разливают на производстве Финли из родниковых источников. И этот сукин сын собирается сколотить на кризисе небольшое состояние. Интересно, насколько он при этом взвинтит цены. Да этот мерзавец наверняка будет драть три шкуры, потому как с полок всех местных магазинов уже смели все сорта и виды бутилированной воды.
  
  Иными словами, Рэнди бессовестно эксплуатировал самую большую трагедию в городе, случившуюся за все время его существования, и это бесило меня, но то было не моей проблемой. Я не сомневался, что стремление ободрать всех жителей Промис-Фоллз как липку позже обернется против него и что, скорее всего, его шансы снова стать мэром этого города теперь практически равны нулю.
  
  Морин спросила:
  
  – Ты слушаешь?
  
  – Да. Просто задумался. Ну, какая там обстановка на улицах?
  
  – Знаешь, я представила себя почтальоном, который ежедневно развозит газеты. Кажется, застигла Стэна и Глорию в самом разгаре… ну, сам понимаешь, чего. А бедная старая Эстель, наверное, вообразила, что ночная рубашка у нее достаточно длинная, чтоб скрыть все ее прелести, но она ошибалась. – Она умолкла, затем торопливо добавила: – А в двух домах мне никто не открыл и не ответил.
  
  Я знал, о чем она думает.
  
  – Может, уехали куда-нибудь.
  
  – Ну, будем надеяться, – отозвалась Морин. – А ты знаешь старика, который живет один в самом конце улицы, в угловом доме?
  
  – В каком конце?
  
  – В южном. Дом с красными ставнями. А в гараже у него стоит старенький «Порше». Вроде бы он был дантистом, и жена у него умерла несколько лет назад, да?
  
  Я знал этот дом.
  
  – Да.
  
  – Так вот, там тоже никто не ответил.
  
  – Просто обойди все дома, какие только сможешь, а потом возвращайся, – сказал ей я. – И окажи мне еще одну услугу.
  
  – Валяй, выкладывай.
  
  – Найди Аманду Кройдон. Скорее всего, в городе ее нет. Но она должна быть здесь. Может, кто-то еще пытается ее разыскать, но вокруг столько всего происходит, что я не могу ею заниматься. Если найдешь ее, попроси сразу же мне позвонить.
  
  – Поняла. Что-то еще?
  
  – Нет, пока все. Если услышишь что-нибудь новенькое, звони.
  
  Не успел я убрать телефон, как он зазвонил снова.
  
  – Да?
  
  – Оттман уже здесь, – сообщил Рэндел Финли. – На заводе. И ждет нас.
  
  – Ты мне там совсем не нужен, – сказал я.
  
  – Просто пытаюсь помочь тебе, Барри.
  
  – Я точно знаю, кому ты помогаешь.
  
  – Как прикажешь это понимать?
  
  Я сунул мобильник в карман.
  
  И вот впереди на горизонте замаячило массивное сооружение, напоминающее неопознанный летающий объект на ножках-ходулях. Это и была водонапорная башня Промис-Фоллз. А это означало, что я приближаюсь к заводу по очистке водопроводной воды – длинному двухэтажному сооружению из бетонных блоков. Оно располагалось в тени водонапорной башни и было затенено неровным строем деревьев – создавалось впечатление, что городская администрация не пожелала потратить ни единого лишнего цента, чтоб придать этому зданию сколько-нибудь благообразный вид.
  
  Прямо за зданием находился резервуар с водой, поступающей из самых разных источников. Эта вода обрабатывалась на заводе до тех пор, пока в ней не оставалось E.coli и других бактерий и загрязнений, затем закачивалась в водонапорную башню. И уже оттуда под действием силы тяжести она поступала по трубам в разветвленную водопроводную сеть и распространялась по всему Промис-Фоллз.
  
  Я въехал на стоянку и припарковался перед главным входом, где уже стояли три машины. Белый пикап «Форд», синий «Шевви Брейзер» и изрядно проржавевшая желтенькая «Пинто» – полный отстой, а не машина, даже в семидесятые, когда она была совсем новенькой. Мне и в голову не приходило, что сейчас такую можно встретить на наших дорогах.
  
  Я вылезал из-за руля, как вдруг услышал, что на стоянку въехал еще один автомобиль. «Линкольн» Финли.
  
  Я не стал его дожидаться, направился прямиком в здание. В приемной не было ни души, и я продолжал идти по коридору до тех пор, пока не увидел на двери табличку: «Только для высших должностных лиц». Рядом с доской, на которой красовались какие-то циферблаты и предупреждения, стоял небритый мужчина во фланелевой рубашке в черно-красную клеточку. Я бы дал ему лет сорок. Увидев меня, он спросил:
  
  – Кто вы такой?
  
  Я показал ему удостоверение.
  
  – А вы Оттман?
  
  Он кивнул.
  
  – Что, черт возьми происходит?
  
  – Вот и я тоже пытаюсь это выяснить, – ответил он. И указал пальцем на обширное пространство, заполненное огромными трубами, емкостями и проводами, предназначение которым было мне неясно. Там же находилась женщина в джинсах и темном свитере, на голове шлем-каска, в руках какой-то прибор, напоминавший по внешнему виду медицинский трикодер[9] доктора Спока.
  
  – Вот, попросил Триш проверить прямо сейчас. Она вышла на дежурство часа два тому назад.
  
  – Проверить, есть ли в воде нечто болезнетворное?
  
  Оттман поморщился:
  
  – Да, ваша догадка верна.
  
  – Гарви!
  
  Оба мы обернулись. Рэнди протянул мясистую ладонь и пожал Оттману руку.
  
  – О, мистер Финли. Рад вас видеть.
  
  – Называйте меня просто Рэнди, – сказал он ему и похлопал по плечу, словно встретил старого друга, с которым давно не виделся. – Ну, что за чертовщина тут у вас происходит?
  
  – Я как раз говорил детективу, что мы еще не разобрались. Надо провести тесты воды, проверить записи и показания, посмотреть, все ли правильно было сделано на разных этапах обработки. Вообще мы проверяем воду каждые двенадцать часов. А стало быть, в последний раз должны были проверить вчера ночью, ровно в полночь.
  
  Не успел я и рта раскрыть, как встрял Рэнди:
  
  – И это было сделано?
  
  Оттману, судя по всему, не слишком хотелось отвечать на этот вопрос.
  
  – Не знаю, – пробормотал он.
  
  – Что вы имеете в виду? – спросил я. – Вы ведь ведете учетные записи?
  
  – Да, конечно. Но только вчерашний парень этого не сделал.
  
  – Кто такой? Как звать?
  
  – Тейт.
  
  – Тейт Уайтхед? – уточнил Финли.
  
  Оттман кивнул.
  
  – Господи, – протянул Финли. – Да у этого типа ай-кью не выше, чем у зажимной гайки. Как вы могли допустить его к работе с питьевой водой?
  
  Оттман нахмурился.
  
  – Просто ставлю его дежурить в ночные смены, потому как ответственность минимальная. Он делает пару тестов, проверяет, нормально ли работает все это хозяйство, и, если вдруг возникает проблема, сообщает мне или кому-то еще, и тогда мы присылаем сюда сотрудников, чтоб разобрались что к чему и все исправили.
  
  – Почему этот Уайтхед не провел тесты в полночь? – поинтересовался я.
  
  – Понятия не имею, – ответил Оттман.
  
  – Но вы его спрашивали?
  
  Он отрицательно покачал головой:
  
  – Я не знаю, где он находится. Этот тупой ублюдок сорвался с работы раньше положенного. Его должна была сменить Триш, но, когда она появилась здесь в шесть утра, его не застала.
  
  – И часто он так поступал? – спросил Финли. – Сматывался раньше срока?
  
  Оттман был не на шутку расстроен:
  
  – Да, случалось. Но вчера он отметился о приходе в девять вечера. И был здесь.
  
  – Итак, судя по вашим же словам, – заметил я, – почти сразу после этого он и ушел. Возможно, он вовсе и не проводил эти тесты, уже не говоря о записи результатов. Так что если в воду поступили некие вредные вещества, это не засекли вовремя.
  
  – Чисто теоретически, – сказал Оттман.
  
  Финли удрученно качал головой:
  
  – Только не говори мне, Гарв, что Тейт все еще выпивает.
  
  – Я думал, он завязал, – ответил управляющий. И отер рот тыльной стороной ладони. – О бог мой, это просто ужасно! И если всему виной этот тупой ублюдок, клянусь, придушу его собственными руками!
  
  – Да тут уже целая очередь выстроилась из желающих прикончить его, – заметил я. Я был просто потрясен тем фактом, что жизнь тысяч людей может зависеть от какого-то недоумка и пьяницы. – Ладно, допустим, Тейт чего-то там не заметил. Что бы это могло быть?
  
  – Первым делом я бы проверил состояние воды в резервуаре, – ответил Оттман. – Может, разлив горючих материалов, или же в него попали стоки, поступили жидкие отходы фермерского производства, к примеру, произошла утечка со свинофермы, ну, нечто в этом роде. Но я уже провел срочный тест воды в резервуаре и ничего опасного в ней не обнаружил. Не могу сказать, что вода в нем само совершенство. Вода в резервуаре никогда такой не бывает, иначе мы бы не обрабатывали ее перед поступлением в водонапорную башню.
  
  – Мне нужен адрес этого Тейта Уайтхеда, – сказал я.
  
  – Конечно, у меня в офисе есть, – отозвался Оттман. – Но дело в том, что его «Пинто» так и остался на стоянке.
  
  Я развернулся и направился к выходу, хотел проверить эту жуткую ржавую желтую машину, которую заметил сразу по приезде. Просто хотел убедиться, что Тейт не забрался в нее ночью и сейчас не спит преспокойненько в этой своей развалюхе.
  
  Я приложил ладонь ко лбу и всмотрелся через боковое стекло. Интерьер мало чем отличался от вида снаружи. И не цветом, в обивке сидений было столько дырок, что через них уже вылезали пружины и набивка. И еще мне удалось разглядеть кое-что, и мне это страшно не понравилось. Я дернул ручку передней дверцы и ничуть не удивился, что она оказалась незапертой. Дверца распахнулась с жалобным скрипом и криво повисла на петлях. На полу перед водительским сиденьем валялись несколько пустых бутылок от пива.
  
  Подошел Оттман с листком бумаги.
  
  – Вот. Адрес и номер телефона Тейта.
  
  Я взял у него листок и указал на бутылки у сиденья.
  
  – И такому типу вы доверяете следить за безопасностью всех мужчин, женщин и детей, проживающих в городе?
  
  – Господи, – пробормотал он. – Я не знал. Честное слово, не знал.
  
  – Вы ни разу не проходили мимо этой машины? Вы никогда этого не замечали? Никогда не улавливали от него запаха перегара?
  
  – Да я просто… дело в том, что часы работы у меня с Тейтом не совпадают. Он приходил позже, уже после того, как я уезжал домой. А утром уезжал до того, как я приходил на работу.
  
  – Когда вы видели его в последний раз?
  
  Оттман не успел ответить. Подошел Финли и принялся осматривать беспорядок в желтой машине, неодобрительно прищелкивая языком.
  
  – Очень плохо, Гарв. Хуже просто некуда. – Он покачал головой. – Когда я управлял этим городом, таких безобразий не случалось.
  
  Ах, вот он куда гнет, подумал я.
  
  – А где, черт возьми, Аманда? – спросил Финли. – Город стал просто неуправляемым.
  
  – А ведь это как нельзя лучше на тебя работает, верно? – спросил его я. – Как раз, наверное, и дожидался такой вот катастрофы, да?
  
  – Бог мой, Барри, да как ты только можешь? – воскликнул он. – Всегда знал, ты обо мне невысокого мнения, но это ж надо, выдумать такое!
  
  – Может, уже набрал достаточно материала для продвижения своей предвыборной кампании и перестанешь опираться на моего сына?
  
  – Барри, послушай, перестань…
  
  – К тому же нетрудно догадаться, насколько прибыльным оказалось для тебя это дело. Я прав? Обскакал всех, в том числе и Тревора с его людьми, пользуясь тем, что у них выходной. Наращиваешь объемы производства? Ну и сколько будет стоить бутылочка воды, намного подскочит цена?
  
  Гарви Оттман переводил взгляд с меня на Финли и обратно и, похоже, не понимал, о чем идет речь.
  
  Лицо у Финли исказилось почти до полной неузнаваемости. Вот уж никогда не думал, что смогу так его обидеть. Он всегда казался мне неуязвимым для обид.
  
  – Да что ты понимаешь, – беззлобно пробормотал он. – Да, я увеличиваю выпуск продукции. Как никогда прежде. И через несколько часов мы начнем раздавать упаковки с водой жителям Промис-Фоллз. Заметь – совершенно бесплатно. А знаешь что, Барри? Мне тебя просто жаль. Ты такой циник! Это надо же, сразу заподозрить, что у твоего друга и собрата нет в душе ничего святого!
  
  Я не знал, что ответить на это, но кое-какие соображения у меня имелись. Да, я составил неверное представление о его действиях, но вот в мотивах, думаю, не ошибался. Раздавать бесплатно питьевую воду в разгар такого несчастья – это значило получить дополнительные голоса избирателей, если, конечно, он не будет хвалиться этим на каждом углу.
  
  – Ну вот, счет один-ноль, – заметил Финли. – И на этот раз не в пользу детектива Барри Дакворта. – Он обернулся к Гарви. – Окажи здесь посильную помощь нашему другу. И если найдете Тейта или возникнет какая проблема, дайте мне знать. – Затем он снова обратился ко мне: – Если хотите найти Тейта Уайтхеда, я бы советовал начать здесь, – и он указал в сторону лесополосы, которая отделяла завод от автомобильной трассы. – Может, дрыхнет где-то там, привалившись спиной к дереву.
  
  Затем он кивнул нам, уселся в свой «Линкольн» и выехал со стоянки.
  
  Гарви вопросительно взглянул за меня, затем кивком указал на строй деревьев.
  
  – Очень даже неплохая идея, – заметил он.
  
  И мы двинулись к лесу.
  ДЕСЯТЬ
  
  Уже на въезде в Промис-Фоллз Кэл сообразил: что-то здесь происходит.
  
  Он увидел две «скорые», они мчались с разных концов города по направлению к больнице. А проезжая по одной из улиц, заметил двух полицейских в униформе, они бегали от дома к дому и стучали в двери.
  
  В двух кварталах от дома Люси Брайтон пришлось сбросить скорость – он увидел, как по улице, мигая всеми своими огоньками, едет красная пожарная машина. Но к месту происшествия, как он понял спустя секунду, она не торопилась. Кэлу показалось, что пожарные объявляют что-то через громкоговоритель, и он опустил боковое стекло, прижался к обочине и слушал, пока красная машина проезжает мимо.
  
  – Не пить водопроводную воду! – предупреждал через громкоговоритель человек, сидевший за рулем в кабине на переднем сиденье. В одной руке у пожарного был зажат микрофон. – Объявляю чрезвычайное положение! Не пить воду из-под крана!
  
  Кэл включил радиоприемник, настроил его на волну новостной радиостанции Олбани.
  
  – …поступают сообщения о сотнях пострадавших сегодня утром в Промис-Фоллз. В городе введено чрезвычайное положение, жителей призывают не пользоваться водопроводной водой. Информации пока что немного, но люди уже выложили в социальные сети сообщения – следует подчеркнуть, что эта информация пока что нами еще не проверена, что налицо множество случаев заболевания с летальным исходом. Если вы проживаете в самом Промис-Фоллз или где-то поблизости, вам поступят предупреждения не пить воду из-под крана, хотя пока что нет никаких данных о том, что могло вызвать это загрязнение или заражение воды. Мы все утро будем отслеживать создавшуюся там ситуацию и при поступлении любых деталей и подробностей тут же сообщим вам.
  
  Кэл достал мобильник и позвонил сестре, Селесте. Ответили сразу же после первого гудка, он услышал голос сестры:
  
  – Кэл?
  
  – Да, – сказал он. – О воде знаешь?
  
  – Ага.
  
  – Как ты и Дуэйн? В порядке?
  
  – С нами все нормально. Мы пока что еще ничего не пили. Дуэйн узнал от соседа. Как ты?
  
  – Должен ехать, – ответил Кэл. – Перезвоню вам позже.
  
  Добравшись до дома Брайтонов, он увидел, что на ступеньках у входной двери сидит одиннадцатилетняя Кристэл в розовой пижамке. На коленях дощечка для записей с листком бумаги, в руке карандаш. Она усердно что-то рисовала и подняла голову только тогда, когда Кэл подъехал и погудел. Но вставать не стала.
  
  Кэл быстро зашагал к двери.
  
  – Что происходит, Кристэл? – спросил он.
  
  – Ничего, – ответила девочка.
  
  – «Скорая» была?
  
  – Нет. Я звонила много раз, как ты велел, но никто не ответил. И не приехал.
  
  – А где мама?
  
  – Мама в ванной.
  
  – Наверху?
  
  Девочка кивнула и снова занялась своим рисунком. Кэл глянул на листок бумаги – она рисовала нечто, похожее на грозовые тучи.
  
  Он вошел в дом и окликнул:
  
  – Люси? – Никто не ответил, и он помчался на второй этаж, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Пробежал мимо гостевой спальни, где они с Люси совсем недавно провели ночь, и остановился у двери в ванную комнату.
  
  Дверь была плотно закрыта. Интересно, кто же ее закрыл? Может, Люси, чтобы ее никто не беспокоил, или же Кристэл, не захотевшая видеть, что там происходит? Он повернул ручку, дверь приотворилась.
  
  Люси Брайтон в пижаме и халате сидела на полу, руки безжизненно свисали, упираясь в плиточный пол ладонями вверх, голова свалилась набок, к левому плечу. Спиной она привалилась к ванне, ноги раскинуты перед унитазом.
  
  Ванная пропиталась запахом рвоты и других жидких выделений.
  
  Кэл был уверен, что Люси умерла, но нужно было проверить, окончательно убедиться. Он обернулся, глянул в коридор, потом глубоко вздохнул, вошел в ванную комнату и опустился на колени рядом с телом. Приложил два пальца к шее, прямо под челюстью, пытаясь прощупать пульс. Пульса не было.
  
  – Черт побери, – пробормотал он.
  
  Он выпрямился, заглянул в унитаз, в котором не спустили воду, и с отвращением созерцал теперь содержимое желудка Люси. Затем перевел взгляд на полочку с предметами гигиены. Зубная щетка, тюбик пасты «Крест», выдавленный посередине, пустой стакан воды с несколькими последними каплями внутри. Кэл, пятясь, вышел из ванной и закрыл дверь. Затем привалился спиной к стене и стоял так секунд десять, пытаясь набрать как можно больше свежего воздуха в легкие.
  
  Затем подумал о Кристэл. Если водопроводная вода смертельно опасна, успела ли она выпить хотя бы капельку? Но голос ее в телефоне звучал нормально, да и сейчас она вроде бы чувствует себя неплохо, по крайней мере в физическом смысле. Он решил переждать пару минут и обойти дом, посмотреть что к чему.
  
  Главной его целью была, разумеется, кухня. Лампочка кофеварки еще светилась, возможно, там осталось примерно с полчашки кофе. На столе стояла кружка, на дне осталось с полдюйма кофе. На тарелке съеденный наполовину тост.
  
  А на полу – рвота.
  
  Кэл вышел из дома, присел на ступеньку рядом с Кристэл.
  
  – Тебя не тошнит? – спросил он.
  
  – Мне просто грустно.
  
  – Понимаю. Но нет такого ощущения в животе, словно тебя вот-вот вырвет?
  
  – Думаешь, я от мамы заразилась?
  
  – Просто хочу убедиться, что с тобой все хорошо.
  
  – Ясно. Руки немного чешутся.
  
  – А ты сегодня пила или ела что-нибудь?
  
  – Нет, ничего.
  
  – Совсем ничего? Даже стакана воды не выпила?
  
  – Нет.
  
  Кэл немного расслабился, понял, что о здоровье девочки можно пока не беспокоиться.
  
  – Расскажи, что же произошло, – попросил он.
  
  Кристэл заштриховывала карандашом нижнюю часть облака. Не прекращая работы и не взглянув на Кэла, она ответила:
  
  – Я услышала, что мама издает какие-то странные звуки, ну и встала с постели. Она была на кухне, сказала, что ей плохо и чтобы я возвращалась в постель. И я пошла наверх, но затем ей стало еще хуже, и я снова спустилась. И увидела, что она лежит на полу и ничего не говорит. Ну и тогда я набрала 911.
  
  – Ясно. И что же дальше?
  
  – Там никто не отвечал. Тогда я нашла мамин мобильник и позвонила тебе. Ну а потом ты и приехал.
  
  – А что происходило все то время, что я ехал к вам?
  
  – Мама очнулась и стала подниматься наверх. Я не отходила от нее ни на секунду, сказала, что ты уже едешь. Она пошла в ванную. Там ей снова стала плохо, ее рвало в унитаз. – Кристэл умолкла, карандаш застыл у нее в руке. – Ну а потом она вроде бы как присела возле ванны, и больше ее уже не рвало.
  
  Кэл обнял девочку за плечи, крепко прижал к себе. Она не пыталась вырваться.
  
  – Это ты закрыла дверь в ванную? – спросил ее он.
  
  – Да, – тихо ответила девочка. – Ты ее видел?
  
  – Видел.
  
  – Она что, умерла? Совсем?..
  
  – Да, – ответил Кэл. – Мне очень жаль.
  
  Несколько секунд Кристэл молчала. Затем наконец посмотрела на Кэла и проговорила:
  
  – Я не знаю, как оплачивать все эти счета.
  
  – Что?
  
  – Я не умею делать все эти вещи. По счетам всегда платила мама. Ну за электричество, мобильник, карту «Виза» и все такое. Я бы тоже, может, смогла, но не знаю, использовала ли она пароли.
  
  – Об этом не беспокойся, – сказал он и еще крепче прижал ее к себе.
  
  – Если не оплатить счета, то я не смогу здесь жить. Правильно?
  
  – Все утрясется, Кристэл. Папа тебе непременно поможет.
  
  – Он далеко. Кажется, в Сан-Франциско.
  
  – Мы вызовем его сюда, он тебе и поможет.
  
  – Мама говорила, что найти его непросто.
  
  – И все равно это можно сделать. У тебя есть какие-нибудь другие родственники? Ну, тети, дяди, бабушка с дедушкой?
  
  Кэл почувствовал, как девочка качает головой:
  
  – Никаких.
  
  – Ну а с отцовской стороны? Может, его родители, мать и отец? Они живы?
  
  – Не знаю, не думаю. Ни разу их не видела. – Тут Кристэл запнулась. – А знаешь, у меня идея.
  
  Кэл закрыл глаза.
  
  – Тебе обязательно возвращаться домой, к себе в квартиру после пожара? – спросила она.
  
  – Нет.
  
  – Тогда ты можешь жить здесь, разбираться со всеми этими счетами. И тогда мне совсем не обязательно уезжать из дома.
  
  Кэл погладил ее по плечу:
  
  – Давай решать все проблемы по мере их поступления, ладно?
  
  – Ладно, – ответила она.
  
  – А пока твой папа будет добираться сюда из Сан-Франциско, я о тебе позабочусь.
  
  – Не хочу жить теперь в этом доме, – сказала она. – Даже внутрь заходить не хочется.
  
  – Я тебя понимаю, заходить пока что не стоит.
  
  – А что случилось с мамой? Ты ее заберешь?
  
  – Нет. Приедут люди и заберут.
  
  – А ты теперь спишь в машине?
  
  – Что? Нет, конечно.
  
  – А я думала, что после пожара ты спишь в машине.
  
  – Нет, милая. Я живу в гостинице.
  
  – А можно мне с тобой?
  
  Кристэл должна остаться под чьим-то присмотром до тех пор, пока не приедет ее отец. Если вообще приедет. Но Кэл сомневался, что девчушке стоит жить с ним в отеле. Может, поселить ее у Селесты и Дуэйна? Этот ее муж та еще задница, но Селеста сумеет хорошо позаботиться о девочке, будет толерантно воспринимать все ее странности.
  
  – Я постараюсь найти дом, где ты сможешь пожить. – Кэл сомневался, что Кристэл когда-нибудь переступит порог собственного дома.
  
  – Во всем этом есть только один положительный момент, – заметила Кристэл.
  
  – Это какой же?
  
  – Маму уже никогда не посадят в тюрьму.
  
  Сердце у Кэла екнуло:
  
  – Что она опять натворила?
  
  – Я слышала, как она говорила с кем-то по телефону. Что у нее могут быть неприятности. И я страшно испугалась, что ее отправят в тюрьму.
  
  Адвокат, догадался Кэл. Наверняка Люси советовалась с кем-то – просто на тот случай, если он, Кэл, решит пойти в полицию и рассказать все, что знает.
  
  Пожарная машина, из которой оглашали предупреждение, свернула за угол и медленно двинулась дальше по улице.
  
  – Посидишь здесь, пока я с ними поговорю? – спросил девочку Кэл.
  
  – Да. Порисую.
  
  – Вот и славно.
  
  – А когда вернешься, может, зайдешь в дом и принесешь мои вещи?
  
  – Да, – ответил он. Наклонился, поцеловал ее в макушку и пошел поговорить с пожарным, который сидел за рулем.
  ОДИННАДЦАТЬ
  
  Обнаружив домовладелицу, Эмили Таунсенд, мертвой на заднем дворе дома, Виктор Руни уже дважды набирал 911. Но когда и во второй раз никто не ответил, он решил: какого черта? Все равно они ей уже ничем не помогут.
  
  Он включил на кухне радио и стал слушать местные новости. Говорили исключительно о том, что произошло в Промис-Фоллз.
  
  – Да, вот дерьмо, похоже, мы серьезно влипли, – заметил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Полез в холодильник, достал картонную упаковку апельсинового сока, отвинтил крышечку и стал пить прямо из картонки. Если бы это увидела мисс Таунсенд, она определенно бы выразила свое неудовольствие, но теперь ничто на свете уже не могло ее раздражать.
  
  Прихватив с собой картонку с соком, Виктор вышел из дома и уселся в плетеное кресло на крыльце. Ну и суета стояла кругом этим субботним утром. Соседи помогали заболевшим членам семьи сесть в машины и на бешеной скорости выкатывали на улицу. Другие ходили от дома к дому и стучали в двери. Люди собирались группами, что-то взволнованно обсуждали.
  
  Судя по тому, что Виктор слышал по радио, больница была у них главной темой. Он снова прошел в дом, оставил картонку с соком на маленьком столике у двери, там, где мисс Таунсенд обычно клала ключи, и поднялся к себе в комнату. Очень хотелось принять утренний душ. Но он даже думать себе об этом запретил – недопустимо, чтоб хоть капля зараженной воды попала при этом в рот. Виктор присел на краешек кровати, надел кроссовки и взял ключи от своего фургона.
  
  Он припарковался в двух кварталах от больницы и дальше пошел пешком.
  
  Перед тем как войти в отделение неотложной помощи, он успел убедиться, что ситуация даже хуже, чем он ожидал. Тут царил настоящий хаос. Парамедики, врачи и медсестры просто сбивались с ног. Пациентов выворачивало наизнанку. Люди теряли сознание и падали.
  
  Он никогда не видел ничего подобного. И был готов побиться об заклад, что и Промис-Фоллз – тоже. Да и в Нью-Йорке сроду такого не наблюдалось.
  
  Никогда.
  
  – А ну, с дороги! – крикнул кто-то. Виктор Руни обернулся и увидел, что оказался на пути у двух врачей «скорой», которые катили носилки ко входу в отделение. К носилкам была привязана девочка-подросток, лежала, прижимая руки к животу. За носилками бежали женщина и мужчина – очевидно, родители девочки.
  
  Женщина твердила:
  
  – Все будет хорошо, Кэсси! Все будет хорошо, вот увидишь!
  
  Виктор посторонился, давая им пройти, и эти носилки с больной влились в общий поток, что устремлялся к дверям больницы. Он двинулся за ними следом.
  
  Вошел в приемное отделение и огляделся по сторонам. Здесь было от семидесяти до ста человек, и это только в зале приемной. А за шторками, в смотровых, наверняка тоже находились люди, и их было много.
  
  И вот всего через несколько секунд он узрел знакомое лицо.
  
  Уолден Фишер, человек, который едва не стал его тестем.
  
  – Святый боже! – пробормотал Виктор.
  
  Уолден сидел в кресле, согнувшись пополам и упершись локтями в колени.
  
  – Уолден, – тихо окликнул его Виктор.
  
  Мужчина поднял глаза, увидел его, и у него даже рот приоткрылся от удивления.
  
  – Виктор… – пробормотал он, опустил руки на колени и, сделав над собой усилие, начал подниматься из кресла.
  
  – Нет-нет, сиди, – сказал Виктор. Он бы сел рядом, но все места были заняты. Люди сидели и ждали, когда к ним выйдет доктор.
  
  – Вау, – сказал Уолден и откинулся на спинку кресла. – Представляешь, стоит только попробовать встать, и вся комната начинает вращаться перед глазами. Головокружение просто жуткое. А с тобой что?
  
  – Ничего, все нормально.
  
  Уолден удивился.
  
  – Тогда чего ты тут делаешь? – спросил он. – Привез кого-то, да?
  
  Виктор покачал головой:
  
  – Нет. Но умерла моя домовладелица. Нашел ее на заднем дворе. Ну и просто захотел прийти сюда и посмотреть, что происходит. – Он умолк, затем после паузы добавил: – По радио всякие там новости передают.
  
  – Что говорят?
  
  – Что вроде бы все дело в воде, – ответил Виктор.
  
  – Господи! Так ты ее не пил?
  
  Виктор покачал головой:
  
  – Просто повезло. Ну а ты?
  
  – Я… я выпил кофе. Сам себе приготовил. Никогда прежде этого не делал. Бэт всегда варила кофе, а тут я сам взялся. А потом меня затошнило, и с сердцем что-то не так. – Он оглядел помещение. – Ты только посмотри на этих людей. Некоторые совсем плохи.
  
  – Может, ты просто недостаточно выпил, – заметил Виктор.
  
  Уолден как-то странно на него покосился:
  
  – Ты это о чем?
  
  – Да ни о чем таком. Просто хотел сказать, что выпил ты меньше, а потому тебе не так плохо, как остальным. Что еще тут скажешь?
  
  Уолден слабо отмахнулся:
  
  – Да ничего, ничего.
  
  – Чем я могу тебе помочь?
  
  Уолден не без труда кивнул:
  
  – Ступай, поищи врача, скажи, чтобы ко мне подошли. А то сижу здесь, точно я невидимка. Так и помереть недолго, пока они там обратят внимание.
  
  – Ладно, – откликнулся Виктор. – Ты давай, держись.
  
  Он обратился к трем медсестрам и двум докторам, которые занимались своими пациентами, и лишь на шестой раз ему повезло. Мимо пробегала какая-то женщина в халате, он ухватил ее за рукав.
  
  – Вы сестра или врач? – поинтересовался он.
  
  – Я доктор Морхаус, – сообщила женщина.
  
  – Никто не подходит вон к тому человеку, – Виктор указал на Уолдена.
  
  Морхаус вздохнула и направилась к креслу, где сидел Уолден, опустилась перед ним на колени.
  
  – Сэр? Как вы себя чувствуете?
  
  – Так себе, – ответил он. Она спросила его имя, и Уолден назвал его. Задала еще несколько вопросов. Как долго он здесь находится, что ел или пил утром, как чувствует себя сейчас, хуже или лучше, чем перед приходом в больницу.
  
  Доктор послушала у него сердце, посветила тонким лучиком света в глаза.
  
  – Оставить здесь вас мы не можем, – сказала она. – Да, вы больны, но у нас тут куда более тяжелые случаи. – Она кивком указала на Виктора. – Это ваш сын?
  
  – Нет, – ответил Уолден.
  
  – Я просто друг, – пояснил Виктор.
  
  – За ним нужен уход, но наша больница переполнена. Предлагаю отвезти его в Олбани, пусть там еще раз посмотрят.
  
  – В Олбани? – поинтересовался Уолден.
  
  – Все тамошние больницы принимают сейчас пострадавших, – сказала доктор Морхаус. – К тому же у них в Олбани и оборудование получше.
  
  – Что ж, раз надо, отвезу, – произнес Виктор. – Ты как, согласен, Уолден? Сможешь продержаться до Олбани?
  
  Уолден похлопал себя по груди, словно оценивая свою способность выдержать это путешествие.
  
  – Думаю, да.
  
  – Берегите себя, мистер Фишер, – посоветовала доктор и отошла к какому-то другому больному.
  
  Виктор помог Уолдену Фишеру встать.
  
  – Машина в паре кварталов отсюда. Дойти сможешь?
  
  Уолден отпустил руку Виктора, проверил, может ли держать равновесие.
  
  – Вроде бы да. – Но на выходе из приемного отделения «скорой» он все же взял молодого человека под руку.
  
  На полпути к фургону Уолден попросил остановиться. Наклонился вперед, уперся руками в колени.
  
  – Тебя чего, тошнит? – спросил Виктор.
  
  – Просто как волна какая-то накатила, – ответил он, затем осторожно выпрямился. – Теперь вроде бы прошло.
  
  Они дошли до фургона, Виктор распахнул дверцу перед Уолденом и помог ему сесть на переднее сиденье. Затем обежал машину и уселся за руль и сказал:
  
  – Полная хренотень, скажу я тебе. Согласен?
  
  Уолден промолчал.
  
  – Прямо крышу срывает от всего этого, – добавил Виктор.
  
  Уолден повернулся к нему.
  
  – Крышу срывает? Это от чего?
  
  – Да от всего этого дерьма, что творится вокруг. Срывает, ну в точности как тогда, три года тому назад.
  
  Уолден не сводил с него глаз.
  
  – Ну, ты понимаешь. Прошло три года с тех пор, как Оливия…
  
  – Да знаю я, знаю, – произнес Уолден несколько окрепшим голосом. – Никогда об этом не забуду. Никогда.
  
  – Ладно, что тут поделаешь, – Виктор повернул ключ в замке зажигания. Мотор ожил. Он выжал сцепление, надавил на педаль газа и перед тем, как выехать на улицу, посмотрел в зеркала. – И все равно не выходит из головы.
  
  – Что не выходит?
  
  – Да то, сколько их умерло или умрет сегодня. Людей, ни в чем не виноватых.
  
  Уолден отвернулся, посмотрел в окно, покусал ноготь на правой руке.
  
  – Все, забыли об Олбани, – сказал он. – Лучше отвези меня домой. Раз суждено умереть, значит, умру.
  ДВЕНАДЦАТЬ
  Дакворт
  
  – И как долго проработал у вас этот Тейт Уайтхед? – спросил я у Гарви Оттмана, пока мы бродили по лесополосе, отделявшей завод по очистке воды от автомагистрали.
  
  – Да он всегда тут работал, насколько я помню, – сообщил Оттман. – Лет двадцать пять, никак не меньше.
  
  – И у него всегда были проблемы с алкоголем?
  
  Гарви прочесывал кустарник слева и справа и, как мне показалось, притворялся, что не слышал моего вопроса. Если Уайтхед действительно не выполнил свои служебные обязанности по той причине, что был пьян, отчего погибли бог знает сколько жителей Промис-Фоллз, то Оттман прекрасно понимал, чем это может грозить ему лично.
  
  – Я спросил, давно ли у Тейта начались проблемы с алкоголем?
  
  – Все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в понятие «проблемы», – уклончиво ответил он.
  
  – Что ж, охотно объясню, чтоб вам стало понятнее, – сказал я. – Уайтхед приходил на работу пьяным?
  
  – Я ведь уже говорил вам, наши смены не пересекались.
  
  Я перестал брести по высокой траве, обернулся и вскинул руку:
  
  – Кончайте валять дурака!
  
  Оттман захлопал глазами:
  
  – О чем это вы?
  
  – Вы отвечаете за работу своего предприятия. И смеете говорить мне, что не следите за состоянием людей, которые там работают и с которыми вы якобы не встречаетесь? И что у вас нет никакого механизма, позволяющего отследить, нормально они работают или нет?
  
  – Почему же нет? – обиженно воскликнул он. – Если бы у Тейта возникла ночью какая-то проблема, он бы оставил мне записку и попросил все проверить, вот таким образом.
  
  – Хотите сказать, что Тейт отправил бы вам электронное письмо с сообщением, что был вчера слишком пьян, чтобы хлорировать воду, или еще черт знает что вы там с ней делаете, и что вы тогда, возможно, заглянули бы в компьютер?
  
  – Нет, разумеется, нет, он бы ни за что в том не признался. Но если бы возникли проблемы чисто технического порядка, он бы непременно уведомил меня.
  
  – Но откуда вам знать, как Тейт выполнял свои служебные обязанности под воздействием алкоголя? Ведь по ночам он работал там один. Так откуда вам знать?
  
  – Его мог видеть парень, вместо которого он заступал на смену, ну или сотрудник, который сменял уже самого его утром. Ну, в данном случае Триш.
  
  – А если бы я спросил Триш, был ли он пьян, когда она пришла сменить его, что бы она мне ответила?
  
  Он замялся:
  
  – Ну, пару раз она бы отметила этот факт.
  
  – И вы бы знали об этом, потому как она непременно сообщила бы вам, верно?
  
  Он снова замялся.
  
  – Ну, могла, конечно, упомянуть об этом в какой-то момент.
  
  – И когда это случилось, что вы предприняли?
  
  – Послушайте, детектив… Дакворт, если я не ошибаюсь?
  
  Я кивнул. Я радовался тому, что мы остановились ради этой дискуссии. Получил возможность хоть немного отдышаться после этого лазанья по кустам и через кучи мусора.
  
  – Тейт Уайтхед пьет. Многие пьют. Думаю, раньше этот чертов придурок выходил и пил пиво, сидя в машине, вместо того чтобы заниматься своей работой. Но я никогда – богом клянусь вам, что говорю чистую правду, – не подозревал его в том, что он не выполняет свои обязанности. Думаете, Тейт единственный в городе человек, который выпивает, находясь на государственной службе? А что скажете о копах? Может, вы сроду не видели копа, который не выпивал бы, находясь на дежурстве, или не напивался бы вдрызг уже после своей смены, не приходил бы на работу на следующий день, страдая от похмелья?
  
  Я промолчал. Тут он, разумеется, был прав.
  
  – Если бы город увольнял всех и каждого, кто слишком много пьет, тогда бы просто некому было работать, – добавил он.
  
  – Не забудьте сказать это своим адвокатам, – заметил я.
  
  – Адвокатам?
  
  Я окинул взглядом перелесок.
  
  – Не думаю, что он затаился где-то здесь. И все же странно, что машина его до сих пор на месте.
  
  – Может, он взял такси.
  
  – Такси?..
  
  – Если он вышел со смены пьяный, ему хватило ума не садиться за руль и ехать домой на машине.
  
  Я допускал такую возможность, хотя по опыту знал, что столь разумное поведение не характерно для сильно пьяного человека. Впрочем, Оттман дал мне домашний адрес Тейта, поэтому вскоре я узнаю, что там произошло в действительности.
  
  – Хочу спросить вас о Финли, – сказал я.
  
  – О Рэнди? А что такое?
  
  – Вы вроде бы друзья.
  
  Гарви Оттман пожал плечами:
  
  – Ну да, мы с ним знакомы.
  
  – И еще он, кажется, знает о Тейте Уайтхеде. Знает, что у него проблемы с алкоголем.
  
  – Позвольте рассказать вам кое-что о Рэнделе Финли, – заметил Оттман. – Многие считают его задницей и придурком. Может, так оно и есть. Но в бытность свою мэром он никогда не выказывал пренебрежения к простым людям, работающим на город. И сюда к нам приходил довольно часто. И не только сюда. Да можете спросить людей из пожарной части, да хоть мусорщиков можете спросить. Он приходил ко всем этим людям, шутил с ними, говорил по душам. И сюда на завод часто заходил, говорил с людьми, интересовался их работой, организацией этой самой работы. Причем по-настоящему, безо всякого притворства. Так что, когда кое-кто называет Рэндела Финли тупицей или ничтожеством, могу поклясться, они просто не знают этого человека.
  
  – Так вы говорите, он сюда частенько заходил? – спросил я.
  
  – Когда был мэром, – подтвердил Оттман. – Ну и даже после этого, в свободное время, когда ему случалось проезжать мимо. Слышал, он снова будет баллотироваться.
  
  Я кивнул.
  
  – Так вот, свой голос я отдам ему. Сами только что убедились, хоть он сейчас и не мэр, но приехал сюда, хочет помочь. А где, позвольте спросить, Аманда Кройдон? Что-то ее здесь не было видно, я прав?
  
  – Слышал, она сейчас не в городе, – ответил я, хотя у меня не было ни малейшего желания оправдывать ее. Она должна, просто обязана быстро притащить сюда свою ленивую толстую задницу. – Ладно, попробую наведаться к Тейту домой, посмотреть, там ли он. Ну а если вы его увидите, если он вдруг появится, немедленно дайте мне знать. Позвоните.
  
  Я протянул Оттману свою визитку. Он взглянул на нее, сунул в карман рубашки.
  
  – Ладно, – кивнул он.
  
  Я продирался сквозь строй деревьев и кустарник к стоянке, и тут у меня зазвонил телефон. Звонили из участка.
  
  – Дакворт.
  
  – Да, Барри. Говорит шеф.
  
  Ронда. Общаясь со мной, она обычно называла себя по имени. Такое более формальное обращение могло означать одно из двух: или она почему-то мной недовольна, или же трагическая ситуация в городе требовала более официального тона.
  
  – Привет, – поздоровался я.
  
  – Ты где?
  
  – На заводе по водоочистке. Ночью здесь дежурил один парень, судя по всему, нажрался, и теперь мы никак не может его найти.
  
  – Потрясающе, – недовольным тоном заметила она.
  
  – И поэтому я собираюсь заскочить к нему домой, может, там найду.
  
  – Тут у нас еще одна история.
  
  Господи. Ну что еще могло случиться, черт побери? Половина города отравилась, к тому же меня пока что не отстранили от расследования взрыва на стоянке перед кинотеатром, который произошел несколько дней назад. Может, в обводной канал рухнул грузовик, перевозящий радиоактивные отходы?
  
  – А что случилось, шеф?
  
  – У нас убийство.
  
  – Да у нас тут кругом одни только убийства, – сказал я. – Люди погибают сотнями.
  
  – Я не об отравлениях говорю. Убийство в колледже Теккерея. А они там не подключены к системе городского водоснабжения.
  
  – В Теккерее? Но разве все они там не разъехались на каникулы?
  
  – Остались летние студенты.
  
  – Бог ты мой. Пошлите туда Карлсона.
  
  – Я пыталась. Не могу ему дозвониться.
  
  Наверняка Карлсон все еще торчит в больнице, в отделении «неотложки», а там мобильная связь не работает.
  
  Я вздохнул.
  
  – Что ж, попробую добраться туда как можно быстрее. Что известно на данный момент?
  
  – Не много, – ответила Ронда Финдерман. – Убита молодая женщина, и там случилось что-то ужасное.
  ТРИНАДЦАТЬ
  
  Дэвид решил, что Джил умер.
  
  Всякий раз, поглядывая в зеркало, он видел, что его дядя лежит на заднем сиденье совершенно неподвижно. Ни малейшего движения, даже глазом не моргнет. Вытянулся во весь рост и лежит себе, а Марла сидит рядом с ним и держит на руках Мэтью. И еще разворачивается вполоборота и, прижимаясь спиной к дверце, непрерывно говорит с отцом:
  
  – Держись, папочка. Ты только держись. Я люблю тебя. Мэтью тебя любит. Ты должен быть сильным. Не уходи от нас. Ты нужен нам всем, очень-очень нужен.
  
  Марла беспокоила Дэвида не меньше, чем Джил. Уж очень она настрадалась за последний месяц. Да, с нее полностью сняты все обвинения в убийстве. Она вдруг узнала, что младенец ее жив, но мать она потеряла.
  
  Возможно, самым тяжким для нее испытанием было узнать, что именно мать заставляла ее поверить, что ребенок умер. Поначалу Марла не желала этого осознавать. Ведь предательство – это самое страшное, с чем может столкнуться человек, перенести его сложно. Но шли недели, и осознание реальности постепенно к ней возвращалось. В основном, как чувствовал Дэвид, она была обязана этим Джилу, отцу, который с завидным терпением и деликатностью подводил Марлу к правде.
  
  И конечно же, он был очень нужен Марле. Как она будет жить, как справляться, если потеряет теперь отца? Он опасался, что тогда она испытает сильнейшее душевное потрясение. И это будет просто ужасно, особенно для малыша Мэтью. Кто будет заботиться о нем, если его мать признают недееспособной? И сколько может продлиться очередное помутнение рассудка?
  
  Дэвид был уверен, что знает ответ на этот вопрос. Его родители займутся Мэтью и будут заботиться о нем, пока живы.
  
  Доехав до больницы, он подогнал «мазду» как можно ближе к дверям приемного отделения, лавировал при этом между несколькими машинами «скорой», как рыбка лавирует в воде, плывя против течения. Он велел Марле оставаться в машине с отцом, а сам побежал искать врача, или медсестру, или, на худой конец, хоть санитара, который мог бы взглянуть на дядю.
  
  На входе он увидел женщину со стетоскопом, свисающим с груди, и в маске, закрывающей рот и нос, она направлялась в переполненное людьми помещение приемной.
  
  – Мой дядя! – воскликнул он и преградил женщине дорогу, встав прямо перед ней. Дэвид понимал – надо действовать нахрапом, иначе никакой помощи Джилу не дождаться.
  
  – Что с ним? – спросила женщина.
  
  – Он в машине, тут, неподалеку от входа. Даже не знаю, жив он еще или нет.
  
  Ему показалось, что на полсекунды женщина так и обмякла всем телом. Покосилась на дверь, затем – на пациентов, ожидающих в приемной. По этому жесту Дэвид понял: она не понимает, кем должна заняться в первую очередь или в каком в порядке, что, впрочем, в подобной ситуации не имело особого значения.
  
  – Идемте, я его посмотрю, – сказала она.
  
  Дэвид повел ее к выходу и по дороге поинтересовался:
  
  – А как ваше имя?
  
  – Я доктор Морхаус. А вашего дяди?
  
  – Джил Пикенс.
  
  Она ухватила его за рукав.
  
  – Джил? Муж Агнесс?
  
  Дэвид кивнул. Увидев их, Марла распахнула заднюю дверцу машины, склонилась над отцом и продолжала говорить ему что-то, прижимая к себе Мэтью.
  
  – Марла, – позвал Дэвид, жестом попросил ее отодвинуться.
  
  Доктор заглянула на заднее сиденье.
  
  – Что он ел сегодня утром? Или пил? – осведомилась она.
  
  – Вроде бы только кофе, – отозвалась Марла.
  
  – Симптомы?
  
  – Ну, голова у него закружилась, а потом началась рвота, – ответила она. – Ну а после он вырубился. Сможете ему помочь?
  
  Доктор кивнула, скорее самой себе, а не собеседникам – примерно ту же самую историю она уже слышала сегодня множество раз. Она приподняла руку, давая понять, чтобы никаких вопросов ей больше не задавали, и поднесла стетоскоп к груди Джила.
  
  Слушала несколько секунд. Дэвид приготовился к худшему.
  
  – Он жив, – сказала доктор. Выбралась из машины, выпрямилась во весь рост и громко подозвала к себе двух врачей «скорой», которым выпала передышка на несколько секунд.
  
  – Тут живой!
  
  Парамедики бросились в машине, один прихватил носилки на колесиках. Они вытащили Джила из машины, стали укладывать на носилки, Дэвид и Марла наблюдали за их действиями затаив дыхание.
  
  – О господи, – еле слышно пробормотала Марла. – О, боже ты мой, боже мой! Ты поправишься, папочка! Они тебе помогут, все будет хорошо!
  
  Она хотела было вбежать следом за ними в здание, но доктор Морхаус обернулась и сказала строго:
  
  – Ждать здесь. – И Джила быстро покатили в приемное отделение по пандусу, и без того забитому больными на носилках.
  
  Дэвид подошел к ней.
  
  – Ну, перестань, Марла. Что ты? Давай подождем снаружи.
  
  Они направились к машине, и тут кто-то крикнул:
  
  – Дэвид!
  
  Это была его мать, Арлин. Она бежала к ним навстречу по дорожке вдоль ряда машин. Дэвид даже вскинул руку, предупредил, чтобы не торопилась. Только этого сейчас не хватало – чтобы она упала и сломала руку. Он бросился навстречу матери.
  
  – Попросила отца высадить меня на улице, – запыхавшись, произнесла она. – Тут кругом машин полно, все забито, он не смог подъехать поближе. Итан тоже с ним.
  
  – Вот и славно.
  
  – Ну, как там Джил?
  
  Дэвид вкратце рассказал ей. И нарочно шел рядом медленно, чтоб дать матери отдышаться. Но вот Арлин подошла в Марле, обняла племянницу, поцеловала Мэтью в щечку.
  
  – Это ваша машина? – спросил парамедик.
  
  Дэвид обернулся и признался, что «Мазда» его.
  
  – Отгони ее отсюда к чертовой матери!
  
  – Побудешь здесь с Марлой? – спросил Дэвид Арлин.
  
  – Ну конечно, – ответила она.
  
  – Мне надо отъехать.
  
  Арлин кивнула:
  
  – Давай.
  
  Дэвид сел за руль и осторожно выехал на улицу. Отъехав от больницы на достаточное расстояние, он притормозил, достал телефон и попытался дозвониться Саманте Уортингтон.
  
  Она не отвечала.
  
  От волнения Дэвид ощутил физическую слабость и удушье. Он опасался худшего – что, если Сэм и ее сын Карл уже мертвы?
  
  И вот он помчался по улицам Промис-Фоллз, направляясь к месту, где проживала Сэм, – к узкому таунхаусу, затиснутому в ряду точно таких же домов. «Мазда» резко затормозила перед входом в дом. Дэвид быстро выскочил из машины, даже не удосужившись захлопнуть за собой дверцу.
  
  Влетел по ступенькам крыльца. Позвонил в звонок, одновременно забарабанил в дверь кулаком.
  
  Потом прижался губами к щели у дверного косяка.
  
  – Сэм! – закричал он. – Сэм! Это я, Дэвид!
  
  Но к двери так никто и не подошел. И по другую от нее сторону он не слышал ни шороха, ни малейшего движения.
  
  Стоять здесь, орать и стучать дальше не было смысла. И вызывать полицию, чтобы взломали дверь и посмотрели, что происходит в доме, тоже. Копы и без того просто с ног сбились. Он должен сделать это сам. По крайней мере, можно не беспокоиться о том, что, если он ворвется, в лицо ему будет направлено дуло ружья, как было в тот раз, когда он впервые постучал в эту дверь.
  
  Дэвид повернул дверную ручку, поднажал. Открыть не удалось. Дверь была заперта.
  
  – Черт…
  
  Тогда надо выломать ее. Он отошел на два шага назад, развернулся и резко ударил в дверь плечом.
  
  – Вот сволочь… – пробормотал он. Плечо саднило от боли, видно, вывихнул какую-то кость. И несмотря не все эти усилия, дверь по-прежнему не поддавалась.
  
  Он повел плечом – хотел убедиться, что особых повреждений нет и болит оно просто от ушиба. Затем взгляд его упал на ближайшее к двери окно, оно находилось достаточно низко, и через него можно было бы пробраться в дом, если б только удалось его открыть. Он перешагнул через кусты и остановился прямо под окном, попытался приподнять створку, но ничего не вышло.
  
  Тогда Дэвид снял пиджак, обернул им руку до локтя и ударил по стеклу. Оно треснуло. Он расчистил осколки, просунул пальцы в образовавшееся отверстие, нащупал задвижку, отвел ее вверх и поднял створку.
  
  Сигнализация не сработала. У Сэм ее просто не было. Поэтому и держали в доме ружье.
  
  Дэвид стряхнул осколки стекла, затем вскарабкался на подоконник и спрыгнул вниз.
  
  И увидел, что оказался в гостиной.
  
  – Сэм! – крикнул он.
  
  Первым делом он прошел на кухню. Ни одной вынутой из буфета тарелки, посуды в раковине тоже нет. И кофейника нигде не видно.
  
  На втором этаже находились две спальни.
  
  Перепрыгивая сразу через две ступеньки, Дэвид оказался наверху, сначала зашел в спальню Карла. Там никого не было, постель застелена.
  
  Та же самая картина наблюдалась и в спальне Сэм. На первый взгляд все в порядке, подушки на своих местах.
  
  Что ж, тот факт, что он не застал Сэм и Карла в доме мертвыми, уже можно считать хорошей новостью. С другой стороны, плохая новость состояла в том, что Сэм и Карла в доме не было.
  
  Куда же, черт возьми, они подевались?
  
  Только тут он вспомнил, что вроде бы не видел машины Сэм возле дома. Подошел к окну в спальне, которое выходило на улицу.
  
  Да, действительно, машины Сэм не видно.
  
  Тут он вспомнил, что во время одного из визитов заметил, что из-под кровати Сэм торчит уголок чемодана. Он опустился на колени, приподнял край покрывала.
  
  Чемодана не было.
  
  Он спустился вниз и подумал – надо бы проверить еще одну вещь. Сэм всегда держала ее в шкафчике под лестницей, у входной двери.
  
  Он открыл шкафчик, сдвинул в сторону висевшие на вешалках пальто.
  
  Здесь Сэм обычно держала ружье, но теперь его тоже не было.
  
  Закрывая дверцу шкафа, он вдруг ощутил легкое головокружение. Развернулся и привалился спиной к дверце. Перед глазами промелькнули события этого утра, они сокрушили его. И Дэвид закрыл руками лицо и заплакал.
  ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
  
  – Давайте, ребята. Давайте, вперед! Двигайтесь поживее! Шевелитесь, кому говорят!
  
  Финли стоял на погрузочной платформе перед распахнутыми дверьми своего завода по производству родниковой бутилированной воды и действовал наподобие дорожного полицейского, регулирующего движение. Из глубины помещения один за другим выезжали к дверям автопогрузчики с упаковками воды, затем продукцию помещали в фургоны. У каждого из трех входов стояли подкатившие задом фургоны, остальные, выстроившись цепочкой, ждали своей очереди на погрузку.
  
  Вскоре после первого телефонного разговора с Дэвидом он связался со своим бригадиром и приказал срочно вызвать на работу всех сотрудников компании, всего их было двадцать два человека. Тем, кто уехал из города на уик-энд, звонили на мобильные телефоны и приказывали бросить все и как можно быстрее прибыть на работу.
  
  Четверым сотрудникам не удалось дозвониться ни на мобильные, ни на домашние телефоны.
  
  – Может, тоже заболели и сейчас в больнице, – сказал бригадир.
  
  И Финли пришлось согласиться, что это вполне возможно. Но и без этих четверых ему удалось запустить производство на полную мощность и вывести на дорогу все имеющиеся в наличии фургоны.
  
  Тревор Дакворт одним из первых откликнулся на призыв, и Финли тепло приветствовал его.
  
  – Рад тебя видеть, – сказал он, похлопывая молодого человека по плечу. – Просто помогаю твоему отцу взять эту ситуацию под контроль.
  
  – Угу, – пробормотал Тревор.
  
  – Предоставил ему кое-какую информацию по водоочистительной станции, теперь, возможно, прояснится, что там пошло не так.
  
  – Здорово. – Тревор склонил голову набок. – Но откуда вам знать? Может, источники, из которых вы берете воду, тоже отравлены?
  
  Финли даже отшатнулся, словно ему дали пощечину.
  
  – Ты это о чем, черт побери?
  
  – Откуда поступает вода в городской водопровод? Разве не из тех же родников в горах вокруг Промис-Фоллз, что и ваша? Может, проблема именно в этих источниках, и тогда ваша вода тоже далеко не безопасна?
  
  И Тревор указал на сотни упаковок с водой.
  
  – Знаешь, не смеши меня, – сказал Финли. – Полная ерунда, бред сивой кобылы.
  
  – Разве?
  
  – Да. Моя вода на все сто процентов чиста и пригодна к питью. Я точно это знаю. Готов поклясться чем угодно.
  
  Но Тревора он, похоже, не убедил.
  
  – Ладно, тогда придется тебе доказать, – сказал Финли. Подошел к ближайшей упаковке с дюжиной бутылок, разорвал пластик обеими руками и вытащил бутылку. Повернул крышку, услышал характерный треск сорванного пластикового ободка, поднес бутылку ко рту и стал пить воду.
  
  Опустошив бутылку почти наполовину, он взглянул на Тревора Дакворта и сказал:
  
  – Ну вот, таким образом. Пить будешь?
  
  – А когда воду поместили в бутыль? – спросил Тревор.
  
  – Что?
  
  – Все проблемы начались сегодня утром. Когда эту воду поместили в бутылку? Если до сегодняшнего утра, тогда она безопасна, но если…
  
  – Ладно, мать твою! – выругался Финли. Обернулся и взревел, ни к кому конкретно не обращаясь: – А ну, тащите сюда свежую бутылку! Куда воду залили с утра!
  
  На склад бросилась молодая женщина, секунд через тридцать вернулась с пластиковой бутылкой и протянула ее боссу.
  
  – Давай и эту попробуем, – сказал Финли. И, проделав ту же процедуру, с хрустом отвинтил крышечку, поднес горлышко бутылки к губам и начал пить. Выпил ровно половину.
  
  – Ну, теперь просто описаюсь, – пробормотал он, оттирая губы тыльной стороной ладони. – На вкус просто прекрасная вода. Прохладная, свежая, безо всякого там послевкусия. Ни единого намека, что с ней что-то не так.
  
  Тревор пожал плечами:
  
  – Ну, тогда ладно. Какой из фургонов я поведу?
  
  – Сначала помоги загрузить их все. Потом уже дам инструкции водителям.
  
  Финли достал телефон, решил, что теперь самое время подключить Дэвида Харвуда.
  
  В помощи этого человека он нуждался, как никогда прежде. Он нанял Харвуда в качестве пиарщика, чтобы тот помог провести ему избирательную кампанию, но всякий раз, когда Финли собирался проинструктировать его на эту тему, у парня возникали какие-то непреодолимые проблемы или несчастья. Финли в жизни не встречал человека, у которого было бы столько проблем. Сначала, несколько лет тому назад, с женой, относительно недавно возникла эта история с двоюродным братом и младенцем. Нет, ей богу, жизнь этого человека походила на какую-то мыльную оперу.
  
  Что ж, сегодня он сделает Дэвиду и всем остальным в этом городе большую поблажку.
  
  Хорошо, что накануне он додумался отправить Дэвида домой с большим запасом совершенно бесплатной бутилированной воды. Если бы не сделал этого, мог бы сегодня потерять своего помощника, правую свою руку. И Дэвид был не единственным. Позже он разослал на дом упаковки с водой всем своим служащим, и тоже совершенно бесплатно. И сказал, что раз они работают на его компанию, то должны всячески демонстрировать лояльность к этому бренду.
  
  Это очень сплачивает коллектив, сказал им Финли.
  
  Недавно Финли случайно подслушал, как один из водителей на вопрос, пьет ли он воду Финли, ответил: «Мы все предпочитаем кул-эйд[10]».
  
  Ирония этого высказывания может самым болезненным образом отразиться на нем сегодня. Получалось, что все остальные добропорядочные граждане Промис-Фоллз просто дураки, раз верят в заботу о них местных властей, а те, кто поумнее, пьют Кул-Эйд.
  
  Финли заботился о том, чтобы Линдси давала Джейн только бутилированную воду. Будь то кофе, или чай, или даже лимонад – для их приготовления ни в коем случае не следует использовать воду из-под крана. Такое правило он установил в семье некоторое время назад. Как это будет выглядеть, сказал он Линдси однажды, если вдруг выяснится, что у них в семье не пьют родниковую воду производства фирмы Финли?
  
  Это равносильно тому, если бы Генри Форд раскатывал в «Олдсмобиле».
  
  Финли достал телефон и позвонил Дэвиду. Один гудок… второй… третий… четвертый…
  
  – Алло?
  
  – Дэвид?
  
  Финли не узнал его по голосу. Точно не Дэвид ему ответил, а кто-то другой. Или все же Дэвид, но сильно простуженный.
  
  – Да, да, это Дэвид. Ты, что ли, Рэнди?
  
  – Ты в порядке? Голос какой-то странный.
  
  Дэвид откашлялся:
  
  – Я нормально.
  
  – Есть секунда-другая?
  
  На том конце линии долго молчали. И вот наконец он ответил:
  
  – Да, валяй, выкладывай.
  
  – Ты уверен?
  
  – Я же сказал, выкладывай.
  
  – Я собираюсь раздавать в центре города сотни упаковок с водой, причем совершенно бесплатно. Но люди должны знать, где ее будут раздавать. Кроме того, я собираюсь устроить у себя на заводе небольшую такую пресс-конференцию. И ты очень нужен мне здесь. Надо записать все речи и высказывания. Очень пригодится в ближайшие месяцы.
  
  Дэвид не произносил ни слова, и Финли добавил:
  
  – Я делаю людям доброе дело, Дэвид. Ты, конечно, можешь подумать, что это самореклама, не стану отрицать, доля истины в том есть, но главное для меня здесь – это возможность. У меня появилась возможность помочь людям. Возможность сделать им что-то хорошее, доброе.
  
  Пауза. Затем Дэвид сказал:
  
  – Еду.
  
  Финли широко улыбнулся:
  
  – И еще мне хотелось бы…
  
  Но Дэвид уже отключился.
  
  Фургоны были загружены и готовы к отправке, но Финли еще не дал водителям сигнала трогаться в путь. Он ждал Дэвида. Он хотел, чтобы тот записал его выступление, краткое напутствие. Он мог бы попросить кого-нибудь снять все это на смартфон, но Финли не только хотел, чтоб эту речь записал Дэвид, он хотел, чтоб тот выслушал ее.
  
  Очень важно, думал Рэндел Финли, чтоб Дэвид действительно поверил в него. Это убеждение являлось частью его философии, в том числе – и рассуждений о сотрудниках, пьющих исключительно его бутилированную воду. Если Дэвид будет убеждать жителей Промис-Фоллз, что он, Финли, тот самый человек, который после выборов поведет их в светлое будущее, он должен сам верить в это и говорить от чистого сердца.
  
  Да, возможно, он ожидает от него слишком многого. Но от Дэвида не будет никакого прока, если он будет просто повторять его слова, превратится в не что иное, как оплачиваемый микрофон.
  
  – Пора бы уже и ехать, – сказал Тревор, он стоял, привалившись спиной к задней дверце одного из фургонов.
  
  – Еще минутку, – ответил Финли. – Просто нам надо…
  
  И тут появился Дэвид. Взбежал по бетонным ступенькам на помост, возле которого происходила погрузка.
  
  – Ладно, – сказал Финли. – Хотелось бы сказать вам несколько слов, прежде чем вы тронетесь в путь. – Он глубоко вздохнул. – Сегодня один из ужасных, если не самый ужасный день в истории Промис-Фоллз. Мы стали свидетелями трагедии огромного масштаба. Благодарю бога за то, что все вы живы и здоровы, но многие ваши друзья и знакомые, близкие и любимые ваши люди сейчас в больнице и ждут, когда им окажут помощь.
  
  Краем глаза Финли покосился на Дэвида, хотел убедиться, достал ли он телефон и ведет съемку и запись.
  
  – Сегодня нам выпала возможность немного облегчить существование наших сограждан. Обеспечить их жизненно необходимым продуктом. – Пауза. – Водой. Казалось бы, такая простая и заурядная вещь, но она необходима для выживания. Вода, она как воздух. Мы не замечаем, как дышим им, но, когда его не хватает, задыхаемся и можем погибнуть. Сегодня утром жителей нашего города потрясло сообщение – оказывается, вода, что течет из-под крана, может быть отравлена. И пока власти не разберутся, в чем причина этого ужасного происшествия и с чем мы имеем дело, наша фирма придет на помощь и исполнит свой долг, предоставив всем бесплатно чистую и безопасную питьевую воду. Лично мне безразлично, во сколько это нам обойдется. В этих фургонах питьевой воды на тысячи и тысячи долларов, но мне все равно. Есть вещи гораздо важнее денег. Быть честным и добрым гражданином – вот что ценится превыше всего.
  
  Финли снова покосился на Дэвида. Телефон у него в руках.
  
  Спасибо тебе, господи.
  
  И Финли продолжил:
  
  – Итак, мы отправляем наш конвой из фургонов. Он проедет по улицам города к центру. К парку у водопадов. Там и состоится раздача. Думаю, эта новость быстро распространится по всему городу. И помните. Вы не просто раздаете бесплатную воду. Вы вселяете надежду, утешаете не словом, а делом, подставляете плечо, на котором можно выплакаться.
  
  Кто-то пробормотал:
  
  – Мать твою!..
  
  – Итак, отправляемся! В путь! – скомандовал Финли.
  
  Работники его завода запрыгнули в кабины фургонов, и машины начали отъезжать. Финли подошел к Дэвиду. Глаза у того были красные, словно заплаканные.
  
  – Все записал? – спросил он.
  
  – Ага.
  
  – Выглядишь просто ужасно. Что это с тобой, черт побери?
  
  – Ничего. Все нормально.
  
  – А кого ты там отвозил в больницу, я так и не понял?
  
  – Дядю. Был еще жив, когда я уходил.
  
  Финли дружески хлопнул Дэвида по плечу.
  
  – Но ведь это же хорошо, верно?
  
  – Конечно.
  
  – Так. Теперь нам надо ехать в город. И оповестить об этом средства массовой информации.
  
  – Я уже сделал несколько звонков.
  
  – Продолжишь это занятие по дороге. Время не ждет. Поедем в моей машине.
  
  – Тебе надо быть осторожнее, – предупредил Дэвид.
  
  Финли склонил голову набок.
  
  – Осторожнее? Это в каком смысле?
  
  – Ну, как ты все это разыграешь.
  
  – Что-то я не пойму тебя, Дэвид, – сказал Финли.
  
  – Ты ведь не хочешь выглядеть так, словно извлекаешь выгоду из ситуации. Ну, как в тот вечер, когда обрушился экран в кинотеатре. Вести себя так, словно хочешь помочь людям, но только при условии, что камеры будут включены.
  
  – Ты меня недооцениваешь. И плохо ко мне относишься, как и Дакворт.
  
  – Дакворт?
  
  – Ладно, неважно. Но чего ты, собственно, от меня хочешь, Дэвид? Мне выпала возможность помочь людям в критической ситуации. Хочешь сказать, что я не должен ничего говорить и делать? Из страха, что меня заподозрят в заботе о своей выгоде? Разве не трусостью это будет с чисто политической точки зрения?
  
  – Я этого не говорил.
  
  – Тогда о чем ты толкуешь, Дэвид, черт побери?
  
  Дэвид покачал головой:
  
  – Ладно. Поступай, как хочешь. Иди, спасай Промис-Фоллз.
  
  Финли усмехнулся и снова похлопал Дэвида по плечу.
  
  – Почему бы нам вместе этого не сделать?
  ПЯТНАДЦАТЬ
  Дакворт
  
  Ехать в колледж Теккерея мне надо было срочно, но несмотря на это, по пути я решил заехать домой к Тейту Уайтхеду. Расследование по делу об отравлении воды еще только началось – мы так до сих пор и не знали, что именно произошло с водопроводной водой, но Уайтхед являлся, если так можно выразиться, подозреваемым номер один в этом массовом убийстве.
  
  И, по моему мнению, на данный момент по значимости это перевешивало историю с убийством в колледже.
  
  Записанный Гарви Оттманом адрес привел меня в центр города. Там находился квартал двухэтажных домов, построенных в Промис-Фоллз лет сто тому назад, и большинство местных строительных компаний хотели наложить лапы на эту территорию, снести все эти домишки и возвести на их месте кондоминиумы или же сеть розничных магазинов. Хотя с учетом ситуации на рынке недвижимости это вряд ли имело бы смысл в плане прибыли. Тут первым делом мне приходит в голову Фрэнк Манчини, купивший «Созвездие», кинотеатр под открытым небом, я знал, что он положил глаз на этот квартал.
  
  Дома тесно примыкали друг к другу, в каждой группе их было по шесть. Дощатые террасы и перила давно прогнили, кровля из дранки с выщербинами. Никто не хотел вкладывать деньги в ремонт и приведение в благообразный вид этих домов, видно, считали, что все они проданы или разрушены до основания.
  
  Я припарковался перед домом под номером 76, что на Принс-стрит – даже сто лет тому назад строения по этому адресу вряд ли могли считаться пригодными для посещения особами королевских кровей, – и подошел к входной двери. Не найдя звонка, просто забарабанил кулаком по деревянной панели.
  
  Внутри послышалось какое-то движение, и секунд через пятнадцать скрипучую дверь отворила худенькая женщина с серебристо-седыми волосами.
  
  – Да? – спросила она, демонстрируя прокуренные коричневатые зубы.
  
  Я показал ей жетон.
  
  – Мне нужен Тейт Уайтхед.
  
  – Его здесь нет.
  
  – Не знаете, где он?
  
  – Может, на работе, – ответила она. – Ну, на станции по водоочистке. У них там какая-то проблема, наверно, уже слышали? А по улицам разъезжает пожарная машина, и оттуда предупреждают, чтобы люди не пили воду из-под крана. Так что поищите его на станции.
  
  Она уже начала закрывать дверь, но я придержал ее рукой.
  
  – Простите, а вы не миссис Уайтхед?
  
  – Она и есть.
  
  – Когда в последний раз виделись или говорили с мужем?
  
  – Вчера вечером, перед тем как ушел на работу.
  
  – И во сколько это было?
  
  – Около девяти. Муж работает в ночные смены. Иногда засыпаю еще до того, как уйдет. Но вчера вечером слышала, как он уходил.
  
  – А когда он обычно возвращается домой?
  
  – Чаще всего где-то в шесть тридцать ночи. Вернее, утра.
  
  – Чаще всего? – переспросил я.
  
  – Ну да, чаще.
  
  – Ну а если он так припозднился, то где сейчас может быть?
  
  Она подозрительно воззрилась на меня.
  
  – А в чем, собственно, дело? Хотите поговорить с ним, езжайте на работу.
  
  – Может, муж звонил вам после того, как ушел с работы вчера?
  
  Миссис Уайтхед часто заморгала.
  
  – Вам не кажется это странным?
  
  – А что тут странного? Он никогда не звонит мне с работы. Знает, что в это время я еще сплю.
  
  – Его смена закончилась несколько часов тому назад. Разве он не позвонил бы вам, если бы задержался на работе?
  
  Она снова заморгала, точно я находился не в фокусе. И ответила:
  
  – Но я догадываюсь, что происходит. Слышала и по радио, и от этой чертовой пожарной машины, которая ездит тут и только шум разводит.
  
  – Я вот что хотел бы прояснить, – не отставал я. – Если б мистер Уайтхед знал, что возникли какие-то проблемы с водой, разве он не позвонил бы вам сам, чтобы предупредить? Ведь не стал бы дожидаться, когда вас предупредят по радио или каким-то еще образом?
  
  Тут она призадумалась. Затем окинула меня вопросительно-насмешливым взглядом.
  
  – И правда, почему же он мне не позвонил?
  
  – Это я вас спрашиваю.
  
  – Ну, у нас случаются всякие там споры и ссоры. Однако не думаю, чтоб он хотел, чтоб я напилась этой гадкой воды из-под крана и померла. Ему без меня не обойтись. Он ни черта не знает, как управляться по хозяйству.
  
  Глядя на все это убожество вокруг, я усомнился в том, что миссис Уайтхед это знает.
  
  – Может, подскажете, куда ваш муж мог зайти после работы по окончании смены? Может, в какое-нибудь заведение, где можно выпить?
  
  Она прищурилась.
  
  – Тейт по барам не шляется.
  
  Да и к чему ему бары, подумал я, раз он так основательно затарился пивом.
  
  – Ну, может, к друзьям заглянул? Есть у него приятели, с которыми он проводит время?
  
  – Никаких друзей у него нет, – сообщила женщина. – Если меня не считать.
  
  – Может, дадите мне номер его мобильного?
  
  – У Тейта нет мобильника. Был когда-то давным-давно, но он вечно все теряет. Ну и решил больше не покупать. Да и стоит дороговато. А вы на заводе у него были? Имело бы смысл съездить туда и поговорить с ним самим.
  
  – Его там нет, – сказал я.
  
  – Нет?..
  
  Я отрицательно покачал головой.
  
  Миссис Уайтхед огляделась по сторонам, осмотрела улицу.
  
  – Что-то и машины его не видать. У него такая желтенькая машина. «Пинто». Ездит на ней много лет, привык. Ни разу не ломалась, не подводила.
  
  – Его машина на стоянке у завода, – сообщил я.
  
  Она как-то странно зашевелила губами, задвигала челюстью, словно жевала щеку изнутри.
  
  – Ну, так что? – спросил я.
  
  – Ничего.
  
  – Нам очень важно найти его, миссис Уайтхед. Вам ведь уже известно, что происходит с водой. Случилось что-то страшное. Думаю, ваш муж мог бы пролить свет на некоторые обстоятельства. Мне крайне необходимо переговорить с ним.
  
  – Ну, иногда… так, время от времени… когда во время смены особенно делать нечего, все тихо и спокойно, он устраивает себе небольшой перерыв.
  
  – Перерыв?
  
  Миссис Уайтхед кивнула.
  
  – И где же он устраивает этот перерыв?
  
  – Там, в подвале здания, есть небольшая комнатка. Ну, вроде склада, где они держат всякие там трубы, разный инструмент и вещи, которые нуждаются в починке. Может, он там.
  
  – Так он спускается в подвал, чтобы выпить?
  
  – Я этого не говорила.
  
  – Могу я воспользоваться вашим телефоном? – спросил я.
  
  Мой мобильник работал вполне нормально, просто я искал предлог зайти в дом и убедиться, что Уайтхеда там действительно нет.
  
  – Ясное дело, заходите, – разрешила она и отступила, пропуская меня. – Телефон у нас на кухне.
  
  Я прошел через гостиную, обставленную мебелью, которую могли приобрести примерно в то время, когда построили этот дом. На кухне я заметил всего одну тарелку с недоеденным тостом. На дне пустого стакана виднелись остатки апельсинового сока. Судя по всему, миссис Уайтхед завтракала в полном одиночестве.
  
  Я увидел телефон на полочке и набрал номер Гарви Оттмана.
  
  – Да, это Дакворт?
  
  – Так точно. – И я описал ему помещение, в котором, по словам миссис Уайтхед, ее муж любил устраивать себе перерыв в ночную смену. – Есть у вас такое помещение?
  
  – Ага.
  
  – Вы искали там Уайтхеда? – спросил я.
  
  – Нет, а с какой стати?
  
  – Можете прямо сейчас пойти и проверить?
  
  – Тогда не кладите трубку, ладно? Я мигом.
  
  Я слышал в трубке торопливые удаляющиеся шаги. Оттман бросился бегом исполнять мое поручение, затем, судя по звукам, стал спускаться по металлической лестнице.
  
  – Я уже почти на месте, – бросил он в трубку. – Как вы узнали об этом помещении?
  
  – От миссис Уайтхед, – со слабой улыбкой ответил я. – Она тут, со мной рядом, и говорит, что Тейт иногда спускался в подвал, устроить себе перерыв.
  
  – Господи, вот сукин сын! – пробормотал он. – Ну, ладно, я уже на месте. Не отключайтесь.
  
  Я услышал громкий скрип, затем еще какие-то звуки. Видимо, Оттман передвигал какие-то предметы.
  
  – Черт… – пробормотал он.
  
  Я почувствовал, как тревожно забилось у меня сердце.
  
  – Что? Вы его нашли? – Я живо представил себе эту картину: Тейт лежит, вырубившись, среди строя пустых бутылок.
  
  – Нет, – ответил Оттман. – Его здесь нет.
  
  Я оставил визитку жене Тейта Уайтхеда, взяв с нее обещание непременно позвонить мне, если муж вдруг объявится. И прямо от нее отправился в колледж Теккерея, предварительно позвонив в службу безопасности, которую прежде возглавлял Клайв Данкомб. И поговорил с недавно назначенной на эту должность Джойс Пилгрим. Я уже успел познакомиться с ней, расследуя дело о стрельбе Данкомба, которая привела к гибели Мэйсона Хелта, главного подозреваемого по делу о серии нападений на девушек в кампусе. Данкомб использовал Джойс как приманку, чтобы выманить на нее «хищника», и план его сработал даже слишком хорошо.
  
  Мы договорились встретиться у здания общежития, где произошло несчастье, и, когда я подъехал, она уже поджидала меня у входа.
  
  – Звонила в полицию сто раз подряд, – заметила Джойс, когда я подошел. Она была удручена, лицо осунувшееся, голос немного дрожит.
  
  – Сами понимаете, сколько у нас сегодня работы, – сказал я ей. – Вы в порядке?
  
  – Что?.. А, да-да, просто… расстроена, конечно.
  
  Она провела меня в здание, затем мы вместе поднялись по бетонным ступенькам на второй этаж. Это было новое, более современное здание колледжа Теккерея, высшего учебного заведения, основанного в конце девятнадцатого столетия.
  
  – Кто жертва? – спросил я, пока мы поднимались наверх.
  
  – Лорейн Пламмер, – сообщила Джойс Пилгрим.
  
  Это имя было мне знакомо.
  
  – Одна из девушек, на которую напал Мэйсон Хелт?
  
  – Да, верно, – подтвердила Джойс.
  
  – Но как она здесь оказалась? Ведь в колледже каникулы.
  
  – Да, но у нас проводятся летние занятия. И многие из студентов, которые живут в городе, ходят на эти курсы. И ночевать в общежитии им нет необходимости. По крайней мере, в этом. А вот иногородние – другое дело. Двое студентов живут на третьем этаже, в другом крыле этого здания. Лорейн единственная, кто осталась на лето, и живет… жила здесь на втором этаже.
  
  – Кто обнаружил тело?
  
  Джойс рассказала ему о звонке родителей Лорейн. Они беспокоились о дочери, не могли связаться с ней вот уже несколько дней.
  
  – Когда это произошло? Соображения есть? – поинтересовался я.
  
  – Я в таких вопросах не эксперт, – ответила она, – но тело пролежало там не один день, просто уверена в этом.
  
  Настоящий детектив всегда пытается подойти к делу беспристрастно. Безо всяких там предубеждений и домыслов. Но теперь, вспоминая об этом, понимаю, что я ожидал увидеть нечто совсем иное.
  
  В голове засела мысль, что мы столкнулись с нападением сексуального характера, которое и привело к убийству. Девушка жила здесь одна, возможно, познакомилась с каким-то парнем в местном баре, пригласила его зайти к себе, ну а затем все это и произошло.
  
  Потому как с подобными преступлениями я сталкивался и прежде.
  
  Убийца не беспокоился о том, что кто-то может услышать шум и крики, ведь здание практически пустовало.
  
  Тут я оказался прав.
  
  Но как только поднялись наверх и вошли в коридор, у меня возникло ощущение, что мы имеем дело с чем-то другим. Тут все было пропитано страшным запахом – он ударил мне в лицо и едва не свалил с ног, потому что я пытался отдышаться после подъема по лестнице.
  
  Бог ты мой, поднялся всего на один несчастный пролет и уже запыхался.
  
  Я остановился, достал из кармана маленький тюбик мази «Викс».
  
  – Что это у вас? – спросила Джойс.
  
  – Если хотите, предлагаю воспользоваться.
  
  Я выдавил немного мази на кончик пальца и нанес ее между кончиком носа и верхней губой. Сильный ментоловый запах помог замаскировать эту страшную вонь.
  
  Джойс протянула мне палец, я нанес на него мазь, и она последовала моему примеру.
  
  – Жаль, что у меня тогда не было с собой этой штуки. – Она смотрела смущенно. – Ведь меня вырвало.
  
  – Тут нечего стыдиться, – успокоил ее я.
  
  Мы еще не подошли к двери, а я уже увидел вытекшую из-под нее кровь. Дверь была заперта. Не успел я спросить, как Джойс объяснила, что это она заперла дверь перед тем, как спуститься и ждать меня.
  
  – Дверную ручку трогали? – осведомился я.
  
  Лицо у нее вытянулось.
  
  – Да.
  
  Пусть так, но я все же умудрился повернуть дверную ручку ногтями, с тем, чтобы не смазать оставшиеся на ней отпечатки пальцев. А потом толкнул дверь локтем, и она открылась.
  
  Нет, совсем не то, что я себе представлял. Это было гораздо, во много раз хуже.
  
  Лорейн Пламмер лежала на полу, на правом боку, с открытыми мертвыми глазами и слегка приоткрытым ртом. Я видел распухший язык, заметил синеватый оттенок кожи, означавший, что с момента смерти прошло уже довольно много времени. На ней были футболка и тренировочные брюки в обтяжку, и вся эта одежда от талии и ниже была в крови.
  
  Я оглянулся на Джойс Пилгрим, хотел сказать, что она пока может побыть в коридоре, но нужды в том не было. Порога она так и не переступила.
  
  Я приблизился к телу, стараясь не наступать в лужи крови – к этому времени кровь уже, похоже, свернулась, затем на несколько секунд опустился на колени. И принялся внимательно осматривать тело, стараясь не прикасаться к нему. С учетом того, что творится сейчас в городе, вызванная мною команда судмедэкспертов или просто врач-патологоанатом вряд ли явятся сюда в скором времени.
  
  Трудно было сказать, как именно на нее напали и какие смертоносные повреждения нанесли. Придется ждать, пока Лорейн Пламмер не окажется на столе у патологоанатома, пока всю эту кровь не смоют, чтобы уж точно все выяснить. Хотя в целом мне стало ясно, что именно стало причиной смерти.
  
  Некто полоснул ножом молодую женщину по животу. Рана была огромная, тянулась от одной бедренной кости до другой. И в середине немного прогибалась вниз.
  
  Тут я ощутил дурноту. Но вызвана она была не этим ужасным запахом в комнате. Я узнал здесь знакомый мне почерк. Точно такую рану мне впервые довелось видеть, когда я расследовал убийство Розмари Гейнор. А во второй раз – когда мне показали снимки, сделанные во время вскрытия убитой Оливии Фишер.
  
  Эта рана, этот разрез походил на жуткую улыбку.
  ШЕСТНАДЦАТЬ
  
  Водитель пожарной машины сказал Кэлу Уиверу, что заболевших и умерших так много, что он понятия не имеет, когда специальная команда может приехать и забрать тело Люси Брайтон.
  
  Он посоветовал оставить на двери записку, и Кэл с ним согласился. Он вернулся к Кристэл, которая по-прежнему сидела на ступеньках крыльца с дощечкой, листками бумаги и карандашами, которыми рисовала.
  
  Он присел с ней рядом и спросил:
  
  – У тебя найдется чистый лист бумаги?
  
  Кристэл вытащила бумагу откуда-то снизу, из-под доски. Кэл положил бумагу сверху, попросил у девочки авторучку и написал в верхней части крупными буквами: «ВНИМАНИЕ». И три раза подчеркнул это слово.
  
  А ниже написал, что в этом доме, в ванной на втором этаже, находится тело Люси Брайтон. Еще чуть ниже приписал, что вторая обитательница дома, Кристэл (возраст одиннадцать лет), жива и здорова и находится вместе с ним. Указал свои имя и фамилию, номер телефона для связи, потом приписал, что ключ от дома у него и он тут же приедет и откроет властям, как только они его вызовут.
  
  – Где у вас можно найти скотч? – спросил Кэл Кристэл.
  
  Девочка объяснила, в какой ящик кухонного буфета следует заглянуть. Он также поинтересовался, как можно связаться с ее отцом. Где можно отыскать о нем хоть какую-то информацию?
  
  – Все эти штуки у мамы в мобильнике, – ответила она.
  
  Кэл кивнул. Он найдет телефон и принесет его сюда.
  
  – Ты позволишь мне собрать твои вещи? – спросил он Кристэл.
  
  – Ага.
  
  – А какой-нибудь чемодан или сумка у вас найдется?
  
  – Есть рюкзак. У меня в комнате.
  
  – Может, есть рецепты или еще какие-то вещи, которые тоже надо забрать?
  
  Девочка покачала головой. Кэл уже решил, что купит Кристэл новую зубную щетку. Он не собирается снова заходить в ванную, забирать оттуда какие-то предметы – разве что в случае крайней необходимости.
  
  – Я быстро, мигом вернусь, – пообещал он.
  
  – Мне надо во что-то переодеться. – Она все еще была в пижаме.
  
  – Понял.
  
  Он вернулся в дом и сразу же нашел мобильник Люси, он лежал на кухонном столе. Нашел в ящике буфета рулон липкой ленты. Обнаружил в спальне сумочку Люси и забрал оттуда ключи, чтобы можно было запереть дом перед уходом. И вот наконец Кэл прошел в спальню Кристэл и побросал в красный рюкзак майки, брюки, носки и нижнее белье. И кроме одежды, забрал еще только один предмет. На туалетном столике лежал набор маркеров, которые он недавно подарил ей. Он сунул его в рюкзак.
  
  Вышел из дома, поставил рюкзак рядом с Кристэл, с помощью скотча прикрепил к входной двери свое объявление, остатки рулона забросил в дом, потом запер дверь и сунул ключи в карман.
  
  – Ты сегодня завтракала? – спросил он у дочери Люси.
  
  – Нет, – ответила она.
  
  – Проголодалась?
  
  – Есть немного.
  
  – Тогда пойдем поедим где-нибудь, – сказал он и опустил руку ей на правое плечо.
  
  – Ладно.
  
  Она поднялась с крыльца, и они направились к машине Кэла. Усевшись за руль, он протянул ей футболку и брюки и сказал, что она может надеть их прямо поверх пижамы. Они поехали в «Келли», кафе в центре города, и нашли свободный столик у окна. Кристэл заказала тосты по-французски, посыпанные сахарной пудрой, и с сиропом.
  
  Кэл по привычке заказал кофе.
  
  – Мы не можем подать вам кофе, – заявила официантка. – Вы видите, чтобы кто-нибудь пил здесь кофе? Разве не слышали, что происходит в городе?
  
  – О чем это я только думаю, – смущенно пробормотал он.
  
  – Люди умирают повсюду целыми семьями, – сказала она.
  
  Кэл встретился взглядом с женщиной и многозначительно покосился на Кристэл, которая сидела, опустив голову. Но официантка не поняла этого сигнала и добавила:
  
  – И чай тоже не подаем. Может, желаете молока?
  
  – Нет, спасибо, – ответил он. – А бутилированная вода у вас имеется?
  
  – Да, конечно, местного производства.
  
  Кэл призадумался.
  
  – В таком случае не могли бы вы налить этой воды в кружку, немного подогреть ее и бросить туда пакетик чая?
  
  Официантка вздохнула, словно столкнулась с самым сложным заданием в своей работе.
  
  – В таком случае придется вам заплатить и за воду, и за чай.
  
  – Согласен, – отозвался Кэл.
  
  – И надеюсь, вы понимаете, что мы не можем подать вам заказ на хорошей фарфоровой посуде. Потому как не знаем, насколько безопасно ее мыть. Мы используем бумажные тарелки и пластиковые стаканчики.
  
  – Не проблема.
  
  – Ну а ты, малышка? Что будешь пить?
  
  Кристэл подняла голову:
  
  – Молока, пожалуйста. – После паузы она добавила: – Я хорошо знаю, что происходит. У меня мама умерла.
  
  Официантка так и застыла, потрясенная этими словами.
  
  – Она выпила воды, и ее вырвало, а потом она побежала в ванную и там умерла, – ровным тоном, словно урок, выученный накануне в школе, пробубнила Кристэл.
  
  – О, я… мне очень жаль, – сказала официантка и снова посмотрела на Кэла. – Соболезную. Это была ваша жена?
  
  – Нет.
  
  Официантка перевела взгляд на Кристэл. Видимо, дивилась тому, что девочка не слишком огорчена.
  
  – Так можно мне чаю? – осведомился Кэл.
  
  Официантка исчезла. Кристэл снова принялась рисовать, а Кэл открыл список контактов в телефоне Люси Брайтон.
  
  – Как зовут твоего папу? – спросил он девочку.
  
  Не поднимая на него глаз, она буркнула:
  
  – Джеральд.
  
  – Не Джерри?
  
  Она отрицательно покачала головой. Кэл довольно быстро нашел Джеральда Брайтона под буквой «Б».
  
  – Посидишь здесь без меня пару минут? Я хочу поговорить с твоим папой.
  
  – Ладно.
  
  Он вышел из кафе на улицу и встал так, чтобы видеть Кристэл через стекло. Затем по имейлу перевел номер Джеральда Брайтона с мобильника Люси на свой, вывел его на экран и набрал.
  
  После пятого гудка включился автоответчик:
  
  – Да, привет, вы позвонили Джеральду Брайтону. Оставьте имя и свой номер, и тогда, может быть, просто быть может, и если вам повезет, то я вам перезвоню!
  
  Пауза. Кэл произнес:
  
  – Мистер Брайтон, вам звонит Кэл Уивер из Промис-Фоллз, штат Нью-Йорк. Мне необходимо переговорить с вами о вашей жене Люси и дочери Кристэл. Это срочно.
  
  Он продиктовал свой номер, отключился и вернулся в кафе.
  
  Кристэл сказала:
  
  – Не ответил, верно?
  
  – Да, – Кэл уселся за столик.
  
  – Он обычно не отвечает на звонки.
  
  – И что же делала твоя мама, когда ей было нужно срочно связаться с ним?
  
  – Она всегда оставляет… всегда оставляла ему сообщение, ну и он перезванивал позже. Если был в настроении.
  
  Вернулась официантка, принесла бумажный стаканчик с подогретой бутилированной водой и пакетик чая.
  
  – Французские тосты уже почти готовы, дорогая, – сказала она девочке.
  
  Кэл окунул пакетик в воду и поболтал им.
  
  – Поговори со мной, – попросил он Кристэл.
  
  Она подняла на него глаза.
  
  – О чем?
  
  – Просто интересно узнать тебя поближе. Хотя, наверное, я задал дурацкий вопрос.
  
  – Я чувствую кое-какие вещи, – произнесла она. – Но не знаю, как их выразить.
  
  – Очень тебя понимаю.
  
  Она развернула доску так, чтобы он мог видеть лист бумаги с рисунком. Облака на небе стали еще темнее, словно отяжелели от дождя.
  
  – Того и гляди лопнут, – заметила Кристэл.
  
  На сердце у Кэла стало тяжело, точно к нему привязали якорь весом в пятьдесят фунтов.
  
  – Так и есть.
  
  Официантка принесла тосты, поставила тарелку перед девочкой.
  
  – Если еще чего захочешь, дай знать, – сказала она.
  
  За все остальное время за завтраком Кэл и Кристэл не произнесли больше ни слова.
  
  – А чей это дом? – спросила Кристэл, когда Кэл остановил машину.
  
  – Тут живут моя сестра с мужем, – сообщил он. – Ее зовут Селеста, а его – Дуэйн. Она очень и очень хорошая.
  
  – Ну а Дуэйн?
  
  – Он тоже ничего.
  
  Кристэл, услышав эту характеристику, насторожилась:
  
  – Он что, недоумок?
  
  Кэл впервые за весь этот день рассмеялся:
  
  – Ну, есть немножко. Но в последнее время ему приходилось тяжко. У него компания по мощению дорог и тротуаров, он много сделал для этого города, но сейчас власти сильно урезали расходы, и работы стало мало.
  
  – О…
  
  – Но это строго между нами.
  
  – А ты тоже здесь живешь, ну после пожара?
  
  – Нет. – Кристэл посмотрела на дом, потом на него, потом снова на дом.
  
  – Ну, что стоишь, пошли, – позвал Кэл. – Хватай свой рюкзак, и идем, я тебя познакомлю.
  
  Они вместе подошли к двери. Через секунду появилась Селеста.
  
  – Кто это тут у нас такой? – поинтересовалась она и наклонилась к нежданной гостье.
  
  – Это Кристэл, – представил девочку Кэл.
  
  – Как поживаешь, Кристэл? – поинтересовалась Селеста, протягивая ей руку.
  
  – У меня мама умерла, – ответила Кристэл.
  
  – Может, пройдем в дом? – произнес Кэл, выручая сестру – та просто не могла найти слов, чтобы ответить девочке.
  
  – Да, да, конечно, заходите, – пробормотала Селеста. – Скажи, Кристэл, может, хочешь съесть или выпить чего-нибудь?
  
  – Только что ела французские тосты с сиропом. И пила молоко, – сообщила Кристэл.
  
  – Тогда почему бы тебе не посмотреть телевизор или порисовать, а я пока поговорю с Селестой? – предложил Кэл. Кристэл вошла в гостиную, взяла пульт дистанционного управления и плюхнулась на диван, а Кэл с Селестой двинулись на кухню.
  
  Там Кэл вкратце поведал сестре о том, что произошло.
  
  – О господи, ужас какой! – воскликнула Селеста.
  
  – А от ее отца до сих пор ни слова. И даже если он перезвонит, на то, чтобы добраться сюда из Сан-Франциско, у него уйдет день или даже два.
  
  – Так чем я могу тебе помочь?
  
  – Поселить ее у себя в гостиничном номере я не могу. Это может быть неверно истолковано. Посторонний мужчина, не ее отец…
  
  – Она может остаться у нас, – без колебаний предложила Селеста.
  
  – А Дуэйн, он будет не против?
  
  Селеста вздохнула:
  
  – Да его почти все теперь раздражает.
  
  – Где он сейчас?
  
  – В гараже, бог знает чем там занимается. – Глаза у Селесты увлажнились.
  
  – Да что происходит?
  
  – Все примерно… то же самое. Все больше беспокоится о том, что может потерять работу, ну и замыкается в себе. Выходит куда-то, ничего мне не сказав, и пропадает неизвестно где целыми часами. А когда возвращается и я спрашиваю его, где был, отвечает только одно: «Выходил». Прямо не знаю, что с ним делать. Пытаюсь поднять ему настроение, говорю, что все наладится, утрясется, – ничего не помогает. И, боже мой, после всего, что случилось сегодня, прямо не знаю, какая судьба ждет этот несчастный город.
  
  – Я тоже, – заметил Кэл.
  
  – По радио говорят, что погибло больше ста человек. И это только предварительные данные. Ну и есть сотни людей, которые заболели или тоже умерли. И о которых пока ничего не известно.
  
  К примеру, о Люси, подумал Кэл.
  
  – Как же город справится со всем этим? – спросила Селеста.
  
  – Я не могу отвечать за весь город, – сказал Кэл. – В данный момент меня беспокоит только Кристэл.
  
  – Она выглядит… ты уж прости, но она кажется несколько странноватой. И вовсе не потому, что у нее умерла мама. Тут что-то другое…
  
  – Да, знаю. Просто постарайся проявить терпение.
  
  – Конечно. И все же не мешало бы знать…
  
  Тут дверь из кухни на задний двор распахнулась и вошел Дуэйн.
  
  – Кэл, – сказал он, – привет.
  
  – Привет, Дуэйн.
  
  – Спасибо, что предупредил о плохой воде, но мы к тому времени уже знали.
  
  – Дуэйн всегда все узнает раньше всех, – заметила Селеста.
  
  Дуэйн быстро прошел по кухне:
  
  – Встал и вышел прогуляться, когда Селеста еще спала. Ну и встретил на улице одного человечка, он-то и рассказал мне, что происходит. Тогда я вернулся, предупредил Селесту, чтобы знала. Она еще не вставала с постели.
  
  – Повезло, – заметил Кэл.
  
  Дуэйн кивнул:
  
  – Да уж. – Тут он услышал, что телевизор работает, и заглянул в гостиную. – Кто это? Что за девочка?
  
  Селеста рассказала ему.
  
  – Так она будет жить у нас, так, что ли? – осведомился Дуэйн.
  
  – Надеюсь, что совсем недолго, – ответил Кэл. – Я пытаюсь связаться с ее отцом. Как только он приедет…
  
  Дуэйн покачал головой. Было видно, что ему совсем не нравится эта затея, однако он заметил лишь:
  
  – Как знать. А пока что она здесь.
  
  Кэл прошел в гостиную. Изо всех передач на телевидении Кристэл предпочитала прогноз погоды.
  
  – Почему ты это смотришь? – спросил Кэл.
  
  – Мне нравится погода, – ответила она.
  
  И тут Кэл сообщил ей, что ей придется пожить с Селестой и Дуэйном, пока в Промис-Фоллз не приедет ее папа.
  
  Кристэл спросила:
  
  – Вместе с тобой?
  
  – Нет, – ответил Кэл. – Я останусь в гостинице.
  
  И тут же заметил, как личико Кристэл омрачилось.
  
  – Нет, – сказала она. – Без тебя я здесь не останусь.
  
  – Но Селеста и Дуэйн очень славные, добрые люди. Тебе будет…
  
  – Нет!
  
  Кэл никогда прежде не слышал, чтобы эта девочка повышала голос. Вообще не видел, чтобы она как-то отчетливо и сильно проявляла свои эмоции.
  
  Она сидела на диване, неестественно выпрямив спину, судорожно вцепившись пальцами в доску для рисования, и кричала во весь голос:
  
  – Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!
  
  В комнату ворвались Селеста с Дуэйном.
  
  – Какого черта? – спросил Дуэйн.
  
  Кэл присел рядом с Кристэл, обнял ее за плечи, привлек к себе.
  
  – Ладно, – тихо сказал он. – Хорошо.
  
  Девочка тут же перестала вопить, и Кэл взглянул на сестру.
  
  – Конечно, пусть остается, – закивала та с широкой улыбкой на лице. – Места у нас полно! Так что и Кэл тоже может остаться.
  
  – Посплю на диване, – сказал он. – Мне будет здесь очень удобно.
  
  Дуэйн развернулся и отправился на кухню, через несколько секунд они услышали хлопок – это он открыл банку пива. Потом хлопнула входная дверь. Он снова вышел на улицу.
  СЕМНАДЦАТЬ
  
  Хилари и Джош Лейдекер были среди людей, толпившихся в приемной неотложной помощи при городской больнице Промис-Фоллз и прилегающих к ней помещениях. Врачи осматривали их дочь Кассандру, симптомы у нее были такие же, как и у других больных.
  
  Супруги Лейдекер даже сходили в часовню при больнице и тихо помолились за здоровье своей дочери.
  
  И не только за нее. Они помолились и о пропавшем сыне Джордже.
  
  Они возвращались из часовни в больницу, как вдруг Хилари заметила в толпе знакомое лицо. То был детектив, приходивший к ним домой после того, как они сообщили об исчезновении Джорджа.
  
  – Детектив! – окликнула его Хилари. – Детектив Карлсон! – И она бросилась к нему. Муж еле поспевал за нею.
  
  Ангус Карлсон говорил с одним из врачей, как вдруг услышал, что кто-то окликает его по имени. Он обернулся, увидел чету Лейдекер, извинился и сказал врачу:
  
  – Спасибо, поговорю с вами чуть позже.
  
  Он выждал, когда Лейдекеры подойдут к нему, затем поздоровался с ними:
  
  – Приветствую. Почему вы здесь? У вас кто-то заболел? Это Джордж, да? Джордж вернулся?
  
  – Касси, – ответила запыхавшаяся Хилари.
  
  – Ваша дочь, – вспомнил девочку Карлсон.
  
  – Да. Ей очень плохо.
  
  – Сожалею. Эта ужасная болезнь затронула столько людей.
  
  – Есть какие-нибудь новости о Джордже? – спросил Джош Лейдекер.
  
  Карлсон плотно сжал губы, прежде чем ответить:
  
  – Боюсь, что нет. Во всяком случае, мне пока ничего не известно.
  
  – Касси рассказала нам о том, что вытворял Джордж, – произнес отец.
  
  Карлсон ждал продолжения.
  
  – Вы хотите сказать…
  
  – Он вламывался в чужие гаражи, – перебила его Хилари. – Она говорит, он все время этим занимался. Ну и крал там разные вещи. Просто не верится, что мой сын способен на такое. Скажите, это правда?
  
  – Ну, если верить вашей дочери, то да. Я попросил уведомить меня обо всех случаях взлома и вторжения в гаражи, там видно будет, возможно, это как-то связано с исчезновением вашего сына. Но за последнюю неделю подобных случаев не наблюдалось. По крайней мере, никто не обращался в полицию Промис-Фоллз по этому поводу.
  
  – А что еще вы предприняли для его поисков? – спросила женщина.
  
  – Ну, сейчас, сами видите… – развел руками Карлсон.
  
  – Но до того, как все это случилось, – сказал Джош. – Что вы сделали?
  
  – Мы разослали его описания во все подразделения, я говорил с друзьями Джорджа, я проверял звонки на его сотовый и…
  
  – А вы вообще его искали? – поинтересовалась Хилари. – Ходили от одного дома к другому? Вы обыскали – ну, я не знаю – все подвалы в окрестностях и… и заброшенные здания, все места, куда он мог провалиться по неосторожности и пораниться, или…
  
  Карлсон утешительным жестом положил руку женщине на плечо:
  
  – Мы не имеем права обыскивать чужие дома, не имея на то веской причины. Мы делаем все возможное, поверьте мне.
  
  – За что нам все это? – воскликнула она. – Один ребенок пропал, другой болен! Что мы такого сделали? За что бог так наказывает нас?
  
  – Боюсь, этот вопрос вне моей компетенции, – ответил Карлсон. – Но если услышу что о вашем сыне, обещаю, тотчас свяжусь с вами. Надеюсь, с вашей дочуркой все будет хорошо.
  
  И он вышел из здания больницы, чтобы можно было воспользоваться мобильником. С тех пор как они расстались с Даквортом, ему удалось кое-что узнать, и он решил, что теперь самое время поделиться новостями. Карлсон набрал его номер.
  
  – Дакворт.
  
  – Это Карлсон, сэр.
  
  – Где ты пропадаешь? Тут Финдерман тебя просто обыскалась.
  
  – А что такое?
  
  – Хотела послать тебя в колледж Теккерея. Но вместо тебя пришлось ехать мне. Никак не могли тебе дозвониться.
  
  – Ты же знаешь, в приемном отделении «скорой» связь не работает. А что там случилось в Теккерее?
  
  – Убийство.
  
  – Что? Кого убили?
  
  – Студентку по имени Лорейн Пламмер. Она была одной из тех…
  
  – Да, помню, я ее допрашивал, – перебил его Карлсон. – И что же там произошло?
  
  – Об этом после. Зачем звонишь?
  
  – Я все еще в больнице. Обстановка примерно та же. У всех одни и те же симптомы. Но людей стало приходить поменьше. Наверное, подействовали предупреждения. Этой эпидемией уже занимаются специалисты – и местные, и те, что приехали из центра. Берут пробы, пытаются выявить E.coli, возможно, какие-то другие бактерии, что попадают в водопровод из сточных вод или отходов фермерского производства. Но пока вроде бы не готовы сказать, чем вызвано это массовое отравление. И на анализы воды потребуется несколько часов, чтобы определить, что с ней не так.
  
  – Но хоть какие-то предположения у них есть? – спросил Дакворт.
  
  – Пока еще не решили. Говорят, что симптомы не совсем соответствуют тем, что наблюдаются при попадании E.coli. И не знают, что делать с прежними своими рекомендациями о кипячении водопроводной воды. Прежде были уверены, что если прокипятить воду с E.coli, это убьет все бактерии и вода станет безопасной для здоровья. Но большинство наших людей кипятили воду и все равно заболели.
  
  – Этот ночной сменщик на водоочистительной станции… вот дерьмо!
  
  – Что?
  
  – Как это я раньше об этом не подумал? – воскликнул Дакворт. – Может, он тоже заболел.
  
  – Повтори. Не понял?
  
  – Попробуй выяснить в приемном отделении, не поступал ли к ним пациент по имени Тейт Уайтхед.
  
  – Хорошо, сейчас вернусь. И перезвоню.
  
  Карлсон снова вошел в приемное отделение. Один из парамедиков сказал ему, что списки пациентов находятся у дежурной сестры – она ведет записи и вводит данные в компьютер. Карлсон увидел медсестру, сидевшую за столиком. Лет двадцати с небольшим, светлокожая, черные волосы собраны в конский хвост.
  
  Карлсон назвал ей фамилию.
  
  – Уайтхед, – повторила она. – Уайтхед… – просмотрела список, покачала головой. – Нет, такой здесь не значится. Может, сидит где-нибудь в сторонке и еще не зарегистрировался.
  
  – Спасибо, – поблагодарил Карлсон.
  
  И уже собрался было отойти от столика. Но тут молодая женщина подняла голову и посмотрела на него – в глазах ее читался страх.
  
  – Восемьдесят два… – пробормотала она.
  
  – Простите, не понял?
  
  – Умерли уже восемьдесят два человека. И это число только растет. И я… я чувствую…
  
  – Вы напуганы, – предположил он, и она кивнула. – Как ваше имя?
  
  – Соня.
  
  – Соня? А дальше?
  
  – Соня Роупер.
  
  – Все напуганы, Соня. И я тоже. Мы боимся за себя, за своих любимых и близких. – Посреди всего этого хаоса Карлсон вдруг улыбнулся. – А дети у вас есть?
  
  – Нет, – ответила она. – Но надеюсь, скоро будут. У меня есть парень – Стэн, и мы с ним собирались пожениться осенью. И мне очень хочется детей. Ему повезло, его миновал весь этот кошмар. Он работает пилотом в компании «Дельта» и раньше понедельника не вернется.
  
  – Но когда вы видите, что здесь творится, это не заставляет вас передумать? Вам не кажется, что наш мир – слишком опасное и непредсказуемое место?
  
  Соня снова опустила взгляд и задумалась.
  
  – Не знаю. Впрочем, нет, не думаю.
  
  – Соня? – крикнул кто-то. – Иди сюда! Ты нам нужна!
  
  – Надо идти, – сказала она и выпорхнула из-за столика.
  
  Карлсон вышел на середину приемного отделения и громко прокричал, стараясь перекрыть шум голосов:
  
  – Есть здесь Тейт Уайтхед? Отзовитесь!
  
  Шум стих на несколько секунд, люди переглядывались и посматривали по сторонам – не откликнется ли кто на этот призыв.
  
  Какой-то мужчина поднял слабую руку.
  
  – Мистер Уайтхед? – спросил его Карлсон.
  
  – Нет. Но я его знаю, и его здесь нет. Что-то не видно было.
  
  Карлсон вышел на улицу – позвонить Дакворту и сообщить ему эту новость.
  ВОСЕМНАДЦАТЬ
  
  Конвой из десяти фургонов, развозящих бутилированную воду Финли, выстроился у обочины дороги, проходившей через парк и тянувшейся вдоль знаменитых водопадов Промис-Фоллз. Парк располагался в центре города. Рэндел Финли ехал позади в своем «Линкольне» – решил дать время подчиненным немного освоиться на месте, прежде чем появиться самому.
  
  Рядом с ним сидел Дэвид Харвуд и всю дорогу названивал по телефону, связывался с теми средствами массовой информации, которые несколько дней тому назад объявили о вступлении Финли в предвыборную борьбу за пост мэра города. И сообщал им, что Финли сделает важное заявление на том же самом месте, здесь, в парке. Пусть даже в прошлый раз встреча с избирателями прошла не так гладко, как надеялся Финли, – вездесущие репортеры раскопали стародавнюю историю о его связи с малолетней проституткой, которая впоследствии умерла, – ему нравилось использовать для подобных мероприятий именно парк. Он расположен в центре, народу тут бывает много, а водопады образуют весьма эффектный задний план для съемок.
  
  Дэвид все еще висел на телефоне, вот только на этот раз набрал номер вовсе не одной из новостных организаций.
  
  – Сэм, – заговорил он, понизив голос, – пожалуйста, прошу тебя, перезвони. Я заходил к тебе домой, предупредить обо всей этой истории с водой. Куда ты исчезла? Как могла уехать, не сказав мне ни слова? Пожалуйста, ради бога, свяжись со мной. Я люблю тебя. Я…
  
  – Мы на месте, Дэвид, – сообщил ему Финли.
  
  – Послушай, мне надо бежать, – сказал Дэвид. – Попробую перезвонить тебе позже. – И он сунул мобильник в карман пиджака.
  
  – Что, черт возьми, это все означает?
  
  – Ничего, – ответил Дэвид.
  
  – Перестань. Если у тебя проблема, можешь смело поделиться со стариной Рэнди.
  
  Дэвид покосился на него.
  
  – Знаешь, ты не их тех, с кем мне хотелось бы обсуждать личные проблемы.
  
  Финли пожал плечами:
  
  – Ну, как хочешь. Но я всегда готов подставить плечо, имей это в виду.
  
  Дэвид приоткрыл дверцу, «Линкольн» остановился.
  
  – Первым делом надо заняться всеми этими фургонами с плакатами, – сказал Финли. Перед выездом с предприятия он заставил изготовить постеры с надписью крупными буквами: «БУТИЛИРОВАННАЯ ВОДА – БЕСПЛАТНО!», которые следовало расклеить на бортах фургонов. – И убедиться, что они не закрывают логотип производителя. – Он имел в виду логотипы завода по производству родниковой воды Финли, что уже красовались на бортах фургонов.
  
  – Сделаем, – отозвался Дэвид и захлопнул дверцу.
  
  – В наши дни не так-то просто найти хорошего помощника, – пробормотал Финли.
  
  Он выбрался из «Линкольна» и затрусил по дороге мимо выстроившихся в линию фургонов. Они припарковались неплотно, между ними вполне мог разместиться легковой автомобиль – с тем, чтобы можно было открыть задние двери и производить выгрузку упаковок с водой.
  
  Проходя мимо третьего фургона, он увидел Тревора – тот открывал задние дверцы.
  
  – Пока еще рано, – сказал ему Финли.
  
  – Но я хотел просто…
  
  – Рано, кому говорят! – рявкнул Финли.
  
  Съемочные группы с новостных каналов еще не прибыли. Интересно, сколько смертей и всяких других ужасов наснимают они в больнице? Ведь параллельно его выступлению в городе разворачивается еще одна важная история.
  
  – Дэвид!
  
  Харвуд помогал разместить плакат на одном из фургонов и отвечал на вопросы водителей проезжающих мимо машин, которые, сбросив скорость и опустив боковые стекла, спрашивали, действительно ли тут будут бесплатно раздавать воду. Он бросил свое занятие и подбежал к Финли.
  
  – Когда наконец появится пресса? – спросил тот.
  
  – Как только появится, сразу увидим, – ответил Дэвид.
  
  – Вон! – воскликнул Финли и указал пальцем. – Смотри!
  
  По улице продвигался фирменный фургон с логотипом Эн-би-си[11] на борту.
  
  – Что ж прекрасно, очень даже хорошо, – обрадовался Финли. – Считай, что национальное освещение у нас уже есть.
  
  Но фургон телевизионщиков хода не замедлил, проехал мимо каравана их машин.
  
  – Какого хрена? – обратился Финли к Дэвиду. – А ну, беги за ним! Догоняй!
  
  – Они едут в больницу, – сказал Дэвид. – Разве не слышал, что я говорил тебе все это время?
  
  Но Финли проигнорировал его вопрос. Снова возле них остановилась какая-то машина, женщина под восемьдесят, сидевшая за рулем, начала медленно из нее выбираться.
  
  – У вас есть питьевая вода? – спросила она.
  
  – Да, верно, – ответил Дэвид.
  
  – О, пожалуйста, нельзя ли мне получить хотя бы немного?
  
  – Рано! – прошептал Финли. – Из прессы еще никого!
  
  Дэвид достал из кармана мобильник.
  
  – Давай, действуй. Достань упаковку из фургона и отдай ей. А я пока поснимаю.
  
  Финли задумчиво кивнул:
  
  – Ладно, придется сделать исключение. Но твитни все или отправь на «Фейсбук» сразу же, как только снимешь. – Он изобразил приветливую улыбку и подошел к женщине. – Водичка для вас у нас найдется, – сказал он, открывая заднюю дверцу ближайшего к нему фургона.
  
  – Чудесно, – обрадовалась женщина.
  
  – Ох, ты, какая тяжелая, – пробормотал он. Взял одну упаковку и потащил ее к машине. – Есть кому помочь, когда доберетесь до дома?
  
  – А я перенесу все по одной-две бутылке, – отозвалась она.
  
  Дэвид поднес смартфон к глазам, сделал несколько снимков.
  
  – Знакомое у вас лицо, – заметила пожилая женщина.
  
  – Я Рэндел Финли.
  
  – О, это вы, – протянула она. – Как же, помню вас, помню.
  
  – Может, откроете заднюю дверь и я положу упаковку туда, на сиденье?
  
  – Вы были нашим мэром, – сказала она.
  
  – И надеюсь снова им стать, – сказал Финли. – Но вовсе не из-за этого затеял сегодня бесплатную раздачу воды. Просто хочется помочь таким людям, как вы.
  
  – Все еще балуетесь с проститутками? – поинтересовалась она.
  
  – Вот так, дело сделано! – сказал он, разместив упаковку на заднем сиденье. И распахнул перед старушкой переднюю дверцу.
  
  Садясь за руль, женщина заметила:
  
  – Уверена, это были именно вы.
  
  – Думаю, вы спутали меня с кем-то другим, – возразил Финли он. – Наверняка с бывшим генеральным прокурором. Вот был скандал так скандал!
  
  – О да, – отозвалась она. – Наверное, вы правы.
  
  Финли захлопнул дверцу и помахал ей рукой. А затем, качая головой, обернулся к Дэвиду:
  
  – Если так легко было обмануть эту старую глупую крысу, она не должна сидеть за рулем. Только не говори мне, что этот вопрос записан на видео.
  
  – Я всегда могу поменять звуковой фон, заглушить его музыкой, тут много разных способов.
  
  – Людей надо отучать от этого дерьма, – заметил Финли. – Ну вот, пожалуйста, наконец-то!
  
  На улице показался еще один телевизионный фургон, но на этот раз он ехал от местной станции Олбани и не промчался мимо, в отличие от машины Эн-би-си. Остановился.
  
  – За дело! – тут же воскликнул Финли. – Открывайте задние двери! Шевелитесь! Ну, давайте же, давайте, поживее!
  
  Тут же все задние дверцы фургонов широко распахнулись. Прямо на тротуар и на столики для пикников в парке стали выкладывать упаковки с водой. Вскоре вся дорога оказалась уставлена автомобилями. Из них вылезали люди, брали упаковки с водой.
  
  – Пока по одной упаковке на семью! – кричал Финли и забрасывал их в багажники.
  
  Вскоре в лицо Финли совали около дюжины микрофонов.
  
  – Почему вы это делаете? – спросил один из репортеров.
  
  – Почему? – повторил за ним Финли. – Думаю, этот вопрос вы с полным правом могли бы задать мне, если бы сейчас меня здесь не было. Мне выпала уникальная возможность помочь жителям Промис-Фоллз в столь трудный для них час.
  
  – И во что вам обошлась эта акция?
  
  Финли пожал плечами:
  
  – Понятия не имею. Наверное, в тысячи долларов. Но лично мне по фигу! – Он усмехнулся. – Могу я так выражаться на ТВ?
  
  – Вроде бы вы совсем недавно объявили о своем намерении баллотироваться на пост мэра?
  
  Финли покачал головой, словно отмахиваясь от этого вопроса:
  
  – Может, оно и так, но это не имеет отношения к тому, чем я занимаюсь сегодня. Сегодняшний день не подходит для политиканства. В этот день надо помогать людям, все должны скинуться, внести свою лепту. Тогда завтра настанет день излечения.
  
  Он взглянул на выстроившихся перед ним репортеров, ища глазами Дэвида. Сейчас не стоит подавать ему никаких сигналов, показывать поднятый вверх большой палец в знак того, что сработал он на славу.
  
  Ах, вон где он. Пристроился на краешке столика для пикника и снова говорит по мобильнику.
  
  Позже, когда репортеры уехали, а большая часть воды была роздана, Финли подошел к Дэвиду.
  
  – Я бы назвал это успехом с большой буквы, – сказал он.
  
  – То, что получилось помочь людям с питьевой водой?
  
  Финли улыбнулся.
  
  – Ну, и это тоже, – он похлопал Дэвида по спине. – Давай подкину тебя до завода, чтобы ты смог забрать свою машину? А сам хочу немного отдохнуть и расслабиться. Перегруппироваться, собраться с новыми силами. Поговорим сегодня же, только позже. Выработаем дальнейшую стратегию.
  
  – Конечно.
  
  – Есть у меня на уме один любопытный план. Да, кстати, ты дозвонился этому персонажу по имени Сэм?
  
  – Нет, – ответил Дэвид.
  
  – Это мужчина или женщина?
  
  – Женщина.
  
  Финли кивнул, явно довольный ответом:
  
  – Слава тебе господи. Нет, не думай, я ничего не имею против всяких там «голубых». Честное слово. Просто хочу быть уверен, что ни один из этих типчиков не разрушит мою кампанию.
  
  – Как это тебе удалось? – спросил Дэвид.
  
  – Что удалось?
  
  – Так быстро повысить производство продукции? Ведь всего несколько часов прошло с тех пор, как люди начали приходить в больницу. Несколько часов после того, как разразилась эпидемия. Ведь обычно нужно гораздо больше времени, чтобы предприятие заработало на полную мощность, разве нет? И потом, тебе пришлось созвать всех своих работников. Просто не понимаю, как можно так много сделать за столь короткий отрезок времени.
  
  Финли посмотрел на водопады, словно вбирая в себя всю их природную красоту и мощь.
  
  – Вода уже была разлита по бутылкам, – сообщил он. – Оставалось лишь упаковать и загрузить бутылки в фургоны. На протяжении последней недели завод работал на полную мощность.
  
  – Но зачем? – спросил его Дэвид.
  
  – Неужели не понимаешь? Лето на носу, а летом на воду всегда повышенный спрос. А у работников начинаются отпуска. Просто позаботился обо всем заранее, вот и весь секрет. Кто бы мог подумать, что бутилированная вода вдруг придется как нельзя кстати?
  ДЕВЯТНАДЦАТЬ
  Дакворт
  
  Я позвонил своей приятельнице, Ванде Террёль, коронеру Промис-Фоллз, но она не отвечала. Тела умерших уже, наверное, заносят и складывают в морге, как дрова перед зимой. Я оставил ей сообщение. Сказал, что мне нужно переговорить с ней по очень важному вопросу, но не слишком надеялся, что она скоро перезвонит.
  
  Придется проводить расследование по делу об убийстве самому, безо всякой помощи, и не оплошать.
  
  Стараясь не наступать в лужу свернувшейся крови, я внимательно осмотрел комнату убитой. Никаких признаков борьбы на первый взгляд не наблюдалось. Стул перед компьютерным столиком не перевернут. Бумаги и книги не разбросаны. На стене висят два плаката – на одном реклама фильма «Девушка с татуировкой дракона», голливудская версия с Дэниелом Крейгом в главной роли. На втором – изображение Махатмы Ганди, ниже изящным шрифтом набрана одна из его цитат: «Будь той переменой, которую хочешь видеть в этом мире». И они не сдвинуты с места, висят ровненько. Так бывает только в том случае, если человека не толкали и он не ударялся о стену.
  
  На двери никаких следов взлома. Ни осколков дерева, ни видимых глазу царапин. Глазка в двери нет, а стало быть, Лорейн никак не могла видеть, кто к ней стучится.
  
  И, разумеется, в дверь Лорейн никто не стучал. Должно быть, она сама привела убийцу к себе в комнату. Может, своего дружка. Парня, с которым встречалась. Как бы там ни было, но отсутствие беспорядка в комнате позволяло предположить, что Лорейн была знакома со своим убийцей.
  
  Ну, во всяком случае, достаточно хорошо знакома, чтобы впустить к себе в комнату.
  
  Меня не отпускало пугающее предчувствие, что человек, убивший Оливию Фишер и Розмари Гейнор, нанес новый удар.
  
  Ладно, теперь что касается Билла Гейнора. И Клайва Данкомба – тоже.
  
  Я рассматривал этих двоих в качестве возможных подозреваемых. И пока что мне не удалось выявить связи между покойным шефом безопасности и Розмари Гейнор. Но у Данкомба был мотив прикончить Оливию Фишер.
  
  С другой стороны, Гейнор был связан с обеими жертвами. На одной женат, и тут, несомненно, просматривается мотив. Жизнь Розмари была застрахована на крупную сумму, а у мужа были долги. Его алиби – предполагалось, что в день и час убийства он находился в Бостоне, – не являлось стопроцентно надежным. Мало того, он общался с семейством Фишер, был их страховым агентом, и потому прекрасно знал Оливию.
  
  Но Билл Гейнор волшебником не был.
  
  А потому никак не мог ускользнуть из тюрьмы и убить Лорейн.
  
  Осмотрев комнату, я сфокусировал все свое внимание на самой Лорейн. Ванда могла бы определить с высокой степенью достоверности, имело ли тут место сексуальное домогательство. Но, на мой взгляд, ничего подобного тут не наблюдалось. Одежда не тронута. Никто не задирал ей майку и не стаскивал трусы.
  
  Так что это совсем не похоже на так называемое преступление на сексуальной почве. Скорее оно носило ритуальный характер, особенно с учетом того, что Лорейн была уже третьей известной мне жертвой в Промис-Фоллз, погибшей при схожих обстоятельствах.
  
  И тут я обратил внимание на постель.
  
  Покрывала смяты, но не сброшены. Прямо поверх покрывал лежит открытый ноутбук, монитор черный. Судя по всему, Лорейн была мертва вот уже несколько дней, поэтому вполне возможно, что ноутбук разрядился. Интересно знать, над чем она работала. Может, сидела на постели, работала на компьютере, и в этот момент кто-то постучал к ней в дверь?
  
  В складках покрывала виднелся какой-то предмет. Что-то блестящее.
  
  Я аккуратно обошел лежащее на полу тело и приблизился к изножию кровати. И потянул на себя одеяло, тут-то и открылся невидимый прежде глазу предмет.
  
  Мобильник.
  
  Я бережно взял его за края – ведь на экране и обратной стороне могли сохраниться отпечатки пальцев, причем не только Лорейн. Потом отнес его к столу, уселся и надавил ногтем указательного пальца на кнопку.
  
  Ничего не произошло. Мобильник не реагировал. Очевидно, и у него закончилась зарядка.
  
  В нескольких дюймах от стола была розетка, в нее вставлен провод зарядного устройства. И вот опять, очень осторожно, чтобы не оставить своих отпечатков на телефоне, я вставил зарядник в основание мобильника и стал ждать, когда оживет экран.
  
  Пожалуйста, пожалуйста, ради всего святого, молился я про себя, сделай так, чтобы это устройство не было защищено паролем. Несмотря на рекомендации производителей о том, что каждое мобильное устройство должно быть защищено четырехзначным кодовым словом, большинство людей на эту тему не заморачивались. А для доступа в некоторые мобильники требовались отпечатки пальцев владельца.
  
  Я покосился на тело Лорейн, заранее содрогаясь при мысли о том, что мне придется прикладывать ее мертвый палец к телефону.
  
  Но мне повезло.
  
  Экран с мобильными сервисами и приложениями засветился и ожил. Первое, что бросилась в глаза, – у Лорейн было несколько пропущенных вызовов и сообщений. С учетом того, что поведала мне Джойс Пилгрим, они поступили от взволнованных родителей девушки.
  
  Здесь же имелось и текстовое сообщение. Я влез в него и наткнулся на оживленную переписку с неким персонажем по имени Клео.
  
  В ее последнем послании к Лорейн Пламмер значилась всего одна буква: «К».
  
  Чуть позже я догадался, что это, по всей видимости, означало просто «о’кей». Куда проще и быстрее напечатать одну букву вместо четырех.
  
  Клео и Лорейн постоянно обменивались информацией.
  
  Клео: Слыхала о Бмор?
  
  Лорейн: Что?
  
  Клео: Он арестован. Сбил кого-то на своей тачке.
  
  Лорейн: Ни хрена себе!
  
  Клео: Да
  
  Лорейн: Неудобно спрашивать, но как там эссе?
  
  Клео: Да помню я
  
  Лорейн: Кто-то пришел
  
  Говорила Лорейн. Кто-то к ней пришел. Была ли открыта дверь? Стучали ли в нее? Телефон с записью звука мог бы поведать мне больше. Но и того, что я узнал, пока вполне достаточно. Лорейн отправила эту эсэмэску в 12.21, 21 мая.
  
  А в 12.22 дня от Клео поступил текст, состоящий из всего одной буквы – «К».
  
  После этого ни Клео, ни кто-либо другой Лорейн ничего не писали.
  
  Итак, мне нужно было узнать, кто же приходил к Лорейн в 12.21. Необходимо было выяснить также, кто такой или кто такая Клео. Я открыл папку с контактами и начал искать персонажа по имени Клео.
  
  И нашел. Клео Гоуф. Вбил этот номер в свой мобильник, прижал его к уху, набрал номер и вышел в коридор.
  
  Ответили после четвертого гудка.
  
  – Алло?
  
  – Это Клео Гоуф?
  
  – А это кто?
  
  – Я детектив Барри Дакворт из полиции Промис-Фоллз.
  
  – Что? Кто?
  
  Я повторно представился девушке.
  
  – О’кей, – произнесла она примерно таким же тоном, каким говорят: «Лично мне все равно».
  
  – Мне необходимо переговорить с вами, мисс Гоуф. – Я произнес эту фамилию, как «Гофф». – Я правильно назвал вашу фамилию?
  
  – Да, – осторожно ответила она.
  
  – Вы находитесь в кампусе Теккерея?
  
  – Ну, не совсем. А откуда вы знаете, что я учусь в Теккерее?
  
  – Насколько я понимаю, вы одна из студенток этого колледжа. И посещаете класс профессора Блэкмора?
  
  – А, так вот вы о чем! О том, что этот парень совершил наезд на своей машине? Так вот, я ничего об этом не знаю и знать не желаю. Да и вообще, что я могу об этом знать?
  
  – Где вы находитесь в данный момент, мисс Гоуф?
  
  Она помедлила с ответом.
  
  – Я в кампусе не живу. Думаю, можем встретиться минут через десять или около того. В «Данкинс»[12], это примерно в полуквартале от колледжа.
  
  Не самое лучшее место на свете, чтобы встречаться там с Клео, да и вообще с кем-либо еще, особенно по таким вопросам. К тому же в последнее время я прекрасно обходился без пончиков.
  
  – Ладно, – сказал я. – Только уточните адрес.
  
  Она уточнила.
  
  – Вы сразу меня узнаете, – заверил я. – Я парень, похожий на обычного посетителя.
  
  Джойс Пилгрим поджидала меня у входа в здание. Выйдя, я спросил у нее о системе наружного наблюдения через установленные в Теккерее камеры.
  
  – Камеры у нас есть, хотя и не везде, – ответила она. Теперь она выглядела более собранной и спокойной, чем когда я увидел ее в первый раз.
  
  – Ну а что здесь?
  
  Она указала:
  
  – Одна на улице. Вон там, у спортивного центра. Ну и еще одна наверху, у дорожки в библиотеку.
  
  – Ну а что с этим зданием?
  
  – Здесь ни одной. Ни в холлах, ни в коридорах, ни у входа снаружи.
  
  – Но чтобы добраться сюда, человек должен пройти хотя бы мимо одной из камер.
  
  Джойс медленно кивнула:
  
  – По всей вероятности.
  
  – И как долго хранится видеоизображение на камерах?
  
  – Неделю.
  
  Что ж, по времени все совпадало. И я высказал ей свое предположение, в какое именно время была убита Лорейн Пламмер. И сказал, что надо бы просмотреть записи с камер примерно за час до этого времени и через час после него.
  
  – Посмотрю, что тут можно сделать, – сказала она. – Есть номер, по которому я могу вам дозвониться?
  
  Мы обменялись номерами мобильников.
  
  – Мисс Пилгрим, – сказал я, – целиком и полностью рассчитываю здесь на вас. Не знаю, что вам известно о том, что происходит сегодня в Промис-Фоллз, но положение серьезное, настроения панические. Даже если бы вдруг Путин сбросил сегодня ядерную бомбу на колледж Теккерея, местная общественность узнала бы о том не ранее чем через неделю.
  
  – Поняла вас, детектив, – кивнула она.
  
  – Как самочувствие и настроение, нормально?
  
  Взгляды наши встретились.
  
  – Я просто должна делать свою работу. Как и вы.
  
  Я припарковался перед кафе «Данкинс Дьюнатс», о котором говорила мне Клео Гоуф, и вошел. За столиком у окна сидела молодая женщина и всякий раз поднимала голову, когда в кафе входил новый посетитель. И вот она увидела меня. Я определенно походил на постоянного посетителя.
  
  Было ей лет двадцать с небольшим. Тощая, как палка, на голове пряди крашеных черно-белых волос.
  
  – Вы коп? – осведомилась она.
  
  – Так точно.
  
  – Покажите удостоверение.
  
  – Что ж, очень разумно с вашей стороны. – Я достал жетон, протянул ей и дал достаточно времени, чтобы его рассмотреть.
  
  – Порядок, – сказала она. – А то тут полным-полно разных больных и придурков, сами понимаете. – Однако она по-прежнему сидела в напряженной позе, хотя первую проверку я успешно прошел.
  
  – Что вам заказать? – поинтересовался я.
  
  Она пожала плечами:
  
  – Думаю, черный кофе.
  
  – Ну а поесть? Я угощаю.
  
  Клео покачала головой. Я подошел к прилавку, заказал два кофе.
  
  – Вы разве не слышали? – удивился паренек, стоявший на раздаче.
  
  – А, ну да, – кивнул я.
  
  – Так что я могу предложить вам только напитки в бутылках. Воду, сок, молоко, ну и так далее.
  
  Я подошел к Клео, чем можно заменить кофе.
  
  – Тогда мне апельсиновый сок, – ответила она.
  
  – Два сока, – сказал я пареньку. И оглядел витрину с самой разнообразной выпечкой. Шел уже первый час, и со времени завтрака во рту у меня не было ни крошки. Так что я не видел смысла подвергать себя лишним испытаниям. Ведь это вопрос выживания, ничего больше. И потом, я не собирался заказывать пончики. Здесь и сэндвичи имелись.
  
  – Сэндвич с ветчиной и сыром на булочке, – сказал я. – И вот эту штучку с клубникой и ванилиновой присыпкой. Вернее, две.
  
  Если сегодняшний день и научил меня чему-то, так только одному. А именно: все мы можем умереть в любую минуту. А потому вряд ли стоит отказывать себе в последнем удовольствии.
  
  Паренек выставил все на поднос. Я расплатился, понес его к столику и уселся напротив Клео. Придвинул к ней бутылку с соком, она неободрительно осмотрела все остальное.
  
  – Но это вам ужасно неполезно, – заметила она. – Ну, ладно, сэндвич еще куда ни шло, но все остальное… Не удивительно, что вы…
  
  Тут она умолкла.
  
  – Толстый, что ли? – спросил я.
  
  – Я этого не говорила.
  
  – Да все нормально. – Я улыбнулся и принялся за сэндвич. – Господи, до чего ж я проголодался! Мотался весь день как проклятый. Вы, наверное, слышали об этой истории с водой?
  
  Она закатила глаза.
  
  – Вы это серьезно? О том, что люди кругом болеют и помирают пачками? Ну, ясное дело, слышала.
  
  Я кивнул:
  
  – Хорошо. Я работал как раз над этим делом, и тут меня отвлекли, срочно вызвали в Тэккерей. Так вы в кампусе не живете?
  
  – Нет.
  
  Я выждал, наверное, целую минуту, прежде чем задать следующий вопрос. Прожевал ветчину и сыр, вытер уголок рта салфеткой и спросил:
  
  – У вас есть подруга по имени Лорейн Пламмер?
  
  Клео пожала плечами:
  
  – Ну, я полагаю.
  
  – Полагаете, что она ваша подруга?
  
  – Ходила с ней в одну группу. Вместе не тусили, но вообще да, я ее знаю.
  
  – Настолько хорошо, что завели с ней переписку?
  
  – Ну, в общем, да, – протянула Клео, растягивая каждую букву.
  
  – И когда же вы переписывались с ней в последний раз?
  
  – Точно не помню. Несколько дней назад.
  
  – И речь шла о профессоре Блэкморе? О его лекциях? Вы посещали его занятия?
  
  – Ага, – кивнула она. – Но только сейчас он занятия не ведет. Вроде бы сел в тюрьму.
  
  – И с тех пор вы с Лорейн не общались?
  
  Клео покачала головой. Потом открыла бутылочку с соком, отпила глоток.
  
  – И что с того?
  
  – Просто интересно знать, почему, по какой причине вы с ней с тех пор не общались.
  
  – Почему?
  
  – Да.
  
  – Да потому, что лично мне не было в том необходимости. На следующий день я решила съездить домой на пару дней.
  
  – Где же ваш дом?
  
  – В Сиракузах. Решила, что раз профессора Блэкмора арестовали, ну и все такое, ходить к нему на занятия больше не получится. Я посещаю еще один класс, но подумала: ну его к черту. Вот и уехала. И вернулась вчера вечером.
  
  – Но почему вы вернулись именно сейчас? Выходные, долгий уик-энд. Почему не приехали в понедельник утром?
  
  – С моими мамочкой и папочкой больше двух дней не выдержать. – Клео криво улыбнулась. – И вообще чаще всего я еду домой в расчете, что они подкинут мне деньжат. Они дали мне пять сотен, вот я и вернулась.
  
  Что ж, вполне убедительно. Я хорошо помнил то время, когда Тревор учился в школе. Он бойко списывал у лучших учеников домашние задания, получал высокие оценки, а потом не стеснялся выклянчивать у меня и Морин деньги.
  
  Я почти расправился с сэндвичем. И то и дело косился на два пончика. Искушение нарастало.
  
  – А вы хорошо знали Лорейн?
  
  – У нее что, неприятности?
  
  – Да нет, просто интересуюсь, хорошо ли вы ее знали.
  
  – Ну, не слишком хорошо, как я уже говорила. И вообще, не скажу вам больше ни слова, пока не объясните, что с ней произошло. А могла бы сказать, к примеру, она вовсе не из тех девиц, чтобы баловаться наркотой и всем таким прочим. Так что если вы считаете ее такой, то сильно заблуждаетесь.
  
  Я не мог заставить себя приняться за пончик и одновременно поведать Клео, ее подружке – пусть даже и не такой близкой, как она утверждает, – о том, что Лорейн мертва. И я решительным жестом отодвинул поднос на край стола.
  
  – Пару дней тому назад, вскоре после того, как вы закончили обмен эсэмэсками с Лорейн, – начал я, – к ней в комнату постучали.
  
  – Знаю. Она сказала, что должна идти.
  
  Я кивнул:
  
  – Именно так. У вас есть догадки на тему того, кто бы это мог быть?
  
  – Нет. Ни малейшей. А что случилось? Ведь что-то случилось, верно?
  
  – Да, Клео. Кто-то убил Лорейн Пламмер. И думаю, это был человек, который прервал вашу с ней переписку.
  
  Клео опустила бутылочку с соком на стол.
  
  – Это… Нет, это просто безумие какое-то! – На глазах у нее выступили слезы. – Но откуда вы знаете? Это неправда, неправда!
  
  Я покачал головой:
  
  – Хотелось бы. Но это так.
  
  – Как? Кто?
  
  – Поэтому я и затеял с вами этот разговор. Хочу выяснить, кто.
  
  – О боже, – пробормотала она и потом прикрыла ладонью рот и покосилась в окно, на автостоянку. – Гребаный Теккерей, да будь он трижды проклят!
  
  Я всем телом подался вперед.
  
  – Это вы о чем?
  
  – Да погодите вы! Сначала какой-то псих нападает там на девушек, и его пристреливают. Потом их начальника по безопасности, или как он называется, сбивает на машине этот мой гребаный профессор! Что, черт побери, творится в этом проклятом месте? – Клео яростно замотала головой. – Нет, с меня хватит. Ноги моей больше в этом кампусе не будет! Это не колледж, а черт знает что. Полный отстой! И весь этот долбаный город тоже отстой. Слышали, что случилось на стоянке перед кинотеатром?
  
  – Да, – кивнул я.
  
  – А сегодня вы не можете пить воду из-под крана, иначе просто помрете. И я хочу задать один простой вопрос: что, черт побери, происходит?
  
  – Вы правы, – заметил я, понизив голос и по возможности спокойно. – Вы абсолютно правы. – За последние несколько недель произошло очень много всяких странных вещей. – А она еще, между прочим, ничего не знала о белках, и о манекене на чертовом колесе, и о том проклятом автобусе.
  
  И уж тем более ничего не знала об анонимном звонке на мой мобильник, когда кто-то поздравил меня с тем, что я столь спешно сообразил, что к чему.
  
  – И вот теперь еще эта история с Лорейн, – осторожно добавил я, не желая вдаваться в подробности и пускаться в пространные рассуждения. Но все же не удержался и заметил: – Возможно, это каким-то образом связано с другими событиями, что имеют место.
  
  – Как?
  
  – Пока не знаю. Просто возникло такое предчувствие. Но пока, на данный момент, я хочу, чтобы вы целиком сконцентрировались на Лорейн. Парень у нее был?
  
  Клео попыталась сосредоточиться.
  
  – Э-э… ну не то чтобы я точно знала. Может, и был, но мне неизвестно.
  
  – Ну, подумайте, вспомните, с кем она могла встречаться? Если не в последнее время, то, может, раньше?
  
  – Не помню, просто я…
  
  Тут она вдруг умолкла, словно вспомнила что-то.
  
  – Что? – спросил я.
  
  – Тут накануне, когда мы виделись, она сказала одну странную вещь.
  
  – Что именно?
  
  – Сказала, что познакомилась с одним парнем, что он по-настоящему крутой, вот только переходит все границы.
  
  – Имя его называла?
  
  – Нет.
  
  – Он студент из Теккерея?
  
  – Этого тоже не говорила.
  
  – А что имела в виду, говоря, что этот парень переступает все границы дозволенного? – спросил я.
  
  – Он женат, – ответила Клео. – Этот парень был женат. И она по уши влюбилась в него.
  
  – Когда она вам это сказала? – спросил я.
  
  Девушка пожала плечами:
  
  – Точно не помню. Вроде бы несколько дней назад.
  
  – Сколько именно дней?
  
  Клео покачала головой:
  
  – Понятия не имею. Но вроде бы совсем недавно.
  
  И тут вдруг она схватила сумочку, поднялась из-за стола и сообщила:
  
  – Знаете, мне пора. Я ухожу из этого чертова колледжа и уезжаю из этого города. С меня хватит всего этого дерьма!
  
  – Но я хотел задать вам еще пару вопросов о…
  
  – Нет. Я серьезно. С меня хватит, все! Уезжаю к себе в Сиракузы. Пусть даже это означает, что придется жить со своими чокнутыми родителями.
  
  И с этими словами она быстро вышла из кафе.
  
  Я решил позвонить Джойс Пилгрим.
  
  – До сих пор ни коронер не прибыл, ни кто-либо еще, – пожаловалась она, даже не поздоровавшись.
  
  – Лорейн была влюблена в женатого мужчину, – заявил я.
  
  – У них что, был роман?
  
  – Не знаю, не уверен. Ей он страшно нравился, и в то же время она его побаивалась. Говорила, что этот мужчина способен перейти любые границы. Не знаю, было ли у них что-то или нет.
  
  – Преподавателям и уж тем более профессуре негоже заводить подобные отношения со студентками, – заметила Джойс.
  
  Про себя я подумал: Да, и еще они не должны подсыпать им снотворное ради секса, не должны против их желания вовлекать в сексуальные вечеринки и прочие свои развлечения. Но я уже знал, что именно это и произошло. И из ответов, которые я услышал на допросе профессора Питера Блэкмора, произошло именно с Лорейн Пламмер, пусть даже и уже довольно давно.
  
  Но, может, Лорейн говорила вовсе не о Блэкморе, а о Клайве Данкомбе? Или даже об этом писателе Адаме Чалмерсе? Все трое были женаты, и в момент своей смерти Лорейн даже не подозревала – а сам я уже не мог расспросить ее об этом, не мог объяснить, что она стала жертвой сексуального насилия, – сколь презренными тварями являются эти трое мужчин. Вполне возможно, что она рассказывала своей подружке Клео о том, что влюблена в женатого мужчину, до того, как умерли Чалмерс и Данкомб, и до ареста Блэкмора.
  
  Но вполне возможно, что она говорила и об одном из этих мужчин.
  
  Однако ни один из них не мог убить ее. В ночь убийства был жив один лишь Блэкмор, но он находился за решеткой.
  
  И значит, это ее упоминание о том, что она влюблена в женатого мужчину, является ложной зацепкой и ни к чему не приведет.
  
  И все же…
  
  – Вы меня слушаете? – поинтересовалась Джойс.
  
  – Да-да, – ответил я. – Когда будете расспрашивать людей о Лорейн, непременно поинтересуйтесь, с кем она могла встречаться. С женатым или неженатым мужчиной, студентом или профессором – не важно.
  
  – Кто я, по-вашему? – осведомилась Джойс Пилгрим. – Детектив, что ли?
  
  – Просто спросите, договорились?
  
  – И в коронеры тоже хотите меня записать? Потому что никто еще так и не прибыл осмотреть тело. И я, как дура, все торчу у входа в здание и жду – вдруг кто-то появится. И не могу даже проверить видео с камер наблюдения, просто зря убиваю здесь время.
  
  – Хорошо, я им еще раз позвоню, – пообещал я и поблагодарил ее. И положил телефон на пластиковый поднос рядом с двумя пончиками.
  
  Я так до сих пор и не притронулся к ним. А они дразнили, искушали – ну, съешь меня, хотя бы только попробуй!
  
  Нарочно, чтобы я проявил слабость.
  
  Тут вдруг затрезвонил телефон, который я выпустил из рук всего секунд тридцать тому назад.
  
  Звонил Гарви Оттман с водоочистительной станции.
  
  – Алло? – сказал я.
  
  – Дакворт?
  
  – Я.
  
  – Мы нашли Тейта.
  ДВАДЦАТЬ
  
  На всем пути к водоочистительной станции Рэндел Финли втолковывал Дэвиду, какие далее следует предпринять шаги, но бывший репортер его не слушал.
  
  Он думал о Саманте Уортингтон.
  
  На самом деле он не переставал думать о Саманте с того момента, когда вломился к ней в дом и обнаружил, что она уехала. Но куда? Почему собрала вещи и с такой поспешностью покинула дом? Почему не позвонила ему, не предупредила, что собирается уехать?
  
  Может, он ошибался, считая, что между ними какие-то особые отношения? Может, неверно все расценил? Может, был полным идиотом, считая, что Сэм испытывает к нему какие-то чувства? Но Дэвид точно знал: его чувства к Саманте – самые искренние. И был уверен в том, что любит эту женщину. Что довольно нелепо, даже смешно, поскольку, когда они встретились впервые, она держала в руке дробовик и целилась прямо ему в голову.
  
  Да, им через многое пришлось пройти.
  
  И отношения становились только хуже, ну а потом все вроде бы стало на свои места. Какое-то время Сэм была уверена в том, что Дэвид ее предал, что он помогает ее бывшим родственникам, Гарнету и Иоланде Уортингтон в намерении отобрать у нее Карла, чтобы он рос и воспитывался в их семье. Сперва Дэвиду казалось все это навязчивой параноидальной идеей, но вскоре он понял, что родители ее бывшего мужа Брэндона – тот отбывал срок в тюрьме за ограбление банка – всерьез намерены отобрать у Сэм Карла. Они даже подсылали какого-то придурка по имени Эд Нобл похитить мальчика из школы.
  
  Дэвид решил эту проблему. Эда Нобла арестовали, были также арестованы и Гарнет с Иоландой – и всю троицу обвинили в попытке киднеппинга. А Эда Нобла – еще и в покушении на убийство. Так что на свободу они выйдут еще не скоро. А бывший муж Сэм Брэндон до сих пор отбывает срок в тюрьме.
  
  Жизнь Сэм постепенно начала входить в нормальное русло. Казалось, она была готова заниматься тем, чем обычно занимаются все остальные люди.
  
  Видеться, встречаться. Выходить куда-то. Развлекаться и получать от этого удовольствие.
  
  Спать в одной постели с любимым мужчиной.
  
  Их отношения еще только начали развиваться, но Дэвид был уверен: между ними уже существует крепкая связь.
  
  Впрочем, он ведь и прежде, бывало, ошибался.
  
  Несколько лет тому назад у него была другая женщина, и Дэвид тоже пришел ей на помощь. Звали ее – так она, во всяком случае, представилась с самого начала – Джэн. Но Джэн оказалась вовсе не той, кем представлялась, и вся эта история закончилась довольно скверно.
  
  После этого Дэвид еще долго никому не доверял. Не только женщинам, которые ему нравились, но вообще всем. Число свиданий за последние лет пять можно было пересчитать по пальцам одной руки. Были две женщины в Бостоне, одна из них являлась его коллегой по работе в «Глоуб». Но с тех пор, как он вернулся в Промис-Фоллз, не было ни одной.
  
  Пока он не увидел ту, которая целилась в него из охотничьего ружья.
  
  «Что это со мной такое?» – не переставал спрашивать себя Дэвид. Почему он так привязался к женщине, проблем у которой было больше, чем у всех героев и героинь телесериала «Оранжевый – хит сезона»? Что там говорил его отец, цитируя одного из своих любимых писателей детективных романов? «Никогда не спи с женщиной, проблем у которой больше, чем у тебя».
  
  Тут его отец попал прямо в точку. Но Дэвид, несмотря на это, не стал следовать его мудрому совету.
  
  Он должен узнать, что произошло с Сэм.
  
  Никаких следов и подсказок, куда бы она могла направиться, в доме у нее он не нашел. Но на работу к ней еще не успел заехать. Сэм работала в прачечной самообслуживания в центре Промис-Фоллз. Есть хоть малейший шанс, что она может оказаться там сегодня? Возможно ли, что она собрала вещи и уехала из дома по неизвестной причине, но не уволилась при этом с работы?
  
  И тут вдруг он вспомнил, кто может хоть что-то знать.
  
  По пути обратно, уже в своей машине, он позвонил домой.
  
  Ответил отец.
  
  – Дэвид?
  
  – Привет, пап.
  
  – Люди умирают по всему городу, – протянул он. – И я понимаю, что должен что-то сделать, вот только не знаю что.
  
  – Ты ведь присматриваешь за Итаном, верно?
  
  – Так и есть.
  
  – А значит, делаешь что-то. От мамы что-нибудь слышно?
  
  – Недавно звонила из больницы. Она все еще там, с Марлой и малышом.
  
  – С Мэтью, – подсказал Дэвид.
  
  – Да, правильно, с Мэтью. Похоже, что состояние у Джила не очень, но пока он еще жив.
  
  – Слушай, пап, не позовешь Итана? Хочу с ним поговорить.
  
  – Ага, ладно. Не вешаю трубку.
  
  Секунду спустя в мобильнике прорезался голос Итана:
  
  – Пап?
  
  – Привет. Ты в порядке?
  
  – Поппа позволяет мне пить кока-колу сколько влезет, – радостно сообщил он. – «Нана» и «Поппа» – так он называл Арлен и Дона.
  
  – Ну, разве это не замечательно? – заметил Дэвид. – Скажи, Карл был вчера в школе?
  
  – Нет, – ответил Итан.
  
  – И ты не видел его целый день?
  
  – Не-а.
  
  – Ну а позавчера? – То есть в четверг. Как раз в четверг Дэвид звонил Сэм и договаривался с ней о ленче. И обещал перезвонить в субботу, чтоб убедиться, что встреча не отменяется.
  
  – Ага, – отозвался Итан. – Вроде бы да, видел. Да, точно, в четверг он был в школе.
  
  – Ты с ним разговаривал?
  
  Итан замялся:
  
  – Ну, может, и так.
  
  – О чем?
  
  – Да так, ни о чем.
  
  – Но это очень важно, Итан. О чем обычно болтаете вы, молодые ребята?
  
  – Ну, болтали всякую ерунду о том, что ты и его мама вроде бы как любовники. И он сказал…
  
  – Что он сказал?
  
  – Только ты не злись, ладно?
  
  – Обещаю, не буду злиться, – заверил Дэвид.
  
  – Он сказал, что, когда ночевал у нас в доме, ты с его мамой занимался… ну этим самым…
  
  Дэвид устало закрыл глаза.
  
  – А Карл случайно ничего не говорил о том, что они собираются уехать?
  
  – Нет. – Пауза. – Ты все-таки разозлился, ну, сознайся.
  
  – Нет, Итан. Смотри, береги себя. Я еще позвоню, попозже.
  
  – Хочешь еще поговорить с Поппа?
  
  – Нет, спасибо.
  
  Он бросил мобильник на соседнее сиденье и направился к прачечной-автомату.
  
  Дэвид остановился прямо перед входом и с облегчением выдохнул, заметив в витрине прачечной табличку «ОТКРЫТО». Правда, чуть ниже красовалась приписка, сделанная торопливым и не очень аккуратным почерком: «ВНИМАНИЕ! ЗА ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ВОДЫ АДМИНИСТРАЦИЯ ОТВЕТСТВЕННОСТИ НЕ НЕСЕТ». Он выскочил из машины, вбежал внутрь.
  
  Несмотря на предупреждение, в прачечной все же были три посетителя. Один мужчина стоял за столиком, где складывают белье, и доставал свои вещи из ближайшей сушилки. Одна женщина загружала свое белье в стиральную машину, а другая убивала время за чтением «Нью-Йорк таймс». Две стиральные машины не работали, на них были наклеены полоски с предупреждением, что они вышли из строя.
  
  В одной из этих машин виднелись пулевые отверстия. Дэвид знал всю эту историю. Детектив по имени Кэл Уивер как раз находился в прачечной, когда сюда вдруг заявился Эд Нобл с намерением убить Саманту. Прогремело несколько выстрелов, но Сэм уцелела.
  
  Вот переполоху-то было!
  
  В дальнем конце помещения виднелась дверь в офис, где обычно сидела Сэм, когда не занималась машинами. Дверь была закрыта. Дэвид быстро пересек зал с одного конца до другого, повернул ручку и вошел, даже не постучав.
  
  – Какого черта! Чего здесь надобно?
  
  Это не Сэм его спрашивала. За столом сидел худой лысеющий мужчина под семьдесят.
  
  – Вы кто такой? – спросил его Дэвид.
  
  Мужчина откинулся на спинку кресла.
  
  – Кто я такой? Лучше скажите, кто такой вы и какого черта вломились сюда?
  
  – Простите, – пробормотал Дэвид. – Я ищу Сэм. Саманту Уортингтон.
  
  – Как видите, ее здесь нет. Или вы слепой?
  
  – Вам известно, где она сейчас?
  
  – А вам-то что за дело?
  
  – Я Дэвид Харвуд. И мы… Ну мы с ней встречаемся. А вы кто?
  
  – Я владелец этого заведения. И Сэм работает на меня. Вернее, работала.
  
  – А что произошло?
  
  – Может, это вы мне скажете? – ворчливо ответил он. – Звонит мне в четверг днем и говорит, что больше на работу не выйдет. И я спрашиваю ее: «О чем это ты, черт побери?» И она говорит, что увольняется. Я говорю, хорошо, прекрасно, но об увольнении надо предупреждать за две недели. И тогда она говорит, что уезжает прямо сейчас.
  
  – Что это значит – прямо сейчас?
  
  – А то и значит, что сейчас, черт бы ее побрал! Звонит мне прямо из этого кабинета, говорит, что уходит сразу же, как только повесит трубку.
  
  – Но почему?
  
  Владелец пожал плечами:
  
  – Черт, откуда мне знать! Ну и пришлось сразу же мчаться сюда, а живу я, надо сказать, не близко. В Олбани я живу, чтоб вы знали! И это заведение – вроде как моя пенсия. Я его владелец, а она ведет тут все дела. А потом, как гром среди ясного неба, вдруг срывается и уходит неизвестно почему. Черт бы ее побрал! Мне в моем возрасте такие дерьмовые шуточки совсем ни к чему. И без того все хуже некуда, вода отравлена, и все такое прочее. Я советую людям класть в машины побольше моющих средств.
  
  – Но ведь она должна была хоть как-то объяснить! – не отставал Дэвид. – Ну, сказать о причине ухода или о том, куда едет.
  
  – Я не спрашивал, по какому адресу послать ей последний чек – в наказание за то, что она меня чертовски подвела! Теперь надо искать нового человека. А где прикажете мне его искать? Я в таких делах не силен. Кстати, вам работа не нужна?
  
  – Нет.
  
  – Может, есть знакомый человечек, который как раз ищет работу?
  
  Дэвид покачал головой.
  
  – Попробуйте съездить к ней домой, – посоветовал старик. – Может, она там. Если увидите, передайте ей от меня «большое спасибо».
  
  – Да уже ездил, – отозвался Дэвид. – Дома ее нет. И на звонки тоже не отвечает.
  
  – Тогда, наверное, вы переоценили ваши с ней отношения, – заметил владелец. – Если она вот так вдруг уехала и ничего вам не сообщила.
  
  Дэвиду было больно это слышать, однако и сам он склонялся к той же мысли.
  
  – Может, она просто от вас убежала, – предположил старик и захохотал.
  
  – Не понимаю, ничего не могу понять, – пробормотал Дэвид.
  
  – Любой мужчина, утверждающий, что хорошо понимает женщину, живет в раю для дураков, – с философским видом произнес владелец.
  
  – Извините за беспокойство, – сказал Дэвид и попятился к выходу. – И вот что еще. Наверное, все же не стоит позволять людям стирать белье в этой воде.
  
  Владелец пожал плечами. А потом сказал:
  
  – Может, тот, другой парень что-то знает или сумеет выяснить. Вы у него спросите.
  
  Дэвид резко остановился.
  
  – Какой еще парень?
  
  – Ну, заходил тут один вчера и спрашивал ее.
  
  Дэвид тут же подумал о частном детективе.
  
  – И звали его Уивер? Кэл Уивер?
  
  Старик покачал головой:
  
  – Нет, как-то по-другому. Так, погодите, как же он назвался, дай бог памяти? Ах, да. Брэндон. Именно так.
  
  Дэвид похолодел.
  
  – Вы уверены?
  
  – Да, точно Брэндон. Спрашивал Сэм, но у меня сложилось впечатление, что его больше интересует мальчишка.
  ДВАДЦАТЬ ОДИН
  
  Вернувшись к себе, в дом заходить он не стал. Хотел сперва проверить, что в гараже.
  
  Отпер ключом боковую дверь. Еще раз убедился, что дверь была закрыта плотно, – очень уж корил себя за оплошность, которую допустил несколько дней назад – тогда подумал, что запер ее, но створки прилегали неплотно.
  
  Мальчишка был на месте.
  
  Вернее, уже не мальчишка. Молодой человек. Он осмотрел содержимое его бумажника и нашел водительские права на имя Джорджа Лейдекера. Надо же, студент колледжа Теккерея.
  
  Придурок несчастный.
  
  Хотя умел проникать в гаражи и воровать, так, по мелочи. Но когда он застиг его с поличным, Джордж ничего украсть еще не успел. Пытался выяснить, что находится в баллонах.
  
  Здесь их были сотни, и сложены они были в кучу в центре гаража. И все наполнены белым порошкообразным веществом. А сверху прикрыты брезентом, но любопытство, как всегда, пересилило, и Джордж снял брезент.
  
  Этот щенок и тупица наверняка принял порошок за кокаин.
  
  Если бы то был кокаин, разве стал бы хозяин гаража входить сюда, надев противогаз?
  
  Теперь баллонов здесь уже не имелось. Чего нельзя было сказать о Джордже. Ударив Джорджа клюшкой для крокета, мужчина засыпал тело известью, обернул пластиковой пленкой, затем плотно обвязал скотчем. Оттащил в дальний угол гаража и спрятал за коробками и ящиками.
  
  Так что теперь Джордж уже никому не расскажет, что здесь видел.
  
  И про баллоны с химикатами – тоже.
  
  Во всяком случае, не больше, чем про эти ловушки для белок на полке, к примеру.
  
  Или же оторванные конечности от манекенов.
  
  Как и различные детали и вещества, используемые для изготовления бомб, от взрыва которых сорвало огромный экран в кинотеатре под открытым небом.
  
  Нельзя держать здесь тело до бесконечности. Следует избавиться и от него, и от других инкриминирующих предметов. А уже затем пропылесосить гараж самым тщательным образом. Удалить даже малейшие остатки химических веществ.
  
  Только теперь он задумался над тем, как замести все следы. Прежде был настолько поглощен своей миссией, что и мысли не допускал о возможном провале.
  
  Некогда, уже довольно давно, он думал: ему плевать, если его найдут и схватят. Главное – это добиться цели и заявить о себе.
  
  Однако теперь он был далеко не уверен, что миссия его окончена. Хотя народу погибло немало, это несомненно.
  
  Но достаточно ли?
  
  Нет, пожалуй, я еще не закончил.
  ДВАДЦАТЬ ДВА
  
  Кэл Уивер сказал Кристэл:
  
  – Побудешь здесь, ладно? А я схожу на кухню и поговорю с сестрой.
  
  Кристэл сидела на диване и посматривала то на экран телевизора, где передавали погоду, то на рисунок, над которым работала.
  
  – Ты что, уезжаешь? – спросила она.
  
  – Нет. Только на кухню схожу. И даже если куда-то уеду, то обязательно вернусь сюда.
  
  – Не в свой мотель?
  
  – Нет. Но мне придется заехать туда, забрать вещи.
  
  – А можно мне с тобой, когда ты поедешь?
  
  Кэл кивнул:
  
  – Там видно будет. Еще поговорим об этом. И потом, собираюсь попробовать еще раз связаться с твоим отцом.
  
  – Весь уик-энд погода будет солнечная, – сообщила Кристэл.
  
  – Вот и прекрасно! – отозвался Кэл. Похлопал девочку по коленке. Встал с дивана и направился на кухню.
  
  – Бедняжка, – сказала Селеста. Несмотря на то что Кэл с Кристэл недавно поели, она принялась за приготовление сэндвичей. – А знаешь, сколько раз я собралась налить себе стакан воды, но вовремя вспоминала и останавливалась.
  
  – Да-а, – протянул Кэл.
  
  – Тебе удалось связаться с ее отцом?
  
  – Пока нет. – Кэл обнял сестру за плечи. – Мне очень жаль, что так получилось. Прости.
  
  – За что?
  
  – За то, что навязался на твою голову. Поначалу думал, что только девочка побудет немного, а получилось, что мы оба.
  
  – Да все нормально, – произнесла Селеста.
  
  – Я же заметил, Дуэйн этому совсем не рад.
  
  Селеста прикусила нижнюю губу, отвернулась, затем полезла в холодильник и достала баночку майонеза.
  
  – Да, для него это настоящее испытание.
  
  – Я понимаю, у вас, ребята, и без того полно проблем, а тут еще…
  
  Селеста резко обернулась.
  
  – Да что тебе, собственно, известно?
  
  – Прости, не понял?
  
  – Думаешь, ты знаешь, что между нами происходит, но ничего не понимаешь!
  
  Она резко выдвинула ящик буфета, загремела вилками, потом схватила нож и принялась нарезать помидор.
  
  – И чего же это я не понимаю? – спросил Кэл. – Или что именно должен знать? Может, просветишь на эту тему?
  
  Она стояла, повернувшись к нему спиной, и продолжала резать. Нож с глухим стуком ударялся о разделочную доску.
  
  – Черт! – воскликнула она, выронила нож и схватилась за руку, которой держала помидор. Из пореза на указательном пальце капала кровь.
  
  – Сейчас, – сказал Кэл.
  
  Схватил бумажное полотенце, оторвал кусок, обернул раненый палец.
  
  – Просто не верится, что могла так оплошать, – пробормотала Селеста.
  
  – Ты подержи так с минуту, а потом посмотрим.
  
  Селеста прижала обе руки к груди и сидела, низко опустив голову.
  
  – Ты должна со мной поговорить, – произнес Кэл.
  
  – Поговорить с тобой? – воскликнула она. – Но сколько раз я пыталась поговорить с тобой о Донне и Скотте?
  
  – Сейчас просто не до них, – ответил Кэл. – О них потолкуем как-нибудь в следующий раз.
  
  – Ну вот, ты всегда так говоришь. Но разве тебе не больно? Разве не обидно, в отличие от всех нас? Ты все держишь внутри. Прямо так и чувствую, как гнев накапливается и закипает в тебе, как в котле, но ты не даешь ему выхода.
  
  – Теперь все равно уже ничего не поделаешь, поздно, – сказал Кэл. – Все кончено. Донны и Скотта нет, и мне их уже не вернуть. Но ведь мы с тобой можем обсудить и договориться, как помочь Дуэйну. Сама видишь, с ним творится что-то неладное. Но если не желаешь заглянуть правде в глаза, тогда, конечно, пожалуйста, можешь до бесконечности говорить о моих жене и сыне.
  
  Селеста помолчала, потом выдавила:
  
  – Он… прямо сам не свой.
  
  – И когда это началось? С тех пор, как ему перестали давать работу?
  
  Она кивнула, потом пожала плечами.
  
  – Да нет. Думаю, еще раньше началось. Он становится – ну, не знаю – каким-то чужим, отдаленным. И мы уже не так близки, как прежде. Мы с ним почти не…
  
  – Ладно, понял.
  
  – Он ведет себя так, словно считает: «Все против меня». И еще думает, что все стараются обмануть его или перехитрить. И у него вечно кто-то во всем виноват, кто угодно, только не он. Прежде он никогда таким не был.
  
  – Нет, это точно из-за работы, – произнес Кэл. – Это его окончательно добило. Будь я на его месте, я бы тоже впал в уныние. Но рано или поздно все наладится, вот увидишь.
  
  – Дело не только в том… Знаешь, просто не могу говорить об этом.
  
  Кэл привлек Селесту к себе, крепко обнял.
  
  – Ну, перестань. Это ведь я, твой брат. Ведь прежде мы с тобой делились всеми секретами на свете, верно?
  
  Кристэл крикнула из гостиной:
  
  – А во вторник дождь!
  
  – Мне очень трудно это сказать, – пробормотала Селеста.
  
  – А ты скажи, и сразу полегчает.
  
  – Я… я даже начала думать, у него кто-то есть.
  
  Кэл разжал объятия. Немного отстранился и смотрел теперь прямо ей в глаза:
  
  – О чем это ты толкуешь?
  
  – Он почти не бывает дома. Говорит, что ему надо выйти, я спрашиваю, куда, а он отвечает: «Выйти». И все. Ну, вроде как в бар или куда еще. И пропадает надолго.
  
  – Может, просто гуляет и заходит в бары.
  
  – Не думаю. Однажды сказал, что пойдет выпить, а когда пришел, спиртным от него не пахло.
  
  Кэл улыбнулся:
  
  – Впервые вижу женщину, которая огорчена тем, что муж вернулся домой трезвым.
  
  Селеста грустно усмехнулась, шмыгнула носом.
  
  – Может, я с ума схожу? Может, просто вообразила бог знает что? Но он вечно пребывает в таком напряжении. И с работой это никак не связано, здесь что-то другое, тайное. И у меня появилось ощущение, что он что-то от меня скрывает. А что еще мужу скрывать от жены, как не любовную интрижку?
  
  – Уж слишком поспешный вывод. Может, подозреваешь кого-то конкретно?
  
  – Нет, никто на ум не приходит. Знаешь, у Дуэйна в конторе работала девушка, ну, там, где у него гаражи с асфальтоукладчиками и прочим оборудованием, но он ее отпустил. И потом, честно говоря, вряд ли предпочел бы ее мне – у нее лицо словно поезд переехал, прямо страшно смотреть. Но если он не завел себе кого-то на стороне, то где тогда пропадает, черт бы его побрал?
  
  – А ты пробовала с ним поговорить? Ну, усадить и потолковать по душам?
  
  – Пыталась, но он только и знает, что от меня отмахиваться. Говорит, что работает над каким-то изобретением.
  
  – Может, так оно и есть.
  
  Селеста выдавила смешок:
  
  – Скажи, а нанять тебя я могу?
  
  – Ты это о чем?
  
  – Ну, чтобы проследил за ним, посмотрел, чем это он там занимается.
  
  – Ты ведь шутишь, верно? – спросил Кэл.
  
  Она кивнула:
  
  – Ну, конечно, шучу.
  
  – Потому что это неправильно, с какой стороны ни посмотреть.
  
  – Так и есть, – ответила Селеста. – Прости за эти слова. Случайно вырвались. Плохая шутка.
  
  – Да ладно. Так, значит, ты…
  
  Тут у Кэла зазвонил мобильник. Он извлек его из кармана.
  
  – Это он, – сказал Кэл.
  
  – Кто?
  
  Понизив голос до шепота, он ответил:
  
  – Отец Кристэл. Выйду на улицу, там и поговорю.
  
  Он поднес мобильник к уху и на пути к задней двери бросил:
  
  – Алло?
  
  – Это мистер Уивер?
  
  – А вы Джеральд Брайтон?
  
  – Да. Может, объясните, кто вы такой?
  
  – Я делал кое-какую работу для Люси, ну и в процессе познакомился не только с ней, но и с Кристэл, – сообщил Кэл, стоя на дорожке у боковой стены дома.
  
  – Так речь идет об отце Люси, который погиб в этой истории со взрывом у кинотеатра? Ужасно печально, и я собрался приехать, но обстоятельства не позволили. Вы вроде бы юрист или поверенный, который разбирается во всех этих делах? Потому как если Люси что-то перепало, думаю, я имею право на свою долю.
  
  – У меня для вас плохие новости, мистер Брайтон, – ответил ему Кэл. – Смотрели сегодняшний выпуск новостей?
  
  Пауза.
  
  – Да вроде бы нет.
  
  – У нас здесь, в Промис-Фоллз, настоящая катастрофа. Водопроводная вода отравлена. – Кэл глубоко вздохнул. – И Люси… умерла.
  
  Какой-то щелчок в трубке, затем:
  
  – Что?
  
  – Люси умерла сегодня утром, – произнес Кэл. – Мои соболезнования.
  
  – Ну а Кристэл? С Кристэл все нормально?
  
  – Кристэл не пила эту воду, а потому медицинского вмешательства не потребовалось. Она не заболела. Но она находилась в одном доме с матерью, когда та умерла. И думаю, это для нее серьезная моральная травма.
  
  – О господи.
  
  – Когда сможете приехать? – спросил Кэл.
  
  – Ну, э-э… так, дайте подумать…
  
  – Вы нужны Кристэл.
  
  – Конечно, я все понимаю. Голова кругом, просто еще не переварил эти ужасные новости. А вы уверены, что дело обстоит именно так? Ведь из полиции мне не звонили, как обычно делается в таких случаях.
  
  – Уверен, мистер Брайтон.
  
  – А где сейчас Кристэл?
  
  – Под моей опекой.
  
  – Еще раз напомните, кто вы такой?
  
  – Я лицензированный частный детектив, мистер Брайтон. Если нужны какие-то подтверждения или ссылки, могу предоставить вам…
  
  – Нет, нет, не надо. Так, значит, она с вами.
  
  – Именно так.
  
  – И она в порядке.
  
  – Да.
  
  – Видите ли, дело в том, что цены на авиабилеты задрали просто до небес. И я слегка превысил лимит своих кредитных карт. То есть я хотел сказать, я мечтал бы быть рядом со своей дочуркой. Честное слово. И хочу позаботиться о Кристэл. Но просто не знаю пока, как скоро смогу до вас добраться. Понимаете, о чем я?
  
  – Уж как-нибудь постарайтесь, – произнес Кэл.
  
  – Придется поискать, у кого можно одолжить. Тогда, может, и наскребу на перелет. Но ведь Кристэл пока в полном порядке, верно? То есть, я хотел сказать, ей пока не грозит никакая опасность?
  
  Кэл запустил пальцы свободной руки за воротничок рубашки. Шея горячая, он вспотел.
  
  – Знаете, мистер Брайтон, вы уж простите меня за то, что сую свой нос в чужие дела. Но ваша дочь только что потеряла маму, и еще она не совсем обычная маленькая девочка, а потому очень нуждается в поддержке, причем именно сейчас, в такой момент. И если вы поленитесь поместить свою задницу в чертов самолет, вылететь сюда и взять на себя хоть какую-то ответственность, тогда я не поленюсь прилететь к вам и сбросить вас с моста Золотые Ворота. Вы меня поняли?
  
  – Да, – ответил Джеральд Брайтон. – Я вас услышал. Позвольте мне сообразить, что тут можно сделать, и я вам тут же перезвоню.
  
  – Жду вашего звонка, – сказал Кэл и сунул телефон обратно в карман.
  
  Откуда-то справа послышался шум. Дуэйн выходил из двери гаража на две машины, стоявшего на отшибе, в самом дальнем конце двора. Достал из кармана связку ключей, вставил один в замочную скважину, повернул, затем убрал ключи.
  
  Обернулся и увидел стоящего чуть в отдалении Кэла.
  
  – Ты чего, следил за мной? – спросил он.
  
  – Просто вышел на улицу позвонить, – отозвался Кэл.
  
  – Тогда готов побиться об заклад, – заметил Дуэйн, – ты приглашаешь еще каких-то людей пожить у нас в доме. А почему бы и нет, черт возьми?
  
  И он двинулся к Кэлу.
  
  – Я тебе не враг, – сказал Кэл.
  
  – Кто говорит, что враг?
  
  – Селеста и ты мне не безразличны. И если между вами что-то происходит, я всегда помогу, вы только скажите.
  
  Дуэйн продолжал топать, прошел мимо Кэла, направился к своему грузовику.
  
  – Большое спасибо, – пробормотал Дуэйн, – но у меня все под контролем. – Затем распахнул дверцу, забрался на сиденье. Дал задний ход, вывел грузовик на улицу и укатил.
  ДВАДЦАТЬ ТРИ
  Дакворт
  
  – Я к нему не прикасался, – сказал Гарви Оттман. – То есть все же пришлось вытащить его оттуда и положить здесь. Так что в строго техническом смысле все же прикасался.
  
  Мы стояли на краю резервуара с водой, который находился прямо за водоочистительной станцией, в тени водонапорной башни. То был огромный искусственный пруд с бетонным дном – этакая купальня для детей гигантов. Питался он водами подземных источников и близлежащих рек и ручейков; и уже отсюда вода поступала на очистку и обработку. А затем, уже в самом конце, закачивалась в водонапорную башню и под воздействием силы тяжести расходилась по трубам, попадая в жилые дома и учреждения Промис-Фоллз.
  
  На выложенном из бетонных плит парапете, что тянулся вдоль резервуара, распростерлось тело Тейта Уайтхеда. Лежал он на спине, мертвые глаза широко раскрыты. Одежда до сих пор мокрая. Если верить Оттману, вытащил он его из воды примерно полчаса назад.
  
  – Я даже и не пытался сделать искусственное дыхание, – говорил Оттман. – С первого взгляда было ясно, что он мертв. Если б счел, что в нем еще теплятся какие-то остатки жизни, то предпринял бы меры или вызвал «скорую». Правда, в последнем случае он все равно бы помер, потому как «скорой» теперь в городе у нас не дождаться. Но я все равно бы вызвал, если бы заметил, что человека еще можно спасти.
  
  – Все нормально, – сказал я. – Вы правильно поступили. Он мертв, причем давно, возможно, вот уже несколько часов. А теперь расскажите, как вы его нашли.
  
  – Значит, дело было так. Я пришел сюда взять несколько проб. Я беру пробы на каждом этапе процесса, чтобы знать, где может возникнуть неприятность. Вы меня понимаете?
  
  – Да.
  
  – Потому как если вода в резервуаре в порядке, тогда, значит, заражение произошло где-то в другом месте.
  
  – Ясненько.
  
  – Но если где-то на ферме выше по течению спустили в реку отходы, то тогда я нахожу их следы в резервуаре.
  
  – Тейт, – напомнил я ему и кивком указал на тело на парапете.
  
  – Ах, да. И вот я вышел сюда и увидел под водой что-то темное, вон там, где дно находится под уклоном и немного выше. И тогда я подошел поближе и увидел, что это человек, и еще подумал: ни хрена себе! Подбежал, схватил шест, подтянул немного к берегу, потом шагнул в воду и вытащил его. – Он кивком указал на резиновые сапоги. – Я был в них.
  
  Приятно было узнать, что Оттман поберег свои туфли.
  
  – А знаете, что я думаю? – спросил Оттман.
  
  – Что вы думаете?
  
  – Думаю, он, должно быть, вышел сюда поразмяться немного, потерял равновесие, упал, ударился головой о бордюрный камень. Ну и потерял сознание и утонул.
  
  – Возможно, – произнес я, опускаясь на колени перед телом. – Помогите мне перевернуть его.
  
  Он опустился на колени рядом со мной, и вот мы осторожно перекатили тело Тейта Уайтхеда на бок – так, чтобы был виден затылок. Он являл собой ужасающее зрелище – сплошная кровавая масса. Череп был расколот.
  
  – Полагаю, все произошло не совсем так, как вы описали, – заметил я Оттману.
  
  – Господи, – пробормотал он. – Нет, вы это видели? Как это можно умудриться так разбить голову при падении? Надобно свалиться с высоченного дерева головой вниз, чтобы череп раскололся, как яйцо…
  
  Я поднялся и сказал ему:
  
  – Оставайтесь здесь.
  
  И принялся медленно обходить резервуар по периметру против часовой стрелки. К нему вели выложенные бетонными плитами дорожки с полосками ухоженного газона между ними, чуть поодаль высились деревья. Но это была не та лесополоса, которую мы обследовали раньше. Та находилась по другую сторону от здания, неподалеку от автостоянки. Тогда я еще подумал, что там Тейту было удобнее хранить спиртное в старенькой своей машине.
  
  Я внимательно осматривал каждый клочок земли и каждую плиту парапета. Прошло уже минут пять, и я проделал примерно три четверти пути, обходя резервуар – заметьте, двигаясь против часовой стрелки, – и вот наконец увидел то, что ожидал.
  
  Несколько капель крови.
  
  Я встал на колени, чтобы получше рассмотреть.
  
  – Что там? – крикнул Оттман.
  
  Всего с полдюжины капель в нескольких дюймах от края. Видимо, нападавший прятался за деревьями. И когда увидел, как прошел Уайтхед, судя по всему, пьяненький – потому он являл собой легкую мишень, – нападавший подкрался к нему сзади, нанес удар по голове и одним быстрым движением столкнул в воду. Иначе на парапете осталось бы больше крови.
  
  Я сошел с бетонного парапета на газон и стал осматривать все вокруг. И вскоре нашел то, что искал.
  
  Крупный камень, размером с мужской кулак. На нем виднелись кровь и прилипшие волосы.
  
  Прикасаться к нему я не стал.
  
  – Ну, что там? Что нашли? – крикнул Оттман.
  
  Я подошел к нему. Он так и остался стоять рядом с телом.
  
  – Так вы что-то нашли или нет? – спросил он.
  
  – Допустим, Тейт подошел к резервуару в самом начале своей смены. Ночью, кроме него, здесь никто не работает?
  
  – Никто. Да и в том нет нужды. Все работает автоматически, в особом надзоре не нуждается.
  
  Покончив с Уайтхедом, его убийца или убийцы получили полную свободу действий. И на протяжении нескольких часов могли вытворять здесь все, что угодно.
  
  – Так что же показали ваши пробы?
  
  Оттман покосился на тело и ответил:
  
  – Нельзя ли поговорить где-нибудь в другом месте? Просто не в силах смотреть… на это. Того и гляди стошнит.
  
  Я отвел его в сторону, поближе к деревьям.
  
  – Пробы, – напомнил я.
  
  – Ах, да. Их проверка займет еще какое-то время, но пока что качество воды вполне хорошее. Когда вы уехали, здесь побывала целая комиссия из министерства здравоохранения, они тоже брали пробы. И резервуар проверяли, проверяли уже обработанную воду перед тем, как она поступает в насосную станцию, а затем закачивается в башню. И по всему городу проверка тоже шла.
  
  – Что же удалось выяснить?
  
  – Пока еще не знаю, – ответил он. – Тест по выявлению E. coli в воде требует времени.
  
  Лично я уже начал думать, что E. coli тут ни при чем. Начал думать, что это скорее имеет какое-то отношение к мертвым белкам, раскрашенным манекенам, объятому пламенем автобусу и студенту из колледжа Теккерея в капюшоне. И самый худший вариант – к взрыву бомбы в кинотеатре под открытым небом.
  
  Уже не говоря об убийствах Оливии Фишер, Розмари Гейнор и вот теперь еще – Лорейн Пламмер.
  
  Я считал, что всех этих трех женщин убил один и тот же человек, однако пока не понимал, как они могут быть связаны с другими инцидентами. И вообще – как все эти инциденты могут быть связаны между собой.
  
  Но что-то подсказывало мне, что все же связаны. Что-то подсказывало, что все, что произошло в Промис-Фоллз за последний месяц и за предшествующие три года, каким-то образом связано между собой.
  
  Мы имеем дело с серийным убийцей и маньяком, сумасшедшим, разгуливающим на свободе. Вполне возможно, что это один и тот же человек.
  
  Или же нет. Может, мы имеем дело с целой группой злоумышленников. С каким-то новым культом. И если Мэйсон Хелт имел к этому какое-то отношение, то теперь он мертв, а все это дерьмо продолжается, а это определенно означает, что мы, скорее всего, имеем дело не с одним преступником.
  
  И Клайв Данкомб тоже мертв. А Билл Гейнор сидит в тюрьме и ждет суда. Их имена тем или иным способом были связаны с событиями прошлого месяца, но уж точно эти люди не имеют никакого отношения ни к убийству Лорейн Пламмер, ни к отравлению водопроводной воды.
  
  Нет, надо вернуться к самому началу.
  
  Пункт первый: Оливия Фишер.
  
  Зазвонил мобильник. Я посмотрел на экран, увидел имя и номер.
  
  – Ванда, – сказал я.
  
  – Прости, что не смогла связаться с тобой раньше, – отозвалась Ванда Террёль. – Полагаю, что объяснять почему, не стоит.
  
  – Тебе кто-нибудь помогает?
  
  – Пока что прибыли три медэксперта. Тут полно тел, надо делать вскрытия. Они превратились у нас в экспортный продукт номер один. Что там с убитой женщиной в Теккерее?
  
  – До сих пор я звонил тебе только по этому поводу. Но здесь у нас образовался еще один покойник. Возможно, произошло убийство на водоочистительной станции. Мужчина. И в том, и в другом случае признаков отравления не наблюдается.
  
  – Господи, Барри! Что, черт возьми, происходит? Все эти вещи… они как-то связаны?
  
  – Тело, найденное на станции, здесь, я бы сказал, просматривается прямая связь с отравлением воды. А вот тело в Теккерее – тут, похоже, совсем другая история.
  
  – Какая именно?
  
  – Тебе судить, – ответил я. Не хотелось говорить ей, что, по моему мнению, Лорейн Пламмер убил тот же человек, который расправился с Оливией Фишер и Розмари Гейнор. Не хотелось, как это принято говорить, задавать наводящие вопросы свидетелю.
  
  – Кого из них я должна осмотреть в первую очередь? – спросила Ванда.
  
  Я посоветовал ей съездить в колледж Теккерея. Чем быстрее она окажется там, тем раньше может приступить к просмотру пленок с видеокамер Джойс Пилгрим.
  
  Убирая телефон в карман, я вдруг услышал оклик:
  
  – Эй!
  
  Мы с Гарви Оттманом обернулись. Из дверей здания вышел Рэндел Финли.
  
  – Что это вы здесь делаете, черт побери? – спросил я.
  
  – Он попросил меня позвонить, если вдруг будут какие новости, – сообщил Оттман.
  
  – Вы не имеете права принимать от него приказы, – заметил я. – Он еще не мэр. Он вообще никто, просто шило в заднице.
  
  Оттман растерянно развел руками, словно говоря: «Ну, что я мог тут поделать».
  
  Финли быстрым шагом направился к нам, но, завидев тело Тейта, резко остановился.
  
  – Черт побери, вон оно как обернулось, – пробормотал Финли и взглянул на меня. – Что тут у нас?
  
  – У нас тут место преступления, Рэнди. Так что проваливай.
  
  – Похоже, кто-то вышиб ему мозги. Боже мой, Барри, ведь это сделано специально, да? Это убийство!
  
  – Спасибо за подсказку, Рэнди, – сухо отозвался я.
  
  – Господи, голова прямо всмятку, сроду не видел ничего подобного! – Он шагнул к телу. – Да, конечно, он пьяница и придурок, но ни один человек на свете такого не заслуживает.
  
  – Отойди, Рэнди!
  
  – Просто хотел посмотреть, что…
  
  – Сию секунду! – Я грозно надвинулся на него. И полез в карман, где держал пластиковые наручники.
  
  Едва увидев их, Финли воскликнул:
  
  – Ну, дожили, называется! Какого черта ты затеял всю эту…
  
  – Просто пытаюсь сохранить то, что еще осталось от места преступления, где и без того уже изрядно натоптали.
  
  – Ладно, ладно, ухожу. Уже ушел.
  
  – Вот туда, – я указал на здание завода. – Оба!
  
  Когда все мы оказались внутри здания, Финли принялся задавать вопросы, тыча мне пальцем в физиономию.
  
  – Догадываешься, что мне хотелось бы знать? Хотелось бы знать, есть ли у тебя хоть какие подвижки в этом деле. По-моему, так просто никаких!
  
  Я обернулся к Оттману.
  
  – Покажите мне весь процесс. Как вы обрабатываете воду, поступающую из резервуара?
  
  – Да, я могу…
  
  – Тоже мне, нашелся Иисус Христос, истина в последней инстанции! – воскликнул Финли. – Ты что это вытворяешь, Барри? У тебя труп у бассейна, полным-полно мертвецов по всему городу, а ты просишь преподать урок по инженерии?
  
  Я сказал Оттману:
  
  – Подождите меня минутку.
  
  Подошел к Финли, дружеским жестом приобнял его за плечи и произнес:
  
  – Есть вещи, которые я не могу обсуждать в присутствии Гарви. Они предназначены только для твоих ушей.
  
  – Вот как? – воскликнул он, явно польщенный. Мне все же удалось заманить его в ловушку.
  
  Я подвел его к металлической двери с крепкой ручкой.
  
  – Я намерен поместить тебя под арест.
  
  – Ты… что?
  
  – Дай сюда руку.
  
  – Но я не…
  
  Я ухватил его за запястье, надел наручник и защелкнул.
  
  – Ах ты, сукин сын, – пробормотал он.
  
  – Стой здесь и опусти сюда руки. – Но Финли начал сопротивляться. И тогда я прошипел сквозь стиснутые зубы: – Все шутки в сторону, Рэнди.
  
  Вторую половину наручников я просунул в дверную ручку, потом надел на второе запястье, стянул руки и защелкнул.
  
  – В чем состоит обвинение? – спросил Финли.
  
  – В том, что вел себя как последняя задница на станции по водоочистке. А у нее охранный статус в плане экологии. Чтоб никакое дерьмо сюда не попадало.
  
  – Ты допускаешь большую ошибку, Барри! Очень большую ошибку.
  
  – Ну не такую уж и большую в сравнении с тем, как ты шантажировал моего сына, – прошептал я, склонившись к самому его уху. – Я бы предпочел достать пушку и пристрелить тебя прямо на месте, но потом замучаешься с оформлением документации. И потом, у меня сейчас полным-полно других дел.
  
  И я двинулся к Оттману, а Финли крикнул мне вслед:
  
  – Да я засужу тебя, мерзавец! Вот что я сделаю, обещаю! Ты и понятия не имеешь, чем это для тебя закончится!
  
  – Так теперь покажете? – спросил я Оттмана.
  
  – Да, конечно. Прошу сюда.
  ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ
  
  Гейл Карлсон решила прогуляться.
  
  Даже в то утро, перед тем как в Промис-Фоллз разразилась катастрофа, никаких особых планов у нее не было. Просто предстоял еще один долгий уик-энд – стоматологическая клиника, в которой она работала и которая обычно была открыта в первую половину субботнего дня, закрылась еще в пятницу в пять. И до вторника, до девяти утра, не откроется. Но ее муж Ангус должен был работать весь уик-энд. Появлению нового детектива в отделении все обрадовались, потому как новичок всегда занимал последнее место в списке тех, кого отпускали на выходные.
  
  Сегодня он вышел на работу в шесть утра, и Гейл понятия не имела, когда снова увидит мужа. Есть все основания полагать, что он будет работать в две, даже в три смены. И он, и все остальные копы, и парамедики, и врачи, и все медсестры в городе. Она смотрела новости по телевизору – по всем основным каналам новости разлетелись за пару часов, видела интервью с людьми в больнице, одни все еще ждали приема у врача, другие оплакивали потерю любимых и близких. Промелькнул репортаж о благотворительной акции – бывший мэр бесплатно раздавал у водопадов бутилированную воду всем желающим, точно такие же бутылки стояли у Гейл в холодильнике. А затем в прямом эфире показывали пресс-конференцию, где выступали генеральный прокурор Промис-Фоллз, какой-то врач и шеф городской полиции. Все они рассказывали, какое несчастье постигло город.
  
  На данный момент умерло сто двадцать три человека.
  
  То была страшнейшая из бед в истории штата. После одиннадцатого сентября, нескольких авиакатастроф и пожара на текстильной фабрике «Трайэнгл» в Нью-Йорке в 1911 году, унесшего сто сорок шесть жизней.
  
  Около трех сотен человек жаловались на симптомы, типичные для гипотонии, – Гейл не совсем все поняла, – но вроде бы это имело какое-то отношение к пониженному кровяному давлению.
  
  Особое внимание Гейл Карлсон привлекло также одно высказывание главного врача больницы.
  
  «Вирус или вещество, поразившее всех этих людей, крайне устойчиво ко всем видам терапии, имеющимся в нашем распоряжении. Таким образом, получается, что мы беспомощны».
  
  Люди или сами справлялись с болезнью, или нет. Выживание напрямую зависело от того, сколько воды они употребили. Одну чашку кофе? Тогда ты, скорее всего, будешь жить. Большой стакан воды? Тогда, по всей вероятности, нет. Если принимал душ или мыл руки, возникал кожный зуд, но это вряд ли могло убить. Мало кто сомневался в том, что причиной заболевания была питьевая вода, но вот что стало причиной ее заражения, оставалось загадкой.
  
  Десятки пациентов перевозили в клиники Олбани и Сиракуз, несколько человек даже отправили в Нью-Йорк. Местные медики и работники «скорой помощи» просто выбивались из сил.
  
  Была лишь одна хорошая новость. И заключалась она в том, что большинство населения адекватно восприняло предупреждение. За последние часа два число обратившихся за лечением в больницу заметно снизилось. Как бы там ни было, но могло быть и хуже, заметила шеф полиции Финдерман. Если бы это случилось в обычный будний день, а не в субботу, в самом начале долгих выходных, то гораздо больше людей проснулись бы раньше и использовали зараженную воду.
  
  – О! – вдруг воскликнула Гейл, смотревшая пресс-конференцию. Она внезапно увидела, как на заднем плане промелькнул ее муж.
  
  Ей сразу же захотелось позвонить ему, спросить о самочувствии, но она понимала: человек на работе, и беспокоить его в этот момент было бы неправильно. Она понимала, что в последнее время стала чаще донимать его, и вот теперь, с учетом того, как несладко приходится сейчас Ангусу, ощутила угрызения совести.
  
  Возможно, ее муж все-таки прав. Возможно, сейчас совсем неподходящее время, чтобы заводить ребенка. Мир вокруг стал слишком опасен. Хотя опасения эти он высказывал совсем другими словами. Не состояние мира беспокоило его, но воспитание и забота о детях. А у самого Ангуса детство было не слишком благополучное.
  
  Но Гейл точно знала: сама она будет просто прекрасной матерью – лишь бы только представился такой шанс. Она часами сидела в Интернете, выискивала статьи под названием «Мой муж не хочет ребенка», читала разнообразные истории о том, как достичь согласия в браке, а также просматривала сайты с разнообразными советами молодым родителям. Гейл была не одинока в своем горе. Миллионы женщин были замужем за мужчинами, которые не хотели становиться отцами.
  
  Порой Гейл тянуло прочесть хотя бы одну хорошую книжку, вместо того чтобы до бесконечности шарить в Интернете. Эта информация онлайн временами просто ее подавляла. К тому же ей до смерти надоело сидеть дома, и вот она решила прогуляться и направилась к центру города.
  
  Прогулка – она всегда на пользу. Гейл не забыла захватить с собой мобильник, на случай если вдруг позвонит Ангус.
  
  И у прогулки этой была цель.
  
  В торговом центре Промис-Фоллз находился отдел, где продавали книги, но она любила наведываться в небольшую книжную лавку в центре. По большей части здесь торговали художественной литературой, но управляющий магазином устроил также небольшой отдел, где были выставлены всякие справочники, словари и прикладная литература. И здесь вполне можно было найти книги по воспитанию ребенка, уходу за ним и детской психологии.
  
  Может, ей удастся найти здесь нечто такое, что поможет убедить Ангуса сделать этот решительный шаг.
  
  А ей – забеременеть.
  
  Нельзя сказать, чтобы процесс, от которого рождаются дети, был ей противен. Напротив – чаще всего даже нравился.
  
  Гейл схватила сумочку. Затем вышла на крыльцо, посмотреть, надо ли накинуть жакет. Но погода стояла самая приятная, теплая, типичная для последних дней весны. Так что никакого жакета не требовалось.
  
  Они с Ангусом жили в небольшом двухэтажном доме неподалеку от делового центра. Поначалу, переехав сюда из Огайо, они часто гуляли в парке у водопадов, но теперь ощущение новизны как-то потускнело и стерлось. И еще Гейл обнаружила, что ей все чаще приходится гулять в одиночестве, особенно когда Ангус работал в вечернюю смену. Прежде она часто видела его в униформе, но теперь, когда стал детективом, предпочитал ходить в штатском.
  
  Она подумала, что сегодня, после посещения книжной лавки, можно пойти и в парк.
  
  Гейл уверенно вышагивала по тротуару. И довольно быстро преодолела несколько кварталов и добралась до своей цели.
  
  И при виде книжной лавки впала в полную растерянность. Стекла в окнах магазинчика «Книги Намана» были выбиты, кирпичная кладка испачкана сажей. Она понятия не имела, что здесь случился пожар. Что же произошло?
  
  – О нет, – прошептала она. Ведь на белом свете полным-полно книжных лавок и магазинов, и если вдруг они оказывались в убытке, совсем не обязательно было устраивать пожар.
  
  Внутри послышался какой-то шум, как будто что-то передвигали, а потом Гейл заметила, что забитая листами картона дверь распахнута. Она заглянула внутрь.
  
  – Наман? – окликнула она.
  
  – Да, что?
  
  – Боже мой, Наман, что случилось?
  
  В трещине между дверным косяком и куском картона промелькнул владелец магазина, один темный глаз уставился на Гейл.
  
  – А, это вы, – сказал он и отворил дверь еще шире, чтобы она могла видеть его. И еще попытался улыбнуться уголком рта. – Одна из лучших моих покупательниц.
  
  – Я ничего не знала, – пробормотала Гейл. – Что тут у вас случилось?
  
  – Пожар, – ответил он.
  
  – Когда?
  
  – Несколько дней тому назад.
  
  – Но как же это вышло?
  
  Наман лишь покачал головой, давая понять, что ему совсем не хочется об этом говорить.
  
  – Давайте, – попросила Гейл. – Расскажите мне.
  
  – Какие-то парни в грузовике. Проезжали мимо и бросили что-то в окно. Как это там называется? Ах да. Коктейль. Коктейль Молотова. Бутылка с горючим веществом. Она пробила стекло, ударилась о книги, и сразу занялся пожар.
  
  – О господи, – пробормотала Гейл и, щурясь и всматриваясь, попыталась оценить ущерб. – Можно войти?
  
  – Здесь небезопасно.
  
  – Ничего, – отозвалась она. – Я девушка крепкая.
  
  Он посторонился, давая ей пройти. На штативах были установлены два больших фонаря, другого освещения в помещении, видимо, не было.
  
  – Вот и электричество еще не подали, так что пришлось протянуть два провода с удлинителями, позаимствовать электроэнергию у соседа. Вообще все не так плохо, как кажется. После работы пожарных все промокло, в подвале стоит вода, безнадежно испорчены тысячи книг. На заднем дворе у меня мусорный бак, бросаю туда книги, которые уже не спасти. Ну а остальные перебираю, книгу за книгой, выискиваю те, что подлежат спасению.
  
  – Все это просто ужасно. Скажите, а тех, кто сделал это, поймали?
  
  Наман покачал головой.
  
  – Но зачем им понадобилось нападать на ваш магазин?
  
  – Они называли меня террористом, – ответил он.
  
  – О, Наман…
  
  – Увидели имена ряда авторов на обложках книг в витрине, и я тут же превратился в парня, устроившего взрыв на стоянке у кинотеатра. Хорошо, что пока они просто подожгли магазин. Могли бы вернуться и сегодня и обвинить меня в отравлении воды.
  
  – Такие поступки… они показывают безобразную сущность некоторых людей.
  
  – Да, – кивнул он.
  
  – Прямо не знаю, что и сказать. А может, мне стоит поговорить с мужем? Если повезет, он сумеет их выследить.
  
  – Ваш муж?
  
  – Ну да, он работает в полиции. Недавно стал детективом.
  
  – Вроде бы вы не упоминали об этом раньше, – заметил Наман.
  
  – Наверное.
  
  – Я бы точно запомнил. – Он поднял голову, взглянул на потолок. – Мужчина из квартиры наверху, он тоже детектив. Только частный. Работает не на полицию, а на себя.
  
  – Вот как?
  
  Наман кивнул:
  
  – Но он уехал. И не думаю, что вернется. Ладно. – Он подошел к прилавку, там были разложены книги, которые он сортировал и раскладывал по коробкам. – Что бы вам хотелось сегодня? Магазин, как видите, не работает, но если у меня найдется книга, вас интересующая, и она не очень повреждена, могу отдать вам ее бесплатно.
  
  – Я хотела… искала, – тут она запнулась.
  
  – Что именно?
  
  – Ну, это носит личный характер.
  
  – Вот как.
  
  Гейл засмеялась:
  
  – Но если найду, непременно заплачу вам за нее. Так что…
  
  – Что за книга?
  
  – Ну… всякие там советы о брачных отношениях. О разных проблемах, с которыми сталкиваются семейные пары.
  
  – Ой, не говорите! Вам совсем не обязательно…
  
  Она снова рассмеялась:
  
  – Это не то, что вы подумали.
  
  – Я ничего такого и не сказал.
  
  – Зато я знаю, о чем подумали. Дело в том, что Ангус – это мой муж – и я… мы с ним никак не придем к согласию, стоит ли заводить детей. Я очень хочу, а он сомневается.
  
  – Вон оно как. Не уверен, есть ли у меня книги на эту тему. В хорошем состоянии или испорченные. А знаете, можно поискать в книжном отделе торгового центра. Или же посмотреть в интернете.
  
  – Да, наверное. Просто… мне всегда нравилось приходить к вам. Я люблю книги, особенно старые книги. Люблю их запах.
  
  – Теперь они все пропахли дымом, – грустно заметил Наман.
  
  – А вы собираетесь снова открыть свою лавку?
  
  – Там видно будет. Прежде надо привести все в порядок.
  
  – Извините, что отрываю вас от дел. Мне страшно жаль. – Гейл развернулась к выходу, уже шагнула к двери и споткнулась о какой-то предмет. – До чего ж я неловкая, – пробормотала она. Наклонилась и подобрала с пола залитую водой книгу. Она уже успела высохнуть и стала вдвое толще.
  
  – Наверняка пойдет в мусорный контейнер, – заметила она. И посмотрела на название. «Смертельные дозы: авторский справочник по ядам».
  
  – Я ее возьму, – сказал Наман и протянул руку.
  
  Гейл отдала ему книгу.
  
  – Не думаю, что ее стоит выставлять на видном месте, раз всякие сумасшедшие обвиняют вас бог знает в чем. – Она нервно усмехнулась.
  
  – Да, – согласился с ней хозяин лавки. – Пожалуй, не буду.
  ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ
  
  Дэвид Харвуд вернулся домой.
  
  Отец сидел в гостиной перед телевизором, смотрел Си-эн-эн.
  
  – Только что говорили про наш Промис-Фоллз, – заметил Дон, когда сын прошел мимо.
  
  Но Дэвиду это было неинтересно. Он направился на кухню, где в дальнем углу на прилавке держал свой ноутбук. Взял его, положил на стол, уселся, придвинув стул.
  
  Потом услышал топот – кто-то спускался по лестнице. И через секунду на кухне появился Итан.
  
  – Ну, выяснил, что произошло с Карлом? – спросил Итан. – Он что, пил воду и заболел, да?
  
  – Нет, – ответил Дэвид, открыл браузер и забегал пальцами по клавиатуре, заполняя поле поиска по ключевым словам. Он не отрывал глаз от экрана. – Я хотел сказать – не знаю.
  
  – А почему ты тогда спрашивал, был он в школе или нет?
  
  – Послушай, Итан, я занят!
  
  – А что с его мамой? Она пила воду?
  
  – Итан! – рявкнул Дэвид. – Позже с тобой поговорим.
  
  Мальчик нахмурился, развернулся и вышел из кухни.
  
  Дэвид вписал «Брэндон», затем «Уортингтон», «Бостон» и «банк». Слово «банк» он добавил, чтобы сузить круг поиска, выделить информацию о Брэндоне Уортингтоне, который получил срок за ограбление банка.
  
  Сразу же всплыло несколько историй. О том, как грабителя арестовали, о приговоре. По недолгому опыту работы в «Глоуб» Дэвид знал, что судебные процессы освещаются теперь не так подробно, как прежде, процессов полно, и репортеров просто не напасешься. В прессе освещались лишь самые сенсационные истории, дошедшие до судебного разбирательства. Однако дело Уортингтона все же привлекло к себе внимание, поскольку в нем присутствовала одна любопытная подробность. Оказывается, в банке, который он ограбил, работал его отец. Не в том самом отделении, но в той же финансовой корпорации.
  
  Брэндон также упоминался и в более поздних публикациях об аресте его родителей в связи с неудавшимся похищением Карла Эдом Ноблом. Расследовалась также их причастность к попытке покушения Эдда Нобла на Саманту Уортингтон в прачечной. Вся эта история закончилась перестрелкой с Кэлом Уивером и арестом Нобла.
  
  Ну и досталось же Сэм от этих людишек, подумал Дэвид. Какая-то шайка полных безумцев. Были готовы на все, лишь бы отобрать сына у Сэм, увезти его неведомо куда и воспитывать самим.
  
  Но никакой новой информации для себя Дэвид в этих историях не почерпнул. То были древние истории, если случившееся несколько лет тому назад можно назвать древней историей. А он искал что-то новенькое. Что могло объяснить, почему владелец прачечной сказал, что некто по имени Брэндон искал Саманту.
  
  Тогда он сузил поиск до последних семи дней.
  
  И тут же всплыла статейка из раздела новостей одной из бостонских газет. Раздел назывался «Хэнк расследует», Дэвид помнил его еще со времен своей работы в «Глоуб». Хэнк, женщина репортер, всегда умела нарыть какую-то грязь, и на этот раз речь шла о преступной халатности сотрудников исправительных заведений. После ареста Гарнета и Иоланду Уортингтон переправили в Бостон, где им должны были предъявить обвинение. И вскоре после этого у Иоланды случился сердечный приступ.
  
  Ее поместили в больницу, а Брэндон, которого содержали в тюрьме при старом коррекционном центре в Бриджуотере, направил в администрацию запрос о разрешении выдать пропуск, чтоб он мог навестить свою мать. В тот момент состояние Иоланды расценивалось врачами как критическое, возникли опасения, что, возможно, для Брэндона это последний шанс увидеть свою мать в живых.
  
  И разрешение было выдано.
  
  Перед тем как войти в палату интенсивной терапии, Брэндон попросил охранников снять с него наручники. Разве это хорошо, твердил он, предстать перед матерью, которая, возможно, видит своего сына в последний раз, вот так, в наручниках?
  
  И наручники сняли.
  
  Брэндону разрешили войти в отделение реанимации без сопровождающих. Сопровождающие его полицейские решили, что здесь только один вход и выход. Офицер полиции уселся у входа в палату и дал Брэндону десять минут.
  
  Согласно показаниям полицейских, Брэндон находился за шторкой и говорил с матерью, когда в реанимацию вошел мужчина в халате санитара, решив проверить состояние больной. И Брэндон не преминул воспользоваться выпавшим ему шансом. Схватил мужчину мертвой хваткой за горло, и тот потерял сознание.
  
  Позже санитар давал показания перед камерой. «Он был примерно моего роста и телосложения, но, боже, до чего силен! Обхватил рукой за шею, как крюком, и я вырубился».
  
  Брэндон забрал его халат, вышел из двери реанимации и спокойно прошел мимо полицейского.
  
  С тех пор его никто не видел.
  
  Снимок Брэндона показывали по телевизору и печатали в газетах, граждан просили немедленно сообщить в полицию, если они встретят этого человека. Репортеры писали: «Полиция предупреждает: к этому человеку приближаться не стоит. Он очень опасен».
  
  Дэвид просмотрел все эти материалы дважды – на тот случай, если вдруг что-то упустил. К примеру, его очень интересовал один факт: знали ли в полиции, куда мог направиться Брэндон и почему.
  
  Но ничего не нашел.
  
  Однако Дэвид был твердо уверен: они знали. И еще был готов побиться об заклад, что кто-то из бостонской полиции или тюрьмы предупредил Саманту о возможном появлении Брэндона.
  
  Поэтому она и сбежала.
  
  Интересно, подумал Дэвид, уведомили ли об этом происшествии местную полицию. Он достал телефон, нашел номер Барри Дакворта и позвонил ему на мобильный. Он понимал: у главного детектива сегодня полным-полно работы, тот занимается расследованием заражения водопроводной воды. Но попробовать все же стоит.
  
  Дакворт ответил после четвертого гудка.
  
  – Дакворт. Ты, Дэвид?
  
  – Да, я.
  
  – Если речь идет о твоем боссе, на меня не рассчитывай.
  
  – О Рэнди?
  
  – Если хочешь его найти, даю наводку. В настоящий момент он прикован наручниками к железной двери на станции по водоочистке.
  
  – Что?
  
  Дэвину показалось, что кресло под ним покачнулось. Он вспомнил о своем недавнем разговоре с Финли, о том, как тому несказанно повезло, что на его заводе незадолго до катастрофы резко повысили производство продукции.
  
  Но возможно ли такое?
  
  Неужели Рэнди каким-то образом…
  
  – Что-то я не понимаю, – пробормотал Дэвид. – За что его арестовали? Потому как… не знаю, имеет ли это отношение к делу, но он резко повысил выпуск продукции прямо перед…
  
  – Просто путался под ногами, вот и пришлось его приструнить. Так что можешь сходить его поприветствовать. Ну и потолковать заодно, заставить умерить пыл. И не лезть в мои дела.
  
  – Какие именно?
  
  – Да любые, которыми я занимаюсь, но особенно здесь, на станции по водоочистке. Он думает, что вернется в кабинет мэра, а у меня для него новости. Ему этого кабинета не видать как своих ушей.
  
  – Ладно, ладно. Но ведь не поэтому…
  
  – Давай, живо выкладывай, что тебе надобно, Дэвид.
  
  – Что тебе известно о Брэндоне Уортингтоне?
  
  – Кто это, черт побери?
  
  – Слышал про Гарнета и Иоланду Уортингтон? Они наняли одного идиота, чтоб тот похитил ребенка Саманты Уортингтон, и затем в прачечной-автомате…
  
  – А, да, вспомнил. Карлсон, Ангус Карлсон, он занимался этим делом, но я знаю, о чем ты говоришь. Брэндон, который сын, да? Тот, который сидит в тюрьме?
  
  – Уже не сидит.
  
  – Отпустили?
  
  – Он сбежал. – И Дэвид вкратце пересказал Дакворту детали побега. – И сдается мне, он сейчас в Промис-Фоллз.
  
  – Уверен, бостонская полиция уже связалась с нашими. Послушай, Дэвид, если вдруг увидишь его, тут же позвони мне. Правда, я тут по уши завяз во всем этом дерьме.
  
  – Я беспокоюсь о Сэм и Карле. Думаю, они сбежали именно поэтому и…
  
  – Мне пора, Дэвид, – сказал Дакворт и отключился.
  
  – Что ж, и на том спасибо, хрен собачий, – выругался Дэвид.
  
  – А я все слышал, – сообщил Итан из гостиной.
  
  Не выпуская мобильника из рук, Дэвид попробовал еще раз позвонить Сэм. Только бы она ответила! Она ведь видит, кто ей звонит. Если она ответит, Дэвид скажет, что знает, почему она так поспешно уехала из города, знает, что Брэндон бежал из тюрьмы и разыскивает ее. И еще скажет, что поможет ей, чего бы это ему ни стоило.
  
  Телефон звонил, но Сэм не отвечала.
  
  Надо написать, решил он.
  
  И быстро набрал эсэмэску: «Знаю о Брэндоне и почему ты уехала. Позволь мне помочь, пожалуйста. Перезвони как только сможешь».
  
  Он отправил сообщение. Убедился, что текст отправлен. И долго смотрел на экран телефона в надежде увидеть три маленькие точечки, означавшие, что Сэм уже пишет ему ответ, и размышлял над тем, куда она могла уехать.
  
  Дэвид не знал, есть ли у нее другая семья. Потом вспомнил: вроде бы она как-то раз упомянула, что ее родителей уже нет в живых. Так что скрываться у них она не сможет. До тех пор, пока все это не закончится.
  
  До тех пор, пока Брэндона не схватят.
  
  Похоже на то, что Сэм не собиралась отвечать или возвращаться к нему, и Дэвид отложил телефон на столик.
  
  Наверное, сказал он себе, беспокоиться о ней незачем. Вполне возможно, что Сэм контролирует ситуацию и неплохо справляется с этим. И когда кто-то предупредил ее, что Брэндон на свободе, она быстро собрала все необходимое, схватила Карла, они уселись в машину и укатили прочь. С учетом того, через что ей пришлось пройти и сколько неприятностей ей доставили родители Брэндона и этот придурок Эд Нобл, это, возможно, было мудрым решением.
  
  «И я в ее решениях и планах приоритетного места не занимал», – подумал Дэвид.
  
  Да и с какой стати?
  
  Как только Брэндона схватят, Сэм вернется, и отношения между ними продолжатся.
  
  В том нет сомнений.
  
  Но неужели ей так трудно ответить на его телефонный звонок? Или на эсэмэску?
  
  Разве что…
  
  Разве что Сэм подозревает какую-то западню. Ведь в прошлом клан Уортингтонов не раз надувал ее, причем довольно успешно.
  
  А может, она считает, что Брэндон добрался до него, до Дэвида? Что в руках у него оказался его телефон, вот он и звонит с него и шлет эсэмэски в надежде выяснить, где находятся Сэм и Карл?
  
  Может, они уже в пределах досягаемости?
  
  И тут вдруг в голову Дэвиду пришла новая страшная мысль.
  
  Может, Сэм не отвечает, потому что Брэндон уже нашел их?
  ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ
  Дакворт
  
  Такое ощущение, будто я попал на лекцию по химии где-то в колледже.
  
  Тело Тейта Уайтхеда по-прежнему лежало на парапете у резервуара в ожидании, когда приедет медэксперт со своей командой – а когда это будет, одному богу известно; Рэндал Финли был по-прежнему прикован наручниками к двери у входа в здание водоочистительной станции. А Гарви Оттман проводил для меня обзорную экскурсию и читал краткий курс под названием «Очистка воды 101». Его прервал звонок от Дэвида Харвуда, но когда я закончил разговор с ним, Оттман продолжил:
  
  – Процесс очистки водопроводной воды насчитывает лишь около восьмидесяти лет, закон о нем был принят конгрессом в 1974 году. Он называется «Акт о безопасной питьевой воде», и общий смысл этого закона сводится к тому, что вода, вытекающая из-под крана, должна быть на сто процентов безопасной и пригодной для питья.
  
  Оттман проводил меня через те участки предприятия, где я прежде ни разу не бывал. Огромные наполненные водой бассейны были поделены на секции, каждая размером со школьный зал для занятий физкультурой.
  
  – Перед тем как поступить к потребителю, вода проходит шесть стадий очистки, – продолжал вещать он. – Здесь и предварительная обработка, и скрининг, и, как правило, эти процессы проходят в резервуаре. Но вот вода начинает поступать на станцию, и уже здесь применяются коагуляция и флоккуляция, затем…
  
  – Флок что?
  
  – Флоккуляция. В процессе коагуляции и флоккуляции из воды удаляются взвешенные частицы, сохранившиеся после скрининга. Эти частицы слипаются в более крупные комки, мы называем их флоками. И комки эти на стадии осаждения попадают на дно, где их можно собрать и удалить из воды и…
  
  – Так, значит, все эти твердые вещества, вся эта дрянь, находящаяся в воде, оседает? Ну там, сигаретные окурки и прочая гадость, так?
  
  – И не только это. Более крупные частицы, типа сигаретных окурков, отсеиваются еще на стадии скрининга, но в воде всегда присутствует огромная масса гораздо более мелких твердых частиц, которые невозможно увидеть невооруженным глазом. Вот от всего этого мы и должны избавиться. На следующем этапе начинается процесс фильтрации, где все оставшиеся загрязнения удаляются.
  
  Оттман так и жонглировал всеми этими словами. Аэрация. Хлорирование. Фторирование.
  
  – Фторирование?
  
  – Да, добавление фтора, – сказал он. – Для зубов. Фтор добавляют на одной из последних стадий. Затем воду закачивают в башню, и она готова поступать к потребителю. Заметьте, насосам вовсе не обязательно работать непрерывно. Основная нагрузка приходится на них по ночам, они пополняют запасы воды в башне, взамен израсходованных за день. Когда люди просыпаются по утрам, расходы воды достигают своего пика, со всеми этими душами и ваннами, готовкой, ну и прочим, но воды в башне вполне хватает на все эти нужды, и система ее подачи в дома проста и надежна.
  
  И тут мы перешли от химии к инженерии. Нельзя сказать, чтоб я так уж отличался в школе по этим двум предметам. Тем не менее я изо всех сил старался понять, что говорит мне Оттман.
  
  Мы находились в самом сердце предприятия, в окружении бассейнов и огромных труб. И вот я повернулся лицом к резервуару и заметил:
  
  – Так, значит, если даже в резервуар поступает нечто по-настоящему плохое и опасное для здоровья, а затем вода из него проходит все эти многоступенчатые стадии очистки, ну, перед тем как попадет в дома, то загрязнение это будет выявлено и нейтрализовано, я правильно понимаю?
  
  – Хотелось бы так думать, – ответил Оттман. – Нет, я ни в коем случае не защищаю Тейта, но должен заметить, даже если он где-то и напортачил, эта наша система практически полностью автоматизирована и работает по накатанной, без участия человека. Даже если он и не сделал несколько проверочных тестов ночью, вода, по идее, не должна была потерять своих высоких качеств.
  
  Но мне уже стало очевидно: главная ошибка Тейта состояла в том, что он позволил себя убить. Сам он с водой ничего плохого не делал. Мог сделать тот, кто прикончил его.
  
  – Итак, с учетом всех этих этапов очистки и мер предосторожности, если бы вы сами собирались добавить в воду некое вещество, от которого заболели бы и даже могли умереть люди, удобнее всего было бы это сделать на самом последнем этапе процесса, верно?
  
  Оттман кивнул:
  
  – Да. Пожалуй, вы правы.
  
  – А что, если это вещество добавили прямо в башню?
  
  – Вы это серьезно?
  
  Я тоже кивнул:
  
  – Вполне. Так что?
  
  – Да вы видели эту штуковину? Просто представить не могу, как это возможно – загрузить в нее сверху что-либо. И даже если вы залезете на самый верх, не вижу способа загрузить что-то прямо в башню, просто не представляю. Нет, если уж кто замыслил такое злодеяние, то действовал откуда-то снизу. Чтобы уж потом зараженная вода закачивалась в башню.
  
  – Но откуда именно?
  
  Оттман пожал плечами:
  
  – Так вот вы на что намекаете? Хотите сказать, кто-то намеренно отравил воду?
  
  Откуда-то издали эхом разнесся рассерженный голос:
  
  – Отпустите меня!
  
  Оттман покосился в ту сторону.
  
  – Похоже, Рэнди просто взбешен…
  
  – О нем не беспокойтесь, – заметил я. – Итак, если бы вы хотели добавить что-то в эту систему, на каком этапе и где вы бы это сделали?
  
  – Ну, не знаю. Может, на стадии хлорирования или фторирования.
  
  – Отведите меня к этим бассейнам.
  
  И мы продолжили свой путь среди различных емкостей, труб и прочих приспособлений, о предназначении которых я не имел ни малейшего представления.
  
  – Ну, вот здесь у нас производится фторирование, – указал Оттман.
  
  Первое, что бросилось в глаза, когда я вошел в этот сектор, – это царящая здесь безупречная чистота. Все полы, каждая труба, каждая стеклянная панель так и блистали чистотой.
  
  Но затем, уже стоя здесь, я заметил что-то на полу. Вернее, не заметил, а сначала почувствовал. Под ногами словно песок похрустывал. Я остановился, приподнял ногу, начал разглядывать подошву.
  
  Похоже на соль. Я лизнул указательный палец, прикоснулся им к мелким белым крупинкам, затем поднес к лицу, чтобы получше рассмотреть.
  
  – На вашем месте я бы не стал это пробовать, – сказал Оттман.
  
  – Не беспокойтесь, – буркнул я и поднес палец к глазам. – Что бы это могло быть, есть какие идеи?
  
  – Представления не имею, – ответил он и посмотрел на пол. – Просто в этом месте разбросано несколько гранул. Словно кто-то тащил тут огромный мешок с поваренной солью, и в нем внизу образовалась крохотная дырочка.
  
  – И у меня пощипывает палец, – сказал я.
  
  – Черт, – проворчал Оттман. – Надо немедленно смыть эту дрянь. Кто знает, что это такое.
  
  И он подтолкнул меня к двери, на которой красовалось символическое изображение мужчины. Мужской туалет.
  
  – Ощущение такое, будто прикоснулся к изоляционному материалу из стекловолокна, – пробормотал я. – Кожа раздражена и воспалилась.
  
  Оттман подтолкнул меня к раковине, до отказа отвернул кран.
  
  – Руку сюда. Намыливайте, да погуще. Мойте, трите, смывайте эту гадость!
  
  – Но что это, черт возьми? – осведомился я.
  
  – Воды не жалейте. Лейте прямо на руку. – Голос его слегка дрожал от волнения.
  
  – Так вы знаете, что это такое? – Я продолжал лить воду на палец, намыливал его, потом снова совал под кран. Зуд уменьшился.
  
  – Не уверен. Возможно, даже и вовсе ошибаюсь, – ответил Оттман.
  
  – И все же есть догадки?
  
  – Какие симптомы? – спросил он.
  
  – Палец словно в огне.
  
  – Нет, я спрашиваю об основных симптомах, на которые жаловались все эти люди, поступившие в больницу.
  
  Их было так много, что все и не упомнишь, подумал я. А потом сказал:
  
  – Тошнота, головокружение, пониженное кровяное давление. Какие-то проблемы со зрением. Кажется, кто-то говорил «гипертония». Нет, не гипертония. Гипотония. Резкое понижение кровяного давления.
  
  Оттман лишь удрученно качал головой.
  
  – Да, вам много чего понадобится. – Он говорил скорее сам с собой, а не со мной.
  
  – Много чего?
  
  – И судя по всему, это займет немало времени. Слишком уж быстро все произошло, последствия могут быть самые плачевные, – пробормотал он.
  
  – О чем это, черт побери, вы толкуете? – нетерпеливо воскликнул я, все еще держа палец под краном. А потом вдруг до меня дошло. – Но если вода в городе заражена, какого черта я держу этот несчастный палец под краном?
  
  Он взглянул на меня и тут же выключил воду. И я увидел в его глазах страх.
  
  – Надо срочно выбираться из этого здания, – сказал он. – Как можно быстрее!
  
  – Оттман, может, объясните, что все-таки происходит?
  
  – Есть способ освободить Рэнди от наручников?
  
  – Разве что с помощью острого ножа или кусачек, – ответил я. Наручники из пластика. И ключа к ним нет.
  
  – Пошли!
  
  Мы вышли из туалета. Оттман схватил меня за руку и потянул в сторону – подальше от рассыпанных по полу гранул, похожих на соль.
  
  – Оно и в воздухе может быть, – сказал он. – И его может быть здесь куда как больше, чем мы только что видели на полу.
  
  Я решил не спрашивать его, о чем он толкует. Сначала надо выбраться из здания. Он уже полез в карман пиджака и достал перочинный нож. Приблизился к Финли, и в руке его сверкнуло лезвие.
  
  Глаза у Финли расширились при виде ножа. Должно быть, он никак не мог решить, намерен ли Оттман освободить его или убить. И какое облегчение, должно быть, испытал, когда Оттман, навалившись на него плечом, стал подбираться к наручникам на запястьях.
  
  – Гарантирую тебе большие неприятности, друг мой, – бросил мне Финли.
  
  – Как только он освободит тебя, – отозвался я, – выметайся из этого здания и побыстрее.
  
  – Что? – Показалось, он вот-вот задохнется. – Боже ты мой, здесь бомба, да?
  
  – Нет, – ответил Оттман и перерезал наручники. – На выход, живо!
  
  И вот все трое мы бросились к двери. Оттман немного задержался на выходе у щитка, включил тревожную кнопку пожарной сигнализации. Пронзительно взвыла сирена.
  
  – Здесь могут быть еще люди, – пояснил он.
  
  Мы выбежали на стоянку. Не скажу за других, но у меня сердце колотилось как бешеное.
  
  – Оттман, – задыхаясь, пробормотал я, – объясните!
  
  Он сделал два глубоких вдоха.
  
  – Могу и ошибаться, но думаю, та гадость на полу была азидом натрия.
  
  – И что это означает? – спросил я.
  
  – Катастрофу, вот что!
  ДВАДЦАТЬ СЕМЬ
  
  Кэл Уивер полез в холодильник сестры, искал там, чего бы попить, и тут у него затрезвонил мобильник. Звонили из полиции Промис-Фоллз – кто-то из них увидел записку, прикрепленную к двери в дом Люси Брайан. Там Кэл указал, что ключ находится у него, и вот теперь полиция изъявляла желание войти в этот дом.
  
  – Мне надо ехать, – сказал Кэл Селесте.
  
  – А Кристэл с собой возьмешь? – поинтересовалась она.
  
  Кэл отрицательно покачал головой. Совершенно ни к чему, чтобы Кристэл видела, как тело матери выносят из дома.
  
  И он пошел в гостиную поговорить с девочкой.
  
  – А у твоей сестры есть бумага, на которой я могла бы рисовать? – спросила она, подняв на него глаза.
  
  – Думаю, да. Почему бы тебе самой ее не спросить?
  
  Кристэл начала сползать с дивана, но Кэл остановил ее, положив руку на колено.
  
  – Погоди минутку. Хотел с тобой поговорить.
  
  – О чем?
  
  – Я должен впустить полицию в твой дом. Они мне только что звонили. Увидели записку, которую я прикрепил к двери.
  
  – О…
  
  – А ты останешься здесь, хорошо?
  
  – Ты надолго уезжаешь?
  
  Он пожал плечами:
  
  – Точно не скажу. Мне еще надо заскочить в гостиницу и забрать свои вещи, которых тут не хватает. Чтобы я мог остаться здесь, с тобой.
  
  Она смотрела на него, и лицо ее не отражало никаких эмоций. Он пытался понять, о чем она сейчас думает, – никак не получалось.
  
  – Ладно, – произнесла Кристэл и продолжила сползать с дивана, потом пошла на кухню просить бумагу.
  
  Он доехал до дома Люси Брайтон за десять минут. На обочине стоял автомобиль полиции Промис-Фоллз, на переднем сиденье – два копа. Кэл тоже съехал на обочину, вышел и двинулся к ним.
  
  – Это вы Уивер? – спросил тот, кто сидел за рулем.
  
  Кэл рассказал им все, что знал. О звонке от Кристэл, о том, где он нашел тело. Потом продиктовал им номер телефона Джеральда Брайана и добавил, что особых надежд на появление здесь отца девочки не питает.
  
  – А ребенок до сих пор с вами? – осведомился тот же коп.
  
  Он кивнул.
  
  Ничего больше от него пока что не требовалось, и Кэл уселся к себе в машину с намерением выехать на автомагистраль, ведущую к югу, где на выезде из города находилась его гостиница. Он рассчитывал, что соберет и упакует все вещи минут за двадцать, ну а затем к середине дня вернется к сестре. Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда он повернул ключ зажигания.
  
  – Уивер, – ответил он.
  
  – Мистер Уивер? С вами говорит Дэвид Харвуд.
  
  Звонивший произнес свое имя с вопросительной интонацией, словно рассчитывал на то, что Кэл тут же спросит: «Вот как? Да неужели?» Но вместо этого Кэл просто поинтересовался:
  
  – Чем могу помочь?
  
  Но затем вдруг понял, откуда ему знакомо это имя. Харвуд был тем самым парнем, который спас Карла Уортингтона, когда Эд Нобл похитил мальчика из школы в конце занятий. Тогда Сэм первым делом позвонила Кэлу, обратилась за помощью к нему, но он не сумел добраться туда вовремя, и тогда она призвала на помощь Дэвида Харвуда.
  
  – Я друг Сэм Уортингтон. И я…
  
  – Я знаю, кто вы такой. Спасибо, что так быстро добрались тогда до школы. А вот у меня не получилось.
  
  – Она вам случайно не звонила?
  
  – Нет. То есть, я хотел сказать, мы пару раз обсуждали то, что случилось у нее дома, но в последнее время я с ней не разговаривал. – И Кэл ощутил легкий озноб и почувствовал, как мелкие волоски у него на шее встали дыбом.
  
  Сэм и ее мальчик пили отравленную воду.
  
  – Черт, – выругался Кэл. – А вы домой к ней заезжали?
  
  – Да, – ответил Дэвид. – И это никак не связано с тем, что происходит в городе. То есть с водой. В доме их нет. И машины рядом – тоже.
  
  – Ясно, – заметил Кэл, и волоски перестали топорщиться. – В таком случае что все это означает?
  
  – Вам известны последние новости о ее бывшем муже?
  
  – Расскажите мне, Дэвид.
  
  Дэвид выложил ему последние новости. Брэндон Уортингтон бежал из тюрьмы. Сэм не отвечает на его звонки. Ничего себе новости!
  
  – Позвоните в полицию, – посоветовал он.
  
  – Я звонил, – сказал Дэвид. – Но сами понимаете, сейчас у них дел по горло.
  
  – И у меня тоже, – произнес Кэл и тут же спохватился, что прозвучало это, пожалуй, пренебрежительно. – Послушайте, Сэм наверняка предупредили, что он сбежал, вот она и уехала вместе с ребенком на несколько дней. Никому ничего не сказала, не отвечает на ваши звонки – что ж, на мой взгляд, поступает вполне разумно.
  
  – Может быть, – сказал Дэвид. – Но что, если она не отвечает потому, что он уже нашел ее и схватил? Это опасный тип, он замешан в ограблении банка. И родители у него сумасшедшие, это они послали Эдда Нобла в прачечную – убить Сэм.
  
  – Да, я там был.
  
  – Знаю. Так вы понимаете, о чем я вам говорю? Никогда не стал бы беспокоить по пустякам. – Голос мужчины дрогнул. – Было время, когда я мог сам справиться с любой проблемой. Но сейчас не тот случай. Чувствую себя абсолютно беспомощным. Очень хочу помочь ей, вот только не знаю как.
  
  Кэл закрыл глаза, откинулся на подголовник, подумал о Кристэл. До тех пор, пока не появится отец, он отвечает за эту девочку. Он не может бросить все и ринуться помогать Харвуду найти Сэм. Не сейчас.
  
  – Вы говорили, что были у нее в доме?
  
  – Да, – быстро выпалил Дэвид, ободренный тем, что Уивер нашел время задать ему хотя бы несколько вопросов.
  
  – И проникли в него, осмотрели все тщательным образом?
  
  – Да, осмотрел. Похоже, они собрали вещи перед дорогой.
  
  – А что говорят соседи?
  
  Дэвид ответил не сразу.
  
  – Черт, – пробормотал он. – Я как-то не подумал. Нет, я с ними не говорил.
  
  – Вот отсюда и начинайте, – сказал Кэл. – А потом сообщите мне все, что удалось выяснить.
  
  Он ощутил нечто похожее на стыд, закончив этот разговор, но больше для Дэвида он ничего не мог сделать. Ведь он обещал Кристэл вернуться быстро, не задерживаться. И ему казалось, что сейчас девочка нуждается в нем куда больше, нежели Харвуд. Кэл знал, у Дэвида была веская причина беспокоиться о Саманте и ее сыне, но ему также было известно, что эта Сэм далеко не дурочка. Если она узнала, что ее бывший на свободе, то поступила правильно, решив быстро смотаться из города.
  
  Кэл надеялся, Дэвид ошибается, думая, будто Сэм не отвечает потому, что Брэндон уже нашел ее. Но вроде бы Харвуд был некогда репортером? Да, Кэл слышал, что был. В таком случае пусть постарается выведать все, что только может, тут вполне пригодятся профессиональные навыки. К ним не раз прибегал и он сам.
  
  Кэл включил мотор. Надо быстро добраться до гостиницы, собрать вещи и выписаться.
  
  И вот вскоре он оказался у перекрестка и собрался свернуть вправо, как вдруг заметил знакомую машину, которая приближалась с юга.
  
  То был Дуэйн в своем грузовичке-пикапе.
  
  Зять Кэла Дуэйн проехал мимо, глядя прямо перед собой на дорогу. Ни разу не посмотрел по сторонам, не заметил машины Кэла.
  
  Кэл сам не понимал, что заставило его свернуть влево, в противоположном от гостиницы направлении.
  
  Потом сказал себе, что у него и в мыслях не было следить за зятем. И никакого наблюдения за ним он вести не собирался. И вовсе не хотел посвящать весь день слежке за Дуэйном.
  
  Просто так получилось.
  
  Дуэйн проехал мимо, и Кэл решил посмотреть, куда это он направляется. И сказал себе: если Дуэйн свернет с дороги и заедет в «Севен-илевен»[13] купить себе гамбургер или что еще, он может отправиться следом за ним, посмотреть, чем занимается этот парень, даже завязать разговор. Может, даже предложит пойти куда-нибудь выпить пива.
  
  И сказать ему нечто вроде: «Послушай, ты уж извини за то, что я с этой маленькой девочкой вломился к тебе в дом. Я очень ценю ваше с Селестой гостеприимство и обещаю, что мы с ней не будем долго вам докучать».
  
  Да. Нечто в этом роде.
  
  Кэл твердил себе: он вовсе не следит за своим зятем, даже несмотря на то что Селесте показалось, будто у него есть какая-то женщина на стороне. Неужели ему так уж хочется совать свой нос в чужие дела? Ну… разве что совсем немножко. Ведь речь идет не о ком-то там, а о его родной сестре. Ты изменяешь моей сестре, и это просто бесит меня.
  
  Но в конечном счете все они уже взрослые люди. И за годы работы в полиции, а затем и частным сыщиком Кэл твердо усвоил одну вещь: у каждой истории, фигурально выражаясь, есть две стороны медали. Ведь он ни разу не выслушал Дуэйна. Возможно, у того есть серьезные претензии к Селесте, а может, и нет. И возможно, все, что скажет ему Дуэйн, – просто чушь собачья, ничего больше.
  
  Возможно, во всех проблемах этого брака стопроцентно виноват именно Дуэйн.
  
  Кэл был вовсе не уверен, что хочет все это знать. У него не возникало ни малейшего желания стать посредником. Если их брак под угрозой, пусть идут к специалисту по таким делам, с ним и советуются.
  
  У Кэла полным-полно своих проблем, ему некогда заниматься чужими.
  
  Ну, разумеется, Кристэл тут исключение.
  
  Он будет заботиться о девочке до тех пор, пока не появится ее папаша. Если вообще появится. И если уж быть честным до конца, Кэл очень надеялся на то, что отец Кристэл найдет время и прилетит к дочери.
  
  Кристэл ему нравилась. Даже ее причуды были ему симпатичны, даже упрямство и порывистость в поведении, и особенно трогательным казалась это странное сочетание уязвимости и твердости характера. Возможно, эти чувства к ней как-то связаны с потерей родного сына. И какая-то часть его просто стремится опекать кого-то, заботиться и…
  
  Дуэйн резко свернул. Теперь он направлялся в центр города.
  
  Кэл решил ехать следом. Но осторожно, соблюдая дистанцию, так, чтобы их разделяли хотя бы одна или две машины. Этим приемам он научился, работая в полиции и особенно – частным сыщиком.
  
  Ладно, сказал себе он. Так и быть, послежу за ним еще немного, проеду несколько кварталов.
  
  Но что, если он увидит, как Дуэйн встречается с какой-то женщиной? Полезет под сиденье и достанет фотоаппарат с телескопическими линзами? А потом покажет эти снимки сестре? Нет, это вряд ли. Зато он вполне может пригрозить этим компроматом Дуэйну. Доказать ему, что он все знает, и посоветовать не тащить всю эту грязь в дом и наладить отношения с женой.
  
  И вот они оказались в деловом районе города, и у машины Дуэйна загорелись габаритные огни, а затем замигал правый поворотник. Дуэйн съехал к обочине и выключил мотор.
  
  Кэл проехал мимо.
  
  Затем посмотрел в боковое зеркальце и увидел, что Дуэйн вышел из машины и переходит улицу. Оказавшись на противоположной стороне, он пошел в том же направлении, куда двигался Кэл в машине. Кэл увидел свободное местечко у тротуара, заехал и остановился там, а затем сидел и ждал, когда зять, идущий по другой стороне улицы, поравняется с ним.
  
  Приближаясь к бару, Дуэйн замедлил шаг, и Кэл подумал, что он сейчас туда зайдет. Но вместо этого Дуэйн вдруг нырнул в узкий проулок между баром и обувным магазином.
  
  – Что за черт? – пробормотал Кэл.
  
  Ему пришлось проехать немного вперед, чтобы лучше видеть, что происходит в этом проулке. Дуэйн шел по нему с улицы, навстречу ему приближался какой-то мужчина. Поравнялись они примерно посередине и остановились.
  
  Кэл перегнулся, полез под заднее сиденье машины. И достал оттуда фотоаппарат с телескопическими линзами. Тот самый, которым он часто пользовался, когда его как частного сыщика нанимали для слежки.
  
  Нет, он не собирался делать снимки. Просто эта камера служила прекрасным заменителем бинокля.
  
  Он быстро вытащил фотоаппарат из футляра, снял крышку объектива и поднес камеру к глазам.
  
  Мужчине, с которым встретился Дуэйн, было лет сорок пять, невысокий, весит примерно 250 фунтов. Одет в джинсы и черную ветровку.
  
  Они о чем-то говорили.
  
  Кивали. Затем незнакомец полез в карман и протянул что-то Дуэйну.
  
  Щелк!
  
  Он практически рефлекторно нажал на спусковую кнопку затвора. Если бы то была реальная работа, ему нужно было добыть доказательства. Допустим, о передаче денег из рук в руки. Причем, как показалось Кэлу, пачка эта была довольно толстая.
  ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ
  
  Джил Пикенс лежал лицом вверх на носилках, придвинутых к стенке в коридоре, примерно на полпути к реанимационной палате, где-то между кабинетом радиологии и кафетерием. Надо сказать, он не был одинок. Приемное отделение «неотложки», все смотровые кабинеты не справлялись с огромным наплывом пациентов, в палатах не осталось ни одного свободного места, поэтому больных рассовывали по всем углам и закуткам здания. Пациенты лежали по обеим сторонам коридора, между ними кое-как протискивался больничный персонал, тут же толпились члены семьи, усугубляя всеобщую сумятицу и неразбериху.
  
  А потому когда Марла с Арлин Харвуд и маленьким Мэтью на руках получили наконец возможность поговорить с доктором Кларой Морхаус о состоянии отца, сделать это в более приватной обстановке не удалось. Они разговаривали прямо у носилок, на которых лежал Джил. Его кожа приобрела пепельно-серый оттенок, глаза оставались закрыты, но он был еще жив.
  
  – Неужели так трудно найти для него палату? Он ведь пожилой человек и не может вот так валяться в коридоре! – сказала Арлин.
  
  – Мы делаем все возможное, – отозвалась доктор Морхаус.
  
  – Так вы считаете, это самое подходящее место для человека, который был женат на женщине, руководившей этим госпиталем. И что…
  
  – Пожалуйста, тетя Арлин, не надо, – протянула Марла. – Все нормально.
  
  – Мы получили данные о том, – сказала доктор, – что это отравление химическим веществом. Способов лечения не существует. Мы делаем для вашего отца все возможное. Но контролировать что-либо просто не в силах. Ему повезло больше, чем другим, выпившим гораздо больше зараженной воды. Так что остается лишь ждать и наблюдать.
  
  – Но он поправится? – спросила Марла, перекладывая Мэтью из одной руки на другую.
  
  – Не знаю, насколько вы религиозны, – произнесла доктор. – Лично я – нет. Но на вашем месте я бы просто за него молилась, потому что жизнь его от нас не зависит, она в руках Господа. Он может выжить. Но даже если и выживает, вам следует знать: тут вероятно возникновение множества побочных эффектов и осложнений.
  
  Арлин обняла племянницу за плечи.
  
  – Спасибо, – проговорила она. – Мы можем остаться здесь?
  
  – Оставайтесь сколько хотите, – ответила Морхаус. – Если вдруг в палате освободится место, мы немедленно переведем его туда. Но я бы на это не слишком надеялась. Мы можем даже перевезти его в одну из больниц Олбани. Я вам сообщу.
  
  Доктор извинилась и отошла в конец коридора к каким-то другим взволнованным родственникам; среди них выделялась женщина в хиджабе, окутывавшем голову и шею. Она пришла к больному – тот, судя по внешности, был выходцем с Ближнего Востока.
  
  Мэтью, который время от времени принимался плакать с тех пор, как они зашли в больницу, снова раскапризничался.
  
  – Он проголодался, – сказала Марла. И принюхалась. – И еще не мешало бы поменять ему подгузник.
  
  – Знаешь, поезжай-ка ты домой, – посоветовала Арлин. – Тебе надо думать о себе и ребенке. Ты сама, должно быть, просто умираешь с голоду.
  
  – Нет, я не уйду, – сказала Марла. – Что, если они переведут папу в другую больницу? Я должна быть рядом с ним.
  
  – У меня есть идея, – сказала Арлин. – Позвоню Дону, пусть заедет за тобой и Мэтью. А я останусь здесь с Джилом. И если будут какие новости, сразу тебе позвоню.
  
  У Марлы от волнения и голода даже лицо осунулось.
  
  – Ну, не знаю. Может, я…
  
  – Марла!
  
  Услышав этот оклик, она резко развернулась и увидела в коридоре Дерека Катера. Глаза покрасневшие, руки протянуты вперед. Дерек недавно закончил колледж Теккерея и был отцом Мэтью.
  
  – Я тебя где только не искал! – воскликнул он. – Пытался дозвониться, потом забегал к тебе домой. И не знал, что случилось с тобой и Мэтью, и…
  
  Тут Марла разрыдалась. Одной рукой она продолжала прижимать к себе ребенка, другой тянулась к Дереку. Тот крепко обнял мать и дитя. Но, увидев Джила, разжал объятия и прошептал еле слышно:
  
  – О, нет, только не это!
  
  – Да вот, лежит пока здесь, – произнесла Марла.
  
  – Мне страшно жаль.
  
  – Ну а как ты? Как родители? С ними все нормально?
  
  Дерек кивнул и сообщил, что родители его уехали из города, а сам он, еще не встав с постели, услышал предупреждение из громкоговорителя проезжавшей мимо пожарной машины. Марла рассказала ему о том, как их привез в больницу ее кузен, и о словах доктора Морхаус. Потом добавила, что подумывает съездить домой, переодеть и покормить ребенка.
  
  – Я могу вас отвезти, – тут же вызвался он.
  
  Арлин сочла, что идея просто отличная.
  
  – Я останусь здесь, – заверила их она. – А вы поезжайте.
  
  Марла пыталась что-то возразить, но не слишком убедительно, и все же позволила себя увести. Дерек, обняв Марлу за плечи, прошептал ей:
  
  – Знаешь, вот уж никогда бы не подумал… Просто не понимал, какое огромное место ты и малыш занимаете в моей жизни, и понял это, лишь когда осознал, что могу вас потерять.
  
  Услышав это, Арлин Харвуд впервые за последние несколько часов улыбнулась. И сказала Джилу:
  
  – Не знаю, слышал ты это или нет, Джил, но, похоже, у Марлы теперь все наладится. Нет, правда.
  
  Губы у Джила слегка шевельнулись, хотя глаза по-прежнему оставались закрытыми.
  
  – Что, что ты сказал? – спросила Арлин, склоняясь над ним и приблизив ухо к его губам. Губы снова зашевелились.
  
  В ответ Арлин зашептала ему на ухо:
  
  – Я говорить Марле этого не буду. Сам скажешь, когда тебе станет лучше. И потом, она знает, Джил. Она это знает.
  
  Она выпрямилась, снова взглянула на Джила в надежде, что он откроет глаза. Потом взяла его за руку и крепко сжала в своей.
  
  В дальнем конце коридора мужчина лет под сорок склонился над носилками, на которых лежала седовласая женщина. И не сводил глаз с женщины в хиджабе. Та шепотом переговаривалась с пациентом, которого с минуту назад осматривала доктор Морхаус.
  
  Мужчина вскинул руку, указал на восточную женщину и сказал:
  
  – А наглости у тебя хватает, черт побери.
  
  Он произнес это довольно громко, так, что все присутствующие не могли не расслышать. К нему повернулись головы. Женщина в хиджабе тоже взглянула на него и тут же поняла, что он обращается к ней.
  
  Мужчина не унимался:
  
  – Быть здесь, среди нас! Для этого нужна смелость, леди.
  
  Женщина с сильным акцентом произнесла:
  
  – Вы ко мне обращаетесь?
  
  – Разве вы видите здесь других террористов?
  
  Женщина сочла, что отвечать на этот вопрос не стоит, и снова склонилась над своим близким.
  
  – Думаешь, мы не понимаем, что происходит? – поинтересовался мужчина и начал не спеша подходить к ней.
  
  Женщина снова обернулась.
  
  – Пожалуйста, оставьте нас в покое, – сказала она.
  
  – А ты знаешь, кто тут у меня лежит? – спросил он и указал на седовласую женщину. – Это моя мать. Ей шестьдесят шесть, и вчера она была самой здоровой женщиной в этом чертовом городе. А теперь едва цепляется за жизнь. И я не знаю, выкарабкается она или нет.
  
  – А у меня здесь муж, – отозвалась женщина. – И он умирает.
  
  – Но разве в том не виноваты ваши люди? Готовы пожертвовать жизнями родных и близких, а также своей жизнью ради идеи. Скажем, посылаете на людную площадь женщину, обмотанную пакетами с взрывчаткой…
  
  – Прекратите! – воскликнула Арлин.
  
  Мужчина перевел взгляд с восточной женщины на нее.
  
  – Неужели не замечаете? Да они у всех на виду. Даже и не думают скрываться. Они здесь… повсюду. Только и ждут удобного случая.
  
  – Заткнитесь, кому говорят! – крикнула Арлин. – Лучше позаботьтесь о своей матери. И не приставайте к этой женщине.
  
  Дверь в коридор приотворилась, и вошел Ангус Карлсон.
  
  – Что происходит? – спросил он, посмотрев сначала на Арлин, затем на мужчину, который все еще на нее указывал. С той разницей, что теперь в его руке был зажат какой-то предмет.
  
  Он размахивал пистолетом.
  
  Люди закричали. Те, кто стоял ближе к носилкам, попадали на пол или прикрывали своими телами больных. Все, кроме женщины в хиджабе, которая стояла, гордо выпрямившись и глядя прямо в глаза своему обидчику.
  
  Карлсон немедленно выхватил свою пушку, направил ствол на мужчину и гаркнул:
  
  – Полиция! Бросить оружие!
  
  Но мужчина и не думал повиноваться. Вместо этого крикнул:
  
  – Арестуйте ее!
  
  – Сэр, опустите оружие, немедленно.
  
  – Но разве вы не понимаете, что случилось сегодня? – возбужденно воскликнул мужчина. – Это террористическая атака! Сначала была одна на стоянке перед кинотеатром, теперь вот это. – Глаза мужчины наполнились слезами. – И моя мама умирает.
  
  Карлсон понизил голос, но продолжал настаивать:
  
  – Сэр, вы должны немедленно опустить оружие. Если все, что вы говорите, правда, это хорошо, очень хорошо, что вы довели этот факт до нашего сведения.
  
  Восточная женщина покосилась на него, в глазах ее светились страх и гнев.
  
  Карлсон смотрел на нее какую-то долю секунды, затем сказал мужчине:
  
  – Будьте уверены, мы проведем самое тщательное расследование по вашему заявлению. И если это правда, не удивлюсь, если вас наградят медалью. Но пока вы стоите здесь, размахивая оружием, мы не можем предпринять сколько-нибудь решительных действий.
  
  – Они всегда отмазываются, – произнес мужчина. – Всегда выходят сухими из воды.
  
  – Мы проследим за тем, чтобы ничего подобного не случилось. – Карлсон подошел поближе, протянул левую руку. – И почему бы просто не отдать оружие мне? Давайте уберем его с глаз долой. Все мы сегодня находимся под влиянием сильнейшего стресса. Дошли, что называется, до точки.
  
  Мужчина нервно переводил взгляд с Карлсона на женщину и обратно, но пистолет его был по-прежнему нацелен на женщину.
  
  А Ангус Карлсон держал под прицелом его самого.
  
  – Пожалуйста, сэр, прошу вас. Не знаю, хороший ли вы стрелок, но если спустите курок, может пострадать кто-то другой. Возможно, чья-то мать. Или отец. Или же сын и дочь. И еще должен предупредить: если вы спустите курок, я сделаю то же самое. Я буду вынужден застрелить вас. И хотя я проходил хорошую подготовку на стрельбище, есть шанс, что я могу задеть кого-то другого. Ни в чем не повинного человека.
  
  Все кругом так и окаменели. Никто не осмеливался произнести ни слова. Люди затаили дыхание.
  
  – Подумайте о своей матери. Подумайте, что через какое-то время она поправится. И вы будете ей очень нужны. Но как и чем вы сможете помочь ей, если будете сидеть в тюрьме и дожидаться суда?
  
  Арлин подхватила:
  
  – Он прав. Разве этого хотела бы ваша мама?
  
  Карлсон посмотрел на нее, и в этом взгляде Арлин прочла: мне ваша помощь не нужна.
  
  Но она продолжила:
  
  – Если бы мой сын застрелил невооруженную женщину, не важно, по какой причине, я бы до конца жизни стыдилась его.
  
  После этого в помещении настала мертвая тишина. Но длилась она не больше пяти-шести секунд.
  
  Мужчина сказал:
  
  – А лично я плевать хотел.
  
  Приподнял ствол на четверть дюйма, посмотрел на женщину в хиджабе, сощурился.
  
  Карлсон спустил курок.
  
  Выстрел прогремел оглушительно и сопровождался взрывом испуганных криков. Пуля попала мужчине в верхнюю часть бедра, его отшвырнуло назад, как футболиста на поле, в которого врезался другой игрок-невидимка. При падении пистолет выскользнул из его руки и с грохотом покатился по полу.
  
  Карлсон рванулся к нему, подобрал, потом полез в карман за пластиковыми наручниками.
  
  – Ты меня застрелил! – завопил мужчина. – Господи Иисусе, ты меня застрелил!
  
  Крики длились несколько секунд, затем люди, по крайней мере те, кто не лежал на носилках, громко зааплодировали. Карлсон убрал свое оружие в кобуру, сунул пистолет мужчины в нагрудный карман спортивной куртки. Затем приблизился к лежащему на полу мужчине. Из бедра его лилась кровь. Карлсон перевернул его на бок, чтобы было удобно сковать руки наручниками за спиной.
  
  – Хорошая новость состоит в том, – заметил Карлсон, – что нам не придется долго везти тебя в больницу.
  
  То была неплохая острота, особенно если учесть, что голос его дрожал, а сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из грудной клетки.
  ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
  Дакворт
  
  Проведя эвакуацию на водоочистительной станции, я набрал номер Ронды Финдерман.
  
  – Если ты этого еще не сделала, – сказал я, – советую тебе позвонить губернатору. Если парней из национальной безопасности, которые занимались взрывом у кинотеатра, можно отозвать назад, пошли их на станцию по водоочистке. И предупреди, чтобы захватили костюмы химзащиты. Есть специальный план мероприятий по борьбе с утечками вредоносных веществ, и, похоже, здесь у нас как раз тот самый случай.
  
  – Это шеф? – поинтересовался Рэндел Финли. Он шел сзади в нескольких шагах и прислушивался к нашему разговору. – Передай трубку! Потому что у меня есть жалоба!
  
  – Кто это? – спросила Финдерман.
  
  – Не важно. Так ты сделаешь, о чем я прошу?
  
  – Да, – ответила она. – Знаешь, мне только что звонили из службы по охране окружающей среды. Они считают, что установили, какое вещество находится в воде.
  
  – Позволь мне догадаться, – сказал я. – Азид натрия, да?
  
  – Господи, да! А ты откуда знаешь?
  
  – Эти гранулы рассыпаны по полу здесь, на станции, неподалеку от отсеков для фторирования. – Я понизил голос: – До сих пор я не слишком верил в то, что все это дерьмо, происходящее в городе, как-то связано с терроризмом. Но здесь почти очевидно – это самый настоящий террористический акт. И если нет, то я не знаю, что еще. Но скажи мне на милость, что это за штука такая, азид натрия?
  
  – Очень скверная и опасная штука, – ответила Финдерман. – По крайней мере, когда добавляется в воду. Азид натрия используют в автомобильных подушках безопасности. Это среди всего прочего. Если пропустить через него электрический ток, превращается в газообразный азот – и происходит взрыв.
  
  – Да, но здесь его использовали явно не с этой целью.
  
  – Не имеет вкуса и запаха, и если добавить его к воде, то вызывает все те симптомы, которые мы наблюдаем у людей в больнице. Судороги, учащенное дыхание, резкое снижение кровяного давления, перебои в сердечной деятельности.
  
  – И чем это можно лечить? – задал вопрос я.
  
  – Ничем.
  
  – Повтори?
  
  – Ничем, Барри. Не существует ни волшебной пилюли, ни противоядия. Человек или выживает, или нет. Тяжесть заболевания находится в прямой зависимости от количества попавшего в организм яда. И если даже человек не умрет, ему грозят нешуточные осложнения на легкие и умственную деятельность.
  
  – Тот, кто подложил эту гадость в воду, убил здесь одного из рабочих, – сказал я.
  
  – Кого?
  
  Я сообщил ей.
  
  – Что такое убийство одного парня, когда изначально планируешь убить сотни или тысячи людей? – поинтересовалась Финдерман.
  
  Смысл в ее высказывании имелся.
  
  – Сколько людей погибло? – спросил я ее.
  
  – Число растет. На данный момент сто двадцать три человека, но я только что слышала, что число умерших достигло ста тридцати одного. – Пауза. – Я потеряла свою племянницу, Эсме. Ей было всего семнадцать. Брат и его жена… они просто в отчаянии.
  
  – Мои соболезнования, – пробормотал я.
  
  – Я хочу знать, кто это сделал, – жестко произнесла Ронда. – Кем бы он или они ни были, я хочу, чтоб этих тварей схватили.
  
  – На самом деле больше, – заметил я.
  
  – Чего больше?
  
  Я рассказал ей о Лорейн Пламмер, студентке, убитой в колледже Теккерея.
  
  – Мне пришлось покинуть место преступления, – с сожалением добавил я. – Не хотелось бы, чтобы Ванда или кто-то еще попал туда раньше времени. Нужно выслать группу специалистов.
  
  – Придется вызывать коронеров из других антитерриториальных подразделений, – сказала Финдерман. – Потому что здесь у нас потоп, ураган и налет саранчи, вместе взятые. Только за одно утро погибло столько людей, сколько умирает за несколько лет.
  
  – Но это происшествие в Теккерее, даже в свете того, что происходит сегодня в городе, штука весьма серьезная, шеф.
  
  – Поясни.
  
  – Наш парень вернулся.
  
  – Какой еще парень? Хотя погоди. Продолжай.
  
  – Ванда проведет полное вскрытие, но я хорошо рассмотрел тело. Те же раны, что и у Оливии Фишер и Розмари Гейнор.
  
  – Черт побери, Барри! Когда ты наконец успокоишься на эту тему?
  
  – Хочу, чтобы ты сама взглянула на тело и вынесла свое суждение. Был бы просто счастлив.
  
  На том конце линии настала тишина. Убийства Фишер и Гейнор до сих пор являлись причиной трений между нами, но я же не виноват, что теперь придется сделать заход на второй круг.
  
  – Данкомб мертв, а Гейнор в тюрьме, – сухо заметила шеф. – То были твои главные подозреваемые.
  
  – Да.
  
  – Черт… – пробормотала Финдерман. – Если считаешь, что это тот же убийца… что ж, я доверяю твоему выводу.
  
  – Здесь мне пока делать просто нечего, – сказал я ей. – Некого даже оставить у тела Тейта Уайтхеда. Весь этот район придется оцепить, пока все не прояснится и не наладится. А сам я тем временем мог бы поработать по убийству в колледже. Хотя бы несколько часов.
  
  – Ладно, только держи меня в курсе, – велела Ронда Финдерман.
  
  Финли, все это время не сводивший с меня глаз, воскликнул:
  
  – Я хочу с ней поговорить! Поговорить, и немедленно, сейчас же!
  
  Я убрал телефон в карман.
  
  Финли погрозил мне пальцем:
  
  – Ты еще очень пожалеешь, когда я стану мэром!
  
  – Обычно мы расходимся во мнении, но тут, думаю, ты прав.
  
  – Никогда тебе не прощу.
  
  Я резко развернулся и подошел к нему вплотную.
  
  – И я тоже никогда не прощу, Рэнди. И никогда не забуду. Тот день, когда ты позвонил мне и попросил проверить всю эту историю про дохлых белок и еще с помощью всяких там намеков пытался выведать, есть ли у меня на кого-нибудь какой-то компромат. Еще тогда я подумал: нет, я в эти игры не играю. И ничего ни на кого у меня нет. За одним только маленьким исключением. Возможно, у меня есть что-то на тебя.
  
  Финли даже отступил на шаг.
  
  – На меня? И что это, черт возьми, у тебя есть на меня?
  
  – Несколько минут назад я говорил по телефону и узнал одну интересную вещь. Очень даже любопытное. О тебе, Рэнди.
  
  – Не понимаю, о чем ты толкуешь.
  
  – Слышал, перед тем как приехать сюда, ты сделал одно доброе дело. Пригнал к водопадам фургоны и раздавал людям упаковки с бутилированной водой.
  
  – Да, – сказал он и весь так и напыжился от гордости. – Было дело. Я бы и тебе дал одну, хоть ты и ослиная задница.
  
  – Просто удивительно, как быстро ты сориентировался.
  
  Рэнди пожал плечами:
  
  – Приходится исполнять свой долг, когда люди в беде.
  
  – Но откуда ты знал?
  
  – Что знал?
  
  – Как ты узнал, что понадобится так много бутилированной воды?
  
  Он недоуменно покачал головой:
  
  – Черт, хоть убей не пойму, о чем это ты.
  
  – На этой неделе ты резко увеличил выпуск продукции. Задолго до того, как все это случилось.
  
  – С чего это ты взял?
  
  Я услышал это от Дэвида Харвуда. Просто мимолетный такой комментарий. Но с тех пор он не давал мне покоя.
  
  – Может, я просто неправильно понял то, что услышал? – спросил я.
  
  Финли открыл было рот, собираясь что-то сказать, но, видно, так и не придумал, что именно.
  
  – Да, неправильно понял, – вымолвил он наконец.
  
  – Так что ничего страшного, если я начну расспрашивать людей и проверять этот факт. Потому что, если это правда, сразу возникает множество вопросов. По какой такой причине Рэндел Финли, вновь решивший баллотироваться в мэры, вдруг резко повышает объемы производства своей знаменитой родниковой воды накануне катастрофического для города отравления водопроводной воды?
  
  – Ах ты, жирный ублюдок! – прошипел он.
  
  – Говоришь, что хочешь осложнить мне жизнь? – спросил его я. – Валяй, действуй. Но и я в долгу не останусь. Стоит только шепнуть на ушко одному из репортеров Си-эн-эн или «Нью-Йорк таймс» – и новость расползется по всему городу. И лично мне ничего больше делать не надо. Они сделают это за меня. А там посмотрим, как скоро кто-то из них сунет микрофон тебе в лицо и спросит, действительно ли ты хотел уничтожить сотни людей ради своей вонючей политической карьеры.
  
  – Сукин сын, – пробормотал он.
  
  – Лично я не возражаю и против «жирного ублюдка». Признаю, сравнение довольно точное. Но во втором случае ты оскорбляешь мою матушку.
  
  – Ты хочешь сказать, я это сделал? – И он указал пальцем на станцию водоочистки. – Так ты сказал?
  
  Мне следовало бы подготовиться. Предвидеть, что последует дальше. Но я уже не так молод. И, следует признать, не в лучшей физической форме. А потому, когда Рэнди набросился на меня, среагировал недостаточно быстро. Не занял оборонительную позицию, просто всем своим весом надвинулся на него, чтобы ему было труднее сбить меня с ног.
  
  Но он все же сбил.
  
  Вихрем налетел на меня, обхватил обеими руками и повалил на землю.
  
  – Ах ты, тварь! – завопил он.
  
  В падении мы оба слегка развернулись, что в целом было неплохо, потому что я упал на тротуар боком, и вся тяжесть удара пришлась на левое плечо. Если бы я упал навзничь, то мог запросто и голову разбить. А несколько дней тому назад я уже упал и ударился о бордюрный камень, когда подрался с тем профессором из колледжа Теккерея.
  
  Может, я уже не гожусь для такой работы.
  
  Сцепившись, мы катались по парковке, как два борца-тяжеловеса. Впрочем, следовало признать, Рэнди недотягивал до этой категории – два пожилых драчуна, решившие выяснить, кто из них круче. Не того рода зрелище, на которое стоит покупать билеты.
  
  Я опасался, что он отберет у меня оружие – пистолет лежал в кобуре, кобура приторочена к поясу на левом боку. Нет, не то чтобы я верил, что Рэндел Финли действительно вознамерился меня убить, но в подобные моменты человек порой теряет голову. Так что надо было заканчивать с этим, причем побыстрее, пока ситуация не вышла из-под контроля.
  
  Когда мы упали, он потерял хватку, и теперь руки у меня были свободны. Я сжал правую в кулак, размахнулся, нацелился и что есть силы врезал по самому уязвимому месту противника.
  
  Ударил Рэндела Финли прямо в нос.
  
  Нос нашего бывшего мэра был своего рода легендой в Промис-Фоллз. До этого момента он получал по носу как минимум раза два, насколько мне было известно, – и оба раза от своего бывшего личного водителя, Джима Каттера. Во второй раз Джим сломал ему нос.
  
  Я оценивал результат. Нет, боюсь, угодил не в самый центр. Удар пришелся немного сбоку. И я не услышал характерного хруста сломанной носовой перегородки, а ведь так надеялся. Но результат все же был.
  
  Финли взвыл от боли и прижал обе ладони к лицу. Кровь так и лила, просачиваясь сквозь пальцы.
  
  – Боже! – взвизгнул он. – Нет, только не нос!
  
  – Но ведь ты вроде должен был привыкнуть, – произнес я, вставая на колени. А затем и на ноги встал. Финли, скорчившись, продолжал валяться на асфальте.
  
  – Ты не ответил на мой вопрос, – сказал я. – Твоих это рук дело или нет?
  
  – Да ты совсем рехнулся, чтобы тебе пусто было! – воскликнул он. Отнял ладони от лица, посмотрел на кровь и перешел в сидячее положение. – Окончательно крыша съехала!
  
  – А ты давно протоптал сюда дорожку, – заметил я. – Оттман мне говорил. Заскакиваешь сюда регулярно. – Я принялся отряхивать пыль с одежды. – Это ты расправился с Тейтом Уайтхедом? Вырубил его, прежде чем войти в здание и отравить воду?
  
  Не знаю, верил ли я сам в то, что сейчас говорил, но слова так и вылетали изо рта, и тут вдруг до меня дошло, что человек, на которого я смотрю, не просто задница, доставшая меня по самое не могу. Он подозреваемый.
  
  – Это на лето! – заявил Финли.
  
  – Что на лето? – не понял я.
  
  – Рост выпуска продукции! Потребность в бутилированной воде резко возрастает летом, когда многие люди разъезжаются по своим загородным домам. И мы должны были подготовиться к высокому спросу, тупица ты недоделанный!
  
  – Что ж, неплохая версия, – кивнул я. – И мы ее проверим.
  
  Я не помог ему подняться на ноги. И у меня просто не осталось сил предъявить ему обвинение в нападении на офицера полиции. Впрочем, это никогда не поздно сделать. Так и оставил его валяться на тротуаре, а сам пошел к своей машине.
  
  Я собирался взять небольшой перерыв в деле расследования отравления воды в Промис-Фоллз и заняться делом трехлетней давности.
  
  Пришло время подумать об Оливии Фишер. Пришло время вернуться к самому началу. Я надеялся, что Уолден Фишер, которого я в последний раз видел в палате интенсивной терапии больницы Промис-Фоллз, поправился и сможет рассказать, что же тогда произошло.
  ТРИДЦАТЬ
  
  Супруги Тереза и Рон Джонс уже жили в соседнем с Самантой Уортингтон доме, когда она переехала туда вместе со своим сыном Карлом. Тереза и Рон купили этот дом пятнадцать лет назад, но собственник прилегающей к нему через стенку недвижимости ее не продавал, а сдавал в аренду, так что за эти годы у них сменилось немало соседей. Лет десять тому назад там поселилась парочка, которая, по их мнению, промышляла наркотой, и они возблагодарили бога, когда эти подозрительные типы съехали. Затем там какое-то время проживали отец с сыном, просто обожавшие чинить мотоциклы прямо во дворе перед домом. Супруги Джонс ничуть не расстроились, когда и эти жильцы съехали.
  
  А вот Сэм и ее мальчик им нравились. И шумели они не много – ну разве что перекрикивались друг с другом, находясь на разных этажах, – причем беззлобно, просто чтобы быть услышанными. Ну или когда Карл играл в какую-то военную видеоигру, и тогда за стенкой гремели взрывы и трещали автоматные очереди – от этих звуков даже дребезжала посуда в буфетах.
  
  Входные двери у них находились на расстоянии не более тридцати футов друг от друга. Так что они частенько виделись с соседями, болтали о разных пустяках, обсуждали погоду. Но Сэм Уортингтон никогда много о себе не рассказывала, разве что говорила, что сына приходится растить одной и что работает она в прачечной. И о жизни ее до переезда в Промис-Фоллз тоже было известно совсем немного и в основном от Карла.
  
  Самой пикантной подробностью оказался тот факт, что отец Карла сидит в тюрьме в Бостоне.
  
  Они также знали, что на долю соседей выпало в последнее время немало проблем. В новостях упоминалось о попытке похищения, а также о перестрелке – нет, вы только подумайте, о самой настоящей перестрелке! – на работе у Сэм.
  
  Но даже после этого соседи видели, что Карл и Сэм входят и выходят из дома как ни в чем не бывало. Словно ничего не случилось, и жизнь продолжалась.
  
  А вот два дня тому назад все вдруг изменилось самым кардинальным образом. В четверг вечером.
  
  Они видели, как Саманта Уортингтон выбегала из дома и вынесла три чемодана, которые запихнула в свою машину. А Карл загрузил туда же тяжелую полотняную сумку, и Терезе показалось, что это свернутая в несколько раз палатка.
  
  Рон Джонс, следивший за происходящим из окна спальни наверху, был уверен, что видел среди предметов, которые Сэм торопливо запихивала в машину, охотничье ружье. Она замотала его в одеяло, но он видел, что оттуда торчит нечто похожее на кончик ствола.
  
  – Выйду на улицу, посмотрю, что там происходит, – сказала Тереза.
  
  Она притворилась, будто забыла что-то в бардачке своего старенького «Шевроле Астро». Оставила дверь со стороны пассажирского места открытой, стала рыться в отделении, где лежали права и страховка, и тут вышла Сэм с еще одним чемоданом.
  
  – Решили пораньше уехать на долгий уик-энд? – просто, по-соседски спросила ее Тереза.
  
  Волосы у Сэм свисали на глаза, шея блестела от пота. Она запихнула чемодан в открытый багажник и обернулась.
  
  – Что?
  
  – Я говорю, уезжаете на уик-энд?
  
  Сэм кивнула:
  
  – Ага. Проветриться немного.
  
  В этот момент из дома вышел Карл со спальным мешком в одной руке и подушкой в другой.
  
  – И куда поедете?
  
  – Да куда глаза глядят и дороги заведут, – ответила Сэм и отправилась в дом за очередной поклажей.
  
  И, как это часто уже бывало, информацию оказалось легче выудить у Карла. Размещая туго набитый рюкзак на заднем сиденье, он успел сказать Терезе, пока мать была в доме:
  
  – Просто давно не ходили в походы и не разбивали в лесу лагерь. Но мама говорит, теперь самое время. Надо выждать, пока все не уляжется.
  
  – Что уляжется? – поинтересовалась Тереза.
  
  Карл мог бы сказать больше, но тут из дома вышла Сэм с двумя сумками продуктов. Похоже, она опустошила весь холодильник и буфет, где держала бакалею.
  
  – Ступай принеси кулер, – сказала она сыну.
  
  – А коку ты взяла? – спросил Карл.
  
  – Пару бутылок. Не хочу, чтобы ты непрерывно пил газировку.
  
  Карл бросился в дом и вскоре появился с дешевым белым кулером фирмы «Стирофом» с синей крышкой. И разместил его на заднем сиденье. Сэм заперла дверь в дом, они сели в машину и уехали.
  
  Вот так все оно и было.
  
  И Тереза ничуть не удивилась, когда в воскресенье утром к ним постучали и стали расспрашивать, куда подевались соседи. Новости об отравленной водопроводной воде уже начали распространяться по городу, но, к счастью, Тереза с Роном проснулись субботним утром поздно. Им уже не нужно было вставать рано по утрам – с тех пор как Рон, преподававший в высшей школе в Олбани, вышел на пенсию, а Тереза решила бросить работу в главной бухгалтерии «Дженерал электрик». Теперь им уже не приходилось подниматься каждый день в шесть утра и даже раньше, ну и перед тем, как спуститься вниз выпить кофе, они включили радиоприемник послушать местные новости.
  
  Когда в дверь позвонили, открывать пошла она, Рон в это время находился на заднем дворе, затеял борьбу с чрезмерно разросшимися колокольчиками.
  
  – Добрый день. Простите за беспокойство, – сказал мужчина, стоявший на пороге. – Я ищу ваших соседей. Саманту и Карла, если не ошибаюсь?
  
  – Да, верно, – ответила Тереза. – А вы кто?
  
  Мужчина улыбнулся, извинился за то, что не представился, и ответил:
  
  – Я Харвуд. Дэвид Харвуд. Звонил им, стучал в дверь и раньше тоже заходил, но, похоже, их нет дома.
  
  – Должно быть, уехали на уик-энд, – сказала Тереза.
  
  – Да-а… – протянул мужчина. В голосе его отчетливо слышалось разочарование. – Но мне крайне необходимо связаться с ними. Сэм, она… короче, мы с Сэм встречаемся. И я беспокоюсь, не случилось ли что с ней, потому что она не отвечает на мои звонки.
  
  В глубине дома Тереза услышала шум. Вошел Рон.
  
  – Ты где? – крикнул он.
  
  – У входной двери, – откликнулась Тереза. И вот Рон появился в прихожей, держа в руке ведро с сорняками. – Это Дэвид Харвуд, – пояснила Тереза. Он разыскивает наших соседей, Саманту и Карла.
  
  – Приветствую, – произнес Рон.
  
  – Да, здравствуйте. Я, знаете ли, очень беспокоюсь. Ну, из-за всей этой истории с водой очень боялся, что они вдруг заболели. Но я заглядывал в окна, и, похоже, дома никого. Да и машины Сэм тоже нет на месте.
  
  – Да, – кивнул Рон. – Я видел, как пару дней назад они собрали вещи и уехали.
  
  – А Сэм не сообщила, куда они направились?
  
  Рон покачал головой:
  
  – Я с ними не говорил.
  
  – Я говорила, – встряла Тереза. – Но недолго, всего несколько секунд. Сэм только и сказала, что они уезжают. Что оказалось очень разумно с ее стороны, особенно если учесть, во что сейчас превратился наш город. Может, у нее есть знакомые за городом, с коттеджем, где можно провести уик-энд.
  
  – Скорее всего, так оно и есть. Что ж, еще раз прошу прощения за беспокойство.
  
  – Нет, похоже на то, что они решили разбить в лесу лагерь… – заговорил Рон.
  
  Тереза тотчас перебила мужа:
  
  – Может, хотите оставить карточку или записку? Ну, на тот случай, если она вернется? Ну и попросить, чтобы она связалась с вами?
  
  – Нет, спасибо, не надо, – сказал Дэвид. – Желаю вам приятного дня.
  
  Тереза захлопнула дверь, привалилась к ней спиной, приложила кончики пальцев в груди, прямо под шеей. И сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.
  
  – Ты в порядке? – спросил ее муж.
  
  – К чему тебе понадобилось это говорить?
  
  – Что говорить?
  
  – Слава богу, не до конца. Ну, что они могли уехать в лес и разбить там лагерь.
  
  – Но ведь ты сама так говорила, разве нет? Что они захватили с собой палатку и спальные мешки. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться – эти люди собираются пожить где-то на природе.
  
  – А ведь он мог тебя услышать. Наверняка услышал.
  
  – И что с того? – осведомился Рон.
  
  – Да то, что он может поехать и начать проверять все кемпинги и подходящие места.
  
  – Пусть себе проверяет, нам-то какое дело? Он же сказал, что они встречаются. Он и Сэм.
  
  – Да, – кивнула Тереза. – Наша Сэм и правда встречалась с парнем по имени Дэвид Харвуд. Сама видела, как он заезжал к ней вроде бы на прошлой неделе.
  
  – Ладно. И что с того?
  
  – Да только сегодня это был совсем другой человек, вот что.
  ТРИДЦАТЬ ОДИН
  
  Как только прибыл коронер – женщина по имени Ванда Террёль, – Джойс Пилгрим вернулась в свой кабинет.
  
  Этот детектив просил ее просмотреть пленки с видеокамер слежения, установленных на территории колледжа, за несколько часов до и после того, когда, по его мнению, была убита Лорейн Пламмер. В одном из помещений отдела безопасности находилась комната технического обслуживания, здесь стояли несколько мониторов, подсоединенных к видеокамерам.
  
  Джойс планировала направиться прямо туда, но понимала: прежде следует заняться одним неотложным делом.
  
  Она должна позвонить родителям Лорейн Пламмер, Лестеру и Альме. Ведь именно после их звонка она отправилась на поиски студентки. А они наверняка сидят у телефона, ждут, когда она им перезвонит.
  
  Нет, погоди-ка. Разве это входит в сферу ее обязанностей? Почему именно она должна сообщить им эту ужасную новость? Может, это прерогатива полиции? Если произошло убийство – а в том, что это именно убийство, нет никаких сомнений, – разве не копы обязаны уведомлять об этом близких? Нет, это точно должен сделать Дакворт.
  
  А ей и без того есть чем заняться. Джойс просто искала себе оправдание. Ей страшно не хотелось звонить родителям Лорейн. И ей нужен вполне обоснованный предлог не набирать этот номер.
  
  Может, позвонить Дакворту и попросить его сделать это? Но записал ли он контактные телефоны Пламмеров? Вроде бы нет, не записывал. Видно, просто забыл. Сколько еще семей в Промис-Фоллз ожидают сегодня самые плохие новости?
  
  Джойс понимала: она должна заняться этим сама.
  
  Она сняла трубку и набрала домашний номер Пламмеров. Трубку сняли после первого же гудка.
  
  – Да? – Это была мать, Альма.
  
  – Миссис Пламмер?
  
  – Да, это я. Лестер, возьми вторую трубку!
  
  Послышался щелчок, затем второй голос произнес:
  
  – Алло?
  
  – Вы оба слушаете? – уточнила Джойс.
  
  – Да, – отозвался Лестер.
  
  – С вами кто-нибудь уже связался?
  
  – Нет, – ответил Лестер. – Вы хотите сказать, насчет воды? Но мы уж смотрели новости. Ну, о том, что вода отравлена. Когда это случилось? Неужели люди пили плохую воду целую неделю? А Лорейн, она не заболела?
  
  – Она в больнице, да? – спросила Альма.
  
  – Господи боже, неужели она пила отравленную воду? – всполошился Лестер Пламмер.
  
  – Нет, – ответила Джойс. – Эту воду она не пила. В колледже отдельная система водоснабжения. Так что на нас это никак не повлияло.
  
  Она услышала, как родители Лорейн с облегчением выдохнули.
  
  – Мне очень жаль, – произнесла Джойс Пилгрим. – Но новости у меня плохие.
  
  Опустив телефонную трубку, она не сразу пошла в комнату технического обслуживания. Вместо этого сидела, словно окаменев, в кресле перед компьютерным столиком, а затем вдруг ее начала бить дрожь. Джойс судорожно вцепилась в подлокотники.
  
  Не могу себе этого позволить.
  
  Она сделала несколько глубоких вдохов, подавила слезы. Она как-то умудрялась держаться во время разговора с родителями. Если уж она смогла выслушать двух человек, раздавленных горем, и не заплакать при этом, она выдержит все.
  
  Ведь так?
  
  Джойс подумала, что надо бы позвонить мужу. Ей так хотелось услышать голос Тэда. Но она боялась, что, как только он ответит на звонок, она тут же сломается.
  
  Ничего, с Тэдом можно поговорить позже.
  
  Джойс надеялась, что, когда в следующий раз будет говорить с Даквортом, тот не поинтересуется, расспрашивала ли она родителей Лорейн Пламмер о том, упоминала ли их дочь в разговоре женатого мужчину.
  
  Она никогда не пошла бы на такое. Родители были поглощены горем. Она сообщила им трагическую новость. А уж вопросы пусть задает сам Дакворт.
  
  Джойс перешла в другое помещение и уселась в кресло перед монитором. Задвигала мышкой, нашла нужный временной отрезок. Ей необходимо было просмотреть изображение с 11.20 вечера до 1.20 ночи. По мнению Дакворта, Лорейн была убита примерно в двадцать минут первого ночи.
  
  Камеры были установлены вдоль дороги у библиотеки и спортивного зала. Были и другие камеры, но все они располагались гораздо дальше от корпуса общежития, где жила Лорейн.
  
  Первым делом она просмотрела пленку с камеры, установленной возле спортивного зала. И начала с 11.20 вечера.
  
  Смотреть было особенно не на что. Слишком мало студентов осталось в кампусе, машин на дорожке не было, прошло всего лишь несколько человек. В 11.45, держась за руки, прошли молодой человек и девушка.
  
  В 11.51 на дорожке появился бегун. Белый мужчина лет двадцати с небольшим в шортах и светлой футболке. Из ушей свисали тонкие проводки. На экране он промелькнул секунд за семь. Она записала себе в блокнот: «Бегун, 11.51».
  
  В 12.02 ночи он появился снова, на этот раз двигался уже в обратном направлении. Джойс и это записала в блокнот.
  
  Затем она «пролистала» кадры, на которых не наблюдалось никакого движения. После возвращения бегуна, после его пробежки мимо спортзала, никто в поле зрения камеры не попал. В какой-то момент показалось, что там все же что-то промелькнуло. Она отмотала пленку назад и просмотрела повторно.
  
  Да, наблюдалось движение вдоль дороги, прямо у стенки здания. Очень близко к земле. Но кто это, человек? Он что, полз? Может, кто-то был ранен или же пытался подкрасться незаметно?..
  
  Она еще раз перемотала пленку, просмотрела. Да это не один движущийся объект, а целых три или, может, даже четыре.
  
  Еноты!
  
  Джойс рассмеялась. Впервые за долгое время.
  
  Что ж, пора переключить внимание на другую камеру, установленную возле библиотеки. Один угол библиотечного здания попадал в верхний правый квадрат экрана. Дорога делила экран по горизонтали. В верхнем левом углу виднелся лес, ниже – улица, тротуар. Камера была закреплена в верхней части корпуса студенческого общежития – не того, где проживала Лорейн, а того, что находился напротив библиотеки. Здания, где жила Лорейн, видно не было, оно находилось правее, наверное, ярдах в ста.
  
  Ночью библиотека была, разумеется, закрыта и освещалась раз в пять слабее, чем обычно. А большая часть дороги была освещена уличными фонарями.
  
  Джойс начала просмотр с 11.20, и вскоре ее внимание привлекло нечто быстро двигающееся.
  
  Слева на экране возник автомобиль и остановился ровно посередине. Джойс отметила время – 11.41. Водительская дверца отворилась, тут же вспыхнул свет в салоне. И из машины вышел мужчина. В руках он держал что-то квадратное и белое.
  
  Коробку с пиццей. То был доставщик пиццы.
  
  Он двинулся к нижней части экрана и вскоре исчез из виду. Стало быть, направлялся к общежитию, не попавшему в поле зрения камеры? С другой стороны, оказавшись невидимым для камеры, он мог резко свернуть и направиться к зданию, где находилась Лорейн.
  
  Заказывала ли она пиццу? Дакворт просматривал ее телефон. Если б он видел звонок в доставку пиццы, то наверняка бы обратил на это внимание. Но, с другой стороны, она могла заказать пиццу и через свой ноутбук. Или, что тоже вполне возможно…
  
  Так, погоди-ка. Паренек, доставивший пиццу, вернулся. Прошло лишь три минуты. На экране 11.44. Он уселся за руль, резко развернулся на улице и двинулся в том направлении, откуда появился.
  
  Но Джойс записала и это.
  
  В 11.45 – ничего.
  
  В 11.49 – ничего.
  
  В 11.55 – ничего.
  
  В 12.01 – ни… Нет, погодите. А это что такое?
  
  Слева на экран всунулся автомобиль. Всунулся в буквальном смысле этого слова. Были видны бампер и примерно шесть дюймов капота. Автомобиль продвинулся еще немного и остановился.
  
  Трудно было сказать, что это за машина, внедорожник или пикап. Что угодно, только не фургон, это определенно. У фургона капот поднимается вертикально, до заднего стекла.
  
  Джойс нажала на «паузу», смотрела на экран, чуть ли не носом в него уперлась в попытке разобрать, что же это за машина. Но изображение было нечетким, зернистым, да и освещение слабоватым.
  
  И она продолжила просматривать пленку.
  
  Задние фары погасли. На протяжении нескольких секунд не происходило ровным счетом ничего.
  
  А затем слева вспыхнул свет. Секунды на две, не больше. Вспыхнул и погас.
  
  Свет из салона, догадалась она. Кто-то вылез из машины, а затем захлопнул дверцу.
  
  А потом появился и человек.
  
  Он – Джойс сразу поняла, что это мужчина, – быстро обошел переднюю часть автомобиля, перешагнул через бордюрный камень и, продолжая двигаться в том же направлении, вышел за рамки экрана.
  
  Исчез.
  
  Джойс отмотала пленку назад, затем секунд пятнадцать просматривала ее в замедленном режиме. Вот выключились фары. Вспышка света. Мужчина обходит переднюю часть машины.
  
  Пауза.
  
  Ну, что можно о нем сказать? На экране двигалась расплывчатая темная фигура. Без шляпы. Но лица все равно толком не видно, нельзя даже разобрать, черное оно, белое или коричневое. Рост примерно от пяти с половиной до шести футов, и это тоже мало что дает. Так можно описать большую часть мужского населения планеты.
  
  Брюки, пиджак. Иными словами, не голый.
  
  – Черт, – выругалась Джойс непонятно в чей адрес.
  
  Он был там, а потом исчез. Через несколько секунд. На часах было 12.02 ночи.
  
  Джойс внесла в свой блокнот еще несколько записей, затем продолжила просматривать пленку. С трудом удержалась от искушения прокрутить в ускоренном режиме. Взгляд был прикован к непонятному автомобилю. Шли минуты.
  
  В 12.07 появился… бегун.
  
  Джойс была совершенно уверена – это тот самый бегун, которого она видела на пленке с другой камеры. Он возник с правой стороны экрана, пробежал влево и исчез. И вместо того, чтоб бежать по тротуару, двигался прямо посреди проезжей части.
  
  Она снова перекрутила пленку, чтобы как следует его рассмотреть. Похоже, что на нем те же шорты. И из ушей свисают, точно спагетти, два проводка.
  
  Да, это тот самый бегун.
  
  Он пробежал мимо припаркованного автомобиля. Буквально в нескольких футах от него.
  
  Джойс продолжила просмотр пленки. Время подходило к 12.20 ночи, иными словами, к тому моменту, когда, по мнению Дакворта, была убита Лорейн Пламмер.
  
  Но вот уже 12.21.
  
  12.22.
  
  Джойс не отрывала глаз от экрана. Он появился словно из ниоткуда в 12.34 ночи.
  
  Возник в нижней части экрана, обогнул автомобиль.
  
  Свет вспыхнул всего на две секунды, когда он открыл дверь в салон. Уселся за руль, захлопнул дверцу.
  
  Загорелись фары.
  
  Поезжай вперед, мысленно приказала ему Джойс. Поезжай вперед и дай мне как следует разглядеть твою машину.
  
  Машина попятилась и исчезла из виду.
  
  – Мать твою! – выругалась Джойс и с силой грохнула кулаком по столику – так, что монитор содрогнулся.
  
  Она просмотрела пленку до отметки в 1.20, но больше ничего не происходило.
  
  Джойс откинулась на спинку кресла, закинула руки за голову, переплела пальцы и снова выругалась:
  
  – Ах ты, мать твою!
  
  Ей непременно нужно узнать, что за сукин сын сидел за рулем той машины. Но она понимала: его должен был видеть совсем другой человек.
  
  Надо срочно найти этого бегуна.
  ТРИДЦАТЬ ДВА
  Дакворт
  
  За последние пару недель я несколько раз просматривал папку с делом Оливии Фишер. Основные факты мне были известны, а именно: это была красивая молодая женщина двадцати четырех лет, с темными волосами до плеч и большими ясными глазами. Рост пять футов пять дюймов, вес 132 фунта. Родилась здесь, в городской больнице Промис-Фоллз, здесь же ходила в школу. Никогда не меняла места жительства, хотя такая возможность у нее имелась.
  
  Оливия была помолвлена с Виктором Руни, ему тогда тоже исполнилось двадцать четыре года. Он тоже родился и рос в Промис-Фоллз. Два года посещал колледж Теккерея, потом бросил. Решил, что учеба в колледже – это не для него. И за несколько месяцев до смерти Оливии поступил на работу в городскую пожарную часть. На протяжении нескольких лет сменил не одно рабочее место, чем только не занимался. И работал не только в городе, но и в других местах и в самых разных областях.
  
  Из разговора с отцом Оливии Уолденом, который состоялся не так давно, я узнал, что однажды Виктора наняли летом на работу на станцию водоочистки.
  
  Они должны были пожениться в конце августа 2012 года. Был зарезервирован зал в ресторане, друзьям и знакомым разосланы приглашения. Оливия только что окончила курс обучения в Теккерее по охране окружающей среды, и ее ждала работа в Бостоне, в Институте океанографии. Она собиралась принять это предложение, пусть даже оно означало, что впервые за все время жить ей придется вдалеке от родного Промис-Фоллз и своей семьи. Виктор говорил, что ему тоже очень жаль покидать Промис-Фоллз, но он рассчитывал найти работу пожарного где-нибудь в Бостоне или поблизости.
  
  Но этому не суждено было сбыться.
  
  В пятницу 25 мая в девять двадцать вечера Оливия Фишер находилась в парке Промис-Фоллз, неподалеку от подножия водопада, где договорилась встретиться со своим женихом. Он работал в дневную смену и собирался выпить с приятелями после работы в баре «У Рыцаря». Оттуда ровно в девять он рассчитывал выйти и дойти пешком до парка, тот располагался недалеко, всего в нескольких кварталах от бара. К тому же он понимал, что в этом состоянии лучше за руль не садиться. Но в баре он потерял счет времени.
  
  Если бы Виктор отправился в парк вовремя, возможно, Оливия осталась бы жива. На нее не напали бы сзади и не всадили бы нож в левую сторону живота. И возможно, нож убийцы не располосовал бы ее живот.
  
  То был характерный почерк убийцы, он словно подпись свою поставил. Огромная слегка изогнутая в середине рана напоминала жуткую улыбку.
  
  Это заняло у убийцы лишь несколько секунд, не более. Но Оливия все же умудрилась закричать. Судя по всему, как минимум дважды.
  
  Два диких пронзительных крика разорвали тишину.
  
  Убийца немедленно ударился в бега. Не оставил никаких признаков изнасилования жертвы. И грабить тоже не стал. Не забрал ни кошелька, ни каких-либо других ценностей или предметов.
  
  Дело об убийстве Оливии вела бывший детектив, а теперь шеф городской полиции Ронда Финдерман. Вся эта история произошла, когда меня в городе не было, и я не принимал участия в расследовании на начальных его этапах.
  
  Ронда вела весьма подробные записи. Никаких ошибок я в них не усматривал. Мои проблемы с Рондой начались после того, как выяснилось: она не усмотрела сходства между этими двумя убийствами – Оливии Фишер и Розмари Гейнор. Но я сразу заметил это сходство и сделал вывод, что смогу взять на себя ответственность и распутать эту паутину не хуже любого другого детектива.
  
  Я самостоятельно узнал кое-какие любопытные подробности из жизни Оливии Фишер.
  
  Как и в случае с Лорейн Пламмер, она была участницей сексуальных игрищ с тремя парами: Адамом и Мириам Чалмерс, Питером и Джорджиной Блэкмор и Клайвом и Лиз Данкомб. Она мечтала познакомиться с известным писателем Чалмерсом – и приняла приглашение отобедать в его доме, где присутствовали и остальные вышеназванные персоны. Если некоторых молодых женщин, приглашаемых для сексуальных утех, приходилось накачивать наркотиками, Оливия – если верить показаниям того же Блэкмора – пошла на все это по доброй воле.
  
  И случилось это за месяц до ее убийства.
  
  Поначалу я считал, что один из этой шестерки может иметь отношение к смерти Оливии, но тут просматривались явные нестыковки. После смерти Данкомба я вызвал на допрос его жену Лиз – та еще штучка! – поскольку считал, что у нее мог быть тот же мотив для убийства Оливии, что и у мужа. Оба наверняка опасались, что она разболтает о том, что творилось у них в доме.
  
  Но, глядя на Лиз, понял – она была физически не способна сотворить это с Оливией.
  
  Какое-то время я подозревал в убийстве Оливии доктора по имени Джек Стёрджес, которого некогда заподозрил в убийстве Розмари Гейнор, но вскоре понял – и это тоже тупик. Да и Билл Гейнор тоже никак не подходил на эту роль.
  
  И ни один из этой компании никак не мог иметь отношения к убийству Лорейн Пламмер.
  
  Так что пришлось начать все сначала.
  
  Были в убийстве Фишер и другие любопытные моменты.
  
  Свидетели. Или, по крайней мере, потенциальные свидетели. Их было много. Двадцать два человека, если верить записям Ронды Финдерман.
  
  Двадцать два человека слышали крики Оливии Фишер.
  
  И не сделали ровным счетом ничего.
  
  Финдерман сама отыскала добрую половину этих людей. Остальные, движимые чувством вины и желанием снять с души камень, явились в полицию сами. Некоторые находились в других уголках парка.
  
  Двое стояли на мостике, перекинутом через водопады.
  
  Еще несколько человек сидели в кофейне под открытым небом – находилось заведение через улицу, напротив парка. Другие прогуливались по тротуару.
  
  Весенний вечер, чудесный и теплый. Дни становились все длиннее, о проказах зимы все быстро забыли. Солнце садилось, но за день нагрело воздух, вполне можно было обойтись без жакета. На заднем фоне непрерывно и глухо ревела вода, низвергающаяся с высоты, но этот шум не заглушал и другие звуки.
  
  И все они слышали крики Оливии.
  
  Вот характерные ответы свидетелей – тех, кто слышал эти крики.
  
  Я собрался позвонить 911, но решил, что кто-то уже это сделал.
  
  Я бы непременно что-то предпринял, но подумал: есть и другие люди, и они находятся ближе.
  
  Я подумала: это просто ребятишки балуются.
  
  После этих двух криков ничего не слышала, так что подумала: ничего особенного не происходит.
  
  Предпочитаю, чтобы в таких вещах разбирались профессионалы.
  
  Ну и так далее в том же духе.
  
  Иными словами, тем вечером обитатели Промис-Фоллз продемонстрировали чудовищную безответственность. Только и знали что отмахиваться – дескать, не моя проблема.
  
  Стыд и позор такому городу. По словам комментатора Си-эн-эн, «Промис-Фоллз – это город, где всем на все наплевать».
  
  А в социальных сетях наш город вообще смешали с грязью. В Твиттере появился новый хэштег: #brokenpromise[14].
  
  И все мы были сломлены под тяжестью этих обвинений.
  
  Впрочем, вся эта буря в Интернете вскоре улеглась, в мире возникли другие животрепещущие темы. К примеру, сообщение некоего пиарщика о новой вспышке СПИДа в Африке. Затем какой-то комедиант вздумал пошутить в адрес жертв цунами. А один конгрессмен не постеснялся назвать всех чернокожих ленивыми.
  
  К счастью для тех двадцати двух свидетелей, которые слышали крики, но ничего не предприняли, имена их не были преданы огласке. Полиция опасалась расправ. Но в деле они, конечно, были указаны.
  
  Одно имя я узнал сразу. Это оказался отец человека, с которым я говорил по телефону часа два тому назад.
  
  Дон Харвуд. Отец Дэвида Харвуда.
  
  Искать его Финдерман не пришлось. Он сам явился в полицию и сознался в своем грехе.
  
  – Я был одним из них, – сказал он Ронде. – Одним из тех людей, которые ничего не сделали.
  
  Финдерман в своих заметках указала, что этот мужчина разрыдался как ребенок, рассказывая ей о том, что слышал.
  
  – Я как раз садился в машину. Собирался заехать в табачную лавку, посмотреть, не появилось ли у них на стендах с печатной продукцией чего-нибудь новенького. – В подвале своего дома он мастерил для внука Итана игрушечную железную дорогу, и искал последний выпуск журнала о поездах Лайонел[15]. Нашел один номер и, когда вышел на улицу, услышал крики. Вроде бы они исходили из парка, я посмотрел туда и подумал: наверное, надо что-то предпринять. А потом глянул на людей на улице, и все они прогуливались так спокойно, никто ничего не делал, словно ничего и не слышал. Ну и тогда я решил, что беспокоиться не о чем. Никогда, никогда себе этого не прощу!
  
  Убийство Фишер привело к еще одному печальному последствию.
  
  Виктор Руни пустился в запой. Его уволили из пожарной части, и с тех пор он так и сидел без работы. Если верить записям Ронды, его сокрушило чувство вины. Он непрестанно корил себя за то, что не вышел из бара вовремя и опоздал на встречу с Оливией. Еще при первом ознакомлении с делом я подумал, что, возможно, источник вины кроется в чем-то другом.
  
  К примеру: он сам мог убить Оливию. В девяти случаях из десяти женщину или девушку убивает муж или возлюбленный.
  
  Но Ронда проверила его алиби. Поговорила с его собутыльниками, которые были в баре «У Рыцаря». В момент смерти Оливии он находился с ними.
  
  И снова тупик.
  
  Поэтому мне и захотелось навестить Уолдена Фишера. Посмотреть, проверить, может, мы что-то упустили.
  
  Последний раз я видел отца Оливии в приемной больницы, когда он сидел и ждал, что к нему выйдет врач. С учетом того, какой там сегодня наплыв пациентов, возможно, что он до сих пор еще ждет.
  
  Если только не умер.
  
  Мне сказали, что Ангус Карлсон все еще в больнице, разговаривает с людьми. Я позвонил ему, понимая, что он до сих пор еще может находиться в отделении «неотложки», где мобильная связь недоступна.
  
  Он ответил.
  
  – Привет, – сказал Ангус. Голос у него был разбитый, что и неудивительно, с учетом того, через что ему довелось пройти.
  
  – Привет, – поздоровался я. – Хочу попросить тебя об одном маленьком одолжении.
  
  – Не смогу.
  
  – Но ведь ты даже не выслушал, в чем оно заключается.
  
  – Разве ты еще не знаешь? – спросил Карлсон.
  
  – Знаю что? – Уж не заболел ли он, не дай бог.
  
  – Ну про все это дерьмо, что случилось в больнице. Я сейчас на улице, даю показания.
  
  – Да в чем дело?
  
  – Я стрелял в человека.
  
  – Что?!
  
  Он вкратце поведал мне о том, что случилось.
  
  – Господи Иисусе… – протянул я.
  
  – Да уж, вот именно. Что же дальше будет? Апокалипсис зомби?
  
  Типичная для Карлсона попытка выдать шутку, но даже намека на веселость в голосе его не было. Наверное, впервые за все время я ему от души посочувствовал.
  
  – Вообще похоже на то, что ты поступил правильно, – сказал я. – И еще тебе просто повезло. Ведь его не убил, просто обездвижил. Еще неизвестно, что было бы, если б этот тип начал стрелять первым.
  
  – Да, пожалуй. Так чего ты хотел?
  
  – Ладно, не важно.
  
  – Ну уж нет. Валяй, выкладывай.
  
  – Хотел поговорить с Уолденом Фишером. Он был в приемной, когда я уходил. Ты его с тех пор не видел?
  
  Пауза.
  
  – Нет, – ответил он. – Помню, что ты с ним говорил, но после этого не видел.
  
  – Может, его вызвали на осмотр? Или положили в больницу?
  
  – Может, и так. Вообще-то они увозят отсюда много людей. – Снова пауза. – Карлсон, судя по всему, заговорил с кем-то другим. – Слушай, мне пора, – сказал он. – О чем ты собирался поговорить с мистером Фишером?
  
  – Не бери в голову, – отозвался я. – У тебя и без того проблем хватает. Ты смотри, Ангус, держись, слышишь?
  
  – Ладно, – сказал Карлсон. – Спасибо тебе, Барри.
  
  Я мог бы вернуться в больницу и заняться поисками Уолдена Фишера, но понимал, какой сейчас там творится бардак, особенно если учесть, что была еще и стрельба. Даже если он все еще в больнице, на поиски уйдет уйма времени. А потому я решил, что разумнее будет сначала заехать к нему домой – вдруг ему стало лучше и его отпустили.
  
  Припарковавшись перед домом, я заметил через сетчатую дверь крыльца, что вторая дверь открыта нараспашку. Это еще вовсе не означало, что он непременно дома. Возможно, у него просто не было времени запереть дом, когда он выбегал на улицу больным и в полном смятении. Что он сказал мне тогда в больнице? Что его едва не переехала машина «скорой»?..
  
  Я посмотрел под ноги и увидел остатки содержимого чьего-то желудка. Такие сюрпризы частенько подстерегают тебя в Промис-Фоллзе возле бара в пятницу или субботу вечером.
  
  Я подошел к двери, легонько постучал и окликнул через сетчатую перегородку:
  
  – Мистер Фишер?
  
  Послышался скрип отодвигаемого стула. Через сетку был виден небольшой коридорчик, ведущий в кухню, и вот через несколько секунд в нем возник Уолден. Он медленно подошел к сетчатой двери, распахнул ее.
  
  – О, – сказал он. – Привет.
  
  – Так вы дома, – заметил я. – Как себя чувствуете?
  
  – Словно корову выблевал. Из больницы меня вышибли, сказали, чтоб ехал в Олбани, пусть там меня посмотрят.
  
  – Вы уже вернулись?
  
  – Вообще не ездил, – устало ответил он. – Просто сил нет. Пока что еще не помер. И думаю, что не помру, вот только слабость ужасная.
  
  – Могу я войти?
  
  – А, ну да, конечно. Сидел тут на кухне и смотрел в окно. Я бы предложил вам кофе, но, думаю, это из-за него мне стало худо, так что не стоит.
  
  Я прошел следом за ним на кухню и поинтересовался:
  
  – А врач вас смотрел?
  
  – Какая-то дамочка, да и то на скорую руку. Но там были люди, которым гораздо хуже, чем мне, они практически уже помирали, и она больше занималась ими.
  
  – Но сейчас вам лучше?
  
  Уолден кивнул.
  
  – Да. Утром выпил всего пару глотков кофе, который себе сам и сварил. Наверное, это меня и спасло. Не умею варить кофе, все время какая-то дрянь получается, вот и пить неохота. – Он слабо улыбнулся. – Так что, думаю, скверный кофе спас мне жизнь. Он махнул рукой в сторону раковины, там громоздилась гора немытой посуды, рядом на столике стояла распечатанная коробка с хлопьями. – Извините, не прибрано тут у меня.
  
  – Все нормально.
  
  – В холодильнике есть пиво. Баночка попкорна тоже найдется. Может, лимонадом угостить? Вон там, в картонной упаковке, и водопроводная вода в него попасть никак не могла.
  
  – Ничего не надо, спасибо.
  
  – Как думаете, когда мы снова сможем пить воду из-под крана?
  
  Я покачал головой:
  
  – Понятия не имею. Не возражаете, если присяду?
  
  – Да, конечно, будьте как дома.
  
  Я выдвинул стул и уселся на него. Уолден Фишер сел напротив. На столе лежал несессер с маникюрными принадлежностями. Он взял его, сунул в карман рубашки. Ногти у него были неровные, словно обкусанные. Как-то раз он говорил мне, что нервы за последние несколько лет расшатались, совсем ни к черту. Что и неудивительно.
  
  – А как вы добрались сюда из больницы? – спросил я.
  
  – Виктор меня подвез, – ответил он. – Так вы пришли меня просто проведать или по какому другому делу?
  
  – Мы тут на днях говорили об Оливии, – сказал я. – Хотелось бы продолжить разговор.
  
  – Валяйте, – кивнул он.
  
  – Мы не перестали разыскивать мерзавца, убившего вашу дочь.
  
  Уолден пожал плечами:
  
  – Ну, хорошо, раз вы так говорите.
  
  – Не стану вдаваться в подробности, но временами казалось, я знаю, кто это мог бы быть. И на ум приходили разные личности, в том числе уже сидящие в тюрьме или, возможно, даже умершие.
  
  – К примеру?
  
  – Я ведь уже говорил, не имею права вдаваться в подробности. Но теперь уверенности у меня поубавилось.
  
  – О чем это вы, не пойму?
  
  – Да о том, что это вовсе не тот человек, которого задержали за другое преступление.
  
  Уолден всем телом подался вперед:
  
  – Он что, снова убил?
  
  Я покачал головой:
  
  – Простите. Не могу пока говорить. Я пришел к вам, чтобы как можно больше узнать об Оливии. Расскажите мне о ней.
  
  Уолден откинулся на спинку стула.
  
  – О, она была замечательная. Такая умница. Для меня и Бэт она была всем, буквально всем. Такая девушка всего в жизни могла добиться. Она могла стать знаменитостью, поразить весь мир, если бы ей выпал такой шанс.
  
  – Полностью с вами согласен.
  
  – Оливия никогда не подличала. Не таила на людей обиду. Всегда радовалась, если у кого-то случалось что-то хорошее. Сами знаете, как нынче устроены люди, им не нравится, если кто другой добился успеха. То ли ревность, то ли зависть, сразу и не поймешь. Но она была совсем не такая.
  
  – А выросла она здесь? – спросил я и обвел взглядом кухню.
  
  – Да. Мы с Бэт жили здесь, когда она у нас родилась. Другого дома она и не знала. И когда училась в Теккерее, тоже жила здесь, а не в общежитии. Не было никакого смысла, и потом, жизнь в родном доме обходится куда как дешевле.
  
  – Это уж точно.
  
  – А ее комната наверху сохранилась, – сказал Уолден. – Ничего там не трогал и не менял.
  
  – Правда? – воскликнул я. Кому-то могло показаться, что в моем голосе прозвучало удивление, но это не так. Скорбящие по утрате семьи часто оставляют комнаты умерших в том же виде, как было при их жизни. И им слишком больно заходить туда. Для них прибраться в спальне покойного было равносильно окончательному признанию горькой утраты. Даже если бы эту комнату мог использовать другой член семьи, вряд ли нашелся бы желающий туда перебраться.
  
  – Бэт ничего там не трогала, ну а после ее смерти я тоже решил оставить все как есть.
  
  Я не думал, что осмотр комнаты мог бы хоть чем-то мне помочь. Но все равно взглянуть надо. И я попросил разрешения.
  
  – Конечно, почему нет? – отозвался Уолден. – Только по лестнице подниметесь первым сами, я еще слишком слаб. Может, позже доползу. Это первая дверь налево.
  
  Я быстро поднялся наверх.
  
  Дверь была закрыта. Я повернул круглую ручку, медленно приоткрыл. Воздух в спальне был спертым. Площадь – десять на десять, в центре стоит двуспальная кровать. Стены бледно-зеленые, в каталогах магазина лакокрасочных материалов «Шервин-Уильямс» такой цвет, по всей вероятности, называют пенисто-зеленым или же оттенком морских водорослей. На кровати пышное желтое покрывало. На одной из стен красуется в рамочке укрупненный снимок – кит вырывается на поверхность, разрезает мощным телом морскую гладь.
  
  – Когда Оливия была маленькой девочкой, – сказал Уолден (он, запыхавшись, все же поднялся наверх и стоял теперь в коридоре у двери), – она очень любила кино под названием «Свободу Вилли». Знаете такое? Ну, о маленьком мальчике, мечтавшем освободить кита из аквариума, потому что его собирались убить?
  
  – Да, знаю.
  
  – Плакала всякий раз, когда его смотрела. Он был у нее на видеокассете, потом на ди-ви-ди. Ну и продолжения тоже были. Но Оливия говорила, что они ни в какое сравнение не идут с первым фильмом. Что они хромают. Было у нее для таких картин любимое словечко – «хромают».
  
  Остальные снимки на стене были помельче, но на всех изображались морские обитатели. Снимки косяков – вроде бы так их называют? – дельфинов. Снимок морского конька, осьминога, фотография Жака Кусто.
  
  – Оливия ненавидела «Челюсти», – произнес Уолден. – Просто терпеть не могла этот фильм. Акула, говорила она – это и есть акула. И ведет себя так, как подсказывает ей природа. И никакое это не чудовище. Так она всегда говорила. И бесилась, когда кто-нибудь заявлял, что ему нравится этот фильм.
  
  Я заметил на столе несколько нераспечатанных конвертов. На некоторых в верхнем углу красовался логотип муниципалитета.
  
  – А это что такое? – спросил я, перебирая конверты.
  
  – Знаете, к ней до сих пор приходят письма, – ответил он. – То какое-то сообщение по кредитной карте, то рекламу присылают. Компании не знают, что произошло. Бэт так огорчалась, когда приходила почта для Оливии, но конверты эти не выбрасывала, складывала сюда, на туалетный столик, словно в один прекрасный день наша девочка могла вернуться и просмотреть свою почту. А у меня просто нет сил связаться с этими идиотами и напомнить, что ее нет вот уже три года. И больше всего достало то, что городские власти словно не знают, что произошло.
  
  Я взял один из конвертов.
  
  – А это что?
  
  – Напоминание о неуплате штрафа за превышение скорости. – Лицо его побагровело от гнева. – Как это получается? В одном отделе полиции пытаются выяснить, кто ее убил, а в другом донимают девочку предупреждениями о штрафе.
  
  Я покачал головой:
  
  – Мне очень жаль. Такого быть не должно, но случается. – Там лежали целых три таких нераспечатанных конверта. – Если хотите, могу их забрать, ну и попросить прекратить это безобразие.
  
  – Буду признателен, – произнес Уолден. – Последний раз, когда вы заходили, вроде бы хотели поговорить о Викторе.
  
  – Да, было дело, – кивнул я.
  
  – Не нравится он мне, в плохом состоянии. Переживает эту годовщину еще тяжелее, чем я.
  
  Я знал: ровно через два дня исполнится три года с тех пор, как убили Оливию.
  
  – Он просто в бешенстве, – добавил Уолден Фишер.
  
  – Его можно понять, – заметил я. – Вполне естественная реакция на этот акт бессмысленного насилия.
  
  – Да он не то чтобы на убийцу зол, – пробормотал Уолден Фишер.
  
  Я понимал, к чему он клонит.
  
  – На других, да?
  
  – Да. Тех, кто слышал ее крики и не подумал броситься на помощь. Вот что поедает Виктора изнутри. Впрочем, вы сами все знаете.
  
  – Знаю.
  
  – Тут на днях едва не затеял драку в баре с какими-то незнакомыми парнями. Кричал, обзывал их трусами.
  
  – Они были из тех, кто тогда ничего не сделал?
  
  – Да нет же, черт побери. Никто не знал этих людей. Но Виктор считает, что весь город виноват. Если эти случайные граждане Промис-Фоллза повернулись спиной к Оливии, стало быть, весь город состоит из людей равнодушных. Иногда мне кажется, Виктор вот-вот свихнется. Слишком много пьет. И это меня беспокоит.
  
  – Вы вроде бы говорили, он отвозил вас домой? – спросил я.
  
  – Верно. Приехал в больницу посмотреть, что там происходит. Там и встретились. А женщина-врач посоветовала мне обратиться к докторам в Олбани. Ну а я решил, что, раз до сих пор не помер, уж лучше поехать домой.
  
  – А сам Виктор не заболел?
  
  – Нет, – ответил Уолден. – Ему в этом смысле повезло. Воду из-под крана он не пил. Но рассказал мне, как умерла его домовладелица. Увидел ее мертвой в саду перед домом.
  
  – Да, неприятная, должно быть, сцена.
  
  Уолден кивнул:
  
  – Это точно. Будто всего остального, что выпало нам за день, недостаточно.
  
  Я снова окинул взглядом комнату Оливии, в какой-то степени она говорила о том, что за человек она была и что ее волновало, но ничего полезного для дела не почерпнул.
  
  Мы спустились вниз. Уолден вышел со мной на крыльцо.
  
  – Их было двадцать два человека, – заметил Уолден.
  
  – Да, знаю.
  
  – Вот их-то и винит во всем Виктор. Да, двадцать два плюс сам он. И уж не знаю, кого винит больше. Скорее всего, себя. Ну, за то, что не пришел вовремя на встречу с Оливией.
  
  И тут я призадумался.
  
  Двадцать два плюс еще он.
  
  Несложная арифметика.
  ТРИДЦАТЬ ТРИ
  
  Уехав с водоочистительной станции, Рэндел Финли решил вернуться в парк, туда, где его люди все еще раздавали с фургонов бесплатные упаковки с водой. Запасы в нескольких фургонах закончились, и их отослали на завод за «добавкой».
  
  По дороге он позвонил Дэвиду. Можно сделать еще несколько эффектных снимков, и Дэвид нужен был Финли в парке.
  
  Тот ответил после первого же гудка.
  
  – Послушай, – начал Финли, – я еду обратно в парк. Буду там к пяти. Встретимся там.
  
  – Я не могу, – отозвался Дэвид.
  
  – Прекрати. Добрые граждане Промис-Фоллз рассчитывают на нас.
  
  – Знаю. И мы всеми силами стремимся им помочь.
  
  – Иронизируешь?
  
  – Все, проехали, забыли, – произнес Дэвид. – У меня одно важное дело, им и займусь.
  
  – Что может быть важнее, чем помочь людям? Доставить им хорошую чистую воду?
  
  – Помнишь, ты спрашивал меня о Сэм? У меня нехорошее предчувствие. Боюсь, что она с сыном попала в беду.
  
  Финли вздохнул.
  
  – Вот что я скажу тебе, Дэвид. О деле надо думать, о деле! Выброси эти дурацкие мысли из головы.
  
  – Прости, не понял?
  
  – В городе разразился невиданный прежде кризис, а ты сходишь с ума из-за того, что какая-то бабенка больше не хочет с тобой встречаться?
  
  – Да не в этом дело. Все гораздо серьезнее.
  
  – Серьезнее, чем люди, умирающие по всему городу?
  
  – Не желаю это с тобой больше обсуждать, Рэнди.
  
  – В таком случае премия тебе за этот месяц не светит, – мрачно заметил Финли. – Позволь задать еще один вопрос.
  
  – Ну, что еще?
  
  – Ты говорил сегодня с Даквортом?
  
  – С Даквортом? А ты почему спрашиваешь?
  
  – Можешь ты просто ответить, да или нет?
  
  – Да, да, я ним говорил! Подумал, он поможет мне в этой ситуации.
  
  – В ситуации с твоей Сэм, – поспешил уточнить Рэнди.
  
  – Именно.
  
  – И это все, что вы обсуждали? – Дэвид помедлил с ответом, и Финли надавил: – Так все или нет?
  
  – Не помню. Но в основном мы говорили о Сэм.
  
  – А мое имя, случайно, не всплывало?
  
  – Может, и так. Я звонил ему как раз, когда вы были на станции водоочистки. И вроде бы он сказал, что собирается арестовать тебя. За то, что путаешься под ногами.
  
  – Что ты ему сказал?
  
  – Насчет чего?
  
  – Обо мне.
  
  – Рэнди, мне правда некогда. Я ничего не говорил ему о том…
  
  – Ты говорил ему, что я увеличил объемы производства на заводе?
  
  Снова пауза.
  
  – Ну, если и говорил, то так, мимоходом, – сознался Дэвид.
  
  – Так это был ты, черт бы тебя побрал! Каким местом думал, раз мог ляпнуть такое, а?
  
  – Когда Дакворт сказал, что арестует тебя, я подумал, что это как-то связано с водой.
  
  – Что это я отравил ее?
  
  – Нет этого я не говорил. Мне бы и в голову не пришло, что ты мог отравить воду. Это он сказал, что ты под арестом. Ну и тогда у меня промелькнула мысль, что, если б ты это сделал, имело прямой смысл увеличить выпуск продукции.
  
  – И какой же в том смысл?
  
  – Ну, потому что тогда ты мог стать настоящим героем. Начать спасать город, доставив море чистой свежей воды.
  
  – Так, значит, вот как ты думаешь? – спросил Финли.
  
  – Да нет, – ответил Дэвид. – Ничего такого я не думаю…
  
  – Как-то неуверенно звучит, – заметил Финли.
  
  – А я уверен.
  
  – Мать твою! – выругался Финли. – Может, сделать это фишкой избирательной кампании? «Я голосую за Финли потому, что уверен: он не массовый убийца»? Налепить такую «пуговку» вместо девиза?
  
  – Я бы обошелся футболкой, – произнес Дэвид. – Там никакие пуговки не нужны.
  
  – Все шутишь, думаешь, это смешно?
  
  – Да ничего смешного в том нет. Послушай, я уже высказал тебе все, что думаю. Ты, конечно, тот еще пустозвон, но разве я хотя бы намеком дал понять, что ты готов убить сотни людей ради саморекламы? Нет. Ты высоко задрал планку, Рэнди, и на многое идешь, но сам я считаю, что ты выше этого. Если чем тебя обидел, можешь меня уволить. Или я сам уйду. Попробовал себя на этом месте, могу попробовать где-то еще.
  
  Тут Финли немного убавил пыл. И сказал после паузы:
  
  – Да не собираюсь я тебя увольнять. Хоть ты меня и не очень-то уважаешь, вряд ли удастся найти тебе подходящую замену. – Он тяжко вздохнул. – Я не такой уж плохой парень, Дэвид. Поверь.
  
  Дэвид тоже стал сговорчивее:
  
  – До выборов еще несколько недель. И мне хватит времени сделать все, о чем ты просишь. Но ты решил наехать в самое дерьмовое для меня время. Эта история с моей кузиной Марлой. А потом…
  
  – Ладно, ладно, мне повторять не надо. Езжай, делай свои дела, только не забудь потом объявиться.
  
  Впереди показался парк Промис-Фоллз, и Финли вытащил микрофон из уха. Караван фирменных фургонов его завода все еще находился там, но он не собирался останавливаться рядом с ними.
  
  Толкучка прямо как на Таймс-сквер в часы пик. Молва разлетелась по городу.
  
  Вся дорога, граничащая с парком, была забита вереницами машин. Люди выскакивали из них прямо посреди проезжей части, бежали к фургонам за упаковками воды, затем тащили их обратно и загружали в свои автомобили.
  
  – Вот сукины дети, – пробормотал себе под нос Финли. – Дешевые жалкие ублюдки.
  
  Чуть в стороне у обочины примостилась машина городской полиции с мигалкой. Женщина в униформе пыталась регулировать движение. Позволяла людям взять воду и погрузить, затем приказывала тотчас отъехать и освободить место.
  
  Финли въехал на своем «Линкольне» на тротуар, вышел из машины и направился в самую гущу событий. А где съемочная группа с телевидения? Эти, что ли, где у одного из парней на плече камера с логотипом Си-би-эс[16]?
  
  Может, и хорошо, что Дэвид не успел подогнать своих телевизионщиков. Зато сейчас здесь работает национальная телерадиокомпания.
  
  – Привет, привет, привет всем! – поздоровался Финли, подойдя к первому фургону. Тревор Дакворт спешил раздать упаковки с водой всем желающим, вынимая их из фургона. – Позвольте помогу, – и бывший мэр города оттеснил плечом Тревора, ухватил одну упаковку и протянул ее небритому молодому человеку, рядом с которым стояла девочка лет шести.
  
  – Вот, пожалуйста, сэр, – произнес Финли, потом посмотрел на девочку и погладил ее по головке. – Ваша дочурка?
  
  – Ага. Поздоровайся с дядей, Мартина, – сказал молодой человек.
  
  – Привет, – пропищала Мартина и протянула ручку. Финли заулыбался и пожал ее.
  
  – Этот дядя владеет компанией по производству воды, – пояснил отец девочки.
  
  – Спасибо вам, – поблагодарила девочка. – Вся простая вода отравлена.
  
  – Знаем! – ответил Финли. – Ужасная история, просто чудовищная. – Будем надеяться, что скоро все наладится.
  
  – Спасибо вам, что так заботитесь о людях, – сказал мужчина, держа упаковку обеими руками.
  
  – Без проблем, – откликнулся Финли. – Ну а вы, мэм, будете брать? Чем могу помочь?
  
  Тревор нырнул в глубину фургона и подтащил поближе к дверце упаковки, чтоб боссу удобнее было их брать. Несколько человек снимали происходящее на телефоны. Группа из Си-би-эс быстро разобралась что к чему и начала съемку.
  
  Финли улыбался каждому, но не слишком радостно и широко – трагическое событие в городе требовало соблюдения приличий.
  
  Все же люди умирали.
  
  Телевизионщики сняли несколько кадров и теперь двигались вдоль выстроившихся в линию фургонов. Финли достал телефон и сказал Тревору:
  
  – Дэвид немного задерживается. Так что ты сейчас немного поснимаешь вместо него. – Он протянул ему мобильник. – Знаешь, как это делается?
  
  – Ага, – ответил Тревор.
  
  – Только что видел твоего папашу на станции водоочистки.
  
  – А, да.
  
  – Тот еще персонаж, – заметил Финли. – Вкалывает как проклятый. Прямо землю роет, стремится добраться до сути дела. Это можно записать ему в актив.
  
  Тревор держал смартфон прямо перед собой. Физиономия Финли заполнила весь экран.
  
  – Ну, поехали, – произнес он.
  
  Финли продолжил передавать упаковки с водой в руки жителям Промис-Фоллз. Лиц их он не замечал. Решил, что сможет продержаться еще несколько минут, но вдруг почувствовал – заныла спина.
  
  На передний план вышла полная женщина с коротко подстриженными волосами, в джинсах и темно-синей спортивной футболке с надписью «Теккерей».
  
  – Вот, пожалуйста, – сказал Финли, но женщина не протянула рук, чтобы ухватить упаковку с бутылками воды, и Финли так и остался держать ее.
  
  – Ты ублюдок и оппортунист, – заявила женщина.
  
  Финли встретился с ней взглядом. И заулыбался во весь рот:
  
  – О, кого я вижу! Аманда Кройдон. А я думал, ты померла.
  
  Мэр Промис-Фоллз подбоченилась и сказала:
  
  – Ездила на уик-энд к сестре в Буффало. Ну а утром услышала новости и сразу помчалась сюда.
  
  – Что ж, – заметил Финли, передавая упаковку следующему в очереди человеку, – пока ты раскатывала по скоростным трассам штата Нью-Йорк, я тут вкалывал засучив рукава.
  
  – Что все это означает, черт возьми?
  
  Финли покосился на Тревора, убедился, что тот продолжает снимать.
  
  – Все это, – ответил он, махнув рукой, – называется помощью людям.
  
  Кройдон покачала головой:
  
  – Нет, это называется дешевой агиткой. Показухой. В штате объявлен красный уровень тревоги. С разных концов в наш город свозят тысячи бутылок с водой. И тревогу официально объявил губернатор.
  
  – Вот мы с тобой тут беседуем, Аманда, а эти люди тем временем получают воду. Иногда частный сектор справляется с обслуживанием людей куда лучше государственного. И здесь как раз тот самый случай. Ты же не против, чтоб частный предприниматель проявлял в таких случаях инициативу.
  
  Женщина покраснела. А потом ткнула коротким толстым пальцем в Финли.
  
  – Все это дешевый выпендреж, вот что! Жители города в беде, а ты превращаешь ситуацию в саморекламу.
  
  Финли удрученно покачал головой. Вокруг начали собираться люди. Стояли и слушали.
  
  – Если добрые граждане Промис-Фоллз в следующий раз сочтут нужным избрать меня мэром, а я уверен, что так оно и будет, но повторю: если они сделают это, то твердо смогу пообещать им одно. Если, не дай бог, в городе снова случится подобная трагедия, я буду рад принять помощь от любого человека, кого угодно, пусть даже в результате его действий выявятся все недостатки моей работы. Потому что эти люди, – тут он повысил голос, – эти люди, которых вы видите здесь сегодня, значат для меня больше, чем мой бизнес или избрание на пост мэра!..
  
  Финли с трудом подавил искушение взглянуть на Тревора со смартфоном.
  
  – Для этого я сюда и пришел, – продолжил он. – Пришел ради людей и стараюсь помочь им по мере своих сил с тех самых пор, когда утром начался весь этот кошмар. И очень мило, что ты к нам наконец-то присоединилась.
  
  – Причем уже давно, – заметила Аманда Кройдон – казалось, она того и гляди лопнет от злости. – Уже побывала в больнице, советовалась с шефом полиции Финдерман и…
  
  – А, так ты, значит, советовалась, – перебил ее Финли. – И я посмел обвинить тебя в полном бездействии.
  
  – И с губернатором, и с центром в Атланте по…
  
  – И тем не менее, – перебил ее Финли, – все же сумела выкроить время заявиться сюда со своими обвинениями. Знаешь, я бы с тобой еще поболтал, но некогда, надо раздавать воду. – Он ухватил еще одну упаковку, протиснулся мимо Аманды и передал воду какой-то пожилой паре.
  
  – Ваша правда, пусть знает! – сказал мужчина.
  
  Аманда развернулась и отошла. Финли глянул через плечо, дабы убедиться, что Тревор продолжает вести съемку.
  
  Но тот не снимал. Держал телефон на уровне талии, смотрел на экран и нажимал на какие-то кнопки.
  
  – Тревор! – окликнул его Финли. – Сейчас не самое подходящее время играть в скрэбл. Нет, погоди. Ты что, выкладываешь все это в «Фейсбук»?
  
  – Вам звонят, – ответил Тревор и поднес телефон к уху. – Алло?
  
  – Ради бога, – пробормотал Финли. Забросил очередную упаковку обратно в фургон и протянул руку. Даже прищелкнул от нетерпения пальцами.
  
  Тревор протянул ему телефон.
  
  Финли долго смотрел на экран, затем до него наконец дошло, что звонят из дома.
  
  – Алло?
  
  – Мистер Финли?
  
  – Да, Линдси, это я.
  
  – Послушайте, мне кажется с Бипси что-то не так.
  
  – Линдси, у меня тут хлопот полон рот. Ну, что может быть не так с собакой?
  
  – Да заболела она. Началась рвота, ведет себя как-то странно и… и мне кажется… что она вообще умерла.
  
  Финли крепко прижал свободную ладонь ко лбу. Потом вдруг до него дошло.
  
  – Только не говори мне, что позволила ей пить воду из унитаза.
  
  – Но она так часто делает, – сказала Линдси. – Вот и теперь, наверное, тоже попила.
  
  – Ради всего святого, ну неужели трудно было догадаться и закрыть унитаз крышкой, чтобы собака не смогла добраться до воды? Ведь отравлена не только та вода, что течет из-под крана. Вообще вся вода, что попадает в дом!
  
  – Вода отравленная?
  
  На секунду-другую он даже затаил дыхание.
  
  – Что ты сказала, Линдси?
  
  – Вы говорите, что вода отравлена? Как такое может быть?
  
  – Хочешь сказать, ты этого не знала? – он уже кричал в трубку. – Черт побери, Линдси, как ты могла не знать?
  
  – Но вы же ничего не сказали, когда уходили.
  
  – Тогда я просто не знал! Но разве ты не слушала радио, не смотрела по телевизору? Не слышала сигналы тревоги, ведь машины с громкоговорителями разъезжали по улицам?
  
  – Пожалуйста, не надо на меня орать, – сказала Линдси. – Я читала, а потом спустилась в подвал и занялась стиркой.
  
  – Если Бипси захотела пить, надо было налить ей в миску бутилированную воду! Нет, просто ушам своим не верю! Джейн страшно огорчится. Скажи, Джейн уже знает?
  
  Но на том конце линии молчали.
  
  – Линдси? Линдси!..
  
  Еще через несколько секунд она выдавила:
  
  – О нет…
  ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ
  
  Кэл Уивер должен был решить, за кем продолжить слежку – за Дуэйном или за мужчиной, который передал ему пачку денег. И выбрал последнего. Ведь Кэл знал, кто такой Дуэйн. Так что не мешало бы выяснить побольше о том незнакомце, потому как было нечто подозрительное в этой их встрече в тихом закоулке и передаче денег.
  
  Мужчины поговорили минут пять, и Кэлу показалось, что разговор шел на повышенных тонах. В какой-то момент Дуэйн сердито ткнул пальцем в грудь своего собеседника. Того это, похоже, не смутило, он отбросил руку Дуэйна и сделал зеркальный жест. А затем оба они закивали – ощущение создалось такое, что они достигли соглашения.
  
  Дуэйн засунул пачку денег в передний карман джинсов.
  
  Он вышел на улицу первым и направился к своему пикапу. Второй мужчина выждал минуты полторы, затем тоже появился на улице. И зашагал в противоположном направлении.
  
  Кэл сидел в машине и наблюдал.
  
  Пройдя с полквартала, мужчина уселся в старый полуразвалившийся фургон «Форд Аэростар». В окраске его превалировали два цвета – синий и ржавый. Фургон выехал на улицу, выплевывая темные клубы выхлопных газов; Кэл посмотрел в боковое зеркало и влился в поток движения.
  
  Потянулся к бардачку, открыл его, достал блокнот. Вынул ручку из кармана и записал номер фургона. У него еще осталась пара приятелей в полиции – нет, не в Промис-Фоллз, но это не важно, – пусть проверят, кому принадлежит эта развалюха.
  
  Мужчина остановился у парка с водопадами. Кэл, который держал радио в машине включенным, чтобы быть в курсе всех последних новостей, слышал, что сегодня здесь бесплатно раздают питьевую воду. При виде этого столпотворения у него не возникло ни малейшего желания запастись питьевой водой – еще несколько дней вполне можно обойтись пивом или апельсиновым соком. Но его новый «друг» изъявил желание воспользоваться такой возможностью. Остановил свой фургон прямо посреди улицы и побежал за упаковкой. Вернувшись к машине, открыл боковую дверцу и забросил упаковку с двадцатью четырьмя бутылками воды внутрь.
  
  А затем уселся за руль, двинулся на север, затем свернул на восток – эта дорога вела к промышленному району, за которым располагался ныне законсервированный парк развлечений под названием «Пять гор».
  
  Кэл держал дистанцию, старался, чтобы его отделяли от фургона хотя бы две машины. Но «Форд Аэростар», похоже, вовсе не стремился петлять. Если б он пытался сбросить «хвост», Кэл бы сразу это заметил, понял: водитель догадался, что его преследуют.
  
  Вот у фургона включился левый поворотник, загорелись задние габаритные фары. Кэл и водители двух едущих впереди машин сбросили скорость, а потом и вовсе остановились – очевидно, водитель «Форда» ждал, когда рассосется пробка. Но вот движение возобновилось, и он свернул к промышленной зоне. Остальные водители, в том числе и Кэл, проехали дальше, вперед. Кэл покосился в окошко. Ржавый фургон двигался между двумя зданиями, напоминающими огромные складские помещения.
  
  Встречного движения практически не было, и Кэл, совершив U-образный разворот, поспешил вернуться к тому месту, где фургон съехал с главной дороги. Выкатился на участок, посыпанный гравием, и остановился. Фургон втиснулся на стоянку между двумя автомобилями. Водитель вышел и направился ко входу в здание, напротив которого припарковался.
  
  Кэл тронулся с места.
  
  Он медленно проехал между двумя зданиями так, чтобы можно было разглядеть вывески в витринах строения, куда зашел водитель фургона, – и не жал при этом на тормоза.
  
  «ПЕЧАТЬ – БЫСТРО И КАЧЕСТВЕННО. Принимаем заказы большие и маленькие. Визитки, фирменные бланки, конверты. Часть работ выполняется в присутствии заказчика» – обещало объявление.
  
  Так кто же водитель фургона – заказчик или служащий в этом заведении?
  
  Кэл припарковал машину и вернулся к главному входу в здание. Но, подергав за ручку двери, убедился, что она заперта.
  
  Он приложил ладонь козырьком ко лбу и всмотрелся через стеклянную дверную панель. Помещение, где производились работы, было отделено длинным прилавком. Кэл разглядел несколько больших и современных копировальных машин, несколько столов с компьютерами, горы упаковок, обернутых коричневой бумагой. Помещение довольно просторное, около шестидесяти футов в длину. В дальнем конце виднелась дверь – скорее всего, она вела в гараж.
  
  Возле этой двери стоял тот самый мужчина, который передавал деньги Дуэйну, и передвигал какие-то упаковки. Вот он поднял голову, увидел Кэла и отмахнулся. И еще крикнул что-то, видимо, давая понять: «Закрыто!»
  
  Тогда Кэл постучал.
  
  Мужчина покачал головой, бросил свое занятие и двинулся к двери. Отпер ее, приоткрыл на фут.
  
  – Мы закрыты, – сообщил он. На пиджаке он носил маленький бейджик с именем «Гарри».
  
  – Извините, – сказал Кэл. – Просто видел, как вы вошли, вот и подумал, что открыто.
  
  – Сегодня же суббота, начало уик-энда, – пояснил Гарри. – Потому и не работаем.
  
  – Но вы-то, как вижу, работаете, – добродушно заметил Кэл. – Послушайте, не уделите мне всего секунд десять? Очень нужна ваша помощь. Моя компания скоро переезжает в новое здание, а потому всем сотрудникам нужны новые визитки, фирменные бланки, накладные, короче говоря, полный набор. Вот и подумал, может, вас заинтересует крупный заказ?
  
  Гарри замер в нерешительности. Похоже, решал, как лучше поступить – помочь Кэлу или же захлопнуть дверь прямо у него перед носом.
  
  – Так и быть, – ответил он и распахнул дверь пошире. – Десять секунд.
  
  Гарри встал за прилавок, доходящий ему до середины груди. Кэл подошел и оперся локтями о столешницу.
  
  – А вы прежде пользовались нашими услугами? – спросил Гарри. – Если да, то все должно быть в компьютере. Просто изменим адрес и все распечатаем. И вам тоже экономия, потому как не придется разрабатывать новый дизайн и прочее. Оплатите практически только расходные материалы и распечатку.
  
  – Нет, прежде мы к вам не обращались.
  
  – Что ж, как я и говорил, разница все равно невелика, – заметил Гарри. – Сколько нужно копий? По пятьсот каждого вида? Тысячу? Две тысячи? Один экземпляр обойдется немного дешевле, если заказ крупный. Ну а если понадобятся какие-то другие бумаги, не только визитки и фирменные бланки, мы тоже к вашим услугам.
  
  – Ну а если по пятьсот каждого вида, то во сколько обойдется? Накладные, фирменные бланки, конверты, визитки?
  
  Гарри что-то нацарапал в блокноте, провел подсчеты.
  
  – На круг выходит где-то около четырехсот пятидесяти.
  
  – И как скоро будет выполнен заказ? Нам срочно нужно.
  
  Гарри покачал головой:
  
  – Только не с таким заказом. Работа займет примерно неделю или…
  
  Из глубины помещения донеслось два резких удара по металлу. Похоже, кто-то барабанил в гаражную дверь.
  
  – Что такое? – поинтересовался Кэл. – Прямо сердце чуть не остановилось.
  
  – Доставка, – коротко ответил Гарри.
  
  – Выходит, у вас тут в субботу все работают, – заметил Кэл.
  
  – Почему бы вам не заглянуть во вторник? Мы открываемся в девять.
  
  В дверь снова забарабанили, на этот раз еще громче.
  
  – Подождите, – сказал Гарри и зашагал в глубину помещения. Надавил на красную кнопку на стене, и гаражная дверь начала подниматься.
  
  К двери, пятясь, подъезжал грузовичок-пикап. Кэл сразу же узнал его – это была машина его зятя.
  
  Кэл отвернулся к окну, затем услышал, как машина Дуэйна въехала, и гаражная дверь начала опускаться. Послышались торопливые шаги – это Гарри возвращался к прилавку.
  
  – Простите, мистер, но вам действительно лучше зайти в…
  
  – Да все нормально, нет проблем. Непременно загляну на той неделе, – Кэл изобразил приветливую улыбку. А затем направился к выходу.
  
  Кэл решил, что слежку за Дуэйном придется на время отложить. Прямо из промышленной зоны он поехал в гостиницу, собрал свои вещи и выписался. И ко времени, когда добрался до дома Дуэйна и Селесты, пикап зятя уже стоял на месте, прижавшись задней частью к гаражу. Кристэл была в гостиной, выглядывала из окна.
  
  Кэл припарковался на улице. Открыл багажник, достал сумку с вещами. Кристэл вышла из дома с куском пиццы в руке.
  
  – А ты опаздываешь на обед, – сказала она.
  
  Кэл взглянул на часы. Было начало шестого.
  
  – Выглядит аппетитно, – заметил он, глядя на пиццу. – Как называется?
  
  – По-гавайски, – ответила она. – Там внутри ананас. Но есть и другие виды.
  
  – Правда?
  
  – Одна называется пепперони. Другая – овощная. А третье блюдо – это жареные куриные крылышки. Это он целую гору еды притащил, – добавила Кристэл.
  
  – Дуэйн, да?
  
  Девочка кивнула.
  
  – Да, только все время забываю его имя.
  
  – Ничего страшного. Ну как ты, нормально?
  
  – Хочу, чтобы папа приехал.
  
  – Понимаю, – кивнул Кэл.
  
  – Дуэйн не хочет смотреть канал, по которому передают погоду.
  
  – Ну, знаешь ли, не все находят его интересным в отличие от тебя, – заметил он. – И потом, это телевизор Дуэйна и Селесты.
  
  Она подошла поближе, коснулась его плечом, но смотрела вниз и как бы мимо него.
  
  – Что случилось с моей мамой? – спросила Кристэл.
  
  – Приехала полиция. И забрала твою маму из дома. Они обо всем позаботятся.
  
  – А она все еще была мертвая?
  
  – Да.
  
  – Так я и знала. Глупый вопрос.
  
  – Ну, почему же, совсем не глупый, – пробормотал Кэл.
  
  – Хотелось бы знать, что будет дальше.
  
  – Точно не знаю, не скажу. Это уж твоему папе решать.
  
  – Да нет, я не о том, – качнула головой Кристэл. – Они что, и мою маму будут резать и проделывать с ней все такое, как показывают по телевизору?
  
  Кэл утешительным жестом опустил ей руку на плечо. Она не оттолкнула его, он еще крепче сжал худенькое плечо.
  
  – Не знаю, не думаю, – ответил он. – Вскрытие производят только для того, чтобы узнать причину смерти. Понимаешь, что это такое?
  
  – Да.
  
  – Так что они могут провести вскрытие.
  
  Она еще крепче прижалась к нему плечом.
  
  – Не надо говорить со мной так, словно я маленький ребенок.
  
  – Ты заслуживаешь того, чтоб знать правду, – сказал Кэл. – И я не вижу причин хоть что-то скрывать от тебя. – Он погладил ее по голове. – Поверь, если б я знал какой-то другой способ рассказать тебе об этом, я бы попробовал.
  
  – Мама говорила, что у тебя умерла жена. И что у тебя был сын, но и он тоже умер.
  
  – Все верно. – Кэл выдержал паузу. – Было это несколько лет тому назад. До того, как я сюда переехал.
  
  – И ты больше не грустишь?
  
  Кэл крепко сжал плечо девочки.
  
  – Грущу каждую минуту и каждый день, – признался он.
  
  Кристэл призадумалась на несколько секунд, стояла молча. Затем резко отстранилась от него и прошла в дом.
  
  Кэл последовал за ней. Обед накрыли в гостиной, на журнальном столике перед телевизором. Там стояли три раскрытые коробки с пиццей, контейнер с куриными крылышками, к которым прилагался горячий соус, и кофе. По телевизору показывали бейсбольный матч. Дуэйн сидел на диване, зажав в пальцах обглоданное куриное крылышко. Увидев Кэла, заметил:
  
  – Ну вот, а ты пропустил финал игры между «Торонто» и «Сиэтлом».
  
  – Я не большой любитель бейсбола, – сообщил Кэл.
  
  – Ладно, хватай пиццу и тащи сюда пиво, – добродушно заметил Дуэйн. – Тут овощная, это я для Селесты купил, есть еще гавайская, ну и еще одна, с колбасой, сверху залита каким-то дерьмом. Просто не знал, что любит малышка, но вроде бы ей понравилась та, что с ананасом. Ну и крылышками тоже угощайся, правда, они какие-то липкие.
  
  – Выглядит шикарно, – заметил Кэл. – А где Селеста?
  
  – На кухне, – ответил Дуэйн и вернулся к созерцанию матча.
  
  Кристэл ела пиццу за кухонным столом, запивала имбирным элем. Селеста стояла у холодильника, доставала банку пива для себя. Щелкнула крышкой, отпила глоток.
  
  – О, привет, – сказала она и улыбнулась брату. – Пиццу попробовал?
  
  – Как раз собираюсь.
  
  – Пива хочешь?
  
  – Когда это я не хотел пива?
  
  Она протянула ему банку, затем достала из буфета тарелку.
  
  – Иди возьми себе кусок пиццы. Но овощная моя! К ней не прикасаться! – и она скроила шутливо-строгую мину.
  
  – Больно нужна мне твоя овощная, – пробормотал Кэл. – Смотрю, Дуэйн у нас в настроении.
  
  – Да, знаю, – шепотом отозвалась она. – Но не стоит заострять на этом внимание. Просто приятно видеть его довольным раз в кои-то веки.
  
  – Конечно. Устроил нам прямо пир горой.
  
  Понизив голос, Селеста заметила:
  
  – Вроде бы он нашел работу, один адвокат помог. Ему даже аванс небольшой выплатили. Кажется, он сказал в «Уолмарт»[17]. Будут платить ему определенную сумму в месяц, и если вдруг им понадобятся дорожные работы, что-то там замостить, или заасфальтировать, они его вызовут, и он все сделает. Так что на протяжении нескольких месяцев он может сидеть сложа руки, а денежка все равно будет капать. Ну и может оказаться, что в какой-то месяц работы у него будет полным-полно, так что все вроде бы уравновешивается.
  
  – Что ж, звучит вроде бы неплохо, – заметил Кэл. – А теперь самое время поесть.
  
  – Но помни, лапы прочь от моей овощной пиццы.
  
  – Да хоть заплати мне, я ее есть не стану, – ответил он. Забрал тарелку и пиво, прошел в гостиную. Положил себе ломтик гавайской пиццы и кусок «пепперони», с полдюжины куриных крылышек и уселся в кресло с откидной спинкой.
  
  – Ты смотри, не очень-то там пристраивайся, – усмехаясь, заметил Дуэйн. – Вот досмотрю матч, плюхнусь в это кресло и не сдвинусь до самой ночи, пока не пора будет в постельку.
  
  – Считай, что предупреждение получено, – ответил Кэл. – Послушай, ты такую гору еды накупил. Позволь оплатить хотя бы часть.
  
  – Да не бери в голову, – отмахнулся Дуэйн.
  
  – Ну позволь хоть как-то поучаствовать.
  
  Дуэйн решительно покачал головой.
  
  – Хватит нести всякую хренотень, – тут он оглянулся. – А где малышка? Селеста запретила мне ругаться в ее присутствии.
  
  – Она на кухне.
  
  – А, ну тогда ладно.
  
  – Селеста мне рассказала. Хорошие новости. Ну, о том, что ты устроился в «Уолмарт».
  
  Дуэйн не сводил глаз с экрана телевизора.
  
  – А, да, неплохо устроился, это точно.
  
  – Так что нам есть что отметить в такой день, – сказал Кэл.
  
  Дуэйн покосился на него с недоумением, словно намекая на то, что они забыли обо всех тех людях, которые погибли в Промис-Фоллз сегодня.
  
  – Да, это точно. А знаешь, сегодня возле парка бесплатно раздавали питьевую воду. Но кому она, к черту, нужна, когда есть… – Тут он приподнял банку с пивом.
  
  Кэл чокнулся с ним своей банкой.
  
  – Помнишь, что говорил о воде У. К. Филдс? – спросил Кэл.
  
  – У. К. кто?..
  
  – Филдс. Знаменитый комик стародавних времен. Так вот, он сказал, что не пьет воду потому, – Кэл понизил голос, – что в нее какают рыбы.
  
  Дуэйн расхохотался, хлопая себя ладонью по коленке.
  
  – Славная шутка, ничего не скажешь.
  
  Кэл поставил тарелку и банку с пивом на маленький столик рядом с креслом, вытер рот салфеткой и сказал:
  
  – Думаю, стоит отлить, прежде чем выпить еще одну банку.
  
  – Хороший план, – кивнул Дуэйн.
  
  Кэл вышел из гостиной, но вместо того, чтобы подняться наверх, тихонько подошел к задней двери, открыл ее, выскользнул во двор и направился к пикапу Дуэйна. Тот остановил его буквально в одном футе от двери в гараж. У пикапа был тент из черного винила, закрывающий открытый кузов. Удобная штука – и предметы не выпадают, и запереть его можно намертво, чтоб отпугнуть потенциальных воров. Его можно было приподнять сзади и положить в кузов любой предмет, не открывая заднего откидного борта.
  
  Кэл обошел пикап и попытался приподнять тент хотя бы на дюйм, хотел убедиться, что он заперт. Заперт он не был.
  
  Он достал смартфон, зажег крохотный фонарик. Солнце по-прежнему светило ярко, но он не хотел поднимать весь тент. Он приподнял его на фут, посветил фонариком рядом с откидным бортом. Потом просунул телефон глубже – света было достаточно, чтобы убедиться: ни у откидного борта, ни дальше в кузове ничего нет.
  
  Он опустил тент и убрал телефон в карман.
  
  В боковой стенке гаража имелась дверь. Кэл с удовольствием отметил тот факт, что из окон дома она не видна. Он подергал ручку.
  
  Дверь была заперта.
  
  Черт.
  
  Ему страшно хотелось знать, что Дуэйн мог загрузить в пикап, заехав в контору по изготовлению печатной продукции. Он был готов поклясться: то вовсе не были тысячи накладных, необходимых для работы его компании.
  
  В боковой двери было маленькое окошко, разделенное деревянными планками на четыре стеклянные панели. Поначалу Кэлу показалось, что стекла просто грязные, поэтому через них ничего не было видно, но затем он понял, что окошко плотно закрыто изнутри. То ли листом черной бумаги, то ли пакетом для мусора.
  
  В багажнике под запасной шиной у него был спрятан набор отмычек. В штате Нью-Йорк неодобрительно относились к владению воровским инструментом, но в его работе этот наборчик иногда мог пригодиться. Вот он и держал его подальше от посторонних глаз.
  
  Он сунул небольшой кожаный футляр в карман и поспешил обратно к сараю. Проходя мимо дома, покосился на окно в торцевой стене, хотел убедиться, что Дуэйн за ним не подглядывает.
  
  Заскочив за угол гаража, он опустился на одно колено, так, чтобы замочная скважина оказалась на уровне глаз. Положил футляр на землю, извлек из него две металлические отмычки. Замок особой сложности не представлял, он рассчитывал справиться с ним за две-три минуты.
  
  Через три минуты он убедился, что все не так просто, как ему казалось вначале. Что ж, попадаются и такие упрямые замки. Возможно, на этот уйдет минут шесть.
  
  Кэл так сосредоточился на своем занятии, настолько был уверен, что его никто не видит, что не заметил Дуэйна – тот стоял возле своего пикапа.
  
  – А я-то думал, ты пошел отлить, – сказал Дуэйн.
  
  Кэл вздрогнул и обернулся.
  
  – Но потом выглянул из окна гостиной и увидел, что ты идешь к моей машине. И мне стало интересно, какого черта тебе там понадобилось.
  
  Кэл вынул отмычки, убрал их в футляр и выпрямился. Извиняться он не стал, просто смотрел прямо в глаза своему зятю.
  
  – Что у тебя в гараже, Дуэйн? – спросил он.
  
  Тот медленно обошел пикап, зашел за угол гаража и остановился в каком-то футе от него.
  
  – А тебе какое дело? – поинтересовался Дуэйн.
  
  – Просто знаю, откуда у тебя взялись деньги на пиццу. Знаю, что они не от «Уолмарт».
  
  – А от кого?
  
  – От парня из конторы по изготовлению печатной продукции. Ты встретился с ним чуть раньше, он передал тебе деньги, после чего я видел твой пикап у него в гараже.
  
  На шее Дуэйна вздулись жилы.
  
  – Так ты следил за мной, так, что ли?
  
  – Видел тебя в проулке, видел, как ты брал деньги, – ответил Кэл. – Ну а потом поехал не за тобой, а за тем парнем.
  
  – Ах ты сукин сын! На кого работаешь? Или это Селеста тебя попросила?
  
  Кэл лишь покачал головой, не стал отвечать на эти вопросы.
  
  – Просто открой гараж.
  
  – Так это Селеста, да?
  
  – Нет. Но твое поведение ей не нравится. Говорит, что часами пропадаешь неизвестно где. Уходишь из дома в самое неурочное время. Она чувствует: что-то происходит, вот только не знает, что.
  
  – Это наше с ней личное дело.
  
  – Нет, – сказал Кэл. – Она моя сестра. И если ты, Дуэйн, замешан в чем-то дурном, это и на ней может отразиться. Так что открывай гараж.
  
  – Не стану я ничего открывать. А ты садись в свою машину и проваливай отсюда к чертовой матери! И не забудь прихватить с собой эту чокнутую девчонку.
  
  – А Селеста знает, что у тебя в гараже?
  
  – Ты что, меня не слышал, Кэл? Вали отсюда! Это моя собственность!
  
  – Тогда вызывай копов, пусть меня арестуют за то, что вторгся на чужую территорию. – Кэл полез в карман за телефоном. – Сам будешь звонить или мне набрать?
  
  Дуэйн грозно сверкнул глазами.
  
  – Нечего совать свой нос в чужие дела, – предупредил он. – Иначе и с тобой случится что-то плохое.
  
  Кэл улыбнулся и подошел к зятю поближе, теперь их разделяли всего несколько дюймов.
  
  – Похоже, ты меня не понял. И плевать я хотел на твои угрозы. Все плохое, что могло со мной случиться, уже случилось. Открывай гараж!
  
  Дуэйн покачал головой. Он стоял, низко опустив голову, как бы признавая тем самым свое поражение. Потом порылся в карманах и достал связку ключей. Помимо большого ключа от пикапа, там было еще с полдюжины других.
  
  – Попробуй догадаться, какой из них подходит, – проворчал он и встал перед дверью. Затем выбрал ключ, приготовился вставить его в замочную скважину.
  
  Кэл понял, что сейчас произойдет, но было уже слишком поздно.
  
  Дуэйн резко развернулся и врезал кулаком ему по животу. Кэл согнулся пополам и как подкошенный рухнул в сорняки и траву у фундамента гаража.
  
  – Ты уж извини, друг, – пробормотал Дуэйн и нанес ему еще один удар, прямо в висок.
  
  На этот раз Кэл вырубился полностью. Даже не чувствовал, как острые края гравия царапают щеку.
  
  И тогда Дуэйн отпер гараж и затащил туда Кэла.
  ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ
  
  Брэндон Уортингтон определенно слышал, что говорил глупый старый сосед его бывшей жены, наивно полагая, что его никто не подслушивает. Когда тот сказал, что, по его мнению, Сэм и Карл «решили разбить в лесу ла…».
  
  Тут не надо было быть Стивеном Хокингом[18], чтобы без особого труда догадаться, что старик собирался сказать «лагерь». И чем дольше Брэндон думал об этом, тем вероятней казался ему именно этот вариант.
  
  В прошлом, когда они еще только начали встречаться, и даже вскоре после того как поженились, они любили ходить в походы. И несколько раз ходили уже после того, как родился Карл. Самый дешевый вариант летнего отдыха. Никаких тебе билетов на самолет, никаких дорогущих отелей. Просто находишь уютное местечко и ставишь палатку.
  
  Нет, без расходов, конечно не обойтись. Они с Сэм обычно не любили заходить в глубину леса. Нет уж, к чертовой матери! Один раз попробовали, и ничего хорошего из этого не вышло, если, конечно, не считать хорошим времяпрепровождением, когда ты отошел в сторонку справить нужду, и тебе прямо в голую задницу втыкается острый сучок и мешает делать свое дело.
  
  Так что после этой истории, когда им хотелось провести уик-энд на природе с палаткой, они находили лицензированный кемпинг. Есть даже такой справочник по кемпингам, можно подобрать. Там, по крайней мере, есть хоть какие-то удобства. Большое помещение с туалетами и раковинами, даже душ имеется. Брэндон был не против готовить еду и спать под звездами, но в том, что касалось отправления естественных надобностей, тут уж нет, увольте, подавайте нормальный человеческий туалет. Он не на помойке родился. Его отец Гарнет всю свою жизнь проработал в финансовом секторе, а мать Иоланда унаследовала деньги – весьма кругленькую сумму от умерших родителей.
  
  Тем более странным казался тот факт, что он вдруг решил грабить банки. Хотя, если вдуматься, ничего странного в том не было. Когда они с Сэм поженились и стали жить отдельно, Брэндон почему-то вообразил, что родители должны купить молодым дом – и не какую-то там дерьмовую сараюшку, – а также приличную машину и, может, даже уютный летний домик в Кейп[19], куда они смогут ездить на уик-энды в теплое время года.
  
  Откуда ж ему было знать, что отец откажет и предложит Брэндону самому заработать на эти блага?
  
  – У мужчины должны быть амбиции и энтузиазм, – любил говорить ему отец. – Ничего не добьешься в жизни, если тебе станут преподносить блага на блюдечке.
  
  Иоланда смотрела на это несколько иначе, чем муж. При всяком удобном случае норовила сунуть сыночку сотню, а то и две долларов, иногда даже больше. И всегда наличными. Знала, что ее муж проверяет все чеки, которые она подписывает, вот и собирала по крохам как могла.
  
  Но этого было явно недостаточно. Недостаточно, чтобы жить так, как он мечтал.
  
  А Сэм, похоже, ничуть не волновал тот факт, что ютятся они в маленькой квартирке. Она выросла в бедной семье и после смерти родителей почти ничего не получила. Отец ее был средней руки менеджером в большом магазине бытовой техники, мать работала в студенческом кафетерии.
  
  – Мы с тобой хорошо живем. Мы в полном порядке, – часто говорила она мужу. – Главное, что мы есть друг у друга. И работа у тебя хорошая.
  
  Неужели? Работа на почте?
  
  Их брак подтачивало его постоянное недовольство и даже вспышки гнева. Брэндон стал вспыльчив. Нет, нельзя сказать, чтобы он избивал ее, просто время от времени отталкивал слишком грубо и сильно, и она отлетала в сторону и врезалась в стенку с убогим телевизором и музыкальным центром, и с полочки сыпались разные мелкие предметы, в том числе наушники.
  
  А один раз приземлилась очень неудачно и вывихнула большой палец ступни.
  
  Нечего расхаживать по дому босиком, тогда бы и палец был цел и невредим.
  
  И вот время от времени Сэм стала сбегать из дома, забирая с собой Карла, и жила какое-то время у подруги. Брэндон извинялся и клялся, что этого больше не повторится, и уговаривал Сэм вернуться. Он был убежден – имейся у него достаточно денег, то жили бы они счастливо и дружно.
  
  Он думал, что есть только один способ поправить свое материальное положение, и снова обратился к отцу.
  
  Тот пристроил его в одно из подразделений своей торговой сети, и в один прекрасный день Брэндон совершил ограбление в отделении банка. Предварительно запасся пистолетом, лыжной маской и прочими необходимыми предметами.
  
  И все бы сошло ему с рук, если б в самый неподходящий момент не появился полицейский. Он хотел разменять в автомате деньги на более мелкие купюры.
  
  Бежать Брэндону не удалось.
  
  Сэм подала на развод. Брэндон отправился в тюрьму.
  
  Эд Нобл, один из дружков Брэндона, который к тому времени окончательно съехал с катушек, попал под влияние Иоланды. И начал выполнять все ее просьбы. Иоланда мечтала заполучить Карла. Сына она потеряла, тот сидел в тюрьме, но она не собиралась терять любимого внука и решила, что, если как следует запугать Сэм, та сдастся. А Эд должен был выполнить всю грязную работу.
  
  Однако и это не сработало.
  
  Теперь не только Брэндон сидел в тюрьме. Эду тоже грозил срок, он ждал суда. Гарнету и Иоланде также были предъявлены многочисленные обвинения, но их выпустили под залог.
  
  И вдруг у Иоланды случился сердечный приступ.
  
  Поначалу Брэндон думал, что она просто притворяется, давит на жалость, пытается обмануть сторону обвинения. Но электрокардиограмму не обманешь. Она очутилась в палате интенсивной терапии и какое-то время находилась между жизнью и смертью.
  
  И тут Иоланда попросила свидания с сыном.
  
  – Приведите мне моего мальчика, – шепнула она доктору, склонившемуся над ее кроватью. – Не могу умереть, не повидав его.
  
  И врач договорился с тюремной администрацией.
  
  Брэндон стоял у постели матери, держал ее за руку, с грустью заглядывал ей в глаза. Иоланда шептала что-то неразборчивое.
  
  – Прости. Я что-то не расслышал, – сказал он.
  
  Она повторила, но Брэндон снова не разобрал ее слов. Наклонился, прижался ухом к ее губам, думал, что мать сейчас поцелует его.
  
  Иоланда прошептала:
  
  – Найди эту сучку. И забери сына.
  
  Тут вошел санитар. Парень ростом с Брэндона и примерно того же телосложения, ну разве немного шире в плечах. Брэндон уже достаточно долго пробыл в тюрьме и набрался кое-какого опыта.
  
  Он даже не думал. Он просто действовал. Обхватил санитара за шею и сжал ее мертвой хваткой. Этот чертов ублюдок пытался сопротивляться, но Брэндон не отпускал, давил все сильнее. Через несколько секунд парень вырубился. Брэндон стащил с него брюки и халат, надел поверх своей одежды.
  
  Наблюдая за этой сценой, Иоланда улыбалась.
  
  Брэндон затолкал беднягу под кровать, поцеловал на прощание мать и с уверенным видом вышел из отделения интенсивной терапии. Тупица полицейский, приставленный охранять вход в палату, играл в игру «Сердитые птички» в своем смартфоне. Видимо, заметил, как мимо него прошагали ноги в бледно-зеленых штанах, но глаз так и не поднял.
  
  Брэндон слетел вниз по лестнице и оказался на стоянке для персонала. Хорошо бы найти машину, однако искать ту, где забывчивый владелец оставил ключи в замке зажигания, времени не было. Теперь уже никто так не делает. Ключей не оставляет. Ему нужна была машина на ходу.
  
  И он шел пешком, пока не добрался до площади перед магазином «Севен-илевен». Рано или поздно какой-нибудь идиот оставит машину с включенным мотором и выскочит купить пачку сигарет. Томясь в ожидании, Брэндон сорвал больничную одежду и затолкал ее в мусорку. Примерно через полчаса на стоянку въехала женщина в маленькой развалюшке «Киа». Выбирать не приходилась. Она припарковалась поближе ко входу и вышла. Брэндон заметил, что из выхлопной трубы вьется дымок, и сделал свой ход.
  
  Он держался в стороне от главных дорог и автомагистралей. Ехал кружным путем, а потому, чтоб добраться до Промис-Фоллз, ему понадобилось куда больше времени, чем он рассчитывал. Он очень боялся, что Саманта услышит о его побеге прежде, чем он до нее доберется.
  
  Так оно и вышло. Сэм успела смыться.
  
  Зато теперь он догадался, куда она могла поехать. Конечно же в лес, с палаткой, прямой смысл. Узнав о его побеге из тюрьмы, она подыскивала подходящее место. Но отель – даже мотель – был Саманте явно не по карману, к тому же она не знала, сколько времени ей придется там пробыть. Да и работая в прачечной, она получала не сто тысяч в год. Но найти место и поставить палатку близ какого-нибудь кемпинга – это вполне ей по карману.
  
  И еще Брэндон был уверен – палатку она сохранила. Примерно год тому назад, когда мать Карла разрешила ему навестить отца в тюрьме, мальчик взахлеб рассказывал о том, как здорово они с мамой недавно провели время в лесу, в лагере.
  
  Так что отправились они именно в лес, это ясно.
  
  Теперь Брэндону только и оставалось, что их найти. Надо выяснить, сколько кемпингов располагается неподалеку от Промис-Фоллз. Скорее всего, Сэм остановилась в одном из них, хотя наверняка зарегистрировалась не под своим настоящим именем.
  
  Первым делом он решил проверить местность у озера Люцерн. Ехать недалеко, к тому же там находится сразу несколько кемпингов. Такие места обычно обнесены оградами, так что проехать на территорию незарегистрированным не получится. Но если припарковаться у дороги, можно пройти туда пешком. И если кто-то остановит, он всегда может сказать, что он просто гость, что его пригласил приятель, к которому он и направляется.
  
  Все сработало как по нотам в первом же кемпинге, носившем название «Сонные сосны». Он обошел всю территорию, но не заметил сине-желтой палатки, в которой так уютно размещался с Сэм и Карлом несколько лет тому назад.
  
  И Брэндон вычеркнул «Сонные сосны» из списка.
  
  Не повезло ему и в «Парке каноэ». Но еще оставалось много других мест. К примеру, кемпинги под названием «Восход солнца» и «Зов диких акров».
  
  Ему только и надо, что найти Сэм. Найти ее и Карла.
  
  Перемолвиться с ними словечком.
  
  Мило так поболтать.
  ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ
  Дакворт
  
  Я направлялся к дому Виктора Руни, как вдруг позвонила Ванда Террёль.
  
  – Ты видел то, что и я видела, – сказала она.
  
  – Так расскажи, что ты видела.
  
  – Ну, должна провести вскрытие по полной программе, и я бы сказала, что эта студентка из Теккерея, эта Лорейн Пламмер, стала последней его жертвой.
  
  – После Оливии Фишер и Розмари Гейнор, – уточнил я.
  
  – Да.
  
  – Я тоже так думаю, – произнес я. – Когда приступаете к вскрытию?
  
  – Тело уже перевезли в морг, но, честно говоря, Барри, не знаю, когда смогу им заняться. Тут полным-полно других тел, нам кажется, мы знаем, что произошло с этими людьми, ясно, что они отравились водой, но я должна заняться ими с должным усердием. И каждому умершему полагается произвести вскрытие.
  
  – Но вы же получаете помощь из других штатов и округов, – заметил я.
  
  – Да, но тебе придется набраться терпения. И если я не слягу дома в постель в самом скором времени, то рухну прямо на рабочем месте.
  
  Я понимал, что она чувствует. Я и сам топтался на месте вот уже несколько часов. Мне хотелось домой, хотелось хоть что-нибудь съесть – пусть даже простой салат, потом заползти в постель к Морин и спать до Рождества. Может, после того, как поговорю с Руни, мне удастся все это сделать. Поспать хотя бы несколько часов – уже хорошо. Тогда смогу вернуться ко всему этому часов в шесть утра, а может, даже и раньше.
  
  – Да, слушаю тебя, Ванда, – устало сказал я.
  
  – Барри, ты меня знаешь, – начала она.
  
  – Знаю.
  
  – Я человек науки. Я верю в науку. Вся моя жизнь связана с наукой. Потому что наука – это факты, свидетельства и даты. Понимаешь, о чем это я?
  
  – Ага.
  
  – Во всем этом деле нет никакой мистики. Но последние несколько дней даже я иногда задумываюсь: может, это нам наказание свыше? Может, мы сделали что-то очень плохое и Господь наказывает нас за это?
  
  – Может, и не он, – ответил я. – Не Господь. Но мне твоя мысль понятна.
  
  – Ладно, созвонимся позже, – сказала она.
  
  Я бросил телефон на соседнее сиденье, но не прошло и десяти секунд, как он зазвонил снова.
  
  Финли.
  
  Долго еще он будет меня сегодня донимать? Я потянулся к телефону, приложил его к уху.
  
  – Ну, что еще, Рэнди? – спросил я.
  
  Вопреки ожиданиям голос его звучал уже не так агрессивно. Напротив, даже дрожал.
  
  – Барри, можешь приехать ко мне домой?
  
  – А что случилось?
  
  – Думаю… кажется, там произошло убийство.
  
  – Что? Рэнди, что происходит? Кого убили?
  
  – Джейн, – ответил он. – Джейн мертва.
  
  – Что с ней случилось, Рэнди?
  
  – Она убита. Линдси ее убила.
  
  – Линдси?
  
  – Она помогает нам по хозяйству. Присматривает за Джейн, прибирает в доме. Это она сотворила! Она убила Джейн. Она и собаку нашу тоже убила. Бипси. Наша Бипси померла. Линдси убила их обеих. Ты должен приехать, Барри. Пожалуйста, приезжай! Она все еще здесь. Линдси. Я сказал ей, чтоб не смела выходить из дома.
  
  – Еду, – коротко бросил я.
  
  Финли поджидал меня у входа. Подошел к машине и заговорил через приоткрытое окно прежде, чем я успел снять ремень безопасности:
  
  – Хочу, чтобы ей предъявили обвинение в убийстве. Ты должен обвинить ее в убийстве.
  
  – Хорошо, Рэнди, – сказал я, вылезая из машины. – А теперь давай все по порядку.
  
  – Я раздавал воду. Линдси позвонила и говорит, что собака заболела. Пила воду из туалета.
  
  – Ясно, – кивнул я.
  
  – Та же самая вода, что и из-под крана, – уточнил он.
  
  – Знаю.
  
  – Ну и Бипси вырвало несколько раз, а потом она умерла. А Линдси звонит и сообщает мне это. Тогда я спрашиваю: «Как это ты допустила, чтобы собака пила воду из туалета, ведь вода отравленная?» А она словно не понимает, удивляется: «О чем это вы?» Можешь себе представить? Что она якобы не знала? Как это она могла не знать?
  
  – Теперь расскажи мне о Джейн, – попросил я. Мы направились к дому.
  
  – Линдси ее отравила, – сказал Финли. Двигался он очень медленно, точно к каждой ноге был привязан бетонный блок.
  
  – Каким образом она это сделала?
  
  – Лимонадом. Она дала ей лимонад. В холодильнике добрая сотня бутылок с родниковой водой, плюс еще вода в кулере. Но этой идиотке, этой сучке было лень достать и откупорить несколько бутылок. Я ей сотни раз говорил, пользуйся только бутилированной водой. Для питья, для готовки, для всего. Но она сделала лимонад…
  
  – Из этого порошка? Добавила его в воду и размешала?
  
  – Именно. А ведь я всегда говорил ей: используй бутылочную. Потому что моя вода лучше. Даже до того, что сегодня случилось, моя вода всегда была чище и лучше. Но она считала, что куда как проще взять воду из-под крана.
  
  – Она просто не понимала, – заметил я.
  
  – Это не важно, – произнес Финли. – Самое настоящее убийство.
  
  – Где она сейчас?
  
  – На кухне, все глаза выплакала, – ответил Финли.
  
  – Я не ее имел в виду. Джейн.
  
  – О, – он сглотнул вставший в горле ком. – Она наверху, у себя в спальне. С тех пор как заболела, не сегодня, еще в прошлом году, я сплю в гостевой комнате, чтобы не доставать ее своим храпом и тем, что ворочаюсь в постели.
  
  – Ясно, – кивнул я. Мы подошли к входной двери. – Почему бы тебе не подождать здесь?
  
  – Но если Линдси попробует сбежать, я ее остановлю.
  
  – Ну ладно.
  
  Я прошел в дом. Лестница на второй этаж начиналась внизу, прямо в холле, но я решил сначала зайти на кухню. Там, как и говорил Финли, сидела за столом зареванная Линдси, перед ней – коробка с салфетками, с целой горой смятых и использованных рядом. Я вошел, она подняла на меня красные заплаканные глаза.
  
  – Линдси? – уточнил я. Она кивнула. Я назвался и предъявил ей полицейский жетон. – Как ваша фамилия?
  
  – Брукинс, – пролепетала она и промокнула глаза салфеткой.
  
  – Я поднимусь наверх, потом спущусь, и мы с вами поговорим.
  
  – Я ее не убивала, – проговорила она. – Все, что он тут говорит, – это неправда. Я просто не знала.
  
  Я заметил в углу комнаты что-то темное и мохнатое.
  
  – Собака? – спросил я.
  
  – Да, Бипси, – кивнула она. – Я не знала. Я правда не знала.
  
  – Скоро вернусь, – сказал я.
  
  Поднялся на второй этаж и нашел спальню Джейн без посторонней помощи. Меня привел туда запах. Поперек кровати лежала вниз лицом женщина, ноги на подушках. На покрывале сплошь следы рвоты. Такое ощущение, словно она пыталась выползти из постели, но некая неумолимая сила остановила ее навеки.
  
  Рядом на тумбочке стоял высокий и узкий бокал с остатками розового лимонада на донышке.
  
  Я вернулся в кухню. Версия Линдси мало чем отличалась от версии Рэнди.
  
  Она дала лимонад миссис Финли примерно в десять утра. Джейн сказала, что чувствует себя разбитой и хочет еще немного поспать. Линдси вернулась на кухню и стала там прибираться и мыть овощи для ленча, затем спустилась в подвал, где занялась стиркой. Должно быть, заметила она, именно тогда и проезжали мимо дома машины с громкоговорителями. Вроде бы она слышала какой-то шум, доносящийся с улицы, но не обратила на него внимания.
  
  И еще у нее не было привычки слушать радио или включать днем телевизор. В свободное от работы время она предпочитала чтение. Она показала мне потрепанный экземпляр романа Джона Гришэма в бумажной обложке с загнутыми уголками. На второй странице обложки я увидел штамп: «Подержанные книги Намана».
  
  – Я как раз собиралась пойти наверх и посмотреть, как там миссис Финли, но тут Бипси начала вести себя как-то странно.
  
  Собаку вырвало. Она прибрала за ней, потом Бипси вырвало снова. Линдси принялась вытирать за ней, и тут собака завалилась на бок.
  
  – Я не знала, что делать, вот и позвонила мистеру Финли и все ему рассказала. А он сказал, что вода отравлена. И тут я подумала: о нет, только не это!
  
  Я понимающе кивнул:
  
  – Ясно.
  
  – Он говорит, что я ее убила. Но я не убивала! Это несчастный случай. Богом клянусь, просто несчастный случай. Это верно, он постоянно твердит, чтобы я использовала только его воду, и иногда я так и делаю, а иногда нет, потому как один раз заметила в бутылке с его водой какие-то коричневые точечки. Он сказал, что это просто плохая партия. Но с тех пор я не всегда беру его воду для готовки. А когда делаю лимонад для миссис Финли, то всегда беру воду из-под крана, только мистеру Финли ничего не говорю. И потом, если он знал, что вода отравлена, мог бы предупредить меня с самого утра, до того, как ушел!
  
  Я вовсе не был склонен бросаться на помощь Рэнди, но все равно заметил:
  
  – Возможно, он тогда не знал. А как только узнал, видимо, решил, что звонить домой не стоит. Потому что он постоянно просил вас использовать только бутилированную воду.
  
  Линдси поднесла ладони ко рту:
  
  – О боже! Так, значит, я ее и правда убила! Я убила… Но не нарочно.
  
  Я вышел на улицу. Рэнди стоял в саду под деревом.
  
  И плакал.
  
  Я подошел к нему, положил руку на плечо.
  
  – Мне очень жаль, Рэнди.
  
  Одной рукой он опирался о ствол дерева, словно боялся упасть. Пытался сохранить самообладание, затем спросил:
  
  – Ты ее видел?
  
  – Джейн? Да.
  
  – Она выглядит… такой униженной и жалкой.
  
  – Об этом позаботятся.
  
  – С Линдси говорил?
  
  – Говорил.
  
  – Ну и что же она тебе сказала?
  
  – Это был несчастный случай, Рэнди. Она ничего не знала. Это не убийство.
  
  Финли развернулся, вжался лбом в стол дерева.
  
  – Да, знаю, – пробормотал он. Раза два пытался сказать что-то еще, но получилось только на третий. – Это моя вина, – выдавил он. – Должен был позвонить домой, как только узнал, что происходит. А я подумал… Нет, об этом я тогда совсем не думал. Слишком был занят… стремился выжать максимум из ситуации. Больше ничего не видел и не слышал.
  
  Я промолчал.
  
  – В городе произошла трагедия, это я понимал. И мне не то чтобы было все равно. Я переживал, как и все остальные. Но увидел для себя возможность и воспользовался ею. – Он слегка повернул голову, покосился на меня. – Вот в чем моя вина.
  
  – Понимаю. Но что поделать. Это у тебя в генах.
  
  – Я был так зациклен на этом, что ни разу не подумал о… А ведь старался только ради нее, ради нее!
  
  Я подошел к нему поближе.
  
  – Не понял, ты это о чем?
  
  На лице его вдруг возникла стеснительная улыбка.
  
  – Ты ведь знаешь, какая я задница, верно, Барри?
  
  Кому же принадлежит эта фраза: «Заядлого вруна не переврать»?
  
  – Само собой.
  
  – Так вот, я пытался доказать, что никакая я не задница. Не тебе. Тебе бесполезно что-то доказывать. Но после всех этих мерзостей, что я натворил за долгие годы, особенно после истории с этой чертовой проституткой, я хотел доказать Джейн, что нетакой уж пропащий человек. Я пообещал ей, что снова стану мэром. Я хотел творить добро. Приносить настоящую пользу людям. У меня возникла идея создать здесь новые рабочие места. Я работал с Фрэнком Манчини. Знаешь Фрэнка?
  
  – Слышал о таком.
  
  – Так вот, построить завод на въезде в город – это была его идея. И я за нее ухватился. Новые рабочие места. Может, и не так много, как в частной тюрьме, которую когда-то собирались построить здесь, но все же. Я хотел, чтобы этот город снова встал на ноги. Хотел доказать Джейн, на что я способен. Хотел, чтобы она снова стала мной гордиться. Хотел расплатиться с ней за весь тот стыд и позор, который навлек на ее голову.
  
  Я кивнул.
  
  – Ты мне веришь? – спросил Рэнди.
  
  – Ну, не знаю, – честно признал я. – Возможно.
  
  Он перестал опираться о дерево, заглянул мне прямо в глаза.
  
  – Ты считаешь, это я отравил воду. Накидал в нее какой-то дряни, чтобы затем предстать рыцарем на белом коне.
  
  – Может, и так, – ответил я.
  
  – А тебе не кажется, что если б я собирался отравить сотни людей, чтобы спасти свою политическую карьеру, то первым делом позаботился бы о том, чтобы моя жена не пала жертвой?
  
  Я смотрел ему в глаза. Я не знал ответа на этот вопрос. Вполне возможно, что сейчас он говорит правду.
  
  Но возможен и другой расклад. Джейн страдала от неизлечимой болезни, дни ее были сочтены, и Финли рассчитывал на то, что ее ранний и столь трагический уход лишь добавит ему политических очков.
  
  Но боже ты мой, ведь он всего-то и баллотировался на пост мэра Промис-Фоллз. Не собирался становиться президентом США. Неужели возможно пойти на такие огромные жертвы ради столь незначительного достижения?
  
  К тому же в смерти Джейн была виновата Линдси. Она не прислушалась к указаниям своего хозяина, не знала о том, что происходит в городе.
  
  Нет, Рэндел Финли не желал смерти своей жене.
  
  Я протянул ему руку. Он смотрел на меня недоверчиво и даже с некоторой опаской, затем протянул свою, и мы обменялись рукопожатием.
  
  – Я тебе верю, – сказал я.
  ТРИДЦАТЬ СЕМЬ
  
  Джойс Пилгрим начала с того, что позвонила женщине, отвечающей за летние спортивные занятия в колледже. В Теккерее с мая по сентябрь проводился целый ряд специальных программ. Они были доступны студентам, оставшимся на летние курсы, но не только, в спортзал могли приходить все желающие. Кроме того, на все лето колледж арендовал поля для бейсбольных и футбольных матчей.
  
  Директором летней спортивной школы была Хильда Браунли. Джойс дозвонилась ей домой.
  
  – Разыскиваю одного бегуна, – сказала она.
  
  – Бегуна? – переспросила Хильда.
  
  – Парня, который выходит на пробежку в кампусе поздно вечером или ночью. Вот и хотела спросить, есть ли у вас студенты, тренирующиеся в беге на длинные дистанции.
  
  – Как-то никто пока в голову не приходит, – отозвалась Хильда. – Можно я перезвоню вам чуть позже?
  
  Тем временем Джойс уже успела составить список всех молодых людей, проживающих в Теккерее в летнее время. Их оказалось семьдесят три человека. Она еще раз просмотрела список, имя за именем. Пятьдесят восемь женщин, пятнадцать мужчин.
  
  Она составила отдельный список из этих пятнадцати.
  
  Затем Джойс открыла базу данных студентов Теккерея и нашла все пятнадцать адресов электронной почты. И собиралась разослать по всем этим адресам одно сообщение.
  
  Написала, что пытается отыскать человека, который в ночь с 20 на 21 мая бегал по кампусу. Но прежде чем нажать на панель «Отправить», вдруг призадумалась. До сих пор все ее подозрения были связаны с человеком в машине, которая, пусть и не целиком, попала в поле зрения одной из камер наблюдения. И бегуна она искала с одной-единственной целью – ведь тот мог как следует разглядеть машину и ее водителя.
  
  Но что, если Лорейн Пламмер убил вовсе не водитель, а бегун? Почему-то прежде ей это в голову не приходило. Что, если этот человек в машине не имеет к делу никакого отношения? Тогда вряд ли потенциальный подозреваемый откликнется на ее просьбу и напишет: «Да, это был я! Пробегал все это время, и никакого алиби у меня нет!»
  
  Так что электронные письма не столь уж удачная идея.
  
  Тогда она принялась изучать каждого из этих пятнадцати студентов. Начала с «Фейсбука», но там были зарегистрированы только двое. Джойс понимала: изначально своей популярностью «Фейсбук» был обязан именно молодым людям, это они превратили его в средство активного общения в Сети, но теперь их родители и даже бабушки и дедушки с не меньшим энтузиазмом рассылали родным и знакомым фотки кошечек и своих внуков, сопровождая их маловразумительными подписями вроде: «Щелкни на «лайк», если тебе понравилась моя племянница». Так что средой обитания исключительно молодежи «Фейсбук» быть перестал.
  
  И Джойс решила расширить круг поисков. Вошла в «Гугл».
  
  Она не нашла там ничего интересного ни об одном из них. По крайней мере, ничего указывающего на то, что данный молодой человек является восходящей звездой легкой атлетики или же перспективным марафонцем. Да и потом, если парень взял в привычку бегать по ночам, еще вовсе не означает, что он готовится к Олимпийским играм. Может, просто бегает ради здоровья.
  
  Джойс была дома, сидела за поздним ужином с мужем, когда ей перезвонила Хильда.
  
  – У меня для вас ничего нет, – сказала она. – Иными словами, в Теккерее нет ни одного студента, который бы занимался летом по специальной беговой программе. И вообще восемьдесят процентов ребят, которые летом занимаются тут спортом, приходят из города.
  
  Тогда Джойс решила подойти к проблеме с другого конца.
  
  – Мне надо вернуться на работу, – заявила она мужу.
  
  – Шутишь, что ли? Уже поздно.
  
  Она, разумеется, уже успела рассказать ему о Лорейн Пламмер, но не слишком вдавалась в подробности. Не хотела брать пример с жен, которые приходят домой в подавленном настроении из-за того, что случилось у них на работе, пусть даже обнаружение трупа, – не того рода проблема, с которой когда-либо доводилось сталкиваться большинству работающих женщин.
  
  – Хочешь поговорить об этом? – спросил муж.
  
  – Нет, – ответила она. – Говорить об этом не хочу.
  
  Сколь ни покажется странным, но ее сейчас так и тянуло в колледж и оставаться дома не хотелось. Когда ее боссом был Клайв Данкомб, этот помешанный на сексе придурок, каждая секунда, проведенная в колледже, казалась адом. Но теперь она возглавляла службу безопасности, и появилось новое чувство. Чувство ответственности.
  
  Все проблемы Теккерея – она почти не решалась признаться самой себе в этом, слишком уж банально звучало – она теперь принимала близко к сердцу. Она понимала, что не является копом. Совсем нет. Но она отвечала за безопасность, и смерть Лорейн Пламмер означала, что в Теккерее далеко не безопасно.
  
  И ей хотелось исправить положение.
  
  Нет, разумеется, Джойс не собиралась выслеживать убийцу. Если удастся хоть что-то найти, она немедленно сообщит об этом в полицию Промис-Фоллз. Тому парню по имени Дакворт. Однако она понимала: с учетом того, что творилось сегодня в городе, вряд ли убийство Лорейн Пламмер может привлечь должное внимание полиции.
  
  Хорошо хоть, коронер наконец появилась. Ванда… как ее там дальше? Она закончила осмотр тела, и лицо ее омрачилось. Поначалу Джойс решила, что это вполне естественно – увиденное кому угодно могло испортить настроение. Но потом Джойс почувствовала: тут что-то не так. И когда Ванда взялась за телефон и начала рассказывать кому-то о том, что обнаружила, Джойс прислушалась и по каким-то вибрациям в голосе уловила: убийца Лорейн совершил нечто подобное не впервые.
  
  Господи!
  
  Солнце уже зашло, и Джойс сказала, что возвращается в кампус. Муж сказал, что пойдет с ней.
  
  – Ни в коем случае, – отозвалась она. – Может, хочешь, чтобы я заявилась к тебе на работу с утра во вторник? И держала бы тебя за ручку, пока ты штукатуришь стену или ставишь гипсокартон?
  
  Вскоре после этого Джойс припарковала свою машину на улице, на том самом месте, где стоял тот загадочный автомобиль в то время, когда, по расчетам Дакворта, была убита Лорейн. Приехала она раньше времени. Если – а их было несколько, этих самых «если» – тот загадочный человек выходил на ночную пробежку в одно и то же время, возможно, ей придется прождать несколько часов. При том условии, разумеется, если он бегает каждую ночь. И если по одному и тому же маршруту.
  
  И если все эти «если» выстроятся должным образом, толк от бегуна будет только в том случае, если он вспомнит, что видел вчера ночью ту машину. А если даже и вспомнит, он будет полезен только в том случае, если вообще способен отличить одну машину от другой.
  
  Но на данный момент никакого другого способа у нее нет.
  
  В это время года в кампусе Теккерея было безлюдно и тихо. Время от времени проходил кто-то из студентов. Изредка проезжала машина.
  
  Джойс подумала, что зря не захватила с собой кофе, но, с другой стороны, это означало, что в какой-то момент ей может захотеться в туалет. Все равно что ждать мастера по ремонту компьютеров и на две минуты отлучиться из дома, бросить письмо в почтовый ящик. И именно в этот момент мастер и позвонит в дверь.
  
  Ничего. Зато у нее есть музыка.
  
  Она не могла подсоединить свой смартфон к старой стереосистеме, но у нее были компакт-диски. Она открыла коробочку с дисками, выбрала свой любимый и вставила в паз в приборной панели.
  
  Стиви Уандер. «Песни в ключе жизни».
  
  Джойс обожала Стиви. Ни один современный певец и в подметки ему не годится.
  
  Она барабанила пальцами по рулевому колесу, в такт притопывала носком ноги рядом с коробкой передач. Прослушала весь диск, вынула его, заменила другим под названием «Мюзиквариум в оригинале», включавший хиты с 1972 по 1980 год.
  
  Джойс выслушала до середины «Путешествие по тайной жизни растений», как вдруг увидела его.
  
  Было уже почти десять, и он бежал по направлению к ней по улице. Не слишком выкладывался. Бежал равномерной трусцой. Приблизился, и Джойс окинула его оценивающим взглядом. Мужчина лет под тридцать или тридцать с небольшим. Слишком взрослый для студента, подумала она, и слишком молод для звания профессора, хотя следовало признать: в кампусе попадались преподаватели, которые не видели первого эпизода «Звездных войн» под названием «Скрытая угроза».
  
  Джойс не была уверена, что это тот самый парень, которого она видела на пленке, но вполне возможно, что именно он. Из ушей торчат проводки наушников, ведут к плееру, заткнутому за резинку беговых трусов.
  
  Джойс вырубила музыку и вышла из машины. Встала посреди дороги и замахала руками, когда он находился примерно ярдах в шестидесяти.
  
  Он замедлил бег, остановился ярдах в двадцати от нее и вынул наушники. И, часто дыша, спросил:
  
  – Вы в порядке?
  
  – Да, – ответила Джойс. Затем показала ему свое удостоверение и сказала, что работает в службе безопасности колледжа Теккерея.
  
  – Мне что, не разрешается здесь бегать? – осведомился он. – Вот уж не думал, что возникнет такая проблема.
  
  – Вы имеете отношение к колледжу? – поинтересовалась Джойс. – Учитесь здесь или работаете?
  
  Мужчина покачал головой:
  
  – Нет. Просто прихожу сюда побегать. Это ведь не частная территория, верно?
  
  Джойс улыбнулась:
  
  – Можете бегать сколько угодно. Просто хочу задать вам несколько вопросов.
  
  Мужчина взглянул на наручные часы:
  
  – А я как раз пытался побить свой предыдущий рекорд.
  
  – Прошу прощения, но это очень важно. Стало быть, в кампусе вы не живете?
  
  – Нет. Живу в городе. А бегать прихожу сюда. Тут красиво. И еще я только начал тренироваться. Когда-то давно занимался бегом и вот сейчас решил вернуть форму. Больше физических нагрузок, меньше алкоголя. Если вы, конечно, понимаете, о чем я.
  
  – Да, конечно. Послушайте, а накануне ночью вы бегали? Около полуночи?
  
  Мужчина переспросил, о какой именно ночи идет речь, и Джойс объяснила.
  
  – Да, – кивнул он. – Вышел на пробежку то ли в первый, то ли во второй раз. А вы откуда знаете?
  
  Джойс указала на одно из зданий:
  
  – Попали в поле зрения камеры наблюдения.
  
  – Вон как, – пробормотал мужчина.
  
  – Скажите, вчера, примерно в это время, вы не видели машину, припаркованную вон там, где сейчас стоит моя?
  
  Бегун пожал плечами:
  
  – Что-то я не… нет, не припомню.
  
  – Она простояла там примерно час. Из нее выходил мужчина, пошел вон в том направлении. Потом вернулся к машине, дал задний ход и уехал. Потом, наверное, где-то развернулся, и ни одна камера его больше не засекла.
  
  – Так вы ищете эту машину?
  
  Джойс кивнула.
  
  – И этого парня?
  
  Она снова ответила кивком.
  
  – А за что вы его разыскиваете?
  
  Джойс отозвалась неопределенно:
  
  – Просто для меня это очень важно – найти его.
  
  Мужчина призадумался:
  
  – Вообще-то да, вроде бы припоминаю, что видел тут кого-то.
  
  – Правда?
  
  – Возможно.
  
  – Хорошо, – Джойс ощутила прилив возбуждения. – Послушайте, я ведь даже не спросила. Как ваше имя?
  
  – Руни, – сообщил бегун. – Виктор Руни.
  ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ
  
  Дэвид Харвуд даже рассердился на себя, когда Кэл Уивер спросил его, говорил ли он с соседями Саманты Уортингтон – ведь те могли видеть и знать, куда поехала Сэм с Карлом. Дэвид не был лицензированным частным детективом, но был репортером и на протяжении нескольких лет занимался журналистскими расследованиями. Правда, довольно давно, до того, как в «Промис-Фоллз стэндард» начали сокращать штат, но даже тогда нарыть кое-что интересное ему удавалось. Так как же он сразу не догадался расспросить людей, живущих по соседству с Сэм, не видели ли они, как она куда-то собирается и уезжает? Нет, это просто непростительно.
  
  Дэвид приписал это смятенному своему состоянию.
  
  Он вознамерился исправить свою ошибку. Сделать то, что должен был сделать в первую очередь.
  
  Он вернулся к дому Сэм. В глубине души надеялся, что, может, она уже там, вернулась. Что он увидит у подъезда ее машину, и это будет означать, что Сэм и Карл теперь в полном порядке.
  
  Но машины по-прежнему не было на месте, когда он припарковался на улице возле ее дома.
  
  Сначала он позвонил в дверь, что справа. Позвонил еще раз, лишь после этого на звонок откликнулась старуха лет за восемьдесят, которая, как выяснилось, жила совсем одна, не видела ни Сэм, ни Карла и понятия не имела о том, кто ее соседи и чем занимаются.
  
  Тогда он позвонил в дом, что слева.
  
  И почти тотчас же к двери подошла женщина, широко распахнула ее и сказала:
  
  – А я все думала, когда же вы наконец появитесь.
  
  – Простите, не понял? – удивился Дэвид.
  
  – Вы ведь ищете Саманту и ее мальчика?
  
  – Да, ищу.
  
  В дверях возник мужчина, встал за спиной у женщины.
  
  – Что происходит? – спросил он.
  
  Женщина глянула через плечо и ответила:
  
  – Вот он, пришел настоящий.
  
  – О, – произнес мужчина. – А ведь ты знала, что придет, рано или поздно.
  
  – Никак не пойму, о чем это вы толкуете, – пробормотал Дэвид.
  
  – Я Тереза, а это мой муж Рон, – представилась женщина. – Джонс.
  
  – Рад познакомиться.
  
  – А вы Дэвид Харвуд, правильно?
  
  Дэвид кивнул:
  
  – А вы откуда знаете?
  
  – Да я видела, как вы заходили к Сэм, и сразу вас узнала. И еще видела вас по телевизору, и фото в газетах, когда у вас случились неприятности с женой.
  
  – Но это было давно, несколько лет назад, – сказал Дэвид.
  
  – А я помню.
  
  – Что вы имели в виду, – спросил Терезу Дэвид, – когда сказали, что я «настоящий»?
  
  – Вы уже не первый Дэвид Харвуд, который приходил к нам сегодня, – ответила женщина.
  
  У Дэвида тревожно забилось сердце.
  
  – Кто был здесь? Кто заходил?
  
  Тереза рассказала ему о мужчине, который приходил сегодня, только чуть раньше, и искал Сэм и Карла. И назвался он Дэвидом.
  
  – Должно быть, бывший ее муж, – сообразил Дэвид. – Только что вышел из тюрьмы, вернее, сбежал. Так уж получилось.
  
  – Господи Иисусе, – пробормотала Тереза. – А мы и не знали.
  
  А вот Брэндон Уортингтон, судя по всему, знал о них все, подумал Дэвид. Родители ему рассказали, что Дэвид встречается с Сэм, что мужчина на снимке, где они занимаются сексом, – это не кто иной, как Дэвид, что это он пресек попытку Эда похитить Карла у дверей школы в тот злополучный день. Да и Сэм, должно быть, рассказывала соседям о Дэвиде, представляя его в самом выгодном свете. Или же Сэм сказала супругам Джонс, что если появится мужчина по имени Дэвид, ему вполне можно сказать, куда она уехала.
  
  Но не сработало, потому как Тереза Джонс сразу поняла: Брэндон не тот, за кого себя выдает. Кроме того, Саманта не говорила соседке, куда именно она едет.
  
  Зато теперь Тереза Джонс сказала Дэвиду, что Сэм с мальчиком отправились, судя по всему, на природу и остановятся в лесу или кемпинге.
  
  – Хорошо, что ничего этого вы ему не сказали, – отметил Дэвид.
  
  – А знаете, – смущенно начал Рон, – я ведь тогда считай что проболтался. Ну, так, самую малость.
  
  Так что вполне возможно, что Брэндон узнал, что его бывшая с сыном взяли с собой спальные мешки, а значит, собираются жить в палатке на природе до тех пор, пока его не поймают и не вернут в тюрьму. Ладно, пусть даже Брэндон сложил два и два, но ведь он представления не имеет, в какой именно кемпинг они отправились.
  
  Зато Дэвид знал.
  
  Что там однажды сказала ему Сэм? Она говорила об этом, когда их отношения продвинулись до такой степени, что их уже мало волновало, знают ли мальчики о том, спят они вместе или нет (скорее всего, ребята уже давно о том догадались). Так вот, она тогда сказала: как было бы замечательно всем вместе отправиться в поход и заночевать в лесу в палатке.
  
  А потом Сэм рассказала, что после переезда в Промис-Фоллз они с Карлом пару раз ходили в такие походы. И еще раньше ходили, когда она еще была замужем за Брэндоном, и ей все это очень нравилось. А Карл, так тот был просто в восторге. Он обожал бродить по лесу, готовить еду на костре, поджаривать корешки алтея до тех пор, пока они не превратятся в черные головешки.
  
  «Знаю одно очень славное местечко у озера Люцерн», – говорила она ему.
  
  – Огромное вам спасибо за помощь, – поблагодарил Брэндон Терезу и Рона. – Вы даже не представляете, как много для меня сделали.
  
  Вернувшись в машину, он достал телефон и открыл веб-браузер. Он не помнил названия кемпинга, о котором говорила Сэм. Но подумал, что если увидит список всех кемпингов у озера Люцерн, то сразу же вспомнит его.
  
  Много времени для этого не понадобилось.
  
  Ну, конечно же, кемпинг «Восход солнца».
  
  Он был уверен: Сэм назвала именно это место.
  
  Дэвид никак не мог решить, стоит ли ехать туда прямо сейчас. Пожалуй, нет, потому что ко времени, когда он доберется до озера, уже совсем стемнеет, а где именно расположен этот кемпинг «Восход солнца», ему неизвестно. Бродить по лагерю поздно ночью, а потом врываться в палатку, где обосновались на ночлег Сэм с Карлом, – это означало напугать их, еще подумают, что Брэндон их нашел. Аничем хорошим это не закончится.
  
  В данном случае Дэвиду грозила малоприятная перспектива – ему вполне снова могут сунуть в лицо ружейный ствол. И на этот раз ружье может и выстрелить.
  
  Нет, он поедет туда прямо с утра. Вот что он сделает. Первым делом отравится туда прямо с раннего утра.
  ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
  Дакворт
  
  Какое-то время я побыл с Рэнделом Финли.
  
  Снова зашел в дом и подробно расспросил обо всем Линдси. Она во второй раз пересказала мне события этого дня. И эти ее показания ничем не отличались от предыдущих. Сам не знаю почему, но я счел необходимым извиниться перед ней от имени Рэнди, правда, добавил при этом, что он страшно расстроен и теперь понимает, что Джейн она не убивала. Думаю, я сделал это исключительно ради нее. Линдси так и не успокоилась, была просто сама не своя, и я счел, что садиться за руль и ехать домой в таком состоянии ей просто нельзя. И тогда она позвонила своему двадцатилетнему сыну, который вызвал такси, доехал до дома Финли, забрал мать, сел за руль ее машины и увез ее домой.
  
  Затем я спросил Рэнди, который сидел в кресле из сварного железа у входа в дом, хочет ли он, чтобы я что-то сделал с Бипси. Он лишь печально покачал головой, а потом попросил меня уложить собаку в большой пакет для мусора, а уж потом он сам решит, как ее похоронить. А затем начал нести какую-то чушь – что будто бы собирается похоронить Бипси на заднем дворе рядом с Джейн, потому как он очень любил свою собаку.
  
  Я по возможности тактично объяснил ему, что городские законы запрещают хоронить на частной территории.
  
  – Уже совсем не соображаю, что говорю, – пробормотал он в ответ.
  
  Я сказал, что положу тело собаки в пакет и оставлю в гараже, но Рэнди попросил меня отнести труп Бипси в подвал, где у них находилась домашняя прачечная.
  
  Так я и сделал.
  
  А потом объяснил, что за телом Джейн должна приехать специальная команда, но рассчитывать на скорое ее появление сегодня не приходится.
  
  – Может, тогда поднимусь и посижу рядом с ней, – сказал Рэнди. Наверное, просто не понимал, как неприятно сейчас находиться в этой комнате. А потом он добавил: – Я бы мог подготовить Джейн. Ну, сам понимаешь, обмыть и все такое прочее.
  
  Я по возможности деликатно постарался объяснить ему, что тело жены лучше не трогать.
  
  – Понимаю, – пробормотал он и прошел в дом.
  
  Перед уходом я решил еще раз тщательно осмотреть все в доме и вокруг. Прошел через кухню, спустился в подвал, затем вышел в сад. И уже собрался уезжать, как вдруг услышал голос. Он доносился со второго этажа.
  
  Я влетел вверх по лестнице и услышал, как Рэнди тихо и монотонно что-то бубнит, не прерываясь на то, чтобы как-то сформулировать мысль. Я поднялся на площадку второго этажа и заглянул в спальню Джейн, дверь была приоткрыта.
  
  Рэнди сидел в кресле у постели с открытой книгой на коленях и, похоже, не замечал чудовищной вони, что царила в комнате.
  
  Он читал своей жене.
  
  По пути домой я собирался заскочить к Виктору Руни. Я говорил с ним лишь однажды, несколько дней тому назад, и мне хотелось, чтобы он рассказал как можно больше об Оливии Фишер, женщине, на которой собирался жениться.
  
  Но то была не единственная цель визита. Из головы не выходили слова Уолдена о том, как рассержен сейчас на весь мир Виктор. На себя, на весь город, на жителей Промис-Фоллз общим числом двадцать два человека – за то, что они слышали крики Оливии, но не предприняли ровным счетом ничего.
  
  Двадцать два человека плюс он сам. Двадцать три человека, которые, если бы обладали бо?льшим чувством ответственности, могли бы спасти Оливию от смерти. Вернее, никто из этих двадцати двух человек не смог бы спасти ее. Когда она так страшно кричала, жить ей оставалось несколько секунд.
  
  Но если бы они действовали, если б сделали хоть что-нибудь, услышав, что происходит в парке у водопадов, то примчались бы и могли увидеть убийцу. И полиция получила бы его описание. Они могли бы увидеть его машину, вспомнить хотя бы часть ее номера или даже весь номер.
  
  Если бы они поступили так, полиция могла бы схватить убийцу.
  
  И Розмари Гейнор была бы сейчас жива.
  
  И Лорейн Пламмер была бы жива.
  
  Насколько зол был сейчас Виктор Руни на весь город? Настолько, что мог отомстить каким-то образом?
  
  Настолько зол, что мог начать рассылать послания. К примеру: двадцать три дохлые белки висят на изгороди? Или три окровавленных манекена в кабинке под номером «23» на неработающем колесе обозрения? Или вдруг потерявший управление автобус, на задней части которого выведена цифра «23»? Ну и потом еще этот Мэйсон Хелт, на капюшоне которого красовалась та же цифра, и что он там говорил девушкам, на которых нападал? А ведь клялся и божился, что не хотел причинить им никакого вреда, просто припугнуть. Ничего себе шуточки.
  
  И, наконец, сегодняшняя дата. 23 мая. Этот день Промис-Фоллз никогда не забудет. Через год или два, а может, и раньше, кто-то предложит установить на городской площади памятник с именами всех погибших в этот роковой день.
  
  Так что я непременно должен повидаться с Виктором Руни.
  
  Но ко времени, когда я закончил все дела в доме Финли, вдруг почувствовал, что страшно устал. Я еле ворочался, голова раскалывалась от боли, ноги ныли. Мне нужна была хотя бы небольшая передышка, прежде чем смогу задать этому Руни хотя бы один вопрос.
  
  И я поехал домой.
  
  Войдя, прямо с порога, я услышал знакомые голоса. Но я уже понял, что Тревор здесь, увидел его фирменный фургон с надписью «Родниковые воды Финли», припаркованный у въезда. Они с Морин сидели за кухонным столом.
  
  В воздухе витал невероятно аппетитный запах. Что-то готовилось в духовке. Лазанья, если не ошибаюсь. Они с восторженными криками отодвинули стулья и бросились мне навстречу. Морин обняла меня первой.
  
  – Не знала, когда тебя ждать, – сказала она, – но на всякий случай решила приготовить кое-что вкусненькое.
  
  Я крепко сжимал ее в объятиях. Рядом топтался Тревор, ждал своей очереди. Вот Морин меня отпустила, и сын крепко обнял меня, потом похлопал по спине.
  
  – Привет, пап, – произнес он. И у всех возникло ощущение, что сегодня в какой-то момент мы могли друг друга потерять.
  
  Думаю, мы радовались тому, что остались живы. Мы в полном порядке. Мы целы и вместе, в то время как во многих домах Промис-Фоллз горько оплакивают сейчас своих родных и близких.
  
  – А мне так и не удалось найти Аманду Кройдон, – сказала Морин.
  
  – Она объявилась, – сообщил я. По дороге к дому я включил радио послушать новости и узнал, что между ней и Рэнделом Финли разгорелся какой-то скандал, когда тот раздавал бесплатную воду горожанам.
  
  – Не знал, что ты ее разыскиваешь, – заметил Тревор. – Я там был, видел, как она сцепилась с Рэнди. Записал все на смартфон, а потом ему вдруг позвонили из дома. У него вроде бы собака умерла.
  
  На это я ответил, что дела обстоят значительно хуже, и рассказал о Джейн. Морин удрученно покачала головой.
  
  – Теперь он наберет несколько очков, – прокомментировал Тревор. – Все это ему только на руку при избрании.
  
  В ответ я заметил, что говорить об этом, пожалуй, еще рано. Тревор полез в холодильник, но я его остановил.
  
  – Скоро должен опять уехать.
  
  – Уверен? – поинтересовалась Морин. – Ты же не единственный коп в этом городе.
  
  Я собрался с силами и выдавил улыбку:
  
  – А вот насчет этого не уверен.
  
  – Да ты до сих пор так и не отдышался после всей беготни, – заметила она.
  
  – Что?
  
  – Да, – кивнул Тревор. – Дышишь глубоко и словно урывками.
  
  – Я в полном порядке. Просто устал, вот и все, – сказал я.
  
  – Думаешь, только в этом дело? – спросила Морин. Натянула перчатки и принялась доставать лазанью из духовки.
  
  – Просто уверен, – ответил я. Но они не ошибались, я действительно дышал неровно. Хватал воздух ртом большими глотками, затем медленно выпускал его.
  
  Вымотался, что тут скажешь.
  
  – На сегодня осталось еще одно дельце, – добавил я. – Ну а потом вернусь домой и впаду в кому часов эдак на восемь.
  
  Морин наполнила три тарелки. Сбоку разместила миску с салатом. Тревор проглотил свою порцию за несколько секунд. Я старался от него не отстать. Но где-то на середине вдруг отложил вилку.
  
  – Что такое? – встревожилась Морин.
  
  – Да ничего. Просто голова немного закружилась, – усмехнулся я. – Думаю, вся кровь отлила в желудок, а остальные органы остались ни с чем.
  
  Никто, кроме меня, не смеялся.
  
  – Нет, правда, я отлично себя чувствую. – Мне хотелось сменить тему разговора, и я обратился к Тревору: – Слышал, ваши ребята раздали сегодня тысячи упаковок с водой.
  
  – Да, было дело.
  
  – Должно быть, приятное это ощущение – делать добрые дела.
  
  Тревор пожал плечами:
  
  – И да, и нет. То есть, я хотел сказать, это, конечно, хорошо и правильно – помогать людям, но некоторые из них вели себя просто безобразно. На каждую семью положено по одной упаковке, а кое-кто пытался вернуться и прихватить еще, чтобы им досталось побольше, ну ты понимаешь.
  
  – Да.
  
  – Ну и потом Финли устроил из всего этого настоящее шоу.
  
  – Да, – повторил я.
  
  – Он всеми силами старался привлечь внимание к своей персоне. Да, эта акция стоила ему целое состояние, но то была самая настоящая предвыборная самореклама, а она всегда обходится очень дорого, понимаешь?
  
  Я кивнул.
  
  – И весь день я думал: уж не он ли подстроил все это.
  
  Морин так и застыла с ложкой в руке.
  
  – О чем это ты?
  
  Тут вмешался я:
  
  – Знаешь, какое-то время я тоже так думал. Считал, что это он отравил воду, с тем чтобы потом ринуться на помощь горожанам. Но вдумайтесь: все это только ради того, чтобы стать мэром Промис-Фоллз? И потом, он не предпринял никаких мер, чтобы его жена не стала одной из жертв этой катастрофы. Как-то нелогично, вы не находите?
  
  – Но мертвая жена купит ему еще больше голосов сочувствующих, – заметил Тревор.
  
  – Ты говоришь просто ужасные вещи! – чуть ли не со слезами воскликнула Морин. – Никто бы так не поступил!
  
  Я решил немного передохнуть и переварить обед, прежде чем снова выйти из дома. Мы перешли в гостиную, где я уселся в любимое свое кресло. Морин включила телевизор, чтобы послушать местные новости о ситуации в Промис-Фоллз, затем Тревор завладел пультом дистанционного управления и стал смотреть, что передают другие каналы.
  
  Вся страна уже знала о Промис-Фоллз.
  
  На одном из каналов началась новая передача под заголовком «Проклятие Промис-Фоллз». В нее включили материал о происшествии на стоянке перед кинотеатром, вспомнили о нераскрытом убийстве Оливии Фишер.
  
  Чуть позже я вдруг почувствовал, как кто-то трясет меня за плечо.
  
  – Барри, – окликнула Морин. – Барри…
  
  Оказывается, я заснул.
  
  – Черт, – я покачал головой. – И надолго я вырубился?
  
  – Да все нормально. Не хотела тебя будить. Надо же человеку передохнуть.
  
  – А сколько сейчас?
  
  – Почти половина одиннадцатого, – ответила Морин. – Тревор просил за него попрощаться. Он тоже очень устал и уехал где-то с полчаса тому назад.
  
  – Господи, – пробормотал я, выбираясь из кресла. – Мне же ехать надо!
  
  Жена не стала со мной спорить. По опыту, нажитому за долгие годы, знала – это бесполезно.
  
  Я надел пиджак, схватил ключи и выскочил из дома. И, только сев за руль и включив мотор, на минуту расслабился. Проснувшись и выбежав из дома так быстро, просто не успел обрести равновесия. Какая-то слабость, и голова немного кружилась.
  
  Но в целом я в полном порядке.
  
  Я направился к дому Виктора Руни. Приехал и увидел: дом целиком погружен во тьму, если не считать фонаря у входной двери.
  
  Однако я все равно постучал в эту дверь. Громко.
  
  – Она умерла.
  
  Я обернулся. Неподалеку на тротуаре стоял мужчина, смотрел на меня.
  
  – Простите? – сказал я.
  
  – Женщина, которая жила здесь. Была одной из первых, кто умер сегодня утром.
  
  Я этого не знал, но не слишком удивился тому, что домовладелица Виктора Руни – вспомнил ее имя лишь через пару секунд, Эмили Таунсенд, – тоже пала жертвой.
  
  – Вода? – произнес я, поскольку всегда существовала возможность умереть от чего-то другого. Сердечный приступ, падение с лестницы.
  
  – Ага. Ее нашли на заднем дворе. – Он указал на дом дальше по улице. – И мистер Таркингтон тоже скончался. Его жена, возможно, останется в живых, но дочь говорит, у нее необратимые повреждения мозга.
  
  – Ужасно, – пробормотал я.
  
  Мужчина указал на дом, расположенный к северу от того, перед которым я стоял.
  
  – А я живу вон там. Мы с женой услышали предупреждение прежде, чем успели что-то выпить. А вот миссис Таунсенд не повезло. Сегодня днем за ней приезжали, забрали тело. Пролежала здесь несколько часов.
  
  – Я Дакворт. И работаю в полиции, – представился я. – Вообще-то я ищу человека, которому она сдавала помещение. Виктора Руни.
  
  – А, этого, – кивнул мужчина. – Видел его у дома. Но думаю, сейчас его там нет.
  
  – Да, скорее всего, нет, – сказал я.
  
  Но все равно еще раз постучал в дверь – так, просто на всякий случай. И когда снова никто не ответил, испытал нечто похожее на благодарность этому Руни. Все, о чем я хотел спросить у него сегодня, можно с тем же успехом спросить и завтра, прямо с утра.
  
  Я поехал домой. А что еще оставалось? Рухнул на кровать и погрузился в кому, как сам себе и обещал.
  СОРОК
  
  Кристэл нашла Селесту в хозяйской спальне, где та каждую ночь спала с Дуэйном. Она выкладывала одежду на постель, рассовывала более мелкие вещи по ящикам комода.
  
  – А где Кэл? – спросила девочка. Она по-прежнему не расставалась с бумагой и карандашом.
  
  – Не знаю, милая, – ответила Селеста. – Сама его уже давно не видела. Может, сидит в гостиной, смотрит телевизор с Дуэйном.
  
  – Нет, его там нет.
  
  – Ну, тогда не знаю. Поищи его. Где-то тут должен быть.
  
  Кристэл спустилась на первый этаж. Телевизор по-прежнему включен на каком-то спортивном канале, который так любит смотреть Дуэйн. А самого его здесь нет. Она прошла на кухню, затем спустилась в подвал. Заглянула в котельную и довольно убогую комнату отдыха, там стоял стол для игры в пинг-понг, только без сетки. Наведалась и в небольшую мастерскую, где Дуэйн держал разные инструменты и стоял маленький верстак.
  
  Затем Кристэл снова поднялась на второй этаж и зашла в хозяйскую спальню, но Селесты уже там не было. Она нашла ее в ванной, где Селеста раскладывала свежие полотенца.
  
  – Я так и не нашла Кэла, – сказала девочка.
  
  – Дорогая, мы с тобой говорили всего две минуты назад, и я тоже его за это время не видела. В гостиной смотрела?
  
  – Да. И еще заглянула в котельную, и в подвал, и на кухню, и в другие ванные комнаты, и в комнатку, где целая куча инструментов. Но его нигде нет.
  
  – А Дуэйна спрашивала?
  
  – Я не видела Дуэйна, – отозвалась Кристэл.
  
  – Как же так получается? Заглянула в каждую комнату в доме и не нашла Дуэйна?
  
  – Я не знаю, – ответила Кристэл.
  
  – Может, они оба вышли на улицу?
  
  – Да там уже темно.
  
  – Что ж, раз темно, включи уличные фонари. Они прямо у двери. Мне нужно тут закончить, я постараюсь побыстрее. И если к тому времени не найдешь Кэла, помогу тебе.
  
  Кристэл развернулась и вышла, не сказав ни слова.
  
  Она подошла к двери, выглянула наружу – машина Кэла по-прежнему была припаркована у обочины. Она включила свет, шагнула на крыльцо и огляделась по сторонам.
  
  Ни Кэла. Ни Дуэйна.
  
  Тогда она прошла через дом к задней двери и включила над ней свет. И сразу увидела Дуэйна – тот стоял возле своего пикапа и говорил по мобильному телефону. А вот Кэла нигде видно не было.
  
  Кристэл вышла во двор и направилась к Дуэйну. И несмотря на то что он был занят разговором, громко спросила его:
  
  – А где Кэл?
  
  Он ткнул в нее указательным пальцем и развернулся на девяносто градусов. Кристэл обошла его, снова встала прямо перед ним и повторила:
  
  – Где Кэл?
  
  Дуэйн сердито ответил:
  
  – Не видишь? Я по телефону говорю.
  
  – Где Кэл?
  
  – Ты что, оглохла? Я разговариваю по телефону!
  
  – Где Кэл? – не унималась Кристэл.
  
  – Ты его здесь видишь? Я не вижу! Посмотри в доме.
  
  Он снова развернулся к ней спиной и продолжил телефонный разговор на пониженных тонах.
  
  Тогда Кристэл крикнула:
  
  – Я смотрела в доме! Везде! Его там нет!
  
  Дуэйн резко развернулся.
  
  – Черт побери, у меня важный деловой разговор. Может, уехал куда.
  
  – Но его машина здесь.
  
  – Может, пешком решил прогуляться.
  
  – Это к кому? Куда?
  
  – Да откуда мне знать, черт побери! Решил обойти квартал.
  
  – Зачем это ему обходить квартал? Он даже пиццу не доел. И пиво не допил.
  
  – Иди спроси Селесту, – сказал Дуэйн. И вышел на середину двора, размахивая свободной рукой, точно отгоняя целое полчище комаров.
  
  Кристэл последовала за ним. Подошла, дернула за рукав.
  
  – Я спрашивала Селесту. И она велела спросить тебя.
  
  – Спрашивала? Очень хорошо. Так поди и спроси еще раз, потому что я не знаю.
  
  Кристэл постояла еще немного, словно размышляя о том, правильно ли будет последовать его совету. Затем направилась к задней двери.
  
  – Нет, погоди. Постой, – окликнул ее Дуэйн. – Кому говорят? Стой, девчонка!
  
  – Меня зовут Кристэл.
  
  – Ладно, хорошо, Кристэл. Погоди немного.
  
  И Дуэйн бросил в телефонную трубку:
  
  – Перезвоню тебе через пару минут, лады? Тут эта девчонка. – Он засунул мобильник в передний карман джинсов. Глубоко вздохнул и сказал Кристэл: – Ладно, так и быть. Я весь внимание.
  
  – Просто хочу найти его.
  
  – Ладно, хорошо, я понял. Давай пойдем и посмотрим на улице. Может, он вышел туда покурить.
  
  – Но он вроде бы не курит.
  
  – Ну даже если и бросил, то, как только связался с тобой, наверняка закурил снова.
  
  – Почему? – спросила Кристэл.
  
  – Что – почему?
  
  – Почему это он должен был начать курить, когда стал заботиться обо мне?
  
  – Да я просто пошутил.
  
  – Я эту шутку не поняла.
  
  – Ладно, не важно. Пошли. – Дуэйн отвел ее от гаража, и они направились к улице. – У него был очень трудный день, понимаешь? Вот он и вышел прогуляться, хотел хотя бы несколько минут побыть один.
  
  – Но я ему нравлюсь, – заметила Кристэл. – И вообще зачем это ему гулять одному?
  
  – С чего это ты взяла, что нравишься ему?
  
  – Он добр ко мне.
  
  Дуэйн кивнул:
  
  – Да, это уж точно.
  
  – Куда добрее, чем ты.
  
  – Это как прикажешь понимать? – осведомился Дуэйн. – А кто, по-твоему, принес сегодня все эти пиццы и куриные крылышки? Ну, скажи, кто?
  
  – Ты принес.
  
  – А тебе не кажется, что тем самым я проявил доброту? Я ведь прежде всего о тебе думал, когда покупал всю эту гору еды.
  
  Кристэл даже остановилась.
  
  – О…
  
  Они добрались до улицы и стояли теперь возле «Хонды» Кэла.
  
  – Ты права. Машина его здесь, так что далеко он уйти не мог, – сказал Дуэйн.
  
  Тут вдруг безо всякого предупреждения Кристэл закричала во весь голос:
  
  – Кэл!
  
  – Боже! – сказал Дуэйн и демонстративно прикрыл уши ладонями. – Да у меня чуть барабанные перепонки не лопнули, когда…
  
  – Кэл!
  
  – Приглуши звук, малышка.
  
  – Кэл!
  
  И она бросилась бежать по тротуару. Дуэйн тут же кинулся вдогонку, схватил ее за плечо.
  
  – Нельзя так орать, людей перебудишь.
  
  – Хочу, чтобы он меня услышал.
  
  – Да ведь ты даже не знаешь, где он. Не станешь же ты обходить весь район и верещать так, словно собаку потеряла.
  
  – Почему нельзя?
  
  – Нет, ты точно ненормальная. Тебе это известно?
  
  Она подняла на него широко распахнутые глаза.
  
  – Так все говорят.
  
  – Ну вот, видишь! Почему бы тебе не вернуться в дом? А я сам его поищу. И когда найду, тут же дам тебе знать.
  
  – Но если мы будем искать его вдвоем, то найдем вдвое быстрее, – возразила Кристэл.
  
  – Это необязательно. Если мы…
  
  – Кэл!
  
  Дуэйн нервно осмотрелся по сторонам, словно опасался, что люди начнут выбегать из домов.
  
  И действительно, один человек выбежал.
  
  Это была Селеста.
  
  – Что происходит? – спросила она, выйдя на крыльцо и вглядываясь в темноту.
  
  – Ничего, – ответил Дуэйн. – Мы просто болтали.
  
  – Нет, не болтали, – возразила Кристэл. – Мы хотим найти Кэла.
  
  Селеста опустила руки на бедра.
  
  – И до сих пор так и не нашли?
  
  – Нет, – ответила Кристэл.
  
  – А машина его здесь, – пробормотала Селеста.
  
  – Да ты у нас настоящий Шерлок Холмс, – заметил Дуэйн. – Послушай, и я Кристэл только что то же самое говорил. Он просто пошел прогуляться. И если не вернется через час, сам пойду искать.
  
  – Он мне так нужен, – сказала Кристэл.
  
  На лице Селесты отразилась тревога.
  
  – Думаю, мы должны начать искать его прямо сейчас. Кэл не из тех, кто любит вдруг прогуляться на ночь глядя. – Тут внезапно ее осенило. – А знаете что? Я просто позвоню ему.
  
  – Что? – переспросил Дуэйн. Теперь уже он явно встревожился. – Считаешь, это хорошая идея?
  
  – Это очень даже хорошая идея, – подхватила Кристэл.
  
  Селеста достала мобильник из кармана, пару раз надавила на экран и поднесла телефон к уху:
  
  – Вызов идет.
  
  Кристэл так и замерла в ожидании, Дуэйн затаил дыхание.
  
  – Не отвечает, – сказала Селеста. – Ладно, попробую еще раз. Или лучше пошлю ему голосовое сообщение. Кэл, привет, это Селеста. И мы никак не поймем, куда ты, черт возьми, запропастился.
  
  Она договорила, но продолжала держать мобильник в руке.
  
  – Позвони ему еще раз, – попросила Кристэл.
  
  – Погоди, милая, – отозвалась Селеста. – Давай подождем еще минутку, пусть прослушает сообщение.
  
  – Нет. Мне показалось, я слышала звонки телефона.
  
  – Что? – сказал Дуэйн. – Лично я ничего такого не слышал.
  
  – Набери еще раз, – повторила Кристэл.
  
  Селеста позвонила снова. Поднесла телефон к уху, и тут Дуэйн громко сказал:
  
  – Ни черта я не слышал. Должно быть…
  
  – Ш-ш-ш! – прикрикнула на него Кристэл.
  
  Все затихли.
  
  А потом Кристэл указала на гараж.
  
  – Звук идет оттуда.
  
  – Я там уже смотрел, – сообщил Дуэйн.
  
  Но его жена и Кристэл уже зашагали по тропинке мимо дома. Селеста по-прежнему прижимала телефон к уху.
  
  – Все еще гудки.
  
  Они подошли к гаражу, и Кристэл спросила:
  
  – Ну, разве не слышите? Он там! – И она указала на гаражную дверь. – Кэл!
  
  – Да, теперь я тоже слышу, – согласилась Селеста и убрала телефон в карман. Потом подошла к маленькой дверце, попробовала ее открыть, но дверца оказалась заперта.
  
  – Ключ при тебе? – спросила она Дуэйна.
  
  – Но как он мог оказаться там? Я всегда запираю дверь в гараж.
  
  – Ключ есть или нет? – снова спросила жена.
  
  – Э-э… наверное, где-то в доме, – протянул он.
  
  – В карманах поищи, – рявкнула она. – Ты никогда не выходишь из дома без ключей.
  
  – Кэл!
  
  Он долго рылся в карманах джинсов.
  
  – Здесь ключи от машины и какие-то еще, но я не знаю, который из них от гаража…
  
  – Должен быть там. Дай сюда.
  
  Дуэйн выглядел как человек, потерявший последнюю надежду, и покорно протянул связку ключей жене. И не потрудился показать, который из них от гаражной двери.
  
  Дверь она открыла только третьим по счету ключом.
  
  Селеста шагнула в гараж и включила там свет. Кристэл поднырнула ей под руку и умудрилась оказаться в помещении первой.
  
  Кэл лежал на полу на боку. Лодыжки и колени связаны липкой лентой, руки вывернуты за спину и тоже связаны. Рот тоже был заклеен скотчем.
  
  – О господи! – воскликнула Селеста и опустилась на колени.
  
  Кэл оказался в сознании и перекатился на живот, чтобы Селесте было удобнее освободить руки от пут. Но, провозившись с липкой лентой несколько секунд, обернулась к Дуэйну, который стоял в дверях, и попросила у него нож.
  
  – А, ну да, конечно, – пробормотал он. Полез в карман и достал небольшой складной ножик. Вынул одно лезвие, осторожно протянул жене. – Он наверняка наговорит тут всякой собачьей ерунды, но ты учти: парень упал и сильно ударился головой.
  
  – О чем это ты, не пойму? – спросила Селеста. Она целиком сосредоточилась на перерезании ленты на запястьях Кэла, стараяь делать это осторожно, чтобы не поранить брата. Кристэл старалась освободить от пут лодыжки. Она умудрилась разорвать ленту ногтями и принялась за работу над лентой, стягивающей колени.
  
  Как только освободились запястья, Кэл перекатился на спину, а затем сел. И стал помогать Кристэл, рвал ленту зубами и не сводил глаз с Дуэйна. Потом скатал ленту в шарик и отбросил в сторону.
  
  – Допустил промашку, оставив мне телефон. Он пришелся как нельзя более кстати, – сказал Кэл.
  
  – Не понимаю, о чем это ты, – пробубнил Дуэйн.
  
  Селеста переводила взгляд с брата на мужа.
  
  – Что, черт возьми, тут случилось? Что вообще происходит?
  
  Кэл помог Кристэл стянуть путы, стягивающие его колени, и девочка бросилась ему на шею и крепко-крепко обняла.
  
  – Никак не могла тебя найти, – пробормотала она.
  
  – Зато теперь полный порядок, – сказал Кэл и тоже ее обнял. – Спасибо за то, что искала меня. – Он медленно поднялся на ноги и прихватил с пола деревянную доску длиной фута в два и шириной дюйма в четыре.
  
  – Можешь положить на место, – внес предложение Дуэйн. – Нам надо поговорить.
  
  – Поговорим непременно, через минуту, – отозвался Кэл. Лицо его покраснело и исказилось от ярости, и он силы врезал доской Дуэйну по правой ноге чуть выше колена. Дуэйн, не обладая достаточной ловкостью, не успел увернуться, но, когда увидел, что Кэл замахнулся во второй раз, неуклюже пятясь, отпрянул к двери.
  
  – Боже мой! – хватаясь за ногу, взвыл он. – Я думал, она переломится пополам.
  
  – Нет, – сказал Кэл, разглядывая доску. – Смотри-ка, не переломилась.
  
  Селеста встала между двумя мужчинами и крикнула:
  
  – А ну, прекратить все это! Хватит! – Она толкнула Кэла в спину, потом обернулась к раненому мужу. – Это твоих рук дело? Ты запер моего брата в гараже?
  
  – Я ранен, – простонал Дуэйн. – Я тяжело ранен…
  
  Селеста, удрученно качая головой, обернулась к Кэлу и спросила:
  
  – Он это сделал?
  
  Но не успел тот ответить, как что-то за его спиной привлекло внимание Селесты. Большой кусок черного брезента закрывал нечто на полу в середине гаража.
  
  – Что у тебя там? – спросила она.
  
  Кэл обернулся, желая посмотреть, о чем говорит сестра. Селеста подошла к брезенту, наклонилась и, ухватившись за край, начала приподнимать его.
  
  – Нет! – крикнул Дуэйн. – Не надо!
  
  Селеста с силой дернула, открылось то, что было спрятано под брезентом.
  
  Дюжины коробок с деталями стереосистем. В основном приемники. Самых разных фирм – «Сони», «Денон», «Онкио». Тут же лежала коробка с надписью «3Д-проектор». Еще несколько коробок были наполнены плеерами для блю-рей дисков.
  
  – Откуда это взялось, черт побери? – поинтересовался Дуэйн.
  СОРОК ОДИН
  
  – До конца расследования меня отстранили от активного участия, – сообщил Ангус Карлсон.
  
  – Мне жаль, – сказала Гейл и погладила его по плечу в знак утешения. Они сидели на обочине дороги, прямо перед своим домом, под уличным фонарем. – Но ты поступил правильно.
  
  Он пожал плечами:
  
  – Не знаю. Тогда показалось, что да. Хорошо хоть, тот парень не умер. Я выстрелил ему в ногу.
  
  – Ты просто исполнил свой долг. К тому же у тебя много свидетелей из больницы. Они все подтвердят.
  
  – Да, но пушка-то была не заряжена.
  
  – Что?
  
  – Ну у того парня, которой размахивал пушкой перед лицом той женщины в хиджабе…
  
  – Каком именно?
  
  – Не понял?
  
  – Ну, есть хиджаб и никаб, а потом еще бурка, – пояснила Гейл. – Правильно?
  
  – Да, бурка прикрывает все, а никаб – почти все лицо, только глаза видны.
  
  – Тогда что такое хиджаб?
  
  – Ну, это вроде платка или шали, который закрывает голову, волосы и шею, а лицо видно.
  
  – Так что было на той женщине? Получается, хиджаб, да?
  
  – Да. Но я хотел тебе о пушке рассказать.
  
  – Извини, – сказала Гейл.
  
  – Когда проверили пистолет этого парня, выяснилось, что он не был заряжен. Остается лишь надеяться, что они не обратят этот факт против меня. Он размахивал этой пушкой просто как сумасшедший.
  
  – Откуда тебе было знать, что пушка у него не заряжена, – сказала она. – Ты же человек, а не рентгеновский аппарат. И еще, скажу я тебе, полицейские перестреляли немало людей за то, что те размахивали игрушечными пистолетами. У него же был не игрушечный, верно?
  
  – Нет, самый настоящий. Однако этот парень, наверное, нанял адвоката, и тот скажет, что я должен был это знать, что я стрелял в него безо всякой на то необходимости, что я неправильно оценил ситуацию. Но я говорил с шефом, и он посоветовал мне не беспокоиться.
  
  – Ну и не беспокойся. – Гейл помолчала немного. – А надолго тебя отстранили?
  
  – Не знаю.
  
  – Почему же тогда разрешили выполнять работу детектива?
  
  Ангус покачал головой:
  
  – Понятия не имею. Может, проверяют? Ну, человек считает, что свободен от подозрений, расслабится, и они тут как тут, непременно на чем-то тебя да поймают. – Он выдавил усмешку. – А моей мамочке наверняка бы понравился такой расклад, да?
  
  – Ангус!
  
  – После всего того дерьма, что она на меня вылила, было бы здорово рассказать ей, как прекрасно идут у меня дела, как все складывается просто отлично. И вот теперь эта история и…
  
  – Не надо о ней говорить, – сказала Гейл. – Терпеть не могу, когда ты ее упоминаешь. Так что не надо.
  
  Ангус помрачнел:
  
  – Ладно.
  
  Оба какое-то время молчали. Затем Гейл сказала:
  
  – Эта штука, хиджаб-нихаб-бурка, заставила меня призадуматься.
  
  – Это о чем же?
  
  – Вообще-то никакого отношения к этой истории не имеет. Просто иногда одна мысль влечет за собой другую, и все так странно складывается. Хотя, наверное, это полная ерунда.
  
  Ангус Карлсон закрыл глаза и опустил голову.
  
  – Ты просто скажи мне, Гейл.
  
  – Сегодня утром я пошла прогуляться. Просто захотелось выйти из дома, заняться чем-нибудь, понимаешь?
  
  – Да.
  
  – Знаешь лавку у «Намана»?
  
  – Это книжный магазин?
  
  – Да, он продает подержанные книги. И не держит на полках всякой новомодной ерунды.
  
  – Тут недавно его лавку подожгли, – сказал Ангус. – Кто-то бросил ему в окно коктейль Молотова.
  
  – Я об этом не знала. А если б даже и знала, все равно бы туда пошла. Хотела найти одну книгу.
  
  – Какую книгу?
  
  – Это не важно, – ответила Гейл.
  
  – Нет, ты скажи, что за книгу?
  
  Теперь уже она тяжко вздохнула.
  
  – Хотела посмотреть, не найдется ли у него книг о жизни семейных пар. Ну, таких, как мы, понимаешь? Пар, у которых нет детей, и почему их нет, и почему один из супругов хочет ребенка, а другой – нет.
  
  – Гейл…
  
  – Ты спросил, что я хотела там найти, вот я и ответила. Да ты послушай дальше.
  
  – Ладно, продолжай.
  
  – Ну и я вошла в магазин, и там был страшный беспорядок, но Наман был на месте, перебирал свой товар, пытался оценить ущерб. И все это выглядело просто ужасно. Те книги, что не сгорели, были повреждены водой, наверное, просто пожарные перестарались. Но даже несмотря на все это, некоторые книги сохранились очень даже неплохо, если не считать того, что от них пахло дымом и гарью. Ну вот, я зашла и заговорила с ним, и мне стало его страшно жалко.
  
  – Конечно.
  
  – Я знаю, люди во всем винят его, потому что он мусульманин, или… сама толком не пойму, кто там еще. Думают, что это он имеет отношение к взрыву на стоянке перед кинотеатром. Ну или к тому, что произошло с водой.
  
  – Да, попадаются и такие люди, – заметил Ангус. – Они не знают, как совладать со своим гневом, с религиозными или расовыми предрассудками. В результате чего происходят такие вот истории.
  
  – Поэтому мне так не хотелось даже упоминать об этом, но…
  
  – Но что?
  
  – Там, у него в лавке, лежала на полу одна книжка, прямо передо мной. Книга о ядах.
  
  Ангус напрягся, обернулся к жене.
  
  – Целая книга?
  
  Гейл кивнула.
  
  – Точно не помню, как называлась. Но это было нечто вроде справочника обо всех ядах, которые только существуют на свете. И обо всех способах убивать ими людей.
  
  Ангус призадумался.
  
  – Только то, что в лавке у него есть эта книга, еще не означает, что именно он отравил всю водопроводную воду в городе.
  
  – Знаю. Я это понимаю.
  
  – Ты что-нибудь ему сказала?
  
  Она снова кивнула:
  
  – Я подобрала ее с пола и протянула ему. И было это сразу после того, как он говорил о людях, которые подозревают его в разных преступлениях. Ну и тут я пошутила, наверное, не слишком удачно. Сказала нечто вроде: «Наверное, будет лучше, если никто не увидит у вас эту книгу».
  
  – Прямо так и сказала?
  
  – Да. – Гейл смотрела встревоженно. – Наверное, мне не стоило говорить ему это?
  
  – Ну, не знаю. Ведь ничего такого особенного ты ему не сказала.
  
  – Ты прав. Так оно и есть.
  
  – Разве только, – задумчиво добавил Карлсон, – эта книга оказалась у него не случайно.
  
  – Вот и я тоже так думаю, – согласилась с ним Гейл.
  ДЕНЬ ВТОРОЙ
  СОРОК ДВА
  
  Дэвид выехал в воскресенье на рассвете. Он рассчитывал доехать до озера Люцерн примерно за час. И если Сэм и Карл действительно остановились в кемпинге «Восход солнца», можно считать, ему крупно повезло, потому как проверка других кемпингов может занять несколько часов.
  
  – Куда это ты собрался в такую рань? – спросила его мать, войдя на кухню. Мама и Дон всегда вставали раньше Дэвида, и она удивилась, увидев его за завтраком.
  
  – Просто есть одно дельце, – ответил он.
  
  – Связанное с мистером Финли? – уточнила она.
  
  – Нет. – Тут он поймал себя на мысли, что действительно надо бы предупредить Рэнди. Ведь, в конце концов, именно этот человек взял его на работу, а он не отрабатывает зарплату на все сто процентов. Дэвид презирал Финли и в то же время чувствовал, что виноват перед ним.
  
  Ему не хотелось звонить и будить человека, а потому он решил послать ему эсэмэску, которое Финли обнаружит, проснувшись и заглянув в телефон.
  
  «Меня не будет почти весь день. Свяжусь чуть позже, ближе к вечеру. Заранее прошу прощения».
  
  Дэвид отправил сообщение.
  
  И уже собрался было убрать телефон, как вдруг увидел на экране три мерцающие точки. Они означали, что Финли пишет ему ответ.
  
  «Хорошо».
  
  Это совсем не походило на того Финли, которого знал Дэвид. Где праведный гнев? Где угрозы? Где обвинения?
  
  «Возможно, – подумал Дэвид, – он меня уволил». Может, короткий ответ Финли означает, что он нанял кого-то другого? Дэвид не понимал, радоваться ему или огорчаться. Ему совсем не нравилось работать на этого человека, но ведь и работа очень нужна.
  
  И Дэвид позвонил ему.
  
  – Я уволен? – спросил он, услышав голос Финли.
  
  – Не знаю, – пробормотал тот.
  
  – Послушай, я понимаю, что запустил дела, но в самом скором времени все наверстаю. Просто мне надо съездить к озеру Люцерн, но, как только освобожусь, сразу же…
  
  – Джейн умерла.
  
  И Финли рассказал ему все. Потрясенный Дэвид даже не знал, что сказать, кроме как выразить соболезнования.
  
  – Подумываю выйти из предвыборной гонки, – произнес Финли. – Черт с ней и всем прочим.
  
  – Не стоит торопиться с решением, – посоветовал Дэвид. – Займись самыми насущными делами. Тем, чем должен заняться… Пусть будет время подумать. Ну а потом уже решай.
  
  – Ты не понимаешь, – проговорил Финли.
  
  – Не понимаю чего?
  
  – Она была всему причиной.
  
  Дэвид хотел сказать что-то еще, но понял, что Финли отключился.
  
  – Что случилось? – поинтересовалась Арлин, когда Дон вошел в комнату.
  
  Дэвид лишь покачал головой и попросил:
  
  – Сможешь сегодня присмотреть за Итаном?
  
  – Можем мы наконец выпить кофе сегодня или вода по-прежнему убивает? – спросил в свою очередь Дон.
  
  Арлин обратилась к сыну:
  
  – Ты случайно не знаешь? Может, вода уже безопасна?
  
  – Должны были бы к этому времени все наладить, – высказал свое мнение Дон. – И я не понимаю, какого черта они этого до сих пор не сделали. Неужели нельзя было очистить и перезапустить систему? Так и тянет заехать на эту станцию и посмотреть, чем они там, черт возьми, занимаются.
  
  – Да, – кивнула Арлин. – Уверена, они бы оценили твой личный вклад.
  
  Если у меня не будет работы, подумал Дэвид, я потеряю этот дом, и тогда придется переехать в старый вместе с ними.
  
  – Так ты присмотришь за Итаном? – снова спросил он.
  
  – Конечно, – ответила Арлин.
  
  И Дэвид вышел из дома.
  
  «Джи пи эс» в машине у Дэвида не было. Вообще никакой навигационной мини-системы, которую можно было бы прикрепить на приборной доске. Но он определил местоположение кемпинга «Восход солнца» по приложению в своем телефоне. И не думал, что найти этот кемпинг так уж сложно.
  
  Он ехал вот уже примерно час, и на протяжении всего пути размышлял о цели своей поездки. Были ли поиски Сэм мотивированы исключительно заботой о ней, или же он преследовал какие-то свои интересы?
  
  Примерно пятьдесят на пятьдесят, сделал он вывод.
  
  Нет, вне всякого сомнения, он заботился о ее безопасности. Ведь ее ищет Брэндон, и он хотел убедиться, что Сэм с сыном в полном порядке, что Брэндон их не нашел. Но он также понимал, что Сэм далеко не дурочка. Один тот факт, что они с Карлом так быстро уехали из города, свидетельствует об этом.
  
  Но Дэвиду этого было недостаточно. Он хотел знать наверняка.
  
  И еще следовало признаться, ему хотелось, чтобы Сэм знала, как он о ней заботится.
  
  Доехав до кемпинга «Восход солнца», он увидел нечто напоминающее пункт приема платежей или сторожевую будку, небольшое сооружение у въезда на территорию. Походило оно на небольшой домик из дерева с деревянными воротами по обе стороны от него и приподнятыми шлагбаумами. В домике никого не было, и он беспрепятственно проехал в кемпинг.
  
  Не было еще девяти утра, и на территории царила сонная тишина. По пути ему попались лишь несколько человек, но, выехав на узкую извилистую дорогу, ведущую к лесному массиву, он заметил некоторое оживление. Какой-то мужчина поджаривал куски бекона на газовой походной плитке, установленной рядом со столиком для пикника. Возле другой палатки женщина протягивала удлинитель между электрическим столбом и кофемашиной для приготовления капучино, которую установила на пеньке.
  
  – Без капучино ну просто никак, – пробормотал себе под нос Дэвид.
  
  Свободных мест почти не было. Ведь предстоял долгий уик-энд, так что можно было побиться об заклад: кемпинг заполнен просто до отказа. Кругом виднелись палатки, небольшие трейлеры, а также странные сооружения – некие гибриды между палаткой и трейлером на двух колесах и с металлическим откидным бортом, позволяющим забраться внутрь и переночевать сразу четверым путешественникам, а может, даже и больше.
  
  Медленно продвигаясь по лагерю, Дэвид нигде не видел ни Сэм, ни Карла. Даже если б они спали в палатке, он бы наверняка заметил знакомую ему машину. Но и ее видно не было. И вот он вернулся к тому месту, где съехал с главной дороги, и увидел, что в деревянном домике кто-то есть. Он подкатил поближе, опустил боковое стекло.
  
  – Чем помочь? – спросил мужчина – нет, не мужчина, паренек лет семнадцати, высунувшийся из окна.
  
  – Я не собираюсь здесь оставаться, – сказал Дэвид. – Просто разыскиваю своих знакомых.
  
  – Ясно.
  
  – Саманту Уортингтон, – сказал он. – Скорее всего, она зарегистрировалась у вас в ночь с четверга на пятницу. Она не одна, с сыном, мальчиком девяти-десяти лет, и они привезли с собой палатку. Трейлера или еще чего-то в этом роде у них нет. – Затем Дэвид подумал, что стоит объяснить причину, по которой он их разыскивает: – Просто дома у них возникли кое-какие проблемы, ну и мы пытаемся их отыскать.
  
  Парнишка опустил голову – то ли книгу записей просматривал, то ли смотрел на экран ноутбука. С того места, где сидел Дэвид, видно не было.
  
  – Не значится тут у нас никакая Уортингтон, – сказал он после паузы. – Так когда, вы сказали, они прибыли?
  
  – Скорее всего, в четверг.
  
  – И место зарезервировали заранее?
  
  Дэвид был уверен, что Саманта ничего не резервировала. Если узнала о побеге Брэндона, то поняла, что времени у нее в обрез. Побросала в машину все самое необходимое и быстро уехала.
  
  – Сомневаюсь, – ответил Дэвид.
  
  – Ну, если нет, то тогда бы они к нам сюда никак не попали. Потому как все места были зарезервированы загодя, еще в среду.
  
  Дэвид ощутил разочарование. Он сделал ставку на этот кемпинг и ошибся. Но лишь то, что Сэм здесь нет, вовсе не означает, что ее нельзя отыскать в другом кемпинге где-то поблизости.
  
  – Спасибо, – сказал он парнишке. Отъехал от ворот, затем свернул на ответвление от главной дороги и снова взялся за смартфон. Хотел найти в приложении названия и расположение других кемпингов.
  
  Но не получилось. Он увидел, что находится вне зоны доступа к мобильной связи.
  
  Возможно, именно поэтому Сэм не отвечала на все эти его звонки. И если пыталась сама с ним связаться, то напрасно. Он ощутил разочарование и одновременно – надежду. Он считал, что находится на верном пути, но ни на йоту не приблизился к своей цели.
  
  Тогда он вылез из машины и вернулся к деревянному домику.
  
  – Если у вас мест нет, то куда рекомендуете обратиться приезжим?
  
  Паренек в окошке, не задумываясь, выпалил:
  
  – Ну, скорее всего, в «Зов пустующих».
  
  – Чего?
  
  – Понимаю. Довольно дурацкое название для кемпинга, «Зов пустующих акров». Это примерно в пяти милях отсюда, вон по той дороге. Зато они всегда могут пристроить человечка, даже если все места зарезервированы.
  
  – Спасибо, – поблагодарил Дэвид и бросился к машине.
  СОРОК ТРИ
  Дакворт
  
  Когда в шесть зазвонил будильник, я все еще спал и видел сон. Скорее даже не сон, а ночной кошмар, но разве кто признается, что видит ночные кошмары. Во всяком случае, это самые подходящие слова для того, что мне снилось перед тем, как зазвонил будильник.
  
  Я в парке, у водопадов. Уже сгустились сумерки, и я стою на тротуаре у дороги, что тянется параллельно парку.
  
  И слышу крики. Они доносятся отовсюду. Я оборачиваюсь и смотрю туда, откуда, как мне показалось, только что слышал крик. Но едва успеваю обернуться, как понимаю: нет, он доносится откуда-то из-за спины. Я только и знаю что поворачиваться, и вскоре начинает казаться, будто крики доносятся отовсюду.
  
  Однако я все кручусь и кручусь на месте, буквально до тошноты. А потом останавливаюсь – показалось, что крики доносятся не со всех сторон, но откуда-то от подножия водопада. И вот я иду к водопаду, и тут вдруг кто-то хлопает меня по плечу.
  
  Я резко разворачиваюсь и вижу: прямо передо мной стоит Оливия Фишер.
  
  Смотрит на меня с каким-то насмешливым и одновременно наивным выражением на лице. А потом говорит:
  
  – Разве ты меня не слышал?
  
  – Слышал, – отвечаю я. – Только никак не мог понять, откуда доносятся эти звуки.
  
  – Да вот отсюда, – говорит она, широко раскрывает рот и указывает на него. И рот ее раскрыт как-то неестественно широко, словно челюсти уже не держат.
  
  И тут изо рта начинает лить кровь, хлещет тугим потоком, словно вода из пожарного крана. Хлещет прямо на меня, я опускаю глаза и вижу: через несколько секунд уровень крови достигнет колен.
  
  Несмотря на то что рот ее полон крови, я по-прежнему слышу ее голос. Она спрашивает:
  
  – А ты знаешь, какое мое любимое число?
  
  – Нет, – отвечаю я.
  
  – «Двадцать три». А знаешь почему?
  
  – Почему?
  
  – Да ты ведь уже догадался. Сам понял, безо всяких подсказок.
  
  – Ничего подобного. Я не знаю. Я…
  
  – О господи, – говорит Оливия. Рот ее вернулся в нормальное состояние, никакая кровь из него не течет. Но она обеими руками держится за живот, из которого выползают кишки. Пытается запихнуть их обратно.
  
  – Как я объясню все это своей маме? – спрашивает она.
  
  Я не успел ей ответить – проснулся от звона будильника.
  
  Я потянулся выключить будильник и увидел, что на кровати сидит Морин.
  
  – Если б он не затрезвонил, я бы сама тебя разбудила, – сказала она. – Ты так кричал во сне. Тебе кошмар приснился, да?
  
  – Да, – признал я, сбрасывая одеяло и опуская на пол ноги. Голова болела, во рту пересохло.
  
  – Могу приготовить кофе, – предложила Морин. – Вчера раздобыла бутилированную воду.
  
  – Ездила смотреть весь этот цирк Финли?
  
  – Нет. Купила в супермаркете «Стоп энд Шоп».
  
  Я проверил телефон, который стоял на зарядке на тумбочке. Я не стал приглушать звуковые сигналы, когда выключил свет в спальне, – на тот случай, если понадоблюсь кому-то ночью. На экране высветилась только эсэмэска.
  
  – А я и не слышал, как она пришла, – заметил я.
  
  – Спал как убитый, – сказала Морин. – Что там тебе пишут?
  
  Я посмотрел. Сообщение пришло от Джойс Пилгрим, и отправила она его в одиннадцать сорок пять вечера. Примерно через полчаса после того, как я вырубился. Я сказал об этом Морин.
  
  – Я тогда еще не ложилась, – сказала она. – Так что тоже не слышала.
  
  Я прочел эсэмэску: «Перезвони мне, как только получишь. Возможно, это интересно».
  
  – Черт, – пробормотал я.
  
  Морин тоже откинула одеяло, встала и пошла вниз. А я отправил ответ Джойс: «Только что получил. Позвони, если проснулась».
  
  Я взял с собой телефон в ванную, положил на полочку у раковины. И подумал: а безопасно ли будет принять душ?
  
  Накануне утром я уже принял душ, и без каких-либо последствий для здоровья. Может, вода, насыщенная азидом натрия, и способна убить, если выпить ее, но никаких отрицательных воздействий на кожу не оказывает. От этих гранул, к которым я прикасался накануне, слегка пощипывало подушечку пальца, но следов на коже не осталось.
  
  Я позвонил в участок, узнать последние новости. Чиновники из министерства здравоохранения считали, что зараженная вода уже прошла через систему канализации, но на всякий случай советовали в ближайшие сорок восемь часов воздержаться от ее питья. А для всех остальных целей вода была вполне пригодна. На тот случай, если кому-то понадобилось принять душ, они советовали сливать воду минут пять, а уж потом лезть в ванную.
  
  Что ж, уже хорошо. Меня совсем не грела идея принимать ванну, используя несколько бутылок родниковой воды Финли.
  
  Я повернул кран и дал воде стечь.
  
  Минут через пять снял пижаму и шагнул под горячие упругие струйки. И уже споласкивал вымытые шампунем волосы и щедро намыливал мылом живот, когда зазвонил телефон.
  
  – Черт побери…
  
  Я, весь еще в мыле, выключил воду, потянулся за полотенцем, вытер руки, чтоб телефон из них не выскользнул, и поднес его к уху.
  
  – Да?
  
  – Это Джойс. Получила ваше сообщение.
  
  – Хорошо, – ответил я. – Вы уж меня простите. Просто я уже спал, когда вы прислали свое. Только сейчас его увидел.
  
  – Я так и поняла.
  
  – Так что там у вас?
  
  – Свидетель. Возможно. Не бог весть какой, но все же свидетель.
  
  – Продолжайте, – сказал я и принялся свободной рукой вытирать шампунь, который так и норовил заползти в глаза.
  
  – Я сделала, как вы советовали. Просмотрела видео с камер наблюдения. – Джойс поведала о том, как засекла машину неподалеку от корпуса, где жила Лорейн Пламмер, и время совпадало со временем убийства. И о том, что из машины выходил, а потом вернулся к ней какой-то мужчина.
  
  – Как выглядел, какие приметы?
  
  – Качество изображения ужасное, рассмотреть не удалось. Да и машина стояла так, что ни номера, ни самой машины не различить.
  
  – Ну, все равно хоть что-то. Может, попросим какого-нибудь специалиста поработать с пленкой. Или же проверим другие камеры, расположенные по дороге к Теккерею. Так что там за свидетель?
  
  Джойс рассказала мне о появлении на видео бегуна. О том, что он как раз пробегал мимо той машины.
  
  – Ну и вчера поздно вечером я припарковалась на том же самом месте, подумала, что парень бегает по одному и тому же маршруту. И мне удалось поговорить с ним, спросить, не заметил ли он здесь ту машину.
  
  Я почувствовал, как учащенно забилось сердце, что отвлекло от того факта, что я уже замерзал в этом проклятом душе и что к телу противно липнет не до конца смытое мыло. В ванную заглянула Морин, увидела меня, стоящего в душе голышом и прижимающего к уху телефон, смерила взглядом и ушла безо всяких комментариев.
  
  – И что же? – спросил я Джойс.
  
  – Он появился. Я вышла из машины, остановила его и спросила насчет машины и не помнит ли он что еще.
  
  – Ясно, – прошипел я.
  
  – Что-то не так?
  
  – Нет. Просто замерз немного.
  
  – Ну и я пыталась пробудить его память. Пошутила немного, ну и он кое-что вспомнил.
  
  – Вот как?
  
  – Да. Он сказал, что это был седан, четырехдверный. Насчет цвета не уверен, ночью понять трудно, но то ли темно-синий, то ли черный. Насчет марки не уверен, но считает, что произведена в Северной Америке. Вроде «Форд», что-то в этом роде.
  
  – Ну а номер? – без особой надежды поинтересовался я.
  
  – Нет, на номер он внимания не обратил. Во всяком случае, на цифры. Но у него сложилось впечатление, что машина из другого штата. И что вроде бы он зеленого цвета.
  
  Зеленого… В Вермонте зеленые номера, а Вермонт недалеко отсюда.
  
  – Ясненько, – сказал я. – По крайней мере, по машине хоть что-то есть.
  
  – И еще он сообщил, что видел этого парня, – заметила Джойс Пилгрим.
  
  Я еще крепче сжал в ладони мобильник.
  
  – Так, излагайте.
  
  – Белый, рост примерно шесть футов три дюйма. На голове бейсболка с надписью «Янки», так ему показалось. Обут в беговые туфли, сам в темно-синей ветровке, вес примерно от ста восьмидесяти до двухсот фунтов.
  
  – Должно быть, долго на него пялился, раз запомнил такие детали.
  
  – Говорит, что видел его всего лишь секунду. Причем видел не возле машины. Немного дальше. Рядом со зданием, где была убита Лорейн Пламмер. Но он решил, что это тот самый парень из машины, потому как никого больше поблизости не было.
  
  – Просто поразительно, Джойс. Отличная работа. – Я шагнул из душа и потянулся за полотенцем. Протер намыленные волосы одной рукой, по-прежнему не выпуская из другой телефон. – Имя свидетеля записали?
  
  – Да, погодите секунду. Конечно, записала. И номер телефона тоже. Вот…
  
  – Постойте, я сейчас не могу записать. Перезвоню вам через пару минут. Так как его там? – Я вылез из душа, опустил ноги на белый и пушистый банный коврик.
  
  – Руни, – сказала она.
  
  – Что?!
  
  – Руни. Виктор Руни.
  
  Я выронил полотенце.
  
  И ничего не сказал. Пытался осмыслить услышанное. Жених Оливии Фишер пробегал мимо здания, где была убита Лорейн Пламмер, как раз во время ее убийства.
  
  Может, поэтому он так подробно описал того таинственного мужчину, даже надпись на бейсболке якобы заметил. Хотел нас направить по ложному следу.
  
  А может, и вовсе никого там не видел.
  
  – Спасибо, Джойс, – поблагодарил я. – Перезвоню вам попозже.
  
  В дверях снова возникла Морин. Окинула меня взглядом – я по-прежнему стоял голый, полотенце валялось на полу, к уху прижат телефон.
  
  – Кофе готов, – сообщила она.
  СОРОК ЧЕТЫРЕ
  
  Накануне вечером было еще немало яростных криков и оскорблений, прежде чем все страсти понемногу улеглись. Селеста кричала на Дуэйна, требовала объяснений, почему Кэл оказался связанным в сарае. Дуэйн в ответ орал, что понятия не имеет. Кэл кричал: «Вот дерьмо! Врет он все!» Тогда Селеста обратила свой гнев против брата, кричала, что тот сломал мужу ногу, врезав ему доской.
  
  А потом Кристэл разразилась истерическими воплями, никому конкретно не адресованными.
  
  Кэл не выдержал и постарался успокоить девочку. Он пытался крепко обнять ее, но она отбивалась, потом застыла, точно изваяние, плотно прижав руки к телу. Он опустился перед ней на колени, заговорил мягким успокаивающим тоном, но прежде попросил Селесту и Дуэйна уйти в дом.
  
  – И не вздумай смотаться отсюда куда-нибудь, – предупредил Кэл своего зятя. – Потому что я все равно найду, а когда найду, мало тебе не покажется.
  
  Дуэйн промолчал и вышел из гаража. А потом вместе с женой зашел в дом, где они снова принялись громко выяснять отношения.
  
  – Я в порядке, – заверил Кэл Кристэл. – Нет, правда. Только шишка на голове, а в остальном все нормально.
  
  – Если ты умрешь, – пробормотала она, – то некому будет заботиться обо мне, пока не приедет папа…
  
  – Как видишь, я еще не умер. – Он положил ей руку на плечо, нежно сжал. – Мне очень жаль, что ты видела эту сцену. Тебе и без того здорово досталось.
  
  – Зато я услышала твой телефон.
  
  Кэл улыбнулся:
  
  – И спасла меня!
  
  – Селеста тебе звонила, но услышала я. Дуэйн сказал, что ничего не слышал, но этого быть не может. Он врал!
  
  – Да, он врал.
  
  – Теперь ты его убьешь?
  
  Кэл покачал головой.
  
  – Нет, думаю, что не стоит.
  
  – Но ведь ты можешь:
  
  Он напомнил себе, что Кристэл плохо различает иронию и сарказм.
  
  – Я убивать его не стану, точно тебе говорю.
  
  – Потому что тогда он больше тебя не тронет. И мне будет хорошо.
  
  – Вот только Селеста на меня рассердится. – Он снова сжал ее узкое плечико. – Ты очень вовремя здесь оказалась. Не знаю, что бы произошло, если б ты меня не нашла.
  
  И тут Кристэл крепко обняла его обеими руками.
  
  – Я люблю тебя, – сказала она.
  
  Все в доме, кроме Кристэл, не спали до самого рассвета.
  
  Дуэйн наконец-то решил сознаться во всем. Его дружок Гарри из конторы по изготовлению визиток и прочей печатной продукции – оказалось, что они учились вместе в старших классах школы, – входил в банду, которая грабила магазины по продаже электроники. Мало того, они воровали электронные приспособления из припаркованных фургонов, обчистили за последние года полтора несколько магазинов, и у них накопилась уйма товара.
  
  Гарри опасался, что полиция может напасть на их след, и тогда они решили попрятать свою добычу в нескольких разных местах. Гарри знал, что Дуэйн последнее время на мели, что городские власти расторгли с ним несколько контрактов по дорожным работам, вот и решил подключить его к делу.
  
  – Припрячь этот товар у себя, – предложил он, – и мы заплатим тебе тысячу баксов.
  
  Какое-то время Дуэйн колебался. Потом все же убедил себя, что не делает ничего противозаконного. Ведь не он же своровал все это добро. Он не имеет к этому никакого отношения. Он не планировал никаких ограблений, не совершал налетов ни на фургоны, перевозившие товар, ни на магазины. Просто товарищ попросил его подержать у себя кое-какие вещи, вот он и согласился. Он пытался убедить самого себя, что понятия не имеет, откуда взялись все эти предметы. И еще: этот Гарри просто набивает себе цену, придумывает разные небылицы о каких-то налетах и ограблениях.
  
  Конечно. А как же иначе.
  
  Вот он и начал прятать краденый товар для Гарри. Занимался этим почти целый месяц. Селеста не понимала – радоваться ей или ужасаться. По крайней мере, теперь она знала, где пропадает муж чуть ли не целыми днями. Ясно, что не у любовницы.
  
  Впрочем, если даже мужчину застукают спящим с другой женщиной, в тюрьму за это не посадят.
  
  Когда Кэл догадался, что в гараже происходит что-то подозрительное, Дуэйн запаниковал. Он напал на него, вырубил, затащил в гараж, связал и запер там. Но никак не мог решить, что же делать с родственником дальше.
  
  Он как раз обсуждал это по телефону с Гарри, пытался выработать хоть какой-то план, когда появилась во дворе Кристэл с твердым намерением разыскать Кэла.
  
  – Ну и какой план предложил Гарри? – спросил его Кэл.
  
  Дуэйн замялся.
  
  – Мы так толком ничего не решили.
  
  – Может, план Гарри был в том, чтобы прикончить меня?
  
  Дуэйн сидел за кухонным столом напротив Кэла, прикладывал к бедру пакетик со льдом и избегал смотреть ему в глаза. – Нет, этого бы я не допустил. Ни в коем случае.
  
  – Но ведь Гарри предлагал именно это?
  
  – А я категорически отказался.
  
  – О господи, – пробормотала Селеста. Она нервно расхаживала по комнате. – Как могло такое случиться? Как это вообще возможно? О чем ты только думал, старый дурак?
  
  – Знаю, – согласился с ней Дуэйн. – Я облажался.
  
  – Облажался? – взвизгнула Селеста. – Теперь это так называется? Облажаться – это значит въехать задом фургона в почтовый ящик у ворот. А это – просто даже слов сразу не подобрать, – это же катастрофа! Как только ты мог вляпаться в такое дерьмо? Ведь он мой брат! И ты всерьез обсуждал с этим выродком, как убить моего брата!
  
  – Я же сказал, этого бы не случилось. Я бы не допустил.
  
  – Но тогда Гарри решил бы, что ты выходишь из дела, верно? И что бы он с тобой сделал, а?
  
  Дуэйн тупо смотрел на жену.
  
  Кэл спросил:
  
  – А если Гарри решил, что ты переметнулся на мою сторону?
  
  Дуэйн растерянно заморгал.
  
  – Нет. Тогда бы мы с ним расстались. Точно вам говорю. Мы бы с Гарри расстались.
  
  Кэл вздохнул. Селеста собиралась снова наброситься на мужа, но он вскинул руку, делая ей знак помолчать.
  
  – Мы должны обсудить и решить этот вопрос.
  
  – Решить вопрос? – воскликнула она. – Но как? Выдвинуть обвинения против моего мужа? Потому как на твоем месте я бы поступила именно так. Я бы первым делом захотела отправить этого сукиного сына за решетку. И никак иначе. – Тут лицо ее исказилось, на глазах выступили слезы. – Но обещай мне, что не сделаешь этого.
  
  Кэл задумчиво покачал головой.
  
  – Да не собираюсь я этого делать. – Он взглянул на Дуэйна. – Что, впрочем, вовсе не означает, что он рано или поздно не попадет за решетку. У нас тут гараж, набитый краденым добром. И ты должен немедленно от него избавиться.
  
  – Но я не могу!
  
  – Почему не можешь? – спросила Селеста.
  
  – Шутишь, что ли? Гарри со своими дружками рассчитывают прийти за ним, когда решат, что это безопасно. И еще это вопрос денег. Они же заплатили мне за работу.
  
  – Сколько? – осведомилась Селеста.
  
  – Ну, на данный момент тысячу девятьсот долларов.
  
  – Так верни им эти деньги.
  
  Дуэйн уставился в стол.
  
  – Не могу. Я все потратил.
  
  Кэл сидел молча и размышлял.
  
  – Что же нам делать, Кэл? – спросила Селеста. – Что же, черт возьми, нам делать?
  
  Кэл сказал Дуэйну:
  
  – Звони этому своему Гарри. Назначь встречу. Скажи, что мы хотим все вернуть.
  СОРОК ПЯТЬ
  
  Саманте Уортингтон позвонили в четверг днем, когда она была на работе в прачечной. Позвонили из офиса прокурора в Бостоне, которая представляла сторону обвинения на судебном процессе против Брэндона.
  
  – Он сбежал, – сообщила женщина. – Ему разрешили навестить мать в больнице. Оттуда он и сбежал. Просто я подумала, вам нужно это знать.
  
  Сэм зашла в туалет, где ее вырвало, а сразу же после этого позвонила владельцу прачечной и сказала, что увольняется. Да, именно, прямо сейчас. Она уходит сию же секунду и не знает, когда вернется.
  
  Она даже не заперла дверь. В прачечной находились клиенты, машины стирали их белье. Барабаны крутились, тряпки мелькали в пенной воде. Сэм вышла через заднюю дверь, села в машину и поехала к школе, где учился ее сын.
  
  Занятия должны были закончиться через десять минут, но Сэм ждать не стала. Ее бывший муж сбежал накануне днем. И времени у него было достаточно, чтобы добраться до Промис-Фоллз. Это при условии, что никто и ничто ему не помешает. Он должен найти себе машину. И убраться из Бостона незамеченным.
  
  А вдруг ему кто-то помогает, что тогда? Эд Нобл сидит в тюрьме, но вполне возможно, что побег Брэндону помог осуществить какой-нибудь из его дружков-идиотов. Возможно, он уже в Промис-Фоллз. Может, даже дожидается ее с Карлом у дома.
  
  Саманта припарковалась у главного входа в здание школы, что запрещалось, прошла в кабинет директора и сказала, что ей немедленно надо забрать Карла.
  
  На что секретарша ответила:
  
  – Звонок прозвенит через семь минут, миссис Уортингтон, так что…
  
  – Нет, сейчас же!
  
  Карла вызвали из класса, и через две минуты он появился в кабинете.
  
  – Что случилось? – поинтересовался он.
  
  – Садись в машину, – велела ему Сэм.
  
  По дороге к дому она рассказала ему о том, что узнала. И пояснила: они должны убраться из города прежде, чем его отец доберется до них.
  
  – Но с чего ты взяла, что он непременно явится к нам? – спросил Карл.
  
  – Ты что, издеваешься надо мной? – воскликнула Саманта. – Забыл, сколько бед принесли нам его родители? А как ты думаешь, куда он первым делом направится? В Диснейленд, что ли?
  
  Она никак не могла избавиться от неприятного предчувствия, что Брэндон, возможно, уже поджидает их в доме. Тут Карлу пришла в голову идея.
  
  – Высади меня за квартал от дома, – сказал он. – Я подкрадусь потихоньку, загляну в окна и узнаю, там он или нет.
  
  Но Сэм боялась рисковать сыном.
  
  – Не выдумывай, не пущу.
  
  – Но у меня получится, – сказал мальчик. – Я уже проделывал это раньше.
  
  – Что?
  
  – Послушай, один раз… но только ты не сердись, ладно?
  
  – Ладно, не буду, – нехотя пробормотала Сэм.
  
  – Так вот, один раз я нашел на дороге дохлую кошку. Наверное, машина сбила, но с виду она была целехонька, и мы с ребятами решили подойти и посмотреть. Ну а потом положили ее в рюкзак, но только никто из ребят не хотел нести ее к себе домой. И все твердили, чтоб я это сделал, ну и пришлось согласиться. Но я знал, что ты устроишь мне головомойку, увидев, что я притащил в рюкзаке мертвую кошку. А потому, прежде чем войти в дом, я заглянул в окна, убедился, что ты на кухне, и успел незаметно проскочить в дверь, а потом подняться наверх к себе в комнату.
  
  Сэм лишилась дара речи.
  
  – Ну и продержал ее в шкафу целый день, а потом, когда она начала вонять, вынес из дома и выбросил в мусорку.
  
  Сэм хотела спросить Карла, когда именно это произошло, но затем она решила, что это теперь не важно.
  
  – Ладно, – сказала она. – Тогда вылезай прямо здесь. Я буду сидеть в машине, вот тут, прямо на этом месте. Ступай и выясни, нет ли его в доме.
  
  Карл пулей вылетел из машины и почти тотчас же исчез из виду – начал незаметно пробираться к цели между другими домами.
  
  Прошло четыре минуты. Затем – шесть. Сэм уже начала беспокоиться. Ведь мальчик не так уж умен и хитер, как ему кажется. Брэндон мог оказаться в доме и заметить его. Схватить. И теперь ей надо решать – стоит ли позвонить в полицию или…
  
  Карл распахнул дверцу, скользнул рядом с ней на сиденье.
  
  – Чисто, – сказал он.
  
  Сэм тут же распределила обязанности. Он должен быстро сложить свои вещи в рюкзак. Сама она займется принадлежностями для лагеря. Надо достать дешевенький старый кулер и переложить в него продукты из холодильника. Ну и из кухонного буфета они достанут все необходимое, а затем по возможности быстро погрузят все эти вещи в машину.
  
  Напоследок она уложит в машину помповое ружье.
  
  На всякий пожарный.
  
  Сэм завернула ружье в одеяло и положила его на пол перед задними сиденьями. Ствол опирался на небольшое возвышение. Затем она загнала в магазин три патрона, оттянула скользящее цевье ложи, чтоб взвести курок, и дослала один патрон. Теперь всего-то и оставалось, что нажать на спусковой крючок.
  
  – К ружью не прикасаться, – сказала она Карлу.
  
  Перед тем как выехать за черту города, она остановилась у банкомата и сняла со своей карточки пятьсот долларов. То была максимальная сумма, которую можно было снять за один раз, однако она считала, что на первое время этого вполне хватит, а там видно будет. Однажды ей пришлось бежать с тридцатью четырьмя долларами в кармане.
  
  Она направилась на север, к озеру Люцерн. До кемпинга «Восход солнца» добираться недолго. Брэндон знал, что они с Карлом до сих пор любят отдыхать на природе, но Сэм была абсолютно уверена: название их любимого кемпинга ему неизвестно.
  
  Однако, приехав туда, она обнаружила, что все места заняты, их надо было резервировать заранее. Парнишка, сидевший в деревянной будке, посоветовал поехать в «Зов пустующих акров». Там еще могут оказаться свободные места, надо только поторопиться.
  
  Им удалось получить предпоследнее место.
  
  И вот они с Карлом поставили палатку, разместили в ней спальные мешки, водрузили на столик для пикника маленькую плитку. Быть в бегах еще вовсе не означает, что человек не должен получать от этого хоть какое-то удовольствие. По крайней мере, такое убежище Сэм вполне могла себе позволить. Денег у них хватит, чтобы остаться здесь на неделю, даже больше. Питаться они будут едой, взятой из дома, а когда она кончится, можно съездить и запастись продуктами в местном магазине.
  
  Никаких ресторанов, никаких заведений фастфуда. Слишком дорого. Сэм не знала, сколько им предстоит пробыть здесь. Она считала, что полиция уже вовсю разыскивает Брэндона. Скоро он снова окажется за решеткой.
  
  Сэм припарковала машину прямо за палаткой. Ей не хотелось брать с собой в палатку ружье. Не хотелось рисковать, потому что Карл рядом. Она оставила его на заднем сиденье, в одеяло заворачивать не стала, просто прикрыла им сверху. В случае необходимости она бросится к машине, распахнет заднюю дверцу и схватит ружье – все это займет несколько секунд.
  
  Вот только некрасиво она поступила с Дэвидом.
  
  – Ты собираешься ему позвонить? – спросил Карл.
  
  Ей очень хотелось позвонить. Но она и так слишком часто вовлекала его в свои проблемы. Однажды Дэвид уже спас Карла от Эда. Получается, что теперь она хочет, чтобы он спас ее от Брэндона? Неужели не сможет выпутаться изо всего этого дерьма без посторонней помощи?
  
  Если уж честно, Дэвиду без нее куда спокойнее. А у Саманты Уортингтон, сказала она себе, всегда для него только плохие новости.
  
  А сейчас – просто хуже некуда.
  
  Ко времени, когда они устроились в «Зове пустующих акров», этот спорный вопрос решился сам собой. Здесь почти не работала мобильная связь. И Сэм уже начала думать, что намного безопаснее вообще выключить телефон. В этом случае вычислить ее местонахождение будет практически невозможно. Вряд ли Брэндон вообще способен на это, но как знать? Может, у него есть дружок, который шарашит в таких делах.
  
  Так что рисковать не стоит.
  
  И вот настало воскресное утро. Они три ночи проспали в палатке, и ощущение новизны как-то стерлось. Первые два дня они наслаждались пребыванием на природе. Они бродили по лесу, видели там оленя, а может, даже лося. Рядом с парком было озеро, но вода в это время года в нем была ледяная, так что они развлекались тем, что, стоя на дощатом причале, бросали в воду камешки.
  
  А вчера вечером, перед тем как улечься спать, Карл вдруг спросил:
  
  – Послушай, может, завтра вернемся?
  
  – Ну не знаю.
  
  – Нет, здесь было здорово, но уже надоело. И я хочу вернуться. Хочу увидеть своих друзей. Хочу видеть Итана. Хочу пойти в школу во вторник. Ведь я пропускал занятия с пятницы. Теперь придется наверстывать. А если мы будем отсутствовать еще несколько дней, я сильно отстану, и тогда меня не переведут в следующий класс.
  
  – Пока не уверена, что нам безопасно возвращаться. Давай сделаем так. Завтра прямо с утра поедем туда, где есть мобильная связь, и я позвоню. Попробую узнать, может, полиция уже схватила твоего папашу.
  
  – А что, это было бы так плохо?
  
  – Что плохо?
  
  – Ну, если б отец нашел нас?
  
  Саманта просто ушам своим не поверила.
  
  – Твой отец, Карл… поверь, мне очень больно говорить об этом, но он приговоренный к тюремному сроку преступник. Он ограбил банк. И оглушил санитара, когда бежал из больницы. Он очень нехороший человек, очень.
  
  Карл впал в задумчивость.
  
  – Я знаю.
  
  – А теперь он является беглым преступником. То есть человеком, загнанным в угол и способным на самые отчаянные поступки. И что он вытворит, найдя нас, предсказать невозможно.
  
  – Но разве папа не любит меня? – спросил Карл.
  
  Сэм почувствовала – она вот-вот расплачется.
  
  – Да, он тебя любил. Несмотря на все свои недостатки, он любил тебя.
  
  – Он ведь никогда не бил меня. Ни разу не ударил.
  
  – Знаю. Никогда.
  
  – Если б он и вправду был плохим человеком, то точно бы меня бил. Ну а тебя? Тебя он бил?
  
  Сэм не хотелось вспоминать времена, когда Брэндон пугал ее просто до смерти. Но можно ли сказать, что он намеренно ее избивал? Однажды он в порыве гнева сбил радиоприемник с полки, и тот свалился ей на ногу. Но ведь это произошло случайно. Впрочем, угрожал, не раз тряс кулаком у нее под носом. Один раз даже замахнулся, но успел остановиться вовремя.
  
  Она всегда знала: в нем сидит дикий зверь.
  
  – Ложись спать, – сказала она после паузы.
  
  Спали они хорошо. Проснувшись, Сэм посмотрела на часы, увидела, что уже почти девять. Карл все еще крепко спал. Она оделась, зашнуровала кроссовки. Затем вышла из палатки и медленно, стараясь не разбудить сына, задернула молнию на входе. Потом потянулась несколько раз. Спать на земле не так уж и полезно, подумала она, все тело затекает. На самом деле и ей тоже хотелось поскорее вернуться домой.
  
  Она зажгла газовую плитку, наполнила небольшойю ковшик водой из ближайшей колонки. Кое-кто из обитателей кемпинга уже успел рассказать, что в Промис-Фоллз что-то случилось с водой, что она заражена или отравлена. Так что тут им с Карлом снова повезло, вовремя успели убраться из города.
  
  Она поставила ковшик на плиту. Затем положила ложку растворимого кофе из жестянки «Нескафе» в бумажный стаканчик. И как только закипела вода, добавила ее в кофе. Конечно, не сравнится с тем, что подают в «Старбакс»[20], но ничего, вполне сойдет.
  
  Сэм наполнила стаканчик, выплеснула остатки воды на траву, выключила газовую горелку. Подула на кофе, затем осторожно отпила глоток.
  
  – Ух ты, горячо, – пробормотала она.
  
  – Ты всегда любила выпить чашечку кофе по утрам.
  
  Голос прозвучал у нее за спиной. Она так резко развернулась, что уронила стаканчик с кофе на землю.
  
  – Привет, – произнес Брэндон. – Очень рад тебя видеть, Сэм.
  СОРОК ШЕСТЬ
  Дакворт
  
  Я вышел из ванной, оделся и спустился вниз. Морин, зная, что я тороплюсь, уже приготовила завтрак. Кофе сварила на бутилированной воде, поставила на стол миску с клубникой и черникой, ну и тарелку с какой-то смесью из гранулированных отрубей, больше походивших на птичий корм. Рядом поставила маленькую картонную упаковку с молоком.
  
  – Да, следует признать, ягоды выглядят очень аппетитно, – заметил я. – А это что такое?
  
  – Ешь, не бойся. Обещаю, что не отравишься.
  
  – Могу захотеть запить водой прямо из-под крана после первого же глотка, – сказал я. – Послушай, а это, случайно, не корм для скворцов?
  
  – Да ты попробуй. Вот увидишь, как вкусно, поверь, – заметила Морин. – Сам сказал, что тебе вроде бы лучше. Ну а я просто пытаюсь помочь.
  
  Я уселся за стол и первым делом принялся за ягоды. Они оказались достаточно сладкими, так что никакого сахарного песка добавлять не надо было. Но я все равно добавил. Потом налил в тарелку с хлопьями молока, размешал, зачерпнул ложкой и отправил в рот.
  
  – М-м-м… – пробормотал я. Никакого желания выплюнуть эту смесь не возникло. Я проглотил и запил глотком кофе.
  
  Все это время я не переставал думать о звонке Джойс Пилгрим. Я и без того планировал навестить Виктора Руни сегодня, прямо с утра. Хотел узнать, почему он испытывает такую антипатию к Промис-Фоллз. Впрочем, если вдуматься, у Виктора были на то весьма веские причины.
  
  Жители Промис-Фоллз подвели Оливию, а стало быть, в каком-то смысле и его тоже подвели.
  
  От отца Оливии я узнал, что Виктор неплохо разбирается в технике. Именно у него хватило ума законсервировать колесо обозрения, нашел там какие-то неисправности. Так что он вполне мог придумать, как с помощью самых обычных взрывных веществ обрушить экран кинотеатра под открытым небом. А подростком он как-то летом подрабатывал на водоочистительной станции. Он вполне мог быть знаком с Мэйсоном Хелтом – это мне еще следовало проверить – и убедить его пугать девушек из колледжа Теккерея, надев капюшон с числом «23».
  
  И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы поймать в ловушку двадцать три белки и потом развесить их на изгороди или же угнать автобус из города и затем поджечь его.
  
  Но теперь, когда я узнал, что он находился вблизи здания, где проживала Лорейн Пламмер, как раз во время ее убийства, мысли мои приняли совсем иной оборот, и я старался рассмотреть все возможные варианты.
  
  У Руни было алиби на момент смерти Оливии. Но мыслимо ли предположить, что он точно таким же способом убил Розмари Гейнор и Лорейн Пламмер, чтобы заставить жителей Промис-Фоллз заплатить за свои грехи?
  
  И снова мысли мои вернулись к загадочному числу «двадцать три». Я вполне мог представить, что Виктор жаждал отомстить тем двадцати двум горожанам, которые слышали крики Оливии, но ничего не предприняли. Но неужели он и себя обвинял в точно таком же бездействии и таким образом увеличил число безответственных граждан до двадцати трех? Есть ли в том хоть какой-то смысл? Приблизило ли это меня хотя бы на шаг к разгадке?
  
  Я так был поглощен этими своими мыслями, что не заметил, как опустошил тарелку до дна, даже не понимая, что именно ем.
  
  – Понравилось? Тогда приготовлю еще раз, – сказала Морин.
  
  Я доел ягоды и допил кофе.
  
  – Все, спасибо. Мне пора.
  
  Я накинул спортивную куртку и выбежал из дома. И едва успел вставить ключ в замок зажигания, как увидел – выезд со двора мне преградил автомобиль. «Линкольн».
  
  Я вышел из машины. Финли выбрался из своего «Линкольна», и мы встретились примерно посреди дорожки.
  
  – Рэнди, – произнес я.
  
  Он выглядел ничуть не лучше, чем накануне днем возле своего дома.
  
  – Барри, – сказал он. – Секунда найдется?
  
  Мне очень хотелось ответить «нет», но против своей воли я вымолвил:
  
  – Да, конечно.
  
  – Я тут слегка надавил на твоего сына, – начал он. – Тебе это уже известно, но должен заметить, ты оказался прав. И все, что Тревор говорил тебе, тоже правда. Ну, насчет его бывшей девушки и всего того, что между ними было. Я использовал это против него, с тем чтобы выведать информацию о том, какие ты ведешь разговоры. Ну, о том, что Финдерман совсем не справляется со своей работой.
  
  Я промолчал.
  
  – Это был я. Просто привык так действовать. Я это сделал. – Он выдержал паузу. – И вот теперь пришел извиниться.
  
  – Ясно.
  
  – И мне не важно, принимаешь ты мои извинения или нет. Я на твоем месте, наверное, бы не принял. Но повторяю, я искренне извиняюсь и все такое.
  
  – Я тебя услышал.
  
  – Это еще не все, – сказал Финли. – Я хочу помочь.
  
  – Ты уже сделал это, – напомнил ему я. – Вчера, когда раздавал людям воду.
  
  – А-а, это, – протянул он. – Ну это ради саморекламы. Нет, не пойми меня неправильно. Я действительно был рад помочь людям. И еще хотелось поставить Аманду Кройдон на место, и это мне удалось. – Он даже умудрился выдавить улыбку. – Но все это теперь не важно.
  
  – Это почему же?
  
  – Я собираюсь снять свою кандидатуру. Не буду больше баллотироваться в мэры.
  
  Последнее, чего мне хотелось, так это отговаривать его от этой затеи. Я не хотел, чтобы он снова стал мэром Промис-Фоллз. Просто интересно было бы узнать, с чего он вдруг принял такое решение.
  
  – Из-за Джейн, да? – спросил я.
  
  Он кивнул.
  
  – Я затеял все это, чтобы кое-что ей доказать. А теперь не имеет смысла.
  
  – Что ж, думаю, ты принял правильное решение.
  
  – Но, как я уже говорил, мне хотелось бы помочь. Помочь тебе выяснить, кто отравил весь город. Помочь найти человека, который поубивал всех этих людей.
  
  Он что, за нос меня водит? Разыгрывает целое представление? Неужели Рэнди и вправду отказывается принимать участие в выборах или же это еще более хитроумный тактический рекламный ход с тем же подтекстом, как раздача бутилированной воды населению? Я представил, как он, мелькая перед камерами, будет сообщать о своем уходе с политической сцены, как будет распинаться на тему того, что помогать полиции – дело куда более важное, нежели его политическое будущее.
  
  – Если понадобится твоя помощь, непременно дам знать, – сказал я. И уже собрался вернуться к машине, но тут Рэнди схватил меня за рукав.
  
  – Неужели не понимаешь? – спросил он. – Думаешь, я разыгрываю тебя? Нет, теперь у меня новая задача. И одна- единственная мечта – помочь тебе, Барри, схватить того сукиного сына, который убил мою жену, кем бы он там ни оказался.
  
  Он не отпускал мою руку.
  
  – Он убил Джейн. Он убил мою Джейн!
  
  Я осторожно высвободил руку.
  
  – Знаю.
  
  – Я не буду упускать тебя из вида, – сказал он. – Как только замечу тебя в городе, пойду следом на тот случай, если вдруг понадобится моя помощь. Словом, я собираюсь стать уже настоящим шилом в заднице.
  
  Я не мог сдержать улыбки:
  
  – Но, Рэнди, ты всегда им и был.
  
  Даже он улыбнулся:
  
  – А ты откровенный человек, Барри. Всегда таким был. И когда я говорил, что из тебя получится отличный шеф полиции, то был прав. Знаешь такую поговорку? Два раза в сутки даже сломанные часы показывают правильное время. Так вот, даже когда ты строишь из себя чертового клоуна, выпендриваешься и все прочее, правда сама случайно вырывается наружу.
  СОРОК СЕМЬ
  
  Дэвид Харвуд два раза свернул не туда, но в конце концов все же нашел дорогу к кемпингу «Зов пустующих акров». Ворот здесь, в отличие от первого кемпинга, не было, но висел знак, предлагающий гостям проехать на парковку. Он гласил: «ОСТАЛОСЬ ОДНО СВОБОДНОЕ МЕСТО. ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ ЗАНЯТЫ. ПРОЕЗЖАЯ ПО ТЕРРИТОРИИ ПАРКА, СОБЛЮДАЙТЕ ОГРАНИЧЕННЫЙ СКОРОСТНОЙ РЕЖИМ».
  
  Он проехал на стоянку, усыпанную гравием, и припарковался среди дюжины других машин. Машины Сэм он среди них не заметил. И решил, что если она остановилась здесь, то, скорее всего, припарковалась у палатки. Дэвид выбрался из машины и поразился царящей вокруг тишине. Ее нарушало лишь чириканье птиц, доносившееся из леса, да приглушенные голоса рано вставших туристов.
  
  И еще в воздухе попахивало дымком и беконом.
  
  Они с Сэм как-то говорили о том, что неплохо было бы взять мальчиков и отправиться вместе с ними в такое вот путешествие. Но, находясь здесь, Дэвид не испытывал чувства умиротворения, да и наслаждаться видами ему почему-то не хотелось.
  
  Он был на взводе. Кофе утром не пил, но ощущение было такое, что вдоволь наглотался кофеина, а потому и нервы так напряжены. Если не считать неприятностей, постигших его несколько лет тому назад и связанных с покойной женой, да недавнего участия в трагедии кузины Марлы, Дэвид не имел достаточного опыта общения с опасными людьми. Да, несколько лет назад пришлось столкнуться с тем наемным убийцей, и закончилось это не слишком хорошо.
  
  Но до сих пор он ни разу не сталкивался с беглым преступником и от души надеялся, что и сегодня этого не произойдет.
  
  В данный момент у него одна цель – найти Сэм и убедиться, что с ней все в порядке. Дэвид еще не думал о том, каков будет его следующий шаг.
  
  Останется ли он с ней здесь, в кемпинге, до тех пор, пока Брэндона Уортингтона не поймают, или вернется в Промис-Фоллз? Станет ее защитником? Ее телохранителем? Или же он сам себя обманывает и не годится на эту роль? Вообразил себя Лиамом Нисоном, кем-то в этом роде?
  
  Дэвид был бы счастлив отвезти ее и Карла к себе домой, там они будут чувствовать себя в большей безопасности. Нет, конечно, вместе с родителями будет тесновато, но его собственный дом будет построен в самом скором времени, и тогда он поселит их там.
  
  И еще он знал: Сэм непременно скажет ему, чтобы не совался в чужие дела. Дэвид прямо так и слышал ее голос: «Большое тебе спасибо, но я вполне в состоянии о себе позаботиться». Ведь она уехала, не предупредив его, ни слова не сказав о том, куда собралась. Рядом со знаком парковки висела карта кемпинга «Зов потерянных акров» – переплетение дорожек и тропинок, было обозначено расположение озера, туалетов и душей, а также небольшого магазина, где можно было купить мороженое и другие продукты.
  
  И Дэвид двинулся в путь.
  
  Он выбрал дорогу, которая являла собой две колеи, разделенные в центре полоской травы. Примерно в пятидесяти футах по обе стороны от нее виднелись среди деревьев то палатка, то трейлер, то автомобиль.
  
  Дэвид не знал, какого цвета и формы палатка у Сэм, а потому высматривал ее машину.
  
  Но вскоре оказалось, что высматривать ее было необязательно.
  
  Он увидел Сэм. И еще незнакомого мужчину, которого он ни разу прежде не видел, но сразу узнал по кадрам бостонских телевизионных новостей, которые нашел в Интернете.
  
  Однако сначала услышал голоса ярдах в пятидесяти от дороги. И сразу остановился.
  
  Мужчина стоял примерно в тридцати футах от столика для пикника, где женщина склонилась над газовой плиткой. Они о чем-то говорили.
  
  Брэндон ее нашел!..
  
  Дэвид на мгновение словно окаменел, затем ощутил слабость в коленях. Как теперь он должен поступить? Бежать отсюда со всех ног? Найти администрацию кемпинга и попросить срочно вызвать полицию? Но если он уйдет отсюда, то Брэндон за это время может что-то предпринять – напасть на Сэм, попытаться схватить Карла. И тогда он, Дэвид, не сможет им помочь.
  
  Черт, черт, черт бы его побрал!
  
  Надо подойти поближе, пока Брэндон его не заметил, послушать, что там происходит.
  
  Дэвид метнулся влево, сошел с дороги и бросился в лес. Теперь его отделяли от того места, где Сэм разбила лагерь, три или четыре палатки. Он на цыпочках прошел мимо какого-то трейлера с палаткой и углубился в лесную чащу, под ногами потрескивали ветки и шуршала листва. Используя для прикрытия стволы деревьев, он описал полукруг и тихо, крадучись, зашел с другой стороны от палатки Сэм. Прямо за ней была припаркована ее машина.
  
  Низко пригнувшись, он выбрался из леса, и теперь его загораживала не только палатка, но и машина. Теперь он не видел ни Сэм, ни Брэндона, зато слышал, что они все еще разговаривают. Только вот о чем? Дэвид не мог разобрать ни слова.
  
  Тогда он немного приподнял голову над капотом, в том месте, где находилось окно заднего сиденья. Но оттуда ничего не было видно, загораживала палатка.
  
  Тут какой-то предмет на заднем сиденье привлек его внимание. Что-то продолговатое и прикрытое одеялом.
  
  И из-под одеяла дюйма на четыре высовывался ствол ружья.
  
  Того самого ружья, из которого Сэм прицелилась прямо ему в лицо, когда он впервые постучал к ней в дверь.
  
  Дэвид дотронулся до дверной ручки, приподнял и потянул ее на себя, проверяя, заперта ли машина. Оказалось, что не заперта.
  
  Он медленно и осторожно приоткрыл дверцу, опасаясь, что выдаст себя скрипом. Приоткрыл всего на несколько дюймов, этого оказалось достаточно. Стянул одеяло с ружья, ухватился за ствол и столь же неспешно и осторожно потянул его на себя.
  
  Он понимал, что ствол нацелен прямо ему в грудь, а потому приподнял и отвел его на несколько дюймов влево. А то ведь недолго и в себя выстрелить, если эта чертова штука заряжена.
  
  Он не знал, заряжено ли ружье. Но, может, это не столь уж и важно.
  
  Этого вполне хватит, чтобы разрядить ситуацию, если дело до того дойдет.
  
  И вот он вытащил все ружье и, держа обеими руками, ощутил его тяжесть.
  
  В ружьях Дэвид почти совсем не разбирался. Он даже толком не знал, как правильно держать его и… – как это у них называется? – не видел никакого упора, чтобы поставить его. Он понятия не имел, как загнать патрон в патронник, если вообще в этом ружье есть патроны.
  
  Однако Дэвид не видел ничего похожего на упор. Под стволом имелась лишь какая-то штуковина, которую, похоже, можно было двигать взад и вперед.
  
  И он решил не прикасаться к ней. Ничего, и так сойдет. Если он подойдет и начнет размахивать ружьем, это произведет должное впечатление.
  
  Пот выступил у него на лбу, соленые его капельки стекали вниз и жгли глаза. Сердце колотилось как бешеное. В ушах звенело.
  
  Дыши, дыши, сделай вдох поглубже, потом еще и еще.
  
  Он справится. Он спасет Сэм. Теперь только и осталось, что занять позицию и смотреть, что там происходит.
  СОРОК ВОСЕМЬ
  
  Встречу назначили на заброшенной дороге, что тянулась за тематическим парком под названием «Пять гор».
  
  Кэл выбрал это место потому, что в обе стороны дорога просматривалась на добрую милю. Если Гарри появится и захочет подкрасться к ним незаметно, они его сразу увидят.
  
  Ехали они в пикапе Дуэйна. Тот сидел за рулем. Кэл пристроился рядом, на пассажирском сиденье. Нога у Дуэйна распухла в том месте, где Кэл ударил ее, но перелома не было, и машину он был в состоянии вести.
  
  – Нет, мне, ей-богу, нравится этот план, – заметил Дуэйн. – Умно придумано.
  
  Кэл продолжал следить за дорогой, не отрывая глаз от большого бокового зеркала, привинченного к двери со стороны пассажирского сиденья. Он высматривал большой ржаво-синий «Аэростар», на котором Гарри ездил накануне днем.
  
  – Я всегда это знал, – не унимался Дуэйн. – И я страшно благодарен тебе за…
  
  – Я все понял, – буркнул в ответ Кэл. – И я не для тебя стараюсь. Я делаю это ради Селесты.
  
  – Знаю, – кивнул Дуэйн. – Мне и в голову не приходило, что этот парень на такое способен.
  
  Сэм в очередной раз посмотрел в зеркало и сказал:
  
  – А вот, кажется, и он.
  
  Дуэйн взглянул в зеркало со стороны водительского сиденья.
  
  – Да, думаю, он… вроде бы уже притормаживает.
  
  – Давай вот что сделаем, – сказал Кэл и распахнул дверцу. Оба они вышли из машины и встали возле заднего бампера. Фургон Гарри выкатился на полосу гравия и остановился футах в пяти за машиной Дуэйна.
  
  Гарри вышел, взглянул на Кэла.
  
  – Мы вроде бы знакомы.
  
  Кэл кивнул:
  
  – О тех визитках можешь больше не беспокоиться.
  
  – Господи, – нервно пробормотал Гарри. – Так ты коп, что ли?
  
  Кэл отрицательно покачал головой.
  
  – Что вообще происходит? – спросил Гарри Дуэйна. – Это что, тот самый парень, который за тобой шпионил?
  
  – Ага, – ответил Дуэйн. – Послушай, Гарри, я страшно извиняюсь, но, правда, больше просто не могу…
  
  Его перебил Кэл:
  
  – Он не собирается больше прятать в доме это твое краденое дерьмо. – Он похлопал по виниловому покрытию в кузове пикапа. – Все твое барахло здесь. И ты заберешь его сейчас же.
  
  – Нет уж, хрен вам! – взвизгнул Гарри. – За мной следят, я точно знаю.
  
  Кэл оглядел пустынную дорогу.
  
  – Что-то не похоже. Ладно, открывай свой фургон. Переложим туда все это барахло.
  
  Гарри вскинул руки.
  
  – Э-э, нет, погодите-ка! Так не пойдет. – Он указал на Дуэйна. – Мы заключили с ним сделку. И я заплатил ему за услугу.
  
  Кэл полез в карман, вытащил конверт и сунул его в руки Гарри.
  
  – Возвращаем долг. Покроет все твои расходы, плюс еще с процентами.
  
  Гарри заглянул в конверт.
  
  – Не ожидал…
  
  Кэл сказал Дуэйну:
  
  – Открывай задний борт. И начинайте перегружать. А я пока понаблюдаю за дорогой.
  
  И тут Гарри швырнул конверт обратно Кэлу. Он ударился о грудь и упал на землю. Никто не тронулся с места, чтобы поднять его.
  
  – Да ни в коем разе, мать вашу! – злобно прошипел Гарри.
  
  Кэл задвигал языком во рту, подпер им изнутри одну щеку, затем другую.
  
  – Могу я перемолвиться с тобой словечком наедине?
  
  – Это еще зачем?
  
  – Займет всего секунду.
  
  Не дожидаясь реакции Гарри, Кэл отошел, дружеским жестом положил ему руку на плечо и увлек за собой в сторону от фургона, подальше от дороги. Уголком глаза он видел, что Дуэйн поднял конверт. В отдалении за изгородью виднелись неподвижное колесо обозрения и американские горки.
  
  – Мы с ним заключили сделку, – сказал Гарри.
  
  – Я это понимаю, – отозвался Кэл. – И хочу быть с тобой честным до конца. Дело в том, что Дуэйн мой зять.
  
  – Да, он вроде бы говорил.
  
  – Он женат на моей сестре. А я очень люблю сестру. И хотя Дуэйн малость придурковат, в целом он парень неплохой. И все эти годы очень хорошо относился к моей сестре. И мне совсем не хочется, чтобы отношения между ними испортились.
  
  – Но я ему помогаю. Сделал ему большое одолжение.
  
  – Уверен, ты говоришь это искренне, и нисколько в том не сомневаюсь, потому как последнее время дела у него идут хуже некуда. Но он как-нибудь найдет способ решить свои финансовые проблемы без твоей помощи.
  
  – Послушай, плевать я хотел на все это, – сердито сказал Гарри. – И потом, у меня обязательства перед другими людьми, ясно тебе?
  
  – Ты должен как-то уладить с ними этот вопрос.
  
  – Но как? Понятия не имею, не знаю.
  
  – А что ты знаешь обо мне, Гарри?
  
  – Что? Да ничего я о тебе не знаю.
  
  – Тогда позволь объяснить. Прежде я был копом. – Глаза у Гарри испуганно расширились. – Работал прямо здесь, в Промис-Фоллз. Но больше в полиции не работаю. И знаешь почему? – Гарри отрицательно помотал головой. – Просто сорвался в один прекрасный день. Разбил голову водителю, который сбил человека и удрал с места происшествия, о капот его же машины. Ну и меня уволили со службы. Прошло несколько лет, я пытался вернуть жизнь в прежнее русло, но как-то не очень получалось. Были у меня жена и сын, но теперь их нет.
  
  – Но какое все это имеет отношение…
  
  Кэл приподнял руку, давая понять, что он еще не закончил.
  
  – Я не знаю, с кем ты там работаешь. Не один же наворовал такую кучу товара. Уж я-то знаю, одному это не под силу. Тут нужно два или три человека, это как минимум. И мне неизвестно – или вы просто шайка любителей, или же настоящая сплоченная банда. Не знаю, может, вы работаете с хулиганьем или поставщиками наркоты, но это меня не интересует. Зато я знаю другое. Знаю, где ты живешь. И где работаешь, тоже знаю. Знаю имя твоей жены, Франсин. И о том, что у вас двое ребятишек, тоже знаю. Мальчик и девочка, подростки. И если понадобится, могу узнать еще больше. И хочу сказать тебе одно: ты должен забрать все это дерьмо, которое хранил для тебя Дуэйн, забрать эти чертовы деньги и больше ни на шаг не приближаться к Дуэйну. Не вступать с ним в разговоры, а если увидишь случайно на улице, тут же переходить на другую сторону. И если что-то случится с ним или с моей сестрой, если ты хоть словом упомянешь о нем копам, которые тебя рано или поздно схватят, я тебя найду, обещаю, и всажу пулю прямо в дурацкую твою башку. Мне плевать на все, кроме здоровья и безопасности моей сестры и ее мужа. Усек?
  
  Гарри растерянно заморгал.
  
  – Понял, что тебе говорят?
  
  Гарри закивал.
  
  – Вот и хорошо. А теперь ступай. Поможешь Дуэйну перегрузить ворованное барахло в свой фургон.
  
  – Отчего не помочь, – пробормотал Гарри.
  
  Когда с погрузкой было закончено и Дуэйн с Кэлом двинулись к дому, Дуэйн сказал:
  
  – Я найду способ вернуть тебе деньги.
  
  – Да заткнись ты, Дуэйн, – произнес Кэл.
  СОРОК ДЕВЯТЬ
  Дакворт
  
  Когда я подкатил к дому, Виктор Руни сидел на нижней ступеньке крыльца, босой и без майки, но в джинсах. Я остановился у обочины и вышел из машины.
  
  – Мистер Руни? – спросил я.
  
  Он жевал тост, намазанный маслом, и даже не подумал встать.
  
  – Ага, – подтвердил он.
  
  – Как поживаете?
  
  – О, просто отлично, – ответил он. – Теперь весь дом в моем распоряжении. Так уж вышло.
  
  – Да, я слышал. Ваша домовладелица, миссис Таунсенд, стала одной из жертв этой катастрофы.
  
  Он отправил в рот еще один кусок тоста.
  
  – Нашел ее вчера утром на заднем дворе. Была мертвым-мертва.
  
  – Мои соболезнования, – заметил я. – Должно быть, это стало для вас настоящим шоком.
  
  Виктор кивнул:
  
  – Да уж. Такое не каждый день увидишь.
  
  – А вы не видели, как она заболела?
  
  – Я спал. А потом, когда спустился вниз, она уже спеклась. – Он покосился на кусок тоста в руке. – Наверное, не очень-то хорошо так говорить о покойниках.
  
  – Стало быть, она пила воду из-под крана. А вы не пили.
  
  Виктор покачал головой:
  
  – Да, то есть нет. Я хотел сказать, она пила кофе. А я нет, я обошелся без кофе. Взял сок из холодильника и выпил. Но он был нормальный.
  
  – Повезло, – заметил я.
  
  – Можно и так сказать. Мистеру Фишеру тоже повезло. То есть, я хотел сказать, он заболел, очень сильно заболел, но пока еще не умер.
  
  – Да, – кивнул я. – Но могут быть опасные осложнения. Врачи пока не все знают.
  
  – Ничего себе, – буркнул он. – Так что Уолден может стать сумасшедшим на всю голову.
  
  – Будем надеяться, что нет.
  
  – Никак не пойму, что теперь делать с этим домом, – сказал он и оглянулся на дом. – Прежде владелицей была она, а вот кто теперь – непонятно. Возможно, у нее имеется какая-то родня, но ведь это не моего ума дело и не моя ответственность, верно?
  
  Я пожал плечами. С чисто формальной точки зрения он был прав.
  
  – Вы можете заглянуть в ее записную книжку с адресами и телефонами. Если ее родственники не живут в этом городе, они все равно наверняка знают, что здесь произошло, и начнут узнавать, пошлют запросы. Ну а дальше все пойдет по накатанной дорожке. Если же этого не случится, тогда делом займется полиция. Не сейчас, не сразу, конечно, у них и так дел хватает.
  
  Виктор кивнул и откусил еще кусочек тоста.
  
  – Думаю, мне придется отсюда переехать, – заметил он после паузы. – Все равно здесь больше нечего делать.
  
  – Это почему же?
  
  Он взглянул на меня так, как смотрят на тугодумов, впрочем, временами я именно таковым и являлся.
  
  – Шутить изволите?
  
  – Нет, я могу понять, почему вы хотите уехать из этого города, оставить все позади, – сказал я. – Но это следовало сделать еще три года тому назад.
  
  – Иногда требуется время, чтобы принять окончательное решение. – Руни доел тост, вытер рот салфеткой, скатал ее в шарик и бросил на крыльцо. Потом откинулся назад, потянулся и уперся ладонями в деревянные доски. – Я что-то не пойму. Вы пришли ворошить все это дерьмо?
  
  – Просто слышал кое-что от Джойс Пилгрим, – сказал я.
  
  Он недоуменно нахмурился:
  
  – От кого?
  
  – Она новый шеф службы безопасности в Теккерее.
  
  – А эта, да, конечно. – Виктор кивнул. – Говорил с ней вчера вечером. – Почему это она вдруг вам позвонила?
  
  – Ну как почему? – я считал это вполне очевидным.
  
  – Да. Большое дело. Проверяла, законно ли припарковался тот парень, верно?
  
  – Так что, она вам не сказала, почему расспрашивала?
  
  Он покачал головой.
  
  – А не могли бы вы сказать мне все то же самое, что говорили ей? О машине и том человеке, которого видели?
  
  Руни повторил все то, что Джойс рассказала мне по телефону. Мужчина, которого он видел, белый, рост выше шести футов, вес, скорее всего, около двухсот фунтов. На нем была бейсболка с логотипом бейсбольного клуба «Янки», темно-синяя куртка или ветровка и спортивные туфли.
  
  – А машина была припаркована под уличным фонарем?
  
  – Нет, не думаю.
  
  – И что это была за машина?
  
  – Вроде бы «Таурус». Так мне показалось. Старая модель, с большими выпуклыми крыльями.
  
  – Цвет?
  
  Он пожал плечами:
  
  – Черный. Или темно-синий. Точно не скажу.
  
  – Миссис Пилгрим говорила, что вроде бы номерной знак у нее был зеленый.
  
  – Не уверен, но вроде бы да, зеленый, – отозвался он. – Получается, что из штата Вермонт, правильно?
  
  – Возможно, – ответил я.
  
  – Так из-за чего весь этот сыр-бор?
  
  Я оставил его вопрос без внимания и произнес:
  
  – Смотрю, вы очень наблюдательный парень.
  
  – Ну, не знаю. Наверное.
  
  – То есть, я хотел сказать, ночью, в темноте, и машина не стояла под уличным фонарем, но вы умудрились прекрасно разглядеть этого парня, даже логотип на бейсболке увидели.
  
  – Вы так говорите, словно в том есть что-то дурное.
  
  – Да нет, ничего подобного. То, что вы видели, может нам помочь.
  
  – Помочь в чем?
  
  Об убийстве Лорейн Пламмер уже, наверное, написали в газетах, но эта новость прошла незамеченной на фоне смертей от отравленной воды. Вполне возможно, что Виктор не знал о смерти девушки. Или просто притворяется, что не знал.
  
  – Примерно в то время, когда вы бегали по дорожкам в кампусе, – спокойно заметил я, – была убита молодая девушка. Оставалась в кампусе на летние занятия.
  
  Я внимательно наблюдал за его реакцией.
  
  – Господи, – пробормотал он. – Эта женщина – как ее, Пилгрим? – она о том ничего не сказала. Так, значит, тот парень, о котором идет речь, мог ее убить?
  
  – Возможно, – после недолгой паузы ответил я.
  
  – Вау! Я этого не знал. Надо было бы получше к нему присмотреться.
  
  – Ладно, не расстраивайтесь. Вы и так заметили и запомнили больше, чем большинство людей. Куда как больше.
  
  Глаза у Виктора сузились.
  
  – Ну вот, опять.
  
  – Что опять?
  
  – Больше похоже на обвинение, чем на похвалу. Я пытаюсь помочь, а вы говорите так, словно я в чем-то виноват.
  
  – Извините, если обидел, – сказал я. – Скажите, а вы бегаете там каждый вечер?
  
  – Снова начал бегать совсем недавно. Вроде бы только на прошлой неделе. Подумал, что это хоть как-то поможет собраться, снова стать самим собой.
  
  – Вернуть прежнюю спортивную форму?
  
  – И это тоже, но в основном психологически.
  
  – Понимаю, – заметил я. – Я и сам не в лучшей физической форме.
  
  – Вы это серьезно?
  
  – Так что лучше расскажите мне о психологическом аспекте.
  
  – Ну, я вроде как… даже не знаю… распустился, что ли. Стал уж слишком налегать на спиртное. Никак не могу найти работу. Никак не могу оправиться от этой потери.
  
  – Вы об Оливии?
  
  – Да. Но ведь нельзя же страдать так долго. Человек должен двигаться дальше, согласны?
  
  – И бег есть часть этой программы?
  
  – Да. Я думал, что если стану чувствовать себя лучше чисто физически, то и с психикой тоже наступит порядок.
  
  – Ну и как, получается?
  
  Виктор усмехнулся:
  
  – Пока еще рано об этом говорить.
  
  – И частью этого плана является переезд из этого города?
  
  – Возможно. Еще не решил.
  
  – Но ведь может так случиться, что вы окажетесь нужны городу, – заметил я. – После того, что вчера случилось.
  
  – Я как-то об этом не подумал.
  
  – Может, город заслужил это наказание? – сказал я.
  
  Виктор Руни смотрел на меня пристально, изучающе.
  
  – А ну-ка, повторите!
  
  – Я сказал, что, возможно, город заслужил это наказание. За то, что так обошелся с Оливией.
  
  – Что-то я не совсем понимаю.
  
  – Но разве вы сами так не думали? Разве не считали, что те двадцать два человека, которые слышали крики Оливии и ничего не предприняли, разве они не являются представителями всего города? Что они являют собой его поперечный срез, нечто вроде этого? Что если они ничего не предприняли, то и остальные поступили бы в точности так же?
  
  – Двадцать два? – переспросил Руни. – Именно столько их и было?
  
  – Мне казалось, вам об этом известно. Но разве вам иногда не приходит мысль, что на самом деле виноваты двадцать три человека?
  
  Он резко поднялся на ноги.
  
  – Мне надо идти.
  
  – Разве вы не вините и себя тоже? За то, что не пришли на свидание с Оливией вовремя?
  
  Виктор поднялся на крыльцо, схватил майку, которая лежала на кресле-качалке. Стал натягивать ее на себя и, когда над вырезом показалась голова, сказал:
  
  – Не знаю, куда это все вас заведет.
  
  – Если вы вините себя и весь город, то любая цена расплаты за этот грех будет недостаточно высока. Ну, разве что сотни человеческих жизней.
  
  Под креслом валялись туфли на резиновой подошве. Виктор надел их на босу ноги, даже шнурки не удосужился завязать.
  
  – Знаете какое-нибудь местечко в городе, где можно выпить чашку приличного кофе? – поинтересовался он. – Иначе придется пилить до самого долбаного Олбани.
  
  – А лично у вас есть хоть какие-то подозрения? – спросил я. – Зачем кому-то понадобилось отравить городской водопровод?
  
  – Да кто вам сказал, что это сделал кто-то? – ответил вопросом на вопрос Виктор. – Может, эта зараза попала в воду случайно? Отходы сельскохозяйственного производства или радиоактивные отходы. Кто его знает. Что-то в этом роде.
  
  – А я смотрю, вы немного разбираетесь в этом вопросе, верно? – заметил я.
  
  – В смысле?
  
  – Вы же работали там как-то летом? На водоочистительной станции?
  
  – Давненько это было. Да и проработал-то всего пару месяцев.
  
  – Вполне достаточно, чтобы понять, как работает эта система.
  
  – Опять в чем-то меня обвиняете?
  
  – Что вы изучали в высшей школе, Виктор? Инженерное дело, химию? Не так ли? Весьма полезные знания, всегда могут пригодиться. И думали, что с такими знаниями легко найдете хорошую работу по специальности. Но почему-то пошли работать в пожарное депо, я прав?
  
  – Просто я диплома не получил, – сказал Руни.
  
  – Но даже если и не получили, успели кое-чему научиться. К примеру, как остановить колесо обозрения. Или вывести автобус из города, начиненный взрывчаткой.
  
  – Автобус? – переспросил он. – Вы говорите о том автобусе, что сгорел?
  
  Я продолжил:
  
  – Или где и как приобрести азид натрия. Причем в значительных количествах.
  
  – Не понимаю, о чем вы, черт побери, толкуете. – Виктор полез в карман, достал связку ключей. – Мне пора ехать.
  
  Он спустился по ступенькам и зашагал к гаражу. Я двинулся следом за ним.
  
  – Если мы просмотрим другие пленки с камер наблюдения в Теккерее, – начал я, – то, вполне возможно, выяснится, что вы бегали по дорожкам кампуса не только той ночью, но и в другие. Что скажете?
  
  – Оставьте меня в покое.
  
  – Потому как если только один раз, то это может оказаться просто совпадением. Ну, что вы бегали именно в то время, когда была убита девушка.
  
  – Вы уже знаете, что я побывал там минимум дважды. И та женщина говорила со мной прошлой ночью. И разговор у нас был серьезный и долгий. Господи, чего только вы на меня не навешиваете! Считаете, что это я отравил воду в городе, поджег автобус… а теперь еще и это! Думаете, что я прикончил ту девушку?
  
  В голове у меня плавали разрозненные фрагменты этой головоломки. Виктор Руни бегает по парку колледжа Теккерея в то время, когда была убита Лорейн Пламмер. Лорейн Пламмер – одна из девушек, на которую совершил нападение парень в капюшоне с номером «23». Мэйсон Хелт, носивший этот капюшон, был убит во время нападения на Джойс Пилгрим.
  
  Совпадения. Разрозненные факты.
  
  Но единственное, что мне точно известно: что Хелт напал на Пилгрим. А вот нападал ли он на других девушек, я уверен не был. Может, он работал не один, а с сообщником? И вообще довольно подозрительно, что Руни выбрал для своих тренировок именно колледж Теккерея.
  
  Я не знал, связан ли Руни с Клайвом Данкомбом, которого случайно застрелили, но все же спросил:
  
  – А как вы познакомились с Мэйсоном Хелтом?
  
  Если мой вопрос и насторожил его, он вида не подал.
  
  – С кем? – спросил Руни.
  
  – С Мэйсоном Хелтом. Студентом из Теккерея.
  
  – Не знаю такого.
  
  Виктор повернул ручку двойной гаражной двери, и она поползла вверх. Внутри, втиснутый среди полок и гор какого-то мусора, стоял старый проржавевший фургон.
  
  Руни отпер дверцу фургона, залез внутрь и с горохом захлопнул ее. Я стоял у заднего бампера и отошел в сторону. Он включил мотор, выхлопная труба выплюнула струю черного вонючего дыма. Я отошел еще на шаг, стал отмахиваться рукой, разгонять выхлопные газы.
  
  Фургон, пятясь, выехал из гаража на дорожку. Руни притормозил, вылез из фургона, оставив дверцу открытой и не выключив мотор, и пошел опускать гаражную дверь.
  
  Но прежде чем он успел это сделать, внимание мое привлек один предмет на полке.
  
  – Погоди, – я вскинул руку.
  
  – Чего еще?
  
  – А это что такое? – я указал на предмет.
  
  Однако гараж был так забит разным барахлом, что удивление, промелькнувшее на лице Виктора, казалось искренним.
  
  А сам я засомневался в законности обыска. К тому же этот гараж не принадлежал Виктору Руни. Он принадлежал его домовладелице, ныне покойной. Но сочтет ли суд гараж, где Виктор Руни держал свою машину, его собственностью?
  
  Конечно, не мешало бы иметь ордер на обыск.
  
  – Не возражаешь, если я зайду на минутку?
  
  – Да нет, чего там, – несколько неуверенно ответил Руни.
  
  – Уверен?
  
  – Ага.
  
  Я пожалел, что со мной нет хоть какого-то свидетеля. Но ничего не поделаешь.
  
  – А в чем дело? – осведомился он.
  
  Я провел его мимо ряда металлических полок, заставленных банками с краской, зимними дворниками от машин, садовыми инструментами, свернутыми в кольца шлангами, имелась здесь и коробка со старыми долгоиграющими пластинками. У задней стены гаража громоздилась целая куча каких-то деревянных плашек. Здесь валялись листы клееной фанеры, какие-то палки или столбики, обрывки пенопласта, который используют для теплоизоляции. Но сейчас все мое внимание было приковано к полкам.
  
  В особенности к одной из них.
  
  – Что это такое? – спросил я.
  
  Предмет походил на проволочную клетку размером примерно с батон хлеба. Примерно фут в длину, шириной и высотой в пять дюймов. На одном конце воронкообразное отверстие. В него было легко засунуть руку – при условии, что она невелика, – но вытащить ее обратно было невозможно, она цеплялась за заостренные кончики проволоки.
  
  Я был почти уверен, что знаю, что это такое. А вот знает ли Виктор – это вопрос. И если знает, то признается ли в этом?
  
  Он покачал головой:
  
  – Эмили держала тут разное барахло.
  
  – Так вам неизвестно предназначение этого предмета?
  
  Виктор пожал плечами:
  
  – Понятия не имею.
  
  – Мне кажется, это ловушка, – сказал я.
  
  – Ловушка?
  
  Я кивнул:
  
  – Да. Для белок.
  
  – Вот это да.
  
  А затем мое внимание привлекло кое-что еще. Нечто торчащее из-за листа клееной фанеры, прислоненной к задней стене.
  ПЯТЬДЕСЯТ
  
  – Боже мой, Брэндон, что ты тут делаешь, черт побери? – спросила Саманта, когда обернулась и увидела вдруг своего бывшего мужа.
  
  Он улыбнулся:
  
  – Могу поспорить, ты никак не рассчитывала, что я тебя найду.
  
  – Ты что, окончательно из ума выжил? Сбежал из тюрьмы? – сказала Саманта.
  
  Брэндон покачал головой:
  
  – Да ничего я не сбегал! Меня повезли повидаться с матерью, она лежала в…
  
  – Знаю, – кивнула Сэм. – Какая разница.
  
  – У нее был сердечный приступ, – продолжил он. – И лежала она в реанимации.
  
  – Черт, – пробормотала она. – А я даже открытки ей не послала.
  
  Брэндон вздохнул и придвинулся еще на шаг ближе.
  
  – Не подходи ко мне! – воскликнула Сэм. – Стой где стоишь. Сделаешь еще хотя бы шаг, и я закричу. Богом тебе клянусь.
  
  Он вскинул руки – якобы в знак того, что сдается, – и отступил на шаг.
  
  – Ладно, ладно. Ну что ты злишься?
  
  – Злюсь? Вот как? И это после того, что сотворили твои родители? И этот твой придурочный дружок Эд? – Сэм потянулась за пустым ковшиком, который стоял на плитке. Не бог весть какое оружие, но та лучше, чем ничего. Настоящее оружие в машине, но она стоит за палаткой.
  
  Вот чем обернулась ее блестящая идея.
  
  – Ты хоть понимаешь, какую дерьмовую кашу они заварили? – пронзительно взвизгнула она.
  
  Брэндон покосился по сторонам.
  
  – Чего разоралась? Сейчас разбудишь всех отдыхающих.
  
  – А мне плевать!
  
  – Послушай, – сказал он, – я понимаю, что они сделали. Наслышан об этом. Ко мне в тюрьму даже приходила полиция, допрашивали. Хотели знать, какое я имею к этому отношение.
  
  Склонив голову набок, Сэм ждала ответа.
  
  – Да никакого, – сообщил он. – Абсолютно никакого отношения. Я понятия не имел, что они там вытворяют.
  
  – Вранье!
  
  Он с понимающим видом кивнул:
  
  – Что ж, не стану винить тебя за это слово.
  
  Тут полы палатки раздвинулись, выглянул Карл. Сначала увидел маму и сказал:
  
  – Вроде бы я слышал… – Потом он заметил Брэндона и воскликнул: – Папа!
  
  – Оставайся там, – велела Сэм сыну.
  
  – Я просто хотел посмотреть…
  
  – Привет, малый, – сказал Брэндон, не двигаясь с места. – Как жизнь?
  
  – Нормально, – настороженно ответил Карл. – Ты вроде бы должен сидеть в тюрьме.
  
  Брэндон ухмыльнулся:
  
  – Да, знаю. Просто решил прогулять маленько этот урок.
  
  Карл рассмеялся. Но смех тут же оборвался, как только мать повторила:
  
  – Я же сказала, полезай обратно в палатку и задерни молнию.
  
  – Ладно, понял, – отозвался Карл и втянул внутрь голову, точно испуганная черепаха в панцирь.
  
  – Погоди, – остановил его Брэндон. – Я хотел кое-что сказать тебе, Сэм, и хотел, чтобы Карл тоже это послушал.
  
  Теперь из палатки торчал лишь любопытный нос Карла, часть лица тоже была видна.
  
  – Он может выслушать все, что ты скажешь, задернув молнию, – заметила Сэм.
  
  Брэндон бросил на нее умоляющий взгляд:
  
  – Пожалуйста. Пять минут. Это все, о чем я прошу.
  
  Сэм колебалась. Переводила взгляд с Брэндона на Карла и обратно. Она боялась за себя, боялась за сына, а вот Карл не выказывал ни малейших признаков страха. Похоже, он очень хотел услышать, что скажет отец.
  
  – Пять минут, – решила Сэм.
  
  Брэндон с важным видом кивнул, набрал в грудь воздуха, словно собрался произнести целую речь:
  
  – Итак, тебе хотелось бы знать, почему я здесь, почему искал и выследил вас. Я не рассчитывал, что у меня появится такой шанс. Просто так уж получилось. Когда они разрешили мне навестить маму в…
  
  – Надеюсь, она умрет, – вставила Сэм.
  
  Брэндон не выказал возмущения.
  
  – Понял. Ладно. Короче, они разрешили мне навестить ее в больнице, у меня появился шанс удрать, и я это сделал. Потому что хотел увидеть тебя и Карла. Поговорить с тобой. Я догадываюсь, все те письма, что я тебе писал, ты выбрасывала, не читая. А потому ты никак не могла узнать, что я хотел сказать тебе. Ну вот, я и решил, что уж лучше высказать тебе все с глазу на глаз при встрече.
  
  – Да ты едва не убил того парнишку в больнице.
  
  – Ничего подобного. Просто слегка придушил его, чтобы он вырубился, вот и все. Сейчас он в полном порядке.
  
  – Четыре минуты, – напомнила Сэм.
  
  – Так вот, я удрал из больницы, угнал машину и поехал на встречу с тобой. Очень уж хотелось попросить у тебя прощения. Сказать, что мне очень жаль.
  
  Это последнее слово так и повисло в воздухе на несколько секунд.
  
  – Жаль, – повторила Сэм.
  
  Брэндон кивнул:
  
  – Понимаю, наверное, это звучит глупо. Но я просто не знаю, что еще сказать. Мама… она совсем из ума выжила. Стала такой злой, мстительной… та еще мерзавка, не сомневаюсь. Превратилась черт знает в кого. И еще она страшно хитрая и подлая и норовит нагнать на людей страху, чтобы те плясали под ее дудку. Поэтому неудивительно, что она науськала Эда, чтобы тот помог ей заполучить внука. А он просто тупица. Да, он был моим другом, признаю, но ума у него не больше, чем у горохового стручка. Лично меня пугает другое. То, что она и отца сумела втянуть во все это дерьмо.
  
  Брэндон опустил глаза, оттер грязь на ботинке о траву. Теперь Карл высунул из палатки уже всю голову.
  
  – Они рассказали мне обо всей этой истории. Как они пытались схватить Карла у школы. Как потом Эд примчался к тебе на работу и, это…
  
  – Пытался меня убить, – закончила за него Сэм.
  
  – Да, и об этом тоже. Но я ничего не знал, а если б знал, сделал бы все на свете, лишь бы их остановить. И даже если ты мне поверишь, даже если согласишься со всем, что я здесь наговорил, знаю, ты ни за что меня не простишь. Но я ничего такого и не прошу. А суть в том, что если б ты не связалась со мной, то никогда бы не связалась и с этой моей чертовой семейкой и моими идиотами дружками. Если как следует разобраться, я причина всех твоих бед и неприятностей.
  
  Брэндон взглянул на сына.
  
  – Для тебя я был худшим в мире отцом. И все по тем же причинам. Но отцов не выбирают, хотя и часто потом поносят их на чем свет стоит.
  
  – Я не собираюсь поносить тебя, папа, – сказал Карл.
  
  – Да он просто пошутил, – заметила Саманта.
  
  – А-а, – протянул Карл. – Теперь понял.
  
  – Сидя в тюрьме, я много чего передумал, – продолжил Брэндон. – Разбирал ошибки, которые совершал, когда был на воле. Думал о том, что любовь и дружба не приходят сами по себе, надо немало потрудиться, чтобы завоевать их. Теперь я это понимаю. И когда выйду из тюрьмы – потому как, скажем честно, мне все равно придется туда вернуться, да еще срок добавят за побег, – то надеюсь стать совсем другим человеком. Настоящим мужчиной, который берет на себя ответственность. И не винит во всем других.
  
  – Одна минута, – Сэм скрестила руки на груди.
  
  – Лады, без проблем, – кивнул Брэндон. – Сейчас я уйду. Хочу найти здешнюю контору и попросить их вызвать копов. А сам буду сидеть и ждать, когда они приедут. И обещаю: никогда больше вас не побеспокою. Но если кто-то из вас вдруг захочет со мной связаться, – тут он посмотрел на Карла, – буду очень благодарен. Все же хочется знать, как вы там. Я так буду этому рад, просто слов не хватает, чтобы описать, нет, честно. И если вы захотите, чтоб я снова появился в вашей жизни, тут же примчусь, только первый шаг должны сделать вы. И я не собираюсь давить на вас.
  
  Брэндон глубоко вздохнул.
  
  – Я очень перед вами виноват. Я прошу прощения. Мне необходимо было с вами встретиться, ради этого. А теперь я готов вернуться в Бостон. – Он усмехнулся. – Думаю, найдется немало копов, которые будут просто счастливы подбросить меня туда.
  
  Он склонил голову, развернулся и зашагал прочь.
  
  – Погоди! – крикнул Карл, и Брэндон обернулся.
  
  Мальчик выскочил из палатки, протянув к отцу руки. Намерения его были понятны. Он хотел обнять отца на прощание. Но в спешке зацепился носком туфли за колышек, вбитый в землю рядом с палаткой.
  
  И упал. Рухнул, протянув руки вперед, на землю и громко вскрикнул от боли.
  
  Брэндон рванулся на помощь сыну.
  
  Сэм, стоявшая неподалеку, отбросила ковшик и тоже бросилась к Карлу.
  
  Дэвид вскинул ствол ружья и прицелился.
  ПЯТЬДЕСЯТ ОДИН
  
  – Ты сегодня вообще не спал, да? – спросила утром Гейл мужа.
  
  Ангус Карлсон сидел на краю постели, уперев локти в колени и обхватив ладонями голову.
  
  – Нет, – ответил он.
  
  – Ничего, все будет в порядке, – утешила его жена. – Они решат, что ты поступил правильно.
  
  – Возможно, – отозвался Карлсон, встал с постели и голый прошел в ванную. – Но все может сложиться иначе. Полицейский стреляет, не нарушая закона, а потом они все факты оборачивают против него.
  
  – Мы должны сегодня развеяться, – Гейл поудобнее устроилась в постели, подложив под спину подушку. – Ну, хоть как-то развеселиться. Можно сесть в машину и уехать из этого города. Попробовать забыть все, что произошло.
  
  Из ванной донесся знакомый смешок. Потом зашумела вода, и она продолжила:
  
  – Я понимаю, это нелегко, но мы должны выбросить все мрачные мысли из головы хотя бы на несколько часов.
  
  – Ну, не знаю, – проговорил Ангус.
  
  – Слушай, а почему бы нам… О, я поняла! Почему бы нам не съездить в Монреаль? Это ведь не так и далеко. Я побросаю в сумку самое необходимое, будем готовы выехать уже через час. И к середине дня уже будем там. Могу найти в интернете подходящий отель. У меня выходные сегодня и завтра, а потом я могу позвонить и сказаться больной, и можно прибавить еще вторник и среду. Они мне не откажут, вот увидишь. Ну, как тебе такая идея?
  
  Ангус не ответил.
  
  – Или ты должен все время быть здесь, под рукой? – спросила Гейл. – Потому как даже когда у тебя отпуск, ты должен в любой момент ждать, что тебя вызовут и попросят ответить на разные вопросы о том, как все это произошло? Но ведь ты уже на них отвечал, причем не один раз, так неужели им недостаточно? Вообще как-то не очень верится, что они заставили тебя уйти в отпуск, когда в городе творится такое.
  
  Она слышала, как муж чистит зубы в ванной.
  
  – Ты вообще слышишь, что я тебе говорю? – поинтересовалась Гейл.
  
  Из ванной вышел Ангус Карлсон. Прошел голым через комнату, открыл комод, достал трусы и надел их.
  
  – Я все думал над тем, что ты сказала, – заметил он.
  
  – О поездке в Монреаль?
  
  – Да нет. О том, что говорила вчера.
  
  Она растерянно заморгала.
  
  – Это о чем же? Что?
  
  – Ну, о том, как ты ходила в книжную лавку, – ответил Ангус. – К этому Наману.
  
  – Да?
  
  – И про книгу о ядах, которую там видела.
  
  Гейл откинула одеяло, проползла немного вперед и встала в постели на колени. Ею овладело возбуждение.
  
  – Да? И что, как ты думаешь, это означает?
  
  Он застегивал рубашку.
  
  – Пока не знаю, означает или нет. Но уверен, такой факт игнорировать нельзя. То есть, я хочу сказать, может, ничего такого в этом и нет. Но если позже выяснится, что Наман имел ко всему этому какое-то отношение, будем корить себя за то, что не удосужились проверить.
  
  – Господи помилуй! Неужели ты думаешь, что он мог стоять за всем этим?
  
  Ангус натянул джинсы.
  
  – Подобные истории… они сплошь и рядом случаются. Эти одинокие волки, мерзавцы террористы, вдохновляемые заморскими джихадистами, да они теперь повсюду. Они не привязаны к какой-то определенной террористической группировке. Они действуют в одиночку, самостоятельно. И он вполне может быть одним из них. – Он присел на край кровати рядом с женой. – Что, если именно этот твой Наман устроил взрыв на стоянке перед кинотеатром под открытым небом? Может, просто решил немного разогреться перед тем, что случилось вчера?
  
  – Нет, это просто ужасно, – пробормотала Гейл. – Ужасно, что такой человек живет где-то среди нас. И им может оказаться твой знакомый или сосед, а потом вдруг выясняется, что это не человек, а какое-то чудовище.
  
  – Да, понимаю, – кивнул Ангус. – Это чувство всегда возникает, когда арестовывают какого-нибудь убийцу или террориста. А потом выясняется, что он был членом торговой палаты, или лидером команды скаутов, или же играл за местную хоккейную команду. Внешне эти люди ничем от нас не отличимы, Гейл. И спокойно живут среди нас.
  
  – Так что ты собираешься делать? Ну, с Наманом? Хочешь рассказать детективу Дакворту о том, что я видела у него в лавке?
  
  Ангус призадумался.
  
  – Нет, не думаю.
  
  – Почему нет?
  
  – Не знаю, как это будет выглядеть.
  
  – Что-то я не понимаю…
  
  – Ну, сама посуди. Меня отстранили от дел, вынудили уйти в отпуск, а тут я являюсь к ним, словно с подачкой. Словно хочу произвести самое благоприятное впечатление, подольститься, чтобы меня взяли обратно. Нет, не собираюсь этого делать.
  
  – Но что, если Наман действительно как-то замешан…
  
  – Я сам все проверю, – сказал Ангус.
  
  – Каким образом? – осторожно спросила Гейл.
  
  – Пойду и поговорю с ним. Не как коп, просто как обычный посетитель, который зашел в лавку посмотреть, как хозяин справляется с последствиями пожара.
  
  – А у тебя получится? – уточнила она.
  
  – Почему нет?
  
  – Ну а потом, – не унималась Гейл, – если ты что-то узнаешь или убедишься, что он может иметь отношение ко всему этому, тогда ты пойдешь к Дакворту, да?
  
  – Вот именно, – подтвердил он.
  
  Гейл обняла мужа.
  
  – Я так тобой горжусь!
  
  – Тоже мне, нашла повод. Ничего особенного.
  
  – Нет, правда, это здорово. Так люблю, когда ты вдруг заводишься с полоборота. Потому что иногда…
  
  – Что – иногда?
  
  – Да нет, ничего, – пробормотала она.
  
  – Нет, говори, что?
  
  – Я просто хотела сказать, что иногда ты погружаешься во мрак. И я это чувствую. У всех нас бывают такие моменты, когда настроение – хуже некуда. Но я всегда очень переживаю, когда ты становишься таким, когда у тебя возникает навязчивая идея…
  
  – Навязчивая идея?
  
  – Я, наверное, не совсем точно выразилась.
  
  – Нет-нет, почему же, слово вполне подходящее. Уж кому как не мне знать, как это бывает, достаточно вспомнить мою маму.
  
  – Я прекрасно тебя понимаю, – заметила Гейл. – Но ведь теперь ты не с ней, а совсем в другом месте.
  
  – Это точно, – кивнул он.
  
  Ангус придвинулся к жене еще ближе, поцеловал ее в губы. Она обняла его за шею и притянула к себе. И оба они рухнули на кровать.
  
  – Я люблю тебя, – прошептала она.
  
  – Мне пора, – сказал Ангус. – Надо довести это дело до конца. – Он высвободился из ее объятий. – А позже, когда вернусь домой, поговорим с тобой о Монреале.
  
  – Правда?
  
  – Обязательно. Ты права. Нам надо уехать отсюда. Иногда удивлюсь, как это люди вообще могут жить здесь.
  ПЯТЬДЕСЯТ ДВА
  Дакворт
  
  – А это что такое? – спросил я у Виктора Руни и указал на дальнюю стенку гаража.
  
  – Что? Где? – не понял тот. Мотор его машины по-прежнему работал, дверца была отрыта. Он стоял рядом со мной, в гараже, где на одной из стенок выстроились в ряд ловушки для белок.
  
  Я указывал на некий темный предмет, завернутый в пластик, уголок его торчал из-за листов клееной фанеры, которые были прислонены к стене в глубине гаража. Он высовывался примерно фута на два и очертания имел округлые, точно скатанный в рулон ковер. А к концу его что-то прилипло.
  
  Прямо как человеческая нога, подумал я.
  
  Я ощупал рукоятку пистолета, что находился у пояса, убедился, что смогу выхватить его.
  
  – Откуда мне знать, что это, – проворчал Виктор. – Она держала тут горы разного хлама.
  
  – Послушай, сделай такое одолжение, отодвинь кусок этой фанеры, – попросил я его. – Хочу как следует рассмотреть.
  
  Я мог бы и сам отодвинуть, но руки должны оставаться свободными.
  
  – Да с какой стати я буду это делать? – спросил он.
  
  – Просто подумал, ты хочешь помочь.
  
  – У меня дел полно, должен ехать, – проворчал Виктор. – А вы бы вышли из гаража. Мне надо дверь закрыть.
  
  – Ты ведь сам пригласил меня, или забыл? – сказал я. – Так что дай мне еще пару секунд. Будь так любезен, а? – И я указал на лист клееной фанеры.
  
  Он нехотя подошел к листу, ухватил его с двух сторон и отодвинул.
  
  Свернутый в рулон ковер оказался футов шести в длину. В середине он был шире. И что-то округлое просматривалось на одном конце.
  
  Не иначе как мумия, вот что это такое.
  
  – Господи, – пробормотал Виктор. – Похоже, что там человек.
  
  Так и оказалось. Но кто он? Кто у нас в городе пропадал за последнее время? Я мысленно перебрал события последних нескольких дней.
  
  Мальчишка. Нет, не мальчишка. Точнее, молодой человек. Джордж, как там его дальше? Джордж Лайдекер, да, точно. Ангус Карлсон работал по этому делу. Недавний выпускник колледжа Теккерея. Неужели это его так плотно закатали в ковер?
  
  Я обернулся и взглянул на Виктора, почувствовав, как сильно забилось у меня сердце.
  
  – Мистер Руни, прошу вас лечь на пол и завернуть за спину руки!
  
  – Чего?
  
  – Быстро на пол, руки за спину! Вы арестованы!
  
  – Да при чем тут я? Не имею никакого отношения, – запротестовал он. – Это даже не мой гараж. Я просто ставлю здесь свою тачку. Напридумывали черт знает что!..
  
  – Мистер Руни…
  
  Виктор указал на предмет, завернутый в пластик.
  
  – И все из-за этого долбаного мертвеца? Если да, то и я тоже никак не ожидал его здесь увидеть. И не припоминаю, чтоб прежде видел нечто подобное. И всякое там прочее дерьмо мне тоже ни к чему!
  
  Он кивком указал на полку с ловушками. Я обернулся всего на какие-то полсекунды и увидел то, чего не замечал прежде.
  
  Руку.
  
  Она была развернута ладонью вверх и торчала из-за банок с красками.
  
  – Не двигаться, – бросил я Руни и медленно шагнул к полкам. Приблизившись, заметил, что рука отливает каким-то странным блеском и ничуть не похожа на настоящую.
  
  То была рука манекена.
  
  Можно считать, я только что выиграл в лото.
  
  Я обернулся, взглянул на Руни. В глазах его застыла паника. Я полез в карман за пластиковыми наручниками – в точности такими же я приковал Рэнди Финли к ручке двери на водоочистительной станции.
  
  – Последний раз прошу по-хорошему, – сказал я. – Лечь на пол, руки завести за спину.
  
  Он отшатнулся.
  
  И рванул прямо к своему фургону. Мотор работает, дверца распахнута, ему ничего не стоит удрать отсюда через пару секунд. Я выхватил пистолет.
  
  – Стоять! – крикнул я, вытянув руки вперед с зажатым в них пистолетом. Но Виктору было плевать на мои приказы и просьбы.
  
  Я не собирался убивать его. Жизни моей ничто не угрожало, к тому же у меня накопилось к нему много вопросов. А с мертвецом не потолкуешь. И потому, как только Виктор оказался за рулем, я выстрелил по колесам.
  
  Такие штуки все время показывают в кино, но должен заметить: автомобильная шина – не такая уж легкая мишень, особенно когда ты не стоишь совсем рядом за машиной. Именно поэтому я пробил переднюю правую шину только с третьего выстрела, к этому времени Руни уже успел проехать половину дорожки к воротам. Фургон накренился, но Виктор не сбавил скорость, хотя обод колеса уже скреб по асфальту. Он так резко сдал назад, что коробка передач возмущенно взвыла в знак протеста.
  
  Я прицелился во вторую переднюю шину, когда фургон уже выехал на тротуар. Пуля разбила фару.
  
  Тогда я бросился следом за ним.
  
  Когда Руни выехал на проезжую часть, фургон развернулся ко мне боком. И у меня, хоть и ненадолго, появилась возможность пальнуть по другой шине. С двумя пробитыми колесами ему далеко не уехать. Через тридцать секунд я уже буду звонить по телефону, и за ним откроет охоту вся полиция города.
  
  Но, как выяснилось, этого не понадобилось.
  
  Как только фургон Руни выехал на улицу, раздался страшный зубодробительный грохот.
  
  В фургон Руни врезалась пожарная машина.
  
  Вряд ли она ехала на срочный вызов, поскольку сирены включены не были. Но по приказу пожарного департамента Промис-Фоллз эти машины совершали регулярные объезды города, высматривали людей, которым могла бы понадобиться помощь, продолжала напоминать жителям, что пить воду из-под крана по-прежнему небезопасно.
  
  И этот грузовик – не с лестницей, а с цистерной воды – ехал не так уж и быстро, ну, вероятно, со скоростью не более тридцати миль в час, и отшвырнул фургон Руни на добрые футов сорок прежде, чем пожарный, сидевший за рулем, успел ударить по тормозам.
  
  Я вытащил мобильник, приготовился набрать 911, но затем подумал: Какого, собственно, черта?
  
  Пожарные здесь. Они уже наверняка вызывают «скорую помощь».
  
  Во всяком случае, я на это надеялся. А затем вдруг ощутил острую колющую боль в груди.
  ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ
  
  С того места, где затаился в своем укрытии Дэвид, он видел Сэм и Брэндона, а вот Карла нигде не было видно. Он видел заднюю и боковую стенки палатки. Дэвид не знал, находится ли до сих пор Карл в палатке или же вылез и отошел к туалетам, что находились в центре лагеря. И еще он не знал, что хуже. Если Карл в палатке, то Брэндону будет не так-то просто вытащить его оттуда. Но если Карл пошел в туалет, то он может вернуться в самый неподходящий момент, в разгар ссоры.
  
  Дэвид слышал лишь обрывки их разговора. В основном говорил Брэндон. Но обращался он при этом не только к Сэм. То и дело косился на палатку.
  
  А стало быть, решил Дэвид, Карл в палатке и, возможно, даже выглядывает оттуда. Да, так оно и есть. В какой-то момент Сэм тоже обернулась к палатке и что-то строго сказала. Причем достаточно громко, и Дэвид услышал, что именно. Она велела сыну не высовываться.
  
  В руках Сэм держала небольшой ковшик или кастрюлю. Держала таким образом, что Дэвид сразу догадался: она намеревалась обратить этот предмет утвари в оружие – нанести удар Брэндону, если подвернется удобный случай.
  
  По-настоящему ей нужен был тот предмет, который держал сейчас в руках Дэвид. Он пригнулся, поднял ружье на уровень глаз, левой рукой поддерживал ствол, палец правой лежал на спусковом крючке.
  
  Он находился примерно в сорока футах. Щурясь, смотрел вдоль ствола и видел, что Брэндон находится на линии огня. Но ведь он ни черта не знает о том, как стрелять из этих ружей! Что, если он спустит курок, а пуля улетит в сторону и ранит Сэм? Или же пробьет палатку и тогда пострадает Карл?
  
  Но даже если б у него был опыт стрельбы из таких ружей, действительно ли он хотел застрелить Брэндона?
  
  Скорее всего, нет.
  
  Что тогда он скажет полиции? Ведь ясно, что это была не самозащита, раз сам он прятался в кустах и поджидал удобного случая.
  
  Нет, он не будет стрелять из этого ружья. Но это вовсе не означает, что он не станет его использовать. Если Брэндон начнет угрожать Сэм или Карлу, он выскочит с ружьем в руках, прицелится в него, Брэндон испугается и уберется прочь.
  
  Что ж, как ему кажется, вполне здравая стратегия.
  
  Но только при условии, что у Брэндона нет ствола.
  
  Если и есть, он до сих пор его не показывал. Стоял себе в джинсах и майке. Если у него есть пистолет, он бы прятал его где-то сзади, за поясом джинсов. Заткнул бы за ремень. Но, подумал Дэвид, он тем самым привлек бы к себе много внимания – по кемпингу расхаживает какой-то парень, и из-за пояса у него торчит рукоятка пистолета.
  
  Так что вполне возможно, что никакой пушки у него нет.
  
  Боже, от всей души надеюсь, что нет!
  
  Дэвиду вовсе не хотелось вступать в перестрелку с этим парнем. Так что, если у него все-таки есть пушка, выбегать и вмешиваться в эту историю, размахивая ружьем, просто глупо. Брэндон тут же заведется и выхватит оружие. И когда начнется перестрелка, еще неизвестно, кто пострадает.
  
  Нет, решил в конце концов Дэвид. Это не выход. Надо найти контору и позвонить в полицию. Эта мысль приходила ему в голову и раньше, с самого начала, но тогда он ее отверг. И вот теперь пожалел об этом.
  
  Теперь он здесь, в лесу, с зажатым в руках ружьем.
  
  Можно, конечно, и бросить эту затею. Положить ружье, пройти лесом тем же путем, что и пришел, и позвонить. Еще не поздно разумно разрулить эту ситуацию. И если Брэндон попытается похитить мальчика, полиция примчится сюда незамедлительно – он и из кемпинга не успеет выйти.
  
  Машина Брэндона – он, должно быть, ее угнал или позаимствовал у каких-то своих дружков, – наверняка находится на той же стоянке, где Дэвид оставил свою. Если б знать, на какой именно машине он приехал, можно было бы порезать ему шины.
  
  Нет, он просто не создан для этого. Всякий раз, попадая в сложное положение, он довольно быстро отыскивал выход. Что же с ним такое случилось, почему теперь он медлит и никак не может принять верное решение?
  
  Дэвид осторожно опустил ружье в траву. И приготовился отступить ко входу в кемпинг.
  
  Но задержался.
  
  Похоже, Брэндон собрался уходить. Неужели это возможно? Неужели он решился бежать из бостонской больницы и проделать весь этот путь лишь для того, чтоб поболтать с бывшей женой?
  
  Как-то не верится.
  
  И Дэвид вернулся на свой наблюдательный пост и поднял с земли ружье. Прицелился в сторону палатки. И тут Брэндон, который вроде бы уже уходил, резко развернулся. И бросился бегом к небольшому сине-желтому полотняному сооружению.
  
  Брэндон решил забрать Карла!..
  
  Дэвид был уверен, что мальчик находится у входа в палатку. И он ни на секунду не сомневался, что Брэндон сейчас схватит своего сына и убежит вместе с ним.
  
  Что же делать?
  
  Он вскинул ружье, упер приклад в плечо, смотрел вдоль ствола. Сможет ли он выстрелить? Пока он размышлял над всем этим, Брэндон уже скрылся из виду. Теперь его загораживала палатка. Наверняка заползает в нее сейчас за Карлом, стремится ухватить его за ногу или за руку.
  
  Нельзя действовать вслепую, подумал Дэвид. А потому он выскочил из своего укрытия и бросился к палатке, прижимая ружье к груди.
  
  – Эй! – крикнул он. – Отойди от ребенка!
  
  Теперь он видел Сэм. Она стояла возле палатки и обернулась на его голос. При виде Дэвида глаза у нее удивленно расширились, рот приоткрылся.
  
  – Дэвид?
  
  – Назад! – крикнул он ей.
  
  Теперь голова Брэндона возникла над палаткой. И он увидел, как Дэвид мчится к ним, размахивая ружьем.
  
  Брэндон обхватил Саманту за талию и увлек за собой на землю. Ковшик выпал у нее из руки. Она силилась что-то сказать, но из горла вырывался лишь пронзительный крик.
  
  Дэвид уже подбегал к палатке. Не напрямик, описал довольно широкий круг, обогнул столик для пикника. И снова вскинул ружье, держал его теперь чуть выше пояса.
  
  А дальше все произошло как-то страшно быстро.
  
  Брэндон схватил ковшик, выпавший из руки Сэм.
  
  Дэвид крикнул:
  
  – Стоять! Не двигаться!
  
  Саманта воскликнула:
  
  – Брэндон, все нормально, он просто…
  
  Брэндон резко распрямился, как бегун перед стартом, угрожающим жестом приподнял ковш и крикнул Сэм и Карлу:
  
  – Ложись!
  
  Палец Дэвида впился в спусковой крючок.
  
  Сэм крикнула:
  
  – Дэвид, нет! Не надо!
  
  Карл пронзительно взвизгнул:
  
  – Папа!
  
  Дэвид выстрелил.
  
  Брэндон, пробежавший половину расстояния, отделявшего его от Дэвида, резко качнулся вправо и упал. И лежал, прижимая ладонь правой руки к горлу. Сквозь пальцы сочилась кровь.
  
  – Не двигайся, лежи, только не двигайся! – вскричал Дэвид, стоя над Брэндоном.
  
  Карл рванулся к отцу, но Сэм обхватила мальчика обеими руками и крепко прижала к себе.
  
  – Нет! – кричала Сэм. – Господи, нет, только не это!
  
  Дэвид взглянул на нее и спросил:
  
  – Ты в порядке? Он тебе ничего не сделал?
  
  – Ты идиот проклятый! – крикнула она, перекрывая плач сына. – Долбаный чертов идиот!
  
  – Но…
  
  – Он просто извинился, – выдавила Сэм. – Он пришел сказать, что раскаялся. И ему страшно жаль, что у нас все так получилось…
  
  Ошеломленный Дэвид опустил ствол.
  
  – Что?
  
  Кровь потоком хлестала из горла Брэндона, пропитала собой траву, темная ее лужа подползала к ботинкам Дэвида.
  ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ
  
  Арлин Харвуд положила телефонную трубку и сказала Дону, своему мужу:
  
  – Хорошие новости.
  
  Они сидели в гостиной в доме у своего сына Дэвида.
  
  – Ну, давай, выкладывай, – отозвался Дон.
  
  – Марла звонила.
  
  Джил поправлялся. По крайней мере, хуже ему не становилось. Он отказался ехать в Олбани, куда отправляли многих пациентов, остался в больнице Промис-Фоллз.
  
  И симптомы у Джила стали менее выраженными. Он находился в сознании, хотя и немного дезориентирован. Болей в желудке больше не было, да и зрение, похоже, не слишком пострадало.
  
  – Он еще окончательно не пришел в себя, – сообщила Арлин. – И врачи хотят сделать еще несколько анализов, убедиться, что серьезных осложнений нет. Так что новости, можно сказать, просто отличные.
  
  На помощь пришел Дерек Катер вместе со своей семьей. Они возили Марлу в больницу навещать отца и обратно. Родители Дерека на это время брали малыша Мэтью под свое крыло, чтобы Марла могла целиком посвятить себя уходу за отцом. Дерек был с ней почти все время, а его родители с разрешения Марлы оставались ночевать в доме ее отца и помогали чем только могли.
  
  – Да, новости очень хорошие, – пробормотал Дон.
  
  – Однако радости в твоем голосе что-то не слышно.
  
  – Ну, почему же? Я рад, очень рад. От Дэвида что-нибудь слышно?
  
  – Да ничего, с тех самых пор, как он сорвался рано утром и бросился на поиски Сэм и ее мальчика. А Итан что делает?
  
  – Понятия не имею.
  
  – Итан? – крикнула Арлин.
  
  – Чего? – донесся сверху голос.
  
  – Ты где?
  
  – Наверху!
  
  – Чем занимаешься?
  
  – Сижу за компьютером!
  
  – Господи, ну что вы так разорались? – сидя в раскладном кресле, раздраженно спросил Дон.
  
  Арлин уставилась на него.
  
  – Нет, сегодня ты явно не в настроении.
  
  – Ничего подобного.
  
  – Ой, брось.
  
  Дон взял со столика старый журнал «Пипл», полистал его, положил обратно.
  
  – Поговори со мной, – попросила Арлин.
  
  Дон нерешительно зашевелил губами. Затем выдавил:
  
  – Собираюсь с ним повидаться.
  
  – Повидаться с кем?
  
  – С Уолденом.
  
  – Уолденом Фишером?
  
  Он кивнул:
  
  – Да. Хочу с ним поговорить.
  
  – Поговорить о чем?
  
  – Сама знаешь.
  
  – Послушай, Дон, ты уверен, что это хорошая мысль?
  
  – Помнишь, тут на днях он приходил к нам. А потом мы вместе пошли в школу за Итаном. Ну и перед тем еще немного перекусили?
  
  – Помню, – ответила Арлин. – В тот день я как раз упала.
  
  – Да, так вот, это было ужасно. И каждую секунду, что я пробыл с ним, я чувствовал себя просто ужасно. Не терпелось поскорее оказаться дома. Я чувствовал себя… таким виноватым.
  
  – Но почему виноватым?
  
  Он поднял глаза на жену.
  
  – Да потому что я ничего не предпринял.
  
  – Не ты один. Там было полно людей, и они среагировали точно таким же образом. Очевидно, каждый считал, что кто-то другой уже бросился на помощь.
  
  – Тогда, наверное, я единственный изо всех, кто думал иначе, – заметил он. – До сих пор в ушах стоит этот ужасный крик.
  
  Арлин поморщилась. Она знала, о чем он говорит.
  
  – До сих пор слышу этот крик. Оливия, она была в парке. И она так страшно кричала, когда ее убивали.
  
  – Но ты даже не был поблизости, – заметила Арлин. – Некоторые люди находились гораздо ближе к парку, чем ты. И потом, допустим, ты бы предпринял какие-то меры. Но какие именно? Что ты мог сделать, кроме как достать телефон и позвонить в полицию? К этому времени бедняжка была уже мертва.
  
  – Знаю. Это не выход. Понимаю, что она все равно бы погибла. Но ведь тогда я этого не знал! Ну и потом можно было бы поступить иначе. К примеру, сразу же броситься на ее крик. Пусть даже я не смог бы ее спасти, но хотя бы увидел мерзавца, который с ней это сделал. Так нет, я просто стоял и думал, что кто-то другой сделает это за меня, услышал еще один крик, а потом уже не слышал ничего такого. Сел в машину и поехал домой. – Он умолк, вопросительно взглянул на Арлин. – Разве нормальные люди так поступают?
  
  – Ты хороший человек, Дон, – поспешила успокоить его она.
  
  Дон отвернулся.
  
  – Вот и захотел извиниться перед Уолденом.
  
  – Но стоит ли бередить его старые раны? – спросила Арлин. – Для кого ты намерен снять с души камень, для себя или Уолдена? Думается, что все же для себя. И если ты делаешь это для себя, то ты самый настоящий эгоист. А Уолдену причинишь только боль.
  
  – Уолден прошел через такой ад, испытал столько боли, что, наверное, ничего вообще уже больше не чувствует, – заметил Дон. – И я делаю это лишь потому, что так будет правильно.
  
  – Прежде подумай хорошенько, – предложила Арлин. – С тех пор прошло три года. Еще один день размышлений не повредит и никакой роли не сыграет.
  
  – А знаешь, мне до сих пор слышится во сне ее крик, – признался он. – Страшный крик.
  
  Арлин лишь грустно покачала головой.
  
  – Ну а ты бы как поступила? – спросил Дон.
  
  – Я?
  
  – Ну да, на моем месте. Нет, погоди. Тогда ты бы никогда не оказалась в такой ситуации. Ты поступила бы правильно, по совести. Позвонила бы в полицию или бросилась на помощь. Но представь сейчас меня на своем месте. Как бы ты поступила сегодня? Не решила бы, что теперь самое время принести свои извинения? Пусть запоздалые, но все же извинения. Ведь всегда лучше поздно, чем никогда.
  
  Арлин не ответила.
  
  Он наклонился вперед в своем кресле.
  
  – Хочешь, чтобы я рассказал всю эту историю Итану?
  
  – Тебе совсем не обязательно говорить об этом Итану.
  
  – Если он когда-нибудь и услышит эту историю, то, надеюсь, к тому времени под ней появится приписка, что я хотел исправить положение.
  
  – Ты уже никак не можешь его исправить, – заметила Арлин. – Даже если б ты арендовал этакое романтичное панно с надписью «Прости» и поместил бы его над домом Уолдена Фишера, это бы все равно ничего не исправило. Что сделано, то сделано. И ничего уже не изменишь. Хочешь исповедаться? Тогда стань католиком. У них есть специально отведенные для исповедей места.
  
  Дон поднялся из кресла.
  
  – Да что толку с тобой говорить, – проворчал он и пошел на кухню.
  ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ
  Дакворт
  
  – Это длилось всего лишь секунду, – сообщил я женщине-парамедику.
  
  – Опишите все подробно еще раз, – попросила она.
  
  – Я бежал по дорожке к улице, и тут машина врезалась в фургон. И я остановился и сразу почувствовал боль. Но всего на секунду. Сейчас отлично себя чувствую.
  
  Она обернула мне руку мягким ворсистым рукавом для измерения давления, затем надавила на грушу.
  
  – Хочу проверить вас.
  
  – А как тот парень в фургоне? – спросил я. – Виктор Руни?
  
  – Его забрали в больницу, в отделение «неотложки», – ответила она. – Он был без сознания, но жив.
  
  Врач занималась им на крыльце дома, где Виктор Руни снимал комнату. Фургон и пожарная машина пока находились на том же месте, поблизости стояли три полицейских автомобиля и еще одна «скорая». Первая уже увезла Руни. Пожарная машина почти не пострадала при столкновении.
  
  – Нет, правда, я в полном порядке, – сказал я. Единственное, о чем я мог думать в этот момент, так это о том, что видел в гараже. Я уже позвонил в отдел расследования убийств. Оттуда приехали сотрудники, обследовали гараж дюйм за дюймом, до самой малой соринки и пятнышка. Я заранее предупредил их, чтоб захватили с собой костюмы химзащиты. Возможно, они так и сделали и работали в них, поскольку была вероятность обнаружения в гараже частиц азида натрия.
  
  Врач «скорой» не желала слушать моих возражений:
  
  – Давление у вас в норме, но все равно считаю, вам нужно съездить в больницу и сделать более полное обследование.
  
  – Позже, – сказал я. – Непременно этим займусь, но только позже.
  
  Меня куда больше волновало то, что я обнаружил в гараже, нежели мое здоровье.
  
  – Думаю, это просто был мышечный спазм, – добавил я. – Поезжайте. Я вас больше не задерживаю.
  
  Врач была явно недовольна, но в конце концов ретировалась. И как раз садилась в машину «скорой», когда на место преступления прибыла Ванда Террёль.
  
  – Ты как, нормально? – поинтересовалась она.
  
  – Просто отлично, – заявил я. – Лучше не бывает.
  
  – Что тут у нас?
  
  Я кивком указал на гараж:
  
  – Одно тело. Думаю, принадлежит оно пропавшему выпускнику Теккерея Джорджу Лайдекеру.
  
  Легковой автомобиль без опознавательных знаков лихо подкатил с улицы и с визгом тормозов замер перед домом. Из него вышла Ронда Финдерман.
  
  – Шеф, – сказал я.
  
  – Быстренько доложи обстановку.
  
  Я вкратце пересказал ей все, что произошло.
  
  – Так это и есть наш парень? Тот, кто отравил водопроводную воду?
  
  – Пока не знаю, – ответил я. – Это еще не доказано. Если в гараже найдутся следы азида натрия, это очень поможет. Зато в данном гараже имеется масса улик, которые говорят в пользу моей версии о номере двадцать три.
  
  – Что ты там нашел? – торопливо спросила Финдерман.
  
  Я рассказал ей про ловушки для белок и фрагменты манекена. Я даже умудрился заметить банку с красной краской – точно такой же была выведена надпись «Вы еще пожалеете» на неработающем колесе обозрения в парке «У пяти гор».
  
  У Руни, сказал я Финдерман, был мотив отомстить жителям Промис-Фоллз. Крики Оливии Фишер слышали двадцать два человека, и ни один не пришел ей на помощь.
  
  – Ошибся на единицу, – заметила Финдерман. – Сам же сказал, что в гараже полно улик, подтверждающих твою версию о мистере Двадцать Три.
  
  – Он и был двадцать третьим, – пояснил я. – Он и себя тоже винил. – Говоря это, я вдруг ощутил неловкость. Словно пытался втиснуть квадратную по форме затычку в круглое отверстие. Что-то тут не сходилось.
  
  Финдерман окинула меня скептическим взглядом.
  
  – Ну, может, и так. Когда Руни очнется – если вообще очнется, – будем надеяться, он просветит нас по целому ряду вопросов. По крайней мере, он является главным подозреваемым в целой серии этих городских трагедий.
  
  – А также убийцей того, чей труп найден в гараже, – добавил я.
  
  – Надо устроить пресс-конференцию, пригласить прессу, – решила она.
  
  – Не уверен, – заметил я. – То есть, я хотел сказать, все, что мы нашли в гараже, выглядит весьма многообещающе, но предстоит проделать еще уйму работы.
  
  – Но, Барри, весь город просто на ушах стоит. Мы должны дать людям хоть что-то. Мы должны дать им понять, что полиция значительно продвинулась в расследовании.
  
  Лично я не видел никакой в том необходимости. Но, возможно, она права.
  
  – Ладно, – кивнул я. – Только назначим ее на конец дня. К этому времени будем знать чуть больше. Ну, по крайней мере, является ли этот труп в гараже Джорджем Лайдекером.
  
  Ронда охотно со мной согласилась. И сказала, что лично займется обзвоном представителей прессы.
  
  – Ну а как насчет остальных? – осведомилась она. – Розмари Гейнор и эта последняя девушка в Теккерее, как ее? Лорейн Пламмер, да?
  
  Эта женщина явно стремится получить все и сразу.
  
  – Честно говоря, не знаю, – ответил я. – Вполне возможно, что все эти убийства связаны между собой, а вот каким образом – понятия не имею.
  
  – Ладно. Я позвоню тебе, скажу, когда мы будем готовы предстать перед камерами. – Ронда улыбнулась, похлопала меня по плечу. – Отличная работа, Барри. Нет, правда, просто отличная.
  
  Я вернулся в участок через два часа. К этому времени мы окончательно убедились в том, что покойный действительно является Джорджем Лайдекером. Я знал, что Ангус Карлсон находится в отпуске, но все равно позвонил ему, потому как именно ему было поручено расследовать историю с исчезновением студента.
  
  Я дозвонился ему на мобильный.
  
  – Извини за беспокойство, – начал я.
  
  – Ничего страшного.
  
  – Мы нашли Джорджа Лайдекера. Ну и еще главного подозреваемого в отравлении воды.
  
  Ангус рассказал, что этот Лайдекер имел скверную привычку залезать в чужие гаражи, высматривать там, вынюхивать и воровать по мелочам. Это навело меня на мысль, что Джордж, очевидно, оказался не в том месте и не в то время. Возможно, Виктор застукал его в гараже и испугался, что Джордж расскажет полиции все, что там видел, – пусть даже с риском для себя, поскольку вторгся на частную территорию, – и тогда у Виктора не было другого выхода, кроме как убить его.
  
  Еще один маленький фрагмент головоломки встал на свое место.
  
  – Сам-то ты как? – спросил я Ангуса.
  
  – Нормально. Просто хочу, чтоб до них дошло – у меня были веские причины стрелять в этого парня.
  
  – Не слышал, чтобы у нас кто-либо думал иначе. Просто такова уж процедура, если в стрельбе замешан полицейский. Все положенные условия должны быть соблюдены.
  
  – Понял.
  
  – А что ты сегодня делаешь? – поинтересовался я. – Надо во всем видеть положительную сторону. Город превратился в сущий ад, а у тебя выходной. – Ангус медлил с ответом, и я добавил: – Ладно, пошутил. Ничего смешного в том нет.
  
  – Собирался съездить навестить маму, – сказал он.
  
  – Вот и хорошо. Задержись там, – посоветовал я.
  
  – Барри? – вдруг окликнул меня Ангус, когда я уже собирался закончить разговор.
  
  – Что?
  
  – Почему он это сделал? Почему Виктор собирался убить весь город?
  
  – Ну, точно не скажу, – ответил я. – Моя версия – хотел отомстить.
  
  – Что это значит – отомстить?
  
  – За Оливию Фишер. Ведь город за нее не заступился, ничем не помог.
  
  – Господи Иисусе, – пробормотал Ангус.
  
  – Вот именно.
  
  Мы закончили разговаривать, и я откинулся на спинку кресла. Потер ладонью грудь. Я был уверен – ничего страшного со мной у дома Руни не произошло. Острая боль длилась всего секунду. Наверное, просто судорога свела, когда я бросился в погоню за Виктором. Но все равно стоит сходить провериться, когда уляжется вся эта пыль.
  
  Если вообще увяжется.
  
  Зазвонил телефон. Я схватил трубку. Звонили снизу, из дежурки.
  
  – К вам тут Кэл Уивер. Хочет вас видеть.
  
  – Пропустите, – сказал я.
  
  Я поднялся, оставил спортивную куртку на спинке стула и вышел встречать его в коридор. Мы обменялись рукопожатием.
  
  – Рад видеть, что с тобой все нормально, – сказал я.
  
  – А у меня вчера просто не было шанса выпить воды из-под крана, – ответил он. – Несколько дней тому назад дом сгорел, и я все это время пробыл за городом.
  
  – Какие проблемы? – спросил его я.
  
  – Можно где-нибудь спокойно поговорить наедине?
  
  Я провел его в допросную, затворил дверь. Мы уселись за стол друг против друга.
  
  – Помню эту комнату, – произнес он.
  
  – Скучаешь по ней?
  
  – Не так уж много времени я тут и провел. Не получилось из меня настоящего детектива.
  
  – Получился потом, когда ушел.
  
  – Да-а, – протянул он. И выложил ладони на прохладную металлическую поверхность стола. – Ты так и не закрыл дела Мириам Чалмерс.
  
  – Нет, – отозвался я. – Для раскрытия мне нужен был Клайв Данкомб, но он мертв. Так что пока нам предъявлять обвинения просто некому. А почему спрашиваешь?
  
  Мысли Кэла работали в том же направлении.
  
  – Тебе же известна степень моего участия. Я работал на дочь Адама Чалмерса после той истории на стоянке перед кинотеатром.
  
  – Да, – кивнул я. – Люси Брайтон.
  
  – Верно. На Люси.
  
  – У нее есть хоть какая-нибудь полезная нам информация?
  
  – Она мертва, – сказал Кэл. – Умерла вчера, напившись воды.
  
  – Черт… – пробормотал я. – Полного списка жертв я еще не видел.
  
  – Ее дочь позвонила мне, после того как нашла мать на полу в ванной мертвой. Кристэл. Ей всего одиннадцать. Но девчушке многое довелось пережить.
  
  Я покачал головой.
  
  – И все равно никак не возьму в толк, зачем ты здесь.
  
  Кэл провел ладонью по гладкой поверхности стола.
  
  – Я уже говорил, мне было бы интересно знать, достаточно ли ты накопал на Данкомба, убедиться, что без него тут не обошлось. От него были одни неприятности. Вначале он был плохим полицейским, затем стал плохим шефом отдела безопасности.
  
  – Да, – кивнул я. – Тут не поспоришь.
  
  – Так что репутации его не повредит, если мы узнаем, что именно он стоял за убийством Мириам.
  
  Я подался вперед.
  
  – Ты это о чем?
  
  – Просто хотел знать, близится ли ваше расследование к концу.
  
  – Пока нет, вполне может возникнуть кто-то еще, кого надо привлечь к ответственности, – сказал я.
  
  – Дело не в том, – возразил Кэл. – Если Данкомб подходит по всем статьям, что может быть лучше. И я не стал бы припутывать кого-то еще, это только все усложнит.
  
  – Послушай, Кэл…
  
  Он улыбнулся:
  
  – В городе ходит много разговоров о жертвах преступления, и не без причины. Особенно среди членов семей, которые столкнулись с потерей близкого человека. Они жаждут вынесения справедливого приговора. На процессе они расскажут судье, как изменилась их жизнь после гибели несчастной жертвы убийцы. Но есть и другие жертвы преступления, о которых почти ничего не слышно. Это родственники злодеев. Их жизни тоже сломаны. Они не ответственны за то, что произошло, но их тем не менее обвиняют. Они презираемы всеми и повсюду. Они живут и стыдятся родных им по крови людей. И им, видимо, придется переехать и начать где-то новую жизнь. Они тоже пострадавшие, испытали страшную боль, а всем остальных на них глубоко наплевать.
  
  Я терпеливо ждал продолжения.
  
  – Порой мне кажется, – сказал Кэл, – где-то в более совершенном мире и при наличии определенных обстоятельств им было бы лучше вовсе не знать об этом.
  
  Он отодвинул стул, встал.
  
  – Был рад повидать тебя, Барри.
  
  – Да, я тоже, – откликнулся я. – Надо бы как-нибудь встретиться и попить пивка.
  
  Кэл улыбнулся, проскользнул мимо меня и вышел из допросной.
  
  Я вернулся в свой кабинет и только тут обратил внимание на уголки двух конвертов, что торчали из внутреннего кармана спортивной куртки. Лежали там со вчерашнего дня. Я вытащил конверты, бросил на стол. То были напоминания от полиции Промис-Фоллз о том, что Оливия Фишер не удосужилась оплатить штрафы за превышение скорости. Я забрал их у Уолдена с намерением заставить городские власти прекратить посылать эти уведомления через три года после гибели девушки.
  
  Я вскрыл конверты, вытащил стандартно отпечатанные бланки и тут же снова бросил их на стол, потому что зазвонил телефон.
  
  – Да чтоб вас всех! – раздраженно проворчал я, плюхнулся в кресло и снял трубку.
  
  – Через десять минут, – сказала Ронда Финдерман. – Представители прессы соберутся у входа в здание.
  
  – Понял, – отозвался я.
  
  Это означало, что следует привести себя в более презентабельный вид, а стало быть, надо найти зеркало. Я встал, накинул куртку, затем открыл нижний ящик стола и принялся искать галстук. Обычно я надеваю галстук на работу, но сегодня не удосужился. Нашел какой-то в сине-серебристую полоску – он был более или менее чистый, но сильно помятый. Пришлось идти в мужской туалет.
  
  Я встал перед зеркалом, слегка намочил галстук и разгладил его, потом надел и опустил поверх него воротничок рубашки. Провел пальцами по волосам. Ощерился и проверил, не торчит ли что между зубами. Жаль, что Морин здесь нет. Нет, не в мужском туалете, разумеется, но на территории участка она бы окинула меня испытующим взглядом, проверила бы, готов ли я в таком виде предстать перед камерами. Несколько лет тому назад она сама записывала меня для выпуска в шестичасовых новостях – тогда я делал заявление для прессы о смерти президента колледжа Теккерея.
  
  А потом, когда я вернулся домой, поставила мне пленку с моим выступлением.
  
  – Видишь это? – спросила Морин.
  
  – Что я должен видеть?
  
  Она подошла к экрану и указала на мой рот.
  
  – Да вот, – сказала она. – Прилипла сахарная пудра от пончика.
  
  Так что с тех пор, когда надо предстать перед камерами, я делаю над собой определенные усилия.
  
  Я вернулся в кабинет, подошел к столу. До начала пресс-конференции оставалось еще минут пять. Я сел и развернул оба уведомления, присланные Оливии Фишер. Пробежал их глазами и одновременно поднял телефонную трубку и попросил соединить меня с отделом по сбору штрафов из департамента городского транспорта.
  
  – Транспорт, Харриган.
  
  – Привет, – сказал я. – Детектив Барри Дакворт. Хотел бы попросить вас об одном одолжении.
  
  – Позвольте догадаться. Вам выписали штраф за парковку в неположенном месте?
  
  – Нет, – ответил я. А затем объяснил, что высылать уведомления о неоплаченных штрафах жертве преступления как-то не слишком красиво.
  
  – О, черт, это просто ужасно, – произнес Харриган.
  
  – Да, – согласился с ним я.
  
  – Там, в верхнем углу уведомления, значится его номер. Видите?
  
  – Вижу.
  
  – Будьте добры, продиктуйте его мне.
  
  Я продиктовал.
  
  – Это относится к обоим уведомлениям?
  
  – Да. И мы положим этому конец.
  
  – Замечательно, – пробормотал я, пробегая глазами страничку до конца. Там была включена и другая информация. Модель и год производства машины Оливии – это был «Ниссан» выпуска 2004 года.
  
  – А то я прямо не знал, что и сказать, когда отец погибшей показал мне все эти кви…
  
  Тут я умолк на полуслове. Я наткнулся на еще одну информацию об изначально выписанном штрафе и просто похолодел.
  
  – Вы меня слушаете? – спросил Харриган.
  
  – Да, я здесь.
  
  – Могу я помочь вам чем-то еще?
  
  Но мысли мои были уже далеко. Я пытался вспомнить один разговор, он состоялся несколько недель назад.
  
  И говорил я тогда с Биллом Гейнором.
  
  Сразу после того, как обнаружили тело его жены.
  
  О чем я там его расспрашивал? Ах да. Имелись ли у его жены какие-либо нелады с законом? Известна ли она полиции?
  
  И что он мне тогда ответил?
  
  «Вы что, серьезно? Ну, разумеется, нет. Хотя неделю тому назад или около того она получила квитанцию о штрафе за превышение скорости. Но это вряд ли можно назвать криминалом».
  
  Да, именно так он и ответил.
  
  – Детектив Дакворт, вы меня слушаете? – спросил Харриган.
  
  – Да, я здесь. Скажите, а не могли бы вы отыскать в своей системе совсем недавние квитанции о штрафах, если я назову вам имя? Нет, самой квитанции и ее номера на руках у меня нет, но штраф должен быть выписан за превышение скорости.
  
  – Конечно.
  
  – Розмари Гейнор.
  
  – Продиктуйте по буквам.
  
  Я продиктовал. И услышал приглушенное пощелкивание клавиатуры.
  
  – Да, есть такие данные, нашел. Штраф был выписан двадцать второго апреля. Это вас устраивает?
  
  – Вполне. А теперь прочтите мне все, что значится в этом документе.
  
  Харриган прочел.
  
  – Что-нибудь еще? – осведомился он.
  
  – Нет, – ответил я. – Этого достаточно. Огромное вам спасибо.
  
  Я повесил трубку и пытался проанализировать все, что только что узнал. Задался вопросом, что все это может означать. Может, это просто совпадение?
  
  Зазвонил телефон.
  
  – Мы начинаем, – бросила в трубку Ронда Финдерман.
  
  – Боюсь, на этот раз вам придется обойтись без меня, – отозвался я.
  ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ
  
  – Мне много чего здесь не хватает, – сказала Кристэл Кэлу примерно через час после того, как он с Дуэйном вернулся домой. Он ненадолго съездил в участок и теперь сидел на крыльце дома сестры и ее мужа.
  
  – Чего именно? – спросил Кэл.
  
  – Нужно больше бумаги и карандашей, ну и еще домашние задания и кое-что из одежды, – пояснила она. – И все эти вещи у меня в доме. Мне надо съездить домой и забрать их. А что, мама еще там?
  
  – Нет, – ответил Кэл. – Ее там уже нет.
  
  – Ее похоронщики забрали, да?
  
  – Ну, наверное. – Если хочешь, могу узнать.
  
  Кристэл призадумалась.
  
  – А что они должны делать с домом, после того как увозят мою маму?
  
  Кэл догадался, о чем думает Кристэл. Ведь матери стало плохо на кухне и потом – в ванной, ее страшно рвало.
  
  – Да ничего такого особенного, – ответил он. – Просто наводят там порядок, вот и все.
  
  Кэл не стал говорить девочке, что, возвращаясь с Дуэйном, он позвонил в морг и получил подтверждение, что тело Люси забрали из дома. А уже потом сказал Дуэйну, что у него есть план – как тот хотя бы отчасти должен рассчитаться с ним по долгу с Гарри и порвать с тем всяческие отношения.
  
  – Ну, говори, – мрачно сказал Дуэйн.
  
  – Это будет не слишком приятная история.
  
  Они подъехали к дому Люси и взялись за уборку.
  
  – Господи Иисусе, – пробормотал Дуэйн, увидев, что ему предстоит делать.
  
  – Не переживай, тут есть моющие и чистящие средства, – ободрил его Кэл.
  
  Они занимались уборкой не меньше часа. И когда работа была сделана, Кэл распахнул почти все окна, чтобы как следует проветрить комнаты.
  
  И теперь, как считал Кэл, любой зашедший в дом человек ни за что не догадается, что здесь случилось.
  
  Ну, разумеется, за исключением Кристэл.
  
  – Так что, всю рвоту убрали, что ли? – спросила девочка.
  
  Кэл кивнул.
  
  Кристэл подумала еще немного.
  
  – Тогда я хочу вернуться туда.
  
  – Не уверен, что это хорошая идея.
  
  – Мне надо забрать вещи. А ты не знаешь, где что лежит.
  
  – И все же, думаю…
  
  Она посмотрела ему прямо в глаза.
  
  – Не бойся. Я справлюсь.
  
  Кэл потрепал ее по щеке.
  
  – Что ж, ладно. Готова ехать прямо сейчас? – И он кивком указал на свою машину, припаркованную у обочины.
  
  – Готова, – сказала Кристэл.
  
  – Тогда пойду предупредить Селесту.
  
  Кэл вошел в дом и нашел сестру наверху, – она сидела в спальне в полном одиночестве.
  
  – Мы тут отъедем ненадолго, – сообщил он.
  
  – Спасибо тебе, – прошептала Селеста.
  
  – Ну сколько можно благодарить? Совсем необязательно.
  
  – Просто слов не хватает, чтоб выразить тебе благодарность. Ты вытащил Дуэйна из такого дерьма.
  
  Кэл кивнул.
  
  – Но больше спасать его не собираюсь.
  
  – А этого больше и не случится, – заметила Селеста. – Ведь человек он неплохой.
  
  Кэл пристально взглянул на нее.
  
  – Может, и неплохой. Но глупый. А глупость, она, знаешь ли, бывает опасна.
  
  – Думаешь, я должна расстаться с ним?
  
  – Риск, который он берет на себя, неизбежно становится и твоим риском. Затевая дело с плохими парнями, он тем самым втягивает и тебя. Если попробует совершить нечто подобное хотя бы еще раз, я за него вписываться не буду.
  
  По дороге, уже в машине, Кристэл вдруг спросила:
  
  – А ты веришь в привидения? – Она смотрела на свою дощечку для рисования и выводила на бумаге какие-то линии, ничуть не интересуясь пейзажем, проплывающим за окнами.
  
  Кэл покосился на нее.
  
  – Нет, – ответил он. – А почему спрашиваешь?
  
  – Может, привидение мамы поселилось у нас в доме?
  
  Кэл покачал головой:
  
  – Нет. Но там живет твоя память о ней. И это нормально.
  
  – Мне бы не хотелось жить там одной.
  
  Кэл еще крепче вцепился в рулевое колесо.
  
  – А тебе и не придется. Есть закон, по которому человек твоего возраста не должен жить один. Вплоть до восемнадцати лет.
  
  – До восемнадцати?
  
  – Тогда по закону ты будешь считаться взрослой, – пояснил Кэл.
  
  – О… – Кристэл провела еще несколько линий на бумаге, затем поставила карандаш под углом и принялась быстро и яростно заштриховывать рисунок.
  
  – Дом принадлежал моей маме, правильно?
  
  – Наверное. Если она только не арендовала его.
  
  – Она все время говорила о какой-то ипотеке.
  
  – Ясно, – кивнул Кэл. – Стало быть, дом принадлежал ей. И каждый месяц она вносила плату, чтобы вы могли в нем жить. Это и есть ипотека.
  
  – А сколько она платила?
  
  – Понятия не имею.
  
  – Наверное, целый миллион долларов, да?
  
  – Нет, думаю, не так много. Вносила более или менее приемлемую сумму из расчета того, что зарабатывала в школе.
  
  Они подъехали к дому. Кристэл быстро выскочила из машины, оставив на полу возле переднего сиденья свой рисунок. Подбежала к двери первой и ждала, когда подойдет Кэл и достанет ключи.
  
  – Ты уверен, что нам туда можно? – уточнила она.
  
  – Думаю, да, – отозвался Кэл.
  
  Он вставил ключ в замочную скважину и отпер дверь. Кристэл осторожно переступила порог. Потом остановилась и подняла голову. В этот момент она напоминала зверька, который принюхивается, нет ли опасности.
  
  И вот наконец она медленно двинулась в глубину дома, потом снова остановилась у подножия лестницы. Смотрела на второй этаж, но не двигалась с места. Кэл терпеливо ждал, стоя позади нее, и через несколько секунд опустил руки ей на плечи.
  
  Он чувствовал, как на какую-то долю секунды у девочки затвердели мышцы от напряжения, затем она все же набралась решимости и стала подниматься наверх. Подошла к двери в ванную, которую Кэл специально оставил распахнутой настежь, когда они с Дуэйном закончили уборку. Она постояла, разглядывая ванную секунд десять, затем пошла проверять все остальные комнаты на втором этаже. Сперва заглянула в свою, потом – в мамину спальню.
  
  – Ты как, нормально? – спросил Кэл.
  
  – А ведь это могла быть твоя комната, – сказала она.
  
  – Кристэл!
  
  – И все, что было у моей мамы, принадлежит теперь мне?
  
  Кэл понятия не имел о том, какие договоренности существовали у Люси с ее бывшим мужем, но ответил:
  
  – Более или менее.
  
  – Значит, раз это мой дом, то я могу подарить его тебе, правильно? Ведь сейчас у тебя нет своего дома. Так что ты можешь занять эту комнату, а я буду спать в своей, прежней. Потому что я не хочу жить с твоей сестрой и Дуэйном.
  
  – Почему бы тебе не начать собирать свои вещи? – предложил Кэл.
  
  – Но почему я не могу остаться здесь прямо сейчас? Почему я должна возвращаться? Я не люблю Дуэйна! Он так ужасно поступил с тобой!
  
  Кэл пытался оценить ситуацию. Он не считал возможным остаться в этом доме с девочкой вдвоем. Нет, даже ни на одну ночь!
  
  И тем не менее ему тоже не очень хотелось возвращаться в дом сестры.
  
  – Ну, не знаю, что тебе и сказать, Кристэл. Видишь ли…
  
  – Эй? – донесся откуда-то снизу голос. Мужской голос.
  
  – Есть кто дома?
  
  Кристэл взглянула на Кэла, затем, не говоря ни слова, сбежала вниз по лестнице ко входной двери.
  
  И тут же Кэл услышал мужской голос:
  
  – Кристэл!
  
  И услышал, как в ответ Кристэл взвизгнула:
  
  – Папочка!
  
  – О, милая моя, вот я и приехал к тебе! Так торопился.
  
  Кэл спустился вниз и увидел мужчину. Он стоял на коленях и обнимал дочурку. Увидев Кэла, встал.
  
  – Джеральд Брайтон? – спросил его Кэл.
  
  – Да, это я.
  
  Кэл протянул ему руку.
  
  – Кэл Уивер. Мы говорили по телефону.
  
  Джеральд Брайтон кивнул:
  
  – Да, точно.
  
  – Хорошо, что вы приехали.
  
  – Кому только не задолжал, чтобы наскрести денег на билеты. Вот уж не думал, что у меня так много друзей. – Он посмотрел на дочь и улыбнулся. – И тебе тоже купил билет, чтобы мы могли вернуться обратно вместе.
  
  – Мистер Брайтон, – начал Кэл, – позвольте мне выразить свои соболезнования в связи с утратой.
  
  Мужчина снова притянул к себе Кристэл, поцеловал ее в макушку.
  
  – Все наладится, все будет хорошо. Папочка здесь, с тобой. Надо только уладить кое-какие проблемы. Теперь ты будешь жить со мной. Тебе очень понравится в Сан-Франциско.
  
  – Ладно, – уткнувшись лицом в его грудь, пробормотала она.
  
  – В доме моей сестры остались кое-какие ее вещи, – заметил Кэл.
  
  – Заедем за ними позже и заберем, – сказал Джеральд Брайтон. – Я предварительно позвоню, дам вам знать.
  
  – Конечно.
  
  – Спасибо вам за помощь.
  
  – Не за что. – Кэл улыбнулся. – Она замечательный ребенок. Храбрая девочка, можно сказать, спасла мне жизнь. До свидания, Кристэл.
  
  – До свидания, – отозвалась она, не отрываясь от отца.
  
  Кэл вышел, сел в машину и только тут заметил, что Кристэл забыла свои принадлежности для рисования. Наклонился и поднял с пола под передним сиденьем листок бумаги.
  
  На рисунке Кристэл изобразила дом и дорожку к нему. В доме были окна, из трубы вился дымок.
  
  И еще она нарисовала в этих окнах лица, а под ними – таблички с надписями. На одной было написано «Кристэл», на другой – «Кэл».
  
  Он не стал задерживаться здесь, поехал к дому сестры, Джеральд и Кристэл заберут принадлежности для рисования позже, когда приедут за вещами девочки.
  ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ
  Дакворт
  
  Я не дал Ронде Финдерман возможности выразить свое возмущение по поводу моего отказа присутствовать на пресс-конференции. Опустил трубку на рычаг и двинулся к двери. Сел в машину, достал телефон и позвонил на мобильный Ангуса Карлсона.
  
  Несколько гудков, затем включилась голосовая почта.
  
  «Вы позвонили Ангусу Карлсону. В настоящее время я не могу вам ответить, можете передать сообщение после звукового сигнала».
  
  И вот прозвучал сигнал, и я сказал:
  
  – Привет Ангус, это опять Барри. Понимаю, что не должен был бы беспокоить тебя сейчас по всяким пустякам, но хотелось бы обсудить одну новую идею. Это срочно.
  
  Я отключился и сидел несколько секунд, не выпуская телефона из рук и размышляя над следующим своим ходом. Затем набрал номер в здании, позади которого припарковался.
  
  – Диспетчерская.
  
  – Говорит детектив Дакворт. Мне нужен адрес и номер домашнего телефона Ангуса Карлсона.
  
  Где-то в отдалении защелкали по клавиатуре, и через несколько секунд я получил желаемое. Записал все данные в блокнот и набрал номер домашнего телефона Карлсонов. После третьего гудка ответил женский голос:
  
  – Алло?
  
  – Добрый день. Это детектив Дакворт. С кем говорю?
  
  – Привет, детектив. Это Гейл, жена Ангуса. Как поживаете?
  
  – Спасибо, Гейл, хорошо.
  
  – Ангус рассказывал о вас много хорошего.
  
  – А он сейчас дома, Гейл?
  
  – Нет, его нет. Ушел. Вы пробовали позвонить ему на мобильный?
  
  – Да, пробовал. Он не отвечает.
  
  – О, – произнесла Гейл. – Ну тогда, как только объявится, передам, что вы ему звонили.
  
  – Мне крайне необходимо поговорить с ним. Вы хоть примерно представляете, где его можно найти?
  
  Гейл ответила не сразу.
  
  – Не знаю. Вышел из дома не так давно.
  
  – А куда пошел?
  
  – Но я не… Просто не хочу, чтобы у него были неприятности.
  
  Мелкие волоски у меня на шее встали дыбом.
  
  – Какого рода неприятности?
  
  – Ну, просто… Вы же знаете, что случилось вчера?
  
  – В больнице? – сказал я. – Да, знаю.
  
  – И что его отстранили от дел и отправили в отпуск до выяснения всех обстоятельств этой стрельбы?
  
  – Так уж положено, – заметил я. – Уверен, что разбирательство закончится в его пользу.
  
  – Да, мы тоже очень на это надеемся. Но дело в том, что он сегодня вроде как работает.
  
  – Как это понимать «работает»?
  
  – Ну, у него тут появилась одна идея… вернее, это была моя идея, и я даже до конца не уверена, стоящая ли она – но он решил кое-что проверить.
  
  – Что именно?
  
  – Ну это связано с отравлением воды.
  
  – И что же он проверяет?
  
  – Знаете, он страшно разозлится, если я вам скажу, но, думаю, все равно придется.
  
  – Гейл, пожалуйста!
  
  – Вы знаете магазин, где продаются подержанные книги? Ну, лавку Намана?
  
  – Да. Кто-то поджег ее прошлой ночью. Вернее, позавчера.
  
  – Вот именно, – подхватила Гейл. – А я сама заходила туда вчера, но тогда еще не знала, что случилось, и владелец, Наман – он вроде бы мусульманин, что-то в этом роде, – наводил там порядок, и я увидела у него книгу, которая наводила на размышления…
  
  – Книгу…
  
  – Да, книгу о ядах. И о том, как их изготовить.
  
  – Правда?
  
  – Ну и тогда я подумала, что это, может, ничего и не значит. Но рассказала обо всем Ангусу, и тот решил, что все-таки может что-то значить. Вот и решил заглянуть в лавку и проверить.
  
  – И он туда поехал?
  
  – Ну, во всяком случае, так он сказал. Наверное, решил, что если найдет преступника, отравившего воду в городе, то это сильно повысит его шансы на благоприятный исход во время разбирательства.
  
  – Спасибо, Гейл, – сказал я. – Огромное тебе спасибо.
  
  Перед книжным магазином Намана было полно свободных мест для парковки. Я искал глазами машину Ангуса, но затем сообразил, что не знаю, на какой он ездит. Стены магазина были обиты листами клееного картона, однако изнутри доносились голоса. Я дернул ручку двери – она оказалась не заперта.
  
  – Эй! – окликнул я и заглянул в лавку.
  
  – Кто там? – донесся голос из глубины помещения.
  
  – Полиция.
  
  Послышался звук шагов. Мужчина с кожей светло-кофейного оттенка распахнул дверь пошире.
  
  – Наман? – уточнил я.
  
  Он кивнул:
  
  – Да, мистер Сафар. Сафар Наман.
  
  Я показал ему свой жетон.
  
  – Можно войти?
  
  – А в чем, собственно, дело? Я очень занят. Пытаюсь навести порядок в своем магазине.
  
  – Извините за беспокойство. Так я могу войти? – снова спросил я.
  
  Наман пожал плечами. Я принял этот жест за приглашение и переступил порог. Уж не знаю, насколько скверно выглядел этот магазин сразу после пожара, но работы тут предстояло еще очень много. Разбухшие от воды книги разбросаны по полу, в воздухе стоял горьковатый запах дыма. Дверь в задней части магазина была открыта, оттуда лился дневной свет. И еще я разглядел там угол контейнера для мусора.
  
  Внутри магазина были установлены два торшера. Провода от них с удлинителем тянулись к задней двери.
  
  – Вы еще не нашли людей, которые это сделали? – поинтересовался он, собирая испорченные книги в синий пластиковый контейнер.
  
  – Особого прогресса в поисках, похоже, не наблюдается, – ответил я. – Сам я не занимаюсь расследованием этого дела. Но могу специально поинтересоваться ради вас.
  
  – Ладно, не важно, – отмахнулся Наман.
  
  Примерно посреди торгового помещения имелась еще одна отрытая дверь. Проходя мимо, я заглянул. Лестница вела в подвал.
  
  – И там внизу тоже повреждения? – спросил я.
  
  – Все было залитой водой, – сообщил он. – Ну и она туда тоже затекла. Нужно несколько недель, чтоб все там просохло.
  
  Несколько часов тому назад я был практически уверен, что мы нашли отравителя. Работы еще предстояло немало, но Виктор Руни как нельзя более подходил на эту роль. И ничто не указывало на то, что воду в городе мог отравить Наман Сафар. Обнаружение книги о ядах еще вовсе не означало, что он террорист. А во время разговора с Ангусом я расспрашивал его о скверной привычке Джорджа Лайдекера забираться в чужие гаражи. И намекнул, что он может быть «нашим парнем».
  
  Так что никаких твердых убеждений на эту тему у Ангуса не существовало. Если он счел, что книга, увиденная женой, является уликой, то успел ли уже побывать здесь? И поговорить с Наманом?
  
  – А к вам сегодня не заходил еще один детектив из Промис-Фоллз? – спросил я его.
  
  – Что? Нет. Никто не заходил. Я все ждал, что кто-то придет и расскажет мне, что происходит, но вы сегодня первый.
  
  – Уверены? – уточнил я.
  
  Наман посмотрел на меня с таким видом, точно я был самым тупым полицейским из Промис-Фоллз, с которым ему только доводилось сталкиваться, и, возможно, был прав.
  
  – Думаю, что могу отличить офицера полиции от любого другого человека.
  
  – Ну, конечно, можете, – кивнул я. – Вы уж извините. – Я еще раз заглянул в подвальное помещение. – Не возражаете, если я спущусь и посмотрю, что там?
  
  – Это еще зачем?
  
  – Просто хотелось бы оценить размеры ущерба.
  
  – Я же говорил вам. Все было залито водой. Еще не просохло.
  
  – И все-таки хотелось бы посмотреть. Свет там есть?
  
  – Нет, электричество еще не включили.
  
  – Ничего страшного, – сказал я. Достал смартфон и включил фонарик. – Не бог весть как ярко светит, но сойдет.
  
  Наман смотрел на меня во все глаза.
  
  Я спустился по деревянным ступенькам. Подвал оказался неглубоким. Ступив на пол, я почти упирался головой в потолок. Держа телефон в руке, подсвечивал фонариком во все стороны.
  
  Обернулся, посмотрел на лестницу. Наверху, в проеме, вырисовывался силуэт Намана, он наблюдал за каждым моим движением.
  
  – После пожара воды тут было на целый дюйм, – заметил он.
  
  Вода ушла, но бетонный пол выглядел сырым, в воздухе пахло плесенью и влагой. В помещении было пусто, если не считать нескольких деревянных досок на полу да печки в дальнем углу. Если я чуть раньше не мог удержаться от мысли о том, что Ангус уже побывал здесь и что Наман сбросил его вниз, то теперь стало ясно, что опасения мои не оправдались.
  
  Правда, я еще не успел заглянуть за печь.
  
  – Что вы там делаете? – спросил Наман. – Мне пришлось поднять из подвала множество коробок с книгами и выбросить их. Там ничего интересного нет.
  
  – Секундочку, – пробормотал я.
  
  Я вытянул руку с телефоном и направился к печи. И тут послышались шаги. Я обернулся и увидел, что ко мне спускается Наман.
  
  – Стойте где стояли, сэр, – сказал я.
  
  – Но что вы ищете? – поинтересовался он и шагнул вниз еще на одну ступеньку.
  
  – Я не собираюсь повторять. Прошу, оставайтесь наверху.
  
  Он повиновался.
  
  Я добрался до печи, пригнувшись, заглянул за нее, увидел переплетение труб – систему воздуховодов.
  
  Больше ничего – и никого – интересного там не было.
  
  Я пересек помещение, поднял голову и сказал:
  
  – Вернемся наверх, мистер Сафар.
  
  – Прекрасно, – отозвался он и стал подниматься по лестнице. Оказавшись в торговом помещении лавки, я спросил: – А что там у вас наверху?
  
  – Квартира, – ответил Наман.
  
  Тут я сразу сообразил, что к чему.
  
  – Мистера Уивера, да?
  
  – Все верно. Ему пришлось съехать, ну из-за дыма и всего прочего. Так что, помимо всех остальных несчастий, я еще и жильца потерял.
  
  Я прошел через магазин и вышел через заднюю дверь на улицу. Заглянул в мусорный бак, но тоже ничего интересного не увидел – он был почти до самого верха заполнен пришедшими в негодность книгами, какими-то картонками и прочим мусором.
  
  Я протянул Наману свою визитку.
  
  – Извините за беспокойство. Если детектив Карлсон вдруг появится, пожалуйста, позвоните мне.
  
  Он мрачно взглянул на визитку и пробормотал:
  
  – К вашим услугам.
  
  Я поехал к дому Карлсона. По дороге еще раз попробовал дозвониться на мобильник Ангусу, но он не отвечал. Одна надежда, что за то время, что я был в книжной лавке, он успел вернуться домой.
  
  Мне открыла Гейл и спросила:
  
  – Детектив Дакворт?
  
  Я кивнул, протянул руку.
  
  – Привет, Гейл.
  
  – Ну, что, нашли его?
  
  – Нет, – ответил я. – Можно войти?
  
  – Да, конечно. Чем вас угостить? Может, кофе?
  
  – Кофе будет в самый раз.
  
  – Так его в книжном не было?
  
  – Нет. И вряд ли он туда вообще заходил.
  
  – Странно все это, – протянула Гейл. – Ведь он сам говорил, что собирается туда зайти. А после того как вы ушли, я пыталась дозвониться ему, но он не отвечает. – Гейл вдруг заволновалась: – Послушайте, как думаете, может, с ним что случилось?
  
  – Ну мне, по крайней мере, это неизвестно, – ответил я. – Подумайте хорошенько. Куда еще он мог поехать?
  
  Она покачала головой:
  
  – Понятия не имею.
  
  – Ну а если к матери? – осведомился я. – Она живет где-то поблизости? Как думаешь, может, он решил поговорить с ней о том, что произошло с ним вчера?
  
  Лицо у Гейл скривилось. Губы задрожали.
  
  – О господи, – пролепетала она.
  
  – Что такое? – спросил я. – Что он сказал?
  
  – Ангус никак не мог поехать к матери.
  
  – Почему?
  
  – Да потому что она умерла. Умерла уже давным-давно.
  ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ
  Дакворт
  
  – Его мать умерла? – изумился я. – Но как же так? Буквально сегодня я спрашивал его, что он собирается делать, и он сказал, что собирается навестить ее.
  
  – Нет, – ответила она, качая головой.
  
  – Но почему он сказал, что собирается повидать ее, и почему он делал вид, что говорит с матерью по телефону, раз она умерла?
  
  – Иногда он так делает. Говорит, это ему помогает. Когда он был в терапии, они предложили ему такой способ лечения. Когда он под стрессом, когда сердится, надо вслух проговаривать все свои чувства и ощущения. И это ему поможет, поможет снять напряжение.
  
  – Так, давайте-ка присядем, – предложил я и увлек ее за собой в гостиную. Мы уселись друг против друга, нас разделял журнальный столик. – Когда умерла его мать?
  
  – Когда ему было семнадцать, – ответила Гейл. – Почти двадцать лет тому назад.
  
  – От чего умерла?
  
  – Она покончила с собой. Прыгнула с моста на автомобильную трассу. С головой у нее было не все в порядке, ну, вы понимаете, о чем я.
  
  – Депрессия?
  
  – Да, это, и кое-что еще. Отец бросил семью, когда Ангусу было восемь, и мать воспитывала его в одиночку. Ну а потом умерла.
  
  – Похоже, детство у него было не слишком счастливое, – заметил я.
  
  – Она… она была не очень хорошей матерью, – сказала Гейл.
  
  – Жестокое обращение?
  
  Гейл кивнула:
  
  – Причем не только в физическом, но и в психологическом смысле. Она не всегда была такой. Когда Ангус был совсем маленьким, она вела себя нормально, вроде бы была счастлива. Но затем, после того как отец бросил их, с ней что-то произошло. Она изменилась. И мышление, и поведение изменились полностью. Просто удивительно, что сам Ангус ведет себя так сдержанно и нормально, по большей части.
  
  – Что это значит, по большей части?
  
  – Ну, у него есть один пунктик… считает, что мы не должны заводить детей. Он просто их не хочет. Словно боится, что, родив их, я превращусь в такого же монстра, каким была его мать. – Глаза ее наполнились слезами, Гейл всем телом подалась вперед. – Но я никогда и ни за что такой не стану!
  
  – Конечно же, нет, – поспешил успокоить я ее. – Ладно. Поскольку он никак не мог поехать повидаться с матерью, где, по-вашему, он может находиться? Есть идеи?
  
  Она покачала головой:
  
  – Никаких.
  
  – Так, значит, вы пытались дозвониться ему, но он не отвечал?
  
  – Да.
  
  – Ну а эсэмэсок не отправляла?
  
  – Нет, не отправляла.
  
  – Знаешь, человек может запросто не отвечать на звонки, но при этом почти всегда просматривает сообщения. Хочу, чтобы ты отправила ему письмо.
  
  Гейл поднялась, пошла на кухню и вернулась с мобильником.
  
  – И что, по-вашему, я должна ему написать?
  
  – Ну, нечто такое, что могло бы заставить его позвонить домой. Нечто, что он никак не может проигнорировать.
  
  У нее задрожала нижняя губа.
  
  – Что происходит? Почему вы так хотите переговорить с ним?
  
  – Напиши ему следующее. Всего одно слово. «Позвони». И не забудь поставить восклицательный знак.
  
  – Да что происходит? – снова воскликнула она.
  
  – Просто сделай это. Но пока не отправляй.
  
  Она указательным пальцем набрала сказанное мной слово.
  
  – Ладно, что дальше?
  
  Я пытался сообразить, что может заставить любого мужчину немедленно позвонить домой. Ну, помимо приглашения к сексу. Или, как в моем случае, что дома испекли торт.
  
  – Напиши, что под раковиной протечка. И вода заливает все кругом.
  
  – Но у нас нет никакой…
  
  – Напиши, пожалуйста.
  
  – Мне никогда не нравилось ему лгать, – возразила Гейл. – Это нехорошо, неправильно.
  
  – Я скажу ему, что заставил тебя это сделать. Самое главное сейчас – это заставить его позвонить тебе. И как только позвонит, тут же передай телефон мне.
  
  Гейл глубоко вздохнула два раза, затем напечатала то, что я просил.
  
  – Теперь отправляй, – произнес я.
  
  Она нажала на клавишу.
  
  – А теперь будем ждать, – сказал я.
  
  Мы сидели друг против друга, не произносили ни слова, считали секунды. Десять, пятнадцать, тридцать.
  
  Вот уже целая минута прошла.
  
  Когда телефон в руке Гейл вдруг зазвонил, она подпрыгнула, словно ее ударило электрическим током. Я протянул руку, она передала мне телефон. Я нажал на клавишу приема звонка.
  
  – Ангус, – заговорил я.
  
  Пауза, затем он удивленно спросил:
  
  – Ты, что ли, Барри?
  
  – Да, я.
  
  – Но что… происходит? Я получил от Гейл сообщение о том, что в доме прорвало трубу и все заливает. Ты что, у нас, что ли?
  
  – Да, я здесь, с Гейл.
  
  – Ну и что там? Какая раковина?
  
  – Нет никакой протечки, Ангус. Извини. Это была приманка. Это я заставил Гейл оставить тебе сообщение, чтобы ты перезвонил. Все это время пытался связаться с тобой.
  
  – Да какого черта?
  
  – Да, я тебя понимаю. Я не хотел так поступать. Я искал тебя в магазине подержанных книг.
  
  – Чего?
  
  – У Намана. Гейл сказала, что ты поехал туда.
  
  – Ей не следовало ничего говорить. Просто проверял одну ниточку. Возможно, она никуда не приведет.
  
  – Но ведь ты до магазина так и не доехал.
  
  Пауза. Потом Ангус заметил:
  
  – Как раз собираюсь.
  
  – Ты сейчас где?
  
  – Да разъезжаю тут по округе. Чего ты хотел от меня, Барри? Что такого важного и интересного вдруг возникло?
  
  – Мне нужна твоя помощь. Я бы не стал пускаться на такие уловки из-за пустяков. Это действительно важно.
  
  – Валяй. Выкладывай.
  
  – Нет, только не по телефону, Ангус. Надо поговорить с глазу на глаз.
  
  – Да в чем дело? Просто скажи мне, и все.
  
  – Я серьезно, Ангус. Я предпочел бы переговорить с тобой лично.
  
  Снова долгая пауза. Затем Ангус сказал:
  
  – А я так не думаю. Если ты отказываешься хотя бы намекнуть, в чем дело, придется подождать, пока мы не встретимся снова, чисто случайно, конечно.
  
  Я нервно облизал пересохшие губы.
  
  – Ладно, так и быть, – медленно произнес я. – Тебе известно, что примерно за неделю до смерти Оливии Фишер и примерно за несколько дней до гибели Розмари Гейнор обеим этим девушкам были выписаны штрафы за превышение скорости?
  
  Долгая пауза. Затем Ангус ответил:
  
  – Нет. А почему, собственно, я должен это знать?
  
  – Да потому, что оба эти штрафа выписал ты, – пояснил я. – И там стоит твоя подпись.
  
  – Ну, в принципе, это возможно, – заметил он. – Я был в униформе, я патрулировал улицы. И выписывал штрафы.
  
  – И еще ты допрашивал Лорейн Пламмер за несколько дней до ее убийства.
  
  Последовала еще более долгая пауза.
  
  – Да, конечно, было дело. Я ведь сам рассказывал тебе об этом, Барри. Хоть убей, не понимаю, на что ты намекаешь.
  
  – Однако странно, что при всем этом ты и словом не упомянул о том, что общался с Фишер и Гейнор.
  
  – Я выписываю целую кучу штрафов, Барри. Ты помнишь каждого, кому выдавал такую квитанцию во время службы патрульным полицейским?
  
  Гейл молча взирала на меня широко распахнутыми глазами.
  
  – Меня насторожил тот факт, что ты тем или иным образом вступал в контакт с каждой из этих трех женщин незадолго до того, как все они были убиты. И одно обстоятельство никак не укладывалось у меня в голове. Тот факт, что ты ни разу не упомянул об этом в связи с убийствами Фишер и Гейнор.
  
  – Что я говорил тебе всего пять секунд назад? Я не помнил. Просто забыл, и все тут.
  
  – Нам надо поговорить. С глазу на глаз. Давай проясним все обстоятельства. Уверен, всему можно найти объяснение. Ну, что скажешь?
  
  Я ждал ответа.
  
  – Ангус?
  
  Тут он отключился.
  
  Я посмотрел на Гейл, слеза медленно сползала по ее щеке.
  
  – Я не понимаю, – пролепетала она. – Не понимаю, что происходит.
  
  Тут взгляд мой сфокусировался на фотографии в рамочке, которая стояла на каминной доске. Типично портретный снимок, выцветший от времени. На нем женщина лет тридцати или около того. Миловидная, с темными глазами и темными волосами, волнами спадающими на ее плечи. И в ней определенно угадывалось внешнее сходство с Оливией Фишер, Розмари Гейнор и Лорейн Пламмер.
  
  – Кто это? – спросил я Гейл.
  
  Гейл проследила за направлением моего взгляда, всхлипнула и ответила:
  
  – Это мама Ангуса.
  ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ
  
  У Ангуса и в мыслях не было навещать Намана.
  
  Он крайне скептически отнесся к подозрениям Гейл о том, что торговец подержанными книгами может иметь отношение к отравлению городского водопровода. Катастрофа, имевшая место в Промис-Фоллз, никак не могла быть делом рук одного человека, почерпнувшего кое-какие идеи из справочника по ядам. Такое мог устроить лишь тот, кто имел самое непосредственное отношение к инфраструктуре города и хорошо ее знал. И Наман никак не подходил под это определение. Из того немногого, что успел рассказать ему Дакворт во время первой встречи в тот день, Ангус сделал вывод: Виктор Руни – вот кто подходит под это определение по всем статьям.
  
  Но посещение книжной лавки было отличным предлогом, чтобы выйти из дома и избавиться от назойливо заботливой Гейл.
  
  Он видел еще одну.
  
  Еще одну женщину, удивительно похожую на мать.
  
  Последнее время это случалось с ним все чаще. Потому ли, что этот тип действительно стал попадаться на глаза чаще? Или жажда его обострилась?
  
  Да какая разница!
  
  Со времени смерти Оливии Фишер прошло уже целых три года. И его так и подмывало испытать это снова. Но затем он остановил Розмари Гейнор за превышение скорости – выдавала шестьдесят миль в час вместо положенных здесь сорока. И было в ней нечто такое, нечто в глазах, в том, как темные волосы падали на плечи, что его, как говорится, зацепило.
  
  Знай он, что у нее уже есть ребенок, он бы отпустил ее с миром. Но на заднем сиденье не было детского креслица, вообще ничего, указывающего на то, что она мать. Лишь убив ее, Ангус узнал, что на втором этаже дома спал маленький ребенок.
  
  Не было никакого смысла убивать женщину, которая уже родила. Слишком поздно. Надо убивать до того.
  
  С Лорейн Пламмер все обстояло яснее и проще. Она была студенткой. Никакого постоянного парня, да и замуж она вроде бы не торопилась. Так что материнство ей грозило разве что в относительно отдаленном будущем.
  
  Возможно, именно поэтому желание расправиться с ней наступило вскоре после случая с Розмари Гейнор. Он стремился поскорее исправить свою ошибку.
  
  Но эта определенно подходила по всем статьям. И была так похожа на Лиану.
  
  Последнее время они регулярно общались. Просто болтали обо всяких пустяках в одностороннем порядке. Это посоветовал психотерапевт, которого он посещал задолго до того, как они с Гейл переехали в Промис-Фоллз. Надо дать голос своим чувствам, говорил он. Даже если она тебя не слышит, ты услышишь самого себя. Высвободишь свои чувства, выпустишь их наружу.
  
  Иногда он говорил с ней, держа телефон в руке, но не набирая никакого номера. Или же разговаривал с ней, когда вел машину – так, будто она сидела рядом. Порой он всматривался в фотографию, что стояла на каминной доске. Говорил ей, что у него на уме. Говорил честно и прямо.
  
  Гейл этого не понимала. Считала, что это полное безумие. Просила больше не делать этого.
  
  Не зацикливайся на этом, говорила она. Все позади. Она больше не причинит тебе боли.
  
  Конечно! Ей легко говорить!
  
  Надо завести свою настоящую семью, твердила Гейл.
  
  Ну ничего не понимала!
  
  Ангус всегда крайне внимательно следил за соблюдением мер предосторожности, причем касалось это не только секса. Выбрал в жены девушку, нисколько не похожую на мать. Другая прическа, синые черты лица, да и фигура ничем ее не напоминает. Хотел, чтобы она как можно меньше походила на мать.
  
  Ведь сама мысль о том, что когда-нибудь придется убить Гейл, была ему невыносима.
  
  Ангус любил Гейл.
  
  Он считал, что они просто идеальная пара. Он всегда мог поговорить с ней. Он все рассказал ей о своем детстве. О том, как в доме стало просто невыносимо после ухода отца. О том, как мать постепенно впадала в безумие.
  
  Однако Ангус не рассказывал Гейл всего, что вытворяла мать. Некоторые вещи он был просто не в силах заставить себя произнести вслух. Лишь его психотерапевт знал эти омерзительные подробности, но даже при условии сохранения врачебной тайны одну историю Ангус все же от него утаил.
  
  Гейл он рассказывал о менее значительных проступках. О постоянной критике со стороны матери. О том, что был нежеланным ребенком в семье. Мать никогда не хотела детей. И уже тем более не желала, чтобы он пошел в отца – такого же тупого и безмозглого.
  
  Сначала мать его оскорбила. А когда губы у мальчика задрожали, она нахмурилась и заметила:
  
  – Ой, прекрати сейчас же! Надо учиться воспринимать критику. Не собираюсь делать тебе поблажки. Всегда буду указывать на твои недостатки.
  
  А затем она нагибалась, близко-близко, прямо к его лицу, и говорила:
  
  – А ну-ка, улыбнись мамочке. Хороший мальчик всегда улыбается мамочке.
  
  Легко сказать, улыбнись.
  
  Стать хорошим мальчиком – то была недостижимая для него цель, и мама постоянно напоминала ему об этом.
  
  Хорошие мальчики не шумят и не скандалят, не носятся по гостиной как угорелые. Хорошие мальчики спокойно поднимаются по лестнице, не прыгают сразу через две ступеньки. Хорошие мальчики не пачкают и не рвут одежду. Хорошие мальчики не пукают. Хорошие мальчики получают в школе только хорошие оценки.
  
  Хорошие мальчики не разглядывают «грязные» журналы и не занимаются неприличными делами под одеялом.
  
  Была одна история, которую ангус просто не мог поведать Гейл. Ночью, когда ему было тринадцать, его мама ворвалась в комнату и застигла его за неприличным занятием.
  
  Она тихо подкралась и сорвала с него одеяло, и он остался лежать нагой и в возбужденном состоянии. Пытался натянуть одеяло. Но мать держала крепко.
  
  – А я думала, ты хороший мальчик, – сказала она.
  
  – Пожалуйста! – взмолился Ангус, продолжая бороться за одеяло. – Оставь меня в покое!
  
  – Если считаешь, что это приличное занятие, если так гордишься им, продолжай и закончи, – прошипела мать. – А я подожду.
  
  Он перекатился на бок, свернулся в комочек, точно стремился защититься от ударов ремнем. Но слова ее жгли куда больнее.
  
  – Я жду, – повторила Лиана.
  
  Ангус обхватил руками колени, крепко прижал их к груди, почувствовал, как по щеке сбегает на подушку слеза.
  
  – Я так и думала, – сказала мать. – Даже самое простое дело не можешь довести до конца.
  
  А потом она наклонилась, поцеловала его в лоб и сказала:
  
  – Ну, ладно, будет тебе. Давай, улыбнись мамочке.
  
  И он улыбнулся, с таким трудом растянул уголки рта, словно каждый из них был весом с гантель в пятьсот фунтов.
  
  После смерти матери он переехал к тете Белинде и жил у нее два года. И один раз она едва не убила его, произнеся следующую фразу:
  
  – Знаю, моя сестра была не лучшей на свете матерью, и у меня прямо сердце разрывалось при виде того, что она с тобой вытворяет. Но что я могла поделать?
  
  «Могла бы спасти меня, – подумал тогда Ангус. – Вот что ты могла бы сделать».
  
  Он часто думал о том, что было бы гораздо лучше, если б мать вообще не родила его. Да ни один на свете человек не захотел бы жить и терпеть такие мучения. Жизнь того просто не стоила.
  
  Но жизнь, похоже, изменилась, когда он встретил Гейл. Добрая, любящая, она повышала его самооценку. Он отучился в колледже для полицейских и получил работу в полиции Кливленда. А Гейл устроилась в детском саду воспитательницей.
  
  Однако, видимо, тихой и спокойной жизни с этой женщиной, самим совершенством, оказалось недостаточно, чтобы избавить его от глубоко укоренившихся с детства инстинктов.
  
  Шарлин Квинт оказалась первой. (Ну, не в самом прямом смысле этого слова.) Официантка из Кливленда. Двадцать семь лет. Помолвлена. Он остановил ее на дороге за то, что не включила поворотник. И когда она вдруг повернулась в полупрофиль, он увидел в ней Лиану. У Ангуса был ее адрес, и вот примерно через неделю он решил навестить эту девушку.
  
  И это одновременно казалось ему, правильным, и неверным поступком. Но чувствовал он себя после этого просто прекрасно.
  
  Когда он получил работу в полиции Промис-Фоллз, им с Гейл пришлось переехать из Кливленда. Теперь уже Ангус не был привязан к географической точке, где провел детство, и надеялся, что это чувство испарится само собой.
  
  Прошло несколько лет, и вдруг появилась Оливия Фишер. Он остановил ее недалеко от торгового центра Промис-Фоллз. Она ехала со скоростью около семидесяти миль в час вместо положенных сорока. Серьезное нарушение, но штраф он ей выписал щадящий – на пятьдесят долларов. Ну а затем вовлек ее в разговор и узнал, что она выпускница колледжа Теккерея, что помолвлена и детей у нее пока нет.
  
  Через несколько дней он пробил ее домашний адрес. Она до сих пор жила с родителями, Элизабет и Уолденом. Ангус видел, как она отъезжает от дома в той же машине, за рулем которой была, когда он ее оштрафовал. И он двинулся следом, к центру города. Она припарковала машину и прошла в парк, неподалеку от водопадов.
  
  Уже начало темнеть, и людей поблизости не было.
  
  Он подошел прямо к ней. Улыбнулся и спросил:
  
  – Мисс Фишер?
  
  Она его не узнала. Ангус давно понял причину. Когда человек в униформе – одно дело, но когда ты встречаешь его в гражданской одежде, то обычно не узнаешь. Ты как бы выпадаешь из контекста.
  
  Оливия спросила:
  
  – Да, привет. А в чем дело?
  
  – Извините, – заметил Ангус. – Это все время происходит. Просто я не в униформе. Я тот самый подлый старый полицейский, который тут на днях вас оштрафовал.
  
  – Ах да, – улыбнулась она. – Вы правы. Лицо показалось знакомым, но никак не могла сообразить, где же вас видела.
  
  Он понимающе закивал:
  
  – Надеюсь, вы простите меня за это.
  
  – За что?
  
  – Ну, за то, что оштрафовал. Просто это моя работа.
  
  – О, я понимаю. Пусть это вас не беспокоит.
  
  – А что вы здесь делаете? – спросил он.
  
  Он уже держал нож в правой руке, опустив ее так, чтобы лезвие скрывала штанина.
  
  – Просто дожидаюсь своего парня.
  
  Ангус обернулся через плечо.
  
  – Водопады сегодня выглядят просто потрясающе, посмотрите, как свет огней на мостике играет и отражается в воде.
  
  Оливия Фишер обернулась.
  
  Настал подходящий момент.
  
  Левой рукой он обхватил ее за горло. Крепко притянул к себе. Правая рука потянулась к ее левому боку. Нож вошел как в масло. Затем он резко вывернул лезвие вправо. А в середине – еще немного вниз.
  
  Чтоб получилось нечто похожее на улыбку.
  
  И тут она страшно закричала. Ангус зажал ей ладонью рот – ишь, разоралась тут. Но теперь уже ничего не поделаешь.
  
  Он выдернул нож, тело мягко осело на землю.
  
  Медлить никак нельзя. Этот крик мог привлечь внимание. И он бросился бежать. Влетел по бетонным ступенькам, ведущим на мостик возле водопадов. Прыгал сразу через две, затем на бегу швырнул нож в водопад.
  
  С Розмари Гейнор все прошло более гладко. Он подъехал к ее дому, не беспокоясь о том, что его кто-то увидит или услышит. Машину припарковал в двух кварталах. Подошел прямо ко входной двери, позвонил. Она открыла и сразу узнала его, хотя он был не в униформе.
  
  – Офицер? – сказала она.
  
  Ангус шутливо изобразил, что снимает воображаемую шляпу.
  
  – Извините за беспокойство, – произнес он. – Речь идет о той квитанции, которую я выписал вам тут на днях. У меня была инструкция проконтролировать законность этого решения, а я в тот момент не смог, потому как находился на дежурстве. Вот и пришлось потревожить вас дома.
  
  – Проконтролировать? Что это значит?
  
  – Вообще-то это они прислали меня к вам, чтобы порвать эту квитанцию. Моя вина – я не понял, что в той зоне, где я вас оштрафовал, не действуют ограничения скорости.
  
  – Шутите, что ли? – рассмеялась она. – И как часто такое случается? Да что же вы стоите? Входите, пожалуйста.
  
  – Благодарю.
  
  А все остальное было просто.
  
  А потом настало воскресенье, День памяти павших, долгие выходные.
  
  И возникла новая возможность.
  
  Но на этот раз Ангус страшно нервничал. Видимо, из-за той стрельбы в больнице. Убивать людей в укромном уголке – это одно, но стрелять в них на глазах у всех, понимая, чем это может грозить его карьере, – это уже совсем другое дело.
  
  Он пытался отринуть все эти опасения и сосредоточиться на предстоящем деле, но тут раздался этот звонок от детектива Дакворта.
  
  Тот пытался связать все факты воедино.
  
  И Ангус испугался, что очень скоро все эти его похождения закончатся. Но главное – это успеть провернуть хотя бы одно дельце.
  
  Соня Рупер.
  
  Медсестра из городской больницы Промис-Фоллз. Детей пока нет. Но у нее имелся возлюбленный летчик, который вернется домой только завтра, и они определенно намерены обзавестись детьми в ближайшем будущем.
  
  Так что у него еще есть время спасти этих детей.
  
  Избавить их жизни от неизбежных мучений и несчастий.
  
  Ангусу не понадобилось много времени, чтобы узнать, где проживает Соня Рупер. Позвонив в больницу, он узнал, что сегодня у нее выходной. Выходя из своего дома, он предусмотрительно сменил номера своей машины на украденные зеленые вермонтские.
  
  Она будет моей пятой, подумал он.
  
  И тут же мысленно поправился. Не пятой, уже шестой.
  
  Почему-то он часто забывал посчитать и свою мать.
  
  Все считали, что Лиана пребывала в глубокой депрессии, когда однажды глубокой ночью прыгнула с пешеходного моста вниз на проезжую часть трассы 1—90 и попала под грузовик.
  
  Есть такие истории, которыми не хочется делиться даже со своим психотерапевтом.
  ШЕСТЬДЕСЯТ
  
  Соня Рупер заканчивала уже не вторую, а третью рабочую смену в больнице Промис-Фоллз. Ну, почти третью.
  
  В шесть утра она прибыла на семичасовую смену, и уже где-то через полчаса начали поступать первые больные. К часу дня их поток не иссяк, даже напротив, так что пришлось ей остаться на вторую смену. К середине дня распространились новости, что водопроводная вода была отравлена, и новых пациентов стало меньше, а вот хлопот с ними не уменьшилось. В большинстве случаев те, кто мог заболеть, отравившись водой, уже заболели. Вторая ее смена заканчивалась в семь вечера, но рук все равно не хватало, врачи и медсестры просто сбивались с ног, стараясь помочь людям. Она проработала еще три часа, и только в десять вечера отправилась домой.
  
  Никогда в жизни Соня не видела ничего подобного.
  
  Нельзя сказать, что ей так уж много довелось повидать на своем веку. В этой больнице Соня проработала всего два года. Но этого дня ей не забыть никогда, хотя вспоминать о нем совсем не хотелось. Да, их обучали, готовили к подобным ситуациям, но она надеялась и молилась, чтоб такое больше никогда не повторилось.
  
  И вот наконец, собравшись домой, она почувствовала, что глаза у нее просто слипаются от усталости, и поняла, что вести машину не сможет. Одновременно с ней закончил смену один из санитаров, он предложил ее подвезти. А свою машину она сможет забрать в воскресенье.
  
  Соня и ее жених Стэн снимали маленький домик на Клондайк-стрит. Жаль, что его не будет дома, когда она вернется с работы. Эту ночь он проводил в Сиэтле. И если она помнила правильно, должен был вылететь в Чикаго в воскресенье вечером и уже оттуда вернуться домой в понедельник.
  
  Соне так хотелось заползти в постель, улечься с ним рядом и крепко уснуть в его объятиях.
  
  Около шести им удалось поговорить по телефону. Она рассказала Стэну, как плохи дела в Промис-Фоллз, а он в ответ сказал, что страшно гордится ею, что ей выпала большая честь помогать людям в столь трудный час.
  
  – Люблю тебя, Стэн, – сказала она.
  
  – Я тоже люблю тебя, – отозвался он.
  
  Во всем этом был только один положительный момент – она заснула буквально через тридцать секунд после того, как голова ее коснулась подушки. Отрицательный состоял в том, что ее преследовали сны о том, что происходило сегодня в больнице. Людей рвало, они теряли сознание, умирали прямо у нее на глазах. И еще – эти душераздирающие крики родственников, которые ничем не могли помочь своим близким.
  
  Раза два она просыпалась, но тут же снова проваливалась в сон. А когда окончательно проснулась утром и взглянула на часы, на них было пятнадцать минут двенадцатого.
  
  – Вот это да! – воскликнула Соня.
  
  Ей страшно хотелось принять душ. Было объявлено, что водопроводная вода в городе теперь безопасна. Но затем она подумала, что сперва не мешало бы сделать пробежку длиной в четыре мили – так она упражнялась три раза на неделе. А уж сегодня – самый подходящий день, чтобы проветриться и обрести ясность мысли. И вот она встала с постели, надела тренировочный костюм и кроссовки, прикрепила к воротничку плеер, вставила в уши наушники.
  
  А потом распахнула дверь, и утреннее солнце ослепило ее. Сначала она несколько раз обежала лужайку перед домом, затем включила свою любимую песню Мадонны и выбежала на улицу.
  
  Соне всегда так нравилось чувствовать теплые лучи солнца на лице, вдыхать свежий бодрящий воздух. Именно этого ей сейчас и не хватало.
  
  Ко времени, когда она вернулась, вся одежда насквозь пропиталась потом, ноги были как ватные, легкие болели. Она с трудом преодолела последнюю четверть мили.
  
  И все равно – чувствовала себя просто отлично.
  
  Она отперла дверь, шагнула в дом, вынула наушники и бросила плеер в декоративную вазу, где также хранила ключи. Потом прошла в кухню и открыла кран холодной воды на полную мощность – чтоб стекла и хорошенько остыла.
  
  А потом вдруг спохватилась.
  
  – О чем я только думаю? – Выключила кран, достала из холодильника бутылку минеральной воды «Поланд», жадно отпила два больших глотка.
  
  Тут в дверь постучали.
  
  – Секундочку! – крикнула она.
  
  Соня поставила бутылку на столик, быстро подошла к двери, распахнула ее.
  
  – Мисс Рупер?
  
  Мужчина приветливо улыбнулся и кивнул.
  
  – А я вас знаю, – протянула она.
  
  – Мы виделись вчера в больнице. Я спрашивал…
  
  – Вы полицейский, – перебила его Соня. – И я вас помню. Вот только извините, забыла ваше имя.
  
  – Карлсон, – сказал он. – Ангус Карлсон.
  
  Она жестом указала на себя. Спортивная одежда потемнела от пота.
  
  – Прошу извинить, но я была на пробежке. И пропотела насквозь. Просто до неприличия. Простите, а вы, случайно, не знаете, насколько безопасно теперь пользоваться душем?
  
  – Насколько я слышал, теперь можно. Простите, что побеспокоил вас в такой момент. Может, мне зайти позже?
  
  – Нет-нет, ничего страшного.
  
  – Говорят, что через день или два мы сможем спокойно пользоваться водой из-под крана. Даже пить ее, уже не говоря о том, что мыться, принимать душ и все такое прочее. Кризис миновал.
  
  – Правда? Что ж, это хорошие новости. Потому как если уж кому приспичило принять душ, так это мне. А что вы хотели узнать?
  
  – Мы до сих пор, как понимаете, активно расследуем эту историю с отравлением водопроводной воды и повторно расспрашиваем людей, которые могли что-то заметить, увидеть… ну, словом, все, что вызвало какие-то подозрения.
  
  – Но что такого я могла увидеть? – спросила Соня.
  
  – Ну, мы считаем, что, возможно, человек, совершивший это – а он определенно заранее все спланировал, и это не было случайностью или воздействием неких факторов окружающей среды… так вот, этот человек вполне мог зайти в больницу – полюбоваться на дело рук своих, увидеть, как страдают люди.
  
  – О господи, но это же просто ужасно! – воскликнула Соня.
  
  – Согласен. И именно поэтому хотел спросить вас, не заметили ли вы вчера ничего необычного. Ну, хоть что-нибудь.
  
  – Смеетесь, что ли? Все было необычно.
  
  Карлсон понимающе кивнул:
  
  – Да, конечно, это так. Но я о другом. Может, вы заметили там кого-то постороннего? Ну, допустим, человека, который болтался без дела, высматривал что-то в одиночестве? И старался при этом оставаться в тени?..
  
  – Погодите, мне надо вспомнить, подумать. Боже, куда только делись мои хорошие манеры? Хотите войти?
  
  – Да. Спасибо.
  
  – Вы уж простите меня. За то, что так долго продержала вас на пороге.
  
  – Ничего страшного, – сказал Ангус.
  ШЕСТЬДЕСЯТ ОДИН
  Дакворт
  
  – А на какой машине ездит ваш муж? – спросил я Гейл Карлсон.
  
  – На «Форде». «Форд Фьюжн».
  
  – Цвет?
  
  – Ну, такая… темно-синяя, – ответила она.
  
  – Номер?
  
  Она замялась.
  
  – Ой, не помню.
  
  – Год выпуска?
  
  Гейл по-прежнему пребывала в некоторой прострации.
  
  – Вроде бы две тысячи седьмой. Мы купили подержанную.
  
  Я достал телефон, набрал номер.
  
  – Привет, проверишь для меня кое-что? Мне нужен номер темно-синего «Форд Фьюжн», зарегистрирован на имя Ангуса Карлсона. Да, да, того самого Карлсона. Сообщи, как только узнаешь.
  
  Затем я позвонил Ронде Финдерман.
  
  Она ответила после первого же гудка:
  
  – Барри? Какого черта ты подставил меня с этой пресс-конференцией?
  
  – Послушайте, шеф, я хотел бы попросить…
  
  – А я хотела, чтобы ты был рядом со мной на пресс-конференции. Явились все. Представители всех главных средств массовой информации. И люди из Си-эн-эн, и из главного телеканала Олбани. Они задавали кучу вопросов, я еле успевала отвечать. Было бы куда как лучше, если б ты…
  
  – Да выслушай же ты меня! Позвони людям, к которым мы обращаемся, когда нужно отследить мобильник.
  
  – Что?
  
  – Просто сделай, очень тебя прошу! Вот, запиши. – И я продиктовал ей номер мобильного телефона Ангуса и сервисного провайдера. – Надо проверить, смогут ли они установить его местонахождение.
  
  – Но зачем тебе это, Барри? И почему именно Ангус? Это как-то связано со стрельбой в больнице, да?
  
  – Нет.
  
  – Барри, ты можешь толком объяснить…
  
  Я отошел подальше от Гейл, чтобы она не слышала, что я буду говорить.
  
  – Ангус возглавляет список подозреваемых в убийствах Фишер, Гейнор и Пламмер.
  
  Секунды три она молчала, затем снова прорезался ее голос:
  
  – Это ты о чем, черт бы тебя побрал?
  
  – Не могу сейчас вдаваться в подробности. Просто мне надо его найти.
  
  – Боже мой, Барри…
  
  – Понимаю. Так ты поможешь мне с телефоном?
  
  – Положись на меня.
  
  – Скажите мне, что происходит? – осведомилась Гейл, когда я закончил разговор. – Пожалуйста, скажите, что происходит!
  
  – Мы должны найти Ангуса, – сообщил я.
  
  – Почему вы расспрашивали его о тех убитых женщинах? И вели себя так, словно он имеет к этому какое-то отношение?
  
  – Гейл, расскажите мне о нем. Все, что знаете.
  
  Лицо ее скривилось в плаксивой гримаске.
  
  – Не понимаю, почему вы просите меня об этом! Он мой муж. Я люблю его!
  
  – Как он вел себя в последнее время? В каком пребывал настроении? Изменился ли он, не был таким, как всегда?
  
  – Он почти всегда пребывал в неважном настроении, – ответила Гейл, качая головой так, словно пыталась отогнать от себя все вопросы. – Но это из-за работы. Из-за того, что он работает в полиции. Ему тяжело. Ну а вчера, когда это случилось, он был страшно расстроен, просто ужасно.
  
  – Ну а позавчера? – спросил я. – В каком он пребывал настроении?
  
  – В подавленном, – отозвалась Гейл она. – Он почти всегда пребывал в подавленном настроении. Наверное, этим и привлек меня к себе. Я его жалела. Он перенес столько страданий и боли. Вы даже представления не имеете. И я хотела помочь ему. Очень старалась и помогала, почти каждый день. Нет, иногда он смеялся, всегда любил пошутить, сарказма и иронии ему хватало. Однако все это было игрой. Так он пытался замаскировать свою боль. Но почему вы расспрашивали его об этих женщинах?
  
  И тут я подумал, что в самой глубине души она все-таки что-то подозревала. Вполне возможно. А может, и нет. Часто бывает: самые близкие люди знают друг о друге меньше других.
  
  У меня зазвонил мобильник.
  
  – Я раздобыл для тебя номер, – сообщил мой информатор.
  
  Я записал номер машины, отключился и тут же позвонил дежурному городской полиции Промис-Фоллз.
  
  – Нам необходимо срочно найти эту машину. – Я продиктовал номер, дал полное описание. – «Форд» записан на имя Ангуса Карлсона. Нам необходимо срочно его найти. Немедленно!
  
  – Ему грозит опасность? – спросил дежурный.
  
  – Да, – ответил я. Но затем, подумав, что меня могли понять неправильно, добавил: – Приближаться к нему надо с осторожностью.
  
  – Что?
  
  – Думаю, теперь ты меня понял, – ответил я и убрал мобильник в карман.
  
  – Он никому не мог причинить вреда, – пробормотала Гейл. – Он на это просто не способен. – И она отвернулась, ломая пальцы.
  
  – Отправьте ему эсэмэску, – сказал я. – Напишите, чтобы быстрее возвращался домой.
  
  Она схватила телефон.
  
  – Напишу, что люблю его. Напишу, что он очень и очень мне нужен.
  
  Мы ждали, что на экране появятся три точки, означающие, что он пишет ответ, но никаких точек так и не появилось.
  
  – Это я во всем виновата, – пробормотала Гейл.
  
  – О чем это вы?
  
  – Недавно я еще раз его спросила – я часто спрашивала его об этом. Ну о том, чтобы завести ребенка. Старалась, чтоб он проникся этой идеей.
  
  – Не думаю, что это имеет хоть какое-то отношение к тому, что происходит, – заметил я.
  
  – Имеет, вполне даже может иметь, – жалобно возразила она. Видно, очень старалась донести до меня эту мысль. Куда менее ужасную, нежели другие фантазии и умозаключения, приходившие ей в голову.
  
  – Но почему? – спросил я.
  
  – У него было очень тяжелое детство. Отец бросил их, и после этого его мать… я кажется, уже говорила, сильно изменилась. Ангус не хотел иметь детей, считал, что после этого у родителей ребенка есть огромный риск превратиться в монстров. А я в ответ говорила ему: «Неужели ты считаешь, что и я могу превратиться в монстра?» И он тогда говорил: никогда не угадаешь, на что способны люди. Мы вели с ним на эту тему долгие разговоры, я пыталась убедить его, что никогда не стану такой. Что со мной это не произойдет, что бы там ни случилось. Может, он больше беспокоился о себе, боялся превратиться из потенциально хорошего отца в плохого. Но я-то знала – это просто невозможно.
  
  Гейл взяла салфетку, вытерла глаза.
  
  – Иногда он говорил…
  
  Я ждал. Но она все молчала, и тогда пришлось спросить:
  
  – Иногда он говорил что?
  
  – Иногда он говорил, что мир был бы значительно лучше, если б не рождались все новые и новые дети. Вообще ни у кого. Вот и все.
  
  Она схватила телефон, с надеждой уставилась на экран.
  
  – Я должна ему сказать, – прошептала она и провела пальцем по экрану.
  
  – Сказать что? – спросил я.
  ШЕСТЬДЕСЯТ ДВА
  
  – Вы можете подождать несколько секунд? – спросила Соня Ангуса Карлсона. – Мне надо ополоснуться, я быстро.
  
  – Конечно, пожалуйста, – ответил тот.
  
  – Вся так взмокла после этой пробежки, – добавила она. – Зато почувствовала себя куда лучше, пробежка помогла снять напряжение вчерашнего дня. Надеюсь, что ничего подобного больше в жизни не увижу.
  
  Ангус считал, что с этим он вполне может ей помочь.
  
  Но он чувствовал, что времени катастрофически не хватает. Часы тикают. Дакворт ищет его повсюду. Возможно, даже уже объявил его машину в розыск. Наверняка уже узнал настоящий номер его «Форда», но так они не сразу его найдут – ведь поверх того номера он прикрепил другой, зеленый, штата Вермонт. Так что им придется немало потрудиться.
  
  Мало того, этой Соне Рупер вдруг приспичило принять душ, а может, даже и переодеться. А это означает, что она отправится в ванную, и если есть у нее хоть капелька ума, запрется там изнутри. Вышибать эту дверь он не будет. Не стоит поднимать шум. К тому же это даст ей время приготовиться к нападению.
  
  – Будем надеться, что никому из нас не суждено снова увидеть такой день, – сказал Карлсон. – Худший день в истории нашего города, это уж точно.
  
  – Нечто похожее я вижу, когда представляю авиакатастрофу. Хотя уж мне-то не следует так говорить, ведь мой парень пилот, зарабатывает этим на жизнь. Там выживших почти никогда не бывает. И вообще это жуткое зрелище, самого разного рода смертельные травмы. Оторванные конечности, глубокие порезы, повсюду кровь. В случае с массовым отравлением крови не было, тут все по-другому, но зрелище все равно ужасное, вы согласны?
  
  – Да, – кивнул Ангус.
  
  Может, удастся загнать ее в угол кухни до того, как она пойдет в ванную?..
  
  – Кто только способен на такое? – воскликнула Соня. – Кому вдруг захотелось сотворить такое с людьми и почему?
  
  Ангус покачал головой:
  
  – Не знаю.
  
  Однако он знал или, по крайней мере, догадывался. Когда Барри Дакворт позвонил и начал расспрашивать его о Джордже Лайдекере, которого нашли в гараже Виктора Руни, он сразу же сообразил, что за мотив был у Руни.
  
  Месть, что же еще.
  
  Руни мог мстить жителям города, которые не бросились на помощь Оливии Фишер. И это означало, что гибель более чем сотни обитателей Промис-Фоллз могли приписать теперь Ангусу Карлсону.
  
  Осмыслить все это было далеко не просто.
  
  Он никак не мог разобраться в своих чувствах.
  
  Ангус тщательно выбирал свои жертвы. Мужчин он не убивал. Мужчины детей не вынашивают. Да, конечно, они играют свою роль в репродуктивном процессе. Но только женщины способны произвести на свет новую жизнь. То, что столько людей погибло позавчера, – это ужасно, спору нет. Всех возрастов, и мужчины, и женщины. Все дети, даже те девочки, которые достигли бы репродуктивного возраста лишь через несколько лет.
  
  Это неправильно. И совершенно необязательно.
  
  Должно быть, подумал Ангус, этот Руни совсем больной человек.
  
  Он тут же отверг мысль, что ответственность за все это лежит и на нем. Каждый человек должен отвечать за свои действия. Допустим, в каком-то фильме маньяк говорит, что некий мотив заставил его убивать. Чья это вина, режиссера? Или студии? Или же к ответственности следует привлечь сценариста? Нет, подумал Ангус, вина целиком и полностью лежит на маньяке.
  
  Готов ли сам он взять ответственность за свои поступки? Разумеется! Мать играла определенную роль в этой его мотивации, но в конечном счете все решал только сам он.
  
  Как теперь, когда он должен был убить Соню Рупер.
  
  Она извинилась, прошла по коридору и исчезла за дверью в ванную. Карслон услышал щелчок – она заперлась изнутри. Секунду спустя донесся шум воды, льющейся в ванну.
  
  Тут в кармане у него завибрировал мобильник. Нет, он больше не будет отвечать на звонки. Не позволит Дакворту снова обдурить себя. Но если это эсэмэска, можно и посмотреть. Просто любопытно.
  
  Ну, конечно. Так он и думал. Она от Гейл.
  
  «Люблю тебя. Ты мне нужен. Пожалуйста, возвращайся домой».
  
  Он печально покачал головой. Снова этот Дакворт, наверняка ее надоумил. Подсказал, что написать.
  
  И Ангус решил сосредоточиться на Соне.
  
  Можно занять позицию справа от двери в ванную, в конце коридора. Когда она выйдет, то, скорее всего, будет смотреть в сторону гостиной. Выйдет из ванной и свернет влево. А он будет поджидать ее справа. И как только она выйдет, набросится на нее сзади, притянет к себе и сделает все очень быстро.
  
  Заставит ее улыбаться.
  
  Ангус встал, прошел в конец коридора. Прижался спиной к стене рядом с дверью в ванную комнату. Было слышно, как Соня там двигается. Потом спустила воду в унитаз. Он потянулся к переднему карману, где держал нож. Лезвие длиной три дюйма выбрасывается автоматически одним нажатием кнопки. Рукоятка короткая, удобно помещается в ладони. Дорогая игрушка, но что поделаешь, пришлось купить. Ему всякий раз было жалко выбрасывать такие хорошие ножи, но так уж полагалось, мера предосторожности. Особенно в случае с Оливией Фишер.
  
  Кому охота, чтобы его поймали с окровавленным ножом.
  
  Он достал оружие из кармана. Выдвинул лезвие.
  
  Вода в ванной уже не журчала. Сейчас… того и гляди, она готовится выйти.
  
  Ангус тоже изготовился.
  
  А затем вдруг пронзила страшная мысль.
  
  Дурак, дурак, трижды дурак.
  
  Он не отвечал на звонки. Но надо было вообще выключить телефон. Ведь по нему Дакворт мог определить его местонахождение.
  
  Свободной рукой Ангус потянулся к телефону, и тут он опять завибрировал.
  
  Еще одно сообщение.
  
  Он решил посмотреть, прежде чем выключить.
  
  Еще одно послание от Гейл. Всего два слова:
  
  «Я беременна».
  ШЕСТЬДЕСЯТ ТРИ
  Дакворт
  
  – Что он сказал? – спросил я Гейл, после того как она отправила последнюю эсэмэску.
  
  – Ничего. Вообще не ответил, – произнесла она.
  
  Когда Гейл рассказала мне, что три недели тому назад узнала, что у нее будет ребенок, я подумал, что, может, эта новость заставит Ангуса Карлсона вернуться домой.
  
  – Подождите, – вдруг сказала Гейл. – Он что-то пишет. Вот. И она развернула телефон так, чтобы и я мог видеть.
  
  «Я тебе не верю».
  
  Гейл тут же напечатала: «Это правда. Вернись домой».
  
  Снова пауза перед его ответом. Тянулась она с минуту, которая показалась вечностью. И вот наконец выплыла строчка: «Дакворт мог тебя заставить это сказать».
  
  Гейл тут же ответила: «Да, он хотел, чтобы я тебе сказала. Но это правда. Срок 3 нед. Я боялась тебе сказать».
  
  У меня зазвонил мобильник. Шеф полиции Финдерман.
  
  – Мы определили приблизительное местонахождение телефона, – сообщила она мне.
  
  – Где?
  
  – Клондайк-стрит. Неподалеку от Россленд.
  
  – Если удастся определить точнее, тут же перезвони мне, – попросил я. – А пока пусть патрульные машины стягиваются к этому району. Я тоже туда выезжаю.
  
  – Надеюсь, что ты ошибаешься, – сказала Ронда.
  
  – Я тоже надеюсь, – отозвался я, но не слишком искренне. Если нашим серийным убийцей является Ангус Карлсон, я очень хочу его схватить. Но это самым отрицательным образом скажется на репутации нашего департамента, и в особенности – Ронды Финдерман.
  
  Я закончил разговор с Рондой и взглянул на Гейл. Та по-прежнему смотрела на экран телефона.
  
  – Есть что-то новое? – спросил я.
  
  Она протянула телефон. Ангус написал: «Ты должна была сказать мне».
  
  – Напиши, что вы должны это обсудить. Скорее, прямо сейчас.
  
  Она напечатала. Невероятно быстро, прямо со свистом.
  
  – Ты едешь со мной, – сказал я.
  
  – Куда мы поедем? – осведомилась Гейл. – Вы уже знаете, где он?
  
  – Приблизительно, – ответил я.
  
  – Вы просто скажите мне, что он натворил, – попросила она, не сдвинувшись с места. – Вы постоянно упоминали тех убитых женщин. Неужели Ангус совершил какую-то ошибку? Неправильно вел расследование? Поэтому вы на него все так разозлились, да?
  
  Я подумал, что она, наверное, уже обо всем догадалась, просто надеется из последних сил, что ее муж не убийца.
  
  – Да, я должен поговорить с ним обо всех этих расследованиях, – ответил я.
  
  Гейл с трудом сглотнула слюну. Казалось, что в горле у нее застрял комок, и он очень медленно продвигается вниз.
  
  – Вы думаете, это он, да?
  
  – Я не знаю.
  
  – Но это вполне может быть он, – сказала она.
  
  – Гейл…
  
  – Прошлой ночью он мне кое-что сказал. Перед тем, как мы легли спать. Сказал, что разговорился с одной медсестрой в больнице, что она скоро выходит замуж, что они с мужем мечтают иметь детей. – Она сделала паузу. – И потом добавил, что от всего этого ему становится грустно.
  
  Казалось, у меня кровь застыла в жилах.
  
  – А имени ее он не называл?
  
  – Нет.
  
  – Ну хоть что-нибудь еще о ней говорил?
  
  Гейл отрицательно покачала головой. А потом вдруг вскрикнула. В руке у нее завибрировал телефон.
  
  – Это он! Ангус. Пишет, что должен подумать.
  
  А я уже принялся за дело. Позвонил в больницу и попросил соединить меня с отделением неотложной помощи. Там подняли трубку. Мне ответил женский голос.
  
  – «Неотложка». Сестра Филдинг.
  
  Я представился. Она немного замешкалась, но затем все же вспомнила меня, ведь я побывал у них накануне.
  
  – Мне необходимо срочно найти одного человека, который вчера работал у вас в отделении…
  
  – Вчера здесь работали все, – сказала она.
  
  – Я ищу медсестру, возраст где-то от двадцати до тридцати лет, волосы темные, и живет она, возможно, на Клондайк-стрит.
  
  – А, так это, наверное, Соня, – сказала сестра Филдинг.
  
  – Соня? Можно по буквам? И как ее фамилия?
  
  Она произнесла имя по буквам, затем назвала фамилию – Рупер.
  
  – Спасибо, – сказал я. – Она сегодня работает?
  
  – Нет. Вчера отработала две с половиной смены.
  
  – А у вас есть ее контактный номер? И еще мне нужен точный адрес.
  
  – Погодите минутку.
  
  Пока тянулось ожидание, я спросил у Гейл:
  
  – Новости есть?
  
  – Нет, никаких, – ответила она.
  
  Я приготовил блокнот, чтобы записать все, что скажет мне медсестра Филдинг. И через несколько секунд услышал ее голос:
  
  – Итак, Соня. Проживает по адресу Клондайк-стрит, дом тридцать один.
  
  Черт.
  
  – Ну а номер телефона?
  
  Она продиктовала мне номер.
  
  – Думаю, это мобильный. Стационарного у нее вроде бы нет.
  
  Я поблагодарил ее и сказал Гейл:
  
  – Поехали. – Шагая к машине, я набирал номер Сони Рупер.
  ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ
  
  Когда Гейл сообщила ему, что беременна, Ангус впал в прострацию. Рассматривал слова на экране телефона и совершенно позабыл о том, с какой целью он пришел в дом к Соне Рупер.
  
  Как это возможно, что она беременна?
  
  Как только Гейл посмела совершить такое предательство?
  
  Поначалу Ангус усомнился, что она говорит ему правду. Но если даже так, как могло такое произойти? Нет, конечно, ни один способ контрацепции не бывает стопроцентно надежным. Но он считал, что они соблюдают все меры предосторожности. Разве только Гейл специально пренебрегла одной из них.
  
  Ангус убрал нож обратно в карман, а потом написал Гейл. Обвинил ее во лжи, укорил в том, что она должна была сразу же сообщить ему, но не сделала этого.
  
  Что бы тогда сделал он, если б узнал?
  
  Убил бы Гейл?..
  
  Нет-нет, он бы никогда не сделал этого. Это невозможно, просто немыслимо. Он бы заставил ее обратиться в клинику. Заставил бы прервать беременность.
  
  Он был почти уверен, что поступил бы именно так.
  
  Разве что… Его просто потрясла мысль о том, что он может стать отцом. Что в животе у Гейл растет и развивается его ребенок.
  
  Им все больше овладевали какие-то странные смешанные чувства. В первые несколько секунд после прочтения сообщения он жутко разозлился. Затем растерялся. Потом…
  
  Дверь в ванную распахнулась.
  
  Из нее вышла Соня Рупер – босиком, но в джинсах и футболке. Волосы еще не просохли.
  
  – Черт! – воскликнула она, увидев, что Ангус стоит у двери в ванную с телефоном в руке. Она даже подпрыгнула от неожиданности, затем развернулась лицом к нему и попятилась в гостиную. – Что это вы здесь делаете?
  
  – Я был… Я просто занимался тут с телефоном. Отправлял эсэмэски.
  
  – Почему вы прятались возле двери?
  
  – Да ничего я не прятался. Я не хотел вас напугать.
  
  – Подсматривали за мной, что ли?
  
  – Не подсматривал. Даже не пытался открыть дверь.
  
  – Послушайте, не знаю, какие у вас ко мне вопросы, но вы должны уйти. Немедленно.
  
  – Моя жена беременна, – сказал Ангус.
  
  – Что?
  
  – Она написала мне. Сообщила, что беременна.
  
  Растерянная Соня немного смутилась.
  
  – Что ж… наверное, это просто здорово. Что, впрочем, не объясняет, почему вы терлись возле двери в мою ванную.
  
  – Она мне не говорила. А теперь, оказывается, срок у нее три недели.
  
  – Думаю, вам лучше обсудить это с ней, а не со мной, – заметила Соня. – Прямо сейчас, самое подходящее время.
  
  Тут зазвонил мобильный телефон. Звук доносился из кухни.
  
  – Не отвечайте, – повторил Ангус.
  
  – Это еще почему?
  
  – Я сказал, не отвечайте. Нам с вами надо поговорить.
  
  – Уходите, – велела Соня, а телефон меж тем продолжал звонить. – Вон из моего дома, убирайтесь сейчас же!
  
  Ангус медленно зашагал к ней по коридору.
  
  – Как, вы считаете, я должен поступить? – спросил он. – Что мне делать?
  
  – Не поняла? – пробормотала Соня и стала отступать шаг за шагом, то и дело оглядываясь.
  
  Откуда-то издалека послышался вой сирен.
  
  – Как я должен поступить, если моя жена беременна? – Он с мольбой смотрел на нее. – Не уверен, что могу справиться со всем этим. Как все ужасно запуталась! Никак не могу разобраться в своих чувствах. Слишком много сразу всего навалилось. Пришел сюда решить одну проблему, а тут появляется другая. Впрочем, не знаю, можно ли назвать этой проблемой?..
  
  – Да вы просто псих! – крикнула Соня, развернулась и бросилась бежать.
  
  Резким толчком распахнула входную дверь и вылетела на улицу из дома, точно внутри его прогремел взрыв. Два полицейских автомобиля мчались по улице, сверкали мигалки, завывали сирены. Соня помчалась по лужайке навстречу им, размахивая руками.
  
  Ангус выбежал из дома следом за ней, но тут же остановился на крыльце как вкопанный. Он тоже увидел, что к дому приближаются машины.
  
  Он достал мобильник и отправил Гейл эсэмэску: «Что, если я приеду домой прямо сейчас?»
  
  И стоял, уставившись на экран, а полицейские машины с визгом затормозили перед домом.
  
  «Уже еду к тебе», – написала в ответ Гейл.
  
  Из первой машины вышла женщина-офицер. Соня Рупер что-то говорила ей, показывая пальцем на Карлсона.
  
  – Детектив Карлсон! – окликнула его женщина-полицейский. – Вы детектив Карлсон?
  
  Он быстро напечатал: «О’кей».
  
  Потом поднял голову и сказал:
  
  – Да, это я Карлсон.
  
  Из-за угла вывернулся еще один автомобиль, черный, без каких-либо опознавательных знаков. Карлсон сразу же узнал его – эта машина тоже принадлежала полицейскому управлению Промис-Фоллз. И еще он был абсолютно уверен, что за рулем сидит не кто иной, как Барри Дакворт.
  
  А рядом с ним на сиденье он увидел Гейл.
  
  Она распахнула дверцу, едва Дакворт притормозил.
  
  – Гейл! – крикнул Дакворт. – Подожди!
  
  Но она не собиралась ждать. Промчалась мимо двух автомобилей с сиренами, отмахнулась от женщины-офицера, которая призывала ее остановиться, и бросилась прямо к мужу. Тот стоял не двигаясь, ждал. Она приблизилась к нему на фут. Остановилась, и тут Ангус улыбнулся.
  
  – Может, и хорошо, что ты мне ничего не сказала, – пробормотал Ангус. – А то не знаю, что бы я с тобой в тот момент сделал.
  
  Тут ноги у Гейл стали ватными, и она упала перед ним на колени.
  ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ
  Дакворт
  
  Ронда Финдерман распорядилась отвести его в комнату для допросов.
  
  От услуг адвоката Ангус категорически отказался. Подписал официальный отказ, мы приготовились записывать его показания, и он рассказал нам все, подкрепляя свои показания множеством деталей и подробностей.
  
  И об Оливии Фишер, и о Розмари Гейнор, и о последнем убийстве Лорейн Пламмер. Признался и в еще одном убийстве в Кливленде. Теперь, зная подробности этого преступления, я мог связаться с полицией Кливленда и преподнести им раскрытие этого дела на блюдечке с голубой каемочкой.
  
  Ангус пытался объяснить всем нам, что тем самым он спасал еще не рожденных детей от жизни, полной несчастий и страданий.
  
  – А вот с Розмари Гейнор вышла промашка, – заметил он. – Я не знал, что у нее уже есть ребенок.
  
  И скроил недовольную гримасу, словно школьник, который получил всего лишь пятерку, а не «пять с плюсом», как ожидал.
  
  Шеф полиции Финдерман не произнесла ни единого слова, слушая все эти его излияния. Больше всего ее угнетала мысль о том, что серийным убийцей оказался один из своих. И этого человека она повысила в должности, перевела в детективы. Я не позавидую ей, когда она, представ перед камерами, будет отвечать на этот вопрос.
  
  – Я хотел бы узнать ваше мнение по одному вопросу, – заявил вдруг Ангус.
  
  – Это по какому же? – уточнил я.
  
  – Да насчет Виктора Руни и всей этой истории с отравлением воды. Интересно было бы знать, не припишете ли вы мне и эту вину.
  
  – Не думаю, что мое мнение по этому вопросу столь важно для тебя, Ангус, – ответил я.
  
  – Нет, мне правда очень хотелось бы знать. Я ценю твое мнение.
  
  – Тогда почему бы тебе не сознаться, что и это тоже твоя вина?
  
  – Поначалу я думал, что так и есть. Но потом подумал, что все же это целиком и полностью вина Виктора. То было его решение. Вне зависимости от того, что сделал я или другие люди, которые не сделали ровным счетом ничего. Это был исключительно его выбор.
  
  – Понимаю.
  
  – Ты со мной не согласен? – спросил он.
  
  – Я уже говорил, мое мнение тут не имеет никакого значения. Однако позволь мне задать тебе еще один вопрос. Если бы ты не убил Оливию Фишер, тогда на этой неделе не погибли бы сотни людей в Промис-Фоллз?
  
  Ангус Карлсон призадумался и ответил не сразу:
  
  – Ну, на это можно посмотреть и под таким углом.
  
  – Вот именно, – кивнул я.
  
  – Спасибо за то, что был так добр к Гейл, – сказал он.
  
  – Не за что.
  
  Ангус задумчиво покачал головой и вздохнул:
  
  – Ладно, чего теперь, чему быть, того не миновать. Но мне очень хотелось бы, чтобы родился мальчик.
  
  Мы с Финдерман оставили Ангуса в допросной, а сами вышли глотнуть кофейку и посоветоваться.
  
  – Вот дерьмо, это же надо так влипнуть, – пробормотала она. – Только, пожалуйста, не говори, что я сгущаю краски.
  
  – Такие выражения не по моей части, – отозвался я и устремился к кофемашине. – Но в целом, да, твое определение в большой степени соответствует истине.
  
  – Господи, Барри! Ты только подумай! Один из наших.
  
  – А вот это реально плохо, – заметил я. – Придется как-то выкручиваться.
  
  – Это мне придется выкручиваться. Ты нашел убийцу. А я продвигала его по службе.
  
  – Как думаешь, можно найти хоть один просвет в небе, затянутом тучами? – спросил я. Схватил две кружки, осмотрел их, хотел убедиться, что они хотя бы относительно чистые. – Мы поймали серийного убийцу. Мы раскрыли три тяжких преступления. А еще, возможно, одно или два для ребят из Кливленда. Да, кстати, ты заметила, как он задергался, когда я спросил его о смерти матери? Думаю, и тут нам надо как следует разобраться.
  
  В данный момент Финдерман было трудно узреть хоть какой-то позитив в ситуации, но она пыталась.
  
  – В течение одного дня ты нашел парня, который отравил воду в городском водопроводе и разоблачил серийного убийцу. Господи, да про тебя фильм можно снимать!
  
  – Что там слышно о Руни? – поинтересовался я, разливая кофе по кружкам. Потом взял пакетик со сливками, вопросительно взглянул на нее. Ронда покачала головой. Я протянул ей кружку с черным кофе.
  
  – До сих пор в палате интенсивной терапии, – ответила Ронда. – Эта пожарная машина хорошенько его жахнула. Но помрет он вряд ли. Врачи считают даже, что он в довольно скором времени может очнуться. – Ронда отпила глоток кофе. – Надо сказать, всегда удивлялась, почему господь не так уж страшно наказывает таких типов.
  
  Я кивнул в знак согласия.
  
  – Остается надеяться, что он будет общителен так же, как Карлсон, и расскажет, почему это сделал.
  
  Ронда развернулась и устало привалилась спиной к стене.
  
  – Да, я дошла до ручки. Но ты выглядишь в сто раз хуже.
  
  – Ага, – улыбнулся и кивнул я. – Просто устал.
  
  – А я слышала, что тебе стало плохо у дома Руни, когда приехали парамедики. Была острая боль в груди.
  
  Я отмахнулся.
  
  – Да все оттого, что я бежал, гнался за ним. И длилось это всего секунду.
  
  – Пообещай, что пройдешь обследование.
  
  – Обещаю. – Я на секунду умолк. – Вообще-то я его уже прошел. Пару дней тому назад говорил с врачом. И она сказала – нет, ты только подумай! – что у меня проблемы с лишним весом. Надо срочно худеть.
  
  – Забавно, – протянула шеф, стараясь сохранить серьезное выражение лица, что ей вполне удавалось.
  
  – И не говори. Морин пытается убить меня овощными блюдами.
  
  – Надень «жучок», – предложила Ронда. – Тут-то мы ее и поймаем. Услышим, как она старается запихнуть в тебя все эти овощи, приедем и арестуем ее.
  
  Я слишком устал, чтобы смеяться.
  
  – Ты прости меня, ну, за ту историю.
  
  Она не стала притворяться, что не понимает, о чем это я.
  
  – Все бывает.
  
  – Я говорил с Морин. Наедине. Но Тревор подслушал и рассказал Финли. У Финли было что-то на Тревора. Ничего такого особенного, но достаточно, чтобы начать его шантажировать. Ну и он поднажал на него.
  
  – Дело не в том, что все выплыло наружу, – сказала Ронда. – Дело в том, что ты поверил, что я облажалась.
  
  Я кивнул:
  
  – Да, тогда я в это поверил. Но все это от отчаяния. За последний месяц, когда все это дерьмо стало вываливаться на нас просто ведрами, я и сам облажался много раз, сразу и не сосчитать. – Я выдержал паузу. – Может, уже просто выдохся.
  
  – Нет.
  
  – Но я на службе вот уже двадцать лет.
  
  – Серьезно?
  
  – Пришел в мае девяносто пятого. Был немного моложе и значительно стройнее.
  
  – Я не знала. Надо это как-то отметить. Закатить вечеринку.
  
  – А я хочу отметить юбилей, выспавшись хорошенько.
  
  – Послушай, а продержаться до следующей пресс-конференции никак не сможешь? На которой ты просто обязан появиться?
  
  Я кивнул:
  
  – Ладно, так и быть. Но сначала предстоит одно небольшое дельце.
  
  Брови ее поползли вверх.
  
  – Давай, выкладывай.
  
  – Я не хочу, чтобы Уолден Фишер узнал об этом в новостях. Не хочу, чтоб он включил радио и услышал, что мы схватили парня, который убил его дочь. Он должен узнать первым и выслушать это лично от меня.
  
  Ронда Финдерман кивнула:
  
  – Согласна.
  
  – Так что сейчас прямо к нему и поеду. А потом позвоню родителям Лорейн Пламмер. Ну и, наверное, Билл Гейнор заслуживает того же, пусть даже и находится в тюрьме.
  
  – Я сама ему сообщу, – вызвалась Ронда. – Ну а потом займусь бумажной работой, необходимо выдвинуть официальное обвинение против Карлсона.
  
  Я поблагодарил ее кивком. Выплеснул недопитый кофе в раковину и вышел из здания. Хотел уйти тихо и незаметно, но тут увидел Рэндела Финли – он стоял возле моей машины.
  
  – Так и подумал. Ты там, где твои колеса, – сказал он. – Как раз собирался зайти и поискать тебя там.
  
  – Привет, Рэнди.
  
  – Это правда? – спросил Рэнди.
  
  – Что правда?
  
  – Хотят слухи, что вы кого-то поймали. Ну, виновника всех этих убийств. Женщин.
  
  – Сегодня чуть позже состоится пресс-конференция, там все и скажут.
  
  – И о Викторе Руни я тоже слышал. Господи, Барри, да у тебя сегодня счастливый день! Это ведь ты все раскопал? В обоих случаях, да? Ты вычислил этих гадов?
  
  Никаким вымученным энтузиазмом, который был мне так ненавистен, от него и не пахло. Я слышал в его голосе лишь самое искреннее восхищение, но слишком устал, чтобы отдать этому должное.
  
  – Да, весь этот день был полон открытий, – заметил я. – Но во многом еще надобно разобраться.
  
  – Помнишь, что я всегда говорил? Это ты должен быть шефом городской полиции. Ты самый подходящий человек на этот пост.
  
  – У нас уже есть шеф, – отозвался я. – И справляется она просто прекрасно. Я не забыл, сколько дерьма ты вылил на нашу полицию. – Впрочем, злости у меня в голосе не было. – Кроме того, не понимаю, какое все это имеет к тебе отношение.
  
  – Я передумал, – произнес Финли.
  
  – Ты… что?
  
  – Я буду участвовать в выборах на пост мэра. Найду удобный момент после траурных мероприятий, – тут он склонил голову в знак памяти о погибших, – и заявлю об этом официально.
  
  – С чего это вдруг такие перемены?
  
  – А чем еще я могу заняться в этой жизни, Барри? Просто сидеть и разливать воду по бутылкам? Да я так с ума сойду! Я должен заняться чем-то более значительным и важным. Мне нужны перемены.
  
  Рэнди произнес это с таким выражением лица, что я сразу ему поверил.
  
  – Что ж, поступай, как считаешь нужным, – произнес я. Распахнул дверцу автомобиля и сел за руль.
  
  – Я вот еще что хотел сказать. Если вдруг услышишь нечто такое, что парню в моем положении не помешает знать, будь другом, сообщи. Тебе это зачтется, за мной не заржавеет.
  
  Боже. Мы вернулись к тому, с чего начали, когда он нашел этих чертовых белок.
  
  По дороге я позвонил Морин, сообщил ей последние новости.
  
  – Интересно, открыты ли сегодня магазины, – сказала она.
  
  – А тебе зачем?
  
  – Я могла бы купить тебе торт.
  
  – Предложение принимается.
  
  Мне показалось, что она хочет сказать что-то еще, но голос ее затих.
  
  – Морин?..
  
  – Да, я слушаю. Просто я… весь день крепилась, держала это в себе. В Интернете опубликован список. Погибших, – добавила она после паузы.
  
  – Вот как.
  
  – И там много наших знакомых. Помнишь Алисию, с которой я работала?
  
  – Да, и что?
  
  – Она потеряла обоих родителей. Они проживали вместе в доме для престарелых. По радио говорили, что в заведениях для пожилых погибло сорок два человека. Они умерли прежде, чем их успели доставить в больницу. Таким образом, общее число потерь свыше двухсот человек.
  
  Масштаб трагедии оказался столь велик, что я на несколько мгновений лишился дара речи. Хотя считал, что уже давно утратил способность удивляться или ужасаться чему бы то ни было.
  
  – У меня тут еще пара дел, – сказал я Морин, – потом мы с Рондой должны сделать официальное заявление об аресте Ангуса Карлсона, ну и после этого сразу домой.
  
  – Люблю тебя, – произнесла Морин.
  
  – И я тебя тоже люблю.
  * * *
  
  Я поднялся на крыльцо дома Уолдена Фишера, постучал костяшками пальцев в дверь и вдруг почувствовал, что никаких сил у меня просто не осталось. Навалилась страшная усталость. А Уолдену понадобилось не меньше полминуты, чтобы подойти к двери. Я едва его дождался, голова страшно кружилась.
  
  – Кто там? – поинтересовался он и отворил дверь. И тут же, узнав меня, пробормотал: – А, детектив.
  
  – Мистер Фишер, – я протянул ему руку.
  
  Уолден потирал подушечку большого пальца правой руки о кончик пальца указательного. Затем что-то обнаружил на ногте, видимо, заусеницу, и отгрыз ее.
  
  – Прошу прощения, – сказал он и лишь после этого протянул мне руку, которую я нехотя пожал.
  
  – Могу я войти?
  
  – Да, да, конечно, – ответил он и посторонился, пропуская меня в дверь. – Так и думал, что вы сегодня заглянете.
  
  Неужели он уже знает о Карлсоне?
  
  – Вот как? – спросил я.
  
  – Да в новостях передавали. О Викторе. Бог мой, просто не верится. В голове не укладывается, что этот парень мог такое сотворить.
  
  Ну, конечно. Эта новость уже стала достоянием общественности.
  
  – Вы уж простите, что не зашел к вам сразу сообщить эту новость, – сказал я. – Должен был. Но возникли непредвиденные обстоятельства. Произошло еще одно событие, на мой взгляд, куда более важное для вас.
  
  Уолден вопросительно взглянул на меня:
  
  – Что именно?
  
  – Не возражаете, если я присяду? – спросил я.
  
  Мы прошли в гостиную и уселись в кресла. Уолден примостился на самом краешке, все телом подался вперед. Рядом с ним на угловом столике стоял снимок его жены Бэт и дочери Оливии. По моим прикидкам, девочке в ту пору было лет двенадцать.
  
  И обе они улыбались.
  
  – У нас в камере предварительного заключения находится подозреваемый в убийстве Оливии, – сказал я.
  
  Уолден приоткрыл рот.
  
  – Виктор?
  
  – Нет-нет, не Виктор. Мужчина по имени Ангус Карлсон. – Я глубоко вздохнул. – Работал у нас в полиции Промис-Фоллз.
  
  Совершенно потрясенный, Уолден резко выпрямился в кресле.
  
  – Карлсон?
  
  – Да, он.
  
  – Но я видел его. Буквально вчера, в больнице.
  
  Я кивнул.
  
  – Да, все верно. Карлсон сознался в убийстве Оливии и еще двух женщин в Промис-Фоллз. Жертв может быть и больше. Он убил еще одну женщину, в Кливленде, до того, как переехал сюда.
  
  – Господи Иисусе… – пробормотал он. – Вот так просто пришел и во всем признался?
  
  – Нет, – ответил я. – Нам удалось вычислить его. Вообще-то вы тоже сыграли свою роль, когда показали мне эти счета за просроченные штрафы, которые получала Оливия. Мы схватили Карлсона как раз перед тем, когда он собирался совершить очередное преступление. Сегодня днем будет сделано официальное заявление о его аресте, но мне хотелось, чтобы вы первым об этом узнали.
  
  Уолден покачал головой – видимо, так до конца и не мог поверить:
  
  – Но за что?
  
  Я пересказал ему соображения Ангуса.
  
  – На мой взгляд, вся эта бредятина не имеет никакого смысла.
  
  – Для него, может, и имеет, голова по-другому устроена, – сказал Уолден.
  
  Я кивнул.
  
  – Да, никогда не знаешь, что происходит в головах у других людей.
  
  Фишер задумался, пытался осмыслить происходящее.
  
  – Они ведь и у моего дома появятся наверняка?
  
  – Кто они? – уточнил я.
  
  – Да репортеры, – ответил он. – Стоит только рассказать им об этом, слетятся со всех сторон, как осы на сладкое.
  
  – Предположение не лишено смысла, – заметил я. – Мы можем попросить их оставить семьи таких людей, как вы, в покое, но обычно они не прислушиваются к нашим советам.
  
  Уолден осмотрел себя. На старой клетчатой фланелевой рубашке были видны застарелые пятна. И грустно улыбнулся:
  
  – Бэт просто убила бы меня, если б я вышел перед камерами в таком виде, – с грустной улыбкой сказал он. – Так что надо надеть чистую рубашку. Они могут появиться с минуты на минуту.
  
  Я так не думал, но, с другой стороны, кто-то уже мог сообщить Финли о Карлсоне. Позвонить в средства массовой информации и дать наводку на Финли.
  
  – Вполне возможно, – кивнул я.
  
  Уолден поднялся:
  
  – Дайте мне минуту. Сейчас вернусь.
  
  Он вышел из комнаты, я тоже поднялся из кресла.
  
  И тут вдруг меня охватила слабость и закружилась голова.
  
  В точности как тогда, когда я погнался за Виктором Руни по дорожке от дома, перед тем как ощутил острую боль в груди.
  
  Я сделал несколько глубоких вдохов. Кислород, подумал я. Мне нужен кислород.
  
  Через несколько секунд головокружение прошло, но появилось неприятное тянущее ощущение в животе.
  
  Туалет и ванная у них вроде бы на первом этаже. Я направился к кухне, прошел мимо двери, за которой, как полагал, находилась дамская комната. Открыл ее и обнаружил там чулан. Но со второй дверью повезло больше.
  
  Я шагнул в совмещенный санузел и оставил дверь открытой. Рядом с бачком на возвышении стояла белая фаянсовая раковина. За спиной у меня находилась сушилка для полотенец и полочка с какими-то туалетными принадлежностями. Я всего-то и хотел, что плеснуть в лицо холодной воды. Я до сих пор опасался пить ее, но раз уж сочли безопасным принимать душ, то ничего страшного не произойдет, если я умоюсь холодной водой.
  
  Я отвернул кран, сунул под него руку, дал воде немного стечь, чтобы стала прохладной, потом подставил под нее ладони. Плотно закрыл глаза и плеснул воду в лицо.
  
  Потом еще раз.
  
  Выключил кран, потянулся за ручным полотенцем, что висело сзади, и вытер лицо.
  
  А потом решил облегчить вес, давящий на ноги. Обхватил раковину руками с обеих сторон и нечаянно локтем сбил что-то с полочки.
  
  Глянул вниз и увидел, что между раковиной и унитазом лежит на полу металлическая пилка для ногтей, принадлежавшая, видимо, Уолдену. Примерно шести дюймов в длину, с голубой пластиковой ручкой. Она упала рядом с пластмассовой корзиной для использованной бумаги. Я боялся, что кровь прихлынет у меня к голове, когда я нагнусь, чтобы поднять пилку.
  
  Постою еще секунду и подниму.
  
  Но когда я во второй раз глянул вниз, в мусорную корзину, то внимание мое привлек один предмет. Среди использованных смятых салфеток лежал небольшой пузырек – типа тех, в которых продают сироп от кашля. Но при одном взгляде на ярлычок я убедился, что никакой это не сироп от кашля.
  
  Опираясь о край раковины одной рукой, я нагнулся и запустил пальцы в корзину. Ухватил пузырек, вытащил из корзины и поднес к глазам.
  
  И прочел надпись на ярлычке.
  
  «Сироп ипекакуаны[21]».
  
  Я представления не имел, что они продолжают производить эту гадость. Вспомнил, что, когда был ребенком, у большинства людей в аптечках хранились такие же пузырьки. Но с годами это снадобье вроде бы вышло из моды.
  
  И уж определенно не забыл, для чего оно предназначено.
  
  От этого сиропа у человека начинается рвота. Жуткая рвота.
  
  Я почувствовал, что кто-то подошел и остановился у двери. И обернулся, держа пузырек с рвотным снадобьем в руке.
  
  На меня уставился Уолден Фишер в отглаженной белоснежной рубашке.
  ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ
  
  Вот дерьмо!
  ШЕСТЬДЕСЯТ СЕМЬ
  Дакворт
  
  – Мне что-то стало нехорошо, – сказал я Уолдену. – Вот и зашел сюда на минутку привести себя в порядок.
  
  Уолден промолчал.
  
  Я приподнял пузырек.
  
  – А это что такое, Уолден?
  
  – Сами видите. Ипекакуана, – ответил он.
  
  – Да вижу, вижу. Я умею читать. Давненько не видел таких пузырьков. Но этот вроде бы как новенький. – Я присмотрелся, повертел пузырек в пальцах. – Да и пустой к тому же. Где вы его раздобыли?
  
  – Купил. Несколько аптек пришлось обойти, пока не нашел.
  
  – От этого снадобья начинается сильная рвота.
  
  – Да, – кивнул Уолден.
  
  – Так зачем это вам понадобилось?
  
  – Ну так, на всякий случай. Мало ли что.
  
  – А ведь вы использовали его совсем недавно, – заметил я. – Лежал пузырек здесь, в мусорной корзине. Так что, должно быть, приняли снадобье где-то день тому назад или около того.
  
  – Все верно, – нехотя пробормотал он. – Вчера утром. Когда услышал, что вода отравлена.
  
  Голос его звучал как-то неубедительно. Я уже достаточно давно занимаюсь этой работой, чтобы научиться различать, когда человек говорит правду, а когда лжет.
  
  – В больнице, – напомнил я, – вы сказали, что пили утром кофе, верно? А потом выбежали на улицу, и вас вырвало прямо перед проезжающей мимо «скорой».
  
  – Прямо так и сказал? – спросил он.
  
  Я кивнул.
  
  – Тогда, наверное, я выпил сироп уже после того, как вернулся домой, – произнес Уолден. – Подробностей сейчас уже не помню.
  
  Но общая картина уже начала складываться у меня в голове.
  
  – Уолден, – начал я, – вы выпили это снадобье до того, как выбежали на улицу?
  
  – Я ведь уже сказал, в тот день произошло так много событий, что всего и не упомнишь.
  
  – Но зачем вы сделали это? – не унимался я. – Всех остальных тошнило от отравленной воды, а вас – вот от этого. Складывается впечатление, Уолден, что вы хотели создать у всех впечатление, будто пили отравленную воду. А на самом деле этого не делали.
  
  Уолден задвигал нижней челюстью.
  
  – Зачем вам понадобилось устраивать это представление, Уолден? Почему вам вдруг захотелось, чтобы все думали, что вы отравились?
  
  Он молча продолжал двигать челюстью.
  
  – Уолден?..
  
  – Просто выпил слишком много, – пробормотал он. – Хотел казаться больным, как и все остальные. Но выпил лишку, короче говоря, сглупил. Меня так рвало, просто ужас. Казалось, сердце того и гляди разорвется. Вообще-то подумал тогда, что помираю.
  
  – Боже мой, Уолден, но зачем…
  
  Тут он с неожиданным проворством набросился на меня, выставив кулаки. Нанес сильный удар в грудь, и мне показалось, будто весь воздух вышел из легких. Я хотел было потянуться за пистолетом, но вместо этого вскинул обе руки, стараясь защитить голову от града ударов.
  
  Уолден впал в слепую ярость, кулаки его так и мелькали в воздухе, и я просто не успевал обороняться. Я почувствовал, как лопнула кожа на скуле: потом вдруг в левом глазу помутилось – его заливала кровь. Мы с ним были примерно одного возраста, но Уолден находился в куда лучшей физической форме, чем я.
  
  И вот я начал сползать вниз по стене. А затем вдруг получил сокрушительный удар кулаком прямо в солнечное сплетение.
  
  Я едва не потерял сознание от боли.
  
  Он позволил мне сползать все ниже, и вот я очутился на полу, уселся задницей на кафель, нелепо вытянул и растопырил ноги. Уолден нагнулся, нашел кобуру с пистолетом и начал расстегивать ее. К этому времени я мог видеть только правым глазом – лицо вокруг левого стало опухать, над глазом нависала огромная шишка, затеняя видимость. И тут оказалось, что он стоит прямо надо мной и целится мне в голову из моего пистолета.
  
  Во рту я ощущал привкус крови. Видно, нижняя губа была рассечена.
  
  Я сказал:
  
  – Уолден…
  
  – Тебе не обязательно было умирать, – произнес он. – Вчера тебе просто повезло. Ты не пил отравленную воду. А потому не стал одним из них.
  
  – Господи, Уолден… убери пушку. Давай спокойно поговорим.
  
  – Не о чем нам с тобой разговаривать, – огрызнулся он.
  
  Я пробормотал:
  
  – Если это был ты, то… то Виктор… получается, ты просто подставил Виктора. Но как ты мог подставить человека, который любил твою дочь?
  
  – Да заткнись ты, – рявкнул Уолден. – Мне надо подумать.
  
  – Эти ловушки для белок, эти манекены…
  
  – Перевез их прошлой ночью, – пояснил Уолден. – Когда он пошел на очередную пробежку.
  
  – И потом этот мальчик, – не унимался я. – Сын Лайдекеров…
  
  – А вот это в планы не входило. Парень сам виноват, нечего шастать по чужим гаражам. Я его там застукал.
  
  Я сглотнул слюну, ощутил в горле солоноватый привкус крови.
  
  – И ты сделал это по той же причине, по которой, как все мы считали, сделал Виктор. Мотив тот же, только преступники разные.
  
  – Да, мы отнеслись к этому одинаково, – кивнул Уолден. – Только мне было куда больнее. Этот проклятый город предал Оливию. И ему следовало преподать хороший урок.
  
  – Двадцать два прохожих и Виктор…
  
  – Я надеялся, что он выпьет отравленной воды, – сказал Уолден. – Он опоздал. Он опоздал на свидание, и потому Оливия погибла. Я тоже хотел умереть. Но теперь все считают его виновным. И будут считать… по крайней мере, еще какое-то время.
  
  – Что… что ты хочешь сказать этим «еще какое-то время»?
  
  Уолден тяжело вздохнул, потом заговорил:
  
  – Я думал… я считал, что почувствую удовлетворение. Что буду чувствовать себя… отмщенным, что ли. Но оказалось, ничего подобного. Не думаю, что это может послужить настоящей расплатой. И тогда я вдруг решил… Знаешь, когда в Промис-Фоллз проводится осенняя ярмарка?
  
  Пелена крови застилала глаз, и Уолдена я не видел. Сморгнул несколько раз и недоуменно переспросил:
  
  – Ярмарка?
  
  – В октябре, – сказал он. – Думаю, к тому времени люди успокоятся и снова будут чувствовать себя в безопасности. Утратят бдительность. Ведь все они верят в то, что это сделал Виктор. Может, бомба… Взорвать ее на ярмарке и…
  
  – Послушай меня, Уолден. Ты не можешь, не смеешь…
  
  – Ты же понимаешь, я должен тебя убить, – продолжил Уолден. – Я всегда считал тебя хорошим человеком, но сейчас это значения не имеет. Когда я начал планировать это, уже довольно давно, мне казалось, что если все получится как надо, я скажу свое слово, я все им докажу, суну мордами в грязь. Но теперь я понял, что этого недостаточно.
  
  Я пробормотал что-то нечленораздельное.
  
  – Чего?
  
  – Двадцать три, – повторил я. – Так, значит, это была твоя задумка.
  
  – Я просто отправил им послание, – кивнул он. – Намекнул, чтобы ждали возмездия. Хотел, чтобы люди испугались. И еще я очень обрадовался, когда ты это вычислил. Поэтому и позвонил тебе тогда по телефону.
  
  – Ты ведь инженер, – сказал я. – Руки золотые, где только не пригодились бы, голова варит. И колесо обозрения, и автобус, и взрыв на стоянке перед кинотеатром. Но Мэйсон Хелт… – С ним пока было непонятно, он как-то не вписывался в эту картину. – Хелт, – повторил я.
  
  – Он взял на себя кинотеатр. Я подбил его на это. Сказал, что он должен стать частью эксперимента, санкционированного научной комиссией колледжа. Ну, что якобы они изучают причины страхов и паранойи. Он был настроен скептически, но после долгих уговоров штука баксов, переданная из рук в руки, его убедила. Только потом я понял, какую совершил ошибку – никогда не надо вовлекать в дело третье лицо, совершенно постороннее. И какое же испытал облегчение, когда узнал, что его убили. Мне пришлось бы самому его прикончить, если б этого не случилось.
  
  Я снова пробормотал что-то невнятное.
  
  – Что? Кто? – спросил Уолден.
  
  – Тейт. Тейт Уайтхед.
  
  Уолден кивнул:
  
  – Да, я знал, что на водоочистке работает по ночам только один человек. И это был Тейт. Я не мог допустить, чтобы мне помешали. Понадобилось немало времени, чтоб занести туда все необходимое.
  
  – Натрия… как его там?
  
  – Азид, – подсказал он.
  
  – Да, – кивнул я. – Именно так. Азид натрия.
  
  – А на то, чтобы раздобыть его, времени ушло еще больше. Почти два года. Я постепенно накапливал вещество, зная, что наступит день – и оно мне пригодится. Только тогда я еще не знал, когда он наступит, этот момент. Но одно знал точно: ни за что этого не сделаю, пока жива Бэт. Я не мог так рисковать. Что бы с ней стало, если б меня схватили? Но потом она умерла, и я понял, пора действовать.
  
  – Уолден… прошу тебя, пожалуйста, не убивай меня… Сдайся. Ведь поначалу ты рассуждал правильно. Просто объяснишь всем, почему ты это сделал. Заставишь их понять, что они подвели тебя, подвели и предали Оливию.
  
  Он окинул меня мрачным взглядом:
  
  – Ты уж прости. Но нет.
  
  – Уолден, выслушай меня. Ты…
  
  В дверь громко постучали.
  
  Уолден резко обернулся.
  
  – Господи… – Лицо его исказилось от страха.
  
  – Уолден? – кричал кто-то. – Ты дома?
  
  Мне показалось, я узнаю этот голос, пусть он пробивался сквозь гул и пульсацию крови в ушах. И еще у меня возникло ощущение, что если я сейчас встану и посмотрю в зеркало, то приду в ужас от увиденного.
  
  – Уолден! Это Дон! Дон Харвуд!
  
  Я был прав. Я знал этот голос. Он принадлежал отцу Дэвида.
  
  – Минуточку! – крикнул Уолден.
  
  Он наклонился ко мне, ствол пистолета находился всего в нескольких дюймах от моего окровавленного носа.
  
  – Я поговорю с ним, – сказал он. – Но если ты издашь хотя бы один звук, просто пискнешь, я убью его. Застрелю из твоей пушки. Ты меня понял?
  
  Я кивнул.
  
  – У тебя есть наручники?
  
  – Что?
  
  – Ну, ты же носишь с собой эти пластиковые наручники?
  
  Мне едва удалось выдавить кивок.
  
  – Смотри у меня, не дури, – предупредил он. А потом обернулся и крикнул: – Уже иду, Дон!
  
  Я старался засунуть руку в карман. Достал один пластиковый наручник. Уолден отступил на шаг, продолжая целиться в меня. Он боялся приковать меня наручником. Возможно, опасался, что при сближении я могу что-то выкинуть. А я как раз собирался это сделать.
  
  – Прислони руку к этой ножке, – он указал на толстую фаянсовую ножку, на которой держалась подставка для раковины. – Ну а теперь другой рукой пристегни ее наручником.
  
  Тогда я останусь в ванной комнате, из нее мне не вырваться. Совсем другое дело, если бы он просто сковал мне запястья наручниками.
  
  Я повиновался и приковал правую руку к фаянсовой ножке. Обе руки у меня были в крови, ворочаясь, я оставил на кафельном полу множество кровавых отпечатков. И из сидячего положения перешел в лежачее. Распростерся на полу, а голова находилась между унитазом и подставкой для раковины.
  
  – Запомни, – еще раз предупредил он. – Только попробуй вякнуть, и Дон тут же умрет. Ну а потом и ты тоже, если будешь плохо себя вести.
  
  Он повернул кран, пустил воду и смыл с рук свою и мою кровь. Затем тщательно вытер их полотенцем, вышел в коридор и захлопнул дверь в ванную.
  
  А я остался лежать на полу – 280 фунтов сплошной боли. Залез свободной рукой в карман, вытащил телефон. Перевернулся на бок, несколько раз сморгнул, чтобы кровь, скопившаяся в глазу, не застила зрение и чтобы стал виден экран.
  
  Дверь приоткрылась.
  
  Вошел Уолден. Наклонился и вырвал у меня из руки мобильник.
  
  – Просто не верится, что я мог забыть про это, – пробормотал он и снова захлопнул за собой дверь.
  
  Я закрыл глаза и опустил голову на прохладный плиточный пол. Ухо мое находилось совсем рядом со щелью под дверью, и поэтому я слышал, что происходит в доме.
  
  – Приветствую, Дон, как поживаешь? – сказал Уолден. – Прости, что заставил так долго ждать.
  
  – Ничего страшного. Я зашел не вовремя?
  
  – Да нет, я как раз собирался выйти. Иначе бы пригласив тебя в дом.
  
  – Да ладно, все нормально, – отозвался Дон. – Я тогда по-быстрому все расскажу, чтобы не задерживать. Хотя о таких вещах трудно говорить в спешке.
  
  – О чем трудно говорить?
  
  Настала долгая пауза.
  
  – Дело в том, Уолден… я хотел рассказать тебе, когда ты заходил тут на днях. Ну, когда я должен был зайти в школу и забрать внука, помнишь? Это уже давно не дает мне покоя, просто съедает изнутри.
  
  – Что съедает?
  
  – Понимаешь… Господи, до чего ж трудно это вымолвить, но я, чтобы ты знал, был одним из них.
  
  Настал черед Уолдена держать долгую паузу.
  
  – Одним из них?
  
  – Тем вечером я был неподалеку от парка. Ну, тем вечером, сам понимаешь, когда Оливия… когда она умерла.
  
  – Ты был там?
  
  – Я слышал, понимал, что там происходит что-то неладное. И я растерялся, просто не мог сообразить, смогу ли я хоть чем-то помочь. Я находился не слишком близко. Но ведь я мог сделать хоть что-то! Мог бы позвонить копам или побежать в парк на крик. Я все время проворачивал и проворачивал это у себя в голове, никак не мог решить, изменило бы это что-то или нет. Нет, честно, не думаю, что мне удалось бы ее спасти, Уолден. Но возможно, я сам стал бы лучше, если бы вмешался, ну хоть что-то сделал. Хотя бы увидел сукиного сына, который сотворил с ней такое.
  
  – Зачем ты все это мне говоришь?
  
  – Хочу снять тяжесть с души, Уолден. Чувство вины, оно прямо пожирает меня изнутри.
  
  Я подумал: может, закричать? Может, стоит позвать на помощь? Но тогда я убью Дона Харвуда. А я не хочу этого делать. К тому же, подумал я, после всех этих признаний Дона Уолден вдруг решит убить его. Мне было страшно больно и неудобно лежать на боку, и тогда я перевернулся на живот, опираясь свободной рукой о плитку пола. И вдруг пальцы нащупали что-то.
  
  Я толкнул ножку раковины, хотел испытать ее на прочность. Подумал, что если удастся разломать ее, то можно будет высвободить руку, прикованную наручником. Но тогда раковина с грохотом обрушится на пол, и Уолден точно застрелит Дона. Как застрелил бы, если б услышал мой крик.
  
  – Ладно, чего теперь, – сказал Уолден. – Все нормально.
  
  – Нет, Уолден, ничего не нормально. И я не прошу у тебя прощения. Понимаю, что на твоем месте сам бы никогда не простил, но…
  
  – Да нет, правда, все нормально, Дон. Я рад, что ты зашел и сказал все это.
  
  – Думаешь? – спросил Дон Харвуд.
  
  – Даже не сомневайся.
  
  – Серьезно? А я все время прямо с ума сходил при одной только мысли об этом, а тебе, как вижу, все равно, да?
  
  – Сегодня они схватили этого человека, – сообщил Уолден.
  
  – Правда?
  
  – Я… мне только что звонили из полиции. Они поймали и арестовали подозреваемого.
  
  – Черт побери! Вот это да! Я и понятия не…
  
  Тут зазвонил мобильник.
  
  – Погоди секунду, – сказал Дон Уолдену и ответил на звонок: – Алло? Дэвид? Нет, погоди, Дэвид, не тарахти… Что случилось? Что?.. Тебя подстрелили?.. Нет, это ты кого-то подстрелил? О господи, Дэвид, нет, только не это!.. Они ничего не могли поделать?.. Ты где? Говори сейчас же, где ты находишься? Я заберу твою мать, и мы вместе…
  
  – Дон, – позвал Уолден.
  
  – Погоди секунду, Дэвид. – Потом Дон произнес: – Прости, Уолден, но мне надо бежать. Случилось нечто ужасное.
  
  – Конечно, ступай. Рад был тебя видеть.
  
  – Да, ладно, – пробормотал Дон. – Но мне правда надо.
  
  Я услышал, как захлопнулась входная дверь.
  
  Я понятия не имел, о чем сообщили Дону по телефону, что там произошло. Куда больше волновало, что сейчас произойдет со мной.
  
  Убьет ли меня Уолден? Застрелит из моего собственного пистолета? Вряд ли, подумал я. Наделает слишком много шума. И потом, в ванной останется дырка от пули, и ее надо будет заделывать. Он должен разделаться со мной каким-то другим способом. Ну, к примеру, задушить. Заблокировать свободную руку, зажать мне рот и нос ладонью и держать до тех пор, пока я не задохнусь.
  
  Этот способ почище и оставляет меньше следов.
  
  Но самое трудное – это избавиться от тела. Я весил, наверное, фунтов на сто больше – это если сравнивать с Джорджем Лейдекером. Если б здесь стояла ванная, а не душевая кабинка, он мог бы меня в ней утопить, а затем расчленить на куски. И все равно – если б он разделал меня, как тушу на скотобойне, от этих останков пришлось бы как-то избавляться.
  
  Плюс ко всему еще один момент – возле его дома была припаркована моя машина. Что он будет делать с ней? Я надеялся, что Дон заметит машину, узнает ее и спросит Уолдена обо мне. Но и в этом случае ему наверняка пришлось бы убить Дона. А теперь Дон ушел, и, судя по всему, у него возникли какие-то неприятности.
  
  Я услышал в коридоре шаги. Дверь отворилась.
  
  – Ну, все слышал? – спросил Уолден. Пистолет он держал в правой руке. Очевидно, прятал его, когда говорил с Доном.
  
  – Слышал, – пробормотал я.
  
  – У каждого свои проблемы, – небрежным тоном заметил он. – И ты моя проблема, самая последняя. – Уолден посмотрел на мою руку, прикованную к фаянсовой стойке. – Пожалуй, стоит снять этот наручник, ты согласен? Хочу, чтоб ты обхватил подставку для раковины обеими руками, и тогда я надену наручники тебе на запястья. У тебя есть еще один наручник?
  
  – Да, – ответил я.
  
  – Доставай из кармана.
  
  – Этой рукой мне не достать. Он в другом кармане.
  
  Уолден вздохнул:
  
  – А ты все же попробуй.
  
  Я пытался дотянуться рукой до противоположного кармана, и, наверное, напоминал в этот момент О. Джея[22], натягивающего бейсбольную перчатку. И притворился, что это требует от меня куда больше усилий, чем на самом деле.
  
  – Не могу, не получается, – пробормотал я.
  
  – Ну, смотри у меня, только без фокусов, – предупредил он. – Перевернись.
  
  Я перевернулся на другой бок, теперь Уолден мог запустить руку в мой карман. Свободную руку я спрятал под себя, зажав в ней предмет, найденный во время разговора Уолдена с Доном.
  
  Пистолет он не выпускал, только теперь ствол был направлен не на меня, а на унитаз. И вот он принялся шарить левой рукой у меня в кармане.
  
  Я перекатился на другой бок.
  
  Перекатился быстро и неожиданно и высвободил руку, крепко сжимая в кулаке шестидюймовую пилку для ногтей.
  
  Потом размахнулся что было силы и вонзил пилку в шею Уолдену Фишеру.
  
  Уолден взвыл, отпрянул и ударился затылком о раковину. Пистолет выпал у него из руки.
  
  – Господи! – воскликнул он.
  
  Я вытащил пилку и ударил его еще раз и еще, в основание шеи, прямо над грудной клеткой.
  
  А потом – еще раз.
  
  И еще.
  
  Уолден стоял на коленях, упирался лбом в противоположную стенку. Рука тянулась к горлу, рот широко раскрыт, кровь заливала все вокруг. Затем он зашевелился. Попытался дотянуться до пистолета, но не смог, издал какой-то странный булькающий звук, а потом затих.
  
  Я лежал несколько минут, пытаясь отдышаться. И не сводил с него глаз – ждал. Что, если вдруг он очнется?
  
  Но он был мертв.
  
  Затем я подполз к нему как можно ближе и стал обхлопывать его со всех сторон свободной рукой в поисках своего телефона. Старался как мог, но не нашел. Тогда я отполз назад, в исходную свою позицию и распростерся на полу лицом вверх. Одна моя рука была приподнята и по-прежнему прикована к раковине.
  
  Рано или поздно кто-нибудь сюда зайдет. Или же, если у меня останутся силы, поднапрягусь и вырву эту треклятую раковину из стены.
  
  Я закрыл глаза и стал прислушиваться к своему дыханию и пульсированию крови в висках.
  
  Думал о Морин. Думал о Треворе.
  
  Даже о торте думал.
  Линвуд Баркли
  Последний выстрел
  Глава 1
  Кэл Уивер
  
  На днях в Промис-Фоллз я столкнулся на улице с одной женщиной, которая знала меня в те времена, когда я работал в этом городке полицейским – еще до того, как я уехал в Гриффон, что неподалеку от Буффало, и стал частным детективом.
  
  – О, я не знала, что вы переехали обратно, – начала она. – Как Донна? И ваш мальчик? Скотт – кажется, так его зовут?
  
  Я не знаю, как нужно отвечать на подобные вопросы. На этот раз я сказал:
  
  – Вообще-то я теперь живу один.
  
  Женщина сочувственно посмотрела на меня и понимающе кивнула.
  
  – Такие вещи случаются, – изрекла она. – Надеюсь, все прошло по-хорошему, и вы все по крайней мере разговариваете друг с другом.
  
  Я изобразил на лице самую широкую улыбку, какую только смог из себя выдавить:
  
  – Да, мы разговариваем каждый вечер.
  
  – Ну, значит, все не так плохо, верно? – улыбнулась женщина мне в ответ.
  Глава 2
  
  Детектив Барри Дакуорт из полиции Промис-Фоллз сидел за столом, когда зазвонил телефон. Он резким движением снял трубку.
  
  – Дакуорт.
  
  – Это Бэйлисс, – послышался в трубке знакомый голос. Сержант Трент Бэйлисс дежурил в приемной отделения полиции и занимался тем, что принимал посетителей.
  
  – Слушаю.
  
  – У меня тут забавный случай. – В голосе Бэйлисса слышался сдерживаемый смех.
  
  – Что ты имеешь в виду?
  
  – Наши взяли одного парня, который без дела шатался по городу. Когда его привезли сюда, он заявил, что ему нужно поговорить с детективом. В общем, я посылаю его к тебе. Он говорит, что его зовут Гаффни. Брайан Гаффни. Но никаких документов, удостоверяющих личность, при нем нет.
  
  – Ну и в чем суть дела? – поинтересовался Дакуорт.
  
  – Лучше пусть он сам тебе расскажет. Не хочу портить тебе удовольствие, – сказал Бэйлисс и повесил трубку.
  
  Барри Дакуорт также повесил трубку на аппарат, но на этот раз его движение выглядело медленным и усталым. Может, Бэйлиссу и было смешно – но только не Барри. В последнее время он стал относиться к работе иначе – не так, как раньше. Чуть более года тому назад он едва не погиб, выполняя служебные обязанности, и это изменило его взгляды не только на работу, но и на все вокруг.
  
  Барри нравилось говорить себе, что он перестал воспринимать многие вещи как нечто само собой разумеющееся. Он знал, что это звучит как клише, но действительно стал относиться к каждому дню как к подарку судьбы. Каждое утро он вспоминал те моменты, когда чуть не умер. После этого ему потребовалось немало времени, чтобы прийти в норму. Он довольно долго пролежал в больнице, и ему даже потребовалась небольшая пластическая операция на лице.
  
  Пожалуй, самым удивительным было то, что за последний год он умудрился заметно похудеть. Четырнадцать месяцев назад он весил двести восемьдесят фунтов, а теперь – всего двести тридцать три. Таким образом, Барри удалось сбросить сорок семь фунтов. Какое-то время он обходился тем, что прокалывал все новые дырочки в поясном ремне, но в конце концов Морин, его жена, заявила, что он стал выглядеть смешным. В итоге она отвела его в магазин мужской одежды, как пятилетнего мальчика, и купила ему несколько новых вещей.
  
  Барри, однако, оставил старые вещи в своем шкафу – так, на всякий случай. Он понимал: рано или поздно может настать время, когда искушение пончиками снова станет слишком сильным, чтобы он мог ему сопротивляться.
  
  Пончиков он уже давно не брал в рот. При этом Барри вовсе не собирался лгать себе – он прекрасно осознавал, что скучает по ним и их ему не хватает. Но ему нравилось ощущение того, что он стал вести более здоровый образ жизни. И еще то, что он жив.
  
  Морин очень поддерживала его. Она всегда всячески старалась стимулировать его стремление изменить свои пищевые привычки. Правда, после того, что с ним произошло, она была так рада, что ее муж остался в живых, что стала буквально закармливать его домашними пирожными и прочими лакомствами – никто не умел так печь лимонный пирог, как Морин. В конце концов Барри сам попросил ее перестать это делать. Он сказал жене, что принял решение заняться своим здоровьем и следить за собой. И она стала ему в этом помогать.
  
  Именно этим объяснялся тот факт, что на его рабочем столе лежал банан. Он успел стать темно-коричневым, поскольку лежал там со вчерашнего дня.
  
  Притом что Барри Дакуорт более-менее ясно представлял, что ему следует делать для укрепления своего здоровья, в том, что касалось его карьеры, у него такой уверенности не было. Однако факт оставался фактом – именно будучи полицейским детективом, он едва не погиб.
  
  Какое-то время он размышлял над тем, чтобы сменить работу, но так и не смог придумать, чем еще мог бы заняться.
  
  Барри проработал в полиции больше двадцати лет. Понятно, что после этого он не мог просто взять и стать школьным учителем или дантистом. Барри вообще не понимал, как человек может хотеть стать дантистом. Ему казалось, что проще сотню раз побывать на месте убийства, чем совать пальцы в чей-то рот. Правда, можно было попытаться овладеть профессией бухгалтера. По крайней мере, эта работа казалась более-менее безопасной – бухгалтерам обычно не превращали лицо в кровавую кашу.
  
  Пока Дакуорт пытался как-то наладить собственную жизнь, город также делал все возможное, чтобы вернуться к нормальному существованию. Дело в том, что год назад сотни лучших жителей Промис-Фоллз – впрочем, не только лучших – погибли в страшной катастрофе. Люди все еще обсуждали случившееся, хотя теперь, по прошествии некоторого времени, можно было прожить целый день или даже два и не услышать, как кто-то затрагивает эту болезненную тему.
  
  Настоящей проблемой, однако, являлись приезжие. То, что случилось в Промис-Фоллз, можно было сравнить с падением башен-близнецов Нью-Йоркского международного торгового центра – хотя, конечно, масштаб того события несколько отличался. В Нью-Йорке толпы туристов фотографировались на том самом месте, где прежде стояли обрушившиеся небоскребы. Примерно то же происходило и в Промис-Фоллз, небольшом городке в северной части штата Нью-Йорк. Каждый день можно было видеть, как какой-нибудь приезжий делал селфи на фоне щита с надписью: «Добро пожаловать в Промис-Фоллз».
  
  Дакуорт откинулся на спинку кресла и уставился на дверь кабинета. Она открылась, и на пороге появился молодой человек с изумленным выражением лица.
  
  Весил он, наверно, всего фунтов сто двадцать. Белый, тощий, ростом примерно пять футов и девять дюймов. Густые темные волосы, на лице трехдневная щетина. Одет молодой человек был в джинсы и темно-синюю рубашку с длинным рукавом и наглухо застегнутым воротником. Глаза его испуганно блуждали по сторонам.
  
  Дакуорт встал.
  
  – Мистер Гаффни?
  
  Молодой человек посмотрел на детектива и несколько раз моргнул.
  
  – Да, верно.
  
  Дакуорт жестом пригласил юношу войти и указал на стул, стоящий рядом с его столом:
  
  – Пожалуйста, присаживайтесь.
  
  Брайан Гаффни, сцепив ладони перед собой, слегка наклонился вперед, словно собирался отвесить поклон, и принял сидячее положение. Он продолжал вертеть головой, оглядывая комнату и время от времени посматривая на потолок, словно человек, который оказался в пещере и опасается летучих мышей, висящих вниз головой под каменными сводами.
  
  – Мистер Гаффни, – окликнул его Дакуорт.
  
  Глаза посетителя испуганно впились в полицейского.
  
  – Да?
  
  – Я детектив. – Дакуорт взял в руку ручку и приготовился записывать. – Вы могли бы сказать по буквам, как пишется ваше имя?
  
  Посетитель сказал.
  
  – А ваше второе имя?
  
  – Артур, – последовал ответ. – Скажите, мы здесь в безопасности?
  
  – Простите, не понял?
  
  Гаффни, озираясь по сторонам, крутил головой резкими движениями, словно птица, пытающаяся определить, не грозит ли ей внезапное нападение какого-нибудь хищника. Затем, понизив голос до шепота, он наклонился вперед и прошелестел:
  
  – Они все еще могут за мной наблюдать.
  
  Дакуорт мягким движением положил руку на предплечье собеседника. Гаффни уставился на широкую ладонь детектива с таким видом, словно никогда ничего подобного не видел.
  
  – Здесь вас никто не тронет, – заверил его Дакуорт и подумал о том, что только Бэйлиссу человек в таком состоянии мог показаться смешным. Чего бы ни боялся Гаффни и являлась ли опасность реальной или воображаемой, страх в его глазах был самым настоящим.
  
  Гаффни поежился.
  
  – Вам следует включить обогрев, – сказал он.
  
  Воздух в комнате явно нагрелся выше двадцати пяти градусов, поэтому по идее уже должен был автоматически включиться кондиционер, чтобы снизить температуру, но этого почему-то не произошло. Тем удивительнее то, что Гаффни озяб.
  
  Дакуорт встал, снял пиджак и накинул его на плечи посетителя.
  
  – Так лучше? – спросил он.
  
  Гаффни кивнул.
  
  – Хотите кофе? – предложил детектив. – Это поможет вам по-настоящему согреться.
  
  – Хочу, – тихо произнес Гаффни.
  
  – Какой вы обычно пьете?
  
  – Я… Это не важно, главное, чтобы он был горячий.
  
  Дакуорт пересек комнату, подошел к столу, на котором стояла автоматическая кофеварка, выбрал относительно чистую чашку, налил в нее кофе, положил туда кусочек сахара и добавил порошковых сливок. Затем, вернувшись, протянул напиток сидевшему рядом с его столом молодому человеку.
  
  Гаффни обхватил чашку обеими ладонями, поднес к губам и отхлебнул глоток. Дакуорт тем временем уселся обратно в кресло, взял ручку и приготовился писать.
  
  – Назовите мне дату вашего рождения, мистер Гаффни.
  
  – Шестнадцатое апреля 1995 года. – Посетитель внимательно наблюдал за тем, как детектив записывает его ответы. – Я родился в Нью-Хейвене.
  
  – Ваш нынешний адрес?
  
  – Они могут быть здесь, – произнес вдруг Гаффни, снова понижая голос. – Они умеют принимать человеческое обличье.
  
  Дакуорт перестал писать.
  
  – Кто «они», мистер Гаффни?
  
  – Я живу на Хантер-стрит, дом 87, квартира 201, – моргнув, сказал посетитель.
  
  – Вы арендуете апартаменты?
  
  – Да.
  
  – Вы живете один, мистер Гаффни?
  
  – Да, – посетитель кивнул. Дакуорт заметил, что его взгляд устремлен на лежащий на столе банан.
  
  – Чем вы занимаетесь?
  
  – Уходом за машинами. Вы собираетесь это есть?
  
  Дакуорт посмотрел на потемневший банан.
  
  – Возьмите, если хотите.
  
  – Кажется, они меня не кормили. Я уже очень давно ничего не ел.
  
  Дакуорт взял со стола банан и протянул его Гаффни. Тот осторожно принял его обеими руками, после чего сунул конец плода в рот и жадно откусил кусок вместе с кожурой. Затем принялся быстро жевать, время от времени отправляя в рот очередную порцию – по-прежнему не заботясь о том, чтобы очистить фрукт.
  
  – Вы знаете, что такое уход за автомобилями? – спросил Гаффни, продолжая двигать челюстями.
  
  – Нет.
  
  – Это когда человек вместо того, чтобы просто помыть машину, заказывает полный комплексный уход за ней. Как суперуборка квартир. Я работаю в «Олбани – уход за авто».
  
  – Значит, это в Олбани?
  
  Гаффни отрицательно покачал головой:
  
  – Нет, здесь, в Промис-Фоллз. Это целая сеть предприятий, работающих по франшизе.
  
  – Мистер Гаффни, сотрудники полиции обнаружили вас, бесцельно бродящим по центральной части города. Когда вас привезли в отделение, вы сказали, что хотите поговорить с детективом.
  
  – Верно.
  
  – Чем я могу вам помочь?
  
  – Я сделал ошибку, – заявил Гаффни.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  Гаффни в десятый, наверное, раз оглядел комнату, а затем, наклонившись, шепнул Дакуорту:
  
  – Это не ваша юрисдикция.
  
  – Простите, я вас не совсем понимаю.
  
  – Я хочу сказать – что вы можете сделать? – Гаффни недоверчиво пожал плечами. – Арестовать их?
  
  – Кого арестовать?
  
  – Какой сегодня день?
  
  – Среда.
  
  Гаффни задумался.
  
  – Выходит… две ночи. Я вышел из дома вечером в понедельник, а сейчас среда. Значит, они продержали меня у себя две ночи. Если только я попал к ним не в прошлый понедельник. Тогда, значит, я провел у них девять суток.
  
  Дакуорт снова отложил ручку.
  
  – О каких двух ночах вы говорите?
  
  – О тех двух ночах, в течение которых они держали меня у себя. – Гаффни поставил чашку с кофе на стол и провел рукой по подбородку, пощупав щетину. – Нет, все-таки это длилось всего две ночи. Если бы я пробыл у них девять суток, у меня бы уже отросла борода.
  
  Дакуорт приподнял одну бровь.
  
  – Что вы имеете в виду, когда говорите, что кто-то держал вас у себя? И кого вы подразумеваете, когда говорите «они»?
  
  – Я полагаю, что я был похищен, – ответил Гаффни и нервно облизнул губы кончиком языка. – Вы слышали про Бетти и Барни Хилл?
  
  Дакуорт быстро записал названные имена.
  
  – Вы хотите сказать, что это они вас похитили?
  
  Гаффни отрицательно качнул головой:
  
  – Нет, про них рассказывается в одной книжке. Это реально существующие люди. У меня есть экземпляр этой книжки – дешевый, в мягкой обложке. Она называется «Прерванное путешествие», а написал ее Джон Дж. Фуллер. С этими людьми случилось то же, что и со мной.
  
  – И что же с ними – и с вами – случилось, Брайан?
  
  – Двадцатого сентября 1961 года они ехали из Ниагара-Фоллз домой, в Нью-Гемпшир. Между прочим, все произошло неподалеку отсюда. Они проехали в сорока милях от Промис-Фоллз.
  
  – Так, и что дальше?
  
  – Он был чернокожий, а она белая, но это не имеет никакого отношения к тому, что с ними стряслось. Хотя кто его знает.
  
  – Пожалуйста, продолжайте.
  
  – Так вот, сначала они увидели в небе яркий свет. А потом у них произошло что-то вроде провала в памяти. Они пришли в себя через много часов на дороге, совсем рядом с домом. Что с ними было между тем моментом, когда в небе вспыхнул свет, и тем моментом, когда они оказались в Нью-Гемпшире, они не помнили – ровным счетом ничего. В общем, они пошли к гипнотизеру.
  
  – А почему они решили, что им нужен именно гипнотизер?
  
  – Потому что гипнотизер мог помочь им восстановить ход событий в те часы, которые были словно вычеркнуты из их памяти.
  
  – Ну и как, он помог?
  
  Гаффни кивнул:
  
  – Оказывается, они побывали на борту космического корабля. Инопланетяне ставили на них эксперименты, втыкали в них иголки и разные штуки. И в конце концов сделали так, что они про все это забыли. – Гаффни медленно покачал головой. – Никогда не думал, что такое может случиться и со мной.
  
  – Ну, допустим. – Дакуорт поерзал в своем кресле. – Значит, вы утверждаете, что провели двое суток неизвестно где и не помните ничего из того, что с вами происходило в это время. Так?
  
  – Да.
  
  Гаффни резко вздрогнул, словно получил удар электротоком, и, взяв со стола чашку, сделал еще глоток кофе.
  
  – Что было последним, что вы запомнили?
  
  – Я зашел в одно заведение, чтобы немного промочить горло. Где-то в районе восьми вечера. Заведение называется «У Рыцаря». Знаете такое?
  
  Ага, подумал Дакуорт. Значит, «У Рыцаря». Это был один из самых известных местных баров.
  
  – Да, я знаю это место, – сказал детектив.
  
  – В общем, я выпил несколько кружек пива, посмотрел телевизор. После этого все как-то немного в тумане.
  
  – Сколько именно кружек вы выпили?
  
  Гаффни пожал плечами:
  
  – Четыре, может, пять – точно не скажу. Все это заняло примерно полтора часа.
  
  – Вы уверены, что больше ничего не пили – только четыре или пять кружек пива?
  
  – Больше ничего, это точно.
  
  – Вы отправились в бар на своей машине?
  
  Гаффни решительно замотал головой:
  
  – Неа. От моего дома до бара «У Рыцаря» можно дойти пешком – чтобы потом не просить никого тебя подвезти. У вас есть еще банан?
  
  – К сожалению, нет. Извините. Еще пара вопросов, и я раздобуду вам что-нибудь перекусить. Вы помните, как вы уходили из бара?
  
  – Вроде бы да. Когда я вышел на улицу, меня, кажется, кто-то окликнул из переулка неподалеку. По этому переулку можно пройти на автостоянку у задней стороны здания.
  
  – Кто именно вас окликнул? Это был мужчина или женщина?
  
  – Кажется, женщина. По крайней мере, выглядело это существо как женщина.
  
  Дакуорт не стал заострять внимание на последней фразе посетителя.
  
  – И что же она вам сказала?
  
  Гаффни покачал головой:
  
  – Дальше я ничего не помню. Два дня практически куда-то пропали. А потом я вдруг пришел в себя в том же самом месте. В общем, я вышел из переулка и стал бродить по городу. Тут-то копы меня и сцапали. У меня при себе не имелось никаких документов, по которым можно было бы установить мою личность. Мой бумажник пропал, и мой сотовый телефон тоже.
  
  – Скажите, возможно ли, что вы все два дня, о которых идет речь, провели именно там, в переулке?
  
  Гаффни снова покачал головой, хотя на этот раз и не столь энергично:
  
  – Там постоянно ходят люди. Меня наверняка бы сразу заметили. Эти существа не могли бы ставить на мне свои эксперименты в том переулке. – Дыхание посетителя заметно участилось – его нервное возбуждение явно росло. – А что, если они меня чем-нибудь заразили? Внедрили мне в организм какие-нибудь неизвестные науке болезнетворные бактерии. – Гаффни снова поставил кружку с кофе на стол и прижал ладонь к груди. – Что, если я стал переносчиком заболевания? Если я подверг опасности вас? О боже, боже!
  
  – Давайте не будем делать поспешных выводов. – Дакуорт старался говорить негромко и спокойно. – Мы обследуем вас. С чего вы вообще взяли, что над вами ставили эксперименты?
  
  – Они… увозили меня куда-то. Возможно, это был космический корабль, но я так не думаю. Там было много света. Я лежал на кровати или на чем-то похожем – на животе. Помню, там еще очень неприятно пахло. Именно там они все и делали.
  
  – Что делали?
  
  – Ощущение было такое, будто в меня втыкали тысячи иголок. Наверное, они брали какие-то образцы, понимаете? Может, это были образцы ДНК?
  
  Лицо Гаффни сморщилось. Он взглянул вверх так, словно смотрел не в потолок, а в небеса над головой.
  
  – Почему я?! – громко выкрикнул он. – Почему это должен был оказаться именно я?!
  
  Двое других детективов, сидевших за столами в противоположном углу комнаты, посмотрели на Гаффни. Дакуорт снова положил ладонь на предплечье посетителя.
  
  – Брайан, посмотрите-ка на меня, – предложил он. – Ну же, давайте посмотрите. И успокойтесь.
  
  Гаффни опустил голову и взглянул детективу в глаза.
  
  – Мне очень жаль, если то, что меня доставили сюда, было ошибкой, – сказал он.
  
  – Это вовсе не ошибка. Я постараюсь вам помочь. Давайте-ка вернемся к ощущению, что в вас втыкали множество иголок. Как вы думаете, зачем это было сделано?
  
  – Не знаю. Моя спина. Она здорово болит, – пожаловался Гаффни. – И еще чешется вдобавок. Представляете? Кожу просто как огнем жжет.
  
  После некоторого колебания Дакуорт поинтересовался:
  
  – Вы хотите, чтобы я взглянул на вашу спину?
  
  Гаффни немного подумал, словно не был уверен, что хочет продемонстрировать свое тело детективу, после чего произнес:
  
  – Если вы не против.
  
  Детектив и посетитель встали. Гаффни повернулся к Дакуорту спиной, расстегнул ремень на брюках и пуговицы рубашки, а затем задрал рубашку к шее.
  
  – Ну и что там? – с любопытством спросил он.
  
  Дакуорт внимательно осмотрел спину посетителя, после чего сказал:
  
  – Спасибо, достаточно.
  
  На спине Гаффни черными чернилами, буквами высотой примерно в два дюйма была сделала татуировка в виде надписи:
  
  Я – БОЛЬНОЙ УБЛЮДОК,
  
  КОТОРЫЙ УБИЛ ШЭН
  
  – Скажите, мистер Гаффни, а Шэн – это кто?
  
  – Шэн? – переспросил посетитель.
  
  – Да, Шэн.
  
  Гаффни высоко поднял, а потом снова опустил плечи.
  
  – Я не знаю никого, кого звали бы Шэн. А что?
  Глава 3
  Кэл
  
  Имя Мэдэлайн Плимптон было мне знакомо.
  
  Она происходила из семьи старожилов Промис-Фоллз. Не могу сказать, что я эксперт по истории города, но мне было известно, что Плимптоны были среди тех, кто основал поселение в XIX веке. Знал я и о том, что они создали первую городскую газету, «Стандард», и что Мэдэлайн Плимптон выпала честь руководить ею – до момента закрытия газеты.
  
  Я понятия не имел, зачем ей понадобилось со мной встречаться. Во всяком случае, по телефону она этого не объяснила. Клиенты обычно предпочитают не обсуждать по телефону деловые вопросы. Впрочем, делать это с глазу на глаз порой тоже не так-то просто.
  
  – Вопрос деликатный, – сказала она.
  
  Так оно обычно и бывало.
  
  Я бы не назвал ее дом дворцом, но для Промис-Фоллз он выглядел весьма внушительно. Это было большое строение в викторианском стиле, возведенное в двадцатые годы XX века. Площадь его, вероятно, составляла четыре или пять тысяч квадратных футов. Стоял дом довольно далеко от улицы, его окружала кольцеобразная подъездная аллея. В прежние времена перед таким домом должна была бы расстилаться тщательно подстриженная и ухоженная лужайка. Если раньше так и было, значит, у кого-то хватило ума и чувства такта, чтобы отказаться от подобного украшения.
  
  Я сидел за рулем моей новой старой «Хонды». Свою совсем старую «Хонду Аккорд» я сдал в магазин, но, даже добавив денег, приобрести смог лишь подержанный автомобиль той же модели. Он был с ручной трансмиссией, так что переключение передач давало мне возможность почувствовать себя моложе и спортивнее, чем я являюсь на самом деле. Моей первой машиной, приобретенной лет тридцать назад, была «Тойота Селика» с четырехступенчатой ручной коробкой. После нее я ездил только на автомобилях с автоматической трансмиссией – до последнего времени.
  
  Я припарковался у двойных дверей главного входа, рядом с куда более роскошными машинами – черным кроссовером «Лексус», белым четырехдверным седаном «Хонда Акура» и «БМВ» седьмой серии. Общая стоимость этих трех автомобилей, должно быть, существенно превосходила мой общий доход за последние два десятка лет.
  
  Нажимая на кнопку звонка, я был почти уверен, что дверь откроет горничная или дворецкий. Однако передо мной предстала сама Мэдэлайн Плимптон и пригласила войти.
  
  На вид я бы дал ей около семидесяти. Это была тоненькая, приятной внешности пожилая женщина с царственной осанкой, одетая в черные брюки и черную шелковую кофточку. На ее шее я увидел прекрасно гармонирующую с одеждой нитку жемчуга. Ее тщательно причесанные седые волосы были относительно короткими и доходили лишь до основания шеи. Мэдэлайн окинула меня внимательным взглядом сквозь очки в золотой оправе.
  
  – Спасибо, что приехали, мистер Уивер, – сказала она.
  
  – Не стоит благодарности. Вы можете называть меня Кэл.
  
  Приглашения называть хозяйку дома Мэдэлайн, однако, не последовало. Она проводила меня через главный холл в гостиную, где были приготовлены чайные приборы – китайские фарфоровые чашки, серебряные молочник и сахарница.
  
  – Могу я предложить вам чаю? – спросила она.
  
  – Спасибо.
  
  Разлив чай по чашкам, хозяйка села на стул во главе стола. Я устроился на стуле справа от нее.
  
  – О вас хорошо отзываются, – произнесла Мэдэлайн.
  
  – Полагаю, у вас, как у бывшего издателя газеты, надежные источники информации, – с улыбкой отозвался я.
  
  Я заметил, как по лицу моей собеседницы скользнула тень недовольства – вероятно, это было результатом того, что я употребил слово «бывший».
  
  – Вы правы. Я знаю почти всех в этом городе. Мне известно, что раньше вы работали в местной полиции. Я в курсе и того, что вы сделали ошибку, перебравшись несколько лет назад в Гриффон, где стали частным детективом, а затем вернулись сюда. – Мэдэлайн сделала небольшую паузу. – После личной трагедии.
  
  – Да, – подтвердил я.
  
  – Вы здесь уже пару лет.
  
  – Верно. – Я бросил в чашку с чаем кусочек сахара. – Будем считать, что проверку я прошел. В чем состоит проблема?
  
  Мисс Плимптон сделала глубокий вдох, поднесла к губам чашку и подула на чай – он в самом деле был очень горячий.
  
  – Дело касается моего внучатого племянника, – сообщила она.
  
  – Ясно.
  
  – Это сын моей племянницы. У них выдался очень тяжелый год.
  
  Я молча ждал продолжения.
  
  – Моя племянница и ее сын живут в Олбани. В последнее время их жизнь стала невыносимой.
  
  Я был совершенно уверен, что знаю, что именно означает это слово.
  
  – И в чем же дело? – поинтересовался я.
  
  Прежде чем заговорить, Мэдэлайн Плимптон сделала долгую паузу.
  
  – Джереми – так зовут моего внучатого племянника – имел некоторые проблемы с судебными властями, которые, к сожалению, привлекли слишком большое внимание. Это очень осложнило его существование. Некоторые люди, которые, судя по всему, невысокого мнения о нашей системе правосудия, причиняют Джереми и моей племяннице, Глории, много беспокойства. Поздние телефонные звонки, сырые яйца, летящие в дом, и тому подобное. Кто-то даже оставил в почтовом ящике листок, в котором содержится угроза жизни. Надпись сделана карандашом на листке бумаги, испачканном экскрементами. Можете себе представить?
  
  – Что вы имеете под «некоторыми проблемами с судебными властями», мисс Плимптон?
  
  – Речь о дорожно-транспортном происшествии. Дело раздули сверх всякой меры. Я вовсе не хочу сказать, что это не было трагедией, но эта история стала объектом необъективных спекуляций и преувеличений.
  
  – Мисс Плимптон, может, вы расскажете все с самого начала?
  
  Моя собеседница едва заметно повела головой слева направо, а затем справа налево.
  
  – Я не вижу в этом необходимости. Мне нужны ваши услуги, а для их оказания вам вовсе не обязательно знать все детали. Впрочем, могу сказать вам, что Глория для меня не просто племянница, а скорее родная дочь. Она поселилась у меня, когда была еще подростком, так что наши отношения…
  
  Последовала небольшая пауза. Я ожидал, что моя собеседница скажет «близкие», но ошибся.
  
  – …сложные, – закончила наконец фразу мисс Плимптон.
  
  – Не вполне понимаю, какие именно услуги вы хотите от меня получить, – признался я.
  
  – Я хочу, чтобы вы защитили Джереми.
  
  – Что значит – защитил? Вы хотите, чтобы я стал его телохранителем?
  
  – Да. Полагаю, что часть вашей работы будет состоять именно в этом. Я хочу, чтобы вы оценили уровень опасности, которая ему угрожает, и взяли на себя функции личного охранника.
  
  – Но я по специальности вовсе не телохранитель. Вероятнее всего, вам нужен какой-нибудь здоровяк.
  
  Мэдэлайн Плимптон вздохнула:
  
  – Что ж, я понимаю, о чем вы. В техническом отношении вы, возможно, правы. Но вы бывший полицейский. Вы имели дело с криминальными элементами. Не думаю, что работа телохранителя так уж сильно отличается от того, чем вы занимаетесь сейчас. И я готова платить вам по круглосуточному тарифу все то время, пока ваши услуги будут необходимы. Одной из причин, по которой я выбрала вас – только не считайте меня, пожалуйста, бестактной и бездушной, – состоит в том, что у вас, насколько я понимаю, нет семьи. Поэтому подобный режим работы будет для вас не таким обременительным, как для кого-нибудь другого.
  
  Не могу сказать, что мне очень понравилась Мэдэлайн Плимптон. Но, в конце концов, если бы я и мои коллеги работали только на клиентов, вызывающих симпатию, мы все умерли бы с голода.
  
  – Сколько лет Джереми? – спросил я.
  
  – Восемнадцать.
  
  – А какая у него фамилия?
  
  Моя собеседница на секунду закусила губу.
  
  – Пилфорд, – произнесла она почти шепотом.
  
  Я удивленно заморгал:
  
  – Джереми Пилфорд? Ваш внучатый племянник – Джереми Пилфорд?
  
  Мэдэлайн Плимптон кивнула:
  
  – Насколько я понимаю, это имя вам знакомо.
  
  Еще бы. Это имя было известно всей стране.
  
  – Большой Ребенок, – сказал я.
  
  На этот раз лицо Мэдэлайн Плимптон исказила болезненная гримаса, словно она случайно плеснула горячий чай на свою тонкую руку с набухшими венами.
  
  – Лучше бы вы этого не говорили. Представители защиты не произнесли эти слова ни разу за весь процесс. Зато их вовсю употребляли представители обвинения и пресса, и это звучало оскорбительно. Да, это было унизительно. Не только для Джереми, но и для Глории. Это очень плохо на нее подействовало.
  
  – Но ведь то, что представители защиты Джереми не произносили эти слова, просто-напросто хорошо укладывалось в их стратегию. Суть ее адвокат Джереми изложил вполне ясно. Она в том, что Джереми был настолько изнеженным и избалованным, настолько не привык что-либо делать самостоятельно, до такой степени не научился брать на себя ответственность за свои действия, что ему даже в голову не пришло, будто он совершил что-то плохое, когда он…
  
  – Мне известно, что он сделал.
  
  – …когда он во время какой-то гулянки сел в пьяном виде за руль и сбил кого-то насмерть. При всем уважении, мисс Плимптон, я не могу охарактеризовать это как просто дорожно-транспортное происшествие.
  
  – Возможно, вы не тот человек, которого мне следовало бы нанять.
  
  – Очень может быть, – сказал я, поставил чашку на блюдце и, отодвинув стул от стола, встал. – Спасибо за чай.
  
  – Подождите, – Мэдэлайн Плимптон протянула руку в мою сторону.
  
  Этот жест заставил меня немного замешкаться.
  
  – Подождите.
  
  Я замер на месте в ожидании дальнейшего развития событий.
  
  – Пожалуйста.
  
  Уловив в голосе Мэдэлайн Плимптон умоляющие нотки, я снова сел, придвинул стул к столу и поставил локти на столешницу.
  
  – Полагаю, мне не стоить удивляться, что ваша реакция на мою просьбу аналогична реакции других специалистов, к которым я обращалась, – снова заговорила мисс Плимптон. – Джереми не умел ладить с людьми и завоевывать их расположение. Но судья принял решение не отправлять его в тюрьму. Мистеру Финчу удалось убедить судью, что…
  
  – Мистеру Финчу?
  
  – Это адвокат Джереми, о котором вы только что упомянули. Грант Финч. Так вот, мистер Финч предложил свою судебную стратегию. Поначалу никто не верил в то, что судья сочтет ее убедительной. Но, когда это все же случилось, мы все были в восторге. Если бы Джереми посадили в тюрьму, для мальчика это оказалось бы просто ужасно. В конце концов, он в самом деле еще ребенок. Он бы ни за что не выжил в тюрьме. И, несмотря на всю ужасную реакцию общества на приговор, в любом случае это лучше, чем если бы Джереми оказался за решеткой.
  
  – Но теперь ему приходится жить в страхе, – заметил я.
  
  Мэдэлайн Плимптон признала мою правоту едва заметным кивком.
  
  – Да, это правда, но такие вещи рано или поздно проходят. Джереми мог попасть в тюрьму на несколько лет. Волна возмущения по поводу исхода процесса, скорее всего, продлится каких-то несколько месяцев. Со временем найдется другой объект для нападок. Например, какой-нибудь охотник, убивший льва в африканском заповеднике. Женщина, которая неудачно пошутит в своем Твиттере по поводу СПИДа. Полоумный политик, который заявит, что женщины сами должны знать, как исключить беременность в результате изнасилования. Наконец, какой-нибудь другой судья, который вынесет слишком мягкий приговор молодому человеку, изнасиловавшему больную девушку, лежащую без сознания в реанимации. Мы так любим негодовать по самым разным поводам, что нам каждую неделю необходим новый объект для выражения нашего возмущения. О Джереми в конце концов просто забудут, и он сможет вернуться к нормальной жизни. Но до тех пор, пока это произойдет, нужно, чтобы он находился в безопасности.
  
  Я невольно подумал о том, когда к нормальной жизни сможет вернуться семья того, кого задавил Джереми, но в конце концов решил не задавать Мэдэлайн Плимптон этот вопрос.
  
  – Так вот, возвращаясь к предыдущей теме разговора, скажу: да, Джереми имел прозвище Большой Ребенок. Считалось, что с ним обращались так, словно он еще совсем дитя. Стоило представителю обвинения один раз упомянуть об этом, как пресса тут же подхватила. Си-эн-эн даже превратило это прозвище в специальную отбивку – Дело Большого Ребенка, и широко использовало при освещении процесса всевозможную графику.
  
  – Как человек, когда-то руководивший газетой, вы должны иметь представление о том, как делаются такие вещи.
  
  – Верно. Но если я была владельцем СМИ, это вовсе не значит, что я одобряю все, что делается в журналистике.
  
  – Я в самом деле не знаю, чем могу вам помочь, мисс Плимптон, – сказал я. – Впрочем, могу порекомендовать вам несколько агентств. Таких, которые практически не работают над расследованиями – в отличие от меня. Сотрудников этих агентств обычно нанимают как крутых парней, занимающихся личной охраной.
  
  – Я не хочу, чтобы Джереми окружали бандиты.
  
  Я пожал плечами.
  
  – Может, вы хотя бы встретитесь с ними? – спросила Мэдэлайн Плимптон. – С Джереми и моей племянницей. Пожалуйста, поговорите с ними, а уж потом решайте, примете вы мое предложение или нет. Я уверена, если вы с ними побеседуете, то поймете, что они вовсе не те чудовища, которыми их изображают. Они просто люди, мистер Уивер. Живые люди. И они напуганы.
  
  Я вынул из внутреннего кармана моего спортивного пиджака блокнот и ручку, снял с ручки колпачок и сказал:
  
  – Почему бы вам не дать мне их адрес в Олбани?
  
  – О, в этом нет необходимости, – ответила Мэдэлайн Плимптон. – Они здесь. Уже несколько дней они находятся у меня в доме. Они там, на заднем крыльце, и очень хотят с вами поговорить.
  Глава 4
  
  Барри Дакуорт хотел, чтобы Брайана Гаффни осмотрели медики. Поэтому он предложил молодому человеку подвезти его в местную больницу. Помимо прочего, это могло дать детективу возможность задать странному гражданину несколько дополнительных вопросов по поводу того, что с ним случилось. Предположение, что двухдневный провал в памяти мистера Гаффни был вызван злоупотреблением спиртным, Дакуорт отмел в сторону, как только увидел слова, вытатуированные на спине пострадавшего.
  
  «Я БОЛЬНОЙ УБЛЮДОК, КОТОРЫЙ УБИЛ ШЭН». Эта фраза была не похожа на послание, которое нормальный человек или человек, напившийся в стельку, попросил бы набить себе иголкой и чернилами на голой спине.
  
  Если Гаффни и знал, что именно вытатуировано у него на лопатках, он никак этого не обнаружил. Поэтому Дакуорт, попросив его еще раз задрать рубашку, сфотографировал надпись, а затем показал снимок посетителю.
  
  – Господи боже, – пробормотал тот с изумлением. – Мне это кажется какой-то… какой-то бессмыслицей.
  
  – Я полагаю, – сказал Дакуорт, – эта татуировка опрокидывает вашу версию по поводу того, что с вами произошло.
  
  Лицо мистера Гаффни стало похоже на лицо четырехлетнего ребенка, пытающегося постичь смысл лекции Стивена Хокинга.
  
  – Пожалуй… это в самом деле не похоже на дело рук инопланетян.
  
  – Да уж, – согласился Дакуорт. – Думаю, нам следует поискать кого-то сугубо земного происхождения.
  
  Гаффни, все еще пораженный тем, что он увидел на снимке, медленно кивнул.
  
  – Мне очень жаль, – сказал он.
  
  – Жаль? Чего именно? – уточнил детектив.
  
  – Должно быть, вы приняли меня за сумасшедшего. Но я не сумасшедший, честное слово.
  
  – Нисколько в этом не сомневаюсь, – заверил Дакуорт.
  
  – То есть я, наверное, немного не от мира сего. Так всегда говорит мой отец. Но я не ненормальный. Вы понимаете, о чем я?
  
  – Разумеется.
  
  – Я просто не мог придумать никакого более разумного объяснения. Может, я в самом деле читал слишком много книг про НЛО. – Гаффни еще раз взглянул на фото. – А вы уверены, что это настоящая татуировка, а не маркер или что-то в этом роде, что легко можно смыть?
  
  – Нет, я не думаю, что это маркер.
  
  – Значит это настоящая, постоянная татуировка?
  
  – Я не эксперт в этом вопросе. Не исключено, что с этим можно что-нибудь сделать, – сказал Дакуорт, сильно сомневаясь в собственных словах. – У вас есть идеи по поводу того, кто мог создать вам эту проблему?
  
  Гаффни отвел взгляд от снимка, тем самым дав наконец Дакуорту возможность спрятать телефон в карман пиджака. Глаза молодого человека наполнились слезами.
  
  – Нет, в самом деле, версия с инопланетянами была совсем неплохой. Они вполне могли захватить первого попавшегося парня и проделать на нем серию экспериментов. Но это… это просто какое-то безумие.
  
  – Пойдемте со мной, – мягко предложил Дакуорт. – Пусть вас осмотрят специалисты.
  
  По дороге к машине, не имевшей полицейских опознавательных знаков, детектив поинтересовался:
  
  – Скажите, Брайан, у вас есть семья? Родители? Братья, сестры? Может быть, девушка?
  
  – Мои родители живут на Монткальм-стрит, – медленно и тихо ответил Гаффни. – Я арендовал квартиру и поселился отдельно от них примерно полгода назад. Они решили – вернее, мой отец решил, – что пришло время, когда я должен начать самостоятельную жизнь. Понимаете? В общем, я нашел квартирку в двухэтажном доме в центре города. У меня есть сестра, ее зовут Моника. Ей девятнадцать. Ей тоже хотелось бы жить отдельно, но она пока не может себе этого позволить.
  
  – Как долго вы живете в Промис-Фоллз?
  
  – Лет пятнадцать. С тех самых пор, как мои родители переехали сюда из Коннектикута.
  
  – А девушка у вас есть?
  
  – Ну, вроде того. Она как-то приехала на станцию, чтобы помыть машину, и мы, можно сказать, поладили.
  
  – Как ее зовут?
  
  – Джесс. То есть Джессика Фроммер.
  
  – Когда вы видели ее в последний раз?
  
  Брайан задумался.
  
  – Наверное, с неделю назад. Мы встречались несколько раз – не у меня и в основном не в городе. Кажется, вчера я должен был ей позвонить. – Лицо Гаффни приняло ошеломленное выражение. – Черт, она же будет беспокоиться, начнет думать, что со мной что-то случилось!
  
  – Вы можете вспомнить кого-то из ваших знакомых – друга, друга вашего друга, дальнего родственника, – кого звали бы Шэн?
  
  – Нет, никого. А можно еще раз взглянуть на фотографию?
  
  Дакуорт вынул из кармана телефон и вывел на экран снимок. Гаффни какое-то время молча смотрел на него, после чего сказал:
  
  – Знаете, я все еще не могу поверить, что у меня на спине действительно есть эта надпись. Что все это реально со мной случилось. Мне до сих пор кажется, что на фото не моя спина. Что же это за Шэн? Я кажусь сам себе каким-то чокнутым.
  
  По дороге в больницу Дакуорт сделал небольшой крюк и купил для Гаффни в «Макдоналдсе» кофе, бисквит и сосиску с яйцом. Бедняга проглотил все с такой же скоростью, как незадолго до этого перезрелый, потемневший банан.
  
  Народу в приемном покое городской больницы Промис-Фоллз оказалось немного. Гаффни приняли через десять минут после приезда. Дакуорт коротко ввел в курс дела врача, доктора Чарльза, молодого человека, внешне похожего на индийца. Затем детектив сообщил доктору, что хотел бы побеседовать с ним после осмотра. После этого Дакуорт вышел из кабинета и, найдя место, где сигнал на смартфоне был достаточно надежным, вошел в Интернет и открыл браузер, чтобы сделать запрос в поисковой системе.
  
  Он ввел слова «Шэн» и «убийство» и принялся ждать. В Интернете обнаружился целый миллион ответов на запрос, но несколько первых оказались явно не имеющими никакого отношения к тому, что пытался найти Дакуорт. В них говорилось о книгах детективного содержания или содержались статьи об убийствах, подписанные авторами по имени Шэн. Дакуорт сузил зону поиска, введя в поисковую строку «Промис-Фоллз», но и это ничего не дало.
  
  Тогда он отправился в зал для посетителей и сел на диван. Несколько минут спустя из кабинета вышел Брайан Гаффни в сопровождении доктора Чарльза.
  
  – Могу я обсудить ваше состояние с офицером полиции? – поинтересовался врач.
  
  Гаффни устало кивнул.
  
  – Со здоровьем у мистера Гаффни все в порядке, – сказал врач. – Но он все еще не пришел в себя от чего-то, что привело его в бессознательное состояние.
  
  – Вы можете хотя бы предположить, что именно это было?
  
  Врач отрицательно покачал головой.
  
  – Я хотел бы подержать пациента какое-то время здесь, чтобы понаблюдать за его состоянием и сделать анализы крови, – сказал он. – Вы знаете, кто мог сделать ему татуировку? В этом случае мы могли бы выяснить, были ли соблюдены необходимые меры предосторожности – например, должным образом простерилизованы инструменты.
  
  – К сожалению, нам об этом ничего не известно, – пожал плечами детектив.
  
  Доктор Чарльз издал горлом какой-то булькающий звук.
  
  – Что ж, если оборудование для нанесения татуировок было заражено инфицированной кровью, для мистера Гаффни все это может закончиться гепатитом В, гепатитом С или столбняком.
  
  – О господи, – пробурчал Дакуорт.
  
  – Если у вас появятся еще вопросы, я буду здесь, – сообщил доктор и отправился к себе.
  
  Дакуорт успокаивающим жестом положил Гаффни руку на плечо.
  
  – Мне нужно вас сфотографировать, – сказал он.
  
  – А?
  
  – Я собираюсь отправиться в бар «У Рыцаря» и проверить, видел ли вас кто-нибудь там.
  
  Гаффни потерянно кивнул. Дакуорт быстро сделал его портрет с помощью своего смартфона и взглянул на экран, чтобы понять, приемлемого ли качества получился снимок.
  
  – Может, вы хотите, чтобы я связался с вашими родителями?
  
  – Да, пожалуй, – ответил Гаффни, немного подумав.
  
  – Я вижу, вы не совсем в этом уверены. Почему?
  
  – Понимаете, я…
  
  – Ну? В чем дело, Брайан?
  
  – Понимаете… Мне стыдно, что со мной случилось такое.
  
  – В этом нет вашей вины, – сказал Дакуорт, хотя и не был уверен, что его слова соответствуют действительности. В конце концов, Гаффни мог выпить больше, чем следовало. Нельзя было исключать и того, что татуировку сделали с его согласия, хотя он мог этого и не помнить. Впрочем, интуиция все же подсказывала детективу, что это не так.
  
  – Полагаю, вам все же стоит дать им знать, – произнес Гаффни с сомнением на лице и в голосе.
  
  Дакуорт дал ему свой блокнот, чтобы он записал адрес родителей, проживающих на Монткальм-стрит, и номер их телефона. Детектив решил, что отправится сначала туда, а уж потом в бар «У Рыцаря». Он уже выезжал со стоянки приемного отделения больницы, когда его сотовый телефон зазвонил. Это была Морин.
  
  – Привет, – сказал он, включая блютус. – Ты на работе?
  
  – Ага. У нас тут что-то вроде небольшого затишья. Я не вовремя?
  
  Морин работала в торговом центре Промис-Фоллз, в магазине, торговавшем очками.
  
  – Да нет, все нормально.
  
  – Как ты?
  
  Вопрос Морин был вполне невинным. Она всегда задавала его, когда звонила мужу. Но – Дакуорт чувствовал это – он не был дежурным. Супруга действительно интересовалась, как у него дела. Морин в самом деле хотела знать, как он себя чувствует. Даже сейчас, через десять месяцев после того, как он вернулся на работу.
  
  – Я в порядке, – ответил Дакуорт. – Случилось что-нибудь?
  
  – Ничего.
  
  Однако по голосу жены детектив понял: что-то все же произошло. Чаще всего основной причиной для беспокойства Морин – после мужа – был их с Дакуортом сын, Тревор. Ему было двадцать пять, он жил с родителями и искал работу.
  
  Раньше Тревор работал водителем грузовика в компании «Финли Спрингс-Уотер». Ее владелец, Рэндалл Финли, лет десять назад являлся мэром Промис-Фоллз, но вынужден был покинуть свой пост после того, как достоянием гласности стали его отношения с несовершеннолетней проституткой. Тем не менее год назад он снова умудрился стать градоначальникам.
  
  Думая об этом, Дакуорт всякий раз приходил к выводу, что на свете возможны любые чудеса, а человеческая глупость и наивность безграничны.
  
  Тревор, как и его отец, презирал Финли и, когда ему подвернулась другая работа – тоже водителем грузовика, но в компании, занимавшейся лесозаготовками, – ушел с завода по разливу минеральной воды туда. Но, поскольку строительная промышленность восстанавливалась медленно и спрос на стройматериалы оставался низким, через три месяца Тревора уволили. После этого ему пришлось переехать обратно в родительский дом – на время, пока он подыщет для себя что-то еще.
  
  Разумеется, Барри и Морин могли предложить сыну оплачивать за него аренду. Но им обоим не нравилось в этом варианте то, что подобная ситуация могла длиться сколько угодно и предусматривала некие обязательства лишь с их стороны. Они решили, что этого позволить себе не могут, и предложили Тревору временно переехать к ним, в его прежнюю комнату. Они испытали смешанные чувства, когда он ухватился за это предложение. Однако в итоге оказалось, что притом, что их сын жил под одной крышей с ними, они его почти не видели. Вечера он проводил большей частью вне дома, а возвращался тогда, когда Барри и Морин уже спали.
  
  Проблема состояла в том, что на самом деле чаще всего, выключив в спальне свет, они лежали с открытыми глазами, дожидаясь его возвращения – как в те времена, когда он был еще подростком и обязан был приходить домой к определенному часу. Дакуорт давно уже понял, что, когда дети живут отдельно, родителям по крайней мере не приходится беспокоиться по поводу того, что они засиживаются где-нибудь допоздна. Но когда взрослые дети по тем или иным причинам снова оказываются в родительском гнезде, их отцы и матери начинают испытывать прежнее беспокойство по поводу того, где они и что с ними.
  
  – Что-нибудь с Тревором? – спросил Дакуорт.
  
  Он услышал в трубке вздох Морин.
  
  – В последние дни он сам не свой.
  
  – В чем это выражается?
  
  – А ты ничего не заметил?
  
  – Понятия не имею, о чем ты.
  
  – Разве полицейские не должны быть наблюдательными и замечать изменения в поведении людей?
  
  Дакуорт не понял, пытается ли его жена пошутить или говорит серьезно.
  
  – Да, но до матерей нам в этом деле далеко, – сказал он.
  
  – Перестань говорить со мной покровительственным тоном.
  
  – У меня и в мыслях такого не было.
  
  – Тем не менее именно это ты и делаешь. Ты считаешь, что я раздуваю из мухи слона.
  
  – Лучше скажи мне, что ты заметила такого, что я упустил?
  
  – Ну, на первый взгляд ничего особенного. Но Тревор кажется слишком уж погруженным в себя. На него это не похоже.
  
  – У него есть о чем задуматься, – произнес Дакуорт. – Он ищет работу и вынужден жить с родителями. Во всем этом мало веселого.
  
  – Он проводит очень много времени у компьютера.
  
  – Скорее всего, просматривает объявления о вакансиях. Теперь их уже не ищут в газетах.
  
  – Наверное, ты прав.
  
  Барри и Морин немного поговорили о том, не следует ли Тревору снова пойти учиться, чтобы углубленно овладеть какой-нибудь профессией. После путешествия с девушкой по Европе Тревор поступил в Сиракузский университет, на факультет политических наук, и вполне успешно его закончил. Никто не ожидал от него, что он станет политиком или будет работать на кого-то из политической элиты. Но Барри и Морин казалось, что Тревору удастся добиться чего-то более многообещающего и перспективного, чем должность водителя грузовика в компании, принадлежащей самовлюбленному ублюдку, который второй раз сумел пробиться в мэры Промис-Фоллз.
  
  – Хотела бы я знать, куда он уходит каждый вечер, – сказала Морин.
  
  – Когда он не жил с нами, мы понятия не имели, где он проводит вечера. У него есть право на личную жизнь. Чем он занимается по вечерам, не наше дело.
  
  – Я знаю. Ладно, мне пора. У меня появился покупатель.
  
  – Поговорим позже, – произнес Дакуорт и нажал на кнопку сброса звонка.
  
  Когда он добрался до дома родителей Брайана Гаффни, было уже около пяти часов вечера. На подъездной дорожке к дому стояли два автомобиля. Дом оказался скромным, но ухоженным двухэтажным строением. Машины – средней цены седанами производства концерна «Дженерал моторс», на вид примерно пятилетними.
  
  Дакуорт позвонил. Спустя секунды дверь открыла грузная женщина лет сорока с небольшим.
  
  – Да?
  
  – Миссис Гаффни?
  
  – Верно.
  
  – Простите, а как вас зовут?
  
  – Констанс. А вы кто?
  
  Дакуорт предъявил свой полицейский значок и представился. Хозяйка с опаской оглядела и значок, и детектива. Дакуорт по опыту знал, что полицейский значок вызывает настороженность у большинства людей – появление копов у дверей дома редко означает хорошие новости. Однако ему показалось, что реакция Констанс Гаффни была более выраженной, чем обычно в подобных случаях.
  
  – Скажите, ваш муж дома? – осведомился Барри.
  
  – А в чем дело?
  
  – Если ваш муж дома, мне бы хотелось поговорить с вами обоими.
  
  – Альберт! – позвала хозяйка, глянув назад через плечо. – Альберт!
  
  Через несколько минут у дверей появился и Альберт Гаффни – лысеющий, тоже коренастый и достаточно широкий в плечах, чтобы заслонить свою жену, встав перед ней.
  
  – Что случилось? – поинтересовался он, ослабляя узел галстука, стягивавший воротник белой рубашки. При виде Дакуорта и его значка на лице мистера Гаффни появилось такое выражение, словно он ощутил во рту неприятный вкус. – Итак, в чем дело?
  
  – Дело касается вашего сына Брайана, – сказал Дакуорт.
  
  – Что с ним случилось? – спросила Констанс Гаффни, делая шаг в сторону, словно приглашая детектива в дом. Альберт Гаффни, однако, не двинулся с места.
  
  – С ним все в порядке. Сейчас он в городской больнице Промис-Фоллз – ему нужно сдать кое-какие анализы.
  
  – Анализы? – переспросил Альберт. – Что произошло?
  
  – На него… напали, – ответил Дакуорт. – Возможно, какое-то время злоумышленники удерживали его у себя.
  
  – Напали? – Лицо мужчины выразило волнение. – Что значит – напали? Его… Я хочу сказать, его кто-нибудь… он серьезно пострадал?
  
  – Видите ли, его лишили сознания и…
  
  Дакуорт замялся. В самом деле, как описать то, что случилось с Брайаном? Мало было сказать, что его лишили сознания и нанесли на спину татуировку. Дело обстояло хуже. Чтобы установить в полной мере тяжесть совершенного по отношению к Брайану преступления, его необходимо было тщательно осмотреть и обследовать. Дакуорт собирался показать родителям пострадавшего снимки на своем телефоне, но теперь решил, что это будет не совсем уместно.
  
  – Самым правильным будет навестить его, – закончил детектив.
  
  – Ради всего святого, Альберт, найди свои ключи, – Констанс Гаффни бросила на мужа свирепый взгляд. – Надеюсь, теперь ты доволен.
  
  Альберт хотел что-то сказать, но по глазам супруги понял, что будет лучше, если он промолчит. Отец Брайана повернулся к Дакуорту.
  
  – Кто это сделал? – спросил он. – Кто напал на моего сына?
  
  – Сейчас идет расследование, – сказал детектив. – У меня есть к вам вопрос.
  
  Альберт кивнул, выражая готовность выслушать Дакуорта.
  
  – Вы знаете кого-нибудь по имени Шэн? Кого-нибудь, кто был бы так или иначе связан с вашим сыном или вашей семьей?
  
  – Шэн? – переспросил Альберт Гаффни. – Вы хотите сказать, что преступление против моего сына совершил именно этот человек?
  
  Дакуорт отрицательно качнул головой:
  
  – Нет. Так как, есть в вашем окружении кто-то, кого звали бы Шэн?
  
  – Нет, – ответил Альберт, а затем, посмотрев на жену, поинтересовался: – Это случилось в его квартире? Дома у сына?
  
  – Нет. Брайан утверждает, что все началось в баре, который называется «У Рыцаря».
  
  – Вот видишь? – Во взгляде Альберта, устремленном на Констанс, нетрудно было заметить торжествующе-обвинительное выражение. Такой же оказалась и интонация, с которой был задан вопрос. – Это в любом случае могло с ним случиться. Он ходил туда и в то время, когда жил с нами.
  
  Тем не менее по лицу Констанс было видно, что она по-прежнему в чем-то винит именно мужа.
  
  – Пойду возьму свою сумочку, – сказала она.
  
  – Ключи, – произнес Альберт, хлопая себя по карманам. – Куда подевались мои чертовы ключи?
  
  Оба супруга исчезли в глубине дома. Дакуорт отправился к своей машине. В это время у обочины рядом с домом Гаффни затормозил зеленый «Фольксваген»-жук – старый, а не новый вариант популярного во всем мире автомобиля. Сидящая за рулем молодая женщина заглушила двигатель и вышла из машины.
  
  Дакуорт вспомнил, как Брайан говорил ему, что у него есть сестра.
  
  – Вы Моника? – спросил он, когда женщина приблизилась к дому.
  
  Она взглянула на него с недоверием.
  
  – А вы кто?
  
  Дакуорт представился и коротко рассказал сестре Брайана все то, что уже успел поведать его родителям. Дождавшись момента, когда у Моники прошел первый шок от известия о том, что ее брат находится в больнице, детектив поинтересовался:
  
  – Когда вы в последний раз разговаривали с Брайаном?
  
  – Я пыталась позвонить ему вчера вечером, но он не ответил. А видела я его в последний раз, наверное, на прошлой неделе. Я заезжала к нему на работу.
  
  – Моника, среди ваших знакомых и знакомых вашего брата есть человек по имени Шэн?
  
  – Шэн?
  
  – Да.
  
  – Я не знаю никакого Шэна. А это мужчина или женщина?
  
  – Не могу сказать.
  
  – Потому что, если брат с кем-то встречается, я могу об этом не знать.
  
  – Шэна, о котором идет речь, может уже не быть среди нас.
  
  – В том смысле, что он мертвый?
  
  Дакуорт кивнул.
  
  – Этот факт не наводит вас ни на какие воспоминания?
  
  Моника затрясла было головой, но вдруг застыла на месте.
  
  – О нет. Может, не Шэн, а Шон? Но это не может быть тот Шон.
  
  – О ком вы?
  
  Моника указала подбородком в сторону дома на другой стороне улицы.
  
  – Так звали пса старой леди Бичем. Сразу после того, как Брайан получил водительские права, он, сдавая задним ходом, задавил его.
  
  – Брайан задавил собаку вашей соседки?
  
  Моника кивнула:
  
  – Это случилось несколько лет назад. Хотя виновата в этом была хозяйка пса, которая отпустила его на улицу без поводка, она была просто вне себя. Но теперь ей уже все равно.
  
  – Это почему?
  
  Моника пожала плечами:
  
  – Дело в том, что миссис Бичем окончательно выжила из ума.
  Глава 5
  Кэл
  
  Мисс Плимптон проводила меня из гостиной через кухню, которая была значительно больше, чем все мое жилище, на заднюю веранду, выходившую на большой внутренний двор с работающим фонтаном. Веранда была обставлена белой плетеной мебелью, по которой кто-то в живописном беспорядке разбросал цветастые подушки. Четыре стула оказались заняты.
  
  У меня до этого сложилось впечатление, что мне предстоит беседа с двумя людьми, а не с четырьмя.
  
  Я догадался, что женщина, сидевшая на стуле, который находился ближе остальных ко мне, была племянницей мисс Плимптон, которую звали Глория Пилфорд. На вид я бы дал ей лет сорок. Она была одета в белые брюки, кораллового цвета блузку и босоножки на высоких каблуках. Светлые волосы собраны в пышную прическу с начесом, отчего ее голова казалась слишком большой для ее хрупкого, изящного тела. При нашем с мисс Плимптон появлении она вскочила на ноги, благодаря обуви оказавшись со мной одного роста. Глория улыбнулась, и ее лицо покрылось морщинами, словно было сделано из папье-маше. Счастье ее, по крайней мере на вид, было так велико, что, казалось, еще немного – и ее мимические мышцы порвут кожу.
  
  Глория протянула мне руку, и я пожал ее.
  
  – Это просто чудесно, – сказала она. – Я так рада, что вы собираетесь нам помочь!
  
  Прежде чем я успел что-либо возразить, мисс Плимптон предостерегающе подняла руку.
  
  – Он согласился встретиться с тобой, Глория. Пока это все.
  
  Улыбка тут же погасла, и Глории стоило немалых трудов вернуть ее обратно. Она обернулась к трем другим сидящим на стульях людям – все они были мужчинами.
  
  – Мистер Уивер, это мой добрый друг и партнер Боб Батлер.
  
  Один из мужчин встал. Рост выше шести футов, седые волосы, бочкообразная грудь, мощная нижняя челюсть, голубые глаза. Возраст в районе пятидесяти или чуть больше. Сшитые у портного брюки, белая рубашка с открытым воротом, спортивный пиджак из клетчатой шотландки. Мужчина протянул руку и стиснул мою ладонь в жестком пожатии.
  
  – Рад с вами познакомиться, – сказал он. – Мэдэлайн очень благоприятно о вас отзывается.
  
  – А это, – продолжила Глория Пилфорд, – Грант Финч.
  
  На ноги поднялся другой мужчина. Он единственный из трех был в строгом костюме. Я мог бы побиться об заклад, что и «Ролекс» за запястье имелся только у него. Видимо, именно ему принадлежал припаркованный у дома бумер. Грант Финч был чуть ниже ростом, чем Боб Батлер, но его рукопожатие оказалось таким же твердым.
  
  – Я тоже слышал о вас много хорошего, – он одарил меня сверкающей, словно у телезвезды, улыбкой. – Надеюсь, вы уже знаете, почему я здесь. Во время процесса по делу Джереми я защищал его интересы.
  
  – Вы один из самых известных юристов в стране, – сказал я.
  
  Финч небрежно махнул рукой, демонстрируя скромность.
  
  – Или малоизвестных – все зависит от того, с какой стороны смотреть. Процесс может продолжаться неделю или две, и после него обо мне все забывают – до того момента, пока через двадцать лет телеканал Эйч-би-оу не решит сделать из этой истории целый сериал.
  
  По тому, как это было сказано, стало ясно, что Грант Финч рассчитывает именно на такой конечный исход.
  
  Глория чуть отстранила обоих мужчин, чтобы я мог получше рассмотреть черноволосого молодого человека, сидящего в плетеном кресле в дальнем конце веранды.
  
  – А это, – сказала она, торжественно вытянув вперед руку, – мой сын Джереми, последний по порядку, но не по важности.
  
  Юноша почти сполз со стула, так что казалось: он вот-вот окончательно соскользнет с него на пол. Он был щуплым и чем-то напоминал цыпленка. Сгорбившись, он напряженно смотрел на экран своего телефона, а его большие пальцы порхали по клавиатуре.
  
  Мисс Плимптон сказала, что ему восемнадцать, но на вид молодому человеку можно было дать двадцать или даже двадцать один год. Тощее и в то же время какое-то тестообразное тело говорило о том, что он гораздо больше времени проводит перед экраном телевизора или компьютера, чем на спортивных площадках. Определить его рост было трудно, так как молодой человек сидел и к тому же сильно сгорбился, однако было ясно, что до шести футов он недотягивает.
  
  – Привет, – произнес юноша, не поднимая глаз от экрана телефона.
  
  – Джереми, ради бога, пожми руку этому человеку, – сказала Глория, словно я был щенком, с помощью которого она хотела привлечь внимание своего отпрыска.
  
  – Ничего, все в порядке, – я приветственным жестом поднял ладонь. – Рад с вами познакомиться, Джереми.
  
  – Пожалуйста, извините его, – сконфуженно улыбнулась мне Глория. – Он устал, и последнее время находится под воздействием сильного стресса.
  
  – Как и все мы, – вставил Боб Батлер.
  
  Глория представила Боба как своего друга и партнера. Однако отцом молодому человеку он не приходился – это, по крайней мере, было очевидно.
  
  – Разумеется, – кивнул я.
  
  – Джереми, – с преувеличенной бодростью заговорила Глория, – тебе что-нибудь нужно?
  
  Молодой человек пробурчал что-то неразборчивое.
  
  – А как насчет вас, мистер Уивер? – спросила Глория, изо всех сил стараясь спасти положение. – Хотите чего-нибудь выпить?
  
  – Спасибо, нет, – ответил я. – Ваша тетушка уже напоила меня чаем.
  
  – Я могу налить вам чего-нибудь покрепче. Почему бы нам не поговорить на кухне?
  
  Грант Финч дружеским жестом положил руку мне на плечо, и мы все – кроме Джереми – покинули веранду и вернулись в дом.
  
  – Нам всем пришлось через многое пройти. Но теперь по крайней мере есть основания надеяться, что этот кошмар скоро закончится, – сказал мистер Финч.
  
  Когда мы оказались на кухне, Глория открыла невероятных размеров холодильник из нержавеющей стаи и достала оттуда бутылку вина.
  
  – Кто-нибудь составит мне компанию? – поинтересовалась она.
  
  Желающих не нашлось.
  
  – Может, вы расскажете о том беспокойстве, которое вам причиняют в последнее время? – предложил я.
  
  – Это коснулось не только Джереми, – сказала Глория, вытащив пробку из бутылки, которая была наполовину пуста. – Я тоже получаю свою порцию. Люди рассказывают обо мне в Интернете невообразимые вещи. Что я худшая мать на свете. – Глория вздохнула. – Впрочем, возможно, так и есть.
  
  – Нет, это, конечно же, неправда, – заявил Боб. – Глория любит Джереми больше всех на свете. Она замечательная мать. Я знаю это не понаслышке.
  
  Мисс Плимптон при этих словах с каменным лицом вышла из кухни в гостиную и вернулась с чайником и чашками.
  
  Я посмотрел на Боба.
  
  – Скажите, вы и миссис Пилфорд… – сказал я, намеренно не закончив фразу.
  
  Глория придвинулась вплотную к Бобу и вложила свою кисть в его ладонь. Затем повернула руку таким образом, чтобы я не мог не увидеть кольцо с камнем на ее пальце.
  
  – Мы с Бобом помолвлены, – пояснила она. – Это единственное светлое пятно в моей жизни в последнее время. – Лицо Глории исказила болезненная гримаса. – Нет, я беру свои слова обратно. То, что Джереми не отправили в тюрьму, – это было великой радостью и чудом.
  
  Боб несколько сконфуженно улыбнулся.
  
  – Глории нужно разобраться кое с какими делами прежде, чем мы поженимся. Но мы вместе уже несколько лет.
  
  Глория кивнула:
  
  – Когда я наконец освобожусь от Джека, мы сможем двигаться дальше в наших отношениях. Джек – это мой бывший муж. – Глория закатила глаза к потолку. – Господи, с каким нетерпением я жду развода. Боб так терпелив, так добр ко мне.
  
  Сказав это, Глория закусила нижнюю губу.
  
  – Что ж, прекрасно, – подытожил я.
  
  – А еще один мой герой – это вот этот человек, – торжественно произнесла Глория, указывая на Гранта Финча и одновременно крепко сжимая руку Боба. – Если бы не он, мой мальчик сейчас был бы в тюрьме. Большое тебе спасибо, Боб, дорогой, за то, что привлек к этому дела Гранта.
  
  – Ну, за это следует поблагодарить не только меня, но и Галена, – заметил Боб.
  
  Услышав это имя, Глория высвободила свои пальцы из руки Боба и вернулась к холодильнику, чтобы налить себе еще вина.
  
  – Это Гален вывел меня на Гранта, – пояснил Боб. – Когда у Джереми возникли проблемы, Гален сразу же подумал о Гранте и порекомендовал мне обратиться к нему.
  
  – Гален? Кто это? – спросил я.
  
  Боб кивнул в знак того, что ему понятно мое недоумение.
  
  – Извините. Я говорю о Галене Бродхерсте. Это мой деловой партнер. Я занимаюсь недвижимостью. Строительство, землеустройство и тому подобное.
  
  – Он тоже здесь, в доме?
  
  – Вообще-то он говорил, что, возможно, заедет сюда попозже.
  
  – Мы бы не справились без вас, Грант, – сказала Глория, наливая вино в высокий бокал. Глаза ее сузились. – Я не могу это не признать. Хотя мне и неприятно то, что на протяжении всего процесса вы выставляли меня круглой дурой.
  
  Это были первые слова, которые, как мне показалось, были сказаны ею от души.
  
  – Что ж, – пожал плечами Грант, – у всех у нас была одна цель – не допустить, чтобы Джереми посадили в тюрьму. Он не заслуживал такой судьбы.
  
  – Разумеется, – тихо произнесла Глория.
  
  – А что отец Джереми? – поинтересовался я. – Кажется, вы упомянули, что его зовут Джек?
  
  Глория отпила из бокала большой глоток и покачала головой:
  
  – Мы расстались три года назад. Как бизнесмен он Бобу в подметки не годится. Впрочем, к нашему разрыву это не имело никакого отношения.
  
  – В жизни все очень сложно, – Боб с трудом выдавил из себя улыбку. – Не так ли?
  
  – Что правда, то правда, – согласилась Глория.
  
  – А во время процесса Джек как-то принимал во всем этом участие? – осведомился я.
  
  – Участие? Каким образом? – не поняла Глория.
  
  Я пожал плечами:
  
  – Ну, например, финансово. Или в плане оказания моральной поддержки.
  
  – Да, конечно. – Глория снова закатила глаза.
  
  – Может, если бы ты не перекрыла для него все возможности участия, он бы предпринял больше усилий, чтобы помочь Джереми, – сказал Боб Батлер и посмотрел на меня. – Расходы на юридическую поддержку в основном покрыл я. Грант Финч обходится недешево.
  
  Финч попытался напустить на себя смущенный вид, но это плохо ему удалось.
  
  – Гален тоже поучаствовал в оплате счета, предъявленного Грантом, – продолжил Боб. – Он решил, что обязан это сделать. Только не обижайся, Глория, но ты не могла себе это позволить.
  
  – Это правда. Я не смогла бы обойтись без вашей помощи, – признала Глория, однако с интонацией, в которой я не почувствовал искренней благодарности.
  
  Боб вскинул руки:
  
  – Впрочем, хватит обо всем этом. Уверен, мистер Уивер, вас не очень-то интересуют эти подробности. Полагаю, вы хотели бы побольше узнать о том, чем вам предстоит заняться.
  
  – Пожалуй. Расскажите же мне об этом.
  
  – Глория, – предложил Боб, – покажи мистеру Уиверу свой телефон.
  
  Глория Пилфорд подошла к одному из стульев, на спинке которого висела ее сумочка, достала из нее телефон и забарабанила пальцами по экрану.
  
  – Вот, – она наконец протянула мне мобильный. – Это моя страничка в Фейсбуке. Посмотрите, какие посты мне на ней размещают. Их было много, но я большую часть стерла. Эти нападали после завтрака.
  
  Я взглянул на экран телефона и прочел:
  
  Это ты Большой Ребенок, а не твой сын.
  
  Ты худшая мать в Соединенных Штатах Америки.
  
  Дети должны знать, что все имеет свои последствия. Мне жаль твоего глупого мальчишку – именно потому, что у него такая мать. Да, натворила ты дел, воспитав его такой сволочью.
  
  Послание завершалось весьма специфическим пожеланием:
  
  Чтоб ты всю жизнь жрала дерьмо.
  
  Глория, которая, стоя рядом, наблюдала за тем, как я читаю, указала на последнюю строку и тихонько сказала:
  
  – Позвольте, я сотру это прямо сейчас. Я не хочу, чтобы это видела Мэдэлайн.
  
  – Не хочешь, чтобы я видела что? – спросила мисс Плимптон, которая как раз в этот момент снова вернулась из гостиной, держа в руках поднос с молочником и сахарницей.
  
  – Ничего, – ответила Глория и уничтожила строку. – Читайте дальше, мистер Уивер.
  
  Твой сынок должен сдохнуть, и ты тоже.
  
  Как ты можешь спать по ночам, когда твой ублюдок на свободе, а девочки, которую он убил, никогда больше не будет на свете?
  
  Пуля между глаз – вот чего ты заслуживаешь, да и это слишком хорошо для тебя.
  
  Думаешь, ты сможешь спрятаться от нас? Куда бы ты ни отправилась в Америке, люди будут знать про тебя все. Все наблюдают за тобой и твоим мерзким выродком.
  
  Злоба, сквозившая в каждом слове послания, меня не удивила. Удивило другое – то, что люди оставили под такими постами свои настоящие имена.
  
  Я положил телефон на стол и обратился к Глории:
  
  – А вы не думали о том, чтобы закрыть свою страничку в Фейсбуке? Ведь она позволяет этим людям вступать с вами в контакт, а вам это неприятно.
  
  – Я должна защищаться, – ответила Глория. – Я не могу позволить, чтобы обо мне говорили подобные вещи безнаказанно.
  
  – Вы просто даете им в руки рупор.
  
  Глория на секунду прикрыла глаза и вздохнула. Было видно, что она не в первый раз излагает свою позицию по данному вопросу.
  
  – Они в любом случае будут все это говорить. Сейчас я, по крайней мере, знаю, кто это делает, и могу ответить. – В углу правого глаза Глории показалась слезинка. – Они не понимают. Они просто понятия не имеют…
  
  – Первый вопрос – как эти люди попали к вам в друзья на Фейсбуке? Разве для этого не положено запрашивать разрешение? Ваше дело – пустить кого-то в друзья или отказать. Разве не так?
  
  Грант Финч устало посмотрел на меня:
  
  – Об этом мы уже не раз говорили.
  
  – Я хочу знать, кто мои враги, – вызывающим тоном заявила Глория.
  
  – Это все равно что распахнуть перед вашими недоброжелателями парадную дверь, – заметил я. – А что с телефонными звонками? Вам угрожали по телефону?
  
  Глория отрицательно покачала головой:
  
  – Боб настоял, чтобы мы поменяли номера и не регистрировали их. Раньше нам звонили круглые сутки.
  
  – Фейсбук – это еще не все, – сообщил Боб. – Мэдэлайн, ваш лэптоп, надеюсь, недалеко?
  
  Мисс Плимптон вышла из кухни и секунды спустя вернулась, держа в руках супертонкий портативный компьютер фирмы «Макинтош». Боб поднял крышку, вошел в браузер и с быстротой молнии набрал несколько комбинаций на клавиатуре.
  
  – Я не могу больше на это смотреть, – сказала мисс Плимптон. С этими словами она отошла к холодильнику и извлекла из него банку кока-колы. – Пойду отнесу это Джереми.
  
  С этими словами она снова вышла.
  
  Боб повернул ко мне экран лэптопа, и я увидел набранный крупным шрифтом заголовок: «Преподай Большому Ребенку урок». Под ним красовалось анимационное изображение рыдающего малыша, которое каждые три-четыре секунды появлялось и снова исчезало. Далее шли рассуждения людей по поводу того, что бы они сделали с Джереми Пилфордом. Некоторые считали, что его следует сбить машиной – точно так же, как он поступил со своей жертвой. Другие предлагали отрезать ему голову в стиле ИГИЛ. Были и такие, которые также высказывались за то, чтобы переехать его автомобилем, но таким образом, чтобы он на всю жизнь остался калекой-инвалидом и каждый день вспоминал о том, что натворил.
  
  – Это не единственный сайт такого рода, – пояснил Боб. – Есть организация хакеров, которая называется «Анонимус». Слышали о ней? Ее участники выдают правительственные секреты, взламывая самые разные сайты. Помимо прочего, они выступают за совершение реальных актов насилия. Существует целое соревнование под названием «Найди Большого Ребенка». Людям предлагают отправлять на некие адреса сообщения о том, где именно может находиться Джереми в данный момент времени. В этом состязании участвует огромное множество пользователей соцсетей. Поэтому, куда бы Джереми ни пошел, всегда найдется кто-то, кто выложит в Твиттер сообщение о том, что видел его там-то и там-то. Некоторые ресурсы даже предлагают определенные суммы денег тем, кто его найдет, – и куда более значительные тем, кто его найдет и что-нибудь с ним сделает. Насколько мы знаем, есть ненормальные, которые пытаются отследить каждый его шаг.
  
  Что-то еще на экране портативного компьютера привлекло мое внимание, хотя я не мог сразу определенно сказать, что именно. В конце концов я сообразил, что это фото человека, признанного ответственным за тот кошмар с отравленной водой, которая произошла в Промис-Фоллз год назад. Невероятно, но факт: тот тип приобрел определенную популярность и в глазах некоторых даже превратился в героя, когда стало известно, что совершенное им чудовищное преступление было задумано как некий «урок».
  
  Жители Промис-Фоллз и до этого имели не слишком хорошую репутацию, поскольку ни один из них в свое время не пришел на помощь женщине, которую убивали в парке в самом центре города.
  
  После случая с отравленной водой и неадекватной реакции на него многих представителей местной общественности негативный характер этой репутации лишь усугубился. Похоже, жители Промис-Фоллс превратились в первоочередных кандидатов на кару небесную.
  
  А месяца три тому назад в городке произошла история, непосредственным участником которой стал некто по фамилии Пирс. Звали этого человека не то Крэйг, не то Грег – что-то в этом роде. В общем, его обвинили в сексуальном надругательстве над девушкой-инвалидом, но в конечном итоге оправдали, хотя, как выяснилось впоследствии, напрасно – он все же был виновен. Привлечь его к суду вторично не представлялось возможным, поэтому кто-то решил подменить опростоволосившееся правосудие. В итоге на этого самого Крэйга, или Грега, Пирса натравили питбуля, который то ли загрыз его насмерть, то ли страшно изуродовал.
  
  Впрочем, то, что с ним случилось, было не моей проблемой. То же самое можно было сказать и о проблеме, к решению которой меня пытались привлечь сейчас.
  
  – С меня достаточно, – сказал я, и Боб закрыл крышку лэптопа.
  
  – Вы нам поможете? – спросила Глория, указывая на компьютер, и глаза ее стали наполняться слезами. – Вы ведь видите, что это не пустые угрозы. Моему мальчику грозит реальная опасность!
  
  – Я не могу помочь вам найти тех, кто вам угрожает, – отозвался я. – В смысле, их слишком много – наверное, сотни. При этом большинство их не раскрывают своих имен и адресов. Но, насколько я понял со слов Мэдэлайн, вы хотите от меня не этого.
  
  – Мы хотим, чтобы вы защитили моего сына.
  
  – Но я не телохранитель. Я четко это объяснил.
  
  – Тогда помогите нам найти нужных людей, – сказал Грант Финч. – Оцените, что нужно сделать для обеспечения безопасности. Просто побудьте здесь пару дней.
  
  Адвокат бросил на Глорию взгляд, который, видимо, означал, что ей лучше оставаться на месте. Затем он взял меня под локоть и отвел в сторону.
  
  – Поймите, Глории и Бобу станет намного спокойнее, если вы будете рядом. Вы получите хорошую компенсацию за потраченное время. Я приехал сюда сегодня именно потому, что мне хотелось с вами познакомиться. Скажу прямо, мне понравилось то, что я увидел. Вы кажетесь мне хорошим, порядочным человеком, и ваша помощь была бы весьма уместна.
  
  Мэдэлайн Плимптон вернулась на кухню и села в кресло. У нее был усталый вид.
  
  – Я отдала ему кока-колу, – сообщила она.
  
  Финч отпустил мою руку и обратился ко всем сразу:
  
  – Мне пора ехать. Через сорок пять минут у меня встреча с клиентами в офисе в Олбани, так что мешкать не следует.
  
  Боб энергично пожал адвокату руку, в то время как Глория, опираясь о кухонный прилавок, поднесла к губам бокал с вином и ограничилась кивком. Мэдэлайн Плимптон, прощаясь с Грантом Финчем, с некоторым усилием встала с кресла.
  
  – До свидания, Мэдэлайн, – Грант взял ее руку в свою и деликатно пожал, после чего, чуть наклонившись, обозначил символический поцелуй в обе щеки.
  
  – До свидания, Грант, – откликнулась хозяйка дома. – Спасибо вам за все, что вы сделали.
  
  Когда адвокат ушел, я, поймав взгляд Мэдэлайн, спросил:
  
  – Вы не могли бы подсказать мне, где находится ванная комната?
  
  Хозяйка указала мне нужное направление. Я, впрочем, знал, где находится ванная – поскольку видел ее, пока мы шли на веранду с задней стороны дома. На самом деле моей целью было не ее посещение.
  
  У открытой двери веранды я остановился. Джереми Пилфорд отложил свой телефон. Банка с кока-колой стояла на столе. Молодой человек смотрел через защитный экран из проволочной сетки в сторону заднего двора. Просто смотрел – и все.
  
  Еще совсем недавно мне показалось, что на вид ему можно дать двадцать лет или даже чуть больше. Теперь же он выглядел лет на четырнадцать-пятнадцать.
  
  Возможно, столько ему и было на самом деле – в смысле эмоциональной зрелости.
  
  Очевидно, почувствовав мое присутствие, Джереми повернул голову и увидел меня. Наверное, я мог и ошибиться, но мне показалось, что на его лице я увидел выражение двух чувств – безнадежности и страха.
  
  Я кивнул, шагнул назад и вернулся в кухню. Трое людей, остававшихся там, о чем-то тихо разговаривали между собой. При моем появлении все замолчали и вопросительно посмотрели на меня.
  
  – Ладно, – сказал я. – Я вам помогу.
  Глава 6
  
  – Что вы имеете в виду, когда говорите, что она выжила из ума? – спросил Барри Дакуорт у Моники Гаффни.
  
  Глядя на дом, расположенный на другой стороне улицы, сестра Брайана ответила:
  
  – Миссис Бичем – женщина очень старая, и я не уверена, что она всегда отдает себе отчет в том, что происходит вокруг. Как-то раз она оставила работать поливальную установку на пять дней, причем бо?льшая часть воды попала на подъездную дорожку. В наших с ней отношениях бывали разные периоды. Все стало несколько получше после смерти ее мужа лет десять тому назад. Он был мерзким ублюдком – простите мне мой французский. Впрочем, сама миссис Бичем, конечно, тоже не подарок. Но почему вы спросили про Шона?
  
  – Про Шэна. Это имя всплыло в связи с происшествием, которое приключилось с вашим братом, – пояснил детектив.
  
  Дверь главного входа в дом открылась, и на пороге появились родители Брайана Гаффни.
  
  – Моника, Брайан в больнице, – произнесла Констанс.
  
  – Да, он мне сообщил. – Моника кивнула на Дакуорта.
  
  – Пойдемте, – сказал Альберт и, низко опустив голову, направился к машине.
  
  Моника, не говоря больше ни слова Дакуорту, последовала за отцом и села на заднее сиденье. Альберт устроился за рулем, Констанс забралась на пассажирское сиденье рядом с ним. Машина тронулась и, выехав со двора, покатила по улице. Барри какое-то время смотрел ей вслед.
  
  Перед домом миссис Бичем был припаркован старый синий минивэн. Сам дом представлял собой небольшое одноэтажное здание, которое утопало в разросшихся сорняках и кустарнике, достигавших высоты человеческого роста. Черепица на крыше местами потрескалась. Пара окон в доме была разбита, но никто не позаботился о том, чтобы заменить поврежденные стекла. Вместо этого их грубо заклеили скотчем. Дакуорт перешел улицу, миновал синий минивэн и позвонил в дверной звонок.
  
  Дверь ему открыла не старая женщина, а щуплый, лысый мужчина лет сорока, одетый в шорты из обрезанных джинсов и темно-зеленую футболку. Он внимательно оглядел Дакуорта через очки, оправа которых тоже была прихвачена посередине клейкой лентой.
  
  – Слушаю вас, – сказал мужчина. – Вы интересуетесь спальным гарнитуром?
  
  Дакуорт отрицательно качнул головой.
  
  – Я бы хотел видеть миссис Бичем.
  
  – Зачем она вам?
  
  Дакуорт достал свой полицейский значок и поднес его к лицу собеседника – достаточно надолго, чтобы тот мог внимательно его изучить.
  
  – Но у нас здесь нет никаких проблем, – сообщил мужчина после паузы. – Все в полном порядке.
  
  – Скажите, вы сын миссис Бичем?
  
  – Э-э… нет.
  
  – Как вас зовут, сэр?
  
  – Харви.
  
  – А фамилия?
  
  Мужчина заколебался.
  
  – А разве у меня нет права не сообщать вам мою фамилию?
  
  – Полагаю, есть. У вас также есть право с самого начала узнать меня с плохой стороны.
  
  – Харви Спратт.
  
  Дакуорт улыбнулся.
  
  – Скажите, Харви, это ваш минивэн?
  
  – Нет, моей подруги, Нормы.
  
  – Мистер Спратт, миссис Бичем дома?
  
  – А она что, вам звонила?
  
  – Мистер Спратт, я в последний раз спрашиваю вас по-хорошему: миссис Бичем дома? Дальше я начну раздражаться.
  
  – Да, дома.
  
  – Я бы хотел с ней поговорить.
  
  Харви Спратт быстро просчитал варианты, понял, что их у него немного, и широко распахнул перед Дакуортом дверь.
  
  – Она внизу, смотрит телевизор.
  
  Войдя в дом, Дакуорт не мог не обратить внимания на царивший вокруг хаос. Картонные коробки, стопки одежды, кипы газет, книги в мягких обложках, какие-то инструменты, пластиковый мешок, набитый другими пластиковыми мешками, множество сувениров, в том числе снежных шаров и миниатюрных копий Эмпайр-Стэйт-Билдинг, сломанная мебель – все это громоздилось в гостиной в полном беспорядке, так что невозможно было пройти к дивану и целым стульям. Впрочем, даже если бы это кому-то удалось, сесть на них вряд ли бы получилось, поскольку они тоже были захламлены каким-то старьем.
  
  Харви направился к двери, которая, судя по всему, вела в подвал. В это время какая-то женщина показалась на пороге кухни. На вид лет ей было примерно столько же, сколько мистеру Спратту, но габаритами она превосходила его вдвое. Грязные светлые волосы падали женщине на глаза. На ее футболке в стиле раннего Барака Обамы был изображен портрет какого-то мужчины, под которым красовалось слово «ПРАВДА». Дакуорту потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это Эдвард Сноуден, в прошлом агент ЦРУ, обвинивший организацию, на которую работал, в нарушении прав человека.
  
  – Что происходит? – спросила женщина.
  
  – Этот человек хочет поговорить с Элеонорой, – ответил Харви. – Он из полиции.
  
  – Из полиции? – мгновенно насторожилась и испугалась женщина.
  
  Дакуорт послал ей усталую улыбку.
  
  – Вы состоите в родственной связи с миссис Бичем? – поинтересовался он.
  
  – С Элеонорой? Нет. Я прихожу сюда три раза в неделю, чтобы за ней присматривать.
  
  – Вы сиделка?
  
  Женщина отрицательно покачала головой:
  
  – Я вроде как помощница. Я хорошо отношусь к Элеоноре. Забочусь о ней, убираю дом, готовлю Элеоноре еду, купаю ее и все такое.
  
  Дакуорт бросил взгляд в сторону кухни и увидел, что на столе и в раковине полно грязной посуды.
  
  – Как вас зовут?
  
  – Норма.
  
  – А фамилия? – Дакуорт невольно подивился тому, что второй раз подряд на его требование представиться называют только имя.
  
  – Ластман.
  
  – Ну что ж, Норма, рад с вами познакомиться. Мистер Спратт помогает вам выполнять ваши обязанности?
  
  – Харви мой парень, – объяснила женщина. – Ну да, он мне подсобляет.
  
  – С продажей спального гарнитура?
  
  Женщина с опаской посмотрела на Харви.
  
  – Вообще-то я не уверен, что гарнитур продается, – заюлил тот. – Мне надо еще раз поговорить на эту тему с Элеонорой.
  
  – Именно этого и добиваюсь я – поговорить с ней, – напомнил Барри и указал в сторону двери. – Вы говорите, она там, внизу?
  
  Харви кивнул.
  
  Дакуорт открыл дверь и спустился по лестнице в плохо освещенное подвальное помещение с отделанными деревянными панелями стенами. В подвале пахло плесенью и мочой. Пол был покрыт коричневым, с истершимся ворсом ковром времен, вероятно, администрации Рейгана. В помещении работал черно-белый телевизор, на экране Джон Уэйн куда-то скакал на лошади.
  
  Элеонора Бичем сидела в глубоком кресле с откидывающейся спинкой, обитом клетчатой тканью. Ее вытянутые вперед ноги были укрыты шерстяным розовым одеялом. На вид женщине было далеко за восемьдесят. У нее было бледное, морщинистое лицо, редкие седые волосы торчали во все стороны. Между ее бедром и подлокотником кресла оказались втиснуты упаковка бумажных носовых платков, пульт от телевизора, чековая книжка, щетка для волос и мешочек с шоколадными батончиками «Мини-Марс», которые обычно дарят детишкам на Хэллоуин.
  
  – Миссис Бичем! – окликнул ее Дакуорт.
  
  Женщина медленно повернула голову в сторону детектива и посмотрела на него, после чего сказала:
  
  – Смотрите-ка, кто к нам явился.
  
  Дакуорт заметил, что к ее зубам прилипли остатки шоколада.
  
  – Мы знакомы? – спросил он.
  
  – Я так не думаю.
  
  – Но вы меня узнали?
  
  – Нет.
  
  Улыбнувшись, Дакуорт показал женщине свой жетон.
  
  – Я детектив Барри Дакуорт из полиции Промис-Фоллз, – сообщил он и присел на диван, стоящий под прямым углом к креслу, в котором находилась Элеонора Бичем.
  
  – Рада с вами познакомиться. Вам нравится Джон Уэйн?
  
  – Конечно. Он был одним из величайших актеров всех времен.
  
  – Что значит – был? Он что, умер?
  
  Дакуорт терпеть не мог приносить людям плохие новости.
  
  – Боюсь, что так. И уже давно.
  
  – О, как жаль. – Старуха скорбно покачала головой. – Уйти таким молодым…
  
  – Увы, такое случается. Вы не могли бы сделать звук потише, чтобы я мог задать вам пару вопросов?
  
  Старуха нащупала пульт, направила его на телевизор и убавила громкость.
  
  – Что вам надо?
  
  – Я хочу расспросить вас о ваших соседях, которые живут на другой стороне улицы.
  
  Элеонора Бичем подняла бровь.
  
  – А что с ними такое?
  
  – Собственно, я хотел бы поговорить с вами о Брайане. Брайане Гаффни.
  
  На лице старухи появилась презрительная гримаса.
  
  – Этот простофиля? И что же он еще натворил?
  
  – Когда вы видели его в последний раз?
  
  Старуха задумалась.
  
  – На днях я видела, как его отец учил его кататься на велосипеде. У парня быстро начало получаться.
  
  – Понимаю, – терпеливо покивал Дакуорт. – Но это, по всей видимости, было много лет назад, когда Брайан был еще совсем мальчишкой.
  
  Элеонора Бичем уставилась на детектива водянистыми глазами в ожидании следующего вопроса. В это время Дакуорт услышал позади себя пыхтение. Обернувшись, он увидел Норму Ластман, появившуюся на верхней площадке лестницы.
  
  – У нас частная беседа, – твердо сказал он и прежде, чем продолжать, дождался, пока женщина ушла и прикрыла за собой дверь в подвал. – А вы помните то время, когда он еще только начал водить машину? Кажется, тогда случилась неприятность с вашей собакой.
  
  – С Шоном? – старуха просияла.
  
  – Да, с Шоном.
  
  На лице Элеоноры Бичем появилось умильное выражение.
  
  – Это был самый замечательный на свете пес. Такой умница!
  
  – Понимаю.
  
  – Представляете, мой муж мог сказать ему: «Ну-ка, найди мои тапочки». И Шон приносил их ему. Он был хорошей собакой. Знаете, он все время вылизывал себя. Муж говорил, что завидует его гибкости.
  
  – Вы помните, что случилось с Шоном?
  
  – Тупой ублюдок задавил его машиной.
  
  – Под тупым ублюдком вы, вероятно, подразумеваете Брайана.
  
  Элеонора Бичем вытянула руку, указывая, видимо, в сторону дома Гаффни. Дакуорт отметил про себя, что, хотя в подвале не было окон, старуха практически не ошиблась в направлении.
  
  – Они все ублюдки, эти Гаффни.
  
  – Вы с ними не ладите?
  
  Старуха пожала плечами:
  
  – В последнее время они ведут себя не так уж плохо, но старший из них – просто недоумок, а его жена – настоящая сука.
  
  – Их зовут Альберт и Констанс, – подсказал Дакуорт.
  
  – А еще у них есть шлюха-дочка. Забыла, как ее зовут.
  
  – Моника.
  
  – Точно. – Старуха посмотрела на экран телевизора, где продолжал совершать подвиги Джон Уэйн. – Я и забыла, что он умер. Он мог бы стать хорошим президентом. Куда лучше, чем Рейган.
  
  – Вероятно, вы были очень сердиты на Брайана, когда он задавил вашу собаку.
  
  – Ага. Но я им за это сразу же отомстила.
  
  – И как же вы это сделали?
  
  Старуха хитро улыбнулась:
  
  – Этого я не могу вам сказать.
  
  – Почему?
  
  – Потому что вы можете меня арестовать.
  
  – И все же, почему бы вам не рассказать мне?
  
  – Если вы меня арестуете, я откажусь от своих слов. Ну что, по рукам?
  
  – Конечно.
  
  – Поздно ночью я пробралась на их участок и проколола им шины.
  
  Элеонора Бичем гордо улыбнулась, обнажив карамельного цвета зубы.
  
  – Понятно, – сказал Дакуорт. – И Гаффни не обвинили в этом вас?
  
  Старуха покачала головой:
  
  – Они ничего не сказали. Они не смогли бы ничего доказать.
  
  – Возможно, вы правы. – Дакуорт чуть наклонился вперед. – А недавно вы ничего такого не делали? Есть вещи, которые трудно простить или забыть, даже если прошло много лет.
  
  – Это правда, – кивнула миссис Бичем.
  
  Разумеется, Дакуорт понимал, что сидящая рядом с ним старая женщина не могла похитить Брайана Гаффни, продержать его в плену двое суток и сделать ему на спине татуировку. Но это вовсе не означало, что кто-нибудь не мог сделать это по ее просьбе.
  
  – Миссис Бичем, у вас есть дети? Кто-нибудь, кто мог бы тоже злиться на Брайана из-за собаки?
  
  – У меня никогда не было детей. – Элеонора понизила голос до шепота. – Мистер Бичем, то есть Лайл, стрелял только холостыми – если вы понимаете, о чем я.
  
  – Ясно. Значит, нет никого, кто мог бы сильно расстраиваться из-за того, что случилось с Шоном.
  
  – Больше всех был расстроен сам Шон.
  
  Миссис Бичем снова показала в улыбке желто-коричневые зубы.
  
  – Кстати, почему вы назвали собаку Шоном? – поинтересовался детектив. – Все-таки это не совсем обычное имя для пса.
  
  – Мы назвали его так в честь моего брата.
  
  – Вашего брата?
  
  – Ну да. Шона Сэмюэля Ластмана, упокой, Господи, его душу. Наверное, это странный способ почтить его память, но, в конце концов, почему нет? Как смогли, так и почтили.
  
  – А что случилось с вашим братом?
  
  – Он погиб около тридцати лет тому назад. Чинил крышу дома и упал оттуда.
  
  Дакуорт подумал о женщине наверху.
  
  – Послушайте, я только что разговаривал с Нормой. Она приходится вам родственницей?
  
  Глаза Элеоноры сверкнули.
  
  – Знаете, удивительное дело. Норма начала помогать мне пару лет назад. Мы с ней много разговаривали, я рассказала ей о брате. Так вот, представьте, оказалось, что мой брат Шон – ее отец.
  
  – Выходит, Норма – ваша племянница?
  
  Мисис Бичем кивнула:
  
  – Как тесен мир, верно? Она много лет понятия не имела, что он ее отец. У Шона была какая-то девица, которую он соблазнил. Жениться он на ней не женился, а когда он погиб, Норме было всего четыре года от роду. Мать Нормы рассказала ей, кто был ее настоящим отцом, лишь незадолго до своей смерти.
  
  – В самом деле, удивительно, – хмыкнул Дакуорт. – А что насчет Харви?
  
  Миссис Бичем сморщила нос:
  
  – Он приятель Нормы. Вообще-то он ни на что особо не годен, но тоже помогает. – Старуха похлопала ладонью по чековой книжке у своего бедра. – Он приводит дом в порядок на случай, если я решу его продать. Здесь нужно поменять трубы, и к тому же он обнаружил, что что-то не так с отоплением. А почему вы обо всем этом меня расспрашиваете?
  
  – Дело в том, что с Брайаном Гаффни произошла неприятность.
  
  – Это неудивительно. Он всегда был простоват. Нет, не глупым – скорее каким-то наивным. – Старуха посмотрела на экран телевизора. – Вы закончили? Я бы хотела досмотреть этот фильм.
  
  – Да, конечно, – ответил Дакуорт, вставая. – Спасибо, что уделили мне время.
  
  Детектив направился к двери, ведущей на лестницу. Когда он открыл ее, оказалось, что Харви и Норма стоят вплотную к ней.
  
  – Ну что, расслышали что-нибудь? – поинтересовался Дакуорт.
  
  – Я просто хотела удостовериться, что с Элеонорой все в порядке, – сказала Норма, заламывая руки. – О чем вы с ней говорили?
  
  – Так, кое о чем.
  
  – Она несет всякую чушь, – заявила Норма.
  
  – Да, она совершенно не в себе, – добавил Харви.
  
  Дакуорт внимательно оглядел обоих.
  
  – Кто-нибудь из вас знает Брайана Гаффни? – поинтересовался он.
  
  – Никогда о нем не слышал, – ответил Харви.
  
  – И я тоже, – подхватила Норма.
  
  Детектив перевел взгляд на нее.
  
  – Ваша тетка живет здесь уже давно. И вы ни разу не слышали про Гаффни? Их дом находится на другой стороне улицы – как раз напротив.
  
  – Никогда, – усиленно заморгала Норма. – Ни разочка.
  
  – А про Шона? Кому-нибудь из вас знаком человек с таким именем?
  
  Норма и Харви переглянулись и отрицательно покачали головами.
  
  – Это смешно, – сказал Дакуорт.
  
  – Почему смешно? – не поняла женщина.
  
  – Потому что так звали вашего отца. Разве я не прав?
  
  Норма округлила рот от неожиданности.
  
  – О! – воскликнула она. – Ну да, это правда. Но я думала, вы имеете в виду кого-то другого.
  
  Дакуорт еще некоторое время молча смотрел на Харви и Норму, после чего кивнул и сказал:
  
  – Хорошего вам дня, ребята.
  
  Идя к своей машине, он быстро сфотографировал на телефон номер на заднем бампере минивэна.
  Глава 7
  Кэл
  
  – Вы поможете нам? В самом деле? – переспросила Глория Пилфорд, снова наполняя бокал вином.
  
  – Я оценю вашу ситуацию. – Произнеся эту фразу, я объяснил, сколько это будет стоить в день.
  
  Глория беспомощно взглянула на Боба и Мэдэлайн, пытаясь понять, кто из них готов взять расходы на себя.
  
  – Хорошо, – сказала ее тетка. – Мистер Уивер, я выпишу вам чек за пять дней.
  
  – Мэдэлайн, я могу решить этот вопрос, – подал голос Боб.
  
  – Нет, – произнесла Мэдэлайн Плимптон тоном, не терпящим возражений. – Вы и так сделали более чем достаточно. Услуги мистер Финча, должно быть, обошлись вам в целое состояние.
  
  Боб не стал спорить. Мисс Плимптон открыла выдвижной ящик стола, достала чековую книжку, проставила на ней сумму и подпись, оторвала чек и вручила мне. Я не глядя сунул его в бумажник.
  
  – Ладно, – сказал я. – Начнем с того, что выясним, каково положение на данный момент.
  
  Мэдэлайн Плимптон села на свободный стул рядом с Бобом Батлером. Глория осталась стоять у холодильника.
  
  – Сколько людей знают, что Джереми находится здесь, а не в Олбани? – поинтересовался я.
  
  – Я не говорила об этом ни одной живой душе, – ответила мисс Плимптон. – Кроме вас.
  
  – И я тоже, – подхватил Батлер.
  
  Глория как раз в этот момент занялась пристраиванием обратно в холодильник почти пустой бутылки вина и потому повернулась к нам спиной.
  
  – Мисс Пилфорд! – окликнул я ее.
  
  – Простите?
  
  – Глория, ответьте на заданный вопрос, – потребовала мисс Плимптон.
  
  Закрыв дверцу холодильника, Глория медленно обернулась:
  
  – Я никому не говорила. Во всяком случае, конкретным людям.
  
  – Что это значит? – не понял я.
  
  Глория опустила глаза, словно ребенок, которого застали лезущим в банку с вареньем.
  
  – Я, кажется, что-то запостила.
  
  – Что именно? – осведомился я.
  
  – Я написала, что это замечательно – покинуть Олбани и насладиться миром и покоем.
  
  Я пошевелил пальцами, тем самым дав знак Мэдэлайн Плимптон, которая находилась ближе всех к лэптопу. Поняв меня, она потянулась к портативному компьютеру.
  
  – Попробуйте найти это сообщение, – попросил я.
  
  – Я сама, – сказала Глория, пересекая кухню и забирая лэптоп у своей родственницы. Открыв крышку, она пробежалась пальцами по клавиатуре. – Вот. Я ничего конкретного не сообщила.
  
  Взяв у нее компьютер, я изучил последние посты.
  
  – Скажите мне еще раз, когда вы сюда приехали, – обратился я к Глории.
  
  – Они провели здесь уже четыре ночи, – ответила за племянницу Мэдэлайн Плимптон, даже не пытаясь скрыть усталую безнадежность в голосе.
  
  Я проверил, какие посты размещала на своей страничке в Фейсбуке Глория в течение последней недели. В прошлую пятницу она написала: «В мире так много ненависти. Люди должны перестать ненавидеть и начать понимать». Эти слова вызвали сотни лайков и около шестидесяти комментариев. Кто-то высказывался в поддержку автора изречения, кто-то наоборот. Проглядывая комментарии, я убедился, что процентов восемьдесят из них были негативными. Вот один из них, весьма типичный: «А некоторым мамашам не мешало бы начать учить своих детишек не сбивать людей машинами».
  
  На следующий день Глория написала: «Как хорошо будет уехать из города. И отправиться туда, где тебя всегда примут».
  
  Не могу назвать себя знатоком поэзии, но даже я узнал строку Роберта Фроста из стихотворения о возвращении домой.
  
  – Вот это, например, – я указал на экран, – ясно говорит всем о том, что вы намерены отправиться в родной город.
  
  – Но я ведь не называю его, – возразила Глория.
  
  Вместо ответа я забил в поисковую строку фразу «Откуда родом Глория Пилфорд, мать Большого Ребенка» и нажал на клавишу Enter.
  
  Из высветившихся ответов на запрос сразу же стало ясно, что Глорию воспитала ее родственница Мэдэлайн Плимптон, проживающая в Промис-Фоллз. Там же говорилось о том, что сто или более лет назад именно Плимптоны основали город, что когда-то они владели местной дубильней, а затем, через много лет, создали первую городскую газету. В статье упоминалось также о том, что Мэдэлайн Плимптон неоднократно бывала в зале суда во время процесса по делу Джереми.
  
  – Вот, – сказал я. – Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, куда именно вы отправились. А адрес мисс Плимптон, вне всякого сомнения, легко найти в Интернете.
  
  – Боже, Глория, – насмешливо произнес Боб. – Это же все равно что нанять самолет, который с помощью цветных дымовых шашек написал бы в небесах, где именно тебя следует искать.
  
  Мэдэлайн Плимптон закрыла лицо ладонями.
  
  – Вы забанены, – заявил я.
  
  – Я что? – не поняла Глория.
  
  – Если вы не можете удержаться от размещения постов в соцсетях, я запрещаю вам пользоваться компьютером, телефоном и любыми другими электронными устройствами. Вы сами подставляетесь и подвергаете себя опасности.
  
  Глория закусила нижнюю губу и отвернулась, но через несколько секунд снова посмотрела на меня.
  
  – Вы не понимаете, – заговорила она, положив руки на компьютер. – Вы не знаете, через что мне пришлось пройти. Меня сделали всеобщим посмешищем. Для всех на свете я – нерадивая мать, которая не смогла научить своего ребенка понимать, что хорошо, а что плохо. Да, это сработало. В результате Джереми не посадили в тюрьму. И это главное. – По щекам Глории потекли слезы. – Но я дорого заплатила за это. А теперь вы хотите запретить мне рассказывать миру, что я не тот человек, за которого меня принимают.
  
  Тирада Глории нисколько не тронула мисс Плимптон, которая пересекла комнату, закрыла крышку лэптопа и, взяв его в руки, сунула под мышку.
  
  – Дай мне твой телефон, дорогая, – обратился к Глории Боб. Она бросила на него такой взгляд, словно он только что попросил ее отдать свою почку.
  
  – Это унизительно, – произнесла она. – Вы все не имеете права так поступать!
  
  – Я не смогу защитить Джереми, если из этого дома будет происходить утечка информации, – заметил я.
  
  – Вы считаете меня способной сделать что-то, что повредило бы моему сыну? – осведомилась Глория.
  
  – Неумышленно, сами того не желая, – пояснил я. – Ваши посты в самом деле опасны. Даже если вы в них не сообщаете ничего важного, люди, читающие их, понимают, где находится ваш сын, когда вы их размещаете.
  
  – Ну же, Глория, дай мне твой телефон, – повторил Боб.
  
  – Но он нужен мне на случай экстренных обстоятельств, – продолжила сопротивление Глория Пилфорд. – Тебе ведь нужен телефон, Боб, чтобы заключать сделки!
  
  – Это другое, дорогая. Если я не буду заключать сделки, я перестану зарабатывать деньги. А как бы я оплатил защиту твоего сына в суде, не имея средств?
  
  – Мне понравилось, как ты это сказал. Моего сына.
  
  – Но ведь он в самом деле твой сын. Полагаю, тот факт, что я помог ему, хотя он не мой ребенок, свидетельствует как раз о том, как много ты для меня значишь.
  
  – Да, конечно, ты настоящий герой. – Губы Глории растянулись в язвительной усмешке. – Ты такой заботливый.
  
  – Телефон, – напомнил Боб.
  
  – Я не знаю, где он, – сказала Глория с неуверенным видом.
  
  – Боже правый, да вот же он! – Боб протянул руку к декоративной вазе, стоявшей на столе.
  
  Глория попыталась опередить его, но не успела. Корпус аппарата был розовым в белый горошек. Боб сунул телефон во внутренний карман своего спортивного пиджака.
  
  – Это далеко не все, – произнес я, думая о том, что предпочел бы сам хранить телефон Глории. – Есть еще мобильный Джереми. Полагаю, что когда он не играет на нем в игры, то переписывается со своими приятелями. В этой переписке он также может сообщить о себе лишнее.
  
  Глория презрительно рассмеялась:
  
  – Что ж, давайте, отнимите телефон и у него.
  
  Снова открыв дверцу холодильника, она достала недопитую бутылку с вином.
  
  – Глория, угомонись, – посоветовала мисс Плимптон.
  
  – Все в порядке, Мэдэлайн. – Глория слегка приподняла бутылку, словно демонстрируя ее родственнице. – Это единственное, что меня хоть немного успокаивает. Всем вам наплевать на то, что я…
  
  В это время раздался звон разбитого стекла. Глория и Мэдэлайн вскрикнули. Мы с Бобом быстро переглянулись. Звук явно исходил со стороны фасада дома. Я бегом бросился в холл. По мраморному полу были разбросаны осколки, среди которых я сразу увидел камень размером с кулак. По обе стороны от входной двери располагались два узких, но высоких, от пола до потолка, окна. Камень угодил в то, которое находилось слева.
  
  Распахнув дверь, я увидел длинноволосого молодого человека лет двадцати, бегущего к машине, которая стояла с включенным двигателем у обочины. Это был синий фургон. Его сдвижная дверь с пассажирской стороны оказалась открыта.
  
  Прежде чем нырнуть внутрь, молодой человек оглянулся и выкрикнул:
  
  – Вот тебе, проклятый Большой Ребенок!
  
  Забравшись в салон автомобиля, парень захлопнул дверь. Машина взвизгнула покрышками и сорвалась с места. Я бросился бежать следом, но разглядеть задний номер не смог – через какие-то секунды фургон свернул за угол и исчез. Машина была старая и, скорее всего, сошла с конвейера «Дженерал моторс» – таких в каждом из окрестных городов имелось добрых сто тысяч штук, не меньше. Что касается типа, швырнувшего в окно камень, то я успел разглядеть, что он белый, с волосами до плеч и весит порядка ста восьмидесяти фунтов. Одет он был в джинсы и синюю футболку. Вряд ли подобное описание могло оказаться полезным для полиции. Вернувшись в дом, я застал в холле Глорию, Мэдэлайн и Боба Батлера.
  
  – Кто это был? – спросила мисс Плимптон. – Вы их видели?
  
  – Только мельком, – ответил я.
  
  Меня поразило не столько случившееся, сколько то, что даже шум, крики и звон стекла не заставили Джереми покинуть веранду. Даже если бы он заткнул уши ватой, все равно не мог бы не услышать, что в доме явно произошло нечто из ряда вон выходящее.
  
  Пройдя через весь дом, я вышел на веранду. Дверь с проволочной сеткой, ведущая на задний двор, была полуоткрыта.
  
  Джереми на веранде не оказалось.
  Глава 8
  
  Барри Дакуорт сел в свою машину и покатил в бар «У Рыцаря», который находился всего в пяти минутах езды. По дороге ему пришлось плестись следом за синим «Фордом Эксплорер» с номерами штата Мэн, водитель которого вел себя крайне неуверенно. Задние тормозные огни то вспыхивали ярко-рубиновым светом, то гасли. Было очевидно, что тот, кто сидел за рулем, заблудился.
  
  Когда «Форд» остановился перед светофором, Дакуорт затормозил рядом и жестом попросил водителя опустить боковое стекло. Когда тот выполнил его просьбу, детектив увидел сидящего за рулем мужчину лет сорока, а рядом с ним, на пассажирском сиденье, женщину.
  
  – Вы что, сбились с дороги? – спросил Дакуорт.
  
  – Вы не знаете, как проехать к парку, где находится водопад? – поинтересовался мужчина. – Мы с женой ищем место, где была убита Оливия Фишер.
  
  Женщина показала Дакуорту клочок бумаги, похожий на газетную вырезку.
  
  – Мы объезжаем все места, так или иначе связанные с массовым убийством, которое произошло в городе в прошлом году, – пояснила она.
  
  Мужчина, сидящий за рулем, улыбнулся:
  
  – Мы просто обожаем посещать места преступлений. Наверное, мы ненормальные. Так вы знаете, как туда проехать?
  
  – На этом перекрестке поверните направо, на следующем еще раз направо, а потом езжайте прямо, – ответил Дакуорт.
  
  На лице водителя появилось недоуменное выражение.
  
  – А разве мы не попадем так на дорогу, ведущую обратно в Олбани? – осведомился он.
  
  – Ну да, – кивнул Барри. Затем поднял стекло, снял ногу с педали тормоза и тронул машину с места.
  
  Детектив припарковался в полуквартале от бара «У Рыцаря». Перед тем как отправиться в заведение, он осмотрел переулок рядом со зданием. Последним, что запомнил Брайан Гаффни, прежде чем отключиться на двое суток, являлось именно это место. Переулок был узкий, не шире шести футов, поэтому места с трудом хватало, чтобы протиснуться мимо выстроившихся в ряд мусорных баков. Выходил он на небольшую автомобильную стоянку.
  
  Дакуорт прошел по переулку от его начала до самого конца, внимательно глядя на выщербленный асфальт. Ничто не привлекло его внимания, да он и не мог бы определенно сказать, что именно ищет. Затем он посмотрел вверх в надежде увидеть где-нибудь на стене камеру наблюдения – но, увы, не обнаружил ни одной.
  
  Затем детектив вернулся на главную улицу. Было начало мая. Прошел уже почти год с момента тех страшных событий, которые произошли в Промис-Фоллз и в результате которых погибли многие его жители. Городские власти собирались в скором времени провести специальное мероприятие в память о них – Дакуорта пригласили на него в качестве почетного гостя. Он, однако, не имел ни малейшего желания в нем участвовать.
  
  Потянув на себя дверь бара, детектив вошел внутрь и подумал, что было бы несправедливо назвать заведение «У Рыцаря» забегаловкой. Оно оказалось пусть не роскошным, но все же вполне приличным баром. В нем имелись все обязательные внешние атрибуты – неоновая реклама безалкогольного «Будвайзера», темного пива «Микелоб» и виски «Джек Дэниэлс», беспорядочно разбросанные по залу круглые столики, отдельные кабинки с правой стороны, высокая барная стойка слева от входа, полки, плотно заставленные разнообразными бутылками. У стойки на высоких стульях сидело человек шесть посетителей, смотревших по телевизору, подвешенному у потолка, бейсбольный матч.
  
  Зал был заполнен примерно наполовину, и Дакуорт не сомневался, что с окончанием рабочего дня народу в нем еще прибавится. В заведении «У Рыцаря» гостей потчевали не только спиртным. Четверо работников, расположившиеся в специальном киоске, жарили куриные крылышки. Запах жареной курятины и горячего жира защекотал ноздри Дакуорта, и он почувствовал, что сильно проголодался.
  
  И вспомнил, что куриные крылышки обычно подают с сельдереем или морковью. При желании, сказал он себе, такое блюдо с натяжкой можно было отнести к сбалансированным. Однако Барри прекрасно знал, что к его возвращению домой Морин обязательно приготовит что-нибудь на обед – нечто такое, что не будет истекать подгоревшим жиром и плавать в остром соусе.
  
  Будь сильным, приказал он себе.
  
  Оглядевшись, он увидел то, что ему понравилось: в отличие от переулка, на стенах бара камеры наблюдения были. Бармен за стойкой, худощавый мужчина лет тридцати в джинсах и рубашке с закатанными до локтя рукавами, протирал белым полотенцем бокалы.
  
  – Что вам налить? – спросил он Дакуорта.
  
  – Пока ничего. Я бы хотел задать вам несколько вопросов, – сообщил детектив, демонстрируя полицейский значок. – Как вас зовут?
  
  – Аксель. Аксель Тэрнстон. – Бармен, прищурившись, метнул цепкий взгляд на значок, который Барри тут же убрал обратно в карман. – Боже, это же вы!
  
  – Простите, не понял?
  
  – Мне знакомо ваше имя. Это вы поймали того типа. Господи, ну конечно, это сделали вы!
  
  Дакуорт молча кивнул.
  
  – Так чего вам все-таки налить?
  
  – Ничего не надо, серьезно.
  
  – Да ладно вам. Что вы любите? Выпейте за счет заведения. Может быть, скотч? Это лучший из всех напитков. У меня есть «Спиберн», «Макаллан», «Гленморанж» и еще…
  
  – Я серьезно, ничего не нужно. Вы очень любезны, но я ведь на службе, понимаете?
  
  Аксель весело ухмыльнулся:
  
  – Конечно, понимаю. Еще как понимаю. Так, может, хлопнете не виски, а чего-то другого?
  
  – С удовольствием выпью стакан воды.
  
  Аксель громко рассмеялся:
  
  – Стакан воды! Вот умора! Вы ведь шутите, верно?
  
  Дакуорт не сразу понял, что так развеселило бармена. И только через несколько секунд до него дошло: Аксель Тэрнстон подумал, что он намекает на прошлогоднюю трагедию, когда городские запасы питьевой воды оказались отравлены.
  
  – Ну да, шучу, – отозвался детектив, не желая развивать эту тему.
  
  – Дайте я налью вам бутилированной, – сказал Аксель и, сунув руку под прилавок, достал оттуда бутылку «Финли Спрингс». – Эта пойдет?
  
  – Конечно, – кивнул Дакуорт. – Это моя любимая.
  
  Аксель взял со стойки стакан, бросил в него лед, вскрыл бутылку и наполнил стакан водой.
  
  – Ну, так что случилось? – Бармен оперся локтями на стойку и приготовился слушать. – Чем я могу вам помочь?
  
  Дакуорт достал свой телефон и показал Акселю фотографию Брайана Гаффни, сделанную в больнице.
  
  – Вы его узнаете?
  
  – Само собой, – ответил Аксель. – Это Брайан.
  
  – Вы с ним знакомы?
  
  – Конечно. Он постоянно сюда ходит. Его зовут Брайан Гаффни. Он работает на автомойке. – Лицо бармена выразило беспокойство. – Надеюсь, с ним все в порядке? Или с ним что-то стряслось?
  
  Дакуорт отложил телефон в сторону.
  
  – Похоже, пару дней назад сразу после того, как он ушел отсюда, кто-то на него напал.
  
  – Но почему я про это ничего не слышал? – удивился Аксель. – Копы к нам не заходили. Насколько я знаю, никаких происшествий у нас тут не было.
  
  Дакуорт с пониманием качнул головой:
  
  – Дело довольно запутанное. Брайан привлек наше внимание только сегодня.
  
  – Но он в порядке? Вообще-то он хороший парень, если хотите знать. Из тех, кто мухи не обидит. Иной раз даже кажется, что он нуждается в защите.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  Аксель пожал плечами:
  
  – Уж очень он доверчивый. Обмануть его или втянуть во что-то нехорошее – раз плюнуть. Так он в порядке?
  
  – Да. Но мне хотелось бы установить все его передвижения в течение последних сорока восьми часов. Вы работали двое суток назад?
  
  – Ну да. – Аксель кивнул. – Работал. Брайан сидел как раз на том месте, где сейчас сидите вы.
  
  – Когда он пришел?
  
  – Кажется, часов в восемь. Пробыл здесь час или два. Он обычно заходит сюда раз в два дня, когда заканчивается его смена на работе.
  
  – И давно так?
  
  Аксель снова кивнул:
  
  – Он, знаете ли, любит поговорить. Его интересуют странные вещи – особенно всякие теории заговора. Ну, например, кто стоял за терактом одиннадцатого сентября. Или, скажем, правда ли то, что высадка на Луну была фальшивкой, спектаклем. Ну, или действительно ли египетские пирамиды построили пришельцы из космоса. В общем, всякое такое.
  
  – А НЛО его тоже интересуют? – спросил Дакуорт.
  
  – Ну да, и они тоже. Правда, иногда он говорил про свою семью – про отца в частности.
  
  – Про Альберта Гаффни?
  
  – Ну да, только я не знаю, как его зовут. Брайан рассказывал, что стал жить отдельно, поскольку отец заявил, что ему пора становиться самостоятельным. Вообще-то я думаю, что если бы не это, Брайан так и жил бы с родителями до самой старости. Мне кажется, в их доме он чувствовал себя в относительной безопасности. Но, насколько я понимаю, он неплохо приспособился к своему новому положению.
  
  – Скажите, а вы не видели – кто-нибудь с ним разговаривал в тот вечер, когда он куда-то исчез на двое суток? Может, кто-то за ним наблюдал?
  
  Бармен отрицательно покачал головой:
  
  – Нет, не видел. Обычно Брайан сидит вон там – пьет свое пиво и смотрит футбол или бейсбол по телевизору.
  
  Дакуорт указал в сторону камеры наблюдения, укрепленной на стене почти под самым потолком:
  
  – А эта штука работает?
  
  Аксель проследил за его взглядом:
  
  – А, ну да. Скорее всего.
  
  – У вас есть видеозапись происходившего в интересующий меня вечер?
  
  – Должна быть. Система хранит сделанные записи неделю или около того. Эти камеры – полезная вещь на случай, если стрясется нечто необыкновенное. Владелец утверждает, что эта штука прикроет и наши задницы, если кто-то попробует подать на нас в суд за то, чего не было.
  
  – Мне нужно посмотреть записи, сделанные две ночи назад. Это возможно?
  
  – Конечно, – ответил Алекс. – Но мне потребуется компьютер, а он в офисе. И еще мне надо согласовать все с владельцем заведения. Но я думаю, когда он узнает, что это вы хотите ознакомиться с видеозаписью, он прикажет мне выполнить все ваши просьбы и при этом быть предельно любезным. И знаете, почему?
  
  Дакуорт промолчал в ожидании ответа. Аксель наклонился к стойке и тихо произнес:
  
  – Его сестра была одной из тех, кто умер из-за отравленной воды.
  
  – Мне очень жаль.
  
  – Будь он сейчас здесь, он предложил бы вам бесплатную выпивку на всю оставшуюся жизнь.
  
  Дакуорт печально улыбнулся и сказал:
  
  – Давайте лучше вернемся к делу.
  
  Аксель подозвал официантку и попросил ее постоять за стойкой. Затем провел Дакуорта через заднюю дверь в кухню, где у детектива слегка закружилась голова от запаха жарящихся куриных крылышек, а оттуда – в кабинет, стены которого были обшиты деревянными панелями. В кабинете царил беспорядок. Посередине помещения стоял стол. На нем Барри увидел портативный компьютер.
  
  Аксель плюхнулся на стул, открыл крышку компьютера и забарабанил пальцами по клавиатуре.
  
  – Так, значит, два вечера назад… помнится, Брайан пришел около восьми. Вот, здесь у нас без четверти восемь.
  
  Дакуорт, подойдя к Акселю, взглянул на экран через его плечо.
  
  – Давайте поменяемся местами, – предложил бармен, вставая со стула.
  
  Дакуорт сел, и Аксель принялся подсказывать ему, что делать дальше:
  
  – Поставьте курсор вот сюда… да, верно. А теперь вы можете прокручивать запись вперед или назад – на любой скорости.
  
  – Так, кажется, понял, – сказал Дакуорт. Таймер в углу монитора показывал 19:48. Камера захватывала почти все помещение бара, включая отдельные кабинки в дальнем конце зала. В одной из них ужинала пара – мужчина и женщина сидели за столом рядом друг с другом, а не напротив, как обычно. Они склонились друг к другу и, как видно, беседовали о чем-то, время от времени целуясь. Второй диванчик пустовал.
  
  Алекс с улыбкой указал на него пальцем:
  
  – Здесь мог бы разместиться кто-нибудь еще.
  
  В 7:51 в бар вошел молодой человек.
  
  – Так, внимание, – сказал Дакуорт.
  
  Молодой человек прошел к дальнему концу барной стойки и взгромоздился на высокий табурет – но не на тот, на котором еще несколько минут назад сидел Барри.
  
  – Нет, – произнес Аксель.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Это не Брайан.
  
  Дакуорт приблизил лицо к монитору. Изображение было слегка размытым, но он в самом деле мог совершенно определенно сказать, что молодой мужчина за стойкой не был Брайаном Гаффни. Однако он был одного с ним роста, имел такую же прическу и, как и Брайан, был одет в джинсы и темную рубашку.
  
  – На первый взгляд они похожи и одеты почти одинаково, – пробормотал над ухом у детектива Алекс. – Извините, что изображение не очень четкое. Оборудование у нас не из лучших. Смотрите, а вот и Брайан.
  
  Бармен был прав. В помещении появился Брайан Гаффни. Подойдя к стойке, он уселся на тот же самый табурет, с которого совсем недавно встал Дакуорт. Молодой Гаффни поднял руку. Аксель на экране подошел к нему, перебросился парой фраз и налил ему порцию пива.
  
  – Вы помните, о чем вы говорили с Брайаном в тот момент?
  
  – Да ни о чем особенном. Так, обычный треп. Как дела, как прошел день. Ничего такого.
  
  – Каким он вам показался?
  
  – Показался?
  
  – В смысле, он себя вел как обычно? Или был чем-нибудь взволнован?
  
  – Да нет. Старина Брайан был таким же, как всегда.
  
  Дакуорт стал проматывать запись вперед, но не слишком быстро, чтобы не упустить какие-то важные детали в поведении Брайана. В 20:39 мимо молодого Гаффни прошел невысокий, лысеющий мужчина и дружески хлопнул его по плечу. Брайан, до этого смотревший в стакан с пивом, поднял голову и показал мужчине два поднятых вверх больших пальца.
  
  – Кто это? – поинтересовался Дакуорт.
  
  – Это Эрни, – ответил Аксель. – Фамилию не помню. Один из завсегдатаев. Иногда они с Брайаном вместе выпивают по кружке пива и болтают о том о сем.
  
  Дакуорт видел, как Аксель еще дважды наливал Брайану пиво. Бармен постоянно двигался, обслуживая клиентов за стойкой. Официантка разносила напитки тем посетителям, которые сидели за столиками и в кабинках.
  
  Аксель указал на мужчину и женщину, расположившихся отдельно. Они в этот момент в очередной раз увлеченно целовались.
  
  – Разве это не прекрасно? – сказал бармен.
  
  Внимание Дакуорта, однако, было приковано к молодому парню, сидевшему у стойки, – тому самому, который имел определенное сходство с Брайаном.
  
  – А этого как зовут?
  
  – Не помню. Но я проверил у него документы, чтобы убедиться, что он совершеннолетний. Платил он наличными. А что?
  
  – Да нет, ничего, просто спросил. Так, внимание!
  
  Брайан в этот момент положил на стойку несколько купюр. Аксель подошел к нему и пожал руку. После этого Брайан соскользнул с табурета, двинулся куда-то влево и исчез из зоны видимости.
  
  – Куда он пошел? – спросил Дакуорт. – Он что, вышел из бара через заднюю дверь?
  
  – Он просто отправился отлить перед уходом.
  
  В самом деле, девяносто секунд спустя Брайан снова возник в кадре, пересек помещение бара и снова исчез – на этот раз где-то справа от объектива.
  
  Дакуорт записал время ухода Брайана – молодой Гаффни покинул бар «У Рыцаря» в 21:32. К этому времени на улице уже было темно. Если в переулке его кто-то окликнул, Брайан почти наверняка не смог бы рассмотреть этого человека.
  
  – Похоже, это все, – сказал Аксель.
  
  Дакуорт, однако, решил понаблюдать за происходящим в баре еще несколько минут, рассчитывая на то, что Брайан может ненадолго вернуться. Или… Стоп!
  
  Парочка, которая обнималась в отдельной кабинке, выскользнула в зал. Мужчина положил на стойку банкноты и счет, после чего вместе с подругой направился к выходу. Женщина шла впереди.
  
  Камера не позволяла как следует рассмотреть их лица, когда они сидели в кабинке, но теперь их стало видно достаточно отчетливо. Дакуорт нажал на паузу, наклонился к монитору и прищурился, вглядываясь в застывшее изображение.
  
  – Ну что, вы их узнали? – спросил Аксель.
  
  – Нет.
  
  – Если вам нужно знать, кто эти двое, я могу вам сказать. Во всяком случае, кто парень. Женщину я что-то не признаю. А вот ее приятель у нас бывает время от времени.
  
  – Это все не важно, – отозвался Барри и, отодвинув от стола стул, встал. – Большое спасибо за помощь.
  
  – Заходите в любое время. Для вас выпивка за счет заведения. Вы любите жареные куриные крылышки? У нас они лучшие в городе.
  
  – Пахнут они действительно замечательно.
  
  – Хотите, я дам вам порцию на дорожку?
  
  – Нет, спасибо, не надо.
  
  Выйдя из кабинета, Дакуорт снова пересек кухню и бар и, выбравшись на улицу, зашагал по тротуару. Барри думал о том, стоит ли рассказывать Морин о том, что теперь он знает, где Тревор провел по крайней мере один из недавних вечеров. И что у него, похоже, появилась подружка.
  
  И еще Дакуорт размышлял о том, какие чувства будет испытывать, сидя напротив Тревора за столом и расспрашивая сына о том, что он видел, когда вышел из бара.
  Глава 9
  Кэл
  
  – Позвоните Джереми, – попросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
  
  – Я бы с удовольствием это сделала, – отозвалась Глория, – но кое-кто забрал у меня мой телефон.
  
  – О господи, – досадливо поморщился Боб, достал из кармана телефон Глории и протянул его хозяйке.
  
  Глория Пилфорд набрала номер сына и поднесла аппарат к уху.
  
  – Он не отвечает, – сообщила она после паузы.
  
  – У вас есть функция, которая позволяет определить, где находится телефон человека, которому вы звоните? – поинтересовался я.
  
  Глория отрицательно качнула головой и хотела положить телефон к себе в карман, но Боб протянул руку и требовательно произнес:
  
  – Глория.
  
  Глория бросила на него возмущенный взгляд, а затем резким движением сунула аппарат ему в ладонь. Потом посмотрела на меня и сказала:
  
  – Я бы не стала слишком уж волноваться. Джереми иногда так делает.
  
  – Исчезает неизвестно куда? – уточнил я.
  
  Глория кивнула:
  
  – Ему бывает нужно хлебнуть немного свежего воздуха, если можно так выразиться. Сбросить напряжение. Разве можно его за это винить, учитывая, через что ему пришлось пройти?
  
  – Разве условный срок, который получил Джереми, не подразумевает, что он должен находиться под вашим постоянным контролем? – спросил я. – Насколько я понимаю, его не отправили в тюрьму в частности потому, что вы взяли на себя обязательство следить за всеми его передвижениями и точно знать, где он находится в каждый конкретный момент.
  
  – В этом плане все было оговорено не слишком строго, – сообщил Боб. – Из-за угроз. Мы специально прояснили данный вопрос, прежде чем отправиться сюда из Олбани.
  
  – Даже если вам разрешили привезти Джереми в Промис-Фоллз, разве его мать не должна постоянно находиться рядом с ним? – продолжал настаивать я.
  
  – Ради всего святого, – поморщилась Глория. – Он ведь подросток. Как бы мы ни старались, время от времени ему удается от нас ускользнуть. Но он всегда возвращается обратно.
  
  – Надеюсь, вы не даете ему ключи от машины.
  
  – Я же не идиотка, – пожала плечами Глория.
  
  – Пойми, Глория, – подал голос Боб, – если его застанут где-нибудь одного, без родственников, его бросят в камеру.
  
  – В данном случае меня больше волнует его безопасность, – заметил я. – Только что кто-то швырнул в окно камень, а Джереми находится вне дома. Нам необходимо его найти.
  
  Глория вдруг побледнела и поднесла ладонь ко рту.
  
  – Господи, когда все это закончится, – прошептала она.
  
  Я толкнул полуоткрытый проволочный экран и вышел в тщательно ухоженный задний двор дома Мэдэлайн Плимптон.
  
  – Джереми! – громко крикнул я. – Джереми!
  
  Глория последовала за мной и тоже принялась звать сына.
  
  Участок, на котором стоял дом, располагался вплотную к лесу. Джереми вполне мог отправиться туда – или, наоборот, в центральную часть Промис-Фоллз. У меня вдруг мелькнула мысль, что молодой человек, возможно, решил над нами подшутить и прячется где-то в доме.
  
  – Мисс Плимптон, – сказал я, – на всякий случай проверьте помещения наверху. Вдруг Джереми все еще здесь.
  
  Хозяйка отправилась внутрь жилища. Через некоторое время мы услышали, как она зовет Джереми, обходя комнаты одну за другой. Я же, подойдя к краю участка, принялся вглядываться в деревья и кустарник на опушке леса. Впрочем, что-то подсказывало мне, что Джереми не слишком большой любитель природы. Глория в десяти футах позади меня продолжала выкрикивать имя сына:
  
  – Джереми! Это вовсе не смешно!
  
  – Куда он мог отправиться? – спросил я, не желая раньше времени говорить о том, что Джереми мог покинуть дом не по своей воле.
  
  Глория беспомощно всплеснула руками:
  
  – Клянусь, я не знаю! Может, в торговый центр, или в «Макдоналдс», или еще в какое-нибудь из подобных мест. – В ее глазах мелькнула паника. – Вы думаете, с ним могло что-то случиться?
  
  – Причин так думать у меня нет, – ответил я. – Скорее всего, дело обстоит так, как говорите вы, – ему просто захотелось отдохнуть от всех нас на какое-то время. – Я осторожно положил руки на плечи Глории. – Уверен, мы его найдем.
  
  Повернувшись, я отправился обратно в дом и едва не столкнулся с мисс Плимптон, которая отрицательно покачала головой – в доме молодого человека не было.
  
  – Оставайтесь здесь, – произнес я, обращаясь ко всем. – Я объеду окрестности и постараюсь его найти.
  
  Домашний телефон мисс Плимптон у меня был записан, так что в случае необходимости я мог позвонить в любой момент.
  
  Пройдя через весь дом, я вышел на улицу через парадную дверь. Мэдэлайн Плимтон, окинув взглядом холл, где пол по-прежнему был усеян осколками стекла, сказала:
  
  – Я вызову полицию.
  
  – Как хотите. Но если вы это сделаете, через очень короткое время здесь начнется настоящий цирк, – предупредил я.
  
  Мэдэлайн Плимтон принялась размышлять над моими словами. Я же, не теряя времени, сел за руль своей «Хонды Аккорд» и тронулся с места. Когда я доехал до конца улицы, передо мной встал выбор, куда свернуть – налево или направо. Дорога, ведущая налево, привела бы меня в пригород. Свернув направо, я вскоре оказался бы в одном из центральных районов. Для того чтобы добраться туда пешком, потребовалось бы двадцать минут, но можно было отправиться в центр и на автобусе.
  
  Я свернул вправо.
  
  Всего минут десять тому назад я видел Джереми на веранде, так что, по идее, он не мог уйти далеко. Продвигаясь вперед на малой скорости, я внимательно смотрел на обочину справа и слева. Впрочем, Джереми мог идти не вдоль дороги, а поодаль от нее, чтобы его труднее было заметить.
  
  Доехав до перекрестка, я снова повернул направо. Вскоре я должен был добраться до торговых рядов и закусочных. Остановившись на светофоре, я принялся ждать разрешающего сигнала, барабаня пальцами по рулевому колесу. Внезапно через перекресток с визгом шин пронеслась на большой скорости красная «Миата», то есть «Мазда МХ-5», с опущенным откидным верхом.
  
  – Вот сукин сын, – пробормотал я.
  
  Однако я оказался не прав. За рулем сидела молодая женщина с длинными светлыми волосами. Рядом с ней на пассажирском сиденье я увидел размахивающего руками Джереми Пилфорда.
  
  Как только загорелся зеленый свет, я резко свернул налево, подрезав пикап, двигавшийся в том же направлении. Его водитель раздраженно посигналил и показал мне поднятый вверх средний палец. «Миата» была ярдах в ста впереди. Нас с ней разделяли две машины, и это оказалось весьма кстати – мне не хотелось, чтобы меня заметили и началась гонка. Если бы девушка стала пытаться оторваться от меня, это вполне могло закончиться аварией и чьей-нибудь гибелью.
  
  К счастью, она по крайней мере вела машину как вполне разумный человек, не желающий создавать проблемы ни себе, ни другим. Скорость не превышала и управляла автомобилем обеими руками – одна лежала на руле, другая на рычаге переключения передач. Перестраиваясь, девушка включала указатели поворота. Зато беспечность и неадекватность демонстрировал ее пассажир. Он продолжал беспорядочно размахивать руками, то и дело привставал на сиденье и наклонялся вправо так, что его голова высовывалась далеко за пределы габаритов автомобиля.
  
  Наконец «Миата» перестроилась в крайнюю правую полосу. Затем, не выключая поворотник, девушка съехала еще правее, к заведению, торгующему гамбургерами. Заведение являлось не сетевым – на вывеске было написано «Грин энд Фарб Бургерс энд Фрайз». Говорили, что свое название оно получило в честь двух человек, которые основали его еще в пятидесятые годы. Местные жители, впрочем, называли его «Гриз энд Фэт»[23], что, по идее, должно было нести негативную смысловую нагрузку – но, вопреки очевидности, не несло.
  
  Когда к закусочной подъехал я, молодые люди уже успели найти свободное место для парковки с обратной стороны здания. Я приткнул свою «Хонду» вплотную к багажнику красной «Миаты», перекрыв ей выезд. Машина была одной из первых моделей, которые начали выпускать в начале 90-х. Складывающийся кожаный верх выцвел и местами порвался. Очевидно, встроенное в него заднее стекло было сделано из пластика и наверняка успело пожелтеть и почти полностью утратить прозрачность.
  
  Я набрал домашний номер мисс Плимптон. Она взяла трубку после первого же гудка:
  
  – Да?
  
  – Можете не волноваться.
  
  Я услышал в трубке какой-то шум, а затем раздался голос Глории:
  
  – Джереми?
  
  – Это Кэл. Я его нашел. Скоро привезу его домой.
  
  – Где он? Что он…
  
  – Я скоро вернусь.
  
  Отключившись, я сунул сотовый в карман пиджака, выбрался из машины, запер ее и направился в закусочную. Посетителей там было немного. Джереми и девушка стояли у прилавка. Все говорило о том, что они уже успели сделать заказ. Я, чтобы не привлекать их внимания, зашел за колонну и стал ждать, пока они усядутся. Когда это произошло, я подошел к прилавку и какое-то время молча наблюдал за тем, как сотрудник закусочной наполняет проволочное ведерко ломтиками замороженной картошки, а затем опускает его в кипящий фритюр. Масло начало с шипением пениться. В это время ко мне подошел другой сотрудник, и я попросил его сделать кофе.
  
  Джереми с девушкой сели за столик на четверых, расположившись напротив друг друга.
  
  Я небрежной походкой подошел к ним и опустился на стул рядом с Джереми. Молодые люди заказали бургеры, молочные коктейли и большой пакет картошки-фри. Перед Пимфолдом на столе лежал мобильный телефон.
  
  – О черт, – пробормотал Джереми. – Снова вы.
  
  – Кто это? – поинтересовалась девушка, на вид его ровесница.
  
  – Меня зовут Кэл Уивер. – Представившись, я с улыбкой протянул ей руку. Ее мой жест, видимо, застал врасплох. Она показала мне перепачканные кетчупом пальцы. – Ничего страшного. Ну, как дела, Джереми?
  
  – Как вы меня нашли?
  
  – Честно? Мне просто повезло. Как зовут твою подружку?
  
  – Чарлин, – ответил Джереми, с досадой закатив глаза, и покачал головой.
  
  – Кто этот тип? – снова спросила Чарлин, глядя на меня с подозрением.
  
  – Это мой новый телохранитель, – с презрительной интонацией внес ясность в ситуацию Джереми.
  
  – Как ваша фамилия, Чарлин? – осведомился я.
  
  – Уилсон. – Девушка пожала плечами.
  
  – Я ее знаю с третьего класса, – сказал Джереми.
  
  – Красная «Миата» принадлежит вам или вашим родителям? – поинтересовался я, глядя на Чарлин.
  
  Она облизнула губы.
  
  – Раньше на ней ездила моя мать, но она отдала машину мне после того, как купила новую.
  
  – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, в школе сейчас занятия. Ваши родители знают, что вы не в Олбани и не на уроках?
  
  – Сегодня занятия уже закончились, – сообщила Чарлин.
  
  Я был вынужден признаться себе, что допустил небольшой промах.
  
  – Значит, вы постоянно встречаетесь? Можно сказать, у вас стабильные отношения? – уточнил я и, взяв из пакета ломтик жареной картошки, бросил его в рот.
  
  Джереми снова закатил глаза.
  
  – Господи, в каком веке вы родились? – пробормотал он.
  
  – В мое время, когда мы с девушками ходили на танцы, это называлось именно так, – улыбнулся я.
  
  Молодой человек озадаченно заморгал и посмотрел на меня с таким изумлением, словно я заговорил на суахили.
  
  – Мы дружим уже много лет, – вмешалась в разговор Чарлин. – Как уже сказал Джереми, с самого детства. Кроме меня, у него больше не осталось друзей. Все те, кто называл себя его друзьями, бросили его, когда с ним случилась беда. Они ведут себя так, как будто никогда даже не были с ним знакомы. Но только не я.
  
  – Верно, – сказал Джереми. – Это правда.
  
  – Вот я и решила повидаться с ним. Это что, преступление?
  
  – Она ведь не получала условного срока, – снова подал голос Джереми. – Послушайте, Чарлин привезет меня обратно в дом Мэдэлайн через десять минут.
  
  – Это будет трудновато сделать, – заметил я. – Дело в том, что я заблокировал машину Чарлин на парковке.
  
  Джереми разом поник, словно надувная кукла, из которой выпустили весь воздух.
  
  – Послушайте, я ведь просто хотел немного проветриться.
  
  – Как в прошлый раз?
  
  – Что?
  
  – Твоя мать говорит, что ты уже убегал из дома после того, как вы переехали в дом ее тетки.
  
  Джереми откусил кусок бургера и посмотрел на Чарлин, проигнорировав мою последнюю фразу.
  
  – Где еще ты был? – спросил я.
  
  Молодой человек, не отвечая, продолжал жевать.
  
  – Мне бы хотелось знать, где еще тебя могли видеть. Чарлин не единственная, кому известно, что ты находишься в Промис-Фоллз. Твои фанаты тоже об этом знают: вычислить это было нетрудно. Жаль, что ты ускользнул из дома – ты пропустил кое-что интересное.
  
  Джереми перестал работать челюстями и посмотрел на меня:
  
  – Что?
  
  Я рассказал ему о брошенном в окно камне. Слушая меня, он на секунду прикрыл глаза – так, словно мои слова вызвали у него чувство вины или сожаления.
  
  – Надеюсь, никто не пострадал? – спросил он. – С Мэдэлайн все в порядке?
  
  – Да. Итак, где еще ты успел побывать с тех пор, как приехал в Промис-Фоллз?
  
  Джереми неопределенно пожал плечами:
  
  – Так, поболтался немного по округе.
  
  – Тебя кто-нибудь узнал?
  
  Не отвечая, он уставился в окно.
  
  – Джереми!
  
  – Ну да, какие-то парни. Я проходил мимо, а один из них схватил меня за руку и сказал, что я тот самый Большой Ребенок.
  
  – Эти парни были настроены агрессивно?
  
  Джереми опустил голову:
  
  – Похоже, да.
  
  – Они пошли за вами следом?
  
  – Я не знаю, – ответил молодой человек с небольшой заминкой.
  
  Я положил в рот еще ломтик жареной картошки и решил, что позволю Джереми и Чарлин закончить трапезу, – это давало мне самому возможность спокойно выпить кофе.
  
  – Если вы на стороне Джереми, – сказала Чарлин, – то вы что-то уж слишком пытаетесь его достать.
  
  – В самом деле?
  
  – Все, что произошло, очень несправедливо, – заявила девушка. – Все считают его мерзким типом, но это не так.
  
  – Кажется, я ничего такого не говорил, – напомнил я, раздумывая над тем, почему она вдруг решила вмешаться в разговор. – Я просто хочу, чтобы он был в безопасности.
  
  – Ну да, конечно. Но только все судят его, не зная, как все произошло на самом деле. А эта девица, между прочим, была еще пьянее, чем Джереми, и, скорее всего, просто вывалилась на дорогу прямо перед машиной. Так что, даже если бы Джереми был трезв как стеклышко, он все равно уже ничего не смог бы сделать.
  
  Джереми, видя, что я переключил внимание с него на Чарлин, поежился.
  
  – Вы что, в момент происшествия были с Джереми?
  
  Девушка мотнула головой:
  
  – Нет. То есть я хочу сказать, что была на вечеринке, но меня не было рядом с Джереми, когда все это случилось. Однако все знали, что эта девица любила выпить. Так что дело, скорее всего, обстояло именно так, как я говорю.
  
  – Да ладно тебе, Чарлин. – Тема разговора явно вызывала у Джереми, держащего свой бургер обеими руками, чувство дискомфорта.
  
  – Ничего не ладно! – возразила Чарлин. – Все были чересчур жестоки к тебе. Ты этого не заслуживаешь.
  
  – Тут уже ничего не поделаешь. – Молодой человек пожал плечами. – Дело сделано, так что ничего не изменишь.
  
  – В каком-то смысле да, – сказал я. – Но теперь тебе придется иметь дело с последствиями. И именно поэтому ты и твоя мать должны быть как можно более осторожными и осмотрительными.
  
  – Какими? – переспросил Джереми.
  
  – Осторожными, – повторила Чарлин.
  
  Протянув руку, я взял телефон, лежавший перед Джереми на столе.
  
  – Эй! – воскликнул Пимфолд, от неожиданности уронив на пол салатный лист.
  
  Включив телефон, я увидел обмен эсэмэсками между Джереми и Чарлин, включая инструкции молодого человека по поводу того, где именно его следует забрать после того, как он ускользнет из дома Мэдэлайн.
  
  Я повернул телефон экраном к Джереми.
  
  – Я говорю в том числе и о таких вот вещах.
  
  – Отдайте! – потребовал он, отложив в сторону бургер и протянув руку.
  
  – Ты и твоя мать в самом деле слишком привязаны к своим сотовым.
  
  – К маме это относится в гораздо большей степени, чем ко мне. Она постоянно переписывается с Бобом.
  
  – Ты что, его недолюбливаешь? – поинтересовался я, держа телефон так, чтобы Джерри не мог до него дотянуться.
  
  – Он ее рыцарь в сверкающих доспехах. Ее шанс на жизнь, которой она всегда хотела жить.
  
  Я бросил взгляд на Чарлин, которую мое присутствие явно раздражало все больше.
  
  – Мне пора возвращаться. Может, вы отгоните свою машину? – спросила она, скомкав бумажку, в которую был завернут ее бургер. Затем допила последний глоток коктейля и после небольшой паузы добавила: – Пожалуйста.
  
  – Да, конечно.
  
  – А мой телефон? – снова подал голос Джереми.
  
  – За него можешь не волноваться, – сказал я. – Будет лучше, если он пока останется у меня.
  
  Мы встали. Я поставил свою чашку с остатками кофе на пластиковый поднос. Джереми не сделал попытки собрать свою посуду, это сделала Чарлин.
  
  Когда мы уже собрались выходить на улицу, я заставил немного понервничать молодого человека за прилавком, шагнув на его территорию, куда клиентам входить в принципе запрещалось.
  
  – Эй, мистер! – окликнул он меня.
  
  – Подождите всего одну секунду.
  
  Я немного подержал телефон Джереми над фритюрницей, а затем бросил его в кипящее масло, стараясь, чтобы на меня не попали брызги.
  
  – Какого черта! – возмущенно выкрикнул Джереми.
  
  Я сунул пареньку за прилавком десятидолларовую купюру:
  
  – Вот вам за беспокойство. Пожалуй, эту порцию картошки вам придется выбросить.
  Глава 10
  
  Альберт Гаффни высадил свою жену Констанс и дочь Монику у главного входа в городскую больницу Промис-Фоллз, а затем поехал на парковку. По дороге супруги Гаффни не сказали друг другу ни слова, а когда Моника пыталась их о чем-нибудь спросить, отвечали либо «там посмотрим», либо «не знаю».
  
  Только раз Констанс произнесла нечто другое. Фраза оказалась довольно загадочной:
  
  – Твой отец знал, что так будет. Похоже, у него есть ответы на все вопросы.
  
  Альберт, однако, после этих слов даже не посмотрел на жену.
  
  Констанс и Моника заняли очередь к стойке информации. Их опередила пожилая пара. Старички разыскивали геронтологическое отделение и никак не могли взять в толк, куда им идти. Войдя в здание больницы через вращающиеся стеклянные двери, Альберт направился к жене и дочери и спросил свистящим шепотом:
  
  – Ну, где он?
  
  – Мы все еще ждем возможности это выяснить, – раздраженно бросила Констанс.
  
  Все трое еще какое-то время стояли молча, слушая, как пожилая пара задает дежурной уточняющие вопросы.
  
  – Так куда нам идти прямо сейчас? – в очередной раз поинтересовалась старушка. – Вдоль какой, вы говорите, линии?
  
  Констанс посмотрела на Альберта и качнула головой, призывая его вмешаться в бесконечный разговор двух стариков и администратора и выяснить, где находится Брайан. Поскольку он никак не отреагировал на этот жест, инициативу взяла на себя Моника.
  
  – Послушайте, – заговорила она, оттесняя пожилую пару от стойки. – Моего брата, Брайана Гаффни, доставили сюда. Где он сейчас?
  
  Дежурная пробежалась пальцами по клавиатуре компьютера.
  
  – Видимо, ваш брат все еще в интенсивной терапии, – ответила она. – Если бы его оттуда перевели, он был бы в списках пациентов, распределенных по палатам, но его там пока нет.
  
  – И где это находится? – рявкнула Констанс.
  
  Выслушав объяснения администратора, родственники Брайана Гаффни отправились в отделение интенсивной терапии. Им сказали, что Брайан находится в палате, примыкающей к операционной, на койке номер тридцать два. Добравшись до палаты, они пошли вдоль выстроившихся в ряд кроватей, каждая из которых была снабжена занавеской. Наконец они нашли нужную. Занавеска была задернута. Наибольшую решимость проявила Моника – она осторожно отодвинула занавеску в сторону, чтобы проверить, действительно ли там находится ее брат.
  
  – Эй, – произнес при виде всей троицы Брайан. Он сидел на кровати в больничном халате, укрытый простыней до пояса. Его одежда, аккуратно сложенная, лежала на расположенном рядом с койкой стуле. – А я все думал, придете вы меня навестить или нет.
  
  Сестра и родители Брайана окружили постель с трех сторон. Первой, наклонившись, его поцеловала Констанс, затем это сделала Моника. Альберт, стоя в ногах кровати, радостно покивал.
  
  – Что с тобой случилось? – спросила Констанс. – Выглядишь ты неплохо.
  
  – Это трудно объяснить, – отозвался Брайан. – Сначала я думал, что меня похитили… Хотя ладно, думаю, об этом не стоит. Так или иначе, полицейские считают, что моя версия событий ошибочная. Ясно одно – кто-то меня вырубил и… кое-что со мной сделал.
  
  Родственники Брайана испуганно переглянулись.
  
  – Что именно? – тихо уточнил Альберт.
  
  Брайан поморщился:
  
  – Будет проще, если я вам покажу. Этот халат застегивается на спине, так что вы легко сможете все увидеть сами. Только не смотри на мою задницу, Моника.
  
  Брайан осторожно повернулся на бок, стараясь, чтобы с него не сползла простыня и родные не увидели лишнего ниже его талии. Моника обошла кровать с другой стороны. Альберт, оставив свою позицию в изножье, приблизился к жене и дочери.
  
  При виде татуировки на спине Брайана у всех троих вырвалось изумленное и испуганное «ах».
  
  – О боже, – дрожащим голосом проговорила Констанс.
  
  – Что это такое? – не поняла Моника. – Это что, татуировка? Кто-то набил тебе на спине эту надпись?
  
  – Ну да, похоже на то, – подтвердил Брайан.
  
  – Господи, – прошептал Альберт и, протянув руку, осторожно прикоснулся к коже сына в том месте, где на ней красовались слова «БОЛЬНОЙ УБЛЮДОК».
  
  – Не понимаю. Как кто-то мог сделать такое из-за собаки? – тихо пробормотала Моника.
  
  – Что? – не понял Брайан.
  
  – Ты помнишь пса миссис Бичем? – спросила его сестра.
  
  Брайан сначала пожал плечами, но затем, подумав немного, кивнул:
  
  – Ах да, это тот, которого я случайно задавил.
  
  – Его хозяйка тогда порезала нам шины, – вспомнил Альберт.
  
  – А ты ничего не сделал, – осуждающе произнесла Констанс. – Ты и слова не сказал этой мерзкой старухе.
  
  – Невозможно было ничего доказать, – возразил ей муж. – У меня не имелось ни видеозаписи, ни чего-то еще, чем я мог бы обосновать свои обвинения.
  
  – Я думаю, вряд ли кто-то мог так долго точить на меня зуб из-за какого-то пса. – Брайан снова пожал плечами. – Слишком уж много времени прошло.
  
  – Такое никогда бы с тобой не случилось, если бы ты не съехал от нас и не стал жить отдельно, – убежденно заявила Констанс. – Я знала, что это была ошибка!
  
  – Это не имеет к случившемуся никакого отношения, – не менее убежденно отозвался Брайан.
  
  Моника не отрывала взгляд от татуировки. Осторожно потрогав ее, как немногим ранее сделал ее отец, она спросила:
  
  – Кто это был, Брайан? Кто это сотворил? Не думаю, что это дело рук миссис Бичем. Я хочу сказать, она ведь совсем старуха.
  
  – Я не знаю, Моника. Я ведь был без сознания. – Брайан снова повернулся спиной к спинке кровати. У него начали дрожать губы. – Я очень рад, что вы приехали меня навестить.
  
  – Как же мы могли не приехать, – снова подала голос Констанс. – Мы отправились сюда, как только полицейский детектив сообщил нам о том, что случилось! Когда тебя выпишут из больницы, ты снова поселишься у нас. В твоей комнате все осталось так, как было.
  
  Брайан неуверенно взглянул на отца:
  
  – Не знаю. Мне кажется, я неплохо справлялся, живя отдельно.
  
  – Ну да, конечно, – тут же отреагировала мать. – И посмотри на себя теперь!
  
  Мышцы шеи у Альберта напряглись, лицо покраснело.
  
  – Ладно, ты вернешься к нам, это понятно, – сказал он. – Но ты ведь ходил в этот бар и раньше, верно? До того, как съехал от нас.
  
  – Папа прав, – кивнул Брайан. – Произошедшее никак не связано с тем, что я жил один на съемной квартире.
  
  – Что говорят врачи? – спросил Альберт. – Они могут свести с твоей кожи эту дрянь?
  
  Брайан покачал головой:
  
  – Вообще-то их больше беспокоит то, что мне могли занести инфекцию.
  
  – Что?! – испуганно воскликнула Констанс.
  
  – Они должны сделать анализы – проверить, не заразили ли меня гепатитом или чем-то еще.
  
  – Боже правый, – ошеломленно пробормотала Констанс.
  
  – Дерьмо, – бросила Моника.
  
  Альберт внезапно скользнул за занавеску. В течение нескольких секунд под ее нижним краем всем были видны его ноги, затем они исчезли – Альберт куда-то ушел.
  
  – Что с ним такое? – не понял Брайан.
  
  – Он неважно себя чувствует, – пояснила Констанс.
  
  Моника качнула головой:
  
  – Господи, мама, не взваливай вину за все это на отца! Он был прав, когда говорил, что Брайану лучше жить отдельно. Папа вовсе не принуждал его к переезду. Просто он предложил эту идею, и Брайану она понравилась. – Моника посмотрела на брата. – Я права?
  
  – Конечно, – ответил Брайан.
  
  – И я тоже хочу как можно скорее начать жить самостоятельно. Если что-то подобное произойдет со мной, в этом тоже будет виноват папа?
  
  – Ты всегда становишься на сторону отца, – недовольно бросила Констанс.
  
  – Это неправда!
  
  – Да-да, так оно и есть.
  
  – Здесь нет никаких «сторон». – В голосе Моники послышались нотки отчаяния.
  
  Брайан какое-то время молча переводил взгляд с мамы на сестру и обратно, а потом сказал:
  
  – Послушайте, может, вам лучше продолжить этот спор не в палате?
  
  Констанс накрыла его руку своей:
  
  – Уверена, анализы покажут, что с тобой все в порядке.
  
  – Я пойду поищу папу, – сказала Моника и, отдернув занавеску, исчезла.
  * * *
  
  Оказавшись в помещении для посетителей рядом с реанимационным отделением, Моника не обнаружила там отца. Она подумала было, что он вернулся в машину, но тут заметила его в коридоре. Он сидел на пластмассовом стуле, упершись локтями в колени и обхватив ладонями голову. Подойдя к Альберту, Моника опустилась на соседний стул.
  
  – Эй, – позвала она.
  
  Когда Альберт отнял ладони от лица, Моника увидела, что он плакал.
  
  – Может, твоя мать права, – проговорил он. – Может, я в самом деле слишком давил на Брайана и заставил его переехать.
  
  – Разве родители не должны вести себя именно так? Разве они не должны стремиться к тому, чтобы их дети стали самостоятельными? И потом, как я уже сказала, ты не заставлял его уехать. Ты просто дал ему возможность выбора. И Брайан захотел проверить, справится ли он в одиночку, без вашей помощи.
  
  – Да, наверное. – Альберт посмотрел на дочь и едва заметно улыбнулся. – Но твоя мать считает, что он был к этому не готов.
  
  – Брайан был готов, как никогда, – возразила Моника. – Да, возможно, он немного наивен, и люди иногда этим пользуются. Но он вовсе не глуп, а вы с мамой ведь тоже не вечные. Рано или поздно Брайану все равно пришлось бы пойти своей дорогой.
  
  – Я всегда так и говорил. Похоже, он стал жертвой каких-то изуверов.
  
  Альберт снова опустил голову, и по его щекам потекли слезы.
  
  – Да, – тихо произнесла Моника.
  
  – Какой-то ублюдок изуродовал его на всю жизнь. Я должен с этим разобраться.
  
  – Как ты собираешься это сделать?
  
  – Не знаю. Но я хочу выяснить, кто с ним так поступил. Кто бы это ни был, я хочу посмотреть ему в глаза и спросить, как он мог сотворить подобное.
  
  – Тебе не стоить заниматься такими вещами, пап.
  
  – Что ты имеешь в виду?
  
  – Ты знаешь, что. Разборки – не твоя стихия. Ты, как бы это сказать… только не сердись… в общем, Брайан – он в каком-то смысле в тебя. Ты не возвращаешь вещи в магазин, если они оказываются с дефектом. Ты не требуешь у официанта, чтобы тебе заменили стейк, который поджарили не так, как ты просил. Ты никогда не поднимаешь шум, когда кто-нибудь занимает на стоянке место, куда ты хотел припарковаться.
  
  – Я берегу свои силы и нервы для стычек, которые действительно имеют значение, – отозвался Альберт. – Нет смысла убивать друг друга из-за места на парковке.
  
  – Да ладно, пап. – Моника прислонилась к плечу отца. – В конце концов, если уж ты хочешь вступить с кем-то в противоборство, попробуй начать с мамы.
  
  – Иногда легче не перечить ей, – заметил Альберт.
  
  – Но так не может продолжаться вечно, – возразила дочь.
  
  Отец, повернув голову, взглянул на нее.
  
  – Ты у меня сильная, – хмыкнул он.
  
  – Ты тоже сможешь быть сильным – если захочешь.
  
  – Я в самом деле хочу разобраться с тем, что случилось с Брайаном, – сказал Альберт после паузы. – Я должен что-то предпринять.
  
  – Этим делом занимается полиция.
  
  Альберт снова замолчал – на этот раз надолго. Моника обняла его одной рукой за плечо.
  
  – Я люблю тебя, пап, – произнесла она.
  
  Ее отец ничего на это не ответил.
  
  В это время в конце коридора показалась Констанс. Она приближалась быстрым шагом.
  
  – Вот вы где, – сказала она, подойдя. – А я вас повсюду ищу.
  
  – Что случилось? – спросила Моника.
  
  – Ничего. Просто я хотела понять, куда вы оба подевались.
  
  – Никуда. – Моника пожала плечами. – Мы просто разговариваем.
  
  – Я хочу еще раз побеседовать с тем полицейским, – сообщила Констанс. – Как его звали?
  
  – Дакуорт, – отозвалась Моника. – Кажется.
  
  Альберт встал со стула и, не взглянув на супругу, зашагал по коридору.
  
  – Эй, ты куда? – крикнула Констанс ему вслед.
  
  – Хочу еще немного поговорить с сыном, – ответил он, не оборачиваясь.
  
  – Да уж, тебе стоит это сделать, – съязвила Констанс.
  
  Вернувшись в палату, Альберт подошел к кровати сына, помедлив немного, резким движением отдернул занавеску и остолбенел.
  
  Кровать была пуста. Одежда Брайана, которая раньше в сложенном виде лежала на стуле, также исчезла.
  
  Альберт подошел к посту медсестры, располагавшемуся всего в нескольких шагах от реанимационного отделения, и поинтересовался, куда делся его сын, предположив, что его, вероятно, перевели в палату или отвели в лабораторию делать анализы.
  
  – По-моему, он совсем недавно прошел мимо меня, – сказала медсестра. – Насколько я знаю, его еще не выписали. Но теперь я припоминаю, что он был одет.
  
  Альберт бросился в отделение реанимации и выбежал к пандусу, куда подъезжали машины «скорой помощи».
  
  Брайана нигде не было. Он исчез.
  Глава 11
  
  Дакуорт написал сыну короткую эсэмэску: «Нам надо повидаться».
  
  Нажав на кнопку «Отправить», он добрую минуту смотрел на экран телефона в надежде, что Тревор ответит немедленно. Иногда, получив сообщение от отца, Тревор посылал ему ответ сразу же. Однако нередко бывало и так, что это происходило через час или два, а иногда лишь на следующий день. Конечно, теперь, когда он снова жил с родителями, это не имело такого уж принципиального значения. Во многих случаях у Дакуорта имелась возможность увидеться и поговорить с сыном лично. К чести Тревора, подумал Дакуорт, он, в отличие он многих других людей, не был рабом своего смартфона. Нередко он отключал в устройстве звук и отвечал на смс-послания только в конце дня.
  
  Через минуту Дакуорт решил, что не будет больше ждать ответа. Тем не менее ему действительно требовалось поговорить с Тревором по поводу посещения им бара «У Рыцаря». Что, если он видел что-то подозрительное? Тревор покинул заведение всего через несколько секунд после Брайана Гаффни. Впрочем, Дакуорту и без этого было чем заняться.
  
  Продолжая держать телефон в руке, Барри просмотрел список тату-салонов, которые имелись в Промис-Фоллз. Их оказалось три – «Тату от Майка», «Кинки-Инки» и «Татуировки мечты».
  
  Салон «Кинки-Инки» находился на той же улице, что и бар «У Рыцаря», поэтому первым делом Дакуорт отправился туда. Однако на двери заведения он обнаружил табличку с надписью: «Мы закрылись. Спасибо за поддержку».
  
  Приставив ладонь ко лбу над глазами на манер козырька, детектив стал вглядываться внутрь помещения сквозь пыльные оконные стекла. Ему удалось разглядеть, что внутри пусто: нет ни столов, ни стульев – ничего.
  
  Чтобы посетить остальные два салона, Дакуорту пришлось снова садиться за руль. «Татуировки мечты» располагались в семи кварталах, в одном здании с пиццерией, магазином «Севен-илевен» и лавкой, торговавшей париками. Подойдя к двери тату-салона, детектив увидел на ней бумажку со словом «Закрыто». Оказалось, рабочий день в «Татуировках мечты» закончился десять минут назад. Заведение должно было открыться на следующий день в двенадцать часов дня.
  
  Оставалось, таким образом, нанести визит только в «Тату от Майка», но Дакуорт вполне резонно предположил, что и этот салон, скорее всего, тоже уже закрыт. Однако, когда восемь минут спустя детектив припарковался перед заведением, затиснутым между лавкой комиксов и мастерской по ремонту газонокосилок, выяснилось, что ему повезло. В окне салона мерцала неоновая вывеска «Открыто», освещавшая образцы татуировок.
  
  Войдя, Дакуорт сразу же услышал жужжание тату-машинки. За столиком администратора сидела светловолосая женщина лет двадцати пяти, одетая в джинсы и футболку с короткими рукавами, без каких-либо татуировок на видимых частях тела. Она что-то показывала на мониторе компьютера мужчине, боком присевшему на край стола.
  
  – Вы что, полицейский? – спросила она, сонно взглянув на вошедшего Дакуорта.
  
  – А что, это так заметно? – широко улыбнулся он.
  
  Мужчина посмотрел на детектива с опаской, а затем воскликнул:
  
  – Послушайте, я видел вас по телику – в новостях!
  
  – И я тоже, – добавила женщина.
  
  – Ах, вот оно что. – Дакуорт убрал улыбку с лица и взмахнул рукой, демонстрируя значок. – Дело, оказывается, не в том, что вы обладаете неким шестым чувством. Детектив Дакуорт, полиция Промис-Фоллз.
  
  Мужчина соскользнул со стола и ухмыльнулся:
  
  – Думаю, даже если бы мы не видели вас по телевизору, мы бы все равно догадались, чем вы зарабатываете на жизнь.
  
  Дакуорт окинул его быстрым, но внимательным взглядом. Тридцать лет с небольшим, двести фунтов веса, коротко остриженные рыжеватые волосы, круглые щеки. Мужчина, одетый в брюки цвета хаки и темно-синюю рубашку с отложным воротником, смотрел на детектива сквозь очки в тонкой металлической оправе. На открытых частях тела татуировок у него тоже не было. У Дакуорта возникло смутное ощущение, что в тату-салоне ему не место. Мужчина чем-то напомнил детективу Худи-Дуди – изображавшую ковбоя, рыжую розовощекую куклу из телешоу пятидесятых годов. Пик популярности шоу пришелся на то время, когда Дакуорт еще не родился. Однако некоторые американские телешедевры обладают способностью оставаться в памяти не одного, а сразу нескольких поколений подряд.
  
  – Что выдает во мне полицейского? – поинтересовался Барри.
  
  – Вы просто выглядите как коп, – сказал мужчина.
  
  – Да ладно тебе, Кори, это не так уж очевидно, – возразила женщина.
  
  Кори покачал головой:
  
  – Сразу же становится ясно, что вы пришли сюда не для того, чтобы сделать себе татуировку.
  
  – В этом вы правы, – улыбнулся Дакуорт. – Ну, а вы не кажетесь мне человеком, который зарабатывает на жизнь, набивая другим людям тату.
  
  – Угадали, – ухмыльнулся Кори и, сделав шаг назад, скрестил руки на груди жестом, который показался детективу вызывающим. – И чем же я, по-вашему, занимаюсь?
  
  Подумав всего несколько секунд, Барри ответил:
  
  – Вы программист.
  
  Рот мужчина слегка приоткрылся от удивления.
  
  – Что ж, неплохо, – сказал он. – То есть я не хочу сказать, что именно в этом состоит моя профессия, но я действительно провожу много времени за компьютером.
  
  – А в чем все-таки состоит ваше основное занятие? – поинтересовался Дакуорт.
  
  – Пожалуй, меня можно назвать общественным активистом, – сообщил Кори. – Защищаю, так сказать, глобальные интересы человечества.
  
  – Что ж, прекрасно, – кивнул детектив.
  
  – Кори, ради всего святого, прекрати болтать, – вмешалась в разговор женщина. – Чем я могу вам помочь, мистер полицейский?
  
  – Как вас зовут? – спросил Дакуорт.
  
  – Долорес. Как в «Сайнфелде».
  
  – Простите, не понял.
  
  – Ну, так зовут одну из героинь сериала «Сайнфелд».
  
  – Никогда его не смотрел, – заметил Барри.
  
  – Серьезно? – удивился Кори.
  
  – Серьезно.
  
  – Надо же. Не думала, что на свете есть люди, которые не смотрели «Сайнфелд», – сказала Долорес. – Вообще-то его начали показывать, когда я только родилась, но я посмотрела все серии. Друзья зовут меня Долли.
  
  – Что ж, привет, Долли.
  
  – Так что я могу для вас сделать?
  
  Дакуорт указал пальцем на вывеску салона:
  
  – Мне бы хотелось повидать Майка.
  
  – Подождите немного.
  
  Женщина прошла из приемной в глубь салона, откуда доносилось жужжание тату-машинки. Звук прекратился, и Дакуорт услышал голос Долли:
  
  – Эй, Майк, там пришел коп, который не смотрел «Сайнфелд» и который хочет с тобой поговорить.
  
  – Ладно, – раздался приглушенный мужской голос. – Пусть пройдет сюда.
  
  Долли снова появилась в приемной и жестом поманила Дакуорта за собой.
  
  – Доктор примет вас прямо сейчас, – произнесла она с едва заметной издевкой.
  
  Кори помахал рукой Долли и сказал:
  
  – Ладно, я зайду как-нибудь в другой раз. А вам, – добавил он, обращаясь к Дакуорту, – удачи в ловле плохих парней.
  
  В ответ детектив показал Кори поднятый большой палец и последовал за Долли. Майк, тощий бородатый мужчина лет тридцати в специальных очках с увеличивающими стеклами, склонился над могучим молодым человеком, вдвое превосходящим его габаритами. Тот сидел в некоем подобии парикмахерского кресла, спинка которого была наклонена назад под углом примерно сорок пять градусов. Это давало Майку возможность беспрепятственно обрабатывать машинкой плечо клиента. Татуировка представляла собой довольно удачное изображение водопада размером примерно в три дюйма. Под ним Дакуорт увидел цифры – 5–23-16. Еще ниже располагалась надпись: «Я ВЫЖИЛ».
  
  – Вам чего? – спросил Майк, не отрываясь от работы.
  
  – Привет, – поздоровался Дакуорт и без всякого одобрения в голосе заметил: – Интересная картинка.
  
  Молодой мужчина в кресле улыбнулся:
  
  – Вы поняли, о чем речь, верно?
  
  – Да, понял, – ответил Дакуорт.
  
  – Двадцать третье мая прошлого года. – Парень снова улыбнулся. – Я не пил ту воду.
  
  – Ваше счастье.
  
  – Послушай, Майк, а разве первой не должна идти цифра 23, а уж потом 5? – поинтересовалась Долли, указывая пальцем на татуировку.
  
  – Не думаю, – ответил Майк и взглянул на клиента с некоторым беспокойством. – Вы ведь хотели, чтобы я именно так набил, верно?
  
  – Верно.
  
  – Уф! Ты меня немного напугала, Долли, – с облегчением вздохнул Майк и, сдвинув очки на лоб, посмотрел наконец на Дакуорта. – Что я могу для вас сделать?
  
  – Я хочу вам кое-что показать, – сообщил детектив, доставая из кармана телефон. Коснувшись экрана пальцем несколько раз, он открыл фотографию Брайана Гаффни. – Вам знаком этот молодой человек?
  
  Майк в течение нескольких секунд изучал снимок, после чего отрицательно покачал головой:
  
  – Нет.
  
  – Вы уверены?
  
  – Конечно, уверен. Долли, ты знаешь этого парня?
  
  Долорес довольно долго всматривалась в снимок, плотно сжав губы.
  
  – Да вроде нет.
  
  – У меня есть еще одна фотография, – сказал Барри и, пролистнув портрет Брайана, продемонстрировал Майку снимок его спины.
  
  – Боже, а это еще что такое?
  
  Опустив очки на глаза, Майк пристально вгляделся в экран смартфона Дакуорта, после чего снова поднял очки на лоб.
  
  – Ну и что это за хрень?
  
  – Насколько я понимаю, это татуировка, – заметил детектив. – Руку узнаете?
  
  – Вы что, издеваетесь? Это же какое-то уродство. – Майк снова надел очки и, отложив машинку в сторону, большим и указательным пальцами увеличил изображение и навел резкость в линзах. – Это что, настоящее? Кто-то кому-то в самом деле набил такую штуку?
  
  – Дай-ка я взгляну, – попросила Долли, и Майк передал ей телефон Дакуорта. – Ничего себе! Этот парень имеет полное право потребовать вернуть ему деньги.
  
  Молодой человек, сидящий в кресле, также изъявил желание посмотреть на фотографию. При виде надписи на спине Брайана Гаффни он сморщился и сказал, обращаясь к Майку:
  
  – Только на мне такое, пожалуйста, не делай.
  
  Забрав свой телефон, Дакуорт снова задал интересовавший его вопрос, но на этот раз сформулировал его несколько иначе:
  
  – У вас есть предположения насчет того, кто мог это сделать?
  
  Майка, однако, интересовало другое:
  
  – Какой идиот мог попросить набить себе такое тату?
  
  – Татуировка была сделана отнюдь не добровольно, – пояснил детектив.
  
  Майк выпучил глаза от изумления:
  
  – Выходит, кто-то набил парню эту дрянь без его разрешения?
  
  – Это мог сделать только конченый сумасшедший, – заявила Долорес.
  
  – Как живой человек мог такое вытерпеть? – озвучил Майк еще один интересовавший его вопрос.
  
  Дакуорт решил, что сообщил ему и Долорес вполне достаточно, поэтому пора начать задавать вопросы:
  
  – Значит, вы не знаете, чьих рук это может быть дело?
  
  – Я бы сказал, что это сделал четырехлетний ребенок, – сказал Майк. – Все набито настолько плохо, что это не может быть работой профессионала. Похоже, к этому приложил руку какой-то дилетант.
  
  – И много есть дилетантов, которые занимаются татуажем?
  
  – Наверняка единицы, – твердо заявил Майк.
  
  – Вы сдаете кому-нибудь в аренду ваше оборудование? – поинтересовался детектив, кивнув на машинку с иглами.
  
  – О боже, никогда. Я бы ни за что… – начал было Майк и вдруг умолк.
  
  – В чем дело? – насторожился Дакуорт.
  
  – Долли, когда у нас случилась та история?
  
  – Какая история?
  
  – Ну, когда ночью кто-то к нам сюда вломился.
  
  Долли задумалась.
  
  – Кажется, недели две назад, – произнесла она после паузы. – Да, по-моему, так.
  
  – У вас был случай несанкционированного проникновения? – оживился Барри.
  
  Май пожал плечами и закатил глаза к потолку:
  
  – Ну, не совсем так. Как-то раз я решил, что помещение заперла Долли, а она – что это сделал я. В результате задняя дверь осталась на ночь незапертой. Поначалу нам показалось, что у нас ничего не украли. Однако пару дней спустя я заметил, что одна из машинок с иглами исчезла и еще кое-какое оборудование тоже. Я решил, что это случилось именно в ту ночь, когда мы не закрыли помещение как следует.
  
  – Это была моя вина, – сказала Долли. – Я должна была все проверить.
  
  – Насколько сложно непривычному человеку научиться проделывать вашу работу?
  
  – Ну, если разжиться необходимым оборудованием, то это возможно, – ответил Майк. – Но, конечно, результат будет не ахти. Я-то ведь как-никак художник. – С этими словами он кивнул на водопад, изображенный на плече клиента.
  
  – Понимаю, – протянул Дакуорт.
  
  – Вы же не ждете от типа, который украл несколько кистей и немного красок, что он изобразит вам Мону Лизу, верно?
  
  – Разумеется, – кивнул детектив, еще раз взглянув на шедевр Майка.
  
  – Не понимаю, – сказала Долли, – как такое можно сотворить с парнем, если он против!
  
  – Да уж, – подал голос молодой мужчина, сидящий в кресле. – Потому что это чертовски больно.
  
  – Вы вызывали полицию в связи с кражей машинки? – поинтересовался Дакуорт.
  
  Майк презрительно хмыкнул:
  
  – Вы в самом деле верите, что местная полиция стала бы расследовать это дело и искать пропажу?
  
  Дакуорт снова понимающе покивал, а потом спросил:
  
  – Скажите, а камеры у вас есть?
  
  Майк отрицательно покачал головой:
  
  – Черт, нету. Многие клиенты сюда даже не зайдут, если будут знать, что их снимают на видео.
  
  – Вы имеете в виду байкеров?
  
  – Байкеров? Нет, я имею в виду обычных людей – например, домохозяек. Многие из них считают, что, если кто-нибудь, просматривая запись, увидит их, это будет плохо для их репутации. – Майк ухмыльнулся. – Многие из них набивают себе татуировки на разных интересных местах.
  
  Долли тоже усмехнулась.
  
  – Что ж, спасибо, что уделили мне время, – сказал Дакуорт и направился к двери.
  
  – А что это за Шэн, которого, если верить татуировке, убил этот больной ублюдок? – неожиданно спросил парень, сидящий в кресле.
  
  – Я пытаюсь это выяснить, – ответил детектив.
  
  Садясь в машину, Дакуорт подумал: почему клиент Майка и Долли оказался единственным из троих, кому пришло в голову задать этот вопрос?
  
  Устроившись за рулем, он снова достал свой телефон и вывел на экран фото минивэна, припаркованного рядом с домом миссис Бичем. Взглянув на номер, он запомнил его и связался с отделением полиции.
  
  – Ширли?
  
  – Да. Это ты, Барри?
  
  – Я. Мне надо пробить номер одного автомобиля.
  
  – Послушай, Барри, когда ты наконец заведешь компьютер в машине, как настоящий полицейский?
  
  – Готова записать?
  
  – Диктуй.
  
  Закрыв глаза, Дакуорт произнес в трубку комбинацию букв и цифр.
  
  – Повиси на линии, – предложила Ширли. Дакуорт услышал, как она стучит пальцами по клавиатуре. – Так, готово.
  
  – Кому принадлежит автомобиль?
  
  – Он зарегистрирован на некую Норму Хаутон.
  
  – Назови по буквам фамилию, пожалуйста.
  
  Ширли выполнила просьбу Дакуорта.
  
  – Так, значит, хозяйка машины не Норма Ластман, – сказал детектив.
  
  – Нет, – подтвердила Ширли. – Я могу еще что-нибудь сделать для тебя сегодня? Забронировать тебе круиз на Таити? Заказать пиццу?
  
  – Спасибо, не надо, – улыбнулся в трубку Дакуорт. – Того, что ты уже сделала, вполне достаточно.
  Глава 12
  Кэл
  
  – Вам придется купить мне новый телефон, – обратился ко мне Джереми Пилфорд, сидящий на переднем пассажирском сиденье.
  
  Мы выезжали со стоянки бургерной. Взглянув в заднее зеркало, я увидел, как подружка Джереми задним ходом осторожно выбирается со своего места, слегка нажимая на тормоз.
  
  – Занятная девушка, – сказал я.
  
  – Что? – не понял Джереми.
  
  – Я о Чарлин. Похоже, она в вас верит.
  
  – Ну да, типа того.
  
  – Значит, вы давно дружите?
  
  – Мне кажется, что всю жизнь.
  
  – Между вами есть близкие отношения?
  
  Джереми бросил на меня взгляд, полный досады:
  
  – Вы уже задавали этот вопрос.
  
  – На который вы, строго говоря, не ответили.
  
  – Вы как моя мать – вам обязательно надо на всех повесить ярлыки. Она твоя девушка или она не твоя девушка? Она мой друг, поймите. Иногда бывают моменты, когда мы с ней очень близки.
  
  – Независимо от того, насколько вы близки сейчас, вы не должны были звонить ей и рассказывать, где вы находитесь.
  
  – Что?
  
  – Думаю, в этом месте вам стоило бы использовать какие-то другие слова. Например, «извините?». Или – «почему вы так считаете, мистер Уивер?».
  
  – Вы, наверное, кажетесь самому себе жутко остроумным.
  
  Я пожал плечами:
  
  – Не знаю. Вообще-то лучшие свои шутки я приберегаю на будущее. В любом случае, раз вы не задаете мне назревший вопрос, я отвечу на него, не дожидаясь этого. Так вот, вы – мишень. Если вы настолько глупы, что готовы сообщить всему миру о своем местонахождении и планах – это одно. Но когда вы предлагаете Чарлин вместе провести время, то тем самым подвергаете ее серьезному риску. Вы что же, хотите, чтобы ее убили?
  
  Джереми искоса взглянул на меня:
  
  – Никто не собирается меня убивать.
  
  – Что ж, будем надеяться.
  
  – Я никого не боюсь.
  
  Теперь уже я посмотрел на Джереми, но не искоса, а глаза в глаза.
  
  – Правда? Тогда что же такое я видел совсем недавно? Разве это был не приступ паники?
  
  – Когда?
  
  – Когда вы сидели на веранде дома мисс Плимптон.
  
  – И что же вы видели?
  
  – Ваши глаза. Так что вам меня не обмануть.
  
  – Что же вы там такое узрели?
  
  – На мой взгляд, вы выглядели напуганным.
  
  – Ну да, как же. Я прямо весь дрожу, как в лихорадке.
  
  – Что ж, как угодно, – не стал спорить я. – Послушайте, мне известно, что все называют вас Большим Ребенком, а вы хотите доказать всему миру, что это не так. Я это понимаю. Но, если хотите знать, страх в умеренной дозе – очень полезная штука. Он делает человека умнее. И внимательнее. Пока меня наняли лишь для того, чтобы я оценил уровень вашей безопасности. Так вот, на данный момент я могу определенно сказать, что он нулевой. В значительной степени виноваты в этом вы и ваша мать, поскольку вы оба слишком неосторожны в том, что касается информации, выдаваемой вами в режиме онлайн – в соцсетях, при помощи эсэмэсок и тому подобное. Это все равно что установить на лужайке рядом с домом Мэдэлайн Плимптон доску объявлений, на которой постоянно обновляются сведения о том, где вы находитесь и что собираетесь делать. То есть вы вроде бы понимаете, что вам грозит опасность, но ваше стремление к общению мешает вам проявлять осторожность. Вот что я понял, когда увидел вас на веранде.
  
  – Пожалуй, вы правы, – признал Джереми, помолчав несколько секунд. – Но это не означает, что я парализован страхом.
  
  – Как скажете.
  
  – Вы собираетесь купить мне новый телефон?
  
  – Нет.
  
  – Что ж, тогда это сделает Боб, – решил Джереми, немного подумав.
  
  – Это пожалуйста. Хотя я думал, что он вам не нравится.
  
  Джереми посмотрел в окно.
  
  – Не знаю. Вообще-то он не так уж плох.
  
  – Что вы можете о нем сказать?
  
  – Ну, он большая шишка в риелторском бизнесе. У него полно недвижимости. Он постоянно заключает сделки. И все время ждет, что ему удастся провернуть какое-нибудь крупное, очень доходное дело. Вроде того, которое удалось ему недавно с тем типом – ну да вы про это наверняка знаете.
  
  – Нет, не знаю.
  
  – Я про того типа, который устраивал вечеринку. Ну, когда все случилось.
  
  – Вечеринку, после которой произошла та самая история, из-за которой вы едва не попали в тюрьму?
  
  – Ну да.
  
  – И что же это за тип?
  
  – Его зовут Гален Бродхерст. Он заключает мегасделки. Черт, что это за имя такое – Гален Бродхерст?
  
  Это имя уже всплывало в одной из бесед, в которых мне довелось участвовать в течение дня, но я слышал его и раньше. В свое время я выяснил из новостей, что машина, на которой Джереми сбил девушку, принадлежала именно Бродхерсту. Я решил разузнать об этом человеке побольше, почитав подшивку «Уолл-стрит джорнэл» или деловую часть «Нью-Йорк таймс». В любом случае очевидно, что речь идет о крупном бизнесмене. Наверное, подумал я, если человек получил при рождении имя Гален Бродхерст, то просто не может не стать богатым и влиятельным. В заведениях, где посетители, собравшиеся перекусить, не выходят из автомобилей, наверняка нечасто встретишь людей с подобными именами.
  
  – Репортажи о судебном процессе я смотрел, но всех деталей не знаю, – произнес я. – Может, расскажете мне, что и как? Или вам не хочется об этом говорить?
  
  – Я неделями сидел в зале суда и слушал это дерьмо. Как вы думаете, есть у меня желание пережевывать все снова?
  
  – Я так и думал, – сказал я, отлично понимая молодого человека.
  
  – Так или иначе, – снова заговорил Джереми, – моей матери Боб нравится, потому что он может дать ей все то, чего никогда не мог дать мой отец.
  
  – Может, расскажете мне о нем?
  
  – О ком – о Бобе или о моем папаше?
  
  – О вашем отце.
  
  – Он… ну, в общем, у него своя жизнь. С ним все в порядке. Он хотел помочь, когда я вляпался в неприятности, но моя мать сказала – нет. Хотя вообще-то он вовсе не богач – денег у него не очень много.
  
  – Чем он занимается?
  
  – Работает учителем в средней школе.
  
  – Ясно, – кивнул я. – Другими словами, дорогой юрист ему не по карману.
  
  – Ну да. Но он хотел помочь как-то иначе – оказать моральную поддержку или вроде того. Но мать ему не разрешила.
  
  – Почему?
  
  Джереми снова отвернулся вправо, глянув в окно автомобиля.
  
  – Не разрешила – и все.
  
  Я решил не давить на молодого человека.
  
  – Ну а Боб?
  
  – У него деньги есть. Хотя он, конечно, тоже пока не миллиардер.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Он заключил сделку с мистером Бродхерстом. Когда она будет завершена, Боб станет мультимиллионером.
  
  – Что ж, рад за него.
  
  – По мне, он все равно засранец, – сказал Джереми, пожав плечами.
  
  – Есть на свете кто-нибудь, кто не кажется вам засранцем? – поинтересовался я.
  
  Джереми медленно повернул голову и уставился на меня.
  
  – Видите ли, я думаю, он оплатил услуги юриста только ради моей матери. Понимаете, о чем я? А вовсе не потому, что хотел выручить из беды своего будущего приемного сына. Надо отдавать себе отчет в том, что мы с ним никогда не станем близкими людьми.
  
  – Однако факт остается фактом – Боб заплатил за твою защиту, какими бы мотивами он ни руководствовался.
  
  – Да, верно, – сказал Боб, глядя на машины, проносящиеся по встречной полосе. – Ну и что вы собираетесь делать? Запереть меня где-нибудь ради моей безопасности? Если так, то какой в этом смысл – с таким же успехом вы могли бы посадить меня в тюремную камеру.
  
  Я снисходительно улыбнулся:
  
  – Заманчивый вариант. Но я думаю, мы все-таки придумаем что-нибудь еще.
  
  – Хорошо бы. Потому что у меня, между прочим, есть права.
  
  – Разумеется, – согласился я. – Только у той девушки, которую вы сбили, тоже имелись права.
  
  Я пожалел о сказанном еще до того, как эти слова слетели у меня с языка. За то, что он сделал, в Интернете мальчишку уже осудили миллионы людей, поэтому мне вовсе не обязательно было к ним присоединяться.
  
  – Извините, – произнес я.
  
  Джереми бросил на меня удивленный взгляд.
  
  – Не мне вас судить, – пояснил я. – И потом, теперь все равно уже ничего не поправишь.
  
  Молодой человек некоторое время сидел молча, а потом негромко проговорил:
  
  – Спасибо. Знаете, она мне нравилась. Ну, та девушка, которая погибла.
  
  Джереми не сказал «девушка, которую я убил». Он предпочел другие слова.
  
  – Как ее звали? – поинтересовался я.
  
  – Мак-Фадден.
  
  – Это фамилия. А имя?
  
  – Оно у нее было немного чудное – Шейн.
  
  – И что это такое?
  
  – В смысле?
  
  – Ну, что это за имя? Ирландское? Мне вообще-то кажется, что оно валлийское. Значит, вы были с ней знакомы?
  
  – Не так чтобы очень близко. Наши родители присутствовали на вечеринке, ну и мы с ней немного пообщались. Да, я ее знал. Она жила по соседству и была мне вроде как другом – как Чарлин. Но в тот вечер она стала больше, чем другом. – Последовала небольшая пауза. – Мы много пили, и с каждым бокалом становились все пьянее. И напились до того, что начали целоваться.
  
  – Неловкая, должно быть, вышла ситуация.
  
  – Почему?
  
  – Чарлин сказала, что она тоже присутствовала на той вечеринке.
  
  – Верно. И она, и ее родители. Но мы старались не попадаться Чарлин на глаза. И потом, в тот момент она была для меня больше другом, чем девушкой, – надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.
  
  – Думаю, понимаю.
  
  Джереми помолчал немного, а затем добавил:
  
  – Моя мать, Боб и мой адвокат – все они говорили, что в случившемся нет моей вины. Они имели в виду не то, что Чарлин. Они хотели сказать, что, мол, они тоже виноваты. И мистер Бродхерст.
  
  – Продолжайте.
  
  – Речь о том, что, во-первых, он оставил ключи в машине. Это была большая глупость. Тем более когда речь идет о такой тачке.
  
  – Предположим.
  
  – Ну и, как я уже говорил, кругом спиртное лилось рекой. Матери с Бобом не надо было позволять мне напиваться. В силу возраста я не знал своей нормы.
  
  – Понимаю. Значит, вы слишком много выпили, затем уселись в машину мистера Бродхерста, поехали покататься и сбили девушку. И в этом виновато множество разных людей.
  
  Джереми мрачно посмотрел на меня:
  
  – Вы ведь только что сказали, что не вам меня судить.
  
  – После вашего рассказа я, кажется, готов изменить свою позицию.
  
  – Боже, да вы такой же, как все остальные, – буркнул Джереми себе под нос.
  
  В это время зазвонил мой сотовый. Я вынул его из кармана и поднес к уху:
  
  – Слушаю.
  
  – Это Боб Батлер.
  
  – Привет, Боб.
  
  Джереми внимательно уставился на меня.
  
  – Скажите, Джереми с вами?
  
  – Да. Мы уже почти добрались домой.
  
  – Черт. Помните, я упоминал о том, что к нам может заехать Гален Бродхерст?
  
  – Да, помню.
  
  – Ну так вот, он здесь. Но есть одна сложность. Думаю, было бы лучше, если бы Джереми не появлялся здесь, пока Гален не уедет.
  
  Проблема, однако, состояла в том, что мы уже приехали – я успел свернуть на улицу, на которой располагался дом Мэдэлайн Плимптон. Мы находились всего в полуквартале от него. У обочины рядом с домом оказался припаркован автомобиль, которого там не было в тот момент, когда я отправился на поиски Джереми. Очевидно, это машина Бродхерста. Следовало признать, что агрегат был хоть куда.
  
  – О боже. Поверить не могу! – воскликнул Джереми, приподнимаясь на пассажирском сиденье. – А этот тип что здесь делает? Зачем он так поступает? Они что – хотят окончательно меня доконать?
  
  – О чем вы говорите? – спросил я, отнимая от уха телефон.
  
  Пимфолд во все глаза смотрел на автомобиль. Это был красный «Порше-911» семидесятых годов выпуска.
  
  – Это она, – пробормотал Джереми.
  
  – Кто?
  
  – Та самая машина… та, за рулем которой я сидел, когда все случилось.
  Глава 13
  
  Тревор Дакуорт посмотрел на свой телефон.
  
  – О черт, отец прислал мне эсэмэску примерно час назад, – сказал он девушке, сидевшей напротив за круглым столом в «Старбаксе». Выглядела она лет на двадцать пять. Зеленые глаза, темные волосы до плеч, черный свитер, черные джинсы, кожаные сапоги до колен.
  
  – Чего он хочет?
  
  – Пишет, что ему надо со мной поговорить.
  
  – О чем?
  
  Тревор пожал плечами, набрал на клавиатуре «Я в «Старбаксе» и нажал на кнопку «Отправить». Отец ответил сразу же: «Оставайся на месте. Буду к пяти часам».
  
  Тревор положил телефон на стол.
  
  – Не стоило писать, что я в кафе.
  
  – Почему?
  
  – Потому что он беспокоится. Я не могу найти работу, однако в состоянии заплатить пять долларов за чашку кофе.
  
  – И что, он скажет тебе об этом?
  
  – Нет, но он будет об этом думать и тревожиться. Он будет здесь уже через пару минут.
  
  – Мне уйти? – спросила девушка и взглянула на картонный стакан с латте, к которому не успела толком приступить.
  
  – Не знаю.
  
  – Не знаешь? А как насчет того, чтобы сказать: «Пожалуйста, останься, я с радостью вас познакомлю»? А?
  
  – Ты прекрасно понимаешь, что это не лучшая идея. – Тревор нажал на кнопку на корпусе телефона, чтобы проверить время. – Ладно, ты можешь задержаться и познакомиться с ним.
  
  – Он ведь вроде как герой.
  
  – Да, я знаю, все так говорят. Он настоящая местная звезда.
  
  – Вы что, не ладите?
  
  – Иногда. – Тревор вздохнул. – А иногда вроде бы ладим. Временами с ним трудно. Он бывает слишком жестким. Собственно, чего от него ждать? Он ведь полицейский. – Тревор взглянул через окно на автомобильную стоянку. – Черт, он был ближе, чем я думал.
  
  Девушка посмотрела туда же, куда Тревор. На парковке остановился черный четырехдверный седан. Из него вышел крупный, плотного сложения мужчина и направился к двери кафе.
  
  Когда отец приблизился к их столику, Тревор встал. Женщина, оставшаяся сидеть, смущенно улыбнулась. Прежде чем обратить внимание на нее, старший Дакуорт коротко кивнул сыну.
  
  – Здравствуйте, – он протянул девушке руку.
  
  – Привет, – отозвалась она.
  
  – Пап, это Кэрол. – Тревор явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Кэрол Бикман.
  
  – Рада с вами познакомиться, – сказала Кэрол. – Я о вас много слышала.
  
  Дакуорт улыбнулся и кивнул в сторону Тревора:
  
  – Что бы он вам обо мне ни говорил, не стоит воспринимать это слишком серьезно.
  
  – У тебя все в порядке? – поинтересовался Тревор.
  
  – Да, все прекрасно. Просто мне нужно с тобой поговорить.
  
  – Я сейчас уйду, – сказала Кэрол и, взяв в руку сумочку, накрыла стакан с латте крышкой.
  
  – Пожалуйста, не надо, – остановил ее Дакуорт-старший. – Я бы предпочел, чтобы вы остались.
  
  – Но я не хочу вам мешать. К тому же у меня есть кое-какие дела…
  
  – И все же останьтесь. Дело, возможно, касается и вас.
  
  Глаза Кэрол настороженно блеснули.
  
  – Не поняла.
  
  – Что случилось, пап?
  
  – Мы можем раздобыть еще один стул? – поинтересовался детектив, озираясь по сторонам.
  
  Тревор подошел к соседнему столику, за которым сидела женщина, взял свободный стул и поставил рядом с отцом. Дакуорт-старший сел.
  
  – Может, заказать вам что-нибудь? – спросила Кэрол. – Хотите капучино?
  
  – Нет-нет, спасибо, не надо. И не пускайте меня к стойке, иначе я не смогу удержаться и закажу кусок лимонного пирога с мороженым. – Дакуорт почувствовал, как рот его наполняется слюной. – Хотя куски, похоже, не такие уж большие. Как вы думаете, сколько калорий может быть в одном?
  
  – Отец пытается похудеть, – пояснил Тревор, бросив взгляд на Кэрол.
  
  – Что значит – пытается? Я в самом деле сбросил кое-какой вес.
  
  – Поздравляю, – улыбнулась Кэрол. – Это всегда нелегко.
  
  – Расскажите мне все, – предложил Дакуорт. – Хотя погодите. – Детектив прижал ладони к столу. – Должен признаться, ситуация немного неловкая. Никогда прежде подобного не случалось.
  
  – Чего именно? – спросил Тревор.
  
  – Начну сначала.
  
  Дакуорт рассказал Тревору и его подруге о том, как полицейские задержали Брайана Гаффни и привезли его в отделение. Упомянул он и о том, что Гаффни оказался не в состоянии вспомнить, что с ним было в течение последних двух суток.
  
  – Но какое это имеет отношение к нам? – не понял Тревор.
  
  – Просто последнее, что помнит мистер Гаффни, – это то, что он был в баре.
  
  – В каком баре? – уточнила Кэрол.
  
  – «У Рыцаря».
  
  Тревор и Кэрол быстро переглянулись.
  
  – И когда это было? – поинтересовался Тревор.
  
  – Два дня назад. Гаффни говорит, что, когда он вышел из бара, его кто-то окликнул из переулка. После этого, по его словам, – словно свет выключили.
  
  – Надо же, – хмыкнул Тревор.
  
  Дакуорт-старший достал свой телефон и вывел на экран снимок.
  
  – Вот его фотография. Вам знакомо это лицо?
  
  Тревор и Кэрол взглянули на фото и одновременно отрицательно покачали головами.
  
  – С ним что-то сделали? – спросила Кэрол.
  
  Дакуорт замялся.
  
  – Я могу вам показать, что именно, но предупреждаю – зрелище не из приятных.
  
  С этими словами он открыл предыдущее фото Брайана и повернул телефон экраном к молодым людям.
  
  – О боже, что это такое? – выдохнула Кэрол. – Ему что, исписали всю спину?
  
  – Это татуировка. Причем постоянная, не временная.
  
  – Погодите, вы хотите сказать, что кто-то проделал это с парнем без его согласия? – изумилась Кэрол.
  
  – Верно.
  
  – Но как такое возможно?
  
  – Судя по всему, его лишили сознания – может быть, сильным ударом или при помощи какого-то седативного препарата. – Сказав это, Дакуорт непроизвольно дернул головой.
  
  – Ты чего? – спросил Тревор.
  
  – Вспомнил Крэйга Пирса.
  
  – Мне знакомо это имя, – заметила Кэрол. – Кажется, так звали парня, на которого напали месяца три назад.
  
  Дакуорт медленно кивнул и сказал, обращаясь не столько к Кэрол, сколько к сыну:
  
  – Его тоже накачали седативными препаратами. Странно, почему я только сейчас об этом подумал.
  
  – Пап, – окликнул Тревор Барри, лицо которого приняло отсутствующее выражение.
  
  Дакуорт, погруженный в свои мысли, не отреагировал – он явно припоминал подробности происшествия трехмесячной давности.
  
  – Пап, вернись на землю, пожалуйста.
  
  – Извините, – произнес Дакуорт и встряхнул головой, словно выходя из транса. – Мне необходимо кое-что проверить. Но в любом случае этот парень, которому изрисовали татуировками спину…
  
  – Должно быть, это сделал какой-то больной, – перебил отца Тревор.
  
  – Да, несомненно. – Дакуорт перелистнул снимки и снова вывел на экран телефона портрет Брайана Гаффни. – Вы уверены, что его лицо не кажется вам знакомым?
  
  – А почему оно должно казаться нам знакомым? – спросил Тревор.
  
  Дакуорт-старший грустно улыбнулся:
  
  – В этом и состоит неловкость ситуации. Штука в том, что я заезжал в бар «У рыцаря» и просматривал записи с видеокамер. В основном меня интересовали те фрагменты, где было зафиксировано все, что происходило в заведении незадолго до появления Гаффни и сразу же после его ухода. Просто я подумал: вдруг у него случилась стычка с кем-то, драка или что-то в этом роде. Это могло бы подсказать мне, кто мог сотворить с ним такое.
  
  Тревор и Кэрол снова переглянулись.
  
  – И что же ты увидел? – спросил Тревор.
  
  – Я не увидел ни малейших признаков какого-либо конфликта. Но, как я обратил внимание, вы оба были в баре в то же самое время, что и Брайан Гаффни.
  
  – Вот оно что, – сказала Кэрол, и щеки ее порозовели.
  
  – Боже, отец. – Трэвор изумленно покачал головой. – Вот уж не думал, что ты когда-нибудь будешь подозревать меня в преступлении.
  
  – Это вовсе не так.
  
  – А мне кажется, что так и есть. Послушай, если я переехал обратно и теперь снова живу с тобой и с мамой под одной крышей, это вовсе не значит, что ты можешь совать нос в мою личную жизнь. – Тревор бросил извиняющийся взгляд на Кэрол. – Прости, мне очень жаль, что так вышло.
  
  Кэрол успокаивающим жестом положила Тревору руку на плечо.
  
  – Я не думаю, что твой отец…
  
  Тревор резким движением стряхнул ее руку:
  
  – Нет, это в самом деле перебор.
  
  – Я здесь только потому, что у меня была надежда, что вы сможете мне помочь, – сказал Дакуорт, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. – Это вовсе не означает, что у вас неприятности.
  
  – Вы в самом деле видели нас на записи там, в баре? – уточнила Кэрол.
  
  – Да.
  
  Девушка снова покраснела.
  
  – Тогда у вас… у вас, должно быть, создалось обо мне ужасное впечатление.
  
  – Вовсе нет. – Детектив ободряюще улыбнулся: – Когда-то я и сам был молодым – по крайней мере, так говорят. Правда, сейчас все это уже порядком забылось.
  
  – Выходит, ты наблюдал, как мы целуемся, – сказал Тревор с обвинительными интонациями в голосе.
  
  – Тревор, – спокойно возразил Дакуорт-старший, – ты и Кэрол – потенциальные свидетели преступления. Вы могли видеть что-то важное, но даже не осознаете этого. Да, я видел, как вы сидели в баре в отдельной кабинке. Затем мистер Гаффни покинул заведение, а следом за ним ушли и вы. Я надеюсь, что один из вас, а может, и вы оба, заметили снаружи что-то необычное, и это могло бы помочь мне в расследовании. Если вы испытываете чувство неловкости из-за того, что вас опрашиваю именно я, это может сделать кто-то другой.
  
  Тревор промолчал.
  
  – Вы этого хотите? Вам так будет комфортнее? – спросил Дакуорт-старший, выждав немного.
  
  Тревор в раздумье повернул голову и уставился куда-то в сторону.
  
  – Что до меня, то я лучше поговорю с вами, – заявила Кэрол. – Не имею ничего против. Хотя мне кажется, что я ничего такого не видела. Надеюсь, ты тоже не станешь возражать, если вопросы тебе задаст твой отец?
  
  – Просто все это будет выглядеть странно, вот и все, – отозвался Дакуорт-младший.
  
  – Я понимаю, – сказал детектив. – Но мне хочется, чтобы вы отдавали себе отчет – я вовсе не думаю, что именно вы набили тату тому парню.
  
  – Что ж, это приятная новость, – Кэрол нервно рассмеялась.
  
  Лицо Тревора, однако, оставалось мрачным.
  
  – Вы обратили внимание на мистера Гаффни, который находился в баре в одно время с вами?
  
  Кэрол покачала головой:
  
  – Я – нет. – Она поднесла ладонь ко рту, словно собиралась сообщить какой-то секрет. – Но, сказать по правде, все мое внимание было сконцентрировано на моем спутнике.
  
  – А ты, Тревор?
  
  – Нет, я его не запомнил.
  
  – А что было, когда вы вышли из заведения на улицу? Вы покинули бар буквально через несколько секунд после мистера Гаффни. Как раз в этот момент он мог контактировать с человеком или людьми, которые совершили в отношении него противозаконные действия. Вы не заметили ничего необычного? Может, кто-нибудь болтался около бара или у входа в переулок? Может, вы слышали какие-то звуки – драку, возню?
  
  – Нет, – быстро ответил Тревор. – Ничего такого не было. Выйдя из бара, мы направились к моей машине – и на этом все. – Дакуорт-младший взглянул на Кэрол. – Верно?
  
  Прежде чем ответить, молодая женщина внимательно посмотрела на Тревора, а затем сказала:
  
  – Да, верно. По-моему, так все и было.
  
  – И вы ни с кем не разговаривали? Никого не видели на улице? – продолжал гнуть свое детектив.
  
  – Я ведь уже ответил! – воскликнул Тревор прежде, чем Кэрол успела произнести хоть слово.
  
  – Что ж, ладно, – произнес Дакуорт-старший, бросив на сына изучающий взгляд, после чего улыбнулся Кэрол: – Думаю, в любом случае попытка была не лишней.
  
  С этими словами детектив сунул телефон обратно в карман и откинулся на спинку стула.
  
  – Было очень приятно с вами познакомиться, – заверил он девушку.
  
  – И мне тоже.
  
  – Скажите, Кэрол, чем вы занимаетесь?
  
  – Работаю в мэрии.
  
  – Это, должно быть, интересно – особенно сейчас, когда всем снова заправляет Рэндалл Финли.
  
  – Верно, скучать не приходится.
  
  – А Дэвид Харвуд все еще его помощник, так?
  
  – Да. Ему так и не предъявили обвинение за то, что он застрелил того беглого осужденного.
  
  – Что ж, Харвуду повезло. Было бы неплохо, если бы вы зашли как-нибудь к нам домой.
  
  – Да, это было бы здорово, – сказала Кэрол с вымученной улыбкой.
  
  – Уверен, мать Тревора будет очень рада вас видеть. Кстати, как вы познакомились?
  
  – Боже, отец, – вмешался в разговор Тревор. – Все это в самом деле начинает напоминать расследование. Может, Кэрол стоит позвонить своему адвокату?
  
  Молодая женщина снова принужденно усмехнулась:
  
  – Да ладно, Тревор, все нормально.
  
  Дакуорт-старший поднял ладони к плечам, показывая, что сдается.
  
  – Ладно, ладно, это не мое дело. – Потом встал из-за стола и кивнул сыну:
  
  – Увидимся.
  
  – Да, конечно, – хмыкнул Тревор. – Жду не дождусь.
  
  Дакуорт направился к своей машине, сел за руль и выехал со стоянки кафе.
  
  – Боже, мне очень жаль. Не знаю, что и сказать по этому поводу, – пробормотал Дакуорт-младший. – Я никогда не чувствовал себя таким униженным. Он следил за нами.
  
  – Ничего страшного, – сказала Кэрол. – По-моему, он хороший человек.
  
  Тревор ничего на это не ответил.
  
  – Думаешь, он понял? – спросила Кэрол.
  
  – Понял что?
  
  – Что мы ему солгали.
  
  – Надеюсь, что нет, – сказал Тревор, немного подумав.
  Глава 14
  
  Идти до дома Джессики Фроммер было далеко, но Брайана Гаффни это не смущало. К тому же в любом случае это ближе, чем дом, в котором жил он сам и рядом с которым была припаркована его машина. Брайан похлопал рукой по карману джинсов. По крайней мере, у него остались ключи. Ублюдок или ублюдки, напавшие на него, забрали его бумажник и телефон, но зато у Брайана все же осталась возможность беспрепятственно попасть в свою квартиру и завести свою машину.
  
  Брайан был рад, что сбежал из больницы. Поначалу ему было приятно, что его родные пришли его навестить, но в конечном итоге их визит обернулся для него сильным стрессом. Когда его сестра и мать начали спорить, ему больше всего на свете захотелось, чтобы они ушли. Поэтому, когда мать вышла из палаты и отправилась искать Монику и отца, Брайан решил, что с него хватит. У него возникло желание поскорее покинуть здание больницы – он боялся, что, вернувшись, родственники снова начнут ссориться.
  
  Ему было жаль отца. Он не принуждал Брайана переехать и поселиться отдельно. Брайан давно уже сам об этом подумывал. Он специально устроился на работу в салон по уходу за автомобилями – хотя зарплата там была не слишком высокой, она все же позволяла ему снять крохотную квартирку. Арендная плата в Промис-Фоллз являлась довольно умеренной. За последние несколько лет город потерял много рабочих мест. А год назад из него разом уехало столько народу, что большинство агентств, занимавшихся сдачей внаем недвижимости, потеряли всю свою клиентуру. Город словно прокляли, и многим стало казаться, что действие этого проклятия будет длиться вечно. Так что они решили, что лучше уехать из Промис-Фоллз, пока не поздно.
  
  И все же, хотя Брайан знал, что решение о переезде принимал он сам, мать винила во всем отца. Альберт полностью поддерживал стремление сына жить самостоятельно. Впрочем, Брайан не был глупцом и прекрасно понимал, что он – не Стив Джобс, не доктор Спок и не Шелдон Купер. Осознавал он и то, что люди подчас считали его наивным (его это, впрочем, серьезно смущало).
  
  Взять хотя бы историю с гепатитом. У Брайана собирались взять анализы, чтобы определить, не заразился ли он этим заболеванием. Другими словами, выяснить, не будет ли реакция позитивной. Брайан же искренне считал, что словно «позитивный» означает «хороший». И если реакция будет позитивной, это будет означать, что гепатита у него нет. Врач, однако, объяснил ему, что хорошим результатом будет как раз негативная реакция – именно это означало бы, что заражения не произошло.
  
  Черт, подумал Брайан, почему все так сложно.
  
  Отец как-то сказал ему, что если у него возникнет какой-то вопрос, все, что Брайану следует сделать, – это снять телефонную трубку и позвонить ему, Альберту Гаффни. И еще отец убеждал сына в том, что у него все будет хорошо, что он справится.
  
  И так оно и было – до определенного момента.
  
  Главным достоинством самостоятельной жизни было то, что Брайан мог приходить в свою квартирку и уходить из нее тогда, когда ему хотелось, есть что угодно и ни перед кем ни в чем не отчитываться.
  
  Но еще лучше оказалось то, что при случае можно было пригласить к себе домой девушку.
  
  Такую, как Джессика Фроммер.
  
  Нет, она никогда не бывала у него дома. Но Брайан верил, что когда-нибудь такой момент обязательно настанет. Тем больше имелось оснований разыскать ее и извиниться. Брайан должен был встретиться с ней в то время, когда находился без сознания. Но теперь у него отсутствовал телефон, и позвонить Джессике он не мог, а поскольку бумажник тоже исчез, у Брайана не было и денег, чтобы заплатить за такси.
  
  Приходилось идти пешком – другого выхода не оставалось.
  
  Брайан полагал, что Джессика удивится, увидев его. Не потому, что он пару дней не выходил на контакт, а потому, что она была не в курсе, что Брайан знает ее адрес.
  
  Однажды вечером они встречались в гостинице «Бестбет-Инн», расположенной рядом с шоссе 98, ведущим в Олбани. Джессика не хотела встречаться с Брайаном в Промис-Фоллз. Молодой человек много думал о том, с чем это связано. Может, он недостаточно хорош для нее, и она боялась, что в городе их увидят вместе ее друзья? Но она говорила ему, что, по ее мнению, Промис-Фоллз был скучным городишкой и в нем нет хороших ресторанов. Зато «Бестбет», по словам Джессики, являлся вполне приличным заведением с прекрасным шведским столом с неограниченным количеством подходов.
  
  Брайан задолго до свидания начал лелеять надежду на то, что, если Джессика собиралась встретиться с ним в отеле, возможно, ее планы не ограничивались обедом.
  
  И он оказался прав.
  
  После трапезы, которая включала в себя пасту, ростбиф, куриные крылышки, картофель фри и вишневый пирог с мороженым, Джессика призналась Брайану, что забронировала номер. Накладывая себе на тарелку жареную картошку, Брайан, понимая, что его мечты, скорее всего, скоро сбудутся, даже пожалел, что они с Джессикой заказали так много всего. Он чувствовал, что сильно отяжелел от еды.
  
  Впрочем, это почти не омрачило его радостного предвкушения.
  
  Они с Джессикой поднялись наверх. Их первый раз оказался не самым удачным – молодые люди слишком торопились и из-за скованности действовали несколько неуклюже. Но через полчаса Брайан снова пришел в боевую готовность, и на это раз все пошло так хорошо, что любовники не заметили, как на улице поднимается сильный ветер. Достигнув кульминации, Брайан скатился с Джессики и растянулся на спине рядом с ней. В этот момент молодые люди услышали, что за окном разыгралась настоящая буря и в стекло хлещут струи дождя. Отдернув занавеску, Брайан выглянул наружу и обнаружил, что водяные потоки низвергаются с неба чуть ли не параллельно земле. Видимость была почти нулевой, а некоторые участки дороги полностью затопило.
  
  Брайан сказал Джессике, что им можно не спешить – ведь комната забронирована до утра. Но Джессика заявила, что ей нужно попасть домой вечером, в каком бы состоянии ни находились дороги. Хотя они приехали на двух машинах, Брайан предложил девушке ее подвезти. В конце концов, на следующий день они могли вернуться, чтобы забрать ее автомобиль. На это Джессика сказала, что ей в свое время приходилось сидеть за рулем в настоящую метель, поэтому какие-то несколько луж ее не пугают.
  
  Брайан помог ей сесть в машину. Когда Джессика тронула ее с места, молодой человек побежал к своему автомобилю, успев в течение каких-то нескольких секунд промокнуть до нитки. Прыгнув за руль, он включил зажигание и поехал следом. Брайан старался держать увеличенную дистанцию, чтобы Джессика не поняла, что он пристроился ей в хвост. В этом смысле дождь был ему на руку – в зеркале заднего вида Джессика никак не могла рассмотреть автомобиль позади, не говоря уж о водителе – ей были видны лишь две светящиеся точки фар.
  
  Джессика в самом деле оказалась хорошим водителем. Она добралась до своего дома на Пилгрим-Уэй – маленького белого одноэтажного здания с черными ставнями на окнах – без каких-либо происшествий. Убедившись, что с ней все в порядке, Брайан проехал мимо дома, отправился к себе и лег спать, будучи уверенным, что Джессика спит в своей постели в полной безопасности.
  
  Такой уж он был парень, этот самый Брайан Гаффни. Зато теперь он знал, куда ехать.
  
  По дороге он размышлял, с кем еще ему следует срочно связаться. Его, в частности, волновал вопрос, не уволили ли его с работы: как-никак он отсутствовал два дня, не предупредив никого заранее и не позвонив, чтобы сообщить о случившемся. Брайн предчувствовал, что начальству это не понравится.
  
  Еще он сообразил, что ему надо будет добраться до дома родителей и с их телефона заблокировать свои кредитные карты. Затем ему предстояла довольно хлопотная процедура восстановления водительских прав. Похоже, подумал Брайан, возможность заразиться гепатитом была далеко не главной из его проблем.
  
  Добравшись до Пилгрим-Уэй, Брайан, идя по тротуару, чуть замедлил шаг. Было еще довольно светло, так что отыскать дом Джессики оказалось нетрудно. Ее четырехдверная, компактных габаритов машина синего цвета стояла рядом с фордовским пикапом.
  
  Брайан поднялся по ступенькам к входной двери дома и нажал на кнопку звонка. Поначалу он собирался продемонстрировать Джессике, что неизвестные преступники сделали с его спиной. Но потом передумал, решив, что такое зрелище вполне может напугать его подругу, а ему этого не хотелось.
  
  Брайан услышал за дверью шаги – они показались ему очень быстрыми и легкими. Когда же дверь распахнулась, Брайану пришлось опустить взгляд ниже. Перед ним оказалась девочка лет четырех, одетая в красную пижаму. У девочки были вьющиеся светлые волосы и розовые щеки. Какая-либо обувь на ногах отсутствовала. Она посмотрела на Брайана и ухмыльнулась.
  
  – Бу-у-у! – внезапно выкрикнула она, надеясь, видимо, напугать неожиданного гостя.
  
  – Ой. – Брайан слегка отшатнулся, сделав вид, что ему на секунду в самом деле стало не по себе. – Я ищу Джессику.
  
  Могла ли девочка быть младшей сестрой Джессики? Сама Джессика никогда не говорила, что у нее есть братья или сестры. Если бойкая малышка, возникшая на пороге дома, в самом деле приходилась Джессике младшей сестрой, то разница в возрасте между ними, пожалуй, была несколько великовата. По приблизительным подсчетам Брайана, она могла составлять больше двадцати лет. Может, это была племянница Джессики, приехавшая к тетке погостить?
  
  – Мама! – выкрикнула девочка, и Брайан почувствовал, как у него резко похолодело в животе.
  
  Откуда-то из глубины дома послышался голос Джессики:
  
  – Я сейчас, Гильда!
  
  Девчушка сморщила нос и окинула оценивающим взглядом Брайана.
  
  – Как вас зовут? – спросила она требовательным тоном.
  
  Брайан в ответ лишь буркнул под нос нечто неразборчивое.
  
  Внезапно в дверном проеме появилась Джессика. При виде Брайана на ее лице возникло выражение ужаса.
  
  – Гильда, иди посмотри немного телевизор, – сказала она.
  
  – По телику не показывают ничего интересного.
  
  – Иди в комнату! – повторила Джессика уже гораздо более строгим тоном.
  
  Приглашать Брайана в дом она не стала. Более того, она почти закрыла дверь и заговорила с ним через узкую щель:
  
  – Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашел?
  
  – Я… В общем, я хотел извиниться. Мы должны были встретиться, а я…
  
  – Будет лучше, если ты уйдешь отсюда. Прямо сейчас.
  
  – Джессика! – послышался откуда-то из глубины дома мужской голос.
  
  – Кто это? – спросил Брайан, чувствуя, как лицо его заливает краска смущения. – Твой отец?
  
  – Нет, это не отец, – прошептала Джессика.
  
  – А чей это ребенок? – задал Брайан новый вопрос. Он был практически уверен, что знает ответ на него, но все же еще надеялся, что ошибся в своих предположениях. – Боже, Джесс…
  
  – Уходи скорее! – продолжала настаивать Джессика.
  
  – Так у тебя есть ребенок? – потрясенно спросил Брайан. – Ты замужем?
  
  – Пожалуйста, уйди. Я собиралась тебе рассказать…
  
  – Господи, каким же идиотом я себя чувствую, – с горечью пробормотал Брайан. – Моя семья права. Меня любой может обвести вокруг пальца. Неудивительно, что ты не хотела, чтобы нас видели вместе в городе. Я уже подумал было, что ты меня стыдишься, но, оказывается, дело было не в этом. Ты не хотела, чтобы…
  
  На двери появились чьи-то пальцы – кто-то изнутри открыл ее шире. Еще секунда – и Брайан увидел, что кисть является продолжением длинной жилистой руки. Муж Джессики оказался добрых шести футов ростом, худым, но крепким. Его маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели на Брайана с явным подозрением.
  
  – Что здесь происходит? – спросил он.
  
  – Ничего, – ответила Джессика. – Просто это… Что, вы говорите, вы продаете?
  
  Брайан ошеломленно заморгал. Он никогда не умел быстро ориентироваться в сложных ситуациях.
  
  – …Э-э, я, м-м-м…
  
  Мужчина отстранил Джессику и шагнул на порог.
  
  – Ну, так что?
  
  – Рон, это какая-то чепуха, – затараторила Джессика. – Он просто ходит от одной двери к другой. Вы что, собираете деньги на благотворительность?
  
  Сказав это, Джессика устремила на Брайана взгляд, полный мольбы и надежды на то, что он ей подыграет.
  
  Но Брайан, увы, так и не сумел среагировать правильно.
  
  – Я просто… У меня было назначено свидание с вашей женой, и я хотел объяснить, почему не смог на него прийти.
  
  – Свидание? – Рон слегка склонил голову к плечу.
  
  Брайан потерянно кивнул.
  
  – Понимаете, со мной случилась неприятность. Когда я выходил из бара «У Рыцаря», меня…
  
  – Уходите отсюда, – потребовал стоящий на пороге мужчина.
  
  – Они со мной кое-что сделали, – продолжил Брайан, обращаясь не Рону, а к Джессике, и голос его задрожал. – Они сделали со мной ужасную вещь. Возможно, заразили меня гепатитом. Не знаю, могу ли я от этого умереть, но в любом случае это опасно. Сейчас медики обрабатывают результаты анализов.
  
  – Боже, так у вас что, какое-то заболевание? – всполошился мужчина. – А ну-ка убирайтесь отсюда немедленно!
  
  – Да нет, этим нельзя заразиться просто так, – попытался успокоить его Брайан. – Во всяком случае, я так не думаю. Как я уже сказал, я… я зашел в бар «У Рыцаря». А когда выходил оттуда, кто-то меня схватил – возможно, это был не один человек, а несколько – и…
  
  – Вали отсюда, чертов лунатик! – прошипел Рон и сильно толкнул Брайана ладонью в грудь.
  
  Брайан попятился и, оступившись на ступеньке, рухнул на спину. От падения у него на некоторое время пресеклось дыхание. Пытаясь продохнуть, он с трудом поднялся на колени. Однако прежде, чем он сумел встать, муж Джессики пнул его мыском туфли в грудь. Брайан вскрикнул от боли и снова упал.
  
  – Так, значит, ты один из них, верно? – прорычал нагнувшийся над ним Рон. – Один из тех хахалей, с которыми моя женушка снюхалась!
  
  – Я… я ничего не знал, – прошептал Брайан.
  
  – Если она не сказала тебе, что замужем, это еще не значит, что ты не заслужил наказания! – С этими словами Рон отвесил Брайану еще одни пинок. – Ну, на этот раз довольно, – добавил он. – Но если ты явишься сюда снова, получишь еще.
  
  Повернувшись, он шагнул в дом и захлопнул дверь. Перед тем как она закрылась, Брайан, державшийся обеими руками за солнечное сплетение, успел увидеть искаженное страхом лицо Джессики.
  Глава 15
  
  Выезжая со стоянки кафе «Старбакс» после встречи с сыном и его подругой, Барри Дакуорт подумал: «Все могло пройти получше».
  
  Да, он попал в нелегкое положение. Но что ему оставалось делать? Проигнорировать возможность того, что сын мог оказать ему помощь в проведении расследования? Поговорить с Тревором в любом случае было необходимо, даже если шансы на то, что сын видел нечто такое, что могло бы разъяснить личность того, кто похитил Брайана Гаффни и против его воли набил ему на спине татуировку, были нулевыми.
  
  Впрочем, нельзя было исключать, что Барри Дакуорт что-то сделал не так. Возможно, ему следовало побеседовать с сыном отдельно, а не тогда, когда он находился в обществе Кэрол Бикман. Но ведь и она тоже была потенциальным свидетелем. Так что требовалось поговорить с обоими.
  
  И все же…
  
  Дакуорт пожалел, что с самого начала не понял: сказав Тревору и Кэрол, что он видел их на записи камеры слежения, он тем самым признал, что целенаправленно наблюдал за ними в интимные моменты их общения.
  
  Ладно, к черту все, подумал Дакуорт. В конце концов, если бы он вошел тогда в бар «У Рыцаря», то увидел бы то же самое. Мужчина, сидящий в баре и целующийся взасос со своей подружкой, вряд ли мог ожидать, что их никто не заметит.
  
  Может, эта история научит Тревора и Кэрол вести себя скромнее, по крайней мере на людях, и заниматься подобными вещами в более подходящих для этого местах. Скажем, дома.
  
  Правда, Тревор теперь снова жил под одной крышей с родителями.
  
  Дакуорт-старший тяжело вздохнул.
  
  Возможно, он легче воспринял бы все случившееся, если бы сын или его подружка сообщили ему что-то полезное. Тогда возникшее у него неловкое чувство можно было бы хоть чем-то оправдать. Однако выяснилось, что ни Тревор, ни Кэрол ничего подозрительного не видели. Они даже не узнали Гаффни-младшего на фото.
  
  – Дерьмо, – выругался Дакуорт себе под нос.
  
  Впрочем, чем больше он думал обо всем этом, тем яснее ему становилось, что по сути ничего особенного не произошло. Ну хорошо, он застал молодых людей, скажем так, за флиртом. Что ж, не самая приятная ситуация. Но можно ли было сказать, что она оправдывала враждебность Тревора? Возможно, он имел право на некоторое раздражение, но почему он мгновенно ощетинился, словно еж?
  
  Детектив опасался, что у этой истории будет продолжение. Теперь он уже жалел о том, что Тревор переехал обратно к ним с Морин. Если бы сын жил отдельно, Дакуорт мог бы избегать встречи с ним сколько угодно. Но Тревор сегодня в любом случае должен был прийти ночевать в родительский дом, и Дакуорта-старшего отнюдь не вдохновляла перспектива в ближайшее время снова столкнуться с ним нос к носу.
  
  Возникал еще один неприятный вопрос. Что именно он, Дакуорт-старший, расскажет Морин?
  
  Если забыть обо всех возможных негативных последствиях для хода расследования, на сугубо личном уровне Дакуорт теперь являлся носителем некой важной информации. Его жене, не далее чем час тому назад выражавшей беспокойство по поводу Тревора, данную информацию следовало знать – во всяком случае, она имела на это полное право.
  
  Дакуорту теперь было определенно известно, что Тревор встречается с девушкой. Ему было известно ее имя. Следовало ли ему в этой ситуации ждать, пока сын, выбрав подходящий момент, сам расскажет обо всем матери? И если так, как отреагирует Морин, выяснив, что муж все это уже знал, но ей ничего не сказал?
  
  Дакуорт еще раз чертыхнулся про себя.
  
  Он понимал, что расскажет обо всем жене. Есть вещи, которые в таких случаях не следует утаивать. Но надо было умудриться сообщить Морин обо всем таким образом, чтобы сам Дакуорт не выглядел дураком.
  
  Если, разумеется, это возможно.
  
  – Вот черт.
  
  Детектив снова и снова проигрывал в памяти встречу в кафе «Старбакс». Я смутил его, поставил в неловкое положение, говорил он себе, думая о Треворе. Так что у сына были все основания для того, чтобы рассердиться. Надо же: его отец первый раз видит девушку, с которой он, Тревор, встречается – и подвергает ее допросу.
  
  – Я все испортил, – подвел итог Дакуорт-старший, произнеся эти слова вслух. – Просто провалил все к чертовой матери.
  
  В самом деле, хорошенькое же он произвел первое впечатление на Кэрол! Нет ничего удивительного, что Тревор расстроился. Дакуорт-старший решил, что извинится перед сыном. Скажет ему, что сожалеет о том, что не проявил необходимого такта.
  
  Как жаль, что даже двадцать шесть лет работы в полиции не научили его избегать подобных ошибок…
  
  Господи, как же ему хотелось съесть пончик. Нет, неправда. Сейчас он с наслаждением проглотил бы полдюжины пончиков.
  
  В конечном итоге Дакуорт пришел к выводу, что проблему с Тревором следует на некоторое время отложить и подумать кое о чем другом. Точнее, кое о ком.
  
  О Крэйге Пирсе.
  
  Почему мысль о нем не пришла Дакуорту в голову сразу?
  
  Впрочем, пожалуй, он все же проявлял излишнюю строгость к себе. В конце концов, Брайана Гаффни доставили в полицейский участок всего несколько часов назад, а некоторые подробности выяснились и того позже.
  
  И Гаффни, и Пирса перед тем, как проделать с ними некие ужасные вещи, усыпили или лишили сознания каким-то другим способом.
  
  Судя по всему, в обоих случаях речь шла о мести. Крэйга Пирса наказали за то, что он сделал. Что же касается Брайана Гаффни, то и он, вероятно, поплатился за то, что произошло с неким «Шэном», кем бы он ни был.
  
  При этом, если сравнивать с Пирсом, Гаффни-младшему еще повезло.
  
  Случай с Крэйгом Пирсом произошел позно вечером третьего февраля. Дакуорт хорошо помнил все подробности его заявления.
  
  Пирс проснулся от шума льющейся воды. Судя по шуму, это были целые потоки.
  
  Окончательно придя в себя, он почувствовал страшный холод. Во всяком случае, от пояса и ниже. Это было неудивительно – ведь стояла зима. (Если Крэйгу Пирсу и следовало в данной ситуации чему-то радоваться, то это тому, что февраль выдался необычно теплым для северной части штата Нью-Йорк.)
  
  Особенно холодно было его ягодицам и задней поверхности ног. Вскоре Пирс догадался, что он, похоже, лежит навзничь прямо в неглубоком снегу. Причем все указывало на то, что кто-то раздел его догола ниже талии.
  
  С трудом приподнявшись и приняв сидячее положение, Крэйг Пирс попытался оценить ситуацию, но сделать это оказалось непросто. Во-первых, он ничего не видел, поскольку на голове у него было некое подобие шерстяного капюшона – вроде вязаной лыжной шапки, закрывавшей лицо, но только без прорезей для глаз, носа и рта.
  
  Еще хуже было то, что он не мог двигаться. Его конечности были широко раскинуты в стороны, словно щупальца морской звезды, и каким-то образом приторочены к земле. Пирс отчетливо ощущал петли на запястьях и лодыжках. Кроме того, пальцами обеих рук он нащупал что-то похожее на вбитые в землю колья, к которым его, очевидно, привязали.
  
  Нет, это были не колья – похоже, это были столбы.
  
  Итак, Крэйг Пирс очнулся на улице, без штанов, привязанным к чему-то твердому и неподвижному.
  
  – Эй! – позвал он надтреснутым голосом, чувствуя приближение приступа паники. – Есть здесь кто-нибудь?
  
  Сквозь капюшон не просачивался ни единый лучик света. Вне всякого сомнения, стояла глухая ночь.
  
  – Э-эй! – снова выкрикнул Пирс. – Что происходит?
  
  Дыхание его быстро учащалось, несмотря на то что он изо всех сил старался держать себя в руках. Надо было сконцентрироваться на том, что делалось вокруг.
  
  Внезапно ему показалось, что рядом кто-то есть.
  
  У Пирса возникло впечатление, что даже сквозь шум воды он слышит чье-то дыхание. Кто-то, кто находился совсем близко – возможно, не один человек, а несколько, – переминался с ноги на ногу. Совсем, совсем близко.
  
  Затем до Пирса донесся шепот.
  
  – Я знаю, здесь кто-то есть, – сказал он. – Какого черта происходит? В чем дело?
  
  Последнее, что мог вспомнить Крэйг Пирс, было то, что он находился на работе, в пиццерии, которая носила незамысловатое название «У Марии». Его смена подошла к концу. Крэйг покинул заведение через заднюю дверь и подошел к своему «Камаро». Рядом с ним был припаркован какой-то фургон, причем так близко, что Крэйгу показалось, будто он не сможет открыть водительскую дверь.
  
  Тут его кто-то окликнул:
  
  – Крэйг Пирс?
  
  Сразу после этого на лицо Пирса легло что-то мягкое. Кусок ткани, издающий очень сильный, резкий запах.
  
  Больше Пирс вспомнить ничего не мог – до того самого момента, когда он, придя в себя, услышал шум воды.
  
  – Я вас слышу! – крикнул он. – Я слышу, как вы разговариваете! Что творится, черт побери?
  
  Тут Пирс ощутил рядом какое-то движение. Ему показалось, что над ним кто-то стоит. Затем раздался чей-то голос – возможно, говорил тот самый человек, который окликнул его на стоянке рядом с пиццерией:
  
  – А то ты не знаешь.
  
  Именно в этот момент Крэйг Пирс начал понимать, в чем дело.
  
  – Послушайте, мне очень жаль, – произнес он. – В самом деле, я очень сожалею. Поверьте, я уже усвоил урок.
  
  Тут до Пирса донеслось чье-то тяжелое дыхание, непохожее на человеческое. Оно было слишком частым и время от времени перемежалось с каким-то сипением, из чего Крэйг заключил, что поблизости находится какое-то животное, скорее всего собака.
  
  То, что случилось сразу после этого, заставило Пирса подскочить на месте – насколько это возможно для человека, привязанного к вбитым в землю столбам. На него полилось что-то холодное и липкое – главным образом на те части тела, которые располагались ниже пояса и были совершенно беззащитными.
  
  – Эй! – завопил Пирс. – Что вы делаете? Что это за дрянь?
  
  Еще несколько секунд – и жидкость окатила его лицо, легко просочившись сквозь капюшон. Против воли Крэйга она попала ему на губы и язык, так что он, сам того не желая, ощутил ее вкус.
  
  Это была какая-то смесь – очень странная комбинация ингредиентов, включавшая в себя, как показалось Пирсу, такие несовместимые вроде бы вещи, как мясо и мед. Она была солоновато-сладкая.
  
  Затем глаза Пирса даже под капюшоном уловили вспышку – его сфотографировали.
  
  После этого ему показалось, что человек – или люди – удаляются. Он успел услышать, как кто-то сказал:
  
  – Возьми его, мальчик. Обед подан.
  
  Раздался топот бегущих ног, или, точнее, лап. Какое-то существо, жадно и тяжело дышащее, быстро приближалось. В этот самый момент Пирс потерял сознание.
  
  Его нашли, когда взошло солнце. Распростертый на земле, он был привязан за руки и за ноги к кольям в городском парке Промис-Фоллз и находился на грани гибели.
  
  Дакуорт считал, что, учитывая произошедшее, Крэйгу Пирсу повезло, что он остался в живых. Детектив несколько раз допросил пострадавшего, когда это стало возможным.
  
  Теперь, по прошествии трех месяцев после этого, Барри решил, что пришло время снова побеседовать с Пирсом. Правда, он понимал: разговор не доставит ему большого удовольствия.
  Глава 16
  Кэл
  
  Я снова приложил телефон к уху и сказал, обращаясь к Бобу:
  
  – Слишком поздно. Мы уже здесь.
  
  Я припарковал свою «Хонду» на стоянке позади красного «Порше». Джереми распахнул пассажирскую дверь и бросился бежать по аллее к дому. Я заметил, что он старательно отвернулся от спортивного автомобиля и даже постарался сделать небольшой крюк, дабы не слишком к нему приближаться, словно «Порше» был радиоактивным.
  
  Выбравшись из машины, я тоже направился к дому – но, разумеется, не бегом, а неспешным шагом. Полицейских машин нигде не было видно, и я понял, что Мэдэлайн Плимптон решила не заявлять в органы правопорядка о разбитом камнем окне. Когда Джереми оказался рядом с входной дверью дома, та распахнулась, и на пороге возникла Глория. Она, недолго думая, заключила сына в объятия.
  
  – Вот и ты. С тобой все в порядке, – промурлыкала она. – Я так рада!
  
  Вырвавшись из ее рук, Джереми кинулся в дом, бросив на ходу:
  
  – Не обнимай меня – во всяком случае не тогда, когда где-то рядом находится этот ублюдок!
  
  Появился Боб с сотовым телефоном в руке. При виде меня он нахмурился.
  
  – Я же просил вас немного задержаться. Вы приехали слишком скоро!
  
  Я остановился и стал ждать, когда он подойдет ближе.
  
  – Нам это не помогает, а наоборот, создает помехи, – заметил Боб, остановившись в шести футах от меня и размахивая телефоном.
  
  – Как я уже сказал, вы позвонили слишком поздно. Мы уже подъехали сюда.
  
  – И где же этот мальчишка был, черт его подери?
  
  – На свидании с одной девушкой из Олбани.
  
  – Сукин сын. И кто же она?
  
  – Некая Чарлин Уилсон.
  
  – Господи. – Боб покачал головой. – Ну надо же.
  
  Я кивнул в сторону спортивной машины.
  
  – А это что – автомобиль, за рулем которого сидел Джереми, когда сбил ту девушку?
  
  – Я не знал, что он приедет именно на ней. Клянусь, не знал! О чем он только думал?
  
  – Гален Бродхерст?
  
  Боб кивнул:
  
  – Да. Ему нужно было со мной повидаться.
  
  – Он решил приехать именно на этой машине? Зачем он так поступил? Что хотел этим сказать?
  
  Боб в отчаянии всплеснул руками:
  
  – Знаю, знаю, это была глупость. Тем более что сегодня первый раз, когда он сел за руль этого автомобиля с тех пор, как…
  
  – Боб!
  
  Из дома вышел и направился к нам мужчина лет пятидесяти, с седой шевелюрой, весом фунтов в двести, одетый в кожаный пиджак, джинсы и высокие черные ботинки со шнуровкой.
  
  – Это он, – произнес Боб. – Господи, надеюсь, он не столкнулся в доме с Джереми. Этого нельзя допускать.
  
  – Почему вы не сказали мне, что этот мальчишка будет здесь, в доме? – раздраженно поинтересовался Бродхерст.
  
  – Я собирался, но не успел, – объяснил Боб.
  
  Дойдя до нас, Бродхерст, глядя на меня, спросил:
  
  – А это еще кто такой?
  
  Ну и манеры, подумал я. Что ж, отлично.
  
  – Это Кэл Уивер, – сообщил Боб. – Мы пригласили его, чтобы он оценил риски, которым подвергается Джереми.
  
  Гален Бродхерст окинул меня с ног до головы оценивающим взглядом.
  
  – По мне, вы не очень-то похожи на телохранителя.
  
  – Неплохой ход – припарковать ваш «Порше» так, чтобы Джереми не мог его не заметить, – заметил я.
  
  – Черт побери, я уже объяснил, что не знал, что мальчишка здесь! Сначала копы продержали машину у себя несколько месяцев, а когда я получил ее обратно, пришлось отдавать ее в ремонт. Весь передок был… вы вообще представляете, в каком состоянии находилась вся передняя часть? Когда на машине кого-то сбивают, ущерб получается весьма значительный.
  
  – Вы имеете в виду – у машины, – уточнил я на всякий случай. – Да, пожалуй. Страшное дело.
  
  Бродхерст указал пальцем на «Порше».
  
  – Это легендарный автомобиль, в который за несколько лет я вложил целое состояние. Случившееся, конечно, ужасно, в этом нет никакого сомнения. Но теперь, когда дело урегулировано в суде, я, разумеется, починил автомобиль и намерен им пользоваться.
  
  – Ну конечно, – поддакнул я. – Вы собираетесь жить, как прежде.
  
  Гален Бродхерст долго молча смотрел на меня, а затем сказал:
  
  – Похоже, вы считаете себя умником, не так ли?
  
  Боб Батлер сделал руками жест, призывающий к примирению.
  
  – Достаточно, господа! – воскликнул он. – Не затевайте перепалку. Мы все здесь находимся в сильном нервном напряжении, но надо же держать себя в руках. Между прочим, Гален, мистер Уивер уже доказал нам свою полезность. Джереми куда-то сбежал, а мистер Уивер нашел его и привез домой. И потом, поставьте себя на место Джереми. Подумайте только – он подходит к дому, и ему на глаза попадается эта чертова машина. Он не видел ее с той страшной ночи.
  
  – Ладно, – проворчал Бродхерст. – Но еще раз говорю – я не знал, что парень здесь. Я только сегодня утром забрал машину из мастерской и хотел на ней покататься. У меня были для вас на подпись кое-какие бумаги, а в вашем офисе мне сообщили, что вы здесь, у Мэдэлайн Плимптон. Что же теперь, расстрелять меня за это?
  
  Предложение показалось мне соблазнительным, но, к сожалению, на этот раз я не захватил с собой оружие.
  
  – И потом, мистер Уивер не телохранитель, – сказал Боб. – Он частный детектив и занимается приватными расследованиями.
  
  – Вот как? – поднял брови Бродхерст. – И что же вы расследуете здесь? Собираетесь выяснить, кто конкретно угрожает Джереми?
  
  – Нет. С этой задачей не справилась бы вся полиция страны.
  
  – Мистер Уивер присмотрит за Джереми, пока обстановка не разрядится, – пояснил Боб. – Примерно час тому назад кто-то швырнул в окно камень.
  
  Вместо того чтобы посмотреть на дом, Бродхерст бросил взгляд на свой «Порше», а затем направо и налево вдоль улицы – вероятно, опасаясь, как бы поблизости не оказалось вандалов, способных изуродовать его недавно отремонтированного драгоценного железного коня.
  
  – Это ужасно, – сказал он. – Просто ужасно. Я вам всем очень сочувствую. – Тон Бродхерста несколько смягчился. – Боже, кто бы мог подумать, что все это начнется из-за какого-то несчастного случая.
  
  – Ничего себе – «какого-то», – хмыкнул я.
  
  – Верно, верно, – покивал Бродхерст. – В результате этого ДТП пострадало сразу много людей – и больше всех, конечно, родственники той несчастной девушки.
  
  – Я бы на вашем месте, зная о случившемся, никогда бы не сел за руль этой машины, – негромко заметил я.
  
  – Что ж, я вас услышал, – отозвался Бродхерст. – Откровенно говоря, сейчас, когда она только вышла из ремонта и выглядит как новенькая, я подумываю ее продать. У автомобиля трагическая история, и подозреваю, что, сев за его руль, я всегда буду вспоминать о случившемся. – Бродхерст посмотрел на меня и впервые за все время беседы улыбнулся. – Не хотите купить?
  
  Я отрицательно покачал головой и указал на мою «Хонду»:
  
  – При моей работе мне лучше ездить на машине, которая не бросается в глаза.
  
  Бродхерст рассмеялся:
  
  – Понимаю. Помните, как главный герой сериала «Магнум» раскатывал повсюду на красном «Феррари»? Отличная машина для детектива, что и говорить. Неприметная такая.
  
  – Кстати, сколько может стоить такой автомобиль, как ваш? – поинтересовался я.
  
  – Вы смотрите на «Порше 911 “Тарга”» 1978 года выпуска, в отличном состоянии. Полагаю, за нее можно выручить пятьдесят-шестьдесят тысяч, может, немного меньше. Все зависит от ситуации на рынке. Машина стоит ровно столько, сколько за нее готовы заплатить, независимо от того, что говорится в справочниках. Я прав, Боб?
  
  – Уверен, что да, Гален.
  
  – А я бы сказал, что она может стоить даже дороже шестидесяти тысяч, – возразил я.
  
  – Сейчас на рынке полно новых «Порше» стоимостью до четверти миллиона. – Бродхерст улыбнулся. – У меня тоже есть парочка таких. Но я почему-то больше всего люблю эту.
  
  – В прошлом это была машина жены Галена, – уточнил Боб.
  
  – Верно, – подтвердил Бродхерст. – На ней ездила Аманда. Она умерла шесть лет назад. Неизлечимая форма рака. Этот автомобиль был ее радостью и гордостью, так что мне нелегко с ним расстаться. Признаюсь, я довольно сентиментален. Но иногда наступают моменты, когда приходится признать, что все перестало быть таким, как прежде, – и жить дальше. Вы согласны со мной, Боб?
  
  – Да, вы правы, Гален.
  
  Боб явно выступал в роли человека из зала, поддерживающего основного оратора.
  
  Бродхерст посмотрел на меня.
  
  – В любом случае, если вы передумаете и захотите купить этот автомобиль, или если узнаете, что кто-то заинтересован в его приобретении, позвоните мне. Вот моя визитная карточка.
  
  Бродхерст протянул мне картонный прямоугольник. Я взял его и сунул в нагрудный карман.
  
  – Что ж, – подытожил Гален Бродхерст, – хотя на горизонте сгущались тучи, теперь они рассеялись. Документы, которыми должны были быть подписаны, подписаны, дело мы сделали, так что я могу отправляться восвояси.
  
  – Вы с Бобом активно сотрудничаете? – полюбопытствовал я.
  
  – Мы заключили несколько неплохих сделок, – с улыбкой ответил Бродхерст и положил руку Бобу на плечо. – Я стараюсь сделать все возможное, чтобы Боб стал по-настоящему богатым человеком. Разве это не правда, Боб?
  
  Боб Батлер растянул губы в явно фальшивой улыбке и сказал:
  
  – В прошлом году Гален приобрел несколько кварталов недвижимости в центре Олбани. Возможно, там разместятся несколько новых офисов властей штата.
  
  – Что ж, отлично, – произнес я. – Уверен, что в подобных вещах я не смог бы дать вам толковый совет.
  
  – Скорее всего, – кивнул Бродхерст и протянул руку для прощального рукопожатия Бобу – но не мне. Затем уселся за руль «Порше», запустил двигатель, включил первую передачу и отъехал от обочины. Глядя вслед машине, мы с Бобом видели, как она набрала скорость, доехала до конца улицы, свернула и исчезла.
  
  – Вот ведь ублюдок, – пробормотал Боб.
  
  – Спасибо, что предупредили, – сказал я.
  Глава 17
  
  Дакуорту не требовалось искать адрес Крэйга Пирса в телефонном справочнике – детективу он был хорошо известен. Пирс жил не в многоквартирном доме. После случившегося он съехал из арендованной квартиры и перебрался обратно в родительский дом, как и Тревор. К счастью, этим сходство биографий двух молодых людей и ограничивалось.
  
  Дакуорт решил не звонить и не предупреждать Пирса о своем визите. Он был уверен, что в этом случае Крэйг отказался бы от встречи и найти подходящее время для нее было бы крайне трудно.
  
  Родители Пирса жили в западной части Промис-Фоллз, на тихой, обсаженной деревьями улице. Их двухэтажный дом нельзя было назвать обветшалым, но он все же явно требовал ремонта. Трава на лужайке казалась слишком длинной, кусты тоже чересчур разрослись – их не мешало бы подстричь, а дверные косяки и оконные рамы – подкрасить.
  
  Дакуорт припарковался у обочины, подошел к двери дома и позвонил в звонок. Матери Пирса – Дакуорт помнил, что ее звали Рут, – потребовалась минута, чтобы дойти до двери и открыть ее. Прежде чем сделать это, она посмотрела в окно, и лишь затем откинула дверную щеколду.
  
  – Миссис Пирс, я детектив Дакуорт.
  
  – Ах да, здравствуйте, – поздоровалась Рут Пирс и приоткрыла дверь чуть пошире, однако не слишком. Казалось, она хочет впустить Дакуорта, но оставить за порогом некие темные силы, пытающиеся проникнуть в дом. – Извините меня. Вы не представляете, сколько злых людей сюда приходит. Боже, как все это тяжело… Сейчас их не так много, как раньше, но они все еще появляются довольно часто.
  
  – Мне очень жаль, – сказал Дакуорт.
  
  – Люди бывают такими жестокими. Они приходят сюда, чтобы посмеяться над сыном, над его несчастьем… Эти типы ничем не лучше тех, кто проделал с ним весь этот кошмар.
  
  – Люди в самом деле нередко ведут себя ужасно, это правда.
  
  Шагнув через порог, Дакуорт с интересом принюхался.
  
  – Это пшеничные лепешки, – пояснила Рут Пирс. – Я только что достала их из духовки. Крэйг их очень любит, вот я и стараюсь порадовать его, чем могу. Хотите попробовать? С джемом.
  
  Дакуорт почувствовал, что его сила воли вот-вот иссякнет. Дело было даже хуже, чем в тот раз, когда он собирался допросить свидетельницу, только что испекшую банановый пирог. Есть на свете вещи, отказаться от которых просто невозможно.
  
  – Что ж, звучит соблазнительно, – признал детектив.
  
  – К тому же мы сможем поболтать до того, как вы подниметесь наверх, чтобы побеседовать с Крэйгом. Вы ведь за этим приехали, верно? Чтобы поговорить с сыном?
  
  – Да, верно.
  
  – Скорее всего, он знает, что вы здесь. Он целыми днями смотрит в окно.
  
  Женщина указала глазами на север. Если Крэйг из своего окна мог наблюдать за улицей, значит, его комната находилась прямо над головой у Барри. Дакуорта несколько удивило то, что оттуда не доносилось ни звука.
  
  Словно прочитав его мысли, Рут Пирс добавила:
  
  – У сына в комнате есть телевизор, но он его почти никогда не включает. Большую часть времени он сидит за компьютером. Пойдемте на кухню.
  
  Дакуорт последовал за хозяйкой, чувствуя, как с каждым его шагом запах лепешек усиливается. Пока он усаживался за кухонный стол, Рут переложила лепешки с противня на большую тарелку.
  
  – Их лучше есть, пока они еще теплые, – заметила она.
  
  – Абсолютно с вами согласен.
  
  – Похоже, вы слегка похудели.
  
  – Немного.
  
  – Наверное, ваша жена следит за тем, что вы едите.
  
  Дакуорт хмыкнул:
  
  – Если я и потерял несколько фунтов, то только благодаря ей.
  
  Рут покачала головой:
  
  – Нельзя лишать себя маленьких удовольствий… – Вдруг ее подбородок задрожал, а затем все тело содрогнулось от рыданий. – Мой бедный, бедный мальчик… На свете столько радостей, которые никогда не будут ему доступны.
  
  Дакуорт уже собирался встать и попытаться успокоить хозяйку, но, прежде чем успел это сделать, она выпрямилась и произнесла:
  
  – Что ж, надо жить дальше. Это все, что мы можем сделать.
  
  Рут поставила на стол тарелку с полудюжиной лепешек.
  
  – Кофе? – предложила она.
  
  – Э-э…
  
  – Вам надо выпить кофе. Без него нельзя есть лепешки. Вода уже закипает. – Внезапно Рут резким движением поднесла ладонь к губам, словно осознав, что совершила страшную ошибку. – Ой, хотя вообще-то ячменные лепешки лучше идут с чаем. Может, вам заварить чаю?
  
  – Нет, лучше все-таки кофе. Это именно то, что нужно.
  
  – Ну и хорошо. Я даже не знаю точно, есть ли в доме чай. Если в буфете и найдется несколько пакетиков, то они, наверно, лежат там добрых десять лет. А вы что, не любите чай?
  
  – Да нет, дело не в этом. Затрудняюсь сказать. – Дакуорт откашлялся, раздумывая над тем, как перевести разговор с напитков на куда больше интересующие его темы. – Как поживает мистер Пирс? – спросил он, имея в виду не сына, а мужа Рут.
  
  Лицо хозяйки вытянулось.
  
  – Вы, похоже, ничего не знаете, – произнесла она упавшим голосом.
  
  Дакуорт насторожился:
  
  – Что случилось, миссис Пирс?
  
  – Думаю, он просто не выдержал. Для него это было слишком. Сначала эти ужасные обвинения против Крэйга. Для Брэндона это был тяжелый удар. Для меня тоже, но он перенес это хуже, чем я. А потом еще кошмар, который начался, когда обвинения были сняты.
  
  На этот раз Дакуорт был в курсе того, о чем говорила Рут.
  
  Крэйга Пирса обвинили в том, что он совершил сексуальные действия в отношении одиннадцатилетней девочки, с которой познакомился в парке Промис-Фоллз. Это уже само по себе было более чем серьезно, но ситуацию усугубляло то, что девочка оказалась слабоумной. Однако как раз это обстоятельство позволило адвокату Крэйга добиться его оправдания на том основании, что пострадавшая была просто не в состоянии адекватно запомнить внешность мужчины, который затащил ее в кусты. Прокурор не смог доказать причастность Крэйга к преступлению, опираясь на ДНК-тест, и был вынужден снять обвинение.
  
  Неясности и пробелы в доказательной базе в этом деле действительно могли быть истолкованы в пользу Пирса. Возможно, преступником действительно являлся кто-то другой. Вероятно, противоречивые показания девушки при процедуре опознания злодея в самом деле говорили о том, что Пирс был ни в чем не виноват. Но все его поведение после инцидента говорило об обратном. До совершения преступления, в котором его обвинили, он всегда носил волосы до плеч, но сразу же после обрезал их и на процедуре опознания предстал перед пострадавшей, стриженный «ежиком».
  
  Однако самое главное состояло в том, что журналисты слышали, как после оглашения приговора суда Пирс негромко сказал, обращаясь к своему приятелю: «Пусть это будет мне уроком. Надо всегда выбирать для этого ненормальных».
  
  Этих слов было недостаточно для того, чтобы повторно выдвинуть обвинения против Пирса, но более чем достаточно, дабы убедить всех и каждого в его виновности, причем не только в Промис-Фоллз, но и во всей округе. На несколько дней Крэйг Пирс стал самым ненавидимым и презираемым человеком в социальных сетях. Угрозы в его адрес поступали пачками – по электронной почте и по телефону. Крэйг решил, что ему следует спрятаться где-нибудь до тех пор, пока волна возмущения не спадет, а это заняло почти месяц.
  
  Однако оказалось, что о Крэйге забыли не все.
  
  – Моего мужа все это просто раздавило, – рассказывала между тем Рут. – Ему было так… стыдно. Брендон очень хотел верить в невиновность Крэйга, однако он знал… мы оба знали, что наш сын сделал то, в чем его обвиняли. Но он болен, понимаете? Вы знаете об этом? У него что-то не так с головой. Мы собирались его лечить.
  
  – Так что насчет вашего мужа? – уточнил Дакуорт, не давая беседе уйти в сторону от обсуждаемой темы.
  
  – Видите ли, когда Крэйг… когда на него напали, и после… В общем, когда Крэйга выписали из больницы, Брэндон даже не мог войти в его комнату. Из-за того, что сделали с сыном, мой муж не в состоянии был смотреть на него. Да, я думаю, тут дело было не в том, что муж не мог смириться с поступком Крэйга. Брэндон не мог видеть сына таким, каким он стал. И я… Я как-то раз заставила его подняться наверх.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Вы не хотите попробовать лепешку?
  
  – Да, конечно. – Дакуорт протянул руку, взял ячменную лепешку, намазал ее маслом, а затем водрузил сверху немного клубничного джема.
  
  – Мне всегда нравилось смотреть, как мужчины едят, – грустно улыбнулась Рут.
  
  Дакуорт откусил от лепешки кусок и задвигал челюстями.
  
  – Ух ты! – пробормотал он несколько секунд спустя. – Это просто фантастика. И лепешка еще горячая, так что масло прямо само тает во рту.
  
  Улыбка Рут погасла.
  
  – Но знаете, мне тяжело видеть, как обедает Крэйг. Я имею в виду, он очень сильно пострадал.
  
  Оба немного помолчали. Дакуорт ждал окончания рассказа Рут.
  
  – В общем, я сказала мужу – это ведь твой сын, – снова заговорила хозяйка. – Ты не можешь вечно избегать его. Ты ему нужен. В тот день, когда я это сказала, я приготовила Крэйгу на ланч томатный суп с крекерами. Томатный суп он полюбил, когда ему было всего три года. А крекеры он окунал в суп, чтобы они стали помягче, – так ему легче было их есть. Я сказала Брэндону: возьми и отнеси сыну еду.
  
  Рут еще немного помолчала, а затем продолжила:
  
  – В общем, Брэндон в конце концов согласился. Он взял поднос и медленно поднялся по лестнице. Я стояла внизу и ждала. Мне было слышно, как муж вошел в комнату сына. После я спрашивала Крэйга, что отец сказал ему тогда, но, судя по всему, он не сказал ничего. Через некоторое время Брэндон снова появился на лестнице и стал спускаться. А когда дошел до нижней площадки… вдруг потерял сознание и рухнул на пол.
  
  Дакуорт перестал жевать.
  
  – И что же это было? – спросил он.
  
  – Врачи сказали – обширный инфаркт. По их словам, Брэндон умер еще раньше, чем упал. – Женщина посмотрела на детектива полными слез глазами. – Это я убила его. Я убила моего Брэндона…
  
  – Это не так.
  
  – Я не должна была заставлять его подниматься наверх. Наверное, ему лучше было не видеть, как изуродовали его сына. По крайней мере, не следовало его торопить, следовало дать ему возможность морально подготовиться. Со временем Брэндон сам вошел бы к Крэйгу. Знаете, я уверена, что это был не инфаркт. Сердце у мужа просто разорвалось – вот что произошло. Оно просто не выдержало.
  
  Потянувшись через стол, Дакуорт взял руку Рут в свою.
  
  – Как давно это случилось?
  
  – Пять недель назад.
  
  – Я очень сочувствую вашей потере, – произнес детектив.
  
  – Боже мой, я совсем забыла про ваш кофе!
  
  Вскочив со стула, Рут наполнила чашку ароматным напитком и поставила ее перед Дакуортом.
  
  – Вам кто-нибудь помогает? – спросил он. – Другие дети, родственники?
  
  Рут отрицательно покачала головой:
  
  – Не знаю, как нам быть дальше. Мне пришлось бросить работу, чтобы ухаживать за Крэйгом. После смерти Брэндона нам выплатили страховку, но ее надолго не хватит. И потом, Крэйг нуждается в пластической хирургии. Не представляю, как я с этим справлюсь. Пока ему прописали сеансы физиотерапии – она ему тоже нужна после того, что с ним случилось, как и психологическая помощь.
  
  Рут взглянула на настенные часы.
  
  – Кстати, эта женщина, физиотерапевт, скоро придет. Но пластические операции стоят целое состояние. Правда, сейчас некоторые собирают деньги на подобные вещи через Интернет – кажется, это называется краудфандингом. Вы просите пожертвовать немного денег для каких-то конкретных целей. Если откликнется достаточно людей, можно набрать сумму, которая позволит сделать все, что угодно. Но никто не будет жертвовать деньги, чтобы помочь Крэйгу. – Рут достала из отворота рукава носовой платок и промокнула им уголок глаза. – На него всем наплевать. Люди считают, что он получил по заслугам.
  
  Дакуорт отхлебнул глоток кофе из чашки и откусил еще кусок лепешки.
  
  – Вы пришли потому, что их поймали? Тех, кто изуродовал моего сына?
  
  – Нет, – Дакуорт покачал головой.
  
  Плечи Рут поникли.
  
  – Я так и знала. Видите ли, детектив Дакуорт, вы мне симпатичны. Правда. Я думаю, вы очень хороший человек. Но у меня есть непреодолимое ощущение, что полиция не слишком-то старается расследовать это дело. Понимаете? Мне кажется, в полиции тоже считают, что произошедшее с Крэйгом по сути справедливо.
  
  – Это не так, – возразил Дакуорт.
  
  – Тогда чем вы занимались все это время? Ведь прошло три месяца. Я слышала, что вам удалось выяснить, кому принадлежит та чудовищная собака.
  
  – Да, – подтвердил Дакуорт. – Но собака была украдена у владельца. Мы считаем, что ее хозяин никак не связан с нападением на вашего сына.
  
  – И никаких свидетелей? Никто ничего не видел и не слышал?
  
  – Все случилось в полночь, – ответил Дакуорт и поморщился. Парк рядом с водопадом, благодаря которому город получил свое название, успел заработать далеко не лучшую репутацию из-за большого количества совершавшихся там тяжких преступлений.
  
  – Если вам по-прежнему ничего не известно, какой смысл в вашем разговоре с Крэйгом? Он очень нервный, и его легко расстроить.
  
  – Совершено еще одно аналогичное преступление, – сообщил Дакуорт после некоторого колебания.
  
  – О господи…
  
  Детектив предостерегающим жестом поднял ладонь:
  
  – Не такое серьезное, как то, жертвой которого стал Крэйг. И вполне возможно, что эти два преступления никак между собой не связаны. Но все же мне хотелось бы побеседовать с вашим сыном. Может, с того времени, когда мы с ним разговаривали в последний раз, он вспомнил что-то еще.
  
  – Тогда ладно, – решительно кивнула Рут Пирс. – Если вы считаете, что это необходимо, поговорите с ним.
  
  – Большое вам спасибо за лепешку. Вообще-то мне не стоило ее есть, но искушение оказалось непреодолимым. И за кофе тоже спасибо.
  
  – Приятно, когда у тебя хотя бы иногда появляется собеседник.
  
  – Вы выходите на улицу?
  
  – О да. То есть я хочу сказать, что Крэйга нельзя оставлять дома одного, поэтому я иногда вывожу его, так сказать, в свет на машине. Он любит наши автомобильные прогулки. Если мы выезжаем днем, я надеваю ему что-нибудь на голову, чтобы люди его не видели. Иногда он даже выходит из дома один, но только поздно ночью, когда его никто не может увидеть и ему не надо прикрывать лицо. Но я очень беспокоюсь, когда он это делает. Если случится что-то непредвиденное и его все же кто-то узнает, что люди подумают? Когда он со мной, я всегда могу вмешаться. Вы понимаете, что я имею в виду?
  
  – Разумеется, – отозвался Дакуорт.
  
  Горожане считали Пирса человеком, совершившим сексуальное преступление, но избежавшим наказания, поскольку суд признал его невиновным. Поэтому детектив был твердо убежден – выходить из дома по ночам в одиночку Крэйгу не следовало.
  
  – Хорошая новость состоит в том, что к нему постепенно возвращается уверенность в себе, – продолжила Рут. – Он снова начинает хоть чем-то интересоваться, у него опять появились хобби. Он стал заказывать себе какие-то небольшие гаджеты в Интернете.
  
  Дакуорт встал и, дождавшись, когда Рут также поднимется со своего стула, сказал:
  
  – Я постараюсь не занять много времени.
  
  Затем он начал разворачиваться, чтобы выйти из кухни. Хозяйка протянула руку и осторожно прикоснулась к его плечу.
  
  – Есть кое-что, что вам следует узнать до того, как вы встретитесь с Крэйгом.
  
  – И что же это?
  
  – Во-первых, он стал немного… Я не хочу сказать – сумасшедшим, но… После того что с ним произошло, он иногда бывает… очень дерзким и грубым.
  
  – Так. А еще что мне следует знать?
  
  Рут тяжело вздохнула:
  
  – Недавно мы сняли последнюю повязку.
  Глава 18
  
  Отец и сестра Брайана Гаффни были в отчаянии.
  
  Все говорило о том, что Брайан просто сбежал из здания больницы. Сиделка, дежурившая на этаже, была практически уверена, что видела, как он прошел мимо нее в своей одежде. Однако Альберт все же хотел убедиться в том, что Брайана не перевели в другое отделение или не вызвали в лабораторию для проведения дальнейших анализов.
  
  В конце концов были вызваны сотрудники службы безопасности, и в городской больнице Промис-Фоллз начался полномасштабный поиск пропавшего пациента.
  
  Альберт надеялся не только на то, что Брайана найдут достаточно быстро, но и на то, что это произойдет раньше, чем вернется Констанс.
  
  Однако все пошло не так, как он рассчитывал.
  
  Когда Констанс, следом за которой шла Моника, возвратилась в отделение интенсивной терапии, она сразу же увидела посреди холла мужа и первым делом спросила:
  
  – Ну, как он? Как Брайан?
  
  – Я не… Я не знаю, где он сейчас, – с трудом выговорил Альберт.
  
  – То есть как это? Что происходит? Его перевели?
  
  Альберт покачал головой:
  
  – Я так не думаю. Послушай, мне не хочется, чтобы ты поднимала шум по поводу того, что я сейчас скажу, но…
  
  – Господи, что еще стряслось? – пролепетала Констанс.
  
  – Сотрудники больницы не знают, где он.
  
  Глаза Констанс широко раскрылись.
  
  – Они что, потеряли Брайана?
  
  – Нет, дело не в этом. Похоже, он ушел отсюда.
  
  – О черт, – простонала Моника.
  
  – Это ты позволил ему отсюда уйти? – осведомилась Констанс.
  
  – Нет, я здесь ни при чем, – пояснил Альберт. – Когда я вернулся в палату, оказалось, что он исчез.
  
  – Мы отлучились всего на минутку. Он, должно быть, прошел мимо тебя, – произнесла Констанс и с выражением безнадежности подняла глаза к потолку. – Это просто невероятно. Пока мы здесь, тебе нужно проверить зрение.
  
  – Может быть, – вмешалась в разговор Моника, – он вышел куда-нибудь во внутренний двор подышать воздухом. Или просто решил прогуляться вокруг квартала.
  
  – Я уже проверял, – сказал Альберт. – Я искал его везде. Думаю, он просто ушел.
  
  – Ты безнадежен, – заявила Констанс.
  
  – Он не мог уйти далеко, – сказал Альберт, стараясь не выглядеть растерянным. – Машины у него нет, денег тоже. Он, скорее всего, ушел пешком – если только не позвонил какому-нибудь своему приятелю, чтобы тот его забрал.
  
  – Нам лучше разделиться, – предложила Моника. – Давайте сначала отправимся домой. Там каждый из нас сядет в машину. А потом мы попробуем отыскать Брайана.
  
  – Хоть у кого-то еще остались мозги, – прокомментировала слова дочери Констанс.
  
  Семья Гаффни погрузилась в автомобиль и поехала обратно домой. Констанс быстро осмотрела все помещения жилища в надежде, что Брайан может оказаться в доме, но нигде его не обнаружила.
  
  Моника сказала, что обыщет на своем «Фольксвагене»-жуке все улицы, прилегающие к больнице. Констанс решила проверить квартиру Брайана и бар «У Рыцаря». Альберту оставалось одно – поехать на место работы сына, на автомойку, и поискать Брайана там.
  
  Десять минут спустя он был уже на месте. Припарковав автомобиль, он ворвался в административное помещение. Сотрудники его знали, что было неудивительно: Альберт регулярно мыл на станции свой пикап. Когда он попадал на смену Брайана, тот бесплатно покрывал машину отца горячим воском.
  
  Когда Альберт вошел в офис, могучего сложения мужчина, сидевший за кассой, взглянул на него и воскликнул:
  
  – Эй, послушайте, куда делся Брайан? Я ему звоню уже целых два дня, и все без толку!
  
  – Привет, Лен. Брайан в больнице. Точнее, он должен находиться в больнице, но…
  
  – О, черт, что случилось?
  
  Альберт покачал головой, давая понять, что у него нет времени на объяснения.
  
  – Скажите, Лен, вы его не видели? Я имею в виду, в течение последнего часа?
  
  – Неа. Я как раз уже собрался его уволить. Думал, эта работа ему не нужна. Я не знал, что с ним что-то произошло. Он что, заболел или может, сломал что-нибудь?
  
  – Пожалуйста, если он появится здесь, позвоните мне, ладно?
  
  – Ага, само собой.
  
  Лен протянул Альберту использованный конверт, чтобы тот записал на обратной стороне свой номер телефона. Сделав это, Альберт повернулся и направился к выходу.
  
  Какое-то время он размышлял, не позвонить ли жене и дочери, чтобы выяснить, удалось им найти Брайана или нет. Но потом решил, что, найдя брата, Моника непременно сама позвонит ему. Если же Брайана обнаружит Констанс, она наверняка даст знать об этом Монике, а уж та, в свою очередь, сообщит ему.
  
  Альберт заметил сына в двух кварталах от автомойки. Брайан спиной к нему медленно шел вдоль тротуара. Альберту, однако, это ничуть не помешало узнать его – по легкой сутулости. Догнав сына, он снизил скорость, опустил стекло и, затормозив, окликнул его:
  
  – Брайан!
  
  Брайан остановился, медленно, словно во сне, повернул голову и чуть наклонился, чтобы разглядеть водителя.
  
  – А, пап, привет, – сказал он.
  
  Альберт выскочил из автомобиля и подбежал к сыну. Он хотел обнять его, но Брайан предостерегающим жестом отстранил его:
  
  – Осторожно, у меня болят ребра.
  
  – Что случилось? Куда ты ушел? Ты нас напугал до смерти.
  
  – Мне очень жаль. Я не хотел.
  
  – Почему ты ушел из больницы? О чем ты только думал? И почему ты весь в траве?
  
  – Я упал, – ответил Брайан, после чего, подумав немного, поправился: – Меня избили.
  
  – Господи, что еще с тобой случилось?
  
  Брайан осторожно задрал вверх рубашку и показал темнеющий кровоподтек на боку.
  
  – Меня пинали ногами.
  
  – Что? Кто пинал тебя ногами?
  
  – Она замужем.
  
  – Кто замужем? Брайан, начни с самого начала.
  
  – Она не говорила мне, что у нее есть муж. Я об этом понятия не имел.
  
  – Господи, о чем ты? О ком?
  
  – О Джессике.
  
  – Кто такая эта Джессика?
  
  – Можно я сяду? Я что-то здорово устал.
  
  – Забирайся в машину.
  
  Альберт открыл правую переднюю дверь и помог сыну устроиться на пассажирском сиденье. Затем, обойдя автомобиль с другой стороны, он сел за руль.
  
  – Тебе очень больно?
  
  – Ну, в общем, да.
  
  – В таком случае я отвезу тебя обратно в больницу, – сказал Альерт и тронул пикап с места.
  
  – Нет… не сейчас. Подожди немного. Можно я просто минутку посижу спокойно?
  
  Альберт поворотом ключа заглушил двигатель.
  
  – Да, конечно. Итак, что же все-таки произошло, Брайан? Расскажи мне.
  
  Было видно, что молодой человек с трудом сдерживает слезы.
  
  – Ну, я познакомился с девушкой по имени Джессика. Мы с ней несколько раз встречались. Она казалась мне хорошей.
  
  – Так, дальше.
  
  – В общем, я должен был ей позвонить. Но из-за того, что со мной случилось, я не смог этого сделать.
  
  – Уверен, она все поймет.
  
  – Видишь ли…
  
  – Что?
  
  – Я хотел объяснить ей, почему не позвонил. Эти типы… короче, у меня украли мобильник и бумажник – в общем, все. Поэтому я решил дойти до ее дома пешком. Я знал, где она живет. Но она не знала, что мне известен ее адрес.
  
  У Альберта было несколько вопросов, которые ему хотелось бы прояснить, но он решил, что лучше дать Брайану закончить рассказ.
  
  – Дверь открыла маленькая девочка. Сначала я подумал, что это младшая сестра Джессики. Но когда появилась сама Джессика, я сразу понял, что она напугана до смерти. Она сказала мне, чтобы я уходил. А потом появился этот парень.
  
  – О боже, – пробормотал Альберт.
  
  – Это был ее муж. – Брайан поднял глаза на отца. – Я не знал, честное слово! Я не начал бы встречаться с замужней женщиной.
  
  – Я тебе верю.
  
  – Ты воспитал меня так, что я ни за что не стал бы этого делать.
  
  – Конечно, я понимаю.
  
  – Я хотел все объяснить Джессике. Но Рон…
  
  – Рон?
  
  – Ее муж. Он не дал мне ничего сказать и столкнул меня с крыльца. А потом начал изо всех сил пинать меня.
  
  – Невероятно, – прошептал Альберт, чувствуя, как внутри закипает гнев.
  
  – Он еще сказал, я заслужил все то, что со мной стряслось. Кажется, он подозревал, что Джессика со мной встречается. Рон назвал ее шлюхой. Думаю… думаю, она встречалась и с другими парнями.
  
  Альберт проигрывал в уме слова, произнесенные избившим Брайана мужчиной.
  
  – Значит, он заявил, что ты заслужил то, что с тобой случилось?
  
  – Ну да, что-то вроде этого. Или что я сам напросился – нечто в этом роде. Может, если он знал, что Джессика ему изменяет, он следил за ней – кто знает? Не исключено, что он видел нас, когда мы входили в «Бестбет».
  
  – В отель? – уточнил Альберт. – Который стоит рядом с шоссе, ведущим в Олбани?
  
  Брайан посмотрел на отца с опаской.
  
  – Не сердись, пап. Я бы не хотел, чтобы обо всем этом узнала мама. Например, что я посещал отель с девушкой, на которой не был женат.
  
  – Хорошо, – мягко произнес Альберт и накрыл рукой руку сына.
  
  Брайан шмыгнул носом и закусил губу.
  
  – Она мне нравилась. Я думал, может, из этого получится что-то серьезное. Я такой простофиля… Возможно, Джессика считала, что со мной можно повстречаться какое-то время, пошалить, так сказать. Но с чего я взял, будто кому-то может прийти в голову, что со мной можно построить серьезные отношения?
  
  Альберт сжал руку сына:
  
  – Не говори так. Никогда так не говори, слышишь?
  
  Брайан снова не то шмыгнул носом, не то всхлипнул. Затем он открыл перчаточный ящик, достал оттуда носовой платок и промокнул щеки.
  
  – Я такое ничтожество, – пробормотал он.
  
  – Прекрати. Прекрати, Брайан. Расскажи лучше мне про Рона – что именно он говорил и что делал. Все, что можешь вспомнить.
  
  Брайан повторил свой рассказ с самого начала.
  
  – Если он знал, что ты встречаешься с его женой, у него была причина для того, чтобы тебя ненавидеть, – заметил Альберт.
  
  Брайан сморгнул слезы.
  
  – Что ты хочешь этим сказать?
  
  – Возможно, это он на тебя напал, – предположил Альберт, немного поколебавшись. – И набил тебе на спине эту мерзкую татуировку.
  
  – Ну, я не знаю, – произнес Брайан, немного подумав. – Но что тогда означают слова про Шэна?
  
  – Понятия не имею, – пожал плечами Альберт после паузы.
  
  – Наверное, мне стоит рассказать все это тому человеку из полиции, – предположил Брайан.
  
  – Пожалуй, – согласился Альберт. – Неплохая идея. Надо это сделать – обязательно.
  
  – Или, может, не стоит? – засомневался Брайан.
  
  – Почему?
  
  – Ты бы видел ее лицо.
  
  – Чье лицо?
  
  – Джессики. После того как Рон надавал мне пинков и направился обратно в дом, у нее был такой вид… Она явно испугалась до чертиков. Если к ним домой придут копы и начнут задавать ему вопросы, он может еще больше разозлиться и что-нибудь с ней сделать… То есть она, конечно, ужасно со мной поступила – лгала, подставила меня. Но я вовсе не хочу, чтобы муж убил ее или изувечил.
  
  – Этот человек на тебя напал, – напомнил сыну Альберт. – Даже если не он сделал тебе на спине тату, он тебя избил.
  
  – Я знаю, но… Я ведь все-таки спал с его женой. Наверное, если бы я был на его месте, я вполне мог бы сделать то же самое.
  
  – Это не оправдание, – возразил Альберт. – Но, может…
  
  – Может что?
  
  – Ничего, – сказал Гаффни-старший и ненадолго задумался. А затем спросил: – Где, ты говоришь, живет этот самый Рон?
  Глава 19
  
  Дакуорт тихонько постучал в дверь комнаты Крэйга Пирса, уже приоткрытую примерно на дюйм.
  
  – Крэйг, добрый день, это детектив Дакуорт.
  
  Ответа не последовало.
  
  Барри постучал вторично, но так же негромко, думая, что хозяин комнаты, возможно, задремал. Детектив не был уверен, что хотел бы разбудить его.
  
  На этот раз из комнаты донеслось:
  
  – Да, входите.
  
  Дакуорт открыл дверь. Крэйг, одетый в темно-синий халат, сидел в кресле на низках ножках, обитом розовой тканью, спиной к Барри. Его мать была права – из кресла хорошо видна улица. В шаге от кресла располагалась аккуратно застеленная кровать. На стенах висели постеры фильмов «Звездные войны» и «Стар Трек». На туалетном столике стоял небольшой телевизор с плоским экраном – он был выключен. Рядом лежала картонная коробка с посылкой, из которой высовывались края упаковки из полиэтилена с пузырьками воздуха. Неподалеку на полке Дакуорт увидел несколько фигурок супергероев, и у него мелькнула мысль, что обитатель комнаты решил пополнить свою коллекцию.
  
  Хотя Крэйг продолжал сидеть к нему спиной, Дакуорт увидел у него на коленях лэптоп.
  
  – Привет, Крэйг, – произнес он.
  
  Пирс начал разворачиваться – кресло с розовой обивкой оказалось вращающимся. Когда поворот на сто восемьдесят градусов завершился, Дакуорт сделал все возможное, чтобы шок от увиденного не отразился на его лице.
  
  Что касается Крэйга Пирса, то существенная часть лица у него просто отсутствовала. Носа, например, не было вообще, а на щеках явно не хватало плоти. Меньше всего пострадал рот, но и он не избежал ущерба – верхняя и нижняя губа были грубо искромсаны.
  
  Пирс смотрел на детектива только одним глазом – левым, который остался практически невредимым. Правый полностью скрывался под уродливыми складками кожи.
  
  – Ничего-ничего, – сказал Крэйг. – Если вас затошнило и вам нужно выйти, я пойму. Ванная комната по другую сторону холла.
  
  – Да нет, я в порядке, – Дакуорт указал на кровать. – Я могу присесть сюда?
  
  – Да, конечно. Будьте как дома.
  
  Смотри ему в лицо, твердил про себя детектив, не отводи глаза.
  
  – Я только что разговаривал с вашей матерью, – сообщил Дакуорт. – Мне было неизвестно, что у вас умер отец. Примите мои соболезнования.
  
  – Благодарю. При виде моей физиономии людям обычно хочется блевать. Ну а у моего отца не выдержало сердце.
  
  Дакуорту показалось, что Крэйг попытался улыбнуться.
  
  – Что ж, думаю, ему повезло, – снова заговорил Пирс. – А у вас есть с собой оружие?
  
  – Да.
  
  – В таком случае я бы попросил вас меня пристрелить. Правда, это, наверное, против инструкций, так?
  
  – Пожалуй, да.
  
  – Вы кого-нибудь арестовали?
  
  – Нет.
  
  – Я так и думал. Ну, по крайней мере, этого пса усыпили – и на том спасибо.
  
  – Мне бы хотелось еще раз обговорить пару вопросов.
  
  – Супер! – воскликнул Крэйг. – Именно об этом я и мечтал! Какую часть истории вы хотите услышать еще раз? Как псина разрывала мне лицо – или как она отгрызала мне…
  
  Дакуорт поднял ладонь.
  
  – Видите ли, два дня назад кто-то…
  
  – Вам неприятно меня слушать, верно? Вот и все так. Но мне кажется, что мужчинам это особенно тяжело. Эта зверюга отхватила мне все. Даже пришить было нечего – ничего просто не нашли. Может, надо было сразу прикончить собаку, вскрыть ей брюхо и достать оттуда мои причиндалы? Как вам идея?
  
  Дакуорт откашлялся и начал снова:
  
  – Два дня назад один молодой человек посетил бар «У Рыцаря». Вам знакомо это заведение?
  
  – Конечно. Неплохая поилка.
  
  – Так вот, когда этот молодой человек вышел из бара, кто-то заманил его в переулок. После этого он ничего не помнит. Очнулся он только через двое суток.
  
  – Ну и кто его изгрыз? – поинтересовался Крэйг. – Белый медведь? Росомаха?
  
  – Никто. Но кто-то серьезно поработал над его телом.
  
  Дакуорт достал телефон и продемонстрировал Крэйгу фото спины Брайана Гаффни.
  
  – Хм, – протянул Пирс и несколько раз кивнул головой. – Вот, значит, как. Вдохновляющее послание.
  
  – Это татуировка, – пояснил Дакуорт.
  
  – Что ж, он легко отделался. Я бы дорого дал, чтобы кто-то просто набил мне на спине какое-то дерьмо. Надел рубашку – и ничего не видно. Подумаешь!
  
  – Я вас понимаю. Но мне все же хотелось бы выяснить, кто это сделал. Хотя с вами поступили гораздо более жестоко, рисунок преступления в данном случае по сути тот же.
  
  – А кто такой Шэн?
  
  – Не знаю.
  
  – Но этому разрисованному типу это известно наверняка.
  
  – Он утверждает, что нет.
  
  Изуродованные губы Крэйга снова искривились в страшном подобии улыбки.
  
  – Ну да. И я тоже не трогал ту девчонку.
  
  Дакуорт почувствовал, как сочувствие, которое он до сих пор ощущал к сидящему напротив человеку, уходит из души.
  
  – Да, не исключено, что пострадавший лжет, – согласился детектив.
  
  Крэйг указал на портативный компьютер, который продолжал держать на коленях.
  
  – Ну, если это сделал один и тот же человек – или, что более вероятно, одни и те же люди, – то они наверняка бахвалились этим в Интернете. Было такое?
  
  Дакуорт почувствовал, что эти слова собеседника застали его врасплох:
  
  – Я не знаю.
  
  – Не знаете? А чем же вы тогда занимались все это время? Вы детектив или как?
  
  – До этого у меня еще руки не дошли.
  
  Крэйг покачал головой и возмущенно поцокал языком, а затем принялся барабанить по клавиатуре.
  
  – Если это сделали те же типы, которые напали на меня, то они почти наверняка оставили в Сети нечто подобное.
  
  Крэйг развернул лэптоп экраном к Дакуорту, и детектив увидел главную страницу сайта некой организации под названием «Защитники справедливости». Оно было набрано крупным шрифтом, который используют в газетных заголовках. Под ним красовался заголовок: МАНЬЯК-ПЕДОФИЛ ПОЛУЧИЛ СВОЕ.
  
  Далее шло фото. На нем был изображен лежащий на земле Крэйг Пирс – обнаженный ниже пояса. Большую часть его туловища ниже пояса заслоняло от объектива тело собаки, терзающей зубами его плоть.
  
  – Это я видел, – сказал Дакуорт. – И про этот сайт мне известно.
  
  – Тогда вам должно быть известно и то, что они поощряют подобные акции. Как и то, что в округе полно сумасшедших, которые спят и видят упоминание о себе на этом сайте.
  
  – Никто не знает, кто за ним стоит, – заметил Дакуорт.
  
  – Ага. Это вроде сети «Анонимус» – но только с одним отличием. Участники сети «Анонимус» разоблачают лицемерные действия правительств и вытаскивают на свет божий всякое дерьмо, которые власти хотели бы скрыть. Они даже иногда рушат другие сайты, прерывают на время операции международной торговли и делают другие подобные штуки. И когда они, к примеру, заявляют, что собираются обнародовать списки тех, кто связан с ИГИЛ, или взломать их аккаунты в Твиттере, многие думают: хоть мы и не знаем, кто именно этим занимается, мы против этого не возражаем. Бывают и другие случаи. Например, группа хакеров заявила, что собирается распространить по Сети всю приватную информацию о людях, посещающих сайты знакомств, чтобы завязать отношения. И ведь ублюдки это сделали! Бам! Что тут началось… Достаточно сказать, что рухнуло множество браков. Но все это связано с кражей и распространением персональных, сугубо секретных данных. «Защитники справедливости» – это другое. И это уже перебор.
  
  Пирс снова продемонстрировал Дакуорту свою жутковатую улыбку.
  
  – Конечно, если за тебя берутся ребята из «Анонимуса», твой сайт может быть вскрыт, а твои грязные делишки разоблачены. Но по крайней мере, проснувшись утром, ты не мочишься кровью. А вот «Защитники справедливости» предпочитают наносить своим жертвам именно физический ущерб. – Крэйг наклонился к Дакуорту, словно хотел поделиться с ним каким-то секретом. – Знаете, я был очень плохим человеком.
  
  – Да, – согласился детектив.
  
  – Так вот, эти парни специально науськивают разных парней, чтобы они творили всякие страшные вещи. – Пирс развернул компьютер обратно. – Вот, послушайте. Был такой случай в Сакраменто, Калифорния. Один белый молодой человек принял участие в акции протеста, которую устроили чернокожие, – из-за того, что полицейские в очередной раз пристрелили ни за что какого-то цветного парнишку. Во время акции он начал изображать из себя шимпанзе, намекая на белых обезьян, – чесать у себя под мышками и всякое такое. Кто-то записал видео с ним на телефон и выложил в Интернет, и на следующий день этот ролик посмотрела уйма народу по всему миру.
  
  – Да, я помню эту историю. Она случилась в прошлом году.
  
  – Верно. Так вот, этого бедолагу узнали в его родном городе. Его тут же уволили – а он, надо отметить, работал на городские власти. Но «Защитникам справедливости» этого показалось мало. Поэтому как-то ночью местные кретины захватили парня прямо у него дома и в буквальном смысле слова линчевали – то есть облили дегтем и обваляли в перьях.
  
  Дакуорт кивнул и сказал:
  
  – Помнится, никого за это так и не арестовали.
  
  – Точно, никого. Хотя эти парни сфотографировали все это и отправили снимки на сайт «Защитников справедливости» – а те выложили их в Сеть, чтобы их могли видеть все, кому не лень. Вот, я вам сейчас покажу. – Крэйг пробежался пальцами по клавиатуре и снова развернул компьютер экраном к детективу. – Посмотрите.
  
  Дакуорт взглянул на дисплей:
  
  – Надо же.
  
  – Да уж, те еще картинки. – Пирс вернул лэптоп в прежнее положение. – А теперь другая история…
  
  – Мне вовсе ни к чему выслушивать рассказы обо всех подобных случаях! – запротестовал Дакуорт.
  
  – …которая случилась в Майами, Флорида. Она произошла с одним засранцем – инвестором с Уолл-стрит. Этот тип купил одну фармацевтическую компанию, а потом поднял цену незаменимого лекарства, спасающего больным жизнь, с пятнадцати долларов за таблетку до семиста тридцати. Как-то раз он зависал в одном дорогом ночном клубе, танцуя с супермоделями. К нему, пробравшись сквозь толпу, подошел какой-то парень со шприцем в руке, представляете? И этим самым шприцем с ходу сделал ему инъекцию со словами: «Надеюсь, ты получишь удовольствие от СПИДа, задница». А потом нырнул обратно в толпу и исчез. Выяснить, кто это был, так и не удалось. Но сообщение о данном случае появилось на сайте «Защитников справедливости» буквально через двадцать минут.
  
  – Это в самом деле был СПИД?
  
  Крэйг пожал плечами:
  
  – Кто знает? Но, я думаю, тот тип до сих пор сдает анализы. Представляете, какой он пережил стресс? А вот вам пример из Франции – такие вещи ведь случаются не только в Америке, знаете ли. Там одна женщина-политик сравнила миллионы беженцев с тараканами – и, надо признать, была в чем-то права. Так вот, представьте, садится она в свой любимый «БМВ», поворачивает ключ в замке зажигания – и тысячи насекомых наполняют салон, выползая из-под решеток отопителя и сидений. Как вам картинка?
  
  Крэйг снова развернул портативный компьютер, и Дакуорт увидел на экране покрытую сплошной шевелящейся массой из тараканов женщину, выбирающуюся из машины.
  
  – Кто-то специально находился рядом, чтобы в нужный момент сделать фотографию и минуты спустя выложить ее на сайт «Защитников справедливости». Другими словами, на свете полно людей, мечтающих отомстить своим обидчикам или наказать тех, кто этого заслуживает. Причем они надеются на то, что владельцы «Защитников справедливости» их похвалят. И позвольте мне сказать вам вот еще что. Промис-Фоллз в этом деле прославился особо. Помните того парня, которого вы убили? Того, что отравил полгорода? Известно ли вам, что существуют целые сайты, посвященные ему?
  
  Дакуорт изо всех сил старался не вспоминать события, о которых говорил Пирс, – и каждый день его попытки терпели крах, даже если никто не напоминал ему о недавнем прошлом.
  
  – Продолжайте, – сказал детектив.
  
  – Видите ли, некоторые люди считают, что он был молодчина, не такой, как все. Что он дал урок не только Промис-Фоллз и что на этот случай обратил внимание весь мир. А другие говорят, что этот тип научил других больше заботиться о своих близких. Ну, разве это не дикость?
  
  – У меня ощущение, что, как ни странно, у вас содержание сайтов вроде «Защитников справедливости» вызывает восхищение – несмотря на то, что с вами произошло.
  
  Крэйг пожал плечами:
  
  – Кажется, есть какая-то пословица про вола. Вы ее не помните?
  
  Дакуорт немного подумал:
  
  – Точка зрения зависит от того, чьего вола режут. Кажется, так.
  
  – Точно, – удовлетворенно щелкнул пальцами Крэйг. – Другими словами, человеку могут нравиться какие-то неприятные вещи – до того момента, пока они не случаются с ним самим.
  
  – Понимаю.
  
  – Ясно, что у «Защитников справедливости» в нашем городе есть последователи – что неудивительно, учитывая произошедшие здесь события. Многие тоже хотят, чтобы про них говорили, будто они не такие, как все. Обработав меня, они принялись искать другую жертву. Возможно, ею как раз и стал парень, которому набили поздравительную открытку на спине.
  
  – Возможно.
  
  – Но тогда эти типы наверняка должны были похвастаться своим делом, верно? Как, вы говорите, зовут того парня?
  
  – Я не называл его имени.
  
  – Ну так назовите.
  
  – Брайан Гаффни.
  
  – Произнесите по буквам.
  
  Дакуорт выполнил просьбу Крэйга.
  
  Пирс в очередной раз пробежался пальцами по клавиатуре компьютера и нажал на кнопку «Ввод». Затем медленно покачал головой:
  
  – Ничего нет, мистер детектив.
  
  – Что ж, ладно.
  
  – Думаю, типы, которые изуродовали Брайана Гаффни, никак не связаны с «Защитниками справедливости». А это подсказывает мне, хотя я и не такой блестящий сыщик, как вы, что поиски вы ведете в неверном направлении.
  
  – Я учту ваше мнение, – сказал Дакуорт. – А теперь давайте вернемся к тому, ради чего я пришел сюда. Скажите, вы помните про ту ночь что-то такое, о чем нам не рассказали? Пусть даже речь идет о мельчайших деталях. Возможно, есть нечто, что поначалу показалось вам неважным, но теперь, по прошествии некоторого времени, представляется существенным. Нечто, за что можно было бы зацепиться в расследовании.
  
  – Я могу сказать вам одну вещь о человеке, который набивал татуировку, – сообщил Крэйг.
  
  Дакуорт, сидевший на стуле, наклонился вперед.
  
  – И что же это?
  
  – У него очень плохо с грамотностью.
  
  – Откуда вы можете это знать?
  
  Вместо ответа Крэйг забарабанил пальцами по клавишам. Затем он снова развернул компьютер и продемонстрировал Пирсу экран.
  
  Крэйг Перс получил свое. Мерзкому педофилу отомсчили. Теперь можно быть уверенным, что этот подонок никогда больше не будет ни к кому пристовать!
  
  – Ну, хорошо, – Дакуорт пробежал глазами послание. – Предположим, он неправильно написал вашу фамилию, в слове «отомстили» поставил «ч» вместо «т», а в слове «приставать» – «о» вместо «а». Вы это имеете в виду?
  
  – Ну да. Но только букву «ч» он написал специально.
  
  – То есть?
  
  – Даже самый последний дебил знает, как пишется слово «отомстить». Что касается остального, то можно предположить, что автор действительно грамотностью не отличается.
  
  – Я, однако, пока не очень понимаю, как это может помочь в расследовании, – заметил Дакуорт.
  
  – Ну, разумеется, – хмыкнул Пирс. – О чем вы только думаете? Для начала, например, можно было бы попробовать установить IP-адрес того, кто выложил на сайт пост.
  
  – Этим у нас занимаются в спецотделе. Думаю, там над этим сейчас работают.
  
  – Думаете?
  
  – Если хотите, я могу выяснить, как продвигаются дела, и дать вам знать.
  
  Пирс швырнул ноутбук на кровать.
  
  – Понимаете, – сказал он, – сейчас у меня складывается впечатление, что это я делаю работу полиции. Когда люди выходят в онлайн, они оставляют следы. Мне бы хотелось, чтобы вы искали эти следы, сравнивали их, пытались найти совпадения. А этим, похоже, приходится заниматься мне…
  
  – Вам удалось выяснить нечто такое, что могло бы принести пользу расследо…
  
  – Вы в самом деле хотите, чтобы я работал за вас? – Крэйг откинулся на спинку кресла. Если раньше он держал колени плотно сдвинутыми, поскольку держал на них ноутбук, то теперь они разошлись в стороны на добрый фут. Полы халата слегка распахнулись. – Ну, хорошо. Я могу сообщить вам одну деталь, которая касается инцидента со мной. – Пирс закрыл глаза, словно стараясь сосредоточиться. – Так вот, прежде чем впиться зубами в мое тело, пес какое-то время меня лизал.
  
  Пирс открыл глаза и ухмыльнулся.
  
  – Случившееся нанесло вам серьезную психологическую травму, не так ли? – уточнил Барри.
  
  – Вы это всерьез спрашиваете, мистер Дакуорт?
  
  – Я хочу сказать, что, на мой взгляд, вы пострадали гораздо сильнее, чем я думал.
  
  – Вы имеете в виду мое жизнерадостное настроение?
  
  – Я бы не стал называть это так.
  
  Крэйг тряхнул головой:
  
  – Мать сказала вам, что сегодня ко мне должна заехать мой врач-психотерапевт? Она хочет со мной поговорить – чтобы у меня была возможность поделиться с кем-нибудь своими чувствами.
  
  – Благодарю за помощь, – произнес Дакуорт и, не отвечая на заданный вопрос, встал и направился к двери.
  
  – Погодите, не уходите! – остановил его Пирс.
  
  Детектив вернулся обратно и снова сел.
  
  – Я никогда не любил отца, – сказал Крэйг. – Для него я всегда был недостаточно хорош – по той или иной причине. И тут вдруг происходит это – обвинения, суд, унижение, позор, который я навлек на свою семью. Но знаете, что было хуже всего?
  
  Дакуорт, вопросительно глядя на собеседника, промолчал.
  
  – То, что после того, как мне начисто отгрызли все мое хозяйство, я начал терять свою мужскую сущность. Именно поэтому отец был не состоянии подняться сюда, не мог на меня смотреть. Представляете? Он не мог себя заставить даже разок поглядеть на меня.
  
  Дакуорт продолжал молчать – он не знал, что сказать в такой ситуации.
  
  – Я не стал говорить матери, что произошло, когда отец в тот раз все же решился зайти в мою комнату и принес мне томатный суп. – Изуродованное лицо Крэйга снова перекосила ужасная ухмылка. – Она до сих пор думает, что папаша, поднявшись сюда и увидев меня, так расстроился, что его хватил инфаркт.
  
  – А что же случилось на самом деле? – с трудом выдавил Дакуорт.
  
  – Вот что, – со злорадной интонацией произнес Пирс-младший и, отдернув полу халата, продемонстрировал кошмарное сплетение толстых багрово-красных рубцов на том месте, где должны были быть гениталии. Увиденное вызвало у Дакуорта невольную ассоциацию с баклажаном, пропущенным через шинковальную машину.
  
  – Я тогда спросил у папаши: как, по-твоему, мне больше идет, с яйцами или без?
  
  Дакуорт снова встал и решительным шагом вышел из комнаты.
  Глава 20
  Кэл
  
  Я снова направился в дом. Боб последовал за мной. Глория оказалась на кухне – когда я вошел, она наливала себе еще один бокал вина под неодобрительным взглядом хозяйки.
  
  – А где Джереми? – спросил я.
  
  – Пошел наверх, – сообщила Глория. – Он был очень расстроен. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Я не понимаю, зачем Гален приехал сюда на той самой машине. Клянусь богом, меня окружают люди, чье поведение невозможно объяснить. Боб, как ты мог вообще его сюда пустить, учитывая, что он приперся сюда на этом проклятом автомобиле?
  
  – Я же не знал, что он приедет именно на нем, – пожал плечами Боб.
  
  – Это просто невероятно. – Глория повернулась ко мне. – Вы в самом деле бросили телефон Джереми в кипящее масло?
  
  Я решительно кивнул – на мой взгляд, за мной не было никакой вины.
  
  – Тем самым я рассчитывал лишить его возможности назначать свидания девушке.
  
  – Какой девушке? – осведомилась Глория. – По фамилии Уилсон?
  
  – Да. Ее зовут Чарлин.
  
  – Вот ведь маленькая шлюшка, – процедила Глория.
  
  – Ради всего святого, держи себя в руках, – подала голос Мэдэлайн.
  
  – Что вы хотите этим сказать? – поинтересовалась Глория. Мэдэлайн, ничего не ответив, лишь покачала головой и вышла с кухни. Глория облегченно вздохнула и поднесла к губам бокал с вином.
  
  – Дорогая, тебе не кажется, что ты слишком много пьешь? – осведомился Боб.
  
  – Если учесть, через что мне довелось пройти, слава богу, что я еще не лакаю спиртное прямо из горлышка. – Отставив бокал, Глория подняла вверх указательный палец. – Послушай, у меня появилась идея.
  
  – Какая именно?
  
  – То, что мы наняли мистера Уивера, – это очень хорошо. Но, может, нам нужен еще и пиар-консультант?
  
  – Кто? – не понял Боб.
  
  – Ну, специалист по связям с общественностью. То есть человек, который мог бы заняться распространением среди представителей общественности нашей версии этой истории. Пусть бы объяснил, что Джереми тоже жертва случившегося – как и все мы. Да, судья вынес приговор и, казалось бы, вопрос закрыт. Но на самом деле мы подвергаемся атакам в соцсетях и в СМИ. Нам угрожают, на нас выливают ушаты грязи, что наносит вред нашей репутации.
  
  Боба предложение Глории явно заинтересовало:
  
  – И что же конкретно этот самый пиарщик будет делать?
  
  – Ну, она – а я бы хотела, чтобы это была женщина, поскольку такую работу они выполняют лучше мужчин, – могла бы войти в контакт со средствами массовой информации и сделать так, чтобы они стали публиковать материалы, в которых бы по отношению к нам выражалось сочувствие. Она бы быстро выяснила, кто мог бы высказаться именно в таком ключе, и обратилась бы к этим людям. Другими словами, привлекла бы тех, кто на нашей стороне. Можно было бы устроить интервью с Джереми, из которого стало бы видно, что на самом деле он хороший мальчик, а вовсе не чудовище, которым его хотят представить.
  
  – И ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы взяться за это? – поинтересовался Боб.
  
  Глория покачала головой:
  
  – Я – нет, но у Мэдэлайн могут быть такие знакомые.
  
  У меня возникли сомнения, что Мэдэлайн Плимптон поддержит идею Глории. Однако полностью исключать этот вариант было нельзя.
  
  Боб, покачав головой, вышел с кухни.
  
  – А у вас нет подходящей кандидатуры, мистер Уивер? – спросила Глория.
  
  – Нет.
  
  Глория Пилфорд нахмурилась. Похоже, я начинал ее разочаровывать. Сначала телефон Джереми, брошенный в кипящее масло, в котором жарилась картошка, а теперь еще и это. Кроме того, я дал понять, что буду по возможности ограничивать все контакты Джереми и его матери с внешним миром, а ей вдруг захотелось, чтобы ее сын появился в телешоу «Сегодня».
  
  – Впрочем, допускаю, что моя идея не так уж хороша, – заметила Глория.
  
  Я решил, что могу высказать свое мнение:
  
  – Чем больше вы привлекаете к себе внимания, тем дольше вас будут беспокоить. Если же вы заляжете на дно, ситуация через некоторое время успокоится сама собой.
  
  Глория какое-то время изучающее смотрела на меня, после чего произнесла:
  
  – Возможно, вы правы. Когда находишься в сложном положении, всегда хочется, чтобы трудности как можно скорее закончились. Но при этом любые активные действия зачастую лишь мешают этому.
  
  – Что-то вроде того, – подтвердил я.
  
  – Я уверена, что моя тетка проверила вас досконально, мистер Уивер. Но я о вас знаю очень немного. Вы женаты? У вас есть дети?
  
  – Я был женат. И у меня был сын.
  
  В глазах Глории сверкнула искорка интереса – она явно обратила внимание на то, что я употребил прошедшее время по отношению к сыну.
  
  – Был? – переспросила она.
  
  – Это долгая история.
  
  Глория улыбнулась:
  
  – Вы хоть раз видели человека, который сказал бы в такой ситуации, что это короткая история?
  
  – Пожалуй, нет, – улыбнулся я в ответ.
  
  – Я подозреваю, что эта история не только долгая, но и не очень счастливая.
  
  – В этом вы правы, – кивнул я.
  
  – Каждый человек обычно считает, что неприятности и проблемы мешают жить только ему. А потом вы вдруг обнаруживаете, что буквально у каждого, кто вас окружает, своя боль.
  
  Я впервые ощутил прилив теплых чувств по отношению к Глории Пилфорд.
  
  – Я полагаю, что вы, возможно…
  
  – Что это еще за глупая идея с наймом пиар-консультанта? – спросила, внезапно войдя, Мэдэлайн Плимптон. – Глория, Боб только что рассказал мне о твоем абсурдном предложении пригласить кого-нибудь, кто будет распространять твою версию всей истории с Джереми. Что это еще за бред? Ты это серьезно?
  
  – Господи, – пробормотала Глория, отхлебывая очередной глоток из бокала.
  
  – Учти, услуги пиар-специалиста обойдутся тебе в целое состояние, – сказала Мэдэлайн. – И я не знаю, где ты собираешься брать деньги на их оплату.
  
  – Я просто размышляла вслух, ясно?
  
  – Не похоже, что ты вообще думала перед тем, как сказать такое, – раздраженно заметила хозяйка дома.
  
  Я решил, что с меня достаточно.
  
  Уходя с кухни, я прихватил с собой в гостиную ноутбук Глории Пилфорд. Там, усевшись в удобное кресло, я откинул его крышку, зашел в Интернет и забил в поисковую строку слова «процесс по делу Джереми Пилфорда». Я не нуждался в дополнительной информации для выполнения той работы, ради которой меня наняли, – скорее мне хотелось получить более полную и точную оценку характеров участников событий, которые вызвали вал откликов в социальных сетях.
  
  В ответ на мой запрос компьютер выдал несколько сотен тысяч ответов. Среди них я быстро отобрал несколько таких, что давали наиболее сжатое и в то же время полное изложение фактов.
  
  В итоге получилась такая картина.
  
  Вечером 15 июня в доме Галена Бродхерста в Олбани проходила вечеринка. Пожалуй, правильнее было бы сказать, что речь шла не просто о доме, а о целом имении. Жилище Бродхерста располагалось за пределами города на участке площадью примерно в десять акров, из которых примерно половина практически не была окультурена. Площадь дома составляла примерно семь тысяч квадратных футов. При этом Бродхерст после смерти своей супруги жил один. К дому был пристроен огромный гараж, в котором хозяин держал несколько автомобилей класса люкс – три «Порше», «Ламборгини», старый «Эм-Гэ», «А-Эм-Экс» компании «Американ моторс» 1969 года выпуска. И еще новый шикарный «Ауди» – на каждый день.
  
  Того «Порше», который я только что видел на улицах Промис-Фоллз, в ту ночь в гараже не было – он стоял рядом с домом на подъездной аллее.
  
  Вечеринка устраивалась в честь крупной сделки, которую заключили Боб Батлер и Бродхерст. Суть ее состояла в приобретении большого участка земли в центре Олбани. Благодаря сделке Бродхерст получил возможность претендовать на заключение большого государственного контракта с властями штата на строительство нескольких офисных зданий, который в будущем должен был принести доход в добрых пятьдесят миллионов долларов. Батлер не являлся собственником земли – он лишь представлял ее продавца. Он получил предложение стать одним из инвесторов исключительно прибыльного проекта, который должен был начать окупаться уже в следующем году.
  
  Я быстро пробежал взглядом другие детали, касающиеся сделки, и добрался наконец до того, что интересовало меня больше всего прочего.
  
  Батлер захватил на вечеринку Глорию и Джереми просто так, чтобы те могли немного повеселиться. Бродхерст пригласил многих своих партнеров по бизнесу, а также соседей, в том числе неких супругов МакФадден, которых звали Рис и Меган, и их дочку Шен (как объяснил мне Джереми, ее имя произносилось не совсем так, как можно было подумать, исходя из его написания, – «Шейн»). Пилфорды жили неподалеку от МакФадденов, и потому Джереми и Шейн посещали одну и ту же среднюю школу и были знакомы.
  
  В статьях упоминались также другие гости, но все их фамилии были мне не знакомы – за исключением одной, а именно Уилсон. По всей видимости, Алисия и Франк Уилсон являлись родителями Чарлин.
  
  Алкоголь на вечеринке лился рекой, и Джереми удалось выпить несколько бутылок пива таким образом, что этого никто не заметил. Выходило, что к тому моменту, когда он сел за руль, Джереми был уже сильно пьян.
  
  Что же касается Шейн, она осушила только одну бутылку, но не пива, а вина, причем, если верить данным вскрытия, целиком и в одиночку.
  
  Молодые люди какое-то время провели на заднем дворе дома, лежа в траве и глядя на звезды – и при этом, судя по всему, продолжая накачиваться спиртным. Затем в какой-то момент они встали и обошли дом с внешней стороны, и тут внимание Джереми привлек «Порше». В выложенных в Интернет материалах говорилось, что он никогда не сходил с ума по автомобилям, но даже совершенно равнодушный к ним человек не мог не оценить красоту линий и изящество пропорций этого продукта автопрома.
  
  Машина оказалась незапертой. Джереми, недолго думая, уселся на водительское место, а Шейн, последовав его приглашению, расположилась на пассажирском сиденье. Молодому человеку хотелось, чтобы девушка сфотографировала его за рулем «Порше» на телефон.
  
  Бродхерст оставил ключи в пепельнице. Поскольку он не курил, он часто делал так – во всяком случае, когда оставлял машину на подъездной аллее перед домом, откуда было довольно далеко до дороги. Джереми почти сразу же обнаружил ключи и долго с раздражением шарил по рулевой колонке в поисках замка зажигания. Но у «Порше» Бродхерста тот располагался не на рулевой колонке, как у автомобилей, на которых Джереми приходилось ездить ранее, а с левой стороны от руля – на приборной доске.
  
  Прежде чем Джереми успел вставить ключ в зажигание, из дома вышел Бродхерст и увидел, что замыслил молодой человек. Подойдя к машине со стороны водительской дверцы, хозяин «Порше» открыл ее и выволок Джереми наружу. При этом присутствовало несколько гостей, в том числе Боб и Глория. Шейн выбралась из машины сама, не дожидаясь требования Бродхерста. После этого молодые люди куда-то ушли.
  
  Затем Гален сделал то, что показалось всем большой глупостью. Он снова бросил ключи в пепельницу автомобиля.
  
  Даже сам Бродхерст впоследствии признавал, что, если бы он не проявил подобную небрежность, все могло сложиться иначе.
  
  Примерно через час где-то рядом с домом взревел мощный двигатель. Никто не обратил на это внимания. Принадлежавший Бродхерсту «Порше 911» был не единственным спортивным автомобилем, припаркованным неподалеку, а кое-кто из гостей отправился домой довольно рано.
  
  Однако через несколько минут Бродхерст ворвался в гостиную с криком: «Где, черт побери, Джереми?!» И во всеуслышание заявил, что его машина исчезла.
  
  Гости повалили на улицу. Длина аллеи, ведущей от дома Бродхерста к дороге, составляла примерно три пятых мили, а ярдах в ста от дома проходила через холм. Перевалив через его гребень, любая машина пропадала из виду. Однако из-за холма явственно доносился звук работавшего на холостом ходу мотора, а над гребнем можно было разглядеть красный отсвет задних тормозных и габаритных огней.
  
  Бродхерст и еще несколько человек бросились бежать по аллее туда, где, очевидно, находилась исчезнувшая машина. Когда они перевалили через холм, перед ними предстала такая картина.
  
  В траве слева от аллеи лежало безжизненное, окровавленное тело Шейн. Примерно в пятидесяти футах от него на противоположной обочине аллеи стоял, уткнувшись носом в дерево, «Порше» с работающим двигателем. Передняя его часть была сильно смята.
  
  Послышался звук открываемой дверцы. Из машины, пошатываясь, с трудом выбрался Джереми. Лоб его оказался окровавлен – поскольку «Порше» Бродхерста был старой модели, подушки безопасности в автомобиле отсутствовали. Джереми, явно ошеломленный, огляделся и увидел группу людей, которые смотрели на него.
  
  – Какого черта, что вам надо? – спросил он.
  
  Рис и Меган МакФадден – а они в числе первых бросились бежать по аллее – в ужасе склонились над телом дочери. Меган обхватила Шейн руками и дико закричала. Рис бросился на Джереми и с криком «Ах ты, сукин сын!» сильно толкнул его, так что молодой человек отлетел к машине, а затем принялся молотить его кулаками. Боб, Бродхерст и еще какой-то мужчина принялись оттаскивать его, боясь, что он убьет Джереми (Глория даже хотела обвинить Риса МакФаддена в нападении – и, возможно, не без оснований. Однако прокурор предпочел этого не делать, что также было вполне объяснимо).
  
  В итоге против Джереми выдвинули обвинение в совершении дорожно-транспортного происшествия с тяжкими последствиями. Количество алкоголя в его крови оказалось настолько высоким, что ему вполне могло грозить тюремное заключение сроком на двадцать пять лет.
  
  Тут в дело вступил Грант Финч, адвокат и друг Галена Бродхерста и Боба Батлера – а также, как я понял, и Мэдэлайн Плимптон. Он разработал несколько линий защиты. Первая состояла в том, чтобы распределить ответственность и сделать акцент на смягчающие вину Джереми обстоятельства. К последним относилось изобилие алкоголя на вечеринке, а также глупое и неосторожное обращение Галена Бродхерста с ключами от машины после первой, неудачной попытки Джереми завести «Порше» и покататься на нем. Мне такой вариант действий показался на редкость неуместным.
  
  Вторая стратегия, которую разработал Грант Финч, обоснованно опасаясь, что первая может себя не оправдать, являлась тоньше и умнее. Все говорили о том, что мать Джереми чрезмерно опекала сына и всегда выгораживала его в ситуациях, когда он бывал виноват, придумывая для него различные оправдания. Когда он совершал проступки в школе, в этом, с ее точки зрения, всегда были виноваты учителя. Он не шалил, утверждала Глория Пилфорд, – мальчик просто заскучал. Если Джереми с кем-нибудь дрался, его мать неизменно утверждала, что первым пустил в ход кулаки его противник – даже если она не видела, что на самом деле произошло. Вскоре после того, как Джереми в шестнадцатилетнем возрасте получил водительские права, он, сдавая задним ходом, налетел на фонарный столб и нанес матери ущерб в несколько тысяч долларов, сильно помяв ее машину. Глория объяснила этот инцидент тем, что фонарь горел недостаточно ярко, и попыталась подать иск против городских властей. Словом, во всех своих действиях в подобных ситуациях Глория Пилфорд исходила из того, что виноват не ее сын, а кто-то другой. Из-за этого у Джереми в итоге совершенно не сформировалось чувство ответственности за свои поступки.
  
  Грант Финч, пытаясь объяснить странную методику Глории Пилфорд в воспитании сына, а заодно для того, чтобы вызвать к ней некоторое сочувствие у суда, сделал особый упор на ее собственном тяжелом детстве. После смерти матери от рака Глорию воспитывал отец, человек раздражительный и несдержанный. К тому моменту, когда Глории исполнилось восемь лет, скорее она ухаживала за отцом, чем он за ней. Будучи агентом по продаже недвижимости с ненормированным рабочим днем, он подолгу пропадал на работе, а от Глории требовал, чтобы она содержала в порядке дом – в частности, занималась уборкой и приготовлением пищи. При этом он постоянно подвергал все, что делала дочь, жесткой и безжалостной критике, а также наказывал ее, когда у нее возникали трудности с учебой в школе.
  
  Я быстро просмотрел еще несколько статей, надеясь заполнить кое-какие информационные пустоты. Отец Глории погиб в автомобильной катастрофе, когда ей было одиннадцать лет. Мэдэлайн Плимптон, сестра отца Глории, взяла девочку под свою опеку и воспитала.
  
  Глория часто говорила, что, когда у нее появятся свои дети, она никогда не станет обращаться с ними так, как ее отец обращался с ней, и отдаст им всю свою любовь, на которую была щедра ее рано ушедшая из жизни мать. Наверное, так Глория и делала. Но это привело к последствиям, которых она, видимо, не ожидала. Она до такой степени жила жизнью Джереми, контролируя все – какими видами спорта он занимался, с кем дружил, такие телешоу смотрел, – что ее сын совершенно утратил способность к принятию самостоятельных решений. Когда же он изредка пытался это делать, это ни к чему хорошему не приводило.
  
  Когда Джереми было семь лет, он, играя со спичками, едва не сжег дом. Поговаривали, что Глория обвинила во всем производителя спичек, которые, по ее мнению, слишком легко загорались.
  
  Финч привел и другие примеры ситуаций, которые не могли не повлиять на Джереми. Он стал фанатом видеоигр – это оказалось одно из немногих занятий, на которые контроль матери не распространялся. Это, как утверждал адвокат, привело к тому, что он полностью потерял способность предвидеть последствия своих поступков и нести за них ответственность. А значит, Джереми был просто не в состоянии понять, чем может закончиться езда на машине в состоянии алкогольного опьянения. К тому же его родители недавно развелись, отчего молодой человек находился в расстроенных чувствах и был рассеян. Мало того, защита заявила, что в пищевых продуктах, которые потреблял Джереми, имелось слишком много глютена, и это тоже негативно сказалось на его эмоциональном и физическом состоянии.
  
  Главным тезисом, однако, было то, что Джереми в силу того, что в нем не воспитали чувства ответственности за свои поступки, зачастую не мог толком понять, что хорошо, а что плохо. Поэтому, садясь за руль пьяным, он попросту не сумел предвидеть, что это может привести к катастрофическим последствиям.
  
  Хотя подобная линия защиты представляла ее в исключительно невыгодном свете, Глория приняла ее. Однако никто даже не представлял, какую широкую известность приобретет вся эти история и что Джереми получит прозвище Большой Ребенок.
  
  Над Джереми и его матерью насмехались в телевизионных выпусках новостей и шоу, их вышучивали комики в вечерних программах, хотя, по сути, в случившемся ничего смешного не было. Впрочем, трагичность событий и раньше никогда не мешала деятелям комедийного жанра использовать в своих интересах людские беды и горести. К примеру, в девяностые годы Джей Лено во время процесса над О. Джей Симпсоном без зазрения совести использовал историю подсудимого в своих юморесках, нисколько не смущаясь тем, что речь идет о жестоком убийстве двух человек.
  
  Но настоящая буря разразилась после того, как судья принял решение не сажать Джереми в тюрьму, а ограничиться четырехлетним условным наказанием.
  
  Гнев, охвативший общественность, буквально выходил из берегов, так что я предпочел просмотреть материалы, посвященные реакции на итог процесса, лишь по диагонали.
  
  Статьи, посвященные процессу над Джереми и событиям, его породившим, были щедро иллюстрированы. Здесь имелись и снимки с места трагедии, и фото Шейн МакФадден – исключительно миловидной девушки, которая обещала стать поистине прекрасной женщиной. Не было недостатка и в фотографиях Джереми – в основном их сделали в зале суда. На них молодой человек неизменно был облачен в явно великоватый ему темно-синий костюм и такого же цвета галстук.
  
  Просматривая снимки, я поймал себя на ощущении, что Джереми кого-то мне напоминает. Через некоторое время я понял, кого именно – моего сына. Скотта. Несмотря на все старания моей жены Донны и мои собственные, он пустился во все тяжкие. Хотя наркотики, которые он употреблял, не стали непосредственной причиной его смерти, именно они увлекли его на путь, который закончился его гибелью.
  
  Я иногда завидовал моей покойной жене, которая больше не страдала от горя и чувства вины.
  
  – Многое из этого – самая настоящая чушь, – раздался позади меня женский голос.
  
  Обернувшись, я увидел Глорию. Интересно, сколько времени она стояла у меня за спиной, наблюдая, как я изучаю материалы, посвященные делу?
  
  – Что именно? – поинтересовался я, разворачиваясь, и жестом предложил Глории сесть на стоящий рядом стул.
  
  – Значительная часть, – сообщила она. – Но здесь есть и правда. Люди в самом деле думают обо мне очень плохо.
  
  – Новостные истории обычно не раскрывают суть личности людей, которым они посвящены. Телевизионщики вынуждены спрессовать всю вашу жизнь в двухминутный ролик. Газетчики могут уделить рассказу о вас всего каких-то двести слов.
  
  Глория кивнула:
  
  – Я в самом деле очень уж опекала Джереми. Уделяла ему слишком много внимания. Дело, видимо, в том, что у меня самой было ужасное детство.
  
  – Я читал о вашем отце.
  
  – Наверное, я кажусь вам сумасшедшей, но тому, какая я есть, имеются серьезные причины, – заметила Глория и, поскольку я никак не прокомментировал ее слова, добавила: – Некоторые истории из тех, что рассказал в суде Грант, – чистой воды выдумка. Например, случай со спичками. В действительности ничего подобного не было.
  
  – Правда?
  
  – Да. Мы сочинили много такого, что не могло подтвердиться свидетельскими показаниями, но работало на нас. – Глория грустно улыбнулась. – Вы еще не все знаете. Например, историю про то, как Джереми задушил цыпленка – просто так, ради забавы. А я потом сварила его, чтобы избавиться от улик.
  
  – И этого тоже на самом деле не было, – предположил я.
  
  – Верно, не было. Правда, и на суде я об этом не упоминала. И вообще, что бы вы о нем ни думали, Джереми чудесный мальчик. В самом деле чудесный. – Глория поморщилась. – Но если бы мне пришлось рассказать эту дурацкую историю про цыпленка, чтобы спасти сына, я бы это сделала.
  
  – Понятно.
  
  – Как по-вашему, это доказывает, что я его люблю? – поинтересовалась Глория.
  
  Вопрос показался мне странным.
  
  – Полагаю, никто никогда не сомневался в ваших теплых чувствах к Джереми, – ответил я. – Что же касается рекомендаций Гранта Финча, то, выполняя их, вы скорее показывали всем, что любите сына даже слишком сильно.
  
  Глаза Глории начали наполняться слезами. Она подняла к лицу бокал и уткнулась в него – видимо, чтобы я не видел, как она плачет.
  
  – Я все время спрашиваю себя о том, так ли это на самом деле, – проговорила она после небольшой паузы и, поставив бокал на стол, вытерла щеки рукавом. – Все говорят, что я ужасная мать, и, вполне возможно, они правы.
  
  Мы немного помолчали, а потом я спросил:
  
  – Скажите, вы доверяете моему мнению по поводу всего того, что касается вашего сына?
  
  Глория посмотрела на меня покрасневшими от слез глазами.
  
  – Да. Думаю, да.
  
  Я закрыл ноутбук и положил его на кофейный столик. Затем подошел к лестнице и поднялся на второй этаж. Все двери наверху были открыты, за исключением одной – в самом дальнем конце коридора. Пройдя мимо нескольких спален и ванных комнат, я остановился перед ней и тихонько постучал.
  
  Ответа не последовало. Боже, он опять улизнул, подумал я и постучал громче.
  
  – Да? – раздался из-за двери голос Джереми.
  
  – Это мистер Уивер.
  
  – Что вы хотите?
  
  Я открыл дверь. Молодой человек лежал на кровати, уставившись в потолок. Лишь несколько секунд спустя он слегка повернул голову так, чтобы я попал в поле его зрения.
  
  – Так чего вам?
  
  – Упакуй в сумку все, что тебе необходимо.
  Глава 21
  
  Барри Дакуорт уже подъезжал к дому, когда его мобильный телефон затрезвонил. Припарковав машину, он заглушил двигатель и вынул телефон из кармана. По номеру на экране он понял, что звонят из городского совета, и у него тут же возникло нехорошее предчувствие.
  
  – Алло, – сказал он в трубку.
  
  – Эй, Барри, как твои дела?
  
  – Привет, Рэнди.
  
  Рэндолл Финли сдавленно хохотнул.
  
  – Послушай, Барри, разве ты не должен обращаться ко мне с почтением? Скажем, «ваша честь» или «ваша милость»? Ну или, на худой конец, «господин мэр»?
  
  Дакуорт подумал, что с удовольствием назвал бы собеседника «многоуважаемым дерьмом», но сдержался и всего лишь спросил:
  
  – Что я могу сделать для тебя, Рэнди?
  
  – Поговаривают, что ты не придешь на мемориальные мероприятия. Скажи мне, что это неправда.
  
  – Я очень занят, – коротко бросил в трубку Дакуорт.
  
  – Но как же? Ты же у нас чертова звезда шоу, мать твою. Ведь это ты поймал того типа. Так что ты должен быть – без тебя никак.
  
  – Ладно, я подумаю.
  
  – Послушай, Барри, я говорю серьезно. Городу нужно это мероприятие. Люди должны почтить память тех, кто погиб год назад. Отдать им дань уважения. И потом, все любят героев. А ты – герой. Если ты не придешь, это будет все равно что секс без оргазма. Короче говоря, ты должен прийти, и точка. Мы противопоставим это мероприятие всему тому дерьму, которое случилось в городе за последнее время, и оно перевесит. Ты знаешь, что я видел вчера? Ну, давай же, спроси меня.
  
  – Что ты видел вчера, Рэнди?
  
  – Я случайно оказался рядом с водоочистными сооружениями, вблизи водонапорной башни.
  
  Дакуорт знал, что специально отравленная вода, которая убила множество жителей Промис-Фоллз, распространилась по городу именно через водонапорную башню.
  
  – И вот представь, – продолжал Рэнди, – я увидел какого-то типа, который забрался по лестнице и стоял на самом верху, прямо на башне. На нем было что-то вроде плаща или накидки, что ли, а на груди, на рубашке, я разглядел надпись «Капитан Мститель». Пожарным пришлось отправить туда экипаж, чтобы этого ублюдка сняли, пока он не разбился. И знаешь что, Барри? Там шныряют и другие придурки, всякие больные на голову уроды – из тех, кто считает, будто горожане получили по заслугам. Будто то, что произошло в городе, было торжеством справедливости. Ты можешь себе представить, что есть люди, которые думают именно так?
  
  – Что-нибудь еще, Рэнди? – поинтересовался Дакуорт.
  
  – О господи, ты все тот же упрямый сукин сын, что и раньше. Подумай как следует, ладно? Если ты придешь, я награжу тебя красивой сувенирной табличкой, на которой будет выгравировано твое имя.
  
  – Не нужна мне никакая табличка.
  
  – Но я ее уже заказал.
  
  – До свидания, господин мэр, – сказал Дакуорт и, нажав на кнопку сброса звонка, выбрался из машины. Поскольку других машин около дома не было, он понял, что ни Морин, ни Тревор домой еще не вернулись. Морин должна была приехать буквально с минуты на минуту. Что же касается Тревора, то тут прогнозировать что-либо бессмысленно.
  
  Дакуорт вошел в дом через боковую дверь, которая привела его прямиком на кухню. Сняв спортивный пиджак, он ослабил узел галстука и закатал рукава рубашки. Затем достал из кобуры пистолет и, следуя многолетней привычке, убрал его в сейф, который стоял в домашней прачечной – небольшой комнатушке, где располагались также стиральная машина и сушилка для белья.
  
  Затем Дакуорт вернулся на кухню, открыл холодильник и достал оттуда бутылку легкого светлого пива. Детектив не был уверен, что употребление этого напитка вписывалось в более-менее низкокалорийную диету, которой он пытался следовать. Тем не менее, если раньше он, вернувшись домой, выпивал одну бутылку, то теперь частенько приканчивал две. Сорвав с горлышка пробку, Дакуорт поднес бутылку к губам и за какие-то секунды в несколько больших глотков осушил ее наполовину. При этом он невольно порадовался, что Тревора нет дома и сын не видит его в этот момент.
  
  Вторично открыв дверцу холодильника, Барри стал раздумывать, не перекусить ли ему чем-нибудь. Обычно по вечерам Морин готовила ужин, но она работала полный рабочий день, как и сам Дакуорт-старший. Если бы ужином занялся он, то на столе появились бы стейки и гарнир из жареной картошки, обильно сдобренной маслом и сметаной. Разумеется, Морин припасла что-то гораздо более полезное для здоровья. Не случайно холодильник был плотно набит пластиковыми контейнерами с разнообразными овощными салатами.
  
  Дакуорт вздохнул и решил, что лучшим действием в сложившейся ситуации будет полное бездействие. Придя к такому выводу, он сел за стол, поставил на него бутылку и потянулся к планшету Морин, который лежал тут же, рядом.
  
  Детектив никак не мог выбросить из головы Крэйга Пирса. Есть вещи, которые, увидев хотя бы однажды, очень трудно забыть.
  
  Пирсу-младшему были нанесены действительно страшные увечья. Но к концу их разговора Дакуорт не чувствовал к нему никакой жалости. Крэйг Пирс мог служить классическим примером того, что перенесенные страдания далеко не всегда делают человека святым.
  
  Однако Пирс дал Дакуорту кое-какую пищу для размышлений. Если Крэйг Пирс и Брайан Гаффни стали жертвой одного и того же человека – или одних и тех же людей, – то почему то, что сотворили с первым из них, попало в Интернет, а изуродованная спина второго нет?
  
  Видимо, Брайану кто-то очень хотел о чем-то напомнить. Но молодой человек, которому набили на спине татуировку-послание, утверждал, что понятия не имеет, о чем речь. При этом Дакуорт был почти уверен в том, что с псом миссис Бичем, которого Брайан когда-то давно случайно задавил, это послание никак не связано. Тем не менее Барри чувствовал, что в доме пожилой женщины все же происходит что-то странное, хотя и не имеющее к Брайану Гаффни никакого отношения.
  
  Подожди, сказал он сам. Может быть…
  
  В это время с улицы донеслись знакомые звуки – кто-то подъехал на машине к дому и заглушил двигатель. Через несколько секунд дверь отворилась, и через порог кухни шагнула Морин. Дакуорт, держа в руках недопитую бутылку пива, встал ей навстречу и чмокнул супругу в щеку.
  
  – Привет, – сказал он. – Я уже хотел перекусить, но потом подумал…
  
  – Погоди, – отозвалась Морин и первым делом, еще прежде, чем снять куртку, сбросила туфли. – Господи, я так ждала момента, когда смогу разуться. Да, конечно, сидячая работа очень вредная, но, будь у меня такая, мне не пришлось бы по девять часов в день проводить на ногах.
  
  – Тяжелый день? – спросил Дакуорт.
  
  – Время тянулось, как резиновое. – Морин уже десять лет работала в магазинчике, арендовавшем помещение в большом торговом центре и торговавшем очками и контактными линзами. За это время она так и не смогла полюбить свою работу – та осталась для Морин всего лишь способом зарабатывания денег. – А у тебя как дела?
  
  – Были кое-какие моменты, – поморщился Дакуорт.
  
  – Хорошие или плохие?
  
  – Запоминающиеся, – ответил Дакуорт после некоторого колебания.
  
  – Извини, если учесть, чем тебе приходится заниматься, это глупый вопрос. Ну а все-таки – у тебя в течение дня произошло что-то интересное?
  
  Выбор у Дакуорта был не из лучших. В самом деле, что интереснее – юноша, которому насильно покрыли татуировками спину, или молодой мужчина, которому собака изгрызла лицо и откусила гениталии? Или, может, рассказать Морин про то, как он, Дакуорт-старший, допрашивал собственного сына и его подружку?
  
  – Мне надо немного подумать.
  
  – Давай так – пока ты будешь думать, я быстренько переоденусь. А потом поедем поужинаем в ресторане.
  
  – Что-что?
  
  – Что слышал. Ты только что пригласил меня в ресторан. – Морин улыбнулась и поцеловала мужа в щеку. – Ты у меня такой романтичный.
  
  – Я могу выбрать заведение, в которое мы отправимся? – уточнил Дакуорт, который уже вовсю представлял себе жареные свиные ребрышки.
  
  – Может, позвоним Тревору? Вдруг он решит к нам присоединиться? Тогда будет лучше, если место выберет он, – нерешительно предложила Морин и, видя, что Дакуорт не торопится ухватиться за эту идею, поинтересовалась: – Что не так, Барри?
  
  – Думаю, будет лучше, если мы поужинаем вдвоем.
  
  – С Тревором сегодня что-то случилось?
  
  Пока Дакуорт лихорадочно размышлял над тем, стоит ли рассказывать жене о его беседе в ресторане с сыном и его подругой, с улицы раздалось шуршание шин и скрип тормозов – к дому подъехал еще один автомобиль. Хлопнула дверца.
  
  – Легок на помине, – пробормотал Дакуорт-старший.
  
  Дверь кухни распахнулась. Тревор шагнул через порог и застыл на месте при виде родителей.
  
  – Привет, Трев, – жизнерадостно поприветствовала его Морин.
  
  – Привет, – откликнулся молодой человек. – Что ж, отлично. Полагаю, отец тебе уже все рассказал.
  
  – О чем?
  
  – О том, как он допрашивал меня и мою девушку так, словно мы были подозреваемыми.
  
  – Что? – Морин бросила на мужа пристальный взгляд, затем снова посмотрела на Тревора. – У тебя появилась подружка?
  
  Дакуорт-старший покачал головой:
  
  – Все было совсем не так. Тревор, ты же знаешь.
  
  – Мне никогда в жизни не было так стыдно, – сказал Тревор и, шагнув вперед, прошел мимо родителей. – Когда знакомишь подружку с отцом, хочется, что все происходило как-то иначе.
  
  – Расскажи мне, что ты сделал, – потребовала Морин, обращаясь к мужу.
  
  – Просто я думал, что Тревор сможет мне помочь в моем расследовании, – пояснил Дакуорт. – Только и всего.
  
  – Ты собирался рассказать мне об этом?
  
  – Ты приехала домой всего пару минут назад, – заметил Дакуорт, и в его голосе отчетливо прозвучали оправдательные интонации.
  
  – Кто та девушка, которую ты называешь своей подружкой? – спросила Морин у сына.
  
  – Ее зовут Кэрол.
  
  – Кэрол Бикман, – уточнил Барри.
  
  – Верно, – кивнул Тревор. – Смотри-ка, запомнил. Впрочем, я думаю, он записал все в свой блокнот.
  
  – Ради всего святого, давайте не будем об этом! – попросил Дакуорт-старший. – Морин, поехали скорее в ресторан ужинать.
  
  – Мы собираемся в город, – сообщила Морин сыну. – Поедем с нами! Мы поговорим и во всем разберемся.
  
  – Нет уж, я пас, – заявил Тревор и вышел из кухни.
  
  – Что ты будешь есть? – спросила вдогонку Морин. – Я ничего не приготовила. У нас есть немного…
  
  – Мам, мне не пять лет, что-нибудь придумаю, – бросил через плечо Тревор и затопал по лестнице наверх.
  
  – Он ведет себя так, словно снова вернулся в подростковый возраст, – сказал Барри.
  
  – Как ты мог так с ним поступить?
  
  Дакуорт предостерегающим жестом поднял ладони:
  
  – Говорю тебе, он преувеличивает. Я очень сожалею о том, что так получилось, но он делает из мухи слона. Давай в самом деле поедем куда-нибудь и поедим.
  
  – Я уже не уверена, что мне этого хочется.
  
  – Ну ладно тебе, перестань. Право выбора еще за мной?
  
  Морин бросила на супруга подозрительный взгляд:
  
  – За тобой. Выбирай.
  
  – Поехали в бар «У Рыцаря».
  
  У Морин вытянулось лицо.
  
  – Ты что, шутишь? Это ведь даже не ресторан. Это какая-то забегаловка.
  
  – Там прекрасно готовят куриные крылышки. И потом, там есть нечто, на что мне хотелось бы взглянуть еще раз.
  
  Морин пожала плечами:
  
  – Дай мне пять минут.
  * * *
  
  В отличие от Тревора, Морин поднялась по лестнице практически бесшумно. Не потому, что хотела этого – просто она меньше весила и к тому же была в одних чулках. Оказавшись в коридоре второго этажа, она двинулась в сторону их с мужем спальни. Дверь к комнату сына была приоткрыта, и потому Морин услышала, как Тревор говорит с кем-то по мобильнику.
  
  – Не думаю, что это хорошая идея, – почти шепотом произнес он. Морин показалось, что эти слова были сказаны весьма сердитым тоном. Она напряженно прислушалась и уловила продолжение: – Что ж, ты, разумеется, не обязана делать это ради меня. Да, ты права. Возможно, мы совершаем ошибку.
  
  Морин замерла на месте, изо всех сил напрягая слух.
  
  – Я не хочу, чтобы меня втягивали во что-то, что связано с моим отцом, хоть он и самый известный коп в Промис-Фоллз, – снова заговорил Тревор после небольшой паузы. – Господи, у тебя прямо глаза на лоб полезли, когда ты увидела фото изрисованной спины того парня.
  
  Морин не услышала в голосе сына ни теплоты, ни тем более восхищения.
  
  – Хорошо, поступай как знаешь… Да, да, я приду. Встретимся на месте, – сказал Тревор и коротко бросил: – Пока.
  
  Морин двинулась дальше по коридору – ей нужно было подготовиться к походу в ресторан с мужем. Но думала она вовсе не о том, какое блюдо закажет.
  
  Ей очень хотелось знать, о чем говорил Тревор, когда произнес фразу: «Не думаю, что это хорошая идея».
  Глава 22
  Кэл
  
  – Собрать сумку? – удивленно переспросил Джереми и рывком сел на кровати.
  
  – Да, – подтвердил я. – Полагаю, единственный способ сделать так, чтобы ты находился в безопасности, – это увезти тебя отсюда.
  
  Молодой человек спустил ноги на пол.
  
  – И что же мне взять с собой?
  
  Я пожал плечами:
  
  – Свои вещи. Самое необходимое.
  
  – Обычно, когда мы куда-нибудь собираемся, мой чемодан укладывает мама.
  
  – Возьми все то, что ты привез сюда с собой из дома.
  
  – И надолго мы уезжаем?
  
  Подумать об этом я еще не успел.
  
  – Не знаю. Для начала на два-три дня, а там посмотрим. Если у тебя закончится что-нибудь из того, что тебе нужно, мы купим еще.
  
  – А телефон вы мне купите?
  
  – Нет. Дай мне две минуты. Я думаю, твоя мать не будет возражать против нашего отъезда, но лучше все же в этом убедиться. – Я сделал небольшую паузу. – Надеюсь, ты не против моей идеи?
  
  Джереми явно был озадачен тем, как развиваются события.
  
  – Э-э, да нет, все нормально.
  
  Спускаясь вниз по лестнице, я услышал голоса – на кухне явно о чем-то весьма оживленно спорили. Из этого я сделал вывод, что Глория успела вернуться туда из гостиной.
  
  – Клянусь, у меня такое ощущение, что вы считаете меня алкоголичкой, – громко заявила она.
  
  – Я этого слова не говорила – ты сама его только что произнесла, – заметила Мэдэлайн Плимптон.
  
  – Тебе не обязательно его говорить – мне и так все ясно. Но позвольте спросить, Мэдэлайн. Вам не кажется, что сейчас я пью лишь ненамного больше, чем раньше? Вы не задумывались о том, почему?
  
  – Мы все через многое прошли.
  
  – О да, вы так много страдали и мучились – просто ужас. Сколько раз вы появились в зале суда? Три? Четыре?
  
  – Дело не только в этом, Глория, и ты это знаешь, – сказала Мэдэлайн, и в ее голосе отчетливо прозвучали виноватые нотки.
  
  – Но когда вы приходили, вечером вас почему-то невозможно было нигде отыскать.
  
  – Глория, остановись.
  
  – И все-таки в один из таких дней я вас нашла. Верно? Правда, был не совсем вечер.
  
  – Ради всего святого, это здесь совершенно ни при чем!
  
  – Дорогая, пожалуйста, не надо, – Боб бросил на Глорию умоляющий взгляд.
  
  – Да, я вас нашла. В восемь утра вы выходили из лифта отеля с Грантом Финчем.
  
  Мэдэлайн повернулась к Глории спиной.
  
  – Я полагаю, женщинам в вашем возрасте очень хочется продлить свою молодость. Да и организм все еще чего-то требует, – Глория озорно посмотрела на Боба. – Такие вещи скрашивают нашу жизнь на склоне лет, не так ли, милый?
  
  Боб перевел на Мэдэлайн Плимптон полный муки, извиняющийся взгляд.
  
  – Это все вино, Мэдэлайн, – пролепетал он.
  
  – Нет, дело не в этом, – твердо сказала хозяйка дома. – Она никогда не ценила всего того, что я для нее сделала.
  
  Глория театрально всплеснула руками:
  
  – О да, конечно. После смерти отца вы пришли мне на помощь, так что я должна быть благодарна вам по гроб жизни.
  
  – Послушайте, вы можете прекратить это – вы обе? – Терпение Боба явно было на исходе. – Клянусь богом, это невыносимо. Или уж тогда подеритесь, что ли, и загрызите друг друга насмерть. Мне уже наплевать. – Боб повернулся к двери, явно собираясь уходить. – Мне нужно позвонить Галену. Я кое о чем забыл его спросить.
  
  – Гален, Гален, Гален, – передразнила Боба Глория. – Может, тебе лучше жениться на нем?
  
  – Черт побери, ты прекратишь или нет? Гален очень здорово нам помог.
  
  – Ах да, я и забыла, – ухмыльнулась Глория. – Он такой душка.
  
  – Он дает нам возможность заработать целое состояние, привлекая меня к этой сделке, – раздраженно бросил Боб. – Если ты не хочешь, чтобы мы стали миллионерами, только скажи.
  
  Последние слова Боба заставили Глорию замолчать – хотя бы на какое-то время. Воспользовавшись этим, я вмешался в разговор:
  
  – У меня есть предложение. – Все присутствующие повернулись в мою сторону. Вероятно, они были слегка смущены тем, что я присутствовал при их ссоре.
  
  – И о чем же речь? – поинтересовался Боб.
  
  – Я увезу отсюда Джереми на пару дней.
  
  – Как это – увезете? – не поняла Глория. – Куда?
  
  – Куда-нибудь подальше. Я попросил его собрать сумку – именно этим он сейчас и занимается. В конце концов, ваша главная проблема – обеспечить безопасность Джереми. Но где-нибудь в другом месте это будет сделать гораздо легче, чем в этом доме.
  
  Боб кивнул:
  
  – Что ж, это неплохая идея.
  
  – Вся страна знает, что Джереми находится в Промис-Фоллз. Пусть люди продолжают думать, будто это так. Что же касается всех вас, ты вы люди взрослые и вполне способны позаботиться о себе.
  
  Было видно, что Глории моя идея не очень-то по вкусу.
  
  – Ну, я не знаю, – с явным сомнением в голосе сказала она. – Мне бы хотелось, чтобы он находится рядом со мной, под моим присмотром. Я не знала, что у вас на этот счет другие планы, мистер Уивер.
  
  – Я присмотрю за ним не хуже вас.
  
  – Ладно, – Глория поставила бокал с вином на стол. – Я полагаю, все будет в порядке. Пойду помогу Джереми собраться.
  
  Я предостерегающе вскинул руку.
  
  – Как я уже сказал, он как раз этим сейчас и занимается. Пусть сделает это сам.
  
  – Но он может что-нибудь забыть! – возмущенно возразила Глория.
  
  – По-моему, он прекрасно справляется. А если нам что-нибудь понадобится, купим это на месте.
  
  – И куда вы поедете? – поинтересовался Боб.
  
  – Я еще не решил. Возможно, просто куда глаза глядят, то есть куда ведет дорога. Будем переезжать с места на место. – Я посмотрел на Мэдэлайн Плимптон. – Если вам потребуется со мной связаться, мой номер у вас есть.
  
  Мэдэлайн кивнула и обратилась к Глории:
  
  – Ну а вы с Бобом, я полагаю, можете отправиться обратно в Олбани.
  
  – Лучше мы побудем здесь еще несколько дней, – отозвалась та. – Так приятно проводить время в вашем обществе, Мэдэлайн.
  * * *
  
  Все вещи Джереми поместились в его рюкзак. Молодой человек бросил его в багажник моей «Хонды», которая все еще была припаркована на улице неподалеку от дома. Он уже собирался сесть на переднее пассажирское сиденье, когда из дома вышла его мать. Мы уже попрощались, но, видимо, Глория сочла, что этого недостаточно. Она крепко обняла сына и прижала его к себе.
  
  – Веди себя хорошо, – сказала она, а затем, обращаясь ко мне, добавила: – А вы заботьтесь как следует о моем мальчике.
  
  – Непременно, – пообещал я.
  
  Затем Глория что-то зашептала Джереми на ухо – видимо, какую-то сентиментальную чушь. Я решил не мешать им и сел в машину. Пятнадцать секунд спустя Джереми плюхнулся на пассажирское сиденье справа от меня. Его лицо заметно покраснело – вероятно, он смущения.
  
  – Нам нужно заехать ко мне домой, чтобы я тоже мог захватить свои вещи, – сообщил я, поворачивая ключ в замке зажигания.
  
  – Какие вещи? Оружие?
  
  – Носки и нижнее белье.
  
  – Понял. А оружие вы с собой не носите?
  
  – Ношу. Иногда.
  
  – Между прочим, у моей матери есть ствол.
  
  – Прекрасно. Рад за нее.
  
  – Он появился у нее во время процесса. Вообще-то это Боб раздобыл для нее пушку. Нам поступало тогда очень много угроз.
  
  – А ваша мать брала уроки обращения с оружием?
  
  Джереми пожал плечами:
  
  – Боб сказал ей, что все просто – нужно только навести ствол на цель и выстрелить.
  
  – И где оружие находится сейчас?
  
  – Когда мы приехали сюда, мать держала его в сумочке, но это очень напугало Мэдэлайн. Она заставила мать переложить оружие в другое место. Оно на кухне, в выдвижном ящике – рядом с тем, где лежат ножи и вилки. Вчера вечером я вынимал его оттуда и разглядывал, когда все остальные были в гостиной.
  
  – Оно заряжено?
  
  Джереми кивнул:
  
  – Было бы не здорово, если бы кто-то вломился в дом, а ствол оказался незаряженным.
  
  Если бы я не сидел за рулем, а машина не двигалась по дороге с приличной скоростью, я бы закрыл глаза и вздохнул. Последние слова Джереми окончательно убедили меня, что я правильно сделал, решив на какое-то время увезти его из дома Мэдэлайн Плимптон.
  
  – А где вы живете? – спросил Джереми.
  
  – В центре.
  
  – Этот городишко – настоящая дыра, верно?
  
  – Он знавал лучшие времена. Некоторые люди считают, что скоро он опять начнет процветать. У нас тут появился новый мэр. То есть вообще-то когда-то он уже был мэром, и вот теперь снова оказался на этой должности. Возможно, ему удастся изменить жизнь города к лучшему.
  
  – Я слышал, как моя мать говорила, что у него в голове вместо мозгов дерьмо. И еще она сказала, что он нанимал на работу малолетних проституток. Это правда?
  
  Я кивнул. В конце концов, в условиях демократии не важно, что говорят о человеке. Ведь на должность мэра людей не назначают, а выбирают. А чем жители при этом руководствуются, одному богу известно.
  
  Следующие пару миль мы проехали в полном молчании. Каждые несколько секунд я поглядывал в зеркало заднего вида. Последние несколько кварталов у нас на хвосте висел черный фургон.
  
  – Приехали, – сказал я и, свернув к обочине, припарковался рядом с лавкой с вывеской «Нэйман: книги».
  
  – Вы что, живете в книжном магазине? – поинтересовался Джереми.
  
  – Над ним.
  
  Незадолго до этого мне пришлось покинуть мое жилище на несколько месяцев, но теперь я снова переехал обратно. В прошлом году в здание, где помещался книжный магазин, какие-то расистские придурки бросили несколько зажигательных бомб – помнится, как раз тогда среди жителей Промис-Фоллз почему-то распространились слухи о том, что город вот-вот захватят террористы. Я не был уверен, что Нэйману, хозяину книжной лавки, удастся сделать ремонт и снова наладить торговлю. Но он каким-то чудом сумел это сделать, поэтому я получил возможность снова поселиться в моей старой, обжитой квартирке.
  
  – Твои вещи мы можем оставить в багажнике, – сказал я, обойдя машину и открывая правую переднюю дверь. Когда Джереми выбрался из салона, я запер автомобиль, после чего мы подошли к двери, выходившей прямо на тротуар. На ней висела маленькая, не слишком приметная табличка: Кэл Уивер. Частные расследования.
  
  – Ух ты! Прямо как в кино, – заметил Джереми.
  
  Я отпер дверь и открыл ее. За ней стали видны уходящие вверх почти от самого порога ступеньки лестницы. Я сделал приглашающий жест рукой:
  
  – Ты первый.
  
  Когда мы поднялись наверх, я отпер дверь второго этажа, и мы оказались в моем жилище. Оно состояло из совмещенной с кухней гостиной и спальни. Вся квартира по площади была меньше, чем холл в доме Мэдэлайн Плимптон.
  
  – Господи, вы что же, в самом деле здесь живете? – изумился Джереми.
  
  – Ну да. Тесновато, конечно, – признал я. – Но зато уютно. Возьми себе в холодильнике кока-колу или еще что-нибудь.
  
  Подойдя к холодильнику, Джереми осторожно открыл его. Я тем временем отправился в спальню. В платяном шкафу у меня стояла небольшая дорожная сумка. Поставив ее на кровать, я открыл пару выдвижных ящиков и стал доставать оттуда одежду.
  
  – Здесь нет кока-колы, – услышал я голос Джереми. – Но зато есть пиво. Можно мне пива?
  
  – Нет.
  
  – Да, чувствую, в ближайшие пару дней я хорошо проведу время.
  
  – Знаешь что? Приготовь-ка нам сэндвичи.
  
  – Что сделать?
  
  – Сэндвичи. Там внизу в холодильнике лежат продукты, которые я купил вчера. Нарезанные ветчина и ростбиф. В буфете найдешь свежий хлеб. А если тебе захочется тунца, то в холодильнике есть банка консервов. И используй майонез – он там же. Нам нужно перекусить сейчас и прихватить чего-нибудь пожевать с собой – положим еду в портативный холодильник.
  
  – А не проще будет остановиться где-нибудь около закусочной – «Макдоналдса» или «Бургер-кинга»?
  
  – Нет, не проще.
  
  Я быстро сложил в сумку одежду на три или четыре дня. Затем подошел к платяному шкафу и снял с верхней полки футляр, в котором держал оружие. У меня не было уверенности, что мне потребуется пистолет, но кто знает? Закрыв сумку, я взял из шкафа небольшой переносной холодильник, которым часто пользовался, когда мне приходилось подолгу вести наблюдение из машины – в подобных случаях я держал в нем бутерброды и напитки.
  
  После этого я перенес сумку и холодильник в гостиную.
  
  – Ну, как дела? – поинтересовался я у Джереми. Молодой человек выложил на стол все необходимое для приготовления сэндвичей – хлеб, мясо, ветчину, масло – и смотрел на все это с таким видом, словно перед ним были фрагменты большой головоломки.
  
  – Да не очень, – последовал ответ. – Вот, сейчас буду пытаться что-нибудь из этого сконструировать. Но, по-моему, вас наняли для того, чтобы вы за мной присматривали. Так что, может, сэндвичами займетесь вы?
  
  – Как же я смогу отстреливаться от плохих парней, которые могут в любой момент ворваться в мою квартиру, если у меня руки будут по локоть в майонезе и горчице?
  
  По взгляду, который устремил на меня Джереми, стало ясно, что он не понимает, шучу я или говорю серьезно. Я подошел к кухонному столу.
  
  – Ладно, давай устроим что-то вроде конвейера. Ты намазываешь куски хлеба маслом и передаешь сюда.
  
  Молодой человек принялся выполнять мое указание. Масло оказалось слегка замерзшим, поэтому размазывать его по хлебу было нелегким делом. Увидев это, я взял масленку, накрыл ее крышкой и поставил в микроволновку, а потом включил средний режим нагрева на десять секунд. Затем я вынул масленку и вернул ее Джереми.
  
  – Так лучше, – заметил он, погружая нож в масло и размазывая его по очередному куску хлеба. – Когда-то я делал сэндвичи – с отцом.
  
  – Вот как? Скажи, а когда твои родители развелись?
  
  Джереми пожал плечами:
  
  – Точно не знаю, но давно. Они много лет не жили вместе, а потом решили официально развестись.
  
  – Тяжело все это. Неприятно, – сказал я.
  
  – Да, наверное. – Джереми положил кусок ростбифа на хлеб с маслом, пристроил сверху ломтик сыра, а затем водрузил сверху еще кусок хлеба. – У вас здесь тихо.
  
  – В середине дня уличное движение бывает намного активнее. Соответственно, и шума побольше.
  
  – Да я не об этом. Здесь никто друг на друга не кричит.
  
  – Ясно. А что, тебе часто приходится становиться свидетелем скандалов?
  
  – Моя мать и Мэдэлайн постоянно спорят и орут друг на друга. И мать с Бобом тоже. Поэтому я и стараюсь иногда ускользнуть из дома.
  
  – Понимаю.
  
  Джереми передал мне еще несколько кусков хлебов, намазанных маслом, и я уложил на них тонкие ломтики деликатесной ветчины.
  
  – А все-таки куда мы едем? – поинтересовался он.
  
  – Ну, я планировал, что мы осмотрим все достопримечательности северной части штата Нью-Йорк.
  
  – А что, есть на что смотреть?
  
  Я едва не рассмеялся.
  
  – Ты знаешь, найдется парочка мест. Скажи, чем ты больше всего интересуешься?
  
  – Не знаю, – пожал плечами Джереми.
  
  – Ты не знаешь, чем интересуешься?
  
  – Ну да. Мать все время пытается заинтересовать меня вещами, на которые мне наплевать.
  
  – Например?
  
  – Ну, например, всякими историческими документами. Передачами, которые показывают по телеканалу «История». Но мне все это до лампочки. Я кино смотреть люблю. Вы видели «Звездные войны»?
  
  – Нет.
  
  – Хороший фильм.
  
  – А чем еще пыталась тебя заинтересовать твоя мама?
  
  Джереми снова пожал плечами:
  
  – Ну, она любит записывать меня во всякие спортивные секции, но мне спорт не нравится.
  
  – Почему?
  
  – А что, для этого нужна какая-нибудь конкретная причина?
  
  – Пожалуй, нет.
  
  – Впрочем, есть одно исключение, – сказал Джереми.
  
  – И какое же?
  
  – А смеяться не будете?
  
  – Разумеется, нет.
  
  – Мне искусство нравится.
  
  – Искусство? Ты хочешь сказать, что любишь рисовать?
  
  Джереми отрицательно покачал головой:
  
  – Я терпеть не могу историю, но мне нравится читать про художников. Есть в северной части штата Нью-Йорк какие-нибудь картинные галереи, которые мы могли бы посетить?
  
  Вопрос оказался для меня полной неожиданностью.
  
  – Да, думаю, найдутся. А в школе ты изучаешь искусство?
  
  – Я собирался, но Боб сказал матери, что мне нужен какой-нибудь другой курс, что если я буду изучать искусство, то никогда ничего не достигну. Он считает, что, занимаясь искусством или изучая его, на приличную работу не устроишься.
  
  – Не все, чем человек занимается, должно служить интересам карьеры.
  
  – Я так и сказал, но мать согласилась с Бобом.
  
  – А ты сам хотел бы стать художником? Я знаю одну маленькую девочку – хотя нет, сейчас она не такая уж маленькая, ей, наверное, лет двенадцать. Так вот, ее зовут Кристал, и она просто обожает рисовать комиксы. Знаешь, что это такое? Она говорит, что хочет заниматься этим, когда вырастет.
  
  – И как, у нее получается?
  
  – О да. Думаю, она по-прежнему не утратила к этому интереса. Вообще-то я довольно давно ее не видел. Она переехала в Сан-Франциско, к отцу. У нее умерла мать.
  
  – Комиксы – это круто, но я вовсе не хочу сам рисовать. Я этого не умею. Но мне бы хотелось изучать произведения художников. Например, мне было бы интересно узнать все про таких великих живописцев, как Ренуар или Рафаэль. Или Микеланджело. Про всех этих парней. Но не только про классиков, про современных художников тоже. Например, про того, который просто разбрызгивал краски по холсту, как ненормальный.
  
  – Ты про Поллока?
  
  – Ну да, про него. Про Поллока. Мне бы хотелось работать в музее или в какой-нибудь картинной галерее. Вы считаете, что это отстой?
  
  – Отстой? Гм, нет, не считаю.
  
  – Ну, так куда мы сейчас поедем? Уже время обедать. Или на обед мы удовлетворимся сэндвичами?
  
  – Я как раз сейчас размышляю, следует ли нам отправиться в поездку сегодня вечером или завтра утром.
  
  За окнами уже темнело, так что мы с Джереми вполне могли переночевать у меня – его можно было уложить спать на диване. Это все же лучше, чем койка в тюремной камере, на которой он рисковал оказаться. Заявление Джереми о том, что он хотел бы посетить картинные галереи, навело меня на мысли о поездке в Нью-Йорк. Мы вполне могли бы добраться туда за три-четыре часа. Но прежде всего следовало забронировать номер в гостинице.
  
  Чтобы посмотреть, насколько сгустились сумерки на улице, я подошел к окну. Вдоль тротуара, как и всегда в это время суток, было припарковано не так уж много машин – магазины уже закрылись, за исключением лавки Нэймана. Его магазинчик часто работал допоздна, потому что хозяину просто больше нечем было заняться.
  
  Наверное, именно потому, что улица была почти пуста, я и обратил внимание на черный фургон, стоящий у противоположного тротуара, – он оказался единственным автомобилем на целых полквартала, других поблизости не было. Мне сразу же пришло в голову, что это, возможно, тот самый фургон, который некоторое время назад ехал за нами следом. Стекла у машины были тонированные, поэтому я не мог разглядеть, есть ли кто-то внутри.
  
  – Заканчивай с сэндвичами, – сказал я Джереми. – А я спущусь на минутку вниз, надо кое-что забрать в машине.
  
  – Ладно, – отозвался тот.
  
  Сбежав вниз по лестнице, я открыл дверь, ведущую на тротуар. Фургон, припаркованный багажником в мою сторону, находился на расстоянии примерно пяти автомобильных корпусов от меня. Переходя улицу, я заметил, что его выхлопная труба попыхивает дымком. Тут же его тормозные огни вспыхнули рубиново-красным светом, и в следующее мгновение фургон сорвался с места и помчался прочь.
  
  Даже если бы мне удалось подойти достаточно близко, чтобы рассмотреть номерной знак, это бы ничего не дало – он был забрызган грязью так, что прочитать его оказалось невозможно.
  
  Вернувшись в квартиру, я обратился к Джереми:
  
  – Мы выезжаем сегодня.
  Глава 23
  
  Кто-то тихонько постучал в дверь комнаты Крэйга Пирса.
  
  – Войдите! – сказал он.
  
  Дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет сорока с короткой стрижкой, одетая в строгую темную юбку и белоснежную блузку, с сумочкой через плечо. В руках она держала кожаную папку.
  
  – Привет, – поздоровалась она. – Прошу прощения за опоздание. Меня задержал предыдущий клиент.
  
  – Ничего страшного. Проходите, мисс Синклер, – предложил Крэйг.
  
  – Сколько раз я просила вас называть меня Беверли? – укоризненно улыбнулась гостья, без трепета глядя Пирсу прямо в изуродованное лицо.
  
  Крэйг, стоя рядом с комодом, на секунду перевел взгляд на небольшой пакет, который он держал в руках перед собой.
  
  – Что у вас там? – жизнерадостным тоном поинтересовалась Беверли Синклер.
  
  – Кое-какие вещи, которые я заказал.
  
  С этими словами Пирс вынул из пакета какой-то блестящий, на вид металлический предмет сравнительно небольшого размера – во всяком случае, он без труда поместился в его ладонь и полностью скрылся из виду, когда Крэйг сжал руку в кулак. Затем Пирс сел на стул, стоящий в изножье кровати.
  
  Беверли уселась на другой стул, поставила сумочку на пол, положила папку к себе на колени и скрестила руки на груди.
  
  – Ну и как наши дела сегодня? – спросила она.
  
  – Замечательно, – ответил Крэйг, и его изуродованные губы искривились в подобии улыбки. – Полагаю, этим я во многом обязан вам. Мне очень помогают ваши советы и рекомендации.
  
  – Что ж, спасибо за добрые слова, – поблагодарила Беверли и, раскрыв папку, извлекла из нее блокнот с желтыми страницами. – Во время моего предыдущего визита мы говорили о том, что вам страшно выходить из дома.
  
  – Да, верно, – кивнул Пирс. – Но дело тут не столько в моем страхе, сколько в страхе, который другие люди испытывают по отношению ко мне. Их очень пугает мой вид.
  
  – Но ведь это их проблема, а не ваша, не так ли? Людям порой трудно определиться с их отношением к тем, кто не похож на них или имеет физические увечья.
  
  – Вы правы, но у меня нет возможности обсудить с ними эту проблему, так как при виде меня они разбегаются во все стороны.
  
  Беверли понимающе кивнула:
  
  – Ясно. Но ведь вы в течение последней недели появлялись на улице чаще, чем до этого?
  
  – Да, верно.
  
  – И куда вы ходили?
  
  – Я ездил по городу на машине без определенной цели. И ходил пешком. В основном по ночам.
  
  – Думаю, по мере того, как у вас будет восстанавливаться уверенность в себе, вы станете чаще выходить на прогулки в дневные часы, – произнесла Беверли ободряющим тоном.
  
  – Уверен, что вы правы, – кивнул Крэйг.
  
  – А как бы вы описали ваше внутреннее состояние – скажем, на протяжении последней недели? Вы начинаете приспосабливаться к своему положению?
  
  – К моему положению? – переспросил Пирс. – Вы употребили интересное словосочетание.
  
  – Вы же знаете, я всегда стараюсь проявлять к людям уважение и стараюсь не травмировать их – насколько это возможно.
  
  – О да, я заметил, – Крэйг снова одарил гостью своей чудовищной улыбкой. – Что же касается моего внутреннего состояния, то… я бы сказал, оно улучшилось.
  
  – Это просто прекрасно.
  
  – Я принял решение двигаться вперед. Думаю, уж лучше я буду контролировать свою жизнь, чем сидеть сложа руки и позволять ей вертеть мной.
  
  – Что ж, я очень рада это слышать.
  
  – Но мне необходимо куда-то направлять свою энергию и реализовывать свои… потребности – в продуктивном ключе, – заявил Крэйг.
  
  Улыбка разом исчезла с губ Беверли.
  
  – Что вы под этим подразумеваете? – осведомилась она.
  
  – К какой части моего утверждения относится ваш вопрос?
  
  – К той, которая касается потребностей, – пояснила гостья после некоторого колебания.
  
  – Надеюсь, что вы не станете возражать, если я буду с вами полностью откровенен – учитывая, что вы мой психоаналитик и все такое.
  
  – Разумеется. Откровенность – это самый лучший путь.
  
  – Ну так вот. – Крэйг с заговорщическим видом наклонился вперед. – Хотя у меня больше нет гениталий, сексуальные желания у меня остались – надеюсь, вы понимаете, о чем я.
  
  Беверли нервно сглотнула:
  
  – Думаю, да, понимаю.
  
  – Когда я чувствую… некое возбуждение и не получаю соответствующего физиологического удовлетворения, меня начинает терзать боль. Вы знаете, о чем я говорю? Вам наверняка приходилось слышать о фантомных болях в ампутированных конечностях. Это когда человек теряет руку – к примеру, на войне, – и еще какое-то время она у него болит. – Крэйг наклонился еще ниже. – Так вот, я временами ощущаю нечто вроде фантомной эрекции.
  
  Беверли, наоборот, откинулась на спинку стула.
  
  – Я ничего не знаю о таких вещах, – заявила она. – Вам лучше обсудить эту проблему с вашим физиотерапевтом.
  
  – А я-то думал, вы мне поможете, – произнес Пирс с совершенно убитым видом. – Вы ведь должны понимать, как плохо это влияет на мое душевное состояние и на мою самооценку.
  
  – Но есть… есть пределы, Крэйг. В чем-то я могу посодействовать вам, но не во всем. Я здесь, чтобы помочь вам приспособиться к совершенно новой для вас жизни и понять, что, несмотря на случившееся, вы можете открыть некую новую страницу.
  
  Пирс энергично кивнул, давая понять, что отлично понимает свою собеседницу:
  
  – Ну да, главное – добиться качественного переворота в восприятии окружающего мира. Ведь хмурая гримаса – это всего лишь перевернутая улыбка. Кажется, так вы говорили?
  
  Лицо Беверли Синклер застыло, словно маска.
  
  – Знаете, Крэйг, я действительно очень хотела вам помочь. Я знаю, что вы сейчас насмехаетесь надо мной, но у меня всегда были искренние и добрые намерения в отношении вас. Можете в это не верить – мне все равно. Я переживаю за моих клиентов так, словно они – часть моей семьи.
  
  – Что ж, это замечательно, – сказал Пирс. – Нет, правда, это очень хорошо, что вы относитесь ко мне как к члену семьи – кстати, может, я им действительно когда-нибудь стану. Например, может так случиться, что я начну встречаться с вашей дочерью.
  
  Беверли почувствовала, как ее словно окатило ледяной волной. А Пирс между тем продолжал:
  
  – Кажется, вы упоминали о ней как-то раз. По-моему, вы сказали, что ей четырнадцать лет. А зовут ее, кажется, Лианн, так ведь? Я правильно запомнил?
  
  Психолог ничего не ответила.
  
  – Что ж, возможно, я как-нибудь загляну к вам – во время одной из моих ночных поездок на машине.
  
  – Вы не знаете, где я живу, – тихо произнесла Беверли, стряхнув оцепенение.
  
  Крэйг разжал кулак и посмотрел на лежащее на его ладони блестящее устройство.
  
  – Что это? – поинтересовалась Беверли.
  
  – Это? – Пирс взял предмет двумя пальцами и показал его собеседнице. – Это замечательный маленький гаджет. Я заказывал такие и раньше, но это – новая модель.
  
  – И для чего она? – спросила Беверли, чувствуя, что снова цепенеет от ужаса.
  
  – Это маленькое устройство слежения. Его можно установить где угодно – и оно показывает, куда человек пошел или поехал.
  
  Беверли закрыла папку и потянулась к своей сумочке. Подняв ее с пола, она обеими руками крепко прижала сумочку к груди.
  
  – Ну и сидите здесь с этой штукой, – сказала она.
  
  Лицо Пирса перекосила отвратительная ухмылка.
  
  – Кто знает, может, я уже положил такую же в ваш ридикюль на прошлой неделе.
  
  Беверли Синклер положила папку на стул рядом с собой, чтобы окончательно освободить обе руки, и, открыв сумочку, принялась копаться в ней.
  
  Пирс громко, издевательски расхохотался.
  
  – Да я же просто шучу. Я этого вовсе не делал.
  
  Беверли испытующе уставилась на него, пытаясь по изуродованному лицу определить, правду говорит Крэйг Пирс или лжет.
  
  – А может, сделал, – тут же добавил он.
  
  Закрыв папку, Беверли встала со стула и, подойдя к двери, открыла ее. Прежде чем выйти в коридор, она обернулась и сказала:
  
  – Я не… В общем, я передам вас кому-то другому. Так что мы больше не увидимся.
  
  – Как знать, как знать, – возразил Пирс. – Когда-нибудь мы можем встретиться где-нибудь случайно.
  Глава 24
  
  – Надеюсь, мы приняли правильное решение, – проговорила Глория Пилфорд, держа в руке бокал с красным вином.
  
  – Интересно, в винном погребе еще хоть что-нибудь осталось? – едко осведомилась Мэдэлайн Плимптон, глядя на свою воспитанницу с явным осуждением.
  
  – А где Боб? – поинтересовалась Глория.
  
  – Ты что, оглохла?
  
  – То есть?
  
  – Неужели ты не слышала шум от циркулярной пилы и дрели?
  
  – Ах, вот оно что.
  
  – Он раздобыл кусок фанеры и заделал им то место в окне, где разбили стекло. Мы же не можем допустить, чтобы там осталась зияющая дыра. Так что теперь там фанера – до тех, пока стекло не поменяют на целое.
  
  – Да, я понимаю.
  
  – И, по-моему, он кому-то звонил, – добавила Мэдэлайн.
  
  – Как вы считаете, мы правильно поступили, отпустив Джереми с совершенно незнакомым человеком?
  
  – Уивер – хороший человек, – сказала Мэдэлайн. – Я проверила.
  
  – Я успела поговорить с ним немного с глазу на глаз. Ты ведь знаешь, что случилось с его женой и сыном?
  
  Мэдэлайн не стала отвечать – когда-то, несколько лет назад, она сама рассказала Глории о том, как убили близких Кэла Уивера.
  
  Помолчав, Глория медленно произнесла:
  
  – Мне очень жаль по поводу всего, что тут было сказано.
  
  – По поводу чего конкретно? – уточнила Мэдэлайн.
  
  Глаза Глории сузились.
  
  – Насчет Гранта.
  
  – Это уже не важно, – вздохнула Мэдэлайн.
  
  – Я все помню, – сказала Глория.
  
  – О чем ты?
  
  – Что он так или иначе рядом с тобой уже давно. С тех самых пор, как стал практикующим адвокатом. Это ведь было в Промис-Фоллз, так?
  
  – Да, – кивнула Мэдэлайн.
  
  – Ваш роман начался именно тогда? Или еще до того, как ты забрала меня к себе?
  
  Мэдэлайн недовольно нахмурилась – вопрос ей не понравился, – но все же ответила:
  
  – До того.
  
  – Но потом в какой-то момент он закончился.
  
  – Грант был женат. Он не собирался разводиться с женой, а я не собиралась бросать мужа. Через год после того, как мы расстались, я стала вдовой, но Грант к тому времени уже переехал.
  
  – Значит, все эти годы между вами ничего не было?
  
  – Верно.
  
  – Но потом ваши отношения возобновились. И в конце концов именно Грант выступил в качестве адвоката Джереми.
  
  Мэдэлайн вздохнула:
  
  – Жена Гранта умерла шесть лет тому назад. И у нас… снова все закрутилось.
  
  – Ваши отношения все еще продолжаются?
  
  – Это тебя не касается. Да и какая тебе разница?
  
  Глория пожала плечами:
  
  – Ты хочешь больше знать обо мне. Я – о тебе.
  
  – Ты слишком много выпила, Глория. Я пойду к себе.
  
  В это время в кухню вошел Боб. Он по-прежнему был в спортивном пиджаке. Лицо его раскраснелось – судя по всему, он был очень сердит. Он с порога злобно уставился на Глорию.
  
  – Ну, в чем дело? – поинтересовалась она.
  
  – Где он?
  
  – О чем ты?
  
  – Это моя ошибка, – Боб с досадой покачал головой. – Я повел себя как идиот. Мне нужно было это предвидеть.
  
  – Я по-прежнему не понимаю, о чем ты говоришь, – заявила Глория.
  
  Мэдэлайн, которая уже собиралась уйти, остановилась на пороге и посмотрела на Боба.
  
  – В самом деле, о чем речь? – спросила она.
  
  – Телефон, – стиснув зубы, пробормотал Боб. – Ее телефон.
  
  Мэдэлайн перевела взгляд на Глорию.
  
  – Что ты сделала?
  
  – Ничего, – ответила Глория и упрямо вздернула подбородок.
  
  – Телефон был в моем пиджаке, – сообщил Боб. – Я снял его и повесил на спинку стула. Позже опять надел, а про телефон вспомнил только сейчас. – Боб похлопал ладонью по левой стороне груди. – Телефон был здесь, во внутреннем кармане, а теперь его нет.
  
  – Может, он выпал, когда ты заколачивал окно фанерой, – предположила Глория.
  
  – Это ты его оттуда вытащила! – прорычал Боб. – Уивер был совершенно прав, когда сказал, что у тебя надо отобрать телефон. Тебе нельзя доверять – ты в любой момент можешь сделать какую-нибудь глупость.
  
  Глория отхлебнула еще глоток вина и поставила бокал на стол так резко, что его ножка сломалась. Раздался звон стекла – бокал тоже разбился, по поверхности стола разлилась красная винная лужица.
  
  – О господи, – недовольно бросила Мэдэлайн.
  
  – Может, вы хотите меня обыскать? – осведомилась Глория и, сделав шаг вперед, развела руки в стороны на уровень плеч. – Ну, давайте же. Вы же этого хотите?
  
  Боб пристально взглянул на нее:
  
  – Ты серьезно?
  
  – Ну а что? Я могу раздеться. Вам этого хочется? А почему бы и нет?
  
  Ухватившись за край пуловера, Глория потянула его вверх и стала стаскивать через голову.
  
  – Это просто смешно, – прокомментировала Мэдэлайн.
  
  Сняв пуловер, Глория осталась в строгих брюках и белом бюстгальтере.
  
  – Прекрати, – попросил Боб.
  
  Глория резко повернулась в его сторону.
  
  – Ну как, нашли что-нибудь? Нет? Ладно, тогда продолжим.
  
  С этими словами Глория сбросила с ног туфли, расстегнула молнию на брюках и спустила их до самого пола.
  
  – Скорее всего, телефон у нее в сумочке, – сказала Мэдэлайн.
  
  – Вот она, можете и в нее заглянуть, – Глория указала на сумочку, лежавшую на кухонном столе. – Не стесняйтесь. Можете обшарить мою комнату. Но только телефона там нет. – Лицо Глории раскраснелось от гнева. – Я не позволю, чтобы со мной обращались как с ребенком!
  
  Окончательно освободившись от брюк, Глория осталась в одном нижнем белье.
  
  – Ну что, может, проведешь досмотр телесных отверстий, Боб? Уверена, тебе это понравится. – Сжав кулаки, Глория подбоченилась. – Ну, что же вы стоите? Давайте! Послушайте, у меня идея! Почему бы вам не позвонить на мой номер? Вдруг звонок раздастся у меня из задницы?
  
  Мэдэлайн, решив, что Глория блефует, подошла к стационарному аппарату и набрала номер мобильного своей воспитанницы.
  
  Все прислушались, но в комнате стояла тишина.
  
  – Наверное, ты поставила его на беззвучный режим, – сказала Мэдэлайн. – Честное слово, кое-кого из членов этого семейства надо лечить.
  
  С этими словами она снова направилась к лестнице и поднялась на второй этаж.
  
  Глория осталась посреди кухни в лифчике и трусиках. Найдя в одном из шкафчиков целый бокал, она налила себе еще вина.
  Глава 25
  
  – Какое чудное место, – заметила Морин, входя вместе с Дакуортом в бар «У Рыцаря».
  
  – Я хорошо знаю этот тон, – сказал детектив.
  
  – Какой еще тон? Не понимаю, о чем ты. Может, устроимся вон в той кабинке рядом с армреслерами? Или вон там, рядом с той парой, которая пытается соорудить домик из пакетиков из-под сахара?
  
  – Может, лучше там? – предложил Дакуорт, указывая на свободную кабинку, расположенную более-менее особняком – во всяком случае, не по соседству с теми, кто явно мог помешать общению двух желающих серьезно поговорить супругов.
  
  – Отличный вариант, – одобрила Морин. – И всего в трех шагах от туалета – не потребуется далеко идти, если у кого-то возникнет такая необходимость.
  
  Всего через несколько секунд после того, как Дакуорт-старший и его жена устроились за столиком напротив друг друга, к ним подошла молодая женщина с меню.
  
  – Может, пока будете выбирать, я принесу вам напитки? – поинтересовалась она.
  
  Морин заказала бокал белого сухого вина, а ее муж – газированную минеральную воду с лимоном.
  
  – Скажите, Аксель здесь? – спросил он у официантки.
  
  Та кивнула.
  
  – Вы не могли бы попросить его подойти к нам, когда у него будет свободная минутка?
  
  Официантка снова кивнула и исчезла.
  
  Морин заглянула в меню.
  
  – Ну, конечно, тебе должно нравиться это место, – заметила она. – Похоже, здесь нет ни одного блюда, которое тебе можно было бы съесть. Боже мой, здесь даже стебли сельдерея подают с куриными крылышками в двойной панировке.
  
  – Морин, я знаю, что это далеко не самое модное место в городе, но, пожалуйста, перестань. Что с тобой такое?
  
  – Со мной все в полном порядке.
  
  – Ты злишься на меня из-за Тревора.
  
  – Я этого не говорила.
  
  – Послушай, ситуация действительно получилась неловкая, но он это переживет. – Дакуорт бросил взгляд в сторону барной стойки. – Я хотел поговорить с нашим сыном именно по той причине, что он здесь бывает.
  
  Морин, опустив меню, посмотрела мужу прямо в глаза.
  
  – О чем это ты? – подозрительно осведомилась она.
  
  – Понимаешь, он и его девушка – они были здесь. Сидели вон в той кабинке и целовались взасос.
  
  – Нет.
  
  – Да.
  
  – Как ты об этом узнал?
  
  Дакуорт рассказал, что он совершенно случайно увидел Тревора и Кэрол Бикман на записи камеры наблюдения.
  
  – Я вовсе не искал встречи с ними, – сказал детектив, стараясь, чтобы его слова звучали как можно более убедительно. – Я искал нечто совершенно другое – и наткнулся на них.
  
  Морин с подозрением впилась взглядом в его лицо. Она уже собралась было задать какой-то вопрос, но тут к их столику неожиданно подошел Аксель.
  
  – Привет, детектив, как ваши дела?
  
  Дакуорт представил бармену супругу.
  
  – Обед – за счет заведения, – объявил Аксель.
  
  – Боюсь, я не могу воспользоваться вашей любезностью, – улыбнулся детектив. – Это против правил. Но я хочу попросить вас об одном одолжении.
  
  – Слушаю вас.
  
  Дакуорт изложил свою просьбу Акселю. Тот сказал, что для ее выполнения ему потребуется несколько минут и он вернется, как только все будет готово.
  
  – А я тем временем съем порцию вот этих крылышек в двойной панировке, – сообщил Дакуорт.
  
  Аксель перевел взгляд на Морин.
  
  – Садовый салат, пожалуйста – с оливковым маслом и уксусом, – заказала она. – И еще порцию печеной картошки со сметаной.
  
  Аксель кивнул и, бесшумно ступая, удалился.
  
  – Я в какой-то момент даже забеспокоился за тебя, – заметил Дакуорт.
  
  – И еще я съем одно из твоих куриных крылышек.
  
  – А я – немного твоей картошки.
  
  – Я бы предпочла, чтобы ты отведал моего салата.
  
  Дакуорт откинулся на спинку стула.
  
  – Как я уже говорил, я очень сожалею по поводу случившегося.
  
  Морин, не открывая рта, глубоко вздохнула.
  
  – Ну, что еще? – осведомился ее супруг. – Я очень хорошо знаю это твое выражение лица. Говори, что у тебя на уме.
  
  Морин пожала плечами:
  
  – Знаешь, мне кажется, что у Тревора и Кэрол не все в порядке.
  
  – Почему ты так считаешь?
  
  – Я слышала, как он говорил с ней по телефону – когда поднялась наверх, чтобы собраться.
  
  – И как же?
  
  – Он был очень сердит на нее. Возможно, это каким-то образом связано с тобой, но, по-моему, дело не только в этом.
  
  – А в чем же еще?
  
  – По-моему, Кэрол собиралась сделать что-то такое, что Тревор очень сильно не одобряет.
  
  – Ты не догадываешься, что это может быть?
  
  Морин отрицательно покачала головой.
  
  – Выходит, ты подслушивала?
  
  Морин покаянно кивнула.
  
  – В этом нет ничего плохого, – ухмыльнулся Дакуорт. – Но знаешь, что я скажу? Что бы ни происходило между ними, это их проблема, а не наша.
  
  – Я знаю.
  
  – Все как-нибудь утрясется. До сегодняшнего дня я понятия не имел о существовании какой-то Кэрол. Так что, даже если они разбегутся, ничего страшного: думаю, у них все это не слишком серьезно.
  
  – Я просто хочу, чтобы наш сын был счастлив.
  
  Аксель подошел к столику, неся в руках напитки.
  
  – Я все для вас приготовил, – обратился он к Дакуорту. – Если вы хотите взглянуть на все по-быстрому прямо сейчас, пойдемте – ваша еда будет готова только через несколько минут.
  
  Дакуорт встал.
  
  – Я сейчас вернусь, – сказал он, посмотрев на Морин.
  
  Затем он следом за Акселем прошел в офис, где уже был несколькими часами раньше. Оказалось, бармен вывел запись, сделанную камерой наблюдения два дня назад, на экран компьютера.
  
  – Что именно вы хотели бы увидеть? – спросил Аксель.
  
  – Скорее не что, а кого. Молодого человека, который уже находился в баре до прихода Брайана Гаффни. Того самого, которого я принял за него – за Брайана.
  
  – Ах, этого. Вот он, – Аксель указал пальцем на монитор. – Я еще спросил у него документы.
  
  – Вообще-то его в самом деле легко спутать с Брайаном – и наоборот. То есть они, конечно, не братья-близнецы, но в целом похожи – телосложение, цвет волос и тому подобное. И одеты тоже похоже.
  
  – Ага, – согласился Аксель.
  
  – Промотайте, пожалуйста, вперед.
  
  Бармен запустил перемотку. Когда Брайан Гаффни встал, собираясь уходить, Дакуорт попросил Акселя пустить запись на нормальной скорости.
  
  – Вот оно, – пробормотал детектив.
  
  На мониторе было прекрасно видно, как вскоре после ухода Брайана Тревор и Кэрол выскользнули из своей кабинки и тоже покинули бар.
  
  – Пустите еще раз побыстрее.
  
  В следующий раз Дакуорт попросил Акселя замедлить скорость, когда парень, похожий на Брайана, тоже встал и направился к выходу. Часы в этот момент показывали 21:45. С момента ухода Брайана Гаффни прошло одиннадцать минут.
  
  Парень прошел мимо столика, за которым сидели четверо посетителей. Перед ними стоял большой кувшин с пивом. Внезапно один из них весьма грубо ухватил проходящего парня за руку и что-то ему сказал.
  
  – Что происходит? – поинтересовался Дакуорт.
  
  – А, я, кажется, припоминаю. Эти типы на несколько секунд прицепились к парню, когда он уже собрался уходить.
  
  – Он сделал что-то такое, что могло их разозлить?
  
  – Я ничего такого не заметил. Но вот сейчас один из этих типов орет на парня: «Эй ты, Большой Ребенок!» Или что-то подобное.
  
  Дакуорт медленно кивнул, вглядываясь в лицо на мониторе компьютера, а затем произнес:
  
  – Черт меня побери!
  
  – Вы что, кого-то узнали? – поинтересовался бармен.
  
  Вместо ответа Дакуорт ограничился улыбкой.
  
  – Большое вам спасибо за помощь, – поблагодарил он. – Это куда ценнее, чем целых сто дармовых напитков.
  
  После этого детектив вернулся к своему столику. Морин маленькими глоточками прихлебывала из бокала вино.
  
  – Пока тебя не было, какой-то парень попробовал ко мне подкатить, – сообщила она, когда муж принялся снова устраиваться на стуле.
  
  – Ты шутишь, – не поверил он.
  
  – Неправильный ответ.
  
  – И кто же это был?
  
  – Вон тот, который стоит у стола для пула и как раз собирается исполнить удар. Неплохо выглядит для человека, которому минуло семьдесят.
  
  – Вероятно, я должен его пристрелить, – предположил Дакуорт.
  
  В это время появилась официантка – она принесла еду.
  
  – Боже мой, – изумилась Морин, глядя на целую гору куриных крылышек на тарелке супруга. – Пожалуй, мне стоит вызвать «скорую помощь» прямо сейчас.
  
  Дакуорт взял одно из крылышек и с аппетитом погрузил в него зубы.
  
  – Похоже, нападавшие захватили не того, кого хотели, – сказал он, жуя.
  
  – Что?
  
  – Охотились не за Брайаном. Этим типам нужен был Большой Ребенок.
  
  – Не могу понять, о чем ты, – растерянно произнесла Морин.
  Глава 26
  Кэл
  
  Было ясно, что за ночь до Манхэттена нам не добраться. Но мне не хотелось, чтобы Джереми остался ночевать в моей квартире, если кто-то точно знал наше местоположение. Черный фургон, который я заметил на улице, всерьез встревожил меня. Было неясно, имеет он отношение к камню, разбившему окно в доме Мэдэлайн Плимптон, или нет. Я мог сказать только одно – это был не тот фургон, который в спешке отъехал от ее дома непосредственно после инцидента.
  
  Схватив сумку и переносной холодильник, в который мы упаковали сэндвичи и еще кое-какие закуски, я спустился на улицу. Затем, осмотревшись, жестом велел спуститься Джереми, который наблюдал за мной из окна. Заперев дверь, ведущую на лестницу здания, я погрузил наш нехитрый багаж в машину и – опять-таки жестом – предложил молодому человеку занять пассажирское место. Однако прежде, чем отправляться в дорогу, мне необходимо было сделать одну вещь.
  
  Достав из перчаточного ящика фонарик, я опустился на колени рядом с машиной и направил луч света на ее днище. Затем тщательно осмотрел колесные ниши, пошарил под передним и задним бампером.
  
  – Что это вы делали? – поинтересовался Джереми, когда я сел за руль.
  
  – Как-то раз, – пояснил я, – кто-то прицепил к моему автомобилю датчик слежения. Точнее, даже не один, а целых два.
  
  – Надо же, – восхитился он. – Круто.
  
  Я коротко взглянул на него.
  
  – Не так, чтобы очень. Из-за этого кое-кого убили.
  
  – О, черт. И когда это было?
  
  – Четыре года назад.
  
  – И что же произошло?
  
  Не ответив, я тронул машину с места. Когда мы выехали за пределы Промис-Фоллз, я направил автомобиль по шоссе 87 на юг – в сторону Олбани. Наша цель состояла в том, чтобы, миновав столицу штата Нью-Йорк по объездной дороге, отправиться в сторону более известного во всем мире Нью-Йорка – мегаполиса. В первый час пути мы прикончили все сэндвичи. Ехали в основном молча – Джереми нечего было сказать, а у меня не имелось ни малейшего желания разговаривать.
  
  Мы были уже совсем рядом со съездом в сторону Мэсс-Пайк, неподалеку от Селкирка, когда Джереми внезапно спросил:
  
  – А мы можем свернуть на следующем съезде с шоссе?
  
  – Зачем?
  
  – Вот здесь. Сворачивайте, сворачивайте!
  
  Я включил указатель поворота и, перестроившись вправо, выполнил маневр, после чего поинтересовался:
  
  – Что происходит?
  
  – В конце эстакады поверните еще раз направо, – сказал Джереми вместо ответа.
  
  – Я сейчас остановлюсь и не тронусь с места до тех пор, пока ты не объяснишь, зачем мы свернули с шоссе.
  
  Было видно, что, прежде чем ответить, Джереми пришлось сделать над собой усилие, чтобы собраться с духом.
  
  – Только обещайте, что не расскажете об этом моей матери, – тихо пробормотал он наконец.
  
  – Прекрати, Джереми. Не надо требовать от меня обещаний, которые я, возможно, не смогу выполнить. Либо ты сейчас же объяснишь мне, в чем дело, либо мы снова поедем на юг.
  
  – Здесь живет мой отец, – признался Джереми. – Ну, то есть совсем близко отсюда. Поверните еще раз вот здесь.
  
  Я снова свернул направо в том месте, где заканчивалась эстакада.
  
  – Ну, хорошо, предположим, мы едем навестить твоего отца. Это что, сильно расстроит твою мать, если она об этом узнает?
  
  Джереми пожал плечами:
  
  – Ну да, вроде того. Наверное. Она его не любит.
  
  – Так часто бывает, когда люди разводятся.
  
  – Верно, но тут дело другое, – возразил молодой человек.
  
  – Что значит – другое? – поинтересовался я, вглядываясь в лицо Джереми, но по его выражению не смог ничего понять. – Твой отец жестоко обращался с матерью?
  
  Жестоким человеком был отец самой Глории, но я знал, что люди порой привыкают к таким вещам, потому что не видели в жизни ничего другого.
  
  – Он никогда не бил ее – такого не было, – заявил Джереми. – Так что тут вы промахнулись.
  
  – Ты, кажется, говорил, что твой отец школьный учитель.
  
  – Ну да, в средней школе.
  
  – А почему тебе хочется его навестить?
  
  Джереми одарил меня таким взглядом, словно я задал глупый вопрос, из-за которого он окончательно во мне разочаровался.
  
  – Потому что он мой отец.
  
  – Понимаю, – сказал я. – Ладно, показывай дорогу.
  
  По просьбе Джереми мы остановились перед скромным двухэтажным кирпичным домом с мансардой. Строение было небольшим, и сразу бросилось в глаза, что двор содержится в образцовом порядке. На ухоженных клумбах цвели весенние цветы.
  
  Следом за Джереми я направился ко входу в дом. Молодой человек позвонил в звонок. Секунд десять спустя дверь открыл лысеющий мужчина в очках, лет пятидесяти пяти, одетый в свитер и джинсы.
  
  – О боже, Джереми! – воскликнул он – как мне показалось, без чрезмерного энтузиазма. Несколько секунд отец и сын смотрели друг на друга, неловко переминаясь с ноги на ногу. Затем мужчина заключил Джереми в объятия и встряхнул. – Что ты здесь делаешь?
  
  – Мы просто проезжали мимо, – ответил молодой человек.
  
  Мужчина через плечо Джереми посмотрел на меня, и его глаза недобро сузились.
  
  – А это еще кто? – спросил он подозрительно.
  
  – Это мой телохранитель. Пап, познакомься, пожалуйста, с мистером Уивером. Мистер Уивер, это мой отец.
  
  – Кэл, – я протянул руку.
  
  – Джек Пилфорд, – представился мужчина, продолжая глядеть на меня с недоверием. – Телохранитель?
  
  – Не совсем. – Я в три фразы объяснил хозяину дома ситуацию.
  
  – Ясно, – произнес мистер Пилфорд с сомнением. – Послушай, Джереми, ты знаешь – я всегда рад тебя видеть, и очень хорошо, что ты решил ко мне заглянуть. Жаль, конечно, что ты не позвонил и не предупредил меня. Понимаешь, какое дело, сейчас не лучший…
  
  Дверь распахнулась шире, и в проеме появился еще один мужчина. По возрасту он был чуть старше Джека. Взглянув на Джереми, он явно напряг память и сказал:
  
  – Надо же, смотрите-ка, кто к нам пожаловал. Худший водитель во всей Америке!
  
  – Господи, Малкольм, перестань, – одернул его Джек. – Не веди себя как придурок.
  
  Малкольм уставился на меня.
  
  – А ты, должно быть, Боб, – предположил он.
  
  – Нет, – ответил я и представился.
  
  – Мистера Уивера наняли, чтобы он охранял Джереми, – пояснил Джек.
  
  – Я не причиню ему вреда, – хмыкнул Малкольм.
  
  – Не от тебя, – сказал Джек Пилфорд и, обращаясь ко мне и к сыну, пробормотал: – Извините меня. Я же говорю, сейчас не самый лучший момент для вашего визита…
  
  – Ну да, – подтвердил Малкольм. – Любовники выясняют отношения.
  
  – Пожалуй, мы лучше поедем, – я положил руку на локоть Джереми, который стал похож на мальчишку, которого по какой-то причине не приняли в игру.
  
  – А почему ты к нам ни разу не приехал? – спросил он.
  
  – Джереми, мы ведь уже говорили об этом тысячу раз. Ты знаешь, что…
  
  – Из-за твоей шлюхи-мамаши, вот почему, – вставил Малкольм.
  
  – Ну все, хватит, – выдохнул Джек и втолкнул Малкольма обратно в дом. Тот нисколько не возмутился по этому поводу – пожалуй, реакция Джека Пилфорда ему даже понравилась. Закрыв дверь снаружи, Джек шагнул вперед.
  
  – Извините, – повторил он. – Джереми, ты ведь знаешь – я хотел присутствовать на процессе, но Глория, твоя мама…
  
  – Ты не обязан поступать так, как она хочет, – перебил отца Джереми.
  
  – Знаешь, что она сказала? Я повторю ее фразу слово в слово. «Нам совершенно ни к чему, чтобы два педерастических голубка превратили судебный процесс в цирк». Еще раз подчеркиваю – это цитата.
  
  – Ты мог бы на это наплевать.
  
  – Дело не только в твоей матери, – продолжил Джек.
  
  – А в ком еще? – не понял Джереми.
  
  – Видишь ли, мне позвонила Мэдэлайн, – сообщил его отец после некоторого колебания. – Она сказала, что поговорила с Грантом Финчем, и он придерживается на этот счет примерно той же точки зрения, что и твоя мама. Адвокат решил следовать определенной стратегии защиты – суть ее была в том, что ты не в состоянии понять возможные последствия собственных поступков. В общем, они не хотели еще больше осложнять ситуацию объяснениями по поводу того, что твой отец – гей. Полагаю, Финч и Мэдэлайн исходили из того, что геи – люди эмоциональные, чувствительные. А если так, то как объяснить тот факт, что мое влияние никак не сказалось на твоем характере в тот период, когда мы с твоей матерью еще были вместе. Разумеется, все это была чушь собачья, но все же я боялся, что в самом деле могу каким-то образом навредить. Мне очень не хотелось вольно или невольно подставить тебя. Впрочем, те, кто хотел, все равно про меня разузнали.
  
  – Что вы этим хотите сказать? – поинтересовался я.
  
  – Именно по этой причине Малкольм и злится, – сказал Джек Пилфорд, кивнув в сторону дома. – Уверен, то, что я тоже стал мишенью, наверняка напрямую связано с тобой, Джереми, и с твоей матерью. И с процессом тоже.
  
  – Мишенью? – переспросил я.
  
  – Мне тоже поступали и поступают звонки с угрозами, надо мной тоже насмехались и продолжают насмехаться в соцсетях. Ну разумеется, я ведь отец Большого Ребенка, папаша-гей, который не смог научить своего сына различать, что хорошо, а что плохо. В самом деле, как я мог это сделать, если я – мерзкий извращенец?
  
  Я снова подумал о том, что социальные сети – зло.
  
  – Малкольм бесится из-за того, что мне приходится все это терпеть, – пояснил Джек Пилфорд. – Но я это переживу. Когда-нибудь, когда все закончится, мы сможем общаться совершенно спокойно, без всяких помех. Теперь вы понимаете?
  
  Джереми взглянул на меня и произнес:
  
  – Пожалуй, будет лучше, если мы в самом деле поедем.
  
  – Ладно, – кивнул я.
  
  – Нет, погодите, – остановил нас Джек. – Может, сходим куда-нибудь вместе, выпьем по чашке кофе?
  
  – Я ненавижу кофе, – сказал Джереми и, повернувшись, зашагал к машине.
  * * *
  
  Снова выбираясь на шоссе, мы потеряли добрый час, поэтому надежда на то, что нам удастся до утра добраться до Нью-Йорка, растаяла без следа. Когда мы подъехали к Кингстону, стало ясно, что пора искать место для ночлега. Прямо с дороги мы увидели огни отеля «Куолити-Инн». Если бы мы проехали еще милю или две, у нас появился бы более богатый выбор гостиниц самого разного класса, но сил больше не было.
  
  Притормозив перед зданием «Куолити-Инн», я сказал:
  
  – Подожди меня здесь, Джереми.
  
  Молодой человек молча кивнул и выбрался из машины – после нашего визита в дом его отца он был мрачным и неразговорчивым.
  
  На всякий случай я припарковал свою «Хонду» таким образом, чтобы она хорошо просматривалась от стойки портье, и вынул ключи из замка зажигания. У меня не было полной уверенности, что Джереми, подчиняясь внезапному порыву, не попробует совершить еще одну попытку побега. Пока, правда, он вел себя вполне приемлемо. Однако его внезапное желание проведать отца вполне можно истолковать как тревожный сигнал. К тому же своим практически примерным поведением он мог просто-напросто пытаться усыпить мою бдительность. Нельзя исключать, что он каким-то образом умудрился связаться со своей подружкой Чарлин, и сейчас она дожидается его в своей машине где-нибудь за углом.
  
  Подойдя к стойке портье, я спросил, найдется ли в гостинице свободный номер с двумя кроватями – стандартный, люкс, королевский, все равно. Пока женщина за стойкой выясняла это, глядя в компьютер, в вестибюль вошла молодая пара. Краем уха я невольно услышал, о чем они говорили между собой, пока шли к лифту.
  
  – Это был он! – уверенно заявила женщина.
  
  – Кто – он? – не понял ее спутник.
  
  – Ну, тот самый тип из новостей. Большой Ребенок. Это он сидел там, в машине.
  
  – Ты серьезно?
  
  Молодые люди замедлили шаг. Мужчина обернулся и взглянул на мою «Хонду».
  
  – Не ищите больше, я передумал, – сказал я администратору за стойкой.
  
  – Но я кое-что нашла. Есть свободный номер с двумя двуспальными кроватями и…
  
  – Спасибо, уже не нужно.
  
  Выйдя на улицу, я открыл дверь «Хонды», плюхнулся на водительское сиденье и включил зажигание, а затем вытащил из гнезда ремень безопасности и пристегнулся.
  
  – Что, все номера заняты? – поинтересовался Джереми.
  
  – Точно.
  
  «Хэмптон» и «Кортъярд» тоже оказались переполненными, но в «Бест Вестерн» свободный номер для нас нашелся. Останавливаясь перед каждой из этих трех гостиниц, я всякий раз парковался в не слишком хорошо освещенных местах, чтобы Джереми было трудно узнать. Сняв номер в «Бест Вестерн», я провел его через вестибюль быстрым шагом, держа под локоть.
  
  – Вас могут принять за извращенца, которому нравятся мальчики, – заметил Джереми.
  
  – Ты уже не мальчик. Тебе восемнадцать.
  
  – Выходит, с вашей стороны это не было бы нарушением закона?
  
  – Я хотел сказать вовсе не это.
  
  Номер оказался вполне приличным. Бросив рюкзак на одну из кроватей, Джереми первым делом схватил пульт от телевизора и принялся листать каналы.
  
  – Может, закажем какой-нибудь фильм? – предложил он.
  
  – Нет, – отрезал я.
  
  – Тут есть весьма пикантные.
  
  – Я же сказал – нет.
  
  – Вам кажется странным, что мой отец – гей?
  
  – Нет.
  
  – А то, что он живет с Малкольмом?
  
  – Нет.
  
  – Мне он никогда не нравился.
  
  – Кто, Малкольм?
  
  – Ну да. Не потому, что он педик. Ну то есть и поэтому тоже, конечно. И потому, что мой отец в него влюбился и из-за этого развелся с матерью. Но больше всего я терпеть его не могу, потому что он кретин.
  
  – Понимаю.
  
  – Я хочу сказать, что если уж ваш отец уходит из семьи, то вам по крайней мере хочется верить, что для этого есть какая-то серьезная причина, верно? Что человек, к которому он уходит, сделает его жизнь лучше.
  
  – Ты считаешь, что с Малкольмом твой отец несчастлив?
  
  Джереми пожал плечами:
  
  – Да мне, в общем, наплевать. – Он, устраиваясь на кровати, сунул себе за спину подушку, приняв сидячее положение. – И что же мы будем делать?
  
  – Ты не захватил с собой что-нибудь почитать – книгу или, может, журнал?
  
  Джереми отрицательно покачал головой.
  
  – Зато у меня книжек целых три, – я расстегнул молнию на сумке. В это время мой телефон зазвонил.
  
  Я нажал на зеленую кнопку на корпусе и сказал:
  
  – Слушаю.
  
  – Мистер Уивер?
  
  – Здравствуйте, Глория.
  
  – Скажите, Джереми с вами?
  
  – Конечно. – Взглянув на Джереми, я одними губами пояснил: – Это твоя мать.
  
  Поникнув головой, он протянул руку. Я вложил в нее свой сотовый.
  
  – Привет, мам… Да, мы перекусили бутербродами… Я не знаю. – Молодой человек взглянул на меня. – Вы собираетесь покормить меня чем-нибудь горячим?
  
  – Горячим у нас будет завтрак, – ответил я.
  
  – Он сказал, что горячая пища будет у нас на завтрак, – сообщил Джереми в трубку и тут же скорчил гримасу, давая понять, что Глории эта идея не слишком понравилась. – Нет, все хорошо. Я в полном порядке. Нет, мы приехали прямо сюда. Нигде по дороге не останавливались. Мы сейчас в Кингстоне. Думаю, мы едем в Нью-Йорк.
  
  Я покачал головой. Джереми, увидев это, заговорил вдвое быстрее:
  
  – По-моему, мне не следовало тебе этого говорить… Да, я знаю, что ты моя мать и имеешь право знать, где я нахожусь… Пожалуйста, позвони утром мисс Хардинг и расскажи ей, что происходит, ладно?
  
  Не поняв, о ком идет речь, я изобразил удивление. Джереми, оторвавшись на секунду от трубки, шепотом пояснил:
  
  – Это мой инспектор по надзору.
  
  И тут же продолжил разговор с матерью:
  
  – Ладно… Ладно, я зачекинюсь… Хорошо… Я тоже тебя люблю. Пока.
  
  Джереми протянул мне телефон. Я поднес его к уху, думая, что Глория еще на связи, но оказалось, она уже повесила трубку.
  
  – Иногда она в самом деле обращается со мной так, словно мне пять лет, – заметил молодой человек.
  
  – И так будет всегда. Для родителей дети всегда остаются детьми, даже если на самом деле они уже взрослые.
  
  – У нее самой было трудное детство.
  
  – Да, я читал об этом.
  
  Я снова залез в сумку и достал три книги.
  
  – Смотри сюда, Джереми. Я читаю эту. – Я продемонстрировал ему старый экземпляр произведения Джона Ирвинга «Молитва для Оуэна Мини», купленный мной в магазине Нэймана. – Так что ты можешь выбрать любую их этих двух.
  
  Я бросил на кровать Джереми два томика в бумажных обложках. Это были «Ранняя осень» Роберта Паркера и «Противостояние» Стивена Кинга. Джереми вскользь взглянул на книги и взял пульт от телевизора.
  
  – Очень жаль, что у меня нет телефона, – вздохнул он.
  
  Пока я читал, он посмотрел два эпизода сериала «Теория большого взрыва». Звук телевизора мешал мне сосредоточиться. В конце концов я сказал, что нам обоим пора ложиться спать. Затем я сходил в ванную почистить зубы, после чего отправил туда Джереми, чтобы он сделал то же самое. Он закрыл дверь ванной комнаты, и я услышал, как заработал душ. Правда, уже после того, как шум воды прекратился, Джереми довольно долго не выходил.
  
  – Эй, у тебя там все в порядке? – окликнул его я.
  
  – Да, – быстро ответил он. – У меня что-то живот заболел. Я думаю, это из-за сэндвичей. Лучше бы мы купили пиццу или заехали в «Макдоналдс».
  
  У меня сэндвичи никакого расстройства пищеварения не вызвали.
  
  Наконец Джереми вышел из ванной и скользнул под одеяло. Когда я выключил ночник на прикроватной тумбочке, оказалось, что в номере все равно не так уж темно – сквозь занавески в помещение проникал свет фонарей с автостоянки.
  
  – А вы храпите во сне? – поинтересовался Джереми.
  
  – Говорят, что да.
  
  – Прекрасно. Я слышал, как Мэдэлайн говорила, что вы не женаты.
  
  – Теперь уже нет.
  
  – Вы развелись?
  
  – Нет.
  
  Джереми замолчал. Со стороны его кровати долгое время не доносилось ни звука, поэтому я решил, что он, скорее всего, заснул. Однако вскоре выяснилось, что я ошибся.
  
  – Скажите, а что со мной будет? – послышался в темноте его голос. Мне показалось, что в словах Джереми я услышал призыв о помощи.
  
  – Что ты имеешь в виду?
  
  – Ну, как сложится дальше моя жизнь? Все знают, кто я такой, и ненавидят меня. Что меня ждет, когда я вернусь в школу? И потом, когда придет время поступать в колледж или в университет? Если, конечно, до этого дойдет. Или после, когда я начну работать? А вдруг меня никуда не возьмут? В смысле – что, если работодатель загуглит мое имя, выяснит, кто я, и не захочет иметь со мной дело? Похоже, весь мир считает меня мерзавцем.
  
  – Это не так, – отозвался я. – Скорее это можно сказать о Галене Бродхерсте.
  
  Джереми тихонько хихикнул.
  
  – Прошу прощения. Это было непрофессионально, – извинился я и повернулся на бок. – Послушай, Джереми, у меня нет ответов на все вопросы. И уж точно можно сказать, что я не был лучшим из отцов.
  
  – У вас есть дети?
  
  – Был. Сын.
  
  – Вот как. И что, теперь его нет?
  
  – Именно так.
  
  – Ничего себе. Извините.
  
  – Штука в том, что, когда ты совершаешь какой-то поступок, часто бывает так, что после уже ничего нельзя изменить. И этот шлейф порой тянется за тобой всю жизнь. Ты не можешь от этого спрятаться. Если ты не расскажешь о своем поступке другим, а они в какой-то момент узнают о нем сами, они решат, что ты специально от них все скрыл, дабы выглядеть в их глазах лучше, чем ты есть на самом деле. Хотя, возможно, ты не сделал ничего особенного и любой другой на твоем месте поступил бы так же, как ты. Впрочем, с другой стороны, предполагается, что люди не должны лезть в чужую частную жизнь.
  
  – Да, верно. Значит, мне в самом начале резюме надо писать, что я тот самый тип, который сбил насмерть ту девушку?
  
  – Нет. Да, ты в самом деле совершил глупость, сев за руль пьяным. Все молодые люди, дожив до твоего возраста, успевают наделать самых разных глупостей. Просто другие в этом смысле везучее тебя. Вполне может быть, что они тоже водили машину в пьяном угаре, но ничего страшного не случилось. Ты это понимаешь, и, наверное, тебе от этого горько. Но ничего не поделаешь – ответственность за твои поступки, и в том числе твои глупости, ложится на тебя. Так что ты не вправе ни в чем винить других. Ты должен сказать себе: «Да, я сделал это, и теперь мне предстоит с этим жить». И еще – ты не должен забывать о своей ошибке и должен извлечь из нее уроки.
  
  Ответа не последовало.
  
  – Ну что, мои слова тебе как-то помогли? – поинтересовался я, выждав немного.
  
  – Да не особенно.
  
  Я услышал, как Джереми повернулся на другой бок и натянул на себя одеяло.
  Глава 27
  
  Хотя глаза Барри Дакуорта были закрыты, он почувствовал, что в спальне, кроме него и его супруги, есть кто-то еще.
  
  Приподняв веки, он моргнул несколько раз и прищурился от света, проникавшего в комнату через окно. В дверях комнаты он увидел своего сына Тревора.
  
  – Ты чего, Трев?
  
  Он звука голоса Барри проснулась Морин, лежавшая в кровати рядом с ним. Она сняла с лица маску, полностью перекрывавшую доступ света к ее глазам, и тоже поинтересовалась:
  
  – В чем дело, сынок? Сколько сейчас времени? – Она бросила взгляд на прикроватную тумбочку. – Всего шесть сорок. Ты почему так рано встал?
  
  Тревор был полностью одет. Его волосы казались слегка растрепанными, а щетина на подбородке и щеках ясно свидетельствовали о том, что он с утра не побрился.
  
  – Я сегодня не ложился, – отозвался он. Голос его слегка дрожал. – Отец, мне нужна помощь.
  
  Дакуорт-старший рывком сел на кровати и спустил босые ноги на пол.
  
  – Что стряслось, сын?
  
  – Кэрол. С ней что-то случилось.
  
  Дакуорт-старший быстро оделся. К тому времени, когда он спустился на кухню, Морин успела приготовить кофе. Тревор возбужденно ходил из угла в угол.
  
  – Итак, начнем сначала, – сказал детектив, принимая от супруги чашку с горячим напитком и располагаясь у кухонного прилавка.
  
  – В общем, мы с Кэрол собирались встретиться – как раз после того, как вы с мамой отправились в ресторан, – заговорил Тревор.
  
  – Где именно?
  
  – В молле.
  
  – Здесь, в Промис-Фоллз?
  
  – Да. Мы хотели перекусить в одном из заведений на фуд-корте. И еще у них там есть кинотеатр-мультиплекс – мы с Кэрол собирались выяснить, что там крутят, и, может, посмотреть какой-нибудь фильм.
  
  – Во сколько вы собирались встретиться?
  
  – В восемь. Тогда у нас было бы достаточно времени, чтобы поесть и сходить в кино.
  
  – Понял. Продолжай.
  
  – В общем, я приехал туда без четверти восемь. И первым делом отправился на фуд-корт – думаю, вдруг Кэрол пришла раньше. Но ее нигде не было, поэтому я решил поискать ее в паре магазинов, а заодно заглянуть в кинотеатр и выяснить, что там идет. Но когда к восьми я вернулся на фуд-корт, Кэрол там по-прежнему не оказалось.
  
  Тревор на секунду умолк. Его трясло, словно в ознобе. Морин успокаивающим жестом положила руку ему на предплечье, и он заговорил снова:
  
  – В общем, я сел за столик и стал думать, что бы мне такое съесть. Но прошло пять минут, потом десять, а Кэрол все не появлялась. Тогда-то я и отправил ей эсэмэску. Мол, я на месте, а ты где – что-то в этом роде.
  
  Дакуорт-старший понимающе кивнул:
  
  – Она тебе ответила?
  
  Тревор покачал головой:
  
  – Нет, от нее не пришло ни слова. Я проверил, дошло ли до нее мое сообщение, и оказалось, что подтверждения нет. Тогда я позвонил ей, но оказалось, ее телефон недоступен.
  
  – Должно быть, она его просто отключила, – предположила Морин. – Я тоже иногда отключаю телефон и забываю снова включить. В таких случаях твой отец тоже не может до меня дозвониться и очень сердится.
  
  – Да, но дело не только в этом. Она так и не пришла.
  
  – И что было дальше? – спросил Дакуорт-старший.
  
  – Я начал ее искать – думал, может, она пошла по магазинам и потеряла счет времени. При этом время от времени я возвращался на фуд-корт, чтобы проверить – вдруг Кэрол все же появилась. Но ее не было. Я все время держал в руке свой телефон – на случай, если она позвонит или напишет. Но этого не произошло.
  
  – Как долго ты ее ждал?
  
  – Молл закрывается в девять вечера – кроме кинотеатра, конечно. В девять часов я подошел к кассам и посмотрел, нет ли Кэрол в очереди среди тех, кто хотел купить билеты. Думал, может, что-то ее задержало. Но ее не было и там. Тогда я вышел на улицу и стал искать на парковке ее машину.
  
  – На чем она ездит?
  
  – У нее маленькая «Тойота Королла» серебристого цвета. Пятилетняя.
  
  – Ты ее нашел?
  
  Тревор снова отрицательно покачал головой:
  
  – Короче говоря, я отправился к ней домой.
  
  – Где она живет?
  
  – Она снимает апартаменты в Уотерсайд-Тауэр.
  
  Дакуорт знал это место. Уотерсайд-Тауэр представлял собой небольшой жилой район в самом сердце города, всего в полумиле от водопада.
  
  – В общем, я сел в машину и поехал туда. На стоянке за Кэрол закреплено постоянное место. Я посмотрел – ее «Тойоты» там не оказалось. Тогда мне пришло в голову, что, может, ее машина сломалась, и она приехала домой на такси…
  
  – А ты не пробовал звонить ей на городской телефон? – поинтересовалась Морин.
  
  – Городского у нее нет – только сотовый. В общем, мне удалось проникнуть внутрь здания, в котором она снимает квартиру. Я вошел в подъезд следом за кем-то из жильцов, поднялся на этаж Кэрол и стал стучать в ее дверь – никакого результата.
  
  – Когда ты в последний раз пытался дозвониться ей на сотовый? – спросил Дакуорт-старший.
  
  – За минуту до того, как ввалился к вам в спальню, – ответил Тревор. – Я спустился на автостоянку и прождал ее там всю ночь. А когда стало светать, поехал домой. – На глазах у Тревора выступили слезы. – Я не знаю, что мне делать.
  
  – Напомни, где она работает, – попросил Дакуорт-старший.
  
  – В мэрии.
  
  – Точно.
  
  Морин удивленно подняла брови:
  
  – Твоя девушка работает у Рэндалла Финли?
  
  Тревор покачал головой:
  
  – Нет, не совсем. Не в офисе мэра – в департаменте планирования. У Кэрол есть диплом специалиста по организации городского пространства – что-то в этом роде.
  
  – Как ты с ней познакомился? – поинтересовался Дакуорт-старший.
  
  – А это важно?
  
  – Может, и нет. Мне просто любопытно.
  
  – Я отправился в мэрию, чтобы оставить там свое резюме, и Кэрол меня узнала. В школе мы какое-то время учились в параллельных классах. В общем, потом мы вместе выпили кофе – это было примерно месяц назад. А после этого стали встречаться.
  
  – И когда же ты собирался нас с ней познакомить? – осведомилась Морин.
  
  Тревор посмотрел на мать:
  
  – Ты серьезно? Тебя именно это сейчас больше всего беспокоит?
  
  – Извини, – нахмурилась Морин.
  
  – Я уверен, что с ней все в порядке, – заявил Барри. – Не сомневаюсь, у этой ситуации есть самое простое объяснение. Может, что-то случилось с кем-то из родственников Кэрол. В общем, нечто такое, что заставило ее в срочном порядке на время уехать из города. – Детектив посмотрел на часы. – Мэрия открывается где-то через час. Мы съездим туда и посмотрим, вышла ли она на работу.
  
  Тревор медленно кивнул и нервно облизнул губы. У него был такой вид, словно он собирался сказать еще что-то важное.
  
  – Послушай, есть еще одна вещь, – пробормотал он и, взглянув на отца, уставился в пол.
  
  – О чем ты?
  
  – Мы… в общем, вчера мы были не совсем откровенны с тобой – там, в кафе.
  
  Дакуорт промолчал, ожидая продолжения.
  
  – То есть это не я должен был рассказать тебе кое-что еще, а Кэрол.
  
  – И что же это?
  
  – Она кое-что видела.
  
  – Где именно? В баре «У Рыцаря»? Когда вы уходили?
  
  – Точнее, не кое-что, а кое-кого. Но, с другой стороны, вполне возможно, что это ничего не значит.
  
  – Не понимаю.
  
  – Ну, видишь ли, когда мы выходили из бара, на улице было темно. Мы пошли к моей машине – я в тот вечер заезжал на ней за Кэрол. И тут она говорит кому-то: «Привет, как дела?»
  
  – Она увидела кого-то знакомого?
  
  – Ну да. Это была женщина. Она стояла в переулке, который начинается как раз у самого бара. Ты его помнишь?
  
  – Да.
  
  – Ну так вот. Кэрол подошла к ней, а я остался на месте – я ведь эту женщину не знаю. И потом, я как-то странно себя чувствую, когда Кэрол знакомит меня со своими друзьями – все-таки она работает на приличной должности, а я безработный и никак не могу никуда устроиться. Короче, не люблю, когда разговор заходит об этом, и мне приходится кому-то что-то объяснять.
  
  – Это понятно.
  
  – В общем, Кэрол о чем-то поговорила с этой женщиной – это продолжалось совсем недолго, секунд тридцать. Потом они попрощались, и мы с Кэрол направились к моей машине. Вот, собственно, и все.
  
  – И кто же это был?
  
  Тревор пожал плечами:
  
  – Я спросил об этом у Кэрол, но она ответила, что это просто ее знакомая, ничего особенного. Однако, похоже, Кэрол была немного расстроена тем, что ее знакомая не изъявила большого желания поболтать подольше. Как будто просто ее отшила.
  
  – И это все, что вы от меня утаили?
  
  – Ну, понимаешь, тогда, в «Старбаксе», когда ты начал расспрашивать нас насчет того, как мы проводили время в баре «У Рыцаря», я здорово разозлился.
  
  – Это я понял, – хмыкнул Барри.
  
  – Видишь ли, я уже думал о том, чтобы познакомить Кэрол с вами. Но прежде чем я успел это сделать, появился ты и устроил нам обоим допрос, словно мы были подозреваемыми. А потом, когда ты ушел, Кэрол напомнила мне, что разговаривала с этой девицей, и сама предположила, что та могла видеть нечто важное. Она подумала, что, наверное, ей следует рассказать тебе о своих предположениях. Но потом Кэрол решила, что будет лучше, если она свяжется со своей знакомой, а уж она, если в самом деле что-то видела, пообщается с тобой.
  
  – Ясно.
  
  – Кэрол чувствовала себя не в своей тарелке из-за того, что во время первого же разговора с тобой, моим отцом, вынуждена была соврать. Она сказала, что, если ее подруга знала нечто важное, лучше всего сделать так, чтобы она сама тебе об этом рассказала.
  
  – Так вот о чем ты говорил тогда, – медленно произнесла Морин.
  
  – Что? – Тревор непонимающе уставился на нее.
  
  – По телефону, вчера вечером. Я проходила мимо твоей комнаты и услышала, как ты сказал, что, по-твоему, это не самая лучшая идея.
  
  – Ты подслушивала?
  
  – Я просто случайно услышала твой разговор, когда проходила мимо.
  
  – Ну да, мы говорили как раз об этом. Я сказал, что Кэрол не надо ничего делать. Что ей не стоит впутываться в эту историю ради того, чтобы произвести на моего отца хорошее впечатление.
  
  – Но она все же решила ему рассказать.
  
  Тревор кивнул:
  
  – Кэрол ответила, что позвонит той своей знакомой. Вот и все. Просто позвонит и скажет, что рядом с баром «У Рыцаря» произошло нечто экстраординарное, и если она что-то видела, ей лучше связаться с тобой, отец.
  
  – Это был последний раз, когда ты с ней разговаривал? – спросил Барри.
  
  Тревор кивнул.
  
  – Ты сам хоть что-то можешь сказать о той женщине?
  
  – Было темно. И потом, как уже говорил, я к ней не подходил. Она примерно нашего с Кэрол возраста.
  
  – Она белая? Чернокожая?
  
  – Белая.
  
  – Вы видели ее в баре раньше?
  
  – Я, во всяком случае, нет.
  
  – А ее имя? Кэрол могла назвать его, если вы говорили об этом случае несколько раз.
  
  – Поначалу, когда я поинтересовался, кто это, Кэрол ответила, что это просто ее знакомая. И потом, тогда это не имело значения. Все это вообще не имело никакого значения до нашего разговора с тобой. Когда ты ушел, я спросил у Кэрол, как быть с этой ее знакомой. И Кэрол сказала, что, возможно, имеет смысл с ней связаться.
  
  – И как бы она, интересно, с ней связалась?
  
  – Кэрол сказала, что знает ее по работе и у нее где-то есть ее номер телефона.
  
  – Ну, ладно, это все мои проблемы, – вздохнул Барри. – Сейчас главное для нас – убедиться, что с Кэрол все в порядке.
  
  – Да, верно.
  
  – Скажи, а есть вероятность, что… – Дакуорт-старший немного помешкал, а затем продолжил, стараясь быть максимально деликатным: – Может ли такое случиться, что Кэрол пришла к выводу, что у вас с ней ничего не получится? Скажем, могла она решить перестать с тобой встречаться? Что, если она, приняв такое решение, не сумела прямо сказать тебе об этом и потому отключила телефон и даже не открыла тебе дверь?
  
  Тревор взглянул на отца затуманенными глазами.
  
  – Я не знаю, – тихо отозвался он. – То есть я имею в виду – если это так, то, значит, Кэрол должна была подавать мне какие-то сигналы. Но я, наверное, их не услышал.
  
  Барри положил руку на плечо сына.
  
  – Вот что я собираюсь сделать. Ты, похоже, не хочешь, чтобы Кэрол подумала, будто ты ее преследуешь или что-то в этом роде. Так почему бы мне не зайти в мэрию, в департамент планирования, и не посмотреть, присутствует ли она на своем рабочем месте? А ты, если хочешь, можешь отправиться к ней домой и проверить, не появилась ли на стоянке ее машина. И продолжай попытки дозвониться ей по телефону. Подходит тебе такой план?
  
  – Думаю, да, – кивнул Тревор.
  
  – Вот и хорошо, – улыбнулся его отец. – Значит, так мы и сделаем.
  
  Он на секунду обнял сына, затем чмокнул в щеку Морин и направился к двери.
  * * *
  
  Дакуорт-старший позвонил Тревору через девяносто минут.
  
  – Есть какие-нибудь новости? – спросил он.
  
  – Никаких. Сейчас я около ее дома. Машины на стоянке нет. А у тебя что?
  
  – Кэрол Бикман сегодня на работу не вышла, – ответил детектив после некоторого колебания. – И не звонила, чтобы предупредить – например, о болезни.
  Глава 28
  Кэл
  
  С утра Джереми встал, оделся и приготовился к продолжению поездки еще до того, как я успел толком проснуться. Я только что закончил принимать душ, когда он постучал в дверь ванной комнаты.
  
  – Да! – откликнулся я, обернув вокруг талии полотенце.
  
  Джереми приоткрыл дверь и просунул в щель голову.
  
  – Я просто умираю от голода. Вы позволите мне сбегать купить чего-нибудь на завтрак без вас?
  
  Я заколебался. С одной стороны, мне не хотелось бы упускать его из виду. С другой стороны, если бы Джереми задумал побег, свой замысел он легко мог бы осуществить, пока я находился в душе. Куда он отправился бы, если бы решился на это? Дело было не в том, что я ему не доверял… Хотя нет, конечно же, я не доверял ему. И именно поэтому предусмотрительно захватил с собой в ванную комнату не только оружие, но и ключи от машины.
  
  – Я мигом, – добавил Джереми, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. – В самом деле есть очень хочется.
  
  – Ладно, – согласился я и включил фен в надежде, что он хоть немного разгонит наполнявшие небольшое помещение клубы пара и подсушит запотевшее зеркало.
  
  Голова исчезла. Секунды спустя я услышал, как дверь нашего номера сначала открылась, а затем с шумом захлопнулась. Я немного беспокоился по поводу того, что кто-нибудь из сотрудников или постояльцев отеля узнает Джереми, как это уже произошло накануне вечером. Но, в конце концов, это могло случиться когда угодно и где угодно.
  
  Я наскоро побрился, повесил полотенце на бортик ванны и вернулся в комнату. Мой телефон по-прежнему лежал на прикроватной тумбочке. Я подумал, что было довольно глупо с моей стороны оставить его там. Но он был защищен четырехзначным паролем, поэтому Джереми в любом случае не смог бы воспользоваться им, чтобы позвонить кому-нибудь или отправить эсэмэску.
  
  Я надел чистые носки и нижнее белье, натянул брюки и обулся. Затем, надев рубашку, я, застегивая пуговицы, подошел к окну и выглянул на улицу. Было уже начало девятого, так что движение оказалось довольно оживленным, да и людей, спешащих на работу, на тротуаре было немало.
  
  Бросив взгляд на стоянку, я невольно выругался:
  
  – Черт бы побрал!
  
  На парковке стоял красный кабриолет – это была «Миата» с поднятым верхом. Конечно, я не мог быть на сто процентов уверен, что это автомобиль подружки Джереми – красные «Миаты» встречались на дорогах не так уж редко. Но цвет этой был слегка блеклым, кожаный верх кое-где порвался – в общем, все говорило о том, что я не ошибся.
  
  Торопливо застегнув рубашку, я схватил пиджак, оружие и телефон и выскочил из номера. Лифта ждать не стал – спустился бегом по лестнице, прыгая через две ступеньки, промчался через вестибюль и сбавил скорость лишь тогда, когда достиг ресторана. В зале оказалось человек тридцать, многие из которых обступили буфет с едой – в гостинице на завтрак гостям предлагали шведский стол.
  
  Быстро окинув взглядом помещение, я убедился, что Джереми в ресторане нет.
  
  Времени, которое я потратил на спуск до первого этажа, ему вполне хватило бы, чтобы сесть в машину к Чарлин Уилсон. Так что теперь эта парочка вполне могла катить по направлению к федеральному шоссе.
  
  Я кинулся обратно в вестибюль и сообразил, что окна нашего номера, выходившие на стоянку, находились с другой стороны здания. Выскочив на улицу, я бросился бежать, огибая отель.
  
  «Миата» по-прежнему стояла на парковке, но теперь кожаный верх был откинут. Джереми сидел на пассажирском сиденье, Чарлин – за рулем. Они целовались. Двигатель автомобиля был выключен.
  
  Когда я подошел к машине с той стороны, где находился Джереми, он посмотрел на меня с виноватым видом. И пробормотал:
  
  – Я уже хотел возвращаться. Мы не собирались никуда уезжать.
  
  – Да, мистер Уивер, – подтвердила Чарлин. – Я просто приехала его проведать. Честно. Я не планировала его никуда увозить.
  
  – Как? – спросил я.
  
  – Что – как?
  
  – Как вы вошли в контакт и договорились?
  
  – Да не беспокойтесь, это ерунда, – отозвался Джереми, старательно отводя взгляд. – Это было совсем недолго.
  
  – Что было совсем недолго?
  
  Он виновато опустил голову и медленно извлек из бокового кармана джинсов сотовый телефон.
  
  – О боже, – пробормотал я.
  
  Передняя панель аппарата бледно-розового цвета была усеяна маленькими белыми горошинами. Я сразу же узнал мобильник Глории – тот самый, который она на моих глазах отдала Бобу. Очевидно, ненадолго.
  
  – Как он попал к тебе? – поинтересовался я.
  
  – Мама выкрала его у Боба и отдала мне, когда мы уезжали из дома, – признался Джереми. Я тут же подумал, что, видимо, это произошло в тот момент, когда Глория Пилфорд подбежала к сыну и обняла его на прощание перед тем, как он сел в машину.
  
  – Значит, вчера, когда твоя мать звонила на мой телефон, чтобы поговорить с тобой, это было всего лишь представление?
  
  Молодой человек кивнул.
  
  – И ты просидел целую вечность в ванной не из-за того, что у тебя болел живот?
  
  Последовал еще один виноватый кивок.
  
  – Я снова связался с матерью, а потом позвонил Чарлин.
  
  – Ну и идиот же я. Мне следовало обо всем догадаться.
  
  – А можно, Чарлин позавтракает с нами? – с опаской спросил Джереми, видя, что я полностью деморализован и готов сменить гнев на милость.
  
  – Ты ведь знаешь, что сказал мне Боб. Что в Сети полно придурков, которые хотят до тебя добраться и что-нибудь с тобой сделать. Может, похитить тебя и потребовать выкуп. Всякий раз, когда ты пользуешься телефоном, зарегистрированным на твое имя или на имя Глории, или выходишь в Фейсбук либо в другую соцсеть, или даже залезаешь на какой-то сайт, ты помогаешь этим типам. Ты даешь им шанс тебя найти. Насколько я понимаю, этим могут воспользоваться даже журналисты. Ты помнишь, что я тебе сказал вчера, когда мы говорили о том, нравится тебе Чарлин или нет? Что, если она тебе нравится, тебе лучше с ней не контактировать, потому что этим ты можешь подвергнуть ее опасности. Джереми, ты что, в самом деле этого не понимаешь?
  
  – Я была очень осторожна, – заявила Чарлин. – Убедилась, что за мной никто не следит.
  
  Я открыл дверь с пассажирской стороны.
  
  – Пойдем, – обратился я к Джереми. – И дай мне этот чертов телефон.
  
  Молодой человек протянул мне аппарат.
  
  – Но только если вы и его бросите в кипящее масло, моя мать рассердится по-настоящему, – сообщил он.
  
  – Этого я не сделаю. – Закончив фразу, я швырнул телефон на асфальт и топнул по нему каблуком, а затем наклонился и поднял изуродованное устройство, дабы убедиться, что оно полностью выведено из строя. Так оно и оказалось.
  
  – Послушайте, вы в самом деле идиот, – заметил Джереми, выходя из машины.
  
  – До свидания, Чарлин, – бросил я и, крепко взяв его под локоть, потащил по направлению ко входу в отель.
  
  – Это уже не смешно! – возмущенно воскликнул он.
  
  – Заткнись, – прорычал я – и тут же пожалел о своих словах. По идее, я должен был сдержаться и не разговаривать с Джереми таким тоном. В конце концов, меня наняли не для того, чтобы сделать из него послушного мальчика, а для того, чтобы обеспечить его безопасность. Проблема, однако, состояла в том, что пока я не преуспел ни в том, ни в другом. Я планировал прокатиться с Джереми в Нью-Йорк и поводить его по картинным галереям на Манхэттэне, но теперь засомневался в правильности своего замысла. Очевидно, что, если он сбежит от меня в Нью-Йорке, мне его уже не найти.
  
  Мы были совсем рядом со входом в гостиницу, когда с нами поравнялась «Миата» и, взревывая двигателем, поползла рядом на первой передаче.
  
  – Извините. Мне очень жаль, – сказала Чарлин.
  
  Было не совсем понятно, к кому из нас она обращается – ко мне или к Джереми. Возможно, и к нам обоим.
  
  Даже не взглянув на Чарлин, я вытянул руку и указал в сторону выезда. Возможно, если бы я посмотрел на нее, то лучше бы приготовился к тому, что произошло в следующий момент. Наверное, тогда я смог бы попытаться это предотвратить, хотя, если честно, не знаю, каким образом. По крайней мере, я мог бы крикнуть Чарлин, чтобы она прибавила газу.
  
  Раздался удар и пронзительный скрежет сминаемого металла. Одновременно я услышал рев мощного двигателя. В следующее мгновение «Миату» бросило вперед.
  
  Чарлин громко вскрикнула. Ее голова резко мотнулась назад и ударилась о подголовник сиденья. Джереми тоже испустил вопль и прыгнул в сторону отеля, инстинктивно пытаясь убраться с дороги.
  
  Я повернулся, так же инстинктивно выхватывая оружие.
  
  За звуком удара последовал визг тормозов. Чарлин топнула по тормозной педали, то же самое сделал водитель машины, врезавшейся в ее «Миату» сзади. Оба автомобиля остановились как вкопанные.
  
  Мне потребовались всего какие-то доли секунды, чтобы узнать женщину, сидящую за рулем, и мужчину рядом с ней. Это была пара, привлекшая мое внимание накануне вечером в вестибюле отеля, в котором мы решили не останавливаться. Те самые молодые люди, которые узнали Джереми.
  
  Не сказать, что мне было очень хорошо их видно, поскольку сработали обе передние подушки безопасности. Но поскольку те почти сразу же стали сдуваться, я все же рассмотрел обоих. Более того, мне удалось разглядеть, что у мужчины в руках был телефон, переключенный на режим фотокамеры. Женщина поднесла ладонь к губам жестом, выражающим изумление и ужас. Мне показалось, что она не собиралась таранить машину Чарлин – скорее на секунду отвлеклась и поздно среагировала.
  
  Между тем парень распахнул дверь и, выскочив из машины, наставил телефон на Джереми и принялся снимать. Однако, увидев у меня в руках пистолет, направленный прямо на него, он застыл на месте.
  
  – Донни! – отчаянно закричала сидящая за рулем женщина.
  
  Ее приятель поднял руки.
  
  – Боже, не стреляйте! Не стреляйте! – взмолился он.
  
  – Проверь, что с Чарлин! – крикнул я Джереми.
  
  Тот бросился к «Миате». Я шагнул к Донни, который продолжал стоять не двигаясь, подняв руки.
  
  – На землю, – приказал я.
  
  Мужчина распластался ничком на тротуаре, вытянув руки в стороны.
  
  – Пожалуйста, не убивайте меня! – продолжал молить он.
  
  Убрав оружие в кобуру, я заглянул в машину.
  
  – Вы не ранены? – спросил я у женщины за рулем.
  
  – Это был несчастный случай! – выкрикнула она. – Я не хотела! Донни велел мне прибавить газу, потому что мальчишка возвращался обратно в отель.
  
  – Вы не ранены? – повторил я вопрос.
  
  Хотя удар в багажник «Миаты» вышел достаточно сильным для того, чтобы сработали подушки безопасности, все же столкновение произошло на относительно небольшой скорости. В следующую секунду я отметил, что ущерб, нанесенный автомобилям, казался незначительным.
  
  – Я… Я не знаю, – отозвалась женщина, ощупывая лицо и грудную клетку. – Кажется… Кажется, я в порядке.
  
  На улицу выбежали несколько служащих отеля.
  
  – Звоните в 911! – крикнул я им.
  
  Двое из них кивнули с таким видом, словно это уже было сделано.
  
  – Донни просто хотел сделать фото, – проговорила женщина. – Для сайта. За это платят деньги!
  
  Я отошел от машины и обратился к Донни, который по-прежнему лежал плашмя на асфальте:
  
  – Вставайте.
  
  Джереми тем временем занимался Чарлин. Водительская дверь машины была распахнута. Девушка сидела, сильно наклонившись вправо и поставив ноги на тротуар. Низко опустив голову, она потирала ладонью затылок.
  
  – Как она? – спросил я.
  
  Чарлин ответила сама, опередив Джереми:
  
  – У меня болит шея.
  
  – Придется поехать в больницу, – сказал я. – Мы сейчас позвоним твоим родителям.
  
  Джереми, стоя на коленях, пытался заглянуть девушке в лицо.
  
  – Все будет хорошо. Вот увидишь, все будет хорошо. Это их вина. Эти идиоты въехали в тебя сзади.
  
  Мне отчаянно захотелось дать ему по физиономии.
  
  – Чарлин, давай-ка посмотрим, можешь ли ты стоять на ногах, – произнес он.
  
  – Нет, – резко возразил я. – Не двигайся, Чарлин. Сиди, как сидишь.
  
  Где-то вдалеке послышался звук сирены. Я посмотрел в сторону въезда на парковку – и увидел черный фургон.
  Глава 29
  
  Дакуорт велел Тревору оставаться рядом с домом, где жила Кэрол Бикман, и сказал, что сейчас подъедет туда.
  
  Десять минут спустя он подкатил к зданию на своем черном полицейском автомобиле без опознавательных знаков. Тревор с телефоном в руке сидел на кирпичном бортике, который шел вдоль дома. При виде отца он вскочил на ноги. Барри затормозил прямо перед входом, в зоне, где парковаться было запрещено.
  
  – Давай-ка поищем администратора здания, – предложил он, подходя к сыну.
  
  Войдя в вестибюль, они огляделись. Дакуорт нашел на пульте кнопку с надписью «Администратор» и нажал на нее.
  
  Через несколько секунд в динамике послышался несколько искаженный женский голос:
  
  – Да!
  
  – Полиция, – сказал Барри.
  
  – Что?
  
  – Полиция.
  
  – Подождите минутку.
  
  – Послушай, ты, наверное, не помнишь наизусть номер «Тойоты», на которой ездит Кэрол, – сказал Дакуорт-старший, обращаясь к сыну.
  
  – Нет, конечно. Как я могу это помнить?
  
  – Ладно, я просто на всякий случай спросил. – Барри достал свой телефон и набрал комбинацию цифр. – Привет, это Дакуорт. Мне нужно, чтобы ты выяснила номер машины. Серебристая «Тойота», ориентировочно 2012 года выпуска, зарегистрирована на Кэрол Бикман. – Он продиктовал адрес. – Все, давай. Позвони мне, когда будет какой-то результат.
  
  Администратор здания, бледная женщина лет сорока с небольшим, закутанная в темно-синий купальный халат, сунула ключ в замок стеклянной двери и открыла ее.
  
  – Могу я увидеть ваши документы? – поинтересовалась она.
  
  Дакуорт показал ей полицейский жетон и спросил ее имя. Женщина, представившись Гретхен Харди, сразу же взяла быка за рога:
  
  – Ну и в чем дело?
  
  – Мы беспокоимся, не случилось ли что-нибудь с одной из квартиросъемщиц этого дома. Она не отвечает ни на телефонные звонки, ни на стук в дверь.
  
  – Если вы уже стучались к ней в дверь, то зачем вам нужна я? – осведомилась Гретхен Харди.
  
  – Нам нужно, чтобы вы впустили нас в ее жилище.
  
  – А ордер у вас есть?
  
  Дакуорт отрицательно покачал головой:
  
  – Мы вовсе не собираемся устраивать обыск. Нам просто нужно убедиться, что она дома и что с ней все в порядке.
  
  Гретхен Харди кивнула:
  
  – Что ж, тогда поднимайтесь на третий этаж. Я встречу вас там.
  
  Уже в лифте Дакуорт-старший спросил Тревора:
  
  – Что тебе известно о ее семье?
  
  – А?
  
  – Не исключено, что с кем-то из ее родственников что-то случилось. Родители Кэрол живут в Промис-Фоллз? У нее есть братья или сестры? Может, по каким-то причинам ей пришлось переночевать у кого-то из них.
  
  – Ее родители умерли несколько лет назад. Она говорила что-то про брата, но он, кажется, живет в Торонто.
  
  Двери лифта открылись. Тревор подвел отца к двери, к которой были привинчены потускневшие медные цифры. Кэрол жила в квартире номер 313. Спустя секунды в дальнем конце коридора открылась дверь, ведущая на пожарную лестницу, и появилась Гретхен Харди. Ее каблуки гулко застучали по вымощенному плиткой полу. Дойдя до двери жилища Кэрол, она сунула в замочную скважину ключ.
  
  – Надеюсь, она не накинула дверную цепочку, – произнесла Гретхен. – Если дверь на цепочке, мы не сможем войти.
  
  – Если цепочка накинута, – возразил Дакуорт, – нам придется просто сломать ее, вышибив ногой дверь.
  
  – А кто будет платить за ущерб? Полиция?
  
  Выяснилось, однако, что спор был излишним. Как только Гретхен Харди повернула ключ в замке, дверь тут же распахнулась.
  
  Тревор первым шагнул в квартиру, но отец остановил его, схватив за руку:
  
  – Давай-ка это сделаю я. А ты постой здесь.
  
  Тревор неохотно повиновался.
  
  – А вы тоже полицейский? – спросила женщина-администратор.
  
  – Нет.
  
  – Я так и думала. Вообще-то я видела вас здесь раньше.
  
  – Возможно, – хмуро бросил Тревор.
  
  Дакуорт-старший быстро обошел квартиру. Небольшая, с одной спальней, она была со вкусом обставлена недорогой, но приличной мебелью, очевидно, купленной в «Икее». Подушки, обитые тканью с цветами, были аккуратно разложены на диване, журналы на кофейном столике сложены в ровную стопку. Тревор напряженно наблюдал за тем, как его отец зашел в спальню, затем вышел из нее и обследовал сначала ванную, а затем кухню.
  
  – Ее здесь нет, – подытожил Барри, возвращаясь к порогу, около которого стоял его сын.
  
  – Ты что-нибудь можешь сказать?
  
  Детектив вздохнул:
  
  – Я не вижу никакого беспорядка, ничего такого, что могло бы показаться подозрительным. Все выглядит совершенно нормально. В спальне я видел пару сумочек, но у большинства женщин их обычно бывает несколько. Ни в одной я не обнаружил ни денег, ни ключей от машины.
  
  – Значит, она ночевала не дома, – проговорил Тревор убито.
  
  – Ну, вообще-то современная женщина вовсе не обязана каждый вечер возвращаться домой, – хихикнула Гретхен.
  
  – Спасибо за помощь, мисс Харди, – сказал Дакуорт-старший. – Можете запереть квартиру.
  
  С этими словами он вывел сына в коридор и вместе с ним зашагал к лифту.
  
  – И что дальше? – спросил Тревор. – Если здесь ее нет, а на работе она не появлялась, значит…
  
  Телефон Барри зазвонил. Вынув его из кармана, детектив поднес аппарат к уху.
  
  – Слушаю. Тебе удалось установить номер машины по той информации, которую я тебе дал? Что? Повтори.
  
  – В чем дело? – вскинулся Тревор.
  
  Его отец предостерегающе поднял руку.
  
  – Ладно, – выслушав собеседника, произнес Дакуорт. – Пусть там ничего не трогают.
  
  – Ну, что? Что тебе сказали? – Тревор был просто вне себя от тревоги и нетерпения. – Что ты имел в виду, говоря, чтобы там ничего не трогали? Где – там?
  
  – Пошли на выход, – предложил Дакуорт-старший.
  
  Они спустились вниз на лифте и молча пересекли вестибюль здания. Выйдя на улицу, Барри сказал:
  
  – Езжай домой.
  
  – Что значит – езжай домой? Никуда я не поеду! Что случилось?
  
  – Тревор, я говорю совершенно серьезно. Когда я что-нибудь узнаю, я тебе обязательно позвоню.
  
  – Ну уж нет. – Тревор выпрямился и расправил плечи. – Что бы тебе ни сообщили по телефону, куда бы ты ни поехал, я поеду с тобой.
  
  Дакуорт тяжело вздохнул:
  
  – Машину нашли.
  * * *
  
  Тревор поехал следом за полицейской машиной отца без опознавательных знаков. Барри свернул на Миллуорк-драйв, миновал какой-то склад, затем картонажную фабрику и цементный завод и наконец затормозил рядом с одноэтажным зданием предприятия, выпускавшего напольную плитку.
  
  Неподалеку стояла полицейская машина с включенным проблесковым маячком – она блокировала проезд. Когда сидевший за рулем полицейский в форме увидел, кто прибыл на место происшествия, то отогнал машину в сторону, позволив Барри и Тревору подъехать поближе.
  
  Дакуорт припарковался, найдя узкую щель между другими машинами рядом со входом в здание, Тревор затормозил позади. Выбравшись из-за руля, он крикнул отцу, успевшему только открыть дверь:
  
  – Я не вижу машины Кэрол!
  
  – Сотрудники говорят, она с другой стороны здания. Мы пройдем туда пешком.
  
  Оба Дакуорта зашагали вдоль стены. Тревор пустился было бежать, но отец остановил его, коротко бросив:
  
  – Держись рядом со мной.
  
  Оказавшись во внутреннем дворе здания, они увидели еще один полицейский автомобиль. За рулем сидела женщина-полицейский. Увидев двух приближающихся мужчин, она вышла из машины.
  
  Дакуорту не потребовалось предъявлять свой значок – все в Промис-Фоллз знали его в лицо, тем более коллеги.
  
  – Здравствуйте, детектив Дакуорт, – поздоровалась женщина в полицейской форме.
  
  – Офицер Стайлс, я не ошибся?
  
  – Все верно, сэр, – подтвердила она и бросила взгляд на Тревора.
  
  – Это мой сын Тревор, – пояснил Барри. – Он со вчерашнего вечера пытается связаться с мисс Бикман по телефону, но безуспешно. А где же машина?
  
  Сотрудница полиции указала рукой куда-то в сторону:
  
  – Вон за теми мусорными баками.
  
  – Как ее обнаружили?
  
  – Местный управляющий заметил автомобиль сегодня утром и, взглянув на него повнимательнее, насторожился. Он позвонил в полицию почти одновременно с вами – вы просили установить номер машины мисс Бикман.
  
  – И что же его насторожило? – поинтересовался Тревор.
  
  Дакуорт-старший поднял ладонь, давая понять, что сыну лучше молчать.
  
  – Давайте-ка на нее взглянем, – решил детектив.
  
  Офицер Стайлс подвела обоих Дакуортов к ржавому металлическому мусорному контейнеру высотой в добрых пять футов. Он полностью закрывал стоящую за ним серебристую «Тойоту» с широко распахнутой дверью водителя.
  
  – Это ее машина! – возбужденно воскликнул Тревор. – Это она, точно.
  
  – Ну что ж, я, пожалуй, повторю вопрос, заданный моим сыном. Что именно показалось управляющему подозрительным? Когда он обнаружил машину, дверь была открыта?
  
  – Именно так, – кивнула офицер Стайлс. – Это и показалось ему странным. И потом, двигатель машины работал на холостом ходу.
  
  – То есть он не был заглушен?
  
  – Верно.
  
  – Но сейчас он не работает.
  
  – Управляющий говорит, это он выключил зажигание, но клянется, что больше ничего не трогал, оставил все, как было.
  
  Держа руки в карманах, Дакуорт-старший медленно обошел машину и наклонился над водительским сиденьем, отметив, что ключи остались в замке зажигания.
  
  – Ну, что ты видишь? – спросил Тревор.
  
  Барри снова поднял ладонь.
  
  Затем достал из кармана пару перчаток из тонкого латекса и указал на точку примерно в десяти футах от «Тойоты», сказав сыну:
  
  – Я хочу, чтобы ты встал там.
  
  – Зачем?
  
  – Сделай так, как я сказал.
  
  Тревор отошел на пять шагов.
  
  – Так нормально? – спросил он с едва заметным оттенком сарказма в голосе.
  
  – То, что надо.
  
  Дакуорт снова подошел к распахнутой двери машины и потянул за рычажок, открывающий багажник. Крышка приподнялась примерно на дюйм.
  
  – Зачем ты это сделал? – поинтересовался Тревор.
  
  Не ответив, Барри обошел машину сзади и одним пальцем, обтянутым резиновой перчаткой, решительным движением поднял крышку багажника вверх до отказа.
  
  Даже оттуда, где стоял Тревор, сразу стало ясно, что лежит внутри.
  
  – О господи, – простонал молодой человек и двинулся было к машине.
  
  – Не приближайся! – резко произнес Дакуорт-старший, обернувшись.
  
  – Боже мой, это она! Она! Господи, Кэрол…
  
  – Нет, это не она… – медленно произнес детектив.
  
  – Что?
  
  Дакуорт быстро осмотрел тело женщины в багажнике «Короллы». Ему потребовалась всего секунда, чтобы вспомнить, где именно он видел ее раньше. Определенно это было не в кафе «Старбакс» и не в обществе Тревора.
  
  Разумеется, теперь она выглядела совсем иначе. Ее лицо распухло, а на шее отчетливо виднелась странгуляционная борозда.
  
  И все же Барри был совершенно уверен, что перед ним тело той самой молодой женщины, которая не могла поверить, что он не видел ни одного эпизода из комедийного телесериала «Сайнфельд».
  
  Это было тело Долорес из тату-салона.
  
  Той самой, которую друзья называли Долли.
  Глава 30
  Кэл
  
  Мы с Джереми сели на хвост машине «скорой помощи», везущей Чарлин Уилсон в больницу, которая находилась всего в десяти минутах езды от отеля. Хотя медики обращались с ней с подчеркнутой осторожностью, девушка, судя по всему, пострадала не слишком сильно. Впрочем, для того, чтобы окончательно в этом убедиться, следовало сделать рентгеновский снимок.
  
  Чарлин дала мне номер своего мобильного, а также номер, по которому я мог связаться с ее матерью – Алисией. (Выходит, я был прав насчет Алисии Уилсон, о которой упоминалось в связи с роковой для Джереми вечеринкой в доме Галена Бродхерста.) Я позвонил ей по дороге в больницу.
  
  Признаться, я ожидал какой-то более бурной реакции на новость о происшествии с Чарлин. Но когда я представился и рассказал, что случилось, Алисия заговорила со мной исключительно деловитым тоном:
  
  – Где именно это было?
  
  Я ответил на вопрос.
  
  – В какую больницу ее везут?
  
  Я сказал.
  
  – А молодой человек тоже едет с ней?
  
  Я подтвердил.
  
  – Буду через сорок пять минут, – сообщила Алисия Уилсон и повесила трубку.
  
  Я взглянул на Джереми.
  
  – Интересная у нее мамаша. Что с ней такое?
  
  – Ну, вообще-то она в полном порядке – вот только ненавидит меня, – отозвался молодой человек, съежившийся на своем сиденье так, словно старался занимать как можно меньше места. – Она совсем осатанеет, когда узнает, что все случилось тогда, когда Чарлин встречалась со мной.
  
  – Что ж, тебя ждут приятные минуты, – заметил я.
  
  Место для парковки мне удалось найти лишь в паре кварталов от больницы. Пока врачи осматривали Чарлин, мы ждали в коридоре, расположившись бок о бок на стульях. Джереми сидел, низко опустив голову, оперевшись локтями о колени и свесив вниз сцепленные кисти рук.
  
  – Хочешь поговорить? – поинтересовался я.
  
  – Да не особенно.
  
  – Ладно.
  
  – Мы все еще едем в Нью-Йорк?
  
  – Я бы сказал, это сейчас под вопросом. Я собираюсь сообщить твоей матери и Мэдэлайн Плимптон, а также Бобу о произошедшем.
  
  Джереми еще ниже опустил голову.
  
  – А что с той парочкой? – спросил он.
  
  – Теми, кто врезался в машину Чарлин? Не знаю. С ними беседовали полицейские. Они меня не интересуют.
  
  Мы просидели в коридоре уже около часа, когда в нем появилась женщина с пышными рыжевато-каштановыми волосами, одетая в идеально чистый халат. У нее был такой важный вид, словно она была владельцем больницы. Она уверенным шагом подошла к стойке регистратуры.
  
  – Я Алисия Уилсон, – громко заявила она. – Где моя дочь, Чарлин Уилсон?
  
  – Миссис Уилсон, – окликнул ее я, вставая. – Меня зовут Кэл Уивер. Это я вам звонил.
  
  Женщина уставилась на меня таким взглядом, словно перед ней было насекомое. Затем она посмотрела на Джереми, и презрение в ее глазах стало еще более явным.
  
  – Я поговорю с вами после того, как увижу дочь, – сообщила она.
  
  Затем повернулась и исчезла за дверью смотровой.
  
  – Похоже, она здорово разозлилась, – заметил Джереми, когда я вернулся к нему и снова уселся на стул.
  
  – Судя по всему, ненамного больше обычного, – бросил я.
  
  Алисия Уилсон снова появилась в коридоре пять минут спустя. При виде ее мы с Джереми встали. Мать Чарлин стремительно подошла к нам.
  
  – Ну, как чувствует себя ваша дочь? – поинтересовался я.
  
  – Врачи говорят, с ней все в порядке. Я собираюсь забрать ее домой. Вы знаете, в каком состоянии ее машина?
  
  – Вообще-то нет, – ответил я. – Если судить по ее виду, ничего страшного не произошло. Похоже, пара царапин на бампере – и все. Кажется, она осталась на территории отеля.
  
  – Отеля? – переспросила Алисия Уилсон и устремила ледяной взгляд на Джереми. – Вы с моей дочерью были в отеле?
  
  – Нет, – быстро пояснил я. – В отеле останавливались мы с Джереми. Чарлин подъехала туда сегодня утром, чтобы повидаться с ним.
  
  Мать Чарлин, по-прежнему не спуская ненавидящих глаза с Джереми Пилфорда, злобно прошипела:
  
  – Мерзкий, презренный червяк.
  
  Джереми промолчал.
  
  – Тебе мало было убить одну девушку, – продолжила Алисия. – Теперь ты хочешь угробить еще и вторую?
  
  Хотя я знал, что обстоятельства случившегося на этот раз были совершенно другими, мне не хотелось ввязываться в словесную перепалку с кипящей от бешенства Алисией Уилсон. В конце концов, у нее имелись все основания сердиться на Джереми, пусть в происшедшем, несомненно, была доля вины и ее дочери.
  
  – Я не просил ее приезжать, – пробормотал молодой человек. – И это не я въехал в ее машину.
  
  – Даже не мечтай, что тебе удастся вскружить голову Чарлин, – со злобой процедила Алисия. – Тебе вообще не место на свободе. Ты должен сидеть в тюрьме, не имея права на посещения.
  
  Наверное, будь я на месте Алисии Уилсон, моя реакция оказалась бы точно такой же или, во всяком случае, похожей. В самом деле, Чарлин не оказалась бы в отеле, если б Джереми не сообщил ей, где он находится. Он ничего не сделал для того, чтобы предотвратить ее второй за последние два дня визит – даже после моих слов о том, что при встречах с ним девушка подвергает себя опасности.
  
  Да, пожалуй, если бы я был Алисией Уилсон, я бы в кровь расцарапал Джереми физиономию.
  
  Похоже, наш с ним разговор о том, что человек должен нести ответственность за свои поступки, молодой человек тоже проигнорировал.
  
  – У тебя есть что сказать, Джереми? – спросил я.
  
  Парень уставился на меня с таким видом, словно хотел прочесть ответ на моем лице.
  
  – Что вы имеете в виду? – поинтересовался он.
  
  – Это просто невероятно! – И Алисия вдруг неприязненно расхохоталась. Впрочем, через несколько секунд ее смех прервался. – Держись подальше от моей дочери, мозгляк. Если ты посмеешь хотя бы прислать ей эсэмэску, я добьюсь судебного ордера, официально запрещающего тебе приближаться к ней.
  
  Джереми виновато потупился.
  
  Резко развернувшись, Алисия Уилсон решительно зашагала прочь.
  
  – У тебя был шанс, – обратился я к молодому человеку.
  
  – На что?
  
  – Хоть раз в жизни сделать что-то правильно. Сказать, что ты сожалеешь о случившемся. Принять на себя хотя бы часть вины за произошедшее.
  
  – Я просто… Я не знал, что мне… Я… – Глаза Джереми наполнились слезами. – Как вы думаете, мне можно хотя бы зайти к Чарлин попрощаться?
  
  – Ты же только что видел ее мать. Ты в своем уме?
  
  Джереми стал похож на воздушный шарик, из которого выпустили воздух.
  
  – Мне нужно позвонить твоей матери, – добавил я. – И сообщить всем, кто остался в Промис-Фоллз, о том, что происходит.
  
  Джереми тяжело вздохнул.
  
  Пройдя по коридору, мы вышли из больницы и направились к моей «Хонде». Мне не хотелось беседовать с Глорией Пилфорд по телефону в присутствии ее сына. Поэтому, достав из кармана ключи от машины, я протянул их Джереми и спросил:
  
  – Обещаешь, что не станешь убегать от меня на моей машине?
  
  – Само собой, – ответил он, беря ключи.
  
  – По-моему, я ее даже не запер, – сказал я. В самом деле, подъехав к больнице, мы так торопились выяснить, все ли в порядке с Чарлин, что я упустил кое-что из виду.
  
  Когда Джереми направился к «Хонде», я быстро набрал номер. Мэдэлайн Плимптон ответила почти сразу же.
  
  – Мистер Уивер?
  
  – Да, это я.
  
  – Мы собирались вам звонить. Во всяком случае, Боб и я. Глория – нет.
  
  – Что случилось?
  
  – Мы думаем, что Глория могла передать Джереми свой телефон. Она вытащила его из пиджака Боба, и мы не можем его нигде найти.
  
  – Именно это она и сделала, – подтвердил я.
  
  – О господи. Надеюсь, это не привело ни к каким неприятностям.
  
  Я быстро рассказал Мэдэлайн о последних событиях.
  
  – Какой кошмар! – подытожила она. – У вас, похоже, нет возможности расслабиться ни на минуту.
  
  Я невольно улыбнулся, услышав в ее голосе нотки сочувствия.
  
  – Не знаю, послужит ли это уроком для Джереми, – сказал я. – Вы хотите, чтобы мы с ним продолжили поездку? Или предпочитаете, чтобы я привез его обратно?
  
  – В принципе я могла бы обсудить этот вопрос с Глорией и Бобом, может, даже с Грантом. Но, признаться, не думаю, что возвращение стало бы подходящим решением.
  
  – Почему?
  
  – Вчера вечером перед домом устроили акцию протеста. В ней участвовало человек десять-двенадцать. Они размахивали плакатами, на которых было написано: «Большой Ребенок, отправляйся домой». Нам пришлось вызывать полицию, чтобы их разогнали.
  
  – Ясно. Я собирался отвезти Джереми в Нью-Йорк, но теперь это кажется мне не лучшей идеей.
  
  Мэдэлайн промолчала.
  
  – Алло, вы слушаете?
  
  – Я думаю, – отозвалась она. – Кажется, есть одно подходящее место.
  
  – Место?
  
  – На Кейп-Код. Когда-то мы с супругом купили там дом. И я не была там ни разу после смерти мужа. Дом в принципе все еще принадлежит мне, но им распоряжается агент по аренде недвижимости. Обычно на лето дом снимают. Но сейчас еще май, и он вполне может оказаться свободным.
  
  – Кто-нибудь сможет отследить, что мы направились именно туда? Похоже, куда бы Джереми ни поехал, об этом почти сразу же становится известно.
  
  – Я не знаю, – произнесла Мэдэлайн с оттенком неуверенности в голосе. – Я владею домом через одну компанию, так что мое имя в документах не фигурирует. На Кейп-Код я не ездила уже много лет. Понимаю, вы, наверное, опасаетесь какой-нибудь утечки со стороны Глории. Но она, скорее всего, думает, что дом на Кейп-Код я давно продала. Хорошая же сторона моего предложения состоит в том, что дом стоит прямо на пляже. Поэтому, учитывая, что это не выходные и сейчас вообще еще не сезон, народу вокруг будет немного. Я позвоню туда сейчас же и выясню, свободен ли он. Это не так уж далеко, в Ист-Сэндвич. Прямо из дома открывается прекрасный вид на залив.
  
  Я немного подумал и решил, что залечь на дно где-нибудь в подходящем месте все же лучше, чем переезжать из отеля в отель.
  
  – Вопрос состоит в том, как долго мы сможем там пробыть, оставаясь незамеченными и неузнанными.
  
  – Я понимаю, – вздохнула Мэдэлайн.
  
  – Ладно, не будем забегать вперед, – сказал я. – Выясните, пожалуйста, сможем ли мы там остановиться на какое-то время. А там посмотрим.
  
  Мы с Мэдэлайн попрощались.
  
  Когда я подошел к своей «Хонде», Джереми сидел именно там, где и должен был – на переднем пассажирском сиденье. Я увидел, что он изо всех сил колотит себя кулаком по правому бедру.
  Глава 31
  
  Дакуорт собрал рядом с серебристой «Тойотой» всех, кого только можно было вызвать. Группу специалистов по осмотру места происшествия, коронера, полицейское подкрепление – чтобы сделать более надежным оцепление и подробно опросить возможных свидетелей. У Долорес, которую, по ее собственным словам, друзья называли просто Долли, не оказалось никаких документов, удостоверяющих личность, так что с ходу установить ее имя и адрес не удалось.
  
  Однако Дакуорт знал, где она работала.
  
  – А как насчет Кэрол? – спросил его Тревор. – Где она может быть?
  
  Этот вопрос, разумеется, больше всего волновал и его отца.
  
  Машина Кэрол Бикман была обнаружена с трупом другой женщины в багажнике. В любом случае это говорило не в пользу Кэрол. Она вполне могла оказаться второй жертвой неизвестного убийцы или убийц. С другой стороны, могло оказаться, что она так или иначе причастна к смерти Долорес.
  
  Первым делом Дакуорт приказал полицейским в униформе тщательно осмотреть содержимое мусорного контейнера, рядом с которым обнаружили серебристую «Тойоту». Он, однако, оказался почти пустым. Во всяком случае, трупов в нем не было. Тем не менее имелся шанс, что в нем удастся найти что-то, что выбросил преступник – или преступники.
  
  Требовалось пройтись по окрестностям, образно говоря, густым гребнем.
  
  При этом Дакуорту следовало решить, на чем нужно сконцентрироваться в первую очередь. Он имел дело с двумя преступлениями – убийством и исчезновением человека. И оба они, судя по всему, были так или иначе связаны с Брайаном Гаффни.
  
  Брайана захватили и похитили сразу же после того, как он покинул бар «У Рыцаря».
  
  Когда Кэрол и Тревор выходили из того же бара, она заметила некую знакомую женщину.
  
  Кэрол сказала Тревору, что собирается поговорить с этой женщиной и предложить ей связаться с Дакуортом, если окажется, что она видела нечто важное.
  
  И вот теперь Кэрол исчезла.
  
  Долорес, работавшая в тату-салоне, из которого предположительно похитили машинку для нанесения татуировок, была обнаружена мертвой в багажнике машины Кэрол.
  
  Кстати, о татуировках. Дакуорт пришел к выводу, что, вероятно, объектом нападения должен был стать вовсе не Брайан Гаффни. Он имел довольно сильное внешнее сходство с другим посетителем бара – молодым человеком, дело которого во время рассмотрения в суде привлекло внимание всей общественности страны. С тем самым, который, сидя за рулем машины, сбил насмерть девушку и получил за это лишь условный срок, поскольку его не научили оценивать возможные последствия поступков.
  
  Господи, куда катится мир, подумал Дакуорт.
  
  После случая с Крэйгом Пирсом он уже понял, что найдутся люди, которые с удовольствием преподали бы этому юнцу по имени Джереми Пилфорд такой же урок.
  
  Накануне вечером после того, как они с Морин вернулись домой после ужина в баре «У Рыцаря» – Дакуорт, кстати, уже несколько месяцев не получал такого удовольствия от еды, как во время этой трапезы, – он залез в Интернет, чтобы освежить подробности дела Джереми.
  
  Когда он узнал, что девушку, которую Пилфорд сбил насмерть на «Порше» какого-то бизнесмена, звали Шейн МакФадден, в его мозгу словно что-то щелкнуло – важный элемент головоломки встал на место. Можно было с большой долей вероятности предположить, что тот, кто нанес татуировку на спину Брайану Гаффни, просто сделал ошибку в имени – написал «Шэн» вместо «Шейн».
  
  Такая версия, во всяком случае, казалась вполне логичной. С того момента, как Тревор появился в спальне отца и матери и сообщил о своей беде, в голове у Барри сложился план. Он состоял в том, чтобы взглянуть на дело о похищении Брайана Гаффни с учетом истории с Джереми Пилфордом.
  
  Впрочем, были у Дакуорта и еще кое-какие задумки. Он решил, что есть нечто подозрительное в происходящем через дорогу от дома семьи Гаффни. В частности, рассказ миссис Бичем о том, что ухаживающая за ней женщина каким-то чудом оказалась ее родственницей, вызывал большие сомнения. Не нравилось Дакуорту и то, что имя Норма Ластман – а именно так представилась сиделка – не совпадало с именем, на которое зарегистрирован ее фургон.
  
  Но это могло подождать. Сейчас Дакуорту требовалось выяснить все возможное о Долорес. А значит, ему просто необходимо навестить ее босса, Майка.
  
  Тревор, на этот раз беспрекословно выполняя распоряжение отца, ждал около своей машины. При виде Дакуорта-старшего он подбежал к нему.
  
  – Ну, что будем делать теперь? – нетерпеливо спросил он.
  
  – Мы – ничего.
  
  – Что ты имеешь в виду? Нам ведь надо продолжать поиски Кэрол.
  
  – Я знаю. У тебя есть ее фотография?
  
  Тревор кивнул.
  
  – Вышли мне ее по электронной почте.
  
  Тревор достал свой сотовый, открыл фотогалерею и показал экран отцу:
  
  – Такое подойдет?
  
  На снимке Кэрол сидела за столиком в ресторане – видимо, в компании Тревора, не попавшего в объектив. Освещение было весьма скудным, так что половину ее лица скрывала тень.
  
  – А другие есть?
  
  Тревор несколько раз провел пальцем по экрану и выбрал селфи, сделанное Кэрол, – она сидела на скамейке на фоне водопада. Тревор находился рядом, обняв ее одной рукой и прижавшись лицом к ее плечу.
  
  – Неплохой вариант, – заметил Дакуорт-старший, но по голосу нетрудно было догадаться, что фотография его также не удовлетворяет.
  
  – Что, тоже не годится?
  
  – Поищи еще что-нибудь.
  
  Тревор покачал головой и поинтересовался:
  
  – А с этим что не так?
  
  – Да нет, снимок вполне нормальный, – отозвался Дакуорт после некоторого колебания. – Ладно, отправь мне этот.
  
  – Нет проблем. Но скажи все же, что тебе не нравится.
  
  – То, что на этом фото есть и ты.
  
  – Свое изображение я могу удалить.
  
  – Я знаю, – сказал Дакуорт и снова в нерешительности замолчал, но затем, спустя секунды, все же продолжил: – Понимаешь, какая штука, Тревор. Я вообще не должен больше с тобой говорить об этом деле.
  
  – Почему? О чем ты?
  
  – Пожалуйста, постарайся меня правильно понять. Речь идет о расследовании убийства, а также случая исчезновения человека. Ты так или иначе во всем этом замешан, а я, по крайней мере на данный момент, являюсь сотрудником полиции, который занимается данным расследованием. Причем ты – мой сын. Это может помешать делу. И потом, не исключено, что впоследствии мне придется выступать в суде.
  
  – Ну да. Но ведь все это имеет значение только в том случае, если я виновен или как-то причастен к преступлениям. Но я никогда не имел никаких дел с женщиной, которую нашли в багажнике машины Кэрол! И к тому же я понятия не имею, что случилось с самой Кэрол.
  
  – Я знаю.
  
  – Ну вот, – кивнул Тревор. – Ты ведь понимаешь, что я ко всему этому не имею отношения.
  
  – Да, конечно. Но это не имеет значения. Послушай, позволь мне спокойно заниматься своим делом. Если Кэрол даст о себе знать или у тебя возникнут новые идеи по поводу ее местонахождения, позвони мне. Но ты не можешь больше ходить за мной по пятам. С этим пора заканчивать.
  
  Травор сжал кулаки, затем снова разжал их.
  
  – Это неправильно, – произнес он.
  
  – Нет, это как раз правильно, – возразил Барри. – И еще одно.
  
  – Что?
  
  – Женщина в багажнике. Это ее Кэрол видела тогда в переулке рядом с баром?
  
  Тревор пожал плечами:
  
  – Я ведь говорил, что толком не рассмотрел ее. А уж сейчас я вообще на нее не глядел.
  
  – Ты не помнишь, может, Кэрол называла ее по имени? Скажем, Долорес или Долли?
  
  Тревор удивленно заморгал и задумался.
  
  – Может быть. Однако не Долорес, это точно. А вот Долли – может быть. Но я не уверен, поскольку не прислушивался.
  
  Дакуорт положил руку на плечо сына.
  
  – Ну, хорошо. А теперь мне пора ехать, – сказал он.
  
  На какую-то секунду оба испытали неловкость. Затем Тревор энергично пожал отцу руку.
  
  – Я напуган до смерти, – признался он. – Мне очень страшно, когда я думаю, что могло случиться с Кэрол.
  
  – Мне тоже, – отозвался Дакуорт-старший.
  * * *
  
  Барри припарковался прямо напротив тату-салона Майка, однако выбрался из машины не сразу. Перед этим ему требовалось сделать несколько важных дел. Прежде всего, разослать по нужным адресам фото Кэрол Бикман, полученное от сына по электронной почте. Дакуорт отправил снимок в отделение, а затем сделал звонок – ему было необходимо, чтобы к поиску женщины подключились все полицейские Промис-Фоллз. Потом он позвонил Ширли из отдела по связям с прессой и приказал ей немедленно подготовить и разослать информацию о Кэрол Бикман в СМИ, в том числе по всем местным телеканалам, а также в соцсети.
  
  – И обязательно обрежь снимок, прежде чем рассылать его, – так чтобы на нем не было ничего, кроме лица женщины.
  
  – Вы не хотите, чтобы на фото засветился этот парень? – уточнила Ширли.
  
  – Да, не хочу.
  
  – Но ведь он может оказаться одним из подозреваемых.
  
  – Просто отрежь его изображение, и все.
  
  – Поняла. Я всего лишь хотела помочь. Вообще-то он здорово похож на вас. Только, конечно, намного моложе.
  
  – Спасибо, Ширли.
  
  – Да ладно.
  
  – Мне нужно кое-что еще.
  
  – Слушаю, босс.
  
  – Ты слышала о деле Большого Ребенка?
  
  – Кто же о нем не слышал? – фыркнула Ширли.
  
  – Парня зовут Джереми Пилфорд. Можешь погуглить его? Проверь, не связывает ли его что-нибудь с Промис-Фоллз. Думаю, он может находиться где-то в наших краях.
  
  – Вы серьезно? – удивилась Ширли.
  
  – Да. Мне кажется, я видел его на записи камеры наблюдения в баре «У Рыцаря». Что, в это так трудно поверить?
  
  – А вы разве не слышали утренние новости?
  
  – О чем ты?
  
  – Вчера вечером в Промис-Фоллз состоялась акция протеста. На ее разгон пришлось отправить две машины.
  
  Дакуорт плотнее прижал к уху телефон.
  
  – Акция протеста? Где именно?
  
  – Вы ведь знаете Мэдэлайн Плимптон? Ту самую, которая была издателем газеты «Стандард»?
  
  – Да, конечно.
  
  – Так вот, все это происходило около ее дома.
  
  – Ее дома? Но почему?
  
  – Этот ваш Джереми Пилфорд ей вроде как родственник. Ее племянница Глория – мать парня. Я слышала, в Олбани на него все ополчились, так что они с матерью приехали сюда. Но на каком-то сайте есть игра, или викторина, что ли – в общем, его владельцы собирают сообщения людей о том, что они видели в округе кого-то из «звезд» или просто персонажей, засветившихся в новостях. Вы помните историю с Крэйгом Пирсом?
  
  – Помню.
  
  – Он тоже в свое время попал на этот сайт.
  
  – Мы живем в странном мире, Ширли. Ты со мной согласна?
  
  – Скажите лучше что-нибудь такое, чего я не знаю. Вам еще что-нибудь нужно?
  
  – Нет. Пока, увидимся.
  
  Закончив разговор с Ширли, Дакуорт тут же набрал другой номер – к этому его побудило упоминание о Крэйге Пирсе.
  
  – Офис начальника полиции Финдерман, – раздался в трубке женский голос.
  
  – Это Барри Дакуорт. Шефиня на месте?
  
  – Подождите секунду.
  
  Последовала пауза, а затем трубка снова ожила.
  
  – Барри?
  
  – Здравствуйте, Ронда. – Отношения между детективом и начальником полиции Промис-Фоллз Рондой Финдерман знавали разные времена. В данный момент в них наблюдалось некоторое потепление. – Я по поводу дела Крэйга Пирса.
  
  Дакуорт не мог этого видеть, но все же ясно представил, как лицо его собеседницы исказила недовольная гримаса.
  
  – Боже мой, – пробормотала Ронда Финдерман. – И что с ним?
  
  – В какой стадии находятся связанные с этим делом судебные иски?
  
  – Мы все еще пытаемся заставить этот сайт – «Защитники Справедливости», так, кажется, он называется? – раскрыть детали, связанные с выложенным на их ресурс видео. Если бы они удовлетворили наши требования, мы могли бы попробовать установить, кто именно проводил съемку и разместил на сайте конечный продукт. Этим занимаются юристы. История может длиться целую вечность, поэтому вполне возможно, что мы никогда не добьемся результата. Эти деятели с сайта утверждают, что хотя они и не являются СМИ, на них тем не менее лежит обязательство защищать свои источники информации. Об этом говорится в законе о свободе слова. На мой взгляд, все это полная чушь.
  
  – Можно зайти с другой стороны.
  
  – Ну-ка, расскажите.
  
  – Ну, я вообще-то не эксперт. Но сегодня я разговаривал с Пирсом, и…
  
  – Да что вы? И как он? То есть он, конечно, мерзкий тип, но все же не заслужил того, что с ним сделали.
  
  – Если бы вы с ним встретились, то, возможно, изменили бы свое мнение. Так вот, он заявил, что если бы мы как следует делали свою работу, то действовали бы иначе. А именно зашли с другой стороны.
  
  – Жертвы преступлений часто рассуждают подобным образом, – заметила начальник городской полиции после некоторого колебания.
  
  – Но штука в том, что, как мне кажется, Пирс в каком-то смысле прав. У нас есть эксперты в области компьютерных технологий и Интернета?
  
  – Даже если у нас их нет, нужных людей мы найдем. В чем состоит ваша идея?
  
  – Нужно как следует изучить материалы, которые выкладываются на ресурсы, подобные сайту этих самых «Защитников Справедливости». Наверняка специалист сможет найти какие-то следы. Совпадения во фразеологических оборотах, одни и те же орфографические ошибки. А потом можно поискать такие же в других местах. Что-то в этом роде.
  
  – Что ж, можно попробовать, – решила Ронда.
  
  – Вот и хорошо. Подробности обсудим позже.
  
  Отключившись, Дакуорт сунул телефон в карман пиджака и вышел из машины. Тату-салон был открыт. Детектив решительно шагнул через порог. Майк сидел за стойкой администратора.
  
  – Опять вы, – сказал он при виде Дакуорта. – Ну что, нашли того, кто украл мою машинку?
  
  Дакуорт отрицательно покачал головой и вздохнул:
  
  – Нет, не нашли. Я очень сожалею.
  
  – Да ладно, я просто пошутил, – улыбнулся Майк. – Я же знаю, что полиции наплевать на подобные вещи. Как видите, сегодня у меня нехватка персонала – приходится выполнять еще и обязанности администратора. Но это не страшно – судя по записи, первый клиент появится еще не скоро. Если, конечно, вы пришли сюда не затем, чтобы набить на груди портрет лейтенанта Коломбо.
  
  – Нет, я не за этим, – усмехнулся Дакуорт и склонил голову набок. – А кто-нибудь действительно делает себе такие? Я имею в виду портрет Коломбо.
  
  – Да нет, конечно. Хотя однажды в Белфасте я был в одном крутом книжном магазине – так у них портрет лейтенанта Коломбо был нарисован красками на потолке. Единственный борец с преступностью, которого мне приходилось набивать, – это Бэтмен. Паре парней я наколол на груди его лицо. Но гораздо чаще просят изобразить его логотип, или как там эта штука называется – ну, знаете, летучую мышь, заключенную в кружок. Ну и, конечно, большую букву С – фирменный знак Супермена. За несколько лет у меня было несколько таких заказов. Но если вы не нашли похитителя моего оборудования, то что привело вас сюда?
  
  – Я вижу, Долорес нет на месте.
  
  Майк развел руками:
  
  – Верно, сегодня она не пришла. И даже не позвонила.
  
  – А как фамилия Долорес?
  
  – Гантнер.
  
  – У вас есть ее домашний адрес?
  
  – А что, возникли какие-то проблемы?
  
  – Адрес мне очень помог бы их решить.
  
  Майк открыл выдвижной ящик стола и порылся в бумагах. Затем, достав небольшой листок, написал на нем адрес и протянул листок Дакуорту.
  
  – Вот, держите. Вообще-то это ферма, которая раньше принадлежала ее родителям. Сейчас они, кажется, в доме престарелых, так что Долорес живет на ферме одна.
  
  – В доме престарелых? Здесь, в Промис-Фоллз?
  
  – Да. Дэвидсон-Хаус – кажется, это так называется.
  
  – Я знаю это заведение. – Дакуорт взглянул на листок бумаги, который дал ему Майк, – Долорес жила в доме 27 по Истерн-авеню – и сунул его в карман. – Спасибо.
  
  – Может, вы хотите поговорить с ней здесь? Очень возможно, что она появится попозже. Она опаздывает на работу не в первый раз. Не исключено, что накануне она участвовала в какой-нибудь вечеринке и перебрала. Попробуйте зайти после ланча. Скорее всего, к этому времени они придет.
  
  – Я так не думаю, – отозвался Дакуорт.
  
  Лицо Майка помрачнело.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Женщина, которую в предварительном порядке опознали как Долорес, сегодня утром была найдена мертвой.
  
  – О черт, нет, – пробормотал Майк и встал. – О чем это вы? Долли мертва?
  
  – Я бы хотел задать вам несколько вопросов, касающихся ее.
  
  – Погодите, – тряхнул головой Майк и поднес ладонь ко лбу. – Что с ней случилось? Она что, покончила с собой?
  
  – Вы хотите сказать, что вас бы это не удивило?
  
  – Ну, вообще-то она немного со странностями. То есть была со странностями. Господи, не могу поверить…
  
  – Что значит – со странностями?
  
  – Ну, я не знаю. Просто она была не такая, как все. Черт, просто в голове не укладывается. Понимаете, люди, которые работают в тату-салонах, вроде меня, не похожи на тех, которые каждый день ходят на службу в банк. Нет, я вовсе не хочу сказать, что мы все с приветом и склонны к суициду, но все-таки мы несколько отличаемся от остальных.
  
  – И в чем же от остальных отличалась Долорес?
  
  – Ну, понимаете, она всерьез переживала из-за всякой ерунды, которая мне, например, до фонаря. Вечно говорила про то, что в мире много несправедливости и все такое, что злодеи часто остаются безнаказанными. Все это было довольно смешно и по большей части не всерьез – во всяком случае, мне так казалось. Но некоторые вещи ее в самом деле очень расстраивали – например, глобальное потепление или эти ублюдки с Уолл-стрит.
  
  – Она всегда была такая?
  
  Майк задумался:
  
  – Вообще-то, нет. Пожалуй, она стала, если можно так выразиться, радикально настроенной за последний год. Ну, то есть не в том же смысле, что всякие придурки, связанные с «Исламским государством». Но Долли в самом деле стала более воинственно настроенной по отношению ко всякому дерьму.
  
  – Как долго она проработала здесь?
  
  Майк снова погрузился в размышления.
  
  – Думаю, года четыре.
  
  – А до того, как она пришла сюда, вы ее знали?
  
  Майк отрицательно покачал головой.
  
  – И что же такого случилось примерно год назад, после чего Долорес стала более восприимчивой ко всякому злу и несправедливости?
  
  – Ну, прежде всего, события в нашем городке.
  
  – Вы имеете в виду массовое отравление?
  
  – Точно. Долли говорила, что этого бы никогда не произошло, если бы мы больше заботились о своих ближних. Помните случай с Оливией Фишер? Когда ее убивали, она кричала, но никто не пришел ей на помощь. Хотя что я вам рассказываю – вы наверняка в курсе.
  
  – А что-нибудь еще могло как-то на нее подействовать – что-нибудь такое, что произошло не так давно? Скажем, в последние три-четыре месяца?
  
  – Может, дело в том парне, с которым она встречалась.
  
  – В каком парне? Кого вы имеете в виду?
  
  – Кори.
  
  Дакуорт вспомнил молодого человека в одежде цвета хаки, который находился в тату-салоне во время его первого визита.
  
  – Кажется, я где-то встречал его раньше. Вы можете назвать его фамилию?
  
  – Кальдер. Кори Кальдер.
  
  – А его адрес вам известен?
  
  Майк нахмурился:
  
  – Откуда мне знать, где он живет? Он ведь у меня не работает.
  
  – Расскажите мне о нем.
  
  – Почему вы так им интересуетесь? Долли сама с собой покончила или с ней случилось что-то другое?
  
  – Я не думаю, что Долли совершила самоубийство.
  
  – Тогда что произошло? Автомобильная авария? Или что-то еще в этом роде?
  
  – Нет.
  
  Майк вытаращил глаза, словно до него только сейчас дошло, на что намекал детектив:
  
  – Вы что, хотите сказать, ее убили?
  
  – Да, – негромко ответил Дакуорт. – Мне очень жаль. Уверен, вы хотите знать подробности, но сейчас самое лучшее, что вы можете сделать, – это помочь мне, ответив на мои вопросы. Скажите, вы не заметили в ее поведении в последние несколько недель или месяцев ничего необычного? Такого, чего раньше не было?
  
  – Ну да, пожалуй, да.
  
  – Расскажите, что именно.
  
  – Долли стала более тревожной. И в то же время более спокойной. Казалась, ее мысли на чем-то сосредоточены. То есть, я хочу сказать, общаясь с посетителями, она могла делать вид, что все в порядке, но при этом постоянно была какой-то внутренне напряженной.
  
  – Долорес не говорила, что именно ее беспокоит?
  
  – Да вроде нет. Но у меня было ощущение, что это как-то связано с Кори.
  
  – Что вы о нем думаете?
  
  – Не знаю, что сказать. Вообще-то, он тоже какой-то странный.
  
  – Вы когда-нибудь общались с ним за пределами салона?
  
  Майк покачал головой:
  
  – Нет. Но одно скажу. Он парень с амбициями.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Ну, он ведет себя так, будто он Билл Гейтс или Стив Джобс. В смысле, он очень высокого мнения о себе и считает, что заслуживает гораздо большего. Вы понимаете, о чем я?
  
  – Думаю, да. Еще что-нибудь?
  
  – Ну, например, иногда ему нравилось смотреть.
  
  – На что смотреть?
  
  – Как я работаю.
  
  – Он наблюдал за тем, как вы делаете татуировки?
  
  – Ага. Но я позволял это только в тех случаях, когда клиент не возражал.
  
  Дакуорт на некоторое время задумался, а потом предложил:
  
  – Вернемся к Долли. Она когда-нибудь упоминала о Крэйге Пирсе? Или о Джереми Пилфорде?
  
  – А это еще кто такие?
  
  – Пирс – это тот тип, который признался, что изнасиловал девушку-инвалида. Но ему все сошло с рук. А Пилфорда еще называют Большим Ребенком.
  
  – А, ну да. Верно. Долли о них говорила. Спрашивала меня, что я о них думаю. – Майк пожал плечами. – Вообще-то я о них особо не думал. Помнится, я сказал, что люди рано или поздно получают то, чего заслуживают.
  
  – Значит, Долли о них упоминала, – еще раз уточнил Дакуорт.
  
  Майк кивнул.
  
  – А о Кэрол Бикман она что-нибудь говорила? Вы вообще слышали это имя?
  
  – Нет, никогда. Звучит совершенно незнакомо. Знаете, как-то раз Долли задала мне очень смешной вопрос.
  
  – Какой именно?
  
  – Ну, она спросила, можно ли сказать, что наша судебная система более снисходительна к женщинам, чем к мужчинам. И потом еще поинтересовалась, как я считаю: если мужчина заставил женщину сделать нечто плохое, накажут ее или нет?
  
  – Долли спрашивала вас об этом?
  
  – Ну да. Ее слова мне показались странными, но я не придал им большого значения. А почему она так спрашивала?
  
  – Трудно сказать.
  
  – Еще Долли как-то обмолвилась, что прочитала про один случай в Канаде. В общем, там одна парочка похитила и убила несколько девочек. Но когда этих типов поймали, женщина в итоге легко отделалась – она сообщила, что участвовала во всем этом по принуждению.
  
  – Мне известен данный случай, – заметил Дакуорт. – Это было лет двадцать назад, а то и больше.
  
  – Долли тогда заявила, что женщины иногда выходят сухими из воды, хотя не заслуживают этого.
  
  – Интересно. – Дакуорт покивал в знак благодарности. – Что ж, спасибо за помощь.
  
  – А можно я вас тоже кое о чем спрошу?
  
  – Конечно.
  
  – Вы сказали, что ваша фамилия Дакуорт, так?
  
  – Верно.
  
  – А вы случайно не имеете никакого отношения к Тревору?
  
  Вопрос оказался для Дакуорта-старшего неожиданным.
  
  – М-м, ну да, имею. Он мой сын.
  
  Майк улыбнулся:
  
  – А я все думаю – родственники вы или нет. У вас все-таки не самая распространенная фамилия.
  
  – Вы дружите с Тревором?
  
  Майк отрицательно качнул головой:
  
  – Нет-нет. Просто не так давно я делал ему татуировку.
  
  – Вот как?
  
  – Ну да. Похоже, он хороший парень.
  
  – А когда это было? Можете сказать точно?
  
  Майк поднял глаза к потолку:
  
  – Пожалуй, недели две назад. Не могу вспомнить. Кажется, незадолго до того, как у меня свистнули машинку. Послушайте, передайте ему от меня привет, ладно?
  
  – Хорошо, – сказал Дакуорт. – Обязательно.
  Глава 32
  Кэл
  
  До меня вдруг дошло, что из-за утреннего происшествия мы с Джереми пропустили завтрак. Когда мы закончили свои дела в больнице, выслушав напоследок злобную нотацию от матери Чарлин Уилсон, было уже почти одиннадцать часов.
  
  – Ты голоден? – спросил я, когда мы ехали обратно в отель, чтобы захватить вещи и оплатить номер.
  
  – Не знаю, – еле слышно ответил Джереми.
  
  За те сутки, что мне довелось провести в обществе юноши, сейчас он, пожалуй, выглядел хуже всего. Утренние события потрясли и смяли его. До сих пор я испытывал по отношению к нему смешанные чувства. Разумеется, я воспринимал его как человека, попавшего в беду, но при этом он представлял собой сплошную головную боль. Теперь же я впервые ощутил за него сильное беспокойство.
  
  Я встревожился всерьез, увидев, как он молотит кулаком по своей ноге с такой силой, что это, наверное, причиняло ему сильную боль. Я задался вопросом, что это: некая случайная реакция, нехарактерная для него, или же мне надо следить за тем, чтобы Джереми не попытался причинить себе вред.
  
  – Сейчас мы заедем в гостиницу и заберем наш багаж, а дальше посмотрим, что делать, – сказал я.
  
  Как бы полиция ни решила поступить с той парой, которая врезалась сзади в машину Чарлин, ясно было одно: в отеле этих людей больше нет – как и их машины на стоянке. Полицейские тоже исчезли. Однако «Миата», принадлежавшая Чарлин, оставалась на парковке.
  
  Мне не хотелось оставлять Джереми одного, поэтому пришлось взять его в номер. Мы быстро собрались – вещей у нас было немного – и направились в вестибюль, где я у стойки администратора оплатил счет.
  
  – Это было что-то, – произнес мужчина за стойкой.
  
  – То есть?
  
  – Ну, происшествие у входа в отель.
  
  – А, вот вы о чем. Да, наверное. А вы не знаете, что предприняли полицейские по отношению к той парочке?
  
  Мужчина неопределенно пожал плечами:
  
  – Да ничего особенного. Допросили их, а потом отпустили, насколько я знаю.
  
  Я недовольно хмыкнул. И тут мне в голову пришла одна мысль.
  
  – Скажите, у вас в отеле вчера и сегодня останавливался кто-нибудь, кто приехал на черном фургоне?
  
  Мужчина за стойкой ухмыльнулся:
  
  – Вы всерьез спрашиваете?
  
  – Мне показалось, что как раз в момент инцидента какой-то черный фургон выруливал со стоянки. Ну я и подумал, что это был один мой знакомый.
  
  – Послушайте, мы, конечно, должны записывать марки и номера машин постояльцев, но я не могу с ходу сказать вам, был ли у нас гость, приехавший на черном фургоне.
  
  – Конечно, я понимаю. В самом деле, глупый вопрос.
  
  Я хотел спросить, оборудован ли отель камерами наблюдения, и если да, дадут ли мне возможность просмотреть записи. Но даже если бы мне это разрешили, большого смысла в этом не имелось. Даже если кто-то на черном фургоне в самом деле пытался сфотографировать Джереми, покинувшего дом Мэдэлайн Плимптон, что из того? Кто бы это ни был, он являлся лишь одним из многих. За всеми не угнаться.
  
  – Что это еще за черный фургон? – поинтересовался Джереми, когда мы шли к моей «Хонде». – Что это еще такое?
  
  – Да так, ничего. Скорее всего, ерунда.
  
  Мы забросили вещи в багажник и уселись в машину.
  
  – Кажется, я видел какую-то закусочную в паре кварталов отсюда. Пожалуй, нам следует туда заглянуть. Ты как?
  
  – Да, конечно, – произнес Джереми почти шепотом.
  
  По дороге в больницу мы в самом деле проезжали мимо «Беттс Гриль». Я без труда нашел это заведение и въехал на его парковку. Народу в зале оказалось не так много. Время завтрака уже прошло, а до ланча оставалось еще минут тридцать. Официантка собралась проводить нас к свободному столику, но Джереми вдруг застыл на месте как вкопанный, понурив голову и свесив руки вдоль тела.
  
  – В чем дело, Джереми? – спросил я.
  
  Глаза молодого человека были закрыты, губы плотно сжаты.
  
  – Джереми, давай-ка, поговори со мной.
  
  Его плечи затряслись – он явно был на грани нервного срыва.
  
  – Не обращайте внимания, – сказал я официантке, смотревшей на молодого человека с удивлением и страхом. Затем я повел его обратно к машине. С каждым шагом ноги у него слабели и подгибались все сильнее, он словно таял на ходу. Когда мы были уже совсем рядом с автомобилем, Джереми медленно опустился на колени. Я, поддерживая его, прислонил молодого человека спиной к «Хонде».
  
  – У вас все в порядке? – осведомилась проходившая мимо женщина.
  
  – Да, в полном, – улыбнувшись, я помахал ей.
  
  Затем я уселся прямо на асфальт рядом с Джереми, обнял его одной рукой за плечи и прижал к себе. Возможно, именно это спровоцировало то, что случилось дальше.
  
  Молодой человек зарыдал – да так, что все его тело затряслось.
  
  Я не знал, чем ему помочь, и потому не нашел ничего лучше, чем еще крепче прижать к себе. Конечно, я мог бы сказать, что все будет хорошо, но Джереми, скорее всего, не поверил бы моим словам – как и я сам. Его жизнь летела в тартарары. Что он мог сделать, чтобы остановить это падение? На нем лежала ответственность за гибель юной девушки, дома творилось черт знает что, весь мир его ненавидел. Даже отец не захотел уделить ему хоть немного времени. По идее, в такой ситуации Джереми должен был превратиться в жалкого, хнычущего мальчишку.
  
  Но он боролся.
  
  Я мог сказать ему только одно: «Не держи это в себе».
  
  Что я и сделал. А Джереми последовал моему совету.
  
  Мимо, с любопытством поглядывая в нашу сторону, ходили люди, но я всякий раз взглядом давал понять, что лучше не задавать вопросов и помощь нам не нужна.
  
  Джереми неразборчиво пробормотал что-то у меня над ухом.
  
  – Что ты сказал?
  
  Молодой человек повторил свои слова, и на этот раз я его услышал.
  
  – Я хочу умереть.
  
  Обняв его еще крепче, я шепнул:
  
  – Нет. То есть я хочу сказать – я тебя понимаю. И верю тебе. Но нет, это не выход.
  
  Джереми проплакал еще пару минут. Рубашка у меня на груди вся промокла от его слез. Наконец он освободился и, сунув руку в карман, извлек оттуда несколько мятых бумажных носовых платков.
  
  – У меня в машине есть еще, – сказал я.
  
  – Хорошо.
  
  Промокнув глаза, Джереми высморкался и сел прямо, стараясь успокоиться.
  
  – Ну что, легче стало? – спросил я.
  
  – Разве что самую малость.
  
  В это время раздалось громкое бурчание.
  
  – Что это было? – поинтересовался Джереми, взглянув на меня.
  
  – Мой желудок. Вообще-то я чертовски проголодался.
  
  Джереми коротко рассмеялся:
  
  – Пожалуй, я бы тоже что-нибудь съел. – И он тут же добавил, кивнув в сторону входа в «Беттс Гриль»: – Только я не хочу туда возвращаться. Там видели, как я осрамился, и все теперь будут на меня пялиться. Мы можем поехать куда-нибудь еще?
  
  – Конечно.
  
  Джереми встал первым и, протянув руку, помог подняться мне. Я воспользовался его любезностью. Если его проблема состояла в том, что он только что пережил эмоциональный срыв, то моя – в том, что у меня болели колени.
  
  Я отпер дверь машины, и мы забрались в салон.
  
  – Мне больше не хочется в Нью-Йорк, – признался он, когда я повернул ключ в замке зажигания.
  
  – Вот и хорошо. Нам все равно нужно менять план.
  
  – Что? Почему?
  
  – Я жду звонка от твоей двоюродной бабки – или кем тебе приходится Мэдэлайн. Про новый план расскажу тебе после того, как поговорю с ней.
  
  Джереми молча кивнул.
  
  – Джереми, – мягко произнес я, когда мы выехали со стоянки закусочной, – скажи, во время судебного процесса и до него, сразу после произошедшего, тебе помогал кто-нибудь из специалистов?
  
  – Помогал?
  
  – Ну да. Например, консультант-психолог. Кто-то, с кем ты мог бы поговорить обо всем том дерьме, в которое вляпался?
  
  Джереми отрицательно качнул головой.
  
  – Вы имеете в виду какого-нибудь психоаналитика? Мозгоправа?
  
  – Ну да, кого-то в этом роде, но необязательно.
  
  – Мать сказала, что больше всего на свете мне нужна любовь.
  
  – Ну да, понимаю. Правильно, в этом нет никаких сомнений. Но если человек говорит нечто вроде того, что ты сказал несколько минут назад, значит, ему следует побеседовать о своих тревогах с кем-то из специалистов.
  
  – Не знаю, – пожал плечами Джереми. – Мне вот нравится беседовать с вами.
  
  – Но я не специалист.
  
  – А может, мне он и не нужен. Мне нужен кто-то, кому на меня не наплевать.
  
  Выходит, юноша уверен, что мне на него не наплевать, подумал я. Что ж, отчасти это в самом деле так.
  
  В это время примерно в полумиле я увидел еще одну закусочную.
  
  – Кажется, вон там мы сможем заморить червячка, – заметил я.
  
  – Ладно. Мне обязательно заказывать что-то из меню завтрака?
  
  – Можешь заказывать все, что хочешь.
  
  Мой мобильный зазвонил. Выхватив аппарат из кармана, я поднес его к уху:
  
  – Слушаю, Уивер.
  
  – Это Мэдэлайн Плимптон.
  
  – Привет.
  
  – Дом на пляже свободен.
  
  – Хорошо.
  
  – Сейчас я вам продиктую имя и телефон агента по недвижимости, который управляет домом в моих интересах.
  
  – Я за рулем. Вы можете в общих чертах объяснить мне, где именно находится дом?
  
  Мэдэлайн все рассказала, и я несколько раз повторил адрес, чтобы наверняка его запомнить.
  
  – Значит, говорите, Норт-Шор-бульвар в Ист-Сэндвиче?
  
  – Да, верно.
  
  – Можете прислать мне подробности на электронную почту?
  
  – Да.
  
  – Кто-нибудь еще знает, что мы направляемся туда?
  
  – Только агент по недвижимости.
  
  – Пусть так и будет, – сказал я, поглядывая в зеркало заднего вида. Я все время ждал, что вот-вот увижу в нем черный фургон.
  
  – Хорошо, – отозвалась Мэдэлайн.
  
  – Как дела у вас?
  
  – Наслаждаюсь общением с родственницей. Держите нас в курсе событий, мистер Уивер.
  
  – Само собой.
  
  Мэдэлайн повесила трубку.
  
  – Ну, что происходит? – поинтересовался Джереми.
  
  – Думаю, ты не взял с собой плавки, – предположил я. – Что касается меня, то я точно не взял. Впрочем, в это время года вода, скорее всего, слишком холодная для купания.
  
  – Вы о чем?
  
  – Мы едем на Кейп-Код.
  
  – О боже, – вздохнул Джереми.
  
  Я подъехал к закусочной, которую приметил издали, и заглушил двигатель, а затем, действуя по давно выработавшейся привычке, поставил машину на ручной тормоз.
  
  Внезапно у меня возникла одна мысль. Я резко повернулся к Джереми.
  
  – Что ты говорил недавно?
  
  Мое движение было настолько стремительным, что не ожидавший его молодой человек слегка отшатнулся.
  
  – Когда, только что? «О боже». Ничего больше.
  
  – Нет, не сейчас. Раньше. Когда мы уезжали из больницы.
  
  – Не понимаю, о чем вы.
  
  – Когда мы уезжали из больницы, ты что-то такое сказал – как раз в тот момент, когда мне надо было позвонить по моему мобильному. Я тогда отправил тебя к машине.
  
  – Не помню, – пожал плечами Джереми.
  
  Это, впрочем, было не важно. Я помнил его слова.
  
  – Ладно, не переживай. – Несколько секунд я внимательно смотрел ему в глаза, потом отвел взгляд. – Вот что, давай-ка в самом деле пойдем перекусим.
  Глава 33
  
  Хотя адрес, по которому еще совсем недавно проживала Долорес Гантнер, – Истерн-авеню, 27 – звучал вполне обычно для спального района Промис-Фоллз, на самом деле ее жилище находилась за пределами города, к востоку от него. Район Истерн-авеню начинался милях в двух от городской черты. Многие из домов соседствовали с фермами и отстояли довольно далеко друг от друга и от дороги.
  
  Почтовые ящики здесь обычно располагались в начале подъездных аллей и представляли собой металлические кубы или параллелепипеды, стоящие на металлических же опорах, вкопанных в землю. Продвигаясь вперед на самой малой скорости, Дакуорт, сидя в машине, одновременно искал взглядом нужные ему номер дома и надпись на ящике для писем и газет. Наконец он увидел на одном из них фамилию ГАНТНЕР, выполненную старомодным наклонным шрифтом из самоклеящихся букв. Стены дома были выкрашены в белый цвет, крыша – в черный. Крыльцо огибало две стены строения. Ярдах в двадцати позади дома, во дворе, располагался сарай. Он слегка покосился и, хотя казался еще вполне крепким, явно знавал лучшие времена. Красная краска на его стенах выцвела и облупилась, крыша провисла посередине. Взглянув на него, Дакуорт решил, что, если следующая зима окажется снежной, строение ее вряд ли переживет.
  
  Припарковав машину рядом со ступеньками крыльца, он поднялся по ним ко входной двери. По словам Майка, Долорес жила в доме одна, поскольку ее родители находились в доме престарелых. Но это вовсе не означало, что внутри никого нет.
  
  Для начала Барри позвонил в звонок. Когда после десяти секунд ожидания никто не откликнулся, он нажал на кнопку вторично. И снова – тишина.
  
  Подергав за ручку двери, Дакуорт убедился, что она заперта. Заглянув в окно, он увидел, что за ним находится вполне обычного вида гостиная – с диваном, удобными стульями и телевизором. Спустившись по ступенькам крыльца, он медленно прошел вдоль фасада, зашел за угол и приблизился к двери черного хода. Посмотрев в окно с задней стороны дома, Барри разглядел кухню – на вид такую несовременную, словно в ней ничего не обновляли с той поры, когда будущий президент США Джон Фитцджеральд Кеннеди щеголял в коротких штанишках.
  
  Дакуорт нажал на ручку двери черного хода. Она слегка подалась, хотя явно была заперта. Детектив сделал еще одну попытку и на этот раз налег на дверь плечом. Она распахнулась.
  
  Никаких звуков, которые говорили бы о том, что сработала охранная система, Дакуорт не услышал.
  
  – Эй! – громко позвал он. – Есть кто-нибудь дома?
  
  Ответа не последовало. Выждав несколько секунд, детектив крикнул еще громче:
  
  – Полиция Промис-Фоллз! Детектив Барри Дакуорт!
  
  И опять – ни звука.
  
  Дакуорт одно за другим медленно обошел все помещения дома. Он собирался проверить входящие и исходящие звонки, но, несмотря на наличие стенных розеток, не обнаружил ни одного стационарного телефонного аппарата. Детектив решил, что после переезда родителей в дом престарелых Долорес, как и многие другие молодые люди, скорее всего, отключила телефонную линию и стала пользоваться только мобильным.
  
  Ни в кухне, ни столовой, ни в гостиной ничто не привлекло внимания Дакуорта. Он спустился в подвал, который, как, по-видимому, и во многих других домах района, оказался непохожим на обычный подвал городского жилого строения, то есть не имел ничего общего с комфортабельной комнатой отдыха со столом для пула в центре и мини-баром. Пол в подвале оказался грязным, потолок низким и неровным, так что Дакуорту пришлось то и дело пригибаться, дабы не удариться головой. Все освещение подвала состояло из пары тусклых лампочек без абажура.
  
  Дакуорт осмотрел груды старых картонных коробок, но и здесь не обнаружил ничего такого, что показалось бы ему подозрительным. У него возникло впечатление, будто в подвал уже очень давно никто не спускался – разве только для того, чтобы настроить отопление.
  
  Детектив вернулся на первый этаж, затем поднялся по лестнице на второй.
  
  Там располагались три спальни, но использовалась по назначению, судя по всему, только одна. Еще одна походила на склад старой одежды и коробок с файлами, а также коробок из-под обуви, набитых фотографиями. Дакуорт открыл одну и просмотрел снимки – похоже, они были накоплены родителями Долорес за полвека или больше.
  
  В третьей спальне тоже имелась кровать, но одноместная. Она была придвинута вплотную к стене, чтобы освободить место для стола, компьютерного стула и книжных полок. На столе стоял открытый ноутбук, от которого к розетке в стене тянулся провод зарядного устройства. Рядом с ноутбуком Дакуорт увидел заключенную в рамку фотографию Долорес. На ней она выглядела практически так же, как тогда, когда детектив встретил ее в тату-салоне. Справа и слева от нее стояли двое пожилых людей, мужчина и женщина – очевидно, родители.
  
  Дакуорт прикоснулся пальцем к клавише пробела на клавиатуре, и экран ноутбука ожил. На нем появилось изображение дракона, а на его фоне – женщины со светлыми, почти белыми волосами. Дакуорту показалось, что это кадр из телесериала «Игра престолов», хотя он не был полностью в этом уверен.
  
  Сыщик полагал, что ноутбук защищен паролем, но оказалось, это не так. Отодвинув от стола компьютерный стул, Дакуорт осторожно опустился на него и вошел в Интернет, а затем стал проверять историю поиска, мысленно моля Бога, чтобы она не была удалена.
  
  Похоже, его молитвы были услышаны.
  
  Долорес не путешествовала по дальним галактикам интернет-вселенной. Фейсбук, Твиттер, прогноз погоды, светские сплетни – вот, пожалуй, и все.
  
  Одним из ресурсов, которые она посещала в течение последних суток, был сайт «Защитников Справедливости». Как только Дакуорт зашел на него, на экране тут же всплыл вопрос: «Где находится Большой Ребенок?»
  
  Дакуорт пролистал наиболее свежие фотографии Джереми Пилфорда, сделанные в Промис-Фоллз и поблизости от него. Помимо них, он обнаружил также несколько смазанный, нерезкий снимок, сделанный, как свидетельствовала подпись, в Кингстоне, штат Нью-Йорк, к югу от Олбани, – причем всего несколько часов назад.
  
  – Хм-м-м, – с некоторым удивлением промычал детектив.
  
  Он решил отдать ноутбук экспертам, чтобы они основательно в нем покопались, а сам продолжил осмотр дома.
  
  Покончив со вторым этажом, он спустился обратно в кухню, вышел на улицу тем же путем, каким вошел, и стал рассматривать сарай, а затем направился к нему. Все вокруг говорило о том, что никаких работ на ферме не ведется и никакой живности нигде нет – ни коров, ни свиней, ни кур, равно как и продуктов их жизнедеятельности. Никакой сельскохозяйственной техники или инвентаря тоже нигде не было видно – ни трактора, ни грузовичка-пикапа. Впрочем, автомобиль или трактор могли находиться как раз в сарае.
  
  Сарай с бетонными стенами стоял на довольно высоком фундаменте. Деревянная дверь оказалась незапертой.
  
  Дакуорт вошел внутрь и оказался как раз на том месте, над которым просела крыша. Сквозь щели, образовавшиеся между прогнувшимися досками, в помещение проникал солнечный свет, в котором танцевали мириады пылинок. В глубине сарая было выгорожено отдельное помещение, которое тоже было снабжено дверью – она оказалась приоткрытой.
  
  Дакуорт остановился прямо перед ней. В помещении было темно. Поискав взглядом выключатель, детектив нашел его на стене примерно в футе слева от двери. Дакуорт нажал на тумблер.
  
  Помещение оказалось мастерской. Вдоль одной стены стояла деревянная скамья. На стене Дакуорт увидел старые полки – они выглядели так, словно раньше висели на кухне в каком-нибудь доме. На поверхности скамьи были в беспорядке разбросаны разнообразные инструменты. Пол в помещении был земляной, плотно утоптанный за много лет.
  
  Пахло в помещении сеном и, как ни странно, навозом.
  
  В нескольких футах от Дакуорта, в центре, стояла узкая кровать, рассчитанная на одного человека. Она была складная, сделанная из ржавых металлических труб и брезента – при необходимости ее можно было легко перенести на другое место или вообще убрать, поставив в свободный угол. На кровати лежало нечто, что когда-то было матрасом в сине-белую полоску. Обивка местами порвалась, и из-под нее наружу лезла не то вата, не то какой-то синтетический материал. Подойдя ближе, Дакуорт увидел на матрасе пятна и потеки неясного происхождения: они могли остаться от человеческих выделений, машинного масла, химического лака, кофе, выпивки – и так далее.
  
  Некоторые из пятен, впрочем, походили на кровь.
  
  Дакуорту бросились в глаза четыре коротких отрезка веревки, привязанные к койке по углам.
  
  Рядом с ржавой кроватью стоял красный складной стул из металла и пластика – он был совсем новый и потому выделялся среди остальной обшарпанной обстановки.
  
  Дакуорт не мог не обратить внимание не только на куски веревки, но и на небольшой предмет, лежавший на стуле. От него по полу тянулся провод, который был соединен с удлинителем, ведущим к розетке над скамейкой.
  
  За свою жизнь Барри лишь несколько раз видел подобные предметы. В последний раз это было совсем недавно – в салоне у Майка. Именно поэтому Дакуорт хорошо знал, как выглядит машинка для нанесения татуировок.
  Глава 34
  Кэл
  
  Самым простым способом добраться до Кейп-Код из Кингстона было повернуть обратно на север в сторону Олбани, потом съехать на шоссе И-90 и двигаться по нему до пересечения с шоссе 495, а затем взять курс на юго-восток. Когда я выяснил все это с помощью телефона, то понял, что дорога займет у нас часа четыре.
  
  Джереми по большей части молчал, а я не пытался его разговорить. Похоже, парень всерьез размышлял над какими-то важными вещами.
  
  Во время одной из наших недолгих остановок на федеральном шоссе я прочел переданные мне по электронной почте инструкции Мэдэлайн Плимптон по поводу того, как нам найти принадлежащий ей дом в Ист-Сэндвич. Затем я ввел данные в джи-пи-эс-навигатор, который обычно лежал в моем перчаточном ящике, а теперь красовался на приборной доске, закрепленный там на присоске.
  
  – Вам неплохо было бы иметь встроенную навигационную систему, – заметил Джереми, внезапно нарушив долгое молчание.
  
  – Думаю, когда на заводе собирали эту машину, навигационных систем еще не было и в помине. Хорошо, что здесь есть хотя бы радиоприемник.
  
  – Надолго мы едем на этот самый Кейп-Код? – поинтересовался он. Он уже не в первый раз задавал мне этот вопрос.
  
  – Посмотрим. Не будем торопиться – давай решать проблемы по мере их поступления, – предложил я.
  
  Мои расчеты по поводу времени поездки оказались весьма точными. Через три часа и пятьдесят минут после того, как мы отъехали от закусочной в Кингстоне, мы свернули с Офф-Кингс-Хайуэй, известной также как шоссе 6А, в сторону Плафд-Нек-роуд, ведущей в сторону бульвара Норт-Шор. Вдали показалась подернутая серой дымкой линия домиков, тянущаяся вдоль горизонта. Вскоре мы свернули на бульвар, и Джереми вместе со мной стал смотреть по сторонам в поисках дома с нужным номером.
  
  – Здесь, – сказал он.
  
  Я нажал на тормоз и крутанул руль вправо, чтобы вписаться в поворот на подъездную аллею. Под шинами зашуршала смесь гравия и ракушек. Мы припарковались с задней стороны двухэтажного дома. Металлическая лестница, ведущая на второй этаж, располагалась с торца дома, с внешней его стороны. Ключ я нашел под половичком у двери – именно там, как сообщила мне Мэдэлайн Плимптон, его и должен был оставить агент по недвижимости. Пока я открывал входную дверь первого этажа, Джереми уже взлетел по ступенькам на второй.
  
  На первом этаже находились две спальни, солидных размеров кухня, гостиная и ванная комната. И дом, и обстановка – все было выдержано в специфическом кричаще-безвкусном стиле, характерном для Кейп-Код. Впрочем, ничего иного я и не ожидал. Модели кораблей на полках и на камине, картины с морскими сюжетами, рыбацкая сеть, развешенная на стене. На книжных полках теснились книги в бумажных обложках и настольные игры. Внутри дома была еще одна лестница, ведущая на второй этаж, – она была сделана в виде спирали. Наверху я обнаружил еще одну спальню и гостиную со сдвижными стеклянными дверями, которые выходили на просторный балкон.
  
  Там, на балконе, я и обнаружил Джереми – он попал туда по ступенькам, устроенным с внешней стороны дома.
  
  Я отпер и открыл сдвижные двери и тотчас же почувствовал на своем лице дыхание легкого ветерка, дующего с моря. От пляжа участок, на котором стоял дом, отделяло примерно шестьдесят футов высокой травы. За этой зеленой полоской почти сразу начиналась бескрайняя синева водной глади.
  
  – Океан прекрасен, – произнес Джереми. Опираясь руками на перила, он с жадным вниманием разглядывал великолепный вид.
  
  – Технически это не океан, – поправил я его, – но вид в самом деле определенно неплох. Что же касается Атлантики, то ее воды – по другую сторону мыса. – С этими словами я согнул руку, словно демонстрировал мускулы, и показал на то место, где мое плечо соединялось с туловищем. – Если это мыс, то мы вот здесь. Все, что ты видишь перед собой, – это залив. А океан начинается дальше, вон там.
  
  Джереми кивнул и вытянул руку, указывая куда-то вправо.
  
  – Вон там, кажется, тоже земля.
  
  – Ну да. Где-то в той стороне находится Провинстаун. Кажется, его даже можно немного рассмотреть отсюда. – Я окинул взглядом близлежащие дома. – Похоже, вокруг ни души, так что вряд ли кто-то обратил внимание на наш приезд.
  
  Молодой человек снова кивнул.
  
  – Вот что, осмотри-ка дом, – добавил я. – И первым делом выбери себе спальню. Потом, думаю, нам не мешало бы съездить в город и купить каких-нибудь продуктов. Тогда нам не надо будет всякий раз выбираться из дома, чтобы поесть. Тут в доме отличная кухня.
  
  – Ладно.
  
  Он отправился изучать помещения дома, а я вернулся в машину за нашими вещами. Затем я принялся составлять список необходимых покупок и, позвав Джереми, поинтересовался, что бы он хотел съесть на обед.
  
  – Что вы сказали? – раздался его голос откуда-то со второго этажа.
  
  – Еду мы будем готовить по очереди! – громко пояснил я. – Сегодня вечером этим займусь я. Завтра – ты. Я могу соорудить хотдоги.
  
  – А ничего получше нельзя? – поинтересовался Джереми после небольшой паузы.
  
  – Тогда, может, спагетти?
  
  – Пойдет. Только с томатным соусом, ладно?
  
  – Ладно. И еще фрикадельки.
  
  – Годится.
  
  Я на всякий случай пошарил в буфете в надежде, что предыдущие гости оставили там что-нибудь съедобное или по крайней мере пригодное для приготовления пищи. Мне удалось найти соль, сахар и даже немного кофе для кофеварки. Это убедило меня в том, что мы выживем.
  
  Спустившись по спиральной лестнице, Джереми нашел меня сидящим за кухонным столом.
  
  – А можно, моя спальня будет наверху? – спросил он.
  
  Из спален, расположенных на первом этаже, можно было увидеть в лучшем случае небольшую часть заросшего травой участка и кусочек пляжа. Сверху же открывался весьма впечатляющий вид на залив. Я решил не возражать:
  
  – Ладно.
  
  – А в вашем списке есть печенье?
  
  – Нет. А что, ты хочешь печенья?
  
  – Да. «Орео».
  
  – Ладно, учту. – Дополнив список, я сложил листок и сунул его в передний карман джинсов. – Поехали в город.
  
  – Поехали.
  
  Когда мы уселись в «Хонду», я сдал задним ходом и выехал на Норт-Шор-бульвар. Затем включил нейтральную передачу и поставил машину на ручной тормоз.
  
  – У меня появилась идея, – сказал я.
  
  – Какая?
  
  – Почему бы тебе не сесть за руль? Я сегодня вел машину целый день.
  
  – Вы серьезно?
  
  – Ну да. Давай, садись за руль.
  
  – Я не могу, – возразил Джереми.
  
  – Почему?
  
  – Меня ведь лишили прав – и, похоже, навсегда. – Он смущенно опустил голову. – Да и потом, водитель из меня никакой.
  
  – Ну ладно, – не стал настаивать я. – Но когда-нибудь, думаю, ты все же получишь права обратно, так что лучше не терять навык. А если ты забыл кое-что, то я тебя моментально всему обучу – в этом нет ничего особенного. Потребуется всего несколько минут.
  
  На его лице вместе со страхом промелькнула надежда.
  
  – Ну, я не знаю.
  
  – Оглядись вокруг, – предложил я. – Нигде ни души. Отличный момент для урока вождения.
  
  Джереми закусил губу, напряженно раздумывая.
  
  – Вообще-то я никогда особенно не увлекался машинами, – признался он. – То есть мне нравилось, конечно, сесть за руль и покататься. Но я не из тех, кто спит и видит себя гонщиком.
  
  – Ну ладно. – Я не хотел давить на Джереми. – Как-нибудь в другой раз.
  
  – Я знаю, что вы думаете, – сказал он. – Вы думаете, что если я вовсе не схожу с ума по тачкам, то какого же черта я тогда забрался в тот «Порше».
  
  Я промолчал.
  
  Джереми какое-то время молча смотрел на меня, потом продолжил:
  
  – Да я тогда просто дурачился. Вообще-то это Шейн стала восторгаться – мол, вот так аппарат. Ну я и сделал вид, что мне машина тоже нравится. Я вовсе не пытаюсь ни в чем обвинить Шейн – просто объясняю.
  
  – Понимаю.
  
  Я уже включил первую передачу и начал отпускать сцепление, трогая «Хонду» вперед, когда Джереми вдруг произнес:
  
  – Ладно, я согласен.
  
  Я снова перевел рычаг переключения передач в нейтральное положение.
  
  – Согласен?
  
  Он нерешительно пожал плечами и кивнул:
  
  – Ну да. Пожалуй, я попробую.
  
  – Отлично.
  
  Мы распахнули двери каждый со своей стороны. Джереми обошел машину спереди, я – сзади. Поменявшись местами, мы снова захлопнули двери. Я пристегнулся ремнем безопасности и подождал, пока Пилфорд сделает то же самое.
  
  – Тебе известен основной принцип вождения машины с механической трансмиссией? – спросил я, когда он щелкнул замком.
  
  – Не совсем. То есть я видел, как такую машину водит Чарлин. По-моему, она – единственная из моих знакомых, кто умеет это делать. Она рассказывала мне, что в Европе, например в Англии, очень многие ездят на подобных авто. Но здесь это большая редкость.
  
  – Ну ладно. Первым делом надо научиться как следует пользоваться коробкой передач. Левой ногой отожми вниз педаль сцепления… да, вот так, правильно… и держи. Теперь возьмись правой рукой за рычаг переключения и слегка сдвинь его к себе и вперед. Так, хорошо. Ты включил первую передачу. Теперь потяни рычаг к себе и назад – это будет вторая.
  
  Молодой человек подвигал немного рычагом, стараясь к нему привыкнуть.
  
  – Так, теперь вперед, к центру и еще немного вперед – это третья. Снова назад – четвертая. Потом вправо и вверх – это пятая.
  
  – А задняя?
  
  – С задней разберемся потом. Теперь про то, как, собственно, их нужно переключать. – Я поднял руки перед собой. – Представь, что моя левая ладонь – это твоя левая ступня. Она оперирует только педалью сцепления. Моя правая ладонь – это, соответственно, твоя правая ступня. Ею ты жмешь на газ и тормоз.
  
  – Я слышал, что ногами надо двигать с пятки на носок.
  
  – Когда ты будешь готов принимать участие в гонках «Индикар-500», поговорим и об этом. А пока наша задача – просто доехать до продуктового магазина. Так что давай – отжимай левой ногой сцепление, врубай первую, а потом начинай плавно отпускать сцепление и осторожно прибавлять газ.
  
  Для наглядности я снова изобразил движения ног ладонями.
  
  – Понял, – сказал Джереми, который все еще продолжал давить на педаль сцепления.
  
  – Так. Первую передачу.
  
  Джереми выполнил мою команду.
  
  – Так. Теперь медленно отпускаешь сцепление и потихоньку поддаешь газку.
  
  – Что, одновременно?
  
  – Ну да, именно так. Ты что, никогда не видел, как это проделывает Чарлин?
  
  – Если я и смотрю на ее ноги, то не для этого.
  
  Я ухмыльнулся:
  
  – Ладно, давай, пробуй.
  
  Джереми перевел дух и попытался тронуть машину с места. К сожалению, он слишком резко бросил сцепление. Поэтому «Хонда» дернулась и остановилась. Двигатель заглох.
  
  – О черт, – пропыхтел Джереми.
  
  – Ничего страшного. Выжми опять сцепление, поверни в обратную сторону ключ, снова включи зажигание и попробуй еще раз.
  
  Он снова запустил двигатель и повторил попытку – с тем же успехом.
  
  – У меня не получается, – проговорил Джереми. – Видно, я на это не способен.
  
  – Когда мой отец учил меня вождению, прежде чем я овладел этим навыком, я чуть не разбил машину. Поначалу это кажется трудным, но, как только ты схватишь нужное движение, ты запомнишь его на всю оставшуюся жизнь.
  
  – То есть это как езда на велосипеде? – уточнил Джереми.
  
  – Да, что-то вроде того.
  
  Он еще раз глубоко вздохнул и повернул ключ в замке зажигания. Двигатель ожил. И опять Джереми чересчур резко отпустил педаль сцепления, и мотор снова заглох.
  
  – Это напрасная потеря времени, – пробормотал Пилфорд.
  
  – Мы должны добраться до магазина или нет? – поинтересовался я, не обращая внимания на его отчаяние.
  
  Джереми опять запустил двигатель. Сейчас он отпустил сцепление более-менее плавно, в то же время осторожно усиливая нажим на педаль акселератора. «Хонда», правда, и на этот раз слегка дернулась, но не заглохла. Мы тронулись с места.
  
  – У меня получилось! – радостно воскликнул Джереми.
  
  Машина, громко жужжа двигателем, медленно двигалась вперед на первой передаче. Давно пора было включать вторую.
  
  – Да, ты сделал это, – похвалил я его. – А теперь переходи с первой передачи на следующую.
  
  – О черт, – испуганно выдохнул юноша.
  
  – Не волнуйся, все в порядке. Теперь тебе будет легче, потому что машина едет. Выжми сцепление и втыкай вторую. И одновременно чуть приотпусти газ. – Взглянув на ноги Джереми, я убедился, что они находятся в правильной позиции. – Давай, сцепление вниз – и рычаг немного к себе и назад.
  
  Джереми послушался, но не до конца выжал сцепление. Послышался ужасный скрежещущий вук.
  
  – О господи! – вскрикнул он.
  
  – Ничего, не бойся. Отожми как следует сцепление и попробуй еще разок. Вот так. Держи педаль внизу, у самого пола, а рычаг потяни на себя. Правильно. Теперь отпусти сцепление и прибавь газу.
  
  Машина снова дернулась, но на этот раз не так уж сильно. Мы продолжали двигаться вперед. Верхняя губа Джереми покрылась капельками пота. Откровенно говоря, я тоже взмок под мышками. Мне никогда не нравилось ездить на пассажирском месте – даже когда за рулем сидели хорошие водители.
  
  – Готов к переходу на третью?
  
  Джереми несколько раз лихорадочно вдохнул и выдохнул.
  
  – Вроде готов.
  
  – Значит, так. Все как раньше. Сцепление вниз, немного сбрось газ, рычаг переключения вперед, немного вправо и снова вперед. Вот так. Теперь отпускай сцепление и опять прибавь газу.
  
  На этот раз Джереми переключил передачу довольно плавно. Взглянув вперед, я увидел, что мы выписываем по дороге восьмерки и вот-вот съедем на обочину.
  
  – Так, ладно, а теперь давай остановимся. Слегка нажми на тормоз правой ногой. Не сильно, а то мы заглохнем. Вот, хорошо. А теперь надави на педаль тормоза посильнее.
  
  Машина остановилась.
  
  – Ну вот, – сказал я. – А теперь…
  
  «Хонда» вдруг резко прыгнула вперед, так что я ударился затылком о подголовник. Проехав всего пару футов, машина снова заглохла.
  
  – Что я сделал не так? – испуганно спросил Джереми с выражением неподдельного ужаса на лице.
  
  Я рассмеялся:
  
  – Ничего страшного. Просто ты не включил нейтральную передачу.
  
  Откинувшись на спинку сиденья, Пилфорд закрыл глаза.
  
  – Черт, ну и дерьмо, – измученным тоном произнес он. – Это была настоящая пытка. Сегодня я больше ни на что не способен.
  
  – Что ж, на сегодня урок закончен. В город нас отвезу я. В любом случае на серьезную дорогу тебе выезжать пока нельзя – до тех пор, пока не получишь обратно свои права. Завтра поупражняемся еще.
  
  Джереми бросил на меня недоверчивый взгляд:
  
  – Вы что, шутите? Думаете, нам стоит этим заниматься?
  
  – А почему нет? Вождение автомобиля требует развития определенных рефлексов и навыков. Через некоторое время ты доведешь их до автоматизма. – Я хлопнул его по плечу. – Ты неплохо справился, Скотт.
  
  Джерри озадаченно поглядел на меня.
  
  – Какой еще Скотт?
  
  Я в смущении замялся – видимо, на какие-то мгновения мое сознание утратило всякую связь с реальностью.
  
  – Извини. Просто я на секунду задумался.
  * * *
  
  Когда мы добрались до магазина, я вручил Джереми список.
  
  – Что это? – не понял он.
  
  – Бери тележку и ищи на полках все, что здесь написано.
  
  Я без труда догадался, что Джереми прежде никогда в жизни не доводилось ходить в магазин за продуктами. Это было написано на его лице. Тем не менее я решил, что если он пережил урок вождения, то с закупкой продуктов как-нибудь справится.
  
  – А вы что будете делать? – осведомился он.
  
  – Мне нужно позвонить.
  
  – А что, если меня кто-нибудь узнает?
  
  Парень задал резонный вопрос. Выйдя на улицу, я открыл багажник «Хонды» и достал из него бейсболку с логотипом клуба «Торонто Блю Джейз».
  
  – Надень вот это, – я протянул бейсболку Джереми.
  
  – Где вы это раздобыли?
  
  – Просто надень – и все.
  
  Убедившись, что Джереми выдернул из длинного ряда тележек одну и вошел в магазин, я достал телефон. Затем пошарил в кармане в поисках визитной карточки, которую получил за день до этого, и набрал обозначенный на ней номер.
  
  Трубку сняла женщина.
  
  – Компания «Бродхерст Девелопмент». Чем я могу вам помочь?
  
  – Мне нужно поговорить с Галеном, – сказал я.
  
  – Боюсь, он на встрече, – сообщила женщина.
  
  Я рассмеялся.
  
  – Он требует, чтобы вы отвечали именно так, чем бы он на самом деле ни занимался, верно? Послушайте, я его друг. Скажите ему, что звонит Кэл Уивер. Это важно.
  
  – Подождите, пожалуйста.
  
  На несколько секунд в трубке наступила тишина. Затем я услышал мужской голос:
  
  – Алло?
  
  – Гален Бродхерст? – уточнил я.
  
  – Да. Это Уивер?
  
  – Верно.
  
  – Тот самый детектив, с которым я познакомился вчера?
  
  – Точно.
  
  – Ну и в чем дело? Моя секретарша сказала, что у вас какое-то важное дело.
  
  – Не то слово. Причина, по которой я звоню, такова, что я был уверен – вы не откажетесь со мной переговорить.
  
  – О чем вы?
  
  В голосе Бродхерста я услышал нотки тревоги.
  
  – Да ладно, ничего плохого не случилось, – рассмеялся я. – Дело касается вашей машины.
  
  – Ну и при чем тут моя машина?
  
  – Вы сказали, что подумываете о ее продаже.
  
  – Ну, может быть.
  
  – И еще вы сказали, что, пожалуй, отдали бы ее тысяч за пятьдесят. Мне хотелось бы убедиться, что вы не отказываетесь от своих слов.
  
  – А вы в самом деле всерьез настроены ее купить?
  
  – Всю свою жизнь я хотел владеть подобным автомобилем – и всегда находил аргументы, чтобы отговорить себя от такой покупки. Но вы сказали, что полностью ее отремонтировали, поэтому, полагаю, машинка в хорошей форме. Впрочем, вы, конечно, понимаете, что мне бы все же хотелось ее как следует осмотреть и проверить.
  
  – Да, конечно. Вы правы, автомобиль в самом деле прекрасный.
  
  – Вы можете рассказать о нем поподробнее?
  
  – Тачка 1978 года выпуска. При этом пробег у нее, как я понимаю, чуть больше сорока тысяч миль. Я собрал все бумаги со станций, где она проходила техобслуживание. Это модель «Тарга», так что у нее имеются сменные панели на крыше. А покрышки вообще не знают износа.
  
  – Звучит заманчиво.
  
  – Да это же просто идеальная машина! Откровенно говоря, удивлен, что вы интересуетесь ее покупкой.
  
  – Почему?
  
  На этот раз рассмеялся Бродхерст.
  
  – Ну, понимаете, – сказал он, немного успокоившись, – если судить по тому старому ящику на колесах, на котором вы ездите, вы не то чтобы фанат крутых тачек.
  
  – Просто, сидя за рулем «Порше», довольно затруднительно вести наблюдение, – пояснил я. – Кстати, мне известно, что спортивные автомобили зачастую не могут похвастать роскошной комплектацией. Скажите, хотя бы кондиционер в вашей красавице есть?
  
  – Кондиционера нет. Когда на улице жарко, вы можете поднять крышу.
  
  – А коробка у нее автоматическая? – спросил я.
  
  До меня донесся шипящий звук – это Бродхерст раздраженно втянул в себя воздух, а затем выдохнул.
  
  – Вы что, издеваетесь? Там механика. Такие машины с автоматической трансмиссией – это нонсенс.
  
  – Что ж, отлично. Я просто спросил. Именно такой вариант мне и нужен – и никакой другой. Вот что, дайте мне немного подумать, и я с вами свяжусь.
  
  – Ладно. Если вы захотите на ней прокатиться или дать вашему механику ее проверить, сообщите мне.
  
  – Договорились. До свидания.
  
  – Пока.
  
  Отключившись, я сунул телефон в карман. Затем, прислонившись к «Хонде», я погрузился в размышления, глядя отсутствующим взглядом на вход в продовольственный магазин.
  
  Обдумав все, я вошел в помещение магазина и почти сразу же наткнулся на Джереми, толкавшего перед собой почти пустую тележку. При виде меня он продемонстрировал мне единственный товар, который туда положил.
  
  – Я нашел «Орео»! – радостно сообщил он.
  Глава 35
  
  Альберт Гаффни лежал в постели с открытыми глазами, раздумывая о том, что ему делать.
  
  Следует ли ему позвонить в полицию и сообщить о том, что сделал с его сыном Рон Фроммер? Нельзя было исключать, что именно Фроммер похитил Брайана и нанес на его спину татуировку. Но насколько велика была вероятность того, что это так? Прямые улики против Фроммера отсутствовали. Правда, мотив для неприязни к Брайану у него имелся – при условии, что Фроммер знал о том, что Брайан встречался с его женой Джессикой. В такой ситуации любой мог бы выйти из себя.
  
  То, что Рон сделал с Брайаном – а он сбил его с ног и нанес несколько ударов ногами по ребрам, – было весьма похоже на действия мужчины на фоне спонтанной вспышки гнева по отношению к человеку, спящему с его супругой. Да, это было грубое, прямое, ничем не прикрытое насилие. Но все же такую реакцию с определенными оговорками можно было признать естественной и простительной. Альберт вовсе не собирался прощать Рону Фроммеру то, что он избил Брайана, но его, по крайней мере, можно было понять.
  
  И все же – мог Фроммер похитить Брайана, накачать его наркотиками или снотворным и набить на его спине совершенно бессмысленную, по крайней мере на первый взгляд, татуировку? Трудно сказать. Но, однако же, кто-то это сделал. Между тем Альберту поступок неизвестного – или неизвестных – по-прежнему казался лишенным какого бы то ни было смысла.
  
  Он еще раз перебрал в уме возможные варианты своих действий. Утром он мог бы позвонить этому типу, Дакуорту, и рассказать о том, что случилось с Брайаном, когда он нанес визит Джессике Фроммер. По крайней мере, в этом случае Фроммер оказался бы в поле зрения детектива. И пусть полиция выясняет, имеет ли он какое-либо отношение к тому, что случилось с Брайаном.
  
  Единственной проблемой было то, что Брайан не хотел, чтобы его отец поступил так. Он боялся, что Рон Фроммер, который явно был очень вспыльчив, отыграется на Джессике, если им займутся полицейские. Не потому, что заподозрит, будто это она им позвонила – хотя и этот вариант нельзя было исключать, – а потому, что Рон из тех, кто, пребывая в гневе, срывает зло на окружающих.
  
  Что же делать, господи, что же делать?
  
  Была еще одна возможность, и именно из-за нее Альберт никак не мог заснуть и пялился в потолок: поговорить с Роном Фроммером самому.
  
  Вступить с ним в конфронтацию. Но не в буквальном смысле. Скажем, подойти к нему где-нибудь в более-менее людном месте и поинтересоваться, не его ли рук дело тот ужас, что случился с Брайаном. Разумеется, Рон в любом случае не сознался бы в этом, но Альберт считал себя достаточно проницательным, чтобы понять, правду он скажет или соврет. Если ответ окажется лживым, Альберт немедленно прямиком отправится к Дакуорту и поделится с ним подозрениями – что бы ни думал по этому поводу Брайан.
  
  С другой стороны, Моника была права – Альберт не любил и не умел конфликтовать. Разве не поэтому он долгие годы терпел унижения и издевательства от своей жены? Впрочем, в данном случае все обстояло иначе.
  
  Дело касалось его сына, Брайана.
  
  К утру, когда настало время вставать, Альберт наконец принял решение. Первым делом он сообщит всем о том, что в банк сегодня не пойдет. Он работал помощником менеджера в отделении «Сиракьюз Сэйвингс энд Лоан» в Глен-Фоллз. Это была невероятно скучная работа, от которой деревенели мозги. Альберт ходил в офис каждый день, складывал столбики из цифр, добиваясь, чтобы суммы внизу столбиков совпадали друг с другом. И еще проверял, чтобы у кассиров, восседающих за окошками из пуленепробиваемого стекла, всегда имелись в наличии пишущие ручки.
  
  За двадцать два года, которые Альберт Гаффни проработал на этом месте, офис ни разу не грабили. Руководство отделения в какой-то момент стало подумывать о том, чтобы уволить охранника, пожилого человека, который большую часть смены спал, и тем самым сэкономить немного денег. Но когда слухи об этом дошли до секьюрити, он сам заявил о том, что согласен работать за вдвое меньшую зарплату.
  
  – Все равно это лучше, чем сидеть дома, – пояснил он.
  
  Альберт искренне считал, что работа в банке научила его разбираться в людях. Поэтому был уверен, что если Рон Фроммер ему солжет, он сразу же это поймет.
  
  Когда Констанс услышала, что ее муж не собирается идти на работу, то решила, что Альберт собирается весь день провести в больнице рядом с Брайаном. Тот вернулся в лечебное учреждение, чтобы закончить с анализами, а медперсонал занялся его изуродованной спиной. На самом же деле Альберт лишь использовал эту ситуацию как предлог для того, чтобы не ходить на службу. Когда Констанс спросила его, к какому часу они поедут в больницу, муж сообщил ей, что до визита в больницу ему надо сделать кое-какие дела.
  
  – Какие еще дела? – поинтересовалась супруга.
  
  – Разные. Просто дела – и все, – отрезал Альберт и ушел из дома прежде, чем ему успели устроить настоящий допрос.
  
  Он поехал к Фроммерам по адресу, который накануне дал ему Брайан. В семь тридцать утра он припарковал машину неподалеку от их дома. Еще через пятнадцать минут мужчина, который, как понял Альберт, и был Роном Фроммером, вышел из дома, сел в грузовичок-пикап и задним ходом вывел его на улицу. Альберт успел различить на двери грузовичка надпись «Фроммер. Реновация».
  
  Когда пикап тронулся и покатил по улице, Альберт в своем бежевом четырехдверном седане последовал за ним. Он решил, что Фроммер, весьма возможно, остановится где-нибудь, чтобы выпить кофе. Это будет очень удобный момент, чтобы подойти к нему – ведь вокруг наверняка окажется много людей. Вряд ли Фроммер станет прибегать к насилию при свидетелях.
  
  По крайней мере, Альберт на это надеялся. Приемами самообороны он не владел, никогда не посещал уроки дзюдо или карате. В школе он никогда не ходил ни в одну спортивную специю, в футбол в колледже тоже не играл.
  
  Впрочем, изредка он поигрывал в гольф, но это вряд ли могло ему помочь в критической ситуации.
  
  Фроммер, однако, миновал несколько мест, где можно было бы перекусить и выпить чашку кофе – «Данкин Донатс», «Макдоналдс», пару малоизвестных несетевых заведений.
  
  Он явно направлялся куда-то за город. Альберт подумал, что, вероятно, следовало попытаться выяснить с помощью Гугла, куда Рон Фроммер мог отправиться в это утро. Может, удалось бы выяснить, где он работает. Гаффни-старший стал постепенно укрепляться во мнении, что продумал свой план не так хорошо, как стоило бы.
  
  Выбравшись за пределы Промис-Фоллз и отъехав от города миль на пять, Фроммер включил указатель поворота и свернул вправо. Насколько мог судить Альберт, в этом месте не было ни одного объекта, куда Рон теоретически мог бы направляться.
  
  Вокруг был один только лес.
  
  Грузовичок Рона нырнул вправо, на посыпанную гравием дорогу, и исчез. Альберт, сбросив скорость, подъехал к повороту и стал раздумывать, куда мог подеваться Фроммер и надо ли следовать за ним.
  
  Сидя в машине, Альберт думал под звук двигателя, работавшего на холостом ходу, крепко стиснув в пальцах рулевое колесо и чувствуя, как рубашка под мышками намокает от пота.
  
  – Я хочу только поговорить с ним, – сказал он себе. – И все. Только побеседовать.
  
  Альберт наконец тронул автомобиль с места и, свернув на проселок, медленно покатил вперед, слушая, как похрустывает под колесами гравий. Через несколько десятков метров перед ним открылась поляна. На ней Альберт увидел дом в виде буквы А, похожий на шале. Перед домом на улице стояли грубый деревянный стол и козлы для пилки дров.
  
  Альберт остановил свой седан в нескольких футах позади пикапа Фроммера. Задний борт грузовичка был опущен. Альберт увидел в кузове деревянные бруски и разнообразные инструменты. Фроммер, в бейсболке с длинным козырьком, стоя рядом со своим пикапом, надевал широкий брезентовый пояс. При виде машины Альберта он замер на месте и снял бейсболку.
  
  Заглушив двигатель, Альберт медленно выбрался из машины.
  
  – Привет, – поздоровался Фроммер.
  
  – Э-э, привет, как дела? – Альберт сделал несколько шагов вперед и оказался рядом с кузовом пикапа.
  
  – Я могу вам чем-то помочь? – с улыбкой поинтересовался Фроммер.
  
  – Вы… вы – Рон? Рон Фроммер?
  
  – Ну да.
  
  – И вы занимаетесь реновацией?
  
  Рон с готовностью кивнул:
  
  – Я провожу кое-какие работы в доме Каннингэмов, пока они в Европе. Вы ведь, наверное, хотели видеть их, а не меня?
  
  – Нет, я как раз… Я искал именно вас.
  
  – Как вас зовут?
  
  – Альберт.
  
  – Рад познакомиться, Альберт, – сказал Рон радушным тоном и протянул руку. Альберт пожал ее. Рука у Фроммера была сильная и жесткая. Альберт понимал, что его кисть наверняка показалась Рону вялой и слабой. – Так что я могу для вас сделать?
  
  – Я… э-э… хотел бы задать вам пару вопросов.
  
  – Валяйте.
  
  – Видите ли… вы знакомы с моим сыном.
  
  – Может быть, – охотно согласился Рон. – Как его зовут?
  
  – Брайан, – ответил Альберт, внимательно глядя Рону в лицо.
  
  – Брайан? А фамилия?
  
  – Брайан Гаффни.
  
  Улыбка на губах Рона погасла.
  
  – Значит, Брайан Гаффни – ваш сын?
  
  Альберт нервно кивнул:
  
  – Насколько я понимаю, вы встречались с ним вчера.
  
  Рон сдвинул бейсболку на затылок.
  
  – Вот что, мистер. Разворачивайте свою машину и езжайте отсюда.
  
  – Вы… вы нанесли ему серьезные травмы. Он снова попал в больницу.
  
  – Я вам уже сказал – проваливайте.
  
  Альберту очень захотелось сделать шаг назад, но он подавил это желание.
  
  – Я знаю… то есть я имею в виду, что понимаю, почему вы так поступили. Вы были расстроены тем, что ваша жена встречается с моим сыном. Любой мужчина может выйти из себя в подобной ситуации.
  
  Рон Фроммер облизнул губы. Затем подпер изнутри языком правую щеку, так что она выпятилась. Потом – левую.
  
  – Я вовсе не хочу сказать, что оправдываю вас, – снова заговорил Альберт Гаффни. – Полагаю, за это вам должны быть предъявлены обвинения. Да-да, я убежден в этом. Но все же я вас понимаю. Но я не об этом хотел с вами поговорить.
  
  – Вот как? А о чем же?
  
  – Я хочу знать, зачем вы сделали с ним все остальное. Мне нужно знать причину.
  
  Именно эти слова репетировал в уме Альберт Гаффни. Он заранее убедил себя, что должен говорить так, словно точно знает: татуировки на спине сына – дело рук Рона Фроммера.
  
  Важно было понять, насколько это его потрясет.
  
  Поэтому Альберт пристально вглядывался в лицо Рона, стараясь уловить его реакцию.
  
  – О чем вы, черт возьми, говорите? – несколько растерянно спросил Фроммер.
  
  – Думаю, вы знаете, – отозвался Альберт и нервно сглотнул.
  
  Фроммер еще некоторое время пристально смотрел на него, а затем его лицо расплылось в широкой ухмылке.
  
  – Я скажу вам, что я знаю.
  
  – И что же? – вскинулся Альберт.
  
  – Я знаю, что только трусливый сопляк может послать отца разбираться со своим обидчиком.
  
  Альберт, застигнутый врасплох этим заявлением, удивленно заморгал.
  
  – Это… Мы сейчас говорим совсем о другом. Мой сын… вовсе не трус и не сопляк. Он хороший мальчик.
  
  – Мальчик? Хороший мальчик? – Рон язвительно рассмеялся. – Ему что, двенадцать лет?
  
  – Не говорите так. И вообще это здесь ни при чем.
  
  – Значит, малютка Брайан отправил своего папочку провести со мной воспитательную беседу. Но ведь это как раз и доказывает, что он трус и хлюпик, разве нет? А что же ты его мамочку с собой не захватил, приятель? Наверное, она осталась дома, чтобы почитать своему сыночку сказку?
  
  – Я сообщу о вашем поступке в полицию, – заявил Альберт, чувствуя, что его голос начинает предательски дрожать.
  
  – Давай-давай, стукни на меня копам. Они не позволят больше обижать твоего зайчика. Да ты и сам похож на слизняка. Вот что, вали отсюда. Мне надо работать.
  
  Повернувшись спиной к Альберту, Рон направился к дому.
  
  Альберт остался на месте, сгорая от стыда и унижения. Ему казалось, будто его окатили чем-то липким и горячим, словно смола.
  
  Он решился на прямой контакт с этим человеком, надеясь, что сумеет прочесть по его лицу, имеет ли он отношение к произошедшему с Брайаном.
  
  Однако теперь Альберт знал ничуть не больше, чем в тот момент, когда вышел из машины. По крайней мере, в том, что касалось Рона Фроммера. Зато сумел взглянуть на себя со стороны.
  
  Он был маленьким и плюгавым.
  
  Был слизняком.
  
  Дойдя до козел, Фроммер остановился.
  
  – Черт побери, куда подевалась моя пила? – прорычал он.
  
  Альберт бросил взгляд в кузов пикапа и увидел там две электрические пилы, стремянку, ломик и примерно два десятка брусков толщиной два на четыре дюйма.
  
  Фроммер направился к своей машине.
  
  – Эй, ты еще здесь, слизняк?
  
  Потом, когда Альберт снова и снова прокручивал в памяти этот момент, его удивляло одно и то же – все вокруг вдруг стало красным. Как будто его глаза захлестнула волна крови.
  
  Но это была не кровь. Это была оптическая иллюзия, вызванная приступом ярости.
  
  В мозгу у него не мелькнуло никакой оформленной мысли. Альберт не подумал, скажем: «Сейчас я возьму вон тот ломик и заеду этому типу по голове так, что у него мозги брызнут во все стороны».
  
  Нет, этого не было. Альберт просто подошел к машине Фроммера и, схватив ломик, размахнулся в тот самый момент, когда Рон, обойдя пикап с другой стороны, оказался перед ним. Ни о чем не думая, Альберт изо всех сил ударил его по голове.
  
  – Что за… – Только это и успел сказать Фроммер перед тем, как ломик врезался ему в висок. Раздался глухой удар, расколовший череп, как яйцо.
  
  Фроммер рухнул за землю как подкошенный и остался лежать неподвижно. Из разбитой головы заструилась кровь.
  
  А на Альберта напал нервный смех.
  Глава 36
  
  Барри Дакуорт позвонил команде экспертов, которые все еще осматривали автомобиль Кэрол Бикман в поисках улик. И сообщил, что, когда они закончат, им следует отправиться к Долорес Гантнер домой и как следует поработать там. При этом детектив подумал, что для такого города, как Промис-Фоллз, одной группы экспертов, пожалуй, маловато.
  
  Он решил, что пока будет ждать, проверит кое-что сам, чтобы не терять зря время.
  
  Медленно, дюйм за дюймом, Барри принялся осматривать сарай во дворе дома Гантнеров. Однако перед тем, как начать, он достал телефон и сделал еще один звонок.
  
  – Отец? – сразу же откликнулся Тревор.
  
  – Да. Ты где?
  
  – Все еще болтаюсь около квартиры Кэрол. Она так и не появилась. Всякий раз, когда на улицу сворачивает такси, я надеюсь, что увижу ее. А ты где?
  
  – В доме той женщины, которую обнаружили в багажнике машины Кэрол. Я выяснил, что ее фамилия Гантнер. Тебе она знакома?
  
  – Нет. Но ты говорил, что ее зовут Долли.
  
  – Верно. И что?
  
  – Так вот, я, кажется, вспомнил. Когда Кэрол тогда увидела рядом с баром «У Рыцаря» женщину, по-моему, она назвала ее Долли. Во всяком случае, мне так показалось.
  
  – Вот как, – задумчиво произнес Дакуорт.
  
  – И что это значит?
  
  – Я как раз об этом думаю.
  
  – Что?
  
  – Почему бы тебе не приехать сюда?
  
  – А где это?
  
  Дакуорт объяснил сыну, как проехать к дому Гантнеров.
  
  – Я думал, ты не хочешь, чтобы я путался под ногами, пока ты занимаешься делом, – сказал Тревор.
  
  – Есть кое-что, о чем я хочу тебя спросить.
  
  – Так спроси.
  
  – Не по телефону.
  
  Тревор на нескольку секунд замолчал.
  
  – Ну ладно. Я приеду через несколько минут.
  
  Дакуорт продолжил осмотр, пытаясь обнаружить что-то, что заслуживало бы внимания. Хотя когда-то в сарае, видимо, держали живность, никаких явных свидетельств этого не было – если не считать разбросанных по полу клочьев сена и весьма красноречивого запаха.
  
  Исследовав сарай изнутри, Дакуорт вышел на улицу, решив изучить его периметр и землю вокруг строения, а также вокруг дома. С одной стороны от сарая находилось поле, с другой – лесистый участок.
  
  Однако, прежде чем приступить к осмотру участка, Барри снова вошел в дом, поднялся по лестнице на второй этаж и, взяв с полки в одной из комнат заинтересовавшую его фотографию, спрятал в карман. Это было то самое фото, на котором Долорес заснята вместе с пожилыми людьми, скорее всего ее родителями, которые теперь находились в заведении для престарелых под названием Дэвидсон-хаус.
  
  Как раз в тот момент, когда Дакуорт снова вышел на улицу, он увидел, как с дороги свернула машина и покатила по посыпанной гравием подъездной аллее к дому, оставляя за собой шлейф пыли. Подъехав вплотную, автомобиль остановился, и из него вышел Тревор.
  
  Дакуорт подошел к сыну поздороваться.
  
  – Сначала я проскочил мимо, – сказал Тревор. – Пришлось разворачиваться. А потом уж я увидел твою машину.
  
  – Добрался – и ладно.
  
  – О чем ты хотел спросить меня не по телефону?
  
  – Понимаешь, я просто хочу избавить себя от сюрпризов, – отозвался Барри.
  
  – Что это значит? Я тебя не понимаю, отец.
  
  – Я думаю, что ты, возможно, был знаком с той женщиной, которую нашли в багажнике. Или, по крайней мере, встречал ее раньше.
  
  Глаза Тревора расширились от удивления.
  
  – Я ее знал? Лично? Это самую Долорес?
  
  – Верно.
  
  – Я же говорил – мне даже имя ее раньше не приходилось слышать.
  
  – Пусть так, – продолжал гнуть свое Барри. – Но я все-таки полагаю, что ты мог с ней встречаться. Позволь мне кое-что тебе показать.
  
  С этими словами детектив достал из кармана фотографию в рамке, взятую им в доме.
  
  – Кто это?
  
  – Это Долорес Гантнер. И, я полагаю, ее родители.
  
  – Ну, предположим.
  
  – Взгляни на нее внимательно.
  
  Тревор вгляделся в фото.
  
  – Ну, пожалуй. Может быть.
  
  – Как ты думаешь, где ты мог ее видеть?
  
  Тревор медленно покачал головой:
  
  – Я не помню.
  
  – Может, в тату-салоне?
  
  Тревор резко вскинул голову и посмотрел отцу в глаза.
  
  – Что?
  
  – Ты мог видеть ее у Майка. Когда делал свою татуировку.
  
  Растерянность на лице Тревора уступила место презрению.
  
  – Черт побери, что здесь происходит? – поинтересовался он, закипая. – Ты что, везде рассовал камеры, чтобы следить за мной? В барах, в тату-салонах – во всех публичных местах? Интересно, если мне приспичит отлить и я зайду в «Макдоналдс», ты и там сможешь меня увидеть – в сортире, с членом в руке?
  
  – Хочешь ты этого или нет, последние события касаются и тебя. Я вовсе не хочу сказать, что ты замешан в них в плохом смысле, но ты так или иначе к ним причастен. Твоя девушка пропала – возможно, после разговора с этой самой Долорес. А ты с ней тоже контактировал.
  
  – Это просто невероятно.
  
  – Ты помнишь эту женщину или нет?
  
  – Да! Я ее помню!
  
  – Что ты о ней помнишь?
  
  – Что она приняла у меня деньги. Ну, ты доволен? Я с ней расплатился. Дал ей свою карту «Виза», она сунула ее в машинку, а потом вернула мне. О чем мы здесь сейчас говорим – о том, что я сделал себе татуировку, или о том, что я потратил на это деньги, до сих пор так и не найдя работы?
  
  – Меня, черт возьми, это не волнует. Ты достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения.
  
  – Но тебе это не нравится.
  
  – Говорю тебе, меня это не волнует.
  
  – А откуда ты знаешь, что я был в салоне у Майка?
  
  Дакуорт вздохнул. Наверное, допрашивать собственного сына – не лучшее занятие для полицейского.
  
  – Я был в этом салоне раньше, задавал вопросы по поводу татуировок. Это из-за того парня, которому исписали спину. Там я встретил Долорес. Когда я увидел ее в багажнике машины Кэрол, то сразу узнал. Поэтому первым делом я отправился побеседовать с Майком. Он спросил меня, имею ли я какое-то отношение в Тревору Дакуорту. – Барри попытался улыбнуться. – Мне что, следовало ответить отрицательно?
  
  – Господи, – только и произнес Тревор.
  
  – В общем, я пришел к выводу, что ты мог встречать ее, хотя и не помнишь этого. И еще я предположил, что ты знаешь, кто она. Может, ты заметил что-нибудь важное или что-то слышал о ней, когда был у Майка.
  
  – Хорошая история. Ловко сочиняешь, – бросил Тревор.
  
  – Это никакая не история, а правда, – возразил Барри. – Повторяю, я не хочу неожиданностей. Если ты как-то связан с происшедшими событиями, я желаю знать, каким именно образом.
  
  – Ты думаешь, у меня было что-то общее с той женщиной?
  
  – Я этого не говорил. Нет, конечно же, я так не думаю.
  
  – Тебе следовало бы искать Кэрол, а не тратить время на разговоры со мной. – Тревор сердито повел плечами. – Мне не следовало ее делать.
  
  – О чем ты?
  
  – О татуировке. Это было ошибкой.
  
  – Ну да, такое случается. У некоторых людей возникает подобное чувство – после того, как татуировка уже набита.
  
  – Я тебе сейчас кое-что покажу, – сказал Тревор.
  
  – Да нет, это вовсе ни к чему…
  
  – Нет-нет, я хочу это сделать.
  
  Тревор расстегнул пуговицу на левой манжете и принялся засучивать рукав рубашки. Это, однако, удалось сделать только до локтя.
  
  – Черт, – с досадой произнес молодой человек.
  
  Затем он до половины расстегнул рубашку на груди и обнажил левое плечо.
  
  – Вот, взгляни, – предложил он.
  
  Татуировка оказалась очень простой. Барри увидел цифры – 6201. И почувствовал, как горе и стыд тяжелым грузом легли ему на плечи.
  
  – Объяснить тебе, что это значит? – спросил Тревор.
  
  Но в объяснениях не было необходимости. Дакуорт-старший сразу узнал номер своего полицейского значка.
  Глава 37
  Кэл
  
  Вернувшись в дом на пляже, мы первым делом распаковали и разложили по местам продукты. Я хотел купить пива, но решил воздержаться – было бы неловко пить в присутствии Джереми, а ему это запрещать. Разумеется, будучи восемнадцати лет от роду, он вполне имел право опорожнить бутылку пива, что бы ни гласили по этому поводу законы штата Нью-Йорк. Но, учитывая наши обстоятельства, это казалось не вполне уместно.
  
  К счастью, я закупил и безалкогольных напитков, а также пакет с колотым льдом. Прежде чем убрать то и другое в холодильник, я налил нам с Джереми по стакану кока-колы и бросил в каждый несколько кусочков льда.
  
  – Давайте посидим на балконе, – предложил он.
  
  Я охотно согласился.
  
  Взяв стаканы и упаковку чипсов «Доритос», мы вышли на балкон и устроились на пластмассовых стульях.
  
  – Я и не знал, что у Мэдэлайн есть этот дом, – заметил Джереми. – Думаю, она не говорила об этом моей матери, потому что не хотела, чтобы она им пользовалась.
  
  – У твоей матери что, сложные отношения с Мэдэлайн? – поинтересовался я.
  
  – Ну да. То есть вообще-то Мэдэлайн ей вместо матери. Но на самом деле все не так просто. Хотя Мэдэлайн мою мать вроде как вырастила и воспитала, мне кажется, мать все равно не воспринимает ее как родную. Поэтому, когда Мэдэлайн ей указывает, что делать, она всегда протестует.
  
  – Ясно.
  
  – Но вообще-то до того, как мою мать забрала к себе Мэдэлайн, жизнь у нее была паршивая. Ее отец обращался с ней как с рабыней. Я знаю, что иногда она кажется чересчур высокомерной, но на то есть свои причины.
  
  – Это я понимаю. Каждый человек – продукт воспитания.
  
  – А все-таки, кто такой Скотт? – спросил Джереми.
  
  Вопрос застал меня врасплох.
  
  – Он был моим сыном.
  
  – Он что, мертв?
  
  – Да.
  
  – Простите.
  
  – Ничего, все в порядке.
  
  – А что с ним случилось?
  
  Мне не хотелось посвящать Джереми в подробности, но я все же ответил:
  
  – Он забрался на крышу высокого дома, и кто-то столкнул его оттуда.
  
  – О черт, какой ужас. А ваша жена?
  
  – Она тоже погибла. – Я посмотрел в сторону залива и проводил взглядом пикирующую чайку. – Ее застрелили.
  
  Джереми явно растерялся, не зная, что сказать на это. Отхлебнув кока-колы, он бросил в рот пару чипсов.
  
  – У каждого свои беды и сложности, верно? – выдал он чуть погодя.
  
  – Верно.
  
  – Иной раз думаешь, что тебе хуже всех, а потом вдруг оказывается, что у других ситуация еще похлеще твоей.
  
  – Точно.
  
  – И как давно все случилось?
  
  – Лет пять назад.
  
  – Выходит, вы уже начали понемногу отходить от этого?
  
  – Нет.
  
  – Но разве со временем боль не проходит?
  
  Я невольно улыбнулся:
  
  – Не знаю, как у других. А у меня – нет. Да я и не хочу этого. И потом, они приходит ко мне каждую ночь.
  
  – Вы имеете в виду, во сне?
  
  Я кивнул.
  
  Джереми отпил еще колы и снова захрустел чипсами.
  
  – Послушайте, а где те книжки, которые вы взяли с собой? – спросил он.
  
  – У меня в чемодане. Плюс к этому здесь на полках тысячи томов.
  
  – Тут есть и игры. Вам нравятся настольные игры?
  
  – Некоторые, – ответил я. – Что, если после того, как я поджарю стейки, мы сразимся в скрэббл – или еще во что-нибудь?
  
  – Пожалуй, – согласился Джереми, немного подумав. – Но я не очень хороший игрок.
  
  – Я тоже. Послушай, мне нужно сделать телефонный звонок. Я выйду на пляж. Посидишь здесь?
  
  – Конечно.
  
  Я встал. Мой телефон уже был в кармане, так что возвращаться обратно в дом не потребовалось. Когда я направился к лестнице, ведущей прямо на пляж, Джереми окликнул меня:
  
  – Мистер Уивер!
  
  – Да?
  
  – Мне очень жаль вашего сына. Я вам сочувствую. И по поводу вашей жены тоже. Как ее звали?
  
  – Донна.
  
  – И по поводу Донны.
  
  – Спасибо, – сказал я.
  
  Спустившись по ступенькам, я зашагал по деревянным мосткам, приподнятым над окаймлявшей пляж полосой травы. Не желая набирать в туфли песка, я сбросил их и пошел дальше босиком.
  
  Почувствовав под ногами песчаные волны, я остановился и набрал номер.
  
  – Финч, Дельрэй и Клейн, – ответил мне женский голос.
  
  – Соедините меня с Грантом Финчем.
  
  – Одну минуту.
  
  Последовала небольшая пауза, а затем в трубке раздался другой женский голос:
  
  – Офис Гранта Финча.
  
  – Привет. Грант на месте?
  
  – У мистера Финча сейчас встреча. Могу я вам чем-то помочь?
  
  – Меня зовут Кэл Уивер. Я частный детектив. Дело касается Джереми Пилфорда. Он находится под моей защитой. Мне необходимо поговорить с мистером Финчем.
  
  – Подождите минутку.
  
  Снова тишина. Трубку взяли через пятнадцать секунд.
  
  – Мистер Уивер?
  
  – Да. Мистер Финч, спасибо, что нашли время ответить на мой звонок.
  
  – С Джереми все в порядке?
  
  – В полном.
  
  – Где вы?
  
  Я заколебался.
  
  – Мы, скажем так, находимся в постоянном движении.
  
  – Понимаю. Я говорил с Мэдэлайн Плимптон – она сказала мне то же самое. Действительно, не стоит облегчать жизнь всяким сумасшедшим. Что я могу для вас сделать?
  
  – Не знаю даже, с чего начать, – отозвался я. – Наверное, прежде всего мне нужно, чтобы вы кое-что объяснили.
  
  – Что именно?
  
  – Я понимаю, что участвую в этом деле далеко не с самого начала. Я не присутствовал на процессе, и мне неизвестны детали расследования. Так что вопрос, который я хочу поднять, может показаться вам странным или глупым. Возможно, он вообще неуместен и не имеет никакого практического значения, но сейчас он представляется мне весьма важным.
  
  – Ладно, – настороженно произнес Грант Финч.
  
  – Сегодня я дал Джереми возможность немного поуправлять моей машиной.
  
  – Вот как. Не думаю, что это была хорошая идея. Управление механическими транспортными средствами – это нарушение условий его пребывания на свободе. Действие его водительских прав приостановлено.
  
  – Верно. Я так и думал. И учел этот момент. Мы находились в совершенно пустынном месте, где в это время года вообще не бывает машин.
  
  – Вы что, в какой-то курортной зоне? – поинтересовался мой собеседник.
  
  Я понял, что допустил оплошность.
  
  – Как я уже сказал, мы не задерживаемся надолго в одном и том же месте.
  
  – Что ж, продолжайте действовать в том же духе. Но я должен вас предупредить – Джереми ни в коем случае нельзя садиться за руль.
  
  – Я понял. Просто я хотел дать ему возможность поездить на нормальной машине.
  
  – Простите, не понял?
  
  – На машине с ручной коробкой передач. У меня японская машина с механической трансмиссией.
  
  – Это я понял, мистер Уивер. Но я по-прежнему не могу понять, зачем вы посадили за руль своей машины Джереми.
  
  – Он был просто ужасен.
  
  – В этом нет ничего удивительного. В наши дни большинство автомобилей оснащены автоматической трансмиссией. Нас в наши молодые годы обучали оперировать тремя педалями, выжимать и плавно отпускать сцепление. Но сейчас все по-другому. Моей дочери двадцать лет – и она никогда не садилась за руль машины с механической коробкой.
  
  – Все верно, – сказал я.
  
  В разговоре возникла пауза. Затем Грант Финч продолжил беседу:
  
  – Объясните же мне, что вас насторожило.
  
  – Джереми не просто был ужасен за рулем моей машины. Она у него постоянно глохла. У меня все время зубы лязгали, когда машина прыгала вперед и останавливалась. Было очевидно, что парень в самом деле никогда не водил авто с ручной коробкой. Это вопрос всплывал в ходе процесса?
  
  – Насколько мне известно, нет.
  
  – А вы знаете, что у машины Галена Бродхерста механическая трансмиссия? – поинтересовался я.
  
  На этот раз мой собеседник замолчал надолго.
  
  – Признаться, мне неизвестно, какая коробка передач у его автомобиля, – сообщил он после длинной паузы.
  
  – Вы ведь с Галеном друзья, так? И давно знакомы.
  
  – То, что мы давно знакомы, – это правда. Я много лет выступал в качестве юриста от его имени. И да, мы друзья. Но эта дружба имеет главным образом деловую основу.
  
  – Вы когда-нибудь ездили с ним на его «Порше» до инцидента с Джереми?
  
  – Я… я не помню.
  
  – Ну, так можете поверить мне на слово. У машины Бродхерста механическая трансмиссия. Я видел, как Гален на ней уезжал. И к тому же сегодня я позвонил ему и получил подтверждение, что коробка переключается вручную.
  
  – Мистер Уивер. – Я услышал в трубке глубокий вздох. – Вы ведь не хотите предположить, что Джереми не сидел за рулем той машины?
  
  – Я пока ничего не предполагаю. Но такая мысль приходила мне в голову.
  
  – Но это какой-то абсурд, – заметил Финч.
  
  Такие слова в моей работе приходится слышать нечасто.
  
  – Ну почему же абсурд? – осведомился я, наблюдая, как вдали, в заливе, маневрирует небольшая парусная яхта.
  
  – Вы ведь сами сказали, что подключились к этому делу совсем недавно. – В голосе Финча я различил покровительственные нотки. – Поверьте, если бы эта деталь – механическая трансмиссия – имела какое-то значение и могла быть использована в интересах Джереми, я бы обратил на нее внимание суда. Но, откровенно говоря, этот вариант даже не рассматривался.
  
  – Значит, вы не собирались использовать этот аргумент в ходе защиты – и даже не задумались об этом ни на секунду. Я правильно понял?
  
  – Но я же вам только что именно это и сказал. Я разработал свою стратегию защиты, и она сработала очень хорошо. Если вы заметили, Джереми сейчас с вами, а не в тюрьме.
  
  – Да, что правда, то правда.
  
  – И сам Джереми никогда даже не заговаривал со мной об этом. Если бы это имело какое-то значение, он бы наверняка это сделал.
  
  – Я думаю, что Джереми про механическую коробку даже не знал. В тот единственный раз, когда он вообще появлялся рядом с автомобилем Бродхерста, он был пьян, а потому наверняка не мог запомнить эту деталь. Он бы просто не обратил на нее внимания. А про то, что на «Порше» практически не ставят автоматические коробки, Джереми и понятия не имел. Он не из тех, кто сходит с ума по машинам. Кто-то другой, возможно, и в курсе, что «Порше-911» выпускается только с механической трансмиссией. Но не Джереми.
  
  – Послушайте. – Грант Финч уже не пытался скрыть свои нетерпение и раздражение. – Если бы вы присутствовали на процессе, то услышали бы показания нескольких свидетелей, которые видели своими глазами, как все случилось.
  
  – И что же они конкретно видели? – уточнил я.
  
  – Это какой-то смешной разговор.
  
  – Я вас слушаю. Попробуйте меня рассмешить.
  
  – По меньшей мере пять человек, присутствовавших на вечеринке, видели, как Джереми выбирается из-за руля машины. Кровь с его лба была обнаружена на рулевом колесе. Была проведена генетическая экспертиза – все совпало.
  
  Финч сделал паузу – видимо, ожидая моей реакции. Но я промолчал.
  
  – И к тому же, – снова заговорил мой собеседник, – еще раньше в тот же вечер Джереми видели в «Порше» Галена. Он возился с ключами, пытаясь завести машину, но его остановили.
  
  – Это мне известно. Ключи хозяин машины оставил в пепельнице.
  
  – Верно.
  
  – Странно, что даже после того, как Джереми попытался завести машину и ему помешали, Гален Бродхерст оставил ключи в салоне.
  
  – Он будет переживать из-за этого всю оставшуюся жизнь, – сказал Грант Финч. – Не думайте, это его мучает – каждый день.
  
  – Да, я заметил, – не удержавшись, съязвил я. – Я его видел вчера. Он в самом деле выглядит ужасно подавленным.
  
  Финч не обратил на мой неприкрытый сарказм никакого внимания.
  
  – Несмотря на эту оплошность со стороны Галена, ответственность, боюсь, лежит исключительно на Джереми.
  
  – Вы говорите, что по меньшей мере пять человек видели, как он выбирается из машины после того, как Шейн МакФадден была сбита.
  
  – Верно.
  
  – А сколько свидетелей видели, как он садился в машину?
  
  Мне снова почудился раздраженный вздох. Похоже, терпение моего собеседника подходило к концу. Покровительственных ноток в его голосе теперь не было и в помине.
  
  – По-моему, совершенно очевидно, что если Джереми вылезал из машины, то значит, за некоторое время до этого он в нее сел.
  
  – Я не к этому клоню.
  
  – Тогда к чему же вы клоните?
  
  – Вопрос, по-моему, состоит в том, когда он в нее сел.
  
  – Простите, но я вас не понимаю, мистер Уивер.
  
  – Я хочу сказать, вопрос в том, когда Джереми сел в машину – до инцидента или после.
  
  – Что?
  
  – Позвольте мне кое о чем вас спросить. По вашим словам, пятеро свидетелей видели, как он вылезает из автомобиля. И при этом никто не видел, как он в него садился. А сколько человек своими глазами видели сам инцидент? Сколько человек видели, как Джереми сбил Шейн МакФадден?
  
  – Никто не видел, – ответил Грант Финч, и сейчас в его голосе прозвучала некоторая растерянность. – Но это не имеет значения. Мистер Уивер, позвольте я задам вам один вопрос. Если в вашу машину на стоянке кто-то врезался, и вы, выбравшись наружу, видите за рулем автомобиля, столкнувшегося с вашим, какого-то человека – вам нужно видеть, как он садился за руль, чтобы понять, что виновник аварии именно он?
  
  – Странно. Мне кажется, вы сейчас говорите не как адвокат, а как прокурор.
  
  – С меня довольно. Я сделал для этого молодого человека все, что мог. Благодаря мне он сейчас находится на свободе.
  
  – Вы хотите сказать, что ни вам, ни кому-либо другому даже не пришло в голову обратить внимание на историю с механической коробкой передач.
  
  – Если об этом даже кто-то и упомянул – хотя никто так не сделал – это бы ничего не дало. Стратегию защиты нельзя строить на двух разных посылках. Мы не могли исходить из того, что Джереми не находился в машине в момент, когда произошло несчастье, и одновременно бить на то, что ему вовремя не привили чувство ответственности за свои поступки.
  
  Я задумался над словами адвоката.
  
  – Вы еще на линии, мистер Уивер? – осведомился Финч через некоторое время.
  
  – Да-да.
  
  – Послушайте, простите меня за мой тон. Я уже понял, что вы искренне небезразличны к Джереми. Поверьте, то же самое можно сказать и обо всех нас. Ради того, чтобы спасти сына, Глория не побоялась принести в жертву свою репутацию, выставить себя на посмешище. Мы все действовали исключительно в его интересах.
  
  – Да, конечно.
  
  – В общем, я рад, что вы высказали мне свои соображения. Но я бы на вашем месте перестал забивать себе этим голову.
  
  – Но как вы можете объяснить тот факт, что Джереми не сумел управлять моей машиной? Без моих подсказок он ни за что бы не справился. Причем он был трезв как стеклышко. Каким образом ему удалось, будучи пьяным в стельку, сесть за руль машины Галена Бродхерста, завести ее и сразу же освоить искусство обращения с рычагом переключения передач?
  
  – Факт состоит в том, что он каким-то образом умудрился все это сделать, – откликнулся Финч. – А вам не приходило в голову, что он может водить вас за нос?
  
  – Что?
  
  – Что, если он просто вас дурачил? Может, он знает, как управлять машиной с механической трансмиссией, и просто притворялся, что не умеет этого делать.
  
  Я снова не смог сразу ответить на поставленный вопрос.
  
  – Мистер Уивер, вы меня слышите?
  
  – Да.
  
  – Вы слышали, что я сказал? Может, он просто притворялся, что…
  
  – Я вас слышал.
  
  – Впрочем, не знаю, зачем ему это могло понадобиться, – добавил Грант Финч. – А вы знаете?
  
  Я хотел ответить отрицательно, но вместо этого промолчал. И тут мне пришла в голову одна мысль.
  
  – Спасибо, что уделили мне время, мистер Финч, – поблагодарил я и, попрощавшись, отключился.
  Глава 38
  
  Барри хотел спросить сына, зачем он вытатуировал на своем плече номер его полицейского значка, но в это время в кармане у него зазвонил телефон.
  
  – Слушаю, Дакуорт, – произнес он в трубку.
  
  – Это Ширли.
  
  – Привет.
  
  – Я разослала повсюду фото Кэрол Бикман. А теперь занимаюсь тем, что выполняю чужую работу. Ты хотел получить информацию о парне по имени Кори Кальдер. Так вот, мне ее передали.
  
  – Рад это слышать, – прокомментировал Дакуорт-старший. Он по-прежнему не сводил глаз с сына, который был занят тем, что застегивал пуговицы на рубашке.
  
  – Значит, так. Тридцать один год, дата рождения – двадцатое сентября 1984 года, проживает по адресу Маршалл-уэй, 87. Он…
  
  – Погоди-ка, – перебил собеседницу Барри. – Ты можешь переслать мне все эти материалы?
  
  – Конечно. Никто больше не записывает данные ручкой на бумажке, Барри.
  
  – Ладно. Главное, что мне сейчас нужно, – это адрес. Это отдельный дом или квартира?
  
  – Отдельно стоящий дом.
  
  – Спасибо. А что насчет машины?
  
  – Из моих данных следует, что у этого типа «Крайслер»-фургон 2007 года выпуска, черного цвета. Номер и все остальное я тебе тоже перешлю.
  
  – Еще что-нибудь есть?
  
  – Если брать официальные данные, то это все. Хочешь, чтобы я его погуглила?
  
  – А ты можешь?
  
  – Я свяжусь с тобой позже.
  
  Дакуорт снова сунул телефон в карман пиджака.
  
  – Мне показалось, я слышал имя Кэрол, – заметил Трэвор.
  
  – Все верно. Но пока новостей нет. Ее фото разослали для опознания. – Барри задумчиво потер ладонью подбородок, затем крепко сжал челюсти, так что под кожей обрисовались желваки, а губы вытянулись в тонкую нить. – Ну, а теперь расскажи мне про это. – Он указал на плечо сына.
  
  – Я просто искал способ воздать должное моему герою, – объяснил тот.
  
  Дакуорт-старший на секунду прикрыл глаза, затем снова открыл их, покачал головой и улыбнулся:
  
  – Очевидно, такую штуку трудно свести.
  
  – Да уж, – буркнул Тревор. – Я даже подумывал – может, добавить несколько цифр, чтобы можно было говорить, что это номер мобильника. Или почтовый индекс.
  
  Детектив опустил голову.
  
  – Я очень сожалею о многом из того, что произошло за последние пару дней, – сказал он. – Но я всего лишь делаю свою работу. Я иду по пути, которым меня ведет расследование.
  
  Тревор отвернулся и пожал плечами:
  
  – Что ж, думаю, я продолжу наблюдать за домом Кэрол.
  
  – Ладно. И у меня есть чем заняться. Я бы с удовольствием остался здесь, с тобой. Но не могу. Можно задать тебе еще один вопрос?
  
  – Какой?
  
  – Ты когда-нибудь слышал про парня по имени Кори Кальдер?
  
  – Нет. А кто он?
  
  – Приятель Долорес Гантнер.
  
  Тревор пожал плечами:
  
  – Не слышал о таком.
  
  – Ну, хорошо.
  
  Тревор открыл дверь своей машины. Было ясно, что на этот раз прощальных объятий не случится. Дакуорт-младший уселся за руль, запустил двигатель, развернулся и покатил по направлению к главному шоссе. Барри, глядя ему вслед, увидел, как он притормозил, пропуская тягач с прицепом, а затем вырулил на магистраль и поехал в сторону города, резко прибавив газу – так, что взвизгнули покрышки.
  
  Дакуорт положил заключенную в рамку фотографию Долорес на переднее пассажирское сиденье своей машины. Затем, обойдя автомобиль сзади, достал из багажника рулон специальной ленты для обозначения мест преступления и натянул ее поперек дверных проемов дома и сарая. Он сделал это не затем, чтобы отпугнуть тех, кто захотел бы проникнуть внутрь. Это было предупреждение для любопытных – о том, что ни в дом, ни в сарай лучше не входить. Затем детектив вызвал патрульную машину и сказал, что наряд должен оставаться рядом с домом Долорес Гантнер до прибытия экспертов. Сам Дакуорт больше не мог дожидаться их прибытия – у него не имелось на это времени.
  
  Сев в машину, он включил зажигание. Детектив знал Промис-Фоллз достаточно хорошо, так что ему не требовалась карта, чтобы найти Маршалл-уэй. По дороге Дакуорт размышлял над тем, не пора ли ему бросить полицейскую работу и заняться чем-то другим – скажем, частным извозом. Стать, например, одним из сотрудников сервиса «Убер». Компания уже вовсю обслуживала жителей Промис-Фоллз. Правда, сам Дакуорт ее услугами до сих пор ни разу не пользовался. Хотя работа местных таксистов тоже была связана с риском, детектив мог побиться об заклад, что, в отличие от него, никого из них не пытались забить до смерти во время исполнения служебных обязанностей.
  
  Дом, в котором жил Кальдер, представлял собой весьма импозантное строение из красного кирпича с белыми колоннами в центре фасада. Двор был тщательно ухожен, газон на лужайке аккуратно подстрижен. На черной асфальтовой подъездной аллее стоял аккуратный белый «Линкольн»-паркетник. Асфальт, казалось, был только что уложен.
  
  Подойдя к двери, Дакуорт позвонил в звонок. Секунды спустя дверь открыл стройный седой мужчина лет семидесяти, одетый в клетчатую рубашку и тщательно отглаженные брюки.
  
  – Что вам угодно? – поинтересовался он.
  
  Дакуорт предъявил полицейский значок и позволил мужчине тщательно изучить его, но на всякий случай представился:
  
  – Детектив Дакуорт, полиция Промис-Фоллз.
  
  Мужчина едва заметно сморщил нос и сказал:
  
  – Слушаю вас.
  
  – Я ищу Кори Кальдера.
  
  – Его здесь нет.
  
  – А вы кто такой, сэр?
  
  – Аластер Кальдер. Я отец Кори. Какие-то проблемы?
  
  – Где я могу найти Кори?
  
  – Понятия не имею.
  
  – Но он живет здесь?
  
  – Да, живет. Но он передо мной не отчитывается. Он взрослый человек.
  
  – Могу я войти, сэр? Возможно, вы сумеете помочь мне кое-что прояснить.
  
  После некоторых колебаний Аластер Кальдер открыл дверь пошире. Затем, пройдя по коридору, распахнул дубовую дверь, ведущую в кабинет. Там стоял огромный стол. Вдоль стен в два ряда выстроились заставленные томами книжные полки. Одна стена была отведена под всевозможные дипломы и награды, а также под памятные фотографии. Стульев в кабинете было всего два – один стоял по одну сторону стола, другой по другую.
  
  – Садитесь, – предложил Барри Аластер. – Так что же у вас за дело к моему сыну?
  
  – Когда вы видели Кори в последний раз?
  
  – Я спросил вас, какое у вас к нему дело.
  
  – А я спросил вас, когда вы в последний раз его видели.
  
  Аластер плотно сжал губы и подчеркнуто выдохнул через нос:
  
  – Насколько я помню, вчера. Мы не фиксируем наши встречи документально.
  
  – Но вы сказали, что он здесь живет.
  
  – Да.
  
  – А кто еще здесь проживает?
  
  – Больше никого.
  
  – Только вы и ваш сын?
  
  – Я же сказал. – Аластер вздохнул. – Моя жена умерла три года назад. У нас, кроме Кори, еще двое детей. Оба они в браке. Мой сын сейчас в Токио. Он ищет способ превратить океанскую воду в питьевую. Моя дочь врач. Она помогает урегулировать миграционный кризис в Европе, который, похоже, никогда не закончится.
  
  – А Кори? Он чем занимается?
  
  – Он живет здесь, – ответил Аластер с нотками презрения в голосе. – Что вам от него нужно?
  
  – Вы знаете Долорес Гантнер?
  
  Глаза Аластера удивленно расширились.
  
  – Долли?
  
  – Да, – улыбнулся Дакуорт.
  
  – Да, я ее знаю, – сказал собеседник детектива и неодобрительно покачал головой. – Боюсь, мой сын достаточно взрослый, чтобы самостоятельно выбирать себе подруг.
  
  – Выходит, Долорес встречается с вашим сыном?
  
  – Встречалась – какое-то время. Вы что, пришли сюда из-за Долорес? И что же она натворила? Меня нисколько не удивило бы, если бы я узнал, что она совершила что-нибудь мерзкое. Вы знаете, где она работает?
  
  – В тату-салоне.
  
  – Вот именно. Что еще я могу к этому добавить? Так что она все-таки натворила?
  
  – Она покинула этот мир, мистер Кальдер.
  
  Собеседник Дакуорта резко выпрямился на стуле.
  
  – Что вы сказали?
  
  – Я сказал, что она мертва.
  
  – Боже мой. Как это случилось?
  
  – Пока все говорит о том, что ее убили.
  
  – Вы шутите.
  
  – Я опрашиваю всех, кто был с ней знаком. Мне сказали, что ваш сын был ее приятелем. Поэтому он один из первых в списке людей, с которыми мне необходимо поговорить.
  
  – Но вы же не думаете, что он может иметь к этому какое-то отношение? У него есть свои недостатки, но он никогда не сделал бы ничего подобного.
  
  – Однако он может знать что-то, что поможет мне в расследовании. Поэтому позвольте мне еще раз задать вам вопрос, который я уже задавал. Вы знаете, где он?
  
  – Я… нет, не знаю.
  
  – Как вы полагаете, он может появиться дома в ближайшее время?
  
  – Я в самом деле не имею понятия.
  
  – Насколько я понимаю, сейчас у него нет работы.
  
  – Нет… во всяком случае, пока.
  
  – Мне нужно, чтобы вы позвонили Кори и выяснили, где он находится. У него должен быть сотовый телефон.
  
  – Да, телефон у него есть.
  
  Дакуорт пристально посмотрел на собеседника. Аластер, которому стало явно неуютно под его взглядом, заерзал на стуле, а затем протянул руку к телефону, стоявшему на столе. Он нажал всего одну кнопку на корпусе аппарата и, поднеся трубку к уху, стал молча ждать ответа. Через несколько секунд его лицо исказила болезненная гримаса.
  
  – Там автоответчик, – сказал он и, подождав еще немного, с нажимом произнес в микрофон: – Кори, это твой отец. Немедленно позвони домой.
  
  Затем Аластер положил трубку на рычаг.
  
  – Выходит, он отключил телефон, – заметил Барри.
  
  – Он где-то там, где не принимается сигнал. Я уверен, что дело именно в этом. А что случилось с девушкой? Я хочу знать.
  
  – Чем вы занимаетесь, мистер Кальдер? – поинтересовался Дакуорт, проигнорировав вопрос.
  
  Аластер растерянно заморгал, явно обиженный тем, что собеседник даже не попытался проявить вежливость, но решил сдержаться.
  
  – Я адвокат, – сообщил он. – Или, если выражаться более общо, защитник.
  
  – Вот как. Защитник чего, позвольте узнать? – Дакуорт чуть склонил голову набок. – Или мне следует спросить – кого?
  
  – Уместны оба вопроса. В течение десятилетий моя жена Аннетт и я руководили множеством кампаний в защиту отдельных людей либо организаций, выступающих за социальную справедливость и охрану окружающей среды. Отстаивали интересы несправедливо осужденных, боролись с нарушениями свободы слова – и так далее.
  
  – Понимаю. И как же вы это делали?
  
  – Это в самом деле важно, детектив?
  
  – Я просто хочу ясно понимать суть дела, мистер Кальдер.
  
  – Наша компания разрабатывала для этих людей и организаций стратегии, направляла их деятельность. Когда-то мы начинали в сфере рекламы и пиара, а потому хорошо овладели искусством убеждать и защищать. Мы использовали свои навыки для того, чтобы сделать мир лучше, вместо того чтобы продавать людям ненужные вещи.
  
  – И вы занимались всей этой деятельностью отсюда, из Промис-Фоллз?
  
  – Нет. Из Нью-Йорка. Просто моя жена родом из этой части штата. Выйдя на заслуженный отдых, мы переехали сюда – хотя, признаться, по-настоящему мы никогда не отходили от дел. Это было семь лет назад. Но, как вы можете видеть, я до сих пор участвую в решении кое-каких вопросов. – С этими словами Аластер широким жестом обвел руками кабинет, а затем, наклонившись вперед и оперевшись ладонями о стол, добавил: – Скажите же мне, что мой сын не угодил ни в какие неприятности.
  
  – Этого я не знаю, – сообщил Дакуорт. – Почему бы вам не рассказать о нем?
  
  Аластер снова вздохнул:
  
  – Он живет в тени своих брата и сестры. Оба они, в отличие от него, занимаются серьезными делами, следуя нашему с женой примеру. Кори тоже пытался стать таким же.
  
  – Каким образом?
  
  – Понимаете, он просто… ищет легких путей. Кори нетерпелив. Но дорога к успеху не всегда прямая и ровная, словно хайвэй. На ней много резких подъемов, спусков и поворотов, а мосты иногда смывает наводнением. Многие из нас при необходимости находят обходные маршруты и продолжают двигаться вперед, хотя это удлиняет дорогу на сотни миль. Кори же в таких случаях разворачивает машину и едет домой. – Лицо Аастера помрачнело. – Аннетт как-то сказала, что мне не стоит ожидать от него такого же энтузиазма, как от его брата и сестры, и надо дать Кори возможность быть самим собой, к чему бы это ни привело. А это привело к тому, что наш сын стал проводить почти все свое время у компьютера и спорить со всеми на свете.
  
  – Вы имеете в виду, что ему не свойственно чувство социальной ответственности, которое есть у других членов вашей семьи? – уточнил Дакуорт.
  
  – Я бы так не сказал, – ответил Аластер Кальдер, и в его словах послышалась гордость. – Его нельзя назвать равнодушным к несправедливости. Кори много времени проводит в Интернете, дискутируя с самыми разными людьми. В три часа ночи я слышу, как он барабанит по клавиатуре, иду в его комнату и говорю, что пора остановиться. А Кори отвечает, что он должен привести еще один аргумент одному идиоту из Оклахомы, или из Дублина, или из Кейптауна. Такое ощущение, что он хочет всю планету убедить в своей правоте. Это похоже на мультфильм про парня, который не может лечь спать, потому что кто-то на просторах Интернета не прав.
  
  – А по каким вопросам он вступает в споры?
  
  Аластер нахмурился:
  
  – Кто его знает. Иногда мне кажется, что он прямо-таки ищет проблему, по поводу которой можно было бы с кем-нибудь сцепиться. Кори убежден, что социальные сети – это способ воздать людям должное.
  
  – Воздать людям должное?
  
  Аластер пожал плечами:
  
  – Ну да. Сделать так, чтобы каждый получил по заслугам. Это не то, к чему стремились мы с женой. Возмездие не было нашей целью. Мы боролись за справедливость.
  
  – Вы можете припомнить какие-то конкретные примеры?
  
  Аластер задумался.
  
  – Ну, например, взять хотя бы того сукина сына, который надругался над умственно отсталой. Ох, простите, мы больше так не говорим, это ужасное выражение, – над девушкой с ментальными проблемами. Этот тип ведь фактически признался в том, что виноват, и тем не менее ему все сошло с рук. Кори решил, что это отвратительно.
  
  – Я полагаю, вам известно, что произошло с этим человеком, – заметил Дакуорт.
  
  – О да, это ужасно. Даже с учетом того, что он совершил.
  
  – А что насчет того парнишки, который сбил девушку? – поинтересовался детектив. – Его адвокат объяснил суду, что чрезмерная опека со стороны матери привела к тому, что у него не сформировалось чувство ответственности за свои действия.
  
  – Вы имеете в виду Большого Ребенка, – догадался Аластер.
  
  – Именно. Значит, вам знакома эта история. Кори о ней упоминал?
  
  На лице Аластера появилось озабоченное выражение.
  
  – А почему вы спрашиваете?
  
  – Так упоминал или нет?
  
  – Ну да, как раз на днях. А как вы догадались?
  
  – Вы когда-нибудь слышали про сайт организации под названием «Защитники Справедливости»?
  
  – Это еще что такое?
  
  – Это сайт, который поощряет тех, кто практикует самосуд. Людей, которые предпринимают насильственные действия в отношении ушедших от правосудия преступников. Таких мстителей на этом сайте превозносят как героев. Случай с типом, совершившим изнасилование умственно неполноценной девушки, – один из примеров.
  
  – Какого рода насильственные действия вы имеете в виду? – уточнил Аластер.
  
  – Это, насколько я понимаю, каждый решает сам, – ответил Дакуорт и нахмурился.
  
  – На что вы намекаете? На то, что Кори хочет добиться признания на этом сайте?
  
  Дакуорт пожал плечами:
  
  – Возможно, ваш сын борется за справедливость – как и его брат и сестра, но только несколько иным способом.
  
  – Это… нет, просто смешно. И потом, какое отношение это имеет к его подружке Долли? Она никогда ничем подобным не занималась.
  
  – Во всяком случае, мне об этом ничего не известно, – сказал Дакуорт. – Но именно поэтому мне было бы очень полезно поговорить с вашим сыном.
  
  – Давайте я еще раз попробую ему позвонить. – Аластер снова снял телефонную трубку и нажал на кнопку быстрого набора, но тут же опустил руку на рычаг. – По-прежнему включен автоответчик.
  
  – Может, Кори ожидает, что вы ему позвоните, – предположил Дакуорт. – И знает, что новости, которые он сообщит, вам не понравятся.
  
  Аластер медленно положил трубку на аппарат.
  
  – Боже правый, – тихо пробормотал он и нервно провел ладонью по лицу. – Но ведь это какой-то абсурд. Я знаю, что случилось с тем человеком, про которого вы упомянули. С Крэйгом Пирсом. Его искусала собака. Он был изуродован.
  
  – Верно.
  
  – Но вы ведь не думаете, что Кори имел к этому какое-то отношение?
  
  – Мистер Кальдер, мне хотелось бы осмотреть комнату Кори. Я могу сделать это сейчас с вашего разрешения – или же после того, как получу ордер.
  
  Аластер Кальдер некоторое время сидел, не моргая, с неподвижным лицом, словно Будда. Затем после долгой паузы наконец сказал:
  
  – Вы там ничего не найдете.
  
  – Может, и так, – легко согласился Дакуорт. – Но я полагаю, что сейчас вам, как и мне, не терпится в этом убедиться.
  Глава 39
  
  Приступ истерического смеха быстро прошел. После короткого периода эйфории, последовавшего сразу же после того, как Рон Фроммер с раскроенным черепом рухнул за землю, Альберт Гаффни начал осознавать, что натворил.
  
  – О боже, – забормотал он. – О боже, о боже, о боже…
  
  Он выронил на землю монтировку, которой проломил противнику голову. Кровь продолжала хлестать из пробитого виска Фроммера, лежащего неподвижно рядом с кузовом пикапа.
  
  Альберт в отчаянии огляделся, желая знать, видел ли кто-нибудь, что произошло. Но дом, в котором Фроммеру надлежало сделать ремонт, стоял в лесу, вдали от дороги. Поэтому свидетелями происшедшего, судя по всему, могли быть только окрестные белки.
  
  Нет, одернул Альберт сам себя. Я должен позвонить в полицию. Я должен рассказать, что случилось.
  
  Именно так, по его понятиям, должен поступить порядочный человек. Он расскажет полиции о том, что сделал. Ну, может, немножко присочинит. Скажет, что схватил ломик, поскольку Фроммер угрожал ему. Что это была самооборона.
  
  Даже если Фроммер и не угрожал Альберту в момент удара ломиком, он наверняка собирался это сделать. Этот человек напал на сына Альберта. Агрессивность была ему свойственна.
  
  – Да, – произнес Альерт вслух, с трудом переводя дыхание. – Я должен был это сделать. Он напал на меня. Именно так. До этого он напал на моего сына – а теперь на меня.
  
  Плюс ситуации был в том, что Рон не мог оспорить слова Альберта.
  
  Так что суду, если бы он состоялся, пришлось бы поверить Альберту на слово. И к тому же – не стоило сбрасывать это со счетов – он был помощником управляющего компании «Гленн-Фоллз Сиракьюз Сэйвингс энд Лоан». То есть уважаемым членом общества. Между тем как Рон Фроммер был не кем иным, как…
  
  Вдруг послышался тихий стон. Альберт Гаффни резко повернулся и взглянул на Рона Фроммера. Веки Фроммера подрагивали – он явно пытался открыть глаза.
  
  Он был жив.
  
  – Нет, нет, нет, нет, – забормотал Альберт.
  
  Стоп, сказал он себе. Ведь это хорошая новость, разве нет? Выходит, он не убил Фроммера. Этот человек жив. Если бы Альберт прямо сейчас позвонил по номеру 911 и вызвал «скорую помощь», если бы Фроммера быстро доставили в больницу и прооперировали, его, наверное, можно было бы спасти.
  
  Да, это так.
  
  Было совершенно очевидно, как Альберту следовало поступить в этой ситуации.
  
  Вот только, оставшись в живых, Рон Фроммер мог бы рассказать полиции, что вовсе не угрожал Альберту Гаффни…
  
  Я и пальцем его не тронул. У меня и в мыслях этого не было. А этот тип взял и засветил мне по голове монтировкой. Кто бы мог подумать, что такой слизняк на это решится?
  
  А что, подумал Альберт, если удар оказался настолько сильным, что Фроммер будет просто не в состоянии вспомнить, что случилось? Впрочем, даже если бы он и вспомнил, слово Фроммера оказалось бы против его, Альберта Гаффни, слова.
  
  – Черт побери, что случилось? – с трудом выговорил Рон Фроммер. Подняв руку, он потрогал свою голову и, поднеся к глазам окровавленную ладонь, что-то неразборчиво пробормотал.
  
  Прикончи его, сказал голос внутри Альберта.
  
  При желании сделать это было бы нетрудно. Рон Фроммер жив, но серьезно травмирован и плохо осознает происходящее. Альберту было бы достаточно поднять с земли ломик и нанести ему еще один удар. Да, одного удара вполне бы хватило. Фроммер просто не в состоянии его парировать.
  
  Сделав шаг, Альберт поднял монтировку. Он стоял прямо над Роном. Когда Альберт нанес противнику первый удар, им двигала слепая ярость. Он не думал о том, что делает, и действовал инстинктивно.
  
  Но сейчас ситуация изменилась. Ему следовало принять сознательное решение о лишении другого человека жизни.
  
  Нанося первый удар, Альберт Гаффни держал ломик одной рукой. Неизвестно, откуда в его сознании вдруг всплыла мысль о том, что, если бы он взял монтировку двумя руками, как клюшку для гольфа, сила удара оказалась бы значительно больше. Удар мог получиться настолько мощным, что вышиб бы Рону мозги.
  
  Внезапно Альберт почувствовал приступ тошноты. Отбежав в сторону, он согнулся, и его трижды вывернуло наизнанку.
  
  Я не могу этого сделать.
  
  Выпрямившись, Гаффни-старший сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и вернулся к своей машине. Открыв багажник, он бросил в него ломик и захлопнул крышку. Затем подошел к лежащему на земле Фроммеру, опустился рядом на колени и, наклонившись, четко и раздельно произнес ему прямо в ухо:
  
  – Лежи спокойно. Сейчас я отвезу тебя в больницу.
  
  – Рмрррррр, – пробурчал Фроммер.
  
  – Как думаешь, ты сможешь встать?
  
  Фроммер не шевельнулся и не произнес в ответ ни звука.
  
  – Я собираюсь оттащить тебя в машину. Ты меня понял? Я собираюсь погрузить тебя в авто.
  
  Обойдя Фроммера сзади, Альберт просунул руки ему под мышки со стороны спины. Рон был довольно щуплого сложения, но весил, как показалось, целую тонну. По крайней мере, ворочать его бесчувственное тело было невероятно тяжело. Альберт не привык поднимать тяжести. Тем не менее ему удалось крепко ухватить Рона и приподнять таким образом, что голова оказалась почти на одном уровне с его головой. Шея Рона, его рубашка и куртка были залиты кровью.
  
  Альберт с трудом подавил еще один рвотный позыв.
  
  Напрягая все силы, он волоком потащил Фроммера к своему седану. Добравшись до машины, Альберт умудрился высвободить одну руку и открыть заднюю дверь с водительской стороны. Напрягая все силы, он запихнул Фроммера в салон и уложил на заднее сиденье.
  
  Затем захлопнул дверь и прислонился спиной к автомобилю, чтобы перевести дыхание.
  
  Альберт понимал, что ему следовало бы вызвать «скорую помощь», но опасался, что она будет ехать слишком долго. К тому же водитель «скорой» легко мог бы проскочить нужный поворот, и тогда ждать пришлось бы еще дольше. Между тем Фроммера требовалось доставить в больницу как можно быстрее.
  
  Оттолкнувшись от машины, Альберт выпрямился и, обернувшись, с ужасом увидел пятна крови на дверце. Он попытался стереть их рукавом, но от этого стало только хуже.
  
  Похоже, скрыть потеки крови было невозможно.
  
  Альберт сел за руль, запустил двигатель и развернул машину. Доехав до конца проселка, он торопливо глянул в обе стороны, желая убедиться, что других машин поблизости не было, и затормозил так, что заскрежетали колодки.
  
  – Я быстро, – сказал он, обернувшись назад и обращаясь к Фроммеру. – Десять минут – это максимум. Подождите немного.
  
  Вскоре он въехал в Промис-Фоллз. Вдалеке виднелись голубые буквы на крыше городской больницы.
  
  И вдруг машина Альберта свернула, явно отклоняясь от маршрута, ведущего к медицинскому учреждению. Гаффни-старшему показалось, что это произошло само собой, словно автомобиль действовал по собственному почину.
  
  Но, разумеется, это было не так.
  
  Решение принял Альберт. В последний момент он пришел к выводу, что ему лучше не везти Рона Фроммера в больницу.
  
  Гаффни-старший решил, что правильнее будет отвезти Фроммера к себе домой.
  Глава 40
  Кэл
  
  Мы с Джереми наделали бутербродов из продуктов, которые купили в городе. Похоже, ему даже понравилось шлепать на хлеб куски сыра, класть сверху деликатесную ветчину и обильно сдабривать ее сверху горчицей.
  
  – Возможно, мне стоит попытаться устроиться на работу в ресторан, – сказал он.
  
  – Когда я был немного моложе тебя, я какое-то время работал посудомойщиком в одной закусочной.
  
  – Посудомойщиком? Не поваром или хотя бы помощником повара?
  
  – Нет. Я просто мыл тарелки. К концу рабочего дня мои пальцы становились сморщенными от воды.
  
  Мы с Джереми вынесли блюдо с сэндвичами на балкон. Джереми заметил вдалеке, в заливе, большое судно.
  
  – Кажется, я видел там, на полке, бинокль, – произнес я.
  
  Джереми вернулся в дом. Вскоре он снова появился на балконе и поднес бинокль к глазам.
  
  – Это одно из тех грузовых судов, которое перевозит контейнеры, – проговорил он. – Они разноцветные, потому их легко разглядеть. Отсюда они похожи на детские кубики.
  
  Не вставая со стула, я протянул руку, и Джереми передал бинокль мне. Я оглядел горизонт, невольно подумав о том, что если бы мы не скрывались от ненормальных интернет-пользователей, которые хотели навредить Джереми, мы могли бы прекрасно отдохнуть.
  
  – Давай-ка прогуляемся, – предложил я, когда он прикончил второй по счету сэндвич.
  
  – Куда?
  
  – На пляж.
  
  – Ладно.
  
  Спустившись по деревянному настилу, мы сняли обувь и оставили ее там, где начинался песок. Джереми тут же побежал к воде и, остановившись у кромки воды, стал наблюдать за тем, как набегающие волны лижут его ступни и лодыжки.
  
  – Вода холодная, – сообщил он, оглянувшись.
  
  – Пойдем вон туда, – я указал на восток.
  
  Мы зашагали вдоль полосы прибоя, позволяя волнам время от времени захлестывать ноги ниже колена.
  
  – Мне здесь нравится, – признался Джереми. – Такое впечатление, что пляж в нашем полном распоряжении.
  
  Он был прав, хотя не сказать что мы находились в полном одиночестве. Оглядевшись, я увидел в пределах мили от нас десяток или два людей. Почти никто из них не был в плавках или купальниках. Большинство, как и мы, пришли на пляж в длинных брюках и подвернули их снизу. Некоторые надели легкие пиджаки – налетавший с моря бриз был довольно холодным. Я пожалел, что оставил свой пиджак в доме. Но Джереми порывы ветра, похоже, не беспокоили, как и волны, окатывавшие его ноги.
  
  – Мне нужно с тобой кое о чем поговорить, – сказал я.
  
  – Да? И о чем? О том, как именно я должен был извиниться перед матерью Чарлин и объяснить ей, что сожалею о случившемся?
  
  – Нет, но мы можем вернуться к этой теме позже.
  
  – Я действительно сожалею.
  
  Кивнув, я положил ему руку на плечо.
  
  – Ну и хорошо. Но прежде я хочу спросить тебя кое о чем другом. А именно о том моменте, когда ты сидел за рулем моей машины.
  
  Джереми бросил на меня обеспокоенный взгляд:
  
  – Черт, неужели я что-то сломал? Если так, мне очень жаль. Но это была ваша идея – усадить меня за руль.
  
  Я покачал головой.
  
  – Да нет, с машиной все в порядке, – сказал я и в ту же секунду подумал, что Джереми в самом деле мог повредить сцепление. Правда, если бы это было так, я бы, сев за руль, скорее всего, это заметил. – Я вот о чем хочу тебя спросить. Скажи, а ты не притворялся?
  
  – В смысле?
  
  – Ну, ты не делал вид, будто не умеешь водить машину? Это был не спектакль?
  
  – Спектакль? Вы вообще о чем?
  
  Возможно, мне не следовало задавать вопрос так прямолинейно. Но к этому времени у меня в мозгу уже успела сложиться некая версия.
  
  – Я хочу знать – не взял ли ты на себя намеренно чью-то вину за преступление, которого не совершал? Ну, скажем, чтобы защитить кого-то, кто тебе дорог? Возможно, сделав это, ты теперь пришел к выводу, что это было ошибкой. И пытаешься дать мне понять, что не мог совершить то преступление, за которое тебя осудили, – в надежде, что мое внимание привлечет настоящий преступник.
  
  – Я вообще не могу взять в толк, о чем вы говорите, – признался Джереми.
  
  Если его теперешняя растерянность и его действия за рулем моего автомобиля были игрой, то он заслуживал Оскар. Все говорило о том, что моя версия не имеет ничего общего с реальностью.
  
  – Нет, в самом деле, вы о чем? – продолжал недоумевать Джереми.
  
  Я примирительным жестом поднял ладони на уровень плеч.
  
  – Ладно, ладно, забудем об этом. Давай зайдем с другой стороны. Мне хотелось бы поговорить о том вечере, когда все произошло. Понимаю, тебе будет нелегко отвечать на мои вопросы – тем более что другие люди уже задавали их тебе сотни раз. И все же потерпи, ладно?
  
  Джереми окинул меня опасливым взглядом.
  
  – Хорошо.
  
  – Расскажи мне все, – сказал я.
  
  – Все?
  
  – Все о том вечере. Хотя нет, погоди.
  
  К нам приближалась пожилая пара. Старики приветливо кивнули нам и улыбнулись. Я улыбнулся в ответ и сказал:
  
  – Прекрасный день сегодня.
  
  – Хотелось бы только, чтобы было немного потеплее, – сказала женщина.
  
  – Скоро так и будет, – обнадежил ее я. – Придет лето, и все мы будем жаловаться на жару.
  
  – Это правда, – кивнул муж пожилой леди.
  
  Старики пошли дальше.
  
  – Ну, теперь говори, – потребовал я.
  
  – В общем, все вокруг орали и кричали. Кто-то выволок меня из машины. Там были и мистер Бродхерст, и Боб, и другие люди – целая толпа собралась. Потом появился мистер МакФадден. Он набросился на меня с кулаками и начал меня бить, так что другим пришлось оттащить его. Все это было просто ужасно.
  
  – Продолжай.
  
  – Короче говоря, я увидел лежащую на земле Шейн и не мог поверить, что я сотворил такое. Иногда мне приходит в голову мысль – как жаль, что я не могу повернуть время вспять и все исправить.
  
  – Расскажи мне про то, как ты забрался в машину.
  
  – Да уж как-то, надо думать, забрался.
  
  – Когда ты сел в нее, Шейн была с тобой?
  
  – Она не могла быть со мной в машине – иначе каким образом я бы ее сбил?
  
  – Разумеется. Но я подумал, может, она села в автомобиль вместе с тобой, вы немного покатались, а потом Шейн вышла из машины – в то время как ты оставался за рулем. Могло такое быть?
  
  – Я думаю, – сказал Джереми, – дело было так. Она, наверное, бросилась бежать по подъездной аллее, а я сел в машину и решил ее догнать.
  
  – Почему тебе кажется, будто все случилось именно так?
  
  Джереми быстро взглянул на меня.
  
  – Не совсем понимаю ваш вопрос.
  
  – Все предельно просто. Я спросил, почему ты думаешь, что все было именно таким образом.
  
  – И что вы теперь хотите у меня выяснить?
  
  – Хочу понять, почему ты не знаешь этого точно. Ты ведь не знаешь наверняка, так?
  
  – Просто я был ужасно расстроен и плохо соображал. Я ведь вам уже рассказывал, помните?
  
  – Ладно, тогда давай вернемся к тому, что происходило на вечеринке чуть ранее, – предложил я. – К тому моменту, когда Бродхерст застал тебя в своей машине, а Шейн была с тобой. Ты помнишь это?
  
  – Ага, – кивнул Джереми. – В основном.
  
  – Тогда… погоди, не говори.
  
  К нам решительным шагом приближалась невысокая, крепко сбитая женщина. Она не просто гуляла, а занималась спортом. Я собирался поприветствовать ее, но вовремя заметил тянущиеся из ее ушей куда-то к поясу проводки, и потому лишь дружески помахал ей. Она, однако, мой жест проигнорировала.
  
  – Я смотрю, вы в самом делом озабочены тем, чтобы нас никто не услышал, – заметил Джереми.
  
  – Осторожность никогда не помешает. Итак, Бродхерст застал вас в своей машине.
  
  – Ага. Ну, он здорово разозлился, особенно когда увидел, что у меня в руках ключи и я пытаюсь сообразить, как завести его тачку. Но место, куда нужно было вставить ключ, в машине Бродхерста находилось не там, где обычно – справа от руля. Оказалось, замок был слева от руля. Однако, едва я успел это понять, как Бродхерст открыл дверь и потребовал, чтобы я немедленно убирался.
  
  – Значит, машину ты так и не завел?
  
  – Нет.
  
  – А ключи ты нашел в салоне?
  
  – Ага. Они были в пепельнице между сиденьями.
  
  – Довольно глупо было со стороны Бродхерста оставить их там.
  
  – Наверное. Хотя он сделал это потому, что как-никак дело происходило на территории, которая ему принадлежит, а дом стоит довольно далеко от дороги. И потом, выступая на процессе, он объяснил, что вечно терял эти самые ключи и потому стал оставлять их в машине, чтобы легко было найти.
  
  – В такой роскошной машине?
  
  Джереми пожал плечами:
  
  – На суде его тоже спрашивали об этом. Он сказал, что если собирался куда-то и оставлял машину у самого выезда, то забирал ключи. А когда тачка стояла прямо перед домом – да, иногда оставлял их внутри.
  
  – Итак, Бродхерст обнаружил тебя в машине с ключами в руке – я правильно понял?
  
  Джереми кивнул.
  
  – И куда ключи делись после этого?
  
  – Он забрал их у меня.
  
  – И что он сделал с ними дальше?
  
  Волна окатила наши ноги, обдав их холодом, и схлынула.
  
  – Вы спрашиваете, что он сделал с ключами дальше? – уточнил Джереми.
  
  – Именно.
  
  – Наверное, положил их в карман.
  
  – Но не в пепельницу, где ты потом снова их нашел.
  
  – Нет. Во всяком случае, не в тот момент. Видно, он сделал это позже.
  
  – Так, ладно, – произнес я. – Но ты, судя по всему, помнишь этот эпизод, то есть вашу стычку, вполне ясно.
  
  – Ну да, – подтвердил Джереми. – Тогда я еще не окосел по-настоящему.
  
  – А теперь расскажи про то, как ты забрался в машину Бродхерста во второй раз.
  
  – А вот это уже как-то в тумане.
  
  – Почему?
  
  – Мы с Шейн вернулись в дом и здорово наклюкались. Так что во второй раз, когда я залез в тачку, я был уже совсем хорош. Но зато теперь я точно знал, куда нужно совать ключ.
  
  – Если только он был в салоне машины.
  
  – Ну, наверное, он был там, где же еще, – сказал Джереми. Вдруг лицо его вытянулось. – Послушайте, а почему вы взялись снова меня про все это расспрашивать? И потом – что это у вас за идея, будто я кого-то покрывал?
  
  – Я всего лишь прошу тебя ответить на кое-какие мои вопросы.
  
  – Прекрасно, – проговорил Джереми тоном, ясно дающим понять, что на самом деле ситуация ему категорически не нравится.
  
  – Спрошу еще раз. Скажи, ты помнишь – в первый раз, когда Бродхерст отобрал у тебя ключи, он сразу же положил их туда, где ты потом их нашел?
  
  – Нет. Видно, он сделал это позднее.
  
  – А в промежутке между тем моментом, когда вас с Шейн вышвырнули из машины Бродхерста, и твоим повторным проникновением в «Порше» вы с подружкой что делали?
  
  – Ну, как я уже говорил, мы вернулись в дом и выпили две почти полные бутылки вина – они уже были откупорены. А потом опять пошли на улицу.
  
  – Куда именно?
  
  – Ну, на улицу.
  
  – На лужайку перед фасадом дома? Или на задний двор?
  
  – Мы пошли по подъездной аллее по направлению к дороге. Там есть такой холм, знаете?
  
  – Нет, не знаю. Я никогда там не был.
  
  – Ну да, правильно. В общем, мы пили вино на ходу прямо из бутылок. В одной было красное, в другой белое, и мы все время менялись – передавали бутылки друг другу. А потом сели на скамейку.
  
  – На какую скамейку?
  
  – Там у подъездной аллеи есть очень красивая скамейка, как раз на вершине холма. Мы уселись на нее и продолжили пить, и при этом смотрели на звезды и болтали.
  
  – А когда вы вернулись и забрались в машину?
  
  Джереми на какое-то время задумался.
  
  – Наверное, вскоре после этого. Вернее, было так: Шейн осталась сидеть на скамейке, а я побрел обратно к машине.
  
  – Ты это точно помнишь?
  
  Он пожал плечами.
  
  – Как я уже сказал, все к этому времени было уже словно в тумане. В какой-то момент я, видно, просто вырубился.
  
  Тут примерно в ста ярдах от нас я увидел молодого человека, неподвижно стоявшего на мокром песке лицом к заливу. У него было очень сосредоточенное и в то же время отрешенное выражение лица. С того места, где мы находились, мне показалось, что глаза у него закрыты. Волны захлестывали его ноги и снова откатывались.
  
  – Скорее всего, дело было так, – заговорил я. – Ты вернулся к машине, завел ее и поехал вверх по холму. Именно в этот момент Шейн, должно быть, встала со скамейки и побрела тебе навстречу. Тут-то ты ее и сбил. А может, ты решил съехать к ней на обочину и задел ее. Вот как-то так.
  
  – И еще врезался в дерево.
  
  – Но как ты умудрился это сделать? – поинтересовался я.
  
  – Что вы имеете в виду? Как я мог сделать такую глупость? Меня все об этом спрашивают. Дело в том, что я не понимал, к каким последствиям могут привести мои действия.
  
  Последнюю фразу Джереми произнес с такой интонацией, словно прочитал ее с телесуфлера.
  
  – В этом состояла стратегия твой защиты на суде, – сказал я. – Но неужели ты сам веришь в эту чушь?
  
  – Да, пожалуй, – ответил Джереми после некоторого колебания.
  
  – Эта стратегия – полное дерьмо, но она сработала, – заметил я.
  
  – Ну да. И это главное.
  
  – Я тебя не об этом спрашиваю. Я спрашиваю, как ты это делал?
  
  – Что делал?
  
  – Вел ту чертову машину.
  
  – Такое удается многим людям, которые находятся под газом. Правда, они делают это из рук вон плохо.
  
  Я поднял руку, предлагая Джереми помолчать. А затем, внимательно глядя ему в глаза, сообщил:
  
  – У той машины ручная коробка передач.
  
  – Что?
  
  – Я говорю, у машины Галена Бродхерста скорости переключаются вручную специальным рычагом.
  
  – Нет, этого не может быть, – замотал головой Джереми. – Вы ошибаетесь.
  
  – Нет, не ошибаюсь. Я специально сделал несколько звонков, чтобы убедиться в этом наверняка.
  
  – Но… но тогда получается какая-то ерунда. Может, на вашей машине рычаг слишком тугой или есть еще что-то, из-за чего переходить с передачи на передачу особенно трудно.
  
  – Я так не думаю. Я не представляю, что ты смог бы вести машину с механической коробкой – какая бы это машина ни была. Не обижайся, но у тебя совсем нет соответствующего навыка. Если бы ты взял еще несколько уроков, ты, наверное, справился бы. Но на данный момент ты на это вряд ли способен.
  
  – Но как же тогда… Может, это какая-то особенная коробка передач, которую при желании можно переключать рукой, но которая при этом работает сама как автоматическая?
  
  Я положил руку Джереми на плечо и зашагал дальше, увлекая его за собой.
  
  – Нет, ничего подобного. Понимаешь, я просто не представляю, как человек, который никогда не сидел за рулем машины с ручной коробкой передач, мог сесть в такой автомобиль, завести его и поехать – да еще будучи пьяным.
  
  Джереми ничего на это не сказал. Он смотрел себе под ноги, на песок. Какое-то время мы шли молча. Затем он снова поднял голову.
  
  – Но… – начал было Джереми и осекся.
  
  – Что – но?
  
  – Но ведь это все совершенно очевидно. В смысле, можно, конечно, предположить, что я каким-то образом завел ту машину и даже проехал на ней некоторое расстояние, хотя теперь мне уже совершенно непонятно, как я сумел это сделать. Но ведь этот факт должен был вызвать весьма обоснованные сомнения, так? И мистер Финч должен был привлечь к этому моменту внимание.
  
  – По идее – да, должен. Неужели никто ни разу не предложил использовать этот аргумент в стратегии защиты?
  
  – Ну, я-то в дискуссиях на эту тему участия не принимал.
  
  – Я разговаривал с Грантом Финчем. Он сказал, что если бы это в самом деле являлось важным, ты должен был поднять этот вопрос.
  
  – И как, интересно, я мог это сделать? Мне бы это даже в голову не пришло. И потом, кто бы меня послушал?
  
  – Ты хорошо знаешь машину Бродхерста?
  
  Джереми на некоторое время задумался.
  
  – Ну, вообще-то я впервые увидел ее как раз тогда, когда забрался в нее во время той вечеринки. Тогда, как вы уже знаете, я был пьяный в хлам. А второй раз – вчера. Она стояла перед домом Мэдэлайн.
  
  Накануне я сам был у Мэдэлайн Плимптон и точно знал, что Джереми и близко не подходил к «Порше» Галена Бродхерста и не мог, заглянув внутрь, увидеть между передними сиденьями рычаг переключения передач.
  
  – Послушайте, мистер Уивер, – снова заговорил Джереми. – И моя мать, и Боб, и мистер Финч, и Мэдэлайн, и даже мистер Бродхерст – все они в один голос твердили, что нашли единственный возможный способ спасти меня от тюрьмы, и решили его использовать. Вы знаете, в чем он заключался. В том, чтобы выставить меня как Большого Ребенка, который просто не понимает, что творит. Мне этот способ был отвратителен. Но, так или иначе, сейчас я не в тюремной камере.
  
  – Что правда, то правда, – согласился я. – Но скажи, пожалуйста, Джереми, могло ли случиться так, что ты просто сам не хотел, чтобы эта история с ручной коробкой всплыла на суде?
  
  – В смысле?
  
  – Ну, может, этот вопрос поднимался при обсуждении стратегии защиты, но ты сам выступил против использования такого аргумента.
  
  По лицу Джереми я понял, что он изумлен до глубины души – как если бы я вдруг совершенно серьезно заявил, что ясное небо обычно имеет ярко-зеленый цвет. У меня даже мелькнула мысль, не выглядит ли чрезмерным его удивление, то есть не переигрывает ли он, пытаясь водить меня за нос.
  
  – Нет, это какая-то чушь, – пробормотал он.
  
  – Вот что, расскажи-ка мне про Чарлин.
  
  – Что именно?
  
  – Не зашли ли ваши с ней шалости в тот вечер дальше обычного? Была ли она твоей девушкой? Не крутил ли ты одновременно с ней и с Шейн?
  
  – Не понимаю, к чему вы клоните.
  
  – Помоги мне разобраться, Джереми. Что-то не так с этой вечеринкой. Я еще раз хочу задать тебе вопрос: не пытался ли ты в последнее время снять вину с кого-то другого – добровольно?
  
  – Что?
  
  – Ну, например, я заметил, что Чарлин вполне сносно умеет обращаться с ручной коробкой передач. И она же вчера заявила, что Шейн выбежала на дорогу прямо перед автомобилем и что ее сбил бы любой водитель, независимо от того, был он пьян или нет. С чего бы ей такое говорить?
  
  – Просто она так считает, – ответил Джереми и раздраженно тряхнул головой. – Нет, все это какая-то чушь.
  
  У меня был еще один вопрос, но мы уже почти поравнялись с молодым мужчиной, стоявшем на песке с закрытыми глазами. Должно быть, он услышал наше приближение, поскольку открыл глаза и повернулся к нам лицом.
  
  – Поговорим об этом позже, – буркнул я, обращаясь к Джереми.
  
  – Вряд ли, – прошептал он в ответ.
  
  На лице мужчины появилась широкая улыбка.
  
  – Эй, привет, – сказал он.
  
  – Отличное место для медитации, – заявил я.
  
  Мужчина кивнул:
  
  – Да, наверное. Здесь такая благодать.
  
  – Ага. – Я считал себя мастером короткого разговора, поскольку умел легко войти в него и так же легко из него выйти. Джереми же был явно удивлен тем, что я обмениваюсь репликами с незнакомцем.
  
  – Я раньше не видел вас на пляже, – заметил мужчина.
  
  – Мы только что приехали, – пояснил я.
  
  – Что ж, рад с вами познакомиться. Как вас зовут?
  
  С этими словами мужчина протянул мне руку. Я пожал ее и ответил:
  
  – Кэл.
  
  Незнакомец протянул руку Джереми. Я ощутил мгновенный приступ паники.
  
  Не называй свое имя. Не называй ему свое имя, принялся телепатировать я молодому человеку.
  
  Джереми пожал протянутую ему ладонь.
  
  – А вас как зовут? – поинтересовался мужчина.
  
  Я попытался заглянуть Джереми в глаза, чтобы мимикой дать ему понять, что представляться не следует, но он, похоже, этого не заметил.
  
  – Алан.
  
  Я мысленно вздохнул с облегчением. Даже в довольно подавленном состоянии у Джереми, как оказалось, хватило здравого смысла назваться чужим именем.
  
  – Что ж, – подытожил мужчина, – рад познакомиться с вами обоими. Может, еще увидимся. Кстати, меня зовут Кори.
  Глава 41
  
  Аластер Кальдер проводил Дакуорта на второй этаж дома и открыл перед ним первую дверь с правой стороны коридора.
  
  – Это комната Кори, – сказал он.
  
  Дакуорт привык к тому, что помещения, где живут молодые люди, обычно выглядят так, словно в них недавно взорвалась бомба. Но в комнате Кори царили чистота и порядок. Кровать оказалась аккуратно заправленной, стол не был загроможден бумагами и предметами. На стенных полках аккуратными рядами были расставлены компакт-диски, ди-ви-ди и книги, причем в их расположении чувствовалась система. Диски, например, стояли в алфавитном порядке, книги были сгруппированы по тематике. Скажем, научно-фантастическая литература была собрана в одном месте, учебники – в другом, комиксы – в третьем.
  
  – Ваш сын весьма аккуратен, – заметил Дакуорт.
  
  – Что правда, то правда, – отозвался Аластер Кальдер.
  
  Кровать, стоящая в комнате, была примерно на фут ниже обычной. Дакуорт терпеть не мог кровати, у которых матрац лежал не на пружинном блоке, а прямо на основе, а ножки были такими низкими, что их можно было и вовсе не заметить.
  
  Детектив осмотрел стол. На нем стоял стационарный компьютер с огромным монитором толщиной не больше пальца и беспроводными клавиатурой и мышью. Дакуорт двинул мышкой, и дисплей, ожив, засветился, но компьютер оказался защищенным паролем.
  
  – Вам известен пароль вашего сына?
  
  – Нет, – ответил Аластер и для убедительности покачал головой.
  
  – А угадать его вы могли бы?
  
  – Нет.
  
  Дакуорт кивнул. В комнате не было ничего такого, что бросалось бы в глаза. Он еще раз внимательно оглядел книжные полки. Ди-ви-ди-диски в основном содержали произведения из области научной фантастики или фэнтези. Скользя взглядом по корешкам книг, Барри искал специфические заголовки – например, «Как научиться делать татуировки» или «101 похищение». Однако ничего подобного он не обнаружил. Зато неожиданно для себя наткнулся на книгу под названием «Седативные препараты: справочник пациента».
  
  Сняв томик с полки, он показал его Аластеру и спросил:
  
  – Вам это о чем-нибудь говорит?
  
  – Не знаю, что и думать, – последовал ответ.
  
  На той же полке нашлась пара книг, которые Кори, видимо, сохранил со времени учебы в средней школе или колледже – большинство из них было так или иначе связано с химией. Дакуорт решил, что все это вполне могло свидетельствовать о том, что Кори готовился пару дней продержать кого-то в бессознательном состоянии.
  
  В конце концов, даже если в книгах имелось недостаточно соответствующей информации, ее можно было найти в Интернете. Можно было воспользоваться поисковой системой вроде Гугл. Именно поэтому Дакуорт очень пожалел, что не мог немедленно заглянуть в компьютер Кори.
  
  Подойдя к платяному шкафу, детектив открыл дверцы.
  
  – Оп-па, – невольно вырвалось у него.
  
  Вместо вешалок и одежды все внутреннее пространство шкафа занимали полки. Но на них лежали отнюдь не носки и нижнее белье. Весь шкаф оказался забит коробками самых разных размеров – от совсем маленьких до больших, габаритами примерно с атташе-кейс. Одни из них были пусты, другие, наоборот, полны. Наклейки на коробках говорили о том, что в них содержится в основном электронное оборудование.
  
  – Он сохраняет упаковки от всего на свете, – прокомментировал Аластер, стоявший за спиной Дакуорта. – И все инструкции по использованию.
  
  Детектив между тем скользил глазами по наклейкам. Модемы, зарядные устройства, кабели. Впрочем, были в шкафу и более интересные вещи. Например, устройства, предназначенные для видеонаблюдения, подслушивающая аппаратура, микрофоны.
  
  – Зачем Кори все это? – поинтересовался он.
  
  – Я не знаю, – отозвался Аластер, и лицо его помрачнело.
  
  Закрыв двери шкафа, Дакуорт опустился на колени и поднял свисающее до пола покрывало, собираясь заглянуть под кровать. От этого у него, однако, слегка закружилась голова, и он, давая себе небольшую передышку, оперся локтями на постель.
  
  – Скажите, а откуда у него деньги? – спросил он.
  
  – О каких деньгах вы говорите?
  
  Дакуорт кивнул в сторону шкафа:
  
  – На все эти электронные штучки.
  
  – Ему даю их я, – тихо ответил Аластер, явно смутившись. – Я выплачиваю ему нечто вроде содержания. Иногда бывает проще дать Кори возможность получить то, что ему нужно.
  
  – Понимаю, – кивнул Дакуорт.
  
  Головокружение прошло, и он наклонился вниз и вперед, заглядывая под кровать. Там не было почти ничего – даже пыль, похоже, аккуратно вытерли. Но кое-что детектив все же обнаружил – рядом со стеной у изголовья кровати. Небольшой предмет, который он увидел, отражал скудный свет, просачивающийся под приподнятое покрывало.
  
  Дакуорт распластался на полу и вытянул руку. Достать предмет ему не удалось, но зато он лучше рассмотрел его. Это была стеклянная банка со стенками высотой шесть или семь дюймов и металлической крышкой. Никаких наклеек на ней не было. В такие банки вполне могли разливать свою продукцию изготовители соуса для спагетти.
  
  – У вас есть что-нибудь длинное – линейка, например? – спросил Дакуорт у Аластера.
  
  – А зачем вам?
  
  – Под кроватью есть что-то, до чего я не могу дотянуться.
  
  – И на что это похоже?
  
  – На банку.
  
  Дакуорт услышал, как Аластер открывает и закрывает выдвижные ящики стола. Через некоторое время он протянул Барри ножницы.
  
  – Ничего лучше не нашлось, – пояснил он.
  
  Дакуорт, держа ножницы за заостренные концы, снова сунул руку под кровать. На этот раз ему удалось коснуться банки. Он осторожно подвинул ее к себе и заметил, что в ней что-то есть – какая-то жидкость, но не только. Осторожно, стараясь не перевернуть банку, Барри с помощью ножниц придвинул ее еще ближе к себе и наконец смог ухватить рукой.
  
  Передав ножницы Аластеру, Дакуорт извлек банку из-под кровати и, поднявшись на колени, поставил ее на покрывало.
  
  – Господи боже, а это что такое? – изумленно спросил Аластер.
  
  Дакуорт посмотрел на банку. Она была плотно закрыта. Внутри плескалась какая-то желтоватая жидкость. На дне колыхалось нечто сморщенное, похожее на два куриных желудка. Но Дакуорт сразу понял, что это совсем другое.
  
  – Как по-вашему, на что это похоже? – обратился он к Аластеру.
  
  – С ходу трудно сказать… Господи, это похоже на яички!
  
  – Вот и мне так кажется, – сказал Дакуорт. – И я догадываюсь, кому они могли принадлежать.
  
  Похоже, собака проглотила не все из того, что отгрызла.
  Глава 42
  
  Кори Кальдер чувствовал прилив энергии. Это было приятное ощущение – после стольких ошибок.
  
  Он встретил Джереми Пилфорда. Лично, лицом к лицу. Это была удача. Пожал ему руку, посмотрел в глаза. Ну, или почти в глаза. Джереми в тот момент выглядел озабоченным – такое впечатление, что тип, шедший с ним, сказал ему что-то неприятное. Впрочем, все это не важно.
  
  Все вышло совсем не так, как с Крэйгом Пирсом, а тем более с Брайаном Гаффни. О последнем Кори вспоминать не хотелось – он был недоволен собой.
  
  Внешне Гаффни-младший казался очень похожим на Джереми Пилфорда. Он даже одет был примерно так же. Кори и Долли видели, как Джереми зашел в бар «У Рыцаря», и терпеливо дожидались момента, когда он выйдет оттуда. Когда это случилось, или, точнее, когда из бара на улицу вышел некто очень похожий на Джереми Пилфорда, Долли окликнула его и сказала: «Послушайте, вы не могли бы помочь мне выбраться отсюда? Похоже, я заблудилась».
  
  Парень шагнул в переулок. Кори, появившись у него за спиной, набросил ему на лицо тряпку, пропитанную хлороформом. И они с Долли втащили его в фургон, который заранее припарковали в конце переулка.
  
  Плохо только, что они похитили не того парня. Мало того – кто-то из прохожих узнал Долли и, подойдя, перебросился с ней несколькими фразами.
  
  Впрочем, с этим уже ничего нельзя было поделать. Кори знал, что иногда, даже когда совершаешь нечто правильное и нужное, страдают невиновные.
  
  По крайней мере, хорошо уже то, что сам Гаффни их не видел – даже Долли, которая окликнула его из переулка. Было темно, так что и Кори, и сама Долли – оба не сомневались, что Брайан не сумеет описать их внешность полицейским. Все то время, которое они продержали молодого Гаффни в сарае рядом с домом Долли, на глазах у Гаффни была повязка – просто на всякий случай. Благодаря этому они смогли отпустить его. Через двое суток после похищения они вышвырнули его из фургона в том самом месте, где захватили, и, резко прибавив газу, уехали.
  
  Но, конечно, в данном случае они здорово опростоволосились. Да еще, помимо всего прочего, Долли пришлось украсть у хозяина тату-салона, в котором она работала, кое-какое оборудование.
  
  А в это самое время Джереми Пилфорд как ни в чем не бывало разгуливал повсюду и наслаждался жизнью, даже не подозревая, что его чуть не заставили заплатить за то, что он натворил.
  
  Теперь исправить ошибку стало для Кори делом чести.
  
  Зато с Крэйгом Пирсом они расквитались, как надо. Собака порвала его так, что мало не показалось бы никому. Долли во время экзекуции вывернуло наизнанку. Кори же после того, как им удалось сделать все так, как они задумали, испытал настоящую эйфорию. В какой-то момент ему показалось, что они перестарались и что Пирс мертв. Кори не хотел этого – он считал, по крайней мере в то время, что плохие люди должны выживать после наказания.
  
  Поэтому он отозвал собаку и пошел посмотреть, жив ли Крэйг Пирс. Тот еще дышал, однако пес превратил его тело в подобие разделанной мясной туши. На земле рядом с изуродованным Пирсом Кори нашел нечто, что, видимо, выпало из пасти собаки, и решил сохранить этот предмет. Раньше он просто делал фотографии на память, но на этот раз ему достался настоящий сувенир. (Кори искренне гордился тем, что его никогда нельзя было назвать сколько-нибудь брезгливым.)
  
  Наградой ему стало внимание, вызванное случившимся с Пирсом. Кори выложил фотографии с места событий на сайт «Защитников Справедливости», тщательно уничтожив все следы, которые могли бы привести к нему и его компьютеру, где было много информации о деятельности Пирса. Он тщательно продумал сопровождающий фотографии текст, сообщавший о том, что мерзкого извращенца настигло вазмездие.
  
  Сайт «Защитников Справедливости» с удовольствием разместил все эти материалы, растиражировали их с соответствующей ссылкой и другие подобные порталы.
  
  Это вызывало у Кори Кальдера еще большее ликование. Он несколько дней практически непрерывно просидел в Интернете, следя за реакцией на публикацию. Сайт «Защитников Справедливости» фиксировал количество посетителей. Их были тысячи, не считая тех, кто просмотрел ту же публикацию на других ресурсах.
  
  Мало того, материалы, выложенные Кори, вызвали множество комментариев. Их количество росло ежеминутно. Одни считали, что то, что сделали с Крэйгом Пирсом, просто омерзительно и заслуживает уголовного наказания. Другие заявляли, что этот поступок заслуживает Нобелевской премии, и расхваливали на все лады того, кто его совершил, называя неизвестного мстителя героем. По их мнению, он лишь сделал то, что не смогла сделать правоохранительная система, не справляющаяся со своими функциями. Один из пользователей даже сравнил его с Бэтмэном, хотя случаев, когда тот травил преступников собаками, отгрызающими гениталии, вроде бы не было.
  
  Зайдя на сайт, Кори даже сам оставил там комментарий, в котором говорилось, что тот, кто посчитался с Крэйгом Пирсом, – просто молодчина.
  
  Когда Кори Кальдер находился дома, в своей комнате, он все же должен был соблюдать некоторую осторожность, чтобы о его увлечении случайно не узнал отец. У Долли же он давал полную волю своему радостному возбуждению и, сидя за компьютером, то и дело испускал вопли восторга. «Ты только посмотри! – вопил он, зовя свою подружку, чтобы та, взглянув на экран, прочла новые комментарии. – Посмотри, что они пишут!»
  
  Долли, однако, не разделяла его восхищения по поводу происходящего, и это несколько беспокоило Кори. Но, в конце концов, именно он был организатором расправы над Пирсом. Так что разная степень их с Долли энтузиазма в принципе не слишком его удивляла.
  
  Хотя его имя оставалось неизвестным, Кори тем не менее купался в лучах славы. Его так и подмывало сообщить миру о том, что безнаказанности всяких мерзавцев пришел конец, потому что теперь он отвечает за торжество справедливости.
  
  Очень быстро все это переросло в самую настоящую зависимость. Когда поток комментариев по поводу Крэйга Пирса начал иссякать, Кори забеспокоился. Ему отчаянно хотелось поддержать интерес к себе и к теме, он жаждал продолжения дискуссии, новых комментариев – не важно каких, хвалебных или осуждающих. Ему нужно было, чтобы мир говорил о нем.
  
  Поэтому он принялся обдумывать следующую акцию.
  
  Как же ему хотелось утереть нос брату и сестре!
  
  Отец так любил их, так гордился ими.
  
  Кэтлин находилась в Европе – она помогала тем, кто, бросив жилье и все имущество, бежал морем из Сирии на утлых лодчонках, половина из которых по пути тонула. На Кори произвел большое впечатление телерепортаж, в котором показали маленького мальчика, утонувшего во время одного из таких путешествий и выброшенного волной на берег. Однажды вечером Кори и его отец смотрели новости на канале Си-эн-эн. В одном из сюжетов рассказывалось о том, как лодка с сирийскими беженцами перевернулась и затонула в каких-нибудь сотнях футов от берега. Те, кому удалось спастись, плача и крича выходили из воды, держа на руках детей и жалкие пожитки. На берегу их ждали врачи и добровольцы какой-то благотворительной организации. Внезапно Аластер указал пальцем на экран и крикнул: «Это Кэтлин! Посмотри, там Кэтлин! Твоя сестра!»
  
  Да, на берегу в самом деле была Кэтлин. Подбежав к мокрому, измученному мужчине с маленькой девочкой-инвалидом на руках, она взяла у него из рук малышку и принялась делать ей искусственное дыхание, чтобы вернуть к жизни.
  
  Отец говорил об этом случае несколько дней.
  
  Брат Кори, Майлс, не попадал в объективы телекамер Си-эн-эн, но тоже делал большое дело – о да, очень большое. Он был ученым и объездил полмира, пытаясь найти способ превращать морскую воду в питьевую. В общем, тоже спасал мир. Его называли гением. О нем писали в «Сайнтифик Американ» и пару раз даже в «Нью-Йорк таймс». Кори, однако, хорошо помнил, как однажды его гениальный брат умудрился захлопнуть ключи в своем «Инфинити» с работающим на холостом ходу двигателем. Исполин мысли, нечего сказать!
  
  Кори считал, что для того, чтобы оставить свой след в мире, вовсе не обязательно иметь диплом медика или быть доктором наук. К славе могли вести и другие пути.
  
  В любом случае, Кори Кальдер полагал, что занимается благородным делом – хотя бы уже потому, что совершает его анонимно. Да, Кори не показывали на Си-эн-эн, и о нем не печатали в «Нью-Йорк таймс». Но он предпринимал практические действия, направленные на то, чтобы изменить мир к лучшему. Разве можно было придумать нечто более гениальное и, что немаловажно, приносящее практическую пользу?
  
  Иногда Кори думал о том, что, возможно, ему стоит рассказать обо всем отцу. «Ты думаешь, Майлс и Кэтлин умники? Да они со мной рядом не стояли. Я, между прочим, рискую! Меня могут посадить в тюрьму. Кэтлин и Майлсу подобное не грозит».
  
  Кори много раз хотелось бросить отцу в лицо эти слова. Не только чтобы отец понял: он, Кори, вовсе не бесполезный член общества, но и чтобы насладиться выражением его лица.
  
  Кори все чаще казалось, что нечто подобное рано или поздно произойдет. А еще у него иногда стало возникать ощущение, что когда-нибудь отец увидит его в полицейском участке в компании адвоката.
  
  Кори не мог не признать, что у него в последнее время все получалось не так гладко, как хотелось бы. И дело было вовсе не в том, что ему перестала улыбаться удача.
  
  В конце концов, потеряв след Джереми Пилфорда, он снова его нашел. Кори своими глазами видел, как накануне вечером Джереми вышел из дома Мэдэлайн Плимптон в Промис-Фоллз и уселся в старую «Хонду» в компании какого-то мужика.
  
  В Промис-Фоллз Кори сумел проследить за «Хондой» до какой-то квартирки, расположенной над книжным магазином. Но затем мужик, сопровождавший Джереми, видимо, заметил фургон Кори. Этот тип выскочил на улицу и бросился прямо к машине.
  
  – О черт, вон он, – пробормотала Долли, сидящая рядом. – Он бежит сюда!
  
  И Кори, недолго думая, нажал на акселератор.
  
  К тому времени, когда он вернулся обратно, «Хонда» исчезла.
  
  Черт.
  
  Они ускользнули.
  
  Однако, зайдя ночью на сайт «Защитников Справедливости» и некоторые другие порталы аналогичной направленности, он обнаружил сообщения о том, что Джереми Пилфорда видели в Кингстоне, штат Нью-Йорк. Какая-то пара наткнулась на него в отеле некой гостиницы.
  
  Быстро сделав кое-какие неотложные дела, Кори сел в машину и отправился в Кингстон.
  
  Он осмотрел стоянку отеля, в котором видели молодого Пилфорда, но уже знакомой ему «Хонды» не обнаружил. Из этого он сделал вывод, что Пилфорд и его спутник поняли, что на них обратили внимание, и отправились в другое место. Кори объездил едва ли не все гостиницы в Кингстоне и окрестностях, и в конце концов в пять утра ему повезло.
  
  Когда он снова обнаружил беглецов, пришло время решать, что делать дальше. Кори заключил, что будет лучше всего, если он последует за ними и подождет удобного момента. Однако для чего нужен этот удобный момент, Кори пока не знал – плана у него не было. Неотложные дела, которыми пришлось заниматься в ночь перед отъездом, порядком выбили его из колеи, так что соображал он не важно. Тем не менее, припарковавшись на стоянке отеля, где остановились Джереми Пилфорд и его компаньон, Кори занялся выработкой стратегии. И как раз в это время случилось нечто непредвиденное.
  
  Пара молодых идиотов, пытавшихся из машины сфотографировать Пилфорда, прямо перед гостиницей врезалась сзади в какой-то красный автомобиль.
  
  Кори понял, что на месте аварии вот-вот появятся полицейские, и решил отъехать от гостиницы. Остановившись неподалеку от отеля, он вскоре увидел, как мимо проехала «скорая помощь», в хвост которой пристроилась «Хонда». Ее припарковали в квартале от больницы, и тут Кори по-настоящему повезло.
  
  «Хонду» оставили на улице незапертой.
  
  На этот раз он был хорошо подготовлен. Чтобы сделать дело, ему потребовалось всего тридцать секунд. Открыв водительскую дверь «Хонды», Кори опустился на тротуар, сунул руку под переднее сиденье и прикрепил к нему снизу крохотные микрофон и передатчик. Затем встал, захлопнул дверь «Хонды», сел в свой фургон и уехал.
  
  Теперь ему оставалось только внимательно слушать.
  
  Сидя за рулем своей машины, Кори надел маленькие наушники, через которые оставленное в «Хонде» устройство транслировало звук.
  
  В каком удивительном мире мы живем!
  
  Кори слышал, как молодой Пилфорд и сопровождавший его мужчина – Джереми назвал его «мистер Уивер» – довольно оживленно общались. Из их разговора Кори понял главное – куда именно они направляются.
  
  На Кейп-Код.
  
  Найти там кого-либо было непростым делом, но Кори своими ушами слышал, как Уивер назвал адрес – Норт-Шор-бульвар в Ист-Сэндвич.
  
  Бинго.
  
  Залив полный бак бензина, Кори выехал в Массачусетс раньше Пилфорда. Это дало ему возможность, прибыв на место, без спешки обратиться в агентство по аренде жилья и обзавестись крышей над головой. Это оказался домик из самых дешевых в четверти мили от того места, где поселились Пилфорд и Уивер. Моря из домика видно не было – он находился по другую сторону дороги от пляжа. Но это Кори вполне устраивало. Он приехал на Кейп-Код не для того, чтобы любоваться видами.
  
  Домик, несмотря на дешевизну и скромность, оказался довольно уютным. Одна комната с ванной, старый рычащий холодильник с толстыми стенками, похожий на сейф, в кухонной зоне – большая фарфоровая раковина без привычной тумбочки под ней. Зато на стене – широкая деревянная полка с чайником, чашками и сковородками. В углу – старая дровяная печка, она же плита, с дымовой трубой, выведенной на крышу. Сотрудники сдававшего домик агентства оставили рядом с печью небольшую охапку поленьев и растопку, а также кованую железную подставку с металлическими совком, щипцами, кочергой и маленькой метелкой.
  
  Оригинально.
  
  Кори, однако, показалось, что на улице не настолько холодно, чтобы возиться с разведением огня. В крайнем случае, решил он, можно будет включить маленький электрический обогреватель, также обнаруженный в домике.
  
  Прежде чем отправиться на пляж, Кори аккуратно припарковал позади домика свою машину. Из-за стены осталась торчать лишь ее задняя часть. Обратить на нее внимание мог только тот, кто специально занимался бы поисками черного фургона.
  
  Бродить по песку, дыша свежим воздухом и чувствуя, как набегающие холодные волны обхватывают его за лодыжки, Кори понравилось.
  
  К тому же на пляже можно было встретить интересных людей.
  
  Вернувшись в домик, Кори принялся размышлять над тем, как именно проделает то, что задумал. Раньше он придерживался той точки зрения, что объекты, получив заслуженное наказание, должны оставаться в живых. Однако его позиция в этом вопросе постепенно менялась.
  
  Усевшись за небольшой столик в кухонной зоне домика, он достал свой мобильник. Кори уже много часов назад отсоединил от него аккумулятор, опасаясь, что Пилфорд и его спутник могут попытаться отследить его местонахождение. Теперь он подумал, что эта предосторожность была отнюдь не лишней.
  
  Но все же на несколько секунд телефон следовало включить. Сделав это, Кори увидел, что ему пришло голосовое сообщение.
  
  Приложив телефон к уху, он прослушал его.
  
  «Кори, это отец. Немедленно позвони домой».
  
  – Не думаю, что я стану это делать, – громко произнес Кори вслух и, удалив сообщение, снова отсоединил от телефона аккумулятор.
  
  – Что делать, что делать, что делать, – пробормотал он. – Насколько я понимаю, у тебя на этот счет никаких идей нет?
  
  Кэрол Бикман, лежащая без сознания на одной из двух находившихся в комнате односпальных кроватей и крепко привязанная к ней, в самом деле не могла предложить Кори ничего конструктивного.
  Глава 43
  Кэл
  
  Мы с Джереми снова расположились на балконе. Вскоре нам предстояло заняться приготовлением обеда, но до этого еще имелась возможность немного отдохнуть. Единственной проблемой было то, что Джереми, похоже, сильно взволновало происшествие на пляже. Впрочем, возможно, его беспокоило что-то еще.
  
  – Молодец, быстро соображаешь, – похвалил его я, обозревая гладь залива. – Хорошо, что ты назвался Аланом.
  
  – Ну, я же все-таки не идиот.
  
  Я поощрительно улыбнулся, но ответной улыбки не последовало.
  
  – Я тут подумал над тем, что вы говорили, – сказал молодой человек. – Ну, про то, как я мог вести ту машину.
  
  – И что ты надумал?
  
  – Может, я сумел завести ее и поехать как раз потому, что был пьяным?
  
  – Что-то я тебя не понимаю.
  
  – Но ведь говорят, что трезвый человек при падении может сломать руку или ногу, а пьяный – нет, потому что у него мышцы расслаблены, и он падает мягко, словно резиновый.
  
  – Это похоже на результаты научного исследования, оплаченного любителями выпивки, – заметил я. – А впрочем, продолжай.
  
  – Ну, так вот. Может, я знал, как нужно управлять машиной с ручной коробкой передач. Но, когда я попытался это проделать на вашей «Хонде», у меня ничего не получилось, потому что я был слишком напряжен. А тогда, на «Порше», будучи пьяным, я ни о чем таком не думал – и у меня все получилось.
  
  – Неплохая теория, – прокомментировал я.
  
  – Нет, правда, что вы думаете по этому поводу?
  
  – Я уже не знаю, что думать.
  
  – Ну а если так, зачем вы вообще заговорили про это?
  
  – Просто я пытался как-то осмыслить все и просчитать, – ответил я и вздохнул.
  
  – В этом что, состоит работа телохранителей? В том, чтобы морочить людям голову?
  
  – Я вовсе не телохранитель, Джереми. Я детектив.
  
  – А я не видел, чтобы вы что-то расследовали. Вы просто ходите за мной повсюду и возите по всей стране. Впечатление такое, что у вас отпуск и вы взяли меня с собой.
  
  – Что ж, спасибо за такую оценку, – отозвался я. – Надеюсь, ты сможешь подготовить для меня толковый обзор предложений на сайте Трипэдвайзер. Мне хотелось бы подобрать хороший пятизвездочный отель.
  
  – Я просто хочу сказать, что вы без конца забиваете мне голову всякими вопросами, но при этом никаких ответов у вас нет.
  
  – Может, у тебя они есть?
  
  – Нет у меня ничего, ясно?
  
  И Джереми замотал головой. Этот жест явно выражал отвращение и разочарование. Примерно те же чувства испытывал и я. Внезапно зазвонил мой сотовый телефон, лежавший на столике рядом. Схватив его, я посмотрел на светящийся экран и сказал:
  
  – Я поговорю в доме.
  
  Встав со стула, я сдвинул в сторону стеклянную дверь и, войдя в гостиную, сел на диван и поднес телефон к уху.
  
  – Слушаю, Уивер.
  
  – Это Боб.
  
  Я без труда узнал голос Боба Батлера.
  
  – Привет, Боб.
  
  – Рад, что мне удалось до вас дозвониться. Насколько я понимаю, вы находитесь в дороге, направляясь в некое известное вам место.
  
  – Верно.
  
  Если Боб не знал, где я нахожусь, значит, Мэдэлайн не сообщила ему конечную цель нашего с Джереми путешествия. А уж Глории, матери Джереми, она на этот счет точно ничего не сказала.
  
  – Как Джереми? – поинтересовался Боб.
  
  – В порядке. А как дела у вас? Как Глория?
  
  – Глория? Ну, она в своем репертуаре. Но в общем с ней все хорошо.
  
  – Вы все еще у Мэдэлайн?
  
  – Да.
  
  – Что я могу для вас сделать, Боб?
  
  – Видите ли, я получил очень странный звонок от Гранта Финча, – отозвался мой собеседник после секундной заминки.
  
  – Так, слушаю.
  
  – Понимаете, он сказал, что вы в телефонном разговоре с ним высказали предположение, будто в ту ночь за рулем «Порше» сидел не Джереми.
  
  – Верно, – спокойно подтвердил я.
  
  – Расскажите мне, что натолкнуло вас на эту версию?
  
  Я вкратце изложил Бобу свои соображения по поводу умения Джереми водить машину с механической коробкой передач, сообщив о его неудачной попытке освоить управление моей «Хондой».
  
  – Господи, – пробормотал Боб. – Просто не знаю, что и думать.
  
  – Грант отмел все мои соображения, причем весьма решительно. Тем не менее он счел их достаточно важными, чтобы позвонить вам и сообщить о них.
  
  – Ну да. Он и сейчас настроен весьма скептически, но считает, это хорошо, что мы знаем о ваших сомнениях. Видите ли, дело в том, что… – Боб замолчал.
  
  – Ну, продолжайте.
  
  – В отличие от Гранта, я не склонен полностью исключать вашу версию событий.
  
  – Понятно.
  
  – И какие выводы из нее, по-вашему, следуют?
  
  – Я считаю, что эта версия, по крайней мере, должна была прозвучать во время процесса. Она могла заронить вполне обоснованные сомнения.
  
  – Обоснованные сомнения в чем?
  
  Теперь заколебался уже я.
  
  – Обоснованные сомнения в том, что Джереми находился в машине – это как минимум.
  
  – Я так и подумал, – сказал Боб. – Да, это логично. Но мы все были на месте происшествия и видели, как он выбирался из машины.
  
  – Но при этом никто не видел, как он в нее садился.
  
  – Боже, Уивер, что вы такое несете? Вы считаете, что кто-то мог запихнуть его в салон? Что кто-то другой взял машину, сбил ту девушку, а потом усадил Джереми за руль?
  
  – Это всего лишь теория, – негромко произнес я в трубку.
  
  – А какой-нибудь другой теории у вас нет?
  
  – Есть.
  
  – И какая?
  
  – Что вам известно о Чарлин Уилсон?
  
  – О подружке Джереми?
  
  – Да, о ней. За последние двое суток она дважды умудрилась встретиться с Джереми. Полагаю, она и раньше общалась с ним довольно тесно.
  
  – Ну да, верно. Они вроде бы близкие друзья.
  
  – Насколько близкие?
  
  – Вы сейчас о чем?
  
  – Джереми ее любит?
  
  – Любит? – переспросил Боб. – Послушайте, кто может знать, что творится в голове у молодого парня? Я знаю только, что она ему нравится. Они давно знакомы.
  
  – Как вы полагаете, она достаточно сильно нравится Джереми, чтобы он решился взять ее вину на себя?
  
  – Боже, Уивер, к чему вы клоните?
  
  – Послушайте, вот моя теория на данный момент. Возможно, Чарлин и не сидела за рулем «Порше», но в том, что машиной управлял не Джереми, я уверен практически на сто процентов.
  
  – Постойте, Уивер… у меня от ваших слов просто голова идет кругом.
  
  – Вы присутствовали на той вечеринке. Вы видели Чарлин? Она тоже была пьяна, как и Джереми?
  
  – Я не… Слушайте, я просто не помню. Я помню только, что Алисия – это мать Чарлин – была среди гостей, и ее муж тоже.
  
  – Штука в том, что если Гален оказался настолько глуп, что оставил ключи в машине даже после того, как Джереми попытался ее завести, то за рулем «Порше» мог оказаться кто угодно. И этот человек, вероятно, знает, каким образом за рулем в конечном итоге очутился Джереми.
  
  – Честно говоря, не представляю, как относиться к вашим соображениям. И не могу понять, стоит ли сообщать об этом Глории. Мне кажется, это приведет ее в полное смятение. Как думаете, все это дает нам основания для апелляции? Мы можем добиться возобновления процесса?
  
  – А Финча вы об этом спрашивали?
  
  – Ну, в каком-то смысле да. Но он сказал, что раз уж мы признали вину Джереми и избрали определенную линию защиты, то невозможно предсказать, к чему приведет пересмотр дела. Так что, по его словам, нам лучше к этому процессу не возвращаться.
  
  – Ну что ж, он юрист. Он знает все эти тонкости лучше меня. – Я помедлил немного и, решившись, продолжил: – Но только я не уверен, что Финч реально действует в интересах Джереми. Возможно, вам следует нанять для молодого человека другого адвоката.
  
  В ответ в трубке воцарилось молчание.
  
  – Боб?
  
  – Да-да, я здесь. Боже, ну и дела. Послушайте, я хочу обсудить все это с вами более подробно, прежде чем говорить Глории. Где вы сейчас?
  
  – Как вы верно заметили, мы находимся в дороге. – Я не исключал, что наш разговор прослушивается, поэтому решил не сообщать Бобу наше местонахождение. – Но мы, вероятно, скоро вернемся. Думаю, все это подождет еще денек. К тому времени мы, возможно, уже снова будем в Промис-Фоллз.
  
  – Да, конечно, это… это было бы хорошо, – сказал Боб. – А что говорит по этому поводу сам Джереми?
  
  – Он либо очень озадачен, либо очень искусно притворяется озадаченным. Но согласитесь, Боб, что-то тут не складывается.
  
  – Да, верно. Что ж… будем держать связь.
  
  – Да, конечно.
  
  Боб повесил трубку.
  
  – Кто это был? – поинтересовался Джереми, когда я вернулся на балкон.
  
  – Боб.
  
  – И вы изложили ему свою сумасшедшую теорию?
  
  – Тут и излагать-то особо нечего. Ты ведь сам, кажется, обмолвился, что стал первым в мире человеком, который в совершенстве овладел искусством по своей воле насаживаться на рожон.
  
  – Это единственное на свете искусство, в котором есть какой-то смысл, – последовал ответ.
  Глава 44
  
  Миновав подъездную аллею, Альберт остановил машину, когда между передним бампером и дверью гаража оставался какой-то дюйм. Гараж представлял собой отдельное строение, расположенное позади дома. Оно было рассчитано на два автомобиля и имело две двери.
  
  Гаффни-старший выпрыгнул из машины, не глуша двигатель, и, взявшись за ручку гаражной двери, потянул ее вверх. Затем снова сел за руль и нажал на педаль газа. Машина резко прыгнула вперед. Гаффни не успел закрыть дверь с водительской стороны, и она сильно ударилась о стену гаража.
  
  Ударив по тормозам, Гаффни-старший остановил автомобиль и заглушил двигатель. Затем, выйдя из машины, он опустил гаражную дверь. После этого наклонился вперед и, опираясь руками о колени, какое-то время отдыхал, стараясь восстановить дыхание.
  
  Внезапно из машины раздался стон.
  
  Альберт сделал еще три вдоха и выдоха, а затем выпрямился и, обойдя машину, открыл заднюю дверь. Заднее сиденье и пол были залиты кровью. Рон Фроммер лежал на заднем сиденье лицом вниз. При этом его левая рука и левая нога свешивались вниз. Он издавал какие-то невнятные звуки, но не шевелился.
  
  – Что здесь происходит?
  
  Альберт резко обернулся. Боковая дверь в гараж была открыта. В дверном проеме стояла Констанс.
  
  – Ты подъехал к гаражу, как сумасшедший. Я все видела в окно. Что, черт возьми…
  
  – Заткнись! – резко выкрикнул Гаффни-старший. – Закрой свою поганую пасть!
  
  Слова мужа едва не сбили Констанс с ног. Она успела увидеть залитую кровью машину.
  
  – Закрой эту чертову дверь! – снова выкрикнул Альберт.
  
  – Что… что ты хочешь…
  
  Констанс широко раскрыла рот, готовясь закричать, но муж в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние и крепко зажал ее губы ладонью.
  
  – Дверь! – повторил он.
  
  Констанс закрыла гаражную дверь. Она видела, что ее муж весь в крови, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Альберт обнял ее за талию.
  
  – Послушай меня, – прошептал он Констанс на ухо. – Ты сейчас не будешь кричать. Ты вообще не издашь ни звука. Я ясно говорю?
  
  Глаза Констанс Гаффни от испуга вылезали из орбит, но она слушала супруга, который никогда в жизни не разговаривал с ней таким тоном, более чем внимательно. Было очевидно, что она просто парализована страхом.
  
  – Ты поняла, что я сказал? – осведомился Альберт. – Точно?
  
  Констанс послушно кивнула.
  
  – Уверена?
  
  Последовал еще один кивок. Гаффни-старший убрал ладонь ото рта жены и отпустил ее.
  
  – Альберт, объясни мне, что происходит, – робко попросила она. При этом ее нижняя губа задрожала. – Я ничего не понимаю.
  
  – Смотри сюда, – Альберт указал на Фроммера. – Именно этот тип избил Брайана. Именно он, этот сукин сын, этот недоносок. Говорю тебе, это он! И именно он оставил на коже нашего сына надписи. Готов побиться об заклад, что это он похитил Брайана и изрисовал ему спину.
  
  Альберт провел слегка дрожащей рукой по лицу.
  
  – Это должен быть он, – с нажимом повторил он.
  
  Констанс шагнула вперед и наклонила голову набок, стараясь получше разглядеть человека, распластанного на заднем сиденье. Однако у нее ничего не вышло, поскольку ее и автомобиль все еще разделяло порядка шести футов.
  
  – О-о-о, – простонал Фроммер.
  
  – Кто это? – спросила Констанс.
  
  – Говорю же, Фроммер, – ответил Альберт. – Рон Фроммер. Он… он на меня напал. Думаю, он собирался меня убить. В общем, у меня не было выхода.
  
  – Ради всего святого, его нужно немедленно отвезти в больницу, – дрожащим голосом произнесла Констанс. – У него такой вид, как будто он может вот-вот… Послушай, мне кажется, что он того и гляди…
  
  Альберт устремил на жену взбешенный взгляд.
  
  – Я думал, что он уже мертв. Мне показалось, я его убил. Но потом… он начал стонать.
  
  Гаффни-старший обвел взглядом гараж – сначала пол с углублением и отверстием в центре для стока жидкости, затем стены, на одной из которых висел свернутый садовый шланг. Потом он подошел к задней стене строения, около которой располагались небольшой верстак и пластиковая раковина. Верстак был снабжен выдвижными ящиками, в которых лежали разнообразные механические приспособления. Над ним на стене также были развешаны инструменты.
  
  Альберт принялся рыться в ящиках.
  
  – Наверное, мне понадобятся пластиковые мешки, – бросил он. – Причем довольно толстые и прочные.
  
  Он остановил взгляд на висевшей на стене ножовке. И, подумав немного, снял ее с гвоздя.
  
  У Констанс вытянулось лицо.
  
  – Альберт, ты меня пугаешь, – еле слышно пролепетала она.
  
  – Ты серьезно? – Альберт злобно уставился на нее. – Ну надо же. – Он посмотрел на машину. – Мне придется ее вымыть и вычистить – и внутри, и снаружи. Сделать это внутри будет непросто. Мне понадобится твой паровой очиститель.
  
  – Что?
  
  – Слушай меня, чертова корова. И слушай внимательно. Повторяю: мне потребуется твой паровой очиститель.
  
  Констанс сделала шаг назад, в сторону боковой двери гаража.
  
  – И принеси мне чистую одежду, – добавил Альберт.
  
  – Одежду?
  
  – Да, черт побери, одежду. Посмотри на меня. Мне надо снять с себя все эти тряпки и избавиться от них! Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел меня во всем этом. И обувь тоже захвати.
  
  Констанс, пораженная ужасом, продолжала стоять на месте как вкопанная.
  
  – Шевелись! – резко выкрикнул Альберт.
  
  После этого его супруга опрометью бросилась бежать из гаража в дом, второпях забыв закрыть за собой дверь. Альберт, подойдя, аккуратно притворил ее и стал смотреть на машину, собираясь с духом. Затем подошел к автомобилю, открыл багажник и достал оттуда ломик, позаимствованный у Фроммера. Взвесив ломик в руке, снова обошел машину и распахнул заднюю дверь.
  
  Голова Рона Фроммера была прямо перед ним.
  
  Подняв ломик как можно выше, Гаффни-старший обрушил его на череп распростертого на заднем сиденье мужчины.
  
  Бум.
  
  Звук получился глухой, словно от удара по дереву – скажем, по сосновому пню.
  
  Альберт снова вскинул монтировку.
  
  Бум.
  
  Рон Фроммер никак не отреагировал на удары, но издавать какие-либо звуки перестал.
  
  Попятившись, Альберт прислонился спиной к стене гаража.
  
  – Ты издевался над моим мальчиком, – обессиленно пробормотал он. – Да, ты. Я знаю, это был именно ты.
  
  С трудом восстановив дыхание, Гаффни-старший почувствовал, что его пульс, до этого зашкаливавший, начинает понемногу замедляться, приближаясь к норме. Его охватило странное спокойствие.
  
  Пожалуй, впервые в жизни Альберт Гаффни почувствовал себя сильным и уверенным.
  
  Взглянув на тело Рона Фроммера, он подумал: «Я сделал это. Я в самом деле это сделал».
  
  Дверь открылась, и в гараж вошла Констанс, держа в руках стопку одежды и пару кроссовок. Медленно повернув голову, Гаффни-старший взглянул на нее.
  
  – Альберт, – тихо произнесла Констанс. – Альберт, что с тобой? Ты улыбаешься.
  
  – Дело сделано, – ответил он.
  
  Констанс положила одежду и кроссовки на верстак.
  
  – Я на всякий случай принесла тебе и чистые трусы. Просто я не знаю… Я подумала – вдруг все это просочилось через брюки.
  
  Альберт обошел машину с другой стороны, схватил Фроммера за ноги и выволок наружу. Когда тело ударилось о цементный пол, Констанс тихонько ахнула.
  
  Ее муж еще с минуту смотрел на труп, прикидывая, как лучше всего от него избавиться.
  
  – Кажется, я что-то слышала, – неожиданно проговорила Констанс.
  
  Альберт, который по-прежнему оставался таким спокойным, словно находился в трансе или под действием транквилизаторов, посмотрел на нее.
  
  – Что? Где?
  
  Констанс поочередно подошла сначала к одной, потом к другой двери гаража. В обеих на высоте плеча были прорезаны небольшие окошки.
  
  – Там кто-то есть, – сказала она. – На улице рядом с домом стоит машина.
  
  – Кто это? Если это Моника, скажи ей, чтобы она куда-нибудь уехала – куда угодно.
  
  – Нет, это не Моника, – отозвалась Констанс. – Это полицейский. Тот самый, со смешной фамилией. Детектив Дакуорт.
  Глава 45
  
  Примерно полчаса назад Барри Дакуорт переложил содержимое банки, которое, по его мнению, представляло собой интимные части тела Крэйга Пирса, в специальный контейнер для хранения вещественных доказательств. Затем осторожно уложил контейнер в багажник. После этого он вернулся в дом.
  
  Аластер Кальдер стоял около входной двери.
  
  – Выходит, мой мальчик настоящий монстр, верно? – с видимым трудом произнес он.
  
  – Мне нужна его фотография, – отозвался Дакуорт.
  
  – Как он мог держать такое у себя под кроватью? Как он вообще мог заниматься тем, чем занимался, а я ничего об этом не знал? Но, может… может, то, что в банке – это не то, что мы подумали. Что, если это части тела какого-то животного?
  
  – Мне нужно как можно быстрее найти Кори, – сказал детектив. – Не потому, что я боюсь, как бы он не причинил вред кому-то еще. Я скорее опасаюсь, как бы беда не случилась с ним. Я полагаю, он сейчас играет в очень опасную игру.
  
  – Боже мой, все это просто не укладывается в голове.
  
  – Я вас понимаю.
  
  – Возможно… возможно, ему нужна помощь.
  
  – Не исключено, что так оно и есть. Но сейчас мне необходима фотография вашего сына.
  
  – Давайте посмотрим, что я смогу найти.
  
  Аластер отправился в комнату рядом с кухней. В ней стояли стенка с встроенными в нее большим телевизором и музыкальным центром, длинный диван с ворсистой обивкой и два шезлонга. Открыв дверцу стенки, Аластер достал большой фотоальбом.
  
  – Кое-какие из фото сына у меня здесь, – сказал он и, усевшись на диван, положил альбом на стоящий рядом низкий кофейный столик. Открыв обложку, он указал на снимок, на котором были запечатлены женщина и трое детей, сидевшие на полу рядом с рождественской елкой. – Кажется, это снято в начале девяностых. Это моя жена. А рядом с ней Кори и его брат и сестра.
  
  – Здесь Кори лет девять или десять, – предположил Дакуорт.
  
  – Да, наверное.
  
  – Мне нужны более свежие снимки, – мягко произнес детектив.
  
  – Да, конечно, я понимаю, – сказал Аластер, продолжая смотреть на фото, словно зачарованный.
  
  – Мистер Кальдер, – окликнул его Барри.
  
  Аластер повернул голову и посмотрел на Дакуорта.
  
  – Никогда не знаешь, какое будущее ждет твоих детей, – с грустью проговорил он. – Сначала они просто дети, и весь огромный мир кажется им таким соблазнительным и многообещающим. Пока они еще не выросли, у родителей есть возможность мечтать. Но потом дети становятся взрослее, и вы лучше видите, каким реальным потенциалом они обладают. В каких-то случаях он кажется безграничным. Но затем вы начинаете соотносить свои мечты с реальностью. И понимаете, что возможно далеко не все. Что ваши дети будут жить не той жизнью, которую вы для них придумали и на которую надеялись. Думаю, мне в этом смысле повезло. Все сложилось очень хорошо у двух моих детей из троих, верно? Но даже в случае с Кори я до последнего надеялся, что он если и не сделает мир лучше, то по крайней мере не добавит в него зла.
  
  – Все это – всего лишь лотерея, – заметил Дакуорт.
  
  – Мы считаем, что можем управлять всем на свете, – печально произнес Аластер. – Но, попытавшись управлять жизнями своих детей, понимаем, как мы на самом деле бессильны.
  
  – Так что насчет фоторафии? – напомнил детектив.
  
  Аластер вздохнул:
  
  – Возможно, у меня найдется подходящий снимок в телефоне. Я уже не помню, когда в последний раз проявлял или печатал фото.
  
  Дакуорт следом за хозяином прошел на кухню. Мобильник Аластера лежал на столе рядом со стационарным аппаратом.
  
  – Дайте мне несколько секунд, – попросил Аластер, взяв в руку сотовый. Затем открыл в телефоне галерею фотографий и принялся листать их. – Пожалуй, вот эта подойдет. Я сделал ее в день рождения Кори. Мы с ним отправились в мясной ресторан. Кори любит стейки. Вот он, смотрите.
  
  Аластер передал телефон Дакуорту. На фото Кори Кальдер сидел за столом и улыбался прямо в камеру. На заднем фоне можно было разглядеть официанта. Детективу, однако, показалось, что в снимке есть нечто странное. Улыбка на лице Кори была какой-то искусственной, словно он сознательно напряг мимические мышцы, чтобы изобразить веселость. Тем не менее как материал для опознания фотография вполне годилась.
  
  – Я сброшу этот снимок на мою электронную почту, – сказал Дакуорт.
  
  Аластер устало кивнул и тихо пробормотал:
  
  – А я все-таки постараюсь связаться с Кори.
  
  – Наверное, вы не выполните мою просьбу, но мне бы очень хотелось, чтобы вы не говорили сыну, что его разыскивает полиция. Лучше всего вам просто сказать ему, чтобы он возвращался домой. И, если он согласится, сообщить об этом мне. Мне бы хотелось поговорить с ним до того, как ситуация окончательно выйдет из-под контроля.
  
  – Я чувствую себя так, словно предаю его, – медленно проговорил Аластер. – Но, с другой стороны, Кори сам предал всю нашу с женой многолетнюю любовь к нему.
  
  – Еще пара вопросов на прощанье, – сказал Дакуорт.
  
  Аластер Кальдер бросил на него взгляд, по которому нетрудно было догадаться – его терпение на исходе.
  
  – Что еще вы хотите знать?
  
  – Какая у Кори машина?
  
  – У него фургон. Черная «Сиенна».
  
  – Автомобиль зарегистрирован на него или на вас?
  
  – На меня. Это… позволяет удешевить страховку.
  
  – Я могу выяснить это по своим каналам, но, может, вы сообщите мне номер машины?
  
  Аластер кивнул и продиктовал Дакуорту номер, который детектив записал в свой блокнот.
  
  – И последнее, сэр, – произнес он. – У Кори есть огнестрельное оружие?
  
  – Что? Нет. Во всяком случае, мне об этом неизвестно.
  
  – А у вас?
  
  – Я не какой-нибудь сборщик долгов и не рэкетир. Мне непонятно повальное увлечение этой страны оружием. Это какое-то безумие.
  
  Дакуорт не мог не заметить, что на его вопрос хозяин так и не ответил.
  
  – И все-таки – у вас оружие имеется?
  
  Аластер снова вздохнул:
  
  – Несколько лет назад, когда мы с женой в качестве адвокатов представляли интересы клиники, занимавшейся абортами, нам несколько раз угрожали. В полиции сочли эти угрозы блефом, но все же отнеслись к ним достаточно серьезно. Расследованием занимались женщина из местного отделения – кажется, ее звали Ронда.
  
  – Ронда Финдерман, – подсказал Дакуорт. – Теперь она начальник полиции Промис-Фоллз.
  
  – Верно. Я как-то видел ее по телевизору – и вас тоже. Это было в прошлом году, когда кто-то отравил воду и погибли люди. Слава богу, что нас с Кори в то время не было в городе.
  
  – И что же вам сказала Ронда?
  
  – Что мне следует подумать о самозащите.
  
  – И вы купили пистолет.
  
  Аластер кивнул:
  
  – Поначалу мне не хотелось этого делать. Но однажды ночью кто-то позвонил нам домой с незнакомого номера. Какой-то мужчина заявил, что когда он и его приятели меня найдут, то позаботятся о том, чтобы я умирал долго и мучительно. Знаете, это было очень страшно. Я испугался и решил последовать совету Ронды. В общем, я купил пистолет. Точнее, револьвер.
  
  – Где вы его храните?
  
  – Под замком в своей спальне. Когда нам угрожали, я держал его рядом с кроватью, на тумбочке, около ночника – чтобы на случай опасности он был под рукой. Но со временем угрозы прекратились, и я стал запирать его. Так что он в моей спальне, но меня больше не беспокоит то, что я не могу мгновенно выхватить его в любой момент.
  
  – Вы можете его показать? – попросил Дакуорт.
  
  Аластер кивнул и повел детектива вверх по лестнице, по пути прихватив из большой декоративной вазы, стоявшей у перил, связку ключей. Поднявшись на второй этаж, Аластер подошел ко второй двери с левой стороны коридора.
  
  – Надеюсь, я не нарушил никаких правил, касающихся хранения оружия, – сказал он. – Не хотелось бы проблем еще и по этому поводу.
  
  – На этот счет можете не беспокоиться, – отозвался Дакуорт.
  
  Прикроватная тумбочка имела выдвижной ящик в верхней части и дверцу с замком в нижней. Опустившись на одно колено, Аластер отпер ее одним из ключей.
  
  – Ну-с, вот, смотрите, – предложил он, и Дакуорт услышал в его голосе нотки облегчения. В руках Аластера оказался небольшой футляр из твердой пластмассы, который он положил на кровать. – Он тоже заперт.
  
  Нужный ключ оказался не в связке, а в выдвижном ящике тумбочки, под какими-то бумагами. Взяв футляр с постели, Аластер вставил ключ в скважину замка и, повернув его, откинул крышку.
  
  Внутренняя часть футляра была выстлана мягким серым поролоном. В центре имелось углубление, формой напоминающее револьвер. Но самого оружия в футляре не оказалось.
  
  – О нет, – простонал Аластер.
  Глава 46
  
  Кори Кальдер посмотрел на Кэрол Бикман, которая спала мирно, словно всем довольным младенец. Она, правда, была до отказа накачана седативными препаратами, но, в конце концов, какая разница? Результат налицо. Тем не менее у Кори возникли сомнения, что идея взять Кэрол с собой была так уж хороша. Между тем еще совсем недавно она казалась ему блестящей.
  
  Кори не стал убивать Кэрол не потому, что ей удалось чем-то тронуть его душу. И вовсе не потому, что она не заслуживала смерти – хотя это, безусловно, было так.
  
  Кори рассматривал ее как страховку. Или, если угодно, прикрытие. С учетом его планов оно должно было ему понадобиться.
  
  Планы Кори начинали рушиться, и процесс этот происходил очень быстро. Поэтому он видел в Кэрол Бикман важный козырь, который можно выгодно использовать, когда станет по-настоящему жарко.
  
  Кори понимал, что время работает против него.
  
  Но тем не менее он не терял из виду главной цели – той, которую поставил себе с самого начала. Она состояла в том, чтобы показать: он, Кори Кальдер, – не такой, как все. И пока он шел к ней вполне успешно.
  
  Он чувствовал, что Джереми Пилфорд, скорее всего, будет его последней жертвой. Кори прекрасно дебютировал, расправившись к Крэйгом Пирсом, а Пилфорд станет завершением его короткой, но яркой карьеры. Дело было не в том, что Кори не хотел, чтобы она оказалась более долгой. Просто месть Большому Ребенку наверняка обеспечила бы ему настоящую славу. Благодаря этой акции о том, кто такой Кори Кальдер, узнали бы все. И это покончило бы с анонимностью его деятельности.
  
  Знаменитыми стали бы не только проведенные им акции возмездия. Знаменитым бы стал он сам. О нем заговорил бы не только сайт «Защитников Справедливости» и другие подобные ресурсы – о Кори Кальдере взахлеб начали бы сообщать телеканалы. Он попал бы в новости на Си-эн-эн.
  
  Его имя узнал бы весь мир.
  
  Была ли всемирно известной личностью его сестра? А его брат? Нет, черт возьми. Оба они якобы посвятили свои жизни благородному делу. И чего в итоге добились? Ничего.
  
  Неудачники.
  
  Даже его родители за многие годы адвокатской работы не смогли достичь той славы, на пороге которой находился он, Кори.
  
  Но он должен иметь возможность насладиться этой славой. А для этого ему требуется остаться в живых.
  
  Вот в этом-то ему и должна была помочь Кэрол Бикман.
  
  Кори мог представить десятки сценариев, при которых она бы ему понадобилась. В какой-то момент полиция могла загнать его в угол. Во время штурма здания, в котором Кори оказался бы блокирован, копы вполне могли открыть пальбу. Именно так они и действуют – сначала стреляют, потом задают вопросы. Но полицейские не станут этого делать, если будут знать, что рядом с Кори находится заложница. В подобном случае им придется проявить осторожность.
  
  Так что Кэрол должна была, по сути, стать его щитом в случае предельного обострения ситуации. Ну, а если она ему не понадобится, Кори сможет легко избавиться от нее – так, как избавился от Долорес.
  
  Правда, это было чертовски нелегко. Кори любил Долорес. Да, любил. Она стала его первой настоящей подругой, что, в общем, не совсем обычно для мужчины, возраст которого перевалил за тридцать лет. В школе девушки почти не обращали внимания на Кори Кальдера. Зато с Долли он прекрасно поладил, и между ними возникла настоящая глубокая связь. Спрашивается, много ли нашлось бы девушек, которые согласились бы посмотреть, как собака будет рвать зубами беззащитную человеческую плоть? К тому же Долорес не просто наблюдала, но и помогала. Она, например, отвлекла внимание Пирса рядом с пиццерией, где тот работал, а это позволило Кори зайти сзади и набросить мерзавцу на лицо пропитанную хлороформом тряпку.
  
  Долорес помогла Кори не только с Пирсом, но и в случае с другим типом – вот только он оказался не тем, кем нужно. Вытащив бумажник Гаффни, Долли достала из него водительские права и, взглянув на них, произнесла: «Черт, это не он!»
  
  Эти слова Долорес до сих пор стояли у Кори в ушах.
  
  Да, случай с Брайаном Гаффни оставил неприятный осадок. Бедняга не заслуживал того, что с ним произошло. Но Кори на самом деле ошибся. Он был совершенно уверен, что расписывает татуировками спину Джереми Пилфорду. Так что у него были исключительно благие намерения. Да, он совершил ошибку. Но, убеждал себя Кори, не стоит на ней зацикливаться – нужно двигаться вперед.
  
  Возможно, именно этот случай стал поворотным пунктом для Долли. Впрочем, тревожные сигналы Кори улавливал и прежде.
  
  Как-то раз, например, Долли сказала, что они с Кори – такие же злодеи, как и те, кого они наказывают. «Может, когда-нибудь кто-то точно так же захочет отомстить и нам», – заявила она.
  
  Она была не в состоянии произнести вслух имена тех, кого они с Кори покарали – ни Пирса, ни Гаффни. Фамилию Пилфорда могла, поскольку возмездие его еще не настигло. Но Кори был уверен – как только Пилфорд получит свое, Долли точно так же вычеркнет из своей памяти и его имя, и фамилию. Наверное, в этом выражалось ее подсознательное нежелание признавать, что она имела прямое отношение к случившемуся с их жертвами.
  
  В другой раз Долорес вдруг завела разговор о том, что будет, если их поймает полиция. Кори напряг память, пытаясь дословно воспроизвести про себя, что именно сказала тогда его подруга.
  
  «Они в первую очередь будут ловить тебя – как только поймут, что все это твоя идея». Да, кажется, так. Что Долли имела в виду? Идея Кори была великолепна. Видимо, Долли считала, что рано или поздно их арестуют, и заранее готовилась предать его. Заявить, что он силой заставил ее стать соучастницей. Что она всего лишь выполняла его приказы, боясь физической расправы.
  
  А ведь Кори так ее любил… Интересно, как одно человеческое чувство может превратиться в свою полную противоположность.
  
  Кори начал внимательно приглядываться к поведению Долорес как раз после прокола с Гаффни-младшим. Он стал пытаться увидеть в ее словах и действиях нечто подозрительное и очень скоро убедил себя: что-то в самом деле не так.
  
  И тут Кэрол Бикман внезапно появилась прямо у дверей дома Долорес. Может, если бы она позвонила Долли по сотовому, все обернулось бы иначе. Но у Кэрол не было номера мобильника Долли, а когда она попыталась связаться с ней по стационарной линии, оказалось, что та отключена.
  
  Поэтому Кэрол поехала к Долли домой. Именно с этого момента все и пошло наперекосяк.
  
  Кори и Долли сидели на кухне. Долли поджарила ему на плите пару колбасок и собиралась вложить их в разрезанные пополам булочки, когда в дверь дома кто-то негромко постучал. Кори заметил, как в глазах Долли мелькнула паника. Вот оно! За ними пришли. Видимо, так она подумала. Поставив сковородку обратно на плиту, Долли, не выключив газ, отправилась посмотреть, кто именно решил нанести им визит. Кори выключил плиту и отправился следом за Долорес. К тому моменту, когда он дошел до входа, дверь была широко открыта. На пороге Кори увидел не агентов ФБР и не пару полицейских вроде героев сериала «Старски и Хатч». Там стояла та женщина, с которой Долли перебросилась парой фраз в тот самый вечер, когда они с Кори охотились на Брайана Гаффни, приняв его за Джереми Пилфорда.
  
  И вот эта девка их нашла.
  
  Кэрол заявила, что ей очень неловко их беспокоить, но она все же решилась на это из-за возникшей непростой ситуации. По ее словам, она узнала, что отец ее приятеля – полицейский. Далее девка понесла какой-то бред, в котором невозможно было что-либо разобрать.
  
  И вдруг сказала нечто такое, что привлекло внимание Кори.
  
  Она заявила, что в тот самый вечер, когда они с Долли случайно встретились на улице рядом с баром «У Рыцаря», какого-то типа похитили, а затем разрисовали его спину татуировками. Далее Кэрол сообщила, что она и ее парень попали на записи камер наблюдения и в результате их допрашивали полицейские. Имя Долли Кэрол копам не сообщила. Но, поразмыслив как следует, решила связаться с Долорес – на случай, если у нее есть какая-то информация, которая могла бы помочь в расследовании.
  
  – Я видела фото этого несчастного парня, – добавила Кэрол. – Это было что-то ужасное. Кто-то его просто изуродовал.
  
  Все бы обошлось, если бы Долли ответила нечто вроде: «Надо же, спасибо, что рассказала, но мы ничего такого не видели и не слышали, правда, Кори?»
  
  Но она повела себя иначе.
  
  Долли испуганно посмотрела на Кори, и у нее задрожала нижняя губа. А потом она принялась причитать: «О боже, о боже, о боже!» Или что-то в таком духе. В общем, она полностью потеряла контроль над собой. «Нам конец! – заорала она. – Копы нас найдут!»
  
  Кори попытался обратить все в шутку. Он сказал Кэрол, что Долли просто дурачится. Но Долорес не успокоилась, и по глазам Кэрол стало ясно, что у нее возникли подозрения.
  
  А потом она собралась уезжать.
  
  Кори решил, что этого допускать нельзя. Подождите, позвал он, вы просто все неправильно поняли. Сейчас мы во всем разберемся.
  
  Кэрол, однако, не стала его слушать, а пошла к своей машине. Кори понял, что должен догнать ее. Но прежде, чем броситься следом за Кэрол, он заявил Долли, что она своей истерикой все испортила.
  
  В ответ Долорес завизжала: «Все кончено! Я не могу все это больше выносить! Не могу! Не могу! Ты просто сумасшедший! Чертов псих!»
  
  Кори схватил ее обеими руками за шею и изо всех сил сдавил ей горло. Долли отчаянно лягалась и пыталась вырваться, но Кори не разомкнул рук и продолжал усиливать давление. Когда Долорес перестала сопротивляться, он довершил начатое с помощью найденного на полу куска веревки. В конце концов Долли соскользнула по стене вниз и замерла на полу, словно куча тряпья.
  
  Оставалось решить проблему Кэрол Бикман.
  
  Кори выскочил на улицу. Удивительно, но Кэрол все еще не уехала. Второпях она выронила сумочку, и ее содержимое высыпалось на землю. Теперь, стоя на коленях, Кэрол лихорадочно искала ключи от машины.
  
  Кори с разбегу пнул ее ногой в голову.
  
  Этого оказалось достаточно. Голова Кэрол от удара резко мотнулась и ударилась о бампер «Тойоты». Тело девушки сползло на землю. Подняв Кэрол, Кори отнес ее в сарай и привязал к раскладушке, на которой он упражнялся в искусстве тату на Брайане Гаффни.
  
  Поначалу, обнаружив, что Кэрол жива, Кори не знал, как к этому отнестись. Но вскоре понял, что это дает ему важное преимущество. Он даже пришел к выводу, что Долли, возможно, была права и полиция действительно могла подобраться к нему совсем близко. А в данном случае Кэрол Бикман могла оказаться для него очень полезной.
  
  Теперь, сидя в крошечном домике в Кейп-Код, Кори решил проанализировать прежние действия и решить, что ему делать дальше в сложившейся и довольно опасной ситуации.
  
  После того как он расправился с Долли и предотвратил побег Кэрол Бикман, первой его мыслью было то, что нужно как можно скорее избавиться от тела своей бывшей подружки, а также от машины Кэрол. Труп Долорес он запихнул в багажник серебристой «Тойоты». Затем отогнал свой фургон в район промзоны и оставил примерно в километре от ее начала – неподалеку от места, где собирался бросить автомобиль Кэрол. Прошел пешком до ближайшей автобусной остановки и, поймав такси, отправился на нем обратно к Долли. Кори отпустил машину в полумиле от дома и проделал остаток пути на своих двоих. После этого он перегнал «Тойоту» Кэрол Бикман к складу, где торговали плиткой, и припарковал ее за большим контейнером для мусора.
  
  Потом Кори добрался пешком до своей машины и, выяснив с помощью ноутбука последние новости по поводу Джереми Пилфорда, поехал в Кингстон.
  
  А оттуда направился на Кейп-Код.
  
  Напичканную снотворным до бессознательного состояния Кэрол Бикман он спрятал в багажном отделении фургона.
  
  Нельзя отказываться от своей миссии из-за нескольких ошибок и неудач.
  
  И вот теперь Кори находился в Ист-Сэндвич – домике, расположенном совсем недалеко от места, где поселились Джереми Пилфорд и его телохранитель.
  
  Пришло время заняться делом.
  
  Кори заранее жалел о том, что на этот раз вряд ли удастся проделать все со свойственным ему артистизмом. В случае с Крэйгом Пирсом акция была проведена по-настоящему стильно. Пожалуй, то же самое можно было сказать и о наказании Брайана Гаффни, который по иронии судьбы случайно оказался на месте Джереми Пилфорда.
  
  Но теперь Кори не собирался ограничиться насильственным нанесением тату на спину Джереми. Во-первых, учитывая новые обстоятельства, наказать его таким образом было бы довольно сложно. Во всяком случае, здесь, в Кейп-Коде, и в ситуации, когда поблизости от объекта постоянно находился какой-то тип. К тому же тату было бы повторением пройденного.
  
  Сейчас Кори собирался поступать прагматично. То есть сделать именно то, что напрашивалось само собой. Именно поэтому и захватил отцовский «Смит-и-Вессон».
  
  Этот щегольский компактный револьвер отец держал в запертой прикроватной тумбочке. Самое забавное было в том, что Кори похитил его не перед отъездом, а много месяцев назад.
  
  До этого момента револьвер ему не требовался, но вот теперь должен был пригодиться.
  
  Кори мог воспользоваться им на пляже – револьвер имелся при нем, когда он во время прогулки встретил юного Пилфорда и его значительно более старшего приятеля. Кори мог выхватить оружие и – бам, бам! Дело сделано. Но среди бела дня, на виду у возможных свидетелей это слишком рискованно. Неподалеку находилась какая-то пожилая пара. Старики почти наверняка услышали бы выстрелы, хотя шум волн заглушал многие звуки.
  
  Зато теперь было совершенно темно.
  
  Условия стали вполне подходящими.
  Глава 47
  
  Дакуорт вручил Аластеру Кальдеру свою визитную карточку и вернулся к машине. Он включил зажигание, но прежде чем отъехать, позвонил в отделение, чтобы выяснить, получили ли его коллеги по электронной почте фото Кори Кальдера. Убедившись в том, что все в порядке, он продиктовал инструкции, адресованные полицейским не только Промис-Фоллз, но и всего штата – необходимо было включить механизм активного розыска. Сообщив, помимо всего прочего, приметы фургона, принадлежавшего Кальдеру-младшему, он в заключение добавил:
  
  – Кальдер разыскивается в связи с расследованием убийства. Он может быть вооружен, поэтому при контакте с ним следует проявлять предельную осторожность. Кроме того, Кальдер, возможно, причастен к исчезновению Кэрол Бикман.
  
  Закончив разговор с отделением, Дакуорт включил первую передачу и тронул машину с места. Теперь ему требовалось заехать к Мэдэлайн Плимптон.
  
  Дакуорт был уверен в правильности своего предположения, согласно которому Брайана Гаффни по ошибке приняли за Джереми Пилфорда. Послание на спине Гаффни-младшего явно адресовано Большому Ребенку. Что же касается имени Шэн, то это просто неправильное написание имени Шейн.
  
  Как только Дакуорту стало известно, что молодой Пилфорд остановился в доме Мэдэлайн Плимптон в Промис-Фоллз и вблизи него состоялась манифестация протеста, он сразу же понял, что это неспроста. По мнению детектива, опасности подвергался не только Джереми Пилфорд, но и остальные обитатели дома.
  
  И вполне возможно, источником этой опасности был не только Кори Кальдер.
  
  Уточнив адрес, Барри через какие-то десять минут свернул на подъездную аллею, ведущую к дому Мэдэлайн. Он много раз проезжал мимо этого строения и, конечно же, знал его хозяйку лично. За последние двадцать лет они неоднократно встречались – большей частью в те времена, когда Мэдэлайн еще являлась издателем не существующего более «Промис-Фоллз Стандард», а ее авторитет и влияние в местном обществе были куда более значительными, чем сейчас. Вспоминая о Мэдэлайн, Дакуорт нередко думал о том, что должен чувствовать человек, на глазах которого созданная им мини-империя приходит в упадок и умирает.
  
  Позвонив в дверной звонок, детектив сразу заметил листы фанеры, которыми были прикрыты разбитые стекла в двух окнах сбоку от входной двери.
  
  Дверь открылась. На пороге стояла Мэдэлайн Плимптон.
  
  – Слушаю вас, – сказала она и ту же поправилась: – Ох, извините.
  
  – Мисс Плимптон, возможно, вы меня не помните. Я детектив Барри…
  
  – Я вас прекрасно помню, – хозяйка протянула гостю руку. – Очень рада видеть вас, детектив Дакуорт. Что я могу для вас сделать?
  
  – Скорее это я могу кое-что сделать для вас, – Дакуорт кивнул в сторону поврежденных окон. – Вижу, у вас тут были неприятности…
  
  – Да, верно, – кивнула Мэдэлайн, слегка поджав губы. – Но, конечно же, вы здесь не из-за разбитого стекла.
  
  – Нет, – улыбнулся Дакуорт. – Насколько я понимаю, у вас гостит Джереми Пилфорд.
  
  Хозяйка вздохнула:
  
  – Боюсь, сейчас его здесь нет. Но вы можете пройти и поговорить с его матерью и ее партнером.
  
  Следуя за Мэдэлайн, Барри миновал вестибюль и кухню и вышел на веранду с задней стороны дома, которая была обставлена плетеной мебелью, заваленной подушками. Хозяйка, казалось, удивилась тому, что на веранде никого не оказалось.
  
  – Странно, – сказала она. – Куда они подевались?
  
  Мэдэлайн, вытянув шею, посмотрела на задний двор. Туда же взглянул и Дакуорт – и увидел мужчину и женщину, которые о чем-то яростно спорили.
  
  – Ах да, ну конечно. Они опять ругаются.
  
  Мэдэлайн и Дакуорт вышли с веранды во двор и пересекли его. Пара прервала дискуссию и повернулась в их сторону.
  
  – Глория, Боб, это детектив Дакуорт из полиции Промис-Фоллз – представила хозяйка гостя.
  
  Барри протянул руку, которую оба пожали с некоторой опаской.
  
  – Ну что, вы поймали ублюдка, который разбил окна в доме? – поинтересовался Боб.
  
  Дакуорт отрицательно покачал головой.
  
  – Это сделали участники акции протеста? – спросил в свою очередь он.
  
  – Нет, – ответила Мэдэлайн. – Кто-то швырнул в окно камень еще днем. Акция протеста была позже. По этому поводу сюда приезжали полицейские. Но никто из протестующих к дому не приближался.
  
  – Вы не представляете, что нам пришлось пережить, – заметила Глория.
  
  – Зачем вы здесь, детектив? – осведомился Боб.
  
  – Я приехал побеседовать с вашим сыном, – сказал Дакуорт, обращаясь к Глории. – По поводу его безопасности.
  
  – Но его здесь нет, – сообщила та.
  
  – Я это уже сказала, – вставила Мэдэлайн.
  
  – Мы все знаем, что ему угрожает опасность, – снова заговорила Глория. – Похоже, на него ополчился весь Интернет.
  
  – Я здесь по поводу очень специфической угрозы, – заявил детектив.
  
  На лицах его собеседников отразилось удивление.
  
  – Скажите, вам говорит что-нибудь имя Кори Кальдер?
  
  Переглянувшись, все трое отрицательно покачали головами.
  
  – Звучит совершенно незнакомо, – добавила Глория.
  
  – Вам не попадались на глаза комментарии в Интернете, подписанные этим именем? Никто не получал от него электронных писем?
  
  – Знаете, в последнее время в Интернете были сотни комментариев, пропитанных ненавистью, – отозвался Боб. – Да что там сотни – тысячи. Поэтому это все равно что искать иголку в стоге сена.
  
  – Да, это правда, – кивнул Дакуорт.
  
  – Так о какой угрозе вы говорите? – спросила Мэдэлайн.
  
  – Видите ли, был некий неприятный случай, в результате которого пострадал один человек. Так вот, преступник или преступники, скорее всего, просто перепутали. Я думаю, жертвой их нападения должен был стать Джереми.
  
  – Что?! – воскликнула Глория, бледнея. – И что же это был за случай?
  
  – Сейчас важно обеспечить безопасность вашего сына, – произнес детектив, не отвечая на заданный вопрос. – Скажите мне, где он и когда вернется.
  
  – Я не знаю, – ответила Глория.
  
  На лице Дакуорта появилось выражение неподдельной тревоги.
  
  – Что? Вы не знаете, где находится ваш сын?
  
  – Все не так плохо, как может показаться, – вмешался в разговор Боб. – Джереми находится под защитой.
  
  – Под защитой? Вот сейчас?
  
  – Мы наняли одного человека, – пояснила Мэдэлайн. – Находиться здесь, в доме, для Джереми было опасно. Мы уверены, что сейчас он в хороших руках.
  
  – Где он и о каком человеке вы говорите?
  
  – Где сейчас Джереми, мы действительно не знаем, – пояснил Боб. – В этом и состояла идея – держать его местонахождение в секрете. Оно неизвестно даже нам.
  
  – Все это мне ненавистно, – заявила Глория. – То, что я не знаю, где мой сын, меня просто убивает. Я не могу избавиться от мысли о том, что отправить его неизвестно куда с мистером Уивером было плохой идеей.
  
  – Погодите, – перебил ее Дакуорт. – С Уивером? Вы имеете в виде Кэла Уивера?
  
  – Ну да, – подтвердила Мэдэлайн. – Только не говорите мне, что мы совершили ужасную ошибку.
  
  Детектив отрицательно качнул головой:
  
  – Нет, вовсе нет. Кэл хороший, очень толковый парень. Я его знаю. Если Джереми с ним, уверен, он действительно под хорошим присмотром.
  
  Трое собеседников Дакуорта одновременно испустили вздох облегчения.
  
  – Ну, слава богу, – сказала Мэдэлайн.
  
  – Но я все же предпочел бы знать, где именно они находятся, – продолжил Дакуорт. – Мне нужно сообщить мистеру Уиверу то, что мне удалось выяснить.
  
  Боб и Глория в нерешительности пожали плечами. Мэдэлайн Плимптон вытянула губы трубочкой – было видно, что она колеблется.
  
  – Ну, говорите же, – произнес, глядя на нее, Дакуорт. – Вам что-то известно?
  
  – Да. Я знаю, где они.
  
  Глаза Боба расширились от изумления.
  
  – Знаете? – переспросила Глория. – И вы нам не сказали?
  
  – Ради всего святого, Глория, ты – последний человек, которому я решилась бы это сообщить, – заявила Мэдэлайн.
  
  – Идите вы к черту, – прошипела Глория.
  
  – Мэдэлайн, – снова вмешался Боб. – Если вы скрыли эту информацию от нас, то с детективом, полагаю, вы вполне можете ею поделиться. А я позабочусь о том, чтобы Глория держала язык за зубами.
  
  – Вы обращаетесь со мной как с ребенком! – возмущенно воскликнула Глория и добавила, обращаясь к Дакуорту: – Они забрали у меня телефон.
  
  – А потом вы выкрали его у меня и передали Джереми, – парировал Боб. – Видите, как все обернулось?
  
  Дакуорт посмотрел на Мэдэлайн.
  
  – Может, отойдем куда-нибудь и поговорим? – предложил он.
  
  – Да нет, не стоит. В общем, они в моем доме.
  
  – В вашем доме? – переспросил детектив.
  
  – О боже, значит, они в Кейп-Код, – всплеснула руками Глория. – Как я не догадалась? Я просто забыла, что у вас есть этот дом, Мэдэлайн. И это неудивительно – нас не приглашали туда уже много лет.
  
  – У вас есть дом в Кейп-Код? – еще раз уточнил детектив.
  
  Мэдэлайн кивнула:
  
  – Он стоит прямо на пляже. Я там не была уже очень давно. За ним присматривает агентство недвижимости.
  
  Дакуорт вынул свой блокнот.
  
  – Адрес?
  
  Мэдэлайн продиктовала детективу адрес.
  
  – Там есть телефон?
  
  – Нет, но у меня есть номер сотового мистера Уивера.
  
  – Хорошо. – Дакуорт перевел взгляд на Глорию. – Надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы я поговорил с вашим сыном?
  
  – Нет, разумеется, нет. Только постарайтесь не пугать и не расстраивать его.
  
  Дакуорт едва заметно улыбнулся:
  
  – Если он с Кэлом Уивером, думаю, беспокоиться не о чем. Если только, как вы утверждаете, никто в самом деле не знает, где они находятся.
  Глава 48
  Кэл
  
  – Назови мне имена, – потребовал я.
  
  – Какие имена? – не понял Джереми.
  
  Мы сидели в гостиной наверху, глядя на залив и наблюдая за тем, как солнце медленно начинает клониться к закату. Вид был хорош – лилово-серые тучи на оранжево-желтом фоне. Далеко на горизонте смутно виднелись очертания большого танкера.
  
  – Людей, которые присутствовали на вечеринке в тот вечер, когда все случилось.
  
  – Но я не смогу вспомнить всех. Там было очень много народу.
  
  – А ты подумай.
  
  – Зачем это вам?
  
  – Возможно, я решу поговорить с некоторыми из них.
  
  – Но зачем?
  
  – У меня есть кое-какие вопросы.
  
  – Вы только всех опять взбаламутите, – сказал Джереми.
  
  – Что ты имеешь в виду?
  
  Он нахмурился.
  
  – Ну, я не знаю. Мне кажется, если вы начнете расспрашивать людей, это может вызвать целую кучу разных проблем и неприятностей.
  
  – Ты что же, не хочешь выяснить, что на самом деле случилось?
  
  – Мне прекрасно известно, что случилось. Я сбил Шейн МакФадден – насмерть. Не знаю, как так получилось. Но я это сделал. А вы сводите меня с ума.
  
  – Ну, извини.
  
  Джереми тряхнул головой.
  
  – Давайте лучше посмотрим телевизор. Или сходим куда-нибудь – например, в кино. Место здесь очень красивое, но все это быстро наскучивает. Песок, вода – и больше ничего.
  
  Я указал на лежащий на кофейном столике пульт от телевизора:
  
  – Давай посмотрим, что показывают.
  
  Джереми взял пульт и нажал на красную кнопку. Я уже привык к телевизорам с плоским экраном, и старомодный телеприемник, стоявший в гостиной, казался мне странным на вид. Размер его экрана был примерно тридцать шесть дюймов по диагонали, а глубина составляла примерно два фута.
  
  – Эта штука, наверное, весит фунтов пятьсот, – предположил Джереми и вдруг спросил: – А как вы думаете, в тюрьме телевизоры есть?
  
  – В камерах?
  
  – Да.
  
  – Не знаю. Тебя что, именно этот вопрос беспокоил больше всего во время судебного процесса?
  
  – Господи, конечно, нет. Я думал про то, что меня там, скорее всего, убьют. Или еще хуже.
  
  – Хуже, чем убьют?
  
  – Ну, я же смотрел кино. Там показывают, как парней в тюрьме насилуют и все такое. Когда шел суд, по ночам я не мог спать – все время думал, что другие заключенные сделают с таким пентюхом, как я.
  
  – Тебе в самом деле могло прийтись нелегко.
  
  – Вот поэтому я и не хочу, чтобы вы начали всех расспрашивать. Я боюсь, что вы поднимете со дна все дерьмо, дело опять откроют, и мне впаяют срок.
  
  В глазах Джереми я увидел настоящий, неподдельный страх и решил, что, пожалуй, повременю со своими расспросами.
  
  – Ладно, проехали. Что там у нас показывают?
  
  Экран телевизора засветился, но никакое изображение на нем не появилось.
  
  – Черт, – пробормотал Джереми и принялся листать каналы, но везде было одно и то же – сплошные белые полосы.
  
  – Наверное, Мэдэлайн не заплатила за кабельные каналы, – предположил я. – Скорее всего, она делает это только в сезон.
  
  – Тогда, может, в самом деле сходим куда-нибудь? – предложил молодой человек. – Что, если нам съездить в город и купить мороженого? В том магазине, куда мы заезжали, оно точно есть.
  
  Я немного подумал и решил, что ничего плохого от небольшой вылазки не будет.
  
  – Ладно, договорились. Я, кстати, не возражал бы завернуть и в какую-нибудь пекарню, если они еще открыты. В некоторых из них продают пироги-обманки – вкусная штука.
  
  – Пироги-обманки?
  
  – Ну да. Они выглядят как гамбургеры, но вместо котлеты в булочки кладется начинка из шоколадного крема и прочих сладких вкусностей.
  
  – Лично мне хочется мороженого, – сказал Джереми.
  
  Я кивнул:
  
  – Встречаемся у машины через три минуты.
  
  Я зашел в ванную комнату, затем надел пиджак и проверил, на месте ли наличность и ключи от машины. При этом я невольно вспомнил фразу, которую всегда говорил отец, когда куда-нибудь собирался: «Очки, яйца, бумажник и ключи».
  
  Выйдя на улицу, я увидел стоящего рядом с «Хондой» Джереми. Я запер дверь дома и уселся за руль, но вдруг обнаружил, что забыл свой телефон, и машинально чертыхнулся.
  
  – Ну как же, – мгновенно отреагировал Джереми. – У меня телефон вообще отняли, а вы не можете обойтись без своего даже в течение пяти минут. У вас проблема – зависимость от мобильника. А решить проблему невозможно, пока человек не признает, что она у него есть.
  
  – Заткнись, – ухмыльнулся я.
  
  – Вы сердитесь, потому что я прав.
  
  – Я могу покончить с этой зависимостью в любой момент, когда захочу.
  
  – О да, я слышал подобные слова много раз, – продолжал зудеть Джереми. – То же самое моя мать говорит про выпивку.
  
  Он хотел пошутить, но, произнеся последнюю фразу, вдруг затих и потупился.
  
  – Ладно, черт с ним, с телефоном, – решил я. – Сколько времени может занять поездка за мороженым? Если я кому-нибудь срочно понадоблюсь, может оставить мне сообщение.
  
  – Насчет матери – это у меня вырвалось как-то случайно, – сказал Джереми, когда я сдавал задним ходом по узкой подъездной аллее. – Я вовсе не хотел.
  
  – Ладно, все в порядке, – успокоил его я.
  
  – Я хочу сказать – она, конечно, не подарок, но я ее люблю.
  
  – Конечно, – кивнул я. – Каждый человек любит свою мать.
  Глава 49
  
  Сев за руль, Барри Дакуорт первым делом выудил из кармана телефон. Номер Кэла Уивера был уже занесен в его записную книжку, и детектив, не теряя времени, набрал его. Прошло восемь звонков, на которые никто не ответил, затем включился автоответчик.
  
  – Кэл, это Барри, – сказал в трубку Дакуорт. – Я только что побывал в доме Мэдэлайн Плимптон и узнал, что Джереми Пилфорд находится на вашем попечении. Это хорошо, но я хочу кое-что вам сообщить. Джереми в последнее время много раз угрожали. Я думаю, что одну из этих угроз следует считать реальной. Ее источник – молодой мужчина по имени Кори Кальдер. Он может быть вооружен. Этот тип чокнутый, Кэл, и вы должны воспринимать его всерьез. У меня нет причин считать, что ему известно ваше местонахождение – мне, между прочим, сообщила об этом Мэдэлайн Плимптон, – но вам следует быть настороже. Когда получите мое сообщение, перезвоните. А я отправлю вам фото этого парня – на случай, если вы где-нибудь на него наткнетесь. Пока.
  
  Отъехав от дома Мэдэлайн Плимптон, Дакуорт вдруг сообразил, что находится в какой-нибудь миле от дома родителей Брайана Гаффни, и решил заехать к ним, чтобы узнать про их сына. Брайана к этому времени могли выписать из больницы, и в данном случае он, по мнению Барри, скорее всего, захочет провести время с семьей. Таким образом, у Дакуорта появлялась прекрасная возможность выяснить, знакомо ли ему имя Кори Кальдер. Вообще-то детектив в этом сомневался, но задать Брайану соответствующий вопрос, по его мнению, не мешало.
  
  Остановившись около дома Гаффни, Дакуорт увидел на противоположной стороне улицы арендованный фургон, припаркованный задним бортом к открытой двери гаража Элеоноры Бичем. Входная дверь дома была распахнута и подперта палкой.
  
  На улицу вышел невысокий, коренастый молодой мужчина с курчавой черной шевелюрой. В руках он держал кухонный стул. Мужчина вместе со стулом нырнул в кузов фургона, а когда вынырнул оттуда уже с пустыми руками, на улице появился человек, который накануне представился Дакуорту как Харви Спратт. Он обменялся с крепышом несколькими фразами.
  
  Пожалуй, подумал детектив, сейчас самое время еще раз побеседовать с людьми, ухаживающими за миссис Бичем. Особенно с Нормой. Вообще-то времени у Дакуорта на это не имелось. Голова у него была забита другими проблемами – случаем насильственного нанесения татуировки на спину Брайану Гаффни, убийством одной женщины и исчезновением другой, необходимостью провести исследование комментариев в Интернете. Но он решил, что, раз уж оказался здесь, стоит этим воспользоваться.
  
  Выйдя из машины, Барри приблизился к дому. Харви сразу же его заметил.
  
  – Вы вернулись?
  
  – Вернулся, – с дружелюбной интонацией подтвердил детектив.
  
  – Вообще-то мы сейчас немного заняты, – сообщил Харви недовольно. Крепыш, помогающий ему, остановился, чтобы посмотреть, с кем это Харви разговаривает.
  
  – Мне бы хотелось потолковать минутку с Нормой, – сказал детектив.
  
  – Но она сейчас тоже очень занята.
  
  – Я подожду здесь, пока вы ее приведете, – сказал Дакуорт уже более жестко, не двигаясь с места.
  
  Харви что-то раздраженно пробормотал под нос, после чего сунул голову в открытую дверь дома и крикнул:
  
  – Норма!
  
  – Чего тебе? – донеслось изнутри.
  
  – Выйди сюда!
  
  – Зачем?
  
  – Тут опять пришел тот полицейский.
  
  Последовала довольно долгая пауза. Затем Дакуорт услышал громкий топот, и Норма появилась на пороге.
  
  – Ну, что происходит? – поинтересовалась она.
  
  – Добрый день, мисс Ластман, – поздоровался детектив. – Я правильно произношу вашу фамилию?
  
  – Можете называть меня просто Норма.
  
  – Но ваша фамилия Ластман? Так вы сообщили мне во время нашей предыдущей беседы. Миссис Бичем тоже сказала, что вас зовут именно так.
  
  – Ну да, правильно, – согласилась тучная женщина и, перешагнув порог, спустилась с крыльца на лужайку.
  
  – Еще она рассказала мне, – снова заговорил Дакуорт, – что после того, как вы проработали здесь какое-то время, вдруг выяснилось, что вы родственницы и она приходится вам теткой.
  
  Норма неуверенно кивнула:
  
  – Она так сказала?
  
  – Да.
  
  – Ну, вообще-то так оно и было. Мы обнаружили, что между нами есть родственная связь. – Норма нервно улыбнулась.
  
  – По ее словам, ваш отец приходился ей братом. Скажите, как его звали?
  
  Норма явно затруднилась с ответом. Дакуорту показалось, что он слышит скрип шестеренок в ее мозгу.
  
  – Шэн. Шэн Ластман – вот как его звали, – произнесла она наконец. – Но я его практически не знала.
  
  – Ну, это уже кое-что, – сказал Дакуорт. – Должно быть, все это вас здорово сблизило. Я имею в виду, что, наверное, ваши отношения перестали быть просто отношениями наемной работницы и работодательницы – раз уж оказалось, что вы племянница и тетка.
  
  – Можно сказать и так, – согласилась Норма.
  
  – Вы когда-нибудь были замужем, Норма? – поинтересовался детектив.
  
  – Простите?
  
  – Я говорю, вы когда-нибудь были замужем?
  
  – Нет. Хотя вообще-то мы с Харви, скорее всего, поженимся.
  
  Харви, который как раз в это время вместе с крепышом-помощником выносил из дома диван, улыбнулся и подтвердил:
  
  – Уже скоро!
  
  – Харви спешить не любит, о чем бы ни шла речь, – Норма засмеялась и покачала головой.
  
  – Ну да, это свойственно некоторым мужчинам, – покивал Дакуорт и посмотрел в сторону фургона, припаркованного на подъездной аллее. – Это ведь ваша машина, верно?
  
  – А?
  
  – Я говорю не о большом арендованном автомобиле, а о том фургоне. Вчера Харви сказал, что он принадлежит вам.
  
  – Э-э, ну да, он мой, – кивнула Норма.
  
  – Как странно, – задумчиво произнес Дакуорт. – Знаете, я проверил номера этой машины, чтобы выяснить, на кого она зарегистрирована. И знаете, чье имя значится в документах?
  
  Норма молча смотрела на детектива, не зная, что сказать.
  
  – Автомобиль зарегистрирован на Норму Хаутон. И вот я думаю: если вы урожденная Норма Ластман и никогда не были замужем, почему в регистрационных документах стоит имя Нормы Хаутон?
  
  – М-м, ну, может, в бумаги вкралась ошибка, – с трудом выдавила толстуха.
  
  – Я так не думаю.
  
  Из кузова большого арендованного фургона появился Харви.
  
  – В чем проблема? – осведомился он.
  
  – Я тут поинтересовался у вашей подруги, как ее фамилия – Ластман или Хаутон, – сказал Дакуорт.
  
  Харви и Норма нервно переглянулись.
  
  – Давайте сделаем так, – предложил детектив. – Я сейчас пойду поговорю с людьми в доме напротив, а вы пока подумаете над ответом на мой вопрос. А когда я вернусь, посмотрим, что вы надумали. Ну, а потом мы с вами побеседуем о том, что, собственно, здесь происходит.
  
  – О чем это вы? – спросил Харви.
  
  – О том, что вы, похоже, каким-то образом заморочили голову старой леди, хозяйке этого дома, и пытаетесь лишить ее денег и имущества, – пояснил Дакуорт. – Возможно, вы и этому сумеете придумать какое-то объяснение. – Он улыбнулся: – Я скоро вернусь.
  
  Барри зашагал через улицу. В тот самый момент, когда он ступил на подъездную аллею, ведущую к дому Гаффни, из боковой двери гаража показалась Констанс Гаффни. Лицо у нее было мрачное.
  
  – Привет, детектив, – поздоровалась она, изо всех сил пытаясь изобразить радушную улыбку.
  
  – Здравствуйте, миссис Гаффни, – отозвался Дакуорт, чуть наклонив голову.
  
  – Брайана нет, – сообщила Констанс. – И моего мужа тоже. Извините. Может, зайдете попозже?
  
  – А где Брайан?
  
  – Он вернулся в больницу.
  
  – Вернулся? – удивился Дакуорт. – Вы хотите сказать, что его выписали, а потом снова положили?
  
  Констанс растерянно заморгала.
  
  – Ну, понимаете, он вчера ушел оттуда – сам, вроде как по своей воле. Просто ушел, и все. Конечно, не следовало так поступать, но Брайан это сделал. А потом он снова получил травмы, и…
  
  – Брайан получил травмы?
  
  Констанс Гаффни открыла рот, собираясь что-то сказать, но так и не произнесла ни звука.
  
  – Миссис Гаффни, по вашим словам, Брайан получил травмы.
  
  – Ну, я не то хотела сказать. Я имела в виду, что у него разболелась спина. От всех этих иголок.
  
  – Но мне показалось, вы только что заявили нечто другое. А именно – что Брайан получил травмы после того, как покинул больницу.
  
  – Нет, – с трудом произнесла Констанс, и ее затрясла нервная дрожь. – Нет, нет. Просто у него начались боли, потому что он сбежал из больницы.
  
  Дакуорт медленно кивнул. Чтобы понять, что Констанс Гаффни лжет, необязательно было много лет прослужить в полиции. Даже сотрудник патрульной службы в свой первый рабочий день без труда сообразил бы, что она говорит неправду.
  
  – В таком случае я, пожалуй, наведаюсь в больницу, – решил детектив.
  
  – Ладно, – сказала Констанс.
  
  – Впрочем, вам я могу задать тот же вопрос, который хотел бы адресовать ему.
  
  – Уверена, что не смогу на него ответить.
  
  – Может, сначала выслушаете, о чем я хочу спросить?
  
  – Да, да, конечно. Так что вы хотите знать?
  
  – Вы когда-нибудь слышали такое имя – Кори Кальдер?
  
  – Кори как?
  
  – Кальдер.
  
  – Кто это?
  
  – Вы хотите сказать, что это имя вам незнакомо?
  
  Констанс отрицательно покачала головой:
  
  – В первый раз слышу. А что, я должна его знать?
  
  – Необязательно.
  
  – Но кто это?
  
  – Вообще-то я хотел спросить вашего мужа, слышал ли он об этом человеке.
  
  – Ну, если я о нем не слыхала, то мой муж и подавно.
  
  Эти слова вызвали на лице Дакуорта язвительную улыбку.
  
  – У вас с ним прочная духовная связь, не так ли?
  
  Констанс нервно хихикнула:
  
  – Нет, но я совершенно уверена, что мой муженек понятия не имеет, кто это такой.
  
  – Миссис Гаффни, вы в порядке?
  
  – В порядке ли я?
  
  Дакуорт кивнул.
  
  Лицо Констанс пошло красными пятнами.
  
  – Конечно, я не в порядке! – пропыхтела она в приступе внезапного возмущения. – Как я могу быть в порядке, когда Брайан попал в больницу после того, как кто-то проделал с ним жуткие вещи? Как я могу в такой ситуации быть в порядке? И как, интересно, свести всю эту мерзость с его спины? Я слышала, это очень трудно и адски больно. Кажется, для этого используют лазеры или что-то в этом роде. Я смотрела в Интернете. Все это ужасно, просто ужасно!
  
  Констанс вдруг резко умолкла, словно ей в голову неожиданно пришла какая-то мысль.
  
  – Как, вы сказали, имя того человека?
  
  – Кори Кальдер.
  
  – Вы думаете, он сделал это с нашим сыном?
  
  – Пока я просто хотел бы с ним поговорить.
  
  – Что вы хотите этим сказать? Вы его подозреваете? Так надо понимать ваши слова?
  
  – Просто он в данном случае – заинтересованное лицо.
  
  У Констанс затряслись руки, и она, чтобы это было не слишком заметно, сцепила пальцы.
  
  – Вы уверены, что правильно назвали это имя? Может, есть какое-то другое заинтересованное лицо?
  
  – Пока в поле моего зрения попал только этот человек. А что? Вы ожидали, что я назову кого-то другого?
  
  – Нет! – торопливо ответила Констанс. – С какой стати? Просто я хочу сказать, что это самое заинтересованное лицо, как вы его называете, вполне могло действовать не в одиночку. У него могли быть сообщники.
  
  – Вполне возможно. Как я уже сказал, мне бы хотелось выяснить, знакомо ли это имя вашему супругу, – напомнил Дакуорт.
  
  – Я ведь уже сказала, что мужа сейчас нет дома.
  
  – А телефон у него с собой?
  
  – Знаете, лучше я сама спрошу у него про этого Кэла Колби, когда он вернется домой. Если Альберт узнает это имя, я заставлю его вам позвонить.
  
  – Кори Кальдер, – сказал Дакуорт. – А никакой не Кэл Колби.
  
  С губ Констанс Гаффни снова сорвался нервный смешок.
  
  – Да-да, верно. – Она через плечо Дакуорта взглянула в сторону дома напротив. – Похоже, миссис Бичем переезжает. Возможно, она отправляется в дом престарелых.
  
  – Очень может быть, – прогудел Дакуорт. Он уже собирался повернуться и тоже посмотреть, что происходит на другой стороне улицы, как вдруг что-то привлекло его внимание.
  
  – Миссис Гаффни, а вы уверены, что вашего мужа нет дома?
  
  – Что? А почему вы спрашиваете?
  
  – Мне показалось, я только что видел кого-то вон в том окошке, – детектив указал на одно из маленьких квадратных окон в двери гаража.
  
  – Наверное, вам показалось. Я только сейчас заходила туда, чтобы вынести мусор. – Констанс еще раз принужденно хихикнула. – Думаю, если бы мой муж был в гараже, я бы его заметила. Как только я вернусь домой, я ему позвоню, выясню, где он, и попрошу вам перезвонить. Вас это устроит?
  
  – Пожалуй, это подойдет, миссис Гаффни, – медленно проговорил Дакуорт. – Я очень ценю ваше…
  
  Внезапно раздался громкий крик, переходящий в визг – не со стороны гаража, а с противоположной стороны улицы. Элеонора Бичем, держась обеими руками за косяк, стояла в проеме входной двери дома и кричала:
  
  – Нет! Нет! Что вы делаете? Прекратите это! Прекратите сейчас же!
  
  Как раз в этот момент Харви Спратт и его кряжистый подручный выпрыгнули из кузова фургона и направились к дому. Руки миссис Бичем соскользнули с косяка, и она осела на пол. Позади нее показалась Норма.
  
  – Черт, – пробормотал себе под нос Дакуорт и, поглядев направо и налево, бросился через улицу, на бегу доставая из кармана телефон.
  
  При виде детектива у Харви отвисла челюсть. Он что-то сказал своему помощнику, но Барри его слов не расслышал. Норма пыталась поставить старуху на ноги, твердя:
  
  – Бога ради, миссис Бичем, разве я не говорила, что вам лучше оставаться внизу?
  
  Дакуорт, успевший набрать нужный номер, пропыхтел в свой телефон:
  
  – Это детектив Дакуорт, полиция Промис-Фоллз. Мне нужна «скорая помощь».
  
  Он продиктовал адрес и, не отвечая на дальнейшие расспросы, прервал разговор и сунул телефон обратно в карман. К этому моменту он уже успел добраться до входной двери дома.
  
  – Миссис Бичем, – окликнул он хозяйку.
  
  – С ней все в порядке, – заявила Норма, которая, приподняв старуху с пола, удерживала ее в вертикальном положении, просунув руки ей под мышки. – У нас все хорошо!
  
  – Кто это? – спросила миссис Бичем, указывая тонким сморщенным пальцем на мужчину, который помогал Харви грузить в фургон мебель.
  
  – Я просто решил купить кое-какой хлам, – заявил крепыш.
  
  – Вы давали этим людям разрешение на распродажу вашего имущества, миссис Бичем? – поинтересовался Барри.
  
  – Нет! Я услышала какой-то шум, забралась по лестнице наверх – и что же я вижу? Все вещи куда-то исчезли.
  
  – Она просто не понимает, что происходит, – вставила Норма.
  
  – Тогда, может быть, вы объясните это мне?
  
  – Мы ей помогаем, – заявила Норма. – Готовим ее.
  
  – Готовите? К чему?
  
  – К переезду в учреждение.
  
  – В какое еще учреждение? – спросила старуха.
  
  – Да, в какое? – подхватил Дакуорт.
  
  – Оно находится в Олбани, – пояснила Норма. – Называется «Пайн Эйкрз».
  
  – Покажите мне бумаги.
  
  – Бумаги?
  
  – Дайте мне хотя бы имя человека, с которым вы договаривались о переезде миссис Бичем, – потребовал детектив, и, когда Норма заколебалась, добавил: – Ладно, все ясно. Я очень хорошо понимаю, что здесь происходит.
  
  – Так могу я продолжать грузить это барахло или как? – осведомился крепко сколоченный коротышка.
  
  – Сколько вы заплатили за все? – уточнил у него Дакуорт.
  
  – Две штуки.
  
  Детектив жестко посмотрел на Харви и сказал:
  
  – Верните ему деньги.
  
  – Как бы не так, – сказал тот. – Вы не имеете права вмешиваться в сделки частных лиц.
  
  – Тогда покажите мне что-нибудь. Электронную переписку, бумаги – хоть что-нибудь, что доказывало бы, что миссис Бичем переезжает в дом престарелых и вам предоставлено право действовать от ее имени. Вы являетесь ее официальным поверенным?
  
  Норма и Харви переглянулись.
  
  – Я уверена, что у нас где-то есть нужные документы. Скажите этому человеку, миссис Бичем. Скажите, что мы вам помогаем. Но прежде всего давайте вернем вас на место. – С этими словами Норма повела старуху обратно в дом.
  
  Однако оказалось, что сесть там совершенно не на что. Всю мебель оттуда уже вынесли. По более темной окраске ковра в некоторых местах нетрудно было угадать, где именно стояли диван, стулья и кофейный столик. Норма подвела миссис Бичем к лестнице, ведущей на второй этаж, и усадила на нижнюю ступеньку.
  
  Вдалеке послышалось завывание сирены.
  
  – Я ничего не понимаю, – пробормотала старуха, обводя взглядом комнату. – Куда подевался диван?
  
  – Мы представим вам документы, которые вы требуете, – сообщил Харви, обращаясь к Дакуорту. – Просто для этого нам потребуется день или два. Дайте мне свою визитную карточку, и я все время буду с вами на связи.
  
  – Миссис Бичем, сейчас сюда приедут люди, которые вас осмотрят, – сказал детектив. – Первое, что нужно сделать, – это убедиться, что с вами все в порядке. А потом мы окончательно выясним, что здесь творится.
  
  – Вы что, меня не слышали? – раздраженно поинтересовался Харви.
  
  – Отойдите в сторону и встаньте вон там, – велел Барри.
  
  – Я, кажется, спросил – вы что, не слышали, что я сказал до этого?
  
  – А я ясно вам сказал – встаньте вон там.
  
  – Дайте нам пару дней, и мы покажем вам все бумаги, какие вы пожелаете.
  
  Дакуорт взглянул на Харви с нескрываемым раздражением.
  
  – А что, если мы сейчас позвоним в «Пайн Эйкрз» и попросим подтвердить все, что вы здесь говорили? Как вам такой вариант? – поинтересовался детектив.
  
  Норма и Харви снова переглянулись – на этот раз с еще большей тревогой, чем раньше.
  
  – Я не уверена, что сегодня там кто-нибудь есть, – произнесла казала Норма.
  
  – Почему? Сегодня ведь не выходной.
  
  Звук сирены усилился.
  
  Когда Дакуорт снова повернулся к миссис Бичем, Харви вдруг схватил его за локоть. Детектив резким движением стряхнул с себя его руку и, мгновенно обернувшись, нацелил указательный палец Харви в лицо.
  
  – Сэр! Не прикасайтесь ко мне. Предупреждаю, если вы дотронетесь до меня еще раз, я вас арестую.
  
  – Господи, какая чушь, – сказала Норма, стоящая позади Дакуорта. Внезапно без всякого предупреждения она выпрямила руки и резко толкнула детектива ладонями в плечи. Дакуорт качнулся вперед, в сторону Харви. Тот пихнул его обратно. Больше всего детектив боялся упасть на Элеонору Бичем и нанести ей травму – хотя он немного и похудел, весил все еще немало. Стараясь избежать этого, он попытался сохранить равновесие, но не смог устоять на ногах и тяжело осел на ступеньку лестницы рядом с хозяйкой.
  
  Лицо Харви побагровело. Он занес ногу, чтобы пнуть детектива, но Дакуорт уклонился от удара, и ботинок Харви врезался в ступеньку.
  
  – Прекратите! – завизжала миссис Бичем.
  
  Харви решил сменить тактику и, сжав кулак, сделал выпад, угодив Дакуорту в грудь. В результате Барри, который как раз в этот момент попытался встать на ноги, оказался отброшенным обратно на ступеньки.
  
  Сунув руку под пиджак, Дакуорт потянулся к кобуре. Разумеется, ему не хотелось бы стрелять в доме, поскольку это грозило рикошетом. Харви порядком разозлил детектива, но он все же не был вооружен. Тем не менее Барри решил достать оружие, считая, что это позволит ему взять ситуацию под контроль.
  
  В тот момент, когда он уже готов быть выхватить пистолет, к нему неожиданно пришла подмога. В дом ворвался Альберт Гаффни, одетый в футболку и спортивные штаны. Он обрушился на Харви сзади и отбросил его к стене. Толчок оказался достаточно сильным, так что Харви ощутимо приложился головой к гипсокартону, оставив на нем вмятину, и мешком сполз на землю. Подняв руку, он ощупал голову и злобно прошипел:
  
  – Ах ты, сукин сын!
  
  Альберт взглянул на несколько ошарашенного Дакуорта и протянул руку, чтобы помочь ему подняться на ноги.
  
  – Констанс сказала, что вы хотели меня о чем-то спросить, – проговорил Гаффни-старший.
  Глава 50
  Кэл
  
  Если бы я знал заранее, что в итоге мы окажемся в кино, я бы вернулся в пляжный дом за своим сотовым. Долго оставаться без связи было неразумно.
  
  После того как мы съездили в город за мороженым, Джереми снова начал ныть по поводу того, что в доме у Мэдэлайн не работает кабельное телевидение. Не выдержав, я взял с соседнего столика оставленную кем-то газету и нашел в ней афишу местного кинокомплекса. Семичасовые сеансы уже начались, но мы вполне могли попасть на те фильмы, которые показывали после девяти. Затем я передал газету Джереми – меня в этот момент больше всего занимала стоящая передо мной тарелка с мороженым банана-сплит, в которую набухали столько взбитых сливок, что в них мог бы утонуть малолитражный автомобиль. Чуть погодя я спросил, нашел ли Джереми что-то подходящее.
  
  – Вот это, – ответил он и ткнул пальцем в страницу.
  
  Джереми выбрал ленту о каком-то из супергероев. Когда я был ребенком, с преступным миром тайно сражались только Бэтмэн, Супермен и Человек-Паук. Я знал, что после них появилось много новых подобных персонажей, но меня занимали только эти трое. Новых супергероев развелось такое количество, что мне уже стало казаться – во всем мире на них попросту не хватит преступников.
  
  – Ладно, – согласился я.
  
  – А что, если меня кто-нибудь узнает? – поинтересовался Джереми. – Как тогда, в отеле?
  
  Когда мы вернулись к машине, я протянул ему бейсболку с длинным козырьком, которую он надевал в магазине, и объяснил, что она должна быть низко надвинута на глаза до тех пор, пока в зале не погасят свет. В магазине этот нехитрый трюк сработал – никто из зрителей не обратил на нас никакого внимания.
  
  По дороге в кинотеатр Джереми сказал:
  
  – Пожалуй, я мог бы составить список.
  
  – Ты о чем?
  
  – Про список людей, присутствовавших на вечеринке. Ну, тех, с которыми вы могли бы поговорить.
  
  – Вот и хорошо.
  
  – Хотя я не понимаю, чего вы этим хотите добиться.
  
  – Это моя проблема.
  
  – Но это ведь, строго говоря, не ваша работа.
  
  – Я детектив, не забывай. И занимаюсь расследованиями.
  
  – Но вас же наняли не для этого. Не ждите от моей матери или Боба, или кого-то еще, что вам заплатят за дополнительную работу. Особенно это касается Боба. Он очень въедливый. Вас обвинят в том, что вы занимаетесь приписками рабочего времени.
  
  – Я не собираюсь требовать с них дополнительную плату.
  
  – И предупреждаю вас – им ваша самодеятельность не понравится.
  
  Возможно, Джереми был прав, и я в самом деле лез не в свое дело. Меня наняли, чтобы присматривать за ним – только и всего. Я должен был заниматься исключительно его охраной.
  
  Но мне стало от души обидно за паренька. Порой мне казалось, что я едва ли не единственный человек на свете, которому на него не наплевать. Во всяком случае, его отцу точно не было до него никакого дела.
  
  – Давай поговорим утром, – предложил я. – Тогда и сообщишь мне имена.
  
  Джереми пожал плечами.
  
  Купив билеты, мы прихватили в буфете огромное картонное ведро попкорна и кока-колу. Джереми и всех остальных зрителей картина захватила, так что, когда фильм закончился, в зале раздались аплодисменты. Когда же объявили, что в скором времени на экраны выйдет продолжение, публика зааплодировала еще громче. Я же знал, что меня затащить на него можно только под страхом смерти. Все эти «шедевры» похожи друг на друга как две капли воды. Во всех главный герой поначалу был обыкновенным парнем, а затем у него каким-то образом непонятно откуда возникали суперспособности. Тут же выяснялось, что имеется суперзлодей, возможности которого еще больше. В конце всегда следовала решающая схватка, в которой победу, разумеется, одерживал главный герой, хороший парень, – но только после множества выстрелов, умопомрачительных бросков, выпадов и ударов. Причем никого не волновало, что в ходе этого противостояния в результате перестрелки между главными персонажами погибала масса народу – главное, что девушка супергероя оставалась живой и невредимой.
  
  Когда мы вернулись в стоящий на пляже дом, было уже около полуночи. Я пожалел, что не оставил свет включенным. Вставлять ключ в замок мне пришлось в свете фар. Отперев дверь, я первым делом вошел в дом и зажег лампы в прихожей и на крыльце. Затем махнул рукой Джереми, оставшемуся сидеть в машине, давая понять, чтобы он выключил фары.
  
  В воздухе стоял странный запах, который мне очень не понравился. Мне показалось, что пахнет газом или какими-то химикатами. Поначалу я решил, что запах идет со стороны воды или ближайших коттеджей. Они пустовали, но во дворе каждого стояла на прицепе моторная лодка. Мне пришло в голову, что кто-то мог пролить немного горючего, готовя одну из лодок к спуску на воду. Или же кто-то решил своровать немного газа из баллона.
  
  Джереми, войдя в дом, сразу направился к холодильнику, чтобы чем-нибудь перекусить. Я же съел такое количество попкорна, что не испытывал ни намека на аппетит. На самом деле мне сейчас не помешали бы таблетки от несварения желудка. Но их я с собой не захватил, поэтому пришлось ограничиться жевательными таблетками от изжоги.
  
  Я зажег свет на втором этаже и обнаружил свой телефон на кровати. Взяв в руку аппарат, я включил его. Оказалось, я пропустил один звонок, и к тому же имелось одно непрочитанное голосовое сообщение. Его мне прислал Барри Дакуорт, мой друг из полиции Промис-Фоллз. Я внимательно прослушал его и сохранил в памяти телефона.
  
  Затем я открыл электронную почту и стал искать письмо, которое обещал прислать Дакуорт. В нем оказалось фото Кори Кальдера, по поводу которого Барри меня предупредил.
  
  – Вот черт, – пробормотал я, глядя на снимок парня, который разговаривал с нами на пляже.
  
  Затем посмотрел в темноту за стеклянными скользящими дверями и внезапно почувствовал себя очень уязвимым. Подойдя к стене, я щелкнул выключателем, и комната погрузилась в темноту.
  
  – Джереми, – позвал я не слишком громко, так, чтобы Пилфорд, находившийся на первом этаже, меня услышал, но чтобы мой голос нельзя было расслышать с улицы.
  
  – Что? – невнятно откликнулся Джереми, который, судя по звуку, что-то жевал.
  
  – Выключи внизу весь свет и быстро собери вещи. Прямо сейчас, немедленно. Постарайся все сделать в темноте. И как можно быстрее.
  
  – Что происходит? – спросил Джереми с набитым ртом.
  
  – Делай, что я говорю.
  
  Через три секунды свет на первом этаже погас. Лестница была слишком узкой, поэтому Джереми, стоя внизу, подождал, пока я спущусь. Его спальня располагалась наверху, моя внизу. Каждый из нас пошел в свою комнату, чтобы упаковаться. Моя сумка стояла на кровати, поэтому я запихнул все в нее меньше чем за минуту. Единственная вещь, которую я не стал убирать, был мой пистолет.
  
  Внезапно внизу снова зажегся свет.
  
  Я негромко сказал, обращаясь к Джереми:
  
  – Я же просил тебя не зажигать лампы.
  
  – Это не я, – отозвался тот. – Я думал, это сделали вы.
  
  Только тут до меня дошло, что свет загорелся не в доме, – он проникал внутрь через окна. Я быстро взглянул в сторону задней двери, которая была частично застеклена, чтобы понять, не светит ли кто-то внутрь дома фонариком.
  
  Но это оказался не фонарик, а огонь. Мгновение спустя я понял, что большие языки пламени облизывают стены и окна со всех четырех сторон.
  
  Кто-то поджег пляжный дом Мэдэлайн Плимптон.
  Глава 51
  
  За несколько минут до полуночи Морин Дакуорт, одетая в платье, ушитое в талии, обнаружила мужа сидящим за кухонным столом. Он был в костюме и сбившемся набок галстуке. Перед ним на столе стояли наполовину пустая бутылка пива и флакон тайленола. Здесь же лежал мобильный телефон.
  
  – Ты не собираешься ложиться? – поинтересовалась Морин.
  
  – Собираюсь, – последовал ответ. – Я только посижу здесь еще минутку, и все.
  
  Морин уселась за стол напротив супруга.
  
  – Я целый день перезванивалась с Тревором, – сказала она.
  
  Дакуорт медленно кивнул:
  
  – Я тоже. Его машины все еще нет перед домом.
  
  – Он все еще дежурит на автостоянке рядом с домом Кэрол.
  
  – Господи, прошло ведь уже целых семнадцать часов.
  
  – Он все еще надеется, что она приедет.
  
  Барри снова медленно опустил, а затем поднял голову.
  
  – Да, – с трудом произнес он.
  
  – Она вернется домой? – спросила Морин.
  
  – Честно говоря, не знаю. Возможно, мне следует поехать к Тревору и подождать ее возвращения вместе с ним.
  
  Морин протянула руку через стол и накрыла ладонью пальцы мужа.
  
  – Ты не можешь снова куда-то ехать. У тебя такой вид, словно ты вот-вот отключишься.
  
  Дакуорт поднес было к губам бутылку с пивом, но тут же поставил ее обратно.
  
  – Он показал мне свою татуировку.
  
  – Да, он мне говорил.
  
  – Правда? Я не знал.
  
  Глаза Барри начали наполняться слезами. Он отвел взгляд, чтобы Морин этого не заметила, и уставился в темноту за окном.
  
  – Он любит тебя, – сказала Морин. – И очень уважает.
  
  Дакуорт в ответ лишь недоверчиво пожал плечами.
  
  – Да-да, именно так. Вы, конечно, иногда оба ведете себя как тупоголовые болваны, но ты для него герой.
  
  – Ну, я не уверен, – вздохнул Дакуорт. – Для героя я слишком многого не знаю. Например, где находится Кэрол. Между прочим, она может быть с этим самым Кальдером. Вопрос – жива ли она. – Детектив покачал головой. – Этого я тоже не знаю. Должен признать, шансы невелики.
  
  – Ты ведь не говорил этого Тревору, верно?
  
  – Нет, не говорил.
  
  Супруги немного помолчали. Потом Морин поинтересовалась:
  
  – А тайленол тебе зачем?
  
  – Мне больно.
  
  Барри рассказал о том, что произошло в доме Элеоноры Бичем. Как Норма и Харви поочередно толкнули его и как Харви ударил его в грудь.
  
  – Их обоих арестовали и предъявили им обвинение в нападении на офицера полиции, – подытожил он. – А делом миссис Бичем занялись социальные службы. Кстати, помнишь историю про парня, которому изрисовали всю спину татуировками? Так вот, его отец появился очень вовремя. Можно сказать, спас мою задницу.
  
  – Что ж, хорошо, что он оказался на месте событий.
  
  – Верно.
  
  – Что у тебя болит?
  
  – Вообще-то грудь, но и везде вокруг тоже.
  
  – Покажи, где именно.
  
  Детектив немного подумал, а затем поднял руку, указал на голову и изобразил нечто вроде невидимого кольца вокруг нее.
  
  – Где-то здесь, – прогудел он.
  
  Морин улыбнулась:
  
  – Вид у тебя совершенно измотанный.
  
  – День в самом деле выдался долгим и непростым.
  
  – Я имею в виду не сейчас, а всегда. Уже давно – после того, что случилось год назад.
  
  – Наверное. Я часто думаю об этом. Кстати, мне звонил Рэнди, приглашал на мемориальное мероприятие. Он хочет вручить мне какую-то идиотскую памятную бляху.
  
  Морин понимающе кивнула:
  
  – Думаю, ты должен сходить.
  
  – Но я не хочу.
  
  – Ты должен. Люди благодарны тебе за то, что ты сделал. Дай им возможность это продемонстрировать, – сказала Морин и после небольшой паузы добавила: – Мне он тоже звонил.
  
  – Финли? Звонил тебе?
  
  – Ну да. Он просил меня уговорить тебя прийти.
  
  Дакуорт ухмыльнулся:
  
  – Вот ублюдок. Он заявил мне, что памятная церемония без моего участия будет похожа на половой акт без разрядки.
  
  – Мне он сформулировал эту мысль несколько иначе, – заметила Морин.
  
  – И что ты ему ответила?
  
  – Что решать только тебе.
  
  Дакуорт внимательно посмотрел на жену.
  
  – А что, если я решу уйти из полиции? Отправиться раньше времени в отставку и заняться чем-то еще?
  
  – И это тоже решать тебе.
  
  – Ты ведь, наверное, хотела бы этого, так?
  
  – Я этого никогда не говорила. Ты должен заниматься тем, что тебе нравится. Если тебе нравится работа полицейского, я не имею права уговаривать тебя ее бросить.
  
  Дакуорт крепко сжал пальцы жены.
  
  – Время от времени я об этом думаю, – признался он.
  
  – О чем? О том, чтобы бросить работу в полиции?
  
  Детектив медленно кивнул:
  
  – Это занятие для парней помоложе. – Он горько улыбнулся: – И не для таких чувствительных, как я.
  
  Морин встала со стула, обошла стол и уселась рядом с мужем. Прислонившись к нему, она положила голову на его плечо.
  
  – Я поддержу любое твое решение, – тихо, но твердо произнесла она. – Но ты должен быть уверен, что сам хочешь именно этого. Ты не обязан делать что-то ради меня.
  
  – А разве это было бы так уж плохо?
  
  Морин поерзала на стуле и, потянувшись, ласково поцеловала Барри в щеку.
  
  – Кое-кому не мешало бы побриться, – сказала она.
  
  – Я собираюсь посмотреть серию «Полиции Майами».
  
  – Боже мой. Давненько ты этого не делал.
  
  Морин еще раз чмокнула супруга, а затем взяла его пальцами за подбородок, повернула его лицо к себе и на несколько секунд прижалась губами к его губам. Дакуорт погладил ее ладонью по щеке.
  
  – Я люблю тебя, и ты это знаешь, – сказала Морин.
  
  – Я только не могу понять, за что.
  
  – Заткнись немедленно.
  
  – За тобой ухлестывали крутые парни, но ты почему-то выбрала меня.
  
  – Я никого не выбирала.
  
  – Ну, я неправильно выразился. Скажем так – ты предпочла меня, хотя могла бы поступить иначе.
  
  – Вообще-то тебе здорово повезло, что я тебя подцепила. – С этими словами Морин еще раз быстро поцеловала Барри в губы. – Хотя других серьезных претендентов вроде бы не наблюдалось.
  
  Дакуорт сжал жену в объятиях и сказал:
  
  – Ты знаешь, сегодня мне пришлось звонить Кэлу Уиверу. Ты помнишь его?
  
  – Конечно.
  
  – Я оставил ему сообщение. – Достав телефон, Дакуорт включил его и принялся листать экран. – Он не взял трубку, так что я попросил его мне перезвонить. Знаешь, я все время думаю о том, чем он сейчас занимается.
  
  – Ты имеешь в виду, как частный детектив? – уточнила Морин.
  
  – Ну да. При такой работе выбирать не приходится – люди занимаются тем, чем приходится.
  
  – Не понимаю, – удивилась Морин. – Ты что, хочешь заглядывать в чужие спальни, собирая доказательства супружеских измен, чтобы обеспечить кому-то выигрыш дела о разводе? Это ниже тебя, Барри. Я не представляю тебя занимающимся чем-то подобным.
  
  – Думаю, Кэлу нечасто приходится браться за такие дела.
  
  – Если он не хочет умереть с голоду, ему придется это делать – готова спорить.
  
  Дакуорт пожал плечами.
  
  – Может, ты и права. Но знаешь, если я уйду в отставку, я бы предпочел оформить себе пенсию. Конечно, она будет не слишком большой. Но я мог бы, в дополнение к ней, заниматься каким-нибудь делом – в частном порядке. Скажем, тем же, к которому привык, но с куда меньшим риском для себя.
  
  – А Кэл разве не рискует?
  
  – Может быть, иногда. Но не так, как тогда, когда он работал в полиции.
  Глава 52
  
  Когда в комнату вошла его жена, Альберт Гаффни, лежа на диване, смотрел по телевизору очередной эпизод сериала «Морская полиция: спецотдел». Приблизившись, супруга опустилась на софу.
  
  – Уже поздно, – сказала Констанс.
  
  – Как он? – поинтересовался Альберт, не сводя глаз с экрана.
  
  – Съел почти весь суп и сэндвич с тунцом.
  
  – Ну, это уже что-то.
  
  – Разве это не повтор? – спросила Констанс, глядя в телевизор.
  
  – Наверное. Но мне это сейчас не важно. Где Моника?
  
  – В своей комнате, слушает музыку.
  
  – Хм-м-м.
  
  – Альберт, – окликнула мужа Констанс.
  
  Супруг, однако, никак на это не отреагировал, продолжая смотреть на экран словно загипнотизированный.
  
  – Альберт, выключи телевизор, – мягко попросила Констанс.
  
  Медленно повернув голову, Гаффни-старший взглянул на нее. Казалось, он напряженно обдумывает ответ. Наконец он взял с дивана пульт, нажал на кнопку, и экран погас.
  
  – Чего тебе?
  
  – Нам… нам надо кое-что обсудить.
  
  – Нечего тут обсуждать. Дело сделано. Машина вымыта. В гараже сделана уборка. Теперь нужно только одно – чтобы ты держала язык за зубами. Если ты будешь держать рот на замке, все будет в порядке.
  
  – Понимаешь… Это не тот тип.
  
  Альберт изумленно уставился на супругу, не в силах вымолвить ни слова.
  
  – Ну, понимаешь, полиция ищет этого самого Кальдера, – пояснила Констанс.
  
  – Знаю. Я же говорил с Дакуортом.
  
  – Ну… выходит, скорее всего, с Брайаном это проделал не тот, кого ты… В общем, не он.
  
  – Нет, это он, – сказал Альберт и стиснул челюсти. – А даже если спину Брайану разрисовал кто-то другой, какая разница – этот мерзавец избил Брайана. Вот так вот.
  
  Взяв в руку пульт, Гаффни-старший включил телевизор.
  
  – Альберт.
  
  Вздохнув, он снова повернулся к супруге.
  
  – Ну, чего тебе еще?
  
  – Полицейские будут задавать вопросы. Они наверняка вернутся.
  
  – Меня никто не видел. И на помойке тоже. Никто не видел ровным счетом ничего.
  
  – Ты забываешь про Брайана.
  
  – Ты о чем? Наш сын сейчас дома. Он выздоровеет, и с ним все будет в порядке. – Альберт нехотя усмехнулся. – Ты получила то, что хотела, – он снова живет с нами.
  
  Констанс смотрела на мужа с опаской, не понимая, что с ним произошло. Раньше она никогда не боялась его, но теперь она чувствовала настоящий страх.
  
  – Полицейские наверняка захотят поговорить с Брайаном, – сказала она. – Когда эта девица заявит об исчезновении мужа – а она, возможно, уже это сделала, она, скорее всего, расскажет про его драку с Брайаном. И копы захотят допросить нашего сына.
  
  Альберт покачал головой:
  
  – Все обойдется. Брайан находился в больнице в то время, когда Фроммер исчез. Есть полно свидетелей, которые могут это подтвердить. Так что все будет хорошо. – Альберт задумался, и по его лицу скользнула тень сомнения. – Если только не…
  
  Гаффни-старший замолчал.
  
  – Что? – встревоженно спросила Констанс. – О чем это ты?
  
  Альберт встал и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Поднявшись наверх, он тихонько постучал в дверь комнаты сына.
  
  – Да?
  
  Альберт открыл дверь. Брайан лежал в кровати, держа в руках книжку комиксов «Город греха».
  
  – У тебя найдется секунда? – спросил Гаффни-старший.
  
  Брайан положил раскрытую книжку на кровать.
  
  – Да, конечно.
  
  Войдя, Альберт присел на краешек постели.
  
  – Мы очень рады, что ты снова дома, сынок.
  
  – И я тоже рад. Пожалуй, я перееду из своей съемной квартиры сюда.
  
  – Сначала выздоровей, а потом уж будешь думать. Возможно, такое решение в самом деле будет правильным.
  
  – Знаешь, в больнице мне давали какие-то таблетки. Она вроде бы снимают боль. Сейчас мне намного лучше.
  
  – Хорошо, очень хорошо. Послушай, нам с тобой нужно обсудить один вопрос.
  
  – Ладно.
  
  – Когда я ездил по городу, разыскивая тебя, и в конце концов тебя нашел, ты рассказал мне про Рона Фроммера и про то, что он тебя избил.
  
  Брайан кивнул.
  
  – Кому еще ты об этом рассказывал?
  
  – Никому. Помнишь, я ведь говорил, что не хочу создавать ему проблем, поскольку боюсь, что он отыграется на Джессике.
  
  – Верно, верно. Значит, в больнице ты тоже никому про это не говорил?
  
  – Нет, никому.
  
  – А полицейским?
  
  – Нет.
  
  – Ну и славно, – кивнул Альберт. – Не исключено, что копы захотят поговорить с тобой про Фроммера.
  
  – А ты что-то им сказал? Пап, я же просил тебя этого не делать.
  
  – Нет, нет, ничего подобного. Но если Джессика расскажет копам, что у вас с Фроммером была стычка, полицейские, возможно, решат тебя допросить.
  
  – Ну да, наверное. Но только в том случае, если Джессика им расскажет. Только зачем ей это нужно? Она не захочет, чтобы у ее мужа возникли неприятности.
  
  – Трудно сказать. Может, у нее все же возникнет такое желание. Если бы, например, с Фроммером что-то случилось, копы стали бы опрашивать всех, у кого был с ним конфликт в течение последних нескольких дней.
  
  Лицо Брайана приняло озадаченное выражение.
  
  – Что-то я ничего не понимаю. У меня что, проблемы?
  
  – Нет, конечно, нет. С какой стати? Ты ведь в последнее время лежал в больнице. Если бы с Фроммером что-то произошло, ты просто не мог бы иметь к этому никакого отношения. Но я хочу, чтобы ты запомнил одну вещь – на случай, если тебя будут расспрашивать про Фроммера.
  
  – И что же это?
  
  – Что ты не называл мне его имени и не говорил мне, где он живет. Запомни это хорошенько.
  
  Лицо Брайана вытянулось еще больше.
  
  – Но я ведь тебе сказал.
  
  – Нет, – твердо произнес его отец. – Ничего этого ты мне не говорил.
  
  Брайан помолчал несколько секунд, а потом кивнул:
  
  – Ладно. Не говорил – так не говорил.
  
  – Ну и отлично, – улыбнулся Альберт. – Сколько бы раз тебе ни задавали этот вопрос, ответ должен быть один и тот же – нет. Ты мне ничего не говорил.
  
  – Заметано, – сказал Брайан.
  
  Гаффни-старший похлопал сына по укрытому простыней бедру.
  
  – Молодчина, сынок. Похоже, тебе уже получше, так?
  
  – Да.
  
  – Когда ты поправишься, мы подумаем, что можно сделать с твоей спиной. Хорошо?
  
  Брайан кивнул.
  
  Альберт встал и направился к двери.
  
  – Пап! – окликнул его Брайан, когда он уже шагнул через порог.
  
  – Что, сынок?
  
  – Я люблю тебя.
  
  – И я люблю тебя, Брайан.
  Глава 53
  
  Кэрол Бикман с трудом пришла в себя.
  
  Женщина слышала рядом чьи-то тяжелые шаги, но не понимала, где она находится. Сознание ее плыло, мысли путались. Однако действие препаратов, которыми ее накачали, постепенно ослабевало, поэтому Кэрол через какое-то время стала думать о том, каким образом можно незаметно освободиться. Похоже, она была привязана к чему-то, похожему на кровать.
  
  Для начала Кэрол требовалось, чтобы у нее окончательно прояснилось в голове. Это дало бы ей возможность оценить, насколько крепко и каким именно образом ее связали.
  
  Понемногу она начала вспоминать, что с ней произошло.
  
  Она отправилась в дом Долли Гантнер, чтобы рассказать ей: полиция расследует преступление, совершенное неподалеку от бара «У Рыцаря». Кэрол вспомнила, как Долли пришла в ужас, как ее приятель Кори – да, именно так его звали, и это именно он напал на меня, когда я попыталась сесть в машину — тоже явно занервничал. Из этого Кэрол сделала вывод, что Долли и этот самый Кори не только знают, что именно случилось около бара, но и имеют к этому какое-то отношение.
  
  А потом она уронила эту чертову сумочку. Черт, это было как в каком-нибудь дешевом фильме ужасов. Все содержимое сумочки высыпалось, скрыв под собой то, что было так необходимо Кэрол, – ключи от машины. Она потратила несколько драгоценных секунд на их поиски. Если бы она успела все сделать как надо, она бы отперла дверь «Тойоты», села за руль, уехала бы, связалась с Тревором и попросила бы его позвонить отцу.
  
  Но сделать этого Кэрол не успела – для нее надолго наступила темнота.
  
  В какой-то момент ей показалось, что ее куда-то везут. Она лежала на боку, руки ее были связаны за спиной, ноги плотно прижаты одна к другой и, как видно, тоже связаны. Судя по всему, она находилась в кузове фургона или грузовика.
  
  Время от времени она теряла сознание, затем снова приходила в себя. Но даже в эти моменты она плохо соображала – чувствовалось, что ее чем-то одурманили.
  
  Она много раз слышала голос Кори. Он оказался на редкость болтливым, но Кэрол была уверена, что разговаривал он не с ней, а с самим собой. Судя по всему, он был уверен, что она его не слышит. Сидя за рулем, он говорил странные вещи: «Ты захватила с собой купальник? Мы с тобой пойдем на пляж! Ты когда-нибудь была на Кейп-Код? Я тоже не был, но готов биться об заклад – там здорово».
  
  Иногда у Кэрол создавалось впечатление, что Кори пытается убедить ее, что он совсем не плохой человек. «Я не хотел, чтобы с Долли так получилось, – говорил он. – Но она просто с ума сошла от испуга. Думаю, она собиралась пойти в полицию и все рассказать. И что мне оставалось делать? Ты ведь понимаешь, что у меня не было другого выхода. Она перестала осознавать, каким важным делом мы занимаемся».
  
  Время от времени Кори оборачивался назад со словами: «Знаешь, я прославлюсь. Стану известным. Люди будут обо мне говорить. Потому что я не такой, как все. Знаешь, кто я такой? Я – орудие. Орудие справедливости. Орудие мести».
  
  Он все время спрашивал Кэрол, что ему делать дальше. «Думаю, действовать надо не так, как с Пирсом. И не как с тем типом, с которым у нас вышел прокол. На этот раз работа должна быть сделана до конца. Для этого я прихватил из дома отца одну штуку».
  
  Время от времени Кэрол начинало казаться, что Кори работает на страховую компанию, «МетЛайф» или какую-то другую – потому что он постоянно твердил про какую-то страховку. Потом наконец до нее дошло, что страховка – это она сама. Оказалось, Кори считает ее своей заложницей. Своим главным козырем. По его расчетам, когда станет совсем жарко, она должна была обеспечить ему безопасность.
  
  Возможно, это не так уж плохо, подумала Кэрол. Не исключено, что хотя бы по этой причине Кори не станет ее убивать. Но, несмотря на это, Кэрол Бикман было очень, очень, очень страшно.
  
  В какой-то момент девушка задумалась, чего еще может потребовать от нее похититель. До сих пор не наблюдалось признаков того, что она может стать объектом сексуального насилия. Правда, это ее не слишком успокаивало.
  
  Перестань думать о том, что с тобой могут сделать. Думай о побеге. Думай, думай, думай.
  
  Когда они добрались до места, Кори, взвалив Кэрол на плечо, перенес ее из машины в какое-то строение и положил на нечто похожее на раскладную кровать – из тех, которые сделаны из труб, пружин и брезента. Уложив девушку лицом вниз, Кори привязал ее запястья к верхнему краю, а щиколотки – к нижнему.
  
  Затем он укрыл Кэрол одеялом.
  
  «Думаю, здесь достаточно тепло, так что огонь разводить необязательно, – сказал он. – К тому же дым, идущий из трубы, может привлечь внимание. Ты согласна?»
  
  Кэрол ничего не ответила.
  
  «Полежишь здесь какое-то время, ничего с тобой не случится».
  
  Кэрол снова промолчала. Она почти все время держала глаза закрытыми, и приоткрыла их лишь ненадолго и незаметно для Кори – чтобы оглядеть помещение, в котором оказалась. Разумеется, насколько это было возможно.
  
  Услышав, как дверь сначала открылась, а затем захлопнулась, Кэрол широко открыла глаза.
  
  Она находилась в каком-то старом деревянном коттедже. Где-то поблизости была вода, и не просто вода – ноздри Кэрол уловили йодистый запах океана, а ее слух – крики чаек. Кажется, Кори говорил, что они направляются на Кейп-Код. Судя по всему, он приехал сюда не просто так, а следом за кем-то – так по крайней мере поняла Кэрол. В какой-то момент, чуть приоткрыв веки, она увидела в руках у Кори какой-то небольшой предмет. Но сразу рассмотреть его она не смогла, а в следующую секунду Кори повернулся к ней спиной, и Кэрол потеряла предмет из виду.
  
  Теперь она вспомнила, что он был похож на револьвер или пистолет, и ее страх усилился.
  
  Вернувшись, Кори не стал зажигать в доме свет даже тогда, когда на улице начало темнеть. Пододвинув стул к окну в дальней стене строения, он сел на него и стал смотреть на улицу.
  
  Через некоторое время он оживился.
  
  «Так, они выходят, – произнес он. – Вот черт. Куда это они собрались?»
  
  В темноте Кэрол понемногу начала двигать запястьями, привязанными к верхнему краю раскладной кровати. У нее начали неметь пальцы, и, когда Кори не смотрел на нее, она шевелила ими, чтобы восстановить кровообращение. Веревка вокруг ее щиколоток была затянута не так туго, что давало ей возможность слегка подтянуться на руках кверху. Выбрав удобный момент, девушка впилась зубами в веревку и принялась потихоньку ее грызть.
  
  Потом – Кэрол трудно было следить за временем, но на улице уже стало совсем темно – Кори встал со стула и принялся ходить взад-вперед по комнате. «Черт, их нет уже целую вечность! Куда они подевались? А что, если они отправились обратно, а я сижу здесь? Надо пойти еще их послушать». С этими словами Кори вышел на улицу.
  
  Кэрол показалось, что она услышала, как открылась и снова захлопнулась сдвижная дверь фургона. Затем – минут через десять, а может, двадцать – Кори вернулся, бормоча под нос: «Ничего, ничего».
  
  Затем он снова ушел.
  
  Кэрол продолжила попытки перетереть веревку зубами, но у нее ничего не получалось.
  
  Немного спустя дверь домика распахнулась, и Кори, вбежав в дом, снова занял позицию у окна. «Ладно, ладно, – сказал он, явно обращаясь к себе. – Все по местам».
  
  Кэрол услышала, как мимо коттеджа проехала машина. «Они наверняка ездили в кино, – пробормотал Кори. – Где еще они могли пробыть так долго? Так, отлично, отлично. Они входят в дом».
  
  Встав со стула, Кори сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. «Ну, ладно», – тихонько произнес он и, выйдя из домика, закрыл за собой дверь.
  
  Кэрол, разумеется, не знала, что он задумал, но была уверена, что это нечто нехорошее.
  
  Подтянувшись вверх на руках, она снова принялась грызть веревку.
  Глава 54
  Кэл
  
  Насколько я мог судить, дом Мэдэлайн Плимптон, стоящий на пляже, занялся со всех сторон одновременно. Какая-то легковоспламеняющаяся жидкость – бензин или что-то еще, не имеющее ярко выраженного запаха, – была равномерно разлита по периметру строения. Пламя уже лизало подоконники первого этажа.
  
  – Кэл! – раздался сверху вопль Джереми.
  
  – Держись! – крикнул я.
  
  – Пожар! Мы горим!
  
  Я бросился на кухню и принялся поочередно распахивать дверцы шкафов и шкафчиков. У меня отпечаталось в памяти, что, когда мы осматривали их, знакомясь с домом, я где-то видел огнетушитель. Хотя свет был выключен, я достаточно хорошо мог различить очертания предметов в отсветах пламени. Огнетушитель оказался под раковиной. Он был небольшой, длиной фута полтора – как раз того объема, которого достаточно, чтобы потушить небольшое возгорание на кухне. Впрочем, его, пожалуй, могло бы хватить нам с Джереми, чтобы пробиться к выходу из дома. Схватив огнетушитель, я сорвал с него пломбу и уже собрался нажать на курок, чтобы получить струю пены.
  
  Тут мне вдруг пришло в голову, что есть и другой выход из положения.
  
  Держа в руке огнетушитель, я бегом поднялся на второй этаж и увидел Джереми, стоявшего в нерешительности с рюкзаком, надетым на одно плечо.
  
  – Давай за мной! – крикнул я и бросился к стеклянной сдвижной двери, ведущей на балкон. Выбравшись на него, мы могли бы спуститься вниз по лестнице, идущей вдоль стены дома, и, перепрыгнув через огонь, оказаться в безопасности. Если же этот трюк оказался бы невозможным, можно было попытаться спрыгнуть со второго этажа на песок.
  
  Джереми послушно устремился за мной, но тут я резко затормозил и остановил молодого человека, схватив его за руку.
  
  – Нет, – сказал я.
  
  – Что – нет?
  
  – Он как раз и хочет, чтобы мы попытались выбраться из дома этим путем. Именно его, и только его, он оставил свободным.
  
  Джереми потрясенно уставился на меня широко раскрытыми глазами.
  
  – Что вы такое говорите?
  
  – Я говорю, он хочет, чтобы мы попытались выбраться из дома через балкон.
  
  – Кто это – он?
  
  Запах гари становился все сильнее. Плясавшие вокруг дома языки пламени отбрасывали оранжевые блики на стекла окон второго этажа.
  
  – Так все-таки что произойдет, если мы попытаемся спуститься или спрыгнуть с балкона?
  
  Нас перестреляют, как кроликов, подумал я, а вслух сказал:
  
  – Это небезопасно.
  
  – Небезопасно оставаться здесь! – крикнул Джереми.
  
  И это тоже была правда.
  
  Если тот тип, о котором меня предупреждал Дакуорт, поджидал нас где-то рядом с домом, где именно он мог занять позицию?
  
  Мостки. Вот идеальное место. Сколоченная из досок дорожка, проложенная через зону, заросшую травой, к пляжу. Именно там нас наверняка поджидает тот, кто за нами охотится. Скорее всего, в руках он держит винтовку, ствол которой направлен в сторону балкона. Да, снять нас выстрелами оттуда было бы легче легкого… Еще проще это сделать, используя ночной оптический прицел, но и без него благодаря пламени видимость прекрасная.
  
  – Давай-ка спустимся вниз, – сказал я.
  
  – Вы знали, что так будет? – спросил Джереми, сбегая следом за мной по лестнице на первый этаж. – Поэтому вы и сказали, что нам надо срочно уезжать?
  
  – Я получил предупреждение. Тот парень, с которым мы перекинулись парой фраз на пляже… Он здесь не случайно.
  
  – Что? Но как он…
  
  – Не сейчас.
  
  Мы подошли к двери черного хода. Я отпер замок и приготовился, держа одну руку на дверной ручке, а другую – на курке огнетушителя.
  
  – Как только мы выберемся на улицу, беги во все лопатки. Но только обязательно пригнись и постарайся не производить никакого шума. Когда доберешься до соседнего дома с восточной стороны, спрячься там – где угодно. И жди моего звонка. Когда на берегу станет безопасно, я дам тебе знать.
  
  – А как насчет того, чтобы смыться на машине?
  
  – Не годится. Слишком много нужно времени, чтобы забраться в нее, а потом еще ее завести. Этот тип нас прихлопнет. – Я положил Джереми руку на плечо. – Не волнуйся, все будет в порядке.
  
  Он кивнул, но было видно, что мои слова его не очень-то убедили.
  
  – Ну что, готов?
  
  Снова кивок.
  
  Я повернул дверную ручку, которая уже успела заметно нагреться, и распахнул дверь, одновременно нажимая на курок огнетушителя и направляя пенную струю вниз, прямо на огонь. Мне достаточно было проложить для нас с Джереми всего-навсего узенькую дорожку. Оказавшись хотя бы в паре футов от дома, мы могли бы забыть об опасности, которую представляло собой пламя.
  
  Тогда нам оставалось бы заботиться только об одном – как бы не получить пулю.
  
  Мне удалось струей пены сбить языки пламени около двери.
  
  – Я пойду первым.
  
  В несколько длинных шагов я добрался до «Хонды» и, присев на корточки, укрылся за крылом машины. Затем, взмахнув рукой, я дал понять Джереми, что пора сделать то же самое. Выскочив из дома, он через пару секунд присоединился ко мне. Огонь теперь распространялся уже по стенам дома, а некоторые языки пламени уже доставали до карниза второго этажа.
  
  Я ткнул пальцем в сторону соседнего дома:
  
  – Давай туда, только побыстрее.
  
  Джереми сжал пальцами мое плечо и скользнул во мрак. Мое ухо уловило хруст гравия под его ногами, но расслышать его с расстояния хотя бы в пару десятков футов в реве огня было невозможно.
  
  Отложив огнетушитель, я достал из-за пояса пистолет и стал медленно перемещаться вдоль автомобиля, стараясь найти позицию, с которой мне были бы хорошо видны ведущие к пляжу дощатые мостки. Мне пришлось несколько раз моргнуть и выждать некоторое время, чтобы мои глаза привыкли к темноте.
  
  Как я и думал, на мостках кто-то был. Я различил темную фигуру, частично освещенную языками пламени. В руках человек держал какой-то предмет, направляя его в сторону балкона.
  
  Вероятно, он пытался понять, почему мы так долго не показываемся. Судя по всему, терпение его было на исходе. Прошло еще секунд тридцать. Человек опустил оружие и прошел несколько метров в сторону объятого пламенем дома. Затем остановился, постоял еще немного, склонив голову набок, и сделал еще два шага в моем направлении.
  
  Взяв пистолет двумя руками, я поставил локти на багажник «Хонды» и прицелился. Если бы дело происходило в кино, я бы без труда уложил противника навскидку одним выстрелом. Но освещение было весьма нестабильным, мой противник находился в добрых семидесяти футах от меня и стоял ко мне боком, что затрудняло мою задачу.
  
  Мне требовалось, чтобы он подошел поближе.
  
  Этот тип преодолел массу препятствий, чтобы убить нас. Поэтому я не рассчитывал, что он сдастся и откажется от своих намерений. Однако все пошло не так, как он рассчитывал, и теперь он, наверно, лихорадочно пытался сообразить, где именно допустил ошибку. При этом он продолжал медленно продвигаться по направлению ко мне, пока не оказался у верхних ступеней лесенки, ведущей от мостков к открытому пространству между домом Мэдэлайн и коттеджем, стоящим к западу от него.
  
  Теперь он находился всего в тридцати футах от меня. Обойдя угол дома Мэдэлайн, он увидел брешь в пламени там, где располагалась дверь черного хода. Я увидел, как его губы зашевелились, произнося ругательство.
  
  – Стоять, не двигаться! – крикнул я.
  
  Иногда человек вынужден произносить стереотипные фразы. Разумеется, в такой ситуации большинство из тех, кому адресованы эти слова, и не думают повиноваться. Двигаются при этом все – хотя бы потому, что человек, услышав такой вопль, невольно вздрагивает. Тело типа, которого я держал на мушке, напряглось. Он медленно повернулся в мою сторону. Теперь я ясно увидел, что в руках у него винтовка.
  
  Чтобы вскинуть такое оружие и прицелиться, нужно больше времени, чем для того, чтобы проделать то же самое, держа в руках, скажем, шестизарядный револьвер.
  
  – Даже не думай! – предупредил я.
  
  Словно не слыша моих слов, человек начал поднимать ствол винтовки, явно собираясь стрелять. Недолго думая, я нажал на спусковой крючок.
  
  Должно быть, пуля угодила ему в левое плечо. Он качнулся вправо и попятился, а затем рухнул навзничь на землю. Но, даже падая, он удержал винтовку в руках. Я встал, но сдвинулся к центру машины, где мое тело было по крайней мере до груди прикрыто корпусом «Хонды». При этом я продолжал удерживать пистолет обеими руками, вытянув их над крышей автомобиля.
  
  – Лежать, не ставать! – приказал я.
  
  Человек забарахтался на земле, пытаясь принять сидячее положение. Я решил, что у меня есть четыре секунды до того момента, когда он сможет прицелиться и выстрелить в меня.
  
  Обойдя «Хонду», я, держа пистолет в одной руке, бросился вперед, отчаянно работая локтями.
  
  Видя, что я быстро приближаюсь, человек должен был понять, что на выстрел у него просто не остается времени. Однако это его не остановило. Он попытался направить на меня ствол винтовки, но, прежде чем он успел это сделать, я нанес ему сильный пинок в лицо.
  
  Этого оказалось более чем достаточно.
  
  От удара голова незнакомца резко мотнулась назад, и он распластался на земле. Пальцы, сжимавшие винтовку, разжались. Завладев оружием, я отбросил его в сторону и направил ствол пистолета в голову нападавшему. На его лице играли отсветы огня.
  
  Впервые мне представилась возможность как следует рассмотреть того, кто пытался убить нас с Джереми. Это был мужчина ростом примерно пяти футов и десяти дюймов роста, весом приблизительно в сто восемьдесят фунтов, лет сорока пяти, с коротко остриженными ежиком седыми волосами.
  
  Я, как мог, проанализировал ситуацию и, обращаясь к поверженному противнику, который, похоже, уже пришел в себя, спросил:
  
  – А где, черт побери, второй?
  
  Под «вторым» я подразумевал того человека, фото которого прислал мне Барри Дакуорт.
  
  Кори Кальдера.
  
  Потому что передо мной лежал не он.
  Глава 55
  
  Кальдер видел, как «Хонда» обогнула коттедж и остановилась позади него. Видел он и то, как Пилфорд и мужчина постарше вышли из машины и вошли в дом.
  
  Прокравшись к тому месту, где остановился автомобиль, Кори спрятался за забором, шедшим вдоль дороги, выбрав весьма удачную позицию для наблюдения за тем, что происходило на участке.
  
  Он уже давно размышлял, как именно ему лучше осуществить свой замысел.
  
  Кори знал, что ему придется застрелить обоих. Мужчина, сопровождавший Пилфорда, явно был специально к нему приставлен, так что с ним в любом случае следовало покончить. Возможно, еще относительно недавно Кори испытывал бы неприятные чувства по этому поводу. В конце концов, ведь не этот тип, выступавший в роли телохранителя, сбил машиной девушку и вышел сухим из воды. Но, если вдуматься, разве его можно считать невиновным? Разве не лежала часть вины на всех тех, кто так или иначе связан с Пилфордом? На его юристах, сумевших спасти его от тюрьмы? На его матери, которая воспитывала Джереми так, что он был не в состоянии различать добро и зло?
  
  Конечно, сам Пилфорд был виновен больше других. Но и его окружение сыграло свою роль в том, что случилось. И мужчина, который его охранял, тоже входил в этот список.
  
  Легче всего, думал Кори, просто постучать в дверь дома. И застрелить первым того, кто ему откроет. А когда второй прибежит посмотреть, что произошло, прикончить и его.
  
  Просто. Пожалуй, даже слишком.
  
  Хотя, возможно, он проявлял слишком много выдумки в ходе предыдущих акций. Стоило ли натравливать пса на Крэйга Пирса и разрисовывать спину татуировками другому парню?
  
  Может, стоило пристрелить этих ублюдков – и дело с концом?
  
  Просто убить их.
  
  Именно так он и будет действовать теперь.
  
  Кори видел, как Пилфорд и его телохранитель вошли в дом и зажгли свет – сначала на первом этаже, потом на втором.
  
  Пусть приготовятся ко сну и выключат свет, решил Кори. Тут-то он и постучит в дверь. В этой ситуации его противники будут дезориентированы.
  
  Затем Кори вдруг пришло с голову, что сопровождающий Пилфорда тип может быть вооружен. Если его наняли охранять Большого Ребенка, у него, скорее всего, имеется ствол.
  
  Черт.
  
  Он вполне может открыть дверь с пистолетом в руках. И что тогда?
  
  Думай, думай.
  
  Может, размышлял Кори, постучать в дверь и не стоять на пороге, дожидаясь, пока охранник Пилфорда вышибет ему мозги? Что, если постучать и спрятаться? Скажем, за машиной. Или за мусорными баками, которые находились в нескольких футах от входа в дом? Телохранитель откроет дверь, станет глазеть по сторонам, и тут – бац!
  
  Да, это может сработать.
  
  Кори Кальдер вдруг почувствовал, что страшно нервничает – гораздо сильнее, чем тогда, когда проводил акции против Пирса и Гаффни. Те двое были безоружны и практически не сопротивлялись.
  
  На этот раз все могло оказаться иначе.
  
  Но Кори зашел уже слишком далеко и не собирался отказываться от своих планов. Он был твердо намерен довести задуманное до конца, а именно пристрелить обоих ублюдков. Возможно, он сможет даже немного задержаться на месте проведения акции и сфотографировать мертвого Большого Ребенка, чтобы потом выложить его на сайт «Защитников Справедливости». Чтобы весь мир узнал…
  
  Что за черт?
  
  По периметру дома, в котором находились Джереми Пилфорд и его телохранитель, возникли какие-то оранжевые отблески, которые стали разрастаться прямо на глазах. Еще несколько секунд – и Кори понял, что здание со всех сторон охвачено пламенем.
  
  Это был пожар, самый настоящий пожар.
  
  Прищурившись, Кори разглядел в темноте смутные очертания человека – он бежал от угла дома к мосткам, держа в руке какой-то удлиненный предмет. Мужчина – а теперь Кори Кальдер ясно видел, что это именно мужчина, – добежав до мостков, занял позицию в центральной их части.
  
  Что происходит? Для Кори это было загадкой.
  
  Впрочем, он быстро догадался, в чем дело. Кто-то другой хотел разделаться с Пилфордом и украсть у него, Кори Кальдера, славу.
  
  – Это нечестно! – прошептал Кори. – Просто нечестно!
  
  Он высунулся из-за забора, который шел вдоль подъездной аллеи, ведущей к дому. От злости его затрясло, как в лихорадке. Что же делать, что же делать?
  
  Теперь, когда дом был охвачен огнем, Пилфорд и его охранник могли выскочить наружу в любой момент. Но какую дверь они предпочтут? Та, через которую они вошли в дом, уже охвачена огнем. Стеклянные раздвижные двери, ведущие на балкон, располагались со стороны залива. Судя по всему, конкурент Кори, запасшийся винтовкой, ожидал, что Пилфорд и его сопровождающий появятся именно оттуда, и собирался расстрелять их именно там.
  
  – Нет! – громко воскликнул Кори. – Это неправильно.
  
  Что ему оставалось делать в сложившейся ситуации? Если он хотел расправиться с Пилфордом своими руками, то прежде ему следовало застрелить незваного гостя. Значит, ему предстояло убить трех человек, а не двух.
  
  Кори Кальдер буквально задыхался от возмущения.
  
  Как этот неизвестный мерзавец посмел присвоить принадлежащую ему, Кори, идею? Как у негодяя хватило наглости попытаться отобрать славу, ради достижения которой он, Кальдер-младший, столько трудился?
  
  Огонь между тем быстро распространялся по дому. Свет внутри строения уже не горел. Кори видел, как человек, расположившийся на мостках, наведя ствол винтовки на пылающий коттедж, тщательно прицелился. Из этого следовало, что Пилфорд и его телохранитель собираются покинуть дом через балкон.
  
  Однако выстрела не последовало.
  
  Внезапно отворилась дверь черного хода. Кори успел разглядеть молодого человека и его взрослого спутника. В руке телохранитель держал какой-то предмет. Кори быстро догадался, что это был огнетушитель, так как охранник с помощью пенной струи сумел сбить пламя, бушевавшее у порога.
  
  Кори решил, что ему предоставляется шанс.
  
  Однако Пилфорд тут же куда-то исчез, а его охранник спрятался за «Хондой». Человек с винтовкой двинулся в его сторону.
  
  И вдруг раздались выстрелы.
  
  Что это, черт возьми?
  
  Кори поглубже спрятался в кустах на другой стороне Норт-Шор-бульвар. Он не верил своим глазам. Человек с винтовкой упал и завозился на земле, а телохранитель Большого Ребенка, выскочив из-за машины, подбежал к нему и ударом ноги в голову отправил его в тяжелый нокаут.
  
  Где же Джереми? Куда он подевался? Должно быть, спрятался в одном из пляжных домиков, расположенных по соседству.
  
  Кори задумался над тем, не пойти ли поискать его. Или само его, Кори, присутствие здесь, на Кейп-Код, после произошедшего было слишком рискованным? Пожар, стрельба – все это означало, что в скором времени здесь появится огромное количество полицейских и представителей экстренных служб.
  
  Все говорило о том, что Кори следовало уезжать отсюда подальше и побыстрее. Да-да, вернуться в арендованный старенький коттедж, сесть в свой фургон убираться подобру-поздорову.
  
  Вот только была одна проблема.
  
  Подружка Долли.
  
  Кори не мог оставить ее в домике. Она все еще могла понадобиться ему в качестве живого щита. Кори понимал, что, даже если ему удастся покинуть Кейп-Код, не привлекая внимания, его все равно будут разыскивать – по целому ряду разных поводов.
  
  Выходит, ему нужно незаметно перетащить эту девку из дома в машину. К счастью, снятый им коттедж стоял немного на отшибе, поэтому улучить момент, когда поблизости никого не будет, по мнению Кори, можно без труда.
  
  Вот только все остальное пошло не по плану. Почему?
  
  Идя к дому, Кори ощутил, как его глаза наполняются слезами.
  
  – Всё против меня, – шептал он. – Сам бог меня ненавидит! Все меня ненавидят!
  
  Утирая слезы, он припустил бегом, чувствуя, как легкий ночной ветерок холодит его щеки.
  
  – Это нечестно, – снова произнес он вслух. – Да, нечестно!
  
  Кори по-прежнему хотел убить Большого Ребенка. Но, кроме того, ему хотелось, если представится такая возможность, сделать что-нибудь ужасное с типом с винтовкой, этим засранцем, который разрушил все его планы.
  
  Остановившись на секунду, Кори достал из кармана носовой платок и промокнул слезы, которые продолжали ручьем литься у него из глаз.
  
  Больше всего на свете ему всегда хотелось стать кем-то.
  
  Нет, конечно, не кем попало. Он мечтал превзойти своих брата и сестру. А заодно и своего строгого и требовательного отца. Ему хотелось стать непохожим на других, человеком, о котором бы говорили.
  
  И он был так близок к своей цели!
  
  Кори ощутил в груди щемящую грусть и понял, что сейчас ему больше всего на свете хочется оказаться дома. Улечься, свернувшись калачиком, на диван перед телевизором, укрыться пледом и лежать, наслаждаясь теплом и покоем.
  
  Но это было невозможно, а мечтать о невозможном не имело смысла. Кори следовало торопиться.
  
  Вдруг ему в голову пришла одна мысль.
  
  А что, если полиции не удастся его схватить за все то, что он уже натворил? До сих пор он считал, что это рано или поздно обязательно произойдет. Именно по этой причине он и захватил с собой Кэрол Бикман. В случае, если бы полиция села Кори на хвост, заложница могла бы сослужить ему хорошую службу.
  
  Но если он прямо сейчас сядет в свой фургон и будет гнать по шоссе всю ночь, к завтрашнему дню он будет за несколько сотен миль от Кейп-Код. Кори, в конце концов, может избавиться от фургона, угнать другую машину и продолжить путь. В этом случае через два-три дня он оказался бы уже на другом конце страны. Там он сумел бы найти место, где удобно будет немного переждать и продумать свои следующие шаги. Например, изменить внешность. Да что там – вообще стать другим человеком. Найти работу, где платили бы наличными. Да, поначалу ему будет трудно, но это все же лучше, чем провести остаток жизни в тюремной камере.
  
  Что ж, это уже можно считать планом.
  
  Однако сам собой возникал один вопрос.
  
  Что делать с этой девкой, Кэрол Бикман? Отпустить ее? Или оставить связанной в коттедже, где ее рано или поздно в любом случае должны обнаружить?
  
  А что, если копам все-таки удастся его схватить и против него выдвинут обвинения? Тогда, чтобы осудить его, потребуются свидетели.
  
  Крэйг Пирс его не видел. На лице у Пирса была маска.
  
  Брайан Гаффни тоже не видел лица Кори – у него были завязаны глаза, а в крови бродила лошадиная доза снотворного.
  
  Долли Гантнер теперь уже определенно не могла рассказать о Кори Кальдере ничего плохого.
  
  Оставалась Кэрол Бикман. Она видела Кори. И хотя она не видела своими глазами, как он убивал Долли, если полицейские станут ее допрашивать, она наверняка скажет, что расправиться с Долорес мог только он.
  
  Выходило, что Кэрол Бикман являлась единственной живой свидетельницей преступлений Кори Кальдера.
  
  Он был уже совсем рядом с домиком.
  
  Теперь ему стало совершенно ясно, что он должен сделать.
  
  И сделать это нужно быстро.
  Глава 56
  Кэл
  
  – Где второй? – спросил я человека, раненного моей пулей. – Где Кальдер?
  
  – Господи! – просипел мужчина, поднося ладонь к правой скуле, по которой пришелся мой пинок. Сквозь дыру в пиджаке на его плече обильно лилась кровь.
  
  – Где он? – повторил я громче, чтобы мой противник наверняка расслышал меня в реве пожара. Жар становился нестерпимым – ощущение было такое, словно к моей правой щеке поднесли раскаленный утюг. Стало ясно, что, если я собираюсь продолжать задавать мерзавцу вопросы, мне следует оттащить его подальше от огня.
  
  – Кто?
  
  – Кальдер.
  
  Хотя Барри в своем сообщении не упоминал о том, что у Кори Кальдера есть сообщник, предположить это весьма логично. Если дело действительно обстояло так, наши с Джереми проблемы были еще очень далеки от решения. Вполне возможно, что в этот самый момент Кори Кальдер наблюдал за происходящим из какого-нибудь укрытия.
  
  – Я не знаю никакого Кальдера! – прохрипел мужчина.
  
  Я устало покачал головой:
  
  – Где бы он сейчас ни был, ты должен дать ему знать, что все кончено и он должен сдаться.
  
  – Я же сказал, что не знаю никакого…
  
  Я жестко поставил ногу на колено распростертого на земле противника. Возможно, это была иллюзия – как-никак рядом ревело и щелкало, грызя деревянные стены и перекрытия, пламя – но мне показалось, я услышал, как хрустнул сустав. Впрочем, если судить по тому, как судорожно дернулся и выпучил глаза тот, кто хотел разделаться со мной и Джереми, я был прав.
  
  – Боже! – выкрикнул он, судорожно хватая ртом воздух.
  
  – Говори, как тебя зовут, – потребовал я.
  
  – Подонок! Ты мне ногу сломал!
  
  – Назови твое имя и номер телефона. Или я сломаю тебе вторую.
  
  – Ублюдок! – еще громче заорал мужчина, глядя на ствол пистолета, по-прежнему направленный в его голову.
  
  – Достань свой телефон, – приказал я. – Только медленно.
  
  Мужчина со стоном сунул руку в карман куртки и, вынув оттуда сотовый, бросил его на землю футах в пяти от меня.
  
  – Не надо разбрасывать вещи, – сказал я. – Если будешь это делать, я на тебя рассержусь. А если я на тебя рассержусь, я могу просто взять и пальнуть тебе в башку. Так, теперь бумажник.
  
  С трудом сглотнув, мужчина сделал несколько хриплых вдохов и выдохов, после чего произнес:
  
  – В заднем кармане. Мне надо перевернуться на бок.
  
  – Давай, но осторожно.
  
  С усилием приподнявшись на локте, мужчина подсунул под себя руку и вытащил из заднего кармана джинсов кожаный бумажник.
  
  – Давай сюда, – потребовал я. – На нем должны остаться отличные отпечатки твоих пальчиков.
  
  Раненый протянул бумажник, и я аккуратно принял его, готовый в любую секунду отразить попытку схватить меня или предпринять еще какое-то враждебное действие. Будь я на его месте, я бы попытался сделать что-то подобное. Ему грозил большой тюремный срок. Поджог, попытка убийства двух человек… Тот еще наборчик.
  
  – Кто это? – раздался сзади подрагивающий голос.
  
  Оглянувшись через плечо, я увидел стоящего у меня за спиной Джереми.
  
  – Ты не должен здесь находиться, – сказал я.
  
  – Я видел, как он упал после вашего выстрела, и решил, что все хорошо, – пояснил молодой человек. – Между прочим, все это было дико страшно. Но это не тот человек, которого мы видели на пляже.
  
  – Я знаю.
  
  – Так кто же это?
  
  – Это ты мне скажи.
  
  Я протянул Джереми бумажник. Пока молодой человек рылся в нем, я продолжал внимательно наблюдать за лежащим.
  
  – Так, я нашел здесь водительские права, – сообщил Пилфорд и, низко склонившись над обнаруженным документом, принялся вглядываться в него. – Его зовут Грегор… Погодите. А фамилия его – Килн.
  
  – Килн, – повторил я. – Я правильно произнес?
  
  Мужчина в ответ что-то неразборчиво прорычал.
  
  Джереми продолжал обследовать бумажник, сообщая мне новые данные:
  
  – Он живет в Олбани. Родился в… э-э… 1973 году. У него есть карточка «Виза» и другие кредитки.
  
  – Вон там на земле лежит его телефон.
  
  Джереми, увидев аппарат, нагнулся и поднял его.
  
  – Что мне с ним делать? – спросил он.
  
  – Проверь последние сообщения по электронной почте и звонки.
  
  – Послушайте, парни, – заговорил вдруг Грегор Килн, – может заключим нечто вроде сделки?
  
  Мне показалось, что я услышал голоса. Посмотрев туда, где заканчивалась подъездная аллея, я увидел группу из примерно полудюжины людей, одетых в пижамы. Один из них шел в нашу сторону.
  
  – Я вызвал пожарных! – крикнул он. – И «скорую помощь» тоже! Этот человек что, ранен?
  
  – Пожалуйста, не подходите. Оставайтесь там, сэр! – потребовал я.
  
  – Но вам лучше отойти подальше от…
  
  – Я в курсе. Пожалуйста, оставайтесь на месте!
  
  Мужчина нерешительно остановился – ему явно был непонятен мой отказ от помощи. Но когда я объяснил ему ситуацию, он все понял, двинулся по подъездной аллее в обратном направлении и вскоре присоединился к остальным зевакам.
  
  Издали донеслось завывание сирен.
  
  – Ты меня слышал? – прохрипел Килн. – Я предлагаю тебе сделку.
  
  – Ты сейчас не в том положении, чтобы торговаться, – заметил я.
  
  – Я назову тебе имя, а ты меня отпустишь. Идет?
  
  – Имя? – переспросил я. – Что ты имеешь в виду? Какое еще имя? Название сайта? Имя какого-то человека? О чем речь?
  
  – Сайта? Ты про что?
  
  Тут только я понял, что раненный мной человек стоит особняком. Он не был продуктом ненависти, кипящей в социальных сетях. Нет, это совершенно другой случай.
  
  – Ладно, давай имя, – сказал я.
  
  – Значит, мы заключили сделку?
  
  – Нет.
  
  – Тогда и имени не будет.
  
  – Я кое-что нашел, – подал голос Джереми.
  
  Я бросил взгляд назад. Завывание сирен стало громче.
  
  – Ну, что там?
  
  – Какие-то электронные письма. В общем, ничего интересного. И еще телефонный номер. По нему звонили часов пять назад. И еще эсэмэска.
  
  – Прочитай ее.
  
  – Ладно. Сообщение с того же номера, по которому этот человек звонил. Э-э, значит, так: «Все должно быть сделано сегодня вечером». Килн на это отвечает: «Без проблем». А этот, другой парень…
  
  – У этого другого парня есть имя?
  
  – Нет. В общем, он пишет: «Когда сделаешь дело, подтверди».
  
  Если только это парень, подумал я. Я лихорадочно пытался сообразить, кто мог знать о том, что мы с Джереми отправились на Кейп-Код.
  
  Мне пришло в голову только одно имя.
  
  Мэдэлайн Плимптон.
  
  Был ли в этом хоть какой-то смысл? Ведь о нашем местонахождении знал не только мужчина, которому я прострелил плечо, но и Кори Кальдер. Могла ли двоюродная бабка Джереми рассказать обоим, где нас можно найти?
  
  – Есть что-нибудь еще? – спросил я.
  
  – Да нет, вроде все.
  
  Что ж, номер абонента, с которым связывался Килн, и эсэмэска от него – это уже что-то. Я достал свой телефон и вызывал на экран номер, по которому я звонил Мэдэлайн.
  
  – Прочти мне вслух номер, который ты нашел, – попросил я Джереми. Молодой человек продиктовал цифры. Я сравнил их с теми, которые высветились в моем телефоне – ничего общего.
  
  Впрочем, это еще ничего не доказывало.
  
  Глянув на Килна, я довольно улыбнулся:
  
  – С этим номером, который мы нашли у тебя в телефоне, имя нам, скорее всего, не понадобится.
  
  Килн ничего на это не сказал.
  
  Взвизгнув тормозами, на подъездную аллею свернула пожарная машина. Я попросил Джереми передать мне телефон Килна и произнес:
  
  – Ну-ка, помоги мне перетащить этого придурка.
  
  Ухватив раненого за руки, мы волоком потащили его по гравию в сторону соседнего пляжного домика. Тут же к нам подбежал пожарный.
  
  – «Скорая» уже едет! – крикнул он и тут же нахмурился, увидев у меня в руке пистолет. Я предусмотрительно направил его стволом в землю и отозвался:
  
  – Надеюсь, и полиция тоже.
  
  Пожарник кивнул.
  
  – Что здесь случилось? – поинтересовался он.
  
  Я указал на Килна:
  
  – Этот тип устроил поджог.
  
  Пожарник недоверчиво покачал головой:
  
  – Вы уверены, что это он поджег дом?
  
  – Уверен. Более того, я просто не могу допустить, чтобы этого типа увезли на машине «скорой помощи». Для его транспортировки нужны копы и их автомобиль.
  
  – Я их предупрежу, – сказал мой собеседник и, бросив взгляд на пылающее строение, добавил: – Этот дом уже не спасти. Но, может, мы сумеем не дать огню перекинуться на соседние.
  
  С этими словами он побежал к машине, из которой его товарищи тянули шланги.
  
  Мне нужно было сделать два телефонных звонка. Первый – Барри Дакуорту. Я был уверен, что, несмотря на поздний час, он выслушает меня с удовольствием. Для второго звонка требовалось найти место поспокойнее.
  
  Мне, однако, не хотелось оставлять без присмотра Грегора Килна. Мне казалось, что даже с пулей в плече и травмированным коленом он вполне может попытаться сбежать, если мы расслабимся и перестанем контролировать каждое его движение.
  
  – Как вы думаете, что случилось со вторым парнем? – поинтересовался Джереми. – Ну, с тем, с которым мы столкнулись на пляже?
  
  Услышав его вопрос, я не смог сдержать улыбку.
  
  – Джереми, скажу тебе откровенно: я понятия не имею, что происходит. – С этими словами я поднял руку, в которой держал телефон Килна. – Но думаю, мне удастся это выяснить. У меня, видишь ли, есть сильное желание сообщить приятелю мистера Килна, что дело сделано.
  Глава 57
  
  Барри Дакуорт мирно спал, когда телефон на его прикроватной тумбочке зажужжал. Детектив, возможно, не проснулся бы от этого звука, если бы не жена.
  
  – Барри, – окликнула его супруга и тряхнула его за плечо. – Барри!
  
  Дакуорт открыл глаза и, потянувшись к телефону, сбросил его на пол.
  
  – Вот дерьмо, – выругался он под нос. Свесившись с кровати, он принялся шарить в темноте по полу. Телефон тем временем продолжал настырно жужжать. Наконец Барри нащупал аппарат и поднес к уху, даже не посмотрев на экран, чтобы выяснить, кто беспокоит его глухой ночью.
  
  – Слушаю, Дакуорт, – сказал он в трубку и зажмурился, потому что Морин включила со своей стороны кровати ночник.
  
  – Барри, это Кэл Уивер.
  
  – Господи, Кэл, ты? – Дакуорт отбросил в сторону одеяло и спустил ноги на пол. – Что случилось?
  
  – Много чего. Парень, про которого вы сообщили, Кальдер, был здесь. Мы сегодня встретились с ним на пляже.
  
  – Расскажи-ка все по порядку.
  
  Уивер ввел детектива в курс происходящего, сообщив под конец о том, что пляжный дом Мэдэлайн Плимптон сгорел и его самого и Джереми Пилфорда едва не застрелили.
  
  – Я так и знал, что вы на Кейп-Код, – заметил Дакуорт. – Мне удалось выяснить, что Джереми Плимптон гостит у Мэдэлайн. Я съездил туда и поговорил и с ней, и с матерью паренька, и с ее приятелем. Предупредил их насчет Кальдера. Это он поджег дом?
  
  Уивер объяснил, что это сделал другой человек, Грегор Килн, и его удалось задержать.
  
  – Сейчас я его пробью по нашим каналам, – сказал детектив.
  
  – Не думаю, что он связан с теми, кто поливает Джереми грязью в социальных сетях, – произнес Уивер. – Этот Килн похож на профессионала.
  
  – Немедленно им займусь.
  
  – Хочу попросить тебя об одной услуге. Пробей, пожалуйста, один телефонный номер. Вполне возможно, что это одноразовый мобильник – в этом случае отследить его не удастся.
  
  Дакуорт взял с тумбочки блокнот и ручку и, зажав телефон между плечом и ухом, сказал:
  
  – Пишу.
  
  Кэл продиктовал номер.
  
  – Так, записал. Сделаю, – пообещал Дакуорт.
  
  – Значит, так. Учитывая, что это, возможно, просто разовая трубка и привязать имя к телефону нам не удастся, я хочу попробовать проделать одну штуку, – сказал Кэл и изложил детективу свой план и то, что в связи с этим планом хотел попросить сделать Дакуорта. – Короче, мне нужно, чтобы ты уговорил здешних парней перекрыть распространение информации по меньшей мере на двенадцать часов, – закончил он.
  
  – Сделаю все, что в моих силах, – откликнулся Дакуорт.
  
  – Не должно просочиться ни слова ни о чем, кроме пожара.
  
  – Я же сказал, сделаю все возможное, – пробурчал слегка обиженно Дакуорт. – Кстати, у меня к тебе тоже будет одна просьба.
  
  – Какая? Давай, излагай.
  
  – Мы тут расследуем дело об исчезновении одной женщины. Ее зовут Кэрол Бикман. Думаю, что к ее исчезновению имеет какое-то отношение этот самый Кальдер.
  
  Морин внезапно рывком села на кровати.
  
  – Как ты думаешь, что с ней произошло? – спросил Уивер.
  
  – Я опасаюсь самого худшего.
  
  – Пришли мне ее фото. Я буду поглядывать по сторонам.
  
  – Договорились.
  
  – Приехали местные полицейские, – сообщил Уивер. – Мне пора идти. Я выясню, кто именно занимается этим делом, и сообщу тебе.
  
  – Хорошо. Как мальчишка?
  
  – Джереми?
  
  – Да.
  
  – Он в порядке. Сейчас некогда об этом говорить, но в его деле что-то было не так.
  
  – Что ты имеешь в виду?
  
  – Позже расскажу.
  
  – Ладно. Когда пыль осядет, я хотел бы с тобой кое о чем переговорить.
  
  – О чем?
  
  – Потом, – сказал Дакуорт и, закончив разговор, отложил телефон и встал с кровати.
  
  – Что с Кэрол? – спросила Морин.
  
  – Пока ничего не известно. Но Кэл столкнулся на Кейп-Код с Кальдером. Мы знаем, что Кальдер был там и, возможно, остается до сих пор. Мне надо связаться с полицией штата Массачусетс.
  
  С этими словами Дакуорт надел брюки и, открыв шкаф, принялся искать в нем чистую рубашку.
  
  – А о чем ты хочешь поговорить с Кэлом? – поинтересовалась Морин.
  
  Дакуорт вынул из шкафа белую рубашку, с которой еще не был срезан ярлык, и снял ее с плечиков.
  
  – Мне нужен его совет по поводу моей дальнейшей карьеры, – ответил он.
  Глава 58
  
  Отпирая входную дверь арендованного домика, Кори обдумывал два возможных способа избавиться от тела Кэрол Бикман.
  
  К убийству своей подружки, Долорес Гантман, он не подготовился должным образом и был практически уверен, что машину Кэрол с трупом Долли в багажнике уже нашли. Кори понимал, что для него вышло бы гораздо лучше, если бы он сделал так, чтобы и то, и другое обнаружили спустя какое-то время либо не обнаружили вообще. Если бы у него имелось больше времени на планирование, он мог бы, например, сбросить машину с телом с какого-нибудь моста в воду и оставить на дне какой-нибудь реки. Однако он этого не сделал и теперь чувствовал приступы подступающей паники.
  
  Но уж с телом Кэрол он не должен был допустить промашки.
  
  Кори решил, что, убив Кэрол, он, скорее всего, погрузит труп в фургон, а затем избавится от него где-то в подходящем месте. Скажем, в лесу. Было бы хорошо, подумал Кори, если бы в домике нашлась лопата – тогда он прихватил бы ее с собой. Вырыв яму, он сбросит туда тело и снова забросает яму землей. Наверное, рано или поздно труп все равно найдут, но до этого момента могут пройти несколько недель, а то и лет.
  
  По крайней мере, теперь у него было больше времени, чтобы все проделать как надо. Избавляясь от машины Кэрол и трупа Долли, он находился в цейтноте. Ему удалось напасть на след Джереми Пилфорда, и Кори не хотелось его потерять.
  
  Впрочем, сейчас не время думать о Большом Ребенке.
  
  Главной задачей Кори было спасти собственную задницу.
  
  Открыв дверь домика и войдя внутрь, Кори не стал зажигать свет. Он не мог позволить себе привлечь чье-либо внимание – особенно сейчас, когда поблизости было полно зевак и работников экстренных служб. При зажженном свете даже сквозь задернутые занавески они могли разглядеть силуэт мужчины, ворочающего неподвижное женское тело.
  
  Кори решил, что убив Кэрол – лучше всего будет ее задушить, – он перенесет труп в машину, а затем приберется в доме. Вытрет как следует дверные ручки, рукоятку смыва в туалете – все, к чему прикасался. А потом сядет за руль и, не торопясь, отправится в путь.
  
  Кори понимал, что никогда не сможет вернуться домой и не увидит больше отца. Эта мысль одновременно вызывала у него печаль и восторг. Он по-своему любил отца, но при этом и презирал тоже.
  
  Кори страшно раздражала нежность Аластера – из-за нее ему казалось, что отец не воспринимает его всерьез. Чтобы стать человеком, который что-то собой представляет, надо больше стараться. Но, возможно, ты – такой, какой есть, и не более того. У Кори вызывали бешенство и эти слова отца, и взгляд, который он иногда бросал на него – в нем сквозило разочарование.
  
  Проскользнув в дом, Кори бесшумно прикрыл за собой дверь. Внутри было так темно, что ему потребовалось некоторое время, чтобы глаза привыкли к мраку. Вскоре он уже без труда мог разглядеть крупные предметы – стол и четыре разнокалиберных стула в центре, раковину и кухонный прилавок вдоль одной из стен, трубу дымохода, уходящую вверх. И две кровати у стены слева. Одна из них пустовала, на другой лежала Кэрол Бикман.
  
  Да, удушение представлялось Кори наилучшим решением. Достаточно будет зажать этой девке рот и нос рукой и подождать, пока она издохнет.
  
  Ничего другого не остается.
  
  Осторожно прокравшись через погруженную в темноту комнату, Кори подошел к кровати.
  
  – Все пошло не так, – произнес он. – Можно сказать, все полетело к чертям. Кто-то захотел меня опередить и провалил все дело. Я упустил свой шанс. Так что теперь мне надо бежать отсюда. – Кори сделал небольшую паузу. – Я не могу взять тебя с собой. По крайней мере… Нет, не могу, и все. Извини, но у меня только один выход.
  
  Присев на край кровати, Кори положил ладонь на спину девушки – по какой-то причине ему хотелось успокоить ее перед тем, как убить.
  
  Однако он не ощутил под рукой человеческого тела. Его ладонь коснулась поверхности кровати. Лихорадочно ощупав раскладную койку – всю, сверху донизу, Кори убедился, что она пуста.
  
  – Где ты?! – крикнул он и резко обернулся, вглядываясь в темноту.
  
  Затем ему пришла в голову простая мысль: если девушке удалось освободиться, она вряд ли стала бы дожидаться его возвращения. Скорее всего, Кэрол Бикман сбежала.
  
  И вдруг ему показалось, что он слышит чье-то дыхание.
  
  В доме был кто-то еще.
  
  – Где ты? – еще раз спросил Кори, на этот раз несколько тише, и, встав с кровати, двинулся вперед, вытянув перед собой руки.
  
  Услышав позади шорох, он резко обернулся и едва успел разглядеть темную фигуру и уловить взмах рук.
  
  Удар стальной кочерги из печки пришелся ему по боковой части головы. Кори пошатнулся и попытался вскинуть руку, чтобы отразить второй удар. На этот раз кочерга угодила по предплечью, причем с такой силой, что Кори показалось, будто он услышал хруст кости.
  
  Он рухнул на колени и тут же получил третий удар – уже по шее.
  
  После этого Кори распластался на полу ничком, корчась от боли. Перекатившись на спину, он, глянув вверх, внезапно увидел в проникавшем через окно лунном свете лицо нападавшего.
  
  Оно было таким ужасным, что из груди Кори вырвалось только хриплое сипение.
  
  – Рад снова тебя видеть, – сказал Крэйг Пирс.
  Глава 59
  Кэл
  
  Барри Дакуорт перезвонил мне гораздо быстрее, чем я ожидал.
  
  – Этот телефон – пустышка, – сообщил он. – Это просто одноразовая трубка. Я не могу привязать его к конкретному человеку.
  
  – Ладно, – отозвался я. – Я с вами еще свяжусь.
  
  Как раз в это время я разговаривал с офицером по фамилии Хиггинс из полиции города Сэндвич, объясняя ему, в чем состоял замысел Грегора Килна. При этом я по-прежнему не выпускал Килна из поля зрения – даже когда его осматривали медики. Я перестал бы следить за каждым его движением только после того, как его в наручниках запихнули бы на заднее сиденье патрульной машины. Если бы его решили увезти на «Скорой», я бы настоял, чтобы его сопровождал полицейский.
  
  – Так, значит, этот парнишка – тот, который был в новостях на всех каналах? – спросил Хиггинс, кивнул в сторону Джереми Пилфорда. Тот стоял в нескольких футах от нас и, словно завороженный, наблюдал, как огонь пожирает то, что осталось от дома Мэдэлайн Плимптон.
  
  – Да, – подтвердил я.
  
  – А этого парня подстрелили вы? – уточнил Хиггинс, указывая на Килна.
  
  – Да, я.
  
  – И колено ему тоже вы сломали?
  
  – Возможно.
  
  – Тогда, пожалуй, мне придется вас арестовать.
  
  – Я объяснил вам, как было дело.
  
  – Верно, но вы могли придумать эту историю.
  
  – Посмотрим, захочет ли он выдвинуть против меня обвинения. Думаю, у него сейчас есть проблемы посерьезнее.
  
  Хиггинс потер пальцами переносицу, словно пытался успокоить головную боль.
  
  – Послушайте, мне придется доложить обо всем этом начальству. Уж больно все серьезно. Поджог, покушение на убийство, а тут еще и этот ваш Большой Ребенок. А вы к тому же продырявили этого типа. Если мой босс не узнает об этом до завтра, мою задницу поджарят на костре.
  
  – Что ж, я все понимаю, – кивнул я и спросил у Хиггинса фамилию его начальника – оказалось, его зовут Бертрам – и его телефон, чтобы сообщить то и другое Барри. Общаясь с Хиггинсом, я не упомянул о том, что в моем кармане лежал сотовый телефон Килна.
  
  Хиггинс, извинившись, отошел в сторонку, чтобы переговорить со своим руководством. Я тут же отправил Барри эсэмэску с именем и телефоном местного босса. Джереми подошел ко мне и сказал:
  
  – Мэдэлайн сильно расстроится. Вы ей позвонили, рассказали, что случилось с ее домом?
  
  Я отрицательно покачал головой:
  
  – Нет. И не собираюсь.
  
  На данный момент я считал, что именно Мэдэлайн Плимптон послала за нами Килна, хотя мне был совершенно непонятен ее мотив.
  
  – И вот еще что, Джереми, если ты припрятал где-нибудь в заднице еще один сотовый телефон, то не пользуйся им. Мы на какое-то время уходим в полное радиомолчание.
  
  – Как это?
  
  – Это значит, что мы никому не звоним и вообще ни с кем не разговариваем по мобильной связи. Не звони ни матери, ни Бобу, ни своей подружке Чарлин – никому.
  
  – А почему?
  
  – Просто сделай, как я говорю, ладно?
  
  – Ладно, – Джереми пожал плечами.
  
  – Нет, так не пойдет. Пообещай мне.
  
  – Хорошо, я обещаю. А что мы теперь будем делать? Нам ведь надо где-то жить.
  
  – Думаю, мы скоро отсюда уедем. Во всяком случае, как только нам позволят это сделать.
  
  Подъехали еще две полицейские машины, из которых вышли четыре офицера – двое мужчин и две женщины. Хиггинс, державший у уха мобильный телефон, помахал одной из них рукой и вступил с ней в разговор. Я видел, как в ходе беседы он указал рукой на Килна, а женщина после этого несколько раз энергично кивнула. Когда она направилась к осматривавшим Килна медикам, Хиггинс возобновил телефонные переговоры.
  
  Еще через некоторое время он жестом попросил меня подойти.
  
  – Мой шеф хочет с вами поговорить, – пояснил он, передавая мне аппарат.
  
  – Алло! – сказал я в трубку.
  
  – Уивер?
  
  – Да. Мистер Бертрам?
  
  – Да, верно. Насколько я понимаю, вы частный детектив?
  
  Голос у моего собеседника был крайне недовольный, и мне показалось, дело тут не только в том, что офицер Хиггинс его разбудил.
  
  – Да, – ответил я. – Послушайте, я понимаю, что у вас ко мне множество вопросов, но, прежде чем вы начнете их задавать, позвольте принести вам мои извинения.
  
  – Э-э… То есть?
  
  – Я создал вам множество проблем. Поверьте, я этого не хотел. Я привез сюда Джереми Пилфорда, так как думал, что здесь он будет в безопасности. Дело в том, что ему неоднократно угрожали смертью. Но, к сожалению, все пошло не так, как я планировал. Мне очень жаль.
  
  Разумеется, никакого сожаления я не испытывал, но мне вовсе не хотелось, чтобы мой собеседник в предстоящих разбирательствах оказался не на моей стороне.
  
  – Что ж, вижу, вы правильно понимаете ситуацию, – сказал Бертрам, и его тон заметно потеплел. – Я скоро буду на месте происшествия, но мне бы хотелось, чтобы вы предварительно ввели меня в курс дела по поводу произошедшего.
  
  Я рассказал Бертраму то же, что до этого поведал Хиггинсу, и завершил свой монолог словами:
  
  – Полагаю, в ближайшее время с вами свяжется детектив Барри Дакуорт из полиции Промис-Фоллз.
  
  – Промис-Фоллз? Где это, черт возьми?
  
  – В штате Нью-Йорк, к северу от Олбани. Детектив Дакуорт от моего имени обратится к вам с одной просьбой.
  
  – Какой еще просьбой?
  
  – В течение двенадцати часов не сообщать прессе никаких деталей – кроме того, что здесь был пожар.
  
  – В течение ближайших двенадцати часов никаких вопросов у прессы и не будет, – сказал Бертрам. – У нас здесь все-таки не Манхэттен. Тут нет телеканала Си-эн-эн, который отслеживает каждое наше движение. Но позвольте спросить, чем вызвано такое пожелание?
  
  – Мне бы хотелось, чтобы те, кто заплатил Килну, чтобы он убил нас с Джереми, считали, что дело сделано.
  
  Последовала долгая пауза.
  
  – Ладно, я поговорю с этим вашим Дакуортом, – произнес наконец Бертрам. – Посмотрим, все ли окажется так, как вы говорите. Так, меня кто-то вызывает по второй линии.
  
  – Примите звонок, – сказал я и вернул телефон Хиггинсу.
  
  Килна в этот момент стали запихивать в «скорую». Женщина-офицер, с которой до этого разговаривал Хиггинс, тоже забралась в машину. Я успел подбежать к «скорой» до того, как дверцы захлопнулись.
  
  – Куда вы его везете? – поинтересовался я.
  
  – В Хианнис, – ответил один из медиков.
  
  – Не спускайте с него глаз, – сказал я, глядя на женщину в полицейской форме.
  
  – А вы кто такой? – с подозрением поинтересовалась она.
  
  – Еще раз прошу – будьте настороже, – повторил я и захлопнул дверь.
  
  Машина «скорой помощи» с работающим проблесковым маячком, но с выключенной сиреной прокатила по подъездной аллее и, вырулив на шоссе, резко прибавила скорость. Я смотрел ей вслед, пока она не исчезла.
  
  Вынув из кармана телефон Килна, я нашел номер последнего абонента, с которым он выходил на связь, и набрал его.
  
  Трубку сняли после пятого звонка.
  
  – Да, – услышал я. Голос был мужской и явно принадлежал не Мэдэлайн. Точнее, это был почти шепот – обычно так говорят, когда рядом кто-то спит. Конечно, по одному слову я не мог бы узнать своего собеседника. И потом, у меня не имелось никаких причин думать, что я знаком с этим человеком.
  
  Я не обладал актерским мастерством, которое позволило бы мне изобразить по телефону Грегора Килна, и потому тоже решил говорить почти шепотом.
  
  – Все сделано, – сообщил я.
  
  – Отлично.
  
  – Оба готовы.
  
  – Прекрасно. На следующей неделе.
  
  Я не понял, о чем идет речь, хотя, вероятнее всего, собеседник имел в виду оплату. Уточнять, однако, я не решился.
  
  – Надо встретиться раньше, – сказал я.
  
  – На следующей неделе.
  
  – Нет. Было одно осложнение.
  
  Мой собеседник немного помолчал, а затем спросил:
  
  – Какое осложнение?
  
  – Не могу сейчас это обсуждать, – проговорил я едва слышно. – Не по телефону. Нужно встретиться.
  
  – Черт, – прошелестело в трубке. – В десять. В обычном месте.
  
  Спрашивается, что это могло означать?
  
  – Ладно, пусть в десять. Но не в обычном месте. Я думаю, за мной наблюдают.
  
  – Что? – Мой собеседник повысил голос. – Почему ты так решил? Что происходит?
  
  – Говорю же, не могу сейчас объяснять. Завтра, в десять, жди меня в отдельной кабинке в заведении Келли.
  
  – Что это еще за Келли?
  
  – Это закусочная в Промис-Фоллз.
  
  – С какой стати я туда потащусь?
  
  – Будь там. В последней кабинке, ближней к двери на кухню.
  
  Последовала еще одна пауза. Неужели мой собеседник догадался, что его водят за нос? Я почувствовал, как от напряжения кровь пульсирует у меня в висках.
  
  – Эй, ты еще здесь? – прохрипел я в трубку.
  
  – Да. Ладно, буду, – услышал я. После этого номер отключился.
  
  Закрыв глаза, я принялся вспоминать, слышал ли голос своего собеседника раньше.
  
  Может, и слышал. А может, и нет.
  
  Открыв глаза, я увидел женщину, бегущую ко мне по дороге. Она отчаянно размахивала руками. При этом на ее запястьях я заметил обрывки веревки.
  
  – Помогите мне! Помогите! – кричала она.
  
  Бросившись к ней, я подумал, что, пожалуй, Кейп-Код не похож на идеальное место для спокойного и безмятежного отдыха, как о нем обычно говорят.
  Глава 60
  
  Глория Пилфорд, лежа на кровати, повернулась на бок и увидела рядом Боба, сидящего к ней спиной. Сквозь слегка приоткрытую дверь из коридора дома Мэдэлайн Плимптон в комнату проникал тонкий лучик света.
  
  Вытянув руку, Боб положил на прикроватную тумбочку сотовый телефон.
  
  – Что происходит? – поинтересовалась Глория. – Что-то случилось?
  
  – Ничего, – коротко ответил Боб. – Спи.
  
  – Сколько сейчас времени?
  
  – Около часу ночи.
  
  – Кажется, я заснула совсем недавно, – сказала Глория и села на кровати. – С кем ты разговаривал?
  
  – Ни с кем.
  
  – Ты только что отложил телефон. Я слышала, как ты с кем-то шептался. Кто это был?
  
  Боб обернулся и сердито посмотрел на Глорию.
  
  – Ради всего святого, ложись и спи.
  
  Глория сдвинулась к изголовью кровати и прислонилась к спинке.
  
  – Я хочу знать, что случилось.
  
  – Я же сказал, ничего!
  
  Боб встал, пересек комнату и вышел в коридор. Глория отбросила в сторону одеяло, накинула висевший на спинке стула халат и последовала за ним.
  
  Спустившись по лестнице, Боб повернул в направлении кухни.
  
  – Подожди! – окликнула его Глория, босиком сбегая по ступенькам. – Поговори со мной.
  
  Боб, однако, не остановился. Выйдя на кухню, он прямиком направился к буфету, в котором Мэдэлайн держала разнообразное спиртное. Достав бутылку шотландского виски, он налил в стакан на два пальца напитка и залпом выпил. Затем налил себе еще и уже собирался снова осушить стакан, как Глория ухватила его за руку.
  
  – Черт возьми, осторожнее, – прорычал Боб. – Разольешь.
  
  – А я думала, что это у меня проблема с алкоголем, – сказала Глория.
  
  – Мне просто хочется немного расслабиться, вот и все. Это что, преступление?
  
  – Расскажи мне, с кем ты говорил по телефону.
  
  – Не важно, – буркнул Боб и, стряхнув ее руку, выпил вторую порцию виски. Однако прежде, чем он успел снова взять в руку бутылку, Глория схватила ее и вылила остатки напитка в раковину.
  
  – Перестань, – досадливо поморщился Боб. – Ты что же, думаешь, в этом доме больше нечего выпить?
  
  Поставив пустую бутылку в раковину, Глория повернулась лицом к Бобу и скрестила руки на груди.
  
  – Повторяю еще раз – я хочу знать, что случилось.
  
  – Если ты про телефонный разговор, то это по работе. Тебе не о чем беспокоиться.
  
  – Сейчас глухая ночь, но ты не спишь и пытаешься напиться в стельку – и при этом хочешь убедить меня, что мне не о чем беспокоиться? Господи, да я уже привыкла постоянно нервничать – по самым разным поводам. – Внезапно на лице Глории появилось выражение неподдельной тревоги. – Послушай, дело ведь не в Джереми, правда? С ним все в порядке? Ты с ним говорил?
  
  – Нет, это был не Джереми, – сказал Боб, глядя Глории прямо в глаза.
  
  – А кто? Уивер? Это он тебе звонил?
  
  – Нет.
  
  – Тогда кто это был?
  
  Боб схватил Глорию за плечи.
  
  – Поверь мне, это… в общем, это ерунда. Ничего особенного. Просто надо было решить кое-какие вопросы – по работе.
  
  – Тебе звонят по работе среди ночи?
  
  Боб крепко сжал пальцами плечи Глории.
  
  – Отстань. От меня. Ради бога.
  
  – Убери от меня руки, сукин ты сын, – прошипела Глория, пытаясь освободиться.
  
  – Что, черт возьми, тут происходит? – раздался голос Мэдэлайн. Закутанная, как и Глория, в халат, хозяйка дома сощурилась и моргнула несколько раз от яркого света, а затем устремила на свою воспитанницу и Боба полный ярости взгляд.
  
  – Ничего, – ответил Боб.
  
  – Он все время мне твердит, что ничего не происходит, – пожаловалась Глория. – Но что-то явно случилось.
  
  – Ради всего святого, вы двое только и делаете, что грызетесь. Надеюсь, с Джереми все хорошо? Что-то в самом деле произошло?
  
  – Нет, – спокойно сообщил Боб.
  
  – Я сейчас ему позвоню.
  
  – У него нет телефона, – сказала Глория. – Он теперь без связи.
  
  – Тогда я позвоню этому детективу, Уиверу, и проверю, все ли в порядке.
  
  Боб поднял руку, чтобы привлечь к себе внимание.
  
  – Послушайте, Мэдэлайн, времени час ночи. Дайте Уиверу – да и Джереми, кстати, тоже – хоть немного поспать. Нельзя звонить людям каждые пять секунд и спрашивать, все ли у них хорошо. Вы знаете, где они, и знаете, что они в безопасности, – думаю, этого достаточно.
  
  Судя по выражению лица Мэдэлайн, слова Боба ее не убедили. То же самое можно было сказать и о Глории.
  
  – Даже если мы их и разбудим, ничего страшного не случится, – сказала она. – Поговорят с нами и снова лягут спать. Я хочу убедиться, что с моим сыном все в порядке. – Глория шагнула к Мэдэлайн. – Вы единственная, у кого есть номер Уивера. Позвоните же ему.
  
  Мэдэлайн кивнула:
  
  – Мой сотовый остался на кровати. Я сейчас вернусь.
  
  – Не думаю, что это хорошая идея, – недовольно покачал головой Боб.
  
  Мэдэлайн, не обратив на его слова никакого внимания, развернулась и ушла к себе. Боб повернулся к Глории:
  
  – Ты должна доверять Уиверу. Он знает свое дело.
  
  Глория как раз в этот момент решила, что теперь ее очередь выпить. Открыв холодильник, она достала оттуда початую бутылку белого вина, наполнила бокал почти до краев и, отхлебнув глоток, неодобрительно посмотрела на Боба.
  
  – Ты посмотри, что с нами происходит, – укоризненно сказал он.
  
  В глазах Глории мелькнуло недоумение.
  
  – А тебя что, это удивляет? После всего того, через что нам пришлось пройти? А ты хоть понимаешь, через что пришлось пройти мне? Вы все унижали меня перед всем миром. Думаешь, это было легко вынести?
  
  Глория отхлебнула еще вина. Взгляд ее затуманился, нижняя губа задрожала.
  
  – Господи, мне так стыдно. Ужасно стыдно.
  
  – Глория, иди ложись, – устало сказал Боб. – Если хочешь, возьми с собой бокал.
  
  В это время на кухню вернулась Мэдэлайн. В руке она держала сотовый телефон.
  
  – Ну что, вы с ним созвонились? – спросила Глория.
  
  – Я пытаюсь, – ответила хозяйка и, пробежавшись пальцами по экрану устройства, поднесла телефон к уху. – Звонки проходят, – сообщила она.
  
  Глория и Боб молча выжидательно смотрели на Мэдэлайн.
  
  – Телефон звонит, но он не берет трубку, – сказала хозяйка. – Наверное, отключил звук.
  
  – Что ж, вполне логично, – заметил Боб.
  
  – Нет, – заявила Глория. – Это совершенно нелогично. Во всяком случае, не в нынешних обстоятельствах. Ему ведь могут позвонить из полиции – например, тот коп, который приходил сюда. У мистера Уивера нет никакого резона отключать звук – в любой момент может возникнуть что-то экстренное.
  
  – А может, они просто крепко спят? – предположила Мэдэлайн. – Сейчас ведь уже очень поздно… Алло, мистер Уивер, это Мэдэлайн Плимптон. Пожалуйста, позвоните мне сразу же, как только прослушаете это сообщение. Мы все очень беспокоимся за Джереми. Жду звонка.
  
  Нажав на «отбой», Мэдэлайн растерянно посмотрела на Глорию и Боба. Ее воспитанница отставила бокал с вином и зажала рот ладонями.
  
  Боб стоял в напряженной позе, не произнося ни звука.
  Глава 61
  
  Лежа на полу, Кори Кальдер сморгнул кровь и, глядя снизу вверх на стоящего над ним Крэйга Пирса, спросил:
  
  – А где девка?
  
  – Какая девка? – не понял Пирс.
  
  Кори ощупал пальцами висок и, поднеся руку к глазам, увидел кровь. Затем осторожно ощупал шею. Он испытывал сильную, по-настоящему мучительную боль.
  
  – Больно уж ты умный, – сказал Пирс. – Похоже, ты малость перемудрил.
  
  – Я не… не понимаю, о чем вы.
  
  – Хочешь знать, как я тебя нашел? – осведомился Крэйг Пирс, и его изуродованное лицо перекосила жуткая улыбка. – Это оказалось чертовски просто.
  
  – Я… я…
  
  – Меня привела к тебе месть. Ты сделал в этом слове ошибку, когда выкладывал материал на сайт «Защитников Справедливости». Я не хочу сказать, что ты такой уж грамотный, но эту ошибку ты сделал нарочно, верно? Если бы ты засветился с этой ошибкой только на одном сайте, все бы для тебя обошлось. Но я провел исследование и обнаружил, что ты использовал этот же трюк и на других ресурсах. И там ты указывал свое настоящее имя. Я нашел тебя без всякого труда. Оказалось, ты живешь совсем рядом со мной.
  
  – Вы ошиблись.
  
  – В общем, я несколько раз подъезжал к твоему дому и наблюдал за тобой. Прицепил жучок к твоему фургону. Ты ведь охотился за этим мальчишкой, Пилфордом, так? Он был следующим в твоем списке.
  
  – Мне нужен врач, – произнес Кори, и из его глаз покатились слезы. – Пожалуйста, вызовите «скорую»! Мне необходима медицинская помощь.
  
  Крэйг Прис с показным сочувствием пощелкал языком.
  
  – Что, больно? – поинтересовался он.
  
  – Все… Все пошло не так, как я хотел, – с трудом проговорил Кори, по щекам которого слезы теперь уже лились потоком, смешиваясь с кровью. – Это нечестно. Нечестно…
  
  – Ну и кто теперь тут у нас Большой Ребенок? – спросил Крэйг Пирс. Затем взял кочергу обеими руками, поднял вверх и резким, сильным движением пронзил ею грудь Кори Кальдера, словно копьем.
  Глава 62
  Кэл
  
  На обратном пути я дал Джереми немного поспать.
  
  Сидя на пассажирском сиденье, он начал клевать носом уже через пару миль после того, как мы выехали из Сэндвича, и прежде, чем мы пересекли Сагамор-бридж. На той стороне моста я увидел «Макдоналдс». Подрулив к окошку, где можно было получить заказ прямо в машину, я взял кофе и пару бутербродов. Джереми, унюхав еду, проснулся и с жадностью умял один из них, а затем снова уснул. Ночью мы с ним не ложились, да и потом возможности подремать у нас не было, так что удивляться нечему.
  
  Я, однако, отнюдь не чувствовал себя сонным.
  
  Мне хотелось как можно скорее добраться до места. В Промис-Фоллз у меня была назначена встреча с человеком, который ответил на звонок с номера Килна, поэтому мне следовало торопиться, чтобы не опоздать.
  
  С момента моего телефонного разговора с этим типом произошло многое.
  
  Оказалось, что женщину с обрывками веревки на руках, которую я встретил на дороге, зовут Кэрол Бикман. Как только она назвала свое имя, я тут же вспомнил, что именно его упоминал Барри Дакуорт. Женщина рассказала, что ее похитил Кори Кальдер. Ей, однако, удалось освободиться, пока его не было в арендованном им домике. Она стала стучаться в соседние дома поселка, но никто ей не открыл – все жилища пустовали. Затем она увидела в другой стороне пожарные и полицейские автомобили и бросилась туда.
  
  Представившись, я объяснил женщине, что недавно разговаривал с Барри Дакуортом и он ее разыскивает. Кэрол в ответ разрыдалась и сказала, что должна срочно сообщить сыну Дакуорта Тревору, что жива и с ней все в порядке.
  
  Прежде чем дать ей свой мобильный, я попытался выяснить, представляет ли по-прежнему угрозу Кальдер.
  
  – Не знаю, – сказала Кэрол и со страхом посмотрела в ту сторону, где находился дом, в котором ее держали. – Я вообще понятия не имею, где он. Наверное, он мог вернуться в ту хижину.
  
  Подозвав Хиггинса, я коротко объяснил ему, что Кэрол Бикман была похищена, но она сумела сбежать и ее похититель, мужчина по имени Кори Кальдер, вполне может находиться неподалеку.
  
  Хиггинс позвал еще одного офицера полиции. Вместе они осторожно приблизились к домику. Наблюдая за происходящим издали, мы с Кэрол видели, как они ворвались внутрь. Через несколько секунд после этого в домике загорелся свет, а затем на крыльце появился Хиггинс и громко крикнул:
  
  – Уивер!
  
  Оставив Кэрол на попечении кого-то из полицейских, я бегом бросился на зов.
  
  – Посмотрите и скажите, опознаете ли вы этого вашего Кальдера, – Хиггинс ткнул большим пальцем себе за спину.
  
  Войдя, я увидел лежащее на полу изуродованное, окровавленное тело. Из груди у трупа торчала кочерга, а его лицо кто-то превратил в кровавое месиво. Тем не менее в целом убитый, несомненно, имел явное сходство с молодым мужчиной, с которым мы с Джереми повстречались на пляже.
  
  – Думаю, это он, – сказал я, выйдя на улицу.
  
  – Веселенькая же у нас вышла ночка, – пробурчал Хиггинс.
  
  Я вернулся туда, где оставил Кэрол Бикман. Ее осматривала еще одна бригада медиков, прибывшая на место происшествия. Я дал ей телефон, чтобы она могла связаться с Тревором Дакуортом.
  
  Разумеется, первое, что она сделала, набрав номер, – это расплакалась.
  
  Вскоре после того, как Кэрол вернула мне телефон, он зазвонил.
  
  Это был Барри.
  
  – Я твой должник, – прогудел он. – Проси чего хочешь.
  
  Вскоре после того, как мы закончили разговор, телефон затрезвонил снова. По номеру я понял, что это Мэдэлайн Плимптон, и уже готов был ответить, но затем передумал. Возможно, я параноик, но мне показалось, что вводить ее в курс дела пока все же рановато.
  
  Затем приехал шеф местной полиции Бертрам. Он пришел в отчаяние от того, что с момента нашего с ним телефонного разговора поток неприятностей успел превратиться в лавину.
  
  Мне задали столько вопросов, что под конец я начал опасаться опоздать на встречу в Промис-Фоллз. Наконец где-то в районе половины шестого утра нам с Джереми позволили отправиться восвояси.
  
  Паковать вещи у нас не было необходимости – и мой чемодан, и его рюкзак остались в сгоревшем доме и превратились в пепел вместе с содержимым.
  
  Джереми проснулся только тогда, когда мы выехали на федеральное шоссе, соединяющее штаты Массачусетс и Нью-Йорк.
  
  – Как вы думаете, что произошло с Кори Кальдером? – спросил он. – Кто его убил?
  
  – Не знаю.
  
  – Наверное, это сделала та женщина, которую он похитил.
  
  – Я так не думаю.
  
  – А может, Килн?
  
  – Не исключено. Пусть в этом разбирается местная полиция.
  
  Когда мы проехали еще с милю, Джереми сказал:
  
  – А знаете, я рад, что возвращаюсь домой.
  
  – Вообще-то я не могу отвезти тебя прямо туда, – произнес я.
  
  – То есть как?
  
  – Ну, я же говорил, что нам придется побыть в зоне действия радара еще несколько часов.
  
  – Полное радиомолчание, в зоне радара… Где вы набрались таких слов?
  
  – В кино. Смотрел много всяких фильмов. Могу сформулировать свою мысль иначе. Мы должны держать рот на замке и не высовываться. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что мы вернулись в Промис-Фоллз и что мы живы.
  
  – И моя мать тоже не должна об этом знать?
  
  – Ни один человек, – подтвердил я.
  
  – А, ну да. А вдруг это моя мамаша послала кого-то убить нас? Это ваша версия, так?
  
  – Нет. Но ваша мать уже не раз демонстрировала свою беспечность в том, что касается распространения информации. Именно поэтому мы и не станем никому сообщать о нашем возвращении. Нужно потерпеть всего несколько часов.
  
  – Я не понимаю, зачем это нужно, – сказал Джереми.
  
  Мы миновали знак, который приветствовал въезжающих в штат Нью-Йорк.
  
  – Не думаю, что произошедшее сегодня ночью имеет отношение к «Защитникам Справедливости» и вообще к волне негатива и угроз в твой адрес в социальных сетях, – заметил я.
  
  – А что же тогда это было? – удивился Джереми.
  
  – Когда у меня будут доказательства того, что мои предположения верны, я все тебе расскажу. И твоей матери.
  
  – Это как-то связано с моим неумением водить машину с механической коробкой передач?
  
  – Потерпи еще немного, и все узнаешь. Я оставлю тебя в доме моей сестры.
  
  Джереми протестующее замотал головой:
  
  – Нет, нет, даже не думайте.
  
  Я уставился на него предельно строгим взглядом, какой мне удалось из себя вымучить, и произнес тоном, не терпящим возражений:
  
  – Это не обсуждается.
  * * *
  
  Позвонив предварительно по номеру сестры, я поговорил с ее мужем Дуэйном и сказал, что мне нужна от него и его жены одна услуга. Учитывая, что после одной истории за Дуэйном имелся некий должок, я сумел без труда уговорить его выполнить мою просьбу.
  
  Сдав с рук на руки Джереми, я сделал еще один телефонный звонок, чтобы узнать, все ли обстоит так, как надо.
  
  Все оказалось в полном порядке.
  * * *
  
  Когда я припарковался в квартале от закусочной «У Келли», было без пяти десять. Подойдя к двери заведения я, прежде чем открыть ее, окинул взглядом улицу.
  
  Ничто не привлекло мое внимание – все выглядело как обычно.
  
  Толкнув дверь, я вошел внутрь. Утренний наплыв посетителей уже закончился. Примерно половина столиков в кафе была свободна. Отдельные кабинки располагались вдоль стены справа – высокие спинки кресел не позволяли разглядеть тех, кто в них находился.
  
  Однако в последней кабинке, которая располагалась совсем рядом с дверью, ведущей на кухню, явно кто-то был. Я увидел ногу, часть плеча и руку, лежащую на столе.
  
  Быстро преодолев остаток расстояния, я уселся за стол напротив человека, пришедшего раньше меня, и с широкой улыбкой поинтересовался:
  
  – Ну как, вы все еще подумываете продать свой «Порше»?
  
  Гален Бродхерст был слишком изумлен, чтобы ответить на мой вопрос.
  Глава 63
  Кэл
  
  По первой реакции Галена Бродхерста на мое появление можно было сделать вывод, что он вполне способен вскочить с кресла и броситься наутек.
  
  – Даже не думайте, – предупредил я. – Возможно, вы смогли бы обогнать меня на своей замечательной машине, но просто бегом у вас на это нет ни единого шанса.
  
  Бродхерст, который уже успел слегка приподняться, снова опустился в кресло. На разделяющем нас столе не было ничего.
  
  – Вы что же, ничего не заказали? – Я изобразил удивление и махнул проходящей мимо официантке. – Здесь очень неплохой кофе. Как дела, Сильвия?
  
  – Спасибо, Кэл, хорошо. А у тебя?
  
  – Просто отлично. Два кофе, пожалуйста. – Я в упор посмотрел на Бродхерста. – Или вы предпочитаете чай?
  
  – Нет. Мне тоже кофе.
  
  – Что-нибудь из еды? – спросила Сильвия.
  
  – Думаю, мы начнем с кофе, а там посмотрим, как пойдет, – ответил я.
  
  Сильвия кивнула и отошла.
  
  Я снова повернулся к Бродхерсту.
  
  – Если бы дело происходило в кино, вы сейчас должны были бы сказать, что считали меня мертвым.
  
  – Я вообще не собираюсь ничего говорить, – заявил Бродхерст. – На вас наверняка микрофоны.
  
  – Хотите проверить?
  
  Я раскинул руки в стороны, приглашая собеседника ощупать меня.
  
  – Расстегните рубашку, – потребовал он.
  
  – Думаю, не помешало бы ненавязчивое музыкальное сопровождение, – с улыбкой сказал я и начал расстегивать пуговицы. Покончив с этим, я распахнул рубашку так, чтобы Бродхерст мог увидеть мои обнаженные грудь и живот и убедиться, что ни проводов, ни микрофонов подслушивающих устройств на мне нет.
  
  – Ну что, довольны? – поинтересовался я.
  
  Бродхерст издал неопределенный звук, который, видимо, означал удовлетворение. Я быстро застегнулся, не желая смущать Сильвию, и спросил:
  
  – Знаете, кого я ожидал здесь увидеть?
  
  Бродхерст ничего не сказал, но было видно, что он с интересом ждет ответа.
  
  – Гранта Финча. Вашего приятеля-адвоката, который проделал такую блестящую работу, защищая Джереми. Потому что я своими подозрениями вызвал у него беспокойство. Вероятно, потом он обсудил наш с ним телефонный разговор с вами. И вы очень, очень испугались. Ну что, я прав?
  
  Бродхерст продолжал молчать.
  
  – Знаете, что изначально натолкнуло меня на мысль, что что-то не так? Это произошло еще до того, как я обнаружил, что Джереми не умеет управлять машиной с механической коробкой передач. Так знайте же, это была ваша лживая история про то, что вы оставили ключи в машине – даже после того, как увидели пьяных Джереми и Шейн МакФадден сидящими в вашем авто и пытающимися его завести. Это звучало неправдоподобно. Ладно, в первый раз вы оставили ключи в пепельнице – в это я еще мог поверить. В конце концов, машина стояла прямо перед вашим домом, а дом находится довольно далеко от дороги, так что риск угона можно считать минимальным. Но Джереми нашел ключи и попытался завести вашего железного коня. Вы ему помешали. И как-то не верится, что и после этого вы оставили ключи в салоне. Ведь вы же обожаете свой автомобиль, что неудивительно.
  
  Тут я с заговорщическим видом понизил голос и наклонился вперед:
  
  – Скажу вам честно – когда я вам позвонил и сообщил, что хотел бы купить вашу машину, я соврал. Простите меня. Надеюсь, вы не очень расстроены моим признанием.
  
  Я снова откинулся на спинку дивана и продолжил, внимательно наблюдая за лицом моего собеседника:
  
  – Так или иначе, я уверен, что ключи были у вас. А потому есть все основания полагать, что, когда машина тронулась, за рулем сидели вы. Надеюсь, вам не скучно меня слушать?
  
  В этот момент к нам снова подошла Сильвия с двумя фарфоровыми чашками с кофе.
  
  – О, прекрасно, то, что нужно, – сказал я, когда официантка поставила чашки перед нами. – Не помню, когда я больше нуждался в кофе, чем сейчас. Пейте, Гален.
  
  – Сливки и сахар вон там, – Сильвия указала на стоящий на краю стола хромированный прибор, в котором также имелись кетчуп, горчица, соль и перец.
  
  – Позвольте, – я потянулся за стеклянной сахарницей с металлической крышкой и маленьким металлическим сливочником.
  
  – Я не хочу, – сказал Бродхерст.
  
  – Ваше дело, – я улыбнулся, отхлебнув глоток кофе. – Спасибо, Сильвия. Это именно то, что доктор прописал.
  
  – У вас очень усталый вид, – заметила официантка. – Если вы, парни, проголодаетесь, дайте мне знать – у нас есть очень вкусные кексы.
  
  – О-о-о, замечательно. Мы подумаем над твоим предложением, – сказал я.
  
  Сильвия, поняв, что я прошу ее оставить нас одних, исчезла.
  
  – Так на чем мы остановились? – снова обратился я к Бродхерсту. – Итак, вы сели в машину, завели ее и поехали. И сбили Шейн МакФадден. Но, боюсь, я немного забегаю вперед. Как по-вашему, я хорошо излагаю?
  
  – Чего вы хотите? – поинтересовался мой собеседник.
  
  – А, так вы все-таки не разучились говорить. Так вот, знайте, что я оказал вам услугу.
  
  – Какую еще услугу?
  
  – Я говорю о вашем приятеле Грегоре Килне.
  
  Бродхерст удивленно заморгал.
  
  – Я не знаю никакого…
  
  Я предостерегающе поднял ладонь.
  
  – Пожалуйста, не ставьте себя в неудобное положение. И потом, я еще не закончил, не перебивайте меня. У меня хорошие новости.
  
  Бродхерт затравленно уставился на меня.
  
  – Какие?
  
  – Очень простые. Килн мертв. Я его прикончил.
  
  Бродхерст с усилием сглотнул. Дав ему осознать сказанные мной слова, я заговорил снова:
  
  – Так что он уже никому не расскажет, что вы его наняли. Однако должен вам сказать, что как профессионал он оказался не так уж хорош.
  
  – А что с мальчишкой? – с трудом выдавил из себя Бродхерст.
  
  – С Джереми? – Я улыбнулся и покачал головой. – Он жив. Но он не станет для вас проблемой.
  
  – Почему?
  
  Я снова наклонился вперед.
  
  – А потому, что про всю эту историю с механической коробкой передач, о которой я рассказал Финчу, Джереми я и словом не обмолвился. Так что он по-прежнему уверен, что сидел за рулем «Порше». Он даже не знает, что у этой машины передачи переключаются вручную. Так что никакой проблемы нет. Мальчишка по-прежнему уверен, что смерть Шейн МакФадден – его рук дело.
  
  – Ладно, – сказал Бродхерст.
  
  – И про Килна он тоже не знает. Я застал этого сукина сына как раз в тот момент, когда он поджигал дом. В общем, я его шлепнул по-быстрому, упаковал, привязал к телу груз и бросил в залив Кейп-Код. Так что он тоже больше не проблема. – Я улыбнулся. – Мне хорошо известно, как делаются такие дела.
  
  – Но… Пожар…
  
  Я пожал плечами:
  
  – Полиция и пожарные решили, что это поджог. Я наплел копам про то, что всякие придурки в Интернете угрожали добраться до Джереми. Так что поджигателем вполне мог оказаться один из этих чокнутых. В этом ведь и состоял план, верно? Чтобы копы подумали, будто это работа одного из них, а не осознанная акция, направленная на то, чтобы не дать распространиться моей версии.
  
  Бродхерст обхватил свою чашку с кофе ладонями и молча слушал.
  
  – В общем, ситуация такая, – подытожил я. – Вы в общем и целом чисты. Единственный человек, кто знает, как все было на самом деле, – это я.
  
  Глаза Бродхерста сузились.
  
  – Кажется, я догадываюсь, куда вы гнете, – сказал он.
  
  – Я так и знал, что вы правильно меня поймете, – широко улыбнулся я.
  
  – Сколько?
  
  – Прежде, чем мы начнем разговор о деньгах, мне бы хотелось знать, что случилось после того, как вы сбили ту девчонку. Вы пытались ее спасти?
  
  – Да, – ответил Бродхерст после долгой паузы. – То есть я хочу сказать – я бы попытался, если бы она была жива. Я бы сделал все необходимое.
  
  – Ну, конечно.
  
  – Я… понимаете, на той вечеринке я поругался с одним из гостей. Вернее, с одной гостьей. С женщиной, с которой я встречался. Эта тупая сука заявила, что я ей изменяю.
  
  – А вы ей в самом деле изменяли? – поинтересовался я с ухмылкой.
  
  Лицо Бродхерста перекосило болезненной гримасой.
  
  – Ну да, вроде того. В общем, я выпил лишнего и сказал много такого, чего не стоило говорить. Но я уже не мог сдержаться – мне требовалось выпустить пар. Потом я вышел на улицу через заднюю дверь, обошел дом и сел в машину. Включил зажигание, поехал вверх по дороге, и… Поймите, я не был по-настоящему пьян. Да, я выпил несколько коктейлей, но я не шатался и в общем был вполне в порядке.
  
  Отставив чашку с кофе, Бродхерст сжал кулаки и поднес их к глазам.
  
  – В общем, это был несчастный случай. Та девчонка была сама виновата.
  
  – Дерьмо случается, – поддакнул я.
  
  – Она… понимаете, она появилась буквально ниоткуда. Побежала через дорогу прямо перед машиной. Я попытался объехать ее, но все-таки задел… а потом врезался в дерево. Потом я вылез из машины, подбежал к ней… О господи.
  
  Бродхерст, похоже, готов был разрыдаться и сдерживался из последних сил.
  
  – Ничего не поделаешь, дети совершают глупые поступки, – сказал я.
  
  – Да, – подхватил мой собеседник. – Это была не моя вина. Но… если бы меня протестировали, анализ крови наверняка показал бы содержание алкоголя выше допустимой нормы. Возможно, значительно выше.
  
  – Я постоянно езжу выпивши, – сказал я. – До сих пор все обходилось.
  
  Бродхерст кивнул.
  
  – Итак, – снова заговорил я, – каким образом вам удалось заманить мальчишку в машину?
  
  – Это было не первое… не первое, что я сделал после того, что случилось, понимаете? Я первым делом подумал о девушке.
  
  – Конечно.
  
  – Я… я подошел взглянуть на нее – насколько серьезно она пострадала. А она… уже умерла. Я пощупал пульс, но его не было. И других признаков жизни тоже, и…
  
  – Понятно, – кивнул я. – Как я понимаю, Джереми был где-то неподалеку.
  
  – Да.
  
  – В отключке?
  
  Теперь кивнул Бродхерст.
  
  – Он сидел на скамейке. Я подошел… не могу сказать, в какой момент мне пришла в голову мысль усадить его за руль. Но… она пришла. Я увидел в этом возможность решить проблему. Он ведь… он один раз уже пытался забраться в мой «Порше». Ну, я и решил, что если запихну его в машину…
  
  – Быстро соображаете, – заметил я, стараясь изобразить в голосе восхищение.
  
  – Я подсунул под него руки, но не смог сдвинуть его с места. Он… знаете ли, оказался довольно тяжелым, а я уже немолод.
  
  – И что было потом?
  
  – Понимаете, когда машина врезалась в дерево, звук получился довольно громким. Я был уверен, что его услышат, – сказал Бродхерст. – Ну а тут я еще и увидел, что кто-то бежит к месту происшествия. И подумал… подумал, что у меня ничего не получится. Но затем…
  
  – Но затем вы разглядели, кто именно это был, – подсказал я. Мне было совершенно очевидно, кого Бродхерст имел в виду.
  
  Мой собеседник снова кивнул:
  
  – Ну да, верно. Это был Боб. Я почти шантажом заставил его мне помочь. Сказал, что если меня посадят в тюрьму, наша сделка стоимостью в несколько миллионов долларов сорвется и он потеряет целое состояние. К этому я добавил, что отец девушки, МакФадден, является одним из главных инвесторов. Я прямо дал понять Бобу, что вряд ли МакФадден возьмется финансировать сделку с участием человека, который сбил насмерть его дочь. Плохо было уже то, внушал я Бобу, что это оказалась моя машина, а если выяснится, что за рулем сидел я, все пойдет прахом. Так или иначе, Боб счел мои соображения убедительными и помог мне усадить Джереми в «Порше». – Бродхерст перевел дыхание. – Боб своими руками ударил Джереми головой о рулевое колесо, чтобы на нем осталась его кровь – на случай, если дело дойдет до теста ДНК.
  
  – А потом, когда на улице появились другие участники вечеринки, вы с Бобом сделали вид, что только что прибежали на место происшествия. – Я на мгновение задумался. – Скажите, а Финч про это знал?
  
  Бродхерст отрицательно качнул головой:
  
  – Нет. После вашего звонка он связался со мной и сообщил, что собирается позвонить Глории и выяснить – нет ли в самом деле оснований для подачи апелляции. Я сказал ему, что никаких оснований нет, что преступление стопроцентно совершил Джереми, и, кажется, его убедил. Мы с ним давно дружим, так что он мне доверяет. Надо отдать Гранту должное – он умудрился вытащить мальчишку. Придуманная им линия защиты оказалась просто гениальной. Неочевидный выбор, но он сработал. Так что все остались в выигрыше.
  
  Да уж, подумал я, вспомнив, как Джереми, сидя у меня в машине, в отчаянии колотил себя кулаком по бедру.
  
  – Как я понимаю, это Боб сказал вам, что мы с Джереми находимся на Кейп-Код, – предположил я. – Он узнал, куда именно следует отправить Килна, потому что слышал, как Мэдэлайн сообщила о нашем местонахождении детективу Дакуорту.
  
  – Да. И вообще это была его идея, – сообщил Бродхерст.
  
  – А мне казалось, что это вы придумали усадить Джереми за руль вашей машины.
  
  – Я не об этом, – возразил мой собеседник. – Я об идее убить вас и Джереми. Боб сказал, что это единственный выход из положения. А у меня есть знакомые, имеющие связи, благодаря которым можно найти исполнителей для такого рода дел. – Бродхерст впервые за все время нашего разговора улыбнулся. – Так что если вы думаете, что вам удастся стрясти с меня деньги, вы ошибаетесь.
  
  – А вот это вы зря, – произнес я.
  
  – Если я сумел найти одного Килна, то могу найти и другого, – заявил Бродхерст.
  
  – Ну что ж, – я добавил в голос немного нотки неуверенности, – тогда я, пожалуй, обращусь в полицию.
  
  Улыбка на лице Бродхерста превратилась в жесткую ухмылку.
  
  – И расскажете копам про то, что вы сделали с Килном? Убийство в целях самообороны – ну, это еще могло бы прокатить. Но вы утопили его тело, а это предполагает некие другие мотивы, вы не находите?
  
  Я нервно облизнул губы и сказал:
  
  – Послушайте, я вовсе не собирался запрашивать с вас много. Пусть будет пятьдесят тонн. Для парня вроде вас это семечки.
  
  Бродхерст покачал головой:
  
  – Вы любитель, Уивер. Да что там, вы просто дурак. Вы сунули свой нос туда, куда не…
  
  Внезапно мой собеседник увидел нечто такое, что заставило его замолчать на полуслове. Взгляд его был устремлен в сторону двери. Я посмотрел туда же, чуть приподнявшись с дивана, чтобы мне не мешала спинка дивана.
  
  К нам приближались Барри Дакуорт и двое полицейских в форме.
  
  Я расслабился, взял в руку хромированный прибор с сахаром, солью и приправами и наклонил его таким образом, что стал виден прикрепленный к его донышку миниатюрный беспроводной микрофон.
  
  – В следующий раз обыскивайте не собеседника, а окружающие предметы, – сказал я, глядя в вытянувшееся лицо Бродхерста.
  Глава 64
  
  Когда машина Джессики Фроммер остановилась около дома родителей Брайана Гаффни, молодой человек косил на участке траву.
  
  Альберт как раз в этот день вернулся на работу, но отправился туда на машине Констанс. Он сказал, что его автомобиль пора отгонять на техобслуживание и ему не хочется проезжать на нем лишние мили, чтобы не выйти за пределы рекомендованного пробега. Констанс отправилась в продовольственный магазин, взяв «Фольксваген» Моники, которая сообщила, что сегодня машина ей не нужна. За завтраком, незадолго до отъезда матери, Брайан сказал ей, что собирается привести в порядок газон. Он объяснил, что ему нужно чем-то себя занять, однако Констанс его планы не понравились. Она заявила, что Брайану после случившегося с ним надо отдохнуть и окрепнуть, а значит, физический труд ему противопоказан.
  
  Брайан согласился с ней, но, как только мать уехала, решил все же покосить. Молодой человек надеялся, что это поможет отвлечься от тягостных мыслей – как о том, что с ним произошло, так и о сложностях в отношениях между родителями. В последнее время он, кстати, стал замечать, что мать прекратила свои обычные нападки на отца. Все было необычно мирно и спокойно, и это тоже вызывало тревогу.
  
  Что-то явно происходило, но что?
  
  Брайан, впрочем, отнюдь не был уверен, что хочет это знать.
  
  Так или иначе, приняв решение заняться газоном, молодой человек принялся претворять его в жизнь.
  
  Первым делом он направился к гаражу и распахнул левую створку двери. При этом его взгляду открылась машина отца – она была явно чище, чем обычно, и это опять-таки было странно.
  
  Странность, во-первых, состояла в том, что Брайан, который сам работал на автомойке, всегда делал членам своей семьи хорошую скидку, а точнее, попросту мыл их автомобили бесплатно. Учитывая это, а также то, что за пару дней до похищения Брайана машина его отца прошла через автомойку, тот факт, что Альберт Гаффни совсем недавно снова ее помыл, казался весьма необычным. Брайан хорошо помнил, что, когда после его бегства из больницы отец нашел его прямо на улице, он тоже сидел за рулем своей машины, и она не блистала чистотой.
  
  Имелась, однако, и еще одна странность.
  
  Не только автомобиль Альберта – даже пол в гараже был чище, чем когда-либо.
  
  Удивительно.
  
  Найдя в дальнем конце гаража газонокосилку, молодой человек проверил, заправлена ли она бензином, а затем выкатил ее во двор. Дергая за пусковой шнур, он ощутил боль в боку, там, куда пришлись несколько пинков Фроммера. Но двигать газонокосилку оказалось совсем не больно.
  
  Он подстриг траву примерно на половине территории лужайки перед домом, когда у обочины остановился автомобиль Джессики.
  
  Увидев ее, Брайан заглушил мотор газонокосилки.
  
  – Привет, – поздоровалась Джессика, выйдя из машины.
  
  – Привет, – отозвался Брайан.
  
  – Я поехала в больницу, чтобы тебя проведать, а мне сказали, что ты уже выписался. Не найдя тебя в твоей квартире, я догадалась, что ты можешь быть здесь. Правда, прежде, чем ехать сюда, я проверила по телефонному справочнику, нет ли в Промис-Фоллз других жителей по фамилии Гаффни.
  
  – Ну да, из больницы меня отпустили.
  
  – Мне очень жаль, что все так получилось, – произнесла Джессика. – Я собиралась сообщить тебе, что замужем, но все никак не могла выбрать подходящий момент.
  
  – Ясно.
  
  – Но я в самом деле собиралась тебе об этом сказать.
  
  – Ну ладно. – Брайан пожал плечами. – Пожалуй, мне пора продолжать заниматься газоном. Я переезжаю обратно к родителям, так что хочется им помочь и все такое.
  
  – Я еще кое о чем хочу с тобой поговорить.
  
  Брайан молча ждал. Сделав несколько шагов вперед, Джессика остановилась футах в шести от него. Молодой человек увидел, что она плачет.
  
  – Это касается Рона, – сказала Джессика.
  
  – А что с ним такое?
  
  – Он пропал.
  
  Брайану потребовалось несколько секунд, чтобы сказанное дошло до него.
  
  – Понимаешь, – снова заговорила Джессика, – он должен был выполнить один заказ. Отремонтировать один дом за городом. Его грузовик нашли рядом с этим домом, но самого Рона нигде не оказалось. Его нет уже больше суток.
  
  – Господи, – пробормотал Брайан.
  
  – Сначала я подумала, что он меня бросил. Кстати, возможно, это было бы неплохо. Но, если бы это было так, он ни за что не оставил бы на произвол судьбы свой грузовик. Он любит его больше, чем меня. И на звонки по сотовому он не отвечает.
  
  – Не знаю, что и сказать, Джессика. А в полицию ты сообщила?
  
  – Да, – кивнула Джессика. – Они проводят расследование.
  
  – И что, по их мнению, могло произойти?
  
  Джессика пожала плечами:
  
  – Копы не знают. Но они сказали, что нашли кровь.
  
  – Кровь?
  
  – Ну да, на земле.
  
  – Звучит зловеще, – пробормотал Брайан.
  
  – Это значит, что кто-то, наверное, нанес ему травму, – предположила Джессика. – Сначала я подумала… только не сердись на меня за это… в общем, сначала я подумала, что ты можешь иметь к этому какое-то отношение.
  
  – Я?
  
  – Ну да. Рон ведь тебя избил. Так что у тебя имелись основания для того, чтобы с ним посчитаться.
  
  – Господи, я ведь был в больнице.
  
  Джессика кивнула:
  
  – Да, я знаю. Я это специально проверила.
  
  – Зачем?
  
  – Ну, в полиции ведь первым делом спросили, нет ли у Рона врагов или недоброжелателей. И я подумала о тебе. Но я не называла твоего имени, чтобы не создавать тебе неприятностей. Я ведь точно знала, что ты действительно лежал в больнице. Так что я и дальше не стану про тебя упоминать.
  
  – Боже, Джесс, спасибо.
  
  – Но потом я подумала вот о чем. Скажи, ты кому-нибудь рассказывал про свою стычку с Роном?
  
  Брайан почувствовал, что ему становится жарко. На лбу у него выступили капли пота.
  
  – Не понял, что ты спросила?
  
  – Ты кому-нибудь рассказывал, что Рон тебя избил?
  
  Брайан сразу же вспомнил слова, сказанные ему отцом. «Ты никогда не называл мне его имя. Даже не упоминал о нем. Никогда не сообщал мне, где он живет. Сколько бы раз тебя об этом ни спрашивали, ответ может быть только один – нет. Ты мне ничего не говорил».
  
  – Я никогда и никому не называл его имя, – механически произнес Брайан. – И никому не рассказывал, где ты живешь. Ни одному человеку.
  
  Джессика шмыгнула носом.
  
  – Мамочка! – позвала девочка, сидящая в машине.
  
  – Подожди секунду, малышка! – крикнула через плечо Джессика.
  
  – Никому, – еще раз повторил Брайан.
  
  – Ладно, – кивнула Джессика и снова шмыгнула носом. – Дело в том, что Рон был отнюдь не пай-мальчиком. Вполне возможно, что на него могли иметь зуб многие.
  
  Брайан достал из кармана мятый носовой платок и протянул ей.
  
  – Не нужно, спасибо. Все в порядке, – сказала Джессика, вытирая щеки рукавом. – Мне пора.
  
  – Ладно.
  
  Джессика на секунду неловко приобняла Брайана, а затем направилась к машине. Брайан стоял и смотрел, как она села за руль и пристегнулась ремнем безопасности. Маленькая девочка на заднем сиденье показала на него пальчиком и громко крикнула:
  
  – Вы тот самый дядя, которого побил мой папа!
  
  Машина покатила прочь. Брайан, глядя ей вслед, лихорадочно раздумывал о том, может ли случиться так, что полицейские станут допрашивать ребенка.
  Глава 65
  
  Как только Галена Бродхерста запихнули на заднее сиденье патрульной машины с опознавательными знаками полиции Промис-Фоллз, Дакуорт подошел ко мне и сказал:
  
  – Хорошо сработано. Теперь нам надо только взять Боба Батлера.
  
  – Выходит, Бродхерст и Батлер принесли в жертву этого мальчишку, чтобы спасти собственные задницы и набить карманы деньгами, – я покачал головой. – Вот подонки.
  
  Дакуорт взглядом дал мне понять, что видел еще и не такое и ничему больше не удивляется.
  
  – Пойду заберу Джереми и поеду к Мэдэлайн Плимптон. Парень хочет поговорить со своей матерью. Ну и вообще дать ей возможность убедиться, что с ним все в порядке.
  
  – Пожалуй, будет лучше, если мы поедем вместе.
  
  Я посмотрел на часы и спросил:
  
  – Через полчаса?
  
  Дакуорт кивнул. Когда он повернулся, чтобы уйти, я не выдержал:
  
  – О чем ты хотел меня спросить вчера вечером, когда мы говорили по телефону?
  
  Дакуорт пожевал губами, размышляя, а потом ответил:
  
  – Знаешь, Кэл, не забивай себе этим голову. О чем бы я ни хотел тебя спросить, я уже передумал.
  
  Сев в свою «Хонду», я погнал ее обратно к дому, в котором жила моя сестра с мужем. Джереми я обнаружил сидящим на ступеньках крыльца и о чем-то беседующим с Селестой. Увидев мою машину, он тотчас вскочил и побежал мне навстречу.
  
  – Что происходит? – спросил он, как только я опустил боковое стекло.
  
  – Спасибо, сестренка! – крикнул я, обращаясь к Селесте, и помахал ей рукой.
  
  – Да не за что. Он хороший парнишка! – отозвалась она и, встав со ступенек, направилась в дом.
  
  Джереми, лицо которого выразило некоторое смущение, обернулся назад, чтобы попрощаться, но успел сказать вслед Селесте только одно:
  
  – Спасибо!
  
  Я не сомневался, что ее слова были самым приятным из всего, что парень выслушал в свой адрес за последние несколько месяцев.
  
  – Ну, куда теперь? – поинтересовался он, плюхнувшись на пассажирское сиденье рядом со мной.
  
  – Я отвезу тебя домой.
  
  – Так что все-таки случилось?
  
  Я собирался рассказать все Джереми по дороге, но теперь передумал и решил – лучше, если при этом я буду поддерживать с ним зрительный контакт. Поэтому я, как мог, развернулся на сиденье лицом к молодому человеку.
  
  – В общем, ты этого не делал, – произнес я, сразу взяв быка за рога. – Ты не сидел за рулем той машины и не сбивал Шейн.
  
  У Джереми задрожал подбородок.
  
  – Что вы такое…
  
  – За рулем «Порше» сидел Гален Бродхерст.
  
  – Откуда вы знаете?
  
  – Он сам мне сказал.
  
  Теперь у Джереми задрожали еще и руки.
  
  – О господи, – пробормотал он. – О господи.
  
  – Скажу тебе больше, – продолжил я, стараясь смягчить интонацию. – Ему помогал Боб Батлер.
  
  Я четко и раздельно изложил Джереми все детали случившегося, стараясь не быть слишком многословным. Рассказал я в том числе и о том, что идея убить нас обоих принадлежала Бобу.
  
  В конце концов Джереми разрыдался. Я обеими руками прижал его к себе и стал успокаивать, похлопывая ладонью по спине.
  
  – Зато теперь весь этот кошмар закончился, – проговорил я, хотя и понимал: для того, чтобы осознать и пережить все случившееся с нами, молодому человеку потребуется немало времени. И еще – события последнего времени неизбежно оставят в его душе осадок. Очень тяжелый осадок.
  
  Парнишка все еще не мог подавить дрожь.
  
  – Боб… Как это возможно? Он ведь оплатил мою защиту.
  
  – Ну да, но это и неудивительно. Наверно, его грызло чувство вины. Так что для него это была по сути единственная возможность эту вину загладить. Попытки спасти тебя от тюрьмы были для него вполне безопасной игрой.
  
  – Я должен все рассказать маме, – сказал Джереми. – Мы ведь сейчас поедем к ней?
  
  Он изо всех сил старался взять себя в руки. Открыв перчаточный ящик, я вынул оттуда целую пачку бумажных носовых платков и вручил их Джереми.
  
  – Большое вам спасибо, – выдохнул он.
  
  – Ерунда. Это всего лишь носовые платки.
  
  – Я имею в виду, за все. За то, что вы раскопали, что все это была подстава. За то, что вернули меня к жизни.
  
  Подождав еще немного, чтобы парень хоть немного успокоился, я включил зажигание и произнес:
  
  – Ну, а теперь поехали.
  
  Я сказал Дакуорту, что приеду к Мэдэлайн Плимптон через полчаса, но к тому моменту, когда под колесами моей «Хонды» захрустел гравий подъездной аллеи, ведущей к ее дому, прошло не тридцать, а всего двадцать пять минут. Звука подъезжающей машины оказалось недостаточно для того, чтобы все обитатели дома высыпали на улицу. Однако, когда я нажал на кнопку звонка, в доме сразу же поднялся шум.
  
  – А мы не могли просто войти? – спросил Джереми.
  
  – Но это же не наш дом, – ответил я. – Не следует забывать о манерах.
  
  Дверь распахнулась, и на пороге возникла Мэдэлайн Плимптон. Мрачное выражение на ее лице при виде нас мгновенно исчезло, и глаза засияли радостью.
  
  – Я всю ночь пыталась до вас дозвониться! – воскликнула она, заключая Джереми в объятия. – Мы все ужасно волновались за вас.
  
  Секунду спустя из дверей появилась Глория, выскочившая из кухни, и издала громкий восторженный визг. С трудом оторвав от Джереми Мэдэлайн, она сама крепко обняла его.
  
  – Я так рада, что ты дома! – с чувством проговорила она. – То, что мы отправили тебя бог знает куда, было большой ошибкой!
  
  Глория принялась покрывать поцелуями щеки сына. Джереми попытался было отстранить ее, но затем сдался.
  
  – А где Боб? – поинтересовался я, обращаясь к Мэдэлайн Плимптон.
  
  – На кухне, – сообщила она. Сразу же после этих ее слов я увидел Боба Батлера собственной персоной.
  
  Впрочем, созерцать его лицо мне довелось недолго. При виде меня он сразу все понял и, повернувшись, кинулся наутек. Я бросился за ним.
  
  – Господи, в чем дело?! – изумленно воскликнула Мэдэлайн.
  
  – Это он! – донесся до меня звонкий голос Джереми. – Он послал наемного убийцу нас прикончить!
  
  – Что? – переспросила Глория.
  
  Добежав до дальней стены кухни, Боб попытался открыть сдвижную стеклянную дверь. Но ему помешал это сделать круглый деревянный брусок, засунутый в металлическую направляющую, – он должен был помешать проникнуть в дом ворам. Догнав Боба, я схватил его за воротник пиджака и через все пространство кухни швырнул обратно. Налетев по дороге на два стула, он упал на бок. Глаза у него были как у затравленного животного.
  
  – Не вставайте, – жестко сказал я. – Если попытаетесь подняться, я убью вас на месте.
  
  Боб остался лежать на полу.
  
  – Увидев меня, вы так же сильно удивились, как Гален. Его только что арестовали. Следующим будете вы – копы явятся за вами с минуты на минуту.
  
  На кухню вошли Джереми, Глория и Мэдэлайн. Женщины при виде неожиданной сцены приоткрыли рты от изумления.
  
  – Скажи, это правда? – спросил Глория, обращаясь к Бобу. – Ты в самом деле послал человека убить их?
  
  – Нет, это чушь! – выкрикнул Боб. – Что бы они ни говорили, это полная чушь.
  
  – Вы еще не все знаете! – громко произнес Джереми, которого снова начала бить дрожь. Его вид меня всерьез обеспокоил – чувствовалось, что молодой человек находится на грани нервного срыва. – Он помогал этой сволочи, Бродхерсту! – крикнул он, указывая пальцем на Боба. – Они вдвоем усадили меня в машину!
  
  – Что? – не поняла Мэдэлайн Плимптон.
  
  – Они меня подставили! Они подстроили все так, чтобы я думал, что это я задавил Шейн! И чтобы все думали так же!
  
  – Боже мой, неужели это правда? – спросила Мэдэлайн, глядя на Боба так, словно впервые в жизни рассмотрела его по-настоящему.
  
  Меня же удивило то, что тот же вопрос не задала Глория. Я внимательно наблюдал за ней – она лишь молча переводила взгляд с Мэдэлайн на Боба и обратно. Впрочем, возможно, она находилась в состоянии шока.
  
  – Я же говорю, не слушайте вы их, – повторил Боб. – Это все какой-то бред.
  
  – Нет, это не бред, – возразил я. – Все это я узнал от Галена. Так что мы точно знаем, как было дело.
  
  Джереми повернулся к матери.
  
  – Ты слышишь, что я говорю? Ты понимаешь, что сотворил этот сукин сын?
  
  – Я уверена, что этому есть какое-то объяснение, – заявила Глория неожиданно гораздо более мягким, чем обычно, тоном.
  
  – Что ты хочешь этим сказать? – опешил Джереми. – Ты что, нам не веришь?
  
  – Да нет, Джереми, думаю, она верит, – сказал я.
  
  Глория повернулась в мою сторону.
  
  – У меня такое ощущение, что для вас все это не новость, – заметил я.
  
  – Глория! – В голосе Мэдэлайн Плимптон зазвучала сталь. – О чем этом он?
  
  – То, что Боб послал киллера, чтобы он расправился с нами, похоже, вас в самом деле удивило, – обратился я к Глории. – А вот все остальное – нет.
  
  В комнате вдруг наступила мертвая тишина. Взгляды всех присутствующих, включая Боба, в этот момент были обращены на Глорию Пилфорд.
  
  – Мам, – нерешительно окликнул ее Джереми, которого теперь уже трясло, как в лихорадке.
  
  – Я не знала, – прошептала. – Не знала… сначала.
  
  – А когда вы узнали? – поинтересовался я.
  
  Глория протянула руку и погладила сына по щеке. Джереми был настолько потрясен, что даже не попытался отстраниться.
  
  – Я услышала, как Боб и Гален говорили об этом. Вскоре после того, как произошло несчастье. Я… я пыталась помешать им. Хотела как-то воспрепятствовать их дьявольскому плану, но… было поздно. Все зашло слишком далеко.
  
  – Как… как ты могла… – ошеломленно прошептал Джереми.
  
  Тут в разговор снова вступил я:
  
  – Думаю, я знаю, как. Что они вам сказали, Глория? Наверное, что если вы расскажете правду, то они оба попадут в тюрьму. И Гален, и Боб. Что сорвется сделка стоимостью во много миллионов долларов. Что вы останетесь без цента. Они объяснили вам, что разработали стратегию, которая позволит им добиться оправдания Джереми – либо сделать так, что если он и получит тюремный срок, то очень небольшой. Наверное, что-то в этом роде, так?
  
  По щекам Глории потекли слезы. Она едва заметно кивнула.
  
  – Я сказала им, что если их замысел не сработает… если Джереми приговорят к тюремному заключению… Мне придется… придется рассказать…
  
  – Значит, ты позволила им сделать это со мной, – тихо пробормотал Джереми.
  
  – Но я позволила им и унизить меня, – прошептала Глория. – Позволила им сделать из меня посмешище – потому, что я люблю тебя. Ради твоего спасения я была готова на что угодно. Мне было все равно. Я сделала это ради тебя.
  
  – Выходит, ты была готова сделать все, что угодно, кроме одного – сказать правду.
  
  Голос молодого человека стал хриплым.
  
  – Джереми, – позвал я, – думаю, будет лучше, если я увезу тебя отсюда.
  
  – Получается, что Боб был твоим билетом, – прошептал молодой человек, неотрывно глядя на Глорию. – Билетом в лучшую жизнь. Туда, где больше денег, больше красивых вещей – всего того, чего тебе так хотелось.
  
  – Мне… я бы хотела получше тебе все объяснить. Я же говорю, все зашло слишком далеко, и уже нельзя было ничего изменить. Приходилось выбирать из двух зол меньшее.
  
  – Уивер! – громко крикнул кто-то с улицы. Я узнал голос Дакуорта.
  
  – Я здесь, в доме! – отозвался я.
  
  Через несколько секунд детектив вошел на кухню в сопровождении еще одного офицера – тот был в полицейской форме. Увидев лежащего на полу Боба, Дакуорт бросил на меня недовольный взгляд.
  
  – Вообще-то предполагалось, что вы не станете торопиться, – буркнул он.
  
  Я не нашелся, что ему ответить.
  
  Отстранив меня, детектив наклонился над Бобом, перевернул его на живот и завел ему руки за спину.
  
  – Я арестовываю вас, мистер Батлер, – сообщил он, защелкивая на его запястьях пластмассовые наручники, после чего попросил его встать. Боб сначала неуклюже поднялся на колени, а затем – с трудом – во весь рост. Когда его выводили с кухни, он низко опустил голову, стараясь ни с кем не встречаться взглядом.
  
  На кухне снова наступила тишина. Первой заговорила Глория.
  
  – Вы должны понять, – сказала она умоляюще, ни к кому конкретно не обращаясь, и дотронулась до руки Джереми. Он, однако, отшатнулся, словно его коснулась ядовитая змея.
  
  – Я не могу во все это поверить, – произнес он. Скорее всего, эти слова были адресованы ему самому, а не кому-то из нас.
  
  – Глория, – подала голос Мэдэлайн. – Как же ты могла?
  
  Дакуорт снова громко позвал меня откуда-то со стороны входной двери. Я подошел к Джереми.
  
  – Я вернусь через минуту, ладно? Мы с тобой все обсудим. При желании ты сможешь остаться у меня. Я заберу тебя из этого дома. Дай мне всего минуту.
  
  Молодой человек никак не отреагировал на мои слова – он словно оцепенел.
  
  Я двинулся из кухни в сторону выхода из дома. Мэдэлайн Плимптон последовала за мной.
  
  – Скажите мне, что это неправда, – проговорила она негромко.
  
  На улице меня поджидал разгневанный Дакуорт.
  
  – Ты все испортил, – заявил он, ткнув в мою сторону пальцем. – Ты должен был подождать.
  
  Тем временем Боба усаживали на задние сиденье патрульной машины – похоже, той же самой, на которой недавно из кафе отвозили в участок Галена Бродхерста.
  
  – Все произошло слишком быстро, – попытался оправдаться я, прекрасно понимая, что это звучит неубедительно. – В конце концов, главное – что мы их взяли.
  
  – Пусть хоть кто-нибудь объяснит мне, что происходит, – взмолилась Мэдэлайн.
  
  Дакуорт в ответ лишь сердито покачал головой. Тут я вдруг вспомнил слова, сказанные мне днем раньше Джереми, – о том, что? лежит в одном из выдвижных ящиков на кухне.
  
  – Вот что, – сказал я, обращаясь к Дакуорту. – Я не хочу оставлять Джереми одного. Нужно, чтобы кто-то все время находился с ним рядом. Парень перенес сильное потрясение, и…
  
  И тут мы услышали выстрел. Мэдэлайн Плимптон испуганно вскрикнула. Дакуорт бросился в дом, я последовал за ним. Неподалеку от двери, ведущей на кухню, мы оба остановились – невозможно было представить, что ждало нас там, за порогом.
  
  – Мисс Пилфорд! – крикнул Дакуорт. – Вы в порядке?
  
  – Джереми! – позвал в свою очередь я. – Что случилось?
  
  В течение несколько секунд стояла тишина. Затем мы услышали голос Джереми Пилфорда:
  
  – Я выхожу. Оружие я положил.
  
  Мы с Дакуортом ошеломленно переглянулись.
  
  Из кухни вышел Джереми и, остановившись, посмотрел на меня, а затем, сделав над собой усилие, растянул дрожащие губы в подобие улыбки.
  
  – Это сделал я, – сказал он. – И я беру на себя всю ответственность за этот поступок.
  
  Я обнял его. Дакуорт бросился в кухню, чтобы оценить тяжесть последствий того, что произошло.
  Линвуд Баркли
  Бойся самого худшего
  Пролог
  
  Утром в тот злополучный день все было как обычно. Сидни собиралась на работу.
  
  — Сделай мне яичницу-болтунью! — крикнула она сверху из ванной.
  
  — С беконом? — спросил я.
  
  — Не надо.
  
  — А тост поджарить?
  
  — Нет.
  
  Но я не унимался.
  
  — Может, сыр положить в яичницу?
  
  — Нет, — поспешила ответить дочь, но через секунду добавила: — Ну ладно, положи немножко.
  
  Завтрак для нее на кухне уже был готов. Яичница с чеддером, апельсиновый сок. На стойке пыхтела кофеварка.
  
  Моя жена Сьюзен, мама Сид, — бывшая жена, она теперь живет у нового мужа Боба на противоположной стороне реки, в Стратфорде, не знаю только, оформили они официально отношения или нет, — наверное, сказала бы, что я порчу дочку, а может, уже испортил. Что ей семнадцать, она взрослая и вполне может сама готовить себе завтрак. Сьюзен хорошо говорить, с ней Сид живет большую часть года, а ко мне переезжает только на лето, до начала сентября. И мне хочется побаловать ребенка. В прошлом году я устроил ее в автосалон «Хонда», где работал сам, но ей не понравилось. Слишком, по ее мнению, я за ней присматривал.
  
  — Ты просто невозможен, папа, — возмущалась Сидни. — Стоит мне поговорить с каким-нибудь парнем, даже минуту, ты потом целый час объясняешь, какой он плохой.
  
  — Предупрежден — значит, вооружен, — отвечал я.
  
  — А что в Дуэйне плохого? — спрашивала она.
  
  — Ничего, — говорил я. — Он просто противный.
  
  — А Энди?
  
  Я удивленно вскидывал брови:
  
  — Этот для тебя староват. Ему под двадцать пять. К тому же он бабник.
  
  В общем, в этом году она нашла себе другую работу, здесь же, в Милфорде, в отеле, обслуживающем приезжающих по делам на пару дней. Милфорд — хороший городок, но, честно говоря, не туристический. Чего нет, того нет. Отель за последние десять лет сменил много названий. Одно время он был даже «Холидей-инн». А теперь вот новые хозяева назвали его «Бизнес-отель». Ну что ж, можно и так.
  
  Сидни сказала, что ее поставили дежурить у стойки регистрации. Это меня не удивило.
  
  — Ты смышленая и обаятельная.
  
  Она покачала головой:
  
  — Главное, что я там одна из немногих, кто говорит по-английски.
  
  Никаких подробностей, что за отель, какие там люди, мне выпытать не удалось.
  
  — Работа как работа, — отвечала она.
  
  Но однажды, это было на четвертый день, я случайно услышал ее разговор по телефону с подругой, Патти Суэйн. Она говорила, что собирается подыскать себе другое место, хотя в отеле платят неплохо и, главное, наличными. То есть подоходный налог не вычитают.
  
  — Ты что, получаешь деньги в конверте? — спросил я, когда Сид положила трубку. — Минуя бухгалтерию?
  
  Она возмутилась:
  
  — Что у тебя за привычка подслушивать!
  
  Ну я и отстал. Надоело постоянно нарываться на такие ответы.
  
  Услышав, как Сид вышла из комнаты наверху, я вдруг решил пошутить, как во времена, когда она была маленькой. Нарисовал на половинке скорлупы только что разбитого яйца смешную рожицу и приписал внизу крупно: «Улыбайся, девочка».
  
  Наконец дочь явилась на кухню и плюхнулась на стул, уныло уставившись в тарелку с яичницей, которую я поставил перед ней. Зачем-то напялила огромные солнечные очки. Таких я у нее прежде не видел.
  
  — Что скажете, ваша светлость? — Мне пришлось повысить голос, потому что шли новости. На кухне висел небольшой телевизор над шкафчиком.
  
  Сидни медленно подняла голову и увидела мое художество.
  
  — Сам улыбайся. — Она предприняла слабую попытку придать своему голосу веселости.
  
  — Новые очки? — поинтересовался я.
  
  — Да. — Сид чуть поправила их на переносице с некоторым удивлением, будто только сейчас заметила.
  
  На дужках я увидел изящную надпись «Версаче».
  
  — Симпатичные.
  
  Сидни устало кивнула.
  
  — Придешь поздно? — спросил я.
  
  — Не очень, — ответила она с нажимом на последнем слове.
  
  Сид нередко заявлялась около двенадцати. Я никогда не засыпал, прежде чем не услышу, как она входит в дом и запирает за собой дверь. Скорее всего дочка проводила время с подругой, Патти Суэйн, тоже семнадцатилетней, но гораздо более опытной. Ну вы понимаете, что я имею в виду. Ясное дело — выпивку, секс и наркотики.
  
  Впрочем, Сид назвать ангелом тоже нельзя. Однажды я прихватил ее с сигареткой марихуаны, а пару лет назад, ей тогда было пятнадцать, она пришла домой в новой футболке и не могла объяснить маме, почему у нее нет чека. Тогда у них разгорелся скандал.
  
  Может быть, поэтому эти солнечные очки не давали мне покоя.
  
  — И за сколько ты их купила? — спросил я.
  
  — Не очень дорого.
  
  — Как дела у Патти?
  
  Меня не столько интересовали дела ее подруги, сколько хотелось получить подтверждение, что она была с ней. Девушки дружили около года, но сблизились так, будто были знакомы еще с детского сада. Вообще-то Патти мне нравилась: живая, непосредственная — правда, порой чересчур. Честно говоря, мне хотелось, чтобы их общение было не таким тесным.
  
  — У нее все клево, — произнесла Сид.
  
  По телевизору Матт Лоер[24] предупреждал о том, что появившиеся в продаже новые столешницы из гранита могут быть радиоактивными. Каждый день он дает нам новый повод для беспокойства.
  
  Сид заканчивала яичницу.
  
  — А вот и Боб, — сказала она, бросив взгляд на экран.
  
  По телевизору показывали рекламу. Высокий лысеющий мужчина стоял перед автомобилями с простертыми руками, подобно Моисею, раздвигающему Красное море. Он широко улыбался, щеголяя превосходными зубами.
  
  — Зачем ходить пешком, если у Боба столько автомобилей? Приходите к нам. Мы не требуем первого взноса. У нас покупают даже те, у кого пока нет водительских прав. Выгодную покупку можно совершить в любом из наших трех…
  
  Я приглушил звук.
  
  — Вообще-то он немного чмо, — сказала Сид. Это она о новом муже своей матери, в доме которого жила большую часть года. — Но в этих роликах он просто суперчмо. — Она посмотрела на меня. — Что у нас будет на ужин? — Наш завтрак всегда заканчивался обсуждением вечернего меню. — ЗПТ?
  
  Это было наше с ней сокращение «заказа по телефону».
  
  — Пицца?
  
  — Пожалуй, — ответил я.
  
  Прошлым летом мы со Сьюзен решили купить дочке машину. Я присмотрел у нас в автосалоне семилетнюю «хонду-сивик» с небольшим пробегом. Она была на грани перевода в категорию подержанных и стоила всего пару тысяч. Если не считать ржавчины вокруг ограждающего щитка, машина была вполне приличная.
  
  — Без спойлера?[25] — проворчала Сид, подходя к машине.
  
  — Кончай выпендриваться, — сказал я, протягивая ключи.
  
  На новую работу я подвозил ее только один раз, когда «сивику» меняли в мастерской глушитель. Она попросила не подъезжать ко входу, а высадить ее рядом с автобусной остановкой. Впереди возвышалось унылое серое здание «Бизнес-отеля», похожее на многоквартирный дом в какой-нибудь из бывших стран социализма.
  
  Рекламу Боба сменила программа Эла Рокера.[26] Я прибавил звук, не отрывая взгляда от дочки, любуясь ее красотой. Рассыпанные по плечам чудесные белокурые волосы, длинная грациозная шея, фарфоровая кожа, правильные черты лица. Ее мать, норвежка по крови, передала дочери нордический шарм.
  
  — Ты не считаешь, что я могла бы стать моделью? — спросила Сид, словно прочитав мои мысли.
  
  — Какой моделью?
  
  — А чего это ты так удивился?
  
  — Я не удивился. Просто… это что-то новое.
  
  — Да, новое, — согласилась она. — Это идея Боба.
  
  У меня запылали щеки. Что же это такое? Боб подстрекает мою дочку стать моделью? Ему, как и мне, перевалило за сорок. Моя бывшая жена с дочкой теперь живут в его доме — дом, правда, шикарный: пять спален, бассейн и гараж на три машины, — так ему этого мало, и он подталкивает Сид стать моделью. Для плакатов, какие ребята вешают на стенки в общежитии? Для порносайтов в Интернете? Может, он собрался снимать ее сам?
  
  — Это предложил Боб? — ошеломленно воскликнул я.
  
  — Он говорит, что я вполне подхожу. И могла бы сняться в какой-нибудь его рекламе.
  
  Боже, какое унижение!
  
  — Что? — спросила она, глядя на мое лицо. — Ты думаешь, он не прав?
  
  — Ваш Боб, наверное, совсем спятил.
  
  — Что с тобой, папа? Он сказал это просто так, а ты уже готов объявить его чуть ли не сексуальным извращенцем. Кстати, мама и Эван с ним вроде согласны.
  
  — И Эван тоже?
  
  Теперь я действительно начал заводиться. Эван, девятнадцатилетний сын Боба, жил со своей матерью, бывшей женой Боба. Но она уехала на три месяца в Европу и парень перебрался к отцу. Это означало, что его комната находилась рядом с комнатой Сид, которая, кстати, ей очень нравилась. Она уже несколько раз заметила, что ее спальня в доме Боба в два раза больше, чем у меня.
  
  Но это сейчас. Когда-то мы все вместе жили в гораздо лучшем доме.
  
  Мне с самого начала не понравилось, что под одной крышей с Сид живет какой-то похотливый юнец. Сьюзен с этим вроде примирилась. А что ей было делать? Заставлять мужа выгнать сына?
  
  — Чего ты сразу — Эван, Эван? — буркнула Сидни. — Подумаешь, сказал пару слов.
  
  — Ему вообще не надо там жить.
  
  — Боже, папа, ты опять за свое?
  
  — Девятнадцатилетний парень не должен жить в одном доме с молодой девушкой.
  
  Мне показалось, что она покраснела.
  
  — Что в этом особенного?
  
  — Странно, что твою маму не смущают советы Боба и его сынка, чтобы ее дочка стала новой Синди Кроуфорд.
  
  — Какая еще Синди?
  
  — Кроуфорд. — Ей это кажется в порядке вещей?
  
  — По крайней мере она не устраивает таких идиотских истерик, — бросила Сид. — К тому же Эван после того случая помогает ей и отцу.
  
  Это был тот еще случай. Не так давно ее мама решила полетать на водном парашюте в Лонг-Айленде. Пристроилась за катером, все честь по чести. Но то ли Боб сразу взял большую скорость — он сидел за рулем, — то ли еще что, но она упала и сильно расшиблась. А этот кретин протащил ее почти сотню метров, прежде чем сообразил оглянуться. Будь Сьюзен со мной, подобного никогда не случилось бы. Хотя бы потому, что у меня нет катера.
  
  Я сменил тему:
  
  — Ты так и не сказала, сколько заплатила за очки.
  
  Сидни вздохнула:
  
  — Не очень много. — Она взглянула на нераспечатанные конверты у телефона. — Папа, почему ты до сих пор не достал счета из конвертов? Они лежат тут уже три дня.
  
  — Не беспокойся, я их оплачу.
  
  — Мама говорит, что ты всегда опаздываешь с оплатой не потому, что нет денег, а просто ты неорганизованный. Так что…
  
  — Эти солнечные очки. Откуда они у тебя?
  
  — Боже, чего ты привязался к очкам?
  
  — Просто любопытно, где ты их купила. В торговом центре?
  
  — Да, я купила их в торговом центре. С пятидесятипроцентной скидкой.
  
  — А чек сохранила? Не случай, если сломаются или еще что.
  
  Дочь посмотрела на меня в упор:
  
  — Ты требуешь, чтобы я показала тебе чек?
  
  — Я этого не говорил.
  
  — Думаешь, я их украла.
  
  — Повторяю: я этого не говорил.
  
  — Говорил, папа. Два года назад. — Она встала из-за стола.
  
  — Ты являешься в солнечных очках «Версаче», и я не имею права даже спросить?
  
  Сидни молча двинулась к лестнице. Я наблюдал, вконец расстроенный. Ничего себе поговорили.
  
  Пока я был в своей комнате, тоже собирался на работу, она спустилась на кухню. Я увидел ее выходящей оттуда с бутылкой воды и пошел проводить. Она направилась к своему «сивику». Оглянулась:
  
  — Боюсь, что не выдержу и сбегу, если ты будешь таким все время. А что там живет Эван, я не виновата. Поверь, он не насилует меня каждые пять минут.
  
  Я поморщился:
  
  — Конечно. Но это просто…
  
  — Мне надо ехать, — сказала она, садясь в машину.
  
  Отъезжая, Сид смотрела на дорогу и не видела, как я помахал ей рукой.
  
  На кухне рядом с яичной скорлупой с нарисованным человечком лежал чек на солнечные очки.
  
  До автосалона «Риверсайд-хонда» я добрался быстро — на «Хонде-CR-V», казенной, фирма выдала в пользование, — и утро это выдалось спокойным, посетителей было мало. Только после полудня ко мне подошла пара пенсионеров под семьдесят. Их заинтересовала базовая модель четырехдверного «аккорда».
  
  Старики что-то мямлили насчет цены — мы расходились на семь сотен долларов, — а потом я сказал, что отойду, передам их последнее предложение старшему менеджеру по продажам. На самом деле я зашел в комнату отдыха, съел шоколадный пончик, запил кофе и вернулся. Сообщил, что менеджер позволил скинуть им еще сотню. Затем добавил, что в ближайшие пару дней у нас проводится акция, и если они решат купить автомобиль сейчас, то бесплатно получат набор для пинстрайпинга.[27] И они согласились. Позднее я взял в отделе комплектации десятидолларовый набор для пинстрайпинга и прикрепил к заказу.
  
  Потом, уже днем, посетитель, пожелавший сменить свой десятилетний фургон «одиссей» на новый, поинтересовался, сколько это будет стоить. На такой вопрос я всегда отвечаю вопросом. И не одним.
  
  Я осведомился, является ли клиент первоначальным владельцем автомобиля, и, получив утвердительный ответ, спросил, проходила ли машина рекомендованное обслуживание. Клиент ответил уклончиво — мол, большую часть. Тогда я задал коронный вопрос:
  
  — Попадала ли машина в аварии?
  
  — О да, — признался он. — Три года назад я стукнулся. Пришлось менять весь перед.
  
  Я объяснил, что это существенно снижает цену автомобиля. Его возражения, что перед был поставлен новый, приняты не были, и он ушел, недовольный суммой, которую я назвал.
  
  За день я дважды звонил бывшей жене в Стратфорд, где она работала в одном из автосалонов Боба, и она дважды не отвечала. В оставленных голосовых сообщениях я спрашивал ее мнение о предложении Боба обессмертить нашу дочь, поместив ее фото на календаре, который будет висеть в туалете местного магазина шин «Гудиер».
  
  После второго звонка в голове у меня кое-что прояснилось, и я осознал, что суета моя не из-за Сидни, а совсем по другому поводу. Оказывается, я до сих пор не могу успокоиться, что Сьюзен теперь с Бобом и с ним ей намного лучше, чем было со мной. И виноват я сам.
  
  Продажей машин я начал заниматься с двадцати лет и неплохо в этом преуспел. Но Сьюзен считала, что я способен на большее. Хватит работать на других, говорила она. Пора заводить свое дело, менять жизнь к лучшему. Мы могли бы отдать Сид в престижную школу и себе обеспечить хорошее будущее.
  
  Отца я потерял довольно рано, в девятнадцать, но он оставил нам с матерью приличное состояние. Несколько лет спустя случилась беда, маму сразил инфаркт. И вот тут я, получив наследство, решил последовать совету Сьюзен. Открыл свое дело.
  
  И очень быстро все просадил.
  
  Все беда в том, что я не был способен мыслить масштабно. Одно дело заниматься чем-то конкретным — например, продавать автомобили. В этом я был хорош. Но руководство предприятием оказалось мне не под силу. Я многого не понимал, все время норовил сам работать с клиентами, позволял другим принимать за меня решения, как потом оказалось, плохие, разрешал сотрудникам садиться мне на шею, ну и, конечно, воровать.
  
  В результате потерял все: вначале бизнес, затем прекрасный родительский дом, а потом и семью.
  
  Начались взаимные обвинения. Сьюзен корила меня за разгильдяйство, я ее за то, что вовлекла меня в эту авантюру.
  
  А Сид говорила, что если бы мы любили ее по-настоящему, то никогда бы не расстались, несмотря ни на что. Мы возражали ей, что не в этом дело, что мы ее любим, но она не верила.
  
  Сьюзен нашла в Бобе то, чего не было у меня. Он был честолюбив и амбициозен. Стоя на одной ступеньке, все время стремился подняться на следующую, а затем на следующую. У него было три автосалона подержанных машин. Начав ухаживать за Сьюзен, он тут же подарил ей «корвет». Вот это размах.
  
  В общем, рабочий день закончился, и в шесть я отправился домой. Как всегда, с некоторым сожалением. Потому что, получая с каждого проданного автомобиля комиссионные, лучше всего сидеть на работе до закрытия магазина. Ведь все время думаешь, что как раз в тот момент, когда ты вышел за дверь, в автосалон явился покупатель с толстой чековой книжкой в руке и спрашивает тебя. Но не сидеть же в самом деле каждый день допоздна.
  
  Я заказал по телефону пиццу, как хотела Сид, и начал думать о том, как буду заглаживать неприятный утренний инцидент с солнечными очками.
  
  В семь ее не было, и главное — не позвонила предупредить, что приедет позднее, что обычно всегда делала.
  
  Может, у них там кто-то заболел или еще что и ей пришлось остаться на следующую смену? Может, она не позвонила, потому что разозлилась из-за очков?
  
  Все так, но ближе к восьми я стал беспокоиться. Смотрел на кухне новости по Си-эн-эн. Диктор сообщал о землетрясении в Азии, а меня это не волновало. Я перебирал варианты, где сейчас может находиться Сид.
  
  Иногда после работы она встречалась с Патти или другой своей приятельницей, и они шли в торговый центр посидеть в закусочной.
  
  Я позвонил ей на мобильный. Она не ответила. Пришлось оставить сообщение.
  
  — Привет, дорогая. Пиццу скоро привезут. Позвони, скажи, что ты еще хочешь на ужин.
  
  Подождав десять минут, я решил, что пора позвонить в отель. Только собрался снять трубку, как зазвонил телефон. Я ответил, даже не посмотрев на определитель номера:
  
  — Так что еще приготовить к пицце?
  
  — Подай анчоусы, — раздалось в трубке. Это была не Сид, а Сьюзен.
  
  — О, — произнес я, — привет!
  
  — Чего ты днем так разнервничался?
  
  Я вздохнул:
  
  — Меня удивляет твое равнодушие. Боб с Эваном советуют ей стать моделью, а тебе хоть бы что.
  
  — Ты неправильно понял. Тим. Они просто пошутили.
  
  — А то, что сын Боба живет с вами, тебя устраивает?
  
  — Ну и пусть живет. Они же как брат и сестра.
  
  — Нет. Я помню себя в девятнадцать, так… — В телефоне замигала лампочка. — Послушай, — поспешил сказать я, — мне звонят. Обсудим это в другой раз, ладно?
  
  Сьюзен что-то пробормотала и положила трубку, а я переключился на другого абонента.
  
  — Алло.
  
  — Мистер Блейк? — произнес женский голос.
  
  — Да.
  
  — Тимоти Блейк?
  
  — Да.
  
  — Я звоню от фирмы «Окна и двери Ферфилда». В ближайшее время мы начинаем в вашем районе…
  
  Я положил трубку. И тут же набрал номер телефона «Бизнес-отеля». Дождался двадцатого гудка и разъединился. Затем схватил куртку, ключи и погнал машину в отель. На стоянке осмотрелся. «Сивика» дочери нигде видно не было. Может, она поставила его с другой стороны здания? Теряясь в догадках, я направился ко входу в отель, где Сид уже проработала две недели.
  
  Стеклянная дверь раздвинулась, пропустив меня в вестибюль. Мои надежды не оправдались. За стойкой регистрации стояла не Сид, а парень лет двадцати пяти, может, чуть старше. На его именном жетоне значилось «Оуэн».
  
  — Чем могу помочь? — спросил он.
  
  — Вы не скажете, где сейчас Сид?
  
  — Извините, я не расслышал.
  
  — Дело в том, что Сидни — моя дочь.
  
  — Вы знаете, в каком номере она остановилась?
  
  — Да нет же. — Я покачал головой. — Она здесь работает. Именно здесь, за этой стойкой. Я ждал ее дома к ужину. Она не пришла и не позвонила. Вот я и решил подъехать посмотреть — может, ее оставили на вторую смену.
  
  — Не понимаю, о ком вы говорите.
  
  — О Сидни Блейк. Вы что, ее не знаете?
  
  Оуэн пожал плечами:
  
  — К сожалению, нет.
  
  — Вы новичок?
  
  — Нет. Впрочем… — Он улыбнулся. — Я полагаю, шесть месяцев — это не срок. Так что меня вполне можно считать здесь новичком.
  
  — Сидни Блейк, — повторил я. — Она работает в отеле две недели. Ей семнадцать, блондинка.
  
  Оуэн снова недоуменно пожал плечами.
  
  — У вас есть список сотрудников или график их работы? — Я начал выходить из себя. — И вообще: может мне здесь кто-нибудь сказать, где ее найти?
  
  — Подождите пару секунд, — попросил Оуэн. — Я схожу за дежурным менеджером.
  
  Оуэн скрылся за дверью позади стойки и вскоре вернулся с худощавым красивым темноволосым мужчиной лет сорока. На его именном жетоне было написано «Картер».
  
  — Чем могу быть полезен? — произнес он с отчетливым южным выговором.
  
  — Вы не знаете, во сколько сегодня ушла с работы Сидни Блейк? — спросил я. — Она моя дочь. Работает здесь.
  
  — Как, вы сказали, ее имя?
  
  — Сидни Блейк. Сид.
  
  — Сидни Блейк? — Он задумался. — Что-то такой не припомню.
  
  — Как же так? Она работает уже две недели. Устроилась на лето.
  
  Картер терпеливо кивнул:
  
  — Извините, но у нас она не работает.
  
  У меня вспотели ладони.
  
  — Проверьте, пожалуйста, по списку сотрудников.
  
  — Зачем мне проверять список? Я знаю всех наших сотрудников. Их у нас не так много.
  
  — Погодите. — Я полез за бумажником, вытащил фотографию Сидни, сделанную три года назад, когда она была еще школьницей, и протянул ему.
  
  Они по очереди рассмотрели фотографию. Брови Оуэна на короткое время вскинулись — возможно, Сидни ему понравилась. Затем Картер вернул фотографию мне.
  
  — Мне искренне жаль, мистер…
  
  — Блейк. Тим Блейк.
  
  — Мистер Блейк, возможно, ваша дочь работает в «Говард Джонсон». Так он дальше по этой дороге. — Картер показал направо.
  
  — Нет, — возразил я. — Она говорила, что работает здесь. — В моей голове все перемешалось. — А вы можете позвонить менеджеру, который работает днем?
  
  Картер согласился позвонить, но с неохотой. Он извинился перед женщиной на другом конце линии, ее звали Вероника, и протянул трубку мне. Я объяснил свою ситуацию.
  
  — Может, вы перепутали название отеля? — предположила Вероника.
  
  — Нет, — твердо ответил я.
  
  Она спросила мой номер телефона и пообещала позвонить, если что-нибудь узнает. На том мы и расстались.
  
  По пути домой я дважды проехал на красный свет и чуть не врезался в «тойоту-ярис», потому что непрерывно звонил: на мобильный Сид и домой. Нигде никто не отвечал.
  
  Подъезжая к дому, я уже знал, что Сид там нет. Так оно и оказалось.
  
  Она не пришла ночевать.
  
  И на следующую ночь…
  
  И на следующую…
  Глава первая
  
  — Мы посмотрели «мазду», но выбрали… — Женщина взглянула на мужа: — Делл, как она называется? Ну, та другая, которую мы выбрали для пробной поездки?
  
  — «Субару», — буркнул муж.
  
  — Верно, — сказала женщина. — «Субару».
  
  Супругов, сидящих напротив меня в автосалоне «Риверсайд-хонда», звали Лорна и Делл. Это был их третий визит, после того как я вернулся на работу. А куда деваться? Какая бы беда у тебя ни случилась, зарабатывать на жизнь все равно нужно.
  
  В дополнение к проспектам «аккорда» перед Лорной на столе лежали проспекты «тойоты-камри», «Мазды-6», «субару-легаси», «шевроле-малибу», «форда-тауруса», «доджа-авенджера» и еще полдесятка других, названия которых мне не было видно.
  
  — Я обратила внимание, что у «тауруса» стандартный двигатель мощностью двести шестьдесят три лошадиные силы, а у «аккорда» их всего сто семьдесят семь, — сказала Лорна.
  
  — Предлагаю обратить внимание также и на то, — произнес я ровным голосом, очень стараясь выглядеть сосредоточенным, — что двигатель «тауруса» с такой мощностью снабжен шестью цилиндрами, тогда как «аккорд» имеет четыре. И он потребляет существенно меньше горючего.
  
  — Да-да. — Лорна закивала. — Кстати, что такое цилиндры? Вы мне это уже объясняли, но я забыла.
  
  Делл медленно качал головой из стороны в сторону. Большей частью именно этим он и занимался во время их визитов. Вопросы задавала Лорна, она же вела весь разговор, а супруг время от времени что-то уточнял и негромко хмыкал. Казалось, он уже давно утратил вкус к жизни. Я не сомневался, что за последние несколько недель они поговорили по крайней мере с десятком менеджеров по продажам во всех автосалонах между Бриджпортом и Нью-Хейвеном. И по лицу Делла было ясно видно, что ему совершенно наплевать, какую машину они купят, если купят вообще.
  
  Его супруга Лорна придерживалась иного мнения. Она считала покупку автомобиля ответственным делом. Поэтому было необходимо перебрать все автомобили выбранного класса, сравнить параметры, изучить плюсы и минусы. И вот теперь Лорна, собрав информацию, не знала, что с ней делать. Она думала, что эти изыскания помогут принять обоснованное решение, но лишь максимально усложнила себе задачу.
  
  Им было лет по сорок пять. Он — продавец обуви в торговом центре Милфорда, она — учительница в младших классах. И вела себя как типичная учительница. Сама себе давала задания. Изучи материал, обдумай все варианты, дома составь таблицу автомобилей со всеми важными параметрами, отметь галочками наиболее интересные.
  
  Лорну заинтересовала величина пространства для ног перед задним сиденьем в «аккорде» по сравнению с «малибу», хотя детей у них, очевидно, не было, да и приятелей тоже. Затем она завела нудный разговор относительно багажника в «аккорде» и какие у него преимущества перед «маздой». Попробуйте все это выдержать.
  
  Наконец я подал голос:
  
  — Какой автомобиль вам понравился больше всего?
  
  Она надолго задумалась.
  
  Во время разговора я смотрел в монитор своего компьютера, заглянуть в который у них возможности не было. Двигал мышью, нажимал на клавиши. Лорна, видимо, полагала, что я запрашиваю данные на сайте «Хонды», чтобы точнее отвечать на ее вопросы.
  
  На самом деле я был на сайте findsydneyblake.com. Смотрел, не появилось ли там что-то новое, не прислал ли мне кто сообщение. Этот сайт создал для меня Джефф Блюстайн, компьютерный гений, приятель Сидни. Правда, по сравнению со мной любой из ее приятелей был компьютерным гением.
  
  На сайте он указал все данные Сид. Возраст: 17. Дата рождения: 15 апреля 1992 года. Вес: приблизительно 57 килограммов. Цвет глаз: голубые. Блондинка. Рост: 160 см.
  
  Дата исчезновения: 29 июня 2009 года.
  
  Последний раз ее видели, когда она уезжала на работу из дома отца на Хилл-стрит в Милфорде, Коннектикут. Возможно, ее могли видеть в районе «Бизнес-отеля».
  
  Также было приведено описание ее серебристого «сивика» и размещено большое количество фотографий.
  
  Я просил посетителей сайта, если им хоть что-то известно, срочно позвонить в полицию и связаться со мной. Фотографий Сид у меня набралось больше двух сотен, включая те, которые дали ее приятели, но я поместил на сайте только снятые в последние шесть месяцев.
  
  Немногим нашим родственникам мы со Сьюзен сообщили об исчезновении дочери сразу.
  
  — Конечно, «хонда» всем хороша, — наконец очнулась от размышлений Лорна. — Несложно ремонтировать и просто продать, если понадобится.
  
  Вчера я получил по электронной почте два сообщения. К сожалению, не по поводу Сидни. Одно от мужчины из Провиденса, у которого год назад пропал сын Кеннет. С тех пор он не находит себе покоя. Все время гадает, живой еще сын или уже мертвый, и не сделал ли он что-то такое, что заставило Кеннета уйти из дома, и не встретился ли сын с плохими людьми, которые… Все в таком духе.
  
  Второе письмо было от женщины из Олбани, которая случайно натолкнулась на мой сайт и сообщала, что молится за мою дочь и за меня и что, если я хочу благополучного возвращения Сидни домой, мне следует укрепиться в вере в Бога, ибо только он придаст мне сил пройти через эти испытания.
  
  Я удалил оба письма без ответа.
  
  — Но и любую «тойоту» тоже можно будет при случае легко продать, — продолжала размышлять Лорна. — Я просмотрела «Отчеты для потребителей». Так там в таблицах с «тойотами» наставлено много красных точек. Вы их заметили? Ну, красная точка означает, что машину легко ремонтировать. А если ремонтировать сложнее, то ставят черную точку. Очень удобно. С первого взгляда видно, какой автомобиль хороший, а какой плохой. Достаточно сосчитать красные и черные точки в таблице. Вы их видели, эти точки?
  
  Я еще раз проверил, нет ли сообщений. С тех пор как Лорна и Делл уселись передо мной, я эту операцию проделал уже трижды. А сколько раз я проверял сайт за день, и сосчитать невозможно. По крайней мере дважды в день я звонил в полицию детективу Кип Дженнингз. Впервые встретившись, я с удивлением обнаружил, что детектив — женщина. Ей было поручено вести расследование исчезновения Сид. Мне почему-то казалось, что она засунула это дело в дальний ящик.
  
  Лорна что-то бубнила о рекомендациях «Отчетов для потребителей», а в мой почтовый ящик тем временем пришло новое сообщение. Я щелкнул мышью и узнал о новых предложениях «Ситибэнк».
  
  Вот так. Сайт существует всего две недели, а до него уже добрались спамеры.
  
  — Так что вы говорите относительно красных точек? — Я посмотрел на Лорну.
  
  — Мы просто боимся ошибиться. Обычно машины у нас держатся от семи до десяти лет. Хочется, чтобы и сейчас было так же, без неприятных сюрпризов.
  
  — От «хонды» никаких неприятных сюрпризов не ждите, — заверил я ее.
  
  Мне нужно было продать машину. С тех пор как исчезла Сид, я не продал ни одной. В первую неделю вообще не ходил на работу. Но сидеть дома и страдать не мог. Одиннадцать часов в день ездил по улицам Милфорда и Стратфорда, заходил в магазины, на рынки, в разные приюты. Вскоре я расширил поиски, включив Бриджпорт и Нью-Хейвен. Показывал фотографии Сид каждому, кто пожелал посмотреть. Обзвонил всех ее приятелей, каких вспомнил.
  
  Каждый день я подъезжал к «Бизнес-отелю», крутился вокруг него, пытаясь понять, куда же, черт возьми, Сид отправлялась каждое утро, уверяя меня, будто работает в этом отеле.
  
  С тех пор как она пропала, я забыл, что такое нормальный сон.
  
  — Мы, пожалуй, сделаем вот что, — сказала Лорна, собирая со стола проспекты и засовывая их в свою огромную сумку. — Еще раз как следует посмотрим «ниссан».
  
  — Правильно, — произнес я, поднимаясь. — Это очень хороший автомобиль.
  
  Лорна и Делл тоже встали. В этот момент зазвонил телефон. Я бросил взгляд на определитель номера и позволил включиться автоответчику. Хотя именно этот звонивший мог не оставить сообщения.
  
  — Вот, — сказала Лорна, кладя на стол связку ключей от автомобиля. — Когда мы сидели вон в том «сивике», — она показала через салон, — там кто-то оставил ключи.
  
  Она проделывала этот трюк при каждом посещении. Садилась в машину, обнаруживала ключи и передавала мне. Я объяснял ей, что мы специально оставляем ключи в машинах на случай пожара, чтобы их можно было быстро вывести.
  
  Я поблагодарил даму и заверил, что положу ключи в надежное место.
  
  — Вам ведь не хочется, чтобы кто-нибудь угнал автомобиль прямо из салона, — произнесла Лорна со смехом.
  
  У Делла был вид, как будто он страстно желает, чтобы его переехал стоящий в центре зала мини-вэн «одиссей».
  
  — Наверное, мы еще вернемся, — сказала Лорна.
  
  — Не сомневаюсь. — Иметь дело с этой парой было сущей мукой. Поэтому я добавил: — Для надежности вы могли бы заглянуть в автосалон «Мицубиси». Посмотреть новые «сатурны». Вы их уже видели?
  
  — Нет, — ответила Лорна, сразу встревожившись, что могла что-то пропустить. — Значит, «Мицубиси»?
  
  — Да.
  
  Делл бросал в мою сторону убийственные взгляды. А мне было наплевать. Пусть Лорна для разнообразия помучит других менеджеров. Если бы все было нормально, я бы еще примирился с ее занудством, но после пропажи Сид я уже не был самим собой.
  
  Спустя несколько секунд после их ухода мой телефон на столе снова затрезвонил. Но причин для суеты не было. Звонили по внутренней линии.
  
  Я снял трубку.
  
  — Тим слушает.
  
  — Зайди на секунду, если есть время.
  
  — Конечно, — сказал я и положил трубку.
  
  Кабинет Лоры Кантрелл, старшего менеджера по продажам, находился в другом конце салона. Я прошел к нему извилистым путем мимо ярких, сияющих автомобилей. «Сивик», «одиссей», «пилот», приземистый зеленый «элемент» с потрясающими задними дверцами.
  
  Лора, сорокапятилетняя дама с телом двадцатипятилетней, дважды замужем, уже четыре года разведена, каштановые волосы, белые зубы и очень красные губы. Она ездила на серебристом спортивном кабриолете «Хонда-52000» мелкосерийного производства, с двумя сиденьями. Таких мы продаем самое большее дюжину в год.
  
  — Привет, Тим, садись, — сказала она, не поднимаясь из-за стола. С тех пор как у нее появился настоящий кабинет — не кабинка, как у сотрудников ниже рангом, — она всегда просила, чтобы мы закрывали за собой дверь.
  
  Я молча сел.
  
  — Как дела? — спросила Лора.
  
  — Нормально.
  
  Она кивнула в сторону автостоянки, где Лорна и Делл садились в свой «бьюик», купленный восемь лет назад.
  
  — Все еще решают?
  
  — Да. — Я пожал плечами. — Ты же знаешь эту историю об осле, стоявшем между двумя охапками сена и умершем от голода, потому что не мог решить, с какой начать?
  
  Лору такие басни не интересовали.
  
  — У нас отличные машины. Почему ты не можешь их уломать?
  
  — Они еще вернутся.
  
  Лора сложила руки под грудью и откинулась на спинку вращающегося кресла.
  
  — Какие новости, Тим?
  
  Она спрашивала о Сид.
  
  — Никаких.
  
  Лора сочувственно покачала головой:
  
  — Боже, как же тебе, наверное, тяжело это переносить!
  
  — Да, нелегко, — согласился я.
  
  — Я рассказывала тебе, как однажды убегала из дому?
  
  — Да.
  
  — Мне было шестнадцать, и родители отчитывали меня по любому поводу. Школа, приятели, поздно прихожу домой — в общем, целый список. И вот однажды я решила послать их куда подальше и сбежала с парнем, его звали Мартин. Мы славно побродили по стране, посмотрели Америку.
  
  — А в это время твои родители, наверное, сходили с ума от тревоги.
  
  Лора Кантрелл равнодушно пожала плечами:
  
  — Но со мной тогда все было в порядке. Просто хотелось выбраться из-под их пресса. В свободный полет, понимаешь?
  
  Я промолчал.
  
  — Послушай. — Она подалась вперед, поставив локти на стол. Я ощутил дуновение духов, дорогих, можно не сомневаться. — Мы все здесь переживаем за тебя и хотим, чтобы Синди пришла домой прямо сегодня.
  
  — Сидни, — поправил я.
  
  — Но тебе надо продолжать жить. Может, все не так плохо. Например, твоя дочка просто сбежала куда-нибудь с дружком, как я когда-то. Если так, то за нее не нужно беспокоиться. И насчет секса тоже. Девушки сейчас по этой части сильно толковые. Знают, как предохраняться, и все такое. Просвещены много больше, чем мы в свое время. Впрочем, я тогда была довольно продвинутой, но большинство понятия никакого не имели.
  
  Я молчал, комментировать тут было нечего.
  
  — И вот что я еще хочу сказать тебе, Тим. — Тон у Лоры стал сугубо деловым. — Пока в этом месяце ты у нас стоишь на последнем месте. Думаю, и останешься, если не произойдет какое-то чудо. Потому что сейчас уже… — она бросила взгляд на календарь с изображением «пилота», двигающегося по грязной дороге, — двадцать третье июля. Поздновато наверстывать упущенное. Значит, в этом месяце ты не продал ни одного автомобиля. И тебе хорошо известно, как у нас заведено. В конце каждого месяца мы подводим итоги. Тот, кто два месяца стоит в конце списка, вылетает.
  
  Лора в любом разговоре ухитрялась несколько раз напомнить о подведении итогов.
  
  — Я знаю, как заведено.
  
  — И поверь мне, — продолжила она, — мы учитываем твою ситуацию. Поэтому потерпим три месяца и только потом уволим. Думаю, это будет справедливо.
  
  — Конечно.
  
  — Дело в том, Тим, что ты занимаешь место. И если ты на нем не можешь продавать машины, то я должна поставить того, кто может. Уверена, сидя на моем месте, ты бы говорил то же самое.
  
  — Я работаю здесь пять лет, — напомнил я. — И всегда был среди первых, а часто самым первым в списке.
  
  — Не думай, что мы этого не знаем, — улыбнулась Лора. — Я рада, что у нас состоялся этот разговор. Желаю тебе поскорее найти дочку. — Она помолчала. — И обзванивай клиентов. Предлагай им бесплатные брызговики, пинстрайпинг. Ты же знаешь, как это работает. Люди всегда рады получить что-нибудь на дармовщину.
  
  Тут трудно было с ней не согласиться.
  Глава вторая
  
  В последнее время по дороге с работы я не сворачивал на Бриджпорт-авеню в сторону дома, где живу последние пять лет, после того как мы со Сьюзен продали наш особняк, чтобы расплатиться с долгами, и купили жилища поменьше и попроще, а доезжал до «Бизнес-отеля» и сворачивал на стоянку.
  
  Вот и сегодня я посидел несколько минут в машине, размышляя, надо ли выходить. Почему сегодня должно быть иначе, чем в любой другой день, с тех пор как пропала Сид?
  
  Вылезая, я привычно оглядел казенную «Хонду-CR-V». Нужно готовиться к тому, что рано или поздно Лора меня выгонит и придется раскошеливаться на собственный автомобиль. Без него никак нельзя.
  
  Шел седьмой час, но воздух по-прежнему был душный и влажный. Я, как обычно, начал сканировать взглядом окрестности. Вот «Говард Джонсон», дальше за ним — съезд с автомагистрали. А вон там старый кинотеатр, куда я водил Сидни на «Историю игрушек-2». Ей тогда было лет семь или восемь. Да, это было на день рождения Сид, и я пытался усадить всех ее приятелей в одном ряду.
  
  Отсюда виднелись два десятка разных заведений, вывески которых я знал наперечет. Магазин «Видео», часовая мастерская, «Рыба с картофелем навынос», «Цветы от Шоу», христианский книжный магазин, дальше — мясной, за ним парикмахерский салон, магазин детской одежды и, наконец, «Товары для взрослых».
  
  И все это в нескольких минутах ходьбы от отеля. Если Сид каждый день оставляла автомобиль на этой стоянке, то могла работать в любом из этих заведений.
  
  Я бывал почти во всех, показывал фотографии, спрашивал, не видел ли кто ее, причем не раз, потому что одни люди работали днем, другие — вечером. Так что имело смысл обойти все хотя бы по два раза. Правда, пока безрезультатно.
  
  Если Сид работала где-то здесь, недалеко от отеля, то почему не хотела, чтобы об этом знали я и Сьюзен? Разве нас встревожило бы, что она работает в часовой мастерской, мясном магазине или…
  
  В «Товарах для взрослых»?
  
  В этот магазин я еще не заходил, сразу решив, что туда Сид попасть не могла ни при каких обстоятельствах.
  
  Никогда.
  
  Я даже качнул головой и пробормотал вслух:
  
  — Это исключено.
  
  Неожиданно сзади меня окликнули:
  
  — Мистер Блейк!
  
  Я оглянулся. Это была Вероника Харп, менеджер отеля, с которой я говорил в первый день по телефону. С тех пор мы виделись уже несколько раз. Синий жакет, в тон ему юбка, практичные удобные туфли, на лацкане значок «Бизнес-отеля». Она была меня старше, но не намного. Черные волосы, темно-карие глаза. Впечатляющая фигура.
  
  — Здравствуйте, Вероника. Как поживаете?
  
  — Прекрасно, мистер Блейк. — Он помолчала, понимая, что вежливость требует от нее осведомиться и о моих делах, и зная заранее ответ. — А вы?
  
  Я пожал плечами:
  
  — Я вам, наверное, уже надоел. Околачиваюсь здесь почти каждый день, и все без толку.
  
  Она смущенно улыбнулась:
  
  — Я вас понимаю.
  
  — Может, еще раз обойти все эти заведения, — произнес я, размышляя вслух. — Меня не покидает мысль, что она работала где-то здесь.
  
  — Вероятно. — Произнеся эти слова, Вероника нерешительно посмотрела на меня: — Может, зайдете выпить кофе?
  
  — Не откажусь.
  
  — Тогда пошли.
  
  Мы двинулись через стоянку к отелю. Входные стеклянные двери раздвинулись при нашем приближении. Она завела меня в столовую рядом с вестибюлем, где гостям подавали завтрак. Овсянка, мюсли, булочки, пончики, фрукты, кофе, сок. Совсем неплохо. Остановился здесь на ночь, утром хорошо позавтракал, да еще можешь насовать в карман булочек и потом хорошо ими пообедать.
  
  Миниатюрная женщина в белой блузке и черных слаксах переставила корзинку с порционными сливками и начала протирать стойку. Она была тайка или вьетнамка. В общем, из Юго-Восточной Азии. Лет под тридцать, может, больше.
  
  Женщина посторонилась с вежливой улыбкой.
  
  — Кантана, не забудь положить еще мюслей, — сказала Вероника. — Чтобы не получилось, как сегодня утром.
  
  Мы налили себе по чашке кофе и сели за стол.
  
  — Не помню, спрашивала ли я вас прежде или нет. Вы в «Говард Джонсон» заходили?
  
  — Да, — ответил я. — Показывал фотографии всем, даже уборщицам.
  
  Вероника понимающе кивнула.
  
  — А полиция? Они что-нибудь делают?
  
  — Не знаю. — Я пожал плечами. — Там считают, что она просто сбежала из дома. Рядовой случай. Вообще-то нет никаких свидетельств, что… ну, вы понимаете. Ничто не заставляет предположить, что с ней что-то случилось.
  
  — Да, но они обязаны искать. В любом случае. — Вероника глотнула кофе.
  
  — Я с вами согласен.
  
  Она подняла на меня глаза.
  
  — Вы всегда один. У вас что, нет родственников?
  
  — Здесь никого. Кроме жены, бывшей. Но она недавно попала в аварию и с трудом ходит. Так что мне приходится ездить одному.
  
  — А что с ней случилось?
  
  — Неудачно упала, когда ехала на тросе за катером. Пыталась взлететь на водном парашюте.
  
  — Надо же, я никогда этим не занималась.
  
  — И не пробуйте. Опасно. — Я помолчал. — Но она делает что может. Звонит, ищет в сети. Она встревожена, также как и я.
  
  — Вы давно разведены?
  
  — Пять лет. Сид тогда было двенадцать.
  
  — Она снова вышла замуж?
  
  — Не знаю, официально или нет, но да, у нее есть муж. — Я опять помолчал. — Вы видели рекламные ролики автосалона подержанных автомобилей?
  
  — Видела, и не раз. Так это он?
  
  — Да.
  
  — Когда он появляется на экране, я всегда приглушаю звук, — призналась Вероника. — Он кричит слишком громко.
  
  — Я делаю то же самое, — сказал я, с трудом улыбнувшись.
  
  — А вы так и не женились?
  
  — Нет.
  
  — Трудно представить такого мужчину, как вы, одного. Без женщины.
  
  Вообще-то у меня была женщина. Я встречался с ней время от времени до исчезновения Сид. Но в любом случае наши отношения не были прочными.
  
  — Сидни работала в каком-то месте, где платят наличными, — сказал я.
  
  Вероника усмехнулась:
  
  — Это могло быть где угодно. Признаюсь, такое случается даже у нас. — Поймав мой настороженный взгляд, она добавила: — Да, так поступают многие в гостиничном бизнесе, чтобы сократить налоги.
  
  Я выложил на стол несколько фотографий Сид.
  
  Вероника улыбнулась:
  
  — Ваша дочка красивая. Какие чудные волосы! И знаете, в ней есть что-то скандинавское.
  
  — Да, ее мать наполовину норвежка, — объяснил я. Но мои мысли работали совсем в другом направлении. — Жаль, что ваши камеры наблюдения на автостоянке не работают. Если Сид встречалась там с кем-то, то можно было бы…
  
  Вероника смущенно кивнула:
  
  — К сожалению, камеры висят там только для вида. Чтобы люди думали, что у нас тут все под наблюдением. На большее у нас не хватает средств. Если бы мы входили в какую-то крупную сеть…
  
  Я кивнул, положив фотографии Сид в карман пиджака.
  
  Вероника полезла в сумочку и вытащила небольшую фотографию мальчика месяцев девяти, в рубашечке с картинкой из мультфильма «Томас-Паровоз».
  
  — Как его зовут? — спросил я.
  
  — Ларе.
  
  — Почему вы выбрали такое имя?
  
  Она рассмеялась:
  
  — Выбирала не я, а дочка. Так зовут отца ее мужа. — Она подождала секунду, чтобы я усвоил сказанное. — Это мой внук.
  
  — Кто бы мог подумать…
  
  — Да, внук, — повторила Вероника Харп. — Я родила дочку в семнадцать лет. — Она посмотрела на меня: — Не похожа на бабушку, верно?
  
  Я кивнул:
  
  — Да, не похожи.
  
  Надо же, забеременела в семнадцать.
  
  — Спасибо за кофе, — произнес я, вставая.
  
  Вероника Харп убрала фотографию ребенка.
  
  — Уверена, вы ее скоро найдете и у вас все будет хорошо.
  
  Мы снимаем домик на Кейп-Коде, прямо на берегу. Сидни пять лет. Она бывала на пляжах в Милфорде, но они не идут ни в какое сравнение со здешними. Сидни потрясена, однако быстро приходит в себя и бежит к воде. Мочит ноги и мчится обратно к нам, хохочет и вскрикивает.
  
  Накупавшись и позагорав, мы со Сьюзен решаем, что пора вернуться в наш домик. Поесть и отдохнуть. Тащимся по пляжу, лениво передвигая ноги в песке. Пытаемся поспевать за Сид, которая рвется вперед.
  
  Навстречу идут трое подростков. У одного собака на поводке, крупный, коротко стриженный эрдельтерьер. Поравнявшись с Сидни, он неожиданно скалит зубы и рычит.
  
  Сидни вскрикивает, роняет ведерко и совок и бежит. Пес рвется за ней, но мальчик держит поводок крепко. Сидни бежит к нашему домику и исчезает за дверью.
  
  Мы со Сьюзен бежим за ней. Я оказываюсь у двери первым.
  
  Зову:
  
  — Сидни! Сидни!
  
  Она не отзывается.
  
  Мы в панике обыскиваем дом и наконец находим ее в стенном шкафу. Она сидит скорчившись, спрятав лицо в коленях.
  
  Я хватаю ее на руки и пытаюсь успокоить. Сьюзен обнимает нас обоих. Говорит, что бояться нечего, пес давно ушел.
  
  Позднее она спрашивает Сид, почему она побежала в домик, а не к нам.
  
  — Так ведь он мог съесть и вас тоже, — отвечает дочка.
  
  Я поставил машину напротив магазина «Товары для взрослых». По одну сторону от него располагался цветочный магазин, под другую — часовая мастерская. Окна в магазине были непрозрачные, чтобы прохожие, не дай Бог, случайно не увидели, чем здесь торгуют. Но надписи на стеклах буквами сантиметров тридцать высотой не оставляли сомнений в характере товаров.
  
  «XXX НАСЛАЖДЕНИЯ», «ТОЛЬКО ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ», «ЭРОТИКА», «ФИЛЬМЫ», «ИГРУШКИ».
  
  Разумеется, не от «Фишер-прайс»,[28] подумал я.
  
  Мужчины заходили и выходили с покупками в коричневых бумажных пакетах и торопливо следовали к своим машинам. Неужели здесь есть что-то такое, чего в наши дни нельзя найти в Интернете? Неужели ради этого людям приходится пробираться сюда тайком, подняв воротник, натянув поглубже на уши бейсбольную кепку, спрятав глаза за темными очками? Странно.
  
  Я собирался войти, и тут меня опередил лысеющий мужчина плотного сложения.
  
  Это был Берт, менеджер отдела обслуживания фирмы «Риверсайд-хонда». Женат, насколько мне было известно; двое детей, которым уже за двадцать. Придется подождать.
  
  Он вскоре вышел с покупкой, сел в старый «аккорд» и отъехал.
  
  Вообще-то я был благодарен ему за задержку, потому что все не мог собраться с духом и войти в этот магазин. И вовсе не потому, что он такой, а потому что не мог вообразить там Сидни.
  
  Но тянуть время было бессмысленно и я вылез из машины.
  
  Магазин был ярко освещен многочисленными флуоресцентными лампами под потолком, так что можно было легко разглядеть обложки сотен DVD, выставленных на стеллажах по всему залу. Беглый осмотр подтверждал, что здесь не было проигнорировано ни единое человеческое пристрастие. Кроме фильмов и журналов магазин располагал широким ассортиментом разнообразных принадлежностей, включая отороченные мехом наручники и выглядящих почти живыми кукол-женщин в натуральную величину. Прямо хоть бери, привози домой и знакомь с родителями. Недалеко от входа за прилавком, похожим на аптекарский, сидела хозяйка заведения — солидная толстуха с густыми свалявшимися волосами — и увлеченно читала истрепанную книгу в мягкой обложке. «Атлант расправил плечи».
  
  Я деликатно кашлянул.
  
  — Извините.
  
  Он отложила книгу, не закрывая.
  
  — Слушаю.
  
  — Не могли бы вы мне помочь?
  
  — Разумеется. Говорите без стеснения, я привычная.
  
  Я протянул ей фотографию Сидни:
  
  — Вы когда-нибудь видели эту девушку?
  
  Она взяла фотографию, посмотрела и вернула.
  
  — Если вы скажете ее имя и фамилию, я смогу посмотреть в компьютере, в каких фильмах она снималась.
  
  — Не в фильмах. Может, она заходила сюда или вы видели ее где-нибудь поблизости. Примерно три недели назад.
  
  — Это лицо мне не знакомо, — решительно проговорила владелица магазина для взрослых. — У нас не так много девушек-покупательниц.
  
  — Извините за назойливость, но, может, вы посмотрите фотографию более внимательно?
  
  Она со вздохом снова взяла фотографию.
  
  — Кто она?
  
  — Сидни Блейк, — ответил я. — Моя дочь.
  
  — И вы думаете, что она могла околачиваться здесь?
  
  — Нет. Но она пропала и я ищу ее везде.
  
  Женщина рассматривала фотографию еще две секунды и протянула обратно.
  
  — Нет.
  
  — Вы уверены?
  
  — Если вам нужно что-то еще, тогда пожалуйста. — В ее тоне чувствовалось едва сдерживаемое раздражение. — Если нет, извините.
  
  Я поблагодарил ее, позволив вернуться к роману Айн Ренд.
  
  На улице пожилая, седая женщина закрывала цветочный магазин. Рядом, переминаясь с ноги на ногу, стоял парень лет двадцати пяти. Женщина глянула в мою сторону и тут же отвела глаза. Я ее понимал. Встречаться взглядом с человеком, выходящим из такого магазина, не очень-то приятно.
  
  — Здравствуйте, миссис Шоу, — сказал я.
  
  Ее фамилию запоминать не требовалось. Рядом на витрине крупными буквами было написано: «Цветы от Шоу».
  
  Я уже с ней разговаривал и показывал фотографию Сид. Наверное, неделю назад. Она ее не видела.
  
  Миссис Шоу медленно повернулась.
  
  — Я заходил к вам неделю назад.
  
  — Да, я вас помню.
  
  Я кивнул в сторону магазина, откуда только что вышел:
  
  — Все хожу, спрашиваю.
  
  — Боже мой! — вздохнула миссис Шоу. — Но там вашу дочку не видели?
  
  — Нет.
  
  — Это хорошо, — сказала она с облегчением, будто найти Сид в этом месте было бы хуже, чем не найти вовсе.
  
  Я пригляделся к парню. Нет, он был гораздо моложе, почти мальчик, и уж никак не двадцать пять. Худощавый, рослый, чистая белая кожа, короткие черные волосы, как будто только что подстрижены.
  
  — Привет, — сказал я.
  
  Парень молчал.
  
  — Айан, поздоровайся. — Миссис Шоу говорила с ним как с шестилетним.
  
  — Привет, — буркнул он.
  
  — Вы работаете в этом магазине? В прошлый раз я вас здесь не видел.
  
  — Айан весь день ездит, доставляет заказы. — Миссис Шоу показала на стоящую рядом с моей машиной синюю «тойоту»-мини-вэн. На стекле задней дверцы было написано: «Цветы от Шоу». Она посмотрела на Айана: — Помнишь, я говорила тебе о человеке, который ищет свою дочку?
  
  Он покачал головой:
  
  — Откуда я могу помнить, если вы мне не говорили?
  
  — Говорила. Да ты просто никогда не слушаешь. — Миссис Шоу посмотрела на меня и улыбнулась: — Он все время витает в облаках. Да еще напялив эти наушники. Покажите ему фотографию. Он живет тут рядом.
  
  В порномагазин вошел мужчина, и миссис Шоу помрачнела.
  
  — Я открыла здесь свой бизнес много раньше, чем они. И не стану переезжать, ни за что. Мы уже написали жалобу, чтобы избавиться от такого соседства. Придется написать еще.
  
  Я протянул Айану фотографию.
  
  — Ее зовут Сидни.
  
  Он глянул и тут же вернул.
  
  — Я ее не знаю.
  
  — Но может быть, видел где-нибудь в этом районе?
  
  — Нет. — Он обнял миссис Шоу и поцеловал в щеку. — До завтра, тетя. — И исчез за углом.
  
  У дома меня ждал черный «хаммер», в котором сидели Сьюзен и Боб.
  
  Обе передние дверцы были открыты. Увидев меня, Сьюзен вышла из салона. В последний раз я ее видел на костылях. Теперь она опиралась на трость, но двигалась медленно.
  
  Когда мы встретились сразу после исчезновения Сид, она пыталась ударить меня костылем, выкрикивая: «Это все из-за тебя! Ты был обязан за ней смотреть!»
  
  И я с ней согласился.
  
  Я и сейчас по-прежнему чувствую себя виноватым. Должны были быть, обязательно должны, какие-то сигналы, которые я пропустил. Следовало быть более внимательным.
  
  Все это так, но сегодня снова принимать упреки настроения не было. Я напрягся.
  
  Но Сьюзен не собиралась на меня нападать. Нет. По ее щекам текли слезы, и она на глазах у Боба прислонилась к моей груди, охватив обеими руками.
  
  — Что-то случилось, Сьюзи? — спросил я.
  
  — Да, — ответила она.
  Глава третья
  
  — Скажи, что случилось?
  
  Подошедший Боб Джениган поймал мой взгляд.
  
  — Да ничего особенного. Я говорил ей, что не надо…
  
  Я остановил Боба, подняв руку. Мне было интересно вначале выслушать ее.
  
  — Какие-то известия от Сид? Она позвонила? Что с ней?
  
  Сьюзен отстранилась и покачала головой:
  
  — Нет. От нее ничего.
  
  — Тогда что же?
  
  — За нами следят, — сказала она, покосившись на Боба.
  
  — Кто? Где?
  
  — Это было уже несколько раз. — Сьюзен всхлипнула. — Они сидели в мини-вэне. Следили за домом.
  
  Я посмотрел на Боба:
  
  — За твоим домом или ее?
  
  Он откашлялся.
  
  — За моим.
  
  Дом Сьюзен пустовал, и я знал, что она собирается его продать. Мы втроем регулярно наведывались туда в надежде, что Сид может там прятаться. Но напрасно.
  
  — Сьюзи думает, что за нашим домом следит какой-то человек.
  
  Даже сейчас, после всего, что случилось, мне было по-прежнему мучительно слышать, как Боб называет Сьюзен тем же уменьшительным именем, что и я. Но отвлекаться не следовало.
  
  — Что за человек? — спросил я.
  
  — Не знаю, — ответила Сьюзен. — Не удалось разглядеть. Это было ночью, к тому же стекла в его машине тонированные. Зачем ему следить за нами?
  
  Я повернулся к Бобу:
  
  — Ты его видел?
  
  Вживую Боб выглядел лучше, чем в своих рекламных роликах. Высокий, стройный, в превосходно отутюженных слаксах и рубашке с вышитыми игроками в поло. На ногах дорогие мокасины.
  
  — Я видел мини-вэн, — произнес он со вздохом. — Стоял где-то за полквартала от нашего дома. За последние две недели появлялся там раза два или три. Кто в нем сидел, разумеется, разглядеть было нельзя.
  
  — А что за мини-вэн? — поинтересовался я.
  
  — Кажется, «крайслер». Довольно старый.
  
  «Может быть, копы?» — подумал я. Обычно они ездят на «короне-виктории» или «импале», но если работают под прикрытием, то могут сидеть и в мини-вэне.
  
  — Ты думаешь, он наблюдал за домом? — спросил я. — Мини-вэн, стоящий за полквартала, мог находиться просто сам по себе.
  
  — Вот и я говорю то же самое, — сказал Боб. — Но у Сьюзи после этой истории с Сидни сильно сдали нервы. Ей повсюду чудятся какие-то злодеи.
  
  Эта история с Сидни. Он произнес эти слова так, как говорят о плохой погоде. Вот скоро эта история с Сидни закончится, и можно будет снова поднять верх автомобиля.
  
  — Ты, наверное, особенно тяжело это переживаешь, — усмехнулся я.
  
  Он помрачнел:
  
  — Зря ты так, Тим. Я пытаюсь помочь чем могу. Все время настороже. Вглядываюсь в лицо почти каждой проходящей мимо девушки, не Сидни ли это. При каждом звонке сразу хватаю трубку.
  
  — Тот, в мини-вэне, курил, — устало проговорила Сьюзен. — Когда он затягивался за рулем, я отчетливо видела маленькую оранжевую точку.
  
  — Вы звонили в полицию?
  
  — А что им сказать? — спросил Боб. — «Тут на нашей улице стоит мини-вэн, впрочем, совершенно законно. Не могли бы вы его проверить?»
  
  — Я все думаю, не связано ли это как-то с Сидни, — проговорила Сьюзен, промокая платком глаза.
  
  — Может быть, Боб прав и у тебя просто сдают нервы? Постарайся отдохнуть. Как следует выспаться.
  
  — Прошу тебя отнестись к моим словам серьезно, — проговорила Сьюзен.
  
  — Я это делаю.
  
  — Я разделяла твои тревоги тогда, в прошлом. Помнишь, как ты всполошился, когда узнал, что о тебе кто-то расспрашивает?
  
  Да, такое было. Давно. Лет десять-двенадцать назад кто-то вдруг начал наводить обо мне справки. Двое знакомых сказали, что им звонили и спрашивали обо мне. В смысле, можно ли мне доверять и все такое. Как при устройстве на новую работу или получении кредита. Хотя в то время я ничем таким не занимался.
  
  А затем все прекратилось и больше не повторялось.
  
  — Помню, конечно, и сейчас к твоему беспокойству отношусь совершенно серьезно. Если ты думаешь, что за вашим домом кто-то наблюдает, значит, надо проверить.
  
  — Это не все. — Она посмотрела на Боба. — У меня начали пропадать вещи. Недавно Боб купил мне швейцарские часы «Лонжин», и они исчезли.
  
  Боб улыбнулся:
  
  — Дорогая, ты их куда-то положила и забыла. Я уверен.
  
  Она повернулась к нему:
  
  — А деньги? У меня в сумочке было почти сто долларов. И они тоже исчезли.
  
  — Да, странно, — пробормотал я.
  
  В этот момент задняя дверца «хаммера» отворилась. Оказывается, в машине сидел Эван, сын Боба от одного из предыдущих браков. Боб был женат дважды, и от какой жены у него этот Эван, мне было неведомо.
  
  — Папа, заведи машину, — прогундосил парень, — чтобы заработал кондиционер. Тут сидеть невозможно.
  
  В руке Эван держал несколько билетов моментальной лотереи («поскреби и выиграй») — мы с Сидни называли их «поскреби и проиграй» — с уже раскрытыми номерами. В другой руке у него была монетка.
  
  Я встречался с Эваном всего раза три-четыре и только раз после исчезновения Сид, и за все время мы сказали друг другу не больше десяти слов. Ему было девятнадцать, он окончил школу, только не знаю, с аттестатом или без. Во всяком случае, куда-то поступать осенью парень не планировал. Насколько мне было известно, Эван работал в одном из автосалонов отца неполный день, а остальное время просиживал за компьютером. Он был высокий, как отец, с длинными космами, свисающими на глаза.
  
  — Посиди, сейчас поедем, — сказал Боб.
  
  — А на обратном пути мы зайдем в «Макдоналдс»? — спросил Эван. В мою сторону он даже не посмотрел.
  
  — Хватит! — рявкнул Боб. Возможно, в этот момент он жалел, что пропала Сидни, а не этот обормот.
  
  — Мне нужно зайти в дом на минутку, — сказала Сьюзен и, тяжело опираясь на трость, двинулась ко входу.
  
  Я догнал ее и отпер дверь.
  
  — Ты сказал, что мы заедем в «Макдоналдс» и что-нибудь там купим, — продолжал канючить Эван, стряхивая крошки с лотерейных билетов.
  
  — Садись в машину и жди, — буркнул Боб. — А если тебе нужен свежий воздух, открой дверь.
  
  Дождавшись, когда Сьюзен скроется в доме, я повернулся к Бобу:
  
  — Как она себя чувствует?
  
  — Неплохо. Поправляется.
  
  — Не понимаю, куда ты смотрел? — возмутился я уже в который раз. — Наверное, разглядывал молодых девушек на пляже? Подыскивал перспективных моделей?
  
  — Тим, уймись. Я же говорил тебе, что это было совершенно безобидное замечание. Тем более что сейчас поводов для беспокойства хоть отбавляй.
  
  — Конечно, — согласился я, успокаиваясь. — Ты думаешь, тот фургон следит за домом?
  
  — Не знаю. — Он пожал плечами. — Мне кажется, это довольно глупая затея.
  
  — А что, если у кого-то появилась причина следить за тобой?
  
  — Ты хочешь сказать — за нами?
  
  — Нет, за тобой. Возможно, это не имеет никакого отношения ни к Сьюзи, ни к Сид.
  
  — Что это значит?
  
  — А то, что ты продал кому-то очередную жертву урагана Катрина, — ответил я. — И это не понравилось.
  
  — Чего ты расшумелся? Да, я однажды продал автомобиль, который купил три года назад у оптовика, ничего не ведая. Тот клялся, что машина чистая, а потом оказалось, что она некоторое время постояла под водой в Новом Орлеане. Ты думаешь, мне это было приятно? Но вот такой у меня рискованный бизнес.
  
  Я не стал напоминать Бобу, как он пытался продать мне спортивную «Хонду-52000» по оптовой цене, убеждая, что машина чуть ли не новенькая. Малый пробег, и еще действительна гарантия. Говорил, что делает мне одолжение по знакомству. И почти уговорил. Я, конечно, проверил автомобиль от верха до низа и, только когда добрался до стеклоомывателей, закрепленных болтами вместе с декоративной решеткой, увидел, что эти детали не от «хонды». Тогда я записал идентификационный номер и сделал несколько звонков, проследив путь машины обратно к фирме-продавцу в Орегоне. Там сказали, что автомобиль украден десять месяцев назад. Потом его нашли — вернее, то, что от него осталось. А осталась половина. Потому что были сняты колеса, сиденья, воздушные подушки безопасности и много других частей. Страховая компания выкупила машину и продала на аукционе. Покупатель заменил в «хонде» отсутствующие части и продал ее Бобу. А тот попытался впарить мне, выдавая за подлинную.
  
  Боб не был бы тем, кем стал сегодня, если бы время от времени не проворачивал похожие аферы.
  
  Тогда я ему сказал, чтобы он поискал другого лоха.
  
  — Зачем за мной следить, Тим? Я чистый, мне нечего скрывать. Хочешь, приходи и посмотри мою бухгалтерию, проверь историю каждой машины в моих автосалонах. Пожалуйста.
  
  — Тогда, может, за тобой следит какой-нибудь ревнивый муж?
  
  Боб на несколько секунд потерял дар речи.
  
  — Как ты смеешь даже предполагать, что я встречаюсь с какой-то женщиной?!
  
  Честно говоря, у меня не было причин подозревать Боба, что он гуляет на стороне. Слова вылетели изо рта прежде, чем я успел подумать.
  
  — Извини.
  
  — Я люблю Сьюзен, — пробурчал он и через пару секунд добавил: — И Сид люблю тоже. Она милая девочка. Я очень хочу, чтобы она вернулась.
  
  Мне было неприятно слышать, что Боб любит мою дочку. Даже если он говорил это искренне. Превозмогая себя, я спросил:
  
  — А как насчет пропавших часов и денег?
  
  Боб погрустнел.
  
  — Я думаю, это все результат стресса. В последнее время Сьюзен стала рассеянной. Часы, возможно, где-то потеряла. А деньги… не знаю. Могла потратить на что-нибудь и забыть.
  
  Я не стал спорить. Такое было возможно.
  
  — Послушай, — сказал Боб, — ведь в полиции ничего не делают. Для них Сид просто очередная сбежавшая из дому девчонка. И не будут делать, пока… где-нибудь не обнаружится ее тело.
  
  Его слова полоснули меня как ножом. Я даже покачнулся.
  
  Посмотрев на мое лицо, Боб опомнился.
  
  — Я, кажется, сморозил глупость. Но все равно копы зашевелятся, только когда у них будет серьезный повод. В общем, надо действовать самим.
  
  — А я и действую. Создал сайт. Звоню, езжу по округе.
  
  — Я это знаю, знаю. Но ты послушай. Есть у меня один знакомый парень. Он мне задолжал, и я подумал: почему бы в счет долга не привлечь его к розыскам?
  
  Первым моим побуждением было отказаться. Мне очень хотелось найти ее самому. Но еще больше хотелось, чтобы она вообще нашлась. И если кто-то включится в поиски, это будет хорошо.
  
  — А кто он, этот парень? — спросил я. — Частный детектив? Бывший коп?
  
  — Он охранник, — ответил Боб. — Его зовут Арнолд Чилтон.
  
  Я на пару секунд задумался. Мне не нравился Боб, и мне не нравилось принимать от него помощь. Но если это поможет найти Сид, отказываться не надо.
  
  Я собрался с силами и протянул ему руку. Он ее пожал с некоторым удивлением, потому что такого жеста от меня не ожидал.
  
  — Спасибо, это очень благородно с твоей стороны. — Я помолчал, а затем добавил: — И спасибо тебе за поддержку Сьюзен. Она ей очень нужна.
  
  — Да, конечно, — смущенно пробормотал он.
  
  — Когда мы поедем? — подал голос Эван. Он стоял, облокотившись на багажник «хаммера», что-то напевая себе под нос и играя на воображаемой гитаре. — Мне надо поскорее домой. Сделать кое-что на компьютере.
  
  — Скоро! — резко бросил Боб. Затем посмотрел на меня: — Пойди скажи ей, что нам пора ехать.
  
  Я кивнул и направился к дому.
  
  В гостиной ее не было. Пришлось подняться наверх.
  
  Как я и ожидал, она оказалась в комнате Сидни. Стояла, опершись спиной на стену, перед туалетным столиком нашей дочери. Ее плечи дрожали.
  
  Я бросился, притянул ее к себе, и мы постояли так с полминуты. Затем Сьюзен отстранилась и начала перебирать лежащие в беспорядке на столике вещи: ватные палочки в кофейной кружке с изображением «смайли», различные кремы, увлажняющие лосьоны, флаконы со спреем для волос, выписка из банковского счета с балансом меньше ста долларов, фотографии с приятелями, Патти Суэйн и Джеффом Блюстайном, маленький МР3-плейер с наушниками.
  
  — Это всегда было при ней, — прошептала Сьюзен, касаясь пальцами плейера, как будто он был каким-то редким артефактом. — Так что, если бы Сид собиралась сбежать с каким-нибудь дружком, она бы его взяла.
  
  Я был с ней согласен. Все вещи Сид остались на месте. Те, что в чемодане и в шкафу. Кое-что по ее обыкновению было разбросано по кровати.
  
  На столе лежал и ноутбук Сид. Детектив Дженнингз его проверяла — и электронную почту, и сайты, на которые она заходила в последнее время перед исчезновением. Ничего полезного обнаружить не удалось.
  
  Сьюзен повернулась ко мне:
  
  — Тим, ведь она жива? Наша девочка жива?
  
  — Конечно, жива, — заверил я ее твердым тоном.
  Глава четвертая
  
  На следующее утро я взял плейер Сид с собой. Вставил в гнездо звукового входа машины и начал слушать музыку дочери. Вначале шла песня Эми Уайнхаус, затем «Длинная извилистая дорога» «Битлз» — одна из моих любимых баллад; не знал, что Сид она тоже нравится, следом — вещь одного из двух Дэвидов, блиставших в конце последнего сезона передачи «Американский идол». До конца эту вещь я не дослушал, потому что выехал на стоянку кафе, в котором подавали пончики.
  
  В автосалон я прибыл с двумя коробками, по двенадцать пончиков в каждой, и сразу направился в отделение технического обслуживания, где механики налаживали разные модели «хонды». Эти ребята могут при случае помочь, поэтому их надо время от времени подкармливать. Например, в пятницу вечером перед закрытием магазина тебе нужно снять номерные знаки с автомобиля, который клиент сдал в счет оплаты нового, и поставить их на тот, который он выбрал. Ты зовешь кого-нибудь из механиков, иначе будешь сидеть здесь до ночи.
  
  И вообще я любил зайти сюда поболтать. Мне нравилась здешняя атмосфера. Звяканье инструментов, подвешенные в воздухе на пневматических подъемниках автомобили. Они выглядели странным образом беспомощными, обнажив свои грязные днища. В детстве я часто приходил в автосалон отца и часами смотрел на машины. Такими их видели немногие, и мне нравилось быть одним из посвященных.
  
  — Пончики! — воскликнул кто-то, и ребята начали вытирать руки.
  
  Первым подошел улыбающийся Берт.
  
  — Ты молодец, — сказал он, не подозревая, что я был свидетелем его визита в порномагазин. И слава Богу.
  
  Он вытер руки влажной салфеткой и выбрал в коробке пончик с вишневой начинкой.
  
  — Как дела?
  
  Я натянуто улыбнулся:
  
  — Нормально.
  
  О Сид здесь никто меня прямо не спрашивал. У человека пропала дочка. Это было все равно что спрашивать о здоровье у тяжелобольного. Они понимали, что мне нечего ответить.
  
  Когда Сид работала здесь прошлым летом, она проводила много времени с Бертом и остальными. И ее все полюбили. Она выполняла любую подсобную работу, какую скажут: мыла машины, меняла номерные знаки, приносила кофе, укладывала запчасти в нужные коробки, перегоняла автомобили на демонстрационной стоянке. Она только недавно получила водительские права, но действовала — не придерешься. Могла практически вслепую поставить задним ходом мини-вэн «одиссей», хорошо управлялась с рычагами управления на «Хонде-82000». Она была очень смышленая. Стоило ей показать что-то один раз, и все.
  
  Подходили другие механики, брали пончики, съедали, хлопали меня по плечу и возвращались к работе. Явилась даже Барби из отдела комплектации. За пятьдесят, но еще хоть куда, была замужем четыре раза и, по слухам, переспала с большей частью персонала автосалона.
  
  Мы с ней поболтали по-приятельски, перебросились шутками, а затем я прошел в демонстрационный зал и плюхнулся за свой стол. На автоответчике горела красная лампочка. Получены новые сообщения. Я немедленно включил, но там не было ничего интересного. Звонил клиент, хотел узнать, за сколько мы возьмем его «Аккорд-2001». Шесть цилиндров, на крышке багажника антикрыло, колеса с хромированным ободком, металлизированная краска, новенький, но, понимаете, есть собака, и на обивке сидений кое-где видны пятна мочи.
  
  Другое сообщение было следующего содержания:
  
  — Привет, Тим. Я звонила тебе вчера, но сообщения не оставила. Решила попытаться застать тебя сегодня. Я знаю, тебе сейчас тяжело. Пропала Сидни, и все такое, но почему бы нам не встретиться? Я что-то сделала не так? Все вроде у нас шло хорошо — и вдруг… Скажи прямо, что я сказала такого, что ты разозлился. В чем дело? Ведь можно поговорить, и я так больше делать не буду. Ведь нам хорошо было вместе, правда? Давай встретимся. Я хочу накормить тебя ужином, понимаешь? Приеду, привезу что-нибудь вкусное. И слушай, тут на днях будет распродажа. В «Виктория сикрет». Хочу кое-что себе прикупить. А ты звони. И я попытаюсь дозвониться тебе домой сегодня вечером. Ну, мне пора. Пока.
  
  Это была Кейт.
  
  Я включил компьютер, зашел на сайт Сидни. Сообщений не было никаких и новых посещений сайта тоже.
  
  Наверное, пора позвонить детективу Кип Дженнингз.
  
  — Привет, Тим, — раздался голос с другой стороны низкой перегородки, отделяющей мою кабинку от соседней, где сидел наш самый молодой сотрудник, двадцатитрехлетний Энди Герц.
  
  Специфика продажи автомобилей такова, что вообще-то тут никакого образования не требуется. Если ты можешь продавать автомобили, то можешь. Вот и все. И ты должен помнить, что продаешь вовсе не автомобили, а в каком-то смысле себя. Энди был красавчик, в хорошем костюме, стрижка ежиком, к тому же обаятельный. Так что в этом деле проблем у него не было. Особенно с женщинами независимо от возраста.
  
  Как и многие новички в нашем бизнесе, Энди начал очень активно. И много раз занимал по продажам первое место в фирме. Но опять же, как большинство новичков, через несколько месяцев он врезался в стену. Везение ушло. У меня по крайней мере было оправдание по поводу отсутствия продаж в июле, хотя Лора Кантрелл была недовольна. А вот Энди попал в черную полосу, а это совсем другое дело.
  
  Его покинула обычная веселость.
  
  — Привет, Энди, — сказал я, разворачиваясь к нему.
  
  — Представляешь, Лора вызывает меня на пять часов.
  
  — Я передам твоим близким, что кончину ты принял мужественно.
  
  — Тим, я серьезно. Она ведь собирается снять с меня стружку.
  
  — Лора периодически делает это с каждым, — утешил его я.
  
  — Две недели, и ни одной проданной машины. Тут один заходил несколько раз, я был уверен что он купит «сивик», звонил ему, а он, скотина, взял «шеви-кобальт». Вот такая непруха. Надо же, «кобальт».
  
  — Бывает, — сказал я.
  
  — Чувствую, она собирается меня уволить. Я даже мобилизовал своих родственников и знакомых. Мамину машину уже продал, но папа уперся. Не хочет покупать японскую. Говорит, что именно поэтому наша страна и превращается в дерьмо, что мы перестали поддерживать Детройт. Я говорю ему, что, если бы в Детройте не были такими кретинами и перестали выпускать здоровенные внедорожники, все было бы прекрасно. А он начинает злиться и говорит, что если я так люблю япошек, то почему бы мне не уехать к ним жить и питаться суши. Не знаю, смогу ли я в этом месяце заплатить за квартиру. Но в любом случае к родителям переезжать не стану ни за что. Если все будет продолжаться как сейчас, то, возможно, мне придется зарабатывать на обед сдачей спермы. Говорят, за это неплохо платят.
  
  Я усмехнулся, вспомнив студенческие времена.
  
  — А почему бы тебе не попробовать просмотреть объявления о продаже подержанных машин?
  
  — Что?
  
  — Ну, таких объявлений полно в Интернете и газетах.
  
  Энди смотрел на меня, не понимая. Пришлось пояснить.
  
  — Например, человек продает «понтиак-вайб» или что-то еще. Ты звонишь по объявлению и предлагаешь ему поменять машину. Говоришь, что в данный момент у нас отличная финансовая и арендная ставка, если ему это интересно, пусть заходит, и покажешь новую «хонду», на которую можно будет обменять его автомобиль.
  
  — Черт возьми, это классная идея. — Он весело улыбнулся. — Я скажу Кантрелл, что разрабатываю сейчас целую кучу новых вариантов.
  
  — Будь готов к тому, что она даст тебе страницу, вырванную из телефонной книги.
  
  — Зачем?
  
  — Скажет, что это твои новые варианты. Целая страница. У нее есть специальная телефонная книга, из которой она выдирает листы.
  
  — Тут к тебе, кажется, первый клиент, — сказал Энди.
  
  Я развернулся. У стола стоял плотный широкоплечий мужчина среднего возраста. Во время бритья утром он порезался пару раз. Похоже, занимался этим не часто, но сегодня хотел произвести хорошее впечатление. Рубаха на нем была новая, но джинсы поношенные. А ободранные рабочие ботинки выдавали его с потрохами. Видимо, он наивно полагал, что если сверху более или менее нормально, то низ никто не заметит.
  
  — Здравствуйте, — сказал я, поднимаясь с кресла и краем глаза замечая, что Лора уже вызвала к себе беднягу Энди. Гораздо раньше, чем обещала.
  
  — Здравствуйте, — произнес клиент. Голос у него глубокий и хрипловатый. — Меня заинтересовал у вас вон тот синий пикап-грузовичок.
  
  — «Хонда-риджлайн», — проговорил я, кивая. — Рекомендован в «Отчетах для потребителей».
  
  — Хороший грузовичок, — одобрил он, медленно обходя машину.
  
  — Вы на чем сейчас ездите?
  
  — На «F-150».
  
  То есть на «форде». Тоже хороший грузовичок, рекомендованный «Отчетами», но не выдающийся. Я бросил взгляд в окно, чтобы посмотреть на его машину, но увидел совсем другое. Из своего скромного «шеви» вылезала детектив Кип Дженнингз.
  
  — Я могу взять его для пробной поездки? — спросил клиент.
  
  — Разумеется. Мне нужно только ваше водительское удостоверение. Мы сделаем с него копию.
  
  — Пожалуйста.
  
  Он вытащил из бумажника удостоверение и протянул мне. Клиента звали Ричард Флетчер.
  
  — А меня зовут Тим Блейк. — Я протянул ему свою визитную карточку, где был указан не только номер моего рабочего телефона, но и домашний, и мобильный.
  
  Он кивнул и опустил карточку в карман.
  
  Я передал его удостоверение девушке на ресепшене, чтобы она сделала копию, не отрывая взгляда от Дженнингз на автостоянке. Она была невысокая — наверное, чуть выше полутора метров, — с крепким выразительным лицом. Моя мама, несомненно, сочла бы ее красивой, я же — скорее просто симпатичной. Она приехала ко мне, это точно. Но что делать с клиентом? Передать его Энди я не мог, он сейчас получал разнос в кабинете Лоры. Придется попросить мистера Флетчера подождать, пока я поговорю с детективом. Дженнингз говорила по мобильному, и я успел попросить одного из молодых сотрудников в зале найти на стоянке какой-нибудь «риджлайн», снять с него магазинные номера и подвести ко входу как можно скорее.
  
  Я повернулся к Флетчеру:
  
  — Машина будет здесь через пару минут. Обычно я сопровождаю клиентов при пробной поездке…
  
  Флетчер почему-то встревожился.
  
  — Я тут заходил в один автосалон, так мне там дали проехаться одному.
  
  — Вот это я и собирался вам сказать. Не возражаете ли вы проехаться один, пока я поговорю с одним посетителем?
  
  — Это замечательно, — оживился он.
  
  — Сейчас наш сотрудник подгонит демонстрационный грузовичок. Вы проедетесь, а потом мы поговорим. Хорошо?
  
  Флетчер согласился.
  
  Я ринулся на стоянку, хотя детектив Дженнингз продолжала говорить по телефону. Увидев меня, она подняла палец, показывая, что ей нужна еще минута. Я встал неподалеку и терпеливо ждал, пока она закончит.
  
  Разговор у нее был не о полицейских делах.
  
  — А ты чего ожидала? — спросила она. — Что не будешь заниматься и все равно получишь хорошую оценку? Нет, Касси, так не бывает. Да, да… пока не знаю. Может, хот-доги или что-то другое. Все, дорогая, мне нужно идти.
  
  Кип Дженнингз сложила телефон и сунула в сумочку на плече. Посмотрела на меня:
  
  — Моя дочка переживает. Получила двойку.
  
  — Сколько ей? — спросил я.
  
  — Двенадцать.
  
  Краем глаза я видел, как Ричард Флетчер садится в новенький пикап и выезжает с площадки. Но мне было на него плевать, я ждал, что скажет Дженнингз.
  
  Должно быть, выражение моего лица — смесь страха и надежды — произвело на нее впечатление, и она сразу перешла к делу. Шагнув назад, чтобы видеть меня и не вытягивать шею.
  
  — У вас есть время проехаться со мной?
  
  — Куда? — спросил я.
  
  «Только, пожалуйста, прошу вас, только не в морг».
  
  — В Дерби.
  
  — А куда в Дерби?
  
  — К автомобилю вашей дочери.
  Глава пятая
  
  — Где вы его нашли? — спросил я, садясь рядом с Дженнингз в серый четырехдверный «шеви». Никаких обозначений, что он полицейский, на автомобиле не было. Ни надписей, ни проблескового маячка на крыше, ни перегородки между передними и задними сиденьями. Только куча оберток от фастфуда и пустые стаканчики из-под кофе на полу.
  
  — Машину обнаружили на стоянке супермаркета «Уол-март». Она стояла там несколько дней. Наконец из магазина позвонили копам.
  
  — Она была пустая? Машина?
  
  — Да, пустая, — ответила Дженнингз, поглядывая на маленький экран спутникового навигатора, прикрепленный к верху приборной доски. Увидев мой вопросительный взгляд, она пояснила: — Я всегда его включаю, даже когда еду по знакомым местам. Мне просто нравится смотреть, как он работает.
  
  — Сколько дней простояла там машина?
  
  — Не знаю. На стоянке всегда много машин, поэтому некоторое время на нее никто не обращал внимания.
  
  До Дерби было примерно двадцать минут езды.
  
  — А где она сейчас? — Я представил ярко освещенную криминалистическую лабораторию размером с самолетный ангар и суетящихся вокруг машины Сид техников в специальных защитных комбинезонах.
  
  — На местной стоянке, куда ставят автомобили, отбуксованные из-за неправильной парковки или по другим причинам. Они доставили ее туда и только потом посмотрели номер, а я разослала данные машины вашей дочери во все отделения. После чего позвонили мне. Автомобиль я пока не видела, и надеюсь, что вы сможете заметить, если будет что-то необычное.
  
  — Конечно.
  
  Все это время я утешал себя мыслью, что бегство Сид не означает, что с ней случилось что-то плохое. Первые дни вообще казалось, что причиной ее исчезновения явилась небольшая ссора тогда за завтраком, когда я начал спрашивать про чек на темные очки «Версаче». Возможно, это так сильно ее разозлило, что она решила меня наказать.
  
  Но шли дни, и мне казалось все менее вероятным, что это из-за той размолвки. Тогда я начал гадать, что такое могли сделать я или Сьюзен.
  
  Может быть, она наказывает нас обоих? За то, что разошлись? За то, что сломали нашу маленькую, казавшуюся такой прочной семью? За то, что заставили ее уже пять лет метаться между двумя домами?
  
  Теперь возник более конкретный вопрос. Хорошо, мне неизвестно, почему она ушла. Но как она ушла, если оставила машину?
  
  Я не мог придумать никакого ответа, вселяющего оптимизм.
  
  Дженнингз свернула налево, проехала еще пару миль, миновала «Уол-март», на стоянке которого был найден серебристый «сивик» моей дочери, затем выехала на вымощенную гравием автостоянку, где у низкого строения из шлакоблоков стояли два грузовика-буксира, а дальше за забором было видно множество машин.
  
  Детектив достала из сумочки жетон и показала в окно. Металлические ворота со звоном отворились, и она прошла в них, кивком предложив мне следовать за ней.
  
  «Сивик» стоял между «юконом-джи-эм-си» и «тойотой-селикой» восьмидесятого года. Он выглядел таким же, каким я его видел в последний раз, и все же каким-то другим. Автомобиль теперь казался мне зловещим разумным существом, знающим правду и не желающим ее сказать.
  
  — Не прикасайтесь к машине, — предупредила Дженнингз. — И вообще ни к чему. Лучше засуньте руки в карманы.
  
  Я повиновался. А Дженнингз поставила сумку на капот «сивика» и достала хирургические перчатки. Надела, подтянула на запястьях.
  
  Я медленно обошел автомобиль, вглядываясь в окна. Сидни им гордилась и содержала в чистоте. В отличие от машины Дженнингз там на полу не валялись коробки от биг-маков и бумажные стаканчики.
  
  — У вас есть ключи? — спросил я.
  
  — Нет, но автомобиль был не заперт.
  
  Она обошла его согнувшись, осматривая все натренированным профессиональным взглядом. Подольше задержалась, изучая ручку на дверце водителя.
  
  — Что там? — поинтересовался я, стоя с другой стороны.
  
  Она подняла указательный палец, предлагая подождать.
  
  Я встал у багажника, следя, как детектив очень осторожно, одним пальцем, открыла дверцу и потянулась к рычагу багажника. Крышка передо мной щелкнула и приподнялась на пару сантиметров.
  
  — Не открывайте, — предупредила Дженнингз. — Не прикасайтесь ни к чему.
  
  Мне не нужно было это говорить.
  
  Она обошла машину, сунула указательный палец в перчатке под дальний правый край крышки багажника — маловероятно, чтобы этого места кто-то касался, — и медленно приподняла. Там оказался только комплект первой помощи в дороге, который я положил туда, получая автомобиль. Он лежал нетронутый.
  
  — Что-нибудь пропало? — спросила Дженнингз.
  
  — Нет.
  
  Она оставила багажник открытым и вернулась к передней дверце. Наклонилась над сиденьем водителя, застыла, а затем неожиданно отпрянула. Как будто что-то ее оттолкнуло.
  
  — Что там? — спросил я, ощущая, как колотится сердце.
  
  — Извините, — сказала Дженнингз. — Я почувствовала, что сейчас чихну, и не хотела загрязнять машину своей ДНК. Я собираюсь вызвать бригаду криминалистов, чтобы они осмотрели автомобиль.
  
  — Зачем? Это так положено?
  
  Дженнингз внимательно посмотрела на меня:
  
  — Идите сюда. — Она аккуратно прикрыла дверцу на три четверти и показала на ручку: — Видите эти пятна?
  
  Да, я видел темные пятна. Красновато-коричневые.
  
  Затем Дженнингз снова широко распахнула дверцу и показала на рулевое колесо:
  
  — Видите? Только не прикасайтесь.
  
  На руле были такие же пятна, что и на ручке.
  
  — Это кровь? — с трудом выдавил я.
  
  — Похоже, что да.
  Глава шестая
  
  — Нам нужен образец ДНК вашей дочери, — сказала Дженнингз на обратном пути. — Хорошо подойдут волосы с ее расчески. Потом его сравнят с образцами, взятыми с дверцы автомобиля и руля.
  
  — Хорошо, — согласился я, думая о другом.
  
  — Почему ваша дочь оказалась в Дерби? У нее здесь приятели? Может быть, бойфренд?
  
  — Кажется, у нее там никого не было.
  
  — Когда автомобиль пригонят к нам, мы его тщательно осмотрим. Если обнаружим что-то, я сразу сообщу вам и вашей жене. Извините, бывшей жене. А сегодня в конце дня к вам приедут за образцом для анализа ДНК.
  
  — Теперь вы наконец начали воспринимать это дело серьезно, — произнес я.
  
  — Я все время воспринимала ваше дело серьезно, мистер Блейк, — возразила Кип Дженнингз.
  
  — Если так, то извините.
  
  — У меня к вам еще вопрос. Его попросил задать мой коллега из Бриджпорта. — Она помолчала. — Я уверена, что тут нет никакой связи, но произошел некий инцидент примерно в то же время, когда исчезла ваша дочь.
  
  — Пропал кто-то еще?
  
  — Не совсем. Вам знакома фамилия Трайп? Рэндалл Трайп.
  
  — Как вы сказали?
  
  — Трайп. Полное имя Рэндалл, но он был известен как Рэнди.
  
  — Был?
  
  — Да. Вам знакомы эти имя и фамилия?
  
  — Нет. А должны быть знакомы?
  
  — Наверное, нет.
  
  — Что с ним случилось?
  
  — То, что рано или поздно можно было ожидать, — ответила Дженнингз. — Он промышлял всякой мерзостью. Немного проституцией, сбывал краденое, продавал оружие, торговал людьми под прикрытием агентства по трудоустройству. Этот тип каким-то образом ухитрялся работать и во время отсидки в тюрьме. Его нашли в мусорном контейнере на пристани в Бриджпорте через день после того, как вы сообщили об исчезновении Сидни. С пулей в груди. Судя по ране, он мог бы даже выжить, если бы вовремя оказали помощь. Но его сунули в мусорный бак и оставили умирать. — Она начала рыться в сумке, стоявшей между нами, пытаясь заглянуть в нее и одновременно смотреть на дорогу. — Где-то у меня есть его фотография.
  
  — Не понимаю, какое это имеет отношение к Сидни.
  
  — Думаю, никакого. — Детектив продолжила поиски. — Вот она.
  
  Я развернул сложенный лист бумаги. Копия протокола ареста, случившегося больше года назад. С фотографией. Рэндалл Трайп был толстым лысым небритым ублюдком сорока двух лет.
  
  Просмотрев протокол, я вернул лист ей.
  
  — Впервые вижу этого типа.
  
  — Ладно. — Она сунула лист обратно в сумку.
  
  — Это очень плохо?
  
  — Что?
  
  — Кровь в машине.
  
  — Посмотрим.
  
  Мы проехали еще минуту.
  
  — Вашу дочь зовут Касси? — вдруг спросил я, не знаю почему.
  
  Кип Дженнингз кивнула:
  
  — Сокращенно от «Кассандра».
  
  — У нее есть брат или сестра?
  
  — Нет. Мы живем вдвоем.
  
  Понятно. Мать-одиночка.
  
  — Как вы думаете, детектив, что с ней случилось? С моей девочкой?
  
  — Вот мы и приехали, — произнесла она, сворачивая к автосалону, как будто не слыша моего вопроса.
  
  Проходя к своему столу, я бросил взгляд на Энди. Мой коллега уныло созерцал лежащий перед ним лист, вырванный из телефонной книги.
  
  — Ну она мне и всыпала.
  
  У меня скривилось лицо как от зубной боли.
  
  — Погоди, Энди. Мне сейчас не до этого.
  
  — А про парня ты забыл, что ли?
  
  — Какого парня?
  
  — Который взял «риджлайн» прокатиться. Он приехал только пять минут назад. Ключи отдал мне, потому что тебя не было. Ничего себе пробная поездка. В общем, ждать тебя он не стал. Сел в свой желтый «форд-пинто» и уехал. Я даже не знал, что такие развалюхи еще ходят.
  
  Я встал, взял со стола Энди ключи от грузовичка и вышел.
  
  Решил, что сменю номерные знаки и сразу отвалю. Поеду в Дерби, в места, где собирается молодежь, покажу ребятам фотографию Сид.
  
  Где-то уже в пяти метрах от машины стал чувствоваться какой-то неприятный запах. Вернее, вонь. Чем ближе, тем сильнее.
  
  Я открыл дверцу водителя, собираясь влезть, и оглянулся на кузов. Он был весь в чем-то коричневом. Днище и борта.
  
  Я обошел машину, открыл задний борт, он тоже был сильно испачкан, и только когда эта «грязь» попала мне на руку, все стало ясно.
  
  — Дерьмо, — произнес я.
  
  Это было не ругательством, а констатацией факта.
  
  Этот сукин сын использовал наш грузовичок для перевозки навоза.
  
  Пятна крови на машине Сид не давали мне покоя. Я вернулся в демонстрационный зал, собираясь тут же уйти, но, увидев Патти Суэйн, понял, что это будет непросто.
  
  Она сидела за моим столом в кресле для клиентов. Одна нога перекинута через подлокотник, другая откинута в сторону. Такая поза могла возбудить кого угодно, хотя на ней были джинсы.
  
  С тех пор как пропала Сидни, она заходила ко мне почти каждый день. Или сюда, или домой.
  
  Патти была девушкой, точно попадающей под определения «раскованная» и «раскрепощенная». Во всех отношениях. Приходила домой на рассвете. В изрядном подпитии не боялась заходить в неблагополучные районы города. Носила юбки чуть короче, чем у остальных, и топики чуть выше. В сумке у нее всегда лежала пара презервативов. И она ругалась как уголовник.
  
  Но при всем этом она меня не отталкивала, а скорее восхищала.
  
  Сид и Патти познакомились в прошлом году на летних курсах. Сидни провалила математику и должна была перед пересдачей позаниматься четыре недели, урывая время от работы в автосалоне. Она не была тупой, вовсе нет. Легко считала в уме. Например, если ей обещали за уборку в гараже пять долларов в час, а работа заняла шесть часов сорок пять минут, то она могла сказать, сколько ей должны, с точностью до пенни без калькулятора. Но математика не исчерпывалась только действиями с цифрами. Нужно было своевременно выполнять домашние задания и готовиться к тестированию, а она этого не делала. Так что пришлось отправляться на летние курсы.
  
  Через пару дней в классе появилась Патти. Почему-то выбрала парту, где сидела Сид. Они познакомились и очень скоро сдружились.
  
  У них оказалось много общего: музыка, кино — они обе с детства обожали диснеевские фильмы, — фастфуд и, конечно, мальчики.
  
  И у обеих родители были разведены. Но если у Сид это выглядело как-то прилично, то у Патти семьи, по существу, не было. По словам Сид, мать девушки была чуть ли не алкоголичкой. И ей плевать было на то, чем занимается дочка. Отец Патти, если я правильно помню, теперь работал в винном магазине, но был из таких, кто на месте долго не задерживается. Непутевый, как говорится, но всегда находил женщин, готовых его принять, накормить и прочее. Патти рассказывала моей дочке, что он ушел от них, когда она была совсем маленькой, но время от времени возвращался на несколько дней, а порой и недель, пока матери не надоедало его терпеть.
  
  — Хорошо, что вы с мамой разошлись навсегда, — сказала мне однажды Сид. — А то эти возвращения и уходы, наверное, свели бы меня с ума.
  
  Но у родителей Патти не всегда было так. Они начали жить «американской мечтой»: хорошая работа, отличный дом, в гараже — мини-вэн, каждый год отдых во Флориде и так далее. Но затем отца Патти выгнали с работы в фирме Сикорского — застукали за воровством инструментов, — и с тех пор их жизнь пошла по спирали вниз. Он бросил семью, когда Патти только начинала ходить. Мать запила, и девочке пришлось очень рано стать самостоятельной.
  
  Мы со Сьюзен — вместе и порознь — наставляли Сид не поддаваться влиянию Патти. У этой девушки было трудное детство, ей не повезло, мы все понимаем, но не позволяй ей повести тебя по плохой дороге. Зачем тебе неприятности?
  
  Сид заверяла нас, что причин для беспокойства нет. Да, Патти — девушка своеобразная, но хорошая. И верная подруга.
  
  — Это подруга, о какой я всегда мечтала. Очень часто оказывалось, что мы думаем об одном и том же и заканчиваем друг за друга фразы. Иногда мы встречаемся взглядами и вдруг начинаем хохотать до упаду. И стоит мне подумать о ней, и прямо тут же, клянусь Богом, начинает звонить мобильник. Это она.
  
  Патти приходила часто. И когда Сид жила у меня, и в дом ее матери. Не знаю, изменилось ли что после их переезда к Бобу. При всех ее грубых манерах и цинизме она была на удивление домашняя. Прекрасно готовила — могла, например, испечь дивное шоколадное печенье. Мне начало казаться, что не она оказывает отрицательное влияние на Сид, а наоборот, моя дочка ее как-то смягчает и умиротворяет.
  
  — Мне у вас нравится, — услышал я однажды, как она сказала Сид. — Никто не кричит друг на друга, не злится.
  
  Патти была пофигисткой только внешне. У нее был высоко развит инстинкт выживания. Никаких розовых очков. Она видела мир таким, каким он был. Жестоким, в котором ты должен полагаться только на себя и ни на кого больше. Это была одна из причин, почему она мне нравилась и даже вызывала восхищение. На несправедливости судьбы девушка не отвечала злобой.
  
  Сегодня я не был свидетелем ее прихода, но обычно, когда она шагала по демонстрационному залу, лениво покачивая бедрами, головы всех мужчин поворачивались в ее сторону. Патти знала свои достоинства и умела их использовать. Сейчас на ней были джинсы с рваными прорехами на коленях и бедрах и темно-синяя футболка, открывающая пупок с пирсингом. Белокурые волосы прореживали несколько розовых прядей. Макияж она почти не использовала. Кроме, может быть, очень яркой красной помады.
  
  Я молча сел в кресло.
  
  — Привет, мистер Би, — сказала Патти. — Как дела?
  
  — Привет, Патти, дела мои как всегда.
  
  — То есть паршиво.
  
  — Да.
  
  Она наморщила нос:
  
  — Чем это тут пахнет?
  
  — Навозом, — ответил я.
  
  — Привет, мистер Блейк, — послышалось откуда-то сбоку.
  
  Я развернулся и не сразу увидел, кто это.
  
  — Джефф увязался за мной, — пояснила Патти. — Он там.
  
  Она показала в сторону «аккорда», где за рулем сидел ее приятель, Джефф Блюстайн. Трогал кнопки на приборной доске, поворачивал ручки. Он всегда это делал, когда приходил. Садился в автомобиль поиграть.
  
  — Привет, Джефф. — Я махнул рукой.
  
  Он улыбнулся и махнул в ответ.
  
  — Сайт работает нормально?
  
  — Да.
  
  — Много заходов?
  
  — Не очень.
  
  Джефф продолжил осмотр приборной доски. Тем временем Патти блуждала взглядом по постерам различных моделей, развешанным в демонстрационном зале.
  
  — Может, мне устроиться сюда на работу?
  
  В ее тоне не было сомнения. Если она захочет, ее возьмут.
  
  — А что будешь делать? — спросил я.
  
  — Продавать машины. Как их ремонтировать и вообще управляться, я не знаю, так что остается одно — продавать.
  
  — Тебя заинтересовали автомобили?
  
  Патти пожала плечами:
  
  — Да не очень. Но, думаю, это несложно — задурить голову каким-нибудь лохам и впарить мини-вэн.
  
  — Подход правильный, — согласился я.
  
  У Патти проблем с устройством на работу никогда не было. Она работала продавщицей в модных стильных магазинах, посещаемых соответствующими клиентками. Шесть месяцев назад это был магазин спортивной обуви в Стратфорде, а теперь она продавала бижутерию, ленты для волос и шарфы.
  
  — Знаете что? — Она задвигала челюстью, как будто жевала жвачку, хотя жвачки во рту не было.
  
  — Не знаю, Патти. Говори.
  
  — Зачем, спрашивается, устанавливают DVD-проигрыватели в мини-вэны? На что это похоже? Они, наверное, думают, что детки мало смотрят телевизор дома, пусть еще будет в машине, да?
  
  Теперь вы поняли? Да, она вот такая.
  
  — Когда Сид была маленькая, — сказал я, — она, когда мы ехали с ней, все время смотрела в окно на проезжающие автомобили и спрашивала о каждом. К шести годам могла отличить «хонду» от «тойоты» и от «форда». Этого бы не было, если бы она смотрела в машине, например, «Русалочку».
  
  У меня защемило в горле.
  
  — Вот и я о том же, — сказала Патти и замолчала.
  
  Может быть, задумалась о том, что отец очень редко возил ее с собой в машине.
  
  Огромный Джефф неуклюже вылез из «аккорда» и пересел в «сивик». Оттуда можно было слышать, как он, схватившись за руль, бормочет под нос: «Т-р-р-р».
  
  — Мы с Сид смотрели «Русалочку» несколько месяцев назад, — произнесла Патти. — И плакали как второклассницы.
  
  Мне было трудно представить сидящую напротив девушку растроганной диснеевским фильмом.
  
  — Знаешь, а я запомнил этот мультфильм о монстрах. Ну, такая фирма, задачей которой было пугать маленьких детей.
  
  — «Корпорация монстров»?
  
  — Да. Я водил на него Сидни. Ей тогда было… кажется, десять.
  
  Патти Суэйн улыбнулась:
  
  — Меня мама тоже водила на этот фильм. Сидела рядом и прикладывалась к банке коки. На самом деле там было виски.
  
  Я резко подался вперед:
  
  — Патти, у Сидни были приятели в Дерби?
  
  Она удивленно вскинула брови:
  
  — В Дерби? Вроде бы нет. А почему в Дерби?
  
  Я взвесил, стоит ли ей сказать про машину, и решил, что не надо.
  
  — Я продолжаю спрашивать ребят, — сказала она, покачивая ногой, заброшенной на подлокотник, и щелкая пальцами левой руки. — Никто ничего не знает.
  
  — Тебе, наверное, легче разговаривать с ними, чем мне, — произнес я, наблюдая за качанием ее ноги.
  
  Лора Кантрелл, совершая очередной обход демонстрационного зала с грациозностью газели, несмотря на каблуки высотой двенадцать с лишним сантиметров, молча миновала мой стол и направилась в свой кабинет.
  
  — Эта курочка серьезно нуждается, чтобы ее трахнули, — проговорила Патти, глядя ей вслед.
  
  — Патти, — сказал я, не обращая внимания на ее слова, — где же все-таки работала Сид?
  
  — Понятия не имею, — отозвалась она. — Эта тема меня тоже сильно задолбала.
  
  — Я объездил тут все вдоль и поперек, заходил в каждый магазин, в каждое заведение. Ее никто не видел. Ты была ее близкой подругой. Неужели она тебе ничего не рассказывала?
  
  Я вдруг вспомнил Айана из магазина цветов Шоу, как он смотрел на фотографию Сид. Немного дольше, чем на незнакомую.
  
  — Клянусь, мистер Би, она мне ничего не говорила. Дело в том, что Сид не такая, как я. Она не искала на свою задницу приключений.
  
  Я устало улыбнулся:
  
  — Ладно, спасибо, что заглянула. Если будет что-то…
  
  Она тряхнула головой, как будто смаргивая слезы, и встала с кресла.
  
  — Конечно, но… дело в том, что…
  
  — Говори, Патти!
  
  — Ну, вы знаете, что я недавно устроилась в торговый центр?
  
  — В магазин бижутерии?
  
  — Да. Но там жалованье дадут только через месяц, а моя мама… она вроде как сейчас сидит на мели, а от папы, как вы знаете, чеки каждый месяц не приходят. Так что…
  
  — Патти, тебе нужны деньги?
  
  — Вроде бы. — Она покраснела.
  
  Я вытащил из бумажника двадцатку и протянул ей. Патти взяла ее и сунула в передний карман джинсов. Они были такие тесные, что ей с трудом удалось просунуть туда пальцы.
  
  — Спасибо. Хотите, я привезу что-нибудь вечером?
  
  За последние несколько недель она раз пять-шесть приносила мне что-нибудь из «Макдоналдса» или «Бургер-кинга», а затем как бы невзначай напоминала, что сидит на мели, и не возражала, когда я давал деньги.
  
  — Нет, сегодня не надо, спасибо, — сказал я.
  
  — Ладно. До встречи.
  
  Проходя мимо стола Энди Герца, пытавшегося навязать товар по телефону, она бросила:
  
  — Привет, Энди-медвежонок, — и продолжила путь.
  
  — Привет, — пробормотал он в ответ.
  
  Патти бывала здесь часто и, конечно, была знакома с Энди, но все равно такое обращение показалось мне слишком фамильярным.
  
  Джефф вылез из «сивика» и побежал догонять Патти, по дороге уронив мне на стол ключи.
  
  — Кто-то оставил их в машине.
  Глава седьмая
  
  Я всегда удивлялся, что потом происходит с людьми.
  
  Смотрел по телевизору новости, где показывали супругов, у которых ребенок погиб в пожаре. Или мать девочки, пропавшей на Бермудах, которую так и не нашли. Или отца, чей сын был убит во время потасовки в баре. Однажды показали репортаж о том, как класс отправился в лыжный поход и попал под лавину. Уцелели все, кроме одной девочки, которую накрыло несколькими метрами снега, и спасатели никак не могли ее найти. Показывали родителей, плачущих, но не теряющих надежду, что их дочка еще жива, хотя все знали, что это невозможно.
  
  — Что же, черт возьми, будет с ними дальше? — восклицал я, обращаясь к телевизору.
  
  Я полагал, что если с твоим близким случается что-то подобное, то жизнь останавливается. А как же иначе?
  
  И вот теперь наконец понял. Человек продолжает жить. Встает. Завтракает. Едет на работу. Работает. Возвращается, ужинает, ложится в постель.
  
  Как любой другой.
  
  Но это только снаружи. Ты вроде продолжаешь жить, но не живешь. Потому что на тебя давит груз, который ты чувствуешь постоянно. Он прижимает тебя к земле, не дает распрямиться, изматывает, заставляет каждый вечер задумываться, сможешь ли ты встать наутро.
  
  И ты все-таки встаешь. В это утро, и в следующее, и в следующее. С этим грузом на плечах.
  
  И так будет всегда.
  
  По пути на выход я взял на ресепшене ксерокопию водительского удостоверения Ричарда Флетчера, перевозчика навоза. Отметил в уме его адрес, на Колтер-драйв. Сложил листок и положил в карман.
  
  В машине сразу включил плейер Сид. Вначале была какая-то песня в исполнении Наташи Бедингфилд (Сид как-то говорила мне, кто она такая, но я забыл), затем Элтона Джона времен моей молодости и, наконец, потрясающая баллада «Как в тумане» джазового пианиста Эрролла Гарнера. Несколько месяцев назад на уик-энд я посоветовал Сид послушать его, и она загрузила несколько композиций Гарнера.
  
  — Какая же ты молодец, доченька! — произнес я, как будто она сидела рядом.
  
  Домой ехать не хотелось, и я свернул к главному офису сети автосалонов подержанных автомобилей «Бобс моторс». Это был двенадцатиметровый трейлер с разрисованным кузовом и колесами, спрятанными под декоративными виниловыми панелями.
  
  Я начал подниматься по ступенькам, как вдруг дверь распахнулась и оттуда вылетел Эван с красным лицом и стиснутыми зубами.
  
  — Привет, — сказал я, но он, не видя, метнулся вперед к автомобилям, резко остановился у красной «джетты» и со всей силы пнул в заднее колесо, выкрикнув: — Подлюга! Подлюга и стерва!
  
  Затем он стремительно двинулся дальше по тротуару, прочь от площадки.
  
  Я вошел.
  
  Сьюзен сидела за столом недалеко от двери. Костыли, без которых она теперь обходилась, были прислонены к стене, с крючка вешалки свисала трость. Она была сильно взволнована, так что увидела меня не сразу.
  
  — Привет. Он в тебя не врезался?
  
  — Нет, но мог, — ответил я. — А чего он такой?
  
  — Я спросила его о деньгах.
  
  — Каких?
  
  — Тех, что лежали в этом столе. Вчера там было двести долларов, а сегодня оказалось всего сорок. Я спросила Эвана, не взял ли их он, а этот юнец сразу вспылил — обиделся, что назвала его вором. А я только спросила и… — Она замолкла и внимательно посмотрела на меня. — Что-то случилось?
  
  — Нашли машину Сидни.
  
  Ее лицо окаменело. Она ждала, что я скажу дальше.
  
  — В Дерби. Оставлена на стоянке «Уол-марта». Должно быть, простояла там с тех пор, как она пропала. Но самое главное, на дверной ручке и руле есть следы крови.
  
  Выражение лица Сьюзен не изменилось. Она помолчала пару секунд, затем сказала:
  
  — Она жива. Я отказываюсь верить, что ее нет.
  
  — Да, она жива, — согласился я, потому что тоже отказывался верить. — В полиции сделают анализ ДНК. Может быть, это не ее кровь.
  
  — Не важно, — произнесла Сьюзен, резко вскинув подбородок. — Она жива.
  
  Дверь распахнулась. Вошел Боб и сразу начал:
  
  — Черт возьми, что ты сказала Эвану? — Затем, увидев меня, бросил: — Привет.
  
  Я кивнул ему и повернулся к Сьюзен:
  
  — Счастливо. Созвонимся. — Затем посмотрел на Боба: — Если твой Эван еще раз обзовет Сьюзен подлюгой, я разобью ему башку.
  
  Я ехал домой буквально на автопилоте. Не помню, как добрался. Глаза застилал горячий туман.
  
  У дома стоял полицейский автомобиль. Мини-вэн. Аккуратно одетый чернокожий мужчина представился криминалистом. Приехал по поручению детектива Кип Дженнингз взять образцы ДНК Сидни. Я ввел его в дом, показал ее комнату, ванную, которой она пользовалась, собираясь в то утро на работу. Он выбрал щетку для волос.
  
  Оставив его одного, я отправился на кухню. На телефоне мигала лампочка. Я нажал кнопку автоответчика.
  
  — Привет.
  
  Это была Кейт Вуд.
  
  — Звоню спросить, как у тебя дела. Ты прослушал мое сообщение на работе? Предложение остается в силе. Я могу приехать и привезти еды на ужин. Известно, что ты не любишь готовить. Можешь приехать ко мне, если хочешь. В любом случае позвони. Хорошо? — Кейт продиктовала номер своего мобильного телефона, который я знал лучше своего, потому что она напоминала мне его уже много раз.
  
  Я удалил сообщение и поднялся наверх в свободную комнату, где стоял компьютер. Оплатил счета, посмотрел, что творится на сайте.
  
  Ничего.
  
  Посидел некоторое время, глядя на экран.
  
  Заглянул криминалист. Сказал, что выход найдет сам.
  
  Я его поблагодарил. Посидел еще немного и вернулся на кухню. Открыл холодильник и смотрел в него, наверное, целых двадцать секунд, видимо ожидая, что там чудесным образом появится что-нибудь съедобное. Продукты я не покупал уже недели две и, если не заявлялась Патти с фастфудом, перебивался главным образом запасами из морозилки, которые накопились за последние два года. Замороженные ужины, которые надо разогревать в микроволновке.
  
  Закрыв дверцу, я уперся ладонями в кухонную стойку и несколько раз глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
  
  Это упражнение должно было меня расслабить, но не сработало, потому что я вдруг смахнул со стойки все, что там стояло и лежало: тостер, солонку, перечницу, календарь журнала «Нью-йоркер», в котором я не открывал новые числа уже три недели, электрический консервный нож. Все это полетело на пол.
  
  Ярость, копившаяся все это время где-то там внутри, неожиданно вырвалась наружу.
  
  Где Сид? Что с ней? Почему она ушла?
  
  Почему, черт возьми, я не могу ее найти?
  
  Во мне кипел гнев, и я не знал, куда его направить.
  
  Сколько я пробыл дома? Всего ничего. Но меня уже снова потянуло на выход. Я просто не мог находиться здесь, где все напоминало о Сид, о том, что она пропала. Мне необходимо было ездить и высматривать.
  
  Зазвонил телефон. Я схватил трубку.
  
  — Что?
  
  — Эй-эй. Помедленнее.
  
  — Извините, — пробормотал я, не зная, с кем говорю. — Слушаю.
  
  — Я тебе звонила. Оставила сообщение.
  
  — Я только что пришел домой, Кейт.
  
  Мы познакомились примерно шесть месяцев назад при довольно необычных обстоятельствах. Выезжая со стоянки супермаркета, она сдавала задом свой «форд-фокус» и ударила мой бампер. Я сидел за рулем с включенным двигателем. Решил дослушать новости, а потом отправиться в магазин. И тут удар.
  
  У меня был наготове целый набор фраз: «Вы что, ослепли? Куда, черт возьми, вы смотрите? Вы что, получили водительские права по Интернету?»
  
  Но когда она вылезла из машины, я смог лишь произнести:
  
  — Вы не ушиблись?
  
  Она мне сразу понравилась. Наверное, не красавица, нет, если иметь в виду современный стиль. Никакая не супермодель. Но мне такие никогда и не нравились. Кейт была среднего роста, короткие каштановые волосы, карие глаза, фигура в стиле Монро. И голос не писклявый, не такой, как у Бетти Буп.[29]
  
  — Боже, — мягко произнесла она низким грудным голосом. — Это я виновата. Вы не ушиблись?
  
  Я улыбнулся:
  
  — Со мной все в порядке. Давайте посмотрим, не поврежден ли ваш автомобиль.
  
  Ее автомобиль совсем не пострадал, а на моем бампере обнаружилась лишь маленькая царапина. Это был сущий пустяк, но я не стал возражать, когда Кейт захотела продиктовать мне свою фамилию, имя и номер телефона.
  
  — На всякий случай, — сказала она. — А вдруг вы получили какую-то травму, которая проявится позднее. — Мне показалось, что в ее голосе ощущалась надежда — а вдруг такое случится.
  
  На следующий день я ей позвонил.
  
  — О Боже, неужели у вас сотрясение?
  
  — Я звоню с предложением пойти сегодня куда-нибудь посидеть.
  
  Позднее, когда мы встретились, сели за столик и сделали заказ, Кейт призналась, что, когда я ей позвонил, она решила, что я, возможно, симулировал травму позвоночника и потом предъявлю ей иск на миллион долларов. Потому что именно так люди и поступают, вот в таком мире мы с вами живем.
  
  Это был первый звоночек, но я не стал к нему прислушиваться, потому что наши отношения начали развиваться совсем неплохо и довольно быстро закончились сближением.
  
  Мы выпили, поужинали, а потом она поехала ко мне. Через пять минут после того, как за нами закрылась входная дверь, мы уже были в постели. Я не имел секса несколько месяцев и закончил быстрее, чем хотелось. Но вечер был длинный, и мне удалось себя реабилитировать.
  
  Поначалу Кейт мне показалась почти безупречной.
  
  Теплая. Внимательная. Сексуально не заторможенная. Она собирала комплекты DVD с телевизионными сериалами. Я часто работал вечерами и мало смотрел телевизор. Она познакомила меня с сериалами, о которых я только слышал. Особенно ей нравился сериал о потерпевшем крушение самолете, когда люди очутились на вроде бы необитаемом острове, а потом выяснилось, что такова их судьба, они все оказались на этом острове не просто так, что это часть большого замысла. Я с трудом улавливал в этом какой-то смысл, но Кейт восхищала идея, что жизнью каждого из этих людей манипулируют невидимые силы.
  
  — Вот так и бывает, — говорила она. — Всегда за кулисами кто-то стоит и дергает за ниточки.
  
  Это был другой звоночек. И опять я пропустил его мимо ушей.
  
  Дело в том, что мне с ней было хорошо. А у меня уже давно не было никого, с кем было бы хорошо. Но потом она начала рассказывать о себе и я наконец увидел ее в истинном свете.
  
  Она развелась с мужем три года назад. Он был пилот гражданской авиации. Погуливал. При разводе Кейт сильно накололи. Ее адвокат оказался приятелем мужа. Она была в этом совершенно уверена, но не могла доказать. В общем, отсудить у этого сукина сына дом не удалось. И он остался там, а ей пришлось переехать в эту дерьмовую квартиру в Девоне за полквартала от бара, где в пятницу вечером иногда можно было наблюдать, как какой-нибудь тип мочится на шины твоего автомобиля.
  
  Вот так.
  
  Но этого было недостаточно. С ней еще на работе (в магазине одежды в Нью-Хейвене) поступали ну совершенно несправедливо. Она была первой в очереди на должность заведующей секцией, но ее отдали женщине по имени Эдит.
  
  — Ты можешь поверить, чтобы женщина с таким именем хотя бы что-то понимала в моде?
  
  — Почему же? — возразил я. — А Эдит Хэд? Легенда Голливуда, получившая «Оскара» как художник по костюмам.
  
  — Ты это только сейчас придумал, — выпалила она.
  
  В любом случае то, что к ней на работе придираются, у нее сомнений не вызывало. И причина была ясна. Она внешне привлекательнее остальных. И умнее. Они чувствуют угрозу. Раз так, то пусть идут в задницу — там им и место.
  
  Вначале я приветствовал ее звонки на работу. Мне нравилось с ней поболтать. Но порой, когда намечалась продажа «аккорда» за тридцать пять тысяч, разговор приходилось сворачивать — не важно, насколько он тебе приятен.
  
  А Кейт была очень обидчива.
  
  — Дождись, пожалуйста, моего звонка, — мягко увещевал ее я.
  
  — От тебя не дождешься, — отвечала она.
  
  И наши с ней разговоры вовсе не походили на секс по телефону. Большей частью мне приходилось выслушивать истории о том, каким жадным на деньги был ее бывший, как не признают ее таланты на работе. Она неоднократно делилась со мной опасениями, что квартирная хозяйка в ее отсутствие заходит и роется в вещах. Нет, никакого беспорядка она не обнаруживала, но просто у нее такое чувство.
  
  Я уже решил с ней порвать, но почему-то позволил себя уговорить познакомить ее с Сидни.
  
  — Мне очень хочется увидеть твою дочку, — повторяла Кейт.
  
  Я не торопился их знакомить. Не видел в этом никакой нужды. Решил, что, если встречу женщину, с которой у нас будет серьезно, тогда и придет время для знакомства.
  
  Но Кейт настояла, и я уступил. Мы встретились за обедом в субботу. Сид, фанатка морепродуктов, выбрала ресторан на пристани.
  
  Кейт считала, что все прошло потрясающе.
  
  — Мы так славно посидели, — сказала она.
  
  Я знал, что у Сид другое мнение.
  
  — Она мила, — произнесла дочка, когда мы остались одни.
  
  — Неужели ты действительно так считаешь?
  
  — Действительно мила, — настаивала Сид.
  
  — А если правду?
  
  — Правду ты и сам знаешь, папа. — Сидни посмотрела на меня. — Она ведь чокнутая.
  
  — Ты так считаешь?
  
  — Конечно. За обедом говорила только она. И все одно и то же. Как эта женщина ее не любит, а с той у нее проблемы. На работе не ладится, потому что там все против нее ополчились. Теперь она перешла на другую работу, и хотя пока там все в порядке, но ей известно, что люди за ее спиной перешептываются. А недавно парень в химчистке ее обсчитал и…
  
  — Ладно, — сказал я. — Все понятно.
  
  — И мне понятно.
  
  — Что тебе понятно?
  
  — Что она хороша. Я имею в виду в постели. Верно?
  
  — Боже, Сидни!
  
  — Да ладно тебе, папа, чего стесняться. Если бы у меня были такие груди, я была бы самой популярной девушкой в школе. — Я пытался придумать, что бы такое сказать, но Сид меня опередила: — Но она милая.
  
  — Правда, чокнутая.
  
  — Да. Но среди чокнутых иногда попадаются милые.
  
  — Она о чем-нибудь тебя спрашивала?
  
  Сидни задумалась.
  
  — Да, по дороге в туалет спросила, нравятся ли мне ее сережки.
  
  Я удивлялся, как быстро Сид все просекла. Кейт была одержима манией преследования. Видела вокруг несуществующие заговоры.
  
  За следующий день после того обеда все еще раз подтвердилось. Кейт позвонила мне на работу. О том, как чудесно прошла встреча, теперь не было и речи.
  
  — Сидни меня сразу возненавидела. — Это были ее первые слова.
  
  — Какая дикость! — возразил я. — Он считает тебя очень милой.
  
  — Она тебе так и сказала?
  
  — Да. Сказала, что ты ей понравилась.
  
  — Врешь. Чувствую по голосу, что врешь.
  
  — Кейт, мне надо идти.
  
  Мы по-прежнему встречались, но теперь реже. А после исчезновения Сид я перестал ей перезванивать — с меня и так было достаточно, — но порой брал трубку, не посмотрев на определитель номера.
  
  — Позволь мне приехать, — говорила она.
  
  Я мямлил что-то невразумительное.
  
  — Просто развлечься ты был не прочь, — заметила она однажды, — а теперь, значит, я тебе не нужна?
  
  Вот такие у нас были отношения.
  
  И сейчас она была на телефоне, а я стоял здесь на кухне, где на полу валялись предметы, сброшенные со стойки, неспособный думать ни о чем, кроме следов крови на дверце и руле автомобиля моей дочки.
  
  — Ты слушаешь? — спросила Кейт.
  
  — Да, — ответил я. — Слушаю.
  
  — Голос у тебя какой-то странный.
  
  — Сегодня был тяжелый день.
  
  — Тебе одиноко?
  
  — Да.
  
  Это была правда, я чувствовал себя очень одиноким.
  
  — Конечно, когда свалилось такое.
  
  — Да, — согласился я.
  
  Мы помолчали.
  
  — Ты ел? — поинтересовалась она.
  
  Я задумался. Заглядывал в холодильник — это точно. Но означает ли это, что ужинал?
  
  — Нет.
  
  — Я привезу что-нибудь из китайского ресторана. И новые DVD.
  
  И я сдался. Потому что был голоден, измотан и страшно одинок.
  
  — Хорошо, приезжай. Только часа через полтора.
  
  — Ладно.
  
  Положив трубку, я посмотрел в окно. До сумерек оставалось еще больше часа.
  
  Я запер дом, сел в машину. Снова съездил к пустующему дому Сьюзен, затем в Дерби. Поездил вокруг, очень медленно мимо автостоянок у заведений фастфуда. Высматривал.
  
  Как всегда, ничего.
  
  Вы думаете, я не знал, что это бесполезное занятие? Что вероятность того, что я, проезжая мимо, случайно увижу дочку сидящей у окна в «Макдоналдсе», ничтожна?
  
  Но мне было необходимо что-то делать.
  
  Я поехал обратно и, случайно упершись взглядом в табличку «Колтер-драйв», не думая, свернул направо. Остановился у обочины, достал из кармана листок с ксерокопией водительского удостоверения Ричарда Флетчера. Он жил на Колтер-драйв, 72. Ближайший дом был под номером 22. Следующий дальше — 24. Я медленно двинулся по улице.
  
  Дом Флетчера стоял в стороне, скрытый за деревьями. Простой, двухэтажный, четыре окна, посередине дверь. Передняя лужайка заросла сорняками. У небольшого гаража громоздились старые шины, несколько ржавых велосипедов, сломанная газонокосилка и прочий мусор. Рядом стоял желтый «форд-пинто», дальше — «форд»-пикап, знавший лучшие времена. У открытого капота осматривал двигатель сам хозяин. Ричард Флетчер. Мерзавец.
  
  Я остановил машину неподалеку. В любое другое время хрен бы у него что получилось. Надо же, какой шустрый. Взял грузовичок прокатиться и загадил навозом. Больше никого не отпущу на пробную поездку одного. Век живи, век учись.
  
  Сейчас я не знал, что буду делать. Мыслить рационально не было сил. Просто вылез из машины и зашагал к гаражу. Откуда-то вдруг появилась серая дворняга. Настороженно провожая меня взглядом, она устало покачивала хвостом.
  
  Я подошел к грузовичку. Ричард Флетчер повернулся, видимо, не понимая, откуда я взялся.
  
  — В следующий раз, когда возьмешь машину на пробную поездку, прежде чем возвращать, не забудь смыть с нее дерьмо.
  
  Теперь он меня узнал. Выпрямился, молча провел рукой по волосам.
  
  — Не думай, что такое свинство сойдет тебе с рук, — продолжил я. — Мы уже сообщили об этом куда следует. У нас не прокатная фирма.
  
  Он пошевелил губами, видимо, пытаясь придумать, что сказать, но так и не нашел слов.
  
  Дверь дома распахнулась, скрипнув на петлях. Флетчер повернул голову. Стоящая на пороге девочка крикнула:
  
  — Папа, иди ужинать!
  
  Девочке было лет десять-двенадцать. Я не смог ее как следует разглядеть. Только заметил металлические скобы для выправления зубов.
  
  — Я сейчас, дорогая! — крикнул Флетчер и повернулся ко мне: — Извините, но я должен идти ужинать с дочкой.
  
  Он направился к дому, поднялся по ступенькам и скрылся за дверью. А я остался стоять. На душе стало еще тяжелее.
  
  Подъезжая, я увидел у дома серебристый «форд-фокус» Кейт Вуд. Она сама была рядом с пакетами в руках. Большой коричневый с символикой китайского ресторана и другой, из которого виднелась винная бутылка.
  
  Я поставил машину, посмотрел на Кейт, и тут во мне что-то сломалось. Мне страшно захотелось, чтобы она меня утешила. На мгновение мелькнула мысль, что сейчас это, наверное, единственное в мире существо, которому я действительно нужен. Приблизившись, я крепко обнял ее, положив голову на плечо. Она обнять меня не могла, в руках были пакеты, только повторяла:
  
  — Все хорошо, дорогой. Успокойся, успокойся.
  
  Я молчал. Мои плечи тряслись.
  
  — Давай войдем в дом, — предложила она. — Пошли.
  
  Я с трудом нашел ключ, отпер дверь.
  
  — Сейчас разложу все на тарелки, — сказала Кейт, — и мы сядем. Откроем вино. — Она вгляделась в мое лицо. — На тебя страшно смотреть. Ты похудел, наверное, килограммов на пять.
  
  Действительно, в последние несколько дней я начал замечать, что брюки на мне болтаются, но задумываться над этим не стал.
  
  — Пойду пока посмотрю, что там на сайте, — сказал я.
  
  — Когда вернешься, я расскажу, какая история у нас приключилась с Эдит, — пообещала Кейт. — Представляешь, она провалилась с треском.
  
  — Да, я на минутку.
  
  Через секунду из кухни раздался возглас:
  
  — Боже! Что здесь случилось?
  
  Это она увидел разбросанные по полу вещи.
  
  — Не обращай внимания, я сейчас все уберу.
  
  Я поднялся по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Даже не озаботился сесть перед компьютером, только наклонился и двинул мышью по экрану, чтобы открыть почтовый ящик. Там было три письма: одно с предложением купить виагру по сниженной цене; второе — относительно пополнения счета на сайте интернет-аукциона (у меня там не было никакого счета, и я эти сообщения сразу удалил), а третье начиналось словами:
  
   «Уважаемый мистер Блейк. Я почти уверена, что видела вашу дочь».
  
  Глава восьмая
  
  Дрожа, я сел и начал читать.
  
   «Уважаемый мистер Блейк. Я почти уверена, что видела вашу дочь. Дело в том, что я работаю в приюте для тинейджеров в Сиэтле…»
  
  Сиэтл? Черт возьми, как там оказалась Сид? Нет, погоди. Главное, что Сид жива. Жива.
  
  У меня, только недавно видевшего следы крови на машине дочки, как будто гора свалилась с плеч. На глаза навернулись слезы.
  
  Я продолжил чтение.
  
   «…я работаю в приюте для тинейджеров в Сиэтле, и в мои обязанности входит просматривать объявления о пропавших детях. Зашла на ваш сайт и, когда увидела фотографии вашей дочери Сидни, сразу ее узнала, потому что она очень хорошенькая. Конечно, всегда возможна ошибка, но я почти уверена, что это была она. Только назвалась ваша девочка другим именем. Не Сидни. Это я помню точно. Кажется, Сьюзен или Сьюзи. В общем, как-то так».
  
  Сидни назвалась именем матери. На секунду я подумал, что мой компьютер сломался, потому что курсор все время дергался по экрану, а потом увидел, что это дрожит моя рука на мыши.
  
   «Связаться со мной вы можете по этому адресу,
  
  — говорилось дальше в письме. —
  
   Представляю ваши мучения, и буду очень рада, если смогу помочь. Ваша сестра во Христе Йоланда Миллс».
  
  — Иди скорее, пока все горячее! — крикнула снизу Кейт. — Курица чоу-мейн выглядит так аппетитно.
  
  Я нажал кнопку «Ответить» и напечатал:
  
   «Уважаемая мисс Миллс, большое спасибо за письмо. Пожалуйста, скажите, как с вами можно связаться, кроме электронной почты? Какой номер вашего телефона? Как называется ваш приют? Его адрес в Сиэтле?»
  
  Я печатал очень быстро и наделал кучу ошибок, затем их исправил.
  
  — Тим, у тебя там все в порядке? — донеслось снизу.
  
  Я продолжил печатать.
  
   «Сидни пропала примерно месяц назад, и мы — я и ее мать — не находим себе места. Ищем повсюду. Когда вы ее видели? Она заходила к вам один раз или больше? Вот номера моих телефонов: домашний, мобильный и рабочий. Пожалуйста, позвоните. За счет абонента».
  
  Я дважды проверил все цифры в номерах телефонов, убедился, что нигде не напутал, и отправил письмо.
  
  — В чем дело? — спросила Кейт. Она стояла у двери, прислонившись к косяку.
  
  Я повернулся. Видимо, на моих щеках были слезы, потому что ее глаза широко раскрылись.
  
  — О Боже, Тим, что случилось?
  
  — Ее видели, — произнес я, чувствуя себя совершенно обессиленным. — Видели Сид.
  
  Кейт подбежала и прижала мою голову к груди.
  
  — Где? Где она?
  
  Я отстранился и показал на экран:
  
  — Пришло письмо из Сиэтла. От женщины, которая работает в приюте. Ну, это такое место, куда могут зайти сбежавшие из дому подростки.
  
  — А как Сид оказалась в Сиэтле?
  
  — Не знаю. Но сейчас мне это безразлично. Лишь бы она была жива и здорова.
  
  — Так позвони этой женщине. Там, кажется, три часа разницы, в минус. Она может быть еще на работе.
  
  — В письме нет номера ее телефона. Я отправил ей ответ, попросил позвонить или прислать номер.
  
  — А как называется этот приют?
  
  — Тоже не написала. Непонятно почему.
  
  — Как ее зовут?
  
  Я глянул на экран.
  
  — Йоланда Миллс.
  
  — Пусти. — Кейт сделала жест, чтобы я освободил место за компьютером. Я встал. Она села в кресло. — Сейчас я найду в сети алфавитный телефонный справочник, и ты ей позвонишь.
  
  Кейт быстро проделала нужные операции.
  
  — Так, давай посмотрим, что мы имеем… Пока ничего. Три Миллс с именем на Й, но ни одной Йоланды.
  
  — Может быть, она замужем и телефон записан на мужа, а она оставила свою фамилию — Миллс.
  
  — Тогда давай посмотрим, сколько у нас абонентов по фамилии Миллс. — Кейт присвистнула: — Ого, их тут больше двух сотен.
  
  Я пытался успокоиться. В ушах стучала кровь.
  
  — Может, подождем ее ответа? — предложила она. — Иначе придется обзванивать всех.
  
  — А если сузить список? Поискать приют для тинейджеров в Сиэтле.
  
  Пальцы Кейт затанцевали по клавиатуре.
  
  — Тут их много, — произнесла она через некоторое время. — Но мужские можно сразу отбросить, и тогда… Приютов для молодежи остается где-то с полдюжины.
  
  Я схватил ручку и записал электронные адреса. Затем повернулся к Кейт:
  
  — Я пойду вниз с ноутбуком Сид и буду звонить по мобильному, а ты здесь звони по обычному. Может, нам удастся ее изловить.
  
  — Хорошо, — согласилась Кейт и сняла трубку.
  
  А я спустился вниз с ноутбуком Сид. Мой дом был оборудован беспроводным Интернетом, так что со связью проблем не было. Набрал на мобильнике первый из пяти номеров, которые появились на экране.
  
  — Слушаю, — ответила женщина.
  
  — Здравствуйте, — сказал я. — Мне нужна Йоланда Миллс. Она работает в вашем приюте?
  
  — Нет. У нас такой нет.
  
  Я поблагодарил и, немного подождав, набрал второй номер. Сверху были слышен голос Кейт. Она тоже звонила.
  
  — Приют «Надежда», — произнес мужской голос.
  
  — Я звоню Йоланде Миллс.
  
  — Повторите, пожалуйста, имя и фамилию.
  
  Я повторил.
  
  — Я знаю здесь всех, — сказал он. — У нас ее нет.
  
  Я снова поблагодарил и разъединился.
  
  — Как дела? — крикнула сверху Кейт.
  
  — Пока никак. А у тебя?
  
  — То же самое.
  
  На кухонной стойке стояли две тарелки с креветками в обжаренном рисе, курицей чоу-мейн, курицей в кисло-сладкой подливке и овощами в кляре. Мой желудок был пуст, но есть не хотелось.
  
  Звонки по следующим двум номерам закончились с тем же результатом. Я начал набирать последний, пятый, но Кейт крикнула сверху: «Тим!» — и я немедленно ринулся к ней.
  
  — Удалось дозвониться?
  
  — Тебе пришло письмо, — сказала она, уступая место за компьютером.
  
  От Йоланды Миллс. Господи, даже не верится!
  
   «Уважаемый мистер Блейк. Спасибо, что ответили. Я, конечно, сглупила, ничего не написала о себе. Я работаю в христианском молодежном центре „Второй шанс“. Он расположен в западной центральной части города. У нас, конечно, есть телефоны, но я все время прихожу и ухожу, потому что в мои обязанности входит организация питания. Так что приходится ездить по магазинам и прочее. Но при мне всегда мобильный. Вот его номер. Можете звонить».
  
  Я тут же схватил трубку и начал набирать.
  
  — А если она какая-нибудь сумасшедшая? — спросила Кейт, когда я нажал последнюю кнопку. — Или мошенница. Сейчас многие пытаются обдурить простаков.
  
  Кейт выступала в своем репертуаре. Когда у меня в трубке раздались гудки из далекого Сиэтла, в тысячах миль отсюда, Кейт добавила:
  
  — Если она заведет разговор о деньгах, о каком-то вознаграждении, это будет знак, что…
  
  Я поднял руку, чтобы она замолчала, ожидая ответа в любую секунду.
  
  Наконец в трубке прозвучало:
  
  — Алло.
  
  — Это Йоланда Миллс?
  
  — Вы мистер Блейк?
  
  Я перевел дух.
  
  — А мы уж начали искать ваш номер в сети. Большое спасибо, что быстро ответили. Вы не представляете, как много для меня это значит.
  
  — Только не знаю, насколько смогу вам помочь. — В ее речи не ощущалось никакого характерного выговора. И возраст по голосу определить было невозможно. Так могла говорить и молодая, и старуха.
  
  — Когда вы видели Сид? — спросил я.
  
  — Кого? Ах да, Сид… Сидни. Наверное, дня два-три назад.
  
  — Как она выглядела? Несчастной? Или больной?
  
  — Нет, ваша дочь выглядела прекрасно. Если только это была она. Приходила к нам пару раз поесть.
  
  Боже правый, моя дочь ест в приюте для сбежавших из дому подростков. Что привело ее к этому? Почему она оказалась на другом конце страны?
  
  — Вы с ней говорили?
  
  — Так, перебросились парой слов.
  
  — Она что-нибудь вам сказала?
  
  — Нет. Больше улыбалась.
  
  — Она была одна или с кем-то?
  
  — Кажется, одна. Но теперь припоминаю: она выглядела грустной.
  
  У меня защемило сердце.
  
  — Вы сказали, что видели ее два дня назад…
  
  — Хм, дайте подумать. — Йоланда Миллс замолчала. — Значит, первый раз я ее увидела примерно четыре дня назад, потом она пришла через два дня как раз к обеду. Это было позавчера.
  
  Выходит, Сид живет в Сиэтле. И с ней в этом приюте могли познакомиться еще люди, кроме Йоланды.
  
  — А что, у вас можно прийти поесть и необязательно там жить?
  
  — Конечно. Некоторые живут довольно долго, а есть такие, кто приходит только пообедать, да и то нерегулярно. Ночуют эти ребята где придется — у приятелей или в машинах, у кого есть, а порой даже на скамейке в парке. Такое тоже бывает.
  
  Я попытался представить Сид, ночующую на скамейке, но не смог.
  
  — А у вас часто бывало, что вы сообщали родителям о пропавших детях?
  
  — Второй раз. Я регулярно просматриваю объявления, внимательно смотрю фотографии. И ваша дочка, если только это она, вторая, кого я видела в нашем приюте.
  
  — В первый раз вы не ошиблись?
  
  — Нет, — произнесла Йоланда с гордостью. — Это был юноша, звали его Трент. Он был откуда-то из Эль-Пасо. Родители с ума сходили от отчаяния, а он в это время жил в нашем приюте. Как только я увидела его фотографию в сети, моим первым побуждением было сказать ему, чтобы он позвонил родителям, успокоил. Но я побоялась спугнуть Трента и позвонила им сама, и они первым же рейсом прилетели сюда.
  
  Прилетели. Да-да, конечно, надо срочно заказывать билет на самолет.
  
  — Если она снова у вас появится, не говорите ей, что разговаривали со мной, — попросил я. — Нам неизвестно, почему она сбежала. Мы просто не знаем, что думать, измочалили себе все мозги, пытаясь вообразить, что же такое у нее случилось.
  
  — Так говорят большинство родителей, — сказала Йоланда, — но многие, я думаю, знают ответ.
  
  — Возможно. — Я был очень благодарен Йоланде Миллс за отзывчивость, но не хотел сейчас с ней это обсуждать.
  
  — Проблема заключается в том, — проговорила она, — что я не могу на все сто процентов быть уверенной, что это ваша девочка. — Она на секунду замолкла. — Ой, погодите, ведь у меня есть ее фотография.
  
  Я чуть не упал с кресла.
  
  — Фотография? У вас есть фотография Сидни?
  
  — Да. Но не очень хорошая. Понимаете, сейчас у многих есть телефоны, которые могут фотографировать. У меня такой же. Но я не очень дружу с техникой, плохо разбираюсь во всех этих гаджетах. Вот и с телефоном так и не научилась как следует управляться. Поэтому хожу по приюту, верчу его в руках и время от времени делаю снимки, чтобы закрепить навык нажимать нужные кнопки. А тут ваша дочка шла мимо, и я случайно ее сфотографировала.
  
  — Пришлите, пожалуйста, мне этот снимок поскорее, — взмолился я.
  
  — Конечно. Но тут такое дело. Я понятия не имею, как его загрузить в компьютер и переслать. Мой муж прекрасно в этом разбирается, но он работает в ночную смену и будет дома только утром. Когда придет, я обязательно попрошу его это сделать.
  
  Я не мог представить, что фотографию придется ждать до утра.
  
  Кейт, которая не могла слышать, что говорит Йоланда, мягко похлопала меня по плечу и потерла большой и указательный пальцы, напоминая спросить о деньгах.
  
  — Я могу вас как-то отблагодарить? — спросил я. — Вы примете вознаграждение в каком-нибудь виде?
  
  — Ни в коем случае, — произнесла Йоланда с обидой в голосе. — Это было бы не по-христиански.
  Глава девятая
  
  После разговора с Йоландой Миллс состояние у меня было, как будто я выпил двадцать чашек кофе. Да не выпил, а мне их впрыснули прямо в кровь. Пытаясь унять дрожь в теле, я лихорадочно соображал, с чего начинать.
  
  — Надо позвонить Сьюзен. Нет, пока не буду. Подожду до утра, когда придет фотография. Может, позвонить детективу Кип Дженнингз? Чтобы она сообщила в полицию Сиэтла — пусть они ищут Сидни. А может быть…
  
  Меня прервала Кейт:
  
  — Тим, погоди секунду. Тебе нужно…
  
  — Мне нужно заказать билет на самолет, — прервал ее я. — Может быть, есть ночной рейс. — Я развернулся в кресле и начали нажимать на клавиши.
  
  — Тим, ты же не знаешь определенно, что эта девушка в Сиэтле — твоя Сид. Дождись, когда придет фотография, хотя и тогда полной уверенности не будет. Сейчас любую фотографию можно легко подделать. Откуда ты знаешь, кто такая эта Йоланда? Откуда тебе известно, что она не ищет выгоды? Жизнь научила меня, что выгода на уме у каждого. Тебе улыбаются и все такое, а сами пытаются тебя наколоть. Так что тебе лучше…
  
  Я не выдержал.
  
  — Хватит, Кейт, надоело.
  
  Она приложила руку к щеке, как будто я ее ударил.
  
  А меня уже прорвало.
  
  — Кто только тебя не накалывал. И бывший муж, и на работе, и квартирная хозяйка. Есть вообще кто-то на земле, кому ты доверяешь?
  
  — Нет, — бросила она не задумываясь.
  
  — Значит, и я тоже?
  
  Она помолчала.
  
  — Для тебя эта кутерьма вокруг дочки предлог, чтобы порвать со мной.
  
  Это было уже почти смешно, но я не рассмеялся.
  
  — Неужели?
  
  — За это время ты мне ни разу не перезвонил. А когда я пыталась, смотрел на определитель и не снимал трубку.
  
  — Послушай, Кейт…
  
  — Вот, значит, для чего я тебе была нужна. Потрахаться.
  
  — Кейт, у меня нет ни времени, ни сил затевать этот разговор. Нужно заказать билет.
  
  — Вот видишь? И сейчас то же самое. Мой психоаналитик называет это стратегией избегания общения.
  
  — Какой еще психоаналитик?
  
  — Скажи честно, Тим, твоя дочка действительно пропала? Или просто уехала куда-нибудь в летний лагерь? А разговаривал ты с Сиэтлом или с кем-то из соседнего дома?
  
  Меня начало мутить.
  
  — Давай обсудим это после, Кейт. У меня много дел. — Дальше я сказал то, что, наверное, не следовало бы: — Сколько я тебе должен за китайскую еду?
  
  — Да пошел ты! — ожесточенно выкрикнула она и вышла.
  
  Я поднялся, чтобы ее догнать, но затем решил, что нет смысла. Снизу послышались какие-то звуки, потом хлопнула дверь.
  
  Я снова опустился в кресло и начал звонить в полицию. В кабинет, где работала Кип Дженнингз. Ответил мужчина, сказал, что она ушла домой. Я объяснил, что это срочно, и попросил передать ей, чтобы она позвонила мне.
  
  Он сказал, что попробует. Я положил трубку и начал смотреть по компьютеру рейсы на Сиэтл. Уже набрал бланк заказа на рейс в час пятьдесят девять из аэропорта Ла-Гуардиа, но прежде чем подтвердить, заметил, что в Филадельфии будет пересадка. Это мне не годилось. Затем я нашел другой рейс примерно на то же время и без пересадки. Правда, билет стоил на триста долларов дороже. До Сиэтла было шесть часов лета — значит, там я буду в пять вечера по местному времени. Час уйдет, чтобы добраться до города, так что есть шанс сразу встретиться с Йоландой Миллс.
  
  Обратный билет я заказывать не стал, потому что не знал, как там сложатся дела. После введения данных кредитной карточки компьютер задумался и через некоторое время выдал мне билет. Только я успел его распечатать, как зазвонил телефон.
  
  Трубка моментально оказалась в моей руке.
  
  — Мистер Блейк, это детектив Дженнингз. — Голосу нее было немного гнусавый.
  
  — Здравствуйте, спасибо, что позвонили. Я получил первые сведения о Сидни.
  
  — Вот как? — произнесла она с меньшим энтузиазмом, чем я ожидал. — Дочка вам позвонила?
  
  — Нет.
  
  — А что же это?
  
  — Я получил электронное письмо от женщины, которая работает в приюте для сбежавших из дома тинейджеров в Сиэтле. Она видела там Сид. Потом мы говорили по телефону. В общем, я купил туда билет на два часа дня.
  
  — Мистер Блейк, я не уверена, что это разумно.
  
  Я услышал, как дочка громко позвала ее: «Мама, я готова».
  
  — А что мне делать? Сидеть и ждать?
  
  — Но тут не исключено мошенничество.
  
  — Но она ничего не просила. Сказала, что брать вознаграждение не по-христиански.
  
  Кип Дженнингз хмыкнула:
  
  — Все может измениться, когда вы туда прилетите. Так что… Касси! Я говорю по телефону. Подожди минутку. — Она вздохнула. — Когда вы окажетесь там, то неожиданно может появиться причина для оплаты услуг. Или вознаграждения. Так что подумайте, прежде чем лететь так далеко. Вас там могут ограбить. Поставить в такие условия, что вы дадите сколько скажут. Я с такими вещами прежде встречалась.
  
  — Тут на вымогательство не похоже. — Я не хотел в это верить. — Днем, когда мы ездили смотреть автомобиль моей дочери, все казалось ужасным. И вот когда теперь пришла обнадеживающая новость…
  
  — Не надо обольщаться, — предупредила Дженнингз. — Единственное, что произошло, — это ваш разговор с неизвестной женщиной. Как она вообще с вами связалась?
  
  — У нее такая обязанность по работе — просматривать объявления относительно пропавших детей. Не оказались ли они в их приюте.
  
  — Мне это кажется подозрительным.
  
  Я не сдавался.
  
  — А что сделали бы вы, будь на месте Сид ваша Касси?
  
  Она надолго замолкла.
  
  — Мистер Блейк, вы искали меня, только чтобы сообщить, что собрались лететь в Сиэтл, или хотите от меня каких-то действий?
  
  — Позвоните в полицию Сиэтла. Пусть ее там поищут.
  
  — Я позвоню, но если честно, то сбежавшая из дому девушка не будет для них главным приоритетом в работе. Я, конечно, скажу, что мы нашли машину и что, возможно, это нечто большее, что просто бегство от родителей, но надежды на то, что они тут же вскочат и бросятся ее искать, у меня нет.
  
  — А кровь в машине? Чья она?
  
  — На это потребуется время, мистер Блейк. Возможно, к вашему возвращению из Сиэтла мы будем что-то знать. Но если дочь вернется с вами, то все это не будет иметь никакого значения.
  
  Я спустился на кухню, собрал с пола разбросанные вещи. Положил на место. Кейт оставила мне тарелку с курицей чоу-мейн, креветками и говядиной с брокколи и вареным рисом.
  
  Я съел все не разогревая. Затем поднялся наверх, собрал небольшую сумку, которую можно будет пронести в самолет как ручную кладь. Жаль было терять время на получение багажа.
  
  Потом пошел в комнату Сид и начал рассматривать ее мягкие игрушки, расставленные по книжным полкам. Собачки, кролики. А вот маленький, когда-то пушистый лось Милт с ветвистыми рогами, которого подарила моя покойная мама, когда Сид было два года. Этот лось стал ее любимой игрушкой. Она столько лет проспала, прижимая его к себе, что он сильно вытерся. Но с некоторыми вещами девочки не расстаются, даже когда вырастают, начинают носить чулки-сеточку, вставляют в нос запонки и красят волосы в оранжево-лиловый цвет.
  
  Маленькие друзья Сид были разбросаны по комнате. Неделю спустя после ее исчезновения я аккуратно расставил их по книжным полкам.
  
  Они, наверное, устали ждать ее, как и я.
  
  Я задумался, кого мне взять с собой в Сиэтл, и выбрал лося. Сид наверняка будет ему рада.
  
  Затем я лег в постель, не ожидая, что засну. Однако после появления Йоланды напряжение, в котором я находился последние несколько недель, начало слегка ослабевать.
  
  Скорее бы пришла фотография.
  
  Я поднялся, когда еще не было шести. Первым делом включил компьютер. Никаких новостей. Принял душ, побрился и снова к компьютеру.
  
  Ничего. И тут я вспомнил, что в Сиэтле сейчас четвертый час ночи.
  
  Но это не помешало мне проверять каждые пять минут.
  
  Письмо пришло в десятом часу. Короткое.
  
   «Надеюсь, что это она. Позвоните. Йоланда».
  
  К письму была прикреплена фотография. Я боялся ее открывать, потому что уже убедил себя, что девушка, которую видела в Сиэтле Йоланда Миллс, Сидни. Иначе не могло быть. В моем бумажнике лежал билет, в сумку уложены вещи. Я собрался в Сиэтл за дочерью.
  
  А если на фотографии окажется не она?
  
  Но выяснить придется в любом случае. Я дважды щелкнул мышью по иконке и раскрыл снимок.
  
  Мой вопль, наверное, был слышен и на улице даже с закрытыми окнами.
  
  Это была моя девочка.
  
  Сид.
  Глава десятая
  
  Да, фотография неважная. Нечеткая и темноватая. Сид была снята в профиль на фоне бежевой стены, на который висел застекленный шкафчик с красной надписью по трафарету «ПОЖАРНЫЙ ОГНЕТУШИТЕЛЬ». Первое «о» здесь было почти стертым, но надпись оказалась более резкой, чем сама Сид. Она двигалась по кадру справа налево, как бы выходя из него, чуть наклонившись вперед. Белокурые волосы свисали на глаза, поэтому лица почти не было видно. Пожалуй, только кончик носа, но мне и этого было достаточно.
  
  В том, что это Сид, меня убедил не только ее нос, но и светлый летний шарфик, который она по-модному обернула вокруг шеи. Симпатичная вещица кораллового цвета, тонкая и легкая, с бахромой на конце. Сьюзен купила ей этот шарфик несколько месяцев назад, когда ездила за покупками на Манхэттен.
  
  У меня в доме была репутация человека, никогда не обращающего внимания, кто как одет. Жена и дочка были уверены, что я бы не заметил, если бы они обе вошли в комнату в ярких свадебных платьях. Наверное, отчасти так оно и было. Во всяком случае, такие мелочи, как тени для глаз и цвет ногтей, ускользали от меня напрочь. Но когда Сидни, уходя на работу, в первый раз повязала этот шарфик, который так шел к ее белокурым волосам, я сказал:
  
  — Как красиво!
  
  — Ого, папа, — удивилась Сид. — Тебе что, удалили с глаз катаракту?
  
  Так что этот шарфик, вкупе с кончиком носа, не оставлял сомнений.
  
  Я дважды проверил, не забыл ли чего, затем отправил Йоланде короткое послание:
  
   «Это она. Я буду в Сиэтле сегодня вечером. Увидимся. Большое спасибо».
  
  Вначале нужно было заехать в автосалон «Риверсайд-хонда». Там весь персонал находился на месте, но так рано даже в субботу делать было особенно нечего. Кивнув Энди, я свернул в кабинет Лоры Кантрелл.
  
  — Привет.
  
  Она подняла голову от бумаг и сняла очки.
  
  — Привет, Тим.
  
  — Я беру отпуск за свой счет.
  
  Ее великолепные брови поднялись на несколько миллиметров.
  
  — Что-то случилось?
  
  — Лечу в Сиэтл, — объяснил я. — Возможно, там сейчас находится Сид.
  
  Лора отодвинула кресло и встала. Сделала пару шагов ко мне.
  
  — Ты ее нашел?
  
  — Пока не знаю. Но Сид два дня назад видели там в приюте.
  
  — Представляю, какое это для тебя облегчение.
  
  — Да. У меня через три часа рейс. Я пробуду там пару дней, возможно, дольше. Пока не знаю.
  
  Лора кивнула:
  
  — Оставайся там сколько надо.
  
  Неужели это та самая Лора, которая грозилась отдать мое место другому, если не увеличатся продажи?
  
  — Спасибо.
  
  — Ты меня извини.
  
  — За что?
  
  — За недавний разговор. Он тебе, конечно, не понравился. — Она подошла ближе. На меня пахнуло ее духами.
  
  — Да, не понравился, но, я думаю, ты делала то, что должна была делать.
  
  — На меня ведь тоже давят, — произнесла Лора упавшим голосом. — Ты же знаешь порядки. В конце дня подводят итоги продаж. Уверена: когда у тебя был свой автосалон, ты тоже давил на людей.
  
  В том-то все и дело, что не давил. Я всегда был славным парнем, который все понимает и всем уступает. Именно это и сводило Сьюзен с ума.
  
  — Конечно, — сказал я.
  
  — Вот вернешься с Синди, мы соберемся где-нибудь и отметим это событие, — предложила она.
  
  В этот раз я не стал ее поправлять.
  
  — Отлично, Лора, мы так и сделаем. Ну, я пошел.
  
  Мы распрощались.
  
  Энди за своим столом работал над списком объявлений о продаже подержанных автомобилей в «Вестнике Нью-Хейвена», обводя кружочками некоторые позиции. Если кто-то продает автомобиль, возможно, ему нужен новый. Вид у него был невеселый.
  
  На моем телефоне мигала лампочка. Сообщение оставили супруги, которые четыре года назад купили у меня мини-вэн. Теперь их дети подросли, и они решили приобрести еще «аккорд» или «пилот». Я записал на листке номер их телефона и протянул Энди.
  
  — Хорошие люди. Продать будет не сложно. Скажи им, что я уехал из города по делам и попросил тебя помочь.
  
  — Тим, огромное спасибо.
  
  — Не стоит.
  
  Энди спросил, куда я еду. Я сказал.
  
  — Надеюсь, с ней все в порядке. — Он махнул мне и вернулся к газете.
  
  Сидни одиннадцать.
  
  Мальчик по имени Джеффри Уилшир провожает ее из школы домой. И уже много раз. Этот факт не прошел незамеченным ни для Сьюзен, ни для меня.
  
  Я везу дочку на занятие в школу танцев. Балет ее уже не привлекал, но мать продолжала давить, чтобы она ходила на занятия.
  
  — Вот бросишь, а потом пожалеешь.
  
  В конце концов Сид бросила и не пожалела.
  
  Но пока я везу ее на занятие и говорю между делом:
  
  — Джеффри, ну, этот твой одноклассник… кажется, ты ему нравишься.
  
  — Ну его, — говорит Сид. — Вообще-то он в другом классе и ждет меня, когда я выйду после уроков, чтобы проводить. А я все надеюсь, что миссис Уэттли когда-нибудь нас задержит, а ему надоест ждать и он пойдет домой.
  
  — Вот оно что, — говорю я.
  
  Мы едем пару минут молча, затем Сид говорит:
  
  — Ему нравится надувать лягушек, чтобы они лопались.
  
  — Джеффри?
  
  — Да. Он занимается этим на пару с Майклом Дингли. Ты его знаешь?
  
  — Нет.
  
  — Не важно. Мама знает, потому что она с его мамой ездила с классом на экскурсию в пожарное депо в прошлом году.
  
  — Ладно. Так что Джеффри?
  
  — Они ловят лягушек, потом вставляют им в рот фейерверк и зажигают. Лягушки взрываются.
  
  — Это дикость, — говорю я — Не помню, чтобы в моем детстве кто-то этим занимался.
  
  — Они считают, что это очень прикольно, — говорит Сид.
  
  — Это не прикольно.
  
  — Конечно, мы все едим животных, — говорит она. — А что, мама была прежде вегетарианкой?
  
  — Да. Какое-то время.
  
  — Почему перестала?
  
  Я пожимаю плечами:
  
  — Из-за чизбургеров. Она почувствовала, что не может без них жить. Но одно дело убивать животных для еды, а другое — для развлечения. Чтобы наблюдать их страдания.
  
  Сид задумывается. Проходит минута.
  
  — Почему люди это делают?
  
  — Что?
  
  — Убивают для развлечения.
  
  — Понимаешь, некоторые люди устроены неправильно.
  
  — Что значит «неправильно»?
  
  — А то, что им доставляет удовольствие видеть страдания других.
  
  Она смотрит в окно.
  
  — А я всегда думаю о том, что чувствуют другие люди. — Молчит. — И животные тоже.
  
  — Поэтому ты хороший человек.
  
  — Разве Джеффри не знает, что лягушкам больно?
  
  — Знает, но ему наплевать.
  
  — То есть он злой?
  
  — Да, пожалуй.
  
  — Он рассказал однажды, что положил в микроволновку хомяка и включил.
  
  — Больше он тебя из школы провожать не будет, — решительно говорю я. — Пару дней мы будем заезжать за тобой. Я или мама.
  
  Я послушал несколько песенок на проигрывателе Сид и выключил. Потому что глаза начали застилать слезы. Не хотел, чтобы в газете появился заголовок «Безутешный отец погиб, перестраиваясь с одной полосы в другую».
  
  В аэропорту купил два свежих журнала — «Автомобиль и водитель» и «Нью-йоркер». Вряд ли удастся сосредоточиться на чтении, но хоть посмотрю картинки. В первом было много фотографий сверкающих автомобилей, а во втором — комиксы.
  
  Затем я достал мобильник и позвонил Сьюзен.
  
  — Алло, — ответила она невеселым голосом. Таким он у нее был уже несколько недель.
  
  — Это я.
  
  — Привет. — Теперь в ее голосе чувствовалась настороженность. Сейчас любой мой звонок мог принести либо хорошую новость, либо плохую.
  
  — Я в аэропорту. Лечу в Сиэтл.
  
  Она вздохнула:
  
  — И что?
  
  — Возможно, Сидни там.
  
  Я рассказал ей все. Она выслушала. Задала два вопроса. Уведомил ли я Кип Дженнингз? И можно ли верить этой женщине из приюта?
  
  Я надеялся, что можно.
  
  — Я оплачу твой полет, — сказала она.
  
  — Не надо об этом беспокоиться.
  
  — Я могла бы полететь с тобой. С палкой, но все же хожу.
  
  — Не надо. Я сделаю все, что возможно.
  
  — Да, я бы там тебе только мешала.
  
  — Послушай, Сьюзи, как у тебя дела с Эваном?
  
  — Стараюсь общаться с ним как можно меньше. Пусть Боб сам разбирается со своим сыном.
  
  — А чем вообще занимается этот парень?
  
  — Понятия не имею. Почти все свободное время сидит в своей комнате за компьютером.
  
  — Может, общается с приятелями?
  
  — Нет. Я думаю, тут что-то другое.
  
  — Порно? — спросил я. — Эван зациклился на порно?
  
  — Как бы не хуже.
  
  — Ты говорила об этом с Бобом?
  
  — Ну говорила.
  
  — И что?
  
  — Ничего. Я говорю ему: «Твой сын ворует». А он твердит, что я в последнее время стала очень рассеянной и забывчивой.
  
  — Может, он прав?
  
  — Черта с два. Кстати, часы нашлись. Сегодня утром появились на обычном месте. Как будто не пропадали.
  
  — Как это получилось?
  
  — Думаю, Эван их заложил. А Боб выкупил.
  
  — Он его покрывает.
  
  — Да.
  
  — Уезжай оттуда, Сьюзи, — сказал я. — Возвращайся в свой дом.
  
  — Ты думаешь, это выход? — почти крикнула она. — Не пытаться наладить жизнь, а просто взять и уехать. Ты мне это предлагаешь?
  
  — А что, жить в одном доме с вороватым парнем лучше?
  
  — Ладно, хватит об этом. Давай ищи Сидни.
  
  — Буду, — отозвался я.
  
  — Знаешь… — Она замолчала на пару секунд. — Я действительно испортила тебе жизнь.
  
  Я не ответил. Посмотрел на часы. Скоро должны были объявить посадку на мой рейс.
  
  — Не нужно было тебя подталкивать, — продолжила она. — Мы так хорошо жили.
  
  — Да.
  
  — А мне хотелось большего, понимаешь? Хотелось жить еще лучше. Разбогатеть, иметь возможность покупать красивые вещи. И я искренне верила, что это будет хорошо для всех нас, и больше всего для Сидни. Ты станешь успешным бизнесменом, и у нас будет все. Понимаешь?
  
  — Понимаю.
  
  — Вот я и стала на тебя наседать. А тебе не это было нужно. Не это. Ты не бизнесмен. А у меня тогда не хватило ума понять.
  
  — Сьюзи, давай не будем…
  
  — В результате все закончилось крахом. Иногда мне кажется, что Сид нас ненавидит: меня — за то, что все развалила; тебя — за то, что поддался. Если бы мы жили как прежде, этого бы не случилось. Сид бы не ушла.
  
  — Сейчас нельзя это проверить.
  
  — Не надо и проверять.
  
  — Вот объявили мой рейс, — сказал я.
  
  — Ты позвонишь?
  
  — Конечно.
  
  Когда добираешься куда-нибудь на машине, то чувствуешь себя при деле. Ты сосредоточен. Смотришь на карту, переключаешь станции в приемнике, следишь, когда откроется место на дороге, чтобы обогнать одну машину, другую. Это помогает снять напряжение.
  
  А в самолете ты просто сидишь и медленно сходишь с ума.
  
  Конечно, отправляться в Сиэтл на машине не вариант. Шесть часов полета предпочтительнее, чем трое суток езды. К тому же любым мучениям всегда приходит конец.
  
  Выйдя из самолета, я включил мобильник посмотреть сообщения.
  
  Их не было.
  
  Таксист, услышав слова «Приют „Второй шанс“», сразу тронулся.
  
  От адреса он отмахнулся.
  
  — Я вожу в Сиэтле такси двадцать два года. И все вокруг знаю.
  
  Обозревая с заднего сиденья незнакомый город, я мысленно повторял: «Я здесь, Сид. Еду к тебе».
  Глава одиннадцатая
  
  В Сиэтле был конец дня. Люди возвращались с работы домой. Движение на улицах и без того было напряженным, а тут мы еще попали в место, где полосы сузились до одной из-за дорожного происшествия. Так что к приюту подъехали где-то к шести.
  
  Я расплатился с таксистом, забросил на плечо сумку. Приют «Второй шанс» находился в старой части города. Рядом располагались музыкальный салон, магазин одежды по сниженным ценам, ломбарды. Внешне приют походил больше на небольшой ресторанчик. Рядом на тротуаре стояли столы, за которыми сидели неряшливо одетые молодые люди. Похоже, сидели уже давно.
  
  Разумеется, я их всех внимательно оглядел. И вообще всю окружающую местность. Удовлетворившись, что Сид по крайней мере не околачивается на улице, я вошел.
  
  И внутри тоже принялся всех оглядывать. В холле слонялись десятка два тинейджеров. Впрочем, некоторые выглядели постарше — лет на двадцать восемь. А одному можно было дать и все тридцать. Сид среди них не было. Заметив, что я их рассматриваю, подростки начали поворачивать ко мне спины.
  
  Я поискал глазами стойку регистрации и наконец увидел. В углу стоял импровизированный стол — дверь, положенная на козлы, — за которым сидел мужчина лет сорока в очках в металлической оправе и сосредоточенно вглядывался в экран компьютера. Он уже начал лысеть, но волос еще оставалось достаточно, чтобы собрать их сзади в жиденький хвостик. Одет он был в клетчатую рубашку и джинсы.
  
  — Прошу прощения, — произнес я.
  
  Он поднял палец, предлагая мне подождать, напечатал последние символы и с некоторым удовольствием нажал клавишу.
  
  — Послано, — констатировал он и развернул кресло ко мне. — Слушаю.
  
  — Меня зовут Тим Блейк, — сказал я. — Только что прилетел из Коннектикута.
  
  — Неплохо, — отметил сотрудник приюта.
  
  — Где тут Йоланда?
  
  — Без понятия. А кто такая Йоланда?
  
  — Она здесь работает.
  
  — Это для меня новость. — Он пожал плечами. — А зачем вы приехали?
  
  — Ищу дочку. Сидни Блейк. Она заходила сюда пару раз на прошлой неделе. Вот ее фотография.
  
  — Никогда вашу дочку не видел, — сказал он, быстро глянув на фотографию Сид.
  
  — Как вас зовут?
  
  — Лен.
  
  — Лен, может, вы посмотрите еще раз?
  
  — Понимаете, у нас тут бывает много ребят. Может, она заходила, но я ее не узнаю.
  
  — Вы находитесь в приюте постоянно?
  
  — Нет. Возможно, она была в мое отсутствие. А откуда вы узнали об этом?
  
  Я не хотел говорить о моем разговоре с Йоландой. Возможно, она этим нарушила какие-то правила. Наверное, сбежавшие из дома подростки не боятся приходить сюда, потому что уверены, что их не выдадут родителям.
  
  — На мой сайт пришло письмо без подписи. Сообщали, что она была здесь. Затем я связался с Йоландой Миллс. Она что, сегодня не работает?
  
  — Вы говорите, ее зовут Йоланда Миллс?
  
  — Да.
  
  — И она сказала, что работает здесь? В этом приюте?
  
  — Так она мне сказала.
  
  — По телефону?
  
  — Да, — ответил я, ощущая покалывания в затылке.
  
  — Погодите секунду. — Лен встал из-за стола и вошел в дверь, ведущую в темный коридор с зелеными стенами, испещренными прикрепленными к ним бумажками. Я видел, как он вошел в комнату где-то в середине коридора. Пробыл там не дольше двадцати секунд и вышел.
  
  — Женщина с такими именем и фамилией у нас не работает.
  
  — Этого не может быть, — произнес я, уже понимая, что дело мое гиблое. — С кем вы только что разговаривали?
  
  — С Левшой. — Он глянул на меня и поправился: — Она наш босс. Морган Донован. Но все здесь зовут ее Левшой. Хотите с ней поговорить?
  
  — Да.
  
  — Она любит, когда ей мешают работать.
  
  Лен повел меня по коридору и сунул голову в дверь.
  
  — Левша, тут один хочет с тобой поговорить.
  
  Ее почти не было видно за столом, заваленным папками. Наверное, лет сорок, а может, и старше. Каштановые волосы с сильной проседью, очки в металлической оправе а-ля Джон Леннон, худощавая. Синий свитер с длинными рукавами, джинсы.
  
  — Слушаю, — сказала она.
  
  — Меня зовут Тим Блейк. — Я протянул руку. Разумеется, правую. Она же в ответ протянула левую. Правой у нее не было. Пустой рукав был засунут в карман. Вот почему у нее такое прозвище.
  
  — Морган Донован, — представилась она. — Кого вы ищете?
  
  — Свою дочь. Сидни Блейк. О том, что она была здесь, мне сообщила ваша сотрудница Йоланда Миллс.
  
  — Нет.
  
  — Не понял?
  
  — Ни той ни другой никогда у нас не было.
  
  — Но ведь это приют «Второй шанс», верно? Может, в Сиэтле есть еще один с таким же названием?
  
  — Может, но только в параллельной вселенной, — ответила Морган. — В этом Сиэтле мы единственные.
  
  — Ничего не понимаю.
  
  — Видимо, вы неправильно записали название. И она работает в каком-то другом приюте. У нас их здесь полно.
  
  — Нет, я все записал правильно. Вот. — Я положил перед ней фотографию Сид. — Это моя дочка, Сидни Блейк. Йоланда Миллс сказала, что видела ее здесь. Дважды.
  
  Морган вглядывалась в фото гораздо дольше, чем Лен. Затем подняла глаза.
  
  — Эта девушка мне незнакома. Я хорошо запоминаю лица, а она у вас красотка. Если бы я ее увидела, то наверняка бы запомнила. Да и Лен тоже. — Она усмехнулась. — Особенно Лен.
  
  — Но вы же, наверное, подолгу сидите в этом кабинете, — не сдавался я. — Она могла прийти без вашего ведома.
  
  Морган кивнула.
  
  — А как быть с Йоландой Миллс? Вы думаете, что она работала здесь тоже без моего ведома?
  
  — Может быть, Йоланда — волонтер. У вас есть волонтеры?
  
  — Несколько. Но я их всех знаю. Никакой Йоланды среди волонтеров нет.
  
  Я протянул ей бумажку:
  
  — Вот, записан ее телефон.
  
  Морган глянула.
  
  — Это не нашего приюта.
  
  — Вот ее мобильный. Я звонил по этому номеру вчера вечером и разговаривал с ней. Она сказала, что занимается здесь организацией питания, что все время в поездках по магазинам.
  
  Морган Донован смотрела на меня с удивлением.
  
  И тут меня осенило.
  
  — Погодите. — Я выхватил мобильник и набрал номер. — Сейчас я свяжусь с этой женщиной, и вы сможете поговорить с ней сами.
  
  — Конечно. — Морган устало вздохнула. — Мне ведь все равно нечего делать.
  
  Я подождал десять гудков, собираясь оставить сообщение, но автоответчик не сработал. Позвонил еще раз. С тем же результатом.
  
  — У вас очень усталый вид, — заметила Морган.
  Глава двенадцатая
  
  У меня кружилась голова. Два совпадения подряд вряд ли можно было назвать случайными. Сид уверяла, что работает в «Бизнес-отеле», а потом оказалось, что там ее никто не знает. И вот теперь все в точности повторилось с Йоландой Миллс.
  
  — Присядьте, — предложила Морган.
  
  Я сел. Ноги у меня были резиновые, в животе крутило.
  
  — Что же это получается? — Вопрос этот я обращал больше к себе, чем к сидящей за столом женщине.
  
  Морган откинулась на спинку кресла.
  
  — Может быть, вы расскажете обо всем по порядку?
  
  И я рассказал. Об исчезновении Сид, об отеле, об автомобиле, о пришедшем вчера электронном письме от женщины, утверждавшей, что видела Сид в этом приюте.
  
  Морган вздохнула:
  
  — Ничего себе история. Похожа на чью-то мошенническую проделку. Наверное, какой-то подросток решил вас подурачить.
  
  — Нет. Со мной говорил не подросток, и она ничего у меня не просила. Никакого вознаграждения. — Я вдруг вспомнил. — Если кто-то из ваших сотрудников пошлет сообщение родителям, что его ребенок здесь, это будет нарушением правил?
  
  — Вы затронули очень важный вопрос. — Лицо Морган стало серьезным. — Больше всего мы хотим, чтобы дети воссоединились с родителями, хотя некоторые из мамаш и папаш не заслуживают этого. Вы не представляете, какие мучения приходится переносить детям. Да, они не ангелы. Но разве можно так с ними обращаться? Особенно лютуют отчимы с девочками. Некоторых избивают в кровь, других пытаются затащить в постель. У нас бывали дети, чьи родители пьяницы и торговцы наркотиками. В прошлом году к нам попала девочка, которую мама заставляла заниматься проституцией. Сама она вышла в тираж и решила, чтобы дочка продолжила семейный бизнес.
  
  — Боже!
  
  — Она сейчас снова где-то в бегах. На прошлой неделе к нам пришел мальчик, так вы бы видели его кожу. Ужас. Это папаша постарался. Его злило, что сын не хочет принимать душ по его приказу. Так он волок его в гараж и совал в мойку. Вы что-нибудь подобное встречали?
  
  Я молчал.
  
  — Так что мы не очень склонны звонить таким мамашам и папашам и предлагать забрать ребенка домой.
  
  — Я понял.
  
  — Дети нам доверяют. Они должны доверять, иначе мы не сможем им помочь.
  
  — Значит, если вы узнаете, что кто-то из ваших сотрудников это сделал, он будет уволен?
  
  — Не исключено.
  
  — Так, может быть, эта женщина, которая мне звонила, действительно работает здесь, но назвала придуманные имя и фамилию?
  
  Морган Донован покачала головой:
  
  — А зачем ей вообще было их называть?
  
  — Так вот же электронный адрес, — сказал я.
  
  Морган переписала его себе в блокнот.
  
  — Насколько мне известно, такого адреса ни у кого здесь нет. К тому же адрес «хотмэйл» можно получить очень быстро.
  
  — Да, — вынужден был согласиться я.
  
  — Так что скорее всего вас кто-то одурачил. — Поскольку я молчал, она добавила: — Хотите кофе или что-нибудь поесть? Я бы предложила вам скотча, но наш приют финансирует и опекает церковь, а они к виски относятся крайне неодобрительно. Так что сейчас у нас здесь ничего нет. А вот кофеварка работает непрерывно с девяносто второго года. И представьте, ни разу не сломалась. Вот какие раньше делали вещи. Хотите чашечку? Или, может быть, колы?
  
  Я кивнул.
  
  — Лен! — крикнула Морган. Через несколько секунд он сунул в кабинет голову. — Принеси нам пару баночек диет-колы.
  
  Он скрылся. Было слышно, как скрипнула дверца старого холодильника, затем он вернулся с одной банкой и бумажным стаканчиком.
  
  — Это все, что осталось. — Лен поставил их на стол и вышел.
  
  Морган начала сдвигать в сторону папки на столе.
  
  — Позвольте мне помочь, — предложил я, но она улыбнулась:
  
  — Я довольно прилично справляюсь и одной рукой. Привыкла. Но знаете, что меня выводит из себя? Краны в общественных туалетах. Где вода идет, только когда вы на него нажимаете. Я нажимаю этот чертов кран, подставляю руку, а воды нет. У меня всего один кулак, но если бы мне попался этот идиот, который придумал такой кран, я бы выбила ему все зубы.
  
  Я принужденно улыбнулся.
  
  — Вы имеете привычку высовывать руку в окно, когда едете в машине? — неожиданно спросила она.
  
  — Иногда так делаю.
  
  Она усмехнулась:
  
  — Мы ехали с мужем. Он сидел за рулем, я расслабилась рядом и свесила руку в окошко. Так представьте, мой кретин проехал на красный и столкнулся боком с «фордом-эксплорером». Его передняя декоративная решетка отсекла мне руку. Конечно, если бы мы не были тогда вдрызг пьяные, этого бы не случилось. А потом пошло-поехало. Я без руки была для него ежедневным напоминанием, что это его работа. Так что вскоре этот сукин сын отвалил. Но у меня все же осталась одна рука, чтобы помахать ему на прощание.
  
  Она открыла банку диет-колы, налила в бумажный стаканчик до краев и протянула мне, а сама начала медленно потягивать то, что осталось в банке.
  
  — Странно. Зачем ей было называть свое имя?
  
  — Думаю, ей хотелось, чтобы я поверил. Она даже прислала фотографию моей дочери, сделанную мобильником.
  
  — Вот как?
  
  — Сидни попала в кадр, видимо, случайно. — Я глотнул диет-колы из стаканчика, только теперь осознавая, насколько пересохло в горле. — Но это она. Несомненно.
  
  Морган задумчиво кивнула:
  
  — Трудно понять, зачем все это придумано. Но наверняка есть причины. — Она помолчала, затем спросила: — Где вы остановились?
  
  — Нигде, — ответил я. — Прямо из аэропорта поехал сюда. Думал, может, если сразу найду Сид, мы успеем на обратный ночной рейс.
  
  Она сочувственно улыбнулась:
  
  — Оптимист. Давно не встречала таких, даже забыла, что они существуют. Напишите мне номер вашего мобильного. Я помещу снимок вашей дочери на доску объявлений и предупрежу всех сотрудников. Если появятся новости, позвоню вам.
  
  — Спасибо. Я вам очень признателен. — Я допил то, что осталось в стаканчике. Посмотрел на нее: — Вы не возражаете, если я поспрашиваю ваших сотрудников насчет Сид и Йоланды Миллс?
  
  — Конечно, возражаю. Я же сказала, что постараюсь вам помочь. Этого достаточно. А баламутить моих людей нечего. — Она встала. — Пойдемте.
  
  Я вышел за ней в коридор, а затем в холл, где подростков стало еще больше, чем когда я пришел. Морган прикрепила на доску объявлений фотографию Сид и внизу приписала фломастером: «Тот, кто видел эту девушку, пусть зайдет к Левше».
  
  Лицо Сидни тут же потонуло во множестве других, потому что доска объявлений приюта была похожа на коллаж фотографий выпускников школы. Их тут было не меньше сотни. Мальчики и девочки. Белые, черные, латиносы, азиаты. Некоторым по десять-двенадцать, другие выглядели чуть ли не под тридцать. Потерянное поколение.
  
  Я растерянно смотрел на доску.
  
  — Да, — произнесла Морган. — Задача непростая.
  
  Перед уходом я попросил у Лена лист бумаги. Приклеил посередине фотографию Сид и внизу написал печатными буквами: «ЭТО СИДНИ БЛЕЙК. ЕСЛИ ВЫ ЕЕ ВИДЕЛИ ГДЕ-НИБУДЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЗВОНИТЕ». Ниже я приписал свои имя, фамилию и номер мобильного.
  
  Затем нашел поблизости магазин с ксероксом и сделал сто экземпляров. Я все еще не верил в обман. Зачем Йоланде меня дурачить? Какая ей от этого выгода? Наверняка произошло какое-то недоразумение. В любом случае если Сид была в этом районе даже два раза, то могла зайти в какое-то из ближайших заведений. Может быть, искала работу. В общем, надо поспрашивать.
  
  Владельцы магазинов вежливо брали листок, бросали взгляд и откладывали. Некоторые пожимали плечами. Были такие, кто, посмотрев, комкали листок и бросали в урну.
  
  Злиться на них не было ни сил, ни времени. Я просто направлялся в следующий магазин. И занимался этим примерно до девяти часов.
  
  Начал моросить мелкий дождь. Я зашел в закусочную, как раз напротив приюта «Второй шанс», и занял место у окна. Положил на стол мобильник, заказал горячий бутерброд с индейкой, кофе и принялся наблюдать, не отрывая глаз от входной двери приюта. Уличный фонарь давал достаточно света, чтобы разглядеть, если Сид появится.
  
  Я механически съел ужин. Затем снова набрал номер Йоланды Миллс. Никто не ответил, и сообщение оставить было нельзя.
  
  Только я положил телефон на стол, как он зазвонил. Я схватил его так стремительно, что уронил вилку.
  
  — Слушаю.
  
  — Это я, — сказала Сьюзен.
  
  — Привет. — Я допил остатки кофе. — Сколько у вас сейчас времени? Наверное, за полночь.
  
  — Я ждала твоего звонка всю ночь. Не могла заснуть.
  
  — Извини, но пока порадовать тебя я ничем не могу.
  
  — Голос у тебя такой усталый.
  
  — Я сейчас в закусочной. Потом пойду искать где остановиться. Завтра думаю начать пораньше. Буду объезжать приюты, куда могла зайти Сид.
  
  — А что эта женщина, которая тебе звонила?
  
  — Ее никто здесь никогда не видел.
  
  Сьюзен вздохнула:
  
  — Что же это за напасть такая?
  
  Я попытался ее утешить:
  
  — Ладно, не будем терять надежду.
  
  Разговаривая, я не переставал наблюдать за приютом «Второй шанс».
  
  Теперь там у входа появилась девушка. Блондинка.
  
  — Как что-нибудь узнаешь, сразу звони, — сказала Сьюзен.
  
  — Конечно. — Я замолк на пару секунд, вглядываясь в девушку. — Послушай, Сьюзи, а какие отношения были у Сид и Эвана? Накануне ее исчезновения.
  
  — Не знаю. По-моему, не очень близкие. Ну, они были, конечно, вежливы друг с другом за столом, но что-то не помню, чтобы куда-то вместе ходили.
  
  — На чем он зациклен, как ты думаешь?
  
  — Что значит «зациклен»?
  
  — Ну если он ворует у тебя, сидит целыми днями за компьютером. Это же не просто так. Он что-то там копает.
  
  — Не знаю. Может, слушает музыку. Или занят с программой, которая может создавать музыку на компьютере.
  
  Я продолжал наблюдать за девушкой.
  
  — Послушай, а не мог ли Эван увлечь Сид в то, на чем зациклился?
  
  — Понятия не имею, потому что…
  
  — Сьюзен. Алло.
  
  — Извини. Я закрыла дверь. Не хочу будить Боба. Нет, я не думаю, что Сид могла впутаться во что-то с Эваном.
  
  Девушка явно кого-то ждала, все время находясь в тени.
  
  Давай же, давай, выйди хотя бы ненадолго!
  
  — А сегодня вечером я снова видела мини-вэн, — сообщила Сьюзен.
  
  — Какой мини-вэн? — спросил я. Девушка шагнула вперед, и на одно короткое мгновение мелькнула на свету ее лицо. Она посмотрела вдоль улицы, затем вернулась в тень.
  
  — Ну тот, который, я думаю, следит за нашим домом.
  
  Я понял, о какой машине идет речь, с первого раза, но мне было трудно поддерживать разговор и наблюдать за девушкой.
  
  — Когда ты его видела?
  
  — Сегодня вечером. Пару часов назад. Как стемнело, я случайно увидела тот самый мини-вэн. Он стоял от нас через два дома. Когда я вышла, он вдруг завелся, сдал задом до угла и скрылся.
  
  Справа к приюту приближался парень. Когда он подошел ближе, девушка бросилась к нему в объятия. Он стоял ко мне спиной, так что я видел только руки и макушку девушки.
  
  — Я переживаю, — продолжала Сьюзен. — А Боб говорит, что это паранойя. Что из-за Сид я стала сама не своя.
  
  Парень и девушка стояли теперь на свету, но ее лица я по-прежнему не видел. Она спрятала его у парня на груди. Это была не Сид. Наверное, нет. Ноги короче и вообще.
  
  Они двинулись по улице. Еще минута, и исчезнут.
  
  — А я уверена, что этот мини-вэн стоит на нашей улице не просто так. Может, их интересует Боб, а может, Эван?
  
  Девушка вдруг откинула голову и отбросила назад волосы.
  
  Я видел такой жест у Сид тысячу раз.
  
  — Сьюзен, я должен отойти на минутку. Подожди.
  
  — Что случилось?..
  
  Я выбежал из закусочной, оставив там сумку и телефон на столе. Перебежал улицу, заставив водителей ударить по тормозам. Загудели клаксоны. Один обозвал меня придурком.
  
  Они были в сорока метрах впереди. Шли, держась за руки. Он обнимал ее за талию, она просунула большой палец в шлицу его пояса.
  
  Расстояние между нами быстро сокращалось.
  
  — Сид! — крикнул я. — Сид!
  
  Девушка не успела повернуться, как я силой развернул ее к себе.
  
  — Сид!
  
  Это была не она.
  
  Девушка вырвалась, а ее дружок сильно оттолкнул меня обеими руками. Я попятился, зацепился за что-то и приземлился на зад.
  
  — Вали отсюда, козел вонючий! — буркнул парень.
  
  Он схватил девушку за руку, и они быстро перешли на другую сторону улицы.
  Глава тринадцатая
  
  Проснувшись утром, я собирался взять напрокат автомобиль, но передумал. Город незнакомый, на Нью-Йорк совсем не похож. Так что замучаешься искать эти приюты. Мне повезло договориться с таксистом на стоянке рядом с отелем. За двести долларов он согласился возить меня от приюта к приюту.
  
  — Это займет у нас времени до полудня, — заметил он.
  
  — Хорошо, — сказал я. — Подождите, пока я найду банкомат.
  
  В отеле был компьютер, поэтому у меня уже был готов список местных приютов с адресами, который я и вручил таксисту. Вместе с деньгами.
  
  Мы объехали все приюты к половине двенадцатого. В каждом я пробыл недолго. И в каждом все было одинаково. Я показывал фотографию Сид, оставлял несколько листовок с ее фотографией и номером моего мобильного. Иногда останавливал подростков, совал им фотографию.
  
  Ни один не узнал Сид.
  
  Об Йоланде Миллс тоже никто ничего не слышал. А я спрашивал всюду, куда заходил.
  
  — Может быть, вы знаете еще какие-то приюты, которых нет в списке? — спросил я таксиста.
  
  — Я даже не знал, что существуют эти, — ответил он, повернувшись на сиденье, чтобы посмотреть на меня.
  
  К приборной доске у него был прикреплена кукла — «китайский болванчик» в виде головы Иисуса, которая во время езды дергалась. Таксист, человек крепкого сложения, пару дней не бритый, вел долгие разговоры по телефону с женой, обсуждая разные семейные дела.
  
  — Ну тогда везите меня в главное полицейское управление, — сказал я. — Там и расстанемся.
  
  Таксист вздохнул:
  
  — Да, тяжелая у вас история с дочкой. Я вам сочувствую.
  
  — Спасибо.
  
  — А может быть, — заметил он, — вам не стоит так изводить себя? Подождите, пусть девчонка перебесится, и когда ей понадобится ваша помощь, сама явится домой.
  
  — А если она попала в беду? — возразил я. — И ждет, когда я ее найду?
  
  — Тогда другое дело.
  
  Я вошел в вестибюль управления полиции Сиэтла на Двенадцатой авеню. Сказал женщине за стойкой дежурного, что мне нужно поговорить с кем-нибудь по поводу пропавшей семнадцатилетней дочери.
  
  Вскоре появился офицер, представившийся Ричардом Баттрамом, и проводил меня в свободную комнату. Я рассказал ему о пропаже Сидни и о том, как оказался в Сиэтле.
  
  Дал офицеру одну из моих листовок.
  
  Он все терпеливо выслушал.
  
  — Выходит, вы знаете о том, что ваша дочь находится в Сиэтле, только со слов этой Йоланды Миллс?
  
  — Да, — согласился я. — Но она даже прислала мне ее фотографию.
  
  — И какой у нее номер телефона?
  
  Я продиктовал.
  
  — Давайте позвоним, — предложил он, набирая номер. Послушал гудки секунд тридцать и положил трубку. Затем поднялся. — Я отлучусь на несколько минут.
  
  Вернулся Баттрам минут через пятнадцать. Мрачный.
  
  — Я проконсультировался с детективом, который занимается различными махинациями с мобильными телефонами. Он считает, что это одноразовый телефон. Такие продаются в супермаркетах. По ним звонят один-два раза и выбрасывают. — Баттрам посмотрел на меня с сочувствием. — Я возьму вашу листовку, поработаю с ней, но не хочу вас обнадеживать.
  
  Я поблагодарил.
  
  — Эта женщина не заикалась насчет вознаграждения?
  
  — Нет.
  
  — Тогда я не знаю, что об этом думать. — Баттрам встал проводить меня в вестибюль.
  
  — Похоже, Сидни никогда не была в Сиэтле, — сказал я. — Но мне как-то боязно улетать. Все кажется, что нужно еще походить по приютам, и, может быть, она появится.
  
  — Вы сделали что могли, — твердо произнес Баттрам. — И Морган из «Второго шанса» обещала вам помощь. Я ее знаю, она очень дельная. Если сказала, что проследит, значит, сделает. Не сомневайтесь.
  
  Он пожал мне руку и пожелал удачи. Я простоял на тротуаре перед управлением полиции пять минут, затем добрался до отеля. Заказал билет на самолет и расплатился на ресепшене.
  
  Рейс был у меня на десять вечера, и в аэропорт Ла-Гуардиа он прибывал с учетом разницы во времени где-то к шести утра. Времени у меня еще было в избытке, и я не нашел ничего лучшего, как направиться в закусочную напротив «Второго шанса» и занять тот же столик. Я понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать.
  
  Четыре часа я просидел в этой закусочной, наблюдая за приютом. Съел полный обед, а потом каждые полчаса заказывал кофе.
  
  Как и следовало ожидать, у приюта не появилась ни одна девушка, даже отдаленно похожая на Сид.
  
  Я доехал на такси до аэропорта и уселся на скамью в зале отлетов, тупо уставившись в одну точку, ожидая, когда объявят мой рейс. За это время мобильник звонил дважды. Первым был звонок от Сьюзен. Она все еще надеялась на хорошие новости. Пришлось ее разочаровать.
  
  Следующий был от Кейт.
  
  — Извини, — сказала она. — Я вчера вроде как потеряла голову.
  
  Я молчал.
  
  — Ты в Сиэтле, да?
  
  — Кейт, я не могу сейчас говорить.
  
  — Но я просто позвонила извиниться.
  
  Может, если бы я не был таким усталым и сломленным неудачей, то, наверное, постарался бы быть поделикатнее. А тут взял и выпалил:
  
  — Хватит, Кейт. Между нами все кончено. И не надо мне больше звонить.
  
  Кейт быстро нашлась с ответом:
  
  — Ах ты, говнюк, поганый засранец! Я почувствовала это сразу, как познакомилась с тобой. К тому же ты еще и полный идиот. Ты…
  
  Я разъединился и сунул телефон в карман.
  
  Обычно в самолете я с трудом засыпаю, но сейчас изнеможение сломило меня и почти весь полет я провел во сне. И это была не просто физическая усталость. Я был подавлен, сокрушен, переполнен отчаянием. Перелетел в другой конец страны, думал, привезу обратно дочь.
  
  И вот возвращался один.
  
  Самолет приземлился по расписанию, но в зал прилетов я вышел где-то в девять тридцать, а к дому в Милфорде подъехал уже к полудню.
  
  Устало дотащился до двери с сумкой на плече. Вставил ключ в замок, открыл.
  
  В доме был полный разгром.
  Глава четырнадцатая
  
  — Расскажите, пожалуйста, еще раз, — попросила Кип Дженнингз. — Для меня.
  
  — Значит, я вошел в дом, а тут все перевернуто вверх дном, — сказал я.
  
  — Когда это было?
  
  Я глянул на часы на кухне.
  
  — Примерно полтора часа назад.
  
  — Вы что-нибудь трогали?
  
  — Только поставил эти часы обратно на каминную доску. Они — память о моем отце.
  
  По дому шастали двое копов в форме. Фотографировали, что-то бормоча себе под нос. Оказалось, что в подвале было разбито окно.
  
  — Как долго вы пробыли в Сиэтле?
  
  — Около двух суток.
  
  — И как ваша дочь?
  
  — Я ее не нашел.
  
  Глаза Дженнингз на мгновение потеплели.
  
  — Значит, вы вернулись домой, открыли дверь. Кого-нибудь видели? Может, когда вы подъехали, кто-то убегал?
  
  — Нет.
  
  В доме было все перевернуто. В гостиной подушки сброшены с дивана и кресел. И все порезаны. Полки опустошены, шкафы тоже. Книги разбросаны по полу, вместе с компакт-дисками. Музыкальный центр сброшен с полки и разбит.
  
  На кухне то же самое. Весь пол покрыт кукурузными хлопьями. Там же валялось содержимое холодильника. Его дверца была оставлена открытой.
  
  Наверху в моей спальне был кавардак. Все одежда из шкафа разбросана по полу, даже не видно было ковра. Носки, нижнее белье, рубашки.
  
  В спальне Сид то же самое. Хорошо, что большая часть ее одежды осталась у матери.
  
  Комнату, где стоял компьютер, тоже не пощадили.
  
  Правда, подвалу ущерб был нанесен минимальный. Открыли стиральную машину и сушилку и рассыпали по полу содержимое коробки с порошком «Тайд». И еще вывалили на пол инструменты из ящика, стоявшего на верстаке.
  
  Там были несколько коробок со всякой всячиной. Вещи, которые жалко выбрасывать. Рисунки Сид из детского сада, фотографии, старые книги, деловые бумаги родителей. В коробках порылись, но перевертывать не стали.
  
  — Может, это хулиганы-подростки? — предположил я.
  
  Дженнингз посмотрела на меня:
  
  — Что-нибудь украдено?
  
  — Не знаю. Надо проверять.
  
  — Ваш компьютер пропал?
  
  — Нет, стоит на месте.
  
  — А ноутбук дочери?
  
  — То же самое.
  
  — А ведь ноутбук легко унести, — заметила Дженнингз.
  
  — Пожалуй.
  
  — А столовое серебро?
  
  — Вон разбросано на полу.
  
  — А плейеры и другие мелкие вещицы, которые помещаются в карман?
  
  — У меня нет плейера. А плейер Сид сейчас в моей машине. Но они не взяли маленький телевизор. — Я показал на телевизор, висящий над кухонным шкафом.
  
  — Они его даже не сломали. — Кип Дженнингз недоуменно пожала плечами. — Вы держали дома какие-то деньги?
  
  — Немного, — ответил я. — Вон в том ящике. Несколько купюр, пятерки, десятки. Чтобы расплатиться за пиццу и другое.
  
  — Посмотрите, — попросила она.
  
  Я открыл ящик. Денег там не было.
  
  — Еще что-нибудь пропало? Посмотрите.
  
  — По-моему, нет.
  
  — Вряд ли это художества подростков. Они обычно разрисовывают стены красками из спрея. Разбивают телевизоры. Иногда испражняются на ковер. И конечно же, прихватывают с собой все, что найдут ценное и негромоздкое. Думаю, ноутбук они бы вам никогда не оставили. — Она помолчала. — Нет, здесь что-то искали. И довольно рьяно.
  
  — И что же?
  
  — Это вы мне скажите.
  
  — Вы думаете, я знаю и скрываю?
  
  — Нет. Но вы лучше меня знаете, что может быть спрятано в вашем доме.
  
  — Я ничего здесь не прячу.
  
  — Может, спрятали не вы.
  
  — Что это значит?
  
  — Это значит, — сказал Кип Дженнингз, — что ваша дочь пропала и вы не знаете почему. Она говорила вам, что работает в отеле, а там о ней никто ничего не слышал. Это наводит на мысль, что дочь не была с вами полностью откровенной. Так что, возможно, она что-то прятала в доме и этим секретом с вами не поделилась.
  
  — Не может быть.
  
  — Искали тут тщательно. За годы, что я работаю в полиции, мне редко доводилось видеть такие погромы. На это требуется время. Значит, гости знали, что их никто не потревожит. — Она посмотрела мне в глаза: — Кто знал о вашей поездке в Сиэтл?
  
  Я начал вспоминать. Кейт. Лора Кантрелл. Мой коллега Энди Герц. Сьюзен и Боб с Эваном. И каждый из них мог кому-нибудь рассказать.
  
  Но я пропустил очевидное.
  
  Йоланду Миллс. Выступавшая под этим именем женщина знала о моей поездке в Сиэтл. Практически она меня туда и направила.
  
  — Выходит, это было спланировано, — сказал я.
  
  — Что?
  
  — Меня подтолкнула к отъезду та женщина, которая сообщила, что видела мою дочку в Сиэтле. Она совершенно точно знала, что меня не будет дома.
  
  — Напомните мне, пожалуйста, — попросила Кип Дженнингз.
  
  Я рассказал ей об Йоланде Миллс, о том, как не смог найти ее в Сиэтле, как тамошние копы определили, что она звонила мне с одноразового телефона.
  
  — Сиэтл выбран не случайно, — сказала Дженнингз. — Это один из самых дальних регионов нашей страны. Когда вы направлялись в аэропорт, они знали, что у них в запасе не меньше двух суток.
  
  — Но она прислала мне фотографию, — вспомнил я. — На ней Сид, я в этом совершенно уверен.
  
  — Могу я ее увидеть?
  
  — В компьютере, — сказал я.
  
  Мы поднялись в кабинет, где повсюду были разбросаны книги и другие вещи. Системный блок и монитор компьютера были перевернуты, но не повреждены. Я включил и открыл фото, присланное Йоландой Миллс.
  
  — Скверная фотография, — заметила детектив. — Лица совсем не видно.
  
  — Зато хорошо виден шарфик, — возразил я. — Видите, вот этот, на ее шее. Кораллового цвета, с бахромой. Я знаю этот шарфик. Мать подарила ей не так давно. К тому же волосы, нос, осанка. Это она — голову даю на отсечение.
  
  Дженнингз наклонилась и долго рассматривала шарфик. Затем неожиданно направилась к двери, бросив на ходу:
  
  — Я вернусь через минуту.
  
  Я сел за компьютер. Проверил почтовый ящик. Там ничего не было, кроме спама.
  
  В дверях появилась Дженнингз с чем-то ярким и цветастым в руке. Она протянула это мне:
  
  — Вот какой-то шарфик. Когда я осматривала комнату вашей дочери, это вещица привлекла меня своим цветом. Он валялся на полу вместе со всем остальным.
  
  Я вертел шарфик в руках.
  
  — Это он? — спросила детектив.
  
  Я медленно кивнул:
  
  — Да, тот шарф.
  
  — Ну, если на вашей дочери был этот шарфик несколько дней назад в Сиэтле, как же он оказался здесь, в этом доме?
  
  Хороший вопрос.
  
  У меня не было даже времени как следует подумать, потому что в комнату заглянул полицейский.
  
  — Идите посмотрите, — произнес он, обращаясь к Дженнингз. — Там кое-что нашли.
  Глава пятнадцатая
  
  Коп повел Дженнингз в мою спальню. Я последовал за ними. Посередине кровати лежала подушка без наволочки. Рядом — прозрачный пластиковый пакетик с белым порошком.
  
  — Вот это обнаружили в подушке, — сказал коп. — Я заметил небольшую выпуклость под наволочкой.
  
  Детектив Дженнингз взяла пакетик за угол большим и указательным пальцами.
  
  — Так-так.
  
  — Это то самое? — спросил я.
  
  Она внимательно посмотрела на меня. И коп тоже.
  
  — Что значит «то самое»?
  
  — Наркотик?
  
  — Пока не знаю. Но если это действительно наркотик, то как он оказался в вашей подушке?
  
  — Понятия не имею, — ответил я.
  
  — Что, даже никаких предположений?
  
  — А что предполагать? Его кто-то сюда положил.
  
  Коп усмехнулся.
  
  Дженнингз кивнула:
  
  — С этим трудно не согласиться.
  
  — Я не спал на этой кровати двое суток. Тогда в подушке ничего не было. Кто-то положил пакет в мое отсутствие.
  
  — Выходит, дом посещали дважды, — со вздохом произнесла Дженнингз. — Вначале кто-то пришел, чтобы спрятать в подушку наркотик — правда, еще нужно проверить, что в пакете действительно наркотик, — а затем сюда вломился кто-то другой и начал его искать.
  
  — Не знаю. По правде говоря, меня больше беспокоит, как шарфик моей дочери оказался здесь, если был на ней в Сиэтле, как это видно на фотографии.
  
  — Давайте пока оставим это, — сказала Дженнингз, кладя пакетик на кровать. — А займемся данным предметом. Предположим, кто-то другой, не вы, спрятал его в вашей подушке. Под наволочку. Но разве это не глупо? Вы бы обнаружили его сразу же, как легли.
  
  — Вы намекаете, что пакетик мой, верно? Так что же это, выходит, я его тут спрятал, а затем пригласил вас, чтобы вы нашли. И если в мой дом проникали дважды — один раз, чтобы спрятать наркотик, а затем во второй раз, другие люди пытались его найти, — как же они, черт возьми, его просмотрели? Все перевернули вверх дном, а наркотик, лежащий почти на виду, не заметили? Вашему сотруднику хватило на это десяти минут. Странно, не правда ли?
  
  Дженнингз молчала, задумчиво потирая подбородок.
  
  — Наркотик можно было положить в подушку и после того, как в доме был совершен погром.
  
  — Зачем прятать сюда? — показал я на подушку. — Чтобы я быстро его обнаружил?
  
  Она внимательно посмотрела на меня:
  
  — А если это ваш наркотик?
  
  — Как же это вы себе представляете? Я захожу в дом, вижу беспорядок и сразу же иду в спальню, достаю из кармана пакетик и прячу в подушку. А потом звоню в полицию. Замечательно.
  
  — Мистер Блейк, у вас есть адвокат? — спросила детектив Дженнингз.
  
  — Мне он не нужен.
  
  — Может понадобиться.
  
  — Нет. Мне необходимо, чтобы вы помогли разобраться в происходящем и нашли дочь.
  
  — Кстати, вашей дочери не нужно было сюда вламываться. Бить окно в подвале. Ведь у нее были ключи.
  
  — Вы думаете, что это Сидни была здесь? Вернулась и спрятала наркотик в мою подушку?
  
  Кип Дженнингз подошла ближе. Почти вплотную.
  
  — Насколько хорошо вы знаете свою дочь, мистер Блейк?
  
  — А вы хорошо знаете свою?
  
  Она и бровью не повела.
  
  — Вы знаете всех ее приятелей? Куда она уходила по вечерам? Знаете, с кем она общается по Интернету? Вы уверены, что Сидни никогда не пробовала наркотики? Вам известно, ведет ли она половую жизнь и насколько активно?
  
  — Никто из родителей этого не знает, — сказал я. — Невозможно представить, чтобы Сидни была как-то связана с наркотиками.
  
  — Послушайте, мистер Блейк, ваша дочь пропала. Ее автомобиль брошен. На нем найдены следы крови. Вам что, этого мало?
  
  — Но я не…
  
  — Вам нужно наконец осознать, что это возможно. Что Сидни могла быть замешана в каких-то нехороших делах. Могла связаться с нехорошими людьми. Он говорила вам, что работает в отеле. Это оказалось неправдой. Но она могла лгать вам и насчет всего остального.
  
  Я вышел из комнаты не дослушав. Направляясь на кухню, крикнул другому полицейскому:
  
  — Уходите!
  
  — Что?
  
  — Уходите из моего дома.
  
  — Оставайтесь на месте, мистер Талботт, — твердо проговорила Кип Дженнингз, появившись сзади. — Мистер Блейк, вы не имеете права приказывать полицейским. Ваш дом — место преступления.
  
  — Но мне нужно начинать уборку, — бросил я в ответ. — Привести все в порядок.
  
  — Пока нельзя. Вы начнете что-то делать, только когда я разрешу. И вам придется сегодня найти другое место для ночлега.
  
  — Вы выгоняете меня из собственного дома?
  
  — Да, именно это я и делаю. Ваш дом является местом преступления, включая спальню. Особенно при выявившихся обстоятельствах.
  
  Я расстроенно взмахнул рукой:
  
  — Мне казалось, что вы призваны помочь.
  
  — Я веду расследование, мистер Блейк. Это моя помощь. До сих пор мне казалось, что вы со мной честны. Рассказываете все, что знаете, ничего не скрываете. Но теперь у меня зародились сомнения. Вот почему, я думаю, вам следует поговорить с адвокатом.
  
  — Вы серьезно намереваетесь обвинить меня в хранении наркотиков?
  
  Она посмотрела мне в глаза:
  
  — Я дала хороший совет, и, думаю, вам следует его принять.
  
  Я молчал, и она продолжила:
  
  — Вас намеренно заманили в Сиэтл, чтобы порыться в доме. Может быть, к этому причастна ваша дочь.
  
  — Это невозможно, — сказал я. — Женщина, с которой я говорил по телефону, была не она.
  
  Дженнингз пожала плечами:
  
  — С ней мог быть кто-то еще.
  
  Из всего, что тут наплела Дженнингз, это предположение показалось мне самым смехотворным.
  
  Но злиться уже не было сил.
  
  — Я забыл сказать вам еще кое-что.
  
  — Говорите, — сказала Дженнингз.
  
  — За домом моей бывшей жены кто-то наблюдает.
  
  Она нахмурилась:
  
  — Что значит «наблюдает»?
  
  — Сьюзен несколько раз замечала машину, которая подолгу стояла недалеко от ее дома. Она даже заметила, что там кто-то курил. Это ведь не полиция?
  
  — Насколько мне известно, нет, — ответила детектив. — Она записала номер машины?
  
  — Нет.
  
  — Скажите ей, чтобы в следующий раз записала. И я проверю, что это за машина.
  
  — Спасибо.
  
  Мой взгляд блуждал по разгромленной кухне и случайно остановился на открытом ящике шкафа, где лежали деньги.
  
  И я подумал, что, наверное, пора побеседовать с Эваном.
  
  По пути в «Бобс моторс» я попал в место, где вели дорожные работы. Здесь на сравнительно небольшом участке была лишь одна полоса. Я не стал суетиться и пропустил «тойоту-сиенну». Водитель меня поблагодарил взмахом руки.
  
  Следом попросился вперед синий мини-вэн. Я и его пропустил, заметив сзади надпись «Цветы от Шоу». И вспомнил Айана, который наверняка сидит там за рулем.
  
  Он тогда очень невнимательно смотрел фотографию Сид. Может, стоит попросить его взглянуть еще раз?
  
  Айан включил указатель правого поворота.
  
  Я повторил его маневр и последовал за ним в старый жилой район с деревьями, образующими навес над улицей. Он остановился у двухэтажного дома в колониальном стиле, а я проехал еще метров двадцать.
  
  Айан вылез. Были видны свисающие из ушей белые проводки, которые прятались в кармане рубашки. У него был такой же плейер, как у Сид. Он достал из машины большой букет и понес к дому.
  
  Я вылез и подошел к его машине. Айан позвонил в дверь. Открыла женщина, взяла цветы, потом он быстро пошел обратно.
  
  Увидев меня у машины, вздрогнул.
  
  — Здравствуй, Айан, — сказал я.
  
  Он вытащил из ушей наушники.
  
  — Что?
  
  — Ты Айан, верно?
  
  — Да.
  
  — Мы разговаривали недавно, когда миссис Шоу закрывала в конце дня магазин. Я показывал тебе фотографию моей дочки.
  
  — Да. — Он открыл дверцу машины.
  
  — Взгляни, пожалуйста, еще раз, — попросил я, доставая фотографию из пиджака.
  
  — Я же сказал тогда, что ее не знаю.
  
  — Это займет всего секунду, — настаивал я.
  
  — Ладно, — нехотя согласился он.
  
  На этот раз Айан рассматривал фотографию целых пять секунд. Затем вернул, пожав плечами.
  
  Я его поблагодарил.
  
  — Нет проблем, — ответил он.
  
  — Миссис Шоу сказала, что ты живешь за магазином?
  
  — Да.
  
  — Там у тебя квартира?
  
  — Что-то вроде. Не очень большая, но мне хватает.
  
  — Удобно жить рядом с работой, — заметил я. — Живешь один?
  
  — Да.
  
  — Давно работаешь у миссис Шоу?
  
  — Два года. Она моя тетя. Эта квартира за магазином ее, и я переехал туда после смерти мамы. А почему вы спрашиваете?
  
  — Просто так.
  
  — Извините, но мне нужно ехать по другим адресам.
  
  — Поезжай.
  
  Айан сел в машину, закрыл дверцу, пристегнулся ремнем, а затем резко рванул с места.
  
  Иногда мне попадался клиент, который, уже окончательно решив купить автомобиль, вдруг начинал паниковать. Он давно мечтал о таком автомобиле, но ведь теперь за него надо платить. И он нервничает, облизывает губы, потому что во рту пересохло. Уже не рад, что влез в это дело с головой.
  
  Айан был похож на такого клиента.
  
  — Зачем тебе Эван? — поинтересовалась Сьюзен.
  
  — Хочу задать ему пару вопросов о Сид.
  
  — Ты думаешь, я не спрашивала?
  
  — Может, надо спросить еще.
  
  — У тебя странный вид. Что-то случилось уже после возвращения из Сиэтла?
  
  Я собирался ей все рассказать, но не сейчас.
  
  — Так где он?
  
  — В гараже, готовит автомобиль к продаже.
  
  Я вышел, направляясь к небольшому гаражу в задней части площадки, где стояли машины перед передачей покупателям.
  
  Эван пылесосил задний коврик «доджа-чарджера», трехлетки, и не слышал, когда я его окликнул. Пришлось щелкнуть выключателем на пылесосе.
  
  Он развернулся и, увидев меня, радости не обнаружил.
  
  — Включите.
  
  — Мне нужно с тобой поговорить, — сказал я.
  
  — Папа велел подготовить машину через час.
  
  — Еще успеешь.
  
  — Что вы хотите? — Он убрал волосы с глаз, но они упали снова.
  
  — В мой дом вломились какие-то вандалы. И все там перевернули вверх дном.
  
  — А при чем тут я? — Он снова отбросил с лица волосы.
  
  — Не знаю. Может, ты мне расскажешь. И еще о том, что случилось с Сидни.
  
  — Я ничего не знаю.
  
  — Но ведь вы жили в одном доме.
  
  — Подумаешь, большое дело. Да, жили несколько недель. Она своей жизнью, я — своей.
  
  — И все?
  
  — Да, все. Встречались за едой. Иногда я просил ее освободить ванную, чтобы можно было помыться.
  
  Это он врал. В доме Боба было несколько ванных комнат.
  
  — Ты познакомил ее со своими приятелями?
  
  — Какими еще приятелями? — Он сердито посмотрел на меня.
  
  — Эван, а как у тебя с наркотиками? Употребляешь? А может, кто-то из приятелей их продает?
  
  — Вы спятили. Включите пылесос, мне нужно готовить машину.
  
  — У меня еще один вопрос к тебе, Эван. Почему ты воруешь?
  
  — Что?
  
  — Ты меня слышал.
  
  — Идите знаете куда…
  
  — Деньги, часы у Сьюзен.
  
  — Она их нашла.
  
  — Да, я слышал. Но насчет денег ты не отрицаешь?
  
  Этот вопрос застал его врасплох.
  
  — Папа знает, что вы со мной разговариваете?
  
  — Может, пойдем к нему и поговорим втроем? И я в его присутствии спрошу тебя, не ты ли побывал в моем доме.
  
  — Что мне там делать?
  
  — Не знаю. Вот ты мне и расскажи.
  
  — Вы охренели совсем.
  
  — А чем ты занимаешься, сидя часами за компьютером?
  
  Он насупился:
  
  — Это она вам рассказала?
  
  — Может быть.
  
  — Она не имеет права за мной шпионить только потому, что живет с моим отцом. А потом выбалтывать что высмотрела.
  
  — Знаешь, что я тебе скажу, Эван? Ты как-то обозвал мою бывшую жену нехорошим словом, и мне захотелось оторвать тебе голову. Но для меня главное сейчас найти Сид, поэтому я тебя прощаю. Но мне кажется, что исчезновение Сид как-то связано с тобой.
  
  Он покачал головой, пытаясь рассмеяться:
  
  — Ну, вы даете!
  
  Затем включил пылесос и продолжил работу.
  
  В этот момент в гараж вошел Боб. Мы поздоровались.
  
  Выходя, я сказал ему:
  
  — Следи за своим парнем. Как бы он не попал в беду.
  
  Когда я проехал пару миль, зазвонил мобильный. Это была Сьюзен.
  
  — Может, объяснишь, что случилось?..
  
  — Пока я был в Сиэтле, в наш… в мой дом влезли неизвестные. Все перевернули, что-то искали. Пропали деньги из кухонного шкафа. Немного. Может быть, что-то еще. Не знаю. А потом уже полицейские, когда осматривали дом, нашли в моей спальне пакетик с наркотиком.
  
  — Боже!
  
  — Я думаю, Эван темнит.
  
  — А вот с ним, Тим, лучше не связывайся. Пусть Боб разбирается.
  
  Затем позвонил Эдвин Четсуорт, адвокат по уголовным делам. Он работал в фирме, куда я обращался, когда нужно было уладить юридические вопросы. Особенно во время банкротства. Однажды клиент угрожал предъявить судебный иск мне лично наряду с автосалоном, где я работал, по поводу подержанного автомобиля, в котором обнаружилась лажа.
  
  Я позвонил в фирму перед отъездом в «Бобс моторс». Объяснил ситуацию. Там сказали, что это работа для Эдвина и он мне перезвонит.
  
  Сейчас я рассказал ему все подробно.
  
  — Буду очень удивлен, — произнес он, — если они предъявят обвинения по поводу наркотика. Хотя в этом пакетике может оказаться не наркотик, а пищевая сода.
  
  — Почему?
  
  — Потому что, по вашим словам, вы вызвали копов в свой дом, в котором побывали грабители. Будем их так условно называть. Так что наркотик в вашу подушку мог положить кто угодно. Судья отклонит обвинение, как только они откроют рты.
  
  — Вы уверены?
  
  — Нет. Но так мне подсказывает интуиция. А с детективом Дженнингз больше не разговаривайте.
  
  — Но она ищет мою дочь. Мне приходится с ней общаться.
  
  Четсуорт помолчал.
  
  — Я ей не доверяю. Если она снова заведет разговор о том, что случилось в вашем доме, без моего присутствия с ней не разговаривайте. У них нет возможности доказать, что эти наркотики были ваши.
  
  — Конечно, не мои.
  
  — Разве я вас об этом спрашивал?
  
  Сумка, с которой я ездил в Сиэтл, стояла в машине. Я вошел в дом с ней, но в таком хаосе разбирать не стал. А когда Кип Дженнингз не позволила мне ночевать в собственном доме, я взял сумку с собой.
  
  Поехал в торговый центр, поужинал пиццей с кофе. Понаблюдал за проходившими мимо молодыми людьми. Вглядывался в лица девушек.
  
  Такая вот у меня уже выработалась привычка.
  
  Затем сел в машину и поехал в «Бизнес-отель». За стойкой дежурили Картер и Оуэн.
  
  Я подошел и спросил номер.
  Глава шестнадцатая
  
  Не знаю, есть ли у них какие-то другие номера, но меня поселили в типовом, ничем не выделяющемся. На втором этаже.
  
  В центре двуспальная кровать с синим покрывалом без узора. По обе стороны лампы с белыми матовыми колпаками. Бежевые стены.
  
  Но кругом было чисто и опрятно. Видно, что за этим здесь следят. В ванной комнате мыло, шампунь, сушка для волос. В стенном шкафу мини-сейф с четырехзначным цифровым кодом, куда можно положить паспорт, видеокамеру и несколько тысяч в любой валюте.
  
  Отель еще не обзавелся модными плоскими телевизорами, которые вешают на стенку. На комоде громоздился аппарат, которому было на вид лет двадцать. Но все равно у постояльца, если ему захочется, была возможность заказать фильмы, в том числе и с такими названиями, как «Она неподражаема, когда глотает сперму».
  
  Я начал переключать каналы. Остановился на шоу доктора Фила. Сегодня он разбирался с одной несчастной семьей, состоящей, по всей видимости, из дураков, пожелавших выставить на развлечение миллионам свое грязное белье. Оставив телевизор работать на малой громкости, я стал смотреть в окно. Очень внимательно. Не знаю, что я ожидал там увидеть. Может быть, искал намек, куда могла деваться Сид?
  
  Наблюдая за проносящимися мимо автомобилями, я представлял, что еду в одном из них. И через несколько часов буду в Бостоне. А дальше Провиденс, затем — Мэн. А там недалеко и до Вермонта или Нью-Хэмпшира. Если я поеду в другую сторону, то через три часа окажусь в Олбани. Захочу быть ближе к дому, быстро попаду на Манхэттен. Там найти человека очень трудно.
  
  И это в тот же день, как сяду в машину. То есть через несколько недель человек может оказаться где угодно.
  
  Если он, конечно, еще жив.
  
  Я все это время сдерживался. Не давал мыслям заходить так далеко. Пока нет оснований думать, что с ней случилось что-то страшное. Она пропала — по крайней мере для Сьюзен и меня, — но в порядке.
  
  Конечно, следы крови в машине из головы выбросить было трудно.
  
  Там образовалась звуковая петля, которая проигрывалась все эти недели. Негромко, как фон.
  
  Это были вопросы, задаваемые снова и снова.
  
  Где ты?
  
  Что с тобой?
  
  Почему ты убежала?
  
  Что тебя напугало?
  
  Почему ты не даешь о себе знать?
  
  Ты ушла, потому что я спросил тогда о солнечных очках, а затем что-то случилось, что помешало тебе вернуться домой?
  
  Я посмотрел на часы. Десять. Вроде пора в постель. И я начал готовиться, хотя знал, что не засну.
  
  Расстегнул молнию на сумке, достал лосенка Милта, любимую игрушку дочки. Положил на кровать. Рядом пристроил мобильник. Разделся до трусов, пошел в ванную, почистил зубы, откинул одеяло, лег. Еще минут десять попереключал каналы, затем погасил свет.
  
  Пролежал полчаса, глядя в потолок.
  
  В комнате было светло от фар проезжающих по шоссе машин и неонового сияния реклам. Надо задернуть шторы, и, может быть, удастся заснуть.
  
  Я поднялся и встал у окна. Автомобилей на шоссе стало меньше. Слева сияли красные неоновые буквы порномагазина. Рядом было припарковано штук семь машин. Мужчины, всегда по одному, входили туда с пустыми руками и через некоторое время выходили с коричневыми пакетами, где лежали предметы для их вечерних развлечений.
  
  Из-за угла здания, со стороны цветочного магазина, вышел мужчина. Он направился на стоянку, где нажал кнопку устройства дистанционного управления. Вспыхнули стоп-сигналы мини-вэна. Он сел в него. Я был уверен, что это «тойота» с надписью «Цветы от Шоу».
  
  В такой час цветы не доставляют. Значит, Айан едет на свидание.
  
  Мини-вэн сдал задом и с шумом выехал на шоссе.
  
  В дверь постучали. Это было так неожиданно, что я подскочил. Затем подошел к двери и посмотрел в глазок. Там стояла менеджер отеля Вероника Харп.
  
  — Сейчас! — крикнул я. — Подождите, я оденусь.
  
  Я включил лампу у кровати, поспешно натянул штаны, рубашку и, застегивая, открыл дверь.
  
  Мы поздоровались.
  
  Вероника сейчас была одета по-другому. На ней были аккуратные джинсы, ярко-синяя блузка, туфли на высоких каблуках. Великолепные черные волосы, томные глаза. Разве скажешь, что эта женщина уже бабушка?
  
  Она посмотрела на мои босые ноги, незастегнутые пуговицы на рубашке.
  
  — Извините, я вас разбудила.
  
  — Нет, — произнес я с напряженной улыбкой. — Все в порядке. Я не спал.
  
  — Я ехала мимо и решила зайти на минутку. Картер сказал, что вы здесь сняли номер. Меня это удивило.
  
  — Вот, приехал переночевать.
  
  — Что-то случилось с вашим домом? — участливо спросила она. — Пожар?
  
  — Да. — Я махнул рукой. — Надеюсь, завтра смогу туда вернуться, привести дом хотя бы в относительный порядок.
  
  — Какая досада!
  
  Вероника по-прежнему стояла в дверях. Это было невежливо с моей стороны, и я пригласил ее войти. Она бросила взгляд на разобранную постель.
  
  — Я рада, что вы выбрали наш отель. Потому что тут недалеко есть и получше.
  
  — Мне этот стал как-то ближе, — мрачно заметил я.
  
  — Да, — согласилась она, улыбнувшись.
  
  Я бросил взгляд в окно. Мини-вэн со стоянки исчез.
  
  — Мне неудобно, что я зашла так поздно, — сказала Вероника. — Но захотелось вас проведать.
  
  — Что вы, я рад вас видеть, — заверил ее я. Рубашку удалось уже застегнуть, но босые ноги меня смущали. С другой стороны, не начинать же сейчас при ней надевать носки. — Как ваш внук?
  
  Вероника просияла:
  
  — Он чудесный мальчик. И такой смышленый. Наверное, когда вырастет, станет инженером или архитектором. У него есть детский строительный материал, так он в манеже играет с ним все время.
  
  — Это замечательно, — сказал я и после паузы спросил: — А почему Картер сказал вам, что я здесь?
  
  Вероника улыбнулась:
  
  — Он вам сочувствует. И знает, что мы с вами знакомы.
  
  — Наверное, я тут уже всем надоел.
  
  — Нет, — запротестовала Вероника. — Вас никто не осуждает. Любой в вашем положении, наверное, делал бы то же самое. — Она помолчала. — И сильный был в вашем доме пожар?
  
  — Не пожар это был. Ко мне в дом влезли грабители.
  
  — Боже! Грабители?
  
  — Это я их так называю. Они почти ничего не взяли. Только перевернули все вверх дном. — Дальше я собрался с духом и спросил: — У вас в отеле есть бинокль?
  
  — Бинокль? — удивилась она. — А зачем он вам?
  
  — Я люблю наблюдать за проезжающими машинами.
  
  — У нас здесь биноклей нет, — проговорила Вероника Харп. Мой ответ ее, видимо, не удовлетворил, однако допытываться она не стала. — Но вам в номер могут доставить пиццу или еще что-нибудь. Если хотите.
  
  — Спасибо. Мне ничего не нужно.
  
  Она осмотрела номер.
  
  — У вас тут все в порядке? Есть замечания?
  
  — Спасибо. Я всем доволен.
  
  Вероника повернулась и посмотрела на меня, подняв голову. Мы стояли довольно близко друг к другу.
  
  — Вы сегодня какой-то особенно подавленный.
  
  В ответ я вздохнул:
  
  — У меня сейчас очень тяжелая полоса.
  
  — Скажите, а до исчезновения дочери у вас были поводы печалиться?
  
  — Всякое бывало, — уклончиво ответил я. Хотелось побыстрее сменить тему. — А что у вас за жизнь? Чем занимается ваш муж?
  
  — Он умер два года назад, — произнесла она вполголоса. — Сердце.
  
  — Инфаркт? Так рано?
  
  — Он был на двадцать лет старше. Мне его так не хватает. — Вероника протянула руку и коснулась моей груди. Затем наклонилась. До поцелуя оставалось лишь одно мгновение, но я сжал ее плечи и мягко отстранил.
  
  — Вероника…
  
  — Я понимаю, — сказала она. — Вы не можете, потому что ваша дочка…
  
  — Дело в том…
  
  — У меня у самой жизнь была тоже не сахар. Одна неприятность за другой. Но если ждать, когда они закончатся, то так и проживешь, не получив никакого удовольствия.
  
  Часть моего существа была бы счастлива забыть все проблемы. На короткое время отодвинуть их в сторону, взять эту женщину, хорошую женщину, которая все понимает. Но я не мог.
  
  Она подошла к прикроватному столику и записала в блокноте с логотипом отеля номер телефона. Вырвала листок и протянула мне:
  
  — Если захотите со мной пообщаться или что-то понадобится, звоните. В любое время.
  
  — Спасибо, — пробормотал я, придерживая дверь, когда она выскользнула в коридор.
  
  Я постоял пару минут, прижавшись к двери спиной, затем выключил свет и подошел к окну. Мне не давал покоя Айан. Что-то в этом парне было неправильное. Что-то не то. Я хотел разузнать о нем побольше. И в данный момент для этого надо было продолжить наблюдение. Айан недавно куда-то уехал и может отсутствовать несколько часов. Что делать? Сидеть и смотреть в окно всю ночь?
  
  Я включил канал Си-эн-эн, затем подтащил к окну кресло и сел.
  
  Ну разве не глупо? Какого черта я этим занимаюсь? Смотрю в окно, ожидая возвращения этого придурка. Может, потому, что мне нужно хотя бы чем-то занять мысли, чтобы не сойти с ума?
  
  Я взял с кровати подушку и пристроил на подоконнике. Стало совсем удобно. Настолько, что я задремал. И проснулся от собственного храпа, сбитый с толку. Даже секунд десять не мог сообразить, где нахожусь. Часы в приемнике у кровати показывали четыре минуты первого.
  
  Так, понятно. Я в «Бизнес-отеле». Поселился здесь, потому что в моем доме кавардак.
  
  Я посмотрел в окно. Машин на шоссе стало еще меньше. Порномагазин по-прежнему был открыт, и рядом стояли два пикапа.
  
  На автостоянке тоже произошли изменения. Вернулся мини-вэн «тойота». Когда, сказать было трудно, но скорее всего Айан сейчас уже дома и…
  
  Погоди.
  
  Вот, открылась дверца. Значит, мини-вэн только что вернулся и Айан еще там.
  
  Дверца открылась, но Айан не вылез, а наклонился, как будто расстегивая ремень безопасности на пассажирском сиденье. Он находился в таком положении несколько секунд, а затем начал медленно что-то вытаскивать из машины. Медленно и осторожно. Вытащив, Айан забросил это на плечо, как мешок, и захлопнул дверцу. Когда он двинулся к дому, уличный фонарь осветил его достаточно, чтобы я увидел ношу.
  
  Это была девушка. Блондинка с длинными волосами.
  
  Ее голова безжизненно болталась.
  Глава семнадцатая
  
  Я схватил туфли и побежал к двери, решив, что надену в лифте. Затем вспомнил про телефон. Дернулся к кровати и схватил. Что-то свалилось в щель у стены, но мне было не до того.
  
  Я побежал по коридору, нажал кнопку лифта, затем быстро надел на босые ноги туфли. Прислушался. Кажется, лифт уже выключили. Ну и черт с ним. Всего-то второй этаж.
  
  Быстро спустившись, я рванул по вестибюлю к двери, на ходу крикнув сидящему за стойкой Картеру:
  
  — Вызовите полицию!
  
  Эта чертова раздвижная автоматическая дверь сработала так медленно, что я ее чуть не стукнул кулаком. А оказавшись наконец на улице, что есть мочи побежал к цветочному магазину, который был метрах в восьмидесяти впереди.
  
  Сердце в груди колотилось так бешено, что я на бегу молился, чтобы не случилось приступа. Вот так бегать мне, наверное, никогда еще в жизни не приходилось.
  
  «Это Сид, — мысленно повторял я. — Это она. У него. Она была там все это время».
  
  Что же, черт возьми, он делал с ней в мини-вэне? Перевозил с одного места на другое? Что ж, это имело смысл. Прятать свою жертву в квартире рядом с магазином было рискованно. Миссис Шоу могла что-то заметить.
  
  Вот она, дверь сбоку, ведущая в квартиру. Это была та дверь, потому что других здесь не было. Небольшое зашторенное окно.
  
  В квартире горел свет. Ну конечно, он еще не спит.
  
  Стучать я не стал. Просто дернул дверь.
  
  Она была заперта. Я ударил ее плечом.
  
  — Кто там? — послышался испуганный голос.
  
  — Открой! — крикнул я. — Открой дверь!
  
  — Кто это?
  
  — Открой, тебе говорю!
  
  — Я не открою, пока не узнаю, кто ты.
  
  Разбежавшись, я ударил дверь со всей силы. Замок сломался, и она держалась теперь на цепочке.
  
  В щель был виден Айан. Он стоял на маленькой кухне в трусах. Кожа бледная и веснушчатая.
  
  Второго удара цепочка не выдержала. Я ворвался в квартиру с воплем:
  
  — Где она?
  
  — Убирайся отсюда! — завопил Айан.
  
  Кухня у него плавно переходила в довольно просторную комнату. Стол, несколько стульев, кушетка, тумбочка с телевизором, DVD-проигрыватель, игровая приставка. Для молодого парня, который живет один, в квартире было на удивление опрятно. Никакой грязной посуды в раковине, никаких пустых банок из-под пива и коробок из-под пиццы. На кофейном столике сложена небольшая стопка журналов по видеоиграм.
  
  — Где она? — спросил я.
  
  — Кто?
  
  — Где она? — закричал я. — Говори.
  
  — Убирайся отсюда!
  
  В дальнем конце я увидел две двери и, оттолкнув парня, бросился к первой. Распахнул. Оказалось, что это вход в заднюю часть цветочного магазина.
  
  Я повернулся к другой двери, и, когда взялся за ручку, на меня сзади бросился Айан, как разъяренный кот. Ухватил руками за голову, пытаясь оттащить.
  
  Парень был щуплый, но отчаяние придавало ему силы. Он держался цепко. Пришлось развернуться и стукнуть его спиной о стену. Он упал на пол, но тут же вскочил и снова кинулся на меня. За это получил удар кулаком под левый глаз.
  
  Теперь мне никто не мешал войти в его спальню. Крохотную. У стены небольшой шкаф, дальше еще один, узенький, стенной. Односпальная кровать. Еще одна дверь вела в ванную комнату с туалетом.
  
  В постели под одеялом кто-то лежал. Судя по очертаниям, женщина. Лежала не двигаясь. Под наркотиком, подумал я. Или хуже.
  
  Из-под одеяла выбилось лишь несколько белокурых прядей. Несмотря на поднятый нами гвалт, она лежала не шевельнувшись.
  
  О Боже…
  
  — Сид, — позвал я и сел на край кровати, собираясь сдернуть одеяло.
  
  Айан стоял у двери, тяжело дыша, готовый снова броситься. Но я пригвоздил его взглядом к месту.
  
  — Попробуй только подойти. Клянусь, расстанешься с жизнью.
  
  Голос у меня был сдавленный. Воздуха не хватало. Пот капал со лба, рубаха прилипла к телу.
  
  Я сдернул одеяло с плеч девушки и охнул.
  
  Это была не Сид.
  
  Это была вообще не девушка.
  
  Кукла.
  Глава восемнадцатая
  
  Я развернулся к Айану. Тот стоял в дверях, не сводя с меня глаз. Лицо красное — думаю, не только от нашей с ним схватки, но еще и от стыда, — под глазом виден синяк.
  
  — Уходите, — еле слышно произнес он.
  
  — Я думал… что она… я думал, что это моя дочка.
  
  Айан молчал.
  
  — Извини, — пробормотал я. — Просто когда ты…
  
  — Вы шпионили за мной?
  
  — Случайно увидел, как несешь из своей машины девушку. Блондинку.
  
  Я чуть приподнял куклу, попробовал на вес. Неудивительно, что Айан так легко нес ее на плече. Кукла весила не больше десяти килограммов.
  
  Я встал с кровати и прошел вместе с Айаном в главную комнату.
  
  — Ты купил ее здесь рядом?
  
  Айан удрученно опустил голову. Мне стало его очень жаль.
  
  — Пожалуйста, не говорите моей тете, — сказал он.
  
  Теперь я опустил голову.
  
  — Да, конечно. Извини.
  
  Затем я вспомнил, что крикнул Картеру вызвать полицию. Они теперь могли приехать в любой момент.
  
  — Ты держишь… это… здесь?
  
  — Нет. — Айан покачал головой. — Здесь нельзя. Тетя приходит, убирает, готовит еду. У меня есть в Бриджпорте сарай, где лежат вещи родителей. Я держу ее там, а сюда привожу иногда. А утром забираю до прихода тети. Иногда езжу с ней покататься в парк у бухты. Мы слушаем вместе радио и все такое.
  
  О всяком таком мне думать не хотелось.
  
  Я провел рукой по волосам. Теперь было понятно, почему Айан вел себя так странно. Потому что он был… как бы это сказать? Вот именно, странным.
  
  — Ты знаешь, Айан, — произнес я, — наверное, сюда может скоро нагрянуть полиция.
  
  Он насторожился.
  
  — А вот это не надо.
  
  Я видел, что парень совсем приуныл. Хотя унывать было положено мне. Вот он оклемается к утру и сам вызовет полицию. Потому что имеет полное право обвинить меня во вторжении в его жилище. А также в нападении. Я ведь действовал как обычный преступник.
  
  — Нельзя, чтобы сюда заходили полицейские, — пробурчал он. — И это не из-за… нее.
  
  — А из-за чего?
  
  — У меня тут припрятана травка.
  
  — Это другое дело. Тогда мне лучше поскорее отсюда уйти. Если копы приедут, я им скажу, что ошибся. Решил, будто это моя дочка останавливает попутную машину на шоссе. В общем, что-нибудь придумаю. Не беспокойся.
  
  — Спасибо, — пробормотал он.
  
  И это после всего, что я ему сделал. Ворвался в квартиру как сумасшедший и поставил под глаз фингал.
  
  И я ушел, ожидая увидеть у отеля сверкающие проблесковыми маячками полицейские машины. Но там все было тихо. Когда я появился в вестибюле, Картер вышел из-за стойки и спросил:
  
  — Что случилось, мистер Блейк?
  
  — Вы позвонили в полицию?
  
  — Еще нет. Что я мог им сказать? Что вы выбежали отсюда, громко крича?
  
  Меня это замечание сейчас не обидело.
  
  — Вы все правильно сделали, — сказал я и направился в свой номер.
  
  Утром у стойки регистрации в вестибюле сидел незнакомый парень. Картер ушел. Я плотно позавтракал булочками с черникой и кофе. Обслуживала Кантана, азиатка, которую я видел вчера. Я попросил ее дать мне еще стаканчик кофе с собой. Поблагодарил. Она в ответ не улыбнулась, а лишь вежливо кивнула.
  
  Бросив сумку на заднее сиденье, я поставил стаканчик с кофе на подставку и принялся доедать булочку. Затем откинулся на подголовник и протяжно вздохнул. Настроение было хуже некуда. Достаточно вспомнить рейд в квартиру Айана. Ну полный идиот. К тому же еще не выспался. А где дочка, по-прежнему неизвестно.
  
  Я завел двигатель и нажал кнопку на плейере Сид. Прослушал песенку, довольно старую, «Спайс герлс», потом балладу «Битлз» «Почему не на дороге?» из «Белого альбома». Меня слегка покоробило, что в числе любимых песен дочки была и эта, где рассказывалось о раскованных любовниках, которые трахались у дороги на виду у проезжающих машин.
  
  Дальше шли неизвестные мне исполнители, какие-то Лили Аллен, «Метрик», Лорин Хилл. Зато потом я был вознагражден композицией моей любимой группы «Чикаго». Жаль только, что у нее было символически печальное название — «Если ты меня сейчас покинешь».
  
  У моего дома по-прежнему стояли полицейские автомобили. Один принадлежал Кип Дженнингз, и в нем, раскрыв на коленях учебник, сидела девочка лет двенадцати-тринадцати. На полу у ног стоял ранец. Она посмотрела на меня.
  
  — Привет, Касси, — сказал я.
  
  Она молчала, насупившись.
  
  — Готовишь уроки в последнюю минуту?
  
  — Учтите, моя мама коп и подойдет сюда в любой момент, — предупредила она.
  
  — Тогда мне лучше уйти, — с шутливым испугом проговорил я и двинулся к дому, где меня встретила Кип Дженнингз. — Вы хорошо научили дочку, как разговаривать с незнакомцами, — сказал я, после того мы поздоровались. — Она меня быстро отвадила.
  
  — Я везла ее в школу, — устало проговорила детектив. — Заехала сюда по пути. Мы закончили работу в вашем доме. Можете вернуться.
  
  — Замечательно.
  
  — В пакетике оказался кокаин с большой примесью лактозы.
  
  — Надеюсь, вы понимаете, что ко мне он никакого отношение не имеет?
  
  — Разумеется, понимаю, — сухо согласилась она. — Но эти люди положили его сюда специально.
  
  — Зачем?
  
  — Мама! Я опоздаю! — крикнула Касси из машины.
  
  — Сейчас! — Дженнингз посмотрела на меня: — Затем, чтобы мы приперли вас к стенке.
  
  — Но зачем им это было надо?
  
  — А вот об этом следует серьезно подумать не только мне, но и вам.
  
  — Мама!
  
  Дженнингз вздохнула:
  
  — Вот и ее отец такой же нетерпеливый.
  
  — Он полицейский?
  
  — Нет, инженер. Работает где-то на Аляске, и, если нам повезет, мы его больше не увидим. — Помолчав, она добавила: — Мы уже три года разведены. Живем вдвоем с Касси, и нам хорошо.
  
  — Она у вас славная девочка, — сказал я.
  
  — Мистер Блейк, — снова перешла на деловой тон детектив, — так вы подумайте, зачем кому-то понадобилась вся эта канитель — выпроваживать вас из города, а затем пытаться пришить дело о хранении наркотиков. И продолжайте также думать, чем могла заниматься ваша дочка.
  
  — А чья это кровь на машине Сид? Вы что-нибудь об этом узнали?
  
  — Как узнаю, сразу вам сообщу, — произнесла она, садясь в машину.
  
  Надо было приниматься за уборку.
  
  Конечно, первым делом я пошел наверх проверить автоответчик на телефоне, электронную почту и факс. Нигде ничего.
  
  Затем начал наводить порядок на кухне. Поработал час, может, больше, и явился гость.
  
  — Здравствуйте, — услышал я на фоне шума пылесоса.
  
  На пороге стоял тощий человечек с тонкой шеей и впалой грудью. Короче, хлюпик.
  
  — Я позвонил, но вы не слышали, — сказал он.
  
  — Вы не ошиблись адресом?
  
  — Вы Тим Блейк?
  
  — Да.
  
  — А я Арнолд Чилтон. Меня прислал Боб Джениган помочь в поисках вашей дочки. Он позвонил мне несколько дней назад, но я нашел время только сегодня.
  
  Гость присвистнул, оглядывая кухню. А ведь я здесь более или менее убрался. Посмотрел бы он, что творится в гостиной и наверху.
  
  — Вижу, вы славно погуляли.
  
  — Это не последствия вечеринки, — усмехнулся я. — Ко мне вломились грабители и перевернули все вверх дном.
  
  — Ого!
  
  — Да.
  
  — У вас есть время ответить на несколько вопросов? — спросил он.
  
  — Давайте выйдем во двор, — предложил я. — Здесь пока даже сесть негде.
  
  — Хорошо.
  
  Мы прошли на переднюю лужайку, сели на скамейку.
  
  — Неплохо будет, если вы подключитесь к расследованию, которое ведет полиция, — сказал я. — Я делаю что могу, но пока без результатов. Вот недавно напрасно слетал в Сиэтл. Вы знаете, что нашли ее машину?
  
  — Нет.
  
  Я думал, упоминание о Сиэтле и обнаруженном автомобиле Сид заинтересует частного детектива, но он промолчал.
  
  — Вы уже разговаривали с детективом Дженнингз? — спросил я.
  
  — С кем?
  
  — С Кип Дженнингз. Полицейским детективом.
  
  — Кажется, Боб что-то о ней говорил.
  
  — У вас есть номер ее телефона?
  
  — Нет.
  
  — Тогда запишите.
  
  — Хорошо, — покорно кивнул он.
  
  — Вы приятель Боба? Работали на него прежде?
  
  — Да. — Чилтон снова кивнул. — Кое-что делал.
  
  Зачем, интересно, Бобу понадобились услуги частного детектива? Пока этот человек мне доверия не внушал.
  
  — Итак, перейдем к делу, — произнес Чилтон. — Расскажите подробно, как прошел тот день, когда исчезла ваша дочь.
  
  Я пересказал ему историю в сотый раз. Чилтон что-то записывал в потрепанный блокнот, который достал из кармана пиджака.
  
  — Вы можете назвать имена ее друзей?
  
  — Их не много, — ответил я. — Прежде всего Патти Суэйн. Ну и еще парень, с которым она какое-то время встречалась. Его зовут Джефф Блюстайн. Он создал для меня сайт, посвященный поискам Сид.
  
  Чилтон попросил продиктовать, как пишутся их имена и фамилии.
  
  — Так, с этим вроде ясно. Теперь скажите: не показалось ли вам что-то странным в поведении Сидни, когда она собиралась на работу?
  
  — Нет, — сказал я. — Мы слегка поссорились за завтраком. Из-за ее новых солнечных очков. Я спрашивал, откуда они у нее, а ей это не понравилось.
  
  — Может, расскажете подробнее?
  
  — Не стоит. Это так, ерунда.
  
  — Она принимала наркотики? — вдруг спросил он. — Или может быть, даже продавала? Не промышляла ли она проституцией?
  
  У меня сжались кулаки. Очень захотелось дать ему в глаз.
  
  — Послушайте, мистер Чилтон…
  
  — Зовите меня просто Арни. — Он улыбнулся.
  
  — Послушайте, Арни, — сказал я, растягивая слово, — моя дочь не занималась ни наркотиками, ни проституцией.
  
  Чилтон — детектив посредственный. Теперь это было совершенно ясно.
  
  — Хорошо, — проговорил он, сделав заметки в блокноте. — Значит, наркотики — нет, проституция — нет. — Затем поднял голову: — А вы? Могу я узнать, как провели этот день вы?
  
  Ну, это уж слишком.
  
  — Арни, — сказал я, — позвольте спросить, что за работу вы выполняли для Боба?
  
  — Да так, по части безопасности.
  
  — Уточните, пожалуйста, о какой безопасности идет речь? — попросил я. — Ну разумеется, не нарушая конфиденциальность.
  
  — Нет проблем. Я вел наблюдение.
  
  — За кем? Или за чем? — поинтересовался я.
  
  — За автомобилями.
  
  — Короче говоря, вы работали у него охранником?
  
  Арни кивнул:
  
  — Можно сказать и так. Должен признаться, ночные дежурства меня изводили. Трудно не спать всю ночь напролет.
  
  — Конечно, — сказал я. — Арни, посидите, пожалуйста, здесь несколько минут. Я только что вспомнил, что мне нужно кое-кому позвонить.
  
  — Хорошо, — согласился он. — А я как раз приведу в порядок свои заметки.
  
  Я зашел на кухню и нажал кнопку быстрого набора телефона Боба.
  
  Трубку сняла Сьюзен. Она, видно, посмотрела на определитель номера.
  
  — Что у тебя?
  
  — Боб на месте? — спросил я.
  
  — Да.
  
  — Мне нужно с ним поговорить.
  
  — А в чем дело?
  
  — Ко мне явился частный детектив Магнум.[30]
  
  — Что?
  
  — На днях Боб обещал, что подключит к расследованию частного детектива. Пришел парень по фамилии Чилтон.
  
  — Я его знаю.
  
  — Мне нужно поговорить о нем с Бобом.
  
  — Подожди.
  
  Спустя минуту на линии возник Боб.
  
  — Слушаю.
  
  — Он простой охранник, Боб.
  
  — Что?
  
  — Твой Чилтон, которого ты прислал, обычный ночной сторож. Ты что, надо мной издеваешься?
  
  — Вот ты весь в этом, Тим. Сноб. Всегда пренебрежительно отзываешься о людях.
  
  — Но ведь он никакой не детектив, а ночной сторож.
  
  — Послушай. — Боб понизил голос, чтобы не слышала Сьюзен. — Парень работал у меня, потом я продал ему «короллу», и он не выплатил всю сумму. Вот я и подумал, пусть хотя бы так отработает.
  
  — Да он заблудится во дворе своего дома в сильный снегопад.
  
  — Я пытаюсь тебе помочь, и вот такая за это благодарность? — обиженно проговорил Боб.
  
  С меня было достаточно, и я положил трубку.
  
  Арни Чилтон ждал меня во дворе с блокнотом в руке.
  
  — Я тут еще подготовил вопросы.
  
  — Замечательно, — произнес я. — Но тут такое дело…
  
  — Что?
  
  — Боб просил, чтобы вы поехали в кафе «Данкин», взяли там дюжину пончиков и кофе и привезли ему в автосалон.
  
  — Хорошо.
  
  — Он сказал, что расплатится с вами, когда привезете.
  
  — А какие взять пончики? — спросил Чилтон.
  
  — Боб оставил это на ваше усмотрение.
  
  Чилтон улыбнулся, гордый, что ему доверили такое ответственное дело.
  
  — Я свяжусь с вами позднее, задам еще вопросы.
  
  — Буду ждать, — сказал я.
  
  Арни Чилтон сел за руль своей «короллы». Завелась она с третьего раза.
  
  По пути обратно в дом я увидел в траве, почти у самых ступенек, что-то блестящее. Наклонился. Это был мобильный телефон. Тонкий, черный. Я раскрыл его, стер грязь с кнопок. Его мог потерять кто угодно. В том числе и кто-нибудь из полицейских. Вон их сколько шастало здесь последние два дня. Я сунул телефон в карман.
  
  — Что это там у вас? — раздался за моей спиной голос Кип Дженнингз.
  Глава девятнадцатая
  
  Я вздрогнул. Дженнингз застала меня врасплох.
  
  — Что вы положили сейчас в карман?
  
  Я вытащил мобильный телефон.
  
  — Вот, только что нашел здесь, у двери.
  
  — Это не ваш телефон?
  
  — Нет. Я нашел его в траве.
  
  — Можно взгляну?
  
  Я протянул телефон ей.
  
  — Наверное, кто-то из ваших полицейских потерял.
  
  Она внимательно посмотрела на меня, затем на телефон. Нажала кнопку включения и начала прокручивать меню.
  
  — Давайте посмотрим его номер. О, вот он. — Дженнингз назвала номер с кодом региона, который был знаком мне с недавнего времени. — Вы знаете этот номер?
  
  — Да, — ответил я, чувствуя, как по спине прошел озноб.
  
  — Теперь посмотрим пропущенные звонки. Видите, кто-то звонил на этот телефон много раз, и никто не ответил. Может, вы вспомните, чей это номер телефона? — Она назвала.
  
  — Это номер моего мобильного.
  
  Дженнингз подняла повыше телефон, как музейный экспонат.
  
  — Так, значит, это сокровище принадлежит?..
  
  — Йоланде Миллс, — закончил я.
  
  — Надо же, как любопытно! — Кип Дженнингз состроила удивленную гримасу. — Вы звонили ей в Сиэтл, а телефон валялся у вашего дома.
  
  — Получается, что в мой дом влезли люди из Сиэтла?
  
  — А могло получиться иначе, — возразила Дженнингз. — Этот телефон купили здесь. Насколько мне известно, его можно запрограммировать в Милфорде на код любого региона страны. Но мы проверим.
  
  — То есть теперь нет сомнений, что женщина, которая выманила меня в Сиэтл, была заодно с теми, кто вломился в мой дом.
  
  — Да. — Детектив положила телефон в сумку и посмотрела на меня: — Не возражаете?
  
  — Конечно, нет. Я бы все равно его вам отдал.
  
  — Хорошо, — произнесла она каким-то странным тоном.
  
  — А почему вы опять приехали?
  
  — Вы знакомы с молодым человеком Айаном Шоу?
  
  У меня похолодело в груди.
  
  — Кажется, да.
  
  — Вы не уверены?
  
  — Он работает в цветочном магазине, которым владеет его тетя.
  
  — То есть вы знакомы, — констатировала Дженнингз.
  
  — Да.
  
  — Так вот, его тетя сегодня позвонила в полицию. По поводу синяка под глазом у племянника. Его кто-то крепко ударил.
  
  Я молчал.
  
  — Айан говорить об этом не хотел, — продолжила Дженнингз, — но тетя в конце концов его заставила. Он назвал вас. Затем миссис Шоу вспомнила, что вы подходили к ней пару раз, спрашивали о своей дочке. Ей очень не понравилось, что вы избили ее племянника.
  
  — Это было недоразумение.
  
  Дженнингз кивнула:
  
  — То же самое сказал и Айан. Что это просто недоразумение. Он не собирается вас ни в чем обвинять. Однако тетя настояла, чтобы я с вами побеседовала и предупредила больше никогда не показываться ей на глаза.
  
  — Хорошо.
  
  — Вы не хотите рассказать мне об этом недоразумении?
  
  — Если у Айана нет претензий, то я не вижу в этом смысла.
  
  В доме зазвонил телефон.
  
  — Извините. — Я побежал на кухню и схватил трубку: — Да.
  
  Это была Сьюзен.
  
  — Ну теперь ты наконец добился своего. Довел Боба до белого каления. Посмотрел бы ты на него сейчас.
  
  — А что случилось?
  
  — Его детектив приехал с кофе и пончиками.
  
  — Так Боб должен быть за это благодарен. Парень действительно оказался чем-то полезен.
  
  — Тим…
  
  — Ты понимаешь, Сьюзи, он прислал помогать искать нашу дочку какого-то дурацкого охранника. Да и то непрофессионала. Вот насколько на самом деле это его тревожит.
  
  — Ты не прав, Тим. Его это тревожит, но он просто не всегда как следует все продумывает.
  
  — Если наша беда Бобу действительно небезразлична, то пусть он поговорит с Эваном. Я уверен, с этим парнем не все благополучно.
  
  — Ничего я говорить ему не буду, — произнесла Сьюзен. — Мне не нужны осложнения.
  
  — Мне надо идти, — сказал я, увидев стоящую в дверях Дженнингз. — Вы разговаривали с Эваном Джениганом? — спросил я ее, кладя трубку.
  
  — Да.
  
  — И что?
  
  — Ему не помешала бы хорошая порка. А так…
  
  — Он ворует у Сьюзен вещи и деньги.
  
  Дженнингз пожала плечами:
  
  — Подумаешь, новость. Этим занимают многие юнцы. Пусть обратится в полицию, если хочет.
  
  Я вернулся в дом, поработал еще некоторое время, и опять гости.
  
  На этот раз явилась Патти Суэйн. И прямо с порога произнесла восклицание, которое мне неудобно здесь приводить. Настолько оно неприличное. Это ее так удивило, что творится у меня в доме.
  
  — Иди на кухню! — крикнул я.
  
  Патти вошла. За ее спиной вырисовывалась массивная фигура Джеффа Блюстайна, бывшего ухажера Сидни.
  
  Он посмотрел на меня:
  
  — Что тут случилось, мистер Блейк?
  
  — Пока я был в Сиэтле, сюда вломились какие-то грабители и видите, что натворили, — ответил я.
  
  — Вот подонки. — Патти опять крепко выругалась.
  
  — Патти, хватит, — возмутился Джефф.
  
  — А зачем вы летали в Сиэтл? — спросила она.
  
  — Искал Сидни.
  
  — В Сиэтле?
  
  — Меня обманули. Убедили, что она там. Я уехал, а они здесь пошуровали.
  
  — О Боже! — Патти прошла в гостиную, затем поднялась по лестнице, время от времени повторяя: — О Боже! О Боже!
  
  — Как дела, Джефф? — спросил я.
  
  Он был ровесником Сид. Примерно моего роста, то есть под два метра, но пошире, чем я. И потяжелее. Кудрявые черные волосы, густые черные брови. У него была странная походка, как будто он за собой что-то тащил. Я считал его славным парнем, но Сид была другого мнения. Она находила Джеффа Блюстайна скучным занудой. Они встречались где-то три месяца, но сомневаюсь, чтобы между ними было что-то серьезное. Сид порвала с ним отношения в конце прошлого лета, но они остались друзьями. С Патти он познакомился через Сид, и они тоже стали друзьями. Но не больше.
  
  Как только Джефф узнал, что Сид пропала, тут же пришел ко мне с предложением создать сайт. Джефф был компьютерный знаток, хотя сейчас этим вряд ли кого удивишь. Я с благодарностью принял его помощь и даже предложил заплатить, но он наотрез отказался взять деньги.
  
  — Я хочу, чтобы Сид вернулась. Это и будет для меня наградой. — Вот такие были его слова.
  
  — У меня все нормально, — ответил Джефф на мой вопрос о делах.
  
  Голос у него был усталый, но я никогда не видел его оживленным. Он был похож на медведя, только что проснувшегося от зимней спячки, но почему-то не отощавшего.
  
  — Может, ты проверишь сайт? — сказал я. — Нормально он работает или нет.
  
  — Сайт в порядке, — ответил Джефф. — Я проверял его утром. Ваш почтовый ящик в исправности, и все остальное тоже.
  
  — Спасибо. — Я показал на холодильник: — Хочешь, возьми там чего-нибудь попить. Они не все выбросили.
  
  — Сейчас посмотрю. — Он открыл дверцу. Вытащил банку колы, сорвал крышку.
  
  Сверху донеслось восклицание Патти. Опять нецензурное.
  
  — Она не может без этого, — заметил с сожалением Джефф.
  
  Я знал, что его смущают ее грубые манеры. Сам он никогда не ругался, даже не употреблял выражение «черт возьми».
  
  — Да, она особенная, — сказал я.
  
  Джефф на несколько секунд приложился к банке, затем неожиданно произнес:
  
  — Мне давно хочется вас спросить: почему Сидни меня отшила? Чем я ей не понравился? Возможно, она говорила вам, почему не захотела больше со мной встречаться.
  
  Я заставил себя улыбнуться:
  
  — Ты ошибаешься, Джефф, если думаешь, что Сид со мной всем делилась. Во всяком случае, о ваших отношениях она ничего не рассказывала.
  
  Джефф пожал плечами:
  
  — Конечно, как друг я ей вполне подходил. Очень многим девушкам я нравлюсь как приятель. Вот и Патти тоже. Но это меня угнетает.
  
  — Не унывай, Джефф, — утешил его я. — Ты хороший парень, и тебя обязательно полюбит хорошая девушка.
  
  По его взгляду я понял, что он в этом сомневается, но возражать не хочет. Из вежливости.
  
  Мы с ним помолчали с минуту. Затем я сказал:
  
  — Джефф, по-моему, все, что здесь происходит, как-то связано с Сидни. Она попала в беду. Понимаешь?
  
  — Понимаю.
  
  — И я прошу тебя, объясни: что могло заставить ее сбежать?
  
  — Не знаю, мистер Блейк. Честное слово. Мы ведь в последнее время были просто приятели. Вот прежде…
  
  Он не закончил фразу, но я мысленно сделал это за него: «Если бы она не бросила меня, возможно, я бы вам помог. Но скорее всего она бы никуда не сбежала».
  
  — Мне надо идти, — сказал Джефф. — Я просто зашел посмотреть, как у вас дела. Скажите Патти, что я свалил.
  
  — Хорошо.
  
  Она вошла на кухню примерно через минуту.
  
  — Где Джефф? Вернулся в свой цирк?
  
  — Какой цирк?
  
  — Цирк, где такие, как он, медведи, накачанные успокоительным, ездят по арене на маленьких мотоциклах.
  
  — Зачем ты так, Патти?
  
  — Я говорила такое не раз ему в глаза. Он принимает это спокойно. Знает, что я шучу.
  
  — Но все равно так говорить нехорошо.
  
  Она усмехнулась:
  
  — Ничего, переживет. Джефф уже вполне взрослый мальчик. Вы бы слышали, что он говорит о нас, девушках.
  
  — И что он говорит?
  
  — Что мы все грязные потаскухи. Но это тоже шутка. И заводится он знаете когда? Если при нем сказать какое-нибудь не такое слово, ну, например, «жопа», я уж не говорю о чем-то посильнее. Надо же, какой святоша!
  
  — Он и Сид причислял к грязным потаскухам?
  
  — Значит, то, что он причислял к ним меня, вас не удивляет. Верно?
  
  Я не стал ввязываться в спор.
  
  — Патти, согласись, ты иногда выходишь за рамки дозволенного. Я бы никогда не назвал тебя грязной потаскухой, но что могут подумать люди о девушке, которая входит в дом и с ее губ слетают такие грязные ругательства?
  
  Она пожала плечами.
  
  — Но Сидни, насколько мне известно, так не выражается.
  
  — Да, — согласилась Патти. — Она не такая.
  
  — Так почему же Джефф не делает между вами разницы?
  
  Патти подумала пару секунд.
  
  — Думаю, потому что она его бросила. И он злится.
  
  Я кивнул:
  
  — В общем, логично.
  
  Затем Патти начала мне помогать наводить порядок. Мы перешли в гостиную, а потом наверх и проработали так часа три-четыре. Пылесосили, подбирали вещи, раскладывали по местам.
  
  Закончив, мы спустились на кухню и попили кофе.
  
  — Если бы вы знали, — вдруг сказала она, — какое дерьмо мой так называемый папаша!
  
  Патти ушла, и я позвонил Лоре Кантрелл. Объяснил ситуацию. Дочку в Сиэтле не нашел, зато в доме полный кавардак. Только сейчас привел все в относительный порядок. Лора посочувствовала, а после спросила, когда я собираюсь выйти на работу. Я сказал, что во вторую смену, то есть в три.
  
  Честно говоря, на работу возвращаться не хотелось. Тайна, окружающая исчезновение Сид, углублялась. Надо ее искать, но как? Я чувствовал себя совершенно беспомощным.
  
  Но надо идти. Не сидеть же дома и ждать звонка или письма на компьютер. На работе время идет быстрее.
  
  Я вышел примерно в два тридцать. И сразу включил в машине плейер.
  
  Слушать музыку дочки — это, пожалуй, было сейчас единственным занятием, которое доставляло мне удовольствие. И вкус у нее, надо сказать, был вполне приличный: джаз, рок, классические популярные мелодии шестидесятых-семидесятых.
  
  После песенки Дженис Иэн «В семнадцать все еще только начинается» зазвучала какая-то белиберда. Вначале были гитарные аккорды, как будто ее настраивали. Затем покашливание, хихиканье. Наконец девичий голос произнес:
  
  — Так ты собираешься играть?
  
  Сид.
  
  — Сейчас, — ответил парень. — Подожди секунду. Надо свести все как следует на компьютере. Чтобы правильно наложились голоса.
  
  — У тебя должно получиться.
  
  — Вот, отлично получилось. А теперь сюрприз. Я спою песню, которую посвятил тебе.
  
  — Клево. — Сидни засмеялась.
  
  — Итак, песня «Что такое любовь». Посвящается Сидни.
  
  Она опять засмеялась.
  
  — Да успокойся же ты, — сказал парень. — Дай начать.
  
  Я прибавил громкость.
  
  Парень запел во все горло. Голос у него был хриплый, но приятный.
  Ты вошла в мою жизнь случайно, девушка из моих снов.
  Я смотрел на тебя, любовался и мечтал добраться до твоих трусов.
  
  Теперь они уже смеялись вдвоем.
  
  Сидни и Эван Джениган.
  Глава двадцатая
  
  Я резко развернулся, чуть не врезавшись в «форд-виндстар», и на предельной скорости помчался к Бобу.
  
  «Шоу Сидни и Эвана» на этом закончилось. Дальше зазвучала баллада «Рокки Ракун» из «Белого альбома». Я нажал на кнопку обратной перемотки, нашел начало и остановил.
  
  Выехав на стоянку автосалона Боба, я увидел Эвана в дальнем конце со шваброй для мытья машин и остановился так, что взвизгнули тормоза.
  
  Он смотрел на меня сквозь свисающие на лицо темные пряди.
  
  Я выключил зажигание, вылез из машины с плейером в руке. Без наушников его слушать было нельзя. Но я держал плейер для эффекта.
  
  И это сработало. Эван не сводил с него глаз.
  
  — Давай поговорим, Эван.
  
  — О чем? — спросил он, делая вид, что ничего не понимает.
  
  Я взял у него из рук швабру и отставил в сторону.
  
  — О твоем вранье. Ты же говорил, что общался с Сидни только за столом во время еды.
  
  — Отстаньте от меня, — буркнул он и уткнулся взглядом в землю.
  
  — Нет, Эван, я хочу знать, что на самом деле было между вами. — Я подошел ближе, заставив его попятиться к синему седану «КИА».
  
  — Я не знаю, что говорить.
  
  — Тим! — позвала меня Сьюзен. Она стояла на ступеньках офиса. — Что опять случилось?
  
  Я кивнул ей и повернулся к Эвану:
  
  — Догадайся, что мне попалось среди записей Сидни? Песенка, которую ты посвятил ей.
  
  — И что?
  
  — Как — что?
  
  — Тим, оставь его. — Сьюзен уже подошла и тронула меня за плечо.
  
  К нам приближался Боб.
  
  — Тим, успокойся, — попросила Сьюзен.
  
  Я показал ей плейер:
  
  — Он говорил, что почти не общался с Сидни. Но ты послушай это.
  
  Эван стоял насупившись.
  
  Сьюзен посмотрела на него, затем на меня.
  
  — Ничего не понимаю.
  
  — Прослушаешь его произведение и поймешь, — сказал я.
  
  — Подумаешь, песенка, — подал голос Эван.
  
  — Какая песенка? — спросила Сьюзен.
  
  — Он скрывал от нас свои отношения с Сидни, — сказал я. — Вполне возможно, скрывает и что-то еще.
  
  Подошел Боб.
  
  — Что здесь происходит?
  
  — Он сочинил для Сидни песню, — пояснил я.
  
  — Песню?
  
  — Да. Она записана на этом плейере.
  
  Сьюзен повернулась к Эвану:
  
  — Это правда?
  
  Он пожал плечами.
  
  — Отвечай. Это правда?
  
  — А разве преступление — сочинить песню? — крикнул Эван, защищаясь.
  
  — Смотря какую, — сказал я. — Пойдемте послушаем.
  
  Мы направились к моей машине. Я завел двигатель и подключил плейер.
  
  Услышав голос дочери, Сьюзен побледнела. Я знал, что она чувствует, потому что тоже не слышал голос Сид уже несколько недель.
  
  Громкоговорители в машине отчетливо воспроизводили голоса Сидни и Эвана, затем он запел: «…я смотрел на тебя, любовался и мечтал добраться до твоих трусов».
  
  — Хотите послушать еще? — спросил я, когда запись закончилась.
  
  Желающих не оказалось.
  
  — Послушайте, — взмолился Эван, — это даже не полная песня. Всего один куплет. Мы просто валяли дурака.
  
  — Действительно, — сказал Боб, — что в этом особенного?
  
  Сьюзен, очевидно, смотрела на это иначе.
  
  — Что это значит — «добраться до твоих трусов»?
  
  Щеки Эвана густо покраснели. Он молчал.
  
  — Я задала вопрос! — крикнула Сьюзен.
  
  — Сьюзи, — вмешался Боб. — Не выходи из себя.
  
  — Отстань! — отрезала она.
  
  — Черт побери, Сьюзен! — взорвался Боб. — Перестань наконец слушать своего бывшего. Неужели ты не видишь, что он использует Эвана, чтобы вбить между нами клин? Настраивает тебя против нас. Видно, хочет, чтобы ты вернулась к нему.
  
  Я посмотрел на Боба с ненавистью:
  
  — Я знал, что ты скотина. Но чтобы такая…
  
  Он рванулся ко мне, но Сьюзен его остановила, схватив за руку.
  
  — Перестань!
  
  Она продолжала смотреть на Эвана.
  
  — Еще раз спрашиваю: что у тебя было с моей дочерью?
  
  — Ну, мы говорили о том о сем, — признался он.
  
  — Только это? Вы занимались одними разговорами?
  
  Эван с надеждой посмотрел на отца, ища поддержки, но тот глянул на него так, что парень сразу заскулил:
  
  — Послушайте, ничего особенного не случилось. Мы просто весело проводили время. Разговаривали. Но только когда вас не было рядом. Понимали, что, если вы узнаете, что мы нравимся друг другу, сразу начнете беситься. Придумаете какой-нибудь инцест или что-то другое.
  
  Мы переглянулись. Даже я с Бобом.
  
  — Ты спал с моей дочкой? — спросила Сьюзен напрямик.
  
  — Ничего себе вопрос, — сказал Эван.
  
  — Отвечай.
  
  — Ну мы просто… просто, ну понимаете… ладно, ну было у нас пару раз.
  
  — Что ты сказал? — рявкнул Боб.
  
  — Она мне не сестра, — выпалил Эван. — Поэтому все нормально.
  
  — Ах ты, кретин! — Боб схватил сына за шиворот. — О чем ты думал, идиот?
  
  — Ты поселил меня с ней в одном доме! — крикнул Эван в отчаянии, как будто это было оправданием. Правда, в этом мы с ним более или менее сходились. — И что, я должен был ее не замечать?
  
  Тут пришла моя очередь вступить в разговор.
  
  — Эван, — произнес я по возможности мягко, — не стану притворяться, что мне безразлично, чем вы с Сид занимались. Но сейчас важно другое.
  
  Боб, успокоенный моим дружелюбным тоном, отпустил Эвана.
  
  А я продолжил:
  
  — Сейчас главное для всех нас — найти Сидни. Поэтому, прошу тебя, не скрывай. Расскажи все, что знаешь.
  
  — Клянусь, я…
  
  — Если ты сейчас не скажешь нам правду, — предупредил я, — придется позвонить детективу Дженнингз, чтобы она тебя как следует допросила.
  
  — Но честно, я не…
  
  — Рассказывай, — приказал Боб.
  
  Мы смотрели на Эвана.
  
  — Ну… ей не нравилась эта работа.
  
  — Какая работа? — спросил я. — Где она работала? Чем занималась?
  
  — Мне она говорила то же самое, что и вам, — ответил Эван. — Что работает в отеле.
  
  — И что ей там не нравилось?
  
  — Не знаю. Просто говорила, что хочет оттуда уйти обратно в автосалон.
  
  — Что еще она тебе говорила? — нажимал я.
  
  Эван сглотнул.
  
  — Она еще беспокоилась насчет другого.
  
  Мы терпеливо ждали. Наконец он произнес:
  
  — Она боялась опоздать.
  
  — Куда? — спросил я.
  
  Сьюзен вдруг негромко ойкнула и повалилась на землю.
  Глава двадцать первая
  
  — Сьюзи! — хором крикнули мы с Бобом.
  
  И хотя он был массивнее, чем я, но опустился на колени быстрее. Сбросил свой спортивный пиджак, свернул и положил ей под голову, с тревогой повторяя:
  
  — Сьюзи… Сьюзи.
  
  Мне показалось, что она просто оступилась. Может, на мгновение отказала поврежденная нога. Но в любом случае упала она мягко.
  
  Боб свирепо глянул на сына:
  
  — Чего стоишь? Беги вызови «Скорую».
  
  Эван не успел сдвинуться с места. Его остановила Сьюзен.
  
  — Не надо, все нормально.
  
  — Не шевелись, — взмолился Боб, продолжая прижимать ее голову к груди. — А вдруг ты себе что-то повредила.
  
  — Нет-нет, все в порядке, — отозвалась она довольно бодро. — Я просто поскользнулась.
  
  Я стоял ошеломленный и смотрел не на свою бывшую жену, а на Боба. Как он поднимает ее на руки.
  
  — Ты уверена, что все в порядке? — спросил Боб дрожащим голосом. Мне показалось, что у него дрожит и подбородок.
  
  — Да, — прошептала она.
  
  — Может, дать ей воды? — предложил я.
  
  — Я принесу! — крикнул Эван и стремглав бросился к офису.
  
  — Я сама виновата, — сказала Сьюзен. — Забыла про трость.
  
  — Вот она. — Я поднял трость с земли и подал ей.
  
  — Ладно. — Она напряженно улыбнулась. — Забудем об этом. Ничего особенного не случилось.
  
  Эван вернулся с бутылкой воды. Отвинтил крышку и протянул Сьюзен.
  
  Она глотнула пару раз и посмотрела на него:
  
  — Мы еще не закончили. Расскажи, куда она боялась опоздать.
  
  Эван понурился:
  
  — Провериться… насчет беременности.
  
  — Так она проверилась? — спросила Сьюзен.
  
  — Да.
  
  — И что показал тест?
  
  — Кажется, он был положительный, — ответил Эван.
  
  — О Боже!
  
  — Или отрицательный. Ну, когда показывает, что женщина не беременная?
  
  — Отрицательный, — сказала Сьюзен.
  
  — Значит, отрицательный. В общем, у нее с этим было все в порядке.
  
  — Она что, прямо так и сказала, что не беременна? — допытывалась Сьюзен.
  
  Эван опустил плечи.
  
  — Ну, что-то вроде этого. Я вообще-то особенно не давил. Скажет так скажет.
  
  Мы со Сьюзен переглянулись. Ничего себе новости. А ведь нам казалось, что дочка ничего не скрывает.
  
  — Когда это было? — спросил я.
  
  — Как раз перед тем, как она переехала на лето к вам, — ответил он.
  
  — Ах ты, негодяй! — прохрипел Боб. — Стоило только Сьюзен с дочкой поселиться у нас, как ты вот что начал вытворять!
  
  — Погоди, — остановил я его. — Давай не будем уходить в сторону. Это мы потом обсудим. Сейчас главное — найти Сид. Поэтому скажи, Эван: что ей не нравилось на работе?
  
  — Не знаю. Что-то там у нее не получалось. Люди в этом отеле какие-то, не знаю, чокнутые что ли. С ней не разговаривают. Ходят вроде как испуганные. В общем, ей там было не по себе.
  
  — Что значит «не по себе»? — спросила Сьюзен.
  
  Эван пожал плечами:
  
  — Не знаю. Так она говорила. Вообще-то, когда мы с ней тусовались, она не любила обсуждать работу. Да и не так часто мы встречались. У меня были другие дела.
  
  — Какие? — спросила Сьюзен. — Чем ты занимался, запершись в своей комнате?
  
  — Сьюзи, не надо, — попросил Боб.
  
  Я решил подключиться к разговору.
  
  — Нет, пусть расскажет.
  
  — Ты уже признался насчет секса с моей дочерью, — сказала Сьюзен. — Так расскажи и остальное. — Она на секунду замолкла. — Начни с воровства.
  
  — Сьюзен, он ведь говорил уже, что этого не делал, — сказал Боб.
  
  Но она не сводила глаз с Эвана.
  
  — Давай же, рассказывай.
  
  Эван бросил взгляд на отца:
  
  — Помнишь, я попросил у тебя денег?
  
  — Да. Ну так я тебе дал возможность заработать здесь, в автосалоне.
  
  — Мне нужно было больше.
  
  — Ах вот оно что, — проговорил Боб.
  
  — Да.
  
  — И ты решил взять их из моей сумки? — сказала Сьюзен. — Вместе с часами?
  
  — Но я их потом выкупил из ломбарда, — сказал Эван, видимо, считая это оправданием. — Когда начало везти.
  
  Теперь мне поведение этого парня стало понятным.
  
  — Ты играешь на деньги онлайн, да? — спросил я.
  
  — Не часто, — пробубнил он. — Просто так, для прикола.
  
  — То есть деньги тебе были нужны, чтобы пополнять счет на карточке? — продолжил я.
  
  Эван не ответил. Тогда отец встряхнул его за плечи:
  
  — У тебя долги?
  
  — Да.
  
  — Сколько?
  
  — Около тысячи.
  
  — А точнее?
  
  — Шестьсот долларов, — признался Эван.
  
  — Я же дал тебе карточку — там было четыре тысячи, — сказал Боб.
  
  — Эван, а мой дом ты, случаем, не посещал? — спросил я.
  
  Он решительно закачал головой:
  
  — Никогда, клянусь Богом. А долги у меня… приятелям. Я взял у них взаймы.
  
  — То есть ты ухитрился спустить с карточки все деньги? — удивился Боб.
  
  Эван робко кивнул.
  
  Сьюзен повернулась ко мне:
  
  — Давай отойдем на минутку. Надо поговорить.
  
  Мы направились к офису.
  
  — Пусть они сами разбираются, — сказала она. — Это не наше дело.
  
  Я так не считал. Может быть, Сидни была вынуждена скрыться из-за его проблем с долгами. Кто знает.
  
  — А что, если причина ее бегства — беременность? — предположила Сьюзен. — Нам она сказать постеснялась. Вот и сбежала, чтобы родить ребенка.
  
  Я в это не верил. Хотя такая причина исчезновения Сидни меня, наверное, устроила бы. По крайней мере это бы означало, что с ней все в порядке. Что она жива.
  
  — Зачем ей было уходить сейчас? — сказал я. — В самом начале беременности, когда впереди целых восемь месяцев. Могла бы еще подождать.
  
  Сьюзен кивнула:
  
  — Понимаю, понимаю. Но может быть, она сбежала, чтобы сделать аборт?
  
  — Сьюзи, она отсутствует уже несколько недель. Для аборта столько времени не нужно. К тому же Сид могла попросить помощи у нас.
  
  Глаза Сьюзен наполнились слезами.
  
  — Не знаю. Может быть, она была на нас обижена.
  
  — А как тогда объяснить появление этого мини-вэна у твоего дома? — спросил я. — Брошенный автомобиль Сид со следами крови? То, что меня обманом заставили полететь в Сиэтл, а здесь весь дом перевернули вверх дном?
  
  Сьюзен устало вздохнула:
  
  — Фургон, наверное, плод моего воображения. Я в последнее время так напряжена, что всюду чудится что-то странное.
  
  — Может быть, — согласился я.
  
  — А в твой дом могли влезть подростки-вандалы.
  
  Я не стал говорить ей о найденном телефоне.
  
  — А эта история с Сиэтлом, — продолжила Сьюзен, — просто проделка какого-то шутника. Ты же знаешь, сколько вокруг нас ненормальных. Кому-то на глаза попался твой сайт, и захотелось развлечься.
  
  Как это удобно — спрятаться за вот такие объяснения и думать, что наша дочка живет где-то, пусть даже беременная, но в безопасности, и ждет подходящего момента, чтобы вернуться домой!
  
  — Может, мне попросить детектива Дженнингз проверить клиники абортов — не посещала ли их Сидни?
  
  — Стоит попробовать, — сказала Сьюзен.
  
  К нам подошли Боб и Эван.
  
  — Он хочет что-то сказать вам обоим. — Боб кивнул сыну.
  
  Эван дважды откашлялся и произнес:
  
  — Я извиняюсь.
  
  Боб заулыбался, довольный. Нам со Сьюзен ничего не оставалось, как тоже улыбнуться.
  Глава двадцать вторая
  
  По пути на работу я позвонил Кип Дженнингз и оставил сообщение. В автосалон приехал в начале четвертого. Уселся за свой стол, включил компьютер. Следуя рутине последних нескольких недель, проверил сайт Сид, а затем автоответчик на телефоне. Звонили трое. Желали знать, сколько они могут получить за свои подержанные машины. Я записал номера телефонов, на случай если потребуется перезвонить.
  
  Как бы то ни было, но на жизнь зарабатывать надо. Чтобы как-то есть, пить и оплачивать счета. А тут еще расходы на Сиэтл.
  
  Энди Герц сидел, уткнувшись в цифры, которые писал в желтом блокноте.
  
  — Привет, — сказал я.
  
  Он поднял глаза.
  
  — Привет. С возвращением.
  
  — Что нового? — спросил я.
  
  — Ничего.
  
  — Что-нибудь продал?
  
  — Да все как-то не получается, — уклончиво ответил Энди. — Твой совет звонить тем, кто продает машины, не помог ни капли. — Затем он вспомнил. — Ты нашел Сидни?
  
  — Нет.
  
  Я начал просматривать тетрадь, куда записывал сведения о людях, которые делали пробные поездки, спрашивали проспекты, предлагали какую-то цену, которая меня не устроила. Что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о дочери.
  
  Затем, тяжело вздохнув, начал набирать номера. Если не снимали трубку, сообщений не оставлял. Надежды, что кто-то перезвонит, не было. С людьми надо говорить лично.
  
  Удалось дозвониться до богатого биржевого маклера из Стамфорда. Он пока не решил насчет покупки «Хонды-S2000», на которую нацелился несколько недель назад. Придется позвонить еще раз. Пожилая пара из Дерби передумала покупать автомобиль сейчас, потому что у мужа нашли катаракту.
  
  Затем я позвонил супругам, Лорне и Деллу, которые так дотошно изучали автомобильный рынок и все не могли принять решение. В это время Лорна должна была уже прийти домой из школы, где учительствовала.
  
  Она сняла трубку.
  
  — Алло?
  
  — Здравствуйте, Лорна, — сказал я своим тоном продавца автомобилей, который не сильно отличался от моего обычного. Разве что был бодрее. — Это Тим Блейк из «Риверсайд-хонда».
  
  — О, здравствуйте! Как ваши дела?
  
  — Замечательно. А ваши?
  
  — То же самое. Автомобиль нам нравится.
  
  Я едва сдержался, чтобы не ойкнуть.
  
  — И на чем вы все-таки остановились?
  
  — Мы купили «пилот». Хотели седан, но потом решили, что места и здесь будет достаточно. Как вы себя сейчас чувствуете?
  
  Видимо, им сказали, что я заболел.
  
  — Спасибо. Уже поправился. Надеюсь, в мое отсутствие вас достойно обслужили?
  
  — О да. Этот мальчик, Энди, он такой милый.
  
  — Прекрасно, — сказал я. — Звоните, если будут вопросы.
  
  Положив трубку, я задумался.
  
  Среди продавцов автомобилей существует железное правило. Если клиент, с которым ты работал, наконец решает купить машину и является в салон в тот день, когда тебя нет, то тот, кто его обслуживает, обязан делиться комиссионными. Это правило нарушают только подонки.
  
  Я окликнул Энди.
  
  — Как насчет того, чтобы взять кофе и немного прогуляться? Подышать воздухом.
  
  Энди поднялся:
  
  — Ну что ж, я не против.
  
  Мы направились к общественной кофеварке, налили по стаканчику и прошли за магазин в тень высоких дубов.
  
  — Отличный сегодня денек, — заметил Энди.
  
  — Да, — согласился я, глотнув кофе.
  
  — Лора совсем взбесилась, — продолжил он. — Давит на всех, требует увеличить продажи. А что делать, если не получается?
  
  — Да, — опять согласился я. — Такое бывает.
  
  Мы помолчали. Затем я спросил:
  
  — А почему ты не рассказываешь о «пилоте», который продал Лорне и Деллу?
  
  Энди нервно закашлялся.
  
  — Я как раз собирался тебе сказать.
  
  — Долго же ты собирался. Наверное, думал, что все проскочит. Поэтому сказал, что новостей нет никаких.
  
  Он засуетился:
  
  — Знаешь, как-то выскочило из памяти. Но не беспокойся, я разделю комиссионные.
  
  Я посмотрел ему в глаза:
  
  — Послушай, Энди, ты здесь относительно недавно, поэтому на первый раз я тебя прощаю. Но если ты попробуешь отколоть такой номер снова, придется с тобой разбираться.
  
  — Я все понял, — сказал Энди. — Только не говори Лоре.
  
  Я усмехнулся:
  
  — Да ей наплевать, кто получает комиссионные. Лишь бы машина была продана. Это наше с тобой дело. Больше ничье. Понял?
  
  — Конечно.
  
  Я бросил недопитый стаканчик с кофе в урну и пошел назад. Издали было видно, что у моего стола кто-то стоит. Я глянул на девушку, дежурившую на ресепшене.
  
  — Этот джентльмен спрашивал вас, — сказала она.
  
  Он был рыжеволос, подтянут, хорошо одет. На вид лет тридцать пять.
  
  — Вы ко мне? — спросил я.
  
  Он кивнул:
  
  — Да. Меня зовут Эрик Даунз. Рекомендовал мне вас один коллега по работе. Несколько лет назад он купил здесь автомобиль.
  
  — И кто это? — спросил я.
  
  — Фамилию парня я не помню. А зовут его Дэн. — Он рассмеялся. — У меня плохая память на фамилии.
  
  — Это не важно, — сказал я. — Так что вас интересует?
  
  — Я серьезно думаю о «сивике»-купе, — сказал Эрик Даунз.
  
  — Обычное купе или «си»?[31] — спросил я.
  
  — Конечно, «си», — ответил он.
  
  — Отличная машина, — похвалил я. — Шесть скоростей, кузов из прочного сплава, сто девяносто семь лошадиных сил. Экономно расходует топливо.
  
  — Да, — согласился Эрик, — в наши дни это важно. Я почитал об этой машине в Интернете, поспрашивал у людей и вот сейчас в первый раз пришел к вам посмотреть. Дело в том, что мне нравятся также «мини» и «фольксваген-джи-ти-ай», но я хотел бы вначале проверить «си».
  
  — В зале этого автомобиля сейчас нет, — сказал я. — Но на площадке есть один, демонстрационный.
  
  — А прокатиться можно? — спросил он. — Или для этого нужна какая-то предоплата?
  
  — Никакой предоплаты не надо, — сказал я. — Давайте ваше водительское удостоверение. С него снимут копию, а потом я буду рад проехаться с вами и показать возможности машины.
  
  Вряд ли Эрик стал бы перевозить на «сивике» навоз, но я не собирался повторять ошибку.
  
  Эрик глянул на часы, как будто прикидывая, затем сказал:
  
  — Отлично, давайте поедем.
  
  Я попросил ребят на площадке пригнать сюда автомобиль, пока на ресепшене делали ксерокопию водительского удостоверения Эрика Даунза. Через пару минут ко входу подъехал красный «сивик-си».
  
  — На чем вы сейчас ездите? — спросил я Эрика.
  
  — У меня «мазда», — ответил он. — Мне сильно с ней повезло, но пришла пора менять машину.
  
  — Сдадите ее в счет оплаты новой?
  
  — Наверное, — сказал он.
  
  — Этот автомобиль еще называют «ралли красный», — пояснил я. Затем показал клиенту задний спойлер «хонды» и эмблему «си». После чего открыл дверцу, чтобы он устроился за рулем, и сам сел рядом.
  
  — Прекрасно. — Эрик провел ладонью по рулевому колесу в кожаном чехле. Я обратил его внимание на аудиосистему, прибор навигации, мягкие подлокотники на ковшеобразных сиденьях в стиле гоночного автомобиля.
  
  — Заводите.
  
  Эрик включил зажигание, пару раз легонько нажал акселератор, чтобы послушать работу двигателя, отжал сцепление и начал переключать скорости, соображая, где какая.
  
  — Здесь можно курить?
  
  Я улыбнулся:
  
  — Только когда приобретете машину. А пока, извините, нельзя.
  
  — Нет проблем, — проговорил он.
  
  — Давайте поедем направо по шоссе, чтобы вы посмотрели машину в работе. — Я включил экран навигатора и настроил, чтобы он показывал наше движение. — В вашем автомобиле сейчас есть такой?
  
  — Ага, — сказал Эрик. Навигатор, кажется, его не особенно впечатлил.
  
  Пока он ждал, когда появится возможность выехать на шоссе, я случайно бросил взгляд на автостоянку напротив нашего салона. Там стоял темно-синий мини-вэн «крайслер» с тонированными стеклами. Я скользнул по нему взглядом и тут же забыл. Таких в одном Милфорде ходит несколько тысяч.
  
  Эрик выехал на шоссе. И сразу круто развернулся, так что взвизгнули шины. Это было нарушением правил. На пробной поездке маршрут выбирается так, чтобы сократить число левых поворотов до минимума.
  
  — Мы должны были ехать сюда, — сказал я.
  
  — А мне захотелось сюда, — сказал Эрик и, надавив на газ, помчался по шоссе, меняя полосы.
  
  Я бросил взгляд на спидометр.
  
  — Эрик, эта машина может идти очень быстро, но сбавьте, пожалуйста, скорость, пока нас не оштрафовали, если не хуже.
  
  Эрик бросил на меня взгляд и осветился улыбкой. Отнюдь не дружелюбной.
  
  — Расслабься, приятель, и наслаждайся ездой. У нас есть о чем потолковать. Ты ищешь свою дочку. И мы тоже.
  Глава двадцать третья
  
  У меня отнялся язык. Я сидел ошеломленный, не в силах поверить в реальность происходящего.
  
  А Эрик продолжал разглагольствовать:
  
  — Этой машиной управлять одно удовольствие. Едешь, ни о чем не думаешь. Тебе нравится чувствовать дорогу? А мне очень. Через руль. Некоторые машины, знаешь, они мягкие, как каша. А эта упругая. Мне нравятся автомобили, в которых ощущаешь связь с дорогой. Ты уловил, о чем говорю? — Он бросил на меня взгляд: — Я тебя спросил. Чего молчишь?
  
  — Кто ты такой? — наконец выдавил я, крепко сжимая удобную ручку дверцы. Голова кружилась.
  
  Он снова вспыхнул улыбкой.
  
  — Я Эрик.
  
  — Где она? Что с ней?
  
  — А вот это, старина Тимми, нам самим хотелось бы знать. Поэтому я здесь. Понимаешь, мы следили за тобой, за домом твоей жены, подкарауливали, а вдруг твоя дочка появится. К сожалению, пока ничего.
  
  — Кто это — вы? — спросил я.
  
  Эрик резко свернул налево на желтый свет. Затем на полном ходу припустил вдоль жилого квартала. Потом снизил скорость до тридцати. Глянул на меня:
  
  — Знаешь, в какое дерьмо она влезла?
  
  — Если это деньги, скажи сколько, — взмолился я. — Я постараюсь все уладить.
  
  Эрик усмехнулся, объезжая припаркованный автомобиль. Он чуть наклонился влево, и я заметил во внутреннем кармане его пиджака рукоятку пистолета.
  
  — Скажи мне хотя бы, что она жива и здорова.
  
  Эрик свернул на боковую улицу, потом еще раз.
  
  — Я вижу, ты до сих пор не врубился. Я же тебе ясно сказал — мы ее ищем. И сегодня я решил попробовать еще один способ. Раз ты такой тюфяк.
  
  — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
  
  Эрик вздохнул:
  
  — Послушай, а ведь ты действительно тюфяк. На твоем месте я бы искал ее двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, а не сидел бы за столом, разыгрывая из себя менеджера по продаже автомобилей япошек. Причесанный такой, в аккуратном пиджачке. Какой же ты после этого отец?
  
  У меня потемнело в глазах.
  
  — Ах ты, сукин сын! Поганый подонок.
  
  Если бы этот тип не сидел за рулем, я попытался бы вцепиться ему в горло.
  
  Эрик бросил на меня взгляд, затем, не отрывая глаз от дороги, сильно и резко ударил кулаком в лицо.
  
  Боль была неописуемая. Большинство людей проживают жизнь, так и не получив хороший удар по носу, и до сего момента я был в их числе.
  
  Вскрикнув, я схватился за лицо. Ладони тут же окрасила кровь.
  
  — Постарайся не испортить обивку, — сказал Эрик. — Я не собираюсь покупать автомобиль с заляпанными кровью сиденьями.
  
  Я полез в карман за носовым платком.
  
  — И больше не груби, Тимми, — предупредил он, — иначе я не куплю у тебя автомобиль.
  
  Я наконец решился открыть глаза и сквозь слезы увидел на экране навигатора, что мы уже миновали Стратфорд. Эрик достал из кармана пачку сигарет и прикурил одну от серебряной зажигалки. Выдохнул дым.
  
  — Я знаю, о чем ты думаешь, Тимми. Как бы схватиться за руль и начать бучу. Показать себя крутым парнем, большим героем, типа того. Так я скажу тебе — даже не мечтай. Ты сидишь в своем жалком салоне день за днем, перекладываешь бумажки, заполняешь бланки, пытаешься навязать людям свой товар. Но среди них нет таких, как я. Кто может уделать тебя по-настоящему, без дураков. И у нас таких целая куча, понял? Так что не глупи. Подумай о дочке. Как бы ей не навредить.
  
  Я молчал, прижимая платок к носу.
  
  — Честно говоря, — продолжил Эрик, — ты нам мешаешь. Все время мельтешишь перед глазами. Вначале мы решили тебя отправить куда-нибудь подальше. Например, в Сиэтл. Ты понял, к чему я клоню?
  
  Я по-прежнему молчал.
  
  — Кстати, мы рассчитывали, что копы упрячут тебя за хранение кокаина.
  
  — Они на это не купились, — сказал я.
  
  Он неожиданно взорвался:
  
  — Долбаные тупицы! Чего им надо? Ведь перед ними все выложили.
  
  — Они тупицы, потому что не купились на твое дерьмо? — спросил я.
  
  — Да нет, это я так. — Он усмехнулся. — Просто злюсь.
  
  — А зачем вам это было надо? Перевернуть весь дом, подложить кокаин.
  
  Он сердито мотнул головой:
  
  — Какой ты непонятливый, Тимми! Ну, нам захотелось, чтобы ты на время свалил. А мы бы покуролесили в твоем доме. Задали тебе хлопот. А если бы тебя замели с кокаином, думали, может, твоя дочка вылезет из норы. Поддержать папочку. Она ведь тебя, наверное, любит. — Он помолчал, затем глянул на меня: — Кстати, ты телефон не находил? Кто-то из наших потерял.
  
  — Нашел, — ответил я.
  
  Эрик хохотнул:
  
  — Хрен с ним. Все равно он больше не нужен.
  
  Мы выехали на аллею Меррит.
  
  — Ты, наверное, все гадаешь, — сказал он, — почему дочка не позвонила тебе. Или копам. Я прав?
  
  — Может быть, — ответил я.
  
  — Дело в том, что ей путь к копам заказан.
  
  — Что это значит?
  
  — Для нее самое умное — делать вид, что ничего не было.
  
  — Я не понял.
  
  — Конечно, не понял.
  
  — Что тебе нужно от моей дочки? Что она сделала? Украла что-нибудь?
  
  — О, Тимми, если бы украла! — воскликнул Эрик. Я молчал, и он добавил: — Имей в виду, твоя Сидни напугана до смерти. И причина для этого есть.
  
  Затем мы молча проехали примерно милю. Мне все-таки удалось остановить кровь.
  
  Наконец Эрик нарушил молчание:
  
  — Давай я тебе объясню, в чем причина нашей встречи. Понимаешь, нам надоело искать твою дочку. И я придумал, как ее выманить из норы. Усекаешь?
  
  — Нет, — ответил я.
  
  — Есть одна книга. Не знаю, читал ты ее или нет. Там советуют доверять своей интуиции. Часто случайно пришедший в голову вариант бывает лучше того, который ты обдумывал многие месяцы. Знаешь эту книгу?
  
  — Знаю, — ответил я.
  
  — Хорошо. — Он хмыкнул. — Вот и я совсем недавно придумал очень простой способ. И очень эффективный.
  
  — Объясни же наконец, хватит валять дурака, — сказал я.
  
  Эрик усмехнулся и выбросил окурок в окно.
  
  — Мы сейчас заедем куда-нибудь в лес, и я там тебя прикончу. А твоя девочка наверняка явится на похороны любимого папочки. Правильно я говорю?
  
  Значит, Эрик Даунз скоро съедет с шоссе в лес, заставит меня выйти из машины, достанет пистолет и пристрелит. Возможность у меня была только одна, и я ею воспользовался.
  
  Рванул ручной тормоз. Автомобиль потащило юзом к обочине.
  
  — Ах ты, сволочь! — крикнул Эрик, ухватившись обеими руками за руль.
  
  Идущий сзади автомобиль загудел клаксоном и объехал «сивик», чуть не ударив в зад.
  
  Воспользовавшись тем, что руки Эрика были заняты, я отстегнул ремень безопасности, открыл дверцу и вывалился из машины.
  
  Скорость у нас была не больше пяти миль в час, но все равно на ногах мне устоять не удалось. Я полетел, кувыркаясь, в высокую траву за обочиной. Затем быстро поднялся на колени, осматриваясь. «Сивик» остановился у обочины примерно в тридцати метрах впереди по шоссе.
  
  Проезжающие мимо машины гудели клаксонами. Один водитель красноречиво повертел пальцем у виска.
  
  Эрик выскочил с пистолетом в руке. Начал всматриваться в траву. Но я лежал тихо, распластавшись по земле.
  
  Водители при виде человека, бегающего вдоль обочины с пистолетом, начали доставать телефоны и звонить. Эрик это понимал. И потому быстро сел в машину и рванул с места. Охотиться за мной у него времени не было.
  
  Я встал, отряхнулся. Нос болел сильно, но все остальное было в порядке.
  
  Пришлось звонить.
  
  — Энди Герц слушает, — раздалось в трубке пару секунд спустя.
  
  — Это Тим, — сказал я.
  
  — О, привет!
  
  — Приезжай. Мне нужна твоя помощь.
  Глава двадцать четвертая
  
  Минут через двадцать он нашел меня на аллее Меррит.
  
  — Боже, что с тобой случилось?
  
  Я повернул зеркало заднего вида, чтобы посмотреть на себя. Нос и левая щека распухли. Костюм грязный.
  
  — Как ты оказался черт знает где? — продолжал удивляться Энди.
  
  — Отвези меня в салон, — попросил я.
  
  — А где «сивик», на котором ты уехал? Украли?
  
  — Смотри на дорогу, Энди.
  
  — Может, тебя отвезти в больницу? — не унимался он.
  
  — Нет, Энди, обратно в автосалон, — терпеливо произнес я.
  
  Он подчинился, посматривая на меня каждые несколько секунд. Ожидая его, я успел позвонить Кип Дженнингз и оставил сообщение. Теперь она могла позвонить в любой момент.
  
  Когда мы подъезжали к салону, я посмотрел на автостоянку напротив. Мини-вэн «крайслер» исчез. Зато стоял припаркованный красный «сивик», на котором мы отправились в пробную поездку.
  
  — Останови здесь, — попросил я.
  
  Мы осмотрели «сивик». Ключ торчал в замке зажигания, на сиденье были видны пятна крови. Моей. Я вытащил ключ, запер машину и побежал к автосалону, оставив Энди добираться туда одного.
  
  У входа в демонстрационный наконец зазвонил мой мобильный. Я быстро приложил его к уху.
  
  — Да.
  
  — Это Дженнингз. Что случилось?
  
  — Меня только что пытались убить, — произнес я, сдерживая дрожь в голосе.
  
  — Вы ранены?
  
  — Не очень. Он прикинулся покупателем, и мы выехали на пробную поездку. А потом заговорил о Сидни. У него был пистолет. Если бы я не выпрыгнул из машины, он бы меня пристрелил.
  
  — Где вы?
  
  — В автосалоне.
  
  — Как давно это случилось?
  
  Я посмотрел на часы.
  
  — Все началось больше часа назад. Минут через пятнадцать он привез меня на аллею Меррит.
  
  — Ждите. Скоро приеду, — сказала детектив и разъединилась.
  
  Она появилась через три минуты. И не одна, а с копами.
  
  — Фальшивое, — бросила Кип Дженнингз, ознакомившись с ксерокопией водительского удостоверения Эрика Даунза.
  
  — Почему вы так решили? — спросил я.
  
  — Посмотрите сами.
  
  Я вгляделся в фотографию. На ней был мужчина, похожий на Эрика, но не он. Теперь это было отчетливо видно. А тогда я даже на нее не взглянул, а сразу отдал на копирование. Он мог бы с таким же успехом предъявить удостоверение моей матери.
  
  Дженнингз не стала делать мне никаких замечаний насчет бдительности.
  
  — Они ищут Сид, — сказал я.
  
  — Кто «они»?
  
  — Не знаю.
  
  Пока я ей все рассказывал, группа копов осматривала красный «сивик».
  
  — У вас тут есть камеры наблюдения? — спросила она, оглядывая демонстрационный зал. — Хотелось бы на него посмотреть.
  
  — Мы их включаем, только когда закрываем магазин, — сказал я.
  
  — Супер. — Дженнингз наклонилась ко мне: — Вам нужно показаться доктору.
  
  — Думаю, он не сломан.
  
  Потом она меня как следует расспросила. О внешности этого человека, его голосе, одежде, манерах, особенностях речи.
  
  — Это они отправили меня в Сиэтл, — сказал я. — А потом залезли в мой дом, все там перевернули и подложили кокаин.
  
  — Зачем?
  
  — Он сказал, чтобы прибавить мне хлопот. А если вы меня арестуете, то может появиться Сидни.
  
  Дженнингз собиралась спросить меня что-то еще, но зазвонил ее мобильный. Она посмотрела на определитель и отошла в сторону.
  
  Я тем временем зашел к Лоре Кантрелл сказать, что беру отпуск за свой счет.
  
  — Вернусь, когда найду Сидни. Если будет нужно, продам дом, чтобы держаться на плаву.
  
  — Наверное, ты прав, — сказала она. — Но учти, я не смогу держать для тебя место вечно.
  
  — Конечно.
  
  — Тим, я знаю, каково тебе приходится, но все же…
  
  — Всех своих клиентов я передал Энди. Он уже начал с ними работать.
  
  — Это не все, Тим.
  
  — А что еще?
  
  — Автомобиль, на котором ты ездишь, принадлежит фирме.
  
  Я хотел посмотреть ей в глаза, но она отвернулась.
  
  В фирме «Риверсайд-хонда» было полно подержанных автомобилей. Можно было выбрать что-нибудь подходящее, но мне вдруг не захотелось помогать им делать бизнес. Я решил обратиться к Бобу.
  
  — Пару дней потерпишь? — спросил я.
  
  — Конечно, — ответила Лора.
  
  Детектив Дженнингз ждала меня у стола.
  
  — Так почему этот человек собирался вас убить?
  
  — Чтобы заставить Сид показаться. Он решил, что, узнав о моей смерти, она обязательно придет на похороны.
  
  Дженнингз кивнула:
  
  — Это поддерживает версию, что Сид жива.
  
  У меня похолодело внутри.
  
  — У вас есть причины думать иначе?
  
  — Мне только что звонили из лаборатории, — сказала она. — Есть результаты анализа ДНК крови с машины вашей дочери.
  
  Я держался, чтобы не упасть в обморок.
  
  — Это ее кровь.
  
  Я едва стоял на ногах. Дженнингз усадила меня в кресло, сама села напротив.
  
  — Но она могла просто порезать палец, — сказал я.
  
  — Да, — согласилась детектив. — Но на ее машине обнаружена кровь еще одного человека. Его идентифицировать было сложнее. Но нам повезло. Оказалось, что это кровь Рэндалла Трайпа.
  
  — Кто это? — спросил я.
  
  — Я однажды упоминала его в разговоре. Это профессиональный преступник. Чем только не занимался. От «кражи личности»[32] до торговли людьми. Был найден в мусорном контейнере в Бриджпорте через день после того, как вы сообщили о пропаже Сидни. Застрелен в грудь.
  
  — Но как же так? — сказал я. — Автомобиль Сидни нашли в Дерби. А оттуда довольно далеко до Бриджпорта.
  
  — Туда его могли перевезти на другом автомобиле, — сказала Дженнингз. — Тут я вижу два варианта. Первый: раненый Трайп сбежал откуда-то на автомобиле вашей дочери. Причем на его руках была ее кровь. Второй: раненая Сидни Блейк уехала на своем автомобиле, и на ее руках была кровь Трайпа.
  
  — Но известно, что Трайп мертв, — сказал я.
  
  — Вот именно. Вот почему я склонна к варианту номер два.
  
  — Но если у Сид на руках была кровь Трайпа, то…
  
  — Вот именно, — повторила Дженнингз. — Тут есть над чем подумать.
  
  Я вспомнил слова фальшивого Эрика. Что путь к копам Сидни заказан.
  
  Когда я наконец добрался домой, уже стемнело.
  
  Признаюсь, было боязно. Я повернул зеркало заднего вида, высматривая мини-вэн и оглядывая лица прохожих на улице.
  
  Я спросил Дженнингз, положена ли мне от полиции защита. Она ответила, что свободных сотрудников в полиции Милфорда нет.
  
  Не заметив ничего необычного, я отпер дверь дома, вошел, включил в прихожей свет. Сейчас тут все было почти как прежде. Вещи на своих местах, ковры пропылесосены, полы вымыты.
  
  Нос у меня болел, в голове стучало. Я начал искать тайленол на обычном месте в шкафу кухни, но после уборки он куда-то задевался. Еле нашел. Принял две таблетки, запив водой из-под крана, и задумался, что теперь делать.
  
  В общем, было ясно — надо искать Сид. Но где?
  
  И тут на меня навалилась усталость. «Скорее в постель», — сказал я себе. Посплю до утра, а там на свежую голову что-нибудь придумаю.
  
  Я поставил стакан в раковину и сел за кухонный стол. На пару секунд. Опустил голову на руки, повернулся, чтобы не тревожить разбитый нос, и…
  
  В кухне трезвонил телефон. Я дернулся, посмотрел на часы: полночь. То есть я проспал за кухонным столом почти три часа.
  
  Взял трубку.
  
  — Алло.
  
  Были слышны приглушенные звуки музыки, смех, выкрики.
  
  Затем молодой женский голос едва слышно произнес:
  
  — Мне нужна помощь…
  Глава двадцать пятая
  
  — Сид? — крикнул я. — Это ты?
  
  На другом конце девушка заплакала.
  
  — Приезжайте поскорее, заберите меня. — Ее слова заглушала музыка.
  
  — Сид, где ты? Скажи где. — Я весь дрожал. — Скажи только, где ты, и я приеду.
  
  — Это не Сид.
  
  — А кто?
  
  — Это я, Патти. — Она всхлипнула. — Приезжайте и заберите меня. Пожалуйста.
  
  — Что случилось, Патти?
  
  — Я повредила ногу. — Теперь было ясно, что она едва ворочает языком.
  
  — Как?
  
  — Упала.
  
  — Ты пьяна, Патти?
  
  — Наверное, есть немного.
  
  — Патти, позвони маме. Она тебя заберет. Хочешь, я позвоню ей.
  
  — Мистер Блейк, в это время суток она наверняка набралась сильнее, чем я.
  
  — У тебя есть деньги на такси? Скажи, где ты находишься, и я пошлю туда такси, оно отвезет тебя домой. Я заранее заплачу.
  
  — Пожалуйста, приезжайте и заберите меня, — произнесла она умоляющим тоном.
  
  Потом я услышал голос молодого парня:
  
  — Кончай возиться со своей ногой. Иди сюда.
  
  — Да пошел ты… — отшила его Патти.
  
  Несколько парней рядом засмеялись.
  
  — Хорошо, — сказал я, — говори, где ты находишься, я приеду.
  
  — Я нахожусь… Эй, — крикнула она кому-то, — где это дерьмо находится? — Кто-то в ответ крикнул: «В Америке!» — Не смешно, козел, — буркнула Патти, а затем в трубку мне: — Вы знаете дорогу вдоль берега? Бродвей. Восточный Бродвей.
  
  — Конечно, — ответил я. Это было в пяти минутах езды отсюда, самое большее. — А где именно там?
  
  — Ну, возле домов.
  
  Там везде были дома.
  
  — А какую-нибудь надпись ты сейчас видишь?
  
  — Нет… хотя подождите, вот написано: «Гарднер».
  
  Теперь мне было ясно, куда ехать.
  
  — Жди, — сказал я. — Скоро буду.
  
  Я быстро собрался и вышел к машине.
  
  Ночь была теплая, с небольшим ветерком. Я опустил стекла, надеясь, что свежий воздух поможет мне окончательно проснуться. Поездка заняла всего несколько минут. Кругом была молодежь. Одни шли по тротуару, другие — посередине улицы. У многих в руках были бутылки. Значит, где-то в одном из домов на берегу прошла большая вечеринка. Видимо, по случаю отъезда родителей.
  
  Я ехал медленно: боялся кого-нибудь задеть. Потом остановился у большой компании молодых людей. Рядом в доме везде был включен свет и гремела музыка.
  
  Высокий парень рядом с Патти, наклонившись к ее уху, что-то говорил. Она равнодушно слушала.
  
  — Патти, — позвал я.
  
  Она не отозвалась.
  
  Открыв дверцу, я позвал снова.
  
  Парень глянул на меня и покачнулся. Только сейчас я увидел, что он вдрызг пьяный.
  
  Она вырвала руку у парня и направилась ко мне. Тот что-то прокричал, видимо, уговаривая остаться.
  
  — Отвали, — бросила она не останавливаясь.
  
  — Ну и дура! — крикнул он и побрел к остальным парням.
  
  Волосы у Патти были растрепаны, и она сильно хромала. Черные шорты великолепно подчеркивали белизну ее безупречных ног. Однако правое колено было темным и поблескивало.
  
  — Привет, мистер Би, — сказала она. — Ого, какой у вас сегодня красивый нос!
  
  — Садись, — сказал я.
  
  Патти как будто вслепую нащупала ручку дверцы и села. От нее пахнуло алкоголем.
  
  — Где ты живешь, Патти?
  
  Кажется, мой вопрос ее немного протрезвил.
  
  — Я не хочу домой, мистер Би. Везите меня к себе.
  
  — Патти, я обязан отвезти тебя домой.
  
  — Если я явлюсь туда в таком виде, мать устроит скандал.
  
  — Ты же говорила, что она спит, пьяная.
  
  — Кто ее знает. Может, уже очухалась.
  
  Она осторожно потрогала свое колено.
  
  — Вот раздолбала. Почти как вы свой нос.
  
  Не останавливая машину, я включил свет и посмотрел. Ее колено было сильно разбито.
  
  — Как это случилось?
  
  — Да этот идиот Райан, или как его там зовут, уронил бутылку с пивом на тротуар. Ясное дело, она разбилась. Я споткнулась и упала коленом прямо на осколки. А почему споткнулась? Из-за этих девиц, страхолюдин из Бриджпорта. Одна, такая вся выкобенистая, стала насчет меня выступать, ну я повернулась, чтобы послать ее куда подальше, и упала, понимаете? А так бы я запросто обошла осколки, если бы не эти говнюшки.
  
  — Тебе нужно наложить швы, — сказал я. — Давай я отвезу тебя в больницу, мы будем там через минуту. Пусть посмотрят.
  
  — Правильно. А потом они возьмут и вызовут полицию, потому что я ведь еще несовершеннолетняя. Мне пить не положено. Так что туда не надо.
  
  — Кто этот парень, который был с тобой?
  
  Она пожала плечами:
  
  — Не знаю. Какой-то придурок.
  
  Я все же свернул к больнице, но она сразу заметила:
  
  — Везите меня к себе. А не хотите, тогда остановите, я вылезу.
  
  Что делать, не отпускать же сильно подвыпившую семнадцатилетнюю девушку с разбитым кровоточащим коленом ночью одну неизвестно куда. Пришлось везти к себе домой.
  
  Я поставил машину у дома, помог Патти вылезти. Пока мы ехали, ее, кажется, совсем развезло. Она едва держалась на ногах. Ухватилась за меня, так что мне пришлось чуть ли не тащить ее на себе.
  
  Когда мы подошли к входной двери, я услышал, как на нашу улицу выехала машина. Я оглянулся. Это был серебристый «форд-фокус» моей приятельницы Кейт Вуд.
  
  Она увидела картину: я завожу молодую красивую девушку поздно ночью в свой дом, девушка явно навеселе, наверное, и я тоже. Разве не ясно? Поэтому «форд-фокус» быстро скрылся из вида.
  
  — Этого только не хватало, — пробормотал я.
  
  — Что? — спросила Патти.
  
  — Так, ерунда.
  
  Я повел ее наверх, в ванную комнату Сид. Велел снять туфли, сесть на край ванны и спустить ноги внутрь.
  
  — Посиди так. Я принесу аптечку скорой помощи.
  
  Вернувшись, я застал ее в той же позе. Пригорюнившуюся, с опущенной головой, волосы закрыли лицо.
  
  Она подняла на меня влажные глаза:
  
  — Что случилось с вашим носом?
  
  — Это результат пробной поездки с одним клиентом, — ответил я.
  
  — Ого! Попали в аварию?
  
  — Не совсем. — Я раскрыл аптечку. — Давай лучше займемся твоим коленом.
  
  Вначале мы его хорошенько промыли. Потом я промокнул несколькими свежими полотенцами. Естественно, они сразу оказались все в крови. Тщательно продезинфицировав колено, я его перевязал.
  
  — Как у вас хорошо получается, — сказала Патти.
  
  — Есть опыт, — ответил я. — В детстве перевязывал Сид. Она часто сдирала коленки, когда каталась на роликах.
  
  Патти надолго замолчала.
  
  Я перевязывал ее, опустившись на колени, а когда закончил, сел на пол. Вставать не было сил.
  
  — Я не заслуживаю такого отношения, — вдруг сказала она.
  
  — Почему?
  
  — Потому что Сидни хорошая, а я плохая.
  
  — Патти.
  
  — Да, плохая.
  
  — Ведешь ты себя действительно не всегда пристойно, но это не значит, что ты плохая. Душа у тебя хорошая. Ты особенная, Патти, не такая, как все. Только перестань общаться со всяким отребьем, и не будешь попадать в разные дерьмовые ситуации. Как, например, сегодня.
  
  Она помолчала.
  
  — Вы единственный, кто не позволяет мне чувствовать себя никчемной.
  
  — Я же говорю, ты совсем не такая, Патти.
  
  — Но я иногда чувствую себя такой.
  
  Мы опять посидели пару минут молча.
  
  — А что, если Сидни не вернется? — спросила она.
  
  — Я не могу себе позволить даже думать об этом, — сказал я. — Завтра с утра намерен посвятить все время ее поискам.
  
  — А как же работа?
  
  — Работа побоку. Главное — найти Сид.
  
  Патти перебросила ноги из ванны и вытерла полотенцем.
  
  — Позвони маме, — сказал я. — Сообщи хотя бы, где находишься. Чтобы она не волновалась.
  
  Она слабо улыбнулась:
  
  — Вы думаете, все родители такие, как вы? Что все беспокоятся?
  
  Я не знал, что ответить.
  
  — Помню, Сидни жутко раздражала ваша забота, — продолжила Патти. — Когда вы ругали ее за то, что приходит поздно, заставляли звонить, чтобы знать, где она находится, ну и все такое. Иногда мне казалось, что ее возмущение показное. Что она ведет себя так, потому что не хочет, чтобы я чувствовала себя покинутой. Ведь меня никто никогда не ждал и не желал знать, где я нахожусь. Потому что моим родителям до меня было как до лампочки, понимаете?
  
  — Мне очень жаль это слышать, — пробормотал я.
  
  — Отец отвалил, когда мне не исполнилось еще шести. А до этого он меня один раз чуть не убил.
  
  — Как это было? — спросил я.
  
  — Понимаете, в детский сад меня обычно возила мама. Но в тот день ей надо было куда-то пораньше уйти и повез он. Мне было тогда три года. Так он забыл меня высадить у детского сада и сразу поехал на работу. А на улице тогда было очень жарко.
  
  — Боже!
  
  — Да, он привез меня на работу и оставил в машине. Я там спала. На улице было градусов сорок, а в кабине, наверное, весь миллион. Папаша вспомнил обо мне только через два часа. Выбежал, схватил меня, когда я уже чуть не отдала концы, потащил в здание. Там начал обмывать водой, поить, ну и все такое. А когда я очухалась и стало ясно, что все обошлось, то первое, что он мне сказал, я это до сих пор помню: «Давай не будем говорить маме».
  
  Мне оставалось только качать головой.
  
  — Но она все равно узнала. Ей кто-то сказал. С тех пор, наверное, у них и пошли нелады.
  
  — Ужасная история. — Я вздохнул. — Но такое бывает. Ведь люди утром обычно всегда делают одно и то же. Почти на автомате. А высадить тебя у детского сада выпадало из рутины.
  
  — Согласна, — сказала Патти. — Он, наверное, сделал это не намеренно. В том смысле, что, встав утром, не решил: «Давай-ка я ее сегодня прикончу». Но ему было безразлично, что со мной станет, это точно. Потому что он на самом деле не был мне настоящим отцом.
  
  У меня не было ни желания, ни душевных сил интересоваться, что значат эти слова. То ли мать прижила ее с кем-то, то ли девочку удочерили. Честно говоря, больше всего мне хотелось сейчас положить голову на коврик и заснуть прямо здесь, на полу в ванной комнате.
  
  Я с трудом поднялся на ноги.
  
  — Патти, пора идти спать. Отправляйся в комнату Сид. А утром обязательно позвони маме.
  
  — Да ей на меня плевать, — сказала она. — Вы слышали, чтобы хотя бы раз зазвонил мой мобильник?
  
  — Ладно, Патти, пошли. — Я направился к двери.
  
  — И вообще, — продолжила она, — я бы с удовольствием осталась здесь. Это было бы совсем неплохо. Вы будете ездить целыми днями искать Сид, а я следить за домом. Убирать, готовить. Кстати, я умею хорошо готовить. Принимать телефонные звонки, проверять электронную почту. Ждать, когда вы вернетесь. Правда, было бы здорово?
  
  Ее глаза заблестели.
  
  — Это, конечно, шутка, Патти, — сказал я. — Потому что такое невозможно.
  
  — Вы боитесь, что люди подумают, что вы меня имеете?
  
  Как бы хорошо я ни относился к этой девушке, но она меня измотала.
  
  — Хватит, Патти, пошли спать. — Я попытался улыбнуться. — Как видишь, я за одной дочкой не сумел как следует проследить. Куда мне две.
  
  Она помолчала несколько секунд, затем кивнула и, схватив туфли, быстро двинулась в комнату Сидни.
  
  И я наконец отправился спать.
  Глава двадцать шестая
  
  Проснулся я поздно, в начале девятого. По пути в ванную увидел, что дверь комнаты Сидни широко раскрыта. Кровать застлана, и даже не видно, чтобы на ней спали.
  
  Может, Патти вчера обиделась и ушла? А я не слышал, потому что спал как убитый.
  
  На кухне, как и следовало ожидать, ее не было. В раковине стоял стакан, из которого я вчера запивал тайленол.
  
  Ладно. Я проверил входную дверь. Она оказалась не заперта. Теперь было ясно, что Патти ушла.
  
  Прежде чем принять душ, я проверил на компьютере почту. Как всегда, ничего.
  
  Затем сварил кофе, поджарил яичницу-глазунью. Посмотрел новости по телевизору.
  
  Не успел позавтракать, зазвонил телефон. Это была Сьюзен.
  
  Мы обменялись приветствиями, после чего я рассказал ей много интересного. Во-первых, что ушел с работы, во-вторых, что кровь на машине оставила сама Сид и еще один подонок, найденный мертвым в Бриджпорте. Невозможно представить, как он оказался в ее машине. Последнюю новость я приберег напоследок. Что ко мне на работу под видом покупателя явился один тип, что мы отправились с ним в пробную поездку и так далее, все по порядку.
  
  — И я обо всем этом слышу только сейчас? — возмутилась Сьюзен.
  
  — Извини, — сказал я. — Если бы это были хорошие новости, я бы позвонил.
  
  — А что полиция? Они ищут этого человека? Ведь он может знать причину, почему она пропала.
  
  — Конечно, ищут, по приметам, — сказал я. — Потому что он предъявил фальшивое водительское удостоверение. А как дела у вас?
  
  — Боб занимается сыном.
  
  — Это хорошо. Давно пора.
  
  — Ничего хорошего. Эван задолжал больше, чем тогда сказал. Даже ухитрился взять у приятеля, он не сказал у кого, фальшивую кредитную карту для какой-то игры на компьютере.
  
  — Фальшивую?
  
  — Да. Карта новая, но данные туда помещены с карты другого человека. Эван попользовался ею пару дней, пока владелец не обнаружил, что с нее снимают деньги, и не заблокировал. Потом Эван пару раз вытаскивал у Боба из бумажника его карту и тоже поснимал денег.
  
  — Ты права: это, конечно, скверно, — сказал я. — Но еще хуже, что наша дочка связалась с таким обормотом. Что она в нем нашла? И еще я не перестаю думать, что проблемы Эвана как-то связаны с исчезновением Сидни. Может быть, он задолжал столько денег, что ее взяли в заложницы, пока не расплатится?
  
  — Ну, это ты уже хватил через край.
  
  — Я просто хватаюсь за любую соломинку, Сьюзи.
  
  — Я знаю.
  
  — Кстати, о Бобе.
  
  — Что?
  
  — Во-первых, передай, что я ему сочувствую насчет Эвана. И еще… — Я замолк на несколько секунд.
  
  — Что? — спросила она.
  
  — Я думаю… тебе с ним повезло.
  
  — Не понимаю?
  
  — Ну, когда ты упала на площадке… я увидел… что он тебя действительно любит, Сьюзи.
  
  Она молчала. Действительно, что тут скажешь.
  
  — И мне нужно поговорить с ним насчет машины, — добавил я.
  
  — Какой машины?
  
  — Лора забирает казенную. А мне нужны колеса.
  
  — Ты хочешь купить машину у Боба? — Сьюзен повеселела. — Вот это ему понравится.
  
  Поговорив с бывшей женой, я решил сделать еще один звонок. Почему-то мне показалось это необходимым. Я набрал номер мобильного Кейт Вуд. Она, наверное, уже ехала на работу.
  
  — Привет, — сказал я. — Это Тим.
  
  — Мог бы не говорить, я догадалась, — сказала она.
  
  — Ты приезжала вчера вечером.
  
  — Возможно.
  
  — Так я хочу объяснить, чтобы не было недоразумений.
  
  — А мне не нужно ничего объяснять.
  
  — Это была Патти, подруга Сид, — сказал я.
  
  — Понимаю. — Было слышно, как Кейт усмехнулась. — Значит, решил переключиться на молоденьких. Теперь понятно, почему ты не звонил.
  
  — Она поранила ногу на вечеринке, — попытался втолковать я, — и позвонила, чтобы я ее забрал.
  
  — Молодец, что позвонила, — сказала Кейт.
  
  — Я перевязал ей колено и отправил спать. Вот и все.
  
  — Тебе не кажется это забавным? — процедила Кейт.
  
  — Что?
  
  — Что ты озаботился позвонить мне по этому поводу. То не звонил, не звонил, а теперь вот, пожалуйста.
  
  — Кейт, я просто подумал, что тебе нужно объяснить.
  
  — Ах вот как? Подумал. Только ты поздновато подумал, Тим.
  
  — Кейт, прошу тебя, пожалуйста, не заводи старую песню.
  
  — Ты меня держишь за тупую, Тим. А зря. Кое-что я все же сообразила.
  
  — Ладно, Кейт, соображай что хочешь. Я попробовал тебе объяснить насчет вчерашнего, но в твоей голове, очевидно, разыгрался другой сценарий. И уж тут ничего не поделаешь. Счастливо, желаю удачи.
  
  Только я положил трубку, раздался звонок. На этот раз в дверь.
  
  На пороге стоял Арни Чилтон. Увидев мой нос, он вскинул брови:
  
  — Что с вами случилось?
  
  — Доброе утро, — сказал я.
  
  — Серьезно, что случилось? Это сделал Боб? Он тогда сильно разозлился.
  
  — Нет, — ответил я. — Это сделал другой.
  
  — Вообще-то я тоже обижен, — проговорил он, как будто вспомнив, зачем пришел.
  
  — А меня обидело, что вы начали строить из себя сыщика, — сказал я.
  
  — Да, но зачем было посылать меня за кофе и пончиками?
  
  Мне стало его жаль.
  
  — Извините, — произнес я миролюбиво. — Намеревался досадить Бобу, а невольно обидел вас. Хотите кофе?
  
  — Хочу, — сказал Арни, и мы отправились на кухню.
  
  Я сварил кофе. Мы сели с чашками друг напротив друга.
  
  — Вы пришли, только чтобы выразить возмущение?
  
  — Нет, — сказал он. — Хочу еще поговорить с вами о деле.
  
  — Так вы что, продолжаете расследование? — удивился я.
  
  — Конечно, — с вызовом ответил он. — И буду продолжать, пока не отработаю долг Бобу.
  
  — А я полагал, вы в расчете.
  
  — Должен вам сказать, что я человек чести. — Арни подул на кофе. — И привык отдавать долги. — Он сделал глоток и посмотрел на меня: — У вашей дочки есть приятель по имени Джефф?
  
  — Есть, — подтвердил я.
  
  — Что вы о нем знаете?
  
  — О Джеффе?
  
  — Да.
  
  Я пожал плечами:
  
  — Не очень много. Знаток компьютеров, создал для меня сайт. Спокойный. Есть проблемы с самооценкой.
  
  — А то, что он некоторое время назад влип в дерьмо, это вам известно?
  
  Я насторожился:
  
  — Что за дерьмо?
  
  Арни Чилтон удовлетворенно кивнул:
  
  — Джефф на лето устроился официантом в небольшой ресторан в Бриджпорте. И его застукали, когда он мухлевал с кредитной карточкой одного клиента. У него была такая штуковина, называется «клин». Так он, перед тем как сунуть карточку в контрольно-кассовый аппарат ресторана, совал ее в «клин».
  
  — А что это за штуковина? — спросил я.
  
  — «Клин» — это такая вещица, не больше пачки сигарет. Вы быстро проводите в ее щели кредитной картой, ну как это обычно делают, и она считывает с нее все данные.
  
  — Понятно.
  
  — Потом эти данные можно перенести на фальшивую карту. Так вот, менеджер застукал Джеффа за этим занятием и тут же выгнал.
  
  — Когда это было?
  
  — Прошлым летом, — сказал Арни.
  
  — Полицию вызывали?
  
  — Менеджер собирался, но потом подумал, что шум ему ни к чему. Люди узнают, что в этом ресторане мошенничают с кредитными карточками клиентов, и не будут заходить. Вдобавок Джефф еще юнец, а его папа работает на радиостанции. Он приехал к менеджеру, они поговорили. Отец пообещал, что его сын больше никогда так делать не будет, что он выбьет из него дурь. Мол, не надо портить ему жизнь. Вот такую он завел песню, понимаете? Плюс пообещал помочь ресторану с рекламой.
  
  — Как вы это раскопали, Арни? — удивился я.
  
  Он застенчиво улыбнулся:
  
  — Менеджер этого ресторана — мой брат. Я заехал к нему вчера повидаться. Мы поговорили о том о сем, и я между делом рассказал ему, что Боб попросил меня найти пропавшую дочку его жены и упомянул, что у нее был приятель по имени Джефф. А он мне говорит, что у него тут работал один Джефф. Ну и все остальное.
  
  — Да, мир тесен, — сказал я.
  
  У меня не было сомнений, что этот тот самый Джефф Блюстайн.
  
  — Вы уже сказали об этом Бобу и Сьюзен?
  
  — Отложил на завтра. Сейчас поеду домой досыпать, вчера допоздна засиделся с братом.
  
  — То, что вы сейчас рассказали, очень для меня важно, — сказал я. — Нужно немедленно встретиться с Джеффом.
  
  — Вы думаете, его история может иметь отношение к тому, что случилось с вашей дочкой? — спросил Арни.
  
  — Не знаю.
  
  — Мой брат в ресторанном бизнесе уже давно. И с какой только дрянью не имел дела. Одно время у него работали нелегалы. Это опасно. Потому что, говорят, есть такой закон, по которому, если ты нанял нелегала и знаешь, что он нелегал, твой бизнес могут закрыть. Вы слышали об этом?
  
  — Конечно, — ответил я, вспомнив что говорила Кип Дженнингз о Рэндалле Трайпе. В числе его занятий была также перевозка нелегалов. — Вы не слышали, ваш брат не упоминал когда-нибудь Рэндалла Трайпа?
  
  — Нет, не слышал. Теперь он с нелегалами не связывается, но был период, когда нанимал вот таких людей, без всяких бумаг. Ну, мыть посуду, вытирать столы — в общем, делать всякую грязную работу. Нет, скажу я вам, ресторанный бизнес не для меня.
  
  Арни поднялся уходить.
  
  — Я сожалею насчет этой истории с пончиками, — сказал я. — Пожалуйста, не обижайтесь.
  
  Он улыбнулся.
  
  Сидни шестнадцать. То есть это было недавно.
  
  Она сдала тесты на получение водительского удостоверения и теперь мечтает проехаться в машине одна. Практиковалась Сид большей частью на машине матери — Сьюзен рано приезжала с работы, — но теперь дочка живет у меня.
  
  Это было еще до того, как она устроилась на лето в автосалон и приобрела хороший опыт.
  
  Однажды я приезжаю вечером, а Сидни говорит, что ей нужно съездить к матери, взять тетрадь с домашними заданиями, которую она забыла. Обещает тут же вернуться. Просит отпустить ее одну.
  
  — Ну что? — спрашивает она.
  
  Я соглашаюсь.
  
  Примерно через час в дверь звонят. Я открываю. Вижу Патти. Она нервно улыбается. Уже месяца два, как они с Сид подруги.
  
  — Входи, — говорю я. — Но Сид нет дома. Она поехала к матери за тетрадью.
  
  — Я знаю, — бодро произносит Патти. — И пришла сказать, чтобы вы не беспокоились. С ней все в порядке.
  
  Я чувствую, как будто подо мной внизу открылась дверца люка.
  
  — Но что-то случилось? Да? Говори, Патти.
  
  — Понимаете, на обратном пути от мамы Сидни увидела меня, и мы решили заехать в торговый центр за мороженым. Она поставила машину, все как положено, а этот придурок, ну полный говнюк, врубился на своем старом ящике в дверцу.
  
  — И вы там сидели? Ты и Сид?
  
  — Нет. Мы в это время покупали мороженое и видели, как все случилось. Так этот парень, представляете, сразу отвалил. Мы даже не успели рассмотреть номер его машины. Но Сидни не виновата.
  
  Я начинаю надевать пальто.
  
  — Только не ругайте ее, пожалуйста, — умоляет Патти.
  
  — Меня беспокоит одно — чтобы с ней ничего не случилось.
  
  — Да с ней все клево. Она беспокоится насчет вас. Что вы будете психовать.
  
  Потом за ужином я спрашиваю Сид:
  
  — Почему ты решила, что я буду психовать?
  
  — Не знаю, — отвечает она.
  
  — А зачем послала Патти?
  
  — Она предложила, и я подумала: ладно, пусть сходит к тебе. Подготовит. Потому что еще до того, как вы с мамой развелись, да и после тоже, как только шел разговор о деньгах, ты начинал психовать.
  
  — Ты ошибаешься, Сид.
  
  — А тут дверца смята. Ведь на это уйдет куча денег, верно? И ты не захочешь проводить все по страховке, потому что повысят налог. А я заплатить не могу — у меня нет денег. А если ты попросишь у мамы половину суммы, она скажет, что это твоя машина, ты дал ее мне покататься, вот и плати. А ты разозлишься. И вы опять начнете ругаться, как тогда, когда у тебя был автосалон, и все там пошло плохо, и каждый вечер вы с мамой ругались. Она тебя все упрекала, что ты не обеспечил нам хорошую жизнь и все такое.
  
  В течение нескольких дней я пытаюсь убедить Сид, что деньги для меня не самое главное.
  
  Кажется, мне это удается.
  Глава двадцать седьмая
  
  После ухода Арни я позвонил на мобильный Патти. Хотел удостовериться, что с ней все в порядке, что она благополучно добралась до дома или куда-то еще. Патти не отвечала. Значит, действительно обиделась. Да, я пресек вчера ее глупые фантазии. А как бы вы поступили на моем месте? Несовершеннолетняя девушка в приличном подпитии в вашем доме, ночью, матери звонить отказалась, теперь вот откровенно навязывается.
  
  Затем я набрал номер домашнего телефона Джеффа. Ответил женский голос.
  
  — Это миссис Блюстайн? — спросил я.
  
  — Да.
  
  — Говорит Тим Блейк.
  
  — О, здравствуйте!
  
  — Джефф дома?
  
  — Его сейчас нет. Вы по поводу сайта?
  
  — Да. Я ведь плохо во всем этом разбираюсь.
  
  — И я тоже, — подхватила она. — Что там сын делает на компьютере, не имею ни малейшего представления.
  
  Я распрощался с матерью Джеффа и набрал номер его мобильника. Он ответил.
  
  — Джефф, нам нужно поговорить, — сказал я.
  
  — А что случилось, мистер Блейк? — спросил он. — Забарахлил сайт или что-то другое?
  
  — Да, другое. Ты сейчас где?
  
  — В поезде. Решил с ребятами съездить в город. — Под городом он имел в виду Манхэттен.
  
  — Когда вернешься?
  
  — Вечером. Мы едем в магазин «Кид робот».
  
  Поговорить мне нужно было с ним с глазу на глаз. Так что придется подождать.
  
  — Ладно, — сказал я. — Отложим на завтра. Договорились?
  
  — Договорились, — ответил Джефф, но по голосу чувствовалось, что он от моего предложения не в восторге.
  
  — Ты собрался купить у меня автомобиль? — чуть не ахнул Боб Джениган.
  
  — Считай, что я начал меняться к лучшему, — сказал я.
  
  Мы стояли с ним на демонстрационной площадке.
  
  — Кстати, ты ошибаешься.
  
  — В чем? — спросил он. — В твоем намерении купить машину?
  
  — Нет. В том, что я пытаюсь вбить клин между тобой и Сьюзен. Мне она, конечно, небезразлична. Я даже продолжаю ее любить, она мать моего ребенка, но вставать между вами — у меня даже в мыслях нет такого.
  
  — Рад это слышать, — сказал Боб.
  
  Мы помолчали. Затем я сказал:
  
  — Ну показывай, что у тебя есть.
  
  Он сразу ткнул пальцем в синего «жука» — «фольксваген», возраст примерно лет десять.
  
  — Как насчет этого?
  
  — Ты шутишь?
  
  — Нет, не шучу, — сказал он. — У него относительно небольшой пробег, сносная цена и экономное потребление горючего.
  
  — Но этот автомобиль уже справил свою годовщину, верно? — спросил я.
  
  — Какую годовщину? — удивился Боб, притворившись, что не понимает вопроса. Так те, кто занимается этим бизнесом, называют автомобиль, простоявший на площадке весь год.
  
  — Ладно тебе, Боб, — сказал я. — Я этот автомобиль давно заприметил. Он стоит здесь уже много месяцев, тебе все никак не удается его сбагрить. Под ним лужа масла, а две передние шины лысые.
  
  — Кроме того, у него тонированные стекла, — добавил Боб, — а в салоне CD-плейер на шесть дисков. — Он протянул мне ключ. — Давай заведи.
  
  Я сел, включил зажигание, щелкнул выключателем фар и, оставив двигатель работать, обошел машину.
  
  — Дальний свет барахлит. И ты слышишь эти постукивания?
  
  — Это он пока разогревается.
  
  — И ты хочешь за него четыре с половиной? — спросил я.
  
  — Разве много? — Он посмотрел на меня. — А сколько ты дашь?
  
  — Возьму за три девятьсот, если ты поставишь сюда нормальные шины, заменишь передние фары и устранишь течь снизу.
  
  Боб тяжело вздохнул:
  
  — Ну ты даешь, Тим!
  
  — Иначе нельзя, приятель. Ты же знаешь, что я в таких делах дока.
  
  Я сел в машину, выключил зажигание, затем подтянул рычаг изменения наклона спинки сиденья. Он отломился и остался у меня в руке. Я протянул его Бобу.
  
  — Ладно, пусть будет три девятьсот, — сказал он.
  
  — И обязательно замени передние фары и лысые шины, — предупредил я.
  
  — Договорились.
  
  Прежде чем уехать, я зашел в офис.
  
  — Ну что, продал он тебе «жука»? — спросила Сьюзен.
  
  — Да, — ответил я. — Пришлось поторговаться, а то он делал вид, что отдает его задаром.
  
  — Можешь заплатить через несколько недель. Я прослежу, чтобы он не заметил. А к тому времени, может быть, «жук» тебе и не понадобится. Ты вернешься на работу, и тебе вернут машину.
  
  — Но тогда я заплачу за новые фары и шины, — сказал я. — Не надо, чтобы ты платила из своего кармана.
  
  — Я скажу тебе, во сколько это обойдется, — сказала она. — А ты ищи — ищи нашу девочку.
  
  Выходя из офиса, я увидел подъезжающий к площадке темно-синий седан. В нем были два не внушающих доверия типа — один за рулем, другой рядом. Автомобиль остановился неподалеку, и эти двое быстро вылезли. Один осмотрелся и показал другому на Эвана, который мыл машины.
  
  Это были молодые парни, примерно одного с ним возраста. Они двинулись к нему.
  
  Он заметил их не сразу, но когда это случилось, застыл на месте как вкопанный. Бежать не было смысла.
  
  — Найди Боба! — крикнул я Сьюзен и направился вслед незваным гостям.
  
  Они не бежали, но шли целеустремленным, угрожающим шагом. По мере их приближения Эван, казалось, сжимался все сильнее и сильнее.
  
  Парни зажали его у забора между «лендровером» и «Крайслером-300».
  
  — Привет, Эван, — сказал тот, что шел впереди.
  
  — Привет, — ответил он. — Я все пытался до вас дозвониться.
  
  — Да что ты говоришь? А я и не знал. — Парень повернулся к своему спутнику: — А ты?
  
  — Я тоже, — ответил тот.
  
  — Врешь ты все, — сказал первый. — Вот он, мой телефон. Посмотри, там не отмечено, что ты звонил. А ведь мог бы оставить и сообщение, придурок.
  
  — Я собирался позвонить, — пробормотал Эван.
  
  — Может, нам засунуть твой телефон тебе в задницу?
  
  — Что тут происходит? — спросил я, подходя сзади.
  
  Парни повернулись.
  
  — Мы приехали решить кое-какие личные проблемы, — сказал первый. Видно, он был главным. Оба парня угрожающе скрестили руки.
  
  Я посмотрел на Эвана.
  
  — Здравствуйте, мистер Блейк, — сказал он. Возможно, любовник моей дочери впервые был рад меня видеть.
  
  — Что случилось?
  
  — Так, ерунда.
  
  Я повернулся к главному парню:
  
  — Сколько он вам должен?
  
  Тот удивленно вскинул голову, видимо, впечатленный, как быстро я просек ситуацию.
  
  — Пять сотен.
  
  Я достал бумажник.
  
  — У меня тут сто шестьдесят долларов, возьмите пока их. За остальным приезжайте завтра в это же время, он вам все отдаст. — Я посмотрел на Эвана: — Верно?
  
  Он кивнул:
  
  — Конечно.
  
  — Ладно, пусть этот говнюк отдохнет до завтра, — сказал главный, беря у меня деньги.
  
  Они повернулись и пошли к своей машине.
  
  — Проиграл? — спросил я Эвана.
  
  Он робко мотнул головой:
  
  — Нет. Задолжал за травку, уже почти три недели.
  
  Тут наконец подошел Боб.
  
  — Кто эти парни?
  
  Я не стал им мешать объясняться и пошел, бросив на ходу Бобу:
  
  — Дашь мне знать, когда будет готов «жук».
  
  Остаток дня я провел на колесах.
  
  Объездил Милфорд, затем Бриджпорт. Посетил Дерби. Заходил в приюты для подростков, заведения фастфуда, магазины шагового доступа, везде показывал фотографии Сид.
  
  И везде облом.
  
  Направляясь домой, завернул в магазин, купил навынос жареного цыпленка и картофельный салат. Дома на кухне, не канителясь, быстро съел все прямо из коробки. Про вилку, правда, не забыл. Видно, еще не до такой степени я опустился. Мое поведение в общем-то можно было понять. Это была моя первая еда за день после завтрака.
  
  Сообщений на автоответчике никаких не было. В компьютере то же самое.
  
  Я набрал номер мобильника Патти. Нет ответа. Куда она, черт возьми, запропастилась? И вообще, неужели это было только вчера?
  
  Прибравшись на кухне, я присел на диван посмотреть по телевизору новости и вскоре отключился, не дождавшись прогноза погоды.
  
  Когда проснулся, было уже темно. Выключил телевизор, поднялся к себе в комнату. Бросил взгляд на сумку, с которой ездил в Сиэтл и ночевал в «Бизнес-отеле», и решил, что пришло время ее разобрать.
  
  Я выложил на кровать содержимое сумки. Одной вещицы не хватало. Для меня самой важной.
  
  Я засуетился. Где же она…
  
  Пошел к Сид, думая, что уже вернул ее на место, но забыл. Там вещицы не было.
  
  — Куда же, черт возьми, ты запропастился, Милт? — произнес я вслух.
  
  Побежал к машине, посмотрел в багажнике, на заднем сиденье, под сиденьями, но лосенка, любимой игрушки Сидни, нигде не было.
  
  — Значит, оставил в отеле, — сказал я себе, вспомнив, что положил игрушку на кровать в номере. Затем, когда брал подушку, Милт, наверное, упал.
  
  Ехать туда сейчас сил не было. Но завтра обязательно.
  
  Я поднялся в свою комнату, чувствуя себя совершенно подавленным. Надо ложиться спать.
  
  Мои размышления прервал шум где-то рядом с домом. Как будто дверца машины открылась и захлопнулась. Слышно было отчетливо — значит, не у соседей.
  
  Я спустился вниз, прислушался, и в этот момент зазвонил звонок входной двери.
  
  На сердце екнуло.
  
  Я посмотрел в глазок. Там стоял мужчина с коробкой в руках, размером примерно с автомобильный аккумулятор. Я отпер дверь.
  
  — Добрый вечер, мистер Блейк, — произнес вошедший.
  
  — Добрый вечер, мистер Флетчер, — отозвался я.
  
  — Вы меня запомнили, — удивился он.
  
  — А разве можно забыть человека, который использовал пробную поездку для перевозки навоза?
  
  — Да, — согласился Ричард Флетчер, протягивая мне коробку. Это была упаковка из шести банок хорошего пива. — Когда я в первый раз сюда заезжал прямо из магазина, банки были холодные, а теперь уже, наверное, нагрелись.
  
  — Вы сюда уже приезжали? — спросил я.
  
  — Пару раз, днем, — ответил он. — На карточке, что вы мне дани, указан ваш адрес. Есть он и в телефонной книге.
  
  — Заходите, пожалуйста.
  
  Я повел его на кухню, усадил, достал из коробки две банки. Одну кинул ему, другую открыл себе.
  
  Мы оба глотнули пива.
  
  — Надо было поставить минут на двадцать в холодильник, — сказал он.
  
  Я махнул рукой:
  
  — Ничего, и так сойдет.
  
  Он кивнул.
  
  — Вообще-то я тогда не собирался покупать новый грузовичок.
  
  — Я это понял.
  
  — Понимаете, подрядился у одного человека привезти навоз, а мой грузовик, как на грех, сломался. Жалко было терять сорок долларов.
  
  — Да, — буркнул я, делая очередной глоток.
  
  — Взять грузовик напрокат денег у меня не было, — продолжил Флетчер. — И занять не у кого.
  
  — Конечно, — согласился я.
  
  — Вот почему я это сделал, — заключил Флетчер. — Но в следующий раз к вам не пойду. Попробую в автосалоне «Тойота».
  
  Я улыбнулся:
  
  — Буду вам за это весьма признателен.
  
  Он улыбнулся в ответ и тоже глотнул пива.
  
  — Вот за этим я и приехал к вам. Чтобы извиниться.
  
  — Как зовут вашу дочку? — спросил я.
  
  — София.
  
  — Красивое имя.
  
  Мы сделали еще по глотку.
  
  — Мне пора идти, — сказал он и посмотрел на банку. — Представляете, раньше вполне мог оприходовать за один присест всю коробку, а сейчас и одной кажется много.
  
  Я встал его проводить. Мы вышли во двор, подошли к моему «сивику». Остановились. Пожали друг другу руки.
  
  — Как только выиграю в лотерею, сразу куплю вам новый грузовичок, — сказал я.
  
  — Поскорее бы это случилось, — ответил он.
  
  Я повернулся, чтобы идти обратно в дом, но где-то недалеко на дороге резко остановилась машина. Затем раздались громкие шаги. К нам кто-то быстро приближался.
  
  Затем я услышал странный звук, как будто разорвалась хлопушка, и, прежде чем успел сообразить, что происходит, Флетчер повалил меня на траву. Раздались еще хлопки, совсем рядом посыпалось разбитое стекло.
  
  — Не поднимайте голову, — прохрипел мне в ухо Флетчер.
  
  Мы услышали шум отъезжающего на большой скорости автомобиля, подождали еще пару минут и поднялись.
  
  Заднее стекло в моей машине было разбито.
  
  — А я все думал, что пива будет недостаточно, — сказал Флетчер. — Но теперь вижу — мы квиты.
  Глава двадцать восьмая
  
  Я побежал в дом звонить в полицию, а когда вернулся, Ричард Флетчер уже выезжал на своем желтом «пинто».
  
  — Куда вы? — крикнул я.
  
  Он опустил стекло.
  
  — Домой.
  
  — Подождите. Полицейские уже выехали. Они захотят с вами поговорить. Вы свидетель.
  
  — Я ничего не видел, — категорически заявил Флетчер. — У меня и без того довольно хлопот, чтобы разбираться с вашими. Поэтому, пожалуйста, не впутывайте меня, во что впутались сами. И не говорите ничего полицейским, я все равно буду отрицать.
  
  Он кивнул мне на прощание и поехал дальше. Его «пинто» фыркал, чихал и спазматически кашлял.
  
  Очень скоро нашу улицу наводнили полицейские. Перед моим домом собралось не меньше десяти автомобилей, окрашивая сиянием проблесковых маячков соседние дома и деревья. Дальше по улице стоял фургон телевизионных новостей. Вокруг слонялись соседи, разговаривали друг с другом приглушенными голосами, пытаясь понять, что произошло. Полицейские тем временем огородили место происшествия желтой лентой.
  
  Они успели также пошастать по моему дому. Им там уже было все знакомо.
  
  — Так зачем, вы говорите, приезжал к вам этот Ричард Флетчер? — спросила детектив Дженнингз. Мы стояли с ней у входа.
  
  — Заехал помириться, — ответил я. — Он взял в нашем магазине пикап на пробную поездку и использовал его для перевозки навоза. Я ему позвонил, выразил недовольство, и вот он приехал сегодня вечером с шестью банками пива. Стрельба началась, когда он собрался уезжать.
  
  — Может быть, это были его приятели? — предположила она.
  
  — Да вы что? — Я отрицательно покачал головой. — Он меня спас. В буквальном смысле. Я был бы сейчас мертвый, если бы Ричард Флетчер не повалил меня вовремя на траву. Но он сказал, — добавил я после паузы, — что в полиции будет все отрицать. Не хочет лишних хлопот.
  
  — Вот как. — Она помолчала. — А вы видели машину у дома?
  
  — К сожалению, мельком, — ответил я. — Мини-вэн. Очень похож на тот, который стоял напротив автосалона. Тогда, думаю, на нем приехал человек, пытавшийся меня убить.
  
  — Я вижу, он своих попыток не оставил, — заметила Дженнингз.
  
  Из дома вышел коп и кивнул ей:
  
  — Там наверху есть кое-что для вас интересное.
  
  Дженнингз посмотрела на меня, видимо, полагая, что я должен знать, о чем говорит полицейский. Я пожал плечами и последовал за ними наверх. Коп остановился у двери ванной комнаты и показал валящиеся на полу смятые полотенца в пятнах крови.
  
  — Вот, нашли это.
  
  Дженнингз посмотрела на меня:
  
  — Это ваша кровь?
  
  — Нет, — ответил я. — Но…
  
  Она повернулась к копу.
  
  — Положите все в пакеты. Скоро приедут криминалисты.
  
  Детектив снова посмотрела на меня.
  
  — Вы же говорили, что никто не был ранен.
  
  — Это легко объяснить, — сказал я. — И никакие криминалисты не нужны.
  
  — Пойдемте на кухню, и вы все объясните, — предложила Дженнингз.
  
  Мы спустились вниз.
  
  — Вы знаете Патти Суэйн, подругу Сидни? — спросил я.
  
  — Да, — ответила она. Мне показалось, что на долю секунды ее лицо потеряло обычное равнодушное выражение.
  
  — Так вот, вчера поздно вечером она мне позвонила. Сказала, что на вечеринке много выпила и поранила ногу. Просила приехать и забрать ее. Когда я снял трубку, то в первую секунду подумал, что звонит Сид. У них по телефону голоса очень похожи.
  
  — А почему она позвонила вам?
  
  — Наверное, потому что больше некому.
  
  — Почему так?
  
  — Отец ушел от них много лет назад, а мать Патти, по ее словам, да и Сид это тоже подтверждала, сильно неравнодушна к спиртному. Патти сказала, что домой звонить бесполезно, мать все равно за ней приехать не сможет.
  
  — И что было дальше? — спросила Дженнингз.
  
  Я вздохнул:
  
  — Пришлось ехать, несмотря на то что я был сильно измотан. Правда, это было недалеко. Я предлагал отвезти ее домой, но она наотрез отказалась. Мы приехали сюда, и я перевязал ей колено. Оно было сильно поранено.
  
  — Что случилось?
  
  — Патти споткнулась и упала на разбитое стекло. Я промокал кровь здесь этими полотенцами и оставил их валяться на полу.
  
  Дженнингз окинула меня серьезным взглядом.
  
  — Что? — спросил я. — Вы подозреваете что-то другое? Хорошо, пусть полотенца исследуют ваши криминалисты.
  
  — А что было потом, после того как вы перевязали ей колено?
  
  — Я снова предложил отвезти Патти домой, но она не хотела уходить. Пришлось оставить ее на ночь в комнате Сидни.
  
  — Вот как? — хмыкнула Дженнингз.
  
  — А что мне оставалось делать? — проговорил я с вызовом. — Она заявила, что убежит, если я повезу ее домой. Я не мог позволить, чтобы семнадцатилетняя девушка, сильно выпившая, шлялась по городу поздно ночью.
  
  — Правильно.
  
  — Дело в том, — добавил я, — что неизвестно, ночевала здесь Патти или нет. Я сразу лег в постель, а когда утром проснулся, она уже ушла, и постель выглядела, как будто на ней не спали. Входная дверь была не заперта.
  
  — Во сколько вы встали?
  
  — В начале девятого.
  
  — Вы говорили с ней о чем-нибудь?
  
  Я пожал плечами:
  
  — Немного. Она рассказывала о своем отце. Без всякой симпатии. О матери отзывалась тоже нелестно. Даже предложила мне оставить ее здесь, вести хозяйство, пока Сид не вернется.
  
  — Это не показалось вам странным?
  
  — Не знаю. Может быть. Но в любом случае я сказал, что такой номер не пройдет. Возможно, она разозлилась и сразу ушла.
  
  — Кто-нибудь может подтвердить ваши слова? — спросила детектив Дженнингз.
  
  — Это необходимо?
  
  — Я просто спрашиваю.
  
  Первую часть рассказа могла подтвердить Кейт Вуд. Она видела, как я входил в дом с Патти. Но поможет ли она мне в делах с полицией?
  
  — Да, кое-что может подтвердить одна женщина, — произнес я нерешительно. — Но, должен сказать, она немного… ну, понимаете, не того. С приветом.
  
  — Надо же, — сказала Дженнингз.
  
  — Ее зовут Кейт Вуд. Мы с ней одно время встречались. Она подъехала к дому, как раз когда я заводил туда Патти. И сразу уехала. Сегодня утром я ей звонил, объяснил, что к чему.
  
  — А почему вы чувствовали в этом необходимость? — спросила Дженнингз.
  
  — Не знаю. Она, наверное, приезжала поговорить и могла вообразить невесть что.
  
  — Но почему? — настаивала детектив. — Вы же сказали, что уже с ней не встречаетесь.
  
  — Да, это так, — ответил я. — Но думаю, она считала, что все еще можно поправить.
  
  — Есть еще что-нибудь, что вы хотите мне рассказать? — спросила детектив.
  
  — Нет. Но я вправе ожидать, что и вы мне тоже могли бы что-то рассказать. О том, как идет расследование исчезновения Сидни. Я давно не слышал от вас никаких новостей.
  
  Дженнингз кивнула:
  
  — Извините, я должна отлучиться на пару минут.
  
  Детектив достала из сумочки мобильный телефон и вышла из кухни во двор. Вскоре стало слышно, как она с кем-то разговаривает.
  
  Я прислонил голову к холодильнику, пытаясь осмыслить происшедшее здесь за последний час.
  
  Сидни по-прежнему неизвестно где.
  
  Ее ищут люди, которые пытаются меня убить.
  
  Сид, дорогая девочка, позвони мне, прошу тебя. Скажи, где ты? Что происходит?
  
  Вернулась Дженнингз, убирая телефон.
  
  — Давайте снова расскажите, когда вы забрали Патти и привезли сюда.
  
  — Что-то случилось?
  
  — Случилось то, что она пропала, — ответила Кип Дженнингз.
  Глава двадцать девятая
  
  Вот что мне рассказала Кип Дженнингз.
  
  Патти работала в торговом центре, в магазине аксессуаров женского туалета, не больше трех раз в неделю. Рабочий день у нее начинался в десять утра, но ее отсутствие заметили только через полчаса. Дело в том, что Патти пунктуальностью не отличалась.
  
  К одиннадцати в магазине начали думать, что она, возможно, перепутала смены, и позвонили ей на мобильный. Не дождавшись ответа, позвонили домой. Там тоже никто не снял трубку.
  
  Одна женщина из персонала знала, где работает Кэрол Суэйн, мать Патти, и позвонила ей в магазин зеркал и стекла на Бриджпорт-авеню. Та сказала, что не видела дочку со вчерашнего дня. Патти часто приходила домой поздно, но все же приходила, и мать была удивлена, не обнаружив ее утром дома. Удивлена она также была и тем, что дочка не явилась на работу. Да, она опаздывала, но опять же всегда приходила.
  
  Когда Кэрол Суэйн вернулась домой после работы и снова не застала там дочку, она начала звонить ей на мобильный. Потом приятелям, каких знала. То есть очень немногим. Патти не рассказывала матери, с кем тусуется. Затем Кэрол посоветовалась с приятельницей, и та предположила, что с Патти действительно могло что-то случиться.
  
  В результате где-то в шесть вечера Кэрол позвонила в полицию. Говорила извиняющимся тоном, сказала, что скорее всего с ее дочкой все в порядке, но просила на всякий случай посмотреть, нет ли ее среди сбитых машинами девушек.
  
  В полиции ответили, что нет. Затем спросили, не желает ли Кэрол Суэйн написать официальное заявление на розыск дочери.
  
  Она поразмышляла с полминуты и сказала, что не хочет.
  
  Тогда в полиции сказали, что не могут начинать поиски человека, пока нет заявления о его исчезновении.
  
  На что Кэрол Суэйн ответила, что в таком случае ладно — пусть будет как будет.
  
  — Я только что снова позвонила Патти, и она не ответила, — закончила свой рассказ Дженнингз.
  
  — Мне тоже так и не удалось до нее сегодня дозвониться, — заметил я.
  
  — Получается, вы последний, кто видел девушку перед исчезновением.
  
  Эта фраза была произнесена каким-то странным тоном.
  
  — Что вы имеете в виду? — спросил я.
  
  — Мистер Блейк, вы мне кажетесь достойным человеком, поэтому я буду говорить с вами без обиняков. В вашем доме обнаружены окровавленные полотенца. Причем кровь на них принадлежит девушке, которую никто не видел уже целые сутки. Я думаю, криминалисты это скоро подтвердят.
  
  — Я рассказал вам все, как было, совершенно искренне, — хмуро проговорил я.
  
  Детектив кивнула:
  
  — Надеюсь, это так. Но ситуация осложнилась. Теперь пропали уже две девушки, и обе связаны с вами, мистер Блейк.
  
  Утром я позвонил Сьюзен на работу. Спросил, приготовил ли Боб «жука».
  
  — Да, — ответила она. — Поставлены новые шины и фары.
  
  — Масло течет?
  
  — Ты что, Тим, хотел, чтобы все сделали за один день? Творить чудеса я не умею.
  
  — Мне нужны колеса.
  
  — Они забирают машину?
  
  — Уже забрали.
  
  — Ладно, я что-нибудь придумаю, — сказала Сьюзен.
  
  Я думал, что машину пригонит она, и удивился, увидев за рулем Эвана, который подъехал на «жуке» к моему дому.
  
  — Почему у вас участок огорожен полицейской лентой? — спросил он, когда я влез в машину.
  
  В ответ я спросил его:
  
  — Ты смог расплатиться с теми парнями?
  
  — Да.
  
  — Отец дал деньги?
  
  — Да. — Эван откашлялся. — Спасибо вам за вчерашнее.
  
  — Иначе они бы от тебя не отвязались, — сказал я. — Хотя ты, конечно, заслужил вздрючку. Куришь травку, воруешь, играешь на деньги в Интернете. Не понимаю, что такого нашла в тебе моя дочь.
  
  Он бросил на меня взгляд.
  
  — Может быть, она видела во мне что-то такое, чего не видите вы.
  
  — Наверное, — нехотя согласился я.
  
  Не знаю, ездил ли так Эван всегда, но сейчас он соблюдал все правила. На поворотах включал указатель, соблюдал ограничения скорости и без нужды не переходил с полосы на полосу.
  
  — Когда ты в последний раз видел Патти? — спросил я.
  
  — Давно, — ответил он. — А почему вы спросили?
  
  Я не стал отвечать, а задал другой вопрос:
  
  — Скажи, как это работает, когда расплачиваешься по компьютеру фальшивой кредитной карточкой? А если ты выиграл, разве деньги не возвращаются на счет человека, с чьей карточки украдены данные?
  
  — Я об этом как-то не думал, — ответил Эван. — Для меня значение имеет сама игра, а не деньги.
  
  Вот, значит, как.
  
  — А откуда у тебя карточка?
  
  — Вы задали трудный вопрос, мистер Блейк.
  
  — Тут замешан Джефф Блюстайн, верно?
  
  Эван глянул на меня:
  
  — Откуда вам это?..
  
  — Просто сейчас случайно пришло в голову, — сказал я, откинувшись на спинку сиденья.
  
  Мы помолчали, и я решил сменить тему.
  
  — Тебе не кажется, что звук у двигателя какой-то странный?
  
  Эван вылез у автосалона «Бобс моторс», и я, заняв его место за рулем, направился к дому Джеффа Блюстайна. Его адрес был известен. Я подвозил Сидни туда пару раз, когда у нее не было водительских прав.
  
  Дверь открыла мама Джеффа. Мы поздоровались.
  
  Она улыбалась, но как-то натянуто, неискренне. Думаю, этой женщине не очень нравилось, что ее сын мне помогает. Я был человеком с проблемами, а от таких надо держаться подальше.
  
  — Джефф еще спит, — сообщила она.
  
  — Может, вы его разбудите? — спросил я. — Мы договорились встретиться утром.
  
  — Неужели это так срочно? — недоуменно спросила миссис Блюстайн. Она по-прежнему стояла в дверях, загораживая проход.
  
  — Боюсь, что да, — ответил я.
  
  — Подождите минуту, — бросила она, направляясь через гостиную в коридор, где осторожно вошла в комнату с правой стороны. Пробыв там примерно с полминуты, миссис Блюстайн вернулась. — Думаю, раньше чем через полчаса он не проснется.
  
  Я прошел мимо нее к комнате Джеффа. Она следовала за мной, повторяя:
  
  — Не надо его будить. Не надо.
  
  Парень лежал, накрывшись с головой одеялом.
  
  — Джефф.
  
  — Хм-м?..
  
  — Я пришел поговорить.
  
  Услышав мой голос, он рывком сел.
  
  — Вы пришли так рано.
  
  — Оденься. Мы поедем завтракать.
  
  — Мистер Блейк! — воскликнула его мать. — Мальчик вчера допоздна гулял с приятелями.
  
  Я наклонился к уху Джеффа:
  
  — Поднимай немедленно с постели свою задницу, или я прямо сейчас при твоей матери заведу разговор о проделках с кредитными карточками в ресторане.
  
  Видимо, она ничего об этом не знала, иначе бы Джефф не вскочил с кровати так проворно.
  
  — Мистер Блейк, зачем вы так? — продолжала гундосить его мать. — Пожалуйста, уйдите.
  
  Джефф ее успокоил:
  
  — Все в порядке, мам. Я просто забыл, что мы договорились на сегодня.
  
  Я повернулся к ней с улыбкой:
  
  — Вот видите? — А затем к Джеффу: — Жду тебя через пять минут.
  
  — Я сейчас.
  
  Миссис Блюстайн пыталась расспросить меня, что у нас за разговор, но я молча вышел к машине, сел за руль и включил радио.
  
  Джефф вышел через четыре минуты.
  
  — Едем завтракать в «Макдоналдс», — объявил я, заводя двигатель.
  
  Мы доехали до ближайшего, я взял сандвичи, картошку фри, кофе, и мы устроились в кабинке друг напротив друга.
  
  — Откуда вы узнали о ресторане? — спросил он.
  
  — Сейчас это не важно, — ответил я. — Лучше расскажи мне об этом сам.
  
  — Зачем?
  
  — Потому что так надо.
  
  — Но зачем это вам?
  
  — Это станет ясно, когда ты расскажешь, — сурово заметил я. — Может быть, незачем, а может быть, очень даже зачем.
  
  Он принялся поглощать картошку.
  
  — К Сидни это отношения не имеет. Так что тут вам нечего беспокоиться.
  
  — А что у тебя там все-таки случилось? — спросил я.
  
  — Да ничего особенного.
  
  — И сколько времени ты этим занимался, пока тебя не застукал менеджер?
  
  — Не очень долго.
  
  — Если бы он не оказался таким добрым, то сейчас, возможно, нас с тобой разделяла бы стеклянная панель и мы оба держали бы в руках телефонные трубки.
  
  Джефф помрачнел:
  
  — Я знаю, что поступил глупо. Хотелось срубить немного легких денег.
  
  — Расскажи, как именно ты действовал.
  
  Джефф смущенно опустил голову:
  
  — У меня было такое маленькое устройство, которое считывало данные с карт «Виза», «Мастеркард» и «Американ экспресс». Память там солидная, может хранить много информации.
  
  — Кто ее тебе дал?
  
  — Не знаю.
  
  — А вот это уже не годится, Джефф. — Я отложил сандвич и наклонился к нему через стол: — Отвечай.
  
  — Я знаю, вы меня сразу невзлюбили, как только мы с Сидни начали встречаться. Почему?
  
  — Перестань бить на жалость, Джефф. Я ведь не твоя мама, со мной этот номер не пройдет. Кстати, отец ей рассказал об этом?
  
  — Откуда вы знаете, что мой отец?..
  
  — Значит, она не в курсе. Хочешь, чтобы я ее просветил?
  
  — Нет, — прошептал он.
  
  — Дело в том, что неприятности не у тебя одного. Например, у Эвана тоже.
  
  — А что с ним?
  
  — Играл в Интернете на деньги, использовал фальшивую карточку, которую ты ему дал. Занимал деньги и потом подворовывал, чтобы расплатиться. Сейчас это все раскрылось.
  
  Джефф вздохнул:
  
  — Вот черт! Я же просил его никому не говорить.
  
  — Ты давал ему в долг?
  
  — Да. Время от времени. Он так ничего и не вернул.
  
  Я устало покачал головой:
  
  — Ребята, вы меня не перестаете удивлять. Все время ищете на свои задницы приключений.
  
  — Вы еще не знаете самого главного, — вырвалось у Джеффа. — Мне грозит гораздо большая неприятность.
  
  — Какая?
  
  — Человек, который платил мне за считку данных с кредитных карт, — настоящий гангстер.
  
  — Как его зовут?
  
  — Забыл, — ответил Джефф.
  
  — Как ты с ним связывался?
  
  — По мобильнику.
  
  — Так ты говоришь, он гангстер?
  
  — Точно не знаю, но очень похож. Он тогда меня предупредил, что если я его в чем-то подставлю, то очень пожалею.
  
  — Гангстер разозлился, когда тебя поймали за этим делом?
  
  — После этого мы разговаривали только один раз. Да, он был злой, но когда узнал, что мой отец договорился с менеджером и тот не будет сообщать в полицию, сразу успокоился.
  
  — А что твой отец? Его не заинтересовал этот человек?
  
  — Он был взбешен, но не хотел расстраивать маму.
  
  — Как выглядит этот твой работодатель? — спросил я.
  
  Джефф пожал плечами:
  
  — Так, ничего примечательного.
  
  — Ну, он высокий, худой, толстый, черный, белый?
  
  — Белый. — Джефф кивнул, как будто это само собой разумелось.
  
  — Толстый?
  
  — Нет. Крепкий, мускулистый. Волосы, кажется, светлые.
  
  Потом Джефф вспомнил, что гангстер курящий и хорошо одевается.
  
  — А возраст? — спросил я.
  
  — Ну, он довольно старый, — пробурчал Джефф.
  
  — Ну сколько ему? Шестьдесят, семьдесят?
  
  Джефф задумался.
  
  — Наверное, лет тридцать с чем-то.
  
  — Сколько он тебе платил?
  
  — Платил? — Джефф посмотрел на меня. — Он дал мне эту штуковину, «клин», и сказал, что будет давать за каждую считанную карту по пятьдесят долларов. Но карты должны быть высшего класса. Например, золотые. Так что за смену я мог сделать тысячу баксов. А в ресторане мне платили мизер, даже с чаевыми выходило не много. Но дома я говорил маме, что хорошо зарабатываю, чтобы она не удивлялась, откуда у меня столько денег. — Он на секунду замолк. — Пока это все продолжалось.
  
  Парня понять было можно. Быстро заработать — это так соблазнительно.
  
  — Но однажды Рой…
  
  — Какой Рой?
  
  — Ну, Рой Чилтон, менеджер. Он заметил, как я орудую с карточками, и покатил на меня бочку.
  
  — Зачем ты на это поддался, Джефф? — спросил я. — Такой хороший парень.
  
  Он опустил голову:
  
  — Хотел купить дорогой ноутбук.
  
  Я некоторое время наблюдал в окно за проезжающими машинами. Затем спросил:
  
  — Сидни знала об этом?
  
  — Конечно, нет. Я вообще это ото всех скрывал. А Сидни сказал, что меня выгнали из ресторана за то, что я уронил на пол поднос с заказом на всю семью. И Эвана заставил дать слово, что он ничего ей не скажет.
  
  Я закрыл глаза и сидел некоторое время так, а когда открыл, увидел, что Джефф смотрит на меня с опаской, не случилось ли что со мной.
  
  — Почему вы молчите? — спросил он. — Сердитесь на меня, да?
  
  — Ты, наверное, не единственный парень, кого этот тип заманил в свои сети, — сказал я. — Он зарабатывал на этом большие деньги.
  
  — Как-то раз, — признался Джефф, — он упомянул, что занимается бизнесом с нелегалами.
  
  — У тебя сохранился номер его мобильного? — спросил я.
  
  Джефф мотнул головой.
  
  — И что, ты действительно забыл его имя?
  
  Он задумался.
  
  — Дело в том, что он называл себя только один раз. А потом по телефону отвечал: «Гэри слушает».
  
  — Но назвал он тогда себя не Гэри?
  
  — Нет, как-то иначе. — Джефф наморщил лоб, вспоминая. — Кажется, он сказал, что его зовут Эрик.
  
  — Эрик, — повторил я.
  
  — Да, наверное, так.
  
  — Но ведь тебя с ним кто-то свел, верно?
  
  — Да, номер его телефона мне дал один человек.
  
  — И кто этот человек?
  
  — Мистер Блейк, я не хочу, чтобы у него были неприятности.
  
  Может быть, если бы Джефф не упомянул имя Эрик, я бы не стал связывать его проблемы с исчезновением Сидни. Но тот тип, с которым я выезжал на пробную поездку, тоже представился как Эрик.
  
  — Нет, Джефф, говори, это для меня очень важно.
  
  Джефф нервно потер пальцем нос.
  
  — Вы его знаете. Он сидит в соседней кабинке в автосалоне. Его зовут Энди.
  
  У меня перехватило дыхание.
  
  — Энди Герц?
  
  — Да. Но пожалуйста, не говорите ему, что я вам сказал.
  
  Я сидел ошеломленный, пытаясь осмыслить услышанное, когда Джефф неожиданно спросил:
  
  — Послушайте, мистер Блейк, я в последние дни никак не могу дозвониться до Патти. Она к вам не заходила?
  Глава тридцатая
  
  — Ты хорошо знаком с Энди Герцем? — спросил я на обратном пути.
  
  — В прошлом году, когда Сидни работала в автосалоне, она там со всеми подружилась, — ответил Джефф. — Иногда с нами — со мной, Сид и Патти, — ходил тусоваться и Энди. Он, конечно, старше, но все равно клевый парень. И всегда угощал нас пивом.
  
  — Надо же, какой молодец, — похвалил я.
  
  — Да, — согласился Джефф. — Он хороший парень.
  
  — Так, значит, это Энди просветил вас насчет того, как можно легко срубить денег?
  
  Джефф мотнул головой:
  
  — Нет, он сказал только мне одному. Да и то это получилось случайно. Я как-то обмолвился, что хочу подработать, а он сказал мне, что знает одного парня, с которым пару раз имел какие-то дела, и этот парень, если я ему позвоню, может для меня что-нибудь придумать.
  
  — Вот как?
  
  — Да.
  
  — Ты рассказывал Энди, чем это кончилось?
  
  — Нет. Папа предупредил, чтобы я никому не говорил. К тому же Энди даже не знает, что я связался с тем парнем.
  
  Я едва сдерживал себя. Очень хотелось свернуть к автосалону и немедленно поговорить с Энди Герцем.
  
  Некоторое время мы ехали в молчании. Затем Джефф его нарушил.
  
  — Неужели я чем-то разозлил Патти? Обычно она мне всегда перезванивала.
  
  Я высадил Джеффа у его дома. Мама стояла в дверях, будто она вообще оттуда не уходила.
  
  Теперь пришло время двинуть в автосалон «Риверсайд-хонда» и перекинуться парой слов с Энди Герцем, но зазвонил мой мобильный. Я ответил.
  
  — Мистер Блейк, это детектив Дженнингз. Где вы?
  
  — Еду на работу.
  
  — Прошу вас приехать ко мне в полицейское управление.
  
  — Может, отложим встречу? Мне очень нужно съездить в автосалон, поговорить с…
  
  — Приезжайте немедленно.
  
  Я перепугался.
  
  — Что-то случилось? Вы нашли Сидни?
  
  — Пожалуйста, приезжайте, — ответила она.
  
  Хотелось сказать ей, что, возможно, нашлась ниточка, ведущая к Эрику, чье настоящее имя Гэри, но я решил подождать.
  
  — Хорошо, я буду у вас через несколько минут.
  
  Дженнингз встретила меня у входа.
  
  — Спасибо, что сразу приехали.
  
  — Что случилось? — спросил я. — Вы нашли Сид?
  
  — Пойдемте со мной. — Она повела меня по коридору с облицованными плиткой стенами, мы свернули за угол и вошли в комнату, где из мебели были только стол и несколько стульев. — Садитесь.
  
  Я сел.
  
  Вскоре следом за нами в комнату вошел крепкий мужчина за пятьдесят, с военной стрижкой.
  
  — Это детектив Адам Марч, — представила Дженнингз. — Он… подключился к моему расследованию.
  
  По ее тону я понял, что этот человек выше рангом и будет руководить.
  
  — Так в чем дело?
  
  — Мы с детективом Марчем хотим обсудить с вами инциденты, происшедшие в последние дни.
  
  — Какие именно? — спросил я.
  
  — Мы хотим поговорить о Патти Суэйн, — вмешался Марч. Голос у него был хрипловатый и низкий.
  
  Теперь до меня начал доходить смысл происходящего. Я вызван на допрос. Детектив Дженнингз — добрый следователь, а этот Марч — злой.
  
  — Я уже все подробно рассказал детективу Дженнингз, — проговорил я, с мольбой глядя на нее. — Разве не так?
  
  — Расскажите снова, — попросила она. — С того момента, когда она позвонила вам ночью.
  
  Я рассказал все снова. Патти позвонила, попросила подвезти, сказала, что повредила колено, упала на битое стекло. Описал как мог парня, который был с ней. Дженнингз делала какие-то заметки в блокноте, а Марч просто сидел и смотрел на меня.
  
  Затем он неожиданно встал, обошел стол и остановился почти рядом со мной.
  
  — В каком состоянии она находилась, когда вы привезли ее к себе домой?
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Она сознавала, что происходит? Была в здравом рассудке? В сознании?
  
  — Да.
  
  — Вы уверены?
  
  — Конечно. — Я посмотрел сначала на одного детектива, потом на другого. — Не понимаю, к чему вы клоните.
  
  — Разве вы практически не внесли ее в дом? — спросила Дженнингз.
  
  — Да, я ей помог. Она хромала. У девушки было разбито колено.
  
  — То есть у вас с ней был физический контакт, — уточнила она.
  
  — Да, пришлось, чтобы помочь ей войти в дом, иначе бы Патти упала. Ведь в довершение ко всему она была пьяна.
  
  — И кто ее напоил? — резко спросил детектив Марч. — Вы?
  
  — Конечно. Я ведь известный специалист по спаиванию семнадцатилетних девушек.
  
  — Только не надо умничать, — буркнул Марч, сурово глядя на меня.
  
  Я перевел глаза на Дженнингз.
  
  — Кто этот человек?
  
  Марчу, видно, мой вопрос не понравился. Он наклонился ко мне настолько близко, что я чувствовал на лице его несвежее дыхание, и с угрозой в голосе произнес:
  
  — Я тот, кто полагает странной ситуацию, когда одинокий мужчина привозит к себе домой на ночь глядя молодую пьяную девушку, а сейчас объясняет, что она попросила его помочь ей. Чем вы с ней потом занимались?
  
  Я смотрел на Дженнингз, наивно надеясь найти в ней союзника.
  
  — Пожалуйста, отвечайте на заданные вопросы, — произнесла она бесстрастным тоном.
  
  — Она напилась на вечеринке, — упавшим голосом проговорил я. — Но к тому времени, когда мы доехали до моего дома, уже почти протрезвела. И вполне нормально соображала.
  
  — А окровавленные полотенца? — спросил Марч.
  
  — Я промокал ими ее колено. Один порез там был довольно глубокий и кровоточил. — Я снова посмотрел на Дженнингз: — Вы что, подозреваете, что я что-то сделал с Патти и оставил окровавленные полотенца на полу в ванной комнате, чтобы облегчить вам работу?
  
  Дженнингз скрестила руки и в упор посмотрела на меня:
  
  — Мы разговаривали с мисс Вуд.
  
  — Как замечательно!
  
  — Она сказала, что вы на следующее утро ей звонили, чтобы объяснить вчерашнее.
  
  — Да, я ей позвонил. Потому что она подъехала, когда я заводил Патти в дом, и, увидев, что я не один, двинулась дальше.
  
  — Зачем вам понадобилось звонить мисс Вуд? — спросила Дженнингз. — Ведь вы с ней уже не встречаетесь.
  
  — Да, не встречаюсь.
  
  — Так зачем вам было ей что-то объяснять?
  
  — Почему-то меня обеспокоило, что она может все понять неправильно.
  
  — И что же она могла понять неправильно? Мисс Вуд видела, как вы вводили молодую девушку в свой дом. Какие тут нужны объяснения?
  
  — Я уже говорил вам, что не вводил ее, а помогал войти. Это разные вещи.
  
  — Мисс Вуд видела это иначе, — сказал Марч.
  
  Я пожал плечами:
  
  — Дело было ночью. Она проехала не останавливаясь и ничего толком разглядеть не могла.
  
  — Ладно. — Дженнингз замолкла, как будто собираясь с мыслями. — Теперь давайте вернемся к вашему общению с Йоландой Миллс из Сиэтла.
  
  Я удивился. Что общего может быть у Йоланды Миллс с Патти?
  
  — Ну что тут говорить. Получил от нее электронное письмо, она увидела мой сайт и так далее. — Я посмотрел Дженнингз в глаза. — Но ведь это был трюк, чтобы выманить меня из города. И вы прекрасно это знаете.
  
  — Но вы сразу же послали ей ответное письмо, — сказала она, как будто не слыша моих слов.
  
  — Да. Чтобы узнать, как с ней связаться. А когда узнал номер ее мобильного, немедленно позвонил.
  
  — И с кем вы говорили?
  
  — Не знаю, кто это был. Во всяком случае, в Сиэтле мне найти эту женщину не удалось. Даже с помощью полиции.
  
  — Да, я это знаю, — сказала Дженнингз. — Когда вы получили первое сообщение от этой Миллс, Кейт Вуд уже была в вашем доме?
  
  — Да.
  
  — А потом, когда пришло второе сообщение, она сидела за вашим компьютером, верно?
  
  — Да.
  
  — Где вы были в этот момент?
  
  — Да там же, — сказал я.
  
  — В одной комнате с мисс Вуд?
  
  Я задумался, вспоминая.
  
  — Нет, я был внизу, на кухне.
  
  — И чем вы там занимались? — спросил Марч.
  
  — Обзванивал приюты для сбежавших подростков в Сиэтле, — ответил я. — Звонил по мобильному, а Кейт наверху — по обычному.
  
  — А откуда вы узнали номера телефонов? — спросила Дженнингз.
  
  — Я взял ноутбук Сид. У нас в доме беспроводной Интернет, так что ноутбук можно использовать в любом месте.
  
  Детективы переглянулись, затем посмотрели на меня.
  
  — Значит, вы находились внизу с ноутбуком, когда мисс Вуд крикнула, что пришло сообщение от Йоланды Миллс?
  
  — Да, — ответил я, все еще не понимая, куда они клонят.
  
  — И что было потом? — спросила Дженнингз.
  
  — Я побежал наверх, прочитал сообщение с номером телефона и позвонил этой женщине.
  
  Дженнингз кивнула.
  
  — В это время мисс Вуд находилась с вами в комнате?
  
  — Да.
  
  — И слышала ваш разговор? Вы включали громкую связь?
  
  — Нет.
  
  — То есть она слышала только ваши слова, но не этой женщины?
  
  — Не понимаю, что вам от меня надо! — взорвался я.
  
  — Пожалуйста, отвечайте на вопросы, — спокойно проговорила Дженнингз.
  
  — Наверное, мне надо последовать вашему совету и позвонить адвокату.
  
  — Вы думаете, вам нужен адвокат? — быстро спросил Марч.
  
  — Да, думаю.
  
  — А зачем адвокат человеку, которому нечего скрывать?
  
  — Мне действительно нечего скрывать, — произнес я с вызовом.
  
  — Тогда, пожалуйста, ответьте на последний вопрос, — сказал он.
  
  — Какой?
  
  — Могла ли мисс Вуд слышать разговор с обеих сторон, который, как вы заявляете, вели по телефону с некоей Йоландой Миллс?
  
  — Что значит «заявляете»?
  
  — Так могла она слышать разговор с обеих сторон или нет?
  
  — Не знаю. Наверное, нет.
  
  Теперь пришла очередь вступить Дженнингз.
  
  — Давайте поговорим о телефоне.
  
  — Каком телефоне?
  
  — Который был у вас в кармане, когда я заехала к вам в то утро.
  
  — По нему мне звонили из Сиэтла. По крайней мере там был введен код этого города.
  
  — Это верно, — подтвердила Дженнингз.
  
  — Если знаете, зачем спрашиваете?
  
  — И сколько времени у вас находился этот телефон?
  
  — Очень недолго. Я нашел его как раз перед вашим приездом. У входа в дом. Человек, который пытался меня убить, подтвердил тогда, что телефон потерял кто-то из его людей.
  
  — Подтвердил, говорите? — с нажимом произнес детектив Марч.
  
  — Я бы его в любом случае вам отдал, — сказал я, глядя на Дженнингз.
  
  — На нем не нашли никаких отпечатков пальцев, — заметила она как бы между прочим.
  
  Марч отошел от меня и начал медленно ходить по комнате.
  
  Затем повернулся:
  
  — Мисс Вуд заехала к вам случайно, или вы ее ждали?
  
  — Не понимаю, о чем вы спрашиваете.
  
  Он посмотрел на меня как на идиота:
  
  — В тот вечер, когда вы получили это письмо из Сиэтла.
  
  — Мы договорились по телефону, — сказал я. — Она захотела привезти ужин из китайского ресторана.
  
  — Вы сказали, чтобы мисс Вуд приехала сразу? — спросила Дженнингз.
  
  Я тяжело вздохнул, пытаясь вспомнить.
  
  — Мы договорились встретиться через час, потому что мне нужно было совершить объезд. Как обычно, в поисках Сидни. В тот вечер я даже заехал к дому Ричарда Флетчера.
  
  — Кто это такой? — спросил Марч, как будто не знал.
  
  — Этот человек взял в нашем автосалоне грузовичок на пробную поездку и перевозил на нем навоз.
  
  — Мы говорили с ним по поводу стрельбы у вашего дома, — сказала Дженнингз.
  
  — И что? — спросил я.
  
  — Все как вы сказали, — ответила она. — Мистер Флетчер отрицает, что был у вас. Говорит, что весь вечер сидел дома с дочкой. И девочка твердит то же самое.
  
  Я пожал плечами:
  
  — Она ребенок. И говорит то, что сказал ей отец.
  
  — Но пока у нас есть только ваше слово против его, — сказала Дженнингз.
  
  — Мистер Блейк, у вас есть оружие? — неожиданно спросил Марч.
  
  — Нет.
  
  — Я не говорю об оружии с лицензией. Любое оружие.
  
  — У меня нет никакого оружия и никогда не было, — повторил я. — И пожалуйста, объясните мне смысл происходящего сейчас в этой комнате, потому что я ничего не понимаю.
  
  Марч наклонился ко мне:
  
  — Вы согласны с тем, что Йоланда Миллс никогда не существовала?
  
  — Да, — ответил я. — Но мы уже это обсуждали с детективом Дженнингз. Ее выдумали люди, сообщники человека, который пытался меня убить и, вполне возможно, стрелял вчера вечером. Им было нужно, чтобы я уехал из города и дал возможность покопаться в моем доме. Они перевернули там все вверх дном и даже подложили в подушку кокаин в надежде, что полиция меня арестует. Когда это не сработало, они вообще решили убрать меня с дороги.
  
  — И кто же эти люди, которые хотят убрать вас с дороги? — спросил детектив Марч.
  
  — Не знаю.
  
  Он гнусно усмехнулся и покачал головой.
  
  — У меня дочка пропала, а вы тут вздумали шутить, — возмутился я.
  
  — Это я шучу? — притворно удивился Марч. — Я? Да вы сами разыграли здесь целый спектакль наподобие сериала «Сумеречная зона», и это я шучу? Ладно, мистер Блейк, тогда позвольте мне задать вам серьезный вопрос. Это вы выдумали Йоланду Миллс?
  
  — Не понял?
  
  — Вы меня слышали.
  
  Я посмотрел на детектива Дженнингз:
  
  — Он что, дурачится?
  
  Она выдержала мой взгляд.
  
  — Отвечайте на вопрос, мистер Блейк.
  
  Я наклонился к ней:
  
  — То, что этот человек городит здесь чушь, еще понять можно. Но вы?
  
  — Будет много лучше, если вы ответите на наши вопросы, — сказала она. — Мы тогда побыстрее закончим.
  
  Я выпрямился.
  
  — Нет, никакой Йоланды Миллс я не выдумывал.
  
  — А может, все-таки выдумали? — настаивал Марч. — Выдумали и использовали Кейт Вуд, чтобы эту выдумку поддержать. Сделали ее как бы свидетельницей.
  
  Наконец-то до меня дошло.
  
  — Представляю, что она вам наплела. Но прежде чем верить Кейт Вуд, надо понимать, кто она такая. Во-первых, психованная, а во-вторых, специально наговаривает на меня из мести, что я разорвал с ней отношения.
  
  — А разве это такая уж плохая версия? — продолжил свою линию Марч. — Вы ждали ее приезда, чтобы показать на компьютере первое сообщение, а затем спустились с ноутбуком на кухню и послали оттуда себе еще одно сообщение, якобы от Йоланды Миллс, которое мисс Вуд приняла наверху. После чего вы разыграли перед ней телефонный разговор, хотя на самом деле ни с кем не разговаривали?
  
  Над этим впору было смеяться, если бы все не было так серьезно.
  
  — Такую версию может выдвинуть только сумасшедший, — сказал я.
  
  Дженнингз оставалась спокойной, но щеки Марча порозовели от злости.
  
  — Дело в том, что Кейт Вуд повсюду чудятся заговоры, — продолжил я. — Ей кажется, что все против нее ополчились, что почти каждый человек встает утром и думает, как бы сегодня приложить Кейт Вуд посильнее. Вот почему я захотел ей позвонить. Потому что знаю, в каком направлении работают ее мозги.
  
  — Значит, ваша защита состоит в том, что она чокнутая, — констатировал детектив Марч.
  
  — Я не говорил, что Кейт Вуд чокнутая. Просто она вот так видит мир. А что касается разговора с Йоландой Миллс, то, возможно, вы подвели ее к таким выводам. Потому что много стараться для этого не надо. — Я посмотрел на Дженнингз: — Вы видели мой дом, когда я вернулся из Сиэтла? Видели, в каком он был состоянии?
  
  Она кивнула:
  
  — Теоретически также возможно, что вы сами сделали это перед отъездом в Сиэтл.
  
  — И вы в это верите? — резко спросил я.
  
  — Во всяком случае, такое возможно, — ответила она.
  
  — Но вы в это верите? — настаивал я.
  
  Она молчала.
  
  — Зачем мне было этим заниматься? Инсценировать звонок, разорять свой дом, подкладывать кокаин, да так, чтобы вы могли его найти? Я уж не говорю о том, что не представляю, где его можно достать. В чем причина?
  
  Детективы не отвечали. Видимо, хотели, чтобы я сам догадался.
  
  — Мистер Блейк, — наконец сказала Дженнингз, — расследование исчезновения вашей дочери сильно усложнилось. Вначале появился некий Эрик, который предположительно пытался вас убить…
  
  — А нос у меня разбит тоже предположительно? — прервал ее я.
  
  — Недавно пропала еще одна девушка, — продолжила детектив. — Подруга вашей дочери.
  
  — У всех этих инцидентов есть связующее звено, — вмешался Марч. — Это вы. А теперь позвольте мне высказать свои соображения по этому поводу. — Он твердо посмотрел на меня. — Вы умный человек, мистер Блейк, однако не все предусмотрели. Я допускаю даже, что за вами действительно кто-то охотится. Возможно, вы накололи каких-то бандитов и они желают расплатиться. Эту часть пока оставим в стороне. Хотя не исключено, что вы подстроили так, чтобы все выглядело, как будто ваша дочь в чем-то замешана. Чтобы отвести от себя подозрения.
  
  — Но зачем мне это?
  
  — Вы расстались со своей дочерью утром, и после этого ее никто не видел, — сказал Марч. — Недавно то же самое повторилось с Патти Суэйн. Мы не дураки, мистер Блейк.
  
  — Отчего же, — сказал я. — Именно дураки. Чтобы наворотить такое, надо вообще не иметь ума.
  
  — А от Патти вам пришлось избавиться потому, что она вычислила, что вы убили собственную дочь, — торжественно закончил детектив Марч.
  
  В этот момент я даже не размышлял, как поступить. Но даже если бы тщательно подумал, все равно не стал бы вести себя иначе.
  
  Все происходило на уровне инстинкта. Ну представьте, вас обвиняют в убийстве собственной дочери, самого дорогого, что у вас есть на земле. Что вы будете делать? Только одно — схватите этого человека за горло и попытаетесь задушить.
  
  Я вскочил со стула, как будто выстрелила катапульта, и бросился на Марча с вытянутыми руками. Мне хотелось его убить, растоптать, растерзать. И не только за эти обвинения. Я тщетно искал свою дочь, надеялся на помощь этих людей, а они, оказывается, тратили время на то, чтобы найти способ обвинить меня.
  
  — Ах ты, сукин сын! — крикнул я, пытаясь вцепиться ему в горло.
  
  Но не смог это сделать как следует. Потому что детектив Марч был много сильнее и опытнее в таких делах. Он схватил меня за руки и швырнул о стену. Затем быстро развернулся и, ухватив мясистыми пальцами за волосы, прижал лицом к штукатурке. Я чувствовал, что моя голова вот-вот оторвется от шеи.
  
  — Адам! — крикнула Дженнингз.
  
  — Как ты посмел напасть на полицейского, падаль? — выдохнул он мне в ухо.
  
  — Адам! — снова крикнула Дженнингз. — Отпусти его. Пошли поговорим.
  
  Он подержал меня еще секунду, для эффекта, затем отпустил и вышел вслед за Дженнингз в коридор.
  
  Я стоял, прислонившись к стене, пытаясь прийти в себя. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем дверь открылась и вошла детектив Дженнингз. Одна.
  
  — Вы можете уйти. — Она показала на дверь.
  
  — И что дальше?
  
  — Уходите, и все.
  
  — Имейте в виду, больше я с вами никаких дел иметь не буду.
  
  — Мистер Блейк…
  
  — То, что вы наплели здесь со своим приятелем, — полная чушь. У вас нет никаких доказательств. И не будет. И вы прекрасно это знаете.
  
  — Мистер Блейк, уходите.
  
  — Ваш приятель мог бы пришить мне нападение на полицейского, но вы посовещались и решили отпустить. В надежде, что я совершу какую-нибудь ошибку и будет к чему прицепиться.
  
  Дженнингз молчала.
  
  — И я действительно совершил ошибку. Поверил вам. Представьте, мне известно, что, когда с кем-то что-то случается, у вас первым делом на подозрении самые близкие люди. Но я думал, что вы не такая. Как видите, ошибся. Так что теперь мне придется в поисках дочери рассчитывать только на себя.
  
  Не глядя на нее, я вышел за дверь.
  Глава тридцать первая
  
  Сев в машину, я обнаружил, что весь в поту. Опустил стекла, направил на себя вентиляторы, чтобы обдували лицо. Но они, как назло, подавали горячий воздух. И ничего подрегулировать не получилось.
  
  — Чертов Боб, — пробурчал я себе под нос.
  
  На стоянке у автосалона «Риверсайд-хонда» я увидел синий «сивик-гибрид» Энди Герца и поставил свою машину рядом. В демонстрационном зале меня окликнула Лора Кантрелл:
  
  — Тим.
  
  Я развернулся.
  
  — Ты пригнал наш «сивик»? — спросила она.
  
  — Потом объясню, — ответил я и направился к Энди Герцу.
  
  Он за своим столом разговаривал по телефону. Я тронул его за плечо и нажал рычаг разъединения.
  
  Энди удивленно поднял голову:
  
  — Какого черта, Тим? Что ты делаешь?
  
  — Нам надо поговорить, — сказал я.
  
  — У меня наметился солидный клиент. Хочет купить жене на день рождения «пилот», а ты…
  
  Я взял его под руку и поднял с кресла.
  
  — Пошли.
  
  — Куда?
  
  — Недалеко.
  
  Я увлек Энди к двери, вывел наружу и повел к тому месту, где в прошлый раз вразумил насчет комиссионных.
  
  — Чего ты? — испуганно проговорил он. — Я больше ни с кем из твоих клиентов не имел дела. И вообще — ты же вроде уволился. А если кто-то из них придет, что мне тогда делать?
  
  Я наклонился к нему вплотную:
  
  — Вспомни, как год назад ты устроил Джеффа Блюстайна на работу.
  
  — Кого?
  
  — Джеффа. Приятеля Сидни.
  
  — Да, я его помню.
  
  — Еще бы не помнить. Джефф сказал, что ты с ними довольно часто тусовался.
  
  — Подумаешь, несколько раз выпил, — торопливо сказал он.
  
  — Не только выпивал, но и угощал их, несовершеннолетних.
  
  — Боже, Тим. Можно подумать, что ты не был в их возрасте. Тебе что, в шестнадцать лет никто не покупал пиво?
  
  — Я сейчас не об этом, Энди. Расскажи мне о парне, с которым ты свел Джеффа.
  
  — Да что тут рассказывать. Обычный парень.
  
  Я прижал его к мини-вэну.
  
  — Как его имя, фамилия?
  
  — Фамилию я не знаю, — пробурчал Энди. — А зовут его Гэри. Просто Гэри.
  
  — Откуда ты его знаешь?
  
  — Познакомился в молочном баре. Захожу однажды и вижу — Патти сидит, пьет коктейль с каким-то парнем.
  
  — Патти? — чуть не крикнул я. — Патти Суэйн?
  
  — Да. Сидят так, мило беседуют. Она помахала мне, я подошел, поздоровался. Вот так мы познакомились. Вообще-то я его знал. Видел несколько раз в другом баре.
  
  — Ты спрашивал о нем у Патти?
  
  Энди пожал плечами:
  
  — Нет. А зачем? Мало ли с кем она тусуется. А потом, спустя какое-то время, я снова столкнулся с этим Гэри в баре. Мы разговорились.
  
  — Чем он занимается?
  
  — Вроде как бизнесмен. С широким охватом. Спросил меня, не хочу ли подработать, но я как раз тогда начал здесь и дела шли очень неплохо. Так что я отказался, но упомянул, что знаю парня, который ищет где подработать, и могу его прислать.
  
  — И он дал тебе номер своего телефона?
  
  — Да. Написал на обороте визитки. Это была не его визитка, а чья-то еще.
  
  — Она у тебя сохранилась?
  
  — Да, наверное, дома, в кувшине. Я туда кидаю ненужные визитки.
  
  — Ты помнишь, чья это была визитка?
  
  — Нет. Но точно не его. Возможно, из автомастерской или отеля, а может быть, адвоката. Откуда мне помнить, ведь прошел целый год.
  
  — Ну а что за разговоры у тебя были с этим Гэри? — спросил я.
  
  — Вначале он оживился, потому что Патти сказала ему, что я работаю с машинами. Стал спрашивать, обслуживаю ли я машины, может, работаю в мобильной службе ремонта, а когда узнал, что я продаю автомобили, то сразу потерял ко мне интерес. Я понял так, что этот Гэри ищет людей, которые работают в местах, где бывает много посетителей: в ресторанах, на заправках, в круглосуточных магазинах.
  
  — Ты не спросил, зачем ему это нужно?
  
  — Вообще-то нет, — ответил Энди. — Мне это было ни к чему.
  
  — И что было дальше?
  
  — А дальше, значит, я как-то после работы пошел в бар выпить с Сидни, Джеффом и Патти, и Джефф завел разговор о ноутбуке, который ему хочется купить. Ну, такой настоящий крутой ноутбук, один из последних «Маков», супертонкий и все такое. Я вспомнил, что он работает в ресторане, и дал ему телефон Гэри. Наверное, та карточка еще была при мне. Сказал, что у этого парня можно хорошо заработать. Вот так было дело.
  
  — Ты давал его номер телефона кому-то еще? — спросил я.
  
  — Не знаю, может, давал.
  
  — А как насчет Сидни?
  
  Энди облизнул губы.
  
  — Послушай, Тим, я давал кучу номеров телефонов куче людей. Неужели я обязан все помнить?
  
  — Ты что, Энди, не понимаешь, как это для меня важно?
  
  — Ладно, ладно, дай вспомнить. Мне кажется, что я его вообще больше никому не давал. Да, однажды Патти сказала, что хочет сменить работу, и я вспомнил про Гэри и предложил ей номер его телефона, а она посмотрела и сказала, что у нее этот номер есть. Так что она могла дать его Сидни.
  
  Да, такое было вполне возможно.
  
  Энди посмотрел на меня:
  
  — А в чем, собственно, дело? Ну дал я Джеффу номер телефона этого парня, предлагал Патти, и, может быть, она дала этот номер Сидни. Ну и что? Он помог им устроиться на работу, что в этом плохого? Почему ты ко мне пристал?
  
  — А ты знаешь, какую работу предложил этот парень Джеффу? — спросил я.
  
  Энди мотнул головой:
  
  — Не знаю. Я его не спрашивал.
  
  — Он поручил Джеффу считывать данные с кредитных карт клиентов.
  
  — Неужели? — изумился Энди. — Но ведь это же незаконно.
  
  В другое время я бы, наверное, рассмеялся, но не сейчас.
  
  — Ты обратил внимание на человека, с которым я поехал тогда на пробную поездку? Он назвался Эриком, но скорее всего это был тот самый Гэри.
  
  Энди опять мотнул головой:
  
  — Я его не видел.
  
  — Тогда, может, слышал, не встречалась ли с ним когда-нибудь Сидни?
  
  Он помолчал.
  
  — Знаешь, в начале лета она зашла ко мне сюда, остановилась у стола, мы заговорили. Я спросил ее, не хочет ли он снова на лето устроиться в «Риверсайд-хонда». Она сказала, что нет, не хочет снова работать с отцом, что Патти устроила ее на хорошую работу, где платят наличными. Так что она могла взять этот номер у подруги.
  
  — И тебе ни разу не пришло в голову сказать об этом мне?
  
  — Откуда я знал, что тебе это может быть интересно?
  
  Я устал от разговора с этим недоумком.
  
  — Ты давно видел Патти?
  
  — Давно, — ответил он.
  
  — Когда в последний раз?
  
  — Не знаю. Наверное, в тот день, когда она заходила сюда к тебе. А почему ты спрашиваешь?
  
  — Патти ищут, — ответил я. — Ее уже два дня никто не видел.
  
  Энди побледнел.
  
  — Что, она тоже пропала?
  
  — Да. А вы были хорошо знакомы?
  
  — Вообще-то не очень. — Энди опустил глаза.
  
  — Ты что-то недоговариваешь, — надавил я.
  
  Он смущенно пожал плечами:
  
  — Ну трахнул я ее пару раз. Разве это преступление?
  
  — Ничего себе, — пробормотал я.
  
  Надо же, с продажей машин у него плохо получалось, тут он был туповат, а вот на этом поприще все было в полном порядке.
  
  — Да ладно тебе, Тим. Ты думаешь, она что, мать Тереза, что ли? Да у нее парней было больше, чем у меня девчонок, а она на пять лет моложе, и…
  
  — С Сидни ты тоже спал? — оборвал я его.
  
  Он решительно замотал головой:
  
  — Да что ты, я к ней даже не прикасался. Как же так, ты ее отец, и вообще…
  
  — Вот что, Энди, — сказал я, — ты должен мне помочь.
  
  — Хорошо, — с готовностью отозвался он.
  
  — Найди мне этого Гэри.
  
  — Как?
  
  — В каком баре ты обычно его видел?
  
  Энди вздохнул:
  
  — «Джек Дэниелс».
  
  Мне этот бар был известен, но я никогда туда не заходил. И вообще последний раз был в питейном заведении очень давно.
  
  — Могу зайти после работы, — сказал Энди, — посмотреть, есть там ли он. Поспрашиваю у ребят.
  
  — Правильно, — одобрил я. — Если увидишь Гэри или узнаешь, как его найти, сразу звони мне. Понял?
  
  — Конечно. — Он помолчал. — А потом что? Ты позвонишь копам?
  
  — Дальше видно будет, — ответил я.
  Глава тридцать вторая
  
  Энди заканчивал работу в шесть. Потом он собирался сразу поехать в «Джек Дэниелс», но сказал, что если Гэри там вообще появится, то только где-то к восьми, и обещал расспросить о нем знакомых ребят.
  
  Тем временем я вспомнил, что у меня еще масса дел, среди которых визит к матери Патти Суэйн, который, похоже, сильно запоздал.
  
  Я зашел в свою кабинку — теперь уже бывшую, Лора, видно, на мое место пока никого не нашла, — сел за стол и поискал в сети адрес Суэйн. За все время, что Патти и Сид были подругами, я ни разу к ее дому не подъезжал.
  
  Поднимаясь из-за стола, я увидел в дверях Лору Кантрелл.
  
  — Что у тебя с Энди? — спросила она.
  
  — Так, пустяки, — ответил я.
  
  — Где наш автомобиль?
  
  — В полиции. Его обстреляли.
  
  — Что значит обстреляли? Пулями?
  
  — Да, а как же иначе.
  
  — Тим, — медленно проговорила Лора, — я всегда вникала в твое положение. Сочувствовала. Когда ты решил уйти, я тоже это поняла. Ну что ж, если надо, уходи. Но теперь оказалось, что принадлежащий фирме автомобиль поврежден, а ты продолжаешь здесь ошиваться со своими делами. Это уже слишком.
  
  — Да, это ужасно.
  
  — Мне нужно, чтобы продавались машины, понимаешь? И не надо нам мешать, приезжать, отвлекать моих людей от работы. Обещай мне, что больше ты не будешь являться сюда со своими неприятностями.
  
  — Спасибо, Лора, — произнес я, рассеянно глядя перед собой, — ты всегда шла мне навстречу.
  
  Я выехал на шоссе, собираясь свернуть к «Бизнес-отелю», спросить, не находил ли кто-нибудь в номере, где я ночевал несколько дней назад, лосенка Милта, и в этот момент зазвонил мой мобильный.
  
  — Что вы сейчас делаете? — спросил Арни Чилтон.
  
  — Еду по делам, — ответил я.
  
  — Думаю, вам следует заехать в ресторан моего брата, послушать кое-что интересное. Я сейчас там. Вы знаете, где он находится?
  
  — Да.
  
  — Тогда приезжайте. Рой вам кое-что расскажет.
  
  Пришлось повернуть на Бриджпорт.
  
  Мой телефон не пролежал в кармане пиджака и трех минут, как снова зазвонил. Думая, что это опять Арни, я не посмотрел на определитель.
  
  — Привет, — раздалось в трубке.
  
  Это была Кейт Вуд.
  
  — Привет, Кейт, — произнес я как можно спокойнее.
  
  — Послушай, — сказала она, — кажется, я сделала то, чего не следовало делать.
  
  — И что же это такое, Кейт?
  
  — Ты, конечно, взбесишься, но я все же обязана тебе рассказать.
  
  — Говори.
  
  — Меня расспрашивали полицейские, и теперь я начинаю думать, что, возможно, указала им неправильный путь.
  
  — Насчет чего, Кейт?
  
  — Ну ты же знаешь, что я иногда слишком остро реагирую на некоторые вещи. Порой даже перегибаю палку. Признаюсь, время от времени меня слегка заносит.
  
  Она замолчала.
  
  — Кейт, я не могу догадаться, о чем идет речь.
  
  — Ну, я поговорила с полицейскими, и, возможно, у них создалось впечатление, что звонка из Сиэтла вообще не было. Что это ты все так подстроил.
  
  — Ах вот оно что, — сказал я.
  
  — Понимаешь, когда я увидела тебя с девушкой, как ты помогал ей войти в свой дом, это вывело меня из себя, и я загенерила, начала воображать черт знает что. Возможно, полицейские с тобой уже говорили. Так вот, я звоню сказать: мне очень жаль, что так получилось. Если это создало тебе какие-то проблемы, то…
  
  Я молчал.
  
  — И я еще подумала, — продолжила Кейт, — что, может быть, как-то смогу это поправить. Доказать тебе, что действительно сожалею. В тот вечер, когда я привезла еду из китайского ресторана, все пошло как-то скверно, но я думаю, что мы могли бы попробовать начать все сначала. Я могу сегодня приехать и привезти…
  
  Я вернул телефон в карман пиджака, предварительно нажав кнопку отбоя.
  
  Ресторан был придорожный. У входа на побитых ветрами балках были развешаны рыбацкие сети. Внутри всюду на стенах висели картины с морской тематикой — плывущие в открытом море парусники, китобои и прочее в таком же духе. В зале большинство столиков были заняты, официанты деловито сновали туда-сюда.
  
  Арни, наверное, высматривал меня, потому что сразу появился, широко улыбаясь.
  
  — Привет, — произнес он, пожимая мне руку, — рад, что вы зашли. Пойдемте. Рой в кабинете.
  
  Он повел меня по коридору мимо двух туалетов и открыл третью дверь с надписью «Офис».
  
  За столом сидел крупный мужчина бычьего сложения. Лысый, но с густыми усами.
  
  — Вот он, — сказал Арни, входя.
  
  — Закрой дверь, — буркнул Рой, обходя стол, чтобы пожать мне руку.
  
  Море присутствовало и в офисе. Картинки на стенах, на полках несколько моделей парусников. Один, особенно величественный, с чудесными высокими парусами, стоял у Роя Чилтона на столе. Он заметил, что я смотрю на него.
  
  — Это «Синеносый»,[33] шхуна из Новой Шотландии. Быстроходное судно, хотя и рыбачье. — Он оглядел меня. — Брат рассказал мне о пропаже вашей дочки.
  
  — Да. — Я вздохнул. — Это большая беда. Ищу всюду, но пока без толку.
  
  — Арни почему-то решил, что вам будет важно выслушать то, что я расскажу. Хотя вряд ли это имеет какое-то отношение к вашей дочери.
  
  — Ты просто расскажи, — подал голос Арни. — И все.
  
  — Вы уже знаете о том, как я поймал Блюстайна за жульничеством с кредитными картами?
  
  — Да.
  
  — Буду благодарен, если вы не станете об этом рассказывать кому попало. С папашей этого говнюка я уже все уладил.
  
  — В этом можете не сомневаться, — заверил я его.
  
  — Парень сильно меня расстроил. Хорошо, что дело удалось быстро замять. А то поднялся бы такой шум, не приведи Господь. — Рой откашлялся. — В нашем бизнесе большая текучесть кадров. Люди приходят и уходят. Хуже всего, если увольняется шеф-повар. Обычно они задерживаются на какое-то время, иногда на много лет. Если повезет. Но официанты, мойщики посуды, уборщики все время шастают туда-сюда. И нужно смотреть, кого берешь. Я имею в виду нелегалов и прочих. Некоторым менеджерам по барабану, есть или нет у работника нужные бумаги и социальная карта. Им платят мало и наличными. По правде говоря, одно время я тоже так работал.
  
  — Возникли проблемы?
  
  Он кивнул:
  
  — Да. Кое-что увидел.
  
  — И что же?
  
  — Работников мне тогда привозил один человек. Он как-то пришел и сказал, что может дать работников за жалованье меньше того, что я обычно плачу, и мне показалось, что это неплохо. И начал он привозить людей, хрен его знает, откуда они понаехали. Один был, кажется, индиец, двое — китайцы, остальные вообще непонятно кто. Но должен вам сказать, работали они как проклятые. И все время молчали. Да, с английским у них были нелады, но не только из-за этого. Эти ребята были страшно напуганы, не смели даже посмотреть мне в глаза. Обслуживать столы они, конечно, не могли. Работали на кухне, убирались и все такое.
  
  — А чего они боялись? — спросил я. — Депортации?
  
  — Конечно, и это, но я думаю, тут было что-то еще. — Рой подошел к своему креслу, но не сел. — Этот парень привозил их к началу смены и забирал в конце. Я составил расписание, чтобы они знали, когда у них выходные, но парень сказал, что это ни к чему. Они могут, если нужно, работать семь дней в неделю. И смены по двенадцать и даже пятнадцать часов — тоже нормально. Я заговорил о том, что это против закона, а он ответил, что его работников наш закон не защищает.
  
  — А платили вы ему или этим людям?
  
  Рой Чилтон махнул рукой:
  
  — Ему. И наличными. А он уже потом расплачивался с работниками. Как? Не знаю. Может, и вообще никак.
  
  — Неужели?
  
  Он пожал плечами:
  
  — Значит, он привозил их в начале смены и приезжал забрать в конце. Из его фургона эти люди сразу переходили на кухню ресторана, а потом наоборот. Это все, что они видели. А глаза у них всех были, прости Господи, ну как у мертвецов. Понимаете? Было ясно, что они на все махнули рукой, потеряли надежду.
  
  Рой наконец опустился в кресло.
  
  — Среди его работников была одна девушка, похожа на китаянку. Славная, очень симпатичная. Вернее, становилась такой, когда улыбалась, что бывало редко. Она так мне нравилась, что я однажды решил позвать ее сюда и сказать, ну, как-нибудь, чтобы она меня поняла, что я, мол, ценю ее добросовестность, и все такое, и готов взять ее на обучение, чтобы сделать официанткой. И представляете, она заходит, закрывает за собой дверь и застывает передо мной с опущенной головой. Я начинаю ей говорить, что она работает хорошо, то да се, понимаете? Чувствую, девушка не улавливает смысла моих слов, но обходит стол, вот этот, и становится на колени в позу, как будто вроде готова, ну, сами знаете к чему.
  
  — Знаю.
  
  — Я говорю ей: «Не надо, встань, мне это не нужно». Девушка была очень удивлена. Она, видно, считала, что это входит в ее обязанности. Понимаете? Однажды, когда он приехал забрать их где-то в два ночи — можете представить, как они вымотались, — я заметил, что она забыла свою кофту, и вышел к фургону. Вижу, этот парень в кабине занимается с ней таким непотребством, просто ужас. И она делала все, что он прикажет. Знаете почему?
  
  — Почему? — спросил я.
  
  — Потому что он был ее владелец, — ответил Рой Чилтон. — Он владел всеми этими людьми. Они были его рабами, которых он просто сдавал в аренду, как, например, рыбачьи лодки.
  
  — Торговля людьми, — произнес я.
  
  — Что?
  
  — У полицейских это называется торговлей людьми. Преступники заманивают людей в нашу страну, сулят им исполнение «американской мечты», те платят им тысячи долларов, а оказавшись здесь, попадают в полную зависимость.
  
  — В общем, я тут же решил с ним распрощаться, — сказал Рой. — Больше этот парень здесь не появлялся.
  
  — А почему вы решили, что это для меня важно? — спросил я, глядя на Арни.
  
  — Когда я был у вас в последний раз, — ответит тот, — вы упомянули фамилию, которую я случайно запомнил. Трайп. Рэндалл Трайп.
  
  Я посмотрел на Роя. Тот улыбнулся:
  
  — Это тот самый парень. Сегодня я почему-то вспомнил, как несколько недель назад прочитал в газете, что труп этого подонка нашли в мусорном контейнере, и сказал об этом Арни. А мой брат сразу вспомнил о вас. — Рой презрительно поморщился: — Думаю, лежавший там мусор по сравнению с этим типом выглядел стерильным.
  Глава тридцать третья
  
  Да, рассказ Роя Чилтона для меня, несомненно, имел значение. Только я не знал, что с этой информацией делать. Кровь Рэндалла Трайпа обнаружили в машине моей дочки. Значит, он как-то был с ней связан.
  
  Неужели Сид участвовала в его бизнесе с рабами? Или случайно его разоблачила? Но как это могло произойти? Где Сид могла познакомиться с таким подонком как Трайп?
  
  Возможно ли, что она работала у него? Я вспомнил документальный фильм о торговле людьми, который смотрел по телевизору. Так там говорилось, что жертвами преступников нередко становились не только нелегалы-иммигранты, но и рожденные здесь, в Соединенных Штатах. Что преступники охотились на людей, особенно молодых. Им плевать было, откуда они родом.
  
  Самое правильное было бы передать рассказ Роя Чилтона детективу Кип Дженнингз, но я больше не хотел иметь с ней никаких дел. Я не верил, что она поможет.
  
  Оказавшись в Милфорде, я решил все же заехать в «Бизнес-отель», поискать игрушку. Поставил машину у входа, вошел в вестибюль.
  
  Сегодня у стойки дежурила Вероника Харп с Оуэном. Увидев меня, она улыбнулась. Немного смущенно. После нашей последней встречи, когда она предложила мне на время забыть неприятности и предаться радостям секса в свежей постели, осталось чувство неловкости.
  
  — Мистер Блейк, — произнесла она деловым тоном (видимо, потому что в паре метров от нее стоял у факса Оуэн), — чем могу помочь?
  
  Я объяснил, что, наверное, оставил тогда в номере игрушку-лосенка.
  
  — Когда дочка вернется, хочу, чтобы он ее ждал.
  
  Вероника понимающе кивнула:
  
  — Пойду посмотрю в нашей коллекции находок.
  
  Я походил по вестибюлю, поразмышлял. Вскоре Вероника вернулась с пустыми руками.
  
  — Вашего лосенка там нет.
  
  — А тот номер сейчас занят? Могу я подняться и посмотреть сам?
  
  Вероника посовещалась с компьютером.
  
  — Так… номер не занят, но ключ кто-то сломал. Пойдемте, я открою вам своим.
  
  — Спасибо, — сказал я.
  
  Она вышла из-за стойки. В одной руке мобильный, в другой — ключ-карточка.
  
  Мы вошли в лифт.
  
  — Не исключено, что какая-то из горничных нашла игрушку и не отдала. — Вероника грустно улыбнулась. — Такое бывает.
  
  — Конечно, — согласился я.
  
  — А вы не думаете, что могли потерять ее где-то в другом месте?
  
  — Мог, — сказал я. — Но мне кажется, она здесь.
  
  Двери кабины раздвинулись. Когда мы вышли в коридор, телефон Вероники зазвонил. Она глянула на определитель и приложила трубку к уху.
  
  — Погоди секунду. — Затем она быстро подошла ко мне и протянула ключ: — Возьмите. Мне очень нужно поговорить.
  
  Я кивнул, а она вошла в лифт с прижатой к уху трубкой.
  
  Попасть в номер не составило труда.
  
  Он был прибран и готов к приему гостей. Разумеется, Милта нигде видно не было. Значит, действительно горничная нашла и решила оставить себе. Игрушка была потертая, ей было много лет, но опять же горничные, наверное, народ небогатый и принести домой дочке игрушку, хотя бы такую, тоже неплохо.
  
  Я обошел комнату, посмотрел под стульями, открыл ящики шкафа. Везде было пусто.
  
  Затем встал на четвереньки и заглянул под кровать. Вот где давно не пылесосили. Шарики пыли были размером с мяч для гольфа.
  
  Под кроватью я обнаружил эротический журнал, пустую сигаретную пачку и даже книгу в мягкой обложке, роман Джона Гришема. А у самой стены вырисовывался небольшой темный предмет. Я потянулся и вытащил его.
  
  Это был Милт. Весь в пыли, но целый и невредимый.
  
  — Вот ты и нашелся, — сказал я, глядя в его глупое лицо. Потрогал правый рог, который наполовину оторвался. — А я уж думал, что потерял тебя.
  
  А затем на меня вдруг навалилась такая безысходная тоска, что я прижал к себе Милта и заплакал как ребенок.
  
  Это продолжалось минуты три, может, чуть дольше. Затем я поднялся на ноги, зашел в ванную, ополоснул лицо водой, вытерся салфеткой и вышел из номера.
  
  Направляясь к лифту с Милтом в руке, я услышал приглушенные тревожные звуки. Кажется, они доносились из номера в конце коридора.
  
  Вскрикивала женщина. Негромко и коротко. Каждые несколько секунд.
  
  Я миновал лифт и направился туда, где кричали. Остановился в конце коридора, пытаясь понять, откуда исходят звуки.
  
  Женщина снова вскрикнула, и стало ясно, где это происходит. Я прислушался.
  
  — Если в следующий опять будет так, получишь больше. — Это говорила другая женщина, злым, раздраженным голосом.
  
  Затем был шум, как будто ударили хлыстом, и женщина снова вскрикнула.
  
  Я решил войти. В этом номере происходило что-то ужасное.
  
  Ключ, который дала мне Вероника, был универсальный. Он подходил к любому замку.
  
  Входя туда, я собирался помочь какой-то незнакомой попавшей в беду женщине, но думал в это время о Сид.
  
  Вставил карточку в прорезь, подождал зеленого огонька. Повернул ручку, вошел.
  
  У кровати стояли две женщины. Одну я знал, это была Кантана, обслуживающая буфет. В одной руке она держала швабру с тонкой хромированной ручкой, а в другой… я пригляделся и увидел, что это автомобильная антенна.
  
  Вторая женщина была одета так же, как Кантана, в форму отеля. Но она стояла на коленях с задранным платьем, и на ее трусах проступала кровь. Она повернула ко мне заплаканное лицо. Это была азиатка лет двадцати пяти.
  
  — Что вам надо? — грубо спросила Кантана. — Как вы сюда попали?
  
  У меня отнялся язык. Я попятился из комнаты, а Кантана продолжала наседать:
  
  — Чего вы врываетесь? Видите, мы разговариваем.
  
  Она с шумом захлопнула за мной дверь, а я встал, не понимая, что происходит.
  
  И в этот момент мой взгляд уперся в шкафчик на стене напротив. На стеклянной дверце была видна надпись «ПОЖАРНЫЙ ОГНЕТУШИТЕЛЬ».
  
  И я заметил, что первое «о» там было почти стертым.
  Глава тридцать четвертая
  
  Это было на фотографии, которую мне передали по электронной почте якобы из Сиэтла.
  
  На ней Сидни в своем коралловом шарфике проходила мимо шкафчика с огнетушителем. И первое «о» в надписи было стерто, точно так же как здесь.
  
  У меня с собой не было этой фотографии, но я был уверен, что это именно то самое место. Здесь сфотографировали Сид.
  
  Значит, она была в этом отеле.
  
  Значит, она все-таки здесь работала.
  
  Значит, не лгала.
  
  И значит, лгали все остальные. Которых натаскали рассказывать одну и ту же историю. Что они не знают Сид и никогда ее не видели.
  
  Но если так, то мне здесь угрожает опасность. Особенно после появления в номере, где Кантана наказывала горничную. Нет, это был не извращенный секс. Женщина получала порку за какую-то провинность. Вот, оказывается, какие тут у них нравы.
  
  Надо отсюда убираться. И сразу позвонить…
  
  — Мистер Блейк.
  
  Я не слышал, как открылась дверь лифта и вышла Вероника Харп.
  
  — Вы заблудились? — спросила она. — Ведь ваш номер в другом конце коридора. О, я вижу, вы его нашли!
  
  Она показала на Милта.
  
  — Да-да, нашел.
  
  — А как вы там оказались? — спросила она.
  
  — Задумался и прошел мимо лифта. Я, знаете, в последнее время стал немного рассеянным. — Я протянул ей ключ: — Вот, спасибо.
  
  Мы вместе вошли в лифт.
  
  — Вы выглядите каким-то… ошеломленным, — заметила она. — На вас так подействовало, что нашли эту игрушку?
  
  — Как не быть ошеломленным в моем положении? — ответил я.
  
  — Конечно, конечно, я понимаю. — Она замялась. — Послушайте, в тот вечер…
  
  — Тогда все было хорошо, — торопливо проговорил я. — Мы так приятно поболтали.
  
  — Но, мне кажется, я проявила излишнюю настойчивость.
  
  — Да что вы, все было замечательно.
  
  Двери лифта раздвинулись на первом этаже.
  
  Мы распрощались, и я быстро направился к выходу.
  
  Усевшись в «жука», я положил Милта рядом на сиденье и поспешно отъехал от «Бизнес-отеля». Можете представить мое состояние.
  
  Что же все это значит?
  
  Теперь было совершенно ясно: с этим отелем что-то неладно. И возможно, Сид случайно стала свидетельницей чего-то ужасного. Видимо, к этому причастны и Трайп, и этот загадочный Эрик или Гэри, который ее ищет. Но раз ищет, значит, они до нее пока не добрались. И она жива.
  
  «Господи, Сид, — взмолился я. — Позвони. Пожалуйста, позвони».
  
  Но о том, чтобы справиться с этими людьми в одиночку, не стоило даже думать. Выходит, надо звонить детективу Дженнингз, рассказать обо всем. Она не такая, как этот урод Марч.
  
  Я был настолько возбужден, что не мог вести машину и одновременно говорить по телефону. Поэтому съехал с шоссе на площадь и остановился.
  
  Сработал ее автоответчик.
  
  — Это звонит Тим Блейк, — сказал я. — Кое-что обнаружилось, непредвиденное. Я хочу с вами встретиться. Но с одной, без этого идиота Марча. Не могу представить, что вы с ним заодно и верите во все, что этот человек тогда наплел. Мне нужна ваша помощь. Кажется, в нашем деле появилась серьезная зацепка. Пожалуйста, позвоните мне сразу, как получите сообщение.
  
  Убрав телефон, я положил голову на руль.
  
  Надо было еще обязательно встретиться с Кэрол Суэйн, матерью Патти. Исчезновение Патти, несомненно, было связано с Сидни, и я надеялся, что ее мать, возможно, расскажет что-то полезное.
  
  Но вначале нужно было заехать домой и напечатать фотографию Сидни, где она проходит мимо огнетушителя. Я покажу ее Дженнингз, потом поведу в отель и покажу стертую буку «о» на стеклянной дверце. Это должно заинтересовать детектива.
  
  У моего дома стоял серебристый «форд-фокус» Кейт Вуд.
  
  — Этого еще не хватало, — пробормотал я, вылезая из машины.
  
  Странно, но в автомобиле ее не было. Где же она? Ключа от дома у Кейт нет. Наверное, сидит на заднем дворе в шезлонге, ждет меня.
  
  Я прошел туда. Действительно, на траве лежал коричневый пакет с символикой китайского ресторана. Не стоял, а именно лежал. Как будто его небрежно швырнули, предварительно кое-что оттуда забрав.
  
  Затем я заметил, что сдвигающаяся вбок застекленная дверь сломана, а ковер в коридорчике весь усыпан битым стеклом.
  
  Я вошел и громко позвал:
  
  — Кейт.
  
  Она не ответила.
  
  Я двинулся через гостиную на кухню.
  
  Она лежала на полу в неловкой позе, вытянув над головой руки. В луже крови.
  
  Я наклонился. Во лбу Кейт зияла страшная дыра.
  Глава тридцать пятая
  
  Потрясенный, я ринулся в открытую заднюю дверь. Задвинул ее и остановился. Такие сцены шокируют даже в кино. А тут все на самом деле. Верчение в желудке закончилось тем, что меня вырвало. Пошатываясь, я двинулся к машине.
  
  Мне все это привиделось. Ничего не было.
  
  Так говорил внутренний голос, но это было. Было. Там, на кухне, осталась лежать мертвая женщина. Женщина, с которой у меня была интимная связь и которой я отдал частицу своей души.
  
  Теперь она мертва. Застрелена в голову.
  
  Не могу описать, что это был за ужас. Меня бил озноб, дрожали руки. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я собрался с силами и начал соображать, что случилось. Для этого не требовалось быть большим аналитиком. Вероятнее всего, ко мне наведался небезызвестный Эрик — Гэри. Ждал меня, а появилась Кейт. Пришлось ее пристрелить. Свидетели ему были не нужны.
  
  А потом он решил, что лучше смыться. Соседи могли услышать выстрел и вызвать полицию. Так что он свалил до следующего раза.
  
  Я стоял, не зная, что делать. Разумеется, надо было немедленно звонить в полицию, но я не решался.
  
  Когда затрезвонил мобильный, я вздрогнул так, как будто меня ударило током.
  
  Дрожащей рукой выудил его из кармана, но не удержал и уронил на траву. Нагнулся, поднял и, не глянув на определитель, приложил к уху.
  
  — Мистер Блейк? — раздался в трубке голос Кип Дженнингз.
  
  — Да, — ответил я.
  
  — Я получила ваше сообщение. Что случилось?
  
  Удивительно, но ступора, в котором я только что находился, как будто не бывало. Мой мозг вдруг заработал четко и ясно.
  
  Не торопись, только не торопись…
  
  Сид все же работала в этом отеле, а служащие мне сознательно лгали. И полицейским тоже. Вероника Харп и остальные.
  
  В их делах участвовал Рэндалл Трайп — возможно, поставлял в отель нелегалов. И его кровь обнаружена в автомобиле Сид. На работу в этот отель ее устроила Патти. Она была знакома с этим Гэри, которого сейчас пытается разыскать Энди Герц. Вот такая выстроилась цепочка.
  
  Я чувствовал, что нащупал что-то очень важное. Нужно срочно встретиться с Кэрол Суэйн. Она может помочь мне связать концы с концами.
  
  А полиция сейчас получит серьезное подтверждение своим вздорным обвинениям: якобы я убил собственную дочь и ее подругу Патти. Еще бы, в моем доме найдена мертвой моя бывшая любовница, которая совсем недавно в разговоре с полицейскими детективами меня оговорила. Можно представить, как обрадуются Кип Дженнингз и Адам Марч.
  
  — Мистер Блейк, — произнесла Дженнингз. — Вы меня слышите?
  
  Я тогда разозлился, что эта чокнутая — они помнят, что я ее так называл, — навела на меня полицию. Кейт приехала ко мне объясниться, и я во время разговора потерял голову. Они опять вспомнят, как я отреагировал на предположение детектива Марча об убийстве Сид.
  
  В общем, меня немедленно арестуют.
  
  И Сид больше никто искать не станет. Детективы будут считать преступление раскрытым.
  
  — Мистер Блейк, — повторила Дженнингз.
  
  — Я вам перезвоню, — ответил я.
  
  Когда через пять минут телефон зазвонил снова, я вначале посмотрел на определитель.
  
  — Тим, это Энди.
  
  — Да, Энди. Как дела?
  
  — Сижу в баре. Гэри нигде не видно. Спросил о нем двоих, но они в последнее время с ним не встречались.
  
  — Может, они знают, как его найти? — Я свернул направо, затем налево и выехал из своего района.
  
  — Нет. Но я думаю, что смогу узнать, если пооколачиваюсь здесь подольше. Надеюсь, ты оплатишь мне пиво и куриные крылышки?
  
  — Обязательно. Можешь не беспокоиться, — ответил я.
  
  — Ладно. Я позвоню позже.
  
  Я убрал телефон и почувствовал, что дальше ехать не могу. Слезы застилали глаза до такой степени, что не было видно дороги. Мне удалось подвести «жука» к бордюру и остановиться.
  
  Я сидел, сжимая руль так сильно, как мог, как будто пытался передать напряжение своего тела бездушной машине. Дыхание стало прерывистым и все время убыстрялось, едва поспевая за биением сердца. Может быть, вот так человек чувствует себя при инфаркте? Или инсульте?
  
  — О Боже! — бормотал я, повторяя эти слова как мантру. — Боже… Боже… Боже…
  
  Неужели это никогда не кончится?
  
  Вначале пропала дочь. Уехала утром на работу, и больше ее никто не видел. Потом появился этот бандит, который разбил мне нос и размахивал пистолетом. И вот в моем доме убили Кейт Вуд. Может ли человек выдержать такое?
  
  Я простой продавец автомобилей, всю жизнь занимался только этим. И больше ничем. Жизнь не готовила меня к подобным испытаниям.
  
  Возьми себя в руки!
  
  Я поднял голову, вытер глаза. А слезы все текли и текли.
  
  Ты должен взять себя в руки ради Сид. Перестань быть размазней, соберись с духом, двигайся. Потому что, если ты ее не найдешь, этого не сделает никто.
  
  Я утерся еще раз и заставил себя сосредоточиться. Начал делать глубокие вдохи, задерживая воздух на несколько секунд и медленно выдыхая.
  
  Ты обязан. Слышишь? Обязан это сделать.
  
  Постепенно дыхание успокоилось. Перестало бешено колотиться сердце.
  
  Я завел двигатель и выехал на дорогу.
  
  На звонок в дверь никто не отозвался. Похоже, в доме никого не было. Я решил оставить записку и полез в карман за ручкой, когда рядом с «жуком» встал потрепанный «форд-таурус» середины девяностых.
  
  Из машины вылезла женщина лет сорока. Взяла с сиденья рядом сумочку, два магазинных пакета с продуктами и, покачиваясь на высоких каблуках босоножек, двинулась ко мне.
  
  Приблизившись, она сняла огромные солнечные очки и вгляделась.
  
  — Вы мама Патти? — спросил я.
  
  — Да, а в чем?.. — Кэрол Суэйн замолкла. Я никогда с ней не встречался, но мне показалось, что она меня узнала. Правда, ее, возможно, удивил мой синяк под глазом и заклеенный пластырем нос.
  
  — Я Тим Блейк. — Я сошел со ступенек и протянул руку взять у нее сумки.
  
  Когда-то она, наверное, была красотка. Фигура, ноги (на ней были шорты) по-прежнему впечатляли, но лицо красноречиво выдавало: женщине за сорок, и она любительница выпить. Блондинка, высокие скулы, темные глаза. В ее чертах смутно угадывалась Патти.
  
  Она отдала мне сумки. В одной звякнули бутылки.
  
  — Я подумала вначале, что вы из полиции, пока хорошенько вас не разглядела, — проговорила Кэрол, отпирая дверь.
  
  — Видимо, я не похож на полицейского?
  
  — Не в этом дело. — Она взяла у меня сумки и быстро прошла вперед на кухню, подняв по пути с пола прихожей несколько пустых бутылок. Мне было предложено пройти в гостиную. — В последние пару дней у меня не было времени убраться в доме, — произнесла Кэрол извиняющимся тоном, садясь напротив меня в кресло. Мне показалось, что она не занималась здесь уборкой по меньшей мере года два. — Так что у вас?
  
  — Вам Патти звонила? — спросил я.
  
  Она пожала плечами:
  
  — Нет. Но почему вас это заинтересовало?
  
  — Моя дочь Сидни уже несколько недель как пропала. — Я чувствовал, что мой голос подрагивает, но, наверное, не так сильно, чтобы она заметила. — Патти — близкая ее приятельница. И теперь вот уже два дня как от нее нет известий.
  
  — Да, из полиции мне звонили, спрашивали, но я не знаю, где она, — сказала Кэрол Суэйн безразличным тоном. — А насчет вашей дочери… хм… я даже не знала, что они знакомы.
  
  — Неужели? — удивился я. — Они дружат уже больше года. Разве Патти вам не говорила?
  
  — Патти никогда мне ничего не рассказывает, — вздохнула в ответ Кэрол. — Ни чем занимается, ни с кем встречается, и я совершенно уверена, что никто из ее приятелей понятия обо мне не имеет. — Она усмехнулась. — А если что и знают, то не очень для меня приятное.
  
  — Похоже, вы со своей дочкой не сильно близки, — сказал я.
  
  — Да уж точно не как «Девочки Гилмор».[34] — Она рассмеялась. — Хотите выпить? Пива или еще чего-нибудь?
  
  Я отказался. Конечно, рюмочка-другая мне бы сейчас не помешала: помогла бы снять напряжение, успокоиться, — но ясность в голове была важнее.
  
  — Патти не говорила вам, что одна из ее подруг пропала?
  
  — Да, что-то говорила, я припоминаю, — ответила Кэрол. — Но имя не называла. — Она посмотрела на меня: — Вы не возражаете, если я чуточку себе налью?
  
  — Ради Бога, не стесняйтесь, — поощрил ее я.
  
  Кэрол Суэйн пошла на кухню и вернулась с бутылкой пива «Сэм Адамс».
  
  — Значит, Патти водила компанию с вашей дочерью? И, вы говорите, больше года?
  
  — Да, — подтвердил я.
  
  Она тряхнула головой:
  
  — Надо же.
  
  — Вас это удивляет?
  
  Кэрол вскинула на меня глаза.
  
  — Конечно. — Она налила себе в бокал пива. — Но моя девочка… молоток, верно?
  
  — Да, — согласился я. — Молоток. Независимая личность.
  
  — Станешь тут независимой с таким отцом, — мрачно проговорила Кэрол. — Прохвостом.
  
  — Он не очень интересуется дочкой?
  
  — Так, появлялся время от времени, часто неожиданно, без предупреждения, но, слава Богу, ненадолго. И то когда Патти была поменьше. — Она глотнула пива. — Хм… это забавно, что она снюхалась с вашей дочерью. И где же они познакомились?
  
  — На летних курсах, — ответил я. — На занятиях по математике.
  
  — На летних курсах? — Кэрол удивленно вскинула брови. — На математике?
  
  — Да.
  
  — Странно. По математике у Патти всегда были хорошие отметки.
  
  — Сид тоже не сильно отставала в математике, — заметил я, — но запустила домашние задания. И не была аттестована.
  
  — Просто не верится. — Она глотнула еще пива. — Вы говорите, они подошли друг к другу?
  
  — Да.
  
  Кэрол задумалась.
  
  — Наверное, так оно и должно быть.
  
  Я не понял, что она имела в виду.
  
  — Мне нравится Патти. Она хорошая девочка.
  
  — Ну, чтобы узнать ее как следует, нужно больше чем год. — Кэрол Суэйн нахмурилась. — Одному Богу известно, сколько я вложила в этого ребенка. И что теперь? Одни неприятности. — Она вздохнула. — Сегодня ко мне на работу приезжала женщина-коп. Кажется, ее фамилия Дженнингз. Сказала, что говорила с вами и что вы последний, кто видел Патти.
  
  — Похоже, что так, — согласился я.
  
  — Патти говорила вам, что собирается свалить? — Кэрол снова приложилась к пиву.
  
  — Нет. Если бы я знал, то сразу бы сообщил в полицию. И вам тоже.
  
  — Она вроде раньше никуда не сбегала. Ну на день, может, на два. Очень странно, что дочка не вышла на работу. Ей почти все было по барабану, но к работе она относилась серьезно. Опаздывала, но всегда приходила и работала как следует, даже если перед этим ночь гуляла по-черному. Вот там, где я работаю, если вы опоздаете, это вычтут из жалованья. И никакие уважительные причины не учитывают. Заболела, не заболела — им все по фигу.
  
  — Когда Патти не пришла ночевать, а потом утром не позвонила, вы что, не встревожились?
  
  — Нет.
  
  — Не могу поверить.
  
  — А вы тревожились, когда вам дочь не звонила?
  
  — А как же. Очень.
  
  — Вот видите, какие мы с вами разные. Но кое-что общее у нас есть, о чем вы даже не догадываетесь.
  
  — Возможно, — сказал я, не очень задумываясь над ее словами. — Ведь наши дочери подруги. А к вам я приехал, потому что подумал: может быть, у вас есть какие-то предположения, что могло случиться с Патти. Ведь то же самое могло случиться и с Сидни.
  
  — Я скажу вам одно. — Она откинулась на спинку кресла. — Патти вполне могла влипнуть в какое-нибудь дерьмо.
  
  У меня похолодело сердце.
  
  — Что это значит?
  
  — А то, что моя девочка всегда была впереди всех. Во что другие подростки впутывались рано или поздно, она всегда впутывалась на год раньше. А ведь я вначале на нее чуть ли не молилась. Во-первых, сделала все, чтобы она родилась. Это был мне подарок от Бога, понимаете? Я не думала, что вообще смогу завести ребенка, но он откликнулся на мои молитвы. — Она замолчала. — А потом я все испортила.
  
  — Как испортили?
  
  — Не надо было мне вообще связываться с этим Роналдом, понимаете?
  
  — Каким Роналдом?
  
  — Ну, с мужем. — Кэрол глотнула пива. — Какой из него отец. — Она посмотрела на меня: — Знаете, как трудно растить ребенка одной?
  
  — Двоим нелегко, — ответил я. — А уж одной и подавно.
  
  — И вдобавок надо было зарабатывать на жизнь и следить за домом. — Кэрол налила себе еще пива и поставила бутылку на край столика. Бутылка опрокинулась, но она молниеносно ее подхватила, не дав вытечь ни капли жидкости. Откинувшись на спинку кресла, Кэрол поймала мой взгляд и усмехнулась, видимо, неправильно его истолковав. — Да, сейчас я уже не та. Но были времена, когда…
  
  — Патти очень на вас похожа, — прервал я ее.
  
  Она кивнула:
  
  — Да. Хотя, должна вам сказать, у девочки есть кое-что и от отца.
  
  — Как вы думаете, где она может сейчас быть?
  
  Кэрол пожала плечами:
  
  — Эта женщина из полиции тоже сильно допытывалась. Но откуда мне знать. Может, встретила парня и сбежала с ним на неделю или больше. А потом надоест, и вернется.
  
  Она поставила бокал с пивом и вгляделась в меня.
  
  — А вы красивый мужчина. Даже с разбитым носом.
  
  Я не знал, что на это ответить, и потому промолчал.
  
  — Вы, наверное, думаете, что я к вам кадрюсь, да? — спросила Кэрол.
  
  — Не знаю, что и думать, — искренне признался я. На меня снова начала накатывать тоска.
  
  Она хмыкнула:
  
  — Нет, поверьте, я не кадрюсь. Просто заметила это, когда удалось в первый раз вас внимательно разглядеть. — Заметив в моем взгляде недоумение, она продолжила: — Я однажды приходила посмотреть на вас туда, где вы работали. Это было лет десять назад. — Я тогда продавал «тойоты». — Вы были там один из самых успешных продавцов, да?
  
  — Значит, мы уже встречались? — спросил я, понятия не имея, куда она клонит. — Вы тогда купили у меня машину? Странно, обычно я очень хорошо запоминаю лица, но вас, извините, не помню.
  
  — И не могли запомнить. Потому что машину я не покупала. А просто вошла в демонстрационный зал, посмотрела на вас, как вы сидите за столом, и ушла. Вначале, правда, хотела подойти и поговорить. Но потом струсила.
  
  — Миссис Суэйн, я ничего не понимаю. Пожалуйста, объясните.
  
  — Я и не ожидаю, что вы поймете. — Она подлила себе в бокал. — Сейчас не совсем подходящий момент говорить вам об этом, но я тогда хотела подойти и поблагодарить.
  
  — За что?
  
  Кэрол несколько секунд молчала.
  
  — Дело в том, что вы отец Патти.
  Глава тридцать шестая
  
  Сидни четыре года.
  
  Я укладываю ее спать. Как обычно, она просит почитать сказку. Я устал, сегодня у меня был тяжелый день, но все равно сачкануть не удается. К тому же обойтись одной сказкой получается редко. Короткую выберешь или длинную, вроде «Златовласки» или «Трех медведей», она все равно потребует еще.
  
  Но сегодня после первой сказки Сидни вдруг спрашивает:
  
  — Почему у вас, кроме меня, никого нет?
  
  — Еще детей?
  
  Она кивает.
  
  — Подожди, — говорю я, — может, когда-нибудь у тебя появится брат или сестра. — Сам я в это не верю. У нас со Сьюзен отношения уже не те, что прежде. Их испортили разговоры о деньгах, о будущем, о том, поднимусь ли я на ступеньку выше или останусь там, где сейчас.
  
  — У всех моих приятелей есть братья и сестры, — говорит Сид.
  
  — Им это нравится?
  
  Она задумывается.
  
  — У Аниты есть брат. Он старше ее и иногда подкрадывается сзади, чтобы положить ей в штаны грязь.
  
  — Это плохо.
  
  — А Триша говорит, что, как только родилась ее маленькая сестра, все внимание теперь на нее. Она сказала мне, что ждет, когда эта сестра куда-нибудь денется.
  
  — И это тоже плохо.
  
  Сид прижимает к себе лосенка Милта.
  
  — Если бы у меня была сестра, я бы ее любила.
  
  — Конечно, — говорю я.
  
  — А разве у тебя и мамы хватило бы любви на нас двоих? — спрашивает она, немного подумав.
  
  Я наклоняюсь и целую ее в лоб.
  
  — У нас любви в избытке.
  
  Она кивает. И вскоре засыпает умиротворенная.
  
  Я воображаю, что во сне она видит кухню, где на плите на большой сковородке любовь. Ее много, как жареной картошки. Взяла себе на тарелку, съела; если показалось мало, можешь положить еще.
  
  — Я не понял, что вы сказали, — произнес я через силу.
  
  — Вы отец Патти, — повторила Кэрол Суэйн и улыбнулась: — Посмотрели бы вы сейчас на свое лицо.
  
  — Но, миссис Суэйн, мы даже не были знакомы.
  
  — Поверьте, это не всегда обязательно.
  
  Я встал и, покачнувшись, оперся о стену.
  
  — Я, пожалуй, пойду. Мы тут ни до чего не договоримся.
  
  Кэрол посмотрела на меня:
  
  — Я знаю о вас очень много. Хотите расскажу?
  
  — Не надо.
  
  — Нет уж, расскажу. Ваш отец умер в шестьдесят семь лет от рака легких — вам тогда было девятнадцать, хотя тут я могу немного ошибиться. Это не наследственное, он просто был заядлый курильщик. Вашей матери в то время было шестьдесят четыре, довольно здоровая женщина для своего возраста. Никаких признаков сердечной болезни, хотя среди ее родственников были сердечники. — Она не сводила с меня глаз. — Как?
  
  Я стоял, не в силах пошевелиться. Ноги как будто приросли к полу.
  
  — Сами вы были в отличной форме, — продолжила Кэрол. — Хотя от двадцатилетнего ничего иного и нельзя было ожидать. Вы переболели ветрянкой, корью, ну и другими детскими болезнями. В шесть лет вам удалили гланды. Надеюсь, они вас больше не беспокоят. — Она прервалась и посмотрела на меня. — Это все было написано в анкете донора спермы. А вот то, что после школы вы поступили в Бизнес-колледж в Бриджпорте, туда не вошло. Но легко было вычислить, поскольку это ближайшее учебное заведение к клинике. На той же улице. Большинство доноров приходили из этого колледжа. Студентам постоянно нужны деньги. А тут так легко заработать. Раз-раз, и все.
  
  Я снова опустился в кресло, совершенно обессиленный.
  
  — Может, теперь выпьете? — спросила Кэрол.
  
  Я отрицательно мотнул головой. Затем сказал:
  
  — Но разве имя донора не должно было держаться в секрете?
  
  — А мне его никто в клинике не называл, — сказала она. — Дали прочитать несколько анкет, и я выбрала вас. Среди остального мне понравилось, что у вас были успехи по математике в школе и колледже. Вот почему он определил Бизнес-колледж.
  
  — Кто «он»?
  
  — Частный детектив, которого я наняла.
  
  — Это было лет десять-двенадцать назад? — спросил я.
  
  — Да, — ответила Кэрол Суэйн.
  
  — Теперь понятно, кто тогда наводил обо мне справки. На проверку кредитной истории это не было похоже. Я не знал, что и подумать. А потом расспросы обо мне прекратились и все быстро забылось. Совсем недавно мне об этом напомнила бывшая жена. Но то, что вы рассказали, к происходящему сейчас отношения не имеет.
  
  — Действительно, не имеет, — согласилась она. — Понимаете, завести ребенка у нас с Роналдом никак не получалось. Он все сваливал на меня, а я пошла, проверилась, и врач велел прийти ему. Роналд долго упирался, но потом все же пошел, и выяснилось, что это из-за него. А мне очень хотелось иметь ребенка, и я пошла в эту клинику, где предлагали искусственное осеменение. Роналд вроде не возражал. Вот так.
  
  — Наверное, это было ему не очень приятно.
  
  Кэрол задумчиво кивнула:
  
  — Он так и не смог ее полюбить. А однажды, знаете, даже чуть не убил девочку.
  
  Я кивнул:
  
  — Оставил ее запертую на жаре в машине.
  
  — Патти вам это рассказала?
  
  — Да.
  
  — Вот идиот. Говорил, что просто забыл, а мне пришлось сделать вид, что поверила, хотя, если честно, сомнения были. Брак наш к тому времени уже катился под откос, а тут я почувствовала, что с меня хватит. Предложила ему отвалить, и он с радостью согласился.
  
  — Жаль, — сказал я.
  
  — А чего жалеть? — Кэрол махнула рукой. — Без него стало лучше. Я тогда неплохо зарабатывала в фирме Сикорского. Была помощником менеджера по изготовлению пластиковых форм. От Роналда чеки приходили очень редко. Да и зачем ему было поддерживать ребенка, к которому он не имел никакого отношения. И потом во мне зародилась мечта. Я начала думать: а вдруг этот человек, от которого получилась Патти, не женат, вдруг он добрый, достойный мужчина? Мы познакомимся, потом я ему все расскажу, и он станет ей настоящим любящим отцом. Понимаете?
  
  — Понимаю.
  
  — А вы? — Она потянулась через столик и коснулась моей руки. — Вы когда-нибудь над этим задумывались? Когда-нибудь останавливались и думали, что, возможно, где-то растет ребенок? Ваш ребенок, ваша кровь. Заходили в супермаркет, видели там парня, который укладывает на полку товар, и в голове вдруг мелькало: «А может, это мой сын? Может, в этой девушке, которая сейчас принимает у меня заказ на гамбургер, течет моя кровь?»
  
  — Да, — ответил я, подождав, пока ко мне вернется голос. — Иногда.
  
  — Надо же. — Она убрала руку. — Я думала, вы об этом сразу забыли.
  
  — Действительно забыл, надолго, — устало произнес я. — В те годы это был просто способ заработать денег, чтобы весело провести уик-энд. Только потом, пожив, я начал размышлять о значении моего поступка.
  
  — А жене вы об этом рассказывали?
  
  — Нет, — признался я. — Не рассказывал.
  
  — Так вот, — продолжила Кэрол, — мне втемяшилось в голову, что надо найти биологического отца Патти и что он нас полюбит, войдет в нашу жизнь. В общем, все будет как в кино. У одной моей приятельницы был знакомый частный детектив. Она дала мне его телефон, но позвонить я решилась только через два месяца. Попросила узнать данные донора спермы. Если это только возможно, поскольку клиника твердо соблюдала конфиденциальность. Я дала ему копию вашей анкеты, и он вычислил вас методом исключения. Начал с колледжа. Достал списки студентов за три года того периода, вычеркнул умерших, таких было несколько, затем посмотрел, кто из студентов в девятнадцать лет потерял отца, которому в момент смерти было шестьдесят семь. Такой был в списке один — вы. Зная фамилию и имя, детективу было уже не трудно найти вас среди служащих автосалона «Тойота». Он сходил туда, взял вашу визитку с фото и передал мне.
  
  Я слушал затаив дыхание. Мне никогда не приходило в голову, что Патти может быть похожа на меня, но бывали времена, когда я чуть ли не подсознательно замечал, что у них с Сидни похожие манеры. Они одинаково вскидывали брови и морщили нос.
  
  — Детектив написал для меня отчет, откуда я узнала, что вы женаты и у вас есть дочка. Вот тогда и умерла моя мечта.
  
  — Но вы все же пришли в автосалон, — сказал я.
  
  — Просто чтобы увидеть вас. Только один раз. Затем я постаралась все забыть и стала жить дальше своей жизнью.
  Глава тридцать седьмая
  
  — А Патти знает? — спросил я, прервав молчание. — Вы ей рассказали?
  
  — Конечно, нет, — ответила Кэрол Суэйн. — Зачем ей знать.
  
  — Но она могла сама докопаться. Может быть, поэтому и познакомилась с Сидни.
  
  — Не знаю. — Кэрол усмехнулась. — Получается как в сериале. Там ведь часто молодые люди встречаются, влюбляются друг в друга, а потом оказывается, что они брат и сестра. Как мы видим, такое бывает и в жизни. Слава Богу, обе они девочки.
  
  — Но ведь детектив в своем отчете указал имена моих жены и дочери?
  
  — Да, но там она значится как Франсин, — ответила Кэрол.
  
  Правильно. Мы назвали нашу дочку вначале Франсин. И в свидетельстве о рождении так записано. Но потом нам со Сьюзен показалось, что Сидни, сокращенно Сид, ей подходит больше, и стали ее так называть еще до того, как она начала ходить.
  
  Я объяснил это Кэрол и добавил:
  
  — Может, Патти нашла этот отчет и прочитала?
  
  — Ну это вряд ли, — сказала Кэрол, помолчав. — Он хорошо спрятан.
  
  — Где?
  
  Кэрол поставила бокал на столик и поднялась наверх, откуда вскоре вернулась с небольшой неприметной папкой на молнии, где лежал конверт с напечатанной на лицевой стороне ее фамилией. Она бросила конверт на столик.
  
  — Вот они, сведения о Тимоти Джастине Блейке. Лежат в чемодане под кроватью.
  
  Я вынул из конверта бумаги и начал рассматривать, а Кэрол вернулась к своему пиву.
  
  Там были ксерокопии свидетельств о рождении, моего и Сидни, свидетельств о смерти моих родителей, моя фотография на выпускном вечере Бриджпортского бизнес-колледжа, фотография дома, где я рос, и дома, в котором живу сейчас. Плюс отчет детектива и квитанции об оплате его услуг.
  
  — И вы никогда не показывали это своей дочери?
  
  — Я же сказала, что нет, — раздраженно бросила она.
  
  — Кто еще мог знать об этом?
  
  Кэрол Суэйн пожала плечами:
  
  — Никто. Сам детектив вряд ли кому-нибудь рассказывал. Он настоящий профессионал.
  
  — А ваш муж Роналд? — спросил я.
  
  — Сомневаюсь.
  
  — Вы с ним иногда встречаетесь?
  
  Кэрол улыбнулась:
  
  — Вот именно, иногда. — Она глотнула пива. — Он полный говнюк, я это знаю, но, понимаете, время от времени мы собираемся, чтобы трахнуться по старой памяти. — Она посмотрела на меня, ожидая какой-то реакции, но я молчал. — А что тут особенного? Подумаешь, большое дело.
  
  — И часто такое бывает? — спросил я.
  
  — Раз в несколько месяцев мы обмениваемся короткими сообщениями по компьютеру и договариваемся.
  
  — Когда это было в последний раз?
  
  — Наверное, месяцев восемь-десять назад. В общем, давно. А до этого перерыв был больше года.
  
  — Он приезжал сюда?
  
  — А куда же еще? Не мне же ехать к нему. Его жена не очень бы этому обрадовалась.
  
  — То есть Роналд больше года назад здесь какое-то время жил?
  
  — Да. У него что-то там не заладилось с супружницей, и он решил у меня перекантоваться. Я отослала Патти к своей сестре в Хартфорд, и мы здесь весело провели с ним время.
  
  — Он спал в вашей комнате?
  
  Она удивленно посмотрела на меня:
  
  — А то.
  
  — Я спрашиваю только потому, что там же под кроватью в чемодане лежали эти бумаги.
  
  Кэрол покачала головой:
  
  — Зачем они ему?
  
  — Не в бумагах дело. Он мог начать искать в ваших вещах совсем другое.
  
  — Например, мои трусики, чтобы примерить?
  
  — Нет. Например, искал припрятанные деньги и наткнулся на этот конверт. Может быть, он подумал, что там деньги, и раскрыл.
  
  Она отмахнулась:
  
  — Ну и что? Роналд знал, что он не отец Патти.
  
  — Да. Но там есть сведения обо мне и моей дочке. — Я посмотрел на нее: — Он мог рассказать об этом Патти?
  
  На этот раз она была категоричной.
  
  — Ни за что. Да, отцом он был ей никаким, но все же официально им числился. И никогда бы не признался в том, что вы существуете.
  
  Довод был резонным, но меня он не успокоил.
  
  — А не мог ли Роналд как-то использовать информацию, почерпнутую из отчета детектива?
  
  — Например, как?
  
  — Не знаю. Может быть, организовать знакомство двух девушек.
  
  — Зачем?
  
  — Я же говорю вам, что не знаю. Например, ради озорства. Это же прикольно — они наполовину сестры и не знают об этом.
  
  — Нет, — сказала Кэрол, — ему бы такое никогда не пришло в голову.
  
  — Вы звонили Роналду после исчезновения Патти? — спросил я.
  
  — Да, в первый день, — сказала она, — перед тем как позвонить копам. Зря, конечно, но просто хотела удостовериться. Позвонила ему на работу и спросила, нет ли у него, случайно, Патти. А он, понятное дело, удивился.
  
  — Она с ним не общалась?
  
  — Нет. И это его устраивало. В постели Роналд неплох, но как отец — полный ноль.
  
  Я засунул бумаги обратно в конверт и встал. Походил по комнате. Затем повернулся к ней:
  
  — Нам нужно с ним поговорить.
  
  — Что?
  
  — Нам нужно поговорить с Роналдом.
  
  — Зачем?
  
  — Познакомьте меня с ним. Скажите, что я Тим Блейк, что моя дочь — подруга Патти и что сейчас они обе пропали. Я хочу посмотреть на его лицо в тот момент, когда вы будете ему это говорить.
  
  — Он-то здесь при чем? — удивилась она.
  
  — Не знаю, — ответил я. — Может быть, и ни при чем. Он по-прежнему работает в фирме Сикорского?
  
  — Только в мечтах. А на деле продавец в винном магазине. Пока еще не выгнали. Я там один раз покупала что-то, так этот сукин сын даже не сделал мне скидку.
  
  Зазвонил мой мобильный. Я ответил.
  
  — Вы же обещали перезвонить, — сказала детектив Дженнингз.
  
  Слышать сейчас ее голос было мучением.
  
  — У меня много дел, — ответил я. — Как только закончу, сразу вам позвоню.
  
  — Где вы сейчас находитесь, мистер Блейк? — спросила она.
  
  — Езжу по округе.
  
  — Мне нужно поговорить с вами сейчас. Лично, не по телефону.
  
  — Почему такая срочность?
  
  — Я нахожусь у вашего дома, — сказала Дженнингз. — Приезжайте сюда немедленно. Это не просьба, в требование. Если не приедете сами, вас найдут и привезут.
  
  Я продолжал разыгрывать из себя дурака.
  
  — Не понимаю, к чему такая спешка.
  
  — Мистер Блейк, ваша соседка видела, что меньше часа назад вы приезжали домой и поспешно уехали.
  
  — Но мне действительно потребовалось уехать.
  
  — Мистер Блейк, в вашем доме найдена убитой Кейт Вуд. Вы меня слышите?
  
  — Я вас слышу.
  
  — И вы главный подозреваемый в совершении этого преступления.
  
  — Я этого не делал.
  
  — Позвоните своему адвокату, Эдвину Четсуорту, — сказала Дженнингз. — Пусть начинает организовывать защиту и…
  
  Я разъединился и посмотрел на Кэрол Суэйн:
  
  — Поехали к вашему бывшему.
  
  Я переложил Милта на заднее сиденье. Кэрол села рядом и рассказала, как ехать к магазину.
  
  На светофоре пришлось подождать, пока нас объедет полицейский автомобиль. Я намертво вцепился в руль и затаил дыхание, пытаясь сделаться невидимым.
  
  Кэрол заметила мою тревогу.
  
  — У вас неприятности?
  
  — Нет, — ответил я. — Все в порядке.
  
  У меня в запасе было не больше пятнадцати минут, пока Дженнингз не сообщит всем копам в Милфорде. Потом она позвонит Сьюзен и Бобу, чтобы узнать, на чем я сейчас езжу, пока мой казенный автомобиль проходит криминалистическую экспертизу.
  
  К винному магазину мы подъехали, когда уже начало смеркаться. Кэрол Суэйн вылезла, прежде чем я выключил зажигание. Когда мы подошли к двери, оттуда вышел пожилой небритый мужчина с коричневым пакетом в руке. Видимо, он был там единственным покупателем.
  
  За прилавком стоял мужчина, которого когда-то, несомненно, можно было назвать красавцем: рост примерно метр восемьдесят, крепко сбитый голубоглазый блондин, — но сейчас он был сильно отощавший и опустившийся. Пару дней не бритый, поредевшие волосы не причесаны.
  
  Увидев нас, он надел на нос очки и вгляделся. Без всякого удивления и уж тем более без испуга.
  
  — Привет, Рон, — сказала Кэрол.
  
  — Привет, — отозвался он.
  
  Я ожидал, что Роналд спросит, нашлась ли Патти, но он не спросил.
  
  — Рон, я пришла с Тимом Блейком. — Она показала на меня. — Он ищет свою пропавшую дочь Франсин.
  
  Это была моя идея — называть Сидни ее официальным именем, которое значилось в отчете частного детектива.
  
  Выражение лица Роналда не изменилось.
  
  — Она подруга Патти, — продолжила Кэрол. — Теперь они обе пропали.
  
  — Разве за ними уследишь. Молодежь. — Роналд махнул рукой и посмотрел на меня: — Они сбежали вместе?
  
  — Это неизвестно, — ответил я.
  
  — Не знаю, что у вас за дочь, — безучастно проговорил он, — но Патти та еще девочка. Наверное, где-нибудь расслабляется. Свалила куда-нибудь на пару дней побеситься. Скоро объявится. Если ваша Франсин с ней — значит, вернутся вместе. — Он посмотрел на бывшую жену: — Джойс говорила, что приедет забрать меня после закрытия магазина, так что тебе лучше здесь не крутиться, а то…
  
  — Не беспокойся, — оборвала его Кэрол. — Мы просто решили заехать к тебе, на случай если ты что-то узнал о Патти.
  
  — Ничего я не узнал, — сказал он, оглядывая нас.
  
  — Мистер Суэйн, вы знаете, кто я такой? — неожиданно спросил я.
  
  — Да, — ответил он, глядя на Кэрол. — Это вы помогли сделать Патти. Вернее, ваш сок.
  
  Кэрол Суэйн изменилась в лице.
  
  — Как вы об этом узнали? — спросил я.
  
  Роналд слабо пожал плечами:
  
  — Из отчета детектива. Ну, который лежал в чемодане под кроватью Кэрол.
  
  — Ах ты, сукин сын! — взорвалась она, но Роналд даже бровью не повел.
  
  — Когда вы видели этот отчет? — спросил я.
  
  Он снова пожал плечами:
  
  — Наверное, в прошлом году.
  
  Я продолжил давить:
  
  — И что вы почувствовали? Разозлились?
  
  — Нет, — ответил он по-прежнему безразличным тоном. — Вообще-то я знал, что Патти не моя дочь.
  
  — И вас заинтересовало, кто ее биологический отец?
  
  Он покачал головой:
  
  — Ничего меня не заинтересовало. Просто случайно прочитал отчет детектива, и все.
  
  — А вам не показалось интересным свести Патти с моей дочерью? Ведь они наполовину сестры.
  
  В его пустых глазах не отразилось никакой мысли.
  
  — Зачем мне это надо?
  
  — Ты показывал Патти отчет детектива? — спросила Кэрол. — Говорил ей о нем?
  
  Роналд устало вздохнул:
  
  — Вы оба, видно, меня перепутали с кем-то, кому есть до этого дело. Зачем мне было говорить Патти? Какой от этого толк?
  
  Кэрол посмотрела на меня и слабо пожала плечами, как бы говоря: «Вот видите».
  
  Затем мы развернулись и вышли. Не прощаясь.
  
  На улице стало заметно темнее.
  
  — Ни фига себе, — сказала Кэрол, садясь в машину.
  
  — Что? — спросил я.
  
  Она покачала головой:
  
  — Этот идиот тот еще читатель. В жизни ни одной книжки, наверное, в руках не держал. А тут взял и прочитал целый отчет.
  Глава тридцать восьмая
  
  Когда мы свернули за угол, я увидел, что у дома Кэрол Суэйн стоит полицейский автомобиль, и резко затормозил.
  
  — Неужели привезли Патти? — оживилась она.
  
  Я задержал ее руку, чтобы она не открыла дверцу.
  
  — Они ищут меня. Заезжают во все места, где я могу быть.
  
  Кэрол откинулась на спинку сиденья.
  
  — Чего им от вас надо?
  
  Я махнул рукой:
  
  — Долго рассказывать.
  
  Она посмотрела на меня:
  
  — И что теперь делать?
  
  — Они будут спрашивать обо мне.
  
  Кэрол улыбнулась:
  
  — Можете не беспокоиться. Я вас никогда не видела.
  
  — Понимаете, если полицейские сейчас меня задержат, то некому будет искать Сид… и Патти.
  
  — Вы думаете, Патти замешана в том, что случилось с вашей девочкой?
  
  — Надеюсь, что нет. — Я не хотел говорить Кэрол о своих подозрениях насчет Патти. — Спасибо вам за помощь.
  
  — Нет проблем. — Она снова взялась за ручку дверцы, но не открыла. — Приятно было наконец познакомиться. Жаль, что при таких дерьмовых обстоятельствах, но все равно удалось немного поговорить.
  
  Я неловко улыбнулся.
  
  — Знаете, — продолжила она, — теперь я совершенно уверена, что, если бы вы были Патти настоящим отцом, она бы не стала такой идиоткой.
  
  Мне хотелось заметить, что, возможно, Патти была бы другой, если бы сама Кэрол поменьше пила и больше занималась дочерью. Но я, конечно, этого не сказал.
  
  Мы посидели пару минут молча. Затем она вдруг наклонилась ко мне и поцеловала в щеку. Осторожно, чтобы не задеть разбитое место.
  
  — Если вы найдете мою девочку, скажите, чтобы она позвонила своей непутевой матери. Хорошо?
  
  — Конечно.
  
  Мы посмотрели друг на друга в последний раз, и она вылезла из машины.
  
  Почти тотчас следом зазвонил мой мобильный. Я ответил, предварительно посмотрев на определитель. Общаться с Дженнингз больше не хотелось.
  
  — Тим, это Энди.
  
  — Да, Энди.
  
  Я почти забыл о том, что он где-то там пытается найти неуловимого Гэри. Слишком много произошло за последние два часа.
  
  — Слушай: значит, я пооколачивался в том баре, и один парень сказал, что Гэри сюда больше не заходит. И что теперь его можно встретить в «Якоре». Ты знаешь это место?
  
  — Знаю.
  
  — Так вот, я пошел туда, выпил еще пару пива, поспрашивал. И представляешь, нашел к нему ниточку.
  
  — Давай говори.
  
  — Понимаешь, пока говорить еще нечего, но я заеду в салон и посмотрю там кое-что.
  
  — В наш салон?
  
  — Да. Понимаешь, я вдруг вспомнил, что этот парень, Гэри, кажется, прошлым летом был у нас на пробной поездке с Аланом. И его визитка с адресом и номером телефона может быть в картотеке на его столе.
  
  Я опасался ехать в автосалон. Там меня могли ждать полицейские.
  
  — Энди, как его фамилия? Что ты вообще о нем узнал?
  
  — Понимаешь, не очень много, но… сейчас не могу говорить. Давай встретимся в демонстрационном зале. К тому времени, когда ты туда приедешь, я, возможно, буду кое-что знать.
  
  — Так ведь демонстрационный зал уже закрыт.
  
  — У меня есть ключ, — сказал Энли. — Постучи погромче в дверь секции обслуживания, и я тебя впущу.
  
  Я размышлял, на секунду предположив, не подставляет ли меня Энди. Может быть, сейчас рядом с ним стоит Дженнингз. Но я был в таком отчаянном положении, что решил рискнуть.
  
  — Ладно, буду через двадцать минут.
  
  — Увидимся, — сказал Энди.
  
  Я завел «жука», прислушался к шуму двигателя, затем сдал задом до угла, чтобы не проезжать мимо дома Кэрол, где стояла полицейская машина.
  
  Любая информация о Гэри, какую добыл Энди: его настоящие имя, фамилия и, может быть, адрес, — могла быть мне полезна. И я смогу хотя бы чуточку продвинуться к Сид. Полицейские сейчас больше заинтересованы найти меня, чем ее.
  
  Я проехал мимо автосалона, убедился, что машин копов рядом нет. На площадке сияли автомобили. Даже подержанные, стоящие в конце, выглядели как новые. «Никогда не покупай подержанный автомобиль вечером или ночью», — учил меня отец. В эту пору при свете уличных фонарей все машины выглядят отлично. В здании автосалона почти все окна были темными, лишь демонстрационный зал тускло светился. Достаточно, чтобы можно было разглядеть Энди, потому что его стол был у окна.
  
  Я доехал до конца квартала и развернулся. Свет фар «жука» привлек внимание Энди, и он распахнул дверь, прежде чем я успел постучать.
  
  — Привет. Как раз вовремя. Где ты был?
  
  — Так, ездил по городу, — ответил я. Мы направились в демонстрационный зал. — Ну, что ты там нашел в картотеке Алана?
  
  — Нашел кое-что, — сказал Энди, двигаясь впереди меня.
  
  — Это хорошо.
  
  Наверное, я должен был обрадоваться, но гибель Кейт Вуд и преследование полиции сильно притупили мое восприятие.
  
  Мы вошли в демонстрационный зал. Энди быстро прошел к своему столу и остановился, не поворачиваясь ко мне.
  
  — Карточка… карточка… где же она? Я только что ее видел.
  
  Услышав знакомый звук открывающихся дверей автомобилей, я вздрогнул. Их открывали не на площадке, но прямо здесь, в демонстрационном зале, где сейчас не было ни продавцов, ни покупателей.
  
  Дверцы открылись у мини-вэна «одиссей», «пилота» и «аккорда». Все одновременно. Из каждой машины вылез человек. Двое держали в руках пистолеты. Мой недавний знакомый и портье «Бизнес-отеля» Картер. Третьим был Оуэн, прыщавый молодой человек, который дежурил за стойкой регистрации, когда я в первый раз вечером приехал спрашивать о Сид.
  
  — Ты искал меня? — спросил главный, вылезая из «аккорда».
  
  — Привет, Гэри, — сказал я, а затем поздоровался с Картером и Оуэном. Но они не ответили.
  
  Я посмотрел на Энди. Он наконец развернулся, но голову опустил. Лишь пробормотал еле слышно:
  
  — Извини, старина.
  
  Так, значит, он меня все же подставил, но не копам. Теперь мне уже казалось, что последнее было бы не так уж плохо.
  Глава тридцать девятая
  
  — В чем дело, Энди? — спросил я. — Они обещали купить у тебя машину, если ты меня подставишь?
  
  — Они мне пригрозили, — хрипло выдавил он. — По-крупному. Во втором баре я спросил у двоих о Гэри, и скоро появился он и эти двое. Видно, кто-то позвонил. — Он зашмыгал носом. — Гэри сказал, что только хочет с тобой поговорить.
  
  Я повернулся к нему:
  
  — Так давай говори.
  
  Гэри, наставив на меня пистолет и не вынимая изо рта сигарету, оглядел мой разбитый нос и осклабился:
  
  — Скажи, где твоя подружка брала китайскую еду? Я забыл посмотреть адрес ресторана на пакете. Там были такие потрясные фаршированные яйца.
  
  — Зачем ты ее убил?
  
  — Я ждал тебя, и тут появилась она с едой. Увидев меня, повела себя немного истерично. Пришлось успокоить, ну а потом смотаться. Соседи, наверное, слышали выстрел. Решил, что с тобой разберусь потом.
  
  — Эй, погоди, — вмешался Энди. — Мы так не договаривались. Ты сказал, что хочешь только поговорить с ним.
  
  — Заткнись, парень. — Гэри на секунду повернул в его сторону пистолет, и Энди замолчал.
  
  Я посмотрел на расположенные по кругу камеры наблюдения. Гэри поймал мой взгляд и усмехнулся:
  
  — Не работают. Твой приятель отключил их по нашей просьбе. Он вообще был с нами суперлюбезен.
  
  — Чего тебе надо? — спросил я.
  
  — Чтобы ты перестал суетиться вокруг отеля. Навсегда. Внимание копов нам ни к чему. Иммиграционной службы — тоже.
  
  — Где ты прятался? Я там ни разу тебя не видел. Эти двоих — да, — кивнул я в сторону Картера и Оуэна, — а тебя нет.
  
  — Я работаю отдельно, — лениво пояснил Гэри. — Обеспечиваю поддержку.
  
  — Какую?
  
  Он пожал плечами:
  
  — Поставляю в отель нелегалов. А ведь их вначале надо одеть, накормить, и все такое. Вот этим я и занимаюсь.
  
  — А еще ты находишь юношей, чтобы мошенничали для тебя с кредитными картами.
  
  Свободной рукой он достал изо рта сигарету и молча выпустил мне в лицо дым.
  
  — Моя дочь работала в этом отеле, — сказал я. — Почему все это отрицали?
  
  — Твоя дочь, — ответил Гэри, — должна быть нам благодарна, что мы скрываем правду. Ведь за убийство копы по головке не погладят. — Он заглянул мне в глаза: — Верно?
  
  До меня начало медленно доходить.
  
  — Рэндалл Трайп?
  
  Гэри кивнул:
  
  — Да. Она застрелила этого подонка. Правда, неточно прицелилась. Взяла бы немного выше, и он бы отдал концы быстрее.
  
  — Что, застрелила без всякой причины?
  
  Гэри задумался.
  
  — Причина, конечно, была. Но не надо было ей совать нос не в свои дела.
  
  — А чем она занималась в отеле?
  
  — Дежурила у стойки регистрации, как и эти два клоуна. — Гэри мотнул головой в сторону Картера и Оуэна. — Всю грязную работу в отеле делают чурки и узкоглазые, но тут нужны люди, говорящие по-английски. Сидни нам рекомендовали, и она подошла. Вот только зря стала вмешиваться в наш бизнес.
  
  — Что все же произошло у нее с Трайпом?
  
  Гэри поморщился:
  
  — Ну, этот парень имел привычку развлекаться с приезжими девочками. Подумаешь, большое дело. А твоя малышка ему помешала.
  
  — Ты хочешь сказать, что Сидни застрелила его, когда он насиловал нелегалку?
  
  Гэри отмахнулся, показывая, что больше говорить об этом не хочет. Он кивнул в сторону Энди:
  
  — Откуда ты узнал, что я знаком с этим придурком? Так-так, дай-ка подумать. Ага, прижал юнца, который химичил для меня в ресторане. Вот как ты допетрил. А я думал, что с этим прохвостом хлопот не будет.
  
  — А что с Патти Суэйн? — спросил я. — Где она?
  
  Гэри улыбнулся:
  
  — О ней тебе больше не надо беспокоиться.
  
  У меня внутри все похолодело.
  
  — А что касается твоей дочери, — добавил Гэри, — то мы эту проблему скоро решим. Возможно, раньше, чем надеялись.
  
  — Ты знаешь, где она? Знаешь, где Сид?
  
  Гэри поманил пальцем Оуэна. Тот приблизился, и я увидел в его руке рулон клейкой ленты.
  
  — Вытяни руки, — приказал Оуэн.
  
  Рядом стоял Гэри с пистолетом, так что выхода у меня не было. Пришлось подчиниться. Он пять раз обмотал мне лентой запястья.
  
  Тут Энди опять не выдержал.
  
  — Что вы делаете, ребята? Мы так не договаривались.
  
  — Заткнись! — рявкнул Гэри.
  
  — Боже, что вы собираетесь с ним сделать? Вы не можете убить человека.
  
  — Еще как можем, — холодно произнес Гэри и, нацелив пистолет Энди в лоб, нажал курок.
  
  Пуля чуть отбросила его назад, но пробила голову так быстро, что остальные части тела не успели среагировать. На лице Энди не отразилось ни ужаса, ни удивления. Он упал на пол, сильно ударившись головой о плитки, и мгновенно начала образовываться лужа темной крови.
  
  Гэри вынул изо рта сигарету.
  
  — Ну вот, прибавилось еще дерьма. Как будто было мало.
  
  Несколько капель теплой крови попали мне на щеку.
  
  Нельзя сказать, что Картер и Оуэн восприняли это событие спокойно. Когда Гэри спустил курок, они вздрогнули и отскочили назад.
  
  Картер что-то пробормотал себе под нос. Оуэн смотрел на упавшего Энди, вытаращив глаза.
  
  — И что теперь? — спросил Картер.
  
  — Что значит «И что теперь?»? — буркнул в ответ Гэри.
  
  — Этого тоже везти в Бриджпорт, в мусорный контейнер? Нас могут прихватить по дороге.
  
  Теперь Гэри, кажется, занервничал. До сих пор был совершенно спокоен, но инцидент с Энди его, видно, возбудил.
  
  — Сейчас что-нибудь придумаем, — сказал он.
  
  — Зачем ты это сделал? — выкрикнул я. — Он-то чем тебе помешал?
  
  Гэри скривил рот в брезгливой гримасе:
  
  — Чего гнусишь? — Он показал дулом пистолета на тело Энди. — Ты же сам виноват. Не послал бы его искать меня, был бы теперь парень жив.
  
  В этом мне пришлось с ним согласиться.
  
  Гэри посмотрел на Оуэна:
  
  — Убери этого козла куда-нибудь, пока я думаю.
  
  Тот незамедлительно принялся исполнять приказ. Подталкивая в спину, он заставил меня сесть в мини-вэн на сиденье водителя и быстро захлопнул дверцу. Я едва успел убрать ногу.
  
  — Чего ты тянешь? — сказал Картер. — Кончай скорее, на хрен, и этого. И тогда мы запихнем в мусорный контейнер обоих. Поедем медленно, и нас никто не остановит.
  
  Гэри стряхнул с сигареты пепел.
  
  — Нет-нет, подожди секунду. Мы их никуда не повезем. Оставим здесь. Пусть копы думают что хотят. Камеры наблюдения отключены. Никто не узнает, что здесь было.
  
  Тем временем я постепенно как-то устроился за рулем. Мини-вэн стоял в окружении других машин: прямо впереди «пилот», сзади — «сивик», справа — «аккорд», а слева — приземистый «элемент». Трое гангстеров стояли перед мини-вэном, у правого брызговика, и обсуждали свои дела.
  
  Перед «элементом» лежало тело несчастного Энди.
  
  Ведь он был еще почти мальчик.
  
  Клейкая лента, которой мерзавец Оуэн обмотал мне запястья, попалась ему не совсем качественная. С внутренней стороны она прилипла плохо. Я медленно заработал руками под рулем вперед-назад, и довольно скоро лента заскользила. Зубами действовать было нельзя, эти подонки могли заметить.
  
  Я пытался сообразить, есть ли у меня шансы, даже если удастся освободить руки. Их трое, с оружием. Сбежать возможности нет. Двери демонстрационного зала заперты, а до секции обслуживания я добежать не успею.
  
  — Нам нужно отсюда отваливать, — сказал Картер. — Кончай скорее Блейка.
  
  — Да, — подал голос Оуэн. — Я не хочу больше здесь околачиваться.
  
  Гэри кивнул:
  
  — Хорошо, хорошо.
  
  Я продолжал работать руками. Если сейчас кто-то из них откроет дверцу, можно его ударить связанными руками. Он от неожиданности опрокинется, а я побегу.
  
  Что дальше? А дальше они меня пристрелят. Быстро, в два счета.
  
  Что еще? Надавить на клаксон? Они меня опять пристрелят, прежде чем шум привлечет чье-то внимание. Да никого там на улице рядом с салоном сейчас нет. Пристрелят прямо через ветровое стекло.
  
  Так… клаксон не годится. Только бы они дали мне подольше здесь просидеть.
  
  Я посмотрел, как продвигаются дела с лентой. Еще минута, и руки удастся освободить. Лента прилипла к волоскам, но боли сейчас я не чувствовал.
  
  А что, если попробовать залезть в бардачок? Он был чуть приоткрыт, и там внутри что-то поблескивало.
  
  С сильно бьющимся сердцем я развернул обе руки вправо и раскрыл бардачок.
  
  Там оказались ключи.
  
  Я чуть наклонился, поймал связку большим и указательным пальцами правой руки и осторожно вытащил, чтобы не звякнули. Затем, неловко маневрируя руками, вставил нужный ключ в замок зажигания.
  
  Для дальнейших действий были нужны свободные руки, потому что одной я должен буду включить зажигание, а другой сразу же заблокировать дверцы и стекла.
  
  Лора Кантрелл пришла бы в ужас, узнав, что я собираюсь сделать. Но главное, чтобы в баке этого проклятого мини-вэна было горючее.
  Глава сороковая
  
  Теперь я ослабил ленту достаточно, чтобы просунуть в петлю правую руку. Палец левой сразу поставил на кнопку управления дверными замками. Ее можно было нажать прямо сейчас, включать зажигание для этого не требовалось, но эти подонки услышат щелчки срабатывающих замков и у них будет лишняя секунда, которой может оказаться достаточно, чтобы добраться до одного из двух открытых окон и выволочь меня из машины. У большинства мини-вэнов на рынке нет электрического привода задних окон. Только у этого есть, но на них стекла уже были подняты.
  
  Конечно, меня вполне можно будет пристрелить и через стекло. Так что шансы мои мизерные.
  
  Я сжал пальцами ключ зажигания.
  
  Трое гангстеров суетились перед мини-вэном, переводя взгляды с тела Энди на меня. Наконец Гэри отдал приказ, и Картер с Оуэном сосредоточенно посмотрели в мою сторону.
  
  Я резко повернул ключ.
  
  Заработавший двигатель всегда звучит громко, а в демонстрационном зале и подавно. Сейчас же это было похоже на взрыв бомбы.
  
  Когда двигатель взревел всего в метре от них, подонки дернулись. Добрых полсекунды у них ушло на то, чтобы осознать, в чем дело.
  
  К этому времени я успел поднять два стекла наполовину.
  
  Картер очухался первым — он подбежал к дверце с моей стороны, схватил левой рукой ручку, но открыть не смог. Тогда он попытался ударить меня правой, в которой был пистолет. Просунул ее в окно, когда стекло уже поднялось примерно на три четверти. И продолжало двигаться.
  
  Оуэн тоже засуетился, но ему ничего не оставалось, кроме как упереться обеими руками в переднее крыло, как будто у него была сила Супермена и он мог задержать машину, если она начнет двигаться.
  
  Картер выстрелил.
  
  Пистолет находился примерно в пятнадцати сантиметрах от моего левого уха, и выстрел прогремел как пушечный залп. Но стекло все поднималось, увлекая вверх руку Картера, так что пуля пробила потолок мини-вэна.
  
  — Какого хрена?! — завопил Гэри.
  
  Там временем стекло с моей стороны поднялось уже до конца, захватив запястье Картера в самой узкой части. Он вскрикнул.
  
  Я начал медленно сдавать машину назад. В обычных условиях надо было, конечно, посмотреть, куда еду, но я не спускал глаз с Гэри, который выбросил только что прикуренную сигарету и поднял пистолет.
  
  Когда мини-вэн тронулся, Картера потащило следом, а Оуэн от неожиданности повалился на спину.
  
  Поездка оказалась недолгой.
  
  Всего через каких-то четыре метра мой мини-вэн врезался в «сивик». Картер опять закричал и снова спустил курок.
  
  Не знаю, куда он попал на этот раз, но не в мою голову — точно. И я включил первую переднюю передачу. Затем нажал акселератор, заставив Картера стучать свободной рукой по стеклу, пытаясь его разбить. Но кулаком это не получилось. Оуэн, безоружный, растерянно метался туда-сюда, как в детской игре в вышибалы.
  
  Теперь у нашей игры появилось звуковое сопровождение: заработали аварийные сигналы автомобилей. Когда мой мини-вэн рванулся в сторону Гэри, тот успел выстрелить, а затем метнуться влево. Пуля ударила в правый верхний угол ветрового стекла, и оно сразу пошло паутиной. Гэри поскользнулся в луже крови вокруг тела Энди и упал, как раз на пути мини-вэна.
  
  Таща за собой вопяшего Картера, я врезался в бок «пилота», развернув его зад по меньшей мере на метр. Моментально сработала воздушная подушка безопасности, находящаяся под рулем. Я знал, что это произойдет, но все равно испытал небольшой шок, когда передо мной взорвалось белое облако. Некоторое время пришлось действовать вслепую. Я резко сдал назад, повернув руль немного вправо. На этот раз мой мини-вэн протаранил перед «сивика».
  
  Пистолет выскользнул из руки Картера, ударил меня по плечу и упал между дверцей и сиденьем.
  
  Посмотреть было некогда.
  
  Я похлопал по воздушной подушке, чтобы получить обзор. Ситуация теперь была следующая. Продолжающий с криками бегать за машиной Картер теперь был неопасен. Оуэн побежал в дальний угол демонстрационного зала и спрятался за «пилотом», стоявшим как раз за моим столом. Гэри — его брюки и рубашка пропитались кровью, — лежа на полу рядом с телом Энди, выстрелил еще раз. Времени прицелиться у него не было, и пуля со звоном ударилась во что-то металлическое.
  
  Послышался вопль, похожий на рев дикого животного. Только через несколько секунд до меня дошло, что его издал я.
  
  Гэри попытался встать и снова поскользнулся, а я пустил машину прямо на него.
  
  Он выстрелил, на этот раз прицелившись лучше, и попал в середину ветрового стекла, примерно сантиметров на тридцать левее центра. Стекло разлетелось на множество осколков. Гэри ринулся вправо в сторону кабинета Лоры, и я пустил мини-вэн за ним, вспахав по дороге зад «элемента», стоявшего слева от «пилота», уже довольно сильно мной изуродованного. Теперь капот моей машины откинулся вверх и начал загораживать вид.
  
  Запястье Картера кровоточило. Он стучал по стеклу и истошно вопил.
  
  Надо было отсюда выбираться.
  
  Я затормозил и, переключив машину на задний ход, попытался сообразить, как можно выехать. Решил, что лучше всего это сделать задом. Если удастся развить достаточную скорость, чтобы протиснуться между «сивиком» и синим «аккордом», пока избежавшим повреждений.
  
  — Пожалуйста, — вопил Картер, — опусти стекло!
  
  — Нет, побегай, сволочь, — бросил я и вдавил ногу в акселератор. Перед «сивика» ударил Картера по ногам, и он упал. Машина продолжала тащить его за запястье.
  
  «Аккорд» подвинулся метра на полтора, но этого было недостаточно, чтобы очистить мне дорогу.
  
  Откуда-то пахнуло бензином.
  
  Увидев впереди Гэри, я пустил машину на него. Он быстро принял вправо, но я продолжил движение и врезался в стеклянную перегородку кабинета Лоры. На смятый капот полетели осколки, часть попала ко мне в кабину.
  
  Картер больше не вопил, а просто свисал рядом с моей дверцей как тряпичная кукла.
  
  Неожиданно у меня взорвалось заднее стекло. Гэри выстрелил, но пуля пролетела примерно в метре от меня. Я быстро выехал задом из кабинета Лоры и, не сбавляя скорости, добрался до середины демонстрационного зала, где снова врезался в «элемент», заставив его проехать несколько метров вперед, в кабинет менеджера по сдаче автомобилей напрокат. Боюсь, ему бы это не понравилось.
  
  Прогремели еще два выстрела. Гэри двигался вдоль дальней стены, прячась за смятыми автомобилями. Я пригнулся как можно ниже, но продолжал двигаться.
  
  Вопль аварийных сигналов автомобилей теперь усилился.
  
  Маневрируя, я старался не наехать на тело Энди. Пока мне это удавалось. Быстро оглянувшись, я принял руль влево и снова врезался в бок «элемента», затем, газанув, пустил автомобиль вперед. Неожиданно передо мной появился Гэри.
  
  Он стоял между «сивиком» и «аккордом», держа пистолет в вытянутых руках. Гангстер чуть передвинулся влево, и я тоже принял влево, продолжая движение.
  
  Прогремел выстрел, но это случилось в тот момент, когда мой мини-вэн на полном ходу врезался в Гэри, так что пуля ушла в потолок. Еще секунда, и тело подонка было вдавлено в стоявший сзади «аккорд».
  
  Возможно, он заорал, когда из него выходила жизнь, но все заглушил грохот сминающегося металла. Пистолет в момент удара вырвался из его руки, перелетел через мини-вэн и приземлился где-то на полу сзади.
  
  Перепачканное кровью лицо Гэри застыло с перекошенным ртом, как будто этот злодей перед смертью зловеще улыбался.
  
  Я сидел, обессиленно откинувшись на спинку сиденья, оставив двигатель работать на холостом ходу. Глянул налево. Картер, похоже, был мертв, как и Гэри. Должно быть, это случилось, когда я протащил его мимо «сивика». Может быть, удар повредил ему позвоночник. Я нажал кнопку, опустив стекло сантиметра на три, чтобы рука Катера наконец освободилась и он соскользнул на пол.
  
  Мгновения спокойствия нарушил крик:
  
  — Не двигайся, гад!
  
  Я глянул в зеркало заднего вида. Там стоял Оуэн с пистолетом. Видно, нашел тот, что выпал из рук Гэри.
  
  Не знаю, как это можно объяснить, но во мне не было ни страха, ни паники. Только раздражение, что этот мерзавец опять заставляет меня применять насилие.
  
  Я резко сдал назад.
  
  Взвизгнули шины, мини-вэн промчался мимо «пилота», ударил в мой стол, а затем снес массивную стеклянную панель.
  
  Она обрушилась на зад машины, заставив перед задраться на полметра вверх. Колеса вращались в воздухе с бешеной скоростью.
  
  Надо было найти пистолет Картера.
  
  Теперь к шумам аварийных сигналов автомобилей прибавилась сирена. Разбитая панель активировала в демонстрационном зале сигнал тревоги.
  
  К сожалению, мне не было видно, где находится Оуэн. Я развернулся на сиденье и наконец нащупал пистолет. Ухватился за дуло, потянул, но он выскользнул и упал. Теперь достать его было еще труднее, чем прежде.
  
  Вой сирен заглушал любые другие шумы в зале, но все же я услышал скрип битого стекла. Ко мне подкрался Оуэн.
  
  — Все. Теперь ты отсюда не уйдешь! — крикнул он.
  
  Впереди что-то мерцало. Через секунду я понял, что это пламя.
  
  В отчаянии сунув руку под сиденье, я почувствовал пистолет. Он каким-то образом оказался под ковриком. Вытащить и положить палец на курок было делом нескольких секунд.
  
  Моя дверца резко распахнулась. Передо мной стоял Оуэн.
  
  — Сейчас я тебя, сукина сына…
  
  Я выстрелил.
  
  Он вскрикнул и повалился на спину. Дверца автомобиля захлопнулась, но я открыл ее пинком и вылез.
  
  По демонстрационному залу уже распространялся пожар.
  
  Оуэн лежал на спине. На его левом плече было видно расплывающееся красное пятно. Значит, мой выстрел был не смертельным. В правой руке он сжимал рукоятку пистолета, но нацелить на меня не успел. Я раньше приставил дуло к его голове.
  
  — Брось пистолет.
  
  — Что? — пробормотал он, возможно, не расслышав моих слов из-за воя сирен.
  
  — Брось пистолет, — повторил я.
  
  Он швырнул оружие в сторону.
  
  — Где моя дочь? — крикнул я.
  
  — Не знаю, — ответил он.
  
  Я выстрелил в пол между его ногами.
  
  Он вскрикнул.
  
  — Где она?
  
  — Я не могу тебе сказать! — выкрикнул он. — Не могу!
  
  — Говори, или я прострелю тебе колено.
  
  — Если я скажу, то они…
  
  Я направил пистолет на его колено и нажал курок. Вопль Оуэна потонул в вое сирен.
  
  — Говори, или в следующий раз это будет мошонка, — пригрозил я. — Где она?
  
  Оуэн вопил, корчась на полу.
  
  — Где моя дочь?
  
  — В Вермонте, — всхлипнул он.
  
  — Где в Вермонте?
  
  — В Стоу.
  
  — Где в Стоу?
  
  — Они не знают. Но где-то там.
  
  — Кто за ней туда поехал?
  
  Ответа я не дождался. Оуэн отключился. Может, отдал концы. Не знаю.
  
  Я поднял с пола его пистолет. У меня уже был один. Но два лучше, надежнее. Не исключено, что они мне пригодятся.
  
  На улице, направляясь к своему «жуку», я оглянулся. В демонстрационном зале бушевало пламя. В одном автомобиле взорвался топливный бак. Огненный шар выбил еще одну оконную панель.
  
  Я сел в машину и набрал на мобильнике знакомый номер. В отдалении были слышны звуки пожарных сирен.
  
  Ответила Сьюзен.
  
  — Привет, — сказал я. — Мне нужен Боб.
  
  — Тим, Боже, здесь были полицейские и…
  
  — Позови Боба всего на секунду.
  
  Очень скоро Боб тревожным голосом произнес:
  
  — Тим, ты поднял на ноги всю полицию. Они тебя ищут. Что, черт возьми, ты…
  
  — Боб, слушай, — прервал его я. — Мне срочно нужен другой автомобиль. На который можно положиться.
  Глава сорок первая
  
  Я вывел «жука» на шоссе. Через некоторое время по встречной полосе проехал полицейский патрульный автомобиль. В зеркало было видно, как он затормозил и включил сигнал левого поворота.
  
  — Не разворачивайся, — просил я его. — Не разворачивайся.
  
  Но он развернулся.
  
  Я прибавил скорость, пытаясь оторваться. Но разве «жук» способен на такие подвиги?
  
  Автомобиль копов включил проблесковый маячок.
  
  Я свернул направо, в жилой квартал, и погасил огни. Освещения на улице было достаточно, чтобы видеть дорогу. Патрульная машина тоже свернула направо.
  
  Я поехал наугад. Свернул направо, снова направо, потом налево, продолжая наблюдать за автомобилем с пульсирующим огоньком на крыше.
  
  Водитель, наверное, по рации вызывал сейчас в этот район другие машины.
  
  Я снова свернул налево, затем направо и выехал в район порта, недалеко от дома Кэрол Суэйн.
  
  На перекрестке полицейский автомобиль пролетел мимо. Меня он, по счастью, не заметил, но теперь стало совершенно ясно, что отсюда мне на «жуке» не выбраться, не говоря уже о том, чтобы подъехать к дому Боба. Я поставил машину поглубже в переулок, положил в пакет вместе с лосенком Милтом два добытых в бою пистолета и вылез.
  
  Стоит ли звонить Бобу и просить его забрать меня отсюда? И сделает ли он это? К ним заезжали полицейские, скорее всего сама Дженнингз, и наверняка сказали, что меня разыскивают по очень серьезному делу.
  
  Я поспешно двинулся в сторону порта. Дом Боба был расположен недалеко от пролива. Может быть, удастся угнать небольшую лодку и добраться туда вдоль берега? Надо ехать в Стоу, немедленно. А для этого мне был нужен другой автомобиль.
  
  Вечер был теплый. В порту компании сидели в лодках, выпивали, разговаривали, слушали музыку. Да, о лодке придется забыть.
  
  Крадучись я обошел автостоянку, окаймленную с одной стороны купой деревьев. На цыпочках прошел по гравию в самый дальний конец в надежде, что кто-нибудь оставил ключи в машине. Но разве сейчас люди станут это делать?
  
  Стоящий неподалеку мини-вэн показался мне знакомым. На заднем стекле у него была надпись по трафарету «Цветы от Шоу». В машине сидели двое, близко наклонившись друг к другу.
  
  Я постучал в стекло водителя. Парень дернулся и повернулся посмотреть, а его белокурая спутница вяло повалилась на приборную доску.
  
  — Привет, Айан.
  
  Он опустил стекло.
  
  — Это вы?
  
  — Извини, что потревожил.
  
  — Тетя все допытывалась, кто меня ударил, — быстро проговорил он, оправдываясь. — И заставила признаться. Но полицейским я сказал, что это было недоразумение.
  
  — Я знаю. И благодарен тебе. О твоей подруге я тоже никому не рассказал.
  
  — Спасибо, — произнес он тихо. — Что вы здесь делаете?
  
  — Открой заднюю дверцу, — попросил я. — Мне нужно, чтобы ты и Милдред кое-куда меня доставили.
  
  — Ее зовут Хуанита, — пробурчал он.
  
  — Да-да, Хуанита, извини. — Я положил на пол пакет с пистолетами и Милтом. — Поехали.
  
  Выезжая на шоссе, мы увидели три патрульные полицейские машины, сворачивающие в этот район.
  
  — Вас ищут? — спросил Айан, видя, как я пригнулся на заднем сиденье.
  
  — Лучше скажи, почему ты не доставил этот красивый букет, — спросил я, чтобы отвлечь его от ненужных расспросов.
  
  — Два дня пытаюсь, но не получается, — ответил он. — Клиенты, наверное, в отъезде.
  
  Я объяснил ему, как ехать к дому Боба.
  
  — Сначала мы пару раз проедем по улице. Я посмотрю, нет ли поблизости копов. Если все чисто, подъедешь к дому.
  
  — Но обычно я так поздно цветы не доставляю. Это не будет выглядеть подозрительно?
  
  — Нет, — успокоил его я.
  
  В район, где жил Боб, мы добрались довольно быстро.
  
  — Я уже доставлял сюда цветы, — сказал Айан. — Здесь такие красивые дома.
  
  Копов нигде видно не было. Айан подъехал к дому и встал рядом с «хаммером» Боба. Я взял букет и направился к входной двери.
  
  Открыла Сьюзен. Вначале мне показалось, что ее удивил букет, но потом я понял, что бывшую жену в смятение привел мой вид.
  
  — Боже, что с тобой случилось? — воскликнула она.
  
  В нескольких метрах сзади стоял Боб. Она взяла цветы и поставила в вазу на столик.
  
  Я посмотрел в зеркало в прихожей. Вид у меня был ужасный: на щеках порезы, лоб весь в ссадинах. Это поработали осколки стекла, а я тогда даже ничего не почувствовал.
  
  — Где «жук»? — недовольно спросил Боб, оглядывая подъездную дорожку.
  
  — Цел твой «жук», — сказал я и объяснил, откуда его забрать. Затем повернулся к Сьюзен: — Послушай, на разговоры нет времени. Теперь я наконец знаю, где искать Сид. Она в Вермонте, в небольшом городке Стоу. За ней туда поехали эти подонки. Возможно, они уже там. Мне нужно срочно ехать.
  
  Я думал, что Сьюзен забросает меня вопросами, но она моментально все просекла.
  
  — Возьми машину Боба и поезжай. Сейчас же.
  
  Она имела в виду массивный внедорожник «хаммер». Но отправляться в Стоу на этом чудовище мне не хотелось. Машина была капризная, ход тяжелый, медленно реагирует на управление. И придется терять время, каждые сто миль останавливаясь на заправках. К тому же «хаммер» привлечет внимание полиции.
  
  — Нет, Сьюзи, нужно что-нибудь другое.
  
  Она кивнула, мгновенно поняв.
  
  — На площадке мы недавно поставили «мустанг» с восьмицилиндровым двигателем.
  
  — Погодите, погодите, — запротестовал Боб и посмотрел на меня: — Ты знаешь, что полицейские приезжали сюда уже дважды? Что ты натворил, Тим?
  
  — Много всего. Но сейчас самое важное для всех нас, чтобы я поскорее отправился в Стоу.
  
  Сьюзен чуть покачнулась и оперлась на дверную ручку.
  
  — «Мустанг» в хорошем состоянии. Все в полном порядке, включая шины.
  
  — Как ход? — спросил я.
  
  — По прямой — хорошо, на крутых поворотах не очень, но до Вермонта сплошная автомагистраль.
  
  — Ладно, я его возьму.
  
  — Мне это не нравится, — пробурчал Боб. — Его ищет полиция. Ты что, собираешься загреметь в тюрьму?
  
  Сьюзен твердо посмотрела ему в лицо:
  
  — Не хочешь помогать — не надо. Я справлюсь сама.
  
  Сверху спустился Эван.
  
  — Что случилось?
  
  — Ничего, — отрывисто бросил Боб. — Мы скоро вернемся. Если кто позвонит, ответь.
  
  — А полицейским, если спросят, скажи, что Тима не видел, — добавила Сьюзен. — И не знаешь, куда мы уехали.
  
  — Облажать копов — это клево, — проговорил Эван себе под нос.
  
  Мы вышли из дома и направились к «хаммеру».
  
  — Тим, я думаю, ты должен нам объяснить, что происходит, — сказал Боб. — Что же это получается? Ты звонишь поздно вечером, требуешь машину, говоришь только, что Сидни в Вермонте, и…
  
  — Погоди, — сказал я, сворачивая к мини-вэну Айана. — Я должен взять там свою сумку с пистолетами.
  
  Боб замолчал, окончательно сбитый с толку.
  
  Я заплатил Айану за букет и поблагодарил за помощь, а забравшись в «хаммер», сразу отдал Милта на хранение Сьюзен. По дороге кратко изложил им, что произошло в автосалоне. Боб, выслушав, предложил позвонить в полицию и все им объяснить. Они сами разберутся с Вермонтом. Я возразил, что полиция сейчас сосредоточена на мне и что, связавшись с ними, мы потеряем драгоценное время. В Стоу они в любом случае не поедут.
  
  — Тим прав, — сказала Сьюзен. Затем повернулась ко мне: — А этот человек, которому ты прострелил колено, мертвый?
  
  — Оуэн? Не думаю. Если «скорая» заберет его вовремя, парень выживет. Но те двое, что с ним были, Гэри и Картер, трупы.
  
  — И Энди, — добавила Сьюзен.
  
  — Да, — подтвердил я. — И с Патти тоже не все ясно.
  
  — А что с ней?
  
  — Не знаю, как она со всем этим связана, — сказал я, — но с ней тоже что-то случилось. Гэри, их главный, сказал, что мне больше не надо о ней беспокоиться.
  
  — О Боже! — запричитала Сьюзен. — Я не могу в это поверить.
  
  Несколько кварталов мы проехали молча. Затем Сьюзен сказала:
  
  — Так, выходит, кто-то действительно следил за нашим домом.
  
  — Да, — отозвался я. — Они надеялись захватить Сид, если она внезапно у тебя появится.
  
  — Почему же она не позвонила?
  
  — Боялась. Ведь девочка убила человека. Конечно, это наверняка была самозащита, но все равно: представляешь, какой шок она испытала.
  
  — Но… — с трудом проговорила Сьюзен, — даже если это правда, почему Сид не обратилась к нам за помощью?
  
  — Не знаю, — ответил я. — Не знаю.
  
  Неужели с Сидни случилось что-то такое, о чем не знали даже эти плохие парни? И это удерживало ее от звонка родителям?
  
  — Может быть, в довершение ко всему она беременна? — предположила Сьюзен.
  
  — Не надо все валить в одну кучу, — проворчал Боб, сжимая руль «хаммера».
  
  Впереди показался его автосалон. Он выехал на площадку и встал за темно-синим «мустангом». По моей оценке, машина была производства конца девяностых.
  
  — Я принесу ключи, — сказала Сьюзен, направляясь в офис.
  
  — Ты ведь за «жука» так и не заплатил, — буркнул Боб.
  
  — Ладно тебе, — произнес я, устало откидывая голову на спинку сиденья, — вернусь и сразу расплачусь. Не беспокойся.
  
  Я вдруг понял, что совершенно измотан, и не представлял, как буду вести машину. До Стоу ехать не меньше четырех часов. Нужно поспать, но нет времени.
  
  Меня мучила также неизвестность, где там искать дочь.
  
  — Послушай, — сказал Боб, — делай что должен делать. Но зачем втягивать в это Сьюзен, когда тебя разыскивает полиция?
  
  — Копы сказали, что я натворил?
  
  — Нет. Только спрашивали. Была Дженнингз, и с ней еще коп, здоровенный громила. А что случилось?
  
  — У них на меня целый список обвинений. Но этот гангстер Гэри сегодня днем убил в моем доме мою приятельницу Кейт Вуд. Полиция намерена повесить это дело на меня.
  
  — Ничего себе.
  
  Я полежал минуту с закрытыми глазами. Затем вернулась Сьюзен с ключами от «мустанга».
  
  — Он заправлен? — спросил я.
  
  — Сомневаюсь. — Она пожала плечами. — Боб не включает в каждую покупку бонус.
  
  Я вылез из «хаммера», нажал кнопку пультика дистанционного управления и отпер дверцы «мустанга». Сел в машину, завел двигатель. Послушал, как работает. Посмотрел на индикатор уровня горючего. Его в баке было меньше половины.
  
  — Заправься сейчас, — сказал Боб, — и, если повезет, дальше проедешь весь путь без остановки.
  
  — В «хаммере» осталась моя сумка с пистолетами, — сказал я. — Пожалуйста, принеси ее.
  
  — Я поеду с тобой, — быстро проговорила Сьюзен, как только Боб отошел.
  
  — Ты что, серьезно?
  
  — Да.
  
  — Сьюзен, — произнес я, понизив голос, — я еду в неизвестность, и если со мной там что-то случится, у Сид должна остаться ты. Понимаешь?
  
  — Тим, но…
  
  — Нет, послушай меня. Ты должна быть здесь ради Сидни, чтобы ей было куда вернуться. И я буду тебе периодически звонить. Сразу, без промедления, как приедешь домой, посмотри по атласу, как быстрее добраться до Стоу. Я собираюсь ехать по девяносто пятому шоссе, затем на север — по девяносто первому, но, возможно, есть лучшие варианты маршрута.
  
  Глаза Сьюзен заблестели.
  
  — Я люблю тебя, ты это знаешь. И всегда любила. — Она всхлипнула. — А что мне делать с полицией?
  
  — Ничего им не говори. Нет, Дженнингз можешь рассказать, что произошло в автосалоне. Но куда я поехал, детектив не должна знать. Иначе она поднимет на ноги всю полицию штата Коннектикут, и меня остановят. И тогда уже никто не сможет помочь нашей Сид.
  
  Сьюзен кивнула.
  
  — Если парень, которого я подстрелил, очухается, — добавил я, — Дженнингз может из него вытянуть насчет Стоу. Если она на тебя нажмет, скажи, что я поехал на «жуке». По крайней мере они не будут искать этот автомобиль.
  
  Сьюзен смотрела на меня.
  
  — Все равно в таком состоянии ты не можешь ехать один.
  
  — Сьюзи, но тебе нельзя ехать.
  
  — Тогда возьми Боба.
  
  Боб как раз появился с сумкой с пистолетами. Он держал ее так, как будто она была изготовлена из плутония.
  
  — Ты поедешь с Тимом, — объявила Сьюзен.
  
  — Что? — От удивления он раскрыл рот.
  
  — Не надо, Сьюзи, — попытался отговорить ее я.
  
  — Если не поедешь ты, — сказала она, опираясь на трость, — поеду я.
  
  Он помолчал с полминуты. Затем неловко обнял ее одной рукой и сел рядом со мной в «мустанг». Сумку с пистолетами осторожно поставил на коврик у ног.
  
  И мы тронулись.
  Глава сорок вторая
  
  Когда мы заправились и выехали на девяносто пятое шоссе, было уже половина одиннадцатого. Я довел стрелку спидометра до отметки «девяносто» и почувствовал, что машина чуть подрагивает, поэтому решил пока скорость не прибавлять.
  
  — Я был однажды в тех местах, куда мы едем, — сказал Боб. — С первой женой, матерью Эвана. Там красивые горы и полно курортов.
  
  — Сомневаюсь, что Сидни остановилась на курорте, — заметил я.
  
  — Может быть, она устроилась там где-нибудь на работу. — Боб вздохнул. — На курортах много мест, где молодым платят наличными в конверте. Не надо показывать никаких документов, называть свою настоящую фамилию. Вообще ничего. Для сбежавших из дому это спасение.
  
  Я молчал, обдумывая его слова, а он тем временем продолжал:
  
  — Знаешь, откуда мне это известно? Там работал приятель Эвана. Стоу — прекрасный зимний курорт: лыжи, все такое, — но и летом там тоже хорошо.
  
  Слушая Боба, я пытался сосредоточиться на дороге. Когда идешь со скоростью девяносто и даже чуть прибавляешь, нужно быть внимательным. Особенно ночью.
  
  — Если сейчас олень выбежит на дорогу, мы будем в дерьме, — сказал Боб, как будто прочитав мои мысли.
  
  — Ты что, хочешь, чтобы «мустанг» полз так же, как «жук»?
  
  — Но если эта скотина пробьет нам ветровое стекло…
  
  Я глянул на него:
  
  — Боб, если хочешь, я высажу тебя у следующего сервисного центра.
  
  — Но сам подумай: с пропоротым животом помочь Сидни ты не сможешь. — Он наклонился и достал из сумки пистолет.
  
  — Будь с этим осторожен, Боб, — раздраженно бросил я.
  
  — Не беспокойся. Я не такой идиот, как ты думаешь. — Он насупился, внимательно осматривая пистолет. — Можно включить свет на секунду?
  
  — Нет, — ответил я. — Мне будет труднее видеть дорогу.
  
  — Знаешь, а это ведь «рутгеры». И тот и другой.
  
  — Я ничего не понимаю в пистолетах.
  
  — А я немного разбираюсь. Это мощное оружие. Обойма на десять патронов, но выстрелов можно сделать одиннадцать, если один патрон уже в стволе. Полуавтомат, двадцать второго калибра. Эти ребята понимают толк в оружии.
  
  — Наверное.
  
  — Ты не знаешь, они полностью заряжены?
  
  — Не знаю, — ответил я, — но Гэри стрелял много, поэтому в его пистолете, может, вообще не осталось патронов. Картер выстрелил пару раз, а потом из его пистолета одну пулю выпустил Оуэн и я три.
  
  — Значит, — разочарованно протянул Боб, — эти пистолеты могут быть пустыми?
  
  — Да, Боб, эти пистолеты могут быть пустыми.
  
  Он опустил стекло и неожиданно выстрелил в черное небо.
  
  — Что ты делаешь? — крикнул я.
  
  Боб поднял стекло и с удовлетворением констатировал:
  
  — В этом еще есть патроны.
  
  — Ты думаешь, есть? — проворчал я. — А если это был последний?
  
  — Ну и что, — невозмутимо отозвался он. — Один патрон тебя бы все равно не устроил.
  
  Я был готов позвонить Сьюзен и попросить, чтобы она забрала своего мужа на девяносто первом шоссе, примерно в двадцати милях на север от Нью-Хейвена, но сдержался.
  
  — Вообще-то можно достать обоймы и проверить, — задумчиво проговорил он.
  
  — Боб, пожалуйста, — взмолился я, — кончай свои эксперименты.
  
  — Да что ты так всполошился? Я знаю, что делаю. Вот видишь эту кнопочку? — Он сунул пистолет мне под нос. — Ее надо нажать, и обойма вылезет. Вот так.
  
  В его руке оказалась обойма в форме шоколадного батончика.
  
  — Вот здесь, на боку, есть небольшой просвет, чтобы видеть, сколько патронов осталось. Включи, пожалуйста, свет. Ненадолго.
  
  Я неохотно щелкнул выключателем света в салоне. Пусть проверит пистолеты. Это полезно.
  
  — Так… тут остался один патрон. А теперь давай посмотрим, что в другом. Здесь три. Выходит, всего у нас четыре патрона.
  
  — Замечательно, — сказал я.
  
  — Если плохих парней будет больше, мы попросим их встать друг за другом.
  
  Я через силу улыбнулся:
  
  — Надо же, какой ты храбрый!
  
  Он пожал плечами:
  
  — Неужели ты думаешь, что мы действительно столкнемся с вооруженными гангстерами?
  
  Если бы Боб попал в такую переделку, как я недавно в автосалоне, он бы такие вопросы не задавал.
  
  Зазвонил мой мобильный.
  
  Держа руль одной рукой, я другой прижал трубку к уху.
  
  Это была Сьюзен.
  
  — Решила позвонить, проверить, как у вас дела.
  
  — Боб открыл стрельбу по деревьям, а в остальном все прекрасно.
  
  — Я посмотрела в Интернете. Добраться до Стоу очень просто. Девяносто первое шоссе ведет прямо в Вермонт. А там сверни на восемьдесят девятое и двигайся на северо-запад до Монтпильера. После него проедешь несколько миль, и смотри въезд на Уотербери, потом сверни на север, к Стоу. Повторить, чтобы ты запомнил?
  
  — Не надо. Спасибо.
  
  — Езды туда больше четырех часов.
  
  — Мы сможем сэкономить час, если нас не остановят копы, — сказал я.
  
  — Кстати, о копах. Снова звонила детектив Дженнингз.
  
  — И что?
  
  — Она сильно злая.
  
  — Еще бы.
  
  — Копы прочесывают Милфорд вдоль и поперек, ищут тебя. Думаю, она скоро позвонит тебе на мобильный.
  
  — Что ты ей сказала?
  
  — Рассказала, что случилось в автосалоне. Она допытывалась, куда ты уехал, но я отвечала, что не знаю.
  
  — Это ей не понравилось.
  
  — Нет. Как предсказывал Боб, детектив начала угрожать. Обещала обвинить меня в содействии подозреваемому в совершении преступления.
  
  — Парень, которого я подстрелил, умер?
  
  — Она об этом не говорила, но упомянула, что кого-то увезли в больницу.
  
  — Если Оуэн сможет говорить, Дженнингз узнает, что Сидни в Стоу. И пошлет туда копов.
  
  — А откуда эти люди из отеля знают, что Сид там? — спросила Сьюзен.
  
  Боб жестом попросил передать телефон ему.
  
  — Погоди, — сказал я. — С тобой хочет поговорить Боб. — Я передал ему телефон.
  
  Он сразу перешел к делу:
  
  — Привет. Помнишь, Эван говорил, что кто-то из его приятелей летом работал в Стоу? Спроси его, кто это был и где именно работал. — Боб повернулся ко мне: — Сидни могла знать, и именно поэтому решила скрыться там.
  
  Затем он пару минут молча слушал ее.
  
  — Хорошо… Я… Да, ты же знаешь, что я… Ладно.
  
  Он протянул телефон мне.
  
  — Ну что? — спросил я.
  
  — «Если что-то еще узнаю, позвоню», — сказала она.
  
  — Хорошо. — Я захлопнул крышку телефона и глянул на Боба. — Все в порядке?
  
  Боб помолчал.
  
  — Она меня все благодарила… что я поехал с тобой. — Он опять замолчал. — Мне кажется, Сьюзен жалеет, что ушла от тебя.
  
  Я мотнул головой:
  
  — Этого не может быть.
  
  — Да я не стал бы ее винить, если бы она попыталась наладить с тобой отношения. Особенно после проделок Эвана.
  
  Я долго смотрел в ветровое стекло на дорогу, прежде чем ответить:
  
  — У вас все будет хорошо, потому что вы любите друг друга. Поверь мне, это видно.
  
  Мы проехали еще милю, прежде чем Боб подал голос:
  
  — Тут дело вовсе не в том, что я лучше тебя. Нет. Понимаешь, просто так получилось.
  
  Мой мобильный снова зазвонил. Я поднес его к уху:
  
  — Да.
  
  — Мистер Блейк?
  
  — Слушаю, детектив Дженнингз.
  
  — Вы знаете, где я сейчас нахожусь?
  
  — Думаю, или в больнице, или в автосалоне.
  
  — В автосалоне. Вернее, в том, что от него осталось. Он почти весь сгорел. Там обнаружены три трупа. Один человек, с ранениями в плечо и колено, отправлен в больницу в тяжелом состоянии.
  
  — Надеюсь, Сьюзен вам рассказала, что эти трое — убийцы. Мне пришлось защищаться. Я чудом остался жив. Этот негодяй Гэри на моих глазах застрелил Энди Герца в упор в голову. Точно так же как он расправился с Кейт Вуд.
  
  — Нам нужно поговорить.
  
  — Скоро поговорим, это я вам обещаю.
  
  — А двоих убили вы, мистер Блейк?
  
  — Я вас плохо слышу, детектив Дженнингз, — схитрил я. — Вы то пропадаете, то опять появляетесь.
  
  — Где бы вы ни находились, немедленно поворачивайте и приезжайте сюда.
  
  — Я не могу это сделать, потому что уверен: вы со своим коллегой Марчем постараетесь все свалить на меня. А тем временем в этом проклятом отеле, прямо под вашим носом, творится невесть что. Нелегалы-рабы и все остальное. Лучше разберитесь с этим до моего возвращения.
  
  — И в этом была замешана ваша дочь?
  
  — Ни в чем она не замешана, — бросил я. — Просто работала там, все время. А они врали мне и вам. И очень убедительно.
  
  — Мистер Блейк, пожалуйста, вернитесь. Мы возьмем на себя поиски Сид и…
  
  — Обшарьте отель, — продолжал давить я. — Номер за номером. Может, удастся найти следы Патти.
  
  — Вы думаете, она прячется там?
  
  — Я думаю… что она мертва.
  
  — Откуда у вас эти сведения?
  
  — От Гэри. Он сказал, что она мертва.
  
  Дженнингз молчала.
  
  — Детектив, вы меня слышите?
  
  — Да.
  
  — У вас есть еще что сказать?
  
  Она снова замолкла на несколько секунд.
  
  — Мы получили распечатку всех звонков на мобильный Патти и с него.
  
  — И что?
  
  — За последние недели ей несколько раз звонили из Вермонта. А именно из Стоу.
  
  Я пытался сдержать дрожь в голосе.
  
  — И кто звонил?
  
  — Неизвестно. Звонили из разных автоматов.
  
  — А сама Патти звонила в Стоу?
  
  — Нет, — ответила Дженнингз.
  
  — Но это мог быть кто угодно. Приятель, родственник…
  
  — Мистер Блейк, вы едете в Стоу?
  
  — Нет, — твердо ответил я. — А теперь извините, детектив, наш разговор придется прервать. У меня разрядился аккумулятор.
  
  Я захлопнул крышку телефона. Через несколько секунд он снова затрезвонил. Дженнингз не унималась.
  
  — Не будешь отвечать? — спросил Боб.
  
  Я покачал головой:
  
  — Нет.
  
  Мы проехали молча несколько миль, и вдруг Боб крикнул:
  
  — Тим!
  
  — Что?
  
  «Мустанг» заехал на бордюр, я едва успел вывернуть руль.
  
  Боб заволновался.
  
  — Ты же заснул. Понимаешь, заснул.
  
  — Ничего, ничего, все в порядке, — повторял я, остервенело моргая.
  
  — Дай я сяду за руль, — сказал он.
  
  Я возражать не стал. Подъехал в обочине, перебежал по прохладному ночному воздуху на другую сторону. Плюхнулся на сиденье, пристегнулся ремнем.
  
  Боб тронул машину.
  
  — Знаешь, куда ехать? — спросил я.
  
  — Знаю, — буркнул он. — Думаешь, ты один такой специалист?
  
  — Но у меня уже весь сон пропал, — пробормотал я и через тридцать секунд отключился.
  Глава сорок третья
  
  Если все время идти на скорости девяносто, горючее расходуется быстро, и где-то к середине ночи стало ясно, что без заправки мы до Стоу не доедем. У курортного городка Браттлборо Боб нашел хорошую станцию — вежливый персонал, туалет и прочее. Он сразу поспешил туда, оставив меня у колонки самообслуживания наполнять бак. Потом я тоже посетил это заведение.
  
  Боб сильно устал, и за руль снова сел я. Мы взяли с ним в буфете по стаканчику кофе и батончику «Марс».
  
  Откусив шоколадку, я попытался вспомнить, когда ел в последний раз, и не смог.
  
  Мы молча проехали пару миль, потягивая кофе, затем я сказал:
  
  — Знаешь, Боб, я жалею, что иногда злился на тебя без особой причины и относился без должного уважения.
  
  — Я тоже, — отозвался он.
  
  — Так вот, давай покончим с этим и будем жить мирно. Нам ведь нечего делить. Правда?
  
  Боб молчал. Я чувствовал, как он напрягся.
  
  — Поверь, я совершенно серьезно.
  
  Он вдруг тронул меня за плечо:
  
  — Ты что, не видишь, что у нас на хвосте коп?
  
  Только сейчас я заметил в зеркале заднего вида проблесковый маячок — примерно в миле от нас, но это значения не имело. Скоро патрульная машина будет здесь. Я почувствовал, как заколотилось сердце. Неужели после всего, что произошло, меня беспокоит штраф за превышение скорости?
  
  Правда, может быть хуже, если Дженнингз вычислила, куда и в каком автомобиле мы едем, и дала ориентировку.
  
  Сбежать с этого магистрального шоссе было некуда. Впереди не предвиделось ни одного съезда. Я снизил скорость почти до разрешенной, надеясь, что к тому времени, когда коп нас догонит, можно будет задурить ему голову — убедить, что он ошибся насчет превышения скорости.
  
  Впрочем, пусть штрафует. Я с радостью заплачу.
  
  — Что ты делаешь? — спросил Боб, когда автомобиль замедлил ход вначале до восьмидесяти, а затем до семидесяти пяти.
  
  — Снижаю скорость, — сказал я.
  
  — Наоборот, прибавь и попробуй оторваться.
  
  — И как ты предлагаешь от них смыться? На какую боковую улицу свернуть?
  
  — Понимаешь, тут такое дело… — произнес он запинаясь. — Я не совсем уверен, что документы на этот автомобиль в полном порядке.
  
  — Что?
  
  — Думаю, было бы лучше, если бы он нас не останавливал.
  
  — Боб, неужели этот «мустанг» краденый?
  
  — Я этого не говорил. Просто документы, если их начнут внимательно изучать, могут оказаться не такими, как надо.
  
  Проблесковый маячок позади меня приближался.
  
  — Боб, ты же уверял меня, что закончил дела с автомобилями, побывавшими в урагане Катрина. Да это же…
  
  — Успокойся. Возможно, все будет в порядке.
  
  — Ты скажи хотя бы, эта машина краденая? — взмолился я.
  
  — Лично мне об этом неизвестно, — угрюмо отрезал он.
  
  Я вытер со лба пот. Может, остановиться у обочины и ждать развязки?
  
  Теперь стала слышна сирена.
  
  — Поверь, автомобиль совершенно законный, — продолжил Боб, — только с немного туманной историей.
  
  — И сколько у тебя таких на площадке? Ты их разместил по группам? Эти побывали в наводнении, эти краденые, а эти с бесплатным огнетушителем, потому что могут в любое время вспыхнуть?
  
  — Чего ты всполошился? — проворчал Боб. — Сам же только что предлагал жить мирно.
  
  Патрульный автомобиль почти нас догнал.
  
  — Ты еще не учел, — напомнил Боб, — что у нас в машине два пистолета.
  
  Я похолодел от ужаса.
  
  — Значит, так: превышение скорости — раз, автомобиль с неправильными документами — два, и плюс оружие без лицензии, из которого, как потом выяснится, было совершено несколько убийств.
  
  Боб восхищенно прищелкнул языком:
  
  — Неплохо выходит.
  
  А затем случилось чудо.
  
  Автомобиль копа перешел на соседнюю полосу и промчался мимо.
  
  — Вот это я понимаю, — сказал Боб.
  
  Примерно через милю впереди мы подъехали к пикапу, перевернувшемуся на разделительной линии. Патрульный автомобиль стоял у левой обочины. Полицейский разговаривал с двумя мужчинами. Похоже, они серьезно не пострадали.
  
  — Видишь? — улыбнулся Боб. — Я же говорил, что все будет в порядке.
  
  Остальную часть пути я держал «мустанг» на скорости, лишь на несколько миль выше разрешенной. Так было спокойнее.
  
  Потом мы долго ехали, не проронив ни слова. Я размышлял о бегстве Сид, о Гэри, Картере, Оуэне и… Энди Герце.
  
  Также не переставал думать и о Патти, моей, как недавно выяснилось, биологической дочери, которая тоже канула в неизвестность.
  
  Мне вдруг захотелось выговориться. Боб был для этого не самым подходящим объектом, но, к сожалению, больше никого рядом не оказалось.
  
  Я сказал:
  
  — Что бы ты сделал, если бы узнал, что вдруг объявился твой ребенок, теперь уже взрослый, о котором ты ничего не знал?
  
  Боб посмотрел на меня с опаской:
  
  — Ты что, услышал обо мне какие-то сплетни?
  
  — Да не о тебе речь, — успокоил я его. — Просто рассуждения. Что человек в таких случаях чувствует, как себя ведет.
  
  — Не знаю, — сказал он. — Думаю, у меня бы голова пошла кругом.
  
  — Но это не все, — медленно добавил я. — Узнав, что у тебя есть ребенок, ты очень скоро обнаруживаешь, что с ним что-то случилось. Плохое. И встретиться вы никогда не сможете.
  
  — А что с ним случилось? — спросил Боб. — С этим воображаемым ребенком?
  
  — Умер, — ответил я.
  
  — О чем ты говоришь, Тим? — беспокойно спросил Боб. — Надеюсь, это не связано с Эваном и Сидни?
  
  — Нет.
  
  — Тогда о чем?
  
  — Ни о чем. Просто блажь взбрела в голову.
  
  Наконец показался съезд к Уотербери. Дальше дорога пошла вдоль великолепных лесистых пологих холмов. Несколько раз фары на обочине высвечивали глаза лесных существ, наверное енотов. Небольшие такие яркие точечки.
  
  Примерно через пятнадцать минут после съезда с шоссе дорога закруглилась вправо и вниз, к центру городка Стоу. Мы остановились на Т-образном перекрестке. Справа была гостиница, дальше — церковь, а впереди слева какое-то официальное здание. Мы свернули туда и подъехали к небольшому мосту с крытым тротуаром для пешеходов.
  
  — С чего начнем? — спросил Боб.
  
  Зазвонил мобильник. На этот раз его.
  
  — Да, — ответил он, — мы только въехали в город. Да, все в порядке, хотя мы чуть не попались. Ага. Хорошо. Хорошо. Узнал Эван что-нибудь? Да? Замечательно. Что? Хорошо, я буду осторожен. Ладно. Пока.
  
  — Что? — спросил я, когда он закончил разговор. У заправочной станции на углу стояла будка телефона-автомата. Не с него ли звонили Патти на мобильный?
  
  — Эван нашел этого своего приятеля. Его зовут Стюарт. Представляешь, разбудил среди ночи. Парень действительно работал в Стоу, в каком-то то ли мотеле, то ли гостинице.
  
  — Как она называется? — спросил я.
  
  — «В тени горы», — ответил Боб. — Стюарту там понравилось. Тем более что платили наличными.
  
  — Он рассказывал об этом Сидни?
  
  — Да. Эван сказал, что несколько месяцев назад они сидели в кафе и Сидни его подробно расспрашивала. Возможно, сама хотела туда поехать.
  
  — Пожалуй, лучшего места, чтобы на время скрыться, и не придумаешь, — сказал я. — Что ж, поехали искать этот отель.
  
  Спросить в эту пору было не у кого. Мы проехали через мост и двинулись в гору.
  
  Тут по обе стороны были гостиницы. Боб едва успевал читать вывески.
  
  — Смотри, вон там, — сказал я. — Видишь вывеску за пиццерией?
  
  — Здорово. «В тени горы». — Боб оживился. — Значит, приехали.
  
  На автостоянке он тронул меня за плечо, когда я хотел открыть дверцу:
  
  — Погоди, а как же это?
  
  В каждой руке у него было по пистолету. Один он протянул мне.
  
  — Это какой? — спросил я. — С одним патроном или тремя?
  
  Он задумался.
  
  — Вот черт! Забыл.
  
  Я взял у него пистолет. Потом мы вышли из машины и стали думать, куда их спрятать.
  
  — В карман не влезает, — сказал я.
  
  — Попробуй вот так. — Боб повернулся и засунул пистолет за пояс брюк сзади.
  
  — Ты не боишься прострелить себе задницу? — спросил я.
  
  — Так их носят, — пояснил он. — Ты что, в кино не видел? Никто не догадается, что у тебя под пиджаком пистолет. А если запихнешь его в карман брюк и там он случайно выстрелит, то потеряешь гораздо больше.
  
  Я последовал его совету. Не очень удобно, но придется мириться.
  
  Мы осторожно захлопнули дверцы автомобиля, но среди ночного безмолвия это прозвучало чуть ли не как выстрелы.
  
  Гостиница была заперта, и свет внутри не горел.
  
  — Что будем делать? — спросил Боб.
  
  — Будить, — ответил я и постучал.
  
  Должен ведь кто-то в гостинице бодрствовать. Мало ли что может случиться: прорвет трубу или кто-то из постояльцев заболеет. Я подождал несколько секунд и постучал снова. В коридоре загорелся свет.
  
  — Ну вот. Сейчас откроют.
  
  По холлу кто-то проковылял, щелкая выключателями. Подошел к двери. Мужчина лет шестидесяти со взъерошенными седыми волосами. В полосатой пижаме.
  
  — Чего надо? — крикнул он через стекло. — Мы закрыты.
  
  Я постучал снова.
  
  Он чертыхнулся и чуть приоткрыл дверь.
  
  — Вы знаете, сколько сейчас времени?
  
  — Извините, — сказал я, — но у нас неотложное дело.
  
  — Да, — подтвердил Боб.
  
  — Моя дочь пропала. Мы ее ищем.
  
  — А при чем здесь я? — спросил портье. Возможно, это был владелец гостиницы. Не знаю.
  
  — Может быть, она работает здесь?
  
  Портье недовольно тряхнул головой, окончательно просыпаясь.
  
  — Как ее зовут?
  
  — Сидни Блейк.
  
  — Такой у нас нет. — Он начал закрывать дверь.
  
  Я всунул в зазор ногу.
  
  — Пожалуйста, подождите секунду. Возможно, она назвала другие имя и фамилию.
  
  — Так я и спрашиваю, — проворчал он. — Какие?
  
  — Не знаю, — ответил я и полез в карман за фотографией. Просунул в дверную щель ему.
  
  Портье неохотно взял ее двумя пальцами и вгляделся.
  
  — Погодите. — Он зашел за стойку и взял очки.
  
  Это позволило нам войти внутрь.
  
  — Да, эту девушку я видел, — неожиданно сказал он.
  
  — Где и когда? — чуть не крикнул я.
  
  — Она приходила сюда, наверное, недели две назад, может, больше. Искала работу. Но нам тогда люди не были нужны.
  
  — Она как-то назвалась?
  
  Портье пожал плечами:
  
  — Может быть. Но я не запомнил. Посоветовал ей попытаться в другом месте. Там, я слышал, кто-то недавно уволился из устроившихся на лето, и они ищут работника.
  
  — Как называется эта гостиница? — спросил я.
  
  — «Прикоснись к облаку».
  
  — Что? — переспросил Боб.
  
  — Гостиница так называется. «Прикоснись к облаку». Это туда дальше по дороге, где начинается подъем.
  
  — Вы не знаете, получила она там работу?
  
  — Без понятия, — сказал он и начал выпроваживать нас из вестибюля. — Теперь отправляйтесь туда и разбудите их.
  
  Что поделаешь, мы двинулись дальше. Ехали медленно, чтобы не пропустить вывеску. И все равно пропустили. Хорошо, что Боб заметил. Пришлось сдавать задом метров тридцать.
  
  Даже в полумраке было видно, что гостиница знавала лучшие дни. Вывеска над входом проржавела и требовала покраски, одна лампочка перегорела, и скорее всего давно. Заборчик вокруг садика покосился.
  
  Мы повторили те же действия, что и у предыдущей гостиницы: вылезли, засунули пистолеты за пояс сзади и все остальное.
  
  Здесь на стук тут же отозвалась собака.
  
  — Митци! Перестань, — раздался женский голос. Затем внутри зажегся свет.
  
  Ей было лет сорок, блондинка, красивая, даже в это время суток, и в поношенном домашнем халате. Митци не унималась, и ей пришлось повысить голос.
  
  — Что вам нужно?
  
  — Я ищу свою дочь, — громко сказал я. — Может, она работает здесь. Сидни Блейк.
  
  — Извините, — сказала женщина, — но у меня таких нет. Боже, Митци, заткнись же ты наконец!
  
  Пес заткнулся.
  
  Я прижал к стеклу фотографию Сид. Женщина наклонилась.
  
  — Это Керри.
  
  — Керри?
  
  — Да. Керри Мортон.
  
  — Она работает здесь? — спросил я.
  
  — Да. А вы?..
  
  — Тим Блейк. Ее отец.
  
  — Если вы ее отец, так почему же у девушки другая фамилия?
  
  — Долго рассказывать. Мне очень важно ее увидеть. Где она живет?
  
  Женщина продолжала вглядываться в меня. Возможно, искала сходство.
  
  — Позвольте мне посмотреть ваши документы. И ваши тоже. — Она показала на Боба.
  
  Я вытащил водительское удостоверение, прижал к стеклу. Боб сделал то же самое.
  
  — Подождите. — Хозяйка гостиницы кивнула и ушла.
  
  Видимо, недалеко, потому что было слышно, как она говорит кому-то:
  
  — Просыпайся и надень штаны.
  
  Затем мужской голос что-то проворчал.
  
  В ответ она сказала:
  
  — Там какие-то идиоты явились, мне одной с ними идти неохота.
  
  Спустя несколько минут хозяйка вернулась с молодым человеком. Он был в линялых джинсах, без рубашки и босой, но в остальном как будто сошел с рекламы фирмы «Аберкромби и Фитч»: брюшной пресс как стиральная доска, мускулистые плечи и руки, черные как смоль волосы. Мы с Бобом переглянулись. Молодой любовник зрелой женщины, мальчик-игрушка. Но с такой игрушкой лучше не связываться. Он сонно прищурился на нас.
  
  — Уайатт пойдет с нами, — сказала хозяйка.
  
  Мы не возражали.
  
  — У меня тут несколько нездешних работают. Вот Уайатт. — Она показала на парня. — И живут они в домиках, там дальше. Керри тоже. — Уайатту, очевидно, были предоставлены лучшие условия, по крайней мере на эту ночь.
  
  — Они пронумерованы? — быстро спросил я.
  
  — Мы вас проводим, — успокоила меня хозяйка и повела нас по тротуару вокруг здания к ряду выстроившихся у леса хижин, тускло освещенных лампочками на деревянных шестах. Я надеялся, что Уайатт спросонья, да еще в темноте, не заметит выпуклости сзади под пиджаками у меня и Боба. — Керри живет вон в той. — Хозяйка показала. — Но учтите, ей не понравится, что вы явились среди ночи. Мне так очень не понравилось.
  
  Я весь дрожал от нетерпения. Наконец-то нашлась Сидни. Наконец-то.
  
  Хозяйка подошла к двери и негромко постучала.
  
  — Керри, это Мэдлин. Открой.
  
  Окно хижины оставалось темным, и никакого движения внутри слышно не было.
  
  Я крикнул:
  
  — Сидни! Это папа. Открой, не бойся.
  
  Изнутри по-прежнему никто не отзывался.
  
  — Придется вернуться за ключом, — сказала Мэдлин.
  
  Но Боб обошел ее и ударил в дверь ногой.
  
  — Не надо! — воскликнула она.
  
  Уайатт схватил Боба за руку, но тот стряхнул ее и открыл дверь. Вошел и, поискав выключатель, щелкнул им.
  
  Комнатенка была самое большее два метра на три. Койка, два стула, древний рукомойник. Никаких признаков водопровода. На рукомойнике лежали туалетные принадлежности — расческа, связка ключей, солнечные очки. Койка застлана. Было похоже, что на ней не спали.
  
  — Где она? — удивилась Мэдлин. — У нее же утренняя смена.
  
  Я подошел к рукомойнику, взял ключи. На связке их было три — от моего дома, Сьюзен — вернее, Боба, — плюс пультик дистанционного управления и автомобильный ключ с символикой «хонды». Тронув расческу, я поднял солнечные очки и, увидев надпись «Версаче», повернулся к Бобу:
  
  — Это вещи Сидни. Совершенно точно.
  
  Мы начали быстро осматривать хижину, ища какой-нибудь намек, куда она скрылась.
  
  Я посмотрел на Мэдлин:
  
  — Когда вы ее видели в последний раз?
  
  — Днем, время не помню, — ответила она туманно. — Керри обычно работала в утреннюю смену, заканчивала где-то в четыре. Потом занималась чем хотела.
  
  — То есть вчера она работала?..
  
  — Да.
  
  — И какой была Керри? Я имею в виду состояние.
  
  — Вчера или вообще?
  
  — Да как угодно.
  
  Мэдлин насупилась:
  
  — Несчастная ваша дочка была, вот что я скажу. Таких мне редко приходилось видеть. Испуганная, все время озиралась. Подходишь к ней сзади, что-нибудь скажешь, а она так страшно вздрагивает. И много плакала. Что уж там у нее случилось — не знаю.
  
  Пробудившаяся во мне несколько минут назад надежда сменилась тревогой. Куда она могла уйти ночью?
  
  А что, если до нее добрались эти подонки?
  
  Я вытащил из-под кровати небольшую сумку. Там были шорты, нижнее белье, пара топиков. Все новое. Ведь она покинула Милфорд без вещей. В сумке также лежало несколько распечаток из Интернета. В том числе и с моего сайта. А еще заметка из газеты «Нью-Хейвен реджистер» о ее исчезновении.
  
  — У вас тут есть компьютер? — спросил я.
  
  — Есть один в офисе, — сказала Мэдлин. — Я разрешаю ребятам пользоваться. Посылать домой письма и остальное.
  
  — А Сидни… ну, Керри… к нему подходила?
  
  — Да, садилась за компьютер каждый день ненадолго. Иногда что-то распечатывала. — Она кивнула на бумаги. — И когда заканчивала работу, всегда стирала историю.
  
  — Может быть, вы заметили вчера что-то необычное? Появились какие-нибудь незнакомцы?
  
  — Я имею дело с туристами, — ответила Мэдлин. — Они меняются тут чуть ли не каждый день.
  
  — А вы ничего не заметили? — спросил я парня.
  
  Тот пожал плечами:
  
  — Я с ней вообще ни разу не разговаривал.
  
  Я повернулся к Бобу:
  
  — Просто не знаю, что делать.
  
  — Может, пришло время позвонить детективу Дженнингз? — сказал он. — Рассказать, где мы находимся, и она попросит помочь местных полицейских.
  
  — Неужели она вообще ни с кем тут не общалась? — спросил я Мэдлин.
  
  Хозяйка кивнула:
  
  — Вон там, через две хижины, живет девушка из Буффало. Я видела, как они несколько раз разговаривали.
  
  — Пойдемте. — Я с мольбой посмотрел на Мэдлин. — Мне нужно немедленно с ней поговорить.
  
  Она собиралась возразить, а затем махнула рукой:
  
  — Черт с ним. Пошли. — Запахнув халатик, хозяйка повела нас к двери хижины и постучала. — Алиша, это я, Мэдлин.
  
  Внутри зажегся свет, и через несколько секунд дверь открыла заспанная чернокожая девушка лет девятнадцати-двадцати. На ней были футболка и трусы. Увидев, что с Мэдлин еще трое мужчин, она прикрыла дверь, оставив щель примерно десять сантиметров, чтобы мы видели только ее лицо.
  
  — Что случилось?
  
  — Эти люди пришли поговорить с тобой о Керри, — сказала Мэдлин.
  
  — Почему?
  
  Мне удалось протиснуться к ней ближе.
  
  — Я ее отец. Ищу дочь уже давно. Помогите, если можете.
  
  — Она живет вон в той хижине, — показала Алиша.
  
  — Ее там нет, — сказала Мэдлин.
  
  Алиша закивала, как будто что-то поняла:
  
  — Так-так…
  
  — Что? — спросил я.
  
  — Керри все время была неспокойной. Верно? — Она посмотрела на Мэдлин, ища подтверждения. Та кивнула. — Но вчера вообще сбесилась. Я, значит, сижу на лавочке у отеля, читаю Стивена Кинга, и вдруг Керри выбегает с видом, как будто увидела призрака. Понимаете? Очень ее что-то напугало. Побежала к себе в хижину, и я пошла посмотреть — может, нужна помощь. Вижу, она собирает рюкзак. Я спросила, что случилось, а она ничего не ответила. Только сказала, что ей надо уйти, прямо сейчас.
  
  — Не сказала почему? — спросил я, хотя было ясно, что не сказала.
  
  — Нет, но ее что-то сильно напугало.
  
  — Когда это было?
  
  — Где-то ближе к вечеру. Она двинулась сначала в одном направлении, затем глянула на автостоянку, резко остановилась и пошла в другую сторону. И не по дорожке, а между деревьями. Как будто от кого-то скрывалась. — Алиша посмотрела на Мэдлин: — И что, мне нужно будет утром работать вместо нее?
  
  — Обсудим это потом, — сказала хозяйка.
  
  Я не отставал от Алиши.
  
  — Но вы с Сид разговаривали? Я имею в виду Керри. До вчерашнего дня.
  
  — Ну говорила. Немного.
  
  — Она рассказывала о себе? Почему здесь оказалась? Почему так встревожена?
  
  — Нет. Но взвинчена была очень сильно. Не хотела выполнять работу, если нужно было заходить в столовую или стоять за стойкой регистрации. В общем, сторонилась людей как могла. Керри была единственная, кого я встречала, не имеющая мобильника. Говорила, что перестала им пользоваться, потому что это опасно. Я знаю, насчет мобильников ходят разные слухи. Что из-за них можно заработать рак мозга или что-то такое, но я думаю — это ерунда.
  
  — У вас тут есть телефон-автомат? — спросил я Мэдлин.
  
  — Нет. Нам он не нужен. Но в городе есть несколько.
  
  — А если бы вам нужно было позвонить по автомату, куда бы вы пошли? Я видел один в центре города.
  
  — Так далеко идти не надо. Автомат есть совсем рядом, в пиццерии.
  
  Я кивнул Алише:
  
  — Спасибо за помощь. Извините, что пришлось потревожить.
  
  — Вы только что упомянули имя Сид? — спросила она. — Верно?
  
  — Да, — ответил я. — Мою дочку зовут не Керри, а Сидни.
  
  Она скрылась на несколько секунд и появилась со сложенным листом бумаги. Протянула его мне:
  
  — Вечером кто-то подсунул это мне под дверь. Видно, перепутал хижины. Записка предназначена Сидни.
  
  Я развернул лист.
  
   «Сид. Я приехала, чтобы отвезти тебя домой. Встретимся у маленького крытого моста в центре города. Целую, Патти».
  
  Глава сорок четвертая
  
  — Что там написано? — спросил Боб.
  
  Я протянул ему записку. Он прочитал ее пару раз.
  
  — Ты же вроде говорил, что Патти мертва?
  
  — Да, — сказал я. — Но, слава Богу, ошибся. Будем надеяться, что это так. Но это может быть трюк, чтобы выманить Сидни.
  
  Я еще раз поблагодарил Алишу, и мы пошли к отелю. Там я дал Мэдлин номер своего мобильного, на случай если Сидни появится или произойдет что-нибудь еще. Затем мы с Бобом сели в «мустанг», вернули в сумку пистолеты. Я попросил его сесть за руль, потому что хотел изучить записку.
  
  — Поезжай к крытому мосту.
  
  Записка была написана от руки. Я пытался вспомнить, видел ли хотя бы раз почерк Патти. Может, и видел, да забыл. К тому же тот, кто ее писал, торопился. Скорее всего прислонил бумагу к двери хижины.
  
  — Если писала Патти, — сказал я, — то все непонятно. Как она узнала, что Сидни здесь, и почему решила выручать ее в одиночку?
  
  — Может быть, Сидни вообще не придет на встречу, — заметил Боб. — Ведь ее что-то сильно спугнуло.
  
  — Поехать автостопом она вряд ли решится, — сказал я.
  
  — Ты думаешь, у нее есть машина?
  
  — Нет. Сюда-то она наверняка доехала автостопом. А вот обратно… Давай все же исходить из того, что Сидни здесь. И автомат в пиццерии тот, по которому она, возможно, куда-то звонила.
  
  — Тогда поехали. — Боб завел двигатель.
  
  Мы развернулись и, опустив стекла, медленно двинулись к центру города.
  
  Через пару минут Боб качнул головой в сторону заднего стекла:
  
  — Посмотри, что это там сзади за автомобиль с погашенными фарами.
  
  Я развернулся, подождал, пока мы подъедем к уличному фонарю.
  
  — Вроде новый «чарджер». Или «додж-магнум». У него на радиаторе такая фасонная решетка. Похоже, тащится за нами уже давно.
  
  — Вон этот мост, — сказал Боб.
  
  Крытой в нем была лишь пешеходная часть, и в темноте невозможно было там ничего разглядеть.
  
  — Остановимся? — спросил Боб.
  
  — Нет, — сказал я. — Проезжай мимо и сверни за угол. Я там выпрыгну и побегу к мосту. А ты веди за собой этот «чарджер».
  
  — Ладно, — кивнул Боб. — Если что, сразу звони мне на мобильник.
  
  «Мустанг» покатил по мосту. Темный зловещий силуэт «чарджера» вырисовывался метрах в пятидесяти сзади.
  
  — Готовься, — сказал Боб.
  
  Он свернул налево, чуть проехал и затормозил. Я собрался вылезать.
  
  — Пистолет, — прошептал Боб и протянул мне «рутгер», который я сунул сзади за пояс.
  
  Выскочив, я прижался спиной к стене здания, наблюдая из тени, как «чарджер» проследовал за Бобом. Стекла в нем были тонированные, поэтому не видно было, кто сидит за рулем и есть ли там еще кто-то.
  
  Когда «чарджер» удалился на достаточное расстояние, я двинулся к мосту. В тишине отчетливо были слышны мои шаги и частое дыхание.
  
  На мосту, под крышей, я подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и негромко позвал:
  
  — Патти.
  
  Через пару секунд повторил.
  
  — Мистер Би? — неожиданно донеслось откуда-то с середины моста.
  
  — Патти, — произнес я чуть громче и побежал на голос.
  
  Она вглядывалась несколько секунд, а затем бросила ко мне. Мы обнялись.
  
  — Как вы здесь оказались?
  
  — Боже, Патти, ты цела, — бормотал я, не желая ее отпускать. — Цела.
  
  — Конечно, цела, — удивилась она. — Что со мной станется? — Затем подняла на меня глаза: — Мистер Би, что за дела? У вас на щеках слезы.
  
  — Это от радости, что ты жива, — сказал я. — Ведь тебя ищут уже несколько дней. Твоя мама сообщила в полицию.
  
  — А вот это зря, — прошептала Патти. Затем снова посмотрела на меня: — Как же вы здесь оказались?
  
  — Лучше скажи, как ты здесь оказалась? — спросил я.
  
  Патти ответила не сразу.
  
  — Приехала за Сидни.
  
  — А откуда ты узнала, что она здесь?
  
  — Сид мне позвонила.
  
  — Когда?
  
  — Вчера.
  
  — И как она?
  
  — С ней все в порядке.
  
  У меня чуть отлегло от сердца.
  
  — Как ты сюда добралась?
  
  — Автостопом. Подумаешь, большое дело.
  
  — Почему мне не сказала? Мы могли бы приехать сюда вместе.
  
  Ее губы дрогнули.
  
  — Я… на вас разозлилась. В тот вечер. И хотела привезти Сид сама.
  
  — Вот, значит, почему ты не отвечала на мои звонки.
  
  Она кивнула:
  
  — Да. А вчера вообще выключила мобильник. Подозревала, что меня ищут.
  
  — Ты оставила Сид записку не в той хижине, — сказал я.
  
  — Вот черт! Она ее не получила.
  
  — И сколько времени ты уже здесь?
  
  — Много, — выдохнула Патти. — Прихожу на мост и ухожу.
  
  — Сидни сбежала из гостиницы, где работала, — продолжил я. — Ее кто-то сильно напугал. Возможно, она увидела одного из тех, кто ее ищет.
  
  Патти вздрогнула.
  
  Я обнял ее за плечи:
  
  — Да, Патти, это опасные люди, очень опасные. Убийцы. И я думаю, сейчас они где-то здесь. За нами следовал автомобиль.
  
  — Вы здесь не один?
  
  — С Бобом, — сказал я. — Мы сразу поехали, как только узнали, что Сидни в Стоу.
  
  — Как вы узнали?
  
  — От одного из них. Патти, вчера я побывал в жуткой переделке. Впервые в жизни убивал людей. И этого бы застрелил, если бы он не сказал, где находится Сидни.
  
  Затем я вдруг вспомнил слова детектива Дженнингз.
  
  — Патти, ты разговаривала с Сид вчера в первый раз?
  
  — Конечно, — ответила она.
  
  — Это неправда, Патти. В полиции проверили все звонки на твой телефон и с него. Тебе звонили из Стоу несколько раз и много раньше.
  
  — Что за чушь! — вырвалось из нее. — Они ошиблись.
  
  — Нет, Патти, не надо наговаривать на полицию.
  
  — Но я…
  
  — Ты давно держишь связь с Сидни. И с самого начала знала, где она находится.
  
  Патти открыла рот что-то сказать, но ничего не получилось.
  
  — Пожалуйста, Патти, расскажи, что происходит. Запираться бесполезно.
  
  — Рассказать? — вдруг вскрикнула она и посмотрела на меня дикими глазами. — Что рассказать? Что с тех пор как я узнала правду, моя жизнь превратилась в сплошной ад? Подумайте, каково это — жить, когда отец — полное дерьмо и мать не лучше. А потом я узнаю, что мой настоящий отец не он, а совсем другой человек. И у него есть дочка, моя ровесница.
  
  — Патти, мне все известно, — сказал я.
  
  — Что?
  
  — Да, известно. Я виделся с твоей матерью, и она показала мне отчет частного детектива. Ты ведь из него узнала правду, верно?
  
  — Да, — проронила она. — Вот почему я познакомилась с Сидни. Притворилась, что мне нужно пересдавать математику. А потом познакомилась с вами. Наконец-то сбылась моя мечта. Но тут же стало ясно, что надеяться мне не на что. Что меня вы своей дочерью никогда не признаете. Вам достаточно одной. Вы ведь так и сказали мне в тот вечер.
  
  — Патти, если бы я знал…
  
  — То что? Что бы вы сделали? Взбесились бы и запсиховали, больше ничего. — Она махнула рукой: — Ладно, теперь это уже не имеет значения.
  
  — Но ты так ничего и не объяснила, — сказал я. — Почему не рассказала, куда скрылась Сидни и что было причиной?
  
  Она молча смотрела вниз.
  
  Зазвонил мой мобильный.
  
  — Да.
  
  — Тим. Это Боб. Я нашел Сид.
  Глава сорок пятая
  
  Затем в трубке что-то зашуршало, и я услышал голос Сидни:
  
  — Папа.
  
  У меня перехватило дыхание.
  
  — Сид. О Боже, я не могу поверить, что это ты! Как тебя нашел Боб?
  
  — Это я его нашла. — Она на секунду замолкла. — Меня заметили в гостинице. Пришлось прятаться в городе много часов. А недавно я увидела в проезжающем автомобиле Боба и сразу ему позвонила.
  
  — Молодец, дорогая. Правильно сделала. — Я чуть понизил голос. — Они по-прежнему где-то здесь. За нами ездит автомобиль с погашенными фарами.
  
  — Я знаю. Ты нашел Патти? Боб сказал, что она оставила мне записку.
  
  — Она сейчас со мной.
  
  — С ней все в порядке?
  
  — Да. — Я улыбнулся Патти, которая пыталась узнать о содержании нашего разговора по моей мимике.
  
  — Она молодец, что с самого начала рассказала тебе обо всем. — Сидни кашлянула. — Конечно, вот так прятаться было трудно, но по крайней мере я знала, что ты спокоен.
  
  Я посмотрел на Патти и чуть отвернул голову, опасаясь, что она услышит голос Сид в трубке.
  
  — Я не понял, дорогая.
  
  — Когда я звонила Патти, она мне все рассказывала. Поэтому я знаю, что люди из отеля следят за тобой и мамой, что Джефф создал сайт для вида, чтобы они думали, что ты действительно не знаешь, где я нахожусь. Она говорила, что звонить тебе опасно, что все твои телефоны люди из отеля прослушивают и записывают. И что она попозже даст мне знать, как с тобой связаться. Я не могу поверить, что все кончилось.
  
  — Да, — сказал я. — Мне тоже не верится.
  
  Патти попыталась стать ближе, чтобы услышать, что она говорит.
  
  — Ты была все время здесь? — спросил я.
  
  — Да… — Сид всхлипнула. — Боже, папа, клянусь, я не хотела его убивать! Шла по коридору и услышали крики девушки. У меня был универсальный ключ, чтобы войти в номер. Папа, этот человек делал с горничной-китаянкой такое… просто ужас. Он наклонил ее и…
  
  — Не надо, дорогая, я все понимаю.
  
  — Я закричала, а этот человек поднялся с кровати и пошел на меня. Он был такой страшный. И тут мне на глаза попался пистолет, лежал на тумбочке. Я его схватила и…
  
  — Хватит, милая. Расскажешь потом.
  
  Она зарыдала:
  
  — Я его застрелила. До сих пор не могу поверить, что сделала это. Затем прибежал Картер и еще люди, и я жутко перепугалась. Понимаешь?
  
  — Понимаю, понимаю.
  
  — Я сказала ему, что нужно позвонить в полицию. Но они все перепугались тоже. Сказали, что в полицию звонить нельзя. Что там об этом ничего не должны знать.
  
  — И что потом? — спросил я.
  
  — Они забрали у меня мобильник и отключили телефон в номере, чтобы я не могла никому позвонить. Потом ушли и оставили меня там с мертвецом. Оуэн сторожил снаружи. А Патти ждала меня в торговом центре. Мы договорились там встретиться сразу после моей смены. Я надумала поискать мобильник в карманах у этого человека. Полезла к нему в пиджак и нашла. Но, папа, я запачкала руки его кровью…
  
  — Это понятно, — проговорил я мягко.
  
  — Потом я позвонила Патти по его мобильнику и все рассказала.
  
  Я посмотрел на Патти. Она отвела глаза.
  
  — Без нее не знаю, что бы я делала. Она как-то пробралась в отель, нажала там кнопку пожарной тревоги и убежала. А когда началась суматоха, нашла окно номера, в котором меня заперли, он был на первом этаже, и постучала. Я открыла окно, но не до конца. Мешали жалюзи. Так Патти ухитрилась их сбить и вытащила меня. В общем, она крутая. — Сид замолкла, чтобы перевести дух. — Но она ведь тебе все это рассказала, да?
  
  — Конечно, — ответил я.
  
  — И Патти сказала мне, что в городе оставаться нельзя. Потому что я застрелила человека. И в полиции мне не поверят, они никогда не верят тинейджерам, а эти плохие парни из отеля со мной расправятся. Она сказала, чтобы я ни о чем не думала и сразу уезжала, а она все объяснит тебе и в полиции. Так что я села в машину и погнала как сумасшедшая.
  
  Сид вздохнула.
  
  — Потом я машину бросила и добралась сюда автостопом. Я вспомнила, как приятель Эвана рассказывал об этих местах, и решила поехать в Стоу и переждать, пока Патти не скажет, что можно возвращаться домой.
  
  — Сид, — мягко произнес я, — скажи Бобу, что я на мосту с Патти. Пусть он нас поскорее забирает. С остальным разберемся на обратном пути.
  
  Патти повернулась ко мне спиной и набирала на мобильнике номер.
  
  — Погоди, Сид, — сказал я дочери и тронул Патти за плечо: — Кому ты звонишь?
  
  — Маме, — отрывисто проговорила она. — Надо же ей сообщить, что я в порядке.
  
  Я снова заговорил в трубку:
  
  — Дорогая, дай мне на секунду Боба.
  
  — Сейчас.
  
  Почти сразу раздался его голос:
  
  — Да.
  
  — Как тот автомобиль?
  
  — Я от него ушел. Теперь стою с выключенными огнями недалеко от отеля.
  
  — Приезжай скорее к мосту. Нам нужно отсюда убираться.
  
  — Ладно. — Он негромко хмыкнул. — Знаешь, среди всего этого ужаса есть и хорошая новость.
  
  — Какая?
  
  — Я спросил у Сидни, не беременна ли она от Эвана. Так она сказала, что нет.
  
  — Боб! — крикнула Сидни и выхватила у него телефон. — Что с ним такое случилось?
  
  — Насчет этого не беспокойся, — сказал я. — Сейчас самое главное, чтобы нам всем вместе собраться в машине и двинуть домой.
  
  Рядом Патти проговорила в трубку:
  
  — Да, я здесь с мистером Блейком. На мосту. Скоро подъедут Боб и Сидни, и мы поедем обратно.
  
  Боб снова взял трубку.
  
  — Тим, все в порядке, я ее успокоил. Она не обижается.
  
  — Хорошо, — сказал я, глядя на Патти.
  
  — Ладно, до встречи, — произнесла она.
  
  — Приезжай поскорее, — сказал я Бобу.
  
  — Подожду несколько минут, — ответил он. — Надо убедиться, что горизонт чистый.
  
  Убирая телефон, я встретился с Патти взглядом.
  
  Она нервозно улыбнулась:
  
  — Здорово. Мы все возвращаемся.
  
  — Чему ты обрадовалась? — спросил я, пытаясь держать голос ровным. — Лучше скажи, какую затеяла игру. Я ведь теперь все знаю.
  
  — Не кричите на меня, — огрызнулась она.
  
  Я схватил ее за плечи:
  
  — Говори, почему ты это сделала?
  
  Она пыталась вырваться, но я держал ее крепко.
  
  — Я вас ненавижу.
  
  — Почему ты это сделала? — повторил я.
  
  Она перестала вырываться и опустила глаза.
  
  — Потому что из-за нее я завязла в глубоком дерьме.
  
  — Что это значит?
  
  — Это значит, что… я дала ей наводку на работу в этом отеле.
  
  — Ты водила знакомство с Гэри, — сказал я. — Энди видел вас вместе.
  
  Она удивленно посмотрела на меня:
  
  — Да.
  
  — Гэри мертв.
  
  — Мертв? — повторила Патти.
  
  — Да, мертв. Его убил я. Как ты с ним познакомилась?
  
  — Делала для него кое-какую работу.
  
  — Считывала данные с кредитных карт?
  
  — Не важно. — Она отвернулась. — Но если бы Сидни все рассказала, меня бы прижали обязательно. И тогда бы раскрылись дела и с кредитными картами.
  
  — А чего же Гэри ее искал? Мог бы спросить у тебя.
  
  — Он не знал, что мы подруги. Спрашивал, конечно, но я не собиралась ему ничего рассказывать. Посоветовала им следить за домом ее матери. Я знала, что Сид там не покажется, потому что она слушалась меня. Звонила раз в несколько дней, и я говорила, что пока надо оставаться на дне. В любом случае там ей ничто не угрожало.
  
  Я услышал, как подъехал автомобиль. Дверца открылась и закрылась.
  
  — Но мне ты могла рассказать. Чтобы я так себя не изводил.
  
  — Дело в том… — Она прикусила губу. — Мне нравилось, что ее здесь нет.
  
  Ах вот оно что. Вот почему Патти после исчезновения Сид зачастила ко мне. Привозила еду. Заходила в автосалон.
  
  Патти задумала занять место Сидни.
  
  Так почему же она все же приехала за ней в Стоу?
  
  В это мгновение я осознал, что в нескольких шагах сзади кто-то стоит. Слишком поздно заметил, потому что был сосредоточен на разговоре с Патти.
  
  Я развернулся. Это была женщина. Она стояла, наставив на меня пистолет.
  
  Это была Вероника Харп.
  Глава сорок шестая
  
  — Ах ты, сучка! — процедила сквозь зубы Вероника. — Знала, где она прячется, а сообщила только вчера. Не могла сказать пару недель назад?
  
  Вот, значит, как это все было.
  
  Патти вызвала сюда Веронику, чтобы та расправилась с Сидни. И я мог бы догадаться, когда она решилась на окончательное предательство. После того как я сказал ей, что мне хватит и одной дочери.
  
  — У него пистолет, — предупредила она Веронику.
  
  — Медленно достань его, — приказала менеджер «Бизнес-отеля», — и брось через перила.
  
  Пришлось повиноваться. Спустя секунду послышался слабый всплеск.
  
  — Надо же, — сказал я, — только теперь мне удалось расслышать в твоем голосе знакомые нотки. Ведь ты Йоланда Миллс.
  
  Она улыбнулась:
  
  — Мне повезло с фотографией. Когда Сидни проходила мимо, я держала телефон в руках и случайно щелкнула. Кто знал, что эта фотография потом пригодится. — Она повернулась к Патти: — Ты же говорила, что едва с ней знакома. А теперь получается, что вы подруги.
  
  Больше чем подруги, подумал я.
  
  — Тогда я не хотела ее впутывать, — сказала Патти.
  
  Вероника вздохнула.
  
  — Работать с молодыми одно мучение.
  
  Я тоже вздохнул:
  
  — Это удивительно.
  
  — Чего тебе удивительно?
  
  — Как после всех своих злодейств ты можешь спокойно спать ночью. Днем мучить этих несчастных, а вечером весело возиться с внуком. Ты же обращалась с ними как с рабами. Лишала всех прав. Женщин превращала в проституток.
  
  — Я давала им хорошую работу, — негодующе возразила Вероника. — Нелегалы работали в отелях, ресторанах, на стройках. Здесь им было гораздо лучше, чем там, откуда они приехали. Представь себе, ни один ни разу не попытался вернуться домой.
  
  — Ты же их полностью ограбила. Как они могли вернуться, не имея денег? — Спорить с этой страшной женщиной было бесполезно, и я повернулся к Патти: — Ты знаешь, что она намерена всех нас убить? Сидни, меня, Боба. — Помолчав, я добавил: — Может, и тебя тоже.
  
  Вероника презрительно усмехнулась:
  
  — Не слушай его, Патти. Он тебя дурачит. Ты приняла правильное решение рассказать мне, как найти свою подругу, и очень этим помогла. Где же остальные?
  
  — Скоро будут здесь, — сказала Патти. — Но если они увидят твою машину…
  
  — Я поставила ее подальше отсюда, за магазином сувениров. Иди встреть их. Скажи, что мистер Блейк оступился и подвернул лодыжку. Пусть идут сюда. — Она улыбнулась: — Врать ты хорошо умеешь. Верно, дорогая?
  
  Патти нерешительно двинулась по мосту.
  
  — Быстрее, — прошипела ей в спину Вероника.
  
  Патти побежала.
  
  — Между прочим, в Милфорде сейчас вовсю идет веселье, — сказал я. — Ты что, не в курсе?
  
  Она недоуменно посмотрела на меня.
  
  — Гэри и Картер — трупы. Оуэн в больнице.
  
  По лицу Вероники было видно, что она ни о чем не знала.
  
  — Ваши делишки раскрылись, Вероника. Так что самое умное для тебя садиться в машину и уносить отсюда ноги.
  
  — Заткнись, — бросила она.
  
  — Возвращаться тебе никак нельзя. В отеле сейчас полно полицейских. Когда Оуэн чуть оклемается, то все подробно расскажет. Уверен, тебя этот парень сдаст в первую очередь.
  
  — У меня есть друзья в других местах, — произнесла Вероника чуть дрогнувшим голосом.
  
  — Например, в Сиэтле, да?
  
  — Я сказала тебе — заткнись.
  
  — Нет, друзья тебе не помогут. Ты сгорела.
  
  Ее глаза вспыхнули злостью.
  
  — Это еще посмотрим.
  
  Послышался шум приближающегося автомобиля. Затем голос Патти:
  
  — Сюда. Сюда.
  
  Мой пистолет лежал на дне ручья. Теперь вся надежда была на Боба. Если бы Вероника стояла чуть ближе, можно было бы рискнуть: броситься на нее, попробовать выбить из руки оружие. У меня было большое преимущество в росте и весе. Но она предусмотрительно держала дистанцию больше четырех метров.
  
  Было слышно, как захлопнулись дверцы машины, а следом девичий визг. Патти и Сидни обнялись. Патти разыгрывала роль, достойную «Оскара».
  
  Спустя несколько секунд, когда раздались шаги по тротуару, я закричал что есть силы:
  
  — Бегите отсюда!
  
  — Сволочь, — прохрипела Вероника и выстрелила.
  
  Я стремительно метнулся в сторону, и это меня спасло. Пуля просвистела буквально в нескольких сантиметрах от головы и задела лишь мочку уха. Но шок был настолько силен, что я повалился на тротуар.
  
  Боб не испугался, а побежал ко мне. С «рутгером» в руке.
  
  Увидев Веронику с пистолетом, он выстрелил. Она выстрелила в ответ.
  
  Видно, опыта у нее в этом деле было больше, потому что Боб выронил оружие и упал на живот, держась за плечо.
  
  — О черт, я ранен! — В его голосе слышалось искреннее удивление.
  
  Вероника стремительно бросилась к моей дочке. Сидни с криком развернулась, чтобы бежать, но Патти загородила ей дорогу. Вскоре безжалостная злодейка притащила дочь за руку ко мне и сильно толкнула. Затем повернулась к Патти:
  
  — Иди подбери его пистолет.
  
  Сид упала на меня. Мы крепко обнялись.
  
  — Папа, ты ранен? — спросила она, увидев на моей рубашке пятна крови.
  
  — Нет, дорогая, — прошептал я. — Это так, царапина.
  
  — Почему Патти ей помогает?
  
  Я притянул Сидни ближе к себе.
  
  — Теперь это не важно. Главное, что мы наконец вместе.
  
  — Надо же, сколько хлопот нам доставила эта тварь, — произнесла Вероника, переводя дух. — Радовались, что у нас за стойкой регистрации дежурит милая девушка, хорошо говорящая по-английски, и вон что получилось.
  
  — Трайп был очень плохой человек, — проговорила Сидни сквозь слезы. — Очень плохой.
  
  — Да плевать мне на него! — выкрикнула Вероника. — Главное, чтобы ты заткнулась, раз и навсегда. — Она повернулась к Патти и протянула руку: — Давай пистолет.
  
  Патти подошла с пистолетом Боба и остановилась метрах в двух от нее. Только бы в нем не оставалось патронов.
  
  — Неужели ты позволишь, чтобы на твоих глазах убили сестру? — крикнул я. — Пусть она застрелит меня, но ее пощадит.
  
  — Что ты сказал? — прошептала Сидни.
  
  — Да, она моя дочь. Твоя сестра.
  
  Издалека донеслись звуки полицейской сирены. Наверное, кто-то услышал выстрелы и позвонил.
  
  — Нужно отсюда уходить, — пробормотала Вероника.
  
  — Как же я сожалею! — еле слышно проговорила Патти, глядя на нас с Сид. — Безумно сожалею. Зачем я все это заварила, зачем испортила? Зачем? Ведь не так, не так я хотела, чтобы все получилось. Совсем не так.
  
  По ее щекам потекли слезы.
  
  — Нам нужно отсюда уходить, — пробормотала Вероника и направила пистолет мне в голову.
  
  Я приготовился, пытаясь закрыть собой Сидни.
  
  Затем прогремел оглушительный выстрел. После еще один.
  
  Вероника пошатнулась и откинулась на перила, но прежде чем упасть, успела выстрелить.
  
  Пуля попала Патти в грудь. Она выронила пистолет и мягко опустилась на тротуар.
  
  Я вскочил и бросился к Веронике. Выбил из ее руки пистолет. Женщина не сопротивлялась, потому что уже не дышала.
  
  Я вернулся к дочери. Прижал к себе.
  
  — Все… этот кошмар закончился… успокойся… мы скоро поедем домой, ты увидишь маму…
  
  Сирены теперь звучали очень громко. Полицейские машины приближались.
  
  Мне не хотелось выпускать Сид из объятий, но надо было действовать. Ранены Боб и Патти. Меня хоть зацепило только за ухо, но все равно сильно кружилась голова.
  
  Возможно, оттого, что жуткое напряжение, в каком я находился многие недели, теперь начало спадать.
  
  — Сидни, — сказал я, — скоро сюда прибудут полицейские. Ты должна пойти и встретить их. Объяснить, что здесь случилось. А я останусь пока с Бобом и… Патти.
  
  — Хорошо.
  
  Мы встали, подошли к Патти. На ее груди уже расплылось большое темное пятно.
  
  — Папа… — Сид замялась, не в силах оторвать взгляд от этого пятна. — Ты сказал, что она моя…
  
  — Дорогая, — остановил ее я, — мы обсудим это потом. А пока иди.
  
  Она посмотрела на нас обоих, всхлипнула и побежала в конец моста.
  
  Я опустился на тротуар, обнял Патти, прижал к себе, чувствуя на себе ее кровь.
  
  Если бы я только знал. Если бы знал…
  
  — Держись, — прошептал я. — «Скорая помощь» уже близко.
  
  — Прости меня, пожалуйста.
  
  Ее слова были едва слышны. Хриплое бульканье.
  
  — Помолчи. — По моим щекам текли слезы, и я не имел возможности их утереть. — Помолчи.
  
  — Скажи, что ты меня любишь, — прошептала Патти. — Это очень важно.
  
  — Я люблю тебя. Люблю.
  
  Я продолжал прижимать Патти к себе и после того, как она испустила последний вздох.
  
  Сирены стихли. «Скорая помощь» и полиция наконец прибыли.
  
   «Исчезнуть не простившись» — потрясающий психологический триллер, который держит читателя в напряжении до последней страницы. Если вы любите Харлана Кобена, вам понравится и Линвуд Баркли!
  
   Питер Ролинсон
  
   Потрясающе оригинальный триллер с крутыми, неожиданными сюжетными поворотами. Линвуд Баркли — имя, которое надо запомнить каждому поклоннику хорошей детективной прозы!
  
   Джозеф Файндер
  
   Баркли делает в жанре психологического триллера примерно то же, что сделал Стивен Кинг для романа ужасов, — привносит новый смысл в само понятие жанра!
  
   Джайлс Блант
  
   Чтение этой книги можно сравнить с катанием на «американских горках»! От сюрпризов автора захватывает дух.
  
   Роберт Крайс
  
  Линвуд Баркли
  Исчезнуть не простившись
  
   Посвящается моей жене, Ните
  
   Май 1983
  
  Когда Синтия проснулась, в доме было так тихо, что она решила, будто сегодня суббота.
  
  Но не угадала.
  
  Если ей когда и хотелось, чтобы была суббота или любой другой день, свободный от школы, это был именно тот случай. Живот до сих пор болел, голова была словно залита цементом, и требовались дополнительные усилия, чтобы удержаться на ногах.
  
  Господи, что это там, в мусорной корзине рядом с кроватью? Она и не помнила, что ночью ее рвало, но если нужны доказательства, то вот они, перед глазами.
  
  Надо с этим разобраться, прежде чем войдут родители. Синтия встала, немного покачиваясь, схватила пластиковый мешок из корзины и слегка приоткрыла дверь спальни. В холле было пусто. Она прокралась мимо спален родителей и брата в ванную комнату и заперла за собой дверь.
  
  Вылив содержимое пакета в унитаз, она ополоснула его над ванной и мутными глазами взглянула в зеркало. «Значит, вот как выглядит четырнадцатилетняя девушка после того, как надралась в хлам», — подумала Синтия.
  
  Безрадостное зрелище. Она смутно помнила, что накануне дал ей попробовать Винс. Он притащил это зелье из дома. За ним последовали пара банок пива, немного водки, джин и уже открытая бутылка красного вина. Она пообещала принести отцовский ром, но в последний момент струсила.
  
  Что-то беспокоило ее. Связанное со спальнями.
  
  Она плеснула в лицо холодной водой и вытерлась полотенцем. Глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки, на случай если мать ждет за дверью.
  
  Но та не ждала.
  
  Синтия, спотыкаясь, направилась в свою комнату, где стены пестрели плакатами «Кисс» и других безумных рок-групп, доводивших родителей до припадков. По пути она заглянула в спальню брата, затем в родительскую. Кровати были застланы. Обычно мать не утруждала себя этим с утра пораньше, оставляя на потом, а Тодд вообще никогда не прибирал свою кровать, и мать потворствовала ему, но сегодня, надо же, постели выглядели так, будто в них никто никогда не спал.
  
  Синтия испугалась. Она что, опоздала в школу? И сколько вообще сейчас времени?
  
  Часы Тодда, стоящие на прикроватном столике, показывали без десяти восемь. Почти полчаса до того, как нужно отправляться на первое занятие.
  
  В доме было абсолютно тихо.
  
  Обычно в это время родители возились на кухне внизу и даже если не разговаривали друг с другом, до нее обычно доносились разные звуки: хлопала дверца холодильника, ложка скребла по сковородке, позванивали чашки и тарелки в раковине, отец шелестел страницами утренней газеты, ворча по поводу чего-то, вызвавшего его раздражение.
  
  Странно.
  
  Синтия вошла в свою комнату и закрыла дверь. «Соберись, — велела она себе. — Спустись к завтраку, будто ничего не случилось. Сделай вид, что никаких криков накануне не было и отец не вытаскивал тебя из машины великовозрастного дружка и не вез домой».
  
  Синтия взглянула на задание по математике для девятого класса в открытой тетради на письменном столе. Она успела ответить только на половину вопросов, прежде чем отправилась вчера на гулянку, внушив себе, что встанет пораньше и все доделает.
  
  Тодд в это время обычно производил много шума: шарахал дверью ванной комнаты, врубал «Лед Зеппелин» на своем стерео, громогласно вопрошал, куда подевались его штаны, рыгал, специально приблизившись для этого к спальне Синтии.
  
  Она не помнила, чтобы он собирался в школу раньше обычного, хотя с какой радости брат станет ее об этом оповещать? Они редко шли в школу вместе. В его глазах она была несмышленой девятиклассницей, хотя из кожи вон лезла, чтобы впутаться в еще большие неприятности, чем он. Она непременно ему расскажет, как в первый раз по-настоящему надралась. Хотя нет, нельзя, он только продаст ее позже, когда сам попадет в переплет и захочет свести счеты.
  
  Ладно, допустим, Тодд пошел в школу раньше, но куда подевались родители?
  
  Возможно, отец отправился в очередную деловую поездку еще до рассвета. Он вечно куда-то ездит, неизвестно куда. Жаль, что этого не произошло накануне.
  
  А мать, может, повезла Тодда в школу или еще куда-то отправилась.
  
  Синтия оделась. Джинсы, свитер. Подкрасилась. Достаточно, чтобы не выглядеть как последнее дерьмо, но не слишком, чтобы не давать матери повода язвить относительно «тренировки в потаскушки».
  
  Синтия вошла в кухню и замерла.
  
  На столе ни пакетов с кашей, ни сока, ни кофе в кофеварке. Ни тарелок, ни хлеба в тостере, ни кружек. Ни одной миски со следами молока и размокших мюсли в раковине. Кухня выглядела так, будто ее убрали после ужина накануне вечером.
  
  Синтия поискала записку. Мать постоянно оставляла записки, когда ей требовалось куда-то уйти. Даже если злилась. Коротенькие записки, например, «Сегодня ты за хозяйку», или «Пожарь себе яйца, должна отвезти Тодда» или просто «Буду позже». Если она по-настоящему злилась, то вместо «С любовью, мама» подписывалась просто «Л., мама».
  
  Записки не было.
  
  Синтия собралась с мужеством и крикнула:
  
  — Мам?! — Собственный голос показался ей каким-то странным. Хотя ей и не хотелось признаваться себе в этом.
  
  Когда мать не ответила, она крикнула:
  
  — Пап?!
  
  Тишина.
  
  Очевидно, решила Синтия, в этом и заключается ее наказание. Она рассердила родителей, разочаровала их, и те сделали вид, будто ее не существует.
  
  Ладно, с этим она справится. Все лучше, чем бурные разборки с утра пораньше.
  
  Синтия решила, что завтрак ей все равно не удержать, поэтому собрала нужные учебники и направилась к двери.
  
  На верхней ступеньке лежал «Джорнал куриер», свернутый в трубочку и перетянутый резинкой.
  
  Синтия пинком отшвырнула его в сторону и пошла по пустой дорожке — отцовский «додж» и «форд» матери отсутствовали — по направлению к милфордской средней школе. Возможно, ей удастся найти брата и выяснить, что происходит и какие неприятности ее ожидают.
  
  Она влипла по уши.
  
  Нарушила правило комендантского часа — быть дома в восемь, ведь на следующий день идти в школу — это первое. Затем вечером звонила миссис Эсфедель и заявила, что если Синтия не сдаст задания по английскому, то не получит зачета. Она соврала родителям, будто идет к Пэм готовить домашнее задание, поскольку та пообещала ей помочь по английскому, хотя это глупо и пустая трата времени.
  
  — Ладно, но в восемь будь дома.
  
  — Времени едва хватит на одно задание, — возразила она. — Хочешь, чтобы я провалилась? Ты этого хочешь?
  
  — В восемь, — отрезал отец. — Не позже.
  
  «Да пошло оно все! — решила она. — Приду домой, когда приду, вот и все».
  
  В четверть девятого ее мать позвонила в дом Пэм и сказала:
  
  — Привет, это Патриция Бидж. Мама Синтии. Позовите ее, пожалуйста.
  
  Однако там не оказалось не только Синтии, но и самой Пэм.
  
  Именно тогда Клейтон Бидж схватил свою поношенную фетровую шляпу, без которой не выходил на улицу, вскочил в «додж» и поехал по окрестностям, разыскивая дочь. Он подозревал, что та может быть с этим парнем, Винсом Флемингом, семнадцатилетним верзилой из одиннадцатого класса, который уже имел права и ездил на ржавом «мустанге». Клейтону и Патриции он не слишком нравился. Крутой парнишка, дурная семья, плохое влияние. Однажды вечером Синтия подслушала, как родители неодобрительно говорят об отце Винса, но решила, что все это чушь собачья.
  
  Клейтону просто повезло, что он заметил машину в конце парковки возле почты, у выезда на Пост-роуд, недалеко от театра. «Мустанг» стоял в самом углу, а отец загородил дорогу. Синтия сразу сообразила, что это он, достаточно было разглядеть шляпу.
  
  — Черт, — сказала Синтия. Хорошо еще, что он не появился двумя минутами раньше, когда они целовались, или когда Винс показывал ей новый нож с выкидным лезвием. Надо же, нажимаешь на маленькую кнопочку и — раз! Внезапно появляются шесть дюймов стали. Винс держал нож у колен, двигал им и ухмылялся, будто это не нож, а что-то другое. Синтия его подержала, махнула в воздухе и захихикала.
  
  — Осторожно, — предупредил Винс. — С ним шутки плохи.
  
  Клейтон Бидж подошел прямиком к пассажирской дверце и распахнул ее. Та завизжала на ржавых петлях.
  
  — Эй, приятель, поберегись! — прищурился Винс, сжимая в руке уже не нож, а пивную бутылку — неизвестно, что хуже.
  
  — Я тебе покажу «эй, приятель»! — Клейтон, схватив дочь за руку, вытащил ее из машины и затолкнул в свою. — Бог мой, ну от тебя и несет! — поморщился он.
  
  В тот момент ей хотелось умереть.
  
  Она старалась не смотреть на него и молчала, пока он ворчал, что от нее теперь одни неприятности, и если она не возьмется за ум, то испортит всю свою жизнь, и он не понимает, в чем ошибся, он просто хотел, чтобы она выросла и была счастливой, и бла-бла-бла. Господи, даже когда он злился, то все равно вел машину, будто сдавал экзамен на вождение — никогда не превышал скорость и зажигал поворотник, просто поверить невозможно.
  
  Возле дома она выскочила из машины, прежде чем та полностью остановилась, и распахнула дверь, стараясь не шататься, поскольку там стояла мать, скорее расстроенная, чем рассерженная.
  
  — Синтия, где ты…
  
  Она промчалась мимо и влетела в свою комнату.
  
  — Немедленно спустись! Нам надо поговорить! — закричал снизу отец.
  
  — Чтоб вы все сдохли! — взвизгнула она и захлопнула дверь.
  
  Вот и все, что удалось вспомнить по дороге в школу. Остальное осталось в тумане.
  
  Синтия помнила, как сидела на кровати, и ей было плохо. Она слишком устала, чтобы чувствовать смущение. Решила лечь спать, до утра еще целых десять часов, она отоспится.
  
  Многое может случиться до утра.
  
  Несколько раз, в полудреме, ей казалось, будто кто-то подошел к двери, словно колеблясь, войти или нет.
  
  Она встала, чтобы взглянуть, кто это. Или только попыталась выбраться из кровати? Синтия не помнила.
  
  Она уже почти подошла к школе.
  
  Беда в том, что она ощущала вину, за один вечер нарушив все домашние правила. Начиная с вранья насчет занятий у Пэм. Пэм была ее лучшей подругой, она часто ходила к ней и оставалась ночевать раз в две недели. «Мать ее любит и, пожалуй, даже доверяет», — подумала Синтия. Сославшись на Пэм, можно было выиграть время. Кто же знал, что мать станет звонить? Плохо дело.
  
  Если бы только ее преступления на этом кончались. Она нарушила комендантский час. Сидела в машине с мальчиком. Причем семнадцатилетним! Парнем, который, по слухам, год назад бил окна в школе и угнал чужую машину, чтобы прокатиться.
  
  Ее родители вовсе не так уж плохи. По большей части. Особенно мама. Да и отец тоже совсем неплох, когда бывает дома.
  
  Может, Тодда действительно подбросили до школы. Если у него практика, значит, туго со временем, и мать подвезла его, а потом поехала по магазинам. Или зашла в кафе «У Говарда Джонсона» выпить кофе. Она так иногда делала.
  
  Первый урок истории был жуткой тягомотиной. Второй урок, математика, еще хуже. Она не могла сосредоточиться, все еще болела голова.
  
  — Как твои дела с вопросами, Синтия? — спросил учитель.
  
  Она даже не взглянула на него.
  
  Перед ленчем к ней подошла Пэм.
  
  — Черт, если в следующий раз ты будешь врать своей мамаше, что сидишь у меня, хотя бы предупреди, блин. Тогда, может, я смогу хоть что-то сказать своей матери.
  
  — Извини, — вздохнула Синтия. — Она устроила скандал?
  
  — Когда я вернулась.
  
  Во время ленча Синтия выскользнула из кафетерия, пошла к школьному телефону и набрала домашний номер. Она скажет маме, что ей очень жаль. Попросит прощения. И разрешения вернуться домой. Пожалуется на плохое самочувствие. Мать за ней присмотрит. Не будет же она злиться на больную дочь. Сварит ей суп.
  
  Синтия сдалась после пятнадцати звонков и решила, что неправильно набрала номер. Попробовала еще раз, опять безрезультатно. У нее не было рабочего телефона отца. Он столько времени проводил в пути, что приходилось ждать, когда он позвонит оттуда, где остановился.
  
  Она тусовалась у школы с друзьями, когда подъехал Винс Флеминг на своем «мустанге».
  
  — Извини, что вчера так дерьмово все вышло, — сказал он. — Твой папаша та еще штучка.
  
  — Ну да, — пробормотала Синтия.
  
  — Так что случилось дома? — спросил Винс так, будто уже знал ответ.
  
  Синтия пожала плечами и покачала головой, давая понять, что не хочет об этом говорить.
  
  — А где сегодня твой брат? — поинтересовался Винс.
  
  — Что? — удивилась Синтия.
  
  — Заболел, остался дома?
  
  Никто не видел Тодда в школе. Винс пояснил, что хотел спросить того потихоньку, здорово ли досталось Синтии, так как собирался пригласить ее на пятницу или субботу. Его друг Кайл обещал достать пива, можно поехать в горы, посидеть немного в машине, посмотреть на звезды, верно?
  
  Синтия бросилась домой. Не попросила Винса подвезти, хотя тот был рядом. Не зашла в учительскую предупредить, что уходит с уроков раньше времени. Она бежала всю дорогу и думала: «Пожалуйста, пусть ее машина будет на месте, пусть ее машина будет на месте».
  
  Но когда завернула за угол с Пампкин-Делайт-роуд на Хайкори-стрит и показался их двухэтажный дом, желтого «форда», машины матери, у дома не было. Ворвавшись внутрь, Синтия закричала, позвав мать и брата по имени.
  
  Она начала дрожать и тут же приказала себе успокоиться.
  
  Какая-то бессмыслица. Как бы ни злились родители, они бы ни за что так не поступили. Просто уехать? Сорваться с места, ничего не сказав? И взять с собой Тодда?
  
  Синтия понимала, что делает глупость, но позвонила в дверь соседей, Джеймисонов. Возможно, все объяснялось элементарно, она просто забыла. Например, визит к дантисту, что-то еще, и в любую минуту на дорожке появится машина ее матери. Синтия будет чувствовать себя полной дурой, но она это переживет.
  
  Когда миссис Джеймисон открыла дверь, она что-то забормотала о том, как проснулась, и никого не оказалось дома, а потом пошла в школу, и Тодд там так и не появился, и ее мама до сих пор…
  
  — Не беспокойся, все в порядке, — улыбнулась миссис Джеймисон. — Твоя мама наверняка поехала по магазинам.
  
  Соседка проводила Синтию домой, посмотрела на газеты, все еще валяющиеся у порога, потому что их никто не забрал. Они вместе поднялись наверх, заглянули в гараж и на задний двор.
  
  — И правда странно, — сказала миссис Джеймисон, не зная, что и думать, и, поколебавшись, позвонила в полицию Милфорда.
  
  Оттуда прислали полицейского, который ничуть не озаботился, по крайней мере сначала. Но вскоре появились еще машины и еще полицейские, и к вечеру в доме было полно копов. Синтия слышала, как они сообщали номера машин ее родителей, звонили в больничную справочную Милфорда. Они шагали вверх и вниз по улице, стучали в двери, задавали вопросы.
  
  — Они действительно не упоминали, что куда-то собираются? — спросил человек, назвавшийся детективом. Он не носил форму, как другие полицейские. Звали его Финдли. Или Финлей.
  
  Он что, думает, будто она могла забыть нечто подобное? И потом вдруг воскликнуть: «О, да, теперь я вспомнила! Они поехали навестить сестру моей мамы, тетю Тесс!»
  
  — Понимаешь, — сказал детектив, — непохоже, чтобы твои мать, отец и брат собирали вещи для какой-то поездки. Вся их одежда на месте, а чемоданы в подвале.
  
  Они задавали уйму вопросов. Когда она в последний раз видела своих родителей? Когда легла спать? С каким парнем встречалась в тот вечер? Синтия стараясь рассказать детективу все, даже призналась, что поругалась с родителями, хотя и не уточнила, насколько шумной была ссора, не сообщила, как она напилась и пожелала им сдохнуть.
  
  Детектив казался довольно милым, но не задавал вопросов, волнующих Синтию. Почему ее мать, отец и брат вот так вдруг исчезли? Куда они подевались? Почему не взяли ее с собой?
  
  Внезапно она в ярости заметалась по кухне. Поднимала и отшвыривала подставки под тарелки, двигала тостер, заглядывала под стулья, пыталась рассмотреть, нет ли чего в щели между плитой и стеной. По ее лицу ручьем текли слёзы.
  
  — В чем дело, милая? — спросил детектив. — Что ты делаешь?
  
  — Где записка? — спросила Синтия, умоляюще глядя на него. — Должна быть записка. Мама никогда не уезжала, не оставив записки.
  ГЛАВА 1
  
  Синтия стояла напротив двухэтажного дома на Хайкори-стрит. Это не означало, что она видела дом своего детства в первый раз за почти двадцать пять лет. Она все еще жила в Милфорде. Иногда проезжала мимо. И показала мне этот дом однажды, еще до того как мы поженились.
  
  — Вот он, — сказала она, не притормаживая. Она редко здесь останавливалась. А если и останавливалась, то из машины не выходила. Никогда не стояла на дорожке и не смотрела на дом.
  
  И безусловно, прошло очень много времени с той поры, как она в последний раз переступила его порог.
  
  Казалось, она вросла в землю, явно не в состоянии сделать хоть один шаг к двери. Я хотел подойти к ней, подвести к порогу. Дорожка всего в тридцать футов, но она протянулась на четверть века в прошлое. Я догадывался, что для Синтии это равносильно перевернутому биноклю: когда смотришь в него не с той стороны. Можно идти целый день и так и не дойти.
  
  Но я остался на месте, на другой стороне улицы, глядя ей в спину, на короткие рыжие волосы. У меня были свои указания.
  
  Синтия застыла, как будто ждала разрешения приблизиться. И получила его.
  
  — Ладно, миссис Арчер. Идите к дому. Не торопясь. Нерешительно, словно в первый раз собираетесь войти с той поры, как вам было четырнадцать.
  
  Синтия взглянула через плечо на женщину в джинсах и кроссовках, волосы затянуты в хвост, хвост продет в отверстие бейсболки. Она была помощницей режиссера.
  
  — Это и в самом деле первый раз.
  
  — Да, да, но смотрите не на меня, — сказала девушка с хвостом, — а на дом и начинайте двигаться по дорожке, вспоминая тот день, двадцать пять лет назад, когда все это случилось. О'кей?
  
  Синтия взглянула в мою сторону и поморщилась, а я слабо улыбнулся, будто мы с ней заговорщики.
  
  И она двинулась по дорожке, очень медленно. Если бы не работала камера, она бы тоже так шла? Со смесью решительности и страха? Возможно. Однако сейчас это казалось фальшивым, вымученным.
  
  Но когда Синтия поднялась по ступенькам к двери и протянула руку, я увидел, как она дрожит. Настоящая реакция, означающая, на мой взгляд, что камере ее не ухватить.
  
  Она повернула ручку двери, собираясь ее толкнуть, но девушка с хвостом заорала:
  
  — Годится! Здорово! Задержите руку на мгновение! — И повернулась к оператору: — Давай устраивайся внутри. Снимем, как она входит.
  
  — Нет, вы, наверное, шутите, мать вашу, — сказал я достаточно громко, чтобы услышала вся команда — с полдюжины людей, занимавшихся съемкой и записью звука, плюс Паула Мэллой, со сверкающей улыбкой и костюмом от Донны Каран.
  
  Ко мне подошла сама Паула.
  
  — Мистер Арчер! — Она протянула руки, касаясь меня пониже плеч, эдакий типичный жест Мэллой, торговая марка. — Все в порядке?
  
  — Как вы можете так с ней поступать? — возмутился я. — Моя жена входит туда впервые после того, как ее семья исчезла, а вы только и орете «снято!»?
  
  — Терри! — Она придвинулась поближе. — Могу я называть вас Терри?
  
  Я промолчал.
  
  — Терри, мне очень жаль, но нам необходимо установить камеру, поскольку мы хотим снять лицо Синтии крупным планом, когда она войдет в дом после всех этих лет, и это должно быть по-настоящему. Честно. Думаю, вы оба хотите того же.
  
  Нет, это же надо! Репортер с развлекательной телевизионной программы «Дедлайн», которая только и делает, что вспоминает невпопад нераскрытые преступления давних лет, гоняется за какой-нибудь знаменитостью, севшей поддатой за руль, или цепляется к поп-звезде, не успевшей пристегнуть своего малыша на сиденье, взялась за честную передачу!
  
  — Конечно, — устало сказал я, думая о том, что заставило нас пойти на это: вдруг после долгих лет выступление по телевизору принесет Синтии хоть какие-то ответы? — Конечно, валяйте.
  
  Паула продемонстрировала идеальные зубы и быстро зашагала назад через улицу, стуча высокими каблуками.
  
  Когда мы с Синтией сюда приехали, я изо всех сил старался не путаться под ногами. Договорился, что меня на целый день освободят от занятий в школе. Мой директор и давний друг Ролли Кэрратерз понимал, насколько важно для нас с Синтией участие в этом шоу, поэтому договорился с другим учителем, чтобы тот провел мои уроки английского языка и литературного творчества. Синтия на день отпросилась у Памелы, в магазине одежды которой она работала. По дороге мы завезли нашу восьмилетнюю дочь Грейс в школу. Грейс наверняка было бы интересно посмотреть, как работает съемочная группа, но знакомство с данным процессом не должно было стать частью личной трагедии ее матери.
  
  В доме сейчас жила пожилая пара, переехавшая сюда лет десять назад из Хартфорда, поближе к своей яхте, стоящей в гавани Милфорда. Продюсеры заплатили им за то, чтобы они на день убрались из дома и телевизионщики смогли бы там свободно разгуляться. Команда принялась убирать отвлекающие внимание безделушки и личные фотографии со стен, стараясь, чтобы дом выглядел если и не совсем как во времена Синтии, то по крайней мере похоже.
  
  Прежде чем отправиться в однодневное плавание, владельцы сказали несколько слов в камеру, стоя на лужайке перед домом.
  
  Муж: Трудно представить, что здесь произошло в те давние годы. Невольно думаешь: а вдруг их всех порезали на мелкие кусочки и зарыли в погребе?
  
  Жена: Знаете, иногда мне слышатся голоса. Будто их призраки все еще бродят по дому. Порой сижу я на кухне, и вдруг становится холодно, словно кто-то из них — мать, отец или мальчик — только что прошел мимо.
  
  Муж: Покупая дом, мы и понятия не имели, что здесь произошло. Кто-то другой приобрел его, а потом перепродал нам. Но узнав, что здесь случилось, я пошел в библиотеку Милфорда и все прочитал. Знаете, невольно задаешься вопросом, как вышло, что ее пощадили? А? Немного странно, не находите?
  
  Синтия, которая наблюдала за происходящим из-за телевизионной машины, крикнула:
  
  — Простите? Вы что хотите этим сказать?
  
  Человек из команды повернулся и шикнул на нее. Но не на ту напал.
  
  — Не смейте на меня шикать, мать твою, — заявила она и снова крикнула: — Что вы имеете в виду?
  
  Мужчина изумленно повернулся. По-видимому, он представления не имел, что человек, о котором говорил, здесь присутствует. Продюсер взяла Синтию за локоть и аккуратно, но решительно завела за машину.
  
  — Это что за дерьмо? — спросила Синтия. — Этот тип хочет сказать, будто я имею какое-то отношение к исчезновению моей семьи? Я столько лет терпела это…
  
  — Не беспокойтесь о нем, — мягко произнесла продюсер.
  
  — Вы же говорили, что все это делается, чтобы помочь мне! — возмутилась Синтия. — Помочь мне узнать, что случилось с моей семьей. Только поэтому я согласилась. Вы собираетесь показать его по телевизору? Что подумают люди, когда это услышат?
  
  — Не волнуйтесь, — снова успокоила продюсер. — Мы не станем это использовать.
  
  Наверное, в тот момент они испугались, что Синтия повернется и уйдет, прежде чем они успеют снять ее, поэтому хором принялись уверять, утешать, обещать, что едва эти кадры появятся на экране, наверняка кто-то располагающий хоть какой-то информацией их увидит. «Такое случается сплошь и рядом, — уверяли они. — Мы помогаем полиции распутать давно закрытые дела по всей стране!»
  
  Как только им удалось убедить Синтию в своих благородных намерениях, а старых пердунов, живущих в доме, быстренько увезли, съемка продолжилась.
  
  Я прошел за двумя операторами внутрь и ждал в сторонке, пока они устанавливали камеры, чтобы в разных ракурсах запечатлеть страх и смятение на лице Синтии при входе в дом. Я полагал, что на телевидении пленку отредактируют, может, смажут изображение, выкопают из своих запасников какие-нибудь штучки, чтобы привнести дополнительный драматический накал в событие, которое четверть века назад и так нашли бы достаточно драматичным.
  
  Они провели Синтию наверх, в ее бывшую спальню. Им хотелось снять, как она туда заходит, но Синтии пришлось делать это дважды. В первый раз оператор ждал ее в комнате при закрытой двери. Второй раз они снимали ее из холла. Камера заглядывала ей через плечо, когда она входила в спальню. Когда эти кадры появились на экране, стало ясно, что они использовали какие-то особые линзы, чтобы картинка выглядела пострашнее.
  
  Пауле Мэллой, начинавшей свою карьеру с прогнозов погоды, подправили макияж и уложили обесцвеченные волосы. Затем к их с Синтией юбкам прикрепили маленькие микрофоны, провода от которых бежали вверх под блузками, до самого воротника. Паула потерлась плечом о плечо Синтии, словно они старые подруги, вспоминающие прошлое, причем, увы, не хорошее, а плохое.
  
  Когда они вошли в кухню под жужжание камер, Паула спросила:
  
  — О чем вы тогда думали? — (Синтия шла как во сне.) — Вы все еще не слышали ни звука, не обнаружили брата на втором этаже, спустились сюда, в кухню, но и здесь тоже не было признаков жизни.
  
  — Я не могла понять, что происходит, — тихо сказала Синтия. — Решила, что все уехали рано. Отец отправился на работу, а мать повезла брата в школу. Думала, они на меня злятся за то, что я скверно вела себя накануне.
  
  — Вы были трудным подростком? — спросила Паула.
  
  — Позволяла себе… отдельные проступки. Я ушла в тот вечер с парнем, которого родители не одобряли. Что-то пила. Но я не была такой, как некоторые дети. Хочу сказать, что любила своих родителей, и думала… — тут ее голос дрогнул, — они любят меня.
  
  — В полицейских отчетах того периода упоминается, что вы поссорились со своими родителями.
  
  — Да, — кивнула Синтия. — Из-за того, что не пришла домой вовремя, как обещала, и соврала. Я сказала им ужасные вещи.
  
  — Например?
  
  — Ну… — Синтия поколебалась. — Вы же знаете, как это бывает. Дети говорят родителям такое, чего вовсе не имеют в виду.
  
  — И как вы думаете, где они могут быть сейчас, двадцать пять лет спустя?
  
  Синтия печально покачала головой:
  
  — Я все время задаю себе этот вопрос. Дня не проходит…
  
  — Если бы вы могли передать им что-нибудь сейчас, прямо с экрана, если они каким-то образом живы, что бы вы сказали?
  
  Озадаченная Синтия беспомощно посмотрела в кухонное окно.
  
  — Смотрите сюда, в камеру! — Паула Мэллой обняла Синтию за плечи. Я стоял в стороне и изо всех сил сдерживался, чтобы не войти в кадр и не сорвать с Паулы ее искусственную маску. — О чем вы хотели их спросить все эти годы?
  
  Синтия блестящими от слез глазами послушно посмотрела в камеру и с трудом выговорила только одно слово:
  
  — Почему?
  
  Паула сделала драматическую паузу.
  
  — Что почему?
  
  — Почему, — повторила Синтия, стараясь собраться, — вы должны были меня оставить? Если вы можете, если живы, то почему не дадите о себе знать? Почему не оставили хотя бы коротенькую записку? Почему даже не попрощались?
  
  Напряженность команды и продюсеров, казалось, можно почувствовать на ощупь. Все затаили дыхание. Я знал, о чем они думали. Этот их самый дорогой кадр блестяще пройдет на ТВ. Я ненавидел их за стремление поживиться на несчастье Синтии, за использование ее страданий в развлекательных целях. Но придержал язык, поскольку знал: Синтия скорее всего понимает это, видит, что она для них еще одна история, пригодная, чтобы заполнить очередные полчаса эфирного времени. Она согласилась на эту экзекуцию в надежде, что кто-то посмотрит передачу и даст ей ключ, способный отомкнуть дверь в прошлое.
  
  По просьбе руководителей шоу Синтия принесла с собой две помятые коробки из-под обуви, куда были сложены памятные вещи. Вырезки из газет, выцветшие фотографии, табели — все те пустяки, которые ей удалось взять из дома, прежде чем переехать к тете, сестре матери, женщине по имени Тесс Берман.
  
  Они заставили Синтию сесть за кухонный стол, открыть коробки и перебирать лежащие там предметы, выкладывая их на стол как пазлы, пытаясь сложить сначала края картинки и постепенно двигаться к середине.
  
  Но предметы в коробках Синтии нельзя было положить по краю. И никаких шансов добраться до середины. Вместо тысячи кусочков одной картинки она имела по одному кусочку из тысячи разных.
  
  — Это мы все, — показала она снимок. — Ездили с палаткой в Вермонт. — Камера продемонстрировала взъерошенного Тодда, Синтию рядом с матерью и палатку на заднем плане. Синтия выглядела лет на пять, ее брат на семь, мордашки перепачканы землей, мать стоит с гордой улыбкой, волосы ее завязаны красно-белой клетчатой косынкой.
  
  — У меня нет ни одной фотографии отца, — печально сказала Синтия. — Он обычно снимал нас, так что теперь мне приходится вспоминать, как он выглядел. И я все еще вижу его: высокий, всегда в мягкой шляпе, легкий намек на усы. Красивый мужчина. Тодд на него похож.
  
  Она взяла пожелтевшую газетную вырезку.
  
  — Эту вырезку я нашла в столе отца, почти пустом. — Синтия осторожно расправила бумажку. Камера опять приблизилась, показала газетный квадрат — потускневшую, зернистую фотографию школьной бейсбольной команды. Двенадцать мальчишек, некоторые улыбались, другие строили глупые рожи. — Наверное, папа сохранил ее, потому что на этой фотографии маленький Тодд, хотя в подписи его имени нет. Папа нами гордился. Он все время говорил нам об этом. Любил шутить, что мы самая лучшая семья, какая у него когда-либо была.
  
  Они взяли интервью у моего директора, Ролли Кэрратерза.
  
  — Настоящая загадка, — сказал тот. — Я знал Клейтона Биджа. Мы с ним пару раз ездили на рыбалку. Он был хорошим человеком. Представить не могу, что с ним случилось. Возможно, существует какой-то серийный убийца, который, знаете, ездит по стране, а семья Синтии оказалась в плохом месте в плохое время.
  
  Они поговорили и с тетей Тесс.
  
  — Я потеряла сестру, зятя и племянника, — сказала она. — Но Синтия лишилась гораздо большего. Тем не менее она справилась. Синтия была славным ребенком и выросла отличным человеком.
  
  И хотя продюсеры сдержали слово и не дали в эфир высказывание нынешнего обитателя дома, они вставили в передачу нечто почти столь же зловещее.
  
  Синтия была потрясена, когда недели через две передача вышла в эфир и там оказалось интервью с полицейским, который допрашивал ее, приехав по вызову миссис Джеймисон. Он был на пенсии и жил в Аризоне. Внизу полосы шел текст: «Детектив в отставке Бартоломео Финли изначально занимался расследованием и сдал дело в архив через год, не добившись никаких результатов». Продюсеры послали команду одного из своих филиалов в Феникс, чтобы записать комментарии бывшего детектива, сидящего на фоне сверкающего трейлера.
  
  — Меня это дело всегда терзало: почему она осталась в живых? Предполагая, разумеется, что остальные члены семьи мертвы. Я никогда не рассматривал всерьез теорию, будто семья может сняться с места и уехать, бросив одного из детей. Я могу представить, как трудного ребенка выгоняют из дома пинком под зад, такое случается постоянно. Но затевать подобное исчезновение, чтобы избавиться от одного из детей? Полный идиотизм. Скорее здесь какая-то грязная игра. И тут снова приходится вернуться к изначальному вопросу: почему она осталась в живых? Ответов на него немного.
  
  — Что вы имеете в виду? — раздался голос Паулы Мэллой, хотя камера продолжала показывать Финли. Вопрос был вмонтирован позже, поскольку Паула в Аризону на интервью не ездила.
  
  — Сами подумайте, — пожал плечами Финли.
  
  — Что вы подразумеваете? — спросил голос Мэллой.
  
  — Мне больше нечего сказать.
  
  Увидев это, Синтия пришла в ярость.
  
  — Господи, снова то же самое! — крикнула она в телевизор. — Этот сукин сын намекает, будто я имею к этому какое-то отношение. Я подобные сплетни слышала многие годы. И эта гребаная Паула Мэллой обещала, что они ничего подобного в передачу не вставят!
  
  Но мне удалось ее успокоить, поскольку в целом передача оказалась довольно позитивной. Куски, где Синтия шла по дому, рассказывая Пауле о событиях того дня, получились честными и правдивыми.
  
  — Если кто-нибудь что-то знает, — уверил я ее, — то не обратит внимания на бредовые высказывания тупоголового старого копа. Более того, возможно, ему захочется выступить и возразить ему.
  
  Вот так и прошла эта передача, попав в эфир сразу после шоу, в котором участвовала группа разжиревших, самовлюбленных рок-звезд, живших под одной крышей и соревновавшихся, кто из них скорее похудеет. Победителю доставался контракт на запись альбома.
  
  Синтия не отходила от телефона с момента окончания передачи, полагая, что кто-то из видевших ее позвонит на телевидение немедленно. И продюсеры свяжутся с ней еще до восхода солнца, и загадка будет разгадана. Будущее как в фильме «Матрица».
  
  Но никаких серьезных звонков не последовало.
  
  По-видимому, никто из видевших шоу ничего не знал. А если и знал, то рассказывать не собирался.
  
  В течение первой недели Синтия звонила продюсерам на телевидение каждый день. Они были довольно терпеливы, обещали сразу же сообщить, если что-то узнают. Вторую неделю Синтия заставляла себя звонить через день, но теперь продюсеры разговаривали отрывисто, уверяли, что нет смысла беспокоиться, им нечего сказать, никто не отозвался, и если это случится, они тут же с ней свяжутся.
  
  Их занимали уже совсем другие истории. Синтия быстро стала старой новостью.
  ГЛАВА 2
  
  Грейс смотрела на меня умоляюще, но голос звучал твердо:
  
  — Пап! Мне. Восемь. Лет.
  
  «Интересно, где она этому научилась? — подумал я. — Этой манере разбивать предложения на отдельные слова для пущего драматического эффекта. Нам только этого не хватало. В нашем доме с драмой явный перебор».
  
  — Да, — ответил я дочери, — я в курсе.
  
  Ее хлопья уже начали размокать, и к апельсиновому соку она не прикоснулась.
  
  — Ребята надо мной смеются, — заявила Грейс.
  
  Я отпил глоток кофе. Только что его налил, а он уже почти холодный. Кофеварка, похоже, дала дуба. Я решил, что выпью чашку кофе и съем пару пончиков в «Данкин донатс» по дороге в школу.
  
  — Кто над тобой смеется? — спросил я.
  
  — Все, — ответила Грейс.
  
  — Все, — повторил я. — Что конкретно они делают? Собирают собрание, выступает директор и велит всем смеяться над тобой?
  
  — Теперь ты смеешься надо мной.
  
  Что же, она права.
  
  — Извини. Я просто хочу понять, насколько широко распространена эта проблема. Полагаю, что все же не все. Тебе наверняка только так кажется. Но даже если это всего несколько человек, я понимаю, как это неприятно.
  
  — Это и есть неприятно.
  
  — Смеются твои друзья?
  
  — Ага. Говорят, мама считает меня младенцем.
  
  — Твоя мама всего лишь осторожна, — возразил я. — И очень тебя любит.
  
  — Я знаю. Но мне восемь лет.
  
  — Твоя мама просто хочет знать, что ты добралась до школы благополучно.
  
  Грейс вздохнула и понуро опустила голову. Локон темных волос упал на карие глаза. Она ложкой принялась шевелить хлопья в тарелке с молоком.
  
  — Но совсем не обязательно провожать меня до школы. Никто из мам не провожает детей в школу, только в детский сад.
  
  Мы это уже проходили, и я пытался говорить с Синтией, как можно мягче убедить ее, что, возможно, теперь, когда дочь в четвертом классе, настало время пустить ее в свободный полет. Ведь Грейс могла ходить в школу с другими детьми, ей вовсе не пришлось бы идти одной.
  
  — Почему ты не можешь отвести меня вместо мамы? — спросила Грейс, и я заметил в ее глазах хитрый огонек.
  
  В редких случаях, провожая Грейс в школу, я всегда отставал от нее почти на квартал. Для всех остальных я просто прогуливался, а вовсе не приглядывал за Грейс, проверяя, благополучно ли она добралась до школы. Мы никогда даже намеком не признавались в этом Синтии. Моя жена верила на слово, что я шел рядом с дочерью до самой школы и ждал, когда она зайдет внутрь.
  
  — Не могу, — сказал я. — Мне в восемь нужно быть в своей школе. Если я поведу тебя до этого, тебе придется час болтаться снаружи. Твоя мама начинает работать в десять, так что для нее это не проблема. Но когда у меня не будет первого урока, я смогу тебя проводить.
  
  Если честно, то Синтия договорилась с Памелой о столь позднем начале работы, чтобы успеть проводить Грейс в школу. Синтия никогда не мечтала стоять за прилавком в магазине женской одежды, которым владела ее лучшая школьная подруга, но это позволяло ей трудиться не полный рабочий день и быть дома к возвращению дочери. Она пошла на уступки и не ждала Грейс за дверью школы, стояла немного дальше на улице. Оттуда Синтия могла легко разглядеть свою дочь, с волосами стянутыми в хвостик, среди толпы детей. Она пыталась убедить Грейс помахать ей, чтобы увидеть ее раньше, но та уперлась и отказалась.
  
  Проблема возникла после того, как однажды кто-то из учителей попросил детей остаться после звонка. Возможно, потребовалось дать последние указания насчет домашнего задания, но Грейс сидела эти минуты в панике, причем вовсе не из-за того, что мать будет беспокоиться. Нет, она боялась, что, встревоженная опозданием, мать войдет в школу и начнет разыскивать ее.
  
  — И еще: мой телескоп сломался, — заявила Грейс.
  
  — Что значит — сломался?
  
  — Штучки, которые прикрепляют его к основанию, разболтались. Я вроде их подтянула, но они снова ослабли.
  
  — Я взгляну.
  
  — Я же должна следить за убийцами-астероидами, — напомнила Грейс. — Но не смогу их увидеть, если телескоп неисправен.
  
  — Ладно, — сказал я. — Взгляну.
  
  — Ты знаешь, что если астероид налетит на Землю, это будет похоже на взрыв миллиона атомных бомб?
  
  — Не думаю, что так много, — возразил я. — Но верю — это будет очень нехорошо.
  
  — Чтобы избавиться от кошмаров насчет астероидов, падающих на Землю, я должна посмотреть в телескоп перед сном и увериться, что ни один не летит.
  
  Я кивнул. Дело в том, что мы купили ей вовсе не самый дорогой телескоп. Скорее самый дешевый. И не потому, что не хотели выбрасывать кучу денег на вещь, которая, возможно, вовсе не заинтересует нашу дочь, просто не имели достаточно денег, чтобы ими разбрасываться.
  
  — Так как насчет мамы? — спросила Грейс.
  
  — Что насчет мамы?
  
  — Она пойдет со мной?
  
  — Я с ней поговорю, — пообещал я.
  
  — С кем это ты поговоришь? — спросила Синтия, входя в кухню.
  
  В это утро она выглядела классно. Просто великолепно. Синтия была потрясающей женщиной, и я не мог наглядеться на ее зеленые глаза, высокие скулы, огненно-рыжие волосы. Они уже не были такими длинными, как в день нашей первой встречи, но впечатление все равно производили. Люди думают, что она тщательно следит за фигурой, но на самом деле, мне кажется, ей помогает быть в форме постоянное беспокойство. Беспокойство сжигает калории. Она не бегает, не ходит в спортзал. Да нам и не по карману членская карточка.
  
  Как уже говорил, я преподаю в средней школе английский, а Синтия работает в магазине продавщицей, хотя имеет статус социального работника и некоторое время занималась этим, так что нельзя сказать, чтобы денег у нас было навалом. У нас есть этот дом, вполне достаточный для троих, в скромном районе, всего в нескольких кварталах от того места, где выросла Синтия. Вы могли подумать, что Синтии захочется уехать подальше от того дома, но, мне кажется, она хотела остаться в этом районе, на случай если кто-нибудь вернется и попытается ее увидеть.
  
  Нашим машинам уже по десять лет. Отдыхаем мы тоже скромно. Обычно едем в домик моего дяди у Монтпелье на неделю каждое лето, а три года назад, когда Грейс было пять лет, мы прокатились в Диснейленд, остановившись в дешевой гостинице в Орландо, где отчетливо слышали в два часа ночи, как какой-то тип в соседнем номере просил свою девушку быть осторожной и не слишком усердствовать зубами.
  
  Но думаю, мы живем хорошо, и более или менее счастливы. Почти каждый день.
  
  Ночи иногда бывают тяжелыми.
  
  — С учительницей Грейс, — придумал я на ходу в ответ на вопрос Синтии.
  
  — Зачем тебе говорить с учительницей Грейс? — удивилась Синтия.
  
  — Я всего лишь сказал, что в одну из встреч учителей и родителей пойду и с ней поговорю, то есть с миссис Эндерс. В прошлый раз ходила ты, поскольку у меня было такое же мероприятие в школе — почему-то всегда совпадает.
  
  — Она очень милая, — сказала Синтия. — Мне кажется, намного приятнее, чем прошлогодняя учительница, как там ее звали? Миссис Фелпс. Она мне казалась немного злой.
  
  — Я ее ненавидела, — поддержала Грейс. — Она заставляла нас стоять на одной ноге часами, если мы вели себя плохо.
  
  — Мне пора, — сообщил я, отпивая еще глоток холодного кофе. — Син, думаю, пришло время купить новую кофеварку.
  
  — Я посмотрю, — пообещала Синтия.
  
  Я встал из-за стола, не глядя на расстроенную Грейс. Я знал, чего она от меня хочет. «Поговори с ней. Пожалуйста, поговори с ней».
  
  — Терри, ты не видел запасной ключ? — спросила Синтия.
  
  — Что? — удивился я.
  
  Она показала на пустой крючок на стене у кухонной двери, выходящей в наш маленький задний двор.
  
  — Где запасной ключ?
  
  Мы пользовались этим ключом, если шли на прогулку и не хотели брать с собой кольцо с ключами от дома и мастерской и кнопками дистанционного управления.
  
  — Не знаю. Грейс, ты не брала ключ?
  
  У дочери не было собственного ключа от дома. Он был ей практически не нужен, ведь Синтия всегда водила ее в школу и обратно. Грейс отрицательно покачала головой и посмотрела на меня.
  
  Я пожал плечами.
  
  — Может, я виноват. Оставил его рядом с кроватью. — Проходя мимо Синтии, я вдохнул запах ее волос. — Проводи меня, ладно?
  
  Она пошла за мной к входной двери и спросила:
  
  — Что-то не так? Грейс в порядке? Она сегодня утром что-то слишком тихая.
  
  Я ухмыльнулся и покачал головой.
  
  — Да все то же, Син. Ей ведь восемь лет.
  
  Она немного отступила и нахмурилась:
  
  — Она тебе жаловалась на меня?
  
  — Ей нужно чувствовать себя более независимой.
  
  — Так вот в чем дело. Она хотела, чтобы ты поговорил со мной, не с учительницей.
  
  Я устало улыбнулся.
  
  — Другие дети над ней смеются.
  
  — Переживет.
  
  Мы уже не раз говорили на эту тему, так что добавить мне было нечего.
  
  Поэтому тишину нарушила Синтия:
  
  — Ты же знаешь, кругом плохие люди. Их полно в этом мире.
  
  — Я знаю, Син, знаю. — Я старался не раздражаться, не показывать, как мне надоел этот разговор. — Но сколько еще ты будешь ее провожать? До двенадцати? Пятнадцати? И в среднюю школу?
  
  — Я разберусь с этим, когда придет время. — Она помолчала. — Я опять видела эту машину.
  
  Машину. Опять какая-то машина.
  
  Синтия по моему лицу поняла, что я не верю в серьезность ее опасений.
  
  — Ты считаешь, что я рехнулась.
  
  — Я так не считаю.
  
  — Я видела ее дважды. Коричневая машина.
  
  — Какой марки?
  
  — Не знаю. С тонированными стеклами. Проезжая мимо нас с Грейс, водитель немного сбавил скорость.
  
  — Остановился? Что-нибудь тебе сказал?
  
  — Нет.
  
  — Ты запомнила номер?
  
  — Нет. В первый раз не обратила на нее внимания. А во второй слишком испугалась.
  
  — Син, скорее всего это кто-то живущий в нашем районе. Людям приходится сбрасывать скорость. Там же впереди школьная зона. Помнишь тот день, когда копы устроили ловушку для любителей слишком быстрой езды? Старались заставить водителей днем снижать скорость в этом месте.
  
  Синтия отвернулась и сложила руки на груди.
  
  — Ты же не бываешь там каждый день, как я. Ты не знаешь.
  
  — Зато я знаю, что ты оказываешь Грейс плохую услугу, не давая ей научиться самой о себе позаботиться.
  
  — По-твоему, если какой-нибудь тип затащит ее в машину, она сумеет от него защититься?
  
  — Как вышло, что от коричневой машины мы перешли к типу, который пытается затащить ее в машину?
  
  — Ты никогда не относился к таким вещам так же серьезно, как я. — Она немного помолчала. — И думаю, для тебя это вполне естественно.
  
  Я надул щеки, с шумом выдохнул воздух и сказал:
  
  — Ладно, сейчас мы этот вопрос не решим. Мне пора двигать.
  
  — Конечно, — согласилась Синтия, все еще не глядя на меня. — Думаю, я все же им позвоню.
  
  Я поколебался.
  
  — Кому позвонишь?
  
  — На телевидение.
  
  — Син, сколько прошло с того дня, как показали это шоу? Три недели? Если бы кому-то было что сказать, он бы это уже сделал. И с тобой бы обязательно связались. Им же захочется сделать продолжение.
  
  — Я все равно позвоню. Я уже несколько дней их не тревожила, так что, возможно, они не слишком разозлятся на этот раз. Может, им кто-то звонил, но они решили, что это не важно, мол, это какой-нибудь придурок, но ведь могли и ошибиться. Хорошо еще какой-то сотрудник вспомнил, что со мной случилось, и решил заглянуть в прошлое.
  
  Я мягко повернул ее и приподнял подбородок так, чтобы она смотрела мне в глаза.
  
  — Ладно, делай все, что захочешь. Я ведь тебя люблю.
  
  — Я тоже тебя люблю, — сказала она. — Знаю, со мной нелегко жить из-за этого прошлого. И Грейс тоже достается. Я постоянно нервничаю, а на ней это отражается. Но в последнее время из-за этого шоу все снова стало таким реальным.
  
  — Понимаю, — кивнул я. — Только хочу, чтобы ты жила для настоящего тоже. Не зацикливалась на прошлом.
  
  Я почувствовал, как она пожала плечами.
  
  — Зацикливалась? — повторила Синтия. — Ты считаешь, что я именно это делаю?
  
  Я выбрал плохое слово. Хотя учитель английского должен справляться с такими задачами.
  
  — Не относись ко мне снисходительно, — попросила Синтия. — Ты думаешь, будто знаешь, но это не так. Ты никогда не сумеешь понять.
  
  Мне нечего было возразить, потому что она была права. Я наклонился, поцеловал ее волосы и пошел на работу.
  ГЛАВА 3
  
  Ей хотелось сказать что-то утешительное, но следовало быть твердой.
  
  — Я понимаю, что тебе может не понравиться эта идея, честно, понимаю. Все это действительно немного смущает, но мне уже приходилось решать такие вопросы и говорю тебе: я хорошо подумала — это единственный выход. В семье всегда так. Ты должен делать то, что должен, даже если это трудно, даже если это больно. Разумеется, то, как мы обязаны с ними поступить, сделать очень непросто, но нужно видеть общую, большую картинку. Это так же, как они когда-то говорили — ты, наверное, слишком молод, чтобы помнить — для спасения деревни надо ее уничтожить. Тут то же самое. Думай о семье, как о деревне. Мы должны делать все необходимое, чтобы спасти ее.
  
  Ей нравилось говорить «мы». Как будто они — команда.
  ГЛАВА 4
  
  Когда мне впервые кто-то показал ее в Коннектикутском университете, мой друг Роджер прошептал:
  
  — Арчер, будь осторожен. Эта крошка с порчей. Красивая, волосы, как пожарная машина, но она здорово сдвинута по фазе.
  
  Синтия Бидж сидела внизу, во втором ряду лекционного зала, делая заметки о литературе по холокосту, а мы с Роджером забрались на самый верх, поближе к двери, чтобы можно было поскорее улизнуть, когда профессор перестанет нудеть.
  
  — Что значит — сдвинута по фазе? — спросил я.
  
  — Ну помнишь ту давнишнюю историю про эту девушку? Вся ее семья вдруг исчезла, и никто их больше никогда не видел.
  
  — Нет. — В тот период своей жизни я не читал газеты и не смотрел новости. Как и большинство подростков, больше занимался самим собой — собирался стать писателем, как Филип Рот, Робертсон Дэвис или Джон Ирвинг. Я как раз определялся в выборе, поэтому не замечал текущих событий, за исключением случаев, когда более радикальные организации в студенческом городке начинали против чего-то там протестовать. Я тоже пытался внести свою лепту, поскольку это было прекрасным поводом познакомиться с девушками.
  
  — Ладно, значит, ее родители, сестра или, возможно, брат, точно не помню, взяли и исчезли.
  
  Я наклонился поближе и спросил шепотом:
  
  — И что? Их убили?
  
  Роджер пожал плечами:
  
  — Кто, блин, знает? Поэтому еще интереснее. — Он кивнул в сторону Синтии. — Может, она и знает. Сама их всех прикончила. Тебе лично никогда не хотелось прикончить всю свою семейку?
  
  Я пожал плечами. Наверное, такое на каком-то этапе приходит в голову каждому.
  
  — По-моему, она просто не такая, как все, — сказал Роджер. — Не станет зря с тобой болтаться. Держится обособленно. Постоянно сидит в библиотеке, занимается, что-то пишет. Ни с кем не встречается, никуда не ходит. Но хороша.
  
  Очаровательна.
  
  Это был наш единственный совместный курс. Я учился в педагогической школе, собирался стать учителем на тот случай, если вся эта затея с писательством и бестселлерами случится не сразу. Мои родители-пенсионеры живут в Бока-Ратоне, Флорида. Они были учителями, и им это очень нравилось. По крайней мере не надо бояться экономического спада. Я поспрашивал ребят, узнал, что Синтия занимается в школе по курсу семьи и живет в студенческом городке Сторрз. Ее занятия включают курс генетики, вопросы брака, заботу о престарелых, домашнее хозяйство и прочее дерьмо.
  
  Я сидел перед университетским книжным магазином в рубашке с эмблемой Коннектикутского университета и просматривал запись лекций, когда почувствовал, что передо мной кто-то стоит.
  
  — Почему ты всех обо мне расспрашиваешь? — спросила Синтия.
  
  Я в первый раз слышал ее голос. Мягкий, но уверенный.
  
  — А? — удивился я.
  
  — Кто-то сказал, что ты обо мне расспрашиваешь, — повторила она. — Ты ведь Терренс Арчер, верно?
  
  Я кивнул:
  
  — Терри.
  
  — Ладно, так все же почему ты обо мне расспрашиваешь?
  
  Я пожал плечами:
  
  — Не знаю.
  
  — Ты в самом деле хочешь что-то узнать? Если так, то подойди и спроси меня, потому что я не люблю, когда люди говорят обо мне за моей спиной. Я всегда чувствую, когда это происходит.
  
  — Послушай, ты извини, я только…
  
  — Думаешь, я не знаю, что люди говорят обо мне?
  
  — Слушай, у тебя что, паранойя? Я не говорил о тебе. Мне просто было интересно…
  
  — Тебе было интересно, та ли я самая. Чья семья исчезла. Так вот, я та самая. А теперь перестань совать свой долбаный нос в чужие дела.
  
  — У моей матери рыжие волосы, — перебил я ее. — Но не такие рыжие, как у тебя. Скорее, пшенично-рыжие. Но у тебя они просто великолепные. — (Синтия моргнула.) — Ну да, может, я и задал несколько вопросов, мне было интересно, встречаешься ли ты с кем-нибудь, оказалось, что нет, и я теперь вижу почему.
  
  Она смотрела на меня.
  
  — Итак… — Я неторопливо собрал свои заметки, засунул их в рюкзак и перекинул его через плечо. — Ты уж меня извини. — Я встал и повернулся, чтобы уйти.
  
  — Нет, — сказала Синтия.
  
  — Что нет? — остановился я.
  
  — Я ни с кем не встречаюсь. — Она сглотнула.
  
  Теперь я почувствовал, что был слишком резок.
  
  — Я не хотел изображать из себя придурка. Просто ты показалась мне недотрогой.
  
  Мы пришли к согласию, что я был придурком, а она недотрогой, и закончилось все распитием кофе в студенческой закусочной, где Синтия поведала мне, что когда не учится, живет с тетей.
  
  — Тесс очень милая, — сказала Синтия. — Собственных детей у нее нет, так что мое появление в ее доме после этой истории с родителями перевернуло весь ее мир вверх дном. Но она справилась. Да и что, черт возьми, ей оставалось делать? Она ведь тоже переживала трагедию — ее сестра, зять и племянник испарились.
  
  — А что произошло с домом? Где ты жила с родителями и братом?
  
  Такой уж я, мистер Практик. Семья девушки исчезла, а меня интересует судьба недвижимости.
  
  — Я не могла жить там одна, — пояснила Синтия. — Да и погашать кредит и платить за все было некому, так что, когда им не удалось найти мою семью, банк вроде как забрал дом обратно, но тут вмешались адвокаты, и те деньги, которые родители успели выплатить за него, пошли в трастовый фонд, хотя это оказалась очень небольшая сумма. А теперь прошло столько времени, и все решили, что их нет в живых, верно? По крайней мере с юридической точки зрения. — Она поморщилась.
  
  И что я мог на это сказать?
  
  — Ну и тетя Тесс дает мне возможность учиться. Конечно, я работаю летом и все такое, но этого не хватает. Не знаю, как ей удается — растить меня, платить за мое образование. Наверное, она по уши в долгах, но никогда не жалуется.
  
  — Надо же… — Я отпил глоток кофе.
  
  И Синтия в первый раз улыбнулась.
  
  — Надо же, — передразнила она. — Это все, что ты можешь сказать, Терри? Надо же? — Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. — Прости, не знаю, каких слов я жду от людей. Даже не представляю, что бы, твою мать, сказала, посади меня напротив самой себя.
  
  — Не представляю, как ты справилась, — заметил я.
  
  Синтия глотнула чая.
  
  — Знаешь, иногда мне хочется убить себя, понимаешь? А потом думаю: вдруг они объявятся в один прекрасный день? — Она снова улыбнулась. — Вот это будет сюрприз.
  
  И снова улыбка исчезла, словно унесенная легким ветерком.
  
  Рыжий локон упал ей на глаза, и она заправила его за ухо.
  
  — Дело в том, что, возможно, их нет в живых, и они так и не смогли со мной попрощаться. Или они все еще живы, но я им безразлична. — Она посмотрела в окно. — Никак не могу решить, что хуже.
  
  Следующие пару минут мы молчали. Наконец Синтия произнесла:
  
  — Ты очень милый. Если бы я стала с кем-нибудь встречаться, то выбрала бы похожего на тебя.
  
  — Если придешь в отчаяние, — сказал я, — то знаешь, где меня найти.
  
  Синтия снова посмотрела в окно, на студентов, проходящих мимо, и на мгновение мне показалось, что она от меня ускользнула.
  
  — Иногда мне кажется, будто я вижу кого-то из них.
  
  — В смысле? — спросил я. — Что-то вроде призрака?
  
  — Нет-нет. — Она все еще смотрела на улицу. — Просто вижу кого-то и думаю, что это мой отец или мать. Что-то кажется мне знакомым, к примеру, наклон головы, походка, и я думаю, будто это один из них. Или, знаешь, вдруг вижу юношу примерно на год старше меня, который выглядит так, как выглядел бы мой брат через семь лет. Родители, они ведь не слишком изменились, верно? Но брат мог стать совсем другим, хотя что-то знакомое в нем обязательно должно остаться, понимаешь?
  
  — Понимаю, — кивнул я.
  
  — И когда я вижу такого человека, то бегу за ним, обгоняю, может, даже хватаю за руку, он поворачивается, и я получаю возможность его рассмотреть. — Она отвернулась от окна и вгляделась в свой чай, будто ища там ответа. — Но я всегда ошибаюсь.
  
  — Когда-нибудь ты перестанешь так делать, — сказал я.
  
  — Если найду их, — ответила Синтия.
  
  Мы начали встречаться. Ходили в кино, вместе сидели в библиотеке. Она пыталась заинтересовать меня теннисом. И хотя теннис никогда мне не нравился, я очень старался. Синтия призналась, что не такой уж хороший игрок, просто середнячок с великолепным ударом слева. Но это оказалось достаточным преимуществом, чтобы сделать из меня мясной фарш. Когда я подавал мяч и видел, как ее правая рука поднимается над левым плечом, то знал, что нет никакой надежды отбить этот удар и послать назад через сетку. Иногда я его и увидеть не успевал.
  
  Однажды я сидел, согнувшись над своей печатной машинкой «Роял», которую уже тогда можно было считать антиквариатом — огромным механизмом из стали, выкрашенным в черный цвет, тяжелым, как «фольксваген», и буквой «е», больше похожей на «с», даже если я только что сменил ленту. Я пытался закончить сочинение по Торо, на которого, если честно, плевать хотел откуда повыше. Синтия лежала под одеялом на моей узкой кровати полностью одетая, и от этого мне легче не становилось. Она заснула, читая потрепанную книгу Стивена Кинга «Мизери». Синтия английским языком и литературой не занималась и могла читать все, что ей, черт возьми, заблагорассудится, иногда находя утешение в страданиях людей, прошедших через худшие испытания, чем она.
  
  Я предложил ей зайти в гости и посмотреть, как буду печатать сочинение.
  
  — Довольно интересное зрелище, — заверил я, — поскольку умею печатать десятью пальцами.
  
  — Одновременно? — спросила она.
  
  Я кивнул.
  
  — Это действительно потрясающе, — согласилась Синтия.
  
  Она принесла какую-то свою работу и тихо сидела на постели, прислонившись спиной к стене, а я время от времени чувствовал, что она за мной наблюдает. Мы встречались, но практически не прикасались друг к другу. Я мог позволить себе коснуться ее плеча, проходя мимо в кафе. Брал за руку, помогая сесть в автобус. Иногда мы стояли рядом, глядя в звездное небо.
  
  Ничего больше.
  
  Мне показалось, что она отбросила одеяло, но я продолжал печатать сноску. И кожей почувствовал, когда она встала за моей спиной. Она обвила руками мою грудь, наклонилась и поцеловала в щеку. Я повернулся, чтобы встретить ее губы. Позднее, когда мы уже лежали под одеялом, но главного еще не случилось, она произнесла:
  
  — Ты не сможешь сделать мне больно.
  
  — Я и не хочу делать тебе больно. Не стану торопиться.
  
  — Я не о том, — прошептала она. — Если ты меня бросишь, если решишь, что не хочешь быть со мной, не беспокойся. Сделать больнее, чем уже было, невозможно.
  
  К сожалению, она ошибалась.
  ГЛАВА 5
  
  Со временем, когда я узнал ее лучше, и Синтия впустила меня в свое сердце, она рассказала о своей семье, о Клейтоне и Патриции и ее старшем брате Тодде, которого она то любила, то ненавидела в зависимости от обстоятельств.
  
  Говоря о них, она часто путалась с временами.
  
  — Мою мать звали… мою маму зовут Патриция. — Она конфликтовала с той частью себя, которая смирилась, поверив, будто они умерли. Искры надежды существовали подобно углям погасшего костра.
  
  Она была членом семьи Бидж. Разумеется, это скорее походило на шутку, потому что большой семьи, во всяком случае со стороны отца, не существовало. У Клейтона Биджа не имелось ни братьев, ни сестер, ни других родственников, а родители умерли, когда он был совсем молодым. Им не приходилось посещать семейные сборища, спорить, к кому поехать на Рождество, хотя случалось, что Клейтону и на праздники приходилось по работе уезжать из города.
  
  — Я и есть семья, — любил говорить он. — Больше никого.
  
  Он не был сентиментальным. Никаких запыленных семейных альбомов с фотографиями прошлых поколений, вызывающими грустные воспоминания, снимков из прошлого, старых любовных писем к Патриции, которые следовало бы выбросить, когда она выходила за него замуж. Когда ему было пятнадцать, на кухне случился пожар, охвативший весь родительский дом. Память о паре поколений улетучилась вместе с дымом. Он жил сегодняшним днем и не пытался заглянуть в прошлое.
  
  У Патриции тоже не было почти никакой семьи, но по крайней мере сохранились следы ее существования. Многочисленные снимки в альбомах и коробках из-под обуви — ее родители, родственники и друзья детства. Ее отец умер молодым от полиомиелита, а мать была еще жива, когда она повстречалась с Клейтоном. Считала его очаровательным, хотя и излишне тихим. Он уговорил Патрицию сбежать и выйти за него замуж, так что формальной свадьбы не было, и это всегда расстраивало маленькую семью Патриции.
  
  Ее сестру Тесс ему определенно не удалось завоевать. Ей не нравилось, что он большую часть времени проводит в дороге, оставляя Патрицию заботиться о детях. Но он их обеспечивал, казался вполне порядочным и глубоко, искренне любил Патрицию.
  
  До встречи с Клейтоном Патриция работала в аптеке в Милфорде, на Норт-Брод-стрит, утопающей в зелени, сразу же за старой библиотекой, где имелась обширная коллекция записей классической музыки, которой она с удовольствием пользовалась. Она расставляла товары по полкам, сидела за кассой, помогала фармацевту, но только с самыми простыми вещами. У нее не было хорошей подготовки, она знала, что недоучилась и следует снова пойти в школу, получить какую-то специальность, чтобы себя обеспечить. То же самое можно сказать и о ее сестре Тесс, которая работала на фабрике в Бриджпорте, выпускающей детали для радио.
  
  Клейтон однажды зашел в аптеку, чтобы купить батончик «Марс».
  
  Патриция любила говорить, что если бы ее муж вдруг не возжелал шоколадку в тот июльский день 1967 года, проезжая через Милфорд в очередной деловой поездке, все сложилось бы совсем иначе.
  
  Что касается Патриции, то вышло просто замечательно. Ухаживание не заняло много времени, и уже через несколько недель после замужества она была беременна Тоддом. Клейтон нашел миленький дом на Хайкори-стрит, оказавшийся им по карману, недалеко от пляжа и Лонг-Айленд-саунд. Он хотел, чтобы его жена и ребенок жили в приличном доме, пока он был в отъезде. Он продавал промышленные смазки и другие товары в механические мастерские между Нью-Йорком и Чикаго вплоть до Буффало. У него было много постоянных покупателей, а значит, мало свободного времени.
  
  Через пару лет после Тодда родилась Синтия.
  
  Я думал обо всем этом по дороге в среднюю школу «Олд Фэйерфилд». Когда я так задумывался днем, обычно это касалось прошлого моей жены, ее воспитания, членов семьи, которых я не знал и, судя по всему, так никогда и не узнаю.
  
  Возможно, получив шанс провести с ними какое-то время, я бы скорее догадался, что руководит Синтией. Но реальность была такова: женщина, которую я знал и любил, вылеплена больше тем, что случилось, когда она потеряла семью — или семья потеряла ее, — нежели случившимся раньше.
  
  Я заскочил в кафе, где продавали пончики, чтобы купить кофе, с трудом удержавшись от пончика с лимоном, который можно было взять с собой в школу, положив в рюкзак с сочинениями студентов, и нес его, когда заметил Роланда Кэрратерза, директора и, возможно, моего лучшего друга в школе.
  
  — Ролли, — сказал я.
  
  — А мне? — спросил он, указывая на пластиковую чашку в моей руке.
  
  — Если проведешь мой первый урок, я сгоняю и куплю.
  
  — Если я проведу твой первый урок, мне понадобится нечто покрепче кофе.
  
  — Все не так плохо.
  
  — Они дикари, — сказал Ролли без тени улыбки.
  
  — Да ты ведь даже не знаешь, какой это класс и кто там учится, — возразил я.
  
  — Если он состоит из студентов этой школы, тогда они дикари, — совершенно серьезно заявил Ролли.
  
  — Что происходит с Джейн Скавалло? — спросил я. Сложный ребенок из трудной семьи, она посещала мой творческий класс, доставляла много хлопот администрации и торчала в школе, пока не уйдут секретари. Ко всему прочему, писала она как ангел. Ангел, который может с удовольствием врезать вам до искр из глаз, но все равно ангел.
  
  — Я сказал, что ей вот столько осталось до исключения. — Ролли держал большой и указательный пальцы в половине дюйма друг от друга.
  
  Пару дней назад Джейн и еще одна девица устроили шумную драку у школы с вырыванием волос и царапаньем физиономий. Наверняка из-за какого-то мальчика. Разве бывает иначе? Драка привлекла целую толпу восторженных зрителей, которым было наплевать, кто победит, лишь бы такое завлекательное зрелище продолжалось, поэтому они восторженно вопили, пока не появился Ролли и не растащил девчонок.
  
  — И как она на это отреагировала?
  
  Ролли энергично пожевал жвачку и даже прищелкнул ею.
  
  — Ладно, — сказал я.
  
  — Тебе она нравится, — заметил он.
  
  Я открыл крышку на чашке с кофе и отпил глоток.
  
  — В ней что-то есть.
  
  — Ты не теряешь надежды, — отозвался Ролли. — Но у тебя есть и хорошие черты.
  
  Мою дружбу с Ролли можно назвать многослойной. Он мой коллега и друг, но поскольку на пару десятилетий старше, одновременно является для меня своего рода отцом. Я обнаружил, что вспоминаю о нем, когда нуждаюсь в мудром совете, или, как люблю ему говорить, возрастной перспективе. Я познакомился с ним через Синтию. Если для меня он нечто вроде неофициального отца, то для Синтии неофициальный дядя. Он дружил с ее отцом, Клейтоном, до его исчезновения и, за исключением тети Тесс, был единственным человеком, связывавшим Синтию с прошлым.
  
  Ролли собирался на пенсию, и порой чувствовалось, что он считает дни до переезда во Флориду, где намеревался жить в недавно приобретенном новом трейлере около Бредентона и ловить там марлинов или меч-рыбу.
  
  — Уходить не собираешься? — спросил я.
  
  — Да нет. А что?
  
  — Да так… кое-что.
  
  Он кивнул. Понимал, о чем речь.
  
  — Заходи, лучше после одиннадцати. До этого я буду общаться с завхозом.
  
  Я пошел в учительскую, посмотрел, нет ли для меня почты или важных записок, ничего не обнаружил и направился в холл, случайно задев плечом Лорен Уэллс, которая тоже проверяла свою почту.
  
  — Извини, — сказал я.
  
  — Эй, — начала она, прежде чем сообразила, с кем столкнулась. Увидев меня, Лорен удивленно улыбнулась. На ней был красный спортивный костюм и белые кроссовки, поскольку она преподавала физкультуру. — Эй, как делишки?
  
  Лорен появилась у нас четыре года назад. Перевелась из средней школы в Нью-Хейвене, где преподавал ее бывший муж. Когда брак распался, не захотела работать с ним в одном здании, во всяком случае, такие ходили слухи. Она сумела завоевать себе репутацию прекрасного тренера по легкой атлетике, чьи спортсмены выигрывали на многих районных соревнованиях, и получила возможность выбирать между несколькими школами, директора которых были счастливы заполучить ее.
  
  Выиграл Ролли. Он нанял ее, как по секрету признался мне, за то, что она могла принести в школу, включая «потрясающее тело, копну каштановых волос и прекрасные карие глаза».
  
  Я первым делом спросил:
  
  — Каштановых? Откуда это известно?
  
  Очевидно, я как-то странно посмотрел на него, поскольку он счел нужным пояснить:
  
  — Расслабься, это просто наблюдение. Единственную палку, которую теперь могу поднять, я использую для ловли карпа.
  
  За время работы в школе я никогда не привлекал внимания Лорен до того дня, как по телевизору показали шоу про Синтию и ее семью. Теперь же каждый раз, увидев меня, она интересуется, как идут дела.
  
  — Ничего съедобного? — осведомилась она.
  
  — А? — удивился я, на секунду решив, что она спрашивает, не принес ли кто-нибудь еду в учительскую. Иногда таинственным образом здесь появляются пончики.
  
  — От шоу, — пояснила Лорен. — Ведь прошло уже больше двух недель, верно? Кто-нибудь позвонил насчет семьи Синтии?
  
  Странно, что она назвала Синтию по имени, не сказала: семья «твоей жены». Как будто знала Синтию, хотя, насколько мне известно, они никогда не встречались. Но возможно, было какое-то учительское сборище, куда положено приходить с супругами.
  
  — Нет, — сказал я.
  
  — Наверное, Синтия разочарована. — Она сочувственно коснулась моей руки.
  
  — Ну, было бы здорово, если бы кто-то объявился. Должен же существовать кто-то знающий, даже после всех этих лет.
  
  — Я постоянно думаю о вас обоих, — поделилась Лорен. — Только вчера рассказывала своему другу. А ты, как ты держишься? Все в порядке?
  
  — Я? — притворился я удивленным. — Да, конечно. У меня все нормально.
  
  — Потому что, — проникновенно продолжила Лорен, — иногда у тебя такой вид. Даже не знаю, наверное, это не мое дело, но я вижу тебя в учительской, и ты выглядишь усталым. И печальным.
  
  Интересно, что на меня произвело большее впечатление? Что Лорен считала меня усталым и печальным или что она наблюдает за мной в учительской.
  
  — Я в порядке, — уверил я. — Точно.
  
  Она улыбнулась:
  
  — Прекрасно. Это замечательно. — Она откашлялась. — Увы, мне уже пора в спортзал. Надо нам с тобой как-нибудь поболтать. — Лорен протянула руку, снова коснулась моего плеча, немного подержала ее там, прежде чем убрать, и выскользнула из учительской.
  * * *
  
  Направляясь на свой первый урок по творчеству, я подумал, что человек, составляющий расписание в средней школе и ставящий что-нибудь «творческое» первым уроком, либо совсем не понимает учеников, либо обладает изощренным чувством юмора. Я сказал об этом Ролли, который ответил:
  
  — Именно поэтому они и называют его творческим. Ты должен обладать особым подходом, чтобы заинтересовать детей в такую рань. Если кто это и может сделать, так это ты, Терри.
  
  В классе, когда я туда вошел, находилось двадцать одно тело, половина из которых распростерлись на партах и выглядели так, будто кто-то ночью удалил им позвоночник хирургическим путем. Я поставил на стол чашку с кофе и с грохотом опустил на него же рюкзак. Это привлекло некоторое внимание, поскольку они знали о содержимом этого рюкзака.
  
  В конце класса семнадцатилетняя Джейн Скавалло так низко сползла на сиденье, что я почти не видел ее забинтованного подбородка.
  
  — Итак, — начал я, — я проверил ваши рассказы, попадаются совсем неплохие. Кое-кто даже умудрился написать целый абзац, ни разу не употребив выражение «вашу мать».
  
  Пара смешков.
  
  — А вас не могут уволить за то, что вы так говорите? — спросил парень по имени Бруно, сидевший у окна. Белые провода из его ушей тянулись куда-то под пиджак.
  
  — Я, блин, очень на это надеюсь, — сказал я и показал на собственные уши. — Бруно, не мог бы ты на время убрать это?
  
  Бруно вытащил из ушей наушники.
  
  Я полистал бумаги, по большей части заполненные на компьютере, частично написанные от руки, и выбрал один листок.
  
  — Ладно, вы знаете, я всегда говорю вам, что не обязательно писать, как люди стреляют друг в друга или как атомные террористы или инопланетяне выскакивают из человеческой груди, чтобы ваш рассказ был интересным. Что можно найти сюжеты в мирской жизни?
  
  Поднялась рука. Бруно.
  
  — Мир… какой?
  
  — Мирской. Обычный.
  
  — Тогда почему вы не говорите «обычный»? Почему вам хочется употребить вычурное слово, когда и обычное сгодится?
  
  Я улыбнулся:
  
  — Засунь наушники.
  
  — Ну уж нет, вдруг пропущу что-то мирское, если заткну уши.
  
  — Позвольте мне прочитать вам небольшой отрывок. — Я показал им листок и заметил, что голова Джейн слегка приподнялась. Может, она узнала линованную бумагу, или исписанный от руки листок выглядит иначе, чем страница, выползшая из лазерного принтера?
  
  — Ее отец — во всяком случае, тот мужик, который спит с ее матерью достаточно долго, чтобы претендовать на это звание — вытаскивает из холодильника коробку с яйцами и разбивает два из них в миску. Бекон уже шипит на сковороде, и когда она входит в кухню, он наклоняет голову, вроде как предлагая ей сесть за стол. Он спрашивает, какие яйца ей больше нравятся, и она говорит, что ей все равно, поскольку раньше никто никогда не спрашивал ее об этом. Из того, что готовит ей мать, только яичные вафли из тостера имеют какое-то отношение к яйцам. И как бы этот мужик их ни приготовил, они все равно будут вкуснее этих чертовых вафель.
  
  Я прервал чтение и поднял глаза.
  
  — Комментарий?
  
  Мальчик, сидевший за Бруно, заметил:
  
  — Я люблю яйца всмятку.
  
  Девочка на другой стороне класса сказала:
  
  — Мне нравится. Хочется узнать, какой он, этот мужик, ведь если заботится об ее завтраке, тогда, возможно, он нормальный. Все мужики, которых удается подцепить моей матери, придурки.
  
  — Может, тот мужик готовит ей завтрак, потому что хочет поиметь ее вместе с матерью, — вступает Бруно.
  
  Смех.
  
  Через час, когда они потянулись к выходу, я позвал:
  
  — Джейн.
  
  Она неохотно подошла к моему столу.
  
  — Злишься? — спросил я.
  
  Она пожала плечами, провела рукой по бинту, заставив меня обратить на него внимание.
  
  — Это было недурно. То, что я прочитал.
  
  Она еще раз пожала плечами.
  
  — Я слышал, ты играешь с отчислением.
  
  — Это та сука начала, — заявила Джейн.
  
  — Ты хорошо пишешь, — сказал я. — Твой второй опус я послал на конкурс коротких рассказов, который проводится для учащихся.
  
  Глаза Джейн заблестели.
  
  — Некоторые твои вещи немного напоминают мне Оутс. Ты когда-нибудь читала Джойс Кэрол Оутс?
  
  Джейн отрицательно покачала головой.
  
  — Попробуй «Фосфорицирующий свет: признания банды девушек», — предложил я. — В нашей библиотеке ее скорее всего нет — плохие слова. Но ты наверняка найдешь ее в милфордской библиотеке.
  
  — Мы закончили? — спросила она.
  
  Я кивнул, и Джейн направилась к двери.
  
  Я обнаружил Ролли в его кабинете, где он сидел за компьютером и пялился на монитор.
  
  — Они хотят больше тестов, — показал он пальцем на экран. — Очень скоро у нас не останется времени, чтобы их чему-то научить. Мы просто начнем тестировать их с момента появления здесь до ухода домой.
  
  — Так как насчет этой девочки? — спросил я.
  
  — Джейн Скавалло, да, просто позор, — откликнулся он. — У нас даже нет ее теперешнего адреса. Последний, который нам дала ее мать, по-моему, уже два года как устарел. Переехала к какому-то новому типу, дочь забрала с собой.
  
  — Если забыть о драке, — сказал я, — считаю, она стала немного лучше за последние несколько месяцев. Так уже не скандалит, меньше огрызается. Может, этот новый парень не так уж плох.
  
  Ролли пожал плечами и открыл коробку с печеньем, лежащую у него на столе.
  
  — Хочешь? — Он протянул мне коробку.
  
  Я взял одну штуку с ванилью.
  
  — Все это меня изматывает, — пожаловался Ролли. — Когда я начинал, ничего подобного не было. Знаешь, что я позавчера нашел за школой? Не пивные банки — если бы, — ты не поверишь, пистолет. В кустах, как будто он вывалился у кого-то из кармана, или его там спрятали.
  
  Я пожал плечами. Ничего нового он мне не сообщил.
  
  — Как вообще-то дела? — спросил Ролли. — Ты сегодня неважно выглядишь. Ты в порядке?
  
  — Немного не в себе, — признался я. — Домашние дела. Син никак не хочет хоть чуть-чуть отпустить поводья с Грейс, дать ей капельку свободы.
  
  — Грейс все еще разыскивает астероиды? — Ролли несколько раз приходил к нам в гости с Миллисент, своей женой, и с удовольствием беседовал с Грейс. Она показала ему свой телескоп. — Умная девочка. Наверное, в мать пошла.
  
  — Я знаю, почему она это делает. Если бы у меня была такая же жизнь, как у Синтии, я, возможно, тоже бы цеплялся за вещи излишне крепко, но, черт возьми, не представляю, что делать. Она говорит, будто видела машину.
  
  — Машину?
  
  — Коричневого цвета. Два раза видела, когда вела Грейс в школу.
  
  — Что-то еще случилось?
  
  — Нет. Два месяца назад это был зеленый джип. Син говорит, что трижды за неделю заметила на углу бородатого мужчину, который странно на них посмотрел.
  
  Ролли откусил кусок печенья.
  
  — Может, в последнее время это из-за телевизионного шоу?
  
  — Думаю, частично. Плюс к тому прошло ровно двадцать пять лет со дня исчезновения ее семьи. Ей нелегко приходится.
  
  — Надо мне с ней поговорить, — сказал Ролли.
  
  За годы после исчезновения семьи он иногда на время освобождал Тесс от Синтии. Они ели мороженое в «Карвел» на Бриджпорт-авеню, потом гуляли по набережной, разговаривая или безмолвствуя.
  
  — Неплохая мысль, — согласился я. — И мы время от времени посещаем этого психиатра, женщину. Доктора Кинзлер. Наоми Кинзлер.
  
  — Ну и как?
  
  Я пожал плечами:
  
  — Что, по-твоему, могло случиться, Ролли?
  
  — Который раз ты задаешь мне этот вопрос, Терри?
  
  — Мне только хочется, чтобы все закончилось для Синтии, чтобы у нее был хоть какой-нибудь ответ. Думаю, она в этом смысле очень надеялась на телевизионное шоу. — Я помолчал. — Но ты же знаешь Клейтона. Вы вместе ездили на рыбалку. Ты должен понимать, что он за человек.
  
  — И Патриция.
  
  — Разве эти люди вот так могли бросить свою дочь?
  
  — Нет. Я считаю, всегда так думал, что их убили. Ты знаешь, я ведь говорил этим, с телевидения — серийный киллер или что-то в этом роде.
  
  Я медленно кивнул, соглашаясь, хотя полиция никогда всерьез не верила в эту версию. В исчезновении семьи Синтии не было ничего похожего на другие известные им случаи.
  
  — Тут одно странно, — заметил я. — Если серийный убийца ворвался в дом, увез их и убил, то почему оставил Синтию? Почему не убил и ее?
  
  Ролли нечего было мне ответить.
  
  — Можно тебя спросить? — произнес он.
  
  — Валяй.
  
  — Как ты думаешь, с какой стати дивно сконструированная учительница физкультуры станет совать записку в твою ячейку? Затем через минуту вернется и заберет ее?
  
  — Что?
  
  — Только помни, Терри, ты человек женатый.
  ГЛАВА 6
  
  Рассказав мне, что он наблюдал, сидя в дальнем углу учительской и вроде бы читая газету, Ролли сообщил приятные новости. Сильвия, преподавательница театрального искусства, завтра с утра пораньше устраивает репетицию большого ежегодного представления. На этот раз она ставит «Проклятые янки». В спектакле занята половина ребят из моего творческого класса, так что мой первый урок совершенно замечательно отменяется. Если стольких учеников не будет, остальные точно не покажутся.
  
  Поэтому на следующее утро, когда Грейс взяла свой тост с джемом, я сказал:
  
  — Угадай, кто сегодня проводит тебя в школу?
  
  Она просияла:
  
  — Ты? Правда?
  
  — Ага. Мама уже знает. Мне сегодня не нужно идти на первый урок.
  
  — И ты в самом деле пойдешь со мной, прям вот так рядом?
  
  Я слышал, как по лестнице спускается Синтия, поэтому приложил палец к губам, и Грейс сразу же затихла.
  
  — Итак, ягодка, сегодня тебя в школу провожает папа, — сообщила она. Ягодка. Так звала ее собственная мама. — Годится?
  
  — Еще как!
  
  Синтия подняла брови.
  
  — Понятно. Моя компания тебе не нравится.
  
  — Мам, — протянула Грейс.
  
  Синтия улыбнулась. Если она и в самом деле обиделась, то ничем этого не показала. Грейс, не совсем уверенная, дала задний ход:
  
  — Просто приятно ради разнообразия иногда пройтись с папой.
  
  — На что ты смотришь? — спросила меня Синтия. Моя газета была раскрыта на странице, посвященной недвижимости. Раз в неделю здесь печатались объявления о продаже домов.
  
  — Да так, ни на что.
  
  — Нет, говори. Собрался переезжать?
  
  — Я не хочу переезжать, — заявила Грейс.
  
  — Никто не переезжает, — заверил я. — Только я иногда думаю, что дом побольше нам бы не помешал.
  
  — Как мы можем получить дом побольше без переезда? — спросила Грейс.
  
  — Конечно, — согласился я, — в таком случае придется переехать.
  
  — Или что-то пристроить, — добавила Синтия.
  
  — Ой! — воскликнула Грейс, озаренная блестящей идеей. — Мы можем построить обсерваторию!
  
  Синтия рассмеялась:
  
  — Я вообще-то думала еще об одной спальне.
  
  — Нет, нет! — не сдавалась Грейс. — Надо построить комнату с дырой в потолке, чтобы, когда стемнеет, видеть звезды. И тогда бы у меня появился большой телескоп, чтобы смотреть прямо вверх, а не через окно, что западло.
  
  — Нельзя говорить «западло», — с улыбкой поправила Синтия.
  
  — Ладно, — согласилась Грейс. — Это будет «фокс пас»?
  
  В нашем доме мы намеренно искажали произношение французского выражения «faux pas», в переводе означающее — оплошность. Это была наша общая с Синтией шутка, причем с таких давних времен, что Грейс искренне решила, будто именно так это выражение, обозначающее неуместный поступок, и произносится.
  
  — Нет, лапочка, это не «фокс пас», — сказал я. — Просто это слово нам не хотелось бы слышать.
  
  Переключив передачу, Грейс спросила:
  
  — Где моя записка?
  
  — Какая записка? — удивилась Синтия.
  
  — О поездке, — объяснила Грейс. — Ты должна была написать записку.
  
  — Ласточка, ты ничего не говорила ни про записку, ни про поездку, — сказала Синтия. — Нельзя вспоминать о таких вещах в последнюю минуту.
  
  — Что за поездка? — поинтересовался я.
  
  — Мы сегодня собираемся в пожарную часть, но без записки с разрешением нас не возьмут.
  
  — Почему ты не сказала нам об этом сразу же…
  
  — Не беспокойся, — перебил я Синтию. — Сейчас напечатаю записку.
  
  Я рванул наверх в комнату, которая будет нашей третьей спальней, а сейчас служила одновременно офисом и помещением для шитья. В углу на столе стоял наш общий с Синтией компьютер. Там я проверял работы и готовился к урокам. Там же находилась моя старенькая машинка «Роял», на которой я печатал еще в университете. Я до сих пор пользовался ею для коротких записок, поскольку почерк у меня был ужасный, и мне казалось, что проще заложить лист бумаги в машинку, чем включать компьютер, создавать документ, распечатывать его и так далее.
  
  Так что я напечатал коротенькую записку учительнице Грейс, разрешая своей дочери покинуть территорию школы для осмотра пожарного участка. Я только надеялся, что буква «е», напоминающая «с», не внесет никакой путаницы с именем моей девочки.
  
  Я снова спустился вниз, отдал Грейс записку, предварительно сложив ее, и велел убрать в рюкзак, дабы не потерять.
  
  В дверях Синтия сказала мне:
  
  — Убедись, что она вошла в здание.
  
  Грейс была уже далеко и не могла ее слышать — крутилась на дорожке, напоминая бур для рытья ям.
  
  — А если они останутся снаружи на весь первый урок? — спросил я. — Увидев, что какой-то тип болтается по двору, они не позовут полицию?
  
  — Если бы я увидела тебя там, то тут же бы арестовала, — заявила Синтия. — Тогда проследи, чтобы она вошла во двор. Вот и все. — Она притянула меня к себе. — Так когда тебе самому надо быть в школе?
  
  — К началу второго урока.
  
  — Значит, у нас есть почти час… — И она бросила на меня взгляд, который я видел не так часто, как мне бы хотелось.
  
  — Да, — сказал я ровным голосом. — Вы правы, миссис Арчер. У вас что-то на уме?
  
  — Очень может быть, мистер Арчер. — Синтия улыбнулась и слегка коснулась губами моих губ.
  
  — Грейс ничего не заподозрит, если я попрошу ее бежать всю дорогу до школы?
  
  — Иди уже! — И она вытолкнула меня за дверь.
  
  — Так какой у нас план? — спросила Грейс, когда мы пошли с ней по тротуару плечо к плечу.
  
  — План? — переспросил я. — Никакого плана.
  
  — Я хочу сказать, до какого места ты собираешься идти рядом со мной?
  
  — Полагал, что войду с тобой в школу, может, посижу в классе с часок.
  
  — Пап, не шути.
  
  — Кто сказал, что я шучу? Мне бы очень хотелось посидеть с тобой в классе. Посмотреть, насколько усердно ты работаешь.
  
  — Да ты даже за парту не влезешь, — возмутилась Грейс.
  
  — Сяду сверху, — решил я. — Я человек не гордый.
  
  — Мама сегодня очень веселая, — заметила Грейс.
  
  — Ну разумеется, — ответил я. — Мама часто бывает веселой. — Грейс бросила на меня взгляд, подразумевающий, что я слегка привираю. — У твоей мамы в последнее время много забот. Сейчас ей очень трудно.
  
  — Потому что прошло двадцать пять лет, — сказала Грейс. Вот так и заявила.
  
  — Ага, — подтвердил я.
  
  — И из-за этой телевизионной передачи, — добавила она. — Не знаю, почему вы не разрешили мне ее посмотреть. Вы же записали ее на пленку, верно?
  
  — Твоя мама не хотела тебя расстраивать, — пояснил я. — Насчет того, что когда-то с ней случилось.
  
  — Одна моя подруга записала это шоу, — тихо сказала Грейс. — Понимаешь, я вроде как уже видела эту передачу.
  
  — Как же ты умудрилась? — спросил я.
  
  Синтия держала дочь на таком коротком поводке, что наверняка бы знала, что та отправилась к подруге после школы. Или Грейс тайком притащила пленку домой и посмотрела ее, приглушив звук, пока мы находились в кабинете?
  
  — Я ходила к ней домой во время ленча, — объяснила Грейс.
  
  Даже если им только восемь, уследить за всем вы не в состоянии. Еще пять лет, и она уже подросток. Боже милостивый!
  
  — Тот, кто позволил тебе посмотреть эту пленку, не должен был этого делать, — сказал я.
  
  — Тот коп очень противный, — заявила она.
  
  — Какой коп? О чем ты толкуешь?
  
  — Тот, что в шоу. Он живет в трейлере? Такой блестящей штуке? Считает странным, что мама единственная, кто выжил. Я догадалась, на что он намекает. Он намекает, будто мама это сделала. Что она всех поубивала.
  
  — Да, разумеется, он полная жопа.
  
  Грейс быстро взглянула на меня.
  
  — «Фокс пас», — сказала она.
  
  — Если просто выругаешься, это еще не «фокс пас», — возразил я, качая головой и не желая вдаваться в подробности.
  
  — Мама любила своего брата? Тодда?
  
  — Да. Она любила его. Разумеется, они иногда ссорились, как большинство братьев и сестер, но она его любила. И не убивала ни его, ни отца с матерью, и мне очень жаль, что ты видела это шоу и слышала, какую ерунду нес эта жопа — да, жопа — детектив. — Я помолчал. — Ты расскажешь маме, что видела шоу?
  
  Грейс, слегка ошарашенная моим бесстыдным употреблением грязного слова, отрицательно покачала головой.
  
  — Думаю, она сбесится.
  
  Наверное, она права, но соглашаться мне не хотелось.
  
  — Ну может, тебе стоит спросить ее об этом, когда выпадет удачный день.
  
  — Сегодня выпадет удачный день, — сказала Грейс. — Я вчера не видела никаких астероидов, так что с нами будет все в порядке, по крайней мере до завтра.
  
  — Приятно слышать.
  
  — Мне кажется, тебе уже пора немного отстать от меня, — заметила Грейс.
  
  Впереди я увидел нескольких ребят примерно ее возраста. Из боковых улочек все больше детей выходили на нашу улицу. Школу, расположенную в трех кварталах отсюда, уже было видно.
  
  — Мы совсем близко, — настаивала Грейс. — Ты можешь проследить за мной отсюда.
  
  — Ладно, — согласился я. — Вот что мы сделаем. Ты поспеши вперед, а я пойду потихоньку, по-стариковски. Как Тим Конвей.
  
  — Кто?
  
  Я начал шаркать ногами, и Грейс засмеялась.
  
  — Пока, пап! — Она ускорила шаг. Я не сводил с нее глаз, двигаясь крошечными шажками. Меня обгоняли дети, некоторые из них ехали на велосипедах или скейтбордах.
  
  Она ни разу не оглянулась. Бежала, чтобы догнать друзей, и кричала:
  
  — Подождите!
  
  Я сунул руки в карманы, думая, как вернусь домой и смогу побыть наедине с Синтией.
  
  Как раз в этот момент мимо проехала коричневая машина.
  
  Это была старая североамериканская модель, довольно обычная — «импала», так мне показалось — со слегка заржавевшими колпаками на колесах. Окна тонированы, но сделано это было халтурно, по дешевке, стекла покрылись пузырьками, как будто у машины ветрянка.
  
  Я стоял и смотрел, как она двигается вниз по улице, до последнего поворота перед школой, где стояла Грейс и болтала с двумя подругами.
  
  Машина остановилась на углу в нескольких ярдах от дочери, и у меня на мгновение перехватило дыхание.
  
  Затем один из задних подфарников начал мигать, машина повернула направо и скрылась из виду.
  
  Грейс с друзьями в сопровождении специального полицейского в ярко-оранжевом жилете и с большим знаком «Стоп» в руке перешли через улицу на территорию школы. Тут она меня удивила: обернулась и помахала рукой. Я поднял руку в ответ.
  
  Ладно, значит, коричневая машина все же существует. Но никто из нее не выскочил и не схватил мою дочь. Если водитель какой-то сумасшедший серийный убийца — в отличие от нормального серийного убийцы, — сегодня утром он заниматься своим промыслом явно не собирался.
  
  Скорее просто какой-то тип ехал на работу.
  
  Я постоял еще немного, наблюдая, как Грейс исчезла в толпе торопящихся учеников, и почувствовал, что меня охватывает печаль. В мире Синтии все сговаривались лишить тебя твоих любимых.
  
  Возможно, если бы меня не терзали такие мысли, я бы возвращался домой более упругой походкой. Но на подступах к дому постарался сбросить с себя мрачность и думать только о приятном. Ведь моя жена ждала меня, причем скорее всего уже в постели.
  
  Поэтому остаток пути я пробежал, быстро прошел по дорожке, вошел через переднюю дверь и крикнул:
  
  — Я до-о-о-о-ма!
  
  Никакого ответа. Синтия уже в постели, ждет меня наверху. Но, рванув по лестнице, я услышал голос из кухни:
  
  — Я здесь, — сказала Синтия. Голос был подавленный.
  
  Я остановился в дверях. Она сидела за кухонным столом перед телефоном. Очень бледная.
  
  — Что случилось? — спросил я.
  
  — Нам позвонили, — тихо ответила Синтия.
  
  — Кто?
  
  — Он не назвался.
  
  — Ну и что он хотел?
  
  — Сказал, что должен мне кое-что передать.
  
  — Что передать?
  
  — Сказал, они меня простили.
  
  — Что?
  
  — Моя семья. Он сказал, что они прощают меня за то, что я сделала.
  ГЛАВА 7
  
  Я сел за кухонный стол рядом с Синтией, обнял ее и почувствовал, как она дрожит.
  
  — Ладно, — произнес я. — А теперь вспомни, что он сказал, слово в слово.
  
  — Я уже говорила! — огрызнулась она и закусила верхнюю губу. — Он сказал… Хорошо, подожди немного. — Она взяла себя в руки. — Зазвонил телефон, я ответила: «Слушаю». «Это Синтия Бидж?» То, что он назвал меня этим именем, сразу сбило меня с толку, но я подтвердила: «Да». И он… Поверить невозможно, но он сказал: «Твоя семья прощает тебя. — Она помолчала. — За то, что ты сделала». Я не знала, как реагировать. Думаю, только спросила, кто говорит и что он имеет в виду.
  
  — И что?
  
  — Он больше ничего не сказал. Повесил трубку. — Она посмотрела мне в глаза, и одинокая слезинка пробежала по ее лицу. — Почему он так говорил? Что значит — они меня прощают?
  
  — Не знаю, — ответил я. — Наверное, это какой-нибудь псих, который видел шоу.
  
  — Но зачем звонить и говорить такое? Какой смысл?
  
  Я подвинул к себе телефон. Этот единственный аппарат в нашем доме имел небольшой экран с определителем номера.
  
  — Зачем ему говорить, что моя семья меня прощает? Что, по мнению моей семьи, я сделала? Я не понимаю. И если они считают, будто я что-то натворила, то как вообще могут сказать, что прощают меня? Тут ничего не сходится, Терри.
  
  — Знаю. Это безумие. — Я не сводил глаз с телефона. — Ты видела, откуда поступил звонок?
  
  — Я смотрела, но там ничего не появилось, а когда он повесил трубку, попыталась проверить номер.
  
  Я нажал на кнопку, вызывающую на экран номера телефонов, с которых поступили звонки. В последние несколько минут никто не звонил.
  
  — Ничего нет.
  
  Синтия шмыгнула носом, вытерла слезу со щеки и наклонилась над телефоном.
  
  — Скорее всего я… что я делала? Когда стала искать номер входящего звонка, нажала на кнопку, чтобы сохранить его.
  
  — Таким способом ты его уничтожила.
  
  — Что?
  
  — Ты выкинула последний звонок из списка, — пояснил я.
  
  — О черт! — расстроилась Синтия. — Я так перепугалась, плохо соображала, что делаю.
  
  — Конечно, — согласился я. — Какой голос был у этого мужчины?
  
  Синтия не слушала, о чем я спрашиваю. Смотрела куда-то вдаль.
  
  — Не могу поверить, что я это сделала. Уничтожила номер. Но на экране все равно ничего не высветилось. Знаешь, когда номер не определяется.
  
  — Хорошо, давай не будем нервничать. Но этот человек, какой у него голос?
  
  Синтия приподняла руки, демонстрируя беспомощность.
  
  — Просто мужской голос. Довольно низкий, вроде он старался его изменить. Но ничего особенного. — Она помолчала. — Наверное, нам следует позвонить в телефонную компанию. У них может быть запись этого звонка, по крайней мере номер?
  
  — Они не записывают все телефонные звонки подряд, — сказал я. — Что бы многие люди ни думали. Да и что мы им скажем? Это был всего лишь случайный звонок от психа, который, вероятно, видел шоу. Он же не угрожал тебе, даже не употреблял неприличные слова.
  
  Я снова обнял Синтию за плечи.
  
  — Ты… не волнуйся, и все. Слишком многим людям известно о нашем несчастье. Это может сделать тебя мишенью. Знаешь, что нам следует предпринять?
  
  — Что?
  
  — Поставить себе неразглашаемый номер, тогда никакие психи не будут нам звонить.
  
  Синтия отрицательно покачала головой:
  
  — Нет, мы этого делать не станем.
  
  — Не думаю, что такой номер стоит намного дороже и, кроме того…
  
  — Нет, мы этого делать не станем.
  
  — Почему?
  
  Она сглотнула.
  
  — Потому что когда они решат позвонить, когда моя семья наконец захочет связаться со мной, у них должна быть возможность до меня дозвониться.
  
  У меня был свободный урок до ленча, поэтому я улизнул из школы, доехал через весь город до магазина Памелы и вошел туда с четырьмя стаканчиками кофе, которые купил по дороге.
  
  Это не был модный бутик, и Памела Форстер, подружка Синтии еще со средней школы, не пыталась заигрывать с молодой, модной клиентурой. Она продавала довольно консервативную одежду. Как я любил шутить с Синтией, такую предпочитают женщины, носящие туфли на низком каблуке.
  
  — Ну и что, пусть это не «Эберкромби энд Фитч», — соглашалась Синтия, — но они не позволят мне работать в те часы, которые меня устраивают, а Пэм разрешает. И я могу забирать Грейс из школы.
  
  Коротко и ясно.
  
  Синтия стояла в глубине магазинчика, рядом с примерочной, и разговаривала через занавеску с покупательницей:
  
  — Не хотите примерить то же самое двенадцатого размера?
  
  Она меня не заметила, но Пэм увидела и улыбнулась, сидя за кассой.
  
  — Привет!
  
  Пэм, высокая, худая, с плоской грудью, неплохо смотрелась на каблуках в три дюйма. Ее бирюзовое платье до колен было достаточно стильным, чтобы намекнуть — оно приобретено не в ее магазине. Она обслуживала клиентуру, не знакомую с моделями из «Вог», но это вовсе не означало, что Пэм от них откажется.
  
  — Ты чересчур добр, — сказала она, глядя на четыре стаканчика кофе. — Но в данный момент здесь только мы с Син, держим круговую оборону, Энн ушла на перерыв.
  
  — Возможно, до ее возвращения кофе еще не остынет.
  
  Пэм сорвала пластиковую крышку и положила в кофе пакетик заменителя сахара.
  
  — Как дела?
  
  — Хорошо.
  
  — Синтия говорит, все еще ничего. С телевидения.
  
  Почему люди предпочитают обсуждать только эту тему?
  
  Лорен Уэллс, моя дочь, теперь Памела Форстер?
  
  — Правильно, — подтвердил я.
  
  — Я ей не советовала соглашаться, — покачала головой Памела.
  
  — В самом деле? — Я об этом не знал.
  
  — Давным-давно. Когда они в первый раз позвонили и предложили сделать передачу. Я тогда сказала: «Лапочка, не надо будить спящих собак. Никакого смысла ворошить это дерьмо».
  
  — Да, конечно, — согласился я.
  
  — Я тогда сказала: «Послушай, это произошло двадцать пять лет назад, так? Что бы тогда ни случилось, это случилось, и если ты не можешь жить нормально, хотя столько воды утекло, подумай, что с тобой будет через пять лет или через десять?»
  
  — Она об этом не рассказывала.
  
  Синтия заметила, что мы разговариваем, и махнула рукой, но не покинула свой пост рядом с примерочной кабинкой.
  
  — Дама в кабинке примеряет всякое дерьмо, в которое не влезает, — шепнула мне Пэм. — Она уже пыталась выйти отсюда с неоплаченными вещами, так что мы за ней присматриваем, когда она тут появляется. Персональное обслуживание, так сказать.
  
  — Она ворует в магазинах? — удивился я.
  
  Памела кивнула.
  
  — Если она украла, почему вы ее не сдали в полицию? Зачем снова пускаете в магазин?
  
  — Не можем доказать. У нас одни подозрения. Мы вроде как даем ей понять, что знаем, и никогда не спускаем с нее глаз.
  
  Я попытался представить себе женщину за занавеской. Молодая, грубоватая с виду, вздорная. Именно такую вы выберете из ряда других как воровку. Может быть, татуировка на плече.
  
  Занавеска отодвинулась, и вышла низенькая, грузная дама лет пятидесяти или чуть старше, и протянула несколько вещей Синтии. Я бы решил, что она библиотекарша.
  
  — Я сегодня ничего себе не подобрала, — вежливо сказала она и прошла мимо нас с Памелой к двери.
  
  — Она? — спросил я у Памелы.
  
  — Вылитая женщина-кошка, — кивнула та.
  
  Подошла Синтия и поцеловала меня в щеку:
  
  — Угощаешь кофе? По какому поводу?
  
  — Пустой урок, — пояснил я.
  
  Памела извинилась и удалилась в глубину магазина, забрав с собой свой кофе.
  
  — Из-за утренних событий? — спросила Синтия.
  
  — Тебя очень расстроил этот телефонный звонок. Я хотел посмотреть, как у тебя дела.
  
  — Все хорошо, — заверила она с не слишком большой убежденностью и отпила глоток кофе. — Все нормально.
  
  — Я не знал, что Пэм отговаривала тебя от телевизионного шоу.
  
  — Ты ведь тоже поначалу возражал.
  
  — Просто ты ни разу не упомянула, что она была против этой идеи.
  
  — Ты ведь знаешь, Пэм никогда своего мнения не скрывает. Еще она считает, что ты мог бы похудеть фунтов на пять.
  
  Она с ходу поставила меня на место.
  
  — Так эта дама, которая примеряла одежду, в самом деле воровка?
  
  — Ты считаешь, что можешь определить, кто хороший, а кто плохой, но так не всегда получается, — сказала Синтия, снова отпивая кофе.
  
  В этот день мы после работы встречались с доктором Наоми Кинзлер. Синтия договорилась, что завезет Грейс к подруге после школы. Мы посещали доктора Кинзлер раз в две недели последние четыре месяца. Нам ее порекомендовал наш семейный доктор. Он сам безуспешно старался помочь Синтии с ее тревогами и посчитал, что лучше обратиться к психиатру, чем подсаживаться на какое-то лекарство.
  
  С самого начала я скептически относился к вероятности того, что психиатр может как-то помочь, и, побывав у доктора почти десять раз, своего мнения не изменил. У Наоми Кинзлер был офис в медицинском центре на востоке Бриджпорта, с видом на шоссе, если жалюзи не закрыты, как сегодня. Думаю, она заметила, что я поглядываю в окно во время этих драгоценных визитов и отвлекаюсь, подсчитывая число проезжающих трейлеров.
  
  Иногда доктор Кинзлер беседует с нами обоими или же кто-то из нас выходит, чтобы дать ей возможность поговорить один на один.
  
  Я никогда раньше не бывал у психотерапевтов. Все мои познания получены из телесериала «Клан Сопрано», в котором доктор Мелфи помогает Тони разобраться со всякими трудностями. Я все не мог решить, серьезней наши проблемы, чем у него, или нет. Вокруг Тони люди исчезали постоянно, но зачастую именно он об этом и позаботился. У него было явное преимущество: он знал, что с ними случилось.
  
  Наоми Кинзлер мало напоминала доктора Мелфи. Низенькая, толстенькая, седые волосы стянуты в пучок. На мой взгляд, ей было около семидесяти, и занималась она этим делом достаточно долго, чтобы не позволять боли других людей проникнуть ей в душу и там угнездиться.
  
  — Что нового за этот период? — спросила она.
  
  Я не знал, станет ли Синтия говорить о сегодняшнем утреннем звонке психа. Наверное, мне самому не слишком хотелось в это вдаваться, я не пытался придавать звонку такое уж большое значение и полагал, что нам удалось все сгладить утром в магазине. Поэтому, прежде чем Синтия открыла рот, сказал:
  
  — Все хорошо. Все просто прекрасно.
  
  — Как Грейс?
  
  — И Грейс хорошо, — ответил я. — Провожал ее сегодня в школу. Мило поговорили.
  
  — О чем? — спросила Синтия.
  
  — Просто поболтали. О пустяках.
  
  — Она все еще проверяет ночное небо? — осведомилась доктор Кинзлер. — Ищет метеоры?
  
  Я небрежно отмахнулся:
  
  — Это ерунда.
  
  — Думаете? — спросила она.
  
  — Конечно. Ее очень интересуют Солнечная система, космос, другие планеты.
  
  — Но вы купили ей телескоп.
  
  — Разумеется.
  
  — Поскольку она тревожится, что астероиды могут разрушить Землю, — напомнила мне доктор Кинзлер.
  
  — Телескоп помогает ей успокоиться, к тому же через него она рассматривает звезды и планеты. И соседей, как я догадываюсь, — улыбнулся я.
  
  — А как насчет общего уровня ее тревоги? На ваш взгляд, он вырос или, наоборот, понизился?
  
  — Понизился, — сказал я.
  
  — Все тот же, — одновременно со мной произнесла Синтия.
  
  Брови доктора Кинзлер слегка приподнялись. Я ненавидел, когда она так делала.
  
  — Думаю, Грейс все еще тревожится, — взглянула на меня Синтия. — Порой она очень уязвимая.
  
  Доктор Кинзлер задумчиво кивнула. Потом спросила, глядя на Синтию:
  
  — Как вы считаете, в чем причина?
  
  Синтия дурой не была. Хорошо понимала, куда клонит доктор — проходила все это раньше.
  
  — Вы полагаете, из-за меня?
  
  Плечи Наоми Кинзлер слегка приподнялись.
  
  — А вы как думаете?
  
  — Стараюсь не волноваться в ее присутствии, — сказала Синтия. — Мы не говорим об этом при ней.
  
  Наверное, я издал какой-то звук, фыркнул или хрюкнул, короче, привлек их внимание.
  
  — Да? — повернулась ко мне доктор Кинзлер.
  
  — Она знает, — сказал я. — Грейс знает много больше, чем показывает. Она видела шоу.
  
  — Что? — удивилась Синтия.
  
  — Она видела его в доме у подруги.
  
  — Какой подруги? — возмутилась Синтия. — Я хочу знать имя.
  
  — Не представляю. И не думаю, что стоит выколачивать это имя из Грейс. — Я взглянул на доктора Кинзлер. — Это я просто неудачно выразился.
  
  Доктор кивнула.
  
  Синтия закусила нижнюю губу.
  
  — Она еще не готова. Ей не нужно знать все это обо мне. Не сейчас. Ее надо защитить.
  
  — Это как раз самое трудное, что необходимо понять родителям, — заметила доктор Кинзлер. — Вы не можете защитить своих детей от всего.
  
  Синтия немного подумала, потом сказала:
  
  — Мне позвонили.
  
  Она поведала доктору Кинзлер подробности слово в слово. Та задала несколько вопросов, сходных с моими. Узнала ли она голос? Раньше он не звонил? И так далее. Затем спросила:
  
  — Как вы думаете, что он имел в виду, говоря, будто ваша семья вас прощает?
  
  — Это ничего не значит, — вмешался я. — Позвонил какой-то псих.
  
  Доктор Кинзлер одарила меня взглядом, означающим только одно: «Заткнитесь».
  
  — Я об этом все время думаю, — призналась Синтия. — За что они меня прощают, как он сказал? За то, что не разыскала их? Не постаралась узнать, что с ними произошло?
  
  — Вряд ли можно от вас это требовать, — сказала доктор. — Вы же были ребенком. Четырнадцать все еще детство.
  
  — А потом я подумала: вдруг они считают меня виноватой в том, что это вообще случилось? И уехали из-за меня? Что такого я могла сделать, чтобы заставить их уехать среди ночи?
  
  — Вы все еще отчасти считаете себя ответственной, — заметила доктор Кинзлер.
  
  — Послушайте, — заторопился я, опережая Синтию, — это звонил какой-то урод. Ведь шоу видели самые разные люди. Ничего удивительного, что появилось несколько психопатов.
  
  Доктор Кинзлер тихо вздохнула и посмотрела на меня:
  
  — Терри, возможно, будет лучше, если мы с Синтией немного поговорим один на один.
  
  — Нет, все в порядке, — вмешалась Синтия. — Не надо ему уходить.
  
  — Терри, — произнесла доктор с таким терпением, что я сразу понял, насколько она рассержена. — Разумеется, это мог быть какой-то псих. Но его слова все равно возродили в Синтии определенные чувства, и если мы поймем ее реакцию на эти чувства, то скорее во всем разберемся.
  
  — В чем конкретно нам требуется разобраться? — поинтересовался я. Не собирался спорить, просто действительно хотел знать. — Я не пытаюсь мешать, но, видимо, в какой-то момент потерял ощущение цели.
  
  — Наша задача помочь Синтии справиться с травматическим воздействием на ее жизнь того случая из прошлого, отголоски которого чувствуются по сей день, причем не только ради нее, но и ради ваших взаимоотношений.
  
  — О наших взаимоотношениях не волнуйтесь, — сказал я.
  
  — Он иногда мне не верит, — выпалила Синтия.
  
  — Что?
  
  — Ты иногда мне не веришь, — повторила она. — Я чувствую. Например, когда я рассказала тебе о коричневой машине. Ты решил, будто я все придумала. И сегодня, когда этот тип позвонил, а ты не мог найти следов звонка в аппарате и засомневался, был ли действительно этот звонок.
  
  — Я никогда ничего подобного не говорил. — Я посмотрел на доктора Кинзлер, как будто она была судьей, а я обвиняемым, жаждущим доказать свою невиновность. — Это неправда. Я никогда ничего похожего не говорил.
  
  — Но я знаю, что ты так думал. — В голосе Синтии не было злости. Она протянула руку и коснулась моего плеча. — И если честно, то не очень тебя виню. Я знаю, какой была. Знаю, как трудно со мной жить. И не только эти последние месяцы, но все время нашего брака. Это всегда над нами висело. Я пыталась отодвинуть эти мысли, спрятать в дальний ящик, но то и дело случайно открывала крышку, и все снова на меня наваливалось. Когда мы встретились…
  
  — Синтия, ты не должна…
  
  — Когда мы встретились, я понимала, что, сблизившись с тобой, передам тебе часть боли, которую испытывала, но поступила как эгоистка. Мне так хотелось разделить твою любовь, даже если это означало, что тебе придется разделить мою боль.
  
  — Синтия.
  
  — Но ты был таким терпеливым, правда. И я люблю тебя за это. Ты был самым терпеливым мужчиной в мире. На твоем месте я бы быстро от меня устала. Хватит, сколько можно, так ведь? Все случилось слишком давно. Как Пэм говорит. Хватит уже, твою мать.
  
  — Я никогда ничего такого не скажу.
  
  Доктор Кинзлер наблюдала за нами.
  
  — Ну тогда я сама себе это говорила, — заявила Синтия. — Сотни раз. И мне хотелось бы забыть. Но иногда, и я знаю, что это покажется безумием…
  
  Мы с доктором Кинзлер сидели очень тихо.
  
  — Иногда мне кажется, что я их слышу. Слышу, как они разговаривают, моя мама, брат, папа. Как будто находятся здесь, в одной комнате со мной. Просто разговаривают.
  
  Доктор Кинзлер заговорила первой:
  
  — Вы им отвечаете?
  
  — Наверное, — сказала Синтия.
  
  — Когда это происходит, вы дремлете?
  
  Синтия призадумалась.
  
  — Скорее всего. В смысле — вот сейчас я их не слышу. — Она печально улыбнулась. — Я не слышала их в машине, когда сюда ехала.
  
  Я внутренне с облегчением вздохнул.
  
  — Так что, скорее, это происходит во сне или в дреме. Но мне кажется, будто они вокруг меня и пытаются поговорить со мной.
  
  — И что они хотят сказать? — спросила доктор Кинзлер.
  
  Синтия сложила руки на коленях и переплела пальцы.
  
  — Я не знаю. По-разному. Иногда они просто разговаривают. Ни о чем. Что ели на обед или что показывают по телевизору. Ничего существенного. Но иногда…
  
  Вероятно, я выглядел так, будто собирался вмешаться, потому что доктор Кинзлер снова одарила меня взглядом. Но она ошиблась. Я открыл рот в ожидании того, что Синтия собиралась сказать. Ведь я впервые узнал, будто члены ее семьи говорили с ней.
  
  — Иногда мне кажется, что они зовут меня присоединиться к ним.
  
  — Присоединиться к ним? — переспросила доктор Кинзлер.
  
  — Прийти, чтобы мы снова стали одной семьей.
  
  — И что вы им отвечаете?
  
  — Говорю, что мне бы очень хотелось, но я не могу.
  
  — Почему? — спросил я.
  
  Синтия посмотрела мне в глаза и печально улыбнулась.
  
  — Потому что туда, где они находятся, я, возможно, не смогу взять с собой тебя и Грейс.
  ГЛАВА 8
  
  — Что если я все эти другие вещи опущу, а сразу сделаю то, что требуется? — спросил он. — Тогда я смогу вернуться домой.
  
  — Нет, нет и нет, — рассердилась она и подождала, пока не успокоилась. — Я знаю, что ты хочешь вернуться. Я тоже хочу этого больше всего. Но мы должны сначала разделаться со всеми этими вещами. Не следует быть нетерпеливым. В молодости я тоже проявляла нетерпение, была слишком импульсивной. А теперь знаю — лучше не торопиться, но сделать все правильно. — Она услышала его вздох на другом конце линии.
  
  — Я бы не хотел все испортить, — сказал он.
  
  — Ты и не испортишь. Ты всегда старался мне угодить, поверь мне. Приятно иметь в доме хотя бы одного такого человека. — Она хмыкнула. — Ты славный мальчик, и я люблю тебя больше, чем ты когда-либо будешь знать.
  
  — Я уже давно не мальчик.
  
  — И я тоже уже не маленькая девочка, но всегда вспоминаю, каким ты был раньше.
  
  — Сделать это… будет неприятно.
  
  — Знаю. Но именно это и хочу тебе сказать. Если наберешься терпения, то со временем, когда все будет подготовлено, тебе это покажется самым естественным поступком в мире.
  
  — Наверное. — Но в голосе не было уверенности.
  
  — Одно ты должен помнить всегда. То, что ты делаешь, является частью большого цикла. И мы тоже его часть. Ты ее уже видел?
  
  — Да. И чувствовал себя странно. Отчасти мне хотелось сказать: «Привет, — и добавить, — эй, ты не поверишь, кто я такой».
  ГЛАВА 9
  
  В следующие выходные мы отправились навестить тетю Синтии, Тесс, живущую в небольшом, скромном доме на полпути к Дерби, рядом с идущей лесом дорогой из Милфорда. До нее было всего двадцать минут езды, но мы навещали ее не так часто. Поэтому в особых случаях, например, на День благодарения, Рождество или, как на сей раз, день ее рождения, обязательно к ней ехали.
  
  Меня это вполне устраивало. Я любил Тесс почти так же сильно, как Синтию. Не только за то, что она была замечательной старушкой, как я ее называл, когда позволял себе с ней шутливо пофлиртовать, но прежде всего за заботу о Синтии после исчезновения ее семьи. Она взяла к себе четырнадцатилетнюю девочку, которая, по признанию самой Синтии, порой бывала трудным подростком.
  
  — Так у меня не оставалось выбора, — как-то сказала мне Тесс. — Она была дочерью моей сестры. А сестра пропала вместе со своим мужем и моим племянником. Как еще я могла поступить, черт возьми?!
  
  Тесс была сварливой, немного резкой, но этот способ она выработала, чтобы защитить себя, белую и пушистую. Кстати, она вполне заслужила право на некоторую вздорность. Муж бросил ее еще до того, как в доме появилась Синтия, предпочтя ей официантку из бара в Стамфорде, и, по словам самой Тесс, убрался куда-то на запад к чертям собачьим, так что она ничего о них больше не слышала, и слава Богу. Тесс, которая за несколько лет до этого ушла с фабрики радиодеталей, нашла бумажную работу в дорожном управлении и зарабатывала ровно столько, чтобы содержать себя и платить за коммунальные услуги. Растить подростка ей было практически не на что, но она поступила так, как должно. Тесс не имела собственных детей, а когда ее недотепа-муж сбежал, ей было приятно, что в доме появился другой человек, хотя обстоятельства этому сопутствовали таинственные и, вне всякого сомнения, трагические.
  
  Сейчас Тесс было под семьдесят, она жила на пенсию и те деньги, что получала от графства по социальной страховке. Она возилась в саду, выращивала цветы в горшках и иногда путешествовала, как, например, прошлой осенью, когда ездила через Вермонт и Нью-Гемпшир, чтобы посмотреть на осенние листья: «Господи, полный автобус старичья, я думала, что повешусь». Но Тесс редко выходила из дома. Не играла в карты, не посещала собрания пенсионеров. Но следила за новостями, подписывалась на «Харперз», «Нью-йоркер» и «Атлантик манфли» и никогда не стеснялась озвучить свои левые политические убеждения.
  
  — Этот президент, — однажды сказала она мне по телефону. — В сравнении с ним можно присудить Нобелевскую премию мешку с гвоздями.
  
  Большую часть своей юности Синтия провела рядом с Тесс, и это помогло ей сформироваться и, несомненно, способствовало тому, что в ранние годы, после замужества, она собиралась делать карьеру социального работника.
  
  И Тесс обожала, когда мы приезжали. Особенно радовалась Грейс.
  
  — Я копалась в старых коробках с книгами в подвале, — сказала она, после того как мы обнялись и расцеловались, — и взгляни, что там нашла.
  
  Она наклонилась в кресле, отодвинула экземпляр «Нью-йоркер», под которым пряталось что-то, и протянула Грейс огромную книгу в жестком переплете — «Космос» Карла Сагана. Глаза Грейс расширились при виде калейдоскопа звезд на обложке.
  
  — Книга довольно старая, — вроде как извинилась Тесс. — Ей почти тридцать лет, и парень, который ее написал, уже умер, а в Интернете можно обнаружить кое-что и получше, но и здесь ты, возможно, сумеешь найти что-то для себя интересное.
  
  — Спасибо! — сказала Грейс, забирая книгу, и чуть не уронила ее — не ожидала, что она такая тяжелая. — Здесь есть что-нибудь про астероиды?
  
  — Вероятно, — ответила Тесс.
  
  Грейс побежала вниз, где, как я знал, она свернется калачиком на диване перед телевизором, возможно, прикроет ноги одеялом, и начнет листать книгу.
  
  — Очень мило с твоей стороны. — Синтия наклонилась и поцеловала Тесс — наверное, в четвертый раз после нашего приезда.
  
  — Бессмысленно было выбрасывать эту проклятую книгу. Я могла пожертвовать ее библиотеке, но как ты думаешь, им нужны книги тридцатилетней давности? — спросила она Синтию. — Ты выглядишь усталой.
  
  — Нет, я в порядке. А ты? Ты тоже сегодня выглядишь вымотанной.
  
  — Ну, думаю, я тоже в порядке. — Тесс смотрела на нас поверх очков, которые надевала для чтения.
  
  Я поднял повыше большой пакет с двумя ручками.
  
  — Мы кое-что привезли.
  
  — Ой, это вы зря. Но давайте сюда мою добычу.
  
  Мы позвали Грейс, чтобы она полюбовалась новыми садовыми перчатками, которые мы подарили Тесс, красным с зеленым шарфом и красивой коробкой печенья. Тесс охала и ахала над каждым предметом, появлявшимся из сумки.
  
  — Печенье от меня, — объявила Грейс. — Тетя Тесс?
  
  — Да, милая?
  
  — Почему у тебя так много туалетной бумаги?
  
  — Грейс! — одернула ее Синтия.
  
  — Вот это, — объявил я дочери, — точно «фокс пас».
  
  Тесс отмахнулась, показывая, что так просто ее не смутишь. Как у многих пожилых людей, у Тесс появилась привычка складировать некоторые товары. Полки в ее подвале заставлены двухслойной бумагой.
  
  — Когда она появляется в продаже, — пояснила Тесс, — я всегда покупаю лишнюю.
  
  Когда Грейс снова спустилась вниз, Тесс заявила:
  
  — Если наступит апокалипсис, мне единственной будет чем вытереть задницу. — Похоже, раздача подарков утомила ее, и она с глубоким вздохом откинулась в кресле.
  
  — Ты в порядке? — забеспокоилась Синтия.
  
  — Лучше всех, — ответила Тесс. Затем, как будто только что вспомнила, воскликнула: — Надо же, совсем забыла! Хотела купить для Грейс мороженое.
  
  — Ничего страшного, — успокоила ее Синтия. — Мы вообще собирались пойти с тобой куда-нибудь поужинать. Например, «У Никербокера»? Ты ведь любишь, как он готовит картошку.
  
  — Прямо не знаю, — засомневалась Тесс. — Что-то я сегодня не в форме. Устала. Почему бы нам не пообедать здесь? У меня кое-что есть. Но я в самом деле хотела бы купить мороженое.
  
  — Могу съездить, — предложил я. Можно было смотаться в Дерби и найти там продовольственный магазин.
  
  — Мне еще кое-что нужно, — сказала Тесс. — Синтия, не хочешь съездить сама, ты ведь знаешь, если мы пошлем его, он обязательно все перепутает.
  
  — Очень может быть, — не стала спорить Синтия.
  
  — И еще я хотела попросить Терри отнести кое-что из гаража в подвал, пока он здесь. Ты не возражаешь, Терри?
  
  Я не возражал. Тесс составила короткий список, отдала его Синтии, которая обещала управиться минут за тридцать, и пошла к двери. А я побрел на кухню и посмотрел на доску, висящую рядом с настенным телефоном, куда Тесс пришпилила фотографию Грейс, сделанную в Диснейленде. Затем открыл морозильную камеру в холодильнике в поисках льда, чтобы положить в стакан воды.
  
  На самом виду в морозильнике стояла коробка с шоколадным мороженым. Я вынул ее, открыл крышку. Не хватало всего одной ложки. К старости Тесс стала рассеянной, решил я и крикнул:
  
  — Слушай, Тесс, у тебя уже есть мороженое.
  
  — Да неужели? — отозвалась она из гостиной.
  
  Я убрал коробку в морозильник, вернулся в гостиную и сел рядом с Тесс на диван:
  
  — Что происходит?
  
  — Я была у врача…
  
  — И что?
  
  — Я умираю, Терри.
  
  — Что ты этим хочешь сказать? В чем дело?
  
  — Не волнуйся, это не произойдет в ближайшие сутки. Возможно, проживу еще полгода, может, год. Никто точно не знает. Некоторые умудряются протянуть довольно долго, но мне не хотелось бы слишком затягивать. Так уходить не стоит. По правде говоря, я бы предпочла уйти быстро, раз — и все, понимаешь? Так намного проще.
  
  — Тесс, расскажи мне, что случилось.
  
  Она пожала плечами:
  
  — По сути, это не важно. Сделали какие-то анализы, потом решили повторить, чтобы убедиться, но скорее всего результат будет тем же. Вывод следующий: я уже вижу финишную прямую. Хотела сначала сказать тебе, потому что Синтии и так в последнее время достается. Двадцать пять лет, это телевизионное шоу.
  
  — Позавчера был анонимный звонок, — сообщил я. — Она очень скверно прореагировала.
  
  Тесс на секунду прикрыла глаза и покачала головой.
  
  — Психи. Как только увидят что-то по телику, тут же достают телефонную книгу.
  
  — Я тоже так подумал.
  
  — Но рано или поздно Синтия узнает, что я болею. Мне кажется, ты должен выбрать подходящее время.
  
  Мы услышали какие-то звуки на лестнице. Появилась Грейс, обеими руками прижимая к груди свою новую книгу.
  
  — А вы знаете, — сказала она, — что хотя по виду на Луну попадало куда больше астероидов, чем на Землю, на самом деле Земля пострадала не меньше, но поскольку у нее есть атмосфера, то поверхность сглаживается, и мы не видим всех кратеров. А на Луне атмосферы нет, так что астероид, падая, оставляет свой след навечно.
  
  — Хорошая книга, верно? — улыбнулась Тесс.
  
  Грейс кивнула и заявила:
  
  — Есть хочу!
  
  — Мама поехала кое-что купить, — сообщил я.
  
  — Ее здесь нет?
  
  Я покачал головой.
  
  — Она скоро вернется. Но в морозильнике есть мороженое. Шоколадное.
  
  — Почему бы тебе не забрать коробку вниз вместе с ложкой? — предложила Тесс.
  
  — Правда? — воскликнула Грейс. Это нарушало все известные ей правила этикета.
  
  — Валяй, — кивнул я.
  
  Она побежала в кухню, подтащила стул, чтобы достать до морозильной камеры, схватила коробку и ложку из ящика и кинулась вниз.
  
  Снова взглянув на Тесс, я заметил слезы на ее глазах.
  
  — Мне кажется, тебе надо самой сообщить Синтии.
  
  Она протянула руку и коснулась меня.
  
  — Ну конечно, я не заставляю тебя это делать. Мне только хотелось сначала сказать тебе, чтобы ты был готов помочь Синтии, когда она обо всем узнает.
  
  — Ей тоже придется помочь мне это пережить…
  
  Тесс усмехнулась.
  
  — Ты оказался неплохой добычей для нее. Сначала я не слишком была в тебе уверена.
  
  — Ты так и заявила, — улыбнулся я.
  
  — Ты показался мне слишком серьезным. Очень озабоченным. Но оказался идеальным. Я так рада, что она нашла тебя после всех неудач.
  
  Затем Тесс отвернулась, но сжала мою руку еще сильнее.
  
  — Есть еще кое-что…
  
  Ее тон подсказал мне, что она собирается поведать мне нечто более важное, нежели сообщение о близкой смерти.
  
  — Есть вещи, которые я должна тебе открыть, пока в состоянии снять этот груз с души. Ты понимаешь?
  
  — Наверное.
  
  — И у меня не слишком много времени для этого. Вдруг что-то случится, и я завтра умру? Что, если у меня больше не будет возможности все тебе рассказать? Беда в том, что я не уверена, готова ли услышать Синтия. Я даже не уверена, стоит ли ей это знать, поскольку мой рассказ вызывает больше вопросов, чем дает ответов. Это может мучить ее, вместо того чтобы помочь.
  
  — Тесс, в чем дело?
  
  — Попридержи лошадей и выслушай. Ты должен это знать, поскольку когда-нибудь то, что я тебе расскажу, может стать важной частью отгадки. А пока я сама ничего не понимаю. Возможно, в будущем ты узнаешь немного больше о том, что случилось с моей сестрой, ее мужем и Тоддом. И в таком случае тебе это поможет.
  
  Я продолжал дышать, но у меня появилось ощущение, будто я задержал дыхание в ожидании, когда Тесс наконец скажет, что собирается.
  
  — В чем дело? — спросила она, как будто я был дурачком. — Ты не хочешь узнать?
  
  — Милостивый Боже, Тесс, я жду.
  
  — Это насчет денег.
  
  — Денег?
  
  Тесс устало кивнула:
  
  — Были деньги. Они просто появлялись.
  
  — Откуда?
  
  Ее брови взметнулись вверх.
  
  — Ну, в этом-то и весь вопрос, верно? Откуда они появлялись? Кто их присылал?
  
  Я провел ладонью по волосам, чувствуя, что теряю терпение.
  
  — Пожалуйста, начни с начала.
  
  Тесс медленно втянула носом воздух.
  
  — Растить Синтию было нелегко. Но, как я уже сказала, выбора у меня не было. Она моя племянница, плоть и кровь моей родной сестры. Я любила ее так, как любила бы собственного ребенка, поэтому, когда все случилось, забрала к себе. Она тогда была довольно трудным ребенком, во всяком случае, до исчезновения семьи. Каким-то образом это ее утихомирило. Она стала более серьезно относиться к вещам, лучше учиться. Разумеется, бывало всякое. Однажды ее привели домой копы, поймали с марихуаной.
  
  — Надо же, — удивился я.
  
  Тесс улыбнулась.
  
  — Предупредили и отпустили. — Она приложила палец к губам. — Ей ни слова.
  
  — Конечно.
  
  — Ведь если с тобой такое происходит, ты считаешь, будто получил разрешение делать все, что заблагорассудится, черт побери, ходить, куда хочешь, поздно возвращаться, словно все тебе должны. Понимаешь?
  
  — Думаю, да.
  
  — Но существовала часть ее, которая стремилась к порядку. Вдруг ее родители вернутся? Она хотела представлять собой что-то, показать, что не пустышка. Хотя их не было, ей хотелось, чтобы они ею гордились. Поэтому она решила поступить в колледж.
  
  — Коннектикутский университет.
  
  — Верно, — подтвердила Тесс. — Хорошая школа. Недешевая. Я задумалась, каким образом смогу себе это позволить. Отметки у нее были неплохие, но для стипендии недостаточно высокие, ты понимаешь, о чем я. Мне требовалось найти для нее кредиты, другого выхода не было.
  
  — Ясно.
  
  — Первый конверт я нашла в машине, на пассажирском сиденье, — сказала Тесс. — Он просто лежал там. Я собралась на работу, вышла, села в машину и увидела белый конверт. Дело в том, что я оставила приоткрытым окно, всего на полдюйма, уж очень жарко было на улице, и мне хотелось, чтобы машина проветривалась. В эту щель можно было сунуть конверт, но только с трудом. Он был довольно толстым.
  
  Я склонил голову набок.
  
  — Наличные?
  
  — Около пяти тысяч долларов. Разными купюрами — двадцатки, пятерки, несколько сотенных.
  
  — Полный денег конверт? Никаких объяснений, никаких записок, ничего?
  
  — Да нет, записка была.
  
  Она встала и подошла к старинному секретеру, стоящему возле входной двери, и открыла единственный ящик.
  
  — Я все это нашла, когда начала прибирать в подвале, копаться в ящиках с книгами. Я приводила в порядок свои вещи, чтобы помочь вам с Синтией разобраться в них после моей смерти.
  
  В руках у нее была стопка конвертов, стянутых резинкой, с десяток или больше, толщиной в половину дюйма.
  
  — Разумеется, сейчас они пустые, — сказала Тесс. — Но я все равно не выбрасывала конверты, хотя на них ничего не было написано, никакого обратного адреса или почтового штампа. Я думала: «А вдруг сохранились отпечатки пальцев или что-то еще полезное не сейчас, так в будущем?»
  
  Разумеется, конверты были захватаны самой Тесс, так что вряд ли на них сохранились какие-то улики. С другой стороны, судебная медицина не моя область. И химию я не преподаю.
  
  Тесс вытащила из-под резинки листок бумаги.
  
  — Это единственная записка, которую я получила. С первым конвертом. Во всех остальных были только деньги и ни одного слова.
  
  Она протянула мне стандартный лист бумаги, пожелтевший от времени, сложенный втрое.
  
  Я развернул листок.
  
  На нем было напечатано:
  
   Это чтобы помочь вам с Синтией. Для ее образования и для остального, что потребуется. Деньги будут поступать и дальше, но вы должны придерживаться следующих правил: никогда не рассказывать Синтии про эти деньги. Никогда никому про них не рассказывать. Никогда не пытаться узнать, откуда они приходят. Никогда.
  
  И все.
  
  Я перечитал записку трижды, прежде чем взглянуть на стоящую передо мной Тесс.
  
  — Я послушалась, — произнесла она. — Ничего не сказала Синтии. Никому ничего не рассказывала. Никогда не пыталась узнать, кто оставлял их в моей машине. И не знала, когда они снова появятся. Однажды я нашла конверт в «Нью-Хейвен реджистер» вечером, на первой ступеньке, у двери. В другой раз вышла с почты, и в машине лежал еще один конверт.
  
  — И вы никогда никого не видели.
  
  — Нет. Думаю, тот, кто это делал, следил за мной, убеждался, что я далеко и можно подойти к машине. И знаешь, после первого конверта я никогда не забывала приспустить окно. На всякий случай.
  
  — И сколько в итоге?
  
  — За шесть лет сорок две тысячи долларов.
  
  — Господи!
  
  Тесс протянула руку за запиской. Она снова сложила ее, подсунула под резинку к конвертам и положила стопку в ящик секретера.
  
  — И как давно это кончилось? — спросил я.
  
  Тесс немного поразмыслила.
  
  — Лет пятнадцать, так я думаю. Ничего с той поры, как Синтия окончила колледж. Это был дар Божий, говорю я тебе. Я никогда не смогла бы дать ей образование без этих денег, не продавая дом, не перезакладывая его и не делая еще чего-то в этом роде.
  
  — Итак, — сказал я, — кто же их оставлял?
  
  — Вопрос на сорок две тысячи долларов. Все эти годы я только об этом и думала. Ее мать? Отец? Оба?
  
  — А следовательно, все эти годы они были живы, или по крайней мере один из них. Может, жив и до сих пор. Но если кто-то из них мог все это проделать — следить, оставлять деньги, почему они не связались с тобой или Синтией?
  
  — Я понимаю, — покачала головой Тесс, — это полный бред, черт побери. Поскольку я всегда считала, что моя сестра, все они умерли. Умерли в ту ночь, когда исчезли.
  
  — А если они умерли, — подхватил я, — то тот, кто посылал тебе деньги, считает себя ответственным за их смерть. Пытается как-то компенсировать.
  
  — Теперь понимаешь, о чем я говорила? Возникает больше вопросов, чем появляется ответов. Эти деньги не означают, что они живы. И не означают, что умерли.
  
  — Но что-то они все-таки значат, — возразил я. — Когда деньги перестали поступать, когда стало ясно, что больше ничего не будет, почему ты не заявила в полицию? Они бы могли возобновить расследование.
  
  Тесс устало взглянула на меня.
  
  — Я понимаю, ты можешь считать, что я никогда не останавливалась перед тем, чтобы разворошить кучу с дерьмом, но в этом случае, Терри, я сомневалась, хочу ли знать правду. Боялась, что правда может навредить Синтии. Если бы удалось что-то узнать. На меня все это очень подействовало. Я даже думаю, этот стресс подтолкнул мою болезнь. Ведь говорят, что стресс действует на твое тело.
  
  — Я тоже такое слышал, — кивнул я. — Может, тебе следует с кем-нибудь поговорить?
  
  — Ну, так я пыталась. Ходила к вашей доктору Кинзлер.
  
  Я моргнул.
  
  — В самом деле?
  
  — Синтия как-то упомянула, что вы ходите к ней, так что я позвонила и была у нее пару раз. Но знаешь, выяснилось, что я не готова раскрыться перед посторонним человеком. Есть вещи, которые можно рассказать только членам семьи.
  
  Мы услышали, как к дому подъехала машина.
  
  — Сам решай, говорить Синтии или нет, — сказала Тесс. — Я имею в виду, о конвертах. Насчет себя сообщу ей сама. Скоро.
  
  Дверца машины открылась, потом захлопнулась. Я выглянул в окно, увидел, как Синтия обошла машину и открыла багажник.
  
  — Мне надо подумать. Пока не знаю, как поступить. Но спасибо тебе за то, что рассказала. — Я помолчал. — Жаль, что так долго молчала.
  
  — Мне тоже жаль.
  
  Открылась входная дверь, и в дом вошла Синтия с парой пакетов. В тот же момент появилась Грейс, прижимая к груди коробку с шоколадным мороженым, словно плюшевую игрушку. Губы были измазаны шоколадом.
  
  Синтия с любопытством оглядела дочь. Я видел, как вращаются колесики в ее голове, рождая догадку, что ее убрали из дома под дурацким предлогом.
  
  Тут Тесс сказала:
  
  — Как только ты уехала, я вдруг сообразила, что у меня есть мороженое. Но мне все равно нужны были другие вещи. Это же мой день рождения, черт возьми! Давайте устроим вечеринку.
  ГЛАВА 10
  
  Когда я зашел в спальню Грейс, чтобы пожелать ей спокойной ночи, там уже было темно, но я сразу разглядел ее силуэт на фоне окна. Она смотрела на лунное небо через телескоп. Я заметил, что она кое-как прикрепила его к держателю клейкой лентой.
  
  — Лапочка, — позвал я.
  
  Она пошевелила пальцами, но не оторвалась от телескопа. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел раскрытую книгу «Космос» на ее кровати и спросил:
  
  — Что видно?
  
  — Ничего особенного, — ответила она.
  
  — Это плохо.
  
  — Как раз наоборот. Если ничего не движется к Земле, чтобы ее разрушить, это хорошо.
  
  — Тут не поспоришь.
  
  — Я не хочу, чтобы что-то случилось с тобой и мамой. Если бы астероид попал в наш дом завтра утром, я бы уже сумела его разглядеть. Так что можешь спать спокойно.
  
  Я коснулся ее волос, погладил по плечу.
  
  — Пап, ты мешаешь мне смотреть, — отстранилась Грейс.
  
  — Ой, прости.
  
  — Я думаю, тетя Тесс болеет, — сказала она.
  
  Ох, нет. Она подслушивала. Вместо того чтобы сидеть в подвале, пряталась на лестнице.
  
  — Грейс, неужели ты…
  
  — Она совсем не радовалась своему дню рождения. Я в свой день рождения гораздо счастливее.
  
  — Когда становишься старше, дни рождения уже не такая радость, — объяснил я. — Их было слишком много. Со временем новизна тускнеет.
  
  — Что такое новизна?
  
  — Ты ведь знаешь: если попадается что-то новое, то сразу возникает интерес. А через некоторое время становится скучно. Вот это и есть новизна.
  
  — Ага. — Она сдвинула телескоп немного влево. — Луна сегодня так и сияет. Все кратеры видно.
  
  — Ложись спать.
  
  — Одну минутку.
  
  — Спи крепко и не беспокойся сегодня об астероидах.
  
  Я решил не давить и не требовать, чтобы она немедленно забралась под одеяло. Позволить ребенку лечь немного позже, чтобы поизучать Солнечную систему, не такой уж грех даже с точки зрения властей, занимающихся детским благополучием. Легонько поцеловав ее в ухо, я вышел из комнаты и прошел через холл в нашу спальню.
  
  Синтия, которая уже пожелала Грейс спокойной ночи, сидела на кровати с журналом. Просто перелистывала страницы, практически не видя, что на них изображено.
  
  — Мне нужно завтра забежать в магазин, — сказала она, не отрывая глаз от журнала. — Пора купить Грейс новые кеды.
  
  — Мне казалось, старые еще не износились.
  
  — Нет, но пальцы уже упираются. Поедешь со мной?
  
  — Конечно. Я с утра подстригу траву. Мы сможем там пообедать.
  
  — Сегодня все было очень мило, — заметила она. — Мы слишком редко ездим к Тесс.
  
  — Почему бы нам не взять за правило ездить к ней каждую неделю?
  
  — Ты думаешь? — улыбнулась она.
  
  — Разумеется. Мы можем ужинать с ней у нас, водить ее в ресторан «У Никербокера» или в тот морской, на побережье. Ей понравится.
  
  — Тесс будет в восторге. Сегодня она была слишком задумчивой. И мне показалось, становится немного рассеянной. Я имею в виду мороженое.
  
  Я снял рубашку, повесил брюки на спинку стула и сказал:
  
  — Подумаешь! Ничего серьезного.
  
  Тесс не стала говорить Синтии о своей болезни. Не захотела портить свой день рождения. И хотя, безусловно, это ее дело, мне казалось неправильным, что я все знаю, а Синтия нет.
  
  Но еще большим грузом на меня давило сообщение о деньгах, которые в течение нескольких лет анонимно присылали Тесс. Кто позволил мне утаивать эту информацию от своей жены? Наверняка у Синтии больше прав знать об этом, чем у меня. Но Тесс скрыла это от нее, считая Синтию слишком уязвимой в те дни, и я был с ней согласен. И все же…
  
  Мне бы также хотелось спросить жену, знает ли она, что Тесс пару раз навещала доктора Кинзлер? Но ведь она наверняка заинтересуется, почему Тесс сказала об этом мне, а не ей, поэтому я промолчал.
  
  — Ты в порядке? — спросила Синтия.
  
  — Да, нормально. Немного устал, вот и все.
  
  Я почистил зубы и лег в постель, на бок, спиной к ней. Синтия бросила журнал на пол и выключила свет. Через несколько секунд я почувствовал ее руку на своей груди, затем рука спустилась ниже.
  
  — Ты очень сильно устал? — шепнула она.
  
  — Не до такой степени, — ответил я и повернулся.
  
  — Я хочу, чтобы ты защитил меня, — сказала она, приникая к моим губам.
  
  — Сегодня никаких астероидов, — сообщил я и почувствовал, что она улыбается.
  
  Синтия быстро заснула. Мне же не повезло.
  
  Я таращился в потолок, повернулся на бок, взглянул на электронные часы. Когда они начали отсчитывать новую минуту, я тоже принялся считать, проверяя, насколько попадаю с ними в такт. Затем снова повернулся на спину и еще полюбовался потолком. Примерно в три утра Синтия почувствовала, что я не сплю, и сонным голосом спросила:
  
  — Ты в порядке?
  
  — Нормально, — ответил я. — Спи дальше.
  
  Чего я боялся, так это ее вопросов. Если бы я знал, что ответить, когда Синтия узнает о конвертах с деньгами, оставленных Тесс, чтобы помочь ей вырастить ее, то выложил бы все сразу.
  
  Нет, все не так. Стоит найти какие-то ответы, как возникнут новые вопросы. Допустим, я бы знал, что деньги оставлял кто-то из ее семьи? Допустим, я бы знал, кто именно?
  
  И все равно не смог бы ответить почему.
  
  Предположим, деньги оставлял кто-то посторонний. Но кто мог чувствовать достаточную ответственность за то, что произошло с матерью Синтии, отцом и братом, чтобы оставлять для нее такие деньги?
  
  И еще я раздумывал, должен ли сообщить обо всем полиции? Заставить Тесс передать им записку и конверты. Возможно, даже после стольких лет и пребывания в разных руках они все еще скрывают какие-то секреты и современное оборудование поможет их выявить?
  
  Разумеется, для этого в полицейском управлении должен найтись человек, которому все еще интересно разобраться в этом деле. Оно ведь легло на полку много лет назад.
  
  Когда они снимали передачу для телевидения, им пришлось повозиться, прежде чем найти человека, работавшего в полиции и расследовавшего этот случай. Именно поэтому они смотались в Аризону, где сняли этого мужика возле его трейлера и записали, как он намекает, будто Синтия имела непосредственное отношение к исчезновению своих родителей и брата. Гад ползучий.
  
  Так я и лежал, не в состоянии заснуть, терзаемый информацией, которой не мог поделиться с Синтией, и убеждающей меня, сколь многого мы еще не знаем.
  
  Я убил время в книжном магазине, пока Синтия и Грейс покупали кеды. Я держал в руках книгу раннего Филипа Рота, которую мне так и не пришлось прочитать, когда в магазин вбежала Грейс. Синтия шла за ней с пакетом в руке.
  
  — Умираю с голоду, — заявила Грейс, обнимая меня.
  
  — Кеды купили?
  
  Она отступила на шаг и покрасовалась передо мной, выставив сначала одну ногу, потом другую. Белые кеды с розовой галочкой.
  
  — А что в сумке?
  
  — Старые кеды, — объяснила Синтия. — Она захотела сразу надеть новые. Есть хочешь?
  
  Я хотел. Положил книгу Рота, и мы двинулись к эскалатору. Грейс направилась в «Макдоналдс», и я дал ей денег, чтобы она себе что-то купила, а мы с Синтией подошли к другому прилавку за супом и бутербродами. Синтия постоянно оглядывалась на «Макдоналдс», проверяя, что Грейс на виду. В воскресенье в магазине было много народу, поэтому и здесь образовались очереди. Несколько столиков оказались не занятыми, но и они быстро заполнялись.
  
  Синтия была так занята наблюдением за Грейс, что я сам двигал оба наши пластиковые подноса, собирал приборы и салфетки, грузил бутерброды и суп по мере их приготовления.
  
  — Она заняла нам столик, — сообщила Синтия.
  
  Я огляделся и нашел Грейс за столиком на четверых. Она махала руками еще долго после того, как мы ее заметили. Когда мы подошли, она уже достала свой биг-мак из коробки, где сбоку лежала жареная картошка.
  
  — Вкусно, — сказала она, увидев мой суп-пюре из брокколи. Милая женщина лет пятидесяти в синем пальто, одиноко сидевшая за соседним столом, посмотрела на нас, улыбнулась и снова занялась своим ленчем.
  
  Я устроился напротив Синтии. Грейс сидела справа. Я заметил, что Синтия то и дело поглядывает через мое плечо. Разок оглянулся, проверил, куда она смотрит, и повернулся к ней:
  
  — В чем дело?
  
  — Ни в чем, — ответила она и откусила от своего бутерброда с цыпленком.
  
  — Куда ты смотришь?
  
  — Никуда.
  
  Грейс сунула картошку в рот и быстро прожевала.
  
  Синтия снова взглянула через мое плечо.
  
  — Син, — сказал я, — куда, черт возьми, ты все время смотришь?!
  
  На этот раз она не стала отрицать очевидное.
  
  — Вон там сидит мужчина… — Я начал оборачиваться, но она остановила меня: — Нет, не оглядывайся.
  
  — Что в нем такого?
  
  — Ничего, — ответила она.
  
  Я вздохнул и, возможно, закатил глаза.
  
  — Бог мой, Син, не можешь же ты таращиться на мужика…
  
  — Он похож на Тодда, — проговорила она.
  
  «Приехали, — подумал я. — Такое уже случалось. Только не нервничай».
  
  — Ладно, — сказал я, — что делает его похожим на твоего брата?
  
  — Не знаю. Что-то есть. Он выглядит так, как сегодня мог бы выглядеть Тодд.
  
  — О чем вы говорите? — спросила Грейс.
  
  — Не бери в голову, — отрезал я и повернулся к Синтии: — Расскажи, как он выглядит, я будто случайно повернусь и взгляну на него.
  
  — Темные волосы, коричневая куртка. Ест китайскую еду. В данный момент — булочку. Так бы выглядел мой отец в молодости или повзрослевший Тодд. Уж поверь мне.
  
  Я медленно повернулся на своем стуле без спинки, сделав вид, что разглядываю витрины. И увидел его в тот момент, когда он ловил языком кусочки яичницы, свешивающиеся из наполовину съеденной булочки. Я видел несколько фотографий Тодда, хранившихся в коробке из-под обуви, и действительно, вполне возможно, дожив до сорока лет, он бы выглядел именно так, как этот тип. Немного толстоват, отекшее лицо, темные волосы, примерно шесть футов роста, хотя точно сказать трудно, ведь он сидел.
  
  Я снова повернулся к Синтии:
  
  — Он выглядит как миллион других людей.
  
  — Я подойду поближе, — заявила она.
  
  Я не успел возразить, как Синтия уже вскочила.
  
  — Милая! — Я неловко попытался удержать ее, схватив за руку, когда она проходила мимо. Мне это не удалось.
  
  — Куда мама пошла?
  
  — Руки помыть, — ответил я.
  
  — Мне тоже туда нужно, — сообщила Грейс, вытягивая ноги, чтобы увидеть свою новую обувку.
  
  — Она сводит тебя позже, — остановил я ее.
  
  Я смотрел, как Синтия направилась сначала в противоположную от мужчины сторону. Прошла мимо киосков, где продавали готовую еду, и подошла к нему сзади и немного сбоку. Дойдя до него, она двинулась к «Макдоналдсу» и встала в очередь, исподтишка поглядывая на мужчину, по ее мнению, необыкновенно похожего на Тодда.
  
  Снова сев за наш стол, она поставила перед Грейс шоколадное мороженое в прозрачной чашке. Когда она ставила чашку на поднос, ее рука тряслась.
  
  — Bay! — восхитилась Грейс.
  
  Синтия никак не прореагировала на это выражение благодарности со стороны дочери. Посмотрела на меня и сказала:
  
  — Это он.
  
  — Син.
  
  — Это мой брат.
  
  — Син, будет тебе, это не Тодд.
  
  — Я его хорошо рассмотрела. Это он. Я так же уверена в этом, как в том, что Грейс сидит с нами.
  
  Грейс подняла голову от мороженого и спросила с искренней заинтересованностью:
  
  — Там твой брат? Тодд?
  
  — Ешь свое мороженое, — велела Синтия.
  
  — Я знаю, как его зовут, — сказала Грейс. — А твой папа был Клейтоном, а мама Патрицией. — Она выпалила имена, словно отвечала урок.
  
  — Грейс! — рявкнула Синтия.
  
  Я почувствовал, как застучало сердце. Ситуация ухудшалась.
  
  — Я поговорю с ним, — произнесла она.
  
  Бинго.
  
  — Нельзя, — возразил я. — Послушай, это никак не может быть Тодд. Ради Бога, сообрази, если твой брат живет тут как ни в чем не бывало, ходит по магазинам, ест китайскую еду, неужели, ты думаешь, он не нашел бы тебя? Он тоже тебя заметил. Ты ведь, почти как инспектор Клоссо, бродила вокруг него, не увидеть тебя было невозможно. Это просто какой-то парень, слегка смахивающий на твоего брата. Ты подойдешь к нему, начнешь говорить, как с Тоддом, и просто его перепугаешь…
  
  — Он уходит! — В голосе Синтии послышался намек на панику.
  
  Я круто повернулся. Мужчина уже стоял, последний раз вытирая рот салфеткой. Он смял ее и бросил на бумажную тарелку. Оставил свой поднос на столе, не отнес его в мусорный ящик, и быстро пошел в сторону туалетов.
  
  — Кто такой инспектор Клоссо? — спросила Грейс.
  
  — Ты не можешь пойти за ним в сортир, — предупредил я Синтию.
  
  Она замерла, наблюдая, как мужчина идет по залу в сторону мужских и женских туалетов. Он обязательно вернется, она может подождать.
  
  — Ты пойдешь в мужской туалет? — спросила Грейс.
  
  — Ешь свое мороженое, — повторила Синтия.
  
  Женщина в синем пальто за соседним столом ковырялась в салате, делая вид, что не прислушивается к нашему разговору.
  
  Я чувствовал, что у меня всего несколько секунд, чтобы отговорить Синтию от поступка, о котором мы все потом будем сожалеть.
  
  — Помнишь, что ты мне сказала, когда мы встретились в первый раз? Что постоянно видишь людей, которых принимаешь за своих родственников?
  
  — Он скоро должен выйти. Если нет другого выхода. Там есть другой выход сзади?
  
  — Не думаю, — пожал я плечами. — Вполне естественно, что тебе такое мерещится. Ты же всю свою жизнь ищешь. Я помню, как много лет назад смотрел шоу Ларри Кинга, там был этот парень, сына которого убил Ориентал Джеймс Симпсон, его Голдман звали, кажется. Так он говорил Ларри, что ехал по шоссе и видел человека, который вел машину в точности, как его сын, и он погнался за этой машиной, хотя прекрасно знал — сына нет в живых и его поведение бессмысленно…
  
  — Ты не знаешь, что Тодда нет в живых, — отрезала Синтия.
  
  — Верно. Я не это хотел сказать. Я только…
  
  — Вот он! Идет к эскалатору. — Она уже вскочила и кинулась в ту же сторону.
  
  — Твою мать, — пробормотал я.
  
  — Папа! — воскликнула Грейс.
  
  Я повернулся к ней.
  
  — Оставайся здесь, не двигайся, поняла? — Она кивнула, замерев с ложкой мороженого на полпути ко рту. Женщина за соседним столиком посмотрела в нашу сторону, и я поймал ее взгляд. — Извините меня, — сказал я, — но не присмотрите ли вы недолго за нашей дочерью?
  
  Она таращилась на меня, не зная, как реагировать.
  
  — Всего пару минут, — попытался я ее убедить и встал, не оставляя ей шанса отказаться.
  
  Я двинулся за Синтией. Умудрился разглядеть удаляющуюся голову человека, которого она преследовала, пока тот спускался по эскалатору. Народу было так много, что Синтия с трудом пробиралась сквозь толпу, и между ней и этим парнем на эскалаторе оставалось еще с десяток людей, и человек шесть между мной и Синтией.
  
  Сойдя с эскалатора, мужчина резво двинулся к выходу. Синтия пыталась обогнать стоящую впереди пару, но они с трудом удерживали на ступеньке коляску с покупками, и ей не удавалось пройти.
  
  Соскочив с последней ступеньки, она кинулась за мужчиной, который уже почти дошел до дверей, и закричала:
  
  — Тодд!
  
  Мужчина не обернулся. Толкнул первую дверь, вторую и пошел на парковку. В дверях я почти догнал ее.
  
  — Синтия!
  
  Но она не обратила на меня никакого внимания, выскочила из второй двери и снова крикнула:
  
  — Тодд!
  
  Результат был тот же. Она догнала мужчину и схватила его за локоть.
  
  Он обернулся, ошалев при виде запыхавшейся женщины с дикими глазами.
  
  — Простите меня, — сказала Синтия, еле переводя дыхание. — Но мне кажется, я вас знаю.
  
  Я уже подбежал к ней, и мужчина воззрился на меня, как бы спрашивая: «Что, блин, здесь происходит?»
  
  — Я так не думаю, — медленно произнес он.
  
  — Вы Тодд, — сказала Синтия.
  
  — Тодд? — Он покачал головой. — Леди, прошу прошения, но я не понимаю…
  
  — Я знаю, кто вы такой, — настаивала Синтия. — Я вижу в вас своего отца. В ваших глазах.
  
  — Извините нас, — обратился я к мужчине. — Моей жене кажется, что вы похожи на ее брата. Она очень давно его не видела.
  
  Синтия с яростью повернулась ко мне.
  
  — Я еще в своем уме! — сказала она и вновь переключилась на мужчину. — Ладно, кто вы тогда такой? Скажите мне, кто вы такой?
  
  — Леди, я не знаю, в чем, черт возьми, ваша проблема, но оставьте меня в покое, ладно?
  
  Я постарался встать между ними и максимально спокойно обратился к мужчине:
  
  — Я понимаю, что не имею права просить вас об этом, но, пожалуйста, если вы нам скажете, кто вы, это успокоит мою жену.
  
  — Бред какой-то, — возмутился мужчина. — Я вовсе не должен этого делать.
  
  — Видишь? — уличила Синтия. — Это он, но по какой-то причине отказывается это признать.
  
  Я отвел Синтию в сторону и сказал:
  
  — Подожди минутку. — Затем повернулся к мужчине. — Семья моей жены исчезла много лет назад. Она очень давно не видела своего брата, и вы каким-то образом ей его напомнили. Я пойму, если вы откажетесь, но, показав нам какое-нибудь удостоверение личности, водительские права, что-нибудь в этом роде, вы нам очень поможете. Вопрос будет решен раз и навсегда.
  
  Он внимательно посмотрел на меня:
  
  — Вы знаете, что она нуждается в помощи?
  
  Я промолчал.
  
  Наконец он вздохнул, покачал головой и вытащил из заднего кармана бумажник. Открыл его, достал пластиковую карту и протянул ее мне:
  
  — Вот.
  
  Это были водительские права штата Нью-Йорк, выданные Джереми Слоуну с адресом где-то в Янгстауне. И фотография.
  
  — Можно мне взять ее на минуту? — попросил я.
  
  Он кивнул. Я подошел к Синтии и протянул ей карточку:
  
  — Смотри.
  
  Она осторожно взяла права и взглянула на снимок сквозь уже набегающие слезы. Потом перевела взгляд с фотографии на мужчину и поспешно вернула ему карточку.
  
  — Простите меня, пожалуйста. Мне очень жаль.
  
  Мужчина взял карточку, сунул ее в бумажник, недовольно покачал головой и что-то невнятно пробормотал. Хотя одно слово я разобрал. Он сказал «шизик» и пошел дальше на парковку.
  
  — Пойдем, Син, — позвал я. — Нужно забрать Грейс.
  
  — Грейс? — встрепенулась она. — Ты бросил Грейс?
  
  — Оставил ее с одной женщиной, ничего страшного.
  
  Но она уже бежала назад, в магазин, через главный зал, к эскалатору. Я не отставал, и мы пробрались сквозь толпу к столикам, за которыми ели ленч. Там мы увидели три подноса с нашим недоеденным супом, бутербродами и мусором от биг-мака Грейс.
  
  Дочери не было.
  
  Не было и женщины в синем пальто за соседним столиком.
  
  — Какого черта…
  
  — О Господи! — простонала Синтия. — Ты бросил ее здесь? Ты оставил ее здесь одну?
  
  — Говорю же тебе, я оставил ее с женщиной, сидевшей рядом. — Мне ужасно хотелось сказать ей, что если бы она не погналась за призраком, мне не пришлось бы рисковать и оставлять Грейс одну, но я только произнес: — Она наверняка где-то здесь.
  
  — Что за женщина? — спросила Синтия. — Как она выглядела?
  
  — Не знаю. То есть это была пожилая женщина. В синем пальто. Просто сидела за соседним столиком.
  
  Она оставила свой недоеденный салат рядом с полупустым стаканом пепси или колы. Такое впечатление, что она торопилась.
  
  — Надо обратиться к охране магазина. — Я старался не поддаваться панике. — Они могут поискать женщину в синем пальто с маленькой девочкой… — Я оглядывал зал, разыскивая какое-нибудь официальное лицо.
  
  — Вы не видели нашу маленькую девочку? — спросила Синтия у людей, сидевших за ближайшими столами. Они смотрели на нее пустыми глазами и пожимали плечами. — Восемь лет. Она вот тут сидела!
  
  Меня охватила беспомощность. Я взглянул в сторону прилавка «Макдоналдса», подумав, что женщина могла соблазнить ее уйти, пообещав купить еще мороженое. Но Грейс слишком умна для такого. Хоть ей всего восемь, она прошла хорошую школу поведения на улице.
  
  — Грейс! Грейс! — отчаянно закричала Синтия.
  
  — Привет, пап! — раздался голос за моей спиной.
  
  Я повернулся.
  
  — Почему это мама так кричит? — спросила Грейс.
  
  — Где ты, черт возьми, болталась?! — задохнулся я.
  
  Синтия заметила нас и уже бежала.
  
  — Где эта женщина?
  
  — У нее зазвонил сотовый, и она сказала, что должна идти, — спокойно объяснила Грейс. — А мне потребовалось в туалет. Я же говорила тебе, что мне туда нужно.
  
  Синтия схватила Грейс и прижала ее к себе, едва не раздавив. Если у меня и были какие-то угрызения совести по поводу того, что я не рассказал ей о деньгах, которые приносили Тесс, то теперь от них не осталось и следа. Дополнительный хаос этой семье без надобности.
  
  По дороге домой все молчали.
  
  Когда мы вошли в дом, на телефонном аппарате мигал огонек автоответчика. Это была одна из продюсеров нашего шоу. Мы втроем стояли вокруг кухонного стола и слушали, как она рассказывала, что им позвонили. Некто сообщил, будто знает, что могло случиться с родителями и братом Синтии.
  
  Синтия немедленно перезвонила на телевидение, ожидая, пока разыщут продюсера, которая пошла пить кофе. Наконец та подошла к телефону.
  
  — Кто это? — спросила Синтия. — Мой брат?
  
  Она была уверена, что видела именно его. Следовательно, вопрос был логичным.
  
  — Нет, — ответила продюсер. — Не ваш брат. Какая-то женщина, экстрасенс или ясновидящая. Но очень надежная, насколько они могут судить.
  
  Синтия повесила трубку и сказала:
  
  — Какая-то ясновидящая утверждает, будто знает, что случилось.
  
  — Здорово! — восхитилась Грейс.
  
  Да уж, великолепно. Ясновидящая. Просто, блин, великолепно.
  ГЛАВА 11
  
  — Думаю, нам все-таки стоит ее выслушать, — заметила Синтия.
  
  Был уже вечер все того же дня, и я сидел за кухонным столом, проверяя тетради и безуспешно пытаясь сосредоточиться. Синтия после звонка продюсера о ясновидящей не могла думать ни о чем другом. Я же, наоборот, был настроен скептически.
  
  Я не нашел темы для разговора во время ужина, но когда Грейс пошла к себе делать уроки, Синтия, собирая посуду в посудомоечную машину, сказала, стоя ко мне спиной:
  
  — Нам нужно об этом поговорить.
  
  — Не вижу, о чем тут разговаривать, — ответил я. — Ну позвонила какая-то психопатка на телевидение. Такая же, как тот тип, который сообщил, что твоя семья исчезла в пучине времени. Может, у этой женщины было видение: твоя семья на бронтозавре или нечто в этом роде.
  
  Синтия обернулась.
  
  — Это мерзко.
  
  Я поднял голову от ужасно написанного сочинения по Уитмену.
  
  — Что?
  
  — То, что ты сказал. Это мерзко. Ты ведешь себя мерзко.
  
  — Ничего подобного.
  
  — Ты все еще на меня злишься. Из-за сегодняшнего. Случившегося в магазине.
  
  Я промолчал. В ее словах была частичка правды. Я много чего хотел сказать по дороге домой, но сдержался. Хотел сказать, что с меня достаточно. Что пора Синтии сдвинуться с мертвой точки. Она должна принять как факт, что ее родители умерли и брат тоже, и ничего не изменилось в связи с двадцатипятилетней годовщиной их исчезновения или неожиданным интересом второразрядной новостной передачи. И хотя она потеряла свою семью много лет назад, что само по себе большая трагедия, теперь у нее другая семья, и если она хочет жить в настоящем для нас, а не в прошлом ради семьи, которой скорее всего уже нет на свете, тогда…
  
  Но я ничего не сказал. Не мог произнести все эти слова. Утешить ее, когда мы вернулись домой. А звонок с идиотского телевидения разозлил меня еще больше. Я направился в гостиную, включил телевизор, прошелся по каналам, не задерживаясь больше чем на три минуты. Синтия впала с уборочный раж — пылесосила, чистила ванную комнату, переставляла банки в кладовке. Лишь бы только не разговаривать со мной. Ничего хорошего из нашей ссоры не вышло, но по крайней мере дом выглядел теперь так, что его можно было фотографировать на разворот в «Хоум энд Гарден».
  
  Но я все же сказал:
  
  — Я вовсе не сержусь. — И пальцем пробежал по стопке сочинений, которые еще предстояло проверить.
  
  — Я тебя знаю, — отмахнулась она. — Знаю, когда ты злишься. Мне жаль, что все так случилось. Из-за Грейс. Из-за тебя. Из-за того мужчины, которого я поставила в дурацкое положение. Я поставила в идиотское положение себя и всех нас. Чего еще ты от меня ждешь? Что еще я должна сказать? Не пора ли мне к доктору Кинзлер? Что мне нужно сделать? Ходить к ней каждую неделю, а не два раза в месяц? Или лучше подсесть на какое-нибудь лекарство, которое приглушит боль, заставит забыть все, когда-то со мной происшедшее? Тогда ты будешь счастлив?
  
  Я отбросил свою красную ручку и воскликнул:
  
  — Господи, Синтия!
  
  — Ты стал бы счастливее, если бы я просто ушла? — спросила она.
  
  — Не говори глупости.
  
  — Ты уже не в состоянии все это выдерживать, и знаешь что? Я тоже больше не могу. Мне хватит по уши. Ты думаешь, меня радует идея встретиться с ясновидящей? Думаешь, я не понимаю, каким отчаянием от всего этого несет? Как жалко я буду выглядеть, поехав туда и слушая ее речи? Но что бы ты сделал на моем месте? Если бы речь шла о Грейс?
  
  Я взглянул на нее:
  
  — Никогда не смей так говорить.
  
  — Что, если мы ее потеряем? Если она вдруг исчезнет? Положим, ее не будет месяцы, годы? И никто не узнает, что с ней случилось?
  
  — Я не хочу, чтобы ты так говорила!
  
  — А потом тебе, допустим, позвонили бы и сказали, что у кого-то было видение или кто-то видел Грейс во сне и знает, где она находится. Ты полагаешь, что отказался бы слушать?
  
  Я сжал зубы и отвернулся.
  
  — Ты бы так поступил? Потому что не захотел бы выглядеть дураком? Побоялся бы попасть в неловкое положение, показать свое отчаяние? Но если есть хоть маленький шанс на миллион, и эта женщина что-то знает? Если она вовсе не экстрасенс, просто так думает, а на самом деле что-то заметила и восприняла это как видение? И таким способом мы и в самом деле сможем найти ее?
  
  Я схватился руками за голову, уставившись в строчки:
  
  — Самое знаменитое произведение мистера Уитмена «Листья травы», причем многие считают, что это про марихуану. Но это не так, хотя трудно поверить, будто парень, написавший «Воспою тело электричеством», не был обдолбан, по крайней мере какое-то время.
  
  На следующий день, столкнувшись с Лорен Уэллс, я заметил, что она сменила традиционный спортивный костюм на облегающую черную футболку и модельные джинсы. Синтия за двадцать шагов определила бы имя дизайнера. Однажды вечером мы смотрели шоу «Американский идол» на нашем небольшом экране с невысоким разрешением, и она показала на участницу соревнования, верещавшую «Ветер под моими крыльями» Бетт Мидлер:
  
  — На ней джинсы «Севенс».
  
  Я не знал, носила Лорен «Севенс» или нет, но выглядела она мило, так что вся мужская половина учащихся сворачивала себе шеи, чтобы полюбоваться на ее зад, когда она шла по коридору.
  
  Я шел с другой стороны, и она остановила меня:
  
  — Как сегодня дела? Лучше?
  
  Вряд ли я признавался, что чувствовал себя неважно в последний раз, когда мы разговаривали, но сказал:
  
  — Да, все в порядке. А ты?
  
  — О'кей, — ответила она. — Хотя я едва не отпросилась сегодня с работы. Одна девушка, с которой я училась в средней школе, погибла в автомобильной катастрофе в Хартфорде пару дней назад, моя другая подруга только что мне об этом рассказала, и я ужасно расстроилась.
  
  — Наверное, близкая подруга? — спросил я.
  
  Лорен слегка пожала плечами.
  
  — Ну, я не сразу сообразила, о ком она говорит, услышав имя. Нельзя сказать, что мы с ней дружили. Пару раз в классе она сидела за мной. Но понимаешь, это все равно шок — узнать подобное о знакомом тебе человеке. Заставляет думать, переоценивать ценности, вот почему я едва не осталась дома.
  
  — Переоценка, — повторил я, не уверенный, что затруднения Лорен требуют большого сочувствия. — Такое случается. — Как и любой другой, я огорчаюсь, узнав, что кто-то погиб в автокатастрофе, но Лорен отнимала у меня время, говоря о человеке, которого и я не только не знал и она, как выяснилось, едва помнила.
  
  Мы стояли в центре холла, а мимо проходили дети, обтекая нас с обеих сторон.
  
  — Так какая она на самом деле? — спросила Лорен.
  
  — Кто?
  
  — Паула Мэллой. С телевидения. Такая же красивая, как на экране?
  
  — У нее прекрасные зубы. — Я поднял руку, коснулся ее плеча и направил Лорен к шкафчикам, где мы не мешали бы движению.
  
  — Послушай, вы с мистером Кэрратерзом большие друзья, не так ли? — спросила она.
  
  — Ролли и я? Ну да, мы давно знаем друг друга.
  
  — Мне довольно неловко спрашивать, но позавчера в учительской, мне кажется, он видел, как я положила что-то в твою ячейку, а позднее вытащила?
  
  — Ну, как бы это сказать…
  
  — Понимаешь, я действительно туда кое-что положила, но затем передумала, решив, что это плохая идея, и забрала назад. Но потом я сообразила: прекрасно, если мистер Кэрратерз видел, то наверняка сообщит тебе, и подумала, черт, лучше уж мне это там оставить, поскольку тогда по крайней мере ты будешь знать, что там написано, вместо того чтобы гадать…
  
  — Лорен, не беспокойся. Ничего страшного.
  
  Я вовсе не был уверен, хочу ли знать, что написано в записке. В настоящий момент мне меньше всего требовались дополнительные осложнения в жизни. И я был убежден, что не хочу никаких осложнений с Лорен Уэллс, даже если моя оставшаяся жизнь будет гладкой как стекло.
  
  — Это было всего лишь приглашение тебе и Синтии когда-нибудь заглянуть. Я собиралась позвать несколько друзей и решила, что, возможно, вам тоже захочется отвлечься от своих забот в последнее время. Но потом решила, что, наверное, слегка навязываюсь, понимаешь?
  
  — Ну, очень мило с твоей стороны, — сказал я. — Когда-нибудь заглянем. — Что касается меня — ни за какие коврижки.
  
  — Кстати, — подняла брови Лорен. — Ты сегодня идешь на почту? У них там звезды из последних серий «Остаться в живых» будут давать автографы.
  
  — Понятия не имел, — признался я.
  
  — Я пойду, — сообщила она.
  
  — Мне придется пропустить. Мы с Синтией едем в Нью-Хейвен. Насчет того телевизионного шоу. Ничего особенного. Просто продолжение.
  
  Я сразу же пожалел о своих словах.
  
  Она просияла и потребовала:
  
  — Обязательно мне все завтра расскажешь.
  
  Я только улыбнулся, сказал, что мне пора в класс, и, едва отошел от нее подальше, еле заметно покачал головой.
  
  Мы пообедали рано, чтобы съездить в Нью-Хейвен, пригласив к Грейс няню, но Синтия сказала, что позвонила всем, однако никого из наших постоянных помощниц не застала.
  
  — Я и одна могу посидеть дома, — заявила Грейс, которая никогда еще не оставалась дома одна, и мы уж точно не собирались делать именно этот день ее первым выступлением соло. Может быть, лет через пять-шесть.
  
  — Никоим образом, подруга, — возразил я. — Бери с собой свою новую книгу про космос или какое-нибудь рукоделие, чтобы занять себя, пока мы будем там находиться.
  
  — А я смогу послушать, что скажет эта леди? — спросила Грейс.
  
  — Нет, — ответила Синтия, прежде чем я произнес то же самое.
  
  Во время обеда Синтия явно нервничала. Я уже перестал злиться, так что это было не моих рук дело. Я отнес ее волнение к ожиданию встречи с ясновидящей. Попытки прочесть судьбу по ладони, предсказать будущее, раскладывая карты Таро, могут показаться забавными, даже если ты во всю эту муть не веришь. В обычных обстоятельствах. Но сегодня не тот случай.
  
  — Они велели захватить с собой коробку из-под обуви, — сказала Синтия.
  
  — Которую?
  
  — Любую. Она нужна ей, чтобы уловить вибрации из прошлого.
  
  — Да уж, — сказал я. — Полагаю, они все это собираются снимать на пленку?
  
  — Не знаю, как мы можем им запретить. Ведь эта женщина появилась, посмотрев их передачу. Они хотят сделать продолжение.
  
  — Мы хоть знаем, кто она такая? — спросил я.
  
  — Кейша, — ответила Синтия. — Кейша Цейлон.
  
  — Вот как.
  
  — Я поискала ее в Интернете. У нее своя страничка.
  
  — Я в этом не сомневался. — Я уныло улыбнулся.
  
  — Будь милым, — попросила Синтия.
  
  Мы все уже сидели в машине и задом выезжали с подъездной дорожки, когда Синтия воскликнула:
  
  — Стой! Поверить невозможно. Я забыла взять коробку.
  
  Она заранее вытащила ее из стенного шкафа и оставила на кухонном столе, чтобы не забыть.
  
  — Я принесу, — вызвался я, останавливая машину.
  
  Но Синтия уже вытащила ключи из сумки и открыла дверцу.
  
  — Я быстро.
  
  Я смотрел, как она идет к двери, отпирает ее и оставляет ключи болтаться в замке. Мне показалось, что она пробыла там дольше, чем требуется, чтобы схватить коробку, но тут она появилась с ней подмышкой. Заперла дверь, вынула ключи из замка и снова села в машину.
  
  — Почему так долго? — поинтересовался я.
  
  — Выпила таблетку, — пояснила она. — Голова разболелась.
  
  На телестудии нас встретила продюсер с хвостиком и провела в студию с диваном, парой кресел, парой горшков с искусственными цветами и убогой решетчатой перегородкой. Паула Мэллой уже сидела там и встретила Синтию как старую подругу, исходя очарованием, как рана гноем. Синтия держалась сдержанно. Рядом с Паулой стояла чернокожая женщина лет пятидесяти, как я прикинул, в безукоризненном синем деловом костюме. Я подумал, что это еще один продюсер, может быть, даже руководитель канала.
  
  — Позвольте представить вам Кейшу Цейлон, — провозгласила Паула.
  
  Наверное, я ожидал увидеть нечто цыганское. Кого-то в цветастой юбке до пола, а не женщину, которую вполне можно представить в председательском кресле на собрании.
  
  — Рада познакомиться. — Кейша пожала нам руки, усекла что-то в моем взгляде и заметила: — Вы ждали чего-то другого.
  
  — Возможно, — не стал отказываться я.
  
  — А это, должно быть, Грейс, — наклонилась она, чтобы пожать руку нашей дочери.
  
  — Привет, — сказала Грейс.
  
  — Есть здесь место, где Грейс могла бы подождать? — спросил я.
  
  — Можно мне остаться? — попросила дочь и посмотрела на Кейшу. — Вы что, типа, видели родителей мамы в видении или как-то еще?
  
  — Может, в зеленой комнате, как вы ее называете, — вмешался я.
  
  — Почему она зеленая? — спросила Грейс, когда ее уводила какая-то ассистентка.
  
  Синтию и Кейшу слегка подгримировали, посадили на диван и поставили между ними коробку из-под обуви. Паула уселась в кресло напротив, а пара операторов бесшумно заняли свои позиции. Я отошел назад, в темноту студии, достаточно далеко, чтобы не мешать, но достаточно близко, чтобы все слышать.
  
  Паула сказала несколько слов — напомнила о передаче, которую они транслировали несколько недель назад. Позднее они все отредактируют. Затем поведала аудитории о неожиданном развитии этой истории. Им позвонила ясновидящая, женщина, которая верит, что может разгадать исчезновение семьи Бидж в 1983 году.
  
  — Я видела ваше шоу, — низким приятным голосом произнесла Кейша Цейлон. — Разумеется, заинтересовалась. Но потом благополучно забыла об этом. Однако пару недель назад я помогала своей клиентке связаться с ушедшим родственником, но безуспешно, что для меня необычно. Как будто мне кто-то мешал. Как будто я с кем-то разговаривала по телефону, а некто другой пытался снять трубку.
  
  — Потрясающе, — восхитилась Паула. Лицо Синтии ничего не выражало.
  
  — И затем я услышала голос: «Пожалуйста, передайте кое-что моей дочери».
  
  — Правда? И она назвалась?
  
  — Она сказала, что ее зовут Патриция.
  
  Синтия моргнула.
  
  — И что еще она сказала?
  
  — Она хотела, чтобы я связалась с ее дочерью Синтией.
  
  — Зачем?
  
  — Я не совсем уверена. Думаю, чтобы я встретилась с ней и узнала больше. Вот почему я просила вас, — улыбнулась она Синтии, — принести какие-то памятные вещи, чтобы я могла их подержать и, возможно, понять, что же случилось.
  
  Паула наклонилась к Синтии:
  
  — Вы ведь что-то принесли, правда?
  
  — Да, — подтвердила Синтия. — Одну из тех коробок, которые показывала вам раньше. Там фотографии, старые вырезки, всякая мелочь. Я могу показать вам, что внутри и…
  
  — Нет, — остановила Кейша, — не нужно. Если вы передадите мне всю коробку…
  
  Синтия позволила ей взять коробку и поставить себе на колени. Кейша положила на нее руки и закрыла глаза.
  
  — Я чувствую исходящую оттуда энергию, — сказала она.
  
  «Чтоб ты провалилась», — подумал я.
  
  — Я чувствую… печаль. Такую глубокую печаль.
  
  — Что еще вы чувствуете? — спросила Паула.
  
  Кейша сдвинула брови.
  
  — Я чувствую… что вы получите знак.
  
  — Знак? — переспросила Синтия. — Какой знак?
  
  — Знак… который поможет ответить на ваши вопросы. Я не уверена, что могу сказать вам больше.
  
  — Почему? — одновременно спросили Синтия и Паула.
  
  Кейша открыла глаза.
  
  — Мне нужно… чтобы на время выключили камеры.
  
  — А? — удивилась Паула. — Ребятки, не могли бы вы подождать секунду?
  
  — Ладно, — сказал один из операторов за камерой.
  
  — В чем дело, Кейша? — продолжила Паула.
  
  — Что случилось? — заволновалась Синтия. — О чем вы не хотите говорить перед камерой? Что-то о моей матери? О том, что она просила передать мне?
  
  — Вроде того, — кивнула Кейша. — Но прежде чем мы двинемся дальше, я хочу кое-что прояснить. Сколько мне за это заплатят?
  
  Приехали.
  
  — О, Кейша, — встревожилась Паула, — мне кажется, вам объяснили, что мы только возмещаем ваши расходы, платим за гостиницу, если необходимо. Я знаю, вам пришлось приехать из Хартфорда, но мы не собираемся оплачивать ваши профессиональные услуги.
  
  — Я поняла по-другому, — напористо заявила Кейша. — У меня есть очень важная информация для этой леди, и, если вы желаете ее узнать, я должна быть финансово вознаграждена.
  
  — Почему бы вам не сообщить ее, и тогда мы решим? — предложила Паула.
  
  Я выдвинулся на съемочную площадку и поймал взгляд Синтии.
  
  — Милая… — Я наклонил голову в привычном жесте, означающем «пошли».
  
  Она обреченно кивнула, отстегнула микрофон с блузки и встала.
  
  — Куда вы собрались? — забеспокоилась Паула.
  
  — Прочь отсюда, — заявил я.
  
  — Что вы хотите этим сказать? — разъярилась Кейша. — Куда это вы пошли? Леди, если шоу не собирается мне платить за информацию, может быть, вы заплатите?
  
  — Я больше не позволю делать из себя дуру, — сказала Синтия.
  
  — Тысячу долларов, — не отступала Кейша. — Тысячу долларов, и я скажу вам, что просила передать ваша мамочка.
  
  Синтия уже обходила диван. Я протянул ей руку.
  
  — Ладно, семьсот! — крикнула Кейша, когда мы отправились на поиски зеленой комнаты.
  
  — Нет, вы редкий экземпляр, — сказала Паула Кейше. — У вас был шанс попасть на телевидение. Бесплатная реклама на весь мир, а вы хотели вытрясти из нас какие-то несколько сотен долларов.
  
  Кейша злобно посмотрела на Паулу, потом на ее прическу.
  
  — Тебя паршиво покрасили, сука.
  
  — Ты был прав, — сказала Синтия, когда мы ехали домой.
  
  Я покачал головой.
  
  — Ты молодец — вот так развернуться и уйти. Ты бы видела лицо этой так называемой ясновидящей, когда сняла микрофон. Как будто она наблюдала, как уходит ее талон на обед.
  
  В свете фар встречной машины я заметил, как она улыбнулась. Грейс, задав нам тысячу вопросов и не получив ни одного ответа, уснула на заднем сиденье.
  
  — Потерянный вечер, какая жалость, — вздохнула Синтия.
  
  — Нет, — возразил я. — Ты все говорила правильно, и мне очень жаль, что я спорил. Даже если бы был один шанс на миллион, все равно следовало проверить. Вот мы и проверили. Теперь можем это вычеркнуть и двигаться дальше.
  
  Мы подъехали к дому. Я открыл заднюю дверцу, отстегнул Грейс и понес ее, следуя за Синтией. Она прошла через гостиную в кухню, всюду зажигая свет, а я отправился с Грейс на второй этаж, чтобы уложить в постель.
  
  — Терри, — позвала Синтия.
  
  В другой день я бы сказал: «Одну секунду» и сначала отнес Грейс в постель, но что-то в голосе жены заставило меня зайти в кухню немедленно.
  
  Что я и сделал.
  
  В центре кухонного стола лежала черная мужская шляпа. Старая, поношенная, залоснившаяся, мягкая фетровая шляпа.
  ГЛАВА 12
  
  Она постаралась подвинуться, подобраться к нему максимально близко и прошептала:
  
  — Ради Бога, ты хоть когда-нибудь слушаешь меня? Я сумела сюда добраться, а ты даже не открыл глаз. Думаешь, мне это легко далось? Как ты меня измучил. Я лезу из кожи вон, а ты даже не можешь несколько минут пободрствовать. У тебя впереди целый день, успеешь выспаться. Я здесь совсем ненадолго. И позволь мне кое-что тебе сказать. Ты от нас не отделаешься. Пробудешь с нами еще какое-то время, можешь не сомневаться. Когда придет момент уходить, поверь мне, ты об этом узнаешь первым.
  
  Он попытался что-то ответить.
  
  — Что такое? — нахмурилась она, с трудом понимая, о чем он спрашивает. — А, ты о нем. Он сегодня не смог приехать.
  ГЛАВА 13
  
  Я осторожно положил Грейс на диван в гостиной, подложил ей под голову подушку и пошел на кухню.
  
  Синтия смотрела на шляпу, как на дохлую крысу, отдалившись от стола, насколько позволяла кухня, прижавшись спиной к стене и не сводя с нее взгляда.
  
  Лично меня пугала не сама шляпа. Я с ужасом думал о том, как она сюда попала.
  
  — Посмотри за Грейс, — сказал я.
  
  — Будь осторожен, — предупредила Синтия.
  
  Я поднялся наверх и зажег везде свет. Проверил ванную комнату, заглянул в комнаты, пошарил в стенных шкафах и под кроватями. Все выглядело как обычно.
  
  Я спустился вниз и открыл дверь в наш недоделанный подвал. На последней ступеньке помахал перед собой рукой, поймал бечевку и дернул. Загорелась голая лампочка.
  
  — Что там? — крикнула Синтия сверху.
  
  Я видел стиральную машину и сушку, верстак, заваленный всяким хламом, полупустые банки с краской, сложенную раскладушку. Больше ничего.
  
  Я поднялся наверх и сообщил:
  
  — В доме пусто.
  
  Синтия все еще таращилась на шляпу.
  
  — Он был здесь, — сказала она.
  
  — Кто именно?
  
  — Мой отец. Он был здесь.
  
  — Синтия, кто-то здесь был и оставил на столе шляпу, но почему именно твой отец?
  
  — Это его шляпа, — произнесла она куда более спокойно, чем я ожидал. Я подошел к столу и протянул руку, чтобы взять ее.
  
  — Не трогай! — крикнула она.
  
  — Она меня не укусит, — возразил я и поднял шляпу двумя пальцами. Затем взял ее обеими руками. Перевернул и заглянул внутрь.
  
  Шляпа, несомненно, была старой. Поля слегка обтрепались, подкладка за много лет потемнела от пота, ворс местами вытерся.
  
  — Это просто шляпа, — сказал я.
  
  — Загляни внутрь, — попросила она. — Много лет назад отец потерял пару шляп, люди по ошибке брали их в ресторанах, однажды он сам надел чужую шляпу, поэтому купил себе новую и написал букву «К» на ленте внутри. В смысле, Клейтон.
  
  Я провел пальцем по внутренней стороне ленты и отогнул ее. Буква была справа и сзади. Я повернул шляпу, чтобы Синтия могла увидеть.
  
  Она глубоко вдохнула.
  
  — Милостивый Боже. — Нерешительно шагнула ко мне и протянула руку. Я дал ей шляпу, и она взяла ее, будто реликвию из гробницы Тутанхамона. Почтительно подержала, затем медленно поднесла к лицу. На мгновение мне показалось, что она ее наденет, но Синтия просто ее понюхала.
  
  — Это он.
  
  Я не собирался спорить. Знал, что ощущение запаха быстрее всего вызывает воспоминания. Я помню, как уже взрослым вернулся в дом, где провел раннее детство, тот самый дом, откуда родители переехали, когда мне было четыре года, и попросил разрешения у хозяев пройтись по комнатам. Они не стали возражать, и хотя планировка дома, скрипучая четвертая ступенька на лестнице и вид во двор из окна были мне знакомы, только сунув нос в свое потайное местечко и почувствовав запах кедра, смешанный с сыростью, я почувствовал головокружение. В тот момент плотину прорвал поток воспоминаний.
  
  Поэтому я хорошо представлял себе, что ощутила Синтия, когда поднесла шляпу к лицу — запах своего отца.
  
  — Он был здесь, — сказала она. — Был здесь, на кухне, в нашем доме. Почему, Терри? Зачем он сюда пришел? Отчего так поступил? Зачем оставил эту проклятую шляпу, но не дождался, когда я вернусь?
  
  — Синтия! — Я старался говорить спокойно. — Давай предположим, что это шляпа твоего отца, и если ты это утверждаешь, я тебе верю. Но сам факт, что она оказалась здесь, не значит, будто ее оставил твой отец.
  
  — Он без нее никуда не ходил. Носил постоянно. На нем была эта шляпа в ту последнюю ночь, когда я его видела. И в доме она не осталась. Ты ведь понимаешь, что это означает, не правда ли?
  
  Я ждал.
  
  — Это означает, что он жив.
  
  — Да, верно, может быть. Но не обязательно.
  
  Синтия снова положила шляпу на стол, протянула руку к телефону, затем остановилась. Снова протянула руку и вновь остановила себя.
  
  — Полиция, — сказала она. — Они могут найти отпечатки пальцев.
  
  — На шляпе? — удивился я. — Но ты и так знаешь, что это шляпа твоего отца. Даже если они найдут его отпечатки, что тогда?
  
  — Нет, не на шляпе, на ручке двери. — Она показала на входную дверь. — Или на столе. Где-нибудь. Если они найдут здесь отпечатки, это будет значить, что он жив.
  
  Я не был в этом уверен, но согласился, что позвонить в полицию стоит. Кто-то, пусть не Клейтон Бидж, побывал в нашем доме в наше отсутствие. Это проникновение со взломом, даже если ничего не сломано? Но проникновение — точно.
  
  Я набрал 911.
  
  — Кто-то проник в наш дом, — сказал я диспетчеру. — Мы с женой очень расстроены, у нас маленькая дочь, мы очень волнуемся.
  
  Минут через десять к дому подъехала машина. Двое полицейских в форме — мужчина и женщина. Они проверили окна и двери, но не нашли следов взлома. Разумеется, во время всей этой суеты проснулась Грейс и отказалась возвращаться в постель. Даже отправив ее наверх и велев ложиться спать, мы заметили ее на верхней ступеньке лестницы, где она подсматривала через решетку, словно малолетний заключенный.
  
  — Что-нибудь украдено? — спросила женщина-полицейский. Ее напарник стоял рядом, сдвинув шляпу на затылок и почесывая голову.
  
  — Да нет, пока мы ничего не заметили, — признался я. — Я внимательно не смотрел, но непохоже.
  
  — Что-нибудь сломано? Испорчено?
  
  — Нет, ничего такого.
  
  — Вы должны снять отпечатки, — сказала Синтия.
  
  — Мэм? — удивился мужчина-полицейский.
  
  — Отпечатки пальцев. Разве вы не должны это делать, если кто-то проник в дом?
  
  — Мэм, боюсь, нет никаких следов этого проникновения. Вроде бы все в порядке.
  
  — Но эту шляпу здесь оставили. Значит, кто-то входил в дом. Мы все заперли, прежде чем уехать.
  
  — Следовательно, вы утверждаете, что кто-то проник в ваш дом, ничего не взял, ничего не сломал, и сделал это только для того, чтобы оставить на вашем кухонном столе шляпу?
  
  Синтия кивнула. Могу себе представить, как все это выглядело в глазах полицейских.
  
  — Полагаю, нам вряд ли удастся прислать кого-то, чтобы снять отпечатки, — заметила женщина. — Ведь нет никаких признаков совершенного преступления.
  
  — Это вполне могло быть шуткой, — поддержал ее напарник. — Вдруг кто-то из ваших знакомых решил над вами подшутить?
  
  «Ничего себе шутка, — подумал я. — Только взгляните на нас — животы от хохота надорвешь».
  
  — На замке нет никаких признаков взлома, — продолжал полицейский. — Может, вы кому-то давали ключ, вот он и вошел, оставил шляпу, решил, что она ваша. Проще простого.
  
  Мои глаза упали на маленький пустой крючок, где мы обычно держали запасной ключ. Тот самый, который пропал накануне.
  
  — Не могли бы вы оставить полицейского? — спросила Синтия. — Чтобы он следил за домом? На случай, если кто-нибудь попытается залезть снова? Чтобы остановить и узнать, кто это, не навредить. Я не хочу, чтобы вы вредили этому человеку, кто бы он ни был.
  
  — Син, — одернул я ее.
  
  — Мэм, боюсь, для этого нет оснований. И у нас не имеется свободных полицейских, чтобы держать их у вашего дома без всякого на то повода, — сказала женщина. — Но если у вас возникнут проблемы, не стесняйтесь, звоните нам.
  
  С этими словами они извинились и ушли. И скорее всего в машине от души над нами посмеялись. Я уже видел их отчет в журнале: «Выезжали на вызов по поводу странной шляпы». Все в участке поржут.
  
  После их ухода мы сели за кухонный стол вокруг шляпы и долго молчали.
  
  Грейс вошла на кухню, бесшумно спустившись с лестницы, показала на шляпу, ухмыльнулась и спросила:
  
  — Можно мне ее поносить?
  
  — Нет, — отрезала Синтия, хватая шляпу.
  
  — Иди спать, мышка, — сказал я, и Грейс пошлепала наверх. Синтия не выпускала шляпу из рук, пока мы не улеглись в кровать.
  
  В ту ночь, снова пялясь в потолок, я вспоминал, как Синтия забыла коробку в самый последний момент перед нашим отъездом на телевидение для этой отвратительной встречи с ясновидящей. Как ей пришлось на минуту вернуться в дом, а нам с Грейс ждать в машине.
  
  Как она опередила меня, хотя я предложил сходить сам.
  
  Она пробыла в доме слишком долго для того, чтобы просто схватить коробку. Выпила таблетку, сказала она, вернувшись в машину.
  
  «Не может быть», — подумал я, взглянув на спящую рядом Синтию.
  
  Разумеется, не может быть.
  ГЛАВА 14
  
  У меня был пустой урок, поэтому я заглянул в кабинет Ролли Кэрратерза.
  
  — У меня пробел. Есть минута?
  
  Ролли взглянул на стопки бумаг на своем столе. Отчеты членов правления, аттестации учителей, бюджетные расчеты. Он был по уши в бумажной работе.
  
  — Если только минута, я вынужден буду отказать. Но коли потребуется как минимум час, я, вероятно, смогу тебе помочь.
  
  — Час подходит.
  
  — Ты обедал?
  
  — Нет.
  
  — Тогда поехали в «Стоунбридж». Машину поведешь ты. Я могу разбить. — Он надел спортивную куртку, сообщил секретарше, что на некоторое время уйдет из школы, но если случится пожар, она может позвонить ему на мобильный. — Чтобы я знал, что не стоит возвращаться, — добавил он.
  
  Секретарша попросила его поговорить с одним из инспекторов, поэтому он жестом предложил подождать, пообещав освободиться через пару минут. Я вышел из кабинета и сразу наткнулся на Джейн Скавалло, которая неслась по коридору на всех парусах, наверняка торопилась на встречу с какой-нибудь девицей во дворе, собираясь набить ей морду.
  
  Стопка книг в ее руках рассыпалась по полу.
  
  — Мать твою, — высказалась она.
  
  — Извини. — Я наклонился, чтобы помочь ей собрать книги.
  
  — Да ничего.
  
  Она пыталась схватить книги первой, но ей не хватило прыти. Я уже держал в руках «Фосфорицирующий свет: признания банды девушек» Джойс Кэрол Оутс, которую посоветовал ей прочитать, и сказал без намека на «я же говорил» в голосе:
  
  — Понравилось?
  
  — Да, здорово, — ответила Джейн. — У этих девушек все сильно запущено. Почему вы посоветовали мне ее прочитать? Считаете, я не лучше этих девиц в книге?
  
  — Не все девушки в книге плохие, — заметил я. — И я не думаю, будто ты на них похожа. Но полагал, что оценишь язык.
  
  Она щелкнула жвачкой.
  
  — Могу я вас кое о чем спросить?
  
  — Разумеется.
  
  — Почему вас это волнует?
  
  — Ты о чем?
  
  — Почему вас волнует, что я читаю, как пишу, все это дерьмо?
  
  — Полагаешь, я стал учителем, чтобы разбогатеть?
  
  Казалось, она вот-вот улыбнется, но Джейн сдержалась.
  
  — Мне пора, — заявила она и ушла.
  
  К тому времени как мы с Ролли добрались до «Стоунбриджа», толпа обедающих почти рассосалась. Он заказал для начала креветки с кокосом и пиво, я же остановился на большой порции супа из морских продуктов с крекерами и кофе.
  
  Ролли рассудил, что если в ближайшее время выставит свой дом на продажу, то останется куча денег, после того как они купят трейлер в Бредентоне. Можно будет положить деньги в банк, вложить во что-то, куда-нибудь съездить. И Ролли собирался купить лодку, чтобы рыбачить на реке Мейнати. Такое впечатление, будто он уже уволился из директоров. Он витал совсем в другом месте.
  
  — Мне надо с тобой кое о чем поговорить.
  
  Ролли отпил глоток пива.
  
  — О Лорен Уэллс?
  
  — Нет, — удивился я. — Почему ты решил, что мне надо поговорить о Лорен?
  
  Он пожал плечами.
  
  — Видел, как вы разговаривали в коридоре.
  
  — Она та еще штучка, — сказал я.
  
  Ролли улыбнулся:
  
  — Но недурно сложенная штучка.
  
  — Я не знаю, в чем дело. Думаю, в ее мире мы с Синтией достигли некоего статуса знаменитостей. Лорен редко разговаривала со мной до этого шоу.
  
  — Ты мне не дашь автограф? — попросил Ролли.
  
  — Пошел ты, — усмехнулся я и подождал немного, давая понять, что меняю тему. — Знаешь, Синтия всегда считала тебя своим дядей. Ты за ней присматривал после того, что случилось. Вот и решил, что могу прийти к тебе, поговорить о ней, когда возникнет проблема.
  
  — Продолжай.
  
  — Я стал беспокоиться, не едет ли у Синтии крыша.
  
  Ролли поставил стакан с пивом на стол и облизнул губы.
  
  — Вроде вы уже ходите к какому-то психотерапевту, как там ее зовут, Кринкель или что-то в этом роде?
  
  — Кинзлер. Ну да. Примерно раз в две недели.
  
  — Вы с ней об этом разговаривали?
  
  — Нет. Понимаешь, тут все сложно. Бывает, она говорит с нами по отдельности. Я могу поднять эту тему. Но ведь это не что-то отдельное. Все эти мелочи едины.
  
  — Например?
  
  Я рассказал ему. Про беспокойство по поводу коричневой машины. Про анонимный звонок от кого-то, сказавшего, что семья ее прощает. Про то, как Синтия случайно стерла звонок. Рассказал, как она бежала за мужчиной в магазине, решив, что он ее брат. Про шляпу в центре стола.
  
  — Что? — удивился Ролли. — Шляпа Клейтона?
  
  — Ага, — кивнул я. — То есть судя по всему. Возможно, она все эти годы ее где-то прятала. Тем не менее там есть эта метка внутри, первая буква его имени, под подкладкой.
  
  Ролли задумался.
  
  — Если она ее туда положила, то могла и надписать.
  
  Такое мне в голову не приходило. Син позволила мне найти букву, не стала искать сама. Шок на ее лице был довольно убедительным.
  
  Но наверное, возможно и предположение Ролли.
  
  — Да и шляпа эта могла принадлежать кому угодно. Допустим, она купила ее у старьевщика и сказала, что это шляпа Клейтона.
  
  — Она ее нюхала, — возразил я. — А понюхав, уверилась, что это шляпа ее отца.
  
  Ролли посмотрел на меня так, будто я был одним из его тупых учеников.
  
  — И могла дать ее тебе понюхать, чтобы ты убедился. Но это ничего не доказывает.
  
  — Она могла все сочинить, — заключил я. — Поверить не в силах, что думаю такое.
  
  — Мне не кажется, что Синтия страдает от душевного расстройства, — сказал Ролли. — Да, она под большим стрессом. Но ведь не бредит?
  
  — Нет, — согласился я, — такого с ней не бывает.
  
  — Зачем бы ей понадобилось придумывать подобные вещи? Зачем делать вид, будто кто-то позвонил? И затевать всю эту историю со шляпой?
  
  — Я не знаю. — Я пытался найти ответ. — Привлечь внимание? Чтобы полиция вновь открыла это дело? И наконец выяснила, что же случилось с ее семьей?
  
  — Почему именно сейчас? — спросил Ролли. — Почему потребовалось ждать так долго?
  
  Я не имел понятия.
  
  — Черт, не знаю, что и думать. Только хочу, чтобы все это закончилось. Даже если выяснится, что все они умерли в ту ночь.
  
  — Занавес, — резюмировал Ролли.
  
  — Ненавижу это слово, — заметил я. — Хотя да, именно так.
  
  — Есть еще одно, что не следует забывать, — сказал Ролли. — Ведь если она не оставляла ту шляпу на столе, значит, к тебе в дом кто-то действительно залез. И не обязательно папаша Синтии.
  
  — Да, — согласился я, — я уже решил везде поставить задвижки. — И, представив себе, как по моему дому бродит чужой человек, рассматривает наши вещи, трогает, узнает, кто мы такие, содрогнулся.
  
  — Мы не забываем закрывать дом каждый раз, когда уходим. У нас такое правило, но в тот раз скорее всего все же не закрыли заднюю дверь. Возможно, это не впервые, особенно если Грейс бегала туда-сюда, а мы это не учитывали. — Я вспомнил пропавший ключ, прикинул, когда в первый раз заметил, что его нет на крючке. — Но я знаю точно — в ту ночь, поехав на встречу с этой придурочной ясновидящей, мы все заперли.
  
  — Ясновидящей? — переспросил Ролли.
  
  Я ввел его в курс дела.
  
  — Когда ты поставишь щеколды, — сказал Ролли, — позаботься о решетках на окнах в подвале. Детки всегда именно через них и залезают.
  
  Следующие несколько минут я сидел молча, так и не добравшись до главного, что хотел с ним обсудить.
  
  — Дело в том, — начал я, — что это еще не все.
  
  — Что же еще?
  
  — Синтия сейчас очень нервничает, поэтому мне приходится кое-что от нее скрывать. — Ролли поднял брови. — О Тесс, — добавил я.
  
  Ролли отпил еще глоток пива.
  
  — А что с Тесс?
  
  — Первое, она больна. Сказала мне, что умирает.
  
  — Черт! — выругался Ролли. — Что с ней?
  
  — Она не вдавалась в подробности, но можно догадываться, что рак или нечто в этом роде. Выглядит она, кстати, совсем неплохо, разве что немного усталой. Но лучше ей не будет. Во всяком случае, таков прогноз на сегодняшний день.
  
  — Синтия пойдет вразнос. Они ведь очень близки.
  
  — В том-то и дело. Поэтому считаю, что Тесс сама должна ей сообщить. Я не могу. И не хочу. Да и скоро обнаружится, что с ней не все в порядке.
  
  — Что еще?
  
  — А?
  
  — Секунду назад ты сказал «первое». А что второе?
  
  Я поколебался. Мне почему-то казалось неправильным рассказывать Ролли о тайных денежных передачах, прежде чем узнает Синтия. Но я и пришел к нему посоветоваться, как сообщить об этом своей жене.
  
  — Тесс в течение нескольких лет получала деньги.
  
  Ролли поставил свое пиво, убрал руку.
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  — Кто-то оставлял ей деньги. Наличные, в конверте. Несколько раз, и с запиской, что они должны пойти на оплату образования Синтии. Суммы были разные, но в целом она получила больше сорока тысяч долларов.
  
  — Мать твою за ногу, — изумился Ролли. — И Тесс ничего не говорила тебе раньше?
  
  — Нет.
  
  — Она знает, кто их посылал?
  
  Я пожал плечами.
  
  — В том-то и дело. Тесс понятия не имеет об этом, хотя сейчас задумалась, не остались ли на конвертах и записке после всех этих лет отпечатки пальцев или ДНК, черт, я в этом ничего не понимаю. Но она предполагает, что это как-то связано с исчезновением семьи Синтии. В смысле, кто станет давать деньги, если не член ее семьи или человек, чувствующий ответственность за то, что случилось с ее семьей?
  
  — Милостивый Боже, — сказал Ролли. — Вот это номер. И Синтия ничего не знает?
  
  — Нет, но имеет право знать.
  
  — Разумеется, конечно. — Он снова обхватил стакан пальцами, допил пиво и подал знак официантке, чтобы принесла еще. — Но меня беспокоит то же, что и тебя. Допустим, ты ей скажешь. Что дальше?
  
  Я повозил ложкой в миске с супом. Есть совсем не хотелось.
  
  — В том-то и загвоздка. Возникает куда больше вопросов, чем ответов.
  
  — Если это и означает, что, возможно, кто-то из семьи Синтии остался жив, то не подразумевает, будто они живы до сих пор. Когда деньги перестали поступать?
  
  — Примерно, когда она закончила университет.
  
  — Это что же получается, двадцать лет назад?
  
  — Не совсем. Но все равно давно.
  
  Ролли недоуменно покачал головой.
  
  — Слушай, не представляю, что тебе посоветовать. В смысле, я знаю, что бы сделал на твоем месте, но ты должен сам решать, как поступить.
  
  — Говори, — попросил я. — Как бы ты поступил?
  
  Он сжал губы и наклонился через стол ко мне.
  
  — Я бы держал язык за зубами.
  
  Наверное, я удивился:
  
  — В самом деле?
  
  — По крайней мере на данный момент. Потому что это только измучает Синтию. Она же будет думать, что по крайней мере в годы студенчества, знай она об этом, могла бы что-то сделать, найти их, задавала бы правильные вопросы и, возможно, установила, что случилось. Но кто знает, реально ли такое сейчас.
  
  Я об этом думал. И считал, что он прав.
  
  — И не только в этом дело, — продолжил Ролли. — Теперь, когда Тесс заболела и нуждается в поддержке и любви, которую ей может дать Синтия, она будет на нее злиться.
  
  — Я этого не учел.
  
  — Ей покажется, будто ее предали. Она сочтет, что тетя не имела права все эти годы скрывать от нее эту информацию. Она будет уверена, что имела полное право знать. Так оно и было. Да так оно, по сути, и есть. Но раз она ей тогда не сказала, что ж… с тех пор утекло много воды.
  
  Я кивнул.
  
  — Но я-то только что узнал. И если ничего ей не скажу, не сочтет ли она, что я предал ее, как когда-то Тесс?
  
  Ролли посмотрел на меня и улыбнулся:
  
  — Вот почему я и радуюсь, друг мой, что решать этот вопрос тебе, а не мне.
  
  Когда я вернулся домой, машина Синтии стояла на месте, а у тротуара был припаркован неизвестный автомобиль. Серебристый седан «тойота», некая анонимная модель, на которую смотришь и тут же забываешь.
  
  Я вошел в дом через переднюю дверь и застал Синтию сидящей на диване напротив низенького, упитанного, почти лысого человека с оливковой кожей. Они оба встали, и Синтия двинулась ко мне.
  
  — Привет, милый, — напряженно улыбнулась она.
  
  — Привет, ласточка. — Я повернулся к мужчине и протянул руку, которую тот крепко пожал. — Привет, — произнес я.
  
  — Мистер Арчер, — произнес он густым и почти сладким голосом.
  
  — Это мистер Эбаньол, — сказала Синтия. — Он — частный детектив, которого мы нанимаем, чтобы узнать, что случилось с моей семьей.
  ГЛАВА 15
  
  — Дентон Эбаньол, — представился детектив. — Миссис Арчер уже сообщила мне массу подробностей, но хотелось бы и вам задать несколько вопросов.
  
  — Конечно. — Я поднял руку, призывая его немного подождать, и повернулся к Синтии: — Могу я с тобой минутку поговорить?
  
  Она бросила на детектива извиняющийся взгляд:
  
  — Прошу прощения.
  
  Тот кивнул. Я вывел Синтию на улицу. Наш дом так мал, что где бы мы этот вопрос ни обсуждали, Эбаньол обязательно нас услышит. А обсуждение ожидалось темпераментное.
  
  — Что, черт возьми, происходит? — спросил я.
  
  — Я больше не собираюсь сидеть сложа руки, — заявила Синтия. — Не хочу ждать, когда что-то случится, и размышлять, что именно. Я решила взять это дело в свои руки.
  
  — Что такого, по твоему разумению, он может обнаружить? Синтия, следы ведь очень старые. Прошло двадцать пять лет.
  
  — Ну, спасибо, что напомнил, — усмехнулась она. — А то я забыла.
  
  Я поморщился.
  
  — Шляпа появилась не двадцать пять лет назад, — сказала она. — А на этой неделе. И телефонный звонок в то утро, когда ты провожал Грейс в школу, тоже прозвучал не в те времена.
  
  — Ласточка, даже если бы я счел приглашение частного детектива хорошей идеей, не уверен, что мы можем это себе позволить. Сколько он берет?
  
  Она назвала мне его дневной гонорар и добавила:
  
  — Плюс к этому расходы.
  
  — Ладно, и как долго ты собираешься ему платить? Неделю? Месяц? Шесть месяцев? Ведь вполне вероятно, он потратит год и ничего не узнает.
  
  — Можно пропустить одну выплату по закладной, — предложила Синтия. — Помнишь то письмо из банка перед Рождеством? Там предлагалось пропустить выплату по закладной в январе, чтобы ты смог расплатиться по своей рождественской визе? Они приплюсовывают этот пропущенный платеж к концу выплат. Пусть это будет моим рождественским подарком. Ничего не покупай мне к Рождеству.
  
  Я посмотрел на ноги и покачал головой. Я действительно не знал, как поступить.
  
  — Что с тобой происходит, Терри? — спросила Синтия. — Я вышла за тебя замуж, потому что, кроме всего прочего, не сомневалась — ты всегда будешь рядом, ты знаешь мою запутанную историю и останешься на моей стороне. Но в последнее время я стала сомневаться. У меня возникло странное ощущение, будто ты уже не тот парень. Устал быть тем парнем. Что, возможно, ты мне уже не всегда веришь.
  
  — Синтия, не надо…
  
  — Может, и по этой причине тоже я нанимаю частного детектива. Потому что он не будет судить меня. Не станет думать, что у меня крыша поехала.
  
  — Я никогда не говорил…
  
  — А зачем говорить? — удивилась Синтия. — Я по твоим глазам вижу. Когда я приняла того человека за брата, ты решил, что я рехнулась.
  
  — Бог ты мой, — смирился я, — да нанимай ты этого гребаного детектива.
  
  Я не заметил, как она замахнулась и влепила мне пощечину. Думаю, что и сама Синтия сделала это автоматически. Просто так случилось. Взрыв гнева, как удар грома, прямо на ступеньках дома. Мы оба замерли, ошеломленно глядя друг на друга. Казалось, что Синтия в шоке. Она прикрыла открытый рот обеими руками.
  
  Наконец я сказал:
  
  — Наверное, я должен радоваться, что это не твой коронный удар слева. Тогда бы я уже лежал, а не стоял.
  
  — Терри, — проговорила она, — не знаю, что случилось. Я просто на мгновение потеряла рассудок.
  
  Я притянул ее к себе и прошептал на ухо:
  
  — Извини, я всегда буду тем парнем на твоей стороне. Всегда буду рядом.
  
  Она обвила меня руками и прижалась головой к моей груди. У меня было сильное предчувствие, что мы собираемся выбросить деньги на ветер. Но даже если Дентон Эбаньол ничего не найдет, возможно, именно эта попытка как раз то, что сейчас нужно Синтии. Возможно, она права. Это способ взять в свои руки контроль над ситуацией.
  
  По крайней мере на время. Пока мы сможем себе это позволить. Я быстро подсчитал, что месячный взнос по закладной и отказ от кинофильмов напрокат в течение пары месяцев позволят нам купить неделю услуг детектива.
  
  — Мы наймем его, — сказал я, и Синтия обняла меня еще крепче.
  
  — Если он не найдет ничего в ближайшее время, — промолвила она, все еще не глядя на меня, — мы остановимся.
  
  — Что мы вообще о нем знаем? — спросил я. — Он надежен? Ему можно доверять?
  
  Синтия отодвинулась и шмыгнула носом. Я достал ей бумажный платок из кармана, и она вытерла глаза.
  
  — Я позвонила на телевидение. Поговорила с продюсером. Та было ощетинилась, узнав меня, решила, что я собираюсь устроить ей выволочку насчет ясновидящей, но я спросила, пользуются ли они услугами детектива, чтобы что-то разузнать, и она назвала мне этого типа. Они, правда, его услугами не пользовались, но однажды делали о нем передачу. Она сказала, что у него отличная репутация.
  
  — Тогда пойдем и поговорим с ним, — решил я.
  
  Эбаньол сидел на диване и перебирал содержимое коробки из-под обуви. Он встал, когда мы вошли. Он явно заметил мою красную щеку, но отлично это скрыл.
  
  — Надеюсь, вы не возражаете? — спросил он. — Я посмотрел, что тут у вас. Я бы хотел приглядеться повнимательнее, если вы, конечно, нуждаетесь в моей помощи.
  
  — Нуждаемся, — ответил я. — Мы хотим, чтобы вы попытались выяснить, что случилось с семьей Синтии.
  
  — Я не буду внушать вам ложные надежды. — Эбаньол говорил медленно, взвешенно, одновременно что-то записывая в своем блокноте. — Уж слишком остывший след. Ознакомлюсь сначала с полицейским досье по этому делу, поговорю с людьми, работавшими над ним, если таковые имеются, но должен предупредить — не стоит особо надеяться.
  
  Синтия кивнула.
  
  — Здесь я не вижу ничего такого, — показал он на коробку, — что бросилось бы мне в глаза, на что-то натолкнуло, во всяком случае, сразу. Но я хотел бы все это подержать у себя, если вы не возражаете.
  
  — Пожалуйста, — согласилась Синтия. — Только обязательно верните.
  
  — Разумеется.
  
  — А что насчет шляпы? — поинтересовалась она. Шляпа, которую она считала отцовской, лежала рядом с ним на диване. Он уже осматривал ее раньше.
  
  — Ну, первое, что я хотел бы предложить вам и вашему мужу, это усилить охранные меры, возможно, сменить замки, поставить на двери щеколды.
  
  — Я этим уже занимаюсь, — заверил я. Я уже позвонил паре слесарей, чтобы найти того, кто сможет помочь нам быстрее.
  
  — Принадлежит эта шляпа вашему отцу или нет, но кто-то проник сюда и оставил ее. У вас дочь. Вы же хотите, чтобы ваш дом был предельно безопасен? А чтобы определить, принадлежит ли шляпа вашему отцу, я могу отвезти ее в частную лабораторию и проверить на ДНК, найти внутри волосы, следы пота. Но это недешево, миссис Арчер. И вам придется сдать образец для сравнения. Если будет обнаружена связь между вашей ДНК и содержимым шляпы, то это подтвердит, что она и в самом деле принадлежит вашему отцу, но вы не узнаете, жив он или умер.
  
  Глядя на Синтию, я догадывался, что для нее это уже перебор, поэтому предложил:
  
  — Давайте временно оставим этот вопрос.
  
  Детектив кивнул:
  
  — Я бы посоветовал то же самое, во всяком случае, пока.
  
  В кармане его пиджака зазвонил телефон.
  
  — Извините, одну секунду. — Эбаньол открыл мобильный, посмотрел, кто звонит, и ответил. — Да, радость моя? — Он послушал, потом сказал: — Звучит соблазнительно. С креветками? — Он улыбнулся. — Но не слишком много специй. Ладно, скоро увидимся. Моя жена, — сообщил он. — Всегда звонит мне в это время, чтобы рассказать, что готовит на ужин.
  
  Мы с Синтией переглянулись.
  
  — Сегодня паста с креветками и острым перцем, — добавил он улыбаясь. — Приятно предвкушать хороший ужин. Теперь такой вопрос, миссис Арчер. У вас есть фотографии вашего отца? Вы мне дали снимки матери и брата, но никаких фотографий Клейтона Биджа.
  
  — Боюсь, что нет, — сказала она.
  
  — Я сверюсь с департаментом транспорта, — пообещал детектив. — Не знаю, как долго они хранят свои документы, но, возможно, у них имеется фотография. Кстати, вы не могли бы мне подробнее описать маршрут его деловых поездок?
  
  — Между этим городом и Чикаго, — ответила Синтия. — Он занимался продажами. Брал заказы. Мне кажется, на поставки в механические мастерские.
  
  — Вы не знаете его точного маршрута?
  
  Она отрицательно покачала головой.
  
  — Я же была ребенком. Практически не понимала, чем он занимается, знала только, что большую часть времени проводит в пути. Как-то раз он показал мне фотографии одного здания в Чикаго. Кажется, в коробках есть снимок.
  
  Детектив кивнул, закрыл блокнот и сунул его в карман пиджака. Затем протянул каждому из нас по визитке. Собрал коробки и поднялся.
  
  — Я буду вам звонить, докладывать, что удастся сделать. Как насчет того, чтобы заплатить мне сейчас за три дня вперед? Я не рассчитываю найти ответы на ваши вопросы за это время, но постараюсь определить, возможно ли это вообще.
  
  Синтия отправилась за своей чековой книжкой, которую носила в сумке, выписала чек и протянула его Эбаньолу.
  
  Грейс, все это время пребывавшая наверху, крикнула оттуда:
  
  — Мам, не могла бы ты зайти на секунду? Я кое-что пролила на платье.
  
  — Я провожу мистера Эбаньола до машины, — сказал я.
  
  Детектив уже открыл дверцу своей «тойоты» и собирался плюхнуться на сиденье, когда я спросил:
  
  — Синтия упомянула, что вам, вероятно, захочется побеседовать с ее тетей Тесс?
  
  — Да.
  
  Если я не желал, чтобы все усилия детектива стали пустой тратой времени, разумно было бы сообщить ему все возможное.
  
  — Она недавно рассказала мне кое-что, о чем Синтии пока не известно.
  
  Эбаньол не стал спрашивать, он ждал. Я сообщил ему об анонимных денежных взносах.
  
  — Вот как, — заметил он.
  
  — Я предупрежу Тесс, что вы заедете. И скажу, чтобы она от вас ничего не скрывала.
  
  — Спасибо, — поблагодарил он, сел на сиденье, захлопнул дверцу и опустил стекло. — Вы ей верите?
  
  — Тесс? Да, верю. Она показала мне записку и конверты.
  
  — Нет. Вашей жене. Вы верите своей жене?
  
  Прежде чем ответить, я откашлялся.
  
  — Разумеется.
  
  Эбаньол протянул руку за ремнем безопасности и застегнул его.
  
  — Однажды мне позвонила женщина с просьбой кое-кого найти, и я к ней поехал. А теперь догадайтесь, кого она предложила мне отыскать.
  
  Я ждал.
  
  — Элвиса. Она хотела, чтобы я нашел Элвиса Пресли. Это случилось примерно в девяностом году, и Элвис был уже тринадцать лет как мертв. Она жила в большом доме, имела много денег, но у нее не все гайки были закручены, как вы догадались. К тому же она никогда в жизни не видела Пресли, никак не была с ним связана, но тем не менее не сомневалась, что Король жив и ждет, когда она его найдет и спасет. Я мог работать на нее год. Она бы весьма поспособствовала моему раннему уходу на пенсию, эта дама, да благословит ее Господь. Но я вынужден был отказаться. Она очень расстроилась, но я ей объяснил, что однажды меня уже нанимали с этой целью, я нашел Пресли, и он в полном порядке, но хочет прожить остаток жизни в покое и мире.
  
  — Шутите. И она поверила?
  
  — Ну, в тот момент вроде поверила. Разумеется, она могла обратиться к другому профессионалу. Тогда он наверняка все еще работает над этим делом. — Детектив негромко хмыкнул. — Это было бы любопытно.
  
  — Что вы хотите этим сказать, мистер Эбаньол? — спросил я.
  
  — Ваша жена в самом деле стремится узнать, что случилось с ее родителями и братом. Я бы не взял чек у человека, который собрался водить меня за нос. Я не думаю, что ваша жена пытается лукавить со мной.
  
  — Нет, я тоже так не думаю, — согласился я. — Но разве эта женщина, желавшая, чтобы вы нашли Элвиса, водила вас за нос? Или на самом деле всем сердцем верила, что Элвис все еще жив?
  
  Детектив печально улыбнулся:
  
  — Я перезвоню вам через три дня или раньше, если мне удастся что-нибудь узнать.
  ГЛАВА 16
  
  — Мужчины слабые — кроме тебя, разумеется, — они, как правило, подводят, но ничуть не реже предать могут и женщины, — сказала она.
  
  — Я знаю. Ты уже это говорила, — заметил он.
  
  — Ах, простите. — Тон саркастический. Ему не нравилось, когда она говорила таким тоном. — Я тебя утомляю, радость моя?
  
  — Нет, все нормально. Продолжай. Итак, женщины тоже могут предать. Я слушаю.
  
  — Верно. Вроде этой Тесс.
  
  — Да, понятно.
  
  — Она меня обворовала.
  
  — Ну… — Он хотел было возразить, но решил, что спорить не стоит.
  
  — Именно это и было сделано, — сказала она. — Деньги принадлежали мне. Она не имела права присваивать их.
  
  — Так ведь она на себя и не тратила. Она на них…
  
  — Хватит! Чем больше я об этом думаю, тем сильнее злюсь. И мне не нравится, что ты ее защищаешь.
  
  — Я ее не защищаю, — возразил он.
  
  — Она должна была найти способ рассказать мне и все исправить.
  
  «И каким же образом она могла исхитриться это сделать?» — задумался он, но промолчал.
  
  — Ты здесь? — спросила она.
  
  — Я все еще здесь.
  
  — Ты что-нибудь хочешь сказать?
  
  — Да ничего. Только… это будет сложновато, ты не находишь?
  
  — Иногда я не могу с тобой разговаривать, — сказала она. — Позвони мне завтра. Если мне за это время захочется поговорить с умным человеком, я обращусь к зеркалу.
  ГЛАВА 17
  
  После того как детектив ушел, я позвонил Тесс, чтобы ввести ее в курс дела.
  
  — Помогу ему, насколько сумею, — сказала Тесс. — Мне кажется, Синтия поступает правильно, нанимая частного детектива. Если она пошла на такое, возможно, пора рассказать ей все, что я знаю.
  
  — Мы скоро увидимся, — пообещал я.
  
  — Когда зазвонил телефон, я уже было собралась связаться с тобой, — призналась Тесс. — Но не хотела звонить тебе домой, это показалось бы странным — звать тебя, если к телефону подойдет Синтия. И мне кажется, у меня нет номера твоего мобильного.
  
  — В чем дело, Тесс?
  
  Она перевела дыхание.
  
  — Ох, Терри, я снова сдала анализы.
  
  Ноги у меня подкосились.
  
  — И что они сказали? — Раньше она говорила, что жить ей осталось полгода, может быть, год. Я боялся, что теперь срок сократился.
  
  — У меня, оказывается, все в порядке, — сообщила Тесс. — Они сказали, что те первые тесты оказались ошибочными. На этот раз все точно. — Она помолчала. — Терри, я не умираю.
  
  — Милостивый Боже, Тесс, это же замечательно. Они уверены?
  
  — Уверены.
  
  — Фантастика.
  
  — Если бы я умела молиться, то сочла бы, что мои молитвы услышаны. Но, Терри, надеюсь, ты ничего не говорил Синтии?
  
  — Нет.
  
  Когда я вошел, Синтия заметила у меня на щеке слезу. Она протянула руку и смахнула ее указательным пальцем.
  
  — Терри, в чем дело? Что случилось?
  
  Я крепко обнял ее и ответил:
  
  — Я счастлив. Я просто очень счастлив.
  
  Наверное, она решила, что у меня поехала крыша. Так счастлив здесь никто еще не был.
  
  Следующие пару дней Синтия держалась значительно спокойнее, чем последнее время. Ее утешала мысль, что Дентон Эбаньол занимается нашим делом. Я боялся, что она станет звонить ему на мобильный каждые пару часов, как произошло с телевизионным каналом, желая знать, что ему удалось разыскать, но она сдержалась. Перед тем как отправиться спать, мы сидели за кухонным столом, и Синтия спросила меня, надеюсь ли я, что он что-то обнаружит, то есть эта мысль постоянно крутилась в ее голове, но она не хотела ему мешать.
  
  На следующий день, когда Грейс вернулась из школы, я предложил пойти на общественные теннисные корты, что за библиотекой, и она согласилась. Сейчас я играл в теннис ничуть не лучше, чем в университете, так что редко, вернее, практически никогда не брал в руки ракетку, но мне нравилось смотреть, как играют мои девушки, особенно любоваться коронным ударом Синтии слева. Вот я и потащился с ними, захватив с собой для проверки несколько сочинений. Время от времени я отрывал от них взгляд и смотрел, как мои жена и дочь бегают, смеются и подшучивают друг над другом. Разумеется, Синтия не пользовалась своим коронным ударом во время игры с Грейс, но всегда давала ей дружеские советы. Грейс делала успехи, но через полчаса я заметил, что она устала и предпочла бы читать Карла Сагана дома, как все другие восьмилетние девочки.
  
  Когда они закончили, я предложил по дороге домой где-нибудь поужинать.
  
  — Уверен? — спросила Синтия. — Мы же… и так тратим сейчас довольно много.
  
  — Наплевать, — заявил я.
  
  Синтия ехидно улыбнулась.
  
  — Что с тобой? Со вчерашнего дня ты самый веселый маленький мальчик в городе.
  
  Как я мог ей сказать, что меня радуют хорошие новости Тесс, если вообще не посвящал ее в эти дела? Она обрадуется, конечно, но обидится, что от нее все скрыли.
  
  — Я просто испытываю… оптимизм, — выкрутился я.
  
  — Думаешь, мистер Эбаньол что-нибудь узнает?
  
  — Не обязательно. Просто такое ощущение, будто мы свернули за угол, пережили самое трудное, и дальше все будет хорошо.
  
  — Тогда я выпью бокал вина за ужином, — заявила она.
  
  — Обязательно, — улыбнулся я.
  
  — А я хочу молочный коктейль, — вмешалась Грейс. — С вишенкой.
  
  Когда мы вернулись домой после ужина, Грейс отправилась смотреть по каналу «Дискавери» что-то насчет колец Сатурна, а мы с Синтией уселись за кухонный стол. Я писал цифры в блокноте, складывая, вычитая, крутя так и эдак. Мы всегда так делали, попадая в затруднительное финансовое положение. Можно ли позволить себе вторую машину? Не разорит ли нас путешествие в Диснейленд?
  
  — Я тут высчитал, — сказал я, глядя на цифры, — что мы сможем платить мистеру Эбаньолу не одну, а целых две недели. И при этом не попадем в богадельню.
  
  Синтия положила ладонь на мою руку.
  
  — Знаешь, а я тебя люблю.
  
  В другой комнате кто-то на телеэкране сказал: «Уран», и Грейс хихикнула.
  
  — Я тебе когда-нибудь рассказывала, — спросила Синтия, — как испортила мамину кассету с записью Джеймса Тейлора?
  
  — Нет.
  
  — Мне тогда, наверное, было лет одиннадцать или двенадцать, а у мамы было много музыкальных записей. Она обожала Джеймса Тейлора, Саймона и Гарфункеля, Нила Янга и многих других, но больше всего ей нравился Джеймс Тейлор. Она говорила, что он может сделать ее счастливой и может сделать печальной. Однажды мама меня ужасно разозлила, вроде я хотела что-то надеть, а эта вещь оказалась в грязном белье, и я высказалась в том смысле, что она не выполнила свою работу.
  
  — Вряд ли ей это понравилось.
  
  — Точно. Она сказала, что если мне не нравится, как она приводит в порядок мою одежду, то я хорошо знаю, где находится стиральная машина. Тогда я открыла магнитофон, который она держала на кухне, вытащила оттуда кассету и швырнула ее на пол. Она разбилась, пленка вывалилась, короче, кассета была испорчена.
  
  Я слушал.
  
  — Я замерла. Не могла поверить, что так поступила. Думала, она меня убьет. Но вместо этого она отложила свое занятие, подняла пленку, вся из себя спокойная, и посмотрела, что это за кассета. «Джеймс Тейлор, — сказала она. — На ней была песня „Улыбающееся лицо“. Моя самая любимая. Знаешь почему? Каждый раз, когда она начинается, я вижу твое лицо и улыбаюсь, потому что люблю тебя». Или что-то в этом роде. И добавила: «Это моя самая любимая песня, и каждый раз, слушая ее, я думаю о тебе и о том, как сильно тебя люблю. И сейчас мне особенно хотелось бы послушать эту песню».
  
  Глаза Синтии увлажнились.
  
  — Ну и после школы я села в автобус, поехала в магазин и разыскала эту кассету. Она называлась «ДТ». Я купила ее и принесла домой. Мама сорвала целлофановую обертку, поставила кассету в магнитофон и спросила, не хочу ли я послушать ее любимую песню.
  
  Одинокая слеза сбежала по ее щеке и упала на кухонный стол.
  
  — Я обожаю эту песню, — сказала Синтия. — И так по ней скучаю.
  
  Позднее она позвонила Тесс. Просто так, поболтать. После разговора поднялась в гостевую спальню со швейной машиной и компьютером, где я печатал на старенькой «Роял» записки своим ученикам, и по ее покрасневшим глазам я догадался, что она снова плакала.
  
  — Тесс думала, что у нее смертельная болезнь, но все обошлось. Она не хотела говорить мне, считала, что у меня и без нее забот хватает, поэтому решила не нагружать меня своими неприятностями. Она так и сказала — «нагружать». Ты можешь себе представить?
  
  — Это какое-то безумие, — согласился я.
  
  — И тут выяснилось, что на самом деле ничего такого нет, и она может рассказать мне все, но я бы предпочла знать тогда, вовремя, ты понимаешь? Потому что она всегда была рядом со мной и в любой беде… — Синтия схватила бумажный платок и высморкалась. — Страшно даже подумать, что я могла потерять ее.
  
  — Знаю. Мне тоже.
  
  — Когда ты вдруг стал таким счастливым, это не имело никакого отношения…
  
  — Нет, — перебил я. — Разумеется, нет.
  
  Наверное, я мог сказать ей правду. Позволить себе все ей поведать, но предпочел умолчать.
  
  — О черт! — спохватилась она. — Тесс просила, чтобы ты позвонил. Наверное, хочет рассказать тебе обо всем сама. Не говори ей, что уже знаешь. Ладно? Я ведь не могла промолчать, ты понимаешь?
  
  — Конечно, — кивнул я.
  
  Я спустился вниз и набрал номер Тесс.
  
  — Я ей сказала, — призналась она.
  
  — Знаю, — ответил я. — Спасибо.
  
  — Он был здесь.
  
  — Кто?
  
  — Этот детектив. Мистер Эбаньол. Очень милый мужчина.
  
  — Да.
  
  — Пока он был здесь, позвонила его жена. Чтобы сообщить, что готовит на ужин.
  
  — И что это было? — полюбопытствовал я.
  
  — Какое-то жареное мясо, если не путаю. И йоркширский пудинг.
  
  — Наверное, вкусно.
  
  — Короче, я все ему рассказала. О деньгах, о записке. И все ему отдала. Он очень заинтересовался.
  
  — Я так и думал.
  
  — Он говорил об отпечатках без особого энтузиазма. Слишком много лет прошло.
  
  — Разумеется, Тесс, очень много, к тому же ты столько раз брала эти письма в руки. Но считаю, ты поступила правильно, все ему передав. Если еще что-то придет в голову, позвони ему.
  
  — Он сказал то же самое. Дал свою визитку. Я в данный момент на нее смотрю, она пришпилена к моей доске около телефона, рядом с фотографией Грейс.
  
  — Правильно, — одобрил я.
  
  — Обними за меня Синтию, — попросила она.
  
  — Обязательно. Я люблю тебя, Тесс, — сказал я и повесил трубку.
  
  — Она тебе рассказала? — поинтересовалась Синтия, когда я вошел в спальню.
  
  — Рассказала.
  
  Синтия уже надела ночную рубашку, но лежала сверху, на покрывале.
  
  — Я весь вечер думала, что сегодня займусь с тобой безумной, страстной любовью, но до смерти устала. Не уверена, что смогу соответствовать.
  
  — У меня нет завышенных требований, — заметил я.
  
  — Как насчет неиспользованных купонов?
  
  — Годится. Знаешь, можно на выходные отвезти Грейс к Тесс и поехать куда-нибудь. Остаться на ночь, позавтракать.
  
  — Может, я там буду лучше спать, — согласилась Синтия. — А то мне последнее время снятся какие-то беспокойные сны.
  
  Я сел на край кровати.
  
  — Ты это о чем?
  
  — Ну, я же говорила об этом доктору Кинзлер. Вроде слышу их голоса. Думаю, они говорят со мной или я с ними, или разговаривают между собой, но у меня такое ощущение, будто я с ними и одновременно не с ними, могу протянуть руку и их коснуться. Но когда я пытаюсь, они превращаются в дым. Который уносится прочь.
  
  Я наклонился и поцеловал ее в лоб.
  
  — Ты пожелала спокойной ночи Грейс?
  
  — Пока ты разговаривал с Тесс.
  
  — Тогда постарайся заснуть. Я зайду к ней на минутку.
  
  Как обычно, в спальне Грейс было совершенно темно, так она лучше видела звезды через телескоп.
  
  — Нам сегодня ничего не грозит? — спросил я, входя в комнату и закрывая за собой дверь, чтобы туда не проникал свет из коридора.
  
  — Похоже на то, — отозвалась Грейс.
  
  — Славно.
  
  — Хочешь посмотреть?
  
  Грейс установила телескоп на уровне своих глаз, но мне не хотелось наклоняться, поэтому я подхватил компьютерное кресло у ее стола, купленное в «ИКЕА», пододвинул его к телескопу и сел. Взглянув в телескоп, я ничего не увидел, кроме темноты с отдельными искорками света.
  
  — Так куда я должен смотреть?
  
  — На звезды, — пояснила Грейс.
  
  Я повернулся и взглянул на свою дочь, которая хитро улыбалась в почти сплошной темноте.
  
  — Благодарю вас, Карл Саган! — Я снова приник к окуляру, покрутил колесико и едва не столкнул телескоп с подставки. — Bay! — воскликнул я. Часть клейкой ленты, с помощью которой Грейс пыталась закрепить телескоп, отклеилась.
  
  — Я ведь говорила, — сказала она. — Совсем негодная подставка.
  
  — Ладно, ладно. — Я снова заглянул в телескоп. Но обзор сместился, и теперь я смотрел на сильно увеличенный круг тротуара прямо перед нашим домом.
  
  И на мужчину, который на этот дом смотрел. Лицо его было расплывчатым и нечетким.
  
  Я оставил телескоп, встал и подошел к окну.
  
  — Кто это такой, черт побери?! — спросил я больше себя, чем Грейс.
  
  — Кто? — удивилась она.
  
  Дочь подошла к окну как раз в тот момент, когда мужчина бросился бежать.
  
  — Кто это, папа? — удивилась она.
  
  — Стой здесь! — приказал я и стремглав выскочил из комнаты, скатился по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и практически вылетел из передней двери. Промчался до конца подъездной дорожки и посмотрел в ту сторону, куда убежал этот тип. Примерно в ста футах от меня зажглись задние огни припаркованной у тротуара машины, когда кто-то повернул ключ в зажигании, передвинул рычаг передач и вдавил педаль газа в пол.
  
  Я был слишком далеко, да и уже стемнело, так что мне не удалось разобрать цифры на номерном знаке или определить марку машины, прежде чем та свернула за угол и исчезла. По звуку было ясно, что это старая модель, причем темного цвета. Синяя, коричневая, серая — точно сказать невозможно. Мне хотелось вскочить в машину и погнаться за ним, но ключи находились в доме, так что к тому времени как я их возьму, этот человек будет уже в Бриджпорте.
  
  Когда я вернулся к двери, там стояла Грейс.
  
  — Я же велел тебе сидеть в своей комнате, — рассердился я.
  
  — Я только хотела посмотреть…
  
  — Немедленно иди в постель.
  
  По моему тону она поняла, что спорить бесполезно, поэтому поспешно поднялась по лестнице.
  
  Мое сердце колотилось, и потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться, прежде чем подняться наверх. Когда я наконец вошел в спальню, Синтия лежала под одеялом и крепко спала. Я посмотрел на нее и подумал, какие разговоры она может слышать и о чем может рассуждать с исчезнувшими или мертвыми.
  
  «Спроси их от моего имени, — хотелось мне сказать. — Спроси, кто следит за домом? И что ему от нас нужно».
  ГЛАВА 18
  
  Синтия позвонила Пэм и договорилась, что придет на следующий день на работу попозже. Мы вызвали на девять утра слесаря, чтобы поставить щеколды, и если это мероприятие продлится дольше, чем мы рассчитывали, Синтия может не беспокоиться.
  
  За завтраком, до того как вниз спустилась Грейс, я рассказал Синтии о мужчине, стоявшем напротив дома. Сначала я немного поколебался, стоит ли говорить. Но во-первых, Грейс обязательно поднимет этот вопрос, и во-вторых, если на самом деле кто-то следит за домом, не важно кто и по каким причинам, мы все должны быть на страже. Скорее всего это не имело никакого отношения к особой ситуации в жизни Синтии. Просто в районе появился какой-то извращенец, так что вся улица должна остерегаться.
  
  — Ты хорошо его рассмотрел? — спросила Синтия.
  
  — Нет. Я побежал за ним, но он сел в машину и уехал.
  
  — А машину ты разглядел?
  
  — Нет.
  
  — Может, коричневая?
  
  — Син, ну не знаю я. Было темно, и машина темная.
  
  — Тогда она вполне могла быть коричневой.
  
  — Да, она могла быть коричневой. Но также темно-синей или черной.
  
  — Готова поспорить, это тот же человек. Который проезжал мимо нас с Грейс, когда мы шли в школу.
  
  — Я поговорю с соседями, — пообещал я.
  
  Я умудрился поймать соседей с обеих сторон до того, как они ушли на работу, и спросил, видели ли они кого-нибудь возле своего дома вчера ночью и вообще замечали ли что-нибудь подозрительное. Никто ничего не видел.
  
  Но я все равно позвонил в полицию, на тот случай если кто-то с нашей улицы сообщал о чем-то из ряда вон выходящем за последние несколько дней, и оператор сказал:
  
  — Ничего особенного, хотя, подождите, кто-то звонил позавчера насчет весьма странной вещи.
  
  — Какой? — спросил я. — Что это было?
  
  — Кто-то позвонил насчет странной шляпы в их доме. — Полицейский рассмеялся. — Сначала я решил, что речь идет о кляпе, но нет, то была шляпа.
  
  — Не берите в голову, — посоветовал я.
  
  Прежде чем я ушел в школу, Синтия сказала:
  
  — Я бы хотела навестить Тесс. Мы, конечно, недавно у нее были, но если вспомнить, что ей пришлось пережить в последнее время…
  
  — Чудесная мысль, — согласился я. — Почему бы нам не съездить к ней завтра вечером? Мы могли бы сходить в кафе-мороженое или еще куда-нибудь.
  
  — Я ей позвоню, — пообещала Синтия.
  
  В школе я застал Ролли, который полоскал кружку в учительской, чтобы налить в нее на редкость омерзительный кофе, которым нас снабжали.
  
  — Как дела? — спросил я, подходя к нему сзади.
  
  — Господи! — подпрыгнул он.
  
  — Как дела? — сделал я еще одну попытку.
  
  Ролли пожал плечами. Он казался рассеянным.
  
  — Как обычно. А у тебя?
  
  Я вздохнул.
  
  — Вчера вечером кто-то стоял и таращился на мой дом, а когда я попытался выяснить, кто это, убежал. — Я отпил глоток кофе, который только что налил. Вкус был мерзкий, но поскольку кофе уже остыл, это не играло особой роли. — У нас что, контракт на поставку кофе с сантехнической компанией?
  
  — Кто-то следил за твоим домом? — переспросил Ролли. — Как ты думаешь, что он там делал?
  
  Я пожал плечами:
  
  — Понятия не имею. Но мы сегодня ставим щеколды на двери. Похоже, как раз вовремя.
  
  — Неприятно, — заметил Ролли. — Может, какой-нибудь воришка бродит по улице и смотрит, кто забыл закрыть гараж, чтобы что-нибудь стащить.
  
  — Возможно, — согласился я. — Так или иначе, новые замки не самая плохая идея.
  
  — Верно, — кивнул Ролли и немного помолчал. — Я подумываю, не уйти ли на пенсию пораньше.
  
  Значит, обо мне разговор закончен.
  
  — Мне казалось, ты решил остаться по крайней мере до конца учебного года.
  
  — Да, конечно, но вдруг я перекинусь? Тогда им придется кого-нибудь быстро подыскивать, так? И пенсия уменьшится всего-то на несколько долларов. Я уже готов переехать, Терри. Руководить школой, работать в школе — теперь ведь все не так, как раньше, ты согласен? Я знаю, у тебя всегда были крутые ребята, но сейчас все куда хуже. Они вооружены. Их родителям на них плевать. Я отдал этой системе сорок лет, но теперь все, ухожу. Мы с Миллисент продаем дом, какие-то деньги кладем в банк и едем в Бредентон, возможно, там мое давление понизится.
  
  — Сегодня ты действительно выглядишь напряженным. Может, тебе пойти домой?
  
  — Я в порядке. — Он помолчал. Ролли не курил, но сейчас выглядел как курильщик, страстно мечтающий затянуться. — Миллисент уже ушла на пенсию. И меня ничто не останавливает. Ведь никто из нас не становится моложе, верно? Никогда не знаешь, сколько тебе еще осталось. Сейчас ты здесь, а через минуту тебя уже нет.
  
  — Кстати, — сказал я, — ты мне напомнил.
  
  — Что?
  
  — Насчет Тесс.
  
  Ролли мигнул.
  
  — Что насчет Тесс?
  
  — Выяснилось, что у нее все нормально.
  
  — Что?
  
  — Они еще раз сделали анализы, и первоначальный диагноз оказался ошибочным. Она не умирает. С ней все хорошо.
  
  Ролли обалдело смотрел на меня:
  
  — Ты это о чем?
  
  — Я говорю тебе, что с ней все в порядке.
  
  — Но, — сказал он медленно, словно не мог осмыслить мои слова, — врачи уверили ее, что она умирает. А теперь говорят, что ошиблись?
  
  — Знаешь, — заметил я, — эти новости плохими не назовешь.
  
  Ролли снова моргнул.
  
  — Нет, разумеется. Замечательные новости. Гораздо лучше, чем сначала получить хорошие, а потом плохие.
  
  — Наверняка.
  
  Ролли взглянул на часы:
  
  — Слушай, мне пора идти.
  
  Мне тоже было пора. Мой творческий урок начинался через минуту. В последний раз я велел им написать письмо незнакомому человеку и рассказать, не важно, существует он на самом деле или нет, о том, чего никому другому они рассказать не решались.
  
  — Иногда, — сказал я им, — куда легче поведать незнакомцу что-то очень личное. Как будто это менее рискованно — открыться перед тем, кто вас не знает.
  
  Когда я спросил, не хочет ли кто-нибудь попробовать, к моему изумлению поднял руку Бруно, наш классный клоун.
  
  — Бруно?
  
  — Да, сэр. Я готов.
  
  Бруно никогда не выступал добровольцем. Я заподозрил недоброе, но все равно был заинтригован.
  
  — Ладно, слушаем тебя.
  
  Он открыл свой блокнот и начал:
  
  — Дорогой Пентхаус…
  
  — Стоп, — остановил я. В классе уже смеялись. — Предполагалось, что ты пишешь письмо человеку, которого не знаешь.
  
  — Я не знаю никого, кто бы жил в пентхаусе, — заявил Бруно. — И сделал то, что вы велели. Написал о том, о чем бы больше никому не сказал. Во всяком случае, не своей маме.
  
  — Твоя мама — та дама, которая проглотила арбуз, — вякнул кто-то из класса.
  
  — Тебе хочется, чтобы твоя мама тоже так выглядела, — парировал Бруно, — а не как фотокопия чьего-то зада.
  
  — Что-нибудь еще? — спросил я.
  
  — Нет, подождите, — сказал Бруно. — Дорогой Пентхаус. Хочу рассказать тебе о случае, происшедшем с моим близким другом, которого я далее буду называть мистер Джонсон.
  
  Мальчишка по имени Райан едва не свалился со стула от смеха.
  
  Как обычно, Джейн Скавалло сидела в конце класса, скучающе смотрела в окно, короче, вела себя так, будто все происходящее ниже ее достоинства. Возможно, сегодня она права. Джейн словно бы предпочитала быть в любом другом месте, но не здесь, и если бы я в этот момент взглянул в зеркало, то увидел бы на своем лице точно такое же выражение.
  
  Девушка, сидевшая перед ней, Валери Свиндон, из тех, кто всегда старается угодить, подняла руку.
  
  — Дорогой президент Линкольн! Я думаю, вы один из самых великих президентов, потому что боролись за свободу рабов и за всеобщее равноправие.
  
  Дальше продолжалось в том же духе. Дети зевали, закатывали глаза, и я подумал, что ситуация из рук вон плоха, если ты не можешь восхититься Авраамом Линкольном и при этом не выглядеть идиоткой. Но пока она читала письмо, я вспоминал Боба Ньюхарта и телефонный разговор между смышленым парнем с Мэдисон-авеню и президентом — как он посоветовал ему расслабиться, не принимать все близко к сердцу.[35]
  
  Я спросил еще пару ребятишек, потом вызвал Джейн.
  
  — Я пас, — сказала она.
  
  После урока, проходя мимо моего стола, она оставила на нем лист бумаги.
  
   Дорогой незнакомец!
  
   Это письмо от кого-то кому-то, никаких имен, ведь все равно никто никого не знает. Имена ни черта не значат. Весь мир состоит из незнакомых людей. Миллионы и миллионы незнакомцев. Каждый для другого незнакомец. Иногда мы думаем, будто знаем других людей, особенно тех, кто по определению нам близок, но если мы их в самом деле знаем, то почему удивляемся дерьмовым поступкам? Например, родителей всегда поражает, на что способны их дети. Они воспитывают их с пеленок, проводят с ними каждый день, считают гребаными ангелами, и вдруг в один прекрасный день на пороге появляются копы и говорят: «Эй, родители, догадайтесь, что случилось? Ваш сынок только что проломил голову другому ребенку бейсбольной битой». Или наоборот, ты ребенок и тебе кажется, что все, блин, замечательно, но в один прекрасный день мужик, который считался твоим отцом, делает вам ручкой, желает счастливо оставаться. И ты думаешь: «Что же это такое, мать твою за ногу?» Поэтому через много лет, когда твоя мать находит вроде бы нормального парня, ты думаешь: «А когда этот день настанет?» Потому что такова жизнь. Жизнь всегда спрашивает саму себя: «Когда настанет этот день?» Ведь если он не наступает слишком долго, ты понимаешь, что он, блин, уже на носу.
  
   С наилучшими пожеланиями, Незнакомец.
  
  Я прочитал сочинение дважды, затем вверху страницы поставил «А»[36] своей красной ручкой.
  
  В обеденный перерыв я хотел заехать в магазин Памелы, чтобы повидать Синтию, и когда шел через парковку к своей машине, Лорен Уэллс как раз ставила свой автомобиль на свободное место рядом с моим. Рулила она одной рукой, другой прижимала к уху сотовый.
  
  За последние пару дней я исхитрился не сталкиваться с ней. Не хотел разговаривать и сейчас, но она уже опускала стекло и приветственно поднимала подбородок, прося меня подождать, продолжая говорить по телефону. Она остановила машину, сказала в телефон: «Подожди секунду» и повернулась ко мне:
  
  — Эй! Я не видела тебя с той поры, как вы снова ездили к Пауле. Вас опять покажут в шоу?
  
  — Нет, — ответил я.
  
  На ее лице промелькнуло явное разочарование.
  
  — Плохо. Не сделаешь мне одолжение? Это займет секунду. Можешь сказать «привет» моей подруге?
  
  — Что?
  
  Она протянула мобильный.
  
  — Ее зовут Рейчел. Просто скажи: «Привет, Рейчел». Она умрет, когда узнает, что ты муж той женщины, которая участвовала в шоу.
  
  Я открыл дверцу своей машины и, прежде чем сесть, произнес:
  
  — Займись чем-нибудь полезным, Лорен.
  
  Она уставилась на меня с открытым ртом, потом крикнула достаточно громко, чтобы я услышал сквозь стекло:
  
  — Думаешь, ты крутой? Ошибаешься!
  * * *
  
  Когда я добрался до магазина Памелы, Синтии там не было.
  
  — Она позвонила, что ждет слесаря, — объяснила Пэм. Я взглянул на часы. Почти час дня. Я подсчитал, что если слесарь пришел вовремя, то должен был закончить работу в десять, самое позднее — в одиннадцать.
  
  Я полез в карман за мобильным, но Памела протянула мне свой.
  
  — Привет, Пэм, — сказала Синтия. — Извини меня. Я уже еду.
  
  — Это я.
  
  — О!
  
  — Заскочил, надеялся, что ты здесь.
  
  — Слесарь опоздал, совсем недавно ушел. Я уже еду.
  
  — Скажи ей, чтобы не спешила, — обратилась ко мне Пэм. — Здесь тихо. Может вообще сегодня не приходить.
  
  — Ты слышала? — спросил я.
  
  — Ага. Оно и к лучшему. А то у меня мысли разбегаются. Мистер Эбаньол звонил. Хочет с нами встретиться. Он заедет в половине пятого. Ты успеешь к этому времени вернуться домой?
  
  — Конечно. Что он сказал? Что-нибудь обнаружил?
  
  Памела подняла брови.
  
  — Он не стал говорить. Обещал все обсудить при встрече.
  
  — Ты в порядке?
  
  — Немного странно себя чувствую.
  
  — Ага, я тоже. Но очень может быть, он скажет нам, что не нашел ни шиша.
  
  — Я понимаю.
  
  — Ты встречаешься завтра с Тесс?
  
  — Я оставила послание. Не опаздывай, ладно?
  
  Когда я повесил трубку, Пэм спросила:
  
  — Что происходит?
  
  — Синтия наняла… мы наняли детектива, чтобы он занялся исчезновением ее семьи.
  
  — Вот как, — проговорила она. — Ну, это, конечно, не мое дело, но если хочешь знать мое мнение, это пустая трата денег, ведь прошло столько лет. Никто никогда не узнает, что случилось в ту ночь.
  
  — Увидимся позже, Пэм, — сказал я. — Спасибо, что разрешила воспользоваться телефоном.
  
  — Кофе хотите? — спросила Синтия, когда Дентон Эбаньол вошел в наш дом.
  
  — Да, с удовольствием, — ответил он. — С большим удовольствием.
  
  Он устроился на диване, и Синтия принесла кофе, чашки, сахар и сливки на подносе вместе с шоколадным печеньем. Она разлила кофе по чашкам и протянула детективу тарелку с печеньем. Он взял одно, а мы с Синтией тем временем мысленно кричали: «Ради всего святого, расскажи нам, что знаешь, еще минуту мы не выдержим!»
  
  Синтия взглянула на поднос и сказала:
  
  — Я принесла только две ложки. Терри, будь добр, возьми еще одну.
  
  Я пошел на кухню, открыл ящик с приборами, но в пространстве между держателем для ножей и стенкой ящика, где хранилась всякая ерунда, начиная от карандашей и кончая пластиковыми заколками от пакетов из-под хлеба, что-то зацепило мой взгляд.
  
  Ключ.
  
  Я взял его. Это был запасной ключ от задней двери, обычно висевший на крючке.
  
  Я вернулся в гостиную с ложкой и сел. Эбаньол достал свой блокнот, открыл его, полистал и сказал:
  
  — Давайте посмотрим, что здесь у нас.
  
  Мы с Синтией терпеливо улыбнулись.
  
  — А, вот оно! — Он посмотрел на Синтию. — Миссис Арчер, что вы можете рассказать мне о Винсе Флеминге?
  
  — Винсе Флеминге?
  
  — Верно. Это тот парень, с которым вы в ту ночь сидели в машине. — Он замолчал, потом взглянул на Синтию, затем перевел взгляд на меня и снова посмотрел на Синтию. — Извините меня. Ничего, если я заговорю об этом в присутствии вашего мужа?
  
  — Нормально, — ответила она.
  
  — Насколько мне известно, его машина стояла за магазином. Там и нашел вас отец и привез домой.
  
  — Да.
  
  — Мне удалось познакомиться с полицейскими документами по этому делу. К тому же продюсер с телевидения дала мне запись шоу — простите, но я не видел его, когда оно шло по телевизору, я не любитель такого рода передач. Однако большую часть всей информации они получили от полиции. А вот у этого типа, Винса Флеминга, несколько избирательная память, если вы понимаете, о чем я.
  
  — Боюсь, после той ночи я не поддерживала с ним никаких отношений, — сказала Синтия.
  
  — Он постоянно попадал в неприятности с законом, — объяснил детектив. — У него и папаша такой же — Энтони Флеминг в то время руководил довольно значительной преступной группировкой.
  
  — Вроде мафии? — спросил я.
  
  — Не такой масштабной. Но имел значительную долю в нелегальной торговле наркотиками между Нью-Хейвеном и Бриджпортом. Проституция, угон машин и все такое.
  
  — Бог мой, — удивилась Синтия. — Я и понятия не имела. То есть я знала, что Винс вроде как не очень хороший парень, но не знала, чем занимался его отец. Он все еще жив?
  
  — Нет, его застрелили в девяносто втором году несколько начинающих бандитов. Из-за сделки, которая сорвалась.
  
  Синтия качала головой, не в состоянии поверить в услышанное.
  
  — Полиция их поймала?
  
  — Не пришлось ловить, — пояснил Эбаньол. — Люди Энтони Флеминга о них позаботились. Убили всех живущих в доме — и виновных, и еще нескольких человек, которым не повезло оказаться в неподходящем месте в неподходящее время — в порядке возмездия. Считается, что операцией руководил Винс Флеминг, но его не только не осудили, даже не предъявляли обвинения.
  
  Эбаньол потянулся за другим печеньем.
  
  — Не надо бы мне это есть, — заметил он. — Уверен, жена готовит что-то вкусное на ужин.
  
  Тут я не выдержал:
  
  — Но какое все это имеет отношение к Синтии и ее семье?
  
  — Никакого, и это абсолютно точно, — ответил детектив. — Но я знаю, каким стал Винс, и пытаюсь представить себе, каким он был в ту ночь, когда исчезла семья вашей жены.
  
  — Вы полагаете, он имеет к этому какое-то отношение?
  
  — Я просто-напросто не знаю. Но у него была причина злиться. Ваш отец уволок вас со свидания с ним. Это было унизительно не только для вас, но и для него тоже. И если он имеет какое-то отношение к исчезновению ваших родителей и брата, если он… — Детектив заговорил тише. — Если он их убил, то у него был отец с подходящими средствами и опытом, чтобы замести следы.
  
  — Но полиция наверняка в свое время всем этим интересовалась, — вмешался я. — Вы же не первый человек, кому это пришло в голову.
  
  — Вы правы. Полиция этим интересовалась. Но не раскопала ничего конкретного. У них были одни подозрения. А Винс и семейка организовали алиби друг для друга. Он сказал, что уехал домой, после того как Клейтон Бидж увез свою дочь.
  
  — Одну вещь это объясняет, — вставила Синтия.
  
  — Что именно? — поинтересовался я.
  
  Эбаньол улыбался, похоже, знал, что она собиралась сказать:
  
  — Почему я осталась в живых.
  
  Детектив кивнул.
  
  — Потому что я ему нравилась.
  
  — Но твой брат? — спросил я. — У него не было ничего против твоего брата. — Я повернулся к Эбаньолу: — Как вы это объясните?
  
  — Тодд мог просто оказаться свидетелем. Он все видел, значит, должен был быть уничтожен.
  
  Некоторое время мы молчали. Затем Синтия сказала:
  
  — У него был нож.
  
  — У кого? — спросил детектив. — У Винса?
  
  — В тот вечер, в машине. Он им хвастался, показывал мне. Это был один из тех ножей… как вы его называете? У которого выскакивает лезвие?
  
  — Пружинный? — подсказал детектив.
  
  — Верно, — кивнула Синтия. — Я помню… что держала его… — Ее голос сорвался. — Боюсь, я могу упасть в обморок.
  
  Я быстро обнял ее за талию.
  
  — Что-нибудь принести?
  
  — Мне просто нужно… освежиться… Я на минутку…
  
  Я с беспокойством следил, как Синтия поднимается по лестнице.
  
  Эбаньол тоже следил за ней и, услышав, как хлопнула дверь в ванную комнату, наклонился ко мне:
  
  — И что вы думаете по этому поводу?
  
  — Не знаю, — признался я. — Думаю, она вымоталась.
  
  Детектив кивнул и какое-то время молчал. Затем продолжил:
  
  — Насчет этого Винса Флеминга. Его папаша неплохо зарабатывал своей преступной деятельностью. Если он испытывал какую-то ответственность за то, что сделал его сын, ему было по карману оставлять некоторые суммы тете вашей жены на образование ее племянницы.
  
  — Вы же видели письмо, — напомнил я. — Тесс вам его показывала.
  
  — Да. Вместе с конвертами. Насколько я понимаю, вы жене еще об этом не говорили?
  
  — Пока нет. Хотя думаю, Тесс уже готова сказать. Полагаю, в решении Синтии нанять вас она видит знак, что пора расставить все точки над i.
  
  Эбаньол задумчиво кивнул.
  
  — Сейчас, когда мы пытаемся получить какие-то ответы, лучше все открыть.
  
  — Мы собираемся навестить Тесс завтра вечером. Хотя, возможно, съездим к ней уже сегодня. — Если честно, я думал о ежедневном гонораре детектива.
  
  — Это правильно… — В кармане Эбаньола зазвонил телефон. — Наверняка, отчет по поводу ужина, — сказал он. Но на его лице появилось удивление при виде номера. Он сунул телефон снова в карман. — Пусть оставят послание.
  
  Синтия спускалась вниз по лестнице.
  
  — Миссис Арчер, вы нормально себя чувствуете? — спросил детектив. Она кивнула и снова села на диван. Эбаньол откашлялся. — Вы уверены? Потому что я хотел бы поднять еще один вопрос.
  
  — Да, — сказала Синтия, — продолжайте, пожалуйста.
  
  — Понимаете, всему этому может быть очень простое объяснение. Ошибка чиновника, такое случается. Государственная бюрократия способна и не на такое.
  
  — Да?
  
  — Видите ли, когда вы не показали мне фотографию вашего отца, я, как и собирался, обратился в департамент транспорта. Я подумал, что они смогут мне помочь в этом отношении, но, как выяснилось, ошибался.
  
  — У них не оказалось его фотографии? Это было до того, как они стали воспроизводить на водительских правах снимок владельца? — спросила она.
  
  — Вот тут вся загвоздка, — признался Эбаньол. — Дело в том, что у них нигде не отмечено, что вашему отцу вообще когда-либо выдавались права.
  
  — Что вы хотите этим сказать?
  
  — Его нет ни в каких документах, миссис Арчер. С точки зрения департамента, он никогда не существовал.
  ГЛАВА 19
  
  — Но причина может быть в том, о чем вы уже упомянули, — возразила Синтия. — Люди постоянно выпадают из компьютерных файлов.
  
  Дентон Эбаньол согласно кивнул:
  
  — Тут вы правы. Тот факт, что в файлах департамента нет упоминания о Клейтоне Бидже, сам по себе не слишком убедителен. Но я проверил также прошлые отчеты в поисках номера его социального страхования.
  
  — И что?
  
  — И тоже ничего не обнаружил. Нигде не найти следов вашего отца, миссис Арчер. У нас нет его фотографии. Я просмотрел содержимое ваших коробок и не нашел даже корешка от квитанции об оплате с места его службы. Вы знаете название компании, на которую он работал и которая постоянно посылала его в командировки?
  
  Синтия подумала и отрицательно покачала головой.
  
  — Нет никаких его следов в налоговой инспекции. Насколько я могу судить, он никогда не платил налогов. Во всяком случае, не под именем Клейтона Биджа.
  
  — Что вы говорите? — возмутилась Синтия. — Хотите сказать, что он был шпионом? Каким-нибудь тайным агентом?
  
  Детектив усмехнулся:
  
  — Не обязательно. Ничего такого экзотического.
  
  — Он часто отсутствовал. — Она посмотрела на меня. — Что ты думаешь? Мог он быть каким-нибудь правительственным агентом, которого посылали на задания?
  
  — Тут уже явный перебор, — засомневался я. — Не хватало только заподозрить, что он инопланетянин с другой планеты. Прилетел сюда, чтобы изучить нас, затем вернулся домой, в свой мир, и взял с собой твоих мать и брата.
  
  Синтия молча смотрела на меня. Похоже, ей все еще было дурно.
  
  — Это я так неудачно пошутил, — извинился я.
  
  Эбаньол вернул нас, особенно меня, в реальность.
  
  — У меня совсем другая теория, — сказал он.
  
  — И какая же? — поинтересовался я.
  
  Он отпил глоток кофе.
  
  — Я мог бы предложить с полдюжины всяких версий, основанных на том немногом, что знаю на настоящий момент. Не жил ли ваш отец под чужим именем? Не прятался ли от какого-то странного прошлого? Возможно, криминального? Разделался ли Винс Флеминг в ту ночь с вашей семьей? Не была ли преступная деятельность его отца как-то связана с прошлым Клейтона Биджа, что он успешно скрывал до определенного момента?
  
  — На самом деле мы ведь ничего не знаем, правда? — спросила Синтия.
  
  Эбаньол устало откинулся на диванные подушки.
  
  — Единственное, что мне известно, так это стремительный рост вопросов, на которые нет ответов. И я хочу вас спросить, желаете ли вы, чтобы я продолжал. Вы уже истратили несколько сотен долларов на мои старания, и эта сумма может превратиться в тысячи. Если вы хотите расторгнуть наше соглашение, говорите, не стесняйтесь. Я уйду, оставив вам отчет по уже проделанной работе. Или продолжу копать. Решать вам.
  
  Синтия уже открыла было рот, но прежде чем успела что-то сказать, я произнес:
  
  — Мы хотим, чтобы вы продолжали.
  
  — Ладно, — сказал он. — Давайте я поработаю еще пару дней? Сейчас мне не нужно выписывать следующий чек. Полагаю, грядущие сорок восемь часов убедительно покажут, смогу ли я добиться какого-либо успеха.
  
  — Годится, — согласился я.
  
  — Думаю, мне стоит получше приглядеться к этому типу, Винсу Флемингу. Как вы полагаете, миссис Арчер? Мог этот человек — он ведь тогда, в восемьдесят третьем году, был очень молод — причинить вред вашей семье?
  
  Она немного подумала.
  
  — После всех этих лет мне кажется, что все возможно.
  
  — Да, лучше всегда сомневаться. Спасибо за кофе.
  
  Перед уходом Эбаньол вернул Синтии ее коробки с памятными вещами. Синтия закрыла за ним дверь и повернулась ко мне:
  
  — Кто был моим отцом? Кем, черт побери, был мой отец?
  
  А я вспомнил последнее сочинение Джейн Скавалло. О том, что мы все — незнакомцы, и порой меньше всего знаем о тех, кто нам близок.
  * * *
  
  Двадцать пять лет Синтия терпела боль и беспокойство по поводу бесследного исчезновения своей семьи. И ни малейшего намека на то, что могло с ними произойти. И хотя мы все еще не имели ответа на этот вопрос, на поверхность начали всплывать обрывки информации, подобно обломкам судна, утонувшего много лет назад. Эти предположения, что, возможно, отец Синтии жил под чужим именем, что прошлое Винса Флеминга куда темнее, чем казалось, не давали ей покоя. Странный телефонный звонок, таинственное появление старой фетровой шляпы, якобы принадлежавшей Клейтону. Человек, поздно вечером следивший за домом. Рассказ Тесс о конвертах с деньгами, которые много лет назад доверили ей, чтобы она позаботилась о Синтии.
  
  Я думал о последнем пункте, считая, что Синтия имеет право об этом знать. И лучше ей об этом услышать от самой Тесс.
  
  Мы поужинали, стараясь не обсуждать вопросы, поднятые детективом. Мы оба ощущали, что уже достаточно вовлекли во все эти дела Грейс. Она все время держала уши востро, подбирая информацию по крупицам, складывая ее вместе и делая выводы. Обсуждение истории Синтии, мошенницы-ясновидящей, находок Эбаньола и всего остального только прибавит Грейс беспокойства, усилит ее страх, что однажды ночью нас всех сотрет в порошок предмет, прилетевший из космоса.
  
  Но как мы ни старались избегать этой темы, чаще всего на нее сворачивала сама Грейс.
  
  — А где шляпа? — спросила она, проглотив ложку картофельного пюре.
  
  — Что? — удивилась Синтия.
  
  — Шляпа. Твоего папы. Которую тут оставили. Где она?
  
  — Я положила ее в стенной шкаф.
  
  — Можно мне посмотреть?
  
  — Нет, — отрезала Синтия. — Это не игрушка.
  
  — Я не собиралась с ней играть. Только хотела на нее посмотреть.
  
  — Я не хочу, чтобы ты играла с ней, смотрела на нее или трогала, — рявкнула Синтия.
  
  Грейс вновь занялась пюре.
  
  Синтия нервничала, еле сдерживалась. Да и кто бы не нервничал, неожиданно узнав, что человек, которого она всю жизнь знала как Клейтона Биджа, вовсе им не был!
  
  — Я думаю, — сказал я, — что нам следует сегодня навестить Тесс.
  
  — Да, — поддержала Грейс. — Давайте навестим тетю Тесс.
  
  Синтия как бы очнулась от сна:
  
  — Завтра. Мне помнится, ты говорил о завтрашнем вечере.
  
  — Я знаю. Но пожалуй, лучше навестить ее сегодня. Нам о многом нужно поговорить. Наверное, следует сообщить ей, что сказал мистер Эбаньол.
  
  — А что он сказал? — заинтересовалась Грейс.
  
  Мой строгий взгляд заставил ее замолчать.
  
  — Я уже ей звонила. Оставила послание. Она скорее всего вышла из дома и потом перезвонит.
  
  — Попробую-ка я еще разок, — предложил я и потянулся к телефону. Через полдюжины звонков включился автоответчик. Поскольку Синтия уже оставила послание, я не видел смысла повторяться.
  
  — Говорила же тебе, — сказала Синтия.
  
  Я взглянул на висящие на стене часы. Почти семь вечера. Какое бы дело ни выгнало Тесс из дома, скорее всего оно не задержит ее надолго.
  
  — Почему бы нам не прокатиться, заглянуть к ней, может, к тому времени она уже вернется, или мы немного подождем, Тесс наверняка надолго не задержится. У тебя ведь есть ключ, верно?
  
  Синтия кивнула.
  
  — Считаешь, что до завтра нельзя подождать? — спросила она.
  
  — Я считаю, что ей очень хочется узнать, что сказал мистер Эбаньол. К тому же у нее есть, чем с тобой поделиться.
  
  — Что значит, со мной поделиться? — спросила Синтия. Грейс тоже воззрилась на меня, но на сей раз у нее хватило ума промолчать.
  
  — Не знаю. Эта новая информация может вызвать у нее какие-то воспоминания, заставит вспомнить вещи, о которых она раньше не задумывалась. Понимаешь, узнав, что твой отец мог иметь другое имя, она может сказать: «Да, тогда это объясняет то-то и то-то».
  
  — Такое впечатление, будто тебе уже известно, что она может мне сообщить.
  
  Во рту у меня пересохло. Я встал, спустил воду из крана, чтобы она стала холодной, налил стакан, выпил, повернулся и прислонился к буфету:
  
  — Ладно. Грейс, нам с мамой нужно остаться вдвоем.
  
  — Я еще не доела.
  
  — Возьми с собой тарелку и пойди посмотри телевизор.
  
  Она вышла из кухни с кислым лицом, уверенная, что пропускает самое интересное.
  
  Я повернулся к Синтии:
  
  — Прежде чем получить результаты последних анализов, Тесс думала, что умирает.
  
  Синтия замерла.
  
  — И ты об этом знал.
  
  — Да. Она мне рассказала, считала, что у нее осталось мало времени.
  
  — И ты утаил это от меня?
  
  — Пожалуйста, позволь мне все объяснить. Беситься будешь потом. — Я ощутил, что глаза Синтии стали ледяными. — Ты в то время была очень обеспокоена, и Тесс сомневалась, сможешь ли ты справиться с такими плохими новостями. И хорошо, что она тебе ничего не сказала, поскольку все обошлось. Надо прежде всего думать об этом.
  
  Синтия промолчала.
  
  — Но, считая, что умирает, она сообщила мне еще кое о чем. Тебе она собиралась сказать об этом в подходящее время. В тот день она торопилась, боялась не успеть.
  
  И я рассказал Синтии. Все. Про анонимную записку, наличные деньги, неожиданно появлявшиеся в разных местах и позволившие ей доучиться. Как Тесс, подчиняясь просьбе автора записки, хранила все в тайне долгие годы.
  
  Она слушала молча, только пару раз перебила вопросами, дала мне выговориться.
  
  Когда я закончил, вид у нее был потрясенный.
  
  — Я бы выпила, — сказала она фразу, которую я слышал от нее нечасто.
  
  Я достал бутылку виски с верхней полки буфета и налил ей немного. Она выпила одним глотком, и я снова налил, на этот раз вполовину меньше. Она выпила и это и проговорила:
  
  — Ладно, поехали, навестим Тесс.
  
  Мы бы предпочли обойтись без Грейс, но сложно было найти няньку без предварительной договоренности. И не только это. Зная, что за домом кто-то следит, мы предпочитали не оставлять дочь без присмотра.
  
  Поэтому велели ей взять что-нибудь увлекательное, и она схватила книгу «Космос» и DVD с фильмом Джоди Фостер «Контакт», чтобы дать нам возможность поговорить без помех.
  
  Пока мы ехали, Грейс была необычно молчаливой. Наверное, почувствовала напряжение в машине и мудро решила не высовываться.
  
  — Может быть, на обратном пути купим мороженого, — нарушил я тишину. — Или поищем у Тесс. У нее наверняка осталось после дня рождения.
  
  Когда между Милфордом и Дерби мы свернули с основного шоссе и проехали немного по улице Тесс, Синтия сказала:
  
  — Ее машина на месте.
  
  Тесс ездила на полноприводной «субару». Говорила, что не хочет застрять в снегу, если ей понадобятся продукты. Грейс выскочила из машины и кинулась к входной двери.
  
  — Подожди, детка, — остановил я. — Нельзя же так врываться.
  
  Мы постучали. Через несколько секунд я постучал еще раз, погромче.
  
  — Может, она на участке, — предположила Синтия. — Возится с землей.
  
  Мы обошли дом. Грейс, как водится, подпрыгивая, бежала впереди. Мы еще не успели закончить обход, как она уже вернулась с сообщением:
  
  — Ее там нет!
  
  Разумеется, мы решили убедиться сами, но Грейс оказалась права. Тесс в садике не было, да и сумерки быстро сгущались.
  
  Синтия постучала в дверь черного хода, ведущую прямиком в кухню Тесс.
  
  Никто не отозвался.
  
  — Странно, — удивилась она. Странным было и то, что в доме не горел свет, хотя уже почти стемнело.
  
  Я отстранил Синтию от двери и посмотрел в маленькое окошко в верхней части.
  
  Я не был уверен, но мне показалось, будто на полу что-то лежит, закрывая черно-белые клетки.
  
  Человек.
  
  — Синтия, — обернулся я. — Уведи Грейс в машину.
  
  — В чем дело?
  
  — Не позволяй ей входить в дом.
  
  — Господи, Терри, — прошептала она. — Что такое?
  
  Я медленно повернул ручку двери, проверяя, закрыта ли она. Дверь была открыта.
  
  Я вошел, Синтия смотрела мне через плечо, одной рукой нащупывая на стене выключатель.
  
  Тетя Тесс лежала на полу в кухне лицом вниз, голова повернута под странным углом, одна рука вытянута вперед, вторая лежит вдоль тела.
  
  — Бог мой! — ахнула Синтия. — У нее удар или что-то еще?
  
  Хотя я не сподобился получить медицинского образования, но для сердечного приступа лужа крови вокруг нее была уж слишком большой.
  ГЛАВА 20
  
  Возможно, если бы с нами не было Грейс, Синтия упала бы в обморок. Но, услышав сзади топот ног дочери, готовой ворваться в кухню, повернулась и загородила ей дорогу. Затем повела вокруг дома на лужайку.
  
  — Что случилось? — крикнула Грейс.
  
  Я присел рядом с тетей Синтии и дотронулся до ее спины. Она была очень холодной.
  
  — Тесс, — позвал я шепотом. Под ней собралась такая большая лужа крови, что я не хотел ее поворачивать, а в голове звучали голоса, запрещающие мне что-то трогать. Поэтому я переместился и наклонился ниже, чтобы увидеть ее лицо. Меня словно током ударило при виде раскрытых, немигающих глаз.
  
  На мой неопытный взгляд кровь уже подсохла и загустела, как будто Тесс вот так лежала долгое время. И в комнате стояла невыносимая вонь, которую я только заметил.
  
  Я выпрямился и потянулся к настенному телефону, висевшему рядом с доской, на которую Тесс пришпиливала всякие записки. Снова тот же голос, запрещающий что-либо трогать. Я полез в карман, достал сотовый и набрал 911.
  
  — Да, я буду ждать здесь, — сказал я оператору. — Никуда не уйду.
  
  Однако покинул дом и обошел его. Синтия с Грейс на коленях сидела в машине. Дверца была открыта. Грейс обняла мать за шею и, похоже, плакала. Казалось, в этот момент Синтия была еще слишком потрясена, чтобы лить слезы.
  
  Она вопросительно взглянула на меня, и я медленно покачал головой.
  
  — В чем дело? — спросила она. — Думаешь, это сердечный приступ?
  
  — Сердечный приступ? — переспросила Грейс. — Она в порядке? С тетей Тесс все хорошо?
  
  — Нет, — ответил я Синтии. — Это не сердечный приступ.
  
  Полиция придерживалась того же мнения.
  
  Примерно за час около дома собралось с десяток автомобилей, включая с полдюжины полицейских машин, «скорую помощь», довольно долго там простоявшую, и два фургона с телевизионной аппаратурой, которым не разрешили подъехать ближе основного шоссе.
  
  Пара детективов поговорили по отдельности со мной и Синтией, тогда как третий занимал Грейс, так и сыпавшую вопросами. Ведь мы только сказали ей, что тетя Тесс заболела, с ней что-то случилось. Что-то очень плохое.
  
  Если честно, это было слабо сказано.
  
  Ее ударили ножом. Кто-то взял один из кухонных тесаков и всадил в нее. Пока я был на кухне, а Синтия отвечала на вопросы возле полицейской машины, я услышал, как женщина-судмедэксперт сказала, что, хотя на этой стадии не может быть стопроцентно уверена, нож попал ей прямо в сердце.
  
  Господи.
  
  Они задали мне массу вопросов. Почему мы приехали? «Навестить, — объяснил я. — И поговорить. Тесс только что получила очень хорошие новости от врача».
  
  — С ней должно было быть все в порядке, — сказал я.
  
  Детектив негромко фыркнул, но у него хватило такта не рассмеяться.
  
  — Вы не догадываетесь, кто бы мог это сделать? — спросил он.
  
  — Нет, — ответил я. И это была чистая правда.
  
  — Может быть, в дом залез взломщик. Подростки, ищущие деньги на наркотики, что-нибудь в этом роде.
  
  — Разве похоже, что именно так все и случилось? — удивился я.
  
  Детектив помолчал.
  
  — Не очень, — признал он. Задумался и провел языком по зубам. — Скорее всего здесь вообще ничего не тронули. Они могли схватить ключи, угнать машину, но и этого не сделали.
  
  — Они?
  
  Детектив улыбнулся:
  
  — Это проще, чем говорить он или она. Один человек или несколько. Мы просто в данный момент не знаем.
  
  — Это может быть связано, — нерешительно начал я, — с тем, что произошло с моей женой в прошлом.
  
  — Да?
  
  — Двадцать пять лет назад.
  
  Я коротко изложил ему историю Синтии. Признался, что в последнее время случились странные события. Особенно после телевизионного шоу.
  
  — А, да, — сказал детектив. — Кажется, я видел эту передачу. Шоу с этой Паулой, как там ее?
  
  — Ага. — И я рассказал, что несколько дней назад мы наняли частного детектива, чтобы он попробовал разобраться в этом деле. — Дентона Эбаньола, — добавил я.
  
  — Я его знаю. Хороший парень. Я с ним свяжусь.
  
  Он отпустил меня, предупредив, чтобы я пока не возвращался в Милфорд, а побыл еще здесь, на случай если у него возникнут новые вопросы. Когда я нашел Синтию, она по-прежнему сидела в машине с Грейс на коленях. Дочь выглядела маленькой и испуганной.
  
  Увидев меня, она спросила:
  
  — Пап, тетя Тесс умерла?
  
  Я взглянул на Синтию, ожидая от нее какого-нибудь знака. Скажи ей правду, не говори ей правды — что-нибудь в этом роде. Ничего не увидев, я произнес:
  
  — Да, ласточка, она умерла.
  
  Губы Грейс задрожали. Синтия заговорила таким ровным голосом, что я сразу догадался, чего ей стоит сдерживаться:
  
  — Ты мог мне сказать.
  
  — Что?
  
  — Все, что знал. Что узнал от Тесс. Ты мог мне сказать.
  
  — Да, — согласился я, — я мог бы сказать. И наверное, должен был.
  
  Она помолчала, явно тщательно подбирая слова.
  
  — Тогда, возможно, этого бы не произошло.
  
  — Син, не представляю себе, каким образом… В смысле, откуда мы можем знать…
  
  — Верно. Мы не можем. Но одно я знаю точно: если бы ты рассказал мне раньше все, что узнал от Тесс, — про деньги, конверты, — я бы тут же приехала сюда, мы бы об этом говорили, вместе пытались разобраться, что все это значит, и, следовательно, я была бы здесь или бы мы до чего-то додумались, прежде чем все это случилось.
  
  — Син, просто я…
  
  — Что еще ты скрыл от меня, Терри? О чем не говоришь, якобы защищая меня? Стараясь не огорчать? С чем еще я, по твоему разумению, не в состоянии справиться?
  
  Грейс расплакалась, спрятав лицо на груди Синтии. Так вышло, что мы полностью забыли о своем стремлении защитить ее от всего этого.
  
  — Солнышко, Бог свидетель, если я что и утаивал от тебя, то делал это прежде всего в твоих интересах.
  
  Она покрепче обняла Грейс.
  
  — Что еще, Терри? Что еще?
  
  — Ничего, — заверил я.
  
  Но одна вещь все-таки была. Я кое-что заметил, но никому не сказал, поскольку не знал, важно это или нет.
  
  Меня в ходе допроса приводили на кухню, чтобы я объяснил, как вошел, где стоял, что сделал, чего касался.
  
  Когда я выходил, мне на глаза попалась доска, висящая на стене рядом с телефоном. Там была фотография Грейс, которую я сделал в Диснейленде.
  
  Что сказала мне Тесс по телефону? После визита к ней Дентона Эбаньола?
  
  Я вроде бы попросил ее перезвонить, если она вспомнит что-то еще, и она ответила:
  
  — Он сказал то же самое. Дал свою визитку. Я в данный момент на нее смотрю, она пришпилена к доске около телефона, рядом с фотографией Грейс.
  
  Сейчас на доске визитки не было.
  ГЛАВА 21
  
  — Надо же, — сказала она. В ее устах это звучало как похвала.
  
  — Так вышло, — заметил он.
  
  — Надо же такому случиться, — повторила она. — Только подумать, мы ведь недавно о ней говорили.
  
  — Знаю.
  
  — Какое совпадение, — хитро улыбнулась она, — что ты там оказался.
  
  — Ага.
  
  — Знаешь, она сама напросилась.
  
  — Я не сомневался, что ты не расстроишься, когда я тебе расскажу. Но, думаю, со следующей частью плана нам теперь стоит несколько дней подождать.
  
  — В самом деле? — удивилась она. Сама же учила его не торопиться, но в последнее время ее внезапно охватило нетерпение.
  
  — Завтра здесь будут похороны, — напомнил он. — Наверное, это сопряжено с большими хлопотами, а у нее ведь нет никаких родственников, чтобы помогли, верно?
  
  — Я тоже так думаю, — согласилась она.
  
  — Значит, моя сестра будет занята всеми этими делами, верно? Тогда давай подождем, когда все закончится?
  
  — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
  
  — Да? — спросил он.
  
  — Совсем пустяк.
  
  — Что именно?
  
  — Не называй ее своей сестрой. — Голос звучал жестко.
  
  — Извини.
  
  — Тебе известно, как я к этому отношусь.
  
  — Ладно. Просто, ты же знаешь, она на самом деле…
  
  — Мне плевать, — заявила она.
  
  — Ладно, мам, — ответил он. — Больше не буду.
  ГЛАВА 22
  
  Особо звонить было некому.
  
  Патриция Бидж, мать Синтии, являлась единственной сестрой Тесс. Разумеется, их родители давно умерли. Тесс хотя и была короткое время замужем, детьми не обзавелась, а разыскивать ее бывшего мужа не имело смысла. Он наверняка бы на похороны не приехал, да и Тесс не захотела бы, чтобы этот сукин сын стоял у ее гроба.
  
  Тесс не сохранила дружеских отношений с работниками департамента транспорта, где работала перед уходом на пенсию. По ее собственным словам, особых друзей у нее там не было. Им не слишком нравились ее либеральные настроения. Она являлась членом клуба игроков в бридж, но Синтия понятия не имела, кто еще там состоял, так что звонить было некому.
  
  Так вышло, что созывать народ на похороны нам не пришлось. История о смерти Тесс попала в газеты.
  
  Печатались интервью с ее соседями, причем никто из них, кстати, не заметил ничего необычного в часы, предшествовавшие убийству.
  
  — Всех это ужасно поразило, — сказал один перед камерой.
  
  — Таких вещей у нас в округе не случалось, — заметил второй.
  
  — Теперь мы будем тщательнее закрывать двери и окна на ночь, — произнес кто-то еще.
  
  Возможно, если бы Тесс зарезал бывший муж или брошенный любовник, соседи вели бы себя свободнее. Но полиция призналась, что понятия не имеет, кто это сделал, и не представляет себе мотива. И у нее нет подозреваемых.
  
  Не обнаружено признаков взлома. Никаких следов борьбы; только кухонный стол слегка сдвинут в сторону и один стул перевернут. Создавалось впечатление, что убийца Тесс действовал быстро. Тесс сопротивлялась одно мгновение, достаточное, чтобы сдвинуть стол и опрокинуть стул. Но тут нож вошел в тело, и она умерла.
  
  Полиция сообщила, что тело пролежало на полу около суток.
  
  Я вспомнил, чем мы занимались все то время, пока Тесс лежала мертвой в луже собственной крови. Мы готовились ко сну, спали, просыпались, чистили зубы, слушали утренние новости по радио, шли на работу, обедали — прожили целый день своей жизни, который у Тесс уже отняли.
  
  Думать об этом было невыносимо.
  
  Когда я заставил себя переключиться, мозг занялся не менее тревожными темами. Кто мог это сделать? Зачем? Стала ли Тесс жертвой случайного нападения или ее смерть имеет какое-то отношение к Синтии и угрозе в письме, написанном много лет назад?
  
  Куда пропал Дентон Эбаньол? Пришпилила ли Тесс его визитку на доску, как мне сказала, или нет? Или, решив, что ни с какой информацией звонить ему не придется, сняла визитку и выбросила в мусор?
  
  На следующее утро я нашел карточку, которую детектив оставил нам, и позвонил ему на мобильный.
  
  Провайдер немедленно прервал звонок, предложил оставить послание и сообщил, что телефон отключен.
  
  Я попробовал позвонить домой. Ответил женский голос.
  
  — Нельзя ли позвать мистера Эбаньола, пожалуйста?
  
  — Кто говорит?
  
  — Это миссис Эбаньол?
  
  — Назовитесь, пожалуйста.
  
  — Это Терри Арчер.
  
  — Мистер Арчер! — встревоженно воскликнула она. — Я только что собиралась вам позвонить!
  
  — Миссис Эбаньол, мне в самом деле необходимо поговорить с вашим мужем. Возможно, полиция уже вам звонила. Я назвал им имя вашего мужа вчера вечером и…
  
  — Он вам звонил?
  
  — Простите?
  
  — Дентон вам звонил? Вы не знаете, где он?
  
  — Нет, не знаю.
  
  — Это совсем на него не похоже. Иногда ему приходилось работать ночами, вести наблюдение, но он всегда меня предупреждал.
  
  Меня охватило дурное предчувствие.
  
  — Он вчера заезжал к нам. Во второй половине дня. Сообщал нам последние новости.
  
  — Я знаю, — сказала она. — Я звонила ему сразу же после того, как он уехал от вас. Он сообщил, что ему позвонили и оставили послание. Обещал перезвонить.
  
  Я вспомнил, как зазвонил телефон детектива, когда он сидел в нашей гостиной, и решил, что звонит его жена, чтобы рассказать о готовящемся ужине, как он взглянул на дисплей, удивился и перевел звонок в режим голосовой связи.
  
  — Они перезвонили?
  
  — Не знаю. Больше я с ним не разговаривала.
  
  — А полиция к вам обращалась?
  
  — Да. У меня едва сердечный приступ не случился, когда они пришли сегодня утром. Но их интересовала женщина, которую убили в собственном доме около Дерби.
  
  — Тетя моей жены, — пояснил я. — Мы поехали ее навестить и нашли убитой.
  
  — Бог мой, — произнесла миссис Эбаньол. — Мне очень жаль.
  
  Я должен был еще кое-что ей сказать, хотя в последнее время у меня появилась привычка скрывать информацию от людей из опасения их растревожить. Но похоже, такая метода себя не оправдывала. Поэтому я проговорил:
  
  — Миссис Эбаньол, не хочу вас пугать и убежден, что у вашего мужа есть вполне оправданная причина не звонить, но, мне думается, вам все же стоит обратиться в полицию.
  
  — Ох, — выдохнула она.
  
  — Мне кажется, вам следует сказать им, что ваш муж пропал. Хотя и прошло еще совсем немного времени.
  
  — Понятно, — ответила миссис Эбаньол. — Я обязательно позвоню.
  
  — И можете связаться со мной, если что-то случится. Позвольте оставить вам номер моего домашнего телефона, если у вас его нет, а также номер мобильного.
  
  Она не попросила минуту, чтобы найти ручку и листок бумаги. Я догадался, что, будучи женой детектива, миссис Эбаньол всегда держала их рядом с телефоном.
  
  В кухню вошла Синтия. Она собиралась отправиться в похоронную контору. Тесс — да благословит ее Господь — все продумала заранее, чтобы максимально облегчить задачу для своих близких. В течение нескольких лет она периодически вносила небольшие суммы в счет оплаты будущих похорон. Свой прах она завещала развеять над Лонг-Айленд-саунд.
  
  — Син, — позвал я.
  
  Она не отозвалась. Не хотела со мной разговаривать. Не важно, считал я ее отношение рациональным или нет, но она полагала, что я виновен, по крайней мере частично, в смерти Тесс. Я и сам порой прикидывал, не пошли бы события другим путем, расскажи я Синтии все, что знал. Была бы Тесс дома, когда пришел убийца, если бы Синтии стало известно, каким образом тетя смогла дать ей образование? Или они обе находились бы совсем в другом месте, возможно, старались бы помочь Эбаньолу с расследованием?
  
  Откуда мне знать? И с этим незнанием теперь предстояло жить.
  
  Разумеется, мы оба не ходили на работу. Она отпросилась из магазина на неопределенное время, а я позвонил в школу, сказал, что меня несколько дней не будет и им лучше найти мне временную замену, подыскать учителя, у которого есть свободное время в расписании. Кто бы это ни оказался, я пожелаю ему удачи с моими бандитами.
  
  — Я больше никогда не буду ничего от тебя утаивать, — произнес я. — Случилось еще кое-что, о чем тебе следует знать.
  
  Синтия остановилась в дверях, но не повернулась ко мне.
  
  — Я только что говорил с женой Дентона Эбаньола. Он пропал.
  
  Она слегка склонилась набок, как будто из нее выпустили воздух, и умудрилась спросить:
  
  — Что она говорит?
  
  Я рассказал.
  
  Она постояла еще некоторое время, придерживаясь за стену, чтобы не упасть, потом проговорила:
  
  — Мне пора идти в похоронную контору, там нужно принять последние решения.
  
  — Конечно, — согласился я. — Хочешь, я поеду с тобой?
  
  — Нет, — отказалась она и ушла.
  * * *
  
  Некоторое время я не знал, чем себя занять, разве только переживать. Прибрался на кухне, сложил разбросанные по дому вещи, попытался, без всякого успеха, укрепить телескоп Грейс на треножнике.
  
  Когда я снова спустился вниз, мои глаза задержались на двух коробках из-под обуви, которые Эбаньол вернул накануне. Они стояли на кофейном столике. Я взял их, отнес в кухню и, водрузив на стол, начал вынимать вещи одну за другой. Наверное, так же делал и Эбаньол.
  
  Покидая дом подростком, Синтия попросту вытряхнула в эти коробки содержимое ящиков, включая прикроватные столики ее родителей. Как многие маленькие вместилища они превратились в склад для важных вещей и пустяков, ключей, которые, как вы точно знали, вам никогда не понадобятся, квитанций, купонов, газетных вырезок, пуговиц, старых ручек.
  
  Клейтон Бидж явно не был сентиментальным человеком, но хранил такие странные вещи, как газетные вырезки. Была там, к примеру, вырезка со снимком бейсбольной команды, членом которой являлся Тодд. Если бы вырезка имела отношение к рыбалке, было бы еще больше шансов, что Клейтон сохранит ее. Синтия мне рассказывала, что ее отец читал в спортивных новостях только про соревнования по рыбной ловле. А разделы, посвященные путешествиям, просматривал в поисках заброшенных озер, где водилось так много рыбы, что она практически запрыгивала в лодку.
  
  В коробке я нашел штук шесть таких вырезок, которые Синтия наверняка вытащила из ящика его прикроватного столика до того, как он, прочая мебель, да и весь дом были проданы, и я задумался, когда же моя жена поймет, что хранить все это дольше просто не имеет смысла? Я развертывал каждую пожелтевшую вырезку, стараясь не порвать, и внимательно разглядывал.
  
  Одна из них чем-то привлекла мое внимание.
  
  Это была вырезка из газеты «Хартфорд курант». В статейке говорилось, как ловить рыбу на мушку. Тот, кто вырезал статью — скорее всего Клейтон, — сделал это аккуратно, ведя разрез между первой ее колонкой и последней, которая была выброшена. Статью напечатали над рекламными объявлениями и другими материалами, расположенными ступенькой в левом углу.
  
  Вот почему мне показалось странным, что новостная заметка, не имевшая никакого отношения к рыбалке, находящаяся в левом нижнем углу от основной статьи, осталась не отрезанной.
  
  Она была всего пару дюймов длиной.
  
   У полиции нет никаких зацепок по поводу смерти Конни Гормли, 27 лет, чье тело было обнаружено в канаве у шоссе номер 7 в субботу утром. Полиция считает, что Конни Гормли, одинокая женщина, работавшая в кафетерии «Данкин донатс» в Торрингтоне, шла по шоссе недалеко от Корнуолльского моста, где и была сбита поздно ночью в пятницу машиной, ехавшей в южном направлении. Полиция полагает, что тело Конни перенесли в канаву, после того как она была сбита.
  
   Была выдвинута теория, что водитель машины, сбившей женщину, перетащил ее тело в канаву, чтобы его не сразу заметили.
  
  «Почему, — задумался я, — все вокруг статьи аккуратно отрезано, кроме этой заметки?» Наверху газетной полосы стояла дата: 15 октября, 1982.
  
  Я все еще размышлял, когда услышал стук в дверь и отложил вырезку.
  
  Кейша Цейлон. Ясновидящая. Та самая женщина с подставившей нас телепередачи, которая потеряла способность ясно видеть, едва сообразив, что солидный гонорар ей не светит.
  
  — Мистер Арчер? — Она по-прежнему была несоответствующе одета — деловой костюм, никаких косынок и колец в ушах.
  
  Я устало кивнул.
  
  — Я Кейша Цейлон. Мы встречались на телестудии.
  
  — Я помню.
  
  — Прежде всего я хочу извиниться за то, что там произошло. Они пообещали оплатить мои усилия, и это привело к спору, чего ни в коем случае не должно было случиться на глазах у вашей жены, у миссис Арчер.
  
  Я промолчал.
  
  — Так или иначе… — Она, по-видимому, старалась заполнить пустоты в разговоре и явно не рассчитывала, что говорить придется одной. — Видите ли, я действительно располагаю информацией, которой хотела бы поделиться с вами и вашей женой, поскольку надеюсь, что она поможет вам кое-что узнать о ее пропавшей семье.
  
  Я продолжал молчать.
  
  — Могу я войти? — спросила она.
  
  Мне хотелось захлопнуть дверь у нее перед носом, но я вспомнил, что говорила Синтия перед тем, как мы отправились на телестудию, чтобы встретиться с этой женщиной в первый раз. «Я согласна казаться дурой, если есть хоть один шанс на миллион, что из этой встречи может получиться что-то полезное».
  
  Разумеется, с Кейшей Цейлон было уже все ясно, но она рискнула предстать перед нами вторично, и это заставило меня сомневаться: не стоит ли ее выслушать?
  
  Поэтому, немного поколебавшись, я открыл дверь шире и впустил ясновидящую. Провел в гостиную и усадил на диван, где не так давно сидел Эбаньол, а сам плюхнулся в кресло напротив и скрестил ноги.
  
  — Я очень хорошо понимаю ваш скептицизм, — начала она. — Но вокруг нас постоянно действует множество мистических сил, и далеко не каждый может с ними совладать.
  
  — Ага, — хмыкнул я.
  
  — Когда у меня появляется информация, способная помочь человеку, переживающему трудные времена, я чувствую себя обязанной поделиться этими знаниями. Это естественный поступок, если тебя благословили таким даром.
  
  — Разумеется.
  
  — Финансовое вознаграждение — вопрос вторичный.
  
  — Понимаю. — Хотя изначально у меня были почти добрые намерения, теперь я начинал думать, что сделал ошибку.
  
  — Вы надо мной подсмеиваетесь, но я действительно умею видеть.
  
  Разве она не должна была сказать «я вижу мертвых»? Разве не так говорят в подобных случаях?
  
  — И, если хотите, я готова поделиться этими знаниями с вами и вашей женой. Но давайте договоримся о какой-то компенсации. Раз уж телевизионный канал отказался взять на себя такие обязательства.
  
  — И о какой компенсации идет речь?
  
  Брови Цейлон поползли вверх, как будто она не решила, сколько запрашивать, еще до того, как постучала в дверь.
  
  — Вы застали меня врасплох, — призналась она. — Я подумываю примерно о тысяче долларов. Именно столько, по-видимому, мне собирался платить канал.
  
  — Понятно, — сказал я. — Может быть, если для начала вы намекнете мне, какой информацией располагаете, я решу, стоит ли платить тысячу долларов, чтобы получить ее.
  
  Цейлон кивнула:
  
  — Вполне разумно. Подождите одну минуту. — Она откинулась на подушки, подняла голову и закрыла глаза. Тридцать секунд она не двигалась и не издавала ни звука. Казалось, что она впадает в транс, готовясь связаться с потусторонним миром. — Я вижу дом.
  
  — Дом, — повторил я. Наконец-то мы сдвинулись с места.
  
  — На улице, где играют дети, много деревьев. Я вижу старушку, идущую мимо дома, и старика. Вместе с ними идет мужчина, но не такой старый. Он может быть их сыном. Возможно, это Тодд… Я пытаюсь как следует разглядеть дом, сосредоточиться на нем…
  
  — Этот дом, — наклонился я ближе. — Он бледно-желтого цвета?
  
  Цейлон плотнее закрыла глаза.
  
  — Да, верно.
  
  — Бог мой, — прошептал я. — А ставни? Они зеленые? Темно-зеленые?
  
  Она слегка наклонила голову набок, как бы проверяя.
  
  — Да, зеленые.
  
  — А под окнами ящики для цветов? — спросил я. — И там растут петуньи? Вы можете это проверить? Это очень важно.
  
  Она медленно кивнула:
  
  — Вы совершенно правы. Ящики под окнами засажены петуньей. Вы знаете этот дом?
  
  — Нет, — пожал я плечами. — Я только что все придумал.
  
  Цейлон гневно распахнула глаза.
  
  — Ах ты, сукин сын, гребаный ублюдок.
  
  — Думаю, мы закончили.
  
  — Вы должны мне тысячу долларов.
  
  Никогда нельзя наступать на одни и те же грабли.
  
  — Я так не считаю.
  
  — Вы заплатите мне тысячу долларов, потому что… — Она пыталась найти причину. — Я еще много знаю. О вашей дочери. Она в большой опасности.
  
  — В большой опасности? — переспросил я.
  
  — Верно. Она в машине. Высоко. Заплати мне, и я скажу больше, чтобы ты мог спасти ее.
  
  Я услышал, как снаружи хлопнула дверца автомобиля.
  
  — У меня собственное видение. Я вижу, как в любую секунду сюда может войти моя жена, — сказал я, касаясь пальцами висков.
  
  Так оно и вышло. Синтия молча оглядела комнату.
  
  — Привет, солнышко, — небрежно произнес я. — Ты помнишь Кейшу Цейлон, величайшую в мире ясновидящую? Она тут безуспешно пыталась продать придуманный ею вариант из прошлого, а теперь делает последнюю попытку выманить у нас тысячу баксов с помощью сочиненного видения, касающегося будущего Грейс. Старается играть на наших страхах, поскольку мы находимся в тяжелом положении. — Я взглянул на Кейшу. — Я правильно излагаю?
  
  Кейша Цейлон промолчала.
  
  У Синтии я спросил:
  
  — Как там дела в похоронной конторе? — Взглянул на Кейшу: — Наша тетя только что умерла. Вы удачно выбрали время.
  
  Все случилось мгновенно.
  
  Синтия схватила ясновидящую за волосы, сдернула с дивана и поволокла к двери.
  
  Лицо ее покраснело от гнева. Кейша была крупной женщиной, но Синтия тащила ее по полу с такой легкостью, будто та оказалась набита соломой. Она не обращала внимания на ее визги и поток ругательств.
  
  Подтащив гостью к двери, Синтия открыла ее свободной рукой и выволокла авантюристку на верхнюю ступеньку. Но женщина не смогла встать на ноги и скатилась по лестнице головой вперед прямо на лужайку.
  
  Прежде чем захлопнуть дверь, Синтия крикнула:
  
  — Оставьте нас в покое, жадная, бессовестная сучка. — Глаза ее все еще метали молнии, когда она повернулась и посмотрела на меня, переводя дыхание.
  
  У меня появилось впечатление, будто мне перекрыли доступ воздуха.
  ГЛАВА 23
  
  После службы директор похоронной конторы отвез меня, Синтию и Грейс в своем «кадиллаке» к гавани Милфорда, где держал небольшой катер. Ролли Кэрратерз с женой Миллисент направились следом. Они предложили подвезти Памелу, так что втроем ехали в машине Ролли и присоединились к нам на катере. Когда мы вышли из-под прикрытия бухты и вошли в Лонг-Айленд-саунд, я увидел пляж и шеренгу домов с видом на море. Я всегда думал, особенно ребенком, как здорово было бы завести тут дом, но когда в 1985 году ураган «Глория» смел все с лица земли, я передумал. Трудно держать в памяти все ураганы, пронесшиеся над Флоридой, но те, которые удостаивали своим вниманием Коннектикут, запоминались навсегда.
  
  К счастью, если учесть, зачем мы вышли в море, ветер был слабым. Директор похоронной конторы, чей шарм казался естественным, а не наигранным, привез с собой урну с прахом Тесс.
  
  На катере мало кто разговаривал, хотя Миллисент и сделала попытку. Она обняла Синтию и сказала:
  
  — Тесс бы порадовалась такому прекрасному дню, выдавшемуся для исполнения ее последней воли.
  
  Возможно, если бы Тесс умерла от болезни, этим можно было бы хоть частично утешиться, но когда человек умирает насильственной смертью, трудно в чем-либо найти успокоение.
  
  Но Синтия постаралась принять это замечание с тем же расположением, с каким оно было предложено. Миллисент и Ролли являлись ее друзьями задолго до того, как мы познакомились. Они считались неофициальными дядей и тетей и многие годы присматривали за ней. Когда-то Миллисент росла на той же улице, что и мать Синтии, и хотя Патриция была на несколько лет старше, они подружились. Потом Миллисент встретилась с Ролли и вышла за него замуж, а Патриция вышла замуж за Клейтона, пары часто встречались, так что Миллисент и Ролли имели возможность видеть, как растет Синтия, и интересовались ее жизнью после исчезновения семьи. Хотя помогал Синтии больше Ролли, чем Миллисент.
  
  — Замечательный день, — подхватил он, поддерживая жену, и подошел к Синтии, глядя на палубу. Возможно, он боялся оступиться и упасть в пенящиеся волны. — Но я понимаю, что от этого тебе совсем не легче.
  
  Пэм подошла к Синтии, слегка покачиваясь. Высокие каблуки — малоподходящая обувь для хождения по палубе.
  
  — Кто мог это сделать? — спросила ее Синтия. — Тесс никогда никому не желала зла. — Она шмыгнула носом. — Последний человек из моей семьи…
  
  Пэм прижала ее к себе.
  
  — Я знаю, детка. Она была так добра к тебе, добра ко всем. Наверное, это какой-то сумасшедший.
  
  Ролли с отвращением покачал головой, недоумевая «куда только катится мир», и пошел на корму, чтобы посмотреть на след, оставляемый катером.
  
  — Спасибо, что пришел, — сказал я. — Для Синтии это важно.
  
  Он удивленно посмотрел на меня.
  
  — Шутишь? Ты же знаешь, мы всегда рядом с вами. — Он снова покачал головой. — Думаешь, так оно и было? Какой-нибудь псих?
  
  — Нет, я так не думаю. Во всяком случае, не считаю, что это мог быть совершенно незнакомый человек. Мне кажется, Тесс убили по какой-то особой причине.
  
  — Вот как? — удивился он. — А что думает полиция?
  
  — Насколько мне известно, у них нет ни малейшей зацепки. Я начал было рассказывать об этих событиях много лет назад, но ты бы видел, как стекленели их глаза. Как будто это явный перебор.
  
  — Ну а чего ты ждешь? — спросил Ролли. — Они и так заняты по горло, пытаясь поддерживать здесь мир и порядок.
  
  Катер замедлил ход и остановился. Подошел директор похоронной конторы.
  
  — Мистер Арчер? Полагаю, мы готовы.
  
  Мы собрались в тесную кучку на палубе, урну передали в руки Синтии. Я помог ей открыть ее, причем мы вели себя так, будто в руках у нас динамит — боялись уронить Тесс в неподходящий момент. Плотно обхватив урну обеими руками, Синтия подошла к бортику и перевернула ее, а я, Ролли, Миллисент и Пэм наблюдали.
  
  Грейс принесла розу — сама придумала, — которую бросила на воду.
  
  — Прощай, тетя Тесс, — сказала она. — Спасибо тебе за книгу.
  
  В то утро Синтия собиралась произнести несколько слов, но когда подошло время, сил у нее не оказалось. Я тоже не мог найти слов, более значимых или сердечных, чем простое прощание Грейс.
  
  Когда мы вернулись в бухту, я заметил невысокую черную женщину в джинсах и бежевой кожаной куртке, стоявшую у края пирса. Она была почти поперек себя толще — что поставь, что положи, — но продемонстрировала ловкость и изящество, схватившись за приблизившийся катер и помогая привязать его. Мне она сказала:
  
  — Терренс Арчер? — В ее голосе слышался бостонский акцент.
  
  Я кивнул.
  
  Женщина сверкнула бляхой, известившей нас, что она Рона Уидмор, полицейский детектив. И вовсе не из Бостона, а из Милфорда. Она протянула руку Синтии, чтобы помочь ей сойти на пирс, я же подхватил Грейс и поставил рядом.
  
  — Я бы хотела поговорить с вами, — обратилась ко мне Рона.
  
  Синтия, стоявшая рядом с Пэм, сказала, что присмотрит за Грейс. Ролли остался в сторонке вместе с Миллисент. Уидмор и я медленно пошли вдоль пирса по направлению к черной полицейской машине без опознавательных знаков.
  
  — Вы хотите поговорить о Тесс? — спросил я. — Кого-нибудь арестовали?
  
  — Нет, сэр, пока никого, — ответила она. — Уверена, что работа движется, но этим делом занимается другой детектив. Я знаю, что уже достигнут определенный прогресс. — Она говорила очень быстро, слова вылетали как пули. — Я приехала, чтобы расспросить вас о Дентоне Эбаньоле.
  
  Я почувствовал резкий укол совести.
  
  — Да?
  
  — Он пропал. Прошло уже два дня.
  
  — Я говорил с его женой после того, как он к нам приходил. И посоветовал ей обратиться в полицию.
  
  — Вы его не видели с той поры?
  
  — Нет.
  
  — И он вам не звонил?
  
  — Нет. Не могу отделаться от мысли, что его исчезновение может иметь какое-то отношение к смерти тети моей жены. Он навещал ее незадолго до этого. Оставил свою визитку. Она мне сказала, что прикрепила ее на доску рядом с телефоном. Но когда мы нашли ее мертвой, карточки там не было.
  
  Уидмор что-то записала в блокноте.
  
  — Он на вас работал?
  
  — Да.
  
  — В тот период, когда исчез. — Это не было вопросом, поэтому я просто кивнул. — Что вы об этом думаете?
  
  — О чем?
  
  — Что могло с ним случиться? — В ее голосе прозвучала некоторая досада: о чем, мол, еще я могу спрашивать?
  
  Я помолчал и посмотрел в безоблачное, синее небо.
  
  — Мне не хотелось бы об этом думать. Но полагаю, что он мертв. Возможно, убийца позвонил ему, когда он был в нашем доме, вводя нас в курс дела.
  
  — Сколько было времени?
  
  — Примерно пять часов дня, что-то в этом роде.
  
  — Значит, было пять часов плюс-минус пять минут?
  
  — Я бы сказал ровно в пять.
  
  — Потому что мы связались с провайдером его мобильного, попросили проверить все входящие и исходящие звонки. Был звонок ровно в пять из платного автомата в Милфорде. Затем звонки от его жены, на которые он не ответил.
  
  Я понятия не имел, какие выводы можно из этого сделать.
  
  Синтия и Грейс садились на заднее сиденье «кадиллака» директора похоронной конторы.
  
  Уидмор резко наклонилась ко мне и, хотя была на добрых пять дюймов ниже, буквально подавила меня своим присутствием.
  
  — Кому понадобилось убивать вашу тетю и Эбаньола? — спросила она.
  
  — Кто-то желает, чтобы прошлое осталось в прошлом, — ответил я.
  
  Миллисент пригласила нас всех на ленч, но Синтия сказала, что предпочитает прямиком отправиться домой, так что туда я ее и повез. На Грейс явно произвели большое впечатление служба и все утро в целом — ее первые похороны, — но я порадовался, что аппетит у нее сохранился. Только мы вошли в дом, как она заявила, что умирает с голоду и если не получит что-нибудь немедленно, то погибнет. Но тут же спохватилась:
  
  — Ой, простите.
  
  Синтия улыбнулась дочке:
  
  — Как насчет бутерброда с тунцом?
  
  — С сельдереем?
  
  — Если он есть, — сказала Синтия.
  
  Грейс побежала на кухню и открыла холодильник.
  
  — Сельдерей есть, но он подвял.
  
  — Вытаскивай, — распорядилась Синтия, — посмотрим.
  
  Я повесил пиджак от костюма на спинку кухонного стула и ослабил узел галстука. Мне не требовалось так хорошо одеваться, чтобы преподавать в средней школе, поэтому в официальной одежде я чувствовал себя скованно. Я сел, отодвинул все случившееся за день в дальний угол памяти и принялся наблюдать за своими девочками. Синтия разыскала открывалку, а Грейс положила сельдерей на разделочную доску.
  
  Синтия вылила масло из банки с тунцом, положила рыбу в миску и попросила Грейс достать «Волшебную заправку». Дочка взяла банку из холодильника, сняла крышку и поставила на стол. Отломила стебель сельдерея и помахала им в воздухе. Он напоминал кусок резины.
  
  Затем она игриво стукнула сельдереем по руке матери.
  
  Синтия повернулась, протянула руку, отломила резиновый стебель для себя и нанесла ответный удар. Они принялись размахивать этими стеблями, как мечами. Потом расхохотались и упали в объятия друг друга.
  
  И я подумал: «Вот я постоянно гадал, какой матерью была Патриция, хотя ответ всегда стоял у меня перед глазами».
  
  Позднее, когда Грейс поела и отправилась наверх, чтобы переодеться в будничную одежду, Синтия сказала мне:
  
  — Ты сегодня очень мило выглядел.
  
  — Ты тоже, — ответил я.
  
  — Ты меня прости.
  
  — За что?
  
  — Прости. Я тебя не виню. За Тесс. Мне не следовало все это тебе говорить.
  
  — Ничего страшного. Я действительно мог рассказать тебе раньше.
  
  Она посмотрела в пол.
  
  — Могу я тебя кое о чем спросить? — (Она кивнула). — Как ты думаешь, почему твой отец сохранил газетную вырезку с отчетом о сбитой женщине и виновнике, скрывшемся с места преступления?
  
  — О чем ты говоришь? — удивилась она.
  
  — Он сохранил вырезку о таком эпизоде.
  
  Коробки из-под обуви все еще стояли на кухонном столе, и газетная вырезка о рыбалке, а заодно и о женщине из Шарона, которую нашли в канаве, лежала сверху.
  
  — Дай посмотреть, — попросила Синтия, вытирая руки.
  
  Я протянул ей вырезку, она взяла ее осторожно, как пергамент. Прочитала.
  
  — Поверить не могу, что никогда не замечала этого раньше. Думала, отец сохранил эту вырезку из-за ловли рыбы на мушку. Может, действительно берег ее из-за этой заметки?
  
  — Возможно, только частично. Не уверен, что идет первым. Увидел ли он статью о несчастном случае и принялся вырезать ее, но потом обратил внимание на заметку про рыбную ловлю и, поскольку это его интересовало, вырезал и ее тоже? Или сначала наткнулся на заметку о ловле рыбы на мушку, затем увидел другую статью и тоже ее вырезал? Или… — Я немного помолчал. — Он хотел вырезать только статью о несчастном случае, но беспокоился, что кто-то может задать по ее поводу вопросы, например, твоя мать, если она попадется ей на глаза, тогда как статья про рыбную ловлю вопросов не вызовет. Он и вырезал ее — для камуфляжа.
  
  Синтия вернула мне вырезку:
  
  — Что за фигню ты несешь?
  
  — Черт, сам не знаю, — признался я.
  
  — Каждый раз, просматривая содержимое этих коробок, я надеюсь увидеть нечто такое, чего не замечала раньше. Я понимаю, это печально. Ты ждешь ответ, которого не существует. И все же, — продолжала она, — я надеюсь найти его. Какую-нибудь маленькую зацепку. Какой-то кусочек пазла, который поможет собрать остальные.
  
  — Я знаю, — сказал я, — знаю.
  
  — Этот несчастный случай, погибшая женщина, как ее звали?
  
  — Конни Гормли. Ей было двадцать семь лет.
  
  — Никогда в жизни не слышала этого имени. Для меня оно ничего не значит. А вдруг это и есть тот самый кусочек?
  
  — Ты так думаешь? — спросил я.
  
  Она медленно покачала головой:
  
  — Нет.
  
  Я тоже так не думал.
  
  Но это не помешало мне подняться наверх вместе с вырезкой, включить компьютер и поискать информацию насчет несчастного случая двадцатишестилетней давности, когда погибла Конни Гормли.
  
  Я ничего не нашел.
  
  Тогда я начал разыскивать людей с фамилией Гормли, живущих в той части Коннектикута, записывал имена и номера телефонов на листе бумаги и остановился, только когда в списке было уже с полдюжины. Я собрался было их обзванивать, когда в дверь заглянула Синтия и спросила:
  
  — Чем ты здесь занимаешься?
  
  Я рассказал.
  
  Не знаю, ждал я возражений или похвал за то, что хватаюсь за любую ниточку, какой бы тоненькой она ни была, но вместо этого Синтия произнесла:
  
  — Пойду немного полежу.
  
  Когда кто-то ответил, я сказал, что это Терренс Арчер из Милфорда и, возможно, я набрал неверный номер, но пытаюсь найти кого-нибудь, знающего о смерти Конни Гормли.
  
  — Простите, никогда о ней не слышал, — ответили по первому номеру.
  
  — Кто? — спросила пожилая женщина, ответившая по второму номеру. — Я никогда не знала Конни Гормли, но у меня есть племянница, Констанция Кормли, она агент по недвижимости в Стратфорде. Она просто великолепна, и если вы ищете дом, она найдет вам самый лучший. Подождите немного, я продиктую вам номер ее телефона. — Я не хотел быть грубым, но, просидев с трубкой пять минут, повесил ее.
  
  Третий человек, до которого я дозвонился, сказал:
  
  — Господи, Конни? Это было так давно.
  
  Вот так мне удалось найти Говарда Гормли, ее шестидесятипятилетнего брата.
  
  — Почему это вдруг кого-то заинтересовало, ведь столько лет прошло? — спросил он хриплым и усталым голосом.
  
  — Если честно, мистер Гормли, не знаю даже, что вам сказать, — ответил я. — Семья моей жены попала в беду через несколько месяцев после смерти вашей сестры. Мы тут снова разбирали вещи и нашли статью о Конни.
  
  — Немного странно, не находите? — заметил Говард Гормли.
  
  — Да, согласен. Если вы не откажетесь ответить на несколько вопросов, то, возможно, поможете нам кое-что прояснить, по крайней мере убедиться, что нет никакой связи между трагедиями в наших семьях.
  
  — Возможно.
  
  — Прежде всего вы смогли узнать, кто сбил вашу сестру? У меня нет никакой другой информации. Кому-нибудь предъявили обвинения?
  
  — Нет. Копы так ничего и не нашли, никого за это не посадили за решетку. Наверное, через какое-то время они закрыли дело.
  
  — Мне очень жаль.
  
  — Да, конечно, это едва не убило наших родителей. Горе съедало их. Мать умерла через пару лет, а еще через год скончался отец. Рак в обоих случаях, но если хотите знать мое мнение — их погубила скорбь.
  
  — У полиции были какие-нибудь зацепки? Они смогли выяснить, кто сидел за рулем?
  
  — От какого числа ваша вырезка? — спросил он.
  
  Я прочел ему заметку, лежавшую рядом с компьютером.
  
  — Эта из самых ранних, — сказал он. — Еще до того, как обнаружили, что все это было вроде инсценировки.
  
  — Инсценировки?
  
  — Ну, сначала они решили, что ее сбила машина и скрылась, все ясно и просто. Может, пьяный за рулем, а может, плохой водитель. Но на вскрытии заметили нечто странное.
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Вы же понимаете, я не специалист. Всю жизнь проработал кровельщиком. Но, как нам объяснили, травмы, нанесенные машиной, случились после того, как Конни умерла.
  
  — Подождите, — попросил я. — Ваша сестра была уже мертва, когда попала под машину?
  
  — Вот именно. И…
  
  — Мистер Гормли?
  
  — Понимаете, об этом трудно говорить, даже через столько лет. Я бы не хотел осуждать Конни, даже если это было так давно. Вы понимаете?
  
  — Понимаю.
  
  — Но они сказали, что она была с кем-то незадолго до того, как очутилась в канаве.
  
  — Вы полагаете…
  
  — Они прямо не говорили, что ее изнасиловали, но, наверное, такое могло случиться. Моя сестра была бойкой девушкой, если вы меня правильно понимаете, и, с их слов, скорее всего в тот вечер с кем-то встречалась. И я всегда гадал, не этот ли человек устроил, чтобы все выглядело так, будто Конни сбила машина и водитель сбросил ее в кювет.
  
  Я не знал, что сказать.
  
  — Мы с Конни были близки. Я не одобрял ее поведения, но ведь и сам не был ангелом, так что не мне ее учить и ругать. Сколько лет прошло, а я все еще злюсь и хочу, чтобы нашли мерзавца, который это сделал, но беда в том, что весьма вероятно, этот сукин сын и сам уже помер.
  
  — Да, — согласился я, — весьма вероятно.
  
  Закончив разговор с Говардом Гормли, я долго сидел за письменным столом, глядя в пространство и стараясь сообразить, что все это может значить.
  
  Затем автоматически, как часто со мной случалось, нажал на кнопку «Почта», чтобы узнать, нет ли новых сообщений. Как обычно, их была целая куча: реклама, подсказки для игры на бирже, адреса магазинов, где можно купить дешевый «Ролекс». Имелись также предложения от вдов богатых нигерийских владельцев золотых копий, нуждающихся в помощи для перевода капиталов на счета в Северной Америке. Наш фильтр против спама улавливал только малую часть этой белиберды.
  
  Но было одно послание из срочной почты, вместо обратного адреса цифры: 05121983. А в графе «Тема» я прочитал: «Уже недолго осталось».
  
  Я кликнул мышкой.
  
  Записка была короткой.
  
   Дорогая Синтия! Как я уже говорил в нашем предыдущем разговоре, твоя семья действительно прощает тебя. Но они не могут перестать задаваться вопросом: почему?
  
  Наверное, я прочитал записку раз пять, потом вернулся к строке в разделе «Тема».
  
  До чего уже недолго осталось?
  ГЛАВА 24
  
  — Как посторонний человек мог узнать наш электронный адрес? — спросил я Синтию. Она сидела перед компьютером, уставившись на экран, и вдруг протянула руку к монитору, как будто прикосновение к записке могло помочь ей лучше во всем разобраться.
  
  — Мой отец, — проговорила она.
  
  — Что «мой отец»?
  
  — Когда он здесь был, когда оставил шляпу, — пояснила Синтия. — Он мог подняться сюда, увидеть компьютер и найти наш электронный адрес.
  
  — Син, — осторожно сказал я, — мы ведь все еще не знаем, что это твой отец оставил шляпу. Мы понятия не имеем, кто ее оставил.
  
  Я вспомнил теорию Ролли и свои собственные недолгие подозрения, что Синтия положила шляпу на стол сама. И на секунду, не больше, подумал, насколько легко послать электронное письмо себе самому.
  
  «Немедленно прекрати», — велел я себе.
  
  Я почувствовал, как ощетинилась Синтия на мое последнее замечание, поэтому добавил:
  
  — Но ты права. Тот, кто здесь был, вполне мог подняться наверх, включить компьютер и найти наш электронный адрес.
  
  — Значит, это один и тот же человек, — заключила Синтия. — Который мне звонил и которого ты назвал придурком, и тот, кто влез в дом и оставил шляпу. Шляпу моего отца.
  
  Звучало разумно. Сложность заключалась в вопросе: кто этот человек? Это он убил Тесс? Его я видел в телескоп Грейс позавчера, когда он наблюдал за домом?
  
  — И он продолжает говорить, что они меня прощают, — сказала Синтия. — Почему он так говорит? И что это значит — недолго осталось?
  
  Я покачал головой, показывая строчку на экране:
  
  — Посмотри на адрес. Просто набор цифр.
  
  — Это не набор цифр, — возразила Синтия. — Это дата. Двенадцатое мая восемьдесят третьего года. День, когда исчезла моя семья.
  
  — Мы не можем чувствовать себя в безопасности, — сказала Синтия вечером.
  
  Она сидела на кровати, закрывшись до талии одеялом. Я как раз выглядывал в окно спальни на улицу. В последнюю неделю у меня завелась такая привычка.
  
  — Не можем, — повторила она. — Я знаю, ты тоже так думаешь, только не хочешь об этом говорить. Боишься, что расстроишь меня, я сорвусь или еще что-нибудь случится.
  
  — Я вовсе не боюсь, что ты сорвёшься, — возразил я.
  
  — Но ты не уверяешь меня, что нам ничего не грозит, — заметила Синтия. — Мы все — ты, я, Грейс — в опасности.
  
  Я слишком хорошо это понимал. Не было нужды напоминать. Я ни на минуту не забывал об этом.
  
  — Мою тетю убили, — продолжила Синтия. — Человек, которого я… мы наняли разузнать, что случилось с моей семьей, исчез. Несколько дней назад вы с Грейс видели типа, следившего за нашим домом. Кто-то пробрался сюда, Терри. Этот кто-то оставил шляпу, сидел за компьютером.
  
  — Но не твой отец, — вставил я.
  
  — Ты так говоришь, потому что знаешь, кто это был, или думаешь, что мой отец мертв?
  
  Мне было нечем крыть.
  
  — Как ты считаешь, почему в департаменте транспорта нет никаких упоминаний о водительских правах моего отца? — спросила она. — Почему он не числится в социальном страховании?
  
  — Не знаю, — устало признался я.
  
  — Как ты думаешь, мистер Эбаньол узнал что-то про Винса? Винса Флеминга? Разве он не говорил, что хотел бы знать о нем побольше? Может, именно этим он и занимался, когда исчез? Или мистер Эбаньол в порядке, но следит за Винсом и не может позвонить жене?
  
  — Послушай, день был таким длинным. Давай попробуем заснуть.
  
  — Пожалуйста, скажи мне, что ничего от меня не скрываешь? — попросила Синтия. — Как насчет болезни Тесс. И всех этих денег, которые она получала.
  
  — Я ничего от тебя не скрываю, — заверил я. — Разве я только что не показал тебе это послание по электронной почте? А ведь мог его просто стереть, ничего тебе не сказав. Но я согласен с тобой, мы должны быть осторожными. У нас на дверях новые запоры. Теперь к нам никто не залезет. И я больше не буду приставать к тебе и просить, чтобы ты не провожала Грейс в школу.
  
  — Что, по-твоему, происходит на самом деле? — спросила Синтия. Было в этом вопросе нечто укоризненное, словно она считала, будто я все еще что-то от нее скрываю.
  
  — Милостивый Боже! — огрызнулся я. — Не знаю! Ведь это не моя гребаная семья исчезла с лица этой долбаной земли.
  
  Синтия замолчала. Я и сам слегка прибалдел.
  
  — Прости, — сказал я. — Извини меня, я не хотел. Просто все это на нас уже сказывается.
  
  — Мои проблемы сказываются на тебе, — уточнила Синтия.
  
  — Ты неправильно поняла, — возразил я. — Слушай, помнишь я говорил, что нам стоит на время уехать? Возьмем Грейс из школы. Я могу договориться насчет нескольких дней с Ролли, он меня заменит, Пэм тоже не станет возражать, если ты…
  
  Синтия откинула одеяло и встала:
  
  — Пойду лягу с Грейс. Хочу убедиться, что она в порядке. Надо же хоть что-то делать.
  
  Я молча смотрел, как она берет подушку и выходит из комнаты.
  
  У меня разболелась голова, поэтому я направился в ванную, чтобы найти тайленол в аптечке, когда услышал, как кто-то бежит по холлу.
  
  — Терри! Терри! — кричала Синтия.
  
  — В чем дело? — спросил я.
  
  — Ее нет! Грейс нет в комнате. Она исчезла!
  
  Я побежал за ней через холл в спальню дочери, по пути зажигая всюду свет. Промчался мимо Синтии и ворвался в комнату дочери первым.
  
  — Я уже смотрела! Ее там нет!
  
  — Грейс! — крикнул я, открывая дверь в стенной шкаф и заглядывая под кровать. Одежда, в которой она была днем, комком лежала на стуле около письменного стола. Я кинулся в ванную, раздвинул занавески душа, но никого там не нашел. Синтия бросилась в комнату, где мы держали компьютер. Встретились мы в холле.
  
  Никаких следов.
  
  — Грейс! — снова крикнула Синтия.
  
  Мы зажгли везде свет, сбежали вниз по лестнице. «Не может такого быть, — думал я. — Просто не может».
  
  Синтия распахнула дверь в подвал, выкрикнула имя дочери в темноту. Никакого ответа.
  
  В кухне я сразу заметил, что дверь черного хода с новой щеколдой слегка приоткрыта.
  
  И почувствовал, как остановилось сердце.
  
  — Звони в полицию, — велел я Синтии.
  
  — О Господи… — простонала она.
  
  Я включил наружный свет над дверью, распахнул ее, выбежал босиком во двор и заорал:
  
  — Грейс!
  
  Послышался раздраженный голос:
  
  — Пап, выключи этот свет!
  
  Я взглянул направо и увидел Грейс в пижаме; на лужайке стоял телескоп, направленный в ночное небо.
  
  — В чем дело? — спросила она.
  
  Мы оба могли и скорее всего должны были взять свободный день после ночи, которую так весело провели, но на следующее утро отправились на работу.
  
  — Мне правда очень жаль, — сказала Грейс за завтраком, наверное, в сотый раз.
  
  — И больше никогда не смей устраивать нам такое развлечение, — ответила Синтия.
  
  — Я же попросила прощения.
  
  Тем не менее в ту ночь Синтия все же легла с ней. Не хотела спускать с дочери глаз.
  
  — Знаешь, а ты храпишь, — заявила ей Грейс.
  
  Впервые за долгое время мне захотелось рассмеяться, но я сдержался.
  
  Я ушел на работу как обычно. Синтия со мной не попрощалась, не проводила до двери. Она все еще не забыла нашу ссору, предшествовавшую ложной тревоге насчет Грейс. Как раз тогда, когда нам следовало держаться вместе, между нами был вбит клин. Синтия все еще подозревала, что я что-то от нее скрываю. Да и я ощущал непонятную неловкость рядом с ней.
  
  Синтия считала, что я виню ее во всех наших неприятностях. Глупо было бы отрицать, что ее история, эта ее тяжелая ноша, преследует нас днем и ночью. И возможно, в какой-то степени я винил ее, хотя она и не была виновата в исчезновении своей семьи.
  
  Разумеется, нас обоих беспокоило, как все это влияет на Грейс. И способ, выбранный нашей дочерью для борьбы с домашними страхами, которые так ее тревожили, что лишь мысли о разрушительном астероиде могли некоторым образом ее отвлечь, стал источником следующего взрыва.
  
  Мои ученики вели себя на удивление прилично. Наверное, до них дошли слухи, почему меня не было несколько дней. Смерть в семье. Учащиеся средней школы, как большинство естественных хищников, обычно использовали слабость своей жертвы себе во благо. Они во всей красе проявили себя с женщиной, которой выпала злая судьба меня заменять. У нее было небольшое заикание, скорее просто задержка перед произнесением звука, но детки это быстро уловили и принялись ее передразнивать. В первый день она даже ушла домой в слезах, о чем за ленчем сообщили мне коллеги, причем без малейшего сочувствия. Ведь это настоящие джунгли, так что ты или выживаешь, или нет.
  
  Но со мной они держались пристойно. И не только моя творческая группа, но и два других английских класса. Думаю, они вели себя так не из уважения к моим чувствам, а если это и наличествовало, то весьма незначительно. Потом они ждали, не изменится ли что-нибудь в моем поведении, может, всплакну, заору на кого-нибудь, хлопну дверью и так далее.
  
  Но ничего подобного я не сделал. Так что на следующий день ни на какие скидки рассчитывать уже не мог.
  
  Когда ученики уходили с моего первого, утреннего урока, Джейн Скавалло задержалась.
  
  — Мои соболезнования насчет вашей тети, — сказала она.
  
  — Спасибо, — поблагодарил я. — Вообще-то это тетя моей жены, хотя я тоже был с ней очень близок.
  
  — Тем более, — кивнула она и догнала других учеников.
  
  В середине дня я шел по коридору, когда одна из секретарш выскочила из кабинета, увидела меня и остановилась как вкопанная.
  
  — Я как раз собралась вас искать! Звонила в ваш офис, вас там не было.
  
  — Потому что я здесь, — заметил я.
  
  — Вам звонят, — сообщила она. — Думаю, это ваша жена.
  
  — Спасибо.
  
  Я прошел за ней к телефону на письменном столе. Один из огоньков мигал.
  
  — Просто нажмите вон ту кнопку, — подсказала она.
  
  Я схватил трубку, нажал кнопку.
  
  — Синтия?
  
  — Терри, я…
  
  — Слушай, я собирался тебе позвонить. Мне очень жаль, что вчера все так получилось.
  
  Секретарша села за стол, делая вид, что не слушает.
  
  — Терри, кое-что…
  
  — Может, нам стоит нанять другого парня? Я не знаю, что случилось с Эбаньолом, но…
  
  — Терри, заткнись!
  
  Я заткнулся.
  
  — Кое-что произошло, — сказала Синтия едва слышно. — Я знаю, где они.
  ГЛАВА 25
  
  — Порой, когда ты не звонишь, когда я жду твоего звонка, — сказала она, — я думаю, что меня пытаются свести с ума.
  
  — Извини, — произнес он. — Но у меня хорошие новости. Мне кажется, это уже происходит.
  
  — О, замечательно. Что в таких случаях говорил Шерлок Холмс? Игра в разгаре? Или это из Шекспира?
  
  — Я тоже не уверен, — признался он.
  
  — Значит, ты это доставил?
  
  — Да.
  
  — Но тебе нужно еще ненадолго остаться, чтобы поглядеть, что будет.
  
  — Да, я знаю. Не сомневаюсь, что в конечном итоге все появится в новостях.
  
  — Жаль, я не смогу это здесь записать.
  
  — Я привезу домой газеты.
  
  — Буду очень рада.
  
  — Насчет Тесс больше ничего не писали. Полагаю, это означает, что им не удаюсь ничего раскрыть.
  
  — Нам следует быть благодарными за любые подарки судьбы, верно?
  
  — Было еще кое-что в новостях насчет пропавшего детектива. Того самого, которого моя… ну, ты знаешь, которого наняли.
  
  — Ты думаешь, они его найдут? — спросила она.
  
  — Трудно сказать.
  
  — Ну, нам не стоит об этом беспокоиться. Ты вроде нервничаешь?
  
  — Пожалуй.
  
  — Это трудная часть, рискованная, но когда все сложится вместе, риск окупится. А со временем ты сможешь приехать и взять меня.
  
  — Я знаю. А он не удивится, куда ты запропастилась, почему не приходишь его навестить?
  
  — Он практически не обращает на меня внимания. Совсем плох. Ему вряд ли осталось больше месяца. И то слишком долго.
  
  — Ты считаешь, он когда-нибудь нас любил? — спросил он.
  
  — Он всегда любил только ее. — Она даже не пыталась скрыть горечь. — А разве она ему помогала? Ухаживала за ним? Убирала? И кто решил его главную проблему? Он никогда не испытывал благодарности за то, что я для него сделала. И повел себя неправильно. Лишил себя настоящей семьи. То, что мы сейчас делаем, — справедливо.
  
  — Я знаю, — сказал он.
  
  — Что приготовить к твоему приезду домой?
  
  — Морковный торт?
  
  — Разумеется. Это самое малое, что может сделать мать.
  ГЛАВА 26
  
  Я позвонил в полицию и оставил послание для детектива Роны Уидмор, которая дала мне визитку, когда задавала вопросы, после того как мы развеяли прах Тесс над бухтой. Я попросил ее встретиться со мной и Синтией у нас дома. Куда мы вскоре вернемся. Оставил ей адрес, на случай если его у нее нет, но готов был поспорить, что есть, еще я написал в послании, что то, о чем я собираюсь ей рассказать, не имеет прямого отношения к исчезновению Дентона Эбаньола, но все-таки может быть как-то с ним связано.
  
  И добавил, что дело срочное.
  
  Я спросил Синтию по телефону, не забрать ли ее с работы, но она сказала, что доедет сама. Я ушел из школы никому ничего не объяснив, но, думаю, они уже привыкли к моему странному поведению. Ролли всего лишь вышел из кабинета, увидел, что я разговариваю по телефону, и проводил меня глазами, когда я выбегал из школы.
  
  Синтия приехала домой на пару минут раньше меня и стояла в дверях с конвертом в руке.
  
  Я вошел, и она протянула мне конверт. На нем было напечатано лишь одно слово: Синтии. Никаких печатей. Значит, письмо пришло не по почте.
  
  — Мне все равно, — сказала она. — Прочти.
  
  Я достал из конверта лист бумаги, аккуратно сложенный втрое. На обороте была грубо нарисованная карандашом карта с пересекающимися линиями, обозначающими дороги, небольшим городком, помеченным как «Отис», овалом, напоминающим яйцо, с пометкой «карьерное озеро» и знак «X» в углу. Были еще какие-то надписи, но я не сразу понял, что они обозначают.
  
  Синтия молча смотрела, как я все это разглядываю.
  
  Я перевернул лист и, едва увидев напечатанный текст, сразу кое-что заметил и сильно взволновался. Еще не прочитав записки, я уже с тревогой думал, какой вывод следует сделать из того, что я обнаружил.
  
  Но придержал язык и прочитал записку.
  
   Синтия, пора тебе узнать, где они были. Где они скорее всего все еще находятся. Есть заброшенный карьер примерно в двух часах езды к северу от того места, где ты живешь, сразу за границей Коннектикута. Там что-то вроде озера, но это просто место, откуда брали гравий и грунт. Оно очень глубокое. Наверное, слишком глубокое, чтобы ребятишки, купающиеся там, могли что-то найти за все эти годы. Поезжай по шоссе номер 8 на север до Отиса, затем сверни на восток. Сверяйся с картой на другой стороне. За рядом деревьев есть узкая тропинка, которая ведет к обрыву над карьером. Будь осторожна, когда доедешь туда, там очень крутой спуск. Прямо вниз, в карьер. Именно на дне этого озера ты и найдешь свой ответ.
  
  Я снова перевернул листок. На карте были помечены все детали, упомянутые в записке.
  
  — Вот где они, — прошептала Синтия, показывая на бумагу в моей руке. — В воде. — Она перевела дыхание. — Выходит… они мертвы.
  
  У меня все расплывалось перед глазами. Я несколько раз моргнул, стало легче. Снова перевернул лист, перечитал записку, затем присмотрелся к ней не в смысле содержания, а с технической точки зрения.
  
  Напечатано на обычной машинке. Не на компьютере. Не распечатка.
  
  — Где ты это взяла? — спросил я, стараясь контролировать свой голос.
  
  — В почте у Памелы, — пояснила Синтия. — В почтовом ящике. Кто-то его там оставил. Почтальон его не приносил. На нем нет штампа, никаких пометок.
  
  — Да, — согласился я, — кто-то его туда положил.
  
  — Кто? — спросила она.
  
  — Не знаю.
  
  — Мы должны туда поехать, — сказала она. — Сегодня, сейчас, мы должны узнать, что там, под водой.
  
  — Скоро приедет женщина, с которой мы познакомились на пирсе. Детектив Уидмор. Мы с ней об этом поговорим. Но есть одна вещь, о которой я хочу тебя спросить. О записке. О том, как она напечатана. Посмотри на нее. Посмотри на шрифт…
  
  — Мы должны поехать туда немедленно, — повторила Синтия. Как будто надеялась, что те, кто на дне карьера, все еще живы, что у них еще остался воздух.
  
  Я услышал, как перед домом остановилась машина, выглянул в окно и увидел идущую по дорожке Рону Уидмор.
  
  Я запаниковал.
  
  — Ласточка, ты больше ничего не хочешь сказать мне про записку? До появления полиции? Ты должна быть честной со мной.
  
  — Что ты несешь? — возмутилась она.
  
  — Ты ничего не заметила? — спросил я и, держа перед ней листок, показал пальцем на одно слово в тексте. — Вот здесь, в начале, смотри на слово «тебе».
  
  — И что?
  
  — Горизонтальная черта в букве «е» почти стерлась, теперь она больше похожа на «с». Слово скорее напоминает «тсбс».
  
  — Не понимаю, о чем ты толкуешь. Что значит, быть честной с тобой? Разумеется, я честна.
  
  Уидмор уже поднималась по ступенькам, сейчас постучит.
  
  — Мне нужно на минутку подняться наверх, — торопливо произнес я. — Впусти ее, скажи, что я сейчас спущусь.
  
  Прежде чем Синтия смогла возразить, я рванул по лестнице. Услышал за спиной, как постучала Уидмор, дважды, резко, затем Синтия открыла дверь, они обменялись приветствиями. К этому времени я уже оказался в маленькой комнате, где проверял сочинения и готовился к урокам.
  
  Моя старая машинка «Роял» стояла на столе рядом с компьютером.
  
  Мне требовалось решить, что с ней делать.
  
  Я не сомневался, что записка, которую Синтия сейчас показывала Уидмор, напечатана на этой машинке. Искалеченную «е» не узнать было невозможно.
  
  Я точно знал, что этого письма не печатал.
  
  Я понимал, что Грейс не могла это сделать.
  
  Оставались лишь два варианта. Незнакомец каким-то образом проник в наш дом и воспользовался машинкой, чтобы напечатать записку, или Синтия напечатала ее сама.
  
  Однако мы же сменили замки. Я был практически уверен, что в последние несколько дней в доме не было незваных гостей.
  
  Но вариант, что записку напечатала Синтия, тоже казался немыслимым. А если… если в результате стресса, который можно определить только как невообразимый, она ее написала, направив нас к отдаленному карьеру, где якобы можно узнать судьбу ее семьи?
  
  Что если записку напечатала Синтия, и ее указания окажутся точными?
  
  — Терри! — крикнула Синтия. — Детектив Уидмор пришла.
  
  — Одну минутку, — отозвался я.
  
  Что бы это могло означать? А если Синтия все эти годы прекрасно знала, где можно разыскать ее семью?
  
  Я чувствовал, как покрываюсь потом.
  
  «Может быть, — подумал я, — она глушила в себе эти воспоминания? Может, знала больше, чем отдавала себе отчет». Да, такое могло случиться. Она видела, что произошло, но забыла об этом. Разве мозг иногда не решает: эй, то, что ты видишь, слишком ужасно, не лучше ли тебе забыть об этом, иначе ты не сможешь жить дальше. Вроде ведь существует какой-то синдром, подходящий под все эти признаки?
  
  Но вдруг это вовсе не подавленная память? Вдруг она всегда знала…
  
  Нет.
  
  Нет, нужно искать совсем другое объяснение. Кто-то воспользовался нашей пишущей машинкой. Несколько дней назад. Планировал заранее. Тот незнакомец, который заходил в дом и оставил шляпу.
  
  Если только это был незнакомец.
  
  — Терри!
  
  — Иду!
  
  — Мистер Арчер, — позвала детектив Уидмор. — Спускайтесь вниз, пожалуйста.
  
  Дальше я действовал импульсивно. Открыл стенной шкаф, схватил машинку — черт, до чего же тяжелые эти старые машинки — и поставил ее внутрь, завалив старыми штанами, в которых красили, газетами.
  
  Спустившись вниз, я застал Уидмор с Синтией в гостиной. Письмо лежало на кофейном столике. Развернутое. Уидмор наклонилась над ним и читала.
  
  — Вы его трогали, — укорила она меня.
  
  — Да.
  
  — Вы оба его трогали. Вашу жену я могу понять, она не знала, что это за письмо, когда брала его. А вы чем объясните свое поведение?
  
  — Простите, — повинился я и провел ладонью по рту и подбородку, пытаясь вытереть пот, который, несомненно, покажет, как я нервничаю.
  
  — Вы ведь можете вызвать водолазов, верно? — спросила Синтия. — Послать водолазов в карьер, чтобы они осмотрели дно.
  
  — Это вполне может оказаться глупой шуткой, — сказала Уидмор, заправляя за ухо упавшую на глаза прядь. — Пустяком.
  
  — Верно, — поддержал ее я.
  
  — И все-таки, — продолжила детектив, — наверняка мы не знаем.
  
  — Если вы не пошлете водолазов, я нырну туда сама, — заявила Синтия.
  
  — Син, — вмешайся я, — это смешно. Ты ведь даже плавать не умеешь.
  
  — Плевать.
  
  — Миссис Арчер, — сказала Уидмор, — успокойтесь. — Это был приказ. Она напомнила мне футбольного тренера в действии.
  
  — Успокоиться? — Синтия ничуть не испугалась. — Вы ведь знаете, человек, написавший письмо, утверждает, что они там, внизу. Их тела на дне.
  
  — Боюсь, — заметила Уидмор, скептически качая головой, — там внизу после всех этих лет могло скопиться много всякой всячины.
  
  — А если они в машине? — предположила Синтия. — В машине моей матери или моего отца. Их ведь так и не нашли.
  
  Уидмор взяла письмо за кончик двумя пальцами с ярко-красными ногтями и, перевернув, уставилась на карту.
  
  — Нам придется связаться с полицией Массачусетса по этому поводу, — заметила она. — Мне нужно позвонить. — Она достала из куртки мобильный телефон, открыла его и приготовилась набирать номер.
  
  — Так вы пошлете туда водолазов? — спросила Синтия.
  
  — Я собираюсь звонить. И следует отправить это письмо в лабораторию, вдруг им удастся что-то снять с него, если, конечно, оно уже не приведено в полную негодность.
  
  — Извините, — сказала Синтия.
  
  — Любопытно, — заметила детектив, — что оно напечатано на машинке. Сейчас мало кто использует машинки.
  
  Я почувствовал, как сердце ушло в пятки. Но тут Синтия произнесла фразу, которую я никак не ожидал от нее услышать.
  
  — У нас есть машинка, — сказала она.
  
  — В самом деле? — удивилась Уидмор, остановившись перед набором последней цифры.
  
  — Терри нравится пользоваться машинкой, верно, милый? Для коротких записок и так далее. Это ведь «Роял», верно, Терри? Она у него со студенческих лет.
  
  — Покажите ее мне, — потребовала Уидмор, возвращая телефон в карман.
  
  — Я могу достать ее, — предложил я. — Принести вниз.
  
  — Просто покажите, где она находится.
  
  — Наверху, — пояснила Синтия. — Пойдемте, я вам покажу.
  
  — Син! — Я остановился на нижней ступеньке, преграждая дорогу. — Там все разбросано.
  
  — Пошли, — бросила Уидмор, проходя мимо меня вверх по лестнице.
  
  — Первая дверь налево, — подсказала Синтия. И прошептала: — Как ты думаешь, зачем ей наша машинка?
  
  Уидмор исчезла в комнате и крикнула оттуда:
  
  — Я ее не вижу!
  
  Синтия поднялась по лестнице первой.
  
  — Обычно она стоит вот здесь. Терри, разве не так?
  
  Она показывала на мой стол. Я вошел в комнату. Обе женщины смотрели на меня.
  
  — Гм… — сказал я, — машинка мне мешала, и я сунул ее в стенной шкаф.
  
  Я открыл дверцу и наклонился. Уидмор заглядывала мне через плечо. Я отшвырнул газеты и штаны в пятнах масляной краски. Теперь старенькая «Роял» была на виду. Я поднял ее и отнес назад, на стол.
  
  — Когда ты ее туда поставил? — заинтересовалась Синтия.
  
  — Недавно, — ответил я.
  
  — Надо было быстро заметать следы, — предположила Уидмор. — Как вы это объясните?
  
  Я пожал плечами. Не мог ничего объяснить.
  
  — Не смейте ее трогать, — велела она, и снова достала из кармана телефон.
  
  Синтия с удивлением смотрела на нас.
  
  — Что с тобой? Что, черт возьми, происходит?
  
  Мне хотелось задать ей тот же вопрос.
  ГЛАВА 27
  
  Рона Уидмор несколько раз позвонила по своему мобильному, стоя на пороге, и мы не могли слышать, о чем она говорит. Таким образом мы с Синтией и Грейс — Уидмор разрешила Синтии съездить за ней в школу — сидели в доме и переваривали все случившееся. Грейс торчала на кухне, намазывала на хлеб арахисовое масло, чтобы перекусить после школы, и спрашивала, кто такая эта большая тетя, которая звонит по телефону.
  
  — Она работает в полиции, — объяснил я. — И учти, ей наверняка не понравится, что ты называешь ее большой.
  
  — Так я же не стану говорить ей это в лицо, — заметила Грейс. — Зачем она пришла? Что происходит?
  
  — Не сейчас, — остановила ее Синтия. — Пожалуйста, бери свой бутерброд и иди к себе в комнату.
  
  Как только Грейс ушла, ворча себе под нос, Синтия спросила:
  
  — Зачем ты спрятал машинку? Эта записка была напечатана на ней, верно?
  
  — Да, — подтвердил я.
  
  Она несколько секунд изучала меня.
  
  — Это ты ее написал? И поэтому спрятал машинку?
  
  — Господи, Син! Я ее спрятал, потому что не был уверен, не ты ли ее написала.
  
  — Я? — Ее глаза изумленно распахнулись.
  
  — Такое предположение шокирует тебя больше, чем мысль, будто я мог ее написать?
  
  — Я же не пыталась спрятать машинку, это сделал ты.
  
  — Я хотел защитить тебя.
  
  — От чего?
  
  — Если ты в самом деле ее написала. Я не хотел, чтобы об этом узнала полиция.
  
  Синтия молча прошлась взад-вперед по комнате.
  
  — Я пытаюсь разобраться, Терри. Значит, ты хочешь сказать, что подумал, будто я сама написала записку? И если так, то всегда знала, где находится моя семья? Всегда знала, что они в карьере?
  
  — Нет… не обязательно, — промямлил я.
  
  — Не обязательно? Тогда скажи мне, о чем ты думал?
  
  — Честное слово, Син, я не знаю. Я уже больше не знаю, что и думать. Но как только увидел письмо, сразу понял, что оно напечатано на моей машинке. И знал, что сам его не печатал. Оставалась только ты, или же кто-то снова побывал в нашем доме и напечатал это, чтобы заставить нас думать, будто… даже не знаю, будто кто-то из нас двоих это сделал.
  
  — Мы уже знаем, что кто-то здесь побывал, — заметила Синтия. — Шляпа, послание по электронной почте. Но несмотря на это, ты подозреваешь меня?
  
  — Я бы предпочел вообще об этом не думать, — признался я.
  
  Она взглянула мне прямо в глаза:
  
  — Ты считаешь, что я убила свою семью?
  
  — Ой, да ради Бога!
  
  — Это не ответ.
  
  — Нет, я так не думаю.
  
  — Но в голову это тебе приходило, верно? Ты ведь время от времени прикидывал, возможно ли такое.
  
  — Нет. Ничего подобного. Но в последнее время мне приходило в голову, что стресс от случившегося давил на тебя все эти годы и привел к тому, что ты стала воспринимать некоторые вещи и даже поступать… не знаю, как правильно выразиться… не совсем рационально.
  
  — Вот как, — сказала Синтия.
  
  — Ну, к примеру, когда я увидел это письмо и понял, что оно напечатано на моей машинке, я подумал, не могла ли ты это сделать, чтобы привлечь внимание полиции, заставить их действовать, разгадать эту загадку раз и навсегда?
  
  — И послала их по ложному следу? Почему я выбрала именно это конкретное место?
  
  — Я не знаю.
  
  Кто-то постучал по стене нашей комнаты, и появилась детектив Уидмор. Я понятия не имел, как давно она там стояла и что успела услышать.
  
  — Я договорилась, — сообщила она. — Мы пошлем водолазов.
  
  Поездку назначили на следующий день. Полицейское подразделение водолазов должно было прибыть на место в десять утра. Синтия проводила Грейс в школу и договорилась с соседкой, что та встретит ее в конце дня и возьмет к себе, если мы к тому времени не вернемся.
  
  Я снова позвонил в школу и сообщил Ролли, что не приду.
  
  — Господи, что еще? — возмутился он.
  
  Я объяснил, куда мы собираемся и что водолазы будут спускаться в карьер.
  
  — Бог мой, как же мне вас, ребятки, жалко, — сказал он. — Конца этому нет. Может мне найти замену для твоих классов на следующую неделю? Я знаю парочку учителей, только что ушедших на пенсию, которые охотно согласятся поработать немного.
  
  — Только не ту с заиканием. Дети съедят ее живьем. — Я помолчал. — Послушай, ты наверняка удивишься, но позволь мне кое-что на тебе опробовать.
  
  — Валяй.
  
  — Имя Конни Гормли о чем-нибудь тебе говорит?
  
  — А кто это?
  
  — Ее убили за несколько месяцев до исчезновения Клейтона, Патриции и Тодда. На севере штата. Инсценировали наезд на дороге, но на самом деле все было по-другому.
  
  — Понятия не имею, о чем ты говоришь. Что значит, инсценировали наезд? И какое это имеет отношение к исчезновению семьи Синтии?
  
  Он говорил почти раздраженно. Мои проблемы и связанные с ними тайны уже начинали его доставать, как стали доставать и меня.
  
  — Про это мне ничего не известно. Просто спрашиваю. Ты знал Клейтона. Он когда-нибудь упоминал о таком несчастном случае?
  
  — Нет. По крайней мере я ничего подобного не помню. И уверен, что не забыл бы.
  
  — Ладно. Спасибо, что нашел мне замену. Я твой должник.
  
  Вскоре после этого разговора мы с Синтией выехали из дома. Нам предстояло почти два с половиной часа ехать на север. Прежде чем полиция забрала письмо, уложив его в пластиковый пакет, мы скопировали карту на лист бумаги, чтобы знать, куда ехать. Мы не собирались по дороге останавливаться, хотели побыстрее добраться до места.
  
  Если вы думаете, будто всю дорогу мы разговаривали без остановки и гадали, что смогут найти водолазы, то на самом деле это не так. Полагаю, мы оба напряженно размышляли. Я мог только представлять мысли Синтии. Сам же думал обо всем сразу. Что они там найдут? Если в этом озере действительно есть трупы, семья ли это Синтии? Можно ли выяснить, кто их туда отправил?
  
  И жив ли еще этот человек или люди?
  
  Проехав Отис, который даже городом нельзя назвать — просто несколько домов и заведений, растянувшихся вдоль трассы, мы свернули на восток на извилистую дорогу, ведущую к повороту на Массачусетс. Мы искали путь к карьеру, предположительно находившемуся на севере, но особенно стараться не пришлось. На нужном повороте стояли две машины массачусетской полиции.
  
  Я опустил стекло и объяснил офицеру в фуражке, кто мы такие. Он вернулся к своей машине и поговорил с кем-то по рации, затем снова подошел к нам и сообщил, что детектив Уидмор уже на месте и ждет нас. Он показал на дорогу, сказал, что ехать придется примерно милю, затем налево и вверх, где мы ее и увидим.
  
  Мы медленно двинулись в указанном направлении. Дорога была паршивой, гравий и грязь, а вскоре стала совсем узкой. Я слышал, как высокая трава скребет по днищу машины. Мы поднимались вверх, теснимые высокими деревьями. Примерно через четверть мили земля выровнялась, деревья расступились, мы оказались на открытом пространстве, и у нас перехватило дыхание.
  
  Внизу расстилался обширный каньон. В нескольких метрах от нас земля резко обрывалась. Если внизу и было озеро, мы его не видели.
  
  У обрыва уже стояли две машины: полицейский автомобиль с массачусетскими номерами и седан без опознавательных знаков, принадлежавший Уидмор. Она разговаривала с полицейским из другой машины, прислонившись к крылу.
  
  Увидев нас, детектив подошла.
  
  — Не подъезжайте слишком близко, — предупредила она, обращаясь ко мне через открытое окно. — Тут чертовски далеко падать.
  
  Мы медленно вылезли из машины, будто любое резкое движение могло стронуть с места грунт. Но он оказался достаточно прочным.
  
  — Сюда, — позвала Уидмор. — Не боитесь высоты?
  
  — Немного, — признался я, больше беспокоясь о Синтии, чем о себе, но она заверила, что в полном порядке.
  
  Мы подошли ближе к краю и увидели воду. Мини-озеро площадью восемь или девять акров на самом дне бездны. Много лет назад отсюда возили камень и гравий. Затем компания куда-то переместилась, а вырытая яма наполнилась дождевой водой и подземными источниками. В такой пасмурный день, как сегодня, невозможно было определить настоящий цвет воды. Сейчас она казалась серой и безжизненной.
  
  — Если верить карте и письму, то именно здесь мы должны что-то найти, — сказала Уидмор. — Вон там внизу, — показала она, и я почувствовал, как у меня закружилась голова.
  
  Внизу ближе к противоположному берегу плыла желтая надувная лодка примерно пятнадцати футов в длину с небольшим навесным мотором сзади. В лодке сидели три человека, двое из которых были в черных водолазных костюмах и масках. К спинам прикреплены акваланги.
  
  — Им пришлось подъехать с другой стороны, — объяснила Уидмор и показала на дальний конец карьера. — Там есть еще одна дорога с севера, которая ведет прямо к воде, так что они сумели спустить лодку. — Уидмор помахала рукой — не дружеское приветствие, просто сигнал, — и мужчины в лодке помахали в ответ. — Сейчас они начнут искать.
  
  Синтия кивнула:
  
  — А что они будут искать?
  
  Уидмор окинула ее удивленным взглядом, но оказалась достаточно чуткой, чтобы понять — она имеет дело с женщиной, которой пришлось через многое пройти.
  
  — Я бы сказала — машину. Если она там, ее найдут.
  
  Озеро было слишком мало, чтобы позволить ветру гнать большие волны, но мужчины в лодке все равно бросили якорь, чтобы она стояла на одном месте, Водолазы попадали в воду спиной вперед и мгновенно скрылись из виду. Только пузырьки на поверхности свидетельствовали об их недавнем пребывании.
  
  На вершине скалы дул холодный ветер. Я подошел к Синтии и обнял ее. К моему удивлению и облегчению она меня не оттолкнула.
  
  — Долго они могут находиться под водой? — спросил я.
  
  Уидмор пожала плечами:
  
  — Не знаю. Уверена, у них куда больше воздуха, чем требуется.
  
  — А если они что-то найдут? Они это поднимут?
  
  — Возможно, понадобится специальное оборудование.
  
  У Уидмор имелась рация, связывавшая ее с мужчиной, оставшимся в лодке.
  
  — Что происходит? — спросила она.
  
  — Пока ничего особенного, — раздался трескучий голос. — Тут глубина футов тридцать-сорок. В некоторых местах еще глубже.
  
  — Ладно.
  
  Мы стояли и смотрели. Может быть, десять, пятнадцать минут. Хотя казалось, что прошли часы.
  
  Вдруг на поверхности появились две головы. Водолазы подплыли к лодке, подняли маски и вытащили изо ртов приспособления, дававшие им возможность дышать под водой. Они что-то обсуждали с мужчиной в лодке.
  
  — Что они говорят? — спросила Синтия.
  
  — Потерпите, — сказала Уидмор, но, увидев, что человек в лодке взял рацию, поспешно схватила свою.
  
  — Кое-что нашли, — проскрипело радио.
  
  — Что? — уточнила Уидмор.
  
  — Машину. Пролежала там очень долго. Мы собираемся ее поднять.
  
  — Какая машина? — спросила Синтия. — Как она выглядит?
  
  Уидмор повторила вопрос, и мы увидели, как внизу, на озере мужчина обращается к водолазам.
  
  — Вроде бы желтая, — ответил он. — Маленькая машина. Номерных знаков не видно, она по бамперы в грунте.
  
  — Это машина моей матери, — сказала Синтия. — «Форд-эскорт». Маленькая машинка. — Она повернулась ко мне и обняла. — Это они. Это они.
  
  Уидмор возразила:
  
  — Сейчас еще рано говорить. Мы ведь даже не знаем, есть ли кто в машине. — И поднесла к губам рацию: — Делайте то, что считаете нужным.
  
  Это означало, что придется ждать, когда подвезут оборудование. Они решили подогнать большой тягач с севера и поставить его у самой кромки воды, затем спустить в воду трос, поручить водолазам прикрепить его к машине на дне и медленно вытащить ее из грязи на поверхность.
  
  Если не получится, придется доставить сюда что-то вроде баржи, спустить на воду над машиной и поднять ее со дна.
  
  — Понадобится еще несколько часов, — пояснила Уидмор. — Нужно решить, как лучше поднять машину. Почему бы вам не вернуться на шоссе, может, доехать до Ли, пообедать? Я позвоню вам на мобильный, когда все начнется.
  
  — Нет, — отказалась Синтия. — Мы останемся здесь.
  
  — Ласточка, — сказал я, — мы же сейчас ничего не сможем сделать. Давай поедим. Нам обоим нужно сберечь силы, чтобы справиться с тем, что последует.
  
  — Как ты думаешь, что случилось? — спросила Синтия.
  
  — Полагаю, кто-то пригнал сюда машину, вот на это место, где мы стоим, а потом столкнул ее вниз, — предположила Уидмор.
  
  — Пойдем, — подал я руку Синтии и обратился к детективу: — Держите нас в курсе, пожалуйста.
  
  Мы выехали на основную дорогу, доехали до Отиса, затем свернули на север к Ли, где нашли кафетерий и заказали кофе. Утром у меня совсем не было аппетита, поэтому я взял яичницу с сосисками. Синтия смогла съесть только тост.
  
  — Получается, — произнесла она, — что человек, написавший записку, знал, о чем говорит.
  
  — Ага, — согласился я, дуя на свой кофе, чтобы немного охладить его.
  
  — Но ведь нам не известно, есть ли кто-нибудь в машине. Может, ее утопили, чтобы спрятать. Но это не значит, что кто-то погиб.
  
  — Давай подождем, — предложил я.
  
  Ждать пришлось больше двух часов. Я пил уже четвертую чашку кофе, когда зазвонил мобильный.
  
  Уидмор объяснила мне, как подъехать к озеру с севера.
  
  — Что происходит? — спросил я.
  
  — Получилось быстрее, чем мы ожидали, — сказала она почти дружелюбно. — Машину уже достали.
  
  Когда мы подъехали, желтый «форд» стоял в кузове тягача. Синтия на ходу выскочила из автомобиля с криком:
  
  — Это та машина! Это машина моей матери!
  
  Уидмор схватила ее за руку, прежде чем она сумела подойти ближе.
  
  — Пустите меня, — вырвалась Синтия.
  
  — Вам не следует к ней подходить, — отрезала детектив.
  
  Машина была заляпана грязью, вода все еще сочилась из запертых дверей, причем вылилось ее уже достаточно, чтобы заглянуть внутрь, по крайней мере до уровня стекол. Но кроме промокших подголовников ничего нельзя было разглядеть.
  
  — Машину отправят в лабораторию, — сказала Уидмор.
  
  — Что они там нашли? — спросила Синтия. — Кто-нибудь был внутри?
  
  — Как вы думаете, что они могли найти? — раздраженно ответила Уидмор. Мне не понравился ее тон. Как будто она считала, что Синтии известен ответ.
  
  — Не знаю, — покачала головой Синтия. — Я боюсь говорить.
  
  — Похоже, там останки двух людей, — сказала детектив. — Но как вы сами понимаете, после двадцати пяти лет…
  
  Можно себе представить.
  
  — Двух? — удивилась Синтия. — Не трех?
  
  — Рано что-то утверждать. Как я уже говорила, впереди много работы. — Уидмор помолчала. — И мы хотели бы взять у вас буккальный мазок.
  
  Синтия изумленно моргнула:
  
  — Что взять?
  
  — Простите, это латынь. Означает щека. Нам нужен от вас мазок на ДНК. Его берут с внутренней стороны щеки. Это совершенно не больно.
  
  — Зачем?
  
  — Если нам повезет, мы возьмем на анализ ДНК… то, что осталось в машине, и сравним результаты с вашими анализами. Допустим, одно из тел принадлежит вашей матери, тогда можно сделать нечто вроде обратного теста на материнство. Это подтвердит, что она на самом деле была вашей матерью. То же относится и к другим членам вашей семьи.
  
  Синтия взглянула на меня полными слез глазами.
  
  — Я двадцать пять лет хотела знать ответ, теперь же, когда у меня есть такой шанс, я в ужасе.
  
  Я прижал ее к себе и спросил Уидмор:
  
  — Долго это продлится?
  
  — Обычно уходит несколько недель. Но здесь дело особое, к тому же не следует забывать о телепередаче, так что, вероятно, пару дней. Вы можете ехать домой. Я пришлю кого-нибудь сегодня, чтобы взять мазок.
  
  Нам ничего не оставалось, как подчиниться.
  
  — Я должна иметь возможность увидеться с вами еще до получения результатов, — крикнула вслед Уидмор. — У меня будут вопросы.
  
  В том, как она это сказала, слышалось что-то зловещее.
  ГЛАВА 28
  
  Рона Уидмор сдержала свое обещание и появилась, чтобы задать вопросы. Кое-что в этом деле ей не нравилось.
  
  Похоже, эта черта была у нас общей, хотя мы с Синтией не видели в детективе союзницу.
  
  Однако она подтвердила одну вещь, которую я уже знал. Письмо, направившее нас в карьер, напечатали на моей машинке. Нас с Синтией пригласили — можно подумать, у нас был выбор — в участок, где взяли отпечатки пальцев. Похоже, отпечатки Синтии уже имелись в деле. Она сдавала их двадцать пять лет назад, когда полицейские прочесывали дом в поисках зацепок, способных объяснить исчезновение ее семьи. Но полиция пожелала иметь их снова, а у меня отпечатки пальцев никогда не просили.
  
  Они сравнили наши отпечатки с теми, что на машинке, и нашли несколько принадлежащих Синтии на корпусе. Но клавиши были сплошь покрыты моими отпечатками.
  
  Разумеется, далеко идущих выводов из этого сделать было нельзя. С другой стороны, это не подтверждаю наше убеждение, что кто-то проник в дом и напечатал письмо на моей машинке. Этот кто-то работал в перчатках и не оставил следов.
  
  — Зачем это делать? — спросила Уидмор, уперев кулаки во внушительные бедра. — Забираться в ваш дом, чтобы воспользоваться машинкой?
  
  Это был хороший вопрос.
  
  — Может быть, — медленно произнесла Синтия, словно размышляя вслух, — тот, кто это сделал, знал, что письмо легко привязать к машинке Терри. Они понадеялись, что вы решите, будто он его и написал.
  
  Мысль показалось мне дельной, только следовало внести небольшое изменение.
  
  — Или ты, — сказал я ей.
  
  Она посмотрела на меня, но не обиженно, скорее задумчиво и согласилась:
  
  — Или я.
  
  — Опять же, кому это нужно? — уточнила Уидмор, которую наши доводы явно не убедили.
  
  — Понятия не имею, — пожала плечами Синтия. — Все это выглядит бессмысленно. Но вы знаете, что кто-то здесь побывал. У вас должно быть это зарегистрировано. Мы звонили в полицию, они сюда приезжали и они наверняка писали отчет.
  
  — Шляпа. — Уидмор не сумела скрыть нотку скептицизма.
  
  — Совершенно верно. Я покажу ее вам, если желаете, — заметила Синтия. — Хотите на нее посмотреть?
  
  — Нет, — отказалась Уидмор. — Я видела шляпы раньше.
  
  — Полицейские решили, что у нас крыша поехала, — сказала Синтия.
  
  Уидмор пропустила ее слова мимо ушей. Наверняка это ей далось нелегко.
  
  — Миссис Арчер, — сказала она, — вы раньше бывали в том карьере?
  
  — Нет, никогда.
  
  — Даже девочкой? Когда были подростком?
  
  — Нет.
  
  — Может, вы там бывали, но не запомнили это место. Катались с кем-нибудь, заезжали, чтобы посидеть в машине, что-нибудь в этом роде?
  
  — Нет, я никогда там не бывала. Господи, да туда ехать больше двух часов. Даже если бы мы с каким-нибудь парнем задумали посидеть в машине, то не стали бы для этого ехать два часа.
  
  — А вы, мистер Арчер?
  
  — Я? Нет. И двадцать пять лет назад я не знал никого из этой семьи. Я ведь не из Милфорда. Познакомился с Синтией после университета и тогда же узнал, что с ней случилось, то есть с ее семьей.
  
  — Ладно, подумайте сами, — покачала головой Уидмор. — У меня ничего не сходится. Есть записка, написанная в этом доме, на вашей машинке, — она посмотрела на меня, — которая привела нас в то место, где машина, принадлежавшая вашей матери, находилась двадцать пять лет после того, как она исчезла.
  
  — Говорила я тебе, — сказала Синтия, — тут кто-то был.
  
  — Ну, — заметила Уидмор, — кто бы это ни был, он не пытался спрятать машинку.
  
  — Нам не стоит пригласить адвоката, раз вы задаете такие вопросы? — спросил я.
  
  Уидмор поводила языком по внутренней стороне щеки.
  
  — Полагаю, вы сами должны решить, нужен вам адвокат или нет.
  
  — Мы же жертвы, — возразила Синтия. — Мою тетю убили, машину матери нашли в воде. А вы разговариваете с нами, будто мы преступники. — Она устало покачала головой. — Создается впечатление, что кто-то все тщательно продумал, выставляя меня ненормальной. Телефонный звонок, появление отцовской шляпы на нашем кухонном столе, письмо, напечатанное на нашей машинке. Разве вы не видите? Кто-то словно пытается вас уверить, что, возможно, у меня едет крыша, и все случившееся в прошлом толкает меня на эти поступки.
  
  Язык переместился с внутренней стороны одной щеки на другую. Наконец Уидмор произнесла:
  
  — Миссис Арчер, вам не приходила мысль с кем-нибудь поговорить? Насчет заговора, который якобы закручивается вокруг вас?
  
  — Я хожу к пси… — Синтия замолчала.
  
  — Вот это сюрприз, — улыбнулась Уидмор.
  
  — Мне кажется, на сегодня достаточно, — вмешался я.
  
  — Уверена, мы еще поговорим, — заявила детектив.
  
  Причем, как выяснилось, в самое ближайшее время. Сразу после того, как они нашли труп Дентона Эбаньола.
  
  Я-то думал, что если и появится какая-то информация насчет человека, которого мы с Синтией наняли для поиска семьи, то прежде всего мы узнаем ее от полиции. Но я слушал радио, не особо вникая в передачу, пока моего слуха не коснулось выражение «частный детектив». Я протянул руку и усилил громкость.
  
  — Полиция нашла машину этого человека в парковочном гараже у городского центра Стамфорда, — говорил диктор. — Служащие центра заметили, что она стоит там несколько дней, и, когда известили полицию, оказалось, что ее номер соответствует номеру машины человека, которого разыскивает полиция. Когда открыли багажник, обнаружили тело пятидесятилетнего Дентона Эбаньола. Умер он от удара тупым предметом по голове. Полиция просматривает записи охранных видеокамер, но не высказывает предположений насчет мотива преступления и возможной его связи с бандитскими разборками.
  
  Бандитские разборки. Если бы.
  
  Я нашел Синтию в дальнем конце двора, где она стояла, сунув руки в карманы ветровки, и смотрела на дом, и рассказал ей, что услышал по радио.
  
  Я не знал, какой реакции ждать, и не очень удивился, когда Синтия почти не прореагировала. Она помолчала, потом сказала:
  
  — Я становлюсь бесчувственной, Терри. Не знаю, что нужно ощущать. Когда все это закончится? Когда мы сможем вернуться к нашей обычной жизни?
  
  — Я понимаю, — обнял я ее. — Я понимаю.
  
  Беда в том, что Синтия не жила обычной жизнью с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать лет.
  
  Когда Рона Уидмор снова объявилась, она не стала ходить вокруг да около.
  
  — Где вы были в тот вечер, когда исчез Дентон Эбаньол? В тот вечер, когда он ушел отсюда и его видели в последний раз. Примерно часов в восемь.
  
  — Мы ужинали, — сказал я. — Затем поехали к тете Синтии. Она была мертва. Мы вызвали полицию. И большую часть вечера были у нее на глазах. Так что, думаю, нашим алиби является полиция, детектив Уидмор.
  
  Впервые она несколько смутилась и растерялась.
  
  — Разумеется. Я должна была сообразить. Мистер Эбаньол въехал на парковку в восемь ноль три, если верить квитанции на его стекле.
  
  — Итак, — холодно произнесла Синтия, — полагаю, хоть в данном случае мы вне подозрений.
  
  По дороге к двери я спросил Уидмор:
  
  — Нашли какие-нибудь бумаги у мистера Эбаньола? Записку, пустые конверты?
  
  — Насколько мне известно, у него ничего не нашли. А что?
  
  — Просто полюбопытствовал, — ответил я. — Знаете, в тот последний раз мистер Эбаньол сказал нам, что собирается поинтересоваться Винсом Флемингом, тем парнем, с которым была моя жена в ночь, когда исчезла ее семья. Вы знаете о Винсе Флеминге?
  
  — Имя мне знакомо.
  
  На следующий день Уидмор появилась снова.
  
  Увидев, как она идет к дому, я сказал Синтии:
  
  — Возможно, теперь она привяжет нас к похищению детей Линдберга.
  
  Она еще не успела постучать, как я открыл дверь и спросил:
  
  — Да? Что еще?
  
  — У меня новости, — сообщила она. — Можно войти? — Сегодня у нее был более мирный тон. Я не знал, хорошими ли были новости, или она вновь задумала нас как-то подставить.
  
  Я проводил ее в гостиную и предложил сесть. Мы с Синтией тоже сели.
  
  — Прежде всего, — начала она, — вы должны иметь в виду, что я не ученый. Но основные принципы мне понятны, так что постараюсь вам все толково объяснить.
  
  Я взглянул на Синтию. Она кивнула, предлагая Уидмор продолжать.
  
  — Шанс получить материал для анализа на ДНК от останков в машине — а там находились останки двух человек, не трех — был очень незначительным, но все же существовал. За долгие годы естественный процесс разложения расправился со всей… — Она остановилась. — Миссис Арчер, я могу называть вещи своими именами? Вам будет неприятно это слышать, я понимаю.
  
  — Продолжайте, — сказала Синтия.
  
  Уидмор кивнула.
  
  — Как вы понимаете, процесс разложения за долгие годы — выделение энзимов из человеческих клеток после смерти, человеческие бактерии, внешние, в этом случае водяные, микроорганизмы — практически уничтожил всю плоть. Разложение костей явилось бы еще более сильным, если бы вода была соленой, но в пресной воде они сохранились лучше, так что здесь у нас оставался шанс. — Она откашлялась. — Короче, у нас были кости и зубы, поэтому мы попытались добыть медицинские зубные карты членов вашей семьи, но тут нам не повезло. Как мы можем судить, ваш отец к дантисту не обращался, хотя патологоанатом довольно быстро пришел к выводу, что ни один из скелетов не принадлежит взрослому мужчине.
  
  Синтия моргнула. Выходит, тела Клейтона Биджа в машине не было.
  
  — Зубной врач, у которого лечились ваши мать и брат, умер много лет назад, кабинет закрыли, а документы уничтожили.
  
  Я взглянул на Синтию. Похоже, она готовилась к разочарованию. Возможно, мы так и не узнаем ничего определенного.
  
  — Но хотя зубных карт у нас не было, зубы имелись, — продолжила Уидмор. — От каждого тела. В эмали на зубах нет ДНК, но нерв проходит глубоко внутри и так хорошо защищен, что удалось найти годные для анализа клетки.
  
  — И?.. — спросила Синтия, задерживая дыхание.
  
  — Тела принадлежали женщине и мужчине, — сказала Уидмор. — По заключению патологоанатома, даже еще до анализа на ДНК, останки скорее всего принадлежали подростку и женщине лет под сорок или чуть больше.
  
  Синтия посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Уидмор.
  
  — Анализ ДНК показал, что они связаны родственными отношениями: родитель — ребенок. Другие анализы подтвердили, что скорее всего это мать и сын.
  
  — Моя мама, — прошептала Синтия. — И Тодд.
  
  — Однако, — продолжала Уидмор, — хотя связь между умершими и была более или менее определена, мы не можем с уверенностью утверждать, что это Патриция и Тодд Бидж. Если у вас осталось что-нибудь от матери, может быть, расческа, в которой застряли волосы…
  
  — Нет, — сказала Синтия. — Ничего такого у меня нет.
  
  — Что же, у нас есть ваш мазок на ДНК, к тому же существует много данных, связывающих вас с останками в машине. Как только определят тип вашей ДНК, а сейчас над этим работают, то смогут узнать, являлась ли покойная вашей матерью, а также мог ли покойный быть вашим братом.
  
  Уидмор помолчала.
  
  — Но поскольку мы определили родственные отношения между погибшими, а машина действительно принадлежала вашей матери, можно ориентировочно утверждать, что нашли ваших мать и брата.
  
  Казалось, Синтия вот-вот потеряет сознание.
  
  — Но не вашего отца, — продолжила Уидмор. — Я бы хотела задать вам еще несколько вопросов о нем. Что он был за человек?
  
  — Почему вас это интересует? — удивилась Синтия.
  
  — Полагаю, мы можем подозревать, что он убил их обоих.
  ГЛАВА 29
  
  — Алло?
  
  — Это я, — сказал он.
  
  — Я только что о тебе думала, — ответила она. — Ты давно не звонил. Надеюсь, все в порядке?
  
  — Я ждал, хотел посмотреть, что получится, — пояснил он. — Что они смогут выяснить. В газетах кое-что писали. И показали машину. По телевизору.
  
  — О Господи…
  
  — Они сделали снимок, когда ее увозили из карьера. И сегодня в газетах напечатали статью насчет анализов на ДНК.
  
  — Надо же, как интересно, — сказала она. — Жаль, что меня там с тобой нет. И что было в этой статье?
  
  — Ну, там кое-что есть, а кое-чего нет. У меня газета перед глазами. Здесь написано: «Анализы на ДНК показали, что существует генетическая связь между двумя трупами, найденными в машине; что это мать и сын».
  
  — Интересно.
  
  — Будут еще проводиться анализы, чтобы установить, связаны ли эти останки генетически с Синтией Арчер. Однако полиция практически уверена, что останки принадлежат Патриции Бидж и Тодду Бидж, исчезнувшим двадцать пять лет назад.
  
  — Значит, в статье прямо не сказано, кого нашли в машине? — спросила она.
  
  — Не совсем.
  
  — Ты же знаешь, что они подразумевают под «практически уверена». Они делают из тебя дурака…
  
  — Я знаю, но…
  
  — И все же удивительно, что сегодня можно сделать, верно? — Казалось, она радуется.
  
  — Ага.
  
  — Я хочу сказать, что в те давние времена, когда мы с твоим отцом избавились от этой машины, кто вообще слышал об анализах на ДНК? Прямо голова кругом идет. Ты все еще нервничаешь?
  
  — Пожалуй, слегка.
  
  Ей показалось, что он немного подавлен.
  
  — Знаешь, ты даже мальчишкой постоянно нервничал. Что касается меня, то я оцениваю ситуацию и разбираюсь с ней.
  
  — Ну наверное, ты сильнее.
  
  — Я считаю, что ты прекрасно потрудился, можешь собой гордиться. Вскоре ты вернешься домой и заберешь меня. Я ни за что не хочу пропустить это. Когда настанет момент, я должна увидеть выражение ее лица.
  ГЛАВА 30
  
  — И как вам удается справиться с этим? — спросила доктор Кинзлер Синтию. — С тем, что, судя по всему, нашли ваших мать и брата?
  
  — Я не уверена, — призналась Синтия. — Но облегчения не почувствовала.
  
  — Конечно, я понимаю, так получилось.
  
  — И отца там не оказалось. Эта Уидмор, детектив, думает, что, возможно, он их и убил.
  
  — Если догадка подтвердится, как вы к этому отнесетесь?
  
  Синтия закусила губу и посмотрела на жалюзи, словно обладала инфракрасным зрением и могла сквозь них видеть шоссе. Это было наше очередное посещение, и я уговорил Синтию не отменять визита, хотя она и собиралась это сделать. Но теперь, когда доктор задавала такие каверзные вопросы, которые скорее бередили рану, чем помогали залечить ее, я пожалел, что не послушал жену.
  
  — Я уже начинаю смиряться с мыслью, что мой отец был не тем человеком, за которого я его принимала, — сказала Синтия. — Тот факт, что его нет ни в каких официальных документах, отсутствует номер социального страхования и записи о водительских правах, невозможно объяснить. — Она помолчала. — Но сама мысль, что он мог убить их, мою маму и Тодда, — в это нельзя поверить.
  
  — Вы полагаете, он сам оставил шляпу? — спросила доктор Кинзлер.
  
  — Может быть.
  
  — Зачем вашему отцу проникать в ваш дом, оставлять такой след за собой, писать письмо на вашей собственной машинке и рисовать карту, которая привела вас к остальным?
  
  — Возможно, он… хочет с этим покончить?
  
  Доктор Кинзлер пожала плечами.
  
  — Я спрашиваю о вашем мнении.
  
  «Стандартный прием психотерапевта», — подумал я.
  
  — Я не знаю, — ответила Синтия. — Если бы я считала, что он это сделал, тогда записки и все остальное могли быть его попыткой признаться, покаяться. Ведь человек, оставивший письмо, каким-то образом вовлечен в их смерть. Иначе откуда он мог знать все эти подробности.
  
  — Верно, — согласилась доктор Кинзлер.
  
  — И детектив Уидмор, хотя и говорит, что это мой отец убил их много лет назад, на самом деле уверена, будто эту записку написала я.
  
  — Возможно, — задумалась доктор Кинзлер, — она полагает, что вы с отцом сделали это вместе. Ведь его тело не найдено. А вас не было в той машине с матерью и братом.
  
  Синтия помедлила, потом кивнула.
  
  — Много лет назад полиция подозревала меня. В смысле, когда они ничего не нашли, то стали хвататься за соломинку, понимаете? Наверное, полагали, что я все это проделала вместе с Винсом. Из-за ссоры, которую в тот вечер устроила.
  
  — Вы же говорили, что почти ничего не помните о том вечере, — заметила доктор. — Как вы считаете, не блокировали ли вы чего-нибудь в своей памяти? Иногда я направляю людей к надежному специалисту, который занимается терапией под гипнозом.
  
  — Ничего я не блокировала. Просто не сознавала. Пришла домой пьяной. Я была глупым подростком. Сразу отключилась. Проснулась утром. — Она подняла руки, снова уронила их на колени. — Я не смогла бы совершить преступление, даже если бы хотела. Я была в отключке. — Она вздохнула. — Вы мне верите?
  
  — Разумеется, — сказала доктор Кинзлер и мягко попросила: — Расскажите мне побольше о ваших отношениях с отцом.
  
  — По-моему, нормальные. То есть мы иногда ругались, но в целом ладили. Я думаю… — Она помолчала. — Я думаю, что он меня любил. Очень сильно любил.
  
  — Больше, чем других членов семьи?
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Ну, если он вдруг собрался убить вашу мать и брата, почему не убил и вас тоже?
  
  — Не знаю. И, как уже говорила, не верю, что он мог это сделать. Я… я не могу толком объяснить, но мой отец никогда бы ничего подобного не совершил. Он не мог убить мою мать. И ни за что бы не убил своего сына, моего брата. И знаете, не только потому, что он их любил. Он был слабым.
  
  Это привлекло мое внимание.
  
  — Он был очень милый человек, но… нелегко говорить такое про отца — не имел задатков для такого поступка.
  
  — Не понимаю, куда все это может нас завести, — вмешался я.
  
  — Мы знаем, что вашу жену глубоко волнуют вопросы, связанные с находкой, — терпеливо объяснила мне психиатр. — Я стараюсь помочь ей справиться.
  
  — Что если они меня арестуют? — спросила Синтия.
  
  — Пардон? — не поняла доктор Кинзлер.
  
  — Что? — изумился я.
  
  — Что если детектив Уидмор меня арестует? — повторила она. — Решит, будто я имею ко всему этому отношение? Подумает, что я — единственная — могла знать, что скрывается в карьере? Если она меня арестует, как я объясню это Грейс? Кто будет присматривать за ней, если меня заберут? Ей нужна мать.
  
  — Ласточка… — начал я.
  
  — Если она меня арестует, то больше не будет пытаться узнать правду, — перебила Синтия.
  
  — Это исключено, — заявил я. — Чтобы арестовать тебя, она должна думать, что ты имеешь отношение и ко всему остальному: смерти Тесс, даже убийству Эбаньола. Поскольку все эти события каким-то образом связаны. Они — часть одной и той же загадки. Мы только не знаем, как именно они связаны.
  
  — Может, Винс знает, — задумчиво произнесла Синтия. — Интересно, никто с ним в последнее время не разговаривал?
  
  — Эбаньол собирался найти его, — напомнил я. — Разве он не говорил в последний раз, когда мы его видели, что надо пристальней приглядеться к его прошлому?
  
  Доктор Кинзлер пыталась вернуть нас к заданной теме:
  
  — Думаю, вам не стоит ждать две недели до следующего визита. — При этом она смотрела на Синтию, не на меня.
  
  — Конечно, — безразлично кивнула моя жена. — Конечно. — Извинилась и вышла из офиса в поисках туалета.
  
  Я обратился к доктору Кинзлер:
  
  — К вам пару раз приходила ее тетя, Тесс Берман.
  
  Она подняла брови.
  
  — Да.
  
  — Что она вам сказала?
  
  — В обычных обстоятельствах я бы не стала обсуждать другого клиента, но в случае с Тесс Берман и обсуждать нечего. Она была у меня пару раз, но так и не открылась. Мне показалось, она с презрением отнеслась к моей работе.
  
  Как же я любил Тесс.
  
  Когда мы вернулись домой, на нашем автоответчике было десять звонков, и все от разных газет и телевизионных каналов. Было там и длинное страстное послание от Паулы. Она утверждала, что Синтия обязана их каналу и должна позволить им сделать еще одну передачу в свете последних открытий. «Только назовите время и место, — говорила Паула, — и я буду там с бригадой операторов».
  
  Я смотрел, как Синтия нажимает на кнопку, уничтожающую запись. Никакого раздражения. Никаких сомнений. Одно решительное движение указательного пальца.
  
  — На этот раз все обошлось без проблем. — Милостивый Боже, как же это у меня вырвалось?
  
  — Что? — взглянула она на меня.
  
  — Ничего.
  
  — Что ты имел в виду? Что на этот раз обошлось без проблем?
  
  — Забудь, — попросил я. — Я ничего не имел в виду.
  
  — Ты подразумевал, что я стерла эту запись?
  
  — Говорю же тебе, забудь.
  
  — Ты вспомнил то утро. Когда мне позвонили. Когда я случайно стерла запись. Я же объяснила тебе, что произошло. Я была не в себе.
  
  — Разумеется.
  
  — Ты так и не поверил в тот звонок, верно?
  
  — Конечно, поверил.
  
  — И если бы мне тогда не звонили, то и письмо по электронной почте тоже отправила я? Может, одновременно я печатала послание на твоей машинке?
  
  — Я этого не говорил.
  
  Синтия подошла ко мне ближе, подняла руку и ткнула в меня пальцем.
  
  — Как я могу оставаться под этой крышей, если у меня нет стопроцентной уверенности, что ты меня поддерживаешь? Доверяешь? Мне не нужны твои косые взгляды и постоянные сомнения.
  
  — Не придумывай.
  
  — Скажи. Прямо сейчас. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты веришь мне и не сомневаешься, будто я делала нечто подобное.
  
  Клянусь, я готов был поклясться, но мгновенного колебания оказалось достаточно, чтобы Синтия повернулась и ушла.
  
  Когда я тем вечером зашел в комнату Грейс, там было темно. Я ожидал застать ее у окна с телескопом, но она уже лежала в постели. Однако не спала.
  
  — Странно, что ты здесь. — Я сел на край кровати и прикоснулся к ее волосам.
  
  Грейс промолчала.
  
  — Я думал, ты следишь за астероидами. Или ты уже смотрела?
  
  — Не стала зря тратить время, — произнесла она так тихо, что я едва расслышал.
  
  — Ты уже больше не беспокоишься об астероидах? — спросил я.
  
  — Нет, — ответила она.
  
  — Значит, они больше не собираются падать на Землю? — обрадовался я. — Что же, это хорошие новости.
  
  — Может, они все еще нам угрожают, — пробормотала Грейс, пряча лицо в подушку, — но это не имеет значения.
  
  — Что ты хочешь этим сказать, лапочка?
  
  — Все здесь постоянно такие грустные.
  
  — Да, детка, я знаю. Последние недели выдались трудными.
  
  — Не важно, появятся астероиды или нет. Тетя Тесс все равно умерла. Я слышала, как вы разговаривали насчет машины, которую нашли. Люди умирают постоянно от самых разных вещей. Их сбивают автомобили. Они могут утонуть. А иногда их убивают другие люди.
  
  — Я знаю.
  
  — А мама ведет себя так, будто нам все время что-то угрожает. Она даже ни разу не посмотрела в телескоп. Думает, нас что-то заберет, и это появится вовсе не из космоса.
  
  — Мы никогда не допустим, чтобы с тобой что-то случилось, — заверил я. — Мы с твоей мамой очень тебя любим.
  
  Грейс промолчала.
  
  — По-моему, все же стоит проверить еще разок, — предложил я, сползая с кровати и устраиваясь на коленях около телескопа. — Не возражаешь, если я взгляну?
  
  — Да хоть до посинения, — заявила Грейс. Если бы горел свет, она наверняка заметила бы мою реакцию на такую фразу.
  
  — Ладно. — Я устроился поудобнее, но предварительно проверил, не наблюдает ли кто-нибудь за домом. Приложил глаз к окуляру и покрепче ухватился за телескоп.
  
  Я направил трубу в небо и увидел поток пролетающих звезд, совсем как в «Звездных войнах».
  
  — Давай-ка теперь посмотрим в эту сторону, — предложил я, но тут телескоп соскочил с подставки, грохнулся на пол и закатился под письменный стол Грейс.
  
  — Говорила же тебе, папа, — сказала она, — это просто хлам.
  
  Синтия уже лежала под одеялом, натянув его до самого подбородка, завернувшись как в кокон. Глаза закрыты, но я почувствовал, что она не спит. Просто не желает разговаривать.
  
  Я разделся до трусов, почистил зубы, откинул одеяло и улегся рядом. У кровати лежал старый номер журнала, и я принялся его перелистывать, попытался прочитать оглавление, но не сумел сосредоточиться.
  
  Протянул руку и выключил настольную лампу. Устроился поудобнее, повернувшись спиной к Синтии.
  
  — Я пойду и лягу с Грейс, — сказала Синтия.
  
  — Конечно, — буркнул я в подушку, не глядя на нее. — Синтия, я тебя люблю. Мы любим друг друга. То, что происходит сейчас, разделяет нас. Мы должны что-то придумать, чтобы выдержать все вместе.
  
  Но она молча выскользнула из постели. Полоса света из коридора как ножом разрезала потолок, когда она открыла дверь. Затем исчезла вместе с ней. «Ладно, — подумал я, — я слишком устал, чтобы ссориться, слишком устал, чтобы мириться». Вскоре я заснул.
  
  Утром, когда я встал, не было ни Синтии, ни Грейс.
  ГЛАВА 31
  
  Даже если бы мы вечером не поссорились, я бы не удивился, не обнаружив утром Синтию рядом с собой в постели. Проснувшись в половине седьмого, я решил, что она уснула у Грейс и провела ночь в ее комнате. Поэтому не вышел сразу в холл, чтобы взглянуть на них.
  
  Я встал, натянул джинсы, зашел в соседнюю ванную и умылся. Случалось, я выглядел и получше. Стресс последних нескольких недель оставил свои следы. Под глазами темные круги, и, похоже, я похудел на несколько фунтов. Против этого я в принципе не возражал, но предпочел бы добиться такого успеха целенаправленно, а не благодаря стрессу. Глаза красные, к тому же мне явно не мешало подстричься.
  
  Вешалка для полотенец находится у нас рядом с окном, выходящим на подъездную дорожку. Потянувшись за полотенцем, я заметил, что дорожка выглядит иначе, чем должна бы. Обычно расстояние между жалюзи заполнено синим и серебристым, цветами наших двух машин. На этот раз — только синий цвет и асфальт.
  
  Я раздвинул жалюзи. Машина Синтии исчезла.
  
  Я пробормотал что-то вроде «какого черта?».
  
  Затем пошлепал в холл босиком и без рубашки и открыл дверь в комнату Грейс. Дочь никогда так рано не вставала, и я рассчитывал обнаружить ее в постели.
  
  Покрывало откинуто, постель пуста.
  
  Я мог позвать жену или дочь, стоя на верхней ступеньке лестницы, но было слишком рано, и все-таки имелся шанс, что в этом доме кто-то еще спит. Я не хотел их будить.
  
  Я сунул голову в кабинет, где никого не оказалось, и спустился в кухню.
  
  Там все выглядело, как и накануне вечером. Вымыто и убрано. Никто не завтракал перед ранним отъездом.
  
  Я открыл дверь в подвал и на этот раз с чистой совестью закричал:
  
  — Син! — Это было глупо. Ведь ее машины не было около дома. Но вероятно, поскольку все происходящее не имело смысла, я подспудно решил, что ее украли. — Ты там, внизу? — Я немного подождал и снова крикнул: — Грейс!
  
  Когда я открыл входную дверь, на пороге меня ждала утренняя газета.
  
  Было трудно не поддаться ощущению, что я переживал эпизод из жизни Синтии.
  
  Но на этот раз в отличие от событий двадцатипятилетней давности меня ждала записка.
  
  Она была сложена и стояла на кухонном столе, между солонкой и перечницей. Я взял ее и развернул — написано от руки, и почерк определенно принадлежал Синтии. Вот что там говорилось:
  
   Терри!
  
   Я уезжаю.
  
   Не знаю, куда, надолго ли. Знаю лишь, что не могу остаться здесь еще хоть на минуту.
  
   Я не испытываю к тебе ненависти. Но сомнение в твоих глазах разрывает меня на части. Мне кажется, я схожу с ума, и никто мне не верит. Ведь Уидмор до сих пор ни в чем не уверена.
  
   Что будет дальше? Кто еще залезет в наш дом? И станет следить за ним с улицы? Кто умрет следующим?
  
   Я не хочу, чтобы это была Грейс. Поэтому забираю ее с собой. Надеюсь, у тебя хватит ума позаботиться о себе. Кто знает, может, когда меня не будет в доме, ты окажешься в безопасности.
  
   Я хочу поискать своего отца, но понятия не имею, с чего начать. Я верю, что он жив. Возможно, именно это выяснил мистер Эбаньол после того, как посетил Винса. Мне это не известно.
  
   Я знаю одно, нам нужно немного пространства. Нам с Гоейс надо стать матерью и дочерью, которым не о чем беспокоиться, кроме как быть матерью и дочерью.
  
   Я буду крайне редко включать свой сотовый. Знаю, они могут по нему найти человека. Но время от времени я буду проверять, нет ли посланий. Может, когда-нибудь мне захочется поговорить с тобой. Но только не сейчас.
  
   Позвони в школу, скажи, что Грейс на время уехала. В магазин звонить не буду. Пусть Памела думает что хочет.
  
   Не ищи меня.
  
   Я все еще люблю тебя, но не хочу, чтобы ты меня сейчас нашел.
  
   Л., Син.
  
  Я прочитал записку трижды, может быть, четырежды. Затем снял трубку и позвонил ей на сотовый, невзирая на то, что она написала. Меня сразу переключили на запись, и я оставил сообщение: «Син. Господи. Позвони мне».
  
  После этого швырнул трубку и заорал:
  
  — Черт! Черт!
  
  Я несколько раз прошелся по кухне, не зная, что делать. Открыл входную дверь, дошел до конца дорожки, все еще в одних джинсах, и осмотрел улицу, как будто каким-то волшебным способом мог определить, в какую сторону поехали Синтия и Грейс. Вернулся в дом, снова схватил телефон и, словно в трансе, набрал номер, который всегда набирал, когда мне требовалось поговорить с кем-то, любящим Синтию не меньше, чем я.
  
  Я набрал номер Тесс.
  
  Когда раздался третий гудок и никто не снял трубку, я сообразил, что сделал, какую невероятную ошибку допустил. Повесил трубку, сел за кухонный стол и заплакал. Поставив локти на стол, я обхватил руками голову и позволил себе выплакаться.
  
  Не знаю, сколько я так просидел один, за кухонным столом, разрешая слезам катиться по моим щекам. Думаю, долго, пока слезы не иссякли. Когда весь их запас кончился, мне осталось лишь придумать, что делать дальше.
  
  Я поднялся наверх и оделся, то и дело повторяя себе, что, во-первых, Синтия и Грейс в порядке. Их не похитили, с ними не случилось ничего страшного. И во-вторых, невозможно представить, что Синтия, как бы расстроена она ни была, подвергнет опасности Грейс.
  
  Она любила Грейс.
  
  Но что сейчас думает моя дочь? Мать поднимает ее с кровати среди ночи, заставляет собрать сумку, тайком выводит из дома, стараясь, чтобы отец ничего не услышал?
  
  Очевидно, в глубине души Синтия верила, что поступает правильно, но она ошибалась. Нельзя было так делать, нельзя было вовлекать во все это Грейс.
  
  Поэтому я без колебаний нарушил запрет Синтии искать их.
  
  Грейс — моя дочь. И она пропала. И я, черт бы все побрал, буду ее разыскивать. И постараюсь наладить отношения с женой.
  
  Я порылся на полке, раскопал карты Новой Англии и штата Нью-Йорк и развернул их на кухонном столе. Я пробежал глазами от Портленда до Провиденса, от Бостона до Буффало, размышляя, куда могла поехать Синтия. Посмотрел на линию, разделяющую Коннектикут и Массачусетс, на город Отис, расположенный недалеко от карьера. Вряд ли она захочет поехать туда. Только не с Грейс. И что ей там делать? Что можно еще там выяснить?
  
  Мне попалась на глаза деревня Шарон, где жила погибшая при инсценированном наезде Конни Гормли. Но это тоже было совершенно бессмысленно. Синтия так и не врубилась в ту историю, не приняла всерьез газетную вырезку, в отличие от меня. Так что и туда она наверняка не направится.
  
  Трудно найти ответ, глядя на карту. Возможно, стоит вспоминать имена. Людей из ее прошлого. Тех, к кому Синтия могла обратиться в трудные времена, людей, чтобы узнать ответы.
  
  Я пошел в гостиную, где нашел две коробки из-под обуви с памятными вещами из детства Синтии. Учитывая события, будоражившие нас последние несколько недель, коробки так и не возвратили на обычное место в стенном шкафу.
  
  Я начал перебирать содержимое, раскладывая старые квитанции и вырезки по кофейному столику, но ничто не цепляло моего внимания. Огромная головоломка без видимой путеводной нити.
  
  Я вернулся на кухню и позвонил домой Ролли. Он не должен был уйти в школу так рано. Трубку сняла Миллисент.
  
  — Привет, Терри, — сказала она. — Как дела? Ты сегодня опять не идешь в школу?
  
  — Ролли уже нашел мне замену, — ответил я. — Милли, вам, случайно, Синтия не звонила?
  
  — Синтия? Нет. А что случилось? Разве ее нет дома?
  
  — Она уехала. Забрала с собой Грейс.
  
  — Сейчас позову Ролли.
  
  Я слышал, как она положила трубку, и через несколько секунд подошел Ролли.
  
  — Синтия уехала?
  
  — Да. И я не знаю, что делать.
  
  — Черт. А я собирался ей сегодня позвонить, спросить, как у нее дела. Она не сказала, куда направилась?
  
  — Ролли, если бы я знал, куда она направилась, то не звонил бы тебе в такую гребаную рань.
  
  — Ладно, ладно. Господи, я даже не знаю, что сказать. Куда она поехала? Вы что, поссорились?
  
  — Да, вроде того. Я сам виноват. Она просто не выдержала, слишком много на нее навалилось. Она здесь не чувствовала себя в безопасности, хотела защитить Грейс. Но выбрала неправильный путь. Слушай, если она вдруг позвонит, если тебе что-то станет известно, дай мне знать, договорились?
  
  — Обязательно, — заверил он. — И если ты ее найдешь, сообщи мне.
  
  Затем я позвонил в офис доктора Кинзлер. Она еще не начала работать, поэтому я оставил послание, что Синтия пропала, и попросил ее связаться со мной по домашнему и мобильному телефону.
  
  Еще одним человеком, чье имя пришло мне в голову, была Рона Уидмор. Но, подумав, я решил ей не звонить. Ведь, насколько я мог судить, она не была полностью на нашей стороне.
  
  Я считал, что понимаю мотивы, толкнувшие Синтию на отъезд, но поймет ли их Уидмор.
  
  И тут в голову мне пришло еще одно имя. Имя человека, которого я никогда не знал и не видел даже мельком. Но сейчас о нем вспомнил.
  
  Может быть, настало время поболтать с Винсом Флемингом.
  ГЛАВА 32
  
  Рискнув позвонить детективу Уидмор, я мог бы напрямую узнать у нее, где найти Винса Флеминга, и сэкономить массу времени. Она ведь говорила, что это имя ей знакомо. Эбаньол сообщил нам, что за ним числится множество нарушений закона. Считалось даже, что в начале девяностых он мстил за убийство отца и активно отстреливал тех, кто был в этом повинен. Вполне вероятно, полицейский детектив знала, где обретается этот тип.
  
  Но мне не хотелось общаться с Уидмор.
  
  Я сел перед компьютером и принялся изучать материалы, касающиеся Винса Флеминга из Милфорда. За последние несколько лет в газетах Нью-Хейвена появились несколько статей, в одной из которых повествовалось, как он воспользовался чьим-то лицом, чтобы открыть бутылку пива. Но к суду его не привлекали, поскольку жертва отказалась предъявлять обвинения. Я готов был поспорить, что в этой истории не все так просто, но газета ничего по этому поводу не рассказала.
  
  Мне попалась еще одна статья, в которой предполагалось, будто Винс Флеминг стоял за массовой кражей машин в Южном Коннектикуте. Он владел автомастерской в промышленном районе, и газета напечатала его крупнозернистое фото, такие получаются, когда снимающий не хочет попасться на глаза предмету своего интереса. На снимке Винс входил в бар «У Майка».
  
  Я там никогда не был, но мимо несколько раз проезжал.
  
  Я достал «Желтые страницы» и нашел несколько листов с перечнем мастерских, производящих кузовные работы. Из списка навскидку трудно было определить, какое именно заведение принадлежит Винсу Флемингу — не было ничего вроде «Ремонтные работы Винса» или «Ремонтируйте бампер у Винса».
  
  Я мог бы обзвонить все ремонтные мастерские в Милфорде и окрестностях или порасспрашивать о Винсе в баре «У Майка». Возможно, там найдется человек, который укажет мне правильное направление или по крайней мере назовет принадлежащую ему мастерскую, где, если верить газете, он разбирал на запчасти украденные машины.
  
  Хотя особо есть мне не хотелось, я все-таки сунул пару кусков хлеба в тостер и намазал их арахисовым маслом. Накинул куртку, проверил, на месте ли мобильный, и направился к входной двери.
  
  Открыв ее, я увидел на пороге Рону Уидмор.
  
  — Bay, — произнесла она, задержав в воздухе кулак, которым уже собралась постучать.
  
  Я отпрянул, воскликнув:
  
  — Черт! Вы меня до полусмерти перепугали!
  
  — Мистер Арчер, — произнесла она с полным самообладанием. Видимо, неожиданно открывшаяся дверь и мое появление не произвели на нее никакого впечатления.
  
  — Привет, — сказал я, — я как раз собрался уходить.
  
  — Миссис Арчер дома? Я не вижу ее машины.
  
  — Она уехала. Я могу вам чем-либо помочь? У вас есть новая информация?
  
  — Нет, — ответила она. — А когда она вернется?
  
  — Точно не знаю. Зачем она вам?
  
  Уидмор мой вопрос проигнорировала.
  
  — Она на работе?
  
  — Возможно.
  
  — Тогда я ей позвоню. Мне кажется, я записывала номер ее мобильного телефона. — Она уже вытащила записную книжку.
  
  — Она не отвечает… — начал я, но тут же осекся.
  
  — Не отвечает на звонки? — заинтересовалась Уидмор. — Давайте проверим, верно ли это. — Она набрала номер, поднесла аппарат к уху, послушала и закрыла телефон. — Вы правы. Она что, не любит отвечать на звонки?
  
  — Иногда, — кивнул я.
  
  — Когда миссис Арчер уехала? — спросила она.
  
  — Сегодня утром.
  
  — Я здесь проезжала примерно в час ночи, поздно закончилась смена, так ее машины уже не было.
  
  Черт. Синтия уехала значительно раньше, чем я думал.
  
  — В самом деле? — удивился я. — Надо было заехать и поздороваться.
  
  — Где она, мистер Арчер?
  
  — Не знаю. Возвращайтесь днем. Может, она к тому времени будет дома. — Отчасти мне хотелось попросить Уидмор о помощи, но я боялся, что Синтия в ее глазах покажется еще более виноватой, чем сейчас.
  
  Язык снова заходил у нее во рту, наконец детектив спросила:
  
  — Она и Грейс взяла с собой?
  
  На несколько секунд я потерял способность говорить, потом произнес:
  
  — Простите, я очень тороплюсь, у меня уйма дел.
  
  — Вы выглядите обеспокоенным, мистер Арчер. И знаете что? У вас есть все основания для этого. Ваша жена сейчас в огромном напряжении. Я хочу, чтобы вы связались со мной сразу же, как она объявится.
  
  — Не представляю, что, по-вашему, сделала моя жена, — сказал я. — Ведь она в этой истории жертва. Это у нее украли семью. Сначала родителей и брата, а потом и тетю.
  
  Уидмор постучала по моей груди указательным пальцем.
  
  — Позвоните мне. — И протянув еще одну визитку, направилась к машине.
  
  Через несколько секунд я уже сидел в своем автомобиле и ехал на запад по Бриджпорт-авеню в направлении района Милфорда под названием Девон. Бар «У Майка» располагался в небольшом кирпичном здании. Окна по фасаду украшали плакаты, рекламирующие «Шлитц», «Коорз» и «Будвайзер».
  
  Я оставил машину за углом и прошел назад пешком, не будучи уверенным, что бар открыт в такое раннее время, но, зайдя внутрь, понял: есть люди, для которых понятие «слишком рано» в смысле выпить не существует.
  
  В слабо освещенном помещении сидело с дюжину посетителей, двое на стульях у стойки, остальные за столиками в разных концах бара. Я прислонился к стойке неподалеку от двух сидящих там мужчин, дожидаясь, когда на меня обратит внимание низенький, плотный бармен в клетчатой рубашке.
  
  — Чё-нибудь нада? — спросил он, держа в одной руке мокрую кружку, а в другой полотенце. Он сунул полотенце в кружку и начал им там вертеть.
  
  — Привет, — сказал я. — Я ищу одного человека. Думается, он часто сюда захаживает.
  
  — К нам многие захаживают, — ответил он. — Как зовут-то?
  
  — Винс Флеминг.
  
  Бармену только в покер играть — не вздрогнул, не поднял бровь. Но и ответил не сразу.
  
  — Флеминг, Флеминг, — протянул он наконец. — Не припомню.
  
  — У него где-то недалеко ремонтная мастерская, — пояснил я. — Думаю, он из тех, кто уж если зайдет, то обязательно запомнится.
  
  Я заметил, что два мужика, сидевшие за стойкой, прекратили разговаривать.
  
  — А какое у вас к нему дело? — поинтересовался бармен.
  
  Я улыбнулся, стараясь быть вежливым.
  
  — Дело личное. Но я был бы премного благодарен, если бы вы мне подсказали, где можно его найти. Подождите. — Я полез за бумажником, не сразу вытащив его из заднего кармана джинсов. Получилось это у меня неловко, в сравнении со мной Коломбо просто ловкач. Положил на стойку десятку. — Для пива мне рановато, но я с удовольствием заплачу вам за беспокойство.
  
  Один из мужиков, сидевших за стойкой, куда-то исчез. Возможно, пошел отлить.
  
  — Уберите деньги, — заявил бармен. — Если хотите, оставьте свое имя, когда он в следующий раз зайдет, я ему передам.
  
  — Может, вы все же скажете, где он работает? Послушайте, я не хочу ничего плохого. Только пытаюсь узнать, не навещал ли его человек, которого я ищу.
  
  Бармен взвесил варианты и, вероятно, решил, что место работы Флеминга наверняка известно многим, поскольку сказал:
  
  — Гараж «Дирксен». Знаете, где это?
  
  Я отрицательно покачал головой.
  
  — Через мост и в Стратфорд. — И нарисовал маленькую карту на салфетке.
  
  Я вышел наружу, постоял секунду, чтобы глаза привыкли к солнечному свету, и вернулся к машине. Гараж «Дирксен» находился всего в двух милях от бара, и я был там через пять минут. Я постоянно посматривал в зеркало заднего вида, подозревая, что Рона Уидмор может следить за мной, но никаких машин без опознавательных знаков не заметил.
  
  Гараж «Дирксен» оказался одноэтажным зданием с асфальтированным передним двором и припаркованным на нем черным эвакуатором. Я вылез из машины, прошел мимо «жука» с разбитым носом и «форда-эксплорера» с помятыми передними дверцами и вошел в гараж через служебный вход.
  
  Я оказался в небольшом офисе с окнами, выходящими на обширную площадку, где стояли машины на разных стадиях ремонтных работ. Некоторые были коричневыми от грунтовки, другие готовились к покраске, пара машин не имела бамперов. В ноздри ударил сильный химический запах и, казалось, достиг мозгов.
  
  Молодая женщина за столом спросила, что мне нужно.
  
  — Я хотел бы видеть Винса, — заявил я.
  
  — Его нет, — ответила она.
  
  — У меня важное дело, — настаивал я. — Меня зовут Терри Арчер.
  
  — Какое дело?
  
  Я мог сказать, что это касается моей жены, но такой ответ сразу повлек бы за собой множество красных флажков. Если один мужик ищет другого и говорит, что дело в его жене, трудно поверить, будто из этого выйдет что-то хорошее.
  
  Поэтому я сказал:
  
  — Хочу с ним поговорить.
  
  И о чем в принципе я собирался с ним говорить? Я уже продумал этот вопрос? Я мог для начала спросить: «Вы видели мою жену? Помните ее? Вы знали ее как Синтию Бидж. У вас с ней было свидание в ту ночь, когда исчезла ее семья».
  
  И затем, сломав таким образом лед, продолжить: «Кстати, вы к этому не имеете никакого отношения? Это не вы погрузили ее мать, отца и брата в машину и столкнули со скалы в старом карьере?»
  
  Лучше бы заранее продумать план. Но сейчас мною двигало одно: моя жена оставила меня, и это моя первая остановка в блужданиях вокруг да около.
  
  — Мистера Флеминга сейчас здесь нет, — повторила женщина. — Если хотите, можете передать через меня.
  
  Я дал ей номера своего домашнего и сотового телефона:
  
  — Мне действительно очень нужно поговорить с ним.
  
  — Да, разумеется, вам и многим другим…
  
  Я вышел из мастерской, остановился на солнце и пробормотал:
  
  — Что теперь, жопа с ручкой?
  
  Одно я знал совершенно точно: необходимо выпить кофе. Возможно, после кофе в голову придет какой-нибудь разумный план действий. Примерно в половине квартала от мастерской находился «Данкин донатс», и я направил туда свои стопы. Купил кофе с сахаром и сливками и уселся за стол, заваленный обертками из-под пончиков. Я отодвинул их в сторону, стараясь не испачкаться глазурью, и достал мобильный.
  
  Я попробовал связаться с Синтией, но снова включилась голосовая связь.
  
  — Ласточка, позвони мне. Пожалуйста.
  
  Я засовывал телефон обратно в карман, когда он зазвонил.
  
  — Алло? Син?
  
  — Мистер Арчер?
  
  — Да.
  
  — Это доктор Кинзлер.
  
  — А, это вы. Я подумал, вдруг Синтия. Но спасибо, что ответили на мой звонок.
  
  — В вашем послании сказано, что ваша жена исчезла?
  
  — Она уехала среди ночи. С Грейс. — Доктор Кинзлер молчала. Я даже подумал, что нас разъединили. — Алло?
  
  — Я слушаю. Она мне не звонила. Думаю, вам следует ее найти, мистер Арчер.
  
  — Что ж, спасибо. Вы мне очень помогли. Именно этим я сейчас и занимаюсь.
  
  — Я всего лишь хочу сказать, что ваша жена испытывает большой стресс. Огромное напряжение. Не уверена, что она… полностью стабильна. Опять же ее общество сейчас не слишком годится для вашей дочери.
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Я просто считаю, что следует найти ее как можно скорее. И если она позвонит мне, посоветую ей вернуться домой.
  
  — Мне кажется, она не чувствует себя дома в безопасности.
  
  — Значит, вы должны позаботиться о ее безопасности, — сказала доктор Кинзлер. — Простите, у меня еще один звонок.
  
  И отключилась. «Как всегда, помощи от нее как от козла молока», — подумал я.
  
  Я выпил уже половину кофе, когда осознал — он настолько горький, что его практически невозможно пить, вылил остатки и вышел из кафе.
  
  Красный джип выскочил из-за поворота, заехал почти на тротуар и остановился передо мной. Дверцы с пассажирской стороны одновременно открылись и оттуда вывалились два потрепанных с виду типа с небольшими животиками, в запачканных маслом джинсах, рабочих куртках и грязных футболках. Один лысый, второй с немытыми светлыми волосами.
  
  — Залазь, — велел Лысый.
  
  — Простите? — удивился я.
  
  — Ты его слышал, — рявкнул Белесый. — Залазь в эту долбаную машину.
  
  — И не подумаю, — заявил я, отступая к «Данкин донатс».
  
  Они рванулись вперед и схватили меня под руки.
  
  — Эй, — возмутился я, когда они потащили меня к задней дверце джипа. — Не имеете права! Отпустите! Вы не можете просто так хватать людей на улице!
  
  Они впихнули меня в машину. Я свалился на пол перед задним сиденьем. Белесый сел впереди, Лысый устроился сзади и поставил свои рабочие ботинки мне на спину, чтобы я не трепыхался. Я все же успел бросить взгляд на третьего типа, сидевшего за рулем.
  
  — Знаешь, что я на секунду подумал? — спросил Лысый своего приятеля.
  
  — Что?
  
  — Я думал, он скажет «отпустите меня!».
  
  И оба чуть не умерли со смеху.
  
  Дело в том, что именно это я и собирался сказать.
  ГЛАВА 33
  
  Будучи учителем средней школы, я не имел никакого опыта в обращении с бандитами, схватившими меня возле «Данкин донатс».
  
  Я очень быстро сообразил, что мое мнение на сей счет никого не интересует.
  
  — Послушайте, — заявил я, лежа на полу у заднего сиденья, — вы, ребята, наверное, ошиблись. — Я попытался немного повернуться, лечь на бок, чтобы взглянуть на Лысого, придавившего меня ботинком.
  
  — Заткнись к такой-то матери, — приказал он.
  
  — Я вовсе не из тех, кто может кого-то заинтересовать. Я не желаю вам, ребята, ничего дурного. За кого вы меня приняли? За бандита? Полицейского? Я учитель.
  
  Белесый с переднего сиденья провозгласил:
  
  — Как же я ненавидел всех этих долбаных учителей! Одного этого хватит, чтобы тебя замочить.
  
  — Простите, я знаю, что есть много дерьмовых учителей, но я не имею никакого отношения…
  
  Лысый вздохнул, расстегнул куртку и вытащил пистолет, который, возможно, и не был самым большим в мире, но с моей позиции на полу напоминал артиллерийское орудие. Он направил его мне в голову.
  
  — Если я пристрелю тебя в этой машине, мой босс будет очень недоволен, потому что кровь, кости и мозги разлетятся по всей дерьмовой обивке. Но когда я объясню ему, что ты не хотел заткнуться на хрен, как тебе велено, думаю, он меня поймет.
  
  Я заткнулся.
  
  Мне не требовался Шерлок Холмс, чтобы сообразить — все происходящее имеет непосредственное отношение к моим вопросам относительно местонахождения Винса Флеминга. Может, настучал один из мужиков в баре «У Майка». Или бармен позвонил в мастерскую еще до того, как я туда добрался. И кто-то приказал этим двум гориллам выяснить, зачем мне понадобился Винс Флеминг.
  
  Вот только мне не задавали этого вопроса.
  
  Возможно, им было наплевать. Вероятно, хватило того, что я вообще спрашивал. Ты интересуешься Винсом Флемингом и оказываешься на полу в джипе. Судя по отложениям жира на их талиях, они не самые крутые бандиты в Милфорде, но хорошая форма не так уж и нужна, если ты вооружен. Поскольку у одного из них есть пистолет, то вряд ли ошибешься, предположив, что и двое других вооружены. Способен я отнять у Лысого пистолет, пристрелить его и выпрыгнуть на ходу из машины?
  
  Да ни за что в жизни.
  
  Лысый все еще сжимал пистолет, пристроив руку на колене. Вторая нога стояла на мне. Белесый и водитель беседовали на отвлеченные темы, обсуждали вчерашнюю игру. Затем Белесый спросил:
  
  — Это что такое, едрена вошь?
  
  — Си-ди, — ответил водитель.
  
  — Я вижу, что си-ди. Меня беспокоит, что именно. Ты не сунешь это в магнитофон.
  
  — Еще как суну.
  
  Я услышал отчетливый звук, сопровождающий установку диска в магнитофон.
  
  — Глазам своим не верю, мать твою! — воскликнул Белесый.
  
  — Чего там? — спросил Лысый с заднего сиденья.
  
  Прежде чем кто-либо ответил, заиграла музыка. Сначала инструментальное вступление, а затем: «Почему всегда поют птички… если ты… рядом со мной?»
  
  — Чтоб я сдох, — изумился Лысый. — Это гребаные «Карпентерз»?
  
  — Эй, кончай, — потребовал водитель. — Я на этой песне вырос.
  
  — Надо же, — усмехнулся Белесый. — Эта та цыпка поет, которая ничего не жрет?
  
  — Ага, — подтвердил водитель. — У нее анорексия.
  
  — Надо таким людям скормить что-нибудь вроде гамбургера, — предложил Лысый.
  
  Возможно ли, чтобы три парня, обсуждающие достоинства музыкальной группы семидесятых, действительно собрались отвезти меня куда-то и замочить? Разве не пребывали бы они в таком случае в более мрачном настроении? На мгновение я воспрянул духом. И тут же вспомнил сцену из фильма «Криминальное чтиво», в которой Самуэль Джексон и Джон Траволта, за несколько минут до того, как подняться в квартиру и расстрелять ее обитателей, спорят насчет того, как биг-мак называется в Париже. Эти ребята даже лишены того стиля. Более того, от них отчетливо воняло потом.
  
  Неужели все так заканчивается? На полу в джипе? Несколько минут назад ты пил кофе в «Данкин донатс», пытался найти пропавших жену и дочку, и вот уже смотришь в дуло пистолета в руках незнакомого человека и думаешь, будут ли последние слова, услышанные тобой «им хочется… быть ближе к тебе».
  
  Машина несколько раз повернула, проехала через железнодорожные пути, затем начала, как мне показалось, спускаться по покатой местности. Очевидно, мы приближались к берегу. Ближе к бухте.
  
  Затем джип замедлил ход, резко свернул вправо, подпрыгнул на краю тротуара и остановился. Подняв глаза к окну, я увидел только небо и угол дома. Когда водитель выключил двигатель, я услышал крики чаек.
  
  — Я хочу, чтобы ты вел себя хорошо, — сказал Лысый, глядя на меня. — Мы выходим из машины, поднимаемся по лестнице и заходим в дом, но если ты попробуешь убежать, станешь звать на помощь или еще что-нибудь столь же отстойное, я сделаю тебе больно. Понял?
  
  — Да, — ответил я.
  
  Белесый и водитель уже вышли из машины. Лысый открыл дверцу со своей стороны и выгрузился. Я сначала поднял себя на заднее сиденье, затем повернулся и вылез наружу.
  
  Мы стояли на дорожке между двумя домами. Я был почти уверен, что мы находимся где-то в Восточном Бродвее. Дома здесь располагаются довольно близко друг к другу, и, посмотрев в проход между ними, я увидел пляж и за ним Лонг-Айленд-саунд. А разглядев остров Чарлза, я уже точно знал, где мы находимся.
  
  Лысый жестом велел мне подняться на второй этаж бледно-желтого дома. На первом располагались преимущественно гаражи. Белесый и водитель пошли вперед, затем я, за мной Лысый. Ступеньки были покрыты пляжным песком и скрипели под ногами.
  
  Наверху водитель открыл сетчатую дверь, мы последовали за ним и оказались в большой комнате с раздвигающимися стеклянными дверями, выходящими на воду, и верандой, нависшей над пляжем. В комнате стояли кресла и диван, а также полки с книгами в бумажных обложках. У задней стены находился стол и располагалась кухня.
  
  Еще один грузный мужчина стоял спиной ко мне у плиты, держа в одной руке сковороду, а в другой лопаточку.
  
  — Вот он, — объявил Белесый.
  
  Мужчина молча кивнул.
  
  — Мы вернемся в джип, — доложил Лысый и жестом велел Белесому и водителю следовать за собой. Троица вышла, и послышался топот их ног по лестнице.
  
  Я остался в центре комнаты. В нормальной обстановке я бы подошел к стеклянным дверям, может быть, даже вышел на веранду, чтобы вдохнуть морского воздуха. Но вместо этого стоял, уставившись в спину мужчины.
  
  — Яичницу будете? — спросил он.
  
  — Нет, спасибо, — ответил я.
  
  — Это легко, — сказал он. — Глазунью, болтунью, какую пожелаете.
  
  — Нет, но все равно большое спасибо.
  
  — Я поднимаюсь довольно поздно, иногда практически к ленчу, тогда и завтракаю, — объяснил он. Достал из буфета тарелку, переложил на нее часть яичницы, добавил туда колбасу, очевидно, поджаренную раньше и лежащую на бумажном полотенце, и вынул из ящика для приборов вилку и нож, который предназначался для стейков. Потом подошел к столу, отодвинул стул и сел.
  
  Он был примерно моим ровесником, хотя, думаю, объективно выглядел хуже. Лицо покрыто оспинами, под правым глазом шрам длиной в дюйм, а когда-то черные волосы обильно сдобрены сединой. Он был в черной футболке, заправленной в черные джинсы, и я видел нижнюю часть татуировки на его правом предплечье, но понять, что это такое, не мог. Футболка обтягивала живот, и усилие, потребовавшееся, чтобы усесться, заставило его вздохнуть.
  
  Он жестом указал на стул напротив. Я осторожно подошел и сел. Он перевернул бутылку с кетчупом и дождался, пока большая капля не плюхнется на его тарелку с яйцами и колбасой. Перед ним стояла кружка с кофе. Потянувшись к ней, он спросил меня:
  
  — Кофе?
  
  — Нет, спасибо, я только что выпил кофе в «Данкин донатс».
  
  — Рядом с моей мастерской?
  
  — Да.
  
  — Он там неважный, — заметил он.
  
  — Верно. Я половину вылил, — признался я.
  
  — Я вас знаю? — осведомился он, принимаясь за яичницу.
  
  — Нет, — ответил я.
  
  — Но вы всюду обо мне спрашивали. Сначала «У Майка», потом в моей мастерской.
  
  — Да, — подтвердил я. — Но в мои намерения не входило вас встревожить.
  
  — «В мои намерения не входило», — передразнил он. Мужчина, который, как я теперь знал, был Винсом Флемингом, проткнул колбасу вилкой, удержал ее на месте и, ножом для стейков отрезав кусок, сунул его в рот. — Когда незнакомцы начинают обо мне расспрашивать, это может меня встревожить.
  
  — Боюсь, я не в состоянии этого понять.
  
  — Учитывая тип бизнеса, которым я занимаюсь, мне иногда приходится встречать людей с нестандартными деловыми принципами.
  
  — Разумеется, — кивнул я.
  
  — Так что, когда незнакомцы начинают обо мне расспрашивать, я стараюсь устроить встречу с ними там, где у меня есть преимущество.
  
  — Понимаю, — сказал я.
  
  — Тогда кто же вы такой, черт побери?
  
  — Терри Арчер. Вы знали мою жену.
  
  — Я знал вашу жену, — повторил он. — И что?
  
  — Не сейчас. Давным-давно.
  
  Флеминг ухмыльнулся и съел еще кусок колбасы.
  
  — Я что же, заигрывал с вашей женой? Слушайте, не моя вина, что вы не можете сделать свою жену счастливой и она обращается ко мне за тем, что ей требуется.
  
  — Тут совсем другое дело, — объяснил я. — Мою жену зовут Синтия. Вы знали ее, когда она была Синтией Бидж.
  
  Он сразу перестал жевать.
  
  — О черт! Приятель, но ведь это было чертовски давно.
  
  — Двадцать пять лет назад, — подтвердил я.
  
  — Вы долго собирались зайти, — заметил Винс Флеминг.
  
  — В последнее время кое-что случилось. Как я понимаю, вы помните, что произошло в ту ночь?
  
  — Да. Вся ее гребаная семья исчезла.
  
  — Верно. Мы совсем недавно нашли тела матери и брата Синтии.
  
  — Тодда?
  
  — Правильно.
  
  — Я знал Тодда.
  
  — В самом деле?
  
  Винс Флеминг пожал плечами.
  
  — Немного. В смысле, мы учились в одной школе. Он был классным парнем. — Он сунул в рот очередную порцию покрытой кетчупом яичницы.
  
  — Вам не интересно, где их нашли? — спросил я.
  
  — Уверен, вы мне скажете.
  
  — Они были в машине матери Синтии, желтом «форде», на дне карьерного озера в Массачусетсе.
  
  — Без шуток?
  
  — Без шуток.
  
  — Они там наверняка прилично пробыли, — сказал Винс. — И полиция смогла определить, кто они такие?
  
  — ДНК, — пояснил я.
  
  Винс восхищенно посмотрел на меня.
  
  — Чертова ДНК. Как мы вообще без нее обходились? — Он доел колбасу.
  
  — И тетю Синтии убили, — продолжил я.
  
  Глаза Винса сузились.
  
  — Помнится, Синтия про нее рассказывала. Бесс?
  
  — Тесс, — поправил я.
  
  — Правильно. Ее застрелили?
  
  — Зарезали ножом в собственной кухне.
  
  — Гм-м, — задумался Винс. — Есть какая-то причина, по которой вы мне все это рассказываете?
  
  — Синтия исчезла, — сказал я. — Она… от меня сбежала. С нашей дочкой. У нас есть восьмилетняя дочь, ее зовут Грейс.
  
  — Скверно.
  
  — Я подумал, есть шанс, что Синтия решила найти вас. Она пытается выяснить, что же на самом деле случилось той ночью, и, возможно, вам известны какие-то ответы.
  
  — Откуда?
  
  — Не знаю. Но вы скорее всего последним видели Синтию в ту ночь, кроме ее семьи, разумеется. И поругались с ее отцом перед тем, как он увез ее домой.
  
  Я так и не понял, что произошло.
  
  Винс Флеминг протянул левую руку через стол и схватил меня за правое запястье, дернув к себе, а другой рукой сжал нож, которым только что резал колбасу. Он размахнулся им по широкой дуге и с силой воткнул в стол между моим средним и безымянным пальцами.
  
  — Черт! — закричал я.
  
  Моя правая рука была намертво прижата к столу.
  
  — Мне не нравятся ваши намеки, — сказал он.
  
  Я слишком тяжело дышал, чтобы ответить. Не мог отвести глаз от ножа, с трудом осознавая, что он на самом деле не вонзился мне в руку.
  
  — У меня есть один вопрос, — тихо произнес Винс, не отпуская мое запястье и не убирая нож. — Был еще один мужик, который обо мне спрашивал. Вы что-нибудь об этом знаете?
  
  — Какой мужик?
  
  — Лет пятидесяти с хвостиком, может быть, частный сыщик. Он многих расспрашивал, но делал это не так явно, как вы.
  
  — Это мог быть человек по фамилии Эбаньол, — сказал я. — Дентон Эбаньол.
  
  — И откуда вам об этом известно?
  
  — Синтия его наняла. Мы оба его наняли.
  
  — Проверить меня?
  
  — Нет. То есть не специально для этого. Мы наняли его, чтобы он попытался найти семью Синтии. Или по крайней мере узнать, что с ними случилось.
  
  — А это означало — поинтересоваться мной?
  
  Я сглотнул.
  
  — Он обмолвился, что намерен к вам присмотреться.
  
  — В самом деле? И что он обо мне разнюхал?
  
  — Ничего, — сказал я. — То есть если и разнюхал, мы не знаем, что именно. И скорее всего никогда не узнаем.
  
  — Это почему?
  
  Возможно, он хорошо владел своим лицом.
  
  — Он мертв, — пояснил я. — Его тоже убили. В парковочном гараже в Стамфорде. Мы думаем, что это как-то связано с убийством Тесс.
  
  — И парни говорят, какая-то баба из полиции рыскает вокруг и спрашивает обо мне. Черная, низенькая и жирная.
  
  — Уидмор. Она занимается этим делом.
  
  — Ну, — Винс отпустил мою руку и с трудом вытащил нож из стола, — все это очень интересно, но лично мне насрать.
  
  — Значит, вы не видели мою жену? Она не появлялась здесь, у вас на работе, чтобы поговорить?
  
  Он сказал ровным голосом:
  
  — Нет. — И уставился мне прямо в глаза, как будто вызывал поспорить.
  
  Я не отвел взгляда.
  
  — Очень надеюсь, что вы говорите мне правду, мистер Флеминг. Поскольку я сделаю все, что смогу, чтобы мои жена и дочь благополучно вернулись домой.
  
  Он встал, обошел стол и остановился рядом со мной.
  
  — Должен ли я воспринимать эти слова в качестве угрозы?
  
  — Я просто хочу сказать, что когда речь идет о семье, даже такие люди, как я, и близко не обладающие вашим влиянием, сделают все от них зависящее.
  
  Он схватил меня за волосы, наклонился и приблизил свое лицо. От него пахло колбасой и кетчупом.
  
  — Слушай, придурок, ты хоть имеешь представление, с кем разговариваешь? Эти парни, что притащили тебя сюда. Ты в силах вообразить, на что они способны? Ты можешь закончить свой жизненный путь в дробилке для щепы. Тебя могут выбросить с лодки где-нибудь в бухте. Ты…
  
  Мы услышали, как внизу, у лестницы, один из трех мужиков, доставивших меня, закричал:
  
  — Эй, туда нельзя.
  
  Ему ответила женщина:
  
  — Иди и застрелись. — Затем раздался звук шагов по лестнице.
  
  Я смотрел в лицо Винса и не видел сетчатую дверь, но слышал, как она распахнулась, и прозвучал голос, показавшийся мне знакомым:
  
  — Слушай, Винс, ты не видел маму?..
  
  Затем, обнаружив, что Винс Флеминг держит за волосы мужчину, она замолчала.
  
  — Понимаешь, я тут немного занят, — сказал он ей. — И не знаю, где твоя мать. Поищи в этом клятом магазине.
  
  — Господи, Винс, какого черта ты делаешь с моим учителем? — удивилась женщина.
  
  И хотя мясистые пальцы Винса все еще держат меня за волосы, я умудрился повернуть голову и увидел Джейн Скавалло.
  ГЛАВА 34
  
  — Твой учитель? — спросил Винс, не отпуская моих волос. — Какой учитель?
  
  — Мой гребаный учитель в творческом классе, — пояснила Джейн. — Если ты собрался выбивать мозги из моих учителей, есть несколько, с которых тебе лучше начать. А это мистер Арчер. Он вроде не такая задница, как остальные. — Она подошла поближе. — Привет, мистер Арчер.
  
  — Привет, Джейн, — сказал я.
  
  — Когда вы вернетесь? — спросила она. — Этот тип, которого они нашли вместо вас, полный ублюдок. Все уже почти перестали ходить на занятия. Он еще хуже той бабы-заики. Ему наплевать, посещаем мы уроки или нет. У него постоянно что-то застревает между зубами, и он пальцем пытается выковырять, делает это быстро, чтобы никто не заметил, но нас не одурачишь. — Вне школы Джейн была совсем не так робка в разговоре со мной.
  
  Затем как бы между прочим, она спросила Винса:
  
  — А в чем дело-то?
  
  — Почему бы тебе не погулять, Джейн? А? — предложил Винс.
  
  — Ты мать видел?
  
  — Сказал же, поищи в магазине. Или, может, в гараже. Зачем она тебе?
  
  — Башли нужны.
  
  — Для чего?
  
  — Разное.
  
  — Что разное?
  
  — Разное разное.
  
  — Сколько?
  
  Джейн Скавалло пожала плечами:
  
  — Сорок?
  
  Винс Флеминг выпустил мои волосы, достал из заднего кармана бумажник, вынул две двадцатки и протянул Джейн.
  
  — Это тот парень? — спросил он. — О котором ты говорила? Которому нравятся твои рассказы?
  
  Джейн кивнула. Она чувствовала себя так свободно, что я невольно предположил, что ей уже доводилось наблюдать такое обращение с другими со стороны Винса. Просто на этот раз это был один из ее учителей.
  
  — Ага. За что ты его так мордуешь?
  
  — Послушай, солнышко, я не могу тебе об этом рассказать.
  
  — Я пытаюсь найти свою жену, — вмешался я. — Она исчезла вместе с дочерью, и я очень беспокоюсь. Я думал, твой от… Винс мог бы мне помочь.
  
  — Он мне не отец, — заявила Джейн. — Они с мамой уже довольно давно вместе. — Винсу она пояснила: — Я не хотела тебя обидеть, сказав, что ты не мой отец, потому что ты очень даже ничего. — Она повернулась ко мне: — Помните, я написала рассказ? О мужике, который жарил мне яйца?
  
  — Да, — ответил я, — помню.
  
  — Это я вроде как о Винсе писала. Он порядочный. — Она улыбнулась, сообразив, как мало подходило ему это слово. — По крайней мере по отношению ко мне. Так если вы хотите найти свою жену и малышку, почему Винс так завелся?
  
  — Солнышко… — начал Винс.
  
  Она подошла к нему и остановилась, глядя в лицо.
  
  — Будь с ним милым, иначе мне несдобровать. Его класс единственный, где у меня приличные отметки. Если он хочет найти свою жену, почему бы тебе не помочь? Ведь если он не вернется в школу до того, как его жена найдется, мне придется каждый день смотреть на мужика, который ковыряется в зубах, и это не пойдет на пользу моему образованию. Мне постоянно блевать хочется.
  
  Винс обнял ее за плечо и повел к двери. Я не слышал, что он ей говорил, но перед тем как выйти на лестницу, она повернулась:
  
  — Увидимся, мистер Арчер.
  
  — До свидания, Джейн, — сказал я, еле слыша ее удаляющиеся шаги, поскольку дверь закрылась.
  
  Винс снова вернулся к столу и сел. В позе его почти не чувствовалось угрозы. Он даже выглядел несколько смущенно и не сразу нашелся, что сказать.
  
  — Она славная девочка, — произнес я.
  
  Винс кивнул:
  
  — Да, точно. Мы сошлись с ее матерью, и она немного ветрена, но Джейн в порядке. Просто нуждалась, как бы сказать, в стабильной жизни. Я детей никогда не воспитывал, так что смотрю на нее как на дочь.
  
  — Похоже, вы с ней прекрасно ладите, — заметил я.
  
  — Она, твою мать, крутит мной, как хочет, — усмехнулся он. — Она о вас говорила. Я не догадался, когда вы назвались. Но в доме то и дело слышно: мистер Арчер то, мистер Арчер это.
  
  — Правда?
  
  — Она говорит, вы ее поощряете. Насчет писательства.
  
  — Джейн очень способная.
  
  Винс показал на забитые книгами полки.
  
  — Я много читаю. Меня нельзя назвать образованным парнем, но я люблю книги. Особенно мне нравятся исторические и мемуары. Приключения. Меня поражает, что есть люди, способные сесть и написать целую книгу. Поэтому когда Джейн сказала, что вы думаете, будто она может стать писательницей, мне это показалось любопытным.
  
  — У нее есть свой собственный голос, — пояснил я.
  
  — А?
  
  — С вами бывает, что иногда, читая какого-нибудь автора, вы узнаете его стиль, даже не видя фамилии на обложке?
  
  — Конечно.
  
  — Вот это и есть голос. Мне кажется, Джейн его имеет.
  
  Винс кивнул.
  
  — Послушайте, насчет того, что тут случилось…
  
  — Об этом не беспокойтесь, — сказал я, стараясь собрать во рту достаточно слюны, чтобы сглотнуть.
  
  — Люди начинают о тебе расспрашивать, пытаются тебя найти, таких, как я, это тревожит.
  
  — Что это значит — таких, как вы? — спросил я, пытаясь пригладить волосы.
  
  — Ну давайте скажем так: я не учитель в творческом классе. И не могу представить, что вы по своей работе можете делать вещи, которые приходится делать мне.
  
  — Например, посылать джип, чтобы схватить человека на улице? — не удержался я.
  
  — Точно, — не стал спорить Винс, — вот такие пироги. — Он помолчал. — Налить вам кофе?
  
  — Спасибо, — кивнул я, — с удовольствием.
  
  Он отошел к плите, налил мне кружку кофе из кофеварки и вернулся к столу.
  
  — Меня все еще беспокоит, что вы, тот детектив и коп расспрашивали обо мне.
  
  — Могу я быть откровенным, не рискуя скальпом и пальцами?
  
  Винс медленно кивнул, не сводя с меня глаз.
  
  — Вы в тот вечер были с Синтией. Ее отец вас нашел и силой увез Синтию домой. Меньше чем через двенадцать часов она проснулась и обнаружила, что осталась в доме одна. Как я уже говорил, вы скорее всего последний видели живым одного из членов ее семьи, кроме самой Синтии. И я не уверен, что вы не ссорились с отцом Синтии. По меньшей мере ситуация создалась крайне неловкая: ее отец вас разыскал, увез ее домой. — Я помолчал. — Но наверное, полиция в свое время всем этим интересовалась.
  
  — Да.
  
  — И что вы им рассказали?
  
  — Ничего.
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — То, что слышали. Я им ничего не сказал. Одно я усвоил у своего старика, да упокой Господь его душу. Никогда не отвечай на вопросы копов. Даже если ты стопроцентно невиновен. Никому еще не удавалось исправить ситуацию беседой с полицейскими.
  
  — Но вы могли объяснить им, что же на самом деле произошло.
  
  — Меня это не заботило.
  
  — Но разве ваше молчание не вызвало у полиции подозрений, что вы как-то причастны к этому исчезновению? Ваш отказ говорить?
  
  — Возможно. Но они не могут осудить, исходя из одного подозрения. Им нужны улики. А таковых у них не было. В противном случае я бы вряд ли сейчас сидел с вами и мило беседовал.
  
  Я отпил глоток кофе и воскликнул:
  
  — Bay! Отличный кофе! — Это была чистая правда.
  
  — Спасибо, — ответил Винс. — Теперь я могу быть с вами откровенным, не рискуя своим скальпом?
  
  — Не думаю, что у вас есть основания для беспокойства.
  
  — Я тогда расстроился. Что не смог ничем помочь Синтии. Потому что она… Я не хочу вас обидеть, вы ведь ее муж.
  
  — Все в порядке.
  
  — Она была очень, очень милой девушкой. Немного сумасбродной, как все в этом возрасте, но никакого сравнения со мной. У меня уже имелись неприятности с полицией. Думаю, в тот период ее как раз влекло к плохим парням. До того как она познакомилась с вами. — Это прозвучало так, будто она снизила планку. — Не обижайтесь.
  
  — Я и не обижаюсь.
  
  — Синтия была славной, и я расстроился, что из-за меня она попала в такую передрягу. Господи, только представить себе, что просыпаешься утром, а всю твою гребаную семью как корова языком слизнула. И мне хотелось как-то ей помочь, понимаете? Что-то для нее сделать. Но мой отец сказал: «Не связывайся с этой девицей. Тебе такие проблемы без надобности. Копы и так будут к тебе присматриваться, учитывая семью, в которой ты родился. Нам этого по уши хватит и без девицы, чьих родных, возможно, замочили».
  
  — Наверное, это объяснимо. — Я аккуратно подбирал слова. — У вашего отца дела шли хорошо, я верно понял?
  
  — В смысле денег?
  
  — Да.
  
  — Верно. Он справлялся. Пока мог. Прежде чем его убили.
  
  — Я слышал об этом.
  
  — Что еще вы слышали?
  
  — Что люди, скорее всего в этом виноватые, получили свое.
  
  Винс мрачно улыбнулся:
  
  — Это точно. А почему вы спросили про деньги?
  
  — Как вы думаете, не мог ваш отец сочувствовать Синтии? До такой степени, что оплатил ее образование?
  
  — Что?
  
  — Я только спрашиваю. Как вы думаете, он не считал, будто вы в чем-то виноваты и имеете отношение к исчезновению ее семьи, и поэтому давал деньги Тесс Берман, тете Синтии, чтобы платить за ее обучение?
  
  Винс смотрел на меня так, словно я с дуба рухнул.
  
  — Вы вроде учитель? Неужели людям с мозгами набекрень разрешают преподавать в школе?
  
  — Вы могли просто сказать «нет».
  
  — Нет.
  
  Я все еще сомневался, стоит ли делиться с ним этой информацией, но действовал уже по наитию:
  
  — Тем не менее кто-то это делал.
  
  — Честно? — удивился Винс. — Кто-то давал деньги ее тетке, чтобы платить за учебу?
  
  — Да.
  
  — И неизвестно, кто именно?
  
  — Так точно.
  
  — Дичь какая-то, — сказал он. — И эта тетка, значит, умерла?
  
  — Да.
  
  Винс Флеминг откинулся на стуле, посмотрел на потолок, затем снова наклонился вперед и поставил локти на стол.
  
  — Ладно, расскажу вам кое-что, — вздохнул он. — Но вы не должны ничего передавать копам, а если это сделаете, я буду утверждать, что никогда не говорил ничего подобного, ведь они могут использовать это против меня, гады ползучие.
  
  — Договорились.
  
  — Может, если бы я им все сказал, это бы не обернулось против меня, но я не мог рисковать. Не мог признаться, где был в то время, хотя это могло здорово помочь Синтии. Я догадывался, что в какой-то момент копы могли заподозрить ее в причастности к убийству своей семьи, хотя сам прекрасно знал, что она на такое не способна. Я не хотел в это дело впутываться.
  
  У меня пересохло во рту.
  
  — Я буду благодарен за все, что вы сможете мне рассказать.
  
  — В ту ночь, — начал он, на секунду прикрывая глаза, словно пытался увидеть давнюю картинку, — после того как ее старик нашел нас в машине и увез Синтию домой, я поехал за ними. Не то чтобы преследовал, просто хотел узнать, здорово ли она влипла, думал, смогу услышать, будет ли орать на нее отец, ну и всякое такое. Но я находился далеко, мало что видел.
  
  Я ждал.
  
  — Я видел, как они подъехали к дому и вместе вошли. Ее слегка качало, она прилично выпила, мы оба выпили, но я к тому времени уже здорово научился поддавать. — Он ухмыльнулся. — Я из ранних.
  
  Я чувствовал, что Винс ведет к чему-то важному, и не хотел задерживать его своими глупыми комментариями.
  
  — Короче, — продолжил он, — я припарковался в конце улицы, думал, может, она снова выйдет, когда родители ее достанут. Ну, вы понимаете, она разозлится и выскочит, а я подъеду и подберу ее. Но ничего такого не случилось. И немного погодя мимо меня проехала другая машина, очень медленно, будто кто-то пытался разглядеть номера домов, понимаете?
  
  — Да.
  
  — Я сначала не обратил на нее внимания. Но она доехала до конца улицы, развернулась и припарковалась на другой стороне, недалеко от дома Синтии.
  
  — Вы видели, кто в ней сидит? И что это за машина?
  
  — Какое-то среднее дерьмо, «эмбассадор», «рибел» или что-то в этом роде. Похоже, синяя. Мне показалось, что в ней сидит один человек. Точно не скажу, но скорее всего женщина. Не спрашивайте меня, почему я так решил, но такое у меня было чувство.
  
  — Женщина припарковалась напротив дома. Следила за ним?
  
  — Вроде бы. И еще я помню, что у машины были не коннектикутские номерные знаки. Штат Нью-Йорк скорее всего, кажется, тогда они были оранжевыми. Но, черт, их тогда кругом было полно.
  
  — И долго стояла там эта машина?
  
  — Ну, не очень. Потом миссис Бидж и Тодд… ведь так звали брата?
  
  Я кивнул.
  
  — Они вышли, сели в желтый «форд» и уехали.
  
  — Вдвоем? Отца, Клейтона, с ними не было?
  
  — Нет. Только мать и Тодд. Он сел на пассажирское сиденье, я не думаю, что у него были тогда права, но точно не знаю. Они куда-то уехали. И как только свернули за угол, зажглись фары на синей машине, и она поехала следом.
  
  — А вы что сделали?
  
  — Остался сидеть. Что еще я мог сделать?
  
  — Но ведь та, другая машина, синяя, поехала за матерью и братом Синтии?
  
  Винс взглянул на меня:
  
  — Я непонятно говорю, слишком быстро?
  
  — Нет-нет, просто дело в том, что за двадцать пять лет Синтия об этом ни разу не слышала.
  
  — Тем не менее я это видел.
  
  — Что-нибудь еще?
  
  — Помнится, я просидел там довольно долго, минут сорок пять, и уже собрался уматывать к такой-то матери, как неожиданно входная дверь распахнулась и выбежал этот папаша, Клейтон, причем так торопился, будто ему поджаривали задницу. Вскочил в машину и умчался.
  
  Я пытался освоить новую информацию.
  
  — Итак, я ведь складывать умею, верно? Все уехали, кроме Синтии. Тогда я подъехал, постучал в дверь, подумал, что могу с ней поговорить. Наверное, с полдюжины раз постучал, громко, но никто не отозвался. Тогда я решил, что она напрочь отключилась, правильно? Ну, и поехал домой.
  
  — Кто-то там был, — заметил я. — Следил за домом.
  
  — Ага. Не только я.
  
  — И вы никогда никому об этом не говорили? Не сказали копам. Но не сказали и Синтии.
  
  — Нет. Вы думаете, стоило рассказать копам, что я в ту ночь сидел у этого дома?
  
  Я выглянул в окно на бухту, на остров Чарлза, как будто ответы, которые все время искали и я, и Синтия, находились за горизонтом и были недосягаемы.
  
  — Тогда почему вы мне рассказываете? — спросил я Винса.
  
  Тот потер подбородок, ущипнул себя за нос.
  
  — Черт, даже не знаю. Наверное, все эти годы Син приходилось нелегко, верно?
  
  Для меня это прозвучало как пощечина — оказывается, Винс называл Синтию тем же ласковым именем.
  
  — Да, — подтвердил я, — очень нелегко. Особенно в последнее время.
  
  — И почему она исчезла?
  
  — Мы поругались. И она напугана. События последних недель, тот факт, что полиция не полностью ей доверяет. Она боится за дочь. Позавчера кто-то стоял на другой стороне улицы и наблюдал за домом. Ее тетя погибла. Убили детектива, которого мы наняли.
  
  — Гм-м, — задумался Винс. — Чертовски запутано. Мне бы хотелось как-то помочь.
  
  Мы оба вздрогнули, когда открылась дверь. Мы не слышали, чтобы кто-то поднимался по лестнице.
  
  Это снова была Джейн.
  
  — Черт побери, Винс, ты собираешься помочь этому бедняге или нет?
  
  — Где ты была? — спросил он. — Все это время подслушивала?
  
  — Так ведь эта проклятая дверь сетчатая, — объяснила Джейн. — Не хочешь, чтобы тебя слушали, построй тут себе стальной сейф, как в банке.
  
  — Черт побери, — сказал он.
  
  — Так ты ему поможешь? Ведь ты не так уж занят. И у тебя есть эти три мордоворота на всякий случай.
  
  Винс устало взглянул на меня:
  
  — Ладно, могу я вам чем-нибудь помочь?
  
  Джейн наблюдала за ним, сложив на груди руки.
  
  Я не представлял, с чем придется столкнуться, и не мог предсказать, понадобится ли мне такая помощь, какую способен предложить Винс. Хотя он и оставил попытки повыдергать мои волосы, я все еще его побаивался.
  
  — Не знаю, — ответил я.
  
  — Может, мне какое-то время подержаться поблизости, посмотреть, что случится, — предложил он. — Вы ведь сомневаетесь, доверять мне или нет, так?
  
  Я подумал, что он поймет, если я совру, и утвердительно кивнул.
  
  — Это правильно, — похвалил он меня.
  
  — Значит, ты ему поможешь, — констатировала Джейн и повернулась ко мне: — А вы поскорее возвращайтесь в школу. — Она ушла, и на этот раз мы услышали ее шаги по ступенькам.
  
  — Она держит меня в ежовых рукавицах, — признался Винс.
  ГЛАВА 35
  
  Я не придумал ничего более умного, как вернуться домой и проверить, не позвонила ли Синтия или кто-то еще. Не застав меня дома, она наверняка позвонила бы мне на мобильный, но я уже начинал впадать в отчаяние.
  
  Винс Флеминг отпустил своих охламонов с джипом и предложил довезти меня до моей машины на своем автомобиле, которым оказался довольно устрашающий «додж». Мой дом находился между мастерской и «Данкин донатс», где я оставил машину, и я спросил у Винса, не возражает ли он, если по пути я проверю, не вернулась ли Синтия или заезжала и оставила записку.
  
  — Конечно, — согласился он, когда мы садились в его «додж», стоявший у тротуара в Восточном Бродвее.
  
  — Сколько живу в Милфорде, всегда мечтал купить здесь дом, — поделился я.
  
  — Я все время тут жил, — сказал Винс. — А вы?
  
  — Я не здесь вырос.
  
  — Детьми мы во время отлива ходили на остров Чарлза. Но как правило, назад вернуться до прилива не успевали. Здорово веселились.
  
  Я испытывал некоторое беспокойство относительно своего нового друга. Винс был, как ни крути, преступником. Руководил преступной организацией. Не знаю, была она крупной или маленькой. Но достаточно крупной, чтобы иметь в распоряжении трех бандюг, которые хватают на улице людей, посмевших его побеспокоить.
  
  А если бы Джейн Скавалло так вовремя не вошла? Если бы не убедила Винса, что я хороший парень? Если бы Винс продолжал думать, что я представляю для него угрозу? Как бы все повернулось?
  
  И я, как последний дурак, решил спросить:
  
  — А если бы Джейн не зашла в тот момент? Что бы со мной случилось?
  
  Винс, положив одну руку на руль, а вторую на край окна, взглянул на меня:
  
  — Вы действительно хотите знать ответ?
  
  Я промолчал. Мои мысли сменили направление, и теперь я задумался над мотивами Винса Флеминга. Помогал ли он мне, потому что об этом его просила Джейн, или на самом деле беспокоился о Синтии? Или же и то и другое вместе? А может, он решил, что, выполнив требование Джейн, постоянно будет держать меня под контролем?
  
  Правду ли он мне рассказал о том, что видел у дома Синтии в ту ночь? И если нет, зачем это ему понадобилось?
  
  Я был склонен ему верить.
  
  Я объяснил Винсу, как проехать на нашу улицу, показал дом, едва тот стал виден. Но он продолжал ехать, даже не сбавил скорость.
  
  О нет! Меня обвели вокруг пальца. Мне предстояла встреча с дробилкой для щепы.
  
  — В чем дело? — спросил я. — Куда мы едем?
  
  — У вашего дома копы, — сказал он. — Машина без опознавательных знаков.
  
  Я взглянул в огромное зеркало на дверце со стороны водителя и увидел стоящую напротив дома машину, которая постепенно удалялась.
  
  — Наверное, это Уидмор, — предположил я.
  
  — Мы объедем квартал и вернемся с другой стороны, — пояснил Винс с таким видом, будто проделывал такие маневры всю жизнь.
  
  Так мы и поступили. Оставили «додж» на соседней улице и подошли к моему дому через задний двор.
  
  Войдя, я сразу стал разыскивать признаки появления здесь Синтии. Записку, хоть что-нибудь.
  
  Но безуспешно.
  
  Винс прошелся по первому этажу, осмотрел картины на стенах, книги на полках. Его взгляд задержался на двух коробках из-под обуви с памятными вещами.
  
  — Что это за мура, черт возьми? — спросил он.
  
  — Это принадлежит Синтии. Вещи из дома, где она жила ребенком. Она все время там копается, надеется найти отгадку. Пожалуй, сегодня, после того как она уехала, я занимался тем же самым.
  
  Винс сел на диван и коснулся содержимого коробки.
  
  — По мне, совершенно бесполезная дребедень, — заметил он.
  
  — Ну так и есть, по крайней мере так было до сих пор, — согласился я.
  
  Я попытался позвонить по мобильному Синтии. А вдруг он включен? И уже собирался отключиться после четвертого звонка, когда услышал голос:
  
  — Алло?
  
  — Син?
  
  — Привет, Терри.
  
  — Господи, вы в порядке? Где вы?
  
  — У нас все хорошо, Терри.
  
  — Ласточка, приезжай домой. Пожалуйста, приезжай.
  
  — Не знаю, — сказала она.
  
  Я слышал какой-то шум, похожий на песню без слов.
  
  — Где ты?
  
  — В машине.
  
  — Привет, папа! — Это крикнула с заднего сиденья Грейс, стараясь, чтобы я ее услышал.
  
  — Привет, Грейс, — произнес я.
  
  — Папа говорит «привет», — передала Синтия.
  
  — Когда вы вернетесь? — спросил я.
  
  — Я же сказала, не знаю, — отрезала Синтия. — Мне нужно время. Я же все объяснила в записке. — Она не хотела повторяться, во всяком случае, при Грейс.
  
  — Я беспокоюсь и скучаю.
  
  — Передай ей привет, — крикнул Винс из гостиной.
  
  — Кто это? — спросила Синтия.
  
  — Винс Флеминг, — ответил я.
  
  — Кто?
  
  — Смотри, не столкнись с кем-нибудь, — предостерег я.
  
  — Что он там делает?
  
  — Я поехал его навестить. У меня возникла такая дикая мысль, что, возможно, ты решила поговорить с ним.
  
  — Бог ты мой. Передай ему… привет.
  
  Я передал, Винс что-то буркнул из гостиной. Возился с коробками.
  
  — Он в нашем доме? Сейчас?
  
  — Ну да. Он подвозил меня к моей машине. Это довольно длинная история. Я тебе расскажу, когда ты вернешься. Плюс… — Я поколебался. — Он мне поведал пару вещей насчет той ночи, о которых никогда никому не говорил.
  
  — Например?
  
  — Например, что поехал за тобой и твоим отцом к вашему дому, ждал возможности узнать, все ли у тебя в порядке, и видел, как Тодд и твоя мать уехали, а затем, немного погодя, уехал и отец. Причем очень торопился. А перед домом стояла еще одна машина, которая двинулась вслед за твоей мамой и Тоддом.
  
  Некоторое время в трубке слышался только шум дороги.
  
  — Синтия?
  
  — Я здесь. Не знаю, что это может значить.
  
  — Я тоже.
  
  — Терри, очень плотное движение, мне нужно съехать на обочину. Я выключаю телефон. Забыла захватить с собой зарядное устройство, так что батарейки садятся.
  
  — Приезжай скорее домой, Син. Я тебя люблю.
  
  — Пока. — И она отключилась. Я положил трубку и пошел в гостиную.
  
  Винс Флеминг держал в руке газетную вырезку, ту самую, на которой Тодд сфотографирован вместе со своими товарищами по баскетбольной команде.
  
  — Тут один парень здорово похож на Тодда, — сказал он. — Я его помню.
  
  Я кивнул, но вырезку из его руки не взял. Я сотню раз видел ее раньше.
  
  — Да. Вы с ним ходили на одни и те же занятия?
  
  — Может, на одно. Но фотка какая-то дурацкая.
  
  — В смысле?
  
  — Я больше никого здесь не узнаю. Тут нет никого из нашей школы того времени.
  
  Я взял вырезку, хотя особого смысла в этом не видел. Я не учился в одной школе с Тоддом или Синтией и не мог знать их одноклассников. Насколько я помню, Синтия никогда не обращала особого внимания на эту фотографию.
  
  — И имя дано неправильно, — продолжил Винс, показывая на перечень игроков под снимком слева направо, верхний ряд, средний ряд и нижний.
  
  Я пожал плечами.
  
  — Ну и что? Газета перепутала имена. — Я посмотрел на подпись с фамилиями и инициалами игроков. Тодд стоял вторым слева в среднем ряду. Я пробежал подпись. На том месте, где должно было стоять его имя, было написано Д. Слоун.
  
  — Винс, — удивленно спросил я, — тебе фамилия Слоун о чем-нибудь говорит?
  
  — Нет, — покачал он головой.
  
  Я перепроверил имя, оно действительно относилось к парню, стоявшему вторым слева в среднем ряду.
  
  — Срань Господня, — пробормотал я.
  
  — Не желаете меня просветить? — взглянул на меня Винс.
  
  — Д. Слоун, — повторил я. — Джереми Слоун.
  
  Винс покачал головой:
  
  — Все равно ничего не понимаю.
  
  — Человек, которого мы встретили в ресторанном дворике, — пояснил я. — В магазине. Так звали мужчину, которого Синтия приняла за своего брата.
  ГЛАВА 36
  
  — О чем вы толкуете? — спросил Винс.
  
  — Пару недель назад, — пояснил я, — мы с Синтией и Грейс ходили в магазин. Синтия увидела этого типа и решила, что это Тодд. Заявила, будто он выглядит так, как выглядел бы взрослый Тодд, через двадцать пять лет.
  
  — Откуда вы узнали имя?
  
  — Синтия пошла за ним, догнала на парковке. Назвала его Тоддом, но он не отреагировал, тогда она подошла и сказала, что она его сестра.
  
  — Господи, — вздохнул Винс.
  
  — Сцена была ужасная. Тип решительно отрицал, что он ее брат, и вел себя так, будто считал ее рехнувшейся, но она действительно вела себя как помешанная. Тогда я отозвал его в сторону, извинился и предложил показать Синтии водительское удостоверение, чтобы убедить в ошибке, и она оставит его в покое.
  
  — И он согласился?
  
  — Ага. Я видел это удостоверение. Штат Нью-Йорк. Его звали Джереми Слоун.
  
  Винс забрал у меня вырезку и еще раз прочитал имя, относившееся к лицу Тодда.
  
  — Жутко любопытно, мать твою, верно?
  
  — Не могу понять, в чем дело, — сказал я. — Полная бессмыслица. Почему фото Тодда попало в эту старую газету, да еще под чужим именем?
  
  Винс некоторое время молчал.
  
  — Тот тип в магазине, — наконец произнес он, — хоть что-нибудь говорил?
  
  Я попробовал вспомнить.
  
  — Сказал, что моя жена нуждается в помощи. Больше, пожалуй, ничего.
  
  — А удостоверение? — спросил он. — Вы что-нибудь о нем помните?
  
  — Только насчет штата Нью-Йорк, — ответил я.
  
  — Это чертовски большой штат, — заметил Винс. — Он мог жить где угодно или оказаться совсем рядом, в этом долбаном Буффало.
  
  — Мне кажется, это было Янг с чем-то.
  
  — Янг с чем-то?
  
  — Не уверен. Черт, я это удостоверение видел всего секунду.
  
  — В Огайо есть город Янгстаун, — сказал Винс. — Вы уверены, что права выданы не в Огайо?
  
  — В этом я уверен.
  
  Винс перевернул вырезку. На обороте был текст, но вырезка явно хранилась ради фотографии. Ножницы разрезали колонку пополам, и от заголовка тоже осталась половина.
  
  — Он не из-за этого хранил вырезку, — заметил я.
  
  — Заткнитесь, — посоветовал Винс, пробежал глазами по строчкам и посмотрел на меня. — У вас есть компьютер?
  
  Я кивнул.
  
  Винс пошел за мной наверх и стоял за спиной, пока я двигал кресло и включат компьютер.
  
  — Тут обрывки истории про Парк-Фолкнер и графство Ниагара. Войдите в Гугл.
  
  Я попросил его сказать, как пишется Фолкнер, напечатал слова, нажал на кнопку «Поиск». На выяснения много времени не потребовалось.
  
  — Есть Парк-Фолкнер в Янгстауне, графство Ниагара, штат Нью-Йорк.
  
  — Бинго, — отреагировал Винс. — Ясно, что газетка откуда-то из тех мест, поскольку это слезливая статейка насчет необходимости сохранять парки.
  
  Я крутанулся в кресле и посмотрел на него.
  
  — Как Тодд мог попасть на фотографию, сделанную в Янгстауне, штат Нью-Йорк, вместе с баскетболистами из какой-то другой школы, и значиться там как Д. Слоун?
  
  Винс прислонился к притолоке.
  
  — Может, тут нет никакой ошибки.
  
  — В смысле?
  
  — Может, это фотография не Тодда Биджа, а Д. Слоуна.
  
  Я не сразу сообразил.
  
  — Вы считаете, что их двое? Одного зовут Тодд Бидж, а другого Д. Слоун — Джереми Слоун? Или у одного и того же человека два имени?
  
  — Эй, — сказал Винс, — не забывайте, что я здесь, потому что Джейн меня попросила.
  
  Я снова повернулся к компьютеру, зашел на веб-сайт, где можно найти номера телефонов, и вписал имя: Джереми Слоун, Янгстаун, Нью-Йорк.
  
  Поиск ничего не дал, но предложил попробовать варианты, например, Д. Слоун, или только фамилию. Я выбрал последнее и получил целую компанию Слоунов, проживающих в районе Янгстауна.
  
  — Господи, — показал я Винсу на экран. — Тут есть Клейтон Слоун, проживает в Янгстауне на Ниагара-Вью-драйв.
  
  — Клейтон? Так звали отца Синтии.
  
  — Ну да! — Я схватил карандаш и лист бумаги и списал телефонный номер с компьютерного экрана. — Сейчас позвоню по этому номеру.
  
  — Bay, — удивился Винс. — Вы что, совсем умишком тронулись?
  
  — Почему?
  
  — Слушайте, я не знаю, что вы там обнаружите и обнаружите ли вообще, но что вы скажете, позвонив по этому номеру? Если у них установлен определитель, они немедленно узнают, кто звонит. Допустим, они могут знать, кто вы, но могут и не знать вас. Вы ведь не хотите играть им на руку?
  
  Что он такое придумал? Действительно ли дает мне хороший совет или пытается помешать?
  
  Он сунул мне мобильный.
  
  — Звоните по этому. Они не узнают, кто звонит, черт побери!
  
  Я взял телефон, перевел дыхание и набрал номер. И принялся ждать.
  
  Один звонок, два, три, четыре.
  
  — Там никого нет.
  
  — Подождите еще немного, — посоветовал Винс.
  
  После восьмого звонка, когда я уже собрался закрыть телефон, послышался голос:
  
  — Алло?
  
  Старая женщина, не меньше шестидесяти, решил я, и сказал:
  
  — Здравствуйте! Я уже собрался вешать трубку.
  
  — Что вам нужно?
  
  — Джереми дома? — Произнеся эти слова, я подумал: «Что если он дома? О чем, черт побери, я его спрошу? Или просто отключиться? Узнать, что он на самом деле существует и закончить разговор?»
  
  — Его нет, — ответила женщина. — А кто это?
  
  — О, не важно. Я могу позвонить в другое время.
  
  — Позже его тоже не будет.
  
  — Вот как? Не подскажете, как мне с ним связаться?
  
  — Его нет в городе. И я не знаю точно, когда он вернется.
  
  — Да, разумеется, — заторопился я. — Он говорил что-то насчет поездки в Коннектикут.
  
  — В самом деле? — В ее голосе послышалось беспокойство.
  
  — Я могу ошибаться. Послушайте, я позвоню в другой раз, ничего страшного. Это насчет гольфа.
  
  — Гольфа? Джереми в гольф не играет. Кто это? Я требую, чтобы вы сказали.
  
  Разговор явно выходил из-под контроля. Винс, который наклонился ко мне, когда я позвонил, и мог слышать обе стороны, провел пальцем по горлу и одними губами произнес: «Кончай». Я закрыл телефон, обрывая разговор, и Винс сунул его в карман.
  
  — Похоже, ты попал, куда нужно, — заметил он. — Хотя мог бы выступить получше.
  
  Я критику проигнорировал.
  
  — Иными словами, Джереми Слоун, которого Синтия обнаружила в магазине, скорее всего живет в Янгстауне, штат Нью-Йорк, в доме, где телефон зарегистрирован на имя Клейтона Слоуна. И отец Синтии хранил в столе вырезку с его фотографией в составе баскетбольной команды.
  
  Некоторое время мы оба молчали. Старались понять, где тут собака зарыта.
  
  — Я попробую позвонить Синтии, — сказал я.
  
  Спустился в кухню, набрал номер ее мобильного. Но как она и обещала, телефон был выключен.
  
  — Блин, — повернулся я к Винсу, который пришел на кухню следом за мной. — Есть какие-нибудь мысли?
  
  — Ну, этот парень, Слоун, если верить той женщине, скорее всего его матери, все еще в отъезде. Значит, до сих пор может находиться где-нибудь в Милфорде. И если у него здесь ни семьи, ни друзей, наверняка остановился в каком-нибудь мотеле или гостинице.
  
  Он снова вытащил из кармана телефон, задействовал номер из списка и нажал на кнопку. Подождал немного, потом сказал:
  
  — Эй, это я. Да, он все еще со мной. У меня к вам дело.
  
  Затем Винс велел человеку на другом конце линии прихватить еще парочку парней — я подозревал, что эта команда состояла из двух мужиков, схвативших меня на улице, и их водителя, тех самых, которых Джейн назвала «тремя мордоворотами» — и обойти все гостиницы в городе.
  
  — Нет, я не знаю, сколько этих гостиниц, — огрызнулся он. — Почему бы вам их не посчитать для меня? Я хочу, чтобы вы выяснили, не останавливался ли где тип по имени Джереми Слоун из Янгстауна, штат Нью-Йорк. И если найдете, сразу дайте мне знать. Ничего не делайте. Ладно, начните с «Красной крыши», «У Говарда Джонсона» и так далее. И, Бог мой, что это за жуткий звук? А? Кто слушает гребаных «Карпентерз»?
  
  Инструкции были выданы, Винс убедился, что они поняты правильно, и снова положил телефон в карман.
  
  — Если этот тип Слоун в городе, — сказал он, — парни его найдут.
  
  Я открыл холодильник, показал Винсу банку пива. Он кивнул. Я бросил ее ему, взял другую себе и сел за кухонный стол. Винс уселся напротив.
  
  — Ты хоть слегка представляешь, что, мать твою, происходит?
  
  Я отпил глоток пива.
  
  — Кажется, начинаю догадываться. Эта женщина, ответившая на звонок? Что, если она мать этого Джереми Слоуна? И этот Джереми Слоун в самом деле брат моей жены?
  
  — Да?
  
  — Что, если я разговаривал с матерью моей жены?
  
  Если мать и брат Синтии живы, то как объяснить анализы на ДНК, проведенные на трупах, найденных в машине, которую выловили из карьера? Хотя Уидмор с уверенностью могла сообщить, что тела принадлежат родственникам, а не конкретно Патриции и Тодду Бидж. Мы ведь все еще ждали результатов анализов, которые бы подтвердили, что это именно они.
  
  Пока я пытался все это осмыслить. Винс, отпивая очередной глоток пива, сказал:
  
  — Надеюсь, мои парни найдут его и не убьют. С них станется.
  ГЛАВА 37
  
  — Тебе кто-то звонил на днях, — сказала она.
  
  — Кто?
  
  — Он не представился.
  
  — Может, кто-то из моих друзей?
  
  — Откуда мне знать? Но он спросил о тебе, а услышав о твоем отъезде, заявил, будто помнит, что ты упоминал о Коннектикуте.
  
  — Что?
  
  — Ты не должен никому говорить, куда направляешься.
  
  — Я и не говорил!
  
  — Тогда откуда он знает? Наверняка ты кому-то сказал. Поверить не могу, что ты такой идиот. — Она явно злилась.
  
  — Говорю же тебе, ничего такого не было! — Когда она с ним так разговаривала, он чувствовал себя шестилетним ребенком.
  
  — Тогда почему он знает?
  
  — Понятия не имею. На аппарате высветилось, откуда был звонок? Номер появился?
  
  — Нет. Он сказал, что знал тебя по гольфу.
  
  — Но я не играю в гольф.
  
  — Я сказала ему то же самое. Что ты не играешь в гольф.
  
  — Знаешь, мам, скорее всего кто-то набрал неверный номер.
  
  — Он попросил позвать тебя. Сказал Джереми. Четко и ясно. Может, ты случайно кому-то обмолвился, куда едешь?
  
  — Слушай, мам, даже если я и обмолвился, чего не делал, не стоит устраивать из-за этого такую шумиху.
  
  — Меня этот звонок расстроил.
  
  — Не расстраивайся. Кроме того, я возвращаюсь домой.
  
  — Правда? — Тон сразу изменился.
  
  — Да. Думаю, сегодня. Я сделал здесь все, что мог, осталось только… ну, ты знаешь.
  
  — Я не хочу это пропустить. Ты представить себе не можешь, как долго я этого ждала.
  
  — Думаю, что буду дома уже вечером. Время обеденное, и я иногда устаю, так что, возможно, остановлюсь где-нибудь вроде Аттики, но все равно обернусь в один день.
  
  — И я успею сделать тебе морковный торт, — обрадовалась она. — После обеда и начну.
  
  — Ладно.
  
  — Будь осторожен за рулем. Смотри не засни. У тебя никогда не было такой выносливости, как у отца.
  
  — Как он?
  
  — Думаю, если мы все закончим на этой неделе, он протянет. Наконец-то все останется позади. Ты знаешь, сколько нужно платить за такси, чтобы до него добраться?..
  
  — Скоро это не будет иметь значения, мама.
  
  — Дело не только в деньгах, милый, — сказала она. — Я все думала, как это лучше сделать. Знаешь, нам понадобится веревка. Или клейкая лента. Наверное, сначала стоит разделаться с матерью. После этого с малышкой не будет трудностей. Я тебе с ней помогу. Ты ведь знаешь, я не так уж беспомощна.
  ГЛАВА 38
  
  Мы с Винсом прикончили пиво, затем выскользнули через заднюю дверь и пробрались к «доджу». Винс собирался отвезти меня к мастерской, где все еще стояла моя машина.
  
  — Ты знаешь, что у Джейн были неприятности в школе? — спросил он.
  
  — Да, — подтвердил я.
  
  — Я тут подумал, я вот тебе помогаю, так, может, замолвишь за нее словечко перед директором?
  
  — Уже замолвил, но могу сделать это еще раз.
  
  — Она славная девчонка, вот только иногда характер проявляет, — объяснил Винс. — Никому не позволит себя обидеть. Мне уж точно. Поэтому, когда у нее неприятности, справляется сама.
  
  — Ей надо научиться себя сдерживать, — заметил я. — Нельзя же решать каждую проблему с помощью кулаков.
  
  Винс хмыкнул себе под нос.
  
  — Ты желаешь ей такой же жизни, как у тебя? — спросил я. — Без обид.
  
  Он притормозил на красный сигнал светофора.
  
  — Нет, — признался он. — Но похоже, так и выйдет. С меня не стоит брать пример. Да и мамаша таскала ее по стольким домам, что и речи не идет о какой-то стабильности. Именно это я и стараюсь создать для нее, понимаешь? Дать ей стержень, за который можно держаться. Детям это необходимо. Но быстро доверия не добиться. Она слишком часто обжигалась.
  
  — Конечно, — согласился я. — Ты мог бы послать ее в хорошую школу. Когда она закончит среднюю, можно учиться журналистике или пройти программу английского. Это разовьет ее таланты.
  
  — У нее отметки неважные, — сказал он. — Ей трудно будет куда-либо попасть.
  
  — Но ведь ты можешь это себе позволить?
  
  Винс кивнул.
  
  — Надо помочь ей выбрать цель. Посмотреть дальше, чем видит сейчас, убедить ее, что если она получит приличные отметки, ты готов платить за ее обучение.
  
  Он искоса взглянул на меня:
  
  — Ты мне поможешь?
  
  — Да. Вопрос в том, будет ли она слушать?
  
  Винс устало покачал головой:
  
  — Да, увы, в этом весь вопрос.
  
  — У меня есть еще один, — сказал я.
  
  — Выкладывай.
  
  — Почему тебе это небезразлично?
  
  — То есть?
  
  — Она просто ребенок, дочь женщины, которую ты встретил. Большинство парней не проявили к ней никакого бы интереса.
  
  — А, понял, думаешь, я извращенец? Хочу залезть к ней в трусики, так?
  
  — Я такого не говорил.
  
  — Но подумал.
  
  — Нет. Если бы у тебя была такая цель, я бы почувствовал это по работам Джейн, по тому, как она ведет себя с тобой. Мне кажется, ей хочется тебе доверять. Поэтому вопрос остается прежним: почему тебе это небезразлично?
  
  Свет переключился на зеленый, и Винс нажал на газ.
  
  — У меня была дочь, — произнес он. — Своя собственная.
  
  — Вот как.
  
  — Я тогда был совсем зеленым. Двадцать лет. Обрюхатил девушку из Торрингтона. Агнесс ее звали. Нет, точно, Агнесс. Мой папаша измордовал меня зверски, все спрашивал, как я мог быть таким гребаным идиотом. Я что, никогда не слышал про резинки, хотел он знать. Ну, сам понимаешь, как порой бывает, верно? Пытался уговорить Агнесс избавиться от ребенка, но она не захотела, родила девочку и назвала ее Коллеттой.
  
  — Красивое имя, — заметил я.
  
  — И когда я ее в первый раз увидел, я, блин, сразу влюбился по уши, понимаешь? Но мой старик не хотел, чтобы я привязывался к этой Агнесс, хотя она была совсем неплохой, а малышка, Коллетта, вообще чудо, я таких прелестных никогда не видел. Ты можешь подумать, что в двадцать лет очень просто слинять, не чувствовать никакой ответственности, но в ней было что-то особенное.
  
  Ну и я засомневался: а может, мне на ней жениться? И стать отцом этой малышки. И я собирался с мужеством, чтобы спросить ее и рассказать отцу, что намереваюсь делать, а Агнесс тем временем катила девочку в коляске через эту гребаную Ногатак-авеню, и пьяный мудак в «кадиллаке» проехал на красный свет и покончил с ними обеими.
  
  Казалось, Винс крепче ухватился за рулевое колесо, словно пытался его придушить.
  
  — Мне очень жаль, — сказал я.
  
  — Тому гребаному пьянице тоже наверняка было жаль, — процедил Винс. — Выждал полгода, не хотел торопиться, понимаешь? С него сняли все обвинения, поскольку адвокат убедил присяжных, будто Агнесс шла на красный свет, а значит, он и трезвый все равно бы на них наехал. И тогда, через несколько месяцев, случилась забавная вещь: он выходит из бара в Бриджпорте, довольно поздно и снова пьяный — эта сволочь ничему не научилась. Идет себе по аллее, и тут кто-то простреливает его гребаную голову.
  
  — Bay, думаю, ты не стал лить слезы, узнав об этом.
  
  Винс бросил на меня быстрый взгляд.
  
  — Последнее, что услышал этот мерзавец перед смертью: «Это за Коллетту». И знаешь, что сказал сукин сын перед тем, как пуля вошла в его башку?
  
  Я сглотнул.
  
  — Нет.
  
  — «Какую Коллетту?» — спросил он. Бумажник у него украли, и копы решили, что это простое ограбление. — Он снова посмотрел на меня и посоветовал: — Ты бы закрыл рот, муха залетит.
  
  Я так и сделал.
  
  — Отвечая на твой вопрос, я могу сказать, что, возможно, поэтому мне и небезразлично. Хочешь еще что-нибудь узнать? — (Я покачал головой.) — Это твоя машина?
  
  Я кивнул.
  
  Когда он остановился за ней, зазвонил его мобильный.
  
  — Да? — Он немного послушал, потом сказал: — Дождитесь меня. — Убрал телефон и повернулся ко мне: — Они нашли его. Он остановился в «Годжо».
  
  — Черт! — воскликнул я, собираясь открыть свою дверцу. — Я поеду за тобой.
  
  — Забудь про свою машину.
  
  Винс снова нажал на газ и направился на шоссе номер 95. Наверное, это был не самый короткий путь, но самый быстрый, если учесть, что мотель «У Говарда Джонсона» находился в другом конце города. Он уже шел со скоростью восемьдесят пять миль в час, едва попав в полосу движения.
  
  В принципе машин на шоссе было немного, и мы оказались у цели через несколько минут. Винсу пришлось нажать на тормоза, съезжая со склона, но скорость все еще превышала семьдесят миль, когда показался светофор.
  
  Он свернул направо на парковочную стоянку. Знакомый джип стоял у входа в вестибюль, и Белесый, увидев нас, поспешно подбежал. Винс опустил стекло.
  
  Белесый назвал Винсу номер и пояснил, что если въехать на холм и там свернуть, можно подъехать прямо к дверям номера. Винс переключил передачу и двинулся по длинной, извилистой дорожке, огибавшей комплекс. Дорожка резко свернула налево и потянулась вдоль ряда комнат, двери которых открывались прямо на тротуар.
  
  — Здесь, — бросил Винс, останавливая машину.
  
  — Я хочу с ним поговорить, — сказал я. — Не делай ничего дикого.
  
  Винс, который уже выскочил из машины, отмахнулся, даже не взглянув на меня. Он подошел к двери, немного подождал и постучал.
  
  — Мистер Слоун? — позвал он.
  
  Через несколько дверей уборщица выкатила из номера свою тележку и оглянулась в нашем направлении.
  
  — Мистер Слоун! — рявкнул Винс, распахивая дверь. — Это управляющий. У нас проблема. Нужно поговорить.
  
  Я стоял в стороне от двери и окна, чтобы, выглянув, он меня не увидел. Ведь если именно он торчал у нашего дома в ту ночь, значит, знает, как я выгляжу.
  
  — Он уехал, — крикнула нам уборщица.
  
  — Что? — удивился Винс.
  
  — Выехал всего несколько минут назад. Я как раз собралась там убраться.
  
  — Он уехал? — переспросил я. — Совсем?
  
  Женщина кивнула.
  
  Винс распахнул дверь и вошел в номер.
  
  — Вам нельзя туда заходить!
  
  Но я не обратил на нее внимания и последовал за Винсом.
  
  Постель была не прибрана, в ванной комнате груда мокрых полотенец, но никаких туалетных принадлежностей, равно как и чемодана.
  
  Один из бандитов Винса, Лысый, появился в дверях:
  
  — Он тут?
  
  Винс резко повернулся и припечатал Лысого к стене.
  
  — Когда вы, уроды, узнали, что он здесь?
  
  — Мы позвонили сразу же, как узнали.
  
  — Да? И что? Сидели в своей гребаной машине и ждали меня, вместо того чтобы держать глаза открытыми? Парень улизнул.
  
  — Мы не знали, как он выглядит. Что мы должны были делать?
  
  Винс отшвырнул Лысого в сторону, вышел из номера и едва не сшиб уборщицу.
  
  — Вы не должны…
  
  — Когда? — Винс вытащил из бумажника двадцатку и протянул ей.
  
  Она сунула деньги в карман формы.
  
  — Десять минут назад.
  
  — Какая у него машина? — спросил я.
  
  Она пожала плечами.
  
  — Не знаю. Машина как машина. Коричневая. Темные окна.
  
  — Он что-нибудь сказал вам? Куда едет, например? Домой или куда-то еще?
  
  — Он ничего не говорил.
  
  — Спасибо. — Винс кивнул в сторону своего пикапа, и мы все направились туда. — Черт, — бормотал он. — Черт.
  
  — Что теперь? — растерянно спросил я.
  
  Винс немного подумал.
  
  — Тебе надо собрать вещи?
  
  — Собрать вещи?
  
  — Полагаю, тебе стоит поехать в этот Янгстаун. Но за один день туда-обратно не смотаться.
  
  Я задумался над его словами:
  
  — Если он отсюда выписался, то скорее всего отправился домой.
  
  — Даже если нет, мне все равно кажется, что это единственное место в данный момент, где можно найти какие-то ответы.
  
  Винс протянул руку в моем направлении, и я отшатнулся, но он всего лишь открыл бардачок.
  
  — Господи, — сказал он, — да расслабься же ты. — Достал дорожную карту и развернул ее. — Давай посмотрим. — Он указал на левый верхний угол: — Вот он. К северу от Буффало, чуть севернее Льюистона. Янгстаун. Маленькое местечко. Нам туда пилить часов восемь.
  
  — Нам?
  
  Винс сделал попытку свернуть карту нормально, затем сунул ее мне.
  
  — Это твоя работа. Тебе надо во всем разобраться. Может, я даже разрешу тебе посидеть за рулем. Но не смей трогать радио. Категорически запрещено.
  ГЛАВА 39
  
  Если судить по карте, ближайший путь лежал прямо на север по Массачусетсу до Ли, затем по штату Нью-Йорк до Олбани и на запад — к Буффало.
  
  По пути мы должны были проехать Отис, оказавшись в паре миль от карьера, где нашли машину Патриции Бидж.
  
  Я сообщил об этом Винсу и спросил:
  
  — Хочешь посмотреть?
  
  Мы шли примерно со скоростью восемьдесят миль в час. Винс включил антирадар.
  
  — Мы едем довольно быстро, — сказал он. — Почему бы и нет?
  
  Хотя на этот раз там не было полицейских машин, указывающих нужный поворот, я нашел эту узенькую дорогу. «Додж», имеющий более высокий клиренс, справлялся с колдобинами значительно лучше моего синего седана, и когда он перевалил через последний холм и деревья расступились, мне с высокого пассажирского сиденья показалось, что мы сейчас рухнем в бездну.
  
  Но Винс мягко затормозил и поставил пикап на нейтралку, чего я за ним раньше не замечал. Он вылез, подошел к краю и заглянул вниз.
  
  — Они нашли машину вон там, внизу, — подошел я к нему.
  
  Винс кивнул, явно впечатленный.
  
  — Если бы мне понадобилось избавиться от автомобиля с двумя пассажирами, я бы вряд ли нашел более подходящее место, — сказал он.
  
  Я ехал в машине с настоящей коброй.
  
  Нет, не коброй. Со скорпионом. Я вспомнил старую индейскую легенду о лягушке и скорпионе, где лягушка согласилась помочь скорпиону перебраться через реку, если он пообещает ее не жалить. Скорпион согласился, но на полпути вонзил в лягушку свое жало, хотя это означало смерть для обоих. Лягушка, умирая, спросила: «Зачем ты это сделал?», на что скорпион ответил: «Вот такая уж я сволочь».
  
  «Может ли Винс меня ужалить?» — подумал я. Если да, то, уверен, судьба скорпиона ему не грозит. Винс, по моему разумению, умел выживать.
  
  Когда мы приблизились к Масс-Пайк, я снова позвонил Синтии на мобильный, но безответно. Попробовал позвонить и домой, хотя практически не надеялся, что она может там оказаться.
  
  Разумеется, ее не было.
  
  Вероятно, это хорошо, что я пока не могу с ней связаться. Лучше позвоню, раздобыв настоящие новости. Я очень надеялся, что по приезде в Янгстаун они у меня появятся.
  
  Я уже собрался убрать телефон, когда он зазвонил в моей руке. Я подпрыгнул от неожиданности.
  
  — Алло?
  
  — Терри. — Это был Ролли.
  
  — Привет, — сказал я.
  
  — Что-нибудь слышно о Синтии?
  
  — Я разговаривал с ней до отъезда, но она не сказала мне, где находится. Вроде они с Грейс в порядке.
  
  — До отъезда? А где ты?
  
  — Мы как раз сворачиваем на шоссе в Масс, около Ли. Направляемся в Буффало. Вернее, немного севернее.
  
  — Мы?
  
  — Это длинная история, Ролли. И похоже, становится все длиннее и длиннее.
  
  — Куда ты направляешься? — Казалось, он искренне обеспокоен.
  
  — Может, это пустая затея, — сказал я, — но есть шанс, что я найду семью Синтии.
  
  — Ты смеешься?
  
  — Нет.
  
  — Но, Терри, сам подумай, они наверняка давным-давно мертвы.
  
  — Возможно, кто-то остался в живых. Может быть, Клейтон.
  
  — Клейтон?
  
  — Я не знаю. Но сейчас мы едем по адресу, где телефон зарегистрирован на имя Клейтона Слоуна.
  
  — Терри, может, не стоит пытаться? Ты представления не имеешь, во что ввязываешься.
  
  — Вероятно. — Я взглянул на Винса и добавил: — Но я с человеком, который хорошо знает, как вести себя в сложных ситуациях.
  
  Если, конечно, общество Винса Флеминга само по себе не подходило под категорию сложной ситуации.
  
  Мы въехали в штат Нью-Йорк, заплатили пошлину в будке, и вскоре оказались в Олбани. Нам обоим требовалось поесть, а также воспользоваться туалетом, поэтому мы остановились у ближайшего обслуживающего центра. Я купил бургеры и кока-колу и отнес их в машину, чтобы мы могли перекусить во время езды.
  
  — Смотри, ничего не пролей, — предупредил Винс, пикап которого сверкал чистотой. Непохоже, что в этой машине он кого-то убивал. Я воспринял сие как добрый знак.
  
  Нью-Йоркское шоссе проходило по южному краю горного массива Адирондак сразу после Олбани, и если бы моя голова не была забита разными мыслями, я бы по достоинству оценил пейзажи. После Аттики шоссе стало ровнее, как и окрестности по его сторонам. Много лет назад я ехал здесь в Торонто на учительскую конференцию, и этот отрезок пути запомнился мне как бесконечная тягомотина.
  
  Мы еще раз остановились по нужде недалеко от Сиракуз, потратив на это не больше десяти минут.
  
  Говорили мы мало. Слушали радио — разумеется, станции выбирал Винс. По большей части кантри. Я просмотрел его диски в отделении между сиденьями и поинтересовался:
  
  — Никаких «Карпентерз»?
  
  Около Буффало движение стало очень плотным. К тому же темнело. Мне приходилось чаще сверяться с картой и советовать Винсу, как объехать город. Так что за руль я так и не сел. Винс был куда более опытным водителем, и я готов был подавить свой страх, если это позволяло скорее приехать в Янгстаун.
  
  Мы проехали Буффало, двинулись дальше к Ниагарскому водопаду, так и не взглянув на одно из чудес света, затем поднялись по Роберт-Мозес-паркуэй мимо Льюистона, где я обратил внимание на больницу с огромной буквой «Н», светящейся в ночном небе, расположенную рядом с шоссе. Сразу за Льюистоном мы свернули на Янгстаун.
  
  Я не сообразил, уезжая из дома, списать с компьютерного экрана точный адрес Клейтона Слоуна, не распечатал карту. В тот момент я не знал, что мы пустимся в это путешествие. Но Янгстаун оказался деревней, а вовсе не таким большим городом, как Буффало, и мы решили, что легко там сориентируемся. Мы свернули на Локпорт-стрит, затем повернули еще раз на главную улицу.
  
  Я заметил бар с грилем.
  
  — У них обязательно должна быть телефонная книга.
  
  — Я и перекусить не прочь, — сказал Винс.
  
  Я тоже проголодался, но меня снедало беспокойство. Мы были совсем близко.
  
  — Что-нибудь по-быстрому, — согласился я, и Винс нашел место для парковки.
  
  Пока Винс разыскивал свободный стул у бара и заказывал пиво и крылышки, я отыскал платный телефон, но телефонной книги там не оказалось. Бармен достал ее из-под прилавка, когда я попросил.
  
  В книге я нашел адрес Клейтона Слоуна: Ниагара-Вью-драйв, 25. Теперь я его вспомнил. Возвращая книгу, я спросил у бармена, как туда добраться.
  
  — На юг по главной, примерно с полмили.
  
  — Налево или направо?
  
  — Налево. Поедешь направо, окажешься в реке, приятель.
  
  Янгстаун стоял на Ниагаре, напротив канадского города Ниагара-он-зе-Лейк, знаменитого своим живым театром. Я вспомнил, что там проводятся фестивали Шоу, названные так в честь Бернарда Шоу.
  
  Может быть, когда-нибудь в другой раз.
  
  Я содрал мясо с пары крылышек и выпил половину пива, но все равно в желудке было неспокойно.
  
  — Не могу больше терпеть, — сказал я Винсу. — Поехали.
  
  Он швырнул несколько купюр на прилавок, и мы вышли из бара.
  
  В свете фар пикапа мелькали дорожные знаки. Я следил за номерами домов.
  
  — Двадцать первый, двадцать третий. Здесь. Двадцать пятый.
  
  Вместо того чтобы загнать машину на подъездную дорожку, Винс проехал с сотню ярдов по улице и только тогда заглушил двигатель и выключил фары.
  
  У дома двадцать пять стояла серебристая «хонда», примерно пяти лет от роду. Никакой коричневой машины.
  
  Если Джереми Слоун направился домой, то, похоже, мы его опередили. Если только он не загнал свою машину в гараж.
  
  Дом был одноэтажным, приземистым, выкрашенным белой краской. Построен скорее всего в шестидесятых. Ухоженный. Веранда, два деревянных кресла. Роскошью от него не пахло, но достаток ощущался.
  
  Имелся там и пандус. Для инвалидной коляски, с небольшим уклоном, от дорожки до веранды. Мы поднялись по нему и остановились у двери.
  
  — Как мы это разыграем? — спросил Винс.
  
  — А ты что думаешь?
  
  — По обстоятельствам.
  
  В доме еще горел свет, и мне показалось, что я слышу приглушенные звуки телевизора. Значит, будить нам никого не придется. Я потянулся к кнопке звонка и на мгновение замер.
  
  — Шоу начинается, — сказал Винс.
  
  Я нажал на кнопку.
  ГЛАВА 40
  
  Когда через минуту никто не открыл нам дверь, я взглянул на Винса.
  
  — Попытайся еще раз, — предложил он и показал на пандус. — Возможно, быстро не получается.
  
  Я вновь нажал на звонок. Послышались приглушенные звуки движения в доме и через несколько секунд дверь открылась, но не широко, а неуверенно, рывками и только на узкую щелку. Когда щелка достигла фута, я понял, в чем дело. Женщина в инвалидной коляске отъезжала назад, приоткрывала дверь, затем снова отъезжала, наклонялась, и все повторялось.
  
  — Миссис Слоун? — спросил я.
  
  На вид ей было под семьдесят, может, даже за семьдесят. Она была худая, но двигала верхней частью тела с ловкостью, не подразумевающей хрупкость. Она крепко держалась за колеса своей коляски и надежно прикрывала нам вход в дом. На коленях у нее лежал плед, закрывавший ноги. На ней были цветастая блузка и коричневый свитер. Седые волосы туго стянуты назад, ни одна прядь не выбивалась. На резко очерченных скулах следы румян, пронзительные карие глаза перебегают с одного из визитеров на другого. Черты свидетельствовали, что в свое время она была потрясающе красивой, но сейчас все исчезло, сменившись плотно сжатыми губами, квадратной челюстью и раздраженностью, возможно, даже жестокостью.
  
  Я поискал в ней черты Синтии, но ничего не обнаружил.
  
  — Простите, что так поздно вас беспокою, — сказал я. — Вы миссис Слоун?
  
  — Да. Я Энид Слоун. И вы правы. Уже очень поздно. Что вы хотите?
  
  По голосу было очевидно, что я все равно ничего не получу. Она высоко держала голову, подбородок выпятила вперед, и вовсе не потому, что мы над ней возвышались. Она так демонстрировала силу. Пыталась убедить нас, что она крутая старуха и с ней лучше не связываться. Я удивился, что она не испугалась двух мужчин, появившихся у нее на пороге поздно вечером. Ведь факт оставался фактом: она была старушкой в инвалидной коляске, а мы двумя здоровыми мужиками.
  
  Я быстро оглядел гостиную. Старая мебель в колониальном стиле, расставленная с большими промежутками, чтобы могла проехать коляска. Выгоревшие занавески, несколько ваз с искусственными цветами. Толстый тканый ковер, стоивший, очевидно, очень прилично, когда его стелили, был выношен и местами запятнан.
  
  В другой комнате на первом этаже работал телевизор, а из кухни доносился приятный аромат.
  
  — Печете? — потянул я носом.
  
  — Морковный торт, — огрызнулась она. — Для моего сына. Он скоро вернется.
  
  — Вот как, — сказал я. — Так мы как раз по его душу.
  
  — Зачем вам нужен Джереми?
  
  Действительно, зачем он нам?
  
  Пока я колебался, придумывая, что ответить, в игру вступил Винс:
  
  — Где Джереми сейчас, миссис Слоун?
  
  — Кто вы такой?
  
  — Боюсь, что вопросы будем задавать мы, мэм. — Он говорил командным тоном, но, как мне показалось, старался, чтобы этот тон не стал угрожающим. Мне даже подумалось, что ему хочется внушить Энид Слоун мысль, будто он из полиции.
  
  — Кто вы такие?
  
  — Мы могли бы поговорить с вашим мужем? — спросил я. — С Клейтоном?
  
  — Его здесь нет, — заявила Энид Слоун. — Он в больнице.
  
  Для меня это было неожиданностью.
  
  — Вот как? Мне очень жаль. Случайно, не в той, мимо которой мы ехали?
  
  — Если вы приехали со стороны Льюистона, — подтвердила она. — Он там уже несколько недель. Я беру такси, чтобы навестить его. Каждый день, туда и обратно.
  
  Ей было важно, чтобы мы знали, на какие жертвы она идет ради мужа.
  
  — А разве ваш сын не может вас отвезти? — поинтересовался Винс. — Его так долго не было?
  
  — У него дела. — Она двинула коляску вперед, будто намереваясь спихнуть нас с крыльца.
  
  — Надеюсь, ничего серьезного? — заметил я. — С вашим мужем?
  
  — Мой муж умирает, — ответила Энид Слоун. — У него рак с метастазами. Так что это дело времени. — Она поколебалась, потому взглянула на меня: — Это не вы сюда звонили? Спрашивали Джереми?
  
  — Да, — кивнул я, — мне надо было с ним встретиться.
  
  — Вы говорили, будто он сказал вам, что собирается в Коннектикут, — недовольно произнесла она.
  
  — Вроде он так сказал.
  
  — Он никогда вам такого не говорил. Я его спрашивала. Он сказал, что никому не говорил, куда собирается. Тогда откуда вы об этом узнали?
  
  — Думается, нам лучше продолжить разговор внутри, — заметил Винс, делая шаг вперед.
  
  Энид Слоун вцепилась в колеса:
  
  — Я так не считаю.
  
  — Ну а я считаю, — возразил Винс, положил руки на поручни коляски и толкнул ее назад. Энид Слоун, естественно, не могла ему противостоять.
  
  — Эй! — Я коснулся его плеча. Я вовсе не планировал грубого обращения с пожилой женщиной в инвалидной коляске.
  
  — Не волнуйся, — успокоил меня Винс, стараясь говорить уверенно. — Здесь на крыльце очень холодно, и я бы не хотел, чтобы миссис Слоун простудилась и умерла.
  
  Мне не слишком понравились его слова.
  
  — Немедленно прекратите! — воскликнула Энид, отталкивая руки Винса.
  
  Он вкатил ее внутрь, не оставив мне другого выбора, как последовать за ними и закрыть за собой дверь.
  
  — Похоже, тут лаской ничего не добьешься, — сказал Винс. — Так что задавай свои вопросы.
  
  — Кто вы такие, мать вашу? — прошипела Энид.
  
  Я несколько удивился.
  
  — Миссис Слоун, — начал я, — меня зовут Терри Арчер. Я женат на Синтии Бидж.
  
  Она смотрела на меня с открытым ртом, потеряв дар речи.
  
  — Вижу, это имя вам кое о чем говорит, — заметил я. — В смысле, имя моей жены. Может быть, и мое тоже, но имя жены явно произвело на вас большое впечатление.
  
  Она по-прежнему молчала.
  
  — У меня к вам вопрос, — продолжил я. — Возможно, он прозвучит несколько дико, но я бы попросил вас набраться терпения, даже если это покажется вам смешным.
  
  Молчание.
  
  — Итак, вы мать Синтии? Вы Патриция Бидж?
  
  Она презрительно рассмеялась:
  
  — Понятия не имею, о чем вы говорите.
  
  — Тогда почему вы смеетесь? — спросил я. — Похоже, вам знакомы имена, которые я назвал.
  
  — Уходите из моего дома. Я не понимаю вашей болтовни.
  
  Я взглянул на стоящего с каменным лицом Винса:
  
  — Ты видел мать Синтии? Кроме той ночи, когда она уезжала из дома?
  
  Он отрицательно покачал головой.
  
  — Это может быть она? — спросил я.
  
  Он прищурил глаза и присмотрелся:
  
  — Думаю, вряд ли.
  
  — Я звоню в полицию, — заявила Энид, поворачивая кресло.
  
  Винс зашел сзади и уже хотел схватиться за ручки, но я жестом попросил его остановиться.
  
  — Не стоит, — сказал я. — Хотя, возможно, это неплохая мысль. Мы все сможем подождать возвращения Джереми и задать ему вопросы в присутствии полицейских.
  
  Это остановило движение кресла, но все же она произнесла:
  
  — Почему я должна бояться полиции?
  
  — Хороший вопрос. Действительно, почему? Не связано ли это с тем, что случилось двадцать пять лет назад? Или с более поздними событиями в Коннектикуте? Пока Джереми не было дома? Со смертью Тесс Берман, тети моей жены? И частного детектива, которого звали Дентон Эбаньол?
  
  — Пошел вон! — бросила она.
  
  — Кстати, насчет Джереми, — продолжил я. — Он ведь брат Синтии, верно?
  
  Энид смотрела на нас полными ненависти глазами.
  
  — Не смейте так говорить! — потребовала она, сложив руки на коленях, прикрытых пледом.
  
  — Почему? — удивился я. — Потому что это правда? И Джереми на самом деле Тодд?
  
  — Что? — возмутилась она. — Кто вам такое сказал? Это грязная ложь.
  
  Я посмотрел на Винса, который все еще держал кресло за резиновые рукоятки.
  
  — Мне нужно позвонить, — заявила она. — Немедленно пустите меня к телефону.
  
  — И кому вы собрались звонить? — поинтересовался Винс.
  
  — Не ваше дело.
  
  Он взглянул на меня и спокойно констатировал:
  
  — Она собирается предупредить Джереми. Это не самая хорошая мысль.
  
  — А как насчет Клейтона? — спросил я. — Клейтон Слоун на самом деле Клейтон Бидж? Один и тот же человек?
  
  — Дайте мне телефон! — настаивала она, шипя, как змея.
  
  Винс продолжал удерживать кресло. Я сказал ему:
  
  — Ты же не можешь все время держать ее вот так. Это считается похищением или нарушением прав человека.
  
  — Совершенно верно, — обрадовалась Энид Слоун. — Вы не имеете права врываться в дом старой женщины и удерживать ее таким способом!
  
  Винс отпустил кресло.
  
  — Тогда звоните в полицию, — заявил он, блефуя так же, как только что делал я. — Но не смейте звонить сыну. Зовите копов.
  
  Кресло не шевельнулось.
  
  — Мне нужно съездить в больницу, — обратился я к Винсу. — Хочу повидать Клейтона Слоуна.
  
  — Он очень болен, — вмешалась Энид. — Его нельзя беспокоить.
  
  — Я потревожу его на несколько минут, чтобы задать пару вопросов.
  
  — Вы не должны туда ехать! Часы для посещений давно закончились! Кроме того, он в коме! Он даже не поймет, что вы там!
  
  Будь он в коме, сообразил я, она бы так не беспокоилась, что я могу с ним встретиться.
  
  — Поедем в больницу, — сказал я.
  
  — Если мы оба уедем, она тут же позвонит Джереми. Предупредит его, что мы здесь. Я могу ее связать.
  
  — Господи, Винс, — возразил я. — Я не позволю связывать старую женщину-инвалида, какой бы неприятной она ни казалась. Даже если из-за этого так и не найду ответов на свои вопросы. Что, если тебе здесь остаться?
  
  Он кивнул:
  
  — Годится. Мы с Энид поболтаем, посплетничаем о соседях, и все такое. — Он наклонился так, чтобы она могла видеть его лицо. — Разве это не весело? Мы даже можем попробовать морковный торт. Запах восхитительный. — Он полез в куртку, достал ключи от машины и кинул их мне.
  
  — В какой он палате? — спросил я у Энид.
  
  Она с ненавистью смотрела на меня.
  
  — Говорите, иначе я сам вызову полицейских.
  
  Она сообразила, что, попав в больницу, я все равно узнаю, в какой палате лежит Клейтон, и процедила:
  
  — Третий этаж, палата триста девять.
  
  Прежде чем уйти, мы с Винсом обменялись номерами мобильных телефонов. Я сел в его машину, с трудом включил зажигание. К чужой машине всегда надо пару минут привыкать. Я выехал с дорожки и развернулся, не сразу сориентировавшись. Понимал, что Льюистон к югу отсюда, и от бара мы ехали на юг, но приеду ли я куда нужно, если двинусь в этом направлении? Поэтому я вернулся на главную улицу, свернул на восток, выбрался на шоссе и рванул на юг.
  
  Я свернул направо, как только заметил вдали синее «Н». Нашел больничную парковочную площадку и вошел в здание через приемное отделение. В комнате для ожидания сидели человек шесть: родители с плачущим ребенком, подросток с коленом, замотанным окровавленной тряпкой, престарелая пара. Я прошел мимо них, мимо сестринского поста, где заметил объявление, гласившее, что приемные часы закончились в восемь, нашел лифт и поднялся на третий этаж.
  
  Меня вполне могли остановить, но я полагал, что если все же доберусь до палаты Клейтона Слоуна, все будет в порядке.
  
  Двери лифта разошлись на третьем этаже как раз напротив поста медсестры. Но там никого не было. Я вышел из лифта, осмотрелся и повернул налево, глядя на номера палат. Нашел триста двадцать второй, обнаружил, что номера увеличиваются, и повернул в противоположную сторону. Причем мне снова пришлось пройти мимо сестринского поста. Там, спиной ко мне, стояла женщина и читала график, так что я старался ступать как можно тише.
  
  Коридор свернул налево и на первой же двери я увидел цифру 309. Дверь была приоткрыта, в полутемной палате горели лишь небольшая лампа дневного света рядом с кроватью.
  
  Это была одноместная палата. Из-за занавески виднелась только спинка кровати с картой в металлической рамке. Я зашел за занавеску и увидел лежащего на спине человека, который крепко спал. Лет за семьдесят, как мне показалось. Истощенный, редкие волосы. Наверное, в результате химиотерапии. Дыхание хриплое. Пальцы длинные, белые и костлявые.
  
  Я перешел в угол палаты, откуда мог следить за коридором. В изголовье стоял стул, и, когда я сел, заметить меня из коридора стало еще труднее, даже если бы кто-то прошел мимо.
  
  Я изучал лицо Клейтона Слоуна, разыскивая то, чего не нашел в Энид Слоун. Что-то в форме носа, ямочке на подбородке. Я протянул руку и легонько коснулся пальцев больного, он в ответ всхрапнул.
  
  — Клейтон, — прошептал я.
  
  Он втянул воздух, бессознательно подергав носом.
  
  — Клейтон, — снова прошептал я, проводя рукой по его высохшей коже. От вены около локтя тянулась трубка. Какое-то внутривенное вливание.
  
  Его веки затрепетали, и он снова втянул носом воздух. Увидел меня, моргнул пару раз, присмотрелся.
  
  — Что…
  
  — Клейтон Бидж? — спросил я.
  
  Это не только помогло ему сфокусировать взгляд, он резко повернул голову. Складки на шее сжались.
  
  — Кто вы такой? — прошептал он.
  
  — Ваш зять, — ответил я.
  ГЛАВА 41
  
  Он сглотнул. Я смотрел, как дергается его кадык.
  
  — Мой кто? — переспросил он.
  
  — Ваш зять, — повторил я. — Муж Синтии.
  
  Он попытался заговорить, но я понял, что у него во рту пересохло.
  
  — Попить не хотите?
  
  Рядом с кроватью на столике стояли кувшин и стакан. Я налил ему воды. Он взял стакан с неожиданной уверенностью, облизнул губы и напился.
  
  — Который час?
  
  — Около десяти, — ответил я. — Простите, что разбудил. Вы довольно крепко спали.
  
  — Ничего страшного. Тут тебя все равно постоянно будят, днем и ночью.
  
  Он глубоко вдохнул через нос и медленно выдохнул.
  
  — Итак, — сказал он, — по-вашему я должен знать, о чем вы говорите?
  
  — Думаю, да. Вы ведь Клейтон Бидж.
  
  Еще один хриплый вдох.
  
  — Я Клейтон Слоун.
  
  — Охотно верю, — кивнул я. — Но также и Клейтон Бидж, который был женат на Патриции Бидж и имел сына по имени Тодд и дочь Синтию. Вы жили в Милфорде, штат Коннектикут, пока в одну прекрасную ночь восемьдесят третьего года не случилось нечто ужасное.
  
  Он отвернулся и уставился на занавеску. Сжал в кулак пальцы, разжал их, сжал снова.
  
  — Я умираю, — произнес он. — Не знаю, как вы меня нашли, но позвольте мне умереть спокойно.
  
  — Тогда, может быть, самое время сбросить с души груз, — заметил я.
  
  Клейтон повернул голову и снова взглянул на меня:
  
  — Как вас зовут?
  
  — Терри. Терри Арчер. — Я поколебался. — А вас?
  
  Он опять сглотнул.
  
  — Клейтон. Меня всегда звали Клейтон. — Он уставился на складки больничного белья. — Клейтон Слоун. Клейтон Бидж. — Он помолчал. — Зависело от того, где я в тот момент находился.
  
  — Две семьи? — догадался я.
  
  Он едва заметно кивнул. Я вспомнил, как Синтия рассказывала, что ее отец все время ездил. Взад-вперед по стране. Несколько дней дома, несколько дней в поездке, затем снова дома. Половину своей жизни он проживал в другом месте.
  
  Внезапно он повеселел, будто в голову ему пришла светлая мысль.
  
  — Синтия, сказали вы. Она здесь, с вами?
  
  — Нет, — ответил я. — Я… точно не знаю, где она в данный момент. Может быть, вернулась домой, в Милфорд. С нашей дочкой Грейс.
  
  — Грейс, — повторил он. — Моя внучка.
  
  — Да, — прошептал я, поскольку мимо двери мелькнула тень. — Ваша внучка.
  
  Клейтон на мгновение закрыл глаза, словно почувствовал боль. Но вряд ли это было что-то физическое.
  
  — Мой сын, — сказал он. — Где мой сын?
  
  — Тодд? — уточнил я.
  
  — Нет-нет. Не Тодд. Джереми.
  
  — Мне кажется, он в данный момент возвращается из Милфорда.
  
  — Что?
  
  — Ваш сын на пути к дому. По крайней мере я так думаю.
  
  Клейтон несколько взбодрился, глаза широко раскрылись.
  
  — Что он делал в Милфорде? Когда туда уехал? Он из-за этого не приходил сюда вместе с матерью? — Его глаза закрылись, и он забормотал: — Нет, нет, нет.
  
  — В чем дело? — забеспокоился я. — Что-то не так?
  
  Клейтон устало поднял руку и попытался от меня отмахнуться.
  
  — Оставьте меня, — попросил он, все еще не открывая глаз.
  
  — Я не понимаю. Разве Тодд и Джереми не одно и то же лицо?
  
  Его веки медленно поднялись, словно занавес над сценой.
  
  — Это не должно случиться… Я так устал.
  
  Я наклонился ближе. Мне претило давить на старого, больного человека, точно так же, как неприятно было видеть обращение Винса с женщиной-инвалидом, но существовали вещи, которые я должен был знать.
  
  — Скажите мне, — попросил я, — Джереми и Тодд один и тот же человек?
  
  Его голова снова медленно повернулась на подушке.
  
  — Нет. — Он помолчал. — Тодд умер.
  
  — Когда? Когда умер Тодд?
  
  — В ту ночь, — обреченно признался Клейтон. — Вместе со своей матерью.
  
  Значит, это все же были они. В машине на дне карьера. И это обязательно подтвердится в результате сравнения анализов на ДНК, взятых у Синтии и двух трупов в машине.
  
  Клейтон с трудом поднял руку и показал на маленький столик.
  
  — Еще воды? — догадался я.
  
  Он кивнул. Я протянул ему стакан, и он напился.
  
  — Я не так слаб, как выгляжу. — Он держал стакан с таким видом, будто это большое достижение. — Когда приходит Энид, я притворяюсь, будто я в коме, чтобы с ней не разговаривать. Я даже могу немного ходить. Добраться до сортира. Иногда успеваю дойти до него вовремя. — Он показал на закрытую дверь в другой части комнаты.
  
  — Патриция и Тодд, — произнес я. — Значит, они оба мертвы.
  
  Клейтон снова закрыл глаза:
  
  — Вы должны мне сказать, что Джереми делает в Милфорде.
  
  — Я не уверен, — признался я. — Но мне кажется, следит за нами. За нашей семьей. Думается, он побывал в нашем доме. Похоже, он убил Тесс, тетю Синтии.
  
  — Господи, — прошептал Клейтон. — Сестру Патриции? Она умерла?
  
  — Ее зарезали, — уточнил я. — И детектив, которого мы наняли, чтобы кое-что выяснить, тоже убит.
  
  — Этого не может быть. Она же сказала, что он нашел работу. Где-то на западе.
  
  — Кто?
  
  — Энид. Сказала, что Джереми устроился на работу в… Сиэтле или где-то еще. Что ему повезло. Но вскоре он вернется и навестит меня. Именно поэтому он давно ко мне не приходил. Я думал… ему просто наплевать. Это тоже основательная причина. — Казалось, его мысли куда-то уплывают. — Джереми, он… он ничего не может с собой поделать. Энид его таким сделала. Он полностью ей подчиняется. Она настраивала его против меня с самого рождения. Просто не верится, что она меня навещает. Все время говорит: «Держись, продержись еще немного». То есть ей наплевать, что я помру. Она просто не хочет, чтобы я умер сейчас. Что-то задумала. Я догадывался. Она мне врала. Врала постоянно, и про Джереми тоже. Она не хотела, чтобы я знал, куда он уехал.
  
  — Почему она этого не хотела? Зачем Джереми поехал в Милфорд?
  
  — Наверное, она его видела, — прошептал он. — Каким-то образом узнала.
  
  — Что? Что она видела?
  
  — Милостивый Боже, — слабым голосом произнес он и, снова откинувшись на подушку, закрыл глаза. Затем покачал головой из стороны в сторону. — Энид знает. Милостивый Боже, если Энид знает…
  
  — О чем вы говорите?
  
  — Если знает, представить невозможно, что она может сделать.
  
  Я наклонился к Клейтону Слоуну, или Клейтону Биджу, и прошептал ему в ухо:
  
  — Что знает Энид?
  
  — Я умираю. Она… она наверняка позвонила адвокату. Я ни в коем случае не хотел, чтобы она увидела мое завещание до моей смерти… Я об этом специально побеспокоился. Наверное, он меня подставил… Я все так тщательно продумал…
  
  — Завещание? Какое завещание?
  
  — Мое завещание. Я его изменил. Она не должна была знать… Если она узнала… Я обо всем позаботился. Когда я умру, все, что у меня есть, достанется Синтии… Я выкинул из завещания Энид и Джереми, им не получить ничего, они только этого и заслуживают… — Он взглянул на меня: — Вы представления не имеете, на что она способна.
  
  — Энид здесь. Она в Янгстауне. Это Джереми поехал в Милфорд.
  
  — Наверняка она его послала. Она же в инвалидной коляске. На этот раз не сможет все сделать сама…
  
  — Что именно сделать?
  
  Он проигнорировал мой вопрос. У него своих вопросов было навалом.
  
  — Значит, он возвращается? Джереми возвращается?
  
  — Так сказала Энид. Он выехал из мотеля в Милфорде сегодня утром. Я полагаю, мы добрались сюда быстрее его.
  
  — Мы? Вы же сказали, что Синтии нет с вами?
  
  — Я приехал с мужчиной, которого зовут Винс Флеминг.
  
  Клейтон задумался.
  
  — Винс Флеминг, — тихо повторил он. — Парень, который был с ней в ту ночь. В машине. Когда я ее нашел.
  
  — Верно. Он мне помогает. Он сейчас с Энид.
  
  — С Энид?
  
  — Следит, чтобы она не позвонила Джереми и не предупредила его о нашем приезде.
  
  — Но если Джереми… если Джереми возвращается, он, очевидно, уже сделал это.
  
  — Что сделал?
  
  — С Синтией все в порядке? — В его глазах плескалось отчаяние. — Она жива?
  
  — Разумеется, жива.
  
  — А ваша дочь? Грейс? Она тоже еще жива?
  
  — Что вы такое говорите? Конечно, они обе живы.
  
  — Потому что, если что-то случится с Синтией, все переходит детям… Там все указано…
  
  Я почувствовал дрожь. Сколько часов прошло, как я говорил с Синтией? Я перекинулся с ней парой слов этим утром, единственный наш разговор с той поры, как она вместе с Грейс уехала из дома.
  
  Знаю ли я точно, что Синтия и Грейс сейчас живы?
  
  Я достал сотовый телефон. Пожалуй, не стоило им пользоваться в стенах больницы, но поскольку никто не знал, что я здесь, решил рискнуть.
  
  И набрал наш домашний номер.
  
  — Пожалуйста, пожалуйста, будь дома, — пробормотал я. Телефон прозвонил раз, второй, третий. На четвертом звонке включился автоответчик.
  
  — Синтия, — сказал я, — если ты приедешь домой и услышишь меня, немедленно перезвони. Это очень важно.
  
  Я отключился и тут же набрал номер ее сотового. Он сразу перешел на голосовую связь. Я оставил такое же послание, только добавил:
  
  — Ты должна позвонить мне.
  
  — Где она? — спросил Клейтон.
  
  — Не знаю, — признался я неохотно. И даже на мгновение подумал, не позвонить ли мне Роне Уидмор, но набрал другой номер.
  
  Только после пятого звонка раздался сонный голос.
  
  — Ролли, — сказал я. — Это Терри.
  
  Клейтон, услышав имя, моргнул.
  
  — Ничего страшного, — ответил Ролли. — Я только что выключил свет. Ты нашел Синтию?
  
  — Нет. Но нашел другого человека.
  
  — Что?
  
  — Слушай, у меня нет времени на объяснения, но мне нужно, чтобы ты разыскал Синтию. Не знаю, что тебе сказать, не знаю, с чего начать, но поезжай к нашему дому, взгляни, нет ли там ее машины. Если машина там, стучи в дверь, взломай ее, наконец, но посмотри, на месте ли Синтия и Грейс. Обзвони гостиницы… Придумай, что еще можно сделать.
  
  — Терри, что происходит? Кого ты разыскал?
  
  — Я нашел ее отца.
  
  На другом конце линии повисла мертвая тишина.
  
  — Ролли?
  
  — Да. Я здесь. Только… не могу поверить.
  
  — Я тоже.
  
  — Что он тебе сказал? Объяснил, что случилось?
  
  — Мы только начали все выяснять. Я нахожусь к северу от Буффало, в больнице. Он в плачевном состоянии.
  
  — Но может говорить?
  
  — Да. Я все тебе расскажу при встрече. Но ты должен найти Синтию. И пусть она немедленно позвонит мне.
  
  — Ладно, все понял. Сейчас оденусь.
  
  — И, Ролли, давай я сам ей скажу. Насчет отца. У нее ведь возникнет миллион вопросов.
  
  — Конечно. Я позвоню, если я что-нибудь выясню.
  
  Я вспомнил еще об одном человеке, который мог видеть Синтию. Памела звонила нам домой достаточно часто, чтобы я запомнил ее номер, появлявшийся на дисплее определителя.
  
  — Алло, — сказала Памела столь же сонно, как и Ролли. Послышался голос мужчины, спросившего, кто звонит.
  
  Я извинился за столь поздний звонок и пояснил Памеле:
  
  — Синтия пропала. Вместе с Грейс.
  
  — Господи! — Разволновалась она. — Их что, похитили?
  
  — Нет, просто уехала.
  
  — Она мне сказала вроде вчера или позавчера — черт, когда же это было? — что, возможно, не выйдет на работу, так что, когда Синтия не появилась, я не придала этому значения.
  
  — Пожалуйста, помоги мне ее найти. И если она позвонит, пусть немедленно свяжется со мной. Пэм, я нашел ее отца.
  
  На другом конце линии повисло мертвое молчание.
  
  — Чтоб я сдохла.
  
  — Точно, — подтвердил я.
  
  — И он жив?
  
  Я взглянул на мужчину на кровати.
  
  — Ага.
  
  — А Тодд? И ее мать?
  
  — Это другая история. Слушай, Памела, мне нужно идти. Но если увидишь Син, скажи ей, чтобы позвонила мне. Эти новости я сообщу ей сам.
  
  — Черт, можно подумать, я смогу удержаться.
  
  Я отключился, обратив внимание, что батарейки у телефона сели. Я уезжал из дома в спешке и не взял с собой зарядного устройства.
  
  — Клейтон, — снова повернулся я к нему. — Почему вы думаете, что Синтии и Грейс грозит опасность? Что с ними может случиться?
  
  — Из-за завещания, — объяснил он. — Я ведь все оставил Синтии. Это единственный доступный мне способ хоть как-то компенсировать причиненный ей вред. Понимаю, что этого недостаточно, но что еще я могу сделать?
  
  — Но какое отношение это имеет к тому, живы они или нет? — удивился я. Хотя уже начал соображать. Все медленно становилось на свои места.
  
  — Если Синтия умрет и ваша дочь тоже, они не смогут унаследовать деньги. Тогда все достанется Энид — как супруга она будет прямой наследницей, — прошептал он. — Энид никогда не допустит, чтобы их получила Синтия. Убьет их обеих.
  
  — Но это же безумие, — возразил я. — Убийство, двойное убийство привлечет внимание, полиция вновь откроет дело, начнет копать, снова расследовать то, что случилось двадцать пять лет назад, и все это обрушится на Энид…
  
  Я запнулся.
  
  Убийство привлечет внимание. Никаких сомнений. Но самоубийство? Вряд ли кто-то всерьез займется самоубийством. Особенно если женщина, покончившая с собой, находилась в таком стрессовом состоянии последние недели. Звонила в полицию и рассказывала о странной шляпе, появившейся у нее на столе. О записке, в которой указывалось, где найти трупы давно исчезнувших матери и брата. Записке, напечатанной на собственной машинке.
  
  Если такая женщина убивает себя, нетрудно объяснить мотивы. Чувство вины, с которым она жила долгие годы. А как иначе она могла так точно указать местонахождение машины, направить полицию к этому карьеру? Кто еще мог послать такую записку?
  
  Если женщину гложет подобное чувство, стоит ли удивляться, что она прихватила с собой и дочь?
  
  Неужели все именно так и задумано?
  
  Что, если Джереми приехал в Милфорд, чтобы следить за нами? Шпионил несколько недель, таскался за Грейс до школы? Подсматривал в магазине? Наблюдал за домом с улицы вечерами? Забрался туда, воспользовавшись беспечностью, и унес с собой запасной ключ, чтобы иметь возможность прийти когда заблагорассудится? И в один из таких визитов — я вспомнил свою находку во время последнего появления Эбаньола в нашем доме — бросил ключ в ящик со столовыми приборами, чтобы я подумал, будто случайно не повесил его на место? Оставил шляпу? Узнал наш электронный адрес? Напечатал записку на нашей машинке, в которой сообщил Синтии, где искать тела ее матери и брата…
  
  Все это могло быть осуществлено до того, как мы сменили замки и установили новые щеколды.
  
  Я тряхнул головой. Все казалось просто невероятным.
  
  Может быть, Джереми готовил декорации? А теперь возвращается в Янгстаун, чтобы отвезти мать в Милфорд, где она сможет лицезреть финал?
  
  — Вы должны все рассказать мне, — шепнул я Клейтону. — Все, происшедшее той ночью.
  
  — Такого не должно было случиться… — пробормотал он скорее себе, чем мне. — Я не мог поехать и повидаться с ней, я обещал, только чтобы защитить ее… После моей смерти Энид обнаружила бы, что ничего не получила… Я приготовил конверт, который следовало распечатать только после кремации. И объяснил все. Они бы арестовали Энид, и Синтия оказалась бы в безопасности…
  
  — Клейтон, боюсь, опасность грозит им сейчас. Вашей дочери и вашей внучке. Вы должны помочь мне, пока в состоянии.
  
  — Вы мне кажетесь славным человеком. Я рад, что она нашла кого-то вроде вас.
  
  — Вы должны рассказать мне, что случилось.
  
  Он глубоко вздохнул, словно готовясь к предстоящему испытанию.
  
  — Сейчас я уже могу с ней встретиться. Ее уже не спасет то, что я держусь вдалеке. — Он сглотнул. — Отвезите меня к ней. К моей дочери. Позвольте с ней попрощаться. Отвезите меня к ней, и я вам все расскажу. Настало время.
  
  — Как я вас отсюда увезу? — усомнился я. — Вы тут весь в трубках. Вы же можете умереть.
  
  — Я так или иначе умру, — возразил он. — Моя одежда в стенном шкафу. Дайте мне ее.
  
  Я было двинулся к стенному шкафу, но остановился.
  
  — При всем моем желании вам не позволят покинуть больницу.
  
  Клейтон поманил меня поближе и схватил за руку. Решительно и крепко.
  
  — Она настоящее чудовище, — сказал он. — Не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое. Долгие годы я жил в страхе, делал, что она хотела, до смерти боясь новых требований. Но сейчас чего мне пугаться? Что она может мне сделать? У меня осталось мало времени, но, возможно, этого хватит, чтобы спасти Синтию и Грейс. Нет предела ее злодеяниям.
  
  — Сейчас она ничего не сделает, — уверил я его. — За ней следит Винс.
  
  Клейтон искоса взглянул на меня:
  
  — Вы были в доме? Стучали в дверь?
  
  Я кивнул.
  
  — И она открыла?
  
  Я снова кивнул.
  
  — Она казалась испуганной?
  
  — Не особенно, — пожал я плечами.
  
  — Двое крупных мужчин входят в дом, а она не боится. Вам это не кажется странным?
  
  Я снова пожал плечами:
  
  — Возможно.
  
  — Вы не заглянули под плед на ее коленях? — спросил Клейтон.
  ГЛАВА 42
  
  Я снова вытащил мобильный, набрал номер Винса и пробормотал, снедаемый беспокойством:
  
  — Ну, давай же!
  
  Я не дозвонился до Синтии, теперь же паниковал из-за того, что могло случиться с мужиком, которого только вчера считал бандитом.
  
  — Не отвечает? — спросил Клейтон, спуская ноги с кровати.
  
  — Нет. — После шести звонков включился автоответчик. Я не стал оставлять послание. — Мне нужно срочно туда вернуться.
  
  — Одну минуту, — попросил он, двигаясь к краю кровати.
  
  В стенном шкафу я нашел брюки, рубашку и легкую куртку и сложил одежду рядом с ним на постели.
  
  — Помочь?
  
  — Справлюсь. — Он немного задыхался, но все же спросил: — Вы не видите там носки и белье?
  
  Я еще раз заглянул в шкаф, в нижний ящик прикроватного столика.
  
  — Нашел.
  
  Я вынул белье и протянул ему. Он уже приготовился встать, но чтобы выйти из палаты, необходимо было отцепить себя от капельницы. Он подергал ленту и выдернул трубку.
  
  — Вы уверены? — спросил я.
  
  Он кивнул и слабо улыбнулся.
  
  — Если есть шанс увидеть Синтию, я найду силы.
  
  — Что здесь происходит?
  
  Мы дружно повернули головы к двери. Там стояла медсестра, изящная чернокожая женщина лет пятидесяти, с удивленным лицом.
  
  — Мистер Слоун, что, черт возьми, вы затеяли?
  
  Он только что снял пижамные штаны и стоял перед ней, сверкая голым задом. Ноги были белыми и узловатыми, гениталии почти усохли.
  
  — Одеваюсь, — пояснил он. — А на что еще это похоже?
  
  — А вы кто? — повернулась она ко мне.
  
  — Его зять.
  
  — Я никогда раньше вас здесь не видела, — заметила она. — Вы знаете, что время для посещений давно закончилось?
  
  — Я только что приехал в город, — объяснил я. — Мне необходимо было срочно увидеть своего тестя.
  
  — Вы должны немедленно уйти, — заявила она. — А вы вернитесь в постель, мистер Слоун. — Она уже подошла к кровати и увидела отсоединенную капельницу. — Господи! Что вы наделали?
  
  — Я ухожу, — заявил Клейтон, натягивая белые трусы. Памятуя о его состоянии, эти слова можно было понять двояко. Одеваясь, он ухватился за меня, чтобы устоять на ногах.
  
  — Именно это с вами и произойдет, если немедленно не подсоединить капельницу, — заметила медсестра. — О выписке не может быть и речи. Вы же не хотите, чтобы я звонила вашему врачу в середине ночи?
  
  — Делайте, что вам положено, — отмахнулся он.
  
  — Я прежде всего позвоню охране! — Она повернулась и выскочила из палаты.
  
  — Я понимаю, от вас это трудно требовать, — сказал я. — Но нужно поторопиться. Пойду поищу коляску.
  
  Я вышел в холл, заметил свободную коляску около сестринского поста, схватил ее и увидел, как сестра звонит по телефону. Закончив разговор, она подбежала и уцепилась за коляску.
  
  — Сэр! — Медсестра понизила голос, чтобы не разбудить остальных пациентов, но сохранила властность. — Вы не имеете права увозить этого человека из больницы.
  
  — Он хочет уехать, — возразил я.
  
  — Это означает, что он плохо соображает. И тогда вы должны поступать за него разумно.
  
  Я стряхнул ее руку.
  
  — Он должен кое-что сделать. — Я тоже понизил голос и стал очень серьезным. — Возможно, это для него последний шанс увидеть собственную дочь. И свою внучку.
  
  — Если он хочет их видеть, вы можете спокойно привести их сюда, — не сдавалась она. — Если это так необходимо, мы закроем глаза на то, что часы для посетителей истекли.
  
  — Все куда сложнее.
  
  — Я готов. — Клейтон уже дошел до дверей палаты. Надел ботинки без носков, еще не застегнул рубашку, но куртку уже накинул и даже, похоже, пригладил пальцами волосы. Он выглядел старым бомжом.
  
  Медсестра отпустила коляску, подошла к нему и строго заговорила:
  
  — Вы не можете отсюда уйти, мистер Слоун. Вас должен выписать ваш врач, доктор Вестри. И я вас уверяю, он этого не сделает. Я сейчас ему позвоню.
  
  Я подкатил коляску, чтобы Клейтон мог сесть. Развернул ее и рванул к лифту.
  
  Медсестра кинулась к своему столу и схватила трубку:
  
  — Охрана? Я же просила немедленно подняться наверх!
  
  Подъехал лифт, я ввез туда Клейтона, нажал кнопку первого этажа и смотрел, как медсестра глядит на нас, пока не закрылись двери.
  
  — Когда двери откроются, — сказал я Клейтону, — я начну толкать коляску со скоростью летучей мыши, вырывающейся из ада.
  
  Он промолчал, но я видел, как сжались его пальцы вокруг подлокотников коляски. И пожалел, что здесь не предусмотрен ремень безопасности.
  
  Двери открылись, от дверей приемного отделения до парковки нас отделяло примерно полсотни футов пустого пространства.
  
  — Держитесь, — прошептал я и побежал.
  
  Коляска на скорость не рассчитана, и передние колеса начали шататься. Я боялся, что она неожиданно вильнет влево или вправо, а Клейтон вывалится и разобьет себе голову, прежде чем я успею подкатить его к «доджу» Винса. Поэтому я нажал на ручки и приподнял передние колеса.
  
  Клейтон держался.
  
  Пожилая пара, сидевшая в комнате для ожиданий, поплелась через холл. Я громко крикнул:
  
  — Поберегись!
  
  Женщина оглянулась и утащила своего мужа с моего пути как раз в тот момент, когда мы промчались мимо.
  
  Сенсоры раздвигающихся дверей не реагировали столь быстро, и мне пришлось нажать на тормоз, чтобы не разбить стекло Клейтоном. Я плавно замедлил ход, чтобы он по инерции не выпал из коляски, и тут кто-то, вероятно, охранник, крикнул сзади:
  
  — Bay! Ну-ка остановись, приятель!
  
  Я был настолько переполнен адреналином, что уже не осмысливал свои действия. Теперь мной руководил инстинкт. Я круто повернулся и ударил своего преследователя по голове.
  
  Он был довольно мелким — фунтов сто пятьдесят, пять футов восемь дюймов, темные волосы и усы — и, очевидно, полагал, что с него достаточно серой формы и широкого пояса, на котором висела кобура с пистолетом. К счастью, оружие он не достал, вполне логично полагая, что парень, толкающий коляску с умирающим пациентом, не представляет серьезной угрозы.
  
  Он ошибся.
  
  Охранник свалился на пол приемного отделения, как марионетка, у которой обрезали веревочки. Где-то закричала женщина, но у меня не было времени разбираться, кто там орет и есть ли еще преследователи. Я снова развернулся, схватился за ручки коляски и выкатил Клейтона на парковку, прямиком к пассажирской дверце «доджа».
  
  Пикап был высоким, и мне пришлось подсадить своего тестя, чтобы он мог залезть на пассажирское сиденье. Я захлопнул дверцу, обежал машину и тронулся с места, слегка задев бампером инвалидную коляску.
  
  Услышав скрежет, я поморщился, вспомнив, как трогательно Винс относится к своей машине.
  
  Шины завизжали, когда я вырвался с парковки, направляясь к шоссе. Краем глаза я увидел, как из приемного отделения выбежали несколько человек, глядя нам вслед. Клейтон выглядел так, будто полностью выдохся:
  
  — Мы должны подъехать к моему дому.
  
  — Знаю. Я туда и еду. Нужно узнать, почему Винс не отвечает на телефонные звонки, и убедиться, что все в порядке, может быть, даже остановить Джереми. Если, конечно, он уже появился.
  
  — Мне тоже нужно там кое-что взять, — сказал Клейтон. — До того как мы увидим Синтию.
  
  — Что?
  
  Он слабо отмахнулся:
  
  — Позже.
  
  — Они наверняка позвонят в полицию, — заметил я, имея в виду персонал больницы. — Я практически похитил пациента, к тому же ударил охранника. Они будут искать этот пикап.
  
  Клейтон промолчал.
  
  В Янгстаун я гнал «додж» на скорости девяносто миль, постоянно посматривая в зеркало заднего вида в ожидании машин с красными мигалками. Я снова попытался позвонить Винсу, но безуспешно. Батарейки явно садились.
  
  Когда мы доехали до поворота на Янгстаун, я почувствовал облегчение, считая, что на шоссе мы значительно уязвимее, заметнее. Но вдруг полиция уже ждет меня у дома Слоуна? В госпитале копам наверняка сказали, где живет сбежавший пациент, и они могли устроить там засаду. Какой умирающий не хочет встретить смерть в своей постели?
  
  Я промчался по главной улице, свернул налево, пару миль проехал к югу и оказался возле дома Слоуна. Он выглядел вполне мирным, когда мы к нему подъехали. В паре окон горел свет, «хонда» все еще стояла на дорожке.
  
  Никаких полицейских машин. Пока.
  
  — Я объеду дом сзади, там машину не видно с улицы.
  
  Клейтон кивнул. Я загнал пикап за заднюю лужайку, выключил фары и двигатель.
  
  — Заходите, — сказал Клейтон, — проверьте, как там ваш приятель. Постараюсь угнаться за вами.
  
  Я выскочил из машины и пошел к двери черного хода. Она оказалась закрытой, и я постучал.
  
  — Винс! — крикнул я и заглянул в окна, но не заметил никакого движения. Я снова обежал дом, поглядывая на улицу, нет ли там полицейских машин, и дернул входную дверь.
  
  Она была отперта.
  
  — Винс! — позвал я, входя в прихожую. Я еще не видел ни Энид Слоун, ни ее инвалидной коляски, ни Винса Флеминга.
  
  До того как попал на кухню.
  
  Энид и там не оказалось, но Винс лежал на полу, и рубашка на его спине была окровавлена.
  
  — Винс, — позвал я, опускаясь рядом с ним на колени. — Господи, Винс. — Я думал, он умер, но он глухо застонал. — Бог мой, ты жив!
  
  — Терри, — прошептал он. Его правая щека была прижата к полу. — У нее под пледом… был этот гребаный пистолет. — Глаза его закатились. Изо рта текла кровь. — Стыд и позор…
  
  — Молчи, — велел я. — Сейчас позвоню девять-один-один.
  
  Я нашел телефон, схватил трубку и набрал три цифры.
  
  — В человека стреляли, — сказал я, продиктовал адрес, попросил оператора поторопиться, проигнорировал все вопросы и повесил трубку.
  
  — Он вернулся, — прошептал Винс, когда я снова опустился рядом с ним на колени. — Джереми… Она встретила его в дверях, даже войти не дала… сказала, что им надо торопиться. Она позвонила ему, после того как выстрелила в меня, велела поднажать на газ.
  
  — Джереми был здесь?
  
  — Я слышал его голос… — Кровь так и текла изо рта. — Они поехали назад. Она даже не разрешила ему войти и отлить. Не хотела, чтобы он видел меня… Ничего ему не сказала…
  
  О чем думала Энид? Что творилось в ее голове?
  
  Я слышал, как Клейтон, шаркая ногами, входит в дом через переднюю дверь.
  
  — Черт, как больно… — пробормотал Винс. — Проклятая старушенция.
  
  — С тобой все будет в порядке, — заверил я.
  
  — Терри, — прошептал он так тихо, что я едва расслышал. — Ты присмотри… за Джейн… Ладно?
  
  — Держись, приятель. Ты только держись.
  ГЛАВА 43
  
  — Энид никогда не открывает дверь, не положив под плед пистолета, — сказал Клейтон, с трудом переводя дыхание. — Особенно если одна в доме.
  
  Он умудрился добраться до кухни и стоял, опершись на буфет и глядя на Винса Флеминга. Путешествие из машины, вокруг дома к входной двери и затем на кухню окончательно его вымотало.
  
  Немного оправившись, он произнес:
  
  — Ее легко недооценить. Она всегда ждет удобного момента. Когда он повернулся к ней спиной и находился достаточно близко, чтобы не промахнуться, она выстрелила. — Клейтон покачал головой. — С ней никому не совладать.
  
  — Я вызвал медиков. Надеюсь, они не задержатся, потому что я полный профан в помощи пострадавшим.
  
  — Ага, — прошептал Винс. Веки его вздрагивали.
  
  — Мы должны догнать Энид и Джереми. Они попытаются схватить Синтию и мою дочь.
  
  — Делай то, что должен, — прошептал Винс.
  
  — Джереми вернулся домой, но Энид его даже в дом не пустила, заставила поехать назад, — повернулся я к Клейтону.
  
  Тот медленно кивнул:
  
  — Она и его не пожалеет.
  
  — Что?
  
  — Она не пустила его в дом не потому, что боялась огорчить неприятной сценой. Просто не хотела, чтобы он знал.
  
  — Почему?
  
  Клейтон пару раз глубоко вдохнул.
  
  — Мне нужно сесть, — сказал он. Я поднялся с пола и помог ему опуститься на один из стульев у кухонного стола. — Загляни-ка вон туда, в буфет, — попросил он, показывая пальцем. — Там должен быть тайленол или что-нибудь еще.
  
  Мне пришлось переступить через ноги Винса и обойти все увеличивающуюся лужу крови, чтобы добраться до буфета. Я нашел там экстрасильный тайленол, налил в стакан воды и двинулся в обратный путь, стараясь не поскользнуться. Положил на ладонь Клейтона две таблетки.
  
  — Четыре, — потребовал он.
  
  Я прислушивался, не слышно ли сирены «скорой помощи». Я ждал ее с нетерпением, но в то же время хотел убраться до приезда врачей. Я вытряхнул еще две таблетки и протянул Клейтону стакан с водой. Ему пришлось пить их по одной. На это ушла целая вечность. Когда он закончил, я спросил:
  
  — Почему? Почему она не хотела, чтобы он знал?
  
  — Потому что, узнав, Джереми мог бы заставить ее отказаться от своих планов. От того, что они задумали. Здесь раненый, вы поехали ко мне в больницу, к тому же знаете, кто он такой. Джереми бы сообразил, что дело развалилось. Если они не отступили от первоначального плана, у них очень мало шансов выйти сухими из воды.
  
  — Но ведь и Энид это понимает, — возразил я.
  
  Клейтон криво улыбнулся:
  
  — Вы не знаете Энид. Она думает только о наследстве и слепа относительно всего остального. Нет проблем, которые могли бы остановить ее.
  
  Я взглянул на настенные часы. Их циферблат был сделан в виде яблока в разрезе. Шесть минут второго.
  
  — Как вы думаете, сколько у них форы? — спросил Клейтон.
  
  — Сколько бы ни было, — ответил я, — все равно слишком много.
  
  На столе валялись фольга и коричневые крошки.
  
  — Она взяла с собой морковный пирог. На дорогу.
  
  — Ладно. — Клейтон собрался с силами, чтобы встать. — Гребаный рак, он у меня везде. Жизнь и так сплошная боль и страдания, а тут еще эта пакость.
  
  Поднявшись на ноги, он сказал:
  
  — Я должен взять с собой одну вещь, но боюсь, у меня не хватит сил спуститься вниз.
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — В подвале есть верстак, а на нем красный ящик для инструментов.
  
  — Понял.
  
  — Сверху в ящике поднос, который можно вынуть. Принесите то, что приклеено ко дну подноса.
  
  Дверь в подвал находилась за углом кухни. Потянувшись к выключателю над верхней ступенькой, я крикнул Винсу:
  
  — Как ты там?
  
  — Твою мать, — тихо ответил он.
  
  Я спустился по деревянным ступеням. Внизу было пыльно и сыро, кругом груды ящиков и сломанная мебель, в углу пара мышеловок. Верстак находился у дальней стены, весь заваленный всякой ерундой — инструментом, не положенным на место, наждачной бумагой, наполовину использованными тюбиками с клеем. Стоял там и покореженный красный ящик.
  
  Над верстаком висела голая лампочка. Я дернул за шнурок, свисающий от нее, отстегнул две металлические застежки на ящике и открыл крышку. Поднос был заполнен ржавыми винтами, гайками, отвертками. Если перевернуть его, мусора будет с избытком, хотя вряд ли кто заметит. Но я все же поднял поднос над головой, проверяя, что внизу.
  
  Это оказался конверт. Обычный почтовый конверт, грязный, захватанный, удерживала пожелтевшая клейкая лента. Я отодрал его от подноса. Много усилий это не потребовало.
  
  — Нашли? — крикнул Клейтон с верхней ступеньки. Дышал он со свистом.
  
  — Да.
  
  Я положил конверт на верстак, вернул на место поднос и закрыл ящик. Взял запечатанный конверт и повертел в руках. На нем не было надписи, но на ощупь чувствовалось, что там лежит сложенный лист бумаги.
  
  — Ничего страшного, — крикнул Клейтон. — Если хотите, можете посмотреть.
  
  Я разорвал конверт с одного конца, вытащил лист и развернул его.
  
  — Осторожнее, — предупредил Клейтон, — он очень старый.
  
  Я прочитал письмо затаив дыхание.
  
  Когда я поднялся наверх, Клейтон объяснил обстоятельства, изложенные в письме, и сказал, что я должен с ним сделать.
  
  — Обещаете? — спросил он.
  
  — Обещаю, — кивнул я, убирая конверт в карман пальто.
  
  — «Скорая» приедет с минуты на минуту, — сказал я Винсу. — Ты справишься?
  
  Винс был мужчиной крупным и сильным, поэтому мне казалось, что у него больше шансов, чем у кого-то другого в его положении.
  
  — Иди и спаси свою жену и дочь, — прошептал он. — И если встретишь эту суку в инвалидной коляске, пихни ее под машину. — Он помолчал. — В пикапе есть пистолет. Надо было прихватить с собой. Глупо получилось.
  
  Я потрогал его лоб.
  
  — Ты выкрутишься.
  
  — Иди, — повторил он.
  
  Я спросил у Клейтона:
  
  — «Хонда», что у дома, на ходу?
  
  — Разумеется, — ответил он, — это моя машина. Я мало на ней ездил, как заболел.
  
  — Не уверен, что нам стоит брать «додж» Винса, — заметил я. — Копы будут искать именно его. Люди видели, как я уезжал на нем от больницы. У них есть описание, номер.
  
  Он кивнул и показал на небольшое декоративное блюдо на серванте, стоящем около входной двери:
  
  — Там должны быть ключи.
  
  — Одну секунду!
  
  Я обежал дом, открыл дверцы «доджа» и осмотрел все места, где могло быть что-то спрятано. На дверцах, между сиденьями, в бардачке. На дне отделения между передними сиденьями, под картой, лежал пистолет.
  
  Я плохо разбирался в пистолетах и, разумеется, не мог уверенно сунуть его за ремень джинсов. У меня и так уже хватало проблем, не доставало только пулевого ранения, которое я мог сам себе учинить. Открыв «хонду», я положил пистолет в бардачок. Завел машину и прямо по лужайке подогнал как можно ближе к входу.
  
  Клейтон вышел из дома и неуверенно двинулся к машине. Я выскочил, открыл пассажирскую дверцу, помог ему сесть и пристегнул ремнем безопасности.
  
  — Все, — сказал я, усаживаясь за руль, — поехали.
  
  Прямо через двор я выехал на дорогу и свернул на главную улицу, направляясь на север.
  
  — Едва успели, — заметил Клейтон. «Скорая помощь», а за ней две полицейские машины с мигалками, но выключенными сиренами мчались на юг. Как раз напротив бара, где я останавливался ранее, мы свернули на восток, чтобы выбраться на Роберт-Мозес-паркуэй.
  
  Оказавшись на шоссе, я едва удержался, чтобы не вдавить педаль газа в пол, но побоялся, что меня остановят. Я набрал скорость, немного превышающую разрешенный предел, но не настолько, чтобы привлечь внимание полиции.
  
  Миновав Буффало, мы направились к Олбани. Не могу сказать, что расслабился, но когда Янгстаун остался далеко позади и я уже не страшился, что меня остановят за происшедшее в больнице или в доме Слоуна, то почувствовал некоторое облегчение.
  
  Вот тогда я повернулся к Клейтону, который сидел тихо, как мышка, откинув голову на подголовник, и сказал:
  
  — А теперь послушаем. Все, от начала до конца.
  
  — Ладно, — согласился он и откашлялся, готовясь к длинному рассказу.
  ГЛАВА 44
  
  Брак был основан на лжи.
  
  Первый брак, пояснил Клейтон. Увы, второй тоже. Он вскоре перейдет и к этому. Ехать до Коннектикута далеко. Хватит времени рассказать обо всем.
  
  Сначала он говорил о женитьбе на Энид. Девушке, с которой познакомился в средней школе Тонауанда, на окраине Буффало. Затем он поступил в колледж «Канисиус», основанный иезуитами, потом ходил на курсы по бизнесу с добавкой философии и теологии. Разумеется, это было не слишком далеко от дома, он мог бы туда ездить, но снял дешевенькую комнату недалеко от студенческого городка, решив, что даже если не уезжаешь далеко от дома, из-под родительской крыши выбраться все же стоит.
  
  Когда он закончил, кто ждал его в старом районе? Конечно, Энид. Они начали встречаться, и он понял: у этой девушки сильная воля и она привыкла получать от окружающих то, что хотела. Энид использовала все, чем обладала, себе во благо. Она была привлекательна, имела прекрасное тело и здоровый сексуальный аппетит, по крайней мере на начальной стадии ухаживания.
  
  Однажды вечером, вся в слезах, она призналась, что у нее задержка.
  
  — Ох, нет, — выдохнул Клейтон Слоун. Прежде всего он подумал о своих родителях, о том, как им будет за него стыдно. Они так заботились о приличиях, а тут вдруг их мальчик сделал девушке ребенка. Его мать наверняка захочет уехать, чтобы не слушать сплетни соседей.
  
  Поэтому был только один выход — жениться. Причем поскорее.
  
  Через пару месяцев Энид заявила, что плохо себя чувствует, и записалась к врачу, доктору Гиббсу. Она пошла к нему одна, вернулась домой и заявила, что случился выкидыш. Никакого ребенка. Море слез. Однажды Клейтон встретил доктора Гиббса в кафетерии, подошел к нему и сказал: «Я знаю, что не следует спрашивать вас об этом здесь, но ведь Энид потеряла ребенка, и я волнуюсь, могут ли у нее быть еще дети?»
  
  Доктор Гиббс сделал большие глаза.
  
  Так что с того момента он начал понимать, с кем имеет дело. С женщиной, которая скажет что угодно, наврет воз до небес, лишь бы получить желаемое.
  
  Ему следовало тогда же уйти. Но Энид уверила его, что очень сожалеет, действительно сначала не сомневалась в беременности, но боялась пойти к врачу, чтобы убедиться, а потом обнаружилась ошибка. Клейтон не знал, верить ей или нет, и снова его беспокоил тот позор, которым он покроет себя и родителей, если бросит Энид и начнет дело о разводе. Некоторое время Энид болела или, может быть, притворялась, лежа в постели. Не мог же он оставить ее в таком состоянии.
  
  Чем дольше он тянул, тем труднее было уйти. Он быстро усвоил, что Энид получает все, чего хочет. А если нет, то расплата неминуема. Она орала, била посуду. Однажды он сидел в ванне, а Энид в это время находилась там же с электрическим феном. И начала шутить, что может нечаянно уронить его в воду. Но что-то такое в ее глазах говорило, что она на самом деле может это сделать, причем не задумываясь.
  
  Он устроился на работу, поставлял товары автомастерским и фабрикам. Ему приходилось ездить по всей стране, особенно в районах между Чикаго и Нью-Йорком. Он постоянно проезжал мимо Буффало. Наниматель предупредил, что ему часто придется быть в отъезде. Но для Клейтона в этом заключалась основная привлекательность его работы. Уехать от злой, визжащей фурии, от странных взглядов, подсказывавших ему, что шестеренки у нее в голове крутятся не в ту сторону. Он всегда расстраивался, возвращаясь после поездки домой, и готовился к потоку претензий, который Энид выльет на него, стоит ему только открыть дверь. Начнет ныть, что у нее нет приличной одежды, что он недостаточно зарабатывает, а дверь черного хода скрипит, и это доводит ее до истерики. Единственным, ради чего стоило возвращаться домой, был его ирландский сеттер, Флинн. Он всегда выбегал, чтобы встретить машину Клейтона, как будто сидел на крыльце с момента его отъезда и до возвращения.
  
  Затем она забеременела. На этот раз на самом деле. Родился мальчик, Джереми. Как же она обожала этого младенца! Клейтон тоже его любил, но вскоре понял, что ему предстоит бороться за сына. Энид хотела, чтобы малыш любил только ее, и начала чернить отца, едва ребенок стал ходить. Она всячески портила их отношения. «Если хочешь вырасти сильным и успешным, следуй моему примеру, — втолковывала Энид. — И очень плохо, что под нашей крышей нет настоящего мужчины, на которого ты мог бы равняться». Она жаловалась ему на безразличие отца и горевала, что сын похож на него, а не на нее. Но со временем Клейтон научился с этим мириться. И постоянно мечтал вырваться.
  
  Однако таилось в Энид что-то темное, и невозможно было даже представить, как подействует на нее малейший намек на развод или временное расставание.
  
  Однажды, перед особо длительной поездкой, он предложил ей поговорить. Очень серьезно.
  
  — Я несчастлив, — сказал он. — Из нашего брака ничего путного не получается.
  
  Она не заплакала. Не спросила, в чем дело и что ей предпринять, чтобы спасти их брак.
  
  Энид встала, подошла к нему вплотную и заглянула в глаза. Он хотел отвести взгляд, но не смог, словно загипнотизированный ее злом. Казалось, он смотрит в глаза дьявола.
  
  — Ты никогда меня не бросишь, — произнесла она и вышла из комнаты.
  
  Во время поездки Клейтон постоянно об этом думал. «Посмотрим, — сказал он себе. — Посмотрим».
  
  Когда он вернулся, собака не выбежала ему навстречу. Открыв дверь гаража, он увидел Флинна, висевшего на веревке, перекинутой через балку.
  
  — Радуйся, что это всего лишь собака, — сказала Энид.
  
  И при всей своей любви к Джереми, дала Клейтону понять, что разделается и с ним, если он когда-либо бросит ее.
  
  И Клейтон Слоун смирился с жизнью, полной унижения и страданий. Такая уж ему выпала судьба, ничего не поделаешь. Он пройдет свою жизнь как во сне, если так нужно.
  
  Он очень старался не презирать сына. Мать убедила Джереми, что отец недостоин его привязанности. Он считал отца бесполезным, посторонним человеком, который просто живет в одном доме с ним и матерью. Но Клейтон понимал, что Джереми, как и он сам, только жертва.
  
  Как он мог допустить все это?
  
  Много раз Клейтон подумывал, не покончить ли жизнь самоубийством.
  
  Однажды он возвращался ночью из Чикаго, огибал озеро Мичиган, пересекал Индиану. Впереди он увидел мост и нажал на педаль газа. Семьдесят миль в час, восемьдесят, девяносто… «Плимут» едва не взмывал в воздух. В то время мало кто пользоваться ремнями безопасности. В любом случае он бы отстегнул свой, чтобы с гарантией вылететь через лобовое стекло и погибнуть. Машина выскочила на обочину, веером поднимая гравий и пыль, но в последнюю минуту он свернул на шоссе. Струсил.
  
  В другой раз, в паре миль от Бэттл-Крик, Клейтон снова свернул на шоссе, но скорость была настолько высокой, что когда колесо попало в щель между дорогой и бортиком, он не удержал машину, и та, проскочив через два ряда, врезалась в центральный барьер и остановилась в высокой траве.
  
  Но чаще всего Клейтона останавливали мысли о Джереми. Его сыне. Он боялся обречь его на жизнь с матерью один на один.
  
  Однажды в поисках новых клиентов ему пришлось остановиться в Милфорде.
  
  Он зашел в аптеку, чтобы купить шоколадку. За прилавком стояла рыжеволосая женщина. На табличке, приколотой к блузке, значилось: «Патриция».
  
  Она была великолепна. Казалась такой милой. Такой настоящей.
  
  Было что-то необыкновенное в ее глазах. Доброта. Мягкость. Столько лет избегая темного взгляда Энид, Клейтон почувствовал, как закружилась голова при виде этих прекрасных глаз.
  
  Покупал шоколадку он довольно долго. Поболтал о погоде, рассказал, что всего два дня назад был в Чикаго и как много ему приходится ездить. А затем неожиданно для себя самого предложил:
  
  — Не хотите со мной пообедать?
  
  Патриция улыбнулась и сказала, что если он вернется через полчаса, у нее как раз начнется часовой перерыв.
  
  Те полчаса, пока бродил по магазинам в центре Милфорда, он задавался вопросом: какого черта делает? Он женат. У него семья, сын, дом и работа.
  
  Но все вместе — не жизнь. А ему хотелось именно этого. Жизни.
  
  За бутербродом с тунцом в близлежащем кафе Патриция сообщила, что обычно не ходит на ленч с незнакомыми мужчинами, но что-то в нем ее заинтриговало.
  
  — Что именно? — спросил он.
  
  — Мне кажется, я знаю вашу тайну, — ответила она. — У меня иногда возникает это чувство насчет людей, вот и насчет вас тоже.
  
  Милостивый Боже. Неужели все так очевидно? Вдруг Патриция догадалась, что он женат? Она что, умеет читать чужие мысли? Ведь когда он ее в первый раз увидел, на нем были перчатки, а сейчас он благополучно спрятал обручальное кольцо в карман.
  
  — Какое чувство? — осторожно поинтересовался он.
  
  — Вас тянуло ко мне. Разве не по этой причине вы ездили взад-вперед по стране? Вы что-то искали?
  
  — Просто у меня такая работа, — сказан Клейтон.
  
  Патриция улыбнулась:
  
  — Любопытно. Если она привела вас сюда, в Милфорд, значит, была причина. Может, вы и ездите по стране, поскольку у вас такая судьба — что-то найти. Я не утверждаю, что меня. Но что-то.
  
  Правильно, ее. Он был в этом уверен.
  
  Он сказал, что его зовут Клейтон Бидж. Как будто эта мысль возникла у него прежде, чем он это осознал. Может, сначала он просто подумывал об интрижке, но и для этого иметь другое имя — неплохая идея.
  
  Следующие несколько месяцев он делал крюк и заезжал в Милфорд, чтобы повидать Патрицию, даже если не требовалось ехать дальше Торрингтона.
  
  Она обожала его. Позволяла ему чувствовать себя значительным. С ней ему казалось, что он чего-то стоит.
  
  Возвращаясь в Нью-Йорк, он прикидывал свои возможности.
  
  Компания меняла маршруты. Он мог выбрать район между Хартфордом и Буффало. Не ездить больше в Чикаго. В этом случае по пути туда и обратно…
  
  К тому же стоял вопрос денег.
  
  Но Клейтон хорошо зарабатывал. И уже давно с большим усердием скрывал от Энид крупные суммы. Не важно, сколько он приносил — жене всегда было мало. Она постоянно его унижала. И тратила все подчистую. Так что он имел полное право сколько-то от нее утаивать.
  
  Возможно, этого будет достаточно, чтобы иметь еще один дом.
  
  «Как замечательно, — думал он, — хотя бы половину жизни быть счастливым».
  
  Патриция согласилась выйти за него замуж. Ее мать тоже была довольна, но сестра Тесс всегда относилась к нему холодно. Словно знала о нем что-то плохое, но не могла определить, что именно. Клейтон понимал, что она ему не доверяет и никогда не будет доверять, поэтому проявлял с ней особую осторожность. Он не сомневался, что Тесс поведала Патриции о своих ощущениях, но та любила его, по-настоящему любила, и всегда защищала.
  
  Когда они с Патрицией отправились за обручальными кольцами, он исхитрился заставить ее купить точно такое же, как у него уже было. Лежало в кармане. Позднее он вернулся в магазин, сдал кольцо и смог носить свое единственное постоянно. Клейтон специально заполнял многочисленные заявки на различные государственные и муниципальные лицензии, включая водительские права и библиотечную карточку, что во времена до 11 сентября было значительно проще, поэтому смог обратиться в брачное ведомство, когда пришло время.
  
  Он вынужденно обманывал Патрицию, но старался быть ей хорошим мужем. По крайней мере пока находился дома.
  
  Она подарила ему двоих детей. Сначала мальчика. Они назвали его Тоддом. Затем, два года спустя, девочку — Синтию.
  
  Ему приходилось нелегко.
  
  Семья в Коннектикуте. Семья в штате Нью-Йорк. Туда и обратно между двумя пунктами.
  
  Когда он был Клейтоном Биджем, то не мог забыть, что придется вернуться и стать Клейтоном Слоуном. А будучи Клейтоном Слоуном, постоянно мечтал поскорее сесть в машину и превратиться в Клейтона Биджа.
  
  Быть Слоуном оказалось легче. По крайней мере это было его честное, Богом данное имя. Ему не приходилось так беспокоиться насчет документов. Все они, включая водительские права, являлись законными.
  
  Но находясь в Милфорде, в роли Клейтона Биджа, мужа Патриции и отца Тодда и Синтии, он постоянно был на страже. Ни в коем случае не превышать скорость. Следить, чтобы деньги за стоянку были вовремя уплачены. Он не хотел, чтобы кто-нибудь проверил его номерные знаки. Каждый раз по дороге в Коннектикут он останавливался где-нибудь в безлюдном месте, снимал оранжевые номера штата Нью-Йорк и устанавливал вместо них украденные коннектикутские и снова ставил оранжевые, возвращаясь в Янгстаун. Он постоянно должен был думать, следить, откуда звонит по междугородному и не назвать автоматически свой адрес в Милфорде.
  
  Он всегда пользовался наличными, чтобы не оставлять следов.
  
  Все в его жизни было ложью. Первый брак построен на обмане со стороны Энид. Второй основан на его вранье Патриции. Но, несмотря на фальшь, на двуличность, разве не досталось ему немного счастья, разве не было моментов, когда он?..
  
  — Мне нужно пописать, — прервал свой рассказ Клейтон.
  
  — А? — не понял я.
  
  — Мне нужно отлить. Если вы не хотите, чтобы я это сделал прямо здесь, в машине.
  
  Мы только что проехали знак, обещающий станцию обслуживания.
  
  — Еще немного, — сказал я. — Как вы себя чувствуете?
  
  — Не так чтобы очень… — Он несколько раз кашлянул. — Мне нужно попить. И принять таблетки.
  
  Я захватил из дома упаковку тайленола, но не сообразил взять бутылку с водой. Мы ехали довольно быстро и приближались к Олбани. Было уже около четырех утра. Как выяснилось, «хонда» нуждалась в заправке, поэтому остановиться требовалось со всех точек зрения.
  
  Я помог Клейтону дотащиться до мужского туалета, подождал, пока он сделает свои дела, и проводил назад в машину. Это короткое путешествие вымотало его.
  
  — Сидите здесь, — сказал я, — а я куплю воду.
  
  Я купил упаковку из шести бутылок, бегом вернулся в машину, открыл одну и протянул Клейтону. Он напился и принял четыре таблетки, которые я по очереди вложил в его руку. Затем я заправил машину, потратив почти все наличные, оказавшиеся у меня в бумажнике. Я не хотел пользоваться кредитной картой, боясь, что полиция сообразит, кто умыкнул Клейтона из больницы, и выследит меня.
  
  Сев в машину, я подумал, что, возможно, сейчас самое время уведомить Рону Уидмор о происходящем. По мере того как Клейтон рассказывал, я чувствовал, что ее подозрения насчет Синтии рассыпаются в прах. Я порылся в переднем кармане джинсов и нашел визитку, которую она дала мне во время неожиданного визита в наш дом накануне утром, до того, как я отправился на поиски Винса Флеминга.
  
  На визитке имелись номера офисного и мобильного телефонов. Домашнего не было. Скорее всего в столь поздний час она спала, но я не сомневался, что Уидмор держит свой мобильный рядом с кроватью и он постоянно включен.
  
  Я завел машину, отъехал от заправки и притормозил у обочины.
  
  — Что вы делаете? — забеспокоился Клейтон.
  
  — Мне нужно сделать пару звонков.
  
  Прежде чем связаться с Уидмор, я еще раз попытался дозвониться до Синтии. Набрал ее сотовый, потом домашний. Ничего.
  
  Странно, но меня это почему-то немного успокоило. Если я не могу узнать, где она, то и Джереми Слоун с мамашей не смогут ее найти. Как выяснилось, исчезнуть вместе с Грейс было самым умным, что Синтия могла сделать в данный момент.
  
  Но мне все равно требовалось узнать, где она. Убедиться, что все в порядке и с Грейс ничего не случилось.
  
  Я хотел было позвонить Ролли, но сообразил, что тот сам мне перезвонит, получив хоть какую-то информацию. И не стоило пользоваться телефоном больше необходимого. Зарядки в батареях осталось всего на один звонок.
  
  Я позвонил детективу Роне Уидмор на мобильный. Она ответила на четвертый звонок, стараясь изо всех сил не казаться сонной.
  
  — Это Терри Арчер, — сказал я.
  
  — Мистер Арчер! — Она явно проснулась. — В чем дело?
  
  — Я расскажу вам кое-что очень быстро. У меня садятся батарейки. Попытайтесь найти мою жену. Человек по имени Джереми Слоун и его мать, Энид Слоун, едут в Коннектикут из района Буффало. Думаю, они собираются убить Синтию. Отец Синтии жив. Я везу его с собой в Милфорд. Если вы найдете мою жену и Грейс, не спускайте с них глаз, пока я не вернусь.
  
  Я ожидал вопросов, но вместо этого услышал:
  
  — Где вы сейчас?
  
  — Еду по шоссе из Янгстауна. Вы ведь знаете Винса Флеминга, верно? Вы говорили, что знаете.
  
  — Да.
  
  — Я оставил его в Янгстауне, к северу от Буффало. Он пытался мне помочь. В него стреляла Энид Слоун.
  
  — Звучит довольно бессмысленно, — заметила Уидмор.
  
  — Не важно. Только отыщите Синтию, о'кей?
  
  — Что насчет этого Джереми Слоуна и его мамаши? На чем они едут?
  
  — На коричневой…
  
  — «Импале», — подсказал Клейтон. — «Шеви-импале».
  
  — На коричневой «шеви-импале», — повторил я. И взглянул на Клейтона: — Номерной знак?
  
  Он отрицательно покачал головой:
  
  — Я не помню.
  
  — Вы возвращаетесь сюда? — спросила Уидмор.
  
  — Да, через несколько часов. Пожалуйста, найдите ее. Я уже попросил об этом своего директора, Ролли Кэрратерза.
  
  — Скажите мне…
  
  — Должен отключиться. — Я закрыл телефон, спрятал его в карман куртки и вывел машину на шоссе.
  
  — Итак, — сказал я, возвращаясь к тому месту в рассказе Клейтона, на котором мы остановились, чтобы заехать на автозаправку. — Были моменты, чувствовали себя счастливым?
  
  Клейтон продолжил свое повествование.
  
  Если такие моменты и были, то только в образе Клейтона Биджа. Ему нравилось быть отцом Тодда и Синтии. Насколько он мог судить, они тоже любили его, может быть, даже гордились. И уважали. Им никто не внушал денно и нощно, что он — пустое место. Это не означало, что они всегда его слушались, но какие дети делают то, что им говорят?
  
  Иногда ночью, в постели, Патриция упрекала его:
  
  — Ты словно где-то в другом месте. У тебя такое выражение, будто ты не здесь. И выглядишь печальным.
  
  Он обнимал ее и говорил:
  
  — Это единственное место, где бы мне хотелось быть. — И Клейтон не лгал. Он никогда не был более правдивым. Случалось, ему хотелось все ей рассказать, чтобы их жизнь не была ложью. Ему не нравилось, что у него есть та, другая жизнь.
  
  Потому что именно этим и стало его существование с Энид и Джереми. Другой жизнью. Хотя он с ней начинал, жил под собственным именем, показывал свое настоящее удостоверение личности и права, если его останавливали, это была жизнь, в которую он ненавидел возвращаться, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом.
  
  Но некоторым странным образом Клейтон привык к такой ситуации. Привык сочинять истории, жонглировать фактами, умудрялся придумывать фантастические бредни, объясняя, почему уезжает на праздники. Если он оказывался в Янгстауне 25 декабря, то всегда исхитрялся улизнуть, добраться до платного телефона с грудой мелочи и поздравить Патрицию и детей со счастливым Рождеством.
  
  Однажды, в Янгстауне, он нашел укромное местечко в доме и позволил слезам пролиться. Совсем недолго, чтобы утолить печаль и снять напряжение. Но Энид услышала, вошла в комнату и села рядом с ним на кровать.
  
  Он вытер слезы со щек, взял себя в руки.
  
  — Не будь нюней, — сказала Энид, положив руку ему на плечо.
  
  Оглядываясь назад, нельзя утверждать, что жизнь в Милфорде всегда была идиллической. Когда Тодду исполнилось десять лет, он заболел воспалением легких. Но выкарабкался. А Синтия, став подростком, превратилась в трудного ребенка. Иногда болталась где-то со сверстниками. Экспериментировала с вещами, до которых еще не доросла, вроде выпивки и один Бог ведает чего еще.
  
  Наводить порядок приходилось ему. Патриция всегда была более терпеливой и понимающей.
  
  — У нее это пройдет, — говорила она. — Синтия — славная девочка. Тебе просто нужно бывать с ней почаще.
  
  Когда Клейтон приезжал в Милфорд, ему хотелось, чтобы жизнь его была идеальной. Почти так оно и получалось.
  
  Но затем требовалось снова садиться в машину, врать, что ждут дела, и отправляться в Янгстаун.
  
  С самого начала ему не давала покоя одна мысль: как долго это может продолжаться?
  
  Иногда, просыпаясь утром, Клейтон недоумевал, где он находится. Кто он сегодня?
  
  Случалось, он ошибался.
  
  Однажды Энид написала ему список продуктов, которые следовало купить. Он собирался в Льюистон за покупками. Через неделю Патриция устроила стирку, вошла на кухню с этим списком и спросила:
  
  — Что это такое? Я нашла этот листок в кармане твоих штанов. Тут не мой почерк.
  
  Список продуктов, написанный Энид.
  
  Сердце Клейтона ушло в пятки. Но мозги бурно работали.
  
  — Я нашел это в тележке позавчера. Наверное, предыдущий покупатель забыл. Мне показалось забавным сравнить наш список с покупками других людей, вот я его и не выбросил.
  
  Патриция взглянула на листок.
  
  — Они, как и ты, любят дробленую пшеницу.
  
  — Ага, — улыбнулся он. — Но я и не подозревал, что эти миллионы коробок производятся только для меня.
  
  По-видимому, однажды он положил вырезку из газеты Янгстауна со снимком баскетбольной команды его сына не в тот ящик. Клейтон вырезал статью, потому что, как бы ни старалась Энид настроить Джереми против отца, он все равно любил мальчика. Видел себя и в Джереми, и в Тодде. Удивительно, каким похожим на Джереми в том же возрасте становился с годами Тодд. Смотреть на Джереми и ненавидеть его равносильно ненависти к Тодду, а он был на это не способен.
  
  Поэтому в один прекрасный день, очень длинный и утомительный, Клейтон Бидж из Милфорда вытащил все из своих карманов и положил вырезку со снимком баскетбольной команды сына из Янгстауна в ящик прикроватного столика. Он хранил вырезку, потому что гордился парнем, хотя Энид всячески старалась испортить отношения между ними.
  
  Он так и не заметил, что это был не тот ящик. Не в том доме, не в том городе, не в том штате.
  
  Он совершил подобную ошибку и в Янгстауне. Долгое время Клейтон не знал точно, в чем именно он ошибся. Еще одна вырезка, список продуктов, составленный Патрицией?
  
  Потом выяснилось, что это был счет за телефон по адресу в Милфорде на имя Патриции.
  
  Он привлек внимание Энид.
  
  И возбудил подозрения.
  
  Но не в духе Энид было все сразу выложить и попросить объяснений. Сначала она провела свое собственное маленькое расследование. Искала признаки. Собирала улики.
  
  И когда, с ее точки зрения, улик собралось достаточно, решила совершить путешествие в следующий раз, когда ее муж уедет из города. Однажды Энид приехала в Милфорд, штат Коннектикут. Разумеется, до того, как оказалась в инвалидной коляске.
  
  Она договорилась, что за Джереми в течение пары дней присмотрят.
  
  — Решила на этот раз прокатиться с мужем, — пояснила она. — В разных машинах.
  
  — Что и приводит нас, — сказал Клейтон, отпивая очередной глоток из бутылки, чтобы промочить пересохшее горло, — к той самой ночи.
  ГЛАВА 45
  
  Первую часть истории я знал от Синтии. Как она нарушила комендантский час. Сказала родителям, что пошла к Пэм. Как Клейтон отправился ее искать, нашел в машине Винса Флеминга и привез домой.
  
  — Она была в ярости, — вспоминал Клейтон. — Пожелала нам сдохнуть. В бешенстве кинулась в свою комнату, и больше мы не слышали от нее ни звука. Она была пьяна. Один Бог ведает, что она пила. Вероятнее всего, сразу же заснула. Ей не следовало болтаться с такими парнями, как Винс Флеминг. Его отец был самым настоящим гангстером.
  
  — Я знаю. — Крепко ухватившись за руль, я вел машину сквозь ночь.
  
  — Короче, как я уже говорил, шуму было много. Тодд порой радовался, когда сестра попадала в беду, сами знаете, какими бывают дети. Но не в этот раз. Все было довольно противно. Перед тем как я вернулся с Синтией, он попросил Патрицию съездить с ним в магазин, купить лист картона или еще что-то. Как обычно, оставил выполнение задания на последний час, и тут выяснилось, что для этого понадобится картон. Было уже поздно, мы понятия не имели, где добыть этот клятый картон, но Патриция вспомнила, что его продают в аптеке, которая работает круглосуточно. Вот она и решила поехать с ним и купить.
  
  Клейтон откашлялся, выпил глоток воды. Он уже охрип.
  
  — Но сначала Патриция должна была сделать кое-что. — Он посмотрел на меня. Я похлопал по карману, где лежал конверт. — Затем они с Тоддом уехали на ее машине. Я был вымотан, потому сел в гостиной, чтобы отдохнуть. Мне нужно было уезжать через пару дней, провести какое-то время в Янгстауне. В такие периоды, когда я должен был возвращаться к Энид и Джереми, на меня всегда нападала депрессия.
  
  Он выглянул в окно. Мы как раз обгоняли трейлер, тянувший трактор.
  
  — Тодд с матерью явно задерживались. Их не было уже больше часа. Аптека находилась довольно близко. Затем зазвонил телефон.
  
  Клейтон несколько раз вдохнул.
  
  — Это была Энид. Звонила из автомата. Сказала: «Догадайся, кто это?» «О Господи!» — воскликнул я. Наверное, такого звонка я подспудно ждал давно. Но и представить себе не мог, что она могла сделать. Она велела подъехать к парковке рядом с рестораном «У Денни». Сказала, чтобы я поторопился, поскольку предстоит много работы, и захватил с собой рулоны бумажных полотенец. Я выскочил из дома, поехал туда, думая, что она, возможно, зашла в ресторан, но Энид сидела в машине. Не могла из нее выйти.
  
  — Почему? — спросил я.
  
  — Она привлекла бы внимание, если бы появилась настолько перепачканная кровью.
  
  Внезапно мне стало холодно.
  
  — Я подбежал к окну с ее стороны. Сначала решил, что ее рукава в масле. Она была абсолютно спокойна. Опустила стекло и велела сесть в машину. Я послушался и тогда увидел, в чем она выпачкалась. Это была кровь — на рукавах пальто, на платье спереди. Я закричал: «Что ты натворила, черт возьми? Что ты натворила?» Но уже знал ответ.
  
  Энид припарковалась напротив нашего дома. Очевидно, подъехала через несколько минут после моего возвращения с Синтией. Адрес узнала из телефонного счета. Она увидела мою машину у дома, но только с коннектикутскими номерами и все поняла. И тут вышли Патриция и Тодд, и Энид последовала за ними. К этому моменту она, видимо, ослепла от ярости — сообразила, что у меня была другая жизнь и другая семья.
  
  Она доехала за ними до аптеки, вышла из машины и прошла следом, сделав вид, будто что-то покупает. Наверное, она поразилась, рассмотрев Тодда. Он был так похож на Джереми. Наверняка это стало последней каплей.
  
  Энид вышла из аптеки раньше Патриции и Тодда. На площадке почти не было машин и ни одного человека. Так же как Энид позднее держала под рукой пистолет, в те годы у нее в бардачке всегда лежал нож. Она достала его, побежала к аптеке и спряталась за углом, где в это время было абсолютно темно. Там проходила широкая аллея, по которой подъезжали грузовые машины.
  
  Тодд и Патриция вышли из аптеки. Тодд нес свой картон, свернутый в огромную трубку, положив его на плечо, как ружье. Энид выскочила из темноты и крикнула: «Помогите!» Тодд и Патриция остановились. «Моя дочь! — воскликнула Энид. — Ее ранили!» Патриция побежала к ней, Тодд следом. Энид завела их подальше в темную аллею, повернулась к Патриции и спросила: «Вы, случайно, не жена Клейтона?»
  
  — Наверное, она была потрясена, — сказал мне Клейтон. — Сначала эта женщина зовет на помощь, потом задает такой странный вопрос.
  
  — И что она ответила?
  
  — Подтвердила. И тут сверкнул нож и полоснул ее прямо по горлу. Энид не теряла ни секунды. Пока Тодд соображал, что происходит — помните, было совсем темно, — она кинулась на него, перерезав горло так же быстро, как разделалась с матерью.
  
  — Она вам все это рассказала? — удивился я. — Энид?
  
  — Много-много раз, — тихо произнес Клейтон. — Она обожала об этом говорить. Называла это воспоминаниями.
  
  — И что потом?
  
  — Вот тогда она нашла телефон-автомат и позвонила мне. Я появился, обнаружил ее в машине, и она мне сообщила, что сделала. «Я их убила, — сказала она. — Твою жену и твоего сына. Они мертвы».
  
  — Она не знала, — тихо произнес я.
  
  Клейтон молча кивнул в темноте.
  
  — Не знала, что у вас есть дочь.
  
  — Наверное, — подтвердил Клейтон. — Может, все дело в симметрии. У меня были жена и сын в Янгстауне и жена и сын в Милфорде. Второй сын походил на первого. Все идеально уравновешено. Вроде отражения в зеркале. И она сделала соответствующие выводы. По ее словам я понял, что она представления не имеет о Синтии. Она ведь не видела, как я с ней возвращался.
  
  — А вы ей не сказали.
  
  — Думаю, я был в шоке, но все-таки слегка соображал. Энид завела свою машину, заехала в аллею и показала мне их тела. «Тебе придется мне помочь, — заявила она. — Нам надо от них избавиться».
  
  Клейтон замолчал и следующие полмили не произнес ни слова. Я даже на секунду подумал, что он умер.
  
  Наконец я не выдержал:
  
  — Клейтон, как вы?
  
  — Нормально.
  
  — Тогда в чем дело?
  
  — Это был момент, когда я мог все изменить. У меня был выбор, но, возможно, шок помешал мне это осознать, сообразить, как надо поступить. Я мог положить конец всему прямо там. Отказаться помогать ей, обратиться в полицию, сдать ее. Я мог прямо там положить конец всему этому безумию.
  
  — Но вы этого не сделали.
  
  — Уже тогда я чувствовал себя виноватым. Я вел двойную жизнь. Для меня все было бы кончено. Я был бы опозорен. Уверен, мне бы предъявили обвинения. Не в смерти Патриции и Тодда, а в том, что я двоеженец. Мне кажется, есть какой-то закон, запрещающий это, если ты не мормон. У меня имелось фальшивое удостоверение личности, что тоже наказуемо, хотя я никогда не собирался нарушать закон. Всегда стремился жить правильно, блюсти моральные принципы.
  
  Я взглянул на него.
  
  — И разумеется, она догадалась, о чем я думаю, и сказала, что если я позвоню в полицию, она заявит, будто всего лишь мне помогала. Что изначально это была моя идея, и я заставил ее согласиться. И я ей помог. Да простит меня Господь, я ей помог. Мы положили Патрицию и Тодда в машину, но оставили свободным водительское сиденье. У меня появилась идея. Насчет места, где можно спрятать машину вместе с ними. Карьер. Я часто ездил взад-вперед в этих местах. Однажды, не желая возвращаться, наматывал круги и наткнулся на забытую дорогу, которая привела меня на скалу над заброшенным карьером. Внизу было маленькое озеро. Я тогда долго там стоял, думал, не броситься ли мне вниз. Но в конечном итоге поехал дальше. Я подумал, что упаду в воду и, следовательно, есть шанс выжить.
  
  Он закашлялся, отпил глоток воды.
  
  — Нам пришлось оставить одну машину на парковочной стоянке. Я сел за руль «форда» Патриции, гнал машину два с половиной часа на север среди ночи. Энид ехала следом на своей машине. Не сразу, но я нашел эту дорогу, поднялся на скалу, прижал педаль газа камнем, поставил рычаг в рабочее положение и выпрыгнул из машины, которая тут же сорвалась с обрыва. Через пару секунд я услышал, как она ударилась о воду. Разглядеть что-то толком я не мог. Было так темно, что, глядя вниз, нельзя было увидеть, исчезла машина под водой или нет.
  
  Он совсем запыхался, поэтому немного передохнул.
  
  — Затем нам пришлось ехать назад, чтобы забрать машину. Потом на двух машинах мы направились в Янгстаун. У меня не было даже возможности попрощаться с Синтией, оставить записку, хоть что-нибудь. Мне требовалось просто исчезнуть.
  
  — Когда она узнала? — спросил я.
  
  — Что?
  
  — Когда она узнала, что упустила одного члена семьи? Что не полностью стерла с лица земли вашу вторую семью?
  
  — Через несколько дней. Она следила за новостями, надеялась что-то узнать, но ни на телевидении, ни в прессе Буффало почти ничего об этом не было. Видите ли, ведь это не являлось убийством. На аллее около аптеки даже не оказалось крови. К утру разразилась гроза, и все смыло. Но она пошла в библиотеку — в то время еще не было Интернета, — принялась читать прессу других штатов и кое-что нашла. «Семья девушки исчезла». Мне кажется, так называлась статья. Она вернулась домой. Я еще никогда не видел ее в такой ярости. Била посуду, бросалась вещами. Совершенно обезумела. Понадобилась пара часов, чтобы она хоть немного успокоилась.
  
  — Но ей пришлось с этим жить, — заметил я.
  
  — Сначала она не собиралась. Начала готовиться к поездке в Коннектикут, хотела разделаться и с Синтией. Но я ее остановил.
  
  — Как это вам удалось?
  
  — Заключил с ней соглашение. Пообещал, что никогда ее не брошу и ни при каких обстоятельствах не попытаюсь связаться с дочерью, если Энид не будет покушаться на ее жизнь. «Больше я ни о чем не прошу, — сказал я ей. — Пусть она живет, и я потрачу остаток жизни, чтобы искупить свою вину — то, что предал тебя».
  
  — И она согласилась?
  
  — Неохотно. Но думаю, это постоянно ее беспокоило, как то место, которое нельзя почесать. Незавершенная работа. Но теперь все изменилось, Энид вынуждена была принять срочные меры. Она узнала о завещании и поняла, что останется совершенно без денег, если я умру до того, как она убьет Синтию.
  
  — И что вы делали? Продолжали жить, как раньше?
  
  — Я прекратил ездить. Нашел другую работу, организовал собственную компанию, трудился дома или совсем недалеко, в Льюистоне. Энид ясно дала мне понять, что ездить я не должен. Она больше не позволила мне делать из себя дуру. Иногда я думал о том, чтобы вернуться, забрать Синтию, рассказать ей все, увезти в Европу, спрятаться там и жить под другими именами. Но я знал, что я не смогу все сделать как следует, возможно, оставлю след, и она ее убьет. Ведь не так просто заставить четырнадцатилетнюю девочку плясать под свою дудку. И я остался с Энид. Теперь мы были связаны крепче, чем брачными узами. Мы вместе совершили это отвратительное преступление. — Он помолчал. — Пока смерть не разлучит нас.
  
  — И полиция никогда вас не допрашивала, никто ничего не заподозрил?
  
  — Никогда. Я выжидал. Первый год был самым тяжелым. Каждый раз, когда у дома останавливалась машина, я думал, что за мной пришли. Затем прошел второй год, потом третий, и не успел я оглянуться, миновало десять лет. Вы, наверное, удивляетесь, как можно протянуть так долго, если помаленьку умираешь каждый день.
  
  — И все-таки вы немного поездили, — сказал я.
  
  — Нет, больше никогда.
  
  — Вы не возвращались в Коннектикут?
  
  — Я больше не бывал в этом штате. После той ночи.
  
  — Тогда как вы передавали деньги Тесс? Чтобы дать Синтии образование?
  
  Клейтон несколько секунд внимательно смотрел на меня. Он рассказал мне столько шокируюшего за эту поездку, но сейчас, похоже, мне удалось удивить его.
  
  — И от кого вы это узнали?
  
  — Тесс мне рассказала, — пояснил я. — Совсем недавно.
  
  — Она не могла вам сказать, что деньги посылал я.
  
  — Она и не говорила. Просто рассказала, что получала деньги и, хотя у нее были свои подозрения, никогда не знала, от кого они.
  
  Клейтон промолчал.
  
  — Ведь это вы посылали, верно? — спросил я. — Утаивали какие-то деньги для Синтии, скрывая от Энид, точно так же, как поступали, создавая вторую семью.
  
  — У Энид возникли подозрения. Несколько лет спустя. Мы ждали, что к нам пришлют аудитора, она наняла бухгалтера и вместе с ним проверяла все старые счета. И обнаружила расхождения. Мне пришлось придумывать оправдание. Сочинять, что я утаивал деньги, поскольку много проигрывал. Но она не поверила. Угрожала поехать в Коннектикут, убить Синтию, как следовало сделать много лет назад, если я не расскажу ей правды. И я открыл, что посылал деньги Тесс, чтобы дать Синтии образование. Но сдержал слово и не пытался с ней увидеться, так что Синтия должна считать меня мертвым.
  
  — Значит, Энид все эти годы таила зло и против Тесс.
  
  — Презирала ее за то, что та брала деньги, которые, как она считала, принадлежали ей. Больше всех в этом мире она ненавидела двух женщин, хотя ни разу в жизни их не видела.
  
  — Значит, — подытожил я, — ваше утверждение, будто вы никогда не возвращались в Коннектикут, хотя и не видели Синтию, чушь собачья.
  
  — Нет, — возразил он, — это правда.
  
  Я задумался над его словами, ведя машину дальше в ночь.
  ГЛАВА 46
  
  Наконец я сказал:
  
  — Я знаю, что вы не переводили деньги Тесс по почте. Они не появлялись в ее почтовом ящике со штампом на конверте. Она находила набитый деньгами конверт то в машине, то в своей утренней газете.
  
  Клейтон вел себя так, будто меня не слышал.
  
  — Значит, если вы не посылали деньги по почте и не доставляли их сами, — заключил я, — был человек, делавший это за вас.
  
  Клейтон не пошевелился. Закрыл глаза, откинул голову на подголовник, как будто спал. Но меня не так легко было провести.
  
  — Знаю, что вы меня слышите.
  
  — Я очень устал, — пожаловался он. — Видите ли, ночью я обычно сплю. Не трогайте меня какое-то время, дайте вздремнуть.
  
  — У меня остался всего один вопрос. — Глаз он не открыл, но я видел, как нервно подергиваются губы. — Расскажите мне о Конни Гормли.
  
  Его глаза внезапно распахнулись, как будто я уколол его шилом. Но он постарался собраться с мыслями.
  
  — Мне это имя незнакомо.
  
  — Давайте посмотрим, может, я смогу вам напомнить. Она жила в Шароне, двадцать семь лет, работала в «Данкин донатс» и как-то вечером двадцать шесть лет назад шла по обочине шоссе недалеко от Корнуолльского моста, где ее сбила машина. Хотя на самом деле это был не простой наезд. Она скорее всего была уже мертва, и несчастный случай стал инсценировкой. Кому-то хотелось, чтобы это выглядело обыкновенным наездом. Ничего такого ужасного, понимаете?
  
  Клейтон смотрел в окно, и я не видел его лица.
  
  — Это была еще одна ваша ошибка, вроде списка продуктов и телефонного счета, — сказал я. — Вы вырезали большую статью о ловле рыбы на мух, но рядом, в уголке, была напечатана статейка об этой истории с наездом. Было проще простого ее отрезать и выбросить, но вы этого не сделали. И я не могу понять почему.
  
  Мы уже приближались к границе между штатами Нью-Йорк и Массачусетс, ехали на восток, к восходу солнца.
  
  — Вы ее знали? — спросил я. — Была ли она еще одной из тех женщин, которых вы встречали в ваших поездках по стране?
  
  — Не говорите глупостей, — огрызнулся Клейтон.
  
  — Тогда родственница? Со стороны Энид? Когда я назвал это имя Синтии, она никак не отреагировала.
  
  — У нее и не было на это причин, — тихо заметил Клейтон.
  
  — Так это вы? — спросил я. — Вы ее убили, затем положили в машину, выбросили в канаву и там оставили?
  
  — Нет, — сказал он.
  
  — Потому что если это так, то не лучше ли вам признаться? Вы сегодня уже во многом признались. В двойной жизни. В сокрытии убийства вашей жены и сына. Защищали женщину, по которой по всем показателям давно психушка плачет. Но вы не желаете сказать мне, каким образом замешаны в смерти девушки по имени Конни Гормли и как переправляли деньги Тесс, чтобы помочь Синтии.
  
  Клейтон промолчал.
  
  — Эти вещи связаны? — спросил я. — Есть между ними что-то общее? Вы не могли использовать эту женщину в качестве курьера для передачи денег. Она умерла за несколько лет до этого.
  
  Клейтон отпил еще несколько глотков воды, вернул бутылку в держатель между сиденьями, потер руками колени.
  
  — Предположим, я вам скажу, что все это не имеет значения? — спросил он. — Предположим, признаюсь, что да, ваши вопросы интересны, и есть вещи, до сих пор вам неизвестные, но в общем и целом это не так уж важно?
  
  — Была убита невинная женщина, потом ее тело переехала машина, ее бросили в канаве, и вы считаете, что это не важно? Думаете, ее семья придерживается такого же мнения? Я позавчера говорил с ее братом по телефону.
  
  Клейтон слегка приподнял кустистые брови.
  
  — Ее родители умерли через пару лет после Конни. Не захотели жить, так можно сказать. Единственный способ справиться с тоской.
  
  Он покачал головой.
  
  — И вы утверждаете, что это не имеет значения? Клейтон, это вы убили ту женщину?
  
  — Нет.
  
  — Вы знаете, кто это сделал?
  
  Клейтон только покачал головой.
  
  — Энид? — спросил я. — Год спустя она приехала в Коннектикут, чтобы убить Патрицию и Тодда. Приезжала ли она раньше, чтобы прикончить и Конни?
  
  Клейтон продолжал отрицательно качать головой. Потом заговорил.
  
  — Уже много жизней уничтожено. Нет смысла разрушать другие. Мне нечего сказать обо всем этом. — Он сложил руки на груди и принялся ждать восхода солнца.
  
  Мне не хотелось останавливаться, чтобы позавтракать, но я видел, как слабеет Клейтон. Когда рассвело и в машине стало светло, оказалось, что выглядит он значительно хуже, чем во время бегства из больницы. Он уже много часов обходился без капельницы и сна.
  
  — У вас неважный вид, — заметил я.
  
  Мы ехали через Уинстед, где шоссе номер 8 переходило из извилистой двухрядной дороги в четырехрядную. Это был последний отрезок пути до Милфорда, и здесь мы могли ехать с высокой скоростью. В Уинстеде имелось несколько заведений фаст-фуда, и я предложил взять что-нибудь, не выходя из машины, например вафли.
  
  Клейтон устало кивнул.
  
  — Я бы съел яйцо. Думаю, на вафли у меня не хватит сил.
  
  Когда мы встали в очередь к окну выдачи, он обратился ко мне:
  
  — Расскажите мне о ней.
  
  — Что?
  
  — Расскажите о Синтии. С той ночи я ее не видел. Я не видел ее двадцать пять лет.
  
  Я толком не знал, как реагировать на Клейтона. Временами испытывал к нему сочувствие, ведь он так ужасно жил, вынужден был терпеть Энид, мучился, потеряв тех, кого любил.
  
  Но если честно, кто во всем виноват? Клейтон сам об этом говорил. У него был выбор. И он не только помог Энид скрыть следы ужасного убийства, но еще и бросил Синтию, вынудив всю жизнь мучиться от незнания, что же случилось с ее семьей. У него и раньше был выбор. Он мог каким-то образом воспротивиться Энид. Настоять на разводе. Вызвать полицию, когда она начинала бушевать. Засадить ее в психушку. Что-то сделать.
  
  Он мог уйти от нее. Оставить записку: «Дорогая Энид. Я ухожу. Клейтон».
  
  Это было бы значительно честнее.
  
  Хотя мне не показалось, что он искал моего сочувствия, спрашивая про свою дочь, мою жену. Но было что-то в его голосе от «бедный я, несчастный». Не видел свою дочь четверть века. Какой кошмар.
  
  «Перед тобой висит зеркало заднего вида, приятель, — хотелось мне сказать. — Загляни в него. Ты увидишь человека, который несет на своих плечах большую часть греха».
  
  Но вместо этого я произнес:
  
  — Она замечательная.
  
  Клейтон ждал продолжения.
  
  — Син — самое лучшее, что произошло со мной в жизни, — сказал я. — Вы даже представить себе не можете, как я ее люблю. И все это время она пыталась справиться с тем, что вы с Энид с ней натворили. Подумайте об этом. Однажды утром вы просыпаетесь, а вся ваша семья исчезла. Машин нет. Ничего нет, твою мать. — Я почувствовал, как забурлила кровь, и в гневе покрепче ухватился за рулевое колесо. — Вы хоть какое-то представление об этом имеете, черт бы вас побрал?! Имеете? Что она должна была подумать? Вы все умерли? Какой-то сумасшедший серийный убийца пробрался в город и всех убил? Или вы втроем решили однажды ночью уехать и начать новую жизнь где-нибудь в другом месте, но уже без нее?
  
  Клейтон оцепенел.
  
  — Она так думала?
  
  — Ей приходил в голову миллион разных мыслей. Ведь ее бросили к такой-то матери! Вы способны это понять? Разве вы не могли послать ей хоть какую-нибудь весточку? Письмо? Объяснить, что ее семью настигла злая судьба, но ее любили. А не просто встали и ушли, бросив на произвол судьбы.
  
  Клейтон смотрел на свои колени. Его руки дрожали.
  
  — Разумеется, вы заключили сделку с Энид, пообещав никогда не контактировать с Синтией, если она не попытается ее убить. И возможно, она сегодня жива, потому что вы согласились провести остаток жизни с чудовищем. Вы что, думаете, это делает вас гребаным героем? Так никакой вы не герой. Будь вы изначально мужиком, большей части этого дерьма не случилось бы.
  
  Клейтон закрыл лицо руками и прислонился к дверце.
  
  — Вот о чем я хочу вас спросить, — сказал я, немного успокаиваясь. — Каким надо быть мужчиной, чтобы оставаться с женщиной, убившей его собственного сына? Разве можно такого человека назвать мужчиной? На вашем месте я бы повесился.
  
  Мы подъехали к окошку. Я протянул парню кредитки и взял у него пакет с сандвичами, жареной картошкой и кофе. Припарковавшись на стоянке, я достал бутерброд и положил его на колени Клейтона.
  
  — Вот, — сказал я. — Жуйте.
  
  Мне требовалось размять ноги. К тому же я снова хотел позвонить домой, просто на всякий случай. Я вытащил из кармана мобильный, взглянул на экран и увидел, что мне пришло послание.
  
  — Твою мать, — выругался я.
  
  Я получил голосовое послание, черт побери. Почему я не слышал звонка?
  
  Наверное, это случилось после того, как мы съехали с Масс-Пайк и петляли по длинной извилистой дороге к югу от Ли. Мобильные там работают отвратительно. Кто-то мне позвонил, не пробился и оставил послание.
  
  Вот оно.
  
  — Терри, это я, Синтия. Пыталась позвонить тебе домой, теперь звоню на сотовый. Господи, куда же ты подевался? Я думала о том, чтобы вернуться, что мы должны поговорить. Но кое-что случилось. Совершенно невероятное. Мы остановились в мотеле, и я попросила разрешения воспользоваться компьютером у них в офисе. Хотела посмотреть, не найду ли что-нибудь интересное из старых историй, и проверить почту. И нашла послание с того же адреса, помнишь, с датой? На этот раз там оказался номер телефона, по которому я должна была позвонить, вот я и решила, какого черта, возьму и позвоню. И я позвонила. Терри, это просто невероятно, я не могу поверить. Это был мой брат. Мой брат Тодд. Терри, я с ним разговаривала! Я ему позвонила и с ним разговаривала! Знаю-знаю, ты считаешь, будто это какой-то псих, какой-то придурок. Но Тодд сказал, что это он был тогда в магазине. Тот человек, которого я приняла за своего брата. Я оказалась права. Это был Тодд. Терри, я знала!
  
  Я почувствовал, как закружилась голова.
  
  Синтия продолжала говорить.
  
  — Было что-то такое в его голосе. Я точно знала, что это он. Я слышала отца. Похоже, Уидмор ошиблась. Там, в карьере, другая женщина и ее сын. Результатов моего теста мы еще не знаем, но уже ясно, что в ту ночь произошло нечто другое, какая-то путаница. Тодд очень сожалел, что не признался в магазине, кто он такой. Извинился и за телефонный звонок, и электронное письмо. Сказал, меня не за что прощать, и он все объяснит при встрече. Он старается набраться храбрости, чтобы встретиться со мной, рассказать, где был все эти годы. Это похоже на сон, Терри. Мне кажется, будто я сплю и такого не может быть. Не верится, что снова увижу Тодда. Я спросила его про маму и папу, но он обещал все объяснить, когда мы увидимся. Мне ужасно жаль, что тебя здесь нет, мне всегда хотелось, чтобы ты был со мной, если это когда-нибудь случится. Но надеюсь, ты понимаешь — я не могу ждать и должна ехать немедленно. Позвони мне, когда получишь это послание. Сейчас мы с Грейс направляемся в Уинстед, чтобы встретиться с ним. Бог мой, Терри, это же настоящее чудо!
  ГЛАВА 47
  
  Уинстед?
  
  Мы были в Уинстеде. Я проверил, сколько времени прошло с того момента, как Синтия отправила послание. Около трех часов. Значит, она звонила, когда мы проехали Масс-Пайк, вероятно, двигались по одной из этих долин между Олбани и границей Массачусетса.
  
  Я снова занялся математикой. Вполне вероятно, Синтия и Грейс уже в Уинстеде. Согласно моим подсчетам, могли быть здесь около часа. Синтия наверняка гнала машину, нарушая все правила, да и кто бы поступил иначе в предвкушении подобной встречи?
  
  Все сходилось. Джереми послал электронное письмо, скорее всего еще из Милфорда, или у него был с собой ноутбук, и затем ждал, когда Синтия позвонит ему на мобильный. Она застала его, когда он был в пути, и он предложил ей ехать на север для встречи с ним. Если она уедет из Милфорда, ему не придется больше туда возвращаться.
  
  Но почему здесь? Зачем заманивать ее в эту часть штата, помимо желания сократить путь?
  
  Я набрал номер сотового телефона Синтии, чтобы остановить ее. Разумеется, она должна была встретиться с братом. Но не с Тоддом. Это был сводный брат, о существовании которого она даже не подозревала: Джереми. Она ехала не для воссоединения, а прямиком в капкан.
  
  Вместе с Грейс.
  
  Я приложил телефон к уху и принялся ждать. Никакого ответа. Я собрался было еще раз набрать номер, но тут понял, в чем дело.
  
  В моем мобильном сел аккумулятор.
  
  — Черт! — Я огляделся в поисках телефона-автомата, увидел один дальше по улице и побежал к нему. Клейтон из машины хрипло крикнул:
  
  — Что такое?
  
  Я проигнорировал его, на бегу доставая из кармана бумажник, где хранил телефонную карту, которой редко пользовался. У автомата я перевернул карту, прочел инструкцию и набрал номер Синтии. Телефон отключен. Немедленно включился автоответчик. Я сказал:
  
  — Синтия, не встречайся со своим братом. Это не Тодд. Это ловушка. Позвони мне, нет, подожди, у меня телефон не работает. Позвони Уидмор. Сейчас продиктую ее номер. — Я порылся в кармане в поисках визитки, нашел и назвал номер. — Я свяжусь с ней. Но ты обязательно должна мне поверить. Не езди на эту встречу! Не езди!
  
  Я повесил трубку и прижался лбом к телефону. Я устал и был очень напуган.
  
  Если она приехала в Уинстед, значит, все еще может быть где-то здесь.
  
  Где самое удобное место для встречи? Наверняка «Макдоналдс», там мы останавливались. Имелись также пара других заведений, торговавших быстрой едой. Трудно проехать мимо.
  
  Я побежал назад к машине. Клейтон даже не попытался что-то съесть.
  
  — Что случилось? — спросил он.
  
  Я подал «хонду» задом, на площадку, занимаемую «Макдоналдсом», и объехал все вокруг, разыскивая машину Синтии. Ничего не обнаружив, я выехал на основную дорогу и рванул к следующему заведению.
  
  — Терри, скажите мне, что происходит!
  
  — Пришло послание от Синтии. Ей звонил Джереми, назвался Тоддом, предложил встретиться. Прямо здесь, в Уинстеде. Она могла приехать сюда примерно час назад, может быть, даже позже.
  
  — Почему здесь? — удивился Клейтон.
  
  Я свернул на другую парковку, поискал машину Синтии. Без успеха.
  
  — «Макдоналдс», — сказал я, — первое, что видишь, проезжая по шоссе на север. Если Джереми выбирал место для встречи, то лучшего не придумать.
  
  Я развернул «хонду», подъехал к «Макдоналдсу», растолкал людей у окошка заказов и спросил, перебив человека, собирающегося расплатиться.
  
  — Послушайте, приятель, вы не должны так поступать, — возмутился парень в окошке.
  
  — За последний час или около того не подъезжала ли к вам женщина на «тойоте» с маленькой девочкой?
  
  — Вы что, издеваетесь? — Парень протянул пакет с едой следующему покупателю. — Вы представляете себе, сколько народу тут проходит?
  
  — Не возражаете? — спросил водитель, забирая пакет. Машина умчалась, слегка задев меня боковым зеркалом.
  
  — А как насчет мужчины со старой женщиной? — спросил я. — В коричневой машине?
  
  — Отойдите от окошка.
  
  — Она была в инвалидной коляске. Нет, коляска могла лежать сзади.
  
  Это его проняло.
  
  — Пожалуй, — сказал он, — но это было давно, больше часа назад. Стекла вроде тонированные, но я помню, что видел коляску. Они кажется, взяли кофе. Стояли вон там. — Он показал в сторону парковки.
  
  — «Импала»?
  
  — Честно, не знаю. Вы мешаете.
  
  Я побежал к «хонде», сел рядом с Клейтоном.
  
  — Думаю, что Джереми с Энид здесь были. Ждали.
  
  — Но сейчас их здесь нет, — заметил Клейтон.
  
  Я сжал руль, отпустил, сжал снова и ударил по нему кулаком. Голова готова была лопнуть.
  
  — Вы знаете, где мы находимся? — спросил Клейтон.
  
  — Что? Конечно, я знаю, где мы находимся.
  
  — Вы помните, мимо чего мы проехали, там, дальше, севернее, в пяти милях? Я узнал дорогу.
  
  Дорога к карьеру. Клейтон понял по моему лицу, что я сообразил, о чем он говорит.
  
  — Понимаете? — спросил Клейтон. — Вы должны знать, как работает голова у Энид. Синтия со своей дочерью по ее логике должны закончить свою жизнь там, где, с точки зрения Энид, она должна находиться все эти годы. И возможно, на этот раз Энид наплевать, если машину с телами найдут сразу. Пусть поработает полиция. Люди могут решить, что Синтия была не в себе, каким-то образом считала себя виноватой, отчаивалась по поводу смерти своей тети. Вот она и приехала сюда и сорвалась с обрыва.
  
  — Но это же безумие, — возразил я. Ведь столько людей знают, что происходит. Мы, Винс. Это бред какой-то.
  
  — Вот именно, — согласился Клейтон, — в этом вся Энид.
  
  Я едва не врезался в «жука», выезжая со стоянки и направляясь туда, откуда мы только что приехали.
  
  Я гнал машину со скоростью более девяноста миль, но, приблизившись к Отису с его извилистой дорогой, пришлось сбавить ход, чтобы не потерять управление. Когда повороты кончились, я снова вжал педаль газа в пол. Мы чуть не убили оленя, вздумавшего перебежать нам дорогу, и едва не снесли переднюю часть трактора, который как раз собирался выехать нам навстречу.
  
  Клейтон даже не поморщился.
  
  Правой рукой он крепко держался за дверную ручку, но ни разу не попросил меня ехать помедленнее. Он понимал, что, возможно, мы уже опоздали.
  
  Не знаю, сколько времени мы добирались до дороги, ведущей к востоку от Отиса. Полчаса, может быть, час. Мне показалось — вечность. Перед моим мысленным взором стояли Синтия и Грейс. И я не мог выбросить из головы картинку: они в машине летят в пропасть.
  
  — Бардачок, — сказал я Клейтону. — Откройте его.
  
  Он с трудом открыл бардачок и увидел пистолет, который я забрал из пикапа Винса, достал его и бегло осмотрел.
  
  — Держите его, пока мы туда не приедем, — велел я.
  
  Клейтон молча кивнул, но тут же зашелся в приступе кашля. Это был глубокий, хриплый, глухой кашель, казалось, поднимавшийся из самой глубины его существа.
  
  — Надеюсь, я продержусь, — пробормотал он.
  
  — Надеюсь, мы оба продержимся.
  
  — Если она здесь, если мы успеем вовремя, как вы думаете, что скажет мне Синтия? — Он помолчал. — Я должен повиниться перед ней.
  
  Я взглянул на него и по взгляду, который он на меня бросил, понял, как ему горько, что он ничего не может предложить дочери, кроме извинения. Но его лицо свидетельствовало, что каким бы запоздалым и неадекватным ни являлось это извинение, оно будет искренним.
  
  Этому человеку требовалось просить прощения за всю свою жизнь.
  
  — Может быть, — сказал я, — у вас будет шанс.
  
  Клейтон даже в его состоянии заметил дорогу к карьеру раньше меня. Она была без указателя и такой узкой, что мы чуть не проехали мимо. Мне пришлось ударить по тормозам, и ремни врезались в плечи, когда нас кинуло вперед.
  
  — Дайте мне пистолет, — сказал я, держа руль левой рукой.
  
  Дорога начала плавно взбираться вверх, деревья постепенно расступались, и нам открылось голубое, безоблачное небо. Затем дорога пошла ровнее, выходя на небольшую поляну, где мы увидели коричневую «импалу» справа и старую серебристую «короллу» Синтии слева.
  
  Между ними стоял, глядя на нас, Джереми Слоун и что-то держал в правой руке.
  
  Когда он поднял руку, я разглядел пистолет, а когда лобовое стекло «хонды» разлетелось, понял, что он заряжен.
  ГЛАВА 48
  
  Я нажал на тормоз, отстегнул ремень безопасности и вынырнул из машины — одним плавным движением. Я предоставил Клейтона самому себе, поскольку мог думать только о Синтии и Грейс. В первые секунды я их не увидел, но то, что машина Синтии стояла у обрыва, внушаю надежду.
  
  Я бросился на землю, скатился в высокую траву и выстрелил куда-то наугад, в небо. Я хотел, чтобы Джереми знал — у меня тоже есть пистолет, хотя я и не умею с ним толком обращаться. Я попытался увидеть Джереми, но он исчез. Я стал судорожно озираться и заметил, что он робко выглядывает из-за бампера коричневой машины.
  
  — Джереми! — крикнул я.
  
  — Терри! — Голос Синтии доносился из ее «короллы».
  
  — Папа! — Грейс.
  
  — Я здесь! — крикнул я.
  
  Из «импалы» донесся другой голос:
  
  — Убей его, Джереми! Застрели его! — Энид. Она сидела на переднем пассажирском сиденье.
  
  — Джереми! — снова крикнул я. — Послушайте меня. Ваша мать рассказала вам, что произошло в вашем доме? Она призналась, почему так поспешно уехала?
  
  — Не слушай его! — бесновалась Энид. — Просто пристрели!
  
  — Что вы там болтаете? — отозвался он.
  
  — Ваша мать застрелила человека. Мужчину по имени Винс Флеминг. Он сейчас в больнице, общается с полицией. Мы с ним приехали в Янгстаун вчера вечером. Я все понял. И уже позвонил в полицию. Не знаю, как вы все задумали. Видимо, хотели представить Синтию сумасшедшей, изобразить, будто это связано со смертью ее брата и матери, и она приехала сюда, чтобы покончить с собой. Я правильно догадался?
  
  Я ждал ответа. Не дождавшись, продолжил:
  
  — Но все уже вышло наружу. Теперь ничего не получится, Джереми.
  
  — Он сам не знает, что мелет! — вмешалась Энид. — Я же велела тебе его пристрелить. Делай, что говорит тебе мать!
  
  — Мам, — пробормотал Джереми, — я не знаю… Я же никогда никого не убивал.
  
  — Прекрати канючить! Ты же собирался убить этих двух. — Я едва различал затылок Энид, видел, как она мотнула головой в сторону машины Синтии.
  
  — Да, но мне всего лишь надо было столкнуть машину. Это другое.
  
  Клейтон открыл дверцу «хонды» и медленно вылезал. Я видел его ноги у машины, его голые лодыжки, попытки встать. С него на землю сыпались осколки лобового стекла.
  
  — Вернись в машину, папа, — сказал Джереми.
  
  — Что? — воскликнула Энид. — Он здесь? — Она увидела его в боковое зеркало. — Ради всего святого! Старый идиот! Кто выпустил тебя из больницы?
  
  Он медленно, шаркая ногами, двинулся к «импале». Дойдя, положил руки на багажник, чтобы удержаться на ногах и отдышаться. Казалось, он вот-вот потеряет сознание.
  
  — Не делай этого, Энид, — прошептал он.
  
  Затем раздался голос Синтии:
  
  — Папа?
  
  — Здравствуй, солнышко. — Он попытался улыбнуться. — Сказать не могу, как мне жаль, что все так вышло.
  
  — Папа? — повторила она. Явно не веря своим глазам. Я не видел лица Синтии, но мог себе представить, насколько изумленным оно было.
  
  Джереми и Энид каким-то образом умудрились заманить сюда Синтию, но, очевидно, не удосужились ввести ее в курс дела.
  
  — Сынок, — сказал Клейтон Джереми, — ты должен с этим покончить. Твоя мать не смела тебя в это втягивать, заставлять делать все эти ужасные вещи. Взгляни на нее. — Он повел рукой в сторону Синтии. — Она твоя сестра. Твоя сестра. А та маленькая девочка — твоя племянница. Если ты поможешь своей матери сделать то, что она хочет, ты будешь ничуть не лучше меня.
  
  — Папа, — произнес Джереми, все еще прячась за бампером, — почему ты оставил все ей? Ты же ее даже не знал. Как ты мог так поступить со мной и мамой?
  
  Клейтон вздохнул:
  
  — Дело не только в вас двоих.
  
  — Заткнись! — завопила Энид.
  
  — Джереми! — снова позвал я. — Брось пистолет. — Сам я, лежа в траве, сжимал пистолет Винса обеими руками. Я ничего не понимал в оружии, но знал, что должен держаться за него как можно крепче.
  
  Он поднялся из-за «импалы» и выстрелил. Пуля ушла в грязь вправо от меня, и я инстинктивно перекатился влево.
  
  Синтия снова закричала.
  
  Я услышал хруст гравия. Джереми бежал ко мне. Я замер, прицелился в приближающуюся фигуру и выстрелил. Но пуля полетела в сторону, и прежде чем я сумел выстрелить снова, Джереми ногой выбил пистолет из моих рук.
  
  Следующий удар пришелся в бок, по ребрам. Меня пронзила острая, как молния, боль. Я еще не понял, что со мной происходит, как он нанес новый удар, на этот раз с такой силой, что я перевернулся на спину. К щеке прилипли грязь и травинки.
  
  Но ему было мало, и он пнул меня еще раз.
  
  Я не мог перевести дыхание. Джереми стоял надо мной, презрительно глядя, как я ловлю ртом воздух.
  
  — Застрели его! — приказала Энид. — Если не можешь, верни мне пистолет, и я сделаю это сама.
  
  Джереми держал пистолет в руке, но не двигался. Он мог всадить мне пулю в голову с такой же легкостью, как бросал монету в парковочный счетчик, но ему не хватало решимости.
  
  Я понемногу начинал дышать, но боль была жуткая. Наверняка пара сломанных ребер.
  
  Клейтон, все еще держась за багажник, с глубокой печалью смотрел на меня. Казалось он говорил: «Мы старались. Сделали что могли. Мы хотели как лучше».
  
  Дорога в рай вымощена добрыми намерениями.
  
  Я перекатился на живот, медленно встал на четвереньки. Джереми нашел мой пистолет в траве, поднял его и заткнул за ремень брюк.
  
  — Вставай, — приказал он мне.
  
  — Ты меня слышишь? — завопила Энид. — Пристрели его!
  
  — Мамуля, — сказал он, — может, разумнее посадить его в машину к остальным?
  
  Она немного подумала.
  
  — Нет. Не сработает. Они должны уйти в озеро без него. Так будет лучше. Нам придется убить его где-нибудь в другом месте.
  
  Клейтон, перебирая руками, двигался вдоль «импалы». Казалось, он вот-вот рухнет.
  
  — Я… сейчас потеряю сознание, — произнес он.
  
  — Глупый ублюдок! — взвизгнула Энид. — Ты должен был остаться в больнице и там сдохнуть. — Ей так много приходилось вертеть головой, чтобы за всем уследить, что я думал, шея сломается. Я видел ручки ее коляски в окно задней дверцы машины. Земля здесь была слишком неровной, изобиловала кочками, так что вытаскивать коляску, чтобы она могла передвигаться, не имело смысла.
  
  Джереми должен был выбрать: следить за мной или броситься на помощь отцу. Он решил сделать два дела разом.
  
  — Не шевелись! — велел он, не отведя пистолета и одновременно пятясь к машине. Он хотел открыть заднюю дверцу, чтобы отец мог сесть, но там лежала коляска, поэтому открыл водительскую.
  
  — Садись! — Джереми переводил взгляд с меня на отца и обратно. Клейтон сделал последние пару шагов и медленно опустился на сиденье.
  
  — Мне нужно попить, — сказал он.
  
  — Слушай, кончай ныть! — рявкнула Энид. — Ради Бога, всегда с тобой что-то не так.
  
  Я сумел подняться и подошел к машине Синтии, где она сидела вместе с Грейс. Я не мог точно определить с того места, где стоял, но, возможно, они были связаны.
  
  — Ласточка, — произнес я.
  
  Глаза Синтии покраснели, на щеках — высохшие слезы. Грейс все еще плакала.
  
  — Он сказал, что он Тодд, — объяснила Синтия. — Но он не Тодд.
  
  — Я знаю. Знаю. Но вон там твой отец.
  
  Синтия взглянула на человека, сидящего в «импале», затем снова взглянула на меня.
  
  — Нет, может, он и выглядит похожим, но это не мой отец. Больше не мой отец.
  
  Клейтон, слышавший наш разговор, опустил голову от стыда. Не глядя на Синтию, он проговорил:
  
  — Ты имеешь полное право так думать. Я бы так же поступил на твоем месте. Мне бесконечно жаль, но я не настолько стар и глуп, чтобы надеяться, что ты меня простишь. Я даже не уверен, должна ли ты простить.
  
  — Отойдите от машины, — приказал Джереми, обходя «короллу» спереди и снова наводя на меня пистолет. — Стойте, в стороне.
  
  — Как ты мог так поступить? — спросила Энид у Клейтона. — Как мог завещать все этой сучке?
  
  — Я предупредил адвоката, чтобы он не показывал тебе завещание до моей смерти. — Клейтон попытался улыбнуться. — Похоже, мне придется искать другого адвоката.
  
  — Разболтала все его секретарша, — объяснила Энид. — Он был в отпуске, вот я и заехала, сказала, что ты хотел бы еще раз взглянуть на завещание в больнице. И она мне его показала. Ты неблагодарный сукин сын. Я отдала тебе всю жизнь, и вот как ты меня отблагодарил.
  
  — Не пора ли нам закончить, мам? — спросил Джереми. Он стоял у машины со стороны Синтии, готовясь действовать.
  
  Думаю, собирался сунуть руку в окно, повернуть ключ в зажигании и перевести рычаг, затем отскочить и смотреть, как машина катится в пропасть.
  
  — Слушай, мам, — задумчиво произнес Джереми. — А не надо их развязать? Разве не будет подозрительно, если их найдут в машине связанными? Тогда будет непохоже, что она… ну, ты знаешь… сделала это сама?
  
  — Что ты там болтаешь? — крикнула Энид.
  
  — Может, сначала их стукнуть? — спросил Джереми.
  
  Я мог лишь броситься на него. Попытаться отобрать пистолет. Возможно, ему удастся в меня выстрелить, даже убить, но если таким образом я спасу свою жену и дочь, дело того стоит. Если убрать Джереми, Энид ничего не сможет сделать, поскольку лишена возможности ходить. Рано или поздно Синтия и Грейс выберутся из машины, спасутся.
  
  — Знаешь что? — Не обращая внимания на Джереми, Энид повернулась к Клейтону. — Ты никогда не ценил того, что я для тебя делала. Был неблагодарным подонком с самого первого момента. Жалкий, ничтожный, бесполезный ублюдок. К тому же еще и неверный. — Энид неодобрительно покачала головой. — И это хуже всего.
  
  — Мам? — снова позвал Джереми. Одну руку он положил на ручку машины Синтии, в другой держал направленный на меня пистолет.
  
  «Может, — подумал я, — когда он нагнется к машине. Ему придется повернуться ко мне спиной хотя бы на секунду. Но вдруг он сумеет отключить Синтию и Грейс и завести машину прежде, чем я до него доберусь? Я могу свалить его, но не остановить машину, катящуюся в бездну».
  
  Надо действовать немедленно. Нужно броситься на него…
  
  Но тут я услышал, как заработал двигатель.
  
  Это была «импала».
  
  — Какого черта ты делаешь? — завизжала Энид, сидящая рядом с Клейтоном. — Выключи сейчас же!
  
  Но тот не обращал на нее внимания. Спокойно повернулся и взглянул на «тойоту» Синтии. На лице его блуждала улыбка.
  
  — Мне очень жаль, что я не познакомился с тобой, Грейс, но знаю, с такой мамой, как Синтия, ты вырастешь особенной.
  
  Затем Клейтон перевел взгляд на Энид.
  
  — Прощай, старая, убогая кошелка. — Он включил передачу и нажал на педаль газа.
  
  Мотор взревел. «Импала» рванулась вперед, к обрыву.
  
  — Мамуля! — завопил Джереми, обежал машину Синтии и бросился навстречу «импале». Как будто думал, что сможет остановить ее своим телом. Возможно, Джереми решил, что «импала» просто катится, и Клейтон случайно поставил рычаг в нейтральное положение.
  
  Но все было не так. Клейтон пытался выяснить, нельзя ли разогнать машину до шестидесяти миль в час на отрезке в тридцать футов, которые отделяли его от края пропасти.
  
  Джереми рухнул на капот, где и остался, когда «импала» с Клейтоном за рулем и визжащей Энид рухнула вниз.
  
  Через пару секунд мы услышали всплеск воды.
  ГЛАВА 49
  
  Мне пришлось убрать «хонду» Клейтона с разбитым лобовым стеклом, чтобы освободить дорогу «тойоте» Синтии. Она перебралась на заднее сиденье, где и просидела, крепко обняв Грейс, всю длинную дорогу до Милфорда.
  
  Я знал, что следовало позвонить в полицию и дожидаться их там, на скале над карьером, но важно было как можно быстрее доставить Грейс домой, где бы она чувствовала себя в безопасности. Клейтон, Энид и Джереми никуда не денутся. По-прежнему будут там, на дне озера, когда мы позвоним Роне Уидмор.
  
  Синтия хотела, чтобы я поехал в больницу, и была права. Бока мои дико болели, но все уравновешивалось огромным чувством облегчения. Как только я доставлю Синтию и Грейс домой, сразу отправлюсь в больницу Милфорда.
  
  По дороге мы мало разговаривали. Думаю, у нас с Синтией было одинаковое настроение: мы не хотели обсуждать то, что случилось сегодня и двадцать пять лет назад в присутствии Грейс. Ей и так уже досталось. Теперь самое главное — попасть домой.
  
  Но вчерне я узнал, что с ними произошло. Синтия с Грейс доехали до Уинстеда и встретились с Джереми у «Макдоналдса». «У меня есть сюрприз, — сказал он. — Я привез с собой свою мать». Подразумевалось, естественно, что это Патриция Бидж.
  
  Ошарашенную Синтию вместе с дочкой посадили в «импалу», и, как только они там оказались, Энид направила на Грейс пистолет. Велела Синтии вести машину к карьеру, пообещав в противном случае убить девочку. Джереми следовал за ними в машине Синтии.
  
  У обрыва Синтию и Грейс привязали к сиденьям в «тойоте», в которой они и должны были последовать дальше, в пропасть.
  
  Вот тут как раз и прибыли мы с Клейтоном.
  
  Я тоже коротко рассказал Синтии о своей поездке в Янгстаун и о том, что случилось в ночь исчезновения ее семьи.
  
  О том, как был ранен Винс Флеминг.
  
  Я позвоню, как только мы приедем, узнаю, как он себя чувствует. Я не хотел вернуться в школу, встретить Джейн Скавалло и сказать ей, что единственный мужчина, который пристойно с ней обходился, мертв.
  
  Что касается полиции, то оставалось молиться Богу, чтобы Уидмор поверила моему рассказу. Я не уверен, что поверила бы, если бы все это не произошло со мной на самом деле.
  
  Но кое-что требовало разъяснений. Я не мог забыть, как Джереми стоял надо мной с пистолетом и не решался нажать на курок. Он явно не колебался, когда дело касалось Тесс Берман и Дентона Эбаньола.
  
  Их обоих убили совершенно хладнокровно.
  
  Что сказал Джереми своей матери, когда стоял надо мной с пушкой? «Я же никогда никого не убивал».
  
  Вот такие дела.
  
  Проезжая Уинстед, мы спросили у Грейс, не хочет ли она что-нибудь съесть, но дочка отрицательно покачала головой. Она стремилась домой. Мы с Синтией обменялись обеспокоенными взглядами. Нужно будет отвести Грейс к врачу. Ей пришлось пережить сильнейшее потрясение. Может быть, у нее шок. Но она вскоре заснула, и мы не заметили никаких признаков того, что ей снятся кошмары.
  
  Через пару часов мы были дома. Свернув на нашу улицу, я увидел машину Роны Уидмор возле дома и ее саму за рулем. Увидев нас, детектив вышла из автомобиля и строго наблюдала, сложив руки на груди, как мы сворачиваем на нашу подъездную дорожку. Она уже ждала меня, когда я открыл дверцу. Я был уверен, что у нее готовы тысячи вопросов.
  
  Ее лицо смягчилось, когда она увидела, как я поморщился, сползая с водительского сиденья. Больно мне было чертовски.
  
  — Что с вами? — спросила она. — Вы выглядите ужасно.
  
  — Я и чувствую себя не лучше, — признался я, слегка касаясь одной из своих ран. — Меня несколько раз лягнул Джереми Слоун.
  
  — И где он? — осведомилась Уидмор.
  
  Я сдержал улыбку и открыл заднюю дверцу. И хотя пара моих ребер болели нестерпимо, взял спящую Грейс на руки, чтобы отнести в дом.
  
  — Дай мне, — предложила Синтия, тоже выходя из машины.
  
  — Ничего, — отказался я, неся дочь к входной двери. Синтия побежала вперед, чтобы открыть ее. Рона Уидмор последовала за нами.
  
  — Больше не могу ее нести, — признался я, поскольку боль стала невыносимой.
  
  — Положи на диван, — скомандовала Синтия.
  
  Я умудрился осторожно опустить Грейс на диван, так что она даже не проснулась. Синтия положила ей под голову диванную подушку и накрыла шерстяным пледом.
  
  Уидмор молча смотрела, вежливо давая возможность устроить девочку. Как только Синтия распрямилась, мы перешли в кухню.
  
  — Похоже, вам не помешало бы обратиться к врачу, — заметила Уидмор.
  
  Я кивнул.
  
  — Где Слоун? — снова спросила она. — Если он на вас напал, мы его арестуем.
  
  Я прислонился к столу.
  
  — Вам снова придется вызывать своих водолазов.
  
  Я рассказал ей практически все. Как Винс догадался, что не так на том снимке на старой газетной вырезке, как это привело нас к Слоуну и Янгстауну, как я нашел Клейтона в больнице и узнал о похищении Синтии и Грейс.
  
  И о том, как сорвалась с обрыва и рухнула в карьер машина, забрав с собой Клейтона, Энид и Джереми.
  
  Я опустил лишь крошечную часть, поскольку она все еще меня беспокоила и озадачивала. Хотя я уже начал догадываться.
  
  — Да, — протянула Рона Уидмор, — ничего себе история.
  
  — Верно, — согласился я. — Доведись мне придумывать, можете поверить, я бы изобрел нечто более правдоподобное.
  
  — Я бы хотела и с Грейс поговорить об этом, — заявила Уидмор.
  
  — Только не сейчас, — возразила Синтия. — Ей слишком досталось. Она совсем вымоталась.
  
  Уидмор молча кивнула. Затем сказала:
  
  — Я кое-куда позвоню, узнаю насчет водолазов и вернусь днем. — А вы, — повернулась она ко мне, — поезжайте в больницу. Если хотите, я вас отвезу.
  
  — Не стоит, — отказался я. — Побуду еще немного здесь. Если потребуется, вызову такси.
  
  Уидмор уехала, и Синтия отправилась наверх, чтобы привести себя хотя бы в относительный порядок. Прошло не больше минуты после отъезда Уидмор, как я услышал, что к дому подъехала еще машина. Я открыл дверь как раз в ту минуту, когда Ролли в длинной куртке, синей клетчатой рубашке и синих брюках подошел к ступенькам.
  
  — Терри! — воскликнул он.
  
  Я приложил палец к губам.
  
  — Грейс спит, — пояснил я, жестом предложив ему пройти со мной в кухню.
  
  — Так ты их нашел? И Синтию тоже? — спросил он.
  
  Я кивнул, разыскивая таблетки в ящике буфета. Вытряхнул несколько на ладонь и налил себе стакан воды из-под крана.
  
  — Похоже, тебе досталось, — заметил он. — На что только некоторые не идут, чтобы получить долгосрочный отпуск.
  
  Я бы засмеялся, но было слишком больно. Положил таблетки в рот, запил глотком воды.
  
  — Вот так, — сказал Ролли. — Вот так.
  
  — Ага, — подтвердил я.
  
  — Значит, ты его разыскал? — спросил он. — Нашел Клейтона?
  
  Я кивнул.
  
  — Поразительно, и Клейтон после всех этих лет еще жив.
  
  — Действительно, — согласился я. Но не стал говорить, что если Клейтон и был жив все эти годы, сейчас про него уже нельзя этого сказать.
  
  — Просто поразительно.
  
  — А Патриция тебя не интересует? — спросил я. — Или Тодд? Тебе не любопытно узнать, что произошло с ними?
  
  Глаза Ролли забегали.
  
  — Ну разумеется. Только ведь я уже знаю, что их нашли в той машине в карьере.
  
  — Да, верно. Но например, кто их убил. Хотя думается, тебе и это давно известно. Иначе бы ты спросил.
  
  Ролли помрачнел.
  
  — Мне не хотелось забрасывать тебя вопросами. Ты ведь только что приехал домой.
  
  — Хочешь узнать, как они умерли? Что с ними на самом деле произошло?
  
  — Конечно, — сказал он.
  
  — Тогда немного погодя. — Я выпил еще глоток воды. Очень надеялся, что таблетки быстро подействуют. — Ролли, это ты передавал деньги?
  
  — Что?
  
  — Деньги. Для Тесс. Чтобы потратить их на Синтию. Это ведь был ты, верно?
  
  Он нервно облизнул губы.
  
  — Что сказал тебе Клейтон?
  
  — А ты как думаешь, что он мне сказал?
  
  Ролли провел рукой по волосам и отвернулся.
  
  — Он рассказал тебе все, так?
  
  Я промолчал. Решил, пусть Ролли думает, что я знаю больше, чем на самом деле.
  
  — Милостивый Боже, — покачал он головой. — Сукин сын. Поклялся, что никому не скажет. Он думает, что это я каким-то образом привел тебя к нему, верно? Вот почему нарушил нашу договоренность.
  
  — Ты это так называешь, Ролли? Договоренность?
  
  — Мы заключили сделку! — Он снова гневно потряс головой. — Совсем скоро я уйду на пенсию. Я только хочу покоя, хочу уйти из этой гребаной школы, уехать, навсегда покинуть этот проклятый город.
  
  — Почему бы тебе обо всем не рассказать, Ролли? Тогда мы сможем сравнить ваши версии.
  
  — Он ведь сообщил тебе о Конни Гормли? О том несчастном случае?
  
  Я промолчал.
  
  — Мы возвращались с рыбалки, — начал Ролли. — Клейтон предложил остановиться и выпить пивка. Я мог бы доехать до дома без остановки, но согласился. Мы зашли в бар, всего лишь хотели выпить пива и уйти, но эта девушка стала ко мне приставать, понимаешь?
  
  — Конни Гормли.
  
  — Ну да. Села рядом, выпила пива вместе со мной. Клейтон, однако, лишнего не пил и меня предупредил, чтоб не усердствовал, но я не знаю, что, черт побери, случилось. Мы с этой Конни выскользнули из бара, пока Клейтон ходил в туалет, и оказались на заднем сиденье ее машины.
  
  — Тогда ты уже был женат на Миллисент, — заметил я. Не то чтобы судил его, просто не знал наверняка. Но ухмылка Ролли показала, как он прореагировал на мое замечание.
  
  — Иногда, — ответил он, — я срывался.
  
  — Значит, ты сорвался с Конни Гормли. Как она попала с заднего сиденья машины в ту канаву?
  
  — Когда мы… когда мы закончили, я собрался вернуться в бар, но она потребовала у меня пятьдесят баксов. Я сказал ей, что если она шлюха, то следовало прояснить это с самого начала, но я не уверен, что она шлюха. Может, ей просто нужны были пятьдесят баксов. Короче, я не захотел ей платить, а она пригрозила как-нибудь заглянуть ко мне домой и получить денежки с моей жены.
  
  — Вот как.
  
  — Она вцепилась мне в лицо у машины, и я ее оттолкнул, она упала и ударилась головой о бампер. Вот и все.
  
  — И умерла, — добавил я.
  
  Ролли сглотнул.
  
  — Понимаешь, нас видели люди. В баре. Они могли запомнить меня и Клейтона. Я тогда подумал, что если ее собьет машина, полиция решит, будто это несчастный случай, и не станет разыскивать парня, с которым она сидела в баре.
  
  Я качал головой.
  
  — Терри, — сказал он, — если бы ты попал в такую передрягу, ты бы тоже запаниковал. Я нашел Клейтона, рассказал ему все, и было что-то такое в его лице, словно он сам попал в подобную ловушку и не хочет общаться с копами. Я тогда еще не знал, что он не тот, за кого себя выдает, и живет двойной жизнью. В общем, мы сунули ее в машину, отвезли на шоссе, Клейтон подержал ее на обочине и бросил под машину, когда я проезжал мимо. Затем мы скинули ее в канаву.
  
  — Бог ты мой, — прошептал я.
  
  — Ночи не проходит, чтобы я об этом не вспоминал, Терри. Это было ужасно. Но иногда приходится делать ужасные вещи. — Он снова покачал головой. — Клейтон поклялся, что никому не скажет. Сукин сын.
  
  — Он и не говорил. Я пытался его заставить, но он тебя не сдал. Теперь позволь мне сообразить, как все было дальше. Однажды ночью Клейтон, Патриция и Тодд исчезли с лица земли, и никто не знал, что с ними случилось, даже ты. Затем через год, а может, через несколько лет, тебе позвонил Клейтон. Долг платежом красен. Он прикрыл тебя с Конни Гормли, а теперь хотел, чтобы ты сделал кое-что для него. По существу, стал курьером. Доставлял деньги. Он собирался пересылать их тебе, уж не знаю как, почтой, может быть, чтобы ты каким-то образом передавал их Тесс.
  
  Ролли не сводил с меня глаз.
  
  — Да, — подтвердил он, — так оно, в сущности, и было.
  
  — И затем я, как последний идиот, сообщил тебе, что сказала мне Тесс. Когда мы с тобой обедали. О деньгах. О том, что она все еще хранит конверты и записку, ту самую, в которой ее предупреждали о молчании.
  
  На этот раз Ролли нечего было сказать.
  
  Я решил зайти с другой стороны.
  
  — Как ты думаешь, мужчина, собравшийся убить двух человек, чтобы угодить своей матери, станет ей врать, что никогда никого не убивал?
  
  — Что? О чем ты, черт побери, толкуешь?
  
  — Просто думаю вслух. Лично мне кажется, что не станет. Думаю, человек, готовый убить ради своей матери, легко признается ей, что уже убивал раньше. — Я помолчал. — И вплоть до того момента, как он это сказал, я был уверен, что он уже убил двух человек.
  
  — Понятия не имею, к чему ты ведешь, — нахмурился Ролли.
  
  — Я говорю о Джереми Слоуне, сыне Клейтона в другом браке, с другой женщиной, Энид. Но подозреваю, ты о них знаешь. Клейтон наверняка тебе все объяснил, когда посылал деньги для передачи Тесс. Я решил, что Тесс убил Джереми. И он же убил Дентона Эбаньола. Но теперь я в этом далеко не уверен.
  
  Ролли снова сглотнул.
  
  — Ты видел Тесс после того, как я тебе сказал, что узнал от нее? — спросил я. — Ты что, боялся, она догадается? Или беспокоился, что на письме и конвертах, которые она сберегла, все еще сохранились улики, указывающие на тебя? А тогда, естественно, обнаружится связь с Клейтоном, и он уже не будет обязан хранить твою тайну?
  
  — Я не хотел убивать ее, — сказал Ролли.
  
  — Но прекрасно с этим справился, — заметил я.
  
  — Но я ведь думал, что она все равно умирает. Я не крал у нее так уж много времени. И только потом ты сообщил мне о новых тестах.
  
  — Ролли…
  
  — Она отдала записку и конверты детективу.
  
  — И ты снял его визитку с доски, — добавил я.
  
  — Я ему позвонил, договорился о встрече в парковочном гараже.
  
  — Убил его и забрал кейс с бумагами.
  
  Ролли склонил голову набок.
  
  — Как ты думаешь, отпечатки моих пальцев сохранились на этих конвертах после стольких лет? Следы слюны, может быть, когда я их заклеивал?
  
  Я пожал плечами.
  
  — Кто знает? Я всего лишь учитель английского.
  
  — Я все равно их уничтожил.
  
  Я посмотрел в пол. Я не только испытывал боль. Меня охватила глубокая скорбь.
  
  — Ролли, — сказал я, — мы были добрыми друзьями долгие годы. Не знаю, возможно, я бы смог утаить твой поступок более двадцати пяти лет назад. Вероятно, ты убил Конни непреднамеренно, это просто несчастный случай. С этим трудно жить, я имею в виду, покрывать тебя, но чего не сделаешь для друга.
  
  Он настороженно смотрел на меня.
  
  — Но Тесс. Ты убил тетю моей жены. Замечательную, милую Тесс. И не остановился на этом. Такое я забыть не могу.
  
  Он полез в карман своей длинной куртки и вытащил пистолет. Я мельком подумал, не его ли он нашел в кустах на школьном дворе среди пивных бутылок и использованных шприцев.
  
  — Бог мой, Ролли.
  
  — Поднимайся наверх, Терри, — приказал он.
  
  — Ты шутишь?
  
  — Я уже купил свой трейлер, — сказал он. — Все оговорено. И выбрал лодку. Мне осталось проработать еще несколько недель. Я заслужил приличную пенсию.
  
  Он жестом приказал мне идти к лестнице и двинулся следом. На середине лестницы я попытался ногой выбить из его руки пистолет, но он отскочил на ступеньку, продолжая держать меня под прицелом.
  
  — В чем дело? — крикнула Синтия из комнаты Грейс.
  
  Я вошел туда, Ролли за мной. Синтия, сидевшая за письменным столом дочери, открыла рот, но не смогла произнести ни звука.
  
  — Это был Ролли, — сказал я Синтии. — Он убил Тесс.
  
  — Что?
  
  — И Эбаньола.
  
  — Я не верю.
  
  — Спроси его.
  
  — Заткнись, — оборвал Ролли.
  
  — Что ты собираешься сделать, Ролли? — спросил я, медленно поворачиваясь. — Убьешь нас обоих и Грейс тоже? Считаешь, что можешь убивать всех подряд, и полиция ни о чем не догадается?
  
  — Я должен что-то сделать.
  
  — А Миллисент знает? Она знает, что живет с чудовищем?
  
  — Я не чудовище. Я совершил ошибку. Слишком много выпил, та женщина меня спровоцировала, требуя деньги. Просто так случилось.
  
  Синтия покраснела, глаза ее расширились. Она явно не верила своим ушам. Слишком много потрясений за один день. Она не сдержалась, совсем как во время вторжения лжеясновидящей. Закричала и бросилась на него, но Ролли был на страже. Размахнулся пистолетом, ударил ее по щеке, и она упала около стола Грейс.
  
  — Мне очень жаль, Синтия, — сказал он. — Мне ужасно жаль.
  
  Я подумал, что могу схватить его в этот момент, но он снова направил на меня пистолет.
  
  — Черт, Терри, как бы мне не хотелось этого делать. Правда. Сядь. Сядь на кровать.
  
  Он шагнул вперед, а я отступил и сел на край кровати Грейс. Синтия пыталась встать на ноги. Из раны на щеке по шее текла кровь.
  
  — Кинь мне подушку, — велел он.
  
  Значит, такой план. Стрелять через подушку, чтобы заглушить звук.
  
  Я взглянул на Синтию. Одна ее рука находилась под столом Грейс. Она посмотрела на меня и еле заметно кивнула. В ее глазах не было страха. Что-то другое. Как будто она говорила: «Доверься мне».
  
  Я потянулся за подушкой с луной и звездами на наволочке. И бросил ее Ролли, но так, что ему пришлось податься вперед, чтобы поймать ее.
  
  В этот момент Синтия вскочила. В руке она что-то держала. Длинное и черное.
  
  Дерьмовый телескоп Грейс.
  
  Синтия размахнулась и нанесла свой коронный удар слева по голове Ролли, вложив в него всю свою силу.
  
  Он повернулся, увидел ее замах, но отреагировать не успел. Она попала ему сбоку по черепу. Пожалуй, такого звука на теннисном матче не услышишь. Скорее, удар биты по мячу.
  
  Ролли Кэрратерз упал как подкошенный. Удивительно, что Синтия его не убила.
  ГЛАВА 50
  
  — Ладно, — сказала Синтия, — мы договорились.
  
  Грейс кивнула. Рюкзак уже был сложен, завтрак на месте, там же домашнее задание и сотовый телефон. Розовый сотовый телефон. Синтия настояла, а я не стал спорить. Когда я впервые поделился с Грейс нашим планом, она спросила:
  
  — А эсэмэски можно по нему посылать? Это обязательно. — Я был бы рад сказать вам, что Грейс — единственный ребенок с сотовым телефоном в четвертом классе, но соврал бы. Мир сильно изменился.
  
  — Итак, что ты делаешь?
  
  — Прихожу в школу и звоню вам.
  
  — Правильно, — похвалила Синтия. — Что дальше?
  
  — Я должна найти учительницу, чтобы она тоже поздоровалась.
  
  — Верно. Я уже с ней все утрясла. Она будет ждать. Причем не станет этого делать перед всем классом, так что тебе не придется смущаться.
  
  — И я должна проделывать это каждый день?
  
  — Давай не будем загадывать, ладно? — вмешался я.
  
  Грейс улыбнулась. Ее все устраивало. Она могла идти в школу без сопровождения. Правда, придется позвонить домой. Но все равно наш договор ей очень нравился. Не могу сказать, кто из нас троих больше нервничал, но пару дней назад вечером мы долго разговаривали. Нам требовалось достичь консенсуса и двигаться дальше, наладить свою жизнь.
  
  Самым главным вопросом для Грейс было требование разрешить ей ходить в школу без сопровождения. Если честно, мы удивились. После всего что ей пришлось пережить, должна была радоваться, если кто-то ее будет провожать. Но Грейс потребовала независимости, и это показалось нам с Синтией обнадеживающим признаком.
  
  Мы по очереди обняли ее на прощание и смотрели в окно, пока она не скрылась за углом.
  
  Похоже, мы оба затаили дыхание. И уселись около телефона на кухне.
  
  Ролли все еще приходил в себя от сильного сотрясения мозга. Лежал в больнице. Поэтому Роне Уидмор не пришлось его долго искать, когда она появилась с ордером на его арест за убийство Тесс Берман и Дентона Эбаньола. Дело о смерти Конни Гормли снова открыли, но здесь что-либо доказать было сложнее. Единственный свидетель, Клейтон, умер, и не было никаких физических улик вроде машины, с помощью которой они с Клейтоном инсценировали наезд. Наверняка она гнила где-нибудь на автомобильном кладбище.
  
  Миллисент звонила и кричала на нас, что мы лжецы, ее муж не сделал ничего плохого, и они собирались переехать во Флориду, что она наймет адвоката и тогда нам мало не покажется.
  
  Нам пришлось сменить номер телефона.
  
  Это оказалось кстати. Незадолго до этого нас одолела звонками Паула Мэллой с телевидения, которая жаждала сделать продолжение передачи. Мы никогда ей не перезванивали, а увидев в окно, что она стоит на ступеньках у нашего дома, не открыли дверь.
  
  Ребра мои срослись, а Синтии доктор сказал, что ей, возможно, понадобится пластическая операция на щеке. Что касается эмоциональных шрамов, тут уж один Господь ведает.
  
  Наследство Клейтона Слоуна пока под вопросом. Это требует времени, но мы никуда не торопимся. Синтия даже не уверена, хочет ли получить эти деньги. Я ее обрабатываю.
  
  Винса Флеминга перевели из больницы Льюистона в госпиталь в Милфорде. С ним все в порядке. Я его позавчера навещал, и он заявил мне, что Джейн должна закончить школу с отличными оценками. Я обещал над этим поработать.
  
  Я дал слово следить за успехами Джейн, но скорее всего придется это делать, работая в другой школе. Я подумываю о переводе. Не многим учителям удается обвинить своего директора в двух убийствах. Боюсь, я буду чувствовать себя неуютно в учительской.
  
  Зазвонил телефон. Синтия мгновенно схватила трубку.
  
  — Ладно… ладно… — сказала она. — У тебя все нормально? Никаких проблем? Хорошо. Дай мне поговорить с учительницей… Привет, миссис Эндерс. Да, конечно, у нее все благополучно. Спасибо. Большое вам спасибо… Да, нам многое пришлось пережить, это верно. Думаю, я все же встречу ее после школы. По крайней мере сегодня. О'кей… Спасибо. Вам тоже… Пока. — Она повесила трубку. — Она в порядке.
  
  — Да, я уже понял. — И мы оба слегка всплакнули.
  
  — Ты как? — спросил я.
  
  Синтия схватила бумажный платок и вытерла глаза.
  
  — Нормально. Кофе хочешь?
  
  — Конечно. Наливай. Но мне нужно кое-что взять.
  
  Я пошел к стенному шкафу в холле, порылся в карманах спортивного пальто, которое было на мне в ту ночь, когда все случилось, и достал конверт. Вернулся в кухню, где Синтия сидела над кружкой кофе, вторая кружка стояла напротив моего стула.
  
  — Я уже положила сахар, — сказала она и тут увидела конверт. — Что это?
  
  Я сел, продолжая держать конверт в руке.
  
  — Я все ждал подходящего момента, и, думаю, сейчас самое время. Но сначала я должен тебе кое-что рассказать.
  
  Синтия походила на человека, ожидающего дурных новостей от своего доктора.
  
  — Все хорошо, — успокоил я. — Клейтон, твой отец, попросил, чтобы я все тебе объяснил.
  
  — О чем речь?
  
  — В тот вечер, поссорившись с родителями, ты пошла к себе и, как я полагаю, отключилась. Но твоей маме, Патриции, было не по себе. С твоих слов я понял, что она не любила с тобой ссориться.
  
  — Да, не любила, — подтвердила Синтия. — И всегда пыталась все сгладить как можно скорее.
  
  — Ну наверное, именно это она и хотела сделать, когда писала тебе… письмо. Она положила его тебе под дверь, прежде чем уехать с Тоддом в аптеку.
  
  Синтия не могла отвести взгляда от конверта в моих руках.
  
  — Но твой отец не собирался мириться, во всяком случае пока. Он был рассержен, недоволен тем, что пришлось искать тебя, обнаружить в машине Винса Флеминга и тащить домой. Он считал, что мириться рано. Поэтому, когда твоя мать уехала, поднялся наверх и забрал записку, сунув ее в карман.
  
  Синтия оцепенела.
  
  — Но потом, учитывая события следующих нескольких часов, эта записка превратилась в нечто большее. Это было последнее письмо матери к дочери. Последнее, что она написала. — Я помолчал. — И он его сохранил, положил в конверт, прятал в своем ящике с инструментами, подклеив конверт к дну вставной ячейки. На всякий случай, вдруг когда-нибудь сможет передать ее тебе. Это не прощальное письмо, но от этого оно не менее ценное.
  
  Я через стол протянул ей конверт.
  
  Она достала листок, но не сразу его развернула. Держала несколько секунд, стараясь овладеть собой. Затем осторожно раскрыла.
  
  Разумеется, я его уже видел. В подвале дома Клейтона в Янгстауне. Потому и знал, что сейчас читает Синтия.
  
   Привет, ягодка!
  
   Я хотела написать тебе записку перед тем, как лягу спать. Надеюсь, ты нормально себя чувствуешь. Ты сегодня понаделала глупостей. Полагаю, виноват подростковый возраст.
  
   Мне бы хотелось, чтобы это были твои последние глупости, а сегодняшняя ссора со мной и папой тоже стала последней, но я знаю, что так не бывает. Будут еще глупости с твоей стороны, и будут еще ссоры. Иногда ты окажешься не права, а порой неправыми будем мы.
  
   Но ты должна знать одну вещь. Что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя. Ты никогда не сделаешь ничего такого, что заставило бы меня тебя разлюбить. И это правда.
  
   Так будет всегда. Даже когда ты начнешь жить самостоятельно, у тебя появится своя жизнь, муж и дети (ты только представь себе такое!), даже когда я стану прахом. Я всегда буду наблюдать за тобой. Иногда тебе вдруг покажется, что кто-то стоит за твоим плечом, ты оглянешься и никого не увидишь. Это буду я. Буду смотреть за тобой и безумно тобой гордиться. Всю твою жизнь, детка. Я всегда буду с тобой.
  
   С любовью, мама.
  
  Я смотрел, как Синтия читает письмо, потом обнял ее и долго держал в объятиях, пока она плакала.
  От автора
  
  Будучи парнем, не сумевшим окончить химический колледж, я премного благодарен Барбаре Рейд, специалисту по ДНК, работающей в Центре судебной медицины в Торонто. Она консультировала меня в вопросах, встречающихся в данной книге. Если что-то не так, боюсь, тут уж точно не Барбара виновата.
  
  Я хотел бы поблагодарить Билла Мэсси из «Ореона», Ирвина Эпплбаума, Ниту Таублиб и Даниель Перес из «Бэнтам делл», а также моего замечательного агента Хелен Хеллер за их постоянную помощь и поддержку.
  
  Последними, но далеко не по значимости, хочу поблагодарить мою семью: Ниту, Спенсера и Пейдж.
  Линвуд Баркли
  Опасный дом
  
   Посвящается Ните
  
  Пролог
  
  Ричард Брэдли никогда не считал себя жестоким, но сейчас готов был совершить убийство.
  
  – Я так больше не могу, – произнес он, сидя в пижаме на краю кровати.
  
  – Не смей туда соваться, – сказала жена Эстер. – Хватит. Наберись терпения.
  
  Музыка, гремевшая по соседству, не просто действовала на слух, а терзала сразу все органы чувств. Низкий бас, похожий на биение гигантского сердца, заставлял вибрировать стены дома.
  
  – Уже одиннадцать часов, – простонал Ричард, включая лампу. – И это в среду! Не вечером в пятницу, не в субботу – в среду…
  
  Супруги Брэдли прожили в своем скромном домике на милфордской улице, возраст которой, судя по почтенным деревьям, насчитывал лет сто, три десятка лет. Соседи у них перебывали всякие – и плохие, и хорошие. Но таких невыносимых, как теперь, еще не было. И мучение длилось давно. Владелец соседнего дома уже два года сдавал его студентам колледжа «Хусатоник», что в Бриджпорте. С тех пор как это началось, мирный прежде квартал превратился, как ежедневно повторял Ричард Брэдли, в «кромешный ад».
  
  Студенты – съемщики дома селились все хуже, а нынешняя орава вообще перещеголяла предшественников. Чуть ли не каждую ночь включала в доме оглушительную музыку, всю округу провоняла марихуаной и замусорила бутылочными осколками.
  
  А ведь раньше здесь был неплохой уголок. Поблизости жили молодожены, в семьях появлялись первенцы. Без подростков с их проказами и тогда не обходилось, но если кто-нибудь позволял себе выходки – устраивал, например, шумную вечеринку, оставшись дома без присмотра, – то на следующий день родители, выслушав жалобы соседей, делали несовершеннолетнему нарушителю спокойствия нагоняй, и безобразие больше не повторялось. На улице жили и пожилые люди, много пенсионеров. К последним принадлежали супруги Брэдли, учительствовавшие в Милфорде и окрестностях с семидесятых годов, а после ушедшие на покой.
  
  – Для этого, что ли, мы всю жизнь вкалывали? – обратился Ричард к Эстер. – Чтобы нам подсунули таких соседей – банду проклятых смутьянов и крикунов?
  
  – Уверена, они скоро уймутся, – произнесла она, садясь в постели. – Так всегда бывает: пошумят и успокоятся. Мы ведь тоже когда-то были молодыми. – Эстер поморщилась. – Только очень давно…
  
  – Напоминает нескончаемое землетрясение, – проворчал он. – Непонятно, что это за музыка, черт бы ее побрал! А ты знаешь?
  
  Ричард встал, взял со стула халат, запахнулся и завязал пояс.
  
  – Так ты спровоцируешь себе сердечный приступ, – предостерегла его Эстер. – Нельзя идти воевать каждый раз, когда это происходит!
  
  – Я вернусь через пару минут.
  
  – Ричард!
  
  Видя, что мужа не переубедить, Эстер Брэдли откинула одеяло, тоже надела халат, нашарила под кроватью домашние тапочки и заторопилась за ним следом вниз по лестнице. Она настигла его уже на крыльце и только теперь заметила, что он вышел из дому босиком. Попытка остановить мужа, схватив за руку, не удалась – он высвободил руку, да так резко, что у нее заболело плечо. Ричард спустился по ступенькам, вышел на тротуар, повернул налево и зашагал к соседнему дому. Можно было бы по лужайке, если бы трава не была сырой после вечернего дождя.
  
  – Ричард! – взмолилась Эстер, устремившись за ним вдогонку.
  
  О том, чтобы оставить мужа одного, и речи быть не могло. По мнению Эстер, в ее присутствии даже самая буйная молодежь не осмелилась бы причинить ему вред. Не набросятся же они с кулаками на пожилого человека при его жене!
  
  Ричард с уверенным и решительным видом поднялся по ступенькам к двери трехэтажного викторианского дома. В окнах дома горел свет, музыка орала так, словно предназначалась для всей округи. Но она оказалась недостаточно громкой, чтобы заглушить крики и смех. Ричард забарабанил в дверь. Жена тревожно наблюдала за ним с нижней ступеньки.
  
  – Что ты им скажешь? – спросила она.
  
  Теперь он, не обращая на нее внимания, бил в дверь кулаком. После второго удара ногой, когда Ричард занес ногу для третьего, дверь наконец отворилась. Появился худой юнец лет двадцати, шести с лишним футов роста, в джинсах и темно-синей футболке, с бутылкой пива «Курс» в руке.
  
  – Вам чего? – Юнец пару раз моргнул, не сразу разглядев визитера. Редкие седые волосы на голове у Брэдли стояли дыбом, полы халата разошлись, глаза вытаращились от гнева.
  
  – Вы что тут вытворяете? – крикнул он.
  
  – Простите? – удивленно проговорил парень.
  
  – Вы устроили шум на весь квартал!
  
  Парень широко разинул рот, но не сразу сообразил, что сказать. Заглянув за спину Ричарда, он увидел Эстер Брэдли, стиснувшую руки в почти молитвенном жесте.
  
  – Музыка громковата, – произнесла она, будто извиняясь.
  
  – Вот вы о чем? Черт! Соседи, что ли?
  
  – Боже правый! – Ричард удрученно покачал головой. – Я хожу к вам сюда, как в караул: и на прошлой неделе, и на позапрошлой. Каждый раз одно и то же! У вас совсем не осталось мозгов?
  
  Дылда поморгал, потом оглянулся и крикнул:
  
  – Выключай, Картер! Эй, Картер! Глуши давай!
  
  Через три секунды грохот сменился оглушительной тишиной. Молодой человек виновато пожал плечами.
  
  – Простите. – Он протянул руку. – Я Брайан. Или я вам раньше представлялся?
  
  Ричард Брэдли протянутую руку проигнорировал.
  
  – Может, зайдете? Хотите пивка? – Брайан весело помахал своей бутылкой. – У нас и пицца есть.
  
  – Нет.
  
  – Благодарим за приглашение, – вежливо сказала Эстер.
  
  – Вы, что ли, из того дома? – осведомился Брайан, показывая пальцем на их дом.
  
  – Из того, – подтвердила Эстер.
  
  – Ясно. У нас сегодня был экзамен, вот мы и снимаем напряжение, понимаете? Если опять расшумимся, просто подойдите и ударьте в дверь, мы попробуем угомониться.
  
  – Я только этим и занимаюсь, – буркнул Ричард.
  
  Брайан пожал плечами, шмыгнул обратно в дом и затворил за собой дверь.
  
  – Смотри-ка, будто приличный молодой человек, – сказала Эстер.
  
  Ричард только махнул рукой. Супруги вернулись к себе. В спешке покидая дом, они случайно оставили дверь приоткрытой. Закрыв и заперев ее, они обнаружили в своей гостиной двух незнакомцев. На диване сидели мужчина и женщина, обоим было около сорока лет. В новеньких джинсах – у нее, кажется, даже со стрелкой – и легких куртках. Увидев их, Эстер испуганно вскрикнула.
  
  – Господи! – ахнул Ричард. – Какого дьявола вам здесь пона…
  
  – Напрасно вы оставили дверь открытой, – произнесла женщина, вставая с дивана. Она оказалась невысокой, всего пять футов, короткие черные волосы собраны в пучок. – Непростительная рассеянность, даже в таком приличном районе.
  
  – Вызывай полицию! – велел жене Ричард Брэдли.
  
  Эстер двинулась в кухню. Неожиданно мужчина вскочил с дивана. Он оказался выше женщины, мускулистым и стремительным. Быстро пересек комнату и преградил Эстер путь. Грубо схватив ее за худые плечи, развернул ее и небрежно толкнул в кресло. Эстер взвизгнула.
  
  – Ах ты, сукин сын! – крикнул Ричард Брэдли и набросился на мужчину, стоявшего к нему спиной.
  
  Удар кулака пришелся незнакомцу в спину, чуть ниже шеи. Тот обернулся и отмахнулся от Ричарда, как от ребенка. Когда Ричард отпрянул, мужчина увидел, что он босой, и придавил ему ногу каблуком. Брэдли вскрикнул от боли и повалился на пол, задев при падении бедром угол дивана.
  
  – Хватит! – сказала женщина. – Дорогой, – обратилась она к своему спутнику, – может, выключишь свет? Тут светло!
  
  – Запросто. – Мужчина нашел выключатель и погасил свет.
  
  – Моя нога, – пролепетал Ричард. – Ты мне ногу сломал!
  
  – Позвольте мне ему помочь, – попросила Эстер. – Я принесу ему лед.
  
  – Сиди, где сидишь! – отрезал мужчина.
  
  Женщина уселась на кофейный столик. Так ей было удобнее обращаться к Эстер и одновременно поглядывать на лежащего на полу Ричарда.
  
  – У меня к вам обоим вопрос, – начала она. – Я задам его один раз. Слушайте внимательно и хорошенько подумайте, прежде чем ответить. Не вздумайте отвечать на мой вопрос своим! Это будет непродуктивно. Поняли меня?
  
  Супруги Брэдли испуганно переглянулись и опять уставились на женщину. Оба покивали – понимаем, спрашивайте.
  
  – Вот и отлично. Прошу внимания! Вопрос простой, проще не бывает. Где она?
  
  Слова повисли в воздухе, никто не издавал ни звука. Через несколько секунд Ричард выдавил:
  
  – Где ч… – Поймав грозный взгляд женщины, он осекся.
  
  Она улыбнулась и погрозила ему пальцем:
  
  – Как же так? Я ведь предупреждала. Вы чуть не спалились.
  
  Ричард глотнул.
  
  – Но…
  
  – Вы можете ответить на вопрос? Только учтите, по словам Элая, она здесь.
  
  У Ричарда задрожали губы, он покачал головой и пробормотал:
  
  – Я… я не…
  
  Женщина подняла ладонь, заставив его замолчать, и перевела взгляд на Эстер:
  
  – Как насчет того, чтобы ответить на вопрос?
  
  Эстер подбирала слова с большой осторожностью:
  
  – Я была бы вам признательна за конкретность. Я… Элай? Я не знаю никого, кто носил бы такое имя. Но что бы ни было вам нужно, если у нас это есть, мы вам отдадим.
  
  Женщина со вздохом посмотрела на своего спутника, стоявшего неподалеку.
  
  – Я предоставила вам шанс, – произнесла она. – Предупредила, что спрошу всего один раз.
  
  В следующее мгновение соседний дом опять затрясся от громкой музыки. Окна в доме Брэдли завибрировали. Женщина улыбнулась и сказала:
  
  – Это Дрейк. Молодец! – Она посмотрела на мужчину. – Пристрели мужа.
  
  – Нет! Нет! – крикнула Эстер.
  
  – Господи! – воскликнул Ричард. – Да объясните вы нам, что за…
  
  Прежде чем он договорил, мужчина достал из-под куртки пистолет, навел его на Ричарда и спустил курок. Эстер разинула рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука. Послышался только тихий писк, будто кто-то наступил на мышь.
  
  – Полагаю, вы действительно не знаете. – Она кивнула сообщнику, и тот произвел второй выстрел. – Это не значит, что ее здесь нет, – устало сказала она ему. – Впереди долгая ночь, дорогой. Вряд ли она поместилась у них в копилке.
  
  – Надеюсь, нам повезет, – усмехнулся он.
  Глава 1
  Терри
  
  Сам не знаю, почему я решил, что после тяжелого периода в жизни, после столкновения с жуткими демонами и победы над ними непременно наступит светлая полоса. Ничего подобного! Не сказать, чтобы наша жизнь вообще не улучшилась, хотя бы на время. Семь лет назад дела и вовсе обстояли хуже некуда. Смертям не было числа. Мы с женой и дочерью едва не составили компанию ушедшим на тот свет. Но потом все кое-как утряслось, мы уцелели, остались вместе и поступили как в песне поется: выпрямились, отряхнулись и начали жить заново. Более-менее.
  
  Но шрамы никуда не девались. Нас накрыло нашим индивидуальным вариантом посттравматического стресса. Уж Синтию, мою жену, – точно. В четырнадцать лет она потеряла всю свою родню: в одну несчастливую ночь ее родители и брат буквально в воздухе растворились, и Синтии пришлось ждать четверть века, прежде чем она узнала об их судьбе. Все закончилось, но счастливого воссоединения не произошло. Хуже того! Тетка Синтии поплатилась жизнью за попытку пролить свет на тайну давностью не в один десяток лет. Или, например, Винс Флеминг, профессиональный преступник: в ту ночь, когда пропала семья Синтии, его, тогда еще мальчишку, угораздило оказаться рядом с ней. Через четверть века он, изменив своей природе, помог нам разобраться в том, что тогда случилось. Как говорится, благие дела не остаются безнаказанными. За свое добросердечие Винс поплатился пулей и тоже едва не отправился на тот свет.
  
  Вероятно, вы обо всем этом слышали. В новостях о тех событиях постоянно сообщали. Хотели даже снять кино, но потом все заглохло – по мне, это только к лучшему. Мы думали, что сможем захлопнуть книгу на этой главе. Ответы на вопросы даны, загадки разгаданы. Плохие люди поумирали или сели в тюрьму. Что называется, дело закрыто. Но это как страшное цунами. Вы воображаете, будто худшее позади, но проходят годы, а на берега разных континентов все выбрасывает и выбрасывает жуткие останки.
  
  День за днем Синтия жила в страхе, как бы прежняя история не повторилась с ее теперешней семьей. Со мной. С нашей дочерью Грейс. Беда в том, что шаги, которые она предпринимала ради того, чтобы этого не случилось, привели нас в зону, регулируемую так называемым законом непреднамеренных последствий: это когда действия с целью достижения некоего результата вызывают его противоположность.
  
  Старания Синтии уберечь нашу четырнадцатилетнюю дочь Грейс от опасностей большого мира побудили ребенка как можно быстрее испытать на себе, каков он, этот мир. Я не терял надежды, что рано или поздно мы выберемся из темноты на свет. Но все указывало на то, что в ближайшее время этого ждать не приходится.
  
  У Грейс с ее матерью каждый день возникали громкие перепалки. Раз за разом, вариации на одну и ту же тему. Грейс не признавала «комендантского часа». Не звонила, прибыв на место назначения. Говорила, что едет к одной подружке, а попадала совсем к другой, не уведомив мать об изменении маршрута. Изъявляя желание побывать на концерте в Нью-Йорке, отказывалась вернуться домой раньше двух часов ночи и, естественно, нарывалась на материнский запрет. Я в этих прениях пытался выступать миротворцем, но, как правило, безуспешно. В беседах с Синтией с глазу на глаз твердил, что понимаю ее, тоже не хочу, чтобы с Грейс стряслась беда, но при этом считаю, что если не давать дочери никакой свободы, то она не научится самостоятельно справляться с жизнью в реальном мире.
  
  Их стычки обычно завершались тем, что одна или другая в бешенстве выбегала из комнаты, громко хлопая дверью. Или как вариант: Грейс кричит Синтии, что ненавидит ее, и, покидая кухню, опрокидывает табурет.
  
  «Господи, ну вылитая я! – говорила в таких случаях Синтия. – Я в ее возрасте была просто чума! Потому и не хочу, чтобы она повторяла мои ошибки».
  
  Даже теперь, через тридцать два года, Синтия не рассталась с чувством вины за ту ночь, когда исчезли ее мать с отцом и старший брат Тодд. Она все еще отчасти верила, что если бы не болталась тогда с парнем по имени Винс без родительского разрешения и даже ведома, если бы не напилась и не забылась, едва упав на свою постель, то узнала бы, что происходит, и каким-то образом спасла бы своих близких. Вопреки фактам, Синтия сохраняла убежденность, будто все происшедшее тогда стало карой за ее непослушание.
  
  И теперь она не хотела, чтобы Грейс когда-нибудь пришлось винить себя в похожей трагедии. Она внушала дочери, как важно не поддаваться давлению сверстников, не позволять им втягивать ее в любые сложные ситуации, всегда прислушиваться к внутреннему голосу, когда он подсказывает: дело плохо, пора сматываться! На жаргоне Грейс это называлось «бла-бла-бла». Напрасно я твердил жене, что почти каждый ребенок проходит через подобный этап. Даже если Грейс совершит ошибки, их последствия не обязательно будут такими же тяжелыми, как в случае самой Синтии. Грейс уже была подростком. Еще лет шесть – и если мы с Синтией сумеем протянуть эти годы, дочь предстанет перед нами благоразумной молодой женщиной. Однако в то, что такой день наступит, пока трудно было поверить.
  
  Взять хоть злополучный вечер, когда Грейс оказалась в торговом центре «Пост Молл» одновременно с Синтией, заглянувшей туда за новыми туфлями. Синтия засекла нашу девочку перед «Мейси», курящей в компании одноклассников. Напав на нее в их присутствии, она погнала ее в машину, а потом так на нее разоралась, что проехала без остановки знак «стоп». И чудом избежала столкновения с самосвалом. «Мы чуть не погибли, – призналась Синтия. – Я совершенно утратила над собой контроль, Терри. Была сама не своя».
  
  После того случая она впервые решила отдохнуть от нас. Хотя бы недельку. Ради нас – в большей степени ради Грейс, – да и ради себя самой. Взять тайм-аут, как она это назвала. Эту идею ей подсказала Наоми Кинзлер, психотерапевт, которую Синтия посещала много лет. «Надо уйти от конфликтной ситуации, – наставляла ее Кинзлер. – Это не бегство, не отказ от ответственности. Просто перерыв на размышление, перегруппировка сил. Вы вправе позволить это себе. У Грейс тоже появится время подумать. Возможно, она не перестанет вас осуждать, но по крайней мере поймет. Утрата семьи нанесла вам ужасную рану, которая никогда не заживет. Сейчас Грейс этого не осознать, но рано или поздно, уверена, это произойдет».
  
  Синтия сняла номер в «Хилтон-Гарден», около торгового центра. Сначала она для экономии нацелилась на дешевый отель «Джаст Тайм», но я воспротивился. Во-первых, это дыра, а во-вторых, несколько лет назад этот отель считался центром проституции.
  
  Неделя ее отсутствия показалась целым годом. Удивительнее всего было то, как соскучилась по матери Грейс.
  
  – Она нас больше не любит, – заявила она вечером, стоя над разогретой в микроволновке лазаньей.
  
  – Ничего подобного.
  
  – Меня-то она точно разлюбила.
  
  – Твоя мама устроила себе перерыв именно потому, что очень любит тебя. Знает, что зашла слишком далеко, что перегнула палку и ей нужно время для наведения порядка у себя в голове.
  
  – Скажи ей, чтобы не тянула.
  
  После возвращения Синтии у нас на месяц воцарилось подобие мира. Позднее мирный договор начал давать трещину. Сначала трещина была малозаметной, потом стала углубляться. В конце концов военные действия возобновились с прежней силой. В каждом таком сражении страдали чувства обеих, и проходило несколько дней, прежде чем возвращалась нормальная жизнь – или хотя бы ее подобие. Я раз за разом предпринимал попытки посредничества, но безрезультатно: их было не остановить. Синтия сообщала Грейс все мало-мальски важное при помощи записок, подписанных «Л. Мама», – так же поступала некогда ее мать, когда, гневаясь на дочь, не могла заставить себя написать полностью слово «люблю».
  
  А вскоре подпись удлинялась до «Люблю, мама», и это знаменовало потепление в отношениях. Грейс искала предлога, чтобы спросить у матери совета. «Пойдет эта блузка к брюкам?» «Поможешь с этим домашним заданием?» Так зарождалась возможность диалога. Все становилось чудо как хорошо. А потом снова – ужас как плохо. Вот и на днях дела были совсем плохи, просто из рук вон.
  
  Грейс приспичило отправиться с двумя подружками в Нью-Хейвен, на огромную распродажу подержанных тряпок, устраиваемую там по средам. Это было возможно сделать только вечером, ведь днем они учились. Как и в той истории с концертом в Нью-Йорке, возникла угроза позднего возвращения домой на поезде. Я вызвался отвезти их на барахолку, как-нибудь убить время и доставить живыми-невредимыми обратно, но Грейс отказалась. Ей и ее подружкам не пять лет! Они хотят самостоятельности.
  
  – И думать не смей! – заявила Синтия. Она готовила ужин (помнится, свиные отбивные в панировке и дикий рис). Терри, ты же на моей стороне? Пусть она даже не думает!
  
  Прежде чем я успел вмешаться, Грейс выпалила:
  
  – Ты что? Я же не в какой-то чертов Будапешт намылилась! Всего-то в Нью-Хейвен.
  
  Это было что-то новенькое – употребление бранных словечек. Однако винить нам было некого, кроме самих себя. Нам с Синтией случалось в раздражении или огорчении употребить грубое слово. Если бы при каждом использовании таких неподобающих словечек мы бросали в специальный кувшин монету в двадцать пять центов, то могли бы на накопленные денежки каждый год летать в Рим! Но я все равно решил не давать Грейс спуску.
  
  – Не смей так разговаривать с матерью!
  
  Синтии этого выговора показалось недостаточно.
  
  – Две недели теперь – только в школу и домой, больше никуда!
  
  – Сколько мне расплачиваться за то, что ты не смогла уберечь свою семью? Я тогда еще не родилась. Я ни при чем!
  
  Это был словесный кинжал, вонзенный в самое сердце. Я увидел по лицу Грейс, что она сразу пожалела о сказанном, и не только. Она испугалась. Она переступила черту и знала это. Вероятно, будь у нее такая возможность, она взяла бы свои слова назад, попросила прощения, но рука Синтии уже поднялась, и шанса что-либо изменить у Грейс не было. Она получила пощечину, такую звонкую, что у меня самого вспыхнула щека.
  
  – Синтия! – крикнул я.
  
  Грейс пошатнулась от удара и инстинктивно выставила вперед руку, чтобы за что-нибудь ухватиться в случае падения. Надо же было так случиться, чтобы ей подвернулась сковородка, где жарился рис. Сковородка слетела с конфорки, и ладонь Грейс угодила прямо в горелку. Раздался вопль. Боже, что это быль за вопль!
  
  – Господи! – воскликнула Синтия.
  
  Схватив Грейс за руку, она подтащила ее к раковине и пустила на обожженную руку сильную струю холодной воды. Тыльной стороне кисти досталось от соприкосновения с раскаленной сковородой, а ребро ладони попало прямо в горелку. В обоих случаях контакт длился не более секунды, но и этого хватило для сильного ожога. Грейс обливалась слезами. Я крепко обнимал ее, Синтия поливала ей руку холодной водой. Мы повезли дочь в больницу Милфорда.
  
  – Можешь рассказать им всю правду, – сказала Синтия. – Пусть знают, что я натворила. Я заслуживаю наказания. Если вызовут полицию – так тому и быть. Не собираюсь заставлять тебя врать.
  
  Но Грейс наплела врачам, будто кипятила воду для макарон в наушниках – слушала «Катаясь в глубине» Адель и при этом приплясывала, как дурочка, вот и схватилась случайно за кастрюлю, опрокинула… и так далее. Мы привезли Грейс домой с перевязанной рукой. На следующий день Синтия съехала во второй раз.
  
  И до сих пор не вернулась.
  Глава 2
  
  – Входи, Регги, входи!
  
  – Здравствуй, дядя.
  
  – Ну что, нашлась?
  
  – Дай сначала раздеться!
  
  – Прости, просто я…
  
  – Нет, не нашлась. Денег тоже нет.
  
  – А я думал… Вроде бы слышал, что нашелся дом и…
  
  – Ложный след. Элай нам соврал, дядя. Непохоже, что можно вернуться и спросить его снова.
  
  – Но вы говорили…
  
  – Я помню, что мы говорили. А сейчас мотай на ус: мы промахнулись.
  
  – Очень жаль. Значит, я напрасно надеялся. В прошлый раз я слышал про твердую уверенность. Просто я разочарован. Если хочешь, можешь выпить кофе.
  
  – Спасибо.
  
  – Я по-прежнему ценю все, что вы для меня делаете.
  
  – Да ладно, дядя.
  
  – Серьезно. Знаю, я утомляю тебя своими разговорами, но это правда. Кроме тебя, у меня никого нет. Ты мне как родной ребенок, которого у меня никогда не было, Регги.
  
  – Помни, я больше не ребенок.
  
  – Да, ребенок вырос. Вырос быстро и рано.
  
  – У меня не было выбора. Хороший кофе!
  
  – Жаль, что мы не могли быть вместе раньше.
  
  – Мне никогда не приходило в голову осуждать тебя. Посмотри, разве ты замечаешь во мне какую-то зацикленность? Ну, как? А ведь все это произошло именно со мной! Если я смогу двигаться дальше, то и ты сумеешь.
  
  – Для меня это трудновато.
  
  – Ты живешь в прошлом. Вот в чем твоя проблема, дядя. Из-за этого и возникают они в последнее время! У тебя не получается осознать правду.
  
  – Просто я надеялся, что она нашлась.
  
  – Я не опускаю руки.
  
  – Вижу по твоему лицу, что надежды больше нет. Ты думаешь, что все это глупости. Считаешь, что это не имеет значения.
  
  – Неправда. Слушай, я догадываюсь, почему тебе это так важно, почему тебе так важна она. А ты важен для меня. Ты, дядя, один из двух людей, кто мне небезразличен.
  
  – Знаешь, что я никак не пойму в тебе?
  
  – Что же?
  
  – Ты понимаешь людей, умеешь читать их мысли, разбираешься в чувствах, видишь насквозь, но в тебе нет… не найду правильного слова…
  
  – Любви?
  
  – Нет, я другое хотел сказать.
  
  – Сочувствия?
  
  – Вот-вот, его самого.
  
  – Это потому, что я тебя люблю, дядя. Очень люблю. Но сочувствие? Кажется, я понимаю, что заставляет людей шевелиться. Знаю их нутро. Мне нужно знать их эмоции. Нужно знать, когда им страшно. Мне необходимо чувствовать их страх, но у меня нет к ним зла. Иначе у меня бы ничего не получалось.
  
  – Мне бы хотелось быть таким, как ты. К этому чертову Элаю я испытывал именно сочувствие. Он казался мне потерянным ребенком – то есть никаким ребенком он уже не был, ему было года двадцать два. Я считал, что правильно поступаю с ним, Регги, честное слово. И тут этот сукин сын наносит мне удар в спину!
  
  – Наверное, он связался с другой заинтересованной стороной.
  
  – Только не это!
  
  – Ничего особенного, подумаешь, первоначальный контакт! Подробности он придерживал до очной ставки, которая теперь, конечно, не состоится. Похоже, он сказал нам правду о том, как с ней поступил, а вот насчет того, где это произошло, обманул. В дом к учителям можно было не заглядывать. Я уже сомневаюсь, что кто-то что-то знал. Давал ли кто-нибудь свое согласие.
  
  – Не понимаю…
  
  – Не беда. Вот что я тебе скажу: мне понадобится больше людей и гораздо более крупный аванс.
  
  – Элай забрал все, что у меня было отложено, Регги.
  
  – Ладно, обойдусь. Вложу собственные деньги. Возврат налогов – хорошая штука. Позволяет кое-что припасти. Когда все закончится, я не только верну свои вложения и твои деньги, будет много других денег. Как выяснилось, у всего этого привлекательная изнанка.
  
  – Я по-прежнему не понимаю…
  
  – Ну и ладно, тебе не обязательно. Просто не мешай мне делать то, что у меня получается лучше всего.
  
  – Мне не верится… После стольких лет я в конце концов получаю ее назад, а потом снова теряю. Знаешь, у Элая не было права забирать ее у меня.
  
  – Доверься мне, дядя, мы ее вернем.
  Глава 3
  Терри
  
  Синтия больше не жила с Грейс, но это не превращало нас с ней в чужих друг другу людей. Каждый день мы разговаривали, иногда встречались, чтобы пообедать. Она еще и недели не прожила отдельно, а мы уже пошли втроем ужинать в «Баскское бистро» на Ривер-стрит. Мать и дочь взяли лосося, я – курицу, фаршированную шпинатом и грибами. Все мы были паиньками: ни слова о посещении больницы, хотя Синтия не могла оторвать взгляда от забинтованной руки Грейс. Нереальность происходящего стала ясна, когда мы с Грейс высадили Синтию там, где она поселилась, и уехали домой вдвоем.
  
  С квартирой ей очень повезло. На работе у Синтии была подруга, в конце июня она отправилась путешествовать по Бразилии и не собиралась возвращаться раньше августа, а то и сентября. Синтия припомнила, как подруга жаловалась, что пыталась сдать квартиру на лето, чтобы сэкономить арендную плату, но так никого и не нашла. За день до вылета подруги Синтия сказала ей, что согласна снять ее квартиру. Подруга договорилась с пожилым владельцем Барни, и Синтия въехала в квартиру вместо нее.
  
  Я не ждал ее возвращения домой до начала сентября, Дня труда, но праздник приближался, а Синтия все не изъявляла намерения переезжать, и я заволновался. Лежал ночью без сна на своей половине постели и гадал, не захочет ли Синтия искать другое место, если все это затянется до сентября, до самого возвращении ее подруги.
  
  Недели через полторы после того, как она от нас съехала, я прибыл к ней часов в пять, когда она должна была вернуться из управления здравоохранения Милфорда, где отвечала за многое, от инспекции ресторанов до пропаганды здорового питания в школах.
  
  Я не ошибся: машина жены была припаркована между спортивным «кадиллаком» и старым синеньким пикапом, принадлежавшим Барни. Сам Барни стриг траву сбоку от дома, сильно прихрамывая: похоже, одна нога была у него короче другой. Синтия сидела на террасе, закинув ноги на ограду, с бутылочкой пива в руке. Местечко было миленькое: старый дом в колониальном стиле на Норд-стрит, немного южнее Бостон-Пост-роуд. Дом, без сомнения, когда-то принадлежал какой-то влиятельной милфордской семье, а потом Барни купил его и разделил на четыре квартиры: две внизу и две наверху.
  
  Прежде чем я успел поприветствовать жену, Барни заметил меня и выключил косилку.
  
  – Привет, как дела?
  
  Он считал нас с Синтией без пяти минут знаменитостями, хотя такой славой, как наша, стыдно было гордиться, и радовался любой возможности перекинуться с нами словечком.
  
  – Все в порядке, – отозвался я. – Не хочется отрывать вас от работы.
  
  – Меня ждут еще два дома после того, как я управлюсь здесь. – Барни утер тыльной стороной руки лоб.
  
  Он был владельцем не менее дюжины домов между Нью-Хейвеном и Бриджпортом, превращенных в доходные. Из наших прежних бесед явствовало, что этот дом он считал одним из лучших и тратил на него больше времени. У меня зародилось подозрение, что Барни намерен скоро выставить его на продажу.
  
  – Ваша женушка загорает на террасе, – сообщил он.
  
  – Вижу, – кивнул я. – Вам бы не мешало тоже глотнуть чего-нибудь холодненького.
  
  – Перебьюсь. Надеюсь, все наладилось?
  
  – О чем вы?
  
  – Между вами и женой. – Барни подмигнул мне и опять запустил свою газонокосилку.
  
  Когда я поднялся по ступенькам, Синтия поставила пиво на ограждение и встала из шезлонга.
  
  – Привет! – сказала она.
  
  Я надеялся, что жена и мне предложит холодного пива, и когда этого не произошло, заподозрил, что приехал в неудачный момент. В глазах мелькала тревога.
  
  – Все нормально? – поинтересовалась Синтия.
  
  – Лучше не придумаешь.
  
  – Грейс здорова?
  
  – Говорю же, жаловаться не на что.
  
  Успокоившись, она опять уселась и закинула ноги на ограждение. Я увидел ее сотовый, лежавший дисплеем вниз на деревянном подлокотнике. Рядом с телефоном балансировала раскрытая брошюра управления здравоохранения. «В вашем доме есть плесень?» – прочитал я заголовок.
  
  – Можно присесть? – спросил я.
  
  Жена указала на соседний шезлонг. Я ткнул пальцем в брошюру:
  
  – Появились проблемы? Покажи Барни – он мигом разберется.
  
  Синтия покосилась на брошюру и покачала головой:
  
  – Нет, это наша новая разъяснительная кампания. В последнее время я столько разглагольствую про домашнюю плесень, что мне уже снятся кошмары: за мной гоняются грибы.
  
  – Прямо как в фильме «Капля»!
  
  – Там тоже были грибы?
  
  – Да, только из космоса.
  
  Синтия откинула голову и вздохнула.
  
  – Дома я себе этого никогда не позволяла. Просто переводила дух в конце дня.
  
  – Потому что у нас нет террасы с перилами, – сказал я. – Если хочешь, я построю.
  
  – Ты? – усмехнулась жена.
  
  Строительный опыт у меня был минимальный.
  
  – Ну, пригласил бы кого-нибудь. С молотком я обращаюсь не очень умело, зато за письменным столом мне нет равных. Гонорары валятся, как манна с небес.
  
  – Просто я… Дома всегда было чем заняться. А здесь приходишь домой с работы, садишься и глазеешь на проезжающие машины. Представляешь? Есть время подумать. Знаешь, что это такое?
  
  – Да.
  
  – Я про то, что у тебя хоть есть лето, чтобы передохнуть.
  
  Она была права. Преподаватель имеет июль и август на подзарядку батарей. А Синтия, несмотря на то что работала на город столько лет, имела право лишь на две недели ежегодного отпуска.
  
  – Это и есть мои каникулы: час в конце каждого дня, когда я тут сижу и бездельничаю.
  
  – Вот и хорошо, – сказал я. – Отлично, если это тебе помогает.
  
  Она повернула голову и уставилась на меня:
  
  – Не вижу, чтобы ты был очень счастлив.
  
  – Хочу, чтобы тебе было хорошо.
  
  – Я уже не знаю, что для меня хорошо, а что нет. Вот сижу здесь и думаю, что сбежала подальше от источника своей тревоги, от всех этих скандалов и препирательств дома с Грейс, а потом понимаю, что причина во мне самой. От себя не убежишь.
  
  – У Гаррисона Кейлора есть рассказ о пожилой паре, которая никак не может поладить и размышляет, не поехать ли в отпуск, а муж говорит: «Зачем платить столько денег за несчастье где-то в другом месте, когда я прекрасно могу быть несчастным дома?»
  
  Синтия нахмурилась:
  
  – По-твоему, мы – пожилая пара?
  
  – Суть не в этом.
  
  – Я перебралась сюда не навсегда, – произнесла она, повысив голос: Барни перешел со своей косилкой на лужайку перед домом. На нас пахнуло свежескошенной травой. – Дай поблаженствовать еще несколько дней!
  
  Как ни хотелось мне, чтобы жена поскорее вернулась домой, я не собирался торопить ее. Пусть сначала как следует подготовится.
  
  – Что ты сказал Терезе? – спросила Синтия.
  
  Тереза Моретти приходила к нам раз в неделю убираться. Лет пять назад, когда мы с Синтией так заработались, что оказались не в силах исполнять элементарные домашние обязанности, нам пришлось искать уборщицу. Так появилась Тереза. Хотя летом я бывал свободен и вполне мог бы справиться с уборкой сам, Синтия считала, что было бы несправедливым не занимать Терезу работой в июле-августе. «Ей нужны деньги», – объясняла она.
  
  Обычно я с Терезой не сталкивался – пропадал в школе. Но шесть дней назад я находился дома, когда услышал, как она вставляет ключ в замочную скважину с внешней стороны. Тереза оказалась глазастой. Заметив отсутствие губной помады и других вещей Синтии, в том числе халата на стуле в нашей спальне, она осведомилась, не уехала ли моя жена.
  
  Теперь, сидя с Синтией на террасе, я сказал:
  
  – Я объяснил ей, что ты решила немного побыть одна. Казалось бы, достаточно, но ей понадобилось выяснить, где ты, поеду ли я к тебе, поедет ли Грейс, как долго мы намерены отсутствовать…
  
  – Терезу беспокоит, как часто ей теперь к нам приходить: раз в неделю или раз в месяц.
  
  – Она придет завтра. Я ее успокою, – пообещал я.
  
  Синтия поднесла к губам бутылку.
  
  – Ты знал этих учителей? – спросила она.
  
  Несколько дней назад в миле отсюда двоих пенсионеров, бывших учителей, нашли убитыми у них в доме. Насколько я понял из прочитанного и увиденного по телевизору, полиция находилась в недоумении. Расследование поручили детективу Роне Уидмор, с которой мы столкнулись семь лет назад. Она говорила, что мотив двойного убийства остается неясен, подозреваемые отсутствуют. Во всяком случае, местная полиция не называла имен.
  
  Мысль, что супруги-пенсионеры, никак не связанные, насколько известно, ни с какой преступной деятельностью, убиты в их собственном доме, повергала Милфорд в шок. Ведущие теленовостей уже называли это «летом страха».
  
  – Никогда с ними не сталкивался, – ответил я. – Мы преподавали в разных школах.
  
  – Ужас-то какой! Неужели их убили без всякой причины?
  
  – Причина всегда существует, даже если кажется бессмысленной.
  
  Бутылка с пивом у Синтии в руке запотела.
  
  – Жаркий выдался денек, – заметил я. – Интересно, каким будет уик-энд? Может, предпримем что-нибудь вместе?
  
  Я потянулся за ее телефоном, чтобы посмотреть на метеоприложении прогноз погоды – дома я всегда так поступал, когда рядом не оказывалось собственного телефона, – но Синтия поспешно убрала его на другой подлокотник, и туда мне было не дотянуться.
  
  – Я слышала, что погода будет хорошей, – ответила она. – Давай обсудим это в субботу.
  
  Из-за дома вышел Барни с газонокосилкой.
  
  – Он надеется, что у нас все наладится, – сказал я.
  
  Она на пару секунд зажмурилась и вздохнула.
  
  – Клянусь, я словечком не обмолвилась! Просто Барни умеет сложить дважды два: видит, что ты приходишь, но не остаешься. Вот и хочет дать добрый совет: типа, куй железо, пока горячо.
  
  – А про него самого ты что-нибудь знаешь?
  
  – Лет шестьдесят пять, женат никогда не был, живет один. Обожает всем рассказывать, как в семидесятых годах повредил в автокатастрофе ногу и с тех пор хромает. Грустный он какой-то, а так ничего. Я слушаю болтовню Барни и стараюсь не обижать его. Боюсь, если у меня засорится унитаз, без его помощи не обойтись.
  
  – Он живет здесь?
  
  Синтия покачала головой:
  
  – Нет. На одном этаже со мной живет парень. Там целая история, как-нибудь расскажу. А на втором – Уиннифред, честное слово, не Уинфрид, а именно Уиннифред! Она библиотекарша. Напротив нее обитает еще один старикан, по имени Орланд. Он старше Барни, тоже одинокий, почти никто его не навещает. – Она усмехнулась. – Прямо «дом проклятых»! Все живут одни, очень одинокие.
  
  – Кроме тебя, – напомнил я.
  
  Синтия отвернулась.
  
  – Я не про себя…
  
  В доме послышался шум: кто-то быстро спускался по лестнице. Дверь распахнулась, выпустив наружу рослого темноволосого мужчину лет тридцати. Он заметил Синтию, а потом меня.
  
  – Привет, милашка, – сказал он. – Как оно?
  
  – Привет, Нат, – отозвалась Синтия со смущенной улыбкой. – Хочу тебя кое с кем познакомить.
  
  – Пожалуйста. – Нат уставился на меня. – Визит очередного друга?
  
  – Это Терри, мой муж. Терри, это Натаниэл, сосед из квартиры напротив. – Глядя на меня, она выразительно вскинула брови. Это был тот, чью занятную историю она обещала мне поведать.
  
  Сосед покраснел:
  
  – Рад знакомству. Много о вас слышал.
  
  Я покосился на Синтию, но она на меня не смотрела.
  
  – Куда ты направился? – обратилась она к нему. – Ты же не выгуливаешь собак так поздно?
  
  – Решил сходить перекусить, – ответил Натаниэл.
  
  – У вас собаки? – осведомился я.
  
  Он застенчиво улыбнулся:
  
  – Не здесь и не мои. Моя работа – выгуливать чужих собак. Хожу днем от дома к дому и беру шавок своих клиентов на прогулку, пока хозяева отсутствуют. – Натаниэл пожал плечами. – Пришлось внести кое-какие изменения в свою карьеру. Уверен, Син… ваша жена вам рассказала.
  
  Я снова взглянул на Синтию, на сей раз выжидательно.
  
  – Пока нет, – сказала она. – Беги, не станем тебя задерживать.
  
  – Рад был познакомиться, – произнес Натаниэл, сбежал вниз, прыгнул за руль «кадиллака» и укатил по Норд-стрит.
  
  – Выгуливает собак, но водит «кадиллак»? – удивился я.
  
  – Говорю же, это долгая история. В общем, он процветал в бизнесе телефонных приложений, а потом начался кризис, он разорился, поплатился нервным срывом. Теперь ежедневно выгуливает чужих собак и старается вернуться к прежней жизни.
  
  Я кивнул. В этом доме, похоже, люди переводили дух и брались за ум.
  
  – Ну-ну…
  
  Минуту мы оба молчали. Синтия не сводила глаз с улицы. Наконец она произнесла:
  
  – Мне стыдно.
  
  – Случайность, только и всего. Дурацкий инцидент. Ты же не нарочно.
  
  – Я делаю все, чтобы защитить ее, и в итоге именно из-за меня она попадает в больницу.
  
  Я не знал, что ответить.
  
  – Тебе, наверное, пора домой, готовить для Грейс ужин, – спохватилась Синтия. – Обними дочь за меня. Скажи ей, что я ее люблю.
  
  – Она знает, – кивнул я, вставая. – Но я ей скажу.
  
  Она проводила меня к машине. Мне щекотал ноздри запах свежескошенной травы.
  
  – Если бы что-нибудь было не так, если бы Грейс попала в беду, ты ведь мне сообщил бы? – спросила Синтия.
  
  – Непременно.
  
  – Нечего танцевать вокруг меня на цыпочках. Я все выдержу.
  
  – Все в порядке! – заверил я с улыбкой. – Это она за мной приглядывает, чтобы я чего-нибудь не учинил. В корне пресекает мои попытки удариться в разгул.
  
  Синтия положила ладонь мне на грудь:
  
  – Я скоро вернусь. Просто мне нужно немного времени.
  
  – Понимаю.
  
  – А ты глаз с нее не спускай. После убийства супругов-учителей у меня в голове творится черт знает что.
  
  Я снова заставил себя улыбнуться.
  
  – Вдруг это их бывший ученик? По прошествии нескольких лет явился поквитаться за кары, которые обрушивались на него из-за невыполненных домашних заданий. Я тоже буду соблюдать осторожность, мало ли что?
  
  – Перестань, это не шутки!
  
  Я заметил, что Синтии не до смеха.
  
  – Прости. Не беспокойся, у нас полный порядок. Когда ты вернешься, будет еще лучше, но мы справляемся. Я слежу за Грейс, как коршун.
  
  Я сел в свой «форд-эскейп» и включил зажигание. По пути домой у меня не выходили из головы две фразы Натаниэла. Первая: «Привет, милашка». И вторая: «Визит очередного друга?»
  Глава 4
  
  – Как насчет настоящего удовольствия? – спросил парень.
  
  Вопрос встревожил Грейс. Несильно – так, чуть-чуть. Она догадывалась, к чему клонит Стюарт. Они и так не отказывали себе в удовольствиях – правда, пока строго выше пояса – на заднем сиденье старого «бьюика» его папаши на стоянке «Уолмарт». Машина напоминала авианосец: капот как взлетно-посадочная площадка, багажник вместимостью с хороший корабельный трюм. Внутри можно было не лезть на заднее сиденье: переднее представляло собой длинный широкий диван. Лучше парковой скамейки, потому что мягко. Когда это изделие совершало поворот, складывалось впечатление, будто плывешь на корабле, бороздишь Атлантику, качаясь на волнах и держа курс на манящий юг.
  
  Грейс устраивало то, чего они уже достигли, – она позволила ему несколько смелых прикосновений, но не была уверена, что хочет продолжения. Пока нет. Ей ведь только четырнадцать! Грейс знала, что перестала быть ребенком, но допускала, что Стюарт в свои шестнадцать лет разбирается в сексе лучше ее. Нет, она не боялась первого раза, просто не хотелось показать свое неумение. Все знали – или догадывались, – что Стюарт переспал со многими девчонками. Вдруг она покажется ему неуклюжей? Примет ее за идиотку? В общем, Грейс решила проявить осторожность.
  
  – Не знаю… – ответила она, отодвигаясь и прижимаясь к дверце. – Пока все хорошо. Не хочу переходить на следующий уровень.
  
  Стюарт хохотнул:
  
  – Да я не об этом! Хотя если ты считаешь, что готова, то я обо всем позаботился. – И он стал рыться в переднем кармане джинсов.
  
  Грейс игриво шлепнула его по руке:
  
  – Ты на что намекаешь?
  
  – Будет классно! Описаешься от восторга!
  
  Грейс догадывалась, о чем речь: о «травке», о чем же еще? Она была готова рискнуть. Это лучше, чем позволить ему лезть ей в трусы.
  
  – Выкладывай! Я кое-что пробовала. «Травка» – отстой, что там у тебя еще? – Грейс врала, желая сохранить лицо.
  
  – Скажешь тоже! Ты когда-нибудь ездила на «порше»?
  
  Странный вопрос!
  
  – Ни на чем не ездила, болван! У меня еще два года не будет прав.
  
  – В смысле, каталась на «порше»?
  
  – Это спортивная машина?
  
  – Ты не знаешь, что такое «порше»?
  
  – Да знаю я! Зачем ты меня спрашиваешь, каталась ли я на «порше»?
  
  – А ты каталась?
  
  – Нет, – созналась Грейс. – То есть думаю, что нет. Обычно я не обращаю внимания, в какую машину сажусь. Может, и в такой сидела.
  
  – Если бы ты побывала в «порше», то заметила бы. Это не просто автомобиль, а самая низкая, самая быстрая вещь!
  
  – Значит, еще нет.
  
  Стюарт был хорош собой и знал себе цену, но вообще-то с ним надо быть настороже. У него был независимый вид, что соблазняло Грейс, которой осточертело ходить по струнке. Но после трех встреч ей стало казаться, будто в голове у него пустовато.
  
  Грейс скрывала от отца, что встречается со Стюартом, потому что тот отлично знал ему цену. Она помнила, как неодобрительно отзывался отец об этом ученике два года назад, когда вел у него в классе уроки английского. Проверяя вечером за кухонным столом домашние задания, он ворчал, что этот Стюарт дуб дубом. От отца подобную оценку можно было услышать нечасто: он считал это непрофессиональным, говорил, что не следует комментировать успеваемость учеников, с которыми может быть знакома его дочь. Но, сталкиваясь с особенно вопиющей тупостью, мог и сорваться.
  
  Грейс запомнилась одна отцовская шутка. Долго, лет до тринадцати, она мечтала стать астронавткой, работать на международной космической станции. Стюарт, сказал однажды отец, тоже годится в астронавты, потому что в классе только и делает, что витает в облаках. Этим вечером она была готова согласиться, что отец попал в точку. Как-то раз Стюарт спросил ее, чем она думает заняться после окончания школы, а когда она ответила, ляпнул: «Да ты что? В космос посылают только мужчин». «Что ты такое говоришь? – возмутилась Грейс. – А Салли Райд? Светлана Савицкая? Роберта Бондар?» – «Мало ли, какие еще фамилии ты сочинишь!»
  
  Ну и черт с ним! Не замуж же она за него собирается! Ее цель – повеселиться. Ну, и при случае рискнуть. Разве не о желании рискнуть он ее спрашивает?
  
  – Нет, в «порше» я точно не ездила.
  
  – Хочешь? – усмехнулся Стюарт.
  
  – Почему бы нет? – Грейс пожала плечами.
  
  Завибрировал сотовый.
  
  – Это тебя, – сказал Стюарт.
  
  Грейс достала телефон из сумочки и посмотрела на экран:
  
  – Господи!
  
  – Кто это?
  
  – Отец. Мне пора возвращаться домой. – Время близилось к десяти.
  
  – Немедленно домой, юная леди, – произнес Стюарт важным баритоном. – Вас ждут уроки.
  
  – Прекрати!
  
  Порой отец бывал невыносим, но все-таки ей не нравилось, когда его передразнивали. Грейс терпеть не могла слушать, как ученики школы говорят про него гадости. То еще испытание – учиться в школе, где преподает твой отец! От тебя ждут невозможного, тебе полагается быть паинькой, получать только отличные отметки. «Учительская дочка» – этим все сказано. Училась Грейс, кстати, неплохо, особенно хорошо ей давались точные дисциплины, хотя иногда она нарочно ошибалась, чтобы не прослыть «ботаничкой» и не получить от мальчишек кличку «наша Эми Фарах Фаулер» – так звали заумную зануду из телепередачи.
  
  – Ты ответишь ему? – спросил Стюарт под непрекращающийся виброзвонок.
  
  Грейс уставилась на телефон, умоляя его заткнуться. Примерно через минуту телефон смолк. Но уже через несколько секунд экран снова загорелся: на сей раз эсэмэска.
  
  – Вот черт! Он требует, чтобы я возвращалась домой.
  
  – Отец держит тебя на коротком поводке. Мать тоже контролирует каждый твой шаг?
  
  «Если бы она была дома! – подумала Грейс. – Если бы не сбежала две недели назад после той неприятности с кипятком!» Грейс только три дня назад сняла с обваренной руки повязку. Последний вопрос Стюарта она оставила без ответа, потому что ее больше интересовала прежняя тема.
  
  – Значит, папаша купил тебе «порше»?
  
  – Да ты что! Разве тогда он рассекал бы на таком рыдване?
  
  – О чем же ты тогда болтаешь?
  
  – Я знаю, где взять «порше» и порассекать на нем немного.
  
  – Что-то я не пойму…
  
  – Очень уж хочется позаимствовать такую машинку и минут десять покататься с ветерком!
  
  – Ты про автосалон? – удивилась Грейс. – Разве они работают так поздно? Кто позволит тебе взять машину на тест-драйв на ночь глядя?
  
  Стюарт покачал головой:
  
  – Какой автосалон? Просто тротуар перед домом.
  
  – Ты знаком с владельцами «порше»? – Грейс засмеялась. – Это какими надо быть тупицами, чтобы позволить тебе прокатиться на такой машине?
  
  – Ты не поняла. Я толкую про дом, который на этой неделе стоит пустой. Дом из списка.
  
  – Что еще за список?
  
  – Не суй нос куда не следует. Есть такой у моего отца. Они его постоянно обновляют: кто в отпуск уехал, еще что-нибудь. Я проверяю адреса, откуда люди смотались, смотрю, какие у них тачки. Однажды взял «мерседес» минут на двадцать, никто и не заметил. Вернул без единой царапины. Загнал обратно в гараж, будто пальцем до него не дотрагивался.
  
  – Кто ведет подобный список? – поинтересовалась Грейс. – Чем твой папаша занимается? В охране работает, что ли? – У нее, конечно, уже появилось подозрение насчет занятий отца Стюарта, и она сильно удивилась бы, если бы оказалось, что он заботится о безопасности своих соседей.
  
  – В ней самой, – небрежно бросил Стюарт. – В охране.
  
  У Грейс не выходили из головы звонок и сообщение отца. Она сказала ему, что пойдет в кино с одноклассницей и их отвезет и заберет ее мама. Семичасовому сеансу полагалось закончиться в девять. Как поступит отец, поймав ее на лжи? Никакой одноклассницы, никакого киносеанса. Стюарт – а не мать подружки – должен был высадить Грейс в квартале от ее дома. Отец не отпустил бы дочь гулять с парнем, уже доросшим до возраста управления автомобилем. И уж тем более с этим, в свое время донимавшим учителя своей бестолковостью. Грейс подозревала, что его сомнительное происхождение тоже не составляло для ее отца тайны.
  
  – То, о чем ты рассказываешь, смахивает на угон, – заметила она.
  
  Стюарт покачал головой:
  
  – Еще чего! Угон – это когда ты не возвращаешь машину, а загоняешь барыге, который грузит ее в контейнер и сплавляет в Аравию или еще куда-нибудь. А это просто так, взять покататься. Даже без попыток выжать из тачки хорошую скорость. Зачем нарываться на штраф за превышение?
  
  Грейс долго молчала, а потом сказала:
  
  – Наверное, это будет весело.
  Глава 5
  
  Детектив Рона Уидмор собиралась лечь спать, когда ей позвонили и доложили об обнаружении трупа. Ламонт улегся раньше ее, но, почувствовав, что жена одевается, проснулся.
  
  – Что такое, детка? – спросил он, поворачиваясь к ней.
  
  Рона никогда не уставала от звука его речи, ей хватало даже одного его словечка, тем более трех. Не важно, что он говорил, – теперь, после длительного периода упорного молчания. Ламонт вернулся из Ирака с тяжелой психической травмой: такого там навидался, что надолго оцепенел. Месяц за месяцем помалкивал, пока однажды ночью – с тех пор прошло три года – ей не прострелили плечо. Тогда он появился в кабинете неотложной помощи и спросил: «Ты цела?» Стоило схлопотать пулю, чтобы услышать те два словечка.
  
  – Придется ехать, – ответила она. – Прости, что разбудила тебя.
  
  – Ничего, – сказал Ламонт, все еще прижимаясь щекой к подушке. Наученный горьким опытом, он не спрашивал, долго ли она будет отсутствовать. Сколько понадобится, столько и будет.
  
  Рона заперла за собой дверь, села в машину и направилась к месту преступления с единственной мыслью в голове: только этого Милфорду не хватало – очередного убийства! Люди и так напуганы. Оставалось надеяться, что на сей раз дело окажется простым, вроде поножовщины после драки в баре. Драки в барах со смертельным исходом не вселяли в жителей страха. Один идиот убил в баре другого идиота, подумает большинство и плечами пожмет. Чего еще ждать от перепившихся кретинов? Сидя в своих безопасных жилищах, добропорядочные милфордцы не усматривали в подобных преступлениях угрозу для себя.
  
  Двойное убийство, гибель супругов Брэдли, – совсем другое дело, лошадка редкой масти, как говаривал отец Роны Уидмор. Двоих безобидных пенсионеров застрелили в гостиной без видимой причины? Такое вселяло настоящий страх.
  
  Пока у Уидмор не было зацепок. За Ричардом и Эстер Брэдли не числилось ни единого правонарушения; неоплаченного штрафа за стоянку – и то не было зафиксировано! На их замужнюю дочь, жившую в Кливленде, у полиции тоже не было ровным счетом ничего: ни плантации марихуаны в подвале, ни лаборатории по изготовлению метамфетамина на заднем дворе. Не считать же зацепкой то, что чуть раньше тем же вечером Ричард Брэдли ломился в дверь соседнего дома, требуя, чтобы окопавшиеся там студенты сделали потише музыку! Сначала молодежь числилась у Уидмор единственными свидетелями. Но чем дольше она их проверяла, тем больше убеждалась, что с убийством супругов Брэдли у них нет ничего общего. Так кто же, черт возьми, их убил? И почему?
  
  Прилетевшая из Кливленда дочь убивалась из-за утраты родителей, но в перерывах помогала Уидмор обшаривать дом, чтобы определить, чего там недостает. По мнению дочери, из дома ничего не пропало, да у ее родителей и не было ценных вещей. Убийца даже не позаботился забрать из бумажника Ричарда Брэдли или из кошелька Эстер Брэдли наличные и кредитные карты. Это исключало наркоманов, нуждающихся в деньгах на очередную дозу.
  
  Убийство с целью пощекотать себе нервы? Ничего ритуального в убийствах не просматривалось. Надписи кровью на стене «тсс, никому не говори!» и то не было. Рона думала о том, не сыграл ли роль факт, что убитые – бывшие учителя. Ей представлялся примерно такой сценарий: обиженный много лет назад ученик вообразил, будто Ричард или Эстер загубили ему жизнь, и явился отомстить. Версия выглядела притянутой за уши, но в отсутствие другой приходилось довольствоваться ей. Хотя убийства по мотиву мести обычно не получаются такими «чистыми».
  
  Ричард и Эстер Брэдли получили по одной пуле в голову. Очень хладнокровное и эффективное двойное преступление. Никаких отпечатков пальцев не обнаружено. Убивающие из чувства мести обычно переусердствуют. Двадцать колотых ран вместо трех. Шесть пуль там, где хватило бы одной. Договорились: действовал профессионал. Зачем? Непонятно. Для чего заключать контракт на устранение двух ушедших на пенсию учителей? Вот что сводило с ума детектива Рону Уидмор.
  
  Вероятно, новое убийство, совершенно не нужное городу Милфорду, окажется именно тем, что требуется ей. Хотя бы прочистятся мозги, замутненные делом Брэдли. Появится необходимость сосредоточиться. Иногда это помогало. Вдруг, вернувшись к расследованию двойного убийства, она заметит то, что ускользало от ее внимания раньше?
  
  Выяснилось, что детектива Уидмор вызвали не в бар, а в Национальный парк «Сильвер-Сэндс» – сорок пять акров песчаных пляжей, дюн, участков разной степени заболоченности, прибрежных лесов. Она поехала на юг, мимо пансионов для престарелых на правой стороне, а потом повернула налево и покатила вдоль пляжа и дощатого прогулочного настила. Там, где кончался настил, стояли три автомобиля милфордской полиции с вращающимися «мигалками» на крыше. К ее машине без опознавательных знаков приблизился полицейский.
  
  – Детектив Уидмор? – спросил он.
  
  – Не узнаешь, Чарли? Как дела?
  
  – Помаленьку. У нас с женой прибавление в семействе.
  
  – Поздравляю! Мальчик, девочка?
  
  – Девочка, назвали Табитой.
  
  – Вот и славно. Так что у нас здесь?
  
  – Труп белого мужчины, возраст – двадцать с небольшим. Похоже, схлопотал две пули в спину при попытке убежать.
  
  – Свидетели?
  
  Чарли покачал головой:
  
  – Это не обязательно произошло прямо здесь. Его могли привезти сюда убитым.
  
  Уидмор уже натягивала перчатки:
  
  – Куда идти?
  
  Она двинулась за полицейским по настилу. Здесь изрядно побушевал ураган «Сэнди», много чего попортивший в округе, но дыры в настиле уже успели заделать.
  
  – Сюда! – Чарли показывал влево, на высокую траву, отделенную настилом от моря. Там уже стояли другие полицейские, с расставленных шестов светили прожектора.
  
  Уидмор утонула в траве по пояс. В нос ударил запах разлагающейся плоти, но благодаря дувшему от воды ветерку ее не затошнило.
  
  – Кто его нашел? – спросила она, достав из кармана фонарик.
  
  – Двое детей. Они убежали и вызвали нас. Никуда не делись, дождались неподалеку.
  
  – Вы их отпустили?
  
  – Сначала записали имена и адреса. Их забрали родители.
  
  Труп лежал лицом вниз. Убитый имел приблизительно двести фунтов веса, короткие светлые волосы, на нем была слишком просторная футболка и шорты цвета хаки с полудюжиной карманов, белые носки и кроссовки. Присев на корточки, Уидмор заметила что-то в его нижнем кармане. Бумажник. Открыв его, она осветила фонариком водительское удостоверение в прозрачном пластиковом кармашке.
  
  – Элай Ричмонд Гоуман, – прочитала Рода и стала разглядывать два пулевых отверстия в окровавленной футболке. – Переверните его на спину!
  
  Двое полицейских выполнили ее требование.
  
  – Где кровь? Она вытекла не здесь. Куда пропал Чарли? Похоже, он прав: потерпевшего привезли сюда уже мертвым. Джоя вызвали? – Так звали судмедэксперта.
  
  – Вызвали, – ответил кто-то.
  
  Уидмор изучила содержимое бумажника. Шестьдесят восемь долларов наличными. Чеки за оплату кредиткой в барах и в винных магазинах. Что ж, по крайней мере, будет с чего начать. Она присмотрелась к водительскому удостоверению, выданному в штате Коннектикут. Убитый родился в марте 1992 года. Двадцати двух лет от роду.
  
  – Ну, приветик, – сказала Рода.
  
  – Что? – отозвался кто-то.
  
  Уидмор не отводила взгляда от удостоверения. Ее внимание приковал адрес Элая Гоумана.
  
  – Сукин сын, – пробормотала она.
  
  Знакомая улица. Она побывала там недавно. Элай жил в двух домах от места, где убили Ричарда и Эстер Брэдли. Уидмор почти не сомневалась, что именно по этому адресу обитали шумные студенты.
  Глава 6
  
  – Чего ты так боишься? – спросил Стюарт у Грейс по дороге к дому, где их ждал «порше». – Поверь, все будет хорошо. Ни малейшего риска!
  
  – Как ты собираешься завести его? Как по телику, что ли? Просто соединишь под рулем два проводка?
  
  – Брось, это все выдумки. Счастливчик ныряет под руль, находит провода – и через пару секунд мотор уже фырчит… Нет, так не бывает. Даже если удастся запустить мотор, то как разблокировать рулевую колонку? Нужен ключ зажигания. Даже если завести машину как в кино, она поедет только по прямой. Терпеть не могу киношную дурь!
  
  – А у тебя есть ключ?
  
  – Еще нет. – Он похлопал правой рукой по бедру Грейс. – Она тут, рядом. Но полквартала мы пройдем пешком.
  
  Она не следила, куда они едут. Улица в приличной части города заканчивалась тупиком. Вокруг были аккуратно подстриженные лужайки, большие деревья, дома, широкие подъездные дорожки.
  
  – Идем, – сказал Стюарт. Грейс медленно вылезла из машины. Через несколько шагов Стюарт остановился. – Подожди. Я кое-что забыл.
  
  Он вернулся к «бьюику», открыл пассажирскую дверцу, поставил колено на сиденье и наклонился, будто роясь в «бардачке». Засунув найденное за пояс джинсов, он запахнул полу куртки.
  
  – Что там у тебя? – спросила Грейс.
  
  – Фонарь, – ответил Стюарт.
  
  Поверяя номера домов, он дошел до двухэтажного дома в колониальном стиле и остановился.
  
  – Нашел! Идем, нечего здесь торчать и таращиться, нас заметят.
  
  Хотя вокруг не было ни души.
  
  Стюарт схватил Грейс за руку и повел по подъездной дорожке. Над входной дверью горел фонарь, другой фонарь был включен сбоку от дома, но Стюарт почему-то не сомневался, что никто из соседей их не увидит.
  
  – Чей это дом? – спросила она.
  
  – Какого-то Каунтчилла. Как тебе фамилия? Похоже на «кончил». Тебя спрашивают: «Ты кто?» А ты в ответ: «Я Кончил». А тебе говорят: «Ты так рад меня видеть?» – Стюарт хихикнул. – Ладно, давай сначала заглянем в гараж, проверим, там ли тачка. Вдруг мы напрасно сюда приперлись? – Он еще крепче взял ее за руку.
  
  В гараже, пристроенном к дому сзади, поместилось бы два автомобиля. На воротах было четыре горизонтальных окошка.
  
  – Надо убедиться, что она там, – произнес Стюарт, достал из кармана сотовый, включил его как фонарик и посветил в одно из окошек.
  
  – Я думала, ты принес настоящий фонарь.
  
  – На месте! – сообщил Стюарт, заглянув внутрь. – Видишь? Полюбуйся!
  
  Грейс приблизилась к окошку.
  
  – Ну, машина. Целых две. – В гараже стоял белый двухдверный седан и спортивный автомобиль – низкий, ярко-красный.
  
  – «Ма-ши-на…» – передразнил Стюарт. – Караул, девять-один-один – вот что это такое! «Каррера»! Теперь надо залезть внутрь и раздобыть ключи.
  
  Грейс только сейчас сообразила, что это очень плохо пахнет. Даже живот заболел.
  
  – Нет, это не для меня.
  
  – Говорят тебе, все нормально! Они уехали. Мы залезем, не потревожив охранную сигнализацию. Говорят, у них есть собака – запустили в дом на недельку, и что это значит? То и значит, что внутри нет датчиков, иначе они постоянно срабатывали бы на эту псину.
  
  – Нет, без меня! – Грейс высвободила руку.
  
  Стюарт обернулся:
  
  – Что ты теперь будешь делать? Пойдешь пешком домой? Ты хоть знаешь, где мы находимся? Посидишь на обочине, пока я не вернусь? Брось! Я не нашел у отца ни ключей, ни кода, но это не беда: мы залезем в окно подвала.
  
  Снова сработал телефон Грейс: новое сообщение от отца.
  
  – Твой старикан никак не успокоится?
  
  Она кивнула и убрала телефон. Стюарт отвернулся и опустился на колени перед окошком подвала.
  
  – Датчик должен быть вот здесь, в углу, – сказал он и ударом ноги разбил стекло. Грейс вздрогнула и закрыла себе ладонями рот. – Ты стоишь рядом, поэтому тебе показалось, будто это громко. Больше никто не услышит. В подвале на полу ковер. – Осколки торчали из рамы, как зубы в акульей пасти. – Я мог бы пролезть, но потом истек бы кровью.
  
  Стюарт достал из кармана джинсов кредитную карту с полосками клейкой ленты и что-то блестящее размером со спичечный коробок. Развернув блестящий сверток, он улыбнулся.
  
  – Фольга. Наклеиваешь ее поверх контакта…
  
  Он засунул руку в окно и немного повозился в правом верхнем углу.
  
  – Теперь открываем окно, и сигнализация, как сама слышишь… не срабатывает! – Не вынимая руку из окна, Стюарт открыл раму. Теперь отверстие было достаточно велико, угроза порезаться миновала. – Честно говоря, этот этап всегда меня пугает больше всего. Я уже был готов пуститься наутек.
  
  Он пролез в окно ногами вперед, немного повисел на локтях и спрыгнул с высоты не более фута.
  
  – Пустячное дело! Лезь!
  
  Грейс знобило, хотя был теплый летний вечер. Она запрокинула голову и уставилась в небо. Легкий туман не мешал разглядеть звезды. Грейс вспомнила телескоп, который обожала в детстве. С его помощью она изучала из окна своей спальни звезды, искала астероиды и ужасно боялась, что какой-нибудь из них врежется в Землю и убьет родителей и ее, уничтожив заодно всю планету. Впрочем, какое ей дело до остального мира, если лишится всех родных?! Остаться без семьи… У них дома это было дежурной темой. Вот и теперь ее семья неполная: мать временно поселилась в квартире в старом доме на другом конце Милфорда. Грейс думала, что она должна одуматься и вернуться, но где там… Что она пытается доказать, затягивая свое отдельное проживание? Можно ли серьезно относиться к словам матери про то, что ей необходимо время, чтобы прийти в себя, или это отговорки, прикрытие правды – она не любит дочь и не желает жить с ней под одной крышей? Правда, в последнее время, когда они остались вдвоем с отцом, жизнь стала спокойнее.
  
  Мать слишком напрягалась, беспокоилась, что с дочерью случится беда. Постоянно бесилась. Ей необходимо было каждую секунду знать, где находится дочь, с кем встречается. Требовала от Грейс звонков каждые два часа. Разве всему этому не следовало уйти в прошлое уже много лет назад, когда мать узнала правду о том, что произошло с ней самой в подростковом возрасте?
  
  «Теперь мне самой четырнадцать лет, – думала Грейс. – Долго еще это будет продолжаться? Неужели когда я поступлю в колледж, мать наденет мне на ногу электронный браслет, чтобы следить за каждым моим шагом?»
  
  Иногда Грейс казалось, будто ее мать убеждена: с ней непременно случится что-нибудь страшное, и ей не терпится, чтобы это наконец произошло. Так она того и гляди накличет несчастье! А все потому, что ожидание беды хуже самой беды.
  
  Грейс не исключала, что именно поэтому она находится сейчас с этим болваном, затеявшим отъявленную глупость. С минуты на минуту грянет кризис, и матери придется вернуться домой! «Чушь! Разве я хочу, чтобы мама обо всем этом узнала?»
  
  – Эй! – шепотом позвал ее Стюарт, просунув голову в окно. – Чего ты медлишь?
  
  Она опустилась на колени спиной к окну и просунула в окно одну ногу. Стюарт обхватил ее за талию и стащил вниз.
  
  – Не включай свет, – попросил он.
  
  – Можно подумать, я уже тянусь к выключателю, – буркнула Грейс.
  
  Они попали в комнату для отдыха: кожаный диван, два кресла с откидной спинкой, большой плоский телеэкран на стене. Прошли по ковру, хрустя битым стеклом, и поднялись по лестнице. Дом был состоятельным: современная мебель, много украшений, натуральная кожа, алюминий, стекло. Не то что у нее дома! Ее родители довольствовались секонд-хендом и иногда ездили в «Икеа».
  
  – Разве хозяева не поймут, что у них побывали гости, увидев разбитое окно? – спросила Грейс.
  
  – Ну и что? Тогда это уже не будет иметь значения. – Стюарт освещал им путь телефоном, превращенным в фонарик. – Обычно люди держат ключи от машины близко к входной двери, в каком-нибудь ящике, на тарелочке…
  
  Они дошли до холла, где у стены стоял длинный узкий стол с четырьмя ящиками.
  
  – Ну, вот, – сказал Стюарт. – Наверняка это здесь. – Он выдвинул верхний ящик и направил в него луч. – Только перчатки и разная мура!
  
  Он попробовал выдвинуть следующий ящик, но тот застрял. Стюарт ударился о стол рукой и выронил на мраморный пол что-то тяжелое.
  
  – Что это? – спросила Грейс.
  
  – Я кое-что уронил.
  
  – Револьвер?!
  
  – Нет, сандвич с тунцом. Что тебя удивляет?
  
  – Ты держишь в своей машине револьвер?
  
  – Автомобиль не мой, пушка тоже. Все отцовское. Подержи его, пока я стану искать ключи.
  
  – И не подумаю!
  
  – Сказано: держи! – Стюарт насильно сунул Грейс в руки револьвер. – Учти, ты начинаешь действовать мне на нервы.
  
  – Что у тебя на уме? Собрался кого-то застрелить?
  
  – Нет, но если кому-нибудь взбредет в голову помешать нам, пусть дважды подумает, когда ему сунут это под нос.
  
  Грейс отталкивала револьвер, который Стюарт совал ей, но чувствовала, что он начинает злиться. Вдруг он ее стукнет, если она станет сопротивляться? Ударит по лицу? Как она будет объясняться дома? Что наврет про расквашенный нос или подбитый глаз?
  
  – Ясно, – кивнула она.
  
  Револьвер был тяжелый, теплый, непривычный на ощупь. Грейс никогда не держала в руках огнестрельное оружие. У нее возникло ощущение, будто эта штука весит полсотни фунтов – так оттягивала ей руку.
  
  – Главное, не трогай курок, – предупредил Стюарт. – Прежде чем начать стрелять, надо понимать, что делаешь и что произойдет дальше.
  
  – Ты же у нас специалист! – усмехнулась она.
  
  – Попридержи язык! Плохо, в этом ящике тоже нет ключей. – Он открыл третий ящик и покачал головой. – Куда они засунули ключи от «порше»? Логично, чтобы их держали в…
  
  – Ты слышал звук? – перебила Грейс.
  
  Стюарт замер:
  
  – Какой звук?
  
  – Заткнись! Слушай!
  
  Десять секунд они стояли не дыша.
  
  – Ничего не слышу, – прошептал Стюарт. – Что это было?
  
  – Кажется, какое-то движение. Вроде как пол скрипнул. – Она машинально впилась пальцами в револьвер, но дуло осталось направлено в пол.
  
  – Брось, напридумывала невесть че…
  
  Он осекся – тоже что-то услышал.
  
  – Черт… – пробормотал Стюарт, глядя в сторону кухни.
  
  Грейс сделала шаг к входной двери. На стене у самой двери загорелась маленькая зеленая лампочка сигнализации.
  
  – Нет! – прошипел Стюарт. – Откроешь – зазвучит сирена.
  
  – А почему горит зеленый?
  
  – Звук был где-то внутри дома. – Он на цыпочках двинулся в сторону кухни.
  
  – Нет! Лучше уйдем! – Грейс рассуждала так: если при открытой двери сработает сирена, они успеют добежать до машины и уехать до появления полиции или службы охраны.
  
  – Вдруг нам обоим показалось? Не хочу убегать без причины. Давай искать ключи.
  
  Стюарт вытянул руку с телефоном-фонарем, освещая пол перед собой.
  
  – Пожалуйста! – захныкала Грейс.
  
  – Лучше не отходи от меня, – велел он, делая еще шаг и протягивая ей руку.
  
  – Мне страшно!
  
  Стюарт усмехнулся:
  
  – У тебя же оружие, Грейс. Чего волноваться?
  Глава 7
  Терри
  
  Телефонный звонок, сообщения остались без ответа. Я пытался вспомнить имя девочки, с которой Грейс собралась в кино. Сара? Сандра? Похоже, Сандра Миллер. После сеанса мать Сандры должна была отвезти Грейс домой. Но у меня не было телефона Сандры, тем более – ее матери; сколько Миллеров может числиться в телефонной книге Милфорда? Я решил не заглядывать в нее. Теперь, когда каждый ребенок на планете разгуливает с сотовым телефоном, мы стали халатно относиться к проблеме досягаемости их друзей. Телефоны могла знать Синтия. Она бы ответила мне, кто такая Сандра Миллер, где живет, каких поп-певиц предпочитает, как давно дружит с Грейс. Наверное, ей доводилось беседовать с матерью Сандры, а значит, в списке контактов в телефоне должен находиться ее номер. Когда у Грейс появлялись новые знакомые, Синтия записывала их координаты – вдруг пригодятся?
  
  Если бы я пережил то же, что пришлось пережить Синтии, то, вероятно, подобная предусмотрительность стала бы и моей второй натурой. Я тешил себя мыслью, что хорошо слежу за Грейс, хотя моя бдительность не шла ни в какое сравнение с бдительностью ее матери. Я проявлял излишнюю снисходительность. Если дочь возвращалась через десять минут после наступления «комендантского часа», я не копировал испанскую инквизицию. Не пилил дочь сверх меры, поскольку стремился ей доверять. Правильнее было бы сказать иначе: мне хотелось верить в ее здравый смысл. Однако подростки не заслуживают доверия. Мне самому в этом возрасте совершенно нельзя было доверять, Синтии, по ее признанию, тоже. Часто родительская доля – просто затаить дыхание и надеяться, что все обойдется.
  
  Да, я предоставил Грейс больше свободы. Заключал с ней сделки. Посулил ей поблажки в обмен на обещание, что даже в отсутствие матери она не будет давать себе волю, а проявит покладистость. Не станет спорить со мной по любому поводу. Грейс согласилась. А вот теперь злоупотребила моим доверием.
  
  Можно было сидеть дома и ждать ее появления, а можно было кинуться на поиски. Я склонялся ко второму варианту, но вот беда, не знал, с чего начать. А главное, велика вероятность того, что она соизволит вернуться в тот момент, когда я умчусь. Этого лучше было избежать: мне хотелось серьезно побеседовать с дочерью в тот момент, когда она переступит порог.
  
  Телефонный звонок застал меня в кухне. В ту же секунду я прижал телефон к уху. Но еще не вымолвив ни слова, убедился, глядя на дисплей, что звонит не Грейс.
  
  – Привет!
  
  – Ты используешь телефон вместо подушки? – произнесла Синтия.
  
  – Стою в кухне, утоляю голод, – ответил я. – А ты чем занята?
  
  – Ничем. Мне стало стыдно из-за пива.
  
  – Из-за чего?
  
  – Когда ты заглянул, я даже не предложила тебе пива.
  
  – Я и не заметил.
  
  – Стоило тебе уехать, как я спохватилась. Проявила негостеприимность, даже грубость.
  
  – Не бери в голову.
  
  Синтия помолчала.
  
  – Неужели?
  
  – Вот оно что!
  
  – Мне нужно было побыть одной. Я подумала: предложу ему пива, а он… А теперь мучаюсь раскаянием.
  
  – Хватит мучений!
  
  – И вообще, как только ты уехал, я расплакалась. Возненавидела себя за то, что не предложила тебе пива! Я поздно поняла, что не хотела, чтобы ты уехал. Господи, Терри, что со мной? Я себя не узнаю!
  
  – Ты была на этой неделе у Наоми?
  
  – Да. Гляжу на нее порой и думаю: как же она, наверное, от меня устала! Столько лет слушать мое нытье!
  
  – Подозреваю, ты изрядно достала ее.
  
  – Что поделать, если я никак не могу избавиться от посттравматического состояния? Из-за этого жизнь с Грейс превращается для меня в ад. – Пауза. – Она уже вернулась из кино?
  
  – Пока нет, – честно ответил я.
  
  Даже теперь, живя не дома, Синтия интересовалась, дома ли Грейс, иначе ей не удавалось уснуть.
  
  – Когда ей полагалось вернуться?
  
  – Синтия!..
  
  – Просто подумала: раз ей завтра работать, то лучше не возвращаться поздно, иначе она явится на работу усталой. В кухне надо глядеть в оба, там можно пораниться.
  
  На лето Грейс нанялась в яхт-клуб официанткой в буфет.
  
  – Не волнуйся, пока она задерживается всего на несколько минут. Две минуты назад я отправил ей сообщение. Все в порядке.
  
  Это даже нельзя было считать враньем.
  
  – Ладно, – произнесла Синтия.
  
  – Как прошел вечер?
  
  – Побывала у Барни. Забыла, что сегодня день выплаты аренды, а он предпочитает наличные, так что пару часов назад пришлось сгонять к банкомату, а потом ехать к нему расплачиваться.
  
  – Он не предлагал развеять твое одиночество?
  
  Синтия негромко засмеялась:
  
  – Барни говорит, что всю жизнь один, у него никогда никого не было. Вы не представляете, говорит, как вам повезло, что вы не одни, цените это, не разбрасывайтесь близкими. Так он меня напутствует.
  
  – Синтия, ты в порядке?
  
  – Да.
  
  – Я знаю, ты ценишь наш брак.
  
  Или я заблуждался? Может, что-нибудь не так понял? Поверил Синтии, когда она сказала, что ей надо передохнуть, перестать злиться на Грейс? Вдруг ее тревожило не только это? Может, возникли какие-то сомнения на мой счет? Мне на ум пришли слова Натаниэла про «визит очередного друга». Я уже собирался спросить ее, кого он имел в виду, когда в трубке раздался гудок. На дисплее появился номер Грейс.
  
  – Минуточку, звонит наша дочь.
  
  – Конечно.
  
  Я нажал на клавишу.
  
  – Грейс! – раздраженно воскликнул я. – Ты знаешь, который час? – Я не кричал, словно подозревал, что Синтия может услышать меня.
  
  – Папа, папа! Приезжай!
  
  Голос дочери дрожал. Я сразу понял: что-то случилось, и переключился с «сердитого папаши» на «озабоченного»:
  
  – Доченька, с тобой все хорошо? Я думал, мама подружки привезет тебя домой.
  
  – Ты должен приехать. Немедленно!
  
  – Где ты? Что происходит?
  
  – Кое-что случилось, папа. Кое-что…
  Глава 8
  Терри
  
  Она сказала, что я найду ее в магазинчике при заправке на углу Галф-стрит и Нью-Хейвен-авеню. Как я ни старался вытянуть из дочери подробности, она лишь твердила, что я должен поторопиться.
  
  И еще:
  
  – Не говори маме!
  
  – Уже еду, – сказал я и переключился на Синтию: – Ты слушаешь?
  
  – Я все ждала, что голос скажет: «Ваш звонок очень важен для нас». Все хорошо?
  
  – Ну да… Только ее оказалось некому подвезти, вот она и просит заехать за ней.
  
  – Если хочешь, я сама съезжу и доставлю Грейс домой.
  
  – Не надо, – ответил я, наверное, излишне торопливо. – Сам справлюсь.
  
  У меня не шли из головы слова Грейс: «Кое-что случилось». Чего еще надо родителю? Будь дочь на пару лет старше, я бы подумал, что она зацепила чей-то бампер или нарвалась на штраф за превышение скорости. Но в четырнадцать лет ни то, ни другое ей не грозило, если только она не села, нарушив правила, за руль машины кого-то из своих приятелей… Боже, только не это! Вдруг дочь задержали полицейские за употребление спиртного или за бутылку в сумке? Или она пришла в кинотеатр с пивом? Я не был так наивен, чтобы считать Грейс в этом отношении ангелом. Год назад – ей тогда было тринадцать лет – мать перед стиркой нашла в переднем кармане ее джинсов чек винного магазина. После того инцидента нам не помешало бы вмешательство миротворцев ООН. В конце концов мы выжали из Грейс признание, что старший брат подружки купил для нее бутылку ликера – девочки важничали, добавляя его в кофе, – и отдал ей чек, чтобы было понятно, сколько она ему должна. Вот и на сей раз могло произойти нечто похожее.
  
  Пусть Синтия и утверждала, что ей не требуется сопровождение и она вполне в силах сама разобраться с проблемой, возникшей у нашей дочери, сегодня вечером голос у нее звучал жалобно, и правильнее было избавить ее от лишних хлопот. Если бы я позволил Синтии поехать за Грейс, то через час у нас могла бы грянуть Третья мировая война.
  
  – Ты уверен? – спросила она. – Я не возражаю.
  
  Я был готов придумать убедительный довод. Например, что у нас с Грейс начинается грипп. Зачем Синтии рисковать заразиться? Хотя разве при гриппе я отпустил бы Грейс в кино? Ничего толкового мне в голову не приходило, а плести целую паутину лжи из-за пустякового, как я надеялся, события не хотелось. А главное, мне нельзя было медлить. Разговор с Грейс состоялся несколько секунд назад, а я уже чувствовал необходимость прыгнуть в машину и мчаться на ее зов.
  
  – Нет, – твердо ответил я. – Я сам. Спасибо за предложение.
  
  – Как знаешь, – немного раздраженно сказала Синтия.
  
  – Завтра поговорим.
  
  – Тогда до завтра. Езжай за нашей дочерью. – И она повесила трубку.
  
  Я схватил ключи и выбежал из дому. Отперев автомобиль, сел за руль и выехал задним ходом на Хикори. Оттуда было рукой подать до Памкин-Делайт-роуд. По этой улице я покатил к Бриджпорт-авеню, от нее на восток, через Милфорд-Грин. Через пять минут я достиг угла Нью-Хейвен и Галф. Заправка находилась на северо-восточном углу перекрестка.
  
  Стоило мне появиться, как Грейс пулей вылетела из ночного магазина. Голова понурая, волосы свисают на глаза. Бросившись к машине, она рванула ручку, прежде чем я успел нажать кнопку разблокировки дверей. Я ударил по кнопке, но дочь так дернула ручку, что и со второго раза не сумела попасть в салон.
  
  – Подожди! – крикнул я через стекло.
  
  Она дождалась щелчка, рванула дверцу и взгромоздилась на переднее сиденье. На меня Грейс не смотрела, но я успел заметить, что у нее мокрые щеки.
  
  – Что стряслось, черт возьми?
  
  – Гони!
  
  – Где твоя подруга? Как ты тут оказалась? Почему одна?
  
  – Гони! – повторила Грейс, а потом сбавила тон: – Пожалуйста.
  
  Я проехал между колонками и покатил по Нью-Хейвен на запад.
  
  – Грейс, – начал я, – ты же не ждешь, что я примчусь за тобой на ночь глядя на заправку, не требуя от тебя никаких объяснений?
  
  – Еще не ночь, – возразила она. – Десять часов или четверть одиннадцатого. Вечно ты преувеличиваешь!
  
  – Что случилось-то? Ты сама сказала: «кое-что произошло».
  
  – Просто я хочу домой. Потом… может быть… я тебе расскажу.
  
  Остаток пути мы проехали молча. Я поглядывал на дочь. Она сидела опустив голову, руки не снимала с коленей и, казалось, разглядывала свои пальцы, то сплетая их, то разводя. Мне показалось, будто Грейс старается унять дрожь в руках.
  
  Я еще толком не затормозил, а она уже выскочила из машины и помчалась к двери дома. Когда я нагнал ее, пыталась отпереть дверь своим ключом, но рука у нее так дрожала, что она никак не могла попасть ключом в замочную скважину.
  
  – Подожди, – произнес я, отодвинул ее и отпер дверь собственным ключом.
  
  Как только дверь открылась, дочь помчалась вверх по лестнице.
  
  – Грейс! – крикнул я.
  
  Если она надеялась запереться в комнате и избежать допроса, то ошибалась. Я погнался за ней. Но вместо своей комнаты Грейс метнулась в ванную и там упала на колени перед унитазом. При первом приступе рвоты она попыталась убрать с лица волосы. Потом приступ повторился. Я не знал, нужно ли ей помогать. Вероятно, после экспериментов детей с выпивкой лучше не спешить с сочувствием, пусть сполна испытают все последствия. Хотя если бы Грейс выпила, то я почувствовал бы запах, когда она села в машину. А я ничего не заметил.
  
  Грейс предприняла третью попытку вызвать рвоту – безуспешную. Я дал ей толстый комок салфеток, чтобы она вытерла лицо, присел рядом с ней на корточки и потянулся к ручке унитаза. Дочь отшатнулась от унитаза и прижалась спиной к стене. Наконец я сумел как следует рассмотреть ее, и увиденное мне не понравилось.
  
  – Как ты себя чувствуешь? – Ответа не последовало. – Что ты пила? Я не почувствовал, чтобы от тебя пахло.
  
  – Ничего, – прошептала дочь.
  
  – Грейс…
  
  – Ничего, понятно?
  
  Неужели это действительно грипп, а я мучаю ее незаслуженным подозрением?
  
  – Несварение желудка? Что-то не то съела?
  
  – Я здорова.
  
  Минуту я молчал. Забрал у нее салфетки, бросил их в корзину, намочил холодной водой мягкую губку для лица.
  
  – Вот, держи.
  
  Грейс опять вытерла рот и приложила холодную губку ко лбу.
  
  – Ну, пора, – сказал я. – Выкладывай.
  
  Дочь уставилась на меня заплаканными глазами. Мне показалось, будто они полны страха.
  
  – Ты была не с Сарой?
  
  – Сандрой.
  
  – Ты же была не с ней?
  
  Она покачала головой.
  
  – И в кино не ходила?
  
  – Нет.
  
  – С кем же ты была? Как его зовут?
  
  Грейс сглотнула.
  
  – Стюарт.
  
  Я кивнул.
  
  – А фамилия?
  
  Она что-то промямлила.
  
  – Я не расслышал.
  
  – Кох.
  
  – Стюарт Кох?!
  
  Грейс бросила на меня сердитый взгляд и отвернулась.
  
  – Да.
  
  – Пару лет назад у меня был такой ученик. Порадуй меня, скажи, что это другой Стюарт Кох.
  
  – Может, и этот. Этот самый! Он учился в Фэрфилде, а в этом году бросил.
  
  Значит, тот самый Стюарт!
  
  – Боже мой, Грейс! Как тебя угораздило связаться с ним? – Я пытался осмыслить услышанное. Стюарт Кох был из тех, кто в простейшем слове из трех букв делает три ошибки. Образцовый хронический двоечник! – Где ты с ним познакомилась?
  
  – Какая разница?
  
  – Он совершенно безнадежен. На нем можно ставить крест, поверь моему слову.
  
  Дочь покосилась на меня:
  
  – Ты хочешь сказать, что его не имело смысла спасать, потому что он не девочка?
  
  Выстрел попал в цель.
  
  Я знал, на кого она намекает: на ученицу, с которой я возился несколько лет назад. Ее звали Джейн Скавалло. Тяжелый был случай: драка за дракой. Никто из учителей не хотел тратить на нее время. А я решил попробовать. Оказалось, что она мастерски пишет сочинения. У Джейн обнаружился настоящий талант, и я стал защищать ее. Существовали смягчающие обстоятельства, и вообще Джейн оказалась девочкой, способной на большее, чем могла представить она сама. Недавно я случайно столкнулся с ней и узнал, что она поступила в колледж. Иногда я обсуждал ее историю с Грейс, и она была в курсе.
  
  – Дело не в этом, – стал оправдываться я. – У Джейн был потенциал. Если и у Стюарта он был, то я этого не заметил. – Я замялся. – Если я в нем ошибся, буду рад услышать это от тебя.
  
  На это ей было нечего сказать, и я не настаивал – чувствовал, что есть проблема посерьезнее. Может, они встречаются? Если да, то когда это началось? Как долго длилось без моего ведома? А сегодня вечером поругались? Поссорились и расстались?
  
  – Что ты делала на заправке?
  
  – Я туда пришла, – произнесла Грейс, вытирая слезу со щеки. – Минут десять тащилась. А на заправке решила, что тебе будет легко найти меня там.
  
  – Стюарт был на машине? – Она молча кивнула. – Как же он отпустил тебя одну на заправку?
  
  – Не в том дело… Ты не понимаешь.
  
  – Не понимаю, потому что ты ничего не рассказываешь. Стюарт обидел тебя? Сделал что-то, чего не должен был делать?
  
  Ее губы разомкнулись, будто она хотела что-то сказать, и снова сжались.
  
  – Ну, что? – напирал я. – Грейс, я знаю, что некоторые моменты тебе проще было бы обсудить с мамой. Он… попытался заставить тебя делать то, чего тебе совсем не хотелось делать?
  
  Дочь медленно кивнула.
  
  – Ах, родная…
  
  – Это не то, что ты подумал. Это не было… Нет, тут совсем другое. Стюарт знал про автомобиль.
  
  – Что еще за автомобиль?
  
  – «Порше». Он знал, где стоит машина, на которой ему вздумалось прокатить меня.
  
  – Машина не Стюарта? Каких-то его знакомых?
  
  – Нет, – прошептала она. – Он решил угнать ее. То есть не навсегда, так, ненадолго, а потом вернуть на место.
  
  Я провел рукой по лбу.
  
  – Боже правый, Грейс! Неужели вы с этим парнем катались на чужом автомобиле? – Перед моим мысленным взором возникли картины одна другой хуже: угнали машину, сбили пешехода, удрали с места происшествия…
  
  – Мы ее так и не угнали, – сказала дочь.
  
  – Вас поймали? Его поймали? При попытке угнать автомобиль?
  
  – Нет.
  
  Я опустил крышку унитаза и сел.
  
  – Придется тебе помочь мне, Грейс. Невозможно задавать бесконечные вопросы, так мы до утра не доберемся до сути. Когда Стюарт полез в чужой автомобиль, ты сбежала?
  
  – Не совсем, – ответила дочь, шмыгнув носом.
  
  Я дал ей еще салфеток, и она высморкалась. Пусть она и не была больна, но выглядела ужасно. Глаза красные, вся бледная, волосы всклокоченные. Я вспомнил, как мы с Синтией возили ее в детстве на пляж «Виргиния», где она зарывалась в песок чуть ли не с головой, строила у самой воды песчаные замки и заразительно хохотала, демонстрируя рот без трех зубов. Существует ли еще та девочка? Она ли это? Или та, прежняя, прячется в глубине души этой, которая сидит сейчас, скорчившись, на полу ванной?
  
  Я ждал, чувствуя ее напряжение. Грейс готовилась открыть мне правду.
  
  – Я думаю…
  
  – О чем?
  
  – Думаю…
  
  – Боже всемогущий! Да выкладывай!
  
  – По-моему, я кое-кого застрелила.
  Глава 9
  
  Горди Планкетту казалось, что на встречу все опоздают, даже босс. Он поговорил с парнем за стойкой мотеля и снял номер по повышенной цене – чтобы не заполнять формуляры. В этом клоповнике многие снимали номера на час, и Горди знал, что Винс проведет здесь не более часа, если только их последние клиенты не задержатся. Но и это не беда. Если люди, с которыми назначена встреча, не приходят вовремя, не обязательно долго ждать. Иначе будешь выглядеть слабаком. Эту науку Горди усвоил у Винса. Нечего высиживать на заднице, когда кто-то проявляет к тебе неуважение. Встаешь и уходишь. Кроме того, у опоздания может быть невеселая причина. В дело могут быть замешаны копы. Разве надо дожидаться копов? Пока у Горди сохранялась надежда, что босс, Берт и Элдон успеют приехать раньше их новых клиентов.
  
  Первым объявился Берт Гудинг.
  
  – Где Элдон? – спросил Берт, выйдя из машины и приближаясь к Горди, стоявшему перед дверью комнаты номер 12.
  
  – Элдон? А ты сам? Где пропадал? И где Винс?
  
  – По-моему, у него сегодня запись к врачу. Серьезное оправдание! – сказал Берт.
  
  – В последнее время он плохо выглядит.
  
  – Вот именно. Сначала жена, теперь он сам. Но все равно Винс вот-вот заявится. А вот про Элдона я ничего не знаю.
  
  – Господи, – простонал Горди. – Элдону положено прикрывать входную дверь, тебе – заднюю.
  
  – Сам знаю, где мое место.
  
  – Мне сказано находиться внутри. Так распорядился Винс.
  
  – Раньше у Винса все ходили по струнке, но те времена миновали, – проворчал Берт.
  
  Горди прищурился.
  
  – В каком смысле? Из-за его болезни, что ли?
  
  – Не только, – ответил Берт. – Слабоват он стал. Наше дело – угонять машины, обчищать фуры, вот к чему мы приучены.
  
  – Для этого у Винса уже не хватает энергии, – заметил Горди.
  
  – Ему нужна химиотерапия.
  
  – Он не хочет.
  
  – Напрасно. Так ему приходится терпеть боль.
  
  – Давай не будем об этом. Где Элдон?
  
  – Не нравится мне, как все получается.
  
  – Так и скажи боссу: мол, не нравится мне все это. – Горди задирал Берта, зная, что у того кишка тонка. Винс Флеминг действительно сдал, но перечить ему пока было опасно. – Лучше объясни, какая причина была у тебя.
  
  – Для чего?
  
  – Для опоздания.
  
  Берт пожал плечами:
  
  – Джабба. – Так он называл в кругу друзей свою жену Джанин.
  
  Горди не стал выпытывать у него подробности. У Джанин было такое лицо, что даже памплонский бык развернулся бы и помчался обратно, и нрав соответствующий. Горди уважал Берта за крепкий характер: он не колотил жену, хотя мог бы. Видит бог, он умел это делать, как и избавляться от мертвых. Можно было бы, например, увезти тело постылой мегеры на ферму и там за два дня скормить его свиньям. Сам Горди в отличие от Берта не был женат. По его мнению, оплата женских услуг раз в неделю была более простым средством удовлетворения своих потребностей. Ирония заключалась в том, что Берт поступал так же.
  
  – Вот и Винс, – произнес Берт, указывая на сворачивающий на стоянку «додж». Водитель заглушил мотор, вылез из автомобиля и подошел к Горди и Берту.
  
  – Где Член? – спросил Винс. К несчастью Элдона, его фамилия, Кох[37], буквально напрашивалась на похабные насмешки.
  
  – Понятия не имею, – ответил Берт.
  
  Винс Флеминг склонил голову набок.
  
  – Почему?
  
  – Я ему не звонил.
  
  – Так позвони!
  
  Берт полез за телефоном.
  
  – Эта комната? – обратился Винс к Горди.
  
  – Да. Я заказал кофе и прочее.
  
  Винс пробормотал что-то неразборчивое и двинулся к мотелю. Горди подошел к Берту, ждавшему, когда Элдон отзовется на звонок, и произнес:
  
  – Я был уверен, что ты спросишь босса, почему он опоздал.
  
  – Отвали! – Берт удрученно покачал головой. – Элдон не отвечает. Сейчас включится автоответчик… Слушай, балда, это Берт. Ты уже должен был приехать. Не появишься через две минуты – придется тебе придумать хорошее оправдание. – Берт убрал телефон в карман. – Я обойду мотель и вернусь, – сказал он. Это была их стандартная процедура: осмотреть место встречи со всех сторон.
  
  Горди вошел в номер. Там было все, чего можно ожидать за двадцатку в час. Винс налил в кофе сливки и потянулся за клубничной плюшкой.
  
  – Говорят, это смертельно, – промолвил он, с жадностью кусая.
  
  Горди не знал, шутка ли это и следует ли ему смеяться, поэтому промолчал.
  
  – Что там с Элдоном?
  
  – Берт оставил ему сообщение.
  
  Винс шагнул к окну и раздвинул пальцами в сахарной пудре обвисшие пыльные рейки жалюзи.
  
  – Прежде чем этот кретин притащится, кто-то должен встать снаружи.
  
  – Хочешь, чтобы я прикрывал фасад, а Берт находился внутри?
  
  – Нет, лучше подождем. Смотри, кто-то едет.
  
  С улицы на стоянку, скользнув по ней лучами фар, свернула машина – старый ржавый «фольксваген-гольф», тарахтевший, как газонокосилка. За рулем сидел Элдон. Голова у него была лысая, как бильярдный шар, но размером больше напоминала баскетбольный мяч. Винс ждал, что Элдон прикатит на своем старинном громоздком «бьюике», однако ошибся.
  
  – Я выйду, – сказал Винс Горди, бравшему с подноса бумажный стаканчик с кофе.
  
  Элдон ставил свой автомобиль напротив мотеля, откуда открывался хороший обзор. Сейчас ему навстречу шагал Винс, вид которого не предвещал ничего хорошего. Винс шел медленно и грозно. С некоторых пор он не мог бегать – сказывалось пулевое ранение семилетней давности. Пуля повредила, среди прочего, мышцы у него в животе, отчего все его движения замедлились.
  
  Элдон опустил стекло. Винс заглянул в салон, чуть не ткнувшись носом Элдону в лоб.
  
  – Где ты был?
  
  – Извини, – произнес Элдон, – задержался. Ничего же не произошло?
  
  – Их еще нет.
  
  – Значит, я никого не подвел. – Элдон выдавил улыбку и пожал плечами. – Я на месте. Все в сборе.
  
  Винс убрал голову из его машины и вернулся в номер мотеля. Горди выходил из туалета, затягивая ремень и проверяя «молнию» на ширинке.
  
  – Хороша банда, – пробурчал Винс. – Никакой пунктуальности. – В руке у него завибрировал сотовый.
  
  – Он здесь? – спросил Берт.
  
  – Здесь, – кивнул он, прервал звонок и устало сел на край кровати.
  
  – Я правильно понял? Элдон приехал?
  
  – Приехал. Полная готовность.
  
  Горди заметил, что Винс тяжело дышит.
  
  – Ты в порядке?
  
  – Лучше не придумаешь.
  
  В руке Винса снова завибрировал телефон.
  
  – Да?
  
  – Наши мальчики на месте, – доложил Элдон. – Подъезжают во внедорожнике «лексус».
  
  – Сколько их?
  
  – Если никто не прячется в багажнике, то всего двое, как ты обещал. Неподалеку остановилась еще одна машина, «БМВ». Не вижу, кто в ней.
  
  – Второй автомобиль?
  
  – Да.
  
  – Копы?
  
  – Не знаю. Все, отъехала.
  
  – Уверен? – спросил Винс.
  
  – Да. Сейчас из «лексуса» выходит водитель. Второй тоже вышел. У второго сумка. Черный рюкзак. Я вылезаю. Скажу им, в какую комнату идти.
  
  Винс Флеминг нажал «отбой» и сообщил Горди:
  
  – Они здесь.
  
  Тот кивнул. Его обязанности были на сей раз ограниченны: стоять, наблюдать, охранять. Горди извлек из-за пояса револьвер, чтобы в случае чего быть наготове. За время работы на Винса от руки Горди много кому досталось, сам Винс тоже не бездействовал. Но теперь у босса уже не было энергии.
  
  Пять быстрых ударов костяшками пальцев по железной двери. Винс встал с кровати и открыл дверь. Двое приехавших были похожи друг на друга: белые, приземистые, оба не выше пяти футов шести дюймов, сальные черные волосы, разве что у одного они пострижены короче, чем у другого. Обоих хотелось сравнить с пожарными гидрантами. Чтобы опрокинуть такой гидрант, пришлось бы упереться в него спиной и как следует напрячься.
  
  – Привет! – Винс впустил гостей в номер и закрыл дверь. – Кто из вас Логан?
  
  – Я Логан, – ответил коротковолосый, выглядевший лет на пять старше своего спутника с рюкзаком в руках, и указал на него кивком: – А это Джозеф.
  
  – Вы родственники? – поинтересовался Винс.
  
  – Братья.
  
  Джозеф, не дожидаясь приглашения, поковырялся в коробке из «Данкин Донатс», выбрал плюшку с джемом, надкусил и нахмурился.
  
  – Не люблю вишню. – Выбросив плюшку в корзину, он нашел шоколадную, откусил и улыбнулся. – Другое дело!
  
  – Вкусно? – не выдержал Горди.
  
  Винс молча улыбнулся.
  
  Два движения челюстей – и плюшки как не бывало. Винс, глядя на рюкзак Джозефа, спросил:
  
  – Что вы нам привезли?
  
  Тот не смог ответить с полным ртом, ему на помощь пришел его брат Логан:
  
  – Сначала надо кое-что выяснить. Откуда мы знаем, что тебе можно доверять?
  
  Винс посмотрел на него взглядом мертвеца.
  
  – Ты бы не приехал, если бы не навел справки.
  
  Логан пожал плечами:
  
  – Да, навел.
  
  – Хочешь делать бизнес? Я готов. Не уверен? Забирай своего брата-свинью и проваливай.
  
  – Что? – произнес Джозеф, облизывая пальцы.
  
  Винс не сводил взгляда с Логана:
  
  – Да или нет?
  
  – Да, я хочу делать бизнес.
  
  – Ты позволишь ему так со мной разговаривать? – обратился к брату Джозеф.
  
  – Заткнись! Давай рюкзак.
  
  Джозеф послушался.
  
  – У меня здесь много, тебе понравится, – сказал Логан.
  
  – Наличные? – уточнил Винс.
  
  Тот наклонил голову.
  
  – Я думал, ты берешь только их.
  
  – Мы возьмем все, что влезло в рюкзак.
  
  – А голову? – усмехнулся Джозеф.
  
  Теперь Винсу пришлось удостоить его взглядом.
  
  – Что?
  
  – Голову. Сюда поместится голова. Например, у нас есть человеческая голова и нам надо ее сохранить, вы и ее для нас припрячете? Мы бы упаковали голову, чтоб не воняла.
  
  – Головы у нас нет, – произнес Логан.
  
  – Начнем считать! – поторопил Винс и ткнул пальцем в дешевый комод с поверхностью из слоистого пластика и со щербатыми ящиками. На нем рядом со старомодным телевизором фунтов в триста весом стояла машинка для счета купюр, похожая на компьютерный принтер-переросток.
  
  – Зачем вам это знать? – спросил Логан.
  
  – Когда приходишь в местное отделение «Бэнк оф Америка» с пачкой денег, тебе достаточно сказать, сколько в ней, и они сразу соглашаются?
  
  Логан с кряхтением водрузил рюкзак на кровать, расстегнул на нем «молнию» и стал обеими руками выгребать перетянутые резинками пачки.
  
  – В каждой пачке штука баксов, – объяснил он. – Всего семьдесят пачек.
  
  – Семьдесят тысяч, – проговорил Винс. – Ты говорил, будет много…
  
  Он покачал головой и взял наугад три пачки. Если бы в каждой оказалось по тысяче, Винс не стал бы считать деньги в остальных. Он снял с пачек резинки и принялся закладывать деньги в машинку. Закончив, он нажал кнопку, и горка денег сверху стала убывать, как высокая трава от порыва ветра. Разделавшись с третьей пачкой, Винс сказал:
  
  – Ладно, теперь сочтем сами пачки.
  
  На то, чтобы сложить семь стопок по десять пачек, у него ушло немного времени. Горди не стал ему помогать. Ему приказали быть настороже, да и как считать с револьвером в руке?
  
  – Что теперь? – спросил Логан.
  
  – Я забираю свою комиссию, – ответил Винс, убирая в карманы пять пачек, пять тысяч долларов. – Это ваша гарантия на полгода.
  
  – Многовато! А если я захочу забрать деньги обратно до истечения полугода?
  
  Винс покачал головой:
  
  – Это минимальная ставка.
  
  – Ладно, – вздохнул Логан. – Мне все равно некуда деваться. За нами может следить полиция. На прошлой неделе они получили ордер на обыск нашего склада. Ничего не нашли, дебилы! Но они знают про нашу собственность. В швейцарские банки нынче уже не сунешься, не те времена!
  
  – Нет, – согласился Винс. – Кажется, у нас все.
  
  Логан замялся:
  
  – Разве нам ничего не положено?
  
  – Захотелось подарочный тостер?
  
  – Нет, квитанцию.
  
  Винс покачал головой. У него были с собой бумажные продуктовые пакеты, чтобы убрать в них деньги, но Логан, указав на рюкзак, сказал:
  
  – Можете взять это.
  
  – Ты только погляди! – обратился Джозеф к брату и показал на ширинку Винса. – Он описался!
  
  Винс опустил голову, чтобы проверить, так ли это, и увидел сбоку от ширинки темное мокрое пятно.
  
  – Проклятие… – прошептал он.
  
  Горди прикусил губу. Так иногда случалось, но разве укажешь на подобную оплошность своему боссу? Тем более при других.
  
  Джозеф шагнул к Винсу.
  
  – Слушай, меня занесло, зря я так… Не обижайся. И не смущайся. Мой дядя, он старше тебя, тоже в свое время грешил тем же самым. Правда, ему тогда было всего три года.
  
  И снова эта его наглая ухмылка! Винс отвернулся от Джозефа и уставился на Логана.
  
  – Ваша мать жива? – спросил он.
  
  – Что?
  
  – Ваша мать. Та, что произвела на свет тебя и твоего брата. Она жива?
  
  Логан заморгал:
  
  – Да, жива.
  
  – Что же ты ей скажешь?
  
  – О чем?
  
  – Что ты ей ответишь на вопрос, почему не постарался спасти брата? Почему не научил его следить за языком? Почему позволил ему стать придурком и нарваться на пулю?
  
  Логан взглянул влево, мимо брата, на Горди, уже вытянувшего руку и приставившего к затылку Джозефа дуло револьвера. Логан медленно сглотнул и сказал брату:
  
  – Проси прощения.
  
  На поворот головы и оценку ситуации у Джозефа ушло довольно много времени. После этого он, глядя на Винса, произнес:
  
  – Я наговорил лишнего. Примите мои искренние извинения.
  
  – Теперь хранение денег обойдется вам еще в пять кусков, – произнес Винс.
  
  Логан посмотрел брату в лицо и указал на дверь. Оба поспешно вышли. Когда за ними закрылась дверь, Горди опустил револьвер и сказал:
  
  – Хватило бы твоего кивка.
  
  Винс опять посмотрел на свои брюки.
  
  – У меня в машине есть сменная одежда.
  
  – Я принесу, – предложил Горди. Это было ему привычно.
  
  Он еще не дошел до двери, когда телефон Винса опять завибрировал. Посмотрев, кто звонит, Винс нахмурился – не разочарованно, скорее от любопытства. Звонили его люди, несшие караул снаружи. Он приложил телефон к уху.
  
  – Я слушаю, милая. Что случилось?
  
  От услышанного он потемнел лицом.
  
  – Повтори номер дома. Хорошо, спасибо, что сообщила. Молодец!
  
  Убрав телефон в карман, Винс обратился к Горди:
  
  – Нам понадобится Берт. Скажи Элдону позаботиться о деньгах. Пусть проваливает поскорее.
  
  – Почему? Разве мы не поедем к тебе обмыть…
  
  – Делай, что тебе говорят. Гони его в шею.
  
  – Что стряслось-то?
  
  Винс пошатнулся и оперся рукой о комод.
  
  – Кажется, за нас взялись.
  
  – Господи!..
  Глава 10
  Терри
  
  Я решил, что ослышался. Невозможно было поверить, что Грейс произнесла именно эти слова.
  
  – Что ты сделала?
  
  – Мне кажется, я кого-то застрелила.
  
  Значит, не ослышался. Бессмыслица какая-то! Возникло ощущение, будто меня столкнули с крыши высокого дома, а внизу некому поймать. Мостовая приближалась с угрожающей скоростью.
  
  – Я ничего не понимаю, Грейс! С чего ты взяла, что… кого-то застрелила?
  
  – Он дал мне револьвер.
  
  – Кто?
  
  – Стюарт. Он дал мне подержать его. А потом послышались какие-то звуки, было темно, я толком не знаю, что произошло. Громкий звук, а затем револьвер выстрелил! Я не думала, что это я выстрелила, но револьвер-то был у меня, а не у Стюарта, только я не уверена, было так темно, с ума сойти, я никогда раньше не прикасалась к револьверам и ужасно перепугалась. Услышала крик – сама не знаю чей: то ли свой, то ли еще чей-то. Я бросилась бежать. Хотела выскочить во входную дверь, даже если сработает сигнализация, хотя огонек был зеленый. Поворачиваю ручку – а дверь заперта, как ее открыть, не знаю, поэтому побежала обратно в подвал и вылезла в окошко. Что дальше делать – не пойму: я была как парализованная, в шоке. Схватила телефон – и бежать! Мчалась, пока не увидела заправку. Решила позвонить тебе, хотя знала, что вы с мамой распсихуетесь, просто ничего больше не смогла придумать. Я не виновата! То есть, может, и виновата…
  
  И она разревелась. Это были не просто слезы, а бурные рыдания.
  
  – Господи, господи, господи… – повторяла Грейс, обхватив руками плечи, раскачиваясь, елозя по стене спиной. Потом подняла голову и посмотрела на меня ничего не видящим взглядом. – Все, моей жизни конец. Я погубила свою жизнь!
  
  Я плюхнулся на пол с ней рядом, обнял, крепко прижав к себе.
  
  – Брось, брось! Мы со всем разберемся. Вот увидишь, разберемся!
  
  Твержу эти слова, а сам себе не верю. Это вам не помятый бампер, не арест за употребление спиртного в несовершеннолетнем возрасте. Такую беду просто так не отведешь.
  
  – В кого попала пуля? В Стюарта? – спросил я, улучив момент между двумя ее всхлипами. – Или тебе показалось, будто там находился кто-то еще? Может, стрелял кто-нибудь другой? Вдруг у Стюарта был второй револьвер? Один дал тебе, а другой оставил себе?
  
  – Нет, я уверена, что у него был только один револьвер. Стюарт ходил за ним в машину. Я его звала, но он молчал. Вскоре послышался какой-то шорох, чье-то движение, я закрыла глаза руками и завопила, так мне было страшно, кто-то пробежал мимо меня. Стюарт не велел мне включать свет, чтобы никто не узнал, что мы там. Думаю, мне теперь крышка. Ведь Стюарт отозвался бы, если бы был жив? Может, те звуки, которые я услышала… Вдруг по дому бегала собака? Он говорил, что у хозяев дома есть собака, поэтому там нет этих штук… ну, ты знаешь, которые засекают, что в дом влезли чужие.
  
  – Датчики движения.
  
  – Вот-вот.
  
  – Ты слышала собаку? Лай?
  
  – Нет, ничего похожего.
  
  – Ладно, Грейс. Где все это происходило?
  
  – В доме.
  
  – Где находится дом?
  
  – Не знаю. – Она сделала несколько глубоких вдохов. – Вернее, вроде бы знаю, только неточно. Недалеко от заправки. Я убежала недалеко.
  
  – Это был не дом Стюарта?
  
  Грейс покачала головой:
  
  – Нет. Он назвал его «домом из списка».
  
  – Что за список?
  
  – Он не объяснил. Просто список. Они ведут какой-то учет. Вроде это был список его отца.
  
  – Чем занимается отец?
  
  Грейс шмыгнула носом и пожала плечами.
  
  – Не знаю, что у него за дела. Но Стюарт знал, что жильцы этого дома в отъезде, вот и решил, что может туда забраться, найти ключи и взять машину и прокатиться.
  
  – Боже, – пробормотал я.
  
  – Прости, прости, прости… Я такая дура! Теперь мне не выкарабкаться. Что скажет мама, когда узнает? Возьмет и покончит с собой! Но сначала прибьет меня.
  
  – Грейс, послушай меня. Может, ты в него не попала? Ты видела, что он ранен? Что ты вообще видела?
  
  – Услышала выстрел, но ничего не видела.
  
  – Куда ты направляла револьвер? Ты поднимала его или держала дулом вниз?
  
  – Я думаю… Вряд ли я его куда-то направляла. Стюарт сказал мне не класть палец на курок, но потом, когда стала догонять его, я взяла револьвер по-другому, потому что он тяжелый, и могла случайно положить палец на курок. Он мог выстрелить, когда был вниз дулом, а пуля отскочила и…
  
  – Объясни, откуда взялся револьвер.
  
  – Из «бардачка».
  
  – Стюарт держит в своем автомобиле огнестрельное оружие?
  
  – Автомобиль не его, а папаши. Старая развалина.
  
  – Может, его отец служит в полиции?
  
  Грейс покачала головой:
  
  – Нет, какая там полиция… – Я чувствовал, что она знает об отце Стюарта больше, чем говорит. – Машина была не полицейская, а старое корыто. Здоровенное!
  
  – Значит, Стюарт достал револьвер из «бардачка». Зачем он ему понадобился?
  
  – На случай, если мы с кем-нибудь столкнемся. Объяснил, что не собирается ни в кого стрелять, просто отпугнет того, кто вздумает ему угрожать.
  
  Я с трудом сдержался, чтобы не заорать.
  
  – Как вышло, что револьвер оказался у тебя?
  
  – Стюарт выронил его, когда искал ключи, и попросил меня подержать. Я сначала отказалась, честное слово! Прикасаться к этой дряни не хотела! А он как взбесится!
  
  – Когда раздался выстрел, у тебя заболела рука? – Я не очень разбирался в оружии, но про «отдачу» знал.
  
  – Все так спуталось, точно не вспомню.
  
  – Грейс! – Я пытался поймать ее взгляд. – Смотри на меня, Грейс.
  
  Она медленно подняла голову.
  
  – Если этот парень ранен, надо оказать ему помощь.
  
  – Что?
  
  – Если он остался в том доме, а в него попала пуля, то наш долг – помочь ему. Если ты действительно в него выстрелила, хотя мы не знаем, так ли это, то он все равно может быть жив. Надо отвезти его в больницу. Вызвать «скорую помощь».
  
  Дочь опять шмыгнула носом.
  
  – Да, наверное…
  
  – Ты знаешь адрес?
  
  – Говорю же, я даже не знаю, где это. Стюарт вел машину, а когда я убежала, то не заметила откуда. Он назвал фамилию людей, которые там живут, но… Нет, ничего не приходит в голову.
  
  – Мы должны найти этот дом.
  
  – Что?
  
  – Придется вернуться туда. Ты поможешь мне найти то место. Будем там кружить, вдруг ты его узнаешь?
  
  Она задрожала.
  
  – Я не могу! Не могу туда возвращаться!
  
  – Тогда позвони ему, – предложил я. – Попробуй позвонить Стюарту на сотовый. Может, он цел и невредим? Вдруг с ним ничего не случилось?
  
  – Я уже пыталась, – призналась Грейс. – После того как сбежала. Сделала несколько звонков ему, прежде чем позвонить тебе. Но он не ответил.
  
  – Попробуй еще разок. Если дозвонишься и окажется, что он пострадал, то мы решим, как нам действовать дальше. А если не дозвонишься, то нам останется одно – искать дом. Если я сейчас вызову «скорую», то не смогу назвать адрес, куда им ехать.
  
  Грейс судорожно глотнула.
  
  – Ладно. – Она указала на сумочку, которую выронила у двери ванной. – Дай мне это.
  
  Я дотянулся до сумочки и подвинул ее к колену дочери. Она порылась в ней, достала телефон, нашла свои последние звонки, повозила пальцем по экрану и поднесла телефон к уху. Долгое ожидание. Испуганный взгляд. В уголке ее правого глаза появилась крупная слеза. Покатившись вниз, она оставила на щеке мокрый след.
  
  – Автоответчик, – прошептала Грейс.
  
  Я встал.
  
  – Значит, поехали.
  Глава 11
  
  – Алло!
  
  – Сколько можно звонить? Десять звонков! Ты уснул, дядя?
  
  – Наверное, задремал. Который сейчас час? Почти одиннадцать… Кажется, мне снился твой отец, наше с ним детство. Он обожал подкладывать шутихи под черепах. Мать всегда говорила, что у него не в порядке с головой. Что случилось?
  
  – Просто захотелось посвятить тебя в ход дела.
  
  – Давай.
  
  – Они проглотили наживку. Опять.
  
  – Это хорошо, Регги?
  
  – И да, и нет. Оказалось, что тайник не один. Она может находиться где угодно. Это стратегия уменьшения рисков. Умножение точек. Разумно, признаю. Повторяю, здесь есть возможность огрести славный куш. Такой, какого мы сначала не ждали.
  
  – Мне хочется, чтобы у тебя все получилось. Ты этого заслуживаешь.
  
  – Значит, мне пора разработать новую стратегию. Не могу же я находиться одновременно в дюжине мест. У меня есть помощники – пришлось привлечь еще парочку людей, но армией это не назовешь. Вместо того чтобы заниматься поисками, нам, наверное, следует найти способ, чтобы все это – и она заодно – пришло к нам само.
  
  – Считаешь, она в порядке?
  
  – У меня нет причин думать иначе. Но нужно пошевеливаться, поскольку ее разыскиваем не только мы.
  
  – Он не сможет ее вернуть. Я этого не допущу.
  
  – Да.
  
  – Знаешь, под телевизор я засыпаю, но когда ложусь спать, то не спится. Все думаю о ней. Про нашу встречу.
  
  – На похоронах, кажется?
  
  – Мы оба учились в школе «Милфорд-Хай» – еще до того, как ее закрыли и поделили на офисы, только она обгоняла меня на год. Дело было через пару лет после моего выпуска. Был такой Брюстер, Клайв Брюстер. Звезд с неба не хватал, почти всегда пьяный. Однажды он болтался и… Знаешь мостик в центре, за лужайкой: с одной стороны башенки, с другой – большие камни с именами людей?
  
  – А как же!
  
  – Ему взбрело в голову спрыгнуть с этого моста. Там неглубоко. Он полетел вниз вверх тормашками и приложился башкой о камень. И отправился на тот свет. В церкви собралось много выпускников, и получилось так, что я сел рядом с ней. Она толкает меня локтем и шепчет, мол, у священника сбоку свисает смешная прядь, стоит ему пошевелиться, прядь тоже движется, как антенна. Потом она не удержалась и давай хихикать.
  
  – Ничего себе!
  
  – Я же говорю! Помнишь эпизод с клоуном в сериале Мэри Тайлер Мур? Он изображал на параде арахис и был раздавлен слоном.
  
  – Это было еще до меня, дядя.
  
  – В общем, она вела себя как тот клоун: вся тряслась от смеха, и мне пришлось обнять ее, чтобы успокоить, типа, она не ржет, а рыдает. Я шепчу: «Делай как я, изображай скорбь». Мы с ней сидим на краю скамьи, я ее обнимаю, а она издает булькающие звуки, вроде как рыдает, а на самом деле смеется. Я вывожу ее из церкви, и как только за нами закрывается дверь, она сгибается пополам от смеха. Я беспокоился, что внутри все-таки услышат хохот, поэтому притянул ее к себе и давай успокаивать, почти баюкать. Чувствовал, как она колышется в моих объятиях. Постепенно она взяла себя в руки и посмотрела на меня. Не знаю, что произошло, но я тоже взглянул на нее и решил, что в жизни не видел подобных красавиц, ну, и стал ее целовать. Прямо в губы, Регги.
  
  – Вот это история!
  
  – Да уж. Целую ее, а сам думаю: нет, так нельзя, сейчас схлопочу по физиономии. Но она обняла меня за шею и ответила на мои поцелуи. Знаешь, что мы сделали потом?
  
  – Расскажи.
  
  – Сняли номер в мотеле и пробыли там до следующего утра.
  
  – Ну, ты и кобель!
  
  – Никогда я не был так счастлив.
  
  – Знаю, дядя.
  
  – Верни ее мне. Верни любой ценой.
  Глава 12
  Терри
  
  Я захватил из холодильника бутылку воды для Грейс, и мы выбежали из дома. Я распахнул перед ней дверцу машины и помог сесть, будто она сама не смогла бы забраться на сиденье. Дочь двигалась на автопилоте, выглядела сомнамбулой. Я откупорил бутылку и велел ей пить, она послушалась. Застегнул ремень безопасности. Пока я обходил автомобиль и усаживался за руль, Грейс выдула треть бутылки.
  
  – Как ты себя чувствуешь?
  
  Она повернула голову:
  
  – Серьезно?
  
  – Да. Дышишь вроде нормально. Тебя больше не тошнит?
  
  – Нет.
  
  – Голова не кружится?
  
  – У меня чувство, что все это во сне.
  
  – В груди не жмет?
  
  – У меня будет сердечный приступ?
  
  – Хочу понять, прошел ли у тебя шок, – объяснил я.
  
  Грейс поморгала.
  
  – Я даже не знаю, как это – шок. Мне страшно, вот что. Какое-то онемение. Почти ничего не чувствую, словно все это происходит не со мной. Нет, это не я!
  
  Если бы… Я прикоснулся к ее коленке.
  
  – Ты справишься. Откуда начнем?
  
  – Давай начнем с заправки, – предложила Грейс. – Может, там у меня прояснится в голове.
  
  Туда мы и отправились.
  
  – Мама не должна узнать обо всем этом, – сказала она. – Ее же не будет дома, когда придут арестовать меня и предъявить обвинение в убийстве, как в сериале «Закон и порядок».
  
  – Давай сначала разберемся, что там на самом деле произошло. Но в любом случае мы не сможем утаить это от мамы. Разве что все окажется просто розыгрышем…
  
  В везение такого масштаба я, конечно, не верил.
  
  – Наверное, если меня посадят в тюрьму, она начнет спрашивать, что со мной стряслось, и все узнает. Или увидит меня по телевизору – знаешь, убийц ведь проводят перед камерами, прежде чем усадить на заднее сиденье полицейской машины.
  
  – Не говори так!
  
  – Меня запихнут в заведение для малолеток, где сидят несовершеннолетние убийцы. В душе меня пырнут ножом. Мне оттуда не выйти.
  
  – Грейс, – произнес я, стараясь не повышать голос, – давай ограничимся фактами и пока отложим неприятные выводы. Мне надо, чтобы ты ясно мыслила. Сможешь?
  
  – Надеюсь.
  
  – Одной надежды мало. Расскажи мне еще раз, что происходило перед выстрелом.
  
  Она зажмурилась, снова представляя себя в том доме. Я догадывался, что, пока наружу не выплывет вся правда, ей придется много раз повторять один и тот же рассказ: мне, Синтии. И, разумеется, полиции. Не говоря уж об адвокатах.
  
  – Начни с того момента, когда Cтюарт отдал тебе револьвер.
  
  – Он уронил его, когда искал ключи. Сказал мне его взять, я отказалась…
  
  – Но потом согласилась.
  
  Она кивнула.
  
  – Стюарт ужасно разозлился на меня. Я взяла револьвер и постаралась не трогать курок, как он велел. Я просто держала эту штуку за ручку.
  
  – За рукоятку.
  
  – А вскоре послышался какой-то звук. Он донесся вроде из кухни. Так мне, по крайней мере, почудилось. Темно, совершенно незнакомое место. Стюарт решил проверить, что там, а мне захотелось сбежать, но он велел мне идти с ним.
  
  – Револьвер по-прежнему был у тебя в руке?
  
  – Да… Наверное. Может, я переложила его в другую руку, а затем опять… Точно не помню. У меня в голове все спуталось.
  
  Впереди мелькнули огни бензозаправки.
  
  – Ладно, – кивнул я, – что было потом?
  
  Грейс склонила голову, будто припоминая подробности, о которых раньше не подумала.
  
  – Кто-то сказал: «Ты». Вспомнила!
  
  – «Ты»?
  
  – Ага.
  
  – Кто это сказал? Стюарт?
  
  – Не уверена. Может, и он. А потом… – Она прикрыла ладонью рот. – Прозвучал выстрел. Дальше – шум, словно кто-то упал.
  
  – Выстрел… – повторил я. – Откуда он прозвучал?
  
  – Звук был такой, будто бабахнуло сразу всюду. Я попробовала выбежать в дверь, но не получилось. Опомнилась уже снаружи. Наверное, вылезла в подвальное окошко.
  
  У меня в голове уже проигрывался наихудший сценарий: что оправдался страх Грейс, это она произвела выстрел. Пуля угодила в Стюарта Коха. И он теперь лежит мертвый. В том самом доме. Если я ничего не могу сделать ради его спасения, то обязан предпринять все, что в моих силах, для спасения Грейс. Помочь ей пройти через все это с наименьшими потерями. Моральная сторона ситуации меня в данный момент не интересовала. У меня в мыслях не было, что надо предоставить работать правосудию, а Грейс придется получить по заслугам.
  
  Нет, я рассуждал как отец. Хотел уберечь ее. Даже если она была виновна в чем-то ужасном, я стремился спасти ее. Все остальное меня не волновало. Правосудие находилось вне сферы моего внимания. Я не собирался допускать, чтобы моя девочка села в тюрьму, и уже соображал, как сделать так, чтобы подобного не произошло.
  
  Револьвер. На нем должны остаться отпечатки ее пальцев. Полиция установит связь между ним и пулей, которую вынут из тела Стюарта Коха. Если его действительно застрелили. И если это сделала Грейс. Если бы мне удалось найти револьвер раньше, чем кому-либо еще, то я помчался бы на запад по Бриджпорт-авеню, остановился на мосту через реку Хусатоник и перебросил револьвер через ограду. Именно так я и поступил бы. Никаких сомнений!
  
  – Грейс, – тихо произнес я. – Револьвер.
  
  Она повернулась и уставилась на меня:
  
  – Что «револьвер»?
  
  – Где он?
  
  – Не знаю. Понятия не имею.
  Глава 13
  
  Детектив Уидмор не беспокоилась, что разбудит кого-нибудь в такой поздний час. Ее заботило другое: услышат ли ее стук в дверь. В доме громыхала музыка. Она сжала пальцы в кулак и забарабанила в дверь. В случае, если никто не откроет, она была готова вломиться в дом без спроса. Уидмор уже хотела сделать это, когда дверь распахнулась и перед ней предстал молодой человек лет двадцати, с покрасневшими глазами. После убийства супругов Брэдли по соседству она беседовала с жившей здесь троицей молодых студентов бриджпортского колледжа. Допросила каждого и пришла к заключению, что они не только не имеют никакого отношения к двойному убийству, но и не знают ничего полезного для следствия. У нее даже возникло подозрение, что у них вообще отсутствуют какие-либо полезные знания.
  
  Теперь Уидмор явилась сюда по другой причине. Тем не менее ее не покидала мысль, что тут может существовать какая-то связь. Рона Уидмор не любила совпадений.
  
  Увидев ее на пороге, он моргнул и сказал:
  
  – А я вас помню. Кто-то вызвал полицию из-за музыки? Вырубай! – крикнул он внутрь дома, и через пару секунд музыка стихла. – Так нормально? – спросил он детектива.
  
  – Меня не посылают по сигналам о громкой музыке, – ответила она. – Вы Брайан? – Брайан Синайз, если она правильно запомнила – а память подводила ее нечасто. Она знала, как зовут и других парней, обитавших здесь: Картер Хинкли и Кайл Дирк.
  
  – Он самый.
  
  – Картер и Кайл тоже здесь?
  
  Парень кивнул.
  
  – Завидная память! Парни, черная дама-полицейский желает с вами побеседовать! Не про шум!
  
  И он, улыбаясь, повел ее в гостиную, закиданную пустыми пивными бутылками, заставленную полными окурков пепельницами, заваленную пустыми коробками из-под пиццы.
  
  – Мы только что поужинали, – объяснил Брайан. – Пивка?
  
  Уидмор покачала головой:
  
  – Нет, благодарю.
  
  Судя по шагам, двое уже спускались по лестнице. Картер и Кайл оказались сверстниками Брайана. Картер был потяжелее двух других.
  
  – Слушай, друг, – обратился Картер к Брайану, – что ты себе позволяешь? «Черная дама-полицейский» – куда это годится?
  
  Брайан поморщился и виновато покосился на Уидмор.
  
  – Прошу прощения.
  
  – Может, присядем? – предложила она.
  
  Кайл торопливо сбросил со стула коробки от пиццы, чтобы Уидмор было где примоститься. Прежде чем сесть, она придирчиво осмотрела стул и стряхнула с него крошки.
  
  – Вы выяснили, кто укокошил стариков? – осведомился Кайл.
  
  – Аресты пока не произведены, – ответила Уидмор. – Полагаю, вам троим с тех пор не по себе.
  
  Молодые люди переглянулись, а потом пожали плечами.
  
  – В общем-то, да, – кивнул Кайл. – Дрянная история, ясное дело. Однако мы слишком заняты, чтобы постоянно об этом вспоминать.
  
  Остальные двое кивнули. «Вот тупицы!» – подумала Уидмор.
  
  – У вас возникли новые вопросы? – спросил Картер.
  
  – Хочу спросить вас о другом человеке. Думаю, он одно время тоже здесь жил.
  
  – Валяйте!
  
  – Следи за языком, балбес! – воскликнул Кайл.
  
  – Вечно я болтаю не то, – вздохнул Брайан. – Все из-за пива. Как бы мне не угодить в историю!
  
  Его друзья захихикали.
  
  – Здесь живет Элай Гоуман?
  
  – Элай? Жил тут такой года два. Я сюда въехал вместе с Брайаном, когда он доживал здесь последний год. Вскоре Элая сменил Картер.
  
  – Я с ним не пересекался, – уточнил Картер. – Просто слышал про него.
  
  – Но вы с ним знакомы? – обратилась Уидмор к Брайану и Кайлу. Те кивнули.
  
  – А что с Элаем? – поинтересовался Брайан. – Он смылся, не внеся свою долю арендной платы за последний месяц.
  
  – Он учился, когда жил тут? – спросила Уидмор.
  
  – Да. Там же, где и мы.
  
  – Почему переехал?
  
  Брайан пожал плечами:
  
  – Он был кретином. Я не желал его здесь видеть. Кайл тоже.
  
  – Почему?
  
  – Не тянул он, – взялся объяснять Кайл. – Мы стараемся кое-как вести хозяйство: следим, чтобы в холодильнике имелось пиво, чтобы в доме было прилично…
  
  Уидмор удивленно оглядела беспорядок в комнате.
  
  – А Элаю это было ни к чему. Работа по дому была, видите ли, не для него. Он выше этого.
  
  – Точно, – подхватил Брайан. – Если мы заказывали пиццу на троих, он всегда говорил: «Черт, забыл сходить к банкомату, можно мне расплатиться завтра?» Завтра обращаешься к нему, а он: «Что я там съел, так, кусочек, вы сами все сожрали!»
  
  – Ну, мы ему и говорим: «Ищи-ка ты себе другую конуру!» – продолжил Кайл. – Стали его понемногу выживать. В конце концов до него дошло, что его больше не хотят, и он смылся.
  
  – Напомните, когда это произошло?
  
  – Год назад, – ответил Брайан.
  
  – В его водительском удостоверении указан этот адрес.
  
  – Подумаешь! – Он пожал плечами. – В моем тоже значится не этот адрес и даже не прошлый, а позапозапрошлый.
  
  Уидмор бросила на него укоризненный взгляд.
  
  – Ваша обязанность – уведомлять о перемене адреса.
  
  – Теперь обязательно сообщу.
  
  – Где Элай поселился, когда съехал?
  
  Брайан и Кайл переглянулись.
  
  – Я не в курсе, – сказал Кайл. – После того как он отсюда съехал, сюда еще приходила почта для него, но он не предупредил нас, куда подался, поэтому мы все это выбросили.
  
  – Вы не объяснили, почему спрашиваете об этом, – спохватился Брайн.
  
  – Значит, после его отъезда ни один из вас с ним даже не разговаривал?
  
  – Лично я – нет, – подтвердил Брайан.
  
  – Я тоже нет, – сказал Кайл.
  
  – А я бы его даже не признал, если бы встретил, – заявил Картер.
  
  – Вы не слышали про какие-нибудь неприятности, в которые он попадал? Не здесь, в доме, а в других местах? С людьми, с полицией?
  
  Троица дружно покачала головами.
  
  – А про его родню вам что-нибудь известно? Где живут его родители? Они здесь, в Милфорде?
  
  – По-моему, не то в Небраске, не то в Канзасе. Где-то там, – ответил Брайан.
  
  – А точнее? Все-таки Канзас или Небраска?
  
  Он покачал головой:
  
  – Для меня это одно и то же.
  
  Уидмор не очень беспокоила невозможность добиться от них толку. Гоуман – не такая уж распространенная фамилия, и поиск в Интернете телефонных номеров ее обладателей в двух этих штатах не должен был увенчаться слишком длинным списком.
  
  – Если честно, странновато это как-то… – пробормотал Брайан.
  
  – Что именно? – спросила Уидмор.
  
  – Во второй раз за неделю он кому-то понадобился.
  
  Она резко подалась вперед.
  
  – Кто-то заходил сюда до меня?
  
  Брайан передернул плечами.
  
  – Ну, не знаю… Сначала я подумал, будто это коп вроде вас. Правда, он не показал ни значка, ни документов.
  
  – Он назвал себя?
  
  Он покачал головой.
  
  – Почему тогда вы приняли его за копа?
  
  – За кого еще мне было его принять? Здоровенный тип, в костюме, короткая прическа. И – не знаю, можно ли так говорить… – Брайан покосился на Кайла. – В общем, он был чернокожий. Вылитый сыщик из сериала «Прослушка», понимаете?
  
  – Что ему понадобилось?
  
  – Сказал, что ищет Элая. Мол, у них какие-то общие дела, раньше они часто общались, а потом он куда-то подевался. Он думал, что Элай все еще здесь живет. Я ему: да он уже год как отсюда съехал.
  
  Будь посетитель полицейским, он показал бы значок, подумала Уидмор. Раз его приняли за копа, значит, он – бывший сотрудник полиции.
  
  – Он был высокий? Я про того, кто искал Элая до меня.
  
  – Футов шесть. Он напоминал бывшего футболиста.
  
  – А возраст?
  
  – Немолодой. Лет сорока.
  
  Уидмор кивнула.
  
  – Да, еще у него была дырка между зубов, где-то здесь. – Брайан прикоснулся пальцем к своим верхним зубам.
  
  Уидмор приподняла брови.
  
  – Точно?
  
  – Да.
  
  – А нос? – продолжила Уидмор. – Случайно, не свернутый набок, как после давнего перелома?
  
  – Вроде того. Я даже спросил его, как это вышло.
  
  – Это в твоем духе, – вставил Кайл.
  
  – Он ответил, что ему заехали локтем в нос во время матча.
  
  Этого детективу Уидмор вполне хватило. Перед ее мысленным взором предстал Хейвуд Дугган – такой, каким он был, когда работал в полиции штата, а Уидмор спала с ним и называла его Вуди.
  Глава 14
  Терри
  
  – Я вроде как вырубилась, – объясняла Грейс, сидя со мной в машине. Мы пытались найти дом, в который они вломились со Стюартом. – Опомнилась уже снаружи. Револьвер, наверное, где-то выронила. Может, еще в доме. Скорее всего там – как бы я его удержала, когда вылезала из подвала? – Она напряженно соображала. – Еще я могла положить его на землю, прежде чем вылезти. Потом могла поднять его и выбросить в кусты по пути на заправку.
  
  – Думай, Грейс! Это важно.
  
  Она опустила голову, разглядывая свои руки.
  
  – Не знаю. В доме. Да, там, я уверена. Вспомнила: я пыталась открыть входную дверь обеими руками.
  
  – Уже лучше, – подбодрил я. – Молодчина!
  
  На пересечении Нью-Хейвен и Галф я притормозил.
  
  – Откуда ты бежала?
  
  Дочь указала вправо, на Галф:
  
  – Оттуда.
  
  Я включил поворотник и еще больше сбавил скорость, чтобы Грейс освоилась с местностью. Первая поперечная улица на нашем пути называлась Джордж-стрит.
  
  – Может, здесь? – спросил я, кивнув влево. – Или там? – Я указал в другую сторону.
  
  – Не знаю. Непохоже. Все такое одинаковое!
  
  Так оно и было. В темноте, при свете редких уличных фонарей, едва позволявшем отличить один дом от другого, я понимал, как ей трудно.
  
  – Может, когда я увижу его машину, то пойму, та ли это улица, – произнесла она.
  
  – Что это была за машина?
  
  – Старая, большая. Бурая такая. Я бы ее узнала, если бы увидела. Он оставил ее не прямо перед тем домом, а за несколько домов.
  
  Я миновал Джордж-стрит, тянувшуюся влево Анкоридж-стрит, а вскоре и Бедфорд-стрит справа.
  
  – Подожди, – сказала Грейс. – Вот это я помню. – Она указала на желтый пожарный гидрант. – Помню, как пробежала мимо него.
  
  – Тогда ты прибежала с Бедфорд-стрит. – Я повернул направо.
  
  – Да, кажется, здесь.
  
  Я едва прикасался ногой к педали акселератора.
  
  – Узнаешь какие-нибудь дома?
  
  Грейс молча покачала головой.
  
  – Где его машина?
  
  – Наверное, это не та улица.
  
  Мы добрались до Глен-стрит, примыкавшей к Бедфорд-стрит с юга.
  
  – Здесь! – крикнула дочь. – Помню этот указатель.
  
  Я вывернул руль влево. Впереди Глен-стрит плавно уходила вправо.
  
  Никаких больших старых автомобилей вдоль улицы не стояло. Почти ко всем домам были широкие подъездные дорожки, на каждой помещалось по нескольку машин, поэтому у местных жителей не было необходимости оставлять их на проезжей части.
  
  Через несколько минут я понял, что дальше нам ехать некуда: Глен-стрит заканчивалась тупиком.
  
  – Если машина на этой улице, значит, мы ее уже проехали, – сказал я.
  
  – Я все глаза проглядела. Нет ее здесь!
  
  – Может, Стюарт не пострадал и укатил домой? – предположил я.
  
  – Наверное.
  
  В конце улицы я развернулся.
  
  – На обратном пути разглядывай сами дома, – велел я. – Ищи дом, похожий на тот.
  
  Я убеждал себя, что отсутствие на улице полицейских машин с «мигалками» – хороший признак. Если здесь что-то произошло, то, судя по всему, никто еще об этом не пронюхал. Кто-нибудь ведь наверняка услышал бы револьверный выстрел и вызвал бы полицию? А раз этого не случилось – значит… Но часто люди, услышав один выстрел, ждут второго и, не дождавшись, снова засыпают.
  
  – Расскажи про дом, – попросил я.
  
  – Двухэтажный, гаража с улицы не видно, потому что он за домом. Может, вот этот, или вот этот, или… Каунтчиллы!
  
  – Что?
  
  – Это их фамилия. Фамилия людей, которые там живут. Так сказал Стюарт.
  
  Я затормозил, вынул сотовый, открыл приложение поиска адресов и телефонов и ввел «Каунтчилл» и «Милфорд». Через пару секунд перевел взгляд на первый из домов, на который показала Грейс.
  
  – Этот!
  
  Я выключил фары и заглушил мотор.
  
  – Пойдем.
  
  Я достал из-под сиденья фонарь. Грейс поспешно вылезла наружу, и мы двинулись по дорожке к дому.
  
  – Я не соглашалась, – прошептала Грейс, схватив меня за руку и прильнув ко мне. – Поверь, я не хотела!
  
  Я промолчал. Надо было бы спросить, о чем она думала. Наорать на нее. Но не сейчас. Сейчас главное – не шуметь. С нотациями следует повременить. Я подозревал, что нотация – наименьшая из нависших над моей дочерью бед.
  
  – Где вы проникли в дом?
  
  – Сзади. Стюарт сумел сделать так, чтобы сигнализация не сработала. Знаешь, как ловко? – Грейс проверила, смотрю ли я на нее. Я глаз с нее не сводил. – Наверное, он уже поступал так раньше.
  
  Я промолчал, но мой взгляд был выразительнее любых слов, и дочь втянула голову в плечи. Увидев за домом гараж на две машины, я включил фонарь. Сначала я посветил в гаражное окно и разглядел внутри красный «порше» и еще один автомобиль. Мне было, конечно, любопытно, продолжил ли Стюарт осуществлять свой план угона после бегства Грейс. В том случае, если не пострадал. То, что автомобиль остался в гараже, – нехороший признак. Но считать это совсем плохим признаком пока не было причин.
  
  Я направил луч фонаря на дом и увидел открытое подвальное окошко. Я поискал на земле револьвер. Его там не оказалось.
  
  – Мы влезли здесь, – сказала Грейс.
  
  Я приблизился к окну, посветил внутрь подвала и увидел внизу, на ковре, осколки стекла.
  
  – Посмотрим, можно ли как следует все осмотреть, не залезая в подвал, – произнес я.
  
  Мне хотелось заглянуть в окна кухни. Кухня в таких домах чаще всего располагалась сзади. Окна первого этажа находились примерно на уровне моей шеи. Мне было удобно заглянуть в них. Дом был окружен опалубкой, поэтому мне не пришлось топтать газон, чтобы ткнуться носом в стекло. Окно было закрыто жалюзи, но они были повернуты так, чтобы пропускать свет, поэтому я мог что-то разглядеть между рейками. Я поднял фонарь и направил луч под углом, чтобы он проник в дом.
  
  У меня получилось! В центре кухни высилась широкая стойка с гранитной поверхностью, у дальней стены поблескивал холодильник.
  
  – Что-нибудь видно? – спросила Грейс.
  
  Проблема заключалась в том, что я не мог увидеть пол кухни. Вдруг там кто-нибудь лежит?
  
  – Почти ничего, – отозвался я.
  
  Выход напрашивался сам собой: позвонить в полицию Милфорда. Полицейские смогут попасть в дом через дверь, а не через подвальное окно, связавшись с охранной фирмой, следившей за домом. Но у них возникли бы вопросы к Грейс. Про их со Стюартом план угона «порше». Про то, как они проникли в этот дом. На тот маловероятный случай, если все окажется неплохо, я хотел как можно дольше не посвящать во всю эту историю полицию. Предпочтительно никогда. Подозревал, что Грейс смирилась бы с любым наказанием, которое на нее обрушат родители, лишь бы не угодить за решетку. Нет, лучше не тешить себя иллюзиями. Я опустил фонарь и попятился от дома.
  
  – Ничего не вижу, – сказал я. – Только кухню, и то поверху. Звук мог доноситься откуда-то еще.
  
  Пора было решаться. Вызвать полицию или…
  
  – Придется лезть, – проговорил я, глядя на чердачное окно.
  
  – Не могу, – простонала Грейс. – Я больше не могу!
  
  – Я тебя и не прошу. Останешься здесь. Будешь звонить мне по сотовому. Остаемся на связи все время, которое я там проведу.
  
  Мы достали свои телефоны. Я велел дочери выключить звук и сам поступил так же. Грейс позвонила мне, телефон завибрировал у меня в руке, я принял звонок.
  
  – Хорошо. Если возникнет проблема, сообщи мне.
  
  Она кивнула, я сунул телефон в карман рубашки, чтобы не пропустить вызов. Осталось только опуститься на корточки и пролезть в открытое окно.
  Глава 15
  
  Синтия Арчер не находила себе места от тревоги. Почему Терри не позволил ей забрать Грейс? Почему обязательно хотел сделать это сам? Ведь он должен понимать, как это важно для нее. Как важно дать понять дочери, что, даже несмотря на свое временное бегство, она по-прежнему любит ее и заботится о благополучии. Даже таким простым способом, как подвезти дочь домой.
  
  Может, Терри зол на нее? Из-за пива? Или из-за ее грубости? Неужели из-за Натаниэла? Ему хватило нескольких секунд разговора, чтобы что-нибудь заподозрить? Или сегодняшние события здесь ни при чем, просто Терри вообще надоело все происходящее в последнее время?
  
  Или причина в чем-то ином? Вдруг проблема в Грейс? Например, Терри не захотел, чтобы Синтия ехала за Грейс, потому что девочка попала в беду? Не обязательно что-либо опасное, просто что-то такое, во что ее, Синтию, лучше не посвящать. Неужели они так к ней относятся? Как к динамитной шашке: при неправильном обращении возможен взрыв!
  
  Вечно Терри и Грейс пытаются от чего-то уберечь ее, оградить, не позволить ей тревожиться. Вернее, это Терри всегда озабочен тем, чтобы защитить ее. Грейс больше увлечена самозащитой, потому и скрывает многое от матери. Но беда в том, что чем больше они ограждают ее от волнений, тем больше Синтия волнуется. Если дело обстоит именно так, то они что-то утаивают. У Грейс неприятности в школе? Она прогуливает уроки? Не выполняет домашние задания? Постоянно опаздывает? Испытывает трудности в общении с мальчиками? Курит? Пьет? Пристрастилась к наркотикам? Секс? С девочками-подростками может произойти что угодно, и их мамам от всего этого грозит психушка!
  
  Синтия знала об этом лучше других. Отдавала себе отчет, что в таком возрасте сама была ходячей проблемой. Но знала и другое: какую бы головную боль ни доставляла своим родителям – пока они еще присутствовали в ее жизни, – она оставалась неплохой девочкой. Ну, делала иногда неверный выбор, как любой подросток. Например, зря она болталась той роковой ночью с Винсом Флемингом, семнадцатилетним обладателем скверной репутации. Ладно еще, если бы он всего лишь был склонен к шалостям, непозволительно быстро гонял на машине и злоупотреблял спиртным! Нет, все было гораздо хуже: его отец был прожженным гангстером, а, как говаривали ее мать и тетя Терри, «яблоко от яблони недалеко падает».
  
  События той майской ночи 1983 года запомнились ей во всех подробностях, как ни пьяна она тогда была. Во всяком случае, все, что происходило до возвращения домой, где Синтия уснула мертвецким сном. Помнила, как отец нашел ее в «мустанге», где она сидела с Винсом, как выволок оттуда и увез домой. Дальнейшая уродливая сцена возникала у нее перед глазами, словно все происходило вчера.
  
  А дальше – ужасные, ужасные события! Пробуждение утром в пустом доме – и неведение на протяжении последующих двадцати пяти лет, что за судьба постигла ее мать, отца и брата. А потом мучительные попытки смириться с тем, что семьи – той, в которой она росла, – больше не существует. Все это произошло не по ее вине.
  
  Именно это Синтия твердо уяснила и приняла после тех лет благодаря доктору Наоми Кинзлер. По иронии судьбы дурное поведение той ночью и опьянение спасли тогда четырнадцатилетней Синтии жизнь. Она отключилась – и все пропустила. Хватит копаться в прошлом! Но в том-то все и дело, что она была не в силах это остановить. Травма, пережитая в подростковом возрасте, остается с тобой на всю жизнь. Синтия знала, что эта самая глубоко укоренившаяся тревога – причина ее беспокойства за Грейс и за Терри. Не важно, насколько безупречна их жизнь: она не переставала испытывать ужас перед тем, что подстерегало их за ближайшим углом.
  
  На этот случай существовали лекарства. Но ей не нравились их последствия, не нравилось свое самочувствие от лекарств. Да и вообще, разве это дело – вечная настороженность? Готовность к неприятностям? Ложная, противоестественная успокоенность только раздражала Синтию. А жить в неизбывной тревоге – разве жизнь?
  
  Эта квартира, при всех ее достоинствах, ее тоже не слишком устраивала. Совмещенная с кухней гостиная, спальня, ванная. В квартире напротив обитал Натаниэл, внизу проживали библиотекарша Уиннифред и пожилой Орланд. В подобном окружении ей не грозили шумные вечеринки. Из всех соседей Синтия свела знакомство только с Натаниэлом Брейтуэйтом. Звонкая фамилия для человека, зарабатывающего на жизнь выгулом собак в то время, когда их владельцы заняты на работе!
  
  Синтия упрекнула себя за критику в его адрес, пусть даже мысленную. Натаниэл был приятным соседом: тридцать три года, жгучий брюнет, стройная фигура. Наверное, выгул собак позволяет сохранить форму не хуже, чем посещение гимнастического зала. По его словам, он преодолевал за день миль десять. Да еще постоянные наклоны, чтобы убирать за собаками, – чем не ритмическая гимнастика? Нагрузки через край!
  
  Раньше у него была собственная IT-компания в Бриджпорте: они разрабатывали приложения для оператора сотовой связи, обанкротившегося пару лет назад. Натаниэл разъезжал на шикарной машине, владел квартирой в кондоминиуме с окнами на залив и недвижимостью во Флориде. Но когда его главный клиент прекратил платежи и не вернул Натаниэлу двухмиллионный долг, его компания заодно с неплательщиком пошла ко дну. Натаниэл лишился не только компании, квартиры и всех своих средств в банке. От него ушла жена. Они познакомились, когда Натаниэл находился на гребне волны, она успела привыкнуть к определенному уровню жизни. Когда все рухнуло, распался и их брак.
  
  Позднее, как он рассказывал Синтии, когда они останавливались поболтать в холле или на лестнице, он повредился рассудком. Натаниэл называл это нервным срывом. Взрывом мозга с добавлением весомой доли депрессии. Это продолжалось около года, бедняга даже провел неделю в больнице, когда был близок к самоубийству. Выплыв наконец из темноты на свет, выбрал более простое, менее амбициозное, не грозившее стрессом существование.
  
  Он не собирался возвращаться в прежнюю рискованную колею еще полгода, а может, год. Возможно, навсегда со всем этим покончил. Сначала Натаниэл обзавелся квартиркой, потом научился обеспечивать себя кое-какой едой и даже набивать холодильник пивом. А еще он любил собак. В детстве у него всегда были собаки. О нескольких годах учебы на ветеринара Натаниэл не помышлял, но не сомневался, что для того, чтобы их выгуливать, диплом ни к чему. Завел несколько клиентов, чьи собаки ежедневно нуждались в уличном выгуле – где еще им было делать свои дела?
  
  Синтии нравился Натаниэл. Она старалась не испытывать к нему жалость. Он утверждал, будто счастлив, не нуждается в жалости, однако выглядел так, будто мог в любой момент сорваться. Она ничего не могла с собой поделать: Натаниэл вызывал у нее нежность, материнские чувства. Все-таки он был моложе Синтии на целых тринадцать лет. Да еще красавчик.
  
  Но в данный момент ей было не до Натаниэла. Все мысли Синтии были посвящены поиску ответа на один вопрос: почему Терри не захотел, чтобы она отвезла Грейс домой? Что-то здесь было не так. Возникал и другой вопрос: следует ли ей что-либо предпринять? Если да, то что? Перезвонить через час и убедиться, что Грейс благополучно вернулась домой. Синтия шагала взад-вперед по квартире, размышляя, как поступить. Выпить чашку чая и лечь в постель – вот что нужно сделать. Будто она на это способна! На маленьком обеденном столе выросла стопка брошюр ее собственного сочинения – любимое чтение за едой, – слипшаяся и грозившая заплесневеть от долгого забвения. Синтия взяла одну и сразу пришла к заключению, что все то же самое можно было бы выразить гораздо проще, не так заумно.
  
  От чтения ее отвлек шум в холле. Вдруг Терри надумал навестить ее вместе с Грейс? Можно ли надеяться на подобный сюрприз на ночь глядя?
  
  Но до ее слуха стали доноситься голоса, звучавшие на повышенных тонах. Это были двое мужчин, и Терри среди них не было.
  
  Распахнув дверь, Синтия увидела Орланда, соседа снизу, пытающегося открыть дверь квартиры Натаниэла. Он крутил дверную ручку, но запертая дверь не поддавалась.
  
  Орланду было лет семьдесят. Очень тощий, в свое время в нем было, наверное, шесть футов, но теперь он горбился и казался ниже. Жидкие волосы растепаны, словно Орланд недавно снял головной убор, которого, правда, у него в руках не наблюдалось. Брови косматые, из ушей торчали волосы, очки в серебряной оправе сидели на носу криво.
  
  Натаниэл, находившийся в десяти футах от него, в конце холла, у самой лестницы, спросил:
  
  – Я могу вам помочь?
  
  Орланд оглянулся:
  
  – Что? Да. Помогите мне открыть эту чертову дверь.
  
  Он ударил в дверь кулаком.
  
  – Милая! Да открой ты эту дверь! – Он посмотрел на Натаниэла. – Жена выгнала меня и заперлась. Вот стерва!
  
  Синтия вышла в холл и мягко положила руку ему на плечо. Он повернул голову и взглянул на нее поверх очков.
  
  – Вы не моя жена.
  
  – Это я, Синтия, ваша соседка сверху. По-моему, вы ошиблись дверью.
  
  – Что?
  
  – Орланд, – произнес Натаниэл, – позвольте, мы проводим вас вниз.
  
  – Моя жена переехала?
  
  Натаниэл и Синтия повели его к лестнице, вернее, Натаниэл вел, а Синтия шла следом. Дверь в квартиру Орланда была не заперта. Они усадили его в кресло перед включенным телевизором.
  
  – Я смотрел телевизор, – сообщил Орланд.
  
  В квартире больше никого не было. Охота на жену пока прекратилась.
  
  – Вам ничего больше не понадобится? – спросил Натаниэл.
  
  – Я в порядке. Что вы здесь делаете?
  
  – Спокойной ночи, Орланд, – промолвила Синтия и вместе с соседом покинула квартиру. – Никогда его таким не видела, – заметила она.
  
  – Я тоже, – кивнул Натаниэл. – Хорошо, что я вовремя успел домой, а то бы он проник ко мне и я нашел бы его у себя в постели.
  
  В холле второго этажа Синтия добавила:
  
  – Я вот думаю, надо ли поставить в известность Барни. Если Орланд не угомонится, то может устроить пожар или еще что-нибудь.
  
  – Действительно, я и не подумал!
  
  Они подошли к двери его квартиры.
  
  – Хотите кофе? Мне, честно говоря, как-то не по себе…
  
  – Уже поздно, – напомнила Синтия.
  
  – Я собирался сварить кофе без кофеина, если боитесь не уснуть. – Натаниэл улыбнулся, сверкнув безупречными зубами, и открыл дверь. – Всего две секунды!
  
  Она знала, что должна вернуться к себе и запереть дверь. Но было соблазнительно хоть с кем-то обсудить происшедшее. Только приняв приглашение, Синтия поняла, как ей порой одиноко. Даже такая суматоха была хороша тем, что сулила компанию. Разговор с Натаниэлом был способен ослабить ее тревогу из-за какой-то волнующей правды, которую Терри и Грейс могли от нее скрывать. Как и из-за того, что она скрывала от них.
  
  – Отлично, – сказала Синтия. – Кофе без кофеина – то, что нужно.
  Глава 16
  Терри
  
  Я просунул ноги в окошко, немного поболтал ими в воздухе и спрыгнул. До пола подвала оказался всего фут. Посветил вокруг себя фонарем и увидел то, что ждал увидеть: большие диваны, телеэкран, доска для метания дротиков на стене, книжные полки с DVD-дисками и старыми видеокассетами. Я посветил себе под ноги, чтобы не наступить на стекло и не пропороть подметку. Но избежать хруста битого стекла было невозможно.
  
  – Что там, папа? – спросила Грейс. Мне были видны только ее ноги до колен.
  
  – Ничего, просто стекло.
  
  Высматривая, где находится ведущая наверх лестница, я достал из кармана телефон.
  
  – Слышишь меня?
  
  – Слышу, – ответила Грейс. Она находилась так близко, что я услышал сразу два шепота – в телефоне и из окна. – Странный звук, какое-то эхо. То же самое было раньше, когда я отсюда удирала. Наверное, у меня барахлит телефон.
  
  С телефоном в одной руке и с фонарем в другой я нашел лестницу и поднялся на первый этаж. Сначала я попал в холл. Один из ящиков столика у стены был приоткрыт. Я направил луч фонаря в сторону кухни. Было бы гораздо удобнее включить свет, но я знал, что делать этого не следует: так я переполошил бы соседей.
  
  – Что ты видишь, папа?
  
  – Пока ничего. – Эхо пропало.
  
  Всего три часа назад я сидел перед телевизором и смотрел «Свою игру». Теперь занимался противозаконным делом: крался ночью с фонарем по неизвестно чьему дому и надеялся, что не споткнусь о труп. На память мне пришли двое убитых в собственном доме пенсионеров. Каково им было увидеть у себя дома чужака – если считать, что их убил незнакомец…
  
  Сейчас я тоже был чужим, незнакомцем. Я знал, что никакой опасности не представляю, но тот, кого встречу в этом доме, имел полное право на противоположное мнение. Поэтому я надеялся никого здесь не встретить – ни живого, ни мертвого.
  
  Я достиг совмещенной с гостиной кухни. Справа от меня находился широкий «рабочий остров», окруженный табуретами, на нем громоздилась посуда и много всякой всячины. Дальше располагалось помещение с высоким потолком и световым люком, с большими креслами, диваном, камином, телевизором в углу.
  
  Пол в кухне был гладкий. Это была плитка с многочисленными мелкими насечками. Я нагнулся, чтобы лучше рассмотреть их.
  
  – Собака, – произнес я.
  
  – Что? – спросила Грейс. – Там собака?
  
  – Нет, я про царапины на полу. Наверное, это следы от собачьих когтей.
  
  Вокруг громоздилась кухонная техника: тостер, блендер, кофеварка и кофейная машина «Неспрессо», вафельница, хлебопечка и прочие изделия компании «Уильямс-Сонома». Я опустил фонарь и снова осмотрел исцарапанный пол. Если бы Стюарта – или кого-либо еще – застрелили здесь, то на полу осталась бы улика – кровь. Я обошел «остров» и приблизился к окну, затаив дыхание. Возникло предчувствие, будто за углом меня что-то ждет, и я заранее подобрался. Но предчувствие не подтвердилось. Я полностью обошел «остров», пройдя между ним и плитой, и снова ничего не обнаружил.
  
  – Кухня осмотрена, – одобрил я. – Ничего не вижу. – Ответа не последовало. – Грейс?
  
  – Я здесь, слышу тебя. – Пауза. – Папа…
  
  – Что?
  
  – Я вижу полицейскую машину.
  
  Вот черт! Я выключил фонарь и затаил дыхание.
  
  – Грейс!
  
  – Я прячусь за углом дома. Машина еле ползет. Сейчас доедет до тупика и повернет обратно.
  
  Перед домом был припаркован мой автомобиль. Не он ли привлек внимание полицейского? Вдруг он подумал: откуда она тут взялась? Все остальные машины стоят на подъездных дорожках. Чего доброго, он решит проверить номер, а потом заинтересуется домом…
  
  – Хочешь, я посмотрю, куда она…
  
  – Нет, Грейс, оставайся на месте!
  
  – Хорошо.
  
  Мы оба замерли. Мне хотелось броситься в гостиную, отодвинуть край занавески и посмотреть. Но с выключенным фонарем я мог бы за что-нибудь зацепиться и грохнуться.
  
  – Опять вижу фары, – шепотом доложила Грейс. – Наверное, он развернулся.
  
  Черт, черт, черт!!!
  
  – Он совсем не торопится… Вот он! Папа, он тормозит.
  
  – Где?
  
  – Рядом с твоей машиной.
  
  – Он выходит? Что он делает?
  
  – Я только… Это женщина. Она включила свет в салоне.
  
  – Что она делает?
  
  – Не знаю. Кажется, у них в автомобилях есть компьютеры?
  
  – Да, – ответил я. – Наверное, проверяет мой номер.
  
  – А сейчас она… Кажется, она вылезает. Папа, тебе лучше покинуть дом.
  
  И куда идти? К машине? Рядом с ней эта полицейская. Вылезти через подвал и бежать вместе с Грейс через участок, примыкающий к дому? Полиция тем временем заметит разбитое окно, выяснит, кому принадлежит автомобиль, и… Нас сцапают. Меня и Грейс.
  
  – Не шевелись, – произнес я, пытаясь совладать с охватившей меня паникой.
  
  По моему лбу уже текли капли пота. Даже если Грейс сумеет спрятаться, полицейская все равно обойдет дом, увидит выбитое окно и…
  
  – Подожди, – сказала Грейс. – Она возвращается в машину. По-моему, говорит по рации.
  
  – Что она делает? Уезжает?
  
  – Да. Она уезжает, папа!
  
  Я опять включил фонарь и, светя себе под ноги, подкрался к окну гостиной. Глядя в щелку, увидел, как автомобиль милфордской полиции сворачивает за угол.
  
  – Господи… – пробормотал я.
  
  – Теперь мы можем уйти? Можно смываться?
  
  Уже во второй раз за несколько часов Грейс ужасно хотелось убраться из этого дома.
  
  – Кухню я проверил. Прежде чем уйти, надо пройтись по всему дому, – произнес я.
  Глава 17
  
  Машина, огромный внедорожник, затормозила. Двигатель продолжил урчать. За рулем сидел Горди, рядом – Винс. На опущенных спинках задних сидений лежала складная лестница. Сзади остановился старый «бьюик» Берта. Между внедорожником и «бьюиком» мог бы поместиться еще один автомобиль.
  
  – Берт тебе поможет, когда освободится, – обратился Винс Флеминг к Горди. – Берись за дело. Ничего не пропускай, проверь все дома: вдруг что-то выглядит необычно? Если там никого, мы примемся за дело вечером. Если там люди, то заявимся к ним среди бела дня. Все должно быть готово до завтра.
  
  – Вдруг хозяева дома? Вдруг…
  
  – Сам соображай! – прикрикнул Винс, потянулся к ручке и не сразу сумел открыть дверцу.
  
  – А Элдон? – спросил Горди.
  
  – Что Элдон?
  
  Горди постарался не показать, как его покоробила эта реакция.
  
  – Когда ты ему скажешь?
  
  – Мне надо многое узнать, прежде чем завести с ним разговор. Прокатись мимо его дома, проверь, там ли он. Чего доброго, столкнешься с ним у одного из домов.
  
  Горди заерзал на сиденье:
  
  – Ты на что намекаешь? Элдон в это замешан? Его работа? Нет. Он вообще не…
  
  – Может, и нет, – кивнул Винс. – А может, ему помогает сынок и кто-нибудь еще. Например, в одном из домов что-то пошло не так. Кто знает, что творится в других домах? Авария на АЭС – вот что это такое! – Он наконец справился с дверцей. – В общем, пошевеливайся.
  
  Винс вылез из салона, хлопнул дверцей и сильно шлепнул по ней ладонью, словно внедорожник был застоявшейся лошадью. Машина Горди послушно двинулась с места. Винс подошел к «бьюику» и засунул локти в открытое окно. Берт молча ждал команды.
  
  – Как только справишься с этим, начни работать с Горди.
  
  – Понял, – сказал Берт.
  
  – Элдону ни слова, – продолжил Винс. – Слишком много опасностей на пути.
  
  – Это не он, босс, – произнес Берт. – Не он.
  
  Винс поджал губы и медленно покачал головой.
  
  – Там побывал его сын. Он мог подговорить отца. Или парень сам что-то надумал. Так или иначе, теперь Элдон под подозрением.
  
  – Да, но там наверняка замешан кто-то еще. Я уже говорил тебе, на кого ставлю.
  
  Винс кивнул:
  
  – Я и его проверю. Только не думаю, что у него хватило бы духу.
  
  – Он мог кому-нибудь проболтаться.
  
  – Сукин сын не в курсе! Уборщицы тоже. И няньки. А даже если бы и знали, где бы они стали искать? Хотя все возможно… – Винс вздохнул. – Не город, а какой-то лабиринт!
  
  Берт молчал. Он не мог подыскать слова, способные улучшить положение. Поэтому ему хотелось действовать. Его ждала неприятная задача, а потом он поможет Горди.
  
  – Я поеду, – сказал Берт.
  
  Винс убрал локти из окна:
  
  – Давай.
  
  Он шагнул к багажнику. Собирался потрогать его рукой, как трогают гроб перед опусканием в землю. Но в последний момент передумал. Берт протрет всю машину, но может полениться и не тронуть крышку багажника. «Бьюик» тронулся с места. Винс посмотрел, как он удаляется по Ист-Бродвей, делает левый поворот и исчезает. Потом он устало поднялся по деревянным ступенькам домика у пляжа. В былые времена Винс перепрыгивал сразу через две. А вскоре его подстрелили. Не говоря уж о диагнозе. Теперь он стар, чтобы напрягаться. Поэтому и отошел от прежних дел. Раньше они грабили склады, угоняли груженые фуры. Та работенка была связана с подъемом тяжестей, иногда приходилось побегать. Вот он и перешел к делам, не подразумевавшим физической нагрузки. Стал обслуживать людей, не испытывавших доверия к финансовым учреждениям.
  
  Все шло как по маслу. Пока они не споткнулись. Теперь существовала опасность взрыва и полного краха. Винс надеялся вскоре узнать больше, потолковав со своим старым знакомым.
  Глава 18
  Терри
  
  Учитывая волнение Грейс из-за случившегося в доме, я предположил, что она может ошибаться: утверждает, будто звуки доносились из кухни, а на самом деле шумело где-то в другом месте. Я не должен был ограничиваться обыском одного первого этажа. Остановиться на полпути – себе дороже. В гостиной все вроде было в порядке, разве что кого-то засунули между диваном и стеной; но у меня не было намерения двигать мебель. В соседней комнате, столовой, тоже ничего не настораживало. Когда ищешь мертвое тело, вычеркнуть очередную комнату из списка – дело нескольких минут. Это совершенно не походило на поиск иголки в стоге сена.
  
  Направляясь к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, я посмотрел на входную дверь и щиток сигнализации на стене. Огонек был красный, значит, система работала. Если бы я открыл дверь, не введя код, завыла бы сирена и примчалась полиция. Грейс, помнится, утверждала, что при ней огонек был зеленый. Я столкнулся с загадкой, решить которую в данный момент не мог. Пока что у меня была другая задача: я искал Стюарта.
  
  Поднимаясь по лестнице, я по привычке чуть не взялся за перила. В той руке у меня был телефон, и толком опереться я бы не смог, но и простого прикосновения лучше было избежать. Коридор второго этажа имел в длину футов двадцать. Двери из него вели в три спальни и в ванную. Все двери были приоткрыты, поэтому мне оставалось лишь толкать их локтем. Я зашел в каждое помещение, осветил фонарем пол вокруг кроватей, заглянул за занавеску в ванной. Пока никого. Нужно ли проверить стенные шкафы? Снова посетить спальни? Мне очень не хотелось этим заниматься. Я и так изрядно переволновался, с меня хватало простого хождения по комнатам чужого дома. Если бы Стюарта – или кого-либо еще – запихнули в стенной шкаф, то это предполагало бы присутствие как минимум третьего человека. Грейс говорила, что мимо нее кто-то прошмыгнул.
  
  Иногда приходится поступать вопреки собственному желанию. Но прежде чем начать открывать дверцы шкафов, я должен был позаботиться, чтобы на ручках не оставалось отпечатков моих пальцев. Я убрал в карман рубашки телефон, не прерывая связь с Грейс, и вытащил из коробки в ванной несколько салфеток. Первой на моем пути была спальня, принадлежавшая, по всем признакам, девочке: по подушкам рассажены плюшевые зверюшки, на стенах висели плакаты с лошадками. Я подошел к стенному шкафу.
  
  – Ну, начнем, – сказал я себе, открыл дверцу, сначала положив на ручку салфетку, и посветил внутрь.
  
  Ничего особенного: майки, блузки, обувь, прочие предметы одежды, все маленького размера. Коробки от одежды и от обстановки для куклы Барби. Плюшевое зверье. Девочке, по моей прикидке, было лет семь: тем же окружала себя в этом возрасте Грейс. Я закрыл дверцу шкафа и направился в следующую спальню.
  
  Здесь тоже обитала девочка, но постарше, лет пятнадцати. На плакате красовалась модная музыкальная группа; старых плюшевых игрушек хватало и тут, но все были покрупнее. Айпад на столике рядом с кроватью, здесь же сережки и прочая бижутерия, пузырьки с жидкостью для удаления лака, лак для волос, лосьон для тела.
  
  Подойдя к стенному шкафу, я глубоко вздохнул и повернул ручку.
  
  – Черт!..
  
  Я сильно испугался, но выругался шепотом. Грейс все равно услышала.
  
  – Папа? Что случилось?
  
  Я достал телефон:
  
  – Знаешь, иногда тебя просят убраться в комнате, а ты просто запихиваешь все в стенной шкаф, пока там хватает места…
  
  – И что?
  
  – Ты не одна такая.
  
  Я убрал телефон. Мне на ноги свалилась куча одежды. Я положил фонарь на пол и запихал барахло обратно в шкаф, надеясь, что на джинсах, майках и нижнем белье отпечатков пальцев не останется – салфетки помешали бы мне навести порядок. Дверца кое-как закрылась.
  
  В хозяйской спальне чулана Фиббера Макги не оказалось. Откуда я знаю имя этого персонажа? Я не успел застать старых радио– и телепрограмм про Фиббера Макги и Молли, зато мои дедушки и бабушки всегда вспоминали это имя, когда речь заходила о набитых шкафах. Стоило бедняге Фибберу открыть дверцу – и ему на голову валилась куча барахла. Слушатели и зрители помирали со смеху. Вот только мне сейчас было не до смеха.
  
  Здесь тоже находился стенной шкаф, в который можно было войти, но от открывания его дверей моя голова не пострадала. Тут в отличие от детских шкафов все было аккуратнее, чем у детей, на полу лежал ковер, на ковре ничего лишнего. Обувь – десятки пар, преимущественно женская – стояла на полках. На ковре я насчитал четыре пары маленьких прямоугольных вмятин размером с костяшки домино. Мысленно соединив все их линией, получил квадрат со стороной в два фута. Поскольку я искал человеческое тело, долго думать об этих следах не приходилось.
  
  Я вышел из чулана и обследовал смежную со спальней ванную комнату. Заглянул в ванну – не утонул ли кто там? И с чувством исполненного долга полез в карман за телефоном.
  
  – Почти готово, – доложил я. – Осталось лишь оглядеться в подвале – и я вылезу. У тебя там все тихо?
  
  – Да, – ответила Грейс. – Ты так и не нашел Стюарта?
  
  – Ни его, ни кого-либо еще, милая.
  
  – Слава богу!
  
  По мне, с благодарностями лучше было пока повременить. Но я надеялся, что у нее имелись основания для оптимизма. Возвращаясь в подвал, я для порядка еще раз обвел лучом фонаря кухню, потом спустился вниз. Кроме комнаты отдыха, куда я залез сначала, внизу была котельная, прачечная и маленькая мастерская. На одной стене висели всевозможные инструменты, рядом находился отрезной станок со столом, сверлильный станок, прикрученный к верстаку токарный станок. К стене была прислонена алюминиевая лестница. Слабо пахло опилками, но на полу опилок не было.
  
  У дальней стены располагался морозильный шкаф – мне по пояс высотой, длиной шесть футов. Сбоку горела желтая лампочка – свидетельство того, что морозильник включен.
  
  – Только не это, – пробормотал я. Если не открыть морозильник сейчас, то потом я себе этого не прощу. Не возвращаться же опять в этот дом!
  
  Я подошел, взял фонарь в левую руку, поднял его повыше, направил луч под углом и правой рукой открыл крышку.
  
  Груда замороженной еды – вот что там лежало. Выходя из мастерской, я чувствовал воодушевление. Трупа в доме не оказалось. Обычно в описании свойств недвижимости этот параметр отсутствует, а зря!
  
  Стюарта Коха здесь не было – ни живого, ни мертвого. Непонятно только, почему он не отзывается на звонки, если жив-здоров. Я мог предложить много причин, но первое место среди них занимала самая простая: просто он мерзавец, боящийся звонка девчонки, попавшей из-за него в ужасную ситуацию. Не хватает смелости признать, что наделал глупостей. Мысли о другом объяснении я гнал от себя. Это, первое, меня вполне устраивало. Но беда в том, что тогда оставались непонятными события в этом доме полтора часа назад.
  
  Мне не давало покоя неприятное чувство. И не из-за попыток представить, что здесь произошло. Я что-то видел, и значение увиденного дошло до меня не сразу. Посветив в кухню по пути вниз, я кое-что заметил. Только в подвале я стал об этом думать. Что-то зацепило мое подсознание. Нечто лишнее. Кое-что на кухонном «острове». Вернее, не на нем самом, а сбоку.
  
  – Папа, ты все? – спросила Грейс.
  
  – Еще минутку! – откликнулся я.
  
  Пришлось вернуться на первый этаж, встать у входа в кухню и посветить фонарем на основание «острова». Стороны у него были из деревянных панелей – похоже на осветленный дуб. Примерно в футе от пола красовалось пятно. Вернее, капли от чего-то, ударившегося о вертикальную поверхность и соскользнувшего вниз. В свете фонаря это можно было принять за соус для спагетти. Я присел и поднес фонарь ближе к пятну. Капли были свежими на ощупь. Я понюхал кончики своих пальцев и не почувствовал ни томатного запаха, ни аромата пряностей. У меня замерло сердце. Значит, здесь все же кое-что произошло. Утешало лишь небольшое количество крови. Хотелось думать, что пострадавший сумел покинуть место происшествия. Больница – вот куда нам теперь надо ехать! Милфордская больница!
  
  Я вытер пальцы, скомкал окровавленный платок и сунул его в передний карман джинсов. Потом вынул из кармана сотовый.
  
  – Доченька, я выхожу. По пути домой нам нужно будет заехать в одно место.
  
  На самом деле я готовился к посещению двух мест. Сначала – больница, а потом, если Стюарта не окажется в отделении неотложной помощи, мы по пути домой проедем мимо его дома. Мы должны найти этого парня. Найти и выяснить, что с ним случилось.
  
  – Грейс? Ты там? На обратном пути мы заглянем в больницу. Я нашел в кухне немного – совсем немного – крови.
  
  Дочь не отзывалась.
  
  – Грейс? Ты где?
  
  Ответа не было. Я посмотрел на экран своего телефона. Связь прервалась. Я поспешил к окну кухни, проверить, стоит ли она под домом. Ее там не было. Я нашел ее номер и хотел позвонить, но не стал. Если дочь спряталась в кустах – в случае возвращения милфордской полицейской, вздумавшей проверить дом, – но забыла выключить в телефоне звук, мой звонок ей совершенно ни к чему. Даже сообщение придет со звуковым сигналом, который насторожит любого, кто окажется рядом с ней.
  
  Я решил сбежать вниз и вылезти через подвальное окно. Но разумно ли это? Если вокруг бродит сотрудница полиции, то появиться перед ней таким способом значило бы скомпрометировать себя. Однако если кто-нибудь обнаружит разбитое окно и решит проникнуть в дом, я окажусь в западне.
  
  Я никогда не был приспособлен к стремительным действиям в экстренной ситуации. Вот и теперь никак не мог решить, как поступить. Меня парализовало от страха, что любой мой поступок может оказаться неверным. Я сделал несколько глубоких вдохов и попробовал сосредоточиться. Нужно понять, что происходит. Торча в проклятой кухне и думая только о том, чтобы не обмочиться от страха, я бы точно не узнал ничего нового.
  
  Я выключил фонарь и ощупью добрался до окна гостиной, чтобы выглянуть на улицу. Машины полиции там, к счастью, не оказалось. Зато мой автомобиль торчал на виду. С тем же успехом можно было бы вывесить плакат с надписью крупными буквами: «ЗДЕСЬ ЧУЖИЕ! ПРОВЕРИТЬ!» Краем глаза я зафиксировал какое-то движение. На подъездной дорожке, за высокой живой изгородью, служившей границей участков, я разглядел две смутные фигуры. Двое разговаривали, стоя лицом к лицу. Я был совершенно уверен, что одна из них – Грейс. Понять, какое у них выражение лиц, в темноте было нельзя, но поза дочери не вызывала опасения, что это спор, тем более ссора. Ее собеседник, одного с ней роста, не размахивал руками и не тыкал в нее пальцем. Если быть точным, это была собеседница. Грейс разговаривала с другой девушкой. Или со взрослой женщиной.
  
  Я помнил про рыскавшую поблизости сотрудницу полиции, но на этой не было ни формы, ни тяжелого ремня с грозными принадлежностями полицейской службы. А главное, никакой полицейской машины на улице – по крайней мере, на открытом моему взору отрезке. Пора было выяснить, что происходит. Я вернулся в подвал, протиснулся в разбитое окошко и выпрямился. Свернув за угол, услышал негромкую беседу. Грейс посмотрела в мою сторону.
  
  – Папа! – Она бросилась ко мне. Ее собеседница не шелохнулась.
  
  Дочь обняла меня, прижалась головой к моей груди.
  
  – Я думала, ты никогда оттуда не вылезешь!
  
  – Твой телефон, – напомнил я, не сводя взгляд с незнакомки.
  
  – Ах! – Она покосилась на зажатый в кулаке телефон. – Наверное, случайно нажала на клавишу.
  
  – Кто это? – спросил я.
  
  – Все в порядке, – ответила Грейс. – Помнишь, я говорила, что до тебя позвонила еще кое-кому, как только сбежала из этого дома? То есть Стюарту я тоже названивала, но не только…
  
  Я высвободился из ее объятий и двинулся к загадочной женщине. Выключенный фонарь я держал у бедра, надеясь, что смогу разглядеть, кто она. В паре футов от нее я замер.
  
  – Привет, – произнесла она.
  
  – Джейн! – ахнул я.
  
  Джейн Скавалло.
  Глава 19
  
  Проведя в квартире Натаниэла всего пять секунд, Синтия Арчер вспомнила, что не захватила с собой сотовый телефон. Нет, она не ждала звонка Терри с новостями о Грейс или еще чего-то определенного, просто привыкла не расставаться с телефоном. Синтия сбегала за телефоном и вернулась к Натаниэлу.
  
  Она уговаривала себя, что существует убедительная и вполне невинная причина принять его приглашение на кофе. Ей необходимо отвлечься. Болтовня с Натаниэлом займет ее и немного отвлечет от Терри и Грейс, от неведомых дел, в которые они отказывались посвящать ее. При чем тут то, что сосед – привлекательный молодой человек? Привлекательный, но с червоточинкой. У него за плечами осталось больше багажа, чем в службе забытых вещей аэропорта Ла-Гурдия. А волнующий эпизод с беднягой Орландом? Натаниэл, вынимая из буфета две кофейные чашки, сказал:
  
  – Я был рад познакомиться с вашим мужем, забыл его имя…
  
  – Терри.
  
  – Надеюсь, я не прервал там, на террасе, важный разговор? Я не сообразил… То есть я вообще никогда не замечаю таких вещей, как кольца на пальцах, вот и не понял, что вы муж и жена. Знаете, вы ведь живете здесь одна, хотя это не мое дело… Господи, что я несу?
  
  – Ничего страшного, – улыбнулась Синтия. – Не переживайте.
  
  – Он показался мне приятным человеком.
  
  – Он такой и есть.
  
  – Садитесь! – Натаниэл указал на свой кухонный уголок, на два табурета под стойкой.
  
  Синтия вытащила один и примостилась на нем, поставив одну ногу на обод. Натаниэл налил холодной воды в стеклянный графин, вернулся и наполнил электрическую кофеварку на противоположной стойке, а потом спрятал пустой графин.
  
  – Конечно, я пью кофе без кофеина, но вообще-то это какая-то ерунда, – произнес он. – Все равно что безалкогольное вино. Пирожное без глазури. Секс без оргазма. – Натаниэл покосился на Синтию. – Я не перебарщиваю?
  
  – Да уж, пирожное было явно лишним, – усмехнулась она.
  
  – Дело в том, что в такой поздний час я могу пить лишь такой кофе. Засыпаю с трудом, и лишние волнения мне совершенно ни к чему.
  
  – Что вас сейчас нервирует, не считая Орланда?
  
  – Почти ничего. Просто я возвращался домой, ну и превысил скорость на автостраде, разогнался до девяноста миль в час. Смотрю в зеркальце – а за мной вроде как увязался коп. У меня чуть инфаркт не случился. Полиция часто ездит на таких «доджах» без опознавательных знаков. Но в этом находился какой-то безобидный парень.
  
  – Откуда вы возвращались?
  
  – Ниоткуда. Я часто гоняю просто так, без цели. Размышляю о разном. О прошлом, например.
  
  – Знаете, я, пожалуй, все-таки позвоню Барни, – сказала Синтия. Она нашла в телефоне список абонентов, выбрала номер Барни и приложила телефон к уху.
  
  После трех гудков он откликнулся.
  
  – Барни? Это Синтия, из…
  
  – Знаю.
  
  – Простите, что беспокою так поздно, но я обязана кое-что вам сообщить. – И она поведала о случившемся.
  
  – Надо же! – воскликнул Барни. – Прежде Орланд был молодцом, но сейчас, наверное, ему стало хуже. На днях я решил к нему заглянуть. Слышу, он с кем-то беседует. Открывает дверь – а у него никого. По телефону он тоже не говорил.
  
  – Орланд искал свою жену.
  
  – Она уже лет тридцать как в могиле. Если у него поедет крыша, то он может причинить себе травму.
  
  – Поэтому я и звоню. Мне почудилось, будто он что-то оставил на включенной плите…
  
  – Ладно, я заеду. Спасибо за бдительность.
  
  Синтия отложила телефон и стала наблюдать, как Натаниэл перекладывал молотый кофе из банки в кофеварку и немного просыпал.
  
  – Черт!
  
  Он смел просыпанный кофе одной ладонью в другую, похлопал в ладоши над раковиной и сполоснул руки.
  
  – Вечно я так! Не иначе, подцепил что-то от собачек. Как бы не чумку.
  
  – Или блох! – весело подхватила Синтия. – Вам бы пригодился специальный воротник – ваши подопечные иногда такие носят.
  
  – Точно, так я живо отучился бы чесать себе шею задней лапой.
  
  – Вот бы на это полюбоваться!
  
  – Я очень гибкий, – похвастался Натаниэл и, решив, что в этих словах тоже можно уловить сексуальный намек, пояснил: – Постоянно приходится нагибаться. Это даже лучше йоги. Вы когда-нибудь занимались йогой?
  
  – Нет.
  
  – А я пробовал. У меня не получилось. Чем только не занимался: и йогой, и на велотренажере, даже степом – было и такое временное увлечение. Еще карате, но дошел только до фиолетового пояса. До сих пор помню кое-какие ката. Ну, обязательные движения… У меня никогда не получалось. Еще пробовал бегать трусцой – это я до сих пор практикую, с собачками. Выгуливать их просто так скучно, лучше пробежать с полмили.
  
  Кофеварка заурчала, емкость стала наполняться.
  
  – Сколько собак вы ежедневно выгуливаете? – спросила Синтия.
  
  – У меня их десяток. Хожу от дома к дому. Четыре утром, шесть днем. На каждую уходит по сорок пять минут. После обеда могу взять парочку дополнительно, потому что клиенты живут на одной и той же улице и я могу выгуливать сразу по две собаки.
  
  – Они ладят? Я про собак, а не про клиентов. Хотя, если вам охота про них посплетничать, валяйте, буду только рада.
  
  – Да, собаки привыкают друг к другу, играют, но иногда это мешает нам перемещаться. Часто они тратят больше времени на взаимное обнюхивание, чем на прогулку.
  
  Синтия покачала головой:
  
  – Надо сильно любить собак, чтобы посвящать им целые дни.
  
  – Когда я был ребенком, у нас постоянно жили собаки. Всегда по одной, но когда собака умирала от старости или ее сбивала машина, мы обязательно заводили новую.
  
  – Вашу собаку сбила машина?
  
  Натаниэл показал два пальца.
  
  – Двух. Когда мне было три года, так погиб О’Рейли, когда десять – Скип. Мы жили неподалеку от Торрингтона – у меня там до сих пор много родни. Там жил мой брат, до сих пор живут племянницы и племянники. Мои родители никогда не держали собак на привязи. Им нравилось, когда те бегали свободно. Отец говорил, что если какую-то из них переедут, значит, так тому и быть. Лучше пусть собака побегает пять лет в свое удовольствие, чем проскучает пятнадцать, привязанная к дереву.
  
  – Ну, не знаю… – протянула Синтия.
  
  – Когда я уехал из дому и начал много работать, мне стало не до собак, а у моей бывшей, чтоб ей пусто было, аллергия, поэтому я провел много лет без них. А потом дерьмо попало в вентилятор, мне пришлось искать занятие, ну и…
  
  – Кажется, вы не жалуетесь?
  
  – Какое там! Четвертак за голову, десять псин, двести пятьдесят в день, тысяча двести пятьдесят в неделю, и все наличными, это все равно что тысяча восемьсот в неделю, когда приходится делиться с Дядей Сэмом. – Натаниэл прищурился. – Надеюсь, вы не из налогового управления и не из санитарной инспекции?
  
  – Все, теперь вам крышка!
  
  – Единственное, что мне хотелось сохранить, когда я лишился своей компании, был мой «кадиллак». Это не совсем гибрид по части топлива, и страховка недешева, однако я прикипел к нему душой! – Он рассмеялся. – Вы бы видели выражение лиц, когда я приезжаю за собаками на «кадиллаке»!
  
  – Собаки не хрипнут от лая, если вы появляетесь в доме в отсутствие их хозяев?
  
  – Сначала надо с ними знакомиться, иначе и покусать могут. У меня есть доберман, немецкая овчарка – вместе я их не свожу. Лучше, чтобы такие звери встречали вас спокойно.
  
  – Значит, вам доверяют ключи?
  
  Натаниэл показал на связку ключей, лежавшую рядом с тостером.
  
  – Кое-где приходится еще и код вводить. Чем я хуже бебиситтера? Им-то дают ключи и коды. – Он вздохнул. – Наверное, я кажусь вам последним неудачником? Чтобы мужчина в моем возрасте занимался такой чепухой! А известно вам, что в свое время я ворочал сотнями штук? Столько, сколько я теперь, выгуливая собак, зарабатываю за неделю, я зашибал за десять минут. Мог купить все. Вижу на полке магазина пару башмаков за три сотни баксов – и просто говорю: «Беру эти». Везу домой, надеваю разок, чувствую, что жмут, и даже не думаю их возвращать. Мне не до таких мелочей!
  
  Синтия покачала головой:
  
  – Я не считаю вас неудачником. Знаете, как говорится: жизнь – это путешествие, и ваше, если разобраться, поинтереснее, чем у большинства. Вы сами сказали, когда мы познакомились, что у вас сейчас передышка. Не будете же вы всегда этим заниматься! Однажды подумаете: «Все, пора идти дальше».
  
  И тут до нее тоже дошло, что пора идти дальше. Хватит ей торчать в этой квартире. Надо вернуться домой. Сбежав из дому, домашних проблем не решить. Способ решения – оставаться дома и решать их.
  
  – Синтия!
  
  – Что?..
  
  – Вы отвлеклись.
  
  – Нет, я слушаю.
  
  – Я говорю: возможно, вы правы. На все нужно время.
  
  Она кивнула и произнесла:
  
  – На этой неделе я съезжаю.
  
  – Куда?
  
  – Домой.
  
  – Вы провели здесь всего пару-тройку недель.
  
  – На пару-тройку недель больше, чем следовало. Это было… это была ошибка.
  
  – Нет, – возразил Натаниэл. – А вдруг вы для того и переехали, чтобы осознать, что переезд сюда – ошибка? Звучит глупо, зато правда. Я так и понял, что вам надо проветрить мозги, встряхнуться. Наверное, жизнь здесь заставила вас оценить то, что вы покинули. Вашего мужа и… У вас ребенок?
  
  – Грейс. Я сбежала от семьи, испугавшись, что схожу с ума, но оказалось, что они – мое спасение.
  
  – Что вы предпочитаете?
  
  – Пробовала разное, например ксанокс, но мне не нравится, как он на меня действует. Нет, мои проблемы – мне их и решать, без всякого искусственного вмешательства.
  
  – Я спрашивал про кофе.
  
  – Извините!
  
  – Сливки, сахар?
  
  – Благодарю, просто черный кофе.
  
  Натаниэл наполнил чашки, поставил одну перед Синтией и хлопнул себя по лбу.
  
  – Нет, кофе – не то! Сегодняшний вечер для вас особый. Вы съезжаете, возвращаетесь домой – надо отпраздновать!
  
  Он забрал чашку, не дав Синтии к ней прикоснуться, и выплеснул кофе в раковину. Потом открыл холодильник и достал бутылку белого вина.
  
  – Это лишнее, – запротестовала она.
  
  – Глупости.
  
  – Правда, зачем?
  
  – Да ладно, это всего лишь «пино гри» с завинчивающейся крышкой, к тому же открытое. Простенькая выпивка. Если только вы не принципиальная трезвенница…
  
  – Чего нет, того нет, – со вздохом призналась она.
  
  – Тем лучше. – Натаниэл достал два бокала с эмблемами арахисового масла и открутил крышечку с бутылки. – Между прочим, отменная марка, – добавил он, посмотрев на этикетку.
  
  Синтия смущенно улыбнулась. Одно дело – выпить кофе с соседом по этажу, в сущности, мальчишкой по сравнению с ней, и совсем другое – распивать с ним вино. Натаниэл наполнил два бокала и подал один ей.
  
  – Ваше здоровье! – Он слегка прикоснулся своим бокалом к ее. – За новое начало!
  
  – За новое начало!
  
  – Сначала начнете новую жизнь вы, потом я. Раньше я состоял в винном клубе. Настоящее сборище снобов! Нас с женой приглашали на дегустации элитных сыров и шоколада. Присылали последний шардоне, мерло и прочее в нарядных деревянных ящиках. Все жутко дорогущее! За эту бутылку я отдал семь баксов, но от нее пьянею не хуже, чем от самой дорогой. Между прочим, я часто это себе позволяю, порой в одиночестве.
  
  Натаниэл поднес бокал к губам, осушил его одним глотком и снова наполнил.
  
  – Я многого добился, – сказал он. – Теперь это в прошлом.
  
  – Мне очень жаль, Натаниэл, – произнесла Синтия. – С вами поступили несправедливо.
  
  – Я никогда не просил вас называть меня Натом?
  
  – Я…
  
  – Зовите меня Нат.
  
  – Договорились.
  
  – В каком-то смысле это было настоящее благословение. Я жил в постоянном напряжении. Ни одной праздной минуты. Даже если бы я не остался с пустыми руками, то все закончилось бы нервным припадком. Но я все потерял. А главное, Шарлотту.
  
  – Вашу…
  
  – Да, свою жену. Как только иссяк золотой дождь, она стал искать, где выход. Спуталась с одним козлом – я считал его своим другом, – который до сих пор имеет платиновую карточку. У него компания компьютерных игр. Я сделал его богачом, а теперь… – Он покачал головой.
  
  Синтия молчала.
  
  – Вы когда-нибудь теряли все? – спросил Натаниэл.
  
  – Мне тоже кое-что об этом известно, – ответила она.
  
  – Неужели? Сколотили состояние, а потом лишились его? Большого дома, шикарной тачки?
  
  – Нет, это была не финансовая потеря. – Она отпила вина.
  
  Взгляд Натаниэла потеплел.
  
  – Простите. У меня язык без костей. Но ведь вы не про мужа с дочерью, они по-прежнему с вами?
  
  Синтия не торопилась глотать вино, будто оно стоило гораздо дороже семи долларов за бутылку. Наконец она ответила:
  
  – Давняя история. Я потеряла семью.
  
  – В каком смысле? Ваши родители умерли?
  
  У Синтии не было ни сил, ни желания рассказывать об этом.
  
  – Примерно. Родители и брат. Осталась я одна. После этого жила с теткой.
  
  – Господи! Что же произошло?
  
  Она покачала головой.
  
  – Не держите на меня зла, – произнес Натаниэл. – Действительно, это не мое дело. Какой же я осел! Постоянно напрашиваюсь на жалость, а ведь вам досталось, наверное, в тысячу раз тяжелее, чем мне. – Он взял свой бокал и бутылку и подсел к Синтии, едва не касаясь ее плеча своим. Она чувствовала, что от него бьет током. – Не злитесь?
  
  Сильвия помотала головой:
  
  – Вы ни в чем не виноваты. Происшедшее и с вами, и со мной изменило наши жизни. Оставив нас травмированными. Все равно… Позвольте, я вам долью.
  
  Синтия выпила только половину бокала, но возражать не стала. Натаниэль тем временем осушил второй бокал и налил себе еще.
  
  – С вами бывало такое? – проговорил он. – Когда после ужасного события… Не знаю, как выразить… Вы думаете: хватит играть по правилам! Пошло оно все к чертям! Мне плевать! Пора поквитаться. Не с кем-то одним – с целым миром!
  
  Синтия пригубила еще вина.
  
  – Я прошла через это в юности. Когда воображаешь, будто тебе все можно, потому что с тобой обошлись несправедливо. Но я через это перешагнула. Мне не хотелось подводить тетку. Она была доброй, взяла меня к себе жить. Если бы она меня выгнала, мне было бы некуда деться. Когда с тобой случается беда, это не повод портить жизнь окружающим.
  
  – Точно. Ваша тетка жива?
  
  У Синтии сжалось горло, в глазах мелькнули слезы.
  
  – Нет.
  
  Они еще посидели, соприкасаясь плечами.
  
  – Я, пожалуй, пойду, – наконец произнесла Синтия.
  
  – У меня в холодильнике есть еще одна недопитая бутылка. Было бы глупо не прикончить и ее. – Ей показалось, что напор его плеча усилился.
  
  – Нат…
  
  – У меня ощущение, будто я напрасно прожил последние недели. Вы жили напротив, но… Теперь собираетесь съезжать.
  
  – Нат…
  
  – Просто я говорю, что вы мне нравитесь. С вами приятно общаться. Не просто приятно, а легко. Наверное, из-за всего того, что с вами стряслось, вы лучше других умеете сопереживать.
  
  – Вряд ли.
  
  Натаниэл открыл рот, чтобы что-то сказать, помедлил, потом выдавил:
  
  – Возможно, я сделал кое-что, чего не должен был делать.
  
  Он поменял позу, чтобы смотреть ей прямо в лицо. Их лица разделяли теперь несколько дюймов.
  
  – Все в порядке, Нат. Сделали и сделали, теперь нечего переживать.
  
  – Ваш муж счастливчик: вы возвращаетесь домой. Если бы вы были моей женой, я бы вас никуда не отпустил.
  
  – Мне действительно пора…
  
  – Я серьезно, вы очень…
  
  – Я гожусь вам в матери, – напомнила Синтия.
  
  – Бросьте. Вы что, стали мамочкой в десять лет? – пробормотал он.
  
  – Вы не сделали ничего лишнего, я тоже. Мы просто выпивали вдвоем – велика важность! Все, я пошла.
  
  – Нет, подождите, я не об этом. Я не для этого вас позвал. Главное, вы мне нравитесь, понимаете? А еще у меня есть к вам одна просьба.
  
  – Пожалуйста.
  
  – Речь о вашем приятеле.
  
  – Каком?
  
  – Он заезжал сюда пару недель назад.
  
  Синтия припомнила данный эпизод.
  
  – Что дальше?
  
  – Помните, он спросил, чем я занимаюсь, и я ответил, что выгуливаю чужих собак.
  
  – Да.
  
  – Наверное, после этого вы рассказали ему обо мне подробнее?
  
  – Даже если рассказала, то немного. Я почти ничего о вас не знала, Нат.
  
  – Вскоре он связался со мной.
  
  Синтия поежилась:
  
  – Вот оно что…
  
  – Наверное, нашел меня через Интернет. Он знал, как мне досталось, про мои финансовые затруднения, понимал, что мое теперешнее занятие – просто передышка после торговли приложениями, приносившей сотни тысяч. Он изучил мою личную жизнь, знал, что меня бросила жена, выяснил, что теперь она с кем-то встречается.
  
  – Нат, при чем тут…
  
  – В общем, он сказал, что поможет мне в обмен на мою помощь ему.
  
  – Какую же?
  
  Натаниэл помялся:
  
  – Об этом я не хотел бы распространяться.
  
  – Что вы ему ответили?
  
  – Я подумал и согласился. Он твердо пообещал, что ничего плохого не произойдет, никто ничего не узнает.
  
  – Я понятия не имею, о чем вы толкуете. Объясните, что вы согласились сделать?
  
  Он закрыл рот ладонью, потом взялся за подбородок.
  
  – Лучше я ничего не стану вам рассказывать.
  
  Синтию это вполне устраивало. Зачем ей это знать?
  
  – Я про другое, – продолжил Натаниэл. – Раз он ваш друг, то я подумал, что вы могли бы с ним поговорить. Дело в том, что я хочу отменить нашу договоренность. Как будто ничего не было. Вернуть до последнего цента все деньги, которые он мне заплатил. Ну, почти все, кое-что я потратил. Беда в том, что он, похоже, не из тех, кто склонен разрывать деловое соглашение, хотя мы не заключали письменного контракта.
  
  – Хотите, чтобы я с ним поговорила?
  
  Он кивнул:
  
  – Да, был бы вам очень признателен. Ведь вы с Винсом друзья? Он сказал, что знаком с вами с давних пор, еще со школы, и все это время вы поддерживали связь.
  Глава 20
  Терри
  
  Я не видел Джейн Скавалло уже полгода. Я покупал в супермаркете «Хоул фудс» маленький контейнер яичного салата, английские кексы и немного свежей пасты. Вдруг вижу – она идет к кассе впереди меня. Я не сразу решился окликнуть ее. Она сильно изменилась за семь лет, прошедшие с тех пор, как была моей ученицей: тогда ей было семнадцать лет, и она посещала мои занятия по мастерству письменной речи. Джейн выгоняли из школы за драки с другими девчонками, за прогулы уроков, за курение в туалете. За свои выкрутасы она была награждена датчиком слежения, никому не давала спуску и на все плевать хотела. И при этом обладала явным литературным талантом. Сколько бы работ мне ни требовалось проверить, ее текст я всегда оставлял на потом – при условии, что Джейн сдала его. Я до сих пор помнил фрагмент из одной ее работы:
  
  «… ты ребенок и воображаешь, будто все зашибись, как вдруг тип, считающийся твоим папашей, говорит: пока, всего доброго! «Что за ерунда?» – думаешь ты. Проходит несколько лет, твоя мать заводит другого мужчину, он вроде ничего, но ты постоянно настороже: когда это случится? Это и есть жизнь. Жить – все время спрашивать себя: когда это случится? Потому что ты знаешь, что если это долго не происходит, значит, вот-вот бабахнет».
  
  Джейн сочинила это после того, как ее мать сошлась с неким Винсом Флемингом, о котором говорили, что он известен полиции, причем не только у нас в Милфорде. Я провел в его обществе одну мучительную ночь семь лет назад, когда Винс участвовал в выяснении того, что стряслось с семьей Синтии. Это чуть не стоило ему жизни. Но подвиги, совершенные Винсом в ту ночь, не превращали его в добропорядочного гражданина.
  
  Той ночью он признался, что у него на совести убийство, совершенное в молодости. Я подозревал, что это далеко не все. Мне было рядом с ним не по себе, но он не казался психопатом. Совершенные им насильственные действия считались в его специфическом мире деловой необходимостью. Я тогда припомнил поговорку: то, что скорпион не раздражен и не жалит, еще не означает, что с ним следует водить компанию.
  
  За недолгое время, проведенное вместе с ним, я уяснил одно: пусть Джейн Скавалло ему не дочь, она для него много значит, и он готов ради нее постараться. Когда Винсу было двадцать с чем-то лет, он стал отцом. Забеременевшая от него молодая женщина произвела на свет девочку, но вскоре мать и дочь погибли в страшной аварии.
  
  Думаю, глядя на Джейн, Винс часто видел свою дочь, какой та стала бы, если осталась бы в живых.
  
  Семь лет назад он взял с меня обещание, что я постараюсь ей помочь. Я проработал несколько лет в другой школе, прежде чем вернулся в прежнюю, но продолжал поощрять творчество Джейн. Это было не так-то просто. Умения удачно нанизывать слова было недостаточно. Я должен был убеждать ее, что о ее жизни надо писать. Мол, интересны далеко не только тупые знаменитости. Из жизни любого из нас можно извлечь ценные уроки. Ее собственный опыт, как ни старается она приуменьшить его, достоин изучения.
  
  «Вам не все равно?» – много раз спрашивала меня Джейн.
  
  «Если я отвечу, что делаю это потому, что ты мне небезразлична, сочтешь меня лицемером, – отвечал я. – Не поверишь мне. Поэтому озвучу эгоистическую причину. Я это делаю для себя. Если добьюсь, чтобы ты больше заботилась о своем будущем, то буду доволен собой и сочту, что состоялся как преподаватель».
  
  «Значит, это просто эгоизм?»
  
  «Он самый. Все ради себя, любимого. Ты тут совершенно ни при чем».
  
  Лицо Джейн оставалось бесстрастным.
  
  «Если я изображу заинтересованность, то вы будете ликовать, как герой фильма «Опус мистера Холланда»?»
  
  Я улыбнулся: «Да. Притворись. Пусть целью твоего старания будет не искреннее стремление стать лучше, а желание заморочить нам голову».
  
  «Ладно, буду вашей Элизой Дулиттл».
  
  «Тоже неплохо», – согласился я.
  
  «Вы думаете, что я не читаю, а я много чего знаю».
  
  «Видишь, ты уже уловила смысл».
  
  Другие школьные учителя, с которыми я поддерживал связь, сообщали, что Джейн Скавалло начала стараться. На Йельский университет пока не тянула, но диплом об окончании колледжа уже не исключался.
  
  «Ты классно играешь!» – хвалил я.
  
  «Я стремлюсь к «Оскару», – хвалилась она.
  
  Дотянув до выпускного класса, Джейн почти перестала прогуливать уроки, выполняла домашние задания, получала приличные отметки.
  
  «По-моему, ты уже не играешь, – однажды сказал я. – Обещаю никому не говорить, но мне кажется, что тебе уже не безразлично».
  
  «Я делаю это не для вас».
  
  «Конечно, только для самой себя».
  
  «Вы считаете себя большим умником, а зря. Я делаю это ради него».
  
  Ради Винса. Я должен был догадаться раньше. Джейн старалась ради него. До меня медленно доходило, что она чувствует себя виноватой перед Винсом. Ведь именно Джейн уговорила Винса помочь мне в ту ночь, чуть не стоившую ему жизни.
  
  Я помог Джейн с подачей документов в колледж, снабдил рекомендательными письмами. Ее преподаватели не ошиблись: Йель ей еще не светил. Но ее приняли в Университет Бриджпорта, где она стала изучать рекламу. «Это для меня, – объяснила Джейн. – Я всю жизнь старалась заставить людей поверить во вранье». Реклама позволила ей совместить два дара: находить точные слова и убеждать.
  
  На первом курсе она иногда присылала мне электронные письма. Я гадал, заслужу ли приглашение на ее выпуск, и обрадовался, когда она меня не пригласила. Не исключалось, что Джейн сама туда не явится: она наплевательски относилась к любым церемониям. А если бы явилась, да еще пригласила бы меня, то я бы мог столкнуться там с Винсом, что было нежелательно. При мысли о Винсе у меня долго волосы на затылке вставали дыбом.
  
  Мы с Синтией дважды навещали его в больнице Милфорда, где он лежал после пулевого ранения. Оба визита получились настолько короткими, что их и визитами-то трудно было назвать. Винс был не слишком рад нас видеть. «Я сильно сглупил, связавшись с вами обоими», – буркнул он при первом нашем появлении в больничной палате. Спорить с этим было трудно. На том, чтобы навестить его снова, настояла Синтия. «Если ему стало лучше, то и настроение должно улучшиться, – предположила она. – Мы перед ним в долгу». Глядя на Синтию, Винс высказался так: «Если бы мне попалась машина времени, то я бы залез в нее, вернулся в 1983 год и назначил бы на ту ночь свидание кому угодно, только не тебе! Хоть самой завалящей уродине во всем Милфорде! Я бы даже педиком не побрезговал и сделал бы все, чего он захотел, лишь бы с тобой не связываться и не получить пулю в брюхо через столько лет. В общем, оставьте себе свои детские открыточки и вонючие цветочки. Выматывайтесь!» В третий раз мы его навещать не стали и вообще больше не видели.
  
  Я не рассказывал Джейн о том случае, но сдержал данное Винсу обещание помочь ей.
  
  «Что между вами происходит? – однажды спросила она. – Его я тоже спрашивала, но он буркнул нечто невразумительное».
  
  «Каждый пошел собственным путем», – ответил я.
  
  «Думаете, он ниже вас? Парень с обочины? Не хотите, чтобы вас с ним увидели?»
  
  Джейн попала в точку.
  
  Даже если бы Винс решил общаться со мной, пригласить выпить пива, я бы, наверное, отказался, но не потому, что считал себя лучше его. Просто дружить с таким, как он, мне было бы неприятно. Винс был крутым, люди вокруг него тоже. Он жил тем, что нарушал все правила. А я работал школьным учителем, прилежно платящим за парковку. Винс убивал людей! Ну как я мог представить нас друзьями?
  
  Увидев Джейн в «Хоул фудс», я испытал смешанные чувства. Было бы приятно повидаться, узнать, как она поживает. Но разговор неизбежно коснулся бы Винса, а говорить о нем мне совершенно не хотелось.
  
  Я уже садился в машину, когда меня окликнули:
  
  – Вы меня заметили, но ничего не сказали.
  
  Я оглянулся и увидел ее с коричневым бумажным пакетом в руках.
  
  – Лучше не спорьте, – улыбнулась Джейн.
  
  – Ладно, – кивнул я. – Хорошо выглядишь.
  
  Это было правдой. Ни драных джинсов, ни кольца в носу и розовых прядей в волосах. Вид у нее был… полированный. Со вкусом подобранная одежда, на ногтях лак, волосы короче, аккуратная прическа.
  
  – Зато у вас видок хуже некуда. Простите, это прорвалась прежняя я. Дайте-ка попробовать еще разок. Как поживаете?
  
  – Хорошо, – сказал я. Наверное, голос у меня дрогнул, и Джейн это заметила. Обстановка дома отняла у меня силы.
  
  – Не собираюсь подвергать вас допросу первой степени. Не хотите разговаривать – не надо.
  
  Я тоже улыбнулся:
  
  – Прости. Да, я тебя увидел. Но мне показалось, будто ты торопишься, не хотелось тебя задерживать. Как поживаешь?
  
  – Нормально. Возвращаюсь на работу.
  
  – Куда?
  
  – Отучилась, потом получила место в «Андерс и Фелпс». – Джейн немного подождала, убедилась, что я его не знаю, и продолжила: – Небольшая рекламная фирма, в Милфорде. Рекламировать колу нам не доверяют, все больше местные заказы, но тоже неплохо. Сейчас я готовлю радиоролик для мастера по ремонту печей.
  
  – Отлично! – воскликнул я.
  
  Она пожала плечами.
  
  – Не сериал «Безумцы», конечно, но надо ведь с чего-то начинать. Насчет вашего вида я пошутила. Хотя, если честно, вы выглядите усталым.
  
  – Есть немного, – признался я. – Сейчас не лучший период.
  
  – Сколько лет миновало со времени того кошмара? Шесть?
  
  – Семь.
  
  – До сих пор слышны отголоски?
  
  – Мы стараемся затыкать уши.
  
  – Как ваша дочка? Грейс, кажется? Сколько ей лет?
  
  – Четырнадцать. Хотя ощущается как все девятнадцать.
  
  – Дает вам жару?
  
  – Не без этого. – Поколебавшись, я спросил: – Как Винс?
  
  Джейн опять пожала плечами:
  
  – Вроде неплохо. Пять лет назад они с мамой поженились.
  
  – Молодцы!
  
  Она покачала головой.
  
  – Месяц назад она умерла от рака груди.
  
  Я сделал скорбное лицо.
  
  – Мои соболезнования.
  
  – Вы же сами говорите, что в жизни бывают тяжелые моменты. Я долго была официальной падчерицей, но месяц назад этому настал конец. – Она помолчала, а потом добавила: – Я съехала.
  
  – Как сам Винс?
  
  – Вы же знаете его. Не понимаешь, сочувствовать ему или считать полным отморозком. В общем, мне лучше одной. У меня квартира на воде, обожаю так жить! А еще…
  
  – Выкладывай!
  
  Она усмехнулась:
  
  – Моего парня зовут Брайс. Мы давно встречаемся. Когда я переехала, он поселился со мной.
  
  – Отлично! Я рад, что у тебя все в порядке.
  
  Джейн Скавалло помолчала, словно оценивая мои слова.
  
  – Вы меня очень поддержали. Поверили в меня, когда все остальные отвернулись от меня.
  
  – Это было нетрудно.
  
  – Очень даже трудно! – возразила она. – Ну, мне пора. Приятно было увидеться!
  
  – И мне.
  
  Джейн обняла меня и зашагала к своему голубому автомобилю. Прежде чем отъехать, она помахала мне рукой.
  
  И вот теперь мы опять столкнулись. В самом неожиданном месте, при самых неожиданных обстоятельствах. На подъездной дорожке дома, где моя дочь, возможно, кого-то застрелила. Дома, который я в нарушение всех законов обыскивал. Стюарта я там не нашел, но заметил кровь.
  
  – Что ты здесь делаешь, Джейн? – спросил я.
  
  – Меня прислал Винс. Он хочет поговорить с вами.
  Глава 21
  Терри
  
  Я понадобился Винсу Флемингу? Сейчас, на ночь глядя? Невероятно! Я не общался с ним семь лет, со времени того второго визита к нему в больницу. На кой черт я ему сдался? Разве что… Вдруг я залез в дом Винса Флеминга? Но, насколько мне было известно, он по-прежнему жил на Ист-Бродвей, в доме на пляже…
  
  – Это же не дом Винса? – От мысли, что я вломился в дом этого человека, у меня сжималось сердце.
  
  Джейн покачала головой.
  
  – Слава богу! Если этот дом не его, то я не знаю, на кой я ему сдался. Нам с Грейс пора ехать.
  
  Я собирался усадить дочь в машину и мчаться в милфордскую больницу, проверить, не там ли Стюарт Кох. В зависимости от того, что нам ответят, появилась или отпала бы необходимость добыть до восхода солнца адвоката для дочери. Кто-то пролил в этом доме кровь, и чем скорее мы узнаем, кто он и каким образом это произошло, тем легче нам будет избежать новых бед. Трудно избавить человека от неприятностей, не зная толком, что это за неприятности.
  
  – Как ты узнала, где меня искать? – обратился я к своей бывшей ученице.
  
  Джейн перевела взгляд на Грейс.
  
  – Я позвонила ей, – объяснила дочь. – Раньше, еще до того, как позвать тебя.
  
  Грейс позвонила Джейн? С каких пор у нее есть ее телефон?
  
  – В чем дело? – обратился я к дочери. – Зачем ты ей звонила?
  
  Ответ Грейс был совсем тихим, я ни слова не разобрал.
  
  – Ничего не понял!
  
  – Мы дружим, – пояснила Грейс. – Я думала, что она поможет.
  
  – А я ей сказала звонить вам, а не мне, – произнесла Джейн.
  
  – Что ты нашел? – обратилась Грейс ко мне. – Что там, в доме?
  
  – Извини, – сказал я Джейн и отвел Грейс в сторону, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз. – Я нашел кровь. Немного крови.
  
  – Боже!
  
  – Совсем немного, в кухне. Всюду искал, но больше не нашел никого и ничего. Там что-то произошло. Мы поедем в больницу, проверим, обращался ли Стюарт в отделение неотложной помощи. Если нет, то…
  
  – Мистер Арчер! – окликнула меня Джейн, никогда не обращавшаяся ко мне по имени.
  
  – Мы разговариваем! – огрызнулся я.
  
  – Винс терпеть не может, когда его заставляют ждать, – предупредила она. – О чем бы вы ни разговаривали, поверьте, вам гораздо важнее поговорить с Винсом.
  
  – Джейн, какое это имеет к нему отношение?
  
  Она покачала головой и чуть приподняла правое плечо, будто как следует пожать плечами ей было лень. Я помнил эту ее манеру еще по тем временам, когда Джейн училась у меня в классе.
  
  – Знаете, я в его дела не лезу. У него свои, у меня свои. Чем меньше я об этом знаю, тем лучше. Не то чтобы он меня вызвал и попросил помочь, просто подумал, что в этом случае лучше обратиться ко мне и попросить позвать вас. Сейчас у Винса полно забот.
  
  Я оглянулся на дом.
  
  – Дом… как-то связан с Винсом?
  
  Джейн пропустила мой вопрос мимо ушей.
  
  – Говорю вам, вы все узнаете от него. Ему нужна для разговора и Грейс.
  
  – Вот еще!
  
  – Я его предупреждала, что вы так ответите. Предложила ему один вариант. Давайте так: пока Винс будет говорить с вами, Грейс побудет со мной. Согласны?
  
  Я не мог спорить с ней всю ночь. В случае моего отказа Винс прислал бы за мной своих мордоворотов, как уже сделал однажды.
  
  – Ладно, – кивнул я.
  
  Втроем мы двинулись по дорожке к улице. В отдалении, под фонарем, я увидел машину Джейн.
  
  – Идем! – позвала Джейн мою дочь.
  
  – Подождите, – сказал я. – Дом на пляже?
  
  – Он самый. Тот, где вам впервые привалило это удовольствие. Помните?
  
  Cложновато было забыть!
  
  На дорогу ушло менее десяти минут. За истекшие семь лет я много раз здесь проезжал, и не только из желания вспомнить, как познакомился с Винсом Флемингом. Просто улицей Ист-Бродвей было удобно пользоваться, чтобы добраться из одной части города в другую. К тому же это было одно из моих излюбленных мест – полоса вдоль пляжа с видом на залив Лонг-Айленд и на остров Чарльз, официально относившийся к парку «Сильвер-Сэндс». По легенде, сотни лет назад там зарыл свои сокровища капитан Кид. Я был готов побиться об заклад, что если их кто-нибудь нашел, то Винс, не иначе.
  
  Это была уже не та идиллическая часть города, что два года назад, до урагана «Сэнди», погубившего много домов вдоль пляжа, повалившего уйму деревьев, разорившего домовладельцев и их семьи и оставившего тонны песка в сотнях футов от берега. Наша семья легко отделалась. Во дворе упало одно дерево, выбило окно, с крыши слетело несколько кусков черепицы. Нам было стыдно жаловаться, если сравнить это с разрушениями, которые принес ураган многим нашим соседям. Теперь улице пытались придать прежний вид. Двадцать месяцев подряд она была запружена грузовиками. Не все дома подлежали восстановлению. Одни шторм разрушил до основания, другие сорвал с фундамента. Дома, с виду не пострадавшие, все равно пришлось снести из-за ненадежности.
  
  Дом Винса попал в категорию подлежащих ремонту. Вскоре после урагана я несколько раз тут гулял: проезд был запрещен, поскольку велась расчистка улицы и уборка мусора. Часть крыши двухэтажного дома отсутствовала, частично оторвался сайдинг. Но в целом дом выстоял, чего нельзя было сказать о двух соседних строениях: у них был такой вид, словно их подорвали динамитом.
  
  Джейн поехала вперед – решила, наверное, что без ее помощи мне дом Винса не найти. Мигнули тормозные фонари, я увидел, как она показывает рукой на дом. Сидевшую рядом с ней Грейс почти невозможно было разглядеть. Автомобиль затормозил, я остановился позади него, подошел к дверце, и дочь опустила стекло.
  
  – Возникнут проблемы или услышишь что-нибудь про Стюарта – звони мне, ладно? – велел я.
  
  Она послушно кивнула.
  
  В нижней части дома располагался гараж на две машины, здесь же могла поместиться лодка. Слева находилась лестница, ведшая на балкончик. Я задрал голову и увидел наверху свет. По лестнице я поднялся не быстро. Догадывался, что Винс ждет, но не хотел бежать на его зов, как собачонка, услышавшая повелительный свист. Каждый сохраняет свое достоинство, как может. Преодолев лестницу, я постучал в затянутую сеткой дверь.
  
  – Открыто, – ответил Винс.
  
  Давненько я не слышал этот голос. Он остался узнаваемым, но стал более веским, хотя, может, немного утратил властность. Впрочем, я был слишком научен горьким опытом, чтобы судить об этом человеке только по его голосу.
  
  Я потянул на себя дверь и вошел. Окна гостиной выходили на воду, окна кухни – во двор. Я посмотрел на залив, но в такой поздний час мало что можно было разглядеть, кроме нескольких звездочек и редких сигнальных огней на воде. Комната мало изменилась с тех пор, как семь лет назад меня приволокли сюда подручные Винса. Это больше напоминало похищение. Я мотался по городу, разыскивая его, думая, что он поможет разыскать мне Синтию, пропавшую вместе с Грейс. Узнав, что его ищут, Винс приказал своим людям доставить меня к нему. На сей раз я явился сюда по собственной воле.
  
  Винс сидел за кухонным столом, на котором лежал сотовый телефон. При виде меня он не удосужился встать. Винс сбросил вес, его волосы еще больше поседели. Теперь к нему подходило словечко «костлявый». У меня мелькнула мысль, что он, возможно, болен.
  
  Винс указал на стул напротив себя:
  
  – Садись, Терри.
  
  Я подошел, выдвинул стул и сел, положив руки на колени, а не на стол. Не хватало, чтобы он и в этот раз пригрозил порезать мне руки!
  
  – Винс, – произнес я вместо приветствия и кивнул.
  
  – Давно не виделись.
  
  – Да.
  
  – Ты не звонишь, не пишешь.
  
  – В нашу последнюю встречу ты не слишком поощрил меня.
  
  Он махнул рукой.
  
  – Тогда я был сам не свой. Когда человека подстрелят, ему ни до чего.
  
  – Согласен, – произнес я. – Мы тогда хотели сказать, и сейчас я спешу это повторить: мы с Синтией очень благодарны тебе за помощь и сожалеем о той цене, которую тебе пришлось заплатить.
  
  Винс уставился на меня.
  
  – Мило. Очаровательно. Если честно, дня не проходит, чтобы я о тебе не думал.
  
  – Неужели?
  
  – Как начну опорожнять свой пакет – так про тебя вспоминаю.
  
  Я недоуменно заморгал:
  
  – Прости, не понял?
  
  Винс оперся мясистыми ладонями о стол и отъехал в кресле назад. Обогнув угол стола, встал неподалеку от меня. Я тоже хотел подняться, но он остановил меня жестом:
  
  – Нет, посиди. Оттуда тебе будет лучше видно.
  
  Винс расстегнул ремень и «молнию» на брюках, приспустил брюки дюймов на шесть и задрал рубашку. Я увидел прикрепленный к животу пластиковый пакет, нижняя половина которого была заполнена темно-желтой жидкостью.
  
  – Знаешь, что это? – спросил он.
  
  – Да.
  
  – Прекрасно. До того, как в меня попала пуля, я не знал о существовании мочеприемников. Пуля порвала мой внутренний трубопровод, и я больше не могу мочиться, как нормальные мужчины. Пришлось привыкать носить это круглые сутки. В общем, каждый раз, выливая мочу из пакета, я думаю о тебе.
  
  – Прости, я не знал.
  
  – О таком не сообщают в «Фейсбуке».
  
  Я все еще изображал учтивость.
  
  – И насчет твоей жены я не знал. Встретил тут Джейн, она рассказала.
  
  Винс заправил рубашку обратно в брюки, застегнул «молнию» и ремень и снова уселся напротив меня.
  
  – Ты же не для того послал за мной Джейн, чтобы сообщить мне о состоянии своего здоровья?
  
  – Нет, – подтвердил он. – Дело в твоей дочери.
  
  По моей спине пробежал холодок.
  
  – При чем тут моя дочь?
  
  – Она вляпалась в дерьмо.
  Глава 22
  
  Берт Гудинг заглушил мотор «бьюика», но не выключил фары. Ему не было дела до того, что кто-нибудь заметит включенные на ферме фары, но работающий мотор мог привлечь лишнее внимание. Двигатель у машины был могучий, ревел как трактор, а выхлоп как из трубы котельной. Ему требовался свет, и он поставил машину так, чтобы было удобно.
  
  Для предстоявшей работы требовался топор и сменная одежда. Не испачкаться от такой работенки было невозможно. В детстве отец дважды в год брал его с собой в хижину в Мэне, там была дровяная печь, и Берт всегда вызывался колоть напиленные дрова на мелкие полешки. Ему нравилось наносить выверенный удар, нравилось, как топор вонзался в древесину и расщеплял полено сверху донизу, не застряв, нравился звук раскалывающегося полена. Он научился вонзать топор с такой силой, чтобы потом не надо было, высвобождая его, придерживать полено ногой. Для этого требовался правильный расчет.
  
  Сейчас задача была немного другой, но принцип оставался тем же. Сильный замах, соприкосновение в нужном месте, чистый разрез. Опасность, что топор застрянет, отсутствовала, вот только звук нравился ему гораздо меньше. Звук получался скорее тошнотворный. Никакой радости занятие не доставляло. Просто иногда приходится что-то делать через силу – во всяком случае, пока твой босс – Винс Флеминг.
  
  Берт занес топор над головой и с силой опустил, описав безупречную дугу. Переместился примерно на фут и нанес новый удар. Даже при выключенном моторе о тишине приходилось только мечтать. Он подъехал к самому свинарнику, и поднятый им шум разбудил хрюшек. Теперь они пыхтели, хрюкали, терлись друг об друга и о забор – знали, что скоро получат угощение. Берт бросил им в загон несколько кусков.
  
  – Жрите, толстяки!
  
  Он в очередной раз занес топор над головой, рассчитывая ударить посильнее, но тут зазвонил телефон.
  
  – Черт!
  
  Нельзя было подождать? Он поставил топор на землю, топорищем к бамперу «бьюика», достал из кармана телефон, испачкав кровью экран, но не так сильно, чтобы не разглядеть, кто звонит. Звонили из дому. Джабба. Берт прижал телефон к уху:
  
  – Что, Джанин?
  
  – Ты где?
  
  – Работаю.
  
  – Знаешь, который час? – спросила она.
  
  – Примерно.
  
  – Ты обещал вернуться к десяти. Мол, быстренько перетрете с Винсом, и все.
  
  – Пришлось тут кое-чем заняться, – произнес Берт.
  
  – Ты забыл? – выпалила она.
  
  – О чем?
  
  – Про встречу? В десять?
  
  Как такое забудешь? Целую неделю она ему об этом напоминала. Месяц назад они переселили Брэнду, мать Джанин, в дом престарелых в Ориндже, но затея не удалась. Брэнда никому не давала житья. Ей не нравилась еда, и она в знак протеста разбрасывала ее по полу столовой. Обвиняла персонал в воровстве, хотя не могла уточнить, чего именно. Жульничала, играя в карты с «заключенными», как она называла других стариков. Распихивала людей в инвалидных колясках, чтобы первой зайти в лифт.
  
  Руководство дома престарелых выставило целый список претензий и потребовало забрать ее. Джанин решила, что в своей квартире мать больше жить не сможет и ее придется взять к себе. Берт возражал, но Джанин не желала ничего слышать.
  
  – Я на встречу не поспею, – предупредил Берт.
  
  – Нет, ты должен! Вдруг нам придется сразу увезти ее?
  
  – Говорю тебе, возникло неожиданное осложнение, наверное, провожусь всю ночь.
  
  – Я несчастна, Берт!
  
  – И никогда не будешь счастливой! Пусть хоть сам Иисус спустится на землю и выбреет смайлик у тебя на лобке – ты и тогда будешь ныть.
  
  – Не смей…
  
  Он прервал разговор и отключил в телефоне звук. Она обязательно перезвонит, такая уж у нее манера.
  
  Берт вернулся к прерванной работе, представив, что он рубит на куски и скармливает свиньям Джанин. При этом он раздумывал, есть ли у этих тварей какие-то стандарты. Если бы он привез сюда жену и перебросил ее им по кускам, сожрали ли бы они ее или побрезговали? Берт склонялся к мнению, что Джанин вызвала бы отвращение даже у них.
  Глава 23
  Терри
  
  – Теперь понятно, что тебе известно о событиях сегодняшнего вечера, – сказал я. – Непонятно только, каким образом.
  
  – Лучше вопросы стану задавать я, а ты – отвечать, – произнес Винс.
  
  – Брось! Моя дочь напугана до полусмерти. Она связалась с каким-то кретином, который вовлек ее в историю, к какой она не имела никакого отношения. Она до сих пор не понимает, что произошло. Ты хочешь ответов? Это мне нужны ответы!
  
  – Напрасно ты так в этом уверен. Что она тебе наплела?
  
  – Грейс, – напомнил я.
  
  – Что?
  
  – Ее зовут Грейс.
  
  Винс долго молчал, прежде чем пробурчать:
  
  – Ладно. Так что тебе наплела Грейс?
  
  Я сложил на груди руки и плюхнулся на свой стул.
  
  – Нет уж!
  
  – Что?
  
  – Нет, – повторил я. – Ты хочешь знать, что она мне рассказала? Сначала объясни, при чем тут ты.
  
  – Для учителя английского ты храбрый малый!
  
  – Как я погляжу, тебе не приходилось учительствовать в старших классах.
  
  – Не доводи меня, Терри!
  
  – Послушай, я не дурак. Знаю, чем ты занимаешься и на что способен. Банда твоих подручных могла бы меня выволочь отсюда, и никто никогда бы меня больше не увидел. Согласен, ты умеешь внушить страх, только я уже не тот, кем был семь лет назад. У нас с тобой есть своя история, Винс, и она учит взаимному уважению. Да, ты помог нам с Синтией, поплатился пулей и теперь носишь этот мешок. Мне очень жаль. Тебе понадобилось сочувствие? Не верю. Ты выше этого. Все мы так или иначе напуганы.
  
  Я перевел дух.
  
  – Думаю, ты знаешь, что случилось вечером в том доме. Но не полностью, иначе я бы сейчас здесь не сидел. Хочешь, чтобы я ответил на твои вопросы? Тогда ответь на мои. Объясни мне, что происходит.
  
  Винс несколько секунд смотрел на меня, потом оттолкнул свой стул, сделал четыре шага до кухонного прилавка, взял из буфета две рюмки и бутылку виски, поставил все это передо мной на стол и снова уселся. Налив бурую жижу в рюмки, пододвинул одну мне и опрокинул свою, прежде чем я успел дотронуться до моей. Ненавижу виски! Но сейчас мне вроде предлагали мир, поэтому я поднес рюмку к губам и выпил половину, постаравшись не скорчить ту же рожу, что в четырехлетнем возрасте, когда родители заставляли меня есть брюссельскую капусту.
  
  Винс вздохнул:
  
  – Скажем так: у меня есть свой интерес к дому, где… где вечером побывала Грейс.
  
  – Что за интерес?
  
  – Возможно, ты это уже знаешь. Поэтому мне и понадобилось потолковать с тобой.
  
  Я ждал.
  
  – А если еще не знаешь, то лучше тебе и дальше оставаться в неведении. Поверь, это в твоих интересах и в интересах твоей дочери.
  
  – Это же не твой дом, – возразил я. – Не твоя собственность.
  
  – Верно.
  
  – Все дело в парне? – догадался я.
  
  Винс кивнул.
  
  – Стюарт Кох, – произнес я. – Ты его знаешь?
  
  – Да.
  
  – Откуда?
  
  Винс прикинул, нужно ли отвечать, потом сообразил, что если я не знаю, то легко выясню.
  
  – Он сын одного из моих ребят, Элдона. Не помнишь его? Такой лысый, он привез тебя сюда в прошлый раз.
  
  Я помнил. Имени не знал, но лысого помнил – он был одним из тех, кто засунул меня в машину и привез на первую встречу с Винсом. Значит, среди моих учеников был сынок одного из головорезов Винса! Как тесен мир!
  
  – Элдон уже семь лет воспитывает Стюарта один: жена прибилась к байкерам, «ангелам ада», и подалась в Калифорнию. Воспитатель из него еще тот: позволяет сыну вляпываться во всякое дерьмо и почти никогда не знает, где он болтается.
  
  – Где Стюарт сейчас?
  
  – О нем позаботились.
  
  – Он цел?
  
  – Я уже ответил.
  
  Хотелось верить, что Стюарт жив, а если и пострадал в этом доме, то уже поправляется. Где-нибудь.
  
  – Хорошо бы Грейс поговорить с ним. Чтобы понять, что он жив-здоров, – произнес я.
  
  – Отлично, – кивнул Винс. – Пускай поднимется сюда. Заодно я задам ей несколько вопросов.
  
  Мне не хотелось, чтобы Грейс разговаривала с этим человеком.
  
  – Я сам с ним поговорю. А потом расскажу Грейс.
  
  – Ты узнаешь его голос? Как ты можешь быть уверен, что это он?
  
  Прошло столько времени, что я не был уверен, что узнаю голос Стюарта по телефону. Зато я мог задать ему вопросы про то, как он учился у меня в классе, и понять, он ли это.
  
  – Я готов попробовать.
  
  – Я пытаюсь быть вежливым, Терри. Оказываю тебе любезность. Если захочу поболтать с твоей дочкой, то тебе меня не остановить. Но я посоветовался с Джейн, и она решила, что будет лучше, если она сама с ней поговорит. Я согласился. Хочешь, чтобы я передумал?
  
  – Нет.
  
  – Ну, так помоги мне. Что она тебе рассказала?
  
  – Кох-младший вздумал угнать из гаража этого дома «порше», чтобы прокатиться. План у него был такой: залезть туда, найти ключи, погонять на машине и вернуть ее на место.
  
  – Это все? Единственная цель?
  
  – Да.
  
  – Ничего другого Грейс не упоминала?
  
  – Что же еще? – Мне приходил в голову лишь секс. Но разве к услугам распалившихся молокососов нет миллиона других, гораздо более доступных мест? Зачем так рисковать, для чего залезать в чужой дом? По моему мнению, все исчерпывалось желанием покататься на автомобиле.
  
  – Это ты мне объясни, – усмехнулся Винс.
  
  – Так мне сказала Грейс. Они, мол, нацелились на автомобиль. Сам посуди, зачем еще Стюарту было туда лезть?
  
  – Как они попали в дом?
  
  Я вспомнил рассказ Грейс.
  
  – Через подвал. Оттуда поднялись на первый этаж. Стояли у входа в кухню, когда послышался странный звук. Стюарт пошел проверить, что там, раздался выстрел, и Грейс удрала оттуда.
  
  – Раздался выстрел, – повторил Винс.
  
  – Да.
  
  – Кто стрелял?
  
  – Грейс точно не знает.
  
  – Как это понимать?
  
  – Как я сказал, так и понимать.
  
  Винс покосился на меня.
  
  – У Стюарта был револьвер? – спросил он.
  
  – По словам Грейс, он принес его из машины. Из отцовской. Револьвер твоего Элдона. Похоже, он держал его в «бардачке».
  
  – Получается, что выстрелить мог Стюарт?
  
  – Вряд ли, – возразил я.
  
  Винс приподнял бутылку.
  
  – Еще рюмочку?
  
  Я накрыл свою рюмку ладонью.
  
  – Нет, спасибо.
  
  Он налил себе.
  
  – Терри, я понимаю, есть много разной всячины, которую тебе неохота мне раскрывать. Ты стараешься защитить дочь. У меня нет на нее зуба. Но мне надо знать, что произошло, а ты хитришь с ответами. Это плохо для тебя и для твоей дочери.
  
  Я промолчал, и Винс продолжил:
  
  – Я знаю многое из того, о чем ты даже не предполагаешь. Грейс уже поговорила с Джейн – не сейчас, раньше. Твоя дочь позвонила Джейн, как только выбралась из дома, и призналась ей, что до смерти напугана, потому что, возможно, застрелила Стюарта. Джейн знакома со Стюартом уже лет девять, с тех самых пор, как я свел знакомство с ее матерью. Джейн знает людей, которые работают на меня, и их родню. Грейс сказала, что Стюарт дал ей подержать револьвер. Против этого у тебя есть возражения?
  
  – Нет.
  
  – Что еще она тебе рассказала?
  
  Я сглотнул. Во рту у меня пересохло, но пить виски не хотелось.
  
  – Наверное, у нее помутилось в голове. Грейс не знает, что произошло в доме. Раньше ей не доводилось держать револьвер, поэтому, услышав выстрел, она решила, будто каким-то образом сама нажала на курок. Я спрашивал ее про отдачу, но она ничего не смогла вспомнить. Это еще не все…
  
  Винс терпеливо ждал.
  
  – Теперь револьвера у нее нет. Грейс не знает, куда дела его. Предполагает, что выронила в доме, но я его там не нашел.
  
  – Ты был внутри? – удивился Винс.
  
  Я кивнул.
  
  – Залез в разбитое окно?
  
  – Да.
  
  – Что ты там увидел?
  
  – Кровь. Немного. В кухне.
  
  – Черт! Придется все как следует подчистить. Странно еще, что нам удалось быстро навести порядок. Вернемся вставить окно и все доделаем. Жильцы дома приедут только на будущей неделе. Время есть.
  
  Я представил, сколько там могло быть крови до уборки.
  
  – Грейс видела кого-нибудь в доме? – спросил Винс.
  
  – Ей показалось, будто мимо нее кто-то прошмыгнул.
  
  – Она его разглядела?
  
  Я покачал головой:
  
  – Нет. Сигнализация была выключена.
  
  – Не понял…
  
  – Они влезли в окно в подвале, но Грейс утверждает, что огонек на щитке сигнализации был зеленый.
  
  У Винса был такой вид, словно он мучается от дурного привкуса во рту. Пока он пытался осмыслить мои слова, я размышлял, что могло произойти после того, как Грейс позвонила Джейн.
  
  – Наверное, Джейн связалась с тобой сразу после звонка Грейс, – произнес я. – Стюарт – сын Элдона, вот она и смекнула, что первым делом надо связаться с тобой. Ты со своими ребятами бросился наводить там порядок, сделать так, будто ничего не было.
  
  Винс молчал.
  
  – Но там ведь произошли не просто мелкие подростковые глупости? Не только неудачная попытка прокатиться? Подскажи, Винс, я прав?
  
  – Конечно, – промолвил он, допил свою рюмку и отъехал в кресле назад.
  
  – Нет, – возразил я. – Я так и не понял, как быть дальше: ехать в больницу искать Стюарта, вызывать полицию, искать револьвер или…
  
  – Чтоб тебя! – Винс вскочил, опрокинув кресло. – Думаешь, ты крутой? Обломись! Такой же придурок, как при нашем знакомстве. Слушай меня внимательно. Ни о чем таком и думать не смей! Не ищи Стюарта: ни в больнице, ни еще где-нибудь. В полицию не суйся. И адвоката не вызывай. Не вздумай опять обращаться к дамочке из «Дедлайн ТВ» и травить историю своей жизни. Вали домой и забудь обо всем!
  
  Он обошел стол и потряс коротким и толстым указательным пальцем в дюйме от моего носа.
  
  – Завтра утром встанешь и будешь вести себя так, словно начался самый обыкновенный день. Будь умником, никогда в жизни не обсуждай все это с Грейс. Пусть она тоже молчит. Не пытается связаться со Стюартом. Она его знать не знала, ясно? А почему? Потому что ничего не было. Ты будешь держать рот на замке не только ради меня. Ты навсегда заткнешься ради своей дочери.
  
  Я молчал.
  
  – Понятно говорю? – спросил он.
  
  – Я тебя слышу.
  
  – Слышать мало. Мне надо знать, что ты все понял. У меня и так забот полон рот, только головной боли из-за тебя не хватало!
  
  – Я должен убедиться, что паренек цел. Выяснить, что стряслось со Стюартом.
  
  – Забудь об этом! – воскликнул Винс. – Это не твоя забота. Учти, Терри: Грейс со Стюартом даже не знакома. Заруби это себе на носу!
  
  – А если объявится полиция и начнет задавать вопросы о происшедшем в доме?
  
  – Этого не произойдет.
  
  – А вдруг?
  
  – Повторяю, в твоих интересах сделать все, чтобы защитить дочь.
  
  – Не запугивай ее, Винс!
  
  – Я ставлю себя на твое место. Ты лезешь из кожи вон ради нее. Но, похоже, Терри, ты кое о чем запамятовал.
  
  – О чем же?
  
  – О револьвере.
  
  Я насторожился.
  
  – При чем тут револьвер?
  
  – Вдруг ты не нашел его потому, что его нашли до тебя?
  
  Я молчал.
  
  – Мы точно знаем, что на нем есть отпечатки пальцев твоей дочери. Но стреляли ли из него? Попали ли в кого-нибудь? Будем считать, что ответ на оба вопроса утвердительный. Временно согласимся на данный вариант. Тогда этот револьвер – особенный, «дымящийся» револьвер во всех смыслах слова. Револьвер, который очень хотелось бы получить полиции. А я прямо сейчас могу утверждать, что этого никогда не произойдет. Но не потому, что собираюсь избавиться от него. Нет, причина иная: он станет моей гарантией. Ты не знаешь, хорошая это новость для твоей дочери или нет, но для тебя будет гораздо лучше, если он никогда не выплывет на поверхность. Согласен?
  
  Я ничего не ответил.
  
  – В общем, вези свою девчонку домой, там расскажи ей сказочку на сон грядущий, хорошенько укрой и поцелуй на ночь – от меня.
  Глава 24
  
  – Все будет хорошо, Грейс, – произнесла Джейн, сев за руль автомобиля. – Винс знает, что делает.
  
  Заплаканную Грейс это не убедило.
  
  – Меня ждет тюрьма. Сяду в тюрьму и не выйду оттуда лет до пятидесяти!
  
  Джейн стиснула ее руку.
  
  – Брось, ничего подобного! Знаю, уговаривать тебя успокоиться нет смысла, но, поверь, все утрясется. Подожди. Винс не протянул бы так долго, если бы не умел выпутываться из таких ситуаций.
  
  Грейс шмыгнула носом.
  
  – У тебя крыша от этого не едет?
  
  – От чего?
  
  – От того, что он – мафия.
  
  Джейн покачала головой:
  
  – Никакая Винс не мафия!
  
  – Но он же преступник! У него своя банда! А отец Стюарта в его банде!
  
  Джейн вздохнула:
  
  – Послушай, я от всего этого не в восторге. Но назвать Винса, Элдона, Берта и Горди бандой – все равно что представить шайку балбесов на мотоциклах, терроризирующих округу. А у них бизнес, вот и все. Особый бизнес.
  
  – Все равно он преступник.
  
  Джейн пожала плечами.
  
  – Каких слов ты от меня ждешь?
  
  – А таких: объясни, как ты с этим живешь. Например, я ужасно стыжусь своего отца, а он всего-навсего учитель.
  
  – То, что он совершает плохие поступки, еще не делает его плохим человеком. Просто он такой, его отец занимался тем же. В нем тоже есть хорошее, даже если мы с ним в последнее время немного…
  
  – Немного что?
  
  – После смерти моей матери он стал другим, лучше, понимаешь? Я больше не ребенок, мне не нужен отец каждый день. Сейчас у него не лучший момент, ему требуется помощь твоего отца и твоя помощь тоже.
  
  – Помощь, чтобы узнать, что случилось, или чтобы все скрыть?
  
  Джейн посмотрела на нее в упор.
  
  – Для того и для другого.
  
  – Если я сделала что-то не так, то должна за это поплатиться, – произнесла Грейс. – Я хочу поступать правильно.
  
  – Иногда поступать правильно бывает сложно.
  
  – Пару недель назад у меня произошла ссора с мамой. – Она вытерла глаза. – Я тебе об этом не рассказывала.
  
  – Что за ссора?
  
  – Помнишь, ты спрашивала меня про след на руке? – Грейс показала ей руку.
  
  – Да. Ты ответила, что случайно обожглась.
  
  – Мать толкнула меня, и я задела сковороду на плите. Виноваты мы обе, но если бы она меня не толкнула, этого бы не случилось. Пришлось ехать в больницу. Мать велела мне сказать им правду, что это произошло из-за нее, и если им придется вызвать полицию, то так тому и быть.
  
  Джейн несильно сжала Грейс руку.
  
  – Ничего себе! А ты?
  
  – Я солгала, что шалила, плясала, вот и задела сковородку.
  
  – То есть ты ее выгородила?
  
  Грейс кивнула:
  
  – Да. Но она хотела заплатить за свою ошибку. Поступить правильно.
  
  – Ты ей не позволила, потому что слишком любишь ее. Сейчас тоже происходит нечто подобное. Я забочусь о тебе, Винс заботится о людях вокруг него. Придется нам согласиться с версией, несколько отличающейся от того, что произошло в действительности. Это позволит тебе спокойно жить дальше.
  
  – Не знаю… – протянула Грейс.
  
  Джейн вздохнула:
  
  – Ладно. Первое, что нам надо сделать, – прикинуть, что на самом деле произошло. Ты должна вспомнить все о событиях в том доме. Ты слышала выстрел. Может, сама выстрелила? Кто-нибудь еще? Напряги память. Ты видела кого-то, кроме Стюарта?
  
  – Нет. Кажется, мимо меня кто-то пробежал. Но я никого не видела.
  
  – Точно?
  
  Грейс кивнула.
  
  – Но даже если ты никого не видела, то могла что-либо услышать или заметить. Закрой глаза.
  
  – Зачем?
  
  – Закрой! Вернись мысленно в дом после выстрела.
  
  – Не хочу! Даже думать об этом не хочу.
  
  – Придется, Грейс. Ты будешь об этом думать, по своей воле или против желания. Лучше начать прямо сейчас и попробовать что-то понять. Начали?
  
  – Ладно. – Грейс зажмурилась.
  
  – Что ты слышишь после выстрела?
  
  – Свой крик.
  
  – Что ты кричишь?
  
  – «Стюарт, Стюарт!»
  
  – А он что?
  
  – Молчит.
  
  – Но ты что-нибудь слышишь?
  
  – Шаги…
  
  – Какие шаги: быстрые, медленные?
  
  – Похоже на бег. Негромкий, вроде как в комнатных туфлях. Такой легкий скрип… Может, это были кроссовки?
  
  Джейн поощрительно улыбнулась, хотя сидевшая с закрытыми глазами Грейс не могла ее увидеть.
  
  – Отлично. Кто-то бежал, пытаясь скрыться. Это был Стюарт? Он сбежал, бросив тебя там? Вдруг ты случайно нажала на курок? Или там находился кто-то еще с оружием и Стюарт со страху бросился наутек?
  
  – Он бы так не поступил, – возразила Грейс, открыв глаза. – Или я ошибаюсь?
  
  Джейн сочувственно улыбнулась:
  
  – Брось, Грейс! Знаю я таких типов! Винс – кремень, но остальные, не говоря об их детях… В школе я считала себя дурочкой, однако по сравнению с ними я была прямо стипендиаткой Родса!
  
  – Кем?
  
  – Не важно. Давай, закрывай глаза.
  
  Грейс послушалась.
  
  – Значит, ты слышишь шаги. Кто-то бежит. Говоришь, это не мог быть Стюарт?
  
  – Я стараюсь опять услышать их…
  
  – Выстрел должен был быть громким. Наверное, ты от него ненадолго оглохла?
  
  – Верояно.
  
  – И если ты все-таки умудрилась услышать шаги, хотя человек был в кроссовках, то этот человек должен был быть тяжелым, правда?
  
  – Наверное, – медленно отозвалась Грейс.
  
  – Говоришь, в темноте кто-то задел тебя на бегу?
  
  – Да.
  
  – Сильно?
  
  – Я даже потеряла равновесие. Может, меня задели мешком или чем-либо еще, что человек тащил…
  
  – Вот что я думаю: раз ты услышала шаги, хотя почти оглохла, и тебя сильно задели, значит, человек был очень крупный.
  
  Грейс открыла глаза и посмотрела на Джейн:
  
  – Ну и что? Что это дает?
  
  – Кое-что. Но ты права, это не позволяет сузить круг подозреваемых.
  
  Грейс встрепенулась:
  
  – Подозреваемых в чем?
  
  – Ну, я говорю о том, кто вообще мог там находиться…
  
  Почувствовав, что по ее щекам катятся слезы, Грейс смахнула их ладонью.
  
  – Стюарт погиб, да, Джейн?
  
  – Я догадываюсь, о чем сейчас Винс говорит твоему отцу. Убеждает его ехать домой и забыть о произошедшем. Это хороший совет. Винс умеет советовать. Он будет очень признателен, когда я скажу ему, что ты мне помогла.
  
  Грейс услышала шаги по гравию, оглянулась и увидела рядом с машиной отца. Она быстро распахнула дверцу.
  
  – Увидимся! – крикнула ей вслед Джейн.
  Глава 25
  
  – Неожиданное удовольствие, – усмехнулся Хейвуд Дугган, садясь за столик ночного кафе напротив детектива Роны Уидмор. Ему пришлось долго протискиваться: он не был толстяком, просто крупным мужчиной, которому не хватило пространства между столиком и собственным животом.
  
  – Прости, что так поздно побеспокоила тебя, – произнесла Уидмор. – И за загадочность прости.
  
  Хейвуд усмехнулся, сверкнув жемчужно-белыми зубами. Между двумя передними зубами зияла дыра. В их прошлую встречу он обещал устранить этот недостаток, но Уидмор заметила, что он придает ему оригинальности.
  
  – Приятно тебя видеть, – сказал он, кладя на стол мясистые ладони. – Не так часто меня вызывают в полночь на встречи с красивыми женщинами.
  
  – Брось! – Уидмор опустила ладони на колени, чтобы лишить его возможности потянуться через столик и взять ее за руки – а он мог так поступить. Это, впрочем, не означало, что она за столько времени не соскучилась по его прикосновению. – Я тоже рада встрече, Хейвуд.
  
  Он улыбнулся:
  
  – Ты всегда называла меня Вуди.
  
  – Не без этого. – Уидмор склонила голову набок. – И не я одна.
  
  Он отмахнулся от ее замечания, как от мухи.
  
  – Хорошо выглядишь!
  
  – После нашей последней встречи я поправилась.
  
  – Больше материала для любви.
  
  Она приподняла левую руку, чтобы погрозить ему пальцем и заодно показать кольцо.
  
  – Я уже несвободна.
  
  – Это не заигрывание, а простое наблюдение. Как там Ламонт? Слышал, в Ираке ему досталось?
  
  Рона кивнула.
  
  – Теперь все в порядке. Но там ему действительно пришлось несладко. Навидался такого, чего не следовало бы видеть никому.
  
  – Говорят, он долгие месяцы не произносил ни слова.
  
  – Все позади, теперь говорит, – ответила Уидмор, выдавив улыбку. – Получил работу в «Костко». Ему там хорошо.
  
  – Рад слышать. Очень рад! – Выражение лица у Хейвуда Дуггана было невеселое. – Когда ты позвонила, я подумал: вдруг что-то произошло? Вдруг вы переживаете не лучшие времена? Может, тебе понадобился собеседник?
  
  Уидмор прищурилась:
  
  – Или постельный партнер?
  
  Хейвуд загородился ладонями.
  
  – Я этого не говорил! – Он покачал головой. – Ты меня обижаешь, Рона.
  
  – Ерунда!
  
  Подошла официантка. Оба заказали кофе. Хейвуд усмехнулся.
  
  – А все-таки, согласись, мы с тобой недурно провели время!
  
  Она попыталась спрятать улыбку.
  
  – Когда ты уволился из полиции?
  
  – Лет девять назад.
  
  – Почему?
  
  – Мало ли какие порой подворачиваются возможности… Расхотелось служить в полиции штата.
  
  – Я слышала иное.
  
  – Что же?
  
  – После облавы на наркопритон пропали вещдоки и наличность, а вскоре ты вдруг решил уйти в отставку раньше срока, чтобы не стать фигурантом внутреннего расследования.
  
  Хейвуд махнул рукой:
  
  – Не надо верить всему, что говорят.
  
  – Но ведь ты как раз тогда решил стать вольной птицей?
  
  – У меня много занятий. Частный охранный бизнес – ты же знаешь, что это такое. Признавайся, зачем тебе понадобилось встретиться со мной? Возникает подозрение, что это не личный интерес, на который я надеялся.
  
  – Элай Гоуман.
  
  – Какой Элай?
  
  – Хотелось бы надеяться, что слух – единственное, что ты утратил после нашей прошлой встречи.
  
  – Я просто не расслышал фамилию.
  
  – Элай Гоуман. Не пытайся ловчить.
  
  – Элай Гоуман? – Он покачал головой. – Фамилия мне незнакома.
  
  – Тогда зачем ты разыскивал его бывших соседей? – спросила Уидмор.
  
  Хейвуд откинулся на спинку стула. Кабинет был такой тесный, что Роне вдруг показалось, что он томится в ловушке. Официантка поставила перед ними две чашки кофе и удалилась.
  
  – Чего тебе от меня надо? – спросил Хейвуд.
  
  – Чтобы ты объяснил, почему разыскиваешь Элая Гоумана. Могу предположить, что тебя кто-то нанял. Кому понадобилось, чтобы ты нашел Элая, и зачем?
  
  – Брось, Рона, ты же знаешь, как это происходит. Клиенты рассчитывают на конфиденциальность. Меня за чашку кофе не купить. – Он усмехнулся. – Вот если бы ты предложила чего-нибудь посущественнее…
  
  – Хватит изображать двенадцатилетнего молокососа! Итак, ты не отрицаешь, что ищешь его.
  
  – Ладно, ищу. Но в частном порядке.
  
  – Убийство все меняет.
  
  Он приподнял брови.
  
  – Повтори.
  
  – Гоуман мертв. Его труп нашли в «Сильвер-Сэндс».
  
  Дугган состроил гримасу.
  
  – Вот сукин сын!
  
  – Я бы не отказалась от твоей помощи.
  
  Он поднес руку ко рту, поскреб подбородок:
  
  – Черт!
  
  – Мне бы выяснить, кто его убил, Хейвуд. Ты наводил о нем справки. Сейчас никто лучше тебя не подскажет мне, что произошло.
  
  – Давно его пришили?
  
  – Теперь ты хочешь, чтобы я отвечала на твои вопросы?
  
  – Значит, так. Сначала я потолкую со своим клиентом. Наш разговор возможен только после этого.
  
  – При чем тут твой клиент?
  
  – Вот что я тебе скажу: Гоуман позвонил моему клиенту и сказал, что располагает чем-то таким, что мой клиент желал бы получить обратно.
  
  – Гоуман что-то украл у него и решил вернуть украденное за плату?
  
  – Верно – наполовину. Он не похищал предмет – так он, во всяком случае, сказал моему клиенту, просто этот предмет находился у него. Но он, конечно, хотел получить за него денежки.
  
  – Какой предмет?
  
  – Сначала ты ответь мне, нашли ли при нем что-нибудь интересное. Если вы обнаружили то, что он собирался загнать, я скажу тебе.
  
  – У него не нашли ровным счетом ничего. И мы пока не выяснили, где он жил.
  
  – Тогда я могу сообщить тебе одно: это была не личная вещь. Но если эта вещь и обладала коммерческой ценностью, то лишь частично.
  
  – Зато для твоего клиента она представляла ценность. Сколько Элай затребовал?
  
  – Назвал безумную цену: сто кусков. Я сказал, что это немыслимо. Мой клиент небогат.
  
  – Но ему хватило средств, чтобы нанять тебя.
  
  Дугган пожал плечами.
  
  – Я сто?ю менее сотни кусков.
  
  – Итак, Гоуман обращается к твоему клиенту и требует сто тысяч в обмен на этот предмет. Что происходит потом?
  
  – Ничего.
  
  – То есть как?
  
  – Больше мой клиент ничего о нем не слышал. Даже не знал, кто ему звонил. Он нанимает меня, я смотрю на номер звонившего у него в телефоне, выясняю, что номер принадлежит Гоуману, узнаю через транспортное управление адрес, по которому он в свое время жил с другими студентами. Оказывается, он уже год там не живет. Похоже, последний год он скитался, ночевал в поездах, подрабатывал то здесь, то там и не имел постоянного адреса. Поскольку он больше не перезванивал, логично было заподозрить, что на самом деле ему нечего было предложить.
  
  – Ты все еще этим занимаешься?
  
  – Мой клиент ограничен в средствах. «Это может быть блефом, – сказал я ему. – Вдруг это простое сотрясание воздуха?»
  
  Уидмор отпила кофе.
  
  – Вуди, – произнесла она, вызвав у него улыбку, – сейчас ты беседуешь со мной. Не под запись. Чем пытался торговать Гоуман? Что пытался вернуть твой клиент?
  
  – В общем, он пытался вернуть то, чем являлась для меня ты.
  
  – Что за чертовщина?
  
  – Гоуман пытался вернуть главную любовь своей жизни.
  Глава 26
  
  Синтия послала Винсу открытку с соболезнованиями, увидев в газетной рубрике некрологов сообщение о кончине его жены. Терри она об этом не сказала. После двух катастрофических посещений милфордской больницы, когда там лечился Винс, Терри настоял на том, чтобы больше туда не соваться. «Мы старались, – сказал он, – мы пытались выразить нашу признательность, но он отверг ее. Наши возможности исчерпаны». Синтия отчасти согласилась, но осталась при мнении, что они перед Винсом в долгу за то, что он для них сделал несколько лет назад. Если бы Винс не помог тогда Терри собрать головоломку событий случившегося с ее родителями и братом Тоддом, то Терри не успел бы найти ее и Грейс. А ведь их жизнь висела на волоске.
  
  В общем, на взгляд Синтии, у нее оставался перед Винсом должок. Она была обязана ему своей жизнью и жизнью дочери. Послать ему открытку – наименьшее, что в ее силах. Синтия выбрала как можно менее сентиментальную, но внутри написала: «С большим сожалением узнала о кончине твоей жены Одри. Не перестаю думать о тебе и Джейн. Не сомневайся, я и раньше тебя не забывала. Ты жертвовал собой ради нас, и я тебе навсегда признательна. Понимаю, в нашу последнюю встречу тебе было не до этого, но это и сейчас остается правдой, какой было тогда. С наилучшими пожеланиями в трудные времена. Синтия».
  
  Она могла бы подписать открытку «Синтия и Терри», но не стала. Ведь соболезнования от нее. От Терри она это утаила.
  
  Винс не откликнулся на открытку, чем только порадовал ее. Но через несколько дней после переезда в квартиру Синтия увидела стоявший неподалеку старый «додж». Выходя из машины, она заметила Винса Флеминга, открывшего дверцу «доджа».
  
  – Привет, – сказал он.
  
  Винс похудел и поседел. Пока шел к ней, Синтия заметила, что он двигается с трудом, словно превозмогая боль.
  
  – Винс!
  
  – Я был тут неподалеку, гляжу – ты едешь мимо. Обрадовался, что узнал. Решил хотя бы поздороваться. Только ведь это не твой дом?
  
  – Нет, – подтвердила Синтия. – Люблю посидеть после работы на веранде с пивом. Составишь мне компанию?
  
  Он помялся.
  
  – Почему нет?
  
  Она поднялась к себе, оставила там сумочку, сбросила туфли, захватила две бутылочки и сигареты и босиком спустилась вниз. Винс ждал ее в одном из кресел, глядя на улицу. Она дала ему бутылку, уже успевшую запотеть.
  
  – Спасибо, – кивнул он.
  
  Синтия села, подобрав под себя ноги, и поднесла горлышко своей бутылки к губам.
  
  – Работаешь неподалеку? – спросила она, будто перед ней был дружелюбный сосед-работяга. На самом деле если бы Винса привела сюда работа, ей следовало бы предупредить соседей о необходимости усиления бдительности.
  
  – Нет, – ответил он. – Спасибо за открытку.
  
  – Пожалуйста. Я увидела некролог в газете.
  
  – Да уж… – пробормотал он.
  
  – Она долго болела?
  
  – Год. – Винс сделал глоток. – Ну и жара сегодня!
  
  Синтия обмахивалась левой ладонью.
  
  – Не то слово!
  
  – А вы, значит, на мели? Комнату снимаете? Как вы в ней помещаетесь втроем?
  
  – Не втроем, одна я.
  
  – Разбежались, что ли?
  
  – Нет, просто мне понадобилась передышка.
  
  – Для чего?
  
  – Передышка, и все.
  
  – Понял. Иногда приятно пожить одной. Меньше проблем.
  
  – Джейн по-прежнему с тобой?
  
  Винс покачал головой:
  
  – Нет. Живет с одним балбесом.
  
  – С кем?
  
  – Балбес, придурок, назови как хочешь. Музыкант. Лабает в оркестре. Мне все это не по душе. Может, я устарел. Не нравится, и все тут.
  
  – Вы с Одри сначала поженились, а потом стали жить вместе? – спросила Синтия.
  
  – Это разные вещи, – возразил он. – Мы были старыми знакомыми. Она уже побывала замужем. Кому какое дело, что мы делали в том возрасте?
  
  – Может, и Джейн так думает? Мол, ее дела никого не касаются.
  
  Винс покосился на нее:
  
  – Я что, приехал для того, чтобы ты мне плешь проедала?
  
  – Не знаю. А для чего?
  
  – Уж точно не для этого. – Он долго молчал, а потом проговорил: – Я хотел извиниться.
  
  – За что?
  
  – Когда вы навещали меня в больнице, у меня было гадкое настроение. Наверное, я долго тянул, но уж так у меня заведено: долго не сознаюсь себе, что был не прав.
  
  – Брось, все давно прощено и забыто.
  
  – Черт, это оказалось проще, чем я думал. Ну, вот я тебе и открылся. Теперь выкладывай, что стряслось у вас с Терри.
  
  – Открылся, говоришь?
  
  – Я извинился. Ну, что ты тут делаешь?
  
  Синтия села удобнее и проводила взглядом проезжающую машину.
  
  – Я напустилась на Грейс. Утратила самоконтроль. Вот и отправила саму себя в ссылку.
  
  – Ты подняла на нее руку?
  
  – Нет, это не в моих правилах. Просто я пытаюсь контролировать каждый ее чих. Мы постоянно ссоримся.
  
  На Винса ее слова не произвели впечатления.
  
  – А куда родителям деваться? Как еще учить детей уму-разуму?
  
  – Дело не только в этом. Я дошла до ручки, Винс. Удивлен?
  
  – Ты о чем? О той истории в твоей семейке? – Он покачал головой. – С тех пор много лет прошло!
  
  – Неужели? Мне что же, взять и от всего этого отмахнуться?
  
  – Все рано или поздно утрясается. Нужно двигаться дальше.
  
  Синтия недоверчиво разглядывала его.
  
  – Тебе хорошо бы организовать собственное шоу. Доктор Фил по сравнению с тобой отдыхает.
  
  – Опять ты за старое! – Винс вытянул ноги перед собой. Казалось, он никак не займет в кресле удобную позу. – Я вовсе не притворяюсь бездушной колодой.
  
  – У тебя получается само собой, без всякого притворства.
  
  – Скажешь, не надо двигаться вперед? Лучше постоянно озираться назад?
  
  – Ну а ты? Двинулся дальше? Ты же еле выжил.
  
  Винс еще поерзал в кресле, поглаживая живот.
  
  – Дела идут на поправку. – Он отхлебнул пива.
  
  Ехавший по улице «кадиллак» свернул на подъездную дорожку и затормозил. Натаниэл Брейтуэйт вылез из машины, захлопнул дверцу, отряхнул со своей одежды собачью шерсть. Наконец он подошел к дому, поднялся на крыльцо и при виде Синтии и ее гостя замедлил шаг.
  
  – Привет! – Глядя на Винса, он кивнул.
  
  – Добрый вечер! – откликнулась Синтия. – Познакомься, Натаниэл, это мой школьный друг Винс.
  
  – Тачка что надо! – одобрил Винс.
  
  – Благодарю, – улыбнулся Натаниэл.
  
  – Всегда любил «кадиллаки»! Правда, сейчас уже не так. Их пытаются превратить в немецкие машины. Мне нравилось, когда они были огромные, длинные, с плавниками. Взять модель пятьдесят девятого года – пальчики оближешь! Длина – сразу два почтовых индекса.
  
  Винс вытянул шею, еще раз одобрительно оглядел автомобиль и повернулся к дому. Синтия догадывалась, что у него на уме. Нарядная машина Натаниэла не соответствовала его конуре в такой старой развалине.
  
  – Что поделываете? – осведомился Винс.
  
  – Раньше я занимался компьютерными программами, – сказал Натаниэл.
  
  – А теперь?
  
  – Теперь у меня передышка.
  
  Указывая на брюки Натаниэла, Винс заметил:
  
  – Как я погляжу, вы не скрываете, что у вас в приятелях колли.
  
  – Никуда не денешься.
  
  Винс, склонив голову, ждал более вразумительного ответа. Синтия не считала уместным для себя объяснять, чем сейчас Натаниэл зарабатывает на жизнь.
  
  – Я выгуливаю собак, – произнес тот.
  
  – Зачем? – удивился Винс. – Хобби, что ли?
  
  Натаниэл покачал головой и воинственно выпятил подбородок, решив отстоять свое достоинство.
  
  – Это мое основное занятие. Днем хожу по домам и забираю чужих собак для выгула.
  
  – Основное занятие? – повторил Винс. – Судя по вашей машине, оплачивается оно неплохо.
  
  Натаниэл прикусил нижнюю губу.
  
  – Машина у меня еще с прежних времен. Раз знакомству. – Он улыбнулся Синтии. – Увидимся!
  
  Натаниэл скрылся в доме. Синтия и Винс молча слушали его шаги, пока он поднимался на второй этаж. Глядя на улицу и прихлебывая пиво, Винс промолвил:
  
  – Держу пари, здесь не все так просто.
  
  Синтия вспоминала тот эпизод, вернувшись к себе от Натаниэла. У нее не выходила из головы просьба Ната помочь ему отвертеться от соблюдения договоренности с ее школьным дружком. Во что Винс втянул Натаниэла? Она не надеялась уговорить Винса отстать от него. Нат – самостоятельный человек. В Винсе было что-то, продолжавшее ей нравиться, но иллюзий на его счет она не питала. Попытка помочь Нату избавиться от Винса была бы равносильна тому, чтобы самой запутаться в паутину ради помощи другой жертве паука.
  
  Синтия размышляла об этом и о многом другом, прислонившись спиной к толстому дубу и сложив руки на груди. От дома, куда она собиралась вскоре вернуться, ее отделяло полквартала. Синтия остановилась за углом, чтобы машина осталась незамеченной. Непонятно, где Терри, почему на то, чтобы съездить за Грейс и привезти ее домой, уходит столько времени!
  
  Это было излюбленное местечко Синтии. Она часто дежурила под этим деревом. Если появлялась машина, Синтия пряталась за стволом, чтобы ее не засекли. Сколько вечеров она так поступала? Почти каждый вечер с тех пор, как удрала из дому. Синтии необходимо было удостовериться, что все благополучно вернулись домой. Сейчас ей хотелось позвонить Терри и спросить, почему он задерживается, не угодила ли Грейс в неприятную историю. Но как это сделать, не разоблачив себя? Никак! Поэтому она ждала и пользовалась телефоном только как часами. Сколько времени прошло после ее разговора с Терри? Полтора часа? Куда он, черт бы его подрал, запропастился?
  
  Появилась машина, похожая на «эскейп» Терри. Синтия спряталась за деревом и дождалась, пока она проедет мимо. Это была машина Терри. За рулем находился он сам, рядом с ним сидела Грейс. Синтия смотрела, как автомобиль сворачивает на подъездную дорожку, и гадала, в какую неприятность попала ее дочь. Спиртное? Вроде нет. Выйдя из машины, дочь твердо зашагала к дому. Но выглядела Грейс неважно, шла с понурой головой. Ее одежда была в безобразном состоянии, словно она каталась в ней по земле. Что-то все-таки произошло.
  
  Одно хорошо: она вернулась домой. Синтия подождала, пока муж и дочь вошли в дом, вернулась в машину и поехала к себе. Ей долго не удавалось уснуть. Покоя не давала мысль: что натворила Грейс?
  Глава 27
  Терри
  
  – Что такое? – спросила Грейс, идя из дома Винса к моей машине. – Что происходит?
  
  – Залезай! – велел я.
  
  На сей раз я не стал распахивать для Грейс дверцу. Пока она устраивалась на сиденье, я завел двигатель.
  
  – Что теперь? – спросила она. – Винс знает, что случилось со Стюартом? Стюарт находился с ним? Мы поедем в больницу? Или домой к Стюарту? А как же…
  
  Я хлопнул ладонью по рулю.
  
  – Довольно! Хватит вопросов.
  
  – Но…
  
  – Хватит! – Я развернулся на Ист-Бродвей. – Дома поговорим.
  
  Грейс отвернулась и привалилась к дверце. Я заметил, что у нее вздрагивают плечи.
  
  Пять минут – и мы были дома. Вылезали из автомобиля с настроением людей, вернувшихся с похорон: двигались медленно, помалкивали, каждый был погружен в собственные мысли. Пока я возился с ключами, Грейс молча стояла рядом со мной.
  
  – В кухню! – скомандовал я.
  
  Дочь пошла впереди меня. Я указал на табурет, она послушно села. Я уселся напротив нее.
  
  – Искать Стюарта нет смысла, – начал я.
  
  Ее глаза наполнились слезами.
  
  – Господи!
  
  – Похоже на то, что сам Винс, или его люди, или все вместе побывали в том доме после твоего бегства, но еще до того, как мы с тобой туда вернулись, и тщательно прибрались. Теперь они опять поедут туда, завершат уборку и вставят стекло.
  
  – Но что…
  
  – Что бы ни случилось со Стюартом, Винс об этом позаботился.
  
  Лицо Грейс вспыхнуло.
  
  – Что это значит?
  
  – Не знаю.
  
  – Как ты думаешь?
  
  Детей надо беречь от плохого, но не всегда получается. Особенно когда все происходит из-за того, что они сами вляпываются со всего размаху в дерьмо.
  
  – Это значит, что его наверняка нет в живых.
  
  Дочь закрыла лицо руками.
  
  – Я в него выстрелила. Я его убила.
  
  – А вот в этой части истории возможны варианты, – произнес я. – Всей информацией я не обладаю, но не считаю, что это так.
  
  – Почему?
  
  – По нескольким причинам. Во-первых, из рассказанного тобой следует, что в доме находился кто-то еще. Во-вторых, если бы ты выстрелила из револьвера, то знала бы об этом. Отдача была бы такой сильной, что ты шлепнулась бы на задницу. Скорее всего, у тебя был – а может, до сих пор не прошел – легкий шок. Это результат сильного испуга. Твое восприятие искажено. На самом деле ты не знаешь, что там произошло.
  
  Грейс вздохнула.
  
  – Что дальше?
  
  – Винс говорит: тебе надо забыть, что там вообще что-то случилось.
  
  – Можно подумать, что у меня получится…
  
  Я схватил ее за запястья и крепко стиснул.
  
  – Слушай меня внимательно! Винс не любит шутить. Ты не забудешь о событиях этой ночи, но притворишься, будто забудешь. Он хочет, чтобы ты забыла даже о своем знакомстве со Стюартом Кохом. Он не хочет, чтобы мы с тобой с кем-либо об этом говорили. Не желает, чтобы мы искали Стюарта: спрашивали о нем в больнице, ездили к нему домой, еще куда-либо. И уж конечно, он не хочет, чтобы мы сообщали об этом в полицию.
  
  Даже без угроз Винса я испытывал по части возможного звонка милфордским полицейским противоречивые чувства. Что бы я им сказал? Моя дочь залезла в чужой дом вместе с дружком, который, похоже, нарвался на пулю? Указал бы копам на Винса Флеминга – остальное, мол, узнаете от него? А у Винса, если ему верить, имеется револьвер с отпечатками пальцев Грейс… Этот револьвер играл роль джокера. Даже если Грейс из него не стреляла, а просто выронила. Выстрелить мог кто-нибудь другой, но как быть, если на нем все равно остались ее отпечатки?
  
  – Разве это правильно? – спросила дочь.
  
  – Что?!
  
  – Разве это правильно? Если со Стюартом случилась беда, не важно, из-за меня или еще из-за кого-то, разве правильно не обращаться в полицию? Разве мы не обязаны сообщить им о происшедшем?
  
  Я чувствовал себя так, словно меня испытывают на отцовские и вообще на человеческие качества. Меня вдруг осенило: хороший отец и хороший человек – не обязательно одно и то же. Я еще сильнее сжал ее запястья, на мгновение отвел взгляд, потом посмотрел дочери в лицо.
  
  – Грейс, ты и этот парень влезли в чужой дом. Вы собирались угнать чужой автомобиль. Ты уязвима, даже очень. Если есть способ оградить тебя от всего этого, то я им воспользуюсь, и мне наплевать, правильно это или нет.
  
  – Ты делаешь мне больно, – прошептала она.
  
  Я выпустил ее руки.
  
  – Сейчас для меня важна только ты. Я забочусь о твоей безопасности, хочу гарантировать тебе неприкосновенность. Пока мы многого не знаем, а в такой ситуации сложно решить, как правильно поступить. Как мне ни тошно выполнять приказы этого головореза Винса, иных вариантов я сейчас не вижу.
  
  – Плохо.
  
  – У меня еще нет всех ответов, Грейс.
  
  Она искала в моем взгляде хоть какое-то утешение. Я пододвинул свой табурет ближе к дочери и обнял ее. Она уткнулась лицом мне в плечо и разрыдалась.
  
  – Мне так страшно… – пробормотала Грейс.
  
  – Мне тоже. Придется это пережить. Скоро мы, вероятно, поймем, с чем столкнулись. А пока – поверь, мне самому это отвратительно – я не думаю, что у нас есть какой-то другой вариант, кроме одного: следовать указаниям Винса.
  
  Грейс отшатнулась.
  
  – Вдруг друзья начнут меня расспрашивать?
  
  – О чем?
  
  – О том, что случилось со Стюартом. Что мне им отвечать?
  
  У меня свело шею. То, что мы до сих пор оставались в живых, было чудом. Я бы мог какое-то время ограждать Грейс от беды, но рано или поздно нас настигли бы. Когда начнется обратный отсчет?
  
  – Многие знают о твоем знакомстве со Стюартом?
  
  – Пара моих подруг. Сам Стюарт тоже мог кому-нибудь проболтаться. Мы не то что встречались, а так, несколько раз провели время вместе, вот и все. Может, я написала про него в «Фейсбуке»…
  
  Боже! Попав в Сеть, информация уже никуда не денется.
  
  – Сотри любые упоминания о нем, – велел я. – Сотри вообще все, что сумеешь. Хотя нет, подожди. Если потом выяснится, что ты стирала все, что касалось Стюарта, в ночь его исчезновения, то… Проклятие! Давай так: на вопросы знакомых, куда он девался, отвечай, что в последнее время вы не виделись. Разбежались, мол. Кто-нибудь знал, что вы со Стюартом собирались встретиться вечером?
  
  Грейс задумалась.
  
  – Вряд ли. Я никому не говорила.
  
  – Даже Сандре?
  
  – Что?
  
  – Сандре Миллер. Ты вроде собиралась с ней в кино.
  
  Грейс застонала.
  
  – Вот-вот… Ты ей сказала, что она – твоя версия прикрытия на случай, если я позвоню ей или ее матери? Она знала правду?
  
  Грейс покачала головой. Дети порой воображают себя умниками, но идеальное преступление им не по плечу.
  
  – Ты сказала мне, что мать Сандры отвезет тебе домой. Что это был за план?
  
  – Я бы попросила Стюарта высадить меня недалеко от дома, а не заезжать на нашу подъездную дорожку.
  
  Я резко встал. Стараться успокоить дочь и при этом не злиться на нее было выше моих сил.
  
  – Расскажи мне про Джейн.
  
  – Что именно?
  
  – Когда вы познакомились?
  
  – Я нашла Джейн в Интернете и стала ее подругой.
  
  – Дружба онлайн и ночной звонок, когда ты боишься, что кого-то застрелила, – совершенно разные уровни отношений, – заметил я. – Зачем ты ей звонила? Когда вы так тесно сблизились?
  
  – В последние два месяца я лучше ее узнала. Мне хотелось выяснить…
  
  – Что именно?
  
  – Про маму, про тебя, что тогда произошло. – Грейс шмыгнула носом. – Сами вы никогда этого не обсуждаете. То есть про то, что мама до сих пор напугана теми событиями, и про то, какая это травма, вы говорите, но подробностей избегаете.
  
  Я насторожился.
  
  – Я знала, что тогда вам помог Винс Флеминг, он находился с мамой в ту ночь в 1983 году, когда исчезла ее семья. Еще выяснила, что ты был учителем Джейн, а Винс ее отчимом. Самого Винса я расспрашивать не собиралась. Он был слишком страшный и старый. Но я решила, что Джейн могла бы дать мне кое-какие ответы.
  
  – Спросила бы нас самих, – буркнул я.
  
  – Нет, вы этих тем избегали. После того как мы с мамой чуть не погибли, вы запечатали меня в пузырь. Вечно говорите, что когда-нибудь об этом возникнет разговор, но этого не происходит. Можно подумать, из-за этого психует одна мама. А как же я? Считаете, раз это произошло давно, то мне уже не страшно? А я не забыла, как сидела в машине на вершине обрыва. Закрою глаза – и мне кажется, будто я опять там. Я помню. И хочу знать об этом все, а не просто обсуждать свои дурацкие чувства, как тогда, когда вы отправили меня к маминому психиатру. Даже если Джейн не присутствовала при тех событиях, она много знает о них и не возражает против обсуждения. Джейн помогает мне, понимаешь? Или вы с мамой против того, чтобы я разговаривала с человеком, который может мне по-настоящему помочь?
  
  – Значит, вы с ней встречались… – пробормотал я.
  
  – Да, и не раз. Кофе пили. Между прочим, мы обсуждали не только те давние события. У нас было много тем. Джейн мне понравилась. Когда со мной случилась беда, я позвонила ей.
  
  – Решила, что она поможет тебе лучше, чем я? – спросил я, обиженный ее признанием.
  
  – Не совсем. Из-за Стюарта. И из-за ее связей.
  
  – Конечно, они ведь знакомы. Отец Стюарта работает на Винса.
  
  – Да. Я видела Стюарта в школе, но познакомила нас Джейн.
  
  – Когда это произошло?
  
  – Две недели назад. Мы с ней сидели в «ресторанном дворике», она заметила его и подозвала. Мы разговорились. Потом Стюарт прислал мне эсэмэску, и мы встретились.
  
  – Ты знала, что Стюарт связан с Винсом Флемингом? Его отец – Элдон Кох? Элдон работает на Винса?
  
  – Да.
  
  – Знала, но тебя это не отпугнуло? Отец этого парня – гангстер! Он похитил меня на улице, когда происходил весь тот ужас!
  
  Я покачал головой, не веря, что такое возможно.
  
  – А еще он тебе помог. Если бы не он, ты бы не понял, что происходит, и я бы погибла. Мама тоже. Неплохо для гангстера?
  
  Возразить мне было нечего.
  
  – Я узнала об этом от Джейн. Наверное, если бы вы, родители, сами со мной это обсуждали, я обошлась бы без нее.
  
  – Как ты умудрилась…
  
  Я поперхнулся. Начинал терять самоконтроль. Хуже того, я выпускал из рук саму ситуацию.
  
  – Ты всегда учишь не относиться к людям с предубеждением, – произнесла Грейс.
  
  – Что?
  
  – Если человек плохой, это не обязательно значит, что его ребенок тоже будет плохим.
  
  Я уставился на нее в немом недоумении.
  
  – Стюарт залез в чужой дом, чтобы угнать автомобиль. При чем тут предубеждение? Парень доказал, что он с отцом одного поля ягода.
  
  Грейс вскочила, побежала наверх и так хлопнула дверью своей комнаты, что содрогнулся весь дом. От этого грохота у меня прояснилось в голове. Там уже зародилась важная мысль, но раньше она успользала от меня. А если Грейс видела его? Того, кто мимо нее прошмыгнул? Того, кто выстрелил и убил Стюарта? Знает ли он, что Грейс не разглядела его? Если он считает, что Грейс его видела, то боится, что она его опознает…
  
  Это намного страшнее, чем обнаружение полицией факта, что Грейс побывала в опасном доме.
  Глава 28
  
  – Эй! – сказал Винс, увидев вошедшую Джейн Скавалло. Он слышал слова Джейн на лестнице и ждал ее появления.
  
  – Привет, – устало произнесла она и осталась в дверях.
  
  – Входи, – позвал Винс.
  
  – Мне и здесь хорошо.
  
  – Войди и сядь.
  
  Джейн вошла в комнату и уселась в кресло, где недавно сидел Терри.
  
  – Ну, что она говорит? Она что-нибудь видела? – спросил Винс. – Нет, подожди. Пока не отвечай. Мне надо вылить, иначе лопну. – И он закрылся в ванной.
  
  Джейн зажмурилась и положила руки перед собой на стол, чтобы унять дрожь. Винс вернулся через пару минут, вытирая мокрые руки о рубашку, и сел напротив нее.
  
  – Ну, что?
  
  – Толку от нее немного.
  
  – Наверняка она что-нибудь заметила.
  
  Джейн пересказала свою беседу с Грейс.
  
  – Выходит, мы ничего о нем не знаем, – заключил Винс. – Отлично! Она объяснила, что еще им там понадобилось, кроме машины?
  
  Джейн покачала головой:
  
  – Что им могло там понадобиться?
  
  – Сказала или нет?
  
  – Нет. Стюарт лез за ключами от «порше». Если у него и было что-то на уме, Грейс, кажется, не в курсе.
  
  – Значит, они не поднимались наверх?
  
  – Я пересказала тебе ее слова.
  
  – Получается, тому, кто там находился, не было нужды вмешиваться, – заметил Винс.
  
  – Это вопрос?
  
  – Нет, мысли вслух. Стюарт, тупица, разбил окно. Но сигнализация была отключена раньше. Значит, там находился кто-то, имевший ключ и умевший отключать сигнализацию.
  
  – А если владельцы дома наняли человека, проверяющего дом? Такой человек должен иметь ключ и знать код.
  
  Винс помолчал, а потом произнес:
  
  – Если он находился там с ведома хозяев, то почему шарил в темноте?
  
  Джейн пожала плечами.
  
  – Не знаю, Винс. Уже поздно. – Она склонила голову на плечо, критически глядя на него. – Ты так встревожен тем, что они влезли в дом, там находился кто-то еще, они что-то искали… А Стюарт тебя хоть немного волнует? – Она показала большим и указательным пальцами ту малую долю волнения, которую хотела бы заметить.
  
  – Конечно.
  
  – Элдон в курсе?
  
  – Нет.
  
  – Когда ты ему сообщишь?
  
  Винс забарабанил пальцами по столу.
  
  – Когда придет время. Пока у меня есть к нему кое-какие вопросы.
  
  – Не морочь мне голову! Ты хочешь сначала потянуть время, а уж потом рассказать, что случилось с его сыном?
  
  – Да. Такой, например, вопрос: как Стюарт выбрал именно этот дом? Не иначе, Элдон свалял дурака и позволил ему заглянуть в список.
  
  – Какой список? Почему ты вообще так завелся из-за этого дома?
  
  – Не важно. То, что Стюарт там оказался, вина Элдона. Его прокол. Что-то тут не так.
  
  – О чем ты?
  
  – Вдруг там находился сам Элдон? В доме? Вечером он опоздал на нашу встречу.
  
  Джейн прижала ко лбу ладонь и опустила голову.
  
  – Послушать тебя, Элдон шлепнул собственного сына!
  
  – Нет. Просто я не знаю, что произошло. А если Элдон был там, не сказав сыну, и они застали друг друга врасплох?
  
  – Чушь! – усмехнулась Джейн.
  
  – А если Элдон обворовывал меня?
  
  – Как Элдон мог тебя обворовывать? Он же находился не в твоем доме, а в чужом. Получается, Элдон застрелил родного сына, а затем поехал на вашу встречу? По-твоему, Элдон из тех, кто на такое способен?
  
  – Я разберусь. Обязательно.
  
  Джейн отодвинулась от стола и встала.
  
  – Желаю удачи. – Она направилась к двери.
  
  – Подожди, – остановил ее Винс. Она замерла, не оборачиваясь. – Я просто хочу… Спасибо за осторожность. Грейс позвонила тебе, ты сообщила мне. Хочу, чтобы ты знала, что поступила правильно.
  
  – Что еще мне оставалось?
  
  – Все равно спасибо. Понимаю, как тебя злит, что ты в это ввязалась. Не люблю втягивать тебя в свои дела, но тут особый случай. Я подумал, что тебе Грейс расскажет больше, чем мне.
  
  – Ты не любишь втягивать меня в свои дела? – воскликнула Джейн. – С каких пор? Как будто я раньше в них не участвовала! Скажешь тоже! Ты жил с моей матерью. Потом вы поженились. Я жила в твоем доме. Может, ты и не поручал мне похищать партии айпадов, но разве это значит, что я в этом не участвовала? Всякий раз, когда моя мать отвечала на телефонный звонок, у нее сердце уходило в пятки: вдруг тебя убили или посадили? Когда в нашу дверь стучали, первой моей мыслью всегда было, что это копы или кто-то с «пушкой» и с намерением высадить тебе мозги. Нечего извиняться за то, что мне пришлось ответить на звонок Грейс, это пустяк по сравнению с тем, как я жила столько лет.
  
  Винс хотел что-то сказать, но промолчал.
  
  – Я пошла. Уже поздно.
  
  Он шагнул к ней.
  
  – Джейн…
  
  – Что еще?
  
  – Сейчас… сейчас у меня нелегкие времена. Ты должна это знать.
  
  – Да.
  
  – В последнее время мы с тобой мало времени проводили вместе, но ведь у тебя своя жизнь, а у меня вся эта возня с врачом и…
  
  – Который из врачей?
  
  – Ладно, забудь. Тут такое дело, последние пару лет я пытаюсь начать работать по-другому, более творчески, что ли.
  
  – Ну, по части творчества у тебя всегда был полный порядок, – усмехнулась она. – Угон груженых фур и шикарных внедорожников, переправка их за океан… Творчества хоть отбавляй!
  
  – Больно хлопотно. Я уже не так молод, как когда-то был. А тут еще проблемы с поступлением наличности… Но я нащупываю новые пути.
  
  – Думаешь, все это хоть немного связано с причиной моей злости на тебя? – бросила она.
  
  Он не отвечал, просто ждал продолжения.
  
  – Почему ты ее не навещал?
  
  – Навещал! – обиженно возразил он.
  
  – Целых два раза.
  
  – Неправда, Джейн, ты сама знаешь, что это не так. Я регулярно приезжал к твоей матери в больницу.
  
  – Только не в ту ночь. Куда ты тогда исчез?
  
  – Я был в пути. Ехал к ней. Ехал!
  
  – Правда? Тебя что-то задержало? Непреодолимые обстоятельства? Знаю я, где ты сидел: «У Майка». – Так назывался бар в Милфорде, где Винс проводил много времени. – Вздумал бы ехать в таком состоянии в больницу – сам угодил бы в отделение неотложной помощи.
  
  – Ну, посидел «У Майка», велика важность!
  
  – Чем же ты был там занят?
  
  – Выпивал. Не знал же я, что это произойдет той самой ночью.
  
  – Потому и не знал, что по нескольку дней не являлся туда. Иначе понимал бы, что дела совсем плохи. Знал бы, что ей оставалось совсем недолго. Я пыталась вразумить тебя, но ты затыкал уши и ничего не желал слышать.
  
  Винс что-то промямлил.
  
  – Что?
  
  – Я не мог.
  
  – Чего ты не мог?
  
  – Видеть ее такой. Я просто… – Он запнулся и тяжело задышал, будто запыхался. – Я очень любил твою мать. Она была для меня всем. Мне было очень тяжело наблюдать, как она страдает, как ей с каждым днем становится хуже.
  
  – А как тяжело было ей!
  
  – Почему, по-твоему, я напивался «У Майка» в хлам? Для меня было невыносимо лишиться ее.
  
  – Как ты себя жалеешь! Знаешь, о чем я столько лет не догадывалась? Что ты трус!
  
  Взгляд Винса стал обжигающим, у него пылали щеки.
  
  – Вот я это и произнесла. Трус и слабак! А ведь ты всю жизнь смотришь в глаза смерти. Лишить жизни – пожалуйста. А вот самому увидеть, что это такое, – тут тебя нет.
  
  – Никто не посмел бы наговорить мне такого и уйти невредимым, Джейн!
  
  Она раскинула руки, провоцируя его.
  
  – Целься как следует!
  
  – Господи, Джейн… – Винс придвинулся к столу. – Этого я не хочу. – Он опустил голову. – Знаю, я тебя разочаровал. Я тебя не осуждаю. Я не тот, кем ты меня считала. Наверное, и не был никогда. Я потерял твою маму, а теперь, похоже, и тебя. Ничего, мне недолго осталось тебя разочаровывать.
  
  Джейн хотела ответить, но что-то заставило ее промолчать.
  
  – И потом, – небрежно бросил он, – я же тебе не родной отец, а ты мне не родная дочь. Так чего нам убиваться?
  
  Винс попытался засмеяться, но закашлялся. Джейн колебалась. Ей оставался всего один шаг, чтобы скрыться за дверью, но как оставить одного человека, задохнувшегося от надсадного кашля?
  
  – Тебе плохо? – спросила она.
  
  – Нормально, – буркнул он. Зазвонил его сотовый телефон. – Я должен ответить.
  
  – Конечно.
  
  Винс поднес телефон к уху.
  
  – Да, Горди… хорошо… да. Я сейчас. – Повернувшись к Джейн, он произнес: – У меня важное дело.
  
  – Валяй. – Джейн отвернулась, вышла за дверь и хлопнула ею.
  
  – Первый, кто приходит мне в голову, – Брейтуэйт, тип, выгуливающий собак, – продолжил Винс. – На щитке сигнализации горела зеленая лампочка. Кто-то, знавший ход, отпер дверь ключом. Проверяйте иные варианты, но пока мой выбор – он. Если чужаки наведались и по другим адресам, то он ни при чем. Другое дело, если все ограничилось домом Каунтчиллов. Завтра мы к нему пожалуем. Он – сосед жены Арчера. У тебя есть чем записать его адрес?
  Глава 29
  Терри
  
  Я бы мог подняться на второй этаж, постучаться в дверь Грейс и попытаться успокоить ее, но был совершенно обессилен. Да я и не возражал, чтобы она немного побыла у себя одна. Поэтому я так и не встал с кухонного табурета. «Дерьмо, дерьмо, подумать только, какое дерьмо!» – вертелось у меня в голове. Мы угодили именно в эту гадкую субстанцию. Угодили и увязли по самую шею. Неужели я такой дурак, чтобы выполнить приказания Винса? Вероятно. Или у меня есть собственные соображения, как со всем этим справиться? Никаких. Верит ли Винс, что его усилиями с этого кипящего котла не слетит крышка? Он сумеет устранить возникшие проблемы? Даже если Винс заставит нас с Грейс забыть о существовании Стюарта, то получится ли уничтожить все следы его физического существования?
  
  Стюарта больше нет в живых? Если да, тогда что с ним произошло? Если он мертв, что сделал с ним Винс? А Элдон, отец мальчишки? Как он отреагирует на это? Предположим, Винс может рассчитывать, что мы с Грейс станем держать язык за зубами. А отец Стюарта? Если его сын мертв, пойдет ли он у Винса на поводу?
  
  Что за опасный дом? Почему Винсу так важно знать, имелись ли у Стюарта и Грейс какие-то иные планы, кроме угона оттуда «порше»? Почему ему нужен ответ, находились ли они где-то еще, кроме подвала и главного этажа? Этот человек опасен. Если он не разберется, что там произошло, и не сможет избежать последствий, то как это отразится на Грейс, когда все вылезет наружу? Какую цену ей придется заплатить за попытку сначала все утаить? Если человек, находившийся в том доме, считает Грейс свидетельницей, знает, кто она и как ее найти, то не безопаснее ли для нее обратиться в полицию и выложить карты на стол? Боже, какая неразбериха!
  
  Утром я обращусь к адвокату. К такому, которому смогу все рассказать, рассчитывая на конфиденциальность. К тому, кто поможет осознать и оценить все возможности и варианты. Мне самому они совершенно не нравились. Но и это еще не все. Синтия! Как это подействует на нее? Если только Винс не сумеет закопать все глубже, чем сокровище капитана Кидда, мне придется рассказать ей. Она заслуживает правды.
  
  Более того, мне самому требовалось, чтобы Синтия была в курсе. При всей своей нервозности и пугливости, она оставалась для меня несокрушимой скалой, и я не преодолел бы этого ужаса без нее. Грейс, конечно, предпочла бы не открывать матери карты, но и она без помощи матери не обошлась бы. Оставался вопрос, когда развеять неведение Синтии. Во всяком случае, не этой ночью. Только не сейчас!
  
  Я поднялся наверх и, стоя над раковиной в ванной, минуту таращился на себя в зеркало, пока не вспомнил, что меня туда привело. Почистил зубы, разделся и растянулся на широкой кровати, которую последние недели ощущал пустой. Несколько минут я лежал на спине, глядя в потолок. Потом решил, что прошло достаточно времени, чтобы проведать Грейс. Я встал, накинул халат и отправился к ней.
  
  Дверь ее комнаты была приоткрыта. Я толкнул ее и распахнул. Электричество в комнате было выключено, но в окно сочилось достаточно света, чтобы увидеть, что она в постели.
  
  – Я не сплю, – сказала дочь.
  
  – Так я и понял, – произнес я, пристраиваясь на краешке ее кровати.
  
  – Вряд ли завтра смогу пойти на работу.
  
  – Я позвоню туда утром и объясню, что ты прихворнула.
  
  – Ладно.
  
  Грейс высунула руку из-под одеяла и сжала мне палец.
  
  – Как быть с мамой? – спросила она.
  
  – Я как раз думал о ней…
  
  – Если все выплывет наружу и мне придется сесть в тюрьму, то ты должен будешь рассказать ей.
  
  – По-моему, это можно сделать быстрее, – возразил я, улыбнулся и погладил ее по руке.
  
  – Меня посадят в тюрьму?
  
  – Нет, – ответил я, – мы этого не допустим. Можно задать тебе один вопрос?
  
  Грейс молча кивнула.
  
  – Что тебе подсказывает интуиция?
  
  – Про что?
  
  – Про Стюарта. Ты в него стреляла или нет?
  
  – Нет, не стреляла.
  
  – Почему ты так считаешь?
  
  – Я лежала и думала об этом. Все мозги себе измучила!
  
  – А как же!
  
  – Проблема в последовательности событий…
  
  Я сжал ее руку:
  
  – Продолжай!
  
  – Я слышала выстрел. И все это время ломала голову, я его произвела или еще кто. Когда он прозвучал, я вскрикнула. Но сначала был выстрел. Если бы я закричала от испуга, то могла бы сделать какую-нибудь глупость, например случайно нажать на курок. Но испугалась я только потом, уже после выстрела.
  
  – Ты помнишь что-нибудь еще?
  
  Грейс покачала головой:
  
  – Нет.
  
  – Тебе хорошо здесь или хочешь в мою комнату?
  
  – Подождем несколько минут. Не усну – приду.
  
  – Договорились, – кивнул я. Хотелось поделиться с ней своими соображениями насчет адвоката, но я не стал. Нагнувшись, я поцеловал дочь в лоб. – Не бойся, мы прорвемся! Однако нам потребуются кое-какие новые правила.
  
  – Знаю. Больше из дому ни ногой.
  
  – Не совсем так. Просто тебе придется быть внимательной. Глядеть в оба. Думать, кому открываешь дверь, с кем беседуешь в Интернете, быть настороже, когда тебе предложит встречу незнакомый человек или…
  
  – Ты о чем?
  
  Мне не хотелось расстраивать ее. Теперь ей и так трудно будет заснуть. Я поискал слова, которые звучали бы не очень панически.
  
  – Тот человек – ну, тот, который на тебя натолкнулся, – может считать, что ты его увидела.
  
  – Но я его не видела!
  
  – Я про то, что он может этого не знать.
  
  Поняв, что я имею в виду, Грейс ахнула:
  
  – Вот черт!
  
  – И я о том же.
  
  – Если Стюарт мертв и это дело рук того типа в доме… Но откуда ему знать, кто я такая?
  
  – Мало ли! Он может тебя вычислить.
  
  Дочь села в постели и повисла у меня на шее.
  
  – Папа, мне страшно!
  
  Я крепко обнял ее.
  
  – Мне тоже. Но здесь, со мной, тебе ничего не угрожает. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
  
  Грейс спрятала лицо у меня на груди, и я скорее угадал, чем расслышал, ее слова:
  
  – Я его не видела. Я вообще ничего не видела!
  
  – Говорю же, мы прорвемся.
  
  Так я успокаивал ее минут пять, пока она не упала на подушку.
  
  – Понадоблюсь – зови, – сказал я, вставая.
  
  – Обязательно. Сейчас я в порядке.
  
  Я покинул комнату, оставив дверь слегка приоткрытой.
  
  Уснуть мне толком не удалось – иного я и не ожидал. Только часов в пять утра задремал, но когда снова открыл глаза, еще не было семи. Лежание показалось мне бессмысленным занятием. Я встал, принял душ, оделся и отправился в кухню, но по пути заглянул в комнату дочери, проверить, спит ли она. Ее постель была пуста. Ванная находилась напротив спальни. Дверь ванной была открыта, дочери не оказалось и там.
  
  – Грейс! – испуганно позвал я.
  
  – Я внизу.
  
  Она сидела за кухонным столом. Просто сидела – не завтракала, ничего не делала. В просторной футболке, в которой любила спать. Припухшие веки, растрепанные волосы. Сам я выглядел, наверное, ничуть не лучше.
  
  – Ты меня напугала, – пробормотал я. – Давно тут сидишь?
  
  Она подняла голову:
  
  – Часов с пяти.
  
  Спустилась после того, как я задремал, иначе я бы услышал ее шаги.
  
  – Мне надо сказать тебе кое-что, – произнесла Грейс.
  
  – Слушаю.
  
  – Мне плевать, что говорит Винс. Плевать, что он сказал тебе. И что случится со мной. – Она помолчала и вздохнула. – Мне надо знать.
  
  Грейс встала, протиснулась мимо меня и вернулась наверх, к себе.
  Глава 30
  
  Элдона Коха разбудил настойчивый стук в дверь. Он жил с сыном Стюартом в квартире над мастерской по ремонту бытовой техники на Ногатак-авеню. В квартиру надо было подниматься по лестнице на торце здания. Элдон открыл глаза, посмотрел на часы: семь утра. Решил, что стучится Стюарт, потерявший ключ, и нужно встать и открыть дверь. Стюарт, бывало, отсутствовал всю ночь, а то и день-два подряд. Если потерял ключ, то это означало, что вторая машина Элдона, старый «бьюик», стоит где-то неподалеку. Элдону пришлось бы отыскать запасную связку, тащиться с сыном к автомобилю и отгонять его к дому. Был и другой вариант: Стюарт пьян. Он вполне мог заявиться домой выпившим или обдолбанным.
  
  Элдон считал, что положил на воспитание сына много сил, но, Бог свидетель, можно всю жизнь учить рыбу управлять экскаватором, но в конце концов убедиться, что не все цели достижимы. Вероятно, когда Стюарт вырастет, у него прибавится здравомыслия. Только эта надежда и грела Элдону душу. Самостоятельно воспитывать парня – это вам не пикник. Наверное, его жена проявила мудрость, сбежав, когда сыну исполнилось пять лет. Через шесть лет после этого она поплатилась за свое предательство, погибнув в мотоциклетной аварии: моталась на заднем сиденье «харлея» где-то к северу от Сан-Франциско, вот и результат. Зато целых шесть лет наслаждалась блаженной безответственностью. Элдон даже завидовал ей, хотя результат получился скверный: все, что от нее осталось, – мокрое пятно на опоре моста.
  
  – Подожди! – крикнул он. – Опять ключи потерял, бестолочь?
  
  Элдон откинул одеяло, поднялся, подтянул трусы, немного помедлил, справляясь с головокружением от слишком быстрого вставания, сунул ноги в вытертые тапки в красную и серую клетку и зашаркал из спальни в гостиную, служившую заодно кухней. В окне двери вырисовывался мужской силуэт, подсвеченный со спины солнцем. Не похоже на Стюарта. Впрочем, спросонья не разберешь. Мужчина продолжал барабанить в дверь.
  
  – Сказал, подожди!
  
  Элдон добрался до двери и отодвинул задвижку.
  
  – Ты? – Он заморгал, ослепленный хлынувшим в открытую дверь солнечным светом. – Здорово, Винс.
  
  – Элдон, – произнес Винс Флеминг. Он был в дутой куртке с наполовину расстегнутой «молнией», в левой руке у него был картонный держатель с двумя стаканчиками кофе. – Вот, решил помочь тебе проснуться. Четыре сахара?
  
  – Ага. В чем дело-то?
  
  – Ты меня не пригласишь?
  
  – Прости, я спал. Входи. – Элдон еще шире открыл дверь, и Винс вошел, не вынимая из кармана правую руку. – Что стряслось? Все в порядке?
  
  – Не все, Элдон. Ситуация осложнилась. Я надеюсь на твою помощь.
  
  Элдон поморгал, привыкая к яркому утреннему свету. Винс шагнул в кухню, поставил держатель и протянул Элдону стаканчик с кофе. Тот неуклюже взял его обеими руками.
  
  – Ситуация, говоришь? – Элдон выглянул в дверь, но, чтобы увидеть стоянку, пришлось бы выйти наружу. – Горди и Берт с тобой?
  
  – Нет, они возились всю ночь. До сих пор не закончили. А ты вчера справился?
  
  – Я? А как же! С деньгами полный порядок. Потом я поехал домой. Напрасно ты мне не позвонил, раз такое дело.
  
  – Не беда.
  
  – Так что за ситуация-то? – Элдон по-прежнему держал стаканчик, не сделав еще ни глотка. Винс снял со своего крышку и подул на кофе.
  
  – Мы проверяем ущерб, – ответил он.
  
  – Что?
  
  – Что слышал. Горди и Берт ездят по всем нашим адресам. Вчера вечером у нас вышел серьезный прокол, Элдон.
  
  – Брось! Кроме шуток?
  
  – Какие шутки!
  
  – Плохо дело…
  
  – Еще как плохо! Ты сядь, Элдон.
  
  Элдон поставил кофе на столик у дивана. Винс оставил свой стаканчик на кухне.
  
  – Может, я сначала оденусь? Пара секунд – и я готов. – Так, в трусах и вытертых тапочках, он выглядел и чувствовал себя слишком уязвимым.
  
  – Нет. Садись.
  
  Элдон сел на диван, Винс с кряхтением опустился в дешевое низкое кресло.
  
  – Тебе не интересно, где вышел прокол? – произнес Винс.
  
  – А то! Я как раз хотел спросить…
  
  – В доме Каутнчиллов.
  
  – Вот это да! – воскликнул Элдон. – Это же минимум двести штук! Черт, Винс, это не прокол, а катастрофа!
  
  – Она самая.
  
  – Чьи там денежки? Сотрудника банка из Стэмфорда? Он присваивал их целых три года. Надеется переправить свою заначку на Каймановы острова. Он может скоро хватиться ее. Воображаю, как он огорчится!
  
  Винс покачал головой:
  
  – Не важно, чьи это деньги, главное, что они пропали.
  
  – Это произошло только в одном месте?
  
  – Говорю тебе, идет проверка.
  
  – Чего же мы тут сидим? – всполошился Элдон. – Надо крутиться!
  
  Винс опять покачал головой и поднял ладонь, заставив Элдона снова сесть на диван.
  
  – Самое интересное, что в дом Каунтчиллов вчера наведывались дважды.
  
  – Что?
  
  – Дважды за один вечер. Там уже кто-то находился, когда туда нагрянули.
  
  Элдон вытаращил глаза:
  
  – Как? Они что, знакомы? Работали вместе?
  
  – Не уверен. Похоже, кто-то проник туда с ключом и кодом. Потом еще кто-то – через подвальное окно, не зная, что можно просто воспользоваться дверью: сигнализация-то уже была отключена.
  
  Элдон выглядел озадаченным. Потом он щелкнул пальцами и ткнул в босса пальцем:
  
  – В дверь мог войти тот собачник!
  
  – Да, – кивнул Винс. – Я тоже сначала так подумал.
  
  – У него же есть ключ. Код он тоже знает. Это один из его домов.
  
  – Вероятно.
  
  – Что у тебя на уме? – тревожно спросил Элдон.
  
  – Ты вчера опоздал на нашу встречу.
  
  – Что?
  
  – В мотеле. Ты припозднился.
  
  – Я же попросил прощения! Я отдал Стюарту «бьюик», мне самому остался «гольф», который не желал заводиться. Пришлось повозиться, чтобы привести его в чувство. Будь у меня мозги, я отдал бы «гольф» Стюарту, пусть сам с ним ковыряется, но я подумал: он встречается с какой-то девчонкой, и в «бьюике» просторнее, ну, ты понял… – Элдон усмехнулся. – Есть где расположиться. Я тоже был когда-то молод и знаю, что и как, поэтому отдал сыну «бьюик», это же танк, ему нет сносу. Еще раз прости, я не хотел опаздывать.
  
  – После того как «гольф» завелся, ты где-нибудь останавливался по пути в мотель?
  
  – Нет, знай себе жал на газ. Приходится жать, иначе он не слушается. Я поехал прямо на встречу. Да в чем дело-то, Винс? Зачем эти вопросы? Ты мной недоволен? Да, я опоздал. Извини, это больше не повторится. Как это связано с нашей неприятностью?
  
  – Где ты держишь список?
  
  – Что?
  
  – Хватит переспрашивать, Элдон. Это раздражает.
  
  – Ты спрашиваешь про список? Где я его держу?
  
  Винс вздохнул:
  
  – Да, именно это я хотел бы выяснить.
  
  – Я не переносил его в компьютер, как ты сказал. Вношу поправки в записной книжке. Ты мне говоришь, я записываю.
  
  – Где записная книжка?
  
  – В кармане джинсов.
  
  – Неси.
  
  Элдон встал с дивана и зашаркал в спальню. До слуха Винса донесся звон мелочи – Элдон поднимал с пола свои джинсы. Через несколько секунд он вернулся с записной книжкой в руке и опустился на диван.
  
  – Видишь? – Он отдал книжку Винсу. Тот открыл ее и пролистнул несколько страниц.
  
  – Ты всегда держишь ее при себе?
  
  Элдон пожал плечами:
  
  – Да. Когда я делаю в ней записи, то кладу на что-нибудь в мастерской.
  
  Автомастерская служила не только штаб-квартирой Винса, но и подставной структурой для перечисления средств.
  
  – Ты мог оставить ее без присмотра. Вдруг в нее кто-нибудь заглядывал? А здесь, в квартире? Ты ее где-нибудь оставлял?
  
  – Господи, Винс, откуда ты все это…
  
  – Просто ответь на вопрос, Элдон.
  
  В глазах Элдона мелькнул страх.
  
  – Может, и оставлял. Ну и что? Кроме Стюарта, здесь никто не бывает. Спроси его самого, только вряд ли он уже вернулся. – Элдон покосился на закрытую дверь спальни сына. – Я могу проверить.
  
  – Это лишнее, – сказал Винс. – Ты объяснял сыну, как ведешь свои записи?
  
  Элдон почесал голову.
  
  – Ну… Однажды он спрашивал меня про адреса. Я сказал, что отнимаю единицы: дом номер 264 по Мэйн-стрит становится домом номер 153, и так далее. Это было строго между нами, понимаешь?
  
  – А даты?
  
  Элдон сглотнул.
  
  – Я говорил ему, что с датами поступаю так же: вместо 10–20 марта получается 9 – 19 февраля. Помнишь, мы договорились? Да ты что, Винс? Думаешь, Стюарт вздумал пощипать нас? Быть того не может! Даже если бы он заглянул в мою книжку, ключей-то у него все равно нет.
  
  – Где ключи сейчас? – спросил Винс.
  
  – Тоже в спальне, там, где… – Элдон осекся, вскочил и устремился в спальню. – Я всегда кладу их на столик у кровати, – доложил он, выбежав из спальни с ключом в руке. – Это ключ от дома, в котором я должен был побывать вчера вечером.
  
  – Где остальные?
  
  – Наверное, в мастерской.
  
  Винс улыбнулся:
  
  – Это уже не важно. Стюарт влез в дом без ключа, через окно в подвале.
  
  – Проклятие! – Элдон ударил кулаком себя по колену. – Шутки шутишь? Да я ему башку оторву! – Он опять вскочил, сбегал в спальню и вернулся с сотовым телефоном. Стоя за диваном, ввел номер и приложил телефон к уху.
  
  – Сейчас примчится, – сказал он Винсу. – Подождем. Ну, задам я этому молокососу жару! Мы все выясним. Поверить не могу… Вот ведь дурная голова!
  
  Элдон слушал длинные гудки, Винс ждал.
  
  – Бери же, придурок! Автоответчик… Эй, куда ты подевался? Немедленно домой!
  
  Он нажал отбой и огорченно покачал головой:
  
  – Не могу поверить, что он… Подожди, откуда ты все это знаешь? Откуда тебе известно, что это его рук дело? Копы? Стюарта сцапали копы?
  
  – Нет.
  
  – Тогда как? Может, мы ошибаемся? Он бы такого ни за что не учудил. Он тебя уважает, Винс. Болван, конечно, еще тот, но уважения ему не занимать.
  
  – Вряд ли дело было в деньгах, – спокойно ответил Винс. – Стюарт знал про «порше» в гараже. Вот и залез, чтобы найти ключи и прокатиться.
  
  Элдон облегченно перевел дух:
  
  – Только и всего?
  
  – Нет, не только. Даже если ему понадобились одни ключи от машины, он мог понять из книжки, которая не всегда безопасно хранилась в кармане твоих брюк, когда Каунтчиллы отсутствуют. Вот и решил, что можно безнаказанно залезть туда, стащить ключи от автомобиля и получить кучу удовольствия.
  
  – Согласен, парень не блещет умом. Даже не знаю, что сказать. Я с ним потолкую. Мы все исправим. Что он натворил? Сознался? Стюарт находился там одновременно с кем-то еще? Пытался остановить их и рассказал о случившемся тебе? Выкладывай, Винс, я должен знать.
  
  – Если в записную книжку заглядывал Стюарт, то мог и кто-нибудь еще. Кому он мог о ней рассказать? Про какие дома из списка? Про время отсутствия жильцов? Про дома с сигнализацией и без? Про тайники?
  
  – Никому! – воскликнул Элдон. – Ты знаешь, где он? С Горди? С Бертом?
  
  – Сядь, Элдон.
  
  Тот вышел из-за дивана, сел и наклонился вперед, упершись в колени локтями.
  
  – Что ты от меня скрываешь, Винс?
  
  Немного помедлив, Винс ответил:
  
  – Слушай внимательно. Я объясню, как мы теперь поступим.
  
  Элдон побледнел:
  
  – Ты вообще о чем?
  
  – Ты будешь отвечать любому, кто спросит, что он на время уехал.
  
  – Что-то я не пойму…
  
  – Стюарт возвращается в школу в сентябре? Или в шестнадцать лет он бросил учебу?
  
  – Не хочет учиться дальше, а я ему твержу, что должен. Чтобы чего-то добиться жизни, надо доучиться.
  
  – Значит, если Стюарт не вернется, то никто не удивится.
  
  У Элдона затряслись руки.
  
  – Нет, нет…
  
  – Будут телефонные звонки. Ты станешь получать звонки с его телефона из разных мест, из штатов, по которым он будет колесить. Если тебя начнут спрашивать, рассказывай, где Стюарт побывал. Как радостно он тебе описывал всякие красивые уголки. Мы организуем снятие денег через банкоматы. То тут, то там.
  
  – Перестань, Винс. Умоляю, прекрати!
  
  – В общем, его история продолжится. Ты же понимаешь, как это важно. Но наступит день, когда ты перестанешь получать от него известия. Последний звонок будет из Калифорнии или из Орегона, мало ли, куда он мог забраться… Там полиция и начнет поиски. Но к тому времени след до того остынет, что даже не приведет обратно, к нашим делишкам.
  
  – Нет!
  
  – Нет, говоришь? Ты не согласен? Или до тебя медленно доходит? – Тон смягчился, Винс даже протянул руку и чуть не дотронулся до колена Элдона. – Стюарт поставил всех нас в очень трудное положение.
  
  – Ты этого не сделал. Скажи, что это не ты.
  
  – Не я. Кто-то другой. Мы выясним кто. Берт, Горди и я, мы обязательно это сделаем. Ради тебя. Мы узнаем, кто убил твоего сына, и заставим их за это заплатить, не сомневайся.
  
  У Элдона затрясся подбородок.
  
  – Но это произошло в неправильном месте и могло создать для нас проблемы. Мы не могли допустить, чтобы Каунтчиллы, вернувшись домой, обнаружили у себя в кухне мертвое тело. Перевезти его куда-то, где бы его нашли, мы тоже не могли. Возникли бы вопросы. У Стюарта были недостатки, но я знаю, ты его любил. Знаю, что такое потерять ребенка. Представляю, что ты сейчас испытываешь. Но при этом понимаю, как надо поступать дальше. Сукин сын, убивший твоего парня, заодно прихватил наши денежки. Денежки, доверенные нам. Их отдали нам на хранение. Это все усложняет, Элдон. Поэтому я должен знать, могу ли я на тебя рассчитывать. Должен знать, что ты готов…
  
  – Где он? – спросил Элдон свистящим шепотом.
  
  – Мы об этом позаботились.
  
  Элдон встал, шагнул к Винсу и направил на него дрожащий палец.
  
  – Ах ты, сукин сын! Ты говоришь, что мой сын мертв, и тебе хватает бесстыдства не позволить мне последний раз взглянуть на него?
  
  – Все происходило очень быстро…
  
  – Я хочу его увидеть! Хочу увидеть своего сына! Сволочь! Где Стюарт?
  
  Винс хотел встать с кресла, чтобы этот человек не возвышался над ним, как грозившая рухнуть башня, но спинка кресла была слишком наклонена назад, поэтому он был вынужден беспомощно ерзать.
  
  – Говорю тебе, мы о нем позаботились.
  
  Элдон недоверчиво уставился на него и тихо проговорил:
  
  – Вы не отвезли его на ферму?
  
  – Элдон…
  
  – Скажи, что вы не скормили его свиньям. Скажи, что вы не скормили моего мальчика свиньям.
  
  – Я должен встать с этого кресла! – Винс схватился за деревянные подлокотники и подался вперед, стараясь сохранить равновесие.
  
  Внезапно Элдон положил ему руку на грудь и толкнул. Винс рухнул в кресло, передние ножки которого на секунду приподнялись, и чуть не опрокинулся вместе с ним назад.
  
  – Элдон, успокойся!
  
  – Ах ты, мерзавец! Ты хоть что-нибудь чувствуешь? Как ты мог так поступить? – Он тыкал пальцем боссу в лицо, но не дотрагивался до него. – Уверен, это твоих рук дело. Это все болтовня, что в доме находился кто-то еще. Уверен, ты сам там был.
  
  – Нет.
  
  – Весь твой план с хранением чужих денег – чистой воды жульничество! Весь, с начала до конца. Ты запугиваешь этих тупых ублюдков, заставляешь их передавать тебе денежки и ждешь, пока наберешь достаточно. А потом все загребешь себе. Однажды Горди, Берт и я явимся на работу – а тебя и след простыл. Эти дурни потребуют свои капиталы обратно, и у нас ничего не останется, мы пойдем по миру. Может, Стюарт догадался? Поймал тебя за подлым занятием? Поэтому ты его и убил?
  
  Он кричал, брызгая слюной. Винс покосился на капельку слюны на рукаве своей куртки.
  
  – Так ведь все и произошло? – не унимался Элдон. – Стюарт залез в дом, чтобы угнать машину, и застал там тебя? Все эти вопросы – где я был, почему опоздал – болтовня для отвода глаз? Притворство? Ах ты, гад!
  
  – Зря ты так, – произнес Винс. – Если бы наговорил такого при других обстоятельствах, я бы тебе не простил. Но я делаю скидку на то, что ты пережил потерю. У тебя шок.
  
  – Ты слишком давно тарахтишь на пустом баке, – продолжил Элдон. – Ты старик. Ты болен, уже подыхаешь и сам не знаешь, какого черта дальше тянуть. Но я за тебя цеплялся – знаешь почему? Верность кое-что значит. Но хорошенького понемногу. Если ты скормил сына верного человека свиньям, то больше не можешь надеяться на него.
  
  Элдон отвернулся и направился в спальню, дав Винсу время как следует оттолкнуться и наконец встать с кресла.
  
  – Ты что делаешь? – спросил Винс, хватаясь за спинку дивана и комкая подушку.
  
  – Одеваюсь.
  
  – А потом?
  
  Элдон натянул джинсы и застегнул ремень.
  
  – Скоро узнаешь.
  
  – Мне жаль твоего сына.
  
  Левой рукой Винс сгреб подушку, а правую запустил в карман куртки. Когда он вошел в спальню Элдона, тот тянулся через кровать за рубашкой.
  
  – Ты не знаешь, что такое жалость, сволочь. Тебе это не дано.
  
  На расстоянии менее двух футов от Элдона Винс поднял подушку, утопил в ней дуло пистолета и выстрелил. Бабахнуло, конечно, все равно. Забота Винса была только о том, чтобы выстрел не услышали за стенами квартиры, и он решил, что добился своего. Пуля угодила Элдону под правую ключицу. Он опрокинулся на кровать.
  
  – Подонок! – крикнул Элдон.
  
  Теперь Винс проявил прыть: навалился на раненого сверху, накрыл ему голову подушкой и опять выстрелил. Элдон немного подергался и замер.
  
  – Ты был не прав, – прошептал Винс. – Мне очень жаль. Ты даже не представляешь, как мне жаль.
  
  Тяжело дыша, он сполз с кровати и сунул пистолет обратно в карман. У него болел живот, по ноге текла теплая жижа. Он испугался, что каким-то образом выстрелил в себя. На внутренней стороне бедра, под самой ширинкой, образовалось темное пятно.
  
  Из-за всей этой возни прохудился его пакет, лента, державшая пакет на месте, отклеилась.
  
  – Проклятие! – пробормотал Винс.
  
  Он зашел в ванную, чтобы привести себя в порядок. Справившись с этой задачей, вымыл руки и с отвращением поглядел на себя в зеркало над раковиной. Он уже сутки не брился, за плечами была бессонная ночь. «Без этого было нельзя», – сказал он себе. Когда Винс заправлял рубашку в брюки и застегивал «молнию», раздался настойчивый стук в дверь квартиры.
  
  – Откройте! – донесся из-за стекла приглушенный мужской голос. Винс замер, боясь, что любое его движение услышат. – Эй! Стюарт дома? Я ищу Стюарта Коха!
  
  Винс осторожно высунул голову из-за двери ванной, чтобы посмотреть на входную дверь. Человек, стоявший за ней, прижался лицом к стеклу и пытался что-то разглядеть внутри квартиры. Винс узнал его. Он не сомневался, что человек за дверью ничего не сможет разглядеть, тем более в спальне Элдона. Неожиданно тот предпринял действия, которые могли все изменить: проверил, заперта ли дверь. Дверь заперта не была. Винс посмотрел на медленно вращающуюся дверную ручку и снова полез в карман за пистолетом.
  Глава 31
  Терри
  
  К черту Винса Флеминга! К этому выводу я пришел не сразу. После решительного заявления Грейс, что ей необходимо знать правду о происшедшем, я был вынужден определиться, чьи интересы преобладают. И выбрал интересы Грейс. Конечно, я любил ее, к тому же вдруг понял, какая она смелая. Дочь отказывалась нырять в постель и накрываться с головой. Предпочла встретить лицом к лицу последствия, и через считаные часы, истекшие после начала всего этого кошмара, я поневоле согласился, что никак иначе нам из него не вырваться.
  
  Спасти ее тоже можно было только таким способом. Если неведомый нам пока что человек считал Грейс нежелательным свидетелем, то определить, кто он такой, можно было только так: докопавшись до самой сути. Однако это не отменяло главного пугающего обстоятельства: Винс был чудовищем, и пойти против него было трудно и страшно. Я должен был постоянно оглядываться и пытаться узнать как можно больше без его ведома. У меня пока не сложилось плана, как поступить со сведениями, которые могли открыться.
  
  – Ты побудешь одна? Мне надо поискать ответы на кое-какие вопросы, – обратился я к Грейс. Она чистила зубы, оставив дверь ванной открытой.
  
  – Побуду, – отозвалась она. – Сама позвоню на работу, скажу, что больна, тебе не обязательно это делать. Изображу простуженный голос. Если я там объявлюсь, то обязательно натворю в кухне бед: пожар устрою, уроню сковороду с лобстерами. Мне не удастся сосредоточиться.
  
  – Ты можешь мне понадобиться. Лучше оставайся здесь. – Я хлопнул себя ладонью по лбу: в этот день недели к нам обычно наведывалась уборщица. – Черт! Тереза!
  
  – Во сколько она появляется?
  
  – Утром. Дома никого нет, Тереза заходит сама. Если хочешь, я ей позвоню и скажу, чтобы не приезжала.
  
  Дочь покачала головой:
  
  – Нет, она не помешает.
  
  Я спросил, продолжила ли она попытки дозвониться Стюарту по сотовому.
  
  – Обзвонилась! И сообщения посылала. Ответа нет.
  
  Я решил начать с милфордской больницы. Туда мы должны были наведаться накануне, покинув дом Каунтчиллов. Я поцеловал Грейс на прощание и перед уходом довел до ее сведения новые правила. Не открывать дверь чужим. Сидеть с включенной сигнализацией. Не заходить в социальные сети. Ни с кем не переписываться.
  
  – Все поняла! – воскликнула Грейс.
  
  До больницы было рукой подать, у меня ушло больше времени на поиск места для парковки, чем на саму дорогу. Я нашел главный вход и подошел к стойке дежурной, щелкавшей по клавиатуре. Она подняла голову:
  
  – Чем могу быть вам полезной?
  
  – Я ищу пациента, который мог поступить к вам вчера поздно вечером, – объяснил я. – Хочу справиться о его состоянии.
  
  – Имя?
  
  – Стюарт Кох.
  
  Она ввела имя и фамилию в компьютер и уставилась на монитор. Имя тоже попросила продиктовать по буквам, и я смог это сделать, недаром он когда-то учился у меня в классе. Если бы пришлось угадывать, то я поставил бы в середине ew вместо u. Дежурная нахмурилась:
  
  – Ничего не вижу. Когда это было?
  
  – Вчера, примерно в десять часов вечера.
  
  – С чем он должен был поступить?
  
  Я заколебался. Чуть не сказал, что с пулевым ранением! Но если Стюарта в больнице не окажется, такая оговорка могла бы мне навредить: эта женщина вызвала бы полицию!
  
  – С травмой головы, – ответил я. – Кажется, после неудачного падения.
  
  Она взяла телефонную трубку, подождала несколько секунд и произнесла:
  
  – У вас вчера проходил пациент по фамилии Кох? Ориентировочно в десять вечера, травма головы. Нет? Может, еще раз проверите? Спасибо.
  
  Повесив трубку, она виновато взглянула на меня:
  
  – Извините, под такой фамилией никто не поступал. Вы уверены, что его повезли к нам?
  
  – Я так подумал…
  
  – Я бы вам посоветовала справиться в травматологическом пункте, но они работают только до половины восьмого вечера, а потом всех везут к нам. Если ваш знакомый получил травму позднее, то даже не знаю, куда еще он мог попасть, кроме нашей больницы.
  
  – Спасибо, что уделили мне время.
  
  Возвращаясь к машине, я позвонил Грейс:
  
  – С больницей не повезло. У тебя есть новости?
  
  – Никаких.
  
  – Ты знаешь домашний адрес Стюарта?
  
  – Никогда там не бывала, но могу узнать.
  
  Я услышал, как она щелкает по клавишам в поисках адреса.
  
  – Нашла! – Дочь продиктовала адрес и добавила: – Подожди, я уточню на «Whirl-360». – Так назывался сайт с видеороликами конкретных мест. Новые щелчки. – Он говорил, что живет над какой-то мастерской. Сейчас она у меня на экране. Называется «Ремонт бытовых приборов Дитриха». Квартира на втором этаже, к ней надо подниматься по наружной лестнице.
  
  Я не сомневался, что место мне знакомо: много раз мимо него проезжал.
  
  – Можешь разглядеть на компьютере автомобиль Стюарта?
  
  – Пап, – укоризненно сказала Грейс, – это не «живая» съемка! Нет, не могу.
  
  – Ладно. Я перезвоню.
  
  Я снова сел в автомобиль и поехал на Ногатак-авеню. Мастерскую Дитриха искать пришлось недолго. Остановившись напротив нее, я вылез и огляделся. Вокруг были жилые дома, конторы и склады. Рядом с мастерской находилась стоянка нескольких соседних магазинчиков. Машин на ней почти не было, только старенький «фольксваген-гольф» и пикап. Старого «бьюика» не было.
  
  Объяснялось это безлюдье слишком ранним часом. Изредка проезжавшие мимо автомобили везли кого на работу, кого в школу. Многие, наверное, еще не вставали. Не хотелось барабанить в чужую дверь в такую рань, однако в моей ситуации было не до приличий.
  
  Я перешел улицу и поднялся по лестнице наверх. Она напоминала лестницу в пляжном доме Винса на Ист-Бродвей. Я постучал в дверь.
  
  – Есть кто-нибудь?
  
  Я немного подождал и постучал еще раз.
  
  – Стюарт дома? Я ищу Стюарта Коха!
  
  Жалюзи на окне в двери были открыты. Я прижался лицом к стеклу и загородил глаза ладонями, чтобы не мешало солнце за спиной. Разглядел кухню и гостиную, еще две двери напротив входа – не то в две спальни, не то в спальню и в ванную. Людей не было, но жильцы – Стюарт, его отец – могли спать. Наверное, они не слышат мой крик через дверь. Я решил, что меня не примут за злоумышленника, ломящегося в чужое жилище, если я просто просуну голову в дверь.
  
  Ну, если дверь окажется открыта.
  
  Я нажал на дверную ручку, и она подалась. Приоткрыл дверь и заглянул в квартиру.
  
  – Эй, кто-нибудь есть дома?
  
  Молчание.
  
  – Стюарт!
  
  Я знал по опыту, что для того, чтобы разбудить подростка, приходится иногда поднимать шум. Дома кто-то должен был находиться: уходя, хозяева обычно запирают дверь.
  
  С этой мыслью я открыл дверь шире и шагнул внутрь.
  Глава 32
  
  – Что ты делала вчера вечером? – спросил голый Брайс Уитерс, отправляясь из постели в ванную.
  
  Джейн Скавалло пробормотала что-то неразборчивое в подушку.
  
  – Не понял, – сказал он.
  
  Она нехотя перевернулась на спину, чтобы не бубнить в подушку, и, подтянув одеяло к подбородку, ответила:
  
  – Так, разное…
  
  – Что, например?
  
  – Ничего особенного. А ты?
  
  – Дела складываются неплохо. Многие бары вообще не хотят платить музыкантам. А в этом нам платят пятьсот за вечер, получается по сотне на нос. И пей сколько хочешь. – Брайс усмехнулся. – Есть такие, кто согласен лабать за одну выпивку, но мы заслуживаем платы. Я тебе рассказывал про другое место? Нас пригласили туда на пятницу и субботу. «Сколько?» – спрашиваю. «Двести», – отвечают. Я говорю: вы чего, за двести не выступаем, мы же делим все на пятерых. Они ни в какую. Двести, и точка. Говорят, для нас это была бы хорошая раскрутка, нас начнут приглашать в другие места. Стой этот козел передо мной, я бы ему зубы выбил, честное слово! Куда катится мир? С чего они взяли, что талант согласится вкалывать задарма?
  
  – Да, – равнодушно отозвалась Джейн.
  
  – Я вернулся домой часа в два. Ты уже спала без задних ног. Ничего особенного не делала, говоришь? Тоже поздно вернулась?
  
  – Поздно, – подтвердила она.
  
  – Откуда?
  
  – От Винса. – Сказала – и пожалела, что открыла рот.
  
  – Опять этот сукин сын? – удивился Брайс. – Я думал, ты с ним порвала.
  
  – Не хочу к этому возвращаться. А ты так о нем не говори. Мне можно, а тебе нет.
  
  – Что хочу, то и говорю. Где он был, когда твоя мать?.. Сама знаешь, что с ней происходило. Ты думала, что после нее у тебя хотя бы дом останется. Держи карман шире! Сволочь он – сколько можно повторять?
  
  Брайс вернулся в спальню, присел на край кровати рядом с Джейн и стал гладить ее по голове.
  
  – Учти, ты мне не безразлична. Ему на тебя наплевать, а мне нет.
  
  – Можешь обо мне не беспокоиться.
  
  – Зачем он опять тебе понадобился?
  
  – У него возникла проблема, была нужна моя помощь.
  
  Брайс поморщился:
  
  – Какая проблема?
  
  – Это связано с его работой. С одной девчонкой, моей подружкой. Она попала в беду, Винс в это замешан. Вот я и оказалась у него дома.
  
  – Что еще за девчонка?
  
  – Долгая история, Брайс. Я не выспалась.
  
  – Просто любопытно. Мелани, что ли? Она, что ли, тебя позвала?
  
  – Нет, ее зовут Грейс Арчер. Ее отец когда-то, давным-давно, был моим школьным учителем.
  
  – Помню, ты о нем рассказывала. Он хорошо к тебе относился. Это не с его женой произошла в детстве какая-то кошмарная история?
  
  – Хватит болтать! – Джейн попробовала натянуть себе на уши края подушки.
  
  – Зачем ты понадобилась этой малолетке Грейс? Что у нее за проблема, при чем тут Винс?
  
  Джейн широко раскрыла глаза и беспомощно раскинула руки.
  
  – Из тебя сегодня утром так и сыплются вопросы.
  
  Брайс убрал руку от ее волос.
  
  – Смотри не откуси мне голову от злости! Тебе больше нравится безразличие?
  
  – С каких пор? Ты никогда ни о чем меня не спрашиваешь, только про Винса, чтобы лишний раз напомнить, как он обдурил меня. Это моя проблема, а не твоя.
  
  – Знаю, он меня недолюбливает, – произнес Брайс. – Ему чем-то не угодили музыканты? В этом дело?
  
  – Напрасно ты воображаешь, будто весь мир вертится вокруг одного тебя!
  
  Он выпрямился.
  
  – Ну, как хочешь. Скажешь, когда у тебя поднимется настроение. Может, тогда мы поговорим нормально.
  
  – Ну, конечно… – простонала она. – Во всем всегда виновата я, а не то, что ты сам болван болваном.
  
  Брайс вместо ответа заперся в ванной. Через несколько секунд Джейн услышала шум воды в душе. Какое-то время все шло совсем неплохо, подумала она. Но с тех пор, как они стали жить вместе, Брайс с каждым днем все сильнее раздражал ее. Только и делал, что пытал про Винса: чем тот занимается, да откуда у него деньги, да не убил ли он кого. То ли сама личность Винса и его загадочные дела действительно вызывали у Брайса острое любопытство, то ли он чувствовал себя крутым оттого, что хоть так мог приблизиться к столь опасному субъекту.
  
  Джейн посмотрела на часы. Было уже около восьми. К половине десятого ей нужно успеть на работу. И все равно надо поваляться хотя бы еще пять минут – это приведет ее в чувство. Джейн не выспалась. События прошлого вечера вымотали ей все нервы.
  
  Ее мысли прервало неприятное гудение. Она отключила в телефоне звук, оставив только виброзвонок, и теперь телефон, видимо, трепыхался на прикроватной тумбочке, гудя, как опрокинувшийся на спину шмель. Эсэмэска или электронное сообщение – вероятно, с работы. Она потянулась за телефоном. На экране было пусто. Джейн перевернулась на другой бок и обнаружила на половине Брайса забытый им телефон.
  
  В данный момент она была на него слишком сердита, чтобы крикнуть, что ему пришло сообщение. Хотя это могло быть что-нибудь важное. Вздохнув, Джейн перекатилась на его половину и взяла телефон. Сообщение от Хартли, друга Брайса, игравшего вместе с ним в группе «Энерджи дринк». По мнению Джейн, худшего названия нельзя было придумать. Она теперь работала в рекламе, и на такие вещи у нее был нюх. Но разве Брайс к ней прислушается?
  
  Содержание сообщения было таким: «Сыграли хорошо. Жаль, что ты отпросился. Надеюсь, тебе лучше. Быстрее сообщи, сыграешь ли сегодня».
  Глава 33
  
  – Думаю, все решится до конца дня, дядя.
  
  – Ты лучше всех, Регги. Я не должен был обсуждать это ни с кем, кроме тебя. Только тебе могу сознаться, что свалял дурака. Надо же было довериться этому мальчишке, Элаю! Я дал ему работу, помогал. Ребята-соседи, как ты знаешь, выгнали его. Просто мне почудилось в нем что-то от меня самого в молодости.
  
  – Какой он мальчишка, дядя? Взрослый мужчина!
  
  – Хотя бы и так, но все равно… Всю жизнь он проигрывал, вытягивал короткую соломинку. Родители на него плевать хотели. Он рано стал сам добывать хлеб.
  
  – И, по мне, слишком в этом преуспел.
  
  – Тоже верно. Я все знаю. Но когда я давал ему работу, помогал, мне в голову не приходило, что он станет врагом. Мы с Элаем болтали целыми вечерами, ну, я все ему про нее и выложил. Наверное, сказал слишком много. Однажды я злоупотребил спиртным и признался, что натворил. Сглупил так сглупил!
  
  – Он поплатился за свое предательство, дядя. Получил по заслугам.
  
  – Ты – единственный человек, кроме него, с кем я был откровенен. Ты знаешь мои секреты.
  
  – А ты – мои, дядя.
  
  – Раньше надо было открыть мне глаза на это чудовище, моего брата. После смерти твоей матери я думал, что, воспитывая тебя самостоятельно, он станет лучше, превратится в хорошего отца.
  
  – Хороший отец не ждет от ребенка, что он взвалит на себя все супружеские обязанности. Ты – такой отец, который требовался, это было мне понятно с четырнадцати лет, когда ты взял меня к себе.
  
  – Знаешь, я не говорил ни одной живой душе…
  
  – А нечего было говорить. В сарае случился пожар. Человек погиб в огне, и делу конец.
  
  – Думаешь, Элай сообщил Куэйлу, что это я? Сказал, когда пытался заключить с ним сделку?
  
  – Он уверял нас, что молчал. Если бы он все рассказал Куэйлу, тот уже подал бы голос.
  
  – Ненавижу его! Слов нет, до чего ненавижу! Всеми фибрами души!
  
  – Знаю, дядя. Он ужасно поступил с тобой, когда забрал ее. Но ты будешь смеяться последним.
  
  – Надеюсь.
  
  – Сиди и жди. Вскоре все мы будем вознаграждены по заслугам.
  Глава 34
  Терри
  
  Я сделал по квартире Кохов три шага, оставив входную дверь открытой, остановился и огляделся. Я ожидал беспорядка. В конце концов, здесь, над мастерской ремонта бытовых приборов, обитали вдвоем, без женского пригляда, отец и сын. Еще с той поры, когда Стюарт был моим учеником, я помнил, что они живут без матери. Куда она подевалась – сбежала, умерла, – я так и не выяснил. Все мои попытки заманить Элдона на родительское собрание были тщетными. Пришлось махнуть на него рукой как на безалаберного папашу – возможно, я был недалек от истины. Но последний мой разговор с Винсом открыл мне глаза на отца Стюарта. Вряд ли ему было бы приятно обсуждать достижения сына с человеком, которого он однажды насильно затолкал на заднее сиденье внедорожника и увез. Он мог предполагать, что я стану вымещать свою злость на него на его отпрыске.
  
  Тем не менее квартира сияла чистотой. Ни грязной посуды в раковине, ни свалки на столе, разве что картонный держатель с нетронутым стаканчиком кофе в одной ячейке. Никакой разбросанной одежды. Игровая приставка и диски с играми были аккуратно убраны на полку под телевизором. На стенах висели фотографии в рамках, мое внимание особенно привлекла одна из них – портрет Элдона в стиле Сирса. Тут же красовались трехлетний Стюарт и женщина – видимо, его мать. Все улыбались – мы так делаем, позируя для любительских фотографий.
  
  Возможно, идея заглянуть сюда была не вполне удачной. Риска в этом было не так много, как в моих поступках прошлого вечера: залезании в разбитое окно, хождении по чужому дому, открывании дверей, посещении комнат. Но все вместе было для меня в новинку. Посещение без приглашения незапертой квартиры было не слишком тяжким проступком, тем более что искал я человека, который здесь жил. Но если бы кто-нибудь поднялся сюда сразу следом за мной, то мне вряд ли удалось бы связно объяснить свои намерения. Я бы утверждал, что нашел дверь отпертой, я вовсе не грабитель, – но не факт, что мне поверили бы… Как бы отнесся к такому незваному гостю сам Элдон? В том, что Винс мою выходку не одобрил бы, я не сомневался.
  
  Я решил позвать последний раз, причем зычным голосом, который, как я полагал, разбудил бы даже мертвеца.
  
  – Стюарт! Это Терри Арчер! Отец Грейс! Заглянул тебя проведать!
  
  Я потоптался там еще несколько секунд. Что-то заставило меня потрогать бумажный стаканчик с кофе. Теплый! Другой стаканчик, пустой, стоял на столике рядом с диваном. Я потрогал его и удостоверился, что он тоже хранит тепло. Значит, кто-то сбегал за кофе или явился сюда, но пробыл недолго, и кофе остался недопитым. Бессмыслица какая-то! Несколько минут назад в квартире находились двое людей. Что-то заставило их убежать, даже не захватив с собой утренний бодрящий напиток. Более того, не заперев за собой дверь.
  
  Означает ли это, что Стюарт жив? Я представил, как он появляется дома с двумя стаканчиками кофе – символами примирения с отцом. И тут же убежать вдвоем? Или Стюарт поведал отцу о случившемся и теперь они мчатся в дом, в который он вломился на ночь глядя? В общем, я терялся в догадках.
  
  Торча здесь столбом, я бы ни в чем не разобрался. Поэтому выбежал из квартиры на крыльцо и закрыл за собой дверь. Вдруг они скоро вернутся? Я решил подождать несколько минут, но внизу. Спустился вниз, перешел через улицу и сел в свою машину. Повернул ключ зажигания, чтобы можно было опустить стекла. Сидя так, я размышлял, как мне быть дальше. Если никто так и не появится, я останусь на мели. При невозможности понять, какая судьба постигла Стюарта, у меня будет единственный выход: обратиться к адвокату. Необходимо быть готовым к чему угодно.
  
  Я включил радио, прослушал выпуск новостей и сводку дорожной ситуации. Так я прождал минут десять. Когда уже был готов запустить мотор, зазвонил мой сотовый. Я посмотрел на экран, увидел, что звонок из дому, и произнес:
  
  – Грейс?
  
  – Привет, пап. Ты нашел Стюарта?
  
  – Нет, детка. Нашел бы – сразу позвонил бы тебе.
  
  – Я подумала, вдруг ты его отыскал, но он… ну, ты понимаешь… Поэтому ты решил рассказать мне потом, когда вернешься.
  
  – Я его не нашел ни в каком виде, поверь. Заехал к нему домой, но здесь никого: ни его самого, ни папаши.
  
  – Ладно. – Дочь помолчала. – Скорее всего мне просто показалось…
  
  По моей спине пробежал холодок.
  
  – В чем дело?
  
  – Напротив, чуть дальше по улице, остановилась машина. В ней сидит человек.
  
  – Знаешь, – проговорил я медленно, изображая спокойствие, – неплохо было бы рассказать подробнее.
  
  – Я смотрела из окна своей спальни на улицу, но очень осторожно, в щелку между занавесками. Вряд ли он заметил меня.
  
  – Он наблюдает за нашим домом?
  
  – В том-то и дело! Хотя не уверена… Во всяком случае, смотрит в эту сторону.
  
  Я завел двигатель.
  
  – Подожди, сейчас включится блютуз. Все, слышу тебя.
  
  Я положил телефон на правое сиденье, пристегнулся, включил передачу и тронулся с места.
  
  – Ты еще там? – спросила Грейс.
  
  – Уже еду. Максимум пять минут, и я дома.
  
  – Говорю тебе, я не уверена. Просто я на взводе, особенно после того, как ты назвал меня свидетельницей, и вообще…
  
  – У меня в мыслях не было тебя пугать!
  
  – Знаю. Но ты прав. Я могла что-то увидеть, сама этого не поняв. Увидеть или услышать.
  
  – Опиши автомобиль.
  
  – Темно-синий.
  
  – А водитель? Он в салоне один?
  
  – Да. Обычный человек.
  
  Господи, что у нынешних детей с наблюдательностью?
  
  – Белый, чернокожий?
  
  – Белый.
  
  – Старше или моложе меня?
  
  – Примерно твоего возраста. Мне трудно определить издали… Подожди!
  
  – Что такое?
  
  – Пап, он вылезает из машины.
  
  – Что делает сейчас?
  
  – Вроде озирается. Смотрит в разные стороны.
  
  Автомобиль набирал скорость, одновременно у меня усиливалось сердцебиение.
  
  – Теперь ты видишь его в полный рост? Он высокий? С меня?
  
  – Выше. Шатен с проседью, темные очки, джинсы, белая рубашка, куртка спортивная, черная такая…
  
  – Молодец! Узнаешь его? Видела раньше?
  
  – Нет. Он переходит улицу.
  
  – Где сейчас ты сама, Грейс?
  
  – В своей комнате, наблюдаю за ним сверху.
  
  – Наша входная дверь заперта?
  
  – Да, после твоего ухода я заперлась, как ты велел. И сигнализацию включила. Если начнет ломать дверь, то она заверещит.
  
  Мне не хотелось представлять подобное развитие событий.
  
  – Ладно, – сказал я. – Скорее всего это ложная тревога. Мне осталось ехать минуты четыре.
  
  Я приблизился к знаку «стоп», притормозил, взглянул вправо и влево. Навстречу мне ехал школьный автобус, рядом, на тротуаре, собралась стайка школьников.
  
  – Проклятие! – прошипел я.
  
  – Что такое? – испугалась Грейс.
  
  – Ничего. За меня не беспокойся. Что он делает теперь?
  
  – Стоит перед нашим домом, пялится на него!
  
  – Пусть пялится. Главное, успокойся. Все будет хорошо. Дом заперт. Пойди и проверь, включила ли ты сигнализацию.
  
  – Папа, я точно помню…
  
  – Иди!
  
  Я услышал топот: Грейс побежала вниз по лестнице, прихватив с собой телефон.
  
  – Горит красная лампочка! – доложила она.
  
  – Хорошо. Черт!
  
  Я ударил по тормозам, машина, взвизгнув шинами, замерла. Школьный автобус остановился, включив красные мигающие фонари, и перед моим передним бампером потянулись через улицу школьники.
  
  – Папа? Папа!
  
  – Все в порядке, милая, – сказал я, стараясь унять сердцебиение.
  
  Я взглянул на водителя автобуса: это была женщина, и она смотрела на меня негодующе. Как только школьники загрузились в салон, красные огни на автобусе погасли и я сорвался с места.
  
  – Грейс!
  
  – Что?
  
  – Где ты?
  
  – У входной двери.
  
  – Ты его видишь?
  
  – Нет. Сейчас посмотрю в окно гостиной… Его больше нет. Наверное, он…
  
  Я услышал звонок в дверь.
  
  – Папа, – прошептала Грейс.
  
  – Что?
  
  – Он звонит в дверь. Он за дверью!
  
  – Не отвечай. Отойди от двери. Когда ему не откроют, он уйдет. Потом попробуй лучше разглядеть его машину. Хорошо, если сумеешь прочесть номер.
  
  – Теперь он стучится, – шепотом сообщила она. – Сначала звонил, теперь стучит.
  
  На следующий знак «стоп» я не отреагировал – помчался дальше, сопровождаемый возмущенными гудками.
  
  – Все в порядке, родная. Я в трех минутах. Что происходит сейчас?
  
  – Стук прекратился. Больше ни стука, ни звонков.
  
  – Вот и хорошо, вот и хорошо… Он уходит. Беги наверх, к себе, проверь, можно ли…
  
  – Подожди! – перебила Грейс. – Я слышу какой-то звук.
  
  – Что это?
  
  – Похоже на… Пап, он вставляет ключ в замок!
  
  – Никто никогда не…
  
  – Поворачивается!
  
  – Что поворачивается? – задыхаясь, спросил я. Обгоняя еле ползущий грузовик, я вырулил на встречную полосу.
  
  – Дверной засов, вот что!
  Глава 35
  
  После того как Терри Арчер ушел, закрыв за собой дверь, Винс Флеминг просидел в ванной Элдона Коха еще минуту. Он не собирался рисковать: вдруг этот болван передумает и снова сюда припрется? Тогда пришлось бы убрать и его. Винс убеждал себя, что Элдон не оставил ему выбора. Не скрывал, что не намерен плясать под дудку Винса. А раз Элдон не собирался прикрывать их после истории со Стюартом, то действовать пришлось по поговорке: или ты часть решения, или часть проблемы. А проблема, причем огромная, состояла в том, чтобы скрыть обстоятельства гибели Стюарта и отвлечь полицию от всего касавшегося Винса и его занятий.
  
  Если Элдон отказывался сыграть в будущем свою роль в инсценировке многонедельного, а то и многомесячного путешествия Стюарта по стране, то что было у него на уме? Обратиться в полицию? Пойти на сделку и выдачей босса купить себе прощение? Вероятно, тем более что он считал виновником смерти сына его, Винса. Откуда у него взялись такие безумные мысли?
  
  Прежде чем отправиться на тот свет, Элдон нес чушь. Мол, Винс не только убил его сына, но и грабит своих клиентов. Отбирает у них деньги, морочит им голову, будто у него они будут в целости, а сам ждет, пока они натащат побольше, чтобы потом все заграбастать себе. Винсу такие соображения Элдона пришлись не по нраву. Теперь он гадал, не взбрело ли то же самое в дурные головы Горди и Берта.
  
  Выйдя из маленькой ванной, он подкрался к двери, чтобы проверить, убрался ли Терри Арчер. А если он до сих пор околачивается на лестнице? В стоявшей на другой стороне улицы машине он увидел Арчера: тот сидел за рулем и не шевелился. Ждет! Ждет возвращения домой Стюарта или Элдона. Винс потрогал неостывший кофейный стаканчик.
  
  Черт. Арчер, наверное, вообразил, что кто-нибудь вернется за кофе. Но рано или поздно ему придется уехать. Пока что Винс застрял в квартире убитых. Он вернулся в спальню и уставился на труп Элдона на кровати, перепачкавший кровью простыни.
  
  – Тупица, – пробормотал Винс. – Думаешь, я хотел?
  
  Как к этому отнесутся Горди и Берт? Они давно работали втроем, дружили. Винс считал, что сумеет убедить их, что у него не было выбора. Объяснит, что у Элдона поехала крыша, он понес опасную чушь. Съехал с катушек от горя, превратился в обузу. Кто знает, что бы он наболтал и кому? Если бы явился с повинной к копам, то это стало бы провалом не для одного Винса. Горди и Берту тоже не поздоровилось бы. Они с ним согласятся, они понятливые. Винс скажет им, что Элдон наделал ошибок. Халатно относился к деталям их совместной операции, допустил, чтобы его сынок сунул нос в их делишки. Если разобраться, то Элдон виноват в гибели своего сына не меньше, чем человек, разрядивший в Стюарта револьвер. Горди и Берт все это поймут. Однако им будет нелегко, когда с наступлением темноты они приедут сюда, чтобы навести порядок и избавиться от тела человека, столько лет проработавшего с ними бок о бок. Винс был уверен, что их скорбь будет глубока, тем не менее они не посмеют поставить под сомнение необходимость выполнить эту тяжкую обязанность.
  
  Господи! Сначала Стюарт, теперь Элдон. Винс уже решил, как объяснить исчезновение Стюарта. Пусть копы думают, будто он погиб от несчастного случая, колеся по Америке. А вот как объяснить исчезновение Элдона? Эта задачка посложнее, и она требовала размышлений. Одно утешало: единственного человека, который заметил бы эту пропажу, больше нет на свете.
  
  Винс привалился к дверному косяку и сгорбился. Он был не просто утомлен – обессилен, сломлен, разгромлен! Чувствовал, как смертельный недуг выедает его внутренности. Врач не мог сказать точно, сколько он еще протянет. Полгода? Год? Более интенсивное лечение продлило бы не жизнь, а мучения. Подобный вариант Винса не устраивал. Лучше волочить ноги, сколько хватит сил. Или не упираться, плюнуть на все?
  
  Винс вынул телефон и нашел номер. Услышав голос Горди, спросил:
  
  – Ты где?
  
  – Возвращаюсь в мастерскую. Сделал все, что смог. Проверил несколько адресов, по другим придется наведаться позднее.
  
  – Берт с тобой?
  
  – Нет, на объезде. У меня в машине примерно четыреста штук баксов, кокс, кое-какой арсенал. Что со всем этим делать?
  
  Винс подумал, что теперь ему самому придется арендовать банковский сейф. Ирония судьбы!
  
  – Вези мне, – распорядился он. – Возникли новые возгорания, придется тушить.
  
  – Что ты говоришь? Только этого не хватало!
  
  – Арчер никак не угомонится.
  
  – Я думал, ты с ним поговорил.
  
  – Поговорил, но он оказался непонятливым. Есть идея, как с этим быть, хотя бы на время.
  
  Он поделился с Горди своим планом.
  
  – Хорошо, – сказал тот. – Что еще?
  
  – Объясню при встрече.
  
  – Ладно. А теперь хорошая новость – как же без них! Похоже, у нас только один проблемный адрес – дом Каунтчиллов. Придется заняться собачником.
  
  – Обсудим, когда увидимся, – произнес Винс.
  
  Снова повернувшись к телу Элдона, он почуял медный запах крови. Кряхтя от усилия, перевернул труп. У него в пикапе был рулон полиэтиленовой пленки и моток клейкой ленты – то, что нужно, чтобы завернуть Элдона. Это облегчит ребятам задачу, когда они приедут сюда вечером. Пока Винс включил на полную мощь кондиционер в окне. Надеялся, что Элдлон не начнет разлагаться до вечера, несмотря на жару.
  
  – Прости, – сказал он. – Надо было позволить тебе проститься с сыном.
  Глава 36
  
  Хейвуд Дугган позвонил своему клиенту Мартину Куэйлу с утра пораньше.
  
  – Мистер Куэйл? Это Хейвуд Дугган.
  
  – Дугган? Не ожидал. Думал, вы умыли руки. Считал, что вы со мной развязались.
  
  – От Элая Гоумана нет вестей неспроста. Он убит.
  
  Куэйл ахнул:
  
  – Боже мой! Кто это сделал? Во что он был замешан? Полагаете, он пытался надуть меня одного? Я начинаю подозревать, что это именно надувательство. Он врал, что у него было то, чем он хвастался. Увидел в новостях – и взялся за дело.
  
  – Подробности мне неизвестны. Ко мне обратился полицейский детектив. Женщина. Она узнала, что я навожу о нем справки. Они пока никого не арестовали.
  
  – У него было это?
  
  – Вряд ли. Женщина – ее фамилия Уидмор – не сказала ничего, что позволило бы предположить, будто при нем что-либо найдено.
  
  – Не у него, так у кого-то еще, – сказал Куэйл.
  
  – Это если думать, что Элай действительно этим обладал. Вы же сами говорите, что он мог морочить вам голову.
  
  – Уму непостижимо, зачем было так поступать? Не важно, у Элая это было или еще у кого-либо. Кем надо быть, чтобы совершить подобное?
  
  – Не знаю, мистер Куэйл. Могу только догадываться: вдруг кто-нибудь вообразил, будто ценность представляет сам предмет, а не то, что внутри? Знаете, я вчера записал несколько имен. Хотелось бы их вам озвучить. Это люди, среди которых Гоуман терся последние месяцы после того, как его выгнали соседи. Я не зря потратил время.
  
  – Терся?
  
  – Делил с ними кров.
  
  – Понятно.
  
  – В списке две девушки. Одну, из Бриджпорта, зовут Селина Майклз. Другая местная, милфордская, Хуанита Коул. Не знаю, состоял ли он с ними в интимных отношениях, но точно уговорил пускать его ночевать. Еще некто Крофт, старше Элая, тот мог выполнять для него какую-то работу, и Уотерман – с этим он вроде вместе учился. Имеют они какое-то отношение к…
  
  – Крофт, говорите?
  
  – Да.
  
  Куэйл помолчал.
  
  – Вы слушаете? – окликнул его Дугган.
  
  – Знавал я в былые времена одного с этой фамилией… Мы дружили. Вместе прошли Вьетнам. Оба здешние: я из Стратфорда, он из Нью-Хейвена. Отслужив, мы сохранили связь.
  
  – Славно! У вас есть основания считать, что он имеет к этому отношение?
  
  – Я отбил ее у него.
  
  – Что вы сделали?
  
  – Мы оба были влюблены в одну женщину. Когда подвернулась возможность, я ее у него отбил.
  
  – Речь о Шарлотте? Вашей жене?
  
  – Да. – Пауза. – Это он.
  
  – Крофт?
  
  – Он всегда хотел вернуть ее, вот и добился своего. Сукин сын! Я сейчас вспоминаю… Уверен, я его видел. Тогда, в церкви, два года назад.
  
  – Не исключено! – оживился Дугган. – Давайте я этим займусь. Посмотрю, что это даст.
  
  – Мерзавец! Он у меня поплатится!
  
  – Я бы вам не советовал, мистер Куэйл.
  
  – Я нагоню на него страху! Ох, как он пожалеет!
  
  – Послушайте, мистер Куэйл, по-моему, самое лучшее – это…
  
  – А если я ему скажу… А что, это мысль! Скажу, что мы ее вернули. Если он в ответ засмеется и заявит, что я блефую, я пойму, что она у него. А если услышу в его голосе тревогу, значит, она так и не найдена. Он может подумать, будто мы надеемся на Элая, мол, у нас с ним сделка.
  
  – Нет, так не пойдет!
  
  – Я скажу ему, что мы изучаем отпечатки пальцев. Если найдем его отпечатки, ему крышка. Я подключу своего адвоката, полицию и…
  
  – Мистер Куэйл, – спокойно, но твердо произнес Дугган, – не делайте этого.
  
  – Я доберусь до этого сукина сына. Сделаю это! – И Куэйл бросил трубку.
  
  «Да пошел ты, – подумал Дугган. – Хочешь – действуй». А он с облегчением забудет это дело и займется следующим.
  
  Данное дело его больше не интересует.
  Глава 37
  
  Синтии Арчер не спалось. Она беспокойно ворочалась, гадая, что от нее скрывают муж и дочь. Почему у Терри ушло так много времени на то, чтобы забрать Грейс и отвезти домой? Они добрались до дому уже после полуночи, часа через два после того, как дочь позвонила ему и попросила приехать за ней. Что-то случилось, она чувствовала это. Но позвонить Терри и попросить его объяснить эту странность Синтия не могла, потому что тогда ей пришлось бы сознаться, что она подглядывает за ними, прячась за деревом. Если Терри узнает, что жена следила за домом, то сделает вывод, что она занималась этим и раньше. Не исключено, что каждый вечер с тех самых пор, как переехала. И он будет прав.
  
  Когда часы показали половину шестого, Синтия решила, что дальше лежать нет смысла. Она встала, приняла душ, накрасилась, надела то, что приготовила с вечера. Сунула в тостер хлеб, очистила банан, сварила кофе, включила радио. Но все, что говорили, пролетало у нее мимо ушей. Ее беспокоило другое. Вот мошенники! Решили обвести ее вокруг пальца? Она понимала их резоны. Так они защищали ее. Лезли из кожи вон, чтобы она меньше волновалась. Синтия чувствовала себя оскорбленной. Они считают ее совсем беспомощной? Ни на что не способным дитя? Нет, Синтия Арчер не дитя. Она обязательно выяснит, что происходит. Этим утром не сразу поедет на работу. Сначала побывает дома. Все-таки это и ее дом, кто ей помешает там бывать, когда заблагорассудится? Обойдется без приглашения! Специальный повод тоже ни к чему. Возьмет и подойдет к двери, войдет, даже не постучав!
  
  Вот, мол, решила с вами позавтракать. Вы уже сварили кофе?
  
  Без десяти семь Синтия вышла из квартиры и уже собиралась спуститься по лестнице, но ей преградил путь мужчина. Она чуть не заорала от страха.
  
  – Доброе утро, Синтия!
  
  Барни! В одной руке у него отвертка, под ногами, на верхней ступеньке, открыт красный чемоданчик с инструментами. Деревянный поручень, обычно крепившийся к стене железными кронштейнами, был наполовину снят.
  
  – Вы до смерти меня напугали! – воскликнула она.
  
  – Извините. Я решил проведать Орланда. Заглянул к нему, а он еще спит. Думаю, дождусь, пока он проснется, заодно кое-что поправлю. Давно собирался починить эти перила: разболтались, того и гляди отвалятся. Сейчас я вас пропущу…
  
  – Спасибо. Надеюсь, Орланд придет в себя.
  
  – Наверное, у него просто выдался неудачный денек. Мы с ним давние знакомые, еще со школы. Вам-то чего не спится в такую рань? Подождите, сам догадаюсь… Вы инспектируете рестораны! Хотите поймать повара на подмешивании к жареному картофелю постельных клопов!
  
  – Просто дел по горло.
  
  Синтия уже начала протискиваться мимо него, как вдруг на нижней лестничной площадке заскрипела одна из дверей и раздался голос Орланда:
  
  – Что за шум?
  
  Он уже глядел на них снизу вверх. Очки на носу были чем-то заляпаны, волосы всклокочены, наряд состоял из старого голубого халата и носков.
  
  – Барни? Что ты тут возишься?
  
  – Чиню перила, Орланд. Не желаешь помочь?
  
  – Разве на мне рабочая одежда?
  
  – Так оденься. Как твое самочувствие?
  
  – Прилично. – Орланд кашлянул, придирчиво оглядел Барни и спросил: – Где Шарлотта?
  
  Барни устало вздохнул:
  
  – Шарлотты давно нет в живых, Орланд. Сам знаешь.
  
  – Грустно это слышать. Вы долго прожили в браке?
  
  – Ты путаешь, Орланд. Шарлотта никогда не была моей женой.
  
  – И то верно… – Он откашлялся. – Что это мне взбрело в голову?
  
  Синтия понимающе переглянулась с Барни.
  
  – Мне надо идти, – тихо промолвила она.
  
  – Конечно, – кивнул Барни.
  
  – Хорошо вам провести день, Орланд, – сказала Синтия и, проскочив мимо него, вышла на улицу. Через несколько секунд она уже сидела в своей машине.
  
  Свернула с Пампкин-Делайт-роуд на Хикори – и увидела покидающий задним ходом подъездную дорожку «форд-эскейп» Терри. Синтия затормозила и проследила, как он удаляется в противоположную сторону, в направлении Мэйплвуда. Куда он отправился в такую рань? Не в школу же – в июле-то! Она успела разглядеть, что Терри в салоне один, значит, Грейс осталась дома. С каких пор Терри заделался ранней пташкой? Какие у него неотложные дела? Купить кофе с булочками? Или яичный пирог для Грейс? Но это было на него не похоже. Неужели прихворнул? Помчался в аптеку за лекарствами? Для себя или для Грейс? Дочь заболела? Кажется, аптека на Бостон-Пост-роуд работает круглосуточно. Лучше всего догнать его и проверить.
  
  Синтия сняла ногу с педали тормоза. Никакая аптека Терри не интересовала. Он проехал через весь город, до Ногатак, и остановился напротив мастерской ремонта бытовых приборов. Мастерская, между прочим, еще не открывалась, да и Терри помалкивал насчет сломавшейся стиральной или сушильной машины. Мастерская оказалась ни при чем: Терри поднимался по лестнице на торце здания. Похоже, там располагалось жилье. Что ему там понадобилось?
  
  Синтии показалось, будто Терри смотрит в ее сторону, и ей стало стыдно. Не хватало, чтобы он ее засек! Она была уверена, что этого пока не произошло, но вдруг в следующий раз он окажется наблюдательнее? Быть пойманной при подглядывании за собственным домом – полбеды, но как объяснить, зачем она гналась за мужем через весь Милфорд?
  
  Синтия развернулась и поехала обратно. Лучше действовать напрямик: войти в дом и узнать у Грейс, чем занимается ее папаша. Неподалеку от их дома она заметила припаркованную машину, которой не было несколько минут назад, когда она здесь проезжала. Какой-то мужчина переходил улицу, направляясь к дому. Вот он шагает по подъездной дорожке, приближается к двери. Звонит в звонок. «Что за чертовщина? В такую рань? – удивилась себе Синтия. – Не открывай, Грейс! Не вздумай открыть дверь!»
  
  Она полезла в сумочку за телефоном. Надо позвонить дочери и сказать, чтобы не подходила к двери. Но, не успев нащупать телефон, Синтия увидела, что мужчина стучит в дверь, да так громко, что удары донеслись до ее слуха. «Уйдите! – мысленно взмолилась Синтия. – Прочь! Сейчас же!» Неожиданно мужчина сунул руку в карман и достал оттуда… ключ. Прежде чем вставить ключ в замочную скважину, он огляделся, проверяя, не наблюдают ли за ним. Синтию, сидевшую в автомобиле, он не увидел, поэтому вставил ключ в замок.
  
  Синтия завела мотор. Машина, взвизгнув покрышками, сорвалась с места, влетела на газон, не доехав до дорожки, и устремилась к двери, разбрасывая колесами дерн. При этом Синтия так отчаянно жала на клаксон, что чуть не сломала рулевую колонку. Мужчина обернулся, увидел приближающийся автомобиль и успел отпрыгнуть в сторону. Синтия затормозила, когда между бампером и дверью оставалось не более шести футов.
  
  Мужчина бежал к синему автомобилю. Синтия распахнула свою дверцу и крикнула:
  
  – Эй, вы!
  
  Она уже хотела броситься за ним вдогонку, но ее отвлекло знакомое попикивание домашней сигнализации. В открытой двери стояла Грейс в своей любимой просторной футболке.
  
  – Мама! – крикнула она.
  
  Синтия бросилась к ней, раскинув руки. Грейс с рыданием упала к ней в объятия, и Синтия стиснула ее так крепко, словно решила больше не выпускать.
  Глава 38
  Терри
  
  Дома меня ждала неожиданная картина: следы колес на лужайке, машина Синтии с распахнутой дверцей, чуть ли не упершаяся во входную дверь, и мать с дочерью, обнимающиеся на пороге.
  
  Грейс рыдала, охранная сигнализация назойливо пикала. Я резко затормозил, бросил машину на улице и метнулся к ним. Увидев меня, заплаканная дочь крикнула:
  
  – Папа!
  
  – Грейс, ты цела?
  
  Синтия воспользовалась моим появлением, чтобы отцепиться от Грейс – не потому, что ей надоело утешать дочь, а по той причине, что хотелось проследить, куда денется незнакомец, пытавшийся проникнуть к нам в дом. Она побежала по подъездной дорожке к улице, всматриваясь в даль, а потом разочарованно вздохнула.
  
  – Он не причинил тебе вреда? – громко спросил я, чтобы перекричать сигнализацию.
  
  – Он не попал внутрь, – ответила Грейс. – Мама спугнула его. Она его чуть не переехала!
  
  Женщина из дома напротив вышла на свою лужайку, в халате, с кофейной чашкой в руке.
  
  – Все в порядке? – крикнула она.
  
  – Все обошлось, спасибо! – отозвался я.
  
  – Может, вызвать полицию?
  
  Синтия уже открыла рот, чтобы согласиться, но я остановил ее, покачав головой:
  
  – Спасибо, не надо!
  
  Синтия испепелила меня взглядом.
  
  – Ты шутишь? – Она бросилась ко мне, и я испугался, что, не добравшись до злоумышленника, она сейчас примется за меня. – Кто-то пытается залезть в наш дом и напасть на нашу дочь, а ты не хочешь вызвать полицию?
  
  – Давай зайдем внутрь, – предложил я.
  
  Я ввел код, чтобы отключить сигнализацию. Почему она включилась? Оттого ли, что незнакомец открыл дверь, или Грейс, увидев мать, сама это сделала?
  
  – Что вообще происходит? – поинтересовалась Синтия.
  
  Она вернулась к машине, мотор которой продолжал работать, заглушила его и схватила свою сумочку. В руке жена сжимала телефон.
  
  – Если ты не вызовешь полицию, это сделаю я.
  
  – Не надо, мама, подожди, – попросила Грейс.
  
  Синтия насторожилась:
  
  – Почему?
  
  – Пожалуйста, давай сначала войдем в дом, – произнес я. – Возможно, ты права, нам придется вызвать полицию. Но сначала я хочу убедиться, что Грейс не пострадала.
  
  Дочь уже не рыдала, только всхлипывала.
  
  – Говорю тебе, со мной все хорошо.
  
  Синтия восприняла это как разрешение звонить в полицию, но я снова остановил ее:
  
  – Пожалуйста, подожди!
  
  Мы зашли в дом и закрыли дверь. Сигнализация, до сих пор только раздражавшая, теперь стала оглушительной. Я шагнул к щитку и снова ввел четырехзначный код, выключив невыносимый звук. Но насладиться тишиной мы не успели: зазвенел телефон. Решив, что звонят из охранной службы, я бросился в гостиную и схватил трубку.
  
  – Алло! – крикнул я. – Охрана?
  
  – У телефона мистер Арчер? – прозвучал мужской голос.
  
  – Да, я.
  
  – У вас экстренная ситуация.
  
  – Все в порядке.
  
  – Нам нужен ваш пароль, мистер Арчер, иначе мы будем вынуждены направить к вам полицию.
  
  Я был так взволнован, что не сразу вспомнил пароль.
  
  – Наш пароль – «телескоп».
  
  – Принято. Расскажите, что произошло.
  
  – Просто мы забыли про сигнализацию и открыли дверь. Примите наши извинения.
  
  – Ничего страшного, мистер Арчер. Нет худа без добра – выяснилось, что ваша сигнализация срабатывает. Поздравляю!
  
  Я положил трубку и увидел, что Синтия опять обнимает Грейс и при этом свирепо смотрит на меня.
  
  – Почему тебя не было дома? – поинтересовалась она.
  
  – Я отлучился всего на пять минут.
  
  – Зачем?
  
  Я пожал плечами.
  
  – По делу.
  
  – В ремонтную мастерскую? В семь утра?
  
  Я покосился на Грейс:
  
  – Ты сказала маме, куда я ездил?
  
  Дочь покачала головой.
  
  – Ты за мной следила? – удивился я.
  
  Она отпустила Грейс, шагнула ко мне и выставила указательный палец:
  
  – Ты обещал, что будешь заботиться о ней. Как я погляжу, у вас тут не все в порядке. Мне надо знать, в чем дело.
  
  – Может, сначала ответишь на мой вопрос? Ты за мной следила? Ты за нами шпионишь?
  
  Синтия замялась. Мне на помощь пришла Грейс:
  
  – Господи! Это правда, мама? Мы у тебя под контролем?
  
  Синтия решила, наверное, что лучшая защита – нападение, и перешла в наступление:
  
  – А как же! Если бы не я, тот человек ворвался бы в дом! – Следующий ее вопрос предназначался мне: – Кто это был? Ты не позволяешь мне вызвать полицию. Ты знаешь, кто он?
  
  – Нет, – ответил я. – Грейс, ты уверена, что прежде не видела его?
  
  Дочь кивнула.
  
  – Может, это тот мужчина из дома? – не отставал я.
  
  – В нашем доме побывал какой-то мужчина? – насторожилась Синтия.
  
  – Не в нашем, – уточнил я.
  
  – Может, и тот, – промолвила Грейс. – Даже если это он, откуда у него наш ключ, папа?
  
  – Вдруг ключ не совсем наш? – предположил я. – Вдруг у него так называемый универсальный набор отмычек?
  
  – Он ни секунды не возился, сразу вставил ключ, и замок стал отпираться, я слышала, – произнесла Грейс.
  
  – Я видела у него ключ, – подхватила Синтия и посмотрела на меня: – Кому ты дал наш ключ?
  
  – Никому. Может, это ты кому-нибудь давала наш ключ?
  
  – Разумеется, нет!
  
  Я посмотрел на Грейс.
  
  – Ты шутишь? – возмутилась она. – По-твоему, я совсем безмозглая?
  
  Я намекнул ей взглядом, что ее поведение в последние двенадцать часов делало этот вопрос бесмысленным.
  
  – Единственные, у кого есть ключи от этого дома, – мы трое и Тереза.
  
  – Терезой этот тип никак не мог оказаться! – усмехнулась Грейс.
  
  – Откуда у какого-то чужака ключ и намерение им воспользоваться? – спросил я, выразительно глядя на Грейс.
  
  – Ты сам назвал меня свидетелем.
  
  Синтия переводила взгляд с меня на Грейс, пытаясь проникнуть в смысл наших слов.
  
  – Верно, – кивнул я. – Но откуда у человека, побывавшего в том доме, взялся ключ от нашего?
  
  Грейс покачала головой:
  
  – Понятия не имею, папа.
  
  – Что вы такое несете, в конце концов? – воскликнула Синтия. – Что вообще происходит?
  
  Я постарался успокоиться, немного помолчал, а потом ответил:
  
  – У нас неприятности.
  
  Усадив Синтию за стол в кухне, мы с Грейс поведали ей все от начала до конца, ничего не упустив. Если дочь о чем-то забывала, я восполнял упущенное, и наоборот. Синтия, надо отдать ей должное, больше слушала и лишь изредка задавала уточняющие вопросы, облегчая нам задачу. Будь я на ее месте, перебивал бы рассказчиков каждые десять секунд. Закончил я тем, что объяснил, что надеялся найти Стюарта у него дома – как выяснилось, зря.
  
  – То есть вы так и не знаете, что с ним произошло, – подытожила Синтия.
  
  Мы с Грейс покачали головами.
  
  – Вам не терпится устроить мне выволочку, – сказала Грейс. – Но, во-первых, папа уже этим занимался, а во-вторых, сейчас мне надо в туалет. Дождитесь моего возвращения.
  
  Синтия кивнула. Когда Грейс встала из-за стола, мать схватила ее за руку, притянула к себе и снова обняла. Дочь сжала матери голову со словами:
  
  – Как я рада, что ты дома! Пусть даже ненадолго. Без тебя все катится к чертям.
  
  Синтия хотела что-то сказать, но промолчала.
  
  Когда Грейс ушла, жена уставилась на меня.
  
  – Вместо нее можешь приняться за меня, – разрешил я.
  
  Она схватила меня за руку:
  
  – Как же мы влипли!
  
  – Помнишь, что сказал Томми Ли Джонс в фильме… забыл название? «Мы дождемся, что трясина зачавкает прямо здесь». Плохо то, что пока именно так и получается.
  
  – Ты прав: ей нужен адвокат, и поскорее. Неизвестно, что нас ждет дальше.
  
  Я кивнул.
  
  – У нас уже бывали непростые времена, – напомнила Синтия. – По моей вине. Из-за меня мы чуть не погибли.
  
  – По крайней мере, мы чередуемся.
  
  – Думаешь, этот человек приходил за Грейс? Он находился в том доме и считает, что она видела его?
  
  – Не исключено.
  
  – Предположим, ты прав. Но откуда у него ключ?
  
  Хороший вопрос! Синтия призвала на помощь фантазию.
  
  – Вдруг Грейс – или ты, или я – где-то оставила ключи, и кто-нибудь снял с них слепок. Знаешь, как бывает с ключами от машины: оставляешь их в автосервисе, и они висят на доске, откуда любой может их свистнуть.
  
  Но проблема в том, что мы с Синтией вели скромный образ жизни: я трудился в школе, она в департаменте здравоохранения. Правда, у нас была приходящая уборщица, однако деньгами мы не разбрасывались.
  
  – Когда ты в последний раз отдавала ключи служащему отеля или ресторана? – спросил я.
  
  – Я вообще никогда так не поступаю.
  
  – И я никогда.
  
  – А если это кто-то из приятелей Грейс? Залез к ней в сумочку, стащил ключи и заказал такие же?
  
  – Судя по описанию Грейс, это был далеко не ребенок. Скорее мой ровесник.
  
  – Даже если бы он проник в дом, как бы поступил с сигнализацией? Она бы сработала, и ему бы пришлось уносить ноги.
  
  – Про сигнализацию он не знал, – предположил я. – А если знал, то должен был иметь код для ее отключения.
  
  Мы немного помолчали.
  
  – Одно дело – украсть и скопировать ключ, – продолжила Синтия. – Но никто из нас не совершил бы такой глупости, чтобы продиктовать кому-то код!
  
  – Код знаем только мы с тобой, Грейс и Тереза.
  
  – Опять всплывает это имя, – пробормотала Синтия.
  
  – Допустим, это Тереза. Она дала кому-то ключ и назвала код. Какой в этом смысл? Мы установили сигнализацию не для охраны каких-то ценностей, а чтобы защитить себя после того, что произошло давным-давно. Человек, пытавшийся залезть сюда, думал, что дома никого нет. Он звонил в звонок и стучал в дверь, но Грейс не отвечала. Поэтому логично предположить, что он не собирался нападать на нее. У него имелась какая-то иная цель. Что у нас красть? Твои драгоценности?
  
  Синтия усмехнулась.
  
  – Или мою коллекцию редких монет? Десять тысяч наличными из-под матраса?
  
  – Бессмыслица! – Она нахмурилась. – Мне придется поговорить с Винсом.
  
  – Отличный план! Он в нас души не чает. Вчера вечером он был не дружелюбнее, чем когда мы с тобой навещали его в больнице много лет назад.
  
  – Я с ним виделась.
  
  – Когда? Недавно?
  
  Синтия кивнула:
  
  – Да. Он заезжал ко мне.
  
  – Подожди… Значит, вы с ним встречались?
  
  – «Встречались» – громко сказано. – Синтия отодвинулась от меня. – Так, простой разговор. После смерти его жены я послала ему открытку. Винс увидел меня, когда я ехала по улице, двинулся за мной, поблагодарил. Извинился за то, как обошелся с нами тогда.
  
  – Передо мной он не извинялся, – заметил я.
  
  – Наверное, твоя открытка с соболезнованиями затерялась на почте.
  
  На это мне нечего было ответить.
  
  – В общем, я хочу поговорить с ним, – заявила Синтия. – Надеюсь, со мной он будет откровеннее, чем с тобой.
  
  – Я поеду с тобой!
  
  – Нет, я сама. Грейс нельзя оставлять одну. С ней постоянно должен кто-то находиться.
  
  Я не стал возражать. Откинувшись на спинку стула, сложил руки на груди.
  
  – Ты долго за нами следила? – спросил я.
  
  Жена прикусила губу.
  
  – С самого переезда.
  
  – Не могла же ты постоянно наблюдать за нами?
  
  – Постоянно – нет. Чаще по вечерам. Я останавливалась за углом. Там есть дерево – ты его знаешь, оно растет напротив дома Уолмсли.
  
  Я кивнул.
  
  – Толстый ствол, за ним удобно прятаться. Я не могла уснуть, не убедившись, что вы оба благополучно вернулись домой. Особенно Грейс. Оттуда видно ее окно. Я ждала, пока она погасит свет, и только потом ехала домой. – Синтия сглотнула. – Хотела просто зайти, подняться к ней, поцеловать на сон грядущий, выключить у нее свет – и уехать. Но, боюсь, четырнадцатилетний человек уже слишком взрослый, чтобы позволить маме подобное самоуправство.
  
  – А я думаю, что Грейс не возражала бы.
  
  – После этого мне бы хотелось лечь с тобой. – Она шмыгнула носом. – Потом я бы уехала. Чтобы вернуться следующим вечером. И так раз за разом…
  
  Как я сам не додумался? Я должен был с самого начала догадаться, что у нее только это на уме.
  
  – Ты можешь простить меня? – спросила Синтия.
  
  Я потянулся к ней, взял ее за руку и кивнул.
  
  – За что? За то, что ты нас любишь? Наверное, могу.
  
  Я собирался обнять ее, но помешал донесшийся сверху крик. Грейс! Вернее, это был не крик, а возглас. Мы с Синтией бросились к ней. Дочь сидела на своей кровати с телефоном в руках и с улыбкой. Когда я последний раз видел, чтобы она улыбалась?
  
  – Что еще? – спросил я, первым вбежав в комнату. Синтия замерла у меня за спиной.
  
  Счастливая Грейс подняла голову.
  
  – Он жив-здоров! – сообщила она.
  
  – Кто, Стюарт? – спросила Синтия.
  
  – Он мне ответил! Он цел!
  
  Дочь сунула телефон мне, и я взял его так, чтобы экран был виден и Синтии. Мы прочитали:
  
  Грейс: «Дай мне знать, что ты жив».
  
  Грейс: «Я с ума схожу, что с тобой что-то не так. Отзовись».
  
  Грейс: «Не можешь сам, пусть со мной свяжется кто-то другой».
  
  Грейс: «Я в тебя попала? Хоть на это ответь».
  
  Все это она написала утром. Прошлым вечером она отправила десятки сообщений того же содержания. И только сейчас появилось это:
  
  Стюарт: «Привет».
  
  Грейс: «Ты в порядке?»
  
  Стюарт: «Да. Прости, если напугал тебя».
  
  Грейс: «Напугал? Да я с ума схожу».
  
  Стюарт: «Пришлось сбежать. Прости, что оставил тебя там. Мой отец бесится».
  
  Грейс: «Ты-то цел?»
  
  Стюарт: «Да».
  
  Грейс: «Ты где?»
  
  Стюарт: «Пока прячусь. Босс отца тоже бесится».
  
  Грейс: «Я в тебя попала?»
  
  Стюарт: «Вот еще! До скорого».
  
  Мы с Синтией переглянулись, потом уставились на сияющую дочь.
  
  – Самая лучшая новость в моей жизни! – воскликнула она.
  Глава 39
  
  – Алло!
  
  – Регги, это я.
  
  – Сейчас не время, дядя. Давай я тебе перезвоню.
  
  – Он мне звонил.
  
  – Кто тебе звонил? Ты о чем?
  
  – Он знает.
  
  – Кто что знает?
  
  – Куэйл.
  
  – Господи! Подожди… Я выхожу из кафе. Дай сяду в машину. Не отключайся. Ну вот. Давай сначала.
  
  – Мне звонил Куэйл. Он знает, что это я.
  
  – Невероятно! Элай ничего не говорил ему, точно. Он…
  
  – Что?
  
  – Кофе пролилось… Что-то я не пойму, дядя. Как Куйэл мог догадаться?
  
  – Нанял детектива. Наверное, Элай все-таки звонил ему насчет сделки, но больше не перезванивал, и Куэйлу приспичило его найти. Для этого он нанял частного детектива.
  
  – Что сказал Куэйл? Дословно.
  
  – Он знает, что это я. Должен был сразу догадаться. Регги, он наверняка заключил с Элаем сделку.
  
  – Что?
  
  – У него ее нет, она у детектива. Куэйл сказал, что они проверяют отпечатки пальцев. Будут искать мои отпечатки.
  
  – Чушь какая-то, дядя. Это ловушка. Он блефует.
  
  – А если нет? Найдут мои отпечатки – обратятся в полицию. Меня арестуют. А потом пронюхают про Элая, про то, что с ним произошло.
  
  – Дай мне подумать, дай подумать… Если бы мы знали, кто этот детектив…
  
  – Он сообщил.
  
  – Что?
  
  – Назвал имя детектива. Хейвуд Дугган. Я посмотрел в справочнике. Он настоящий частный детектив.
  
  – Может, у тебя и адрес есть, дядя?
  Глава 40
  
  Винс заперся в своем кабинетике при мастерской. Горди подошел к двери и сквозь дымчатое стекло справился о самочувствии босса.
  
  – Дай минутку передохнуть. – Винс плюхнулся в кресло у письменного стола. – Где Берт?
  
  – Сейчас явится.
  
  – Когда он вернулся с фермы? – Винс выдвинул ящик, достал маленькую рюмку и бутылку «Джек Дэниелс», плеснул себе немного, опрокинул, плеснул еще.
  
  – Часа в четыре утра. Мы проверили вдвоем еще парочку домов и расстались.
  
  – Куда он девал «бьюик» Элдона?
  
  – Оставил у себя. На встречу со мной прикатил на своей машине. Послушай, по-моему, все более-менее нормально, – продолжил Горди. – Вот только в одном из домов у него возникла проблема.
  
  – В котором? – уточнил Винс.
  
  Горди объяснил.
  
  – Говорит, позвонил в дверь, потом постучал. Он был уверен, что дома никого нет, но там оказалась девчонка, а потом еще жена объявилась, чуть его не переехала.
  
  Синтия.
  
  – Вот дерьмо! – простонал Винс.
  
  – Ты уже говорил с Элдоном? Он с минуты на минуту появится. Не хотелось бы мне открывать ему глаза. Пусть услышит все от тебя. Ну, ты понимаешь… Все-таки ты босс.
  
  – Элдон не приедет.
  
  – Почему?
  
  – Дождемся Берта, я расскажу вам обоим. Ты сделал то, о чем я тебя просил?
  
  – Эсэмэски? Послал. Но я хотел узнать…
  
  – Говорю тебе, дай мне минуту.
  
  Горди отошел от дымчатого окна в двери. Винс смотрел перед собой невидящим взглядом. Он в третий раз налил себе виски, выпил, положил ладони на стол. Сосредоточился на дыхании. Медленный вдох, медленный выдох. У него кружилась голова, и дело было не в выпивке. В груди гнездилась физически ощущаемая тревога. Ему показалось, будто сейчас его стошнит. Уж не это ли называют панической атакой? За дверью опять появилась тень.
  
  – Берт подъехал, – доложил Горди.
  
  – Подождите, я скоро выйду.
  
  Винс вспоминал видеосюжеты о катастрофах, которые видел на канале «Дискавери». При падении самолета или при столкновении поездов, оказавшихся на одном пути, всегда имеется несколько причин. Бомба не в счет. Беда не приходит одна. Ошибка пилота плюс неисправный прибор. Поломка семафора плюс увлекшее дежурного постороннее видео на смарфтоне.
  
  Винс был убежден, что на сей раз события ополчились против него. Надо же было Стюарту влезть в дом именно тогда, когда кто-то другой вздумал его обчистить! Вокруг него все рушилось. Он чувствовал, как его империя – уж какая есть, что выросло, то выросло – расползается по швам. Даже до того, как начались события последних суток – господи, и суток еще не прошло, хорошо, если половина! – она съеживалась, скукоживалась.
  
  Одри. Наверное, Джейн права. Он действительно тогда трусил. Не мог вынести это зрелище – жена на больничной койке в последние недели ее жизни. У Винса сердце разрывалось, он погибал от отчаяния и ярости. Знал, что должен забыть о себе и позаботиться о жене, побыть с ней. Но навещать ее было недопустимым риском. Винс всегда должен был выглядеть несокрушимой скалой. Такой человек, как он, неуязвим для горя. Чаще всего Винс щеголял в этой маске.
  
  Всюду – но не в палате Одри, где она умирала у него на глазах. Довольно с него и того, что жена, открывая глаза, видела его таким уязвимым, с дрожащим подбородком, с глазами на мокром месте. А если бы в палату вошел еще кто-нибудь – медсестра, лечащий врач, Джейн, Элдон или Берт – и увидел его таким? Винс был бы унижен на всю жизнь.
  
  Так это Винсу представлялось тогда. Но не теперь. Он так заботился о том, чтобы не потерять лицо, когда терял Одри, что теперь рисковал потерять Джейн. Хотя она и не родная дочь… Пусть так. Но, чтоб ее, он ее любит! С того момента, когда Одри, войдя в его жизнь, притащила с собой Джейн, Винс что-то такое чувствовал в этой девчонке. Суровость и одновременно уязвимость. Другие мужчины, начиная с родного папаши Джейн, залетавшие на орбиту ее матери, так часто обижали ее, ранили своим безразличием, что она отчаялась обрести отца. На взгляд Джейн, все мужчины, с которыми столько лет связывалась мать, были отпетыми мерзавцами.
  
  Винс был готов согласиться, что он мало отличался от них, но он, по крайней мере, заботился о Джейн, не то что другие. А все потому, что у него когда-то была дочь. Совсем недолго. Но это воспоминание никогда не отпускало его. Винс часто думал о девочке, которой не было. Кем бы она стала, если бы выросла? Какой была бы в возрасте, например, пяти лет? Десяти? Пятнадцати? Когда они с Одри стали жить вместе и рядом постоянно крутилась Джейн, Винсу нетрудно было представить ее своей дочерью. Своевольная. Упрямая. Не боящаяся идти напролом. Иногда даже коварная – если это отвечало ее целям. И при всем том ужасно надоедливая. Но если бы родная дочь Винса стала такой, как Джейн, он бы гордился ею. Такая сумеет о себе позаботиться. Такую не проведешь.
  
  Винс не лез к Джейн в друзья. С самого начала пытался проявлять к ней уважение. Не морочить ей голову. Когда она однажды спросила семь лет назад, еще до его ранения, – собирается ли он женится на ее матери, Винс мог бы ответить что-нибудь вроде: «Посмотрим, мы с твоей матерью очень друг к другу привязаны, но пока не знаем, к чему это приведет». А он вместо этого сказал: «Не имею представления. Если бы мне пришлось решать прямо сегодня, я бы ответил: ни за что. Мне и так хватает людей, которые мотают мне кишки. Но я ее люблю. Ты тоже ничего».
  
  В другой раз Джейн спросила его напрямик, преступник ли он. «Ты же этим зарабатываешь на жизнь? Эта твоя мастерская – одна видимость? Легальный бизнес для отвода глаз, прикрытие других ваших с Бертом, Горди и Элдоном делишек? Я права?» Немного помедлив, Винс ответил: «Да». – «Это была проверка». – «Как это?» – «Хотелось посмотреть, соврешь ли ты мне в глаза. Мне не нравится то, что ты делаешь, но, по крайней мере, ты честен».
  
  Наставленный на тебя пистолет – вот что она такое! Наверное, он сглупил, что тогда поверил ей, зато завоевал своей прямотой уважение Джейн. А когда завоевал – для этого пришлось повозиться, – это придало ей сил. Он заблуждается или Джейн действительно ответила любовью на его любовь? Винс был склонен этому верить.
  
  Он знал, что необразован. Со скрипом доучился в школе, а уж высшее образование точно было не для него. Но Винс любил читать, полки в его пляжном доме были полны книг – в основном история и биографии. Ему нравилось читать про то, как принимают решения значительные люди, его утешало, что даже умникам доводится делать ошибочный выбор. На день рождения или на Рождество Джейн дарила Винсу книги. В отличие от остальных с их однообразным подарком – шотландским виски. Он даже сказал ей однажды: «Ты знаешь, что я не выпивоха, а мыслитель».
  
  Больше всего он был тронут в прошлом году, еще при жизни ее матери, когда все было хорошо: Джейн купила ему в подарок на День отца большую книгу воспоминаний Кита Ричардса «Жизнь». И надписала: «Человеку-скале – книга о жизни рокера. С любовью, Джейн».
  
  Раньше на День отца она не дарила ему подарков.
  
  В этом году День отца был за пару недель до кончины Одри, и к этому времени отношение Джейн к Винсу пошло на спад. Подарка он не получил. Она его возненавидела? Очевидно, ведь он подвел ее мать. Саму Джейн Винс тоже подвел. А тут еще история с домом. Отличный двухэтажный дом в Ориндже, на Ривердейл-роуд, неподалеку от торгового центра. Одри являлась владелицей этого дома, когда познакомилась с Винсом. Переехав к нему, стала сдавать его в аренду. Джейн думала, что после смерти матери дом перейдет ей, но та завещала его Винсу. Джейн ждала, что он поступит по совести, отдаст его ей, и будь все хорошо, он бы так и поступил. Но возникла помеха.
  
  Брайс Уитерс. Не нравился Винсу этот парень. Дело даже не в том, что он музыкант, играл в группе. Занятие музыкой предполагает образование, подготовку, талант. Винс считал, что Брайс лабает в своей группе, ничем этим не обладая. Оказалось, что Винс прав. Однажды он забрел в бар, где они выступали. «Энерджи дринк» – что за дурацкое название для группы? Винс не стал говорить Джейн, что слушал их выступление. Ему хотелось разобраться, каков этот парень, с которым спит его падчерица. Услышанное в баре убедило его, что никакой Брайс не музыкант: от него один шум. Если сунуть гитару в лапы обезьяне, она извлечет из инструмента такую же «музыку». Хотя нет, сказать так значило бы оскорбить обезьяну.
  
  Сама Джейн шла в гору. Ее взяли на хорошую работу в местное рекламное агентство. Не сказать, что там она заколачивает состояние – до этого пока не дошло, но своего парня, этого никчемного бездельника, Джейн точно обогнала. Ясно было, что этот захребетник норовит жить за ее счет. Появись у Джейн своя недвижимость, он наверняка наложил бы на нее лапу. А дом ее матери был слишком дорог Винсу, чтобы так халатно с ним поступить. Если бы она вышла замуж за этого клоуна и они переехали бы в этот дом, а потом разбежались и выставили дом на продажу, то Брайсу досталась бы половина наследства Винса! Он не возражал отдать все Джейн. Но Брайс не был достоин даже десятой доли. Поэтому Винс оставил дом себе – и поплатился за это: теперь Джейн презирала его. Вот порвет с Брайсом – а рано или поздно она спохватится и возьмется за ум, – тогда он усадит ее перед собой и скажет, что отныне дом ее. Пока этого не произошло, Винс жил, придавленный ее негодованием. А тут – новые проблемы! Главная – деньги, пропавшие с чердака Каунтчиллов.
  
  – Винс! – Стук в дымчатое стекло.
  
  – Что?
  
  – Берт уже здесь.
  
  Винс убрал бутылку и рюмку, задвинул ящик, глубоко вздохнул. С него все как с гуся вода. Он – скала, все доводит до конца. «Закончи и начинай сначала», – учил его отец. Винс вышел из-за стола и отпер дверь.
  
  – Горди рассказал о твоем затруднении.
  
  – Ага. Я думал, в доме никого, – сказал Берт.
  
  – Копы?
  
  – Не знаю, что там происходило дальше. Я сделал ноги.
  
  Этого Винсу было мало.
  
  – Что с Элдоном? – спросил Берт. Встревоженный Горди стоял у него за спиной.
  
  – Элдон мертв, – ответил Винс.
  
  После ошеломленного молчания Горди прошептал:
  
  – Чтоб я сдох!
  
  – Как это случилось? – поинтересовался Берт.
  
  – Он плохо принял новость, – произнес Винс. – Стал дурить. Угрожал. Обвинял в случившемся меня. Думаю, вызвал бы полицию. – Он вздохнул. – Я должен был это сделать.
  
  Берт недоверчиво уставился на босса:
  
  – Ты что… Ты действительно пришил Элдона?
  
  – Им мы займемся позднее. Сейчас есть дела поважнее. Вам обоим придется навестить парня, выгуливающего собачек. Никто, кроме него, не мог иметь ключ и код от сигнализации дома. Проверьте, не слишком ли он зазнался. А я тем временем свяжусь со своей старой знакомой и попробую отговорить ее от звонка в полицию, если еще не поздно.
  Глава 41
  
  Хейвуд Дугган оставил машину на улице позади квартала милфордских магазинов. Его кабинет находился в заднем помещении магазина, торговавшего свадебными нарядами. Чтобы туда войти, надо было обогнуть мусорный контейнер. Кабинетик площадью всего десять квадратных футов. Туалет Дугган был вынужден делить с женщиной, торговавшей в магазине. У Дуггана имелся письменный стол, компьютер, два стула, шкаф для документов. Из-за тесноты он никогда не назначал здесь встреч кандидатам в клиенты. Но работать с бумагами здесь было удобно.
  
  Зазвонил его сотовый телефон. Дугган посмотрел на экран, увидел, кто звонит, и произнес:
  
  – Здравствуйте, мистер Куэйл. – Одной рукой он держал телефон, а другой доставал ключ.
  
  – Я это сделал, – сообщил Куэйл. – Позвонил сукиному сыну.
  
  Что теперь толку говорить, что напрасно он так поступил?
  
  – Что он сказал? – спросил Хейвуд.
  
  – Навалил в штаны. Уверен, я здорово тряхнул его клетку.
  
  Хейвуд повозился с ключами и нашел нужный.
  
  – Он не понял, о чем вы говорите, или испугался, что вы вывели его на чистую воду?
  
  – Определенно второе. Стоило мне сказать ему, что на вазе ищут отпечатки пальцев, как он…
  
  – Нет, этого вы ему не говорили!
  
  – Сказал! Сказал, что вы как раз сейчас этим занимаетесь.
  
  Хейвуд со вздохом вставил ключ в замок. Поворот ключа получился каким-то непривычным. Неужели накануне он забыл запереть дверь?
  
  – Вы сглупили, мистер Куйэл. Знаете, я только что вошел в свой офис. Примерно через час я вам перезвоню.
  
  Он сунул телефон в карман пиджака и распахнул дверь. За его столом сидела женщина. Посмотрев на него, она улыбнулась.
  
  – Как вы сюда попали? – спросил Хейвуд.
  
  В следующее мгновение он почувствовал, как ему в затылок ткнулось что-то холодное и твердое, диаметром не более монеты в десять центов. Хейвуд хотел оглянуться, но мужчина с пистолетом произнес: «Не советую» – и закрыл дверь.
  
  – Я задам вам один вопрос, – проговорила женщина. – Задам его всего один раз. Слушайте внимательно и хорошенько подумайте, прежде чем ответить. Ни в коем случае не отвечайте на мой вопрос вопросом. Вы поняли?
  
  – Да, – кивнул Хейвуд.
  
  – Где она?
  Глава 42
  Терри
  
  Эсэмэски от Стюарта Коха обрадовали Грейс. Синтии, только что посвященной в наши беды, не терпелось вставить свое веское слово.
  
  – Значит, она ни при чем! – Жена не могла скрыть энтузиазма. – Грейс не стреляла в этого парня. И никто не стрелял. Он цел и невредим.
  
  Мы оставили Грейс в ее спальне, перешли в свою и плотно затворили дверь.
  
  – Вероятно… – уточнил я.
  
  – Ты сказал, что Винс обещал позаботиться, чтобы в разбитое окно вставили стекло. Все будет выглядеть так, словно ничего не произошло. Никто не узнает, какую глупость совершила наша дочь. А ей это послужит хорошим уроком. Она никогда больше не сделает ничего подобного. – Синтия покачала головой. – Придется установить новые правила. Жесткий «комендантский час». Когда Грейс куда-нибудь идет – то есть когда мы ее отпускаем, – мы должны знать, куда она направляется, с кем, надолго ли, когда…
  
  – Ясное дело! И браслет на ногу. Будем всю ночь торчать у компьютера и следить, куда она идет.
  
  – Издеваешься?
  
  – Извини.
  
  – Это произошло в твою смену, – напомнила она.
  
  – Мне ли не знать!
  
  – Я не говорю, что ты виноват. Моей вины тут не меньше, потому что меня при этом не было. – Синтия присела на край кровати. – Я рада, что все позади. Теперь нам не придется добывать для Грейс адвоката.
  
  – Да, – неуверенно протянул я.
  
  – Что-то не так? По-твоему, это не добрая весть?
  
  – Конечно, добрая! Не хочу быть спойлером, прокалывающим шарик… Это всего лишь эсэмэски.
  
  – Что?
  
  – Вот если бы Грейс поговорила с ним самим…
  
  – Сообщения пришли с телефона Стюарта.
  
  – Знаю.
  
  – Грейс думает, что это он. У молодежи свой сленг в эсэмэсках. Автора можно узнать, например, по сокращениям…
  
  – Скорее всего ты права. Будем считать, что Стюарт уцелел и где-то прячется, ждет, пока все стихнет. Но как это связано с тем, что к нам в дом ломились?
  
  – Может, одно с другим не связано? – предположила Синтия. – История с Грейс – одно, незнакомец у нашей двери – другое. Простое совпадение.
  
  – Тогда нам следует вызвать полицию. Мы с Грейс были против, считая, что это как-то связано с ней, и не хотели привлекать полицию, пока все не выяснится или пока у Грейс не появится адвокат. Теперь ты собираешься вызвать копов?
  
  Синтия потерла лоб, потом накрыла ладонями голову, будто мучилась от головной боли и боялась, что у нее взорвутся мозги.
  
  – Даже не знаю… Если тот человек не имеет никакого отношения к случившемуся с Грейс, то лучше вызвать полицию. Он может вернуться, залезть к кому-нибудь еще или…
  
  – Но…
  
  Синтия встала, пошла в ванную, включила воду и выпила немного воды. Я ждал ее в дверях.
  
  – Я вот чего не понимаю, – произнес я. – Если Стюарт жив, то что мешало Винсу сказать об этом напрямик? Но нет, он велел мне обо всем забыть. Если бы Винс сказал, что Стюарт цел, я бы так и сделал. Не стал бы сегодня утром искать его в больнице, потом у него дома. – Я немного помолчал и продолжил: – Может, поэтому мы и получили сообщения? Винс узнал – не спрашивай меня как, – что я не угомонился, и придумал этот ход.
  
  – Тогда с телефона Стюарта с Грейс переписывается сам Винс.
  
  – Винс или кто-либо из его банды.
  
  – Проклятие! – Синтия оперлась о раковину и уставилась на себя в зеркало.
  
  – Нам нужно точно знать.
  
  Звонок телефона в спальне напугал нас. Подбежав к аппарату, я увидел, что автоответчик не определил номер. Я схватил трубку:
  
  – Алло!
  
  – Твоя жена рядом?
  
  Я узнал голос.
  
  – Чего тебе надо?
  
  – Передай ей трубку, – произнес Винс.
  
  Синтия, стоя в двери ванной, прошептала: «Кто это?»
  
  Я протянул ей трубку:
  
  – Винс.
  
  Она приложила трубку к уху:
  
  – Винс?
  
  Синтия поманила меня пальцем. Я тоже прижался ухом к трубке, чтобы ничего не упустить.
  
  – Синтия, – начал он, – мне надо знать, вызвала ли ты полицию. Они уже у вас?
  
  – Зачем мне вызывать полицию, Винс?
  
  – Из-за инцидента час назад. Перед вашим домом.
  
  – Было дело, – сказала Синтия. – Ты-то откуда знаешь? – Она выразительно посмотрела на меня.
  
  – Ты не ответила на мой вопрос.
  
  – Нет, полицию мы не вызывали. Пока.
  
  – Вот и хорошо. Я должен перед вами извиниться.
  
  Синтия вспыхнула:
  
  – Извиниться? Так это были вы? Кто-то из твоих головорезов?
  
  – Говорю же, я должен перед вами…
  
  – Нет! – Она повысила голос. – Извинения – это мало. Ты должен ответить мне – нам! – на кучу вопросов. Понял, сукин ты сын?
  
  – Синтия, я…
  
  – Довольно болтовни! Зачем кто-то из твоих полез в наш дом? Откуда у вас ключ? Что вообще происходит? А Стюарт? Твоя работа? Ты слал сообщения?
  
  – Какие?
  
  – На телефон Грейс. Она получила эсэмэски от Стюарта несколько минут назад.
  
  – Я ничего не посылал.
  
  Я уловил в его ответе уклончивость: Винс не сказал, что ничего не знает.
  
  – А наш дом, Винс? Ты отправил кого-то залезть в наш дом? Чего ради? Чтобы похитить Грейс? Заткнуть ей рот? У тебя это было на уме?
  
  – Он думал, что в доме пусто, – произнес Винс.
  
  – Он?
  
  – Берт. Это был Берт.
  
  Я схватил трубку:
  
  – Зачем? Для чего Берту лезть в наш дом?
  
  Винс немного помолчал, а потом ответил:
  
  – Потому что там деньги.
  Глава 43
  
  Джейн Скавалло добралась до офиса рекламного агентства «Андерс и Фелпс» только к половине одиннадцатого. На одном ее плече висела сумочка, на другом огромная спортивная сумка с торчащей наружу ручкой теннисной ракетки.
  
  – Привет, Джейн! – При ее появлении Гектор, молодой сотрудник за стойкой дежурного, поднял голову. – Похоже, ты устала.
  
  – Отвали, Гектор! – огрызнулась она.
  
  – Да еще опоздала, – с удовольствием напомнил он.
  
  Джейн знала, что неважно выглядит, потому что из-за всей этой истории с домом Каунтчиллов, с Грейс и с Винсом ночью ей было не до сна. Да еще утреннее открытие, что Брайс обманывал ее! В придачу по дороге на работу ей пришлось отвлечься на еще одно дельце.
  
  Швырнув спортивную сумку под свой письменный стол и затолкав ее ногами подальше, Джейн увидела на телефоне мигающую лампочку. Пока ей было не до сообщений. Она встала и направилась в кухонный отсек, посмотреть, варит ли кто-нибудь кофе. Схватив чашку, налила туда горячий кофе и приготовилась пить, как Винс: без сахара и без молока. «Хочешь пить кофе, – учил он ее, – так пей кофе! Не порть его молоком, сливками, сахаром». Она подула на кофе, сделала глоток, покосилась на свое отражение в забранной стеклом газетной рекламе на стене: «Хонда-Риверсайд»! Мы открылись заново и устроили небывалую распродажу!»
  
  Не ее рук дело. Это было еще до ее прихода сюда, но Джейн помнила проблемы этого автосалона. Она работала в «Андерс и Фелпс» недостаточно долго, чтобы ее произведение взяли в рамку и вывесили на всеобщее обозрение, пусть даже в кухонном отсеке. К тому же в наше время удачную рекламу в рамку не заключишь. Кто теперь помещает рекламу в газетах? Кто вообще заглядывает в газеты? Сама Джейн не помнила, когда последний раз брала в руки газету, даже «Нью-Йорк таймс». Когда ей хотелось узнать о событиях в мире – если честно, подобное с ней случалось нечасто, – она заходила в Интернет. Там же, считала Джейн, должны были красоваться объявления ее клиентов. Главное – найти правильный сайт и угадать адресатов. Или выяснить привычки людей и поместить всплывающий баннер там, куда они чаще всего заходят. Следующим за газетами по степени устарелости шло радио, однако реклама на радио была не так уж бесполезна. Люди день-деньской не вылезают из своих машин и не выключают в них радио. Иногда это срабатывает.
  
  Как будто ей есть до всего этого дело! Разве этим она стремится заниматься? Арчер – вот кто ее разгадал! Джейн хотелось сочинять, только не дурацкие джинглы для автозаправок и для компаний по ремонту плит. Романы! Про то, что значит сейчас быть молодой женщиной. Про то, как решается проблема, куда себя девать в этой жизни. Как за все приходится сражаться. Никто не желает принимать тебя на постоянную работу: сплошь краткосрочные контракты без всяких льгот. Куда ни плюнь, всюду 22. Если тебе 22 года, компании норовят запрячь тебя на 22-часовой рабочий день за 22 штуки баксов в год. Не нравится – твое дело, тебе же хуже. Вот и в «Андерс и Фелпс» так же.
  
  Джейн вернулась за свой стол, поставила кофе и стала проверять звонки. Накануне она названивала на пару дюжин номеров взятых наугад милфордских фирм. Из трех перезвонили с благодарностью и с отказом. Мол, на рекламу денег нет, тяжелые времена. Тупицы! В тяжелые времена надо напоминать о себе. Когда заказов мало, приходится изо всех сил подманивать те, что есть. Но сколько Джейн их ни убеждала, тупость оставалась непобежденной.
  
  А Брайс? Болтал про выступление, а сам не выступал! Джейн не подала виду, что прочитала сообщение в его телефоне. Она положила телефон на тумбочку около кровати экраном вниз. Когда Брайс вышел из ванной, сказала, что телефон вибрировал. Он стал проверять, отвернувшись от нее.
  
  – Что там? – спросила Джейн.
  
  – Ничего. Хартли предлагает порепетировать что-нибудь новенькое.
  
  Джейн видела, как он возит пальцем по экрану – не иначе, стирает переписку на случай, если она проявит излишнее любопытство. У Джейн имелась догадка – про Мелани. А еще подруга! Она замечала, что между ними что-то есть. Не в открытую, конечно. Не сказать, чтобы в прошлую встречу Мелани при всех полезла к Брайсу и засунула свой язык ему в глотку. Зато каждое его слово заставляло ее хохотать, а ведь Брайс, если честно, далеко не комик-разговорник. Еще Джейн была уверена, что видела, как он украдкой поглядывал на подлую Мелани. Причем не раз.
  
  Джейн взяла свой телефон и нашла номер Мелани. Как лучше к ней подобраться? Что написать, чтобы подловить? «Выпьем вместе после работы? Была на группе вчера вечером? Я не смогла». Отправила это сообщение и взялась за работу. Предстояло сочинить радиорекламу юридической конторы, а потом придумать, как прорекламировать защитный чехол для матраса, обойдясь без слова «пятно». Ее телефон завибрировал. Мелани ответила: «Да, выпьем. Еще как. В баре была. Брайса не было. Болен?» Любопытно! Этот ответ следовало обдумать. Мелани его не прикрывала. Если бы они с Брайсом провели время вместе, она бы солгала. Сказала бы: да, слышала группу, Брайс – молоток. Что-нибудь подобное.
  
  Джейн ответила: «Черт, столько вдруг навалилось. Сегодня никак. Сегодня утром Брайс как будто был ОК». Раз он не был с Мелани, чем же занимался? С кем? К черту гадания. Она позвонила самому Брайсу. Через несколько секунд раздался его голос:
  
  – Привет, детка! Прости за утро. Наверное, мы оба встали не с той ноги или…
  
  – Только не ври мне! Не ври, когда задам тебе вопрос.
  
  – Ты о чем?
  
  – Где ты был вчера вечером? Я знаю, что не с группой.
  
  Повисла тишина.
  
  – Ты меня слышишь, Брайс? Не смей притворяться, будто это помехи со связью.
  
  – Понимаешь, я не мог туда добраться, неважно себя чувствовал…
  
  – Где же ты ошивался, если не там? Ждал приема в больнице, чтобы тебя вылечили от соплей?
  
  – Джейн, я… Прямо сейчас я не могу…
  
  – Зато я могу.
  
  – Сама знаешь, в последнее время между нами не все в порядке. Ты постоянно срываешься. Иногда говоришь с тобой – а ты как на другой планете. Не слышишь ничего из того, что я…
  
  – Скажи, как ее зовут! – бросила Джейн. Рядом с ней молча встал Гектор.
  
  Брайс тяжело вздохнул:
  
  – Я опрокинул по рюмочке со Стеф, только и всего. Невинная выпивка.
  
  – Свидание со стафилококком?
  
  Гектор скрестил руки и забарабанил пальцами по локтю.
  
  – Джейн, не обзывай ее. Просто она умеет выслушать, и…
  
  – Я разговариваю! – прошипела Джейн Гектору.
  
  – Похоже на личный звонок.
  
  – Ну и чутье у тебя!
  
  – Тебе лучше успокоиться.
  
  – А в чем дело?
  
  – То ты говоришь мне отвалить, то…
  
  – Вот-вот! Отвали, Гектор.
  
  – Я как раз об этом. О нарушениях офисного кодекса поведения.
  
  – Все, Брайс! – бросила Джейн в трубку.
  
  – Лучше поговорим после, когда ты…
  
  – Нет уж, прощай. – Она повернулась к Гектору: – Офисный кодекс поведения? Можешь поцеловать меня в костлявый белый зад. Чего тебе?
  
  – С тобой желает поговорить какая-то женщина, – сообщил он.
  
  – О чем? Я зацепила ее машину?
  
  – Ну, ты стерва! Она пришла нанять тебя. Слышала про рекламные кампании? Между прочим, это наша специализация.
  
  – Отправь ее в переговорную. Я буду через минуту.
  
  – Знаешь, – тихо произнес Гектор, наклонившись над ее столом, – я, пожалуй, настучу на тебя мистеру Андерсу. Хотя ты, по-моему, просто берешь у него в рот.
  
  Джейн, пару раз моргнув, нашлась с ответом:
  
  – Конечно. Только он признался, что я тебе в подметки не гожусь.
  
  Гектора как ветром сдуло. Джейн взяла блокнот, ручку и айпад в красивом черном чехле. Если потенциальной клиентке захочется познакомиться с ее прежними работами, она покажет их ей на планшете. Джейн помедлила минуту-другую, чтобы не опережать клиентку. Важно правильно обставить свое появление. Сидеть и ждать – никуда не годится: подумает, чего доброго, что тебе больше нечем заняться. Пусть лучше клиент считает, что ты делаешь ему одолжение, выделяя на беседу немного своего бесценного времени.
  
  В переговорной ее ждала миловидная брюнетка в тонком жемчужном ожерелье, вставшая и показавшая в широкой улыбке отменные зубы.
  
  – Сидите. – Джейн протянула ей руку. – Рада познакомиться. Был срочный разговор.
  
  Теперь она была сама деловитость. «Успокойся, – сказала Джейн себе. – Выбрось из головы Брайса. Задвинь его в дальний ящик. У тебя это всегда хорошо получалось».
  
  – Ничего страшного, – произнесла женщина.
  
  – Я Джейн Скавалло. – Она протянула свою визитную карточку.
  
  – Прекрасно. Я слышала хорошие отзывы.
  
  «Неужели?» – чуть не сказала Джейн. Нет уж, комплименты должны восприниматься как должное.
  
  – А вы…
  
  – Я – лучший лайф-коуч в южном Коннектикуте, – ответила гостья.
  
  – Кто, простите?
  
  – Лайф-коуч, инструктор по жизни. Решила вот обновить клиентуру и задумалась, не провести ли рекламную кампанию. Конечно, у меня свой веб-сайт, но ведь люди еще должны этот сайт найти… Узнать о его существовании.
  
  «Стеф? – крутилось тем временем в голове у Джейн. – Брайс встречался со Стефани?»
  
  – Как ваше мнение? – спросила женщина.
  
  – Простите?
  
  – Вы сумели бы прорекламировать меня и привлечь клиентов?
  
  – По-моему, для начала вам следует представиться.
  
  – Да… – Женщина с улыбкой протянула руку. – Меня зовут Регина. Можете назвать меня Регги, так все делают.
  Глава 44
  
  Горди с Бертом залезли в фургон, стоявший позади мастерской. Берт сел за руль, Горди занял место рядом.
  
  – В голове не укладывается, – признался Берт, отъезжая от мастерской.
  
  – Что именно? – спросил Горди.
  
  – Смеешься? Элдон! Не могу поверить, что он пробил Элдону билет.
  
  – Раз он так поступил – значит, на то была причина. Он же сказал, что Элдон хотел заложить нас. Да, с его сыном произошла скверная история и он сильно огорчился. Но если из-за него под угрозой оказалась наша безопасность, то как еще Винсу следовало поступить?
  
  Вид у Берта был больной.
  
  – Лучше не рассказывай мне про сына… Тебе не пришлось ехать на ферму.
  
  – Прости, дружище. Досталось тебе!
  
  – Я так не могу. Провались оно все!
  
  – Лучше держи язык за зубами, – посоветовал Горди. – Мало ли что бывает… Через день-два тебе полегчает.
  
  – Тебе виднее… – пробормотал Берт. – Ты все видишь ясно. Убеди меня, что мы не в дерьме.
  
  Горди отвел взгляд.
  
  – Ты о чем?
  
  – О том, что босс стал другим.
  
  – У него умерла жена. Он тяжело болен. Сам видишь, сколько сразу всего на него навалилось. Представь, каким бы сам был, если бы умерла твоя жена.
  
  Берт посмотрел на него и хохотнул:
  
  – Ты серьезно?
  
  – Ладно, наверное, это плохой пример.
  
  – Это лучшее, что со мной могло бы случиться. Джанин звала меня на переговоры – они как раз сейчас идут – в дом престарелых, где держат ее мамашу. Старую каргу вышвыривают оттуда за неуживчивость. Знаешь, что надумала Джанин? Догадайся.
  
  – Сдаюсь.
  
  – Она надумала поселить ее с нами.
  
  – Чтоб ее! Ты не должен этого позволять.
  
  Берт в отчаянии махнул рукой:
  
  – Что поделать? Джанин не переубедить. А уж когда они соберутся вместе и заорут, что я кругом не прав… – Он помолчал. – Иногда я думаю: а если удрать и больше не возвращаться? Дома не жизнь, а ад, на работе не лучше…
  
  Горди молча ждал продолжения.
  
  – Говорю тебе, Винс гонит порожняк. Все у него валится из рук. А теперь нас вообще нокаутировали. Что будет, когда владелец денег вернется за ними? А у нас их нет. Что тогда?
  
  Горди помалкивал.
  
  – Что тогда, а? Как бы ты сам поступил, если бы отдал столько деньжищ кому-то на хранение, а их посеяли? Ты что, сказал бы: «Ну, что ж, бывают в жизни неприятности» – и махнул рукой? Или вышиб бы мозги? Лично я знаю, что сделал бы…
  
  – Это еще одна причина выяснить, что стало с деньгами, – рассудительно изрек Горди.
  
  – Кто спорит? Я о другом: а если мы этого не узнаем? А наша колымага накрепко сцеплена с Винсом. В нем едва душа держится, и раз мы от него ни ногой, нам тоже кранты. История с Элдоном открыла мне глаза.
  
  Горди сидел молча.
  
  – Тебе нечего сказать?
  
  – Есть: зря ты ведешь такие речи, Берт. Винсу они не понравились бы.
  
  – Хочешь настучать ему?
  
  – Ясное дело, нет. Но ты рискуешь, даже когда думаешь так. Винс прикончил Элдона. Пощадил бы он тебя или меня, если бы мы просто косо взглянули на него?
  
  – Вот и я о том же. Собираешься это терпеть? Постоянно дрожать, что босс зайдет тебе за спину и выстрелит в затылок или перережет глотку?
  
  – Я слышу, что ты говоришь, но…
  
  – Что «но»? Я за ним наблюдаю. Иногда кажется, будто Винс где-то витает. Он и так одной ногой в могиле! Сопит, словно у него сердечный приступ или еще что. Рак пожирает его изнутри. Вот он и цепляется за все, что попадается под руку, чтобы не шлепнуться. Видал, как Винс ходит? Прихрамывает на каждом шагу. Когда мы ехали с ним накануне, он ныл, что ему ужасно больно вести машину. Немудрено, с этим его вонючим пакетом…
  
  Горди смотрел через ветровое стекло.
  
  – Ладно, забудь. – Берт в сердцах ударил ладонью по рулю. – Спрячь голову в песок.
  
  – Посмотрим, что будет дальше. Может…
  
  – Ты знаешь, куда ехать?
  
  – Вон туда.
  
  Берт резко свернул влево. Фургон был почти пустой, но все равно отчаянно громыхал на малейшем ухабе.
  
  – Я не прячу голову в песок, – произнес Горди. – Я вижу то же, что ты, не слепой. Но делать-то что? Думаешь подать заявление об увольнении? Типа «извини, Винс, поступило предложение лучше твоего»?
  
  Берт усмехнулся.
  
  – Придумал! – воскликнул Горди. – Скажи ему, что тебя позвали в мафию.
  
  – В том-то и дело, что Винс – не мафия. Это из мафии никого не выпускают: раз попал – тяни до конца. А Винс сам по себе, он один. От Винса можно уйти.
  
  – Ты ошибаешься. Ты… На следующем светофоре направо, он где-то там… Если от Винса уйти, он тебя выследит и пришьет. Говорю тебе, с ним шутки плохи. Вот помрет – тогда скатертью дорога.
  
  – Может, я и не стану так долго ждать, – сказал Берт, крутя руль.
  
  – Попридержи язык!
  
  – Я не говорю, что собираюсь в бега. Но если так и дальше пойдет, он долго не протянет. Не хочется здесь находиться, когда…
  
  – Вон он! Видишь, впереди, на противоположной стороне? Это не он?
  
  Берт затормозил на обочине. На противоположной мужчина вел на поводках двух собак – золотистого лабрадора и пуделя.
  
  – Он самый, Брейтуэйт, – определил Берт. – Чутье мне подсказывает, что это его рук дело. Держу пари, его!
  
  – Как бы нам не помешали шавки…
  
  – Лабрадоры – добряки, а уж пудель… – Берт хмыкнул. – Он бы мог с тем же успехом выгуливать кошек.
  
  Он посмотрел в зеркало, вывернул руль до упора и затормозил на другой стороне улицы. Горди вылез из кабины и встал посередине тротуара. Брейтуэйт остановился, а собаки нет – им хотелось бежать вперед.
  
  – Натаниэл, кажется?
  
  – Да, – удивленно ответил тот.
  
  Горди улыбнулся:
  
  – Мы партнеры Винса Флеминга. Нам надо поговорить с вами.
  
  – Вот-вот, я как раз собирался звонить ему! Хотел обсудить с ним наше… соглашение.
  
  – Удачное совпадение. Вот только собачек вам придется отпустить.
  
  Берт успел тоже вылезти из фургона и стоял рядом с Горди в темных очках, скрестив руки, убедительно играя свою роль.
  
  – Вот только догуляю с ними – и буду готов где-нибудь с ним встретиться, – сказал Брейтуэйт.
  
  Горди покачал головой:
  
  – Нет, это срочно. Собак мы с собой не возьмем.
  
  У Натаниэла Брейтуэйта вырвался нервный смешок:
  
  – Не могу же я просто взять и спустить их с поводков!
  
  – Еще как можете. Спустите, и дело с концом. Предоставьте им свободу.
  
  – Вы не понимаете, я за них отвечаю. Хозяева доверяют мне своих питомцев, и я…
  
  – Хозяева вам доверяют? Хорошо.
  
  Берт приподнял куртку, показав Натаниэлу револьвер за поясом.
  
  – Прошу вас! – взмолился тот. – Позвольте хоть отвести их домой!
  
  – Чтобы ты сбежал? – спросил Горди. – Ничего не выйдет.
  
  – Чего ради мне бегать?
  
  Пришлось Горди тихо обратиться к Берту, так, чтобы услышал Брейтуэйт:
  
  – Пристрели шавок.
  
  Берт положил правую руку на рукоятку револьвера.
  
  – Ладно, ладно! – Брейтуэйт опустился на колени и отстегнул поводок от ошейника сначала пуделю, потом лабрадору.
  
  Собаки кинулись в соседний двор и там принялись нюхать траву, деревья, друг друга. Брейтуэйт с тревогой наблюдал, как они убегают все дальше. Берт отодвинул боковую дверь фургона.
  
  – Едем! – скомандовал он.
  Глава 45
  Терри
  
  – О чем ты говоришь, черт возьми? – спросил я Винса. Синтия стояла рядом, вдавливая трубку себе в ухо, чтобы не пропустить ни слова. – Какие деньги? В этом доме есть деньги?
  
  – Я выбрал вас с самого начала, – ответил Винс. – Что может быть чище такой парочки – муж учитель, жена работает в департаменте здравоохранения? Ответственные, достойные служащие. Полиция ни за что не нагрянула бы к вам с обыском. Вы бы за миллион лет их не дождались.
  
  – Ты что-то спрятал в нашем доме?
  
  – Не хочется это обсуждать по телефону. Я скоро подъеду к вам и избавлю вас от обузы.
  
  – Сукин сын! Если ты что-нибудь здесь спрятал, значит, подверг нас риску и…
  
  – Говорю тебе, я позабочусь об этом.
  
  – Ты все слышала? – обратился я к Синтии.
  
  Она кивнула, в ее глазах мелькнул страх:
  
  – Полная бессмыслица! Ничего не понимаю!
  
  – Ты слышала. Это потому, что мы такие чистенькие. Таких, как мы, никогда не заподозрили бы в укрывании чего-то незаконного. Краденое? Похищенные деньги? Невозможно!
  
  Я пытался осмыслить услышанное. Не это ли Винс имел в виду, спрашивая меня, где в доме Каунтчиллов побывали Грейс и Стюарт? Не искали ли они там чего-нибудь еще, кроме ключей от «порше»?
  
  – Сукин сын, – прошипел я.
  
  – Что такое?
  
  – Эти его делишки… Он рассовал свои деньги по чужим домам на случай обыска у него дома.
  
  – Но это же безумие! – воскликнула Синтия.
  
  – Но если у нас здесь спрятаны деньги, а мы не в курсе, то, вероятно, это не такое уж безумие.
  
  Мы ошеломленно переглянулись.
  
  – Цокольный этаж! – сообразил я. – Если этот мерзавец тут что-то спрятал, то скорее всего на цокольном этаже.
  
  Я пулей вылетел из спальни, Синтия бросилась за мной. Стоило нам проскочить мимо комнаты Грейс, как она просунула голову в дверь.
  
  – Что случилось?
  
  Мы ничего не ответили. Через десять секунд я примчался в наш полуподвал и кинулся в котельную. Она была устроена на северной стороне, в углу комнаты, где мы смотрели фильмы. Котельная имела восемь футов в длину и четыре в ширину, в ней помещался котел, нагреватель и коробки.
  
  – Наверное, это здесь, – сказал я.
  
  – Я даже не знаю, что мы ищем, – произнесла Синтия. – Ящик с деньгами? Ерунда! Коробка из-под обуви? Из-под бутылок? Еще что-нибудь?
  
  – Неизвестно.
  
  На первой попавшейся мне в руки коробке было написано фломастером «Семейные фотографии», на другой – «Рецепты-2007». Я вытащил их, упал перед плазменной панелью на колени, открыл обе коробки и стал в них рыться. Попадались сплошь обрывки бумаги, конверты из фотомастерских со старыми фотографиями, сделанными на отдыхе, которые мы так и не удосужились вставить в альбомы.
  
  – Тащи другие коробки! – скомандовал я.
  
  – Глупость какая-то, – проворчала Синтия, но послушалась.
  
  Всего коробок было с десяток. Опять рецепты, фотографии. В двух лежали видеокассеты с фильмами, которые мы зачем-то хранили, хотя уже лет десять не имели видеомагнитофона, в других коробках были компакт-диски, переставшие нас интересовать, а также мои школьные сочинения. Мы все высыпали на пол. Никаких денег.
  
  Дочь спустилась вниз и уставилась на нас.
  
  – Тебе чего, Грейс? – спросил я.
  
  – Что сказать Терезе?
  
  Мы с Синтией переглянулись.
  
  – В каком смысле? – уточнила она.
  
  – Она здесь. Сказать, что выдался неважный денек? Или все отлично, не считая того, что к нам ломился какой-то тип, чтобы убить меня?
  
  Мы не знали, что ответить дочери, и глупо переглядывались.
  
  – Передай ей, что мы сейчас поднимемся.
  
  – Ладно. – Грейс побежала наверх.
  
  – Чтобы сюда попасть, человеку Винса требовался ключ, – заметил я.
  
  – И код, – добавила Синтия. – Ты сам говорил, что ключом он мог обзавестись множеством способов, но вот кодом… Код был известен всего четверым.
  
  Мы поднялись наверх. Тереза стояла около двери. Ей было около пятидесяти лет. Насколько мы знали, она убиралась в чужих в домах с тех пор, как приехала из Италии тридцать лет назад. У нее сохранился акцент, но сам английский был безупречный, и я знал, что она много читает. Мы отдавали ей все свои книги в бумажных обложках, как только сами прочитывали их.
  
  – Вы целы? – спросила она своим высоким голосом. – Машина! Что с машиной? Тормоза? Вы чуть не врезались в дом!
  
  – Рулевое управление, – ответила Синтия. – Придется вызвать мастера. Еду по улице, потом смотрю – а я уже на лужайке!
  
  – О! – Тереза схватилась за щеки. – Вы могли убиться!
  
  – Была такая опасность, – кивнула Синтия и бодро улыбнулась. – Ну и денек!
  
  – Может, заварить чай? – предложила она. – Он вас успокоит.
  
  – Это лишнее.
  
  – Странно, что все дома, – продолжила Тереза. – Он, – Тереза указала на меня, – еще понятно, учителя летом отдыхают, но вас и Грейс я застать не ждала. Да еще автомобиль на лужайке! Вы возвращаетесь домой? Только ответьте «да»! Знаю, это не мое дело, но мне больно оттого, что вы врозь. Это неправильно. Что мне сделать? Могу работать, могу вернуться в другой день, если сейчас не время…
  
  – Останьтесь, – решила Синтия. – Надеюсь, вы кое в чем поможете нам.
  
  – Правда? – обрадовалась Тереза.
  
  – Хочу рассказать вам, что произошло сегодня утром и почему я свернула во двор.
  
  – Так дело не в руле?
  
  – Нет. Я ехала мимо и увидела мужчину.
  
  – Какого мужчину? Где?
  
  – Он пытался войти в дом. Я свернула на лужайку, чтобы напугать его.
  
  – Грабитель? Он ломал дверь?
  
  – Нет, он не ломал. У него был ключ.
  
  У Терезы дернулся уголок рта – чуть-чуть, но я заметил.
  
  – Ключ? У мужчины был ключ? – уточнила она.
  
  – Вот именно. – Голос Синтии звучал спокойно, без намека на угрозу. – Понимаете, Грейс находилась дома, она слышала, как он позвонил в звонок, потом постучал, но не стала открывать незнакомцу. И тогда он вставил ключ в замок.
  
  – Боже мой, ужас-то какой! – ахнула Тереза. – Сильно же ты перепугалась! – обратилась она к Грейс, появившейся у двери кухни.
  
  – Естественно, – сказала та.
  
  – Непохоже, чтобы этого человека волновала сигнализация, – продолжила Синтия. – Вы же знаете, на стене у двери есть наклейка, что дом на сигнализации. Поэтому он должен был знать, что, открыв дверь, надо сразу отключить систему. Это невозможно сделать, не зная кода. Значит, он умел отключать ее.
  
  Синтия сделала паузу, готовя убийственный вывод.
  
  – Мы не можем понять, откуда у этого человека ключ и код. Наверное, он воспользовался одним из наших ключей, чтобы сделать копию, а код ему кто-то сообщил.
  
  Тереза кашлянула, посмотрела по сторонам, напоминая испуганного, загнанного в угол зверька.
  
  – Грейс… – прошептала она. – Подростки – они такие: любят проникать в дома в отсутствие хозяев. То у них вечеринки, то секс…
  
  – Я не поняла, – вмешалась Грейс. – Я все слышала.
  
  – Просто делюсь своими знаниями о современных детишках.
  
  – Думаете, тот человек тоже так мне сказал? – спросила Синтия.
  
  Интересно! Она решила рискнуть.
  
  – Вы с ним разговаривали? – недоверчиво промолвила Тереза. – Кажется, вы сказали, что спугнули его, когда чуть не сбили?
  
  – Спугнула, – кивнула Синтия. – Cо страху он перепрыгнул через куст и подвернул ногу. Терри на него набросился!
  
  Я узнал, что тоже сыграл во всем этом роль.
  
  – Поэтому мы смогли расспросить его, – не унималась Синтия. – Еще до того, как человека увезла полиция. Представляете, что он нам рассказал?
  
  Тереза по-прежнему выглядела как загнанный в угол зверек, но уже изготовилась к бою.
  
  – Все он вам наврал! – крикнула она. – Вранье все это!
  
  – Неужели? – притворно удивилась Синтия. – А ведь вы еще не знаете, что он сказал. Что, по-вашему? Что вы дали ему наш ключ? И код он знает тоже от вас?
  
  – Полиция… Полиции он тоже так сказал?
  
  – Вряд ли. Уверена, я могу это предотвратить, если поделитесь подробностями.
  
  Тереза размышляла, пойдет ли ей на пользу откровенность. Синтия ждала.
  
  – Он говорил, что ничего плохого не сделает, – проговорила Тереза. – Ничего не украдет и не сломает, никто никогда не узнает, что он заходил в дом. Ему просто надо было здесь побывать.
  
  – Он объяснил, зачем? – спросил я.
  
  – Я не спрашивала. Все, что спросила, – не извращенец ли он и не установит ли камеры, чтобы наблюдать за вашей дочерью в душе.
  
  Грейс закатила глаза.
  
  – Страшный был человек, такому не откажешь.
  
  – Опишите его! – потребовала Синтия.
  
  Из краткого описания можно было заключить, что Терезе повезло общаться с самим Винсом.
  
  – Да, еще у него был такой смешной мешочек под рубашкой и под штанами, – вспомнила она. – Однажды, года три назад, он явился сюда. Наблюдал за домом и видел, как я вхожу. Когда я уже садилась в машину, он со мной заговорил и узнал, что я у вас убираюсь. Наверное, говорит, я смогу ему помочь. Я думала, он про уборку, но он ответил, что дело в другом. Он уже навел обо мне справки и знал, что мой сын сидит в тюрьме. Сказал, что много кого знает и может сделать так, что сыну там не поздоровится. А может и замолвить за него словечко.
  
  Мы с Синтией украдкой переглянулись. Сын Терезы в тюрьме?
  
  – Он сказал, что если я ему помогу, то он замолвит словечко за моего Фрэнсиса и мне самой подкинет деньжат.
  
  – В общем, вы нас продали, – произнесла Синтия.
  
  – Думаете, вы для меня важнее моего сына? – усмехнулась Тереза.
  
  – Мы ничего о нем не знали, – добавила Синтия.
  
  – Конечно, где вам! Вы никогда ничего не спрашивали о моей жизни. Я – просто человек, который убирает ваш мусор и наводит порядок.
  
  Возможно, Синтия и почувствовала себя виноватой, однако сказала:
  
  – Вы уволены, Тереза.
  Глава 46
  
  – Лайф-коуч? – повторила Джейн.
  
  Женщина, которую все называли Регги, сказала:
  
  – Если у вас проблемы на работе или с парнем, если ищете собеседника, человека, с которым будете говорить и который будет вас слушать и предлагать разные пути, то это я. Например, у вас есть молодой человек. Все ли хорошо? Полностью ли вы удовлетворены этими отношениями? Если нет, то почему? Вы, наверное, обсуждаете это со своими подругами, но насколько они годятся для того, чтобы давать вам советы?
  
  – А вы годитесь?
  
  Регги кивнула:
  
  – У меня удостоверение лайф-коуча. Учтите, я не выдаю себя за психиатра или психолога. Это люди с серьезным медицинским образованием, и если у вас серьезное расстройство – двуполярность, шизофрения, клиническая депрессия, – то вам не ко мне. У меня случаи попроще. Вы мучаетесь от нерешительности, вам кажется, будто угодили в яму, проснувшись утром, чувствуете, что не сумеете прожить еще один день, занимаясь все тем же. Вы не знаете, как изменить положение. Надо с кем-то поговорить, но люди вокруг для этого не годятся. Мама с папой? У них полно предрассудков…
  
  – Да, – кивнула Джейн.
  
  – Когда человек обращается ко мне, у меня нет о нем никакого мнения. Я его не сужу. Не начинаю выговаривать: раз вы никогда ничего не добивались, то с чего взяли, что теперь у вас получится? Одна позитивная энергия. Я добавляю, а не отбираю. Хочу, чтобы вы знали, что вам доступны перемены, вы способны изменить свою жизнь, достичь своих целей. Я упрощаю вам эту задачу при помощи диалога, ободряю. Это и есть моя тренерская работа. Поэтому я и называю себя тренером.
  
  – Да уж! – только и сказала Джейн, не записавшая в своем блокноте ни одного слова.
  
  – Подобное содействие нужно очень многим. В основном женщинам, потому что мужчины стесняются признаваться другим, что им нужен совет. Сами знаете, они никогда не спросят подсказки, даже когда заблудятся, бесцельно проколесив целый час.
  
  – Точно, – согласилась Джейн.
  
  Регги откинулась в кресле, пытливо посмотрела на нее и произнесла:
  
  – Вижу, вы отнеслись к моим речам скептически.
  
  Джейн подняла руки:
  
  – Я не пытаюсь судить. Вы предлагаете услугу и должны ее рекламировать.
  
  – По-вашему, это пустые слова?
  
  – Ничего подобного я не говорила.
  
  – Вы сейчас в отношениях, и они спотыкаются. Ведь так? Я права?
  
  – Что?
  
  – У вас тушь размазалась. Вы плакали.
  
  Джейн прикоснулась к глазу и поморгала. Требовалось зеркало, но его рядом не было.
  
  – Все как-то непросто, – призналась она.
  
  – Другая женщина?
  
  – Не знаю… Знаю только, что он обманул меня. Насчет того, где находился вчера вечером.
  
  – Думаете, он вам и раньше врал?
  
  – Это первый раз, когда я совершенно уверена.
  
  – Вы должны задать себе главный вопрос. Как его имя?
  
  – Брайс.
  
  – Спросите себя: я доверяю Брайсу? Если ответ отрицательный, то второй вопрос: представляю ли я совместную жизнь с человеком, которому не доверяю?
  
  Ошеломленная Джейн тряхнула головой.
  
  – Мне бы не хотелось… Где мы остановились? Вы предпочитаете радио? Расширенное присутствие в Интернете? Телевидение, думаю, не подойдет, потому что цена была бы запредельная, хотя мне неизвестен ваш бюджет. Если среди ваших клиентов Том Круз, то, конечно, деньги для вас не проблема.
  
  Регги сочувственно улыбнулась:
  
  – Согласна, перейдем к делу. Я…
  
  Из ее сумки донесся короткий сигнал.
  
  – Извините, я только проверю… – Регги порылась в сумке и нашла телефон. – Это клиентка, подтверждает встречу сегодня утром. Клянусь, стоит людям со мной связаться, дальше они шага не делают, не спросив моего мнения. – Глядя в телефон, она нахмурилась: – Совсем забыла, у нас с ней встреча через двадцать минут. Вы не поверите, сколько встреч у меня уже состоялось сегодня. Наверное, мы с вами…
  
  – Может, нам лучше встретиться сегодня после обеда? – предложила Джейн уже другим, более заинтересованным тоном.
  
  – Ничего, все в порядке. Я захватила с собой охапку рекламных материалов – брошюры, пара статей в милфордской газете и в «Нью-Хейвен реджистер», – но, кажется, все забыла в машине. Я бы за ними сходила, вот только… – Она опять проверила время. – Вряд ли успею принести все это сюда.
  
  – Давайте я провожу вас до машины? – проговорила Джейн. – Побеседуем по пути, вы отдадите мне материалы, и мы договоримся о новой встрече. Я успею все просмотреть и подготовить рекомендации.
  
  Регги просияла:
  
  – Отлично!
  
  Обе встали. Джейн забрала свой телефон.
  
  – Кстати, Регги, как вы обо мне узнали? – спросила она по пути к лифту.
  
  – Увидела ваше имя… Сейчас припомню где… На встрече с агентом по недвижимости. Вы работали с риелторами?
  
  – Делала радиоролик для Белинды Мортон, – ответила Джейн. – Это местный риелтор.
  
  – Тогда, наверное, я запомнила ваше имя у нее, – улыбнулась Регги, когда Джейн нажала кнопку вызова. – Она так вас расхваливала!
  
  – В следующую встречу надо будет ее поблагодарить.
  
  Дверцы лифта разъехались, они вошли в кабину. Джейн нажала кнопку нижнего этажа.
  
  – Вы из Милфорда? – спросила она.
  
  – Я выросла не здесь. Родом я из Дулута.
  
  – Никогда там не бывала, – сказала Джейн. – Наверное, там холодные зимы.
  
  – Да. Но и тут в последние два года снега было много. Помните ураган «Сэнди»? Вы его застали?
  
  Джейн кивнула:
  
  – Это что-то невероятное! Мой отчим живет у пляжа, на Ист-Бродвей. Там почти все поломало. Но его дом удалось отремонтировать. Многие дома пришлось просто снести.
  
  – Чем он занимается? – поинтересовалась Регги. – Вдруг я с ним знакома?
  
  – Ну, – Джейн вышла в открывшиеся двери, – я вряд ли ошибусь, если скажу, что он не пользовался вашими услугами. Как и услугами других лайф-коучей.
  
  – Я же говорю, мужчины терпеть не могут расписываться в своей слабости.
  
  – Да уж! – Они вышли из здания. – Где вы оставили машину?
  
  – Вон там, – указала Регги. – На стоянке не было места, я нашла местечко подальше. Извините, что вытащила вас с работы.
  
  – Ничего страшного. Регги, а какие средства вы намерены потратить на рекламу?
  
  – Я в этом совершенно неопытная, сделала только вебсайт. Даже не я сама, а один паренек, специалист по компьютерам. Потратиться пришлось только на регистрацию… как его? Доменного имени. Тысячи долларов хватит?
  
  Они свернули в проулок. Джейн покачала головой:
  
  – Если честно, то тысячи будет маловато. За эти деньги я смогу предложить парочку объявлений, но вам ведь нужна реклама на радио, а это стоит гораздо дороже.
  
  – Вот мой автомобиль, – сказала Регги, доставая ключи.
  
  – Отличный «БМВ»! – похвалила Джейн. Машина стояла рядом с внедорожником «лексус». – Похоже, лайф-коучинг приносит больше, чем я предполагала.
  
  Регги открыла заднюю дверцу и наклонилась за чемоданчиком.
  
  – Лайф-коучинг здесь ни при чем, – ответила она. – Автомобиль мне купил Уэйт, муж.
  
  – Вот оно что! Чем занимается ваш муж?
  
  Регги оглянулась, чтобы ответить, но ее внимание привлекло что-то у Джейн за спиной.
  
  – Мы вместе занимаемся налоговыми мошенничествами, а недавно он помог мне убить человека, у которого не оказалось того, что, по нашему мнению, должно было находиться у него.
  
  Джейн замерла.
  
  – Что?!
  
  – Это еще не все. – Регги выпрямилась. – Мы также похищаем людей.
  
  Тут кто-то, оказавшийся за спиной у Джейн, накинул ей на голову брезентовый мешок, и свет в ее глазах померк.
  Глава 47
  
  – Это надолго? – спросил Натаниэл Брейтуэйт. – Мне еще надо найти Кинга и Эмили.
  
  – Что? Кого? – спросил с переднего сиденья Горди.
  
  За рулем сидел Берт, и скорость он развил порядочную. Брейтуэйт старался сохранить равновесие, что было нелегко, поскольку в фургоне было только два сиденья – водительское и соседнее. Брейтуэйт широко расставил ноги на железном полу и крепко держался за спинки кресел.
  
  – Собак. Это их клички, Кинг и Эмили. Я отвечаю за них. Не найду их, хозяев хватит апоплексический удар.
  
  – Какой удар?
  
  – В общем, они сильно огорчатся. Как бы вы отнеслись к тому, кто потерял собак, не оправдав вашего доверия?
  
  – Я бы психанул, – ответил Горди. – Точно, психанул бы. А ты, Берт?
  
  – Я тоже.
  
  – Вот видите! – воскликнул Брейтуэйт. – Послушайте, зачем я вам? Понадобился мистеру Флемингу? Я как раз собрался с ним поговорить. Хочу положить конец нашему соглашению. От него у меня одни неудобства.
  
  – Правда, что ли?
  
  – А то! Хочу вернуть ему деньги, которые уже получил от него. Это будет по-честному. Для чего мне неприятности?
  
  – Говоришь, собрался ему заплатить? – спросил Горди.
  
  – Конечно. Полностью. Он дал мне три тысячи долларов. Я намерен вернуть ему их.
  
  – Чем?
  
  – Простите?
  
  – Чем, спрашиваю?
  
  – Теми деньгами, которые от него получил. Я их не потратил.
  
  Горди обернулся:
  
  – Разве в последнее время тебе не привалило деньжат?
  
  – Не пойму, о чем вы.
  
  Фургон свернул, и Брейтуэйт с трудом удержался на ногах.
  
  – Когда ты в последний раз находился в доме Каунтчиллов?
  
  – Несколько дней назад. Они уехали в отпуск. Я послал вам сообщение. То есть мистеру Флемингу. Написал, что они будут отсутствовать неделю.
  
  – Сам-то за это время туда не заглядывал?
  
  – Нет. Они отдали собак на передержку.
  
  – Но мог бы, если бы захотел?
  
  Брейтуэйт промолчал.
  
  – Эй! Так что ты на это скажешь?
  
  – Не пойму, на что вы намекаете. Конечно, при желании я мог бы войти в их дом. Вы же знаете, у меня есть ключ. И код я знаю. Мог бы туда войти в любой момент, но мне незачем, раз там нет Менди.
  
  – Кличка собаки? Как в песне Барри Манилоу? – Берт обожал Манилоу, хотя еще лучше относился к «Карпентерс».
  
  – Ага.
  
  – Так ты не был в их доме прошлой ночью, Нат? – спросил Горди.
  
  – Нет. Чего мне туда лезть?
  
  – Может, чтобы решить проблему с деньгами? Я слышал, ты не всегда выгуливал шавок. Этому, кажется, не учат в колледжах. Еще я слышал, что в свое время у тебя был более высокий уровень дохода. Правильно?
  
  – Да.
  
  – У тебя была компьютерная компания.
  
  – По приложениям.
  
  – Это как?
  
  – Мы разрабатывали приложения для телефонов и планшетов. Такая специализация.
  
  Горди кивнул.
  
  – Ну вот, там ты зашибал страшенные деньжищи, а теперь подбираешь с тротуаров дерьмо за собачками. Я бы назвал это падением эпического масштаба!
  
  Все силы Брейтуэйта уходили на удержание равновесия.
  
  – Согласен… – выдавил он.
  
  – Вот мне и кажется, что, увидев возможность вернуть прежнюю лафу, ты бы ухватился за нее.
  
  – Все равно не пойму, о чем вы!
  
  – Зачем, по-твоему, нашему боссу вообще понадобилось проникать в дом?
  
  – Не знаю, не спрашивал. Он дал мне слово, что ничего оттуда не возьмет, ничего не намерен красть и хозяева не узнают, что в доме побывали чужие. Я подумал… ну, не знаю… что он наблюдает из дома за людьми напротив или устанавливает «жучки», подслушивать хозяев.
  
  – Ты не возражал?
  
  – Вашему боссу трудно отказать. – Брейтуэйт покачал головой. – Он сказал, что уже оказал мне услугу. Я ушам не поверил: он будто бы устроил так, что типу, встречавшемуся с моей бывшей, сломали челюсть.
  
  – Точно, – усмехнулся Горди. – Я чуть руку не вывихнул. Этот придурок не ожидал удара.
  
  – Господи, так это вы? – ужаснулся Брейтуэйт.
  
  Горди молча пожал плечами.
  
  – Ну, Винс и говорит: долг платежом красен. Иначе пострадавший узнает, что это я устроил. Умеет он манипулировать людьми! Но мне это не нужно, я больше не хочу быть его должником.
  
  – Вряд ли тебе надо об этом беспокоиться, – заметил Горди. – Я даже могу тебе сказать от имени мистера Флеминга, что твои услуги больше не требуются.
  
  Брейтуйэт решил, что ослышался.
  
  – Серьезно?
  
  – Да.
  
  – Ну, это… Чудесно! Так хорошо, что даже не верится. Я очень вам признателен, очень! Это то, что вы хотели мне сказать? Если да – отлично. Тогда выпустите меня!
  
  – Пока рано, – произнес Берт.
  
  – Что вы делаете? Куда мы едем?
  
  – Ищем место, – ответил Горди.
  
  – Место?!
  
  – Долго еще мы будем мотаться? – обратился Горди к Берту. – Бензин, знаешь ли, недешев.
  
  Горди так увлекся беседой с Натаниэлом Брейтуэйтом, что перестал следить за дорогой. Похоже, они оказались на шоссе на Дерби. Две полосы, движение средней интенсивности, но послабее, чем на Бостон-Пост-роуд.
  
  – Здесь неплохо, – произнес Берт. – Я могу остановиться на обочине. Вряд ли к нам кто-нибудь заглянет.
  
  Колеса фургона зашуршали по гравию обочины. Берт оставил работать мотор, чтобы не выключался кондиционер. Горди встал и пролез между двумя сиденьями назад. Брейтуэйт попятился, пропуская его.
  
  – Я не хочу неприятностей, – промолвил он. – Если вам или мистеру Флемингу что-нибудь нужно, просто скажите.
  
  – Нам нужна правда, – заявил Горди.
  
  Берт вылез из-за руля и тоже перебрался назад, взяв из-под сиденья ящичек из твердого черного пластика. Брейтуэйт вытер со лба пот. Хотя в эту железную клетку поступал воздух, в ней было жарко, к тому же она вдруг показалась очень тесной. Троим взрослым мужчинам было трудно поместиться в ней.
  
  – Я скажу все, что вы захотите, – ответил он, испуганно поглядывая на ящичек в руках у Берта.
  
  – Где деньги?
  
  – Не знаю! Я даже не знаю, о каких деньгах вы говорите.
  
  – О тех, которые ты украл вчера вечером из дома Каунтчилллов. Целых двести штук! Где они? Если ты сразу вернешь их, то легко отделаешься. Но если сначала заставишь нас потрудиться, то тебе не позавидуешь.
  
  – Не брал я никаких денег! Говорите, в доме были деньги? Вот для чего вашему боссу понадобился доступ в дом? Спрятать деньги?
  
  – Ты готов? – спросил Горди у Берта.
  
  Тот кивнул и поставил ящичек на пол. Отщелкнув два клапана, он открыл крышку и достал черно-оранжевую беспроводную дрель.
  
  – Что это? – завопил Брейтуэйт.
  
  Внезапно Горди кинулся на него, зацепил его ногу и опрокинул навзничь, толкнув руками в грудь. Брейтуйэйт рухнул на железный пол. Фургон затрясся. Горди прыгнул на упавшего, сел на него верхом, как хулиган на маменькиного сынка в школьном дворе, схватил за руки и прижал их к полу.
  
  – Слезь с меня! – взмолился Брейтуэйт.
  
  Берт обошел их, остановился у головы лежащего и, держа в правой руке дрель, посмотрел вниз. Щелчок курка – и сверло диаметром четверть дюйма бешено завращалось с дьявольским жужжанием.
  
  – У тебя наверняка кариес? – спросил Берт. – Видел «Марафонца»? По сравнению с нашей бормашиной это детский сад! Ты только открой пошире рот.
  
  – Нет! – Брейтуэйт стиснул челюсти.
  
  Берт опустился на колени и навис над ним, играя курком и извлекая из дрели зловещий визг. Брейтуэйт стискивал челюсти и втягивал губы.
  
  – Не откроет пасть – всади сверло ему в башку! – предложил Горди.
  
  – У тебя последний шанс рассказать нам, где деньги, – сказал Берт. От кончика сверла до губ жертвы оставался дюйм.
  
  – Не знаю!
  
  Берт на мгновение прикоснулся вращающимся сверлом к верхней губе Натаниэла. Тонкая кожица лопнула, брызнула кровь. Натаниэл вскрикнул.
  
  – Ты меня забрызгал, – сказал Горди.
  
  – Извини, – откликнулся Берт. – Может, ну их, эти зубы? Как насчет уха? Будет не так грязно.
  
  Глаза Натаниэла еще больше расширились от ужаса. Когда Берт менял позицию, зазвонил сотовый. Они с Горди переглянулись, не сразу сообразив, чей телефон звонит.
  
  – Не мой, – определил Горди.
  
  – Черт! – Берт положил дрель на пол и полез в карман. Взглянув на экран телефона, он поморщился.
  
  – Джабба? – участливо спросил Горди.
  
  Берт кивнул и приложил телефон к уху.
  
  – Алло! Я же говорил, приехать не смогу. Скажи им, пусть оставят старую каргу себе. Мы ее взять не можем. Да, так я и сказал: старая…
  
  Натаниэл в карате добрался только до фиолетового пояса, но один прием запомнил. Когда на тебе сидят верхом, прижав к полу твои запястья, противник держит тебе руки за счет своей тяжести и тебе их не поднять. Зато можно прижать их к бокам, и тогда тяжесть противника сработает против него. Натаниэл так и поступил: молниеносно проехался руками по полу фургона и прижал их к бокам. Горди, не успев оторвать руки от его запястий, упал вперед. Пока он переворачивался, Натаниэл успел выбраться из-под него и заехал ему открытой ладонью по носу.
  
  – Гад! – крикнул Горди.
  
  Все произошло так быстро, что Берт был застигнут врасплох и застыл с прижатым к уху телефоном. Горди схватился обеими руками за лицо, закрыв себе нос. Брейтуэйт не стал выпрямляться и на четырех конечностях, по-крабьи, метнулся к боковой двери. От нажатия на ручку дверь отъехала, и он спрыгнул из фургона на землю. Фургон стоял далеко от асфальта, над заросшим высокой травой откосом. Брейтуйэт вильнул влево и помчался от фургона прочь. Берт заметил, как он промелькнул мимо лобового стекла и перебежал дорогу.
  
  – Гад! – повторил Горди. Он уже отнял руки от лица и вставал, мешая Берту, собиравшемуся первым пуститься в погоню.
  
  Горди спрыгнул в траву. Под ногами хрустел гравий, и Горди понадобилась секунда, чтобы перейти на бег. Он тоже бросился вперед, чтобы перебежать на другую сторону. Берт услышал душераздирающий визг тормозов и резины по сухому асфальту, потом громкий шлепок. Таким звуком сопровождалось бы падение говяжьей туши со второго этажа.
  
  – Господи! – раздался мужской голос.
  
  Берт открыл задние дверцы. Рядом с фургоном стоял, урча мотором, другой фургон, с эмблемой «Федерал экспресс». Берт протиснулся между двумя бортами и, добравшись до переднего бампера машины службы доставки, застыл. Горди лежал на мостовой, весь в крови. Водитель фургона опустился на колени рядом с ним, но дотронуться до тела ему было страшно. Увидев Берта, он воскликнул:
  
  – Он выбежал прямо передо мной! Клянусь! Я не мог остановиться!
  
  Берт заставил себя оглядеть окрестности. Брейтуэйта и след простыл. Он побегал вокруг фургонов. Проклятый собачник мог исчезнуть в тысяче мест. Участок был лесистый. Поблизости стояли дома, за любым из них было удобно спрятаться. Пусть катится! Берт схватил с пола фургона свой телефон, захлопнул задние дверцы, открыл водительскую дверь и сел за руль. Двигатель еще работал. Не позаботившись задвинуть боковую дверь, он перевел рычаг автоматической коробки и надавил на газ. Водитель фургона, отойдя от мертвого напарника Берта, прижимал к уху телефон.
  
  – Эй! – крикнул он проносящемуся мимо Берту. – Эй!
  
  Берт только прибавил скорость. Он не знал, куда едет. Одно не вызывало сомнения: в кузовную мастерскую он не вернется. И в дом престарелых не поедет. Домой тоже. Он давно все это обдумывал, давно планировал. Только Берта и видели!
  Глава 48
  Терри
  
  После отъезда Терезы мы с Синтией продолжили поиски. Покончив с коробками из котельной, мы занялись чуланом под лестницей. Там тоже обнаружилось с полдюжины коробок. Я вытащил их на середину комнаты, мы выбрали себе по одной и взялись за дело.
  
  Дожидаться Винса – если он сдержит слово и явится – я не стал: предположение о неведомом нам тайнике у нас дома оказалось таким неожиданным, что нам обоим захотелось обнаружить его как можно быстрее. Особенно если его наличие превращало нас в мишени. Спустившаяся вниз Грейс спросила, чем это мы занимаемся.
  
  – Ищем деньги, – честно ответил я.
  
  Она заморгала:
  
  – Так вот где вы их храните?
  
  – Нет, мы думаем, что в доме спрятаны чужие деньги.
  
  – Зачем?
  
  – Хороший вопрос!
  
  – Мне помочь? – спросила Грейс.
  
  – Лучше уйди, – сказала Синтия.
  
  – Они где-то здесь, внизу?
  
  – Мы не знаем, где они. Просто нам показалось логичным начать отсюда, – произнес я.
  
  – Если я их найду, можно оставить их себе?
  
  – Нет! – дружно воскликнули мы.
  
  Это ей не понравилось, но любопытство осталось.
  
  – Вы знаете, сколько денег?
  
  Мы ответили, что не знаем. Грейс вызвалась поискать в гараже и получила наше благословение. Синтия, только что разобравшая коробку с детскими рисунками, подула на волосы, упавшие ей на лицо.
  
  – А если в этих коробках их нет? – спросила она. – А если они… в стенах?
  
  Я замер.
  
  – Не исключено… Хотя нет, вряд ли. Если он спрятал в нашем доме деньги, то так, чтобы можно было легко взять их, а не крушить для этого штукатурку. К тому же их надо было бы еще туда заложить. Не припомню, чтобы однажды, вернувшись домой, я нашел какую-то стену заново оштукатуренной.
  
  – Тогда он должен был куда-то засунуть их. Ты вытаскивал коробки. Ничего не заметил в углах, за стойками?
  
  Это была неплохая идея, потому что между стенками в чулане оставались зазоры. Я полез туда на коленях, все ощупал, но ничего не нашел.
  
  – Может, под кроватями? – предположила Синтия.
  
  – Слишком очевидно. И рискованно. Мы держим там небольшие чемоданы. На посторонние предметы легко можно наткнуться.
  
  Сверху донесся звонок. Мы испуганно переглянулись. Не хотели, чтобы дверь открывала Грейс. Находясь в гараже, она могла услышать звонок. Я кинулся вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
  
  – Я открою!
  
  Дочь высунулась в дверь, соединявшую кухню с гаражом.
  
  – Кто это? – спросила она.
  
  – Не выходи оттуда!
  
  Я подошел к двери и посмотрел в «глазок». Винс Флеминг. Я отодвинул засов и молча открыл дверь.
  
  – Вот и я, – сказал он. – Можно войти?
  
  Я посторонился, пропуская его. Синтия при виде гостя остановилась.
  
  – Сукин ты сын!
  
  Винс не отреагировал – похоже, другого он не ждал.
  
  – Паршивый сукин сын! – повторила Синтия. – Я пила с тобой пиво. Ты сидел и болтал со мной о своей жизни, почти как нормальный человек. Но ты прикидывался. Подонок! Для тебя еще слова не придумано!
  
  Вид у Винса был очень усталый.
  
  – Валяй. Выговорись.
  
  – Ты шантажировал Терезу, чтобы иметь возможность входить в наш дом, когда захочется.
  
  Он покачал головой:
  
  – Никакого шантажа. Я предложил помочь ее сыну.
  
  У Синтии побагровели щеки.
  
  – Почему мы?
  
  – Почему не вы? – усмехнулся Винс. – Выбор что надо.
  
  – Все-таки я не понимаю, – произнес я. – Чем ты занимаешься? Как ты нас использовал?
  
  – Я устраиваю тайники для людей, которые не хотят, чтобы власти нашли их имущество: деньги, наркотики, оружие, драгоценности. Я прячу все это там, где никому не придет в голову искать. В домах людей, которые выше любых подозрений. Хороших честных людей. К ним никогда не нагрянет полиция с обыском. Таких, как вы.
  
  – Не чувствую себя польщенным, – заметил я.
  
  – Таких людей полно, – сказала Синтия. – Почему именно у нас?
  
  Винс повозил во рту языком.
  
  – Еду как-то раз мимо. Смотрю – ваша уборщица. Тут меня и осенило: а ведь я могу выйти на рынок с неплохой услугой. Решил начать с вас. Хоть какая-то благодарность мне с вашей стороны… – Он помолчал. – Если хорошенько все вспомнить.
  
  – Как-то не верится, – поморщилась Синтия.
  
  – Потом были другие уборщицы, бэбиситтеры, няньки. Люди, пользующиеся доверием своих нанимателей.
  
  – Сейчас угадаю, – сказала Синтия. – По меньшей мере один выгуливатель собак.
  
  Винс кивнул.
  
  – Нат однажды признался мне, что у него с тобой какое-то соглашение, из которого он хотел бы выйти. Ты вовлек его в это, познакомившись с ним у меня.
  
  Винс промолчал.
  
  – Ну, ты фрукт! – воскликнула Синтия.
  
  – Кто-то обчистил твой тайник в доме Каунтчиллов, – сказал я. – Но это был не Стюарт. Они с Грейс случайно оказались там в тот момент, когда это делал кто-то другой.
  
  – Да, – кивнул Винс. – Поэтому мои ребята проверяли другие адреса – вдруг тот был не единственным? За этим Берт сюда и явился.
  
  – Где это? – спросил я.
  
  Он поднял голову.
  
  – На чердаке. Обычно мы все прячем на чердаках. Туда никто никогда не поднимается. Между стропилами, за влагоизоляцией. Там ни одна живая душа не найдет.
  
  – Если не знает, где искать, – уточнил я.
  
  – Да. – Винс потер руки.
  
  – Сколько тебе принадлежит из тех денег, которые ты прячешь?
  
  – Нисколько. Я сразу забираю свою долю. Говорю же, храню это для других.
  
  – Значит, в случае пропажи ты в глубоком дерьме.
  
  Его взгляд стал снисходительным.
  
  – В нем самом. Но не беспокойтесь, я больше ничего у вас не оставлю. Я для того и приехал, чтобы все забрать. – Пауза. – Если оно еще на месте. На самом деле здесь не так много, по крайней мере, деньгами.
  
  – Значит, нам всего-то и надо, что пустить тебя наверх? – спросила Синтия.
  
  – Я могу подождать тут, пока вы сами найдете. Только у вас это займет много времени.
  
  Мы с Винсом молча переглянулись, потом я произнес:
  
  – Схожу за лестницей.
  
  Пока я тащил стремянку, у Винса зазвонил телефон. Он вытащил его из кармана брюк, посмотрел и сообщил:
  
  – Джейн.
  
  – Она все знает? – спросил я.
  
  Винс покачал головой и поднес телефон к уху.
  
  – В чем дело, милая? – Выражение его лица стало взволнованным. – Кто? Брайс? – Он слушал и с каждой секундой мрачнел. – Подождите, подождите. Кто, к чертям… – Несколько секунд Винс молчал, потом крикнул: – Если хоть пальцем тронете ее, я вас прикончу. Вырву ваши поганые сердца! Да я…
  
  Его собеседник хотел что-то добавить, но Винс перебил:
  
  – Нет, заткнись! Вздумал со мной шутить? Со мной это не пройдет, даже не мечтай! Дай ей телефон! Я хочу говорить с ней! Хочу услышать ее голос.
  
  Он ждал. Не знаю, затаил ли он дыхание, но я точно не дышал, Синтия тоже.
  
  – Детка? – тихо произнес Винс.
  
  Потом раздался голос Джейн – такой громкий, что даже мы услышали:
  
  – Винс, не вздумай…
  
  – Дайте мне ее! – заорал он. – Если вы… Ладно, ладно, только не трогайте ее. Не трогайте! Скажите, чего вам надо. – Пауза. Винс побледнел. – Это займет какое-то время. Это не в одном месте. Все сложно. Я не вру. Все распределено для большей безопасности… – Он замолчал и опустил телефон.
  
  – Винс, – сказала Синтия, – что с Джейн?
  
  Но он уже набрал какой-то номер и опять прижал телефон к уху.
  
  – Ну, бери же, бери, сукин… Горди! Перезвони мне. Прямо сейчас!
  
  Винс набрал другой номер. По его лбу катились крупные капли пота.
  
  – Да бери же ты… Берт, ты? Ладно. Горди с тобой? Я пытался ему дозвониться, но он… Что? Медленнее. Медленнее! Как это произошло? Фургон? Как его угораздило? А с Брейтуэйтом что? Боже, он же просто выгуливает собак, он не Джеймс Бонд! – Он приложил ладонь ко лбу. – Все, сейчас мне не до этого. Ты… Заткнись и слушай! Сейчас речь о другом. У нас ситуация… Еще одна… Да, поважнее! Джейн похитили!
  
  Берт спрашивал еще о чем-то.
  
  – Вот… Похитили и угрожают, что убьют ее, если мы не… Не говори мне, что тебе плевать!
  
  Винс так вытаращил глаза, что они едва не вылезли из орбит. Теперь он держался не за голову, а за грудь.
  
  – Ты меня слушаешь? Я в доме Арчеров. Все бросай, езжай сюда, за мной… Что? – Его лицо стало черным, как дно колодца. – Нет, это ты слушай. Ты по-прежнему работаешь на меня. Живо тащи сюда свою задницу…
  
  Винс замолчал. Всего за несколько минут его уже во второй раз отказались слушать. Он медленно убрал телефон в карман джинсов и посмотрел на нас.
  
  – Они схватили Джейн, – сообщил Винс. – А у меня больше никого нет.
  
  Он потянулся к столику, ища опоры, но его рука скользнула по куче конвертов, накопившихся за два дня. У Винса подкосились ноги, и он рухнул на пол.
  Глава 49
  
  Вызвать полицию владелицу свадебного салона Сильвию Монро заставила кровь на подоле платья Клаудии Моретти.
  
  Первой в плане Клаудии на день значилась очередная примерка свадебного платья, которое она наденет через две недели, в день замужества с Марко Пучиком, безработным электриком, которого ее родители считали безнадежным растяпой. В момент застегивания на платье «молнии» Клаудиа почувствовала у себя на ладони что-то липкое и, не желая пачкать платье, шмыгнула через заднюю дверь салона в короткий коридор, где находились две двери: в туалет и в офис частного детектива Хейвуда Дуггана.
  
  Она зашла в туалет и вымыла руки. После ее возвращения владелица, Сильвия Монро, заметила у нее на подоле темно-красное пятно. Изучение показало, что пятно еще влажное. В коридоре Сильвия увидела на полу кровь, вытекшую из-под двери офиса Хейвуда. Входить туда она не собиралась. Другое дело – набрать «девять-один-один».
  
  Роне Уидмор позвонили вскоре после прибытия полицейских. Это была казнь. Один выстрел в голову. По мнению Уидмор, убийца воспользовался пистолетом с глушителем. Звук выстрела все равно могли бы услышать поблизости, однако Джой Беннингс, старший бригады судмедэкспертов, предположил, что Дугган пролежал мертвым час, а то и два, прежде чем в соседнем свадебном салоне появились люди.
  
  – Ждите наших обычных чудес, – сказал Джой.
  
  – Мне надо знать, то ли это оружие, из которого убили супругов Брэдли, – произнесла Рона.
  
  – Учителя-пенсионеры?
  
  – Они самые.
  
  – Возможна связь?
  
  – Не исключена. Схожий почерк преступления.
  
  – Ты в порядке? – спросил Джой Рону, уставившуюся на труп. – Ты какая-то не такая…
  
  – Раньше Дугган служил в полиции, – ответила Уидмор.
  
  – Черт! Он твой знакомый?
  
  – Вчера вечером мы разговаривали. Он разбирался с убийством Гоумана, а тот жил рядом с супругами Брэдли.
  
  – Ну и лето! – вздохнул Джой. – Я собирался взять неделю отпуска и провести ее на Мысу. А тут такое…
  
  Пока судмедэксперт осматривал тело, Уидмор копалась в столе Дуггана. Потом села в его кресло и рукой в перчатке подвигала компьютерную «мышку», вернув к жизни монитор. Она соблюдала осторожность, зная, что со всего будут снимать отпечатки пальцев, хотя не сомневалась, что никто, кроме умершего, здесь не наследил.
  
  Уидмор открыла электронную почту.
  
  – Надо будет этим заняться, – сказала она. – Поглядим, что получится. Входящее, отправленное, удаленное – все стерто. Любопытно…
  
  Предстояло разнюхать, кем был клиент Хейвуда. Найти его, установить, зачем нанял частного детектива, узнать, кому понадобилась смерть Хейвуда. Уидмор обратила внимание на отсутствие стационарного телефона на столе. Вместе с неуклонно растущим числом людей Хейвуд, видимо, пользовался только сотовым, указанным у него на сайте, на который она и позвонила ему накануне вечером.
  
  – Нашли его телефон? – обратилась Уидмор к Джою. Тот покачал головой.
  
  Проклятие! Звонки убитого можно узнать у сотового оператора, но убийца или убийцы облегчили бы ей задачу, если бы не забрали телефон.
  
  Она покинула кабинет Дуггана и отправилась к Сильвии Монро. Офис владелицы свадебного салона размером не превышал чулан. На окне висела табличка «закрыто». Сама Сильвия ютилась за столом не больше почтовой марки, заваленном квитанциями и образцами тканей. Здесь же примостилась бутылка бурбона и маленькая рюмка.
  
  – Миссис Монро?
  
  Та вздрогнула, схватила бутылку и спрятала ее в ящик стола.
  
  – Простите. Нервы ни к черту.
  
  – Сочувствую. Хотела задать вам парочку вопросов.
  
  – Слушаю вас.
  
  – Во сколько вы открыли сегодня утром салон?
  
  – Около десяти.
  
  – Заметили что-нибудь необычное, непривычное?
  
  – Нет, ничего. Я обычно вхожу в главную дверь, а не сзади, поэтому не заглядывала в коридор.
  
  – И ничего не слышали?
  
  – Типа?
  
  – Спор? Выстрел? Топот?
  
  Женщина удрученно покачала головой:
  
  – Нет, ничего. Наверное, это произошло до моего прихода.
  
  Так Уидмор и думала.
  
  – У нас здесь уже была неприятность, но такое – никогда!
  
  – Можно подробнее?
  
  – Несколько лет назад мы пережили ограбление. Кто-то унес свадебные платья на сотню тысяч «зеленых». Кто ворует свадебные платья? Страховка покрыла лишь малую часть убытка. Когда мистер Дугган снял тут офис под свое бюро, я подумала, что с ним нам будет безопаснее. Ну, как с охранником… Он же бывший полицейский, вы знаете?
  
  – Да, – квнула Рона Уидмор.
  
  – Разве я могла подумать, что его присутствие навлечет беду? Посмотрите на мои руки, видите, как трясутся?
  
  – С тех пор к вам не вламывались?
  
  Сильвия покачала головой:
  
  – Ни разу. Разорились на камеры – и все зря.
  
  – Простите?
  
  – Камеры наблюдения там, сзади. – Монро посмотрела на Уидмор так, словно вспомнила, где оставила ключи от машины. – Не надо было о них говорить?
  Глава 50
  Терри
  
  Стоя на коленях, Винс уперся руками в пол, чтобы не упасть. Я думал, он вырубится, но Винс остался на четвереньках, пыхтя и пытаясь восстановить дыхание.
  
  – Звони «девять-один-один»! – крикнула мне Синтия.
  
  – Нет! – промычал Винс.
  
  Синтия метнулась в кухню.
  
  – Не звони! – крикнул он ей вслед.
  
  Она вернулась со стаканом воды.
  
  – На, выпей. – Синтия протянула ему стакан, Винс поднял руку, чтобы взять воду.
  
  Грейс застряла на середине лестницы, завороженно уставившись на него. Он сделал два глотка и отдал Синтии стакан. Стоя с ней рядом, я протянул руку:
  
  – Держи.
  
  Винс вцепился в мою руку и с трудом выпрямился.
  
  – Пойдем сюда. – Я повел его к ближайшему креслу.
  
  – Нет времени, – хрипло произнес Винс.
  
  – Посиди хотя бы минутку, – предложила Синтия. – Наберись сил.
  
  – Мне надо… Мне пора на обход.
  
  – Да сиди ты, черт тебя побери! Чувствуешь боль в груди?
  
  – Нет.
  
  – Точно?
  
  – Просто… Это усталость. Как волной ударило…
  
  – Выпей-ка еще.
  
  – Лучше что-нибудь покрепче.
  
  – Нет, воду!
  
  Винс сделал еще два глотка и отдал стакан.
  
  – Объясни нам, в чем дело, – попросил я.
  
  – Какой-то мужчина говорит с телефона Джейн. Она у них в руках. Они требуют все.
  
  – Ты поговорил с ней?
  
  – Джейн успела сказать всего пару слов. Мое имя и «не вздумай». Больше они ничего от нее не добились. Но это была она. – Винс сжал кулаки, разжал пальцы, снова сжал. – Я убью их. Всех убью.
  
  Синтия взглянула на меня, а потом обратилась к нему:
  
  – В этом никто не сомневается. Но сейчас важнее понять, как освободить ее.
  
  – Думаешь, я не знаю? А затем, Богом клянусь, я…
  
  Он посмотрел на нас обоих, и мне на минуту почудилось, что в его глазах появилась жалость к себе.
  
  – Ты сказал, что они требуют все. Что это значит?
  
  – Все! – повторил Винс, словно это что-то объясняло. – Все, что у меня есть. Все, что я прячу для других. Деньги и все остальное. – Он покачал головой. – Если по-другому Джейн не спасти, то они это получат. Но я после этого буду мертв. А раз я буду мертвецом, то заберу их с собой.
  
  Я сообразил, о чем он толкует, но Винс, заметив наше замешательство, решил объяснить подробнее.
  
  – Я плачу выкуп чужими деньгами и имуществом, – сказал он. – Однажды хозяева затребуют это обратно и не обрадуются, когда я отвечу, что все отдал. Такие люди ничего не прощают. Байкеры, грабители банков, наркоторговцы… Я ходячий мертвец, с какого боку ни взгляни. Мне наплевать, скольких гадов, похитивших Джейн, я замочу и что после этого произойдет со мной.
  
  – А Джейн не наплевать, – промолвила Синтия.
  
  Винс пожал плечами и с воинственным видом поднялся из кресла. В следующую секунду он пошатнулся и растопырил руки, чтобы не потерять равновесия.
  
  – Черт… – пробормотал он.
  
  – Ничего у тебя не получится, – произнесла Синтия. – Ты нездоров. Придется звонить в полицию, Винс.
  
  – Нет! – крикнул он. Как ни слаб он был, его крик прокатился по нашему дому громким эхом. Винс ткнул в нас обоих мясистым указательным пальцем. – Никакой полиции!
  
  – Брось, Винс. – Синтия пыталась сохранить спокойствие. – У них есть опыт в подобных делах.
  
  – Нет у них такого опыта, чтобы сделать то, что собираюсь сделать я. Нет, ты только вообрази: я вызываю копов! То-то они позабавятся! Наденут наручники и будут неделю терзать меня, прежде чем примутся за поиски Джейн.
  
  Я подумал, что он, наверное, прав.
  
  – Нет уж, сам справлюсь.
  
  – Ты знаешь, кто ее похитил? – спросил я.
  
  Винс покачал головой:
  
  – Пока нет. Но есть одна догадка… По-моему, я узнал голос. Женский. Несколько дней назад она принесла мне деньги, чтобы я их спрятал. Видимо, оценивала меня, присматривалась… Два типа, приходившие ко мне вчера вечером, тоже какие-то подозрительные. Наверное, они заодно.
  
  – Какие два типа?
  
  – Логан и его братец Джозеф, пожиратель пончиков.
  
  Я понятия не имел, о ком он говорит.
  
  – Что-то в них было не то… А та дамочка – уж она-то прикинула, о каких суммах может идти речь. «Тащи все» – говорит. Мол, если я что-нибудь припрячу, она будет знать. Вот гадина! Если она все знает, то я останусь на мели.
  
  – Дом Каунтчиллов, – произнес я. – Там вчера тебя ограбили.
  
  – Двести с лишним кусков, – процедил Винс. – Я пошел.
  
  Он сделал два нетвердых шага в направлении двери.
  
  – А твои парни? – напомнил я. – Ты же сказал, что остался один.
  
  Винс дернул плечом:
  
  – Элдон мертв. Горди тоже. А Берт сбежал. Бросил меня. Предатель. Трус.
  
  – Двое твоих людей погибли? – ахнула Синтия. – Их убили те люди, которые захватили Джейн?
  
  Он покачал головой:
  
  – Нет. Элдон… у него была проблема. А Горди, по словам Берта, погиб несколько минут назад под колесами грузовика.
  
  – Ты говорил про Натаниэла, – сказала Синтия. – «Выгуливатель собак» – так ты выразился.
  
  – Мои люди решили, что это он орудовал вчера у Каунтчиллов. Ну, и пригласили его на разговор. Но что-то пошло не так…
  
  – А Нат? Что с ним? – спросила Синтия.
  
  – Сбежал.
  
  Синтия облегченно перевела дух:
  
  – Что ты намерен предпринять?
  
  – Все, что смогу, за то время, что у меня есть. Берт и Горди проверили несколько наших тайников, но не все. Торопились, потому что где-то жильцы возвращались домой. Они уже не могли войти, не обратив на себя внимания. Но нам необходимо было выяснить, в целости ли другие наши тайники. Они собрали несколько сот штук, кое-какие ценности. Теперь заберу еще пару сотен штук и куплю себе отсрочку.
  
  – Сколько у тебя времени?
  
  – Она перезвонит после часу дня. У меня около четырех часов. Надо поторапливаться.
  
  – Подожди. Дай мне еще минуту, – остановила его Синтия. – Я спрошу напрямик: сколько домов тебе надо проверить? Тех, где спрятаны деньги?
  
  Винс закатил глаза и наморщил лоб:
  
  – Пять или шесть. Этого должно хватить. Если деньги на месте. Если там тоже не побывали воры, как у Каунтчиллов.
  
  – У тебя есть ключи и коды от сигнализации?
  
  – В офисе.
  
  – А если жильцы окажутся дома? Ты пристрелишь их? Но сначала попросишь подержать лестницу, пока будешь лазить на чердак? Ты и так уже еле держишься на ногах. Не представляю, как ты станешь ползать в тесноте… Нет, у тебя ничего не получится.
  
  – Это вас не касается, – сказал он и снова шагнул к двери.
  
  На самом деле это нас очень даже касалось. Случившееся в доме Каунтчиллов имело к нам прямое отношение. Там побывала Грейс. Кто-то видел ее и до сих пор считал ее опасной. Мы не могли устраниться, пока не узнаем, кто там находился.
  
  – Ладно, в полицию ты обращаться не хочешь, – произнесла Синтия. – Но неужели считаешь, что тебе можно врываться в чужие дома? Что хозяева не позвонят в полицию?
  
  Винс уже открыл дверь, но, подняв руку, положил ее на косяк.
  
  – Что же еще мне делать, черт возьми? – спросил он дрожащим голосом, стоя к нам спиной. Я видел, как он весь содрогается при каждом вдохе и выдохе.
  
  – Дай нам минуту, – сказал я ему, дотронулся до руки Синтии и повел ее в кухню мимо расположившейся на лестнице Грейс.
  
  – Что?! – прошептала Синтия, когда я закрыл дверь, чтобы ни Винс, ни Грейс нас не услышали.
  
  – Сам себе не верю… Может, нам помочь ему?
  
  – Есть один способ: обратиться в полицию.
  
  – Ну, не знаю… Ты сама спрашивала: что будет, если он застанет в каком-то из домов хозяев? Он так и объяснит: «Я спрятал у вас на чердаке свои денежки. Не возражаете, если их заберу?» Они непременно передадут его копам. Альтернатива – самому обратиться к копам – тоже вряд ли сработает. Ему нужно каким-то образом попасть в эти дома и забрать деньги, иначе Джейн не спасти.
  
  – А если он все объяснит полицейским, заставит их понять, причем быстро? – возразила Синтия. – Помнишь женщину-детектива? Рона Уидмор, кажется?
  
  – Да.
  
  – Если Винс с ней пообщается, и мы тоже, то вряд ли они станут тратить время на проверку его делишек и позаботятся о Джейн?
  
  – Дело не только в Джейн. Не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось, но под угрозой не только она.
  
  Синтия непонимающе посмотрела на меня, но тут же спохватилась:
  
  – Грейс!
  
  – Да. Стоит открыть банку с червями – выползут все до одного. В том числе история про то, как наша дочь влезла в чужой дом. Тот, кто там находился, наверное, до сих пор боится, что она его видела…
  
  Синтия покачала головой:
  
  – Там, в доме, не произошло ничего страшного. Стюарт уже связался с Грейс. Он цел. Ты забыл его сообщения? Если мы обратимся к копам, Грейс не окажется в беде, как мы раньше боялись. А мы поможем Джейн.
  
  Я смотрел на это иначе:
  
  – Я знаю, кто этот человек. Он преступник. Но я все равно его должник. Однажды он нам помог. Если бы не его помощь в ту ночь, я бы не нашел тебя – тебя и Грейс – вовремя. Как говорится, добрые дела не остаются безнаказанными. Он тогда чуть не умер.
  
  Взгляд Синтии потеплел:
  
  – Я тоже так к этому отношусь. Знаю, чем он ради нас пожертвовал. Но что мы можем сделать? Господи, Джерри, на что мы годны?
  
  – Знаешь, я придумал, как попасть в дома и забрать деньги. Не важно, есть ли в доме люди.
  
  – Как?
  
  – Плесень!
  
  – Я что-то не…
  
  – Плесень, – повторил я. – Твой последний проект. Плесень в домах. На сырых чердаках. Опасность для здоровья. Вредные споры переносятся по воздуху и попадают в легкие налогоплательщиков.
  
  – Все равно я не улавливаю…
  
  – Сходи за своей сумкой, – скомандовал я.
  
  Синтия направилась в коридор и через десять секунд вернулась.
  
  – Они болтают, – сообщила она.
  
  – Кто?
  
  – Винс и Грейс. При моем появлении замолчали.
  
  Сейчас это меня не интересовало.
  
  – Достань свое удостоверение.
  
  – Какое, водительское?
  
  – Нет, сотрудницы управления здравоохранения.
  
  Теперь до нее дошло. Порывшись в сумке, Синтия выудила свое удостоверение, выданное управлением здравоохранения Милфорда.
  
  – Будешь его показывать, когда из-за двери спросят, кто там.
  
  Она кивнула.
  
  – Скажу, что мы проверяем все дома в округе. Мол, началась эпидемия распространения плесени.
  
  – А так бывает? – удивился я.
  
  – Мне о подобном неизвестно. Но в машине у меня есть брошюры про домашнюю плесень с перечислением опасностей и с картинками, которые напугают любого домовладельца.
  
  – Мы объясним им, что должны проверить чердак. Там, мол, она растет.
  
  – Мы?
  
  – Хорошо, ты, – уступил я. – Но я буду с тобой. У меня будет лестница. Винса оставим в машине: он любого напугает хуже всякой плесени.
  
  – Мы оба свихнулись, – вздохнула Синтия.
  
  – Видимо. Представь, что тебе говорят: на чердаке завелась опасная для здоровья плесень. Разве тебе не захочется узнать больше? Мы входим, лезем на чердак. Ты забираешь деньги, и мы уходим.
  
  – Правильно.
  
  Я уже думал, что уговорил ее, но она вдруг покачала головой:
  
  – Нет, это сумасшествие, слишком рискованно. Я хочу помочь Винсу – правда хочу, за Джейн я тоже боюсь, однако лучше вызвать полицию. Раз Стюарт жив…
  
  За дверью раздался крик Грейс. Мы нашли ее в слезах. Она опиралась спиной о стену, стоя напротив Винса.
  
  – Он мертв! – воскликнула Грейс. – Стюарт мертв. Его сообщения были ненастоящие, это они их писали, Винс сам мне сказал…
  
  Винс уперся в нас тяжелым взглядом.
  
  – Я должен был остановить вас. Но теперь это в прошлом. Дальше врать нет смысла.
  
  – Он говорит, что я его не убивала, – промолвила Грейс сквозь слезы.
  
  Винс устало кивнул.
  
  – Вчера вечером я применил револьвер как рычаг. Но из револьвера Элдона – Стюарт отдал его вашей дочери – не стреляли. Все патроны остались в «магазине».
  
  Синтия повернулась ко мне:
  
  – Я схожу за брошюрами.
  Глава 51
  
  Джейн не знала, куда попала. Очевидно, в комнату. В каком-то доме. Было зябко – значит, подвал. Ее спустили вниз по лестнице. Сначала они заехали в гараж, потом она услышала звук опускаемых ворот.
  
  Сначала ее схватили, швырнули в машину, натянули на голову матерчатый мешок, а потом чуть-чуть приподняли его, чтобы залепить ей рот клейкой лентой. Затем обмотали той же лентой шею, чтобы мешок оставался на месте. Джейн очень испугалась: решила, что сейчас ее задушат. Но ленту не затянули, оставив возможность дышать. Связали за спиной руки и ноги после того, как Джейн принялась лягаться. Двое людей не давали ей подняться с пола машины – она чувствовала на себе две пары ног, одну на спине, одну на бедрах.
  
  За руль села Регги, выдававшая себя за лайф-коуча. Она помалкивала. Болтали двое мужчин сзади, придавившие Джейн к полу. Главной темой разговора были заманчивые суммы, которые они надеялись получить.
  
  – Как думаешь, сколько это может быть? – спросил один.
  
  – Много, – ответил другой. – Наверное, миллион. Регги, может получиться миллион, когда он пройдется по всем домам?
  
  – Посмотрим, – откликалась Регги.
  
  У них были и другие темы. Про предстоящий звонок Винсу, про то, какой ловкий путь к обогащению они придумали. Про напрасную трату сил, когда они прятали следящие приборы в мешках с деньгами, пытаясь понять, где Винс прячет деньги, хотя гораздо проще было заставить самого Винса принести им все в зубах.
  
  До места они добрались за десять минут. Вряд ли ее вывезли из Милфорда, хотя при незагруженности дорог похитители могли бы доехать до Нью-Хейвена, Бриджпорта, даже до Шелтона. Джейн сомневалась, что они выехали на трассу, и склонялась к тому, что это все еще Милфорд.
  
  Сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь из коллег в офисе заметит ее отсутствие? На Гектора надежды мало: вряд ли он позвонит в полицию. То, что она не вернулась, позволит остальным сплетничать, будто Джейн позволила себе уйти на ленч задолго до положенного времени. Соизволит ли кто-нибудь заметить, что она не взяла с собой сумочку? Что ее машина так и осталась на стоянке? Джейн сомневалась, что сама она позаботилась бы в аналогичном случае о Гекторе.
  
  Лежа на полу автомобиля с мешком на голове, лицом в коврик, она гадала, убьют ее или оставят в живых. Если не убьют, то скорее всего заставят желать смерти: один из типов на заднем сиденье вызывал у нее самые худшие подозрения. Вернее, вселял настоящий ужас.
  
  – Хороша, верно? – усмехнулся он. – Попка что надо!
  
  – Лучше сосредоточься, Джозеф, – посоветовала Регги. – Логан, следи за братом.
  
  – А что такого? Он просто наслаждается пейзажем, – возразил другой тип басом.
  
  Джозеф и Логан. Братья.
  
  – Нет, ты скажи, – не унимался Джозеф. – Ты бы не отказался?
  
  – Сначала деньги, – ответил Логан. – Потом в твоем распоряжении будут лучшие попки в стране. Не придется кидаться на первую попавшуюся.
  
  – Ты прав. Но эта-то рядом – только руку протяни!
  
  Джейн почувствовала чужую лапу на своей ягодице и заерзала, пытаясь скинуть ее.
  
  – Ишь ты! – Голос Джозефа звучал одобрительно. – Люблю норовистых!
  
  Как ни хотелось Джейн увидеть этих уродов, слепота была сейчас благословением. Если бы ее ждала смерть, убийцам не имело бы смысла скрывать свои лица. Правда, лицо Регги она видела. Похитители обращались друг к другу по именам. Вряд ли они перед этим тренировались, запоминая вымышленные. Не глупо ли произносить настоящие имена, собираясь отпустить ее? Ведь она обязательно назовет их Винсу, а то и копам. Это наводило Джейн на мысль, что ее в конечном итоге не отпустят. Мешок на голове – способ усмирения, а не сокрытия личностей похитителей. Когда они заехали в гараж, Логан произнес:
  
  – Сейчас мы развяжем тебе ноги, чтобы ты могла идти. Не вздумай брыкаться!
  
  Джейн кивнула головой в мешке.
  
  – Хорошо. Развязывай! – велел он брату.
  
  – Сейчас, только нож достану, – сказал Джозеф и припал ртом к ее уху. – Ох и острый у меня ножик! – Джейн почувствовала, как он режет бечевку у нее на лодыжках. – Готово. – Ладонь Джозефа поползла по ее бедру. Лучше тарантул, лишь бы не лапа этого гаденыша!
  
  Логан усадил ее, помог преодолеть выступ на полу. Джейн просунула ноги в открытую дверь.
  
  – Я тебя отведу, – сказал Логан.
  
  Они медленно обошли машину, гулко ступая по холодному бетону. Две ступеньки – и они в доме. Сделав шагов десять по холлу, они остановились.
  
  – Дальше – ступеньки вниз, – предупредил Логан.
  
  Им пришлось останавливаться на каждой ступеньке, благо хватало места для двоих. Логан прошел с Джейн всю лестницу, не убирая руку с ее плеча.
  
  – Теперь поверни налево. Развернись и сядь. Стул мягкий.
  
  Джейн села. На сиденье лежала подушка, но спинка была деревянная. Стул напоминал кухонный.
  
  – До скорого, – сказал Логан.
  
  Она почувствовала, как он уходит, потом услышала, как закрывается дверь. Джейн не знала, оставил ли он электричество. Мешок на голове совершенно не пропускал свет, хотя был не очень плотный, но пропускал воздух. Уже неплохо, ведь дышать она могла только носом. Сидя в кромешной тьме, Джейн пыталась избавиться от пут на руках, но бечевка была крепко закручена и врезалась в кожу.
  
  Сверху доносились голоса. Прямо над ней находилась кухня или гостиная. Звук голосов был какой-то металлический, словно проникал через вентиляционное отверстие.
  
  – Думаю, он будет покладистым, – сказал кто-то. Голос был мужской, но не принадлежал ни одному из двоих братьев, сидевших по пути сюда на заднем сиденье машины.
  
  – По-моему, Уэйт прав, – произнесла Регги. – Он не допустит смерти девчонки.
  
  Уэйт – это муж. Тот, кто надел ей на голову мешок и затолкал ее в машину. Наверное, он приехал сюда отдельно. Тогда их как минимум четверо: Регги, Уэйт, Логан и Джозеф.
  
  Вскоре разговоры прекратились, изредка над головой звучали шаги. Потом откуда-то из противоположной части дома донесся рассерженный голос. Джейн решила, что кто-то говорит по телефону. Неожиданно дверь открылась.
  
  – Эй! – крикнула Регги. – Твой папаша, или кто он там тебе, желает услышать твой голосок.
  
  Она размотала ленту у Джейн на шее и немного приподняла край мешка, чтобы добраться до ленты на рту.
  
  – Сейчас, – сказала Регги в телефон. – Вот она.
  
  – Винс, не вздумай… – крикнула Джейн.
  
  Регги опять залепила ей рот, опустила край мешка и ушла, не став заматывать ленту на шее. Дверь захлопнулась. Джейн показалось, будто Винс что-то сказал, хотя мерзавка Регги не прикладывала ей к уху телефон. Одно слово. «Детка»? Называл он ее так когда-нибудь раньше? «Милая» – возможно. «Дорогая». Но не «детка».
  
  Джейн хотелось разреветься. Она из последних сил боролась с паникой. Нельзя было расслабляться. Ей требовались все силы. Джейн всегда была сильной. Умела постоять за себя. Вот и теперь должна найти выход. Ее собираются убить. Покладистость или упорство Винса ничего не изменили бы. Его они тоже убьют, если он не придумает какой-то хитроумный план.
  
  Джейн опять услышала звук открывающейся двери. Кто-то вошел в комнату.
  
  Она замычала из-под ленты. Ее «ммммм» означало «кто это?». Это было лучшее, на что она оказалась способна. Вошедший ничего не сказал. Она слышала только дыхание. К ней прислали убийцу. Убедили Винса, что она жива, и больше в ней не нуждаются. Джейн нагнулась и потрясла головой, чтобы свалился мешок, но ничего не получилось.
  
  – Все хорошо, – раздался мужской голос. – Дай, думаю, спущусь и немного поболтаю с тобой. Составлю компанию. Скрашу одиночество.
  
  Джозеф.
  Глава 52
  Терри
  
  Вопреки моим опасениям Винса не пришлось долго уговаривать. Синтия показала ему свое удостоверение сотрудницы департамента здравоохранения Милфорда, с фотографией.
  
  – Это убедит хозяина дома, что нас можно пустить к нему на чердак. Тебе не придется пугать его, что в противном случае ты вышибешь ему мозги.
  
  – Да, так лучше, – пробормотал Винс. Он был словно в тумане, все его мысли, наверное, занимала Джейн.
  
  Я отправился в гараж и вернулся оттуда со стремянкой и четырьмя короткими гибкими шнурами с крючками на концах. Запрокинув голову и сделав вид, будто вижу сквозь потолок наш чердак, я спросил:
  
  – Начнем здесь?
  
  – Нет, – ответил Винс. – Времени у меня в обрез, а денег больше в других домах.
  
  Тогда я вынес стремянку из дома и закрепил ее на крыше автомобиля. Всем нам, включая Грейс, лучше было ехать в одной машине. Оставить дочь было не с кем, а о том, чтобы она сидела дома одна, мы после всех пугающих событий утра и помыслить не могли.
  
  Когда мы все уселись – Синтия уступила переднее сиденье Винсу не столько из вежливости, сколько из нежелания сажать его сзади, с Грейс, – выяснилось, что сначала надо ехать к Винсу в мастерскую. Там он должен взять ключи и книжечку с адресами и с секретными кодами, чтобы мы могли заходить в дома, где никого не будет. Кроме этого, в мастерской его ждали деньги, которые Берт и Горди успели забрать из милфордских тайников. Он запихал их в два пакета из магазина «Уолгринс».
  
  – Говорить станем мы, то есть Синтия, – сказал я, и Винс поморщился. – Если скажешь, где тайники, я могу сам туда лазить.
  
  – Только смотри не вздумай обокрасть меня, – буркнул он.
  
  Я уже собирался пристыдить его за такие слова, но сдержался, решив предоставить это удовольствие Синтии. Но ее опередила Грейс.
  
  – Надо же, какая чушь! – заявила она.
  
  Винс оглянулся.
  
  – Да, это я сказала, – продолжила Грейс. – Только посмотри, в какое дерьмо ты окунул моих родителей со вчерашнего вечера! Ладно, согласна, я тоже постаралась… Но ведь это была твоя идея – прятать деньги в чужих домах. Теперь из этого вышел пшик, и мама с папой пытаются спасти твою шкуру и Джейн. А ты еще обвиняешь их в желании обокрасть тебя! Извини, но если это не тупость, то я не знаю, что это такое.
  
  Винс перевел взгляд на меня и спросил:
  
  – Давно она хороводится с Джейн?
  
  – Наверное, достаточно, чтобы научиться разговаривать с тобой, – ответил я.
  
  Винс отвернулся от меня и уставился в стекло.
  
  – Только этого мне не хватало, – проговорил он. – Теперь сразу две девчонки выносят мне мозг.
  
  В первом доме проблем не ожидалось. Подъездная дорожка привела нас к гаражу на две машины. Мы с Синтией обошли дом и позвонили в звонок. Никто не ответил, мы вернулись и сообщили об этом Винсу. Он вылез из автомобиля с ключом и направился к задней двери. Дом был хорошо загорожен деревьями и высоким кустарником, поэтому мы были уверены, что проникнем в пустой дом незамеченными.
  
  Отперев дверь, Винс шагнул к пищавшей панели сигнализации и ввел четырехзначный код. Писк прекратился.
  
  – Здесь работает Тереза? – с иронией спросила Синтия.
  
  Винс покачал головой:
  
  – Нет, няня.
  
  Синтия решила вернуться к машине и побыть с Грейс, заодно обеспечивая нам охрану. В случае опасности она предупредила бы меня телефонным звонком. Я снял с крыши машины стремянку и отправился с Винсом на второй этаж, стараясь не задевать стремянкой стены.
  
  – Плевое дело, – усмехнулся Винс, указывая на люк в потолке.
  
  Я раздвинул стремянку, забрался на верхнюю ступеньку, открыл люк и залез на чердак. Там была адская жара. Если снаружи было градусов двадцать пять, то там все тридцать пять, если не больше. И темнота. В вентиляционные прорези сочился слабый свет, но я все равно не сразу сориентировался.
  
  – Неплохо бы иметь фонарик, – проворчал я. – А лучше шахтерскую каску.
  
  – В следующий раз, – ответил Винс, дежуривший у лестницы. – Точно не знаю, где искать. Здесь орудовал Горди. Обычно мы избегаем оставлять добро близко к отверстию. Иди-ка в угол.
  
  Перемещаться на чердаке было непросто. Пола не было, только стропила и набитая между ними влагоизоляция на бумажной основе. Я мог кое-как выпрямиться, даже ступая по стропилам, чтобы не провалиться через изоляцию и не пробить дыру в потолке. Пришлось достать телефон и опять использовать его в роли фонарика. Я приседал, приподнимал слой изоляции и, ничего не найдя, продвигался дальше. Скоро мое внимание привлекло нечто необычное. В свете моего импровизированного фонаря блеснул темно-зеленый пакет для мусора.
  
  – Кажется, нашел, – сообщил я, убрал телефон в карман и вытащил из-под изоляции набитый деньгами пакет. – Господи, – прошептал я и, как канатоходец, перешагивающий с одного каната на другой, добрался по стропилам до открытого люка. – Лови! – Я ловко бросил пакет прямо Винсу в руки. – Я вернусь и поправлю изоляцию.
  
  Оставлять следы своего пребывания было ни к чему. Довольствуясь полутьмой, я вернулся, перепрыгивая со стропила на стропило. В последний момент моя правая нога соскользнула со стропила, пробила слой изоляции, наткнулась на что-то недостаточно жесткое, пробила и его. Я полетел вниз, но успел ухватиться обеими руками за стропила. Падение сопровождалось громким хрустом.
  
  – Что там еще? – крикнул Винс.
  
  – Нога! – отозвался я. – Я продырявил потолок.
  
  Я втянул ногу обратно, оцарапав при этом лодыжку о рваные края штукатурки. Посмотрев вниз, туда, где только что болталась моя нога, увидел лишь темноту. В следующее мгновение внизу загорелся свет, и я увидел глядящую на меня физиономию Винса.
  
  – Это встроенный шкаф, – объяснил он. – Ничего ты не умеешь!
  
  – Со мной все в порядке, спасибо за беспокойство, – буркнул я. – Что теперь делать?
  
  – Ничего. Что тут сделаешь? Пусть думают, будто это еноты.
  
  Енот, умудрившийся устроить такое, мог бы сыграть главную роль в енотском фильме ужасов. Я все-таки поправил изоляцию, не зная, какой в этом толк, и вернулся к люку. Осталось свесить вниз ноги, нащупать ступеньку, сделать пару шагов вниз и закрыть крышку. Винс ждал меня у лестницы с пакетом в руках и всем своим видом выражал нетерпение. Я собрал стремянку.
  
  – Мы во многих местах прятали деньги и нигде не проваливались сквозь потолок, – сказал он.
  
  – Может, и не проваливались, – усмехнулся я. – Вы просто теряли деньги.
  
  Увидев, как мы выходим, Синтия бросилась к нам.
  
  – Получилось? – спросила она, поглядывая на зеленый пакет в руке у Винса.
  
  Мы молча кивнули. Получив желаемое, мы торопились унести ноги. Винс снова включил сигнализацию, запер дверь и вернулся в машину. Я опять закрепил стремянку на крыше.
  
  – Куда теперь? – спросил я, сев за руль.
  
  – Вискаунт-драйв.
  
  Я выехал с подъездной дорожки. Грейс спросила с заднего сиденья:
  
  – Если отдашь им все деньги, которые они требуют, они отпустят Джейн?
  
  Синтия что-то прошептала нашей дочери – наверное, посоветовала помалкивать. Но Винс все равно ответил:
  
  – Наверное, нет.
  
  – Почему? – удивилась Грейс.
  
  – Они убьют ее и меня, потому что я им этого не спущу.
  
  – Тогда зачем все это? – воскликнул я. – Для чего колесить по домам?
  
  Винс смотрел вперед.
  
  – Так надо! – бросил он.
  
  – Какой у тебя план? Если ты считаешь, что они возьмут деньги, а потом все равно убьют тебя и Джейн?
  
  – Я думаю, как поступить.
  
  Дом на Вискаунт-драйв тоже был двухэтажный. Скромный домик, обитый белым сайдингом, без гаража.
  
  – Уборщица? Нянька? Мастер по котлам? Через кого ты сюда проник? – спросил я.
  
  – Какая разница? – огрызнулся Винс.
  
  Мы свернули на подъездную дорожку. На ней стоял красный выгоревший «понтиак» почтенного возраста. Синтия вылезла из машины первой. Когда она нажала на звонок, я уже стоял в трех шагах позади нее. Дверь открылась через десять секунд. Перед нами предстал мужчина семидесяти с лишним лет, аккуратно одетый, с застегнутой верхней пуговицей рубашки, высокий и худой, с торчащими седыми волосинками на голом черепе.
  
  – Что такое? – спросил он.
  
  Синтия извинилась за беспокойство, предъявила свой документ, а затем объяснила:
  
  – Мы обеспокоены участившимися сообщениями о плесени в домах. Вероятно, вы читали об этом в газете или слышали в новостях.
  
  – Я – нет, может, жена. – Он повернул голову. – Гвен!
  
  Через пару секунд рядом с ним появилась седая женщина.
  
  – В чем дело?
  
  – Люди из управления здравоохранения спрашивают про плесень.
  
  – Нет. – Она покачала головой. – У нас с этим порядок.
  
  Синтия кивнула:
  
  – Наверное, так и есть. Но опасность плесени в том, что люди начинают страдать от нее, когда еще не замечают ее у себя в доме. Плесень чаще всего развивается в сырых местах, за стенами или за мебелью. Излюбленное место – чердак. Например, из-за текущей крыши.
  
  – Какой ужас! – ахнула женщина.
  
  – Поэтому, – Синтия указала на меня и на машину со стремянкой на крыше, – мы инспектируем чердаки на предмет возможного заражения плесенью.
  
  – Ну, не знаю… – пожал плечами мужчина. – По-моему, это не обязательно.
  
  – Возможно, вы не в курсе, – продолжила Синтия, – что плесень особенно опасна для младенцев и маленьких детей, а также для людей с ослабленным иммунитетом. Например, для ВИЧ-инфицированных, испытывающих трудности с дыханием аллергиков и астматиков и, конечно, для пожилых, подверженных инфекциям, переносимым спорами плесени. У вас есть жалобы на головную боль, кожные раздражения, головокружение, раздражение глаз, сухой кашель?
  
  Я видел по их лицам, как растет их озабоченность. Я и сам немного испугался, потому что за последние месяцы тоже испытывал некоторые из этих симптомов.
  
  – Гарольд, – обратилась женщина к мужу, – если у нас на чердаке завелась плесень, лучше об этом знать.
  
  – Наверняка они хотят продать нам какие-то дорогие материалы для ремонта, – отмахнулся муж.
  
  – Вовсе нет. – Синтия протянула им официальную брошюру. – Мы с этим совершенно не связаны. Если обнаружим плесень, то всего лишь порекомендуем обратиться в опытные компании. Мне первой приходит в голову «Гарбер», но есть много других. Сами мы ничего не делаем.
  
  У меня уже появилось подозрение, что быстрее сработал бы метод Винса: просто пристрелить их.
  
  – Тогда ладно, – уступил мужчина, и я вернулся к автомобилю, за стремянкой.
  
  Винс опустил стекло и сказал мне:
  
  – Попытайся на сей раз не провалиться через потолок.
  
  – Где искать?
  
  – У восточной стены.
  
  Возвращаясь в дом, я услышал, как женщина спрашивает Синтию:
  
  – Кто у вас в машине?
  
  – Сегодня у нас день «Побывайте на работе у родителей».
  
  – Так сейчас же каникулы.
  
  – Верно. Но это придумала не школа, а Торговая палата. В дом я ее взять не могу, поскольку санитарные правила запрещают подвергать детей воздействию опасных организмов, которые могли там размножиться. А мужчина в автомобиле – инспектор городского управления здравоохранения.
  
  – Ему что, платят за сидение? – вмешался мужчина.
  
  Синтия закатила глаза, но вовремя опомнилась.
  
  – Правильно делаете, что заботитесь об эффективности ваших налогов. Если мы обнаружим проблему, то он наденет комбинезон с противогазом и проведет детальную инспекцию.
  
  От слова «противогаз» мужчина побледнел. Его жена отвела меня на второй этаж. Одна из спален была превращена в мастерскую для рукоделия. Открыв дверь стенного шкафа, она показала мне чердачный люк. Я понял, что мне придется нелегко.
  
  Вошла Синтия, и я приставил к люку стремянку. Женщина стояла в центре комнаты и заметно нервничала. Меньше всего нам было нужно, чтобы она стала свидетельницей падения сверху пачек денег. Синтия все продумала: достала из кармана две медицинские маски. Одну она отдала мне, другую надела сама и завязала на затылке.
  
  – Жаль, третьей, для вас, у меня нет, – сказала она хозяйке, после чего та решила дождаться результата внизу.
  
  Я сунул маску в карман и отодвинул люк. Меня снова ждала пытка спертым воздухом и какой-то вонью – не иначе, мышиных испражнений. Я направил фонарь на восточную стену. Здесь было не выпрямиться, поэтому я двинулся вперед, согнувшись в три погибели. На одном из стропил разглядел что-то темное и отвратительное.
  
  – Синтия, ты меня слышишь?
  
  Раздался скрип стремянки, и в люке появилась голова моей жены.
  
  – Я здесь.
  
  – Тут действительно плесень.
  
  Она фыркнула и спустилась вниз. Добравшись до восточной стены, я принялся приподнимать изоляцию и уже через две минуты наткнулся на перемотанный клейкой лентой прозрачный пластиковый пакет размером с кирпич, туго набитый перехваченными резинками пачками купюр. И это была не единственная находка. Еще здесь хранилось несколько маленьких пакетиков для холодильника, сложенных в один прозрачный пакет. В пакетиках лежали то ли осколки стекла, то ли льдинки. При том, что никаких льдинок, учитывая жару, тут быть не могло. Кристалликов были сотни – одни совсем мелкие, другие побольше.
  
  – Что за черт?
  
  В следующую секунду до меня дошло: это был кристаллизованный метамфетамин.
  
  Винс не шутил, когда говорил, что хранит не только деньги.
  Глава 53
  
  Рона Уидмор позвонила Споку – сотруднику из полицейского управления. Она не была уверена, что это его настоящее имя.
  
  – Я в свадебном салоне, в центре. Ты был нужен мне здесь десять минут назад.
  
  – Я сделал тебе предложение, а потом забыл?
  
  Спок появился через десять минут. При росте пять футов пять дюймов и весе двести пятьдесят фунтов внешне он мало напоминал гуманоида с планеты Вулкан из телесериала «Стар трэк», зато наверняка состоял с ним в духовном родстве. Стоило Роне подвести Спока к системе наблюдения салона, смонтированной на складе, среди сотен свадебных нарядов, как у него загорелись глаза. Он приволок кучу амуниции, в том числе ноутбук, и обмотался непонятными проводами. Вместо того чтобы довольствоваться здешним примитивным монитором, Спок мог теперь просматривать записи камер на своем экране высочайшего разрешения.
  
  – Какой временной отрезок нас интересует? – обратился он к Роне.
  
  – До десяти часов. Ты можешь запустить обратный просмотр или назвать тебе стартовое время?
  
  Спок, не отрывавший взгляд от экрана, ответил:
  
  – Я все могу.
  
  – Давай начнем просмотр с восьми часов утра.
  
  Он отмотал запись на четыре часа назад и запустил ускоренное воспроизведение. Камера висела над черным ходом под таким углом, что захватывала парковку и участок улицы за салоном.
  
  – Вот! – воскликнула Уидмор. – Машина на той стороне.
  
  – Да.
  
  – Что за марка? «БМВ»?
  
  – Не разбираюсь в автомобилях. У меня даже прав нет.
  
  – Сколько тебе лет? Пятнадцать?
  
  Даже на дорогом ноутбуке Спока изображение было зернистым и расплывчатым. Из машины вышли мужчина и женщина. Они пересекли улицу, но продолжили путь прямо и пропали с картинки. Через несколько секунд опять появились, теперь из правого нижнего угла, так близко к стене, что камера поймала только их макушки. Немного потоптавшись перед дверью, они вошли.
  
  – Камеры поставила, а сигнализацию нет, – сказала Уидмор. – Включай ускоренный просмотр.
  
  Вскоре подъехала еще одна машина. Остановилась она не на другой стороне улицы, а прямо перед дверью. Это был бежевый четырехдверный «ниссан». В нем прибыл Хейвуд Дугган.
  
  Уидмор сжала левую руку в кулак, впившись ногтями в ладонь.
  
  – Это он? – спросил Спок.
  
  – Да, – прошептала она.
  
  Через пять минут дверь опять открылась, появились мужчина и женщина. Камера сняла их спины: они миновали автомобиль Дуггана, перешли через улицу и сели в «БМВ». Машина тронулась с места, развернулась и уехала.
  
  – Вернись-ка. Останови!
  
  – Какой кадр?
  
  – Когда автомобиль разворачивается, виден номерной знак.
  
  Спок нашел нужный кадр. И машина, и номерной знак на нем были видны нечетко.
  
  – Можешь увеличить? – спросила Уидмор.
  
  – Лучше не будет, – предупредил Спок.
  
  Он оказался прав. При любом увеличении цифры и буквы номера расплывались и были неразличимы.
  
  – Черт! – выругалась Уидмор.
  
  – Я могу войти в систему управления движением и посмотреть записи их камер, – приложил Спок. – Поищу эту машину, в это время, примерно в этом месте. Так больше надежды разглядеть номер.
  
  – Получится – куплю тебе полный комплект движущихся фигурок из «Стар трэк».
  
  – Ненавижу его, – усмехнулся Спок.
  Глава 54
  Терри
  
  – Синтия! – тихо позвал я. Мне нужно было убедиться, что она слышит меня, но при этом не привлекать внимание пожилой пары – жильцов дома.
  
  Ее голова опять появилась на чердаке.
  
  – Я скажу им про плесень, – произнесла Синтия.
  
  – Мне надо поговорить с Винсом.
  
  – Не можешь найти деньги?
  
  – Деньги я нашел. И не только. – Я поднял один пакет с кристаллизованным метамфетамином.
  
  – Что это?
  
  Я бросил пакет в сторону Синтии. Он упал в паре футов от люка. Она потянулась за ним, взяла, разглядела и уставилась на меня:
  
  – Ты знаешь, что это такое?
  
  – Да, – кивнул я. – Одно дело – мотаться по городку с деньгами, и совсем другое – если нас вдруг остановят с этой дрянью.
  
  – Подожди.
  
  Голова Синтии исчезла. Дожидаясь возвращения жены, я пытался успокоиться. Кое-как поместившись на одной перекладине, вытянул вдоль другой ноги, уперся локтями в третью у себя за спиной и расслабился. Кожаное кресло с откидывающейся спинкой устроило бы меня больше.
  
  Через пять минут внизу зазвучали голоса, загромыхала алюминиевая стремянка. Еще секунда – и появилась голова Винса. Я помахал пакетом и спросил:
  
  – Думаешь, нам следует болтаться по городу вот с этим?
  
  – Не теряй зря время, – ответил он. – Они сказали, что хотят сразу все – мы и отдадим им. Вероятно, они знают про это. Я думаю о спасении Джейн, а ты тут выбираешь, что брать в машину, а что нет?
  
  – Держи. Можешь спустить все Синтии.
  
  Собрав пакеты с наркотиком и деньгами, я снова расправил слои изоляции. Когда я притащил стремянку к двери, Винс уже сидел в машине, а Синтия диктовала супругам перечень фирм, которые занялись бы их проблемой.
  
  – Каково? – воскликнула она, устраиваясь сзади, рядом с Грейс. – Мы молодцы!
  
  Винс посмотрел на часы. Скоро ему перезвонят. Он объяснил мне, куда ехать теперь.
  
  Нам снова повезло: хозяев опять не оказалось дома. Мы с Винсом вошли в дом, Синтия и Грейс остались караулить. Чтобы найти деньги, мне пришлось поднять почти всю изоляцию. Винс полагал, что они лежат в одном углу, а они находились в противоположном.
  
  – Элдон… – пробормотал он.
  
  – Что у вас произошло? – спросил я, ползая на чердаке на глазах у Винса, оставшегося на стремянке. – Берт дал деру, Горди сбил грузовик, Элдон, по твоим словам, тоже мертв.
  
  – Все так, – подтвердил Винс из люка.
  
  – Как он умер?
  
  – Лучше не спрашивай.
  
  – Может, это он?
  
  – Ты о чем?
  
  – Не он тебя обокрал? Например, с помощью сыночка? Элдон и Стюарт? А потом что-то не заладилось…
  
  Винс покачал головой:
  
  – Вряд ли.
  
  – Все-таки это сделал человек, знавший о деньгах. Ты не говорил Терезе, зачем тебе понадобился доступ в наш дом? И собачнику не объяснял?
  
  – Нет. Разве что он сам сообразил.
  
  – Говоришь, кто-то из твоих людей вряд ли мог это сделать?
  
  На чердаке вдруг стало совсем тихо. Через несколько секунд Винс ответил:
  
  – Я бы такого не исключал. Но это моя проблема, а не ваша.
  
  Мы постарались удалить все следы своего посещения и покинули дом. Я привычно закрепил стремянку на крыше автомобиля.
  
  – Теперь куда? – спросил я, сев за руль.
  
  Винс опять посмотрел на часы:
  
  – Они позвонят через полчаса. У нас уже не осталось времени. – Он говорил монотонно, как на автопилоте, явно думая о чем-то другом.
  
  – Что у тебя на уме? – спросил я.
  
  – Сам не знаю, – медленно ответил Винс. – Она сказала, что ей нужно все. Наверное, говорила не только о деньгах. Это иголка в стоге сена.
  
  – Что? – спросила Грейс.
  
  – Может, дело в метамфетамине? Люди, доверившие его мне, долго бились над своим продуктом. Кому-то понадобилась эта партия, чтобы понять, как они добились такого результата. Или дело в каких-то документах, находящихся вместе с деньгами в одном из домов. Что-то лежит в одном из моих тайников, но они молчали, чтобы я не помчался прямиком туда. Не хотят, чтобы я понял, о чем речь. Если бы я знал, что это представляет ценность, вдруг вздумал бы приберечь это для себя?
  
  – Это что же получается, у нас может этого не быть? – спросил я.
  
  – Не исключено. Вообще-то я на это и надеюсь.
  
  Я удивленно взглянул на Винса:
  
  – Как?
  
  – Если это у нас, мне все равно надо чем-то поманить их.
  
  Зазвонил телефон. Винс быстро достал его из кармана, посмотрел на экран и сообщил:
  
  – Это они.
  Глава 55
  
  Джейн, сидевшая на стуле связанная, с мешком на голове, услышала, как Джозеф что-то тащит по полу. Она замерла, прислушавшись: что он затеял?
  
  – Хочу устроиться поудобнее, – произнес Джозеф.
  
  Стул! Он, похоже, притащил стул с деревянными ножками. Джейн услышала шуршание ткани, уловила волну воздуха: Джозеф уселся. Внезапно почувствовав прикосновение к своим коленям, она вздрогнула.
  
  – Брось, не бойся, – сказал он. – Это я. Подвинул стул поближе, захотелось касаться коленями твоих коленей.
  
  Она попробовала сесть на своем стуле поглубже, но для этого не хватило места. Джозеф раздвинул колени и сжал ими колени Джейн.
  
  – Так-то лучше. Мне нравится, а тебе? Какая-то ты молчаливая. Хотя, знаешь, мне это в девушках даже нравится. – Он похлопал ее ладонями по бедрам. – Знаю, что сейчас у тебя в голове: гадаешь, сумеет ли папочка достать тебя отсюда. Он тебе не отец, Регги говорит, что он отчим. У меня тоже был отчим. У нас с Логаном. Года два мать жила с одним козлом по имени Герт. Он был из Баварии. Мать в нем души не чаяла, пока не разобралась, что он за фрукт: он очень любил гнуть ей пальцы так, что еще немного – и он бы их вывихнул. Так он ее наказывал, когда она опаздывала с ужином. А меня – если честно, я был тем еще безобразником – Герт любил засовывать в сушку для белья. Знаешь, такие здоровенные, белые, марки «Кенмор»? Вообще-то она была не такая уж огромная, но когда ты так мал, что не достаешь макушкой до ее крышки, то она кажется тебе громадиной. Так вот, стоило мне набезобразничать, Герт открывал дверцу и запихивал меня внутрь, а потом припирал дверцу табуретом, чтобы я не вылез. Знаю, о чем ты сейчас думаешь: он ее включал? Ну, чтобы меня закрутило и засушило до смерти? Нет. Может, и хотел, но я был тяжеловат, машина сломалась бы, а его жаба душила вызывать мастеров. В общем, он оставлял меня там, согнутого в три погибели. Однажды забыл, что я там торчу, или просто ему было плевать, и ушел на весь день пьянствовать с дружками. Твоя мама так с тобой поступала? У нее красивая фигура? У тебя – что надо!
  
  Джозеф прикоснулся к виску Джейн. Это была ласка, он гладил ее по голове поверх мешка.
  
  – Между прочим, мы повидали вчера вечером твоего отчима. Я глазам своим не поверил: он обмочился! Наверное, от страха. Легко же он пугается. – Он убрал руку с ее головы и положил на колено. – Так вот насчет сушилки…
  
  Джейн застонала от отчаяния.
  
  – Не перебивай. Когда Герт сажал меня туда, я воображал, будто я где-то далеко оттуда, чтобы не думать о том, что на самом деле происходит. Помогало. Иногда я представлял себя на корабле в открытом море или в ракете, летящей на Марс. Такие вот фантазии. Ты, случайно, не занялась сейчас тем же самым? Не представляешь себя где-то далеко? Если нет, то пора начинать.
  
  – Джозеф! – донеслось сверху.
  
  – Это мой братец. Наверное, ему чего-то надо. Не важно, подождет. Я что думаю: почему бы нам немного не повеселиться? Ты даже с мешком на голове хороша! Некоторым мешок на голове даже идет. Подожди, я встану.
  
  Он отпустил ее колени и выпрямился. Джейн показалось, будто он готов уйти, но она не чувствовала движения. Зато слышала дыхание Джозефа. Затем уловила другой звук, похожий на звяканье пряжки от ремня. Еще звук – расстегиваемой «молнии» – ни с чем нельзя было спутать.
  
  – Лучше представить, будто ты в космосе, – посоветовал он.
  
  – Джозеф!
  
  Джейн почувствовала его дыхание на своем лице, не помешала даже ткань. Его лицо находилось прямо перед ней. Она поняла: если что-то предпринять, то только сейчас. Ей понадобилось мгновение, чтобы сообразить, как поступить. Джейн наклонилась и нанесла молниеносный удар головой. Она не могла знать точно, где он, вернее, где его нос, но чутье ее не подвело. Нагнув голову, Джейн боднула Джозефа лбом. Соприкосновение длилось секунду, но она успела почувствовать, как кость врезается в мясо и в хрящ. Нос Джозефа вмялся в лицо. Он издал оглушительный крик, даже визг. На обтянутые джинсами ноги Джейн упали теплые капли. Сверху донесся топот.
  
  – Джозеф! Ты где? Куда ты… Боже!
  
  – Мой нос! – крикнул он. – Она сломала мне нос!
  
  – Вот дерьмо! – Это был женский голос. Регги.
  
  – Сломала, Логан! – всхлипнул Джозеф. – Сломала его!
  
  – Ладно, не ной!
  
  – Я ее убью!
  
  Мокрые скользкие руки схватили Джейн за горло под мешком. Сомкнув пальцы, Джозеф стал душить ее.
  
  – Прекрати! – воскликнул Логан. – Перестань, Джозеф!
  
  Его оттащили в сторону.
  
  – Кровь бьет фонтаном, – прозвучал другой мужской голос, похоже, Уэйта.
  
  – Найдите что-нибудь! – взмолился Логан.
  
  Невнятные крики.
  
  – Придется отвезти его в больницу, – сказал Логан.
  
  – С ума сошел? – крикнула Регги. – Какая больница?
  
  – Посмотри на него! Он захлебнется кровью!
  
  – Что вы скажете в больнице? – спросил Уэйт.
  
  – Что это работа проклятой стервы, – простонал Джозеф. – Она сломала мне…
  
  – Нет! – возразил ему Логан. – Объяснишь, что споткнулся и упал лицом вниз, понял?
  
  – Мне нужен врач!
  
  – Будет тебе врач, – произнесла Регги. – Ладно, вези в больницу. Только не болтайте там лишнего.
  
  – Не знаю, сколько это займет времени, – заметил Логан. – Может, мы задержимся. Я даже не уверен, помогут ли они ему.
  
  – Дело совсем плохо? – спросил Джозеф.
  
  – Чем ты тут занимался со спущенными штанами? – поинтересовалась Регги. – У нас проблем полно, а ты прохлаждаешься.
  
  – А как же наша встреча? – спросил Уэйт.
  
  – Обойдемся без них, – ответила Регги. – Вы гоните в больницу, встретимся позднее здесь.
  
  – Мы хотим нашу долю, – заявил Логан.
  
  – Об этом не беспокойтесь. Да убери ты его отсюда, и так уже напачкал! Взгляни на ковер!
  
  Шмыгание и бормотание Джозефа постепенно стихли – Логан увел его наверх. Но Джейн ощущала рядом чье-то присутствие.
  
  – Он к тебе лез? – спросила Регги.
  
  Джейн покачала головой в мешке. Регги вздохнула:
  
  – Скоро все кончится. – И ушла.
  Глава 56
  Терри
  
  Винс Флеминг приложил свой сотовый к уху:
  
  – Алло. – Слушая, он стискивал зубы. Через полминуты сказал: – Понимаю. – Нажав отбой, убрал телефон.
  
  – Что? – спросил я.
  
  – Через полчаса я отдаю им деньги.
  
  – Через полчаса? – повторила Синтия.
  
  – Придется вернуться к вам домой, – обратился Винс ко мне.
  
  – Зачем?
  
  Он указал на заднее сиденье:
  
  – Надо их высадить.
  
  – У нас есть имена, – произнесла Грейс.
  
  Винс повернулся так, чтобы видеть ее и Синтию.
  
  – Мне понадобится Терри в качестве водителя. Вам туда ехать нельзя. Они испугаются, увидев машину, полную людей. Вряд ли это опасно: я передаю им то, что они требуют, а они сообщат мне, где Джейн. Но вам там не место.
  
  – Как ты можешь говорить, что это безопасно? – возразила Синтия. – Вдруг эти люди возьмут деньги, а потом… – Она запнулась, боясь произнести страшные слова. – Возьмут деньги – и давай стрелять…
  
  – Нет.
  
  – Откуда ты знаешь? – спросил я.
  
  – Знаю, и все.
  
  – Синтия права. Есть все основания считать, что они тебя пристрелят и заберут деньги. Не видать тебе Джейн!
  
  – Ты ошибаешься.
  
  – У тебя готов гениальный план? – усмехнулась Грейс.
  
  – Да, – ответил Винс. – Чем быстрее я избавлюсь от тебя и от твоей мамаши, тем скорее смогу начать выполнять его.
  
  Иногда он вел себя так, что хотелось его возненавидеть. Я снял ногу с педали тормоза и поехал домой. Чувствовал, что Синтия хочет поговорить со мной, но не может при Грейс и Винсе. Я знал, что она боится отпускать меня вдвоем с Винсом, но при этом сознает, что Грейс участвовать во всем этом не следует. Разумнее было сделать так, как предложил Винс: отвезти их домой. Я размышлял, звонить ли в полицию, а если да, то когда. Синтия, оказавшись дома, вполне могла сделать это. Когда наш дом был уже совсем близко, Винс сказал:
  
  – Мы пересядем в мой пикап. Наверное, они будут ждать его. За руль сядешь ты.
  
  Когда я свернул на нашу подъездную дорожку и заглушил мотор, Винс обратился к Синтии:
  
  – Лучше уйдите из дома.
  
  – Почему? – удивилась Синтия.
  
  – Не уверен, что сюда никто не наведается. В следующий раз человек будет уже не от меня. Пока все не закончится, побудьте где-нибудь. Покатайтесь, съездите в торговый центр. Главное, не торчите здесь. Мы вам позвоним.
  
  – Хорошая мысль! – одобрил я.
  
  Мы вышли из машины вчетвером. Винс забрал все свое добро, в том числе то, что вынес из мастерской, и перенес к пикапу. Затем отпер двери и бросил мне ключи. Я не поймал их и нагнулся, подбирая ключи с лужайки. Он нахмурился – не иначе, усомнился, можно ли положиться на такого неумеху. Винс сильно хромал и хоть не падал, однако выглядел гораздо слабее, чем два часа назад. Он обошел пикап, забрался на пассажирское сиденье и засунул под него пакеты.
  
  – Куда нам ехать? – спросила Грейс.
  
  – Лучше в мамину квартиру, – предложил я.
  
  – Мне надо поговорить с твоим отцом, – сказала Синтия, отодвигая дочь. – Не нравится мне все это. Одно дело собрать деньги, и совсем другое – везти выкуп похитителям.
  
  – Я планировал день не так, – ответил я. – Если хочешь, я прямо сейчас поставлю точку: просто вызову полицию. Винс разозлится, но ничего не сможет предпринять. А что до Грейс, то мы наймем ей адвоката.
  
  – Сейчас, в данную минуту, главное – Джейн, – произнесла Синтия. – Вмешательство полиции может поставить ее жизнь под угрозу. Как бы все не закончилось убийством.
  
  – Честное слово, я не знаю, как быть. Но, полагаю, лучше не мешать Винсу сделать заготовленный ход. Не уверен, что мы должны вмешиваться. Но и отпустить его одного я не смогу. Люди Винса погибли, сейчас у него есть только мы.
  
  Синтия положила руку мне на плечо:
  
  – Ты, главное, осторожнее. Обещаешь? Не делай глупостей.
  
  – С этим советом ты немного запоздала.
  
  Мне хотелось отшутиться. Лишь бы не сцена с солдатом, провожаемым в бой! Я быстро поцеловал жену. Долгий поцелуй, по моему мнению, создал бы впечатление, что я не надеюсь вернуться. А я рассчитывал на возвращение. Синтия схватила мою руку и стиснула ее. Я открыл дверцу пикапа и сел на водительское сиденье.
  
  – Помнишь, о чем я предупреждал тебя семь лет назад? – обратился ко мне Винс.
  
  – Нет.
  
  – Кстати, в этом самом пикапе. Я помогал тебе разобраться в том, что случилось с семьей твоей жены. Между прочим, для меня тот вечерок закончился пулей в брюхе.
  
  – Вспомнил: ты не велел мне возиться с радиоприемником. Мол, не трогай настройку станций, убью!
  
  Винс удовлетворенно кивнул.
  
  – С тех пор ничего не изменилось, – усмехнулся он.
  Глава 57
  Терри
  
  – Они заманивают меня на кладбище, – сообщил Винс, когда мы отъехали. – Знаешь кладбище по дороге к моллу?
  
  – Да. Уж больно стандартно.
  
  Он сердито покосился на меня:
  
  – Тебе-то что? Недоволен, что они не оригинальны?
  
  – Значит, так, – сказал я. – Последняя попытка. Вызываем полицию?
  
  – Нет.
  
  Вступать с ним в спор не хотелось, нужно было просто объяснить свою позицию.
  
  – Ты сам согласился, что твое будущее в данный момент неопределенно. Если не пришьют люди, похитившие Джейн, то это могут захотеть сделать те, чьи деньги ты используешь для ее спасения, когда явятся за своими деньгами. Значит, речь не о спасении твоей шкуры. Джейн – вот кто нас волнует. А копы сумеют сохранить ей жизнь.
  
  – Им это не удастся, – возразил он.
  
  – У них вертолеты и следящие устройства. В их распоряжении записи любых камер наблюдения. Они могут отправить за этими людьми своих сотрудников в обычных машинах. А ты – одиночка. Хорошо, еще есть я. Если прямо сейчас вызвать копов, то они могут занять позиции где-нибудь около кладбища и наблюдать за событиями. Это будет группа поддержки.
  
  – У нас и так есть поддержка, – заметил Винс.
  
  Я на секунду оторвал взгляд от дороги и посмотрел на него.
  
  – Какая?
  
  Винс открыл «бардачок», и я увидел внутри нечто похожее на рукоятку пистолета.
  
  – Знаешь, что это?
  
  – Догадываюсь.
  
  – «Глок-30».
  
  – Вот, значит, какой у тебя план… – Я вздохнул. – Ты с самого начала это решил. Надеешься всех перестрелять?
  
  – Нет. Во всяком случае, не сразу. – Он подался ко мне. Расстояние между мной и «глоком» сократилось до двух футов. – Умеешь им пользоваться?
  
  – Господи, Винс… Надо нажать вот на эту штучку. – Я показал на курок.
  
  Он перехватил пистолет правой рукой и левой передернул затвор.
  
  – Так засылают патрон в патронник. А так меняют обойму. Впрочем, не важно.
  
  – Зачем ты мне это рассказываешь?
  
  – Замолчи и слушай. Предохранителя нет, понял? Стоит положить палец на курок – и предохранитель автоматически снимается. Надавил – выстрелил. Научишься пользоваться этим – и тебе любой по зубам.
  
  – Хочешь всучить его мне?
  
  – Нет.
  
  – Если у тебя есть второй, я и его не возьму.
  
  – Второго нет, – сказал Винс.
  
  – А-а, ты задумал прийти на встречу во всеоружии.
  
  – Точно. Заткну его за пояс, так, чтобы им было видно.
  
  – Им это может не понравиться, – предупредил я.
  
  – На то и расчет.
  
  – Если их там будет несколько человек, они тебя просто разоружат.
  
  – Я на их месте поступил бы так же.
  
  – Ты не Брюс Уиллис, а это не «Крепкий орешек». У тебя на затылке не будет второй пушки.
  
  – Да.
  
  – И меня тебе нечем вооружить. Я не стану прятаться за ближайшим надгробием, прикрывая твою задницу.
  
  – Разумеется.
  
  – Явишься на встречу, не собрав свое добро по всем домам и не зная, принес ли ты то, что им нужно, да еще готов позволить им отнять у тебя пистолет?
  
  – Я на это рассчитываю.
  
  Вот кому Синтия должна была советовать не совершать ошибок!
  
  – Слушай, Винс, если…
  
  – Ты мне доверяешь?
  
  Я не удержался от смеха.
  
  – Серьезно? Ты обманываешь нашу уборщицу, прячешь в нашем доме деньги, скрываешь, что на самом деле произошло со Стюартом, – и после всего этого смеешь спрашивать, доверяю ли я тебе?
  
  Винс немного помолчал и ответил:
  
  – Как я говорил твоей дочери, Стюарта убили в том доме. Это сделала не Грейс. Я велел своим людям послать ей сообщение с его телефона, чтобы вы решили, будто он жив, и отвязались. Но вы не успокоились.
  
  – Что ты с ним сделал, Винс?
  
  – После звонка Грейс Джейн позвонила мне и все рассказала. Мы с Горди и Бертом бросились туда и нашли труп. Пуля угодила парню вот сюда. – Он тронул свою левую щеку рядом с носом. – Смерть была мгновенной. Мы завернули его в пленку и положили в багажник. В доме постарались навести порядок, но собирались вернуться туда и все подчистить, починить окно. Теперь в доме, наверное, полно белок и всякой прочей живности… Мы проверили чердак. Денег там не оказалось.
  
  – Что вы с ним сделали?
  
  – Скормили свиньям.
  
  Я замер.
  
  – Его никогда не найдут.
  
  – А Элдон? – выдавил я.
  
  – Я пришил его. Он плохо принял известие. Ну, конечно, кто на его месте остался бы спокойным? Понятное дело. Я другого и не ждал. А он давай обвинять меня, будто это моих рук дело. Пригрозил сдать меня копам. Совсем голову потерял.
  
  Возникла долгая пауза.
  
  – Ты сказал, что мое будущее незавидное, – наконец продолжил Винс. – Ты прав. Эти мерзавцы, оставившие свои деньги, не дадут мне спуску. Но на это мне плевать. А вот Элдон… – Он покачал головой. – Наверное, я увидел тупик. Со мной покончено. Я спасу Джейн, а дальше будь что будет.
  
  Что тут скажешь? Мне оставалось только помалкивать.
  
  – Ты засмеялся, когда я спросил, доверяешь ли ты мне. Теперь я все тебе выкладываю как есть. Как все происходило, что я делал. Конечно, ты не в восторге. Но это правда. В общем, когда я говорю, что отправляюсь на встречу подготовленным, попробуй мне поверить. Веришь?
  
  У меня пересохло во рту.
  
  – Да… – прошептал я.
  
  – Знаю, что ты обо мне думаешь. Считаешь, что ты лучше меня. Наверное. Для тебя я – бесчувственный мерзавец, у меня нет сердца. Сказать честно? Мне хотелось бы быть лучше. – Он помолчал. – Вроде тебя. Но я не такой. Я такой, какой есть, чего выпендриваться? Но это не значит, что мне наплевать на Джейн.
  
  Мы приблизились к воротам кладбища. Я замедлил ход, повернул руль и медленно въехал в ворота.
  
  – Они будут на «БМВ», – сообщил Винс.
  
  Мы потащились со скоростью пять миль в час по узкой дорожке, петлявшей между могил. Справа я увидел автомобиль и женщину, стоявшую около водительской дверцы.
  
  – «БМВ», – сказал я.
  
  – Где-то я ее уже видел, – буркнул Винс. – Регги. Так она представилась.
  
  Я заметил впереди поворот направо и свернул так, чтобы не заехать на траву. Через сто футов дорожку перегораживал автомобиль.
  
  – Остановись футах в пятидесяти от нее, – велел Винс.
  
  Я так и сделал.
  
  – Глуши мотор.
  
  Регги была стройной брюнеткой ростом пять футов пять дюймов, в черном пуловере и джинсах, стоивших, похоже, больше, чем вся одежда на мне. Она немного передвинулась, оперлась о капот и скрестила на груди руки. Ее правый передний карман как будто оттягивал телефон.
  
  – Не вижу в машине Джейн, – произнес я. – Может, она сзади на полу или в багажнике?
  
  – Вряд ли они ее привезли, – сказал Винс. – Первым делом денежки. – Он прищурился. – Эта дамочка неделю назад привозила мне деньги. – Винс помолчал. – Зачем столько возни, не легче ли было сразу похитить Джейн?
  
  – Сначала они закинули удочку, – предположил я.
  
  – То есть?
  
  – Чтобы определить, где водится рыба.
  
  – Может, пакеты были с «жучками»? Хотели выяснить, где у меня тайники, но их оказалось многовато.
  
  Винс засунул «глок» за ремень сбоку, над бедром, так, чтобы было видно, потом медленно открыл дверцу и поставил на землю одну ногу.
  
  – Идешь? – спросил он.
  
  Я колебался.
  
  – Спрашиваю опять: ты мне доверяешь?
  
  Я кивнул.
  
  – Тогда не дрейфь. Действуй по обстоятельствам. Доверяй интуиции. Когда появится возможность, не упусти ее.
  
  – Какая еще…
  
  – Пошли.
  
  Винс поставил на землю другую ногу и встал.
  
  – Привет, – сказал он женщине. – Рад снова видеть тебя, Регги.
  
  Она кивнула и указала на меня. Я сидел, вцепившись обеими руками в руль.
  
  – Кто такой? – поинтересовалась Регги, когда я стал вылезать.
  
  – Он работает со мной, – ответил Винс.
  
  – Коп?
  
  Винс хохотнул:
  
  – Ага. ФБР.
  
  – Все привез? – спросила Регги.
  
  Он достал из-под сиденья семь полных магазинных пакетов: три в одной руке, четыре в другой.
  
  – Где Джейн? – крикнул он.
  
  – Она в порядке.
  
  – Я не спрашивал, как она. Я спросил, где она. Ты бы прочистила уши!
  
  Таких слов она не ожидала.
  
  – Мы отпустим ее, когда получим то, что хотим, – процедила Регги. – Не вздумай хвататься за пистолет!
  
  – С преступным элементом держи ухо востро: мало ли что мы выкинем! – усмехнулся Винс.
  
  – Думаешь, я здесь одна?
  
  – Нет.
  
  – Правильно. За тобой внимательно наблюдают. Только дернись – и тебе крышка. Вместе с твоим подручным.
  
  Мне хотелось оглянуться и проверить, есть ли еще кто поблизости, но я поборол соблазн. Скорее всего, Регги не соврала.
  
  – Понимаю, – кивнул Винс.
  
  Она перевела взгляд на меня:
  
  – У тебя что?
  
  – О чем вы?
  
  – Она спрашивает, есть ли у тебя оружие, – подсказал Винс.
  
  – У меня ничего нет.
  
  Регги смотрела на меня несколько секунд, потом обратилась к Винсу:
  
  – Неси сюда.
  
  – Может, сама подойдешь и возьмешь?
  
  – Скажи своему придурку, пусть притащит.
  
  – Давай! – скомандовал мне Винс.
  
  Я обошел пикап спереди, взял у него пакеты, отнес их Регги, положил перед ней на землю и вернулся на свою прежнюю позицию. Она посмотрела на пакеты, потом на Винса.
  
  – Тебе надо кое-что знать, – произнес он.
  
  – Выкладывай!
  
  – Здесь не все.
  
  Регги удивленно уставилась на него:
  
  – Что?
  
  – Я не сумел забрать все, времени не хватило. Осталось еще одно место, там крупная сумма. Может, тебе именно она и нужна. У меня возникла догадка, что вы хотите получить не только деньги. В одном из пакетов кристаллы.
  
  Регги опустилась на одно колено и стала проверять пакеты один за другим. Покончив с последним, она подняла голову и сказала:
  
  – Плохо дело…
  
  – Не понравилось? – поинтересовался Винс, будто она разглядывала туфли.
  
  – Денег много, это хорошо. Но я ищу кое-что еще…
  
  – Что же?
  
  Регги помялась:
  
  – Вазу.
  
  – Вспомнил! Ее оставил мне парень по фамилии Гоуман. Зеленовато-голубая, вот такая? – Винс развел руки. – Типа вежвудского фарфора, с херувимчиками или еще какой-то ерундой?
  
  – Она самая.
  
  – Там еще было полно денег.
  
  – Да.
  
  – Не повезло тебе: она там, куда я не доехал. Можно забрать ее теперь. Как это сделать?
  
  – Если там такой богатый тайник, почему ты не начал с него? – спросила Регги.
  
  – Хозяйка находилась дома. Сейчас дом пуст. Женщина, которая там живет, работает медсестрой в милфордской больнице. Сегодня у нее дневная смена. Теперь в дом легко проникнуть. Придется лезть на чердак. Давай так: жди здесь, примерно через час мы вернемся.
  
  Она выпрямилась.
  
  – Теперь я глаз с тебя не спущу.
  
  – Что тогда будем делать?
  
  – Мы поедем с вами, – объявила Регги.
  
  – Нет.
  
  – Мы поступим так: поедем с вами в дом к этой медсестре и заберем все, что осталось. И только потом отпустим Джейн.
  
  Винс вздохнул, посмотрел себе под ноги, поддел мыском ботинка камушек.
  
  – Мне это не нравится.
  
  – Иначе не получится.
  
  Немного подумав, Винс ответил:
  
  – Ладно.
  
  – Брось свое оружие! – приказала Регги.
  
  – Нет.
  
  Регги повернула голову вправо:
  
  – Уэйт!
  
  Мы с Винсом увидели мужчину, вышедшего из-за толстого дуба неподалеку от нашего пикапа. Он целился в Винса из пистолета.
  
  – А я тебя помню, – усмехнулся Винс. – Ты тоже оставлял деньги. Сначала она, потом другие, затем ты.
  
  – Положи пушку на землю! – велел Уэйт.
  
  Винс медленно достал из-под ремня пистолет, нагнулся и уронил его. Пистолет бесшумно упал в мягкую траву. Уэйт жестом приказал Винсу отойти, наклонился и подобрал оружие.
  
  – И его проверь, – произнесла Регги, указывая на меня.
  
  Уэйт отдал ей «глок» Винса и, пока она держала меня на мушке, обыскал меня с головы до ног.
  
  – Я же говорил, что безоружен, – сказал я Регги, когда Уэйт отошел.
  
  – Тем лучше. Поедем в нашей машине. – Она дала мне ключи. – Поведешь ты.
  
  Уэйт велел Регги сесть со мной впереди, а сам повел Винса к задней дверце. Так, объяснил он, они смогут держать нас обоих под прицелом.
  
  До машины было всего несколько шагов, но Винс успел поймать мой взгляд и улыбнуться.
  Глава 58
  Терри
  
  Уэйт убрал в багажник все пакеты с деньгами и прочим, доставленные Винсом из домов, служивших ему сейфовыми ячейками. Винс похлопал меня по плечу и сказал:
  
  – После выезда с кладбища свернешь влево, на Черри. Потом опять налево.
  
  Я так и сделал.
  
  – Удовлетвори мое любопытство, – заговорила Регги. – Как ты это делаешь? Прячешь деньги в обычных домах? С согласия хозяев?
  
  – Нет, они ничего не знают, – ответил Винс.
  
  – Но ты же должен постараться, чтобы они случайно не наткнулись на это. Если засовываешь все в стены, между стойками, то надо вскрывать кладку, потом приводить ее в порядок, закрашивать. Ладно, если бы ты делал закладку лет на десять, но ведь это не так?
  
  – На чердаке, – ответил Винс. – Обычно под слоем изоляции.
  
  У нас с собой не было стремянки. Оставалось надеяться, что в доме, куда мы теперь направлялись, на чердак можно будет попасть и без нее.
  
  – Те два брата, Логан и Джозеф, – произнес Винс. – Они с вами?
  
  – Да, – кивнула Регги. – Все мы оставили тебе деньги, чтобы посмотреть, где они окажутся. Давали тебе деньги, и ты рассовывал их по разным местам. Откуда нам было знать, сколько у тебя тайников? Если бы ты ограничился одним-единственным, мы бы провернули это как-то иначе. А так разумнее было спрятать твою девчонку, чтобы ты сам все нам отдал.
  
  Думал ли Винс о том же, о чем и я? Если они знали, где спрятана часть денег, то, может, нагрянули накануне вечером в дом Каунтчиллов? Но там денег оказалось не так много, как они рассчитывали.
  
  – Как вы обо мне узнали? – спросил Винс.
  
  – От одного из твоих клиентов, Гоумана. Он прятал чужие вещи. Гоуман украл их у моего дяди. Пару сотен штук и ту вазу. Сказал, что отдал все это тебе две недели назад. Боялся, что дядя отнимет у него свое добро, прежде чем он успеет сбыть его. А вот как о тебе узнал Гоуман?
  
  – Он общался с девчонкой, которой рассказал обо мне дружок-байкер. Так, по крайней мере, он сам объяснял.
  
  – Значит, ты и байкерские банды обслуживаешь?
  
  – Не отвлекайся, рассказывай, – попросил Винс.
  
  – В общем, Гоуман надоумил нас про твой уникальный банковский сервис. Мы спросили, в каком доме ты все прячешь. Полагали, ты сообщаешь об этом своим вкладчикам. Не знаю, говорит. Мы с Уэйтом поднажали, и он указал на дом, где жили двое пенсионеров, бывших учителей. Гоуман выдумал этот адрес, потому что обыск их дома снизу доверху, включая чердак, ничего не дал.
  
  Супруги Брэдли! Рядом с нами сидели убийцы Ричарда и Эстер Брэдли. Регги и Уэйт оказались не просто жуликами, ограбившими другого жулика, а хладнокровными убийцами.
  
  – Здесь направо, – сказал мне Винс.
  
  Я свернул. Теперь мы ехали по старому центру, по Брод-стрит. Еще минута – и мы очутились на Голден-Хилл.
  
  – А здесь налево, – командовал Винс. – Так и езжай по Бриджпорт. Теперь у меня к тебе вопрос, – обратился он к Регги.
  
  – Валяй.
  
  – Не многовато ли денег вы использовали как приманку? Может, не самый крупный депозит, какой я повидал, но все вместе впечатляет…
  
  – Во-первых, мы получили все обратно, разве нет? Во-вторых, могли себе позволить рискнуть. Слышал про мошенничество с возвратом налогов?
  
  – Похищение личных данных, требования возврата от чужого имени в связи с переплатой, письма на арендованный почтовый адрес?
  
  – Примерно так. А Уэйт – мой муж – умный человек.
  
  Я посмотрел в зеркальце заднего вида и увидел, как Уэйт ухмыляется.
  
  – Чеки с суммами возмещений сыпались только так, – продолжила Регги. – Чистая работенка, не то что грабить банки. Правда, пальцы устают, постоянно торчишь у компьютера, а так – не придерешься. Этим занимается Уэйт, сама я выбираю менее хлопотные дела.
  
  – Вроде убийств?
  
  – Что подвернется.
  
  – Тогда зачем вам это? – спросил Винс.
  
  – Ты о чем?
  
  – Зачем обчищать мои дома? Вам же нужно лишь то, что оставил мне Элай.
  
  – Я оказываю услугу своему дяде. Возвращаю то, что принадлежало ему. Но иногда возникают блестящие возможности! Это как ловить рыбу сетью. Надеешься вытащить форель, а вытягиваешь тонну лобстеров. Не выбрасывать же их обратно в океан!
  
  – На светофоре направо, – сказал Винс.
  
  Я включил «поворотник» и выехал на соответствующую полосу. Потом сбавил ход. За перекрестком, когда мы устремились на юг, Винс дал мне еще несколько указаний. Теперь мы двигались по хорошо знакомой мне улице.
  
  – Это здесь, – произнес он. – Видишь дом, рядом с которым стоит маленький внедорожник со стремянкой на крыше?
  
  Я остановился на подъездной дорожке и заглушил мотор. Я подозревал, что мы едем именно сюда. Неудивительно, что Винс прогнал Синтию и Грейс.
  
  Я был дома.
  Глава 59
  Терри
  
  Винс прятал вещи Элая Гоумана на нашем чердаке? Если да, то продолжалось это недолго. Регги намекнула, что Гоуман сговорился с Винсом всего две недели назад. Когда этот дьявол побывал в нашем доме? Не он, так кто-то из его головорезов? И еще вопрос: если над нашими головами были припрятаны четверть миллиона, то почему Винс не потрудился забрать деньги, прежде чем ехать потрошить остальные чердаки? Но сейчас я не осмелился бы лезть к нему с вопросами.
  
  – Какой миленький домик у медсестры! – воскликнула Регги, забирая у меня ключи.
  
  Мы распахнули все четыре дверцы «БМВ». Я заметил, что Регги держит пистолет Винса, а Уэйт, вылезая из машины, засунул свой пистолет за ремень. Винс выбрался из машины с трудом и, выпрямляясь, пошатнулся. Вид у него был неважный.
  
  – Мне нужен унитаз, – сказал он. – Возможен перелив.
  
  – Что? – не поняла Регги.
  
  – Мой чертов пакет, – пояснил Винс.
  
  Она удивленно заморгала, а потом до нее дошло.
  
  – А-а! Выльешь внутри.
  
  Винс указал на мой автомобиль:
  
  – Захвати стремянку с этой тачки. Пригодится.
  
  Уэйт вдруг скорчил изумленную рожу.
  
  – Если женщина, живущая здесь, сейчас на работе, то чья же это машина?
  
  Проклятие! Винс мгновенно сориентировался:
  
  – Тут до больницы всего пять минут. Она ездит туда на велосипеде.
  
  – Откуда ты знаешь?
  
  Винс презрительно взглянул на Уэйта:
  
  – Думаешь, я оставляю деньги в чужих домах, не зная привычек хозяев?
  
  Я подошел к своей машине. Обычно, чтобы снять что-то с багажника, открывал одну или две дверцы и вставал на подножку – так легче было отцеплять резинки с крючками. Сейчас я не должен был выдать, что машина моя, поэтому привстал на цыпочки и аккуратно стащил с крыши стремянку. Все ждали меня у двери.
  
  – Ключ у тебя? – обратился ко мне Винс.
  
  Я полез в карман.
  
  – Вот он. – Я достал связку, в которой позвякивал и ключ от «эскейпа».
  
  Наверное, Уэйту или Регги показалось странным, что я держу брелок от своего автомобиля вместе с ключом от одного из многих домов Винса, но они промолчали.
  
  – Помнишь код? – спросил Винс.
  
  – Он у меня записан. – Я вытащил бумажку – это был чек с заправки, – взглянул на нее и убрал в карман. – Сейчас введу.
  
  Все трое посторонились, пропуская меня к двери. Я постарался вставить ключ в замок не слишком уверенно. Когда дверь открылась, пиканье сигнализации напомнило, что в моем распоряжении всего несколько секунд. Я сделал вид, будто ищу щиток. Найдя его, ввел четырехзначный код. Пиканье прекратилось, и я вернулся на крыльцо за стремянкой. Все сделали несколько шагов внутрь дома. Уэйт вынул из-за пояса пистолет.
  
  – Туалет, – проговорил Винс.
  
  – Это… – сказал я – и прикусил язык. Выждав пару секунд, продолжил: – Дальше по коридору. В прошлый раз я им пользовался.
  
  Винс, сильно хромая, добрался до ванной комнаты и хотел там запереться, но Уэйт просунул руку в дверь, не позволив закрыть ее.
  
  – Я должен наблюдать за тобой, – заявил он.
  
  – Хорошо. Полюбуешься, как я это делаю.
  
  Мне ничего не было видно, но помогло воображение. Вряд ли Уэйту хватит терпения наблюдать, как Винс выливает из полиэтиленового пакета свою мочу.
  
  – Ничего себе… – пробормотал Уэйт.
  
  Ненадолго же его хватило! Он вышел в коридор и встал у двери кухни. Весь наш холодильник был завешан семейными фотографиями, удерживаемыми магнитами. Если бы Регги с Уэйтом забрели сюда, посмотрели на холодильник и увидели на фото мою физиономию, то как бы я стал объясняться? Я зашел в кухню первым и окинул взглядом холодильник. Поскольку чаще всего семью фотографировал я, то сам на фотографиях почти не фигурировал: сплошь Грейс, Синтия, Синтия и Грейс вдвоем. Из дюжины фотографий я, как мне помнится, был запечатлен всего на одной: снимок моего класса трехлетней давности, сделанный перед посадкой на автобус, который должен был везти класс на бродвейский мюзикл. Тогда подобные развлечения появлялись у моих юных писателей нечасто. Я получился на этом снимке таким маленьким, что Уэйт и Регги вряд ли узнали бы меня.
  
  – Идемте наверх! – скомандовала Регги после того, как Винс, спустив воду в туалете, опять предстал перед нами.
  
  – Ты что, не моешь руки? – спросил Уэйт.
  
  Винс захромал к лестнице. Первым поднимался он, за ним Уэйт и Регги, я был замыкающим: из-за стремянки мне требовалась дистанция.
  
  Пришлось прикинуться, будто я запамятовал, где люк на чердак.
  
  – Здесь, что ли, Винс? – сказал я, остановившись перед дверью в комнату, служившую нам с Синтией кабинетом.
  
  – Да.
  
  Я вошел в комнату и открыл стенной шкаф. Отсюда мы забирались на чердак – когда мы там находились последний раз? Шкаф был глубокий, с утопленной полкой и перекладиной, поэтому подобраться к люку было легко. Я раздвинул стремянку и проверил, прочно ли она стоит.
  
  – Кто полезет? – спросила Регги.
  
  – Лезь сама, если хочешь, – ответил Винс. – Только не я! Я не могу так сгибаться. Ноги и колени уж не те. И жара там – сдохнуть можно.
  
  – Нет, не полезу, – возразила она. – Я не знаю, где искать. – Она посмотрела на меня. – Придется тебе.
  
  – Ладно, – согласился я.
  
  – Я с тобой, – вызвался Уэйт.
  
  Я посмотрел на Винса, и тот чуть заметно кивнул.
  
  – Мне бы фонарь, – попросил я. – Весь день обходился телефоном, очень неудобно.
  
  Все пожали плечами. Никто не собирался нестись ради моего удобства в хозяйственный магазин, а я не сказал бы, что фонарь лежит в кухне, в ящике рядом с раковиной.
  
  – Ладно, обойдусь. В котором углу мы это положили, напомни, Винс?
  
  – Покопайся, найдешь. – Наверное, у него не было ответа на мой вопрос: тайник устроил кто-то из трех его подручных. – Начни с дальнего угла от люка.
  
  Я стал взбираться по ступенькам и остановился под сдвижной крышкой размером два квадратных фута. Отодвинув ее, я просунул голову на чердак. Ничего нового меня там не ждало: только жара и темнота. Люк находился в северо-восточном углу, следовательно, деньги были спрятаны скорее всего в юго-западном. Я подтянулся, неуклюже выпрямился и посторонился, пропуская Уэйта, по-прежнему сжимавшего пистолет.
  
  – Уэйт, – обратился я к нему, включив фонарик на телефоне. – Будешь держать и светить мне.
  
  – Ладно, – кивнул он, взяв телефон в левую руку.
  
  – Смотри под ноги, – предупредил я. – Пола нет, только стропила. Мы специально выбирали дома без пола на чердаке, чтобы легче было добираться до слоя изоляции.
  
  – Хорошо.
  
  Я двинулся вперед по стропилам, хватаясь для равновесия за крышу. Так я достиг дальней стены, потом намеченного угла. Там опустился на колени, просунул руку под слой изоляции и стал шарить в надежде что-то нащупать. Между первой парой стропил я ничего не нашел и передвинулся к следующей. Наконец-то! Похоже на картонную коробку.
  
  – Посвети! – попросил я и стал приподнимать изоляцию.
  
  Точно, коробка. Длинная, низкая, узкая. Уэйт светил телефоном в основном мне в спину, поэтому моя находка тонула в тени.
  
  – Тебе видно? – спросил Уэйт. – Может, подойти ближе?
  
  – Не надо, – отозвался я. – Главное, это здесь, дальше я ощупью.
  
  Так я и сделал. Приоткрыл коробку и запустил в нее руку, ожидая наткнуться на плотные пачки бумаги. Бумага там была, но не в пачках, а какая-то мятая. Ни на деньги, ни на вазу моя рука не натыкалась. То, что я нащупал, имело совершенно другие свойства. Предмет был холодный, твердый, металлический. Причем он находился в коробке не один. Их там было несколько. Я водил по предметам пальцем и наконец сообразил.
  
  Пистолеты.
  Глава 60
  
  Первым делом Натаниэл Брейтуэйт решил отыскать собак. Только после этого счел возможным перевести дух. Сбежав от двух головорезов Винса Флеминга, он бросился в лес. Он дважды падал, царапался о ветки, но не останавливался, пока не выскочил на опушку с противоположной стороны. Там женщина – водитель такси пила кофе, не выходя из салона. Натаниэл велел ей отвезти его на то место, где он выгуливал Эмили и Кинга и где надеялся найти свой «кадиллак».
  
  – Вы налетели на пропеллер? – спросила она, глядя на его губу.
  
  Он слышал громкий шлепок через несколько секунд после того, как выскочил из фургона, не дав двоим подонкам использовать дрель в качестве бормашины. Убегая, взглянул через плечо и увидел на мостовой, перед бампером фургона, распластанное тело.
  
  Натаниэл не мог разобраться в своих чувствах. Радости не было, только облегчение. Напарник погибшего вряд ли будет преследовать его. Однако из этого не следовало, что его не станут искать позднее. Натаниэлу повезло не только с такси, но и после того, как он из него вышел. Кинг сидел у задней двери собственного дома, Эмили не побежала к себе, а осталась с Кингом и, лежа в траве, наблюдала его попытки сделать подкоп под дверь.
  
  Увидев выходящего из-за угла Брейтуэйта, собаки бросились к нему, так сильно размахивая хвостами, что их туловища превратились во вращающиеся веретена.
  
  – Умницы! Все хорошо, все хорошо.
  
  Натаниэл отпер дверь в дом, впустил Кинга и закрыл ее. Затем отвез домой Эмили. Собаки были спасены. Что до других дожидавшихся его собак – придется им сегодня сделать свои дела прямо на пол. По крайней мере, их владельцы, вернувшись вечером домой, найдут своих любимцев живыми и невредимыми. Лучше испачкать пол, чем ошиваться без присмотра по помойкам. Парочка ковров – не такая уж большая жертва.
  
  Если повезет – Натаниэл пока еще не был уверен в своем везении, – он позвонит этим людям и объяснит, что больше не работает. Завязал. Они, конечно, огорчатся, даже возмутятся. Это как если бы приходящая няня вдруг отказалась от вашего ребенка прямо с завтрашнего дня. Попробуйте найти замену, когда времени в обрез! Натаниэл знал, что клиенты не успокоятся, пока не найдут другого человека вместо него. Но это не его проблема. У него возникли проблемы посерьезнее.
  
  Натаниэл прыгнул за руль автомобиля машины – боже, как он любил свой «кадиллак», единственное напоминание о прежней успешной жизни! – и помчался домой.
  
  Недолго теперь этому месту оставаться его домом! Он должен был опасаться сразу двух людей: второго бандита из фургона и самого Винса. Того, кто во все это его втравил. Отныне Брейтуэйт не собирался иметь с ним ничего общего.
  
  Он медленно проехал мимо своего дома, высматривая пикап Винса или фургон, в котором его увезли. Перед домом их не оказалось, но разве они такие болваны, чтобы встать на виду? Натаниэл стал колесить по кварталу и по параллельным улицам. Не найдя ничего, что вызвало бы подозрения, он немного успокоился. А потом подумал: если кто-нибудь из них подъедет сюда, то, увидев его машину, поймет, что он дома. Хватит с него одного похищения за день! Натаниэл оставил автомобиль на другой улице, подняв на всякий случай крышу. Взбежав на крыльцо, увидел Барни: тот устроил из двух стульев козлы и водрузил на них длинную резную деревяшку – поручень с лестницы. Он приготовил инструменты, положил на стул телефон, но работать еще не начал, просто покуривал, прислонившись к стене. В шезлонге рядом с ним сидел Орланд, уставившийся в пространство невидящим взглядом.
  
  – Привет, Натаниэл, – сказал Барни.
  
  Тот буркнул в ответ приветствие и потянул на себя дверь.
  
  – Ты в порядке? Что у тебя с губой?
  
  – Ничего.
  
  – Вид у тебя неважный.
  
  – Не лезьте не в свое дело, – огрызнулся Брейтуэйт.
  
  Барни затянулся и выдохнул дым через нос.
  
  – Ладно.
  
  Звук тормозящей перед домом машины заставил Брейтуэйта вздрогнуть. Но, увидев соседку, он облегченно перевел дух. Синтия Арчер. С девочкой-подростком. Он видел ее здесь раньше. Ему совершенно не хотелось тратить время на пустую болтовню. Дел у него было по горло.
  
  Натаниэл побежал к себе наверх, перепрыгивая через ступеньки. Он уже отпирал дверь, когда Синтия окликнула его:
  
  – Эй, Нат, подожди!
  
  Он сделал вид, будто не услышал, рванул дверь, влетел в квартиру, захлопнул дверь. Под кроватью лежало три больших пустых чемодана и один маленький, полный. Натаниэл вытащил все, бросил пустые на кровать, полный положил на стул. На пустых открыл «молнии», откинул крышки. Метнулся к комоду, выдвинул все четыре ящика, сгреб вещи и покидал в чемоданы.
  
  Кто-то постучался в дверь. Не обращая внимания на стук, Натаниэл шагнул к стенному шкафу, сорвал вешалки, швырнул в чемоданы одежду.
  
  – Нат! – раздался из-за двери голос Синтии. – Я знаю, ты дома. Мне надо поговорить с тобой.
  
  Он замер. Может, если не отвечать, она уйдет? Синтия опять постучала:
  
  – Открой, пожалуйста!
  
  Натаниэл бросил рубашки на кровать, подбежал к двери и распахнул ее. Синтия пожаловала к нему вместе с дочерью.
  
  – Я вообще-то занят, – сказал он. – Давай позднее.
  
  Грейс заметила кровь на его губе.
  
  – Ой-ей-ей!
  
  – Я знаю, что происходит, – произнесла Синтия.
  
  – В каком смысле?
  
  – Знаю, что происходит с тобой. Про Винса Флеминга. Тебя схватили его люди? Они ведь тебя схватили?
  
  Как она пронюхала?
  
  – Повторяю, я занят. Оставь меня в покое.
  
  – Уезжаете в отпуск? – поинтересовалась Грейс.
  
  – Что?
  
  – Мам, посмотри! Он собирает вещи.
  
  Синтия вошла в квартиру, направилась в спальню и остановилась на пороге, оценивая открывшуюся картину.
  
  – Это совершенно ни при чем, – сказал Натаниэл. Протиснувшись мимо Синтии, он захлопнул крышки чемоданов. Но теперь рядом оказалась еще и Грейс, занявшая позицию рядом со стулом, на котором стоял четвертый чемодан.
  
  – В этом замешаны мы все, – проговорила Синтия. – Винс использовал нас обоих, тебя и меня, и вообще нас всех. Тебя – чтобы проникать в дома, прятать там наркотики и деньги. Нас он тоже использовал: превратил наш дом в один из своих тайников.
  
  – Я бы не познакомился с ним, если бы не ты! – крикнул Натаниэл. – Он узнал, чем я занимаюсь, и… Он меня принудил!
  
  – Знаю. Мне жаль. Но ты свой выбор сделал: помог ему. Теперь расплачиваешься за это.
  
  – Попробуй отказать! Он устроил так, чтобы любовнику моей бывшей набили морду. Я почувствовал: если откажу, он сумеет выставить виноватым меня. Не знал, как поступить…
  
  Натаниэл опять открыл чемоданы. Не хотелось собираться при Синтии и Грейс, но терять время было нельзя. Он выдвинул ящик с носками и трусами, сгреб все в охапку и швырнул в чемодан.
  
  – Куда вы поедете? – поинтересовалась Грейс, гладя ручку четвертого чемодана.
  
  – Куда подальше! – отрезал Натаниэл. – Эти типы едва меня не укокошили. Собирались выдрать мне все зубы! – Он с надеждой посмотрел на Синтию. – Если я назову имена, ты позвонишь этим людям и скажешь им, чтобы они искали кого-нибудь другого для выгула собак?
  
  – Как фамилия людей, в доме которых ты побывала вчера вечером? – обратилась Синтия к дочери.
  
  – Каунтчилл.
  
  – Ты выгуливаешь их собачку? – спросила она Натаниэла.
  
  – На этой неделе нет. Они в отъезде.
  
  – Но ты знаешь, как туда попасть. У тебя есть ключ и код от сигнализации?
  
  Он опять занялся стенным шкафом: опустился на колени и схватил ботинки.
  
  – Как иначе я бы мог выводить их собаку?
  
  – Так это был ты? – произнесла Грейс.
  
  – Что? – Натаниэл встал, чтобы упаковать ботинки, потом застегнул на чемодане «молнию».
  
  – Ты находился там вчера вечером?
  
  – Господи, ты прямо как подручные Винса! Собираешься приняться за мои зубы?
  
  – Ты застрелил Стюарта? – не отставала Грейс. – Ты, мерзавец?
  
  – С ума сошла! – застонал он.
  
  Грейс уставилась на чемодан, по которому перед этим машинально водила рукой.
  
  – Что здесь? – спросила она.
  
  – Убери руки! – крикнул Натаниэл. – Ноги моей больше здесь не будет!
  
  – От чего ты бежишь?
  
  – Не от чего, а от кого. От кучи психов!
  
  – Ответь на вопрос Грейс. Что в чемодане?
  
  – Документы. Все, что осталось от моего загнувшегося бизнеса. Договоры, патенты, жесткие диски.
  
  – Открой.
  
  Натаниэл усмехнулся:
  
  – Ну, ты даешь! Неудивительно, что родным понадобилось отдохнуть от тебя.
  
  Он опять присел перед комодом и выдвинул нижний ящик. Там лежал большой толстый свитер. Когда Натаниэл вынимал его, раздалось звяканье. В свитер было завернуто что-то крупное, тяжелое.
  
  – Вот черт…
  
  На глазах у Синтии и Грейс он аккуратно достал из ящика зеленовато-голубую вазу с заклеенной липучкой крышкой.
  Глава 61
  
  Вскоре после того, как Регги спасла Джейн от Джозефа, Уэйт позвонил Винсу, чтобы обсудить передачу выкупа. Внизу было плохо слышно, но Джейн разобрала, что встреча назначена через полчаса на кладбище. Неужели Уэйт поедет один? Нет, без Регги ему не обойтись. А раз так, она останется в доме одна. Логан повез Джозефа в больницу, спасать братцу-извращенцу нос. Регги и Уэйт отправятся за выкупом, оставив дом в ее распоряжении! Регги спустилась к ней вниз.
  
  – Мы едем на встречу с твоим отчимом. Придется тебе поскучать здесь в одиночестве. Мы забыли привязать тебя к чему-нибудь. Сейчас я исправлю эту оплошность. Нам ведь не нужно, чтобы ты слонялась по дому, тем более пыталась сбежать.
  
  Джейн почувствовала, как ее приматывают к стулу.
  
  – Так-то лучше! – довольно проговорила Регги. – Сиди и не ворочайся, жди нас.
  
  Вскоре после этого она услышала, как они уезжают. Стало тихо. Джейн попробовала, насколько туго прикручена к стулу. Регги постаралась на славу. Но из этого не следовало, что она должна отказаться от попыток вырваться из подвала. Есть ли надежда, что, получив желаемое, они отпустят Винса и ее, Джейн, на все четыре стороны? Любой, кто поступит Винсу наперекор, сообразит, что не убить его значит лишиться шанса выжить. Вернувшись, Регги, Уэйт, Джозеф и Логан должны будут убить ее – иначе им несдобровать. Вывод: выбраться отсюда любой ценой! И без промедления!
  
  Джейн стала вертеться, чтобы ее путы хоть немного провисли и ослабли. Главное, высвободить одну руку, дальше было бы гораздо проще. Да, и еще: медлить нельзя.
  
  Она стала думать, как решал бы эту задачу Винс. Назвать его глупцом не поворачивался язык. Ну, по крайней мере, чаще всего. Порой затеи Винса проваливались, взять хоть эту, явно не самую блестящую – прятать деньги в чужих домах… Но одно он знал твердо: как рассуждают люди и на что они способны. Регги и остальных он видел насквозь. Винс знает, что, получив желаемое, они постараются убить их обоих. А значит, сообразит, как этого избежать. Позовет Горди и Берта, прикажет им спрятаться в кустах или за надгробиями. На Элдона надежды нет: он оплакивает сына. Но Винс не отправился бы на такую встречу, не позаботившись о тылах. Он сумеет выпутаться, ведь он любит ее. В этом Джейн не сомневалась. Для Винса на ней весь свет клином сошелся. Но посылать похитителей куда подальше он, пожалуй, не станет: Джейн не приходил в голову сценарий, в котором Винс отказался бы платить, даже если бы не смог предоставить похитителям все, что они требовали. По лицу Джейн потекли слезы.
  
  Она так долго просидела на стуле, что потеряла представление о времени. Но когда на мгновение прекратила свои отчаянные попытки освободиться, до нее вдруг дошло, что тюремщики задерживаются. По ее ощущению, они отсутствовали более часа. Джейн прикинула: десять минут, чтобы добраться до кладбища, еще максимум десять на передачу выкупа и десять на обратный путь. Получалось полчаса. Накинем еще четверть часа на пробки. Минут десять на опоздание. В любом случае кто-то уже должен был вернуться: либо Регги с Уайтом, либо сам Винс. А получилось так, что уже больше часа – интуиция подсказывала Джейн, что в действительности прошло целых полтора часа, – к ней в подвал никто не спускался. С целью освободить ее – или убить.
  
  Просто так бросить ее здесь они не могли. Если исключить варианты случайного появления в подвале кого-либо или ее успешного самостоятельного освобождения, то сколько сможет выжить человек в подобном положении? Пару дней? Что могло произойти? Джейн выдумывала сценарии один другого причудливее. Перестрелка? Уэйт – подходящее имечко для типа, который повел бы себя в стиле тупого вестерна, – выхватил свою пушку, Винс – свою и все друг друга перебили? Вполне реальная развязка.
  
  Джейн замерла, задержав дыхание, и прислушалась. Сверху донеслись звуки открывшейся двери. В дом кто-то вошел.
  Глава 62
  
  Детектив Рона Уидмор оставила Спока продолжать творить чудеса, а сама помчалась в полицейский участок, искать другие следы. Сначала – телефон: побеседовать с родственниками, бывшими коллегами, друзьями Элая Гоумана и Хейвуда Дуггана. Со всеми, кого удастся найти. Потом узнать, что выяснил Джой. Но по пути Рона решила, что ей нужно немного побыть одной. Она заехала на стоянку кафе на Бриджпорт-авеню и купила молочно-шоколадный коктейль. Когда она последний раз баловалась молочным коктейлем? Затем направилась в центр города, на Саут-Брод-стрит свернула на стоянку у парка, вышла из машины, нашла скамейку в тени раскидистого дерева и, сев, стала медленно тянуть коктейль через трубочку. Что говорил ей накануне еще живой Хейвуд о своем клиенте? «В общем, он пытался вернуть то, чем была для меня ты. Вернуть главную любовь своей жизни». Сукин сын! Кто тянул его за язык? Надо было такое сказануть! Если у него были такие чувства, зачем же поступал как последний мерзавец?
  
  Рона тоже любила его – в прошлом, когда они встречались. Ей нравился секс с ним. Но им мешало несовпадение рабочих смен, к тому же он жил в Стэмфорде, она в Милфорде, поэтому их встречи были нерегулярными и торопливыми. В мотеле в Фэрфилде или Норуоке они прыгали в кровать, потом где-нибудь второпях выпивали и так же поспешно разъезжались. Позднее Рона узнала, что была у него не одна. Однажды он отлучился за холодным пивом и забыл в номере мотеля свой телефон. Она нашла в нем переписку.
  
  Что тут скажешь… Коп она или нет? Привычка – вторая натура. Не следовало ему проявлять рассеянность. И ладно бы только переписка, так еще и звонок – когда Рона держала в руках его телефон. Она не знала, отвечать или нет. Вдруг это по работе?
  
  «Алло».
  
  «Ой! – Женский голос. – Наверное, я ошиблась номером».
  
  «Вряд ли».
  
  Бедняга, откуда ему было знать, что его ждет, когда он вернется с пивом! После этого все у них разладилось, сколько Хейвуд ни уверял, что та, вторая, ничего для него не значила. Рона отказалась от встреч. Вскоре познакомилась с Ламонтом, их любовь была, без сомнения, настоящей, хотя как любовник он уступал Хейвуду. Они венчались в церкви, потом состоялся многолюдный прием и медовый месяц в Лас-Вегасе. Но из Ирака вернулся не Ламонт, а его подобие. Прошло несколько месяцев, прежде чем он заговорил. Теперь дела шли на поправку. Рона знала, что он никогда не забудет того, чего повидал в Ираке, но верила, что все наладится.
  
  Она втянула через соломинку коктейль. От холода заныли зубы. Не торопиться глотать, а то мозги заледенеют! Она чувствовала, что готова разреветься. Рона Уидмор льет слезы на скамейке милфордского парка?
  
  А что делать? Хочется оплакать Хейвуда. Ламонта. Да и себя не мешало бы.
  
  Она засмотрелась на троих малышей, бежавших мимо нее с воздушными шариками на веревочках. На пожилую женщину, гулявшую с собачкой. На молодую пару, спорившую на другой скамейке – слишком далеко, чтобы расслышать их слова.
  
  Завибрировал ее телефон. Уидмор вздохнула, потянула еще коктейль и поставила одноразовый стакан рядом с собой. Потом выудила из сумочки урчащий телефон, посмотрела на экран и увидела, что звонят с работы.
  
  – Уидмор слушает, – произнесла она, поднеся телефон к уху.
  
  – Это я, Спок.
  
  – Чего тебе?
  
  – Я нашел машину на записи одной из городских камер. Номер хорошо читается.
  
  – Называй, я проверю.
  
  – Уже сделано. Есть чем записать? У меня готовы имя и адрес.
  
  Уидмор достала блокнот.
  Глава 63
  Терри
  
  Винс позвонил мне из кабинета, где его стерегла Регги.
  
  – Нашел? – спросил он. – Не то?
  
  – Да, – ответил я, спиной загораживая от Уэйта пистолеты, которые обнаружил под чердачной изоляцией. Из люка сочился кое-какой свет, светил также фонарик моего телефона, который направлял на меня Уэйт.
  
  – Хорошо, – сказал Винс.
  
  – Это ваза? – услышал я голос Регги.
  
  Я гладил ладонью содержимое коробки – сплошь пистолеты, не менее полудюжины.
  
  – Пока не разобрался, – ответил я. – Щупаю.
  
  – Трудно, что ли, определить, что ты там нащупал? – крикнула она.
  
  Винс знал, разумеется, что я найду на чердаке. Я вспомнил его слова:
  
  «Если подвернется шанс, не оплошай». Каких действий он ждал от меня после такой находки? Пальбы? Чтобы я застрелил сначала Уэйта, потом Регги? Но в этом не было смысла. Нам еще предстояло выяснить, где они спрятали Джейн, что было бы непросто сделать, убив Регги и Уэйта. Не говоря о том, что убийство двух человек превосходило мои возможности.
  
  Я говорил Винсу, что ничего не смыслю в огнестрельном оружии, но сейчас готов был поклясться, что передо мной такие же «глоки», как тот, что хранился у Винса в «бардачке» пикапа. Значит, если они заряжены, то надо навести их на цель и спустить курок. Возможно, некоторые заряжены, а другие нет. Это напоминало мне участие в лотерее штата Коннектикут.
  
  Я оглянулся через плечо на Уэйта. В одной руке у него был мой телефон, в другой – пушка.
  
  – Наверное, сейчас я начну тебе это передавать, – сказал я. – Я тебе, а ты через люк им.
  
  Чтобы это сделать, Уэйт должен был подобраться ближе и нагнуться. И при этом отложить либо телефон, либо пистолет. А может, то и другое.
  
  – Хорошо, – сказал он.
  
  Уэйт сунул телефон в карман брюк и пополз.
  
  – Проклятие! – простонал я. – Ни черта не вижу!
  
  Уэйт выпрямился.
  
  – Ладно. – Он достал телефон и включил лампочку, а свое оружие заткнул за пояс брюк. Но при попытке опуститься на колени почувствовал неудобство и переместил пистолет с живота на бок. Теперь, стоя на коленях, Уэйт светил туда, где, по его мнению, мне требовался свет. И тут я, обернувшись, приставил ему к виску дуло другого пистолета.
  
  – Чтобы ни единого слова! – приказал я. Он затаил дыхание. – Шелохнешься – нажму на курок.
  
  «Только не шевелись!» – мысленно взмолился я.
  
  – Винс! – позвал я.
  
  – Что, Терри?
  
  – Будь добр, скажи Регги, что ситуация у нас наверху изменилась.
  
  – Что за болтовня? – раздался ее голос.
  
  – Кое-что произошло, – ответил ей Винс.
  
  – Что за чушь?!
  
  – Я правильно угадал, Терри? – спросил он.
  
  – Да. Я приставил один из «глоков» к башке Уэйта.
  
  Уэйт слегка дернулся – возможно, пытался потянуться за своим пистолетом, но уж больно неуклюжей была его поза, да и сделать это молниеносно, стоя на коленях, было нельзя.
  
  – Что там, Уэйт? – воскликнула Регги.
  
  – Что слышала, – отозвался он. Мой телефон Уэйт положил на узкое ребро стропила, и теперь луч света бил ему в лоб, покрытый каплями пота.
  
  – Как это вышло? Господи, он что, отнял у тебя пистолет?
  
  – Нет, пистолет ждал его здесь.
  
  – Бросай оружие, Регги! – обратился к ней Винс. – Не то Уэйту вышибут мозги.
  
  – И не подумаю! Эй, ты, – крикнула она мне, – убери пистолет от головы Уэйта, не то, клянусь, я пристрелю твоего босса!
  
  Теперь пот покатился у меня по лбу, одна капля затекла в глаз, и он зачесался. Пришлось пару раз моргнуть.
  
  – Какие будут приказания, Винс? – спросил я.
  
  – Стреляй в него!
  
  – Подожди! – крикнул Уэйт.
  
  – Нет! – взвизгнула Регги. – Клянусь, если ты это сделаешь, твой босс через секунду станет трупом. Спускайся, ублюдок, и отпусти моего мужа, не то Винс – покойник. Думаешь, у меня кишка тонка? Хочешь попробовать?
  
  – Валяй, – усмехнулся ей Винс. – Стреляй. А мой друг убьет твоего мужа. Размер твоих потерь – муж. А мой друг лишится всего-то босса, который ему давно осточертел. Вот если ты отдашь мне пушку, то я попробую уговорить своего приятеля не делать дырку в башке Уэйта.
  
  – Регги, – произнес Уэйт, – мне не хочется здесь подохнуть. – И добавил: – Брось, детка, без меня тебе не справиться с налогами.
  
  Значит, у Регги имелись более веские основания для спасения мужа, чем какая-то любовь. Понимаю, это клише, но все действительно происходило как в замедленном кино. Каждая секунда, на протяжении которой я прижимал пистолет к голове Уэйта, тянулась как час. «Глок» не очень тяжелый, но пробуйте долго держать его в вытянутой руке! Да еще сидя на корточках! Я готов был заорать от боли в ногах.
  
  Я преподавал в старших кассах английский язык и мастерство письменной речи. Опыта прижимания пистолета к голове похитителя людей приобрести не сумел. Да, семь лет назад я попал в переплет, но даже тогда до такого не дошло.
  
  – Чего вам надо? – спросила Регги.
  
  – Джейн, – ответил Винс.
  
  – Ладно, она ваша. Уэйт спускается, вы получаете Джейн. И все, разбегаемся. Только отдайте мне деньги и вазу.
  
  – Никакой вазы тут нет, – сказал я. – Денег тоже.
  
  – Поищи получше! – заорала Регги. – Эта ваза ничего не значит ни для вас, ни для меня. Но она принадлежит моему дяде.
  
  – Если вы ищете то, что оставил мне Элай Гоуман, – произнес Винс, – то это не здесь. Мы спрятали это в другом месте. Тут хранилось то, что нам дали байкеры из Нью-Хейвена – помнишь, ты про них спрашивала?
  
  – Тогда едем туда, где вы спрятали вещи Элая! – воскликнула Регги. – Вези нас туда, а потом мы вернем тебе Джейн. Хочешь – соглашайся, не хочешь – пеняй на себя.
  
  – Нет, – спокойно возразил Винс. – Я забираю Джейн прямо сейчас и оставляю вас обоих в живых.
  
  Я думал только о том, чтобы не подвести его, и прижимал пистолет к виску Уэйта. От моего нажима он чуть не потерял равновесие.
  
  – Пусть решает, сильно ли она тебя любит и так уж ли ты ей нужен, – сказал я ему.
  
  – Ради бога, отдай ему пистолет!
  
  Внизу молчали. Затем до меня донеслись какие-то слова. Напряжение длилось, наверное, не более десяти секунд, но для меня они превратились чуть ли не в вечность. Наконец я услышал голос Винса:
  
  – Он у меня.
  
  – Отлично, – сказал я.
  
  – Можете спускаться, – разрешил он. – Уэйт первый.
  
  – У него за поясом пушка, – предупредил я.
  
  – Уэйт, будь умником, позволь Терри разоружить тебя, – проговорил Винс.
  
  – Давай сюда. Только левой рукой! – потребовал я, вспомнив гангстерские фильмы.
  
  Уэйт приподнял левое плечо, достал из-за пояса пистолет и, держа его большим и указательным пальцами, сунул мне. Я взял оружие левой рукой и, не глядя, забросил себе за спину.
  
  – Насколько я понимаю, – обратился я к Винсу, – все пистолеты забирать не надо?
  
  – Только тот, что у тебя.
  
  Уэйт развернулся, просунул ноги в люк, нащупал ступеньку и двинулся вниз. Я захватил по пути свой телефон и тоже спустился, крепко сжимая пистолет. Винс стоял в углу и держал на мушке счастливую пару, вставшую плечом к плечу.
  
  – Сейчас мы скажем тебе, где она, а ты нас отпустишь, – предложила Регги, все еще с вызовом в голосе – считала, наверное, что у нее остаются какие-то козыри.
  
  Винс посмотрел на меня и вздохнул:
  
  – Я похож на человека, у которого не в порядке с головой?
  
  – Ладно, мы тебя отвезем, – сказал Уэйт. – Доставим прямо в дом, к ней.
  
  – Кто ее сторожит?
  
  – Никто, – ответила Регги. – Она там одна. Связанная, но живая-невредимая.
  
  – Чтобы нас отвезти туда, хватит одного человека, – заметил Винс.
  
  «Только убийства в моем доме не хватало!» – мелькнуло у меня в голове.
  
  – Брось! – произнесла Регги, теперь уже почти с мольбой в голосе. – Ты же видишь, мы покладистые.
  
  – Ты получишь ее, – проговорил Уэйт. – Мы сделаем все, что скажешь.
  
  – Возвращаемся к вашей машине, – решил Винс. – Поведешь ты. – Он посмотрел на Регги. – Я сяду сзади с твоим мужем.
  
  А я, значит, спереди, рядом с Регги. Или Винс больше не нуждался в моих услугах? Я решил уточнить:
  
  – Я тебе еще нужен?
  
  Мои слова его обидели.
  
  – Смеешься? Без тебя я как без рук.
  Глава 64
  Терри
  
  Винс велел мне идти первым, а сам замыкал шествие. Я стал спускаться по лестнице, за мной Уэйт, потом Регги, последним – прихрамывающий Винс. Мы оба крепко вцепились в свое оружие. Винс, забрав у Регги ключи от машины, потребовал их и у Уэйта и оказался прав: ключи от «БМВ» оказались у обоих супругов. Ключи Уэйта Винс выбросил в кусты под окном. Когда все мы вышли из дома, он отпер «БМВ» с брелка Регги.
  
  – Полезайте! – приказал он супругам. – Мы за вами.
  
  Регги села за руль, Уэйт позади нее.
  
  – Думаешь, они не врут? – успел я спросить Винса. – Джейн не пострадала?
  
  – Надеюсь, – сурово ответил Винс.
  
  – Мог бы заранее сообщить, что там спрятаны пистолеты, а не деньги.
  
  – Я понимал, что ты сообразишь, как поступить. Если бы все знал заранее, то занервничал бы.
  
  Как будто я и так не нервничал!
  
  – Винс… – Я положил руку ему на плечо. Он покосился на мою ладонь, и я убрал ее. – Я не собирался это повторять, но, черт возьми, сейчас ты мог бы вызвать полицию. Эта парочка у тебя в руках. Надо бы сдать их.
  
  – Поехали!
  
  – Не знаю, смогу ли… – пробормотал я.
  
  – Придется. – Голос Винса звучал тихо. – Один я не справлюсь. Если я поеду один, они на меня набросятся. Я паршиво себя чувствую. Когда спускался по лестнице, кружилась голова.
  
  Пока он хромал к машине и залезал на заднее сиденье, к Уэйту, я запер дом. При этом держал пистолет у бедра, дулом вниз, чтобы не привлечь внимания случайных прохожих. Когда я сел рядом с Регги, Винс сунул ей ключи.
  
  Она вырулила на шоссе и двинулась на восток, но быстро свернула на Милфорд, потом к велодрому «Мерритт», а оттуда на запад. Затем повернула на север, миновала Сикорски, вскоре последовал правый поворот, дальше – левый, на Уорнер-Хилл-роуд. Наконец остановилась на подъездной дорожке перед безликим белым бунгало. Нажатие кнопки на солнцезащитном щитке – и ворота гаража стали подниматься. За всю дорогу никто не произнес ни слова.
  
  – Возьми ключи! – велел мне Винс.
  
  Регги вынула их из замка зажигания и отдала мне. Вылезая, я засунул ключи в карман брюк.
  
  – Закрой гараж, – скомандовал Винс.
  
  Она опять нажала кнопку, и ворота опустились. В гараже была дверь.
  
  – Ваш дом? – спросил Винс.
  
  – Мы здесь живем, – подтвердил Уэйт.
  
  Я подергал дверь, но она оказалась заперта.
  
  – Который? – обратился я к Регги, показывая ей связку.
  
  – Этот. – Она кивнула на один из ключей.
  
  Я вставил ключ в замок и повернул. Дверь была отперта, но Винс, не дав мне ее толкнуть, сказал:
  
  – Подожди.
  
  – Здесь больше никого нет, – произнес Уэйт. – Гараж был пустой.
  
  – Иди первым! – велел ему Винс.
  
  За Уэйтом двинулся я, за мной Регги, Винс, как всегда, был замыкающим. Мы вошли в прачечную, примыкавшую к кухне. Сбоку находилась лестница.
  
  – Джейн! – крикнул Винс.
  
  – Она не может говорить, – предупредил Уэйт.
  
  Винс потемнел.
  
  – Где она?
  
  – Внизу, – ответила Регги.
  
  – Идем.
  
  Мы в том же порядке спустились в подвал. В обшитой деревянными панелями комнате громоздился стол для пинг-понга, здесь же стояли две старые кушетки, на стене висел большой телеэкран. На длинном столе выстроились целых три лэптопа, рядом лежали стопки бумаг – бланки налоговых деклараций. Я сообразил, что здесь Регги и Уэйт совершали свои налоговые мошенничества.
  
  – Туда. – Уэйт указал на дверь в противоположной стене. – Там спальня.
  
  – Я их постерегу, – вызвался я и направил на супругов пистолет.
  
  Винс пересек комнату, подошел к двери и немного постоял, словно боялся того, что ждало его за ней. Потом пнул дверь ногой. Мы увидели пустой стул и веревки на полу.
  Глава 65
  
  Вздрогнув от скрипа двери наверху и услышав, вернее почувствовав шаги, Джейн Скавалло немного взбодрилась. Судя по доносившимся сверху звукам, там двигался не один человек, а по меньшей мере двое. Это само по себе еще не сулило освобождения: вдруг вернулись Уэйт и Регги? Но это могли быть Винс, Берт и Горди. Однако интруиция подсказала, что их ей не видать. Это был не Винс со своей командой. И не Уэйт с Регги. Потом она услышала голос:
  
  – Я убью эту дрянь!
  
  Голос был не тот, который она слышала раньше, но Джейн узнала его. Вернулся Джозеф.
  
  К этому Джейн не была готова. Она мысленно вычеркнула Джозефа и Логана из своей интуиции, решив, что больница – это надолго. Реальность оказалась несравненно хуже ее фантазий, особенно потому, что рядом с братьями как будто не было Регги и Уэйта. Конечно, и они, возможно, планировали убить ее, но, по крайней мере, без спешки. А ждать милосердия от Джозефа не приходилось.
  
  Джейн услышала, как кто-то сбегает вниз по лестнице, и через несколько секунд почувствовала, как открывается дверь. Кто-то молча сорвал у нее с головы мешок. В комнате включили свет, и Джейн, просидевшая в кромешной тьме несколько часов, заморгала.
  
  Ну и вид у него! Вся рубашка у Джозефа была в засохшей крови, щеки и шея перепачканы. Наверное, пытался привести себя в порядок, но без успеха. Ну, и нос… Разглядеть его нос Джейн толком не могла, потому что его скрывала нашлепка размером с бумажник из марли и белого медицинского пластыря, тоже пропитавшаяся кровью. Неужели врач в приемном отделении оказался слепым? Никогда еще она не видела подобного непрофессионализма!
  
  – Теперь-то я доставлю себе удовольствие! – просипел Джозеф, тыча пальцем в лицо Джейн. Голос у него был как при сильнейшей простуде.
  
  Но вмешался Логан: подойдя к брату сзади, он взял его за плечи и оттащил назад.
  
  – Да уймись ты, ради бога, болван!
  
  – Она у меня получит! – бубнил свое Джозеф.
  
  – Последние два часа ты только это и говоришь. О чем ты думал, удрав из больницы? Еще десять минут – и тебя стали бы искать.
  
  – Я сам о себе позаботился!
  
  – Еще бы! – Логан посмотрел на Джейн. – Видишь, что он учудил? Накупил бинтов и прочей дряни и попытался сам себя залатать, до того ему не терпелось вернуться и заняться тобой. Угораздило же тебя такое с ним натворить!
  
  – Пусти меня! – сказал Джозеф. Прозвучало это как «пуи меа!».
  
  Он рванулся к Джейн и схватил ее за горло. Но уже через секунду брат снова оттащил его от нее.
  
  – Послушай! – Логан в отчаянии покачал головой. – Я понимаю, почему тебе так не терпится. На твоем месте я бы тоже захотел с ней разделаться. Но – нельзя! Мы не знаем, пришло ли время.
  
  – Пуи!
  
  – Ты глухой? Они еще не вернулись. Пока не вернутся, мы не узнаем, как там и что.
  
  – Они задерживаются.
  
  – Наверное, что-то помешало. Флеминг опоздал, или замешкались со сбором денег. Проблема в том, что она может им понадобиться. Например, Винс потребует, чтобы сначала ему дали поговорить с ней по телефону, а то он не отдаст деньги или не сообщит, где они. Представляешь, они звонят и требуют дать Джейн трубку, а ты уже свернул ей шею? Хочешь все испортить? Чтобы из-за тебя мы упустили денежки? Осталось совсем чуть-чуть, Джозеф. Потерпи.
  
  – Она сломала мне нос!
  
  – Да. Уверен, Регги не станет возражать, чтобы ты с ней расправился. Но не сейчас.
  
  – Позвони им, – прогнусавил Джозеф.
  
  – Зачем?
  
  – Узнай, что с деньгами. Если деньги у них, то можно больше не ждать.
  
  – Нет, – возразил Логан. – Будем ждать их звонка.
  
  – А если у них проблемы? Им на хвост сели копы? Или их сцапали и копы уже едут сюда? Тогда нам нельзя сидеть и ждать. Надо ее удавить! Пусть поплатится за то, что совершила. И заодно заткнется – а то вдруг разболтает, что слышала?
  
  Джейн отчаянно мычала с заклеенным ртом. Она хотела с ними договориться, сказать что-нибудь, что заставит их передумать.
  
  – Заткнись! – рявкнул Джозеф.
  
  Логан молчал. Его встревожили последние слова Джозефа – мол, что-то пошло наперекосяк.
  
  – Значит, так, – произнес он. – Вот что мы сделаем… Здесь мы убивать Джейн не станем. Помнишь разговор про то, чтобы отвезти ее в лес и там прикончить? Заберем ее отсюда, засунем в багажник «лексуса» и поедем. Рано или поздно они позвонят и сообщат, что все в порядке. Тогда мы Джейн и прибьем. Если понадобится ее голосок в телефоне, она будет наготове, еще живая.
  
  Джозеф был на взводе, как от чрезмерной дозы кофеина. Ему не терпелось свернуть Джейн шею.
  
  – Когда ты говоришь «мы ее прибьем», ты имеешь в виду только меня? Это должен сделать я. Я должен сам с ней поквитаться.
  
  Логан улыбнулся, кивнул и попытался его успокоить:
  
  – Только тебя. Она твоя. Давай отвяжем Джейн от стула.
  
  Джозеф скорчил гримасу – нашлепка и кровь мешали улыбаться.
  
  – Ты хороший брат, Логан. Много раз тебе это говорил и еще повторю.
  Глава 66
  Терри
  
  – Доволен? – спросила Регги. – Она удрала. Вот как крепко мы ее связали!
  
  Винс вошел в спальню, посмотрел пустой стул и веревки. Я остался сторожить Регги и Уэйта, не опуская пистолета.
  
  – Здесь кровь, – сказал он.
  
  – Это Джозефа, – объяснил Уэйт. – Твоя девчонка боднула его головой и сломала ему нос.
  
  Винс вышел из спальни и взглянул на стол с компьютерами и с налоговыми декларациями. На столе стоял городской телефон. Он снял трубку, приложил ее к уху и вернул на место.
  
  – Тональный сигнал, – произнес Винс.
  
  – Ну и что? – спросила Регги.
  
  Я понял его намек.
  
  – Джейн позвонила бы, – сказал я.
  
  – Верно, – кивнул Винс. – Если бы она освободилась, то позвонила бы мне на сотовый, чтобы успокоить.
  
  – Не обязательно, – возразила Регги. – Скорее всего она со страху постаралась поскорее унести отсюда ноги и не стала тратить время на звонок.
  
  Винс поднял руку, целясь из пистолета ей в голову.
  
  – Даю тебе пять секунд на выяснение, где она.
  
  – Откуда мне знать? Когда я уезжала, она находилась здесь.
  
  – Четыре секунды.
  
  – Ты напоминаешь мне моего папашу! Чтоб ему и дальше гореть в аду!
  
  – Три.
  
  – Задумайтесь! – воскликнул Уэйт. – Наверняка это проделки Логана и Джозефа.
  
  Регги повернулась к нему:
  
  – Они уехали в больницу.
  
  – Я ему позвоню и все выясню. А ты опусти свой гребаный пистолет!
  
  – Прежде чем звонить, выучи, что надо говорить, – сказал Винс.
  
  – Что?
  
  – Скажешь, мол, вышла заминка. Я готов отдать деньги, только когда увижу Джейн, а не просто услышу ее голос по телефону. Когда увижу!
  
  – Я не уверен, что она у них.
  
  – Тогда прострелю твоей жене башку!
  
  Я не сомневался, что Винс готов исполнить свою угрозу. Сколько еще они будут испытывать его терпение?
  
  – Подожди, – пробормотал Уэйт и, сорвав с городского телефона трубку, набрал номер. – Длинные гудки, – сообщил он. – Да перестанешь ты целиться в мою… Логан! Логан, это ты? Где… Нет, деньги еще не у меня, но мы почти… Ты заткнешься? Вы где? Приезжаем – а девчонки след простыл. Зачем вы это сделали? Он удрал от врачей? Совсем свихнулся? Ладно, ладно, согласен, он… Везите ее обратно. Нет, не позволяй ему это делать! Ты меня слышишь? Знаю, он бесится, но все равно нельзя! Мы не получим денег, пока он не увидит девчонку… Все, об этом позднее.
  
  – Бери трубку! – велел Винс Регги. – Скажешь им, чтобы возвращались. Сдается мне, здесь выполняют только твои приказы.
  
  Она обожгла его взглядом, потом забрала трубку у мужа и резко сказала:
  
  – Логан! Чтобы через пять минут вы с братом привезли сюда девчонку, иначе вам своей доли не видать! Ясно? Ничего не получите: ни половины, ни четверти, ни десяти процентов. – Регги подождала, пока Логан осознает услышанное, затем прикрыла трубку ладонью и объяснила Винсу: – Он разговаривает с братом. Должен его… Да, я слушаю. Такой план. Живо сюда, все трое. Пока будете ехать, мы придумаем, как ее показать. Может, снимем на мой телефон. Это не твоя забота.
  
  Она еще немного подержала трубку у уха и опустила руку. Разговор закончился.
  
  – Скоро будут здесь, – сообщила Регги.
  
  – Где они сейчас? – спросил Винс.
  
  – В десяти милях к северу отсюда. Ехали в Ногатак, лесной заповедник.
  
  – Чтобы казнить ее в лесу?
  
  – Ну да… – Регги сглотнула. – Но мы их остановили. Они увезли ее без моего разрешения. Мы так не договаривались.
  
  – Просто они поторопились.
  
  На это у нее не нашлось возражений – знала, наверное, что врать бесполезно.
  
  С того самого звонка Грейс накануне вечером мне было не по себе. Я едва поспевал за событиями. К тому же сейчас, пусть мы с Винсом и владели ситуацией, я понимал меньше, чем прежде. Мне необходимо было знать, как все закончится. Винсу ведь нечего терять. Я нужен ему, пока он не вернет Джейн, но что произойдет потом? Каким станет его следующий шаг после того, как он благополучно получит ее назад? Как Винс поступит с Уэйтом и Регги? С Логаном и его братом Джозефом, с которыми я еще не имел счастья познакомиться?
  
  – Винс! – позвал я.
  
  – Что?
  
  – Мне надо с тобой поговорить.
  
  – Говори.
  
  Я перевел взгляд на супругов, затем выразительно посмотрел на него.
  
  – На пол! – велел он Регги и Уэйту.
  
  – Что?!
  
  – Оба! Лечь лицом вниз, не рядом. Растопырить руки и ноги. Прикинуться морскими звездами.
  
  После того как наши заложники выполнили приказание, Винс обратился ко мне:
  
  – Чего тебе?
  
  Я поманил его к двери комнаты, где раньше держали Джейн.
  
  – Как все это закончится?
  
  – Мы спасем Джейн.
  
  – Это понятно. Потом-то что?
  
  Он посмотрел мне в лицо:
  
  – Там видно будет.
  
  – Я не участвую, – предупредил я.
  
  – Я ничего не говорил.
  
  – И не надо. Спасти Джейн мало. Ты будешь мстить.
  
  – Вершить правосудие, – поправил он.
  
  – Ты не можешь убить четверых!
  
  – Они собирались убить меня и Джейн. Они отняли бы все, что у меня есть. Ты считаешь, что можно отправить их в кроватку без сказочки на сон грядущий?
  
  Я покачал головой. Даже при том, что Регги и Уэйн убили пожилых учителей, я не был готов к тому, чтобы превратиться в судью, жюри присяжных и палача. Возможно, когда все закончится, можно будет передать их копам.
  
  – Ни в чем таком я участвовать не стану, – заявил я. – Если хочешь, выследи их потом и всади каждому пулю в голову. Твое дело. Но пока я здесь, этого не произойдет.
  
  – Я и тебя мог бы пристрелить.
  
  Наверное, я наивный, даже глупый. Но мне не верилось, что Винс расправится со мной.
  
  – Пока я тебе нужен. Или ты воображаешь, будто оставишь с поднятыми руками и эту парочку, и ту, что сейчас притащится, и удерешь отсюда с Джейн невредимым? Учти, если ты намерен всех их прикончить, то я в этом не участвую. Я ухожу. Всего наилучшего!
  
  Винс заскрежетал зубами.
  
  – Откуда я знаю, как все обернется?
  
  – Раскрой хотя бы свои намерения.
  
  Я увидел в его взгляде презрение.
  
  – Ты говоришь как типичный учитель.
  
  – Мне надо знать, Винс.
  
  – Мне что, отпустить их? Кем я после этого буду?
  
  – Что у тебя вообще осталось? Двое твоих парней на том свете, третий в бегах. Бизнес разорился. А сам ты болен. Это же видно, любой бы так сказал… Что толку теперь множить число трупов?
  
  Судя по выражению его лица, этот разговор ему не нравился.
  
  – А Джейн? – продолжил я. – Если шлепнешь всех, кто в этом участвует, то больше никогда ее не увидишь. Тебя схватят. Пусть в Коннектикуте больше не выносят смертных приговоров, ты все равно умрешь в тюрьме. Проведешь там остаток своих дней.
  
  – Не так уж много их у меня осталось.
  
  – Но разве Джейн это поможет? Каково ей будет жить с мыслью, что из-за нее ты казнил четверых? А если у этих подонков есть родные, верные им люди, которые станут преследовать Джейн, чтобы свести счеты с ней, раз ты в тюрьме и до тебя не добраться?
  
  Винс медленно покачал головой.
  
  – Ты хочешь сказать, что мне надо отпустить их?
  
  – Пока – да. Ты забираешь все деньги, наркоту и прочее с чердаков и спасаешь Джейн. А они пусть бегут без оглядки.
  
  Винс промолчал.
  
  – Я должен знать, – не унимался я. – Лучше скажи, что не устроишь тут Фаллуджу, или я пошел. – Я показал на лестницу и вздохнул. – Пять секунд.
  
  – Что?
  
  – Четыре.
  
  – С каких пор ты стал учить меня…
  
  – Три.
  
  – Ладно, – кивнул он. – Будь по-твоему. Обещать ничего не могу, но постараюсь. Многое зависит от них самих. Я не убиваю тебя только из-за Джейн. По какой-то дурацкой причине ты ей нравишься.
  
  Я надеялся, что Винс обещает поступить так, как я прошу. Но, будь я проклят, как же он сейчас напоминал мальчишку, понявшего, что приглянувшегося пони ему все-таки не видать!
  Глава 67
  Терри
  
  Велев мне не сводить глаз с распростертых на полу Уэйта и Регги, Винс отлучился в комнату, где раньше держали Джейн, и подобрал несколько кусков веревки. Затем вернулся и приказал Регги вытянуть руки перед собой.
  
  – Нет, – возразила она.
  
  – Посмотри на меня.
  
  Регги повернула голову и увидела направленный на нее пистолет.
  
  – Брось, Винс! – обратился к нему Уэйт. – Видишь, какие мы смирные? Мы выполнили то, что ты говорил.
  
  – Да, – кивнул Винс. – Но когда нагрянут ваши приятели, все усложнится. Мне надо, чтобы вы вели себя тихо.
  
  – Не упирайся, – посоветовал Уэйт жене.
  
  Винс засунул пистолет за ремень и опустился на корточки, чтобы связать ей руки за спиной. Веревка у него была короткая, но он оказался мастером этого дела – видимо, часто им занимался. Другой веревкой Винс связал Регги ноги.
  
  – Теперь ты! – бросил он Уэйту.
  
  Тот выгнул шею, глядя на нас с пола. В его глазах мелькал страх. Я понял, что должен как-то успокоить его.
  
  – Все будет хорошо, – сказал я. – Ты же сам говорил, что вы все делаете, как вам велят.
  
  Винс, связывавший Уэйту руки, усмехнулся. Потом с трудом выпрямился и немного постоял, выравнивая дыхание.
  
  – Способ снизить давление, – объяснил он мне.
  
  – Пообещай, что не убьешь их! – громко потребовал я.
  
  Винс обратился к супругам:
  
  – Если скажу, что не собираюсь убивать вас, вы мне поверите?
  
  – Хотелось бы, – ответила Регги.
  
  Он кивнул. Она покачала головой – насколько это возможно, лежа ничком, носом в ковер.
  
  – Но уверенности у вас не будет, верно? А раз так, что толку это говорить?
  
  Следующие несколько минут мы, все четверо, просто ждали и молчали. После звонка Уэйта Логану и Джозефу прошло четверть часа. Десять миль за это время можно было преодолеть. Я гадал, как Винс поступит дальше. Словно прочитав мои мысли, он обратился к нашим пленникам:
  
  – Когда они войдут в дом, то, наверное, позовут вас. Скажите им спуститься вниз. Только это, ни слова больше, понятно?
  
  – Да, – произнесла Реги.
  
  – Да, – промолвил Уэйт.
  
  – У них есть дистанционный пульт для гаражных ворот?
  
  – Есть, – подтвердила она.
  
  – Они на «лексусе» с полным приводом?
  
  – Да.
  
  – Наверх! – приказал мне Винс.
  
  В кухне он сказал мне:
  
  – Раньше я думал, что они войдут в главную дверь. Но у них, оказывается, пульт, значит, заедут в гараж. Если Джейн с ними, то они не станут рисковать: вдруг кто-нибудь увидел бы, как они ведут ее в дом?
  
  Состояние у меня было как после нескольких чашек кофе: я весь дрожал.
  
  – Ты в порядке? – спросил Винс.
  
  – Нет, – сознался я.
  
  – Скоро все закончится. Они привозят Джейн, мы ее забираем. Проще не бывает.
  
  – Только чтобы без трупов! – взмолился я.
  
  – Ладно.
  
  Но сохранит ли Винс миролюбие, когда увидит Джейн и поймет, как с ней обращались? Будь я на его месте, хватило бы мне сдержанности? Может, тоже захотелось бы перебить мерзавцев, если бы они хоть пальцем притронулись к Грейс? Даже если бы обошлось без физического насилия, разве они не заслуживали смерти хотя бы за то, что заставили ее пережить весь этот ужас?
  
  Мне требовалась ясная голова – не только для самого себя, но и чтобы удержать от резких движений Винса. Он изучал место у двери, открывавшейся из гаража в дом.
  
  – Я встану здесь. – Винс указал на простенок за дверью. – Сначала они пройдут в дом и только потом поймут, что я у них за спиной. Я скажу им бросить оружие, затем вон из той двери выйдешь с наведенным на их головы пистолетом ты. Они попадут под перекрестный огонь. Мы забираем Джейн, отводим их вниз, связываем. У нас будет время, чтобы удрать. Сядем в машину женщины, вернемся на кладбище, переберемся в мой пикап.
  
  Ну, конечно. Безупречный план.
  
  – Не знаю… – Я пожал плечами.
  
  Винс нахмурился.
  
  – Побольше уверенности! В этой игре ты тоже рискуешь головой. Я могу на тебя положиться?
  
  – Да.
  
  – Займи свое место. Скажешь, видна ли тебе оттуда подъездная дорожка.
  
  Я миновал дверь в подвал и оказался в столовой, в нескольких футах от окна с белой занавеской. Посмотрел на улицу и часть дорожки.
  
  – Все видно, – доложил я.
  
  – Сообщи мне, как только они сюда свернут.
  
  – Не стану же я это утаивать… – пробурчал я.
  
  Мы стали ждать.
  
  – Ну, что там? – спросил Винс через пять минут.
  
  – Пока ничего.
  
  Через несколько секунд я прошептал:
  
  – Вот они!
  
  На подъездную дорожку сворачивал внедорожник. За рулем сидел мужчина, рядом с ним еще один. Насколько можно было разглядеть издали, у второго мужчины половина лица была закрыта чем-то белым.
  
  – Останавливаются. А теперь…
  
  Мы услышали, как поднимаются ворота, в гараж заезжает машина, открываются и хлопают дверцы. Приглушенные голоса. Я выглянул из-за угла, посмотреть на притаившегося Винса. Он махнул рукой: спрячься, мол.
  
  – Все получится, – беззвучно произнес он.
  Глава 68
  
  Натаниэл Брейтуэйт держал вазу обеими руками. Синтию удивила его реакция. Подумаешь, ваза! Посмотрев на Синтию и на Грейс, он сказал:
  
  – Не знаю, откуда это взялось.
  
  Мать и дочь переглянулись.
  
  – Мы тоже.
  
  – Когда я въехал, ее здесь не было. Я заполнил все ящики комода.
  
  Он покачал головой, поставил вазу на комод и снова занялся чемоданами. Набив их до отказа, стал прижимать крышки и застегивать «молнии». Отнести все чемоданы к машине за один раз было трудно. Нат начал с меньшего, которым заинтересовалась Грейс, заставив его нервничать, и еще с одного, с одеждой.
  
  Он потащил два чемодана вниз, Синтия и Грейс последовали за ним. У двери покуривал Барни, Орланд по-прежнему глядел в пространство.
  
  – Чего это он? – спросил Барни, указывая на Брейтуэйта.
  
  – По-моему, вы теряете жильца, – ответила Синтия.
  
  – Как ты думаешь, что было в том чемодане, который он не позволял мне трогать? – обратилась Грейс к матери.
  
  – Так он съезжает? – воскликнул Барни. – Вот мерзавец, ни слова мне не сказал!
  
  – Думаю, он вернется, – произнесла Синтия. – Там еще остались чемоданы.
  
  Из-за угла появился его «кадиллак» и свернул на дорожку. Брейтуэйт заглушил мотор, запер автомобиль и взбежал на крыльцо. Барни заслонил собой дверь и прицелился пальцем Натаниэлу в грудь:
  
  – Что происходит?
  
  – Я вынужден съехать.
  
  – Эй, минуточку, мистер! Жильцам полагается предупреждать хозяев заранее. Я должен был узнать об этом за два месяца.
  
  – Прочь с дороги!
  
  Оттолкнув его, Натаниэл бросился в дом. Барни, с трудом удержавшись на ногах, выронил сигарету.
  
  – Вы живы? – спросила Синтия.
  
  Он затоптал сигарету каблуком.
  
  – Жив. Зря он думает, что я позволю ему не платить за следующий месяц. – Барни набрал в легкие побольше воздуху, выдохнул и побежал следом за жильцом.
  
  Синтия и Грейс заспешили за ним. Рванув на себя дверь квартиры Натаниэла, Барни крикнул с порога:
  
  – Ты платишь мне сейчас за следующий месяц наличными – и мы квиты.
  
  – Не волнуйтесь, вы все получите, – отозвался Натаниэл из спальни.
  
  Синтия протиснулась мимо Барни и сказала, не заходя в спальню:
  
  – Он найдет тебя, Нат. И Винс тебя найдет. Не он, так полиция.
  
  – Плевать мне на полицию! Полиция не хватает людей на улице и не сует им под нос вращающиеся сверла!
  
  Барни переместился в холл.
  
  – Я должен все здесь проверить. В случае ущерба я не верну тебе страховой депозит.
  
  Натаниэл вышел из спальни с двумя чемоданами:
  
  – Мне наплевать, понял?
  
  – Подожди минутку, я хотя бы посмотрю! – Барни обвел взглядом кухню, приблизился к холодильнику, открыл дверцу. – Ты все это заберешь?
  
  – Боже всемогущий! – Натаниэл поставил на пол чемоданы и полез за бумажником. – Вот, две сотни. Остальное я пришлю.
  
  Протянув руку за деньгами, Барни заглянул в спальню. Сделал три неуверенных шажка, таращась на вазу. Потом спросил:
  
  – Ты что, детектив? Твоя фамилия Брейтуэйт? Или Дугган? Ты жил здесь, чтобы шпионить за мной?
  
  – Что?..
  
  – Что слышал! Ты детектив? Куэйл говорил, что она у детектива. Мол, с нее снимают отпечатки пальцев. Ищут мои отпечатки. – Он прищурился. – Тебя навещала моя племянница? Регги говорила мне, что повидается с тобой. Отвечай!
  
  Натаниэл медленно покачал головой.
  
  – Мистер Крофт, даю вам слово, я понятия не имею, о чем вы говорите!
  
  – Я тоже! – воскликнула Синтия.
  Глава 69
  Терри
  
  Когда дверь стала открываться, я отпрянул за угол и замер. Лишь бы они не услышали, как у меня колотится сердце!
  
  – Эй! – раздался голос. – Вы где?
  
  – В подвале! – отозвалась Регги.
  
  Прозвучал другой голос, гнусавый, как при сильном насморке:
  
  – Что за черт? Что происходит?
  
  – Не двигайся!
  
  – Что еще за…
  
  – Я повторять не буду. Терри?
  
  Я вышел из-за угла, держа в обеих руках «глок» со своего чердака. Ну, точно как в кино! Винс остался там, где я видел его в последний раз, – в углу, но теперь он стоял с вытянутыми руками, как я. Расстояние между ухом второго вошедшего в дом мужчины и дулом пистолета Винса не превышало дюйма. Всего в доме появилось трое: между вторым и первым, с заклеенной пластырем окровавленной физиономией, стояла Джейн. Руки у нее были связаны за спиной, рот заклеен. У мужчины с пораненным лицом из-за ремня торчал пистолет, и я увидел, как он медленно тянет к нему руку. Настал мой черед проявить крутость.
  
  – Не смей! – сказал я.
  
  Он взглянул на меня и убрал руку.
  
  – Терри, забери у них пушки!
  
  Я сделал несколько шагов, остановился, с трудом сдерживая дрожь в коленях, и левой рукой вытащил из-за ремня у мужчины пистолет.
  
  – Отойди сюда! – приказал я, зная, что Винс следит за ним.
  
  Бандит посмотрел на Винса, ухмыльнулся и произнес:
  
  – Опять, наверное, обмочил себе штаны? – Опрометчивая реплика в адрес человека, наставившего на голову твоего напарника пушку!
  
  Протискиваясь мимо Джейн, я умудрился выдавить улыбку.
  
  – Секундочку…
  
  Она бешено вращала глазами.
  
  – А твой где? – обратился я к другому бандиту, не видя у него оружия.
  
  – Оставил в машине.
  
  – Обыщи его! – велел Винс.
  
  Я тщательно проверил мужчину, в том числе в местах, где у меня нет привычки трогать людей. Хотел извиниться, но не стал. Не найдя у него оружия, я передал Винсу пистолет, найденный у фургона бандита.
  
  – Помоги Джейн, – сказал Винс.
  
  Она повернулась и подставила мне связанные запястья. Я повозился с узлами и понял, что без ножа не обойтись. Пришлось вести ее в кухню, где только в третьем выдвинутом ящике я нашел короткий острый нож. Я пилил веревку медленно, чтобы не порезать Джейн руки. Наконец веревка лопнула, и я бросил нож на стол. Джейн начала отдирать пластырь ото рта. Справившись с этим, она скатала пластырь в комок, отодрала от пальцев и швырнула в раковину. Затем повернулась к Винсу и нагнулась к нему. Он не мог опустить руки, все еще касаясь пистолетом уха бандита.
  
  – Господи, Винс, я знала, знала… – Джейн всхлипнула. – Господи, господи…
  
  Я видел по его глазам, что ему хочется успокоить ее, но он не мог сойти с места.
  
  – Давай ты! – бросил Винс мне.
  
  Не выпуская из правой руки «глок», я приобнял Джейн. Она припала лицом к моей груди.
  
  – Все хорошо, – пробормотал я. – Все хорошо.
  
  – Логан! – сказал Винс.
  
  – Да?
  
  – Как насчет счастья вашей матушки? Ей же надо, чтобы ты и твой болван братец уцелели?
  
  – А то!
  
  – Значит, так. Мой друг спускается первым, вы оба – за ним.
  
  – Где остальные? – спросил Логан.
  
  – За них не бойся. Пошли!
  
  Я быстро сбежал вниз, обернулся и направил пистолет на спускающихся Логана и Джозефа. Прежде чем Винс шагнул на лестницу, Джейн успела обнять его. Они обменялись парой слов.
  
  – Через минуту нас тут не будет, – сказал ей Винс. – Подожди здесь.
  
  Назревало что-то, свидетельницей чего Винс не хотел делать Джейн. Он спустился по лестнице в помещение, где лежали связанные Уэйт и Регги и стояли теперь с недоуменным видом Логан и Джозеф. На полу валялись обрезки веревок.
  
  – Свяжи-ка нашего Пластыря, – велел мне Винс, глядя на Джозефа.
  
  Я подобрал веревку и жестом велел Джозефу повернуться.
  
  – Пошел ты! – огрызнулся он.
  
  Винс поднял пистолет.
  
  – Давай, Джозеф, – обратился к брату Логан. – Если бы они хотели нас убить, то уже сделали бы это. – Он с надеждой посмотрел на Винса. – Ведь так?
  
  – Точно, – с улыбкой подтвердил Винс.
  
  – Да пошел ты!
  
  У меня было подозрение, что Джозеф не подчинится: если бы я засунул пистолет себе под ремень, он бы обязательно попытался завладеть им. Поэтому я отдал свое оружие Винсу. Теперь Винс напоминал героя Гэри Купера – с двумя пистолетами. Я завел Джозефу руки за спину и стал обматывать ему запястья веревкой.
  
  – И ноги! – напомнил Винс.
  
  Вскоре Джозеф лежал на полу рядом с Регги и Уэйтом. Очередь была за Логаном.
  
  – Винс! – позвала Джейн сверху.
  
  – Почти готово! – отозвался он, отдавая мне «глок».
  
  На мой взгляд, нам надо было уходить. Джейн находилась с нами, деньги лежали в машине, похитители распластались на полу и не могли шелохнуться. Но Винс замер над ними. Казалось, его подметки приклеились к полу.
  
  – Винс! – позвал я.
  
  Он не обернулся. Наблюдал за своими пленниками. В руке у него был пистолет.
  
  – Винс, мы же договаривались!
  
  Он медленно повернул голову:
  
  – Они должны получить по заслугам. Они не заслуживают жалости. Приговор должен свершиться.
  
  – Но не твой. Может, они и заслуживают казни. Но учти, я в этом не участвую.
  
  Винс опустил голову, закрыл глаза и пошатнулся. Когда он открыл глаза, я увидел, что выглядит он так же, как тогда у нас дома, когда едва не упал. Опустив пистолет, Винс стал шарить левой рукой, ища, на что опереться. Нащупав спинку кушетки, он налег на нее всем своим весом.
  
  – Что-то мне поплохело, – выдавил Винс.
  
  – Пора идти. Сможешь подняться по лестнице?
  
  Он убрал руки, проверяя, устоит ли без поддержки.
  
  – Попробую. – Обратившись к лежащим на полу, он произнес: – Вам бы прямо сейчас испариться. Потом я пожалею, что оставил вас в живых. Я за вами приду. Порядок есть порядок.
  
  – Пошли! – поторопил я.
  
  – У старика кишка тонка, – подал голос Джозеф.
  
  – Да заткнись ты! – прошипела Регги.
  
  Я пропустил Винса вперед. Я бы не удивился, если бы, поднимаясь, он повалился на меня, и был готов подхватить его. Джейн ждала его наверху. Мы остановились в кухне. Мне хотелось немедленно удрать, но Винс и Джейн обнялись и стали перешептываться. Сообразив, что им надо побыть вдвоем, я удалился в гостиную и стал смотреть из-за занавески на улицу.
  
  Минут через пять Винс крикнул мне:
  
  – Терри, уходим! – Таким умиротворенным я его голос в жизни не слышал.
  
  Мы открыли дверь в гараж. Винс ковылял, как раненый солдат, повиснув на Джейн. Она распахнула левую заднюю дверцу и помогла ему забраться на сиденье.
  
  – Ему надо передохнуть, – сказала она мне, когда я открыл водительскую дверцу. – Он вам говорил? – В глазах у нее мелькнули слезы.
  
  – О чем?
  
  – Винс болен.
  
  Это и так было ясно.
  
  – Что с ним?
  
  Джейн вздохнула:
  
  – Рак. Дело зашло далеко.
  
  Я кивнул.
  
  – Долгий выдался денек!
  
  – Да. Пора ехать. – Она тронула меня за локоть. – Спасибо.
  
  Я слабо улыбнулся:
  
  – Не за что.
  
  Джейн убрала руку с моего локтя и стала обходить автомобиль. Между ней и дверью в дом расстояние было футов шесть. Неожиданно дверь распахнулась. Зря я в юности поленился научиться вязать узлы! Это был Джозеф. Он вывалился из двери с ножом в правой руке – с тем, вероятно, который я оставил на кухонном столе, разрезав веревки на руках у Джейн. Безумный взгляд его вытаращенных глаз был направлен на Джейн. Увидев Джозефа, она вскрикнула и вскинула руки. Слабенькая защита от взбешенного громилы! Он уже занес нож, зажав его в кулаке, как ледоруб, и скаля зубы, как дикий зверь.
  
  «Глок», как выяснилось, был заряжен. Я молниеносно вскинул его. Сказать, что я прицелился, было бы преувеличением. Просто навел пистолет на Джозефа и спустил курок. В гараже прогремел оглушительный выстрел. На шее у Джозефа расцвел красный цветок, его отшвырнуло в сторону. Он упал на бетонный пол у самого бампера «БМВ».
  
  – Нет! – крикнул я.
  
  В гараже стало вдруг очень тихо. Джейн отпрянула к «лексусу» и зажала себе обеими руками рот. Услышав у себя за спиной какой-то звук, я обернулся. Винс вылез из машины, прохромал мимо меня и присел у переднего бампера.
  
  – Хороший выстрел, – похвалил он, повернув голову и глядя на меня.
  
  – Он умер? – прошептал я.
  
  – На то и хороший выстрел.
  
  Винс медленно выпрямился, держась за капот, подошел ко мне и протянул руку:
  
  – Дай сюда!
  
  – Что?
  
  – Пушку.
  
  Как в бреду, не сознавая, что делаю, я повиновался.
  
  – Что ты задумал?
  
  Винс немного помолчал, потом опять протянул руку – на сей раз чтобы положить ее мне на плечо.
  
  – Я попробовал сыграть по твоим правилам, – произнес он, – но ты сам нарушил их.
  Глава 70
  Терри
  
  Даже сейчас пытаться вспомнить события следующих минут – все равно что восстанавливать в памяти сон. Как я ни старался увидеть картину ясно, она расплывалась, словно я смотрел сквозь вощеную бумагу. Все было не в фокусе, плыло, тонуло в тумане. Вряд ли то, что на меня тогда нашло, можно назвать клиническим шоком – скорее это было оцепенение. Я не мог поверить в происшедшее. Не верилось, что я убил человека. Это казалось нереальным. Да именно так и случилось, однако я не чувствовал связи с событиями. Слышать и наблюдать я еще мог, но действовать – нет. Полный паралич.
  
  Помню, как ко мне подошел Винс:
  
  – Ты спас Джейн, понял? Ты ее спас. Поступил правильно.
  
  – Я должен вызвать полицию, – прошептал я.
  
  – Нет. Знаешь, почему? Это не твоих рук дело. Видишь, у кого пистолет? У меня. На нем будут отпечатки моих пальцев, а не твоих.
  
  – Это я виноват. Я плохо связал его. И нож…
  
  – Забудь обо всем. – Винс по-прежнему держал руку на моем плече. – Ты и вправду мой напарник. Прошел проверку.
  
  Я почувствовал новое прикосновение. Джейн.
  
  – Так и есть. Если бы не вы, мне бы не жить. Он бы меня прикончил.
  
  – Значит, у меня есть оправдание. Если я скажу полиции…
  
  – Тут такое дело, приятель, – перебил Винс. – Мы еще не закончили. Езжайте. – Он повернулся к Джейн. – Брысь отсюда, оба!
  
  – Нет, – возразила она. – Ты уедешь с нами.
  
  – Ты мне здесь не нужна! Чтобы духу твоего здесь не было, ясно? Мы скоро увидимся.
  
  Винс снял руку с моего плеча и взял за плечо Джейн. Она плакала:
  
  – Нет, не увидимся! У меня плохое предчувствие.
  
  – Не беспокойся. С тобой все будет хорошо. Делай, как я говорю.
  
  Джейн все-таки прижалась к нему, он обнял ее свободной рукой.
  
  – Я тебя люблю, – сказала она. – Мне жаль, что все так вышло…
  
  – Увези отсюда Терри, – разрешил Винс. – Не мешкай! Тут есть вторая машина, я заберу ключи Логана. Ничего со мной не случится.
  
  Я молчал, пытаясь успокоиться.
  
  – Садись-ка за руль, – обратился Винс к Джейн. – Терри сейчас в стрессе.
  
  – Зачем? – спросил я его.
  
  – Что «зачем»?
  
  – Для чего тебе это?
  
  Он грустно улыбнулся:
  
  – Точку надо ставить здесь. Если я сейчас уеду с вами, жди продолжения. Все выйдет из-под контроля, и кто знает, что произойдет дальше? Вариантов много, один другого хуже. Поверь мне.
  
  Джейн потянула меня за руку:
  
  – Поехали!
  
  Я сел в салон «БМВ».
  
  Что же делать? Что делать? Позвонить в полицию из дому? Позвонить и во всем сознаться. Они все поймут: что еще мне оставалось? Как еще было спасти жизнь Джейн? Но что подумают копы, а после присяжные, узнав о предшествовавших событиях? Выходило, что мы с Винсом сами похитили Уэйта и Регги и заставили их ехать сюда. Сами их связали… Ничего хорошего меня не ждало.
  
  Сев за руль, Джейн посмотрела на Винса:
  
  – Где ключи?
  
  – У Терри.
  
  Я поднял голову:
  
  – Какие ключи?
  
  – Они у тебя в кармане, – сказал Винс.
  
  Я запустил руку в карман и нащупал связку, которую отобрал у Регги. Джейн забрала ее у меня и запустила двигатель. Винс поднес руку к кнопке на стене.
  
  – Сейчас открою.
  
  Он нажал кнопку, и ворота у нас за спиной шумно поехали вверх. Джейн перевела автомат на задний ход и повернулась, чтобы удобнее было выезжать из гаража и дальше по дорожке на улицу. Я оборачиваться не стал.
  
  Винс наблюдал за нами пять секунд, а потом опять нажал кнопку, и ворота стали опускаться. Прежде чем они закрылись, я увидел, как Винс исчез за дверью.
  Глава 71
  Терри
  
  – Куда поедем? – спросил я Джейн.
  
  – На кладбище. Винс сказал, что оставил там свой пикап.
  
  Разумное решение. Я еще не начал мыслить ясно. Нужно было попытаться сосредоточиться, как бы выползти из тумана.
  
  – Беда в том, – продолжила она, – что я не знаю, где мы находимся. Меня привезли сюда с мешком на голове.
  
  – Сейчас прямо, у скамейки сверни. Покинем этот квартал – и ты сориентируешься.
  
  Еще несколько поворотов – и Джейн наконец сообразила, где мы.
  
  – Винс отдал тебе ключи от своего пикапа? – спросил я.
  
  Она кивнула.
  
  – Напомни мне перенести все отсюда в пикап.
  
  – Ладно. Похоже, Винсу не надо беспокоиться, что ему нечего будет отдавать вкладчикам. Ты в курсе, чем в последнее время он занимался?
  
  – Я слышала разговоры тех, кто меня схватил. Винс прятал деньги в чужих домах.
  
  – Да. Вчера вечером, когда Грейс и Стюарт залезли в один из этих домов, его как раз кто-то обчищал. Кто-то пронюхавший, что там спрятаны денежки. Сейчас я думаю, что это могли быть твои похитители. Они узнали про один дом с тайником, но про все дома выяснить не удалось, вот они тебя и сцапали. И говорят Винсу: отдашь все нам, не то мы…
  
  – Убьем ее.
  
  – Ну да.
  
  – И чуть не убили. Винс успел сообщить мне в двух словах, что произошло. Сказал, что нам нужно забрать из вашего дома оружие.
  
  Господи, совсем забыл!
  
  – Хорошая мысль!
  
  – Вы ведь знаете, что он сейчас делает? – спросила Джейн.
  
  – Не хочу даже думать об этом.
  
  – Он защищает нас обоих.
  
  – Тебя – понятно. Но меня-то ему зачем защищать?
  
  – Он вас уважает!
  
  – Что?
  
  – Да, уважает. Винс считает вас хорошим человеком. И всегда считал.
  
  Какое мне до всего этого дело? Винс Флеминг – преступник. Убийца. Нужно ли мне уважение такого человека? И все-таки я был тронут. Может, потому, что теперь сам убийца? Нет. То, что сделал я, не имело никакого отношения к тому, на что был способен Винс.
  
  – Тормози! – попросил я.
  
  Джейн вздрогнула:
  
  – В чем дело?
  
  – Тормози, говорю!
  
  Она остановила машину на обочине, я распахнул дверцу и согнулся пополам. Меня вывернуло наизнанку. Я не помнил, когда в последний раз хоть что-то ел, но все, что еще оставалось в моем желудке, теперь вылетело вон.
  
  Я долго стоял скрюченный, упершись ладонями в колени, рядом с автомобилем. Наконец выпрямился, пару раз глубоко вздохнул и снова сел в салон. Машина тронулась с места. На кладбище мы разгрузили багажник «БМВ», перенеся его содержимое в пикап Винса, на пол перед задними сиденьями.
  
  – Теперь надо все вытереть, – сказала Джейн.
  
  Я не понял, о чем это она. Джейн взяла две тряпки и сунула одну мне.
  
  – Винс велел стереть отпечатки пальцев.
  
  Она принялась за руль, переключатель передач, приборный щиток. Я повозил тряпкой по своей половине щитка, обтер изнутри переднюю дверцу, переполз назад. Джейн обработала тряпкой крышку багажника и дверные ручки.
  
  – Капот! – спохватился я. – Винс держался за него, чтобы не упасть.
  
  – Сейчас выйду, – кивнула Джейн.
  
  Затем она обтерла брелок с ключами и забросила его в салон через открытое окно.
  
  Вскоре мы сели в пикап. Джейн снова заняла место за рулем.
  
  – На очереди ваш чердак, – произнесла она.
  
  Я объяснил ей, как ехать. Уже через десять минут я находился у себя на чердаке и передавал Джейн, стоявшей на лестнице, коробку с «глоками» и с пистолетом Уэйта в придачу. Напоследок я разгладил слой изоляции, вылез в люк и задвинул крышку. Коробка заняла место на полу пикапа вместе с остальной добычей.
  
  – Обещай не колесить по городу со всем этим хозяйством! – попросил я.
  
  – Ладно, – сказала Джейн. Она вытянулась передо мной со смущенным видом, потом по-дружески обняла и прошептала: – Простите!
  
  – За что?
  
  – За то, что втянули вас с Грейс во все это. Я сожалею. Я вам очень благодарна: вы помогли Винсу и спасли меня. Сами знаете. А еще за то, что всегда в меня верили. – Джейн чмокнула меня в щеку.
  
  Я тоже обнял ее.
  
  – Думаете, у вас получится? – спросила она.
  
  – Я постараюсь.
  
  – Надо лишь в недоумении хлопать ушами.
  
  – Это мое любимое занятие, – улыбнулся я.
  
  – Все обойдется, вот увидите.
  
  – Передай Винсу, что я приложу все усилия.
  
  Она помолчала, а потом добавила:
  
  – Вы не поняли. Мы его больше не увидим.
  
  Я смотрел, как Джейн садится в пикап, машина трогается с места и удаляется. Когда она исчезла за углом, я вернулся в дом и прошел в кухню. Там снял телефонную трубку и набрал номер Синтии. Она ответила сразу:
  
  – Терри?
  
  – Езжай домой.
  
  – Знаешь, – произнесла Синтия, – здесь возникли кое-какие затруднения.
  Глава 72
  
  Синтия спрятала телефон. Натаниэл продолжал настаивать, что его настоящая фамилия не Дугган, он не частный детектив и не искал никаких отпечатков на голубой вазе, стоявшей у него на комоде.
  
  – А двести тысяч «зелени»? – возмущался Барни. – Они тоже у тебя? Элай отдал их тебе? Вот гаденыш! Я давал ему работу, поручал кое-какой ремонт в других своих квартирах. Пожалел, узнав, что у него нет крыши над головой. А он, оказывается, следил за мной и разнюхал, где я держу деньги. Накопления тридцати лет! Тридцать лет я складывал доллар к доллару… – Он уставился на вазу. – Но главное было вернуть Шарлотту. Напрасно я рассказал про нее Элаю…
  
  – Так это урна? – спросила Грейс.
  
  Барни посмотрел на нее увлажнившимися глазами.
  
  – Это Шарлотта. Мы собирались пожениться. Я попал в серьезную аварию. Тем временем мой лучший друг не стал ждать моего выздоровления и соблазнил ее. Мерзавец! Он увел ее у меня. Они поженились. Шарлотта была моей единственной любовью.
  
  – Не понимаю… – пробормотала Синтия. – Если она вышла замуж за другого, то как к вам попал ее прах?
  
  – Я похитил его, – с гордостью заявил Барни. – Два года назад Шарлотта скончалась. Я был на прощании и услышал, что ее кремируют. Через пару дней еду мимо похоронного бюро и вижу, как Куэйл выходит из двери со свертком. Я догадался, что там. Он сел в машину, я поехал за ним. По пути Куэйл остановился, пошел в бар заливать свое горе. – Барни усмехнулся. – Я разбил стекло его автомобиля и забрал Шарлотту. Пусть я не смог помешать ему при ее жизни, зато получил Шарлотту назад, когда она уснула вечным сном.
  
  – Невероятно! – заключила Грейс.
  
  Барни медленно, как сомнамбула, двинулся в спальню, снял урну с комода и взял ее в руки ласково, как младенца. Потом отлепил от крышки пленку, заглянул внутрь и снова заклеил крышку.
  
  – Она осталась непотревоженной, – сообщил он.
  
  Натаниэл, недавно собиравшийся бежать, завороженно глядел на Барни. Стоя рядом с Синтией и Грейс, он наблюдал за воссоединением влюбленного с предметом его любви. Барни, обнимая урну, уставился на Брейтуэйта:
  
  – Как она к тебе попала?
  
  – Не имею ни малейшего представления!
  
  – А я знаю, – сказала Грейс, глядя на Брейтуэйта. – На самом деле я вас не видела, так что нечего беспокоиться и пытаться меня убить, но… это были вы.
  
  – Теперь еще ты будешь нести чушь?
  
  – Вы находились в доме Каунтчиллов. Забрали деньги и эту… вещь. И убили Стюарта.
  
  – Нет, – возразил он.
  
  – В чемодане, до которого вы не позволяли мне дотронуться, наверное, деньги?
  
  Барни вышел из спальни и бросил Натаниэлу:
  
  – Отдавай мои деньги! Не отдашь – я знаю кое-кого, кто их из тебя вытрясет.
  
  Он достал из кармана сотовый, нажал пару клавиш и прижал телефон к уху:
  
  – Регги, я нашел ее. Она здесь, в одном из моих домов. Не знаю, как это получилось, но она тут. Я ее нашел. Прослушаешь это – позвони.
  
  Барни убрал телефон.
  
  – Лучше тебе иметь дело со мной, чем с ней.
  
  – Кто бы эта Регги ни была, пусть поцелует меня в зад. – С этими словами Брейтуэйт схватил оставшиеся два чемодана. – Не знаю, что за цирк вы устроили и в чем меня подозреваете, но больше вы меня не увидите. – И он выбежал вон.
  
  Когда Барни выскочил на лестницу, Брейтуэйт уже был на улице. Через несколько секунд он завел свой «кадиллак».
  
  – Немедленно назад! Назад! – заорал Барни.
  
  Он бросился вниз по лестнице, через четыре ступеньки оступился и, не переставая обнимать свою урну, другой рукой машинально потянулся к отсутствующим перилам. Провел ладонью по стене, потерял равновесие и рухнул вниз.
  
  Синтия наблюдала сверху, как Барни отсчитывает головой ступеньки, потом услышала звон разлетевшейся вдребезги урны. По нижним ступенькам Барни съезжал уже на животе и при этом рыдал.
  
  Синтия обернулась и обняла Грейс:
  
  – Сейчас я перезвоню твоему отцу и скажу, что мы выезжаем.
  Глава 73
  
  Винс все сделал быстро. Спустился вниз. Три человека, три выстрела. Расплата за содеянное. Он застрелил их из того самого пистолета, пуля из которого свалила в гараже Джозефа. Теперь распускать язык было некому.
  
  Винс поднялся по лестнице, поискал, где Регги и Уэйт держали спиртное, и нашел бутылку виски «Ройал лохнагар».
  
  – Сойдет, – пробормотал он себе под нос.
  
  Искать рюмку не стал: откупорив бутылку, хлебнул прямо из горлышка.
  
  То, что он еще мог бы сделать, не вызывало у него интереса. Деньги, пропавшие из дома Каунтчиллов? Велика важность! Выследить и покарать Берта? Это было бы нетрудно, но нужно ли? Еще Брейтуэйт, чертов выгуливатель собак. Удрал от Берта и Горди, из-за него Горди погиб. По представлениям Винса, Брейтуэйт тоже должен был сейчас уносить ноги. Его поиск доставил бы больше хлопот. Винс не знал его привычек, друзей. Но и эту задачу он, приложив усилия, скорее всего выполнил бы. Что толку за ним гоняться? Лучше выпить еще виски.
  
  Ну, и Элдон для полного комплекта. Его труп все еще лежал в квартире. Здесь Винсу больше не на кого было рассчитывать. Это дело ему пришлось бы завершать самому. Но где взять силы? Последние сутки он чувствовал, как рак пожирает его нутро. Тем хуже для Элдона. Жаль его парня…
  
  Винс негромко выругался.
  
  Может, со всем этим покончить прямо здесь? Сунуть в рот пистолет, нажать на курок – и дело с концом. Джейн на свободе. Вряд ли ей теперь что-либо угрожает. Он четко объяснил ей, как поступить. Избавиться от наркотиков, оружия, прочей дряни – того, что можно отследить и опознать. А деньги оставить себе, все до последнего доллара. Завести сейф в настоящем банке. Ну, и на время скрыться. Податься в Европу. Вместе с лабухом, будь он неладен. «Наслаждаться жизнью, ты этого заслуживаешь. Пусть это станет моим подарком тебе, так я прошу прощения за все. За то, что не был рядом с твоей матерью, когда она во мне нуждалась. И за все остальное».
  
  Когда люди, доверявшие ему свои деньги, узнают о случившемся – а они узнают, Винс не сомневался, – и поймут, что единственный человек, знавший, где спрятано их добро, мертв, что они смогут предпринять? Пройтись по всем домам Милфорда? Нет, им придется списать эти активы. Ничего другого не останется.
  
  Винс поставил бутылку. Решение принято. Но здесь он не останется. Лучше взять «лексус» Логана, поехать домой, на пляж, и все сделать там. Но сначала разуться, снять носки и зайти в воду, насладиться напоследок ее плеском. Это будет неплохо. Пришлось опять спуститься вниз, чтобы забрать с трупа Логана ключи. Обратно Винс уже не поднимался, а полз. На это ушли последние силы.
  
  Он вернулся в гараж всего с одним пистолетом – с тем «глоком», который Терри Арчер нашел у себя на чердаке. Нажал кнопку гаражных ворот. Они стали медленно подниматься. Подъездную дорожку перегораживал автомобиль, черный «форд». Полиция, смекнул Винс. Женщина, стоявшая на дорожке и смотревшая в гараж, тоже была копом. Чернокожая, крепкая, не выше пяти футов трех дюймов. С револьвером. Она сжимала его двумя руками и направляла на Винса.
  
  – Полиция! – крикнула женщина.
  
  Винс стоял. Теперь, когда в гараже не было «БМВ», она могла видеть труп Джозефа на полу у него за спиной.
  
  – Брось оружие!
  
  Он посмотрел на пистолет, но бросать его не стал.
  
  – Я тебя как будто знаю, – произнес Винс.
  
  – Оружие на землю!
  
  – Помню, много лет назад, когда я поймал пулю, ты задавала мне вопросы. Уидмор, кажется?
  
  – Да, детектив Рона Уидмор. Повторяю: бросьте оружие.
  
  Но Винс только крепче сжал пистолет.
  
  – Тут по уши кровищи, – сказал он. – Парень позади меня и трое в подвале. Это все я. Еще один, он на меня работал. Элдон Кох. Рано или поздно вы найдете его. И его сын…
  
  – Бросай!
  
  Гораздо приятнее было бы стоять в такой момент на пляже. Винс быстро поднял пистолет и навел на нее. Не прикасаясь к курку.
  
  Выстрел.
  Глава 74
  Терри
  
  Синтия осталась ночевать дома. Раздельное проживание нашей семье противопоказано – после всего, что пришлось пережить. Но свои вещи она на несколько дней оставила в съемной квартире. Просто не могла добраться до них. Грейс не выпускала ее из дому.
  
  Наша дочь позвонила на работу и отпросилась на два дня. Синтия поступила так же. Они проводили много времени в комнате Грейс, сидя на кровати. Я никогда туда не заглядывал, но им, похоже, было так хорошо вдвоем, что я решил не мешать. Думал, что они тихо обсуждают недавно пережитые ужасы – и правильно делают: чем смелее мы бросаем вызов своим проблемам, тем легче их преодолеть. Но, в очередной раз проходя мимо комнаты Грейс, я услышал обрывки разговора. Синтию и Грейс занимали вовсе не револьверы, чердаки и смерть. Мальчики, кино, школа и Анджелина Джоли – вот что они обсуждали! Но не все время. Иногда до меня доносился плач. Ревели обе. Несколько раз, заглядывая к ним, я убеждался, что они спят на кровати Грейс: дочь спала спиной к матери, мать – обняв дочь.
  
  Мне было что рассказать Синтии. Все новости были посвящены бойне – так это называлось. Четыре трупа в одном из домов Милфорда. Детектив Рона Уидмор – хорошо знакомое нам имя, – разыскивая автомобиль, предположительно использовавшийся при другом убийстве, подъехала к этому дому в тот момент, когда Винсент Флеминг собирался покинуть место преступления. Прежде чем Уидмор застрелила его в порядке самообороны, он успел признаться во всех четырех убийствах.
  
  Я поведал Синтии почти обо всем. О встрече на кладбище. О возвращении к нам домой, о том, как мы одолели Уэйта и Регги, отвезли их к ним в дом, освободили Джейн. Я сказал ей, что в подвале всех связали. Винс прогнал нас с Джейн, пообещав потом выйти на связь. Заявил, будто понятия не имел, что Винс задумал всех перебить. По моей версии, после нашего отъезда субъект по имени Джозеф освободился и напал на Винса. Тот расправился с ним, после чего решил, что у него нет другого выхода, кроме как перестрелять остальных. Делясь с Синтией своей версией, я дрожал.
  
  – Господи! – воскликнула она. – Невероятно. – Ее поразило то, какое крохотное расстояние отделяло меня от сцены жуткого насилия. – Но у всего есть хорошая сторона: ты, по крайней мере, вывернулся до того, как все началось.
  
  Да уж…
  
  Полиция сообщала, что Винс сознался также в убийстве своего сотрудника Элдона Коха и его сына, хотя тело юноши не нашли. Эта часть новостей попала на глаза Грейс.
  
  – Ерунда! – усмехнулась она. – Винс находился в том доме? Застрелил Стюарта? Нет, это парень, живший напротив мамы.
  
  Они с Синтией рассказали мне о многом. Я недоумевал, как поступить с этой информацией. Читал и смотрел все, что мог найти по данному делу. Полиция считала, что разобралась, кто в чем виновен, но мотивы преступников оставались неясными. Было установлено, что Регги и Уэйт занимались налоговыми хищениями. Из пистолета, найденного на месте преступления, видимо, был также застрелен частный детектив Хейвуд Дугган. Та же парочка, муж с женой, были виновны в убийстве двух учителей-пенсионеров и некоего Элая Гоумана, хотя эти преступления все еще находились на стадии расследования.
  
  Ну, это не стало для меня новостью.
  
  Еще нам попалось на глаза интервью с дядей Регги, оказавшимся также хозяином квартиры Синтии, – Барни Крофтом. Он рассказывал репортеру, что часто говорил с племянницей по телефону, поведал и о своем звонке в день ее гибели, оставшемся без ответа, и уточнил, что не виделся с ней много месяцев и ничего не знал о ее преступной деятельности.
  
  – Подлый лгун! – воскликнула Синтия.
  
  Другой журналист поймал Джейн, выходившую из здания рекламной фирмы, где она работала. Прибегнув к той же стратегии, что Крофт, Джейн сообщила: «Да, Винс Флеминг был мужем моей покойной матери, но я не виделась с ним много месяцев и ничего обо всем этом не знаю. У меня болит сердце за семьи тех, кто пострадал от рук Винса». Села в свой автомобиль и укатила.
  
  Один из бывших подельников Винса, Берт Гудинг, по-прежнему находился в розыске.
  
  Однажды вечером показали репортаж о другой, как будто не связанной с этим истории, – о неких Каунтчиллах, вернувшихся домой из путешествия. Окно в их подвал было высажено, но из дома ничего не пропало. Само по себе это не заслуживало бы упоминания в новостях, если бы сюжет не связали с другим – о бывшем миллионере, владельце компании, превратившемся в специалиста по выгулу чужих собачек, Натаниэле Брейтуэйте. Клиенты хватились его, искали…
  
  Полиция нами не интересовалась, но я постоянно задавался вопросом, останется ли наше участие во всем этом нераскрытым.
  
  – Обойдется! – уверяла Синтия. – Винс все продумал.
  
  Прошло три дня, четыре, целая неделя. Я уже был склонен признать правоту жены. Вечером восьмого дня на нашу подъездную дорожку свернул неприметный седан. Я увидел его из окна – в последнее время я проводил на этом месте много времени, все чего-то ждал.
  
  – Синтия! – позвал я.
  
  Мои жена и дочь вошли в гостиную.
  
  – Грейс, – произнесла Синтия, – иди к себе в комнату и сиди тихо.
  
  Дочь убежала – знала, что ей может грозить.
  
  – Это Уидмор! – воскликнул я. – Дождались! Они все разнюхали. Теперь меня арестуют.
  
  Синтия удивленно посмотрела на меня:
  
  – Тебя? Я думала, мы переживаем за Грейс.
  
  В дверь позвонили.
  
  – Значит, ты не все мне рассказал?
  
  Лгать не хотелось, поэтому я промолчал. Звонок прозвенел еще раз. Синтия заставила себя встать и открыла дверь.
  
  – Вот так сюрприз! – восклкинула она. – Детектив Уидмор! Глазам своим не верю. Давно не виделись.
  
  – Точно, – кивнула Уидмор.
  
  Я подошел к ним и сказал:
  
  – Здравствуйте, рад вас видеть.
  
  – Я тоже.
  
  Синтия не встречалась с детективом Уидмор уже много лет в отличие от меня. Год назад Уидмор заходила ко мне в школу и задавала вопросы по одному делу, связанному с медиумом-самозванцем. Мы с Синтией имели глупость обратиться к ней в прошлый раз, когда у нас возникли проблемы.
  
  Мы проводили Уидмор в гостиную и предложили ей кресло. Синтия хотела принести кофе, но детектив отказалась.
  
  – Так в чем дело? – спросил я. – Держу пари, это из-за Винса Флеминга?
  
  Я решил действовать напрямик, чтобы она не заподозрила, будто я что-то скрываю.
  
  – Откуда такие мысли?
  
  – Мы смотрим новости и знаем, что происходит. Мы с Синтией были с ним знакомы. Однажды он нам помог. И его ранили.
  
  – Я знаю, что это был за человек, мы не наивные дети. Но все равно нам трудно во все это поверить! – произнесла Синтия.
  
  – Да уж, – кивнула Уидмор. – У меня вопрос: кто-то из вас имел с ним контакты в последнее время?
  
  Мы с женой переглянулись.
  
  – Мы навещали Винса в больнице, – ответил я. – Но с тех пор…
  
  – Я отправила ему открытку с соболезнованием, когда умерла его жена. Случайно встретила Винса две-три недели назад, и мы поговорили.
  
  – Это все? – спросила Уидмор. – Больше ничего?
  
  Мы покачали головами.
  
  – Нет, – подтвердил я. – А что?
  
  – А то, что вы в списке.
  
  У меня душа ушла в пятки.
  
  – Что за список? – спросила Синтия. – Мы с Терри в чьем-то списке? Где?
  
  – Не вы с Терри, а ваш дом, – уточнила Уидмор.
  
  – Как в адресной книге?
  
  – Не совсем. Мы постепенно разбираемся с делишками мистера Флеминга. Например, он прятал всякую всячину для других преступных дел – деньги, наркотики, много чего еще – в домах людей, не привлекавших внимание полиции. Достойных, образцовых граждан. – Она сделала паузу. – Вроде вас.
  
  – Он использовал наш дом? – возмутился я. – Как тайник? Вы шутите?
  
  – Ничуть, – спокойно ответила Уидмор. – Скорее всего ваш чердак.
  
  – Невероятно! – воскликнула Синтия. – Наш дом на сигнализации.
  
  – Похоже, они научились справляться с ней. У вас есть собака?
  
  – Собака? – удивился я. – Мы не держим домашних животных.
  
  – Это был один из его способов доступа. Слышали про людей, выгуливающих чужих собак? Приходят днем к вам в дом и забирают собаку на прогулку. Имеют ключи и коды.
  
  – Одно время я снимала квартиру, – сказала Синтия. – У нас с Терри… В общем, мне понадобилось пожить одной. Сосед напротив занимался именно этим.
  
  Меня удивила ее готовность рисковать. Хотя Уидмор и так уже должна была знать о временном соседстве Синтии и Натаниэла Брейтуэйта и ждала, чтобы она сама призналась.
  
  – Правильно, мистер Брейтуэйт.
  
  – Вот-вот, – оживилась моя жена. – Говорите, он делал это для Винса? Но откуда у него наши ключи и код?
  
  – Давайте заглянем к вам на чердак. Не возражаете?
  
  Мы заявили, что это напрасная трата времени, однако я притащил стремянку и поставил ее под люком. Уидмор полезла на чердак и минут пять там копалась, прежде чем объявить, что там пусто. Спустилась она раскрасневшаяся и потная и согласилась выпить чего-нибудь холодного. Синтия принесла ей бутылочку воды из холодильника.
  
  – Насколько я понимаю, делишки Винса нас все-таки не касались? – спросила Синтия.
  
  – Вероятно, нет, – медленно проговорила Уидмор, открывая бутылку и делая глоток воды.
  
  – Это как-то связано со всеми погибшими? – произнес я.
  
  – Не исключено. Стокуэллы – Регги и Уэйт Стокуэллы – брали крупные суммы, жульнически получая компенсации за переплаченные налоги. Им нужно было где-то их прятать. Наверное, мистер Флеминг хранил их деньги, а потом решил не отдавать, что им не понравилось. Но это лишь одна из версий.
  
  Мы с Синтией молча переглянулись.
  
  – Интересно другое, – продолжила Уидмор. – Ваши имена всплывают снова и снова.
  
  – О чем вы?
  
  – Ваш дом фигурирует в списке мистера Флеминга: там перечислены места, где он устраивал тайники. Ваша жена жила короткое время напротив мистера Брейтуэйта, он помогал мистер Флемингу. Кстати, вы оба общались с ним.
  
  – Даже не знаю, что сказать. – Синтия покачала головой и посмотрела на меня. – Что ты об этом думаешь?
  
  – Ничего. Радуюсь, что к нам в дом никто не влезал.
  
  – Что ж… – Уидмор встала. – Спасибо, что уделили мне время. Если появятся какие-то идеи, пожалуйста, звоните. – Она положила на столик свою визитную карточку.
  
  Мы проводили ее, попрощались и заперли дверь.
  
  – Боже, – простонала Синтия, привалившись к стене.
  
  Я положил ладонь на лоб и вздохнул:
  
  – Боялся, что меня хватит сердечный приступ.
  
  – Когда она спросила про…
  
  Снова звонок в дверь. Мы в ужасе уставились друг на друга. Через пять секунд Синтия открыла дверь.
  
  – Простите, – сказала Уидмор. – Я хотела спросить: что с вашей лужайкой?
  
  Я постарался привести в порядок газон, перепаханный машиной Синтии, но ничего не смог сделать с двумя параллельными бороздами, трава в которых отрастала с большим трудом. Уидмор поманила нас наружу, и мы нехотя поплелись за ней.
  
  – Видите, о чем я? – Она указала на испорченный газон в двух футах от окна.
  
  Тут что-то бросилось мне в глаза, какой-то блеск на земле под кустом.
  
  – Сейчас я вам расскажу… – начала Синтия, стараясь хоть что-то придумать.
  
  Уидмор отвлеклась, и я посмотрел вниз. Это была вторая связка ключей от «БМВ». Ключи Уэйта. Винс забрал ключи у обоих супругов, но вторая связка была ему ни к чему, вот он ее и выбросил. Что я стал бы объяснять Уидмор, если бы она нашла ключи – не только от их машины, но и от дома? Ключи, связывавшие меня с домом, где убили четверых. Одного из которых убил я.
  
  – Нет, лучше я! – вмешался я, бросившись к дорожке и этим заставив Уидмор отвернуться от кустов.
  
  Я смотрел ей в лицо, чтобы завладеть ее вниманием, а еще чтобы не коситься на ключи – они казались мне очень заметными, прямо как садовый гном под фонарем. Необходимо было увести Уидмор, подобрать ключи и выбросить их в ближайшую канализационную решетку.
  
  – Вообще-то я побаиваюсь признаться… – пробормотал я.
  
  – Смелее! – подбодрила Уидмор.
  
  – Не хочу, чтобы мне влепили штраф…
  
  – Что вы, мистер Арчер! Вы – и управление автомобилем в нетрезвом виде?
  
  – Синтия угрожала, что уедет, и у меня возникали периоды тревоги, вот я однажды и перебрал, а потом… дальше опасаюсь вам рассказывать… В общем, сел в машину, поехал и не попал на дорожку. Вот!
  
  Уидмор смерила меня взглядом. Трудно сказать, поверила ли она мне.
  
  – Вы совершили большую глупость, – заметила она.
  
  – Знаю.
  
  – Так и убиться недолго. Или убить кого-то еще.
  
  Синтия попятилась к двери. Ей хотелось скорее войти в дом, но если бы Уидмор повернулась к ней, то…
  
  – Знаю, знаю. Я сам до полусмерти напугался, поняв, что натворил.
  
  – Мистер Арчер, вы хорошо устроились в жизни. У вас любящая, судя по всему, жена, прошлые беды вас только сплотили. Насколько я помню, у вас чудесная дочь, хотя с тех пор, как я ее видела, она, наверное, выросла. Не навредите ей и себе, не наделайте глупостей. В частности, не садитесь пьяным за руль. Обойдитесь без риска.
  
  – Вы правы, – кивнул я. – Никогда больше не позволю себе ничего подобного.
  
  – Будьте осторожны. Что ж, пожалуй, все. – Улыбнувшись, Уидмор повернулась к Синтии: – Хороший у вас… А это что такое?
  
  Она шагнула на лужайку, наклонилась и подобрала ключи. Брелок был залеплен грязью.
  
  – Вы потеряли ключи? – спросила она, протягивая их мне.
  
  – Надо же! Спасибо! Я с ног сбился, обыскался – все без толку…
  
  Уидмор положила ключи мне на ладонь, и я зажал их в кулаке.
  
  – Всего хорошего. – И она направилась к своей машине.
  Эпилог
  Терри
  
  Эту новость сообщила мне Грейс. Дело было примерно через месяц после смерти Винса. С тех пор как Джейн отвезла меня домой и забрала с чердака оружие, я ни разу ее не видел. Зато Грейс, как выяснилось, поддерживала с ней связь: они обменивались сообщениями, пару раз созванивались.
  
  – Интересуется, как у меня дела, – объяснила дочь. – О ком нам самим справляться, как не о Джейн?
  
  В то субботнее утро Грейс спустилась в кухню и сказала:
  
  – Джейн уезжает.
  
  – Далеко? – удивилась Синтия.
  
  – В Европу. С Брайсом.
  
  – Я думала, они разбежались.
  
  Для меня это стало новостью, но Грейс и Синтия все время сплетничали об отношениях других людей, не посвящая в курс дела меня.
  
  – Нет, они опять сошлись, – доложила Грейс. – Я полагала, она пошлет его куда подальше. Джейн боялась, что Брайс обманывает ее. Возможно, так и было, но потом они помирились, а вот теперь уезжают. Джейн продает квартиру и увольняется с работы.
  
  – Надолго она туда собралась? – спросил я.
  
  – Она вообще не знает, вернется ли.
  
  – Очень любопытно! – воскликнула Синтия. – Надо бы что-нибудь придумать, устроить им прощальную встречу. – Она посмотрела на меня. – Как ты считаешь?
  
  Воодушевление продлилось всего минуту. Я знал про ее беспокойство: она боялась, как бы общение с Джейн не вызвало старые страхи, с которыми я только-только начал справляться.
  
  – Конечно, – поддержал я. – Почему бы нет?
  
  – От тебя ничего не требуется, мы с Грейс все сделаем сами. Подберем для них прощальный подарок. Хотя найти для других что-нибудь удачное трудно.
  
  – А если подарочную карту «Виза»? – предложила дочь. – Они смогли бы пользоваться ей в Европе.
  
  Синтия попросила Грейс пригласить Джейн к нам на следующий день. Та позвонила, и уже через минуту Джейн приняла приглашение. Они договорились вместе отправиться за покупками для нашей небольшой вечеринки. Разве мог я испортить им удовольствие? Никогда еще Синтия и Грейс не были так близки, как в последние недели.
  
  Джейн и Брайса позвали к трем часам. Без четверти три Грейс устроилась у окна в гостиной и стала их ждать. Синтия прошптала мне на ухо:
  
  – Я сделала кое-что втайне от тебя.
  
  Меня пробрала дрожь.
  
  – Что?
  
  – Купила кое-что для Грейс. Была в магазине, увидела – и сразу поняла: это то, что нужно.
  
  – Что именно?
  
  Она все мне рассказала.
  
  В пять минут четвертого Грейс нетерпеливо произнесла:
  
  – Ну, где они?
  
  – Пять минут – не опоздание, – усмехнулась Синтия. – Успокойся. Скоро появятся.
  
  Грейс держала на изготовке телефон, как будто ждала, что Джейн станет докладывать ей об этапах своего перемещения по Милфорду.
  
  – Не волнуйся! – сказала Синтия.
  
  – Просто раньше никто из моих знакомых не уезжал жить в Европу.
  
  Я проходил через гостиную, когда увидел в окно на нашей подъездной дорожке автомобиль Джейн. На пассажирском сиденье находился, как я предположил, Брайс – симпатичный парень. Шесть футов, стройный, волосы всклокочены, но это теперь модно. Он держал за горлышко бутылку вина. Джейн вышла из машины, перекинув через плечо сумку на длинном ремешке. Пара была уже у самой двери, но вдруг Джейн остановилась, заглянула в сумочку, открыла ее и достала телефон. Держа его у уха, она произнесла – я прочитал по губам – «алло».
  
  И тут у меня за спиной раздался голос дочери:
  
  – Джейн? Вы где? Едете? Что? Ой!
  
  Грейс метнулась через дом, чуть не сбив меня с ног: ей обязательно нужно было самой открыть дверь.
  
  – Я здесь! – сказала она в телефон.
  
  Распахнув дверь, Грейс замерла с телефоном у уха в такой же позе, как Джейн. Обе засмеялись, опустили телефоны и обнялись.
  
  – Ты – Брайс? – спросила Грейс.
  
  Парень с улыбкой протянул руку ей и мне и сдержанно поздоровался.
  
  – Входите! – Дочь посторонилась, пропуская гостей в дом, и, оглянувшись на меня, помахала рукой с телефоном. – Опять этот смешной эффект!
  
  – Не понял.
  
  – Ну, той ночью… Помнишь, я тебе говорила?
  
  Грейс замолчала, потому что не знала, посвящен ли Брайс в подробности того вечера, когда она и Стюарт залезли в дом Каунтчиллов. Я надеялся, что его в них не посвящали. Сам я держал язык за зубами и то же самое советовал дочери.
  
  – Что-то с телефоном? – спросил я.
  
  – Иногда возникает такое смешное эхо! Вот как сейчас. Тогда… ты знаешь… тогда так было два раза: при разговоре с тобой и с…
  
  Грейс посмотрела на Джейн, потом опять на меня.
  
  – Так бывает, когда твой абонент находится рядом, почти на расстоянии вытянутой руки, – небрежным тоном объяснил Брайс.
  
  Из кухни вышла Синтия:
  
  – Вот и наши гости!
  
  Брайс протянул ей руку:
  
  – Рад познакомиться, миссис Арчер.
  
  – Просто Синтия. Заходите! Что будете пить: пиво, бокал вина?
  
  Я улыбнулся и сказал:
  
  – Можно мне немного поговорить с Джейн? А ты, Грейс, сообрази, чем угостить мужчину.
  
  – Сейчас!
  
  Грейс, Синтия и Брайс направились в кухню, а мы с Джейн остались у входной двери.
  
  – В чем дело? – спросила она.
  
  – В телефоне, – ответил я, не сводя с нее взгляда.
  
  – О чем вы?
  
  – Давай, выкладывай!
  
  – Что?
  
  – Когда Грейс позвонила тебе той ночью – еще до того, как позвонить мне, – и попросила о помощи, в ее телефоне звучало эхо.
  
  – С сотовыми и не такое случается! – воскликнула моя бывшая ученица. То, как она произнесла эти слова, убедило меня в правильности моей догадки.
  
  – Ты уже находилась там. Грейс этого не знала. Иначе ей не потребовался бы телефон.
  
  Джейн вцепилась в свою кожаную сумочку.
  
  – Что вам взбрело в голову?
  
  – Брось, Джейн!
  
  Она уставилась в окно, немного помолчала, а потом заговорила:
  
  – Я думала, Грейс видела меня, потому и звонит. Но нет, она просила ей помочь, спрашивала, как ей поступить. Винс облапошил меня. И мать подвел. Я была зла на него. И тогда…
  
  – Ты решила пощипать его.
  
  – Дом матери должен был достаться мне, но Винс оставил его себе. Я не знала, что он собирался восстановить справедливость. Он сказал мне об этом, когда вы с ним отбили меня у тех подонков.
  
  У меня закружилась голова.
  
  – Помню, у тебя была манера подслушивать и вынюхивать. Ты знала про бизнес Винса, где спрятаны ключи. Нашла список кодов от систем сигнализации. Проникла в дом, через дверь. В отличие от Стюарта, разбившего окно.
  
  Джейн кивнула.
  
  – Только я не знала, сколько там денег. Думала, всего несколько кусков. Когда еще Винс хватился бы их…
  
  – Сколько там оказалось на самом деле?
  
  – Двести кусков. И ваза.
  
  – Какой у тебя был план? Винс узнал бы о пропаже – а что потом? Хозяин денег потребовал бы их обратно. Могло бы ведь и так произойти.
  
  Тихо, не поднимая головы, Джейн ответила:
  
  – Я не строила отчаянных планов. Не знала, что делать дальше. А вскоре все завертелось…
  
  – Стюарт, – напомнил я. Джейн хотела отвернуться, но я взял ее за плечо и заставил смотреть мне в лицо. – Ты убила Стюарта.
  
  – Это получилось случайно.
  
  – Пушка при тебе тоже оказалась случайно?
  
  – Я просто… Вокруг меня всегда было оружие. Глупо ведь забраться в дом… с пустыми руками? Я слышала, как они с Грейс туда влезли, но сначала не знала, кто это. Я находилась в кухне, кто-то вошел, ну, я и… испугалась. Запаниковала.
  
  – Господи… – прошептал я.
  
  – Я сразу сообразила, в кого всадила пулю. Нужно было уносить ноги. Грейс с воплем бросилась наутек, закрыв руками глаза, я за ней. Сначала я пряталась снаружи – мимо ехала полицейская машина, – потом услышала, как Грейс вылезает из дома. На мой телефон поступил звонок – это звонила она. Говорю же, я думала, что она заметила меня, потому и звонит. Но Грейс меня не видела.
  
  – Ты позвонила Винсу…
  
  – Я сказала ему правду. Но не сразу. Только когда вы с ним меня спасли. Вы были в другой комнате. Тогда я ему и призналась. Понимала, что ему понадобятся деньги. Я оставила их на работе, в пакете под письменным столом. Думала, он психанет, но больше не могла таиться. Решила: будь что будет. Винс повел себя странно: не распсиховался, а расстроился. Мол, он плохо обращался со мной, а теперь исправится.
  
  – Ты забрала все себе?
  
  – Что «все»?
  
  – То, что он унес из домов. Деньги. Они у тебя?
  
  Джейн кивнула:
  
  – Ни наркоты, ни оружия – одни деньги. Так велел Винс.
  
  Мы постояли молча. Кое-какие вопросы у меня еще остались.
  
  – Ваза, – произнес я.
  
  – Зачем она вам?
  
  – Она оказалась в квартире Брейтуэйта. Каким образом?
  
  Мне показалось, что Джейн сдерживает улыбку.
  
  – Это я ее туда подложила.
  
  Помявшись, она объяснила:
  
  – Уходя от Винса той ночью, я слышала, как он говорил по телефону о Брейтуэйте: мол, логичнее всего подозревать его, потому что у него был ключ и код. Винс назвал адрес. Утром, когда Брейтуэйт отправился выгуливать собак, я влезла к нему в квартиру и подложила вазу. Думала, Винс с подельниками обязательно будут у него шарить, найдут вазу и решат, что это его рук дело. Так я соскочила бы с крючка. Но до этого не дошло.
  
  – Как ты попала в квартиру Брейтуэйта?
  
  Джейн усмехнулась:
  
  – Забыли, у кого я жила последние годы? Чтобы я не смогла забраться в какую-то квартиру? Дом старый, без сигнализации.
  
  Теперь я смотрел на Джейн совершенно другими глазами.
  
  – Ты была зла на Винса и похитила деньги – это я могу понять. Застрелила Стюарта – это совсем плохо, но, по крайней мере, получилось случайно. А подставить Брейтуэйта, ни в чем не повинного человека? Зная, что Винс и его головорезы убьют его, когда найдут вазу! Это уже не оправдаешь случайностью, Джейн.
  
  – Я выживаю, преодолевая любые трудности. Делаю то, что вынуждена делать. – Она внимательно взглянула на меня. – Ну, что теперь? Как вы поступите?
  
  – Не знаю, – честно ответил я. – Ты убила человека, Джейн. На твоей совести Стюарт.
  
  – Собрались донести на меня?
  
  Я промолчал.
  
  – У вас самого на руках кровь. Вы тоже убили человека. Только не обвиняйте меня в неблагодарности. Вы не возражали, чтобы Винс принял всю вину на себя. Похоже, он взял на себя даже смерть Стюарта. С тех пор прошел месяц. Я вот думаю: как копы отнеслись бы сейчас к тому, что убийца Джозефа – вы?
  
  У меня застучало в висках.
  
  – Одна я знаю, что вы сделали, а вы – единственный, кому известно, что совершила я, – холодно продолжила Джейн. – Ну, разве что еще Грейс, но ее вы можете легко разубедить. Напомните ей, что у вас тоже был включен телефон. А еще предложите заменить ее телефон на новый, более современный. Грейс понравится. Если хотите, я заплачу.
  
  Я не знал, что ответить. Джейн смахнула слезу и добавила:
  
  – В школе, когда вы были моим учителем, я усвоила одну истину: никто о тебе не позаботится, кроме тебя самого. Потом мать сошлась с Винсом, и, глядя на него, я окончательно в этом убедилась. Не жди, пока твою жизнь улучшат другие. Видишь то, чего тебе хочется, – бери.
  
  Она похлопала меня по плечу – мне не понравился ее жест.
  
  – Это не означает, что я не ценю того, что совершили вы. А сейчас подумайте, что будет лучше для вас. Воображаете, будто чего-то добьетесь, если вызовете полицию и сообщите им о том, что я натворила?
  
  – О чем вы тут болтаете? – спросила Синтия, открыв дверь. – Еда и выпивка уже на столе. Джейн, мне не терпится послушать, в каких краях вы решили побывать.
  
  Джейн широко улыбнулась и прошла в дом. Видя, что я застыл на месте, Синтия приблизилась ко мне.
  
  – Ты здоров?
  
  – Вполне.
  
  – Вижу по твоему лицу: что-то не так.
  
  Я покачал головой. Жена взяла меня за руку.
  
  – Знаю, мы побывали в аду и с трудом вырвались оттуда. Тебя мучают ночные кошмары. У нас троих посттравматический синдром. Но я чувствую, ты что-то недоговариваешь.
  
  – Что это?! – раздался голос Грейс.
  
  Мы бросились в дом. Дочь вынула из стенного шкафа в холле высокую узкую коробку и изучала этикетку.
  
  – Не получилось! – вздохнула Синтия. – Она нашла! Грейс, ты не должна была… Мы хотели вручить тебе это после ухода Джейн и Брайса.
  
  В глазах дочери мелькнули слезы:
  
  – Вот здорово! Это гораздо лучше того телескопа, который был у меня в детстве!
  
  – Когда мы беседовали месяц назад, ты раз пять повторила, что мечтаешь снова наблюдать за звездами, как тебе их не хватает.
  
  Грейс прислонила коробку к стене и обняла мать за шею. Я стоял неподалеку, наблюдая за происходящим. Мне очень хотелось присоединиться к ним, но мешала природная сдержанность. Джейн улыбнулась мне:
  
  – Как чудесно! Я сама чуть не расплакалась.
  
  Возможно, Грейс одолжит мне свой новый телескоп. Хочется искать в небесах несущиеся к земле астероиды, как делала в семилетнем возрасте она. Дочь тогда беспокоилась, не сгинем ли мы все от падения небесного тела.
  
  И только это меня успокаивает.
  Линвуд Баркли
  Не обещай ничего
  
   Посвящается Ните
  
  
  Глава 1
  
  Я ненавижу этот город.
  ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
  Глава 2
  
  Дэвид
  
  В тот день, когда разверзся ад, я проснулся около пяти утра и лежал в постели, размышляя, что? в сорок один год привело меня сюда, в дом моего детства.
  
  Да, комната слегка изменилась с тех пор, когда почти двадцать лет назад я отсюда уехал. На голубых в полоску обоях больше не висел плакат с изображением «феррари», и с комода исчезла модель космического корабля «Энтерпрайз», которую я смастерил из набора конструктора, – янтарные капли застывшего клея так и остались на корпусе игрушки. Но комод был все тот же. И обои те же. И односпальная кровать та же самая. Конечно, я гостил в доме родителей по нескольку раз в году и ночевал в этой комнате. Но вернуться в этот дом насовсем? И жить здесь со своим сыном Итаном?
  
  Черт! Что за идиотские обстоятельства? Как до такого могло дойти?
  
  Не то чтобы я не знал ответа на этот вопрос. Ответ был непростым, но я его знал.
  
  Падение началось пять лет назад, когда умерла моя жена Джан. Печальная история и не из тех, которые хотелось бы без конца пережевывать. Миновало полдесятилетия, и, хочешь не хочешь, многое приходилось выбрасывать из памяти и оставлять в прошлом.
  
  Я привык к положению отца-одиночки. Самостоятельно воспитывал Итана, которому теперь девять лет. Не собираюсь себя героизировать, просто хочу объяснить, как развивались события.
  
  Я решил дать и себе, и Итану шанс начать все с нуля и, бросив работу репортера в «Промис-Фоллс-Стандард» – поступок не потребовал особенных усилий, поскольку руководство газеты не проявляло ни малейшего интереса к серьезному освещению новостей, – устроился в редакцию «Бостон глоб». Мне предложили больше денег, и для Итана в Бостоне была масса возможностей: детский музей, аквариум, исторический музей «Фэнл-холл» на рыночной площади, бейсбольная команда «Красные носки», хоккейная команда «Бостонские мишки». Может быть, для мальчика и его отца где-нибудь и есть место лучше этого, но мне такое неизвестно. Однако…
  
  Всегда существует какое-нибудь «однако».
  
  Как редактор я был занят главным образом по вечерам, после того как репортеры сдавали свои материалы. Мог проводить Итана в школу и, поскольку до трех или четырех дня мое присутствие в газете не требовалось, иногда заезжал за ним, чтобы вместе пообедать. Но это означало, что по вечерам мне ужинать с сыном не удавалось. Я не мог проследить, чтобы Итан уделял больше времени урокам, а не видеоиграм. Отогнать от экрана, чтобы не смотрел бесконечные серии «Утиной династии», ролики про пустоголовых жен таких же пустоголовых спортсменов и все, что преподносят торжествующая американская невежественность и презренное американское излишество. Но больше всего тревожило, что меня попросту не бывало дома, потому что отцовство в том, что, когда нужен ребенку, ты всегда рядом, а не на работе.
  
  С кем было Итану поделиться, если он запал на какую-нибудь девчонку – в девять лет, конечно, вряд ли такое могло случиться, но кто знает? – или в восемь вечера потребовалось посоветоваться, как разобраться с обидчиком? Спрашивать миссис Танаку? Милейшую женщину – никто не спорит, – которая после смерти мужа зарабатывала себе на жизнь тем, что пять вечеров в неделю присматривала за моим парнем. Но миссис Танака – плохой советчик, если речь заходит о математике. Она не подпрыгивает с Итаном от восторга, если «Мишки» в дополнительное время выходят вперед. И ее очень трудно убедить взять пульт и погонять машинку, пытаясь заработать виртуальный Гран-при в одной из его видеоигр.
  
  Когда я устало переступаю порог – обычно это случается между одиннадцатью часами вечера и полуночью и, заметьте, после того, как газета отправлена в печать, я никуда не захожу выпить, потому что знаю, что миссис Танака спешит домой, – Итан, как правило, спит. Приходится бороться с желанием его разбудить, спросить, как прошел день, что он ел на ужин, не возникло ли трудностей с домашним заданием и что смотрел по телевизору.
  
  Сколько раз я валился в постель с ноющей душой! Говорил себе, что я плохой отец. В который раз задавал вопрос: не совершил ли глупость, покинув Промис-Фоллс? Да, «Глоб» – газета лучше, чем «Стандард». Но мой дополнительный заработок частично оседал на счету миссис Танаки, а остальное съедала высокая ежемесячная арендная плата.
  
  Родители предлагали переехать в Бостон, чтобы помогать мне, но я этого не хотел. Моему отцу Дону перевалило за семьдесят, мать Арлин была всего на пару лет моложе его. Я не собирался срывать их с места, особенно после того, как отец недавно, напугав нас всех, перенес легкий инфаркт. С тех пор он успел оправиться, восстановил силы, принимает лекарства, но переезд ему совершенно ни к чему. Может, когда-нибудь они переедут в специальный дом для престарелых в Промис-Фоллс, если станут не в силах заботиться о теперешнем, слишком большом для них жилище. Но не в большой город за двести миль, куда добираться не меньше трех часов, если на дороге сильное движение.
  
  Поэтому, узнав, что «Стандард» требуется репортер, я зажал в кулак гордость и позвонил.
  
  Когда я говорил главному редактору, что хочу вернуться, ощущение было таким, будто я объелся чипсами.
  
  Удивительно, что вакансия вообще была. По мере того как прибыль уменьшалась, «Стандард», как все газеты, урезала, где возможно. Если человек уходил, на его место никого не брали. Дошло до того, что редакция «Стандард» сократилась до полудюжины сотрудников, куда входили и репортеры, и редакторы, и фотографы. (Теперь многие репортеры работали «на два фронта» – и писали, и снимали. Хотя на самом деле не на два, а на много фронтов, поскольку им приходилось формировать подкаст, общаться в Твиттере, заниматься сетевым изданием и многим другим. Недалеко то время, когда придется разносить газету по домам тем немногочисленным подписчикам, которые еще хотят читать новости в традиционном бумажном виде.) Два человека ушли из редакции на одной неделе, и оба решили испытать себя на поприще, никак не связанном с журналистикой. Один окунулся в сферу связей с общественностью – оказался на «темной стороне», как я некогда об этом думал. Другой подался в помощники к ветеринару. Газета лишилась возможности освещать городские события пусть даже так плохо, как обычно (недаром же ее прозвали «Некондицией»).
  
  Я понимал, что возвращаюсь в паршивое место. Настоящей журналистикой в этой редакции не пахло. Требовалось просто заполнять пространство между рекламой. И хорошо, если реклама продолжит поступать. Я буду строчить материалы и переписывать пресс-релизы со скоростью, на которую способны мои бегающие по клавиатуре пальцы.
  
  Привлекало то, что работа в «Стандард» в основном дневная. Я получу возможность проводить больше времени с Итаном, а если придется задерживаться, за сыном присмотрят его безмерно любящие бабушка с дедушкой.
  
  Главный редактор «Стандард» предложил мне работу. Я подал в «Глоб» заявление об уходе и, оповестив об отъезде хозяина жилья, двинулся в путь назад, к истокам. В Промис-Фоллс остановился у родителей, но считал их дом всего лишь временным пристанищем. Теперь стояла задача найти дом для нас с Итаном. В Бостоне я мог осилить только съемную квартиру. Здесь, поскольку арендная плата стремительно падала, рассчитывал на настоящий дом.
  
  Но в час пятнадцать в понедельник, в первый день моей работы в «Стандард», все полетело в тартарары.
  
  Я возвратился после интервью с людьми, которые требовали устроить на загруженной улице пешеходный переход, пока кто-нибудь из их детей не попал под машину, когда в редакционную комнату вошла издатель Мадлин Плимптон.
  
  – У меня объявление, – заявила она, при этом слова застревали у нее в горле. – Завтра наше издание не выйдет.
  
  Это показалось странным, так как следующий день не был праздничным.
  
  – И послезавтра тоже, – продолжала Плимптон. – С чувством глубокой печали сообщаю, что «Стандард» закрывается.
  
  Она говорила что-то еще. О рентабельности и последствиях ее отсутствия. О сокращении объема рекламы, особенно тематической, о снижении доли на рынке бумажных изданий, о сужении читательского круга. О невозможности выработать жизнеспособную бизнес-модель.
  
  Наплела еще кучу всякого дерьма.
  
  Кое-кто из сотрудников расплакался. По щеке Плимптон тоже скатилась слеза, которая, придется принять на веру, была, возможно, искренней.
  
  Я не разревелся – слишком разозлился. Ушел из «Глоб», отказался от приличной, хорошо оплачиваемой работы, чтобы вернуться сюда. И вот тебе на! Проходя мимо оторопевшего главного редактора, того самого, кто принял меня в редакцию, бросил:
  
  – Хорошо быть в кругу посвященных.
  
  Оказавшись на тротуаре, я тут же достал мобильник и позвонил моему бывшему главному редактору в «Глоб».
  
  – Мое место еще не занято? Можно, я вернусь?
  
  – Мы решили его не занимать, Дэвид, – ответил тот. – Извини.
  
  Так я оказался жильцом у своих родителей.
  
  Ни жены.
  
  Ни работы. Ни перспектив.
  
  Неудачник.
  
  Семь часов – пора вставать, наскоро принять душ, разбудить Итана и подготовить к школе.
  
  Я открыл дверь в его комнату – раньше здесь занималась шитьем мама, но перед нашим приездом убрала свои вещи.
  
  – Эй, парень, пора вставать!
  
  Итан не пошевелился. Он весь закутался в одеяло, наружу торчали лишь спутанные на макушке светлые волосы.
  
  – Подъем! Ну-ка, живо!
  
  Сын пошевелился и сдвинул покрывало ровно настолько, чтобы взглянуть на меня.
  
  – Я плохо себя чувствую, – прошептал он. – Думаю, что не смогу пойти в школу.
  
  Я приблизился к кровати, наклонился и потрогал его лоб.
  
  – Не горячий.
  
  – Что-то с желудком.
  
  – Как третьего дня? – Итан кивнул. – Но тогда оказалось, что с тобой все в порядке, – напомнил я.
  
  – Сейчас, кажется, по-другому. – Он тихонько застонал.
  
  – Встань, оденься, тогда посмотрим, как ты будешь себя ощущать. – В последнюю пару недель это стало обычным делом: нездоровилось ему только по будням, а в выходные он свободно мог умять четыре хот-дога за десять минут и был энергичнее всех остальных в доме, вместе взятых. Итан просто не хотел идти в школу, и я до сих пор не сумел у него выведать почему.
  
  Мои родители свято верят: если задержаться в постели после пяти тридцати утра – значит проспать все на свете. Пока я лежал, глядя в темный потолок, слышал, как они встают. И теперь, когда вошел на кухню, родители еще находились там, к тому времени оба позавтракали, и отец, приканчивая четвертую чашку кофе, пытался разобраться с планшетом, который ему купила мать, когда по утрам перестали приносить к их дверям «Стандард».
  
  Он колотил по экрану указательным пальцем с такой силой, что мог свободно выбить устройство из корпуса.
  
  – Ради бога, Дон, – увещевала мать. – Твоя задача не в том, чтобы расшибить экран. Надо нажимать аккуратно.
  
  – Ненавижу эту штуковину, – отозвался отец. – Все вертится, крутится.
  
  Увидев меня, мать заговорила самым веселым тоном, который включала, когда дела шли не очень гладко:
  
  – Привет. Нормально спал?
  
  – Прекрасно, – солгал я.
  
  – Я только что заварила свежий кофе. Выпьешь чашечку?
  
  – Не прочь.
  
  – Дэвид, я тебе говорила о той девушке – кассирше из аптеки «Уолгрин»? Как же ее зовут? Ладно, потом вспомню. Такая маленькая, хорошенькая. Недавно разошлась с мужем.
  
  – Мама, пожалуйста, не начинай.
  
  Она постоянно приглядывалась к соседкам – пыталась кого-нибудь мне подыскать. И любила повторять: «Пора обустроить жизнь. Итану нужна мать». То и дело напоминала: «Довольно, погоревал, и будет».
  
  А я не горевал.
  
  За последние пять лет встречался с шестью разными женщинами. С одной из них спал. Так-то вот. Уход Джан и обстоятельства ее смерти превратили меня в противника устойчивых отношений. Маме следовало бы это понять.
  
  – Я только хотела сказать, – не унималась она, – что эта девушка не отказалась бы, если бы ты пригласил ее на свидание. Давай сходим вместе в аптеку, я тебе ее покажу.
  
  – Ради бога, Арлин, оставь его в покое! – возмутился отец. – Ты подумай: твой сын безработный и с ребенком. Не больно перспективный кадр.
  
  – Рад, что ты на моей стороне, папа, – кивнул я.
  
  Он поморщился и снова принялся тыкать пальцем в планшет.
  
  – Можешь мне поведать, какого дьявола нам не приносят настоящую, будь она проклята, газету? Ведь есть же люди, которым нравится читать то, что написано на бумаге!
  
  – Они все старики, – заметила мать.
  
  – У стариков тоже есть право знакомиться с новостями, – буркнул отец.
  
  Открыв холодильник, я копался внутри, пока не наткнулся на любимый йогурт Итана и банку с клубничным джемом. Поставил их на стол и принес из шкафа кукурузные хлопья.
  
  – Больше не могут зарабатывать деньги, – объясняла отцу мать. – Вся реклама и объявления отправились на Крейглист и Кижижи[38]. Я правильно говорю, Дэвид?
  
  – Мм… – протянул я, насыпая в мисочку «Чериоуз», потому что ждал, что Итан вот-вот спустится. Молоко решил налить, когда он появится на кухне, и подсластить двумя ложками клубничного йогурта. А пока опустил в тостер два ломтика белого хлеба «Уандербред» – единственный сорт, который покупают мои родители.
  
  – Я только что заварила свежий кофе. Хочешь чашечку? – спросила мать.
  
  Отец поднял голову.
  
  – Ты меня только что спрашивала, – напомнил я.
  
  – Ничего подобного, – отрезал отец.
  
  Я повернулся к нему:
  
  – Пять секунд назад.
  
  – В таком случае, – в его голосе появилась желчь, – тебе следовало сразу ответить, чтобы ей не пришлось задавать вопрос во второй раз.
  
  Прежде чем я сумел что-либо сказать, мать отшутилась:
  
  – Я бы и голову свою где-нибудь позабыла, если бы она легко снималась.
  
  – Неправда! – возразил отец.
  
  – Но ведь это я потеряла твой чертов бумажник. И пришлось потратить уйму времени, чтобы восстановить все, что в нем лежало. – Мать налила кофе и с улыбкой подала мне.
  
  – Спасибо, мама. – Я чмокнул ее в сморщенную щеку, а отец возобновил сражение с планшетом.
  
  – Я хотела спросить, у тебя сегодня на утро ничего нет?
  
  – А что? Что-нибудь намечается?
  
  – Просто решила узнать, нет ли каких-нибудь собеседований насчет работы, чтобы не помешать.
  
  – Мама, давай, колись, что у тебя на уме?
  
  – Я не собираюсь навязываться, если только ты совершенно свободен…
  
  – Да рожай же наконец!
  
  – Не разговаривай так с матерью! – возмутился отец.
  
  – Я сама бы все сделала, но если ты все равно будешь в городе… Мне надо кое-что передать Марле.
  
  Марла Пикенс – моя кузина, младше меня на десять лет. Дочь Агнессы, сестры моей матери.
  
  – Конечно, передам.
  
  – Я приготовила чили, и получилось много лишнего. Я все заморозила и, поскольку знаю, что Марла любит мое чили, расфасовала по порционным коробочкам. И добавила кое-что еще – полуфабрикаты от «Стоуфферс». Еда, конечно, не такая вкусная, как домашняя, но все равно. Думаю, девочка плохо питается. Не мне осуждать, но у меня такое ощущение, что Агнесса к ней редко заглядывает. К тому же будет лучше, если навестишь ее ты, а то все мы да мы – старики. Ты ей всегда нравился.
  
  – Хорошо.
  
  – С тех пор как случилась та история с ребенком, она не совсем в порядке.
  
  – Знаю. Все сделаю. – Я открыл холодильник. – У тебя есть вода в бутылках, подать Итану на завтрак?
  
  – Ха! – возмущенно фыркнул отец. Можно было предвидеть его реакцию и не соваться со своими вопросами. – Вода в бутылках – самое большое в мире жульничество. Вполне подходит и та, что течет из крана. Наша водопроводная в полном порядке, уж я-то это знаю точно. За воду в бутылках платят одни простофили. Еще немного, и вас заставят покупать воздух. Помнишь время, когда не платили за телевидение? Ставишь антенну и смотришь за так. А теперь изволь раскошеливаться за кабельное. Это такой способ наживы: заставлять людей выкладывать денежки за то, чем они раньше пользовались даром.
  
  Мать пропустила ворчание отца мимо ушей.
  
  – Марла слишком много времени проводит дома одна, ей надо почаще выходить, отвлекать мысли от того, что случилось с…
  
  – Мама, я же сказал, что все сделаю.
  
  – Я хочу сказать, – в ее голосе впервые появились резкие нотки, – что нам всем нужно напрячься и постараться ей помочь.
  
  – Прошло десять месяцев, Арлин, – буркнул отец, не отрывая глаз от экрана. – Пора приходить в себя.
  
  – Будто это так просто, Дон, – вздохнула мать. – Переступила и пошла дальше. У тебя на все один рецепт: проехали.
  
  – Если хочешь знать мое мнение – у нее не все ладно с головой. – Отец поднял на нее взгляд. – Кофе еще остался?
  
  – Я только что сказала, что заварила целый кофейник. Кто же из вас не слушает? – Мать, как будто что-то вспомнив, повернулась ко мне: – Когда приедешь к ней, не забудь себя назвать. Ей так будет легче.
  
  – Я помню, мама.
  
  – Я вижу, хлопья у тебя проскочили на ура, – сказал я сыну, когда мы сели в машину.
  
  Итан едва плелся за мной, нарочно спотыкаясь – все еще надеялся, что я поверю, будто он болен. Поэтому я решил подвезти его до школы, а не заставлять топать пешком.
  
  – Вроде бы.
  
  – Что-то не так?
  
  – Все так.
  
  – С учителями нет проблем?
  
  – Нет.
  
  – С друзьями?
  
  – У меня нет друзей. – Он произнес это, не глядя на меня.
  
  – Знаю, чтобы освоиться в новой школе, требуется время. Но разве не осталось ребят, с которыми ты был знаком до того, как мы уехали в Бостон?
  
  – Большинство из них в другом классе, – ответил сын. И продолжал с оттенком осуждения в голосе: – Если бы мы не уезжали в Бостон, я, наверное, учился бы с ними в одном классе. – Он поднял на меня глаза. – Мы можем вернуться обратно?
  
  Его вопрос меня удивил. Он снова хочет оказаться в ситуации, когда я не смогу проводить с ним вечера? Когда он почти не встречается с бабушкой и дедушкой?
  
  – Вряд ли.
  
  Молчание. И через несколько секунд еще один вопрос:
  
  – Когда у нас будет свой дом?
  
  – Мне надо сначала найти работу, малыш.
  
  – Я смотрю, папа, ты в совершеннейшей заднице.
  
  Я метнул на него взгляд. Сын не отвел глаз – наверное, хотел проверить, насколько я потрясен.
  
  – Осторожнее, Итан. Приучишься говорить такое при мне, забудешься, и вырвется при бабе. – Бабушку и дедушку сын всегда называл баба и деда.
  
  – Это слова деды. Когда перестали делать газету, после того как мы сюда переехали, он сказал бабе, что ты в совершеннейшей заднице.
  
  – Пусть так, я в заднице. Но не один. Уволили всех. Я подыскиваю себе место. Все равно какое.
  
  В словаре одним из определений слова «стыд» вполне могло бы быть такое: «Обсуждение с девятилетним сыном ситуации с устройством на работу».
  
  – Меня совсем не грело каждый вечер оставаться с миссис Танакой, но когда я ходил в школу в Бостоне, меня никто…
  
  – Что никто?
  
  – Ничего. – Итан несколько секунд помолчал, затем продолжил: – Знаешь коробку со старым барахлом у деды в подвале?
  
  – У него весь подвал завален всякой рухлядью. – Я чуть не добавил: «И ее становится еще больше, когда мой папаша туда спускается».
  
  – Ну, такую коробку из-под обуви, в которой лежат вещи его отца, моего прадедушки? Всякие там медали, нашивки, старые часы и все такое прочее.
  
  – Да, я помню коробку, о которой ты говоришь. И что с ней такое?
  
  – Как ты считаешь, деда ее каждый день проверяет?
  
  Я подрулил к тротуару за полквартала до школы.
  
  – Черт возьми, ты о чем?
  
  – Не важно. – Сын потупился. – Не имеет значения. – Не сказав «до свидания», он с трудом вылез из машины и походкой зомби поплелся к школе.
  
  Марла Пикенс жила в маленьком одноэтажном доме на Черри-стрит. Насколько я знал, он был собственностью ее родителей – тети Агнессы и ее мужа Джилла. Они отдавали деньги за ипотеку, а Марла настояла, что будет из своих средств платить налог на недвижимость и за коммунальные услуги. Связав свою жизнь с газетами, я до сих пор отдавал дань правде и точности, поэтому был весьма невысокого мнения об источнике ее теперешнего дохода. Ее наняла какая-то интернет-фирма писать фальшивые онлайн-отзывы. Некоторые компании стремятся восстановить репутацию или продвинуть себя в сети, обращаются к услугам конторок, у которых есть сотни фрилансеров, пишущих фальшивые хвалебные реляции.
  
  Марла как-то показала мне один такой – отзыв о кровельной компании из города Остин, штат Техас. «На наш дом упало дерево и пробило в крыше большую дыру. Рабочие из кровельной компании “Марчелино” приехали в течение часа, отверстие залатали, восстановили кровлю, и все за очень разумные деньги. По моему мнению, компания заслуживает самой высокой оценки».
  
  Марла ни разу не была в Остине, не знает ни единой живой души из кровельной компании «Марчелино» и никогда не нанимала себе подрядчиков для выполнения каких-либо работ.
  
  – Скажи, нормально? – рассмеялась она. – Все равно, что писать очень, очень короткие рассказы.
  
  В тот раз у меня не хватило сил с ней поспорить.
  
  Я не стал пересекать город по прямой, а, свернув на окружную, проехал под тенью водонапорной башни – десятиэтажного сооружения на опорах, напоминавшего инопланетную космическую базу.
  
  Повернул у дома Марлы на подъездную дорожку и остановился рядом с ее ржавым, выцветшим красным «мустангом» середины девяностых годов. Открыл заднюю дверцу своей «мазды» и взял два пакета с мамиными замороженными обедами. Проделывая это, почувствовал легкое смущение: Марла могла обидеться на то, что тетка считает ее неспособной даже приготовить себе поесть. Ладно, не все ли равно, раз матери этого хочется?
  
  Шагая по дорожке, я заметил, что сквозь трещины в камне пробиваются трава и сорняки. Поднялся на три ступени к двери и, перехватив пакеты в левую руку, постучал в нее кулаком. И в этот момент в глаза мне бросилось пятно на дверной раме. Весь дом требовал окраски или хотя бы хорошей мойки под давлением, так что это пятно было вовсе не исключением. Оно находилось на высоте плеч и напоминало отпечаток ладони. Но что-то привлекло мое внимание. Похоже на размазанную кровь. Словно кто-то прихлопнул самого большого на свете комара.
  
  Я осторожно дотронулся до него указательным пальцем – поверхность оказалась сухой.
  
  Марла не отвечала секунд десять, и я постучал опять. Еще через пять секунд повернул дверную ручку.
  
  Дверь оказалась не заперта.
  
  Я открыл ее пошире, чтобы можно было войти, и крикнул:
  
  – Марла, это я, твой кузен Дэвид!
  
  Никакого ответа.
  
  – Марла, тетя Арлин попросила меня кое-что тебе завезти. Домашнее чили и что-то там еще. Марла, ты где?
  
  Я вошел в центральное помещение дома в форме буквы L. Первая половина представляла собой обветшалую гостиную со старым диваном, парой выцветших кресел, плоским телевизором и журнальным столиком, на котором стоял ноутбук, работавший в спящем режиме. Марла, видимо, включила его, чтобы написать приятные слова в адрес сантехников из Поукипси. Вторая часть дома направо за углом была кухней. Слева по коридору находились две спальни и ванная.
  
  Закрывая за собой дверь, я заметил за ней складную детскую коляску.
  
  – Что за дьявольщина? – вырвалось у меня.
  
  В этот момент в глубине коридора послышался звук. Вроде мяуканья. Какой-то булькающий.
  
  Такие звуки издает младенец. Откуда здесь ребенок? Кто-то может сказать, что нет ничего пугающего в стоящей за дверью сложенной детской коляске.
  
  Но на этот раз этот кто-то здорово бы ошибся. Только не в этом доме.
  
  – Марла?
  
  Я положил пакеты на пол, пересек гостиную и шагнул в коридор.
  
  У первой двери остановился и заглянул внутрь. Эта комната была, вероятно, задумана как спальня, но Марла превратила ее в свалку. Здесь стояла ненужная мебель, валялись пустые картонные коробки, старые журналы, лежали свернутые в рулоны ковры, разрозненные части допотопной стереосистемы. Марла была та еще старьевщица.
  
  Я двинулся к следующей закрытой двери. Повернул ручку и толкнул створку.
  
  – Марла, ты здесь? Ты в порядке?
  
  Звук, который я раньше услышал, стал громче.
  
  И действительно, это был ребенок – по моим прикидкам, от девяти месяцев до года. Я не понял, то ли мальчик, то ли девочка, хотя он был завернут в голубое одеяло.
  
  И слышал я звуки кормления: ребенок с довольным видом сосал резиновую соску, пытаясь ухватить ручонками пластмассовую бутылочку с едой.
  
  Марла держала ее одной рукой, другой обнимая ребенка. Она уютно устроилась в кресле в углу спальни, а на кровати валялись упаковки с подгузниками, детская одежда, пакет с салфетками.
  
  – Марла?
  
  Она взглянула мне в лицо и прошептала:
  
  – Я слышала, как ты звал, но не могла встретить у двери. И кричать не хотела – Мэтью вот-вот заснет.
  
  Я осторожно вошел в комнату.
  
  – Мэтью?
  
  Марла улыбнулась и кивнула:
  
  – Скажи, красивый?
  
  – Да, – протянул я и, помолчав, спросил: – Кто это – Мэтью?
  
  – Ты о чем? – Марла удивленно склонила голову набок. – Мэтью – это Мэтью.
  
  – Но чей он? Ты что, нанялась с ним сидеть?
  
  Марла прищурилась, глядя на меня.
  
  – Мой. Мэтью – мой ребенок.
  
  Решив не маячить, я сел на кровать поближе к двоюродной сестрице.
  
  – И когда этот Мэтью появился у тебя?
  
  – Десять месяцев назад, – не колеблясь, ответила Марла. – Двенадцатого июля.
  
  – Но… – За последние десять месяцев я несколько раз сюда заезжал, однако только сейчас случилось его увидеть. Поэтому я, как бы сказать, был слегка озадачен.
  
  – Трудно объяснить, – проговорила Марла. – Мне его ангел принес.
  
  – Хотелось бы узнать немного больше, – мягко попросил я.
  
  – Это все, что я могу сказать. Словно чудо.
  
  – Марла, твой ребенок…
  
  – Я не хочу об этом говорить, – прошептала она и, отвернувшись, не отводила глаз от лица мальчика.
  
  Я продолжал допытываться, очень осторожно, словно вел машину по шатающемуся мосту и боялся сорваться в бездну.
  
  – Марла, то, что случилось с тобой… и с твоим ребенком… это трагедия. Мы все за тебя ужасно переживаем.
  
  Десять месяцев назад. Печальное время для каждого из нас, а для моей двоюродной сестры – просто смерти подобное.
  
  Она легонько коснулась пальцем пуговки носа Мэтью.
  
  – Какой прелестный!
  
  – Марла, – начал я, – скажи, чей это на самом деле ребенок? – Немного поколебался и добавил: – И откуда на твоей входной двери кровь?
  Глава 3
  
  В двадцатую годовщину своей работы в полицейском управлении города Промис-Фоллс детектив Барри Дакуэрт решил, что столкнулся с самым серьезным испытанием за всю свою карьеру: сумеет ли он проехать мимо пирожковой и не завернуть на стоянку, где ему подадут в машину кофе с шоколадным мороженым?
  
  Если и был день, когда он заслуживал особенного угощения, так именно этот. Двадцать лет в управлении и почти четырнадцать из них в должности детектива. Разве не повод, чтобы отметить?
  
  Беда в том, что шла только вторая неделя его очередной попытки похудеть. В прошлом месяце стрелка весов под ним подпрыгнула до ста восьмидесяти фунтов, и он решил, что пора что-то предпринимать. Морин, добрая душа, перестала его изводить, упрекая толщиной, – заключила, что выбор он должен сделать сам. И две недели назад Барри постановил, что первым шагом станет отказ от пирожковой, куда он заворачивал каждое утро. Согласно интернет-сайту заведения его любимое лакомство тянуло на три сотни калорий. С ума сойти! Если там не появляться пять дней, калорийность его рациона уменьшится на полторы тысячи калорий. А за год эта цифра составит семьдесят две тысячи.
  
  Все равно, что просидеть совершенно без пищи около трех недель.
  
  Но это не единственный шаг, который он собирался предпринять. Он решил исключить из меню десерт. Хотя формулировка не совсем точна. Он вознамерился обходиться без второй порции десерта. Если Морин пекла пирог – особенно если это была лимонная меренга, – он не ограничивался одним куском. Съев после обеда свою порцию, он выравнивал ножом срез пирога, а отрезанную полоску проглатывал. Ну сколько калорий может быть в узенькой полоске? И он отрезал вторую.
  
  Теперь, не жалея сил, себя ломал – больше никаких полосок.
  
  До пирожковой оставался один квартал.
  
  «Не поеду!» – твердо решил он.
  
  Дакуэрту ужасно хотелось кофе, но ведь можно остановиться на секунду, выпить и поехать дальше. Это-то можно? От кофе никакого вреда – он закажет черный, без сахара, без сливок. Вопрос в другом: если он встанет в очередь за кофе, то сумеет ли удержаться от…
  
  Зазвонил мобильный телефон.
  
  Машина была оборудована устройством беспроводной связи, и ему не пришлось лезть за аппаратом в карман пиджака. Всего-то потребовалось нажать на «торпеде» кнопку. Еще один плюс: на экране высветилось имя звонившего. Рэндал Финли.
  
  «Черт!» – ругнулся про себя Дакуэрт.
  
  Бывший мэр Промис-Фоллс. Добавим: опозоренный бывший мэр. Несколько лет назад, когда Финли решил побороться за кресло в Сенате, обнаружилось, что он, по крайней мере однажды, воспользовался услугами несовершеннолетней проститутки.
  
  Такие подвиги не вызывают у электората восторга.
  
  Он не только лишился шанса встроиться в большую политику. Его еще прокатили на очередных выборах на пост мэра. Это не пошло ему на пользу. В речи о признании поражения, с которой выступил, пропустив добрую часть бутылки «Дьюарза», Финли назвал всех, кто от него отвернулся, «кликой мудаков». Местные средства массовой информации его слов по понятным причинам процитировать не могли. Но неподконтрольный цензуре Ю-Тьюб пошел вразнос.
  
  На какое-то время Финли исчез из общественного поля зрения и зализывал раны. Но после того как обнаружил источник на принадлежащей ему земле к северу от Промис-Фоллс, открыл фирму по бутилированию ключевой воды. Пусть не такую крупную, как «Эвиан» – свою он назвал с присущей ему скромностью «Источником Финли», – но одну из немногих, которая давала рабочие места, главным образом потому, что гнала свою продукцию на экспорт. Город в последнее время вошел в экономический штопор. Прекратила существование «Стандард», и около пятидесяти человек оказались на улице. Обанкротился парк развлечений «Пять вершин» – колесо обозрения и американские горки замерли, словно воспоминание о странной, исчезнувшей цивилизации.
  
  От падения набора пострадал Теккерей-колледж и стал сокращать молодых преподавателей, которым не хватало стажа, чтобы получить постоянную должность. Выпускники школ уезжали на поиски работы. А те, кто оставался, большую часть вечеров шатались по барам, устраивали драки и развлекались тем, что пачкали краской почтовые ящики и переворачивали надгробия.
  
  Владельцы местной достопримечательности – кинотеатра под открытым небом, куда можно заезжать на машинах, – пять десятилетий боровшиеся с пленочными и дивиди-проигрывателями и компанией «Нетфликс», все-таки выбросили белый флаг. Еще несколько недель – и с малой толикой местной истории будет покончено. Ходили слухи, что экран демонтируют и на месте кинотеатра застройщик Фрэнк Манчини начнет строить новое жилье. Но зачем нужны новые дома в городе, откуда все стремятся уехать, – это было выше понимания Дакуэрта.
  
  Да, он вырос в Промис-Фоллс, но город его детства, как костюм, некогда новый, стал лоснящимся и потрепанным.
  
  По иронии судьбы с тех пор, как с поста мэра ушел этот кретин Финли, положение только ухудшилось. Несмотря на свои постыдные интрижки, бывший мэр рьяно боролся за свой сорокатысячный город (в котором, по последней переписи, осталось всего тридцать шесть тысяч жителей) и продолжал бы так же упорно сражаться, чтобы удержать на плаву разваливающуюся промышленность, как цеплялся мертвой хваткой в ту злополучную бутылку виски.
  
  Поэтому, когда Дакуэрт увидел, кто ему звонит, он с некоторым сожалением принял вызов:
  
  – Привет.
  
  – Барри!
  
  – Здорово, Рэнди.
  
  Если заезжать в пирожковую, пора включать поворотник и крутить руль. Но если он туда попадет, не удержится и закажет нежный кусочек божественного наслаждения. Тогда Финли услышит его переговоры с официантом. И хотя бывший мэр был не в курсе намерения Дакуэрта сесть на диету, детективу будет неприятно, если этот фанфарон узнает, что он дал слабину.
  
  Поэтому он продолжал ехать вперед.
  
  – Ты где, в машине? – спросил Финли.
  
  – Еду на службу.
  
  – Приезжай к Клампетт-парку, сверни на дорожку с южной стороны.
  
  – С какой стати?
  
  – Есть кое-что, что тебе надо увидеть.
  
  – Рэнди, будь ты мэром, может, я бы и носился у тебя на побегушках и не возражал, что ты звонишь на мой личный мобильник. Но ты больше не мэр. И давно уже не мэр. Поэтому, если что-то стряслось, звони, как все, в установленном порядке.
  
  – Тебя все равно сюда пришлют. Сэкономишь время на дорогу до управления и обратно.
  
  Барри Дакуэрт вздохнул.
  
  – Хорошо.
  
  – Встречу тебя у входа в парк. Со мной моя собака. Благодаря ей я и наткнулся на это. Прогуливал ее здесь.
  
  – На что на это?
  
  – Приезжай, увидишь все сам.
  
  Пришлось ехать на другой конец города, где Финли по-прежнему жил со своей многострадальной женой Джейн. Бывший мэр стоял у входа с собакой, маленьким серым шнауцером. Пес натягивал поводок, понуждая хозяина вернуться в парк, граничивший с лесной зоной, а дальше к северу с Теккерей-колледжем.
  
  – Ты не спешил, – заявил бывший мэр, когда Дакуэрт вылез из машины без опознавательных полицейских знаков.
  
  – Я на тебя не работаю, – отрезал Барри.
  
  – Еще как работаешь. Я налогоплательщик.
  
  Финли был в мешковатых джинсах, кроссовках и наглухо застегнутой на молнию легкой куртке. Стояло прохладное майское утро. Если быть точным – четвертое утро в этом месяце, и земля, всего шесть недель назад укутанная снежным покрывалом, чернела от опавших прошлой осенью листьев.
  
  – Ну, что ты нашел?
  
  – Это туда. Я спущу Бипси с поводка, и мы пойдем за ней.
  
  – Нет, – возразил Дакуэрт. – Что бы ты ни нашел, нельзя, чтобы Бипси там копалась.
  
  – Да, да, конечно. Сам-то ты как?
  
  – Отлично.
  
  Не дождавшись ответного вопроса о жизни, бывший мэр продолжал:
  
  – У меня выдался хороший год. Расширяем производство. Нанял еще пару человек. – Он улыбнулся. – Об одном ты, наверное, слышал.
  
  – Нет. Ты о ком?
  
  – Не важно. – Финли тряхнул головой.
  
  Они шли по тропинке на границе парка, отделенного от леса забором из проволочной сетки высотой четыре фута.
  
  – Ты похудел. Хорошо выглядишь. Поделись секретом, мне бы тоже надо сбросить несколько фунтов. – Финли похлопал себя свободной рукой по животу.
  
  Дакуэрт сбросил за две недели всего пару фунтов и не сомневался, что перемены незаметны.
  
  – Так что ты нашел, Рэндал?
  
  – Сейчас все увидишь. Случилось, должно быть, ночью, потому что мы с Бипси здесь гуляем два раза в день: утром и перед сном. Вчера выходили, когда уже смеркалось, так что я мог и не заметить. Хотя не думаю, что там уже что-то было. Я бы и сегодня не заметил, если бы не собака. Бипси унюхала и рванула прямиком к забору.
  
  Дакуэрт решил больше не выспрашивать Финли о его находке, а сам внутренне собрался. За годы работы в полиции ему пришлось повидать много мертвецов. И предстоит еще немало, прежде чем он уйдет на пенсию, до которой оставалось меньше половины пути. Но к этому невозможно привыкнуть. Во всяком случае, в Промис-Фоллс. Дакуэрту случалось расследовать убийства, в основном на бытовой почве или по пьянке в барах, но попадались и такие, которые привлекали внимание всей страны.
  
  Занятие не из тех, которые называют приятным времяпрепровождением.
  
  – Здесь. – Финли остановился, и собака залаяла. – Бипси, прекрати! Успокойся, дуреха.
  
  Псина притихла.
  
  – На заборе. – Финли показал рукой.
  
  Дакуэрт оглядел открывшуюся перед ним картину.
  
  – Жуть! Настоящая бойня. Видел что-нибудь подобное?
  
  Полицейский промолчал, но если бы ответил, сказал бы «нет».
  
  А Рэндал Финли продолжал:
  
  – Если бы тельце было одно или даже два, будь уверен, я бы не стал тебе звонить. Смотри, Барри, сколько их тут. Я сосчитал – двадцать три. Что за долбаный псих мог такое учинить?
  
  Дакуэрт пересчитал сам – без малого две дюжины.
  
  Двадцать три мертвые белки, все крупные, одиннадцать серых, двенадцать черных. У каждой шея туго затянута белой веревкой вроде тех, какими для надежности перевязывают посылки. Все веревки примотаны к идущей по верху забора горизонтальной железной перекладине.
  
  Зверьков расположили на участке длиной десять футов, каждого на веревке в фут.
  
  – Я их не люблю, – прокомментировал Финли. – Древесные крысы, вот как я их называю, но полагаю, что вреда от них немного. Ведь есть же закон против таких уродов, хотя это просто-напросто белки?
  Глава 4
  
  Дэвид
  
  – Марла, я серьезно, ты должна со мной поговорить.
  
  – Мне надо уложить малыша. – Она качала Мэтью на руках, слегка касаясь его губ соской бутылочки. – Кажется, наелся, больше не хочет.
  
  Марла поставила бутылочку на прикроватный столик. Ребенок закрыл глаза и от удовольствия тихонько загукал.
  
  – Сначала он был совсем не такой, – объяснила Марла. – Вчера долго плакал, не признавал меня, боялся.
  
  Я удивился, почему ребенок ее боялся, если она уверяла меня, что он с ней уже много месяцев, но промолчал.
  
  – Я просидела с ним всю ночь, – продолжала она. – И между нами установилась тесная связь. – Марла тихонько рассмеялась. – Выгляжу, наверное, страшилой. Душа утром не приняла, не подкрасилась. Вечером, как только он перестал плакать, уложила его спать, а сама бросилась в магазин. Надо было очень многое купить. Жутко боялась оставлять его одного. Но что было делать? Позвонить никому пока не решилась, а ангел принес совсем немного.
  
  – Кто еще знает о Мэтью? – спросил я. – Тетя Агнесса, твоя мать, знает?
  
  – Нет. Я ей еще не сообщила эту добрую весть. Все случилось очень быстро.
  
  Несообразностей становилось все больше.
  
  – Насколько быстро?
  
  Марла не сводила с ребенка глаз.
  
  – Ладно. Мэтью у меня не десять месяцев. Вчера ближе к вечеру, примерно в то время, когда начинается программа доктора Фила, я писала отзывы об иллинойской компании по установке кондиционеров, в дверь позвонили.
  
  – Кто это был?
  
  Чуть заметная улыбка.
  
  – Я же тебе говорила – ангел.
  
  – Расскажи мне подробнее об этом ангеле.
  
  – Хорошо, пусть она не настоящий ангел, но трудно думать иначе.
  
  – Следовательно, это была женщина?
  
  – Да.
  
  – Его мать?
  
  Марла уколола меня взглядом.
  
  – Теперь его мать я!
  
  – Допустим. Но до того момента, как эта женщина отдала тебе Мэтью, его матерью была она?
  
  – Наверное. – Марла произнесла это нерешительно, словно не желая признавать очевидного факта.
  
  – Как она выглядела? На кого была похожа? Она была ранена? Ты видела кровь? Ее рука была в крови?
  
  Марла медленно покачала головой:
  
  – Ты же знаешь, Дэвид, что у меня плохая память на лица. Мне она показалась очень красивой. Вся в белом, поэтому когда я ее вспоминаю, то представляю ангела.
  
  – Она сказала, кто она такая? Назвала свое имя? Оставила координаты, как с ней связаться?
  
  – Нет.
  
  – И ты не спросила? Тебе не показалось все это странным – неизвестная женщина звонит в твою дверь и отдает ребенка?
  
  – Она очень спешила, – пробормотала Марла. – Сказала, что ей надо бежать. – Ее голос угас. Она опустила Мэтью на середину кровати и обложила подушками, создав вокруг него что-то вроде бруствера. – Пока не куплю детскую кроватку, придется поступать вот так. Нельзя, чтобы он скатился с матраса и ударился о пол. Поможешь мне с этим? Купить кроватку? В Олбани есть «ИКЕЯ»? Или в «Уолмарте» тоже продают детские кроватки? Это ближе. В мой «мустанг» кроватка даже в разобранном виде, наверное, не войдет. И со сборкой у меня вряд ли получится. Я в таких делах бестолкова. В доме даже нет отвертки. Разве что валяется в каком-нибудь шкафу на кухне, но я не уверена. «ИКЕЯ» вроде прикладывает к товарам всякие штуковины, чтобы покупатели могли собрать предмет, даже если у них нет кучи инструментов. Покупать подержанную в комиссионке или в антикварном магазине не хочется. Прежние хозяева могли понаделать столько всяческих «улучшений», что спать в них может быть опасно. Я видела сюжет по телевизору: устроили, чтобы боковина поднималась и опускалась, а она случайно упала на шею ребенку. Не дай бог! – Она вздрогнула.
  
  – Конечно, не дай бог.
  
  – Так поможешь мне с кроваткой?
  
  – Пожалуй. Но сначала мы должны кое с чем разобраться.
  
  Марла почти не обращала на меня внимания. Я не мог понять причину ее теперешней отрешенности от действительности. Не объясняется ли ее состояние тем, что она проходит какой-то курс лечения? Если после потери ребенка она и посещала психиатра и тот прописывал ей лекарства, чтобы справиться с депрессией и страхами, я об этом не знал. С какой стати? И теперь не собирался копаться в ее болезни, потому что не представлял, что бы стал делать с тем, что мог узнать.
  
  Может, ничего и не наглоталась, просто была в своем обычном состоянии с тех пор, как родила мертвого ребенка. Это в присущей ему бестактной манере подтвердил мой отец, сказав, что у нее малость поехала крыша. Я слышал только обрывки и отголоски истории. Мать Марлы Агнесса, которая в молодости, до того как стать медицинской сестрой, работала акушеркой, присутствовала при родах вместе с семейным врачом по фамилии, если я правильно запомнил, Стерджес. Мать рассказывала, какой их обуял ужас, когда они поняли, что что-то пошло не так. Как Марле дали несколько минут подержать ребенка, прежде чем унесли насовсем.
  
  У нее родилась мертвая девочка.
  
  – Печально, очень печально, – повторяла мать всякий раз, когда вспоминала племянницу. – На нее так сильно повлияло, словно что-то захлопнулось. Такое мое мнение. И где же был отец? Помог ли хоть чем-нибудь? Нет! Ни на грош!
  
  Отцом был студент Теккерей-колледжа. На семь или восемь лет младше Марлы. Больше я о нем почти ничего не знал. Хотя это теперь не имело никакого значения.
  
  Получила ли полиция заявление о пропавшем младенце? Если бы газета не закрылась и у меня сохранились полномочия сотрудника редакции, я бы просто позвонил в управление и задал вопрос. Но для частного лица все намного сложнее. Прежде чем поднимать шум и тревожить власти, следовало выяснить, что же на самом деле происходит. Не исключено, что Марла нанялась присматривать за чьим-то ребенком, а затем дала волю своим фантазиям. Я имею в виду ангела, который позвонил в ее дверь.
  
  – Марла, ты меня слышишь? Мы должны кое с чем разобраться.
  
  – С чем?
  
  Я решил ей подыграть и сделал вид, что ситуация, в которой мы оказались, совершенно естественная.
  
  – Не сомневаюсь, ты хочешь, чтобы все было легально и безупречно. Если хочешь оставить себе Мэтью, придется подписать кое-какие бумаги и решить юридические вопросы.
  
  – Совсем не обязательно, – возразила Марла. – Когда Мэтью подрастет и пойдет в школу или даже позже, когда потребуется получать водительские права или другие документы, я скажу, что потеряла его свидетельство о рождении. Никто ничего не докажет.
  
  – Не получится, Марла. В городе сохраняются регистрационные записи.
  
  Мое замечание ее ничуть не поколебало.
  
  – Властям придется поверить, что он мой. Ты делаешь из мухи слона. Общество слишком закопалось в бумагах, чтобы успевать следить за всякой мелочью.
  
  – Но должны же мы узнать, кто его родил, – не отступал я. – Хотя бы из медицинских соображений. Чем болели его настоящие отец и мать, какова его наследственность?
  
  – Ты не желаешь мне счастья, Дэвид? Считаешь, что после всего, через что мне пришлось пройти, я его не заслужила?
  
  Я не нашел что ответить, но оказалось, что этого и не требовалось.
  
  – Мне надо привести себя в порядок, – заявила Марла. – Раз уж ты здесь, пойду приму душ и переоденусь в чистое. Я планировала выйти с Мэтью за покупками.
  
  – В гостиной за дверью стоит коляска. Это ты ее купила? – спросил я.
  
  – Нет, ангел принес, – ответила она. – Твоя мама прислала каких-нибудь вкусняшек?
  
  – Да, – кивнул я. – Положу тебе все в холодильник.
  
  – Спасибо. Я быстро. – Марла скользнула в ванную и закрыла за собой дверь.
  
  Я бросил взгляд на ребенка: Мэтью мирно спал и вряд ли был способен выкатиться из подушечной тюрьмы. Поставил в холодильник замороженные продукты, которые прислала Марле моя мать (человек я очень практичный), и пошел в гостиную осмотреть коляску. Она стояла сложенной – в таком положении ее легко положить в багажник или убрать в кладовку.
  
  На правой ручке были такие же пятна, какие я видел на дверном косяке.
  
  Я разложил конструкцию и нажал ногой на маленький рычажок, чтобы зафиксировать коляску в таком положении. Ею явно пользовались. Когда-то черные шины колес обтрепались, в трещины сиденья набились крошки кукурузных хлопьев. Сзади к коляске был прикреплен закрывающийся на молнию карман. В нем лежали три погремушки, машинка с толстыми деревянными колесиками, реклама магазина детских товаров, наполовину пустой пакет влажных салфеток, бумажные носовые платки.
  
  Мое внимание привлекла реклама – на одной стороне листка было написано несколько слов.
  
  Это был адрес. Листок оказался не из разряда макулатурной почты, рассовываемой по почтовым ящикам и рекламирующей все, что угодно. Он приглашал в «Я родился» – местный магазин детской одежды. Но что еще важнее – к листовке была прикреплена бирка с именем.
  
  Розмари Гейнор жила в доме 375 по Бреконвуд-драйв. Я знал эту улицу. Довольно престижный район более высокого класса, чем у Марлы, в паре миль отсюда.
  
  Я достал мобильник и собрался запустить приложение, позволяющее узнать номер домашнего телефона Гейноров. Но палец застыл над кнопкой: я задумался, так ли уж разумно ей звонить?
  
  Не лучше ли подъехать? Прямо сейчас.
  
  Из ванной доносился шум воды. Марла принимала душ. Мобильник все еще был у меня в руке, и я позвонил домой.
  
  Мне ответили после первого гудка.
  
  – Папа, мне надо поговорить с мамой.
  
  – Что случилось?
  
  – Просто передай ей трубку.
  
  Послышался шорох и приглушенные слова: «Он хочет с тобой поговорить». И наконец голос матери:
  
  – В чем дело, Дэвид?
  
  – У Марлы кое-что произошло.
  
  – Ты отдал ей чили?
  
  – Нет… то есть я все привез. Мама, здесь ребенок.
  
  – Что?
  
  – У Марлы ребенок. Она утверждает, что ребенок ее. Будто некая женщина позвонила к ней в дверь и отдала. Чушь какая-то. Мне приходит в голову, язык не поворачивается выговорить… Господи, полный абсурд. Я подозреваю, что она его у кого-то украла.
  
  – Только не это! – выдохнула мать. – Неужели опять?
  Глава 5
  
  Барри Дакуэрт послал полицейских прочесать примыкающую к парку территорию: может быть, кто-нибудь заметил накануне вечером что-то подозрительное. Например, человека с тяжелым мешком, который возился у забора достаточно долго, чтобы успеть развесить почти две дюжины белок.
  
  Первый полицейский, здоровяк ростом шесть футов по имени Энгус Карлсон, посчитал задание хорошей возможностью закрепить свои навыки опознания подозреваемого.
  
  – Это дело может оказаться крепким орешком, – сказал он Дакуэрту. – Но я чувствую себя в ударе и готов засучить рукава. Однако если свидетеля быстро найти не удастся, придется побегать как белка в колесе.
  
  В последнее месяцы Дакуэрт несколько раз встречался с Карлсоном на месте преступлений. Тот, кажется, примерял на себя роль детектива Ленни Бриско из сериала «Закон и порядок» в исполнении Джерри Орбака, который всякий раз перед появлением титров готов был что-нибудь сморозить. Из нескольких разговоров Дакуэрт выяснил, что Карлсон приехал в город четыре года назад, а до этого служил копом в пригороде Кливленда.
  
  – Пощади меня, помолчи.
  
  Детектив позвонил в городское Общество охраны животных и ввел в курс некую Стейси:
  
  – У меня такое ощущение, что это расследование больше по вашей части, но своих людей я озадачил. Хорошо бы поскорее узнать, чьих это рук дело, пока на фонарных столбах не появятся повешенные хозяйские собаки и кошки.
  
  Он пошел к машине. Бывший мэр Рэндал Финли все еще болтался поблизости, наблюдая, как прибывают полицейские, делают снимки и осматривают окрестности. Но как только увидел, что Дакуэрт собрался уезжать, поспешил за ним, таща на поводке Бипси.
  
  – Хочешь знать, что я думаю?
  
  – Выкладывай, – кивнул детектив.
  
  – Готов поспорить, что это какой-то садистский культ. Не исключено, что мы имеем дело с обрядом посвящения.
  
  – Трудно сказать.
  
  – Держи меня в курсе.
  
  Открывая дверцу своей машины, Дакуэрт покосился на него. Неужели Финли считает, что обладает хоть какой-то властью?
  
  – Если у меня возникнут вопросы, я с тобой свяжусь, – бросил он, устраиваясь за рулем и захлопывая дверцу.
  
  Бывший политик не отходил – он, видимо, считал разговор незаконченным. Барри опустил стекло.
  
  – Что-нибудь еще?
  
  – Хочу, чтобы ты знал. Я об этом не очень распространялся, но тебе скажу.
  
  – О чем?
  
  – Я собираюсь вернуться в политику. – Финли сделал паузу, чтобы оценить произведенный им эффект. Но поскольку на лице Барри не отразилось ни восторга, ни потрясения, продолжал: – Я нужен городу. С тех пор как я ушел, все идет прахом. Скажешь, не прав?
  
  – Я не интересуюсь политикой, – ответил Дакуэрт.
  
  Финли ухмыльнулся.
  
  – Не говори чепухи. Политика влияет на все, что ты делаешь по службе. Тех, кого избрали на должности, вконец облажались: безработица растет, люди в отчаянии, больше пьют, больше дерутся, чаще залезают в дома. Разве не так?
  
  – Рэнди, мне в самом деле надо ехать.
  
  – Да, да, понимаю, ты пошел по следу серийного убийцы белок. Только хочу сказать: когда я приду к власти…
  
  – Если придешь.
  
  – Когда я приду к власти, то сделаю кое-какие перестановки. Это касается также места начальника полиции. У меня впечатление, что ты подходишь на этот пост.
  
  – Меня устраивает то, что чем я занимаюсь сейчас. И если мне позволено будет заметить, избиратели, возможно, не забыли, что ты не прочь побаловаться с пятнадцатилетними проститутками.
  
  Финли прищурился.
  
  – Во-первых, это была только одна несовершеннолетняя проститутка. И она мне сказала, что ей девятнадцать.
  
  – Хорошо, баллотируйся. Вот тебе и слоган для предвыборной кампании: «Она мне сказала, что ей девятнадцать. Голосуйте за Финли!»
  
  – Меня подставили, Барри, и тебе это прекрасно известно. Я был хорошим мэром, сделал чертовски многое. Старался изо всех сил, чтобы у людей была работа. А всякие личные штучки не имеют никакого значения – это пресса раздула из мухи слона. Стерва Плимптон закрыла «Стандард», и мне больше нечего беспокоиться о негативных отзывах прессы. Поток информации можно контролировать. Газетчикам в Олбани наплевать на то, что здесь творится – разве что я залезу в постель с козлом. Я вот о чем: если ты будешь кем-то вроде моего человека в управлении полиции, я этого не забуду и когда-нибудь отплачу за услугу.
  
  – Полагаешь, твоя помощь в поимке беличьего мучителя станет ключом к победе? – спросил Дакуэрт.
  
  Финли покачал головой:
  
  – Конечно, нет. Я вот о чем: если узнаешь что-нибудь такое, что может послужить моим интересам, – позвони. Вот и все. Невелика просьба. Всегда полезно иметь свое ухо в полиции. Например, узнать, что ее высочество Аманду Кройдон поймали пьяной за рулем.
  
  – У нашего теперешнего мэра нет твоих проблем.
  
  – Хорошо, пусть она не ездит, надравшись. Зато заставляет городскую дорожную службу лопатить свою подъездную аллею. Тоже как-то некрасиво. – Он улыбнулся. – В любом случае сообщи, если узнаешь, что она обманывает налогоплательщиков или вольно обходится с законом. То же относится и к начальнику полиции. Кто бы мог поверить, что в одном городе и мэр, и начальник полиции – женщины?! Тогда уж надо переименовывать наш город в какой-нибудь Кискатаун.
  
  – Мне надо ехать, Рэнди.
  
  – Посмотрим правде в глаза. – Бывший мэр наклонился к окну машины. – Каждому хочется что-то скрыть. Но некоторым – я тому превосходный пример – скрывать больше нечего. Все и так на слуху. Зато другие дорого бы дали, чтобы об их делишках никто не проведал.
  
  Дакуэрт прищурился:
  
  – Не понимаю, куда ты клонишь.
  
  Финли криво ухмыльнулся.
  
  – Кто сказал, что я куда-то клоню?
  
  – Господи, Рэнди, ты что… Надеюсь, это не убогая попытка меня запугать?
  
  Бывший мэр сделал шаг назад, принял оскорбленный вид, но продолжал улыбаться.
  
  – Как ты можешь так говорить? Мы просто беседуем. Насколько мне известно, у тебя в полиции Промис-Фоллс безупречная репутация. Каждому известно – незапятнанная карьера. – Он снова наклонился к окну. – Ты хороший коп и хороший семьянин. – Слово «семьянин» он произнес с нажимом.
  
  – Увидимся позже. – Дакуэрт поднял стекло и тронулся с места.
  
  Финли дружески помахал ему рукой, но полицейский не оглянулся.
  
  Дакуэрт ехал в Теккерей-колледж.
  
  Территория общежития находилась неподалеку от парка, и студенты часто забредали сюда: бегали, баловались наркотиками, занимались любовью. Не исключено, что белок мог убить кто-нибудь из них. Или видел, как это случилось.
  
  Возможно, визит в колледж – пустая трата времени и сил. На улицах Промис-Фоллс пара дюжин белок ежедневно попадает под колеса машин, и полиция не носится как ошпаренная, разыскивая водителей, чтобы обвинить в том, что те покинули место дорожно-транспортного происшествия.
  
  Дакуэрт не сомневался, что, вернувшись в управление, обнаружит на своем столе множество всякой ерунды – если не от Энгуса Карлсона, то от кого-нибудь еще.
  
  Охота на белок в штате Нью-Йорк большую часть года разрешена. Более того, пару лет назад в Холи устроили акцию: пожарное управление объявило, что наградит всякого, кто застрелит пять взрослых белок. Поэтому убийство двух дюжин грызунов – вряд ли то преступление, на которое городская полиция должна рассеивать силы.
  
  Дакуэрта беспокоило другое: какой человек нашел удовольствие в убийстве двадцати трех маленьких зверьков, которых потом развесил на заборе?
  
  Что его на это толкнуло? Хорошо, не обязательно его, может быть, ее? Хотя все-таки скорее его?
  
  И на что еще способен этот человек? В литературе много описаний осужденных убийц, которые начинали с уничтожения домашних животных и других беззащитных тварей.
  
  Дакуэрт свернул с дороги в ворота на территорию Теккерей-колледжа. Возраст величественных зданий из красного кирпича с внушительными колоннами перевалил за сто лет, хотя были здесь и архитектурные исключения: химический факультет построили пять лет назад, спортивный комплекс – десять.
  
  Проезжая мимо Теккерейского пруда – собственного озера на территории колледжа шириной в четверть мили, – Дакуэрт заметил группу рабочих, устанавливающих столб высотой примерно шесть футов с красной кнопкой и прикрепленной табличкой. Он не успел прочитать, что на ней написано, но сооружение напомнило ему допотопный пульт пожарной тревоги.
  
  Оставив машину на гостевой стоянке, он вошел в здание и, сверившись с указателем, направился к кабинету начальника охраны территории. Из головы не выходил разговор с Рэндалом Финли. Что подразумевали его слова? Может быть, бывший мэр решил, что у полицейского есть на него компромат? Или пытается шантажировать – заставить сливать информацию из управления, чтобы воспользоваться всякой грязью во время предвыборной кампании, если действительно захочет снова попытаться занять кресло мэра?
  
  Если таков его план, пусть лучше о нем забудет, думал Дакуэрт. У бывшего мэра нет способов на него воздействовать. Финли правильно сказал: его послужной список безупречен. Он не из тех, у кого рыльце в пушку.
  
  Почти идеально чист.
  
  Разумеется, за долгие годы бывали случаи, когда поневоле приходилось мухлевать. Безгрешных копов не бывает. Но он никогда не брал взяток, не подбрасывал ложных улик и не скрывал реальных, не прикарманивал ничего вроде выручки от продажи наркотиков.
  
  Правда, много лет назад, еще до того, как познакомиться с Морин, он отпустил, ограничившись предупреждением, пару превысивших скорость симпатичных девчушек. Может, даже попросил у них номера телефонов.
  
  Объяснял это молодостью и отсутствием опыта. И теперь ничего подобного себе не позволял. Финли уж точно не станет копаться в делах двадцатилетней давности, пытаясь нарыть на него компромат.
  
  – Чем могу служить?
  
  Барри оказался у конторки рядом с кабинетами службы охраны. К нему обратился юноша с несколькими серьгами в ухе, по виду еще студент.
  
  – Мне надо переговорить с вашим начальством, – объяснил Дакуэрт.
  
  – Вам назначено?
  
  Дакуэрт показал удостоверение и через секунду сидел по другую сторону стола от Клайва Данкомба, шефа институтской службы безопасности.
  
  Ему было от сорока до пятидесяти лет. Рост под шесть футов, вес фунтов сто семьдесят, массивная, квадратная челюсть, густые темные брови и такие же волосы. Аккуратный, но в рубашке, которая выглядела так, словно была на размер меньше, видимо, хозяин надевал ее специально, чтобы привлечь внимание к своим бицепсам. Что касалось мускулатуры, он обладал впечатляющим арсеналом. Штанга, заключил Дакуэрт. И наверное, никаких пирожков по утрам по дороге на работу.
  
  – Рад познакомиться, – сказал Данкомб. – Повторите, пожалуйста, как вас зовут.
  
  Дакуэрт назвался.
  
  – Так вы детектив?
  
  – Да.
  
  – Чем могу помочь?
  
  – Мне необходимо с вами поговорить по поводу ночного происшествия.
  
  Данкомб мрачно кивнул и вздохнул. Откинулся на спинку стула и положил на стол ладони разведенных рук.
  
  – Не могу утверждать, что удивлен вашим визитом. Ожидал гостя из городской полиции. Молва идет. И это понятно: когда случается нечто подобное, крышку не удержать – из-под нее что-нибудь непременно просочится наружу. Но хочу, чтобы вы знали: здесь я контролирую ситуацию. У меня железный порядок, и я таким же образом ориентирую своих людей. Вашу озабоченность я понимаю и не в обиде, что вы пришли поторопить нас сделать шаги, которые мы уже предприняли.
  
  Дакуэрта заинтересовало, какие-такие шаги мог предпринять колледж для защиты белок, и откровенно удивило, что здесь расценивают их как приоритетные.
  
  – Продолжайте, – попросил он.
  
  – Возможно, по дороге сюда вы заметили, что мы начали установку на территории стоек службы безопасности.
  
  – Стоек службы безопасности?
  
  – Достаточно нажать на кнопку, сигнал поступит группе обеспечения безопасности. Мы будем знать, где находится человек, и немедленно вышлем туда наряд. Что-то вроде пожарной тревоги или связи с машинистом в вагонах метро в больших городах.
  
  – И зачем вы это делаете?
  
  Данкомб убрал со стола ладони и, подавшись на стуле вперед, с подозрением посмотрел на инспектора.
  
  – Хотите сказать, вы приехали сюда не по поводу неудавшихся попыток изнасилования? В округе появился какой-то псих и запугал до полусмерти всех женщин в кампусе.
  Глава 6
  
  Дэвид
  
  – Мама, ты о чем? – спросил я. – Что означают слова: «Неужели опять»? Марла уже похищала чужого ребенка?
  
  – Когда ты жил в Бостоне, произошла история в больнице.
  
  – Что за история?
  
  – Она проникла в родильное отделение и попыталась скрыться с чьим-то ребенком.
  
  – Боже мой! Ты шутишь?
  
  – Это было ужасно. Марла почти подошла к парковке, когда ее заметили и остановили. Ее, наверное, кто-то узнал – ведь она там частенько бывала, приходила не только к матери, но, как я думаю, на прием к психиатру, психологу или как его там? Его звали… крутится на языке, но не могу вспомнить.
  
  – Не думай об этом. Просто расскажи, что произошло.
  
  – Вызвали полицию, но Агнесса и ее муж Джилл объяснили ситуацию: что Марла потеряла ребенка, что она психически нестабильна, что по состоянию здоровья ее нельзя привлечь к ответственности, что она лечится.
  
  – Ни слова об этом не слышал.
  
  – Агнесса не хотела, чтобы кто-нибудь знал. По большей части ей удалось притушить разговоры. Но слухи пошли. Люди в больнице не хотели держать язык за зубами. Мы с твоим отцом не проговорились ни единой живой душе – ты первый, кому я рассказываю. Однако такого рода события всегда обрастают сплетнями. Агнесса, конечно, постаралась, чтобы больница не предприняла ничего против Марлы. А родителей ребенка убедили не выдвигать против нее обвинений. Агнесса устроила так, что больница оплатила все расходы, которые не покрывала их страховка. Слава богу, Марла никак не повредила малютке – ведь ему было всего два дня от роду! Мы очень тревожились за Марлу, гадали, оправилась она или нет. Я считала, что ничего подобного больше не повторится. Это убьет Агнессу – она сгоряча что-нибудь натворит. Ты же знаешь, как ее заботит, что думают люди.
  
  – Мне кажется, этого ребенка Марла взяла не из больницы. Он не новорожденный младенец; я бы дал ему месяцев девять-десять. Позвони Агнессе, вызови ее сюда.
  
  – А ведь какая-то мать сейчас сходит с ума, не может понять, куда запропастился ее ребенок. Погоди, не отключайся. Дон! – крикнула она куда-то в сторону.
  
  – Что? – Ответ прозвучал приглушенно, видимо, отец находился в другой комнате.
  
  – Ничего не говорили о пропаже ребенка?
  
  – Не понял.
  
  – У тебя включено радио? Полиция не объявляла в розыск пропавшего ребенка?
  
  – Боже праведный, она опять за свое?
  
  – Так да или нет?
  
  – Нет.
  
  – Отец сказал… – начала объяснять мать.
  
  – Я слышал. Пожалуй, я знаю, откуда взялся ребенок. Сейчас туда съезжу.
  
  – Ты знаешь, чей ребенок?
  
  – Имя Розмари Гейнор тебе ничего не говорит?
  
  – Никаких ассоциаций.
  
  – Агнесса должна ее знать. Ей же известны подруги Марлы.
  
  – У меня такое впечатление, что у Марлы нет подруг. Сидит, запершись, в четырех стенах, выходит только за покупками или по делам.
  
  – Позвони Агнессе, скажи, чтобы приезжала как можно быстрее. Я хочу съездить к этой Гейнор, но мне тревожно оставлять Марлу одну с ребенком. – Я помолчал и добавил: – Может, вызвать полицию?
  
  Мать осторожно кашлянула.
  
  – Я бы этого не делала. Агнесса наверняка захочет решить вопрос по-тихому. К тому же тебе неизвестно, что происходит на самом деле. А вдруг Марла нянчится с ребенком с согласия его родителей.
  
  – Я задавал ей этот вопрос. Она ответила отрицательно.
  
  – Но такое вполне возможно. Марла подрядилась сидеть с чьим-то ребенком, а потом вообразила, что ребенок ее. Как вспомнишь, через что ей пришлось пройти…
  
  Шум душа прекратился.
  
  – Мама, мне пора. Буду на связи. Пришли сюда Агнессу.
  
  Я опустил телефон в карман пиджака.
  
  – Дэвид! – Марла окликнула меня из-за закрытой двери.
  
  Я подошел и встал на расстоянии фута.
  
  – Что?
  
  – Ты с кем-то разговаривал?
  
  – Нет.
  
  – Говорил по телефону?
  
  – Пришлось ответить на звонок.
  
  – Это была моя мать?
  
  – Нет. – На этот раз я душой не покривил.
  
  – Чтобы ты знал, я не хочу, чтобы она сюда приезжала. Поднимет шум, будет суетиться.
  
  Я не хотел лгать и вводить Марлу в заблуждение и признался:
  
  – Я позвонил моей матери, но попросил, чтобы она связалась с Агнессой. Тебе может потребоваться ее помощь. Агнесса знает о младенцах все, поскольку прежде, чем стать администратором, работала акушеркой.
  
  Сказав, я в ту же секунду пожалел о своих словах – они могли напомнить Марле о том дне, когда она потеряла ребенка. Тогда Агнесса находилась рядом потому, что была матерью Марлы и опытным специалистом в акушерстве.
  
  И ее присутствие не помогло.
  
  – Ты не имел права! – закричала Марла и, закутанная в полотенце, выскочила из ванной. – Я не хочу оставаться здесь, когда она сюда заявится. – Она прошлепала мимо меня в спальню и захлопнула за собой дверь.
  
  – Марла, – негромко позвал я, – тебе нужно…
  
  – Я одеваюсь. Мэтью надо где-то устроить. Мы едем за кроваткой.
  
  В моей машине не было детского кресла. Итан подрос, и уже несколько лет ему не требовалось такого приспособления. Но в данный момент по сравнению со всем остальным это показалось самой малой проблемой. Если Марла намерена покинуть дом, но не отказывается от моего общества, я посажу ее с ребенком к себе в машину. Поведу так, будто у меня на переднем сиденье аквариум с золотой рыбкой. Мы поедем якобы за кроваткой, но на самом деле не к мебельному магазину, а к дому Гейноров.
  
  Посмотрим, как поведет себя Марла.
  
  – Буду готова через пять минут, – сказала она.
  
  А появилась через четыре – в джинсах, замызганном свитере, с мокрыми волосами. На руках она несла ребенка, закутанного в несколько одеял.
  
  – Возьми коляску, – велела она. – Не хочу его носить, пока мы будем в магазине. О, и принеси из холодильника еще одну бутылочку.
  
  В присутствии Марлы я не мог позвонить матери и сказать, что мы уезжаем. Но понимал: как только сюда явится Агнесса и никого не застанет, мой мобильник в кармане начнет трезвонить. Я сложил коляску, и мы вышли из дома. Пока Марла вставляла в личинку ключ и запирала дверь, снова посмотрел на пятно на косяке.
  
  Может, это все-таки не кровь, а грязь? Кто-то работал в саду и коснулся рукой деревяшки. Вот только Марлу нельзя назвать заядлым садовником.
  
  – Думаю, тебе лучше сесть назад, – сказал я ей. – Ничего хорошего не будет, если сработает подушка безопасности и вдавит в тебя ребенка.
  
  – Просто веди аккуратнее, – попросила она.
  
  – Это я и собираюсь делать.
  
  Я устроил ее с Мэтью на руках на заднем сиденье перед передним пассажирским, открыл заднюю дверцу и, засунув коляску в багажник, сел за руль.
  
  – Куда поедем? – спросила Марла. – В «Уолмарт»? Или, может быть, в «Сирз» в городских торговых рядах?
  
  – Не знаю. – Хотя я вырос в Промис-Фоллс, лишь став корреспондентом «Стандард», разобрался во всех его закоулках. И теперь мог без помощи навигатора найти Бреконвуд-драйв. – Давай начнем с «Уолмарта».
  
  – Хорошо, – спокойно согласилась она.
  
  Добраться до района Гейноров не заняло много времени. Бреконвуд был одним из фешенебельных городских анклавов. Дома здесь стоили намного дороже, чем обычные городские одноэтажки. Но не приносили того дохода, как десять лет назад, во времена, когда город процветал. Где-то здесь жила Мадлин Плимтон. Восемь или девять лет назад, когда в газетном деле еще были поводы для праздников, она устроила у себя вечеринку для сотрудников «Стандард».
  
  – Что-то я не вижу здесь никаких магазинов, – встревожилась Марла.
  
  – Мне надо остановиться, – ответил я.
  
  Сворачивая на Бреконвуд-драйв, я боялся, что наткнусь на полдюжины полицейских машин и фургон с корреспондентами из Олбани. Но на улице все было тихо, и это меня немного утешило. Если бы отсюда сообщили о пропаже ребенка, улица бы гудела, как пчелиный улей. У дома 375 я подвел машину к тротуару.
  
  – Ничего не напоминает? – Я повернулся и посмотрел на Марлу и улыбающегося Мэтью.
  
  Она покачала головой.
  
  – Не знаешь Розмари Гейнор?
  
  – А должна? – Глаза Марлы подозрительно блеснули.
  
  – Не знаю. Так как?
  
  – Никогда о такой не слышала.
  
  Я колебался.
  
  – Марла, тебе же приходило в голову, что этот ребенок, Мэтью, должен был откуда-то взяться.
  
  – Я тебе объяснила откуда. Мне его принесла женщина.
  
  – А ей он откуда достался? Чтобы она его тебе принесла, кто-то должен был решить от него избавиться.
  
  Мой вопрос ее ничуть не смутил.
  
  – Должно быть, тот, кому оказалось не по силам его растить. Люди поискали-поискали и решили, что в моем доме ему будет хорошо. – Марла улыбнулась так же невинно, как Мэтью.
  
  Я не видел смысла возражать. Во всяком случае, теперь.
  
  – Сиди тихо. Я скоро вернусь.
  
  Вылезая из машины, я не забыл положить ключи в карман. Триста семьдесят пятый номер был новее многих зданий на улице. Значит, здесь стоял другой дом, его снесли и на его месте построили этот. Обустроенная территория, два этажа, гараж на две машины, площадь не меньше пяти тысяч квадратных футов. Если кто-нибудь из хозяев сейчас дома, то за воротами гаража наверняка стоит мощный внедорожник.
  
  Я позвонил в дверь. Подождал. Оглянулся на машину. Марла сидела, склонив голову – ворковала с Мэтью. Прошло секунд десять, никто не открыл, и я надавил на кнопку звонка во второй раз. Подождал еще секунд двадцать. Напрасно. Достал из кармана телефон, открыл приложение, сообщившее мне номер Гейноров, и, нажав набор, приложил трубку к уху. Слышно было, как в доме отзывались звонки.
  
  Никто не ответил.
  
  В доме было пусто.
  
  Послышался звук приближающейся машины, и я обернулся. Черная «ауди», седан. Машина быстро свернула на подъездную дорожку, резко скрипнули тормоза, и она остановилась в дюйме от закрытых гаражных ворот.
  
  Худощавый мужчина лет под сорок, в дорогом костюме, пиджак нараспашку, со сбившимся набок галстуком, распахнул дверцу и выскочил из автомобиля. Держа наготове ключи, он стремительно направился ко мне.
  
  – Кто вы такой?
  
  – Я ищу Розмари Гейнор. Вы мистер Гейнор?
  
  – Да, я Билл Гейнор. А вы, черт возьми, кто?
  
  – Дэвид Харвуд.
  
  – Это вы звонили в дверь?
  
  – Да, но никто…
  
  – Боже… – Гейнор перебирал ключи, выбирая нужный, чтобы открыть входную дверь. – Я набирал ей всю дорогу от Бостона. Почему она не отвечала? – Он повернул ключ в замке и, толкнув дверь, прокричал: – Роз!
  
  Я секунду помешкал, а затем вошел за ним внутрь. Холл был высотой в два этажа, с потолка свисала громадная люстра. Слева располагалась гостиная, справа столовая. Гейнор, не переставая звать, шел вперед, в глубину дома.
  
  – Роз! Роз!
  
  Я держался за ним шагах в четырех.
  
  – Мистер Гейнор, у вас есть ребенок в возрасте примерно…
  
  – Роз!
  
  На этот раз в его голосе прозвучали мука и ужас. Мужчина рухнул на колени. Перед ним я увидел распростертую на полу женщину. Она лежала на спине, одна нога вытянута, другая неловко поджата.
  
  Блузка, белая, судя по воротнику, пропитана красным и грубо рассечена поперек живота. Рядом валялся кухонный нож с лезвием длиной десять дюймов. И лезвие, и рукоятка покрыты кровью.
  
  Кровь была повсюду. Смазанные кровавые следы вели к раздвижным стеклянным дверям в глубине кухни.
  
  – Роз, о господи, Роз!
  
  Внезапно голова Гейнора дернулась, словно он вспомнил что-то ужасное. Еще более ужасное, чем открывшаяся перед ним картина.
  
  – Ребенок, – прошептал он и вскочил на ноги. Брючины в крови, густая липкая кровь на подошвах. Он бросился из кухни, оставляя за собой страшные кровавые следы. Чуть не поскользнулся в холле на мраморном полу и повернул к ведущей наверх лестнице.
  
  – Мистер Гейнор, подождите! – позвал я вслед.
  
  Он не слушал, пронзительно выкрикивая:
  
  – Мэтью! Мэтью!
  
  Перепрыгивая через две ступени, он бросился на второй этаж. Я остался внизу – не сомневался, что он тотчас вернется. Из коридора второго этажа снова донеслось мучительное:
  
  – Мэтью!
  
  Когда он вновь появился на лестнице, его лицо исказило отчаяние.
  
  – Его нет. Мэтью исчез. – Он обращался не ко мне, скорее говорил сам с собой, чтобы осознать случившееся. – Ребенка нет, – снова произнес он почти про себя.
  
  Я постарался, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее:
  
  – С Мэтью все в порядке. Он у нас. С ним ничего не случилось.
  
  Гейнор сбежал вниз и взглянул через плечо сквозь по-прежнему распахнутую дверь на мою машину, стоявшую у тротуара.
  
  Марла так и осталась на заднем сиденье с мальчиком на руках, но теперь смотрела не на него, а на дом пустым, ничего не выражающим взглядом.
  
  – Что значит «у нас»? – резко спросил Гейнор. – Почему мой сын у вас? Что вы натворили? – Он повернулся к кухне: – Ваша работа? Это вы ее…
  
  – Нет! – поспешно возразил я. – Не могу объяснить, что здесь случилось, но ваш сын в безопасности. Я пытался выяснить…
  
  – Мэтью в машине? Сарита с ним? Он с няней?
  
  – Сарита? Няня? – переспросил я.
  
  – Это не Сарита! – еще больше заволновался Гейнор. – Где Сарита? Что с ней произошло?
  
  Он кинулся к моей машине.
  Глава 7
  
  Агнесса Пикенс осталась недовольна кексами.
  
  Две дюжины были разложены на блюде, стоявшем в середине массивного стола в зале заседаний. Чай и кофе можно было взять на столе у стены, там все было в порядке. Кофе без кофеина, сливки, сахар, молоко, заменитель сахара – все на месте. Плюс разложенные на столе перед каждым стулом копии отчета о последних достижениях больницы. Но, обследовав набор кексов, Агнесса не обнаружила с отрубями. С черникой были, с бананами были, с шоколадом были – хотя, приходилось признать, с шоколадом больше напоминали выпеченные в форме кексов тортики – и ни одного с отрубями. Хорошо еще, что были фруктовые.
  
  Если администратор больницы собирает спозаранку заседание правления, то хотя бы должна сделать усилие и предложить людям здоровый выбор еды. И если уж кексами с отрубями пожертвовали ради кексов с шоколадом, ей следует дать указание, чтобы их принесли.
  
  До начала собрания оставалось пять минут, и Агнесса зашла убедиться, что все в порядке. Обнаружив недочеты, она подошла к двери и крикнула:
  
  – Кэрол!
  
  Из дальней по коридору комнаты высунула голову ее личная помощница Кэрол Осгуд.
  
  – Слушаю, миссис Пикенс.
  
  – Нет кексов с отрубями.
  
  Кэрол, шатенка лет под тридцать с каштановыми волосами до плеч и карими глазами, торопливо заморгала:
  
  – Я сказала на кухне прислать набор…
  
  – Я же специально подчеркнула, чтобы были кексы с отрубями.
  
  – Извините, не припоминаю.
  
  – Говорила, Кэрол. Точно помню. Позвони Фриде и попроси, чтобы прислала полдюжины. Я знаю, что у них есть. Видела в кафетерии двадцать минут назад. Если потребуется, возьми оттуда.
  
  Голова Кэрол исчезла.
  
  Агнесса поставила на стол сумочку, достала мобильный телефон и обнаружила, что он не включен. Утром приложения паблик-чатов и другие программы загружались очень медленно, и она выключила аппарат с намерением тут же включить для быстрой перезагрузки. Но в это время поджарился ее тост из ржаного хлеба, и она забыла. Теперь же нажала и подержала клавишу сверху с правой стороны, но в то же время маленьким тумблером слева выключила громкий сигнал.
  
  Опустила телефон на стол и с нетерпением постукала красным ногтем по полированной поверхности. Собрание предстояло не из приятных. Ничего хорошего она от него не ждала. Новости обескураживали. В рейтинге медицинских учреждений региона штата Нью-Йорк Центральная больница города Промис-Фоллс опустилась ниже некуда. Ближайшие больницы в Сиракузах и Олбани оценивались под восемьдесят и за восемьдесят пунктов. А их – только 69. По мнению Агнессы, несправедливая, взятая с потолка цифра. В большой степени зависящая от субъективного восприятия. Местные жители решили, что качественную медицинскую помощь можно получить лишь в больнице большого города. Во всяком случае, крупнее, чем Промис-Фоллс. То есть в Сиракузах, в Олбани или даже в Нью-Йорке.
  
  Да, одиннадцать месяцев назад их больница испытывала трудности в связи со вспышкой псевдомембранозного колита. Четыре пожилых человека заразились в больнице анаэробными бактериями, и один из них умер. К несчастью, «Стандард» в то время еще выходила, и эта тема добрые две недели муссировалась на первых страницах. Но такого рода неприятности могут случиться в любой больнице и, будьте уверены, происходят. Тогда Агнесса Пикенс ужесточила правила уборки и мытья рук, и они справились со вспышкой. Но об этом «Стандард» ничего не напечатала на первой полосе.
  
  Спросите любого горожанина, доволен ли он медицинским обслуживанием в Центральной больнице Промис-Фоллс, и неизменно получите ответ: «Если бы был хоть один шанс из сотни, что меня успеют доставить в Сиракузы или Олбани, я бы распрощался с ней навсегда». Изменить этот стереотип стало главной целью Агнессы.
  
  В зал вошла женщина в светло-зеленой форме с забранными под сетку волосами. Она принесла тарелку кексов с отрубями.
  
  – Вот, миссис Пикенс.
  
  – Положи их вместе с другими на блюдо. Надеюсь, Фрида, ты вымыла руки, прежде чем касаться еды.
  
  – Конечно, мэм. – Фрида разложила кексы вместе с остальными и ушла.
  
  Появилась ее помощница Кэрол:
  
  – Они здесь.
  
  – Проводи их сюда, – велела Агнесса.
  
  В зал, приветственно кивая и обмениваясь короткими фразами, вошли десять человек. Местные бизнесмены, двое врачей, главный сборщик средств.
  
  – Доброе утро, Агнесса, – поздоровался седовласый мужчина шестидесяти с лишним лет.
  
  – Здравствуйте, доктор Стерджес. – Они обменялись рукопожатием, и она добавила: – Джек.
  
  Джек Стерджес, словно ожидая упрека, улыбнулся:
  
  – На этой неделе я начал вводить свои заметки в систему. Честно. Больше никаких бумаг.
  
  Остальные, услышав его слова, усмехались, наливали себе чай или кофе и рассаживались за столом на мягкие стулья с высокими спинками. Некоторые потянулись за кексами, и Агнесса заметила, что по крайней мере трое выбрали с отрубями.
  
  Ей нравилось, когда подтверждалась ее правота. Пусть даже по таким пустякам.
  
  И еще ей нравилось управлять. Очень сильно нравилось. Она здесь никогда никого не лечила, только за все отвечала. После окончания школы медсестер два года работала в Рочестере акушеркой. Затем продолжила обучение, но уже искусству управления. Подала заявление в больницу Промис-Фоллс и получила должность в административном штате. Прошли годы, и Агнесса поднялась на самый верх.
  
  Она заняла место во главе стола и, ограничившись короткими словами приветствия, начала:
  
  – Перейдем прямо к делу. – Ее мобильный телефон лежал на столе вверх экраном рядом с отчетом о работе больницы. – В документе перед вами на первой странице есть цифра, определяющая наш рейтинг. Он очень низкий. Эта позорная цифра не отражает качества работы в Центральной больнице Промис-Фоллс.
  
  – К таким вещам надо относиться с долей… – начала женщина в дальнем конце стола. Но Агнесса не позволила ей продолжить.
  
  – Сейчас говорю я, доктор Форд. И хотя наш рейтинг в высшей степени несправедлив, поднять его мы можем лишь одним способом – работать еще упорнее во всех отделениях. Не упускать ничего и стараться все усовершенствовать. Мы до сих пор не завершили компьютеризацию историй болезни. Жизненно важно, чтобы все значимые сведения о пациенте хранились в системе, чтобы мы могли избежать возможных случаев аллергии или путаницы с лекарствами. Но некоторые сотрудники до сих пор делают записи на бумаге, предоставляя другим заносить их в компьютер.
  
  – Невиновен. – Джек Стерджес поднял руки. – Моя информация вся в компьютере.
  
  – Вы наш всеобщий вдохновитель, – прокомментировала Агнесса.
  
  Ее телефон тихо загудел. Она взглянула на экран – звонила сестра. И только тут заметила, что до этого получила пару голосовых сообщений. Агнесса решила: что бы там ни было, это может подождать. Телефон прогудел шесть раз и благодаря вибрации проехался по столу, будто случилось легкое землетрясение.
  
  – По поводу компьютеризации я постоянно испытываю сопротивление коллектива. Довожу до вашего сведения, что ни у кого нет права увиливать от этой работы. Ни у одного человека. Сопротивляются не рядовые сотрудники. Ведущие врачи, хирурги, специалисты, кажется, считают, что это дело ниже их достоинства. Отчасти это возрастное явление. Молодые врачи, выросшие на новых технологиях…
  
  Телефон снова загудел. Арлин второй раз пыталась дозвониться.
  
  Агнесса Пикенс страшно не любила, если ее дергали во время игры, тем более когда она набирала очки. Она взяла телефон и нажала на клавишу, отклоняя вызов.
  
  – Так вот, если кто-то из наших ведущих врачей не такой знаток компьютера, как молодежь, это их не извиняет. Этим людям придется…
  
  На экране телефона появилось текстовое сообщение. От Арлин.
  
  «Позвони!!! Речь идет о Марле».
  
  Агнесса несколько секунд смотрела на экран, затем, отодвинув назад стул, встала.
  
  – Извините. Пока меня не будет, пожалуйста, сформулируйте пять идей, как нам привести в чувство наш ведущий персонал. – Она схватила телефон, вышла из зала и закрыла за собой дверь. Нашла домашний номер сестры и приложила трубку к уху.
  
  – Агнесса?
  
  – У меня собрание правления. Что там такое с Марлой?
  
  – Господи! Я тебе названиваю, названиваю…
  
  – Что случилось?
  
  – Она опять за свое. – Арлин вздохнула. – Дэвид только что звонил. Я послала его отвезти ей чили и…
  
  – Что значит – опять за свое?
  
  – Когда Дэвид вошел, она держала на руках ребенка.
  
  Агнесса зажмурилась и прижала ладонь к виску, словно могла защититься от головной боли, которая, как она по опыту знала, сейчас начнется.
  
  – В больнице никаких происшествий. Если бы у кого-нибудь отсюда пропал ребенок, меня бы тотчас известили. Дэвид, наверное, ошибся.
  
  – Не представляю, откуда она его взяла, – не отступала Арлин. – Я верю Дэвиду. Если он говорит, что там есть ребенок, значит, он там есть.
  
  – Черт бы побрал эту девчонку! – вырвалось у Агнессы.
  
  – Она не девчонка, – поправила ее Арлин. – Психически травмированная взрослая женщина. Это не ее вина.
  
  – Перестань меня учить! – возмутилась Агнесса, а про себя подумала: «Старшая сестра – это навсегда».
  
  Агнесса была не просто младше Арлин, она была намного младше. Мать родила Арлин в двадцать лет, а ее сестру – в тридцать пять. Через два года после Арлин родился Генри, а затем последовал промежуток в тринадцать лет. Все считали рождение Агнессы случайностью. Родители ее явно не планировали. Но когда обнаружили, что ожидается прибавление семейства, оставили все как есть. Мысль прервать беременность не приходила им в голову. И не потому, что они были особенно религиозны или выступали против абортов. Просто решили: раз так, пусть у них будет еще один ребенок.
  
  Несмотря на то что у нее были старшие сестра и брат, Агнесса чувствовала себя единственным ребенком в семье. Разница в возрасте была настолько велика, что старшие почти не имели ничего с ней общего. Они перешли в среднюю школу, когда она только появилась на свет. Поэтому никогда вместе не играли, никогда не ходили вместе на занятия. Арлин была старше Генри всего на два года, и между ними сложились такие узы, о которых Агнесса могла только мечтать. Ее это всегда обижало, пока, почти двадцать лет назад, их брат не погиб в автокатастрофе. Только тогда Арлин стала проявлять к ней больший интерес.
  
  Но было слишком поздно.
  
  Арлин, похоже, считала, что обладает некоей семейной монополией на мудрость. Будто это она руководила больницей. Будто на ней лежала огромная ответственность. Разве она поднялась из ничего до руководителя организации с многомиллионным бюджетом? И разве Дэвид был когда-нибудь для нее и Дона источником таких же тревог, как Марла для нее и Джилла? Дочь представляла для них проблему с самого начала. Подростковые годы были просто жутью: Марла пила, спала с кем попало, пристрастилась к наркотикам, прогуливала школу.
  
  Агнесса с Джиллом надеялись, что, когда ей перевалит за двадцать, она успокоится. Не тут-то было. Появились признаки психического расстройства, она с трудом узнавала людей, наблюдались резкие перепады настроения. Один врач предположил, что у нее маниакально-депрессивный психоз. Хорошо еще, что благодаря материальной помощи родителей Марла жила самостоятельно, в собственном маленьком доме, перехватывая где придется случайную работу, а в последнее время все больше пробавляясь написанием отзывов в Интернете.
  
  Это давало Агнессе надежду. Может быть – только может быть, – жизнь дочери войдет в нормальное русло. Если не случится рецидивов, Марла сумеет найти нормальную работу. Агнесса могла бы подобрать ей место в больнице, но после случая с ребенком это стало невозможно.
  
  Конечно, она могла бы воспользоваться связями – Агнесса знала в городе влиятельных людей: мэра, главу торговой палаты, начальника полиции. Все они были женщинами и понимали, насколько важно помочь ребенку найти свою дорогу в мире.
  
  Но затем Марла встретила парня.
  
  Я вас умоляю – парень! Студентик Теккерей-колледжа! Здешний. Сын – только подумайте! – ландшафтного дизайнера.
  
  И этот юнец ее обрюхатил.
  
  О чем думала Марла, связавшись с мальчишкой, даже не окончившим колледжа? У которого не было иных перспектив, кроме как помогать отцу стричь газоны и сажать кусты. Агнесса навела о нем справки. Несколько лет назад его даже подозревали в убийстве местного адвоката и его семьи. Он оказался невиновным. Но стала бы полиция цепляться к человеку, если бы за ним ничего не водилось? В итоге он получил диплом то ли по английскому языку, то ли по философии или чему-то такому же бесполезному.
  
  Да, заключила Агнесса, смерть младенца – большая трагедия для дочери, и она, естественно, горюет. Требуется время, чтобы оправиться от потери, и Агнесса верила, что в тот период сама она была хорошей матерью, помогая Марле встать на ноги. Но кто мог предвидеть, что выкинет дочь? Проникнет в больницу, где работает мать, и украдет новорожденного младенца!
  
  С тех пор прошло несколько месяцев, и Агнессе стало казаться, что Марла преодолевает недуг. Она снова писала отзывы для Интернета. Следующим шагом было бы вывести ее из дома в мир.
  
  И вот опять. Снова ребенок.
  
  – Они дома? – спросила Агнесса.
  
  – Были дома, когда я в последний раз разговаривала с Дэвидом, – ответила сестра. – Мне кажется, он прикидывал, не позвонить ли в полицию.
  
  – Надеюсь, не успел, – твердо проговорила Агнесса. – Это дело полиции не касается. Мы сами его разрулим. Что бы там ни случилось, справимся. Ты позвонила Джиллу?
  
  – Набирала домой, оставила сообщение. У меня нет номера его мобильника.
  
  Агнесса вспомнила, что Джилл, который был консультантом по вопросам менеджмента и обычно работал дома, упоминал, что в то утро у него встреча с клиентом.
  
  – Хорошо, я еду, – бросила она в трубку и завершила разговор.
  
  Дверь зала заседаний открылась, и оттуда появился Джек Стерджес.
  
  – Что-нибудь случилось, Агнесса?
  
  Она хмуро посмотрела на него:
  
  – Марла.
  
  – Что с ней? Что случилось?
  
  Агнесса прошла мимо и вернулась в зал заседаний. У членов совета был вид провинившейся детворы, которая плевалась жеваными бумажками, пока педагог был в учительской.
  
  Она встала за своим стулом.
  
  – Боюсь, нам придется перенести собрание. Случилось нечто неожиданное, что требует моего присутствия.
  
  Она сунула телефон в сумку и удалилась – не заходя к себе в кабинет, направилась прямо к лестнице. Лифта можно было прождать целую вечность, особенно если в нем поднимали каталку с больным. На улице вновь достала телефон и, выбрав абонента из списка контактов, включила набор. Прежде чем ей ответили, гудок прозвучал девять раз.
  
  – Да? – Голос у мужа был удивленный и раздраженный.
  
  – Джилл, у нас проблемы с Марлой, – сказала Агнесса.
  
  – Господи, опять? – охнул муж. – Подожди, я сейчас. Я работал с клиентом. Так что случилось?
  
  – Она снова взялась за свое – откуда-то украла ребенка.
  
  – Будь все проклято!
  
  – Я еду к ней.
  
  – Сообщи, что обнаружишь, – попросил муж.
  
  – Ты не появишься?
  
  – У меня переговоры. Я еще не закончил.
  
  – С тобой не соскучишься! – Агнесса запихнула телефон обратно в сумку.
  
  Что он там не закончил? Ублажать очередную шлюху? Скорее всего.
  Глава 8
  
  Дэвид
  
  Я гнался за Биллом Гейнором, который стремглав бежал к моей машине. До сих пор Марла сидела с безразличным видом, но когда Гейнор ринулся в ее сторону, лицо ее внезапно исказилось и глаза расширились от ужаса. Она взглянула куда-то вбок – видимо, хотела проверить, заперта ли на замок задняя дверца. Затем схватила мальчика и крепко прижала к себе.
  
  – Мэтью! – выкрикнул Билл.
  
  – Мистер Гейнор! – Пытаясь остановить, я схватил его за плечо. Он круто обернулся, замахнулся, чтобы меня ударить, но не удержался на ногах и упал. Я запнулся о его лодыжку и грохнулся рядом, но успел подняться первым и склонился над ним: – Послушайте! Только послушайте!
  
  Теперь я хотел одного: не позволить Гейнору повредить Марле или напугать ее. Как бы фантастически это ни звучало, я надеялся разрядить обстановку. Всего лишь несколько секунд назад Гейнор обнаружил в доме убитую жену, и у него были все основания вести себя подобным образом. Я боялся, что в таком состоянии он может натворить, что угодно.
  
  Приподнявшись, он сел и вдруг бросился на меня. Две широкие ладони уперлись мне в грудь, и я отлетел назад.
  
  Гейнор мгновенно вскочил с земли и снова кинулся к машине. Он несся так стремительно, что со всего разбега налетел на машину и уперся руками в верхнюю часть задней дверцы. Автомобиль содрогнулся. Ухватившись за ручку, он с силой дернул, но замок был заперт.
  
  Марла закричала.
  
  Гейнор дернул за ручку еще пару раз – видимо, надеялся сломать замок.
  
  – Убирайся прочь! – закричала Марла.
  
  Он заслонил глаза рукой и, вглядевшись внутрь салона, сумел хорошенько рассмотреть младенца. Сжал кулак и ударил в стекло.
  
  – Открывай эту чертову дверцу!
  
  Марла снова крикнула, чтобы он убирался.
  
  Оказавшись рядом с машиной, я лихорадочно искал ключи. Открыть замок займет не больше времени, чем Марле его закрыть. Но стоит ли открывать? Марле с ребенком безопаснее находиться в машине, во всяком случае, до приезда полиции.
  
  – Мэтью! – вновь заорал Гейнор и, обежав вокруг машины, попытался открыть дверцу багажника. Но Марла его опередила: не выпуская ребенка из рук, неловко потянулась назад, успев заблокировать и ее. Гейнор дернул за ручку мгновением позже.
  
  – Он мой! – крик Марлы приглушили поднятые стекла.
  
  Из дома напротив на шум вышла женщина, несколько секунд пыталась оценить происходящее и поспешно скрылась за дверью.
  
  «Побежала вызывать полицию», – решил я.
  
  Гейнор пару раз стукнул ладонью в окно Марлы, затем решил испытать водительскую дверцу.
  
  Марла не могла дотянуться до запора.
  
  Я поднял брелок дистанционного управления замками, нажал на кнопку, но было поздно.
  
  Гейнор открыл дверцу, нырнул в салон и встал коленями на водительское место, чтобы дотянуться до заднего сиденья. Хотел схватить ребенка, но Марла, вцепившись в Мэтью одной рукой, другой принялась колотить его по плечу.
  
  – Стойте! Прекратите! – Я не знал, кому кричал: ему или ей. Только хотел, чтобы они успокоились, прежде чем кто-то пострадает.
  
  Ухватив Гейнора за пояс, я попытался выволочь его из машины. Он отбивался, ударил меня по ноге ниже колена. Боль была адская, но я не ослабил хватку.
  
  – Остановитесь! Мы хотим вам помочь!
  
  Я удивился собственным словам: чем таким я хочу ему помочь? Может быть, помочь выяснить, что здесь случилось?
  
  А вот Марла – это другая история. У нее каким-то образом оказался его ребенок. Но я до сих пор не мог бы объяснить каким.
  
  В это мгновение, в какую-то долю секунды, посреди этого хаоса я вспомнил кровавое пятно на дверном косяке Марлы.
  
  О нет!
  
  – Отдай! – не переставая, кричал Марле Гейнор, а та лупила его, куда придется. Пару раз умудрилась попасть по голове.
  
  – Марла, перестань! Прекрати сейчас же!
  
  Пока я боролся с Гейнором и почти вытащил его из машины, она, подхватив ребенка одной рукой, как футбольный мяч, открыла противоположную заднюю дверцу, выбралась из машины и побежала.
  
  Гейнор извернулся – он был моложе и в лучшей форме, – прижал меня к внутренней стороне водительской дверцы и врезал кулаком в солнечное сплетение.
  
  Я выпустил его и рухнул коленями на мостовую. Перехватило дыхание, я ловил воздух ртом.
  
  Он обежал машину и погнался по газону за Марлой. И пока я пытался подняться на ноги, схватил ее за руку.
  
  – Отстань! – завопила она, повернувшись так, чтобы своим телом защитить ребенка от его собственного отца.
  
  – Стойте! – снова выкрикнул я.
  
  Но Гейнор словно не слышал – все его внимание было сосредоточено на Марле. Он судорожно вцепился ей в руку, а она визжала от боли.
  
  – Я его сейчас брошу!
  
  Это подействовало. Гейнор ослабил хватку и отступил на полшага назад. На несколько мгновений все замерли. Было слышно только дыхание. Частое, поспешное Гейнора – он стоял, уронив руки, галстук сбился на сторону, волосы спутаны. Марла шумно хватала воздух открытым ртом. Я все еще судорожно пытался восстановить дыхание после удара в живот. Потом, согнувшись пополам, обошел машину и поднял руку в знак примирения.
  
  Гейнор переводил дикий взгляд с меня на Марлу. По ее щекам текли слезы, и Мэтью тоже заплакал.
  
  – Пожалуйста, не делайте ему больно, – попросил он.
  
  Изумленная такой просьбой, она помотала головой.
  
  – Сделать больно ему? Это же вы все время так делаете!
  
  – Нет-нет, пожалуйста, – умоляюще пробормотал он.
  
  Я сумел разогнуться и, переступив через отбойный камень на газон, позвал:
  
  – Марла, сейчас важнее всего, чтобы с Мэтью не случилось ничего плохого. Так?
  
  – Да. – Она недоверчиво посмотрела на меня.
  
  – Он – наша первейшая забота. Согласна?
  
  – Он мой сын, – вставил Гейнор. – Скажите ей, пусть отдаст моего…
  
  Я предостерегающе поднял руку.
  
  – Мы все хотим одного – чтобы Мэтью был в безопасности.
  
  Вдали послышались первые сирены.
  
  – Конечно, – сказала она.
  
  – Марла, в доме кое-что произошло, и сюда едет полиция. Через несколько минут здесь начнется суета, копы будут задавать каждому из нас множество вопросов. Мы ведь не хотим подвергать такому испытанию Мэтью? Одни думают одно, другие – другое, но суть дела в том, чтобы не повредить ребенку.
  
  Она ничего не ответила, только крепче прижала к себе малыша.
  
  – Ты мне доверяешь?
  
  – Не знаю, – ответила Марла.
  
  – Мы двоюродные брат и сестра. Мы одна семья. Я не сделаю тебе ничего плохого. Только хочу помочь справиться со всем этим. Верь мне.
  
  Взгляд Гейнора по-прежнему метался между нами.
  
  – Ну, допустим, поверю. – Я заметил, что она уже не с такой силой прижимала к себе плачущего ребенка.
  
  Сирены звучали все громче. Я на долю секунды отвел от нее глаза и заметил, что из-за поворота за соседним кварталом выруливает городской полицейский автомобиль с включенными проблесковыми маячками.
  
  – Дай его мне. – Я покосился на Гейнора. – Вы не против, если она даст его мне?
  
  Он встретился со мной взглядом и медленно ответил:
  
  – Хорошо.
  
  Марла застыла, но тоже быстро посмотрела вдоль улицы, по которой неумолимо накатывала волна полицейских машин, и в ее глазах с новой силой вспыхнул испуг.
  
  – Если нельзя, чтобы он был со мной…
  
  – Марла!
  
  – Может, лучше, чтобы никто…
  
  – Не говори так, Марла! – Господи, на что она способна решиться? Броситься под колеса полицейской машины с Мэтью на руках?
  
  Полицейская машина – пока всего одна, – скрипнув тормозами, остановилась, и из нее выскочили двое полицейских: чернокожий и белый. Я не сомневался, что знал их в то время, когда писал репортажи для «Стандард». Чернокожего звали Гилкрайст, белого – Гумбольдт.
  
  – Дай его мне! – крикнул Гейнор и угрожающе пошел на Марлу.
  
  Гилкрайст достал револьвер, но держал его дулом к земле.
  
  – Сэр! – рявкнул он громовым голосом. – Не прикасайтесь к этой женщине!
  
  Гейнор поднял глаза на копа и ткнул пальцем в сторону Марлы:
  
  – Это мой сын! У нее мой сын!
  
  Черт! Ситуация хуже некуда и через долю секунды грозит превратиться в критическую. Полицейские понятия не имели, что тут происходит. Наверное, решили, что это спор об опеке. Громкие домашние разборки.
  
  – Офицер Гилкрайст, – позвал я.
  
  Голова чернокожего копа дернулась в мою сторону.
  
  – Я вас знаю?
  
  – Дэвид Харвуд. Когда-то работал в «Стандард». Это моя двоюродная сестра Марла. Она сейчас переволновалась и… готова отдать мне ребенка. А мистер Гейнор не против. Я прав?
  
  – Всем оставаться на своих местах, – приказал Гилкрайст. Его напарник подошел ближе. – Просветите нас, Харвуд.
  
  – Будет проще разговаривать, если Марла отдаст мне ребенка.
  
  – Вы согласны? – Это были первые слова, которые произнес Гумбольдт, обращаясь к Биллу Гейнору.
  
  Тот кивнул.
  
  – Как насчет вас, Марла? – спросил Гилкрайст.
  
  Марла сделала четыре неверных шага в мою сторону и осторожно отдала мне плачущего ребенка. Я прижал его к груди одной рукой и осторожно обнял другой, чувствуя тепло и трепетание маленького тельца.
  
  Гилкрайст убрал оружие.
  
  – В доме… – сказал я срывающимся голосом. – Вам надо… зайти в дом.
  
  – Что там в доме? – спросил Гумбольдт.
  
  Ему ответил Гейнор:
  
  – Моя жена.
  
  В этих двух словах было столько боли, что полицейским не пришло в голову спрашивать, что с ней приключилось.
  
  Гумбольдт с револьвером в руке осторожно приблизился к открытой передней двери. Вошел в прихожую, и дом словно поглотил его.
  
  Гилкрайст нажал на кнопку висящей на плече рации и попросил подкрепления на Бреконвуд-драйв. Сказал, что, видимо, потребуются детектив и команда экспертов-криминалистов.
  
  Марла покрасневшими глазами посмотрела на меня. Я ждал, что она спросит, что там такое в доме, но она промолчала. Вместо этого опустилась на траву и, встав на колени и прижав ладони к лицу, разрыдалась так сильно, что сотрясалось все ее тело.
  
  Зазвонил мой мобильник. Он лежал во внутреннем кармане пиджака на груди, и у меня возникло ощущение, что сквозь мое тело пропустили электрический разряд. Свободной рукой я достал трубку, посмотрел, кто звонит, и поднес к уху.
  
  – Слушаю, Агнесса.
  
  – Я в доме Марлы. Здесь никого нет. Что, черт возьми, происходит?
  
  Заплакал Мэтью.
  
  – Мы не там, – ответил я.
  
  – Это что еще? Господи, ребенок?
  
  – Да. Понимаешь, Агнесса…
  
  – Где вы? Куда подевались?
  
  Мне даже не удалось вспомнить адрес. Пришлось поднять голову и прочитать написанный на табличке номер дома.
  
  – А улица, Дэвид? Это бы мне здорово помогло.
  
  Пришлось на мгновение задуматься.
  
  – Бреконвуд. Знаешь, где это?
  
  – Да, – бросила Агнесса. – Что вам там понадобилось?
  
  – Приезжай, увидишь.
  
  – Твоя мать сказала, у тебя возникали бредовые мысли вызвать полицию? Что бы там ни было, не делай этого.
  
  – Поздно, тетя Агнесса.
  Глава 9
  
  – Хорошо, давайте уточним, правильно ли я вас понял, – переспросил Барри Дакуэрт, сидя у стола напротив шефа службы безопасности Теккерей-колледжа Клайва Данкомба. – По территории кампуса бродит сексуальный насильник, и вы решили, что городская полиция – последнее место из всех, где об этом положено знать?
  
  – Вовсе нет, – возразил Данкомб.
  
  – На мой взгляд, это так.
  
  – У нас достаточно сил, чтобы справиться с разного рода ситуациями. В моем распоряжении пять человек.
  
  – И еще студенты, которых вы можете привлекать, если того требуют обстоятельства. Признайтесь, вы зовете химиков, если требуется криминалистическая экспертиза? У вас есть комната для допросов или может сгодиться аудитория для лекций? Отпечатками пальцев могут заняться обучающиеся на отделении искусств. Чернил у них предостаточно.
  
  Данкомб не ответил. Вместо этого выдвинул нижний ящик стола и достал папку со стопкой документов в полдюйма толщиной. Открыл и начал читать:
  
  – Четырнадцатое января. Двадцать два часа семнадцать минут. Вандал кидает кирпич в окно столовой. Звонок в городскую полицию. Ответ: нет ни одного свободного человека, указание институтской службе безопасности представить рапорт. Второе февраля, ноль часов три минуты. Пьяный студент кричит и срывает с себя рубашку на лестнице в библиотеку. Звонок в городскую полицию. Ответ: представить копию рапорта. Мне продолжать?
  
  – Вы полагаете, разбитое стекло и пьяный дебош равносильны изнасилованию?
  
  Данкомб покачал пальцем.
  
  – Изнасилования фактически не было. Поэтому мы решили не беспокоить полицию Промис-Фоллс. – Он улыбнулся. – Мы же понимаем, как вы заняты.
  
  – Дело может на этом не закончиться.
  
  – Знаю. До того, как занять эту должность, я служил в полиции Бостона.
  
  У Дакуэрта чуть не вырвалось, что тогда тем более он должен понимать ситуацию, но полицейский сдержался. Он сознавал, что взял с начальником службы безопасности неправильный тон. Помощь того могла еще понадобиться, что бы тут ни происходило. Но он завелся и ничего не мог с собой поделать.
  
  – От имени городской полиции приношу глубочайшие извинения за недостаточное внимание к тем случаям.
  
  Данкомб что-то коротко промычал.
  
  – Мм… – И кашлянул. – Вы должны понимать, как непросто работать на этом посту. Начальство давит: администрация, ректорат.
  
  – Продолжайте.
  
  – Перед теми, кто размышляет, куда отправить детей учиться, большой выбор.
  
  – Не сомневаюсь.
  
  – А за Теккерей-колледжем тянется шлейф дурной славы. Это еще с тех времен, несколько лет назад, когда я здесь не работал. Ректор и скандал с плагиатом, потом стрельба. Помните?
  
  – Да.
  
  – Дело, конечно, прошлое. Я хочу сказать, все постепенно забывается. Прошло почти десять лет. И если кто-то решает отправить детей учиться в другой колледж, то вряд ли по причине тех давних историй. Но нам не нужна шумиха в прессе – сообщения, что сумасшедший маньяк охотится на девушек. Вот тогда папа с мамой могут решить послать свою малютку Сьюзи искать мужа в другом учебном заведении.
  
  Барри Дакуэрту этот человек не нравился.
  
  Данкомб перевел дыхание и продолжал:
  
  – Поэтому, прежде чем звать на помощь морскую пехоту или городскую полицию, мы пытаемся закрыть вопрос сами и поймать негодяя. Мои люди патрулируют по ночам территорию, а одна из них – женщина по фамилии Джойс, горячая штучка лет тридцати, – служит своеобразной приманкой и пытается выманить насильника на себя.
  
  Дакуэрт откинулся на стуле.
  
  – Вы серьезно?
  
  – А что? Разве это не ваши методы?
  
  – У этой Джойс есть специальная полицейская подготовка? Она владеет приемами самообороны? Поддерживает постоянную радиосвязь с остальными членами вашей группы? Вы ее прикрываете?
  
  Данкомб вскинул обе руки ладонями вперед.
  
  – Тпру! Начнем с того, что я был копом, и чертовски неплохим. Сам натаскивал Джойс и передавал опыт. Кроме того, она закончила аккредитованные курсы охранников службы безопасности. Что касается всего остального, о чем вы говорите, я бы не очень трепыхался по этому поводу, потому что она идет на задания не с пустыми руками.
  
  – Джойс вооружена?
  
  Данкомб ухмыльнулся и сделал жест, будто держит пистолет и нажимает на курок.
  
  – Я ей, конечно, не приказал пристрелить негодяя, но у нее есть все средства заставить его вести себя прилично.
  
  Дакуэрт мог перечислить бесчисленное количество вариантов, когда такой подход мог привести к роковым последствиям.
  
  – Сколько было нападений? – спросил он.
  
  – Три за последние две недели, – ответил Данкомб. – Все поздно вечером. Девушки возвращались домой из одной части кампуса в другую – шли в свое общежитие. По дороге много рощиц, где можно спрятаться. Мужчина выскакивал, хватал их сзади, пытался затащить в кусты, лапал в свое удовольствие.
  
  Дакуэрт размышлял, по доброй ли воле шеф охраны колледжа принял решение оставить службу в полиции Бостона.
  
  – В каждом случае девушкам удавалось вырваться и убежать. Никто не пострадал.
  
  – Физически, – поправил полицейский.
  
  – Это я и имею в виду, – согласился Данкомб.
  
  – Приметы подозреваемого?
  
  – Отрывочные описания, хотя и совпадают у всех трех жертв.
  
  – Белый? Чернокожий?
  
  Данкомб покачал головой:
  
  – На нем была лыжная маска плюс толстовка с капюшоном. Футбольный вариант, с номером на ней.
  
  – Он что-нибудь говорил?
  
  – Ничего. По крайней мере ни одна из девушек не вспомнила. Но как я сказал, мы над этим работаем. К концу дня будут готовы столбики с тревожными кнопками, и у меня полное ощущение, что мы не только поймаем урода, но и вернем здешним девушкам чувство полной безопасности.
  
  – Мне нужны имена.
  
  – Чьи?
  
  – Тех девушек, на которых напали. Фамилии, имена и контактные данные. Их необходимо допросить.
  
  – Полагаю, мы сами с этим справимся.
  
  – Это не входит в компетенцию Теккерей-колледжа. Это дело городской полиции. Насильник – не обязательно студент, он может быть горожанином. Или наоборот, если он из студентов или даже из преподавателей…
  
  – Господи, давайте не будем строить таких маловероятных предположений.
  
  – И если даже из преподавателей – ничто не помешает ему выйти на охоту в городе. Вам без наших ресурсов и опыта не обойтись. Мы должны допросить тех девушек.
  
  – Ладно, согласен. Дам вам их данные. – Данкомб накрыл ладонью крышку стола. – Со всем разобрались?
  
  – Нет еще, – ответил Дакуэрт. – Я приехал по другому делу.
  
  – Вот тебе раз! Выкладывайте.
  
  – Не было ли замечено на территории колледжа случаев жестокого обращения с животными?
  
  – Случаев жестокого обращения с животными? – Шеф службы безопасности медленно покачал головой. – Хотя полагаю, что на факультете биологии по-прежнему продолжают расчленять лягушек. Неужели лягушонок Кермит накатал вам жалобу?
  
  – Не случались отравления собак или кошек? Не попадались отрубленные головы канадских гусей? Я видел много этих птиц в округе.
  
  Данкомб снова покачал головой:
  
  – Ничего похожего. А что?
  
  Полицейский почувствовал вибрацию телефона в кармане пиджака.
  
  – Прошу прощения. – Он достал трубку. – Дакуэрт слушает. – Несколько секунд молчал, а затем извлек из кармана ручку и маленькую записную книжку. Записал продиктованный адрес и убрал телефон. Встал. – Не посылайте больше вашу Джойс в качестве приманки. И сообщите данные тех девушек.
  
  Затем бросил на стол визитную карточку и вышел.
  Глава 10
  
  Дэвид
  
  Пока страсти не улеглись, Билл Гейнор не возражал, чтобы я держал Мэтью на руках. Но когда вся Бреконвуд-драйв заполнилась роем полицейских машин, делать этого не собирался. Однако согласился, чтобы Мэтью перешел на руки женщины из команды полицейских, которая, в свою очередь, собиралась передать его первому объявившемуся представителю городского отдела защиты детей.
  
  Хотя вряд ли Гейнор смог бы спокойно держать на руках плачущего ребенка и одновременно объяснять, что случилось на кухне с его женой Розмари. Особенно если бы при этом пришлось идти в дом.
  
  Я не мог выбросить из головы картину: безжизненный женский взгляд, направленный в потолок, кровь повсюду, разодранная блузка.
  
  Гейнор был не единственным человеком, кого приходилось убеждать, что Мэтью, хотя бы на время, лучше передать на попечение кому-то другому.
  
  – Они мне его никогда не отдадут, – хныкала Марла. – Если забрали, то навсегда.
  
  Мы стояли у моей машины, я обнимал двоюродную сестру, а на нее один за другим накатывали приступы истерики.
  
  – Надо подождать и посмотреть, как будут развиваться события, – уговаривал я ее, хотя понимал, что на нас скорее упадет метеорит, чем ей вернут ребенка Гейноров.
  
  Я нисколько не сомневался, что Мэтью их сын. Не то чтобы мне об этом прямо объявили, но несложно было, соединив одно с другим, сделать вывод. У Марлы в доме оказался чужой младенец. Его появление она объяснила безумной историей, будто к ней явился ангел и вручил мальчика, словно почтовую посылку. В кармашке коляски лежала адресная реклама. Когда Билл Гейнор вернулся из деловой поездки домой, его охватила паника, потому что пропал его ребенок Мэтью.
  
  И он без колебаний узнал своего сына, которого держала на руках посторонняя женщина в чужой машине.
  
  Расставить точки над i не составляло труда.
  
  Поэтому я решил, что шансы Марлы вернуться домой с Мэтью ничтожно малы. Но теперь размышлял о другом: какова вероятность, что она имеет отношение к смерти Розмари Гейнор? Успокаивая двоюродную сестру, я ломал голову над вопросом: способна ли она на такое злодеяние?
  
  И откровенно говоря, не находил ответа.
  
  Полицейские задали нам несколько предварительных вопросов и велели ждать, когда приедет детектив. Прошло немного времени, и я увидел Барри Дакуэрта. Я познакомился с ним несколько лет назад и не в связи с работой в «Стандард», а по личному делу. В сером, плохо сидящем костюме он производил впечатление человека, так и не сумевшего выиграть вечную битву с напольными весами в ванной.
  
  Шагая к дому, он бросил взгляд в мою сторону, и на его лице на короткое мгновение возникло недоумение. Сначала он, наверное, решил, что я приехал делать репортаж, но, вспомнив, что «Стандард» закрылась, понял, что я тут по другой причине.
  
  Ничего, скоро все узнает.
  
  Входя в дом, он перебросился несколькими фразами с Гилкрайстом – полицейским, который до этого разговаривал с Гейнором.
  
  Господи, через что еще предстоит пройти этому человеку?
  
  Дакуэрт пожал Гейнору руку, а затем дверь закрылась.
  
  – Что ты видел в доме? – спросила меня Марла. Она уже понимала, тут что-то неладно. На улицу понаехало столько полиции, что было ясно: в доме произошла трагедия.
  
  – Его жену, – ответил я. – На кухне. Ее зарезали. Она мертва.
  
  – Какой кошмар! Ужасно, – проговорила Марла. И, помолчав, добавила: – Хочешь знать, что я думаю?
  
  – Ну, скажи, что ты думаешь.
  
  – Готова поспорить, это его рук дело. Того мужчины. Ее мужа. Не сомневаюсь, это он ее убил.
  
  Я взглянул на нее.
  
  – Почему ты так считаешь, Марла?
  
  – Просто чувствую. Но уверена – его работа. Когда установят, что убийца он, ему не оставят ребенка.
  
  Я понял, куда она клонит.
  
  – Марла, ты знала эту женщину?
  
  – Ты об этом уже спрашивал. У меня дома. Я тебе ответила: никогда о ней не слышала.
  
  – Может, где-нибудь встречала, но не знала, как зовут? – У меня не было фотографии убитой, чтобы показать Марле, поэтому вопрос был бессмысленным. Хотя даже с фотографией толку все равно бы не было. Поэтому ответ двоюродной сестры был вполне предсказуемым:
  
  – Не думаю. Я ведь почти никуда не выходила.
  
  – А здесь не была? В этом доме?
  
  Марла подняла голову и мгновение изучала фасад.
  
  – Вроде бы нет. Но дом хороший. Я бы хотела в таком жить. Большой, а мой такой маленький. Вот бы заглянуть внутрь, посмотреть, как там все устроено.
  
  – Сейчас тебе это вряд ли удастся, – мрачно предрек я.
  
  – Ну да. – Она кивнула.
  
  – Так ты утверждаешь, что не приходила сюда за Мэтью вчера или позавчера? Не здесь его нашла?
  
  – Сколько раз можно повторять? – устало отозвалась она. – Ты мне не веришь?
  
  – Конечно, верю.
  
  – Не похоже.
  
  Я взглянул вдоль улицы, которую успели с обеих сторон перегородить лентами. Агнесса, приподняв ленту, поднырнула под нее и направилась к нам. Полицейский попытался ее остановить, но она только отмахнулась.
  
  – Твоя мать, – сказал я Марле и почувствовал, как она напряглась.
  
  – Не хочу с ней разговаривать. Она сейчас взбесится.
  
  – Агнесса может тебе помочь, – заметил я. – Она знакома с нужными людьми, например, с хорошими адвокатами.
  
  Марла с грустным недоумением взглянула на меня.
  
  – Зачем мне адвокат? У меня что, неприятности?
  
  – Марла! – закричала, приближаясь, Агнесса.
  
  Двоюродная сестра отпрянула от меня и повернулась навстречу подошедшей матери. Та заключила ее в объятия секунды на три, не больше, не давая дочери времени ответить на ласку. Затем внимательно посмотрела на меня и спросила:
  
  – Что здесь происходит?
  
  Ей ответила Марла:
  
  – Очень трудно объяснить, мама, но…
  
  – Поэтому я спрашиваю твоего двоюродного брата. – Агнесса не сводила с меня глаз.
  
  У меня пересохло во рту, и я облизал губы.
  
  – Я заехал к Марле. Она нянчила ребенка. В кармашке коляски лежала реклама с этим адресом. Мы прикатили сюда навести справки. Хозяин дома уезжал по делам, но вернулся одновременно со мной. – Я запнулся. – И обнаружил жену… мертвой.
  
  Лицо Агнессы сразу потухло.
  
  – Еще что-то непонятное с их няней. Мистер Гейнор спрашивал о некоей Сарите. Он полагал, что она в доме, но ее там не оказалось.
  
  – Боже праведный! – воскликнула Агнесса. – Кто эти люди? Как зовут женщину, которую убили?
  
  – Розмари Гейнор, – ответил я.
  
  Агнесса порывисто отвернулась и вгляделась в дом, словно решила, что если долго смотреть, можно выведать у него правду. Я добрых десять секунд созерцал ее спину, прежде чем она вновь обратилась ко мне:
  
  – Где ребенок?
  
  – Он пока на попечении полиции или людей из отдела по защите детей. А мистера Гейнора допрашивают копы.
  
  – Его зовут Мэтью. – Марла сделала к нам шаг, чтобы тоже участвовать в разговоре. И мать засыпала ее вопросами:
  
  – О чем ты думаешь? Как все произошло? Каким образом ребенок оказался у тебя? Неужели ты так ничему и не научилась после того, что случилось в моей больнице? Абсолютно ничему?
  
  – Я…
  
  – Не могу поверить! Что на тебя нашло? Что ты творишь? Ты украла его в магазине? Выхватила из коляски? – Агнесса зажала ладонью рот. – Скажи, что ты взяла его не здесь. Ты не имеешь к этому отношения?
  
  Глаза Марлы наполнились слезами.
  
  – Я не сделала ничего дурного. Мне его дали – принесли к дверям – и попросили за ним присмотреть.
  
  – Кто? – выкрикнула Агнесса. – Мать? Жена Гейнора?
  
  – Понятия не имею, кто она такая. Она мне не сказала.
  
  – Хочешь знать мое мнение, Марла? Ни один человек на свете не поверит твоему рассказу. – И добавила больше себе, чем нам: – Надо придумать что-то получше. – Затем раздраженно посмотрела на меня и спросила: – Полицейские ее допрашивали?
  
  – Бегло. Видимо, решили сначала разобраться с местом преступления, а нас попросили не уезжать. Детектив уже здесь и группа криминалистов, наверное, тоже.
  
  – Ты не скажешь никому ни слова. Ни единого слова. – Агнесса помахала пальцем перед лицом дочери. – Поняла? Особенно полицейским. Даже если спросят, когда у тебя день рождения, отвечай, чтобы обращались к твоему адвокату.
  
  Она порылась в сумке и достала телефон. Пробежалась по контактам, нашла нужный номер и ткнула большим пальцем в кнопку набора.
  
  – Говорит Агнесса Пикенс. Соедините меня с Натали. Меня не интересует, с клиентом она или нет. Мне надо переговорить с ней сию секунду.
  
  «Натали Бондурант», – догадался я. Один из светлейших юридических умов нашего города. В прошлом она помогла и мне.
  
  – Натали, это Агнесса Пикенс. Чем бы ты ни занималась, бросай. У меня проблема. Нет, не в больнице. Объясню, когда приедешь. – Она назвала адрес и прервала разговор, прежде чем адвокат успела что-либо возразить. Затем повернулась ко мне: – Тебя это тоже касается.
  
  – Что именно?
  
  – Ни слова полиции. Тебе нечего сказать.
  
  Первое, что пришло мне в голову, – детское: «Не командуй тут!» Но сказал я другое:
  
  – Я сам решу, что говорить полиции, Агнесса.
  
  Ей это не понравилось.
  
  – Дэвид, – прошептала она, чтобы Марла не услышала, – ты же видишь, что здесь случилось.
  
  – Мы пока не знаем.
  
  – Достаточно, чтобы понять, что Марле требуется защита. Что бы она ни натворила, ее вины в том нет. Марла больна и не отвечает за свои действия. Мы все должны о ней заботиться.
  
  – Разумеется, – согласился я.
  
  – Она давно не в порядке, но потеря ребенка сильно подействовала на ее психику.
  
  – Что ты такое говоришь? – спросила ее дочь.
  
  – Все в порядке, дорогая. Просто разговариваю с Дэвидом.
  
  – Я буду иметь в виду, что ты сказала, – пообещал я тетке. – Только не думаю, что моя роль обязывает меня молчать в тряпочку, когда полицейские станут задавать вопросы.
  
  Агнесса покачала головой.
  
  – Поистине сын своей матери. Такой же упертый, как Арлин. – Она обвела взглядом россыпь полицейских машин. – Пойду узнаю, кто у них главный. – И отправилась на поиски начальства.
  
  Моя двоюродная сестра взглянула на меня:
  
  – Ты должен мне помочь.
  
  – Твоя мама этим занимается, – сказал я. – Натали, с которой она разговаривала по телефону, вероятно, Натали Бондурант. Она хороший адвокат.
  
  – Ты что, не понял? – расстроилась Марла. – Слышал, что она сказала? У меня проблема.
  
  – Она имела в виду…
  
  – Я понимаю, что она имела в виду. Трясется прежде всего за свою репутацию.
  
  – Если это даже так, все шаги, которые она предпримет, защищая себя, в конечном итоге послужат защитой и тебе.
  
  Марла обеспокоенно озиралась по сторонам, словно искала безопасное место, куда бежать, но не находила.
  
  – Мне кажется… может быть, я в опасности.
  
  Я наклонился к ней, положил ладони на плечи. Главный вопрос я ей уже задавал, но почувствовал, что настало время спросить во второй раз.
  
  – Марла, посмотри на меня. Ты ничего не сделала этой женщине? Матери Мэтью? Может, на мгновение нашло затмение, и ты совершила нечто такое, чего вовсе не хотела?
  
  Задавая вопрос, я сомневался, хочу ли знать ответ. Если Марла признается, что убила Розмари Гейнор и удрала с ее сыном, смогу ли я скрыть правду от полиции?
  
  Я знал, как бы ответила на этот вопрос Агнесса.
  
  – Дэвид, я никогда бы не сделала ничего подобного, – едва слышно прошептала Марла. – Никогда!
  
  – Ладно, ладно, все нормально.
  
  – Так ты мне поможешь?
  
  – Конечно. Хоть ты не веришь материнским мотивам, обещай, как только она заполучит Натали…
  
  – Нет, нет… – В глазах моей двоюродной сестры стояла мольба. – Ты! Ты мне должен помочь. Это твоя работа. Ты умеешь задавать вопросы и выяснять обстоятельства.
  
  – Я больше этим не занимаюсь.
  
  – Но ты знаешь, как это делается. Найди женщину, которая отдала мне Мэтью. Найди ее. Она подтвердит, что все, что я говорю, – правда.
  
  – Послушай, Марла…
  
  – Обещай, – попросила она. – Обещай, что поможешь мне.
  
  Я крепко обнял сестру, посмотрел ей в глаза и сказал, стараясь подобрать нужные слова:
  
  – Знай, что я на твоей стороне.
  
  Марла обвила меня руками, и ее лицо вдруг обмякло и как-то расплылось.
  
  – Спасибо, – выдохнула она, уткнувшись мне в грудь, явно не понимая, что мой ответ меня ни к чему не обязывает.
  Глава 11
  
  – Не понимаю, что происходит, – бросила Арлин Харвуд, стоя на верхней ступени лестницы в подвал. – Хотела позвонить Дэвиду, но подумала, если бы у него было что нам сообщить, он позвонил бы сам. Ужасная ситуация. Просто ужасная!
  
  Дон Харвуд, сидя на стуле, зажимал в тиски нож газонокосилки, который собирался заточить. Мастерская в подвале, в отличие от той, что находилась в гараже, была порядком заставлена. Здесь на листе фанеры размером четыре на восемь он еще до того, как Дэвид с сыном уехали в Бостон, устроил для Итана железную дорогу. Мальчик к ней интерес потерял, а Дон – нет и не мог себя заставить ее разобрать. Он вложил в нее много труда: соорудил станцию, где на платформе стояли миниатюрные пассажиры, когда поезд проходил переезд, там мигали запрещающие огни светофора, сделал даже миниатюрную копию городской водонапорной башни с надписью «Промис-Фоллс».
  
  – Да… – протянул Дон, не оборачиваясь. Он прикидывал, под каким углом держать точильный камень, чтобы нож стал острым, как бритва. – От этой девчонки одни неприятности. Всегда были и всегда будут. После того как она хотела украсть из больницы ребенка, твоей сестре следовало поместить ее на некоторое время в психиатрическую лечебницу.
  
  Арлин спустилась до половины лестницы так, что теперь муж мог видеть ее от пояса и ниже, если бы соизволил оторвать взгляд от ножа.
  
  – Ты говоришь ужасные вещи.
  
  – Разве? Если бы она так поступила, то, может быть, теперь не пришлось бы с ней маяться. Черт! Куда запропастился точильный камень? – Дон внезапно поднял голову и принюхался. – Арлин, у тебя что-нибудь стоит на плите?
  
  – Что?
  
  – Запах такой, будто что-то подгорает.
  
  – Боже! – Она охнула, повернулась и побежала наверх. Но за две ступени до верхней площадки споткнулась и, ткнувшись носом вперед, вскрикнула.
  
  – Проклятие! – Дон вскочил со стула и поспешил на помощь.
  
  – Какая я дура! – Арлин пыталась подняться.
  
  Муж присел рядом с ней.
  
  – Где болит? Что ты ушибла?
  
  – Ногу. Ниже колена. Вот незадача! Сходи выключи плиту.
  
  Дон поспешил наверх. На кухне со сковороды валил дым – обугливались с полдюжины приготовленных на обед колбасок. Схватив за ручку, он передвинул сковороду на соседнюю конфорку. Открыл шкаф и, выбрав самую большую крышку, накрыл ею сковороду, преграждая дорогу дыму и первым язычкам пламени.
  
  Сердце гулко колотилось, и Дон оперся о стол, чтобы перевести дыхание. Он давно не бегал вверх по лестнице – уж точно после того, как с ним приключился инфаркт.
  
  Послышалось шарканье – в обрамлении двери в подвал возник силуэт жены. Ей удалось добраться до верха, но на бежевых слаксах ниже колена алело кровавое пятно.
  
  – Дорогая, ты в самом деле сильно повредила ногу.
  
  – Ничего, обойдется. Решила приготовить колбаски, чтобы перед обедом подогреть в тостере, а устроила вот что.
  
  – Все в порядке, – успокоил жену Дон. – Я приготовлю что-нибудь еще. Открою консервированный суп.
  
  Арлин хромая подошла к столу и опустилась на стул.
  
  – Штаны испортила. Новые, только что купила. Теперь не отстираю.
  
  – Выброси из головы, – успокоил ее Дон. – Дай-ка посмотрю.
  
  Отлепившись от стола, он осторожно присел на колено и, закатав брючину жены, осмотрел рану.
  
  – Такие ушибы жутко болезненны: попала по костяшке, содрала кожу и, наверное, распухнет. Перелома не чувствуешь?
  
  – Не похоже.
  
  – Сиди, не вставай. – Пользуясь столом, как рычагом, и чувствуя, как скрипят кости, Дон поднялся и порылся в ящике, где держал аптечку первой помощи. Промыл ссадину, забинтовал ногу, затем достал из холодильника мягкий пакет со льдом. – Приложи. Положи ногу на соседний стул, тогда лед не будет сползать.
  
  Он спустил ей брючину, чтобы пакет не касался кожи, и устроил ногу на стуле.
  
  – Холодно, – пожаловалась Арлин.
  
  – Ничего, привыкнешь. Чуток подержи.
  
  Жена коснулась его руки.
  
  – Я совсем спятила.
  
  – Не говори глупостей.
  
  – Все забываю. Памяти вовсе не стало.
  
  – Мы оба такие. У меня тоже все из головы вылетает. Помнишь, вчера вечером я никак не мог вспомнить фамилию актера из того фильма?
  
  – Какого фильма?
  
  – Где актер все время сражается с какой-то штуковиной. И еще там симпатичная актриса. Ну, ты знаешь, она тебе нравится.
  
  Арлин грустно улыбнулась.
  
  – Ты не лучше меня.
  
  – Я хочу сказать, что мы забываем всякую ерунду вроде фамилий актеров, а все важное помним.
  
  – Если что-то стоит на плите – это важно и надо помнить. Постоянно теряю ключи. Третьего дня не могла найти свою банковскую карту. Потом наткнулась на нее в ящике комода. Почему я положила ее в комод, а не в бумажник?
  
  Дон пододвинул третий стул, чтобы устроиться рядом с женой, и обнял ее за плечи.
  
  – Ты замечательная. Мы стареем, память становится хуже. Но ты замечательная. Не думай о колбасках. Если будешь в состоянии, сходим куда-нибудь поедим.
  
  – Ты не сможешь, – вдруг возразила она.
  
  – Почему?
  
  – Потому что ты встречаешься с Уолденом. Зря я жарила эти колбаски, ведь тебя не будет во время обеда дома.
  
  – Ты о ком? Об Уолдене Фишере?
  
  – Разве тебе известны другие Уолдены?
  
  – Фишер хочет ко мне прийти?
  
  – В одиннадцать. Он говорил о кофе, но если вы уйдете в одиннадцать, большая вероятность, что кофе обернется обедом.
  
  – Это для меня новость. – В голосе Дона послышалось сомнение.
  
  – Неужели? Невероятно.
  
  – Почему?
  
  – Он только вчера звонил. Уверена – именно вчера. Сказал, что сегодня заскочит. Разве я тебе не говорила? Точно не говорила?
  
  – Не важно.
  
  – Даже сделала пометку. Как сейчас вижу, записала в календарь. Посмотри.
  
  Рядом с телефоном лежал рекламный календарь, который каждый декабрь рассылал по почте местный торговец цветами. В маленькие квадратики Харвуды записывали время назначенных встреч (теперь в основном с врачами).
  
  – Вот, – прочитал Дон. – Уолден. Одиннадцать.
  
  – Я не сомневалась, что записала, и уверена, что сказала тебе. – Пакет со льдом сполз с ее ноги и стукнулся об пол. – Боже всемогущий!
  
  Бен наклонился и осторожно вернул его на место.
  
  – Меньше мучает?
  
  – Мучает уязвленная гордость.
  
  – За коим дьяволом Уолден хочет меня видеть? Мы много лет не разговаривали.
  
  Арлин покачала головой:
  
  – Он явится через несколько минут. Приведи-ка себя в порядок. Я уже пришла в себя.
  
  – Он не сказал, что ему надо?
  
  – Ради бога, Дон, неужели мужчины не могут собраться выпить кофе? Он же твой друг.
  
  – Спорный вопрос, – буркнул муж.
  
  Уолден Фишер был на добрых пятнадцать лет моложе его и еще состоял в городской администрации. До того как Дон ушел на пенсию с поста инспектора по строительству, их дорожки с Уолденом случайно пересеклись, хотя тот работал конструктором в городском инженерном управлении. Именно там Дон начинал свою карьеру в шестидесятых годах.
  
  Дон работал с давно ушедшим из жизни отцом Уолдена и, когда Уолден закончил колледж с инженерным дипломом, замолвил в кадрах за него словечко. Отец Уолдена посчитал, что будет лучше, если за сына походатайствует посторонний, а не родственник. С тех пор Уолден чувствовал себя обязанным за то, что получил приличную должность с достойной зарплатой и минимальным риском вылететь на улицу.
  
  – Не обломишься, если пообщаешься с человеком, – заявила жена.
  
  – Не обломлюсь, – согласился Дон. – Только мы не разговаривали с ним с тех пор, как я ушел на пенсию.
  
  – Но ты же, полагаю, слышал?
  
  – О его дочери? – почти враждебно спросил муж. – Кто об этом не слышал? Прошло всего три года, еще не забылось.
  
  – Не надо огрызаться. И говорю я сейчас не о ней, а о его жене, которая умерла пару месяцев назад.
  
  – Откуда ты узнала? – Голос Дона стал мягче.
  
  – Прочитала в газете, когда она еще выходила. В разделе некрологов.
  
  – О, не знал.
  
  – Жены не стало, и ему, наверное, тяжело оставаться дома, хочется куда-нибудь уйти.
  
  – Что с ней приключилось? – спросил Дон.
  
  – Вероятно, рак. Ну, иди, он будет здесь с минуты на минуту.
  
  Раздался звонок в дверь. Дон застыл, ему не хотелось уходить от Арлин.
  
  – Со мной все в порядке, – успокоила она мужа.
  
  Он еще раз напомнил ей, чтобы подержала лед на ноге, и оставил кухню. Открыл входную дверь, за ней стоял Уолден Фишер. С тех пор как Дон видел его в последний раз, он явно постарел и поседел, хотя и седеть-то осталось почти нечему. Он стал шире в талии, но тучным не сделался. За пятьдесят пять ему уже перевалило, мысленно подсчитал Дон.
  
  – Черт меня побери, кого я вижу! – воскликнул он.
  
  Уолден смущенно улыбнулся:
  
  – Привет, Дон. Сколько лет, сколько зим.
  
  На кухне зазвонил телефон.
  
  – Ты на пенсии?
  
  – Нет, мне еще почти пять лет тянуть лямку. Но накопилась масса отгулов, можно взять денек-другой, и в этом месяце решил полодырничать. Я не вовремя? Тебя предупредили, что я приду?
  
  Телефон снова зазвонил.
  
  – Конечно. Ты с чем пришел?
  
  – Хочу немного позаимствовать у тебя мозгов. Потребовалось пять лет, чтобы компьютеризировать все городское планирование и инженерию. Но большая часть инфраструктуры создана в докомпьютерную эпоху, и это все на бумаге. Чертежи, схемы и все прочее. Данные на каждую водопроводную магистраль, на каждую опору моста и канализационную решетку – все это на больших листах ватмана, скрученных в рулоны и перетянутых резинками. Где что искать, непонятно. Представь, кто-то, уходя на пенсию, забрал с собой свою работу.
  
  – Я ничего не брал, – заверил его Дон.
  
  – Речь не о тебе. Я встречался с несколькими нашими старичками – не обижайся на слово, – спрашивал, не знают ли они, что куда делось. Если бы это выяснить, мы могли бы все занести в компьютер.
  
  – Мне показалось, ты сказал, что в отгуле?
  
  Уолден пожал плечами:
  
  – Когда я сижу в кабинете, у меня нет времени заниматься подобными вещами.
  
  Дон с облегчением вздохнул.
  
  – Повторяю, сам я ничего не брал, но могу восполнить кое-какие пробелы, если ваши теперешние ребята на это не способны. Например, работал над водонапорной башней. – Поэтому он и изготовил ее модель для игрушечной железной дороги.
  
  В третий раз послышался телефонный звонок и вдруг резко оборвался.
  
  – Слушай, я сейчас схожу за пиджаком, и мы посидим в «Келлиз». Закажу себе сандвич с беконом, а может быть, еще кусочек пирога.
  
  Оставив Уолдена на пороге, Дон пошел за пиджаком, но, прежде чем открыть шкаф в прихожей, заглянул на кухню. Он беспокоился, что Арлин могла встать, чтобы ответить на телефонный звонок. Так и случилось.
  
  Жена стояла, прислонившись к столу, на одной ноге, подогнув другую, и держала у уха телефонную трубку. Она посмотрела на мужа.
  
  – Я думала, это Дэвид с новостями о Марле. Но это из школы, ищут Дэвида. У них есть номер его мобильного телефона, но бостонский. С тех пор он сменил телефон, а им не сообщил. Разве так можно?
  
  – В чем дело? – спросил Дон.
  
  – Что-то случилось с Итаном.
  Глава 12
  
  Барри Дакуэрт увлек Билла Гейнора в столовую и, убедившись, что ведущая на кухню дверь закрыта, выдвинул из-за стола два стула и повернул друг к другу.
  
  – Садитесь, мистер Гейнор.
  
  – Только еще раз скажите, где Мэтью?
  
  – С Мэтью все в порядке. О нем не тревожьтесь. Прошу вас, садитесь.
  
  Билл устроился на стуле. И когда Дакуэрт сел напротив, их колени оказались в футе друг от друга.
  
  – Его же не отдадут той ненормальной?
  
  – Пусть это вас не волнует. Вы ее знаете, мистер Гейнор?
  
  – Нет. Вижу в первый раз.
  
  – Мне доложили, ее зовут Марла Пикенс. Это имя вам что-нибудь говорит?
  
  Билл устало покачал головой:
  
  – Ничего.
  
  Дакуэрт заметил на сервировочном столе у стены фотографию.
  
  – Это вы с женой?
  
  Гейнор выглядел старше мужчины на снимке.
  
  – Снимались, когда женились.
  
  Полицейский вгляделся в фотографию. У Розмари Гейнор были прямые черные волосы до плеч. С той поры и по сей день ее прическа не изменилась. Глаза темно-карие, кожа бледная, никаких румян и губной помады, чтобы оживить лицо.
  
  – Что будут делать с моей Розмари? – спросил Гейнор.
  
  – Простите? – не понял Дакуэрт.
  
  – С моей женой? – Гейнор кивнул в сторону кухни. – Что с ней будет? Как с ней поступят?
  
  – Отвезут в криминалистическую лабораторию, – объяснил Дакуэрт. – Произведут вскрытие. После чего отдадут, чтобы вы могли сделать соответствующие распоряжения.
  
  – Зачем?
  
  – Что зачем?
  
  – Зачем делать вскрытие? Господи, на нее достаточно взглянуть, чтобы сразу понять, что с ней. – Он уткнулся лицом в ладони и заплакал. – Неужели она мало натерпелась?
  
  – Я вас понимаю, – мягко заметил детектив. – Но экспертиза может дать много полезной информации и помочь нам найти того, кто это сделал. Если только у вас нет на этот счет своих мыслей.
  
  Не отрывая рук от лица, Гейнор покачал головой.
  
  – Ни малейших. Роз все любили. Это дело рук маньяка. Той женщины. Сумасшедшей. Господи, Мэтью был у нее. – Билл поднял голову и посмотрел на инспектора красными от слез глазами. – Она пыталась украсть нашего сына. А когда Роз хотела ее остановить…
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  – Этим мы тоже собираемся заняться. А пока мне хотелось бы понять, когда произошли события. – «Временна?я последовательность, – думал детектив. – Вот, что мне требуется: временна?я последовательность». – Когда вы в последний раз разговаривали с женой? Когда сегодня утром уехали на работу?
  
  – Не сегодня – я в последний раз разговаривал с ней вчера.
  
  – В воскресенье?
  
  – Именно. Меня не было в городе. Уезжал по делам.
  
  – Где вы были?
  
  – В Бостоне. С четверга.
  
  – Чем вы там занимались?
  
  – Я… был на собрании в нашей головной конторе. Я страховщик, работаю в страховой компании «Непонсет». Провожу там много времени. Иногда, до того, как родился Мэтью, и если мне предстояло там долго пробыть, ко мне приезжала Розмари.
  
  – Где вы останавливались? – Дакуэрт делал записи в блокноте.
  
  – В «Марриот-Лонг-Уорф». Меня всегда там селят. Какое это имеет значение?
  
  – Мне нужна полная картина, мистер Гейнор. – Дакуэрт решил, что, прежде чем он отсюда уйдет, надо кому-нибудь поручить проверить информацию Гейнора насчет «Марриот-Лонг-Уорфа» и страховой компании «Непонсет». Хотя ничто не свидетельствовало за то, что этот человек мог убить свою жену, супруги всегда в первых строках списка подозреваемых. Бостон, если поспешить, всего в паре часов езды на машине. Гейнор мог приехать вчера после обеда, убить Розмари и вернуться обратно, сделав вид, что никуда не отлучался из города.
  
  Маловероятно, но если не проверить, останется в разряде возможных версий.
  
  – Когда вы уехали из Промис-Фоллс в Бостон? – спросил он.
  
  – Я уже говорил – в четверг. Рано утром, чтобы оказаться на месте к десяти. Серию собраний закончили вчера вечером, но я слишком устал, чтобы вести машину, и отложил возвращение на утро. Встал пораньше и поехал. Постоянно звонил Роз, и на домашний, и на мобильный, но она не отвечала.
  
  – Но вчера вы с ней разговаривали? В воскресенье?
  
  Билл кивнул:
  
  – Около двух. У нас был корпоративный обед, на котором нас накачивали всякими умными идеями. После обеда у меня оставалось еще несколько минут до следующего заседания, и я позвонил по мобильному Роз.
  
  – Она ответила?
  
  Билл снова кивнул.
  
  – О чем вы разговаривали?
  
  – Так, ни о чем. Я сказал, что скучаю. Спросил, как Мэтью. Предупредил, что вернусь скорее всего на следующее утро. Но если передумаю, позвоню и дам знать.
  
  – Больше вы ей не звонили?
  
  – Нет, пока не тронулся утром в путь. – Он прикусил губу. – Надо было возвратиться вечером. Какого черта я задержался? Вернулся бы домой, и ничего бы не случилось.
  
  – По мере расследования мы узнаем больше, мистер Гейнор, но пока представляется, что нападение совершено вчера во второй половине дня. Даже если бы вы вернулись вечером, это вряд ли что-либо изменило.
  
  Билл Гейнор закрыл глаза и медленно втянул в себя воздух.
  
  – Я заметил, что у вас в доме установлена система охраны.
  
  Гейнор поднял веки.
  
  – Да, но Роз включала ее только на ночь, когда ложилась спать, а днем держала выключенной. Иначе приходилось бы постоянно отключать, когда она открывала дверь, чтобы сходить в магазин или погулять с Мэтью. Поэтому на день выключала.
  
  – Хорошо. А как насчет замка?
  
  Быстрый кивок.
  
  – Запирать она не забывала. А когда возвращалась домой, закрывалась еще на задвижку.
  
  – У нее были друзья? Она состояла в каком-нибудь клубе? Например, в женском университетском, физкультурном или в каком-нибудь другом?
  
  – Нет. – Гейнор покачал головой.
  
  – Я должен задать вам следующий вопрос: не было ли у нее кого-нибудь еще?
  
  – Кого-нибудь еще?
  
  Дакуэрт промолчал, давая Гейнору время осмыслить его слова.
  
  – О нет, мы были друг другу верны. Она недавно родила. Да что вы, как можно такое спрашивать?
  
  – Прошу прощения. С законом проблем не было?
  
  – Вы серьезно? Разумеется, нет. Хотя неделю назад ее оштрафовали за превышение скорости, но это вряд ли можно назвать проблемами с законом.
  
  – Конечно, нельзя, – мягко согласился инспектор. – У вас в городе есть родственники?
  
  – Нет. Мы вообще небогаты на родню. Я единственный ребенок в семье, и мои родители скончались, когда мне еще не было двадцати. У Роз была старшая сестра, но она давно умерла.
  
  – Как это случилось?
  
  – Занималась верховой ездой, упала с лошади и сломала шею.
  
  Дакуэрт поморщился.
  
  – Родители?
  
  – Роз, как и я, их рано потеряла. Мать – когда ей было девятнадцать, отца – в двадцать два года.
  
  – То есть нет ни родителей, ни родственников, у которых мог быть ключ от вашего дома?
  
  – Только у Сариты.
  
  – Кто такая Сарита?
  
  – Няня. Не знаю, куда она подевалась. Должна была находиться здесь. Я уверен, что сегодня день, когда она работает по утрам.
  
  – Как фамилия Сариты?
  
  Гейнор открыл рот, но ничего не произнес.
  
  – Фамилия Сариты? – повторил инспектор.
  
  – Я… никогда не знал, как ее фамилия. Такими вопросами занималась Роз. – Билл от смущения покраснел. – Это мой просчет, я должен был спросить.
  
  – Хорошо. – Дакуэрт ничем не выдал своего неодобрения. – Что вы можете о ней рассказать?
  
  – Когда родился Мэтью, я подумал, что неплохо бы найти для Роз помощницу. У нее были проблемы со здоровьем. Чтобы кто-нибудь приходил несколько раз в неделю и помогал. Сарита не только няня, хотя у нее есть необходимая подготовка и она работала с детьми. Она разгружала Роз. Давала ей возможность выйти из дома. Сделать покупки и не тащить за собой сына, не возиться с автомобильным креслом и все такое. Плюс к этому занималась другими вещами: убирала в доме, ходила в прачечную, готовила. Пока не наступало время идти на смену.
  
  – На смену? – спросил детектив.
  
  – Да. Она работала то ли в каком-то частном интернате, то ли в больнице, точно не могу сказать.
  
  – Как вы нашли эту Сариту? Каким образом наняли?
  
  – Этим занималась Роз. Я только сказал, хорошо бы найти ей помощницу, а искала она. Кажется, увидела объявление в Интернете, там был номер телефона. Позвонила, Сарита пришла на собеседование и понравилась ей. Вроде бы так.
  
  – Вы уверены, что не знаете ее фамилии?
  
  Гейнор покачал головой.
  
  Дакуэрт подумал, что Розмари должна была внести няню в список контактов в своем телефоне. Если нет, ее номер записан где-то на бумаге. Затем ему в голову пришла другая мысль.
  
  – Каким образом вы платили Сарите? На погашенных чеках должна стоять ее фамилия. У вас могли сохраниться несколько таких чеков.
  
  – Мы платили ей наличными, только наличными. Строго говоря, я не уверен, что она работала здесь официально.
  
  – Ладно. Откуда родом эта Сарита?
  
  – Я никогда не думал, что мексиканцы едут так далеко на север, но она, возможно, откуда-то оттуда. Или с Филиппин. Но она не выглядела такой уж иностранкой. Наверное, кто-то из ее родителей был американцем. Белым американцем.
  
  Дакуэрт промолчал, только сделал пометку в блокноте.
  
  – Прошу прощения, я могу ошибаться, но какая разница, откуда эта Сарита? У вас есть ненормальная, которая захватила Мэтью. Вот с кем вам надо серьезно разговаривать.
  
  – Извините, я отлучусь на минуточку, – сказал Дакуэрт.
  
  Он вышел из столовой и знаком подозвал Гилкрайста:
  
  – Выясни, где проживает Марла Пикенс, и опечатай дом. Чтобы ни одна живая душа туда не попала. Немедленно.
  
  – Будет сделано, – ответил полицейский.
  
  Детектив возвратился на свой стул в столовой. Гейнор держал в руке мобильный телефон. Он не звонил и не проверял почту. Просто смотрел на него.
  
  – У меня такое чувство, будто я должен кому-то позвонить, – сказал он. – Только не могу сообразить кому.
  
  – Давайте вернемся к Сарите. Вы сказали, что сегодня она должна быть здесь. Я вас правильно понял?
  
  – Да. Я уверен: сегодня ее день, когда ей положено быть здесь с утра. И вчера тоже. Вчера она должна была находиться у нас.
  
  – Если так, – проговорил детектив, – перед нами, мистер Гейнор, две возможности. Либо Сарита имеет отношение к убийству или что-то знает о том, что здесь произошло. Либо… – Дакуэрт секунду колебался, – сама попала в беду.
  
  Билл Гейнор моргнул.
  
  – О господи! Эта ненормальная Марла убила не только Роз, но и Сариту!
  Глава 13
  
  Дэвид
  
  Я посадил Марлу в машину на переднее пассажирское сиденье, а сам устроился за рулем, но с места мы не трогались. Еще раньше полицейский Гилкрайст приказал мне отдать ключи. Теперь он вернулся и попросил Марлу показать водительские права. У меня сложилось впечатление, что таким образом он хотел узнать, где она живет. Что-то передал по рации и продолжал за нами следить, чтобы мы не удрали. Агнесса отошла к растянутой поперек улицы полицейской ленте, чтобы встретить адвоката Натали Бондурант.
  
  – Помнишь, как приезжал в хижину? – Вопрос взялся у Марлы словно из ниоткуда.
  
  – Ба, так это было сто лет назад, – удивился я. И бывал-то я там всего с полдюжины раз, когда мне было шестнадцать или семнадцать. Или, может, восемнадцать?
  
  Марла говорила о доме своих родителей на озере Джордж примерно в часе езды от города. И называть его хижиной значило оказывать недобрую услугу. Это был красивый дом. Участком владели несколько поколений семьи Джилла Пикенса. Раньше там на самом деле стояла примитивная халупа с надворными постройками. Но родители Джилла все снесли и на этом месте возвели настоящий дом. Однако по традиции продолжали называть хижиной.
  
  Раньше, когда моя мать и Агнесса ладили лучше, чем теперь, нас несколько раз приглашали туда на выходные. Я купался, катался на водных лыжах и бороздил озеро вдоль и поперек на лодке Джилла в поисках молоденьких девиц. Марла была тогда совсем еще ребенком, лет, наверное, шести или семи.
  
  – А я тогда на тебя запала, – тихо призналась она, упершись взглядом в колени.
  
  – Что?
  
  – Хотя ты мой двоюродный брат и на десять лет старше меня, ты мне понравился. Помнишь, как я за тобой повсюду ходила?
  
  – Как тень, – кивнул я. – Стоило мне куда-нибудь собраться, и ты тоже просилась со мной.
  
  Марла грустно улыбнулась:
  
  – Не забыл тот случай, когда я тебя накрыла? С той, как ее там?
  
  Я поднял на нее взгляд.
  
  – Не понимаю, о чем ты?
  
  – В лодочном сарае. Я туда вошла и застала тебя, когда ты обжимался с девчонкой. Ее звали, кажется, Зения или как-то так. Ты запустил ей руку под рубашку.
  
  – Да, припоминаю. Я тогда тебя упрашивал никому не рассказывать.
  
  Марла кивнула:
  
  – Я тебя заставила отвезти меня в папиной лодке на парусную пристань и сводить в кафешку. Ты откупился от меня молочным коктейлем.
  
  – Это тоже помню, – усмехнулся я.
  
  – Надо было требовать больше, учитывая, что я для тебя сделала потом.
  
  – Что?
  
  – Тем же летом.
  
  – Прости, не врубаюсь.
  
  – Ладно, проехали. – Марла махнула рукой. – Мои воспоминания от хижины только хорошие. Славное место. Но больше я туда никогда не вернусь. – Она помолчала. – Это там я ее потеряла. Там я потеряла Агату.
  
  – Агату? – повторил я.
  
  – Я бы ее так назвала. Такое ей выбрала имя: Агата Беатрис Пикенс. Согласна, имя труднопроизносимое. – Ее глаза, еще не просохшие от плача в последние два часа, опять наполнились слезами.
  
  – Не знал, что это произошло в том месте, – сказал я.
  
  – В больнице тогда случилась вспышка псевдомембранозного колита, и мама решила, что мне не стоит там рожать. Правда, не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что она отговорила дочь лечь в собственную в больницу. Понимала, какой это вызовет эффект, если отправит меня в другое медицинское заведение в то время, как сама заявляет прессе, что у них безопасно и все необходимые меры приняты. Но мать когда-то училась на медсестру и работала акушеркой. Ты же в курсе?
  
  – Да.
  
  – Она сказала, что может позаботиться обо мне не хуже, чем кто-либо другой. Но чтобы не рисковать, позовет на помощь доктора Стерджеса. В хижине все для меня устроили. Я хочу сказать, что идея была неплохая – обстановка спокойная.
  
  – Согласен.
  
  – Мама находилась со мной, а Стерджеса держала для подстраховки. Хотела позвать, когда начнутся настоящие схватки. Она – управляющая больницей, и любой сотрудник, даже врач, прибежит, стоит ей поманить пальцем.
  
  – Я заметил.
  
  – Когда она решила, что роды вот-вот начнутся, послала ему сообщение, и он приехал очень быстро. Сначала все шло хорошо. Только мне было очень больно. Понимаешь, очень-очень больно. – Ее голос сорвался.
  
  Я не знал, что сказать. Да, наверное, Марла и не хотела, чтобы я что-нибудь говорил. Ей требовалось самой выговориться.
  
  – Мне что-то дали. Доктор Стерджес дал. Лекарство помогло – болеть стало меньше. Но затем все пошло не так, как надо. Совершенно не так. И когда Агата родилась, она не дышала.
  
  – Причина была в пуповине? – Я мало разбираюсь в медицине, но слышал, что пуповина может стать причиной смерти плода.
  
  Марла отвернулась и кивнула:
  
  – Да. Я читала в Интернете: такое часто случается, но редко угрожает жизни ребенка. А мне не повезло. Я вспоминаю все, как в тумане, – то теряла сознание, то снова приходила в себя. Но никогда не забуду, до конца жизни.
  
  – Сочувствую, Марла. Не могу представить, что тебе пришлось испытать.
  
  – Я хотя бы смогла подержать ее на руках и видела, какие у нее чудесные пальчики. – Слезы полились у нее ручьем. – Мама сказала, что она была со мной всего пару минут, а потом им пришлось ее отобрать. У тебя есть салфетки?
  
  Я показал на перчаточник. Марла открыла крышку, взяла три штуки, промокнула глаза и высморкалась.
  
  – Мама винила себя.
  
  – Что ты хочешь сказать?
  
  – Потом говорила, что она виновата. Если бы я рожала в больнице, было бы больше шансов спасти ребенка. Тяжело переживала. Я знаю, она производит впечатление законченной стервы, но удар был для нее почти такой же сильный, как для меня.
  
  – А ты?
  
  – Что я?
  
  – Ты ее винишь?
  
  Прошло несколько мгновений, прежде чем она ответила:
  
  – Нет. Все было подготовлено самым лучшим образом. Я сама со всем согласилась. И доктор Стерджес сказал, все было сделано как надо. А остальное – случайность. Если кого-то винить, то только Бога. Вот и мама говорит, что она его винит после себя.
  
  Я кивнул.
  
  – Я человек не религиозный. Не верю в Бога, пока не возникает нужда в чем-нибудь его упрекнуть. Ты меня понимаешь? – Марла заглянула мне в лицо.
  
  – Думаю, что да. Хотя мне трудно разобраться, как относиться к таким вещам.
  
  – До того как все пошло прахом, мне там было вовсе не плохо. Мама не злилась, обращалась со мной хорошо. Не осуждала, как обычно, хотя жутко бесилась, когда узнала о моей беременности. Но ближе к родам как будто смирилась.
  
  – А отец ребенка? – спросил я. – Как он реагировал?
  
  – Дерек?
  
  – Да. Никогда не знал его имени.
  
  – Дерек Каттер.
  
  Это имя всколыхнуло память. О тех временах, когда я работал репортером «Стандард».
  
  – Я ему сразу не сказала. А в последние недели беременности мы почти не разговаривали. Мать не хотела, чтобы мы общались. А я его, наверное, по-настоящему не любила.
  
  – Он студент?
  
  Голова Марлы дважды поднялась и опустилась.
  
  – Из здешних. В общежитие колледжа, как большинство ребят, не переехал – остался жить дома. Но потом его родители расстались, дом продали, и мать куда-то уехала. Отец перебрался в квартиру, и Дерек поселился поблизости от колледжа в доме с другими студентами.
  
  – Похоже, ему несладко пришлось.
  
  – Да. Его отец был каким-то образом связан с садоводством, и Дерек, когда был подростком, ему помогал. Подстригал газоны, разбивал цветники и все такое. Когда дом продали, отцу Дерека пришлось снять гараж, чтобы поставить газонокосилки и прочие механизмы. Мама никогда не любила Дерека. Она считала, что мне нужен сын адвоката или владельца «Майкрософт» или «Гугл» – не меньше. Но Дерек был нормальным парнем.
  
  – Где ты с ним познакомилась?
  
  – В городском баре. Буквально натолкнулись друг на друга. Я приврала – скрыла, сколько мне на самом деле лет. Сказала, что недавно окончила институт, и он решил, что я всего на пару лет, а не на семь, старше его. Но мне кажется, возраст не имеет особого значения.
  
  Зазвонил мой телефон.
  
  – Извини.
  
  Кто-то из дома: то ли отец, то ли мать. Но я готов был поспорить, что мать.
  
  – Слушаю.
  
  – Дэвид?
  
  Я оказался прав.
  
  – Что, мама?
  
  – Что происходит?
  
  – Долгая история. Сейчас не могу объяснять. Я с Марлой, и Агнесса тоже подъехала.
  
  – Не знаю, может, ты хочешь, чтобы отец этим занялся? Я бы сама взялась, но упала с лестницы.
  
  Я стиснул свободной рукой неподвижный руль.
  
  – Что с тобой?
  
  – Поднималась по лестнице, поскользнулась и упала. Ерунда. Но звонили из школы по поводу Итана.
  
  Вот уж точно: беда никогда не приходит одна.
  
  – Что с Итаном? Поранился?
  
  – Вроде бы нет. Подрался с другим мальчишкой. Его привели в учительскую, а оттуда стали звонить к нам – разыскивали тебя. Ты, когда записывал его в школу, забыл дать новый номер телефона, чтобы в случае чего…
  
  – Мама! – завопил я. – Что с Итаном?
  
  – Тебе надо его забрать. Его отсылают домой.
  
  Я закрыл глаза и выдохнул.
  
  – Прямо сейчас не могу. Мне нельзя покидать место происшествия.
  
  – Место происшествия?
  
  – Пусть едет отец, а я потом разберусь.
  
  – Хорошо, я ему скажу. Так что там с Марлой? Она в самом деле опять украла ребенка?
  
  – Потом, мама.
  
  Я разъединился, отложил телефон, наклонился вперед и уперся головой в руль.
  
  – Неприятности? – спросила Марла.
  
  – Наваливаются со всех сторон. Ладно, прорвемся.
  
  Я посмотрел на дом Гейноров. В это время открылась дверь, оттуда вышел детектив Дакуэрт, бросил взгляд на мою машину и направился в нашу сторону. Но прежде его у открытого окна Марлы появилась парочка: Агнесса и Натали Бондурант.
  
  – Все будет нормально, малышка, – ободрила Агнесса дочь. – Ничего не бойся.
  
  Дакуэрт попросил их отойти в сторону.
  
  – Марла Пикенс? Будьте добры, выйдите из машины.
  
  – Ей нечего сказать, – заявила Агнесса и захлопнула дверцу машины, которую Марла начала было открывать.
  
  – Миссис Пикенс, – обратилась к ней адвокат, – позвольте мне. Привет, Барри.
  
  – Привет, Натали, – отозвался детектив.
  
  – Я представляю Марлу Пикенс. Боюсь, что в данное время она не будет отвечать ни на какие вопросы.
  
  Дакуэрт устало посмотрел на нее.
  
  – Я расследую убийство, и мне необходимо кое-что спросить.
  
  – Я принимаю это к сведению. Но сейчас моя клиентка в шоке и не способна осмыслить ваши вопросы.
  
  – И когда же, по-вашему, клиентка обретет такую способность?
  
  – Не готова сказать.
  
  – Будет она говорить или нет, ровно через час привезите ее в управление.
  
  – Ей нечего будет сказать.
  
  – В таком случае она будет в управлении молчать.
  
  Теперь Агнесса сама открыла дверцу, взяла дочь за руку и помогла вылезти из машины. С Натали по одну сторону и Агнессой по другую Марла направилась прочь по улице, оставив меня одного.
  
  Дакуэрт посмотрел на меня в открытую дверцу.
  
  – У вас тоже есть адвокат?
  
  – Пока нет.
  
  Он бросил взгляд в багажник.
  
  – Откуда у вас коляска?
  
  – Она принадлежит Гейнорам.
  
  – Вот еще новости. Откройте багажник.
  
  Я вышел из машины и поднял дверцу. Потянулся за коляской, но детектив перехватил мою руку.
  
  – Не прикасайтесь. Вы ее трогали?
  
  – Да.
  
  Детектив вздохнул.
  
  – Давайте-ка поговорим.
  Глава 14
  
  – Ты уверен, что не против, чтобы я с тобой таскался? – спросил Уолден Фишер.
  
  – Все нормально, – ответил Дон Харвуд. – Мне надо только заехать в школу, забрать внука и отвезти домой. – Он спустился по ступеням и направился к своей голубой «краун-виктории», которой владел всю жизнь. – Забирайся.
  
  Когда Фишер открывал дверцу, она скрипнула.
  
  – Надо смазать, – буркнул Дон.
  
  – Внук заболел?
  
  – Нет. Вроде сцепился с другим парнем.
  
  – Он в порядке?
  
  – Звонили не из больницы. Надо понимать, это уже хорошо. Я считаю, что драки ребят закаляют и время от времени ему подраться полезно. Сейчас заберу его из школы, заброшу домой и пойдем пить кофе. Только проведаю, как там Арлин.
  
  – А с ней что?
  
  – Пропахала лестницу и ушибла ногу. Хочу убедиться, что с ней все в порядке.
  
  Уолден понимающе кивнул. Выезжая на улицу, Дон покосился на пассажира, и ему показалось, что лицо Фишера подернулось грустью.
  
  – Арлин мне сказала, она прочитала в газете о…
  
  – О Бет?
  
  – Да. Не мог вспомнить ее имени. Сказала, что она недавно скончалась.
  
  – Девять недель назад от рака.
  
  – Сочувствую. – Дон не знал, как еще выразить соболезнование. Такие вещи ему плохо удавались. – Не помню, были мы знакомы или нет.
  
  – Встречались сто лет назад на рождественской вечеринке. Другое было время. Бет совсем изменилась, так и не стала прежней.
  
  – После того как узнала свой диагноз?
  
  Уолден покачал головой:
  
  – И это тоже. Но я сейчас о другом: после того, что случилось с Оливией.
  
  Этой темы Дон касаться боялся. Он, в отличие от жены, не просматривал газетные некрологи, но в городе не было ни одного человека, кто бы не знал, что произошло с Оливией. По прикидкам Дона, в этом месяце как раз исполнилось три года с того случая. Двадцатидвухлетнюю девушку зарезали в парке в нескольких шагах от подножия водопада, который дал имя городу.
  
  Молодая красивая Оливия только начинала жить. Недавно окончила Теккерей-колледж и получила диплом специалиста по защите окружающей среды, устроилась на работу в Океанографический институт в Бостоне, где занимались проблемами сохранения морской флоры и фауны, и собиралась выйти замуж за местного парня.
  
  Мир ждал, чтобы она сделала его лучше.
  
  Преступление не раскрыли и никого не арестовали. Городскую полицию укрепили оперативниками полиции штата, даже прислали специалиста из ФБР, но выйти на след убийцы не удалось.
  
  Дон смутился, не зная, что сказать. И не нашел ничего более подходящего, чем:
  
  – Какой удар для Бет… но и для тебя тоже.
  
  – Да, – ответил Уолден. – Но я в итоге вернулся к работе. Жизнь заставила, не было иного выбора. От горя никуда не деться, но понимаешь, как это происходит: во что-то окунаешься и действуешь как на автопилоте. Механически.
  
  – Да, конечно. – Дон кивнул, хотя вовсе не был уверен, что до конца понимает собеседника. Может быть, Дэвид понял бы – несколько лет назад сыну тоже крепко досталось с его покойной женой Джан.
  
  – А Бет была домоседкой. Брала случайную работу на дом. Когда дочь была маленькой, занималась с ней, выходила только по делам. Но лет с десяти Оливии больше не требовалась ее опека. Когда все случилось, я уходил на работу, а она оставалась одна с призраком дочери. Доказать не могу, но думаю, что от этого она и заболела. Была настолько подавлена, что это ее отравило. Как думаешь, такое возможно?
  
  – Наверное, – ответил Дон.
  
  – Вик смерть Оливии тоже перенес тяжело. Может, даже тяжелее, чем я.
  
  – Вик?
  
  – Извини. Я думал, что каждому известны детали нашей истории. Виктор Руни – наш несостоявшийся зять. Они должны были пожениться через три месяца. Вик погрузился в тяжелейшую депрессию. Сильно запил. Бросил колледж, не получив диплома инженера-химика. Пошел работать в пожарную охрану. Но пил все больше и больше. Учитывая обстоятельства, ему помогали, как могли. Пару раз посылали на реабилитацию – лечиться от алкоголизма, но он так и не взял себя в руки. В итоге его то ли выгнали, то ли он сам уволился, и не знаю, нашел ли другую работу. Как-то видел его за рулем фургона. Жалко. Хороший парень. Потом встретил на станции водоочистки, куда он устроился на лето.
  
  – Тейт Уайтхэд все еще там работает? Как-то столкнулся с ним в городе. Ему же скоро на пенсию?
  
  – Держат в ночную смену, когда не может нанести слишком большого ущерба.
  
  – Да, Тейт – добрая душа, но отнюдь не ученая голова, – согласился Дон. – А вот и школа.
  
  – Я подожду в машине, – сказал Уолден.
  
  – Ладно.
  
  Дон нашел место на парковке, оставил ключ в замке зажигания на случай, если Уолден захочет послушать радио, и, следуя указателям, пошел в учительскую. Переступив порог, он сразу увидел внука. Итан сидел на стуле у разделявшего комнату высокого барьера, – лицо расцарапано, джинсы на колене разодраны, глаза покраснели.
  
  Мальчик удивился.
  
  – Не знал, что приедешь ты. Думал – отец.
  
  – Он занят.
  
  – Устраивается на работу?
  
  – Если бы, – покачал головой Дон.
  
  Из-за стола за барьером поднялась женщина и подошла к нему.
  
  – Могу я вам чем-нибудь помочь?
  
  – Я дед Итана. А вы кто?
  
  – Мисс Хэрроу. Заместитель директора школы.
  
  – У него неприятности?
  
  – Подрался с другим мальчиком. И оба на остаток дня исключены из школы.
  
  – Кто другой мальчик? Где он? – спросил Дон.
  
  – Карл Уортингтон.
  
  – Кто был зачинщиком драки?
  
  – Это не важно, – объяснила мисс Хэрроу. – Нетерпимость к рукоприкладству – наш принцип. Поэтому наказаны оба.
  
  – Ты зачинщик? – спросил у внука Дон.
  
  – Нет, – коротко ответил Итан.
  
  – Так почему же, – удивился Дон, – моего внука исключают, если драку затеял не он?
  
  – Карл утверждает, что зачинщик ваш внук, – заявила заместитель директора. – Я только что положила трубку: мы обсуждали этот случай с Сэм Уортингтон, и у нас получился точно такой же разговор.
  
  – Сэм – это отец мальчика, который затеял ссору?
  
  Мисс Хэрроу хотела что-то сказать, но Дон предостерегающе поднял руку.
  
  – Оставим этот спор, я отвезу его домой. В мое время мальчишки сами выясняли между собой отношения и никто в это дело не вмешивался. Поехали, Итан.
  
  По пути к машине Дон пытался выведать у внука детали драки, но мальчик замкнулся и молчал. Однако, увидев человека на переднем сиденье «краун-виктории», спросил:
  
  – Кто это?
  
  – Приятель. Или вроде того. До того как уйти на пенсию, я с ним долго работал. Не спрашивай у него ничего ни о ком.
  
  – О чем я у него не должен спрашивать?
  
  – Не знаю. Не спрашивай, и все. Договорились?
  
  Итан забрался на заднее сиденье. Фишер повернулся к нему и протянул руку:
  
  – Уолден.
  
  Мальчик осторожно ответил на рукопожатие.
  
  – Итан. Мне больше нечего сказать.
  
  – Хорошо, – ответил Фишер.
  
  Как только они подъехали к дому, Итан так быстро выскочил из машины, словно в ней была заложена бомба, и понесся впереди деда.
  
  Арлин сидела на диване в гостиной с пакетом льда на ноге и смотрела Си-эн-эн. Она хотела спросить внука о том, что с ним случилось в школе, но он пробежал в свою комнату и закрыл за собой дверь.
  
  Дон спросил жену, как она себя чувствует, и сказал, что не пойдет пить кофе с Фишером, если ей требуется помощь. Но она помотала головой – мол, с ней все в порядке, – и это был не тот ответ, на который рассчитывал муж.
  
  Пришлось с неохотой отправиться в кафе, где он заказал кофе и вишневый пирог со взбитыми сливками и добрый час говорил о синьках чертежей, прорывах в водопроводных сетях и проложенных под землей электрических линиях. А когда все кончилось, вернулся домой и устроился в шезлонге с намерением вздремнуть.
  
  Но заснуть не смог.
  Глава 15
  
  Дэвид
  
  – Как вы в это ввязались? – спросил Барри Дакуэрт.
  
  Мы сели в его машину без опознавательных полицейских знаков – он за руль, я справа от него.
  
  – Марла – моя двоюродная сестра, – объяснил я и рассказал, как заехал к ней утром с приготовленной матерью едой.
  
  – Почему ваша мать послала ей еду?
  
  – Потому что она добрая душа.
  
  – Я не об этом. Марла Пикенс – взрослая женщина. Почему ваша мать считает, что ее необходимо подкармливать? Она лишилась работы? Больна?
  
  – У Марлы было несколько трудных месяцев.
  
  – По какой причине?
  
  – Она… потеряла ребенка во время родов. Девочку. И с тех пор ее психика расстроена. – Я не стал вдаваться в детали и не вылез с рассказом о том, как Марла пыталась украсть в городской больнице новорожденного. Не было сомнений, что рано или поздно детектив все выяснит, но пусть он узнает об этом не от меня.
  
  Не то чтобы я боялся тетиного гнева, который она могла обрушить на мою голову за разглашение семейной тайны. Ладно, разве что самую малость. Я больше заботился о Марле. В свете случившегося тот поступок был явно не в ее пользу. Получи Дакуэрт и его братия из городской полиции такую информацию, станут ли они продолжать тщательное расследование? Я в этом сомневался. Решат, что Марла убила Розмари Гейнор, чтобы похитить ее сына. Все очень просто. Дело закрыто, можно пойти выпить пивка.
  
  Я же не был уверен, что все настолько просто. Хотя как знать?
  
  Мэтью Гейнор оказался у Марлы – это неопровержимый факт. Но пусть ее история о том, как мальчик появился в ее жизни, неправдоподобна, разве могла она устроить такую жестокую, кровавую бойню, которую я, пусть мельком, видел в доме Гейноров?
  
  Я очень надеялся, что Марла на это не способна.
  
  – Что вы подразумевали, когда сказали, что ее психика расстроена? – спросил Дакуэрт.
  
  – Она была в депрессии, замкнулась, все забросила, не заботилась о себе. Поэтому мать решила отправить ей еду.
  
  – Но почему вы?
  
  – Что значит, почему я?
  
  – Почему она сама не отвезла, что приготовила?
  
  – Я был свободен. Вернулся жить к родителям. Потерял работу. Вы, наверное, слышали, что приключилось со «Стандард»?
  
  – Когда вы приехали, ребенок Гейноров был в доме Марлы?
  
  Я кивнул.
  
  – И вам это показалось странным, потому что вы знали, что никакого ребенка у вашей двоюродной сестры нет?
  
  – Да. Марла мне сказала, что ребенка ей вчера принесла какая-то женщина.
  
  – Откуда ни возьмись явилась, постучала в дверь и сказала: «Вот вам ребенок»?
  
  – Что-то этом роде.
  
  Дакуэрт провел по губам ладонью.
  
  – Нечего сказать, история.
  
  – Так она объяснила появление у нее мальчика.
  
  Детектив медленно покачал головой:
  
  – Я слышал, вы переезжали в Бостон?
  
  – Да, переезжал. – Я не удивился, что Дакуэрт в курсе моих дел, поскольку мы были с ним знакомы лет пять с тех пор, как у меня случились неприятности. – Пришлось вернуться. С «Глоб» не сложилось: работал по вечерам и совершенно не видел Итана. Помните его?
  
  – Помню. Славный парень.
  
  Несмотря на весь ужас окружающего, я не мог выкинуть сына из головы. Что там приключилось в школе?
  
  – Хотелось жить поближе к родителям, – объяснил я. – Они – большое подспорье. И снова устроился в «Стандард» перед самым закрытием газеты.
  
  Детектив спросил, как мне удалось вычислить родителей Мэтью. Я рассказал. А также о том, как столкнулся у дома с Биллом Гейнором, когда тот вернулся из Бостона. Дакуэрт спросил, каким мне показался Гейнор перед тем, как он обнаружил убитую жену.
  
  – Взволнованным. Сказал, что много раз пытался ей дозвониться, но она не отвечала.
  
  Следующим вопросом был, знаю ли я женщину по имени Сарита.
  
  – Нет, но слышал, как Гейнор называл это имя. Она работает у них няней. Вы ее допросили?
  
  – Пока нет. – Дакуэрт помолчал. – Машину вам не вернут.
  
  – Я догадался.
  
  – Впоследствии получите, но не сейчас.
  
  – На коляске есть мои отпечатки, – предупредил я.
  
  – Угу.
  
  – Просто я подумал, что лучше об этом упомянуть. Положил ее в машину, когда мы поехали сюда.
  
  – Хорошо.
  
  – И в доме, наверное, есть. Я туда заходил. Ненадолго, с мужем убитой. Мог коснуться двери и чего-нибудь еще.
  
  – Ладно, – буркнул Дакуэрт. – Спасибо, что просветили.
  
  Впоследствии, оглядываясь назад, я понял, что эти мои уточнения не сослужили той службы, на которую я рассчитывал.
  Глава 16
  
  У Джека Стерджеса в это время были две пациентки, которых он посчитал обязанным осмотреть, прежде чем уйти из больницы и возвратиться в медицинский корпус в нескольких кварталах, где держал свой кабинет. Он все никак не мог выкинуть из головы фразу Агнессы, сказанную перед тем, как она отменила собрание.
  
  Снова проблемы с Марлой. Только начинаешь надеяться, что все устоялось, – на тебе: взрывается новая бомба.
  
  Первой пациенткой была пожилая женщина, которая упала и сломала шейку бедра. Несчастье случилось в доме престарелых, где она жила, и Стерджес предложил подержать ее в больнице еще пару дней, прежде чем отправить обратно, где уходом за ней займутся сотрудники дома.
  
  Второй больной была семилетняя Сьюзи, которой накануне удалили миндалины. В былые времена после такой операции в больнице держали три-четыре дня. Теперь же процедура занимала один день. Больной поступал, его направляли в операционную и к ужину выписывали. Хотя его вряд ли к тому времени тянуло поесть.
  
  Но Сьюзи во время операции потеряла много крови, и ее оставили на ночь.
  
  – Как сегодня чувствует себя принцесса? – спросил врач, подходя к кровати.
  
  – Нормально, – с трудом выговорила девочка.
  
  – Болит? – Стерджес коснулся своей шеи.
  
  Сьюзи кивнула.
  
  – Тебе говорили, что после операции ты можешь съесть сколько угодно мороженого. Но тебе и думать не хочется ни о какой еде. Так?
  
  Новый едва заметный кивок.
  
  – Даже мороженое трудно протолкнуть в горло. Но обещаю, к вечеру ты попросишь целую миску. Вот увидишь. Я тебя сегодня выпишу, и ты быстро поправишься. – Он потрепал Сьюзи по щеке и улыбнулся. – Ты храбрая девчушка.
  
  Она ответила улыбкой и прошептала:
  
  – Я прогуливаю школу.
  
  – Тебе это нравится?
  
  Энергичный кивок.
  
  – Давай поступим так: на следующей неделе вставим твои миндалины обратно, а затем опять вырежем. И ты еще несколько дней сможешь не ходить в школу.
  
  – Вы шутите, – хрипло проговорила девочка. – Уж не настолько я ненавижу туда ходить.
  
  – Поправляйся.
  
  Пока Джек шел к машине, мысли снова вернулись к Марле. Что за проблема на этот раз, размышлял он. Если бы она снова попыталась украсть ребенка в больнице, об этом бы шум стоял по всему зданию. Ладно, рано или поздно он узнает подробности. На то он и семейный врач.
  
  Автомобиль стоял в построенном четыре года назад многоэтажном гараже. Больница также имела наземную стоянку, но в последнее время она стала настолько перегружена, что машины занимали даже участки, зарезервированные для медицинского персонала, поэтому было принято решение возвести пятиэтажный гараж. Врачи получили исключительное право на северное крыло первого уровня.
  
  Стерджес достал пульт дистанционного управления, нажал на кнопку, и его внедорожник «линкольн» мигнул фарами. Он уже собирался открыть дверцу, когда позади него раздался голос:
  
  – Доктор Стерджес?
  
  Времени для реакции не хватило.
  
  Как только он повернулся, кулак врезался ему в солнечное сплетение. Удар был таким сильным, что показалось, пробил до самой спины. Он рухнул на колени, согнувшись пополам, и перед глазами возникла пара поношенных кроссовок.
  
  Он даже не потрудился поднять взгляд на их владельца: этого человека он не знал, но не составляло труда догадаться, кто его послал.
  
  – Привет, док, – начал нависший над ним громила. – Полагаю, ты понял, о чем идет речь?
  
  Грудь Стерджеса тяжело вздымалась, ему никак не удавалось восстановить дыхание. Удар был рассчитан мастерски. Он подумал, что у него вряд ли что-то сломано. Ребра не задеты, и через минуту-другую он сможет двигаться.
  
  – Да, – выдавил он.
  
  – Это тебе весточка.
  
  – Я понял.
  
  – Как ты считаешь, каков ее смысл?
  
  – Смысл? Вы хотите назад свои деньги.
  
  – Не мои.
  
  – Того… кто вас послал.
  
  – Угадал. Он говорит, ты почти расплатился. Но не совсем. Пока долг с процентами не погашен, он будет время от времени посылать меня к тебе.
  
  – Уяснил.
  
  – Не уверен. Имей в виду, в следующий раз прольется кровь. – Громила хохотнул. – И потечет она из обрубка, который до этого был твоим пальцем.
  
  – Я вас услышал, – ответил врач. Его дыхание почти восстановилось. – Я ему уже заплатил сто кусков. Думаете, мать его, он остался доволен?
  
  – Если сто кусков – все, что у тебя было, наверное, должен бы. И знаешь что, – продолжал он более примирительным тоном, – ты когда-нибудь задумывался о том, что у тебя проблема?
  
  – Что? – Стерджес встал на одно колено и медленно поднимался на ноги. Теперь у него появилась возможность посмотреть своему обидчику в глаза.
  
  Громила был лет тридцати, с бородой, весом тянул на три сотни фунтов. Он мягко положил руку врачу на плечо.
  
  – Думаешь, я получаю от этого удовольствие? От того, что выколачиваю из людей деньги? – И покачал головой. – Нисколько. Что, если тебе обратиться за помощью? В какую-нибудь организацию анонимных игроков или куда-нибудь в этом роде? Только не говори боссу, что я тебе это посоветовал, потому что он любит то, чем занимается. Но если ты соберешься и решишь свои проблемы, всегда найдется другой идиот, который захочет швыряться деньгами на скачках или за карточным столом. Ты ведь врач?
  
  Стерджес кивнул.
  
  – Помогаешь людям. Наверное, работаешь руками, когда делаешь операции и всякое такое. Ну, оставлю я тебя без пальца, когда мы снова встретимся. Знаешь, это будет плохо для общества. Только представь: оттяпаю я тебе палец, а потом сам попаду в аварию или во что-то в этом роде, и меня привезут к тебе, потому что ты единственный в округе врач. Но ты не сможешь сделать мне операцию, потому что рука у тебя ни к черту не годится. Вот будет потеха.
  
  – Да, – кивнул Стерджес.
  
  – Поэтому мой тебе совет. – Громила снова дружески потрепал врача по плечу. – Лучше расплатись. А то я такой паршивый водитель.
  
  Он усмехнулся, повернулся и пошел прочь.
  
  Стерджес открыл дверцу и рухнул на водительское место. Громила прав – надо браться за ум. И прежде всего необходимо расплатиться с долгами, иначе жизнь настолько укоротится, что и на это не останется времени.
  Глава 17
  
  Дэвид
  
  После разговора с детективом Дакуэртом надо было думать, как добраться домой. Первое, что пришло в голову, – вызвать отца. Но я его уже задействовал, чтобы привезти из школы Итана. И мне не хотелось, чтобы он задавал лишние вопросы, после того как побывает на месте преступления. Мать, как я узнал из нашего короткого разговора, ушибла ногу, и на ее помощь я тоже не мог рассчитывать.
  
  Я вызвал такси.
  
  На улицах в Промис-Фоллс такси поймать невозможно. В отличие от Нью-Йорка и других больших городов большинство здешних жителей имеют машины и добираются, куда им требуется, на своем автомобиле. Поэтому таксисты не ездят по пригородам в поисках клиента. Человек звонит, и ему присылают машину. Я позвонил и, как договорился, встал в ожидании на углу.
  
  И задумался.
  
  Ничего себе выдалось утречко.
  
  Мать всего лишь попросила отвезти Марле чили. Разумеется, даже если бы она не отправила меня к ней, нам рано или поздно все равно бы пришлось разбираться с проблемами моей двоюродной сестры, потому что мы – одна семья, должны заботиться друг о друге, оказывать поддержку, следить, как идут дела.
  
  Но нас бы не втянули в эту историю до такой степени.
  
  Хотя я считал, что меня втянули лишь до той степени, до которой я сам пожелал. Я обещал Марле поддержку, но ничего сверх этого. Полагаю, мог бы поспрашивать людей в надежде подтвердить ее версию о том, как у нее появился ребенок. Но так ли уж я обязан это делать? Агнесса наверняка предпримет все возможное, начиная с привлечения Натали Бондурант, чтобы исключить любые намеки на причастность дочери к убийству Розмари Гейнор.
  
  Появилось такси. И через десять минут я был дома.
  
  Мать лежала, растянувшись на диване, отец сидел в своем шезлонге, но не читал и не смотрел телевизор, а просто вперил взгляд в пространство. Возникло ощущение, что я оказался в холле дома для престарелых.
  
  – Где Итан? – спросил я.
  
  – Я не слышал, как ты подъехал, – сказал отец. Голос прозвучал тихо, устало. – Где твоя машина?
  
  – Что случилось с Итаном? – повторил я.
  
  – С Марлой все в порядке? Она вернула ребенка? – поинтересовалась с дивана мать.
  
  – В машине что-нибудь сломалось? – продолжал гнуть свое отец.
  
  Да, надо искать работу и валить отсюда.
  
  Я вскинул обе руки:
  
  – Все расскажу через минуту. А сейчас спрашиваю про Итана.
  
  – Он в своей комнате, – наконец сообщила мать.
  
  – Что произошло?
  
  – Подрался с каким-то парнем, – сказал отец. – Больше почти ничего не знаю, но Итан говорит, что зачинщик не он. Для меня этого довольно. Другого мальчишку я не видел, но надеюсь, что Итан сумел приложить ему пару раз как следует. Его имя и фамилию отца я узнал. На случай, если мы захотим пойти поговорить с ними.
  
  Я снова вскинул руки вверх.
  
  – За все спасибо. Но позвольте мне сначала поговорить с сыном. Ладно?
  
  Мать сдержаться не сумела:
  
  – Так что все-таки с Марлой?
  
  – Дайте. Мне. Минуту.
  
  Я взбежал по лестнице, тихонько поскребся в дверь к Итану и, не дожидаясь ответа, открыл. Он лежал на кровати на животе поверх одеяла, зарывшись лицом в подушку. Услышав, как я вошел, повернулся на бок и спросил:
  
  – Где ты был?
  
  – Ты о чем?
  
  – Почему за мной приезжал деда?
  
  – Потому что я был занят. – Ловкий ход: повернуть допрос так, чтобы задавать вопросы мне. Не выйдет: задавать вопросы буду я. – Что случилось?
  
  – Ничего.
  
  Я пододвинул компьютерный стул Итана к кровати и сел.
  
  – Так не пойдет. С кем ты подрался?
  
  Итан что-то пробормотал.
  
  – Говори громче.
  
  – С Карлом Уортингтоном.
  
  – Он из твоего класса?
  
  Сын кивнул.
  
  – Чего вы не поделили?
  
  – Он вечно меня подкалывает.
  
  – С чего началась драка?
  
  – Он кое-что забрал у меня на перемене, и я попытался вернуть.
  
  – Что именно?
  
  – Одну вещь.
  
  – Итан, я не в том настроении. Выкладывай.
  
  – Дедовы часы.
  
  – Что?
  
  – Из той коробки со старьем, которую он держит в подвале. С вещами моего прадеда: ну там, орденскими ленточками, медалями, письмами, открытками и всем таким прочим. Там еще были часы, но не обычные, а большие и без ремешка.
  
  – Карманные, – уточнил я. – В старину такие носили в жилетном кармане. Ты их взял?
  
  – Вроде того.
  
  – А разрешение у деды спросил?
  
  – Ну, не совсем.
  
  – То есть ответ – «нет».
  
  – Я ничего похожего не видел и хотел показать друзьям. То есть ребятам, чтобы с ними подружиться.
  
  Я почувствовал, как екнуло сердце. Мне надо было бы разозлиться на сына, но не получалось.
  
  – Значит, ты взял часы в школу. Что произошло дальше?
  
  – Собралось несколько человек, мы передавали их друг другу, и каждый рассматривал. А Карл сказал, что часы ему понравились, и положил их в карман. Я попросил его отдать, но он не отдал.
  
  – Почему ты просто не сказал учителю, что Карл отнял у тебя часы, чтобы тот заставил их тебе вернуть?
  
  – Испугался. Пришлось бы сказать, откуда у меня часы. Деда, узнав, разозлился бы, и у меня были бы неприятности. Поэтому я схватил Карла и попытался забрать у него из кармана часы. Он ударил меня несколько раз по голове, мы покатились по полу, а остальные стояли и смотрели. А затем появился мистер Эпплтон.
  
  – Ваш учитель?
  
  Итан покачал головой:
  
  – Не наш. Он сегодня был дежурным по двору. Нас отправили в учительскую. Когда деда за мной приехал, я подумал, что он уже все знает. – Губы мальчика задрожали.
  
  – Не думаю, что он знает.
  
  – Но когда он в следующий раз заглянет в коробку и не найдет часов…
  
  Я приподнял Итана и, когда он заплакал, обнял и прижал к себе.
  
  – Ладно, разберемся. Значит, часы у того парня.
  
  Его кивок я почувствовал плечом.
  
  – Учителя об этом не знают?
  
  – Нет.
  
  – Хорошо.
  
  – Я скопил немного денег. Давай пойдем в магазин, где торгуют старыми вещами, и купим такие же.
  
  Я потрепал Итана по спине:
  
  – Я же сказал, разберемся.
  
  – Только ему не говори. Не говори деде. Иначе он нас выгонит раньше, чем ты успеешь найти работу и дом, где нам жить.
  
  Такого оборота я не ожидал.
  
  – Не выгонит. Ничего подобного он никогда не сделает. Не обещаю, что он не узнает, но подумаю, что можно предпринять. Договорились?
  
  Сын кивнул, освободился из моих рук, взял платок из коробки на прикроватном столике и высморкался.
  
  – Ты поэтому утром притворился больным? – спросил я.
  
  Итан не ответил.
  
  – Не хотел связываться с этим парнем?
  
  – Вроде того, – негромко проговорил он. – Наверное. С тех пор как я сюда вернулся, он вечно ко мне цепляется. И не только он. Есть другие, еще хуже.
  
  – Посиди-ка здесь немного.
  
  – Я наказан?
  
  – Нет. Дай мне минут пятнадцать, прежде чем спустишься вниз.
  
  Мне надо было рассказать родителям, что произошло с Марлой, почему вмешалась полиция и как я нашел убитую. Итану ни к чему это слышать. Хотя я понимал, что с Интернетом и всем таким прочим в общих чертах он уже к вечеру обо всем узнает.
  
  – Ну что там? – спросил отец, как только я появился в гостиной.
  
  – Обычная драка. Ничего особенного. Ты, кажется, говорил, что тебе известно, как зовут отца другого парня?
  
  – Сэм Уортингтон. Слышал, когда был в учительской. Что ты собираешься предпринять?
  
  – Ничего. Просто поинтересовался.
  
  По тому, как мать лежала на диване, я понял, что с ней не все в порядке.
  
  – Ну-ка, выкладывай, что с тобой приключилось?
  
  Она объяснила, как споткнулась на лестнице, закатала брючину и показала ушиб.
  
  – Господи, мама, тебе надо в больницу!
  
  – Ничего не сломано. Обойдется. Теперь рассказывай ты, что там случилось?
  
  Меня слушали не прерывая, за исключением редких маминых восклицаний: «Боже правый!» или «Силы небесные!». Первый вопрос отца меня не удивил.
  
  – Когда тебе собираются отдать машину?
  
  – Как ужасно! – прокомментировала мать. – Как ты считаешь, чем мы можем помочь?
  
  – Не знаю, – ответил я. – На самом деле не знаю.
  
  Я сказал, что мне надо отъехать, и попросил разрешения взять старый мамин «таурус».
  
  В последнее время она редко садилась за руль, но машину имела, и регистрация автомобиля была в порядке.
  
  – Ключи в ящике комода.
  
  Я понимал, что это не лучший шаг – вмешиваться в раздоры детей. Особенно если придется столкнуться с родителями того, с кем подрался твой сын.
  
  Решил, что самое правильное при встрече с Уортингтоном все валить на недоразумение. Ни в коем случае не говорить, что Карл украл часы. Лучше сказать, что Итан сам одолжил их ему на время. Но не имел права этого делать, так как часы ему не принадлежат. Объясню, что часы – семейная реликвия, что ими владел еще прадед Итана. Немного привру: скажу, когда дед обнаружит пропажу, мальчишке грозит серьезная порка.
  
  Хотя нет, последнее говорить не стану. Может показаться смешным.
  
  Самое главное: никого ни в чем не обвинять. Вести себя тактично и вернуть эти чертовы часы.
  
  Я открыл адресное приложение в телефоне и нашел человека по имени С. Уортингтон. Оказалось, что такой всего один и проживает на улице Кленов, которая находится неподалеку от того места, где живут родители, что вполне естественно, поскольку мальчики учатся в одной школе. Квартал Уортингтонов представлял собой скопище дешевых таунхаусов, сгрудившихся, словно поставленные стоймя на полке коробки из-под обуви. На коротких подъездных дорожках стояли машины в разной степени ветхости, задние стены домов упирались в проулки.
  
  Обычно меня в такие места не тянуло, но после утренних событий было на все наплевать. Буду вести себя любезно, только бы вызволить проклятые часы, которые стащил у моего сына маленький негодяй.
  
  Я нашел нужную дверь. Держась за ржавые перила, поднялся по трем цементным ступеням и постучал.
  
  – Кто там? – Голос мне показался не мужским.
  
  – Мне нужен мистер Сэм Уортингтон! – крикнул я в ответ. – Я отец Итана.
  
  – Кого?
  
  – Итана. Приятеля вашего сына. Пришел, чтобы…
  
  Внезапно дверь отворилась.
  
  Передо мной стояла женщина.
  
  – Я Саманта, – отрезала она. – Большинство моих знакомых называют меня Сэм.
  
  Ей было лет тридцать. Короткие каштановые волосы, белая облегающая майка и такие же обтягивающие джинсы. И то и другое ей очень шло. Привлекательная женщина. Но, честно говоря, первым я заметил иное: дробовик в ее руках. И этот дробовик целил мне меж глаз.
  Глава 18
  
  – Что потребуется, чтобы подготовить и запустить в работу «Пять вершин»? – Этот вопрос Рэндал Финли задал Глории Фенуик. Они сидели в его кабинете в Спрингз-Уотер – жалком подобии того кабинета, в котором он восседал, когда в качестве мэра возглавлял маленькую империю под названием Промис-Фоллс. Там у него был и широкий дубовый стол, кожаные кресла для посетителей и бархатные шторы на окнах. Во всяком случае, они выглядели как бархатные.
  
  Этот же кабинет на заводе по бутилированию воды в пяти милях от города на участке земли, которая принадлежала пяти поколениям Финли, был лишен того очарования. Дешевый металлический стол с крышкой из ламината под дерево, пластмассовые стулья и несколько фотографий, перевешанных сюда со стен мэрского чертога. Рукопожатие с комментатором «Фокс-Ньюс» Биллом О'Рейли, шуточный бой на кулачках с бывшим борцом и одно время губернатором Джессом Вентурой.
  
  В мэрском кабинете, однако, не висел календарь от журнала «Пентхаус». И Финли раздумывал, не снять ли его, прежде чем приглашать Фенуик. Но, черт возьми, что такого в этом календаре, чего бы она уже не видела? Например, в зеркале?
  
  Глория Фенуик была тонкой, как карандаш, со светлыми до плеч волосами. Ей было около сорока, и она носила одежду от Энн Клайн. Она до сих пор числилась главным менеджером тематического парка и по указанию головной корпорации сворачивала дела. Это означало общение с кредиторами и распродажу всякого хлама. А также рассмотрение просьб о приобретении земельных участков. Однако до сих пор таковых не поступало.
  
  – Я вообще не понимаю, почему согласилась на эту встречу, – заявила Фенуик, стоя и поглядывая на ближайший пластмассовый стул. Сиденье треснуло, и создавалось впечатление, что стул ущипнет ее за деликатное место, если она решится на него сесть.
  
  – Согласились, потому что хватаетесь за любую возможность выставить себя перед начальством в выгодном свете.
  
  Фенуик взяла со стола хозяина кабинета пластиковую бутылку с водой «Финли спрингс» и посмотрела сквозь нее на свет подмаргивающей потолочной люминесцентной лампы. Прищурившись, покачала.
  
  – На мой взгляд, мутновата.
  
  – Мы сделали несколько анализов прошлой партии, – сообщил Финли. – Хотя и содержит некоторое количество загрязняющих веществ, вполне безопасна для питья.
  
  – Напечатайте это в качестве слогана на этикетке, – предложила гостья.
  
  На столе Финли зазвонил телефон. Он посмотрел, кто его вызывает, и отвечать не стал.
  
  – Не хотите присесть?
  
  – Стул треснул.
  
  Финли вышел из-за стола и выбрал другой, который меньше угрожал привлекательной заднице Фенуик. Она села, хозяин кабинета обошел стол и сел на свой.
  
  – Ваш парк – хороший стимул для города.
  
  – «Пять вершин» не откроются, – ответила Фенуик.
  
  – Мне кажется, ваши начальники недальновидны. Для развития, строительства и привлечения посетителей парку вроде этого требуется время.
  
  – Вам-то что за дело?
  
  Финли откинулся на стуле и закинул руку за голову, отчего его живот выпятился вперед, словно выпуклое днище котелка.
  
  – Я собираюсь вернуться в политику. Хочу снова вступить в игру. Промис-Фоллс катится по наклонной плоскости. Все идет прахом. Бизнес закрывается, жители уезжают из города. Газета больше не выходит. Прекратилось строительство частной тюрьмы, и множество людей лишились работы. Завод, изготовлявший детали для «Дженерал моторс» и «Форда», не возобновил контракты с Мексикой. И словно всего этого мало, сворачивается местный тематический парк.
  
  – Предприятие оказалось нежизнеспособным, – пояснила Глория Фенуик. – Строить в том месте было неверным расчетом. Переоценили возможности транспортной системы. Промис-Фоллс расположен слишком далеко на север от Олбани. Других приманок, вроде дешевых складов-магазинов, нет. Город не стоит на пути из пункта А в пункт Б. Так что парк законсервирован.
  
  – Каждый раз, когда я проезжаю мимо, меня всего переворачивает. Видеть, что колесо обозрения, американские горки и все прочее не работает и заброшено, – от этого бросает в дрожь.
  
  – Интересно, что бы вы сказали на моем месте? Мой кабинет все еще на территории парка. Находиться там – все равно что жить в городе-призраке. Особенно поздно вечером.
  
  – Когда я вернусь на пост мэра, – Финли оперся руками о стол и подался вперед, – я освобожу парк на пять лет от местных налогов на собственность и предпринимательство. Если за эти пять лет «Пять вершин» не обретут финансовую жизнеспособность – еще на пять. Это составит десять. Я считаю, что создание рабочих мест важнее набивания городского налогового кошелька.
  
  Снова зазвонил телефон, и опять бывший мэр не обратил на него внимания. Но через несколько секунд сигнал прервался, словно села батарейка.
  
  – Черт! – буркнул Финли. – Такое впечатление, будто мухи постоянно жужжат вокруг головы.
  
  – Наверное, вам нужен помощник, – предположила Фенуик.
  
  – Пойдете?
  
  – Нет.
  
  – Приходится крутиться, привлекать необходимых людей. Заниматься бизнесом и одновременно возвращаться в политику – так недолго утонуть.
  
  – Это шутка? – осведомилась Фенуик.
  
  – В каком смысле?
  
  – Весь ваш бизнес связан с водой.
  
  – Об этом я не подумал, – хмыкнул Финли.
  
  – Когда вы начали дело?
  
  – Три года назад. Эта земля семьдесят три года принадлежала семье Финли. Все знали, что на территории бьет источник. Но я первый, кому пришла в голову мысль воспользоваться им, чтобы заработать. Я построил завод, и мы быстро развиваемся.
  
  – Зачем же вам понадобилось возвращаться в политику? У вас успешное дело, так и занимайтесь им.
  
  – Мне нравится помогать другим. Нравится приносить пользу.
  
  Фенуик наблюдала за собеседником: сумеет ли он сохранить серьезное лицо и не рассмеяться. Это ему удалось. Но ее не остановило, и она продолжала свои подковырки.
  
  – Такой человек, как вы, своего не упустит. Вы возвращаетесь в политику не для того, чтобы помогать другим. Вы возвращаетесь в политику, чтобы помогать себе. Вы оказываете людям услугу, и они вас благодарят. Такова схема.
  
  – Вы циник, госпожа управляющая тематическим парком. Сногсшибательное откровение – все равно что обнаружить, что директор шоколадной фабрики Вилли Вонка терпеть не может шоколад. – Он потер руки. – Я не прошу открыть «Пять вершин» – понимаю, что это нереально. Но если бы после встречи со мной вы заявили, что готовы рассмотреть этот вопрос еще раз, я бы это оценил.
  
  – То есть вы просите меня солгать?
  
  – Называйте как угодно, – отмахнулся Финли. – Но только в этой комнате.
  
  – Какая от этого польза «Пяти вершинам»? – спросила Фенуик. – Допустим, я пойду к начальству и сделаю вам рекламу. Мне-то от этого что?
  
  – Хотите ключевой воды бесплатно и без ограничений? – ухмыльнулся бывший мэр.
  
  Фенуик снова взглянула на бутылку с мутноватой жидкостью.
  
  – Если только с добавкой антибиотиков.
  
  – И еще вот это. – Финли достал из стола почтовый конверт и положил перед ней. Конверт был толщиной с четверть дюйма. Она бросила на него взгляд, но не прикоснулась.
  
  – Вы, должно быть, меня разыгрываете. Кто вы? Тони Сопрано?
  
  – Это гонорар за консультацию. Хотите посмотреть, сколько там?
  
  – Не хочу. – Фенуик встала.
  
  Бывший мэр смахнул конверт обратно в ящик стола.
  
  – Мне известно, что вы не можете продать парк, – усмехнулся он. – На вашем месте я посоветовал бы боссам спалить там все дотла и получить, что можно, по страховке. Это единственный способ вернуть хотя бы часть денег.
  
  Фенуик бросила на него взгляд.
  
  – Какого черта вы это говорите?
  
  Улыбка Финли стала шире.
  
  – Наступил на больную мозоль?
  
  – До свидания, мистер Финли. Не провожайте, я найду выход.
  
  Он не потрудился встать.
  
  – Стерва!
  
  Может быть, он не так повел разговор? Может быть, дело все-таки в висящем на стене календаре от журнала «Пентхаус»? Может, он потерял шанс взять верх над этой Фенуик, как только она увидела картинку женщины с кустистой промежностью?
  
  Снова зазвонил телефон. Он покосился на аппарат.
  
  – Да будь ты проклят! – Поднял на дюйм трубку и шлепнул обратно. И только тут, взглянув на дисплей, понял, что вызывали из дома – жена Джейн или Линдси, которая совмещала обязанности домработницы и сиделки.
  
  Чертыхнувшись, он набрал номер.
  
  – Да? – прозвучал в трубке голос Линдси.
  
  – Ты звонила?
  
  – Должно быть, Джейн, – ответила та. – Подождите. – Послышался щелчок местной переадресации.
  
  – Рэнди? – голос Джейн показался ему усталым.
  
  – Привет, дорогая. Что случилось?
  
  – У тебя найдется время заехать в книжный магазин? Я закончила книгу, которую читала.
  
  – Конечно. С радостью, – ответил он.
  
  – Что-нибудь того же автора. Постой, как же его фамилия… сейчас, сейчас…
  
  – Предоставь это мне. До скорого, любовь моя.
  
  Разъединившись, Финли еще долго смотрел в пустоту своего кабинета. Слава богу, есть Линдси, которая помогает дома. Но ему требуется помощник и здесь.
  
  Как он сказал этой Фенуик, на него навалилось слишком много. Одному не справиться. Нужен человек, чтобы все организовывать, возглавить кампанию по выборам, общаться с прессой за пределами Олбани. Вести переговоры с лидерами местного бизнеса, чтобы поддерживали его кандидатуру.
  
  Финли сознавал, что иногда раздражает людей.
  
  Беда в том, что он сжег за собой мосты. Те, кто когда-то на него работал, поклялись, что больше не повторят своей ошибки. Как, например, Каттер, который вел для него закулисные дела. И рыл носом землю, когда он был мэром. Теперь же Финли понимал: будь у него хоть единственный из миллиона шанс заполучить этого Каттера, чтобы тот, бросив свои ландшафтные дела, вернулся к нему, он бы, ни на секунду не задумываясь, включил его в свою команду. Но Каттер был слишком умен, чтобы опять на него работать.
  
  Поэтому приходилось искать других, кому он еще не слишком насолил. Людей с подходом к средствам массовой информации.
  
  Ему дали одну такую фамилию. Человека, которого выбросили на улицу, когда закрылась газета. Его звали Дэвидом Харвудом.
  
  У Финли был его номер телефона.
  
  «Что ж, чем черт не шутит?» – решил он и набрал номер.
  Глава 19
  
  – Что происходит? – спросил Джилл Пикенс свою жену в коридоре полицейского управления. – Что с ней делают?
  
  – Допрашивают, как обыкновенную преступницу, вот что с ней делают, – ответила Агнесса, упершись руками в бедра. – А тебя где носило?
  
  – Почему ты не с ней?
  
  Агнесса закатила глаза.
  
  – Не разрешили. Зато с ней Натали Бондурант, и я чертовски надеюсь, она знает, как следует себя вести.
  
  – Натали – это то, что надо.
  
  – Ты о ее профессиональных качествах или о том, как она умеет трахаться?
  
  – Господи боже мой, – вздохнул Джилл.
  
  – Это не ответ! – возмутилась Агнесса.
  
  – Она прекрасный юрист и очень хороший адвокат. Это все, что я о ней знаю. Тебе это тоже известно.
  
  Агнесса провела языком по внутренней стороне щеки.
  
  – Так все-таки, где ты пропадал?
  
  – Я тебе сказал: работал с клиентом. Встретился с ним в «Холидей инн экспресс» в Амстердаме[39]. Он управляет службой промышленной очистки и хочет повысить ее эффективность. Его зовут Балдри. Эммет Балдри. Не веришь мне – можешь позвонить ему.
  
  – Почему ты встречался с ним в «Холидей инн»? – не унималась жена. – Запланировал там какое-то другое дело?
  
  Джилл, выходя из себя, покачал головой и сердито прошептал:
  
  – Неужели сейчас время выяснять отношения? Сейчас, когда у Марлы новый срыв, тебе вдруг понадобилось обвинять меня в неверности. Ты на этом совершенно зациклилась. Говорю тебе – это полная ерунда. Я встречался с Эмметом Балдри и примчался сюда так быстро, как только сумел. Давай поговорим о том, что действительно важно. Каково мнение Натали Бондурант? У Марлы могут быть неприятности?
  
  – Она еще выясняет обстоятельства. – Агнесса решила на время оставить тему неверности мужа. – Но нынешний случай отличается от прежнего. Тогда я могла контролировать ситуацию, поскольку все произошло на моей территории. Сейчас не так.
  
  – Где она похитила ребенка?
  
  Агнесса воздела глаза вверх, словно ждала ответа от небес.
  
  – Без понятия. Утверждает, что кто-то принес его к ней домой и отдал.
  
  – А мать? Настоящая мать? Она умерла?
  
  Агнесса мрачно кивнула:
  
  – На этот раз наша дочь влипла.
  
  – Моей клиентке нечего сказать, – заявила Натали Бондурант.
  
  Она сидела рядом с Марлой Пикенс за металлическим столом в допросной полицейского управления Промис-Фоллс. Напротив расположился детектив Барри Дакуэрт.
  
  – Я все понимаю, – промолвил он. – Но поверьте, Марла, я здесь не для того, чтобы пытаться вас подловить. Мне требуется ваша помощь. – Детектив смотрел на нее и говорил прямо с ней, а не через адвоката. – Моя цель – выяснить, что произошло, и, по-моему, вы способны мне посодействовать. Просветите меня, заполните кое-какие пробелы.
  
  – Барри, прошу вас, – вмешалась его адвокат.
  
  – Я серьезно, Натали. В настоящее время никто не выдвигает против мисс Пикенс обвинений в похищении ребенка или в чем-то подобном.
  
  – Похищении? – переспросила Марла.
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  – Мы не совсем понимаем, Марла, как к вам попал Мэтью Гейнор. Я надеюсь это со временем прояснить. А пока мы пытаемся узнать, что случилось с его матерью. И я не сомневаюсь, что в этом отношении вы сделаете все, что в ваших силах, чтобы оказать нам помощь.
  
  – Конечно. – Марла кивнула.
  
  – Не отвечайте. – Адвокат положила ладонь на руку клиентки.
  
  – Отвечу, – заупрямилась та. – Хочу, чтобы они нашли того, кто это сделал. Ужасное преступление.
  
  – Именно, – поддакнул детектив. – Вы когда-нибудь раньше встречались с Розмари Гейнор?
  
  – Вы не обязаны на это отвечать, – снова вступила в разговор Натали.
  
  – Нет. По крайней мере мне кажется, что я ее не знаю. Ее имя мне ничего не говорит.
  
  Дакуэрт подвинул через стол фотографию – увеличенный снимок в профиль со странички в Фейсбуке.
  
  – Видели когда-нибудь эту женщину?
  
  Марла вгляделась в изображение.
  
  – Нет, не видела.
  
  – Хорошо. Тогда давайте, Марла, разберемся с кое-какими другими вещами. По какому адресу вы живете?
  
  – Вы это знаете, – заявила Натали. – Вы изъяли ее водительские права.
  
  – Прошу вас, адвокат.
  
  Марла протараторила свой домашний адрес и телефон и добавила:
  
  – Я живу одна.
  
  – Чем занимаетесь?
  
  – Чем занимаюсь?
  
  – Работаете? Где-нибудь числитесь?
  
  – Да, – кивнула она. – Я пишу отзывы.
  
  Детектив удивленно изогнул брови.
  
  – Серьезно? Какие отзывы? Рецензии на кинофильмы? На книги? Отзывы на рестораны?
  
  – На книги и на кинофильмы – нет. Иногда на рестораны. Но по большей части на товары и услуги.
  
  Натали, неуверенная, куда заведет разговор, начала:
  
  – Может, лучше…
  
  – Ничего, все в порядке, – прервала ее Марла. – Я пишу в Интернете хвалебные статьи о всяких компаниях.
  
  – Как это происходит? – поинтересовался детектив.
  
  – Ну, скажем, к примеру, вы управляете фирмой, которая мостит улицы. Обустраиваете подъездные дорожки к домам. Я пишу отзыв о том, как у вас прекрасно это получается. – Марла улыбнулась. – За каждый такой отзыв платят совсем немного, но за час я могу написать столько, что набегает приличная сумма.
  
  – Постойте, – удивился Дакуэрт. – Вы меня сбили с толку. Вы пользуетесь таким количеством услуг, что способны за час написать много отзывов?
  
  Марла покачала головой:
  
  – Нет-нет, я вообще ничем из этого не пользуюсь.
  
  – Все это не имеет к нашему вопросу никакого отношения, – заявила адвокат.
  
  – Постойте. – Дакуэрт поднял руку. – Мне просто любопытно: как вы можете оценить услуги компании, если никогда ими не пользовались?
  
  – Схема такова, – начала объяснять Марла. – Допустим, вы занимаетесь мощением улиц. Вы связываетесь с интернет-компанией, на которую работаю я, и говорите, что вам требуются положительные отзывы тех, кому вы оказали услуги, чтобы люди, которым нужно что-то замостить, выбрали именно вас. Компания направляет мне информацию, и я пишу отзыв. В Интернете у меня с полдюжины личностей пользователя, чтобы не казалось, что все отзывы написаны одним человеком. И хотя я не сильно разбираюсь в мощении улиц, всегда могу сказать, что рабочие прибыли в срок, выполнили заказ за умеренную цену, что подъездная дорожка гладкая, и все такое прочее.
  
  – Довольно. – Натали сильнее сжала руку Марлы.
  
  – Замечательно, – подхватил детектив. – Таким образом, вы все выдумываете. Пишете добрые слова об услуге, о которой ничего не знаете и которой никогда не пользовались? Полагаю, речь может идти не только о нашем городе, но и о любой точке мира?
  
  Марла кивнула.
  
  – Другими словами, вы лгунья?
  
  Она дернулась назад, как от удара.
  
  – Да нет. Интернет – он вообще такой.
  
  – Тогда позвольте задать вам следующий вопрос: зачем вы пытались похитить из городской больницы ребенка?
  
  – Стоп! – прервала детектива Натали. – Если у вас есть доказательства, способные подкрепить версию, что мисс Пикенс взяла Мэтью Гейнора из больницы, я бы хотела с ними ознакомиться…
  
  – Речь не о Мэтью. – Детектив вскинул руку и взглянул на лежащие перед ним бумаги. – Имя ребенка Двайт Уэстфолл. Ему было два дня от роду, когда ваша клиентка выкрала его из родильного отделения городской больницы и…
  
  – Я просила бы вас воздерживаться от слов вроде «выкрала», детектив.
  
  – Мы с вами не в суде присяжных, мисс Бондурант. – Дакуэрт помолчал. – Пока не в суде. Так вот, мисс Пикенс была остановлена охраной больницы, прежде чем сумела покинуть здание. Полицию известили, но, поскольку вопрос удалось уладить между Уэстфоллами и больницей, дальнейших действий не предпринималось. Связан ли этот компромисс с тем, что ваша мать, мисс Пикенс, является главным администратором данного медицинского учреждения?
  
  Глаза Марлы наполнились слезами.
  
  Дакуэрт повернулся к Натали:
  
  – У меня возникло впечатление, что вы не вполне информированы о прошлых деяниях вашей подопечной. – Он оперся о стол и сочувственно посмотрел на Марлу. – Хорошо, что с Мэтью все в порядке. Вы за ним присмотрели, и с ним ничего не случилось. Может быть, когда вы хотели его взять, пришла миссис Гейнор и стала вам угрожать? Я прав? И вы действовали в порядке самообороны?
  
  – Это был ангел.
  
  – Простите, не понял?
  
  – Я не брала Мэтью. Мне его принес ангел.
  
  – Покончим на этом, – потребовала адвокат.
  
  – Вы можете описать этого ангела? – спросил детектив.
  
  Марла покачала головой:
  
  – Нет.
  
  Дакуэрт снова подвинул к ней фотографию Розмари Гейнор.
  
  – Это ваш ангел?
  
  Она опять вгляделась в снимок.
  
  – Не знаю.
  
  – Как так «не знаю»? Это либо она, либо нет.
  
  – Проблема в том… что я не в ладах с лицами.
  
  – Но все произошло в последние двадцать четыре часа. Вы не могли забыть.
  
  – У меня прозопагнозия.
  
  И детектив, и адвокат недоуменно вытаращили глаза.
  
  – Прозо… что? – спросил Дакуэрт.
  
  – Не в самой выраженной форме, но вполне достаточной. – Марла помолчала. – Слепота на лица.
  
  – Что за штука? – удивился полицейский.
  
  – Не запоминаю лиц. Не могу вспомнить, как выглядят люди. – Марла показала на фотографию. – Не исключено, что Мэтью дала мне эта женщина. Я этого просто не знаю.
  Глава 20
  
  Дэвид
  
  – Ой! – Я вскинул руки и попятился, хотя меньше всего на свете хотел признаться, что напугался наставленного мне в голову дробовика Сэм, то есть Саманты Уортингтон.
  
  – Ну и кто ты такой? – спросила она. – Какого черта выспрашиваешь про моего мальчика? Они тебя подослали?
  
  – Это какое-то недоразумение. – Я медленно опустил руки, но все же держал их на большом расстоянии от боков. Женщина, видимо, решила, что я вооружен и прячу пистолет на себе. Иначе зачем открывать дверь с ружьем наперевес? – Меня зовут Дэвид Харвуд, – продолжал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Я отец Итана. Наши сыновья учатся в одной школе – Карл и Итан.
  
  – Название школы? – потребовала Сэм.
  
  – Что?
  
  – Назови школу.
  
  – Начальная на Клинтон-стрит.
  
  – Как зовут учительницу?
  
  Я на мгновение задумался.
  
  – Мисс Моффат.
  
  Ружье стало опускаться. Теперь если она выстрелит, то проделает дыру в груди, а не оторвет голову. Уже некоторое достижение.
  
  – Я выдержал экзамен? – спросил я, потому что ее вопросы звучали именно так.
  
  – Возможно, – ответила Сэм.
  
  – Мам, это кто? – раздался из дома мальчишеский голос. Наверное, Карла.
  
  Женщина обернулась, но лишь на долю секунды.
  
  – Оставайся на кухне! – крикнула она. И больше мы не услышали от Карла ни звука.
  
  – Тебя послали люди Брэндона? – Она пристально посмотрела на меня.
  
  – Я не знаю никакого Брэндона.
  
  Она еще секунд пять не сводила с меня глаз и сопела. Затем опустила ствол. Я тоже свесил руки, но не сделал к двери ни шагу.
  
  – Что тебе надо? – спросила Сэм.
  
  – Прямо сейчас хорошо бы сменить трусы. – Я искал на ее лице намек на улыбку, но не дождался. – Мой сын дал вашему мальчику старинные часы. По ошибке. Они принадлежат не ему, а деду. Точнее, ими когда-то владел прадед Итана. Это что-то вроде семейной реликвии.
  
  – Часы?
  
  – Карманные часы. – Я изобразил большим и указательным пальцем круг. – Чуть больше печенья «Орео».
  
  – Минутку. Жди здесь. – Сэм закрыла дверь, и я услышал, как звякнула запираемая цепочка. Я же, засунув руки в карманы, остался томиться на улице. Пожилая женщина провезла мимо маленькую тележку с продуктами. Я ей улыбнулся, но она не обратила на меня внимания. День добрался лишь до середины, а я успел обнаружить труп, подвергнуться полицейскому допросу и вот только что в меня целили из дробовика. Страшно было подумать, что еще меня ждет до вечера.
  
  Зазвонил телефон.
  
  Я выудил мобильник из кармана и взглянул на экран. Номер был мне неизвестен. Неужели детектив Дакуэрт с очередной серией вопросов? Я ответил на вызов и приложил трубку к уху.
  
  – Слушаю.
  
  – Это Дэвид Харвуд? – Голос прозвучал хрипло и громче, чем необходимо.
  
  – Кто говорит?
  
  – Рэндал Финли. Вы в курсе, кто я такой?
  
  Трудно было не знать, тем более учитывая специфику моей работы. Бывший мэр, рвавшийся к высотам власти, чей порыв разбился, когда он воспользовался услугами несовершеннолетней проститутки.
  
  – Я в курсе, кто вы такой.
  
  – Я читал ваши материалы в «Стандард». Вы были хорошим репортером. И у меня брали не раз интервью.
  
  – Было дело.
  
  – Поэтому я и звоню. Наслышан, что вы вернулись в редакцию незадолго до того, как они облажались.
  
  Я промолчал.
  
  – Чертовски не повезло. Вы ведь уезжали в Бостон?
  
  – Да, – медленно проговорил я.
  
  – А затем возвратились. Как я слышал, после того дела с женой несколько лет назад, теперь воспитываете в одиночку сына.
  
  – Что вам от меня надо, мистер Финли?
  
  – Не знаю, в курсе вы или нет, на что я теперь нацелен.
  
  – Боюсь, что нет.
  
  – Уйдя со службы народу, я занялся бизнесом. Бутилирую воду из местного источника. Чистую, замечательную, свободную от химических примесей. Мое дело процветает.
  
  – Поздравляю.
  
  – Но вместе с тем я подумываю о том, чтобы вернуться в политику. Попытаться снова заняться управлением нашим городом.
  
  «Надо же!» – подумал я. А вслух сказал:
  
  – Здорово. Но проблема в том, что я больше не репортер. «Стандард» приказала долго жить. Я также не фрилансер. Это занятие умерло. Если вам требуется паблисити, если нужно обнародовать заявление, обратитесь в средства массовой информации в Олбани. Они занимаются такими сюжетами, и готов поспорить, ваше стремление возвратиться во власть их заинтересует.
  
  – Нет, нет, вы меня не поняли, – поспешил объяснить Финли. – Я предлагаю вам место. Работу.
  
  Я не нашел что ответить.
  
  – Вы на связи?
  
  – Да, – проговорил я.
  
  – Такое впечатление, что вы несколько ошарашены.
  
  – Думаю, я не ваш человек.
  
  – Я еще не сказал, что от вас требуется. Мне одному со всем не справиться: руководить делом, заниматься предвыборной кампанией, связями с общественностью, отвечать на телефонные звонки, анализировать прессу, публиковать сообщения и все такое прочее. Моя чертова голова просто лопнет. Понимаете, я о чем?
  
  – Конечно.
  
  – Мне требуется административный помощник, так это можно назвать. Чтобы взял на себя средства массовой информации, пиар, вываливал всякую муть на Фейсбуке и в Твиттере. Я в этих делах ни хрена не разбираюсь, но понимаю, что в наши дни без новомодных штучек никак не обойтись. Я прав?
  
  – Повторяю: думаю, что я не ваш человек.
  
  – Почему? Потому что я последний козел?
  
  Он снова застал меня врасплох, и я замялся.
  
  – Да, я такой. Поспрашивайте людей. А, черт, вам это ни к чему. Вы работали в газете и представляете, что я за овощ. Типичный козел. И что из того? Представляете, сколько бы людей лишились своих мест, если бы они отказались работать на таких, как я? Все население нашей чертовой страны превратилось бы в безработных. Ну и что, что я козел? Я козел, который готов вам платить тысячу баксов в неделю. Неплохо звучит?
  
  Открылась дверь, и вернулась Сэм.
  
  – Мне пора, – сказал я в трубку и поднял указательный палец.
  
  – Если вы заинтересовались, можете немедленно приступить к работе. Подумайте до завтрашнего утра и дайте знать о своем решении. Только помните, что вы не единственный человек, кто лишился работы в «Стандард». Хотя, по отзывам, похоже, лучший. Кусок в неделю. Разве плохо? Будет весело – мы тут все разбередим.
  
  Рэндал Финли разъединился.
  
  Ошарашенный, я опустил телефон в карман пиджака и с виноватым видом посмотрел на Саманту Уортингтон.
  
  – Прошу прощения.
  
  – У моего сына нет ваших часов, – сказала она и захлопнула перед моим носом дверь.
  Глава 21
  
  У Барри Дакуэрта не хватало на Марлу Пикенс улик, чтобы ее задержать, и не оставалось иного выхода, как отпустить с Натали Бондурант. Но он не сомневался: пройдет совсем немного времени, и она опять окажется в этой допросной. Эксперты посетили ее дом – искали улики. Детективу успели передать, что на входной двери и на ручке коляски обнаружены следы крови. Анализ ДНК будет готов не сразу, но если окажется, что это кровь Розмари Гейнор, Марле Пикенс конец. А если повезет, думал Барри, он еще раньше что-нибудь на нее накопает.
  
  Тот факт, что у Марлы оказался ребенок Розмари – боже, просто какой-то фильм ужасов[40], – еще не доказывает, что она убила мать малютки. Обвинять можно, доказать не получится. Ее рассказ, что к ней явился ангел и отдал Мэтью, – полная чушь. Тут не требуется ничего разоблачать. Надо только установить, что Марла была в доме на Бреконвуд-драйв.
  
  И отыскать няню.
  
  Эту Сариту.
  
  Билл Гейнор ничем не смог ему помочь, но в сумке Розмари лежал ее мобильный телефон. Сумка открыто стояла на кухонном столе. И если преступник ничего из нее не взял – а все говорило именно за это, – следовательно, его не интересовали ни деньги, ни кредитные карты.
  
  «Его? – подумал Дакуэрт. – Скорее не его, а ее».
  
  Покончив с Марлой Пикенс, детектив проверил свой мобильник – он чувствовал, как аппарат вибрировал во время допроса. Полицейский с места преступления эсэмэской сообщил, что среди контактов в телефоне Розмари имеется строка «Сарита». Одно имя без фамилии.
  
  Дакуэрт набрал номер. После трех сигналов послышался ответ:
  
  – Алло?
  
  Голос, похоже, был женским, так что детектив осведомился:
  
  – Это Сарита?
  
  – Сарита?
  
  – Вы Сарита?
  
  – Какая Сарита?
  
  Детектив вздохнул.
  
  – Я пытаюсь связаться с Саритой. Это вы? – Билл Гейнор намекнул, что Сарита была нелегальной иммигранткой, но в голосе этой женщины он не различил иностранного акцента. – Я не знаю фамилии. Мне нужна Сарита. Она работает няней.
  
  – Кто говорит?
  
  Он колебался.
  
  – Дакуэрт. Детектив Дакуэрт из городской полиции.
  
  – Я не знаю никакой Сариты. Здесь таких нет. Вы ошиблись номером.
  
  – Я так не думаю, – не отступал Дакуэрт. – Мне крайне необходимо поговорить с Саритой.
  
  – Не понимаю, откуда у вас взялся этот номер.
  
  – Если вы не Сарита, скажите, вы ее знаете? Потому что я…
  
  Связь оборвалась. В трубке наступила тишина.
  
  Черт! Не надо было себя называть и говорить, что он из полиции.
  
  Дакуэрт вернулся в свой кабинет и, как предполагал, обнаружил, что слава о его первом утреннем вызове уже распространилась в управлении. Перед монитором компьютера стояла баночка с соленым арахисом, к которой была приклеена желтая бумажка со словами: «Для оплаты твоих информаторов».
  
  Двадцать три мертвые белки. Неужели это было сегодня? Теперь казалось – неделю назад.
  
  Он сорвал крышку, насыпал в горсть орешков и закинул в рот. Потом проверил в Гугл номер телефона, по которому только что звонил. Если телефон городской, большая вероятность, что обнаружится фамилия владельца.
  
  Не повезло.
  
  Но не все еще было потеряно. Даже если телефон мобильный, ничего не стоит установить хозяина. Если только номер не разовый. Это дело надо кому-нибудь поручить. В Интернете полно фирм, которые предлагают за плату идентифицировать мобильник, но часто обещают то, чего не могут выполнить.
  
  Дакуэрт отправил номер Сариты по электронной почте Коннору Стиглеру из отдела связи, сопроводив словами: «Чей это телефон?»
  
  Затем позвонил жене Морин.
  
  – Ну как, оттянулся? – спросила та.
  
  – Чем?
  
  – Пирожком по дороге на работу.
  
  – Нет. – Он обрадовался, что на этот раз ему не пришлось лгать. – Хоть и с трудом, но проехал мимо.
  
  – Похоже, что ты сейчас что-то жуешь.
  
  – Орешки, – ответил он. – Что у нас на ужин?
  
  – Ничего себе заявка! Откуда мне знать? Что приготовишь, то и будет.
  
  – Ты серьезно?
  
  – Почему это вечно моя обязанность? Ты, наверное, забыл: я тоже работаю.
  
  – Хорошо, притащу домой бадью жареных цыплят с картофельным пюре и подливкой.
  
  – Грандиозные планы, – усмехнулась Морин. – Я готовлю рыбу. – Она сделала паузу и продолжала: – Щуку. С зеленью.
  
  – С зеленью? – эхом отозвался Дакуэрт. – Может, я все-таки прикуплю цыплят?
  
  Жена не обратила внимания на его угрозу.
  
  – Придешь поздно?
  
  – Не исключено. Буду держать тебя в курсе. От Тревора что-нибудь слышно?
  
  Тревор был их сыном. Ему исполнилось двадцать четыре, он искал работу и жил не с ними. А с недавнего времени вообще ни с кем. Любовь всей его жизни Триш, с которой он путешествовал по Европе, бросила его. И страдающий Тревор остался один в квартире с двумя спальнями. Барри и Морин общались с ним реже, чем хотели бы, и беспокоились за него.
  
  – Сегодня ничего, – ответила жена. – Хочу позвонить, пригласить на ужин.
  
  – Это на рыбу? Что ж, попробуй замани.
  
  – Не обязательно на сегодня.
  
  – Хорошо, действуй. Слушай, мне пора.
  
  Барри заметил, что от Коннора пришел ответ: «Л. Селфридж, 209, Армур-роуд».
  
  Когда он вставал из-за стола, мимо прошел полицейский Энгус Карлсон и, бросив взгляд на баночку с орешками, улыбнулся.
  
  Но прежде чем Дакуэрт успел выдвинуть против него обвинение, поторопился отречься:
  
  – Не я. – И, помолчав, добавил: – Что я, придурок, подшучивать над начальством?
  
  По указанному адресу на Армур-роуд находился дом с меблированными комнатами. Построенное в викторианском стиле трехэтажное здание разделили на квартиры и пустили жильцов. На двери висел звонок с надписью «Управляющий», и Дакуэрт нажал на кнопку. Через несколько мгновений створку слегка приоткрыла низенькая плотная женщина с несколькими клочками волос на голове.
  
  – Вам что?
  
  – Вы мисс Селфридж?
  
  – Миссис. А мистер умер несколько лет назад. У нас нет свободных комнат, но если угодно, можете оставить фамилию.
  
  – Мне не нужна комната. С вашей стороны было довольно грубо так меня отшить.
  
  Глаза женщины забегали.
  
  – Как это?
  
  – По телефону, несколько минут назад. Когда спрашивал про Сариту.
  
  – Откуда вы узнали, где я живу?
  
  – Вы платите по счетам за свой сотовый, миссис Селфридж. Есть такие вещи, которые можно узнать, не обращаясь за помощью в Министерство национальной безопасности.
  
  – Я уже вам сказала, что не знаю никакой Сариты.
  
  – А мне кажется, что знаете.
  
  Миссис Селфридж хотела закрыть дверь, но Дакуэрт успел просунуть в щель ботинок.
  
  – Вы не имеете права! – возмутилась она.
  
  – Думаю, эта Сарита не хочет светиться, и вы время от времени даете ей свой телефон. Таким образом, ей нет необходимости приобретать телефон на свое имя.
  
  – Понятия не имею, что вы мне втолковываете.
  
  Дакуэрт окинул взглядом дом, словно потенциальный покупатель, прикидывающий стоимость недвижимости.
  
  – Когда в последний раз к вам приходила пожарная инспекция, миссис Селфридж? Комиссия, которая осматривает каждую комнату, дабы убедиться, что все соответствует требованиям?
  
  – Дурацкий разговор.
  
  – Могу позвонить им прямо сейчас. Попросить проверить все как следует… – Дакуэрт запнулся на середине предложения и повел носом. – Что это за запах?
  
  – Банановый хлеб с шоколадной крошкой. Я только что достала его из духовки.
  
  Дакуэрт одарил ее самой доброжелательной из своих улыбок.
  
  – Боже, как восхитительно пахнет! У меня есть теория: когда человек возносится на небеса, он первым делом ощущает нечто подобное.
  
  – Я делаю этот хлеб всякий раз, когда накапливается много перезревших бананов, которые не годятся в пищу.
  
  – Моя мать пекла такой же. Она даже хранила почерневшие бананы в морозилке, пока не выкраивала время заняться хлебом.
  
  – Я поступаю так же, – сообщила миссис Селфридж и с беспокойством добавила: – Кстати, о пожарной инспекции: у меня здесь все на уровне – детекторы дыма и все, что надо. Им нет необходимости сюда являться, совать повсюду нос и выискивать блох.
  
  – Они на это мастера. Давайте обсудим эту тему за кусочком бананового хлеба.
  
  Женщина бросила на него испепеляющий взгляд, вздохнула и распахнула дверь.
  
  – Вам даже не нужно показывать дорогу на кухню. Найду по запаху, как бегущая за кроликом гончая.
  
  Несколькими секундами позже Дакуэрт расположился за маленьким кухонным столом.
  
  – Понимаю, что зарываюсь, но не могли бы вы мне отрезать горбушечку? Где хрустящая корочка. Ничего нет вкуснее, когда она еще теплая.
  
  Хозяйка услужливо отрезала горбушку. Затем еще ломтик, положила все на выщербленную светло-зеленую тарелку и поставила перед детективом.
  
  – Масла хотите?
  
  – Нет, так отлично. Я пытаюсь себя ограничивать.
  
  – Молока? С молоком его ел мой Леонард. В кофейнике осталось чуточку кофе.
  
  – Кофе было бы здорово, – кивнул Дакуэрт. Хозяйка подвинула к нему кружку и села. – Господи, как восхитительно!
  
  – Спасибо, – поблагодарила миссис Селфридж. Помолчала и спросила: – Так что вы хотели узнать о Сарите?
  
  – Чуть позже. – Он еще откусил от ломтика и запил кофе. – Мне это в самом деле требовалось. И я даже не чувствую себя виноватым, потому что больше ничего сегодня не ел.
  
  – Пытаетесь похудеть? Я не говорю, что вам нужно. Просто спрашиваю.
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  – Хорошо бы немного сбросить вес, но это трудно, если любишь поесть.
  
  – Это вы мне говорите? Бывают дни, когда я гляжу вниз и не могу разглядеть ног.
  
  Детектив рассмеялся.
  
  – Мы же имеем право на маленькие удовольствия в жизни. И если хорошая еда доставляет нам удовольствие, нас можно простить.
  
  Миссис Селфридж не спеша кивнула и оперлась руками о стол.
  
  – Открою вам небольшой секрет, – продолжал детектив.
  
  – Давайте.
  
  – Сегодня двадцатилетняя годовщина.
  
  – Как вы женаты?
  
  – Нет. – Дакуэрт покачал головой. – Как я служу в полиции. Это мой юбилей.
  
  – Тогда примите поздравления. Для вас что-нибудь устроят на работе?
  
  – Не дождусь. – Он снова откусил от ломтика хлеба.
  
  Женщина смотрела, как он ест.
  
  – Понятия не имею, куда она подевалась.
  
  – Мм? – Полицейский как будто забыл, зачем пришел в этот дом.
  
  – Сарита. Не представляю, где она сейчас.
  
  – Когда вы ее видели в последний раз?
  
  – Вчера. К концу дня.
  
  – Как ее фамилия?
  
  – Гомес. Сарита Гомес.
  
  – Она снимает у вас комнату?
  
  – Да.
  
  – Живет одна?
  
  Миссис Селфридж утвердительно кивнула.
  
  – Давно?
  
  – Вот уже три года. От нее не было ни капли неприятностей. Славная девчушка.
  
  – Сколько ей лет?
  
  – Двадцать шесть – двадцать семь. Что-нибудь в этом роде. Она зарабатывает и отсылает деньги семье.
  
  – Куда?
  
  – Думаю, в Мексику. Точно не знаю. Не лезу не в свое дело. Но по крайней мере это она мне сказала.
  
  – Вы не знаете, за что ей платят?
  
  – Она сидит с ребенком какой-то дамы и дежурит в одном или двух домах для престарелых. Мобильный телефон осилить не может, поэтому я даю ей свой с условием, что она не будет пользоваться междугородней связью.
  
  – Можете сказать, что это за дом для престарелых?
  
  Миссис Селфридж покачала головой:
  
  – Без понятия. Но фамилия тех, с чьим ребенком она сидит, – Гейнор. Хозяйку зовут Розмари. Больше мне особо нечего сказать. Сарита вчера, наверное, была на дежурстве, потому что оделась как медсестра.
  
  – Расскажите мне о вчерашнем дне. Когда вы в последний раз ее видели?
  
  – Я слышала, как с силой хлопнула входная дверь и кто-то взбежал по лестнице. Комната Сариты прямо над моей, и оттуда послышалась громкая возня. Я поднялась посмотреть. Сарита бросала вещи в чемодан. Я спросила, не случилось ли что-нибудь у нее. Она ответила, что уезжает.
  
  – Куда?
  
  – Не сказала.
  
  – Сообщила, на сколько?
  
  Миссис Селфридж мотнула головой:
  
  – Но и от комнаты не отказалась. Хотя я видела, что ее буквально колотила дрожь.
  
  – Не объяснила, в чем дело?
  
  – Нет. Я ее спросила: «С тобой все в порядке? У тебя на рукаве кровь». Она посмотрела и стала стягивать с себя форму, а затем надевать что-то другое. И при этом носилась кругами, словно курица с отрубленной головой. Затем прогрохотала со своим чемоданом по лестнице вниз, а на улице ее ждала машина.
  
  – Машина?
  
  – Я не приглядывалась. Запомнила, что черная. Машина тут же уехала. Может, ее приятель? Но сюда к ней в гости никто не ходил и на ночь не оставался. Последнее, о чем она меня попросила: никому ничего о ней не рассказывать. И не сообщать, куда она поехала. А я и не знаю. Поэтому, мне кажется, нет ничего плохого в том, что я болтаю тут с вами.
  
  – Я ценю вашу откровенность. – Дакуэрт доел второй ломтик бананового хлеба, допил остатки кофе и широким жестом промокнул губы. – Давайте-ка осмотрим комнату Сариты.
  Глава 22
  
  – С этим человеком надо что-то делать, – сказала Агнесса Пикенс мужу, когда они вместе с дочерью входили в свой дом.
  
  – Послушай, Агнесса, – возразил Джилл, – детектив просто выполняет свою работу.
  
  – Почему я не удивляюсь, что ты принял его сторону?
  
  – Ради бога, речь не о том, кто на какой стороне, – возмутился муж. – У Дакуэрта на руках убийство, которое он обязан раскрыть, и он следует туда, куда ведут улики.
  
  – Нечего ему следовать со своими уликами в сторону нашей дочери.
  
  – Но ведь этот чертов ребенок был у нее.
  
  Голос Джилла отразился от стен просторной прихожей. Марла стояла за ними с безвольно повисшими руками, потухшим взглядом.
  
  – Ради бога, Джилл. – Агнесса обняла дочь и прикрыла собой, как будто слова мужа могли ее физически ранить. – Вот уж помог так помог.
  
  Марла не пошевелилась.
  
  – Поднимись в свою комнату, солнышко, – сказала Агнесса. – Полежи, отдохни. День выдался тяжелым. Мы обо всем позаботимся. – Она повернулась к Джиллу: – Надеюсь, Бондурант свое дело знает.
  
  – Мне она понравилась, – прошептала Марла. – Симпатичная.
  
  – Д-да, – процедила Агнесса. – Только симпатичная – это далеко не все, что от нее требуется.
  
  – Когда я смогу возвратиться к себе домой? – спросила Марла.
  
  – Это зависит от полиции, – объяснил Джилл. – Как я понимаю, сейчас они разбирают твой дом по молекулам.
  
  – Хорошо бы вызволить оттуда компьютер. Тогда бы я могла заняться работой.
  
  – Позаботься об этом, Джилл, – попросила Агнесса.
  
  – Компьютер ей не отдадут, – сердито буркнул муж. – Будут изучать историю запросов в браузере. Таков порядок, если ведется расследование.
  
  – Я смотрю, ты в таких вопросах знаток? – проворчала жена.
  
  Джилл покачал головой:
  
  – Ты что, не смотришь телевизор?
  
  Агнесса взглянула на дочь:
  
  – Солнышко, там могут что-нибудь найти? Что-нибудь такое, чего бы лучше не было в твоем компьютере?
  
  Марла посмотрела матери в глаза:
  
  – Например?
  
  – О, давай сейчас не будем об этом. Ты проголодалась? Хочешь чего-нибудь поесть?
  
  – Я бы не отказался выпить, – заявил Джилл и отправился на кухню.
  
  – Разве что тост, – сказала Марла.
  
  – Хорошо. Сейчас что-нибудь устроим.
  
  В дверь позвонили.
  
  Агнесса Пикенс оставила на минуту дочь и открыла замок. На пороге стоял доктор Джек Стерджес, который присутствовал на утреннем совещании в больнице.
  
  – Как дела, Агнесса?
  
  – Спасибо, Джек, что пришел.
  
  Джилл остановился и обернулся:
  
  – Привет, Джек.
  
  – Я позвонила ему, обо всем рассказала и попросила заехать. Чтобы он осмотрел Марлу и убедился, что с ней все в порядке.
  
  – Обо мне не беспокойтесь, – попросила дочь.
  
  – Джилл, отведи Марлу на кухню и чем-нибудь покорми, пока я поговорю с Джеком, – попросила Агнесса.
  
  Джилл что-то буркнул, взял дочь за руку и увел. Как только Марла с отцом не могли их услышать, врач порывисто повернулся к Агнессе:
  
  – Ужасно! Просто ужасно!
  
  – Да, – согласилась та.
  
  – Каким образом ребенок оказался у нее?
  
  – Понятия не имею. Господи, существуют только две возможности, и обе совершенно немыслимые. Либо она убила ту женщину и завладела ее сыном, либо говорит правду и кто-то принес ей ребенка. Но как это могло случиться?
  
  – В каком она теперь состоянии? Поверила, что ребенок ее?
  
  Агнесса покачала головой:
  
  – Не более, чем в тот раз, когда пыталась украсть младенца из больницы. Но нам необходимо докопаться до самой сути.
  
  – Может, прописать успокоительное?
  
  – Кому: мне или ей?
  
  – Агнесса…
  
  – Ты должен был это предвидеть, Джек. Должен был понять, что из-за выпавших на ее долю испытаний возможна устойчивая травма. Потеря ребенка разрушительно действует на таких, как она.
  
  – Помилосердствуй, Агнесса. Ведь и тебе это в голову не приходило. Ты организовала ей курс лечения. Ты сделала все, что могла. Кто бы предположил, что Марла начнет воровать детей?
  
  Вернулся Джилл.
  
  – Джек, хочешь выпить?
  
  – Нет, спасибо. – Врач покачал головой.
  
  – Как она? – спросила у мужа Агнесса.
  
  – Я сказал, что в холодильнике остались спагетти «болоньезе», и она захотела поесть. Это ее любимое кушанье сейчас разогревается в микроволновке. Так что ты думаешь, Джек?
  
  – Ума не приложу. Хорошо бы привлечь другого психиатра. Боже упаси, но если полиция выдвинет против Марлы обвинение, придется строить стратегию защиты, и ее психическое состояние сыграет нам на руку.
  
  – Поговорю с доктором Френкелем, – пообещала Агнесса. – Марла наблюдается у него почти десять месяцев. Не сомневаюсь, он заявит все, что нам нужно.
  
  – Лучше бы найти человека, который никак не связан с твоей больницей, – предложил Джилл. – А Френкель – врач вашего психиатрического отделения. И если дело, как предполагает Джек, кончится судом, это может сыграть против Марлы. Свидетельские показания Френкеля будут подмочены тем, что он твой коллега.
  
  На кухне тренькнула микроволновка.
  
  – Сейчас вернусь, – сказал Джилл и скрылся за дверью.
  
  Стерджес открыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут с кухни раздался крик Джилла:
  
  – Господи, Марла!
  
  Мать и доктор бросились на кухню. Джилл стоял по одну сторону стола, по другую Марла целила себе в левое запястье острием ножа для разделки мяса.
  
  – Не подходите!
  
  – Сейчас же положи! – потребовала Агнесса.
  
  Дочь не повиновалась. Она посмотрела на мать и Стерджеса, и те заметили, что ее щеки в слезах.
  
  – Ну почему? – воскликнула она.
  
  – Солнышко, положи нож, – уже мягче попросила Агнесса.
  
  – Почему вы позволили моему ребенку умереть?
  
  Стерджес кашлянул и тихо сказал:
  
  – Марла, мы сделали все, что могли. Это правда.
  
  – Я тебе сочувствую, – добавила мать. – Ты не представляешь, как переживаю.
  
  – Вы должны были спасти моего ребенка.
  
  – Это было нашим самым большим желанием. Могу сказать одно: такова была воля Божья.
  
  Джилл медленно обходил стол, стараясь сократить расстояние между собой и дочерью.
  
  – Почему Бог не позволил, чтобы моя девочка осталась со мной? Почему он такой злой?
  
  – Есть такие вещи, которые нам понять не дано, – ответил отец. – В мире происходит много ужасного, но нам надо продолжать жить. Это трудно, но мы тебе поможем. Рассчитывай на нас. Я тебя очень люблю.
  
  – И я тоже, – добавила Агнесса.
  
  – Она была такая красивая. Просто изумительная, – пробормотала Марла. – Правда, мама? Совершенно изумительная. Я закрываю глаза и пытаюсь ее представить, но это очень трудно.
  
  – Да. Именно так. Совершенно изумительная.
  
  Марла посмотрела на отца и попросила:
  
  – Не подходи.
  
  Он замер.
  
  – Дорогая, положи, пожалуйста, нож. Доктор Стерджес даст тебе лекарство, и тебе станет легче.
  
  – Я тебе помогу, – кивнул доктор. – Позволь нам тебе помочь, Марла.
  
  – Меня упрячут в тюрьму. Посадят за решетку.
  
  – Нет-нет, моя милая, мы этого не допустим! – воскликнула Агнесса. – Наймем лучших адвокатов. Если Натали не справится, найдем другого.
  
  – Сделаем все, что нужно, дорогая, – подтвердил отец. – Чего бы это ни стоило.
  
  – Ничего не получится. – Марла поднесла лезвие к запястью и чиркнула по руке.
  
  – Нет! – Агнесса от ужаса закрыла ладонями рот.
  
  Джилл бросился вперед и схватил дочь за правую руку. Вырывать оружие не потребовалось – Марла не сопротивлялась, и нож звякнул о пол, чуть не угодив в ботинок отца.
  
  Марла уронила левую руку. Кровь, словно темно-красная краска, залила ладонь и капала с пальцев.
  
  Стерджес схватил висящее на ручке духовки кухонное полотенце и обернул вокруг запястья раненой. Джилл крепко держал. А Агнесса, так и не отняв рук от губ, стояла, не в силах пошевелиться, и с ужасом наблюдала за происходящим.
  
  – Набирай девятьсот одиннадцать! – крикнул ей Стерджес. – Вызывай «скорую»!
  
  Она кинулась к телефону, схватила трубку и набрала номер.
  
  Марла впервые после того, как у нее отобрали Мэтью, улыбнулась.
  Глава 23
  
  Дэвид
  
  Итан, должно быть, смотрел из окна спальни и видел, как я подъехал к дому на допотопном бабушкином «таурусе», потому что, когда я переступил порог, он уже ждал меня за дверью. Мать с отцом были на кухне, и он, не переживая, что его услышат, мог спокойно меня расспросить.
  
  – Ну как, взял их? Взял часы?
  
  Я без всяких эмоций покачал головой:
  
  – Нет.
  
  – Никого не оказалось дома?
  
  – Они дома были. Мать Карла поговорила с ним, и он ей ответил, что часов не брал.
  
  – Врет!
  
  – Ясное дело, – кивнул я.
  
  – Ты ей сказал, что он ее обманывает?
  
  – Давай-ка выйдем. – Я вывел его на веранду, усадил в белое плетеное кресло, сам сел в другое. – Все усложнилось.
  
  – Часы у него. Он врет.
  
  – Если бы я это сказал его матери, она бы мне все равно не поверила. Представь: кто-то сюда приходит и заявляет, что ты украл у него какую-то вещь. Ты все отрицаешь. В итоге я поверю тебе, а не ему.
  
  – Я не способен украсть, – не отступал Итан.
  
  – Так-то оно так, но часы ты взял без разрешения, – напомнил я.
  
  Сын на мгновение растерялся:
  
  – Это была не кража. Я собирался их вернуть.
  
  Я кивнул и положил ему руку на плечо.
  
  – Послушай, родители не хотят признавать, что их дети способны на нехорошие поступки. Я, естественно, защищаю тебя. Мать Карла – своего сына.
  
  – Ты говорил с Карлом?
  
  – Нет.
  
  – Почему?
  
  Еще до нашего разговора я решил не упоминать о дробовике Саманты Уортингтон.
  
  – Его мать предприняла все возможное, чтобы этого не случилось.
  
  Итан сник.
  
  – Как же теперь быть с дедой?
  
  – Тебе придется ему все рассказать.
  
  – Мне?
  
  Я кивнул:
  
  – Кому же еще?
  
  – А ты не можешь?
  
  Я покачал головой:
  
  – Не я взял часы. Я пытался спасти твою шкуру, приятель, но у меня не получилось. Придется тебе отдуваться самому.
  
  – Он нас не выставит из дома?
  
  – Не выставит. Пошли его искать.
  
  Мать стояла у стола и чистила картошку, стараясь не нагружать больную ногу.
  
  – Где папа? – спросил я.
  
  – Кажется, пошел в гараж, – ответила она. – Он весь день какой-то тихий. С утра был в норме, а потом как будто что-то пошло не так.
  
  – Не заболел? – забеспокоился я. – Сердце не беспокоит?
  
  Мать покачала головой:
  
  – Дело не в этом. Сначала я подумала, что он злится на меня за то, что я была такой идиоткой и грохнулась с лестницы. Но потом решила, что это как-то связано с Уолденом. Взялся невесть откуда. Позвонил твоему отцу, зазвал выпить кофе. Помнишь Уолдена?
  
  Я не помнил.
  
  – Твой отец когда-то помог ему устроиться в органы городского управления. Ты наверняка не забыл тот ужасный случай с Оливией Фишер.
  
  – Девушка, которую… – Итан стоял рядом, и я не закончил фразу. Девушка, которую зарезали у водопадов в парке. И хотя я вслух ничего не сказал, мать не сомневалась: я понял, о ком идет речь.
  
  – Та самая. Она была дочерью Уолдена. А недавно умерла его жена. Бедняга. Уолден все еще работает на город и хотел задать твоему отцу несколько вопросов о том, как была организована работа в его времена. Только не спрашивай, что они обсуждали. Не знаю и знать не хочу. – Она посмотрела на Итана: – Что с твоим лицом?
  
  – Ничего, – буркнул мальчик.
  
  – Хочешь печенья?
  
  – Спасибо, не хочу.
  
  – Пошли искать деду, – позвал я.
  
  Отец, как и предполагала мама, оказался в гараже. Гараж представлял собой отдельное здание позади дома и служил отцу второй мастерской. Зимой было трудно сохранить в нем тепло, и отец устроил себе место в подвале. Но в хорошую погоду подолгу здесь возился.
  
  Мы застали его у верстака. Отец сортировал винты и раскладывал в десятки маленьких пластмассовых ячеек в ящике стола. Уж в этом ему равных не было.
  
  – Привет, – поздоровался я.
  
  – Мм… – промычал он, едва сознавая наше присутствие.
  
  Итан послал мне тревожный взгляд, означавший «подходящее ли сейчас время?».
  
  – Папа, тебя можно на секунду?
  
  Он полуобернулся и посмотрел на нас. Не знаю, возможно ли такое, но он показался мне старше, чем за несколько часов до этого. Я сразу подумал о его сердце.
  
  – В чем дело? – спросил он.
  
  Я ткнул сына в плечо.
  
  – Мне надо тебе кое-что сказать, – начал тот. – Только обещай не сердиться.
  
  Отец с любопытством посмотрел на внука.
  
  – В одном я не сомневаюсь: мою машину ты не разбил. Потому что не достаешь до педалей. Поскольку хуже этого быть ничего не может – выкладывай.
  
  – Помнишь, я сегодня подрался с Карлом Уортингтоном?
  
  – Да.
  
  – Мы поссорились из-за часов твоего отца, которые ты держишь внизу в коробке вместе с другими вещами.
  
  – Дальше, – произнес отец.
  
  – Я типа оттуда их взял и отнес в школу, чтобы показать ребятам. А Карл отнял и не отдал. Ты меня прости, я понимаю, что не должен был так поступать, что надо было спросить твоего разрешения, а не тащить без спроса в класс. Я тебе за них заплачу.
  
  Глаза отца потеплели.
  
  – Так ты из-за этого подрался?
  
  – Хотел у него вырвать, но он не отдал. Папа за ними ездил, но Карл соврал – сказал, что часов не брал. – Мальчик перевел дыхание. – Я понимаю, ничего такого бы не случилось, если бы я не вынес их из дома.
  
  Отец несколько секунд молчал.
  
  – Они все равно неправильно ходили. Люди совершают гораздо худшие поступки, чем ты. – Он потрепал Итана по щеке, задержал на мгновение руку, затем вернулся к своим винтам.
  
  Мальчик был похож на заключенного камеры смертников, которого за две минуты до полуночи вызвал комендант. Я кивнул в сторону дома, давая понять, чтобы он оставил нас одних. Итан послушно удалился.
  
  – Все в порядке, папа? – спросил я.
  
  – Конечно. – Он так и остался стоять ко мне спиной.
  
  – Итан легко у тебя отделался.
  
  – Он славный парень. Проштрафился… – Отец помолчал. – Но с кем не бывает?
  
  – Мама сказала, ты встречался со старым приятелем, с которым раньше вместе работал.
  
  – Не совсем так, – поправил он. – Я дружил с его отцом, а не с ним.
  
  – Приятно было повидаться?
  
  Он пожал плечами и, не поворачиваясь, продолжал отделять изделия компании «Филипс» от изделий компании «Робертсонс».
  
  – И да, и нет. Я не поддерживаю отношений со своими прежними сослуживцами. Если встречаюсь на улице, здороваюсь, и все. Как с Тейт.
  
  Я понятия не имел, кто такой Тейт.
  
  – В моей жизни хватает событий, чтобы не жить прошлым, – продолжал отец. – Человеку не следует зацикливаться на том, что произошло давным-давно и что он не в силах теперь изменить.
  
  – Папа, о чем мы с тобой говорим? – спросил я.
  
  – Ни о чем. Абсолютно ни о чем.
  
  Повисло неловкое молчание. Но не оттого, что нам нечего было с ним обсудить. Марла и сын Розмари Гейнор. Я никак не мог выбросить из головы страшную картину: лежащую на полу убитую женщину. Изо всех сил старался прогнать, но она неизменно возвращалась. В то же время понимал: даже если удастся от нее избавиться, возникнет другая – направленный мне в лицо дробовик.
  
  Чтобы продолжить разговор, я решил сменить тему:
  
  – Мне сегодня предложили работу.
  
  Фраза заставила отца обернуться и посмотреть на меня.
  
  – Отличная новость, сынок. Великолепная.
  
  – Я еще не ответил «да». Если честно, мне вовсе не хочется соглашаться.
  
  Отец нахмурился:
  
  – Что за работа?
  
  – Помнишь Рэндала Финли?
  
  – Конечно. Славный малый.
  
  – Вот как? – Его ответ меня удивил.
  
  – Хорошим был мэром. Хочешь сказать, это он предложил тебе работу?
  
  – Да. Что-то вроде должности ответственного секретаря. Может быть, руководителя избирательной кампании. Хочет снова баллотироваться, но по горло занят в своей фирме по бутилированию воды. Предлагает организовывать ему рекламу, работать с прессой, такого рода дела.
  
  – Как насчет оплаты?
  
  – Тысяча в неделю.
  
  – О чем тут думать? Хорошие деньги.
  
  – Папа, он же говнюк.
  
  – Политик, – пожал плечами отец.
  
  – Помнишь историю с несовершеннолетней проституткой?
  
  Отец кивнул:
  
  – Он же не знал, что она несовершеннолетняя.
  
  Неужели это сказал мой отец?
  
  – А если бы ей было достаточно лет, все было бы нормально?
  
  Он опустил взгляд.
  
  – Я не это имел в виду. Надо делать различия. Вспомни Клинтона в девяностые. Вспомни нашего Спитцера несколько лет назад. Получив немного власти, они решили, что им все дозволено, а потом поняли, что это не так, и поумерили пыл. Люди учатся. Так разве нужно им запрещать работать на общество?
  
  Я промолчал.
  
  – Расскажу тебе одну историю. После того как мы с твоей матерью поженились, но до того, как мне предложили должность в городской администрации, я некоторое время был безработным. Застройщику из южной части города требовались люди. Я кое-что о нем знал. Знал, что он пьяница, колотит жену, бьет детей. Что полное дерьмо. Но у меня была жена, за которую я отвечал, нужны были деньги, чтобы платить за жилье. Я чувствовал себя ответственным и принял предложение. Удовольствия мне это не доставило, но обязанность перед женой я ставил выше гордости. Решил: соглашусь и буду подыскивать другую работу. И как только нашлось место в городской администрации, написал паршивцу заявление об уходе – и до свидания. В результате твоя мать не голодала и ни дня не провела без крыши над головой.
  
  – Я тебя услышал, – сказал я, проглотив застрявший в горле ком.
  
  – Да, Финли – подонок. Но я уверен, что он любит свой город. И не исключено, что Промис-Фоллс нуждается именно в таком мэре – человеке, который здесь все расшевелит.
  
  Я кивнул. Мы стояли с отцом друг против друга. Я обнял его и похлопал по спине.
  
  – Ты хороший человек, папа. – И почувствовал его ответное объятие.
  
  – Как сказать, – проворчал он.
  Глава 24
  
  Глорию Фенуик нисколько не бесило, что приходится работать в заброшенном парке развлечений. Во всяком случае, пока не наступал вечер.
  
  Она служила в корпорации, которая владела «Пятью вершинами» и еще несколькими такими же местами в стране, и за прошедшие годы ее несколько раз переводили то туда, то сюда. Это означало, что она попадала в парки, когда кончался сезон, школьники возвращались в классы, родители – к своей нудной работе, а ее посылали сворачивать деятельность.
  
  Ей было не привыкать ходить мимо застывших на каруселях лошадок без наездников. Она ни разу не смогла заставить себя прокатиться с американских горок, и то, что здешний суператтракцион застыл без движения, только успокаивало. Когда он действовал, Глория к нему не приближалась – чувствовала, как содрогается и трясется опорная конструкция. Боялась, что гондолы сойдут с направляющих и отправят на тот свет десятки людей.
  
  Вокруг ни души, застыли без движения электрические автомобильчики, которые так весело сталкивались друг с другом, на парковке ни одной машины. Это вполне устраивало Глорию. Днем.
  
  Ночь – совсем иная история. Ночью это место ее угнетало.
  
  Стемнело, но в административном корпусе она чувствовала себя вполне в безопасности. В «Пяти вершинах» у нее оставались горы дел – и это не игра словами, а реальное положение вещей. Несколько парков развлечений хотели приобрести здешние аттракционы. Итальянская компания предлагала не один миллион долларов за американские горки, которые можно было разобрать, переправить по морю в другую страну и снова смонтировать. К оборудованию парка проявляла интерес группа, восстанавливающая после урагана «Сэнди» джерсийское побережье. Представитель диснеевской империи запрашивал о временно уволенных работниках – их могли устроить в один из диснеевских парков.
  
  Фенуик должна была не только отвечать на предложения, но постоянно держать в курсе дел начальство. Все решения принимались наверху. Она же служила дорожным регулировщиком, перенаправляя по назначению бумаги. Плюс к этому решала много других задач, связанных с закрытием парка. Общалась с кредиторами. Был один судебный иск от дамы, потерявшей зубной протез во время спуска с американских горок. Если бы она требовала только протез, «Пять вершин» оплатил бы ей новый. Но она настаивала на компенсации за моральный ущерб.
  
  Идиотский мир, думала Фенуик.
  
  Она работала не всегда одна. Большую часть дня рядом находился помощник, но он уходил ровно в пять, независимо от того, закончены дела или нет. Еще начальство наняло охранное предприятие, чтобы не позволить хулиганам переломать оборудование и чтобы во внутренних помещениях аттракциона «Спуск на бревне» не селились бездомные. Обычно днем приходил Норм и делал три обхода территории: в девять, в три и последний в пять. Вечером его сменял Малкольм. Глория точно знала, что он осматривает парк в десять, потому что часто засиживалась до этого времени. Предполагалось, что потом он делает обходы в два, в четыре и в шесть утра.
  
  Глория думала, что в этот день она с Малкольмом не встретится, потому что надеялась выбраться из парка не позднее половины десятого.
  
  Она составляла список дел на следующий день, когда зазвонил ее мобильный телефон. Глория улыбнулась: вызывал Джейсон из головного офиса в сотнях миль от нее. Если он звонил так поздно, то явно не по работе.
  
  – Привет.
  
  – Что поделываешь?
  
  – Засиделась в кабинете.
  
  – Иди домой, ты слишком напрягаешься. – Пауза. – Кстати, если говорить, что у кого напрягается…
  
  – Прекрати. – Глория положила ручку и провела пальцами по волосам.
  
  – Приедешь на выходные?
  
  – Постараюсь. – Она снова взяла ручку и написала: «Позвонить адвокату потерявшей зубы». – Как насчет Дня поминовения? – До майского праздничного уик-энда оставалось меньше двух недель. – Приедешь сюда?
  
  – Конечно. Но я хочу увидеть тебя до этого. Очень сильно хочу.
  
  – Правда?
  
  – Представляю, как мы попробуем что-нибудь новенькое, – размечтался Джейсон.
  
  – Продолжай.
  
  – В глазах картина: ты на кровати, лежишь на спине…
  
  – А во что я одета? – осведомилась она, прибавив к списку дел: «Рассмотреть предложение по электромобилям».
  
  – Черные туфли-лодочки на высоком каблуке, – ответил Джейсон.
  
  – Отлично. Такие мне нравятся. В них я себя чувствую развратной. Но неудобно гулять.
  
  – Тебе не придется гулять.
  
  – Ладно. Я на спине в черных туфлях на высоких каблуках. Что дальше? Ты со мной? По твоему описанию я вполне могу обойтись без тебя. – Она поставила знак вопроса и подчеркнула фразу: «Надо ли сообщать начальству о Финли?»
  
  – Я с тобой, и мой член…
  
  На улице вспыхнул свет.
  
  – Сосредоточься на этой мысли. – Глория положила мобильный телефон на стол и подошла к окну. Свет был ровным, но каким-то образом перемещался. – Не может быть, – проговорила она.
  
  Свет падал на магазинчики подарков напротив административного здания из-за корпуса, в котором работала Глория, с того места, где было расположено большинство аттракционов. Обесточенных, ожидающих списания.
  
  Она вернулась к столу и сказала в трубку:
  
  – Я тебе перезвоню.
  
  – Что?
  
  Она разъединилась и позвонила в охранную компанию:
  
  – Это Глория из «Пяти вершин». Здесь что-то происходит. Пришлите кого-нибудь. Да, немедленно.
  
  Не выпуская из рук телефона, она покинула кабинет, спустилась по лестнице и оказалась на главной парковой аллее. Слева располагались входные ворота, убегающая направо аллея уводила в глубину парка. Угол здания остался позади – Глория не поверила тому, что открылось ее глазам.
  
  Колесо обозрения высотой с шестиэтажный дом ожило.
  
  Полностью освещенное, оно напоминало нависшее на фоне темного ночного неба вращающееся колесо рулетки. Сверкающий круг был похож на огненную шутиху, которые в детстве так любила Глория.
  
  – Не может быть, – повторила она, поворачивая к подножию аттракциона.
  
  Но ничего сверхъестественного в том, что она увидела, не было. Все аттракционы были по-прежнему подключены к источникам питания, чтобы их можно было продемонстрировать приезжающим в «Пять вершин» потенциальным покупателям.
  
  Огромное колесо вращалось почти бесшумно: в пустых кабинках не было пассажиров, и оттуда не слышалось ни смеха, ни визга.
  
  За исключением…
  
  Фенуик замерла, дожидаясь, когда колесо обозрения завершит полный оборот. Пригляделась – ей показалось, что в одной из кабинок, когда та проходила нижнюю точку, где больше всего света, она заметила человека. И не одного.
  
  Колесо сделало полный оборот, и Глория убедилась, что не ошиблась. Как будто трое в одной кабинке, а остальные пустые.
  
  «Чертова ребятня, – подумала она. – Шныряют здесь, поняли, как включить аттракцион, и решили порезвиться. Вот только, кроме тех троих, должен быть кто-то еще, кто сможет остановить колесо. Не крутиться же им до бесконечности».
  
  Пока Глория подходила, колесо совершило новый оборот. Она разглядела нанесенные на борта кабинок номера: 19… 20… 21… 22…
  
  Вот двадцать третья кабинка, и в ней трое сидящих в ряд.
  
  – Эй, вы там! – крикнула Глория. – Какого черта?!
  
  Кабинка проплыла мимо, и Фенуик заметила, что ни один из троих не двигается. И ей показалось, что вся троица без одежды.
  
  Она подошла к пульту управления. Ей не приходилось работать оператором, но случалось часто находиться рядом, и она представляла, что нужно делать. Взялась за ручку контроллера и, снижая подачу напряжения, стала замедлять вращение колеса. Вытягивая шею, следила за двадцать третьей кабинкой, надеясь остановить ее напротив посадочной платформы.
  
  И почти справилась. Однако все же остановила колесо, когда кабинка была фута на три выше безопасного уровня высадки людей.
  
  Но это не имело значения. Потому что в ней сидели не люди. В ней находились манекены. Все женские, все неодетые, ничем не декорированные. Почти.
  
  Глория Фенуик оглянулась и вдруг очень сильно испугалась.
  
  На каждой из бессловесных посетительниц парка развлечений были яркой красной краской выведены слова:
  
   «ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ!»
  
  Глава 25
  
  Биллу Гейнору пришлось вызывать людей из компании, которая оказывала услуги по уборке мест преступлений. Детектив по фамилии Дакуэрт дал название фирмы. Не местной. В Промис-Фоллс такие события случались нечасто, чтобы оправдать существование организации, зарабатывающей на узкой категории клиентов. А в Олбани такая фирма была, и, как только ближе к вечеру эксперты закончили свои дела и ушли, оттуда прислали специалистов.
  
  Они прекрасно справились с задачей на кухне – начисто отмыли всю кровь. Другое дело ковры на лестнице и в коридоре второго этажа. Билл Гейнор оставил кровавые следы по всему дому, когда бросился искать Мэтью. Уборщики вывели некоторые пятна, но посоветовали заменить испорченные ковры. Полностью очистить светло-серое ковровое покрытие оказалось невозможно.
  
  Разумеется, он так и поступит, а затем выставит дом на продажу. Не сможет здесь жить и растить сына.
  
  Гейнору не приходило в голову, что за уборку нужно заплатить. Но старший бригады, не моргнув глазом, протянул ему счет.
  
  – Мы принимаем карты Visa, – сказал он. – Советую обратиться в вашу страховую компанию. Возможно, она согласится компенсировать расходы.
  
  – Я сам работаю в страховой компании, – промолвил Гейнор.
  
  – Отлично. Как говорится, вам и карты в руки.
  
  «Столько надо всего сделать», – подумал Гейнор. Но он не знал, за что взяться. Как он сообщил детективу, ни у него, ни у Розмари не было близких родственников. Ни братьев, ни сестер, ни родителей. Сказать по правде, друзьями они тоже не могли похвастаться. У него, конечно, был врач, а у жены и того не было. Она любила разговаривать с Саритой и, наверное, считала ее своей подругой. Но сам Гейнор думал, что с прислугой дружить нельзя.
  
  Единственное, что им принадлежало, – их сын Мэтью.
  
  В голове роились бессвязные мысли – вопросы, образы. Где сегодня ложиться спать? Неужели в той большой пустой кровати? Как поступить с зубной щеткой Розмари? Выкинуть? Почему ее убили на кухне? Почему не в гараже? Или не в подвале? Возможно, он бы остался в доме, если бы жену убили не там, где он проводил столько времени.
  
  Но как обойтись без кухни? И как, каждый раз заходя на кухню, не представлять распростертое на полу тело убитой жены?
  
  – Нет, все мосты сожжены.
  
  Билл поднялся в свой кабинет часа два назад, после того как уложил сына спать в кроватку. Сообщил своим работодателям о том, что случилось в его семье, и через час ему позвонил президент компании Бен Корбет. Выразил соболезнования и сказал, что Билл может не появляться на работе, сколько ему требуется.
  
  Добавил, что в компании работают штатные следователи. И если нужно, он пришлет человека. Мол, в таком городке, как ваш, полицейские собственных задниц найти не способны.
  
  – А я там знаю одного малого, его зовут Уивер. Кэл Уивер. Когда-то был копом, но теперь сам по себе. На какое-то время переезжал в Ниагару, но, насколько мне известно, вернулся обратно.
  
  – В этом нет необходимости, мистер Корбет, но все равно спасибо, – ответил Гейнор. – У полиции есть подозреваемая. Свихнувшаяся женщина, которая уже совершала нечто подобное.
  
  – Убивала людей?
  
  – Нет. Но из того, что сказал детектив – он мне недавно звонил, – я понял, что она в недалеком прошлом пыталась выкрасть из больницы младенца. Полное безумие.
  
  – Предложение остается в силе. Если что-нибудь потребуется, звоните. – Секундное молчание. – И вот что, Билл…
  
  – Да?
  
  – Надо вам сказать следующее…
  
  – Слушаю.
  
  – Как бы я ни хотел ускорить дело со страховкой вашей жены, все же предпочел бы, чтобы у меня были развязаны руки и все шло своим чередом.
  
  – Разумеется, мистер Корбет. Я понимаю.
  
  – Особенно учитывая, что выплаты по делу вашей жены… Мне неудобно обсуждать в такое время с вами этот вопрос, поэтому надеюсь, что вы меня простите…
  
  – Все в порядке, – пробормотал Билл.
  
  – Как мне сообщили – выплаты по страховому случаю вашей жены составляют миллион долларов. Поэтому компания отнесется к этому делу с повышенным вниманием. Но вы сказали, что у полиции есть обоснованная версия того, что случилось.
  
  – Насколько мне известно, да.
  
  – Тогда все в порядке. Я с вами. Будьте на связи.
  
  Гейнор разъединился, тяжело вздохнул и приложил ладонь к груди. Сердце гулко билось.
  
  Ему требовалось выпить.
  
  Он подошел к бару, налил виски и постарался взять себя в руки, чтобы отправить эсэмэски всем клиентам, с кем назначил встречи на следующую неделю. Семейные обстоятельства, писал он, присовокупляя извинения. И сообщал фамилию помощника, который мог оказать им содействие.
  
  Билл тупо смотрел в свой почтовый ящик, когда услышал, как в соседней комнате завозился Мэтью. Если ребенок просыпается, значит проголодался.
  
  Он вышел в коридор и спустился по лестнице, стараясь не наступать на слегка обесцвеченные свои же, оставленные ранее следы. Войдя на кухню, заставил себя не смотреть на то место, где обнаружил Розмари. Заглянул в холодильник. Жена готовила детскую смесь на два дня, и он увидел там четыре бутылочки. Подогрел одну, размышляя, что будет делать, когда израсходует остальные три. Этими вещами он никогда не занимался. Понятия не имел, как готовят питание для детей.
  
  Предстояло очень многому научиться. И как можно быстрее.
  
  Господи, куда подевалась Сарита, когда она так ему нужна?
  
  У Билла были на этот счет соображения. Возникло ощущение, что он больше никогда ее не увидит. Полиция может искать Сариту, сколько ей угодно. Флаг им в руки.
  
  Ему же необходимо как можно скорее найти ей замену. До того, как он вернется на работу. Человека, который будет приходить к нему в дом или к которому он станет завозить по утрам Мэтью.
  
  Все это предстоит решить.
  
  И похороны! О похоронах он даже не начинал думать.
  
  Билл взял бутылочку с подогретым питанием и поднялся в комнату сына. Мэтью самостоятельно встал и держался за сетку кроватки. Очень скоро мальчишка начнет ходить.
  
  – Привет, малыш, – улыбнулся он.
  
  Билл вынул сына из кроватки и, держа на одной руке, другой поднес бутылочку с питанием. Мэтью ухватился за нее и потянул резиновый сосок в рот.
  
  – Ешь, ешь, – подбодрил его отец.
  
  Как объяснить ребенку, что его мать больше не вернется домой? Какие найти слова?
  
  – Все будет хорошо, – сказал он. – Мы с тобой справимся.
  
  Снизу донесся дверной звонок. «Полиция, – подумал Гейнор. – Наверное, пришли сообщить, что выдвинули обвинение против той ненормальной женщины». Хотел положить ребенка в кроватку, но не решился оставить одного, пока тот сосет из бутылочки.
  
  Спустился, держа сына на руках, и открыл входную дверь. За порогом стоял мужчина, но Гейнор увидел, что он не из полицейского управления.
  
  – Билл, прими мои соболезнования, – сказал мужчина. – Извини, что не пришел раньше. Жуткий день.
  
  – Привет, Джек, – поздоровался Гейнор.
  
  – Можно мне войти?
  
  – Да-да, конечно.
  
  Джек Стерджес вошел в дом, и Гейнор закрыл за ним дверь.
  
  – Если хочешь что-нибудь выпить, иди на кухню, возьми сам. Меня туда не затащишь. Еле себя заставил войти, чтобы взять питание для Мэтью.
  
  – Не беспокойся, – кивнул доктор. – Я заглянул, чтобы просто проверить, что с тобой и ребенком все в порядке.
  
  – С Мэтью… все нормально. А я ломаю голову, что должен сделать в первую очередь. Не представляю, с чего начать. Приоритет, конечно, Мэтью. Но я полный профан в этом деле. Понятия не имею, как разводить детское питание. Этим занимались Роз и Сарита. С начальством я переговорил, с клиентами тоже, вызвал сюда людей… Оказывается, есть фирмы, которые занимаются только тем, что убираются после… Боже, не знаю, выдержу ли я.
  
  – Крепись. Ты должен выдержать. И совершенно прав в том, что самое главное – это Мэтью.
  
  Гейнор посмотрел мутными глазами на Джека.
  
  – Ты всегда был рядом. Каждый шаг нашей жизни. Роз была тебе очень благодарна за все, что ты для нас сделал.
  
  Доктор положил руку Биллу на плечо.
  
  – Вы заслужили счастье. Я думал, что вы его нашли. То, что случилось, великая несправедливость.
  
  – Когда я услышал звонок, то решил, что пришли из полиции. Сказать, что выдвинули обвинение против той женщины.
  
  – Что ж, могло быть и так, – кивнул Джек.
  
  – В новостях сообщают?
  
  – Постоянно.
  
  – Мне недавно звонил детектив и сказал: у них есть сведения, что эта женщина уже пыталась выкрасть из больницы младенца. Не сомневаюсь, на этот раз ей не поздоровится.
  
  – До этого может не дойти, – проговорил Стерджес.
  
  – Ты о чем?
  
  – Она в больнице. Пыталась совершить самоубийство.
  
  У Билла отвисла челюсть.
  
  – Ты шутишь?
  
  Стерджес покачал головой:
  
  – Но ей не удалось.
  
  – Понимаю, жестоко так говорить, – начал Гейнор, – но, может, было бы лучше, если бы удалось?
  
  – Не знаю, что на это ответить, Билл.
  
  – Я вот о чем: если бы эта женщина умерла, не было бы суда, и полиция не настаивала бы на вскрытии Роз. Ее не стали бы резать и выворачивать наизнанку. Мне невыносимо об этом думать. Но даже если Марла Пикенс не умрет и суд состоится, всем же очевидно, что послужило причиной смерти моей жены. Достаточно было взглянуть на нее, когда она лежала на полу, и все становилось ясно. Какого черта ее снова кромсать, если никто не сомневается, как все случилось?
  
  – Билл, сочувствую, но думаю, что вскрытие уже провели. Обычная процедура даже в тех случаях, когда причина смерти не вызывает сомнений.
  
  Мэтью наелся и оттолкнул бутылочку. Гейнор отдал ее доктору, приподняв ребенка, положил головку сына себе на плечо и легонько похлопал по спине. Когда Билл заговорил, его голос звучал не громче шепота, словно он думал, что мальчик настолько вырос, что понимает смысл слов:
  
  – Меня это очень тревожит.
  
  – Вскрытие?
  
  Гейнор кивнул:
  
  – Что там обнаружится? Что они сумеют найти?
  
  Джек внимательно на него посмотрел.
  
  – В этом смысле тебе не о чем тревожиться.
  
  – Но если выяснится…
  
  Стерджес предостерегающе поднял руку.
  
  – Билл, кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. Ты преувеличиваешь. Сам же сказал, что причина смерти Розмари очевидна. С какой стати кому-то понадобится так глубоко копать, если все совершенно очевидно? Не вижу никаких причин.
  
  – Не видишь? – переспросил Гейнор, продолжая похлопывать Мэтью по спине.
  
  – Нет. Ты беспокоишься о малыше, это понятно…
  
  – Когда мне ее отдадут? Мне надо организовывать похороны.
  
  – Давай-ка я об этом позабочусь, – предложил Джек Стерджес.
  
  Мэтью рыгнул.
  
  – Молодец, малыш! – похвалил его доктор.
  Глава 26
  
  Дэвид
  
  Когда зазвонил телефон, мы доедали десерт. Сидели с Итаном и отцом за столом, приканчивали шоколадное мороженое, а мать стояла у раковины и мыла обеденные тарелки. Мы с отцом твердили, чтобы она села, не проводила все время на ногах, но она не слушала. Когда раздался звонок, она находилась рядом и сняла трубку.
  
  Держала ее у уха, и я видел, как сходит краска с ее лица.
  
  – О’кей, Джилл. – Теперь мы знали, кто нам позвонил и о чем примерно речь. – Держи нас в курсе. – Она медленно повесила трубку.
  
  – Что там? – спросил отец.
  
  Мать покосилась на Итана, как я догадался, сомневаясь, стоит ли обсуждать эту тему при нем. Но от него скрывать было нечего – до обеда он спросил меня, что происходит с моей двоюродной сестрой Марлой, и я ему все объяснил. Без живописных деталей того, что увидел на кухне. Итан был в курсе, что Марла попала в беду и что полиция, возможно, рассматривает ее как главную подозреваемую в убийстве женщины, с сыном которой я застал ее дома.
  
  Хотя Итан ничего подобного не сказал, мне показалось, он обрадовался, что его неприятности с карманными часами отошли на второй план.
  
  – Все нормально, – успокоил я мать. – Я рассказал Итану, как обстоят дела.
  
  Она перевела дыхание и выпалила:
  
  – Марла в больнице.
  
  – Что с ней приключилось? – спросил я.
  
  – Агнесса и Джилл привезли ее к себе домой – в свой дом ей возвращаться пока нельзя. На секунду оставили на кухне одну… и вот…
  
  – Не может быть!
  
  Мать кивнула.
  
  – Что? Что с ней? – заволновался Итан.
  
  Я посмотрел на сына.
  
  – Марла пыталась себя убить. Я правильно понял, мама? Это случилось?
  
  Она опять кивнула:
  
  – Мне надо присесть.
  
  Я поспешно вскочил со стула, пододвинул ей другой и, когда она устроилась, снова сел.
  
  – Как? – Глаза Итана округлились. – Ножом? Зарезалась? Засунула голову в духовку и включила газ? Я видел по телевизору! – Он с тем же успехом мог спросить, почему летают птицы. Чистейшее любопытство.
  
  – Господи, Итан, – возмутился отец. – Какие ужасы ты спрашиваешь. – Он перевел взгляд на жену. – Так что же она с собой учинила?
  
  – Порезала запястье, – устало ответила мать.
  
  – Оттуда может вытечь вся кровь, – прокомментировал Итан, словно нам это было невдомек.
  
  – Знаешь что, парень? – Я к нему повернулся: – Иди, займись чем-нибудь полезным.
  
  Сын вытер салфеткой губы и бросил ее на стол.
  
  – Ладно. – Понимал, что показывать характер не время. Когда он ушел в свою комнату, мама, далеко не в первый раз в этот день, спросила:
  
  – Что же нам делать?
  
  – Ничего мы не можем сделать, – бросил отец. – Хотя ее поступок наводит на нехорошие мысли: а что, если это действительно сделала она? И какого дьявола ей понадобилось пытаться свести счеты с жизнью?
  
  – Ты! – Мать подняла голову. – Ты ей должен помочь!
  
  – Что же ты хочешь, чтобы я сделал, мама?
  
  – Не тебе об этом спрашивать! Чем ты занимался, когда работал в газете? Задавал вопросы, выяснял обстоятельства. Не желаешь потрудиться ради собственной двоюродной сестры, если тебе за это не заплатят?
  
  – Это удар ниже пояса, мама.
  
  – Плевать. Марла наша родственница.
  
  – Ты хочешь, чтобы я приставал к людям с расспросами? А что, если выяснится, что Марла на самом деле выкинула этот трюк? Что тогда?
  
  Мать на секунду задумалась.
  
  – Тогда попробуешь доказать, что на это у нее были веские причины.
  
  – Прости! Веские причины, чтобы зарезать человека?
  
  – Я не это имела в виду. Что у нее помутился рассудок. Что она не может отвечать за свои поступки. Это в том случае, если она виновата, хотя я в это не верю – Марла всегда была хорошей девочкой. Пусть она не похожа на нас, но она не злая. Ни на что подобное не способна. Если только у нее не вовсе поехала крыша.
  
  – Мама, честно говоря…
  
  – Кроме того, если бы не она, ты бы не сидел здесь сейчас.
  
  Я промолчал.
  
  – Она же тебя спасла, – добавил отец.
  
  Я недоуменно на него посмотрел:
  
  – Ты о чем?
  
  – Не у одной у меня короткая память, – заметила мать. – Забыл, что случилось тем летом, когда ты гостил в хижине у Марлы?
  
  Марла тоже на что-то намекала, когда мы сидели в машине.
  
  – Постойте, – вспомнил я. – Так вы о плоте? – В то время Пикенсы построили деревянную платформу размером примерно шесть на шесть футов, которая держалась на воде на запечатанных пустых бензиновых бочках. Ее поставили на якорь в ста футах от берега. Мы плавали к ней и ныряли с нее в воду.
  
  – Тебе запрещалось плавать туда одному, – продолжала мать. – И особенно с него нырять. Твердили, что рано или поздно ты стукнешься головой о край.
  
  – Что в конце концов и случилось, – кивнул я, припоминая происшествие.
  
  – Ты тогда вырубился, – добавил отец. – Перекувыркнулся и, долбанувшись башкой о край, ушел под воду без сознания.
  
  – А Марла меня заметила. – Прошлое все яснее всплывало у меня в памяти.
  
  – Она сидела на пристани, болтала ногами в воде и таращилась на тебя. Ты ей очень нравился, – говорила мать. – Видела, как ты стукнулся о бревно и камнем пошел на дно. Вскочила и побежала к хижине, вопя во всю глотку. Мы с Агнессой в тот момент сидели на кухне и играли в карты. Агнесса выскочила из дома так, словно ею выстрелили из пушки. Бросилась в лодку и подплыла к тебе.
  
  – Вот этого я уже не помню, – признался я. – Только помню, как мне потом об этом рассказывали.
  
  – Ты целый день не приходил в себя. Оставался без памяти, – объяснил отец. – Агнесса спасла тебе жизнь. Но если бы не Марла, у нее не было бы ни малейшего шанса.
  
  – Подумай об этом, – сказала мать. – Тем более что тебе все равно сейчас нечего делать. Так займись хоть чем-то полезным. – Спохватившись, она приложила ладонь к губам, а затем коснулась моей щеки. – Прости, я сказала жуткую вещь.
  
  – И не совсем правду, – добавил отец. – Сегодня нашему мальчику сделали деловое предложение.
  
  В сорок лет все еще «мальчик». Все еще тот мальчик, который прыгнул с плота и чуть не погиб.
  
  – Правда? Какое?
  
  Я пожал плечами.
  
  – Стоит ли говорить? Надо все хорошенько обдумать.
  
  – Рэндал Финли предложил ему работу в качестве своей правой руки. Как тебе нравится?
  
  На лице матери появилось почти такое же потрясенное выражение, как в тот момент, когда она выслушивала новости о Марле.
  
  – Финли? Этот придурок? Предложил Дэвиду работу?
  
  – Чем тебе не нравится Финли? – парировал отец. – Хороший человек.
  
  – Что ему нужно от Дэвида? – спросила у него мать.
  
  – Вы про меня не забыли? – поинтересовался я.
  
  – Чтобы он помог ему снова побороться за кресло мэра. Готов поспорить, с помощью Дэвида он сумеет его занять.
  
  Мать в упор посмотрела на меня.
  
  – Я тебе запрещаю!
  
  – Я еще не дал ответа, – успокоил я ее.
  
  – Предлагает тысячу долларов в неделю, – не унимался отец.
  
  – Да хоть бы сто тысяч, – буркнула мать. А я себе признался, что за сто тысяч согласился бы пиарить даже талибов.
  
  В дверь постучали. Мать сделала движение отлепиться от стола, но отец ее опередил. Когда он ушел с кухни, она повернулась ко мне:
  
  – Ты же не серьезно?
  
  – Это временное подспорье, пока не подвернется что-нибудь получше. Я не поклонник этого типа, но он обещает платить.
  
  Мать коснулась моей руки и закрыла глаза.
  
  – Делай как считаешь нужным. У меня нет сил бороться – со всех сторон одни неприятности. Но я хочу, чтобы ты помог Марле. Обещаешь?
  
  – Хорошо, только не знаю как. Не имею представления. Ладно, поспрашиваю там-сям, может, нарою что-нибудь полезное. – Я глуповато улыбнулся. – Не представляю, как этот плот мог вылететь у меня из головы.
  
  – Мы тебя чуть не потеряли. – Мать шмыгнула носом. – Так и вижу, как малютка Марла врывается в дом почти не в себе и кричит: «Дэвид, Дэвид утонул!» Никогда не забуду! – Она смахнула пальцем слезу, прежде чем та успела скатиться по щеке.
  
  – Это к тебе. – Отец с порога посмотрел на меня.
  
  – Кто?
  
  – Она не сообщила. Спросила тебя, и все. Я пригласил ее в дом, но она сказала, что подождет на улице. – Его брови на дюйм приподнялись. – На вид привлекательная.
  
  – Кто это, Дэвид? – расцвела мать.
  
  – Понятия не имею, – ответил я. – Но пока сижу здесь с вами, не узнаю.
  
  Открыв входную дверь, я никого на крыльце не обнаружил. Женщина стояла у подножия ступенек и, сложив руки на груди, смотрела в сторону улицы. В тусклом свете у входа я не сразу разобрал, кто она.
  
  – Вы ко мне?
  
  – Привет. – Она обернулась. Это была Саманта Уортингтон.
  
  – Привет, – ответил я. – Вы без оружия?
  
  Она засунула руку в карман джинсов, а когда вынула, я заметил, что в ее кулаке что-то зажато. Я сразу догадался, что именно. Саманта шагнула ко мне. На ладони вытянутой руки лежали часы.
  
  – Это, видимо, ваши. Или вашего парня. Не знаю. Только уверена, что не Карла.
  
  Я подставил ладонь, принимая часы, и мы слегка коснулись пальцами. Она сделала шаг назад и провела рукой по волосам, убирая с глаз мешающую прядь.
  
  – Прошу прощения.
  
  – Все нормально, – ответил я.
  
  – Не только за часы.
  
  – За то, что метили мне в лоб из дробовика?
  
  – Да.
  
  Саманта вымученно улыбнулась.
  
  – Надеюсь, чистые трусы у вас нашлись?
  
  – Нашлись.
  
  – Я затеяла стирку, взяла джинсы Карла и почувствовала, что они тяжелее, чем обычно. Залезла в карман, и там оказались часы. – Она покачала головой. – Если уж взялся мне врать, мог бы спрятать получше.
  
  – Согласен: его будущее в роли профессионального преступника представляется мне сомнительным, – кивнул я.
  
  Саманта показала вдоль улицы, где стоял маленький «хёндай».
  
  – Мы приехали, чтобы он извинился перед вашим сыном.
  
  Я приоткрыл дверь и позвал:
  
  – Итан! На выход!
  
  Почти тут же на лестнице послышался топот, и он появился в коридоре.
  
  – Что?
  
  Саманта махнула рукой, и из машины вылез черноволосый парнишка в возрасте Итана.
  
  Сын посмотрел на него, затем на меня. Я вложил ему в руку часы.
  
  – Через минуту отдашь деду. – Он взглянул на них с таким ошарашенным видом, словно только что выиграл в лотерею. – Это мама Карла.
  
  – Здравствуйте. – Сын скосил глаза на подходившего одноклассника. Тот остановился рядом с матерью.
  
  – Ты знаешь, что должен сделать, – сказала она.
  
  – Извини, что взял твои часы. – Карл больше смотрел в землю, чем на Итана.
  
  – А ты извини, что полез на тебя с кулаками.
  
  – Да ладно, – пожал плечами Карл.
  
  Возникла неловкая пауза.
  
  – Тебе нравятся поезда? – спросил наконец Итан.
  
  – Что?
  
  – У деды есть в подвале железная дорога. Хочешь посмотреть?
  
  На лице Карла ничего не отразилось. Он поднял взгляд на мать.
  
  – Ну, почему бы и нет?
  
  Мальчики скрылись в доме.
  
  – Решили проблему быстрее, чем на Ближнем Востоке.
  
  Я спустился по ступеням к Саманте.
  
  – Он, в сущности, неплохой парень. – В ее голосе появились защитные нотки. – Просто иногда… ведет себя как его отец. Задирается, и это меня вовсе не радует. А так, уверяю вас, ничего. Хотя бывают дни, когда в этом начинаешь сомневаться.
  
  – Все знакомо.
  
  – Но он, если хотите, моя опора. Мы живем друг для друга. Наверное, поэтому, когда вы сказали про часы, я встала за него горой. – Она развела руками. – А теперь что мне делать? Стоя здесь, я чувствую себя идиоткой. План был такой: Карл извиняется перед вашим сыном, и мы отбываем. Но он пошел с Итаном.
  
  – Хотите кофе? – спросил я. – Заходите. Будем рады.
  
  Саманта окинула взглядом дом.
  
  – Хорошее жилье. Не сравнить с моей дырой.
  
  – Ваше жилье не дыра, – возразил я. – Кроме того, это дом не мой, а моих родителей.
  
  – Когда Итан сказал про дедовы поезда, я решила, что они достались в наследство или что-то в этом роде.
  
  – Нет. Отец построил в подвале для внука небольшой макет. Во всяком случае, он говорит, что для внука.
  
  – Когда я искала адрес по фамилии Харвуд, этот оказался единственным. Здорово, что вы живете все вместе: и вы, и ваша жена, и сын.
  
  – Мы живем здесь только с Итаном.
  
  – О, разведены?
  
  – Нет. – Я покачал головой. – Жена умерла несколько лет назад.
  
  Саманта быстро кивнула:
  
  – Извините. Не знала. Очень жаль. Как я понимаю, мы оба в одиночку растим сыновей.
  
  Хотелось ли мне узнать, почему она воспитывает Карла одна? Точный ответ – «да». Мне стало любопытно. Но я не был уверен, что об этом удобно спрашивать. Скорее всего нет. Я был ей признателен за то, что она вернула карманные часы. И с ее стороны было любезно извиниться за то, что она до смерти меня напугала. Но что дальше? Как только Итан покажет Карлу железную дорогу, Саманта Уортингтон с сыном отбудут восвояси. Поэтому я ограничился замечанием:
  
  – Непростая задача.
  
  – Еще бы. Особенно когда твой бывший в тюрьме, а его предки спят и видят взять внука под опеку.
  
  Вот оно что. Нет нужды спрашивать. Хотя теперь у меня появилось еще больше вопросов. Прежде чем я успел выбрать один из всех, что роились в голове, она поинтересовалась:
  
  – Чем вы занимаетесь?
  
  – Последние лет пятнадцать работал в газетах. Сначала в «Стандард», затем перешел в бостонскую «Глоб». Решил вернуться обратно в «Стандард», и в первый день моей службы мне объявили, что газету закрывают.
  
  – Ого, ну и непруха, – прокомментировала Саманта. – А я и не знала, что «Стандард» прикрыли.
  
  – Несколько недель назад.
  
  Она пожала плечами:
  
  – Я не читаю газет. Интересуюсь книгами. Насмотрелась в своей жизни всякого дерьма. Нет желания читать про помойку у других. По мне лучше уйти с головой в хороший роман, где все выдумано. И не обязательно со счастливым концом. Я не против, если беда случается с хорошими людьми, когда это вымысел. Ох, что-то я разболталась. Так почему вы живете с родителями? Потому что лишились работы?
  
  – Скоро переедем. У меня кое-что наклевывается.
  
  Почему я так сказал? Уже принял решение по поводу предложения Финли? Или сорвалось с языка под влиянием момента, чтобы не было стыдно за свое положение?
  
  – Замечательно. Примите мои поздравления.
  
  – Спасибо. А вы?
  
  – Мм?
  
  – Вы чем занимаетесь?
  
  – Работаю в прачечной самообслуживания. Полный кайф. Чищу стиральные машины, разгружаю монетоприемники, слежу, чтобы в дозаторах не кончалось моющее средство.
  
  – Что ж, интересно.
  
  – Издеваетесь? Что ни день, я готова себя убить.
  
  – Извините. Мой регулятор острот на ремонте.
  
  – Да, починить бы неплохо. Разве найдется человек, кому понравится работать в прачечной? Единственное преимущество – я сама по себе. Если народу немного, можно почитать. Если нужно что-то сделать, удается свалить. Вот звонят из школы посреди дня, говорят, Карла за драку на день исключили, – она подняла к небу глаза, – могу поехать его забрать.
  
  Карл показался мне слишком самостоятельным, чтобы сопровождать его в школу и домой. Саманта как будто прочитала мои мысли.
  
  – Если я не буду за ним присматривать, его умыкнут.
  
  – Кто?
  
  – Брэндоны. Предки моего бывшего. Или его дружки. Или их дружки. У его родителей денежки водятся, а его дружки вроде Эдда настолько тупоумные, что в самом деле считают, что увести у меня парня – это будет круто. Родня моего бывшего меня всегда ненавидела. И с тех пор, как я переехала из Бостона сюда, теплых чувств у них ко мне не прибавилось. Как только Брэна посадили за его налеты, я сделала оттуда ноги.
  
  – Налеты?
  
  – Он грабил банки, – небрежно объяснила она. – Участвовал в вооруженных нападениях. В течение десяти лет не имеет права на условно-досрочное освобождение. А виноватой они считают меня. Словно не мой бывший, а кто-то другой набивал деньгами багажник машины.
  
  Да, у этой женщины не меньше проблем, чем у «Стандард» было опечаток.
  
  – И когда я постучал в вашу дверь, вы решили, что это кто-то от него?
  
  – Да, – кивнула Саманта. – Но вас бы я не застрелила.
  
  – Почему?
  
  – У вас красивые глаза.
  Глава 27
  
  Уолден Фишер ехал через деловую часть Промис-Фоллс вскоре после девяти, и вдруг ему показалось, что он заметил припаркованный у тротуара старый ржавый мини-вэн Виктора Руни.
  
  Стоял он не очень аккуратно: въехал в парковочную ячейку носом вперед, а корма на добрых три дюйма выдавалась на проезжую часть. Машина находилась в половине квартала от «Найтс», одного из центральных городских баров.
  
  Уолден не сомневался, что именно там обнаружит Виктора, если ему вздумается его искать. Он отпустил педаль газа своей «хонды-одиссей» и устроил быстрый спор с самим собой, как поступить.
  
  Обнаружил свободное место в следующем квартале, остановился на уровне последней в ряду машины и по всем правилам подал задом в ячейку. К «Найтс» пришлось возвращаться почти два квартала. Уолден вошел внутрь.
  
  «Найтс» как две капли воды напоминал любой американский бар. Из колонок гремел рок, но не так громко, как в ночных клубах. Посетители могли разговаривать, не надрывая связок. Мягкий свет от ламп с цветными абажурами, бильярд в глубине зала, за столиками расселись парни, которые, видимо, только что закончили вместе играть за какую-то команду в каком-то виде спорта за какой-то район. За стойкой несколько человек смотрят бейсбольный матч по висящему на стене над баром плоскому телевизору.
  
  В дальнем конце стойки сидел в одиночестве Виктор и, бессмысленно уставившись на экран телевизора, сжимал в руке бутылку «Олд Милуоки». И этот человек чуть не стал зятем Уолдена.
  
  Фишер опустился на стоящий рядом с ним стул.
  
  – Привет, Виктор.
  
  Руни посмотрел на него и пару раз моргнул, фокусируя взгляд.
  
  – Господи, мистер Фишер, здравствуйте.
  
  – Привет. Заметил на улице твою машину и подумал, дай зайду, поздороваюсь.
  
  – Рад вас видеть. – Несостоявшийся зять, словно чокаясь, поднял бутылку. – Хотите пива?
  
  К ним подошел бармен, сухой, как тростинка, пожилой человек. Уолден посмотрел на него и сказал:
  
  – Кока-колы.
  
  Бармен кивнул и удалился.
  
  – Уверены, что не хотите пива? – спросил Виктор. По тому, как звучал его голос, Уолден подумал, что Руни уже успел пропустить несколько бутылок. А если учесть, как поставил на стоянке машину, – еще несколько раньше.
  
  – Уверен. Чем перебиваешься?
  
  Виктор пожал плечами:
  
  – То тем, то этим. Случайной работой. Строительством. А сейчас вроде как в простое.
  
  – Наслышан, что твои пути с пожарной охраной разошлись.
  
  – Да, ну, в общем, это не совсем для меня. Уж слишком там по-мужицки грубое окружение. Я попробовал, но почувствовал себя не на месте. Все эти горячие фанаты не для меня.
  
  – Еще бы.
  
  – Пошли все подальше. Как-нибудь перебьюсь.
  
  – Но если что-нибудь понадобится, звони.
  
  – Очень любезно с вашей стороны, мистер Фишер. Я оценил. В самом деле. Но то, что мне нужно, ни вы, ни кто-либо другой мне не даст.
  
  – И что же это такое?
  
  – Мне нужен человек, который помог бы мне собраться. – Он сделал жест, будто что-то лепит руками. – Скажете, смешно? Что я расклеился? Что больше ничего собой не представляю? Спектакль? Прав был старина Уилл Шекспир: мир сцена, и мы на ней актеры. Как-то так. Мы вовлечены в трагедию без финала. Согласны, мистер Фишер?
  
  – Я думаю, ты выпил лишнего, Виктор.
  
  – Вы правы. Но в мои планы на вечер не входит пробежка трусцой. Я не понимаю, как вы-то с этим справляетесь.
  
  – С чем?
  
  – Встаете с Бет по утрам, занимаетесь делами…
  
  – Бет недавно умерла, – сказал Уолден.
  
  – Черт возьми! – Виктор тряхнул головой и выпил. – Я понятия не имел. Простите. – Он снова тряхнул головой. – Это может прозвучать как-то не так, и я заранее прошу у вас извинения, но знаете, я почти ей завидую. Если я умру, мне больше не придется тосковать. – Он запнулся. – И злиться.
  
  – Прошло три года, – напомнил ему Уолден.
  
  – Исполнится в конце месяца, – кивнул Виктор, показывая, что он ничего не забыл. – В субботу на День поминовения. Что за ирония судьбы: будем поминать Оливию в День поминовения. – Он поднял бутылку, словно хотел чокнуться. – За Оливию.
  
  – Тебе лучше отправиться домой, – посоветовал ему Уолден.
  
  – Нет, не представляю, как вы держитесь. Я ведь даже не успел на ней жениться. Но она была любовью всей моей жизни. Господи, какой штамп, но это правда! Я знал ее всего пару лет. А вам она была дочерью. Вам-то каково?
  
  – Приходится как-то справляться.
  
  – Даже не знаю, продолжаю ли я горевать. Но, как сказал один писатель в одной книге, случай с Оливией стал переломным моментом. Я дошел до ручки и с тех пор пытаюсь выбраться из пропасти, куда рухнул. Но как только туда попал, дерьмо стало затягивать все глубже на дно. Это вам понятно?
  
  – Да.
  
  – У меня было достаточно времени забыть Оливию и идти по жизни дальше.
  
  – Не получится, – покачал головой Уолден.
  
  – Человек должен найти способ двигаться вперед. Так? Возьмите тех, кто побывал в концентрационных лагерях. Что может быть хуже? Однако после освобождения и окончания войны они продолжали жить. Даже если до конца не оправились, могли функционировать. – Виктор поморщился. – Можно сказать, что я функционирую?
  
  – Думаю, у меня нет права тебя судить.
  
  – Тогда отвечу за вас. Не функционирую! Но добавлю, каким я стал сегодня – злым.
  
  – Злым? – спросил Уолден.
  
  – На самого себя и на других. Как люди поступят на третью годовщину?
  
  – Бьюсь об заклад, они не вспомнят.
  
  Виктор ткнул в Уолдена указательным пальцем.
  
  – Совершенно верно, мистер Фишер.
  
  – Уолден. Можешь называть меня Уолденом. Скажи, почему ты зол на себя?
  
  Виктор отвернулся:
  
  – Я опоздал.
  
  Уолден кивнул:
  
  – Знаю.
  
  – Опоздал на встречу с ней. А если бы пришел вовремя, ничего бы не случилось.
  
  Уолден положил ему руку на плечо.
  
  – Не казни себя.
  
  Виктор взглянул на него и улыбнулся:
  
  – Вы были бы очень хорошим тестем.
  
  Уолден не мог бы утверждать, что Виктор стал бы идеальным мужем для его дочери, но тем не менее сказал:
  
  – И я бы гордился своим зятем.
  
  Бармен поставил перед ним кока-колу, но Уолден не притронулся. Виктор обвел глазами зал и потянул из бутылки.
  
  – Может, это кто-нибудь из них?
  
  – Ты о чем?
  
  – Может, это сделал кто-нибудь из сидящих здесь парней?
  
  – Не знаю.
  
  – Каждый раз, когда я иду по улицам и смотрю на людей, задаю себе вопрос: «Уж не ты ли? Или, может быть, ты?» – Он допил остатки из бутылки. – Здесь живут мои соседи. Я родился в этом городе и вырос с этими людьми. Теперь у меня на уме одно: рядом со мной обитает маньяк. И наверное, ходит в этот же бар. – Виктор треснул бутылкой о стойку. Та разлетелась, оставив в руке только горлышко.
  
  – Эй, ты что? – возмутился бармен. Но больше ни один человек не произнес ни слова. Посетители, прекратив на полуслове разговоры, повернулись в их сторону и смотрели, как у дальнего конца стойки Виктор слезает с табурета и глядит на них.
  
  – Кто-нибудь из вас? – спросил он голосом едва громче шепота.
  
  – Вик, – тихо позвал его Уолден. – Прекрати.
  
  – Уведите вашего сына домой, – потребовал бармен.
  
  – Он не мой… – начал было Уолден, но решил не затруднять себя объяснениями.
  
  – Ну так как? – Виктор двинулся к ближайшему столику, где пятеро мужчин сидели за кувшином с пивом. – Кто-нибудь из вас, придурков?
  
  Один из мужчин резко отодвинул назад стул и встал. Он был широк в плечах и ростом выше шести футов.
  
  – Слышь, малый, тебе, пожалуй, хватит.
  
  Уолден взял Виктора за руку, но тот вырвался.
  
  – Хватит – это точно. Я сыт всеми вами по горло.
  
  Рядом с первым поднялся второй мужчина. Затем третий.
  
  – Пошли! – Уолден снова, но на этот раз крепче схватил Виктора за руку.
  
  Молодой человек больше не сопротивлялся и позволил увести себя к двери. Но напоследок обернулся и крикнул:
  
  – Кретины! Все до последнего!
  
  Уолден выволок его за порог.
  
  – Будешь устраивать дебоши, окажешься в больнице. Или еще того хуже.
  
  Виктор долго рылся в кармане – не мог найти ключи. А когда достал, Фишер вырвал их у него.
  
  – Эй, вы чего?
  
  – Я сам отвезу тебя домой. А за своей машиной вернешься завтра.
  
  – Если вспомню, где оставил.
  
  – Я вспомню.
  
  – Надеюсь.
  
  – Еще нам надо поговорить, как вернуть в нормальное русло твою жизнь.
  
  – Я собираюсь убраться из города, – ответил Виктор. – Куда подальше, к чертовой матери!
  
  – Когда? У тебя что-нибудь наклевывается? Работа?
  
  – Просто хочу уехать. Здесь мне все напоминает об Оливии.
  
  – Как скоро уезжаешь? – Голос Уолдена выдал его участие.
  
  – Точно не знаю. Перед отъездом надо кое-что сделать. Наверное, в конце месяца.
  
  – Не спеши. Может, и здесь найдется какая-нибудь работа. Я поспрашиваю.
  
  – Не тратьте на меня время, – улыбнулся Виктор.
  Глава 28
  
  Обыск в комнате Сариты Гомес дал меньше результатов, чем рассчитывал Барри Дакуэрт.
  
  Детектив уже знал, что у няни Гейноров не было собственного телефона. И компьютера тоже не было. Во всяком случае, дома она его не оставила. Следовательно, нельзя было проверить, какие ей поступали сообщения и какие она просматривала страницы в Фейсбуке. Никаких электронных счетов. Никаких уведомлений о балансе на карте Visa. Никаких счетов от дантиста за прошлый визит. Ни личных писем, ни адресной книги. Сарита либо все поспешно упаковала и увезла, либо вела жизнь, которая была почти не связана с внешним миром. Никакого электронного шлейфа.
  
  Но и испачканной кровью формы тоже не нашли.
  
  Дакуэрт спросил домохозяйку Сариты – женщину, выпекающую потрясающий банановый хлеб, – нет ли у нее случайно фотографии ее жилички.
  
  – В телефоне или как-нибудь еще?
  
  Тут тоже не повезло. Детектив не представлял, как выглядит женщина, которую он разыскивает.
  
  Дакуэрт ехал в управление, когда сообразил, что упустил нечто важное.
  
  Хищник из Теккерей-колледжа.
  
  Он с головой ушел в расследование убийства Гейнор и совершенно забыл о том, что требовалось предпринять по следам разговора с начальником службы безопасности колледжа Клайвом Данкомбом. Придурок, выругал он себя, крутя руль автомобиля. Он оставил Данкомбу свою визитную карточку и просил сообщить по электронной почте фамилии трех женщин, на которых были совершены нападения. Городской полиции требовалось их допросить. Но день прошел, а он ничего не получил от Данкомба. Дакуэрт мог представить, что бывший бостонский коп считал здешних сотрудников правоохранительных органов безмозглой деревенщиной.
  
  – Придурок, – повторил он.
  
  Дакуэрт вызвал управление и попросил соединить его с шефом Рондой Финдерман.
  
  – Привет, – поздоровалась начальник полиции. – Как раз собиралась с тобой связаться.
  
  Она хотела узнать, как продвигается расследование убийства Гейнор, и извиниться, что сама не вникает в дело.
  
  – Совершенно закрутилась. Сплошные заседания: то в Национальной ассоциации начальников полиции, то в комитете мэрии по привлечению трудовых ресурсов, то в специальной полицейской комиссии штата по координации информации. Закопалась по горло в административном дерьме. Итак, Розмари Гейнор. Женщина убита, ее ребенок похищен. Верно?
  
  Дакуэрт коротко ввел ее в курс дела. Затем заметил, что начальнику службы безопасности Теккерей-колледжа недосуг информировать полицию Промис-Фоллс, что на территории кампуса, возможно, орудует насильник.
  
  – Вот козел! – выругалась Финдерман. – Я имела удовольствие с ним познакомиться. Как-то вместе пообедали. Он сказал, что ему сильно понравились мои волосы. Догадайся с трех раз, какое это произвело впечатление на меня.
  
  – Ты о нем что-нибудь знаешь? Кроме того, что он козел.
  
  Начальник полиции помолчала.
  
  – Слышала, работал в полиции нравов в Бостоне. Затем ушел. Привез сюда свою новую жену, с которой, наверное, познакомился во время выполнения служебных мероприятий. Понимаешь, куда я клоню?
  
  – Проблема в том, что у меня дел выше крыши. Надо кого-нибудь туда послать, чтобы снять показания с подвергшихся нападению девчонок. Этого типа необходимо найти, пока он не развернулся вовсю.
  
  – Я осталась без двух детективов, придется кем-то замещать, хотя бы на время.
  
  – Давай.
  
  – Знаешь полицейского Карлсона? Энгуса Карлсона?
  
  Дакуэрт ответил не сразу:
  
  – Еще бы.
  
  – Только давай без извержений.
  
  – Тебе решать, начальник.
  
  – Все мы когда-то были молодыми, Барри. Будешь меня убеждать, что в то время не выдавал себя за всезнайку?
  
  – Без комментариев.
  
  Ронда рассмеялась.
  
  – Он не так уж плох. Слов нет, любит повыпендриваться, а в остальном вполне нормальный парень. Мы получили его четыре года назад из Огайо.
  
  – Выбор за тобой, – повторил Дакуэрт.
  
  – Я скажу, чтобы он тебе позвонил, а ты объяснишь ему, что к чему.
  
  – Лады. – Но у детектива было кое-что еще на уме. – Я сегодня утром общался с Рэнди.
  
  – Финли?
  
  – Да.
  
  – Господи! С ним и Данкомбом в один и тот же день. Прямо какой-то парад козлов.
  
  – Он позвонил мне сразу, как только обнаружил белок, которых кто-то повесил на заборе рядом с колледжем. Сказал, что опять собирается бороться за пост мэра, и предложил мне крысятничать в управлении. Подбрасывать жареные факты. Возможно, я не единственный, к кому он с этим подкатывался.
  
  – Роет под меня?
  
  – Роет под всех – ищет, не удастся ли чего-нибудь накопать. Ты, я думаю, в верхних строках списка. Как и Аманда Кройдон.
  
  – Наша мэр кристально чиста.
  
  – Финли сумеет перевернуть все с ног на голову.
  
  – Хитрожопый сукин сын, – подытожила Финдерман.
  
  Последовала долгая пауза.
  
  – Ты на связи? – спросил Дакуэрт.
  
  – Да, – ответила начальник полиции. – Думаю, чем он может меня зацепить. – Она снова помолчала. – В управлении все чисто. Следовательно, будет рыться в том, чем я занималась раньше.
  
  Ронду произвели в начальники полиции почти три года назад, а до этого она несколько лет работала детективом, часто выполняя задания бок о бок с Дакуэртом.
  
  – Ты прекрасно справлялась. Я бы себе не простил, если бы на тебя наехали, а я не предупредил.
  
  – Ценю твое отношение, Барри.
  
  Через три секунды после того, как они закончили разговор, последовал новый вызов.
  
  – Дакуэрт слушает.
  
  – Привет, это Ванда.
  
  Ванда Терриулт была коронером и проводила вскрытие тела Розмари Гейнор.
  
  – Привет, Ванда, – откликнулся он.
  
  – Можешь ко мне завернуть?
  
  Он ответил, что будет у нее через пять минут.
  
  В стерильном помещении, как и положено в морге, было прохладно.
  
  Тело лежало на алюминиевом столе под светло-зеленой, под цвет стен, простыней. С потолка светили яркие флуоресцентные лампы.
  
  Когда Дакуэрт вошел, Ванда, пышная женщина небольшого роста лет пятидесяти, сидела в углу за столом, колотила по клавиатуре компьютера и попивала из кружки с картинкой из сериала «Настоящий детектив».
  
  – Хочешь кофе или еще что-нибудь? – спросила она, снимая очки для чтения. – У меня есть кофеварка на одну чашку, в которой можно добиться аромата на любой вкус.
  
  Она встала и показала аппарат и целый стеллаж с кофе в капсулах размером не больше ресторанных молочников.
  
  – С удовольствием, – кивнул Дакуэрт, разглядывая этикетки. – Но что, черт возьми, такое «Воллюто»? Или «Арпеджио»? Какая-то абракадабра. Что ближе всего к тому, что варят в закусочной «Данкин»?
  
  – Ты неисправим, – покачала головой Ванда. – Выберу тебе сама.
  
  Она взяла капсулу, поместила в кофеварку, поставила поддон на место и нажала на кнопку.
  
  – Пусть творится волшебство.
  
  – Ты не подумывала завести автомат по продаже пирожков? У «Уильямс-Сонома» нет ничего похожего? Чтобы нажать на кнопку, и – бах! – оттуда выскакивает свежий пончик с шоколадной глазурью!
  
  Ванда окинула его взглядом.
  
  – Я чуть не сказала, что это самая бредовая идея, какую мне приходилось слышать. А потом решила, что купила бы такой.
  
  – Сегодня двадцать лет.
  
  – Что двадцать лет?
  
  – Два десятка лет, как я поступил на службу в полицию.
  
  – Ладно тебе заливать.
  
  – Что значит заливать?
  
  – Тебя приняли в десять лет?
  
  – Я опытный следователь, Ванда, и сразу понимаю, когда меня разводят.
  
  Она улыбнулась:
  
  – Поздравляю. Что-нибудь предстоит? Небольшое торжество?
  
  Дакуэрт покачал головой:
  
  – Ты единственная, кому я признался. Даже Морин не сказал ни слова. Подумаешь, какое дело.
  
  – Ты хороший мужик, Барри.
  
  Кофеварка пикнула. Ванда подала ему кофе. Они подняли кружки и чокнулись.
  
  – За твои двадцать лет охоты за плохими парнями.
  
  – За охоту на подонков.
  
  – А нынешний вообще отличился. – Ванда кивнула в сторону лежащего на столе тела.
  
  – Показывай.
  
  Она поставила кружку, подошла к столу и откинула простыню, но только до груди убитой.
  
  – Хочу сначала обратить твое внимание. – Ванда провела пальцем по шее Розмари Гейнор. – Видишь эти следы? Эти синяки?
  
  Детектив пригляделся.
  
  – С этой стороны шеи отпечаток большого пальца, с другой – еще четырех. Он держал ее за горло.
  
  – Левой рукой, – уточнила коронер. – Если бы ее держали спереди, большой палец отпечатался бы дальше от затылка.
  
  – Следовательно, ее душили со спины. Ты предполагаешь, что он левша?
  
  – Наоборот.
  
  Ванда приспустила простыню, обнажив колени Розмари. Тело тщательно отмыли от крови, и разрез поперек живота четко выделялся на коже. Он бежал примерно от одной тазовой кости к другой, в середине слегка опускаясь вниз.
  
  – Наш молодец воткнул в тело нож и провел слева направо. Рана на всем протяжении имеет почти одну и ту же глубину – три дюйма. Теперь прикинь: если на человека нападают подобным способом, он попытается отпрянуть, упасть или как-нибудь увернуться. Ничего похожего здесь не случилось. – Ванда повернулась к детективу и протянула руки, словно приглашая на танец. – Позволь.
  
  Она зашла ему за спину.
  
  – Опыт не совсем корректный, потому что ты выше меня. По моим расчетам, убийца на добрых четыре-пять дюймов выше жертвы, но это даст тебе представление, как все случилось.
  
  Ванда прижалась к спине Дакуэрта, перебросила левую руку ему через плечо и ухватила за шею так, что большой палец оказался с левой стороны, четыре другие – с правой.
  
  – Таким способом он ее обездвижил, а затем… – Она обхватила детектива поперек туловища правой рукой, сделала движение, будто вонзает нож с левой стороны живота, и провела направо. – Нож в теле, он крепко ее держит и перепиливает пополам.
  
  – Понятно, – кивнул Дакуэрт.
  
  – Пожалуй, пора тебя отпустить, пока я еще держу себя в руках, – решительно произнесла она, обошла стол и встала по другую сторону от детектива.
  
  – Боже!
  
  – Да. Гнусное дело.
  
  Дакуэрт не мог оторвать от раны глаз.
  
  – Знаешь, на что это похоже?
  
  – Знаю, – кивнула Ванда.
  
  – Она похожа на улыбку.
  Глава 29
  
  Дэвид
  
  Итан отдал деду часы еще до того, как они с Карлом отправились в подвал смотреть железную дорогу. Когда Саманта Уортингтон с сыном уехали, я вернулся в дом и застал отца на кухне – он держал в руке вещицу, которая некогда принадлежала моему деду. Отец посмотрел на меня.
  
  – Я сбит с толку. Эта женщина и есть Сэм?
  
  – Да, – ответил я.
  
  – Черт возьми! Самый очаровательный Сэм из всех, каких я видел.
  
  Оказавшись в своей комнате, я закрыл за собой дверь, достал мобильный телефон, нашел в списке недавних контактов Рэндала Финли и включил набор номера.
  
  – У телефона, – произнес он.
  
  – Я согласен, – сказал я в трубку.
  
  – Рад слышать.
  
  – Но не смогу приступить сразу. Надо разобраться с домашним делом.
  
  – Разбирайтесь как можно быстрее. Предстоит много работы.
  
  – И хочу, чтобы вы ясно себе представляли.
  
  – Продолжайте, Дэвид.
  
  – Я не подписываюсь ни на какую грязную работу. Ни на какие закулисные махинации. Выкинете номер, как семь лет назад, и огребете неприятности, я тут же выйду из игры. Это понятно?
  
  – Абсолютно, – ответил Рэндал Финли. – Ничего иного не мог себе представить.
  
  – Завтра с вами свяжусь, – пообещал я и дал отбой.
  
  Настало время ехать в больницу.
  
  Родители завели разговор, что поедут со мной, но я убедил их, что будет правильнее, если я поговорю с Марлой наедине.
  
  Я нашел ее в отделении на третьем этаже Центральной больницы города. Медсестра на посту, у которой я узнавал номер палаты, спросила почти осуждающе:
  
  – Кто вы такой?
  
  – Ее двоюродный брат. Племянник Агнессы Пикенс.
  
  – О! – Ее тон сразу изменился. Родство с главным администратором гарантировало мне ее уважение. – Госпожа Пикенс с мужем только что здесь были. Наверное, пошли в кафетерий. Если вы хотите подождать…
  
  – Не стоит. Пройду прямо к ней. Номер триста один. Я правильно понял?
  
  – Да, но…
  
  Я дружески махнул ей рукой и отправился искать палату. Триста первая, как и следовало ожидать, оказалась отдельной. Осторожно, чтобы не напугать Марлу, если она уснула, переступил порог и заглянул внутрь. Марла лежала с закрытыми глазами и с перевязанным запястьем на кровати, приподнятой под углом 45 градусов.
  
  Я задел стул, он едва скрипнул, но этого оказалось достаточно, чтобы Марла открыла глаза и несколько мгновений непонимающе смотрела на меня.
  
  – Это я, Дэвид, – сказал я, памятуя, какие у нее были проблемы с узнаванием лиц даже тех, кого она хорошо знала.
  
  – Привет, – неуверенно отозвалась она.
  
  Я подошел к кровати и взял ее за руку – ту, запястье которой не было забинтовано.
  
  – Вот, узнал и пришел.
  
  – Кажется, я на секунду отключилась. – Марла посмотрела на забинтованную руку. – Мама хочет, чтобы меня оставили здесь на ночь. – У нее тревожно расширились глаза. – Боюсь, меня переведут в психиатрическое отделение. Мне не надо в психиатрическое отделение.
  
  – Твой поступок всех напугал.
  
  – Я хорошо себя чувствую. Правда. – Марла посмотрела на меня. – Тот полицейский со мной очень плохо разговаривал.
  
  – Какой полицейский?
  
  – Тот, что задавал вопросы. Дак… не помню, как дальше…
  
  – Дакуэрт?
  
  – Делает бог знает какие выводы из того, чем я занимаюсь по работе. Мол, если пишу не совсем правдивые интернет-отзывы, значит, обязательно лгу о том, что случилось с убитой женщиной.
  
  – Ему положено задавать вопросы, – успокоил я Марлу. – Такая у него служба.
  
  – Мама сказала, что постарается сделать так, чтобы его уволили.
  
  – Не сомневаюсь, что ей этого хочется. – Я легонько сжал ей руку. – А моя мама преподала мне сегодня один исторический урок.
  
  – О чем?
  
  – О том, как я однажды треснулся головой о плот, и если бы не ты, пускал бы на дне пузыри.
  
  Уголки ее губ чуть заметно приподнялись.
  
  – А… чепуха. Рада, что сумела помочь.
  
  – Я тоже хочу тебе помочь. Ты попала в переделку. Сначала тот случай с младенцем, теперь Мэтью…
  
  – Уверяю тебя, мне принесли его домой и…
  
  – Знаю. Но то, что Мэтью оказался у тебя, плохо выглядит в связи с тем, что произошло с миссис Гейнор. Ты это понимаешь?
  
  Марла кивнула.
  
  – Я собираюсь поспрашивать людей, выяснить, как к тебе попал Мэтью. Найти твоего ангела.
  
  Она улыбнулась:
  
  – Ты мне веришь.
  
  Верил я в то, что в это верила Марла.
  
  – Да. И хочу задать тебе несколько вопросов, чтобы знать, с чего начать. Справимся?
  
  Усталый кивок.
  
  – Понимаю, с твоей памятью на лица тебе трудно описать женщину, которая принесла к твоему порогу Мэтью. Но может быть, ты сумеешь мне что-нибудь о ней рассказать? Какого цвета у нее были волосы?
  
  – Черного? – Она произнесла это с такой интонацией, будто спрашивала меня.
  
  – Меня там не было. А ты думаешь, что черного?
  
  Марла кивнула.
  
  У Розмари Гейнор были черные волосы. Но если это она появилась у дома моей двоюродной сестры, следовательно, решила отдать ей собственного сына. Я не видел в этом смысла.
  
  К тому же у очень многих женщин черные волосы.
  
  – Понимаю, что с деталями у тебя напряженка, но что ты скажешь о цвете кожи? Она белая? Черная?
  
  – Где-то… посредине.
  
  – Хорошо. Что-нибудь еще? Цвет глаз.
  
  Марла покачала головой.
  
  – Родинки, шрамы, другие приметы?
  
  Тот же жест.
  
  – Голос? Что она тебе говорила и каким тебе показался ее голос?
  
  – Приятным. Она сказала: «Я хочу, чтобы ты позаботилась об этом маленьком человечке. Его зовут Мэтью. Знаю, ты справишься». Это все. Она говорила как бы нараспев, если ты понимаешь, что я имею в виду.
  
  – Думаю, что понимаю.
  
  – Она оставила коляску, извинилась, что больше ничего не принесла, и ушла.
  
  – Она уехала на машине?
  
  Марла наморщила лоб.
  
  – Да, там была машина. – Она вздохнула. – С машинами у меня еще хуже, чем с лицами. Кажется, черная.
  
  – Пикап? Внедорожник? Мини-вэн? Фургон? Кабриолет?
  
  Марла прикусила губу.
  
  – Точно не кабриолет. Наверное, мини-вэн. Но я не слишком обращала внимание, мне надо было следить за Мэтью.
  
  – Тебе не показалось все это странным? Что женщина совершает такой поступок?
  
  Сестра посмотрела на меня как на идиота.
  
  – Конечно. Но все было настолько замечательно, что не пришло в голову задавать вопросы. Я решила, это реакция вселенной – я потеряла ребенка, мне подарили другого.
  
  Я же подумал, что в случившемся кроется нечто большее, чем желание вселенной восстановить справедливость.
  
  Понимая, что от Марлы достоверного объяснения не добиться, я пытался разобраться сам. Если то, во что верила Марла, произошло на самом деле, что это могло означать?
  
  Если некто сумел унести сына Розмари Гейнор, мать в тот момент была уже мертва. Иначе она бы попыталась этому помешать.
  
  Итак, некто убивает мать Мэтью. В доме остается беспомощный младенец.
  
  Убийца не тронул ребенка. Что бы им (или ею) ни руководило, что бы ни побудило расправиться с женщиной, этого оказалось недостаточно, чтобы убить и Мэтью.
  
  Преступник мог бы оставить ребенка на месте; его бы рано или поздно нашли.
  
  Но нет. Убийца или кто-то другой предпочитает отнести его людям.
  
  При этом выбирает Марлу. Почему?
  
  Из всех горожан, кому можно было бы подкинуть малыша, выбирает именно ее, хотя Марла живет на другом конце города. И о ней известно – пусть та история и закончилась быстро, – что она пыталась украсть из родильного отделения младенца.
  
  О черт!
  
  Все сходится.
  
  – Эй, Дэвид, ты со мной?
  
  – Что?
  
  – У тебя вид, словно ты куда-то отлетал. – Марла улыбнулась. – Такое лицо… У меня тоже бывает чувство, словно я в стране грез или еще где-то. Мне что-то вкатили, и я то здесь, то где-то там. Последний раз испытывала нечто подобное в хижине.
  
  – Просто задумался, – ответил я. – Вот и все.
  
  Я задал ей кучу других вопросов. О студенте по имени Дерек, о котором она мне утром рассказывала и от которого забеременела. Спросил, где его можно найти. Снова поинтересовался, не случалось ли ей как-то пересекаться с Гейнорами. Принес свой журналистский блокнот и записывал все, что сестра говорила, – ведь то, что сейчас могло показаться не важным, станет потом решающим.
  
  Но все это время думал о другом.
  
  Вот если бы кто-то, например я, решил убить Розмари Гейнор, но при этом попытался свалить вину на другого, не лучшим ли вариантом было бы подставить блаженную, которая несколько месяцев назад уже пыталась похитить младенца? И чтобы перевести на нее стрелки, оставить в ее доме сына погибшей?
  
  Для надежности можно еще измазать в крови косяк ее двери.
  
  Именно это и замышлялось? Или я придумал полную нелепость?
  
  Для того чтобы спланировать нечто подобное, надо было знать, что совершила Марла. Однако тетка сделала все возможное, чтобы притушить резонанс. В новости ничего не просочилось, обвинений не последовало.
  
  Свалить убийство Розмари на Марлу мог только тот, кто был связан с ней самой и с Гейнорами. Иначе он бы не знал, как воспользоваться тем, что она совершила в прошлом.
  
  Кто же этот человек?
  
  – Простите, вы кто?
  
  В дверях палаты стоял мужчина. Он был ростом шесть футов, костюм на нем сидел хорошо, и он вел себя так, словно все вокруг принадлежало ему.
  
  – Я Дэвид Харвуд, двоюродный брат Марлы. А вы?
  
  – Я ее врач, Джек Стерджес. Мы, кажется, незнакомы, Дэвид?
  Глава 30
  
  – У меня сильное предчувствие, что сегодня вечером мы поймаем негодяя, – объявил Клайв Данкомб.
  
  Вся команда службы безопасности Теккерей-колледжа собралась в его кабинете, включая единственную женщину Джойс Пилгрим – тридцати двух лет, ростом пять футов пять дюймов, весом тридцать девять фунтов, волосы каштановые, коротко острижены. По просьбе Данкомба она оделась так, чтобы ни одна деталь не напоминала форму бойца охраны. На ней были джинсы, свитер и легкая куртка.
  
  Данкомб был раздосадован, но ничем не выдавал своего настроения. Когда он в первый раз предложил Джойс послужить наживкой, чтобы выманить на себя того, кто нападал в кампусе на молодых студенток, он хотел, чтобы она надела туфли на высоких каблуках, ажурные чулки и топик в обтяжку. Но Джойс заметила, что псих, которого они ищут, бросается на студенток, а не на проституток, и нечего ей тратить время и разгуливать по кампусу, изображая из себя на все готовую девицу, и отбиваться от предложений минета. В глубине души она подозревала, что Данкомбу просто хочется посмотреть, как она будет выглядеть в таком наряде. Козел!
  
  Может, он и есть псих, которого они ищут?
  
  Шутка. Джойс понимала, что это не так. Три подвергшиеся нападению девушки описали, как выглядел преступник, и их описания совершенно не совпадали с внешностью Данкомба. Ни малейшего сходства с начальником. Не такой высокий и более хрупкого телосложения. Они искали молодого человека, хотя мало знали о его наружности. Нападая, он всякий раз надевал спортивный свитер с номером и натягивал на голову капюшон.
  
  Поступая на работу в службу безопасности колледжа, Джойс не представляла, что ей придется делать что-то подобное. То, что требовал теперь от нее Данкомб, больше походило на службу полицейского. Это было одновременно и захватывающе, и страшно. Ей нравилось заниматься чем-то более значительным, чем обходить аудитории и следить, чтобы все двери были закрыты.
  
  Но она отдавала себе отчет, что для такого рода заданий у нее не хватает подготовки. И в начале совещания в который раз завела об этом речь.
  
  – Господи, ты слово в слово повторяешь, что говорил мне этот деревенщина коп, – перебил ее Данкомб.
  
  – Что за коп? – спросила Джойс.
  
  – Из здешних провинциалов. Приходил сегодня утром, набивал себе цену – намекал, что мы не справимся с нашими делами. Я восемнадцать лет прослужил в управлении бостонской полиции и знаю на пару-тройку вещей больше местного зазнайки, который только и делал, что расследовал убийства лесных зверушек.
  
  – Как так? – удивилась Джойс.
  
  – Не важно. Мы справимся. У тебя больше поддержки, чем можно мечтать. Во-первых, я. Во-вторых, все наши мальчики. – Данкомб указал рукой на трех сидящих в кабинете мужчин. Ни одному из них не исполнилось двадцати пяти лет; лица расплылись в ухмылках, как у деревенских дурачков. – А самая главная защита у тебя в сумочке, я сейчас не о презервативах.
  
  Трое парней расхохотались.
  
  Данкомб говорил о пистолете, которым снабдил Джойс. Не только снабдил, но и научил пользоваться – не пожалел на урок целых трех минут.
  
  – Мы будем постоянно на связи, – напомнил он.
  
  Включенный мобильник она спрячет в куртке, наушник с микрофоном скроет под волосами, так что в темное время суток никто ничего не заметит. В любой момент сумеет переговорить с Данкомбом.
  
  – Хорошо, – выдавила она из себя. Даже мужу Малкольму Джойс не рассказала, чего в последнее время от нее требовала служба в колледже. Он бы просто взбесился от ярости. Но Малкольм, потеряв работу, еще не нашел другую. Им требовался ее заработок, и поэтому она ни во что его не посвящала.
  
  Джойс надеялась, что инстинкт не подведет Данкомба – сегодня вечером они возьмут преступника, и она вернется к своим обязанностям: станет закрывать двери и разгонять по комнатам подвыпивших студентов.
  
  – Приступим, – отрезал Данкомб. – Майкл, Аллан и Фил занимают свои позиции. Я курсирую по территории с таким расчетом, чтобы оказаться в любой точке не позднее чем через минуту. Если что-нибудь происходит, даешь мне знать, и я на месте.
  
  – Да, – сказала Джойс.
  
  – Тогда вперед.
  
  У Джойс сложилось впечатление, что ее начальник воображает себя героем телешоу.
  
  С наступлением темноты кампус не засыпал. Отнюдь. Студенты спешили на вечерние лекции, возвращались с занятий, из окон общежития доносилась музыка. Два парня в темноте бросали друг другу летающую тарелку фрисби.
  
  Одиноких девушек встречалось мало. Президент Теккерей-колледжа издал тщательно составленное обращение, в котором советовал студенткам по вечерам ходить только группами. По крайней мере вдвоем. В более раннем обращении он предлагал девушкам искать надежных парней, чтобы те сопровождали их на территории кампуса, но это вызвало в сети шквал насмешек. Многие молодые женщины возмутились тем, что им подсовывают для защиты коллег мужского пола. В Твиттере появились хэштэги вроде #нуженпареньдляпрогулоканедлясоития. Джойс считала, что, если отбросить политкорректность, в словах президента был смысл. Но студенты всегда искали, по поводу чего бы пошуметь, и здесь он сыграл им на руку.
  
  Данкомб решил, что лучшим маршрутом будет путь от спортивного центра до библиотеки. Он был длиной почти в четверть мили, с одной стороны деревья, с другой почти наполовину протяженности дорога. И что особенно важно, слабо освещен – привлекательное обстоятельство для возможного насильника. Одна из трех подвергшихся нападению студенток утверждала, что это случилось именно здесь.
  
  Данкомб приказал Майклу и Филу курсировать между двумя зданиями навстречу друг другу, а Аллану прогуливаться в лесу. Сам он решил оставаться в припаркованной у дорожки машине, откуда открывался хороший обзор. Плюс к этому он постоянно находился на связи с Джойс.
  
  Как только все заняли свои позиции, Джойс вошла в спортивный центр. План был такой: она пробудет там минут пять, а затем направится в сторону библиотеки.
  
  – Выхожу, – сообщила она из вестибюля центра. У нее на плече висела сумка на длинном ремне; опущенная в нее рука сжимала пистолет.
  
  – Понял, – ответил Данкомб. Из машины он наблюдал, как его подопечная вышла из дверей и направилась на запад, налево, в сторону расположенной в четверти мили от спортцентра библиотеки. – Я тебя вижу. Хорошо выглядишь. Запросто сойдешь за девятнадцатилетнюю или двадцатилетнюю. Тебе это известно?
  
  – Только что узнала от вас. – Она шла опустив голову, чтобы со стороны не было заметно, что она с кем-то разговаривает. Насильник может не решиться напасть, если увидит, что она говорит по телефону с человеком, который сумеет прийти ей на помощь.
  
  – Ты в хорошей форме. Не сомневаюсь, муж это ценит.
  
  Она подумывала сходить в отдел нравов колледжа и написать на Данкомба жалобу. В Теккерей-колледже давно осуществлялась политика борьбы с сексуальными домогательствами, направленная на то, чтобы преподаватели не прыгали на студенток. Но это относилось в равной мере ко всему персоналу. Особенно подчеркивалось – об этом отдельно говорилось на сайте колледжа, – что никто не имеет права преследовать подавшего жалобу. Хотя Джойс понимала, что в реальном мире все обстоит иначе. С работы ее, конечно, не прогонят, но надо ли ей это? У них небольшой отдел, все остальные сотрудники, кроме нее, мужчины. Глядя на Майкла, Аллана и Фила, Джойс всегда вспоминала Ларри, Даррила и Даррила – деревенских шутов из старого телешоу. Без помощи коллег у нее ничего не получится. Она как-то попыталась обсудить эту тему с Алланом – после того, как Данкомб завел с ней разговор о том, что называл стилем жизни; он явно имел в виду игру в обмен супругами. Джойс тогда ответила, что ее это не привлекает, а сама решила поговорить с Алланом, поскольку он один имел коэффициент умственного развития выше, чем у граната. Аллан ответил, что Данкомб над ней подшучивает и не надо к нему серьезно относиться.
  
  – Где ты? Почему молчишь? – спросил начальник.
  
  – Я вас слышу, Клайв, – ответила Джойс.
  
  Со стороны библиотеки приближался студент. Темноволосый, ростом шесть футов и шесть дюймов, худощавый. На нем были джинсы и застегнутая под горло серая школьная толстовка с капюшоном. Капюшон был надвинут на лоб.
  
  – Кто-то идет в мою сторону, – прошептала Джойс.
  
  Они встретились и разошлись. Парень продолжал путь к спортивному центру, она – к библиотеке. Еще один мужчина шел ей навстречу, но это был Фил.
  
  – Р-р-р-ы… – прорычал он, когда они поравнялись.
  
  Джойс понимала, что лучше не раскрывать себя и не оборачиваться, но не устояла. Хотела убедиться, что Майкл где-то сзади. Но никого не увидела.
  
  – Где Майкл? – спросила она в микрофон.
  
  – Поблизости.
  
  – Поблизости от меня?
  
  – Ты сама-то где? Я потерял тебя из виду там, где редко стоят фонари.
  
  «Господи, только этого не хватало», – подумала Джойс.
  
  – Я почти у библиотеки.
  
  – Так, теперь вижу.
  
  – Зайду на пяток минут и поверну обратно.
  
  – Понял. Только имей в виду, если заскочишь отлить, я все услышу, – хохотнул начальник.
  
  Майкл был в библиотеке, разговаривал у конторки с двумя девушками.
  
  – Я нашла Майкла. Кадрится к двум студенткам. Может, все-таки позвоните ему и скажете, чтобы он, черт побери, занялся делом?
  
  – У меня с ним связь по рации. Что за девчонки?
  
  – Откуда мне знать?
  
  Проходя мимо, она услышала, как пискнула пришпиленная к его жилету маленькая рация.
  
  – Мне пора, девушки, – сказал Майкл. – Надо ловить насильника.
  
  Джойс поднялась на лифте на второй этаж, побродила между стеллажами и спустилась по лестнице.
  
  – Выхожу.
  
  – Ясно, – отозвался Данкомб.
  
  Направляясь к спортивному центру, она прошла мимо боковых дорожек, на которых маячили Майкл и Фил. Заметила трех студенток, вместе спешивших в библиотеку. У фонарного столба обнимались парень с девчонкой. Пока не дошла до цели, Джойс насчитала с полдюжины студентов, но ни один ничего не предпринял.
  
  Пять минут в спортивном центре и назад, в библиотеку. Ей встретились Майкл и Фил, но не порознь, а вместе – шли, болтая, переглядываясь.
  
  – Боже, Клайв! Даррил и Даррил прогуливаются сообща, не рассредоточившись.
  
  – Нарушилась синхронизация, – объяснил начальник. – На следующем обороте исправим. Да, к твоему сведению, мы на некоторое время лишились Аллана.
  
  – Он не в лесу?
  
  – Зов природы, – хмыкнул Данкомб.
  
  – Шутите? Его там нет?
  
  – Во-первых, это не то, чем хочется заниматься под деревьями. Во-вторых, даже если бы хотелось, кому приятно, если его застанут с членом руках, когда по соседству бродит маньяк?
  
  Обстановка становилась все чуднее и чуднее.
  
  Джойс преодолела половину дистанции, когда услышала за спиной шаги. Кто-то спешил за ней, но не обгонял.
  
  – Эй, – позвала она в микрофон.
  
  – Да? – ответил Данкомб.
  
  – За мной хвост. Вы видите?
  
  – Вне поля зрения. Вот, теперь тебя вижу. За тобой идет парень. Голову пригнул. – Пауза. – В синей толстовке, на лоб надвинут капюшон.
  
  Джойс почувствовала, как у нее похолодело внутри.
  
  – Наверное, то самое.
  
  – Приближается… приближается. Подожди… Нет, отбой, идет к машине.
  
  Джойс не выдержала и бросила взгляд через плечо. Данкомб был прав. Парень держал в руке пульт управления. Мигнул фарами старый мини-вэн.
  
  – Все равно хочу посмотреть на него поближе, – сказал начальник. – Через минуту вернусь.
  
  – Ладно.
  
  Джойс стояла спиной к тому месту, откуда из-за деревьев вышел человек и схватил ее.
  
  Обвил рукой за талию, закрыл ладонью рот, приподнял над землей. Она решила, что он выше ее на три-четыре дюйма, ростом пять футов восемь или девять дюймов. А весит где-то сто сорок фунтов. Когда он тащил ее в кусты, она чувствовала, как сильны его руки.
  
  На одно мгновение он повернул ее так, что Джойс оказалась лицом к дорожке, и она увидела, что вокруг никого нет. Аллан застрял в туалете, Майкл и Фил, наверное, подходили к спортивному центру, а Данкомб отправился рассмотреть того, кто до этого шел за ней следом.
  
  С ним она хотя бы могла связаться. Но, как оказалось, лишилась этого шанса.
  
  Не потому, что нападавший зажал ей рот, а потому, что сбил с уха наушник с микрофоном. Когда ее оторвали от земли, Джойс почувствовала, как наушник упал и теперь лежал где-то на дорожке.
  
  Поэтому она не услышала, как Данкомб сказал:
  
  – Тот парень – ложная мишень. Возвращаюсь в машину. Будь на связи, я тебя потерял. Сейчас переговорю с Майклом и Филом и вернусь к тебе.
  
  Как только он затащил ее под деревья, где их не могли увидеть с дорожки, насильник швырнул ее на землю.
  
  Его внешность совпадала с описанием, которое дали три пострадавшие девушки. Капюшон натянут на лоб. Но даже взглянув человеку в лицо, она ничего не увидела – на нем была черная лыжная маска.
  
  Данкомб, не зная, что его не слышат, продолжал:
  
  – О’кей, я с ними связался. Парни идут в твою сторону. Ты мне вот что скажи: если ты женщина, то можешь пописать в лесу?
  
  Насильник пригвоздил Джойс к земле: правой рукой держал за левое запястье, левой закрыл рот. Ее правая рука оказалась в ловушке где-то на уровне его бедра. Но так и осталась в сумке. И сжимала пистолет.
  
  – О’кей, о’кей, – сказал он. Джойс видела, как шевелились его губы в прорези лыжной маски. – Не кричи, и все будет хорошо. Не дергайся, и ничего не случится.
  
  Она обхватила рукоятку пистолета и попыталась просунуть указательный палец в спусковую скобу к курку. Хоть бы он не так напрягал бедро!
  
  – Замри на пять секунд. Я хочу дать деру.
  
  – Где ты? – не унимался Данкомб. – Признаю, с темой мочеиспускания я перегнул палку. Хорошо, я козел. Только скажи, Джойс, где ты? Я тебя не вижу.
  
  Джойс не могла понять, чего надо лежащему на ней человеку. Он затащил ее в кусты, чтобы тут же убежать? Новость, конечно, хорошая, вот только в этом не было никакого смысла.
  
  Может быть, у него не встал?
  
  Какая разница? Джойс хотела одного – достать из сумки пистолет и, если гаденыш передумает, прострелить ему голову.
  
  – Будешь паинькой? Ты будешь паинькой? – спросил человек в маске. – Если согласна, кивни.
  
  Потная ладонь по-прежнему зажимала ей рот, но она сумела кивнуть.
  
  – Вот и хорошо.
  
  Он убрал руку с ее губ, ослабил хватку на запястье и начал подниматься.
  
  Правая рука Джойс оказалась свободной, и она быстро выхватила пистолет.
  
  – Черт! – Неизвестный сильно ударил ей по запястью.
  
  Пистолет отлетел в сторону и упал на укрывавший землю ковер из палой листвы. Человек в маске нырнул за ним, проехавшись ногами по ногам Джойс, схватил оружие и, стоя на коленях, навел на нее. Джойс начала было подниматься, но, увидев нацеленный на нее пистолет, замерла.
  
  – Господи! Я же ничего плохого не хотел! – Он отвел пистолет в сторону, чтобы не попасть в нее, если он случайно выстрелит. – Это все понарошку, прикол, что-то вроде социального эксперимента, как он его называет.
  
  – Что? – спросила Джойс.
  
  – Никто не пострадал, ничего действительно плохого не случилось…
  
  Слева зашевелились кусты, и тут же грянул оглушительный выстрел. У человека в маске снесло половину головы.
  
  Джойс вскрикнула.
  
  Из кустов с пистолетом в руке появился Клайв Данкомб.
  
  – Получил свое, сукин сын, – бросил он.
  Глава 31
  
  Дэвид
  
  – Привет. – Я протянул руку вошедшему в палату Джеку Стерджесу, который ответил крепким рукопожатием.
  
  – Марле на самом деле требуется отдых.
  
  – Разумеется. Я это понимаю.
  
  – Вы были с ней сегодня утром. – Доктор подозвал меня к себе и понизил голос, чтобы Марла не слышала: – Это вы обнаружили ее с ребенком?
  
  – Так.
  
  Он поднял указательный палец, давая понять, чтобы я подождал, и, обойдя меня, подошел к кровати Марлы.
  
  – Как ты себя чувствуешь?
  
  – Нормально, – ответила она.
  
  – Я сейчас провожу твоего двоюродного брата, потом вернусь и осмотрю тебя.
  
  Я понял его слова так, что мне пора уходить. Стерджес вывел меня в коридор и закрыл за собой несоразмерно большую дверь палаты.
  
  – Хотел вас поблагодарить за то, что вы присмотрели за ней утром.
  
  – Я толком ничего не сделал. Только хотел разобраться, что происходит.
  
  – Все равно, спасибо. Она в очень щекотливом положении.
  
  – Согласен. – Я пристально на него посмотрел.
  
  – Как Марла объяснила вам появление у нее ребенка?
  
  – Полагаю, как всем остальным.
  
  – Да, да. Таинственная женщина, которая принесла Мэтью к ее дверям. Скорее всего бред.
  
  – Вы полагаете?
  
  Доктор кивнул:
  
  – Я бы сказал да. Но чтобы лучше разобраться в ее психическом состоянии, было бы полезно узнать, кто, по ее мнению, эта женщина, которая будто бы принесла ей ребенка.
  
  – Боюсь, не я могу уследить за вашей мыслью, – признался я.
  
  – Допустим, она ответит, что это была высокая темноволосая незнакомка. И совсем другое дело, если скажет, что Мэтью ей принесла шестилетняя девочка.
  
  – Доктор Стерджес, вы психиатр Марлы? – спросил я.
  
  – Нет.
  
  – Полагаю, что если кто-то и должен разбираться в фантазиях Марлы, так это ее психиатр.
  
  Стерджес кашлянул.
  
  – Тот факт, что я не психиатр Марлы, не означает, что меня не интересует ее психическое состояние. Психическое состояние человека во многом связано с его физическим здоровьем. Ваша правда, я лечу порез на ее запястье. Но неужели, по-вашему, это не имеет отношения к ее рассудку? – Он окинул меня испепеляющим взглядом. – Я хочу помочь этой девочке.
  
  – Я тоже хочу ей помочь.
  
  Его брови взлетели вверх.
  
  – Как?
  
  – Не знаю. Всем, чем смогу.
  
  – Приходите сюда, навещайте ее, пусть она знает, что вы о ней заботитесь. Это то, что нужно. Ей требуются любовь и поддержка.
  
  – Я думал сделать нечто большее.
  
  – Не понимаю? – удивился Стерджес. – Что еще вы можете сделать?
  
  – Пока не представляю. Поспрашивать там-сям.
  
  – Что значит: «поспрашивать там-сям»?
  
  – Именно то, что я сказал.
  
  – Дэвид, вы что, частный детектив? Я никогда об этом не слышал. Ведь если бы вы были частным детективом, то кто-нибудь когда-нибудь об этом упомянул бы.
  
  – Нет, я не частный детектив.
  
  – Если мне не изменяет память… Я мог видеть статьи за вашей подписью в «Стандард»? Но это было давно. Вы же когда-то работали репортером?
  
  – Да, в «Стандард», потом на некоторое время перешел в бостонскую «Глоб», затем вернулся в «Стандард», но, как оказалось, перед самым ее закрытием.
  
  – Следовательно, ваше намерение «поспрашивать там-сям» – это способ чем-нибудь себя занять?
  
  Я выждал пару секунд и спросил:
  
  – У вас-то в связи с этим что за проблема?
  
  – Проблема? Я не сказал, что у меня в связи с этим возникла проблема. Но раз уж вы поинтересовались и на случай, если сами не заметили, – полиция плотно занимается этим делом и задает вопросы, как вы выразились, там-сям. Это их работа. Поэтому не вижу причины, зачем вам нужно беспокоить в такое время людей и еще о чем-то спрашивать. Это в первую очередь относится к Марле. Прекрасно, если вы станете заходить к ней поздороваться, но я против того, чтобы вы подвергали ее допросам.
  
  – Вот как?
  
  – Да, вот так. Последнее, что нужно любому вовлеченному в это страшное дело человеку, – чтобы доморощенный сыскарь куда-то совал свой нос.
  
  – Доморощенный сыскарь?
  
  – Я не собирался вас обижать. Но Марла в очень затруднительном положении. Как и мистер Гейнор. Ему совершенно не нужно…
  
  – Стоп! – Я поднял руку. – Вы знаете Билла Гейнора?
  
  Стерджес непонимающе моргнул.
  
  – Прошу прощения?
  
  – Вы знакомы с Гейнорами?
  
  – Конечно, – ответил он. – Я их семейный врач.
  
  – Я не знал.
  
  – А с какой стати вам знать? Какое вам дело до того, кто мои пациенты?
  
  – Интересное совпадение.
  
  Стерджес снисходительно покачал головой:
  
  – Промис-Фоллс небольшой городок. Что поразительного в том, что я лечу два семейства, которые пересеклись между собой? О, посмотрите.
  
  По коридору вышагивала тетя Агнесса, ее муж поспевал в нескольких шагах за ней. Ее взгляд остановился на мне, и она одарила меня улыбкой, чем баловала вовсе не часто.
  
  – Дэвид! – Она коротко меня обняла и чмокнула в щеку. – Навестил Марлу?
  
  – Да. Похоже, она в порядке. Хотя и измучена.
  
  Джилл встал рядом с женой и протянул руку.
  
  – Рад тебя видеть, Дэйв.
  
  – Привет, дядя Джилл, – кивнул я ему.
  
  – Мы с вашим племянником душевно поболтали, – вступил в разговор Стерджес. – Дэвид сообщил о своем намерении расследовать обстоятельства событий сегодняшнего дня. Я же заподозрил, что он принял решение, не посоветовавшись ни с кем из вас.
  
  – Это правда? – спросил Джилл.
  
  – Я подумал, будет лучше…
  
  – Что значит расследовать? – спросила Агнесса.
  
  Я предостерегающе поднял руку:
  
  – Надо сделать все возможное, чтобы помочь Марле. Полиция могла уже прийти к определенным выводам по поводу того, что случилось, но если я стану задавать вопросы, может обнаружиться нечто такое, что заставит их дважды подумать, прежде чем что-либо предпринять.
  
  Я внутренне собрался отразить словесный натиск. Понимал: даже если Агнесса посчитает мои намерения благородными, она настолько привыкла все контролировать, что не потерпит, чтобы кто-то помогал члену семьи без ее надзора.
  
  И когда она пожала мне руку и сказала: «Спасибо, Дэвид! Спасибо за все!» – был застигнут врасплох.
  
  – Да, – Джилл положил мне руку на плечо, – сделай все, что в твоих силах. Мы будем тебе очень благодарны.
  
  Я покосился на доктора Стерджеса. У него был кислый вид.
  Глава 32
  
  Барри Дакуэрт решил, что так никогда и не доберется к себе.
  
  Он ехал по направлению к дому и обдумывал то, что увидел в офисе коронера, когда зазвонил мобильный телефон.
  
  – Дакуэрт слушает.
  
  – Детектив, это полицейский Карлсон. Энгус Карлсон.
  
  – Я ждал твоего звонка. Ты разговаривал с начальником полиции?
  
  – Несколько минут назад. Получил указание помогать следственному отделу.
  
  – Хорошо.
  
  – Буду докладывать непосредственно вам?
  
  – Да.
  
  – Рад такой возможности.
  
  – Ладно. Увидимся утром.
  
  – Я звоню не только поэтому.
  
  – Что, очередной беличий погром?
  
  – Нет, сэр. Но как-то с этим связано. Хотя не напрямую. Просто я сейчас на месте преступления, которое, возможно, не привлечет вашего внимания. Но какое-то оно очень странное. И поскольку это странное дело случилось в тот же день, что беличья бойня, я решил…
  
  – Рожай же наконец!
  
  Карлсон объяснил, где находится и что обнаружил.
  
  – Еду к тебе, – бросил детектив.
  
  Карлсон встретил Дакуэрта у входных ворот в «Пять вершин» и проводил по темному парку к колесу обозрения, которое напомнило детективу чудовищный освещенный бубен.
  
  – Я решил, что вам следует взглянуть вот на это. – Карлсон указал на трех манекенов с надписями «Ты пожалеешь!».
  
  Дакуэрт обошел место и осмотрел его под разными углами.
  
  – Возможно, дело рук ребятни, – предположил полицейский.
  
  – Возможно, – согласился детектив, но шутка показалась ему не похожей на детскую. Он мог себе представить хулиганов, осветивших и запустивших законсервированное колесо, чтобы покататься. Хотя как эти тупоголовые подростки рассчитывали смыться, появись охрана, когда они зависали в высшей точке?
  
  Но на колесе, когда оно крутилось, не было никаких подростков – только три безжизненные пассажирки. У включивших аттракцион было достаточно времени, чтобы отсюда убраться до того, как сюда придут люди.
  
  И тем не менее…
  
  – Осмотри парк, – приказал он Карлсону. – Может, кто-нибудь болтается поблизости и любуется представлением. Или что-нибудь забыл. Например, рюкзак.
  
  Прибыли другие полицейские из управления полиции Промис-Фоллс, и Карлсон велел им рассыпаться по парку и заняться поиском.
  
  – Кто должен пожалеть? – вслух спросил Дакуэрт, никому не адресуя вопроса. – И о чем?
  
  – Может, о том, что накрылся их бизнес? – предположил Карлсон. – Вы же в курсе, что парк закрывается.
  
  Детектив об этом знал.
  
  – Где та женщина?
  
  Карлсон ответил, что Глория Фенуик ждет в его в административном здании. Прежде чем к ней пойти, Дакуэрт велел одному из полицейских проследить, чтобы к манекенам не притрагивались до того, как с них снимут отпечатки пальцев.
  
  – У них же не настоящие пальцы, – озадаченно переспросил полицейский.
  
  – Отпечатки не манекенов, а на манекенах. Припудрите их и посмотрите, не обнаружится ли что-нибудь.
  
  – Ах да, – крякнул полицейский.
  
  «Пожизненный регулировщик на перекрестке», – подумал про него Дакуэрт. Дверь в административный корпус оказалась закрытой, и ему пришлось нажать на кнопку внутренней связи.
  
  – Кто там? – нервно спросила Фенуик. Услышав ответ, она впустила его в здание. Ждала на верхней площадке лестницы, закутав плечи в одеяло. Оттуда проводила в главный офис с множеством рабочих мест и компьютеров.
  
  Все потолочные лампы были включены.
  
  – Замерзаю, – объяснила она. – С тех пор как увидела этих кукол, не переставая трясет.
  
  Они нашли удобный диван в приемной.
  
  – Рад снова вас видеть, – начал детектив.
  
  Фенуик присмотрелась к нему.
  
  – Мы знакомы?
  
  – Встречались пять лет назад. Помните пропавшую в «Пяти вершинах» женщину?
  
  – Вспомнила: вы тот, кто требовал, чтобы обыскивали каждую выезжающую из парка машину.
  
  – Расскажите, что тут приключилось сегодня вечером?
  
  Фенуик объяснила: заметила в окно кабинета свет, обнаружила, что колесо обозрения вращается, затем эти манекены с надписями.
  
  – Вы никого не видели? – спросил Дакуэрт.
  
  Она покачала головой.
  
  – Можно посмотреть запись с видеокамер?
  
  Фенуик снова покачала головой.
  
  – Записи нет. Все камеры выключены. – Она пожала плечами. – В это время года, даже если бы парк закрывался не навсегда, а на сезон, они бы не работали. Как правило, мы не открывались раньше следующей недели. Раз нет посетителей, то некого снимать. Пару раз в день территорию осматривает охранник. Но это случилось до его очередного планового обхода.
  
  – Сколько людей потеряли работу из-за того, что закрывается парк? – спросил детектив.
  
  – Все. И я тоже со временем лишусь.
  
  – В какой это выражается цифре?
  
  – В «Пяти вершинах» были непосредственно заняты две сотни человек. Прибавьте арендаторов, которые тоже нанимали работников. Эффект расходящихся по воде кругов. Мы также пользовались услугами местных фирм – для уборки помещений, стрижки газонов, всего такого прочего.
  
  – Были такие, кто вел себя особенно враждебно из-за того, что остался без работы?
  
  Фенуик откинулась на спинку дивана и посмотрела в потолок.
  
  – Такие вещи случаются. Бизнес есть бизнес. Люди были расстроены, некоторые плакали. Но не припомню, чтобы кто-нибудь кричал: «Вы мне за это ответите!» Ничего похожего на то, что написано на манекенах. – Она помолчала и добавила: – Отказываюсь оставаться здесь одна по вечерам.
  
  – Разумно, – кивнул детектив.
  
  Фенуик отвела взгляд с потолка и пристально посмотрела ему в глаза.
  
  – Вы полагаете, что угроза реальна?
  
  – Не знаю, – ответил Дакуэрт. – Но кто-то не пожалел сил устроить представление. Надо было притащить туда эти манекены, намалевать на них надписи, запихнуть в кабинку и запустить аттракцион. Это сложно – включить колесо?
  
  – Если есть опыт работы с механизмами и электричеством, разобраться не сложно.
  
  – А детям?
  
  Она немного подумала:
  
  – Детям труднее. Если только мы не нанимали кого-нибудь из них прошлым летом.
  
  – Можете найти мне фамилии работников, управлявших этим аттракционом?
  
  – Наверное, найду, но только не теперь. Не хочу больше ни минуты здесь оставаться.
  
  Дакуэрт улыбнулся:
  
  – Меня устроит и завтра. – Он протянул ей визитную карточку. – Могу послать с вами полицейского, чтобы проводил до машины.
  
  – Спасибо, – поблагодарила Фенуик.
  
  Дакуэрт спускался по лестнице, когда снова зазвонил его мобильный телефон.
  
  – Слушаю.
  
  – Детектив Дакуэрт?
  
  – Да.
  
  – Это Клайв Данкомб из Теккерей-колледжа.
  
  – Вы обещали прислать мне фамилии девушек, на которых совершено нападение.
  
  – Да… я как раз об этом. У нас новый поворот событий.
  
  – Это было правомерное применение оружия, – доказывал начальник службы безопасности колледжа, стоя над телом напавшего на Джойс Пилгрим человека. Источниками света служили месяц, звезды и пять фонарей, которые держали Данкомб, трое мужчин из его команды и Дакуэрт.
  
  – На этом пока остановимся. – Дакуэрт посмотрел на то, что осталось от головы убитого, и перевел взгляд дальше на тело. Человек был одет во флисовую толстовку с капюшоном – то ли темно-синюю, то ли черную, трудно было судить при таком освещении. С большой белой цифрой 2 слева от молнии и с такой же большой цифрой 3 – справа.
  
  – Я увидел его с пистолетом в руке на коленях над Джойс. Пошел в лес ее искать и наткнулся на такую картину, – продолжал Данкомб.
  
  – Вы сделаете заявление в управлении, – перебил его детектив.
  
  – Послушайте, это же очевидно. Выстрел был правомерным.
  
  Дакуэрт направил луч фонаря в лицо начальнику службы безопасности.
  
  – Перестаньте повторять это слово!
  
  – Мои действия были оправданны, вот что я пытаюсь сказать. Я спас Джойс жизнь.
  
  – После того как подвергли ее опасности. На данный момент я здесь старший и квалифицирую то, что случилось, как убийство. С вас снимут показания. Со всех.
  
  Джойс Пилгрим была единственной из подчиненных Данкомба, кого не было рядом. Пока Дакуэрт разбирался на месте, она находилась в спортивном зале на попечении полицейского.
  
  – Здесь многие студенты ходят с оружием? – Дакуэрт снова осветил труп фонарем.
  
  – Надеюсь, что нет. Во всяком случае, этот пистолет не его. Джойс растерялась, и этот придурок вырвал его у нее.
  
  – Ваши люди имеют разрешение на ношение оружия?
  
  – Формально – нет. Но, учитывая, что Джойс служила приманкой, я принял решение дать ей один из своих пистолетов.
  
  – Постойте, так у этого парня ваш пистолет?
  
  – Да. И когда вы с ним разберетесь, если вам не в облом, верните его мне.
  
  Дакуэрт почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
  
  – Помнишь, что я утром сказал о твоем намерении использовать Джойс с ее опытом в качестве приманки?
  
  – Для меня новость, что я обязан перед тобой отчитываться, – огрызнулся Данкомб. – Не ты выписываешь мне зарплатный чек.
  
  – Не я. Президент колледжа. Но если у него есть хоть капля здравого смысла, не пройдет и недели, как тебя отсюда уберут, и ты будешь в детском саду переводить через дорогу сопливых карапузов.
  
  – Я в бостонской полиции раскрыл больше дел, чем вы в вашем городе за десять лет. Не смей разговаривать со мной в таком тоне!
  
  – Еще как смею! Открой еще раз рот, и я надену на тебя наручники и отправлю на ночь за решетку. Господи, что за бордель? Кто-нибудь может сказать, кто этот парень?
  
  Ему ответил один из подчиненных Данкомба:
  
  – Я. Меня зовут Фил. Фил Мерсер. У меня его бумажник. – Он протянул бумажник и посветил на него фонарем. – Это здешний студент. Его фамилия…
  
  – Ты прикасался к телу? – спросил детектив.
  
  – Как же иначе его бумажник оказался у меня? – Фил произнес это таким тоном, словно ему задали самый глупый вопрос на свете.
  
  Дакуэрт вздохнул.
  
  – Ну и кто он?
  
  – Сейчас. Еще раз сверюсь с его правами. Вот – Мейсон Хелт. Здесь его студенческая карточка и все остальное.
  
  Он бросил бумажник в сторону детектива.
  
  Ошарашенный Дакуэрт сумел его поймать и при этом не выпустить из рук фонаря. Затем повернулся к Данкомбу:
  
  – Тебе есть чем гордиться.
  
  Джойс Пилгрим он нашел в гимнастическом зале сидящей на деревянной лавке. Детектив отпустил дежурившего подле нее полицейского и пристроился рядом на скамью.
  
  – Как вы? – спросил он, представившись.
  
  – Нормально. – Она стиснула колени и сцепила пальцы обеих рук в замок. Плечи сгорблены, словно в попытке замкнуться в себе.
  
  – Сочувствую тому, что вам пришлось испытать, – сказал детектив. – Вас осмотрели врачи?
  
  – Я не ранена, – ответила Джойс и медленно помотала головой. – Но больше не хочу работать на этого придурка.
  
  Дакуэрту не потребовалось спрашивать, кого она имеет в виду.
  
  – Я вас не осуждаю.
  
  – Меня не учили ничему подобному. Я не могу выполнять такие задания. Просто не могу.
  
  – Данкомб не имел права вас подставлять. Так нельзя.
  
  – Мне надо позвонить мужу. Я не смогу довести до дома машину.
  
  – Конечно.
  
  – До сих пор не в состоянии поверить тому, что он мне сказал.
  
  – Что он вам сказал?
  
  – Клайв не сообщил?
  
  – Скажите вы, – мягко попросил детектив.
  
  – Когда этот парень завладел моим пистолетом, он не стал целиться в меня. Извинился и сказал, что не имел в виду ничего плохого. Что у него не было намерений меня насиловать.
  
  – Продолжайте.
  
  – Он… подождите… как же он выразился? Это был прикол. Что-то вроде социального эксперимента.
  
  – Прикол?
  
  – Его слово. Мол, так хотел какой-то «он». Будто другой человек. А этого парня, получается, попросили это сделать или наняли. Вам это что-нибудь говорит?
  
  Дакуэрту это ничего не говорило. Весь день происходило нечто такое, в чем абсолютно не было смысла. Расправа над двадцатью тремя повешенными белками, три манекена в кабинке колеса обозрения и теперь…
  
  Секунду!
  
  Он закрыл на мгновение глаза и перенесся на час назад, когда обходил основание колеса обозрения.
  
  Все кабинки были пронумерованы.
  
  И у той, в которой сидели три манекена, на борту был нарисован номер. Дакуэрт закрыл глаза и попытался представить, как он выглядел.
  
  Это была цифра 23.
  
  Как и на толстовке Мейсона Хелта. Тоже 23.
  
  А сколько белок было повешено утром в парке? Двадцать три.
  
  Возможно, это вообще ничего не значило. Однако…
  
  – Уж больно странное совпадение, – сказал он вслух.
  
  – Вы это мне? – спросила Джойс Пилгрим.
  Глава 33
  
  Дэвид
  
  Поскольку первым, к кому Джек Стерджес не рекомендовал мне ходить, был Билл Гейнор, я решил начать свои визиты именно с него. Я не представлял, о чем собираюсь его спросить, но надеялся, что через двенадцать часов после нашей первой встречи у нас получится нечто похожее на цивилизованный разговор.
  
  Учитывая, что я тот, кто появился рядом с его домом с Мэтью, может быть, он захочет пообщаться, задать какие-нибудь вопросы.
  
  Я остановил мамин «таурус» напротив его дома на Бреконвуд-драйв и направился к входу. На улице не осталось никаких следов того, что здесь произошло утром: ни полицейских машин, ни огораживающей место преступления желтой ленты, ни фургонов с журналистами. Все это было и исчезло.
  
  На улице царила тишина; в большинстве домов, включая тот, который нужен был мне, уже погасили свет. Только над входной дверью горела лампочка. Однако в соседнем доме светилось несколько окон.
  
  Я нажал на кнопку звонка.
  
  И услышал шаги внутри – кто-то приближался к двери с другой стороны. Сразу слева от нее открылась штора на окне, и Билл Гейнор бросил на меня быстрый взгляд.
  
  – Уходите! – Он не крикнул, но сказал достаточно громко, чтобы я услышал через стекло.
  
  – Пожалуйста, откройте.
  
  Свет над моей головой погас.
  
  Не вышло. Я не стал звонить во второй раз. Человек по ту сторону закрытой двери и так достаточно испытал в этот день, чтобы продолжать ему навязываться.
  
  В этот поздний час перед тем, как вернуться домой и лечь спать, я мог поехать только в одно место. Место, которое не выходило у меня из головы.
  
  Но не успел я возвратиться к машине, как услышал, что открывается дверь соседнего дома, где все еще горел свет. Оттуда вышел худой пожилой человек лет восьмидесяти в клетчатом домашнем халате.
  
  – Вы что-то хотели? – спросил он.
  
  – Вот приехал повидать мистера Гейнора, но он не в настроении принимать гостей, – ответил я.
  
  – Его жену сегодня убили, – сказал старик.
  
  – Знаю. Я был здесь в тот момент, когда он обнаружил ее тело.
  
  Старик, прищурившись, посмотрел на меня и сделал ко мне шаг.
  
  – Я видел вас утром. Глядел из окна. На газоне еще возникла потасовка, там была женщина с их ребенком.
  
  – Верно, – кивнул я.
  
  – Не могу понять, что творится. Спросил у полицейских, но они мне ничего не сказали. Сами задали кучу вопросов, а на мои отвечать не захотели.
  
  Я пересек газон и встал с ним рядом у ступеней его дома.
  
  – Что вы хотите узнать? Кстати, меня зовут Дэвидом.
  
  – Я Терренс, – сказал он, кивая. – Терренс Род. Живу здесь двадцать лет. Моя жена Хилари умерла четыре года назад, и с тех пор я остался один. Но отсюда без крайней необходимости не уеду. Догадайтесь, сколько мне лет?
  
  – Я не силен в оценке возраста людей, – попытался отвертеться я от ответа. – Наверное, шестьдесят восемь.
  
  – Не говорите ерунды. Скажите, что думаете на самом деле.
  
  Я прикинул и ответил:
  
  – Семьдесят девять. – Хотя на самом деле подумал: восемьдесят. Та же история, что в торговле, когда вещь за четыре доллара предлагают за три девяносто девять. Так покупателю легче расставаться с деньгами.
  
  – Восемьдесят восемь. – Терренс дотронулся пальцем до виска. – Но здесь, как и раньше, все в порядке. Так вы мне скажете, что у нас случилось?
  
  – Кто-то насмерть зарезал Розмари Гейнор. Жуткое дело.
  
  – Кто убийца?
  
  Я покачал головой:
  
  – Насколько мне известно, пока никто не арестован.
  
  – Следовательно, это не Билл, – кивнул он.
  
  Его слова меня огорошили.
  
  – А вы бы удивились, если бы это оказалось делом его рук?
  
  – И да, и нет. Да, потому что он не производит впечатления человека, способного на такое. Нет, поскольку, если убита жена, преступником, как правило, оказывается ее муж. Я всю жизнь занимался статистикой и невольно выбираю самые вероятные варианты. Ваш-то какой интерес в этом деле?
  
  – Как я уже сказал, я был здесь в тот момент, когда мистер Гейнор обнаружил тело жены.
  
  Похоже, это объяснение показалось ему достаточным. Старик кивнул:
  
  – Приятная была пара. Трагедия, да и только. Сегодня все соседи на улице наверняка проверили, надежно ли заперты их двери, хотя такие убийства чаще всего дело рук знакомых. Если не самого Билла, чего я, заметьте, не утверждаю.
  
  – Я понял.
  
  – А что с их прелестным малышом? С ним все в порядке?
  
  – Да, – ответил я.
  
  – Слава богу. Я замерзаю в халате. Рад был с вами поговорить.
  
  – Не возражаете, если я задам вам пару вопросов?
  
  Он колебался. Чтобы согреться, ему придется пригласить меня в дом.
  
  – Не вы это сделали?
  
  – Не я.
  
  – Подождите секунду.
  
  Старик скрылся в доме и закрыл за собой дверь. Но секунд через десять она вновь отворилась, и он появился с мобильным телефоном в руке. Поднял его на уровень моего лица.
  
  – Улыбнитесь. – Я послушался. В следующее мгновение темноту разорвала вспышка. Старик, глядя в телефон, повозил пальцем по экрану. – Ну вот, пошлю вашу фотографию дочери в Де-Мойн. Если меня найдут мертвым, у полиции будет ваш снимок.
  
  – Предусмотрительно, – похвалил я.
  
  Раздался сигнал отправляемой почты.
  
  – Пойдемте, – пригласил он. Я вошел за ним в дом. – Пока не наступает время ложиться в постель, у меня везде горит свет. Я плохо сплю и брожу по дому. Раньше часа не успокаиваюсь. Пытаюсь смотреть какое-нибудь классическое кино, ложусь, но просыпаюсь рано.
  
  – Сочувствую.
  
  – После шести утра сна ни в одном глазу. Привык читать в это время газету, но недоумки закрыли «Стандард».
  
  – Слышал, – кивнул я.
  
  – Пойдемте на кухню. Хотите горячего шоколаду? По ночам я, как правило, пью горячий шоколад.
  
  – Очень любезно с вашей стороны.
  
  В доме было много дерева: деревянные шкафы, деревянный пол, деревянные панели на холодильнике и других кухонных приборах. Все на своих местах. В раковине не скопилось гор немытой посуды, у телефона – стопок конвертов и счетов. Можно звать фотографа интерьеров недвижимости, и ему не потребуется ни минуты на подготовку.
  
  – Красивый дом, – похвалил я.
  
  Старик налил в две кружки молока из холодильника и поставил в микроволновку. Таймер установил на девяносто секунд.
  
  – Размешаю в середине процесса.
  
  – Вы хорошо знали Гейноров? – спросил я.
  
  Терренс пожал плечами:
  
  – Здравствуйте – до свидания, такого рода знакомство. У них была еще няня, приходила чуть ли не каждый день. Звали Саритой. Из них самая приятная.
  
  – Вот как?
  
  – Милая девушка. Хотя теперь не принято говорить «девушка». Эта женщина – упорный и крепкий человечек. Бегала с одной работы на другую. Наверное, посылала деньги семье в Мексику. Не думаю, что ее наняли легально, но люди поступают так, как считают нужным.
  
  – Вам известно, где еще она работала?
  
  – В доме для престарелых и инвалидов. Пытался вспомнить название, когда спросили копы, но не сумел. Их в нашем районе около пятидесяти. Знаю, что она работает в одном из таких, потому что спрашивал, какие там условия на случай, если дойду до такого состояния, что не смогу за собой ухаживать. По ее словам, там очень недурно. Но сам я надеюсь быстренько убраться, когда придет мое время. – Он щелкнул пальцами. – Вот так. Лечь в постель, а на следующее утро не проснуться. Что вы об этом думаете?
  
  – Кто это сказал: «Хочу дожить до ста десяти лет, и пусть меня застрелит ревнивый муж»?
  
  – Член Верховного суда Тергуд Маршалл. – Теренс усмехнулся. – Тоже неплохо. – Пикнула микроволновка. Он вынул кружки, размешал и снова поставил в печь на следующие полторы минуты. – У меня такое впечатление, что за десять месяцев, которые ходила сюда Сарита, я говорил с ней больше, чем с Гейнорами за все время, пока они здесь живут. Хотя до прошлого года они здесь редко появлялись.
  
  – Где же они были?
  
  – В Бостоне. Билл работает в страховой компании, у которой там штаб-квартира. Ему приходилось уезжать туда на несколько месяцев, и Розмари ехала жить с ним. Последние месяцы беременности тоже находилась там. В первый раз, когда я увидел Гейноров после возвращения, у них уже был ребенок.
  
  Микроволновка снова пикнула. Теренс вынул кружки и протянул одну мне. Я подул, прежде чем сделать глоток. У него получился вкусный горячий шоколад.
  
  – Зефира нет, – сообщил он извиняющимся тоном. – Покупаю время от времени и забываю съесть. Здесь открыл коробку, а он твердый, как мячики для гольфа.
  
  Мы отклонились от темы – по крайней мере той, которую я пришел обсудить. Теренс некогда владел лошадьми и хотел все мне о них рассказать. Я слушал вполуха, но он был обаятельным человеком, и мы приятно провели время.
  
  Я поблагодарил его за горячий шоколад и беседу, и, когда собрался возвратиться к «таурусу», он вдруг сказал:
  
  – «Дэвидсон».
  
  – Простите?
  
  – «Дэвидсон-плейс». Только что всплыло в памяти. Место, где работает Сарита.
  
  По дороге к родительскому дому я не испытывал уверенности, что знаю больше, чем когда уехал оттуда. Во всяком случае, ничего полезного. Но решил, что на следующее утро буду заниматься тем же – задавать вопросы.
  
  Я отправлюсь в этот «Дэвидсон-плейс» и повстречаюсь с Саритой.
  
  Домой я ехал не прямо – сделал несколько поворотов и оказался рядом с местом, куда уже заезжал сегодня днем.
  
  Остановил машину у тротуара и заглушил мотор. Оставил ключ в замке зажигания, сидел за рулем и смотрел на дом. Свет в окнах не горел.
  
  Наверное, все легли спать.
  
  И Карл, и его мать Саманта.
  
  Я еще с минуту смотрел на фасад, затем, почувствовав, как проголодался, повернул ключ и поехал дальше.
  ДЕНЬ ВТОРОЙ
  Глава 34
  
  Голая женщина сидела на краешке кровати и плакала.
  
  Лежащий под одеялом на другой стороне разворошенной постели мужчина повернулся к ней и коснулся кончиками пальцев ее спины.
  
  – Ну что ты, детка.
  
  Она продолжала плакать, уткнув лицо в ладони и опершись локтями о колени.
  
  Мужчина сбросил одеяло, встал за ней на колени, прижался обнаженной грудью, обнял.
  
  – Все хорошо. Все будет хорошо.
  
  – Как может быть хорошо? – спросила она. – Этого просто не может быть.
  
  – Ну… не знаю. Найдем какой-нибудь выход.
  
  Женщина покачала головой и всхлипнула:
  
  – Они меня найдут, Маршалл. Я уверена: они меня найдут.
  
  – Я о тебе позабочусь. – Он попытался ее успокоить: – Позабочусь. Не дам им тебя обнаружить.
  
  Женщина освободилась из рук Маршалла, пошла в ванную его маленькой квартирки и закрыла за собой дверь. Он приложил к створке ухо и спросил:
  
  – С тобой все в порядке, Сарита?
  
  – Да, – ответила она. – Я просто на минутку.
  
  Маршалл стоял по другую сторону двери, не зная, как поступить. Обвел глазами свое жилище, которое, если не считать ванной, состояло из одной комнаты. Маленький холодильник, плитка и раковина в углу, кровать и пара мягких стульев, которые ему повезло подобрать в День старьевщика, когда люди выбрасывают на улицу всякий хлам.
  
  Фыркнул бачок туалета, из крана потекла вода, затем дверь открылась. Сарита стояла перед ним, потупив голову.
  
  – Поеду домой. Возвращусь к себе в Монклову.
  
  – Нет. – Он снова ее обнял. – Тебе не надо в Мексику. Твоя жизнь здесь. У тебя есть я.
  
  – У меня нет здесь жизни. Поеду домой или как-нибудь исчезну, найду работу, начну все сначала. Мне надо зарабатывать. На меня рассчитывают. А здесь платят больше, чем у нас.
  
  – Могу тебе одолжить, – предложил Маршалл. – Дам денег. У меня их не много, но на две-три сотни можешь рассчитывать.
  
  Сарита рассмеялась.
  
  – Ты серьезно? Как думаешь, на сколько этого хватит?
  
  – Знаю, знаю, миллионер из меня никакой. Но ты упомянула о деньгах, и я хочу сказать, о чем подумал ночью.
  
  Она прошла мимо, подобрала с пола у кровати трусики, бюстгальтер и надела их. А Маршалл стоял и смотрел на нее.
  
  – О чем бы ты ни подумал, не хочу об этом знать.
  
  – Перестань. Ты должна хотя бы выслушать меня. Возможно, это решение твоих проблем. Решение для нас обоих. Ты хочешь отсюда сорваться – прекрасно. Но я могу уехать с тобой.
  
  – Не знаю… – проговорила Сарита. – Не хочу накликать на тебя беду.
  
  – Брось, – возразил он. – Мы с тобой вместе в этом деле.
  
  – Ничего подобного. Не вместе. Ты не сделал ничего недозволенного, кроме как спрятал меня. Но если станет известно, что ты держишь меня у себя, можешь нажить очень крупные неприятности. И не только потому, что меня не должно здесь быть.
  
  Сарита натянула джинсы, надела блузку и принялась ее застегивать. Маршалл огляделся, нашел на полу свои боксеры и продел в штанины ноги.
  
  – Позвоню на работу, скажусь больным, а потом все обмозгуем.
  
  Он взял лежащий у кровати мобильник.
  
  – Привет, Мэнни, у меня какой-то вирус, всю ночь колбасило. Боюсь заразить старикашек. Да. Хорошо, спасибо.
  
  Он положил телефон обратно.
  
  – Зачем ты так грубо? Они приятные старые люди.
  
  – Я не имел в виду ничего плохого, – ответил Маршалл. – Зато мне теперь никуда не надо идти, и мы можем спокойно обсудить мою идею.
  
  Сарита покачала головой:
  
  – У меня идея одна: сделать как можно быстрее ноги – и куда подальше. Если сумеешь, отвези меня в Олбани или в другой город. А там я сяду на поезд.
  
  – И куда двинешь?
  
  – Наверное, в Нью-Йорк. У меня там двоюродная сестра. Надо только ее найти.
  
  – Присядь, успокойся, – попросил он.
  
  – Я не…
  
  – Просто выслушай меня, ладно?
  
  Сарита опустилась на край кровати и посмотрела на него снизу вверх.
  
  – Ну, что?
  
  – Есть нечто такое, что Гейнор не захочет вытаскивать на свет. Правильно?
  
  – Не исключено, что все уже известно.
  
  – То ли известно, то ли нет. Убийство его жены могут повесить на кого-нибудь со стороны, а до другого не докопаются. Ты ему звонишь и говоришь, что сделаешь так, чтобы ничего не всплыло. Но за определенную цену.
  
  – Самая большая глупость, какую мне приходилось слышать, – заметила Сарита. – Все непременно всплывет.
  
  – Благодаря тебе. Нельзя было этого делать.
  
  – Я должна была, – отрезала она.
  
  – Хотя, может, все это не важно. Может, ничего и не всплывет.
  
  – Ты спятил? Мне надо отсюда убираться. Думаешь, полиция меня не ищет? Гарантирую, что ищет.
  
  – Тебя не так просто найти. Как им напасть на твой след? У тебя нет ни телефона, ни прав, ни кредитных карт. С жилья слиняла. Никаких связей с окружающим миром. Словно вовсе не существуешь. – Маршалл улыбнулся и пощекотал ее пальцем под подбородком. Сарита отвернулась. – Да хватит, встряхнись. Ты же у нас как шпионка.
  
  – Никакая я не шпионка. Кормлю стариков и детей, подмываю и убираю за ними дерьмо. Вот мое занятие.
  
  – Ладно, ладно, – проговорил он примирительным тоном. – Сиди здесь, никуда не высовывайся. Дойду до банкомата, сниму, что осталось. Возьмешь деньги и сядешь на поезд в Нью-Йорк. Только обещай, что свяжешься со мной, когда доберешься туда. Мне нужно знать, что с тобой все в порядке. Я тебя люблю. Ты это знаешь, да? Люблю больше всего на свете.
  
  Сарита снова заплакала и закрыла лицо руками.
  
  – Не могу выбросить из головы.
  
  Маршалл опять ее обнял.
  
  – Понимаю, понимаю.
  
  – Видеть миссис Гейнор в таком состоянии! Ужасно!
  
  – Говорю тебе: это шанс. У него есть деньги. Шикарный дом, хорошая машина. У таких людей не может не быть денег. Ты же у них работала, видела их счета и разные финансовые бумажки.
  
  Сарита отняла ладони от лица и на мгновение задумалась.
  
  – Что-то такое видела, но не присматривалась. Я же не носила им почту. Помогала по дому и с ребенком. Миссис Гейнор была очень расстроена. Она надеялась, что ребенок сделает ее счастливой, но стало только хуже.
  
  – Да, растить малыша – не шутка, – кивнул Маршалл. – Я бы точно завял, если бы пришлось возиться с детьми.
  
  Сарита бросила на него быстрый взгляд.
  
  – Другое дело, если воспитывать вместе с тобой, – поспешно поправился он.
  
  – Я думаю, ее муж всегда знал, что происходит, но когда мисс Гейнор выяснила…
  
  – Перестань об этом думать, – оборвал ее Маршалл. – Забудь и живи дальше.
  
  – Моя вина, – не отступала она. – Если бы не я, она бы никогда не связала одно с другим.
  
  – Да, но не надо себя убеждать, что это как-то связано с тем, что с ней случилось. Если только ты не решила, что это его рук дело. Мужа.
  
  Сарита покачала головой:
  
  – Он ее любил. Конечно, он редко бывал дома и мы с ним почти не разговаривали, но думаю, что любил.
  
  – Да, но иногда даже любящие люди сживают друг друга со свету. Тем больше причин ему позвонить и сказать, что знаешь. Он раскошелится, даю тебе слово. У тебя будет достаточно денег обустроиться на новом месте и останется послать своим.
  
  – Нет, – твердо заявила она. – Нет и нет.
  
  Маршалл, как бы сдаваясь, вскинул руки.
  
  – Хорошо. Если ты говоришь нет, значит, нет.
  
  – Я хочу делать только то, что правильно, – прошептала Сарита. – Я ведь неплохой человек.
  
  – Конечно, неплохой.
  
  – Всегда старалась делать только хорошее. Но иногда не важно, что делаешь, это все равно плохо.
  
  Маршалл поцеловал ее в лоб.
  
  – Жди здесь, я принесу деньги. И поесть. Скажем, сандвич с яйцом и кофе.
  
  Сарита молчала, пока он одевался. Прежде чем уйти, Маршалл убедился, что клочок бумаги, на котором он записал телефонный номер Билла Гейнора, по-прежнему у него в кармане.
  Глава 35
  
  В шесть Барри Дакуэрт был уже на ногах.
  
  Накануне он вернулся к себе почти в полночь и, когда сворачивал на подъездную дорожку, видел белый фургон, припаркованный напротив дома у тротуара, но не придал этому значения. Не заметил надписи на боку.
  
  Он с трудом поднялся по лестнице, разделся до трусов и рухнул рядом с Морин.
  
  – Мм… – пробормотала жена и снова уснула.
  
  Дакуэрт боялся, что не сомкнет век, что в глазах так и будут стоять студент с наполовину снесенной выстрелом головой, Розмари Гейнор на столе в прозекторской со злорадной раной-улыбкой поперек живота. И три манекена с адской ухмылкой на колесе обозрения.
  
  И даже те чертовы повешенные белки.
  
  Но ничего из этого ему не приснилось – он на шесть часов впал в коматозное забытье и, хотя поставил свой внутренний будильник, как обычно, на шесть тридцать, открыл глаза в пять пятьдесят девять. Посмотрел на циферблат и решил: нечего пытаться снова заснуть, раз все равно так скоро вставать. Свесил из-под одеяла толстые ноги и погрузил ступни в лежащий на полу ковер.
  
  Морин перевернулась на бок.
  
  – Поздновато ты вчера пришел.
  
  – Да. – Дакуэрт протер глаза и посмотрел на экран мобильного телефона: не было ли сообщений. И не обнаружил ничего, что требовало бы его немедленного внимания.
  
  – Пыталась тебя дождаться, – сказала жена.
  
  – Зачем?
  
  – Двадцать лет на службе. Я не забыла.
  
  Свет уже проникал в окна, и Барри увидел на журнальном столике два рифленых бокала, ведерко для льда, бутылку шампанского. Теперь в ведерке, конечно, не лед, а вода.
  
  – Я и не заметил, когда пришел, – признался он.
  
  – Милый мой детектив, – усмехнулась Морин. – Ничто от тебя не укроется.
  
  – Извини.
  
  – Тсс… Ни слова больше. Я могла бы тебе кое-что высказать. Но давай устроим маленький праздник сегодня.
  
  Она потянулась к мужу под одеялом.
  
  – Мне пора, – сказал он, когда они закончили.
  
  – Вставай, – ответила Морин, откидывая смятые простыни. – Пойду сварю кофе.
  
  Барри протопал по коридору в ванную, подошел к душевой кабинке, открыл кран и попробовал рукой, добралась ли горячая вода наверх через два этажа от старенького бойлера. Прежде чем встать под струю, он бросил быстрый взгляд на себя в зеркале.
  
  Вид своего обнаженного тела его всегда удручал. Он недоумевал: разве может Морин получать удовольствие, занимаясь любовью вот с таким? В колледже он не был толстым и, конечно, находился в лучшей форме, когда поступал на службу в городскую полицию. Он отчасти винил то время, когда патрульным часами ездил по городу. Ненавидел избитую фразу, но в его случае она была верна: Барри Дакуэрт любил останавливаться у пирожковых. Не потому, что так сильно любил пирожки – хотя он их достаточно любил, – просто это помогало ему справиться со скукой. Заходишь в заведение, выпиваешь кофе, съедаешь пирожок, разговариваешь с человеком за стойкой, потом садишься за столик и треплешься о том о сем с другими посетителями.
  
  В то время он называл такие заезды связью с общественностью.
  
  Когда же стал детективом, оказалось, что его работа отличается от той, что показывают в кино: ни погонь по улицам, ни прыжков через заборы. Большая часть времени уходит на разговоры со свидетелями, записи, составление отчетов за столом в кабинете и телефонные звонки.
  
  Каждый год он немного прибавлял в весе.
  
  И теперь, по его расчетам, был по крайней мере на восемьдесят фунтов тяжелее нормы. Все эти мысли пронеслись в его голове за секунду до того, как он встал под душ.
  
  Итак, число 23.
  
  Эти цифры трижды возникали за день. Двадцать три мертвые белки. Номер на кабинке колеса обозрения, в которой сидели три размалеванных манекена. Цифры на толстовке студента.
  
  Может, это ничего и не значит, думал Дакуэрт, намыливая свой изрядных размеров живот. Вокруг нас много всяких чисел. Совпадения возникают повсюду, надо только знать, где искать. Автомобильные номера, даты рождений, домашние адреса, номера социального страхования.
  
  И тем не менее.
  
  Надо быть начеку. Продолжая расследование – вернее, расследования, – держать в голове это число.
  
  Теперь, когда дали в помощники Энгуса Карлсона, Дакуэрт надеялся, что ему удастся спихнуть на него часть своей работы. Если того переведут в следственный отдел уже сегодня, у него готов для Энгуса список дел. Пусть для начала займется повешенными белками. Вот тогда узнает, какая это потеха. Еще нужно допросить трех студенток Теккерей-колледжа, которые подверглись нападению до вчерашнего вечера. Возможно, Джойс была не единственной, кто слышал странные комментарии Мейсона Хелта. Еще он хотел, чтобы Карлсон съездил в «Пять вершин» и выяснил, кто запустил колесо обозрения.
  
  В таком случае сам он сосредоточит усилия на расследовании убийства Розмари Гейнор и поисках пропавшей няни по имени Сарита Гомес. Старик – сосед Гейноров – сообщил, что она дежурила в доме инвалидов и престарелых, но не знал, в каком именно. Таких заведений в районе Промис-Фоллс несколько, поэтому лучше не ездить в каждый, а сесть в кабинете и обзвонить все.
  
  Дакуэрт закрыл кран, потянулся за полотенцем и ступил на коврик. Обернул полотенце вокруг бедер – его длины не хватило, чтобы стянуть на талии – и выглянул в выходившее на улицу окно ванной.
  
  Белый фургон стоял на том же месте, что и накануне вечером. Хотя солнце еще не поднялось, Барри сумел прочитать надпись на его борту: «Родниковая вода Финли».
  
  Детектив пару раз моргнул, сразу не поверив тому, что увидел, и желая убедиться, что правильно разобрал слова. Какого черта машину Рэндала Финли оставили напротив его дома? Тот ли это фургон, который он заметил накануне вечером?
  
  Возможно, Рэнди хотел с ним поговорить, уехал, а теперь вернулся опять?
  
  Сегодня можно обойтись без бритья, решил Дакуэрт, провел рукой по волосам, торопливо оделся и, не потрудившись повязать галстук – успеется после завтрака, – влекомый ароматом кофе, спустился на кухню.
  
  – Все готово, – сообщила ему Морин.
  
  – Чего здесь надо Рэндалу Финли?
  
  – Что?
  
  – Рэндал Финли – бывший мэр, отменный проходимец. Знаешь такого?
  
  – Знаю. Он здесь?
  
  – Его фургон припаркован на противоположной стороне улицы, и у меня такое впечатление, что он стоял там всю ночь. Где же сам Финли? Прячется у нас под кроватью?
  
  – Ты меня застукал. У меня с ним полгода связь.
  
  Барри выжидательно посмотрел на жену.
  
  Морин улыбнулась и рассмеялась.
  
  – Расслабься: это фургон не Финли. То есть он принадлежит его компании, но на нем ездит Тревор.
  
  – С какой стати машина Финли оказалась у нашего сына?
  
  – Уверена, этот фургон у него не единственный. У Финли, наверное, их целый автопарк. Если он владеет компанией по розливу воды, то с одной машиной не справиться.
  
  – Вопрос не в этом. – С каждой секундой Дакуэрт становился все нетерпеливее. – Почему наш сын ездит на этой машине? – Он помолчал. – И почему эта машина здесь?
  
  – Вчера вечером Тревор нанес мне неожиданный визит, – ответила Морин. – То есть он приехал к нам обоим, но ты задержался на службе. Сейчас спит наверху, но каждую минуту может спуститься. Его рабочий день начинается в половине восьмого.
  
  – Наш сын работает у Финли?
  
  Морин энергично кивнула:
  
  – Правда, здорово? У него был такой тяжелый период: разрыв с Триш, поиски заработка. Он наконец нашел работу, и это, мне кажется, сотворило с ним чудо. Я вижу в нем реальные перемены. Так долго приходил в себя после того, как расстался с девушкой, прибавь к этому положение безработного и…
  
  – Ему нельзя работать на этого человека. – Дакуэрт сел за кухонный стол.
  
  – Ты с ума сошел? – Морин налила кофе и подвинула мужу чашку. – Наш сын только-только получил место, а ты требуешь, чтобы он ушел?
  
  – Что он там делает?
  
  Морин уперлась кулаком в бедро.
  
  – Кто из нас детектив? На улице стоит фургон, в нем коробки с бутылками. Ключи от фургона у Тревора, он может ехать на нем куда вздумается. Теперь сложи все воедино.
  
  С верхнего этажа послышался шум. Там находилась прежняя спальня Тревора, в которой он не ночевал уже пару лет. Сын проснулся.
  
  – Он расстроился, что не застал тебя вчера вечером.
  
  – Я думаю.
  
  – Но есть шанс повидать сейчас. – Муж не ответил, и она продолжала: – Только не ворчи. Не порти ему настроение.
  
  – Я не сбираюсь ворчать. Но хочу узнать, как он дошел до жизни такой, чтобы работать у этого придурка?
  
  – Повезло.
  
  – Ему нужно вернуться к изучению торгового дела, а не развозить товар для всякого пустобреха.
  
  Минуту спустя появился сам Тревор. По тому, как торчали его волосы, можно было решить, что их опалили электрическим током. На нем были спортивные штаны и майка. Он чмокнул мать в щеку.
  
  – Решил сначала что-нибудь перехватить, а потом одеться. – Тревор посмотрел на отца, улыбнулся и пригладил волосы.
  
  – Что у тебя за терки с Финли? – спросил Дакуэрт.
  
  – С добрым утром, папа.
  
  – Когда ты начал у него работать?
  
  – Неделю назад, – ответил сын.
  
  – И как к нему попал?
  
  – Увидел в Интернете объявление – ему требовались водители. Пришел и получил место. В чем проблема?
  
  – Мы с твоим отцом в восторге, – вступила в разговор Морин. – Эта работа на полный день?
  
  – Да. Загребаю не кучу денег, но все-таки больше, чем раньше, когда была одна дырка от бублика.
  
  – Финли знает, кто ты такой?
  
  – А как же? Я писал заявление, в котором указал свою фамилию. Поэтому он знает, кто я такой.
  
  – Я не это имел в виду. Он знает, что ты мой сын?
  
  – Наш сын, – поправила мужа Морин. – Насколько помню, ты сотворил его не в одиночку.
  
  – Черт, не знаю, наверное. Кажется, когда-то просил передать тебе привет. Так что – привет.
  
  Дакуэрт покачал головой.
  
  – Есть, пожалуй, не буду, – бросил Тревор. – Перекушу по дороге.
  
  – Трев… – Мать попыталась его остановить, но он не слушал. Морин посмотрела на мужа. – Иногда ты бываешь просто невыносим. Пойми, речь не всегда об одном тебе. – Она поставила перед Барри миску с завтраком.
  
  – Что это? – спросил он, опуская глаза.
  
  – Фрукты.
  
  Дакуэрт услышал, как открылась и закрылась входная дверь, выглянул в окно, увидел, что Тревор направляется к фургону Финли, и погнался за ним. Сын уже закрывал дверцу, когда запыхавшийся Барри оказался рядом.
  
  – Подожди.
  
  – Что?
  
  – Дай мне секунду.
  
  Тревор четыре раза вдохнул и выдохнул.
  
  – Извини.
  
  – Ладно. Проехали.
  
  – Послушай, я рад, что ты нашел работу. Это прекрасно. Мы довольны, что у тебя что-то появилось.
  
  Тревор сдвинулся на самый край водительского сиденья.
  
  – Но?
  
  Барри невольно улыбнулся.
  
  – Какое-нибудь «но» найдется всегда. Я не заставляю тебя уходить от Финли.
  
  – Можно подумать, я бы послушался.
  
  – Это понятно. Ты взрослый человек и не обязан делать то, что велят тебе родители. Я только хочу предупредить – будь осторожен с Финли.
  
  – Папа, это работа, и больше ничего. Я развожу воду.
  
  – Разумеется, работа… Но у типов вроде Финли всегда на уме какие-нибудь козни. Вчера я с ним схлеснулся. Он хочет от меня нечто такое, что я не готов ему обещать.
  
  – Что именно?
  
  – Мечтает получить преимущество. Воспользоваться мной для удовлетворения своих амбиций. Чтобы я клепал на других в полиции. У меня, естественно, возникло подозрение, что у Финли виды и на тебя.
  
  – Я, пожалуй, поеду, отец.
  
  – Хорошо. Скажу последнее и больше об этом ни слова. Не связывайся с ним. Держись от греха подальше – не оступись. Уверяю, если у него появится на тебя компромат, рано или поздно он им воспользуется.
  
  У Тревора затрепетали веки.
  
  – Что-то хочешь сказать?
  
  – Ничего, – ответил сын. – Я тебя выслушал. Мне надо ехать, иначе опоздаю на работу.
  
  Дакуэрт сделал шаг назад, позволяя Тревору закрыть дверцу кабины. Сын завел мотор, развернулся на подъездной дорожке и поехал по улице.
  Глава 36
  
  Дэвид
  
  Я заглянул к Итану до того, как он встал с постели, сказал, что у меня много дел и ему придется добираться в школу самому. Никаких подвозов.
  
  – Ладно, – согласился он.
  
  – Как ощущения? Лучше? – спросил я. Задал вопрос в общем смысле, имея в виду, чувствует ли он себя лучше после вчерашней встречи с Карлом, после того, как показывал однокласснику дедову железную дорогу. И получил назад карманные часы.
  
  – Сегодня живот не болит. – Он понял вопрос буквально, но в каком-то смысле дал ответ, на который я рассчитывал. Если не притворялся больным и не пытался отлынивать от школы, значит, его настроение поднялось.
  
  Я не собирался завтракать, но мать успела поставить на мое место за столом чашку с кофе. Я схватил ее, не садясь отпил и поставил к раковине.
  
  – Мне пора. – И, повернувшись к отцу, который, как обычно, сражался с планшетом, тыкая в него пальцем, словно Моэ, вознамерившийся выколоть Керли глаза, добавил: – Итан пойдет в школу пешком. Выгони его пораньше, чтобы он не опоздал.
  
  – Сделаю. Он помирился с тем парнем?
  
  – Надеюсь.
  
  Отец кивнул:
  
  – Хорошо.
  
  Родитель был сегодня каким-то не таким. Хотя я заметил это еще вчера вечером. Когда отец обнял меня в гараже и стал намекать, что не такой уж он хороший человек, как я привык о нем думать. Откуда такое самоуничижение? Может, связано с матерью? Я видел, что с ней что-то происходит. Она стала забывчивой, и он исправлял ее огрехи. Но оставался таким же внимательным и заботливым. И, на мой взгляд, был предан ей, как обычно.
  
  – Я видела ту девушку, – сказала мать, отпивая из своей чашки кофе.
  
  – Какую?
  
  – Которая вчера приходила с мальчиком. Приятная.
  
  – Ты с ней даже словом не перемолвилась. Я и не подозревал, что ты ее заметила.
  
  – Смотрела из окна, – объяснила мать.
  
  Похоже, нам с Итаном самое время съезжать из этого дома.
  
  – Приятная, – подтвердил я. – Но с большим грузом прошлого.
  
  – У кого его нет? – возразила мать. – Думаешь, когда мы познакомились с твоим отцом, за нами ничего не было?
  
  Отец оторвался от планшета.
  
  – Дэвиду не нужна еще одна женщина с пестрым прошлым. Что говорят по этому поводу детективы?
  
  – Какие детективы? – не понял я. – Ты о чем?
  
  – Из романов. Их там целая куча, на любой вкус. – Отец за свои годы прочитал горы криминальной литературы. – Тот, что из книги, в названии которой есть слово «деньги». Что-то вроде этого: «Никогда не ложись в постель с девчонкой, у которой неприятностей больше, чем у тебя».
  
  – Дональд! – возмутилась мать.
  
  Правда заключалась в том, что отец и детектив, которого он только что процитировал, были правы. Мне случалось пытаться спасать попавших в передряги девиц, и ничем хорошим это не кончалось. Сэм Уортингтон, похоже, была из таких. Ее бывший муж сидел за решеткой за ограбление банка, а его злыдни родственнички добивались опеки над Карлом.
  
  Наипестрейшее прошлое. За всю жизнь не расхлебать.
  
  Но, несмотря на это, Сэм всю ночь не выходила у меня из головы.
  
  А пора бы о ней забыть – своих забот полон рот. Новая должность у Рэндала Финли и положение с Марлой. Остается только надеяться, что я сумею найти способ ей помочь.
  
  Вот с этого и начнем.
  
  – Мне в самом деле пора. – Я сделал последний глоток кофе, а остаток вылил в раковину.
  
  А когда открывал дверь, чуть не сбил собственную тетку, хорошо успел вовремя остановиться. Она собиралась надавить на кнопку звонка.
  
  – Здравствуй, тетя Агнесса, – сказал я.
  
  – Здравствуй, Дэвид, – отозвалась она. – Прошу прощения, что без предупреждения.
  
  – Все в порядке. Заходите.
  
  Агнесса переступила порог.
  
  – Твоя мать звонила насчет Марлы, и я решила заскочить, сообщить последние новости.
  
  – Мам, Агнесса пришла! – крикнул я в глубину дома.
  
  Скрипнули ножки стула по полу. Секундой позже появилась мать и прихрамывая заковыляла навстречу сестре – нога у нее еще болела. Женщины обнялись. Несмотря на распространенное мнение о холодности Агнессы и возникающее время от времени напряжение в отношениях между сестрами, я думаю, в глубине души они любили друг друга. Просто Агнессе не всегда удавалось это выразить.
  
  – Как Марла? – спросила мать. – Что с ней?
  
  – Все нормально, – ответила Агнесса. – Привет, Дон. – Из кухни посмотреть, что происходит, вышел отец. – Я знаю, что вы звонили, и решила заехать, сообщить, что Марлу сегодня выписывают, хотя, откровенно говоря, лучше бы она оставалась в больнице – там я могла бы ее в любую минуту навестить. Но больница не место для нее. Ей нужно находиться дома. Мы с Джиллом будем друг друга подменять, чтобы кто-нибудь был постоянно рядом с Марлой.
  
  – А что… – с запинкой начал отец, – с ребенком и той женщиной?
  
  Агнесса улыбнулась, поняв, что он хочет спросить, но не желает облечь в слова.
  
  – Полиция делает все, что положено, и мы тоже делаем все, что положено. Я наняла Натали Бондурант.
  
  – Ты правда считаешь, что Марлу надо так скоро забрать домой? – поинтересовалась мать. – Учитывая, что она пыталась с собой сделать, не лучше ли…
  
  – Когда речь идет о моей дочери, я знаю, что делаю, – отрезала Агнесса.
  
  – Разумеется, – согласилась мать. – Я только хочу сказать – если что-то опять случится, если снова произойдет несчастный случай, лучше, если Марла в это время будет находиться в больнице.
  
  – Арлин, прекрати, – попросила Агнесса.
  
  Мать промолчала, вроде как поняв, что ей ясно сказали «отвяжись». Но продержалась секунды две, а потом не выдержала:
  
  – Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, я дура набитая.
  
  – Ничего подобного я не говорила, – возразила Агнесса. – Только хотела напомнить, что Марла моя дочь, а не твоя, и не согласилась, будто я всеми силами о ней не забочусь.
  
  – В мыслях такого не было! – возмутилась мать. – Ты приписываешь мне полную нелепицу!
  
  – Замолчите вы обе! – взмолился отец. – Арлин, твоя сестра знает, что лучше для ее дочери.
  
  Мать покосилась на отца, и в ее взгляде ясно читалось, что она считает мужа предателем. Мгновение приходила в себя и, эмоционально перезагрузившись, продолжала:
  
  – Извини, ты меня неправильно поняла. Если мы можем чем-нибудь помочь, говори. Ты знаешь, что значит для нас Марла. Мы для нее готовы на все. – Мать взяла сестру за руку. Та руки не отняла и, хотя и слегка сухо, поблагодарила:
  
  – Спасибо.
  
  – Дэвид тоже сделает все, что потребуется.
  
  Агнесса улыбнулась мне, как показалось, вполне искренне.
  
  – Знаю. И поверьте, ценю. Мне пора в больницу – дел невпроворот. Дэвид, ты убегал, я тебе помешала? Я выйду с тобой.
  
  Она позволила сестре себя приобнять и расцеловать. Отец повторил тот же ритуал.
  
  – Хорошо, что я тебя застала, – сказала Агнесса, когда мы спускались по ступеням.
  
  – Да, хорошо, – кивнул я.
  
  – Я прекрасно сознаю, какое произвожу впечатление. Что мне не требуется ничья помощь. Что я сама все знаю. Что я слишком горда, чтобы на кого-то опираться. – Агнесса, наверное, ждала, что я стану ей возражать. Но я промолчал, и она улыбнулась. – Когда вчера я застала тебя с Марлой у дома Гейноров, могло показаться, что я не одобряю твоих действий. Того, что ты решил добраться до сути происходящего. Прошу за это простить.
  
  – В тот момент мы все были на взводе, – заметил я.
  
  – Вот именно. – Мы подошли к ее машине – серебристому седану «инфинити». – Речь не о моей персоне, а о Марле. Да, я знаю, она не всегда лестно обо мне отзывается, но она самое дорогое, что есть у меня в мире. И я хочу, чтобы для нее все хорошо кончилось. – Агнесса положила дрожащую руку мне на запястье. – Она моя детка, одна-единственная. И я сделаю все, чтобы ей помочь. – Она сжала пальцы. – Но у меня к тебе просьба.
  
  – Слушаю, – медленно проговорил я.
  
  – Мне трудно говорить. – Она запнулась и, чтобы избежать моего взгляда, посмотрела вдоль улицы. – Речь идет о твоем дяде Джилле.
  
  – Что с ним такое?
  
  – Я хочу попросить вот о чем: что бы ты о нем ни узнал, обещай помалкивать.
  
  – Я тебя не понимаю, Агнесса.
  
  Она отпустила мое запястье и заставила себя посмотреть мне в глаза.
  
  – У нас с Джиллом… кое-какие проблемы. Иногда я свысока обращаюсь с твоей матерью, мол, я вот сделала карьеру, а она сидит дома, но сама-то этому не рада. Я знаю, временами вы думаете, что я этакая, – на ее лице мелькнуло подобие улыбки, – мать-командирша. Не могу удержаться: а ты-то что обо мне скажешь?
  
  Я промолчал.
  
  – Ладно, я вот о чем: чего бы я ни добилась на работе, на поприще семьи твоя мать меня намного превзошла. Дон – замечательный человек. Я бы все отдала за такого, кто всегда рядом, на кого можно положиться.
  
  – Что ты хочешь сказать, Агнесса?
  
  – Не знаю, как иначе это выразить. – Она тяжело вздохнула. – Джилл, если ты меня поймешь, не всегда приходит на ночь домой. Когда ты начнешь задавать вопросы, тебе могут об этом сказать. Буду благодарна, если ты сохранишь информацию при себе.
  
  – Все, что происходит между тобой и Джиллом, меня совершенно не касается, – ответил я. – Мне жаль, что у вас проблемы.
  
  Агнесса поморщилась.
  
  – Что есть – то есть. Дай знать, если что-нибудь выяснишь. Не только о Джилле, а вообще. Хорошее или плохое. Я подумываю, не стоит ли нанять частного детектива. Это нисколько не умаляет того, что ты собираешься предпринять, но если решишь, что нужен еще человек, сообщи.
  
  – Непременно. А сейчас позволь задать тебе вопрос.
  
  Агнесса моргнула, видимо, удивившись, что я так круто принялся за дело.
  
  – Спрашивай.
  
  – Расскажи мне о докторе Стерджесе.
  
  – О Джеке? Почему он тебя заинтересовал?
  
  – Ну, просто… что ты о нем думаешь?
  
  Агнесса пожала плечами:
  
  – Он лет десять работает врачом-терапевтом. В профессиональном смысле я полностью ему доверяю. Он член совета больницы, его мнение я ценю по многим вопросам. – Она озабоченно на меня посмотрела. – Речь о том, что случилось во время родов Марлы?
  
  – Как тебе сказать…
  
  – Дэвид, я была с ним рядом. Мы со Стерджесом сделали все возможное, чтобы спасти ребенка. Поверь, это был самый тяжелый момент в моей жизни. Не бывает ни минуты, ни дня, когда бы я не вспоминала о том, что случилось. Если кого-то винить, то только меня. Нельзя было Марле рожать дома. Но в больнице вспыхнула эпидемия…
  
  – Я не об этом.
  
  – А о чем? – удивилась она.
  
  – Когда вчера в больнице я сказал, что хочу помочь Марле, поспрашивать людей, может быть, кто-нибудь что-нибудь знает, он попытался меня отговорить. Убедить, чтобы я ничего не предпринимал.
  
  – Какое ему дело? – возмутилась Агнесса. – С какой стати он решил тебя останавливать?
  
  – Не знаю. Есть еще одно обстоятельство.
  
  Она ждала.
  
  – Стерджес – семейный врач Гейноров.
  
  У Агнессы от удивления приоткрылся рот.
  
  – Ты уверен?
  
  Я кивнул:
  
  – Он сам мне признался. Предостерег, чтобы я не пытался задавать вопросы Биллу Гейнору. Сказал, что тот не в состоянии отвечать. Следовательно, он должен был знать Розмари. Он об этом не упоминал?
  
  – Не помню… не уверена.
  
  – Подумай. В последние сутки это могло каким-то образом проявиться.
  
  – Ты так считаешь?
  
  – Да. Независимо от того, что сделала или чего не сделала Марла, между ней и семейством Гейноров должна существовать связь. Не исключено, что несколько связей, о которых мы не знаем. Но одно доподлинно известно: Джек Стерджес – семейный врач Гейноров.
  
  – Спасибо тебе, Дэвид, – тихо проговорила Агнесса. – Большое спасибо. – Выражение лица стало жестким. – Если этот сукин сын был со мной нечестен, я своими руками отволоку его в операционную и отрежу ему яйца.
  Глава 37
  
  Маршалл не пошел к банкомату за деньгами для Сариты Гомес. Оказавшись в нескольких кварталах от дома, он завернул в «Макдоналдс» и достал мобильный телефон. Набрал номер, приложил трубку к уху и ждал. Ему ответили после четырех гудков:
  
  – Алло?
  
  – Это мистер Гейнор?
  
  – Кто говорит? Если вы один из чертовых репортеров, мне вам нечего сказать.
  
  – Так вы Билл Гейнор или нет? Предупреждаю сразу: не надо валять со мной дурака. Иначе сильно пожалеете.
  
  Молчание. И наконец:
  
  – Да, я Билл Гейнор.
  
  – Вот так-то лучше. Будем считать, что основа для разговора заложена.
  
  – Назовитесь. Иначе я немедленно разъединяюсь.
  
  – Опять дурите. Поступим так: я буду говорить, вы – слушать. Договорились? Это в ваших интересах.
  
  – Что вам надо?
  
  – Что мне надо? Хочу оказать вам услугу – вот что мне надо. Я вообще стараюсь оставаться добропорядочным и не кричать на всех углах о том, что мне известно. Потому что, если кое-что всплывет, вы окажетесь по уши в дерьме.
  
  – Понятия не имею, о чем вы толкуете, – заявил Гейнор, но его голос предательски дрогнул.
  
  – А у меня такое впечатление, что все как раз наоборот.
  
  – Послушайте, не представляю, какую сумасшедшую аферу вы задумали, но предупреждаю, что у вас ничего не получится. Не знаю, кто вы такой, и плевать я на вас хотел. Что творится с людьми? У человека несчастье, но на него со всех сторон наседают. Я только что потерял жену, неужели у вас нет никакого понятия о приличии?
  
  – Я изо всех сил стараюсь вести себя прилично, – не унимался Маршалл. – Вам только нужно помолчать и выслушать меня. Да, я наслышан о вашей жене, а вы, готов поспорить, знаете больше, чем готовы признать. Так? Согласитесь, вы утаили от копов массу интересного о вашей маленькой чудесной семейке. А я, если захочу, готов поведать кое-что окружающим.
  
  На другом конце провода воцарилось молчание. Маршалл догадался, что Гейнор напряженно думает. Наконец прозвучал его голос:
  
  – Что вам надо?
  
  – Пятьдесят кусков.
  
  – Что?
  
  – Вы меня слышали. Пятьдесят тысяч долларов. Получаю деньги и никогда не заикаюсь о том, что мне известно.
  
  – У меня нет такой суммы.
  
  – Не вешайте мне лапшу на уши! Это у вас-то нет? У человека с таким богатым домом и шикарной машиной? – В действительности Маршалл понятия не имел, на какой машине ездит Билл Гейнор, но не сомневался, что машина у него дорогая. Уж точно лучше, чем его собственный занюханный драндулет.
  
  – Уверяю вас, у меня нет свободных пятидесяти тысяч, – настаивал Гейнор. – Вы считаете, что я храню такую кучу денег под матрасом?
  
  – Что, если я дам вам время до завтрашнего полудня? Устроит?
  
  – Да кто вы такой, черт возьми?
  
  – Вы мне уже задавали этот вопрос.
  
  – Это имеет какое-то отношение к Сарите? Она вас подучила? Вы с ней заодно?
  
  Маршаллу не понравилось, что его собеседник так быстро сделал вывод. Но это было вполне естественно. Сколько человек, помимо Сариты, могли знать, что на самом деле творилось в доме Гейноров?
  
  Он приказал себе не нервничать. Нужно справиться – выжать из этого типа сумму, которой хватит, чтобы Сарита могла где-нибудь в другом месте начать жизнь сначала. Пятидесяти кусков хватит им обоим. Они слиняют вдвоем, бросят свою долбаную работу, и ищи их свищи. Обоснуются где-нибудь. С такими деньгами можно несколько месяцев балдеть, не объявляясь на общественном радаре.
  
  – Не знаю никакой Сариты и не хочу знать. Гоните деньги, или вам крышка. Иначе дождетесь, что не поленюсь сделать анонимный звонок копам. За мной не заржавеет.
  
  – Ладно, ладно, дайте подумать, – попросил Гейнор. – Попробую собрать бо?льшую часть необходимой суммы. Придется обналичить вложения, когда откроется банк.
  
  – Да уж, постарайтесь. Когда открывается банк? В десять? Значит, к одиннадцати деньги будут у вас на руках?
  
  – Я вам перезвоню.
  
  Маршалл хотел было сказать: «Хорошо, записывайте номер», – но тут же сообразил, что его номер уже у собеседника в телефоне.
  
  – Ладно. Но если не дождусь звонка до половины одиннадцатого, набираю копам.
  
  – Я понял. До связи.
  
  В трубке смолкло, и Маршалл улыбнулся. Должно выгореть.
  
  Сарита, когда узнает, что он сделал, сначала расстроится. Но, поняв, что денег хватит на жизнь им обоим, простит.
  
  – Любовь превыше всего.
  Глава 38
  
  Дэвид
  
  Я решил, что моей первой целью станет «Дэвидсон-плейс».
  
  Дом престарелых и инвалидов располагался к западу от Промис-Фоллс. Невысокое здание стояло в забытом богом месте между городскими окраинами и промышленной зоной. Помню, в бытность репортером я писал о том, как жители объединяются на борьбу с тем, что, как они считают, портит качество жизни в их районе: домами для умственно отсталых детей, домами реабилитации бывших заключенных, торговыми центрами и непомерно большими для их округи зданиями.
  
  Но убейте меня, не могу понять тех, кто протестует против домов престарелых и инвалидов. Чего они боятся? Что по ночам им не будет давать спать звук шаркающих шагов?
  
  Я оставил машину на стоянке для гостей и пошел искать администратора. Поиски привели меня в вестибюль, где в инвалидных креслах крепко спали несколько престарелых душ. Женщина за конторкой осведомилась, чем может мне помочь. И я ответил, что ищу Сариту.
  
  – Сариту Гомес? – уточнила она.
  
  Я не знал фамилии той, кого искал, но сказал:
  
  – Да.
  
  – Я ее сегодня не видела, но могу выяснить, здесь она или нет. Позвольте поинтересоваться, в чем дело?
  
  В этот момент я понял, что полиция сюда еще не наведывалась. Если бы Барри Дакуэрт разыскивал Сариту, об этом бы гудело все здание. Неужели я его обскакал? Старик, сосед Гейноров, говорил, что не сумел вспомнить название дома престарелых, когда его об этом спрашивали полицейские.
  
  – По личному вопросу, – ответил я и, стремясь увязать свой визит с профессиональной деятельностью Сариты, добавил: – Речь идет об уходе за человеком.
  
  Женщина поняла меня правильно: мой интерес к Сарите ее не касается. Она подняла трубку телефона, набрала местный номер и спросила:
  
  – Гейл, там поблизости нет Сариты? Так, так, ладно, все поняла. – Она положила трубку и посмотрела на меня. – Сарита не вышла в свою смену вчера, и сегодня ее тоже нет. Ничем не могу помочь.
  
  – Сообщила, что заболела?
  
  Администратор пожала плечами:
  
  – Возможно. Детали мне неизвестны.
  
  – Могу я поговорить со старшей смены? – Я наклонился над конторкой и заговорил голосом чуть громче шепота: – Это очень важно. Не сомневаюсь, «Дэвидсон-плейс» предпочтет решить все без шума.
  
  Она могла понять мои слова, как ей угодно. Возможно, в их доме мой любимый родственник. Возможно, я пришел с жалобой на уход за моей престарелой бабушкой. Возможно, хочу заявить о краже.
  
  – Как ваша фамилия? – Я ответил. – Одну минуту. – Она снова взялась за телефонную трубку. Я отвернулся и слушал вполуха. – Миссис Дилани сейчас спустится. Присядьте пока вон там, мистер Харвуд.
  
  Я опустился на ближайший виниловый стул. Напротив сидел старик под девяносто или даже за девяносто в рубашке и брюках, которые приобрел в то время, когда был фунтов на сорок тяжелее. Шея торчала из воротника, словно древко флага на поле для гольфа. Он держал открытый на середине детективный роман Эда Макбейна в бумажной обложке, но за те пять минут, что я ждал миссис Дилани, ни разу не перевернул страницу и не перевел по строкам взгляд.
  
  – Мистер Харвуд?
  
  Я поднял голову:
  
  – Да. Вы миссис Дилани?
  
  Женщина кивнула.
  
  – Вы спрашивали о Сарите Гомес?
  
  – Я рассчитывал поговорить с ней самой, – сказал я, вставая.
  
  – Я бы и сама хотела с ней поговорить, – ответила миссис Дилани. – Сариты на работе нет. И все попытки с ней связаться ни к чему не привели.
  
  – Вот как? Она не вышла на работу?
  
  – Могу я спросить, в чем дело? В нашем доме ваш родственник?
  
  – Нет. Речь идет о ее службе вне стен этого заведения.
  
  – Тогда с какой стати вы задаете вопросы мне?
  
  – Пытаюсь ее найти. Решил, раз она работает здесь, то сумею с ней поговорить и кое о чем спросить.
  
  – Боюсь, ничем не смогу вам помочь, – отрезала миссис Дилани. – Сегодня утром Сарита сюда не пришла. Она очень старательная, и наши постояльцы ею довольны, но вы понимаете, что бывают работники более надежные, бывают менее надежные.
  
  – Будьте добры, поясните.
  
  – Тот факт, что она… – Женщина осеклась.
  
  – Вы о чем? – Я подумал и озвучил догадку: – У нее нет документов? Она работает нелегально?
  
  – Уверена, что это не так.
  
  – У вас есть ее адрес? – спросил я.
  
  – Только номер телефона, по которому можно ее найти. Там мне ответили, что она уехала. Понятия не имею, вернется Сарита или нет. А вы мне так и не сказали, зачем она вам понадобилась.
  
  Пора нанести удар промеж глаз.
  
  – Она работала няней в семье Гейноров. Вам эта фамилия ничего не говорит?
  
  – Нет. С какой стати?
  
  – Вы не смотрели вечерние новости? В них рассказывали о женщине, которую насмерть зарезали на Бреконвуд-драйв.
  
  В лице миссис Дилани что-то дрогнуло. Она слышала об убийстве.
  
  – Ужасно. Но при чем Сарита?
  
  – Сарита работала у них няней.
  
  Женщина прижала к губам ладони.
  
  – О боже!
  
  – Удивительно, что в ваш дом еще не приходили полицейские. Но вам следует их ждать.
  
  – Невероятно! Вы утверждаете, что Сарита имеет к этому какое-то отношение?
  
  Я колебался.
  
  – Убежден, что она может что-то об этом знать.
  
  – Но если вы не из полиции, то кто такой? – с вызовом спросила она.
  
  – Я расследую дело от имени заинтересованной стороны. – Более искусной уловки я на ходу придумать не мог. – Когда вы видели Сариту в последний раз?
  
  – Пожалуй, вчера утром. Она, кажется, выходила на смену с шести до часу. У нее здесь четыре смены в неделю, по большей части с раннего утра. О других людях, у кого она работала, я ничего не знаю. Наверное, от них приходила сюда. А по выходным могла работать в любое время. Ужасно! Она не могла совершить ничего подобного. Сариту все любили.
  
  – Вы сказали, что пытались ей звонить?
  
  – У самой Сариты телефона нет. Я звонила ее домохозяйке. Та ответила, что ее жиличка съехала. – Миссис Дилани наклонилась ко мне: – Звучит подозрительно. Да?
  
  – У нее есть друзья? Люди, которые могли бы сказать, где ее найти?
  
  Женщина не отвечала. Я догадался, что она сразу кого-то вспомнила и сейчас размышляет, говорить мне или нет.
  
  – Есть один, – наконец призналась она. – Мужчина, с которым, как мне кажется, она встречалась. Как бы это сказать… с которым у нее были отношения.
  
  – Кто таков?
  
  – Маршалл Кемпер. Один из наших уборщиков.
  
  – Мне надо с ним поговорить.
  
  Она колебалась, но затем решилась:
  
  – Идите за мной.
  
  Миссис Дилани вывела меня из вестибюля, мы прошли по коридору и спустились по лестнице в подвал. Миновали еще один коридор с трубами и воздуховодами, где раздавались звуки насосов и системы кондиционирования воздуха. Перед дверью с табличкой «Диспетчер» она остановилась и постучала. Секундой позже на пороге показался невысокий плотный чернокожий.
  
  – Да?
  
  – Мэнни, нам нужен Маршалл, – сказала миссис Дилани. – Где его можно найти?
  
  – Обычно в это время он готовит мусоровоз. Но сегодня не как обычно. Маршалл недавно позвонил и сообщил, что заболел.
  
  Миссис Дилани покосилась на меня.
  
  – Мне нужен его адрес, – сказал я.
  Глава 39
  
  – У меня проблема, – сказал Билл Гейнор в трубку телефона на кухне, пока Мэтью, сидя на высоком стуле, набивал рот сухим завтраком «Чириоуз».
  
  – Что за проблема? – спросил Джек Стерджес.
  
  – Мне звонили. Кто-то требует деньги. Шантаж. Какой-то чертов вымогатель.
  
  Гейнор повернулся к сыну спиной и понизил голос – он не хотел, чтобы Мэтью слышал брань. Чего доброго, начнет ругаться, прежде чем научится говорить слово «папа». «А слово „папа“ выучит прежде, чем скажет „мама“», – с грустью подумал он.
  
  – Кто он?
  
  – Вообрази, забыл представиться: мол, я такой-то, здешний шантажист. Но явно из тех, кто знает Сариту.
  
  – Да ну?
  
  – Я думал об этом. В последние недели Роз была какой-то странной. Наверное, каким-то образом узнала правду, и это на нее давило. Не могу утверждать – сужу по отдельным словам и тому, как она себя вела. Все пытаюсь догадаться, кто ее надоумил, кто помог все сложить воедино.
  
  – Может, Сарита? – предположил Джек.
  
  – Спрашиваю себя: могла ли она знать?
  
  Стерджес задумался.
  
  – Не исключено.
  
  – Это бы многое объяснило. То, как все обернулось. Вымогатель намекал, что ему кое-что известно.
  
  – Что он хочет?
  
  – Пятьдесят тысяч.
  
  – Боже праведный!
  
  – У меня таких денег нет, – сказал Гейнор. – После того как я отвалил тебе сотню кусков, сам остался ни с чем. Даже Роз придется хоронить в кредит.
  
  – Разреши мне подумать.
  
  – Дай половину из того, что получил от меня. Взаймы. Я тебе верну. Поступят страховые возмещения.
  
  – Страховка Розмари – миллион долларов, – кивнул доктор. – Твой вымогатель о ней явно не знал, иначе потребовал бы гораздо больше, чем пятьдесят тысяч.
  
  – Вот видишь – у меня будет чем вернуть долг, как только компания выплатит деньги. Одолжи пятьдесят тысяч.
  
  – Это… будет трудно. У меня их нет.
  
  – Что ты такое говоришь? – сердито прошептал Гейнор, оглядываясь, чтобы убедиться, что сын не подавился «Чириоуз». – Разве можно спустить так быстро сто тысяч долларов?
  
  – Мои финансовые аппетиты тебя не касаются, Билл, – огрызнулся Стерджес. – Если хочешь кого-то винить, оглянись на себя. Это тебе необходимо разобраться с проблемой. И разобраться быстро.
  
  – Я же тебе сказал, что у меня нет денег. Может, ему не платить: пусть говорит что угодно и кому угодно? Полиция очень заинтересуется.
  
  – Не шути так, Билл.
  
  – Кто говорит, что я шучу? Если все выплывет наружу, мне останется сказать, что я ни о чем понятия не имел. Считал, что все законно и честно. Знаешь, за кем они придут? За тобой! Проигрался, Джек? Просадил все деньги? Хоть один цент из них пошел на то, о чем ты говорил? Что сделал с кругленькой суммой, когда получил в руки деньги?
  
  – Помолчи! – приказал Стерджес. – Я пытаюсь найти выход.
  
  – Только давай побыстрее. Он позвонит в половине одиннадцатого. Я должен явиться в банк к открытию. А если случится, что по причине смерти Роз счета заморожены или что-нибудь еще? Тогда я ни черта не смогу поделать.
  
  – Скажешь, что деньги у тебя, – предложил доктор. – Как только позвонит, объявишь, что получил всю сумму.
  
  – Но ее у меня не будет.
  
  – Не важно. Как ты думаешь, этот тип с тобой знаком и может узнать тебя в лицо?
  
  – Без понятия.
  
  – Ты не узнал голос?
  
  – Повторяю, Джек, я не знаю, кто он такой.
  
  – Придется предположить, что он в курсе, как ты выглядишь, и потребует, чтобы именно ты пришел на встречу. Он не сказал, куда тебе нужно явиться?
  
  – Нет. Наверное, объявит, когда позвонит в половине одиннадцатого.
  
  – Надо все обдумать. Нужно выяснить, каким способом он захочет осуществить передачу денег. Наверняка в толпе, хотя нет – где-нибудь подальше, где нет камер, в уединенном месте. Это даже к лучшему. Как только узнаешь, звони мне. Ничего с ним не обсуждай – скажи, что на другой линии похоронное бюро. Что ты ему перезвонишь и вы все обсудите. И вот тогда мы решим, как все лучше устроить.
  
  – Ты о чем, Джек? – спросил Гейнор. – Что ты задумал?
  
  – Ты не станешь ему платить, но пусть думает, что получит всю сумму сполна.
  
  – Как? Отдадим ему чемоданчик с нарезанной бумагой? Я что тебе, долбаный Джеймс Бонд? Подумай о Мэтью. Что, если он потребует прийти на передачу денег с ребенком?
  
  – Соберись, Билл. Выслушай меня. Есть две вещи, которые необходимо сделать. Первая: заткнуть рот этому говнюку – чтобы он ясно понял, что ему ничего не светит. И вторая: выяснить, откуда он знает то, что знает. Если от Сариты, придется искать ее.
  
  – Ее наверняка разыскивает полиция, – предположил Гейнор. – Готов поспорить, она залегла на дно – где-нибудь прячется.
  
  – Пусть ищет, – кивнул Стерджес. – Но нам надо найти ее первыми.
  Глава 40
  
  Агнесса Пикенс ворвалась в административное здание городской больницы Промис-Фоллс и, шествуя к своему кабинету, громко, на весь коридор, позвала помощницу Кэрол Осгуд.
  
  Та оторвалась от компьютера и подбежала к двери.
  
  – Что, миссис Пикенс?
  
  – Ко мне в кабинет! – приказала Агнесса.
  
  Когда помощница появилась, она уже сидела за столом и жгла глазами дверь. Помощнице не было тридцати, и иногда Агнесса удивлялась, почему не завела себе кого-нибудь постарше. Но отсутствие у Кэрол жизненного опыта с лихвой компенсировалось ее преданностью. Она делала все, что ей приказывали, и исполняла мгновенно.
  
  – Что произошло после того, как я вчера ушла? – Агнесса не пригласила Кэрол сесть и чуть подняла голову, чтобы смотреть ей прямо в глаза.
  
  – На совещании совета?
  
  – Где же еще? Конечно, на совещании совета. Ничего больше не происходило?
  
  – Все разошлись. Вы вели заседание, и, как только ушли, все вернулись к своим обязанностям.
  
  Агнесса удовлетворено кивнула:
  
  – Именно это я хотела услышать. А то начала беспокоиться, что они могли продолжать совещаться без меня.
  
  Кэрол покачала головой:
  
  – Никто бы не посмел.
  
  Агнесса прищурилась.
  
  – Как тебя понимать?
  
  Помощница испугалась.
  
  – Я ничего плохого не имела в виду. Просто… все знают, что вы здесь главная, и никто не станет ничего предпринимать без вашего ведома. Я им сказала, что вы вскоре назначите новое заседание, но тогда еще никто не представлял, какие у вас неприятности.
  
  – Мои дела здесь широко обсуждаются? – спросила Агнесса.
  
  – Все за вас переживают. За вас и за Марлу. А я… я просто не могу…
  
  – Кэрол?
  
  Ее помощница закрыла лицо руками и расплакалась.
  
  – Боже праведный, Кэрол!
  
  – Простите, я пойду…
  
  Агнесса встала, обошла стол, взяла помощницу за плечи и усадила на кожаный стул.
  
  – Возьми платок. – Она вынула несколько штук из стоящей на полке коробки и протянула Кэрол. Та промокнула глаза и высморкалась. Скатала платок в шарик и мяла в руке. – Что с тобой, Кэрол?
  
  – Ничего… ничего… Просто я ужасно за вас переживаю. Да, понимаю, здесь в больнице каждый день происходят трагедии, но когда несчастье случается с человеком, с которым работаешь и которого знаешь…
  
  – Успокойся, – попросила Агнесса.
  
  – Вы так прекрасно держитесь. Я вами восхищаюсь, не представляю, как вам это удается.
  
  Агнесса пододвинула другой стул и села напротив, почти упершись коленями в колени Кэрол.
  
  – Поверь мне, я совершенно издергалась. – Она положила руку на колено помощницы. – Вот уж не думала, что ты мне настолько сочувствуешь.
  
  Кэрол подняла на нее покрасневшие глаза.
  
  – Почему вы так говорите?
  
  – Потому что, дорогая, я могу быть отменной стервой. – Агнесса улыбнулась. – Неужели не заметила?
  
  Помощница усмехнулась, но смех прозвучал скорее как кашель.
  
  – Я бы этого не сказала.
  
  – Еще бы ты мне сказала, – кивнула Агнесса. – Сама все о себе знаю и представляю, каково со мной работать. Но невозможно управлять заведением, как наше, и оставаться приятным во всех отношениях симпатягой. Тем более женщине. Женщине необходимо вести себя еще решительнее, чем мужчине, – без оглядки на то, что о ней подумают. Но это не значит, что я бесчувственна и не ранима в душе.
  
  – Понимаю.
  
  – Ты от меня натерпелась, но не уходишь; я тебя за это уважаю и тронута, что тебя так волнует моя ситуация. Только не стоит переживать – я со всем разберусь. Мы прорвемся: Джилл, Марла и я, предпримем все, что потребуется. Такова моя натура. Может, иногда кажется, что мне на все наплевать, но это не так.
  
  Кэрол кивнула.
  
  – Успокоилась? Хочешь взять отгул?
  
  Помощница энергично замотала головой.
  
  – Я вас не брошу, тем более когда на вас столько навалилось. Как бы я тогда выглядела? Вы, в вашем положении, способны работать, а мне прохлаждаться дома?
  
  Агнесса потрепала ее по руке.
  
  – Хорошо. Теперь вот что: назначь заседание совета на завтра. Это раз. Только оповести всех членов, что возможны опять переносы. Моя… наша ситуация в данный момент несколько непредсказуема.
  
  – Разумеется.
  
  – А сейчас пойду, навещу Марлу. Думаю ее сегодня выписать и отправить домой.
  
  – Я не поверила, когда об этом узнала.
  
  – Что ж, в этом деле много такого, чему невозможно поверить. Джилл собирается взять отпуск или по крайней мере устроить так, чтобы вести дела из дома. Тогда кто-нибудь будет постоянно находиться с Марлой. Он сейчас там, мы будем друг друга сменять.
  
  – Отличная мысль. – Кэрол встала. – Спасибо за все. Хочу сказать вот еще что…
  
  – Говори.
  
  – Я абсолютно уверена, что Марла не сделала ничего дурного.
  
  – Приятно слышать.
  
  – Я много раз с ней встречалась. В ней нет зла. Она светлый человек.
  
  Агнесса улыбнулась.
  
  – Сообщи членам совета о новом времени заседания. Я скоро буду.
  
  Она вышла из кабинета и направилась к лифтам. Кэрол вернулась за свой стол, скомкала платок и бросила в корзину для мусора. Достала из сумочки зеркало и, убедившись, что выглядит сносно, взяла мобильный телефон. Нашла нужный номер, приложила трубку к уху и слушала гудки. Ей ответили на пятом.
  
  – Привет, это я. Только что состоялся потрясающий разговор, ну, ты знаешь, с моим боссом. Она так хорошо ко мне отнеслась. Меня ужасно угнетает ситуация, ничего не могу с собой поделать. Так она меня утешала. Никогда ее такой не видела. Чудно. Вот я и подумала о нас… Может быть, пора, ну ты понимаешь… Я не смогу так больше продолжать, будущего все равно нет… Я знаю, ты тоже так думаешь… Да, да, я тебя слушаю… Прости, надо бежать, дел очень много… Не говори так, я сейчас расплачусь… Я люблю тебя, Джилл.
  Глава 41
  
  Кончилось тем, что Уолден Фишер, уведя Виктора Руни из бара, привез его к себе домой. Уолден опасался, что, если оставить молодого человека одного, тот вернется в бар и наживет на свою голову еще больше неприятностей.
  
  Он поместил Виктора в свободную комнату, которая раньше принадлежала его дочери Оливии и служила ей спальней. Уолден подозревал, что Руни не первый раз лежит на этой кровати – навещал Оливию, когда они с Бет уходили в гости или уезжали из города.
  
  Такие вещи его давно уже не волновали. Но тогда еще огорчала мысль, что дочь и Виктор занимаются любовью. Хотя ведь и они с Бет тоже были юными и не ждали брачной ночи.
  
  Нельзя указывать детям, как им жить, убеждал он себя. Трудно даже, когда они подростки, а когда взрослеют – вообще исключено. Пусть знают, что родители с ними рядом. Но принуждать вести себя по-вашему – все равно, что пытаться научить козла управлять трактором.
  
  Уолден возился в гараже на заднем дворе, пытаясь навести порядок, когда заметил движение в кухонном окне. Он вернулся в дом и обнаружил, что Виктор встал – волосы спутаны, глаза потемнели, веки опухли.
  
  – Никак не мог понять, куда меня занесло. – Голос звучал так, словно доносился из набитой галечником жестянки. – Открываю глаза – и ничего не узнаю, вижу только, что не дома. Даже не помню, как вы меня сюда притащили.
  
  – Еще бы, – усмехнулся Фишер. – Ты был в стельку.
  
  – Сохранился в памяти бар, где вы меня нашли. А дальше полный провал.
  
  – Ты нарывался на хорошую трепку.
  
  – Как?
  
  Уолден покачал головой:
  
  – Не важно. Там остался кофе. Должно быть, еще горячий. Выпей.
  
  – Мм… ладно. – Уолден налил ему кофе. – Черный, безо всего, – попросил Виктор, принимая кружку. – Чувствую себя как полное дерьмо.
  
  – И выглядишь похоже.
  
  Виктор усмехнулся.
  
  – Послушай, – начал Фишер, – понимаю, это не мое дело, но все-таки рискну вмешаться.
  
  – Я весь внимание.
  
  – Ты умный парень. Я хочу сказать, всегда таким был. Хорошо учился в школе, все быстро схватывал. Руки растут откуда надо. Склонен к механике, но в то же время начитан.
  
  – Вундеркинд, да и только, – кивнул Виктор.
  
  – Я вот о чем: тебе есть что предложить, у тебя есть способности и профессия. В городе наверняка найдется человек, который захочет этим воспользоваться. Но ты должен прекратить квасить каждый вечер.
  
  – Вы за мной шпионите?
  
  – Нет, предполагаю. Разубеди, если ошибаюсь.
  
  Виктор поставил чашку на стол.
  
  – Почему вы не горюете?
  
  – Прости, не понял?
  
  – Не могу взять в толк, почему не сломались, как я? Черт возьми, она же была вашей дочерью!
  
  Уолден налетел на него, словно пушечное ядро. Схватил за грудки, притянул к самому лицу, отшвырнул на стол. Голова молодого человека откинулась, стукнулась о подвесную полку, зазвенели тарелки. Но Уолден на этом не остановился – сгреб Виктора что было сил и на этот раз бросил на пол.
  
  Он был на три десятилетия старше, но без труда расправлялся с гостем. Может, помогала ярость или похмелье жертвы.
  
  – Никогда! – крикнул он. – Не смей говорить ничего подобного! – Уолден размахнулся ногой и пнул Виктора в бедро. Молодой человек свернулся и закрыл голову руками, чтобы следующий удар ботинка не пришелся в лицо.
  
  – Простите! Господи, простите!
  
  – Ты думаешь, тебе одному тяжело? – Фишер не мог успокоиться и продолжал кричать: – Будь проклята твоя самонадеянность, маленький говнюк!
  
  – Успокойтесь! Я совсем не это хотел сказать!
  
  Уолден упал на стул и, уронив руки на крышку стола, пытался отдышаться. Виктор медленно поднялся и, пододвинув стул, сел с другой стороны.
  
  – Меня занесло.
  
  Руки Фишера дрожали.
  
  – Я не имел права говорить ничего подобного. Вы хороший человек и тоскуете по ней. Ко мне всегда хорошо относились. Вот вчера притащили сюда, я это ценю. Очень порядочно с вашей стороны.
  
  Уолден посмотрел на свои руки, накрыл одну другой, чтобы унять дрожь, и медленно заговорил:
  
  – У меня была Бет. – Виктор смотрел, не вполне понимая, куда гнет Фишер, и ждал. – У меня была Бет, – повторил тот, – и я должен был держаться. Бет сломалась и больше не оправилась. Что бы с ней стало и кто бы за нее отвечал, если бы я каждый вечер заливал горе в баре? Каково бы ей было? – Уолден поднял руку и осуждающим перстом указал на Виктора. – Я не имел права быть таким себялюбивым, как ты. Понимал свою ответственность. Не мог поддаться горестям, чтобы они овладели мной.
  
  – Мне не за кого отвечать, – возразил Виктор. – Поэтому какая разница, как я себя веду?
  
  – Ты спрашиваешь, какая разница? – переспросил Уолден. – В чем смысл?
  
  – А есть ли вообще смысл теперь, когда ваша жена умерла? Когда вы потеряли человека – людей, – которыми больше всего дорожили? Где же смысл?
  
  – Смысл в уважении к ним.
  
  – Не понимаю.
  
  – Когда ты ведешь себя так, как вел себя вчера, – это оскорбление Оливии.
  
  – Почему? Что тут такого?
  
  – Люди смотрят на тебя и думают: что это за человек? Не может взять себя в руки. Распустился, поддался горю. И недоумевают: неужели Оливия собиралась связать с таким жизнь? Твое поведение ее унижает. Делает хуже, чем она была на самом деле.
  
  – Что за бред? Неужели у меня нет права оплакивать потерю?
  
  – Есть, но не вечно. Наступает момент, когда нужно показать людям, из какого ты теста. Почему Оливия выбрала именно тебя. Чтобы все знали, что она верно оценила твой характер. Все дело в характере.
  
  Виктор задумался.
  
  – А вы? Каким образом вы ее чтите? Оливию? И Бет?
  
  – Ищу собственный способ. – Уолден отвернулся к окну. – Тебе пора уходить.
  
  – Хорошо. – Виктор оттолкнул стул.
  
  – Из того, что ты наговорил вчера вечером, верно одно.
  
  – Что?
  
  – Человек никогда не должен опаздывать. – Уолден опустил голову, бросил взгляд на свою правую руку, заметил неровный ноготь, поднес к губам и обгрыз.
  Глава 42
  
  Дэвид
  
  Я собирался сразу поехать по адресу Маршалла Кемпера, уборщика дома престарелых «Дэвидсон-плейс», который сказался больным и не вышел на работу. Надеялся, что он сможет вывести меня на Сариту Гомес.
  
  Я чувствовал, что надо спешить, но понимал, что путь туда заведет меня в квартал, где, по словам Марлы, живет Дерек Каттер – тот самый молодой человек, от которого она забеременела. С ним тоже следовало поговорить, и это был лучший шанс застать его дома.
  
  Поэтому я повернул налево и остановился перед кирпичным двухквартирным домом, возведенным без малейшего намека на какой-либо архитектурный стиль. Одна квартира располагалась на первом этаже, другая – на втором. Марла говорила, что Дерек живет в верхней с другими студентами. Я оставил машину у тротуара, подошел и позвонил в квартиру второго этажа.
  
  На лестнице послышались торопливые шаги, и дверь открылась. Передо мной стояла девушка лет двадцати в спортивном костюме, с забранными в хвостик на затылке волосами.
  
  – Вам кого? – спросила она.
  
  – Привет. Я ищу Дерека.
  
  Ее рот превратился в одну большую букву «О».
  
  – О да, да! Он говорил, что звонил вчера вам поздно вечером после того, как заварилась вся кутерьма. Он будет рад вас видеть.
  
  – Постойте… – начал было я.
  
  Но девушка уже бежала вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки и крича:
  
  – Дерек, к тебе пришел отец! – На верхней площадке она, наверное, сразу развернулась, бросилась вниз и, когда секундой позже поравнялась со мной, крикнула: – Идите, а мне пора валить.
  
  Когда я поднялся, передо мной открылась дверь и на меня удивленно уставился парень, как я понял, сам Дерек.
  
  – Вы не мой отец.
  
  В майке и боксерах он показался мне худым, ноги торчали из штанин, как две белые палки. Жиденькая бороденка, черные волосы падали на глаза.
  
  – Нет. Прошу прощения, ваша девушка ошиблась, а у меня не было возможности ей объяснить.
  
  – Она не моя девушка. Что-то вроде соседки по квартире. Так кто же вы такой?
  
  – Двоюродный брат Марлы, – ответил я. – Меня зовут Дэвид Харвуд.
  
  – Марлы? – переспросил он. – Вы двоюродный брат Марлы Пикенс?
  
  – У вас найдется минута?
  
  – Да, конечно, заходите.
  
  Дерек разгреб место на диване, отодвинув в сторону несколько книг и ноутбук. Я сел, а он устроился на краю журнального столика, заваленного полудюжиной пустых пивных банок.
  
  – Что вас привело ко мне и при чем тут Марла?
  
  Когда соседка Дерека сказала, что он звонил отцу после того, как «заварилась вся кутерьма», я решил, что речь идет об убийстве Гейнор и возможной связи с этим делом Марлы. Об этом говорили в новостях.
  
  – Так вы слышали?
  
  – Я слышал о том, что произошло вчера вечером в кампусе. Но какое это имеет отношение к Марле?
  
  Стало ясно, что мы говорим о совершенно разных событиях.
  
  – Что такого случилось в колледже? – спросил я.
  
  – Подонок охранник убил одного из моих друзей, вот что случилось, – ответил Дерек. – Снес ему из пистолета полбашки.
  
  – Я об этом не знал, – признался я. – Кто этот ваш товарищ?
  
  – Мейсон. Утверждают, что он тот самый парень.
  
  – Какой «тот самый»?
  
  – Который нападал на девушек. Ничего подобного. Он был совершенно не таким.
  
  – Как его фамилия?
  
  – Хелт. Мейсон Хелт. Он был отличным парнем. Мы с ним занимались в драмкружке. Он мне очень нравился. Говорят, что Мейсон напал на охранницу, которая служила вроде как приманкой. С ума сойти.
  
  – Сочувствую вашей потере. Вы по этому поводу звонили отцу?
  
  Дерек кивнул:
  
  – Знаете, был настолько ошарашен, что захотелось выговориться. И очень удивился, когда Пэтси крикнула, что приехал отец, потому что я его сюда не приглашал. – Он присмотрелся ко мне. – Я вас где-то видел.
  
  У меня возникло предположение, почему он так сказал, но я не хотел давать подсказку свидетелю. Зачем настраивать Дерека против себя, если можно обойтись без этого.
  
  – Не думаю, что мы когда-нибудь встречались. – Утверждая это, я не покривил душой.
  
  – Так вы из той команды, – вдруг заявил он. – Один из тех, кто превратил мою жизнь в ад. Я вас узнал.
  
  – Да, я был одним из них.
  
  Дело было давнее. Убийство семейства Лэнгли произошло семь или восемь лет назад. Отца, мать, сына – однажды всех их прикончили в собственном доме. Дерек с родителями жил по соседству и день или два считался главным подозреваемым. Затем настоящего преступника поймали и с Дерека сняли все подозрения, но событие оставило тяжелый след в жизни парня.
  
  – До сих пор случается, что люди косо на меня поглядывают, словно думают: «А вдруг убил не тот, которого осудили? Вдруг убил этот?» Спасибо, что устроили все это. Что поместили мою фотографию в газете. Что написали неправду.
  
  Я мог бы ему сказать, что выполнял свою работу. Что его арестовали не журналисты, а полицейские. Что пресса не придумала в одночасье остановить свой выбор на нем, а прислушивалась к тому, что ей сообщали. Что «Стандард» не выполняла бы своих обязанностей, если бы отстранилась – пусть на самое короткое время – от вихря новостных безумий. Что иногда невинные люди попадают в водоворот событий и они их ранят. Но такова жизнь.
  
  Однако решил, что все это Дереку неинтересно.
  
  – Из-за того случая разошлись мои родители, – сказал он.
  
  – Не знал, – ответил я, хотя Марла об этом упоминала.
  
  – Какое-то время казалось, что им удалось пережить бурю. Не получилось. Родители больше не могли оставаться вместе. Мать ушла, пришлось продать дом, и все пошло прахом. За это тоже вам спасибо. Если бы я мог учиться в другом городе, а не в Промис-Фоллс, то немедленно бы уехал. Но не было денег.
  
  – Я пришел не в качестве репортера. – Ничего более оригинального я придумать не сумел. – Я больше не журналист, да и «Стандард» закрыта.
  
  – Тогда зачем вы здесь? Что вам надо? Что-нибудь случилось с Марлой?
  
  Я рассказал.
  
  – Господи! – ужаснулся он. – Уму непостижимо. Они считают, что Марла убила ту женщину и украла ее ребенка?
  
  – Хотя она и утверждает, что все обстояло совершенно иначе, я нисколько не сомневаюсь, что полиция придерживается именно этой версии.
  
  – В чем заключается ваша роль?
  
  – Хочу помочь. Задаю вопросы людям, надеюсь выяснить нечто такое, что подтвердит непричастность Марлы.
  
  Дерек пожал плечами:
  
  – Не знаю, что вам сказать. С тех пор как она потеряла ребенка, мы разговаривали не больше полудюжины раз и пару раз случайно встречались на улице.
  
  – Вы знали о предыдущем инциденте, когда она пыталась утащить младенца из больницы?
  
  Дерек кивнул:
  
  – Она рассказывала. Объяснила, что на нее на секунду нашло затмение. Но все равно сумасшедшая выходка.
  
  – Как вы познакомились?
  
  Его история соответствовала тому, что я узнал от Марлы. Разговорились в городском баре и начали встречаться. Одно время очень серьезно.
  
  – Она была самая странная из моих знакомых девушек.
  
  – В каком смысле?
  
  – Ну, во-первых, эти ее выкрутасы. Она не узнавала знакомых.
  
  – Слепота на лица, – подсказал я.
  
  – Да. Сначала мне казалось, что она все выдумывает, но потом я справился в Гугле и обнаружил, что такой недуг существует. В выпуске передачи «60 секунд» говорили, что им страдает больше людей, чем мы можем себе представить. Даже Брэд Питт утверждает, что у него есть такая штука. Всякий раз, когда я к ней подходил, у нее был вид, будто она сомневается, я это или нет. Я говорил: «Привет, это я». И тогда, услышав мой голос, она убеждалась, что это в самом деле я. Странное чувство. Она просила, чтобы я всегда одинаково зачесывал волосы. Вот так, как сейчас, на лоб, и ни в коем случае назад. Чего я никогда не делал, иначе она бы меня не узнала. То же с рубашкой – я всегда надевал в клетку. Марла говорила, что такие визуальные подсказки ей помогают.
  
  – Знаю, – кивнул я. – Родственники начали замечать ее странность, когда Марла стала подрастать. Скажите, когда вы обнаружили, что она беременна?
  
  – Марла объявила, что у нее не было месячных. Точно обухом по голове.
  
  – Как вы приняли новость?
  
  – Если честно, выключил трубку – мы разговаривали не лично, а по телефону, – и меня вывернуло наизнанку. Я же почти каждый раз предохранялся.
  
  – Почти…
  
  Дерек пожал плечами.
  
  – Конечно, вы правы.
  
  – Как отреагировали на это ваши родители?
  
  – Маме я не сказал – только отцу. Он у меня человек традиционных взглядов. Объявил, что я должен взять на себя ответственность и делать все, что положено, а он мне поможет. Когда все станет понятнее, обещал оповестить мою мать. Поэтому я обещал Марле, что останусь с ней рядом и буду всячески ее поддерживать. Ей решать, как поступить.
  
  – И она решила сохранить ребенка.
  
  – Да. Но, откровенно говоря, это было вовсе не то, на что я надеялся. Однако, как сказал отец, Марлу влекла ее природа. Она хотела иметь ребенка. Говорила, это даст ей силы собраться в жизни. И подчеркнула, что мое участие зависело только от меня. Хотя я сомневался в ее искренности – подозревал, что она хочет сыграть на моем чувстве вины и женить на себе, что мне было совершенно не нужно. Семья… я к этому не готов.
  
  – Ясно, – кивнул я. – Вы еще учитесь, и все такое.
  
  – На последнем курсе. В конце месяца получаю диплом. Я очень долго не сознавал, насколько она старше меня. Думал, на год или два, а оказалось, на семь или около того. Я что, любитель старух?
  
  – Не понял? – Я поднял на него глаза.
  
  – Я о миссис Лэнгли.
  
  Вот оно что. Лэнгли – та соседка, которую убили много лет назад. Дерек, по слухам, был ее любовником и поэтому на короткое время попал под подозрение.
  
  Он покачал головой:
  
  – Надеюсь, мы не будем это обсуждать?
  
  – Не будем.
  
  – Ну, а потом я понял, что у нее и в мыслях не было меня охомутать. И частично из-за того, что ее мать меня недолюбливала.
  
  – Вы знакомы с Агнессой?
  
  – Нет. Но Марла мне говорила, что ее мать не в восторге. Она заведует больницей, но вам-то это известно, раз вы двоюродный брат Марлы. Ваша тетя – важная шишка в городе. А я сын человека, который заправляет фирмой по ландшафтному дизайну. Можете представить, как ей это понравилось.
  
  Я был готов провалиться от стыда сквозь землю. Дерек верно распознал характер Агнессы.
  
  – Итак, Марла решила сохранить ребенка.
  
  Молодой человек кивнул. А затем его прорвало.
  
  – Голова шла кругом. Мне было совестно, что я плохо предохранялся. Не хотел, чтобы она рожала, не хотел ответственности. Но когда появилась на свет девочка – вы, наверное, знаете, мертвая, – меня словно оглушило, будто глаза открылись. Ничего подобного от себя не ожидал. Но меня по-настоящему задело. – Он шмыгнул носом и смахнул слезу тыльной стороной ладони. – Начал представлять, какой бы она выросла, на кого была бы похожа, вдруг на меня, и все такое, – был настолько потрясен, что превратился в размазню.
  
  – Что было дальше?
  
  – Я переехал обратно к отцу. Мы с ним достаточно близки. Хорошо, что не успели ни о чем рассказать матери. Ее бы убила мысль, что ее внучка не прожила на свете ни минуты. – Дерек всхлипнул. – Марла рассказала, как держала в руках дочь. Мертвую дочь. Марла была в полуобморочном состоянии, но разглядела все: каждый пальчик, носик – и сказала, что девочка по-настоящему красивая, хотя и не дышала. Она даже придумала для нее имя – Агата Беатрис Пикенс. Агата, пояснила она, похоже на то, как зовут ее мать, но в то же время отличается.
  
  Он снова вытер глаза.
  
  – Сочувствую, – сказал я. – Иногда даже не представляешь, как такие вещи могут на тебя подействовать.
  
  – Да уж, – согласился Дерек Каттер.
  
  Мы оба услышали, как на улице хлопнула дверца машины. Дерек встал и выглянул в окно.
  
  – Черт, я знаю этого типа.
  
  Я присоединился к нему. Этого типа я тоже знал.
  
  – Детектив Дакуэрт, – сказал я.
  
  – Да. Тот, который подумал на меня, когда убили наших соседей. А что ему здесь надо?
  
  Я мог представить две причины визита полицейского. Дакуэрт либо хотел поговорить с Дереком о Марле Пикенс по тем же соображениям, что и я. Либо у него появились вопросы по поводу убитого друга Дерека Мейсона Хелта.
  
  – Ненавижу его, – процедил Дерек. – Можете сказать, что меня нет дома?
  
  – Не могу.
  
  – Вот непруха!
  
  – Хочу напоследок задать вам маленький вопрос.
  
  – Ладно, валяйте.
  
  – Какие у вас внутренние ощущения от Марлы?
  
  – Внутренние ощущения?
  
  – Можете себе представить, чтобы она убила Розмари Гейнор?
  
  Дерек на мгновение задумался.
  
  – По моим ощущениям?
  
  – Да.
  
  – Однажды мы сидели, выпивали в колледже – это было, кажется, до того, как Марла забеременела. Вокруг полно ребят. И один парень стал задираться к девчонке – вроде она что-то кому-то не то сказала. Девчонка притихла, по-настоящему испугалась. Он замахнулся – не знаю, ударил бы он ее или нет. Но тут Марла не выдерживает, хватает пивную бутылку и швыряет тому типу в голову. Мы сидели от него всего в шести футах. Ей и целить особенно не пришлось – бросай, не промахнешься. И попала прямо в его гнусный нос. Хорошо, бутылка не разбилась, иначе он мог бы лишиться глаза. Но нос она ему расквасила, кровь полилась ручьем. Парень взвился – вот-вот набросится на нее. А она ему: «Давай, давай, иди сюда!» – вроде как подзуживала. Надо было это видеть.
  
  – Боже… – пробормотал я.
  
  Внизу раздался дверной звонок.
  
  – Так вот, по поводу моего внутреннего ощущения Марлы: я бы не удивился ничему, что бы она ни учудила.
  Глава 43
  
  «Какой же я идиот», – подумал Дакуэрт.
  
  Он ехал к дому, где, по данным регистрационного отдела Теккерей-колледжа, должен проживать Дерек Каттер, когда его осенило, что требовалось спросить у хозяйки квартиры Сариты Гомес миссис Селфридж, которая так прекрасно выпекала банановый хлеб.
  
  Утром, перед выездом из управления, он посадил женщину-полицейского обзванивать местные дома престарелых, чтобы попытаться найти тот, где работает Сарита. Но его не покидала мысль, что, даже если они попадут в нужное место, администрация может не признаться, что дом нанял работника нелегально.
  
  И вот только по дороге к Дереку Дакуэрта осенило.
  
  – Тупой, тупой, тупой, – обругал он себя.
  
  Остановился у тротуара в паре кварталов от дома Дерека, достал телефон и записную книжку. Нашел нужное имя и набрал номер.
  
  Миссис Селфридж ответила после третьего гудка. Дакуэрт назвался.
  
  – Привет, детектив, – поздоровалась она. – Если интересуетесь, не вернулась ли Сарита, сразу отвечаю – нет. Она заплатила до конца месяца, но я думаю, мне пора начинать искать нового жильца. У меня ощущение, что она слиняла насовсем.
  
  – Возможно, вы правы, – подтвердил Дакуэрт. – Хочу еще раз поблагодарить вас за банановый хлеб. Не поделитесь рецептом? Если откажете, вызову повесткой для дачи свидетельских показаний.
  
  Миссис Селфридж рассмеялась.
  
  – Поверьте, у меня даже ничего не записано. Все делаю из головы. Но что-нибудь можно придумать.
  
  – И еще одно, – продолжал Дакуэрт. – Поверить не могу, что не сообразил вчера. Ведь это вашим телефоном пользовалась Сарита?
  
  – Да.
  
  – Я хочу, чтобы вы просмотрели журнал звонков – входящих и исходящих.
  
  – Сделаю, – пообещала хозяйка квартиры. – Что сначала: телефон или рецепт?
  
  – Телефон, – с сожалением ответил детектив. – Сарита, возможно, звонила в дом престарелых, где работала, а оттуда звонили ей. Выясним номер телефона, узнаем, кто нанял ее на работу. Могут оказаться и другие номера, которые помогут мне ее найти. – Он помолчал. – Как только найду, спрошу, собирается ли она оставить за собой вашу комнату.
  
  – Буду премного благодарна.
  
  – Вы сохранили мою визитку, которую я дал вам вчера? – Миссис Селфридж ответила утвердительно. – Если пошлете на мою электронную почту номера из журнала вашего телефона, буду тоже премного благодарен.
  
  Миссис Селфридж пообещала, что займется этим сейчас же, и он попрощался с ней.
  
  – Идиот! – снова обругал он себя. Единственное оправдание – перегрузка. Он разрывался между несколькими расследованиями: убийством, роковым выстрелом в Теккерей-колледже, странном вечернем происшествии в «Пяти вершинах», убийством белок. Навалилось все одновременно. А теперь еще неурядицы на домашнем фронте. Как его сын дошел до жизни такой, что нанялся работать к этому козлу Рэндалу Финли? Сукиному сыну нельзя ни на грош доверять. Видимо, у него появились причины заманить к себе Тревора. Сын – находка для любой компании, но чтобы водить грузовик, не нужно быть семи пядей во лбу. Финли мог нанять на такую работу кого угодно. Почему он взял Тревора?
  
  Пока хозяйка квартиры Сариты искала телефонные номера, он решил двигаться дальше к дому Дерека Каттера. Имя этого молодого человека вчера всплывало дважды – в связи с расследованиями двух разных дел: во-первых, он был тем юношей, от которого забеременела Марла Пикенс; во-вторых, другом Мейсона Хелта – студента, которого выстрелом в голову убил Клайв Данкомб.
  
  Дакуэрту было о чем поговорить с этим Дереком.
  
  Он уже собирался тронуть машину, когда зазвонил мобильный телефон.
  
  – Дакуэрт слушает.
  
  – Привет, Барри. Это Кэл Уивер.
  
  Голос из прошлого.
  
  – Привет, старина. Я слышал, что ты вернулся. Все собирался позвонить.
  
  – Все вокруг так заняты, – хмыкнул Уивер.
  
  – Где живешь?
  
  – Знаешь старый книжный магазин в центре? «Нейманз»?
  
  – Да.
  
  – Над ним.
  
  – Понял.
  
  – Сначала поселился у сестры, – пояснил Уивер. – Но только на время, пока не нашел себе пристанища.
  
  – Я знаю, что тебе пришлось мотать из Грифона. Наслышан, что там случилось. Сочувствую.
  
  – Спасибо, – поблагодарил Уивер. – Слушай, это ты расследуешь убийство Розмари Гейнор?
  
  – Я.
  
  – Страховая компания «Непонсет» попросила меня разобраться, в чем там дело. Билл Гейнор у них работает, и Гейноры там же страхуются.
  
  – Понятно, – промолвил Дакуэрт.
  
  – Миссис Гейнор застрахована на миллион долларов, но прежде чем Билл Гейнор получит деньги, будет проведена соответствующая проверка.
  
  – Разумеется.
  
  – Но насколько я понимаю, там все верняк.
  
  – Я веду расследование, Кэл, но обвинений пока никому не предъявлено, – объяснил Дакуэрт.
  
  – А как же Марла Пикенс? На мой взгляд, она вполне подходит.
  
  – Она подозреваемая.
  
  – У нее оказался ребенок Гейноров, – продолжал Уивер. – И это не первый раз, когда она вытворяет подобные штуки. Я прав?
  
  – Прав.
  
  – Пойми, я не собираюсь путаться у тебя под ногами. Никакого собственного активного расследования вести не буду. Во всяком случае, на этой стадии. Стану со стороны наблюдать за развитием событий и ждать, когда вы произведете арест. А сейчас просто информирую на будущее.
  
  – Ценю, – отозвался Дакуэрт. – Слушай, надо как-нибудь собраться, хлопнуть пивка, поболтать о том о сем.
  
  – Согласен, – без энтузиазма ответил Уивер и завершил разговор.
  
  Дакуэрт подумал, что должен был раньше связаться со старым приятелем, но тут же в голову пришла другая мысль: у Билла Гейнора не будет проблем с деньгами на зарплату новой няне для Мэтью.
  
  Миллион баксов – немалая сумма.
  
  Столкнувшись с Дэвидом Харвудом у входа в дом Дерека Каттера, Дакуэрт спросил, что ему здесь понадобилось.
  
  – Пытаюсь, как и вы, разобраться в том, что случилось, – на ходу бросил бывший репортер, направляясь к оставленному на улице древнему «таурусу».
  
  Дерек ждал у двери в свою квартиру.
  
  – Привет, Дерек, – поздоровался детектив. – Как дела?
  
  – Нормально, – ответил молодой человек.
  
  – Как отец?
  
  – Нормально.
  
  Оказавшись в квартире, Дакуэрт спросил о Марле Пикенс.
  
  – Отвечу то же, что сказал тому парню, который только что ушел. – Дерек Каттер повторил свой рассказ.
  
  Затем детектив перешел к Мейсону Хелту:
  
  – Я слышал, вы были друзьями?
  
  – А я слышал, что его просто расстреляли.
  
  – Ты знаешь, что он выслеживал в кампусе девушек и нападал на них?
  
  – Думаете, если бы я что-то об этом знал, то стал бы молчать?
  
  – Следовательно, ты не в курсе.
  
  – Нет. И до сих пор в это не верю. На собственной шкуре испытал, как могут обвинить в том, чего никогда не совершал.
  
  Дакуэрт считал, что в то время принес этому парню достаточно извинений.
  
  – Когда ты с ним в последний раз разговаривал?
  
  – Около двух недель назад. Мы случайно встретились, и он пригласил меня к себе на пару бутылок пива. Сказал, что у него появилась странная работа. Наняли вроде как актером. Мы же с ним вместе ходили в драмкружок.
  
  – И куда его наняли?
  
  – Я его спросил: это любительский театр? В колледже или в городе? Или роли в рекламных роликах?
  
  – И что оказалось?
  
  – Ничего из этого. Мейсон сказал, что какая-то частная история. Я решил, что, возможно, связанная с сексом. Нанял какой-нибудь старый хлыщ, чтобы приходил к нему домой, танцевал, раздевался и устраивал для извращенца представления.
  
  – Почему тебе пришло такое в голову? – спросил Дакуэрт. – Самого когда-нибудь нанимали?
  
  – Избави боже! Просто он говорил настолько таинственно, что меня заинтересовало, и я продолжал задавать вопросы. Мейсон ответил, что его работа вроде той, когда нанимают актеров, чтобы те изображали больных, а студенты-медики должны поставить им диагноз.
  
  – Слышал о таком.
  
  – Вроде как то, что он делал, было частью какого-то исследования. Но вместе с тем намекнул, что занятие было рискованным. – Дерек покачал головой. – И, как оказалось, был прав.
  
  – Мейсон сказал, кто его нанял?
  
  – Нет. Но объявил, что на полученные деньги сумеет несколько раз меня угостить.
  
  Это соответствовало показаниям Джойс Пилгрим. За секунду до того, как Клайв Данкомб застрелил Мейсона, тот сказал, что нападение на Джойс – игра, его работа.
  
  – В момент гибели Мейсон был одет в толстовку с номером 23. Ты видел его раньше в этой толстовке?
  
  – Странно, что вы об этом вспомнили.
  
  – Почему?
  
  – В тот раз, когда мы с ним случайно встретились, он был в городском магазине спорттоваров, где продают цифры, которые пришивают на спортивные куртки. Мейсон принес домой белый пластиковый пакет. Я спросил, что в нем. Он ответил: реквизит для работы, но не показал. Но, когда на секунду ушел из комнаты отлить, я заглянул внутрь. Там находились две цифры. По тому, как они лежали, я прочитал «32». Однако с тем же успехом они могли составлять «23».
  
  – Следовательно, его наняли для некоей работы и обязали во время выполнения задания носить этот номер.
  
  – Выходит так, – кивнул Дерек. – Но зачем?
  
  – Не знаю, – ответил детектив.
  
  – Какое значение имеет число 23?
  
  – Не знаю.
  
  – Может быть, намек на двадцать третий псалом? – предположил Дерек.
  
  – С этого места давай подробнее. Утром по воскресеньям я если не на дежурстве, то сплю.
  
  – Я тоже давным-давно не посещал церкви. Но когда был совсем маленьким, родители заставляли меня ходить в воскресную школу. Псалом 23 начинается словами: «Пастырь мой, ни в чем не буду нуждаться я…» И далее говорится о скитаниях по долине смертной тени, где не убоюсь я зла. Вспоминаете?
  
  – Что-то такое забрезжило.
  Глава 44
  
  Тревор Дакуэрт редко водил автомобиль, у которого так мало окон. Были, конечно, ветровое стекло и два открывающихся окна – в дверце с водительской и с противоположной стороны. И все. Грузовой отсек был полностью закрыт. Не было стекол даже в двух задних, от пола до потолка, створках.
  
  Совсем паршивый обзор.
  
  Пару раз ему приходилось садиться за руль взятого напрокат фургона и помогать переселяться каким-нибудь знакомым. В этих поездках Тревор терпеть не мог подавать задним ходом, когда ничего не видишь и едешь наугад. Он выработал собственный стиль вождения: двигался очень медленно, надеясь, что, если на что-то – или на кого-то – наткнется, успеет быстро остановиться, прежде чем причинит серьезный вред.
  
  Но после нескольких дней работы в компании по продаже минеральной воды стал привыкать и прекрасно вел задом чертову тачку только по прикрученным к дверцам зеркалам. Сгрузив около сотни коробок с бутылками в несколько круглосуточных продуктовых магазинов, он возвратился на базу с пустым кузовом. Подъехал к погрузочной площадке, включил заднюю скорость, выкрутил руль и стал подавать задом к платформе. Остановился в дюйме, не коснувшись бампером.
  
  Знай наших!
  
  Взял с пассажирского сиденья папку с накладными, где говорилось, куда он отвез товар, и пошел в контору заниматься бумажками.
  
  Господи, каким же занудой иногда бывает отец!
  
  Напустился на него за то, что он устроился в компанию Рэндала Финли. Какая разница, под кого ложиться? Работа есть работа, а он слишком долго торчал без дела. Родители его постоянно пилили за то, что не получает зарплаты. Наконец у него появилась зарплата, а отец недоволен. Хотя бы мать рада. Странно. Она-то как раз была трусихой, всегда себя накручивала. Как переживала, когда они с Триш путешествовали по Европе и по нескольку дней, а то и недель не давали о себе знать. Чуть с ума не сошла. Зато, когда он вернулся в Промис-Фоллс, пришла в себя. К ней он шел, когда у него возникали проблемы. Отец – совсем иная история. Возможно, в этом сущность профессии полицейского: всегда и со всеми проявлять свою крутость.
  
  И что за чушь, будто Финли его нанял, чтобы каким-то образом давить на отца! Иногда Тревору казалось, что папочка считает, будто весь мир вращается вокруг него.
  
  Хотя сам он покривил душой, когда объяснял, как ему досталась работа у Финли.
  
  Сказал, что нашел ее в Интернете. Это было не совсем правдой. Объявления о наборе водителей в компанию Финли в Интернете размещали, но Тревор получил личное приглашение. Он покупал в «Уолгрин» с полдюжины замороженных обедов, которые разогревал в микроволновке, – единственная его пища в те дни. В это время к стойке с другой стороны подошел человек и спросил:
  
  – Привет, ты сын Барри?
  
  – Да, – ответил Тревор.
  
  Незнакомец протянул руку:
  
  – Рэнди Финли. Мы с тобой встречались много лет назад, когда ты был еще мальчишкой. А я в мою бытность мэром работал с твоим отцом. Как дела? Слышал, ты путешествовал по Европе. С девчонкой Ванденбургов. Как ее зовут – Триша?
  
  – Триш, – поправил Тревор.
  
  Они поболтали о том о сем. Финли спросил об отце Тревора. Сказал, что их пути в последнее время почти не пересекаются – с тех пор, как он оставил политику и открыл свой бизнес.
  
  – Ты слышал о моей фирме по розливу в бутылки минеральной воды?
  
  Тревор ответил, что не слышал.
  
  – Если узнаешь, что кому-то нужна работа, направляй ко мне. Пусть весь этот город разваливается к чертям, а мы набираем людей. Имей в виду.
  
  – Что за работа? – спросил Тревор.
  
  – Для начала водителем.
  
  – Я сам ищу работу, – признался сын Барри Дакуэрта.
  
  – Права есть? – спросил Финли. Тревор кивнул. – Тогда вали к нам.
  
  Вот так он получил работу. И если бы признался отцу, десять к одному, что тот бы усмотрел в этом нечто зловещее. Мол, Финли встретился с ним не случайно, все было заранее подстроено. И Тревора даже нисколько не встревожило, что бывший мэр знал о его поездке в Европу с Триш Ванденбург.
  
  Промис-Фоллс во многих отношениях маленький городок, хотя в нем более тридцати тысяч жителей.
  
  Триш.
  
  Теперь Тревор вспоминал о ней не так часто, как раньше, – каждые десять минут, а не каждые пять. Сколько же раз он извинялся перед ней? Говорил, как он виноват. Что он вовсе не такой, не хотел так поступать – просто на секунду потерял голову. Триш сказала, что простила его, но это не означало, что она собиралась к нему возвратиться.
  
  Дурак! Дурак! Дурак!
  
  Как бы он хотел повернуть часы вспять и начать все сначала! За одну глупую ошибку приходится вечно расплачиваться. Тревор вошел в контору и собирался оставить папку с бумагами, когда почувствовал, как кто-то хлопает его по плечу.
  
  – Как дела? – спросил его Финли.
  
  Тревор Дакуэрт круто обернулся.
  
  – Здравствуйте, мистер Финли. Все нормально. Порядок.
  
  – Я тебя просил называть меня Рэнди.
  
  – Ладно, Рэнди. Вот, забежал, а машину оставил под погрузкой у склада. Думаю съездить сегодня в Сиракузы.
  
  – Отлично. – Финли широко улыбнулся, так что стали видны его кривые зубы. – Собираюсь выпить свой ужасный кофе. Составишь компанию?
  
  Тревору не хотелось, но отказаться он не решился. Финли подошел к кофеварке на столе в углу комнаты, поискал пустые кружки, убедился, что они относительно чистые, и налил кофе.
  
  – Я варю кофе из нашей ключевой воды, и все равно дерьмо дерьмом. Тебе как?
  
  – Если у вас есть, с молоком.
  
  – И все?
  
  – В каком смысле?
  
  – Я обычно добавляю кое-что покрепче. – Финли повернулся к столу, открыл ящик и достал бутылку виски. Налил в кофе и протянул Тревору. – Капнешь?
  
  – Нет, сэр. То есть спасибо, Рэнди. Мне сейчас за руль.
  
  – Разумеется. – Финли убрал бутылку в ящик, обошел стол и, пристроившись на краешке, сделал глоток. – Виски улучшает вкус паршивого кофе. Впрочем, к чему виски ни добавь, будет вкуснее. – Он улыбнулся и снова отхлебнул из кружки.
  
  Босс сказал правду: кофе был отвратительным.
  
  – Ты хорошо работаешь. Я спрашивал о тебе, и все тобой довольны. Я хочу сказать, ты только начал и еще можешь проколоться, но пока все идет нормально. – Финли рассмеялся.
  
  – Я доволен, что получил работу, – ответил Тревор. – Мне нравится управлять машиной: есть время поразмышлять.
  
  – Понятно. У тебя, наверное, много мыслей.
  
  – Не очень.
  
  – В твоем возрасте у меня в голове были одни девчонки. – Финли ухмыльнулся. – Не могу сказать, что положение изменилось, но для официальных источников я счастливый семьянин.
  
  – Мм, ну да…
  
  – Говорю не ради хвастовства: в свое время я оттянулся на славу. – Финли похлопал себя по животу. – Трудно поверить, что когда-то я был стройный, как тростинка. А теперь смотрю вниз и не вижу собственного члена, даже если он совсем наготове. – Он опять хохотнул. – Хотя до тех пор, пока есть кому его нащупывать, можно считать, что с миром все в порядке.
  
  – Конечно, – отозвался Тревор.
  
  Финли дружеским жестом ткнул в него пальцем.
  
  – Кто-то может сказать, что я несу непотребство…
  
  – Ну что вы…
  
  – Однако я всегда относился к женщинам с уважением. Если мужчины собираются вместе, почему бы не позубоскалить? Женщины могут принять наши слова за оскорбление, но мы ничего плохого не имеем в виду. Верно?
  
  – Верно, – согласился Тревор.
  
  – Но когда рядом женщины, мы обращаемся с ними как надо. Таков мой обычай. Хотя, признаю, был случай – может, ты слышал, когда я невольно обидел девушку.
  
  – Что-то такое припоминаю, – пробормотал Тревор. – Ей вроде было пятнадцать. – Упоминая возраст девушки, он ничего не имел в виду, но тут же сообразил, что босс решит, что он его осуждает. Поэтому быстро добавил: – Я могу ошибаться.
  
  – Нет-нет, ты абсолютно прав. Моя слабость превосходно задокументирована. Я не сдержался и ударил девушку, но это было рефлекторное действие в ответ на ее оплошность – переусердствовала в момент нашей близости.
  
  Тревор непонимающе на него посмотрел.
  
  – Она укусила мой член, – объяснил бывший мэр и, поскольку его собеседник промолчал, продолжал: – Поэтому я сознаю, что даже такой доброжелательный человек, как ты, может меня неправильно судить.
  
  Тревор почувствовал, как у него екнуло внутри.
  
  – Ты, наверное, не в курсе, что Ванденбурги мои давнишние друзья.
  
  Молодой человек покачал головой.
  
  – Я знал Патрицию – Триш – с пеленок. Милая девчушка выросла в очаровательную девушку. То, что приключилось между вами, позор.
  
  – Я не понимаю… – Тревор сбился, не зная, что сказать. – Мне пора.
  
  – Нет, ты останешься здесь. И вот что – закрой-ка дверь. Спасибо. Поговорим без свидетелей. – Финли сделал глоток своего сдобренного виски кофе. – Да, люди время от времени могут срываться. Презумпция невиновности. Ты ведь не хотел ее ударить.
  
  – Это было…
  
  – Случайностью? Я бы так не назвал. Было бы случайностью, если бы ты наехал ей на задницу тележкой в продуктовом магазине.
  
  Тревор покраснел.
  
  – Я же не хотел… я же извинился…
  
  – Ты понял, как тебе повезло? – спросил Финли. – Что Триш не потащила тебя в суд? Могу сказать тебе точно: она об этом подумывала. – Бывший мэр помолчал. – Готов поспорить, ты даже не догадался, что работа в компании – вторая услуга, которую я тебе оказал.
  
  – Не понимаю… – удивился Тревор.
  
  – Триш для меня вроде племянницы. Я ее неофициальный дядя.
  
  – Вы с ней говорили?
  
  – Повторяю, мы с Ванденбургами много лет соседи. Когда ты ударил ее по лицу…
  
  – Я не бил ее по лицу! Я…
  
  – Когда ты ударил ее по лицу, она прибежала ко мне. Даффи и Милдред – родителям – рассказать побоялась. Даффи мог схватить ружье и снести тебе к черту голову. Мне же пообещала: «Ни один мужчина на свете больше не ударит меня». Триш решительная девушка. В тот момент ты для нее перестал существовать. Тебе вообще не светило, что она к тебе вернется. Ее интересовало одно: подавать или нет на тебя жалобу.
  
  Тревор не сразу смог обрести голос.
  
  – Все было так глупо. Дурацкий вышел спор. Я хотел вернуться в Германию, может, найти там работу. А она считала, что пора обосноваться здесь и устраивать жизнь. Начала меня осуждать, обвинила, что я не знаю, что с собой делать, размахивала руками. Мне показалось, что вот-вот отвесит мне затрещину. Я отмахнулся от нее и тыльной стороной ладони случайно задел сбоку по голове. Богом клянусь, не нарочно!
  
  – То-то Триш мне сказала, что три дня не выходила из дома, ждала, когда сойдут синяки, – заметил Финли.
  
  Тревор не нашелся с ответом.
  
  – Она спросила моего совета, как ей поступить. Я сказал, что у нее есть все права подать на тебя в суд. Ведь ты на нее напал. И даже предложил пойти с ней в городскую полицию. Там, как ты знаешь, теперь заправляет женщина. Ей бы не понравился твой поступок. Но так же предупредил о подводных камнях. Главный – что твой отец полицейский детектив, и поэтому дело вызовет шум. Родители узнают о Триш такие детали, которые она хотела бы скрыть. Вывернут всю ее подноготную. Не то чтобы за ней водились какие-нибудь непристойности, но в суде самые невинные вещи обрастают грязью. Уж мне ли этого не знать.
  
  Финли похлопал себя по бедрам и сполз со стола.
  
  – Вот так-то.
  
  – Почему вы меня наняли? – спросил Тревор.
  
  – Почему нанял? – Лицо бывшего мэра излучало саму невинность. – Потому что ты славный молодой человек и тебе требовалась работа. Ты хорошо справляешься. Какие нужны еще мотивы?
  
  – А как насчет моего отца?
  
  – Что насчет твоего отца?
  
  – Он сказал, вы меня наняли, чтобы подобраться к нему.
  
  Финли покачал головой:
  
  – Ну, это просто домыслы. Я ничего не имею против твоего отца. Он хороший человек. У меня нет намерений, как ты выразился, подбираться к нему. Напротив, я только вчера предложил ему помощь. Видишь ли, я снова собираюсь баллотироваться на пост мэра и считаю, что твой отец мог бы стать достойным начальником полиции. Хочу от него одного – чтобы он держал уши открытыми и прислушивался к тому, что происходит в управлении. Всякие делишки, которые я мог бы использовать в своей кампании.
  
  – Что он ответил?
  
  Финли улыбнулся.
  
  – Ничего. Но, может быть, однажды тебе захочется рассказать ему о нашем сегодняшнем разговоре, и это склонит его на мою сторону. Как считаешь? Если нет, прислушивайся сам, когда по воскресеньям обедаешь дома. О том, что творится у отца на работе. О том, что не у всех на слуху. Если захочешь поделиться чем-нибудь таким, говорю сразу: я буду внимательным слушателем.
  
  Тревор Дакуэрт проглотил застрявший в горле ком. У него пересохло во рту. Хотелось пить, но последнее, о чем он мог подумать, – так это пригубить минералки Финли.
  
  – Мне пора в Сиракузы, – выдавил он из себя.
  
  – Похвально, – ухмыльнулся бывший мэр. – Ценю твою дисциплинированность.
  Глава 45
  
  Кто-то тихо постучал в дверь квартиры Маршалла Кемпера.
  
  Сарита Гомес в это время стояла у раковины в ванной и смотрела на свое отражение в зеркале.
  
  Она замерла.
  
  Полиция вышла на ее след. Сыщики, должно быть, выяснили, где она работала. Возможно, кто-нибудь сообщил им, что она встречалась с Кемпером. И вот они здесь. Глупо было надеяться, что можно надолго спрятаться. Надо было как можно быстрее выбираться из Промис-Фоллс. И уезжать куда подальше.
  
  Сарита вышла из ванной и босая направилась к двери, стараясь ступать легче, чтобы не скрипнули половицы. В трех футах от входа остановилась и перевела дыхание.
  
  Снова постучали.
  
  А затем настойчивый шепот позвал:
  
  – Крошка, это я.
  
  Сарита отперла замок и сняла цепочку. В квартиру вошел Маршалл с пакетом из «Макдоналдса».
  
  – Вот, взял завтрак. – Он поставил пакет на стол кухонного уголка. Вынул два стаканчика кофе, пять сандвичей и пять картофельных оладий. – Ужасно проголодался и решил, что ты тоже.
  
  Он распаковал сандвич и впился в него зубами, запихнув в рот сразу почти треть.
  
  – Получил наличные? – спросила Сарита.
  
  – Мм… – промычал Маршалл.
  
  – Я не чувствую себя здесь в безопасности. Надо садиться в поезд и ехать в Нью-Йорк.
  
  Маршалл успел уже протолкнуть часть сандвича в горло, получив тем самым возможность разговаривать.
  
  – Я не ходил к банкомату. Занимался кое-чем другим. Тем, что принесет тебе больше денег. Нам обоим.
  
  Он протянул Сарите сандвич, но она не взяла.
  
  – Что ты натворил?
  
  – Выслушай меня, крошка. Я знаю, тебе было страшно. А я заварил эту кашу. Все отлично выгорит. Нам должно подфартить.
  
  – Только не говори, что звонил мистеру Гейнору.
  
  – Подожди, послушай…
  
  – Идиот!
  
  – Постой! – Он потянулся к ней свободной от сандвича рукой, но Сарита отступила на шаг. Маршалл быстро откусил кусок хлеба с сосиской и яйцом. – Все будет в ажуре. Он раскошелится на пятьдесят тысяч долларов.
  
  – О боже! Ты упомянул меня? Сказал, что я замешана?
  
  – Нет-нет. Я же не дурак. Когда я сказал «нам», то имел в виду, что деньги пойдут нам обоим. Что же до Гейнора, он знает одно, что имеет дело с мужиком, но понятия не имеет, кто этот мужик.
  
  – Я же тебя просила этого не делать!
  
  – Да ладно! У тебя голова не варит, потому что ты оказалась в самой гуще. Мне со стороны виднее. Ты уж мне доверься. – Маршалл посмотрел на часы. – Парнишка скоро должен звонить. Он знает: если к десяти тридцати я не получу от него сведений, то иду прямиком к копам и выкладываю все, что знаю. Все, что ты мне рассказала.
  
  – Это невозможно! Тебе нельзя идти в полицию!
  
  Маршалл закатил глаза.
  
  – Я и не собираюсь. Но он об этом не догадывается. В этом вся прелесть ситуации. И поэтому он расстанется с пятьюдесятью тысчонками. Он даже не заметит потери. А для нас это шанс начать жизнь сначала.
  
  – Ты сделал все только хуже. Все было и так плохо, а ты сделал еще хуже.
  
  – Перестань, крошка. Почему хуже? Это – решение. Способ выбраться из этой заварухи.
  
  – Ты обещал не вмешиваться, – проговорила Сарита. – Мне надо ехать. Сматываться отсюда.
  
  – Потерпи немного. Хотя бы часок. Гейнор позвонит в любую секунду. Я схожу за деньгами, вернусь, и мы отчалим. Все, что потребуется, купим по дороге.
  
  Сарита подошла к окну, выглянула на улицу, возвратилась к Маршаллу, прошлась по комнате.
  
  – Я всегда хотела одного: поступать правильно. Когда увидела ее там, на кухне, поняла: надо что-то делать и…
  
  – Ты ведь сделала как лучше. Не могла же ты оставить там этого маленького засранца. Но та история в прошлом. Теперь мы…
  
  В переднем кармане джинсов Маршалла зазвонил мобильный телефон. Он бросил сандвич на стол, выхватил из кармана трубку и поднес к уху.
  
  – Не опоздали, мистер Гейнор.
  
  Сарита, глядя на Маршалла, медленно качала головой. Едва слышно выговаривала:
  
  – Нет-нет-нет.
  
  Маршалл, чтобы ее не услышали, поднес палец к губам.
  
  – Это было не просто, – сказал Билл Гейнор.
  
  – Но вам все-таки удалось.
  
  – Деньги при мне.
  
  – Замечательно, – расцвел Маршалл Кемпер. – Теперь слушайте. Вы знаете городские торговые ряды?
  
  – Конечно.
  
  – Положите деньги в их фирменный пакет. У вас есть?
  
  – Есть.
  
  – Деньги в него влезут? Пакета хватит?
  
  – Влезут, – ответил Гейнор.
  
  – Хорошо. Вы положите деньги в пакет с экологическим ярлыком. Слева в торговых рядах есть место, где продают хот-доги. Рядом контейнер для мусора. Вы опустите пакет в урну и пойдете дальше.
  
  – Бросить деньги в мусор?
  
  – Я их быстренько заберу. Только давайте уточним одну вещь. Я буду настороже. Я знаю, как вы выглядите, а вы меня не знаете. Я буду наблюдать, не присматривает ли кто-нибудь за вами. Вы меня понимаете?
  
  – Понимаю.
  
  – Попробуйте что-нибудь выкинуть – я сразу отправляюсь к копам. Это ясно?
  
  – Я же сказал, ясно.
  
  – Вот и хорошо. Бросаете пакет в урну и уходите. Все очень просто. Вы приняли правильное решение, Гейнор, и больше обо мне никогда не услышите. У меня есть представление о морали, и я не из тех, кто вечно тянет из человека деньги.
  
  – Ладно. Когда вы хотите этим заняться?
  
  Маршалл посмотрел на часы. Сарита поняла, что он рассчитывает время.
  
  – В час. Только не опаздывайте.
  
  – Не опоздаю.
  
  Гейнор разъединился, и Маршалл улыбнулся Сарите:
  
  – Мы разбогатеем, крошка.
  
  – Пятьдесят тысяч – это не богатство, – сказала она. – Даже такая нищая, как я, это понимает. Ты глупец, Маршалл.
  
  – Сейчас доем сандвич и пойду, – ответил он. Обнял Сариту за шею, притянул к себе и поцеловал. – Подожди немного. Я о тебе позабочусь.
  
  Маршалл сел в углу площадки экспресс-кафе. В одиннадцать утра в будний день там было не так многолюдно, как он надеялся. У стойки сидели старички и пили кофе, некоторые из них собрались группками, чтобы потрепаться. Маршалл знал, как они развлекались. Приходили сюда до открытия магазинчиков, прохаживались по рядам в своих идиотских кроссовках – туда-сюда, двадцать, тридцать раз, затем заваливались в кафе, брали кофе с пирожками, сидели часами и болтали, потому что заняться им было больше нечем. Здесь было их последнее пристанище до переезда в «Дэвидсон-плейс».
  
  Маршалл купил газету и кока-колу и сел за столик, откуда открывался свободный обзор прилавка с хот-догами и стоящего неподалеку мусоросборника, представлявшего собой емкость с двумя отделами: одним для мусора, другим для пригодных для повторного использования вещей. Площадка со столиками находилась в тупике широкого коридора, поэтому Билл Гейнор мог прийти только с одной стороны.
  
  Минут через пятнадцать Маршалл заметил приближающегося мужчину. Одной рукой он прижимал к груди ребенка, в другой нес фирменный пакет с экологическим знаком.
  
  Сначала Маршалл удивился: кому может прийти в голову нести выкуп шантажисту и брать с собой ребенка? Но потом сообразил: ведь сегодня няня Гейноров не вышла на работу.
  
  Башка твоя дырявая!
  
  Он старался не отрывать глаз от спортивных страниц «Таймс юнион» – что еще можно читать в наши дни в местной газете? – но то и дело бросал взгляды на мужчину.
  
  Тот прошел мимо него и направился в сторону мусоросборника.
  
  Маршалл ощутил во всем теле дрожь – ему в руки плыла целая куча денег. Когда Гейнор повернулся к нему спиной, он больше не сводил с пакета глаз.
  
  Гейнор поравнялся с мусоросборником, быстро оглянулся, откинул крышку на петлях и бросил внутрь пакет. Не выпуская из рук ребенка, повернулся и пошел в ту сторону, откуда появился.
  
  Маршалл дождался, пока он скроется из виду.
  
  – Получилось, – сказал он себе. Оставил газету и кока-колу на столе и энергично двинулся к мусорному контейнеру.
  
  За столиком в нескольких шагах впереди сидел старикан и болтал с такими же, как сам, хрычами. Вдруг он вскочил и побежал куда быстрее, чем можно было ожидать в его возрасте, к тому же мусорному контейнеру.
  
  – С дороги, старик, – прошипел Маршалл.
  
  В руках у старика ничего не было – зачем ему потребовался контейнер? Оказавшись рядом с мусоросборником, он открыл одной рукой крышку, другую запустил внутрь.
  
  – Эй! – крикнул ему бежавший в тридцати футах позади Маршалл. – Эй!
  
  За секунду он нагнал старика, схватил за руку и потянул к себе.
  
  – Убери от меня свои лапы! – огрызнулся тот.
  
  – Какого черта тебе надо? – спросил Маршалл.
  
  – Сюда только что бросили совершенно целый пакет, – ответил старик, нащупал в контейнере пакет и стал тянуть наружу. – Вот видишь? Хороший пакет. Никакого смысла выбрасывать.
  
  – Отдай мне! Это мой! – потребовал Маршалл.
  
  – Я его нашел, – ощетинился старик. И, нащупав содержимое, добавил: – В нем что-то есть.
  
  – Это мое! Отпусти! Он оставил для меня, тупорылый!
  
  Ему ничего не стоило вырвать у старика пакет.
  
  – Ты вывихнул мне руку, ублюдок! – завопил тот.
  
  – Извини, извини, но это мое.
  
  Маршалл побежал.
  
  – Он сломал мне руку! – не унимался за спиной старик.
  
  «Беги! Не оглядывайся!» – уговаривал себя Маршалл.
  
  Он чуть не врезался в ведущие на парковку стеклянные двери – они едва успели раздвинуться. Ключи уже в руке. За пятьдесят футов нажал на кнопку и открыл мини-вэн, прыгнул за руль, включил зажигание. Швырнул пакет на пассажирское сиденье, и машина на полной скорости сорвалась с места.
  
  Через милю он свернул на стоянку у супермаркета и потянулся к пакету.
  
  Сердце гулко стучало, рубашка промокла от пота. Что понадобилось этому старому грибу? Почему он копался в мусоре? На кой черт ему сдался старый пакет, что он с такой силой в него вцепился?
  
  Маршалл подумал, что пакету следовало быть чуточку увесистее. Но когда ему в последний раз приходилось таскать пятьдесят тысяч баксов? Кто знает, сколько весит такая сумма?
  
  Сверху Гейнор положил в пакет несколько газет. Маршалл вытряхнул их на пол перед пассажирским сиденьем, ожидая наконец увидеть перевязанные резинками пачки денег.
  
  Но там оказался конверт. Очень тонкий деловой конверт.
  
  Господи, неужели этот тип выписал чек? Он что, с ума сошел?
  
  Маршалл разорвал конверт, вынул единственный лист и прочитал:
  
   Оставлять деньги в мусорном контейнере небезопасно. Придумайте другой план передачи. Жду звонка.
  
  Глава 46
  
  Прежде чем войти в больничную палату, Агнесса легонько постучала в дверь.
  
  Марла сидела на кровати и потягивала чай из чашки на подносе с завтраком.
  
  – До сих пор не унесли? – спросила Агнесса.
  
  – Приходили забрать, но я сказала, что еще не кончила, – ответила дочь. – Чай остыл, но это ничего.
  
  – Сейчас позвоню, скажу, чтобы принесли горячего.
  
  – Нет, мама, пожалуйста, не надо. Я знаю, стоит тебе сказать, сюда примчатся и все сделают, но я хочу, чтобы ко мне относились как ко всем остальным больным.
  
  Агнесса улыбнулась:
  
  – Ты не все больные, ты моя дочь. Это тот случай, когда я не буду стесняться пользоваться своим авторитетом. – Она дотронулась до руки Марлы на несколько дюймов выше забинтованного запястья. – Но я забираю тебя домой. Дома тебе будет уютнее. Это хорошая больница. Нет, великолепная больница, что бы ни твердили всякие клеветники. Однако с нами тебе все равно будет лучше.
  
  – Здорово, – слабо проговорила Марла.
  
  – Как ты себя чувствуешь?
  
  – Нормально. Недавно приходил осматривать врач. Не доктор Стерджес, а другой, психиатр. Собирается мне что-то прописать.
  
  – Знаю. Уже разобралась. Ты не выкинешь снова чего-нибудь подобного?
  
  Марла покачала головой:
  
  – Нет, не выкину. Понимаешь, меня так потрясло, что произошло в тот момент. Но лекарство ведь поможет? – Она положила ладонь поверх руки матери. – Правда, не выкину.
  
  – Обещаешь?
  
  – Обещаю.
  
  – Тогда все в порядке, – осторожно проговорила Агнесса. – Я рада.
  
  – Кэрол забегала меня навестить, – сказала Марла. – Она мне очень нравится.
  
  – Мне повезло, что у меня такая помощница. Она утром призналась, что очень за тебя беспокоится.
  
  Марла кивнула:
  
  – Мне тоже говорила. Мы и виделись-то с ней всего несколько раз, а вот ведь, переживает за меня.
  
  – Что доктор Стерджес? Приходил проведать?
  
  Дочь покачала головой:
  
  – Целый день его не видела.
  
  – Уверена? Может, задремала или отключилась?
  
  – Точно. Я хоть и клевала носом, но не сомневаюсь, что его здесь не было.
  
  Агнесса достала мобильный телефон, выбрала нужное имя из списка контактов и нажала клавишу набора номера.
  
  – Я всегда считала, что в больнице запрещено пользоваться мобильниками, – удивилась Марла.
  
  – Моя больница. Что хочу, то и делаю, – ответила мать. – Черт! Предлагает оставить сообщение. – Сообщение оставлять Агнесса не захотела и убрала трубку. – Я на секунду.
  
  Она вышла из палаты и направилась на пост медсестер.
  
  – Доктор Стерджес к вам заглядывал?
  
  Оказалось, что его никто не видел.
  
  Агнесса вернулась в палату Марлы.
  
  – Что ж, давай одеваться.
  
  – Расскажи мне снова о том, – сонно попросила дочь.
  
  – О, дорогая, нет!
  
  – Пожалуйста. Мне так трудно удерживать в памяти. И очень помогает, когда ты рассказываешь.
  
  – Дорогая, это слишком печальная история. Я просто не могу. – Глаза Агнессы наполнились слезами.
  
  Марла, сидя на кровати, откинула голову на подушку и смотрела в потолок, но ее взгляд ни на чем не останавливался.
  
  – Печальная, знаю. Но суть в том, что у меня все-таки был ребенок. Красивая маленькая девочка. Она девять месяцев жила во мне. Я любила ее и верю, что она любила меня. Я оплакиваю ее каждый день и хочу помнить все немногие моменты, когда она была со мной. Но память иногда меня подводит.
  
  – Марла, любимая…
  
  – Ну, пожалуйста, мама. Знаю, иногда тебе говорить об этом тяжелее, чем мне, но пойми, мне очень хочется послушать.
  
  Агнесса глубоко втянула носом воздух.
  
  – Ладно. Только мне кажется, что сейчас не самое подходящее время.
  
  Марла ждала, когда мать начнет.
  
  – После того как младенец появился на свет, мы с врачом, хотя знали его состояние…
  
  – Ее.
  
  – Извини, не поняла?
  
  – Ее. Состояние Агаты Беатрис Пикенс. Она не просто младенец.
  
  Агнесса сжала руку дочери.
  
  – Конечно, не просто младенец. Мы обмыли Агату и плотно завернули в одеяло. Затем подложили тебе под спину подушки, чтобы ты могла сидеть прямо, и доктор Стерджес дал тебе в руки твою дочь, чтобы ты подержала ее несколько мгновений.
  
  – Расскажи, что я тогда сделала? – попросила Марла.
  
  – Ты… – Агнесса отвернулась, но руки не отняла. Тяжело вздохнула, собралась с духом и продолжала: – Ты посмотрела Агате в лицо и сказала, какая она красивая.
  
  – Еще бы.
  
  – Сказала, что она самая красивая из всех младенцев, каких ты видела.
  
  – А потом? Потом я ее поцеловала?
  
  Агнесса закрыла глаза. Она едва выговаривала слова, они срывались с ее губ прерывистым шепотом:
  
  – Да, поцеловала.
  
  – В лоб?
  
  – В лоб, – ответила мать, открывая глаза.
  
  Настала очередь Марлы зажмуриться.
  
  – Если я посильнее сосредоточусь, то, кажется, могу ощутить на губах ее вкус. И запах. Уверена, что могу. Что произошло дальше?
  
  – Нам пришлось ее у тебя отобрать, – ответила Агнесса. – Доктор взял Агату, а я дала тебе отдохнуть.
  
  – Я тогда очень устала и потом долго спала.
  
  – Да.
  
  – Но ты была рядом, когда я проснулась. – Марла улыбнулась. – Прости за все, что тебе с тех пор пришлось из-за меня натерпеться. Я понимаю, что не совсем здорова, что у меня немного поехала крыша.
  
  – Не говори так. С тобой все в порядке. Ты сильная. Ты хорошая девочка, и я тобой очень горжусь. Твоя жизнь обязательно наладится.
  
  Марла посмотрела матери в лицо.
  
  – Надеюсь. Хотя не понимаю, как ты можешь мной гордиться.
  
  Агнесса наклонилась над кроватью и обняла дочь.
  
  – Не говори таких слов. Ни минуты так не думай.
  
  – Но я же понимаю, – голос Марлы звучал глухо из-под плеча матери, – тебя всегда волновало, что скажут люди. Знаю, что не оправдала твоих ожиданий.
  
  – Перестань, – остановила ее Агнесса. – Замолчи. – Она глубоко вздохнула. – Я ведь тебе рассказывала о моей подруге детства. О Вере.
  
  – Да, мама.
  
  Агнесса улыбнулась:
  
  – Сто раз повторяла, как она забеременела в двадцать три года, за шесть месяцев до окончания Университета Коннектикута.
  
  – Я помню.
  
  – Хочу, чтобы ты послушала еще раз. Тебе будет полезно, даже если я уже об этом говорила. Вера забеременела от своего профессора. Тогда такое случалось: преподаватели вступали со студентками в любовные связи. Это было до того, как такие вещи стали считаться неприемлемыми, до политики борьбы с сексуальным домогательством. После колледжа Вера собиралась специализироваться в медицине и стать хирургом. Но беременность все изменила. Она проходила трудно, и Вере пришлось оставить занятия. Профессор не собирался бросать жену и на ней жениться. Он уговаривал Веру прервать беременность, но это противоречило ее религиозным убеждениям. Она родила и в одиночку растила ребенка. Родители от нее открестились, и ни одна ее мечта не сбылась, не претворилась в жизнь. Вера, конечно, хотела когда-нибудь завести детей, но этот ребенок появился на свет в неудачное для нее время. Жизнь Веры могла сложиться по-другому, и у меня болит душа, когда я думаю о ней. Да, тот ребенок родился для нее не вовремя.
  
  – Мама, я знаю…
  
  – Я вот что хочу сказать: понимаю, как тебе грустно, какое в душе опустошение. Но возможно – ничего не утверждаю, всего лишь возможно, – таково твое предначертание. Время было неподходящим. Взгляни на себя. Твои интернет-обзоры могут вылиться во что-нибудь более высокооплачиваемое. Ты двигаешься вперед. То, что случилось вчера, – Агнесса покосилась на бинты на запястье дочери, – всего лишь ухаб на дороге. Не спорю, большой ухаб, но всего лишь ухаб. Ты справишься. У тебя все получится.
  
  У Марлы закрывались глаза. Она засыпала.
  
  Агнесса оставила дочь и поднялась.
  
  – Собирайся. Я выйду в коридор позвонить доктору Стерджесу. Дам ему знать, что выписываю тебя своим решением.
  
  – Хорошо. – Марла помолчала. – Иногда, мама, я дурно о тебе говорю. Но я тебя люблю.
  
  Агнесса заставила себя улыбнуться и вышла из палаты. Проходя мимо поста медсестер, коротко кивнула сотрудникам и в конце коридора свернула в набитую простынями кладовку.
  
  Заперла за собой дверь, привалилась к ней спиной и, убедившись, что никто ее здесь не найдет, закрыла ладонью рот и расплакалась.
  Глава 47
  
  Дэвид
  
  От Дерека я поехал к Маршаллу Кемперу, адрес которого мне дала миссис Дилани из дома престарелых.
  
  Оказалось, что он жил буквально за углом от того места, где находился дом Саманты Уорингтон. Строение представляло собой разделенный на две половины невысокий белый кубик с выходящими на улицу двумя дверями. Они были разнесены по краям дома, и сюда же смотрели два совершенно одинаковых окна.
  
  Квартира Кемпера значилась как 36А по Гровеланд-стрит. Другая – 36Б.
  
  Я вылез из машины, свернул к двери под номером 36А и, не обнаружив кнопки звонка, постучал. Никакого ответа. Я постучал посильнее. Снова никто не отозвался.
  
  Я наклонился вплотную к двери и крикнул:
  
  – Мистер Кемпер, вы дома? Меня зовут Дэвид Харвуд. Мне необходимо с вами поговорить!
  
  Изнутри не доносилось ни звука. И я пошел попытать счастья в квартире 36Б. Там работал телевизор, и, когда мне не открыли на первый стук, я решил проявить настойчивость. Через несколько секунд дверь медленно открылась, и за ней показалась пожилая женщина.
  
  – Что вам надо? – спросила она.
  
  – Здравствуйте, – ответил я. – Я ищу Маршалла Кемпера.
  
  Она кивнула в сторону соседней квартиры:
  
  – Он живет рядом. Вы ошиблись дверью.
  
  – Знаю. Но его нет дома. Хотел спросить, вы его не видели?
  
  – Зачем он вам?
  
  – Он мой старинный приятель. Я проходил мимо, решил заскочить. Мы давно не виделись.
  
  Женщина пожала плечами:
  
  – Я не слежу за тем, как он приходит и уходит. Но, судя по тому, что его машины не видно, его дома нет. Я пропускаю «Цену удачи».
  
  – Ради бога, извините. Спасибо, что уделили мне время.
  
  Она собралась закрывать дверь, но вдруг передумала, словно что-то вспомнила.
  
  – Может, уехал с девушкой на выходные?
  
  – С девушкой? – переспросил я. – Вы имеете в виду Сариту?
  
  Женщина снова пожала плечами.
  
  – Наверное. Такая хорошенькая малышка. Всегда со мной здоровается. Пойду, а то игра сейчас кончится.
  
  Но я положил руку на дверь и не дал закрыть.
  
  – Когда вы ее видели в последний раз?
  
  – Кого?
  
  – Сариту.
  
  Третье пожатие плечами
  
  – Вроде вчера вечером. Точно не скажу. У меня иногда дни путаются в голове.
  
  На этот раз я не стал ей мешать закрыть дверь, и женщина ушла.
  
  Значит, Сарита, если это Сарита, недавно здесь была. Уже после убийства Розмари Гейнор. Не исключено, что Кемпер привез ее к себе и спрятал. А потом, может, они вместе уехали. Что наводит на сильное подозрение, что эта парочка имеет отношение к убийству. Сариту оказалось найти совсем непросто, и от этого крепло мое убеждение, что Марла к преступлению непричастна.
  
  Хотя до сих пор мне не удалось обнаружить ничего такого, что бы реально помогло моей двоюродной сестре. Даже Дерек не отмел безоговорочно мысль, что она могла убить. Сказал, что никакой поступок Марлы его бы не удивил. Вряд ли такое свидетельское показание захочется услышать в присутствии присяжных в зале суда.
  
  Я вернулся к квартире под номером 36А, опять постучал в дверь и позвал:
  
  – Сарита! Сарита Гомес, вы там? Если дома, откройте, мне очень надо с вами поговорить. Я не из полиции и не имею к копам никакого отношения. Просто пытаюсь помочь другу. Пожалуйста, откройте. Давайте поговорим.
  
  Прошло тридцать секунд.
  
  Я приставил ладонь козырьком ко лбу и попытался разглядеть через окно, что творится внутри. Увидел кровать, зону кухни и пару стульев. Но не заметил никакого движения.
  
  – Черт! – выругался я сквозь зубы и повернул к машине. В это время зазвонил мобильный телефон. Судя по экрану, меня вызывал Финли.
  
  – Как дела? – спросил он.
  
  – Прекрасно.
  
  – Как долго мне ждать, когда ты начнешь мне помогать?
  
  – Не знаю. Наверное, еще день.
  
  – Потому что эта работа не будет ждать тебя вечно. На нее много охотников.
  
  – Так почему бы вам не нанять кого-нибудь из них? – предложил я.
  
  – Мне нужен ты. Закругляйся, с чем ты там возишься. До меня доходят слухи, что в городе творится черт знает что. Двадцать три повешенные белки – этих я лично обнаружил. В парке «Пять вершин» само по себе приходит в действие колесо обозрения. В его кабинке манекены с написанной на них угрозой, от которой мурашки по коже…
  
  – Давайте отложим, – перебил я Финли. – Я еще не начал у вас работать. Как только приступлю, вы мне все это изложите.
  
  – Дело серьезное, Харвуд. Такое впечатление, что кто-то мутит воду, стремясь запугать наших добропорядочных горожан.
  
  – Хотите сказать, что все эти случаи связаны?
  
  – Откуда мне знать? Но если даже не связаны, это нечто такое, чем я могу воспользоваться. Напомнить людям, что они имеют право чувствовать себя в безопасности в своих домах.
  
  – Я серьезно: давайте отложим. Как только я смогу уделять все свое внимание вашим проблемам, я дам вам знать.
  
  Финли что-то хрюкнул и разъединился. У каждого своя манера прощаться.
  
  Я сел за руль, но не знал, что делать дальше.
  
  Если одолевают сомнения, надо ехать домой. А сюда вернуться можно позже и проверить, не вернулись ли Кемпер с Саритой.
  
  Мимо жилища Саманты Уортингтон меня повело не подсознание – это был в самом деле наиболее короткий путь к дому. Но, оказавшись рядом, я не сумел устоять против соблазна снять ногу с педали газа и, проезжая мимо, взглянуть на ее окна.
  
  Не то чтобы я постоянно думал о ней с того момента, когда она пришла к нам отдать карманные часы, но Саманта все время присутствовала на периферии мысли. Словно мотив, который часами крутится в голове, хотя человек этого не сознает. И вдруг удивляется, откуда взялась эта навязчивая музыкальная тема из сериала «Досье детектива Рокфорда»?
  
  Но скрытое присутствие в моих мыслях Саманты отличалось от музыки из телешоу семидесятых.
  
  Она, должно быть, сейчас на работе, решил я. Управляется в своей прачечной. В какой конкретно, я не знал, да и к лучшему. Потому что, если бы знал, мог не удержаться и, состряпав малоубедительный предлог, заскочить, чтобы ее повидать.
  
  Я представлял, как бы отреагировала мать, если бы застала меня выходящим из дома с корзиной грязного белья. «Что это тебе взбрело в голову, – сказала бы она. – Оставь сейчас же. Это моя забота». Вот еще одна причина, почему нужно съезжать из дома родителей.
  
  Чего я никак не ожидал, проезжая мимо дома Саманты, что именно в этот момент она выйдет из двери и посмотрит прямо на меня.
  
  Надо же, вляпался!
  
  На принятие решения одна секунда. Можно дать газу, сделав вид, что не заметил ее. Хотя совершенно очевидно, что я ее видел. И если поспешу уехать, у нее создастся впечатление, что я что-то замышляю, что мне есть что скрывать, что я ее выслеживаю. Что никак не соответствовало действительности.
  
  Хотя, если разобраться, мой вчерашний приезд мог в самом деле показаться немного подозрительным. Но сегодняшнее появление было совершенно невинным. Я просто перемещаюсь из пункта А в пункт Б.
  
  Достаточно кивнуть и продолжать путь. Но это выглядело бы глупо.
  
  И я нажал на тормоз. Не очень сильно. Не настолько энергично, чтобы взвизгнули покрышки. Сбросил скорость не резко, скорее плавно. Остановился у тротуара напротив и опустил стекло.
  
  – Привет, это вы?
  
  Саманта ответила через два ряда проезжей части, подойдя к краю тротуара.
  
  – Решили установить за мной слежку? – улыбнулась она.
  
  – А как же, – кивнул я. – Прямо среди бела дня. Успокойтесь, еду с работы к родителям. – Вроде бы ложь, но ведь я только что разговаривал с Финли, который обещает мне место. – У вас выходной?
  
  Саманта покачала головой:
  
  – Нет. Но я уже говорила, что работаю без присмотра и могу ненадолго отлучаться из прачечной. Приходила домой пообедать, теперь возвращаюсь обратно.
  
  – Еще раз спасибо, – поблагодарил я.
  
  – За что? За часы или за то, что не застрелила вас?
  
  – На ваш выбор. – Моя нога так и стояла на педали тормоза. – Я вас, наверное, задерживаю.
  
  – Послушайте, у вас есть несколько секунд? – вдруг спросила Саманта.
  
  Я передвинул рычаг автомата переключения передач в положение парковки, но мотор по-прежнему работал.
  
  – А в чем дело?
  
  – У меня не работает вай-фай. Я думаю, дело в модеме, но не знаю, как его перезагрузить. Карл придет из школы, захочет выйти в Интернет и не сможет.
  
  Я кивнул, поднял стекло, выключил мотор и закрыл машину. Подождал, когда проедет синий пикап с тонированными стеклами, и перешел улицу.
  
  – Если вам неудобно, я кого-нибудь вызову.
  
  – Не стоит, – ответил я. – Как правило, нужно всего-то выключить питание, подождать несколько секунд, затем снова вставить вилку в розетку и подождать еще пару минут. Если же вызвать домой мастера, он сдерет с вас сотню баксов.
  
  – Ценю вашу любезность. – Ключи ей доставать не пришлось, они были у нее в руке. И когда мы подошли к двери, она быстро открыла замок.
  
  – Где модем, Саманта?
  
  – Сэм, – поправила она. – Зовите меня Сэм. Модем под телевизором, рядом с дивиди-плеером и игровой приставкой.
  
  Переступив порог дома, я оказался в маленькой гостиной с развлекательным центром у боковой стены. Достал мобильный телефон проверить, засечет ли он сигнал вай-фай. Сигнала не было.
  
  Встал на колени и вынул из корпуса модема шнур, соединявший аппарат с сетевой колодкой.
  
  – Вам что-нибудь принести? – спросила Сэм. – Кока-колу, пиво?
  
  – Спасибо, ничего. – Я досчитал про себя до десяти и восстановил питание. – Посмотрим, что у нас вышло. – На модеме заплясали огоньки светодиодов.
  
  – Многообещающее начало, – прокомментировала Сэм.
  
  – Попробуйте включить.
  
  Слева на столе стоял ноутбук. Она села и нажала на кнопку.
  
  – Сейчас посмотрим. Есть! Потрясающе! Большое вам спасибо!
  
  Я встал по другую сторону стола.
  
  – Не за что.
  
  – Я навела о вас справки в Гугле. – Сэм опустила глаза к клавиатуре и рассмеялась. – Звучит почти неприлично. Правда?
  
  Но когда я спросил:
  
  – Зачем? – ее улыбка потухла.
  
  – Не сердитесь. Я нашла в основном статьи с вашей подписью, которые вы готовили для «Стандард».
  
  Я так и думал, что сайт еще не закрыт.
  
  – Но там есть материалы и о вас.
  
  – Есть.
  
  – Я проделываю такое со всеми. Справляюсь в Интернете. Очень любопытная. – Она посерьезнела. – Я же не знала, что обнаружу. Прошу прощения.
  
  Я промолчал.
  
  – Ваша жена, Джан?
  
  Я кивнул.
  
  – Ужасно. Настоящая трагедия. Не ожидала наткнуться на что-либо подобное. Хотела только проверить, не серийный ли вы убийца или что-нибудь в этом роде.
  
  – Я не серийный убийца.
  
  – Если даже так, Интернету об этом неизвестно. Должно быть, вам трудно дались эти несколько лет.
  
  Я пожал плечами:
  
  – Приходится иметь дело с тем, что преподносит жизнь. Ничего другого не остается.
  
  – Это мне известно. Поверьте. У каждого из нас своя история.
  
  – Похоже на то. От прошлого никуда не деться.
  
  Сэм вымученно улыбнулась:
  
  – Хотим мы того или нет.
  
  – Воистину так.
  
  У меня возникло ощущение, будто мы забуксовали на месте. Смотрели друг на друга и не делали ни шага к двери. Сэм коснулась пальцами ямочки у себя на шее и слегка потерла. Ее грудь вздымалась с каждым вздохом.
  
  – Давно не случалось?
  
  Я ответил не сразу – хотел убедиться, что верно понял смысл ее вопроса.
  
  – Некоторое время. В Бостоне. Пару раз. Ничего серьезного. И как-то с неохотой. Беспокоился за Итана. Не хотел усугублять положение.
  
  Сэм кивнула:
  
  – Со мной то же самое. Не хотела усугублять. Но знаешь, это все ерунда.
  
  Я обошел стол, она встала и отпихнула назад стул. Случилось – наши губы встретились. Мы двое неделями бродили по пустыне и не пили ни капли воды.
  
  Сэм повернулась и крепко прижалась ко мне спиной. Я обнял ее и накрыл ладонями груди. Ощутил под блузкой и бюстгальтером соски. Она наклонилась вперед, уперлась руками в стол и прошептала:
  
  – Здесь. Прямо здесь.
  
  На мгновение я дал себе волю, забыв обо всем: о Марле, о Рэнди, обо всех других и, наверное, даже о Саманте.
  
  Выходя через час из ее дома, я заметил синий пикап. За тонированными стеклами невозможно было рассмотреть, есть ли кто-нибудь в машине. И я тут же о нем забыл.
  Глава 48
  
  – Что за хрень? – заорал Маршалл в коконе своего черного мини-вэна, разглядывая записку Билла Гейнора. – Ах ты, гад!
  
  Что же получается? Гейнор требует поменять место передачи денег. Что он о себе возомнил? Вообразил, что он дергает за веревочки?
  
  – Сукин сын, – буркнул Маршалл.
  
  Что он задумал? Заманивает в какую-то ловушку? Не узнать, пока не позвонишь и не спросишь, где он хочет передать деньги. Только стремно это все, подозрительно.
  
  А может, он и прав, уговаривал себя Маршалл. Вспомнить хотя бы старикана, который попытался первым выхватить из мусорного контейнера пакет. Разве можно винить человека, который отказывается бросить пятьдесят тысяч долларов в бак с мусором?
  
  Так, может быть, все-таки не ловушка? Гейнор просто проявляет осторожность – боится, что деньги попадут не в те руки. Может, у него нет возможности быстро найти очередные пятьдесят кусков? И никакого подвоха нет? Кто решится оставить такую кучу денег в месте, где каждый кретин сумеет их взять? Наверное, никто.
  
  Дело было в том, что деньги были так близко, что Маршаллу казалось, он мог их осязать. Скоро они с Саритой уедут и начнут новую жизнь. Ему хотелось верить, что мотивы Гейнора искренние. Ясное дело, не побежит он ни к каким копам, чтобы навсегда упустить богатство.
  
  Надо поступить так, как просит Гейнор, – позвонить ему. Маршалл полез в карман за телефоном, но как только рука коснулась трубки, раздался сигнал, заставивший его подскочить. Написанное на экране вызвало недоумение – Д. Стэмпл. Постой. Так это же фамилия женщины, которая живет с ним по соседству – миссис Стэмпл. Он ответил на вызов и поднес телефон к уху.
  
  – Слушаю.
  
  Откуда-то доносились звуки работающего телевизора.
  
  – Маршалл?
  
  Это был голос Сариты. Ничего удивительного, что она отправилась к соседке, когда возникла необходимость позвонить. У Маршалла домашнего телефона не было, а у нее не было мобильного. Он услышал, как, перекрывая гром телевизора, миссис Стэмпл спросила:
  
  – Ты не по межгороду?
  
  – Нет, – ответила Сарита и вернулась к нему: – Сюда приходил какой-то мужчина.
  
  – Что?
  
  – Я ухожу. Мне нельзя здесь больше находиться.
  
  – Какой мужчина?
  
  – Сначала постучал в дверь, спрашивал меня. Я спряталась за кроватью, сидела тихо, как мышь. Потом позвал тебя. Я слышала, как он пошел к соседке. Теперь я у нее. У женщины из соседней квартиры.
  
  – Да, да, понимаю. Я видел ее фамилию в телефоне.
  
  – Затем вернулся и на этот раз принялся звать меня.
  
  – Господи! Полицейский?
  
  – Не знаю. Сказал, что нет.
  
  – Все копы так говорят.
  
  – Сказал, что его зовут Дэвид Харвуд, что ему нужно со мной поговорить и что он пытается помочь другу.
  
  – Чем кончилось дело?
  
  – Отвалил, – объяснила Сарита. – Я к двери не подходила, так что он, наверное, решил, что никого не застал дома. Потом я слышала, как заработал мотор, а когда выглянула на улицу, машины там не было.
  
  – Вот и ладно. Значит, все в порядке.
  
  – Мне надо сматываться. Если приходивший мужчина выяснил, что я могу прятаться у тебя, следовательно, это по силам всякому. В следующий раз сюда нагрянет полиция.
  
  – Ну, ну… Я вижу, ты напугалась, это вполне естественно. Потерпи еще немного. В ближайший час или около того все устроится. Обещаю.
  
  – Деньги у тебя?
  
  – Нет еще. Но скоро будут.
  
  – Забудь о деньгах. То, что ты задумал, неправильно. Нужно…
  
  – Пожалуйста, позволь мне это сделать для тебя. Для нас. Доверься мне. А сейчас мне пора. Я ненадолго.
  
  Маршалл разъединился и набрал номер Гейнора – узнать, где тот намеревается передать ему выкуп. Гейнор ответил после первого гудка.
  
  – Напрасно вы так, – сказал ему Маршалл. – Вы не имели права менять план. Я обещал, что пойду в полицию. И сдержу слово.
  
  – Прошу прощения, прошу прощения. Честно говоря, я просто…
  
  – Кто из нас главный? Кто командует: я или вы? – Маршалл старался унять дрожь в голосе.
  
  – Вы, вы, – прозвучал почтительный ответ. – Я уже понял. Мне только показалось, что бросать деньги в мусорный бак небезопасно. Что, если кто-нибудь увидит и попытается достать их прежде вас? Торговые ряды – такое людное место. Кто угодно мог заметить, как я опускаю пакет в контейнер.
  
  – Хорошо, – буркнул Маршалл. – Сейчас придумаю другое место.
  
  – Вам не придется трудиться. Все уже сделано.
  
  – Что?
  
  – Я оставил деньги там, где намного безопаснее.
  
  – Эй, осадите! Это не вам решать. Я буду диктовать, как передать мне деньги.
  
  Этот малый что, кино не смотрел? Разве родители похищенных детей выбирают, как отдать выкуп? Все происходит совсем наоборот.
  
  – Я никогда ни с чем подобным не сталкивался, – признался Гейнор. – Что, существует какая-нибудь чертова инструкция, которой я непременно должен следовать? Вы, в конце концов, хотите получить деньги или нет?
  
  Вопрос был поставлен ребром, и Маршалл знал на него ответ.
  
  – Ладно. Где деньги?
  
  – В почтовом ящике.
  
  «Не такая плохая мысль, – подумал Маршалл. – Оставить деньги в запертом ящике на почте. Там, конечно, видеокамеры и прочая ерунда, но можно надеть широкополую шляпу или придумать что-нибудь еще, и лицо не смогут рассмотреть. Но каким образом Гейнор планирует передать ключ?»
  
  Маршалл Кемпер задал этот вопрос.
  
  – Не на почте, – ответил Гейнор. – В одном из ящиков за городом, из тех, что стоят на обочине дороги.
  
  – Что?
  
  – Идеальное место, – убеждал его Гейнор. – Там абсолютно безлюдно, и никто не увидит, как вы вынимаете пакет. Почтальон явится только ближе к вечеру.
  
  – Говорите, деньги уже там?
  
  – Там. Сам положил. Готовы выслушать инструкции?
  
  Как поступить? Сказать, что все отменяется? Потребовать, чтобы Гейнор забрал из ящика деньги и отдал в каком-нибудь ином месте?
  
  Нет, на это уйдет слишком много времени. Если деньги в почтовом ящике, пулей туда и сразу обратно домой. Они побросают барахло Сариты в машину и по газам. Если же настаивать на третьем месте передачи, это займет еще час, а то и полтора.
  
  – Ладно, где этот почтовый ящик? – спросил он.
  
  – На сельской дороге в пяти милях от Промис-Фоллс, – объяснил Гейнор. – Там только поле и лес. Ниоткуда не видно, ни из какого дома. Ящик в конце ведущей в лес узкой частной дороги. На нем косые буквы-липучки из тех, что продаются в хозяйственных магазинах «Хоум дипоу». Сбоку выложена фамилия «Бун». Металлический флажок будет опущен. Если он будет поднят, могут подумать, что внутри что-то есть.
  
  – Если денег там не окажется, я оттуда прямиком в полицию. Не позволю водить себя за нос. – Маршалл старался изо всех сил, чтобы его приняли за крутого.
  
  Он швырнул телефон на соседнее сиденье и вдавил в пол педаль газа.
  
  Маршал без труда нашел почтовый ящик. Все было точно так, как описал Гейнор: уединенное место, сколько хватало глаз, ни одного дома. На дороге пусто. Он опустил стекла в окнах передних дверец, и в салон ворвался свежий сельский воздух.
  
  Прежде всего нужно провести разведку. Поравнявшись с почтовым ящиком с фамилией Бун на боку, он, почти не сбрасывая скорости, продолжал ехать до следующей дороги. Если Гейнор вызвал копов, поблизости должны дежурить полицейские машины. Но на две мили в обе стороны от ящика таких машин не оказалось.
  
  И вертолетов в воздухе тоже.
  
  Пусть Маршалл Кемпер прежде не занимался ничем подобным, но он не дурак.
  
  Маршалл развернулся, возвратился к дорожке Буна и углубился в лес. Аллея вела в чащу, где, видимо, стоял чей-то дом или охотничья хижина.
  
  Деревья вплотную подходили к проезжей части.
  
  Он затормозил так, что водительская дверца оказалась футах в двадцати от ящика – ржавого алюминиевого контейнера высотой примерно десять дюймов, напоминавшего формой конюшню с закругленной крышей. Подошел спереди, потянул вниз скрипнувшую дверцу. Есть! Как и обещал Гейнор, внутри оказался пакет.
  
  На этот раз не фирменный, со знаком экологического продукта. Больше напоминал завернутую в коричневую бумагу и перевязанную бечевкой коробку из-под обуви. Маршал достал из ящика пакет и пошел обратно к машине.
  
  А когда садился за руль, что-то больно кольнуло его в шею.
  
  – Черт! – вскрикнул он и выронил пакет. Тот ударился о гравиевое покрытие.
  
  На долю секунды Маршалл решил, что его ужалила пчела. Но, повернувшись, увидел на заднем сиденье человека. Мужчину лет под шестьдесят, в хорошем костюме. Со шприцем в руке.
  
  – Что… что, твою мать, ты сделал? – Он шлепнул себя по шее в том месте, где кожу проткнула игла.
  
  Незнакомец, словно защищаясь, держал шприц к нему острием.
  
  – Послушай. У тебя мало времени. Ты уже, наверное, ощущаешь действие. Состав работает быстро.
  
  Негодяй говорил правду. Маршалл чувствовал, как тяжелеют руки, а голова превращается в чугунное ядро.
  
  – Что ты натворил?
  
  – Послушай, – повторил незнакомец. – Вот второй шприц. В нем нейтрализатор того, что я только что тебе ввел.
  
  – Анекдот?
  
  – Называй, если хочешь, так. Но времени у тебя немного.
  
  – Тогда скорее коли! – Введенное вещество действовало молниеносно. Язык Маршалла набухал, точно губка.
  
  – Уколю, как только ты ответишь на мои вопросы. От кого ты узнал о Гейноре?
  
  – Узнал, и все.
  
  – От Сариты?
  
  Маршалл покачал головой.
  
  – Часы тикают, – напомнил незнакомец.
  
  Маршалл кивнул:
  
  – Да.
  
  – Где она?
  
  Маршалл попытался покачать головой, но это становилось все труднее.
  
  – Я… не…
  
  – Тик-так.
  
  – У… меня.
  
  – Сейчас она там?
  
  Новый слабый кивок.
  
  – Где ты живешь?
  
  Маршалл хотел ответить, но слова не выговаривались. Незнакомец открыл перчаточник и принялся рыться в нем, пока не нашел документы на машину и страховку.
  
  – То, что тут написано, соответствует действительности: Гровеланд-стрит, квартира 36А?
  
  Еще один кивок.
  
  – Хорошо. Это все, что я хотел узнать.
  
  Маршалл собрал последние силы:
  
  – Давай… коли… второй шприц.
  
  – Никакого второго шприца нет.
  
  Маршалл от удушья закашлялся, повалился вперед и уронил голову на руль.
  
  Со стороны пассажирской дверцы к мини-вэну подошел один человек и спросил:
  
  – Он сказал, Джек?
  
  – Сказал. Я знаю, где Сарита. Яма готова?
  
  Билл Гейнор показал ему грязные ладони:
  
  – Натер до кровавых волдырей.
  
  Джек Стерджес кивнул в сторону Маршалла Кемпера:
  
  – Вряд ли он тебе посочувствует.
  Глава 49
  
  Миссис Селфридж расстаралась для Барри Дакуэрта. Вскоре после того, как он ушел от Дерека Каттера, на его мобильный пришло сообщение с номерами телефонов, по которым звонила Сарита с городского аппарата своей квартирной хозяйки. Дакуэрт набрал первый высветившийся номер в надежде, что, кто бы ни ответил, он узнает что-нибудь полезное.
  
  Ему повезло.
  
  – Дом престарелых и инвалидов «Дэвидсон-плейс», – сказал женский голос. – С кем вас соединить?
  
  – Простите, ошибся номером, – извинился детектив и повернул к дому престарелых.
  
  Вскоре после приезда его представили миссис Делани, и та подтвердила, что Сарита Гомес у них действительно работает, но добавила, что в этот день ее нет.
  
  – Я все это сообщила другому джентльмену, – сказала она.
  
  – Какому другому джентльмену?
  
  Она задумалась:
  
  – Он так и не назвал фамилию. Но сказал, что ведет расследование.
  
  – Как он выглядел?
  
  Тот, кого описала миссис Делани, мог оказаться Дэвидом Харвудом или кем-либо другим.
  
  – Что вы ему рассказали?
  
  – О мистере Кемпере.
  
  – Кто такой?
  
  Миссис Делани объяснила и так же, как тому, первому, сообщила адрес.
  
  Детектив повернулся и покинул дом престарелых.
  
  Он остановил машину у жилища Маршалла, подошел к двери и от души, громко постучал.
  
  – Мистер Кемпер! Маршалл Кемпер! Откройте, полиция!
  
  Детектив заглянул в окно – никаких признаков жизни. Обошел дом и заглянул в окно с другой стороны. Кроме, возможно, ванной ему открылась бо?льшая часть квартиры. Дакуэрт вернулся ко входу и на случай, если его первый стук остался без внимания, повторил попытку.
  
  – Если в квартире кто-нибудь есть, откройте. Я детектив полицейского управления Промис-Фоллс!
  
  Никакого ответа не последовало.
  
  Он направился ко второй двери и энергично постучал. Спустя полминуты ему, не торопясь, открыла пожилая женщина. Увидев ее, Дакуэрт пожалел, что набросился на дверь с такой яростью.
  
  – Что за тарарам? – спросила она на фоне орущего телевизора. Передавали «Суд идет». Женщина-судья свирепо расправлялась со всеми участниками шоу.
  
  – Я из полиции, мэм. Прошу прощения за шум.
  
  Он показал ей значок. Не просто сунул под нос, а дал как следует рассмотреть.
  
  – Хорошо. Вы прошли тест, – сказала она.
  
  – Как вас зовут, мэм?
  
  – Дорис Стэмпл.
  
  – Вы, случайно, не владелица этого дома? Не вы сдаете соседнюю квартиру?
  
  Женщина покачала головой:
  
  – Хозяина зовут Байрон Хинкли. Он живет в Олбани и, если повезет, приезжает раз в неделю постричь траву. Но если потечет кран или еще что-нибудь испортится, не хватит никакого терпения дождаться.
  
  – Мне нужен Маршалл Кемпер.
  
  – Он живет не здесь. В соседней квартире.
  
  – Вы его видели?
  
  – У него неприятности?
  
  – Я просто хочу с ним поговорить, миз Стэмпл.
  
  – Не зовите меня этим глупым новомодным «миз». Я миссис. Мой муж Арни умер пятнадцать лет назад.
  
  – Хорошо, миссис Стэмпл. Так вы его видели в недавнее время?
  
  – Кажется, видела, как он сегодня рано утром уходил. Во всяком случае, слышала, как отъезжал его мини-вэн.
  
  – А женщину видели? Ее зовут Сарита Гомес. Думаю, она могла быть с ним.
  
  – Мексиканку? Видела. Наверное, уехала с ним.
  
  – Когда?
  
  – Я уже упомянула – недавно. Они очень торопились.
  
  – Вам ничего не сказали?
  
  – Я смотрела отсюда, от двери. Сомневаюсь, что они вообще меня заметили.
  
  – Вам не показалось, что в последнюю пару дней в соседней квартире происходило что-то удивительное? Странные визиты? Приходили необычные личности?
  
  Дорис Стэмпл покачала головой:
  
  – Кривить душой не стану – я любопытна. Но ничего странного в последнее время не заметила. У нас на улице живет мальчик лет девяти: ходит голышом, все причинные места напоказ. Не в порядке с головой. А в остальном все нормально.
  
  Дакуэрт протянул ей визитную карточку.
  
  – Если увидите мистера Кемпера или его девушку, пожалуйста, сообщите. Только не говорите, что я ими интересовался. Надо, чтобы они были здесь, когда я появлюсь.
  
  Миссис Стэмпл помахала в воздухе визитной карточкой.
  
  – Ладно. А сейчас, если не возражаете, пойду, досмотрю передачу.
  
  – Конечно, – кивнул детектив. – Спасибо, что уделили мне время.
  
  Дакуэрт сел за руль и решил возвратиться в управление. Он ждал сообщения из гостиницы в Бостоне, где останавливался Билл Гейнор. Хотел узнать, когда тот уехал домой. В то ли самое время, которое упомянул в своих показаниях.
  
  Дорис Стэмпл закрыла дверь квартиры, заперла на ключ и крикнула в сторону ванной:
  
  – Можешь выходить.
  
  – Он уехал?
  
  – Уехал.
  
  – Он из полиции?
  
  – Вне всяких сомнений.
  
  Женщина привалилась к пышной подушке кресла, необычно установленной почти торчком. Устроилась и взяла черный пульт, соединенный с креслом темным проводом. Нажала на кнопку. Зажужжал моторчик, и подушка постепенно опустилась так, что глаза миссис Стэмпл оказались на уровне экрана телевизора.
  
  – Можно мне еще воспользоваться вашим телефоном? – спросила Сарита.
  
  – Все еще пытаешься вызвонить своего приятеля?
  
  – Да.
  
  – Только с Мексикой не разговаривай.
  
  – Не буду.
  
  Сарита подняла трубку городского телефона и в который раз за последние пятнадцать минут набрала номер Кемпера. Тот не ответил, и она оставила сообщение: «Маршалл, как только получишь, позвони миссис Стэмпл. Умоляю».
  
  Положила трубку, пересекла комнату и села рядом с пожилой дамой. Та похлопала девушку по руке.
  
  – Опять без толку?
  
  Сарита кивнула:
  
  – С ним что-то не так.
  
  – Куда он подевался?
  
  – Совершает величайшую глупость.
  
  – Что ты хочешь – мужчины. Если мужчина делает что-нибудь умное, об этом надо сообщать бегущей строкой по Си-эн-эн. Главная новость.
  
  Сарита открыла стоявшую на маленьком столике рядом с миссис Стэмпл коробку, взяла платок, промокнула глаза и высморкалась.
  
  – Похоже, дело серьезное, полиция является, спрашивает вас обоих.
  
  – Да, – кивнула мексиканка. – Но я неплохой человек. Хотела сделать что-то хорошее. И вот приходится бежать.
  
  – Ты не кажешься мне плохой. Наоборот, славной девушкой. Спасибо, что заправила мне постель и разогрела суп.
  
  – Требовалось чем-то себя занять. Потом это моя работа. Я ухаживаю за пожилыми людьми в «Дэвидсон-плейс».
  
  – Не сомневаюсь, ты там из самых любимых. Так что же ты собираешься предпринять?
  
  – Я больше не могу ждать Маршалла. Соберу вещи и спустя немного времени уеду отсюда. Но если позволите, чуть-чуть повременю. Может, он все-таки позвонит? И еще хочу убедиться, что полиция больше к нему не нагрянет.
  
  – Ради бога. Мне редко выпадает компания.
  
  – Хочу еще попробовать ему позвонить.
  
  – Прошла всего минута.
  
  Но Сарита не слушала – поднялась и набрала номер. Через пятнадцать секунд она вернулась на место. Взяла новый платок и опять промокнула глаза.
  
  – Наверное, случилось что-то плохое. Может быть, его арестовали.
  
  – Не мое дело. Но, может, ты хочешь рассказать, в чем твои проблемы?
  
  – Я… кое-что узнала. Случайно услышала. И кое-кому рассказала. Миссис Гейнор – хозяйке, на которую работала. Решила, что так будет правильно. Рассказала нечто такое, что ей было не положено знать. – Сарита проглотила застрявший в горле ком. – И вот теперь она мертва.
  
  – Боже праведный! – воскликнула миссис Стэмпл. – Тебе известно, кто убил эту женщину? Я видела репортаж по телевизору.
  
  Сарита покачала головой:
  
  – Могу только догадываться. Но мистер Гейнор… он никогда мне не нравился. Я ему не доверяла. Есть в нем что-то нехорошее. Когда я ее нашла… – Сарита осеклась, ее глаза расширились, словно то, что она видела внутренним взором, было реальнее окружающего. – Когда я ее нашла, то попыталась исправить положение.
  
  – Что это было, дорогая?
  
  Она не услышала вопроса.
  
  – Я сделала недостаточно. Надо было все объяснить. – Она повернулась к миссис Стэмпл: – Мне неприятно просить… у вас не найдется немного денег?
  
  – Денег?
  
  Сарита кивнула:
  
  – Мне надо добраться до Нью-Йорка – на автобусе или на поезде. Но сначала попасть в Олбани. Я могла бы пообещать, что верну вам долг, но не уверена, что смогу это сделать. Скажу откровенно, если вы решите дать мне взаймы, возможно, эти деньги к вам никогда не вернутся.
  
  Пожилая женщина улыбнулась.
  
  – Подожди здесь. – Она взяла пульт управления стулом и плавно, словно по волшебству оказалась на ногах. Не спеша удалилась в спальню, где послышались звуки выдвигаемых и задвигаемых ящиков. А когда вернулась, у нее в руке было несколько купюр, которые она протянула Сарите. – Здесь четыреста двадцать пять долларов.
  
  У мексиканки на глаза навернулись слезы.
  
  – У меня нет слов, чтобы вас отблагодарить.
  
  – Готова поспорить, что в «Дэвидсон-плейс» вам не давали за работу чаевых.
  
  Сарита покачала головой.
  
  – Тогда получите у меня и идите.
  
  – Спасибо. И еще раз спасибо за то, что вы меня не выдали полицейскому.
  
  – Нет проблем.
  
  – Ни за что бы не хотела впутать вас в неприятности.
  
  Миссис Стэмпл пожала плечами:
  
  – В твоем возрасте мне часто приходилось иметь дело с копами. Я работала девушкой по вызову и все время от них отбивалась. Не знаю, что вы там натворили с приятелем, но мне на это глубоко наплевать.
  Глава 50
  
  Уолден Фишер почти каждый день посещал городское кладбище. Он привык наведываться туда после завтрака. Но сегодня, отвезя Виктора Руни к его мини-вэну, решил сначала закончить несколько дел, поэтому его обычный визит отодвинулся на середину дня.
  
  Ничего, пусть так, только бы вообще туда попасть.
  
  Он начал ежедневно ездить на кладбище только после смерти Бет. Пока жена была жива, ему приходилось всячески исхитряться, чтобы ездить туда почаще – преклонить колени на могиле дочери, сказать Оливии несколько слов. Но жена отказывалась там бывать – это ее слишком сильно расстраивало. Даже когда они ехали на машине по городу, Уолден выбирал маршрут так, чтобы он не привел их к кладбищу. Стоило Бет увидеть кладбищенские ворота, и ее переполняло отчаяние.
  
  Иногда по вечерам или в выходные, когда не работал, Уолден говорил жене, что едет в «Хоум дипоу», но вместо этого на самом деле ездил на могилу дочери. Но нельзя же каждый день оправдываться поездками в хозяйственный гигант – никакому дому не требуется столько покупок. И он попадал на кладбище всего раз в неделю.
  
  Но с уходом Бет, когда она оказалась рядом с дочерью, его ничто не останавливало, и он мог навещать их могилы так часто, как хотел.
  
  Он не всегда приносил цветы, но сегодня решил это сделать. Заскочил в цветочный магазин на Ричмонд у подножия Проктора за двумя весенними букетиками. И только вернувшись в машину, сообразил, что продавщица его обсчитала – сдала пять долларов вместо десяти.
  
  Такие пустяки не должны волновать.
  
  Уолден оставил машину на покрытой гравием аллее, которая вела через кладбище к семейному участку Фишеров. Здесь умещались надгробия Оливии и Бет и осталось место для третьего.
  
  – Уже скоро. – Он положил букетики перед каждым камнем и встал на колени посередине, чтобы обращаться сразу к обеим. – Приятный день. Светит солнце. Все надеются, что в выходные на День поминовения будет хорошая погода. Хотя до него еще две недели. Прогноз слушать бесполезно: они не могут предсказать, что будет завтра. Что там говорить о предстоящих длинных выходных. Я-то, конечно, никуда не собираюсь – останусь здесь.
  
  Он помолчал и остановил взгляд на вырезанных на гранитном камне словах: «Элизабет Фишер».
  
  – Третьего дня все время вспоминал цыплят с паприкой, которые ты часто готовила. Перерыл коробку с рецептурными карточками и твои кулинарные книги, но ничего не нашел. Тогда меня осенило, что у тебя не было никакого записанного на бумаге рецепта и ты все делала из головы. Решил тоже попробовать. Потому что, когда дело касается ужина, я не очень заморачиваюсь – перекусываю разогретыми в микроволновке замороженными наборами, в общем, всякой ерундой, которую ты не разрешала приносить в дом. Вот я и подумал: дай-ка попробую. Неужели так трудно взять цыплят, паприку и все это сунуть в духовку? Ну, сказано – сделано. Купил цыплят и приготовил. Ты когда-нибудь задумывалась, насколько паприка и кайенский перец внешне похожи? – Уолден покачал головой. – Первый кусок этой отравы чуть меня не убил. Приступ кашля пришлось срочно заливать стаканом воды. Ты бы смеялась до упаду – на меня стоило посмотреть. Я выбросил всю свою стряпню, пошел в экспресс-кафе и притащил себе еды.
  
  Уолден немного помолчал и продолжал:
  
  – Я так по вам обеим скучаю. Вы были всем моим миром. Вот кем вы были для меня.
  
  Он повернулся к надгробию дочери.
  
  – Вся жизнь была у тебя впереди. Только-только завершала образование и готова была жить самостоятельно. Тот, кто это сделал, не только отнял тебя у меня. Он еще убил твою мать. Не мгновенно – разбитое сердце породило рак. Я уверен. И поскольку разбитое сердце способно убивать, оно со временем сведет в могилу и меня. Разумеется, не один он разбил мое сердце – хватает других причин. Но суть в том, что я скоро воссоединюсь с вами, и мы опять будем вместе. От этого сознания проходит страх смерти. Это так. Я почти достиг того состояния, когда, проснувшись поутру, могу сказать: если это случится сегодня, я готов.
  
  Уолден Фишер оперся обеими ладонями о согнутое колено, оттолкнулся и поднялся.
  
  – Я стану приходить опять и опять, – проговорил он. – До тех пор, пока продолжаю дышать, буду рядом с вами.
  
  Он поднес пальцы к губам и прикоснулся к могильному камню жены. Затем повторил то же самое с надгробием дочери.
  
  После чего повернулся и медленно побрел к машине.
  Глава 51
  
  Оглядевшись и не заметив автомобилей ни с одной стороны, Джек Стерджес и Билл Гейнор решили, что пара минут у них есть, выволокли из мини-вэна тело Маршалла Кемпера и потащили в лес. Труп весил сотни две фунтов, но отвыкшим от физической работы мужчинам он казался тяжелее.
  
  – Ладони болят – спасу нет, – пожаловался Билл Гейнор. – Не копал с тех пор, как был подростком.
  
  – Надо было надеть перчатки, – дал запоздалый совет Джек.
  
  – Надел бы, если бы до отъезда узнал, какую ты приготовил для меня работу.
  
  – Можно было догадаться по тому, что я попросил захватить с собой лопату.
  
  Как только они внесли тело Кемпера под деревья, где их не могли увидеть с дороги, сразу положили его на землю и перевели дыхание. До могилы, которую выкопал Гейнор, оставалось ярдов двадцать в глубь леса.
  
  – Хотелось бы выяснить, кто этот проходимец, – пробормотал Стерджес и присел на корточки, тщательно оберегая брюки, чтобы они не коснулись земли. Обшарил карманы мертвеца и извлек из заднего бумажник. – На документах на машину сказано, что это Кемпер. Но если мини-вэн не его, то и фамилия не его. – Он изучил водительские права. – Так, хорошо, Маршалл Кемпер. Адрес совпадает с тем, который указан в документах на машину. Когда-нибудь слышал об этом типе?
  
  – Как, говоришь, его имя?
  
  – Маршалл.
  
  Гейнор на мгновение задумался.
  
  – Сарита вроде бы о нем упоминала в разговоре с Роз. Кажется, ее приятель.
  
  В третий раз с тех пор, как Стерджес воткнул иглу в шею Кемпера, зазвонил мобильный телефон убитого. Доктор порылся в его кармане, нашел трубку и посмотрел на экран.
  
  – Стэмпл.
  
  – Что? – не понял Гейнор.
  
  – Ему звонит человек по фамилии Стэмпл.
  
  – Не исключено, что это Сарита. У нее нет телефона, и она всегда просит у других.
  
  Телефон продолжал звонить в руке Джека.
  
  – Что, если ответить и спросить, там ли она, где сказал Кемпер?
  
  – Попробуй…
  
  – Шутка, – отрезал Стерджес.
  
  – Не вижу ничего смешного.
  
  Врач выключил питание трубки и положил ее к себе в карман.
  
  – Ни к чему, чтобы телефон запеленговали. Через некоторое время я его снова включу, только подальше отсюда, и выброшу.
  
  – Вместе с мини-вэном? – спросил Гейнор.
  
  Вот поэтому Стерджесу требовался помощник. Одному ему не справиться – нужен был второй водитель, чтобы не бросать в этом месте мини-вэн и не наводить полицию на могилу убитого.
  
  – Чья это собственность? – спросил Гейнор. – Кто такой Бун?
  
  – Мой пациент. Тейлор Бун. Богатый старикан. У него дом на холме в конце аллеи. Прекрасный вид.
  
  – Почему ты уверен, что он сию секунду не свернет на эту дорогу?
  
  – Я выбрал это место потому, что знаю, что Тейлор уехал в Европу. И еще потому, что оно не лучше и не хуже любого другого, чтобы избавиться от вымогателя.
  
  Гейнор посмотрел на лежащего на земле Маршалла.
  
  – Что ты ему вколол?
  
  – Зачем тебе? Ты же не собираешься писать отчет. Дело сделано, этого достаточно. Нужно закончить здесь и ехать искать твою няню.
  
  – Меня сейчас стошнит, – предупредил Гейнор, и его тут же вырвало.
  
  – Замечательно, – прокомментировал Стерджес. – Оросил всю округу своим ДНК. Закидай все это землей.
  
  – Не знаю, смогу ли. Честное слово, не знаю.
  
  – Хочешь, напомню, что бы случилось, если бы все выплыло наружу? Бесчестье – самое малое, что нам пришлось бы претерпеть. Скорее всего светил бы срок. А теперь уж точно вряд ли отделаемся общественным порицанием.
  
  – Не я делал смертельный укол.
  
  – Конечно. Ты невинный наблюдатель. Берись за ноги. – Стерджес подхватил Кемпера под мышки.
  
  Труп оттягивал руки, и они невольно чиркали задом покойника по земле. Остановившись на краю, сбросили тело в яму. Рядом из кучи земли торчала лопата.
  
  – Засыпай, – приказал Стерджес.
  
  – Давай ты, – взмолился Билл. – Я тебе говорил, у меня все ладони стерты.
  
  Стерджес достал из кармана пиджака два платка, обмотал руки и принялся за дело.
  
  – Мы не можем так же поступить с Саритой, – пробормотал Гейнор.
  
  – Разве кто-нибудь утверждает, что это нужно? Не сомневаюсь, что, поговорив, мы сумеем ее урезонить.
  
  – Вроде того, как ты урезонил этого малого? – напомнил Билл.
  
  – Он тебя шантажировал. Есть люди, которых бесполезно убеждать.
  
  – Не могу поверить, что Сарита могла его на это подбить. Она же порядочная женщина.
  
  Стерджес перестал бросать землю и перевел дыхание.
  
  – Сколько дерьма по ее милости тебе… нам… пришлось расхлебывать?
  
  – Мы не можем с уверенностью сказать, что причина всему – она, – покачал головой Гейнор.
  
  – А кто же? Сколько раз, когда мы говорили в твоем доме, я шел к двери и натыкался на нее? Ушки на макушке. Вынюхивала, выведывала.
  
  Стерджес покачал головой и бросил лопату Гейнору. Тот замешкался, и инструмент воткнулся острием в землю.
  
  – Вот возьми. – Он протянул сообщнику платки. – Так будет лучше.
  
  Гейнор обернул платками ладони.
  
  – Как такой человек, как ты, стал врачом?
  
  – Я помогаю людям, – ответил Стерджес. – Всегда помогал. Помог тебе с Розмари. Я посвятил свою жизнь помощи другим.
  
  Гейнор продолжал засыпать Маршалла Кемпера. Как только тело полностью скрылось под слоем земли, стал подгребать комья на могилу, а Стерджес, притопывая, утрамбовывал почву.
  
  – Надо завалить ветками.
  
  Оба принялись за дело. Но вдруг Гейнор замер, словно почуявший охотника олень.
  
  – Какой-то звук.
  
  Стерджес затаил дыхание и прислушался. Вдалеке плакал ребенок.
  
  – Это Мэтью, – сказал Гейнор. – Видимо, проснулся.
  
  Им пришлось приехать сюда на «ауди» Гейнора и взять с собой ребенка. За ним все еще некому было присматривать, а на заднем сиденье «кадиллака» Стерджеса не было детского кресла. Машину оставили в сотне футах дальше по дороге – завели налево в лес, чтобы Кемпер не заметил.
  
  – Наверное, проголодался, – предположил Билл.
  
  – Иди, успокой, – буркнул Джек. – Захвати лопату, положи в багажник. Я догоню.
  
  Мелькнула мысль: треснуть бы этой лопатой Билла по голове и уложить в яму рядом с Кемпером. Но тогда возникнет проблема: каким образом избавиться от «ауди» и мини-вэна?
  
  Не говоря о том, куда девать ребенка.
  
  Чертов малец!
  
  Надо получше присматривать за Биллом Гейнором. Не станет ли представлять такую же опасность, как этот жмурик в яме? Да, они много лет дружили. Но если речь идет о собственной шее, приходится поступать так, как требуют обстоятельства.
  
  К тому же это не просто его шея.
  
  Однако первостепенной задачей сейчас была Сарита. Стерджес решил, что сначала следует разобраться с ней, а потом думать, как поступить с безутешным вдовцом.
  Глава 52
  
  Дэвид
  
  Отъезжая от дома Сэм, я решил снова попытать счастья – попробовать застать Маршалла Кемпера или, лучше, Сариту Гомес. Может, на этот раз кто-нибудь из них мне откроет дверь.
  
  По дороге я невольно думал о только что произошедшем, о том, во что я втравился. Мне не требовалось в жизни новых осложнений, а Сэм Уортингтон, безусловно, осложнение.
  
  Любой другой мужчина, который, подчиняясь порыву страсти, занялся бы любовью с едва знакомой женщиной – и не где-нибудь, а на ее кухонном столе, – мог бы возгордиться: «Ай да я. Во мне, наверное, что-то есть». Но кто знает: может быть, эта встреча – начало чего-то серьезного? Может быть, этот животный акт – прелюдия к глубоким отношениям? И из того, что кажется грязной похотью, произрастет нечто стоящее. Этот случай, разумеется, вовсе не то, что пристало рассказывать внукам, но если всплывет в памяти, окружающие непременно станут спрашивать, отчего у меня дурацкая улыбка во весь рот.
  
  Вот только не в моем характере считать стакан наполовину полным. Не получается после того, что выпало на мою долю в последние годы. Мне без того хватало забот: воспитывать в одиночку Итана, искать работу, жить под одной крышей с родителями. Я надеялся, что работа на Финли – прости господи, – пусть даже она продлится недолго, принесет достаточно средств, чтобы снять угол для нас с сыном. И это станет промежуточным шагом к приобретению своего дома.
  
  Связь с женщиной – последнее, что мне теперь требовалось. Особенно с такой, у которой проблем в жизни не меньше, чем у меня. Если не больше.
  
  Однако иногда человек совершает глупости – им руководят желания, которые затмевают разум.
  
  Возможно, у Сэм появлялись такие же мысли. И когда я уходил, она сказала:
  
  – Недурно порезвились. Надо бы как-нибудь повторить.
  
  Не: «Позвони мне». Не: «Что ты делаешь в выходные?» Не: «Хочешь, куда-нибудь сходим, пообедаем?»
  
  Наверное, тоже подумала, что связь со мной испортит ей жизнь. Это же напоминание о словах отца. Что у меня есть такого, что я мог бы предложить другому?
  
  Но тем не менее, когда я направился к Кемперу, мне пришло в голову: хорошо бы у Сэм опять забарахлил компьютер.
  
  На этот раз я решил не останавливаться напротив дома. Проехал дальше и прижался к тротуару на той же стороне. Отсюда открывался хороший обзор, хотя я не видел окон и не мог разглядеть, есть ли кто-нибудь в квартире.
  
  Других машин поблизости не было, следовательно, Кемпер скорее всего не вернулся. Что ж, можно посидеть в материнском «таурусе», надеясь, что он все-таки явится.
  
  Я наблюдал и думал.
  
  С тех пор как умерла Джан, миновало пять лет, но не проходило дня, чтобы я о ней не вспоминал. Сказать, что со смешанными чувствами, значит ничего не сказать. Когда-то я ее любил, очень сильно, до боли, но со временем это чувство трансформировалось в нечто иное, граничащее с отвращением. Джан никогда не была той, кем себя представляла, и от этого все, что я к ней испытывал, со временем превратилось в свою противоположность.
  
  Я стал другим человеком: более осторожным, менее ветреным. По крайней мере так считал. Возможно, наши отношения с Сэм…
  
  Мне пришлось себя оборвать.
  
  Дверь дома открылась. Стоп! Это не квартира Кемпера – соседская, где живет пожилая женщина.
  
  Кто-то вышел на улицу. Может, хозяйка решила подышать свежим воздухом?
  
  Но только это не она.
  
  Женщина намного моложе. Лет под тридцать или слегка за тридцать. Стройная, ростом примерно пять футов четыре дюйма, волосы темные. Одета в джинсы и зеленый свитер. Приятельница пожилой дамы. Сиделка или что-то вроде того.
  
  Я решил, что она пойдет вдоль по улице, но женщина направилась к двери квартиры Маршалла Кемпера. Своим ключом открыла замок и исчезла внутри.
  
  Я не видел фотографии Сариты Гомес, но готов был поспорить, что нашел ее.
  
  Уже дотронулся до ручки дверцы, готовясь выйти из машины, как мимо проехал другой автомобиль и остановился напротив дома Кемпера. Секундой позже дверь квартиры отворилась и на пороге появилась Сарита. Она тащила за собой средних размеров чемодан на колесиках. Таксист поднял крышку багажника, уложил чемодан внутрь, предоставив пассажирке самой открывать дверцу. Сарита устроилась на заднем сиденье. Из-под колес полетела галька, и они унеслись прочь.
  
  – Черт! – выругался я и повернул ключ в замке зажигания.
  
  Оказавшись в центре города, такси остановилось у автовокзала. Я следил, как Сарита вылезала и расплачивалась с водителем. Дожидалась, пока таксист достанет ее чемодан. Затем, волоча его за собой, она вошла в терминал.
  
  И тогда я выскочил из материнского «тауруса» и побежал.
  
  Терминал автобусного автовокзала Промис-Фоллс вряд ли выдержит сравнение с Гранд-Централ. Внутри он не больше школьного класса. У одной стены два окошка билетных касс, над ними электронное табло расписания. Все остальное пространство занято стульями, какие обычно стоят в отделении «Скорой помощи» больниц.
  
  Та, кого я преследовал, подошла к билетной кассе. Я встал за ней, чтобы казалось, будто я следующий в очереди, а сам мог слышать, о чем она говорит с кассиром.
  
  – Мне нужен билет до Нью-Йорка, – сказала она.
  
  – Вы можете купить билет на весь маршрут, но вам придется сделать пересадку в Олбани, – ответил человек в билетной кассе.
  
  – Хорошо, – согласилась она. – Когда автобус отправляется из Олбани?
  
  Кассир сверился с повернутым под углом монитором.
  
  – Через тридцать пять минут.
  
  Она дала еще денег и взяла билет. А затем, явно не сознавая, что сзади кто-то стоит, резко повернулась.
  
  – Извините.
  
  – Прошу прощения, – ответил я. Колесики чемодана проехались по пальцам моей ступни. Я сделал шаг к окошку кассы.
  
  – Вам куда? – спросил кассир.
  
  – Извините, передумал, – бросил я ему после секундной паузы.
  
  Повернулся и заметил севшую в дальнем конце зала женщину. Она вела себя так, словно хотела превратиться в невидимку. Безнадежное занятие, учитывая, что в зале ждали отправления автобусов не более полудюжины человек.
  
  Я подошел и сел, оставив между нами один пустой стул. Достал телефон, наклонился вперед и, опершись локтями о колени, стал что-то наугад набирать. И, не глядя в ее сторону, проговорил:
  
  – Вы, должно быть, Сарита.
  
  Ее глаза метнулись по залу. Я мог представить, что она подумала. «Кто он? Один или с сообщниками? Коп? Может, попытаться сбежать?»
  
  – Я не из полиции, – сказал я. – Меня зовут Дэвид. Дэвид Харвуд.
  
  – Вы обознались, – ответила она. – Я не та, за кого вы меня приняли. Мое имя Карла.
  
  – Не думаю. Я считаю, что вы Сарита. Вы работали у Гейноров. Последнюю пару дней прятались у Кемпера. А теперь хотите сделать ноги.
  
  – Ноги? – переспросила она.
  
  – Исчезнуть.
  
  – Уверяю вас, вы ошиблись.
  
  – Я двоюродный брат Марлы Пикенс, если это имя вам что-нибудь говорит. Два дня назад ей кто-то принес ребенка Гейноров. Но полиция считает, что она его украла и, не исключено, что в момент кражи убила Розмари.
  
  – Ей уже случалось так поступать, – прошептала Сарита.
  
  Я наклонился к ней.
  
  – Она никогда никого не убивала.
  
  – Но выкрала ребенка из больницы.
  
  – Вам об этом известно?
  
  Женщина кивнула. Она смотрела на дверь.
  
  – Вы Сарита.
  
  Она перевела взгляд на меня.
  
  – Да, я Сарита.
  
  – Выбирайте: либо вы мне расскажете все, что знаете, либо я вызову полицию.
  
  – Пожалуйста, не вызывайте полицию, – взмолилась она. – Копы отправят меня в Мексику или найдут какую-нибудь причину засадить за решетку.
  
  – Тогда почему бы нам не поговорить? – предложил я. – Подозреваю, что вы многое в состоянии объяснить.
  
  – Только очень быстро, – попросила она. – Расскажу быстро, чтобы не опоздать на автобус.
  
  Я покачал головой:
  
  – Вы не уедете, Сарита. Не надейтесь.
  Глава 53
  
  Арлин Харвуд решила приготовить на обед свиные отбивные и теперь размышляла, что предпочтет в качестве гарнира Дон: рис или картофельное пюре. Еще она приберегла в холодильнике несколько сладких картофелин. Дон хоть и не был любителем этого блюда, но иногда терпел, если она не жалела масла и поливала сиропом из коричневого сахара. Итан сладкий картофель не любил, но ему можно сварить обычной картошки или разогреть замороженный картофель фри.
  
  Арлин нравилось, что ее окружали эти мужчины. Она знала, что Дэвид собирается съехать от них, как только представится возможность, и, конечно, заберет с собой сына. Она понимала, что это правильно, но сейчас радовалась, что они рядом.
  
  Она пошла в гостиную, решив, что Дон, наверное, задремал в кресле, но его там не оказалось. После вчерашней топотни по лестницам ее нога не на шутку разболелась, и ей не захотелось подниматься и искать его на втором этаже. Она окликнула его снизу, посчитав, что муж задержался в ванной – нашел что-нибудь интересное почитать в «Нэшнл джиографик».
  
  Ей никто не ответил.
  
  Тогда Арлин пошла к ведущей в подвал лестнице:
  
  – Дон, ты там?
  
  Не получив ответа, она решила, что осталось всего одно место, где можно поискать мужа. Вышла из задней двери и, прихрамывая, направилась к гаражу. Основные ворота оказались закрытыми, но это не значило, что Дона внутри не было. Арлин дернула боковую дверь – та была незаперта. Она вошла.
  
  Дон был в гараже, стоял перед верстаком, сжимая банку с пивом. Еще две пустые стояли напротив.
  
  – Я тебя везде ищу.
  
  – А я все время здесь.
  
  – Таскалась по всему дому, прежде чем прийти сюда. Это с моей-то больной ногой!
  
  – Надо было сразу идти в гараж.
  
  – С чего ты надумал пить пиво в середине дня? Летом еще куда ни шло, но теперь…
  
  – Ты поэтому меня искала? Хотела выяснить, не пью ли я пиво?
  
  – Я понятия не имела, что ты пьешь пиво, пока не увидела.
  
  – Тогда какого черта тебе надо?
  
  Арлин не ответила. Скрестив руки, она строго посмотрела на мужа.
  
  – Что с тобой происходит?
  
  – Со мной ничего, – проворчал Дон.
  
  – Сколько лет назад я вышла за тебя замуж? Сколько бы ни насчитал, помножь на два – вот как я это воспринимаю. Сразу чувствую, если тебя что-то мучает. Вчера ты вел себя странно.
  
  – Говорю тебе, со мной все в порядке. Что ты от меня хочешь?
  
  – Хочу спросить… – Арлин осеклась. – Тьфу!
  
  – Что?
  
  – Не помню. Черт, с ума можно сойти.
  
  – Где ты была, когда собралась меня искать? – спросил Дон. – Говорят, если вспомнить, где находился, когда…
  
  – Рис или картошку?
  
  – Что?
  
  – Со свиной отбивной. Что предпочитаешь: рис, картошку или сладкий картофель? Специально для Итана есть коробка кулинарной смеси. Он это любит.
  
  – Без разницы, – ответил муж. – Готовь что хочешь.
  
  Арлин коснулась его руки.
  
  – Поговори со мной.
  
  Дон сжал губы, словно запечатывал во рту готовые сорваться с языка слова. Только покачал головой.
  
  – Дело в Дэвиде? Или в Итане? Тебя удручает, что они здесь? Сыну требуется время, чтобы склеить жизнь. Было бы лучше, если бы он остался в Бостоне и не ушел с работы…
  
  – Дело не в нем. Мне нравится, что они живут с нами. Что мой внук рядом.
  
  У Арлин чуть приподнялся уголок губ.
  
  – Мне тоже. – Она помолчала. – Быстрее признавайся, что с тобой. Мне надо в дом, лечь и приложить к проклятой ноге лед. Говори, не тяни.
  
  Дон открыл рот и снова закрыл. Только с четвертой попытки он смог выдавить из себя слова:
  
  – Я огорчаюсь.
  
  – Как же иначе? – кивнула Арлин. – Кто из нас не огорчается? Надеюсь, не я твое огорчение?
  
  Муж снова покачал головой и положил ей руку на плечо.
  
  – Нет.
  
  – Значит, что-то еще, – предположила она.
  
  – Бывали в жизни случаи, когда я мог вести себя лучше.
  
  – По отношению к кому?
  
  – Вообще.
  
  Арлин всегда считала, что, несмотря на все недостатки Дона – а их у него, будьте уверены, немало, – он человек хороший. Мечта любой женщины. Ей трудно было поверить, что он скрывает тайну или совершил нечто такое, что может уронить его в ее глазах.
  
  У нее не было оснований заподозрить его в неверности, хотя такая мысль иногда мелькала. Но больше от собственной незащищенности, чем из-за его поведения.
  
  – Понимаешь, что поступал неправильно, – продолжал Дон. – Но не имеешь возможности вернуться назад и все исправить. Момент упущен, ничего нельзя поделать. Не факт, если даже попытаешься что-то предпринять, это что-то изменит. Но тебе все равно неспокойно. И ты оцениваешь себя ниже, чем прежде.
  
  – Та-ак… – протянула Арлин.
  
  – Например, помнишь, тот случай на стоянке у супермаркета?
  
  – Пожалуйста, не начинай.
  
  – Ты задела чужую машину, вышла посмотреть – оказалась небольшая вмятина. Хотела оставить записку владельцу, но в итоге уехала отовариваться в других магазинах.
  
  Арлин почувствовала раздражение.
  
  – Зачем ты это приплел? Случай столетней давности. Мне потом было так стыдно. Зря я тебе тогда рассказала. До сих пор переживаю, что не оставила записку. А два года назад собралась измерить в аптеке давление – там, где стоит автомат. Но он ничего не показал, и я решила, что сломала его. Пошла признаваться, пообещала заплатить. Но мне, к счастью, ответили, что он сломался до меня. А ведь могла бы сломать его я. Приготовилась поступить по совести. Поэтому совсем не понимаю, зачем ты вытащил на свет божий тот давний случай…
  
  – Я его вспомнил, потому что это сущий пустяк. Ерунда по сравнению с тем, что сделал я. Или не сделал.
  
  – Господи, что ты такое твердишь?
  
  Губы Дона снова сомкнулись. Арлин почувствовала, что он подходит к самому трудному. Он с минуту молчал, но наконец решился:
  
  – Я один из них.
  
  – Один из кого?
  
  – Из тех, кто ничего не предпринял.
  Глава 54
  
  Энгус Карлсон позвонил в зубную клинику, где его жена Гейл работала гигиенистом, и попросил ее к телефону. Она занималась с пациентом, но он сказал, что это срочно, и через несколько секунд услышал в трубке ее голос:
  
  – В чем дело? Что случилось? С тобой все в порядке?
  
  – Никакой беды. Наоборот, приятная новость.
  
  – Господи, ты мне инфаркт устроишь. Ты же коп! Когда срочно зовут к телефону, на уме самое плохое.
  
  – Извини, не подумал.
  
  – У меня пациент в кресле. Что тебе надо?
  
  – Я получил повышение.
  
  – Что? – Волнение в голосе Гейл осталось, но раздражение исчезло. – Какое?
  
  – Пока что временное. Но если я хорошо справлюсь с работой, оно может стать постоянным.
  
  – Расскажи.
  
  – Меня произвели в детективы. Поручили расследование.
  
  – Потрясающе! Это просто замечательно! Я тобой горжусь.
  
  – Вот это я хотел тебе сказать. Чтобы ты узнала первой.
  
  – Значит, тебе повысят зарплату?
  
  – Возможно, на время этой работы.
  
  – Тогда мы могли бы чувствовать себя свободнее и…
  
  – Только я немного опасаюсь мужика, с которым предстоит работать. Этого Дакуэрта. Мне кажется, он меня недолюбливает. Тут еще это дело с белками… Я некстати пошутил и…
  
  – С какими белками?
  
  – Не важно. Суть в том, что мне придется с ним работать и доказывать, что я не идиот.
  
  – Ты не идиот, – заверила мужа Гейл. – И прекрасно справишься. А я хотела сказать вот что: если ты станешь больше зарабатывать, мы сможем чувствовать себя свободнее и задуматься…
  
  – Гейл, пожалуйста, не начинай, – попросил Энгус Карлсон.
  
  – Ты еще не знаешь, что я хотела сказать.
  
  – Знаю. Но позвонил тебе не поэтому. Не хочу затрагивать эту тему.
  
  – Извини. Просто я подумала…
  
  – Тебе известны мои чувства.
  
  – Известны. Но мы с тобой все обсудили. Я не похожа на нее. И буду хорошей матерью. Из-за того, что…
  
  – Кстати, ты мне напомнила. Надо ей тоже сообщить.
  
  – Кому?
  
  – Матери. Пусть знает.
  
  – Энгус!
  
  – Она меня никогда ни во что не ставила. Так я ей скажу.
  
  – Энгус, пожалуйста, – взмолилась Гейл. – Не говори так. Забудь. Все в прошлом. Мы переехали сюда, чтобы покончить с тем, что было.
  
  Карлсон мгновение молчал, а затем продолжал каким-то отчужденным голосом:
  
  – Хорошо, ты права. Мне не надо этого делать.
  
  – Нам нужно как-то отметить твое повышение. – Гейл запнулась и шмыгнула носом.
  
  – Ты что, плачешь? – спросил муж.
  
  – Нет, не плачу.
  
  – А по голосу похоже, что плачешь. Мне выпала большая удача. Не плачь, не порти мне настроение.
  
  – Я же сказала, что не плачу. Не могу больше говорить, должна возвращаться к мистеру Орниму.
  
  – Ладно. Сходим куда-нибудь вечером?
  
  – Как хочешь. Решай сам, – ответила Гейл. – Ну, я пошла.
  Глава 55
  
  Первое, чем следовало заняться, – избавиться от мини-вэна Маршала Кемпера. Стерджес сел за руль машины убитого, а Гейнор поехал следом на «ауди». Стерджес позаботился о том, чтобы маршрут не проходил там, где могли висеть видеокамеры, – не хотел светиться в записях системы видеонаблюдения, управляя машиной человека, который вскоре окажется в списке пропавших. Пришлось исключить парковки крупных магазинов, площадки перед предприятиями быстрого питания и платные дороги вроде транзитной автострады штата Нью-Йорк.
  
  Стерджес не собирался тратить много времени на возню с мини-вэном. Надо было спешить к дому Кемпера, где, как он надеялся, Сарита ждала своего приятеля. И тут его осенило: решение простое – машину надо оставить у дома ее хозяина.
  
  Он позвонил Гейнору в «ауди» и сообщил цель их поездки. На заднем плане послышались булькающие звуки – загукал Мэтью.
  
  – Остановись за квартал или два, – велел он. – Не надо, чтобы твою машину заметили рядом с домом Кемпера и запомнили номера.
  
  – Что мне делать? – спросил Гейнор.
  
  – Приглядывай за сыном. С остальным я справлюсь.
  
  Стерджес открыл на своем смартфоне картографическую программу – системы навигации в мини-вэне не было – и ввел адрес Кемпера: Гровеланд-стрит. Взглянув на экран, он понял, что приблизительно знает это место и ему не нужны указания.
  
  Он то и дело поглядывал в зеркало, где всю дорогу, пока они не свернули на Гровеланд-стрит, маячила разинутая пасть радиаторной решетки «ауди». Затем подкатил по подъездной аллее к дому с номерами 36А и 36Б. Квартира Кемпера находилась слева от него.
  
  Стерджес выключил мотор, но, прежде чем выйти из машины, немного задержался за рулем. Если Сарита дома, она могла услышать, как подъехал мини-вэн, и сейчас выскочит поздороваться со своим ухажером.
  
  Но ничего подобного не произошло, поэтому он выбрался из машины, подошел к двери и постучал. Не получив ответа, постучал сильнее. Наконец повернул дверную ручку и, обнаружив, что замок не заперт, переступил порог.
  
  – Эй! – крикнул он. – Сарита, вы здесь?
  
  Квартирка была маленькой. Он очутился в самой ее середине и окинул взглядом неубранную кровать, грязную посуду в раковине, нетронутый сандвич и раскиданную по полу мужскую одежду. Дверь в ванную была открыта. Стерджес сунул туда голову и отодвинул в сторону занавеску для душа. Он не только не обнаружил Сариты, но даже следов ее проживания в этом месте. Это означало, что Кемпер либо лгал, либо говорил правду, но Сарита успела соскочить.
  
  Интуиция подсказывала Стерджесу, что вернее второе.
  
  Но если она была здесь, то улизнула совсем недавно. Кемпер, выпрашивая вторую иглу, которая якобы могла спасти его жизнь, сказал, что Сарита у него. Возможно, она пыталась ему дозвониться, а когда не получилось, запаниковала. Наверняка знала, что ее дружок шантажировал Билла Гейнора. И подумала, что если полиция взяла Кемпера, то копы с минуты на минуту явятся в его квартиру.
  
  Потом он вспомнил, что Кемперу звонили с телефона некоего Стэмпла. Достал трубку, открыл телефонную базу и вбил фамилию.
  
  – Черт бы тебя побрал, – пробормотал он. Абонент с такой фамилией проживал по соседству с квартирой Кемпера.
  
  Несколько шагов, и Стерджес стоял у соседской двери. Стукнул раз. Безуспешно. Он слышал, что в квартире работает телевизор. Стукнул еще, да так сильно, что изнутри потребовали:
  
  – Эй, там, осадите лошадей!
  
  Наконец дверь открыла пожилая женщина. Скользнула глазами по его дорогому костюму и заявила:
  
  – Еще не умерла.
  
  – Простите, не понял? – удивился Стерджес.
  
  – Вы похожи на гробовщика.
  
  – Я не гробовщик. А вы, наверное, миссис Стэмпл?
  
  – Неужели до меня еще есть кому-то дело?
  
  – Я ищу Сариту.
  
  – Сариту? – переспросила хозяйка. – А кто, черт возьми, она такая?
  
  Стерджес надавил ладонью на дверь и широко распахнул створку.
  
  – Эй, вы не имеете права! – возмутилась миссис Стэмпл.
  
  Квартира была чуть больше той, что принадлежала Кемперу. Здесь к гостиной примыкала отдельная спальня. Стерджес осмотрел обе комнаты, заглянул в ванную.
  
  – Мне известно, что она здесь была. Недавно звонила с вашего телефона. Станете отрицать?
  
  – Возможно, я в это время спала, – ответила женщина. – Мало ли кто мог сюда зайти и воспользоваться телефоном, пока я дремала перед телевизором?
  
  – Где она? – Стерджес говорил, не повышая голоса. – Если вы мне не скажете, то через полчаса окажетесь в полиции и вам предъявят обвинение… – он на мгновение задумался, – в укрывательстве скрывающегося от правосудия человека.
  
  – Вы еще один коп? – спросила миссис Стэмпл.
  
  «Проклятье! – подумал он. – Неужели полиция успела здесь побывать и забрала Сариту?»
  
  – Меня направили к вам повторно, чтобы поговорить, – стал импровизировать Стерджес. – Нам кажется, что в прошлый раз вы были с моим коллегой не совсем откровенны.
  
  – Я ничего не знаю, – отрезала женщина. – Выметайтесь из моего дома. Я хочу смотреть телешоу.
  
  Стерджес взглянул на высокотехнологичный стул, подушка которого в этот момент находилась в верхнем положении. Рядом на маленьком столике лежали пульт дистанционного управления, сборник кроссвордов, открытая коробка шоколада, роман Даниэлы Стил. Это был настоящий командный пункт – сосредоточение целого мира перед телевизором.
  
  Стерджес сделал шаг, нашел шнур электропитания и выдернул из колодки с розетками. Экран потух.
  
  – Какого черта? – воскликнула миссис Стэмпл.
  
  Он встал на колени и принялся возиться с проводами.
  
  – Что вы творите?
  
  – Забираю цифровой приемник, шнуры и остальное барахло.
  
  – С какой стати?
  
  – Потому что вы отказываетесь сотрудничать.
  
  – Она поехала на автовокзал.
  
  Стерджес замер.
  
  – Что?
  
  – Сарита взяла такси и поехала на автовокзал. Собирается в Нью-Йорк. А теперь включите мой телевизор.
  
  – Давно?
  
  Миссис Стэмпл пожала плечами:
  
  – Минут десять назад. Точно не знаю. Соедините все, как было.
  
  Стерджес вставил штепсель в розетку, и экран ожил.
  
  – Так-то лучше. А теперь уходите.
  
  – Позвольте помочь вам сесть на ваш стул.
  
  – Мой стул сам мне помогает садиться на себя. – Миссис Стэмпл привалилась к подушке, включила устройство и вскоре оказалась сидящей перед экраном.
  
  – Тогда позвольте откланяться.
  
  – Сделайте одолжение.
  
  Стерджес вышел на улицу, но колебался – мешкал с телефоном и не звонил Гейнору, чтобы тот его подобрал. Он стоял у двери миссис Стэмпл и думал.
  
  Рано или поздно Кемпера объявят пропавшим и сюда придут ее допросить. И она упомянет полицейского, который обесточил ее телевизор.
  
  Полицейские поймут, что сюда приходил посторонний, не коп, и справлялся о Сарите Гомес.
  
  Но отыскать неизвестного будет не проще, чем Маршалла Кемпера.
  
  Он не назвался этой Стэмпл. А она – это еще вопрос – сумеет ли его узнать, если дело дойдет до процедуры опознания подозреваемого?
  
  В груди гулко бухало, во рту пересохло.
  
  Сделать Кемперу смертельный укол было непросто, но необходимо. Бывают случаи, когда приходится заниматься тем, что выходит за рамки обычного опыта.
  
  Но возможно, сделано еще не все, что требуется. Стерджесу требовался совет. Он достал телефон, набрал номер и дождался ответа.
  
  – Привет.
  
  Объяснил ситуацию: Кемпер мертв, есть ниточка, которая приведет к Сарите Гомес. Но старуха – это слабое звено.
  
  Он считает, что лучше подойдут огромные подушки, которые он видел в спальне. Не останется следа от иглы. Ничего не будет подозрительного в том, что старый человек взял и перестал дышать.
  
  – Так как ты считаешь? – спросил он.
  
  – Господи! – выдохнула Агнесса Пикенс. – Поступай, как того требуют обстоятельства.
  Глава 56
  
  Агнесса положила телефон на кухонный уголок.
  
  – Кто звонил? – спросила Марла, осторожно макая ложку в тарелку с томатным супом, который приготовила ей мать.
  
  – Из больницы, – ответила Агнесса. – Даже при том, что на нас навалилось, меня не могут оставить в покое. – Она посмотрела в окно и задержала взгляд, словно к чему-то присматриваясь.
  
  Раздались шаги – по лестнице спустился Джилл, обнял дочь, чмокнул в щеку, пододвинул стул и сел рядом.
  
  – Суп еще есть? – спросил он жену.
  
  Та не ответила.
  
  – Агнесса?
  
  Она отвернулась от окна и посмотрела на мужа.
  
  – Что?
  
  – Я спросил, суп еще есть?
  
  – Сейчас. – Агнесса потянулась к шкафу за новой тарелкой.
  
  – Я положил твой рюкзак в твою старую комнату, – сказал Джилл дочери. – Думаю, ты поживешь у нас какое-то время. Как ты считаешь, Агнесса?
  
  – Мм? Да, конечно. Даже… даже когда полиция разрешит вернуться домой, тебе надо остаться у нас. Живи столько, сколько хочешь.
  
  – Мама, ты хорошо себя чувствуешь?
  
  – Прекрасно.
  
  – Ты на секунду показалась какой-то странной.
  
  – Я же сказала, прекрасно.
  
  – Мне не обязательно домой, – сказала дочь. – Я могу работать где угодно. Был бы только компьютер. Папа, можно, я попользуюсь твоим ноутбуком? Мой-то остался дома.
  
  – Конечно. Отчего же нет…
  
  – Я об этом не знала. – Агнесса вдруг встрепенулась, словно очнувшись от сна. Она казалась встревоженной. – Натали мне сказала, как отреагировал детектив, когда услышал, чем ты зарабатываешь на жизнь. Он был отнюдь не в восторге. Тебе надо найти другое занятие.
  
  – Но, мама…
  
  – Нет, ты послушай меня. Публиковать в Интернете фиктивные отзывы о компаниях, с которыми никогда не имела дел, – это тебя плохо характеризует. Неужели не понятно?
  
  Лицо Марлы потухло.
  
  – У меня это хорошо получается. И мне нравится писать.
  
  – Это не называется писать, – возразила Агнесса. – Пишут рассказы, романы, стихи. Хочешь писать – пиши что-нибудь в этом роде. А на жизнь зарабатывай иным способом.
  
  – Господи, Агнесса, – возмутился Джилл. – Тебе не кажется, что Марла достаточно натерпелась за последние двое суток? Неужели сейчас подходящее время для обсуждения ее карьеры?
  
  – Она начала этот разговор, не я. Я только заметила, что, когда она почувствует, что достаточно окрепла, чтобы начать трудиться, хорошо бы применить таланты в какой-нибудь иной области.
  
  – О каких талантах ты говоришь? – спросила дочь. – Я ничего не умею делать.
  
  – Неправда, – возразил Джилл. – Тебе очень многое хорошо удается.
  
  – Например?
  
  – С тем же письмом… Почему обязательно отзывы в Интернете? Займись рекламой. Компаниям нужны люди, которые могут о них рассказать. Пиши в газеты.
  
  – Газеты умирают, папа. Помнишь, что случилось с Дэвидом?
  
  – Ты права, но…
  
  В этот момент в кармане спортивного пиджака Джилла зазвонил мобильный телефон. Он взял трубку, посмотрел, кто вызывает, и ответил:
  
  – Привет, Мартин. Прошу прощения, что не сумел вернуться. У меня проблемы на семейном фронте. Боюсь, что в ближайшее время не сумею заняться вашим предложением. Прошу прощения. Пока, до встречи.
  
  Закончив разговор, он положил телефон на стол и картинно оттолкнул от себя. Телефон скользнул по гранитной поверхности и, докатившись до телефона Агнессы той же модели, клюнул его и отпихнул в сторону, словно камень в керлинге.
  
  – Чертовы устройства. Мы считаем их великим изобретением, но не можем отделаться от тех, кто нас домогается.
  
  – Можешь выключить, – посоветовала Агнесса, наливая суп.
  
  – Знаю, знаю. Каюсь: можно выключить, но не выключаю – боюсь пропустить что-то важное. Но могу адресовать тебе то же самое. Телефон буквально приклеен к твоей ладони.
  
  Агнесса подала ему тарелку с супом.
  
  – Выглядит аппетитно. Откуда это?
  
  – Заехали с Марлой в магазин деликатесов и взяли. – Агнесса покачала головой. – Тебе даже не приходит в голову, что я могла приготовить сама.
  
  – Что толку, если бы и пришло? Я бы все равно ошибся.
  
  – Стоп, предки! – взмолилась Марла. – Даже когда вы дурачитесь, такое впечатление, что цапаетесь.
  
  – Мы не цапаемся, – сказала Агнесса. – Джилл, сегодня были новости от Натали?
  
  Муж покачал головой:
  
  – Наверное, ждет, когда полицейские сделают следующий шаг. Если решат завести дело, выдвинуть обвинение и…
  
  – Увести меня в наручниках, – подхватила Марла.
  
  – Если полицейские решат, что у них достаточно улик для ареста, вот тогда все закрутится, завертится. Натали сказала, что они уцепились за пятна крови на двери дома Марлы.
  
  – Я уверена, их оставил ангел, – заметила дочь. – Вымазал руки в крови, когда забирал из дома Мэтью после того, как кто-то убил женщину.
  
  Агнесса отвернулась и убрала с плиты кастрюлю, в которой разогревала суп.
  
  – Можешь нам поведать что-нибудь еще об этом ангеле? – спросил Джилл.
  
  – Не знаю, что еще сказать, – ответила Марла.
  
  – Думаю, – заметила Агнесса, стоя к ним спиной, – нам нужно нанести упреждающий удар. Позвоню Натали, спрошу, каков ее план действий, если действия потребуются. – Она удрученно покачала головой. – То, что обвинений до сих пор не выдвинули, наверное, добрый знак. У полиции нет улик. Уверена, все кончится хорошо. Они обвиняют только тогда, когда считают, что у них на руках надежные доказательства.
  
  – Чего-то тебя несет, мама, – бросила Марла.
  
  – Просто рассуждаю. А сейчас иду звонить Натали.
  
  Агнесса повернулась, быстрым движением подхватила телефон и вышла с кухни. Оказавшись в гостиной, опустилась на диван и просмотрела список недавних вызовов. Моментально выхватила взглядом знакомый и сказала достаточно громко, чтобы на кухне услышал Джилл:
  
  – Как это я умудрилась пропустить звонок от Кэрол?
  
  Она нажала кнопку набора номера.
  
  Муж уронил ложку в тарелку с супом, забрызгав свою хрустящую белую рубашку, и стрельнул глазами на лежащий в паре футов от него телефон.
  
  Агнесса держала трубку у уха. Ее помощница ответила после третьего звонка.
  
  – Привет. – Кэрол почему-то говорила шепотом. – Мы вроде договорились выдержать паузу. Ты где, Джилл? Дома?
  
  – Кэрол? – оторопела Агнесса.
  
  Секундная пауза. Затем:
  
  – Миссис Пикенс?
  
  – Кэрол? – повторила она. – Почему… – осеклась и прервала вызов. Запустила телефоном в подушку. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать то, что сейчас открылось.
  
  В гостиную, невинно улыбаясь, вошел с другим телефоном муж. И протянул ей:
  
  – Вот твой.
  
  Она не обратила внимания ни на мужа, ни на его слова.
  
  – Под самым носом. С моей помощницей.
  
  Он покачал головой:
  
  – Не представляю, что ты навоображала. Но все совершенно не так. Кэрол иногда набирает мой номер, когда не может дозвониться до тебя…
  
  Она подобрала телефон Джилла.
  
  – Она звонила тебе, когда я была у себя в кабинете. Именно в то время. – Агнесса открыла журнал звонков и стала изучать. – Звонила вчера, три дня назад, два раза в понедельник.
  
  Агнесса встала и внезапно швырнула в мужа телефоном, угодив в висок. Трубка отскочила, с силой ударилась о пол и покатилась по мрамору.
  
  – Господи! – Джилл приложил к голове руку. – Говорю тебе…
  
  – Заткнись! – заорала она. – Заткнись! Заткнись! Заткнись!
  
  На пороге, потирая правой рукой забинтованное левое запястье, появилась Марла.
  
  – Что тут у вас происходит?
  
  – Все нормально, – ответил Джилл. – Небольшое недоразумение.
  
  В дверь позвонили.
  
  – Недоразумение? – взвилась Агнесса. – Кувыркание в койке с моей помощницей ты называешь недоразумением?
  
  – К нам кто-то пришел, – срывающимся голосом напомнила дочь.
  
  – Ты слишком поспешно делаешь выводы! – сказал на повышенных тонах Джилл. – Несколько телефонных звонков ничего не доказывают. Ради бога, Агнесса, у тебя на этой почве паранойя.
  
  – Хочешь знать, что она сказала, прежде чем разобралась, что звоню я? Что вы двое собирались взять паузу. Что это значит?
  
  Дверной звонок прозвучал опять.
  
  – Что значит? Что значит? Понятия не имею. Я всегда ее считал малость спятившей. Удивляюсь, почему ты ее так долго при себе держала. Если хочешь знать мое мнение, работник она никудышный.
  
  – Я тебя ненавижу! – прошипела Агнесса. – Накрыла бы с кем-нибудь еще, все равно бы ненавидела. Но, наверное, не так сильно. Ты ткнул меня носом в самую грязь!
  
  – Довольно! – выкрикнула Марла.
  
  В дверь теперь колотили. Послышались крики:
  
  – Миссис Пикенс! Мистер Пикенс!
  
  Агнесса указала мужу пальцем в самое лицо.
  
  – Я тебя уничтожу! Я это сделаю!
  
  – Рад, что это была она, – ответил муж. – Искренне рад.
  
  Марла подошла к двери, отперла замок и впустила детектива Барри Дакуэрта в сопровождении двух полицейских в форме.
  
  Агнесса и Джилл Пикенс оторопело повернулись к вошедшим.
  
  Дакуэрт помахал листом бумаги.
  
  – У меня ордер на арест Марлы Пикенс.
  
  Руки Марлы безвольно повисли. Она не могла произнести ни слова.
  
  Агнесса посмотрела на мужа и взяла из его рук телефон.
  Глава 57
  
  Для исполняющего обязанности детектива полиции Промис-Фоллс первый день службы без формы не принес ничего такого, чем можно было бы похвастаться перед женой, когда он вечером повел ее ужинать. Барри Дакуэрт оставил ему список дел для разбирательства.
  
  Первым среди которых значились белки.
  
  Карлсон заключил, что таким способом Дакуэрт решил с ним поквитаться. Ладно, он отпустил пару глупых шуток. Только для того, чтобы разрядить напряжение. Какой от этого вред? Он всегда ищет способы поднять настроение. Как учила его мать: «Улыбайся, чтобы рот был до ушей».
  
  Но список поручений Дакуэрта на белках не заканчивался. Начальник требовал, чтобы Карлсон отправился в Теккерей-колледж и допросил трех девушек, на которых напал молодой человек предположительно по имени Мейсон Хелт, впоследствии убитый выстрелом в голову шефом службы безопасности студенческого городка Клайвом Данкомбом.
  
  И наконец, ему предписывалось съездить в парк «Пять вершин» и постараться больше разузнать о трех голых манекенах с надписью на груди «Ты пожалеешь!», которые катались на колесе обозрения.
  
  Дакуэрт добавил несколько загадочных фраз по поводу числа 23. Что оно – общий элемент во всех этих случаях. И что может что-нибудь да значить.
  
  – Мм… – процедил едва слышно Карлсон, читая наставления Дакуэрта. Тот велел быть внимательным: не проявится ли где-нибудь еще это число?
  
  Новоиспеченный детектив начал день в парке, где были обнаружены белки. Обшарил прилегающий лес. Поговорил со всеми, кто попался ему на пути, спросил, не заметили ли чего-нибудь странного позавчерашним вечером. Постучался в двери ближайших домов и задал те же вопросы.
  
  Результат нулевой.
  
  В одном из домов пожилой человек ухмыльнулся и сказал:
  
  – Дельце мудреное, не всем по зубам.
  
  Однако Карлсону было не до смеха.
  
  В Теккерей-колледже он преуспел не больше. Не нашел ни одну из трех девушек, которых намеревался допросить. Две уехали на пару дней домой. Третья, собиравшаяся провести лето в кампусе и записавшаяся на дополнительные курсы, куда-то подевалась. Живущая напротив студентка сказала, что она либо в библиотеке, либо поехала в город за покупками, либо где-нибудь гуляет.
  
  Карлсон не собирался попусту тратить здесь целый день.
  
  Следующим пунктом назначения был парк «Пять вершин».
  
  Он направился прямо в административный корпус и там нашел миссис Фенуик. Согласно обстоятельной инструкции Дакуэрта, она должна была приготовить список тех, кто управлял колесом обозрения в месяцы, когда парк был открыт. Разумеется, любой человек с технической смекалкой сумел бы запустить механизм, но у тех, кто реально на нем работал, было преимущество.
  
  – До сих пор не могу прийти в себя, – призналась Фенуик, колотя по клавиатуре компьютера.
  
  – Еще бы, – кивнул Карлсон. – Вполне понятно. Поздний вечер, вы здесь одна.
  
  – Я рассчитывала подготовить для вас список сегодня днем, – сказала она. – Но наш бывший главный механик до сих пор со мной не связался. Он точно знает, кто и чем управлял. Головная контора его, как и всех, уволила, и он не горит желанием оказывать мне любезность. Если к концу дня не проявится, я ему позвоню. Вы ведь вчера приходили в форме?
  
  – Да, – ответил Карлсон.
  
  – В гражданском вы намного симпатичнее, – улыбнулась Глория Фенуик.
  
  – Это самое приятное, что мне сегодня довелось услышать.
  
  – Может, я не к месту?
  
  – Наоборот, очень даже к месту.
  
  Карлсон спросил, как можно попасть в парк. Административные здания находятся за воротами, по всему периметру территории стоит забор. Он поинтересовался, у кого есть ключи.
  
  Фенуик объяснила, что, поскольку большинство сотрудников «Пяти вершин» получили расчет, замки пришлось сменить. Новые ключи есть у нее и пары других сотрудников, которым поручено свернуть работу парка развлечений. И еще у охранной фирмы, которая несколько раз в день организует обход территории.
  
  – Похоже, полиция приняла это дело слишком всерьез, – заметила она. – Хочу сказать, что, хотя это и неприятное происшествие, никакого серьезного ущерба не было нанесено.
  
  – Детектив Дакуэрт считает случай очень серьезным, – отозвался Карлсон, поблагодарил Фенуик, попрощался и пошел осматривать колесо обозрения.
  
  При свете дня картина выглядела не такой зловещей. Манекены, конечно, убрали, и больше ничто не напоминало, что накануне вечером здесь случилось нечто из ряда вон выходящее.
  
  От колеса обозрения Карлсон пошел туда, где к этому месту ближе всего подходил забор. Если у того, кто принес манекены, не было ключа – а замки оказались не вскрытыми и не сломанными, – в заборе должна быть брешь.
  
  Забор был сделан из сетки высотой девять футов. Чтобы отпугнуть желающих через него перелезть, поверху была пропущена единственная нитка колючей проволоки. Не слишком надежное средство, но в «Пяти вершинах», видимо, не хотели добавлять колючки, чтобы парк не стал похожим на тюремный двор.
  
  За дорожками и павильонами трава у забора была выше, и за ней не ухаживали. Карлсон прикинул, что к забору можно прислонить лестницу – сетка достаточно жесткая, выдержит, – поднять манекены и перебросить на территорию парка. Но вслед за этим надо перебраться самому преступнику.
  
  Слишком хлопотно.
  
  Территория «Пяти вершин» представляла собой прямоугольник площадью примерно пятьдесят акров. Так что путь вдоль забора был долгим и медленным. Карлсон не заметил ничего необычного, пока не миновал второй поворот.
  
  Сетка была разрезана.
  
  Здесь требовался инструмент вроде резака для болтов. Звенья рассекли вдоль столба, начиная от земли, до высоты футов пять. Разъединили еще несколько звеньев внизу, и получился проход.
  
  Трава, как заметил Карлсон, примята с обеих сторон забора. Дальше ярдах в двадцати вдоль тылов парка развлечений шла двухполосная автомобильная дорога. От нее до забора проложена дорожка в траве. Карлсон представил, как все происходило. Кто-то приехал сюда на грузовике или на фургоне и сгрузил манекены. Возможно, волочил к забору по очереди. Протолкнул внутрь. Затем пришлось либо спрятать, либо увести куда-нибудь грузовик. Вернуться и нести манекены по одному к колесу обозрения, а путь это неблизкий. Времени на все ушло немало.
  
  Затем манекены – надпись на них скорее всего была сделана заранее – разместили в одной из кабинок, которая, как особо отметил Дакуэрт, имела номер 23.
  
  Если это число, конечно, имело какой-то смысл.
  
  Незваный гость запустил колесо обозрения, убрался с территории через дыру в заборе, прыгнул за руль грузовика или фургона и был таков.
  
  Кто-то не поленился повозиться, удивлялся Карлсон. Каторжный труд! Непохоже, чтобы все это проделали подростки ради забавы.
  
  Дело рук человека, который хотел быть уверенным, что его послание дойдет до адресата.
  
   ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ!
  
  Кто этот адресат? Чем обижен тот, кто отправил послание? И, если это реальная угроза, что последует дальше?
  
  – В голове не укладывается, – пробормотал себе под нос Карлсон.
  Глава 58
  
  Джек Стерджес во второй раз вышел из квартиры Дорис Стэмпл, достал телефон и позвонил Биллу Гейнору:
  
  – Забери меня.
  
  Через несколько секунд на улицу влетела машина, резко затормозила у дома Кемпера, задержалась ровно настолько, чтобы пассажир успел забраться в салон, и сорвалась с места.
  
  В детском кресле на заднем сиденье не плакал, а скорее вопил Мэтью.
  
  – Господи, ты что, не можешь его заткнуть? – раздраженно буркнул Стерджес.
  
  – Он маленький, Джек, они всегда так, – ответил Гейнор. – Куда мы едем?
  
  – На автовокзал. Проклятие, я не слышу собственных мыслей.
  
  Гейнор то и дело оборачивался и пытался поймать взгляд ребенка.
  
  – Эй, дружище, все в порядке. Успокойся, лучше пососи «Чириоуз».
  
  На заднем сиденье были раскиданы мелкие кукурузные колечки. Мэтью не проявлял к ним интереса, только разбрасывал своими маленькими ладошками.
  
  – Надо завезти его домой, – сказал Гейнор. – Он все утро в машине, ему надо выспаться.
  
  – Уже недолго, – пообещал Стерджес.
  
  – Кто там на автовокзале? Сарита?
  
  – Да.
  
  – Как ты узнал?
  
  – У соседки. От которой она звонила. Соседка сказала, что Сарита недавно села в такси и поехала на автовокзал. Собирается в Нью-Йорк.
  
  Мэтью не утихал.
  
  – Черт подери! В этом гвалте ни одна мысль не идет в голову, – простонал Стерджес.
  
  Гейнор ударил кулаком по рулю.
  
  – Прекрати! Что ты от меня хочешь? Розмари умерла. Забыл? Моя жена умерла! Сарита в бегах. Я худо-бедно его отец. Как советуешь поступить? – Он изогнул брови и вопрошающе посмотрел на врача. – Выбросить из окна? Оставить на церковной паперти? Если есть идея, поделись!
  
  Стерджес, глядя прямо перед собой, молчал. Мэтью продолжал вопить.
  
  – Ну так как? – настаивал Гейнор. – Может, у тебя есть наготове еще один шприц? Хочешь в него всадить? Это у тебя в голове?
  
  – Просто довези нас до автовокзала, – попросил сообщник. – Чем быстрее мы найдем Сариту, тем быстрее ты попадешь домой и уложишь Мэтью спать.
  
  – Нельзя было тебя слушать, – как-то сразу сникая, пробормотал Билл.
  
  – Что?
  
  – Нельзя было соглашаться на твою авантюру.
  
  Стерджес вздохнул. Ему не в первый раз приходилось выслушивать подобные жалобы приятеля.
  
  – Послушай, Билл, обратной дороги нет. Ты сделал то, что сделал. Мы заключили договор. Теперь расхлебываем последствия.
  
  – Последствия? – Гейнор метнул на него взгляд. – Убийство моей жены ты называешь последствиями?
  
  Стерджес не отвел глаз.
  
  – Мы не знаем, что там произошло в действительности.
  
  У Гейнора задрожал подбородок.
  
  – До того, как ты мне позвонил и попросил забрать от дома Маршалла, мне сообщили, что ее арестовали.
  
  – Марлу?
  
  Гейнор кивнул:
  
  – Как раз сейчас должны уводить.
  
  – Видимо, это случилось после того, как я поговорил с Агнессой, – предположил Стерджес. – Она придет в отчаяние. Марла, конечно, тоже.
  
  – Все указывает на нее, – заметил Гейнор.
  
  – Похоже, что так.
  
  – Но мы-то знаем, что она не виновата. То есть знаем, что она не брала Мэтью. Так ведь?
  
  – Есть вещи, которые мы знаем, и вещи, которых мы не знаем. Но определенно знаем, что уязвимы, и поэтому должны действовать. Поверни здесь, так будет быстрее.
  
  Крики Мэтью стали утихать.
  
  – Доплакался до полного изнеможения и засыпает, – предположил отец.
  
  – Слава богу, дождались. Все, приехали. Входим в вокзал, разделяемся, пытаемся найти Сариту. Осматриваем все автобусы, которые стоят на посадке, ищем ее там.
  
  – Я не могу оставить Мэтью в машине. В лесу еще куда ни шло, но в городе невозможно.
  
  Стерджес на мгновение зажмурился и тяжело вздохнул. А ведь инъекция, пожалуй, выход. Для них обоих. Во втором шприце состава будет достаточно.
  
  – Здесь негде припарковаться.
  
  – Слушай, паркуйся где угодно. Я пойду на вокзал, а ты возьмешь ребенка из машины.
  
  – Ладно. Эй, погоди…
  
  – Что еще такое?
  
  – Вот она, только что проехала навстречу.
  
  – Кто? Машина?
  
  – Машина, а в ней Сарита.
  
  – Как так?
  
  – Точно! Я заметил ее на переднем сиденье. Никаких сомнений. – Гейнор искал разрыв в потоке транспорта, чтобы развернуться. – Старый «таурус». Уверен, это была она.
  
  – Кто за рулем?
  
  – Похоже, тот самый тип.
  
  – Какой еще?
  
  – Харвуд. Тот, что был у дома с женщиной и Мэтью.
  
  – Черт! – выругался Стерджес. – Давай разворачивайся. Быстрее! Быстрее!
  
  – Куда разворачиваться? Машины!
  
  – Вклинивайся!
  
  Мальчик снова заплакал.
  
  Гейнор подрезал «эксплорер». Водитель оглушил их гудком и показал в ветровое стекло средний палец. Но Билл уже нажал на газ и рванул вперед. «Таурус» был через две машины перед ними.
  
  – Если я их догоню, что дальше?
  
  – Следуй пока за ними, – ответил Стерджес. – Здесь слишком оживленно. Слишком многолюдно.
  
  – Многолюдно для чего?
  
  – Не упускай из виду. Посмотрим, куда они поедут.
  
  – А если они поедут в полицию? – спросил Гейнор.
  
  Его приятель сразу не ответил. Потом наклонился к стоящему между ног небольшому кожаному саквояжу, открыл, достал шприц и маленький стеклянный пузырек.
  
  – Джек, – осторожно позвал Гейнор.
  
  – Надо приблизиться к ним вплотную. Вовлечь в разговор. Мне нужно свалить его первым. Когда с ним будет покончено, мы легче справимся с няней.
  
  – Господи, Джек, что с тобой сталось? Ты уже убил одного человека!
  
  Тот поднял на него глаза.
  
  – Если мне не изменяет память, ты при этом присутствовал. Кажется, именно ты копал для него яму. Потом мы его туда вместе сбросили и вместе зарыли. Или эти события в твоей голове отложились как-то по-другому?
  
  – Безумие! Мы же… мы же не такие люди!
  
  – Может, и были не такими, – кивнул Стерджес. – А теперь такие. Если хотим выжить. – Он отвернулся, посмотрел в пассажирское окно и прибавил: – Дело надо довести до конца.
  Глава 59
  
  – Надо ехать, – убеждал я Сариту, сидя подле нее в терминале автовокзала. – Здесь то самое место, куда полицейские могут прийти вас искать.
  
  – Куда мы поедем?
  
  – Не знаю. Давайте будем просто ехать и разговаривать.
  
  Мелькнула мысль, не попытается ли она бежать. Я надеялся, что не захочет бросить багаж, и взялся за ручку ее чемодана.
  
  – Разрешите, я вам помогу. Машину я оставил напротив вокзала.
  
  Сарита поднялась, медленно и неохотно. И мы размеренными шагами преодолели расстояние до дверей. Я не позволял ей отстать, чтобы ни на секунду не выпускать из виду. Выйдя из вокзала, я показал ей машину:
  
  – Моя вон та.
  
  Открыл пассажирскую дверцу, впустил в салон, проследил, чтобы она пристегнулась ремнем, и только после этого положил чемодан в багажник. Сел рядом, завел мотор, и мы поехали.
  
  – Вы сказали, мы просто поездим?
  
  Я кивнул.
  
  – И вы не сдадите меня в полицию?
  
  Я покачал головой:
  
  – Только хочу, чтобы вы мне рассказали, что произошло. Почему вы в бегах? Почему скрываетесь?
  
  Сарита молчала.
  
  Я решил начать с главного вопроса:
  
  – Вы убили Розмари Гейнор?
  
  Ее глаза потрясенно округлились.
  
  – Обо мне так думают? Так считает полиция?
  
  – В полиции полагают, что убила Марла. Я в это не верю. И поэтому спрашиваю, это ваших рук дело?
  
  – Нет! Я не убивала миссис Гейнор. Я ее любила. Она была ко мне добра. Она была очень хорошая. Мне нравилось у нее работать. То, что с ней случилось, ужасно.
  
  – Вы знаете, кто ее убил?
  
  Сарита колебалась.
  
  – Нет.
  
  – Но у вас есть на этот счет свои соображения?
  
  – Не знаю… просто все было… все было так страшно.
  
  Ее слова и то, как она их сказала, навели меня на мысль.
  
  – Вы ее нашли. Вы там были.
  
  Сарита кивнула:
  
  – Я нашла. Но когда это случилось, меня там не было. Я пришла, должно быть, сразу после того, как все произошло.
  
  – Расскажите по порядку.
  
  – Я пришла днем после того, как отработала утреннюю смену в «Дэвидсон-плейс». Я ведь работала в двух местах и после смены в доме престарелых являлась на смену к Гейнорам, хотя работу у них сменой не называла. Смена – это когда работаешь в организации, а в семье – совершенно иное. Так вот, после смены в «Дэвидсон-плейс» я села на автобус и поехала к Гейнорам. У меня есть ключ, но я всегда звонила в дверь. Так требует вежливость. Нельзя просто так ломиться в частный дом. Но в тот раз на звонок никто не ответил. Я подумала, что миссис Гейнор, может быть, вышла – ходит по магазинам или еще где-нибудь. Или в ванной, или меняет Мэтью подгузник и не может сразу открыть. В таких случаях я открываю своим ключом.
  
  – И вы вошли в дом?
  
  – Да. Только дверь оказалась незапертой. Я позвала хозяйку. Решила, что она все-таки дома, потому что дверь не закрыта на замок. Крикнула несколько раз, но она не ответила. И тут я вошла на…
  
  Сарита опустила голову и отвернулась к окну. Ее плечи подрагивали. Я ее не торопил. Свернул налево, затем направо – этот путь вел нас в центр. Наконец она подняла голову, но, когда заговорила снова, в мою сторону не смотрела.
  
  – Я вошла на кухню. Она лежала там, и повсюду была кровь. Хотя я очень испугалась, но коснулась ее – вдруг она не умерла, вдруг дышит, вдруг у нее бьется сердце? Но она умерла.
  
  – Как вы поступили?
  
  – Я… я…
  
  – Полицию вы не вызвали.
  
  Сарита покачала головой:
  
  – Нет. Я не могла. Я в этой стране нелегально, меня никто не знает официально. На таких, как я, полиции наплевать. Могут что угодно повесить. Или правда решить, что я убила миссис Гейнор. Вот я и позвонила Маршаллу, чтобы он меня вытащил. – Она помолчала. – Так вы спрашивали, кто, по-моему, это сделал?
  
  – Да.
  
  – Я задала себе вопрос: уж не мистер ли Гейнор?
  
  – Почему?
  
  – Ну, он мог узнать, что жена его раскусила. Стала понимать, что он во всем ей врет. Может, они поссорились, и он сильно на нее разозлился? Но, понимаете, пусть он мне не нравится – никогда не нравился, – он не тот человек, который мог убить.
  
  – Сарита, вы о чем?
  
  – Это все моя вина, – проговорила она и расплакалась. – Если случилось то, что я думаю, целиком виновата я. Я должна была молчать. Нельзя было ничего говорить.
  
  Мы ехали из города на север. Поток машин поредел, и мне стало легче сосредоточиться на ее словах, но никак не удавалось сообразить, о чем она толкует.
  
  – Говорить о чем?
  
  – Я знала о Марле, – ответила Сарита. – Знала о вашей двоюродной сестре. О том, что случилось в больнице.
  
  – О том, что она пыталась украсть младенца?
  
  Мексиканка кивнула.
  
  – У меня есть подруги, которые работают в больнице и в то же время в доме престарелых. Они рассказывали о девушке, которая пыталась стащить новорожденного. У нее помутился рассудок, потому что несколько месяцев назад умер ее собственный ребенок. Еще я от них узнала, что врач этой помешанной – доктор Стерджес.
  
  – Так вы знаете доктора Стерджеса? – спросил я.
  
  Сарита снова кивнула:
  
  – Он семейный доктор Гейноров. Они с мистером Гейнором давнишние друзья.
  
  Я посмотрел в зеркало. В нем маячил черный седан, который был очень похож на тот, что я видел несколько минут назад. По виду отнюдь не полицейский автомобиль.
  
  – Они много разговаривали, – продолжала Сарита.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Когда доктор Стерджес являлся, они уходили в кабинет мистера Гейнора – у мистера Гейнора дома есть кабинет, – закрывались и шушукались.
  
  – О чем?
  
  Она пожала плечами:
  
  – Не знаю. Я слышала только обрывки. О деньгах. Мне кажется, у мистера Гейнора была проблема. И у доктора, наверное, тоже.
  
  – Какая?
  
  – Игра на деньги. У обоих была эта проблема. Миссис Гейнор – она иногда со мной делилась – жаловалась, что, хотя муж хорошо зарабатывает в страховой компании, они, случается, сидят без денег, потому что он любит делать ставки. И доктор Стерджес тоже. Тот еще хуже.
  
  Хотя я верил кое-чему из того, что говорила Сарита, меня не покидало чувство, что она не вполне откровенна. Невольно казалось, что няня вовлечена в эту историю больше, чем признается. И я вернулся к своей прежней теории о том, что Марлу подставили.
  
  Быть может, доктор Стерджес и Билл Гейнор, планируя убийство, искали козла отпущения, на кого свалить вину. В таком случае Марла – прекрасный кандидат. Джек Стерджес знал ее историю и как ею воспользоваться.
  
  Но каким образом ребенок оказался у моей двоюродной сестры?
  
  И вдруг меня осенило.
  
  – Как вы одевались? – спросил я у Сариты.
  
  – Простите?
  
  – Во что вы были одеты, когда приходили на смену в дом престарелых? Носили форму?
  
  – Да.
  
  – И иногда в той же форме шли на работу к Гейнорам?
  
  – Да, – снова кивнула она. – Часто так и шла, а в свою одежду переодевалась в их доме.
  
  – Опишите, – попросил я.
  
  – Что?
  
  – Опишите вашу форму.
  
  Сарита покачала головой, не понимая либо вопроса, либо куда я клоню, задавая его.
  
  – Брюки, туника. Все просто.
  
  – Белые брюки и белая туника?
  
  Она моргнула.
  
  – Да, все белое.
  
  Ангел.
  
  – Это вы подбросили Мэтью Марле?
  
  – Я, – не отказалась она. – Когда я нашла мальчика – наверху, в детской, живого, – то захотела унести его из дома. Схватила Мэтью, что-то из его вещей, коляску, выбежала на улицу и заперла замок.
  
  – Вы оставили на двери Марлы пятно. Измазали ее дверь кровью Розмари Гейнор.
  
  Сарита медленно пожала плечами.
  
  – Не помню. Но такое возможно. Моя рука была в крови. Я, должно быть, чего-то коснулась, только не сохранилось в памяти. А когда добралась до Марлы, чуть не потеряла сознания от того, что недавно увидела, и, чтобы не упасть, схватилась за косяк.
  
  Я решил, что только что избавил двоюродную сестру от пожизненного заключения.
  
  Но мне требовалось узнать еще больше.
  
  – Вы мне не все рассказали. Вы были с ними заодно.
  
  – Не понимаю, о чем вы говорите? Я не имею никакого отношения к убийству миссис Гейнор. И никак не связана ни с ее мужем, ни с доктором. Вот… мой приятель – другое дело.
  
  – Что?
  
  – Маршалл очень, очень глупый. Он пытается выудить из мистера Гейнора деньги. Это большая ошибка, но он не хочет меня слушать. Не знаю, что с ним случилось. Он должен был возвратиться домой, но не отвечает на телефонные звонки. Мне не удалось с ним связаться.
  
  Господи, значит, дело зашло дальше, чем я мог себе представить! Но я не отступал и продолжал допрос.
  
  – Признайтесь, Сарита. Эти двое – Стерджес и Гейнор – или, может быть, один из них, мне трудно судить, решили, что будет лучше, если Розмари умрет. – Сарита только что сказала, что Гейнор остро нуждался в деньгах. Что, если его жена была застрахована на крупную сумму? – В качестве убийцы они решили выставить Марлу, – продолжал я. – Доставку ребенка поручили вам. Вы отнесли моей двоюродной сестре Мэтью, понимая, что рано или поздно присутствие мальчика в ее доме станет известно полиции. Вы их человек.
  
  – Нет! – возразила Сарита. – Вы все неправильно поняли. Я хотела сделать добро.
  
  – Ничего себе добро! Тогда какого дьявола…
  
  В это время сзади раздался автомобильный сигнал.
  
  Черный автомобиль, который давно нас преследовал, висел у меня на хвосте. Водитель жал на клаксон и моргал фарами.
  Глава 60
  
  Пока Марлу оформляли и снимали отпечатки ее пальцев, Барри Дакуэрт сел передохнуть за свой стол.
  
  Он совершенно выдохся.
  
  У него не было уверенности по поводу Марлы. Но когда из лаборатории сообщили, что кровь на ее дверном косяке принадлежит Розмари Гейнор, начальник полиции и окружной прокурор приняли решение Марлу арестовать.
  
  И он исполнил приказ.
  
  Всю дорогу в управление она не сказала ни слова. Сидела, словно в оцепенении, на заднем сиденье полицейской машины. Дакуэрт почувствовал, что ему жаль эту девочку, даже если она и виновата в случившемся. Невзгоды наложили на нее отпечаток, сломили. И родители не были ей поддержкой. Дакуэрт слышал, как они орали друг на друга, пока ждал, когда кто-нибудь из них откроет ему дверь.
  
  На его работе приходилось встречать много таких потерянных людей.
  
  Дакуэрт двинул по столу компьютерную мышь, и экран монитора ожил. Он получил по электронной почте два письма. Слышал, как пару раз за последний час пикал его телефон, но не было времени прочитать сообщения.
  
  Первое было от Сандры Ботсфорд, управляющей отелем в Бостоне, где останавливался Билл Гейнор, когда была убита его жена. Она писала, что у нее есть для Дакуэрта информация, и просила его позвонить.
  
  Второе было от коронера Ванды Терриулт. Совсем короткое: «Позвони».
  
  Дакуэрт решил сначала позвонить управляющей отелем. Пришлось немного подождать: Сандра была где-то в здании, но когда он объяснил, кто звонит, его перевели на ее мобильный номер. Наконец послышался ответ:
  
  – Ботсфорд слушает.
  
  – Это детектив Дакуэрт из Промис-Фоллс. Только что получил ваше письмо. Спасибо, что ответили.
  
  – Не за что. Я могла бы все объяснить текстом, но подумала, что у вас могут возникнуть другие вопросы, и решила, что лучше поговорить.
  
  – Отлично. Я пытаюсь получить подтверждение, что мистер Гейнор находился в вашем отеле с середины субботы по утро понедельника.
  
  – Как ужасно, что случилось с его женой. Так вот, он выписался из гостиницы в шесть утра в понедельник. Я даже проверила запись видеокамер – он подошел вчера утром к центральной конторке ни свет ни заря.
  
  Выписка в шесть – это реалистично. Если он остановился раз или два выпить кофе и зайти в туалет, то должен был приехать домой как раз в то время, когда приехал.
  
  Но для Дакуэрта этот факт ничего не доказывал. Гейнор мог отлучиться из отеля в предыдущие сорок восемь часов, приехать домой, убить жену и вернуться в Бостон. Розмари, прежде чем ее нашли, пролежала мертвой не меньше суток. То есть кто бы ее ни убил, он совершил преступление по крайней мере на двадцать четыре часа раньше. Дакуэрт также ждал информации с автомагистрали штата Массачусетс – не засветились ли на ней номера машины Гейнора в течение двух дней перед тем, как, по его словам, он вернулся домой?
  
  Чтобы смотаться в Промис-Фоллс и обратно, потребовалось бы пять-шесть часов, но он мог успеть, только если бы воспользовался скоростным шоссе. Ведь его присутствие на конференции – это алиби.
  
  – Помнится, я задал вам вопрос, имеются ли другие подтверждения того, что мистер Гейнор в течение всех выходных находился в вашем отеле? – спросил детектив.
  
  – Да, – ответила Ботсфорд, – вы об этом упоминали. В субботу и в воскресенье проходили семинары, а в воскресенье в пять для участников конференции был организован обед. Он был там замечен. Есть оплаченный в десять вечера в воскресенье чек в баре. В одиннадцать камеры видеонаблюдения зафиксировали, как он шел через холл. Примерно в полночь позвонил из номера и попросил разбудить в пять. Что и было исполнено. Утром на звонок он ответил лично.
  
  Это охватывает воскресенье. Но к тому времени Розмари Гейнор была уже мертва.
  
  – Как насчет субботы и утра воскресенья?
  
  – Дело в том, детектив, что мистер Гейнор наш постоянный клиент. Он останавливается у нас на недели, бывает, на месяцы. В прошлом году с ним очень долго проживала его жена. Я спрашивала в баре и ресторане. В выходные все его регулярно видели, и его машина не покидала гостиничной стоянки. Я интересовалась у служащего – он вывел автомобиль к шести утра, а в предыдущие двое суток хозяин его не требовал.
  
  – Большое спасибо, что отозвались на просьбу, – поблагодарил ее детектив.
  
  – Мистер Гейнор всегда был со всеми вежлив и обходителен, – добавила Ботсфорд. – Мы искренне сочувствуем его утрате.
  
  – Разумеется. До свидания.
  
  Дакуэрт повесил трубку. Вполне достаточно оснований, чтобы вычеркнуть Гейнора из списка подозреваемых. Тем более что они арест уже произвели. Но он хотел быть уверенным на все сто. И, снова взявшись за телефон, набрал номер Ванды.
  
  – Привет, как дела? – отозвалась она.
  
  – Получил твое письмо. Что новенького?
  
  – Закончила вскрытие Розмари Гейнор.
  
  – Выкладывай.
  
  – К тому, что послужило причиной смерти, добавить особенно нечего. Признаков сексуального насилия не обнаружено. Все примерно так, как я тебе вчера изложила. Хотя есть одна вещь, возможно, несущественная, но я все-таки решила о ней сказать. Полный отчет тебе поступит, а это предварительная информация.
  
  – Я весь внимание.
  
  – Я думала о ее ребенке. Как его звали?
  
  – Мэтью, – ответил детектив.
  
  – Какое счастье, решила я, что убийца миссис Гейнор не тронул мальчика. Не потому, что малыш свидетель. Преступники в таких ситуациях звереют. Так?
  
  – Часто.
  
  – Именно такие мысли крутились у меня в голове, когда я встала в тупик. Удивили шрамы в области таза убитой. Белесые, со временем стянувшиеся, что свидетельствовало о том, что операция проводилась не меньше года назад. Может быть, даже два. Такие шрамы называют «созревающими».
  
  – Ничего не понимаю.
  
  – Имей терпение. Еще мне показалось странным, что у нее в груди нет признаков фиброзных связок. Хотя…
  
  – Хотя что?
  
  – Во время беременности у женщины повышается уровень гормонов в груди, и от этого возникают фиброзные связки. Это заинтриговало меня еще сильнее, и я изучила область за лобковой костью.
  
  – За чем?
  
  – За костью в нижней части таза рядом с мочевым пузырем. Обычно там вследствие увеличения матки наблюдается рубцевание и…
  
  – Стоп! – взмолился детектив. – Можешь объяснить по-человечески?
  
  – У Розмари Гейнор несколько лет назад была удалена матка. Из всего того, что я выяснила, явствует, что эта женщина никогда не была беременна.
  
  – Повтори!
  
  – У нее никогда не было детей, Барри.
  Глава 61
  
  Агнесса Пикенс только-только закончила разговор с Натали Бондурант по стоящему на кухне городскому телефону, как зазвонил ее мобильный – на этот раз именно ее, а не мужа. Она схватила его со стола, бросила взгляд на экран и ответила на вызов.
  
  – Что? Подожди секунду.
  
  Джилл поднялся наверх, но Агнесса не хотела рисковать, чтобы он не услышал ее разговора, вышла через раздвигающиеся двери на заднюю веранду и плотно закрыла за собой створку.
  
  – Говори.
  
  – У нас проблема. – Голос Джека Стерджеса звучал на фоне звуков дороги.
  
  – У меня тоже. Марла арестована.
  
  – Мм…
  
  – Так что видишь: у меня свои проблемы. Огромные проблемы. Поэтому твоих мне больше не нужно. Ты недавно звонил по поводу одной проблемы. Теперь хочешь сообщить, что дело осталось нерешенным?
  
  – Со старой дамой все улажено. Но возникла новая проблема. Я нашел Сариту.
  
  – Какая же это проблема? Наоборот, хорошая новость.
  
  – Она с твоим племянником. – Агнесса несколько секунд молчала, и Джек Стерджес спросил: – Ты слышишь?
  
  – Слышу. Она с Дэвидом? Где? Где они находятся?
  
  – В машине перед нами. Ездят по городу. Мы следуем за ними. Сарита хотела прыгнуть в автобус и улизнуть из Промис-Фоллс. Но Дэвид, должно быть, ее перехватил. Мы их видим: он за рулем, она с ним рядом.
  
  – Я ему сказала… благословила на расследование от имени Марлы, – проговорила Агнесса. – Как еще я могла поступить? Нельзя же было дать ему понять, что я не желаю знать того, что случилось! Просто… просто я никак не ожидала, что он способен до чего-то докопаться. – В ее голосе послышались панические нотки. – Как, черт побери, он ее нашел?
  
  – А мне, блин, откуда знать? – вспыхнул доктор. – Может, тебе с ним поговорить?
  
  – С ним поговорить?
  
  – Ну, не знаю… позвони, скажи, чтобы отвязался, бросил это дело. Ты же как-никак его тетка. Чтоб тебя! Вразуми!
  
  – Я подумаю.
  
  – Только думай быстрее. Такое впечатление, что они не на шутку разоткровенничались.
  
  Агнесса снова умолкла.
  
  – Если не соизволишь дать указаний, буду разбираться, как умею, – добавил Джек Стерджес.
  
  – Проблема налицо, – согласилась Агнесса. – Если ребенка Марле отнесла Сарита, она, вероятно, поняла, как обстояли дела. Чтобы нас спасти, нужно сделать так, чтобы она никому ничего не рассказала.
  
  – Именно, – подтвердил врач.
  
  – Но… Сарита мне нужна.
  
  – В каком смысле?
  
  – Чтобы спасти мою дочь. Если на Марлу так много накопали, чтобы надеть наручники, то с тем же успехом способны засадить в тюрьму. Сарита может очистить ее от подозрений. Выслушав ее показания, с Марлы снимут все обвинения.
  
  – Агнесса, ты соображаешь, что говоришь? – медленно спросил Джек Стерджес.
  
  – Только этим и занимаюсь: ломаю голову, как сделать, чтобы мою дочь не отправили в тюрьму.
  
  – Хочешь пойти туда сама? Я лично нет. А твои разглагольствования – прямая туда дорога. Ты прикинь: если Марлу признают виновной, можно построить защиту на признании невменяемости. Ограниченная дееспособность и прочее в том же роде. Помешательство в результате душевной травмы. Если даже она попадет за решетку, то скорее всего ненадолго. Или отправят на лечение в психиатрическую больницу до тех пор, пока не сочтут здоровой. Но…
  
  – Ты подонок!
  
  – Но если возьмутся за нас, если узнают, что мы с тобой натворили и каких дров с твоего одобрения наломал сегодня я, мы загремим навсегда! Ты следишь за моей мыслью? Если же вину возьмет на себя Марла, она выйдет через год или два под твое крыло. Но если сядешь ты, ее опекать будет некому. Вы станете видеться раз в месяц по дням свиданий, и все. Ты этого хочешь?
  
  – Джек, прошу тебя, заткнись!
  
  – Стремишься быть хорошей матерью, Агнесса? Отпусти Марлу в тюрьму. Пусть ее полечат. А когда она выйдет, ты будешь для нее всем на свете. Разреши мне заняться Саритой.
  
  – Я… я не могу… я не знаю…
  
  – И вот еще что, Агнесса: Марла для тебя одно, а для меня другое. Она твоя дочь, а не моя. Я знаю, как поступить, чтобы себя спасти.
  
  – Господи, зачем я с тобой связалась?
  
  – Ты говоришь прямо как Билл. Мы с тобой одной веревочкой повязаны. Ты получила свою выгоду, я – свою.
  
  – Тебе важнее всего деньги, а мне они не нужны.
  
  – Пошла ты подальше со своими мотивами, и не надо мне вкручивать, что ты не имеешь к нашему делу никакого отношения.
  
  Агнесса на мгновение умолкла, затем спросила:
  
  – Где вы сейчас?
  
  – Дэвид направляется к северному выезду из города. Вдали видно колесо обозрения «Пяти вершин».
  
  – Как ты думаешь, она много успела ему рассказать?
  
  – Понятия не имею. Мы даже не в курсе, что она сама-то знает.
  
  В трубке послышался детский плач.
  
  – Это еще что? Кто с вами?
  
  – Мэтью. Почти все время орет.
  
  – Вы взяли с собой ребенка? – изумилась Агнесса.
  
  – Я в машине Билла. Мы уже поругались из-за этого. Я был против, чтобы брать пацана. Но он ответил, чтобы я шел к черту. И до тех пор, пока не будет новой няни, ему некуда девать сопляка.
  
  – Джек, серьезно, нам надо все обдумать. Как бы устроить так – дай мне секунду, – чтобы свалить вину на Сариту и в то же время заставить ее замолчать?
  
  – Продолжай.
  
  – Скажем, так: она тебе во всем признается, но затем нападает, и тебе приходится обороняться. Что-нибудь в этом роде.
  
  – Ты хватаешься за соломинку, Агнесса. И потом: что, если Дэвид уже все знает? Ты об этом подумала? Если он в курсе всего? – Прежде чем Агнесса успела ответить, Стерджес повернулся к Гейнору: – Место достаточно безлюдное. Поморгай-ка фарами и погуди, Билл. Заставь прижаться к обочине.
  
  – Джек! – позвала Агнесса.
  
  – Мне пора. Свяжусь позже. Не забывай, о чем я сказал. Подумай, какой будешь хорошей мамочкой.
  
  – Не вздумай тронуть моего племянника, – пригрозила Агнесса, а затем добавила: – Или моего внука.
  
  – Вот как? – усмехнулся Стерджес. – Он уже твой внук?
  Глава 62
  
  Дэвид
  
  – Добро, – повторила Сарита, сидя в машине рядом со мной. – Я хотела сделать добро.
  
  Черная машина позади нас продолжала сигналить и мигать фарами.
  
  – Объясните, – попросил я, снижая скорость и размышляя, стоит остановиться или не стоит.
  
  – Я хотела вернуть Мэтью его настоящей матери.
  
  Я покосился на нее раз, другой.
  
  – Значит, ее ребенок не умер?
  
  Сарита покачала головой:
  
  – Нисколько в этом не сомневаюсь. Миссис Гейнор никогда не была беременна. Мэтью их приемный сын. Она не могла кормить его грудью, не занималась тем, чем занимаются в этот период все женщины. Но не хотела, чтобы люди об этом знали. Сделала так, чтобы все думали, что она его родила. Последние два месяца перед тем, как они взяли мальчика, миссис Гейнор провела в Бостоне, чтобы соседи не заметили чего-то странного. И никто не догадался, что она даже не была беременна.
  
  – Это тебе все Розмари рассказала?
  
  – Не совсем. Собрала кусочек здесь, кусочек там. Настолько там прижилась, что сообразила, что к чему. К мистеру Гейнору часто приходил доктор Стерджес, они разговаривали, я кое-что слышала. Узнала от приятельниц в больнице, что у вашей двоюродной сестры примерно в то же время, когда Гейноры взяли Мэтью, умер ребенок. Как-то подслушала – меня не заметили, – что Марла пыталась украсть из больницы младенца, а доктор сказал, что ничего такого даже подумать не мог. Тогда я поняла, что они сделали. Что Мэтью – сын вашей двоюродной сестры.
  
  – Но… – Я пытался осмыслить то, что услышал. – У Марлы родилась дочь, а не сын.
  
  – Ей соврали, – возразила Сарита. – Младенец запеленутый, как отличить? Сказали, что родилась дочь, чтобы совсем было не похоже на правду. Понимаете?
  
  Я ничего не понимал. Марла говорила, что держала на руках младенца, и младенец был мертв.
  
  Сарита посмотрела на меня пустыми глазами.
  
  – Этого я не могу объяснить.
  
  Машина за нами продолжала сигналить. Моя пассажирка повернулась на сиденье и посмотрела в заднее стекло.
  
  – Там мистер Гейнор. Это его машина. А рядом доктор Стерджес. Я точно вижу.
  
  – Какого дьявола они за нами тащатся?
  
  – Наверное, им нужна я.
  
  Когда они нас выследили? На автовокзале?
  
  – У меня к ним обоим много вопросов. – Я включил указатель поворота и снял ногу с педали газа.
  
  – Постойте! – воскликнула Сарита.
  
  – В чем дело? – Сбросив газ, я еще не успел затормозить, но машина уже замедлила ход, и Гейнор перестал сигналить.
  
  – Где Маршалл?
  
  – Ваш приятель?
  
  – Он должен был встретиться с Гейнором. Хотел вытянуть из него деньги. Мистер Гейнор – вот он, а что случилось с Маршаллом, не представляю.
  
  – Что вы этим хотите сказать?
  
  – Не знаю. Но у меня плохое предчувствие.
  
  – Не бойтесь, Сарита, ничего не случится. Мы на улице, здесь нам ничего не грозит. После того что я узнал от вас, задам этим двум проходимцам несколько вопросов. Хочу получить на них ответы.
  
  Нажав на тормоз, я повел машину к обочине дороги и только тут сообразил, что мы оказались с обратной стороны от главного входа закрытого развлекательного парка «Пять вершин». Вдоль дороги тянулась полоса примерно шесть футов высокой травы, за ней забор, ограждающий территорию. Я заметил, что как раз в этом месте забор был разрезан, сетка завернута так, что образовалась дыра.
  
  Я перевел взгляд к зеркальцу – черный «ауди» тоже съехал к краю проезжей части и остановился на расстоянии двух корпусов за нами. У меня возникло ощущение, что сейчас мне выпишут штраф за превышение скорости.
  
  Открылась пассажирская дверца, и из «ауди» вылез человек. Сарита оказалась права – это был доктор Стерджес.
  
  – Одного не понимаю, – сказал я своей пассажирке. – Как им удалось это провернуть? Я имею в виду документы. Каким образом…
  
  – Он врач, – оборвала меня Сарита. – Богатый и белый. Может подделать все, что угодно: свидетельство о смерти, свидетельство о рождении – все, что надо. Кто его станет проверять? – Она сердито тряхнула головой. – Поэтому я отнесла Мэтью вашей двоюродной сестре. Когда узнала, что они сделали, выяснила ее адрес. Много раз проезжала мимо ее дома, все спрашивала себя: может, надо сказать? Но так и не решилась. Пока не случилось так, что за мальчиком стало некому ухаживать.
  
  Доктор приближался с моей стороны. Я видел, как в боковом зеркальце на дверце рос его силуэт.
  
  Одну руку он прижимал к себе.
  
  – Здравствуйте, доктор Стерджес, – поздоровался я, когда он поравнялся с дверцей.
  
  Доктор улыбнулся.
  
  – Я так и думал, что это вы, мистер Харвуд. – Он наклонился, чтобы рассмотреть, кто сидит на пассажирском месте. – Привет, Сарита.
  
  Она не ответила.
  
  – Мы могли бы поговорить? – спросил он меня.
  
  – Там, в машине, мистер Гейнор?
  
  – Он, – подтвердил Стерджес.
  
  – Будем говорить все вместе?
  
  – Это было бы идеально, – кивнул доктор.
  
  – Где?
  
  – Если вы оба выйдете из машины, можно прямо здесь.
  
  Я не успел заглушить мотор и потянулся к ключу зажигания, но в этот момент зазвонил мой мобильный телефон.
  
  – Одну секунду. – Я поднял палец.
  
  – Нам в самом деле есть о чем сейчас поговорить, – поторопил он.
  
  Я помотал пальцем, другой рукой вытащил телефон, посмотрел, кто звонит, и ответил:
  
  – Привет.
  
  – Беги! – крикнула тетя Агнесса.
  Глава 63
  
  Барри Дакуэрт снова позвонил в бостонский отель, через секунду его соединили с управляющей Сандрой Ботсфорд.
  
  – Вы сказали, что жена мистера Гейнора Розмари долго проживала с ним в вашем отеле. Когда это было?
  
  Женщина на мгновение задумалась.
  
  – С год назад. Могу проверить по регистрации, но не сомневаюсь, что она приехала тринадцать месяцев назад и три месяца провела с мужем.
  
  – Не думаю, что такие вещи могут пройти мимо вашего внимания. Вы запомнили, была она беременна или нет?
  
  Ботсфорд рассмеялась.
  
  – Да уж, такие вещи я запоминаю и могу определенно сказать: она не была беременна. – Управляющая немного помолчала. – Я слышала в новостях, что у миссис Гейнор остался ребенок. Не придала этому значения, пока вы сейчас не сказали. Видимо, Гейноры усыновили мальчика. Розмари не была беременна и не выглядела как женщина после родов.
  
  – Еще раз спасибо, – поблагодарил ее Дакуэрт. Разъединился и некоторое время сидел, глядя на экран монитора.
  
  Этот вопрос даже не всплывал.
  
  Дакуэрт не спрашивал Билла Гейнора, родной для него Мэтью сын или приемный. Не было оснований. А если ребенок приемный? Что это меняет?
  
  Но теперь перед ним открылось то, что он называл «слиянием событий».
  
  Ребенок Марлы Пикенс умер примерно в то же время, когда у Розмари появился Мэтью. И ему стало известно, что миссис Гейнор никогда не рожала.
  
  Ребенок Гейноров оказался у Марлы. Пока неясным образом.
  
  Она заявила, что это ее ребенок, хотя быстро отказалась от своих слов. Марла никогда серьезно не утверждала, что родила Мэтью. Он стал ей заменой той, которая умерла. Ведь она же потеряла девочку.
  
  И тем не менее…
  
  Дакуэрт встал из-за стола и пошел искать Марлу. На нее заводили дело, а Натали Бондурант ждала, когда процедура закончится.
  
  – Мне необходимо поговорить с мисс Пикенс, – сказал детектив занимающемуся документами полицейскому. – Немедленно.
  
  – В чем дело? – встрепенулась адвокат. – Вы будете общаться с ней только в моем присутствии.
  
  – Хорошо, – кивнул Дакуэрт. – Давайте пройдем сюда.
  
  Он провел их в допросную и указал рукой на стулья по другую сторону стола:
  
  – Пожалуйста, туда.
  
  Женщины сели.
  
  – Вам нечего предъявить моей клиентке, – заявила Натали. – А если даже что-то есть, вы не могли выбрать более неудачного времени. Душевное состояние мисс Пикенс вызывает опасение, и если вы настаиваете на том, чтобы содержать ее здесь, вам придется организовать постоянный пост, чтобы исключить попытку самоубийства. Только вчера вечером…
  
  Дакуэрт предостерегающе вскинул руку.
  
  – Знаю. Я хочу спросить у мисс Пикенс нечто такое, что не имеет отношения к обвинению. Никак не связано с Розмари Гейнор.
  
  – Например? – Натали не сводила глаз с детектива, который опустился напротив них на стул.
  
  – Марла… Ничего, если я буду называть вас Марла?
  
  Та слабо кивнула.
  
  – Понимаю, как вам тяжело, но хочу кое-что узнать о вашем ребенке. О вашем младенце.
  
  – Это слишком болезненная тема, чтобы входить в такие материи, – прервала его адвокат.
  
  – Марла, – Дакуэрт понизил голос, – когда вы были беременны, не приходила ли вам в голову мысль отдать ребенка на усыновление в другую семью?
  
  Марла в недоумении заморгала.
  
  – В другую семью?
  
  – Ну да, в другую семью.
  
  Марла медленно покачала головой:
  
  – Никогда. Ни на секунду. Я хотела иметь ребенка. Больше всего на свете.
  
  – И такого разговора никогда не возникало?
  
  Марла, вздохнув, ответила:
  
  – Постоянно возникал. Мать все время об этом твердила. Сначала настаивала, чтобы я сделала аборт. Но я не стала. Потом начала уговаривать отдать ребенка на усыновление. Но я опять не захотела.
  
  Дакуэрт легонько постучал пальцами по столу.
  
  – Вы рожали не в больнице? Не в больнице вашей матери?
  
  – Нет, – ответила Марла. – Мы уехали в хижину.
  
  – По-моему, это как-то странно. Ваша мать управляет больницей, но не пожелала, чтобы вы рожали в ее медицинском учреждении.
  
  – Там случилась вспышка псевдомембранозного колита, кажется, это так называется.
  
  – И тем не менее необычно уезжать рожать так далеко за город.
  
  – Все прошло хорошо благодаря тому, что там находился доктор Стерджес. – Марла потупилась. – Хотя ничего хорошего в итоге не получилось. Пуповина обмоталась вокруг шеи плода, и его не смогли спасти.
  
  – Представляю, как это было ужасно.
  
  Марла медленно кивнула.
  
  – Да… только, когда ребенок родился, я была почти в отключке. Доктор Стерджес дал мне какое-то болеутоляющее.
  
  – Расскажите об этом поподробнее.
  
  – Что тут рассказывать? Мне было больно, но не очень сильно. Однако доктор Стерджес и мама испугались, что может быть хуже, и дали лекарство. Я даже не почувствовала, как ребенок появился на свет.
  
  – Но потом вы видели девочку?
  
  Марла утвердительно кивнула:
  
  – Да. Вспомнить этот момент не могу… но видела. Касалась пальчиков, целовала в головку.
  
  – Но если вы не помните этого момента, откуда знаете, как все происходило?
  
  – Мама помогла вспомнить. Для меня тогда все было как в тумане. Но она мне рассказывает снова и снова, и я словно вспоминаю сама.
  
  – Расскажите мне еще немного об этом.
  
  – Ну… это похоже на то, как когда я была маленькой… годика полтора. Мы пошли к знакомым родителей, у которых была большая собака. Она бросилась на меня и повалила. Чуть не укусила в лицо, но хозяин отшвырнул ее в сторону. Я очень испугалась, сильно плакала, но ничего этого не помню. Папа с мамой мне много раз рассказывали, и я вижу те события, как кино. Как я упала, как собака прыгнула на меня. Могу в деталях представить, как она выглядела, хотя в действительности не знаю. Вот примерно так. Понимаете, что я хочу сказать?
  
  Дакуэрт улыбнулся:
  
  – Думаю, что да.
  Глава 64
  
  Дэвид
  
  На осознание того, что сказала Агнесса, мне было отпущено совсем немного времени. Пусть ее сообщение было коротким, зато очень емким по смыслу.
  
  Раз она крикнула: «Беги!» – значит, представляла, где я нахожусь и в каком оказался положении.
  
  Знала, что именно в эту минуту я повстречался с доктором Стерджесом.
  
  И хотела, чтобы я во всю прыть пустился от него наутек.
  
  Через миллисекунду после того, как она крикнула мне «Беги», я повернул голову налево и посмотрел на Стерджеса. Рука, которую он до этого прижимал к боку, распрямлялась. Мне показалось, что я заметил в ней что-то маленькое, цилиндрическое. Похожее на карандаш с металлическим стержнем.
  
  Нет. Больше похожее на шприц.
  
  – Проклятие! – Я выронил телефон, перебросил ручку автомата переключения передач в положение «вперед» и вдавил педаль газа в пол. Мамин старенький «таурус» отнюдь не «феррари», но он прыгнул так, что Сарита откинулась на спинку сиденья, град гальки осыпал «ауди» Гейнора, а доктор Стерджес отскочил в сторону, чтобы его нога не попала под колесо.
  
  – Стой! – закричал он. – Стой!
  
  Машину на гравиевой обочине занесло, левые колеса взвизгнули, зацепившись за асфальт.
  
  – Кто? Кто вам звонил? – выкрикнула Сарита.
  
  Мне было не до ответа. Я бросил взгляд в зеркало – не висит ли черный «ауди» у меня прицепом на хвосте. Стерджес, запустив руку в карман пиджака, судорожно пытался то ли что-то достать, то ли положить.
  
  – Пригнись! – крикнул я Сарите.
  
  – Что?
  
  – Пригнись!
  
  Я посмотрел в зеркало. Какие еще сюрпризы, кроме шприца, приготовил нам эскулап? Но руки с пистолетом он в нашу сторону не направлял. Наоборот, бежал к машине Гейнора.
  
  Впереди возник перекресток. Я заложил левый поворот так, что громко застонали покрышки. Возникло ощущение, что на полсекунды машина встала на два колеса. Сарита, сопротивляясь инерции, уперлась руками в приборную панель.
  
  – Что случилось? – закричала она. – Что вы увидели?
  
  – У него игла. Он держал шприц. Еще мгновение, и он воткнул бы мне его в шею.
  
  В четверти мили от нас лежал следующий перекресток. Если я поверну, затем еще и еще, у меня есть шанс оторваться. «Ауди» без труда нагонит старую колымагу, но если преследователи потеряют наш след, им не поможет скорость этого великолепного образца немецкого инженерного искусства.
  
  Я пошарил рукой рядом с собой, пытаясь найти свой мобильник.
  
  – Где мой телефон?
  
  Сарита посмотрела между сиденьями.
  
  – Там!
  
  – Достань!
  
  Я не снижал скорость и все время смотрел в зеркало. Но преследователи не показывались.
  
  Следующий перекресток был слишком далеко. Я боялся, что «ауди» вывернет из-за поворота и нас заметят, прежде чем мы нырнем в очередную улочку.
  
  – Держись! – крикнул я Сарите и ударил по тормозам, оставив на асфальте две длинные полосы жженой резины. Из-под крыльев потянуло дымком. Крутанув руль, я поставил машину поперек дороги и выскочил на расположенную справа стоянку экспресс-кафе «Уэндиз». Обогнул здание и замер позади, убедившись, что нас не видно с дороги. Это заведение быстрого питания, как и другие подобные, возникло в этом районе, чтобы обслуживать посетителей «Пяти вершин», и теперь страдало оттого, что парк развлечений закрылся.
  
  Хотя в данный момент это была не самая главная моя забота. Я радовался, что нашлось место, где спрятаться.
  
  – Зачем вы сюда свернули? – удивилась Сарита. – Проголодались?
  
  Выждав минут пять, я выехал из-за здания и, остановившись на краю дороги, посмотрел в обе стороны.
  
  Никаких признаков «ауди».
  
  Мы поехали в ту сторону, откуда только что умчались.
  
  – Телефон, – повторил я.
  
  Сарита снова запустила руку между сиденьем и тоннелем карданного вала.
  
  – Никак не найду… а, вот, есть!
  
  – Отлично, – сказал я. – Теперь вернись к последнему вызову и соедини меня с этим абонентом.
  
  Она пару раз дотронулась до экрана и протянула мне трубку.
  
  – Должен звонить.
  
  Агнесса ответила сразу:
  
  – Дэвид?
  
  – Черт возьми, Агнесса, что творится? Этот твой долбаный доктор чуть не воткнул в меня какую-то иголку!
  
  – Ты убежал? С тобой все в порядке? Где ты?
  
  – Возвращаюсь в центр. Откуда ты узнала? Как догадалась, что должно случиться?
  
  – Не могу объяснять по телефону. Не могу… Встретимся у твоих родителей. Там все узнаешь. Я все расскажу. Сарита с тобой?
  
  – Вот черт! А это ты как узнала?
  
  За нами что, организована слежка со спутника? Почему Агнесса в курсе всех наших действий и перемещений?
  
  Или поддерживает связь со Стерджесом или Гейнором?
  
  – Дэвид, – продолжала она. – Ты должен оберегать Сариту. Не могу тебе объяснить, почему…
  
  – Не трудись, – отрезал я. – Думаю, я обо всем догадался. Увидимся дома. А теперь мне нужен телефон. Хочешь ты или нет, я звоню Дакуэрту.
  
  – Не могу тебе помешать. – На этот раз в ее голосе прозвучала покорность.
  
  Я разъединился.
  
  – Высадите меня, – попросила Сарита. – Я вам все рассказала. Мне надо скрыться из города. Остановитесь в любом месте. Доберусь на попутных.
  
  Я покачал головой.
  
  – Извини, Сарита. Мне искренне жаль, но путь к отступлению отрезан.
  
  Я долго смотрел на телефон, прежде чем набрал 911. И когда дежурная ответила, потребовал:
  
  – Соедините меня с детективом Дакуэртом. Немедленно.
  Глава 65
  
  Что-то не давало покоя Ванде Терриулт.
  
  Коронер города Промис-Фоллс изучала снимки, которые сделала во время вскрытия Розмари Гейнор. Всего тела и крупные планы отметин на шее и порезов на животе. Она перенесла их в компьютер и теперь рассматривала фотографию за фотографией, поставив рядом с клавиатурой чашку с кофе из магазина для гурманов с ароматом, название которого невозможно даже выговорить.
  
  Ванда то и дело возвращалась к снимку синяков на шее женщины. С одной стороны остался след от большого пальца, с другой стороны – от четырех других.
  
  Ножевые раны шли от бедра к бедру, слегка искривляясь вниз в середине. Барри Дакуэрт сказал, что это похоже на улыбку.
  
  Ванда вспомнила их последнюю встречу – ее такую интимную демонстрацию того, как покончили с Розмари Гейнор. Она стояла позади детектива, вцепившись в его шею и обхватив другой рукой, чтобы показать, как прошел по животу нож.
  
  С объемами Барри это было непросто.
  
  Они знали друг друга достаточно давно, чтобы Ванда могла себе позволить такую вольность без всякого подтекста. Ей нравился Барри как товарищ и коллега. В ее должности иногда хотелось для разнообразия коснуться живого тела.
  
  Трупы она считала своими клиентами и относилась к ним с величайшим почтением, поскольку они оказывались в ее заведении всего один раз.
  
  Клиент всегда прав, говорила она, поскольку мертвые никогда не лгут. Она не сомневалась, что покойники отчаянно хотят ей нечто поведать и это «нечто» – чистейшая правда.
  
  За годы практики она принимала много приглашений от разных организаций – «Пробуса», «Ротари», местной торговой палаты – рассказать о своей работе.
  
  – Я считаю, что каждый, кто в итоге оказывается на моем столе, – личность. И не похож на других. Нельзя, чтобы они сливались в неразличимый поток. Я работаю давно, но помню каждого в отдельности.
  
  Иногда обнаруженное у одного напоминало ей то, что она уже видела у другого. Десять лет назад полиция охотилась за человеком, нападавшим в южной части города на клиентов проституток. Он подкарауливал своих жертв, когда они выходили на улицу после телесных услад, бил кирпичом по голове и забирал бумажники. Часто оставался ни с чем, так и не уяснив простую истину, что у него было бы больше шансов на поживу, если бы он нападал на сластолюбцев до, а не после свидания.
  
  Двум бедолагам особенно не повезло – они скончались.
  
  Ванда Терриулт установила, что, хотя убийства отстояли во времени на несколько недель, найденные в черепе микрочастицы были идентичны. Нападавший бил несчастных одним и тем же кирпичом.
  
  Однажды полицейский патруль остановил в южной части города водителя за то, что тот совершил маневр, не включив указатель поворота. У него на переднем сиденье лежал кирпич.
  
  – Это мой счастливый кирпич, – сказал злодей судье, перед тем как выслушал приговор, отправивший его на пятнадцать лет за решетку.
  
  Было в смерти Розмари Гейнор нечто такое, от чего в голове Ванды хоть и слабо, но прозвенел звоночек.
  
  Она удивлялась, почему при ее фотографической памяти это не всплыло сразу. Она могла закрыть глаза и представить все виденные ею колотые и огнестрельные раны, словно это были снимки из семейного альбома.
  
  Трагедия Розмари напомнила ей о том, чего Ванда сама не видела, о чем только слышала.
  
  Около трех или четырех лет назад.
  
  О другом убийстве.
  
  Да, три года назад, примерно в это время, она взяла двухмесячный отпуск. В Дулуте умирала ее сестра Гильда, и она поехала провести с ней последние недели. Грустное было время, но глубоко значимое. Оно стало самым важным периодом в ее жизни. Но при этом Ванда не забывала Промис-Фоллс и позванивала туда, узнать, как в городе дела. Гильда в шутку упрекнула сестру, что ее больше интересуют мертвые, чем те, чей дух только собирается отлететь.
  
  Ванда открыла другую программу – файлы фотографий из дел, организованные по датам. И вернулась ко времени, когда брала тот отпуск.
  
  Сбитая машиной пятилетняя девочка.
  
  Сорокавосьмилетний рабочий, упавший с церковной крыши во время укладки новой черепицы.
  
  Девятнадцатилетняя студентка Теккерей-колледжа из Берлингтона, штат Вермонт, которая выпросила на недельку отцовский «Порше-911» и, не справившись с управлением, врезалась на скорости восемьдесят миль в час в столетний дуб.
  
  Двадцатидвухлетняя женщина, которая…
  
  Стоп!
  
  Ванда кликнула мышью на этом файле.
  
  Открыла фотографии.
  
  Глотнула кофе и стала изучать.
  
  – Вот это да! – вырвалось у нее.
  Глава 66
  
  Закончив разговор с племянником, Агнесса поднялась в свой кабинет на втором этаже и закрыла за собой дверь. Включила компьютер и открыла Word.
  
  Выровняла со всех сторон поля. Текст, который она собиралась написать, был небольшим. Некрасиво, если строки начнутся высоко, тогда внизу останется слишком много свободного места. Лист получится несбалансированным.
  
  Набрав, что хотела, Агнесса задала команду «Просмотр печати» – проверить, как выглядит страница. Результат не понравился – текст был слишком смещен вниз. Она убрала несколько отступов сверху, повторила попытку и осталась довольна.
  
  Распечатала и перечитала, проверяя, нет ли опечаток. Обидно было бы насажать ошибок в таком документе.
  
  Поставила сверху дату и написала внизу:
  
   Настоящим удостоверяю, что с данного момента оставляю пост администратора и главного менеджера Центральной больницы города Промис-Фоллс.
  
  Подумала, не добавить ли несколько слов сожаления или пару строк о том, что посвятила жизнь горожанам и здравоохранению Промис-Фоллс. Извиниться, что не сумела жить по тем высоким стандартам, которые установила для себя. Но в итоге краткое, ничем не приукрашенное заявление об отставке показалось ей наилучшим способом уйти.
  
  Она поставила подпись, сложила лист, вложила в конверт и написала адрес: Совету Центральной больницы города Промис-Фоллс.
  
  Оставила на клавиатуре и пошла искать своего мужа Джилла. Решила, что он наверху в их спальне, но там его не нашла. Агнесса обнаружила его в подвале у бильярдного стола с кием в руке. Шары были выложены на стол, но он не двигался, держал кий вертикально и только смотрел на них.
  
  – Джилл, – позвала она.
  
  Он обернулся:
  
  – Да, Агнесса.
  
  – Мне надо уйти.
  
  – От Натали были сообщения?
  
  – Нет, с тех пор как она приехала в полицию. – Агнесса чуть помедлила и добавила: – Все будет хорошо.
  
  – Но если Натали ничего не сообщала… – Джилл положил кий на стол.
  
  – Думаю, что еще до конца дня с Марлы снимут все обвинения.
  
  – Почему ты так решила?
  
  – Уверена.
  
  – Насчет Кэрол… – сбивчиво начал Джилл.
  
  – Меня это не интересует, – отрезала Агнесса.
  
  – Но…
  
  Она подняла руку:
  
  – Мне все равно.
  
  – Не понимаю, – опешил ее муж.
  
  Агнесса легонько покачала головой:
  
  – Будь сильным ради Марлы. Ты ей будешь нужен. Все мои подозрения относительно тебя ничто, если речь идет о Марле. Я знаю, как сильно ты ее любишь. В ближайшем будущем ей будет очень нелегко, но надеюсь, у нее появится утешение. Она получит то, что всегда хотела. То, что у нее отняли.
  
  – Не могу взять в толк, ты о чем?
  
  Агнесса повернулась и ушла.
  Глава 67
  
  Дэвид
  
  – Кто говорит? – спросила дежурная.
  
  – Дэвид Харвуд. Детектив Дакуэрт знает, кто я такой.
  
  – Перевожу вас на канал нечрезвычайного вызова.
  
  – Постойте… – начал было я.
  
  Но ее голос пропал. А через секунду другой, уже мужской голос ответил:
  
  – Слушаю.
  
  – Это детектив Дакуэрт?
  
  – Нет. Энгус Карлсон. Хотите оставить сообщение?
  
  – Соедините меня с ним. Скажите, что он нужен Дэвиду Харвуду.
  
  – Я только что вошел. Не знаю, где он. Подождите. – Через несколько секунд Карлсон вернулся на линию: – Детектив Дакуэрт занят. О чем речь?
  
  – О Марле Пикенс и Розмари Гейнор. Я знаю, что случилось.
  
  – Э-э… так он тоже знает. Детектив Дакуэрт сейчас в допросной с Пикенс.
  
  – Она арестована?
  
  – Да.
  
  – По делу Гейноров?
  
  – Ну, уж не за то, что переходила улицу на красный свет.
  
  – Она этого не делала. Марла не виновата.
  
  – Минуточку. Вы утверждаете, что мы арестовали не того человека? Ничего подобного мне раньше не приходилось слышать.
  
  – А приходилось слышать о полицейском – совершеннейшем придурке? Это как раз тот случай.
  
  – Простите, вы пропадаете, – сказал Карлсон так ясно, словно был тут рядом в машине. – Перезвоните позднее. – И разъединился.
  
  – Идиот! – выругался я, поворачиваясь к Сарите.
  
  – Что случилось? – спросила она.
  
  Я был настолько зол, что не сразу смог заговорить, только мотал головой.
  
  – Они арестовали Марлу. И в настоящее время допрашивают. – Я помолчал, чтобы до нее дошел смысл моих слов. – Теперь ее посадят в тюрьму. Она будет сидеть за решеткой, если вы не расскажете, что знаете, и не признаетесь, что сделали.
  
  – А если полицейские решат, что это я убила миссис Гейнор? Ведь на мне была ее кровь.
  
  – Нет, вас не заподозрят. Их заинтересуют Стерджес и Гейнор. Еще бы пять секунд, Сарита, и этот врач убил бы меня. Воткнул бы мне в шею свою проклятущую иглу. А потом взялся бы за вас. Самое безопасное для вас – рассказать копам правду.
  
  Она прикусила губу и снова отвернулась к окну.
  
  – Хорошо, – проговорила, не глядя на меня. – Я это сделаю. Помогу. И не буду пытаться убежать.
  
  – Спасибо.
  
  – Наверное, бежать и прятаться еще труднее. – Она повернулась ко мне, и я увидел на ее глазах слезы. – По крайней мере для Марлы хорошие новости. Она, наверное, рада узнать, что ее ребенок жив.
  
  – Марла не знает, – ответил я. – Пока не знает.
  
  – Как так?
  
  – Вы же ей не сказали, ведь так? Когда отдавали Мэтью?
  
  Сарита задумалась.
  
  – Я… вроде бы нет. Подумала, она и так поняла. Решила, что стоит ей посмотреть в личико, и она почувствует, что это ее ребенок.
  
  Я улыбнулся ее словам.
  
  – Лица – это отнюдь не то, в чем Марла сильна.
  
  Весь путь до дома я продолжал посматривать в зеркало заднего вида, но «ауди» не появлялся. Решил, что доберусь к себе и тут же снова попытаюсь дозвониться до Дакуэрта. Скажу ему, что Марла невиновна. Объясню, кто такие Стерджес и Гейнор. Чего я не мог утверждать, так это будет ли с ним говорить Сарита.
  
  Я еще многое не понимал.
  
  Пусть Стерджес мог внушить Марле, что ее ребенок умер, и устроить так, чтобы передать младенца Гейнорам, но как ему удалось охмурить Агнессу?
  
  Ведь она же находилась рядом.
  
  А если нет?
  
  Такого не может быть. Агнесса поехала в хижину. Следовательно, во всем участвовала. Тетя Агнесса не из тех, кого легко обвести вокруг пальца.
  
  Я надеялся вскоре получить на все ответы, если, конечно, Агнесса, как обещала, приедет к нам.
  
  Еще на подъездной аллее я заметил, как отец выходит из гаража с банкой пива в руке. Это было на него не похоже.
  
  Когда мы остановились и вылезли из машины, он с удивлением посмотрел на мою спутницу.
  
  – Сарита, – сказал я. – Познакомься, это мой отец, Дон Харвуд.
  
  – Здравствуйте. – Она протянула руку.
  
  – Да, да. – Отец ответил на рукопожатие, переводя с меня на нее взгляд. Наверное, он решил, что я завел себе новую подружку. – Очень рад. Как вы познакомились?
  
  – Долгая история, папа. Где мама?
  
  – Где-то в доме. Может, поднялась прилечь. Ее мучает нога. – Он посмотрел вдоль улицы. Его внимание привлекла еще одна приближающаяся машина. – Это еще кто?
  
  Это была Агнесса. Автомобиль, скрипнув тормозами, остановился. Тетя так спешила, что даже не потрудилась захлопнуть за собой дверцу. Я услышал, как звякнули оставленные в замке зажигания ключи. Она направилась прямо ко мне.
  
  – С тобой все в порядке?
  
  – Да, – ответил я. – Так ты знала.
  
  Она побелела:
  
  – Знала – что-то должно произойти. Знала, что доктор Стерджес что-то задумал.
  
  – Агнесса, у него был шприц, и он пытался меня уколоть.
  
  Она махнула рукой.
  
  – Знаю. – И перевела взгляд на Сариту: – Ты няня?
  
  Мексиканка кивнула.
  
  – Ты отнесла ребенка Марле. И таким образом Мэтью попал в ее дом.
  
  Сарита снова кивнула.
  
  – Потому что поняла, – продолжала Агнесса.
  
  Третий кивок мексиканки.
  
  – Ты знаешь, кто это сделал?
  
  – Простите?
  
  – Кто убил женщину? Это не могла быть Марла. Скажи, что это не она.
  
  – Кровь на дверях Марлы с руки Сариты, – вставил я.
  
  – Но я не убивала миссис Гейнор, – поспешила объяснить мексиканка. – Миссис Гейнор мне нравилась. Я ее нашла, но не причинила ей никакого вреда.
  
  – Тогда кто? – спросила Агнесса.
  
  Сарита медленно покачала головой:
  
  – Понятия не имею.
  
  Агнесса перевела взгляд на меня:
  
  – Я должна объясниться.
  
  – Это уж точно.
  
  – Я не предполагала… Представить не могла, что все зайдет настолько далеко. Я должна признаться, что сделала. – Агнесса окинула нас взглядом, словно хотела пересчитать. – Где твоя мать? Где моя сестра?
  
  – В доме, – ответил отец. – Не стоит оставлять ключи в замке зажигания, Агнесса.
  
  Но тетя уже шла к двери.
  
  – Нет смысла рассказывать несколько раз то, что я должна рассказать. Давайте ее найдем.
  
  Через секунду мы все были в доме.
  
  – Арлин, ты где? – позвал отец.
  
  – Наверху, – ответила она.
  
  – Спускайся! Приехала твоя сестра.
  
  – Через минуту приду. Я только что приложила к ноге лед.
  
  – Что с ней? – спросила Агнесса.
  
  – Нога распухла после того, как она вчера упала.
  
  – Оставайся наверху, я сейчас поднимусь, – крикнула Агнесса.
  
  Наша процессия протопала по лестнице. Первой шла Агнесса, за ней отец. Я пропустил Сариту вперед и замыкал шествие. Мы нашли мать лежащей на кровати поверх одеял. Она подсунула под спину пару подушек, закатала одну брючину и через тонкое полотенце приложила к ноге пакет со льдом. На столе стоял наполовину пустой стакан с водой, рядом распечатанная пачка с болеутоляющими таблетками, а на кровати валялся корешком вверх раскрытый роман Лизы Гарднер.
  
  По мере того как мы один за другим входили в комнату, глаза матери округлялись.
  
  – Что случилось? – Ее лицо вспыхнуло, а когда появилась Сарита, которую она не знала, залилось от смущения краской.
  
  Я представил мексиканку и добавил:
  
  – Эта женщина отнесла Марле ребенка.
  
  – Что? – воскликнула мать. – Значит, Марла не обманула? Сказала правду? Слава богу! – Она виновато посмотрела на сестру. – Не думай, я никогда не сомневалась, что она не виновата.
  
  – Все в порядке, – ответила Агнесса. – Мне самой потребовалось много времени, чтобы разобраться в событиях. Я не хотела верить, что Марла убила ту женщину и похитила ребенка, но когда узнала, чей это ребенок, поняла, что все не случайно.
  
  – Не понимаю, – удивилась мать.
  
  – Можно взглянуть на вашу ногу? – спросила Сарита.
  
  – Что?
  
  – Держите повыше и подложите под нее подушки.
  
  – Сарита работает в «Дэвидсон-плейс», – объяснил я. – Она умеет помогать людям.
  
  Пока мексиканка возилась с ее ногой, мать застыла, упершись в спинку кровати, слово не хотела, чтобы до нее дотрагивался незнакомый человек.
  
  – Я не могу взять в толк, Агнесса, о чем ты говоришь. В каком смысле не случайно?
  
  Я видел, насколько трудно тете продолжать, и решил ей помочь:
  
  – Дело в том, что это ребенок Марлы. Мэтью – ее сын.
  
  У матери на дюйм приоткрылся рот. Агнесса взглянула на меня и вновь перевела взгляд на сестру.
  
  – Он сказал правду. – Она опять обратилась ко мне: – Ты разузнал больше, чем я думала. И потратил на это меньше времени.
  
  – Ты вообще не хотела, чтобы я совал свой нос в это дело. Только если бы попыталась отвадить, как хотел доктор Стерджес, я бы удивился, почему ты отказываешься от помощи. Примерно так?
  
  Агнесса, словно от пронзительной боли, на долю секунды закрыла глаза и кивнула.
  
  – Я надеялась, что полиция не соберет достаточно улик, чтобы арестовать Марлу, но затем… все изменилось.
  
  – Наслышан.
  
  – Голова кругом. Ничего не ясно, – протянула мать. – Дон, а ты-то что-нибудь понимаешь? Ты это знал?
  
  – Может, мне сходить, вынуть из замка зажигания ключи? – предложил Агнессе отец.
  
  Тетя показала, что хочет сесть на край кровати, и Сарита отошла в сторону.
  
  – Никогда не могла быть такой, как ты.
  
  – Какой – как я?
  
  – Терпимой.
  
  – Агнесса, объясни, что происходит.
  
  – Я совершила ужаснейший поступок. Ты представить себе не можешь.
  
  Мать потянулась, чтобы взять за руку сестру.
  
  – Что бы там ни было, можешь мне открыться.
  
  – Тебе-то, наверное, могу. Вопрос в том, сумею ли рассказать Марле. Похоже, что нет.
  
  Мы втроем – отец, Сарита и я – обступили кровать и, затаив дыхание, ждали откровений Агнессы. Я хотел позвонить в полицию и опять попытаться добраться до детектива Дакуэрта, но не мог заставить себя оторваться от разыгрывающейся у меня на глазах драмы.
  
  – Ты умела лучше меня плыть по течению, – говорила сестре Агнесса. – Мне же всегда хотелось управлять ситуацией.
  
  К нашей чести – из присутствующих лишь Сарита не знала Агнессу, – никто не хихикнул.
  
  – В этом залог твоего успеха, – сказала мать. – Тебе необходимо владеть ситуацией. На тебе лежит большая ответственность. В твоих руках жизни сотен, может быть, даже тысяч человек.
  
  – Я ее подвела.
  
  – Кого? – переспросила мать. – Марлу?
  
  – Она хотела иметь детей. И когда забеременела от того парня, не сомневалась, что будет рожать. Я не могла ее уговорить прервать беременность. Убеждала, что отец ребенка не подходит ей в мужья, что он ей не пара, даже если поступит честно и предложит выйти за него замуж. У Марлы не было средств к существованию, кроме ее писулек в Интернете. – Агнесса перевела дыхание и продолжала: – Но Марла не хотела меня слушать. Я пыталась ее урезонить. Напоминала, что мать из нее выйдет никудышная. Она человек эмоционально незрелый, слишком взбалмошная и сумасбродная, материально не обеспеченная, чтобы воспитывать ребенка. Я понимала, нисколько не сомневалась: если она родит, все ляжет на мои плечи. Марла только-только начала вставать на ноги. Жизнь приходила в норму, ей следовало двигаться вперед. А рождение ребенка отбросило бы ее назад. – Агнесса промокнула слезу в уголке глаза. – Помнишь мою подругу Веру?
  
  – Веру?
  
  – Перед ней открывалось грандиозное будущее, но она познакомилась с женатым мужчиной, забеременела от него и…
  
  – Да, припоминаю, – кивнула мать.
  
  – Я не могла позволить, чтобы то же самое произошло с Марлой. Предложила ей отдать ребенка в другую семью. Но она ответила, что если ее ребенка заберут, она его найдет и сделает все, чтобы вернуть себе.
  
  – Агнесса, выбор был за ней, – мягко проговорила мать.
  
  Сестра провела ладонью по ворсу одеяла.
  
  – Я готова была смириться, но тут представился случай. Джек… доктор Стерджес рассказал мне о своем приятеле Билле Гейноре, который одновременно был его пациентом. Он лечил и Билла, и его жену Розмари. Они давно пытались завести ребенка, но ничего не выходило. Затем Розмари перенесла операцию по удалению матки, и на этом все их надежды кончились. Они хотели взять чужого ребенка, но процесс усыновления оказался трудным и утомительным. Джек сказал, что у него появился план, который решит проблемы Гейноров, мои, а также его.
  
  – Его? – переспросил я.
  
  – Он задолжал много денег. Джек – заядлый игрок и просаживает большие суммы. Они с Биллом заключили сделку: деньги вперед и за сто тысяч Джек обязался добыть ему ребенка. Ребенка Марлы. С легальным свидетельством о рождении и всем необходимым. Гейнор понимал, что их договор – афера, но жене не сказал. А Джек, чтобы сохранить анонимность матери и чтобы все думали, что ребенок ее, велел Розмари за несколько месяцев до предполагаемых родов уехать из города. Она жила в Бостоне, и никто в Промис-Фоллс не задался вопросом, почему она выглядела не так, как положено беременной женщине.
  
  – Куда ты клонишь, Агнесса? – спросила мать. – Что ты сделала?
  
  Тетя несколько мгновений молчала – не могла подобрать слов. Наконец сказала:
  
  – Убедила дочь, что у нее родился мертвый ребенок.
  
  Мать отняла у нее руку.
  
  – Боже!
  
  Агнесса потупила взор.
  
  – Как бы мне хотелось, чтобы это было самым жутким из того, что я совершила.
  Глава 68
  
  Дакуэрт вернулся за свой стол, сел и задумался.
  
  Во всей этой истории было что-то в корне неверное. Марла родила ребенка, но это событие никак не отразилось в ее памяти. В это же самое время, к вящей радости Розмари, появился на свет ее сын.
  
  Только Розмари его не рожала.
  
  Детектив проглядел свои записи и нашел мобильный телефон Билла Гейнора. Набрал номер и стал ждать. Ему ответили после нескольких гудков:
  
  – Слушаю.
  
  Казалось бы, одно слово, но сколько в нем нервов! В трубке слышались звуки улицы.
  
  – Говорит детектив Дакуэрт. Я не вовремя?
  
  – Нет-нет, все в порядке. Что вы хотели?
  
  – Задать пару вопросов. Они могут показаться странными. Но я пытаюсь восстановить хронологию событий.
  
  – Спрашивайте, – осторожно разрешил Гейнор.
  
  – Речь о миссис Гейнор. Она рожала в Промис-Фоллс?
  
  Снова молчание. Затем:
  
  – Нет.
  
  – Понятно. Тогда где? В Бостоне? Ребенок появился на свет в одном из бостонских роддомов?
  
  – Давайте я поясню ситуацию. Розмари предстояло рожать почти в тот самый момент, когда нам следовало возвращаться домой. Но у меня еще оставалась в Бостоне работа, и я побоялся отпустить ее одну в такое ответственное время. Поэтому устроил ее в тамошнюю больницу.
  
  – Какую?
  
  – Мм… вылетело из головы. Дайте подумать… вспомню.
  
  – В Бостоне за вашей женой наблюдал один врач?
  
  Несколько секунд молчания. Затем:
  
  – Несколько. Фамилии навскидку не вспомню. Сейчас я подхожу к самому главному. Мэтью родился не в Бостоне.
  
  – То есть он родился в Промис-Фоллс?
  
  – Именно. Это произошло буквально через несколько минут после того, как мы вернулись в город. Схватки начались по дороге, когда мы подъезжали к Олбани. Я позвонил доктору Стерджесу, и он встретил нас дома. Не успели мы оглянуться, как ребенок появился на свет.
  
  – Вы сказали – доктору Стерджесу? – переспросил детектив.
  
  – Совершенно верно. Джек Стерджес – наш семейный врач. Он мой давнишний приятель. Хороший человек.
  
  – Почему врач не рекомендовал вам ехать прямо в больницу? Разве это не разумнее?
  
  Опять секунды молчания. У Дакуэрта возникло впечатление, что он советуется с кем-то в машине.
  
  – Простите, плохая слышимость. Что вы спросили?
  
  – Я спросил, не разумнее ли было ехать прямо в больницу?
  
  – Оглядываясь назад, я тоже так считаю. Но Розмари просилась домой, и врач был уже в пути, поэтому… все вышло так, как вышло. А в чем проблема? У меня имеется законное свидетельство о рождении Мэтью, подписанное доктором Стерджесом.
  
  – Не сомневаюсь. Послушайте, мистер Гейнор, вы, кажется, в машине. Не хочу, чтобы вас оштрафовали за разговор по телефону за рулем. Перезвоню вам позже.
  
  – Но я не понимаю смысл ваших вопросов. С удовольствием помогу, если вы меня просветите.
  
  – Нет, все в порядке. Я с вами свяжусь.
  
  Дакуэрт повесил трубку.
  
  Заврался, милейший!
  
  Детектив сидел за столом, смотрел в экран монитора, но ничего там не видел. Вот, значит, как. Доктор Стерджес присутствовал при рождении не только ребенка Марлы, но и ребенка Розмари. И даже подписал свидетельство о рождении.
  
  Вот только миссис Гейнор никого не рожала.
  
  Дакуэрту требовался кофе. Он пошел на кухню управления, налил себе чашку, а когда вернулся, застал Карлсона в его временном кабинете с мобильным телефоном у уха. Увидев Дакуэрта, он закончил разговор и отложил трубку.
  
  – Извините, это мама.
  
  Детектив равнодушно пожал плечами.
  
  – Я проверил все, что вы мне поручили. С белками ноль – никто ничего не видел. Допросить студенток из Теккерей-колледжа не удалось. Больше повезло в «Пяти вершинах». Нашел дыру, которую кто-то проделал в заборе. Однако думаю, что день прошел впустую: на мертвых белок всем наплевать; о потенциальном насильнике позаботился шеф службы безопасности колледжа, парк развлечений, кроме испорченного забора, другого урона не понес. Да и забор им чинить ни к чему, раз они собираются все распродать. Если мне предстоит служить в этом отделе, дайте мне настоящую работу.
  
  Дакуэрт медленно поднял на него глаза.
  
  – Ах да, – спохватился Карлсон. – Вам звонили, когда вы допрашивали Пикенс. Кажется, Харвуд. Да, Дэвид Харвуд.
  
  – Мне звонил Дэвид Харвуд?
  
  – Он. Полный кретин.
  
  – Что он хотел?
  
  – Сказал, что Пикенс этого не делала. Что она не убивала миссис Гейнор. Что мы совершаем большую ошибку.
  
  – Почему ты мне раньше не сказал?
  
  – Вот говорю. Вас не было. Я ходил пить кофе. Вы вернулись, я вам сообщаю.
  
  Дакуэрт снова заглянул в записную книжку и нашел телефон Дэвида. Он не сомневался, что это городской номер, а не мобильный. Набрал и через два гудка услышал ответ:
  
  – Да?
  
  – Мистер Харвуд? Это детектив Дакуэрт. Вы пытались со мной связаться?
  
  – Марла этого не делала, – послышалось в трубке. – Сарита Гомес, ну, няня Гейноров, тоже не убивала. Но это она отнесла ребенка в дом Марлы. Потому что Мэтью на самом деле ребенок Марлы.
  
  – Откуда вы узнали?
  
  – Сарита рассказала. Она сейчас рядом со мной.
  
  – И где вы, черт вас побери? – спросил детектив.
  Глава 69
  
  Дэвид
  
  – В доме моих родителей, – ответил я Дакуэрту. – Полагаю, вы помните, где это. – Несколько лет назад он сюда приезжал, когда у меня были другие проблемы. Положив телефон, я повернулся к Агнессе. – Извини. Сюда едет полиция.
  
  – Еще бы, – устало бросила она.
  
  – Так ты сказала, что обман Марлы – далеко не самое страшное, что ты совершила. Что же может быть хуже?
  
  – Я могу ответить, – заявила мать. – Обман был только началом. Дальше покатилось, завертелось. Посмотри, что ты с ней сотворила. С собственным ребенком.
  
  Агнесса что-то промямлила.
  
  – Что? – не расслышала мать.
  
  – Я считала, что поступаю правильно. Что забочусь о Марле. Обеспечиваю ей будущее.
  
  – Тем, что сводишь ее с ума, Агнесса? Она пыталась украсть младенца. Это твоих рук дело.
  
  – Знаю.
  
  Мать, не сводя глаз с сестры, медленно покачала головой. Агнесса, потупившись, продолжала разглаживать ворс на ее одеяле, но я не сомневался, она чувствует ее сверлящий взгляд.
  
  – Ты всегда была жестокой, Агнесса, но я не подозревала, что ты монстр.
  
  – Но ты ведь не это имела в виду, когда сказала, что за тобой водятся более тяжкие грехи? – спросил я.
  
  Агнесса чуть повернулась в мою сторону.
  
  – Я имела в виду Джека – доктора Стерджеса. Когда события стали выходить из-под контроля, ему пришлось принимать меры.
  
  – Например, убить Розмари Гейнор?
  
  Агнесса крутанулась на месте и посмотрела на меня в упор.
  
  – Ни за что. Это немыслимо! Нет! Он никогда бы этого не сделал.
  
  – Все, что случилось, – немыслимо. Но Сарита догадалась, что произошло, и рассказала Розмари. – Я посмотрел на мексиканку. – Так?
  
  Та в ответ кивнула:
  
  – Я ей все рассказала. Она говорила, что не поверила, но я думаю – поверила.
  
  – Розмари поняла, что Мэтью не хотели отдавать добровольно, – продолжал я. – История с усыновлением – чистейшая фикция. Если бы она начала задавать вопросы и открылась бы роль доктора Стерджеса, не только бы пришел конец его карьере – он бы оказался за решеткой. В такой ситуации он мог решиться на все.
  
  – Нет! – категорически покачала головой Агнесса.
  
  – Но если не Розмари, тогда кого ты имеешь в виду?
  
  – Человека, который сегодня пытался шантажировать Гейнора.
  
  – Маршалл! – выдохнула Сарита. – Я просила, чтобы он этого не делал. Предупреждала.
  
  – Теперь это не имеет значения, – отрезала Агнесса. – Джек… с ним разобрался.
  
  Сарита закрыла рот ладонями.
  
  – Нет! Нет! Нет!
  
  Агнесса подняла на нее взгляд.
  
  – Твой дружок? Не надо было лезть, куда не следует. Сам себе вырыл могилу. Возможно, была еще одна жертва – пожилая женщина. – На нее снизошло странное спокойствие. – Все кончено. Вообще все.
  
  В дверь так сильно постучали, что мы услышали наверху.
  
  – Дакуэрт, – сказал я. – Быстро добрался.
  
  – Я открою, – бросил отец и выскользнул из комнаты.
  
  – Тебя посадят в тюрьму, – предрекла сестре моя мать.
  
  – Да, – кивнула Агнесса. – И наверное, надолго. – А затем грустно добавила: – А может быть, и нет.
  
  – Не знаю, сможет ли Марла тебя простить. Я бы не смогла.
  
  Агнесса не ответила.
  
  Я подошел к Сарите, положил на плечи ладони, прижал к себе. Мексиканка плакала.
  
  Сколько горя в одной комнате!
  
  Внизу хлопнула дверь.
  
  Агнесса посмотрела на Сариту:
  
  – Ты им скажешь?
  
  Мексиканка, приподняв с моего плеча голову, ответила ей долгим взглядом.
  
  – Все скажу.
  
  Агнесса улыбнулась, но мне показалось, что по ее лицу прошла трещина.
  
  – Вот за это спасибо.
  
  Снизу доносились звуки, которые я принял за жаркий спор.
  
  – Пошел ты! – Это было сказано моим отцом.
  
  Такие слова он не адресовал бы детективу городской полиции.
  
  – Подождите. – Я оставил Сариту и направился к двери спальни. В коридоре в нос ударил запах, словно по соседству жгли листья или ветки. Затем на лестнице появились две головы. Первым поднимался отец, за ним Джек Стерджес. Левой рукой он держал отца за правую руку. В другой его руке поблескивал шприц – тот самый, что я уже видел. Игла покачивалась на расстоянии дюйма от отцовской шеи.
  
  – Агнесса! – крикнул Стерджес. – Ты там?
  
  Из спальни ответила тетя:
  
  – Джек?
  
  – Решил, что это твоя машина у дома. – Стерджес и отец оказались на верхней площадке. Я замер, не в силах оторвать от иглы глаз.
  
  – Все будет хорошо, папа, – сказал я отцу. И тут же велел врачу: – Опустите шприц.
  
  На пороге спальни появилась Агнесса.
  
  – Боже мой, Джек!
  
  С этого места Стерджесу открывался вид в спальню, где стояла Сарита и лежала на кровати мать.
  
  – Что ты им рассказала? – спросил у тети ее подчиненный.
  
  – Я больше не могу этого выносить, – ответила та.
  
  – Игра кончена, – сказал я. – Все открылось.
  
  Глаза Стерджеса плясали, словно он пытался уследить за целым роем светлячков. Игла колебалась возле отцовской шеи.
  
  – Где ребенок? – спросила Агнесса. – С ним ничего не случилось?
  
  – Внизу в машине. С отцом. Со своим законным отцом. – Последние слова он произнес с нажимом.
  
  – Чего дожидается Гейнор? – спросил я. – Чтобы вы поубивали всех нас? Сколько у вас в запасе шприцев? Вы задумали избавиться от нас? Но это ничего не даст – полиция тоже в курсе.
  
  – Заткнись! – огрызнулся Стерджес. – Думаешь, самый умный? А спрятать машину соображения не хватило.
  
  Это было в точку. Он запомнил мамин «таурус», когда недавно гнался за мной. И оставлять его напротив входа в дом было не самой разумной мыслью.
  
  – Положи шприц! – приказала ему Агнесса. – Ты не посмеешь причинить вред Дону.
  
  Я видел в глазах отца страх. Он застыл, боясь сделать резкое движение, чтобы не напороться на нацеленную в него иглу. У нас не было сомнений, чем наполнен шприц. Мы знали, что Стерджес делает не прививки от гриппа.
  
  – Предлагаю заключить сделку, – сказал он. – Никто не будет дергаться, и я его не убью.
  
  Если бы положение не было таким жутким, его можно было бы назвать смехотворным.
  
  – Полиция на пути сюда, – сказал я. – Какие могут быть сделки?
  
  Стерджес крепче сжал руку отца и на несколько миллиметров приблизил иглу к его шее.
  
  – Тогда старик отправится со мной. Мне необходимо время, чтобы улизнуть.
  
  Я решил привести самый веский аргумент:
  
  – Вы не успеете добраться до входной двери, как копы войдут в дом.
  
  – Никто никуда не войдет, – отрезал Стерджес. – Не вешайте мне лапшу на уши. – Он попятился и потянул за собой моего отца.
  
  – Дон! – крикнула с кровати мать. – Пожалуйста, не трогайте его.
  
  Со всеми этими событиями я не заметил, что недавно учуянный мной запах стал намного сильнее, и понял, что это такое.
  
  – Я серьезно. – Я предпринял еще одну попытку его остановить. – Несколько минут назад мне звонил детектив Дакуэрт. Он едет к нам.
  
  Стерджес сильнее дернул отца.
  
  – Тогда поторопимся, старик.
  
  Сигнал тревоги прозвучал оглушительно. Пронзительный звук ударил по барабанным перепонкам.
  
  Видимо, сработал пожарный детектор в гостиной – тот, что находился перед дверью на кухню. Дым поднимался по лестнице с первого этажа. Я обернулся на мать.
  
  – Свиные отбивные, – одними губами проговорила она.
  Глава 70
  
  Дэвид
  
  Отец, должно быть, решил, что это его последний шанс.
  
  Воспользовавшись тем, что оглушенный ревом пожарной сирены Стерджес на мгновение опешил, он высвободил свою руку и сделал шаг – нет, скорее повалился в мою сторону.
  
  Врач метнулся за ним, но между ними встал я. Схватил обеими руками его руку со шприцем, развернул за запястье и ударил о стену. Но шприц, как я рассчитывал, не отлетел в сторону.
  
  – Брось! – крикнул я.
  
  Левой рукой он попытался перехватить шприц из правой. Я прижался к нему грудью, стараясь нейтрализовать движения свободной руки. Но сразу же получил сильный удар коленом в пах, так что перехватило дыхание. Боль была невыносимой. На секунду я выпустил его руку со шприцем и отшатнулся.
  
  Стерджес, как безумец, замахнулся иглой, словно держал кинжал. Я отпрыгнул в сторону, пропуская противника к лестнице. Отец сзади ударил его в правое бедро. Стерджес упал. Я видел, что шприца больше не было в его руке, но в суматохе не заметил, куда он делся.
  
  – Негодяй! – крикнул отец.
  
  Воспользовавшись тем, что враг стоял на одном колене, я пнул его в грудь. Удар получился неточным – я не повалил его навзничь, только заставил потерять равновесие. Он ткнулся плечом в стену. Пока я нависал над ним, Стерджес изловчился и, обхватив мои колени, сбил на пол.
  
  Лестницу все сильнее заволакивало дымом. Если оставленные без присмотра мамины отбивные занялись пламенем, можно было не сомневаться, что загорелись и полки над плитой, и занавески на соседнем окне.
  
  Стерджес оседлал меня и направил кулак в голову. Но я увернулся, и он не попал в лицо, только задел левое ухо.
  
  Тогда он сцепил пальцы обеих рук, готовясь двинуть меня сдвоенным кулаком. Мне могло сильно не поздоровиться.
  
  Но прежде чем этот молот обрушился на меня, я заметил вставшую над ним Агнессу.
  
  Что-то блеснуло в ее руке.
  
  Она воткнула шприц моему противнику в спину, и игла пронзила пиджак и рубашку.
  
  – Проклятие! – крикнул Стерджес и скатился с меня. С трудом поднялся на ноги и, беспомощно оглядываясь через плечо, старался отыскать глазами шприц, который так и торчал в нем. Затем поднял глаза на Агнессу.
  
  – Ты понимаешь, что наделала?
  
  Та кивнула.
  
  – У меня немного времени, – проговорил он. – Всего несколько секунд. Ты должна… – Его язык начал заплетаться. – Пошевеливайся.
  
  Агнесса не двинулась с места.
  
  – Умри побыстрее, и все дела, – ответила она.
  
  Стерджес пошатнулся, сделал неверный шаг и наткнулся спиной на стену. Послышался хруст, и на пол упал шприц. Без иглы.
  
  Я оглянулся на дверь спальни. Мать с помощью Сариты пыталась подняться с кровати.
  
  – Быстрее! – бросил я. – Неизвестно, насколько разгорелся пожар.
  
  Дон поддерживал мать с другой стороны. Они втроем направлялись к лестнице. Стерджес сползал по стене.
  
  – Можешь ему помочь? – спросил я у Агнессы.
  
  – Даже если бы могла… – пробормотала она. – Жаль, не осталось еще одного шприца для меня.
  
  – Надо выбираться.
  
  Агнесса спокойно кивнула.
  
  Стерджес лежал на полу, но еще не умер. Его веки трепетали. Я подхватил его под мышки, чтобы стащить с лестницы.
  
  – Поверь, – остановила меня тетя, – он умрет раньше, чем ты дотащишь его до двери.
  
  Я взглянул на Стерджеса – его веки больше не трепетали. Пощупал запястье – пульса не было.
  
  – Проводи меня, – попросила она.
  
  Мы пошли вниз. На кухне уже полыхало пламя. Остальные ждали нас на улице. Отец успел схватить с передней веранды стул и поставил во дворе, чтобы мама могла сесть. Скрипнув тормозами, рядом остановилась полицейская машина без опознавательных знаков. Открылась дверца, и из нее выскочил детектив Дакуэрт. Он поставил машину так, что черный «ауди» не мог выехать, и испуганный Билл Гейнор сидел за рулем, словно загнанная в угол мышь.
  
  На пассажирском сиденье полицейского автомобиля я заметил женщину.
  
  Марла!
  
  Покосившись на валивший из окна дым, Дакуэрт подбежал к нам:
  
  – В доме остались люди?
  
  – Стерджес, – ответил я. – Но он мертв.
  
  – Задохнулся? – нахмурился детектив.
  
  – Нет. Нужна «скорая помощь» для мамы. Она едва способна двигаться. Возможно, отец тоже ранен.
  
  Дакуэрт выхватил телефон и, назвав адрес, потребовал пожарную команду и медиков. Из соседних домов высыпали люди, чтобы узнать, из-за чего шум.
  
  В конце улицы показался Итан. С рюкзаком за плечом он возвращался из школы и, заметив пожар, побежал.
  
  Я увидел, что Агнесса направилась к черному «ауди», ткнула осуждающим пальцем в сторону Билла Гейнора и открыла заднюю дверцу. Он не пошевелился, чтобы ее остановить.
  
  Из машины Дакуэрта вылезла Марла. Горящий дом у нее вызывал скорее любопытство, чем какое-то другое чувство. Она так увлеклась этим зрелищем, что не заметила, как ее мать вынула Мэтью из детского кресла на заднем сиденье «ауди». И, взяв ребенка на руки, понесла к полицейскому автомобилю.
  
  – Папа! Папа! – прокричал Итан, утыкаясь мне носом в грудь. – Дом горит!
  
  – Ничего. – Я крепко обнял и прижал к себе сына, одновременно наблюдая за другой разворачивающейся перед моими глазами драмой. – Обойдется.
  
  – Марла, – позвала Агнесса.
  
  Та обернулась и увидела мать, которая шла к ней с ребенком на руках.
  
  – Мама? – Ее голос дрогнул.
  
  – Мэтью тебе, конечно, знаком, – проговорила Агнесса.
  
  – Что ты делаешь? – удивилась Марла.
  
  – Бери его. Держи. Он твой.
  
  Марла неуверенно приняла ребенка.
  
  – Что ты хочешь сказать?
  
  – То, что он твой сын. Ты его выносила и родила.
  
  – Но как же так?..
  
  Глаза Марлы наполнились слезами. На лице появилось выражение радости и недоумения.
  
  – Пусть тебя сейчас это не тревожит. – Агнесса обняла дочь и внука.
  
  – Боже мой! Боже мой! – твердила Марла. – Не могу поверить.
  
  – Все правда, моя милая, – успокоила ее мать. – Все правда.
  
  – Спасибо, мама, – проговорила сквозь слезы Марла. – Я тебе так благодарна. Я тебя очень люблю. Ты лучшая мама на свете. Спасибо за то, что его нашла. Не понимаю, как тебе это удалось. Спасибо за то, что поверила мне.
  
  Агнесса разжала объятия и посмотрела на дочь:
  
  – Мне пора. Заботься о нем.
  
  Она подошла к своей машине, у которой все еще была открыта водительская дверца. Села за руль, тихонько подала назад и, вырулив на улицу, уехала. А Марла держала сына за крошечное запястье, чтобы он вместе с ней помахал бабушке рукой.
  ДЕНЬ ТРЕТИЙ
  Глава 71
  
  Дэвид
  
  – Ну как, готов приступить? – спросил Рэндал Финли.
  
  Увидев на экране телефона его имя, я почему-то не предложил оставить сообщение, а, как последний идиот, принял вызов.
  
  – Прошли всего сутки.
  
  – Все так, – согласился он. – Я слышал, с твоей сестры сняты все подозрения.
  
  – Двоюродной сестры, – поправил я.
  
  – Двоюродной, родной – какая разница? Главное, что она невиновна. Так?
  
  – Так. Но остаются вопросы, которые надо решить.
  
  – Например?
  
  – Организовать похороны моей тети, – ответил я.
  
  – Ах да, вот дерьмо, – вырвалось у Финли. – Как некстати. Наслышан, она сиганула с моста.
  
  По дороге от дома родителей.
  
  – Да, – подтвердил я.
  
  – Прими мои соболезнования, – сказал бывший мэр.
  
  – Плюс мне надо найти, где жить. В доме родителей случился пожар.
  
  – Нет худа без добра. Жить с родителями в твоем возрасте не годится.
  
  – Они переедут со мной, пока не отремонтируют кухню.
  
  – Да ты, парень, просто образец невезунчиков. Сколько дней тебе понадобится? Пары хватит? Я собираюсь объявить о своем участии в выборах. Надо сочинять платформу: какой я заботливый, как пекусь о простом человеке и прочую муть.
  
  – Это и так очевидно, – буркнул я.
  
  – Только до некоторых не доходит. Им придется растолковать. Понимаешь, о чем я?
  
  – Думаю, что понимаю. Давайте позвоню вам в конце недели.
  
  Финли вздохнул.
  
  – Пользуешься тем, что я такой добрый. Другой работодатель не потерпел бы, если бы его подчиненный начал прогуливать, не приступив к работе.
  
  Мы закончили разговор.
  
  Моя машина стояла у дома Пикенсов, где сейчас находились Марла и Джилл. Она возилась с ребенком, а ее отец наверняка занимался подготовкой к похоронам жены.
  
  В городском отделе по делам семьи и ребенка решили заняться формальностями позже и на время оставить Мэтью на попечении Марлы, пока та живет со своим отцом. Несмотря на то что ребенок был ее и она стала жертвой страшного преступления, оставался вопрос ее психической устойчивости. Ведь был же случай, когда она пыталась выкрасть из больницы младенца. Вдобавок покушалась на собственную жизнь. Но Марла согласилась на регулярные психологические консультации и визиты социальных работников.
  
  Марла получала профессиональную помощь, но была не единственной, кто в ней нуждался.
  
  Моя мать была безутешна.
  
  Ее сестра погибла, и когда Агнесса летела с моста в смертельную пропасть, в ее ушах наверняка звучали последние слова, сказанные Арлин: «Ты всегда была жестокой, Агнесса, но я не подозревала, что ты монстр».
  
  Несмотря на то что сестра совершила ужасные поступки, мать сожалела о своих словах.
  
  Я чувствовал, что она себя казнит, мучается мыслью, что если бы она относилась к сестре иначе, стала бы для нее лучшей старшей сестрой, ничего подобного не случилось бы.
  
  Тело Агнессы нашли внизу по течению реки – его выбросило на скалы на мелкой быстрине. Она была не первым человеком, расставшимся с жизнью, прыгнув с моста над водопадом. И наверное, не последним. Только сомневаюсь, чтобы до нее или после это могли проделать с такой целенаправленной решимостью.
  
  По свидетельству очевидцев, Агнесса спокойно дошла по пешеходной дорожке до середины моста, положила сумку, села на перила и изящно перенесла ноги на другую сторону. И прежде чем кто-то сумел ее удержать, полетела вниз.
  
  Я не мог решить, что ею двигало в этот момент: отвага или безмерная трусость? Возможно, и то и другое. То, что она не призналась дочери, как с ней поступила, склоняло меня к последнему. Предоставила объясняться мужу и всем остальным.
  
  Итан, учитывая, какие нам выпали испытания, держался молодцом. Переезд в мотель на несколько дней, пока я ищу жилье, показался ему приключением. Пожар потушили, прежде чем пламя добралось до второго этажа, и его вещи не пострадали. Модель железной дороги, которую построил в подвале отец, намокла, но локомотивы, товарные вагоны и городская водонапорная башня со временем высохнут.
  
  Я уже собрался вылезти из машины и проверить, как там Марла и Джилл, но в это время зазвонил мой мобильный. Я не узнал номера, но это был не Финли, и я ответил:
  
  – Слушаю?
  
  – Сукин ты сын.
  
  Голос был женским.
  
  – Сэм? – спросил я. – Это ты, Саманта?
  
  – Ты меня обманул. Ловко все обстряпал. Как я не догадалась, что ты работаешь на них? Знала же, что они хотят вернуть себе Карла, но не могла представить, что пали так низко.
  
  – Сэм, клянусь, я не понимаю, о чем ты говоришь?!
  
  – Толково придумал – трахнуть меня на кухне, где все видно в окно и можно сделать прекрасные фотки. Чтобы потом говорить, что меня имеют в собственном доме и так, и сяк.
  
  Сердце у меня оборвалось, но я попытался разобраться, что произошло. Вспомнил синий автомобиль с тонированными окнами.
  
  – Сэм, послушай, я ни сном ни духом…
  
  – Я тебе отплачу, мерзавец. Только попробуй еще сунуться ко мне, я спущу курок. – Саманта повесила трубку.
  
  Я тут же ей перезвонил, но она не ответила. Тогда оставил голосовое сообщение: «Чего бы ты обо мне ни вообразила, я этого не делал. Клянусь. Если у тебя из-за меня неприятности, извини. Я тебя не хотел подставлять. Честно. – Поколебался и добавил: – Я хочу тебя снова увидеть».
  
  Подумал, что бы еще сказать, но не нашел слов. И, закончив вызов, положил телефон в карман и едва слышно пробормотал:
  
  – Будь все неладно.
  
  Джилл открыл через десять секунд после того, как я позвонил в дверь.
  
  – Заходи, Дэвид. – Голос ровный, пустой.
  
  – Решил проведать Марлу. Посмотреть, как у нее дела, – объяснил я.
  
  – Конечно. Она на кухне с Мэтью. Я на телефоне, утрясаю детали. С Агнессой.
  
  Я кивнул.
  
  – Надеюсь, ты не ждешь, что я стану тебя благодарить? – продолжал он.
  
  – Мне очень жаль.
  
  – Ты был инструментом в обретении истины. Дело важное. Но теперь моя жена умерла, а я остался с дочерью и внуком, за которыми придется ухаживать. Такова для меня цена твоей истины.
  
  Мне нечего было ответить.
  
  Я прошел за ним на кухню. Высокий стул был приобретен только вчера. Восседавшего на нем Мэтью оберегал от падения тонкий ремешок безопасности у его живота. Напротив на кухонном табурете сидела Марла и, зачерпывая зеленую протертую субстанцию из маленькой стеклянной банки, кормила сына с крошечной красной пластмассовой ложечки.
  
  – Дэвид! – обрадовалась она, отставила детское питание, вскочила с табурета, обвила меня руками и расцеловала. – Как я рада тебя видеть!
  
  – Я тоже.
  
  Марла снова села.
  
  – Возьми табурет. Я как раз кормлю Мэтью обедом.
  
  – Что это за месиво? – поинтересовался я, усевшись.
  
  – Горошек. Он его втягивает как пылесос. Можно, я задам тебе вопрос?
  
  – Конечно.
  
  – Как ты считаешь, мне продолжать звать его Мэтью? Ведь это имя дали ему Гейноры, а я бы назвала по-другому.
  
  – Не знаю, – ответил я.
  
  – Потому что хоть он и маленький, но, наверное, уже отзывается на него. И если менять имя – я бы выбрала Кайл, – то надо это делать прямо сейчас.
  
  – Боюсь, я не тот человек, который способен давать советы в таких делах. Не исключено, что изменение имени потребует решения каких-нибудь юридических вопросов. И не только.
  
  Марла понимающе кивнула:
  
  – Ты прав. Я посоветуюсь с мамой.
  
  Меня окатило холодом. Я покосился на Джилла. Тот говорил по телефону и делал какие-то заметки. Он ответил взглядом мертвых глаз.
  
  – С мамой, – повторил я.
  
  – Когда она сумеет вернуться, – объяснила Марла. Она, должно быть, что-то заметила в моих глазах и улыбнулась. – Я знаю, о чем ты подумал. Что мама прыгнула с моста через водопад. Все так говорят. – Она понизила голос до шепота: – Мама только разыграла смерть. Ей требуется время, чтобы здесь все улеглось. Потом она возвратится и во всем мне поможет.
  
  Я потерял дар речи.
  
  – О ней много всякого рассказывают, – продолжала Марла. – Чего никогда не могло быть. Доктор Стерджес – тот очень, очень плохой человек. Он ловчил с мамой – обманом убедил, что мой ребенок умер. Это был заговор. Его сообщниками были Гейноры. А мама не имела к этому никакого отношения.
  
  Снова улыбнувшись, Марла отправила очередную ложечку гороха Мэтью в рот. Половина пролилась на подбородок.
  
  – Посмотри на себя. Какой ты грязнуля. Дэвид, правда, он очень красивый?
  
  – Очень.
  
  – Мне кажется, немного похож на папу. – Она повернулась к отцу: – Как ты считаешь?
  
  – Тебе виднее, – ответил Джилл и, превозмогая себя, добавил: – В нем есть что-то от Агнессы. В глазах.
  
  Марла окинула взглядом сына.
  
  – Ты прав. Я тоже заметила. Просто поразительно. Дэвид, а ты заметил?
  
  – Вроде бы. – Я поднялся. – Если не против, буду к тебе время от времени заглядывать.
  
  – Буду очень рада, – ответила Марла. – Сейчас здесь все в таком раздрае. Нужно очень многое обустроить. Я даже не могу возвратиться домой. По крайней мере в ближайшие несколько месяцев. Когда мама вернется, она все приведет в порядок. – Ее лицо озарила улыбка. – Ты же знаешь, у нее это очень хорошо получается. Стоит ей переступить порог, и она все возьмет на себя.
  
  Я обнял Марлу и повернулся к Джиллу:
  
  – Спасибо. Увидимся на панихиде. Не провожай, я найду дорогу.
  
  Открыв входную дверь, я наткнулся на двух стоявших на крыльце мужчин. Младшего я видел раньше. А второй, тот, что был старше, приходился ему отцом – я заметил сразу.
  
  Дерек Каттер только-только собирался нажать на кнопку звонка, и я, открыв дверь, его напугал.
  
  – О, это вы, мистер Харвуд?
  
  – Привет, Дерек.
  
  – Мистер Харвуд, это мой отец.
  
  Джентльмен, что был старше, протянул мне руку. Его рукопожатие было крепким.
  
  – Джим Каттер, – представился он. На улице я заметил пикап с надписью на боку: «Газонная служба Каттера».
  
  – Рад познакомиться, – сказал я. – Меня зовут Дэвид. – Я повернулся к Дереку: – Ты слышал?
  
  Студент кивнул.
  
  – Марла мне звонила. – Он сглотнул застрявший в горле ком. – Я как-никак отец.
  
  Джим Каттер, стоя за спиной сына, положил ему руки на плечи.
  
  – Не самая подходящая ситуация, но мы тем не менее пришли познакомиться.
  
  Я крикнул Марле, что к ней пришли гости, сел в машину и поехал домой.
  Глава 72
  
  Мертвый врач вполне подходит на эту роль.
  
  Мотив легко вычисляется, думал детектив Барри Дакуэрт. Если Джек Стерджес боялся, что Розмари Гейнор начнет задавать слишком много вопросов об обстоятельствах усыновления Мэтью, у него не оставалось иного выбора, как только ее убить.
  
  У него не дрогнула рука, когда потребовалось убрать Маршалла Кемпера. Билл Гейнор, решивший выложить все, что знал, показал, где в лесу зарыто тело. Дакуэрт не сомневался, что и пожилая соседка Кемпера лишилась жизни, потому что врач заметал следы.
  
  Следовательно, для спасения собственной шкуры Стерджес без колебаний пошел бы на убийство.
  
  Энгус Карлсон составил расписание его дел в день гибели Розмари Гейнор и обнаружил в занятиях врача много свободных окон. Так что он мог вполне явиться в дом к своей жертве, а Розмари без колебаний открыла бы ему дверь. Он же был их семейным врачом.
  
  Однако не нашлось ни одной реальной улики, которая бы связывала Стерджеса с преступлением. И то, как была убита миссис Гейнор, не соответствовало его стилю.
  
  Стерджес покончил с Кемпером смертельным уколом. Тем же способом пытался расправиться с Дэвидом Харвудом и его отцом. Соседку Кемпера придушил подушкой, но в этом была определенная логика – смерь старушки можно было легко объяснить естественными причинами.
  
  Однако станет ли человек, бескровно убивавший людей, одну из своих жертв буквально потрошить? Выбиравший в качестве орудий убийства иглу и подушку, взрезать женщину, словно тыкву на Хэллоуин?
  
  Дакуэрт обсуждал этот и другие вопросы с Биллом Гейнором, которого взяли под стражу по нескольким обвинениям.
  
  – Не знаю, – ответил тот. – Год назад я ни за что бы не поверил, что Джек способен на то, что совершил на этой неделе. Но теперь ни в чем не уверен. И готов согласиться, что он мог убить мою жену.
  
  Гейнор сказал, что несколько месяцев назад им удалось убедить Розмари, что усыновление Мэтью вполне законно. Врач придумал, будто матери Мэтью шестнадцать лет, она из бедной семьи, и ни ей, ни ее родителям не по средствам растить ребенка. Личность девушки оставалась в тайне, но Стерджес принес Розмари несколько фиктивных документов, которые, после того как она их подписала, отправились прямиком в уничтожитель бумаг городской больницы. Гейнору врач сказал, что часть денег передаст Марле, хотя намеревался все оставить себе.
  
  Начальник полиции Ронда Финдерман спешила закрыть дело Гейнора. Ей не терпелось внести его в список успехов своего ведомства. Особая прелесть заключалась в том, что доктору Стерджесу не надо было выносить приговор в суде.
  
  Дакуэрт попросил отсрочку, чтобы разобраться со всеми деталями.
  
  – Совсем небольшую, – пообещал он Ронде.
  
  Дело Гейнора было не единственным, что его тревожило. На нем висели проклятые белки, три разукрашенных манекена и убитый придурком Клайвом Данкомбом студент Теккерей-колледжа.
  
  И еще число 23.
  
  Сидя за столом, он несколько раз подряд накорябал его на листе бумаги. Вполне возможно, что это число вообще ничего не значило.
  
  Дакуэрт ограничил круг размышлений белками. Только белками.
  
  Допустим, неизвестный псих задумал сделать некое заявление. И чтобы оно вразумительнее дошло до адресата, убить определенное число животных. Что и осуществил. Но почему не десять? Не дюжину? Не двадцать пять?
  
  Почему именно двадцать три?
  
  Дакуэрт прогуглил цифру. Сначала на экране открылась страничка Википедии.
  
  – Надежный источник информации на все времена, – пробормотал детектив себе под нос.
  
  Итак «23» – это:
  
  одиннадцатое простое число;
  
  сумма трех других последовательных простых чисел – пяти, семи и одиннадцати;
  
  порядковое число ванадия в таблице Менделеева, хотя кто его знает, что это за штука такая – ванадий? Может быть, редкий сорт кофе из тех, что заваривает Ванда?
  
  номер на майке баскетболиста Майкла Джордана, когда он играл за «Чикаго буллз».
  
  В одном из фильмов трилогии «Матрица» Нео говорят…
  
  В это время зазвонил телефон.
  
  – Дакуэрт слушает.
  
  – Это Ванда.
  
  – Привет. Только что о тебе подумал. Что такое ванадий?
  
  – Минерал. Находит применение в медицине.
  
  – Откуда ты знаешь?
  
  – Изучала естественные дисциплины. Без этого не дадут диплом врача. Это важно?
  
  – Может быть, нет. Я просто хотел…
  
  – Кончай заниматься ерундой, – перебила коронер. – Поднимай задницу со стула и лети сюда.
  
  – Что ты делал в этом месяце три года назад? – спросила Дакуэрта Ванда Терриулт, как только он появился в ее кабинете.
  
  – Навскидку не скажу, – ответил тот. – Наверное, работал.
  
  – Бьюсь об заклад, что нет. Я, например, не работала. Взяла отпуск, чтобы провести время с сестрой, которая доживала последние недели.
  
  – Помню, – кивнул детектив. – Ты ездила в Дулут.
  
  – Верно.
  
  Дакуэрт задумался.
  
  – А ведь я тоже брал в это время отпуск. На Онтарио открывался сезон рыбалки на щуку, и мы с приятелем забурились в местечко под названием Бобкейгеон. Просидели там большую часть из десяти дней.
  
  – Сядь. – Ванда показала на второй стул, который подкатила к столу. Тронула мышь, и экран монитора ожил. Появились три сделанные на вскрытии снимка. – Знакомая картина?
  
  Дакуэрт ткнул пальцем в экран – в сделанные с близкого расстояния фотографии.
  
  – Да. Хватка на шее Розмари Гейнор. Это оттиск большого пальца, это оттиск четырех других, это рана на животе. В виде… улыбки. Все знакомо, Ванда, прошла всего пара дней.
  
  – Это не Розмари.
  
  Дакуэрт провел языком по нёбу.
  
  – Продолжай.
  
  – Это Оливия Фишер, – сказала Ванда. – Помнишь Оливию Фишер?
  
  Кликнув мышью, она вызвала небольшой снимок убитой женщины. Молодая, темные волосы до плеч, она улыбалась в фотоаппарат. Снята на фоне Теккерей-колледжа, где училась.
  
  – Конечно, помню. Только я не занимался этим делом. Его вела Ронда Финдерман, перед тем как стала начальником.
  
  – Поэтому мы сразу не связали два случая.
  
  – Черт! – выругался Дакуэрт. – Как же она проморгала? Занимается чем угодно, только не городскими делами. Не знает, что творится в собственном дворе.
  
  Несколькими молниеносными движениями мыши Ванда вызвала на экран фотографии Гейнор и другой жертвы, которая стала героиней новостных сайтов.
  
  – Ты права, – кивнул Дакуэрт. – Раны почти одинаковые. – Он протянул руку, словно хотел дотронуться до снимка Розмари. – Взгляни: такие же темные волосы, такой же овал лица, такая же фигура.
  
  – Похожи, – согласилась Ванда.
  
  Дакуэрт покачал головой:
  
  – Мне бы сейчас пирожок.
  
  – Так кто убил Розмари Гейнор, Барри?
  
  Он колебался.
  
  – Финдерман бы хотелось, чтобы преступником оказался Стерджес.
  
  Ванда показала на двух мертвых женщин на экране:
  
  – Думаешь, это его работа?
  
  Барри Дакуэрт еще раз вгляделся в снимки.
  
  – Нет.
  
  – В таком случае ты понимаешь, что это значит.
  
  Детектив кивнул:
  
  – Значит, что этот тип еще объявится. А может, он вообще никуда не девался.
  Глава 73
  
  Усталость прошла.
  
  Готовлюсь мстить дальше.
  
  Еще столько дел.
  От автора
  
  Автору требовалась помощь, и он ее сполна получил. Спасибо Сьюзен Лэм, Хизер Коннор, Джону Эйтчисону, Даниэль Перес, Биллу Мейси, Спенсеру Баркли, Хеллен Хеллер, Брэду Мартину, Нику Уилану, Каре Уэлш, Грэму Уильямсу, Габи Янг, Пейдж Баркли, Эшли Данн, Кристин Кочрейн, Джулиет Эверс, Эве Колч и Д. П. Лайл.
  
  Как обычно, отдельная благодарность книготорговцам.
  Линвуд Баркли
  НЕ ОТВОРАЧИВАЙСЯ
  
   Посвящается Ните
  
  — Все, он вырубился.
  
  — Ключ нашла?
  
  — Его нигде нет. Обыскала все карманы, нет ключа. А без него наручник не снимешь.
  
  — Тогда давай попробуем открыть дипломат. Посмотри: может, он записал где-нибудь шифр.
  
  — Только полный идиот станет записывать шифр от замка и носить с собой.
  
  — Ладно, возьмем дипломат, а потом сообразим, как открыть. Только эти кусачки цепочку не возьмут. Надо пилить.
  
  — Она стальная. Черта с два ее быстро перепилишь. На это уйдет больше часа.
  
  — А нельзя просунуть его руку, чтобы снять?
  
  — Конечно, нет. Придется пилить.
  
  — Но мы не можем торчать здесь целый час.
  
  — Я говорю не о цепочке, дурак.
  Пролог
  
  — Я боюсь, — опять захныкал Итан.
  
  — Тут нет ничего страшного, — успокоил я сына и начал отстегивать ремни на его детском сиденье.
  
  — Я не хочу туда, — не унимался он, показывая на американские горки и чертово колесо, возвышающиеся вдали за воротами парка.
  
  — А мы туда и не пойдем, — напомнил я, подумав, что зря мы сюда приехали.
  
  Вчера вечером, когда мы с Джан вернулись из Лейк-Джорджа и я забрал Итана у моих родителей, он долго не мог угомониться: волновался, что вагончик американских горок вдруг сойдет с рельсов в самой верхней точке. Наконец он заснул, а я быстро разделся у нас в спальне и лег под одеяло рядом с Джан: хотел обсудить с ней отмену завтрашней поездки в парк развлечений «Пять вершин», поскольку Итан очень переживал, — но она уже спала.
  
  Утром Итан вел себя спокойнее, о возможности катастрофы на американских горках больше не вспоминал. За завтраком интересовался, почему впереди вагончика нет мотора, как у поезда. Как же он ездит без мотора?
  
  Его страхи возобновились, когда в начале двенадцатого мы подъехали к парку и я с трудом нашел место на стоянке.
  
  — Покатаемся на карусели, тебе понравится, — заверил я сына. — А на горки тебя все равно не пустят. Тебе ведь четыре года, а туда пускают лет с восьми-девяти. Так что до горок еще расти и расти. Подожди, пока станешь вот таким. — Я поднял руку, показывая, какого он должен быть роста, чтобы пустили на американские горки.
  
  Не знаю, убедил я сына или нет, но тревога в его взгляде не исчезла. Думаю, Итана пугала не столько перспектива оказаться в этом страшном вагончике, сколько доносившийся с аттракциона лязг и грохот.
  
  — Ты понял? — Я посмотрел сыну в лицо. — Все будет в порядке. Разве мы позволим, чтобы с тобой что-нибудь случилось?
  
  Итан выдержал мой взгляд и, видимо, решив, что мне можно доверять, соскользнул с сиденья на пол машины. Я хотел ему помочь, но он лишь замахал руками. Джан достала из багажника прогулочную коляску. Едва дождавшись, пока она ее раскроет, Итан с шумом плюхнулся в нее. Следом за коляской Джан извлекла из багажника сумку-холодильник, где лежал пакет со льдом и шесть детских упаковок сока. Достала одну и протянула Итану.
  
  — Только сильно не сжимай, а то обольешься.
  
  — Я знаю, — пробурчал он.
  
  Поставив сумку сзади в коляску, жена тронула меня за руку. Был теплый августовский день, и мы оделись по погоде: шорты, рубашки с короткими рукавами, кроссовки, солнцезащитные очки. Джан убрала свои роскошные черные волосы в хвостик, который подсунула сзади под бейсболку с длинным козырьком.
  
  — Как ты? — спросила она.
  
  — Нормально, — ответил я.
  
  Джан на мгновение прислонилась ко мне.
  
  — Жаль, что вчера у тебя ничего не вышло.
  
  — Не беда, — отозвался я. — В нашем деле такое случается сплошь и рядом. А ты сегодня чувствуешь себя лучше?
  
  Вместо ответа Джан улыбнулась.
  
  — А эти разговоры вчера насчет моста? — произнес я.
  
  — Давай сегодня не будем.
  
  — Но ты говорила, что…
  
  Она нежно приложила палец к моим губам.
  
  — Сама не знаю, что вчера на меня нашло. Сболтнула лишнее, теперь жалею.
  
  Я сжал ее руку.
  
  — Если есть какая-то причина, ты так и скажи. Я пойму.
  
  Джан прижалась ко мне.
  
  — Если бы ты знал, как я ценю твое… терпение. — Конец фразы заглушил шум проехавшего рядом огромного внедорожника с семейством, которое искало место для парковки. — Но сегодня давай забудем обо всем, — продолжила она, — и постараемся хорошо провести день.
  
  — Да я об этом только и мечтаю.
  
  — Что вы стоите? Поехали! — крикнул Итан, допив сок.
  
  Джан улыбнулась, быстро поцеловала меня в щеку и покатила коляску.
  
  — Давай сегодня доставим ребенку удовольствие.
  
  — Давай, — отозвался я.
  
  Итан вскинул руки, изображая самолет. Он протянул мне пакет из-под сока, чтобы я выбросил его в урну. Джан вытерла ему руки влажной салфеткой и покатила коляску дальше.
  
  До входа в парк оставалось метров сто, но уже можно было видеть длинную очередь, выстроившуюся за билетами. Джан поступила мудро, пару дней назад заказав билеты по Интернету. Почти у самых ворот она остановилась.
  
  — Вот черт!
  
  — Что? — спросил я.
  
  Она стукнула себя ладонью по лбу.
  
  — Рюкзак. Я забыла его в машине.
  
  — Может, обойдемся без него? Ведь мы уже на месте.
  
  — Там сандвичи, а главное — солнцезащитный козырек. Ведь Итан может сгореть на солнце. Так что идите дальше, а я скоро вернусь и вас найду. — Она протянула мне два билета, взрослый и детский. — Чуть дальше по главной аллее есть павильон с мороженым. Ждите меня там.
  
  К нашим семейным походам Джан всегда готовилась основательно. Вот и сейчас заранее изучила в Сети план парка «Пять вершин». Она направилась обратно на стоянку к нашему «аккорду», а я повез Итана в парк.
  
  — Куда пошла мама? — спросил он.
  
  — За рюкзаком. Она забыла его в автомобиле.
  
  — С сандвичами с ореховой пастой?
  
  — Да.
  
  Он одобрительно кивнул.
  
  Сразу за воротами располагались киоски с разной выпечкой и сувенирами с символикой парка «Пять вершин»: футболки, шляпы, наклейки на автомобильные бамперы… Итан тут же захотел купить шляпу.
  
  — Обойдешься, — сказал я.
  
  Американские горки вблизи выглядели впечатляюще. Итан смотрел расширенными от страха глазами, как миниатюрный поезд медленно поднимался на холм, а затем резко устремлялся вниз. Пассажиры весело вскрикивали и махали руками.
  
  Народу кругом было много. Нас окружали сотни, если не тысячи, посетителей парка. Родители с маленькими детьми. Бабушки и дедушки тащили внуков за руки. Увидев впереди павильон, я произнес:
  
  — Как насчет мороженого?
  
  Итан промолчал.
  
  — Ты что, приятель, не хочешь мороженого?
  
  Не получив ответа, я обошел коляску. Мой сын крепко спал, откинув голову на спинку сиденья. Видимо, его укачало в машине. В общем, ребенок утомился, еще не начав отдыхать.
  
  — Ну как? — раздалось сзади.
  
  Я повернулся и увидел Джан с рюкзаком.
  
  — Представляешь, он заснул!
  
  — Неужели?
  
  — Наверное, переволновался, — сказал я, показывая на американские горки.
  
  Джан посмотрела на меня.
  
  — Сходи купи мороженого. У меня во рту пересохло. Чувствуешь, как парит?
  
  — Тебе шоколадного?
  
  — Да.
  
  Вернувшись с двумя большими рожками, — мой уже был наполовину съеден, — я застал Джан в слезах. Боже, неужели на нее опять накатила хандра? Неужели все настолько серьезно и она уже никогда не станет прежней? И где коляска с Итаном?
  
  — Я только на секунду отвернулась, — проговорила она, словно прочитав мои мысли. Ее голос дрожал.
  
  — И что?
  
  — Да в кроссовку попал камешек. Я отошла его вытряхнуть, присела на скамейку, а потом подняла голову и…
  
  — Что случилось, Джан?
  
  — Кто-то увез коляску, — прошептала она. — Я посмотрела, а ее нет.
  
  Я вскочил на скамейку, оглядел аллею.
  
  — Итан! Итан!
  
  Нет, это недоразумение. Куда может деться коляска с ребенком? Наверное, кто-то спутал нашу коляску со своей и сейчас привезет обратно. Джан стояла рядом, напряженно оглядываясь по сторонам.
  
  — Ты что-нибудь увидел?
  
  — Ты можешь объяснить, что произошло? — воскликнул я.
  
  — Я же сказала, только отвернулась на секунду и…
  
  — Почему ты оставила коляску? Почему не подвезла к скамейке?
  
  Джан молчала, опустив голову. А у меня в ушах звучали обрывки сообщений, какие передают в новостях раз или два в год: «… одна семья, кажется, из Промис-Фоллз, поехала на отдых во Флориду, Орландо, там есть большой парк отдыха с аттракционами. Они буквально на минуту оставили без присмотра своего маленького сына, и его похитили какие-то злодеи. Унесли в туалет, остригли волосы и переодели так, чтобы он выглядел по-другому, а потом вынесли из парка и увезли в неизвестном направлении. В газеты это не попало, потому что владельцы парка не хотели огласки…»
  
  Я считал это чушью несусветной, но сейчас… Я повернулся к Джан.
  
  — Иди ко входу, он здесь только один, найди охранников и все им расскажи.
  
  Растаявшее мороженое я выбросил в урну.
  
  — А ты? — спросила она.
  
  — Я пойду посмотрю в туалетах. Вероятно, его увезли туда.
  
  Джан побежала. На ходу оглянулась, показала жестом, как будто прикладывает к уху мобильный телефон, чтобы я позвонил ей. Я кивнул и побежал в противоположном направлении.
  
  В мужском туалете было несколько человек. Мужчина с мальчиком на руках, младше Итана, мыл ребенку руки. У другой раковины стоял пожилой афроамериканец. Молодой человек сушил руки.
  
  Я оглядел кабинки. Их было шесть, все свободные, кроме четвертой. Заглянул в щель между дверью и фрамугой, увидел сидящего на унитазе грузного мужчину. Больше никого в кабинке не было.
  
  — В чем дело? — возмутился тот.
  
  Я выбежал из туалета и чуть не упал, поскользнувшись на плитках. Невдалеке по аллее двигались люди, в обе стороны, и, весело переговариваясь, жевали сладости. Им до меня не было никакого дела. Я почувствовал себя совершенно разбитым, не зная, в какую сторону идти. Но идти все же лучше, чем просто стоять и глазеть на посетителей парка. И я побежал к ближайшему аттракциону, обошел его, выискивая нашу коляску, внимательно осматривая каждого ребенка. Затем помчался дальше, к аттракционам для малышей. Может, похититель, чтобы успокоить Итана, повез его сюда покататься? Нет, это глупость. Никто нашего мальчика не похитил. Просто перепутали коляску. Они ведь почти все одинаковые.
  
  Впереди у невысокой полной женщины коляска была очень похожа на нашу. Я поравнялся с ней и заглянул в коляску. Там сидела девочка в розовом платьице. Я двинулся дальше, внимательно всех осматривая. Вон еще коляска. Синяя, в корзинке сзади небольшая матерчатая сумка-холодильник. Издали не было видно, сидит ли в ней ребенок. Высокий бородатый мужчина поставил коляску у дерева и неожиданно побежал прочь. А я припустил со всех ног к коляске, повторяя: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
  
  Итан по-прежнему спал, склонив головку в сторону.
  
  — Сынок! — крикнул я, выхватил его из коляски и прижал к себе. — Итан, дорогой мой, Итан!
  
  Он посмотрел на меня заспанными глазами и плаксиво скривился.
  
  — Все в порядке, — забормотал я, гладя его голову. — Все в порядке, я с тобой.
  
  — Ты что, ел шоколад? — неожиданно спросил Итан.
  
  Я смеялся и плакал одновременно. Наконец, успокоившись, произнес:
  
  — Сейчас позвоню маме, сообщу ей радостную новость.
  
  — А что за новость?
  
  Я вытащил телефон и нажал кнопку быстрого вызова. После пятого гудка мне было предложено оставить сообщение.
  
  — Я его нашел! — крикнул я в трубку. — Мы идем ко входу.
  
  Итана еще никогда не везли в коляске с такой скоростью. Он махал руками и смеялся, а мои резкие виражи вообще приводили его в бурный восторг.
  
  У ворот Джан не было.
  
  — А может, мне попробовать проехаться на американских горках? — спросил Итан. — Я ведь уже большой.
  
  — Подожди, дружок, — проговорил я, осматриваясь, достал телефон и оставил второе сообщение: — Мы уже здесь. У ворот. Где ты?
  
  Я встал на самом виду, чтобы Джан нас увидела. Итан беспокойно зашевелился.
  
  — Когда придет мама? Я хочу есть. Она поехала домой? А рюкзак с сандвичами нам оставила?
  
  — Подожди, — повторил я.
  
  — Я буду только с ореховой пастой. С джемом не хочу.
  
  — Хорошо, — буркнул я, напряженно глядя на телефон, ожидая, что он зазвонит.
  
  Может, она в помещении охраны и они уже ищут Итана по парку? Я вдруг вспомнил бородача. Интересно, кому пришло в голову развлекаться подобным образом? И вообще, что это значит? Я подождал десять минут и снова позвонил Джан. С тем же результатом. На сей раз сообщения не оставил.
  
  — Поехали, чего стоять здесь, — сказал Итан.
  
  — Надо найти маму, — отозвался я. — А то она не будет знать, где мы.
  
  — Позвонит и узнает, — резонное возразил Итан.
  
  Я остановил проходившего мимо работника парка в брюках хаки и рубашке с логотипом компании.
  
  — Как пройти в помещение охраны?
  
  — Это довольно далеко, — ответил он. — Но я могу с ними связаться. Что вы хотите?
  
  Я попросил его позвонить и узнать, не обращалась ли к ним Джан по поводу похищения сына.
  
  — Пусть скажут ей, что он нашелся.
  
  Из охраны ответили быстро. Джан к ним не обращалась. Я поблагодарил работника парка и растерянно огляделся. Тревогу поднимать рано. Но сегодня явно какой-то странный день. Вначале мужчина с бородой увез коляску с Итаном, а вскоре оставил ее и убежал. Жена не ждала меня у входа, как мы договорились.
  
  Я перестал высматривать среди прохожих свою жену и повернулся к Итану:
  
  — Скоро придет мама, и мы отправимся наконец веселиться.
  
  Но Итан не ответил. Он опять заснул.
  Часть первая. Двенадцать дней назад
  Глава первая
  
  — Слушаю.
  
  — Это мистер Ривз? — спросил я.
  
  — Да.
  
  — Говорит Дэвид Харвуд из «Стандард».
  
  — Слушаю вас, Дэвид.
  
  Такие вот люди эти политики. Ты обращаешься к нему уважительно «мистер», а он в ответ называет тебя по имени. Для него ты всегда Дэвид и никогда — мистер Харвуд.
  
  — Я слышал, вчера вы вернулись из поездки.
  
  — Да, — ответил Стэн Ривз.
  
  — Летали в Англию знакомиться с тамошней ситуацией по известному вопросу. Я правильно понял?
  
  — Да, — отозвался он.
  
  Сплошные «да». Сложно мне будет с Ривзом. Это, наверное, потому, что он меня недолюбливал. Ему не нравилось, что я проявляю интерес к некоторым намечающимся нововведениям в нашем городе.
  
  — И как там?
  
  Он тяжело вздохнул.
  
  — Мы обнаружили, что в Соединенном Королевстве уже успешно действуют пенитенциарные учреждения, ориентированные на получение прибыли. Например, подобная тюрьма функционирует в городе Уолде с начала девяностых годов.
  
  — А мистер Себастьян вас сопровождал в поездке?
  
  Элмонт Себастьян, президент «Стар спэнгелд», компании с многомиллионным капиталом, недавно пожелал построить в Промис-Фоллз частную тюрьму.
  
  — Да, он участвовал в поездке, — ответил Стэн Ривз. — Помогал нам разобраться в специфике тюрем.
  
  — Вы там были один из городского совета?
  
  — Дэвид, вам наверняка известно, что городской совет командировал меня в Англию посмотреть, как там все организовано. В нашу группу входили два представителя администрации штата, а также сотрудники управления тюрем штата.
  
  — И что вам удалось там узнать?
  
  — Наша поездка подтвердила, что частные исправительные учреждения экономически эффективнее государственных.
  
  — Но это в основном из-за того, что частники платят своему персоналу меньше, чем государство, сотрудников которого защищает профсоюз.
  
  Ривз устало вздохнул:
  
  — Ну и что, Дэвид?
  
  — Вот вам истоки экономической эффективности.
  
  — Вы считаете, что это хорошо, когда профсоюз беззастенчиво грабит государство и одновременно всех нас, налогоплательщиков?
  
  — А как насчет того, что в частных тюрьмах отмечено больше насилия и со стороны персонала, и между заключенными? Как с подобными проблемами обстоит дело в Англии?
  
  — Да, в таких заведениях царит жестокость, — согласился Ривз. — Ничего не поделаешь: там ведь сидят настоящие преступники — грабители, насильники, убийцы. — Он помолчал. — Вы знаете, я не могу с вами долго разговаривать. У меня дела.
  
  — Еще минутку, — попросил я. — Мистер Себастьян уже решил, в каком месте будет его тюрьма? Я слышал, он рассматривал несколько вариантов.
  
  — Нет, с этим он пока не определился. Но в любом случае в нашем городе появятся новые рабочие места. И это не только персонал, но и местные поставщики. Учтите, что в новую тюрьму попадут не только осужденные жители нашего региона. В Промис-Фоллз начнут приезжать на свидания родственники, они будут жить в городских отелях, делать покупки в магазинах, питаться в местных кафе и ресторанах. Вы меня поняли?
  
  — Да. После открытия тюрьмы в наш город валом повалят… ну не совсем туристы, а что-то вроде этого. Тюрьма станет нашей второй достопримечательностью после недавно открытого парка аттракционов.
  
  — А вы находчивый, Дэвид. Хорошо усвоили то, чему вас учили на факультете журналистики.
  
  Я решил, что пора перейти к главному.
  
  — Скоро городской совет будет принимать решение по данному вопросу. Как вы намерены голосовать?
  
  — Постараюсь подойти к этому объективно, — ответил Ривз. — Взвешу все «за» и «против» и проголосую соответствующим образом.
  
  — А разве Флоренция не повлияет на результат вашего голосования?
  
  — При чем тут Флоренция?
  
  — Но вы же после Англии посетили еще и Италию, разве не так?
  
  — Да… это входило в план моей командировки.
  
  — И сколько итальянских тюрем вы посетили?
  
  — Сразу и не вспомнишь.
  
  — Более пяти?
  
  — Пожалуй, нет.
  
  — Две, мистер Ривз, или одну?
  
  — Чтобы узнать положение вещей, не обязательно посещать тюрьмы. И вообще, я же вам сказал, что тороплюсь. Мне пора идти.
  
  — Где вы останавливались во Флоренции? — спросил я.
  
  — В отеле «Мадджио», — ответил Ривз после паузы.
  
  — Тогда, наверное, вы должны были встретиться там с мистером Элмонтом Себастьяном. Ведь он тоже жил в этом отеле.
  
  — Да, — признался Ривз, — я сталкивался с ним пару раз в холле.
  
  — А разве вы не были его гостем?
  
  — Каким гостем?
  
  — Но ведь ваш перелет во Флоренцию и проживание в отеле оплатил мистер Себастьян. Вы вылетели из международного аэропорта Гатуик в…
  
  — Черт возьми, откуда у вас эти сведения? — воскликнул Ривз.
  
  — У вас есть квитанция об оплате отеля во Флоренции?
  
  — Какое вам дело до моих квитанций?
  
  — Она нужна вам, а не мне. Чтобы вы, прочитав мою статью в газете, где будет сказано, что мистер Себастьян оплатит ваше пребывание во Флоренции, смогли ее предъявить и доказать, что я не прав.
  
  — Какая наглость!
  
  — По моим сведениям, ваше пребывание в Италии, включая все расходы, обошлось мистеру Себастьяну в три тысячи пятьсот двадцать шесть евро. Это верно?
  
  Мой собеседник молчал.
  
  — Мистер Ривз?
  
  — Не знаю, — тихо произнес он. — Думаю, примерно столько. Только мистер Себастьян здесь ни при чем.
  
  — Но я разговаривал с администратором отеля и он подтвердил, что об оплате вашего счета позаботится мистер Себастьян.
  
  — Администратор, видимо, ошибся.
  
  — У меня есть копия счета. Он оплачен с карточки мистера Себастьяна.
  
  — Черт возьми, откуда он у вас?
  
  Этого я ему сообщить не мог. Дело в том, что сегодня утром мне позвонила женщина. Она не назвалась, ее номер не определился, но было ясно, что Ривз ей очень не нравится. И она подробно рассказала об оплате пребывания Ривза в Италии за счет фирмы Себастьяна. Вероятно, женщина работала или еще работает в городском совете или в офисе Элмонта Себастьяна.
  
  — Вы говорите, мистер Себастьян ваш счет не оплачивал? — усмехнулся я. — А мне известно, что оплачивал. Так кто прав?
  
  — А тебе известно также, что ты сукин сын? — рявкнул он.
  
  — Мистер Ривз, вы намерены на заседании совета объявить о конфликте интересов, с учетом подарков, какие приняли от главы компании, по заявке которой намечено голосование?
  
  — Ты жалкий кусок дерьма, вот ты кто!
  
  — Значит, я прав?
  
  — Молчи!
  
  — Ваши слова я принимаю как знак согласия.
  
  — Хочешь знать, что меня действительно во всем этом достает?
  
  — Хочу, мистер Ривз.
  
  — А то, что существуют вот такие сволочные репортеры, как ты. Чуть что где-то пронюхал — и сразу принимаешься строчить в свою поганую газетенку. Я еще помню времена, когда «Стандард» была в нашем городе газетой, которую уважали. Конечно, это было до того, как ее тираж упал так, что его и не видно, и до того, как владельцы газеты в целях экономии начали нанимать репортеров чуть ли не в Индии, прости Господи, чтобы те освещали работу нашего городского совета, наблюдая за его совещаниями по Интернету. А в штате оставили лишь таких подонков, как ты. — Он положил трубку.
  
  А я отложил ручку, снял наушники и нажал кнопку «стоп» на диктофоне. Похоже, эта женщина сообщила мне правду. Телефон зазвонил секунд через десять. Я снял трубку.
  
  — «Стандард», Харвуд.
  
  — Привет, — сказала Джан.
  
  — Привет. Как дела?
  
  — В порядке.
  
  — Ты на работе?
  
  — Да.
  
  — Как у вас?
  
  — Нормально. — Джан помолчала. — Я тут все пыталась вспомнить этот фильм, ты его знаешь. Ну, с Джеком Николсоном. Смешной такой.
  
  — Он снимался во многих смешных фильмах.
  
  — В этом он играет типа, одержимого чистоплотностью, панически боящегося заразы. И всегда приходит в ресторан со своими ножом, вилкой и прочим.
  
  — Помню этот фильм. Он называется «Лучше не бывает». И что?
  
  — Да ничего. А как у тебя продвигается работа над сенсационным материалом?
  Глава вторая
  
  Вероятно, и прежде было нечто такое, чего я не замечал. Надо же, журналист, считающий себя глубоким и проницательным, копается в чужих делах и не видит, что происходит у него под носом. Наверное, в мире я такой не единственный, но разве это важно? А важно было то, что моя жена Джан вдруг резко изменилась: стала напряженной, болезненно реагирующей на каждую раздражающую мелочь, на которую раньше не обращала внимания. Однажды вечером, когда мы собрались посмотреть телевизор, она вдруг разразилась слезами, обнаружив, что в доме нет хлеба.
  
  — Со мной происходит что-то неладное, — призналась она мне. — Такое ощущение, что я на дне колодца и никак не могу выбраться оттуда.
  
  Конечно, мужчине трудно понять, что происходит с женщиной среднего возраста с точки зрения физиологии. Я думал об этом, но вскоре сообразил, что у жены скорее всего депрессия.
  
  — На работе что-то случилось? — спросил я, когда мы лежали в постели.
  
  Джан работала в фирме, занимающейся продажей и ремонтом холодильных и нагревательных бытовых приборов, вместе с одной женщиной, Лианн Ковальски. Из-за кризиса люди начали меньше покупать кондиционеры и печи, зато чаще ремонтировать. Очевидно, у нее там возникли какие-то неприятности.
  
  — На работе у меня все прекрасно, — отозвалась она.
  
  — Тогда, может, я что-то сделал не так?
  
  — Ничего ты такого не сделал! — вдруг крикнула она, но быстро успокоилась. — Просто… ну не знаю. Иногда мне хочется, чтобы все поскорее закончилось.
  
  — Что именно?
  
  — Ничего. Спи.
  
  Через пару дней я предложил ей сходить к нашему доктору.
  
  — Может, он посоветует что-нибудь?
  
  — Зачем? Все равно никаких лекарств я принимать не стану. Терпеть не могу эту химию.
  
  После работы Джан мне позвонила, и мы встретились, чтобы поехать к моим родителям и забрать Итана.
  
  Мои мать и отец, Арлин и Дон Харвуд, жили в старом районе Промис-Фоллз в двухэтажном деревянном доме, построенном в сороковые годы. Они купили его осенью семьдесят первого, когда мама была беременна мной, и с тех пор живут там. Четыре года назад, после ухода отца на пенсию (он работал в управлении городского строительства), мама несколько раз заговаривала о том, что неплохо было бы продать его и переселиться в квартиру в кооперативном жилом доме. Зачем им столько места? К тому же не нужно будет подстригать лужайки и следить за садом. Но папа и слышать об этом не хотел. Мысль о переезде приводила его в бешенство. У них было два гаража, и один отец приспособил под мастерскую, где проводил много времени. Дело в том, что мой отец постоянно искал, что бы такое в доме починить или поправить. Стоило какой-то двери скрипнуть, и он тут же начинал ремонт. У нас никогда не текли краны, не шатались дверные ручки, с окнами тоже все было в порядке. Папа мог с завязанными глазами войти в свою мастерскую и мгновенно найти нужный инструмент.
  
  Он никак не мог понять, почему остальные не относятся к своим обязанностям так же прилежно, как он, и, будучи инспектором по городскому строительству, доставлял много хлопот застройщикам и подрядчикам. За глаза они называли его Твердолобый Харвуд. Узнав об этом, отец стал указывать это прозвище в своих визитных карточках. Вот такой мой папа чудак.
  
  И еще у него имелась привычка всем давать советы.
  
  — Когда сушишь ложки, — говорил он маме, — не забывай переворачивать. Иначе вода оставит на них заметные следы.
  
  — Иди в свой гараж, прошу тебя, — ворчала та. — Не путайся под ногами.
  
  Эти перебранки были у них чем-то вроде игры. Мои родители любили друг друга, и за все сорок с лишним лет брака ни разу серьезно не поссорились.
  
  Мы с женой знали, что нашему сыну будет у бабушки и дедушки по-настоящему хорошо. И к тому же безопасно. Никаких электрических проводов с износившейся изоляцией, оставленных где попало химикалиев, до которых мог бы добраться ребенок. Края ковров в доме никогда не загибались, чтобы за них можно было зацепиться и упасть.
  
  — После тебя вскоре позвонила мама, — произнес я, устраиваясь рядом с Джан в ее автомобиле «фольксваген-джетта». Она молчала, и я добавил: — Сказала, что папа на сей раз придумал что-то особенное.
  
  Джан рассеянно кивнула.
  
  — А еще я сегодня прижал Ривза со счетом за отель во Флоренции.
  
  — А откуда ты узнал про счет?
  
  — Утром поступил анонимный звонок. Женщина рассказала о Ривзе кое-что интересное. Теперь хорошо бы выяснить, сколько еще членов совета продали свои голоса Себастьяну.
  
  — Значит, Финли выперли, а веселье продолжается.
  
  Она имела в виду бывшего мэра, которого застукали с несовершеннолетней проституткой. Он собирался баллотироваться в конгресс, а теперь ему, конечно, путь туда заказан. Он же не Роман Полански, который все равно получил «Оскара».
  
  — Да, — кивнул я, — в мэрии продажных людишек хватает.
  
  — Но разве такой материал у вас напечатают?
  
  Я взглянул в окно и стукнул кулаком по колену.
  
  — Не знаю.
  
  В «Стандард» дела изменились. Газетой по-прежнему владело семейство Расселл. И в кресле издателя сидел — вернее, сидела — Расселл, и по разным отделам были разбросаны разные Расселлы, однако за последние пять лет газета пришла в упадок. Число читателей уменьшилось, а вместе с ними и доходы. Поэтому главной заботой сейчас стало выживание. Газета держала постоянного репортера в Олбани, который освещал все проблемы штата Нью-Йорк, но это стало накладным и приходилось довольствоваться сообщениями информационных агентств. Еженедельное книжное обозрение закрыли, освободив место на задней полосе для мод. Редакционного карикатуриста, необыкновенно одаренного в деле изображения местных чиновников, выставили за дверь, а дыры в номерах начали заполнять работами дешевых художников, не ведавших ни о каком Промис-Фоллз. Передовые статьи раньше давали по две в номер. Теперь у нас появилась рубрика «По стране», где публиковали выжимку из передовиц крупных газет Соединенных Штатов. О себе мы стали писать не больше трех раз в неделю.
  
  Кинокритика тоже уволили. Театральные обозрения передали внештатникам. Судебную рубрику закрыли. Газета теперь освещала только самые важные процессы, что случалось редко.
  
  Но самым тревожным симптомом упадка явилось использование труда журналистов, живущих за рубежом. Я даже не предполагал, что такое возможно, но, когда Расселлы узнали об опыте одной газеты в Пасадене, они быстро его переняли. Действительно, зачем платить своему репортеру пятнадцать-двадцать баксов в час за обзор событий в городе, если почти то же самое может сделать какой-нибудь американец в Индии за семь долларов? А информацию он высосет из Интернета.
  
  В общем, газета старалась экономить на всем.
  
  — Ты не устал от всего этого? — спросила Джан. Начался дождь, и она включила «дворники».
  
  — Да, устал, — ответил я. — Попробуй поборись с этим Брайаном. — Брайан Доннелли был редактором отдела местных новостей и, что более важно, племянником издателя.
  
  — Я говорю не о работе, — хмуро пробурчала Джан, — а о твоих родителях. Мы видимся с ними каждый день. Тебе не надоело? Лично я просто задыхаюсь. Они, конечно, милые, но всему есть предел.
  
  Ничего себе заявочка!
  
  — Чем они тебе не угодили?
  
  — А тем, что с ними обязательно нужно поговорить. Мы не можем просто отвезти Итана и забрать в конце дня. Требуется беседа. Боже, как мне надоели эти вечные вопросы! «Как прошел день?», «Что нового на работе?», «Что ты приготовишь сегодня на ужин?». Отдали бы сына в детский сад, и никаких хлопот.
  
  — Надо отдать нашего ребенка в сад, где на него всем наплевать.
  
  — Это не так.
  
  — Ладно, — вздохнул я. Ссору затевать не хотелось, потому что с женой происходило что-то непонятное. — Давай отдадим Итана в сад, но осенью, ведь пара месяцев тебя не устроит. Помучаешься еще немного с моими родителями, поскольку к твоим мы его возить не можем.
  
  Джан стрельнула в меня взглядом, и я тут же пожалел о своих словах.
  
  — Извини.
  
  — Ну что ж, сейчас увидим, что на сей раз придумал твой папа, — усмехнулась она, сворачивая на подъездную дорожку к дому моих родителей.
  
  Итан в гостиной смотрел мультсериал «Гриффины». Я вошел, включил свет и окликнул маму.
  
  — Зачем ты позволяешь ему смотреть такое?
  
  — А что особенного? Это же мультфильм, — отозвалась она из кухни.
  
  — Давай собирай свои вещи, — сказал я сыну и пошел к маме. Поцеловал ее в щеку. Она стояла у раковины, спиной ко мне. — Ты говоришь — мультфильм, а там в одном месте показан секс, а в другом — стрельба.
  
  — Ладно тебе, — улыбнулась мама. — Никто не воспринимает эти сцены серьезно. Ты постепенно превращаешься в своего отца. И сейчас вот весь какой-то взвинченный.
  
  Шаркая, в кухню вошел Итан. Насчет еды не спросил — значит, мама его уже накормила. Через несколько секунд появилась Джан, и, присев перед сыном на корточки, заглянула в его рюкзачок.
  
  — Привет, малыш. Ты ничего не забыл?
  
  — Нет.
  
  — А где трансформер?
  
  Итан задумался и ринулся назад в гостиную.
  
  — Он на диване.
  
  — Так что там папа придумал? — спросил я.
  
  — Сходи к нему в гараж, он сам тебе покажет. — Мама повернулась к Джан. — Ну, как у вас сегодня прошел день? Все нормально?
  
  Широкая двойная дверь гаража была открыта. В глубине стоял отцовский синий форд «корона-виктория», один из последних крупных седанов, собранных в Детройте. Мамин «таурус», купленный пятнадцать лет назад, находился во дворе. В обеих машинах были детские сиденья для Итана.
  
  Отец возился за верстаком. Он был выше меня ростом, если бы выпрямился. Но такое случалось редко. Отец был сутулый, потому что большую часть жизни провел в согнутом состоянии — что-то изучал, ремонтировал, искал нужный инструмент. А вот шевелюра у него сохранилась почти полностью, хотя седеть он начал чуть ли не в сорок лет. Отец поднял голову.
  
  — Привет!
  
  — Привет! Мама сказала, что у тебя есть кое-что.
  
  — Пусть бы лучше занималась своими делами.
  
  — Так что это?
  
  Он махнул рукой и открыл правую переднюю дверцу автомобиля. Это были белые картонки, какие вкладывают в упаковки с новыми рубашками. Отец их сохранил. Он протянул мне небольшую стопку.
  
  — Посмотри.
  
  На каждой толстым черным маркером заглавными буквами было что-то написано. Они походили на суфлерские карточки на телевидении. «У вас что, сломан указатель поворота?» «Перестаньте наезжать мне на зад!» «Выключите фары!» «Будете гнать, свернете себе шею!» «Перестаньте болтать по телефону!»
  
  — «Перестаньте наезжать мне на зад!» я написал покрупнее, — пояснил отец, — чтобы им было получше видно. Сколько раз, видя за рулем болвана, мне хотелось сказать все, что я о нем думаю. А теперь вот достаточно выбрать нужную карточку.
  
  — Но вначале я бы тебе посоветовал установить в машине пуленепробиваемые стекла, — произнес я.
  
  — Что?
  
  — Иначе тебя могут пристрелить.
  
  — Чепуха!
  
  — Ладно, а если тебе на дороге кто-нибудь покажет такую карточку?
  
  Он задумался.
  
  — Зачем? Ведь я хороший водитель.
  
  — Но ведь всякое бывает.
  
  — Я бы, наверное, столкнул этого сукина сына с дороги в канаву.
  
  — Вот именно. — Я порвал картонки одну за другой и бросил в металлическую урну.
  
  Отец вздохнул. Во двор вышла Джан с Итаном и направилась к машине. Джан начала усаживать сына на сиденье.
  
  — Счастливо оставаться, папа, — сказал я.
  
  — А что, эта тюрьма, которую собираются у нас построить, поможет городу? — вдруг спросил он.
  
  — Не больше, чем захоронение в городском парке радиоактивных отходов, — ответил я.
  
  По пути к дому никто из нас не проронил ни слова. Джан сосредоточенно вела автомобиль, плотно сжав губы. После ужина она ушла наверх укладывать Итана, хотя обычно мы это делали вместе. Я подошел позже, но в комнату сына входить не стал, остановился в коридоре.
  
  — Знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете? — послышался ее голос.
  
  — Да, — еле слышно отозвался Итан.
  
  — Ты это всегда помни, — прошептала Джан. — И не верь никому, кто станет говорить, что я тебя не любила. Понял?
  
  — Ага.
  
  — А теперь спи.
  
  — Я хочу пить.
  
  — Не канючь. Спи.
  
  Я скользнул в нашу спальню, прежде чем вышла Джан.
  Глава третья
  
  — Хочешь посмотреть? — спросила Саманта Генри, репортер отдела новостей, чей стол располагался рядом с моим.
  
  Я развернулся в кресле и взглянул на экран ее компьютера.
  
  — Это прислали ребята из Индии относительно совещания комитета по планированию жилищного строительства, где представителя фирмы-застройщика упрекнули, что спальни в квартирах у них будут очень маленькие. Прочитай вот этот абзац.
  
  — Член совета мистер Ричард Хеммингз выразил недовольство, что помещения для спален не удовлетворяют «условиям манипуляций с кошкой», согласно которым «… спальня должна быть такой, чтобы вы, встав в центре и схватив кошку за хвост, начали поворачиваться с вытянутой рукой, а голова кошки не должна при этом коснуться ни одной из стен».
  
  Я улыбнулся.
  
  — Спрошу у отца, действительно ли существует подобная строительная норма.
  
  — И вот эта муть приходит от них каждый день, — заметила Саманта. — Идиоты! А сколько грамматических ошибок! Ужас.
  
  — Да, — согласился я.
  
  — А им там наверху все равно?
  
  Я переместился от ее монитора к своему, а она продолжила:
  
  — В редакции творится что-то несусветное. Представляешь, я недавно попросила у секретарши новую ручку, а она потребовала, чтобы я предъявила ей использованную. Работаю здесь пятнадцать лет, и, клянусь, такого никогда было. А в туалете теперь редко когда есть бумага.
  
  — Я слышал, Расселлы ищут кому бы продать газету. Если кто-нибудь предложит нормальную цену, то они с легкостью от нее избавятся.
  
  Саманта охнула.
  
  — Ты серьезно? Неужели сейчас, в такое время, на нас найдется покупатель?
  
  — Ну это всего лишь слухи.
  
  — Как они могут думать о продаже газеты? Ведь она переходила у них из поколения в поколение.
  
  — Да, однако нынешнее поколение не то, что прежние. Разве это журналисты?
  
  — Но Мэдлин работала репортером, — напомнила Саманта, имея в виду нашу теперешнюю хозяйку.
  
  — Вот именно, работала, — усмехнулся я.
  
  В стране закрывались газеты чуть ли не ежемесячно. Надо ли говорить, насколько напряжены были наши сотрудники. Саманта в особенности. Она жила с восьмилетней дочерью Джиллиан. С мужем рассталась давно и ни разу не получила от него ни цента. Он тоже работал в «Стандард», а потом вдруг уволился и смотался куда-то в Дубай. Оттуда, конечно, черта с два получишь алименты.
  
  Наши столы тогда рядом не стояли, но мы довольно часто встречались. В кафетерии, в баре после работы. Обсуждали репортерские дела, ругали редакторов, которые задерживали или сокращали материалы. Я знал, что ей одной с ребенком трудно, и хотел помочь.
  
  Мне нравилась Саманта. Симпатичная, веселая, умная. Мне нравилась ее дочь Джиллиан. Постепенно мы сблизились, и я начал оставаться у нее на ночь. Я не считал себя просто любовником. Мне хотелось быть ее рыцарем, дарить счастье. И тяжело переживал, когда Саманта резко оборвала отношения.
  
  — Хватит, не могу, — сказала она. — Слишком у нас все быстро получилось. Ты хороший парень, но…
  
  Я затосковал, и это продолжалось до тех пор, пока мне не встретилась Джан. Минули годы, мы с Самантой забыли о старом. Стали просто коллегами. Замуж она так и не вышла, по-прежнему вела трудную жизнь матери-одиночки. В конце недели с нетерпением ждала чек с жалованьем, с трудом дотягивала до следующего и с ужасом думала, что будет, если ее уволят. Теперь руководство газеты не могло себе позволить, чтобы каждый репортер занимался какой-то отдельной темой. Так что Саманта пробавлялась чем придется и рабочий день у нее был безразмерный. Присматривать за дочерью стало труднее.
  
  Да что там Саманта, я сам в последнее время несколько раз обсуждал с Джан, что произойдет, если потеряю работу. Ведь пособие по безработице выплачивают всего полгода. Несколько недель назад мы с Джан застраховали свои жизни, так что, если газету закроют, выход есть. Я брошусь под поезд, а она получит триста тысяч долларов страховки.
  
  — Дэвид, можно тебя на пару минут?
  
  Я развернулся. У стола стоял Брайан Доннелли, редактор отдела местных новостей.
  
  — Что?
  
  Он кивнул в сторону своего кабинета, и я последовал за ним. Двадцатишестилетний Брайан являлся представителем нового поколения в газете. Смекалистый парень, но не как журналист, а как менеджер. Его излюбленными выражениями были: «изучение и расширение рынка сбыта», «современные тенденции», «подача и освещение материала», «взаимовыгодная координация», «дух времени».
  
  — Что у тебя есть о строительстве тюрьмы? — спросил он, усаживаясь за стол.
  
  — Компания Элмонта Себастьяна оплатила Ривзу отпуск в Италии «все включено» после увеселительной поездки в Англию за казенный счет, — произнес я. — Думаю, нет оснований сомневаться, как он станет голосовать по данному вопросу в совете.
  
  — Но голосования не было. А если он воздержится или будет против, тогда как?
  
  — Что ты говоришь, Брайан? Если коп взял деньги у бандитов, чтобы смотреть в нужный момент в другую сторону, то разве может он нарушить уговор?
  
  — Да, но сейчас речь не об ограблении банка, — заметил Брайан.
  
  — Я просто хочу подчеркнуть суть.
  
  Он пожал плечами.
  
  — А ты уверен на сто процентов, что Ривз не оплатил счет в отеле сам? А может, потом возместил расходы Элмонту Себастьяну? Как он отреагировал на твои слова?
  
  — Обозвал меня куском дерьма.
  
  — Прежде чем печатать твой материал, мы должны дать Ривзу возможность объясниться. Иначе нам не миновать судебного иска.
  
  — Притормозить мой материал тебе поручила миссис Плимптон? — спросил я.
  
  Нашу газету сейчас возглавляла тридцатидевятилетняя Мэдлин Плимптон, урожденная Расселл, вдова Джеффри Плимптона, известного в Промис-Фоллз риелтора, который умер два года назад в возрасте тридцати восьми лет от сердечно-сосудистой недостаточности. Брайан был сыном ее младшей сестры Маргарет, которая была намного моложе и не имела к газетному делу никакого отношения. Как, впрочем, и ее сын. Так что его в принципе не следовало бы винить, что он не понимает важности момента, когда припираешь к стенке такого проныру как Ривз. Но Мэдлин, когда еще носила фамилию Расселл, работала репортером отдела общих новостей в одно время со мной. Это было более десяти лет назад. Не долго работала, конечно, но все же достаточно, чтобы разбираться, что к чему. Затем она стала редактором отдела развлечений, а вскоре после этого заместителем главного редактора и главным редактором. А когда четыре года назад ее отец, Арнетт Расселл, ушел от дел, возглавила газету.
  
  Брайан молчал, и я спросил:
  
  — Может, мне поговорить с ней?
  
  Он вскинул руки.
  
  — Не надо.
  
  — Почему? Я расскажу ей об этом деле лучше, чем это сделал ты.
  
  — Дэвид, послушай, нам сейчас не до спасения мира. Важно, чтобы газета оставалась на плаву. Если она пойдет ко дну, то негде станет печатать твои статьи, даже очень важные и интересные. Мы не можем позволить сейчас помещать в газете материалы, которые могут быть легко опровергнуты.
  
  — Думаю, это будет не так легко.
  
  Брайан вздохнул.
  
  — Дэвид, как ты смотришь на то, чтобы перейти в другой отдел? Это будет перемещение по горизонтали, ты ничего не потеряешь.
  
  — Почему Мэдлин так взволновала история со строительством тюрьмы? Купилась на обещание новых рабочих мест, а значит, на увеличение числа подписчиков?
  
  — Видимо.
  
  — Но тут есть что-то еще, верно?
  
  Брайан надолго замолчал, а затем проговорил:
  
  — Дэвид, предупреждаю, это строго между нами. Строительство тюрьмы поможет нашей газете выбраться из долгов и начать новую жизнь.
  
  — Как?
  
  — Очень просто. Владельцы газеты намерены продать компании Себастьяна землю под строительство тюрьмы.
  
  Почему мне не пришло это в голову раньше? Семейство Расселл владело двадцатью акрами в южной части Промис-Фоллз. Многие годы шли разговоры, что там будут строить новое здание газеты, но лет пять назад они прекратились, когда доходы издания резко упали.
  
  — Ни фига себе!
  
  — Но ты этого от меня не слышал, — снова предупредил Брайан. — Теперь тебе понятно, почему сейчас не следует ворошить данную тему? Конечно, если ты раскопаешь какие-нибудь действительно крепкие, железобетонные факты, то ей придется пропустить твой материал. Потому что телевизионщики все равно все пронюхают, и газеты в Олбани — тоже. В общем, Дэвид, постарайся не глупить.
  
  Я встал, обвел взглядом кабинет, словно что-то прикидывая, и произнес:
  
  — Мне кажется, Брайан, это помещение не удовлетворяет «условиям манипуляций с кошкой».
  
  Я остывал, сидя за своим столом, наверное, полчаса. Саманта уже пять раз спросила, что за разговор у нас был с Брайаном, но я отмахивался. Говорить мешала злость. Несмотря на предупреждение Брайана, мне хотелось немедленно отправиться к Мэдлин и выяснить, действительно ли она ради спасения газеты готова отказаться от всех наших принципов и стоит ли такая газеты спасения.
  
  А может, так и должно быть? Газете не обязательно быть хорошей. Дерьмовые тоже существуют, их повсюду пруд пруди. Я в такой работал в Пенсильвании, пока не вернулся в родной город совершенно измочаленный. И никогда не думал, что придет время и «Стандард» превратиться в паршивую газетенку. Ладно, если уволят отсюда, попробую устроиться тюремным надзирателем. Может, возьмут?
  
  Я снял трубку, нажал кнопку быстрой связи с офисом, где работала Джан. Ее состояние в последнее время меня волновало все сильнее. Ответила Лианн Ковальски. У нее был весьма подходящий голос для продавца кондиционеров. Ледяной.
  
  — Привет, Лианн, — сказал я, — это Дэвид. Позови, пожалуйста, Джан.
  
  — Подожди.
  
  Через несколько секунд трубку взяла жена.
  
  — Привет.
  
  — Лианн сегодня кажется особенно веселой.
  
  — Ой, не говори.
  
  — Как ты смотришь, если Итан побудет у моих родителей подольше, а мы с тобой пойдем куда-нибудь вечером? А потом посмотрим какой-нибудь фильм. Например «Жар тела». — Это был ее любимый фильм. И мой тоже.
  
  — Не возражаю.
  
  — Не слышу восторга в твоем голосе.
  
  — Отчего же? — проговорила она с наигранной веселостью. — И где ты предлагаешь поужинать?
  
  — Может, в «Стейк-хаусе Престона»? Или «У Кловера»? Там подороже, но пока еще мы можем себе это позволить.
  
  — А как насчет «Джины»?
  
  Это был наш любимый итальянский ресторан.
  
  — Замечательно. Если мы приедем туда к шести, то, очевидно, не надо бронировать столик, но я проверю, чтобы все было наверняка.
  
  — Хорошо.
  
  — Я заеду к тебе после работы, а твою машину заберем позднее.
  
  — А если я выпью лишнего, что тогда?
  
  Это уже было похоже на прежнюю Джан.
  
  — Тогда утром на работу отвезу тебя я.
  
  Я решил пройти к автостоянке через типографию — так путь был короче — и увидел там Мэдлин Плимптон.
  
  Типография, по сути, душа газеты, как машинное отделение — душа линкора. И если «Стандард» перестанет существовать, то эти огромные машины, двигающие газетную бумагу со скоростью семнадцать метров в секунду и печатающие шестьдесят тысяч экземпляров в час, уберут отсюда в последнюю очередь.
  
  Мэдлин стояла наверху на эстакаде, проходящей по обе стороны печатной машины, на вход которой поступал бесконечный лист газетной бумаги, а на выходе появлялась уже сброшюрованная газета. Там сейчас шел текущий ремонт, и печатник в рабочем комбинезоне что-то показывал Мэдлин.
  
  Мне очень хотелось поговорить с ней, но подниматься на эстакаду я не решался. У печатников были свои принципы. Один из них — категорический запрет сотрудникам газеты подниматься на эстакаду без их позволения, которое давалось редко и в самых крайних случаях. Если кто-нибудь, особенно из администрации, вдруг там появлялся, печатную машину останавливали и не запускали, пока нарушитель не покидал их территорию.
  
  Но для Мэдлин Плимптон они делали исключение. Во-первых, она являлась хозяйкой газеты, а во-вторых, к ней относились с большой симпатией. Мэдлин запросто общалась с любым, даже самым незначительным, сотрудником газеты, знала всех по именам и фамилиям и кто какую должность занимает.
  
  На Мэдлин был ее обычный наряд: темно-синяя юбка до колен и в тон ей жакет. Все это подчеркивало красоту ее белокурых волос, хотя мне казалось, что в душе она предпочла бы надеть облегающие джинсы и ковбойку, какие носила в свою репортерскую пору. Сейчас она была бы в них так же хороша, как и тогда. Даже смерть мужа на ее внешности совсем не отразилась.
  
  Мэдлин посмотрела вниз и увидела меня.
  
  — Привет, Дэвид!
  
  Обычно в помещении стоит оглушительный грохот, но сейчас машина стояла и слышимость была хорошая.
  
  — Привет, Мэдлин! — Мы были знакомы много лет и когда-то работали вместе, поэтому звали друг друга по имени. — Можно тебя на минутку?
  
  Она кивнула, сказала что-то печатнику и спустилась вниз. О том, чтобы предложить подняться к ней, не могло быть и речи.
  
  — Как поступить с материалом по Ривзу?
  
  — С каким материалом?
  
  Я усмехнулся.
  
  — Ты прекрасно знаешь с каким. Отчего тебе вдруг так понравилась идея построить у нас тюрьму? Собралась продать под нее землю? — Я подводил Брайана. Ну и ладно. — Но надо подумать о последствиях, Мэдлин. Читатели сообразят, что проблемы города и страны нас больше не волнуют, мы превратились в обычный информационный бюллетень. Да, мы по-прежнему станем писать об автомобильных катастрофах и пожарах третьей степени, будем делать ежегодные выпуски, посвященные Хеллоуину, давать под Новый год интервью с местными знаменитостями, но это уже будет не газета. Понимаешь, не газета.
  
  Мэдлин посмотрела на меня с грустной улыбкой.
  
  — А твои-то как дела, Дэвид? Как Джан?
  
  У нее была такая манера. Ты завелся, высказал ей черт-те что, а она в ответ спросит тебя о погоде.
  
  — Мэдлин, прошу тебя, позволь мне выполнять свою работу.
  
  Улыбка на ее лице исчезла.
  
  — Что с тобой, Дэвид?
  
  — А я спрашиваю, что с тобой. Помнишь, как мы вместе делали репортаж о захвате заложников? Когда один идиот держал под прицелом свою жену и ребенка, пока власти не выполнят его требования?
  
  Мэдлин промолчала, но я знал, что она это помнит.
  
  — Мы находились между полицией и домом, видели, как копы штурмовали квартиру и выбили из того типа дурь. Правда, потом оказалось, что его ружье не было заряжено…
  
  Ее взгляд смягчился.
  
  — Я все помню. — Она помолчала. — И по тем временам скучаю.
  
  — Я тоже.
  
  — Но мне страшно потерять газету, — продолжила Мэдлин. — Ты ложишься вечером спать, переживая, пойдет ли в печать твой материал, а я переживаю, будет ли существовать газета. Надеюсь, ты понимаешь, что это не одно и то же.
  
  Возразить мне было нечем.
  * * *
  
  Без двадцати минут шесть я поставил машину на стоянке фирмы кондиционеров и, выходя, окликнул Лианн Ковальски. Кажется, она кого-то ждала.
  
  — Как дела, Лианн?
  
  — Какие могут быть дела, если этот скотина Лайал до сих пор не приехал?
  
  Лианн, сколько я ее знал, пребывала в двух состояниях: просто раздраженном и очень раздраженном. Высокая, худая, узкобедрая, плоскогрудая. Одним словом, тощая стерва. Короткие, чуть с проседью черные волосы, длинная челка, которую нужно постоянно убирать со лба.
  
  — А где твой автомобиль? — поинтересовался я.
  
  Обычно ее старый синий «форд-эксплорер» стоял рядом с «фольксвагеном» Джан.
  
  — Лайал отдал свою развалюху в ремонт и взял мою. И вот теперь жди его. Он должен быть здесь уже полчаса назад.
  
  Я понимающе кивнул и вошел в офис. Джан уже выключила компьютер и повесила сумочку на плечо.
  
  — Лианн, как всегда, в своем репертуаре, — произнес я.
  
  Она улыбнулась.
  
  А за окном в это время разыгрывалась такая сцена. Машина Лианн заехала на стоянку. За ветровым стеклом можно было разглядеть круглую физиономию Лайала и даже сжимающие руль толстые, похожие на сосиски пальцы. Сзади на сиденье застыл крупный пес. Я ожидал, что Лианн сядет рядом, но она распахнула дверцу водителя и разразилась криком. Слова различить было нельзя, да нам это и не было особенно интересно. Просто не хотелось появляться в такой момент.
  
  Лайал, почти совсем лысый, грузный, в майке-безрукавке, послушно вылез и, почти крадучись обойдя машину, молча скользнул на сиденье.
  
  — Ему не позавидуешь, — заметил я.
  
  — Не знаю, почему она с ним живет, — отозвалась Джан. — Пилит его постоянно. Неужели действительно любит этого лузера?
  
  Лианн села за руль, муж опустил голову.
  
  — Рада снова видеть чету Харвуд, — с улыбкой проговорила Джина, провожая нас к столику. Из двадцати столиков в этот час были заняты только три.
  
  Это была полная женщина лет шестидесяти. Ее ресторан славился в городе и за его пределами своей великолепной кухней. Подали минестроне, овощной суп по-милански.
  
  — Ты сказал своим родителям, когда мы приедем за Итаном? — спросила Джан.
  
  — В половине девятого, может, чуть позже.
  
  Она потянулась левой рукой за солью — в правой у нее была ложка, — рукав скользнул наверх, открыв забинтованное запястье, и задумчиво проговорила:
  
  — Ему у них действительно хорошо.
  
  Это прозвучало как уступка, если вспомнить ее слова о моих родителях, произнесенные совсем недавно.
  
  — Да, — кивнул я.
  
  — Твоя мама энергичная женщина, — продолжила Джан. — И выглядит моложе своего возраста.
  
  — Да и отец еще хоть куда.
  
  — Вот и чудесно. — Джан помолчала. — Так что если со мной… что-то случится, ну или с тобой, они помогут.
  
  — Что такое с нами может случиться, Джан? А почему у тебя забинтована рука?
  
  Она поспешно одернула рукав, оставив ложку в тарелке.
  
  — Ничего. Просто порезалась.
  
  — Дай посмотреть.
  
  Я потянулся через стол, схватил ее руку и приподнял рукав. Запястье было плотно перебинтовано.
  
  — Что это, Джан?
  
  — Отпусти меня! — выкрикнула она, высвобождая руку.
  
  Люди за соседними столиками посмотрели в нашу сторону. Джина, стоящая у входа в зал, тоже.
  
  — Успокойся, — тихо произнес я. — И объясни, что случилось.
  
  — Ничего не случилось. Я резала овощи, и нож нечаянно соскользнул. Вот и все.
  
  — Когда нарезаешь овощи, можно порезать палец, но как нож мог соскользнуть так высоко, к запястью?
  
  — Клянусь, все было именно так. — Джан смутилась.
  
  — Дело в том, что в последнее время я… я сильно о тебе беспокоюсь.
  
  — А чего беспокоиться? — пожала плечами она, доедая суп. — Все в порядке.
  
  — Потому что… люблю тебя.
  
  Мы перешли ко второму блюду. Джан дважды пыталась заговорить и замолкала. Наконец решилась:
  
  — Понимаешь, иногда мне кажется, что вам с Итаном без меня было бы лучше.
  
  — Что за чушь ты несешь?
  
  Она не ответила.
  
  — Джан, скажи честно, почему в последнее время тебе лезут в голову такие мысли?
  
  — Не знаю, — ответила она, сосредоточенно глядя в тарелку.
  
  Бывают в жизни моменты, когда чувствуешь, что земля проваливается у тебя под ногами. Например, когда кто-то из близких неожиданно оказывается в больнице, или когда тебя вызывает босс и сообщает об увольнении, или когда ты в кабинете врача, а он смотрит твою карту, качает головой и предлагает сесть.
  
  Мне показалось, что наступил именно такой момент. С моей женой что-то случилось. Она больна. Видимо, произошел какой-то сбой в организме.
  
  — Неужели ты думаешь о самоубийстве?
  
  Она едва заметно кивнула.
  
  — И как давно это у тебя?
  
  — Около недели. И я не знаю, почему мне лезут в голову подобные мысли и как от них избавиться. Я вдруг почувствовала себя обузой, якорем, который тащит тебя на дно.
  
  — Ужас. — Я погладил ее руку. — Но, наверное, есть этому какая-то причина?
  
  — Понятия не имею.
  
  — Может, на работе… Лианн довела тебя до ручки? С нее станется.
  
  — Ну с Лианн… с ней, конечно, трудно ладить, но я приспособилась. Не знаю, что со мной происходит.
  
  — Тебе нужно показаться доктору.
  
  — Даже не хочу об этом слышать.
  
  — Поговоришь, расскажешь о своем состоянии. Что тут особенного?
  
  — А то, что он сразу упрячет меня в психушку. Думаешь, я не знаю, как это делается?
  
  — Почему обязательно в психушку? Просто он…
  
  К нашему столику приблизилась Джина.
  
  — Значит, ты решил от меня избавиться? — спросила Джан, повысив голос. — Навсегда?
  
  — Извините, — сказала Джина. — Можно подавать десерт?
  
  — Не надо, мы сейчас уходим, — зло произнесла Джан, отодвигая стул.
  Глава четвертая
  
  Этой ночью я долго не мог заснуть. По дороге домой пытался поговорить с Джан и перед тем, как лечь в постель, тоже, но она не желала ничего обсуждать, особенно визиты к врачу.
  
  Утром, удрученный, невыспавшийся, я поставил автомобиль на стоянке газеты «Стандард» и понуро поплелся ко входу, чуть не врезавшись в человека, загородившего мне путь.
  
  Это был огромный детина, метра два ростом, белокожий, с бритой головой, в черном костюме, черном галстуке и белой рубашке, из-под воротника которой выглядывала тюремная татуировка. На вид ему было лет тридцать. Костюм шикарный, не хуже, чем у Обамы.
  
  — Вы мистер Харвуд? — резко спросил он.
  
  — Да.
  
  — Мистер Себастьян просит оказать ему честь и выпить с ним чашечку кофе. Он желает перекинуться с вами парой слов. И ждет вас в парке, куда я буду рад вас подвезти.
  
  — Элмонт Себастьян?
  
  Уже несколько недель я безуспешно пытался взять у него интервью, но он не отвечал на звонки.
  
  — Да. Кстати, моя фамилия Уэлленд. Я водитель мистера Себастьяна.
  
  — Хорошо, поехали.
  
  Уэлленд проводил меня к черному лимузину и открыл заднюю дверцу. Устроившись на роскошном кожаном сиденье, я подождал, пока он сядет за руль, и спросил:
  
  — Давно вы работаете у мистера Себастьяна?
  
  — Три месяца, — ответил Уэлленд, умело въезжая в поток машин.
  
  — А чем занимались раньше?
  
  — Отсиживал тюремный срок.
  
  — И сколько?
  
  Уэлленд пожал плечами.
  
  — Семь лет три месяца и два дня. Последние годы в одной из тюрем, которая принадлежит мистеру Себастьяну в Атланте. — Уэлленд свернул к центру города. — Я попал под программу исправления преступников, которую разработала фирма мистера Себастьяна, а когда вышел, он дал мне работу. Как говорится, предоставил шанс. Думаю, я у него не один такой.
  
  — А за что вы сидели, если не секрет?
  
  Уэлленд взглянул в зеркальце заднего вида.
  
  — Ударил одного ножом в шею.
  
  Я помолчал.
  
  — И что с ним?
  
  — Жил какое-то время, но недолго.
  
  Он остановил автомобиль у парка под водопадом, в честь которого назвали город. Вышел, открыл мне дверцу и показал, куда идти. На берегу реки на скамейке спиной к столу для пикника сидел представительный седоватый мужчина лет шестидесяти и бросал уткам попкорн. Увидев меня, он поднялся и с улыбкой протянул руку. Элмонт Себастьян был одного роста с Уэллендом, но не такой здоровяк.
  
  — Мистер Харвуд, большое спасибо, что пришли. Рад буду наконец побеседовать с вами.
  
  — Со мной связаться было совсем не трудно, мистер Себастьян, — сказал я. — А вот с вами сложно.
  
  Он рассмеялся.
  
  — Зовите меня Элмонт. А я могу вас называть Дэвид?
  
  — Конечно.
  
  — Люблю кормить уток, — признался он. — Наблюдать, как они шумно и жадно поедают пищу.
  
  — Да, это интересно.
  
  Элмонт Себастьян бросил уткам еще горсть попкорна.
  
  — В детстве летом я работал на ферме, так что вырос в любви к божьим тварям. — Он повернулся к столу, где стояли две кружки с кофе, рядом сливки и сахар. — Угощайтесь.
  
  Я глотнул кофе и достал из кармана блокнот и ручку. Себастьян взглянул на Уэлленда, который стоял вдалеке у лимузина.
  
  — Какое он произвел на вас впечатление?
  
  Я пожал плечами.
  
  — Вполне благоприятное.
  
  Он усмехнулся.
  
  — В самом деле? Я рад.
  
  — Мистер Себастьян, — начал я, — это ваш стандартный подход к членам городского совета? Вознаграждать их за правильное голосование по нужному вам вопросу? Как вы сделали это со Стэном Ривзом, оплатив его проездку во Флоренцию.
  
  Элмонт Себастьян кивнул.
  
  — Вот это по мне. Люблю прямоту. А то некоторые тянут, ходят вокруг да около. Даже противно.
  
  — Так как?
  
  Элмонт Себастьян усмехнулся и вылил в кофе три маленькие упаковки сливок.
  
  — Именно это я и собирался с вами обсудить. Разрешить вопрос. Вот смотрите.
  
  Он вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт с клапаном, заправленным внутрь, на котором была написана его фамилия, извлек оттуда чек и протянул мне.
  
  Ай да Себастьян. Значит, сразу берет быка за рога? Предлагает деньги, чтобы отвязался? Но чек был выписан на него Стэном Ривзом. Сумма $4763,09. В нижнем правом углу значилась дата — два дня назад.
  
  — Вот так обстоит дело с членом городского совета Ривзом, — произнес Элмонт Себастьян. — Вы подумали, что его поездка в Италию — взятка, но ошиблись. Я снял два номера в отеле во Флоренции для друзей, мы намеревались там развлечься, но в самый последний момент они отказались, и тогда я предложил мистеру Ривзу, когда мы еще находились в Англии, занять свободный номер. Он согласился, но ясно дал мне понять, что ни в коем случае не намерен рассматривать это как подарок. И я его понимаю. Поскольку все услуги во Флоренции были оплачены, мы договорились, что он вернет мне деньги по возвращении. И вот он, чек.
  
  — Да, с моей стороны это было глупо, — сказал я, возвращая чек.
  
  Элмонт Себастьян улыбнулся.
  
  — Представляете, какой ущерб был бы нанесен репутации мистера Ривза, появись ваш материал в газете? О себе я молчу, потому что привык к помоям, которые на мою голову выливают в прессе, но мистер Ривз…
  
  — Но теперь, когда все прояснилось, вам не о чем беспокоиться.
  
  Себастьян убрал конверт с чеком обратно в карман.
  
  — Дэвид, мне кажется, вы неправильно оцениваете деятельность моей фирмы. Я читал ваши публикации и понял, что вы считаете частные тюрьмы каким-то злом.
  
  — Но ваши тюрьмы ориентированы на получение прибыли, — заметил я.
  
  — Не отрицаю. — Себастьян глотнул кофе. — Но что плохого в желании получить прибыль? Человек выполняет свою работу и получает вознаграждение. Разве это аморально? А мое заведение принесет городу лишь пользу.
  
  — Мистер Себастьян, против строительства вашей тюрьмы в Промис-Фоллз выступаю не только я. По ряду причин, среди которых главная — коммерция. Ведь чем больше заключенных, тем для вас выгоднее.
  
  Он улыбнулся мне как несмышленому ребенку.
  
  — А что вы скажете о владельцах похоронных бюро, Дэвид? У них тоже бизнес грязный? По-вашему, они наживаются на людских несчастьях? Нет, дорогой мой, эти люди предоставляют услуги, без которых не обойтись. Так ведь можно дойти и до цветочников, торгующих у кладбища, и человека, подстригающего там газоны. А я, Дэвид, работаю на благо нашей страны, чтобы граждане ложились вечером спать спокойно, чувствовали себя в безопасности.
  
  — И за это вы в последний год получили почти полтора миллиарда прибыли.
  
  Он покачал головой.
  
  — А вы работаете в своей «Стандард» бесплатно?
  
  — Ваша фирма активно добивается снижения сроков наказания для всех преступников без исключения. Как же после этого люди могут спать спокойно?
  
  Себастьян посмотрел на часы. Наверное, это был «Ролекс». Честно говоря, настоящий «Ролекс» я никогда не видел, но часы выглядели дорогими.
  
  — Я должен идти. Вы хотите иметь копию чека?
  
  — Зачем? — удивился я.
  
  — Ну тогда я пошел.
  
  Себастьян поднялся со скамьи и направился по траве к своему лимузину. С собой он захватил одноразовую кружку для кофе, но, проходя мимо урны, протянул кружку Уэлленду, чтобы тот ее выбросил.
  
  Уэлленд открыл для него дверцу, затем избавился от кружки, но, прежде чем сесть за руль, посмотрел на меня и, изобразив рукой пистолет, широко улыбнулся и «выстрелил».
  
  Лимузин отъехал. Похоже, подвозить меня обратно к зданию газеты в их планы не входило.
  Глава пятая
  
  После нашего ужина у Джины прошло десять дней, и вдруг Джан купила билеты в парк аттракционов «Пять вершин». Впрочем, это соответствовало ее состоянию в последнее время: подъем, спад, снова подъем…
  
  С Итаном она все эти десять дней была особенно внимательна и мила. Вряд ли он заметил, что с матерью что-то не так. В последнюю неделю Джан дважды брала на работе свободные дни, но с сыном не сидела, а проводила время где-то одна. Я не возражал, надеясь, что это поможет ей прийти в себя, но беспокойство не проходило. Мало ли что взбредет ей в голову?
  
  Через день после ужина в ресторане я уехал с работы пораньше и тайком посетил нашего семейного доктора Эндрю Сэмюэлса. Записался на прием как положено, сказал секретарше, что у меня болит горло, но когда мы остались с доктором одни, признался:
  
  — Доктор, я пришел поговорить с вами о Джан. В последнее время она ведет себя очень странно. Подавлена, не выходит из депрессии. Недавно заявила, что нам с Итаном без нее было бы лучше.
  
  — Да, плохо, — произнес он и начал задавать вопросы.
  
  Что послужило причиной? Смерть кого-либо из родственников? Финансовые проблемы? Неприятности на работе? Может, что-то со здоровьем? Рассказать мне ему было нечего.
  
  Наконец, как и следовало ожидать, доктор Сэмюэлс предложил, чтобы Джан пришла к нему. Заочно, не видя пациента, он поставить диагноз не может.
  
  Дома я стал убеждать жену, чтобы она записалась на прием. Вскоре она согласилась и сказала, что пойдет к доктору завтра, для чего взяла на работе свободный день.
  
  Вечером я поинтересовался, как прошел визит.
  
  — Все хорошо, — беззаботно ответила Джан.
  
  — Ты все ему рассказала о своем самочувствии?
  
  — Да.
  
  — И что он?
  
  — Выслушал меня, не перебивал, дал выговориться. Это продолжалось долго. Я уверена, что заняла время другого пациента, который ждал в приемной, но доктор меня не торопил.
  
  — Молодец.
  
  — Ну вот, пожалуй, и все.
  
  — Он порекомендовал тебе что-нибудь? Выписал какие-нибудь лекарства?
  
  — Он собирался мне что-то выписать, но я объяснила, что не хочу становиться наркоманкой и постараюсь справиться со своей депрессией без лекарств.
  
  — Что еще он сказал?
  
  — Похвалил меня, что решилась прийти к нему. Предложил направить к психиатру.
  
  — Ты согласилась?
  
  Джан резко вскинула голову.
  
  — Нет. Я пока не спятила.
  
  — У психиатров лечатся не только сумасшедшие.
  
  — Я же сказала, что справлюсь сама. Без посторонней помощи.
  
  — А как насчет мыслей, которые тебе лезут в голову? — спросил я, не в силах произнести слово «самоубийство».
  
  — Каких мыслей?
  
  — Ну, о чем ты говорила. С этим покончено?
  
  — Да, — кивнула она и вышла из кухни.
  
  В день, когда Джан купила билеты в парк, мне на рабочий компьютер пришло письмо.
  
   «Мы с вами недавно говорили по телефону по поводу подкупа голосов в городском совете, которым занимается Элмонт Себастьян. Ривз не единственный, кто получил взятку. Себастьяну удалось купить практически всех. У меня есть полный список, кому сколько заплатили. Но, как вы понимаете, его придется передать лично, при встрече. К списку будут приложены неопровержимые доказательства. Встретимся завтра в пять часов вечера на автостоянке возле магазина Теда на въезде в Лейк-Джордж. Раньше не приезжайте и ждите меня не долго: крайний срок — десять минут шестого. Если я к этому времени не появлюсь, значит, что-то случилось. У меня белый пикап».
  
  Я внимательно прочитал письмо два раза, затем, чтобы снять напряжение, отправился в кафетерий выпить чашку кофе.
  
  — Ты сегодня угрюмый, — заметила Саманта, когда я вернулся. — Я с тобой поздоровалась два раза, а ты не ответил.
  
  Я рассеянно улыбнулся, продолжая размышлять о письме. Сделав пару заметок, я удалил его и очистил корзину. Наверное, эти предосторожности были напрасными, но, после того как мне стало известно о продаже владельцами газеты земли Элмонту Себастьяну, следовало проявлять бдительность.
  
  На моем материале по поводу подкупа Ривза можно поставить крест. Чек Себастьяну, без сомнения, выписали уже после того, как он обнаружил, что я знаю о его поездке во Флоренцию, но это уже не важно. Чтобы припереть к стенке Ривза и других коррумпированных членов городского совета, мне нужно было раздобыть какую-нибудь серьезную улику. И вот это анонимное электронное письмо пришлось как нельзя кстати.
  
  Я посмотрел в Сети место на карте, где мне назначили встречу. Интересно, кто эта женщина? Служащая городского совета? Секретарь-референт мэра и знает всех и каждого? А может, она работает у Себастьяна или Ривза? В любом случае она знала о том, что он отдыхал во Флоренции на халяву. Ривз — мерзавец, это общеизвестно, так что не трудно вообразить, что нашелся кто-то из сотрудников, пожелавший всадить ему нож в спину.
  
  Ну что ж, скоро все выяснится.
  
  В полдень позвонила Джан:
  
  — Я купила билеты в парк «Пять вершин». По Интернету.
  
  — Неужели?
  
  — Да. Говорят, там много интересных аттракционов.
  
  Парк «Пять вершин» был новой достопримечательностью нашего города. Его открыли этой весной с большой помпой.
  
  Я молчал секунды три.
  
  — Ты что, не хочешь ехать? — спросила она, раздражаясь. — Мне сдать билеты?
  
  — Все в порядке. Просто я удивился. — То она заговаривает чуть ли не о самоубийстве, то покупает билеты в парк аттракционов. — Билеты на троих?
  
  — Конечно.
  
  — Но на американские горки Итана не пустят.
  
  — Там есть аттракционы для маленьких, карусели и все такое.
  
  — А когда мы идем?
  
  — В субботу. Но на завтра я тоже взяла выходной: у нас сейчас в офисе затишье, — так что, если хочешь, поменяю билеты на пятницу. Это возможно.
  
  — Нет, завтра я пойти не смогу.
  
  — А что у тебя?
  
  Рядом Саманта стучала по клавишам, и я понизил голос, чтобы она не слышала.
  
  — Наметилась встреча.
  
  — С кем?
  
  — В том-то и дело, что не знаю. Недавно получил анонимное электронное письмо от женщины: я с ней недавно разговаривал по телефону. Говорит, у нее есть компромат на Ривза и еще кое-кого из членов совета.
  
  — Так ведь это как раз то, что тебе нужно!
  
  — Да.
  
  — Она назначила встречу в каком-то темном переулке?
  
  — Нет, придется ехать в Лейк-Джордж.
  
  Джан замолчала.
  
  — Ты меня слушаешь, дорогая?
  
  — Я вот что подумала. А не съездить ли мне с тобой, проветриться? Но боюсь испортить тебе встречу.
  
  — А что тут особенного, если я приеду с женой? Скажу ей, что мы решили вместе провести день, съездить за город. Совместить приятное с полезным. Уверен, она поймет.
  
  — Ладно, поедем вместе, — проговорила Джан со странной веселостью, какой я у нее уже давно не замечал.
  
  До Лейк-Джорджа было добираться не более часа, но я выехал с запасом, в три часа. Мы договорились с Джан, что она отвезет Итана к моим родителям, вернется домой и станет ждать меня. Без четверти три я поднялся на веранду нашего дома, ожидая увидеть там Джан, но ее не было.
  
  — Ты где? — крикнул я, входя в холл.
  
  — Здесь, — отозвалась она.
  
  Я поднялся наверх и вошел в спальню.
  
  — Если мы выедем сейчас, то у нас будет время в Лейк-Джордже перекусить и выпить кофе, а потом…
  
  Я поднял голову. Джан лежала в постели, под одеялом. Совершенно голая. Это обнаружилось, когда она вдруг его сбросила.
  
  — Ты заболела?
  
  — Я похожа на больную?
  
  Я улыбнулся.
  
  — Нет, но можно простудиться даже в августе, если лежать в таком виде на сквозняке.
  
  Через пятнадцать минут мы выехали.
  
  Первые двадцать миль я все не мог начать разговор. В голове крутились разные фразы: «Кажется, тебе уже стало лучше. Ты не хандришь целых два дня. Я рад видеть тебя такой». Но я их не произносил, боясь сглазить. Если она выходит из депрессии, то не дай Бог спугнуть. Я решил вести себя так, будто ничего необычного не происходит. Как прекрасно, что Джан взяла на работе выходной, чтобы провести день со мной. Составить компанию в деловой поездке.
  
  У меня были готовы блокнот, ручка, диктофон, который я включу тайком. Вряд ли женщина захочет, чтобы ее голос записали.
  
  — Смотри, как сегодня мало машин, — произнес я, когда мы достигли границы штата.
  
  Джан повернулась ко мне:
  
  — Хочу тебе кое-что сказать.
  
  Я насторожился.
  
  — Я кое-что сделала. Вернее, собиралась сделать, но передумала. — Она замолчала, вглядываясь в заднее стекло, затем в переднее.
  
  — Джан, да говори же, в чем дело!
  
  — Помнишь, мы ездили за город?
  
  Я пожал плечами.
  
  — Мы это делали много раз.
  
  — Я забыла, как называется то место, но уверена, что смогу его найти. Там недалеко есть амбар из красного кирпича. Это на пути к магазину «Все для сада». Мост, такой узкий, всего две полосы…
  
  Я вспомнил это место.
  
  — И что?
  
  Джан снова посмотрела в заднее стекло, затем перевела взгляд на меня.
  
  — Так вот, недавно я туда поехала. Поставила машину, прошла до середины моста…
  
  Я затаил дыхание.
  
  — …перегнулась через перила и простояла так очень долго. Меня сжигало острое желание прыгнуть. Там высота небольшая, но камни внизу острые, зазубренные. А потом мне пришло в голову, что если прыгать, то, наверное, лучше с моста через водопад. Помнишь, ты рассказывал мне о студенте, который вот так свел счеты с жизнью несколько лет назад?
  
  — Джан…
  
  Она улыбнулась.
  
  — А вскоре я услышала шум. К мосту приближался фермерский грузовик. Мне не хотелось делать это у кого-то на глазах, а когда грузовик проехал, желание вдруг пропало.
  
  Ее нужно немедленно отвезти в больницу. Развернуться и везти в больницу, пусть ее там обследуют. Я откашлялся.
  
  — Да, хорошо, что появился грузовик.
  
  — Конечно, хорошо.
  
  Она беззаботно улыбнулась, словно ее рассказ был чепухой, на которую не стоит обращать внимание.
  
  — А как отреагировал доктор, когда ты ему об этом сообщила?
  
  — Это было уже после моего визита. — Джан коснулась моей руки. — Ты не беспокойся, сегодня я чувствую себя нормально. Предвкушаю завтрашнюю поездку в парк.
  
  Да, сейчас она чувствует себя хорошо. Но что будет через час? Или завтра?
  
  — И вот еще что, — сказала Джан и замолчала.
  
  — Да говори же, не тяни!
  
  — Посмотри в зеркало. Видишь вон ту синюю машину? Похоже, она едет за нами от самого дома.
  Глава шестая
  
  Автомобиль следовал за нами, сохраняя дистанцию примерно в четверть мили, так что номерной знак разглядеть было невозможно. Но это определенно был американский седан, темно-синий, с тонированными стеклами.
  
  — Он действительно едет за нами от самого дома? — спросил я.
  
  — Вероятно, — ответила Джан. — Но этот седан выглядит как миллион других. Может, там, в Промис-Фоллз, был один, а этот теперь другой.
  
  Я держал скорость примерно семьдесят миль в час и сбавил до шестидесяти. Хотел посмотреть, станет ли синий седан обгонять нас. Вскоре это сделал шедший сзади серебристый мини-вэн. Я посоветовал Джан не поворачиваться.
  
  — Если машина следует за нами, не надо, чтобы те, кто сидят в ней, знали, что мы их заметили.
  
  — А разве они не догадались, когда ты затормозил?
  
  — Я только чуть сбавил скорость. Теперь они должны нас догнать.
  
  Мини-вэн ушел далеко вперед. Я посмотрел в зеркальце. Синий седан был теперь хорошо виден. «Бьюик», номера нью-йоркские, но разглядеть нельзя, потому что заляпаны грязью. Я включил поворотник, сменил полосу и обогнал грузовик. Неужели синий седан действительно преследует нас? Но тогда, значит, о встрече, назначенной мне женщиной, стало кому-то известно. Электронное письмо прочитали. Скорее всего с ее компьютера. Вряд ли она кому-то сообщила, что едет на встречу с репортером «Стандард». Кто эти люди? Ривза? Себастьяна? И чего они хотят?
  
  Обогнав грузовик, я вернулся на свою полосу и начал постепенно прибавлять скорость. Джан посматривала в правое боковое зеркальце.
  
  — Синего седана не видно.
  
  Стоило ей это сказать, как он обогнал грузовик и двинулся за нами.
  
  — Вот он, вернулся, — сказал я.
  
  — Так прибавь скорость, — предложила Джан. — Посмотрим, сделает ли он то же самое.
  
  Я довел скорость до семидесяти. Синий седан сзади начал уменьшаться.
  
  — Он не прибавил скорость, — произнесла Джан. — Так что можешь расслабиться.
  
  На въезде в Лейк-Джордж седан вообще пропал. Джан вздохнула с облегчением. Часы на приборной панели показывали без четверти пять. Я посмотрел на карту. До магазина было не более пяти минут езды. Я не торопился. Боялся проехать мимо него, не заметив. Однако вскоре выяснилось, что пропустить магазин невозможно, потому что других строений здесь просто нет. Двухэтажный, белый, стоящий примерно в тридцати метрах от дороги. Недалеко заправка самообслуживания.
  
  Я заехал на стоянку и посмотрел на часы. Без пяти пять. Кроме старого «плимута-воларе», больше автомобилей не было. Я встал перед ним, чтобы просматривать шоссе в обоих направлениях, опустил стекла, заглушил двигатель. Движение в этом месте было не очень плотное. Мы заметим белый пикап задолго до того, как он свернет на стоянку.
  
  — Интересно, какая у нее информация, — проговорила Джан.
  
  Я пожал плечами.
  
  — Все, что угодно. Собственные заметки, распечатки электронных писем, записи телефонных разговоров. А может, она что-нибудь сообщит мне устно. Разумеется, слова не доказательство. «Стандард» не напечатает ни слова, если не будет оснований.
  
  Джан потерла виски.
  
  — Что, болит голова?
  
  — Да, немного. Видимо, укачало. Но у меня в сумочке есть тайленол. Пойду в магазин, возьму бутылку воды, чтобы запить таблетку. Тебе что-нибудь принести?
  
  — Да, холодного чая, — сказал я.
  
  Джан направилась к магазину, а я наблюдал за шоссе. Проехал красный «форд-пикап». За ним зеленый внедорожник «додж». Следом мотоциклист. На часах было ровно пять. Значит, ждать мне осталось десять минут. Мимо прогрохотал грузовик с бревнами. В ту же сторону просвистел синий «корвет» с открытым верхом. Наконец вдали показался грузовой пикап. Светлый. Белый? В этом я не был уверен. Скорее светло-желтый или серебристый.
  
  Когда пикап приблизился, стало ясно, что это белый «форд». Он пропустил «тойоту-короллу» и, свернув на стоянку, остановился у заправки. Я замер. Из машины вышел мужчина лет шестидесяти. Высокий, худой, небритый, в джинсах и клетчатой рабочей рубашке. Сунул кредитную карточку в автомат заправки и начал наполнять бак. В мою сторону даже не взглянул. Я снова повернулся к шоссе, когда мимо проезжал синий «бьюик».
  
  — Старый знакомый, — пробормотал я себе под нос.
  
  Седан притормозил, а затем прибавил ход и вскоре скрылся из виду. Тот ли это седан? На часах было пять минут шестого.
  
  Джан вышла из магазина с бутылкой холодного чая в одной руке и воды — в другой. Подошла, открыла дверцу.
  
  — Я боялась, вдруг эта женщина заставит тебя отсюда уехать. Страшно было оставаться одной.
  
  — Как я мог тебя бросить? Кстати, она пока не появилась. И похоже, уже не появится. Но мимо проехал синий «бьюик».
  
  — Неужели?
  
  — Да.
  
  — Ты успел заметить, кто в нем?
  
  — Нет, стекла тонированные. Но когда он проезжал мимо, то немного притормозил. Это подозрительно.
  
  Джан достала из сумочки тайленол, выпила таблетку и посмотрела на часы.
  
  — Осталось четыре минуты.
  
  — Наши часы идут точно, но, может, у нее отстают. Давай подождем несколько минут.
  
  Я свинтил крышечку с бутылки холодного чая и одним глотком выпил чуть ли не половину, только сейчас осознав, насколько у меня пересохло во рту. Мы молча посидели пять минут, наблюдая за шоссе.
  
  — Вон какой-то пикап, — произнесла Джан.
  
  Но он был серого цвета и проехал мимо. Зато опять вдали появился синий «бьюик». Я открыл дверцу.
  
  — Не ходи туда, вернись! — крикнула Джан.
  
  Но я уже бежал к шоссе. Хотел увидеть номерной знак. Достал из кармана диктофон.
  
  — Дэвид! — позвала Джан. — Не надо.
  
  Я встал у обочины и включил диктофон. «Бьюик» приближался, водитель не сбавлял скорости, но рассмотреть номерной знак было можно. Если бы он почти весь не был заляпан грязью. Разумеется, намеренно.
  
  Автомобиль промчался мимо, и я успел различить две последние цифры номера — 7 и 5. Водитель снова газанул, и седан скрылся за поворотом. А я поплелся к нашей машине.
  
  — Ну что? — спросила Джан.
  
  — Номер специально замазан, — ответил я. — Но это был тот самый седан. Значит, кому-то стало известно о встрече. Неудивительно, что эта женщина не приехала.
  
  — Жаль, — вздохнула Джан. — Для тебя это было так важно. Давай подождем немного.
  
  Мы посидели еще минут пять, потом я завел двигатель.
  
  На обратном пути головная боль у Джан усилилась, и она почти все время спала. На въезде в город проснулась, сказала, что плохо себя чувствует, и попросила высадить ее у дома, перед тем как я поеду за Итаном.
  
  Когда мы с сыном вернулись, Джан уже спала.
  
  — Мама заболела? — спросил Итан.
  
  — Нет, просто устала.
  
  — Но к утру она отдохнет?
  
  — Должна, — ответил я.
  
  — А то как же мы без нее поедем на аттракционы?
  
  — Да-да, аттракционы, — рассеянно проговорил я.
  
  Тут мой сын заволновался, сказал, что боится кататься на американских горках, а я его успокаивал: говорил, что мы кататься не будем, а найдем там другое развлечение. Веселое, не страшное.
  
  — Завтра мы отлично проведем время, вот увидишь.
  
  Я уложил Итана в постель, поцеловал и направился в нашу спальню. Тихо разделся и лег под одеяло. Джан спала, но я взял ее за руку, просунул пальцы между ее пальцами и нежно сжал. И она во сне ответила на ласку.
  
  Ладонь у нее была теплая, не хотелось отпускать.
  
  — Я люблю тебя, — прошептал я, засыпая рядом с женой в последний раз.
  Часть вторая
  Глава седьмая
  
  В офисе парка «Пять вершин» было прохладно, работал кондиционер. Здание находилось недалеко от главного входа. В связи с происшествием тут собралось немало людей. Прежде всего менеджер парка Глория Фенуик, женщина лет тридцати, с короткими белокурыми волосами, и парень лет на пять ее моложе, назвавшийся помощником. Его фамилию я не разобрал. Еще тут находилась молодая женщина, заведовавшая в парке общением с посетителями и рекламой. Эти трое были одеты нарядно. На остальных служащих парка были одинаковые слаксы и легкие желтовато-коричневые рубашки с вышитыми на карманах фамилиями.
  
  Напротив меня сидел грузный мужчина, которого звали Барри Дакуэрт. Детектив. Живот у него свисал через ремень, и он постоянно поправлял белую рубашку со следами пота.
  
  — Куда вы девали моего сына? — спросил я.
  
  — С ним моя сотрудница, — ответил Дакуэрт. — Ее зовут Диди. Очень приятная женщина. Они там, в комнате в конце коридора. В данный момент она кормит его мороженым. Надеюсь, вы не возражаете?
  
  — Нет. Как он?
  
  — С ним все в порядке. — Дакуэрт пошевелился на стуле. — Мальчика увели, чтобы мы могли спокойно поговорить.
  
  Я кивнул. Уже два часа, как Джан исчезла, и непонятно, где ее искать. Дакуэрт расспрашивал меня снова и снова, как все было, а я устало повторял. Трое представителей администрации парка топтались рядом. Он посмотрел на них.
  
  — Извините, но я хотел бы побеседовать с мистером Харвудом наедине.
  
  — Конечно, конечно, — произнесла Фенуик. — Но если вам что-нибудь нужно…
  
  — Вы уже поставили кого-то просматривать записи камер наблюдения? — спросил детектив.
  
  — Да, но неизвестно, кого высматривать, — ответила менеджер парка. — Было бы легче, если бы вы дали нам фотографию этой женщины.
  
  — Пока придется обойтись описанием внешности. Повторяю: женщина, на вид лет тридцати пяти, рост средний, волосы черные, зачесаны в хвостик, убранный под бейсбольную кепку с надписью впереди… — Он посмотрел на меня. — Как там, «Ред сокс»? Далее: красный топик, белые шорты. Высматривайте на записях похожую и вообще все, что покажется вам необычным.
  
  — Мы это сделаем, но у нас пока не везде в местах скопления посетителей поставлены камеры. Только на входе и у больших аттракционов.
  
  — Знаю, — кивнул Дакуэрт. — Вы уже объяснили. — Он замолчал, ожидая, когда они уйдут. Как только это произошло, повернулся ко мне: — Итак, вы вышли из машины. Какая машина?
  
  Я облизнул губы. Во рту было совсем сухо.
  
  — «Аккорд». Машину Джан, «джетту», мы оставили дома.
  
  — Рассказывайте дальше.
  
  — Мы с Итаном ждали ее у главного входа примерно полчаса. Я несколько раз звонил ей по мобильному, но она не отвечала. Тогда я решил, что Джан пошла к нашему автомобилю. Мы направились туда, но ее не было.
  
  — А вы не заметили какие-нибудь признаки, что она могла побывать там и потом ушла? Например, уронила что-нибудь?
  
  Я покачал головой.
  
  — При ней был рюкзачок с едой и одеждой Итана. В машине я его не увидел.
  
  — Ладно. Как вы действовали дальше?
  
  — Вернулись в парк. Стали ждать у входа, но Джан не появилась.
  
  — И тогда вы обратились в администрацию парка.
  
  — Я еще до этого разговаривал с охранниками: узнавал, не обращалась ли к ним Джан, — а затем, вернувшись с автостоянки, попросил служащего снова связаться с охраной по рации и спросить, нет ли у них сообщений о каких-либо происшествиях. Я подумал: может, Джан упала, потеряла сознание… Мне ответили, что происшествий пока не отмечено, и посоветовали позвонить в полицию.
  
  Барри Дакуэрт одобрительно кивнул.
  
  — Извините, очень хочется пить, — сказал я и направился в холл, где был фонтанчик с питьевой водой.
  
  Вернувшись, я спросил:
  
  — Ваши люди ищут этого человека?
  
  — Какого?
  
  — Ну, о ком я вам говорил.
  
  — Который вроде как убегал?
  
  — Да. С бородой.
  
  — Что еще вы можете о нем рассказать?
  
  — Ничего. Я видел его всего пару секунд.
  
  — Вы полагаете, что этот человек убегал, поставив прогулочную коляску, в которой сидел ваш ребенок?
  
  — Да.
  
  — Вы видели, как он вез коляску?
  
  — Нет.
  
  — Он стоял с ней рядом?
  
  — Нет. Просто мне показалось подозрительным, что он вдруг побежал, когда я нашел наконец коляску с Итаном.
  
  — Так он мог просто бежать по своим делам, — заметил детектив.
  
  — Да, но мне показалось это странным.
  
  — Мистер Харвуд… Кстати, ваша фамилия мне знакома. Вас ведь зовут Дэвид? Да-да, Дэвид Харвуд.
  
  — Я работаю репортером в «Стандард». Вероятно, вам известны мои публикации.
  
  — Конечно, я читаю «Стандард».
  
  — Может, она отправилась домой? Взяла такси и уехала.
  
  Дакуэрта мое предположение не впечатлило.
  
  — У вашего дома уже побывал полицейский, — заявил он. — Там никого нет. Он звонил в дверь, по телефону, заглядывал в окна. Никого.
  
  — Тогда, может, она у моих родителей. Я сейчас позвоню.
  
  — Звоните!
  
  — Мама, послушай, Джан у вас?
  
  — Нет. А почему она должна находиться у нас?
  
  — Ну я просто позвонил проверить: мы в парке с ней… разминулись. Если она появится, то пусть сразу позвонит мне.
  
  — Хорошо. Но что значит — разминулись?
  
  — Мне надо идти, мама. Я позвоню позже.
  
  Дакуэрт наблюдал за мной.
  
  — А может, она у кого-нибудь из родственников?
  
  — Нет у нее родственников, — ответил я. — Она единственный ребенок в семье и давно потеряла связь с родителями. Не видела их много лет. Насколько мне известно, они умерли.
  
  — А друзья?
  
  Я покачал головой:
  
  — У нее нет друзей.
  
  — Приятели на работе?
  
  — Джан работает в фирме по продаже кондиционеров. Есть там еще одна женщина, Лианн Ковальски. Они кое-как ладят, но не близки.
  
  — Почему?
  
  — Да так… У Лианн грубоватые манеры, и вообще. — Я махнул рукой.
  
  Детектив записал фамилию Лианн в блокнот.
  
  — Теперь я вынужден задать вам ряд вопросов, которые могут показаться не совсем приятными.
  
  — Пожалуйста.
  
  — Были в вашей совместной жизни случаи, когда жена вела себя странно — например, уходила из дома?
  
  Я задумался.
  
  — Нет.
  
  От Дакуэрта не укрылось мое промедление с ответом.
  
  — Вы уверены?
  
  — Да.
  
  — А были у нее связи на стороне? Прошу меня извинить за то, что это спрашиваю. Она с кем-нибудь встречалась?
  
  — Нет.
  
  — А в последнее время у вас случались размолвки? Ссоры?
  
  — Нет. Послушайте, мне надо идти искать ее, я не могу сидеть здесь и терять время.
  
  — Вашу жену ищет полиция, мистер Харвуд. Мне нужна ее фотография. Жаль, что вы не носите ее в бумажнике, как некоторые, или в мобильном телефоне.
  
  — Фотографии есть, но дома.
  
  — К тому времени, когда вы до него доберетесь, мы, вероятно, ее найдем, — проговорил Дакуэрт, чем сильно меня обнадежил. — Если не получится, вы перешлете фотографии мне по электронной почте.
  
  — Хорошо.
  
  — Ладно, давайте теперь подумаем, как сузить поиски. Постарайтесь припомнить, не замечали ли вы за женой в последнее время какие-нибудь странности. Не обижайтесь: по вашим глазам видно, что вы что-то скрываете.
  
  — Но она действительно никогда не уходила из дома, и у нее нет никаких связей на стороне. Я в этом уверен. Но…
  
  Дакуэрт ждал, когда я продолжу.
  
  — Дело в том, что в последние две недели моя жена… действительно вела себя странно. Находилась в депрессии. Говорила иногда такое, отчего становилось не по себе. — Я замолчал.
  
  — Мистер Харвуд, продолжайте!
  
  — Подождите. Мне трудно сосредоточиться. — Я перевел дух. — Понимаете, в последние две недели она несколько раз заговаривала…
  
  — О чем?
  
  — О самоубийстве. Правда, пока, слава Богу, до этого дело не дошло. Я заметил у нее повязку на запястье, но она поклялась, что случайно порезалась, когда готовила обед. В последний раз она рассказала, что пыталась спрыгнуть с моста.
  
  — Вот как? — Дакуэрт удивленно вскинул брови.
  
  — Да. Ей помешал грузовик, который переезжал через мост. А потом она успокоилась. А еще Джан однажды сказала, что ей кажется, будто нам с Итаном без нее будет лучше.
  
  — И почему, как вы думаете, она говорила такое?
  
  — Не знаю. Вероятно, в голове произошло что-то вроде короткого замыкания. А про мост она рассказала вчера, когда мы ездили за город.
  
  — Вам тяжело было это слушать?
  
  Я кивнул, едва сдерживая слезы:
  
  — Разумеется.
  
  — Вы предлагали ей обратиться к врачу?
  
  — Конечно. Вначале я сходил к доктору Сэмюэлсу. — (Дакуэрт кивнул: эта фамилия, видимо, была ему знакома.) — Рассказал о состоянии Джан, потом уговорил ее сходить на прием, доктор на этом настаивал. Но случай с мостом был позже. Так она сказала.
  
  — Это было наваждение? Ну, в том смысле, что подобное желание возникало помимо воли?
  
  — Да. Я надеялся, что она попринимает выписанные доктором лекарства и это пройдет, но Джан наотрез отказалась от лекарств. Заявила, что справится с депрессией сама.
  
  — Извините.
  
  Дакуэрт достал мобильник и вышел за дверь. Я расслышал, как он произнес слова «мост» и «самоубийство».
  
  — Вы считаете, она могла покончить с собой? — спросил детектив, вернувшись.
  
  — Не знаю. Надеюсь, что нет.
  
  — Сейчас полицейские ищут в парке и вокруг него, проверяют машины, опрашивают людей.
  
  — Спасибо, — сказал я. — Но меня смущает еще кое-что.
  
  Дакуэрт внимательно посмотрел на меня.
  
  — Что именно?
  
  — Зачем кому-то понадобилось увозить коляску с моим сыном? Странное совпадение, вам не кажется? Неожиданно похищают коляску с Итаном, а вскоре исчезает моя жена.
  
  — Да, — задумчиво проговорил Дакуэрт, — действительно странно. Хорошо, что хотя бы с этим все благополучно обошлось.
  
  В комнату вошла менеджер парка Глория Фенуик.
  
  — Детектив, пойдемте, я вам кое-что покажу.
  
  Она повела Дакуэрта — разумеется, я тоже следовал за ними — в небольшую кабинку-кабинет, отделенную от коридора тонкой перегородкой, где за компьютером сидела молодая сотрудница, ведающая рекламой.
  
  — Наши охранники просмотрели записи камеры наблюдения у главного входа, сделанные в то время, когда прибыли Харвуды, — сказала она. — И вот что обнаружили.
  
  На экране замелькали посетители парка, входящие на территорию через автоматы, проверяющие билеты. Девушка нажала клавишу «стоп-кадр», и на экране застыл я, везущий коляску с Итаном. Затем она ввела на компьютере фамилию Харвуд, и на экране появилось точное время, когда мы вошли в парк «Пять вершин».
  
  — А где же ваша жена? — спросил Дакуэрт.
  
  — Ее тогда с нами не было, — ответил я.
  
  Мне показалось, что детектив насторожился.
  
  — Почему, мистер Харвуд?
  
  — У входа она вдруг вспомнила, что забыла в машине рюкзачок, и решила вернуться. Мы договорились встретиться около павильона «Мороженое».
  
  — И встретились?
  
  — Да.
  
  Дакуэрт наклонился к девушке за компьютером.
  
  — У вас есть записи, сделанные у павильона «Мороженое»?
  
  — Нет. Там установят камеры в конце осени, и еще во многих местах, а пока наблюдение ведется только у входов и больших аттракционов. Ведь парк открыли недавно.
  
  Дакуэрт помолчал, глядя на меня. Затем двинулся к двери.
  
  — Мне можно забрать сына? — спросил я.
  
  — Конечно, — ответил он и вышел в коридор, закрыв за собой дверь.
  Глава восьмая
  
  Барри Дакуэрт прошел по коридору и свернул в большую комнату, разгороженную кабинками-кабинетами, которые в будние дни занимали сотрудники администрации парка «Пять вершин».
  
  Менеджер парка по выходным пока работала, потому что это новое место развлечений очень быстро стало популярным не только в Промис-Фоллз, но и среди значительной части населения штата Нью-Йорк, и здесь по субботам было многолюдно. История с исчезновением Джан Харвуд ее обеспокоила. Сейчас, когда парк раскручивался, ей не нужны были никакие происшествия. А что, если эта женщина случайно забрела в помещение управления аттракционом или утонула в одном из прудов? А если она подавилась хот-догом, купленным в парке? Это может сильно повредить имиджу.
  
  Плюс ко всему ее беспокоил непонятный случай с похищением ребенка в прогулочной коляске. Хорошо, что все быстро закончилось, а то пошел бы слух и тут бы такое началось. Да и переврали бы, конечно, нагородили черт-те что. А после этого родители с маленькими детьми перестали бы посещать парк.
  
  Но это были заботы менеджера парка, а у детектива Барри Дакуэрта имелись свои. Он направился к Диди Кампьон и Итану Харвуду. Они сидели друг против друга на офисных стульях. Диди откинулась на спинку, держа руки на коленях. Итан примостился на краю стула, свесив ноги.
  
  — Привет, — сказал Дакуэрт.
  
  В стаканчике мороженого у Итана оставалось примерно на дюйм. Было видно, что ребенок устал.
  
  — Мы с Итаном беседуем о поездах, — произнесла Диди Кампьон.
  
  — Тебе нравятся поезда, Итан? — спросил Дакуэрт.
  
  Мальчик кивнул.
  
  — Через пару минут ты вернешься к папе. Тебе здесь хорошо?
  
  — Да.
  
  — Мы сейчас отойдем на пару секунд с тетей вон в тот угол и поговорим. А ты посиди спокойно.
  
  Диди коснулась его колена.
  
  — Я сейчас вернусь.
  
  Они отошли и стали поодаль.
  
  — Так что? — спросил Дакуэрт.
  
  — Он постоянно спрашивает про папу и маму. Хочет знать, где они.
  
  — Он тебе рассказал что-нибудь о человеке, который увез его в коляске?
  
  — Мальчик ничего не знает. Скорее всего он в это время спал. Сообщил только, что они с папой долго ждали маму, а она не пришла.
  
  — Тебе удалось выяснить, когда мальчик видел ее в последний раз?
  
  Диди вздохнула.
  
  — Нет. Он ведь еще маленький. Повторяет, что хочет домой, не желает идти ни на какие аттракционы, даже для малышей. Хочет к маме и папе.
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  — Ладно, я сейчас отведу его к отцу.
  
  Диди вернулась к Итану.
  
  Дверь приоткрылась. Зашла менеджер парка Глория Фенуик.
  
  — Детектив, наши охранники уже прочесали всю территорию, очень внимательно, и женщины не нашли. Не пора ли убрать отсюда полицейских? Зачем волновать людей?
  
  — Каких людей? — спросил Дакуэрт.
  
  — Наших гостей. Глядя на такое количество полицейских, они могут подумать, что ищут террориста, который подложил бомбу в аттракцион.
  
  Дакуэрт улыбнулся.
  
  — У вас очень богатое воображение. А на автомобильной стоянке искали?
  
  — Конечно.
  
  Детектив жестом попросил ее подождать и достал мобильник.
  
  — Привет, Смит, как дела? Особенно следите за машинами, отъезжающими от парка. Если увидите женщину, подходящую под описание, задержите автомобиль до моего прихода.
  
  — Вы собираетесь проверять каждую отъезжающую машину? — обеспокоенно спросила Фенуик.
  
  — Нет.
  
  Ему хотелось проверить их все, но это было невозможно. Да и поздновато. Джан Харвуд ищут уже более двух часов. Если ее схватили и засунули в багажник, то похитители уже давно уехали.
  
  — Это просто ужас, — простонала Глория Фенуик. — Зачем поднимать шумиху? Если эта женщина забрела куда-то не туда, потому что у нее проблемы с головой, при чем здесь мы? А может, они сговорились и ее муж подаст на нас иск в суд? Вдруг они таким образом решили получить от нас деньги?
  
  — Вы не возражаете, если о ваших опасениях я сообщу мистеру Харвуду? — произнес Дакуэрт. — Уверен, репортеру «Стандард» захочется сделать материал, посвященный проявлению вами сочувствия к его ситуации.
  
  Менеджер побледнела.
  
  — Он работает в газете?
  
  — Да.
  
  Глория Фенуик обошла детектива и опустилась на корточки перед Итаном.
  
  — Как дела, малыш? Думаю, ты не откажешься от еще одной порции мороженого?
  
  Мобильник в руке детектива зазвонил. Он приложил его к уху.
  
  — Да.
  
  — Привет, это Ганнер. Я в помещении охраны. Мы записали кадры, когда Харвуд проходит с ребенком в парк.
  
  — Хорошо.
  
  — Но там не видно его жены.
  
  — Мистер Харвуд говорит, что она забыла что-то в машине и вернулась к ней.
  
  — То есть она должна была вскоре после них войти парк?
  
  — Да.
  
  — Но тут вот какое дело. — Ганнер усмехнулся. — У них фиксируют проход по билетам, купленным по Интернету, и там не значится, что миссис Харвуд вообще входила в парк.
  
  — Как не входила?
  
  — Не знаю. Но мы успели проверить в отделе продажи билетов по Интернету, и там отмечено, что действительно по карточке «Виза» на фамилию Харвуд купили билеты, но только два: взрослый и детский.
  Глава девятая
  
  Наконец-то дверь открылась и в комнату вбежал Итан. Я прижал его к себе и долго держал, гладя голову и спину.
  
  — Как ты? Соскучился?
  
  — Да, но тетя хорошая. Давала мне мороженое. Правда, мама бы рассердилась: ведь я съел два рожка.
  
  — Мы сегодня даже не обедали, — сказал я.
  
  — А где мама?
  
  — Сейчас поедем домой.
  
  — Она дома?
  
  Я взглянул на Дакуэрта. Его лицо ничего не выражало.
  
  — А потом поедем в гости к бабушке и дедушке. — Я повернулся к детективу и понизил голос: — Что нам теперь делать?
  
  Он вздохнул.
  
  — Поезжайте домой и пришлите мне фотографию. Если что-нибудь узнаете, то немедленно звоните. Я сообщу вам, если появятся новости.
  
  — Хорошо.
  
  — А билеты в парк покупали вы?
  
  — Нет, Джан, — ответил я.
  
  — То есть за компьютером сидела ваша жена.
  
  — Да, именно так и было. — Я не понимал смысла его вопросов.
  
  Дакуэрт задумался.
  
  — Что-то не так? — спросил я.
  
  — Дело в том, что на вашу фамилию по Интернету купили только два билета: взрослый и детский.
  
  Я опешил.
  
  — Это, видимо, ошибка. Она была в парке. Ее бы без билета не пустили.
  
  — Да, странно, но в базе данных парка «Пять вершин» значится, что на фамилию Харвуд куплено два билета.
  
  — А может, в Сети произошел сбой? — предположил я. — Иногда такое бывает. Я однажды бронировал номер в отеле, и Сеть зависла на секунду, а когда пришло подтверждение заказа, там было сказано, что я забронировал два номера вместо одного.
  
  Детектив кивнул.
  
  Однако в данном случае это было невозможно, потому что, перед тем как направиться к машине за рюкзачком, Джан достала билеты и дала мне два, а свой оставила. При этом помахала им. И когда мы встретились у павильона «Мороженое», Джан ничего не сказала о какой-то проблеме с билетом.
  
  Я собирался сообщить об этом Дакуэрту, но передумал, поскольку излагать версию в присутствии Итана, который сидел у меня руках, не следовало. А версия была такая, что Джан действительно билет себе не купила: думала, что он ей не понадобится, — а листок бумаги, которым она взмахнула, не являлся билетом. Действительно, какой смысл тратить деньги на билет, если собираешься покончить с собой?
  
  — Вы хотите что-то сказать? — спросил Дакуэрт.
  
  — Нет, — ответил я. — Поеду домой и пошлю вам фотографию.
  
  — Хорошо. — Детектив посторонился, давая мне пройти с сыном.
  
  Как описать мои чувства, когда мы покидали парк «Пять вершин»?
  
  Я вывез Итана в коляске из офиса недалеко от главного входа. Кругом мельтешили люди, что-то говорили друг другу, смеялись. Дети держали за ниточки воздушные шары. Когда они ослабляли захват, шары взмывали в небо. Лотки с едой, сувенирные лавки. С американских горок, где под ритмичную музыку с лязгом носились маленькие поезда, звучали восторженные возгласы. Всюду, куда ни посмотришь, веселье.
  
  А моей любимой жены Джан нет, будто и не было. Но она была, совсем недавно, рядом, мы разговаривали и вдруг пропала, словно растаяла в воздухе. Мимо прошли двое полицейских. Они все еще ее ищут. Зря. Искать надо в другом месте. По крайней мере не здесь. Итан повернулся и в пятый раз спросил, где мама. Я не ответил. Потому что не знал. А еще потому, что надежд на то, что она жива, оставалось все меньше.
  
  В машине я посадил Итана на его сиденье, пристегнул, положил игрушки так, чтобы до них можно было дотянуться.
  
  — Я хочу есть, — сказал он. — Дай мне сандвич.
  
  — Откуда у меня сандвич?
  
  — Они у мамы в рюкзачке.
  
  — Потерпи, скоро приедем домой.
  
  — А где Бэтмен? — Итан начал перебирать игрушки. — Человек-паук, Робин, Джокер, Россомаха… Бэтмена нет.
  
  — Наверное, закатился под сиденье, — ответил я и стал искать.
  
  — Может, он вывалился?
  
  — Куда?
  
  Он посмотрел на меня так, словно я должен был знать, и заплакал.
  
  — Кончай хныкать, парень, — разозлился я. — У нас и без твоего Бэтмена полно забот.
  
  Я просунул руку чуть дальше под сиденье и что-то нащупал. Игрушечную ногу. Вытащил Бэтмена и протянул сыну. Тот с радостью схватил героя в накидке, а через секунду бросил и взял другую игрушку.
  
  На выезде со стоянки образовалась пробка. Каждую машину останавливали полицейские, вглядывались в салон, просили открыть багажник, как при пересечении границы. Ждать пришлось минут двадцать. Наконец коп наклонился ко мне, когда я опустил стекло:
  
  — Прошу прощения, сэр, но мы проверяем все выезжающие автомобили. Это недолго.
  
  Объяснять, почему это делается, он не стал.
  
  — Меня проверять не надо.
  
  — Что вы сказали?
  
  — Вы ищете мою жену, Джан Харвуд. Она пропала. А я еду домой, чтобы переслать по Сети детективу Дакуэрту ее фотографию.
  
  Он кивнул и велел мне проезжать.
  
  — Тетя полицейская рассказала мне шутку, — подал голос Итан.
  
  — Какую?
  
  — Я ничего не понял, но она сказала, что тебе понравится, потому что ты репортер.
  
  — Говори.
  
  — Ну, это загадка. Что такое черное, белое и немного красного?
  
  Я задумался.
  
  — Не знаю.
  
  Итан захихикал:
  
  — Газета. — Потом помолчал немного и добавил: — А мама сейчас, наверное, готовит ужин.
  
  Мы вошли, и Итан сразу закричал:
  
  — Мама!
  
  Я ждал, получит ли он ответ. Сын крикнул снова, но никто не отозвался.
  
  — Она еще не пришла, — произнес я. — Иди включи телевизор, посиди там, а я везде посмотрю.
  
  Он послушно отправился в гостиную, а я быстро обошел дом. Заглянул в спальню, ванную, комнату Итана, спустился в подвал. Джан нигде не было. Оставалось проверить в гараже. В него можно было попасть с кухни. Я положил ладонь на дверную ручку, но открывать не стал. Машина Джан стояла у дома, так что в гараже ее нет. Я решительно открыл дверь и вошел в гараж. Он был пустой, но я внимательно осмотрел все вокруг, даже заглянул в пластиковые контейнеры для мусора в углу. Они были достаточных размеров, чтобы там поместился человек. Один контейнер стоял пустой, в другом лежал пакет с мусором.
  
  Я вернулся в кухню. Взял наш ноутбук, заваленный почтой, которую в основном составляла реклама, скопившаяся за два дня. Сел за стол, загрузил компьютер и открыл папку «Фото». Нашел снимки, которые сделал прошлой осенью, когда мы ездили в Чикаго. Они были самые свежие. Просмотрел. Джан и Итан стоят у пассажирского самолета в Музее науки и промышленности. На другом снимке они перед поездом-экспрессом «Зефир». Вот они во время прогулки по Миллениум-парку, едят сырные палочки. На большинстве фотографий — Джан и Итан, потому что снимал обычно я. Но была одна, где мы с Итаном. На берегу, на фоне парусных яхт, он сидит у меня на коленях.
  
  Я выбрал два снимка, где Джан получилась особенно удачно. Волосы она тогда носила длиннее, они частично закрывали левую половину лица, но все было видно хорошо. Даже почти незаметный шрамик в форме буквы L слева на подбородке, след от падения с велосипеда в детстве. На шее изящные бусы из небольших кексов, выпеченных в гофрированной формочке, глазированных под золото. Бусы у нее тоже остались с детства.
  
  Я отправил фотографию по адресу, указанному в карточке детектива, добавив еще две, сделанные с других ракурсов. Снимки сопроводил кратким письмом:
  
   «Посылаю фотографии, самые лучшие, какие смог найти. Если появятся новости, пожалуйста, позвоните».
  
  Затем включил принтер и напечатал двадцать копий первого снимка.
  
  Посидел, понуро уставившись в стол, и набрал номер мобильника Дакуэрта. Я не хотел ждать, пока он заглянет в свой электронный почтовый ящик. Пусть знает, что фотографии уже у него.
  
  — Дакуэрт, — раздалось в трубке.
  
  — Это Дэвид Харвуд, — сказал я. — Фотографии отправлены.
  
  — Жену, разумеется, вы дома не застали.
  
  — Нет.
  
  — Сообщения на автоответчике проверили?
  
  — Ничего.
  
  — Ладно, мы сразу пустим фотографии вашей жены в ход.
  
  — Я позвоню в редакцию «Стандард», — продолжил я, — попрошу поместить сообщение об ее исчезновении вместе с фотографией в воскресном выпуске.
  
  — А почему вы не хотите предоставить заниматься этим нам? — спросил Дакуэрт. — Я думаю, давать объявления в газете пока рано.
  
  — Но…
  
  — Мистер Харвуд, прошло всего четыре часа. В большинстве подобных случаев, когда к нам обращаются относительно пропажи людей, мы начинаем поиски на следующий день. И сейчас бы не стали действовать так быстро, если бы это не произошло в парке «Пять вершин». Отчего бы не предположить, что вечером ваша жена вернется домой и все благополучно закончится? К вашему сведению, подобное случается сплошь и рядом.
  
  — Вы на это надеетесь?
  
  — Мистер Харвуд, я ничего не знаю. И только прошу пока не давать никаких сообщений в прессе, а подождать несколько часов.
  
  — Через несколько часов…
  
  — Я свяжусь с вами, — проговорил детектив. — И спасибо за фотографии. С ними нам работать будет легче.
  
  Сын сидел в гостиной на полу, смотрел мультфильм «Гриффины».
  
  — Итан, сколько раз тебе надо говорить: не смотри эту дрянь. — Я выключил телевизор.
  
  Он насупился, выпятив нижнюю губу.
  
  Я на сына никогда не кричал раньше, а сегодня не сдержался. Видимо, нервы сдали. Я взял его на руки, прижал к себе.
  
  — Не обижайся. Это я так… извини.
  
  — Когда придет мама?
  
  — Я только что послал ее фотографии в полицию, чтобы они ее нашли и сказали, что мы ее ждем.
  
  — А зачем в полицию? Она кого-нибудь ограбила? — В его глазах мелькнула тревога.
  
  — Нет. Твоя мама не сделала ничего плохого. Полицейские будут ее искать, чтобы помочь.
  
  — А чего ей помогать?
  
  — Ну, найти дорогу домой.
  
  — Так ведь в машине есть карта, — резонно заметил Итан.
  
  Он имел в виду навигатор.
  
  — А вдруг он не работает и она заблудилась? — О том, что машина Джан стоит у дома, вспоминать не стоило. — Знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем? Поедем в гости к бабушке с дедушкой, посмотрим, как они там.
  
  — Давай останемся дома, — попросил он. — А вдруг мама придет?
  
  — А мы напишем ей записку, и она будет знать, где мы. Ты мне поможешь?
  
  Итан побежал в свою комнату и вернулся с чистым листом бумаги и коробкой фломастеров.
  
  — Я сам напишу.
  
  — Хорошо, — сказал я, усаживая его за кухонный стол.
  
  Сын наклонился и начал выводить фломастером буквы, какие вспоминал, а знал он почти все.
  
  — Здорово, — похвалил я. — Теперь пошли.
  
  Пока он собирался, я приписал внизу:
  
   «Джан! Я поехал с Итаном к родителям. Пожалуйста, позвони».
  
  Итан не торопился, собирал игрушки, к тем, что уже лежали в машине. Мне не терпелось уехать, но я не хотел его понукать.
  
  Наконец мы отправились к дому моих родителей. Конечно, следовало позвонить, предупредить, но я не мог объяснять им что-то по телефону.
  
  — Когда мы туда приедем, ты смотри телевизор. Хорошо? А мне нужно немного поговорить с бабушкой и дедушкой.
  
  — «Гриффинов»? — спросил Итан.
  
  — Нет, найди что-нибудь поинтереснее.
  
  Когда мы подъехали, мама увидела нас в окно. Отец открыл дверь, и Итан скользнул в дом.
  
  — Где Джан? — произнес отец.
  
  Я прислонился к нему и заплакал.
  Глава десятая
  
  Эндрю Сэмюэлс терпеть не мог, когда человека загоняют под общий шаблон, однако по иронии судьбы таковым и являлся. Потому что был доктором и играл в гольф. А это стандарт. Врачи играют в гольф, копы любят пончики, а интеллектуалы читают Паоло Коэльо. Так принято. Но он ненавидел гольф. Ненавидел эту игру во всех ее проявлениях: нудные переходы от одной лунки к другой, необходимость надевать в жаркий безоблачный день солнцезащитный козырек, дурацкие паузы, когда уже пора бить, а игроки медлят. Он ненавидел яркие кричащие наряды, которые был вынужден носить. Но больше всего доктора Сэмюэлса раздражала сама идея игры, когда огромный участок хорошей плодородной земли в несколько тысяч акров используют, чтобы загонять в лунки маленькие мячики. Идиотизм.
  
  И вот при таком отношении к гольфу Эндрю Сэмюэлс был обладателем дорогого набора клюшек, ботинок на шипах и членского билета загородного гольф-клуба Промис-Фоллз, потому что если ты доктор, адвокат, преуспевающий бизнесмен, а уж тем более мэр, то просто обязан быть членом этого клуба. В противном случае тебя могут причислить к неудачникам.
  
  Вот почему в такой чудесный субботний день он находился у пятнадцатой лунки вместе братом жены, Стэном Ривзом, членом городского совета, отъявленным пустозвоном и мерзавцем. Ривз уже несколько месяцев приглашал его сыграть, а Сэмюэлс все тянул и тянул, пока наконец не исчерпал запас отговорок. Были уже и свадьбы, и похороны, и пикники с друзьями. В общем, пришлось согласиться.
  
  — Тут ты немного срезал вправо, — сказал Ривз после удара Сэмюэлса. — Вот как надо бить. Смотри.
  
  Эндрю сунул клюшку в сумку и притворился, будто наблюдает за действиями шурина.
  
  — Следи за положением центра тяжести моего тела во время замаха. Показываю еще раз, медленно.
  
  Кроме этой, осталось еще три лунки, с тоской подумал Сэмюэлс. Вдалеке виднелось здание клуба. Как хорошо было бы сесть в карт, миновать семнадцатую и восемнадцатую лунки и минуты через четыре оказаться в ресторане с кондиционером и кружкой холодного портера «Сэм Адамс». Единственное, что ему нравилось в клубе, так это ресторан.
  
  — А ты как бьешь? — укоризненно проговорил Ривз. — Я даже не знаю, куда улетел твой мячик.
  
  — Куда-нибудь улетел, — обреченно отозвался Сэмюэлс.
  
  Ривз кивнул:
  
  — Ладно, пошли дальше.
  
  — Пошли, уже немного осталось.
  
  — Главное, ты старайся здесь ни о чем не думать, кроме игры. Оставляй все заботы там, в городе. Вот ты доктор: я знаю, это трудная работа, — а думаешь, управлять таким городом легче? Семь дней в неделю по двадцать четыре часа.
  
  «Какая же ты дрянь», — подумал Эндрю Сэмюэлс, а вслух произнес:
  
  — Не представляю, как это тебе удается.
  
  И тут зазвонил мобильник.
  
  — Ты его не выключил? — возмутился Ривз.
  
  — Подожди, — буркнул Сэмюэлс, с затаенной радостью доставая телефон. Если это экстренный вызов, то можно отправиться в больницу немедленно. — Алло!
  
  — Доктор Сэмюэлс?
  
  — Я вас слушаю.
  
  — Говорит Барри Дакуэрт, детектив.
  
  — Слушаю вас, детектив.
  
  Услышав слово «детектив», Ривз оживился.
  
  — В больнице мне дали номер вашего мобильного телефона. Извините за беспокойство.
  
  — Ничего. Что случилось?
  
  — Мне нужно поговорить с вами. Чем скорее, тем лучше.
  
  — Я нахожусь в загородном гольф-клубе, у пятнадцатой лунки.
  
  — А я в здании клуба.
  
  — Ждите, скоро буду. — Доктор убрал телефон в карман. — Стэн, тебе придется закончить без меня.
  
  — А что случилось?
  
  Сэмюэлс лишь озабоченно махнул рукой.
  
  — Теперь я понимаю, каково тебе, когда могут вызвать на работу в любую минуту.
  
  — Карт не бери… — начал Ривз.
  
  Но Сэмюэлс уже отъехал.
  
  Барри Дакуэрт ждал у магазина предметов для гольфа, где игроки оставляли свои карты. Они обменялись с Сэмюэлсом рукопожатиями, и доктор сразу предложил чего-нибудь выпить.
  
  — У меня нет времени, — произнес Дакуэрт. — Я приехал поговорить об одной вашей пациентке.
  
  Доктор Сэмюэлс вопросительно вскинул кустистые седые брови.
  
  — О ком?
  
  — Джан Харвуд.
  
  — А что случилось?
  
  — Она пропала. В парке «Пять вершин», куда они всей семьей поехали провести день.
  
  — Ничего себе!
  
  Они отошли в тень.
  
  — Ее ищут, но пока безуспешно, — продолжил детектив. — А мистер Харвуд полагает, что его жена могла покончить с собой.
  
  Сэмюэлс покачал головой.
  
  — Какой ужас. Она очень милая женщина.
  
  — Не сомневаюсь. Но мистер Харвуд говорит, что последние две недели она пребывала в депрессии. Смена настроения, разговоры о том, что без нее мужу с сыном будет лучше.
  
  — Когда она так заявила? — спросил доктор.
  
  — Как утверждает мистер Харвуд, день или два назад.
  
  — Ее исчезновение не обязательно должно быть связано с самоубийством, ведь миссис Харвуд пока не нашли.
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  — Вы правы.
  
  — И чем же я могу вам помочь, детектив?
  
  — Я был бы вам весьма благодарен, если бы вы, конечно, не нарушая врачебной тайны, рассказали, в каком состоянии она находилась в последнее время.
  
  — Мне нечего вам рассказать.
  
  — Доктор Сэмюэлс, я не прошу вас раскрывать подробности; скажите только, заметили вы у нее что-то, намекающее на склонность к самоубийству.
  
  — Да что вы, детектив, я просто не мог ничего такого заметить.
  
  — Почему?
  
  — Очень просто. Я эту пациентку не наблюдал. Она не обращалась ко мне за помощью.
  
  Детектив прищурился.
  
  — Я не понял.
  
  — Ну, я осматривал ее… наверное, восемь месяцев назад. Она жаловалась на сильную простуду. Но никаких разговоров о депрессии и тем более самоубийстве не было.
  
  — Но мистер Харвуд говорит, что приходил к вам советоваться насчет ее состояния. Вы сказали, чтобы жена пришла к вам на прием.
  
  — Верно. Дэвид приходил на прошлой неделе, очень встревоженный. И я сказал, что мне надо поговорить с ней лично, заочно я никаких выводов сделать не могу. Пусть она явится ко мне на консультацию.
  
  — Но она не пришла?
  
  — Нет.
  
  — Однако мистер Харвуд утверждает, что она была у вас на приеме, совсем недавно.
  
  Доктор Сэмюэлс пожал плечами.
  
  — Я ждал ее звонка, но она не позвонила. Жаль. Если бы мне удалось ее осмотреть, возможно, сейчас у нас не было бы этого разговора.
  Глава одиннадцатая
  
  Наконец я взял себя в руки, и мы прошли в кухню, сели за стол. В гостиной Итан оживленно обсуждал что-то со своими игрушками, персонажами мультфильма «Тачки».
  
  — Видимо, она просто решила уйти на время, чтобы разобраться в себе, — сказал отец. — С женщинами среднего возраста иногда такое случается. Им вдруг приходит в голову, что все не так, и они начинают дурить. Обычно это длится недолго. Я уверен, что Джан объявится в любую минуту.
  
  Мама взяла меня за руку.
  
  — Давай подумаем, куда она могла отправиться.
  
  — А что тут думать? — воскликнул я. — Дома ее нет, здесь тоже. Ума не приложу, где искать.
  
  — Может, она у кого-то из подруг? — предположила мама, хотя заранее знала ответ.
  
  — Какие подруги? Нет у нее никого. Знакомые есть, и самая близкая из них — Лианн. Но подругой назвать ее язык не поворачивается.
  
  В кухню вбежал Итан, провез игрушечный автомобиль по столу, имитируя рев двигателя, проделал это пару раз и скрылся в гостиной.
  
  — Давай все же ей позвоним, — сказала мама, и я согласился.
  
  Какое-никакое, но все же действие. Мы нашли в телефонной книге номер, я позвонил. После двух гудков ответил муж.
  
  — Привет Лайалл, — произнес я. — Это Дэвид Харвуд. Муж Джан.
  
  — Привет, Дэвид. Как дела?
  
  Я сразу перешел к делу:
  
  — Лианн дома?
  
  — Поехала за покупками, — ответил он. Голос у него был немного хмельной. Наверное, выпил. — Что-то тянет с возвращением. А почему ты интересуешься?
  
  Мне не хотелось пускаться в объяснения насчет исчезновения Джан. И я был уверен, что удивлю его тем, что надумал искать жену у них.
  
  — Ладно, я ей попозже перезвоню.
  
  — А в чем дело?
  
  — Хотел посоветоваться насчет подарка Джан.
  
  — Я передам ей, что ты звонил.
  
  После этого мы долго молчали, затем отец проговорил скорбным тоном:
  
  — Не могу поверить, что она покончила с собой.
  
  — Дон, прошу тебя, потише, — прошептала мама. — Ребенок в соседней комнате.
  
  — Но такое вполне могло случиться, — заметил я. — Последние две недели она была сама не своя.
  
  Мама вытерла стекающую по щеке слезу.
  
  — Напомни, что она говорила тогда в ресторане.
  
  — Сказала, что нам с Итаном без нее было бы лучше.
  
  — У нее проблемы с психикой, — сказал отец. — Ну в самом деле, чего ей не хватало? Добрый внимательный муж, чудесный сын, вполне приличный дом, вы оба неплохо зарабатываете. Так в чем дело?
  
  Неожиданно он поднялся и вышел.
  
  — Он не любит показывать своего расстройства, — вздохнула мама. — Скоро успокоится и вернется.
  
  Из гостиной донесся его голос:
  
  — Малыш, я тебе показывал новый каталог поездов?
  
  — Нет, — ответил Итан.
  
  — Ты ему что-нибудь объяснил? — спросила мама.
  
  — Сказал, что мама, видимо, заблудилась и не может найти дорогу домой. Ее ищет полиция, чтобы помочь.
  
  Мы помолчали.
  
  — Мне все-таки нужно туда съездить, — проговорил я.
  
  — Куда?
  
  — К мосту.
  
  — Какому мосту?
  
  — О котором говорила Джан. Она собиралась броситься с него. Это по дороге к магазину садовых товаров Миллера.
  
  — Я знаю этот магазин.
  
  — Полицейским насчет моста я не говорил. Надо проверить самому.
  
  — Ты позвони в полицию, пусть лучше детективы этим займутся.
  
  — Действовать надо прямо сейчас. — Я встал.
  
  — Возьми с собой отца.
  
  — Думаю, это лишнее.
  
  — Возьми. Он будет чувствовать себя полезным.
  
  Я кивнул и позвал его из гостиной:
  
  — Поедешь со мной?
  
  — Куда?
  
  — Объясню по дороге.
  
  Мы сели в мою машину. Иметь отца в качестве пассажира особого удовольствия не доставляло. Он давал советы, причем в форме указаний. Постоянно.
  
  — Видишь, вон там впереди зажегся красный?
  
  — Вижу, папа, — устало проговорил я, снимая ногу с педали газа. Зеленый включился, когда мы еще не доехали до светофора, и я прибавил скорость.
  
  — При такой езде расходуется больше топлива, — пробурчал отец. — Сначала ты давишь на акселератор, затем на тормоз, а надо снижать скорость постепенно.
  
  — Все, папа, кончили с этим.
  
  Он испуганно посмотрел на меня.
  
  — С чем?
  
  Я вымученно улыбнулся.
  
  — Ничего. Все в порядке.
  
  — Ты, сын, не распускайся. Держись.
  
  Я кивнул.
  
  — Пытаюсь.
  
  — Надежду вообще никогда терять не надо. А тут прошло совсем немного времени.
  
  — Ты прав.
  
  Несколько минут мы ехали молча.
  
  — Ты точно знаешь, где находится этот мост? — спросил отец.
  
  — Вот он, впереди.
  
  Мост был длиной метров двадцать, не больше, с асфальтовым покрытием, по обе стороны перила. Я остановил автомобиль у обочины и выключил двигатель. В тишине снизу доносился плеск воды. Течение в этом месте было сильное. Мы прошли к центру моста. Я посмотрел вниз. Невысоко, но достаточно, чтобы разбиться насмерть. Тем более что из воды торчало множество острых камней. Дождей в это лето было не много, и речка изрядно обмелела.
  
  Я смотрел в воду как загипнотизированный. Она текла совершенно безмятежно. Отец коснулся моей руки.
  
  — Давай посмотрим с противоположной стороны.
  
  Здесь все было то же самое. Впрочем, если бы сегодня кто-нибудь вздумал броситься с моста, он бы и остался там лежать внизу, и его бы давно заметили.
  
  — Посмотрю внизу, — сказал я.
  
  — Мне пойти с тобой? — спросил отец.
  
  — Оставайся тут.
  
  Я спустился по крутому откосу и обнаружил под мостом несколько пустых банок из-под пива и обертки от еды из «Макдоналдса».
  
  — Есть там что? — крикнул отец.
  
  — Нет, — ответил я и стал взбираться наверх.
  
  — Это хорошо, что мы ничего здесь не нашли, правда?
  
  Я промолчал.
  
  — Ты знаешь, я что подумал? — сказал он. — Она не оставила записки. Обычно самоубийцы перед смертью что-то пишут.
  
  — Так бывает только в кино, — вздохнул я.
  
  Отец пожал плечами.
  
  — Может, Джан решила наконец повидаться с родителями? Да, она давно потеряла с ними связь, но вдруг почувствовала необходимость помириться? Перед тем как лишить себя жизни.
  
  — Вполне вероятно. — Я похлопал его по плечу.
  
  — Видишь, я еще кое-что соображаю.
  Глава двенадцатая
  
  Сидя на веранде с бутылкой пива, владелец фирмы «Нагревательные приборы и кондиционеры» Эрни Бертрам наблюдал, как черный автомобиль остановился перед его домом. Он безошибочно определил его как полицейский, хотя на нем не было никаких опознавательных знаков. Оттуда вылез грузный мужчина в белой рубашке с галстуком, постоял немного, достал из кабины пиджак и двинулся к веранде.
  
  — Мистер Бертрам? — спросил он.
  
  — Вы не ошиблись. — Эрни Бертрам встал, поставив бутылку на широкие перила ограждения. — Чем могу быть полезен? — Он собирался добавить «господин полицейский», но поскольку гость был не в форме, промолчал.
  
  — Я детектив Дакуэрт, — произнес мужчина, поднимаясь по ступенькам. — Надеюсь, не потревожил?
  
  Эрни Бертрам показал на плетеное кресло.
  
  — Я только что поужинал. Садитесь.
  
  Дакуэрт сел.
  
  — Хотите пива? — Эрни поставил бутылку на стол.
  
  — Спасибо, но я на работе. Приехал спросить вас кое о чем.
  
  Эрни Бертрам удивленно вскинул брови.
  
  — Пожалуйста.
  
  — Джан Харвуд работает у вас?
  
  — Да.
  
  — Полагаю, сегодня вы с ней не виделись?
  
  — Конечно, нет. Сегодня суббота. Мы встретимся только в понедельник.
  
  Входная дверь чуть приоткрылась. На веранду выглянула невысокая полная женщина в синих эластичных брюках.
  
  — У тебя гости, Эрни?
  
  — Это детектив…
  
  Барри улыбнулся.
  
  — Моя фамилия Дакуэрт, я из полиции.
  
  — Выпить пива он не может, — добавил Бертрам, — так что, Айрин, принеси, пожалуйста, лимонад.
  
  — У меня есть яблочный пирог, — сказала она.
  
  Детектив Дакуэрт немного подумал.
  
  — Пожалуй, я поддамся искушению и съем кусочек.
  
  — С ванильным мороженым?
  
  — Не возражаю.
  
  — Пирог куплен в магазине, — произнес Эрни Бертрам, дождавшись, когда жена закроет дверь, — но вкус как у домашнего.
  
  — Прекрасно.
  
  — Так что там с Джан?
  
  — Она пропала.
  
  — Как пропала?
  
  — Сегодня Джан Харвуд с мужем и сыном поехала в парк «Пять вершин», а в середине дня куда-то исчезла, и с тех пор ее никто не видел.
  
  — Куда же она могла подеваться? — удивился Эрни.
  
  — В том-то и дело, что неизвестно. Когда вы в последний раз ее видели?
  
  — В четверг.
  
  — А вчера?
  
  — Нет, в пятницу она взяла выходной. И вообще последние две недели она часто брала выходные.
  
  — Почему?
  
  Эрни Бертрам пожал плечами.
  
  — Потому что имела право. У нее накопилось много отгулов.
  
  — Она не болела?
  
  — Нет. И я давал ей отгулы, меня это устраивало. Нынешним летом у нас затишье. Плохо, конечно, но что поделаешь. Сезон заканчивается, а за последние две недели не продано ни одного кондиционера. Они пользуются спросом весной и в начале лета, когда начинается жара. А теперь еще этот кризис, и люди думают, прежде чем потратить пару тысяч на новый прибор. И по поводу ремонта обращаются реже.
  
  — Понятно, — кивнул Дакуэрт.
  
  На веранду вышла Айрин Бертрам с подносом, на котором стояла бутылка колы, бокал и блюдце с куском пирога. Рядом шарик мороженого размером с бейсбольный. Эрни посмотрел на жену:
  
  — Представляешь, Джан пропала.
  
  — Как пропала? — спросила Айрин, опускаясь в кресло.
  
  — Поехала с семьей в новый парк с аттракционами и исчезла. — Эрни взглянул на Дакуэрта. — Может, она упала с американских горок?
  
  — Вряд ли, — ответил детектив, откусывая кусочек пирога. — Не могли бы вы описать, какой была миссис Харвуд в последние недели?
  
  — А чего тут описывать? — проговорил Эрни Бертрам, отхлебывая из бутылки пива. — Как обычно.
  
  — Она не показалась вам странной? Подавленной, озабоченной?
  
  Бертрам глотнул еще пива.
  
  — Нет. Но я, знаете ли, постоянно в разъездах, в офисе бываю не часто. Девушки могли бы заниматься там чем угодно, хоть проституцией. Принимали бы клиентов, а я бы ничего не знал.
  
  — Эрни! — укоризненно воскликнула Айрин.
  
  — Шучу. — Он улыбнулся. — У меня работают чудесные девушки.
  
  — Но если бы Джан Харвуд пребывала в последнее время в депрессии, вы бы, наверное, заметили? — спросил Дакуэрт, отправляя в рот очередную порцию пирога.
  
  — Разумеется. — Эрни глотнул пива. — Если кто у нас в офисе и пребывал в депрессии, так Лианн. И это началось не в последнее время, а пять лет назад, когда она только начала работать.
  
  — А миссис Харвуд?
  
  Эрни Бертрам задумался.
  
  — Знаете, я вспоминаю: она действительно в последнее время была какая-то возбужденная.
  
  — То есть?
  
  — Ну взволнованная чем-то. Может, мне это показалось?
  
  Дакуэрт внимательно посмотрел на него.
  
  — Поясните, пожалуйста.
  
  — Когда она в последнее время обращалась ко мне насчет отгулов, складывалось впечатление, будто ее ожидает впереди что-то хорошее. Но это была не депрессия, ни в коем случае, а скорее радостное возбуждение.
  
  — Эрни хорошо разбирается в людях, — заметила Айрин. — До того как стать владельцем фирмы, он сам ходил по домам устанавливать и ремонтировать кондиционеры и печи. Повидал всяких.
  
  — И сколько раз она брала отгулы в последнее время? — спросил Дакуэрт.
  
  — Дайте подумать… Лианн… эта другая девушка, она…
  
  — Зачем ты их называешь девушками, Эрни? — поморщилась Айрин. — Они женщины. Неужели не понимаешь разницы?
  
  — Да понимаю, понимаю, — пробурчал тот. — Я хочу сказать, что Лианн, наверное, точно знает, сколько Джан брала отгулов. Я помню, что на этой неделе, кроме вчерашней пятницы, был еще один день, и на прошлой неделе пара.
  
  Дакуэрт сделал в блокноте пометку и произнес:
  
  — А теперь постарайтесь вспомнить, в чем конкретно выражалось ее возбуждение.
  
  — Ну например, когда человек — в данном случае она — собирается в какую-то приятную поездку. Джан даже на это намекала.
  
  Детектив насторожился.
  
  — На что?
  
  — На поездку в пятницу, то есть вчера. Сказала, что они отправятся на природу.
  
  — Вы уверены, что речь шла не о поездке в парк «Пять вершин»?
  
  — Нет. — Эрни покачал головой. — Она сказала, что Дэвид повезет ее куда-то в пятницу и что он напускает таинственность. Мол, наверное, хочет устроить ей сюрприз.
  
  Дакуэрт сделал пару заметок в блокноте и убрал его в пиджак. Он собрался уходить, когда в доме зазвонил телефон.
  
  — Дэвид, наверное, переживает, — вздохнул Эрни.
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  — Конечно.
  
  — Я надеюсь, вы ее скоро найдете.
  
  В дверях появилась Айрин.
  
  — Звонит Лайал.
  
  — И что?
  
  — Спрашивает насчет Лианн. Говорит, что не видел ее со вчерашнего дня.
  
  Дакуэрт вздрогнул.
  
  — Лианн Ковальски?
  
  Эрни взял трубку.
  
  — В чем дело, Лайал? — Он послушал несколько секунд, затем ответил: — Нет, я не знаю… да, да, согласен, так долго покупки не делают даже женщины. А ты слышал насчет Джан? Здесь полицейский…
  
  — Можно я поговорю с ним? — сказал Дакуэрт. Эрни передал ему трубку. — Мистер Ковальски, это детектив Барри Дакуэрт из полицейского управления Промис-Фоллз. Что с вашей женой?
  
  — Ее нет дома.
  
  — Когда она должна была прийти?
  
  — Много часов назад. Поехала за покупками и пропала. По субботам она всегда посещает торговый центр, а затем супермаркет.
  
  — Она не могла поехать вместе с Джан Харвуд?
  
  — Нет, исключено. Лианн всегда ездит одна. Передайте трубку Эрни. Может, он ее вызвал на работу?
  
  — Нет, мистер Бертрам вашу жену не вызывал.
  
  — А что с Джан? Ее муж звонил недавно, искал ее.
  
  Дакуэрт достал блокнот.
  
  — Мистер Ковальски, продиктуйте, пожалуйста, ваш адрес.
  Глава тринадцатая
  
  Наши отношения с Джан были вполне искренними, но одно событие я от нее все же утаил. Разумеется, это не касалось моих отношений с кем-то на стороне. У меня даже в мыслях подобного не было. Но все равно: если бы Джан узнала об этом, то разозлилась бы. Так что я правильно сделал, что не сообщил ей о своей поездке год назад к дому, где она родилась. От Промис-Фоллз туда примерно три часа езды. Адрес: Рочестер, Линкольн-авеню. Небольшой двухэтажный домик, довольно запущенный. Белая краска на стенах во многих местах облупилась, ставни на окнах покривились. Старая входная дверь, каминная труба. Дом, несомненно, требовал ремонта, но все же жить в нем было можно.
  
  Я ездил в Буффало брать интервью у члена городского совета относительно целесообразности чрезмерного внедрения «лежачих полицейских» с целью упорядочить движение транспорта в городе и на обратном пути неожиданно решил свернуть в Рочестер. Впрочем, слово «неожиданно» тут не годится, потому что, еще находясь в Буффало, я знал, что заеду в Рочестер.
  
  А началось все с того, что у нас в ванной комнате потекла труба, прикрепленная к раковине. Пришлось мне в тот день отпроситься с работы и позвонить отцу. Я всегда так делал, когда в доме требовалось что-нибудь починить. Он явился через полчаса с набором инструментов и с небольшим газосварочным аппаратом.
  
  — Самое главное — найти место протечки, — сказал отец.
  
  Сложность состояла в том, что водопроводные трубы в моем доме были скрыты в стенах. Однако для отца непреодолимых препятствий не существовало. Во всяком случае, в данной сфере. Вскоре он определил, где течет труба. Нужно было ломать стену, и, чтобы ему помочь, я зашел с другой стороны.
  
  Там оказался встроенный шкаф. Я принялся отодвигать вещи от стены и заметил, что плинтус прибит неплотно, а под ним что-то виднеется. Это был плотный конверт, содержащий лист бумаги и ключ. Конверт заклеен не был. Я вытащил его. Изучил ключ и вернул обратно, а лист бумаги развернул.
  
  Это было свидетельство о рождении Джан с подробностями ее происхождения, которыми она никогда со мной не делилась. Единственное, что мне было известно, — это ее девичья фамилия: Ричлер. О том, кто ее родители, чем занимаются, где живут, она решительно отказывалась говорить. Мне неизвестны были даже их имена. Теперь я это узнал. Ее мать звали Греттен, а отца Хорас. Родилась она в Рочестере, в больнице общины Монро. Там же был указан их адрес на Линкольн-авеню.
  
  Запомнить эти сведения было несложно. Я положил свидетельство в конверт и снова вытащил ключ. Он был какой-то странный, непохожий на ключ от дома. Долго размышлять времени не было, я засунул конверт обратно и прибил плинтус.
  
  Отец тем временем уже добрался до трубы и устранил протечку. Ему пришлось спуститься в подвал и перекрыть вентиль. А потом открыть.
  
  Перед поездкой в Буффало я посмотрел в Интернете список абонентов телефонной сети Рочестера. Там числились пять Ричлеров, и только один был X. Ричлер. Жил на Линкольн-авеню. Отсюда можно было сделать вывод, что по крайней мере один из родителей Джан до сих пор жив, а может, и оба.
  
  Чтобы убедиться, я позвонил им со своего рабочего места в «Стандард». Ответила женщина: судя по голосу, немолодая, — скорее всего Греттен.
  
  — Могу я попросить к телефону мистера Ричлера? — сказал я.
  
  — Подождите, — ответила она.
  
  В трубке раздался усталый мужской голос:
  
  — Алло.
  
  — Это Хэнк Ричлер?
  
  — Нет. Это Хорас Ричлер.
  
  — Извините, я ошибся номером.
  
  Почему Джан упорно отказывалась рассказывать о своих родителях?
  
  — Я не хочу о них вспоминать, — твердила она. — Не хочу их ни видеть, ни слышать.
  
  Даже когда родился Итан, жена не стала сообщать родителям.
  
  — Им на это наплевать.
  
  — Может, появление внука изменит их отношение к тебе? — возразил я. — И они захотят помириться.
  
  Она покачала головой.
  
  — Я с ними не ссорилась, поэтому и мириться нечего. Давай больше не будем об этом говорить.
  
  Почти за шесть лет совместной жизни мне удалось узнать, что ее отец жалкий подонок, а мать унылая, сильно пьющая женщина.
  
  — Я у них всегда была во всем виновата, — сказала Джан в субботу вечером два года назад, когда Итан остался ночевать у моих родителей. Мы выпили три бутылки вина — редкий случай с учетом того, что Джан пила очень мало, — и она вдруг разоткровенничалась.
  
  — Почему? — спросил я.
  
  — Наверное, злость им больше вымещать было не на ком.
  
  — Это ужасно.
  
  — Мне запомнилось, что папаша отчудил на мой десятый день рождения. Он обещал свозить меня в Нью-Йорк, показать настоящий бродвейский мюзикл. Это было пределом моих мечтаний. Я смотрела по телевизору церемонии присуждения премии «Тони», сохраняла экземпляры газет «Нью-Йорк таймс», где помещались рецензии на разные шоу, помнила названия всех постановок и фамилии звезд. Он сказал, что купит билеты на «Бриолин» и мы поедем туда на автобусе. Переночуем в отеле. Я не могла в это поверить. Отец, который никогда не проявлял ко мне никакого интереса, и тут вдруг… — Она отпила из бокала. — И вот наступил день отъезда. Я собрала сумку, положила туда наряд, в котором собиралась пойти в театр: красное платье, черные туфли, — а отец, увидев меня утром, ухмыльнулся: «Поездка отменяется. Я передумал». Я не находила слов. Надо же, такая подлость. Кое-как удалось вытерпеть несколько лет, а потом я от них ушла.
  
  — Куда? К родственникам?
  
  — Ладно, хватит об этом.
  
  Утром, когда я попытался продолжить разговор, Джан даже слышать об этом не захотела.
  
  Вскоре жена снова обратилась к запретной теме. Сказала, что ушла из дома в семнадцать лет и с тех пор (то есть почти два десятилетия) не виделась с родителями и не знает, живы ли они. Братьев и сестер у нее нет.
  
  Разумеется, я не стал рассказывать ей о своей находке за плинтусом во встроенном шкафу. О том, что я узнал ее тайну. Меня расстраивало, что она пошла на такое ухищрение, желая скрыть свое происхождение. Ей, видимо, очень не хотелось, чтобы я встретился с ее родителями.
  
  И вот на обратном пути из Буффало я заехал в Рочестер, нашел Линкольн-авеню и дом с облупившейся побелкой и покосившимися ставнями и долго смотрел на него, будто собирался потом нарисовать. Пытался угадать окно комнаты, где обитала Джан. Представлял, как она в детстве играет в «классики» во дворе или прыгает со скакалкой. А может, в этом доме, где царили равнодушие и злоба, даже такие простые удовольствия были ей недоступны?
  
  И мне повезло. Приехали ее родители.
  
  Я поставил машину на противоположной стороне улицы через два дома, так что внимания Хораса и Греттен Ричлер не привлек, когда они выходили из своего старого «олдсмобила».
  
  Хорас медленно открыл дверцу и поставил ногу на землю. Ему потребовалось сделать усилие, чтобы вылезти. У него явно был артрит или что-то подобное. Возраст — лет семьдесят, лысый, на руках пигментные пятна. Невысокий, коренастый, не толстый. В общем, еще достаточно крепкий. И на монстра Хорас Ричлер не был похож. Впрочем, монстры редко выглядят отталкивающими.
  
  Пока он двигался к багажнику, из автомобиля вышла Греттен. Она тоже шла медленно, хотя была подвижнее. Во всяком случае, у багажника оказалась раньше мужа и ждала, пока он вставит ключ и поднимет крышку. Маленькая женщина, ростом, наверное, метр пятьдесят, и весила не более пятидесяти килограммов. Жилистая. Вытащила из багажника несколько пакетов с покупками из супермаркета и направилась к двери. Муж закрыл багажник и последовал за ней. Они приблизились к дому и исчезли за дверью, не произнеся ни слова.
  
  Я сидел, обдумывая увиденное, пытался сделать какие-нибудь выводы, но не смог. Однако у меня сложилось впечатление, будто эти двое существуют как на автомате, доживают жизнь без всякой цели. Я попробовал всколыхнуть в себе какую-то враждебность к ним, но мне почему-то было их жаль.
  
  Когда «олдсмобил» подъехал к дому, я собирался выскочить из машины, подбежать и высказать в лицо Хорасу Ричлеру все, что я о нем думаю. Напомнить, как ужасно он вел себя со своей дочерью. Заявить, что такой черствый, жестокий ублюдок не имеет права называться отцом. Его дочь выросла хорошим человеком, и ее жизнь удалась, несмотря ни на что. У него чудесный внук, но дед его никогда не увидит.
  
  Но я остался сидеть в машине, наблюдая, как Хорас Ричлер вошел в дом со своей женой Греттен и закрыл за собой дверь.
  
  Затем я отправился домой. Джан об этом так и не узнала.
  Глава четырнадцатая
  
  И вот сейчас, возвращаясь с отцом домой после осмотра моста, я вспомнил о Ричлерах. А если Джан все эти годы хотела высказать родителям то, на что я не решился, находясь тогда у их дома? Может, она так и не сумела забыть жестокость отца и, перед тем как расстаться с жизнью, решила встретиться с ними в последний раз?
  
  — Это хорошо, — сказал отец, — что мы там ничего не нашли. Хорошо. Значит, есть надежда, что она жива.
  
  — Да, — отозвался я, — но Джан упоминала еще о мосте через водопад. Но там всегда люди, так что если бы она на этом мосту что-нибудь с собой сотворила, в полиции об этом немедленно бы узнали.
  
  — Видишь, вон тот тип в машине свернул, не включив поворотник? У него что, отсохли бы руки?
  
  Затем отец возмутился действиями еще нескольких водителей и, поскольку я никак не отреагировал, посмотрел на меня.
  
  — Тебе вроде понравилась моя мысль, что Джан могла поехать к своим родителям.
  
  — Да.
  
  — Надо узнать их адрес. Но поскольку Джан с ними не общалась более двадцати лет, неизвестно, живы ли они.
  
  — Они живы.
  
  — Да? Откуда ты знаешь?
  
  — Живут в Рочестере.
  
  — Она тебе рассказала?
  
  — Нет, я сам докопался.
  
  — Тогда им надо позвонить, узнать, там ли она. Сколько туда ехать? Часа три-четыре?
  
  — Около трех, — ответил я. — Но звонить не стану. Боюсь, они не захотят со мной разговаривать, если узнают, что дело касается их дочери.
  
  Отец покачал головой.
  
  — Как могут родители быть такими?
  
  Мы подъехали к дому. Мама встретила нас в дверях. Уже стемнело, на улице зажглись фонари.
  
  — Ничего, — ответил я на ее вопросительный взгляд. — А тут есть новости? Может, звонили из полиции?
  
  Она покачала головой. Мы вошли в дом. Итан в гостиной придумал новую игру. Забирался на диван и спрыгивал на пол. Мама и не пыталась его угомонить. Я поцеловал сына и пошел в кухню. Достал карточку детектива Дакуэрта, набрал номер его телефона.
  
  Он немедленно ответил.
  
  — Это Дэвид Харвуд, — произнес я. — Решил позвонить на всякий случай.
  
  — У меня пока нет ничего нового, — сухо проговорил детектив.
  
  — Но поиски продолжаются?
  
  — Да, мистер Харвуд, продолжаются. — Он помолчал. — Если к утру ситуация не прояснится, придется дать объявление в газете и на телевидении.
  
  — Утром, вероятно, меня здесь не будет.
  
  — А куда вы собираетесь?
  
  — В Рочестер, к родителям Джан. Она не имела с ними никакой связи, наверное, двадцать лет, но я подумал, что у нее могли появиться какие-то причины для встречи: например, захотелось наконец высказать все, что она о них думает.
  
  — Такое исключать нельзя, — отозвался Дакуэрт.
  
  — Можно, конечно, позвонить, — продолжил я, — но лучше встретиться лично. Полагаю, они всполошатся, если им позвонит незнакомый человек, назовется зятем и спросит, не заглянула ли в родительский дом их дочь. А если Джан там и не хочет, чтобы я об этом знал, то после моего звонка она может скрыться.
  
  — Не исключено.
  
  — В общем, я решил отправиться в Рочестер прямо сейчас. Переночую там в отеле, а утром пойду к ним.
  
  — А какие отношения были у вашей жены с Лианн Ковальски? — неожиданно спросил Дакуэрт.
  
  Вопрос сбил меня с толку.
  
  — Отношений у них особых нет. Работают вместе, вот и все.
  
  — Мистер Харвуд, а во сколько вы с сыном выехали в парк «Пять вершин»?
  
  Это еще что за вопрос? Ведь в парк поехали мы трое.
  
  — Часов в одиннадцать. А разве там не зафиксировано с точностью до минуты, когда мы вошли в парк?
  
  — Думаю, вы правы.
  
  — Что-нибудь случилось? — воскликнул я. — Пожалуйста, скажите!
  
  — Если появятся новости, мистер Харвуд, я сразу позвоню. У меня есть номер вашего мобильного телефона.
  
  Я положил трубку. Отец с матерью тревожно смотрели на меня.
  
  — Так Джан все же рассказала тебе о своих родителях? — спросила мама.
  
  — Нет, я выяснил случайно.
  
  — И кто они?
  
  — Хорас и Греттен Ричлер.
  
  — Джан известно, что ты знаешь?
  
  Я покачал головой, откинувшись на спинку стула. Вдаваться в детали не хотелось.
  
  — Тебе надо отдохнуть, — произнесла мама.
  
  — Я поеду в Рочестер.
  
  — Утром?
  
  — Нет, сейчас.
  
  — Зачем тебе ехать на ночь глядя?
  
  Я встал.
  
  — Мама, приготовь мне термос с кофе, а я пойду посмотрю, как там Итан.
  
  Сын лежал, положив голову на подлокотник дивана. Устал.
  
  — Мне нужно идти, малыш, — сказал я. — Ты побудешь пока здесь.
  
  Он молча кивнул.
  
  — Мама, наверное, поехала за покупками и скоро вернется.
  
  — Ладно, — пробормотал он и закрыл глаза.
  Глава пятнадцатая
  
  Барри Дакуэрт убрал телефон и повернулся к Лайалу Ковальски.
  
  — Извините.
  
  — Это звонил муж Джан? — спросил тот.
  
  — Да.
  
  Они сидели в гостиной. Ковальски был в черной грязной футболке и шортах до колен, с множеством карманов. Дакуэрт удивлялся, что этот тридцатипятилетний мужчина уже облысел. Или просто бреет голову. Некоторые мужчины так делают, когда начинают терять волосы. Получается, будто они следуют моде.
  
  Из кухни вышел питбуль. Дакуэрт сразу догадался, что в доме живет собака, как только вошел. Тут все было пропитано ее запахом.
  
  — Он видел мою жену?
  
  — Нет, — ответил детектив, подумав, что Харвуд мог видеть Лианн Ковальски и ничего не сказать. Дело принимало неожиданный оборот, после того как стало известно, что пропала не только Джан Харвуд, но и ее коллега по работе.
  
  — Итак, во сколько ваша жена уехала за покупками?
  
  Ковальски подался вперед на диване, положив локти на колени.
  
  — Вообще-то она уехала до того, как я встал. Я поздно лег, и потому еще спал.
  
  — Где вы были?
  
  — В баре «Трентон». С приятелями. Ну посидели, а потом до дому меня подвез Мик.
  
  — Кто он?
  
  — Мы вместе работаем.
  
  — А что у вас за работа, мистер Ковальски?
  
  — Эксплуатационное содержание зданий.
  
  — Когда вы вернулись домой?
  
  Ковальски напрягся, пытаясь вспомнить.
  
  — В три. А может, в пять.
  
  — Ваша жена находилась дома, когда вы приехали?
  
  — Наверное.
  
  — То есть?
  
  — Хм, а почему ее не должно было быть?
  
  — Я не понял.
  
  — Дело в том, что я в спальню не заходил. Устроился на диване.
  
  — Почему?
  
  — Лианн бесится, когда я прихожу домой пьяный. Вообще-то она бесится, даже когда я трезвый. К тому же я вроде как забыл, что давно обещал пойти с ней куда-нибудь поужинать. Это должно было быть именно вчера вечером. В общем, я не хотел разборок и лег на диване.
  
  — Вы пробыли в баре «Трентон» всю ночь?
  
  — Думаю, да. После того как он закрылся, мы с Миком еще добавили чуть-чуть на стоянке.
  
  — И затем он повез вас домой?
  
  Лайал отмахнулся как от какой-то чепухи.
  
  — Да Мик может выпить ведро и вести машину лучше любого трезвого.
  
  — А куда вы собирались поехать поужинать?
  
  — Кажется, в ресторан «Келли». — Ковальски посмотрел на детектива, словно ища подтверждения. — Помню, что говорил об этом в четверг: ну насчет того, чтобы повезти ее туда поужинать, — но это потом как-то вылетело из головы.
  
  — А в баре вы ей не звонили? Или она вам?
  
  — Нет.
  
  — Ладно. Значит, вы легли спать на диване. А утром жену видели?
  
  — В том-то все и дело, что нет. Мне кажется, я слышал сквозь сон, как она что-то говорит мне, но утверждать не могу.
  
  — Чем обычно занимается ваша жена по субботам?
  
  — Ну, типа, всякой ерундой. Выходит из дому примерно в восемь тридцать. Большинство уик-эндов проводит одна, даже если я не просиживаю ночь с приятелями. Иногда предлагаю ей прогуляться, хотя знаю, что она откажется. Ей нравится гулять одной. А я не обижаюсь.
  
  — И куда она ходит?
  
  — В торговые центры. Очень их любит. Изучила все вплоть до Олбани. Черт его знает зачем. Спрашивается, сколько нужно женщине одежды, обуви, украшений и косметики?
  
  — Она много тратит?
  
  — Не знаю. У нас вообще-то с деньгами негусто. Чего я совсем не просекаю, так это зачем ходить из одного торгового центра в другой, если везде все одинаково?
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  — Значит, после всех торговых центров, — продолжил Лайалл, — ее последняя остановка в супермаркете.
  
  Пес, похожий на боксерскую грушу с ногами, прошел через комнату, стуча когтями по не покрытым ковром участкам пола, и плюхнулся на квадратный коврик перед пустым креслом.
  
  — А в другие субботы она обычно когда возвращалась?
  
  — Часа в три-четыре.
  
  — Во сколько вы проснулись?
  
  — В час дня, — ответил Лайалл.
  
  — Звонили жене?
  
  — Да. Но в ее мобильнике срабатывал автоответчик. И она не перезвонила: не сказала, что задерживается.
  
  Дакуэрт помолчал.
  
  — Итак, мистер Ковальски, когда вы в последний раз видели свою жену или разговаривали с ней по телефону?
  
  Тот задумался.
  
  — Наверное, вчера в середине дня. Она позвонила мне с работы: спросила, во сколько мы поедем ужинать. — Он поморщился, будто ему кто-то всадил в руку булавку.
  
  — А когда Мик высадил вас здесь прошлой ночью, вы заметили, стоит ли на месте автомобиль Лианн?
  
  — Я не очень-то тогда смотрел по сторонам.
  
  — Значит, вероятно, прошлой ночью ее дома не было.
  
  — А где она могла быть, если не тут?
  
  — Не знаю. — Детектив пожал плечами. — Потому и спрашиваю.
  
  Лайала, казалось, такое предположение ошеломило.
  
  — Она находилась здесь, где же ей еще быть?
  
  — У вас есть список банковских или кредитных карт, которыми пользовалась ваша жена?
  
  — Для чего это вам надо?
  
  — Мы могли бы проверить, когда она их использовала и где побывала.
  
  Ковальски почесал голову.
  
  — Вообще-то Лианн обычно расплачивается наличными.
  
  — Почему?
  
  — Да у нас вроде как карты заблокированы.
  
  Дакуэрт вздохнул.
  
  — Подобное прежде случалось? Чтобы она не приходила домой ночевать — например, оставалась у подруги? Или, извините, у любовника?
  
  Ковальски покачал головой, плотно сжав мясистые губы.
  
  — Нет, черт возьми. Она не стала бы меня обманывать. Никогда.
  
  — Извините, мистер Ковальски, я только спросил, бывало ли прежде такое, чтобы ваша жена не приходила домой ночевать.
  
  — Нет.
  
  — Мне нужно, чтобы вы были со мной откровенны, — сказал детектив Дакуэрт. — В этом нет ничего необычного, такое случается почти с каждым женатым мужчиной.
  
  Губы Ковальски задвигались. Наконец он произнес:
  
  — Это произошло год назад. У нас тогда наступила черная полоса. Не так, как сейчас. Теперь-то все вроде прилично. Ну она тогда познакомилась в баре с одним парнем. Так, ничего серьезного. Переспали и разошлись.
  
  — Кто он?
  
  — Не знаю и знать не хочу. Но она мне рассказала. Чтобы уколоть, понимаете? Показать, что со мной ей плохо, а с другими мужчинами хорошо. После этого я стал относиться к ней внимательнее.
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  — Я боюсь, с ней что-нибудь случилось. Может, попала в аварию. Вы это проверили? У нее «форд-эксплорер». Синий. Старый, немного проржавел.
  
  — Пока никаких сообщений об автомобильных авариях ко мне не поступало, — сказал Дакуэрт. — А насколько близки были ваша жена и Джан Харвуд?
  
  Ковальски прищурился.
  
  — Они работали вместе.
  
  — Дружили? Проводили время после работы? Ездили вместе куда-нибудь на уик-энд?
  
  — Нет же, черт возьми. Скажу вам, только это между нами: Лианн считает Джан заносчивой, понимаете?
  
  В конце разговора Дакуэрт задал Ковальски несколько формальных вопросов и записал ответы в блокнот.
  
  — Назовите дату рождения вашей жены.
  
  — Хм… девятое февраля, кажется, семьдесят третьего года.
  
  — Ее полные имя и фамилия?
  
  Лайалл хмыкнул.
  
  — Лианн Катерин Ковальски. А до того как мы познакомились, фамилия у нее была Ботвик.
  
  — Ее вес?
  
  — Наверное, килограммов пятьдесят. Она довольно тощая. Рост метр шестьдесят или семьдесят.
  
  — Волосы?
  
  — Черные, короткие, но среди них есть пряди посветлее.
  
  Дакуэрт попросил фотографию. Самое лучшее, что мог предложить Лайал, была свадебная фотография, сделанная десять лет назад, на которой они кормили друг друга свадебным тортом.
  
  Прежде чем отъехать от дома Ковальски, Дакуэрт позвонил.
  
  — Слушаю, детектив.
  
  — Ты еще в парке, Ганнер?
  
  — Да. Только закончили.
  
  — Как дела?
  
  — Нормально. Третий билет, вроде как купленный по Интернету, так и не нашелся. Мы думали, что случился какой-то сбой в системе, но потом пришлось это исключить. Если она проходила в парк, то билет купила в кассе.
  
  — Что еще?
  
  — Поработали с фотографиями, которые прислал ее муж. Остаток дня провели, наблюдая у главного входа. Это было не так легко. Тут столько народу.
  
  — Ладно, спасибо. Вы хорошо поработали. Отправляйтесь домой.
  
  — Ну это мне повторять два раза не надо, — усмехнулся Ганнер.
  
  — А Кампьон есть поблизости?
  
  — Да.
  
  — Позови, пожалуйста.
  
  — Слушаю, Кампьон.
  
  — Диди, это Барри. Тяжелый был день?
  
  — Да, сэр.
  
  — Я снова хочу спросить насчет ребенка, с которым ты провела утро.
  
  — Слушаю вас.
  
  — Он действительно говорил, что его мама находилась с ними в парке?
  
  — Не поняла?
  
  — Мальчик действительно видел миссис Харвуд утром?
  
  — Он спрашивал, где она. У меня создалось впечатление, что мальчик видел ее в парке.
  
  — А не могло быть так, что мамы мальчика в парке не было, а его убедили, что была?
  
  — Вы хотите сказать, его отец говорил, что сейчас мама придет, она только зашла на минутку в туалет, что-то вроде этого?
  
  — Именно так, — сказал Дакуэрт.
  
  Диди задумалась.
  
  — Ведь мальчику всего четыре года, — продолжил детектив. — Скажите ему несколько раз, что он невидимка, и ребенок поверит. Может, отец заставил его думать, будто мама находилась там.
  
  — Вы знаете, — сказала Диди Кампьон, — ребенок был немного сонный, усталый. Но не тупой.
  
  — Харвуд утверждает, что они поехали в парк втроем, а потом оказалось, что было куплено только два билета. На него и ребенка. Затем он рассказывает, что в последнее время его жена пребывала в депрессии, даже заговаривала о самоубийстве, по его настоянию ходила к доктору, но сейчас выяснилось, что не ходила.
  
  — Как?
  
  — Я встречался с доктором Сэмюэлсом. А ее босс, владелец фирмы кондиционеров, говорит, что никаких признаков депрессии у нее не замечал. Вообще никогда, не только в последнее время.
  
  — Странно.
  
  — Вот и я так думаю. Не верится, что Джан Харвуд демонстрировала свою депрессию лишь перед мужем. Но именно так и получается. К доктору она не обращалась, а босс утверждает, что Джан Харвуд этого и не требовалось, она в полном порядке.
  
  — То есть муж темнит?
  
  — И этот ее босс, Бертрам, сообщил мне, что Харвуд возил жену куда-то в пятницу. Она взяла в тот день очередной отгул. Он спросил ее, куда они собираются, и она сказала, что муж держит это в секрете, вроде как намерен сделать ей сюрприз.
  
  — А что вы намерены со всем этим делать, детектив?
  
  — Пока не знаю. Кстати, ваша смена еще не закончилась?
  
  Кампьон вздохнула.
  
  — У меня уже двоится в глазах; хотите, чтобы еще и троилось? Видимо, вы переоценили мои возможности.
  
  — Не сердитесь. Я прошу вас только дать объявления об исчезновении Джан Харвуд в прессе и на телевидении.
  
  — Хорошо.
  
  — Я сказал Харвуду, что мы дадим объявление завтра, но, думаю, это нужно сделать сегодня. Посмотрим, что получится. У нас еще есть время до одиннадцати. Что-нибудь простое. Фотография Джан Харвуд, которую предположительно видели в районе парка «Пять вершин». Полиции необходима любая информация о местонахождении женщины. Контактный телефон. Все как обычно.
  
  — Будет сделано, детектив, — произнесла Диди Кампьон.
  
  Дакуэрт поблагодарил ее и убрал телефон.
  
  Теперь у него появились сомнения, действительно ли Джан Харвуд ездила с мужем и сыном в парк «Пять вершин». И не сделал ли чего с ней муж.
  
  Как это согласуется с исчезновением Лианн Ковальски, он не знал. Но разве может быть совпадением, когда две женщины работают вместе и вдруг одновременно исчезают? Он решил пока сосредоточиться на Джан Харвуд, а там по ходу дела что-нибудь выяснится и о Лианн Ковальски.
  Глава шестнадцатая
  
  Мой телефон зазвонил, когда до Рочестера оставалось примерно полчаса езды.
  
  — Об этом уже передали в новостях, — сообщила мама. — По телевидению.
  
  — Что передали? — спросил я.
  
  — Показали фотографию Джан, сказали, что полиция просит помощи в ее поисках. Они правильно сделали?
  
  — Да. Но детектив говорил, что они дадут объявление завтра. А что еще там передавали?
  
  — Назвали имя, фамилию, возраст, рост, в чем была одета.
  
  Находящийся неподалеку отец крикнул:
  
  — Цвет глаз!
  
  — Да, верно.
  
  — А где она пропала, было сказано?
  
  — Только упомянули. Сказали, что ее видели около парка «Пять вершин». А о том, что какой-то человек пытался увезти коляску с Итаном, ни слова. Наверное, надо было.
  
  — Странно, что детектив Дакуэрт мне не позвонил, — произнес я. — Не сообщил, что решил изменить срок подачи объявления.
  
  Я подумал, что скоро мне позвонит кто-нибудь из «Стандард» и спросит, почему я не рассказал им об исчезновении супруги. Газета выйдет завтра, но сообщение можно было поместить на сайте.
  
  — Ты уже почти приехал? — спросила мама.
  
  Папа добавил:
  
  — Скажи ему, пусть не забывает пить кофе.
  
  — Да, почти, — ответил я. — Собирался переночевать в отеле, а к родителям Джан отправиться утром, а теперь вот подумал, что, может, мне лучше свернуть к ним сейчас? Чувствую, что не сумею заснуть: всю ночь буду думать о ней.
  
  — Конечно, — ответила мама после непродолжительного молчания, — поезжай к ним сейчас.
  
  — Как Итан?
  
  — Недавно уложила. Прямо на диване. Боюсь заставлять его переходить в другую комнату: разгуляется, потом не успокоишь. Мы тоже скоро ложимся. А ты звони, хорошо?
  
  — Обязательно. И вы тоже.
  
  Прежде чем убрать телефон, я поразмышлял, не позвонить ли детективу Дакуэрту: спросить, почему решил дать объявление с фотографией Джан сейчас, — но я уже ехал по Рочестеру и нужно было сосредоточиться на предстоящей встрече с родителями Джан. Вообще-то после всего, что я о них слышал, встреча не обещала ничего хорошего. Но она была мне нужна. Я не собирался ни в чем их обвинять, лишь спросить о Джан, на всякий случай. Может, она у них была? Или звонила?
  
  На Линкольн-авеню я выехал после полуночи. Редкие уличные фонари, в домах все окна темные, хотя это была ночь с субботы на воскресенье. Наверное, на этой улице жили пожилые люди. Я остановился рядом с уже знакомым домом. На подъездной дорожке стоял «олдсмобил». В доме темно, только горит лампочка над входной дверью. Я выключил двигатель и посидел немного в машине. Неужели Джан сейчас находится в доме? Если это так, то невозможно представить, как тут встретили дочь и что заставило ее остаться здесь на ночь.
  
  — Ну что ж, давай, — сказал я себе и вышел из автомобиля.
  
  Дверцу закрыл как можно тише. Зачем будить соседей? Приблизился к дому, поднялся на пустую веранду. Поискал звонок — он находился справа на дверной раме. Нажал. В доме по-прежнему было тихо. По крайней мере звонка я не слышал. Бросил взгляд на почтовый ящик на стене с надписью «Рекламные листки не класть». Может, они отключают на ночь дверной звонок? Или он у них сломан? Я нажал кнопку во второй раз. И опять тишина. Потянул на себя металлическую входную дверь, и она подалась. За ней была еще дверь и рядом — потускневший медный дверной молоток. Я стукнул пять раз — будто прозвучало пять ружейных выстрелов. Тут не только Ричлеры, а все соседи поднимутся.
  
  Поскольку свет в доме не зажегся, я постучал снова. Собирался сделать это в третий раз, и наконец на лестнице включили свет. Появился Хорас Ричлер в пижаме. Волосы растрепаны.
  
  — Кто там?
  
  — Мистер Ричлер, — произнес я достаточно громко, чтобы он услышал меня через дверь. — Мне нужно с вами поговорить.
  
  — Кто это, черт возьми? Вы знаете, который час? У меня, между прочим, есть ружье.
  
  Я подумал, а не держит ли он сейчас его в руках.
  
  — Меня зовут Дэвид Харвуд. Пожалуйста, откройте, мне очень нужно с вами поговорить. По важному делу.
  
  По лестнице спустилась Греттен Ричлер. Под халатом — ночная рубашка, волосы растрепаны.
  
  — Какому делу? — спросила она.
  
  — Насчет Джан, — ответил я.
  
  После этих слов Хорас Ричлер отодвинул засов — наверное, чтобы убедиться, что не ослышался, — и приоткрыл дверь.
  
  — В чем дело, черт возьми?
  
  Рядом, прижавшись к нему, стояла жена, совсем непохожая на алкоголичку.
  
  — Мистер и миссис Ричлер, извините, что разбудил, — проговорил я, волнуясь. — Но к этому меня подвигла острая необходимость.
  
  — Кто вы? — спросила Греттен высоким подрагивающим голосом.
  
  — Меня зовут Дэвид Харвуд. Я муж Джан.
  
  Они смотрели на меня, застыв в недоумении.
  
  — Я приехал из Промис-Фоллз, потому что Джан пропала и я пытаюсь ее найти. Решил заглянуть к вам, а вдруг она у вас?
  
  Ричлеры по-прежнему остолбенело смотрели на меня. Лицо Хораса побагровело.
  
  — Вы явно ошиблись адресом, мистер, — процедил он. — Убирайтесь отсюда.
  
  — Но я вас очень прошу, — настаивал я, — скажите только, была она здесь или нет. Я знаю, между вами было не все гладко. Знаю, что вы не общались с дочерью многие годы. Но Джан пропала и я очень беспокоюсь, не случилось ли с ней чего-либо ужасного.
  
  Лицо Хораса Ричлера покраснело еще сильнее. Он сжал кулаки.
  
  — Я не знаю, кто вы такой и какую, черт возьми, затеяли игру, но клянусь Богом: если вы немедленно отсюда не уберетесь, я прострелю вам башку.
  
  Я не сдавался:
  
  — Скажите хотя бы: вы Хорас и Греттен Ричлер и вашу дочь зовут Джан?
  
  — Все правильно, — тихо произнесла Греттен.
  
  — Моя дочь умерла, — проговорил Хорас сквозь стиснутые зубы.
  
  Его слова оглушили меня, будто я получил по голове удар дубиной. Значит, случилось ужасное и я опоздал.
  
  — Боже, когда? Когда это произошло?
  
  — Очень давно.
  
  Я перевел дух. Значит, он не о том. Я понял, что имел в виду Хорас: между ними и дочерью все связи порваны и она вроде как для них умерла.
  
  — Я знаю, мистер Ричлер, что, возможно, вы считаете, будто для вас дочь умерла. Но все же прошу мне помочь.
  
  — Вы не поняли, — прошептала Греттен, сдерживая слезы. — Она действительно умерла.
  
  Я смотрел на нее не мигая. Что же получается? Джан действительно была у своих родителей и покончила с собой прямо у них на глазах? Чтобы отомстить?
  
  — Поясните, пожалуйста.
  
  — Она умерла в детстве, — ответила Греттен. — Ей тогда исполнилось только пять лет.
  Часть третья
  Глава семнадцатая
  
  Женщина открыла глаза и вгляделась в потолок, привыкая к темноте. В комнате было жарко, и во сне она откинула одеяло. Провела ладонью по телу и с удивлением обнаружила, что спит голая. Такого не случалось уже очень давно. Да, первые несколько месяцев после замужества — конечно, но потом прошло некоторое время и ей захотелось, ложась в постель, на себя что-то надевать.
  
  Через оконные жалюзи в комнату проникал свет уличных фонарей. Женщина прислушалась к монотонному шуму, создаваемому потоком машин на шоссе. В основном это были большие грузовики с прицепами. Она вспомнила, где находится. Вытащила ноги из-под одеяла, спустила на пол, ощутив под ступнями грубый шершавый ковер. Подалась вперед, обхватив голову руками. Ужасно болела голова. Она оглядела прикроватный столик, будто ожидая, что там волшебным образом возникнет таблетка аспирина и стакан с водой, но на столике в полумраке можно было разглядеть смятые купюры, мелочь и парик блондинки.
  
  Часы показывали десять минут первого. Значит, она проспала примерно час. В постель легла в половине одиннадцатого, постоянно ворочалась, пока не сморил сон, который не принес отдыха.
  
  Женщина медленно приблизилась к окну и вгляделась в щели между планками жалюзи. Смотреть там особенно было не на что. Автомобильная стоянка, почти пустая. Вывеска мотеля «Бест вестерн», прикрепленная высоко, чтобы ее было видно со скоростного шоссе. Там дальше еще вывески. Одна — бензозаправки «Мобил ойл», другая — «Макдоналдса».
  
  Женщина шагнула к двери, проверила, заперта ли она. Затем открыла дверь ванной комнаты, нащупала выключатель, и вспыхнул свет. Она постояла несколько секунд прищурившись, после чего вгляделась в себя в зеркале и поморщилась. Губы сухие, волосы свалялись, под глазами круги. На полке стояла раскрытая матерчатая сумочка для туалетных принадлежностей. Она порылась в ней, извлекая по очереди зубную щетку, косметику, расческу, пока не нашла то, что искала: небольшой флакончик с таблетками аспирина.
  
  Женщина свинтила колпачок, вытряхнула на ладонь две таблетки. Положила их в рот и, зачерпнув ладонью воды из-под крана, запила. Вытерла полотенцем подбородок и руки. Затем она взглянула на повязку на правой лодыжке и вздохнула. Порез заживет только через пару дней.
  
  Неожиданно заурчало в желудке, да так громко, что ей захотелось заткнуть уши. Может, от этого разболелась голова? От голода? Ведь она не ела почти сутки. Слишком была возбуждена.
  
  «Макдоналдс», наверное, работает и ночью. Так что биг-мак не помешал бы. Она проглотила слюну. Однако выходить из мотеля рискованно. Женщина ночью всегда привлекает внимание. Лучше пока сидеть здесь. Она выключила свет в ванной комнате и вышла. Снова направилась к окну, вгляделась, будто ожидая увидеть там синий «форд-эксплорер». Но он был давно пущен под откос далеко отсюда. Машину когда-нибудь найдут, но не докопаются, почему он там оказался. Лайал, наверное, уже позвонил в полицию. Этот придурок наконец заметил отсутствие жены. Дрянь-человек. Пьянствует до утра с дружками, никогда не помогает по дому, завел мерзкого вонючего пса. Вся машина провоняла этой тварью. Нужно отдать Лайалу должное: он время от времени пытался покончить с пьянством, — но это длилось месяц или два. На больший срок у него силенок не хватало.
  
  На другой половине кровати пошевелился мужчина. Она отвернулась от окна. Надо попытаться заснуть. Может, аспирин подействует. Часы показывали двадцать одну минуту первого. Да плевать на все. Завтра не нужно рано вставать, ехать на работу, готовить завтрак. Она села на край кровати, подняла ноги и сунула их под одеяло. Затем, задержав дыхание, мягко опустила голову на подушку. Не хотела тревожить сон лежащего рядом мужчины.
  
  Но он все же проснулся и повернулся на бок.
  
  — Ты что, дорогая?
  
  — Спи, — произнесла она.
  
  — Зачем ты вставала?
  
  — Так. Разболелась голова. Искала аспирин.
  
  — Нашла?
  
  — Да.
  
  Он протянул руку, коснулся ее груди, зажал сосок между большим и указательным пальцами.
  
  — Перестань, Дуэйн. Я же сказала, что болит голова, а ты начинаешь меня лапать.
  
  Он убрал руку.
  
  — Ты просто перенервничала. Ведь потребуется время, чтобы забыть эту историю с Джан.
  
  — А чего тут забывать? — Женщина усмехнулась. — Она умерла. Вот и все.
  Глава восемнадцатая
  
  — Так что убирайтесь отсюда ко всем чертям, — повторил Хорас Ричлер.
  
  — Это… какой-то абсурд, — проговорил я, переводя взгляд с Хораса на его жену.
  
  — Хватит, уходите, — буркнул он и начал закрывать дверь.
  
  — Подождите! — крикнул я. — Объясните, в чем дело.
  
  — Ничего себе! Человек будит нас ночью, заводит разговор о нашей покойной дочери и еще требует каких-то объяснений.
  
  Он уже почти закрыл дверь, когда Греттен его остановила:
  
  — Хорас! Подожди минутку. — Она взглянула на меня. — Кто вы такой?
  
  — Дэвид Харвуд. Живу в Промис-Фоллз.
  
  — Вашу жену зовут Джан?
  
  — Ради Бога, Греттен, — вмешался Хорас, — этот человек сумасшедший. Зачем ты его поощряешь?
  
  — Да, мою жену зовут Джан, — кивнул я. — Полное имя — Джанис. До замужества носила фамилию Ричлер.
  
  — В мире, наверное, существует не одна Джан Ричлер, — заметила Греттен. — Так что вы скорее всего ошиблись адресом.
  
  Я умоляюще посмотрел на нее.
  
  — Но в ее свидетельстве о рождении указаны родители: Хорас и Греттен, — и место рождения: Рочестер.
  
  Они изумленно взглянули на меня.
  
  — Дата рождения там тоже указана? — спросил наконец Хорас.
  
  — Да. Четырнадцатое августа семьдесят пятого года.
  
  Мне показалось, что сейчас они оба потеряют сознание. Хорас опустил голову и отошел от двери. Греттен стояла бледная, с дрожащим подбородком.
  
  — Прощу прощения, — проговорил я. — Для меня это такой же шок, как и для вас.
  
  Греттен печально покачала головой.
  
  — Для моего мужа это большой удар.
  
  — Понимаете, — пробормотал я, — моя жена пропала сегодня — вернее, вчера, в субботу, — примерно в середине дня. Мы поехали в парк аттракционов, и она вдруг исчезла. Я ума не мог приложить, куда она девалась. И вот решил, что Джан поехала к вам.
  
  — А как оказалось у вашей жены свидетельство о рождении нашей дочери? — спросила Греттен.
  
  — Может, вы разрешите мне войти?
  
  Греттен повернулась к мужу, и тот безразлично махнул рукой.
  
  — Ну входите, — сказала она, открывая дверь шире.
  
  Мы вошли в гостиную, обставленную мебелью, которая, похоже, досталась им от родителей. Только тускло-серый диван на вид был не старше двадцати лет. Разбросанные по дивану и креслам подушки напоминали марки на старых коричневых конвертах. На стенах, высоко, чуть ли не под потолком, висели дешевые картины с пейзажами. Я примостился в первом попавшемся кресле. Греттен села на диван, плотно запахнув халат.
  
  — Хорас, иди сюда, дорогой, — позвала она.
  
  На стенах было несколько фотографий в рамках. На большинстве запечатлены супруги Ричлер с мальчиком. Фотографии расположили в хронологическом порядке, так что можно было видеть сначала мальчика примерно в три года — и так далее, вплоть до молодого человека лет двадцати. На последней фотографии он был в военной форме.
  
  — Это Брэдли, — сказала Греттен, проследив за моим взглядом.
  
  В нормальной обстановке я бы сказал что-нибудь вроде: какой у вас красивый сын, — что несомненно было бы правдой, но сейчас я вел себя как контуженый и мне было не до вежливостей.
  
  Хорас Ричлер нехотя приблизился к дивану и сел рядом с женой. Она положила руку на его колено.
  
  — Он погиб. — Хорас указал на фотографию сына, которую я разглядывал.
  
  — В Афганистане, — добавила Греттен. — Подорвался на мине.
  
  — Боже мой, — прошептал я.
  
  — С ним погибли еще двое канадцев, — продолжила Греттен. — Это случилось два года назад. В пригороде Кабула.
  
  — В общем, теперь мы остались одни, — вздохнула Греттен.
  
  — Но тут нет фотографии вашей дочери, — нерешительно проговорил я. Мне очень хотелось увидеть, какой она была. Если это Джан, я бы узнал ее обязательно.
  
  — У нас нет ни одной ее фотографии.
  
  Я молчал, ожидая объяснений.
  
  — Понимаете, прошли годы, но нам по-прежнему очень тяжело вспоминать об этом.
  
  В комнате снова воцарилось молчание. На сей раз его нарушил Хорас, неожиданно выпалив: «Ее убил я», и застыл, низко опустив голову.
  
  — Хорас, не надо, — проговорила Греттен. Она крепко сжала его колено, другую руку положила ему на плечо.
  
  — Это правда, — тихо произнес он. — Уже прошло достаточно лет, так что можно рассказать.
  
  Греттен повернулась ко мне:
  
  — Хорас не виноват. Это был несчастный случай. Ужасный. — Ее лицо сморщилось, она боролась со слезами. — В тот день я потеряла и дочь, и мужа. Он хороший человек. Не слушайте никого, кто скажет иначе. Просто с тех пор он сильно изменился, и это продолжается уже тридцать лет.
  
  — А что случилось? — спросил я.
  
  Греттен хотела объяснить, но Хорас ее опередил:
  
  — Дай расскажу я. Теперь, когда потерян и сын, уже ничто не имеет значения. — Он напрягся, будто собирался с силами. — Это произошло в сентябре восьмидесятого. Я пришел с работы, поужинал — все как обычно. Джан играла во дворе со своей подружкой Конни.
  
  — Они тогда о чем-то заспорили, — вмешалась Греттен. — Я наблюдала за ними в окно.
  
  — В тот вечер я собирался поехать поиграть с приятелями в боулинг. Я тогда сильно этим увлекался. Игра была назначена на шесть, а в конце ужина часы показывали десять минут седьмого. Я опаздывал — вот в чем все дело. Побежал к машине, запрыгнул на сиденье и быстро сдал назад, чтобы выехать на дорожку. Слишком быстро.
  
  Я почувствовал, как у меня защемило под ложечкой.
  
  — Он не виноват, — прошептала Греттен. — Джан… толкнула эта девочка, Конни, и…
  
  — Если бы я не торопился, все было бы нормально. Так что нечего сваливать вину на девочку.
  
  — Но когда они заспорили, — не унималась Греттен, — Джан стояла как раз на дорожке, и Конни ее толкнула в тот момент, когда Хорас начал сдавать назад машину.
  
  У меня перехватило дыхание.
  
  — Я сразу почувствовал что-то неладное, — сказал Хорас. — Резко затормозил, вышел, но…
  
  Он замолчал, сжав кулаки, но это не помогло сдержать слезы, которые потекли по щекам.
  
  — Конни закричала, — продолжила Греттен. — Она не видела автомобиля, когда толкала Джан. Да и что возьмешь с ребенка? Дети не способны предвидеть последствия своих действий.
  
  — Разве она сидела за рулем? — вмешался Хорас. — Машину вел я, и мне следовало смотреть внимательнее, куда еду. Мне надо было все предвидеть. А я этого не сделал. Потому что очень торопился на чертов боулинг. — Он покачал головой. — А потом, когда полиция расследовала происшествие, ко мне претензий не возникло. Мол, я не виноват, это несчастный случай, такое иногда бывает. Жаль, что меня тогда не казнили, — избавили бы от мучений.
  
  — Хорас пытался покончить с собой, — проговорила Греттен. — Два раза.
  
  Он отвернулся, смущенный откровением жены.
  
  — В тот день разрушилась жизнь и той девочки, которая толкнула Джан, — добавила Греттен. — Ее тоже нужно было бы пожалеть. И ее родителей. Но у меня на это не было сил. Они правильно сделали, что вскоре уехали отсюда. Наверное, и нам следовало поступить так же.
  
  — С тех пор, садясь в машину, я всегда вспоминаю об этом, — задумчиво произнес Хорас. — За все годы не было ни одного случая, чтобы я забыл.
  
  Это была самая печальная история, какую мне только приходилось слышать. Я был совершенно сбит с толку: ведь речь шла о моей жене Джан, если верить свидетельству о рождении, — но Джан, дочь Хораса, умерла свыше тридцати лет назад, а моя Джан жива. Она носила имя погибшего ребенка Хораса и Греттен Ричлер. Имела ее свидетельство о рождении. Разумеется, это не мог быть один и тот же человек.
  
  — Мистер Харвуд, — прервала мои размышления Греттен, — вам нехорошо?
  
  — Извините, просто я…
  
  — Вы плохо выглядите. У вас синяки под глазами, вам надо поспать.
  
  — Я не знаю, как это все понимать.
  
  — Да, — кивнул Хорас, — нам тоже непонятно.
  
  Я попытался успокоиться.
  
  — Вы не могли бы показать мне фотографию Джан?
  
  Греттен с мужем переглянулись, затем она встала и подошла к старому бюро с выдвижной крышкой. Села, открыла дверцу и стала в нем копаться. Видимо, Греттен иногда доставала эту фотографию, потому что поиски много времени у нее не заняли. Ясно, почему они ее прятали: смотреть каждый день на фотографию погибшей по его вине дочери было бы для Хораса невыносимой пыткой.
  
  Это был черно-белый портретный снимок, девять на двенадцать, сделанный скорее всего в будке универмага «Сирс». Слегка выцветший, на углах помятый. Она протянула его мне.
  
  — Мы ее сфотографировали примерно за два месяца до…
  
  Джан Ричлер была красивым ребенком. Ангельское личико, ямочки на щеках, выразительные глаза, кудрявые белокурые волосы. Я искал на снимке хоть какое-то сходство с моей женой. Что-нибудь в глазах, в линии рта, носа. Попытался представить, что фотография лежит на столе рядом со снимками других детей. Я искал в ней признаки, которые заставили бы меня выбрать ее и сказать: «Да, это моя жена в детстве». Но там ничего такого не было.
  
  — Спасибо, — тихо проговорил я, возвращая фотографию.
  
  — Что? — спросила Греттен.
  
  — Разумеется, вы и не ожидали от меня, что я начну утверждать, будто это моя жена. Но это не она.
  
  Хорас вздохнул.
  
  — Сейчас покажу вам ее фотографию, — сказал я, доставая из кармана одну из тех, что напечатал для детектива Дакуэрта.
  
  Хорас взял фотографию, взглянул на нее и передал Греттен. Она рассматривала фото очень внимательно, что было неудивительно, если учесть, что на нем была изображена женщина, носившая имя ее дочери, и не только имя. Греттен изучала снимок вначале на расстоянии вытянутой руки, затем поднесла ближе к глазам, тщательно высматривая что-то, и положила на стол.
  
  — Ну как? — спросил я.
  
  — Да, ваша жена красивая, — произнесла она с оттенком мечтательности в голосе. — Хотелось бы надеяться, что, будь наша Джан жива, она тоже выросла бы красавицей. — Греттен взяла фото, намереваясь протянуть мне, однако передумала. — Если ваша жена носит имя нашей дочери, не знаю, как это получилось, но можно предположить, что она как-то связана с нашим городом. Вероятно, я ее где-то видела. Позвольте мне оставить фотографию у себя?
  
  — Конечно!
  
  Она положила фотографию вместе со снимком дочери.
  
  — Эта женщина утверждает, что мы ее родители? — спросил Хорас.
  
  — Она никогда не называла вашу фамилию, но так сказано в свидетельстве о рождении. Моя жена не знает, что я видел его.
  
  — Вам не показалось странным, что она не познакомила вас со своими родителями? — спросила Греттен.
  
  — Жена это объясняла. Говорила, что давно порвала с ними. Поэтому я и приехал сюда. Думал, может, она попыталась восстановить отношения. Объясниться. Последние две недели она находилась в депрессии.
  
  — Извините, но мне нужно на минутку выйти, — произнесла Греттен дрожащим голосом.
  
  Мы сидели с Хорасом и молчали. Затем он сказал:
  
  — Только все вроде улеглось, и тут является человек, чтобы разбередить старую рану.
  
  — Извините, — пробормотал я.
  
  Он кивнул.
  
  Я попытался встать и покачнулся.
  
  — Надеюсь, вы не намерены садиться в таком состоянии за руль автомобиля? — спросил Хорас.
  
  — Все в порядке, — заверил я. — Остановлюсь где-нибудь по пути, выпью кофе, перекушу.
  
  — Вы выглядите очень усталым, и кофе вам не поможет.
  
  — Мне нужно домой, там полно дел.
  
  — Сколько вашему мальчику: года три? — спросила Греттен, спускаясь по лестнице.
  
  — Четыре, — ответил я. — Его зовут Итан.
  
  — Вы давно женаты?
  
  — Пять лет.
  
  — И как это отразится на вашем сыне, если вы заснете за рулем и разобьетесь?
  
  Я знал, что она права.
  
  — Надеюсь, здесь можно найти место, где переночевать.
  
  Греттен показала на диван, на котором сидел Хорас:
  
  — Можете спать здесь.
  
  — Я не хочу вас стеснять.
  
  — Вы нас не стесняете.
  
  Я кивнул.
  
  — Большое спасибо. Утром я сразу же уеду.
  
  Хорас посмотрел на меня, наморщив лоб.
  
  — Если ваша жена заявляет, что она Джан Ричлер, но таковой не является, то кто она, черт возьми, такая?
  
  Вопрос давно уже вертелся у меня в голове.
  
  — И зачем ей было цепляться к нашей девочке? — продолжил Хорас. — Присваивать ее имя? Разве она не достаточно пострадала?
  Глава девятнадцатая
  
  Утром в воскресенье радиочасы Дакуэрта включились, как обычно, в шесть тридцать. Детектив не пошевелился. Он не слышал, как диктор сообщил, что сегодня будет облачно с прояснениями, температура воздуха около двадцати двух градусов, а в понедельник возможен дождь. А вот Морин Дакуэрт все слышала, потому что уже проснулась. Всему виной был сон, очередной кошмар с участием их девятнадцатилетнего сына Трэвора, который отправился путешествовать по Европе со своей подружкой Триш и уже два дня не звонил и не посылал им электронных писем, потому что ему было плевать на тревогу родителей. Ей приснилось, будто на сей раз сын решил спрыгнуть с Эйфелевой башни на веревке, на манер Тарзана, а у самой земли его атаковала стая обезьян.
  
  Разумеется, много чего может случиться с твоим чадом, путешествующим вдали от дома, но Морин Дакуэрт понимала, что подобный вариант все же маловероятен. Пытаясь вытеснить из головы дурацкий сон, она встала с постели, осмотрела одежду мужа, которую он в спешке сбросил, вернувшись вчера поздно вечером с работы. День выдался у него трудный, они безуспешно искали женщину, пропавшую в парке аттракционов. Брюки чем-то заляпаны — похоже, мороженым. Она повернулась к кровати.
  
  — Барри. — Он не пошевелился. — Барри, — произнесла громче и коснулась его плеча.
  
  Он что-то пробормотал и, открыв глаза, посмотрел на часы.
  
  — Да-да, пора вставать.
  
  — Ты что, и сегодня пойдешь? — спросила жена.
  
  Он кивнул:
  
  — Придется.
  
  — А теперь скажи, что это такое? — Морин показала пятна на брюках.
  
  Барри вгляделся.
  
  — Ну где-то запачкался. Что поделаешь, работа у меня такая.
  
  — Работа, значит, виновата. Но ведь это мороженое.
  
  — Наверное.
  
  — И где же ты его ел?
  
  — В доме у босса пропавшей женщины. Заезжал к нему поговорить. Ты видела фургончики с надписями «Нагревательные приборы и кондиционеры»? Это его. А хозяйка угостила меня пирогом.
  
  — С мороженым?
  
  — Да.
  
  — И что за пирог?
  
  — Яблочный.
  
  — Зачем ты его ел? Тебе же вредно! Посмотри на свой живот.
  
  — Неудобно было отказаться. — Барри Дакуэрт вопросительно посмотрел на жену. — А что у нас сегодня на завтрак?
  
  — Как обычно, фрукты и немного мюсли.
  
  — А тебе известно, что в нашей стране пытки запрещены законом?
  
  Зазвонил телефон. Морин не удивилась. В их доме телефон мог зазвонить в любое время суток.
  
  — Я подойду, — сказала она. — Алло… нет, не беспокойтесь, мы уже встали… я как раз подкатываю лебедку, чтобы поднять его с постели. Передаю трубку.
  
  — Слушаю, — проговорил Дакуэрт.
  
  — Привет. У вас есть ручка? Записывайте.
  
  Барри схватил ручку и бумагу, которые всегда лежали рядом с телефоном. Записал фамилию и номер, сделал пару заметок.
  
  — Большое спасибо. — Он положил трубку.
  
  Морин выжидающе взглянула на мужа.
  
  — Кое-что появилось, — произнес он.
  * * *
  
  Барри Дакуэрт принял душ, оделся, позавтракал (банан, немного клубники и мюсли) и с чашкой кофе в руке набрал номер телефона. На другом конце линии трубку сняли после двух гудков.
  
  — Слушаю.
  
  — Это Тед Брайл? — спросил детектив.
  
  — Да.
  
  — Я правильно произнес вашу фамилию?
  
  — Да. Она почти такая же, как у изобретателя азбуки для слепых.
  
  — Я Барри Дакуэрт, детектив. Это по поводу вашего звонка полчаса назад.
  
  — Вчера вечером передали сообщение о пропаже женщины, и я решил позвонить. Может, вам пригодится.
  
  — А где находится ваш магазин?
  
  — В Лейк-Джордже. Дом восемьдесят семь.
  
  — Я знаю этот район. Часто бывал там.
  
  — Я видел ту женщину.
  
  — Джан Харвуд?
  
  — Да, она заходила в мой магазин.
  
  — Когда?
  
  — В пятницу, около пяти часов. Купила воду и холодный чай.
  
  — Она была одна?
  
  — В магазине одна. Но ее ждал в машине мужчина. — Описание автомобиля соответствовало тому, на котором ездил Дэвид Харвуд.
  
  — А потом? Они сразу уехали?
  
  — Нет, посидели какое-то время, разговаривали. Я запомнил: тронулись они примерно в пять тридцать.
  
  — Вы уверены, что это была та самая женщина?
  
  — Да, — без колебаний ответил Тед Брайл. — Забыть такую трудно. Она красивая. К тому же затеяла со мной разговор.
  
  — Вот как? О чем же?
  
  — Сказала, что в этих местах еще не бывала. Я спросил, куда они едут; она ответила, что не знает.
  
  — Как?
  
  — Заявила, что муж везет ее погулять в лес. Это вроде как с его стороны сюрприз.
  
  Дакуэрт удивленно хмыкнул.
  
  — Что еще она сказала?
  
  — Пожалуй, все.
  
  — В каком она была настроении? Я имею в виду: веселая, унылая, озабоченная?
  
  — Мне показалось, что эта женщина находилась в прекрасном расположении духа.
  
  — Понятно, — проговорил детектив. — Спасибо, что позвонили. Вероятно, я к вам заеду.
  
  — Хорошо. Рад, если чем-то помог.
  
  Дакуэрт положил трубку и посмотрел на жену.
  
  — Уже прошло два дня, а от него ни звука, — скорбно проговорила она.
  
  Речь шла об их сыне Трэворе.
  
  Барри Дакуэрт подошел к жене и взял за руку.
  Глава двадцатая
  
  Я проснулся в седьмом часу. Ричлеры уже встали. Я слышал, как Хорас открыл кран в кухне, увидел его спину, склоненную над раковиной. Он проглотил две таблетки, запил водой и двинулся к лестнице. Как только Ричлер скрылся, я сбросил вязаное одеяло. Вчера Греттен долго извинялась, что не может мне предложить ничего лучше дивана.
  
  — Понимаете, — сказала она, — в комнате сына осталось все как было при нем. Мы туда редко заходим. А гостевая у нас давно превратилась в кладовую. К тому же в нашем доме еще никто не оставался на ночь. Вы первый.
  
  Я взял свой дорожный несессер и отправился в ванную комнату. Умылся (душ принимать не стал, не хотелось задерживаться), побрился. Когда вернулся, в доме пахло кофе.
  
  — Доброе утро, — приветствовала меня Греттен с кухни.
  
  — Доброе утро.
  
  — Как спали?
  
  — Неплохо. — Это была правда: я отключился мгновенно. — А как вы?
  
  Она грустно улыбнулась.
  
  — Не очень. Ваша история нас взволновала, вернула много печальных воспоминаний. Особенно тяжело Хорасу. Потеря Джан стала для нас ужасным ударом, от которого мы до сих пор не пришли в себя, но когда он стал рассказывать вам о…
  
  — Очень жаль, — пробормотал я.
  
  — К нашей беде никто не остался равнодушным. И родственники, и в школе, куда Джан ходила в подготовительный класс. Ее учительнице мисс Стивенс пришлось взять неделю отпуска — так она переживала. Все дети в классе ходили подавленные. Не говоря уж о девочке, которая ее толкнула, Конни. Директор школы мистер Эндрюс распорядился в память о Джан повесить небольшую мемориальную доску. Я ее не видела, не смогла. Хорас, конечно, тоже. Он не переставал твердить, что его надо посадить в тюрьму.
  
  — И меня потрясла ваша трагедия, — вздохнул я.
  
  — Да, конечно. — Греттен налила в кружку кофе и протянула ее мне. — Но вы не знали нашу Джан, и нас тоже. И вот теперь каким-то образом оказались с нами связаны.
  
  Я налил в кофе сливки, положил сахар и принялся размешивать. Греттен посмотрела на меня.
  
  — Мистер Харвуд, что могло случиться с вашей женой, как вы думаете?
  
  — Не знаю. Боюсь, не наложила ли она на себя руки.
  
  Греттен кивнула.
  
  — Но если этого не случилось и она вернется к вам… ну, предположим, с ней все будет в порядке, у вас все продолжится как прежде? Я имею в виду — несмотря на то что она не та, за кого себя выдает?
  
  — Вероятно, это какое-то недоразумение и всему есть объяснение, которое в данный момент для нас непостижимо.
  
  Греттен пожала плечами:
  
  — Какое объяснение?
  
  — Не знаю.
  
  — Зачем ей потребовалось присваивать имя нашей дочери?
  
  — Неизвестно.
  
  — И почему выбрана наша дочь?
  
  И на этот вопрос у меня не было ответа.
  
  — Хорас очень переживает. Он считает, что ваша жена нас обокрала.
  
  — Я уверен, что Джан… объяснит, почему воспользовалась свидетельством о рождении вашей дочери. И не сомневаюсь, что она не собиралась причинять боль вашему мужу и вам, не намеревалась осквернять память вашей дочери.
  
  Греттен молчала. Перед уходом я на всякий случай написал для них адреса — свой и родителей — и номера телефонов.
  
  Расстались мы холодно, но вежливо.
  
  Только я выехал, как зазвонил мобильник.
  
  — Почему ты не звонишь? — воскликнула мама. — Мы уже начали беспокоиться.
  
  — Я в дороге, буду дома через несколько часов.
  
  — Ты ее нашел?
  
  — Нет.
  
  — А что Ричлеры? Ты с ними повидался?
  
  — Да.
  
  — Джан была у них? Они о ней что-нибудь знают?
  
  — Нет.
  
  Неужели сейчас надо пускаться в объяснения?
  
  — Как Итан? — спросил я.
  
  — С ним все в порядке. Сейчас с дедушкой в подвале — обсуждают строительство железной дороги.
  
  — Ладно. Счастливо. Целую.
  
  — Целую.
  
  На шоссе в этот час машин было мало. Самое время поразмышлять. Как у моей жены оказалось свидетельство о рождении девочки, погибшей много лет назад в возрасте пяти лет? Случайно? Нет. Так в чем же дело? Женщина, с которой я прожил шесть лет, родившая мне ребенка, вовсе не та, за кого себя выдает.
  
  Присвоить имя, фамилию и данные кого-то умершего в юном возрасте сложности не представляло. Я работал в газетном деле достаточно давно и знал, как это происходит. Вы обращаетесь за копией свидетельства о рождении покойного, утверждая, что это ваше свидетельство. Обычно никто не проверяет, особенно если человек умер несколько десятилетий назад. А имея свидетельство, вы получаете и остальные документы: карту социального страхования, библиотечную карту, водительские права. Все просто. Моя жена таким образом стала Джан Ричлер, а когда вышла замуж, превратилась в Джан Харвуд. Но кем же она была раньше? И почему ей пришлось отказаться от прошлой жизни и начать новую? Может, она проходила по программе защиты свидетелей?
  
  Джан выступала в суде как свидетельница. Например, по делу какого-то мафиози. То есть человека, у которого были возможности выследить и отомстить. Поэтому ей дали новые имя и фамилию. Это требовалось сохранить в тайне. Вот почему она ничего мне не говорила. Неудивительно, что Джан прятала свое новое свидетельство о рождении. Опасалась, что я раскрою ее тайну. Она боялась не за себя, а за нас с Итаном. Ну хорошо, пусть так, но почему она исчезла? Ей показалось, что ее раскрыли? И она спасалась? Но ведь можно было мне намекнуть об этом.
  
  И если Джан угрожает опасность, то правильно ли я делаю, что занимаюсь ее поисками? Не наведу ли на свою жену врагов? А если мои домыслы о программе защиты свидетелей вздор? И причина кроется в ином? Надо рассказать обо всем Барри Дакуэрту. Он запросит ФБР по поводу защиты свидетелей. И тогда…
  
  Зазвонил телефон.
  
  — Да.
  
  — Дэвид, почему ты ничего не сообщил нам об исчезновении жены и мы узнаем об этом из телевизора?
  
  Это звонил Брайан Доннелли, редактор отдела местных новостей.
  
  — Понимаешь… — начал я.
  
  — Где ты находишься?
  
  — В пути. Скоро буду дома.
  
  — Послушай, Мэдлин рвет и мечет. У нашего сотрудника пропала жена, об этом передали по радио и телевидению, а мы ничего не знаем. Какого черта ты не позвонил?
  
  — Извини, Брайан. В полиции сказали, что дадут объявление на следующий день и согласуют это со мной. Не знаю, почему они поторопились.
  
  — Я поручил дело Саманте, но, может, ты сам хочешь написать что-нибудь? Из первых рук это было бы здорово. Из копов нам пока вытянуть ничего не удалось.
  
  — Нет, пусть этим занимается Саманта.
  
  — Хорошо. Пока.
  
  — Пока.
  
  Я бросил телефон на сиденье. Через несколько секунд он зазвонил снова.
  
  — Дэвид, это Саманта.
  
  — Привет.
  
  — Я тебе очень сочувствую.
  
  — Спасибо.
  
  — Джан по-прежнему неизвестно где?
  
  — Да.
  
  — Ты можешь что-нибудь сказать, для печати?
  
  — Только то, что я надеюсь, что она скоро будет дома.
  
  — Копы напускают на дело такую таинственность, что просто противно. Особенно Дакуэрт. Ведь он ведет расследование?
  
  — Да.
  
  — Я к нему несколько раз подкатывалась. Молчит.
  
  — Послушай, я сейчас еду домой. Скоро встречусь с детективом Дакуэртом, и что-нибудь прояснится. Я ожидал, что они дадут информацию на телевидение только сегодня. Не понимаю, почему так получилось.
  
  — Ладно, держись. — Она положила трубку.
  
  Около полудня я наконец свернул к своему дому. В холле громко позвал Джан. На всякий случай. Никто не отозвался. Последние двадцать миль пути из головы не выходило это пресловутое свидетельство о рождении. Нужно посмотреть на него снова и доказать себе, что оно не плод воображения.
  
  Прежде чем подняться наверх, я проверил автоответчик. Там было пять сообщений — все от разных изданий с просьбой об интервью. Я не стал их удалять, потому что в подобной ситуации общение с прессой необходимо. Затем поднялся наверх и открыл встроенный шкаф, расчистив место у плинтуса. Отогнул. Вгляделся.
  
  Конверт с ключом и свидетельством о рождении Джан Ричлер исчез.
  Глава двадцать первая
  
  Только она заснула, как лежащий рядом Дуэйн отбросил одеяло и двинулся по жесткому ковру в ванную комнату. А она после этого уставилась в потолок и принялась вспоминать оставшуюся позади жизнь. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться. Женщину, которую она недавно похоронила, ей было не жаль. Просто той не повезло, некстати подвернулась под руку.
  
  Дуэйн Остерхаус, как и она, спал голый. Худой, жилистый, почти два метра ростом, на правой ягодице небольшая татуировка в виде цифры 6, которую он считал счастливой.
  
  — Всем нравится семерка, а мне шестерка, — объяснил он.
  
  Тело у него стройное, моложавое, вот только волосы поредели и начали седеть. Может, так на него подействовала тюрьма?
  
  Дуэйн закрыл дверь ванной комнаты, но все равно было слышно, как он мочится. Это продолжалось долго, целую вечность. Она потянулась за пультом, включила телевизор, приглушив звук. Передавали утреннее шоу из Нью-Йорка. Двое ведущих, мужчина и женщина, спорили о том, какую пару выбрать, чтобы они поженились в прямом эфире. Наконец послышался шум спускаемой воды в унитазе и дверь отворилась.
  
  — Привет, — произнес он, бросив взгляд на экран. — А я удивился, кто это здесь разговаривает. Ты проснулась?
  
  Она выключила телевизор.
  
  — Да.
  
  — Как спала?
  
  — Плохо.
  
  — А я просыпаюсь, потому что не слышу, как храпят сокамерники. Так въелось в мозги, что не вытравишь. Похоже на то, когда живешь в Нью-Йорке и постоянно слышишь, как мимо дома проезжают машины. Ты уже к этому привык и не замечаешь, а потом попадаешь в другое место, где тихо, и не можешь заснуть. Не хватает шума. — Он посмотрел на нее. — Все еще болит голова?
  
  — Нет, — ответила она и сразу пожалела о сказанном, потому что Дуэйн взгромоздился на нее. — Ты чего так торопишься? — поморщилась она. — Боишься, что тебя отправят снова в камеру?
  
  — Извини, — пробурчал Дуэйн.
  
  Он спешил не только в этом. Вчера вечером, когда они ужинали в придорожном ресторане, Дуэйн умял половину порции прежде, чем она успела развернуть на коленях салфетку. Он отправлял в рот один кусок за другим, будто в ресторане возник пожар и он хотел успеть насытиться, пока огонь не подобрался ближе. Когда она спросила, в чем дело, объяснил, что у него выработалась такая привычка. А то зазеваешься, и еду уведут из-под носа.
  
  Дуэйн пытался что-то там сделать, но у него не получалось. Она решила ему помочь. Так надо. Если взялась играть роль, то нужно играть до конца. Интересно, как у него с этим было в тюрьме? Неужели удовлетворялся мужчинами? Она знала, что он не такой, но пять лет без секса — многовато. Может, она спросит его об этом когда-нибудь, но скорее всего не станет.
  
  Дуэйн наконец завелся и принялся за дело. Весь процесс занял у него чуть больше минуты, и за это она ему была особенно благодарна.
  
  — Ой как замечательно…
  
  — Правда? Я ведь вроде как, ну понимаешь, давно не имел женщину, так что…
  
  — Да все было просто классно, — заверила она.
  
  — Послушай… — Он повернулся к ней, опершись на локоть. — Как мне теперь тебя называть? Давай на людях я будут звать тебя Блонди. — Он кивнул в сторону парика на столике и усмехнулся. — Кстати, ты в нем выглядишь потрясающе.
  
  Она задумалась.
  
  — Меня зовут Кейт.
  
  Он кивнул.
  
  — Так вот, Кейт, — проговорил Дуэйн, глядя в потрескавшуюся штукатурку на потолке, — мне просто не верится, что все закончилось. Я с трудом дотерпел. Другие парни тянули срок и не дергались. В общем, не было похоже, что они ждут с нетерпением конца. А я считал дни, даже часы.
  
  — У них не было такого стимула, как у тебя, — заметила она.
  
  — Вот именно. К тому же меня ждала ты.
  
  Кейт не была такой наивной, чтобы верить ему.
  
  — Да, попался как дурак, — проговорил Дуэйн.
  
  Она промолчала.
  
  — Мы уже подготовились, — продолжил он, — и тут меня взяли, за ерунду какую-то. Я там пинал себя по-всякому каждый день. Надо же, какой дурак. А все дело в том, что тот парень меня, падла, подзуживал. И я поддался. А вскоре адвокат сдал меня, скотина.
  
  Она все это уже слышала. И не раз.
  
  — Ну а если парень нацелился на тебя бильярдным кием и собирается треснуть, что остается делать? — не унимался Дуэйн. — Стоять и ждать, когда он раскроит мне череп?
  
  — Если бы ты отдал ему деньги, которые должен, до этого бы не дошло. Тогда бы он не пошел на тебя с кием и ты не схватил бы шар и не саданул его по лбу.
  
  — Хорошо еще, что этот сукин сын вышел из комы до оглашения приговора, а то бы я загремел на пожизненное.
  
  Они помолчали пару минут.
  
  — Честно говоря, милашка, я немного беспокоился.
  
  — О чем?
  
  — Что ты не станешь меня ждать. Все-таки долго. Куш, конечно, приличный, но все равно долго.
  
  Кейт лениво потянулась.
  
  — Я не хочу сказать, что мне было так же скверно, как тебе, но… это тоже была тюрьма. Ты сидел в своей, а я — в своей.
  
  — У тебя отлично получилось, молодец. Быстро слиняла, нашла прикрытие.
  
  А все потому, что она предусмотрела подобный вариант заранее. Имела заготовку. Не думала, что пригодится так скоро… Смотреть далеко вперед — такая у нее была привычка. Тем более следовало подстраховаться, когда до нее дошел слух, что тот курьер остался жив. Не хотелось раньше времени отправляться в могилу. А тут еще Дуэйн отмочил глупость с бильярдным шаром.
  
  — Расскажи мне об этом парне, — вдруг сказал он.
  
  — Каком?
  
  — О твоем муже.
  
  — А что о нем рассказывать?
  
  — Ну, какой он…
  
  — Он любит меня. Вот и все.
  
  — Что за человек?
  
  — Так… обычный обыватель. Довольствуется малым.
  
  Дуэйн кивнул.
  
  — А я вот не такой. Так что нас с тобой ждет светлое будущее. Знаешь, что я решил? Купить яхту, средних размеров, и поселиться в ней. Вот где свобода. Тебе не понравилось это место, ну, где ты сейчас находишься. А так — плывешь куда хочешь. Можно повидать весь мир. Как тебе моя задумка?
  
  — Не знаю. — Она повернулась на спину и стала смотреть в потолок. — Я вообще-то боюсь морской болезни. В детстве родители повезли меня на пароме через озеро Мичиган, так меня там всю дорогу тошнило. — Она помолчала. — Мне больше нравится мечтать об острове. Где-нибудь в теплых краях. Сижу на пляже, любуюсь прибоем с бокалом пинаколады в руке. И никаких забот. Вот это жизнь.
  
  Дуэйн продолжал гнуть свое:
  
  — Посудина должна быть достаточно большая. С пассажирскими каютами. И чтобы койки там были нормальные, как в хорошем отеле. Представляешь, вечером ложишься спать и слушаешь, как вода лупит по корпусу. Это успокаивает.
  
  — Что значит — лупит?
  
  — Ну плещет.
  
  — Ты вообще-то когда-нибудь был на корабле? — спросила Кейт.
  
  Дуэйн Остерхаус скорчил недовольную гримасу.
  
  — Неужели обязательно нужно что-то попробовать, чтобы знать, что тебе понравится? Я никогда не лежал в постели с Бейонсе, но могу представить, какое это наслаждение.
  
  — Эта красотка ждет с нетерпением твоего звонка. — Женщина слезла с постели. — Я иду принять душ.
  
  Да, отвыкла она от Дуэйна. Раньше все было иначе. Конечно, он не интеллектуал, но ее привлекало другое: постоянное присутствие в жизни риска, потрясающий секс, восторг от того, что ты живешь сегодняшним днем, не зная, что произойдет завтра. Тогда Дуэйн вполне подходил ее целям. А вот теперь изменился. Впрочем, неудивительно: любой изменится после пятилетней отсидки.
  
  А может, дело не только в нем? Изменилась она?
  
  — Хочу жрать, — объявил Дуэйн. — Сейчас возьму на завтрак полный набор. Все, что там у них есть: яйца, сосиски, блины. Оголодал как зверь.
  
  В кафе они сели за столик рядом с папашей, который привел завтракать двух мальчиков-близнецов лет шести. Официантка протянула им меню. Дуэйн широко улыбнулся.
  
  — Итак, сосиски, яичница с беконом, картошка по-домашнему и блины. — Он посмотрел на подругу. — Тебе тоже не повредит добавить мяса к костям. — Затем повернулся к официантке. — А пока принесите две кружечки кофе.
  
  Буквально через несколько секунд она поставила на стол две кружки, наполнила их из кофейника, достала из кармана передника сливки. Дуэйн кивнул.
  
  — Кажется, я начинаю привыкать.
  
  — Я хочу пончик! — крикнул мальчик за соседним столиком.
  
  — Пончики мы брать не станем, — строго сказал отец. — Хочешь яичницу с беконом?
  
  — Хочу пончик, — заныл тот.
  
  Дуэйн скрипнул зубами — ребенок его раздражал — и наклонился к Кейт:
  
  — Кажется, твой парик немного съехал.
  
  Она поправила его, делая вид, будто приглаживает волосы.
  
  — Может, лучше покраситься? Так проще.
  
  — А если копы вдруг начнут искать блондинку, — недовольно проговорила она, — мне тогда снова краситься? Нет уж, я лучше куплю еще пару париков.
  
  Близнецы, которым отец позволил заказать картошку фри, начали драться. Отец орал на них обоих, приказывал успокоиться.
  
  — Как ты себя чувствуешь, после того как закопала в землю подругу? — спросил Дуэйн.
  
  — Она не была моей подругой.
  
  — Но вы вместе работали.
  
  — Ну и что? Для этого не обязательно дружить, — раздраженно произнесла Кейт. — И вообще, хватит о ней.
  
  — Он начал первый, — захныкал один из мальчиков.
  
  — Чертовы дети, — выдавил Дуэйн сквозь стиснутые зубы.
  
  — Они не виноваты, — сказала Кейт. — Папаша должен был принести сюда что-нибудь чем их занять: книжку с картинками, видеоигру.
  
  Официантка обслужила мужчину с близнецами и вскоре принесла заказ Кейт и Дуэйну. Он набросился на еду как голодный волк.
  
  — Ешьте, — проворчал папаша сзади.
  
  — Я не хочу, — снова заныл кто-то из мальчиков.
  
  Другой неожиданно соскочил со стула и направился к стойке.
  
  — Олтон, вернись! — крикнул мужчина.
  
  Кейт полила блины сиропом — она заказала только блины, — отрезала треугольничек, наколола на вилку.
  
  — Чудно, да? — пробормотал Дуэйн с набитым ртом.
  
  — Ты о чем?
  
  — Ну, что мы наткнулись на нее?
  
  — Олтон, вернись немедленно!
  
  — Но мы все быстро уладили, — продолжил Дуэйн. — В общем, беспокоиться не о чем.
  
  — Да, похоже.
  
  — Олтон, вернись! Я что тебе сказал!
  
  — У меня яичница противная, — прогундосил мальчик, оставшийся за столом.
  
  Дуэйн быстро развернулся и, схватив мужчину за горло, ударил головой о стул. Тот отчаянно забарахтался, сбрасывая на себя и на пол кофе и яичницу с беконом. Его глаза расширились от страха, он задыхался. Пытался оторвать от себя руку Дуэйна, но было проще согнуть стальной прут. Мальчик за столом в ужасе смотрел на происходящее.
  
  Кейт вскочила.
  
  — Пошли отсюда.
  Глава двадцать вторая
  
  — Когда они были у вас в последний раз? — спросил Барри Дакуэрт.
  
  Джина задумалась.
  
  — Наверное, в начале прошлой недели. В понедельник или во вторник. Нет, это было не на прошлой неделе, а раньше.
  
  Детектив с удовольствием вдохнул аромат пекущейся в очаге пиццы.
  
  — А вы не смогли бы найти сейчас их чек за тот ужин?
  
  — Постараюсь, — сказала Джина. — Мистер Харвуд всегда расплачивался кредитной карточкой.
  
  — Хорошо. Потому что поможет установить точно, когда это было. — Дакуэрт представил Джину, выступающую с кафедры свидетелей в суде. Адвокат, даже не очень опытный, если она не сможет точно вспомнить, когда произошел инцидент, расправится с ней, как он расправился бы сейчас с пиццей.
  
  — Мистер и миссис Харвуд являлись постоянными посетителями вашего ресторана?
  
  Джина пожала плечами.
  
  — Ну, не скажу, что постоянными. Но заходили примерно раз в три недели. — Она замялась. — Честно говоря, я продолжаю сомневаться, что поступила правильно.
  
  — В каком смысле?
  
  — Что позвонила в полицию. Не следовало это делать.
  
  Дакуэрт улыбнулся.
  
  — Вы все сделали правильно.
  
  — О сообщении в новостях мне сказал сын — он работает у нас поваром. В кухне есть телевизор, и он увидел. Вечером мы открыли сайт канала, и стало ясно, что пропавшая женщина действительно миссис Харвуд. И я сразу вспомнила, что произошло здесь в тот вечер. Но мне не хочется, чтобы у мистера Харвуда были какие-то неприятности. Я уверена: он не сделал своей жене ничего плохого. Очень милый человек.
  
  — Не сомневаюсь.
  
  — И всегда оставляет приличные чаевые. Не чрезмерные, но, как говорится, в самый раз. Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать ему о нашем разговоре?
  
  Дакуэрт развел руками.
  
  — Мы стараемся действовать осмотрительно.
  
  — Сын убедил меня позвонить вам. Я так и сделала.
  
  — Как вели себя Харвуды? Не в прошлый раз, а обычно?
  
  — Ну, обычно они были очень веселые. Я не прислушиваюсь к разговорам гостей ресторана. Не мое это дело. Но всегда можно судить, если между парой какая-то размолвка, если даже не слышно, о чем они говорят. Видно по их позам за столом, по тому, как они смотрят или не смотрят друг на друга.
  
  Детектив кивнул:
  
  — Понятно.
  
  — Так вот, — продолжила Джина, — в последний раз получилось, что я невольно услышала обрывки беседы. По крайней мере то, что говорила она.
  
  — И что же?
  
  — Разговор у супругов был невеселый, это было заметно по их расстроенным лицам. Я приблизилась к столу, и она сказала что-то вроде: «Ты без меня жил бы счастливее».
  
  — Так она сказала?
  
  — Может, не совсем так. Мне показалось, что смысл ее слов был такой, что мистеру Харвуду было бы лучше, если бы она умерла. Или если бы он как-то избавился от нее.
  
  — Вероятно, это была ее реакция на какие-то слова мистера Харвуда?
  
  — Вот именно. Я так и подумала. Может, он высказал недовольство, и она расстроилась.
  
  — Но вы не слышали его слов? — спросил Дакуэрт, делая пометку в блокноте.
  
  — Нет, но она была очень опечалена. Поднялась из-за стола, и они ушли, не доев ужин.
  
  Дакуэрт втянул воздух. Джина широко улыбнулась.
  
  — Не желаете отведать кусочек моей особой пиццы?
  
  Он улыбнулся в ответ.
  
  — Отказываться было бы невежливо.
  
  Съев великолепную пиццу с сыром и шампиньонами, Дакуэрт сел в автомобиль и достал телефон. Сначала он позвонил жене.
  
  — Привет. Как дела?
  
  — Не очень, — ответила Морин.
  
  — От него по-прежнему ничего?
  
  — Но там пять или шесть часов разницы, так что он, наверное, только встал.
  
  — Ладно, будем ждать.
  
  — Не беспокойся. Занимайся своими делами. Ты съел салат, который я дала тебе с собой?
  
  — Съел, но это капля в море. Так что я голоден.
  
  — Завтра добавлю еще банан.
  
  — Ладно. Счастливо, позвоню позднее.
  
  Затем он набрал номер управления, чтобы узнать, не вернулась ли домой Лианн Ковальски. С ее мужем ему разговаривать не хотелось. Домой она не вернулась. Детектив решил, что пора поручить кому-нибудь заняться этим делом, пока он работает над исчезновением жены Харвуда. До конца дня надо было успеть попасть в Лейк-Джордж, но вначале он хотел заехать еще в одно место.
  
  В пути Дакуэрт продолжал размышлять. Итак, Дэвид Харвуд позвонил в полицию из парка «Пять вершин» и сообщил об исчезновении жены. Но отсутствовали какие-либо убедительные свидетельства, что она вообще входила в парк. Кроме его слов, разумеется. Билеты были куплены по Интернету, но только два: взрослый и детский. Камеры наблюдения парка нигде не зафиксировали Джан Харвуд. Конечно, это еще ничего не доказывает, но все равно тревожный симптом. Далее: слова Дэвида Харвуда о том, что у его жены возникли мысли о самоубийстве, ничем не подтверждаются. Никто больше ее депрессии не заметил. Он говорит, что жена ходила на консультацию к доктору Сэмюэлсу, а тот это отрицает. Теперь — рассказ хозяйки итальянского ресторана Джины. Что означают слова миссис Харвуд, которые она слышала?
  
  О поездке в Лейк-Джордж накануне исчезновения жены Дэвид Харвуд ни разу не упомянул. А свидетель, Тед Брайл, тем не менее сообщил, что Джан Харвуд заходила в его магазин. Мало того, завела с ним беседу и сказала, что муж везет ее куда-то в лес, хочет сделать сюрприз. Ее босс, Эрни Бертрам, косвенно подтвердил это, сказав, что Джан собиралась с мужем в пятницу в какую-то «таинственную» поездку.
  
  А не случилось ли так, что владелец магазина Тед Брайл был последним, кто видел Джан Харвуд живой, не считая самого Дэвида Харвуда?
  
  У Дакуэрта начали закрадываться серьезные подозрения относительно репортера. Слишком странно все это выглядело.
  
  Отец Дэвида нашел в гараже комплект для игры в крокет и установил на заднем дворе. Но Итан наотрез отказывался забивать деревянные шары в воротца, а пускал их куда придется. В конце концов дедушка понял, что учить внука приемам игры пока рановато.
  
  Его супруга тем временем безуспешно пыталась найти себе какое-то занятие. Готовила еду, гладила, оплатила по Интернету счета, попыталась читать газету, взялась смотреть телевизор, перескакивая с канала на канал. А если кто-нибудь звонил, она заканчивала разговор через минуту. Не хотела занимать линию. Мог позвонить Дэвид или кто-либо из полиции. А может, и Джан.
  
  Боже, если с ней действительно что-то случилось, как с этим справится Дэвид? Как ребенок перенесет потерю матери? Она не хотела об этом думать, но знала, что надо готовить себя к худшему. Арлин Харвуд всегда так поступала. А если все потом сложится удачно, так это чудесно.
  
  Куда могла исчезнуть Джан? Невестка не понравилась ей с самого начала, но она всегда держала это при себе. Не делилась своими сомнениями даже с мужем, не говоря уж о сыне. Что-то в поведении Джан казалось Арлин подозрительным, хотя точно сформулировать она бы не смогла. На мужчин Джан действовала как крепкий алкоголь: сбивала наповал. Дэвид влюбился в нее по уши, как только познакомился в городском департаменте занятости, куда пришел, когда готовил материал для газеты о людях, ищущих работу. Джан тогда наотрез отказалась, чтобы о ней написали в газете. Что-то в этой женщине тронуло Дэвида. Однажды он признался матери, что Джан показалась ему плывущей по течению без руля и ветрил.
  
  Когда они разговорились, она после настойчивых расспросов Дэвида сказала ему, что живет одна, у нее никого нет, даже дальних родственников. Такая красивая женщина живет одна? Это, конечно, Дэвида удивило. Когда он закончил свои дела в департаменте и вышел на улицу, то увидел Джан на остановке. Она ждала автобус. Дэвид предложил ее подвезти, и та после недолгих колебаний согласилась. Джан снимала комнату над шумным заведением с бильярдной.
  
  — Это не мое дело, — сказал тогда Дэвид, — но в таком месте жить небезопасно.
  
  — Лучшего жилья я пока не могу себе позволить, — ответила она. — Когда найду работу, подыщу что-нибудь получше.
  
  — А сколько вы платите за комнату?
  
  Джан назвала сумму.
  
  Дэвид вернулся в газету, написал очерк, а потом позвонил своей хорошей знакомой из отдела объявлений.
  
  — У тебя есть что-нибудь о сдаче жилья для завтрашнего номера? Тут одна женщина ищет комнату за умеренную плату.
  
  Вскоре ему на компьютер пришло четыре объявления. По пути домой он заехал к Джан и показал ей объявления.
  
  — В газете они появятся только завтра. Три комнаты находятся в гораздо лучших районах, чем этот, а цена та же, какую вы платите сейчас.
  
  В ближайший уик-энд он помог Джан переехать.
  
  А дальше все развивалось быстро. Период ухаживания был коротким. Они поженились через несколько месяцев.
  
  — А чего ждать? — сказал Дэвид. — Мне уже давно пора заводить семью. А Джан меня устраивает. И жить есть где. Дом вполне приличный. Разве не так?
  
  Что правда, то правда. Он купил его пару лет назад — поддался на уговоры редактора из отдела бизнеса. Тот заявил, что жилье снимают только дураки. Умные живут в собственных домах.
  
  — Джан тоже не терпится замуж? — спросила мама.
  
  — А вы через сколько месяцев поженились после знакомства? — поинтересовался Дэвид.
  
  — Через пять, — сообщил отец, вступая в разговор. — Но у нас ведь была потрясающая любовь. Правда, дорогая?
  
  Отцу Джан понравилась сразу, как только он ее увидел, когда Дэвид привел невесту знакомиться с родителями. Джан без труда снискала его расположение, а вот чтобы понравиться матери Дэвида, никаких усилий не приложила. Арлин это задело.
  
  Почему Джан нравится мужчинам — тут никакой загадки не было. Для этого у нее имелся полный арсенал средств. Красивое лицо, стройная фигура, полные губы, лучистые глаза и вздернутый нос — все это замечательно сочеталось. Джан выглядела красавицей в любом наряде. И в облегающей юбке, и в потертых джинсах. Необыкновенная сексуальность без намека на вульгарность. Что может быть лучше? Разумеется, никакого нарочитого махания ресницами, никакого писклявого капризного голоска. Сплошная естественность.
  
  Когда Дэвид начал водить ее к родителям, отец просто помешался. Торопился помочь ей снять плащ, бежал приготовить коктейль, спрашивал, удобно ли она устроилась на диване.
  
  — Что с тобой происходит? — спросила его однажды Арлин, когда Дэвид и Джан ушли. — Ты что, в следующий раз возьмешься массировать ей спину?
  
  Дон понял, что перестарался, и сбавил темп, но все равно не скрывал восхищения будущей женой сына. Арлин была невосприимчива к подобного рода обаянию. Нет, Джан вела себя с ней очень корректно, но та чувствовала: девушка знает, что на будущую свекровь ее чары не действуют. И еще мать Дэвида удивляло, как Джан могла разорвать все связи с родителями. Даже не сообщила о рождении внука. Конечно, всякое бывает, но неужели ее родители такие монстры?
  
  В дверь позвонили. Арлин в этот момент находилась рядом, рылась в стенном шкафу, думая о том, чтобы передать наконец все это барахло в «Армию спасения». Звонок заставил ее вздрогнуть. Она закрыла шкаф и посмотрела в окно. У двери стоял мужчина в костюме и галстуке.
  
  — Я детектив Дакуэрт, — представился он, когда Арлин открыла дверь. — Вы миссис Харвуд?
  
  — Да.
  
  — Мама Дэвида?
  
  — Да.
  
  — Я веду расследование по поводу исчезновения вашей невестки. Приехал задать вам несколько вопросов.
  
  — Пожалуйста, проходите.
  
  — Ваш сын здесь?
  
  — Нет, но тут наш внук Итан. Играет во дворе с дедушкой. Привести его?
  
  — Не надо. Я разговаривал с ним вчера. Славный мальчик.
  
  Арлин Харвуд кивнула и проводила детектива в гостиную. Усадила на диван, убирая игрушки Итана. Дакуэрт улыбнулся:
  
  — Моему сыну почти двадцать, а он все еще собирает разные фигурки.
  
  — Позвать мужа? — спросила Арлин.
  
  — Мы пока побеседуем без него.
  
  — Если я могу чем-нибудь помочь…
  
  — Ваш сын, наверное, очень переживает.
  
  — Это кошмар для всех нас. Слава Богу, Итан еще маленький и ничего не понимает. Думает, что мама куда-то ушла и скоро вернется.
  
  — А вы как считаете?
  
  — Ну… мы все надеемся на это. С чего вдруг Джан куда-то ушла, не сказав никому ни слова? Прежде она вела себя вполне адекватно. — Арлин посмотрела на детектива. — Я не могу представить, чтобы она что-либо скрывала от мужа.
  
  — В последнее время вы замечали в ее поведении что-нибудь странное?
  
  — Нет, но Дэвид говорил, что последние пару недель Джан пребывала в депрессии. Это его огорчало. Он даже сказал, что Джан недавно призналась ему, будто собиралась спрыгнуть с моста. Он вам это говорил?
  
  — Да, — ответил Дакуэрт.
  
  — Что могло ее подвигнуть на такое?
  
  — Но сами вы ничего необычного в поведении невестки не усматривали, я правильно понял?
  
  — Она редко бывала у нас. Завозила Итана утром, забирала вечером. И то не всегда. Мы обычно перебрасывались с ней парой слов, и все.
  
  — А депрессия, расстройство?
  
  Арлин нахмурилась.
  
  — Думаю, при встрече с нами Джан напускала на себя веселость. Наверное, не хотела показывать.
  
  — И что, ни разу через ее веселость ничего такого не проскользнуло?
  
  — Нет.
  
  — Прошу вас, не усматривайте в моих вопросах какой-то скрытый смысл. Его там нет.
  
  — Хорошо.
  
  — Насколько близка была Джан с Лианн Ковальски? Например, они могли куда-нибудь вместе поехать, чтобы развлечься?
  
  — Лианн? Женщина, с которой работает Джан?
  
  — Да.
  
  — Я ничего не знаю. Мне вообще неизвестно, с кем общается Джан. Вы лучше спросите об этом у Дэвида.
  
  — Я так и сделаю. Понимаете, мне просто необходимо выяснить, чем занималась Джан за день до исчезновения.
  
  — А почему это важно?
  
  — Чтобы составить представление о ее привычках и поведении.
  
  — Понимаю.
  
  — Вы знаете, чем занималась Джан в пятницу, за день до их поездки в парк «Пять вершин»?
  
  — Честно говоря, не знаю… хотя подождите: они с Дэвидом, кажется, куда-то ездили.
  
  — Вот как? — Дакуэрт сделал пометку в блокноте. — Куда же?
  
  — Пытаюсь вспомнить. Сын тогда еще сказал, что Итан побудет у нас подольше. Лучше спросите у Дэвида. Хотите, я ему позвоню? Он сейчас в пути, возвращается из Рочестера.
  
  — Не надо. Я просто хотел выяснить, известно ли вам об этом.
  
  — Видимо, это имело какое-то отношение к его работе.
  
  — То есть он ездил куда-то собирать материал для статьи? Может, брать интервью?
  
  — Дэвид говорил, что работает над материалом о строительстве частной тюрьмы в нашем городе. Вы знаете об этом?
  
  — Слышал, — произнес Дакуэрт. — А зачем он взял с собой в деловую поездку жену?
  
  Арлин пожала плечами.
  
  — И когда ваш сын вернулся?
  
  — Вечером. До темноты. Зашел ненадолго — забрать Итана.
  
  — Вместе с женой?
  
  — Нет, один.
  
  — Джан ждала в машине?
  
  — Дэвид приезжал без нее.
  
  Дакуэрт кивнул, словно это было в порядке вещей, и поинтересовался:
  
  — А почему один?
  
  — Кажется, она плохо себя чувствовала, — ответила Арлин. — Да, Дэвид сказал, что на обратном пути Джан плохо себя почувствовала. Он завез ее домой, а потом поехал сюда за Итаном.
  
  — А что с ней произошло?
  
  — Вроде разболелась голова.
  
  — Но к утру она почувствовала себя лучше — ведь они вместе поехали в парк «Пять вершин»?
  
  — Утром я ее не видела. Они отправились прямо в парк. — Арлин прислушалась: у дома раздался звук закрывающейся дверцы автомобиля, — встала и подошла к окну. — Приехал Дэвид. Он, наверное, сможет ответить на все ваши вопросы.
  
  — Буду надеяться, — проговорил Дакуэрт, поднимаясь с дивана.
  Глава двадцать третья
  
  Останавливаясь у дома родителей, я заволновался, увидев стоявший там полицейский автомобиль Барри Дакуэрта. Я быстро вышел из машины, взбежал на веранду, распахнул дверь и чуть не столкнулся с ним нос к носу. Сзади стояла мама с расстроенным видом. Мы поздоровались.
  
  — Что-нибудь случилось? — спросил я, переводя дух.
  
  — Нет, пока ничего нового, — ответил детектив. — Вот проезжал мимо — и решил завернуть, поговорить с вашей мамой.
  
  — Но Джан хотя бы ищут?
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  — Разумеется. Если появится какая-нибудь информация — обещаю, вы узнаете первым.
  
  — Мне нужно с вами поговорить, — сказал я.
  
  С заднего двора доносился смех Итана. Я хотел пойти к нему, но Дакуэрт взял меня за локоть.
  
  — Давайте проедем в управление и побеседуем, — произнес он.
  
  — Что-то все же случилось, — прошептал я. — Неужели вы ее нашли?
  
  — Нет, сэр, но поговорить необходимо.
  
  — Хорошо.
  
  Он отпустил мой локоть и направился к двери. Подошла мама, мы обнялись. Было видно, что она хочет мне что-то сказать. Я заметил на ее глазах слезы.
  
  — Дэвид, мне кажется… я сказала ему что-то такое…
  
  — О чем ты, мама?
  
  — Этот детектив как-то странно посмотрел на меня, когда я сказала, что Джан…
  
  — Мистер Харвуд!
  
  Я оглянулся. Детектив Дакуэрт стоял, открыв для меня дверцу своего автомобиля, и ждал.
  
  — Мне надо идти.
  
  Я обнял маму и побежал к машине. Запрыгнул на переднее сиденье и сказал:
  
  — Мы могли бы спокойно побеседовать здесь. Зачем куда-то ехать, а потом везти меня назад?
  
  — Об этом не беспокойтесь, — ответил Дакуэрт. — Просто в управлении нам разговаривать будет удобнее.
  
  Я промолчал.
  
  — Зачем вы ездили в Рочестер? — поинтересовался он.
  
  — Побеседовать с родителями Джан.
  
  — С которыми она сама не виделась многие годы?
  
  — Да.
  
  — У вас получилось?
  
  — Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Но позвольте вначале задать вопрос.
  
  — Слушаю вас.
  
  — У вас есть возможность выяснить в ФБР или в другой какой-то организации о человеке, числящемся в программе защиты свидетелей?
  
  Дакуэрт долго молчал, а затем произнес:
  
  — Повторите, пожалуйста, я не понял.
  
  Я повторил.
  
  — Полагаю, что в принципе такое возможно, — кивнул он. — Но это зависит от ситуации. Обычно сотрудники ФБР не слишком церемонятся с местными служителями порядка: считают их безмозглыми провинциалами, — и потому не склонны делиться любой информацией. В данном случае они правы: ведь чем меньше людей посвящены в тайну, тем меньше вероятность утечки. А почему вы об этом спросили?
  
  — Мне казалось, что, возможно…
  
  — Подождите, позвольте мне самому догадаться. Вы предположили, что ваша жена проходит по программе защиты свидетелей. А теперь кто-то раскрыл ее местопребывание и вашей жене пришлось исчезнуть. Разумеется, под прикрытием ФБР. Правильно?
  
  — Да, но я не собирался шутить.
  
  — Я тоже, — отозвался он. — Все это очень серьезно.
  
  — Поведение Джан мне кажется очень странным.
  
  Он покосился на меня.
  
  — И в чем странность?
  
  — Не знаю. Но вчера мне удалось узнать такое, что не укладывается в голове. Возможно, это имеет отношение к ее исчезновению.
  
  — Что именно?
  
  — Вчера в Рочестере я познакомился с людьми, которые числятся в свидетельстве о рождении Джан как ее родители.
  
  — Кто эти люди?
  
  — Хорас и Греттен Ричлер. У них действительно была дочь, которую звали Джан, дата рождения такая же, как у моей жены, но она умерла в возрасте пяти лет.
  
  Дакуэрт кивнул, словно не усматривал в этом ничего необычного.
  
  — Она погибла в результате несчастного случая. Отец в автомобиле случайно наехал на дочь.
  
  — Ничего себе, — пробормотал Дакуэрт. — И как же после этого он смог жить?
  
  — Что вы на это скажете?
  
  — Давайте доедем до управления и там все подробно обсудим.
  
  Детектив Дакуэрт завел меня в скромно обставленную комнату.
  
  — Садитесь.
  
  — Это комната для допросов?
  
  — Нет, но здесь можно поговорить без помех. Подождите пару минут: я позвоню насчет программы защиты свидетелей. Хотите кофе?
  
  Я отказался. Он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Я подошел к столу, постоял, затем опустился на металлический стул. Происходящее явно выходило за рамки отношений, какие у нас сложились с детективом Дакуэртом.
  
  На стене висело зеркало. Не исключено, что по другую сторону сейчас находится детектив и наблюдает через полупрозрачное стекло за моим поведением: хожу ли я суетливо по комнате, нервозно провожу пальцами по волосам? Подобное я часто видел в кино. Я пытался себя успокоить, но внутри все кипело.
  
  Через пять минут дверь отворилась. Вошел Дакуэрт с чашкой кофе и бутылкой воды.
  
  — Себе взял кофе, — пояснил он, — а вам прихватил воды, на всякий случай.
  
  — Вы, верно, считаете меня идиотом!
  
  — Не понял?
  
  — Так я все же не идиот. Это по поводу происходящего. Значит, привезли меня сюда, оставили на некоторое время одного, чтобы дозрел. Все ясно.
  
  — Что вам ясно? — спросил Дакуэрт, ставя на стол кофе и воду.
  
  — Послушайте, я не считаю себя выдающимся репортером: будь иначе, я бы не работал в «Стандард», где уже давно забыли о настоящей журналистике, — но мне довелось кое-что повидать, чтобы понимать, что к чему. Вы считаете меня подозреваемым.
  
  — Я этого не говорил.
  
  — Тогда убедите меня в обратном!
  
  — Почему вы ничего мне не сказали о поездке в Лейк-Джордж два дня назад?
  
  — А зачем я должен был вам об этом рассказывать? Джан пропала на следующий день. Какое отношение к этому имеют события пятницы?
  
  — Так расскажите сейчас.
  
  — Вы считаете это важным?
  
  — А что, мистер Харвуд, у вас есть причины от меня что-то скрывать?
  
  — Нет. Хорошо, я расскажу. Мы с Джан отправились в Лейк-Джордж, я должен был там встретиться с человеком, который собирался передать мне важную информацию для статьи. Жена поехала просто за компанию.
  
  — О чем вы готовили статью?
  
  — О строительстве в городе частной тюрьмы фирмой Элмонта Себастьяна. Пока мне известно, что он подкупил одного члена городского совета, чтобы тот голосовал как нужно. В четверг я получил на свой компьютер в редакции анонимное электронное письмо. Некто, женщина, сообщала, что у нее есть доказательство о подкупе еще ряда членов городского совета.
  
  — Встреча состоялась? — спросил детектив.
  
  — Нет, женщина не приехала.
  
  — Где была назначена встреча?
  
  — У магазина рядом с автозаправкой при въезде в Лейк-Джордж. Женщина должна была приехать туда в пять часов на белом пикапе.
  
  — Вы всегда берете с собой жену в такие поездки?
  
  — Нет.
  
  — А почему вы решили это сделать сейчас?
  
  — Но я ведь вам уже говорил, что последние несколько недель Джан находилась в депрессии. Поэтому, когда она сказала, что в пятницу взяла выходной, я предложил ей поехать со мной.
  
  — Ясно. И о чем вы говорили по дороге?
  
  Я пожал плечами.
  
  — Не знаю… мы… В чем все-таки дело, детектив?
  
  — Ни в чем. Мне просто необходимо иметь полную картину событий накануне исчезновения вашей жены.
  
  — Наша поездка в Лейк-Джордж не имеет с этим ничего общего. Если только…
  
  Дакуэрт вскинул голову.
  
  — Что?
  
  — Дело в том, что за нами следили, — произнес я.
  
  Дакуэрт удивленно поднял брови.
  
  — То есть?
  
  — Джан заметила, что за нами едет машина, почти от самого дома. Потом, когда мы ждали на стоянке ту женщину, этот автомобиль проехал мимо пару раз: сначала в одну сторону, а через некоторое время — обратно. Номер разглядеть не удалось, он был заляпан грязью. Я думаю, специально.
  
  Дакуэрт слушал, скрестив руки на груди. Он так и не пригубил свой кофе, а я не выпил воды.
  
  — И кто это мог быть?
  
  — Не знаю. Тогда я решил, что кому-то стало известно о нашей встрече. Поэтому женщина и не приехала. Испугалась.
  
  — Но теперь у вас есть другая версия?
  
  — Ну, после того как познакомился с мнимыми родителями Джан и придумал эту версию с защитой свидетелей, мне начало казаться, будто кто-то следит за женой. Вот почему она исчезла.
  
  Дакуэрт наконец глотнул кофе и улыбнулся.
  
  — Вы не поверите, но кофе замечательный. У нас тут есть один парень: занимается расследованием ограблений со взломом, — так он варит, наверное, самый лучший кофе в мире. Так что и в полиции тоже есть кое-что хорошее. Может, хотите чашечку?
  
  — Нет, спасибо.
  
  — Жена знала о цели вашей поездки?
  
  — Я сказал ей то же, что и вам: еду встретиться с этой женщиной.
  
  — Которая собиралась передать вам компромат на членов городского совета.
  
  — Да.
  
  — Надеюсь, вам не трудно будет переслать мне ее письмо?
  
  — Я его удалил.
  
  — Почему?
  
  — Не хотел оставлять такое письмо в редакционном компьютере, где его могли прочитать. Дело в том, что далеко не все в газете разделяют мой энтузиазм по поводу данного материала.
  
  — Вот как?
  
  — Да. Его, конечно, напечатают, но только если он будет серьезно обоснован. То есть подкреплен неопровержимыми доказательствами.
  
  — Вы помните адрес ее электронной почты?
  
  — Случайный набор цифр и букв. Вы знаете, в «Хотмейле» такое возможно.
  
  — Ясно. — Дакуэрт внимательно посмотрел на меня. — Какой марки был преследовавший вас автомобиль?
  
  — Темно-синий «бьюик» с тонированными стеклами. Четырехдверный седан. Номер штата Нью-Йорк. Но он был почти весь заляпан грязью.
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  — Я по вашему лицу вижу, что вы не верите ни единому моему слову! — воскликнул я. — Но так оно и было. Это можно проверить. Поговорите с владельцем магазина: его, кажется, зовут Тед. Джан заходила к нему купить воды. Вероятно, он ее запомнил.
  
  Дакуэрт вскинул руки.
  
  — Успокойтесь, пожалуйста. Я верю, что вы там были. Верю.
  
  — Так в чем проблема?
  
  — Когда вы решили ехать домой?
  
  — Примерно в половине шестого, когда понял, что женщина не появится.
  
  — И жена тоже с вами вернулась?
  
  — Да.
  
  — Останавливались где-нибудь по пути?
  
  — Только у дома моих родителей — забрать Итана.
  
  — Жена тогда находилась с вами?
  
  — Нет, — ответил я.
  
  — Простите, я что-то не понимаю, — проговорил детектив, не сводя с меня глаз. — Что же получается? Вы утверждаете, что обратно из Лейк-Джорджа поехали вместе, а когда остановились по пути забрать сына, то почему-то жены в машине уже не было.
  
  — Дело в том, что сначала я отвез Джан домой. У нее в дороге разболелась голова, и она сказала, что хочет полежать. Не исключено, что она сослалась на недомогание, чтобы не встречаться с моими родителями. Она их недолюбливает.
  
  — Но ведь дом родителей по пути к вашему дому? Значит, вам пришлось проехать мимо, а затем вернуться, чтобы забрать сына.
  
  — Верно. Но мои родители… как это сказать… ну… они разговорчивые. И наверняка сочли бы невежливым не подойти к машине и не пообщаться с Джан. Она была не в настроении, поэтому я отвез ее домой. Но к чему вы клоните? Считаете, что я оставил жену в Лейк-Джордже?
  
  Дакуэрт не ответил, и я завелся:
  
  — Может, мне привезти сюда своего сына Итана? Чтобы он засвидетельствовал, что его мама в тот день находилась дома?
  
  — Нет нужды, — произнес Дакуэрт. — Не надо вмешивать в это дело вашего четырехлетнего сына.
  
  — Почему? Ему вы тоже не поверите? Потому что он ребенок? Или решите, что я его подговорил?
  
  — Я никогда не заявлял ничего подобного. — Дакуэрт сделал еще глоток кофе.
  
  — Тогда остается Тед, владелец магазина в Лейк-Джордже.
  
  Детектив махнул рукой:
  
  — Тут нет проблем, мистер Харвуд: он опознал вашу жену, подтвердив, что в указанное вами время она действительно была в магазине, — но ваша жена сказала Теду такое, над чем следует задуматься.
  
  — Не понял?
  
  — Она заявила, что понятия не имеет, что у вас на уме, куда вы ее везете и зачем. Мол, вы только намекнули, что намерены сделать ей сюрприз.
  
  Я остолбенел.
  
  — Чушь! Джан прекрасно знала, куда мы едем и зачем. А этот ваш Тед — лгун.
  
  — Зачем ему врать?
  
  — Понятия не имею, но это неправда: Джан не могла сказать такое. Просто не могла.
  
  — А то, что она говорила, что без нее вам с сыном было бы лучше, тоже ложь? Или нет?
  
  — О чем вы?
  
  — О том самом, мистер Харвуд. Значит, вы отрицаете, что она вам говорила такое?
  
  — Мы ужинали в ресторане две недели назад. И Джан вдруг стала нести какую-то ерунду. Что-то вроде того, что я был бы рад, если бы смог как-то избавиться от нее. Причем повысила голос, так что ее могли услышать посторонние. Но о том, что я желаю ей смерти, речи не было. И Джина тоже врет, если заявляет, будто слышала, как Джан говорила, что я хочу ее смерти. И все это объясняется только депрессией.
  
  — Кстати, о депрессии. Очень странно, что на нее обратили внимание лишь вы один.
  
  Я ошарашенно посмотрел на него.
  
  — Поговорите с доктором Сэмюэлсом. Он вам расскажет.
  
  Дакуэрт грустно улыбнулся.
  
  — Ваша жена не была на приеме у доктора Сэмюэлса.
  
  — Этого не может быть. — Я повысил голос. — Позвоните ему.
  
  — Зачем звонить? Я с ним встречался. И он подтвердил, что Джан Харвуд не обращалась к нему с жалобами на депрессию.
  
  Не сомневаюсь: в тот момент я был похож на умственно отсталого — сидел, уставившись на детектива с открытым ртом. Для полной картины не хватало только стекающей слюны. Наконец мне удалось выдавить:
  
  — Невероятно.
  
  Через пару секунд я сообразил, что Джан вполне могла мне солгать, что ходила к доктору, чтобы я от нее отстал. Но этот придурок из магазина в Лейк-Джордже определенно болтает какую-то чушь.
  
  — То есть, по-вашему, лгут все, — проговорил Дакуэрт, словно читая мои мысли. — А камеры наблюдения и компьютеры в парке «Пять вершин» тоже лгут?
  
  — Вы имеете в виду недоразумение с билетами? — уточнил я.
  
  — Мистер Харвуд, почему с карточки вашей жены оплачены только два билета — взрослый и детский? Вот вы задумались, а я отвечу: это случилось потому, что вы заранее знали, что жены с вами не будет. Достали карточку из ее сумки, сделали заказ и положили обратно.
  
  — Билеты заказывала Джан, — возразил я. — И она была в парке. Непонятно, почему так случилось с билетами. Может, когда Джан направилась к машине за рюкзачком, она вспомнила, что забыла заказать на себя билет, и купила его в кассе?
  
  — Но у них не отмечено, что она входила в парк или выходила оттуда.
  
  — Видимо, там что-то неисправно, — сказал я и начал стучать пальцами по столу. — Теперь ясно, куда вы клоните. Совсем не в ту сторону. Я вам рассказал о встрече с людьми, которые значатся в свидетельстве о рождении как ее родители. А оказывается, что их дочь погибла в детстве. Вот что вам надо проверить. А вы чем занимаетесь?
  
  — Так покажите мне это свидетельство!
  
  — Не… могу.
  
  — Почему?
  
  Я с трудом сдерживал дрожь.
  
  — Оно было спрятано в стенном шкафу, за плинтусом. Лежало в конверте. Но когда я, вернувшись сегодня из Рочестера, проверил, его там не оказалось.
  
  — Так-так.
  
  — Да это ерунда. Вы можете проверить в архиве штата, и вам выдадут копию.
  
  Дакуэрт пожал плечами.
  
  — Но вы не станете ничего делать, потому что не верите моим словам.
  
  — А чему я должен верить, мистер Харвуд? Тому, что ваша жена собиралась покончить с собой или что она проходила по программе защиты свидетелей? Или у вас на всякий случай заготовлена третья версия?
  
  Я схватился за голову.
  
  — Что вы такое говорите?
  
  — Мистер Харвуд, вы могли бы сэкономить мне массу времени, — произнес детектив.
  
  Я поднял голову.
  
  — Что?
  
  — Если бы вы сейчас чистосердечно признались, где она находится. И что вы с ней сделали.
  Глава двадцать четвертая
  
  — Что значит «что вы с ней сделали»? — закричал я, уставившись на Барри Дакуэрта. — Ничего я с ней не делал, клянусь Богом. Зачем, черт возьми, мне было делать ей что-то плохое? Она моя жена, я ее люблю. У нас сын.
  
  Дакуэрт сидел с непроницаемым лицом. Похоже, мои восклицания его не трогали.
  
  — Я же говорил: Джан находилась в депрессии. Она сказала мне, что ходила к доктору.
  
  Детектив молчал.
  
  — Послушайте, — продолжил я, — то, что, кроме меня, никто ее депрессии не замечал, объяснимо. С другими она старалась вести себя весело и только со мной была естественной. — Я растерянно покачал головой. — Не знаю, что вам еще сказать. — Неожиданно меня осенило: — А вы поговорите с Лианн. Или, может, уже поговорили? Они работают вместе. Лианн видит Джан каждый день с утра до вечера. Она-то обязательно что-нибудь заметила.
  
  — Лианн?
  
  — Да, Лианн Ковальски. Ее мужа зовут Лайал. Номер их телефона есть в городском справочнике.
  
  — Я проверю, — сказал Дакуэрт. Но было видно, что он или не считает нужным говорить с Лианн, или уже это сделал. — А какие у них были отношения? Они подруги?
  
  — Я уже говорил вам: просто работали вместе. Что касается Лианн, то она обычно ведет себя так, будто ей в задницу засунули соленый огурец.
  
  — Они проводили время вместе? — спросил Дакуэрт, не обращая внимания на мои слова.
  
  — Например?
  
  — Ну, вместе обедали, ходили за покупками, в кино…
  
  — Нет.
  
  — Гуляли где-нибудь после работы?
  
  — Сколько мне нужно вам повторять? Нет и еще раз нет. Почему вы спрашиваете?
  
  — Просто так.
  
  — Поговорите с ней. Поговорите с кем-нибудь. Черт возьми, поговорите с любым, кого выберете. Никто никогда не заподозрит, что я имею отношение к исчезновению жены. Я люблю ее.
  
  — Не сомневаюсь, — отозвался Дакуэрт.
  
  — Нет, вы сомневаетесь! — выкрикнул я, вставая. — И все понимаете превратно. Я арестован?
  
  — Ни в коем случае.
  
  — Мне нужен адвокат?
  
  — Вы считаете, что он вам нужен?
  
  Ну и как отвечать? Если я скажу «да, нужен», это будет выглядеть так, будто я считаю себя в чем-то виноватым. Скажу «нет» — буду выглядеть дураком.
  
  — Мне надо как-то добраться до своей машины, — произнес я, — но… ваша помощь мне не понадобится.
  
  Детектив внимательно посмотрел на меня.
  
  — Кстати, мистер Харвуд, у меня есть ордер на обыск в вашем доме и в автомобилях. Так что, может, вам действительно полезно нанять адвоката.
  
  — Вы намерены обыскивать мой дом?
  
  — Наши люди уже этим занимаются.
  
  — Вы думаете, что я прячу Джан в доме? Серьезно?
  
  И тут вдруг зазвонил мой мобильник. Ну прямо как в кино. Звонила мама.
  
  — Дэвид, они отбуксировали твою машину.
  
  — Я знаю. Вернее, только что узнал…
  
  — Я вышла к ним и сказала, что на этой стороне улицы ты имеешь право ставить автомобиль бесплатно на три часа, но…
  
  — Мама, это не из-за неправильной парковки.
  
  — Тебе надо приехать сюда как можно скорее. Сейчас ее грузят на эвакуатор. Твой отец пытается убедить их, что они ошиблись, однако…
  
  — Мама, послушай, я в полиции, и мне нужно как-то добраться…
  
  — Вас довезут, — сказал Дакуэрт.
  
  — Я больше не желаю с вами разговаривать! — бросил я не оборачиваясь.
  
  — Что? — спросила мама.
  
  — Пусть за мной приедет отец, — произнес я. — Он сможет?
  
  — Неужели они…
  
  — Мама, попроси отца приехать за мной, потом все объясню.
  
  Я сунул телефон в карман и повернулся к Дакуэрту.
  
  — То, что вы делаете, — подлость. Самая настоящая. И не меньшая глупость. Нашли преступника! Если вы так работаете, то все преступники могут спокойно разгуливать по улицам. Им ничто не угрожает. Вместо того чтобы искать мою жену, ваши люди обыскивают мой дом. А если она действительно попыталась свести счеты с жизнью? А если сейчас нуждается в медицинской помощи? А вы чем занимаетесь? Переворачиваете все с ног на голову?
  
  Дакуэрт молчал.
  
  — Надо проверить Джан. Кто она и откуда. Неужели вы не понимаете, что все теперь оказывается намного сложнее?
  
  — Заверяю вас, мистер Харвуд, что я буду вести расследование честно независимо от результатов.
  
  — Еще раз повторяю, — выкрикнул я прямо ему в лицо, — что не убивал свою жену! Не убивал!
  
  — Так-так, — вдруг раздался знакомый голос.
  
  Мы оглянулись. У двери стоял член городского совета Стэн Ривз. На его лице сияла счастливая улыбка.
  
  — Провалиться мне на этом месте, — проговорил он, глядя на меня, — если это не Дэвид Харвуд, известный моралист из «Стандард». Чего только не услышишь, случайно заглянув в полицию, чтобы оплатить штраф за неправильную парковку.
  Глава двадцать пятая
  
  Наконец-то я расстался с Дакуэртом, оставив его беседовать со Стэном Ривзом. Через пять минут приехал отец на своей синей «короне-виктории». Я сел рядом и захлопнул дверцу.
  
  — Осторожнее, разобьешь стекло, — проворчал он.
  
  — Что там у вас случилось? — спросил я.
  
  — Разве мама не рассказала по телефону? Они забрали машину.
  
  Ключи находились у меня, но полиции они, похоже, не понадобились.
  
  — Она была неправильно припаркована, — сказал отец.
  
  — Нет, дело не в этом, — отозвался я.
  
  Он удивленно посмотрел на меня.
  
  — Неужели ее конфисковали? Ты что, не внес очередной взнос?
  
  — Нет, полиция ищет против меня улики.
  
  — Улики?
  
  — Да. Я попал у них в категорию подозреваемых.
  
  — В чем?
  
  — В убийстве жены. Разве ты не читал детективы? Там всегда в подобных случаях подозревают мужа.
  
  — У них есть какие-нибудь основания?
  
  — Папа, поехали к моему дому. Посмотрим, что там творится.
  
  — Они что, одурели? — Если бы отец не держал руль, то всплеснул бы руками. — У вас с Джан за все время не было ни единой размолвки. И какой, они предполагают, у тебя был мотив? Неужели ее нашли — я имею в виду тело?
  
  — Нет, пока не нашли.
  
  А может, то, что происходило у Дакуэрта, стандартная процедура? Так у них положено? Нет. Тут скрывалось нечто более серьезное. Получилось так, что обстоятельства исчезновения Джан указывали на меня. По Интернету было заказано только два билета. Никто, кроме меня и сына, не видел Джан после поездки в Лейк-Джордж. И наконец, в разговоре с владельцем магазина она заявила, будто не знает, куда ее везет муж. Полагает, что он решил сделать ей какой-то сюрприз. В это невозможно было поверить.
  
  Джан зашла в магазин на минутку, купить воды. Что заставило ее пускаться в беседы с человеком за прилавком на любую тему, не говоря уже о том, куда и зачем она едет со своим мужем? Можно вообразить короткий обмен репликами относительно погоды, но такое… Тем более что поездка эта была довольно необычная. Джан вообще следовало избегать разговоров с посторонними, даже если бы ее начали расспрашивать, что она делает в Лейк-Джордже.
  
  Значит, владелец магазина все это придумал. Почему? А может, выдумщик не он, а сам детектив Дакуэрт? Неужели он затеял это, желая сбить меня с толку, припугнуть, посмотреть, как я отреагирую? Не исключено. А то, что Джан заходила в магазин купить воды, рассказал Тед. Он, наверное, увидел ее фотографию в новостях и позвонил в полицию.
  
  — Что ты скажешь? — спросил отец.
  
  — Ничего.
  
  У моего дома стояло два полицейских автомобиля, а машина Джан отсутствовала — ее, наверное, увезли туда же, куда и мою. Входная дверь была открыта, изнутри доносились голоса.
  
  — Эй! — крикнул я.
  
  На лестнице появилась женщина в полицейской форме — та, что вчера присматривала за Итаном в парке «Пять вершин», пока я разговаривал с Дакуэртом.
  
  — Здравствуйте, мистер Харвуд, — произнесла она.
  
  — У вас есть ордер? — спросил я, не отвечая на приветствие.
  
  — Алекс! — позвала Диди Кампьон.
  
  Через пару секунд из нашей спальни вышел невысокий худощавый мужчина лет тридцати, с коротко подстриженными волосами, в спортивном пиджаке, белой рубашке и джинсах.
  
  — Детектив Алекс Симпсон, — представился он и достал из кармана сложенный втрое листок. — Это ордер на обыск в ваших владениях.
  
  Я взял у него бумагу, бегло просмотрел и вернул ему.
  
  — Вы скажите, что ищете, и я вам покажу.
  
  — Да уж справимся как-нибудь сами, — усмехнулся Симпсон.
  
  Я взбежал по лестнице. Диди Кампьон рылась в нашем с Джан платяном шкафу, перебирая носки, нижнее белье. Задержалась на несколько секунд, рассматривая пояс для чулок с резинками, затем продолжила. Ноутбук с кухни перенесли сюда и положили на кровать.
  
  — А это еще зачем? — поинтересовался я.
  
  — Так надо, — ответила Диди Кампьон.
  
  В дверях появился мой отец.
  
  — Дэвид, пойди посмотри, какой хаос они устроили в комнате Итана!
  
  Я прошел по коридору к комнате сына. Его кровать была вся разворошена, матрас перевернут и прислонен к стене. Игрушки разбросаны по полу.
  
  — Прекратите немедленно! — закричал я.
  
  Симпсон вошел в комнату следом за мной.
  
  — Мистер Харвуд, вы имеете право присутствовать при обыске, но не вмешиваться. Иначе мы будем вынуждены вас удалить.
  
  Меня охватила ярость. В этот момент в кармане зазвонил мобильник.
  
  — Да!
  
  — Привет, Дэвид, это Саманта. Как дела?
  
  — Извини, я сейчас не могу говорить.
  
  — Но мне нужна хотя бы какая-то информация. Для выпуска на нашем сайте. Это правда, что тебя подозревают в убийстве жены?
  
  Я покинул полицейское управление всего полчаса назад. Откуда об этом стало известно в газете? Ну конечно же, Ривз! Вряд ли Дакуэрт ему что-то сказал. Значит, он сам решил раззвонить повсюду, вольно трактуя мое глупое восклицание, которое случайно услышал. Несомненно, звонки были анонимные. Ривз — проныра каких поискать. И он не говорил ничего особенного, да это и не было нужно. Просто позвонил в отдел информации и сообщил, что журналиста Дэвида Харвуда видели в полицейском управлении, где он горячо отрицал свою причастность к убийству жены. На радио и телевидение подобные звонки наверняка тоже поступили.
  
  — Саманта, откуда ты узнала?
  
  — Кто тебе звонит? — спросил отец.
  
  — Какая разница, Дэвид? — произнесла Саманта. — Ты же представляешь, как все делается. Но это правда? Тебя собираются арестовать? Ты подозреваемый? Да? А тело Джан уже нашли?
  
  — А что говорят в полиции? Ты туда звонила?
  
  — Они по-прежнему отказываются что-либо комментировать.
  
  — В таком случае это просто слухи. Разве можно на них опираться?
  
  — На моем месте ты поступил бы так же. Нам дали наводку, и мы ей следуем. Я только прошу тебя: если соберешься говорить, сразу звони мне. Ведь это твоя газета. У нас должно быть преимущество перед другими.
  
  На улице послышался шум тормозов. Прижав телефон к уху, я спустился вниз и выглянул из входной двери. К дому подъехал фургончик телевизионных новостей.
  
  — Мне надо идти, Саманта, — сказал я.
  
  — Что там? — спросил отец.
  
  — Ничего, папа. Нам нужно убираться отсюда. Давай пройдем к твоей машине.
  
  — Хорошо.
  
  Из фургончика вылезла женщина-репортер. Я ее узнал. Это была Донна Вегман, тридцатилетняя брюнетка, которая вела репортажи с места событий.
  
  — Извините! — крикнула она. — Вы Дэвид Харвуд?
  
  Я показал на дом.
  
  — Спросите копов. Они знают, где его найти.
  
  — Тебе надо нанять адвоката, — сказал отец, садясь за руль.
  
  — Да, — согласился я, — придется.
  
  — Может, свяжешься с Баком Томасом? Ты его помнишь? Он нам помог в тяжбе с дорожной компанией, когда они залезли на наш участок. Хороший человек.
  
  — Хороший-то хороший, но мне нужен адвокат по уголовным делам.
  
  — Гонорары у адвокатов не маленькие, сам знаешь. Так что, если понадобится, мы с мамой поможем.
  
  — Спасибо, папа. Дело в том, что пока меня ни в чем не обвинили. Думаю, если бы у детектива Дакуэрта действительно имелись против меня серьезные улики, я бы уже сидел в камере.
  
  — Ты прав. Не понимаю только, какие улики против тебя они могут найти, даже если перевернут вверх дном твой дом и машины?
  
  Отец, наверное, хотел меня утешить, но это не подействовало.
  
  — Смотри! — воскликнул он, глядя вперед. — Этот сукин сын перестроился, не включив поворотник!
  Глава двадцать шестая
  
  По скоростному шоссе мчался светло-коричневый пикап. Эту машину Дуэйну одолжил брат, когда он вышел из тюрьмы. Старый «шевроле», кузов изрядно проржавевший, особенно внизу, но шел довольно прилично. Правда, поглощал горючее нещадно, даже при выключенном кондиционере. А не включен он был, потому что не работал.
  
  — Ты уверен, что он неисправен? — спросила Кейт.
  
  — Да, — ответил Дуэйн. — Включи вентилятор.
  
  — Я его давно включила, да толку мало. Он гонит лишь теплый воздух.
  
  — Ну тогда опусти стекло.
  
  — Что у тебя за брат? — проворчала Кейт. — Дал такую развалюху.
  
  — Чего тебе вдруг захотелось поговорить? — удивился Дуэйн. — Самое главное, чтобы автомобиль был чистым. А в этом брат меня заверил. Потому что, если остановят и что-то будет не в порядке с документами, тогда пиши пропало. — Он усмехнулся. — Со мной в школе в старших классах училась одна Кейт. Так она носила очень короткую юбку, и когда наклонялась, все было видно. А ей хоть бы что. Интересно, как она сейчас?
  
  — Да уж не сидит в старом пикапе без кондиционера. Видимо, нам надо было оставить «Эксплорер». Тоже старый, но там хоть кондиционер работал.
  
  Дуэйн покосился на нее.
  
  — Еще злишься за то, что случилось в кафе?
  
  — А ты чем думал, идиот? — зло проговорила она. — Головой или задницей? Они, наверное, позвонили в полицию.
  
  — Подумаешь, большое дело, — буркнул Дуэйн. — К тому же я этому парню помог.
  
  — Интересно чем?
  
  — А тем, что научил его правильно воспитывать детей, чтобы они не дурили.
  
  Кейт перестала оглядываться, когда они проехали миль тридцать. Можно было расслабиться, машины с красными мигалками сзади не появились. Похоже, никто не видел, как они отъезжали от кафе. Этот придурок Дуэйн совершенно не может себя контролировать. Срывается с цепи, когда надо сидеть тихо. Неужели не понимает, что нельзя ставить под угрозу дело, которое ждет их в Бостоне?
  
  — Ты уж извини, — произнес Дуэйн. — Больше не буду.
  
  Кейт высунула руку в окно, подставив ветру ладонь. Так они проехали несколько миль.
  
  — Ну и как там было? — вдруг спросила она.
  
  — Где?
  
  — В тюрьме.
  
  — А что тебе интересно?
  
  — Ну, повседневная жизнь. Какая там она?
  
  — Да не такая уж плохая. Всегда знаешь, чего ждать. Все идет по заведенному порядку. Знаешь, когда вставать, ложиться, когда обед, когда выведут на прогулку во двор. Вот так.
  
  — Но ты же не мог пойти куда хочешь. Ты был заключенный.
  
  Дуэйн высунул локоть в окно.
  
  — Да, но там мне не нужно было принимать никаких решений. Например, что на себя надеть, что поесть, чем заняться. Ну то, что обычно изводит человека на свободе, понимаешь? А там встаешь утром и знаешь, что будет. Это успокаивает.
  
  — То есть жизнь как в раю?
  
  — Не скажи, — возразил Дуэйн, не замечая ее сарказма. — Там пища дерьмо — это раз, и ее мало — это два. А если ты оказался в очереди последним, то вообще может ничего не достаться. В последнее время реже стали менять постельное белье. С тех пор как тюрьма стала частной, эти сволочи начали экономить каждый цент.
  
  — Что значит — частной?
  
  — Она принадлежит не штату, а фирме. И даже охранники стали получать меньше, не то что прежде. Вот так.
  
  Дуэйн перешел на полосу левее, чтобы обогнать автобус.
  
  — У меня теперь из головы не лезет эта яхта. Очень хочется на нее посмотреть.
  
  Она его не слушала. Думала о своей прошлой жизни. Наверное, он прав. Ведь последние несколько лет ей приходилось постоянно принимать решения. Причем не только за себя, но и за других. От этого устаешь.
  
  — А сейчас ты чувствуешь себя свободным? — спросила она.
  
  Дуэйн прищурился.
  
  — Ясное дело. Не дай бог снова вернуться туда.
  
  Она его понимала, потому что чувствовала себя так, будто сама вырвалась из тюрьмы. Освободилась, перепрыгнув через стену. И вот теперь едет по шоссе, забросив ноги на приборную панель, а ветер колышет волосы.
  
  Казалось бы, свободна, черт побери. Наконец-то пришло время. Но почему же нет радости?
  
  План у них был довольно простой. Посетить оба банка и извлечь из сейфов товар. Затем позвонить парню, телефон которого имел Дуэйн. Тот предложит цену за товар. Кейт заранее решила торговаться. Если цена их не устроит, они будут искать другого человека. Где это сказано, что надо принимать первое попавшееся предложение? Видимо, стоит подождать и поискать. Но в любом случае скоро они станут богатыми. Единственный вопрос — насколько. Этим вот и жила она все последние годы. Предвкушением богатства. Это огромный стимул. А богатство должно прийти в миллион долларов, не меньше.
  
  Все могло случиться много раньше, если бы этот придурок не загремел в тюрьму за нанесение тяжких побоев. Ключ от ее сейфа остался у него. Пришлось ждать. Ничего больше не оставалось.
  
  И главное, надо было скрыться. Потому что ее обязательно станут искать. Кейт не ожидала, что курьер останется жив. Но так случилось, об этом написали газеты. А это значит, что как только он оклемается, то сразу примется ее искать. Еще бы, ведь она с подельником лишила его не только бриллиантов на целое состояние, но и левой руки.
  
  В общем, она рисковала больше, чем Дуэйн. Его курьер не видел, а вот ее — да. Прежде чем отключиться, он смотрел ей прямо в глаза. Долго. Она не ожидала, что он выживет, потеряв столько крови. А про нее курьер просечет довольно быстро. Ведь он не дурак. Сообразит, что к чему и как она вышла на него. Возьмет за задницу свою бывшую подружку Аланну, с которой она, называющая сейчас себя Кейт, работала тогда в баре в пригороде Бостона.
  
  Однажды вечером, когда у них выдалась свободная минутка перекурить, Аланна, судорожно выпуская дым, принялась ругать своего любовника. От нее Кейт узнала, что тот часто уезжал — кажется, куда-то в Африку, — и когда Аланна спрашивала, чем он зарабатывает на жизнь, парень напускал на себя таинственность. Любовью они занимались в номерах отелей, к себе домой он ее никогда не приводил. И вот недавно любовник вез Аланну в своем «ауди» и остановился у какого-то здания, сказал, что ему нужно заскочить на несколько минут для разговора. Она от нечего делать решила порыться в его спортивной сумке и обнаружила, что, во-первых, оттуда совсем не пахнет потом, как следовало ожидать, а во-вторых, там не было никаких маек, спортивных штанов и кроссовок. Зато там находились небольшие, обтянутые бархатом коробочки. В каждой — десяток бриллиантов. К сожалению, парень вернулся раньше, чем она ожидала, застал ее за этим занятием и рассвирепел. С тех пор он ей больше не звонил.
  
  На женщину, которая теперь называла себя Кейт, рассказ произвел сильное впечатление. Подумать только, бриллианты! Ее тогдашний любовник, Дуэйн, возбудился, узнав о бриллиантах, и немедленно предложил план действий. Они выследили того парня, вычислили, чем он занимается. И однажды встретили его в лимузине, когда он приехал поездом из Нью-Йорка.
  
  Через пару месяцев после этих событий в одной газете появилось сообщение, что у причала выловили тело некоей женщины по имени Аланна Дайсарт. У Кейт были все основания полагать, что перед смертью Аланна назвала своему убийце имя той, кому выболтала о бриллиантах.
  
  Теперь курьер знал ее настоящие имя и фамилию: Конни Таттингер, — поэтому исчезнуть надо было обязательно.
  
  — Наверное, о тебе уже передали в новостях, — произнес Дуэйн.
  
  — Скоро узнаем, — отозвалась она. — Сверни на следующем большом перекрестке к какому-нибудь отелю.
  
  Дуэйн быстро нашел нужный отель с помещением для деловых людей, где можно просмотреть свой электронный почтовый ящик, если вы оказались одним из немногих, кто не захватил в дорогу ноутбук. Кейт вошла в офис, сказала девушке за стойкой, что они с мужем собрались снять здесь номер, но вначале она хотела бы узнать, как самочувствие больной тетки Белинды. У нее телефон постоянно занят или включается автоответчик. Очень странно. Поэтому ей нужно посмотреть свой почтовый ящик — может, там есть какое-нибудь сообщение. Если Белинде стало хуже, то им придется вернуться к себе, в Мэн.
  
  Девушка за стойкой позволила воспользоваться компьютером бесплатно. Кейт зашла на сайт газеты «Стандард», затем на сайты двух местных ТВ-каналов. Ей нужно было узнать, большой ли шум поднялся по поводу исчезновения Джан Харвуд и найден ли труп. На это много времени не потребовалось. Закончив, Кейт повернулась к девушке:
  
  — Спасибо. К сожалению, тетке действительно стало хуже. Придется возвращаться.
  
  — Я вам сочувствую.
  
  — Ну как? — спросил Дуэйн, когда она вернулась в машину.
  
  — Ее пока не нашли.
  
  — Хорошо.
  
  — Да, но скоро найдут, не сомневайся.
  
  Дуэйн задумался.
  
  — Знаешь, я бы сейчас пожрал чего-нибудь.
  Глава двадцать седьмая
  
  Как только я вошел, Итан сразу кинулся ко мне. Я поднял его и расцеловал в обе щеки.
  
  — Я хочу домой, — сказал он.
  
  — Пока тебе придется побыть здесь.
  
  Итан покачал головой.
  
  — Я хочу домой, к маме.
  
  — Я же сказал, что она еще не пришла.
  
  Сын захныкал, заелозил у меня на руках. Пришлось опустить его на пол.
  
  — Иди поиграй.
  
  — Почему они забрали твою машину? — спросила мама, как только Итан снова скрылся в гостиной.
  
  — Ты бы видела, что они наделали в его доме! — воскликнул отец. — Перевернули все вверх дном.
  
  Мы вышли на веранду, где Итан не мог нас слышать.
  
  — В том, что случилось с Джан, в полиции подозревают меня, — произнес я.
  
  — О, Дэвид. — Мама была больше опечалена, чем удивлена.
  
  — Думают, что я ее убил.
  
  — Почему они так думают?
  
  — Потому что… — Я замялся. — Понимаешь, как-то так все сложилось, будто я это подстроил. Странные совпадения — например, тот факт, что с пятницы Джан, кроме меня, никто не видел. Затем эта путаница с билетами, купленными по Интернету.
  
  — Какая путаница?
  
  — Оказывается, Джан заказала только два билета, взрослый и детский, и у меня нет никаких доказательств, что это сделала она. Затем вообще какая-то бессмыслица. Владелец магазина в Лейк-Джордже просто лжет.
  
  — Дэвид, я ничего не понимаю, — вздохнула мама. — Зачем ему лгать? Чтобы у тебя были неприятности?
  
  — Дэвиду нужен адвокат, — заметил папа.
  
  — Сейчас мне необходимо поехать и поговорить с этим человеком. Вероятно, это проделки Элмонта Себастьяна.
  
  — Кого?
  
  — Элмонта Себастьяна, — ответил я, — владельца частных тюрем. Он имеет на меня зуб. Ведь только одно подозрение в убийстве жены уже исключает всякую возможность публикации моих материалов по поводу подкупа членов городского совета в связи со строительством в нашем городе частной тюрьмы.
  
  Да, такое вполне возможно. Есть много способов заставить замолчать репортера. Элмонт Себастьян, наверное, выбрал этот. Но даже если так, при чем здесь то, что я узнал в Рочестере? Насчет прошлого Джан?
  
  — Я хочу пить, пойдемте в кухню, — произнес я, решив рассказать об этом родителям.
  
  Через полчаса я отправился в путь на автомобиле отца. Выслушав мой рассказ о том, что я узнал в Рочестере, он разразился тирадой по поводу некомпетентности государственных служащих, выдавших Джан свидетельство о рождении.
  
  — Этим людям платят огромное жалованье, а они работают спустя рукава!
  
  Маму мой рассказ сильно встревожил.
  
  — Что мы ему скажем о матери? — спросила она, вглядываясь во двор, где Итан гонял крокетные шары.
  
  Я выдал свою версию насчет программы защиты свидетелей, в которую уже сам слабо верил. Отец продолжал твердить насчет адвоката. Я был с ним согласен и попросил найти кого-нибудь, занимающегося уголовными делами.
  
  Всю дорогу я не переставал посматривать в зеркальце заднего обзора, ожидая увидеть синий «бьюик» или какую-нибудь другую машину: ведь если детектив Дакуэрт действительно меня заподозрил, то наверняка решил не упускать из виду, — но сзади все было чисто. Вероятно, за мной сейчас следили, но делали это очень осторожно.
  
  Я заехал на автостоянку возле магазина в четвертом часу. На заправке не было ни одного автомобиля. В магазине за прилавком стоял худощавый старик лет семидесяти. Вернее, это вначале мне показалось, будто он стоит. На самом деле Тед — а это был, несомненно, он — примостился на высоком табурете. Увидев меня, он улыбнулся и кивнул.
  
  В этот момент с ним расплачивалась полноватая женщина за пакет чипсов «Доритос», большой батончик «Сникерс» и бутылку диетической кока-колы. Тед выбил чек, упаковал товар, и она удалилась.
  
  — Вы Тед, владелец магазина? — спросил я, когда за покупательницей закрылась дверь.
  
  — Да. Что вам угодно?
  
  — Я репортер газеты «Стандард» из Промис-Фоллз. Вот узнал у детектива Дакуэрта, что вы разговаривали с пропавшей женщиной, Джан Харвуд. Это правда?
  
  — Истинная правда, — отозвался он напыщенным тоном. Видимо, не каждый день ему приходилось общаться с газетными репортерами.
  
  — И, увидев сообщение в новостях, вы позвонили в полицию? Или они сами вас нашли?
  
  — Понимаете, — старик соскользнул с табурета, — я ее сразу узнал, как только увидел фотографию.
  
  — Вы каждого запоминаете, кто к вам заходит хотя бы на минутку? — спросил я, доставая ручку и блокнот.
  
  — Обычно нет, но эта женщина была, во-первых, красивая, а во-вторых — разговорчивая.
  
  Джан? Разговорчивая?
  
  — И что она вам рассказала?
  
  — Она приехала сюда отдохнуть с мужем.
  
  — Неужели, как вошла, сразу сообщила?
  
  — Нет, вначале стала восхищаться, как у нас тут все красиво. Сказала, что никогда прежде не была в Лейк-Джордже. Я спросил, где она собирается остановиться, а она ответила, что приехала сюда с мужем на один день.
  
  В общем, это все звучало правдоподобно. Обычный вежливый треп. Неужели Дакуэрт остальное выдумал, чтобы сбить меня с толку?
  
  — И что дальше? Она купила что-то и ушла?
  
  — Да, купила воду и, кажется, холодный чай.
  
  — И что потом?
  
  — Спросила меня, что тут есть интересного посмотреть. Ну, какие-то достопримечательности.
  
  — Вот как?
  
  — Вы ничего не записываете, — вдруг произнес Тед. — Надеетесь на свою память?
  
  Я улыбнулся.
  
  — Да, она у меня надежная.
  
  — Я не хочу, чтобы мои слова были как-то перевраны.
  
  — Насчет этого не беспокойтесь, — заверил я. — Значит, женщина интересовалась местными достопримечательностями?
  
  — Да, спрашивала, есть ли у нас в окрестностях что-нибудь интересное, потому что муж повез ее сюда, но ничего не объяснил. Она подумала, что он решил сделать ей какой-то сюрприз.
  
  — А она не говорила, что они с мужем собираются здесь с кем-то встретиться?
  
  — Нет.
  
  Я положил блокнот и ручку на прилавок.
  
  — Что-нибудь не так? — смущенно спросил владелец магазина.
  
  — Тед, почему вы лжете?
  
  — То есть?
  
  — Я спросил, почему вы лжете.
  
  — Я сказал вам правду. То же самое, что и полицейскому.
  
  — А мне кажется, что вы все это выдумали.
  
  — Вы спятили? Женщина была здесь, стояла там, где стоите вы. Всего два дня назад.
  
  — Я верю, что так оно и было, но она не могла говорить вам такое. Вам кто-то заплатил, чтобы вы пересказали эту чушь детективу? Да?
  
  — Кто вы, черт возьми?
  
  — Репортер, и мне не нравится, когда люди меня дурачат.
  
  — Знаете что, — сказал Тед, — если вы мне не верите, идите в полицию, и они дадут вам прослушать пленку.
  
  — Какую пленку?
  
  — Ну, это я по привычке называю пленкой диск с записью. Вон оттуда. — Он ткнул пальцем назад, где с привернутого к стене кронштейна свисала небольшая видеокамера. — Там записывается и звук тоже. Не очень качественно, но разобрать можно, что говорят люди. В две тысячи седьмом году меня ограбили, подонок даже выстрелил, пуля пролетела рядом с ухом и попала в стену, вон туда. И я установил тут камеру и микрофон.
  
  — И все, что она вам говорила, записано?
  
  — Конечно. Спросите копов. Один приходил сюда сегодня утром, сделал для себя копию. А вы еще обвиняете меня во лжи.
  
  — Зачем же она говорила такое? — пробормотал я и направился к двери.
  
  Тед меня не окликнул.
  
  Боже, неужели Джан могла сказать такое совершенно незнакомому владельцу магазина, куда зашла на минуту купить воды? Мол, она не знает, зачем я ее сюда привез. Выдумала какой-то сюрприз. Что это значит?
  
  Я был настолько погружен в мысли, что не заметил караулившего меня у двери Уэлленда, недавнего узника частной тюрьмы Элмонта Себастьяна, теперь его шофера.
  Глава двадцать восьмая
  
  Уэлленд ухватил меня за лацканы пиджака и прижал к стене магазина так сильно, что перехватило дыхание. Затем, не дав возможности произнести хотя бы слово, придвинул свое лицо к моему.
  
  — Привет, мистер Харвуд. — Его дыхание было горячим и отдавало луком.
  
  — Убери руки.
  
  — Мистер Себастьян надеется, — произнес он с преувеличенной вежливостью, — переброситься с вами парой слов.
  
  Только сейчас я заметил лимузин, стоявший неподалеку. Дверь магазина отворилась, Тед высунул голову:
  
  — Тут все в порядке?
  
  Уэлленд метнул на него свирепый взгляд, и владелец магазина скрылся за дверью. Уэлленд отпустил меня, но только затем, чтобы крепко ухватить за руку и повести к лимузину. Он открыл заднюю дверцу и втолкнул меня в салон.
  
  Элмонт Себастьян расположился на мягком кожаном сиденье с батончиком «Марса» в руке. Уэлленд захлопнул дверцу.
  
  — Рад вас видеть, мистер Харвуд, — произнес Себастьян.
  
  Уэлленд обошел автомобиль, сел за руль и стремительно выехал со стоянки.
  
  — Вы решили меня похитить? — спросил я.
  
  — Да Бог с вами. — Себастьян усмехнулся, продолжая жевать. — Это деловая встреча.
  
  — Неужели вы следовали за мной, а я не заметил?
  
  Он кивнул:
  
  — Да, но мы держались в паре миль сзади.
  
  — Как же вы узнали, что…
  
  — У меня широкие возможности. — Элмонт Себастьян снова улыбнулся, но более приветливо.
  
  — Куда мы едем?
  
  — Никуда конкретно. Просто катаемся без всякой цели. — Он доел батончик, скатал обертку в маленький шарик и бросил на пол. Уэлленд потом уберет.
  
  — Зачем вам это нужно?
  
  — Затем, чтобы сделать вам предложение. Полагаю, услышав его, вы перемените ко мне отношение.
  
  — Какое предложение?
  
  Он подвинулся чуть ближе.
  
  — Не обязательно давать ответ сегодня. Я знаю, у вас сейчас хлопот по горло. Это не просто — находиться под подозрением.
  
  — Значит, Ривз вам уже доложил?
  
  — Могу вас заверить: плохие новости распространяются гораздо быстрее хороших. Да что там, вы лучше меня знаете, что известие о благополучном приземлении самолета никакая газета не поместит на первую полосу. Всем интересны только несчастья. Вот и мою скромную инициативу создать в вашем задрипанном городке новые рабочие места, улучшить благосостояние людей, некоторые представляют в дурном свете.
  
  — Но только не моя газета, — возразил я. — Кстати, вы уже договорились с Мэдлин о покупке ее земли?
  
  Себастьян кивнул.
  
  — Мы изучаем все возможности, мистер Харвуд.
  
  — А почему вы думаете, что мое теперешнее положение помешает публикации материалов о подкупе членов городского совета?
  
  — Я не очень разбираюсь в журналистике, но считаю, что даже в такой незначительной газетенке, как «Стандард», вряд ли захотят иметь репортера, подозреваемого в убийстве жены. Скорее всего вас в ближайшее время попросят оттуда.
  
  А он прав, на все сто.
  
  — А теперь прошу выслушать мое предложение, — продолжил Себастьян. — Как вы смотрите на то, чтобы сменить занятие?
  
  — Не понял?
  
  — Ну, сменить работу. Газеты умирают, у них нет будущего. Уверен, вы обдумывали варианты, чем заняться дальше.
  
  — И что предлагаете вы?
  
  — Место пресс-секретаря в моей фирме. Нам как раз требуется умный, напористый сотрудник для общения с прессой.
  
  — Вы серьезно?
  
  — Да. Разве я похож на шутника, Дэвид?
  
  Сидящий за рулем Уэлленд хихикнул.
  
  — Нет, — ответил я.
  
  — Я с вами совершенно искренен. И предлагаю место моего пресс-секретаря. Сколько вам платят в «Стандард»? Семьдесят-восемьдесят тысяч? А у меня ваше жалованье начнется с суммы почти в два раза большей. Неплохо для человека с женой и малолетним сыном.
  
  Мне показалось, что слово «сын» он произнес с нажимом.
  
  — Послушайте, Дэвид, мы ведь с вами не дураки. И потому скажу вам прямо: если вы примете мое предложение, то разрешите две проблемы. Во-первых, прекратится газетная кампания против моей инициативы построить в городе частную тюрьму, а во-вторых, у меня появится способный сотрудник, свой человек в средствах массовой информации. Помните старинную восточную мудрость: если враг мочится на твой шатер, пригласи его внутрь, пусть он мочится наружу. Так вот, Дэвид, я приглашаю вас в свой шатер. Соглашайтесь, не пожалеете.
  
  — Но ведь у меня сейчас много проблем.
  
  Он кивнул:
  
  — Конечно, у вас трудное время. Поэтому не тороплю.
  
  — Но я могу дать вам ответ прямо сейчас, — сказал я.
  
  — Вот как? И какой же?
  
  — Нет.
  
  Элмонт Себастьян поморщился.
  
  — Дэвид, вы меня разочаровали. Тогда ответьте хотя бы на один вопрос.
  
  — Какой?
  
  — Кто эта женщина?
  
  — Не понял?
  
  — Ну та, на встречу с которой вы сюда приезжали в пятницу? Она вас снова кинула? Ведь сегодня вы приехали из-за нее.
  
  — Нет, мистер Себастьян, сегодня уж точно я не собирался здесь с ней встречаться. Можете мне поверить.
  
  Он вздохнул и уставился в окно. Затем произнес не оборачиваясь:
  
  — Давайте я вам кое-что расскажу. Одно время в нашем учреждении в пригороде Атланты надзирателям сильно докучал заключенный по прозвищу Бадди.
  
  Услышав это, Уэлленд пристально взглянул в зеркальце заднего обзора.
  
  — Он получил это прозвище, — продолжил Себастьян, — потому что все хотели быть его приятелями. Нет, он не являлся душой компании, просто каждому было выгодно с ним ладить. В общем, крутой это был парень, Бадди. Член «Арийского братства», банды белых расистов, которые отсиживали сроки во многих тюрьмах по всей стране. Вы о таких слышали?
  
  Я пожал плечами.
  
  — Конечно, слышали, — усмехнулся Себастьян. И обратился к водителю: — Уэлленд, ведь ты у нас эксперт по данному вопросу. Как бы ты охарактеризовал этих «арийцев»?
  
  — Самые страшные сволочи, какие только есть на земле, сэр!
  
  — Да, правильная оценка. Уэлленд, пожалуйста, рассказывай дальше, у тебя лучше получится.
  
  Уэлленд несколько секунд собирался с мыслями, затем облизнул губы и начал:
  
  — У мистера Себастьяна возникли с этим Бадди проблемы. Он был мастер использовать мочу вместо чернил.
  
  — Что? — удивился я.
  
  — Ну, писал мочой как чернилами, понимаете? Причем невидимыми. Текст проступал, когда бумагу нагревали. Мистер Себастьян выяснил, что Бадди таким образом посылает на волю малявы, общается с друзьями, и решил положить этому конец. Это же против правил.
  
  Себастьян не выдержал и улыбнулся.
  
  — Так вот, — продолжил Уэлленд, — мистер Себастьян велел привести Бадди в свой кабинет. В наручниках. Один из охранников спустил с Бадди штаны, до пола. — Уэлленд закашлялся, прочищая горло. Мне показалось, что от рассказа он удовольствия не получает. — А потом мистер Себастьян приложил к его хозяйству пятьдесят тысяч вольт.
  
  Я посмотрел на Себастьяна.
  
  — Электрошокер, — пояснил он.
  
  — Вы приложили электрошокер к гениталиям этого человека?
  
  — Кстати, не простая задача, — заметил Себастьян. — Пришлось к шокеру приспособить удлинитель. В общем, все получилось.
  
  — Может, вы сами расскажете остальное? — предложил Уэлленд.
  
  — Да тут и рассказывать особенно нечего, — усмехнулся Элмонт Себастьян. — В общем, мы быстро договорились. Мне даже удалось заставить его на минутку всплакнуть. Представляете, члена «Арийского братства»?
  
  — Думаю, с помощью электрошокера это было не так сложно сделать.
  
  — Нет, тут совсем другое, — возразил Себастьян. — Когда Бадди очухался от шока, я показал ему фотографию его шестилетнего сына, который жил с матерью на воле, и объяснил, что с ним произойдет, если его пощекочут электрошокером. Вот тут наш приятель и пустил слезу.
  
  — Понятно, — кивнул я.
  
  — Вот такие дела, — закончил Элмонт Себастьян. — Так что я был бы вам очень признателен, если бы вы назвали мне фамилию женщины, которая прислала вам письмо и назначила встречу в Лейк-Джордже.
  
  — Разве вы не знаете, что письмо было анонимное?
  
  — Да, но, может, во второй раз она назвала себя.
  
  — Второго раза не было. Наверное, она передумала.
  
  — Так зачем же вы сюда сейчас приехали?
  
  — Поговорить с владельцем магазина. Расспрашивал о своей жене. Она заходила к нему в пятницу купить воды. Я надеялся, что она сказала ему что-нибудь, что помогло бы ее найти.
  
  — Понимаете, Дэвид, ни одна фирма не может допустить утечек информации. Ни «Эппл», ни «Майкрософт», ни моя тоже. Я полагаю, эта женщина работает у меня или в городском совете.
  
  В этот момент Уэлленд заметно сбавил ход машины. Я оглядел окрестности и не увидел для этого никаких очевидных причин.
  
  — В общем, для меня очень важно найти эту женщину, — продолжил Элмонт Себастьян, — совершившую должностное преступление. Пока о ней известно лишь то, что она ездит на белом пикапе. Проведенное в нашей фирме расследование выявило четырех женщин, которые ездили или ездят на белых пикапах. В городском совете мы взяли на подозрение полдюжины женщин. Какие у них машины, сейчас уточняется. Так помогите нам — это бы существенно облегчило задачу.
  
  Уэлленд включил поворотник и через пару секунд выехал на узкую гравийную дорожку, ведущую в густой лес.
  
  — Мистер Себастьян, позвольте снять перед вами шляпу, — произнес я. — Вы знаете, как запугать человека. Думаю, не зря рассказали мне историю об этом плачущем «арийце». Намекаете, что можете таким же способом расправиться с моим сыном.
  
  — Дэвид, вы все неправильно поняли! — воскликнул Себастьян с притворным возмущением. — Я просто решил, что вам как репортеру это будет интересно.
  
  — Не важно, что вы решили, — сказал я. — Но меня вы этим не запугали. И не запугаете, не надейтесь.
  
  Себастьян усмехнулся.
  
  — Знаете, что было по-настоящему интересно? Если бы они вас все же повязали и пришили вам убийство. Если бы вас признали виновным и отправили загорать на десять или двадцать лет в одну из моих тюрем. При этом вполне может оказаться, что это будет новая тюрьма в Промис-Фоллз. Вот было бы здорово! Уэлленд, правда это было бы здорово?
  
  — Да, сэр, — отозвался водитель, останавливая автомобиль, — это была бы ирония судьбы. Я где-то слышал такое выражение, и мне понравилось.
  
  — Вот именно.
  
  Я посмотрел за окно. Кругом лес. Затем повернулся к Себастьяну:
  
  — А вы не боитесь за себя?
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Ну, что кто-нибудь из членов «Арийского братства» доберется до вас и отомстит за Бадди. Или возьмутся за ваших родственников.
  
  — У меня нет семьи и родственников, — ответил Себастьян. — Следовательно, нет и причин для беспокойства. А до меня им не добраться. Никогда.
  
  — Почему мы остановились?
  
  Уэлленд смотрел в зеркальце заднего обзора, чтобы поймать взгляд босса. Ждал приказа.
  
  — Посмотрите, как здесь красиво, — произнес Себастьян. — Всего миля от шоссе, а кажется, будто вы находитесь в сотнях миль от цивилизации. Чудесно.
  
  Все было ясно. Стоит ему только намекнуть, и громила Уэлленд в считанные секунды прикончит меня и зароет в землю. И никто никогда об этом не узнает. Неожиданно Себастьян вздохнул и приказал Уэлленду:
  
  — Найди место развернуться, и поехали обратно. — И обратился ко мне: — Сегодня ваш счастливый день, Дэвид. Я вам поверил. Насчет этой женщины. Действительно поверил.
  
  Я почувствовал огромное облегчение. Странно, но признательность к Элмонту Себастьяну, который, заставив меня поволноваться, смогу ли я дожить до конца дня, а затем отсрочив исполнение приговора, позволила мне забыть на время о своих неприятностях.
  
  — Но мы не закончили, — сказал он. — Вы действительно не знаете, кто та женщина. Но если она снова объявится, убедительно прошу выяснить, кто она такая, и немедленно сообщить мне.
  
  Я промолчал. Лимузин направился в обратную сторону, к магазину Теда.
  
  — Так это была Мэдлин? — спросил я.
  
  — О чем вы? — удивился Себастьян.
  
  — Мэдлин Плимптон. Владелица газеты.
  
  — И что она?
  
  — Мэдлин переслала вам электронное письмо от той женщины. Я удалил его как можно скорее, но, наверное, она все же успела. Это была Мэдлин?
  
  Мне показалось, что глаза Себастьяна блеснули.
  
  — С вами, газетчиками, просто беда! — воскликнул он. — Вы все такие невероятные циники.
  Глава двадцать девятая
  
  — Чего ты все рассматриваешь эту фотографию? — спросил Хорас Ричлер жену.
  
  Греттен сидела на ступеньке их дома на Линкольн-авеню, держа в обеих руках фотографию жены Дэвида Харвуда, которую он им оставил. На ступеньке выше рядом с женой лежала фотография в рамке их дочери, Джан.
  
  — В чем дело? — произнес Хорас.
  
  — Я просто думаю, — отозвалась она.
  
  — Принести кофе? В кофейнике еще остался.
  
  Греттен не ответила. Она сидела, теперь устремив взгляд во двор, и видела играющих девочек. Бегают по кругу, смеются, а через минуту ссорятся. Из дома выбегает Хорас, садится в машину, включает задний ход и нажимает на газ.
  
  — Так принести кофе?
  
  — Я не хочу, дорогой, спасибо.
  
  — А о чем ты думаешь? — поинтересовался Хорас и, не дождавшись ответа, спустился по ступенькам и уселся рядом, прислонившись плечом к жене. — Мне сегодня ночью приснился Брэдли. Словно не было никакого Афганистана и не существовало никакого бесовского «Талибана». Мне снилось, что мы сидим рядом, вот как сейчас, и по дороге к нам приближается он, в военной форме.
  
  По щекам Греттен потекли слезы.
  
  — И с ним идет Джан, — продолжил Хорас срывающимся голосом. — Она по-прежнему маленькая, пятилетняя, держится за руку старшего брата. И они идут к дому. Вместе.
  
  Греттен промокнула глаза платочком.
  
  — А затем я осознал, что они не живые. Что все мы мертвые. И это происходит на небесах.
  
  Греттен всхлипнула и снова промокнула глаза.
  
  — Извини, — сказал Хорас. — Мне не надо было говорить тебе такое. Но этот парень, который недавно приезжал сюда, меня взбудоражил. Ворвался в наш дом со своими бедами, будто у нас своих не достаточно.
  
  Греттен всхлипнула и скатала платочек в шарик. Хорас взял фотографию дочери и вздохнул.
  
  — Ты ни в чем не виноват, — произнесла Греттен — наверное, в тысячный раз за эти годы.
  
  Он промолчал. Греттен вгляделась в фотографию Джан Харвуд.
  
  — Эта женщина не имела права присваивать имя нашей дочери, — проговорил Хорас. — Это злодейство.
  
  — Такое бывает, — тихо отозвалась она. — Я видела по телевизору, как одного преступника разоблачили. Он ходил на кладбища, искал могилы детей, умерших в раннем возрасте, и использовал их имена и фамилии для каких-то своих неблаговидных целей.
  
  — А она красивая. — Хорас кивнул, рассматривая фотографию жены Харвуда.
  
  — Да.
  
  — И вот куда-то пропала, и этот парень переживает. Тяжело ему.
  
  — Я много раз разглядывала ее фотографию, и знаешь, что заметила? Вот, посмотри сюда.
  
  — Подожди. — Хорас достал из кармана рубашки очки в металлической оправе и надел. — Так куда ты хочешь, чтобы я посмотрел?
  
  — Вот сюда.
  
  — Я ничего особенного не вижу.
  
  — Да смотри же, смотри.
  
  Он взял фотографию в руки и оцепенел.
  
  — Господи!
  Глава тридцатая
  
  На обратном пути я спросил Элмонта Себастьяна:
  
  — Предположим, я выяснил, кто автор письма, и сообщил вам. Что вы с ней сделаете?
  
  — Поговорю, — ответил он.
  
  — Всего лишь?
  
  — Да. Я скажу, что ей повезло, поскольку ее действия не причинили нашей фирме ущерба, и объясню, что предавать работодателя нехорошо.
  
  Мы приблизились к магазину Теда, но Уэлленд проехал мимо.
  
  — Куда мы едем? — обратился я к Себастьяну.
  
  — Давайте спросим у него. Уэлленд, почему ты не остановился?
  
  — Мне показалось, что этого не следует делать, сэр, — ответил водитель.
  
  — Ты что-нибудь заметил?
  
  — Да. Мне показалось, будто там кто-то ждет мистера Харвуда.
  
  — Ну тогда остановись за поворотом.
  
  Через несколько секунд меня высадили. Элмонт Себастьян улыбнулся:
  
  — Всегда буду рад вас видеть, Дэвид. И подумайте еще раз над тем, что я сказал.
  
  Я кивнул и вышел из машины, не закрыв дверцу. Себастьяну стоило только чуть придвинуться и закрыть ее, ничего бы с ним не случилось, но он не пошевелился. Уэлленд вылез, обошел автомобиль и захлопнул дверцу. Затем повернулся в мою сторону и снова, как и в первый раз, наставил на меня «пистолет».
  
  И трижды «выстрелил».
  
  Я медленно двинулся к магазину Теда, где стояла моя машина. Зазвонил мобильник.
  
  — Сюда примчались телевизионщики, — сообщила мама. — Хотят поговорить с тобой, просят показать фотографию Итана.
  
  — Значит, это уже попало в газеты.
  
  — Я посмотрела сайты. Там везде заголовки: «Репортер „Стандард“ под подозрением после исчезновения жены» или «На допросе в полиции репортер „Стандард“ категорически отрицает свою причастность к убийству жены». Это уже передавали в новостях по телевидению и по радио. Какой ужас, Дэвид. Невозможно поверить. Прямо тебя, конечно, ни в чем не обвиняют, но эти намеки, домыслы…
  
  — Как Итан?
  
  — Сидит перед телевизором, смотрит диснеевские фильмы.
  
  — Как он реагирует на телевизионщиков?
  
  — Выглядывал в окно пару раз, пока я ему не запретила. Они ведь его сфотографируют, а потом станут всюду показывать.
  
  — Он понимает, зачем они приехали?
  
  — Нет. Я наплела ему про Бэтмена — вроде поверил. — Мама на секунду замолчала. — Подожди, тут отец хочет с тобой поговорить.
  
  — Сынок, привет!
  
  — Привет, папа.
  
  — Где ты?
  
  — Иду вдоль шоссе недалеко от Лейк-Джорджа.
  
  — Я нашел для тебя адвоката, женщину. Ее фамилия Бондуран.
  
  — Натали Бондуран?
  
  — Да. Это французская фамилия?
  
  — Не знаю.
  
  — Я позвонил ей в офис. Она сказала, что хочет с тобой поговорить.
  
  — Спасибо, папа. Это замечательно.
  
  — Побеседуй с ней сегодня. Запиши ее номер. У тебя есть куда?
  
  — Да.
  
  Я вытащил блокнот, записал номер телефона, который мне продиктовал отец.
  
  — Нужно позвонить ей прямо сейчас.
  
  — Я это сделаю, как только сяду в машину.
  
  — Один совет она тебе уже передала.
  
  — Какой?
  
  — Никаких разговоров с полицейскими.
  
  В этот момент я увидел, что на стоянке у магазина Теда, опершись на капот отцовского автомобиля, стоит детектив Барри Дакуэрт. Теперь было ясно, почему Уэлленд здесь не остановился.
  
  Детектив встретил меня улыбкой.
  
  — Хороший денек вы выбрали для прогулки.
  
  Его машина стояла рядом.
  
  — Да, — кивнул я. Значит, сегодня за мной следили не только люди Себастьяна.
  
  — Как вы здесь оказались? — спросил Дакуэрт.
  
  — Я могу задать вам аналогичный вопрос.
  
  — Мой ответ простой: я здесь по делу. А вы?
  
  — Приезжал поговорить с Тедом.
  
  — А потом решили прогуляться вдоль шоссе? Правда, недалеко.
  
  Я хотел рассказать ему о встрече с Себастьяном, но решил, что он все равно мне не поверит.
  
  — Захотелось прогуляться и поразмышлять.
  
  — О том, что рассказал вам Тед?
  
  — Да.
  
  Дакуэрт вздохнул.
  
  — Зря вы его побеспокоили. И вообще со свидетелями встречаться вам не положено.
  
  — Но я хотел услышать лично от него то, что он сообщил вам.
  
  — Услышали?
  
  — Да.
  
  — И по-прежнему считаете, что он лжет?
  
  — Тед сказал, что их разговор с Джан записала камера наблюдения.
  
  — Да, — подтвердил Дакуэрт. — Там в некоторых местах качество было неважное, но у нас его подправили. И смысл сказанного вашей женой вполне понятен.
  
  — Для меня — нет.
  
  — А для меня — да! — бросил детектив.
  
  — Для вас — конечно. Потому что вы теперь уверены, будто мне известно, что случилось с Джан. Но это не так.
  
  — С кем вы катались в лимузине по шоссе?
  
  Пришлось признаться:
  
  — С Элмонтом Себастьяном.
  
  — А как он тут оказался?
  
  — Захотел со мной побеседовать и приехал.
  
  — В такую даль? Только чтобы побеседовать?
  
  — Послушайте, — сказал я, — мне нужно вернуться домой. Дом моих родителей осаждают репортеры.
  
  — Да, журналисты развеселились. Но я тут ни при чем. Это ваш приятель Ривз заварил кашу.
  
  — А вы приехали сюда из-за меня?
  
  — Не совсем, — ответил Дакуэрт. — Я направлялся в другое место, но решил остановиться, перекинуться парой слов с Тедом. А он упомянул, что вы были здесь, и ваш автомобиль оказался на стоянке.
  
  — И вы решили меня подождать.
  
  Зазвонил мобильник. Дакуэрт приложил его к уху.
  
  — Да… хорошо… туда уже приехал коронер… думаю, отсюда не больше двух миль… скоро увидимся.
  
  Он закончил разговор и убрал телефон.
  
  — Что случилось? — спросил я. — При чем здесь коронер?
  
  — Он нужен, мистер Харвуд. Потому что недалеко отсюда обнаружено неглубокое захоронение, почти у дороги. Захоронение свежее.
  
  Я оперся на капот. В горле пересохло, в висках застучало.
  
  — И кто там захоронен?
  
  Дакуэрт пожал плечами.
  
  — Кто? — крикнул я. — Джан?
  
  — Труп пока не опознали. Но это женщина.
  
  Я закрыл глаза. Неужели все должно было закончиться вот так?
  
  Детектив тронул меня за руку.
  
  — Садитесь в мою машину.
  
  Мы направились в ту сторону, куда меня возил Себастьян, но примерно через милю Дакуэрт свернул на узкую петляющую гравийную дорогу. В салоне автомобиля детектива пахло картофелем фри. У меня в желудке заурчало, ведь я с утра не ел. Впереди дорогу загораживали несколько полицейских машин.
  
  — Дальше мы пойдем пешком, — произнес Дакуэрт, выходя из автомобиля.
  
  — Кто обнаружил захоронение? — спросил я.
  
  Я надеялся, что детектив не заметит, как дрожат мои руки, как я нервничаю. Он ведь наверняка сочтет это признаком виновности. Но разве любой мужчина, особенно ни в чем не виновный, чья жена пропала, останется спокойным, когда его ведут на опознание трупа женщины, найденного в лесу, в свежем захоронении?
  
  — Кто-то из местных, — ответил Дакуэрт. — Тут неподалеку есть небольшой поселок, и один парень, который живет там, заметил холмик свежей земли. Он показался ему подозрительным, и парень позвонил в полицию.
  
  — Как давно это произошло?
  
  — Пару часов назад. Туда явились местные копы, а потом сообщили нам. У них уже была установка на поиски вашей жены.
  
  — Но в пятницу мы благополучно вернулись домой вместе с Джан. Я говорил вам это уже сотню раз.
  
  — Да, мистер Харвуд, — кивнул детектив. Открыв дверцу, он произнес со значением: — Кстати, вы имеете право туда не ходить, если не хотите.
  
  — Нет, — возразил я. — Мне нужно пойти. Ведь речь идет о моей жене.
  
  — Хорошо. Это мужественный поступок.
  
  Мы двинулись по дороге, поскрипывая гравием. Навстречу нам вышел полицейский.
  
  — Вы детектив Дакуэрт?
  
  Тот протянул ему руку.
  
  — Спасибо за помощь.
  
  Коп посмотрел на меня, и Дакуэрт объяснил:
  
  — Это мистер Харвуд, у которого пропала жена.
  
  Они обменялись быстрыми взглядами. Можно представить, что обо мне думал этот коп.
  
  — Мистер Харвуд, — сказал он, — моя фамилия Долтри. Я вам искренне сочувствую.
  
  — Там захоронена моя жена? — спросил я.
  
  — Пока не известно.
  
  — Но это женщина?
  
  — Да.
  
  — Я хочу посмотреть на нее.
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  — Так для этого я вас сюда и пригласил.
  
  — Где? — спросил я.
  
  Долтри показал.
  
  — За машинами, слева. Ее только что раскопали.
  
  Детектив придержал меня за руку.
  
  — Позвольте я схожу туда. А вы подождите здесь с Долтри.
  
  — Нет! — крикнул я, порывисто дыша. — Мне нужно…
  
  — Подождите, — велел Дакуэрт. — Я скоро вернусь.
  
  Он пошел вперед, а Долтри встал передо мной, на случай если я вдруг побегу за ним. Он поежился.
  
  — Тучи сгущаются. Видимо, будет дождь.
  
  Пытаясь успокоиться, я пару раз неспешно обошел машину Дакуэрта, напряженно ожидая его появления. Он вернулся через пять минут, встретился со мной взглядом, поманил пальцем. Я бросился к нему.
  
  — Пойдемте. В любом случае опознание необходимо. — Он сжал мою руку. — Я не знаю, кто там лежит, мистер Харвуд, но, думаю, вам следует подготовиться к худшему.
  
  — Не может быть, — пробормотал я. — Просто невозможно…
  
  — Потерпите минуту.
  
  Я глубоко вздохнул и посмотрел на него.
  
  — Пойдемте.
  
  Мы двинулись в проход между полицейскими машинами. Сразу за ними стало видно захоронение, уже разрытое. Мелькнула белая кисть, женская, часть предплечья. Дакуэрт остановил меня.
  
  — Предупреждаю, мистер Харвуд, вы ни к чему там не должны прикасаться. А то иногда люди, переполненные горем…
  
  — Все понятно, — сказал я.
  
  Он подвел меня к захоронению.
  
  — Вот.
  
  Я чувствовал, что детектив внимательно наблюдает за мной. Замазанное грязью лицо мертвой женщины было мне знакомо. Я замер, прижав руки к груди.
  
  — Что? — спросил Дакуэрт.
  
  — Это не она, — прошептал я. — Не Джан.
  
  — Вы уверены?
  
  — Конечно. Это Лианн… Лианн Ковальски.
  Глава тридцать первая
  
  Странно, но она пока не могла привыкнуть к своему новому имени — Кейт. Это с ее-то способностями к мимикрии. Наверное, надо подождать еще несколько дней, пожить с ним, тогда получится. Забавно, но и свое собственное имя теперь казалось ей чужим. Если бы кто-нибудь окликнул ее: «Конни!» — она бы вряд ли обернулась. Такого не случалось уже многие годы. Ее больше беспокоило сейчас, как бы кто-нибудь не окликнул ее: «Джан», — а она инстинктивно обернулась бы, даже не подумав.
  
  Это имя, с которым Джан прожила шесть лет, и весьма комфортно, она по-прежнему считала своим. На него ей приходилось постоянно откликаться. На него и на «маму».
  
  Сказав Дуэйну, что Джан умерла, она убеждала в этом больше себя, чем его. Да, ей хотелось поскорее вырваться из этой жизни, похожей на тюрьму, оставить ее позади. Похоронить Джан. Отдать последние почести. Но Джан по-прежнему была жива. Просто изменилась, что вполне естественно. Так было всегда. Она теперь переходила в новое состояние, и на это требовалось время.
  
  Она подняла руку и поправила парик. Скоро должны показаться пригороды Бостона. В этом самом парике Джан вошла в парк «Пять вершин», а потом направилась в туалет, сняла парик, спрятала и вскоре встретилась с Дэвидом и Итаном. Парик и другая одежда лежали в рюкзачке. Когда Дэвид побежал искать Итана, она двинулась к главному входу, как было договорено, но по пути свернула в ближайший женский туалет, заняла кабинку и переоделась.
  
  Вместо шортов надела джинсы, топик сменила на блузку с длинными рукавами. Кроссовки — на сандалии. К общему знаменателю все привел парик блондинки. Прежнюю одежду она засунула в рюкзачок — не оставлять же ее в туалете — и спокойно вышла. И ей не было никакого дела до сына, которого только что похитили вместе с коляской. Затем она вышла за ворота, вернулась на автостоянку, где ее ждал Дуэйн, села в его машину. Он все порывался снять фальшивую бороду, говорил, что от нее лицо чешется, но она уговорила его побыть бородатым, пока они не покинут территорию парка.
  
  Об Итане она не беспокоилась: знала, что Дэвид обязательно найдет его и с ним все будет в порядке. Это похищение было придумано как отвлекающий маневр. И чтобы рассказ Дэвида, когда с ним станут разговаривать копы, казался еще более запутанным.
  
  Она надеялась, что пакетик с соком займет сына на время. А там… Конечно, будут слезы, он начнет спрашивать, где мама. Пройдет много времени, пока ребенок привыкнет. Но тут уж ничего не поделаешь.
  
  Она вовсе не собиралась заводить ребенка, становиться матерью. Это в ее планы не входило. Да и замуж она вышла совершенно случайно, как случайно был выбран для жительства Промис-Фоллз. Увидела его на карте, прочитала кое-что в Интернете. Симпатичный городок в северной части штата Нью-Йорк. В общем, довольно бесцветный, немного старомодный. Зато есть колледж. Ну кому придет в голову здесь прятаться? Другое дело — Нью-Йорк, Буффало, Лос-Анджелес, Майами. В них можно раствориться, смешаться с толпой, исчезнуть. Но там тебя будут искать. А здесь, в Промис-Фоллз, — никогда.
  
  Ее ничего не связывало, у нее не было корней. Ей было все равно, где прятаться от курьера. Подошел Промис-Фоллз, а мог бы любой другой заштатный городок. Теперь надо было найти жилье, работу и ждать, когда Дуэйн отбудет срок. А потом они вернутся в Бостон, обменяются ключами, откроют банковские сейфы и завершат дело. Ждать придется долго, но это того стоило. Ведь речь шла об огромных деньгах, имея которые можно потом вечно проводить время на фешенебельном пляже, и единственным беспокойством будет, чтобы песок не попал в шорты. Ждать и жить мечтой, как Мэтти Уокер, героиня фильма «Жар тела».
  
  С этими мыслями она приехала в Промис-Фоллз, нашла жилье над бильярдной в неблагополучном районе города и отправилась в департамент городского совета по занятости искать работу, где случайно столкнулась с Дэвидом Харвудом, сравнительно молодым репортером местной газеты.
  
  Он ей понравился, чего греха таить: симпатичный, обходительный, — но она умела контролировать свои эмоции. Они поболтали немного, затем он куда-то ушел, а вскоре увидел ее на автобусной остановке и предложил подвезти. Ну и пусть, подумала она. Ничего особенного. Когда Дэвид увидел, где она живет, с ним чуть не случился припадок. «Да вы что! — воскликнул он. — В этом районе почти каждый связан с криминалом».
  
  Джан его успокоила, сказав, что она уже вполне взрослая и никакой криминал ей не страшен. Да и вообще ей тогда выбирать было не из чего. А потом он явился к ней со списком квартир. Она пыталась возражать: говорила, что ей и здесь хорошо, — но Дэвид настаивал и она согласилась. Он помог ей переехать и пригласил поужинать.
  
  Вскоре после этого они оказались в одной постели.
  
  Прошло несколько месяцев, и Дэвид начал намекать, что неплохо бы им соединить свои жизни. Джан пришло в голову, что это хороший вариант, и она обнадежила Дэвида. В самом деле, замужняя женщина в таком городке, как Промис-Фоллз, — надежное прикрытие, лучше не придумаешь. Она станет похожей на Джун Кливер из сериала «Проделки Бивера», и никто ее здесь никогда не найдет. Она будет прекрасной женой Дэвиду, устроится на какую-нибудь скучную работу.
  
  Все так и получилось. Первый год, однако, был тревожным. При каждом звонке в дверь Джан вздрагивала — боялась, что это Дуэйн, — но приходили другие: снять показания счетчика, попросить пожертвовать какую-то сумму на борьбу с раком или просто по-соседски сказать, что они забыли закрыть дверь гаража.
  
  Через год она начала расслабляться. Конни Таттингер отошла на задний план, слиняла. Ее место заняла Джан Харвуд. По крайней мере до тех пор, пока не выйдет на свободу Дуэйн. Это было ей по силам. Сыграть роль. Ведь именно этим она и занималась с малых лет. Выходила из одного образа и входила в другой. Воображала себя кем угодно, вначале только для себя самой.
  
  Да, в детстве так оно и было. Это была единственная возможность как-то его пережить. При таком отце, который не переставал изводить ее упреками, при алкоголичке матери.
  
  Многие дети баловались этим. Создавали себе воображаемого друга. Но она поступила иначе — придумывала образы и входила в них. Так она стала Эстелл Уинтерс, не по годам развитой дочерью Малкома и Эдуины Уинтерс, звезд бродвейской сцены. Ее дом находился в Нью-Йорке. И в самом деле, как могло случиться, что она дочь злобного желчного человечка и его пьяной стервы жены? Разумеется, это ошибка, и она ребенок совсем других родителей.
  
  Вот такой уход от правды, пребывание в образе Эстелл помогли ей дождаться того дня, когда она вышла за дверь родительского дома, чтобы больше никогда туда не вернуться.
  
  Прошло время, много времени, и Эстелл Уинтерс было позволено наконец умереть.
  
  И она стала Конни Таттингер. Но и сейчас постоянно меняла роли в зависимости от обстоятельств. То была хорошей девочкой, то плохой. На улице плохую девочку изображать было несложно. Так было легче выжить, жить с кем придется, заниматься чем придется, чтобы добыть денег на пропитание. Но если появлялся шанс устроиться куда-нибудь в офис, Джан мгновенно перевоплощалась в «приличную девушку».
  
  С Дэвидом она легко вошла в роль жены. Это было нетрудно при ее профессионализме. К тому же ей доставляло удовольствие играть. А заводить ребенка Джан не собиралась. Это получилось помимо ее воли.
  
  Вскоре после замужества Джан показалось, что она беременна. На следующее утро, как только Дэвид ушел на работу, она сделала тест на беременность, который оказался положительным. А тут неожиданно Дэвид вернулся за документами, поднялся наверх и застал ее в ванной комнате. В другое время ей бы ничего не стоило задурить ему голову, но на полу валялась упаковка от теста на беременность. Пришлось признаться.
  
  Известие о ребенке Дэвид принял с восторгом, и Джан согласилась. В этом была, конечно, доля расчета. Имея ребенка, ей вообще не надо было опасаться разоблачения. И Дэвид хотел его. Очень.
  
  Играть роль любящей матери оказалось приятно. Никогда еще Джан не испытывала от своего лицедейства такого удовольствия. Да и лицедейством это можно было назвать с большой натяжкой. Тут ей практически не надо было прикидываться.
  
  Она и сама хотела ребенка, мечтала пережить материнство, узнать, что это такое. Джан тогда не думала о будущем, жила настоящим моментом, в первый раз не заглядывала далеко вперед. Впрочем, так поступали все великие героини на сцене.
  
  Но вот Дуэйн освободился и настала пора действовать. Получить причитающееся ей богатство, ради которого все затевалось. Готовиться к своей последней роли. Роли независимой женщины, которой никто больше не нужен. Она перестанет притворяться, будет просто существовать как ей нравится.
  
  И никакого Дэвида. Никакого Дуэйна. Мешал ей лишь Итан. Уж слишком глубоко она вошла в образ матери. Джан не предвидела, как тяжело ей будет из него выйти.
  * * *
  
  После долгих размышлений она выбрала исходным пунктом для бегства парк «Пять вершин». Он недавно открылся, там всегда было многолюдно, особенно в уик-энды. Джан побывала в парке несколько раз в свободные дни, изучила, где поставлены камеры наблюдения. Да, конечно, она могла там столкнуться с кем-нибудь из знакомых. Но в образе Джан Харвуд она должна пробыть в парке совсем недолго, а потом в камуфляже ее вряд ли кто узнает.
  
  И все прошло хорошо. Даже замечательно.
  
  О том, что она может встретить знакомого, когда они отъедут от Промис-Фоллз на много миль, она вообще не думала. И надо же было такому случиться! Дуэйн вдруг решил заправиться. Горючего оставалось еще четверть бака, можно было проехать миль шестьдесят или семьдесят, но он хотел начать путь с полным баком. Так ему было спокойнее.
  
  В Олбани он съехал с шоссе вблизи нескольких больших торговых центров. И кто же начал заправляться рядом с ними?
  
  — Джан! — окликнула ее Лианн Ковальски. — Джан, это ты?
  
  Идиотка. Пришлось разбираться, тут уж никуда не денешься. Иначе весь план рухнул бы.
  
  И вот они наконец мчатся в Бостон. Скоро будут там. Чем ближе они подъезжали, тем более возбужденной становилась Джан. Говорила себе, что для опасений нет причин, Бостон большой город, и она не была там свыше пяти лет. Кто ее там узнает? К тому же они с Дуэйном не собирались в Бостоне задерживаться.
  
  — Ты переживаешь из-за него? — спросил Дуэйн.
  
  — А как ты думаешь? — отозвалась она. — Бросить сына не так-то легко.
  
  — Да я не о ребенке, а о твоем муже. Этот несчастный придурок не понимает, откуда на него такие напасти.
  
  — Неужели было бы лучше, если бы копы искали меня по всей стране? Нет уж, пусть считают, что я мертвая.
  
  — Ты все придумала правильно. Лучше не бывает. Я вообще обалдел от твоей хитрости. Это же надо — изображать депрессию для него одного, делать подставы одну за другой! Это классно! Но ты ведь прожила с этим парнем некоторое время. И как ты рассчитывала? Значит, сойтись с ним, пожить, пока он тебе нужен? Прикидываться, будто любишь его, хотя он тебе по фигу?
  
  Джан повернулась к нему:
  
  — Вот именно так все и было. — И она подставила лицо теплому ветру из окна.
  
  — Ну ты все клево оформила, — восхитился Дуэйн. — Правильно, что ты на него плюнула. Зачем начинать новую жизнь и мучиться виной? Но я представляю его рожу, когда он узнает, что ты говорила этому придурку в магазине. Мол, ты не ходила к доктору, тебя никто не видел в парке.
  
  — Давай поговорим о чем-нибудь другом!
  
  — О чем, например?
  
  — Когда ты общался с покупателем нашего товара?
  
  — На следующий день как вышел, — ответил Дуэйн. — Я позвонил ему и сказал: «Догадайся, кто говорит». Он не сразу вспомнил. Звонить из тюрьмы у меня возможности не было, вот он и забыл. Ведь пять лет прошло. Но я ему напомнил. Заявил, что теперь мы готовы к встрече. Он обалдел. Сказал, что о пропаже бриллиантов ничего в газетах не писали. Он читал что-то о парне, у которого отсекли руку, но насчет бриллиантов ни слова.
  
  — Неудивительно, — сказала Джан.
  
  — Почему ты так думаешь?
  
  — Так ведь бриллианты эти теневые. Они вроде как не существовали. Как в том кино, «Кровавый алмаз». Ты его не видел, сидел в тюрьме, там играет Леонардо ди Каприо, а действие происходит в Сьерра-Леоне.
  
  — Это в пустыне Сьерра?
  
  — Нет, в Сахаре.
  
  — Ясно.
  
  — Несмотря на все строгости, в мире существует огромный рынок криминальных бриллиантов, и никто не станет привлекать копов, если какие-то похитят. Я слышала, «Аль-Каида» наживает миллионы на продаже подобных бриллиантов.
  
  — Правда?
  
  — Да. — Джан высунула руку в окно, подставляя ветру. — Так кто этот парень?
  
  — Его фамилия Банура, — ответил Дуэйн. — Круто, да? Он черный. Настоящий. В том смысле, что из Африки. Может, из этой самой Сьерры, о которой ты говорила.
  
  — Как с ним связаться?
  
  — У меня есть номер его телефона. Он живет в Брейнтри, это южный район Бостона.
  
  — Он знает, что мы намерены встретиться с ним завтра?
  
  — Я ему точный день не назвал, но вроде как намекнул.
  
  — Надо позвонить еще, пусть готовит наличные, — сказала Джан.
  
  — И то верно, — отозвался Дуэйн.
  
  Джан не хотела задерживаться в Бостоне дольше, чем нужно. Забрать товар, обменять на деньги и отвалить.
  
  Они съехали с шоссе, и Дуэйн начал искать заправку. Пока он заполнял бак, Джан надела темные очки и пошла в магазин. Рядом заметила полную женщину, у которой с плеча свисала сумочка. Женщина наклонилась к дочери, требовала, чтобы девочка перестала хныкать, а Джан заглянула в сумочку. Благо та была не застегнута.
  
  Кошелек Джан не интересовал: у нее достаточно денег, чтобы добраться до Бостона, а там они реализуют бриллианты и денег будет девать некуда, — а вот мобильный телефон оказался весьма кстати. Джан вытащила его одним движением, чисто и аккуратно. Потянулась вроде как достать что-то с полки, одна рука двинулась к упаковке с кексами, другая скользнула в сумочку, ухватила тонкий телефон и опустила в карман джинсов. Кексы любил Итан. Ему нравилось объедать белые загогулины, а шоколадную глазурь оставлять на потом.
  
  Джан вернулась в машину, когда Дуэйн закончил заправляться. Бросила кексы на сиденье и протянула ему телефон:
  
  — Давай звони своему приятелю.
  
  Когда они вспомнили о кексах, глазурь растаяла и прилипла к целлофановой обертке. Джан осторожно сняла ее и, сумев освободить кекс с незначительными повреждениями, протянула его Дуэйну. А тот сразу сунул кекс целиком в рот. Со вторым пришлось повозиться. Слизывать глазурь с обертки.
  
  Этому она научилась у сына.
  
  — Смотри, мама.
  
  Итан на своем сиденье в машине, Джан впереди. Они едут домой из магазина. Она оглядывается и видит, что он уже не только слизал всю глазурь с обертки, но и объел белые загогулины, пользуясь указательным пальцем. Он смотрит на нее и улыбается.
  
  — Видишь, как все просто.
  
  Дуэйн вернул ей телефон.
  
  — Все в порядке. Завтра. Я сказал ему, что мы приедем примерно к полудню. Может, даже раньше. Во сколько открываются банки — в девять тридцать или в десять? Мы заберем мое, твое, и если повезет, сделаем это быстро. — Он взглянул на нее. — Как?
  
  Джан отвернулась.
  
  — Нормально.
  
  — Что с тобой? Разболелась голова?
  
  — Со мной все прекрасно. А ты смотри на дорогу.
  Глава тридцать вторая
  
  Оскар Файн выбрал удобное место, где поставить свой автомобиль, черный «ауди». А в этом районе везде было удобно. Бикон-Хилл ему нравился. Мощенные булыжником узкие улицы, от которых веяло стариной, кирпичные дома все в зелени, неровные тротуары. И вот сейчас работа опять привела его сюда.
  
  Вон тот дом, на противоположной стороне улицы. Вечер только начинался, скоро Майлз Купер должен был вернуться с работы. Его жена Патрисия работала медсестрой в Массачусетской центральной больнице. Сегодня у нее вечерняя смена. Она ушла примерно час назад. Иногда супруга Майлза часть пути проезжала на автобусе, порой даже брала такси, но обычно добиралась до больницы пешком. Обратно чаще всего ее подвозила приятельница — они работали вместе. Приятельница жила на Телеграф-Хилл, а это по пути.
  
  Оскар наблюдал за этой семьей уже несколько дней, соблюдая осторожность, даже чрезмерную, и хорошо знал распорядок Майлза Купера. Тот любил проводить уик-энды на своем катере, тратился на лошадей, был слабым игроком в покер. В последнем Оскар убедился лично. Играл с ним, и не раз.
  
  Было и кое-что еще известно о Майлзе. Тот наблюдается у врача по поводу неприятностей с желудочно-кишечным трактом, выпивает каждый день бутылку сока. За городом у него есть гараж, где по просьбе младшего брата он держит три ворованных мотоцикла «харлей-дэвидсон». Каждый второй понедельник Майлз отправляется в Норт-Энд заплатить три сотни долларов девушке, живущей на Салем-стрит в квартире над итальянской булочной, за то, чтобы она очень медленно перед ним разделась, а потом угостила оральным сексом.
  
  Оскар также знал, что Майлз нечист на руку и прикарманивает денежки у человека, на которого работал, и сейчас это стало известно. Оскар тоже работал на этого человека.
  
  — Разберись с ним, — приказал тот.
  
  — Нет проблем, — ответил Оскар.
  
  И он проделал работу, как всегда, чисто, комар носа не подточит. Не хотел разбираться с Майлзом при жене или при дочери. Ей было за двадцать, она жила в Провиденсе, но часто приезжала к родителям на уик-энды. Но сегодня был будний день.
  
  А вот и он. Лет пятидесяти, грузный, лысый, густые седые усы. Старый костюм, белая рубашка, без галстука. Майлз Купер остановился у дома, достал из кармана ключ, преодолел пять бетонных ступенек, отпер дверь, вошел. Оскар Файн вылез из своего «ауди». Пересек улицу по диагонали и позвонил в дверь. В прихожей раздались шаги, дверь отворилась.
  
  — Привет, Оскар, — сказал Майлз.
  
  — Привет.
  
  — Как ты здесь оказался?
  
  — Я могу войти? — спросил Оскар.
  
  В глазах Майлза мелькнуло что-то похожее на страх. Последние пять лет Оскар стал наблюдательным. Это раньше он был самоуверенный, пока не прокололся. Да еще как. Оскар знал, что Майлз не посмеет закрыть перед ним дверь, не было для этого причин.
  
  — Конечно, входи, — произнес Майлз. — Рад тебя видеть. Ты по делу?
  
  Оскар вошел, закрыл за собой дверь.
  
  — Патрисия дома?
  
  — На работе. Сегодня у нее вечерняя смена. Что-нибудь выпьешь?
  
  — Пожалуй, нет.
  
  — Ну как хочешь. А я как раз собрался выпить пива.
  
  — Пей, а я не буду, — сказал Оскар, следуя за Майлзом в кухню. Этот тип, кажется, забыл, что он пьет.
  
  Майлз наклонился, чтобы достать из холодильника бутылку, а когда выпрямился, увидел, что Оскар наставил на него пистолет. К стволу пистолета была прикреплена длинная трубчатая штуковина. Глушитель.
  
  — Боже, Оскар, ты напугал меня до смерти!
  
  — Он знает, — произнес Оскар.
  
  — Кто знает? И что? Ради Бога, убери это. Я боюсь.
  
  — Он знает, — повторил Оскар.
  
  — Я не понимаю, о чем ты говоришь? — Майлз свернул с бутылки крышку и бросил на стойку. Его рот скривился.
  
  — Майлз, пожалуйста, не распускай нюни и не изображай дурака, — произнес Оскар. — Он знает.
  
  Майлз надолго приложился к бутылке, затем сел за кухонный стол.
  
  — Вот дерьмо. — Ему пришлось поставить бутылку на стол — так дрожала рука.
  
  Оскар кивнул.
  
  — Я мог бы тебя пристрелить сразу, но решил все же объяснить почему. Чтобы ты знал.
  
  — Оскар, мы ведь знакомы не первый день. Уходи. А я все верну.
  
  — Нет.
  
  — Но я все восполню с лихвой. Продам катер. Прямо завтра. И у меня отложены деньги. Правда, не так много, но ему не придется ждать. Он получит все сразу, обещаю. И еще у меня есть мотоциклы. Они моего брата, но я их продам. К черту брата. Сам-то он за них не платил.
  
  Пистолет выстрелил, и две пули вонзились в голову Майлза Купера. Он качнулся вперед, затем повалился на пол.
  
  Оскар вышел, сел в свой «ауди» и уехал.
  * * *
  
  Оскару Файну не нужно было останавливаться — охранник в будке хорошо знал его машину и сразу нажал кнопку. Ворота медленно сдвинулись вправо, и Оскар въехал во двор, заставленный грузовыми контейнерами. Они были разноцветные и, поставленные друг на друга, образовывали сооружение, похожее на составленное из конструктора «Лего». Оранжевые, коричневые, зеленые, синие, серебристые с названиями компаний-перевозчиков. Высота сооружения составляла до двух метров, и Оскар двигался по узкому стальному ущелью в дальний конец, где поставил автомобиль у трехметрового забора, обнесенного колючей проволокой. Он вышел, захватив с собой бутылку молока, которую купил на обратном пути, отпер ключом дверь в торце контейнера с надписью «Эвергрин» и сразу за ней другим ключом еще одну дверь.
  
  Во мраке нащупал на стене выключатель, и комнату озарили дюжина небольших потолочных светильников. Аккуратно заштукатуренные стены были выкрашены в мягкий темно-зеленый цвет. На них висели большие картины. Деревянный пол. У двери кожаный диван, рядом — кресло с изменяющимся наклоном спинки, на стене плоский телевизор с диагональю сорок шесть дюймов. Там дальше неширокий кухонный уголок, поблескивающий алюминиевой стойкой. За ним великолепная ванная комната и спальня.
  
  О его ноги потерлось что-то мягкое. Оскар Файн погладил рыжего кота. Тот мягко замурлыкал.
  
  — Я купил тебе молока.
  
  Оскар поставил бутылку на стойку, охватил ее левой рукой, а правой снял крышку и налил молока в мисочку на полу. Кот бесшумно приблизился к ней и наклонил голову. Оскар вынул из пиджака пистолет, положил на стойку и распахнул дверцу большого кухонного шкафа, за которой обнаружился холодильник. Он поставил туда молоко и вынул банку колы. Сорвал указательным пальцем крышку, налил себе в бокал с тяжелым дном. Сел на кожаный табурет у стойки. Посмотрел на кота.
  
  — Ну, как прошел день?
  
  Не дождавшись ответа, Оскар включил ноутбук и, чтобы не скучать, пока он загружается, включил еще и телевизор, настроенный на канал Си-эн-эн. Вначале занялся ноутбуком, проверил почтовый ящик. Ничего, кроме спама. Заглянул на пару букмекерских сайтов, бросая взгляды на экран телевизора. Неожиданно ведущий программы новостей сказал что-то любопытное, Оскар прислушался.
  
  — …журналист, репортер отдела новостей газеты «Стандард» города Промис-Фоллз, что севернее Олбани, теперь сам стал объектом интереса прессы. Пока в полиции отказываются это комментировать, но есть основания полагать, что Дэвид Харвуд, репортер, о котором идет речь, подозревается в убийстве своей жены Джан. С пятницы, когда она сопровождала мужа в поездке в Лейк-Джордж, ее больше никто не видел.
  
  Оскар Файн оторвался от ноутбука и вгляделся в экран телевизора, где показали фотографию пропавшей женщины. Появился дом, где жили Дэвид и Джан, затем дом его родителей. Пожилая женщина — видимо, его мать — выглядывает из двери и просит журналистов уйти.
  
  Оскар ждал, когда снова покажут фотографию женщины, но там уже шел другой сюжет. Он вернулся к ноутбуку, набрал в поисковой строке «Гугла»: «Джан Харвуд из Промис-Фоллза» — и получил ссылку на два сайта, один из которых был газеты «Стандард». Там он нашел подробный рассказ об исчезновении Джан Харвуд в изложении Саманты Генри с приложением фотографии пропавшей женщины.
  
  Оскар увеличил фотографию и долго рассматривал. Волосы у нее теперь стали другие. Он помнил ее рыжую, а теперь она брюнетка. Макияж, накладные ресницы. На фотографии она выглядела паинькой, ни дать ни взять добропорядочная домашняя хозяйка. «Но меня не проведешь. Я узнал тебя, красотка!» — мысленно прокричал он. Оскар увеличил фотографию. Вот он. Небольшой шрам на щеке в форме буквы L. Она, наверное, надеялась, что замаскировала его, но он этот шрамик увидел. Какие еще нужны доказательства?
  
  В левой руке, в том месте, где раньше была кисть, начало подергивать.
  
  Оскар Файн потянулся к телефону.
  Часть четвертая
  Глава тридцать третья
  
  Мы с Дакуэртом двинулись прочь от разрытого захоронения, где лежало тело Лианн Ковальски. Я весь дрожал.
  
  — Почему Лианн убили?
  
  Детектив тронул меня за руку.
  
  — Давайте вернемся ко мне в машину и там поговорим.
  
  — Но если Лианн… — начал я.
  
  — То что? — насторожился он.
  
  — Это захоронение тут единственное?
  
  Дакуэрт внимательно посмотрел на меня.
  
  — Вы считаете, что должно быть еще одно?
  
  — Ничего я не считаю.
  
  — Пойдемте.
  
  По пути к машине мы молчали. Он открыл для меня дверцу, помог влезть, будто я был инвалид, сам сел за руль. Мы молчали. Дакуэрт опустил стекла и стал смотреть вперед, положив руки на руль словно вел машину.
  
  — Ведь вы уже знали, кто там захоронен? — спросил я. — Знали, что это Лианн Ковальски?
  
  — Вы в пятницу, кроме жены, привезли еще и Лианн Ковальски?
  
  Я откинул голову на подголовник и закрыл глаза.
  
  — Зачем?
  
  — Или она приехала вслед за вами? У вас с ней была назначена встреча?
  
  — Нет.
  
  Я вдруг подумал, а не могла ли Лианн Ковальски оказаться той женщиной, которая послала мне анонимное электронное письмо и назначила встречу у магазина Теда?
  
  — Вы не считаете странным, что тело Лианн Ковальски было захоронено примерно в миле или двух от того места, где, по вашему утверждению, у вас была назначена встреча с той женщиной? — спросил детектив.
  
  Я повернулся к нему.
  
  — Вы спрашиваете, считаю ли я это странным? Да я тут завален странностями! Хотите полный перечень? Пожалуйста. Первое: перед тем как исчезнуть моей жене, какой-то бородатый мужчина пытается увезти коляску с моим сыном. Второе: свидетельство о рождении Джан принадлежит пятилетней девочке, погибшей под колесами машины, то есть моя жена совсем не та, за кого себя выдавала. Третье: она заходит в магазин и признается владельцу, совершенно незнакомому человеку, будто не знает, зачем я привез ее сюда, создавая впечатление, что тут что-то не так. Зачем, черт возьми, она это сделала? Почему сказала заведомую неправду? Почему не заказала себе билет в парк «Пять вершин»? Зачем солгала мне, что ходила на прием к доктору Сэмюэлсу по поводу депрессии и мыслей о самоубийстве? Впечатляет, не правда ли? Но вас подобные странности не удивляют, вы считаете все это естественным. Лишь озадачивает странная гибель Лианн Ковальски.
  
  — Позвольте добавить еще одну странность. При осмотре вашей машины, на которой вы с женой ездили в пятницу, эксперты обнаружили в багажнике следы крови и волосы, а в ящичке для перчаток — смятый чек на покупку рулона скотча.
  
  Я потерял дар речи.
  
  — Мне сообщили об этом совсем недавно, — продолжил детектив. — Вскоре у нас появятся результаты анализов ДНК. Так, может, вы избавите нас от ненужных хлопот и расскажете сами то, что мы должны знать?
  
  Я осознал, что пришла пора обратиться за помощью к адвокату.
  
  На обратном пути я позвонил Натали Бондуран, адвокату, с которой беседовал мой отец. Мы быстро договорились, она согласилась меня защищать.
  
  — Но с тех пор как мой отец звонил вам, появилось кое-что новое, — сказал я.
  
  — Рассказывайте.
  
  — Женщина, с которой работала моя жена, Лианн Ковальски, найдена захороненной вблизи того места, куда я ездил в пятницу с Джан.
  
  — Ну что ж. Копы уже наметили вас в качестве подозреваемого, теперь вроде получили подтверждение.
  
  — Да, — вздохнул я.
  
  — А есть у них шанс найти вашу жену в таком же состоянии, мистер Харвуд, как вы думаете?
  
  — Бог этого не допустит.
  
  — То есть вы все еще надеетесь на возвращение жены?
  
  Ее прямота обезоруживала.
  
  — Да, — ответил я. — Но детектив Дакуэрт только что сообщил, что в багажнике моей машины найдены следы крови и волосы плюс в ящичке чек на моток скотча.
  
  — Вы можете это как-то объяснить?
  
  — Нет. Волосы с ее головы могли еще как-то попасть в багажник. Она постоянно что-то туда клала и вынимала. Но кровь? И скотч я не покупал уже очень давно.
  
  — Ничего, что там обнаружили кровь, — сказала Натали Бондуран. — У меня почти нет сомнений, что это кровь вашей жены.
  
  — То есть?
  
  — Это косвенная улика, мистер Харвуд. И очень серьезная.
  
  Она попросила меня рассказать все с самого начала. Я попытался сделать это кратко и просто, будто писал на эту тему очерк. Дал общую картину, а затем сосредоточился на деталях. Сообщил также о поездке в Рочестер.
  
  — У вас есть этому объяснение? — спросила она. — Я имею в виду историю с присвоением вашей женой имени погибшей девочки.
  
  — Нет. Я говорил детективу Дакуэрту, что, вероятно, она проходит по программе защиты свидетелей, но, мне кажется, он не воспринял мои слова серьезно, после того как я уже рассказал ему о депрессии Джан в последние несколько недель и ничем не смог это подтвердить.
  
  — Да, у вас крупные неприятности, — заметила Натали, выслушав меня.
  
  — Вы правы.
  
  — У полиции сейчас имеется труп, — принялась рассуждать адвокат. — Но не вашей жены, а Лианн Ковальски. Это неплохо. Не столько потому, что есть надежда на благополучное возвращение вашей жены, а потому, что у полиции пока нет твердых улик, чтобы возбудить дело. Но они смогут возбудить его и без трупа. Много людей отправились в тюрьму за убийство, хотя труп так и не нашли.
  
  — Да, веселая перспектива.
  
  — Но мы будем работать. Я постараюсь избавить вас от тюрьмы, а если не удастся, то хотя бы снизить срок насколько возможно.
  
  Мы разговаривали уже очень долго, я почти доехал до дома.
  
  — Захоронение, где нашли Лианн Ковальски, мне показалось очень странным, — произнес я.
  
  — Чем?
  
  — Яма хорошо видна с дороги, неглубокая. Так, копнули несколько раз, бросили и присыпали землей. Нет чтобы углубиться хотя бы метров на десять в лес, где захоронение никто бы не заметил.
  
  — Вы хотите сказать, что они нарочно это сделали, чтобы труп быстро нашли?
  
  — Да.
  
  — Приезжайте в мой офис завтра утром, в одиннадцать, — закончила разговор адвокат. — И не забудьте чековую книжку.
  
  — Хорошо, — отозвался я, сворачивая к дому родителей.
  
  — И без меня не ведите никаких разговоров с полицейскими, — добавила она.
  
  Мы распрощались. Я подъехал к дому родителей, где стояли два телевизионных фургончика и еще три автомобиля: меня ждали журналисты. Наверное, мой дом они тоже обложили. Один фургончик наполовину загораживал путь, так что пришлось поставить машину на противоположной стороне улицы. Обойти их было невозможно. Не входить в дом тоже. Мне нужно было увидеть родителей и сына.
  
  Я вышел из отцовской машины и направился через улицу. Тут же из фургончика выпрыгнули репортер и оператор и кинулись ко мне. Из других машин начали вылезать молодые люди с блокнотами и диктофонами. Одной из них была Саманта Генри. Ее потускневший красный автомобиль «хонда-сивик» я узнал сразу. Вид у Саманты страдальческий. «Извини, но я просто делаю свою работу».
  
  Репортеры забросали меня вопросами:
  
  — Мистер Харвуд, есть ли известия от вашей жены?
  
  — Вы знаете, что с ней случилось?
  
  — Почему полиция считает вас подозреваемым?
  
  — Мистер Харвуд, неужели они считают, что вы убили свою жену?
  
  Моим первым побуждением было протиснуться мимо них и побежать к дому, но я сам был газетчиком, причем давно. Отказ отвечать на вопросы равносилен признанию вины. Поэтому я остановился и поднял руку, собираясь с мыслями.
  
  — Позвольте мне сказать несколько слов. Вчера, когда мы ездили всей семьей в парк «Пять вершин», моя жена, Джан Харвуд, бесследно исчезла. Я делал и делаю все возможное, чтобы найти ее, и молюсь, чтобы с ней не случилось ничего плохого. Дорогая, если ты смотришь эту передачу, пожалуйста, откликнись, позвони, дай мне знать, что ты жива и здорова. Мы с Итаном любим тебя, скучаем и с нетерпением ждем твоего благополучного возвращения домой. Мы все поймем, какова бы ни была причина твоего отсутствия. Самое главное, чтобы ты вернулась. Я прошу любого, кто смотрит эту передачу, если он видел Джан или знает что-нибудь о причине ее исчезновения, умоляю: позвоните, пожалуйста, мне или в полицию.
  
  Красиво причесанная телевизионная репортерша поднесла микрофон к моему лицу.
  
  — Мы располагаем информацией, что в разговоре с полицейским детективом вы заявили, что не убивали свою жену. У вас были на это причины? Вас официально считают подозреваемым?
  
  — Я сказал полицейскому детективу правду. Они рассматривают все версии. Это стандартная процедура.
  
  — Так вас считают подозреваемым или нет? — настаивала репортерша. — Они думают, что вашу жену убили?
  
  — Пока о ней ничего не известно, — ответил я.
  
  Вторая красотка репортерша с другого канала спросила:
  
  — Как вы объясните тот факт, что нет никаких доказательств, что ваша жена находилась в субботу в парке «Пять вершин»?
  
  — Тысячи людей, побывавших в тот день в парке, с большим трудом могли бы доказать свое присутствие там, — произнес я. — Джан была в парке.
  
  — Вас проверяли на детекторе лжи? — поинтересовался взъерошенный репортер — видимо, из Олбани.
  
  — Нет.
  
  — Вы отказались?
  
  — Мне никто не предлагал.
  
  Еще одна репортерша сунулась вперед:
  
  — А вы бы согласились?
  
  — Я же сказал, мне не предлагали.
  
  — А вы бы согласились пройти тест, если бы мы вам его устроили?
  
  — Не вижу для этого причин.
  
  — То есть вы отказываетесь. Боитесь вопросов по поводу исчезновения вашей жены, если будете подключены к полиграфу?
  
  — Придумайте какой-нибудь другой вопрос, поглупее, — сказал я, теряя терпение.
  
  Зря я надеялся, что сумею безболезненно пройти эту процедуру. Обстановку попыталась разрядить Саманта:
  
  — Дэвид, как тебе удается все это переносить? Такой ужас для тебя и твоего сына.
  
  Я кивнул:
  
  — Да, тяжело. Со мной такого еще не было. — Я помолчал. — Извини. Но мне нужно идти.
  
  Репортеры расступились, и я, взяв Саманту за локоть, повел с собой, чем вызвал всеобщее недовольство. Как можно давать тут кому-то эксклюзив?
  
  — Дэвид, мне действительно неприятно находиться в этой своре, — проговорила она, когда мы поднялись по ступенькам к двери дома моих родителей. — Но понимаешь, я просто делаю…
  
  — Понимаю, — кивнул я.
  
  Мама быстро распахнула дверь. Я видел ее сегодня утром, но мне показалось, что она постарела на несколько лет.
  
  — Привет, — произнес я. — Ты помнишь Саманту?
  
  Мама холодно кивнула.
  
  — Где Итан? — спросил я.
  
  — Твой отец увел его на станцию смотреть настоящие поезда. Я сказала, что позвоню, когда тут все стихнет.
  
  Я повернулся к Саманте:
  
  — Спасибо тебе за вопрос. Это помогло мне успокоиться.
  
  — Понимаешь, — проговорила она, — я должна дать материал в газету. Но не хочу навредить тебе.
  
  — И за это спасибо.
  
  — И я не верю, что ты мог сделать Джан что-нибудь плохое, — добавила она. Углы ее рта чуть дернулись. — Мне нужно изображать объективность, но я на твоей стороне, клянусь. Хотя обещать, что в отделе примут материал в том виде, как я его представлю, не могу.
  
  Она посмотрела на часы. Было десять минут девятого. Я знал, что ей надо представить материал к девяти тридцати, чтобы он попал в первый выпуск. Я решил предупредить Саманту:
  
  — Учти, Мэдлин скорее всего просматривает нашу электронную почту.
  
  — Неужели?
  
  — У меня есть причины так думать.
  
  — Ничего себе!
  
  — Недавно я получил анонимное электронное письмо от женщины, которая собиралась поделиться информацией насчет подкупа членов городского совета. Ну, ты знаешь, это связано со строительством в городе частной тюрьмы.
  
  — И что?
  
  — Письмо находилось в моем почтовом ящике всего несколько минут, но все равно о нем стало известно Элмонту Себастьяну. Кто, кроме Мэдлин, мог сообщить ему?
  
  — А зачем ей это надо?
  
  — Я копаю под Себастьяна, а она надеется продать ему землю под строительство тюрьмы и тем самым решить свои финансовые проблемы. У нас разные интересы, понимаешь?
  
  — А может, это Брайан? Например, Мэдлин поручила ему просматривать электронную почту?
  
  — Не исключено. Но главное, ей нельзя доверять. Хочу, чтобы ты это знала.
  
  — Но в таком случае мой материал в отделе обязательно переделают, чтобы представить тебя в неприглядном свете. — Она посмотрела на меня. — Мне нужно идти сдавать материал.
  
  — Помни одно: к исчезновению Джан я не имею никакого отношения.
  
  Она кивнула:
  
  — Я знаю, верю. И не собираюсь тебя предавать.
  
  — Все равно она мне не нравится, — сказала мама, когда за Самантой закрылась дверь.
  
  К своему дому я подъехал в девять часов. Журналистов нигде не было. Видимо, они решили оставить меня в покое. Итан по дороге заснул. Я осторожно поднял его и занес в дом. И только тут вспомнил, что в доме орудовали полицейские. По полу были разбросаны диванные подушки и снятые с полок книги, подвернуты ковры. Повреждено ничего не было, просто беспорядок.
  
  Я положил Итана на диван, накрыв одеялом, и поднялся наверх, чтобы привести в порядок его комнату. Вернул матрас на место, застелил постель, собрал игрушки, положил одежду в ящики. Времени на это ушло меньше, чем я предполагал. Всего пятнадцать минут.
  
  Я спустился вниз, поднял сына с дивана и перенес на кровать. Положил на спину и раздел. Думал, сын проснется, когда я буду снимать с него рубашку, но он продолжал спать. Я нашел его пижаму с росомахами и накрыл Итана одеялом, нежно поцеловав в лоб. Не открывая глаз, он сонно прошептал:
  
  — Спокойной ночи, мама.
  Глава тридцать четвертая
  
  Дуэйн закончил свое дело с Джан и произнес:
  
  — Большой день надо всегда начинать так.
  
  «На большой ты не способен, приятель», — подумала она, выскальзывая из постели и запираясь в ванной комнате.
  
  Дуэйн перевалился на спину, положил руки под голову и с улыбкой уставился в потолок.
  
  — Вот так, дорогая. Скоро мы все оформим, а потом… потом мне бы хотелось поехать посмотреть яхты. Ну, туда, где их продают. Сейчас ведь из-за кризиса многие избавляются от собственности. — Он захохотал. — Ухватим по дешевке десятиметровую моторную яхту, хотя, если бы захотели, могли заплатить хорошую цену. Глупо транжирить деньги, которые мы собираемся растянуть до конца жизни. Я прав?
  
  Джан не слышала ничего, кроме слова «дорогая». Пришлось повозиться с кранами душа, пока вода станет нормальной. Но что требовать с однозвездочного мотеля, расположенного в пяти милях от центра Бостона? И то ей показалось близко. Сейчас лишний раз попадаться людям на глаза опасно.
  
  Дуэйн сбросил одеяло, встал голый перед телевизором, схватил пультик и начал быстро переключать каналы.
  
  — Ни одного хорошего. Да еще заставили доплатить за канал для взрослых. Как будто недостаточно содрали за номер.
  
  Он остановился на канале мультфильмов, где шел эпизод с Бэтменом, но вскоре ему наскучило. Дуэйн продолжил поиск. Быстро пропустил канал новостей, включил какое-то комедийное шоу, затем, пробормотав под нос: «Ничего себе», — вернулся назад. Там показывали фотографию Джан.
  
  — Эй! — крикнул он. — Иди сюда.
  
  Она не слышала из-за шума воды в душе. Дуэйн распахнул дверь.
  
  — Тебя показывают по телевизору.
  
  Он прибавил громкость так, что телевизор завибрировал.
  
  — …тем не менее, — продолжил ведущий, — когда мистеру Харвуду предложили пройти проверку на детекторе лжи, он вежливо отказался. Он утверждает, что его жена исчезла в субботу, когда они с сыном отдыхали в парке «Пять вершин», но наш источник в полиции сообщил, что Джан Харвуд с пятницы никто не видел. Сегодня утром пришло сообщение, что в окрестностях Лейк-Джорджа, недалеко от того места, где в пятницу побывали супруги Харвуд, найдено захороненное тело ее коллеги. А теперь о погоде. В Бостоне и окрестностях сегодня будет солнечно и…
  
  Дуэйн выключил телевизор и вошел в ванную комнату. Просунул руку под занавеску, чтобы закрыть кран.
  
  — Дуэйн! Какого черта! — крикнула Джан.
  
  — Ты что, меня не слышала?
  
  — А в чем дело?
  
  — Сейчас передавали новости. Твоего мужа начали прижимать, и они уже ее нашли.
  
  Джан поежилась.
  
  — Ладно, дай, я закончу мыться.
  
  — Можно, я буду с тобой?
  
  Вместо ответа Джан резко задернула занавеску и стала крутить кран. Вода шла то холодная, то очень горячая. С трудом установив нужную температуру, она быстро смыла с глаз шампунь. Глаза жгло, но не только от мыла.
  
  Это еще с ночи, когда она вдруг проснулась и — в это невозможно поверить — тихо заплакала. Дуэйн храпел, как циркулярная пила, и ничего не слышал. Такого Джан от себя не ожидала. Нет, не было ничего особенного, никаких рыданий. Так, пара слезинок стекла по щеке. Да, выходить из этой роли было непросто.
  
  Джан приснилось, будто ее рука лежит на головке Итана и она ощущает ладонью шелковистые пряди его волос, вдыхает его запах. Проснувшись, она отчетливо услышала, как он топает утром по полу, бежит в их спальню посмотреть, проснулась ли она. Затем Джан представила, как сын берет пальцами колечки «Чириоуз», кладет их в рот, жует. Как он сидит перед телевизором скрестив ноги и смотрит сериал «Паровозик Томас и его друзья». Джан ощутила тепло его тела, когда он лежит свернувшись рядом с ней в постели.
  
  «Думай о деньгах», — приказала она себе и начала считать бриллианты, как некоторые считают овец, чтобы заснуть. Но лицо Итана продолжало стоять у нее перед глазами.
  
  Она вышла замуж за Дэвида, только чтобы дождаться нужного момента. Ей в принципе не важно было, с кем находиться рядом. С Дэвидом так с Дэвидом. А возня с ребенком представлялась как часть необходимой работы. Как только Дуэйн отсидит свое, она отсюда уйдет. Уйдет не оборачиваясь. А обменяв бриллианты на наличные, избавится и от Дуэйна.
  
  Это было ее последнее переодевание в костюмерной.
  
  Как бы там ни старались в Промис-Фоллзе, Джан все сделала так, что они ее никогда найдут. Будут безуспешно искать труп, а потом решат, что Дэвид где-то захоронил его. Он, конечно, станет твердить, что невиновен, но вы найдите преступника, который вел бы себя иначе.
  
  В какой-то момент до него наконец начнет доходить, что? на самом деле случилось. Когда этот недоумок сообразит, что жена его подставила, он уже давно будет коротать время в тюремной камере. А оттуда до нее не доберешься. Все деньги Дэвид истратит на адвокатов. Ему не на что будет нанять частного детектива, чтобы ее выследить.
  
  Но за Итана беспокоиться не нужно. За ним присмотрят бабушка и дедушка. Папаша у Дэвида немного с приветом, но добрый, а это главное. Мама намного умнее и кое-что просекла в Джан, только не смогла сообразить, что именно. Она не старая, ей еще жить и жить, и вполне сможет вырастить мальчика, которого очень любит. Джан пыталась в этом найти утешение.
  
  Ничего, когда у нее появятся деньги, настоящие, она сможет забыть эти несколько лет, вытеснит их из памяти, словно вообще ничего не было. В том числе и существа, которое она произвела на свет.
  
  Надо только добраться до денег. Они изменят все. Деньги залечивали и не такие раны.
  
  Дуэйн остановил пикап на Бикон-стрит перед отделением банка «Масстраст», втиснувшимся между кафе и обувным магазином.
  
  — Вот, это здесь.
  
  Джан посмотрела направо.
  
  — Точно?
  
  — Да. Твой ключ открывает сейф именно здесь.
  
  Так они придумали. Каждый выбрал банковский сейф, куда положил свою долю бриллиантов, скрывая местонахождение банка от другого. Затем Джан и Дуэйн обменялись ключами. Только таким способом они не смогут обойтись друг без друга, пока не обменяют бриллианты на деньги.
  
  — Я готова, — сказала она.
  
  Они вылезли из машины, вошли в банк и направились к стойке обслуживания, за которой стояла неприметная женщина средних лет.
  
  — Мы бы хотели пройти к нашему сейфу, — объявила Джан.
  
  — Пожалуйста, — улыбнулась она.
  
  Дуэйн назвал свою фамилию, расписался в книге, и женщина повела их в подвал, где три стены занимали прямоугольные дверцы сейфов, похожие на почтовые ящики.
  
  — Ваш сейф вот здесь, — сказала она, доставая ключ и вставляя его в соответствующую скважину.
  
  В скважину рядом вставил свой ключ Дуэйн. Дверца отворилась, и женщина вытащила из сейфа длинный черный ящик.
  
  — Пройдите сюда, тут вам будет удобно. — Она открыла дверь смежной комнаты, поставила ящик на стол и удалилась, закрыв за собой дверь.
  
  Комната была небольшая, хорошо освещенная, обставленная офисной мебелью. Дуэйн поднял крышку ящика.
  
  — Ого.
  
  Внутри лежал черный матерчатый мешочек с завязками. Джан взяла его, уже ощущая его содержимое. Затем развязала шнурки и наклонила мешочек над столом. Оттуда посыпались бриллианты. Ослепительно блестящие. Их было очень много. Несколько десятков, может, сотня. Невозможно было оторвать взгляд.
  
  — Ничего себе, — произнес Дуэйн, прежде, кажется, вообще никогда не видевший ни одного настоящего драгоценного камня. А тут такое количество. Он брал их в горсть, катал на ладони, подносил к свету, любовался.
  
  Джан молча наблюдала за его манипуляциями.
  
  — И ты представь: ведь это всего лишь половина! — воскликнул Дуэйн. — Теперь мы с тобой стали богатые.
  
  — Не распаляйся! — одернула его Джан. — Держи себя в руках. Если мы потеряем над собой контроль, то обязательно совершим какую-нибудь глупость.
  
  — Со мной все в порядке. Ты думаешь, я сейчас возьму один камень и пойду купить себе чашку кофе?
  
  — Надо же… — прошептала она, — я уже все забыла. Их очень много.
  
  Джан начала собирать камни и ссыпать обратно в мешочек.
  
  — Вроде один упал на пол!
  
  Дуэйн опустился на четвереньки и стал шарить ладонями по поверхности паласа.
  
  — Нашел. — Затем он обнял ноги Джан, притянул к себе, зарывшись лицом в промежность ее джинсов.
  
  — Давай трахнемся здесь.
  
  — Нет, праздновать будем позднее, — возразила она. — После того как получим деньги. Тогда уж затрахаемся до изнеможения.
  
  Дуэйн встал, потянулся за мешочком.
  
  — Я положу его в свою сумку, — сказала Джан.
  
  — Зачем такие сложности? — спросил он, кладя мешочек в передний карман джинсов, образовав некрасивый асимметричный бугорок. — Тут они будут в сохранности.
  
  Затем они поехали в банк, куда положила бриллианты Джан.
  
  — Остановись здесь.
  
  — Где? — спросил он, ставя автомобиль у тротуара. Рядом находилось отделение «Банка Америки», но Джан показала через улицу на вывеску «Ревер федерал банк».
  
  — Я уже трепещу, — проговорил он, нащупывая в кармане ключ от сейфа, который хранил столько лет.
  
  — Не суетись! Здесь буду распоряжаться я.
  
  — Конечно, без вопросов, — отозвался он.
  
  — Я серьезно, — предупредила она.
  
  Они пересекли улицу, чуть не попав под машину. «Вот было бы смешно, — подумала она, — если бы нас сбил автомобиль, когда мы так близко подобрались к богатству».
  
  Вскоре они вошли в банк и проделали почти такие же операции, что и в первом. Здесь их обслуживал молодой человек, по виду индиец. Проводил в подвал, потом пригласил в комнату, чтобы они могли проверить содержимое ящика. Джан тоже высыпала камни на стол. А когда они попали обратно в мешочек, решительно опустила его в сумочку.
  
  Они вышли из банка и с облегчением вздохнули. Наконец вся добыча при них. «С остальным, наверное, я могла бы справиться и без Дуэйна», — подумала Джан.
  
  Скорее всего он думал то же самое.
  Глава тридцать пятая
  
  Саманта была права — ее материал в газете подправили. Впрочем, плевать на это. Наступил понедельник, надо было везти Итана к родителям. Я разбудил сына в начале девятого, сел на край кровати и погладил его.
  
  — Пора вставать, приятель.
  
  — Не хочу, — пробурчал он, прижимая к себе машинку, будто это был плюшевый мишка.
  
  — Хочешь не хочешь, а надо. Тебе скоро в школу. Тогда будешь подниматься рано каждое утро. Надо готовиться.
  
  — Не хочу в школу, — проворчал Итан, зарываясь головой в подушку.
  
  — Так вначале все говорят. А когда станешь ходить, понравится.
  
  — Я хочу к бабушке и дедушке.
  
  — Вот мы туда сейчас и поедем. Теперь тебе придется проводить у них много времени.
  
  — А что мама сделала на завтрак?
  
  — Готовить завтрак буду я. Что ты хочешь?
  
  — Колечки «Чириоуз» и кофе.
  
  — Неужели кофе?
  
  — Надо узнать, какой у него вкус.
  
  — Довольно противный.
  
  — Тогда зачем ты его пьешь?
  
  — По привычке, — ответил я. — Пью давно, поэтому уже не замечаю ничего плохого.
  
  — Позови маму.
  
  — Мама еще не пришла, — сказал я, продолжая гладить сына.
  
  — Она поехала на рыбалку?
  
  — Куда?
  
  — Дедушка иногда ездит на рыбалку. Я думал, он взял ее с собой.
  
  — Нет, мама не на рыбалке.
  
  — Почему?
  
  — Потому что она в другом месте.
  
  — В каком?
  
  — Вот это мне и самому хотелось бы знать. — Я помолчал. — Послушай, когда ты будешь у бабушки и дедушки, то, может, случайно по телевизору или по радио услышишь, как про меня говорят что-то нехорошее.
  
  — Что?
  
  — Ну например, что я плохо относился к твоей маме. — Сказать насчет убийства у меня не повернулся язык.
  
  — Так это же неправда, — удивился Итан.
  
  — Мы это знаем, а другие нет.
  
  Итан задумался, затем потянулся и погладил мою руку.
  
  — Хочешь, я расскажу им, как все было на самом деле?
  
  Мне пришлось на секунду отвернуться. Защипало в глазах, словно туда попали соринки.
  
  — Спасибо, пока не надо.
  
  — А ты знаешь, — вдруг сказал он, — мама тоже мне говорила кое-что.
  
  — Что именно?
  
  — Люди могут про нее рассказывать, что она плохая. Чтобы я не верил и помнил: она любит меня. — Итан нахмурился. — А вдруг и про меня все станут говорить, будто я плохой?
  
  — Никогда! — Я наклонился и поцеловал сына в лоб.
  
  Когда я вышел с Итаном во двор, в свой джип «Чероки» садился сосед Крейг. Мы жили здесь уже три года, и ни разу не было, чтобы Крейг не поздоровался, не сказал что-то о погоде, не спросил, как дела. Он вел себя очень приветливо. Если брал машинку для подрезания живой изгороди, то возвращал ее в ту же минуту, как только заканчивал работу. А сейчас бросил на меня хмурый взгляд и ничего не сказал. Я поздоровался, но Крейг не ответил. Сел в машину, пристегнулся и включил зажигание.
  
  Вот такие дела.
  
  Я отвез сына к родителям и отправился на работу. У меня еще было время до встречи с Натали Бондуран. В отделе новостей, когда я вошел, все сотрудники уставились на меня. Никто ничего не сказал. Просто смотрели. Двигаясь к своему столу, я походил на героя фильма «Мертвец идет».
  
  На автоответчике было несколько сообщений, все от журналисток, осаждавших меня вчера у дома. Еще меня приглашали на ток-шоу «Доктор Фил», чтобы я там рассказал, как все произошло, чтобы Америка знала: я не убивал свою жену и не избавлялся от ее трупа.
  
  Я стер сообщения. Включил компьютер, но он не загружался, потому что мой пароль был отменен.
  
  — Привет, — раздался голос сзади.
  
  Я развернулся в кресле. Передо мной стоял Брайан.
  
  — Не ожидал тебя сегодня увидеть. — Он опустил голову. — Ведь у тебя сейчас столько хлопот.
  
  — Ты прав, хлопот у меня много.
  
  Брайан тронул меня за руку.
  
  — Давай зайдем ко мне на минутку.
  
  Он закрыл дверь кабинета и показал на стул. Я сел.
  
  — Мне неприятно это сообщать, но ты отстранен от работы. Временно.
  
  — Почему, Брайан? — Я прекрасно знал почему, но хотелось, чтобы он помучился и объяснил.
  
  — Ты на подозрении у полиции, насчет этих дел с твоей женой, и пока не должен выполнять работу журналиста. Это неэтично.
  
  — С каких пор руководство нашей газеты стала заботить этика?
  
  — Ты сам все понимаешь.
  
  — Скажи, Брайан, ты просматривал мою электронную почту?
  
  — Ты о чем?
  
  — Ладно, забудь. Все равно ты делал это по приказу Мэдлин.
  
  — Я действительно не знаю, о чем речь.
  
  — А отпуск у меня будет оплачиваемый?
  
  Брайан отвел взгляд.
  
  — Нет, Дэвид. Газета не может позволить себе платить сотрудникам, которые ничего не делают.
  
  — У меня есть три недели неиспользованного отпуска, — сказал я. — А если через три недели мои проблемы не разрешатся, тут уж вы можете отправить меня на все четыре стороны.
  
  Брайан задумался.
  
  — Мне надо посоветоваться.
  
  — Я спрошу у нее сам. Счастливо оставаться, Брайан.
  
  Я вышел и закрыл за собой дверь.
  
  На обратном пути я задержался у стенда с ячейками, куда вкладывали почту сотрудников. В моей лежало четыре конверта, один с чеком жалованья. Наверное, в последний раз. Я засунул конверты в карман и продолжил путь.
  
  В приемной Мэдлин Плимптон, как всегда на посту, дежурила верная секретарша Шеннон. Я поздоровался и, несмотря на ее протесты, шагнул к двери кабинета. Мэдлин сидела за столом и просматривала бумаги, прижав к уху телефонную трубку. Она подняла голову и посмотрела на меня.
  
  — Извините, но я почти ничего не слышу. Наверное, на линии неисправность. Я попрошу Шеннон соединить нас позднее. — Мэдлин положила трубку. — Привет, Дэвид.
  
  — Вот решил заглянуть, поблагодарить тебя за поддержку, — произнес я.
  
  — Садись.
  
  — Спасибо, я постою. Брайан сказал, что меня временно отстранили от работы.
  
  Мэдлин откинулась на спинку кресла.
  
  — Я тебе сочувствую. Уверена, что ты не причастен к исчезновению жены.
  
  — Неужели ты не поверила? Ведь повсюду твердят об обратном.
  
  — Не поверила.
  
  Ее слова меня смутили.
  
  — Да, слухи ходят, — продолжила Мэдлин. — Я поспрашивала кое-кого в полиции. Ты у них числишься подозреваемым. Они думают, что ты каким-то образом избавился от жены. А журналисты тут же устроили охоту на ведьм. Так у них заведено. Но я знаю тебя, Дэвид. И считаю хорошим человеком. Конечно, не без недостатков. Упрямый, уверенный в своей правоте, немного идеалист, не всегда способный увидеть картину в целом, но добрый, великодушный, я бы сказала, благородный. Не способный на дурные поступки, что бы там ни говорили.
  
  Я сел. Неужели она это искренне или просто играет?
  
  — Однако в данный момент репортером у нас ты работать не можешь. Потому что сам стал объектом внимания журналистов.
  
  — У меня есть три недели неиспользованного отпуска.
  
  Она кивнула:
  
  — Вот и чудесно. Его и возьмешь.
  
  — И последнее. — Я замолчал и посмотрел на нее.
  
  Мэдлин ждала.
  
  — Ты сообщила Элмонту Себастьяну об электронном письме, где некая женщина назначала мне встречу, чтобы передать информацию о членах городского совета — взяточниках?
  
  Она спокойно выдержала мой взгляд.
  
  — Нет. Когда ты вернешься на работу и у тебя появится заслуживающий доверия материал на данную тему, мы поместим его на первой полосе. А такие люди, как Себастьян, мне никогда не нравились. Я не хочу иметь с ним ничего общего.
  
  Я поблагодарил ее и ушел.
  
  Натали Бондуран просматривала запись утренних новостей в своем кабинете. Когда я вошел, то на экране увидел себя, объявляющего собравшимся журналистам, что у меня нет никакой нужды проверяться на детекторе лжи. Адвокат нажала кнопку «пауза», бросила пульт в кресло и повернулась ко мне:
  
  — Вы, я вижу, сами проситесь в тюрьму.
  Глава тридцать шестая
  
  В своей жизни Джан переиграла много ролей, но убийцы среди них не было. Для этого следовало обладать иными актерскими качествами. Большинство сценариев, которые она разыгрывала, мотивировалось получением сиюминутной выгоды или когда надо было затаиться, выждать удобный момент. Но убивать — совсем другое.
  
  Если бы представилась возможность завладеть долей бриллиантов Дуэйна, она бы непременно ею воспользовалась. Без вопросов. Повторила бы сценарий исчезновения, который подготовила для Дэвида. Но убить Дуэйна, всадить ему в мозги пулю или нож в сердце? Сознательно, с умыслом она пока еще никого не убила.
  
  Разумеется, Джан знала, что по закону она считается убийцей. Нос и рот Лианн Ковальски зажимал Дуэйн, пока та не перестала дышать, но Джан ничего не сделала, чтобы ему помешать. Спокойно наблюдала за происходящим. Потому что так было надо. И это она придумала отвезти тело Лианн в Лейк-Джордж, чтобы потуже затянуть петлю на шее Дэвида. Они вырыли неглубокую яму на самом виду, благо в пикапе брата Дуэйна нашлась лопата. Так что если бы их прихватили за это, то на суде присяжные, без сомнения, признали бы ее соучастницей.
  
  Да, конечно, Оскар Файн должен был погибнуть, но этого не случилось: вмешалось провидение, иначе не скажешь. Человек не умер, после того как она отрезала ему кисть, прикованную наручником к дипломату. А что оставалось делать? Они рассчитывали найти у него ключи. Или узнать шифр, чтобы открыть дипломат. Пилить стальную цепочку было бесполезно, пришлось резать руку.
  
  Этот ублюдок не оставил им выбора. Вначале Дуэйн вырубил его — всадил укол с нужным препаратом, — а затем принялась за работу Джан. Если бы ее спросили накануне вечером, сможет ли она отрезать человеку руку, она бы решительно такое отвергла. Да что вы, ни при каких обстоятельствах. Никогда. Но вот пришло время, Джан сидит в лимузине на пустынной автостоянке в Бостоне и занимается делом, на которое никогда не думала, что способна. Стимул — миллионы, которые стоили эти бриллианты. Значит, проблема в этом? В стимуле? Вот именно. И Джан превосходно сыграла роль: откромсала человеку кисть. Стойко держалась, пока дело не было завершено.
  
  Плохо только, что он, прежде чем отключиться, успел ее хорошо рассмотреть. И вот сейчас, сделав макияж в дамском туалете, Джан все равно беспокоилась, что ее можно узнать. Лучше бы этот сукин сын истек кровью до смерти. Тогда бы ей не пришлось прятаться пять лет, выходить замуж, заводить ребенка, работать в идиотской фирме, опасаться разоблачения.
  
  Но теперь все в порядке, бриллианты у них в руках. Осталось лишь обменять камни на деньги. Посмотрим, как все пойдет дальше.
  
  Они двигались на юг Бостона, и Джан по-прежнему нервничала. Хотя вероятность случайно столкнуться с Оскаром Файном в таком большом городе, как Бостон, была минимальной. Немного расслабилась, когда они выехали из центра города.
  
  Им предстояло встретиться с этим типом Банурой, выяснить стоимость бриллиантов, поторговаться, затем получить свои деньги и начать новую совместную жизнь.
  
  Новую — конечно. А вот насчет совместной… Подобный вариант Джан не устраивал. Так что Дуэйну суждено было остаться в истории.
  
  Он обладал кое-какими достоинствами. Прежде всего тело. Упругое, мускулистое. Если бы он трахался не так, будто стремился поскорее закончить, опасаясь, что в комнату в любую минуту войдет надзиратель, то, наверное, мог бы претендовать даже на призовое место в этой категории. И он неплохо соображал, когда речь шла о деле. Все так, но Дуэйн был нужен ей, только чтобы добраться до банковского сейфа. А потом связаться с Банурой. После этого пусть отправляется на все четыре стороны. Не такой мужчина был ей нужен. А какой? Джан не знала.
  
  Дэвид, надо отдать ему должное, был в тысячу раз умнее Дуэйна. Пару лет назад ему предложили место в многотиражной газете в Торонто, но Джан побоялась переезжать в Канаду: с фальшивыми документами пересекать границу опасно. Она убедила Дэвида, что не следует уезжать так далеко от родителей, и он согласился.
  
  Когда у нее появятся деньги, она заплатит за настоящий паспорт и свалит к чертовой матери из Штатов. Может, даже Банура сведет ее с кем-нибудь, кто занимается такими проблемами. А потом в Тайланд или на Филлипины. Куда-нибудь, где никогда не кончается лето. В Штатах тоже есть подобные места, но тут всегда придется оглядываться, по-настоящему не расслабишься.
  
  А Дэвид, конечно, идиот. Добрый, но недалекий. Он считал себя классным репортером, но разве такие работают в «Стандард»? А вообще он прекрасный муж. Внимательный, заботливый. Следил, чтобы в доме своевременно менялись детекторы дыма и фильтры в обогревателе. Вовремя оплачивал счета. Обновил с отцом крышу. Не забывал поздравлять ее на праздники, иногда приносил цветы без всякого повода. В общем, был безупречен. Превосходный муж. Превосходный отец.
  
  Вспомнив о ребенке, Джан помрачнела.
  
  — Где же поворот? — пробурчал Дуэйн.
  
  Наконец они нашли то, что искали. Небольшой дом с белой облицовкой. Дуэйн завел автомобиль на подъездную дорожку и поставил за мини-вэном «крайслер».
  
  — Видишь, парень умный, не привлекает внимания. Наверняка мог позволить себе какой-нибудь «порше», но тогда соседи начали бы интересоваться, откуда у него такая машина. И жить мог бы в доме поприличнее. Но живет тут, потому что знает, что таким, как он, надо сидеть тихо.
  
  — А какой смысл наживать богатство, если приходится существовать вот так? — усмехнулась Джан.
  
  Дуэйн пожал плечами.
  
  — Не знаю. Может, у него есть дом еще где-нибудь — например, на Багамах.
  
  Он собрался открыть дверцу машины.
  
  — Банура сказал, что входить надо с черного хода.
  
  — А тебя не беспокоит, что мы идем туда нагруженные? — спросила Джан.
  
  — Да брось ты, — отмахнулся Дуэйн. — Парень — бизнесмен. Неужели он станет накалывать клиентов, подрывая свою репутацию?
  
  Джан это не убедило.
  
  — Ладно, если ты беспокоишься, — проговорил Дуэйн, пошарил под сиденьем и вытащил небольшой пистолет с коротким стволом.
  
  Джан охнула.
  
  — Откуда у тебя это?
  
  — Взял у брата вместе с пикапом.
  
  «Если бы нас остановили полицейские, мы бы сгорели», — подумала Джан. Но вид оружия ее немного успокоил. Дуэйн достал джинсовую куртку. С трудом надел, сидя за рулем, и сунул пистолет в правый карман.
  
  — Ты права, с этой штуковиной надежнее. Ладно, вперед за деньгами.
  
  Они вылезли из пикапа и обошли дом. Сзади была неприметная деревянная дверь с «глазком». Дуэйн нажал маленькую белую кнопку. Звонка через толстую дверь слышно не было, но спустя несколько секунд раздался звук отодвигаемого засова. Дверь открыл высокий жилистый мужчина с темно-коричневой кожей, в футболке и мешковатых свободных штанах с большими карманами. Он улыбнулся, показав желтоватые зубы.
  
  — Ты Дуэйн?
  
  — Да, Банура, я Дуэйн. — Он посмотрел на Джан. — А это… Кейт.
  
  Она нервно улыбнулась:
  
  — Привет.
  
  Банура пожал им руки и повел в дом по узкой лестнице вниз. Есть ли отсюда доступ к другим частям дома, неизвестно. Он вел их все дальше по лестнице, нажимая на ходу выключатели.
  
  Стену справа украшали фотографии в рамках, цветные и черно-белые. На них были изображены чернокожие мужчины, юноши и дети: босые, в ветхой одежде, на фоне унылых африканских ландшафтов, разрухи и бедности. На некоторых они победно вздымали винтовки, гримасничали перед камерой. На других позировали на фоне окровавленных трупов. От одного снимка Джан поежилась: чернокожий мальчик лет двенадцати размахивал отрезанной человеческой рукой как бейсбольной битой.
  
  Банура ввел их в тесную комнату с длинным, ярко освещенным столом-верстаком, покрытым черной бархатной дорожкой. Рядом лежали три лупы разных размеров в металлической оправе.
  
  — Садитесь, — предложил Банура с сильным африканским акцентом, показывая на импровизированный диван, образованный из двух ящиков и двух старых офисных стульев.
  
  Дуэйн сел.
  
  — Зачем ты пришел с пистолетом? — спросил Банура, стоя спиной к Дуэйну. — Думаешь, он тебе понадобится?
  
  — О чем ты?
  
  — О пистолете, который у тебя в правом кармане. Я не собираюсь у тебя ничего отнимать. И ты не намерен ничего отнимать у меня. Это было бы глупо.
  
  — Да-да, конечно, — кивнул Дуэйн. — Просто я по натуре осторожный, понимаешь?
  
  Банура разложил лупы, готовясь к работе, и щелкнул выключателем. Стало еще светлее.
  
  — Давайте показывайте, что у вас.
  
  Джан достала из сумочки мешочек. Дуэйн выудил из штанов свой и бросил его Джан. Она протянула оба мешочка Бануре. Тот аккуратно развязал их и высыпал содержимое на черный бархат. Внимательно изучил несколько камней. Каждый клал под яркий свет и рассматривал в лупу.
  
  — Ты уже просек, что товар стоящий? — спросил Дуэйн.
  
  — Да, — отозвался Банура.
  
  — И что скажешь?
  
  — Подожди, пожалуйста.
  
  — Дуэйн, не мешай человеку работать, — сказала Джан.
  
  Банура закончил рассматривать последний камень и медленно поднял голову.
  
  — Хороший товар.
  
  — Отличный! — воскликнул Дуэйн.
  
  — Откуда они у вас? Мне просто любопытно.
  
  — Ладно тебе, парень, давай не будем обсуждать, — проговорил Дуэйн с раздражением. — Это ведь не обязательно.
  
  — Да, — согласился Банура. — Иногда даже лучше не знать. Главное — качество товара. А оно у вас в полном порядке. К тому же камней много.
  
  — И сколько, по-вашему, они стоят? — спросила Джан.
  
  Банура внимательно посмотрел на нее.
  
  — Готов предложить вам шесть.
  
  Джан прищурилась.
  
  — Я не поняла.
  
  — Миллионов? — уточнил Дуэйн.
  
  Банура кивнул.
  
  — Мне кажется, это более чем достаточно.
  
  Джан не ожидала, что будет предложена такая сумма. Шесть миллионов долларов. Она думала: ну два миллиона, самое большее — три. Дуэйн встал, стараясь подавить волнение.
  
  — Так это же мое счастливое число! — Он шлепнул себя по заднице, где была татуировка. — Мы согласны, не будем даже обсуждать.
  
  — Да, мы согласны, — повторила Джан.
  
  Банура повернулся к бриллиантам. Брал наугад один камень, другой и внимательно изучал.
  
  — Качество у всех одинаковое.
  
  Дуэйн не смог сдержать радостного смеха.
  
  — И как с деньгами?
  
  — Ну, вы понимаете, такие суммы я здесь не держу, — хмуро проговорил Банура, не отрывая взгляда от драгоценностей. — Мне нужно время, чтобы подготовить деньги. Пока забирайте свой товар, встретимся позднее. Здесь. И поскольку сумма большая, со мной будет помощник. А ты, — он посмотрел на Дуэйна, — с оружием больше не приходи.
  
  — Нет проблем, нет проблем, — закивал Дуэйн. — Я уверен: ты сделаешь все честно.
  
  Банура взглянул на часы. Джан заметила, что они дешевые.
  
  — Приезжайте в два.
  
  — Но мы хотим, чтобы ты расплатился с нами наличными, — сказал Дуэйн. — Никаких чеков.
  
  Банура вздохнул.
  
  — Извините, — произнесла Джан. — Сами понимаете… мы немного взволнованы.
  
  — Разумеется.
  
  Банура собрал камни и ссыпал в один мешочек, куда они легко поместились.
  
  — Порядок?
  
  — Да, — ответила Джан.
  
  Он протянул ей мешочек, и она успела взять его прежде, чем до него смог дотянуться Дуэйн.
  
  — Значит, в два часа.
  
  Банура проводил их по лестнице к двери, посмотрел в «глазок» и отодвинул засов.
  
  — До встречи. И прошу вас, приезжайте без оружия. У меня его тоже не будет.
  
  Они направились к машине.
  
  — Ты просекаешь? — воскликнул Дуэйн, не скрывая восторга. — Шесть «лимонов». Невероятно. — Он обнял Джан. — Ради этого стоило стараться. Стоило.
  
  Она улыбнулась.
  
  Такая сумма не укладывалась в голове.
  
  Сев за свой верстак, Банура достал мобильник и набрал номер.
  
  — Слушаю, — раздалось в трубке после первого гудка.
  
  — Это они, — сказал Банура.
  
  — Когда?
  
  — В два.
  
  — Спасибо, — произнес Оскар Файн.
  Глава тридцать седьмая
  
  — Либо вы действительно убили свою жену, либо вас кто-то жестоко подставил, — сказала Натали Бондуран.
  
  Я поерзал в кресле.
  
  — Да не убивал я ее, не убивал. Честное слово. Зачем мне это надо? Я понятия не имею, что с ней случилось.
  
  — Вы правы, — согласилась Натали. — Ваша жена, вероятно, жива, но с ней что-то случилось.
  
  Я рассказал адвокату все по порядку, даже о встречах с Элмонтом Себастьяном. Натали слушала, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла. Насчет Себастьяна заметила, что это маловероятно.
  
  — Почему? — спросил я.
  
  — Не его стиль. Из того, что вы мне рассказали, я поняла, что Элмонт Себастьян человек прямого действия. Вначале он пытался вас подкупить. Предложил работу. Когда вы отказались, стал запугивать. Даже намекнул на ребенка.
  
  — Верно, — кивнул я.
  
  — Так что он тут ни при чем.
  
  Она открыла глаза и подалась вперед.
  
  — Давайте перечислим странные моменты. Первый: билеты в парк «Пять вершин». По Интернету был заказан один детский билет и один взрослый, верно?
  
  — Да.
  
  — Второй: никто не видел Джан с тех пор, как вы отъехали от магазина в Лейк-Джордже. Третий: она не была с вами, когда вы забирали сына у родителей. Четвертый: Джан сообщила владельцу магазина, будто не знает, куда и зачем вы ее везете.
  
  Я кивнул.
  
  — И Дакуэрт вам сказал правду, — продолжила Натали Бондуран. — Полицейские эксперты действительно обнаружили в багажнике вашей машины волосы и следы крови, а также чек на недавнюю покупку клейкой ленты, которая вам понадобилась, чтобы залепить жене рот.
  
  — Я не покупал клейкую ленту!
  
  — Значит, ее купил кто-то другой. И догадайтесь, что полицейские обнаружили в вашем ноутбуке?
  
  — Не знаю.
  
  — Оказывается, вы посещали сайты, где давались советы, как избавиться от трупа.
  
  — Откуда вам известно?
  
  — Перед вашим приездом я беседовала с детективом Дакуэртом. Он мне все откровенно рассказал.
  
  — Какая дикость! — возмутился я. — Мне никогда не приходило в голову интересоваться подобным.
  
  — Я сказала Дакуэрту, что слишком уж это все подозрительно. Неужели он не понимает, что вас подставили? Но детектив упирается. Для копов чем очевиднее дело, тем лучше. И опять же страховка жизни вашей жены, которую вы недавно оформили.
  
  — Что, и об этом они знают?
  
  — Дакуэрт молодец, работает на совесть. Как видите, раскопал. Так что это за страховка?
  
  — Джан предложила. Настаивала, и я согласился.
  
  — Значит, предложила, говорите.
  
  — Да.
  
  — И до вас пока не доходит, верно?
  
  — Что я по уши в дерьме?
  
  Адвокат покачала головой.
  
  — Дэвид, вы хорошо знаете свою жену?
  
  — Разумеется, хорошо, ведь мы прожили пять с лишним лет.
  
  — Однако вам неизвестны ее настоящие имя и фамилия. Совершенно очевидно, что она не Джан Ричлер, потому что та умерла в возрасте пяти лет.
  
  — Но этому должно быть какое-то объяснение.
  
  — Да. Но как вы можете при таких обстоятельствах заявлять, будто хорошо знаете свою жену?
  
  Я задумался.
  
  — Дакуэрт должен был проверить в ФБР. Может, она проходит по программе защиты свидетелей.
  
  — И он проверил?
  
  — Не знаю. Мне кажется, он уже тогда не верил ни единому моему слову.
  
  — А как вы объясните факт, что никто, кроме вас, не замечал депрессии вашей жены?
  
  — Вероятно, только со мной она вела себя совершенно искренне.
  
  — Искренне? — удивилась Натали. — И это вы говорите о женщине, которая скрывала от вас, кто она на самом деле такая?
  
  Я промолчал.
  
  — А если эта депрессия была розыгрышем? — спросила адвокат.
  
  Я пожал плечами.
  
  — Что, если это представление предназначалось лишь для вас?
  
  Я вздохнул.
  
  — О ФБР и программе защиты свидетелей забудьте. Эта организация не станет усложнять себе жизнь, давая свидетелям имена и фамилии детей, умерших в раннем возрасте. К вашему сведению, они придумывают их на ходу. Сотрудник берет чистый бланк документа и вписывает фамилию и имя, какие вы захотите. Хочет женщина стать Сьюзи Чизкейк? Нет проблем. Ей сделают документы на Сьюзи Чизкейк. Так вот, мне интересно, где добыла ваша жена свидетельство о рождении?
  
  — Меня другое мучает, — признался я. — Зачем ей это понадобилось?
  
  — Дэвид, я бы не удивилась, если бы выяснилось, что как раз в данный момент в полиции оформляют ордер на ваш арест. Тот факт, что труп Лианн Ковальски обнаружен всего в паре миль от места, где вас видели с женой в пятницу, заставляет их торопиться. Им не хватало мертвеца — так вот он, пожалуйста. И не думайте, что они утихомирятся, выяснив, что это не ваша жена. Они наверняка решили, что Лианн стала невольной свидетельницей убийства Джан и вам пришлось ее тоже убрать. Теперь им даже не нужно искать труп вашей жены. Они сфабрикуют на вас дело и с Лианн Ковальски. А что, вы хорошо поработали, чтобы надежно спрятать Джан, а вот с Лианн поторопились — видимо, запаниковали. На их месте я бы рассуждала именно так.
  
  — Но я не убивал Лианн Ковальски!
  
  Натали устало махнула рукой.
  
  — Вы основательно влипли, Дэвид. И только один человек мог все это так ловко устроить.
  
  Моя голова неожиданно отяжелела. Я с трудом ее поднял и посмотрел на Натали.
  
  — Джан?
  
  — Вот именно. Она заказывала билеты в парк «Пять вершин». Накормила вас одного историей о своей депрессии. Зачем? А затем, чтобы вы, когда придет время, рассказали об этом копам и сразу же навлекли на себя подозрение. Кто, кроме нее, имел доступ к вашему ноутбуку, чтобы оставить там следы посещения сайтов с советами, как избавляться от трупов? Кто мог бы подложить свои волосы и капнуть кровью в багажник вашего автомобиля? Кто заходил в магазин в Лейк-Джордже и неожиданно признался владельцу, будто понятия не имеет, куда и зачем везет ее муж в лес? Кто уговорил вас оформить для нее страховку, чтобы вы в случае ее смерти получили триста тысяч?
  
  Я молчал.
  
  — Кто скрывал свою настоящую фамилию? — продолжила Натали. — Кто стащил свидетельство о рождении ребенка, погибшего под колесами машины много лет назад?
  
  Я почувствовал, как подо мной качается пол.
  
  — Кто же, черт возьми, на самом деле ваша жена, и что вы ей такого сделали, что она решила посадить вас за убийство?
  
  — Я ей ничего плохого не сделал.
  
  Натали Бондуран кивнула.
  
  — Все равно за всем этим что-то кроется.
  
  — Но почему она так поступила? — воскликнул я. — Если Джан меня разлюбила, можно было мирно разойтись. Сказала бы мне, что все кончено, и ушла. Зачем надо было городить все это?
  
  — А затем, — сказала Натали, — что просто уйти для нее было недостаточно. Она не хотела, чтобы ее искали. Не хотела, чтобы кто-то знал, что она жива. А мертвеца искать никто не станет.
  
  — Но я все равно бы стал ее искать. Она это знала.
  
  — Вот-вот. Но наверное, вам было бы трудно искать, сидя в тюремной камере. А копы, засадив вас, закроют дело. Зачем им разыскивать труп? А ваша Джан тем временем отправится куда-то начинать новую жизнь.
  
  Я сидел потрясенный, не в силах пошевелиться в кожаном кресле.
  
  — Невозможно поверить, что она все так устроила. Неужели Джан намеренно уговорила меня взять ее с собой в поездку в Лейк-Джордж в пятницу?
  
  Натали пожала плечами.
  
  — Не знаю. А кто, интересно, увез коляску с Итаном в парке? Это же был отвлекающий маневр. И как во все это вписывается Лианн Ковальски? Пока не ясно. Но теперь я совершенно убеждена, что за всем стоит ваша жена. Она решила сбежать и сделала вас своим прикрытием, козлом отпущения. Потому что вы для нее лопух, простофиля. И надо отдать вашей жене должное, она проявила большую изобретательность, действовала талантливо. Предусмотрела все, не оставила ни одного пустого места.
  
  — Но почему она так со мной поступила? — прошептал я. — И с Итаном тоже?
  
  Натали смотрела на меня, скрестив руки на груди.
  
  — Наверное, потому, что вы для нее значили не больше, чем песок под ногами.
  Глава тридцать восьмая
  
  Они зашли в «Макдоналдс» на Перл-стрит. Дуэйн заказал себе два больших биг-мака, шоколадный напиток и большую порцию картошки фри. Джан взяла только кофе, который едва пригубила.
  
  — Не нравится мне это.
  
  — Что именно? — спросил Дуэйн с полным ртом.
  
  — Слишком много.
  
  — Чего много?
  
  — Денег. Их чересчур много.
  
  Когда Дуэйн усмехнулся, у него изо рта капнул соус и вывалился кусок картошки фри.
  
  — Если тебе много, уступи мне свою долю. Я не откажусь.
  
  — Почему он предложил нам столько сразу?
  
  — Потому, наверное, — проговорил Дуэйн, — что на самом деле товар стоит дороже и он нас накалывает.
  
  Неподалеку от них села женщина, ровесница Джан. С ней мальчик, четырех-пяти лет, примостился на стуле, свесив ноги. Джан наблюдала, как мать ставит на стол детский набор «Хэппи мил» и распечатывает чизбургер. Мальчик сунул в рот кусочек картошки жестом шпагоглотателя и откинулся на спинку стула, медленно пережевывая.
  
  — Сядь нормально, Итан, — сказала мать.
  
  Джан вздрогнула, в следующую секунду осознав, что ослышалась, когда мать продолжила:
  
  — Натан, ты сам откроешь молоко, или мне помочь?
  
  — Я сам открою, — ответил мальчик.
  
  — Чего ты дергаешься? — сказал Дуэйн. — Мы столько лет ждали этого, так давай же наслаждаться.
  
  — Все равно, такие деньги… Это слишком много, — тихо произнесла Джан. — Ты сам подумай, ведь товар горячий. Кто даст за него настоящую цену? Даже половину? Самое большее, что можно было ожидать, — это десять процентов, в крайнем случае двадцать.
  
  — Так он, наверное, столько нам и предлагает. А истинную цену мы даже не можем вообразить.
  
  Джан глотнула кофе из стаканчика.
  
  — Он не посмотрел все бриллианты.
  
  — Банура сделал случайную выборку и остался доволен, — произнес Дуэйн, отправляя в рот очередную порцию. Начал глотать и закашлялся. — Черт, чуть не подавился.
  
  Женщина за соседним столиком бросила на него недовольный взгляд.
  
  — Придержи язык, — проворчала Джан и виновато улыбнулась ей.
  
  Натан сосредоточенно поглощал свой чизбургер.
  
  — Успокойся, — проронил Дуэйн. — Думаешь, мальчик раньше не слышал таких слов?
  
  — Возможно, не слышал. Если она хорошая мать и следит за ребенком, то он не смотрит по телевизору что попало.
  
  Джан вспомнила, как расстраивался Дэвид, что его мать разрешала Итану смотреть сериал «Гриффины». На мгновение на ее губах возникла легкая улыбка.
  
  — Что? — спросил Дуэйн.
  
  Она махнула рукой.
  
  — Ничего. Мне просто это не нравится.
  
  — Ну хорошо, Банура предложил нам больше, чем мы ожидали. Что тебя беспокоит? Что он потом отыщет нас и потребует назад деньги?
  
  — Нет, деньги назад он требовать не станет. Ты видел фотографии у него на стене?
  
  — Нет, не заметил.
  
  «Ты еще много чего не заметил», — подумала она.
  
  Дуэйн посмотрел на часы.
  
  — Еще немного, и мы будем при деньгах. Неплохо бы поехать куда-нибудь, где продают яхты. Все равно надо убить время.
  
  — Я хочу зайти в ювелирный магазин, — заявила Джан.
  
  — Что? Если тебе срочно понадобилось продать бриллиант, так оставь себе один. Этот придурок не увидит. Их там чертова куча.
  
  Женщина опять бросила на него недовольный взгляд.
  
  — Извините, — проговорил он с преувеличенной любезностью.
  
  — Я не собираюсь ничего покупать, — сказала Джан. — Просто хочу проконсультироваться.
  
  Женщина собрала еду мальчика на поднос, и они пересели в дальний конец зала. Дуэйн покачал головой.
  
  — Если держать детей все время под крылом, они никогда не будут готовы к настоящей жизни.
  * * *
  
  — Чего ты надумала? — проворчал Дуэйн, останавливая машину у ювелирного магазина с черными стальными решетками на витринах и двери.
  
  — Я хочу, чтобы на бриллианты посмотрел специалист, — объяснила Джан. — И оценил, сколько приблизительно они стоят. Если это будет близко к цене, которую предложил Банура, тогда все в порядке.
  
  — А если они стоят дороже, то что, станем торговаться? Заставим его поднять цену?
  
  Джан вышла из машины.
  
  — Не собираешься ли ты выскользнуть оттуда через заднюю дверь? — Дуэйн притворно пригрозил пальцем. — Учти, половина бриллиантов мои.
  
  — Зачем мне сбегать с ними, когда нам предложили шесть миллионов долларов?
  
  — Надо же, совпадает с моим счастливым числом!
  
  «Ты повторяешь это уже в сотый раз», — раздраженно подумала Джан, нажимая кнопку звонка у двери магазина.
  
  — Что вам угодно? — произнес женский голос в домофоне.
  
  — Я бы хотела у вас проконсультироваться.
  
  — Входите.
  
  Дверь отворилась, и Джан увидела элегантно причесанную даму лет шестидесяти.
  
  — Что у вас?
  
  Джан поставила раскрытую сумочку на прилавок, осторожно достала из мешочка полдюжины бриллиантов и протянула их женщине.
  
  — Вы можете их оценить, хотя бы приблизительно?
  
  — Попробую, — сказала женщина, — но если это вам нужно для страховки, то придется оставить их здесь на неделю, а потом вы получите официальный сертификат с оценкой.
  
  Джан улыбнулась.
  
  — Пока мне сертификат не нужен. Достаточно вашего мнения.
  
  Женщина пожала плечами.
  
  — Хорошо. Давайте посмотрим.
  
  На стеклянном прилавке лежал большой планшет с мелкой координатной сеткой — черными цифрами на белом фоне. Женщина настроила ювелирный окуляр, отрегулировала лампу, чтобы она светила на координатную сетку, и положила бриллианты на освещенную поверхность. Затем наклонилась, внимательно рассматривая камни. Некоторые она брала пинцетом и подносила к глазам. Закончив осмотр, она повернулась к Джан:
  
  — Откуда они у вас?
  
  — Камни бабушкины, — ответила та. — Теперь перешли ко мне по наследству.
  
  — Понимаю. Это все, или у вас в сумочке есть еще?
  
  Джан кивнула:
  
  — Да, еще пара штук. Но они точно такие же. — Она с надеждой посмотрела на женщину. — Сколько, по-вашему, может стоить один такой камень?
  
  Женщина вздохнула.
  
  — Позвольте, я вам кое-что покажу.
  
  Она положила один камень самой плоской гранью на черную координатную ячейку.
  
  — Посмотрите на камень прямо сверху. Вы видите сквозь него линию?
  
  — Да.
  
  Женщина достала из небольшого ящика в шкафу у стены блестящий камень и положила его рядом с камнем Джан. Они выглядели совершенно одинаковыми.
  
  — А через этот камень вы видите линию?
  
  Джан снова наклонилась.
  
  — Не вижу. Теперь ее нет.
  
  — Это потому, что алмазы в отличие от других камней преобразуют попадающий в них свет. Луч там искривляется и многократно отражается в различных направлениях, и сквозь него ничего не видно.
  
  Джан почувствовала, как внутри ее начала нарастать тревога.
  
  — И что это означает? Что мои бриллианты более низкого качества?
  
  — Нет. Они — вообще не бриллианты.
  
  — Как? — удивилась Джан. — Посмотрите на камень. Он выглядит точно так же, как ваш.
  
  — Для вас — да. Но то, что вы мне показываете, диоксид циркония, или цирконит. Синтетическое вещество. Да, камень очень похож на бриллиант. Такие даже используют в журналах для рекламы ювелирных изделий. — Она достала журнал и перелистнула страницы. На каждой было несколько великолепных фотографий изделий из бриллиантов. — Этот фальшивый, этот тоже. И этот тоже. Если бы на каждую фотосессию привозили настоящие, то страховка обошлась бы в астрономическую сумму.
  
  Джан не слышала ничего из того, что сказала женщина. Она вообще перестала что-либо воспринимать после слов, что это не бриллианты.
  
  — Невозможно!
  
  — Да, я вас понимаю. — Женщина сочувственно кивнула. — Для вас шок узнать, что семейные драгоценности оказались фальшивыми.
  
  — Это значит, что камень, — Джан показала на настоящий бриллиант, — не разобьется, если я ударю по нему молотком, а мой разобьется?
  
  — Разобьются оба. Алмазы очень хрупкие.
  
  — Но мои бриллианты, вернее, цирко…
  
  — Циркониты, — подсказала женщина.
  
  — Они ведь должны что-то стоить, — закончила Джан, не в силах скрыть отчаяние.
  
  — Конечно. Думаю, они идут по пятьдесят центов за штуку.
  Глава тридцать девятая
  
  Барри Дакуэрт поставил машину у обочины. В пятидесяти метрах впереди по обе стороны асфальтобетонной двухполосной дороги к северо-западу от Олбани стояли полицейские автомобили. Дорога тянулась вдоль заросшего лесом холма. Местность за обочиной, где Дакуэрт поставил машину, круто уходила снова в лес. Здесь проезжающий велосипедист заметил внедорожник. Приехала группа спасателей. Они оценили обстановку и поняли, что возникнут сложности с доставкой раненого на холм и в машину «скорой помощи». Но вскоре выяснилось, что «форд-эксплорер» пуст и в нем ничто не указывает на аварию: ни крови, ни спутанных волос на разбитом ветровом стекле. Полицейские проверили машину и обнаружили, что она зарегистрирована на Дайала Ковальски из Промис-Фоллза. Вскоре эту новость узнал Дакуэрт.
  
  Накануне вечером, примерно двенадцать часов назад, детектив посетил дом Ковальски и сообщил Дайалу о гибели жены в окрестностях Лейк-Джорджа. Теперь, узнав о его автомобиле, найденном недалеко от Олбани, Дакуэрт решил поехать посмотреть. С вершины холма был хорошо виден путь, по которому спускали машину. Примятая трава, вспаханная земля. Падая, «эксплорер» зацепил пару деревьев: не сломал, но кору содрал, а потом врезался в высокую сосну. Барри Дакуэрта здесь многое удивляло. Во-первых, как оказался автомобиль в этом месте? Примерно на равном расстоянии от Промис-Фоллза, Лейк-Джорджа и Олбани. Во-вторых, как получилось, что тело Лианн захоронено в одном месте, а ее автомобиль здесь, у подножия холма? Получалось, что машину спрятали так, чтобы ее не нашли, а труп Лианн обнаружили.
  
  Местные полицейские, которые осматривали «Эксплорер», сказали Дакуэрту, что на полу в салоне валялся чек с заправочной станции, датированный утром субботы. Заправка «Эксон» находилась неподалеку. Дакуэрт все это записал и дал указание, чтобы автомобиль, как только его поднимут, отправили в Промис-Фоллз для тщательной проверки, потому что он имеет отношение к убийству.
  
  На пути к заправке «Эксон» у детектива зазвонил мобильник, прервав его размышления о том, что надо бы где-нибудь перекусить.
  
  — Слушаю.
  
  — Привет, Барри!
  
  — Натали! Привет, дорогая! Как дела? — Разумеется, они находились по разные стороны баррикады, но она ему нравилась.
  
  — Прекрасно, Барри. А ты как?
  
  — Лучше не придумаешь. Твой клиент еще не собрался явиться с повинной?
  
  — Извини, Барри, но пока нет. У меня к тебе вопрос.
  
  — Слушаю.
  
  — Когда проводили обыск в доме Харвуда, эксперты опылили поверхности для снятия отпечатков?
  
  — Нет.
  
  — Почему?
  
  — Натали, дом не является местом преступления. Там искали другое. И нашли в ноутбуке.
  
  — Но посетить сайты, о которых ты говорил, мог не только Дэвид Харвуд.
  
  — А почему тебя волнуют отпечатки пальцев?
  
  — Мне нужны отпечатки его жены, — сказала адвокат. — Если тебе они не нужны, тогда мне придется попросить кого-нибудь сходить туда и снять их.
  
  Детектив насторожился:
  
  — Зачем они тебе, Натали?
  
  — Хочу проверить, нет ли их в какой-нибудь базе данных. Желательно выяснить, кто эта женщина на самом деле.
  
  — То есть ты купилась на его россказни: что его жена проходит по программе защиты свидетелей, — или он теперь придумал, что ее кто-то зомбировал?
  
  — Ты запрашивал в ФБР?
  
  — Да, — ответил Барри. — О ней там никто не знает.
  
  — А почему она носила фальшивые имя и фамилию, ты проверил?
  
  Дакуэрт не проверял, но признаваться не собирался.
  
  — Мне безразлично, какая у нее настоящая фамилия. Важно, что муж ее прикончил.
  
  — Ты идешь совсем не в ту сторону, Барри. Пора бы уже сообразить.
  
  — Всегда рад с тобой пообщаться, Натали, — произнес он и попрощался.
  
  Последнее замечание адвоката испортило ему предвкушение трапезы. Черт возьми, а если она права?
  Глава сороковая
  
  Я не помню, как добрался домой из офиса Натали Бондуран. Потрясен, ошарашен, изумлен — все эти определения подходили ко мне. И еще много других. Боже, неужели Джан меня действительно подставила? В это трудно было поверить, но против фактов не возразишь. Тем более что я как журналист, привыкший ими оперировать, должен был уже давно сообразить, что к чему. Но попробуйте после пяти лет супружеской жизни в мире и согласии представить, что любящая жена и замечательная мать вашего ребенка на самом деле бессердечная аферистка. И как все она ловко устроила. Специально для детектива Дакуэрта. Сунула доказательства моей вины прямо ему в руки. Мои рассказы о ее депрессии и предположение, будто она могла покончить с собой, не выдержали проверки. Их никто не мог подтвердить.
  
  Джан меня подставила. Сделала главным подозреваемым. Как во сне я достал ключи из кармана, завел отцовский автомобиль, переехал из одного конца Промис-Фоллза в другой, подъехал к дому, отпер входную дверь и вошел. Остановился в холле. Дом — наш дом — неожиданно стал для меня совсем чужим, словно я вошел сюда впервые. Если все, что происходило тут в последние пять лет, было замешано на лжи и фальши, так можно ли считать это место своим домом? Скорее это декорация, на которой день за днем разыгрывалась какая-то идиотская пьеса.
  
  — Так кто же ты такая, Джан? — громко произнес я.
  
  Я поднялся в нашу спальню, аккуратно прибранную после обыска. Встал около кровати, оглядывая комнату. Платяной шкаф, комод с зеркалом, приставные столики. Решил начать со шкафа. Взял оттуда все вещи Джан. Сорвал с вешалок блузки, платья, брюки и бросил на кровать. Затем атаковал полки, вышвыривая на пол свитера и обувь. Я не знал, что ожидаю найти, но чувствовал острую необходимость вытащить на свет и, может, потом уничтожить все вещи, принадлежавшие моей жене. Покончив со шкафом, я вытащил ящики комода, где лежали ее вещи. Перевернул их, вытряхнул содержимое на кровать и на пол — нижнее белье, чулки, трикотаж — и начал с остервенением рвать.
  
  Черт возьми, почему она ушла? От чего бежала? Куда? Почему исчезновение было для нее так важно, что она решила принести меня в жертву? Кто тот человек, который увез в парке коляску с Итаном? Она ушла из-за него? И самое главное, черт возьми: кто она такая?
  
  Я вышел из спальни, спустился в подвал, взял большую отвертку, молоток и побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Открыл встроенный шкаф, вытащил все, что там было, опустился на колени и стал отрывать плинтусы. Дерево трещало и ломалось. Отломанные деревяшки я бросал в коридор.
  
  Ничего не найдя, я занялся встроенным шкафом в комнате Итана. Оторвал там все плинтусы. Закончив, помчался в спальню. И тоже ничего. Но плинтусы были только началом. Я принялся простукивать половицы во всех помещениях дома в поисках мест, которые казались мне подозрительными. Отбросил ковровые дорожки в коридоре наверху и оторвал несколько половиц.
  
  Не обнаружив ничего, я оторвал в других местах еще половицы и спустился на первый этаж. Здесь тоже простучал их, некоторые оторвал. Затем удалил плинтусы во встроенном шкафу в холле. В кухне опустошил все ящики, отодвинул холодильник и заглянул за него. Внимательно осмотрел кладовку. Встал на стул, чтобы изучить верх кухонных шкафов. Ничего.
  
  Вскоре я занялся развешанными по стенам фотографиями в рамках. Итан, Джан, я, снятые порознь, вдвоем и втроем. Фотографии родителей на тридцатилетие свадьбы. Я посмотрел, не вставлено ли что-нибудь между фотографией и картонным задником. Ничего.
  
  В гостиной я распотрошил все диванные подушки, удалив с них чехлы, перевернул стулья и кресла, поставил диван на бок, оторвал прикрывающую низ плотную материю, засунул туда руку, поцарапавшись о скобу.
  
  Затем двинулся в подвал. Перерыл там множество коробок со всякой всячиной. Старые книги, семейные памятные вещи — разумеется, только мои, — разные хозяйственные приспособления, которыми мы давно не пользовались, спальные мешки для походов, кое-что со времен моей учебы в колледже. Как и везде, тут поиски тоже оказались напрасными. Я отчаянно хотел найти хоть что-нибудь, что могло бы навести на след Джан: выяснить, кто она такая на самом деле и куда могла скрыться, но не нашел ни единой вещицы.
  
  Может, Джан прятала в доме только свидетельство о рождении? Или остальное взяла с собой, готовясь с бегству? В конверте, кроме свидетельства, лежал ключ. Странный, не такой, каким открывают двери квартиры. И я вдруг понял: это ключ от банковского сейфа. Еще до встречи со мной Джан положила что-то на хранение в сейф. И вот пришло время это забрать. И что, для этого ей потребовалось засадить меня в тюрьму на многие годы?
  
  Я медленно обошел дом, удивленно осматривая повреждения, будто не имел к ним никакого отношения, потом присел на ступеньку лестницы и принялся рассуждать. Натали Бондуран все правильно сказала: Джан жива, и для того чтобы спасти свою шею, я должен ее отыскать. Не потому, что хочу возвращения жены. Нет. Ради Итана. Я должен спастись от тюрьмы ради сына. Нельзя, чтобы он потерял отца. И я не собирался его терять.
  Глава сорок первая
  
  Джан вышла из ювелирного магазина и молча села в пикап. По ее застывшему лицу, чуть дрожащей руке Дуэйн понял: что-то стряслось.
  
  — Что тебе там сказали? — спросил он.
  
  — Поехали! — бросила она.
  
  — Куда?
  
  — Просто поехали. Куда угодно.
  
  — Черт возьми, скажи наконец, в чем дело? У тебя вид, будто ты встретилась с привидением. Что тебе сказали в магазине?
  
  Джан повернулась к нему:
  
  — Что все было напрасно.
  
  — То есть?
  
  — Все, что мы делали, было напрасно. И ожидание потом — тоже. Все без толку.
  
  — Черт возьми, о чем ты говоришь?
  
  — Они ничего не стоят, — медленно произнесла Джан.
  
  — Что?
  
  — Дуэйн, это не бриллианты, а какой-то диоксид. Понимаешь? Они искусственные и ничего не стоят. Ты понял?
  
  Дуэйн ударил по тормозу. Сзади загудел клаксон.
  
  — Нет, не понял.
  
  — Ты глухой, Дуэйн? У тебя проблемы со слухом? Они ничего не стоят.
  
  Лицо Дуэйна стало малиновым. Руки сжали руль так, что побелели костяшки пальцев. «Линкольн», объезжая его, чуть притормозил. Сидящий там мужчина крикнул:
  
  — Эй, придурок, где учился водить машину?
  
  Дуэйн отнял руку от руля, достал из-под сиденья пистолет и наставил в окно.
  
  — Может, ты меня поучишь?
  
  Водитель «линкольна» побледнел и дал полный газ. Дуэйн повернулся к Джан, держа пистолет в руке.
  
  — Давай рассказывай.
  
  — Я показала женщине полдюжины бриллиантов. Взяла наугад. Она выяснила, что они искусственные.
  
  — Это невозможно, — процедил Дуэйн сквозь стиснутые зубы.
  
  — Я передаю тебе то, что она сказала. Они ничего не стоят.
  
  — Нет.
  
  — Она знает свое дело. Внимательно их рассмотрела. У нее есть приспособление.
  
  Дуэйн яростно затряс головой.
  
  — Она ошиблась. Эта стерва затеяла какую-то игру. Решила наколоть тебя, купить их по дешевке. Сука.
  
  — Нет. Она мне ничего не предлагала. Она не…
  
  — Эта гадина решила подождать, когда ты к ней вернешься и отдашь все камушки за тысячу, а может, и за пять сотен.
  
  — Ты не понял ничего! — пронзительно крикнула Джан. — Они не…
  
  Он развернулся и левой рукой схватил ее за горло. Пистолет по-прежнему был у него в правой.
  
  — Дуэйн… — прохрипела Джан задыхаясь.
  
  — Теперь слушай меня. Мне наплевать на то, что сказала тебе какая-то тупая сволочь. У нас есть парень, готовый дать за эти бриллианты шесть миллионов, и я намерен принять его предложение.
  
  — Дуэйн, я не могу…
  
  — Может, она сказала, что бриллианты на самом деле стоят больше? И ты решила, что скажешь простачку Дуэйну, будто они ничего не стоят, а я подумаю: ну и ладно, давай забудем обо всем и займемся чем-нибудь другим. А потом ты вернешься к ней и прикарманишь все денежки. Я уже давно подозреваю, что ты играешь.
  
  Джан ловила ртом воздух, но Дуэйн не отпускал ее. Она пыталась высвободиться, но разве сдвинешь стальной прут?
  
  — Все эти годы ты играла со своим придурком мужем, так разве трудно поиграть еще несколько дней со мной? Ждала, когда я выйду из тюряги, мы получим бриллианты, и потом ты избавишься от меня. Неплохо придумано.
  
  Джан начала терять сознание.
  
  — Считаешь, я тупой? — Дуэйн приблизился к ее лицу. — Думаешь, я не просек, что ты замыслила?
  
  Веки Джан затрепетали, голова склонилась набок. Дуэйн убрал руку.
  
  — Я сторговал эти бриллианты за шесть миллионов, и, получив деньги, еще подумаю, какой будет твоя доля.
  
  Джан закашлялась, пытаясь восстановить дыхание, и прижала руку к горлу. А Дуэйн тем временем поехал дальше.
  
  Это был первый случай в ее жизни, когда она по-настоящему находилась близко к смерти. И две мысли вспыхнули в ее сознании, прежде чем оно померкло: «Надо было давно прикончить этого ублюдка». И вторая: «Итан».
  * * *
  
  Дуэйн ездил по кругу, ожидая, когда наступит время отправляться за деньгами. Джан молча сидела рядом, ожидая, пока он успокоится. Наконец она прошептала:
  
  — Выслушай меня.
  
  Он покосился на нее.
  
  — Я прошу, чтобы ты меня выслушал. Пойми, в жизни не бывает так, чтобы сразу все стало хорошо.
  
  — Хватит!
  
  — Ты думаешь, я соврала насчет того, что сказала та дама в ювелирном магазине? Но давай предположим, что я говорю правду. Тогда почему Банура, едва посмотрев на камни, заявил, что они высшего класса?
  
  Дуэйн пожал плечами.
  
  — Ладно, ты не врешь, но, может, та женщина в камнях не понимает.
  
  — Это ее бизнес, — напомнила Джан.
  
  Дуэйн задумался.
  
  — Значит, Банура не понимает?
  
  Джан покачала головой.
  
  — Это и его бизнес.
  
  Дуэйн усмехнулся.
  
  — Ну тогда все равно один из них ошибается.
  
  — Они оба знают свое дело, — проговорила Джан. — Но один из них лжет. И женщине в ювелирном магазине лгать не было никакого смысла.
  
  — Почему же? Она захотела, чтобы ты отдала ей все почти задаром.
  
  — Вряд ли.
  
  Глаза Дуэйна сузились.
  
  — Значит, лжет этот малый?
  
  — Да.
  
  — Ты думаешь, что, когда мы приедем к нему, он даст нам не шесть миллионов, а три?
  
  — Он ничего не собирается нам платить.
  
  Она сама с трудом верила в то, что сейчас говорила. Неужели все это время прошло впустую? Неужели ожидание счастья оказалось напрасным?
  
  Лицо Дуэйна снова потемнело. Вернулась злость. Джан его понимала. Он уже ощущал вкус больших денег, а она пытается разрушить его мечту.
  
  — Если они ничего не стоят, то почему он не сказал нам сразу? Зачем надо было заставлять нас приезжать к нему к двум часам?
  
  — Не знаю, — ответила Джан.
  
  — А я скажу тебе почему. — Дуэйн убежденно кивнул. — Потому что надо было привезти откуда-то деньги, где он их хранит. Еще бы, такая сумма.
  
  Дуэйн вдруг свернул к тротуару.
  
  — Дай мне один бриллиант.
  
  — Что?
  
  — Любой бриллиант. Дай мне один.
  
  Джан открыла сумку, достала из мешочка камень и протянула Дуэйну. Он сжал его в ладони, вышел из пикапа, бросил камень на тротуар и ударил по нему каблуком. Затем поднял ногу. Камень исчез.
  
  — Вот дерьмо, — пробормотал Дуэйн. — Куда же он подевался?
  
  Осмотрев подошву ботинка, он увидел камень, втиснувшийся в резину. Выковырял его пальцем и поднес к носу Джан.
  
  — Вот смотри. Камень в полном порядке.
  
  Джан поняла, что сейчас его не переубедишь. Дуэйн вернул ей камень, сел за руль и усмехнулся:
  
  — Когда у меня наконец появится яхта, я приспособлю тебя вместо якоря.
  Глава сорок вторая
  
  Для Оскара Файна это был шанс реабилитироваться. Сохранить лицо. В конце концов, ему необходимо вернуть в полной мере уважение к себе. И разумеется, не на последнем месте тут стояла месть. Только отомстив этой женщине, которая лишила его руки, он окончательно успокоится. И не важно, сколько времени пройдет. Он готов ждать до бесконечности.
  
  Это было больше, чем просто увечье. Это было унижение. Оскар Файн считался лучшим в своем деле. Когда возникал серьезный вопрос, всегда звонили ему. Он являлся посредником, связным, специалистом по улаживанию дел. Никогда не прокалывался. Но вот такое случилось. Большая беда. И главное, тогда на это и был расчет. Иначе зачем ему таскать дипломат с фальшивыми драгоценностями?
  
  У боссов возникло подозрение, что кто-то раскрыл их систему ввоза в страну бриллиантов, и Оскар Файн предложил оригинальную идею. Организовать ложную доставку с фальшивками, а настоящий товар прибудет другим путем, который прежде не использовался. Все прояснится, если кто-нибудь нападет на него в пути или по прибытии, попытается похитить бриллианты. Для пущей убедительности он приковал дипломат к себе наручником, хотя обычно перевозил товар в спортивной сумке.
  
  Фальшивые бриллианты помещались в нескольких матерчатых мешочках, в одном к подкладке был прикреплен передатчик глобальной системы навигации для определения местоположения. Например, кто-то прижмет его. Он выдаст комбинацию, чтобы они смогли открыть дипломат и забрать мешочки. А затем за ними будет легко проследить с помощью приемника размером с мобильный телефон, который лежал у него в кармане.
  
  Его боссы сомневались.
  
  — А если они тебя просто убьют?
  
  — Тогда они не узнают шифр и ничего не получат, — отвечал Оскар.
  
  Он сразу разгадал их маневр, когда прибыл лимузин, но водитель не вышел, чтобы открыть для него дверцу. Пришлось открывать самому. Ладно, придется подыгрывать. В конце концов, ради этого все и затевалось.
  
  Он открыл заднюю дверцу и увидел ее — рыжеволосую женщину. Красотка в топике, короткой юбке, прозрачных черных чулках и туфлях на высоких каблуках, какие носят шлюхи. Оскар сразу смекнул, что ему устроили ловушку, и чуть не улыбнулся. Так непрофессионально, по-любительски все было обставлено.
  
  Она тут же объяснила свое присутствие:
  
  — Они решили, что ты заслуживаешь бонус.
  
  Ну конечно. Оскар ждал, что скоро в ее руке появится пистолет и он выдаст шифр, а с ним и дипломат, и потом они высадят его из машины. Но вместо этого ему всадили укол. Водитель-громила неожиданно воткнул шприц, прямо через пиджак. Сволочь. Препарат начал действовать почти мгновенно. Его голова качнулась, и женщина тут же рванулась, схватила дипломат, дернула. И Оскар подался к ней, поскольку был к нему пристегнут.
  
  Вскоре стали неметь руки и ноги. Оскар попробовал что-то сказать, но вместо слов изо рта выходила сплошная каша. Как же он так оплошал? Его никто не собирался допрашивать. Они решили справиться своими силами. Им был нужен дипломат, и Оскар с радостью отдал бы им его со всеми диоксидами циркония. Но он не мог говорить, а значит, и назвать шифр из пяти цифр. Ключа у него не было.
  
  Водителя Оскар не видел, зато женщину рассмотрел.
  
  Они пытались открыть дипломат, затем отцепить его от наручника, переругивались между собой. Она попробовала перепилить цепочку, ничего не вышло. Обыскала его карманы, нашла телефон и тот самый приемник. Затем добралась до пистолета, прикрепленного к его лодыжке.
  
  Они оба начали кричать на Оскара, спрашивать шифр. А он не мог ответить, только мычал.
  
  — Все, он вырубился, — сказала женщина.
  
  — Ключ нашла? — спросил водитель.
  
  — Его нигде нет. Обыскала все карманы, нет ключа. А без него наручник не снимешь.
  
  — Тогда давай попробуем открыть дипломат. Посмотри — может, он записал где-нибудь шифр, — предложил водитель.
  
  — Только полный идиот станет записывать шифр от замка и носить с собой!
  
  — Ладно, возьмем дипломат, а потом сообразим, как открыть. Только эти кусачки цепочку не возьмут. Надо пилить.
  
  — Она стальная, — объявила женщина. — Черта с два ее быстро перепилишь. На это уйдет больше часа.
  
  — А нельзя просунуть его руку, чтобы снять? — спросил водитель.
  
  — Конечно, нет. Придется пилить.
  
  — Но мы не можем торчать здесь целый час, — проворчал водитель.
  
  — Я говорю не о цепочке, дурак.
  
  Оскар Файн напрягся. Неужели она собралась… Он пытался произнести только одно слово: «Подожди». Если бы они подождали, пока транквилизатор перестанет действовать, он бы назвал пять цифр, и все бы обошлось.
  
  — По… — начал он.
  
  — Что? — спросила женщина.
  
  — …дожди…
  
  Она покачала головой, посмотрела на него сверху вниз и начала резать.
  
  Оскар никогда забудет ее лицо.
  
  Нет худа без добра. Помог транквилизатор. Иначе бы он умер от болевого шока. Как только женщина и водитель сбежали с дипломатом, Оскар сумел собраться с силами, стащить с себя галстук и здоровой рукой завязать его чуть выше ужасного неровного обрубка. В памяти вспыхнул эпизод — он видел его в утренних новостях — о пареньке, который путешествовал по каньону, и его кисть прижало камнем. Он пролежал там несколько дней и в конце концов отрезал себе кисть перочинным ножом. И ему удалось как-то остановить кровотечение. В общем, паренек выжил, его вскоре нашли.
  
  «Может, и мне повезет, — подумал Оскар Файн. — Тем более что самую трудную часть работы женщина за меня сделала. Теперь осталось только остановить кровь». Но она все шла и шла. Значит, ему суждено было умереть. Если бы женщина оставила телефон, он бы вызвал помощь. А так…
  
  — Выйдите, пожалуйста, из машины, — прозвучал голос.
  
  В окно постучали.
  
  — Это полиция. Вы не имели права ставить здесь свой лимузин. Выходите. Я не собираюсь повторять дважды.
  * * *
  
  Он не смог дать копам описание преступников, заявив, что не видел их лиц. О дипломате, разумеется, не упомянул. Сказал, что понятия не имеет, почему они отрезали ему кисть. Наверное, перепутали. Приняли за другого. Иначе объяснить такое невозможно. Копы ему не поверили.
  
  Ну и черт с ними.
  
  А в это время на другого курьера с настоящим товаром тоже напали. Но он не прокололся. Прижал этого типа, и тот перед смертью выдал информатора, который сидел в их организации. А вот кто напал на Оскара Файна, выяснить не удалось.
  
  Боссы его успокоили. Оплатили все медицинские расходы, хотя он отказывался. Оскар пробыл в больнице несколько месяцев. Врачи нашли кисть рядом с ним на полу машины, но докторам пришить ее не удалось.
  
  Конечно, Оскар Файн натерпелся боли. Но больше всего его мучил стыд. Он стал инвалидом, но работу не потерял. Его не уволили. Сказали, чтобы не беспокоился. Когда он понадобится, с ним свяжутся. А пока будет исправно получать жалованье. Оскар знал, что больше ему не позвонят. Нельзя доверять человеку, который допустил такое. И он настоял, чтобы ему позволили выполнить первые пять заданий бесплатно. Его боссы решили посмотреть, сможет ли этот парень снова влезть на лошадь. И он влез. Стал работать с одной рукой не хуже прежнего, даже лучше. Меньше заносился, действовал осмотрительнее. И никого не щадил. Правда, Оскар и раньше не отличался мягкостью. Но порой прислушивался к мольбам сохранить жизнь. Как будто колебался. А теперь он просто выполнял свою работу.
  
  Все эти годы не переставал искать ее. Заглядывал в лица прохожих, рылся в Сети. У него была лишь одна реальная зацепка. Имя и фамилия: Констанс Таттингер. Он вытянул это у сучки из Алабамы, которая порылась в его спортивной сумке, когда он вышел из машины на несколько минут. Из-за нее все это и заварилось.
  
  Перед смертью Аланна назвала имя и фамилию. Единственная Констанс Таттингер, какую ему удалось найти, была родом из Рочестера, но ее родители переехали, когда она была еще маленькая, из-за несчастного случая с подружкой, попавшей под машину. Они поселились в Теннесси, затем в Орегоне, потом в Техасе. Девушка ушла из дому в шестнадцать лет, и больше родители ее не видели. Оскар Файн разговаривал с ними в кухне в их доме в Эль-Пасо.
  
  Он был уверен, что они сказали правду, потому что сидели, привязанные веревками к стульям, а он держал нож у горла женщины. Конечно, жаль, что ему не удалось выудить у них никакой полезной информации. Но все равно пришлось обоим перерезать горло.
  
  Оскар Файн решил, что она уже давно сменила имя и фамилию. Это затрудняло поиск, но он не сдавался: был уверен, что рано или поздно они с подельником решат сбыть фальшивые бриллианты. Он предупредил всех, кто был связан с этим бизнесом, чтобы следили.
  
  Шли годы, но они не объявлялись. Может, узнали, что бриллианты фальшивые. Но все равно они должны были попытаться сбыть их кому-нибудь, кто не разбирается в драгоценных камнях. Когда он увидел по телевизору лицо Джан Харвуд, то сразу понял: это она, Констанс Таттингер. Говорили, что она пропала, ее разыскивают, но Оскар, зная, на что способна эта женщина, не сомневался: она пребывает в добром здравии, — и был уверен, что скоро ей потребуются деньги. Он позвонил куда надо и везде установил полный контроль.
  
  И вот наконец сработало.
  
  — Я в долгу не останусь, — сказал Оскар Файн, расхаживая по подвалу Бануры.
  
  — Нет проблем, приятель, — произнес тот.
  
  — Ты уверен, что это они?
  
  — Абсолютно.
  
  — И сколько ты им предложил?
  
  — Шесть.
  
  Оскар Файн улыбнулся.
  
  — И как они?
  
  — Дуэйн сразу весь задрожал. А женщина… она вроде как…
  
  — Засомневалась?
  
  — Да, насторожилась. Я подумал, что, наверное, хватил лишнего.
  
  — Не стоит беспокоиться. — Оскар Файн посмотрел на часы. — Почти два.
  
  Банура усмехнулся:
  
  — Пора начинать сеанс.
  Глава сорок третья
  
  В кухне зазвонил телефон. Я нехотя встал, осторожно обошел оторванные половицы и снял трубку. Номер звонившего не определился.
  
  — Ты будешь гореть в аду, — произнесла женщина.
  
  — Кто говорит?
  
  — Мы не хотим иметь соседа, который убил свою жену. Так что побереги свою задницу.
  
  — А ты побереги свою. Думала, твой номер не определится, а он у меня высветился.
  
  В трубке раздались короткие гудки. Не успел я ее положить, как телефон зазвонил снова. На сей раз номер определился, но был мне незнаком.
  
  — Мистер Харвуд?
  
  — Да.
  
  — Это Арнетт Китчнер, продюсер программы «Доброе утро, Олбани». Мы бы очень хотели видеть вас на нашей передаче. Вам даже не нужно приезжать в студию. К вам приедут, и вы сможете поговорить о создавшейся ситуации, сказать что-нибудь в свое оправдание.
  
  — В оправдание?
  
  — У вас появится возможность дезавуировать слухи о причастности к исчезновению своей жены.
  
  — Но мне пока не предъявили никаких обвинений, — возразил я.
  
  Закончив с телефонными разговорами, я медленно обошел дом, переступая через оторванные половицы, разломанные плинтусы, разбросанные диванные подушки и удивляясь, что на меня нашло. Неужели я потерял рассудок? В дверь позвонили. Это был отец. Увидев погром, он воскликнул:
  
  — Боже, Дэвид, что тут случилось? Ты звонил в полицию?
  
  — Все в порядке, папа.
  
  — В порядке? Тебе нужно позвонить в полицию…
  
  — Это моя работа.
  
  Он посмотрел на меня.
  
  — Как?
  
  Я повел отца в кухню.
  
  — Хочешь пива?
  
  — Да тут ремонта на несколько тысяч долларов, — проговорил он, глядя на рассыпанные по стойке сахар и муку. — Ты что, спятил?
  
  Я открыл холодильник, отодвинутый от стены.
  
  — У меня здесь пиво «Куэрс». Хочешь?
  
  Отец кивнул, взял банку, сорвал крышку и сделал глоток.
  
  — Пиво, наверное, то, что мне нужно.
  
  Я нашел еще одну банку и открыл.
  
  — Зачем ты это сделал? — спросил он.
  
  — Решил поискать, не спрятала ли Джан что-нибудь еще в доме. Хотел найти ее тайник.
  
  — И что ты ожидал в нем увидеть?
  
  — Понятия не имею, — признался я.
  
  Опять зазвонил телефон. Я не пошевелился.
  
  — Ты не собираешься снимать трубку? — спросил отец. — А если это звонит она?
  
  Я снял трубку, вовсе не ожидая, что это Джан.
  
  — С вами хочет поговорить мистер Себастьян, — произнес Уэлленд.
  
  Я вздохнул.
  
  — Хорошо. Я слушаю.
  
  — Не по телефону. На улице.
  
  Я положил трубку и, не замечая вопросительных взглядов отца, направился к входной двери. Отец посмотрел мне вслед и двинулся наверх, оценивать ущерб.
  
  Когда я приблизился к тротуару, из автомобиля вышел Уэлленд в больших темных очках и открыл для меня заднюю дверцу.
  
  — Я не могу с вами сейчас поехать, — сказал я. — Пусть ваш босс опустит стекло, и мы поговорим.
  
  Уэлленд кивнул и легонько постучал в стекло. Через секунду оно опустилось, и в окне появился Элмонт Себастьян.
  
  — Добрый день, Дэвид.
  
  — Что вам нужно?
  
  — То же, что и всегда. Кто эта женщина?
  
  — Я же говорил вам, что не знаю.
  
  — Но мне нужно выяснить, — настаивал Себастьян. — Она нанесла ущерб моей фирме.
  
  — Послушайте, у меня дел по горло, — сказал я. — Неужели у вас нет возможностей выяснить самому?
  
  Себастьян кивнул и поднял стекло. Уэлленд посмотрел на меня.
  
  — Он не будет просить вас еще раз.
  
  — Ну и ладно.
  
  — Нет, — произнес Уэлленд, — это означает, что мистер Себастьян начнет действовать.
  
  Он сел за руль лимузина и медленно двинулся по улице. Я проводил машину взглядом, пока она не скрылась за поворотом, затем вошел в дом и крикнул:
  
  — Папа!
  
  — Да?
  
  — Что ты там делаешь?
  
  — Думаю, как это все восстановить. Ты действительно здесь порезвился.
  
  Я нашел его наверху в коридоре. Отец стоял на коленях и осматривал оторванные половицы.
  
  — Итана сюда привозить нельзя, — заявил он не оборачиваясь. — Тут полно мест, где ребенок может пораниться. Повсюду торчат гвозди. Черт возьми, Дэвид, тебе, конечно, тяжело сейчас приходится, но зачем же ломать дом, где все так замечательно было подогнано.
  
  — Да, я совершил глупость.
  
  Отец собрал половицы и поставил к стене.
  
  — Теперь придется искать, какая половица куда подходит. Некоторые надо будет заменить новыми. Это займет несколько дней. Я могу поехать домой за инструментами.
  
  — Зачем тебе заниматься этим прямо сейчас?
  
  Он повернулся ко мне.
  
  — Ты надумал еще что-нибудь сделать?
  
  Я прислонился к стене, чувствуя себя совершенно разбитым, затем побрел по коридору. Отец последовал за мной.
  
  — Честное слово, теперь я сам удивляюсь, что за безумие мной овладело.
  
  Мы дошли до стенного шкафа.
  
  — Вот отсюда я начал. Где тогда нашел конверт.
  
  Отец взял оторванный плинтус, повернул, чтобы посмотреть, цел ли, и охнул.
  
  — А это что?
  
  К внутренней стороне плинтуса скотчем был прикреплен конверт, похожий на тот, который я нашел. Отец оторвал пленку, освободил конверт и протянул мне. Конверт не был заклеен. В нем лежал сложенный втрое листок.
  
  Еще одно свидетельство о рождении, на сей раз Констанс Таттингер.
  
  — Что там? — спросил он.
  
  — Свидетельство о рождении, — ответил я.
  
  — Чье?
  
  — Не знаю. Но имя мне знакомо. Я его где-то недавно слышал.
  
  Оно было как-то связано с Ричлерами. Кажется, так звали подружку Джан. Девочку, которая играла с ней во дворе, когда Хорас Ричлер слишком поспешно сдавал задом свой автомобиль. Констанс. Это она толкнула Джан под машину. В свидетельстве была указана дата ее рождения. Пятнадцатое апреля семьдесят пятого года. Констанс была на несколько месяцев старше Джан Ричлер.
  
  Место рождения — Рочестер. Родители — Мартин и Тельма Таттингер.
  
  — Все сходится! — воскликнул я.
  
  — О чем ты?
  
  — Констанс Таттингер не надо было долго возиться, искать себе новые имя и фамилию. Все находилось под рукой.
  
  — Какая Констанс?
  
  — Она взяла имя той, которую подтолкнула к смерти, — сказал я.
  
  — Ни черта не понимаю, что ты тут бормочешь! — разозлился отец.
  
  Я направился к телефону и набрал номер Ричлеров.
  
  Ответила Греттен.
  
  — Миссис Ричлер, — проговорил я, — это Дэвид Харвуд.
  
  — Здравствуйте!
  
  — Извините за беспокойство, но у меня вопрос.
  
  — Пожалуйста.
  
  — Вы упоминали имя девочки, которая играла с вашей дочерью во дворе…
  
  — Констанс, — произнесла Греттен ледяным тоном.
  
  — А фамилия?
  
  — Таттингер.
  
  — Вскоре ее семья уехала?
  
  — Да.
  
  — Куда?
  
  — Не знаю.
  
  — А в Рочестере кто-нибудь знает?
  
  — Понятия не имею. А почему вы спрашиваете?
  
  — Просто ищу везде, где только можно, миссис Ричлер.
  
  — Понимаю. — Она помолчала. — Значит, вы еще не нашли свою жену?
  
  — Пока нет.
  
  — В вашем голосе звучит надежда.
  
  — Да.
  
  — Вы думаете, она жива?
  
  — Скорее всего. Но мне непонятны причины ее исчезновения.
  
  — Желаю вам удачи.
  
  — Спасибо, миссис Ричлер. Вы мне помогли. Извините за беспокойство. Пожалуйста, передайте от меня привет вашему мужу.
  
  — Передам, когда он выпишется из больницы.
  
  — Мистер Ричлер заболел?
  
  — Сегодня утром он снова пытался покончить с собой. Так что, мистер Харвуд, ваш визит к нам не прошел для него бесследно.
  Глава сорок четвертая
  
  — Я не пойду туда, — сказала Джан.
  
  Они сидели в пикапе, на подъездной дорожке у дома Бануры.
  
  — Послушай, — упавшим голосом проговорил Дуэйн. — Если это ты из-за того, что я недавно вышел из себя, то зря. Не надо.
  
  Джан поежилась.
  
  — Это называется «вышел из себя»? Да еще немного, и ты бы меня задушил.
  
  — Ладно, извини, я погорячился, — пробурчал он. — Мы в двух шагах от миллионов. Давай думать об этом.
  
  Джан кивнула.
  
  — Я буду думать здесь. И ждать тебя. — Дуэйн пристально посмотрел на нее, и она добавила: — Ты боишься, что я убегу? Так тебе же лучше. Получишь деньги за весь товар — и гуляй себе на здоровье.
  
  — Хорошо.
  
  Джан решила, что следует подождать. На то, что может случиться с этим идиотом, ей было наплевать. Но все же существовала ничтожная вероятность, что женщина в ювелирном магазине ввела ее в заблуждение, и тогда появлялся шанс получить хоть какие-то деньги.
  
  — А если Банура захочет снова проверить камни? — спросил Дуэйн. — И на сей раз они ему не понравятся?
  
  — Ты что, мне поверил? — удивилась Джан. — Поверил тому, что сказала ювелирша?
  
  — Не знаю, — смущенно произнес он. Затем тряхнул головой, отбрасывая сомнения. — Нет, все нормально. Банура смотрел бриллианты, они ему понравились. Деньги, которые он предложил, меня устраивают. Если ты хочешь сидеть здесь и изображать обиженную, то пожалуйста.
  
  — Ну и договорились.
  
  Дуэйн взглянул на часы: без пяти минут два.
  
  — Много времени это не займет, если только он не скажет, чтобы я сосчитал деньги. Как ты думаешь, долго сосчитать шесть миллионов?
  
  — Да.
  
  — Я не хочу, чтобы он меня наколол.
  
  — Если он предложит тебе сумку для денег, бери. Мы поедем куда-нибудь и сосчитаем, и если там окажется меньше, вернемся.
  
  В подобный исход Джан не верила. Но если им все же удастся получить за камни хоть какую-то сумму, она возвращаться сюда не собиралась. Вдобавок ко всему ей не хотелось снова смотреть на фотографию, где мальчик — видимо, сам Банура — размахивает отрезанной человеческой рукой.
  
  — Ладно. — Дуэйн взял мешочек с бриллиантами и открыл дверцу, оставив ключ в замке зажигания.
  
  — Подожди, — сказала Джан. — Возьми пистолет.
  
  Дуэйн махнул рукой.
  
  — Ты что, не слышала? Банура предупредил, что не надо в его дом приходить с оружием.
  
  Джан достала из-под сиденья пистолет.
  
  — Возьми!
  
  И опять же ее беспокоил не Дуэйн. Но если в подвале начнется заварушка, то лучше пусть он успеет с ними разобраться, прежде чем кто-то выскочит и начнет разбираться с ней. Честно говоря, она не умела обращаться с пистолетом.
  
  — Успокойся, остынь. — Он вышел из машины, захлопнул дверцу и наклонился к открытому окну. — Подумай лучше, как мы будем отмечать это событие. Чтобы потом не терять время.
  
  Как только Дуэйн свернул за угол дома, Джан пересела за руль и положила пистолет на сиденье рядом.
  
  — Можно тебя спросить? — Банура посмотрел на Оскара Файна. — Я знаю, камушки тебе по фигу, они ведь стоят дешевле дерьма. Значит, дело не в них? Может, ты из-за этого? — Он показал на засунутую в карман левую руку гостя.
  
  — Да, — ответил Оскар. — Ты угадал.
  
  — Это они с тобой такое сделали?
  
  — Женщина. — Оскар Файн усмехнулся. — Ты ее хорошо описал.
  
  Банура опустил голову.
  
  — Наверное, больно было.
  
  Оскар Файн кивнул. Ему не хотелось вспоминать об этом.
  
  — Там, где я раньше жил, такое творилось, — сказал Банура.
  
  — Могу представить, — отозвался Оскар. — Я видел твои фотографии.
  
  — Мне было тогда одиннадцать.
  
  В дверь позвонили. Банура пошел открывать, а Оскар Файн достал из внутреннего кармана пиджака пистолет и, крепко зажав в правой руке, спрятался под лестницей. Банура поприветствовал Дуэйна и попросил поднять руки, чтобы проверить, не принес ли тот с собой оружие.
  
  — Можешь мне доверять, — сказал Дуэйн. — Ты не разрешил приносить оружие, я не принес.
  
  — А где твоя подружка? — спросил Банура.
  
  — Ждет в машине. Я ведь у тебя долго не задержусь, верно? Ты приготовил деньги?
  
  — Все готово. — Банура закрыл дверь, поставил засов на место. — Надеюсь, бриллиантов в твоем мешочке за это время не убавилось?
  
  — Конечно, нет. — Дуэйн рассмеялся. — Я не собираюсь тебя обманывать.
  
  Банура начал спускаться по лестнице. Дуэйн за ним. Войдя в комнату, он увидел там Оскара Файна. Пистолет был нацелен прямо ему в голову. Дуэйн повернулся к Бануре:
  
  — Это что такое? Ты сказал, что с тобой будет помощник, но зачем же так?
  
  — Ты меня не помнишь? — спросил Оскар Файн.
  
  — А чего я тебя должен помнить? — суетливо проговорил Дуэйн. — Ты его телохранитель или как? Убери пушку. Свою я оставил в машине, как велели.
  
  Банура встал около лестницы, загораживая Дуэйну путь, на случай если он решит сбежать.
  
  — Значит, не помнишь? — произнес Оскар Файн.
  
  — Я понятия не имею, кто ты!
  
  Оскар вынул левую руку из кармана. Дуэйн ожидал увидеть в ней еще пистолет, но увидел совсем другое. И мгновенно побледнел. Секунду спустя промежность его джинсов потемнела.
  
  — Слушай, парень, не надо мочиться на пол, — недовольно проговорил Банура, хотя зная, что лужа мочи на полу в его подвале — мелочь, по сравнению с тем, что там будет через несколько минут.
  
  — Значит, ты меня вспомнил, — усмехнулся Оскар Файн, показывая пистолетом на место ниже пояса Дуэйна.
  
  — Да.
  
  — Назови свое имя.
  
  — Дуэйн Остерхаус.
  
  — Ну что, Дуэйн Остерхаус, рад встретить тебя наконец. Мы вообще-то не виделись вот так, лицом к лицу, ты ведь сидел за рулем. Да?
  
  — Если бы ты тогда назвал шифр, — залепетал Дуэйн, — то все было бы в порядке. Ну, с твоей рукой.
  
  — Как я мог назвать шифр, когда ты сразу вкатил мне такую дозу?
  
  — Мне очень жаль, приятель, клянусь! Но это ведь не я такое сделал.
  
  — Я помню, кто это сделал. Где она?
  
  Дуэйн молчал.
  
  — Давай, парень, колись. Ты же видишь, к чему все идет. В твоих интересах помогать следствию, как говорят копы. Давай я тебе кое-что покажу. — Он вытянул левую руку и начал дулом пистолета подворачивать рубашку.
  
  — Не надо!
  
  — Нет уж, доставь мне удовольствие. — Оскар Файн продемонстрировал обрубок.
  
  — Боже, — прошептал Дуэйн.
  
  — Бог тебе не поможет. Ты правша или левша?
  
  Мокрое место на штанах Дуэйна стало шире. Оскар Файн повторил вопрос. Дуэйн тяжело сглотнул.
  
  — Правша.
  
  — Тогда я отрежу тебе левую руку. Будешь обходиться, как я, одной правой. Думаю, у Бануры есть инструменты, которые позволят мне сделать это чище, чем вы обошлись со мной.
  
  На лбу Дуэйна появились капельки пота.
  
  — Не надо ничего делать. Только…
  
  — Где она? — резко спросил Оскар Файн.
  
  — В машине.
  
  — Почему не пришла с тобой?
  
  — Занервничала.
  
  — Почему?
  
  — Она считает, что мистер Банура предложил нам слишком большую сумму. Пока мы ждали назначенного часа, она зашла в ювелирный магазин и показала женщине за прилавком несколько бриллиантов. Та сказала, что они ничего не стоят.
  
  Оскар Файн кивнул.
  
  — Но ты все же явился сюда.
  
  Дуэйн был готов расплакаться.
  
  — Я поверил словам мистера Бануры.
  
  — Значит, теперь я для тебя «мистер», — усмехнулся тот. — А то все «приятель», «малый».
  
  — Так ведь это не потому, что я тебя не уважаю.
  
  — Значит, она решила, что тут не все в порядке, — проговорил Оскар Файн. — Она подозревает, что я здесь?
  
  — Джан просто забеспокоилось. — Дуэйн вытер слезы и с надеждой посмотрел на Оскара Файна. — Я придумал. Позволь мне выйти. Я пойду к ней и скажу, что возникла проблема. Мол, часть денег в незнакомой валюте, и надо помочь мне их сосчитать. Я приведу ее сюда, а ты потом меня отпустишь. Потому что, клянусь Богом, я не хотел, чтобы тебе отрезали руку. Наоборот, собирался найти мощные кусачки. Ты меня понял? Я бы поехал на лимузине, ну ушло бы на это какое-то время, но ты бы не пострадал. Но ей не терпелось воспользоваться моментом. Она тогда просто взбесилась, но я был против.
  
  Оскар Файн кивнул, будто обдумывая его предложение.
  
  — Значит, ты приводишь ее ко мне, а я тебя отпускаю.
  
  Дуэйн лихорадочно закивал:
  
  — Да. Договорились. Я тебе помогу.
  
  — Тогда ответь на пару вопросов.
  
  — Конечно, слушаю тебя.
  
  Вообще-то у Оскара было больше вопросов. Где они прятались шесть лет? За кого сейчас себя выдает Констанс Таттингер? Где она жила и с кем?
  
  Дуэйн выложил Оскару Файну все, что знал.
  
  — Вот теперь ты мне помог, по-настояшему, — проговорил Оскар Файн.
  
  — Ну, понимаешь, это единственное, что я могу сделать. — Дуэйн попытался улыбнуться. — Давай я приведу ее сюда, и ты меня отпустишь.
  
  — А может, не стоит? — спросил Оскар Файн и выстрелил Дуэйну Остерхаусу в лоб. — Я сам выйду и поговорю с ней. Без посредников.
  Глава сорок пятая
  
  Банура разглядывал кровь и частицы мозга на стене, рядом с тем местом, где стоял Дуэйн. Оскар Файн записал на клочке бумаги номер телефона и протянул Бануре.
  
  — Позвони и скажи, что мистер Файн велел сделать дело. Они приедут и наведут у тебя порядок. Все вымоют и уберут труп. — Он усмехнулся. — Теперь пойду с ней разбираться.
  
  — У меня стоят камеры наблюдения, — сказал Банура.
  
  — Что?
  
  Банура подвел Оскара Файна к верстаку, где находилась клавиатура, соединенная с суперплоским монитором. Он нажал несколько клавиш, и экран осветился, разделившись на одинаковые квадраты. На каждом был виден участок местности, окружавшей дом.
  
  — На обеих сторонах дома висят камеры с широкоугольными объективами, — пояснил Банура.
  
  Оскар Файн вгляделся в верхний правый квадрат, где была показана улица перед домом с подъездной дорожкой. Там стоял пикап, но отраженное от ветрового стекла солнце мешало увидеть, сидит кто-нибудь в машине или нет. Камера у задней двери показывала, что двор пуст.
  
  — Видишь? — спросил Банура.
  
  — Что?
  
  — Да вот же, смотри!
  
  В верхнем правом квадрате пикап начал двигаться задом.
  
  Джан сидела за рулем и соображала: сразу свалить отсюда или немного подождать? Прокрутила в голове разнообразные варианты происходящего. Первый: Банура — идиот и ничего не понимает в бриллиантах. Второй: женщина в ювелирном магазине — дура и ничего не понимает в бриллиантах. Третий: Банура знает, что камни фальшивые, и обиделся, что его обманывают. Решил их проучить. Такое возможно, но почему надо ждать до двух часов, а не проучить сразу или чуть позже? Четвертый: Бануре потребовалось время, чтобы что-то организовать. Вот это казалось наиболее вероятным. И вряд ли было связано с деньгами.
  
  А если он позвонил Оскару Файну? Тот вполне мог предупредить всех, кто делает бизнес на бриллиантах, чтобы ему сообщили, если где-то появятся люди со множеством фальшивок. Особенно если там будет женщина, соответствующая ее описанию. Значит, надо уезжать. И немедленно. Но куда? Она положила руку на ключ зажигания. Осталось лишь повернуть.
  
  Все эти годы Джан жила надеждой, что придет время и она покинет Промис-Фоллз и направится в Рай. Билет туда будет куплен на деньги, вырученные за бриллианты. И вот оказалось, что они ничего не стоят. А она ждала и даже не задумывалась, что, может, у нее уже кое-что есть. И жизнь эта не фальшивая, а настоящая. У нее настоящий дом. Настоящий муж. Настоящий сын. Но все это она обменяла на химеру. На шанс прожить остаток жизни по своим собственным правилам, играть только саму себя. Джан так и не решила, где будет этот ее мифический пляж. На Таити, в Тайланде, на Ямайке… Впрочем, какая разница? И когда она туда попадет, то мысленно скажет матери и отцу: «Что, съели? Катайтесь в своем дерьме, а я вот живу настоящей жизнью».
  
  И вот теперь все рухнуло. Она сидела в пикапе в пригороде Бостона, пока этот бестолковый невежественный бандит отправился получить шесть миллионов за жалкие стекляшки. Джан убрала пальцы с ключа зажигания и взяла сумочку, в которой в заднем отделении лежала фотография сына.
  
  — Извини, — прошептала она и положила фотографию на сиденье рядом.
  
  А вдруг все-таки Дуэйн вернется с деньгами? Джан понимала, что подобное невозможно, но так хотела в это верить. Он вернется с деньгами, а ее нет… Нужно подождать. Джан оставила ключ в замке зажигания и вышла из машины, захватив с собой пистолет. Двинулась вдоль дома, завернула за угол, приблизилась к двери. Прислушалась. До нее донеслись обрывки фраз. Говорил Дуэйн высоким плаксивым голосом:
  
  — …клянусь Богом, я не… найдем мощные кусачки, которые… ты меня понял… я бы поехал в лимузине…
  
  Слушать дальше не имело смысла. Она — следующая. Эта дверь откроется в любую секунду. Может, ей застрелить первого, кто появится? Нет, так не получится. Скорее всего схватит пулю она.
  
  Джан быстро двинулась прочь, но вскоре подняла голову и увидела висевшую под карнизом камеру наблюдения. Наверняка такая же находится с другой стороны дома. Вероятно, за ней уже наблюдают. Надо бежать.
  
  Джан рванулась к машине, села за руль, бросила пистолет на сиденье и включила зажигание. Двигатель с первого раза не завелся. Она повернула ключ еще раз и, когда двигатель заработал, начала сдавать назад. Заметила, что кто-то выходит из дома. Мужчина в длинном пиджаке, в правой руке — пистолет, направленный в ее сторону. Машина рванулась вперед, а через секунду пуля раздробила ветровое стекло. Джан оглянулась. У стрелявшего на левой руке не было кисти.
  
  На улице синий «шевроле» отчаянно засигналил. Она обогнула его, и в этот момент Оскар Файн выстрелил снова. Пуля попала в стекло со стороны пассажира и вышла через дверцу водителя. Ее не задела. Оскар побежал за пикапом, а Джан вывернула руль, чуть не столкнувшись с грузовиком. Ее вынесло на тротуар, но она сохранила управление.
  
  Пистолет лежал на сиденье рядом, но состязаться в стрельбе с Оскаром Файном было бессмысленно. Тем более на ходу. Справа мелькнул черный «ауди». Наверное, это его машина. Но он сам находился где-то в двадцати метрах позади. Пока он до нее добежит, она отъедет на два квартала. Для старта вполне достаточно.
  
  Следующая пуля пробила заднее стекло и вышла в переднее. Джан прибавила ход, взглянула в зеркальце. Оскар Файн бежал к черному автомобилю. Поздно. Она уже скрылась за углом.
  
  В суматохе Джан не заметила, как ветер унес фотографию Итана в окно.
  
  Оскар Файн подхватил парящую в воздухе бумажку. Преследовать Джан Харвуд не имело смысла. Как правило, погони кончаются авариями. А привлекать внимание полиции не хотелось. К тому же одной рукой трудно быстро маневрировать. Теперь, когда он ее нашел, можно не беспокоиться. Найдет снова. Особенно вооруженный сведениями, которые сообщил Дуэйн.
  
  Оскар Файн не стал садиться в автомобиль, а принялся рассматривать фотографию. С нее улыбался мальчик лет четырех-пяти. Оскар Файн опустил фотографию в карман.
  
  Да, придется уехать из города. Надо будет попросить кого-нибудь в это время кормить кота.
  Глава сорок шестая
  
  Только я закончил разговор с Греттен Ричлер, как телефон зазвонил снова.
  
  — Мистер Харвуд? — произнес женский голос, показавшийся мне знакомым.
  
  — Да.
  
  — Вы что, перестали работать над моим материалом?
  
  — Кто говорит?
  
  — Я послала вам информацию о счете за отель мистера Ривза. Почему об этом до сих пор ничего не появилось в вашей газете?
  
  Я с трудом сосредоточился.
  
  — Он вернул все деньги Элмонту Себастьяну. В редакции сочли, что инцидент исчерпан.
  
  — Тогда передайте список кому-нибудь другому, кто может сделать хорошую статью. Я звонила в газету, но там сказали, что вы отстранены от работы. Это связано с исчезновением вашей жены. Так что, пожалуйста, не обижайтесь, а передайте мой список тому, кто сможет что-то сделать.
  
  — Какой список?
  
  Она вздохнула.
  
  — Тот, что я послала вам по почте.
  
  Я полез в боковой карман пиджака, где лежали конверты из моей почтовой ячейки в «Стандард». В одном — чек с моим жалованьем, в другом — рекламные листовки, а третий был без обратного адреса. Я разорвал его и вытащил сложенный лист бумаги.
  
  — Мистер Харвуд, вы меня слушаете?
  
  — Подождите, — сказал я, просматривая написанный от руки список, где были перечислены фамилии членов городского совета Промис-Фоллза, а рядом — сумма взятки в долларах. Самая крупная — двадцать пять тысяч.
  
  — Неужели Элмонт Себастьян действительно столько заплатил этим людям? — спросил я.
  
  — Так вы что, только сейчас на него смотрите? — возмутилась женщина. — Сукин сын Элмонт накалывал меня много раз, поэтому я хочу, чтобы его наконец прижали. Кроме того, в его фирме сотрудники-мужчины лапают женщин каждый день, а тем, кто наверху, до этого нет дела.
  
  Значит, она работала у Элмонта. Но материал, конечно, должен делать кто-то другой.
  
  — Почему вы не приехали в Лейк-Джордж, как мы договорились? — спросил я.
  
  — Какой Лейк-Джордж?
  
  — Но вы же сами в электронном письме назначили там встречу.
  
  — Я никакого письма вам не посылала. Вы думаете, я дура, чтобы встречаться с вами лично? — Она положила трубку.
  
  Я посидел с минуту, затем положил список в карман. В другое время он стал бы для меня находкой, но сейчас не до него. Оказывается, эта женщина по электронной почте мне ничего не посылала и никакой встречи в Лейк-Джордже не назначала. Поехать туда меня заставил кто-то иной. И это было составной частью подставы.
  
  Джан.
  
  Остаток дня я наводил справки о Констанс Таттингер. Отец тем временем начал в моем доме ремонт. Вначале я позвонил матери и поговорил с ней.
  
  — Как ты? — спросила она.
  
  — Постепенно схожу с ума.
  
  — Твой отец возмущается, как ты разгромил свой дом.
  
  — Да, это была глупость. Но папа потом все же кое-что нашел. Так что я старался не зря. Есть небольшая ниточка к Джан.
  
  — Ты узнал, где она?
  
  — Нет, но теперь мне известны ее настоящие имя и фамилия. Для поисков нужен компьютер.
  
  — Твой отец собрался ехать домой за инструментами. Я передам с ним мой ноутбук.
  
  — По моей вине случилось еще кое-что скверное, — признался я.
  
  — Что?
  
  — Хорас Ричлер недавно снова пытался покончить с собой. Так подействовал на него мой визит. Он не выдержал, когда узнал, что моя жена присвоила имя его дочери.
  
  — Ты делал то, что должен был сделать, — заметила мама. — И не виноват в том, что случилось с его дочерью. И за поступки Джан ты тоже не отвечаешь. Тебе нужно было узнать правду.
  
  — Да, но они хорошие люди, эти Ричлеры.
  
  — Успокойся и постарайся довести дело до конца.
  
  Я попросил отца привезти мамин ноутбук. У него уже был список нужных инструментов, внизу он добавил: «Ноутбук». Затем, бросив: «Я быстро, туда и обратно», — уехал.
  
  Я позвонил Саманте Генри в «Стандард».
  
  — Сделай мне одолжение: проверь у копов, кого знаешь, есть ли у них что-то на Констанс Таттингер.
  
  — Все, я записала, — ответила Саманта. — А кто это такая?
  
  — Пока не знаю.
  
  — Дата рождения известна?
  
  — Пятнадцатое апреля тысяча девятьсот семьдесят пятого года.
  
  — Ясно. Что-нибудь еще?
  
  — Родилась в Рочестере, но родители уехали оттуда, когда ей было пять лет.
  
  — Ладно, если что-нибудь узнаю, позвоню.
  
  — Спасибо, я твой должник. — Я на секунду замолчал. — Послушай, материал по Себастьяну и Ривзу, над которым я работал, теперь твой. Делай с ним что хочешь. И у меня наконец появился список членов городского совета, получивших от Себастьяна взятки. Думаю, это надо опубликовать как можно скорее. Список я тебе передам при встрече, а ты постарайся проверить все, что можно.
  
  — А откуда у тебя этот список?
  
  — Потом объясню. Сейчас мне надо идти.
  
  — Договорились, — сказала Саманта.
  
  Отец вернулся через час. Притащил ящик с инструментами, циркулярную пилу, плинтусы, которые держал в гараже с незапамятных времен, и отправился наверх. Очень скоро оттуда раздался стук. Я же начал работу с маминым ноутбуком. Вскоре выяснилось, что в нашем штате фамилию Таттингер носили двенадцать человек, и только пять были «М. Таттингер». Они жили в Буффало, Бойсе, Каталине, Питсбурге и Тампе.
  
  Я начал звонить. В Буффало Таттингер оказался Марком, в Бойсе — Майлзом. А я искал Мартина. В обоих случаях я спрашивал, знают ли они Мартина Таттингера, у которого жену зовут Тельма, а дочь — Констанс. Нет, не знают.
  
  В Тампе телефон был отключен, в Каталине и Питсбурге никто не ответил. Я решил позвонить туда позже, когда люди придут с работы. А пока занялся выяснением, в подготовительный класс какой школы ходили Джан Ричлер и Констанс Таттингер. Узнал в «Гугле» номера ближайших начальных школ. Позвонив, вспомнил, что сейчас август и школы уже несколько недель пустуют. Но все равно там должен кто-нибудь находиться.
  
  В первой школе на месте оказалась заместитель директора. Она быстро объяснила, что ее школа сравнительно новая, построена в середине девяностых. Пока я ждал, когда снимут трубку в следующей школе, в моей голове прокручивался разговор с Ричлерами. Греттен рассказывала, как все были расстроены гибелью их дочери, включая учительницу подготовительного класса. Она называла фамилию. Кажется, Стивенсон.
  
  Трубку сняла пожилая женщина:
  
  — Слушаю. Дайана Джонсон, секретарь.
  
  Я объяснил, что мне нужна информация о Констанс Таттингер, которая ходила в подготовительный класс.
  
  — Назовите себя, — попросила она.
  
  — Дэвид Харвуд. Эти сведения мне необходимы в связи с семейными проблемами.
  
  Дайана Джонсон задумалась.
  
  — Понимаете, я пришла сюда работать недавно, поэтому…
  
  — Родители вскоре забрали ее из школы и уехали. Она дружила с девочкой, Джан Ричлер.
  
  — Да, эта девочка мне известна. У нас была табличка, посвященная ее памяти, в холле, рядом с офисом. Она погибла под колесами автомобиля?
  
  — Да.
  
  — А за рулем сидел ее отец. Ехал по подъездной дорожке.
  
  — Так оно и было.
  
  — Ужас. Я тогда еще тут не работала, но помню кое-что. Говорили, будто девочку под колеса кто-то толкнул.
  
  — Да, — сказал я. — И это была как раз та девочка, Констанс Таттингер.
  
  — Так чем я могу вам помочь?
  
  — В архиве сохранилась какая-то информация о Констанс?
  
  — Нет, — ответила секретарь, — никакие записи тех лет у нас не сохранились. Может, в центральном офисе, но там вряд ли вам их предоставят.
  
  — Жаль.
  
  — Вы помните фамилию учительницы?
  
  — Кажется, Стивенсон.
  
  — А может, Стивенс? Когда я пришла, подготовительный класс вела Тина Стивенс. Она проработала пару лет и перешла в другую школу.
  
  — А в какую?
  
  — Не знаю. Учителя часто меняют школы. — Она помолчала. — Помню только, что Тина вышла замуж. Встретила очень милого человека. Он работал в фирме «Кодак».
  
  — Может, вспомните его фамилию?
  
  — Подождите минутку, тут пришла женщина, которая может это знать. Сейчас спрошу… Его фамилия Пирелли. Знаете, есть такая фирма, которая изготавливает автомобильные шины. Так вот, он Фрэнк Пирелли.
  
  — Спасибо. Вы мне очень помогли.
  
  Закончив разговор, я быстро нашел в компьютере живущего в Рочестере Ф. Пирелли и набрал номер. Включился автоответчик: «Это автоответчик Фрэнка и Тины Пирелли. Их сейчас нет дома, оставьте, пожалуйста, сообщение». Я не стал ничего оставлять, чувствуя, что впустую трачу время.
  
  Отец купил пару больших сандвичей с мясом, сыром и помидорами. Мы съели их за столом в кухне. Потом я позвонил в Каталину, снова безуспешно. После этого поговорил с мамой.
  
  — С тобой хочет пообщаться Итан, — сказала она.
  
  В трубке что-то зашуршало.
  
  — Папа…
  
  — Привет, старина, как дела?
  
  — Я хочу домой. Бабушка говорит, что я останусь тут ночевать.
  
  — Правильно.
  
  — Я тут уже много дней.
  
  — Не много, а всего два.
  
  — Когда мама придет?
  
  — Не знаю. А ты хорошо себя ведешь у бабушки?
  
  Итан замялся.
  
  — Да.
  
  — Чем занимаешься?
  
  — Прыгал с лестницы, теперь играю с битой.
  
  — С какой битой?
  
  — Ну с той.
  
  Я улыбнулся.
  
  — Ты играешь с бабушкой в крокет?
  
  — Нет. Она говорит, что у нее от этого болит спина.
  
  — Играешь сам с собой?
  
  — Я забил один деревянный мячик в воротца. И он улетел очень далеко.
  
  — Хорошо. Что бабушка приготовила на ужин?
  
  — Не знаю, но пахнет вкусно. Бабушка, что у нас на ужин? Тушеное мясо? — Итан помолчал. — Там есть морковка, я ее не люблю.
  
  — Она полезная, ее обязательно нужно есть, — сказал я. — Сделай это ради бабушки.
  
  — Ладно.
  
  — Во сколько бабушка подаст ужин?
  
  — В семь.
  
  — Я постараюсь к этому времени к вам приехать.
  
  — Хорошо.
  
  — Счастливо, малыш.
  
  — Счастливо, папа. — И он положил трубку.
  
  Я набрал номер Пирелли в Рочестере. Ответила женщина.
  
  — Тина Пирелли? — произнес я, поздоровавшись.
  
  — Да, это я.
  
  — Та самая Тина Пирелли, которая работала в подготовительном классе в Рочестере?
  
  — Да. А с кем я разговариваю?
  
  — Это Дэвид Харвуд. Я пытаюсь найти женщину, которая когда-то была вашей ученицей, правда, недолго.
  
  — А откуда у вас номер моего телефона?
  
  Я коротко рассказал о разговоре с Дайаной Джонсон.
  
  — И кто вас интересует? — спросила Тина.
  
  — Констанс Таттингер.
  
  — Я ее помню. А зачем она вам?
  
  Можно было опять что-нибудь выдумать, но я решил действовать напрямик.
  
  — Эта девочка потом, когда выросла, стала моей женой. И вот сейчас пропала. Мы ее ищем.
  
  Тина Пирелли вздохнула.
  
  — И вы думаете, я что-нибудь о ней знаю? Ведь с тех пор как я видела ее в последний раз, прошло свыше тридцати лет.
  
  — Может, вам известно, куда уехали ее родители из Рочестера?
  
  — Тогда они вообще мало с кем разговаривали, — проговорила Тина Пирелли. — Просто уехали, и все. Надеюсь, жена вам рассказала почему.
  
  — Да.
  
  — Бедная Конни, ее все обвиняли, хотя она была еще ребенком. Родители забрали ее из школы. Извините, вы сказали, что она пропала?
  
  — Да.
  
  — Какой ужас. Я занималась с ней всего пару недель. Несчастный случай произошел в сентябре. Но она была хорошей девочкой. Тихой. После того случая я видела ее только один раз.
  
  — И какой она тогда была?
  
  — Мне показалось, будто девочка вообще перестала что-либо чувствовать.
  
  Я позвонил в Питсбург М. Таттингеру. Ответил мужчина.
  
  — Это Мартин Таттингер? — спросил я.
  
  — Нет, это Мик Таттингер.
  
  — А Мартин Таттингер?
  
  — Вы ошиблись номером.
  
  — Подождите, может, вы мне поможете. Меня зовут Дэвид Харвуд. Я звоню из Промис-Фоллза, это севернее Олбани. Пытаюсь найти Мартина Таттингера, жену которого зовут Тельма. У них есть дочь Констанс, прежде они жили в Рочестере, много лет назад. Вероятно, это ваши родственники и вы знаете, где их найти.
  
  — Да, — произнес Мик. — Мартин — мой брат.
  
  — Правда?
  
  — Они с женой Тельмой несколько раз переезжали, а потом обосновались в Эль-Пасо.
  
  — Вы не дадите мне номер их телефона?
  
  — А зачем он вам?
  
  — Вообще-то мне нужна их дочь, Констанс. Похоже, что она попала в неприятную ситуацию, и мы пытаемся найти ее родителей.
  
  — Это будет очень трудно, — сказал Мик.
  
  — Почему?
  
  — Потому что они мертвы.
  
  — Извините, я этого не знал.
  
  Мик усмехнулся:
  
  — Да, и умерли они не своей смертью.
  
  — Что?
  
  — Их убили.
  
  — Как?
  
  — Обоим перерезали горло. А перед этим привязали веревками к стульям в кухне.
  
  — Когда это произошло?
  
  — Пять или шесть лет назад. Как вы понимаете, дату я не обвожу кружочком в календаре.
  
  — А тех, кто это сделал, поймали?
  
  — Нет. А что с Конни?
  
  — Она пропала.
  
  — Неудивительно. Она пропала уже очень давно. Мартин и Тельма не имели от нее никаких известий до самой смерти. Конни ушла из дому в шестнадцать лет. И я не стал бы девочку винить за это. Так вы ее ищете?
  
  — Да.
  
  — Куда же она запропастилась, черт возьми? Наверное, не знает, что ее родители погибли.
  
  — Думаю, не знает, — сказал я.
  
  — Скорее всего это ее не опечалило бы. Мартин, конечно, мой брат, но он был мерзкой, жестокой скотиной. Мы редко общались. А о близости вообще не могло быть и речи. Они с Тельмой явно не имели права претендовать на премию «Родители года». Он злобный хорек, она алкоголичка — та еще парочка. Видимо, то, что они в конце концов получили, было предписано свыше. Мартин ремонтировал автомобили, держал гараж в Эль-Пасо. Денег у них никогда не было. Кому понадобилось убивать этих людей? К тому же в доме ничего не украли.
  
  — Да, неприятная история, — произнес я.
  
  — А Конни все-таки жива? Я думал, что она тоже умерла.
  
  — Почему вы так думали?
  
  — Не знаю. Она была не совсем нормальной, понимаете? Кое-что случилось с ней в детстве. Впрочем, вдаваться в детали нет смысла.
  
  — Из-за девочки, которая попала под машину?
  
  — Так вы об этом знаете? Мартин и прежде был мерзавцем, а после того случая совсем взбесился. Он работал в мастерской, которая принадлежала дяде погибшей девочки. Тот его уволил. И Мартин напустился на Конни, считая ее во всем виноватой. Хотя она была еще ребенком, он не делал никаких поблажек. Нашел работу в другой мастерской, в другом городе, но скоро его и оттуда выгнали. Обнаружилась пропажа инструментов. Мартин был ни при чем, но хозяин его уволил. Вскоре дела пошли еще хуже. Потом он наконец нашел работу, но продолжал давить на Конни, объявляя ее виновницей всех своих несчастий.
  
  — И как она это переносила?
  
  — Я редко ее видел. И она всегда выглядела странно.
  
  — В каком смысле?
  
  — Как будто… отсутствовала, находилась где-то в другом месте.
  
  — То есть?
  
  — Воображала себя в иной обстановке, витала в облаках. Я думаю, это помогало ей выжить.
  
  — Очевидно.
  
  — Так кто вы такой? — спросил он, и я снова назвал ему имя и фамилию. — Если найдете Конни, передайте, чтобы она мне позвонила.
  
  — Хорошо.
  
  — А чем вы занимаетесь? Частный детектив?
  
  — Я газетный репортер.
  
  В кухню вошел отец.
  
  — Уже без двадцати семь. Поехали ужинать? — Он посмотрел на меня. — Что с тобой? Ты выглядишь так, словно увидел привидение.
  
  — Да, что-то в этом роде.
  
  Зазвонил телефон. Я взглянул на дисплей. Это была мама, а возможно, Итан. Он недавно научился нажимать кнопку быстрого набора. Я снял трубку.
  
  — Не могу нигде найти Итана, — проговорила мама дрожащим голосом. — Он пропал.
  Часть пятая
  Глава сорок седьмая
  
  Джан проехала несколько миль, свернула налево и вырулила на шоссе. Она надеялась, что так будет труднее ее найти.
  
  Пока сзади не обозначится черный «ауди», можно немного успокоиться. Правда, если он отыскал ее один раз, найдет и еще. Она выглядела ужасно. Широко раскрытые глаза, спутанные волосы, которые трепал ветер, дующий в открытые окна и треснутое ветровое стекло. Джан крепко сжимала руль, чтобы унять дрожь.
  
  Катастрофа. Дуэйн, конечно, уже покойник. Вряд ли Оскар Файн позволил ему выйти оттуда живым. Интересно, как много он успел рассказать перед смертью? Знает ли Оскар, кто она такая и кем была? Знал ли он это до того, как Дуэйн явился продать фальшивые бриллианты за шесть миллионов долларов?
  
  Одно было ясно: Банура их подставил. Как только они ушли, он сразу позвонил Оскару Файну. Но почему тот поднял тревогу теперь, спустя столько лет? Скорее всего увидел сообщение в новостях о ее исчезновении. И узнал по фотографии. Под ней стояла подпись «Джан Харвуд», и эта женщина не была похожа на ту, которая совершила с ним нечто ужасное на заднем сиденье лимузина. Но наверное, когда тебе отрезают руку, запоминаешь не только цвет волос и глаз.
  
  Джан задумалась, пытаясь найти в своем замысле слабое место. Откуда начать? Во-первых, не надо было связываться с Дуэйном Остерхаусом. Во-вторых, следовало сразу же узнать цену похищенному товару. И в-третьих, сегодня к Бануре нельзя было возвращаться.
  
  Джан взглянула на приборную панель и заметила, что в баке горючее на исходе. Она дождалась следующего съезда, где располагались заправка и киоски с фастфудом. Заправилась на тридцать долларов и поставила машину у «Макдоналдса».
  
  Миновала прилавок, направилась в туалет, где ее вырвало, прежде чем она успела закрыться в кабинке. Уперлась о стенки, чтобы не упасть. Ее знобило. Джан спустила воду в унитазе и постояла немного, промокая лицо туалетной бумагой. Затем вышла, умылась, пытаясь успокоиться. Женщина с девочкой у другой раковины настороженно посмотрели на нее.
  
  На улице Джан прислонилась к стене, не сводя глаз с шоссе, высматривая там черный «ауди». Она простояла так полчаса, не зная, что теперь делать. Выносивший мусор служащий ресторана спросил, не нужна ли ей помощь. Он не собирался помогать ей, просто хотел, чтобы она отсюда ушла.
  
  Джан направилась к пикапу и села за руль. Зазвонил мобильник, она вздрогнула, потому что давно забыла об украденном из сумочки женщины телефоне. С него Дуэйн звонил Бануре. Она раскрыла телефон.
  
  — Алло!
  
  — Так это у тебя мой телефон! — крикнула женщина. — А я его везде обыскалась и…
  
  Джан переломила крышку телефона, словно это был позвоночник какого-то ненавистного ей существа, вышла из машины и выбросила его в мусорный бак. Вернулась, вся дрожа, и принялась вспоминать. Все, с самого начала. С того момента, когда она толкнула дочь Ричлеров под автомобиль.
  
  Не тогда ли все и началось? Если бы она этого не сделала — Бог свидетель, у нее и в мыслях ничего подобного не было, — тогда бы родители не уехали из города, и с работой отца было бы все в порядке, и он не стал бы ее ненавидеть, и она не находилась бы в таком отчаянии, чтобы покинуть дом, не связалась с такими подонками, как Дуэйн Остерхаус…
  
  Нет, она и не помышляла об убийстве дочери Ричлеров. Просто разозлилась на нее. Констанс Таттингер жутко завидовала Джан Ричлер. Завидовала всему, что девочка имеет. Завидовала, как сильно любят ее родители. Они покупали ей куклы Барби, симпатичные туфельки, а на день рождения водили в «Кентукки фрайд чикен». И даже подарили своей девочке бусы в виде маленьких, покрытых глазурью кексов. Это были самые красивые бусы, какие только видела Констанс.
  
  Однажды, когда Джан Ричлер надела их, а потом сняла, потому что зачесалась шея, Констанс Таттингер залезла к ней в карман и стащила. Джан Ричлер расплакалась, уверенная, что их взяла подруга. Через два дня, когда они играли на лужайке, она снова завела разговор о том, что бусы у Конни, и та разозлилась, стала оправдываться и толкнула девочку.
  
  Прямо под колеса машины.
  
  С тех пор женщина, укравшая свидетельство о рождении Джан Ричлер и присвоившая себе ее имя, носила при себе эти бусы. Много раз собиралась их выбросить, но так и не решилась. Не потому, что они ей очень нравились. Нет. Бусы служили напоминанием о совершенном ею ужасном поступке. Они знаменовали не только момент, когда оборвалась жизнь Джан Ричлер, но и свидетельствовали о том, что жизнь Констанс Таттингер изменилась навсегда. Ее забрали из школы. Родители уехали из города. Отец начал нескончаемую травлю.
  
  День, когда она украла бусы, определил все остальное. Она ушла из дому в шестнадцать лет и никогда больше не видела родителей. Не знала, живы ли они. Впрочем, ей это было безразлично.
  
  Однажды Итан увидел бусы в ее шкатулке с украшениями и решил поиграть с ними. Эти маленькие кексы были его любимым лакомством. Но ей пришлось сказать, что мальчики бусы не носят. Тогда он попросил ее надеть бусы, когда они собрались ехать в Чикаго. И она согласилась поносить их всего один день. Ни до, ни после она их никогда не надевала.
  
  Сидя сейчас в пикапе, Джан думала о своей прежней жизни, об Итане, о Дэвиде. Но пора было действовать. У нее были все основания полагать, что Оскар Файн знает, где она жила последние годы как Джан Харвуд. Ему либо рассказал Дуэйн, либо он сам вычислил, изучая сообщения об ее исчезновении. Ясно, что она отправится в Промис-Фоллз — там у нее сын.
  
  Она взглянула на сиденье, где лежала фотография Итана, которую Джан вытащила из сумки час назад. Ее там не было. Джан завела двигатель и двинулась к месту, которое называла своим домом последние пять лет.
  
  Необходимо добраться туда раньше Оскара Файна.
  
  На пути в Промис-Фоллз она не сделала ни одной остановки, даже чтобы заправиться, когда горючего осталось только четверть бака. Где сейчас Итан? Вряд ли дома. Дэвид, даже если его пока не арестовали, наверное, все равно находится в полиции или встречается с адвокатом. А может, колесит по округе, ищет ее. Подумав об этом, Джан чуть не рассмеялась.
  
  Разумеется, она могла явиться в полицию и снять с него все подозрения. Но как им жить дальше? Обо всем забыть и начать сначала? Он, конечно, не очень умен, но вряд ли примирится с этим. Ну и ладно. Она заберет Итана и уедет с ним. Итан ее сын, принадлежит ей. Скорее всего он у бабушки и дедушки.
  
  Она заедет за ним туда.
  Глава сорок восьмая
  
  В конце дня Барри Дакуэрт наконец добрался до окрестностей Промис-Фоллза.
  
  Он побывал на заправке «Эксон», где заполнялся горючим бак «эксплорера», принадлежавший Лайалу Ковальски. В том, что в салоне сидела его жена Лианн, детектив не сомневался. В найденном чеке было указано, что заправка производилась за наличные. И тут все сходилось. Ведь Лайал Ковальски сказал тогда, что их кредитные карточки заблокированы.
  
  Дакуэрт показал персоналу заправки фотографию Лианн, но ее никто не узнал. «Эксплорер» тоже не помнили. Впрочем, это детектива не удивило. Сюда приезжали заправляться сотни автомобилей, разве все запомнишь? А камеры наблюдения у них сейчас были неисправны. Он показал им также фотографии Джан и Дэвида Харвуд. Тоже без результата.
  
  По дороге домой у него было время подумать. Дело в том, что он сочувствовал Дэвиду Харвуду почти с самого начала. Ведь всегда в подобных делах первый подозреваемый — муж. И ничего в его рассказах не сходилось. Депрессию жены никто, кроме него, не замечал. Потом эта история с билетами и рассказ Теда, владельца магазина в Лейк-Джордже. И мотив — страховой полис на триста тысяч долларов. Ну не мог настоящий преступник так подставиться. Ничего не предусмотреть.
  
  Все выглядело так, будто Харвуд вывез жену в Лейк-Джордж и убил. Ведь ее с тех пор никто не видел, не считая пятилетнего сына, свидетельство которого нельзя считать достоверным. Но Дакуэрта одолевали сомнения. Особенно после того как обнаружили захоронение Лианн Ковальски. Детектив внимательно наблюдал за Дэвидом Харвудом, когда они находились там.
  
  Подозреваемый удивился, по-настоящему. Дакуэрт такого не ожидал. Если бы Дэвид Харвуд убил эту женщину и зарыл здесь, то мог, конечно, изобразить шок. Сделать вид, будто потрясен. Даже заплакать. Но такое поведение опытный детектив сразу раскусил бы. Однако Харвуд не играл. Он стоял, широко раскрыв глаза. Было ясно, что он готов увидеть тут кого угодно, только не Лианн Ковальски. Значит, он ее не убивал. Дакуэрт был в этом теперь уверен. И скорее всего свою жену Харвуд не убивал тоже. Иначе он не выглядел бы таким потрясенным. Потому что знал бы, что свою супругу в захоронении не увидит.
  
  Затем эти проблемы с «Эксплорером». Теоретически у Харвуда было время убить Лианн Ковальски в промежутке между поездкой с женой в Лейк-Джордж и в парк «Пять вершин». Но как объяснить, что «Эксплорер» оказался в Олбани, а затем у подножия холма? Времени у Харвуда не было. Да и как он мог сделать это один? Тут нужны двое: один — чтобы вести «Эксплорер», а другой — машину, на которой нужно вернуться в Промис-Фоллз.
  
  Детектив задумался. Похоже, все же что-то было рациональное в заявлениях репортера по поводу фальшивого имени его жены. Надо бы встретиться с людьми в Рочестере, о которых упоминал Харвуд. Послушать, что они скажут. Теперь он понимал, что Натали Бондуран не мутит воду, а говорит дело.
  
  Зазвонил мобильник.
  
  — Барри, это Глен.
  
  Глен Догерти, шеф полиции Промис-Фоллза.
  
  — Слушаю, шеф.
  
  — Из лаборатории пришли результаты анализов по делу об исчезновении Джан Харвуд, которое ты ведешь. Волосы и кровь, обнаруженные в багажнике машины ее мужа, принадлежат ей.
  
  — Я слышал.
  
  — Значит, надо двигаться вперед, — сказал шеф. — Видимо, он перевозил труп в багажнике.
  
  — Возможно, — произнес Дакуэрт.
  
  — Что?
  
  — Честно говоря, мне все это не очень нравится.
  
  — Необходимо вызвать этого сукина сына и прижать как следует. Уверен, он расколется.
  
  — Я могу его вызвать, однако…
  
  — Послушай, Барри, я не собираюсь тебя учить, как нужно работать, но на меня давят. Эти идиоты из парка развлечений, из туристических агентств, из офиса мэра… Этот проныра Ривз суетится. Боже, как я ненавижу этого типа! Пойми, парк «Пять вершин» делает много не только для себя, но и для города. А если посетители перестанут туда ходить, думая, что там похищают людей? Ты меня слышишь?
  
  — Да.
  
  — На твоем месте я бы вызвал его.
  
  — Он нанял Натали Бондуран.
  
  — Ну так пусть она приезжает тоже. Может, уговорит своего клиента не упираться, когда узнает, что? мы на него накопали.
  
  — Я понял, — сказал Дакуэрт. Он хотел добавить что-то, но шеф повесил трубку.
  
  А Дакуэрту эта версия теперь нравилась все меньше и меньше.
  Глава сорок девятая
  
  Мы с отцом быстро добрались до дома. Мама выбежала нам навстречу.
  
  — Его до сих пор нигде нет…
  
  — Начни сначала, — попросил отец.
  
  Она перевела дух.
  
  — Итан играл на заднем дворе в крокет, гонял шары. А я находилась на кухне, постоянно выглядывала в окно, прислушивалась. Затем вдруг осознала, что стук шаров прекратился. Побежала к нему, а его нигде нет.
  
  — Папа, звони в полицию, — сказал я.
  
  Он кивнул и направился в дом.
  
  Мама прильнула ко мне.
  
  — Извини, Дэвид. Я так…
  
  Я попытался ее утешить:
  
  — Мама, да что ты, все в порядке.
  
  — Клянусь, я за ним следила! Упустила из виду всего на несколько минут и…
  
  — Ты спрашивала у соседей?
  
  — Нет. Только здесь посмотрела, везде. Думала, может, он спрятался в доме, под кроватью, решил меня разыграть. Но там его нет.
  
  Я прижал маму к себе.
  
  — Ты обойди соседей, а я еще раз проверю в доме.
  
  Мама ушла, а я вбежал по ступенькам веранды.
  
  — Его зовут Итан Харвуд, — произнес отец по телефону. — Ему четыре года.
  
  Я посмотрел за печью отопления и в кладовой под лестницей. Четырехлетний мальчик мог спрятаться где угодно. Я вспомнил, что, когда был примерно в возрасте Итана, залезал в большой чемодан и лежал там. Однажды чемодан защелкнулся. Хорошо, что мама услышала мои крики, а то бы я задохнулся. Разумеется, я посмотрел во всех чемоданах, их много накопилось у родителей за все годы. Не найдя там сына, я двинулся на кухню, где встретился с отцом.
  
  — В полиции сказали, что вскоре начнут патрулировать улицы на автомобиле, — сообщил он.
  
  — Когда?
  
  Отец пожал плечами.
  
  — Спросили, давно ли он пропал, и, узнав, что прошел всего час, кажется, успокоились.
  
  Я схватил трубку и набрал девять-один-один. Ответил диспетчер, только что говоривший с моим отцом.
  
  — Нужно, чтобы вы занялись поисками немедленно! — крикнул я и повернулся к отцу: — Помоги маме опрашивать соседей!
  
  Я взбежал наверх, посмотрел во встроенном шкафу, под кроватями. На чердаке искать было бесполезно. Туда Итан попасть никак не мог. Я вышел во двор. У нашего дома собрались соседи, они стояли и переговаривались. Я обратился к ним:
  
  — Некоторые из вас, наверное, видели, как мой сын Итан играл во дворе. Час назад он пропал, мы нигде не можем его найти. Прошу вас, посмотрите на своих участках, во дворах, в гаражах. Может, он случайно забрел туда. И если у кого-нибудь есть бассейн, то прежде всего посмотрите там.
  
  У мамы был вид, будто она сейчас упадет в обморок. Соседи начали расходиться. Остался один парень лет двадцати, высокий, рыхлый, небритый оболтус в бейсболке с изображением трактора.
  
  — Что, Харвуд, — неожиданно выкрикнул он, — избавился от жены, так тебе показалось этого мало, решил избавиться и от сына?
  
  — Ах ты, сволочь! — Я подбежал и двумя боковыми ударами сбил его с ног.
  
  — Дэвид, ты что? — крикнул отец и схватил меня за плечи.
  
  Сосед в бейсболке с трудом сел и выплюнул изо рта кровь. Над ним наклонился мой отец:
  
  — Слушай, ты, сукин сын, отправляйся домой, если не хочешь получить еще. Если я тобой займусь, мало не покажется.
  
  Мы оставили придурка сидеть на траве и вышли на улицу. Налево, в квартале отсюда, находился продовольственный магазин. Может, Итан отправился туда за своими любимыми кексами? Я тронул отца за плечо.
  
  — Подожди, я сбегаю кое-куда.
  
  Через минуту я был уже в магазине. Влетел так стремительно, что парень за прилавком, наверное, принял меня за грабителя. Переводя дух, я спросил, не заходил ли сюда недавно маленький мальчик купить упаковку кексов. Продавец удивился.
  
  — Тут была дама, купила кексы, но без ребенка.
  
  Я побежал назад. Родители стояли около дома.
  
  — Куда Итан мог пойти? — спросил отец.
  
  — Вряд ли он решил отправиться домой, — предположила мама.
  
  Я посмотрел на нее.
  
  — Черт возьми! А ведь он мог. Он постоянно просился домой. Решил пойти пешком?
  
  Сыну было только четыре, но он уже прекрасно ориентировался в нашем городе и часто поправлял меня с заднего сиденья, когда я ехал к дому родителей другой дорогой. У меня потемнело в глазах, когда я представил, что он идет один, самостоятельно переходит улицы и…
  
  Я взглянул на отца:
  
  — Поехали?
  
  — Но мы не видели его по дороге сюда, — заметил он.
  
  — Потому что не смотрели. Торопились, могли не заметить.
  
  Я достал ключи и направился к отцовскому автомобилю, но неожиданно путь мне преградила полицейская машина, за рулем которой сидел детектив Дакуэрт.
  
  — Вы здесь в связи с моим сыном? — воскликнул я.
  
  — А с ним что-нибудь случилось?
  
  Мое сердце упало. Значит, помощи полиции не дождешься.
  
  — Он пропал.
  
  — Когда?
  
  — Около часа назад.
  
  — Вы звонили в полицию?
  
  — Отец звонил. Пожалуйста, уберите автомобиль с дороги. Я хочу съездить к себе домой. Может, сын там.
  
  — Нам нужно поговорить, — сказал Дакуэрт.
  
  — А в чем дело?
  
  — Мне требуется вас допросить в управлении. — Он помолчал. — Можете пригласить своего адвоката.
  
  — Вы что, не слышали? Мой сын пропал. Я должен искать его.
  
  — Нет, — возразил Дакуэрт. — Вы никуда не поедете.
  Глава пятидесятая
  
  Мне хотелось закричать во все горло, но я сознавал, что делать этого нельзя. Если я стану возмущаться, то Барри Дакуэрт наденет на меня наручники.
  
  — Детектив Дакуэрт, понимаете, Итан мог уйти один, попытаться добраться до нашего дома, а ведь он маленький. Ему всего четыре года.
  
  Дакуэрт кивнул.
  
  — Вы уже искали в доме и на участке?
  
  — Да. И даже попросили соседей посмотреть у себя. Но мне нужно проверить свой дом.
  
  — Это сделают полицейские. Они скоро прибудут. Опросят всех, поездят по улицам. У них есть опыт в подобных делах.
  
  — Не сомневаюсь, но позвольте мне тоже искать своего сына. Уберите, пожалуйста, автомобиль с дороги.
  
  Дакуэрт напрягся.
  
  — Я должен доставить вас в полицию, мистер Харвуд.
  
  — Вы выбрали неудачное время, — усмехнулся я.
  
  — У меня приказ.
  
  — Я арестован?
  
  — Я обязан доставить вас в полицию и допросить. Предлагаю вам связаться с Натали Бондуран. Она встретит нас в управлении.
  
  — Я не поеду.
  
  Вмешался мой отец:
  
  — Зачем вы так? Что он сделал? Почему вы не позволяете ему искать Итана?
  
  — Извините, сэр, но вас это не касается, — ответил Дакуэрт.
  
  — Не касается? — крикнул отец. — Речь идет о моем внуке! Он пропал!
  
  — Сэр, сейчас сюда прибудут полицейские и проведут квалифицированный поиск.
  
  Отец вскинул руки.
  
  — Где они, ваши полицейские? И сколько, как вы думаете, их нам ждать? А тут дорога каждая секунда. Неужели вы не можете отложить разговор?
  
  Дакуэрт обратился ко мне:
  
  — Мистер Харвуд, возник новый поворот в деле об исчезновении вашей жены, и мы должны это обсудить.
  
  — Какой поворот?
  
  — Поговорим в управлении.
  
  Я понимал, что если сейчас уеду с ним, то оттуда уже не выйду. И тут мне помог, как ни странно, тот самый идиот в бейсболке с изображением трактора.
  
  — Эй! — крикнул он через улицу.
  
  Мы оглянулись. На его подбородке запеклась кровь.
  
  — Вы коп? — спросил он у Дакуэрта.
  
  — Да.
  
  — Этот мерзавец, — он показал пальцем в мою сторону, — только что напал на меня.
  
  Детектив повернулся ко мне.
  
  — Это правда, — кивнул я. — Когда тут собрались соседи, тот человек… обвинил меня в убийстве жены и сына. Я не сдержался.
  
  — Скоро сюда прибудут полицейские, им и пожалуетесь, — сказал он парню.
  
  — Нет! — воскликнул тот, направляясь к нам через улицу. — Вы должны надеть на него наручники прямо сейчас. У меня есть свидетели.
  
  Не обращая внимания на Дакуэрта, он бросился на меня. От него разило спиртным.
  
  Дакуэрт схватил его за руку и проговорил с нажимом:
  
  — Сэр, стойте здесь и ждите прибытия полицейских, они вас выслушают.
  
  — Я видел этого типа в новостях, — не унимался сосед в бейсболке. — Он убил свою жену. Почему он не в тюрьме? Плохо вы выполняете свою работу, вот что я вам скажу, позволяете разгуливать по улицам преступникам, а они нападают на людей.
  
  — Назовите свое имя, — потребовал детектив.
  
  — Аксел Смайт.
  
  — Сколько вы выпили сегодня, мистер Смайт?
  
  — Что? — встрепенулся тот, словно его оскорбили.
  
  — Сколько вы сегодня выпили спиртного?
  
  — Не очень много. А почему вы спрашиваете? Разве это имеет значение? Если даже я немного выпил, полиция все равно обязана меня защищать.
  
  — Мистер Смайт, я повторяю: стойте здесь и ждите полицейских.
  
  — Арестуйте его немедленно! — крикнул Смайт. — Он напал на меня. — Он тронул свой подбородок. — Вы, наверное, думаете, это сок? Нет, преступник ударил меня прямо в лицо.
  
  Дакуэрт отстегнул наручники, прикрепленные к поясу. Аксел Смайт засмеялся:
  
  — Правильно! Задержите негодяя!
  
  Дакуэрт весьма ловко и быстро, чего при его комплекции ожидать было никак нельзя, схватил Смайта и прижал к капоту своего автомобиля. Затем завернул ему левую руку, пристегнул наручник к запястью. Через секунду он сделал то же самое с правой.
  
  Я не стал дожидаться окончания процедуры и побежал к отцовской машине. Завел двигатель и, выехав на траву, обогнул автомобиль Дакуэрта.
  
  — Мистер Харвуд! — крикнул детектив, прижимая вопящего Аксела Смайта к капоту. — Остановитесь!
  
  Но не для того я сел в машину, чтобы останавливаться.
  
  Если вы сбежали от полиции, то логично было бы предположить, что вы будете ехать как можно быстрее. Но я, свернув за угол, постоянно притормаживал, высматривая Итана по обе стороны улицы и бормоча под нос:
  
  — Ну где же ты, сынок? Куда запропастился?
  
  Я уже подъезжал к своему дому, когда зазвонил мобильник.
  
  — Дэвид, это Саманта.
  
  — Привет!
  
  — Ты где?
  
  — Я сейчас занят.
  
  — Срочно приезжай в редакцию!
  
  — Не могу.
  
  Я вышел из машины. Итан мог попасть в дом, взяв ключ у моих родителей. Он висел в холле на гвоздике.
  
  — Это очень важно, — добавила Саманта Генри.
  
  Я заглянул на задний двор и крикнул:
  
  — Итан!
  
  — Чего ты кричишь? — возмутилась Саманта. — Я чуть не оглохла.
  
  Я вошел в дом через заднюю дверь и, понимая, что сына там нет, все равно окликнул его. Естественно, никто не отозвался.
  
  — Дэвид? — нетерпеливо проговорила Саманта. — Ты меня слушаешь?
  
  — Да.
  
  — Немедленно приезжай в редакцию.
  
  — Сейчас не время, Саманта. А что случилось?
  
  — Здесь Элмонт Себастьян. Он хочет поговорить с тобой.
  
  Меня прошиб холодный пот. Как я забыл о намеках и угрозах? Историю, как он укротил заключенного, члена «Арийского братства», пригрозив расправиться с его шестилетним сыном?
  Глава пятьдесят первая
  
  Когда я заехал на автостоянку газеты «Стандард», уже начало темнеть. В дальнем конце, недалеко от входа в производственные помещения, стоял лимузин Элмонта Себастьяна. Я поставил машину рядом и вышел. Тут же появился Уэлленд и кивнул на заднее сиденье.
  
  — Нет уж, спасибо, — сказал я.
  
  Но он уже открыл дверцу. Рядом с Себастьяном сидела Саманта Генри, вся в слезах. Увидев меня, она прошептала:
  
  — Прости.
  
  — За что?
  
  — Я это сделала ради ребенка.
  
  — Ничего не понимаю.
  
  — Помнишь, я говорила тебе, как мне трудно — растить ребенка, оплачивать счета? Я знаю, Дэвид, это плохо, но что мне оставалось делать? Идти на улицу? Газета еле сводит концы с концами, того и гляди уволят. Это вопрос времени, когда все мы лишимся работы. И тут мистер Элмонт предложил мне место в своей фирме.
  
  — Какое?
  
  — Пресс-секретаря.
  
  — Значит, ты прочитала анонимное электронное письмо, пока я ходил пить кофе? И сообщила Себастьяну?
  
  — Прости. — Она опустила голову. — Я сказала ему, что ты наводишь справки о какой-то Констанс Таттингер. Наверное, это женщина, которая прислал тебе список. Он хочет поговорить с тобой. — Саманта вылезла из лимузина, прошла к своей машине и уехала со стоянки.
  
  Мое лицо горело.
  
  — Садитесь. — Себастьян похлопал по кожаному сиденью. — Помогите мне, и я найду работу и для вас тоже. Не обязательно в пресс-службе. Я обещал это место мисс Генри, а я человек слова. Но вы способный, всегда можно найти вам применение.
  
  — Мой сын у вас? — произнес я.
  
  Себастьян вопросительно вскинул брови.
  
  — То есть?
  
  — Если он у вас, скажите. Назовите свои условия. Теперь у вас все козыри.
  
  — Кто такая Констанс Таттингер? — спросил он. — Вы просили мисс Генри навести о ней справки. У нас такая не работает. Это она прислала вам список?
  
  — Как недавно выяснилось, Констанс Таттингер — моя жена.
  
  Себастьян прищурился.
  
  — Не понимаю. Зачем вашей жене список фамилий?
  
  — У нее не было и нет списка. Саманта перепутала.
  
  Себастьян со вздохом откинулся на спинку сиденья.
  
  — Должен признаться, я немного сбит с толку. Мне казалось, вашу жену зовут Джан.
  
  — Да, она называла себя Джан Ричлер, но ее настоящие имя и фамилия — Констанс Таттингер. Я просил Саманту разузнать о ней — думал, это поможет мне ее найти. Теперь нет никаких сомнений: она прислала мне электронное письмо, чтобы заставить поехать в Лейк-Джордж.
  
  Элмонт Себастьян удивленно посмотрел на меня.
  
  — Зачем?
  
  — Чтобы меня подставить. Но в данный момент это к делу не относится. Она понятия не имеет о вашей фирме и подкупе членов городского совета. Лучше скажите, что с моим сыном.
  
  — Я ничего не знаю о вашем сыне.
  
  — Вы не похищали моего Итана?
  
  Себастьян покачал головой.
  
  — Да что вы, Дэвид?
  
  — Ну тогда будем считать разговор законченным.
  
  — Нет, — произнес Себастьян твердым тоном, — разговор мы закончим, когда вы передадите мне документ, на который не имеете никакого права.
  
  Речь шла о списке, лежавшем у меня в кармане. О котором я по глупости рассказал Саманте.
  
  — Думаю, вы ошибаетесь, — произнес я.
  
  Да, можно было отдать ему список, и дело с концом. Хлопот у меня было предостаточно. Я мог протянуть его Себастьяну и уйти, но меня удерживало какое-то странное упорство. Не хотелось упускать шанс. А вдруг мне удастся выбраться из этой передряги и вернуться к репортерской работе — не в «Стандард», так где-нибудь еще? И тогда можно будет заняться вплотную Элмонтом Себастьяном. Открыть по нему огонь, свалить. Если же я сейчас отдам ему список, подобного не произойдет.
  
  — Ну что ж, — проговорил Элмонт Себастьян с притворной грустью, — придется поработать Уэлленду.
  
  Я метнулся вперед, и громила-шофер не успел схватить меня за руку. На бегу я полез в карман за ключами, наивно полагая, что успею сесть за руль и завести машину. Но Уэлленд был совсем рядом, пришлось припустить со всех ног ко входу в типографию. Шофер Себастьяна пыхтел сзади, как разъяренный бык. Да, он превосходил меня весом и мускулами, но в скорости проигрывал.
  
  Я вбежал в помещение, но времени захлопнуть дверь не было. Меня оглушил шум печатной машины. Сейчас работала только одна из трех. Две другие запустят через два часа, когда отдел новостей закончит подготовку первого выпуска. Я быстро поднялся на эстакаду. Печатники кричали, чтобы я ушел, но мне было не до них. Эстакада тянулась на двадцать метров. Странно, но Уэлленд пока не появился.
  
  Раздумывать было некогда, и я решил двигаться вперед. Слева от меня с огромной скоростью проносилась бесконечная полоса готовых газет. Через равные промежутки стояли стапельные столы с перекрестной укладкой, поворачивающие стопу на девяносто градусов относительно вертикальной оси.
  
  Неожиданно впереди показался Уэлленд. Чертыхнувшись, я повернул назад, но там на эстакаду взбирался Элмонт Себастьян. Он был далеко не молод, но поднимался очень резво. Шеф тюремной империи успел выпачкать типографской краской руки и костюм.
  
  Мериться силами с Уэллендом — дохлый номер. Значит, придется прорываться через Себастьяна. Не замедляя бега, я врезался в него. Он успел схватить меня за горло, и мы оба упали.
  
  — Сукин сын, отдавай список, — прошипел Себастьян, когда мы покатились по эстакаде.
  
  Я изловчился и саданул его коленом в пах. Удар, видимо, оказался успешным, потому что он отпустил меня, что позволило мне подняться. Но Себастьян вскочил следом и прыгнул мне на спину. Я начал боком валиться на эстакаду и ударился об ограждение. Его отбросило к машине. Он вытянул руки, пытаясь за что-то ухватиться.
  
  И ухватился.
  
  Это случилось настолько быстро, что если бы снять эпизод на видео, то просматривать его пришлось бы на медленной скорости, иначе ничего не разберешь.
  
  Дело в том, что правой рукой Себастьян попытался ухватиться за вращающийся с огромной скоростью маховик печатной машины, и ему моментально оторвало руку. Элмонт Себастьян вскрикнул и повалился на помост. Пару раз попробовал левой рукой нащупать правую и затих. Его глаза были широко раскрыты и не мигали. Подошел Уэлленд.
  
  — Нужно вызвать «скорую», — сказал я.
  
  Уэлленд схватил меня за руку. Но не так, как прежде, без угрозы. Просто чтобы удержать.
  
  — Не надо.
  
  — Ведь он так долго не протянет! — крикнул я.
  
  — Ну и черт с ним, — спокойно произнес Уэлленд. — Этот подонок наконец перестанет шантажировать меня, угрожать, что расправится с сыном.
  
  Я смотрел на него во все глаза.
  
  — Не беспокойся, твоего сына мы не трогали, — добавил он.
  Глава пятьдесят вторая
  
  Кто-то догадался остановить печатную машину. Шум стих. Сработала аварийная сигнализация, и к эстакаде со всех сторон сходились печатники.
  
  — Я отсюда сваливаю, — буркнул Уэлленд и начал спускаться с эстакады.
  
  — Куда? — спросил я.
  
  — Есть куда. А ты выдумай что-нибудь: как здесь оказался этот тип и так далее. Видишь камеры наблюдения? Так что ты чист. А если меня кто вздумает искать, я уже буду далеко.
  
  Уэлленд не стал больше терять время на разговоры и соскользнул по трапу вниз. Рабочие расступились, и он исчез. Ко мне поднялся печатник.
  
  — Что случилось? — Увидев Себастьяна, он отвернулся. — О Боже.
  
  — Вызывайте «скорую», — сказал я. — Не думаю, что она поможет, но…
  
  — Я видел, как ребятам отрывало здесь пальцы, но чтобы такое…
  
  Мне тоже пора было уходить. Я быстро спустился с эстакады, направился к двери и остановился, увидев Мэдлин Плимптон.
  
  — Рассказывай, что случилось! — крикнула она печатнику.
  
  — Спросите его. — Он кивнул на меня.
  
  Мэдлин повернулась ко мне:
  
  — Как ты здесь оказался? У тебя же отпуск.
  
  — Долго рассказывать. — Я показал на эстакаду: — Вон там лежит Элмонт Себастьян. Может, он уже умер, а если нет, то обязательно отдаст концы до прибытия «скорой». Надеюсь, тебе удастся удержать газету на плаву и без продажи ему земли.
  
  — Но что…
  
  — Посмотришь записи камер наблюдения и все поймешь. Прости меня. Это Саманта Генри читала мою электронную почту. Она продала тебя, меня и всех нас Себастьяну.
  
  — Дэвид…
  
  Я покачал головой.
  
  — Извини, мне нужно идти. В довершение ко всему пропал еще и Итан.
  
  Я выбежал на стоянку, где о присутствии лимузина Себастьяна уже ничего не напоминало, сел за руль, завел двигатель и замер, не зная, куда ехать. Начал проходить шок, вызванный событиями в типографии.
  
  Звонок Саманты Генри заставил меня прекратить поиски Итана в доме. Я ведь не прошел дальше холла. Но как он мог там быть? Дом заперт, а у него нет ключа. Если только сын не взял ключ у дедушки с бабушкой. К тому же я не помнил, запер ли дом после звонка Саманты. Так что, вероятно, Итан и без ключа мог там сейчас оказаться.
  
  Но сначала надо позвонить родителям, ведь я уехал оттуда в спешке. На дисплее телефона было сообщение о пропущенном звонке, который не был слышен из-за шума печатной машины. Я включил автоответчик:
  
  «Мистер Харвуд, говорит детектив Дакуэрт. Послушайте, это не шутки. Вы должны явиться в полицию сами. Я позвонил вашему адвокату и попросил привести вас. Все не так безнадежно, как вы думаете, мистер Харвуд. В деле появились свидетельства, указывающие на вашу невиновность. Нам нужно все это обсудить и…»
  
  Дослушать сообщение мне не удалось, зазвонил телефон.
  
  — Вы немедленно должны явиться в полицию, — сказала Натали Бондуран.
  
  — Сейчас не могу, — произнес я, — мне нужно искать сына. Поговорим позже.
  
  — Послушайте, но вы сами осложняете ситуацию…
  
  Я отключился и сразу нажал кнопку быстрого набора родителям.
  
  — Как у вас? — спросил я.
  
  — Никак, — прошептала мама и всхлипнула. — Где ты? Детектив вернулся. Видимо, ездил к твоему дому, а теперь ждет тут. Наверное, арестует тебя, когда появишься.
  
  — Я продолжаю искать Итана. Если что-нибудь узнаешь, сразу звони.
  
  — Хорошо. — Мама снова всхлипнула.
  
  Я сунул телефон в карман и двинулся к дому.
  
  Здесь меня вполне могли караулить полицейские. Поэтому я поставил машину за углом и дальше пошел пешком. К счастью, у дома никого не было.
  
  Я вошел через заднюю дверь, которая, как и ожидалось, была не заперта. Свет включать не стал, направился на кухню. Постоял, чтобы глаза привыкли к мраку. Вообще-то я мог в своем доме пройти куда угодно даже с завязанными глазами, но ведь тут сейчас было столько оторванных половиц. Я похолодел. А если Итан пришел сюда, споткнулся, упал и лежит, не может встать?
  
  — Итан! Это папа. Ты здесь?
  
  Тишина.
  
  — Итан!
  
  Я расстроенно вздохнул. В комнате сына наверху вдруг скрипнула половица. Или мне показалось? Я медленно поднялся по лестнице, время от времени окликая сына. Хотя в темноте он не стал бы ходить по дому. Он ее боялся, как и все маленькие дети.
  
  Дверь в комнату сына была полуоткрыта. Я распахнул ее. Около кровати кто-то стоял, но явно взрослый, судя по силуэту. Я нащупал на стене выключатель и щелкнул. Там стояла Джан, наставив пистолет мне прямо в сердце.
  
  — Где Итан? Я пришла за сыном.
  Глава пятьдесят третья
  
  Платяной шкаф был открыт, вся одежда лежала на кровати рядом с матерчатой сумкой, которые мы держали в шкафу для поездок. На Джан лица не было. Волосы спутаны, глаза покраснели. Я не видел ее всего двое суток, но за это время она похудела килограммов на пять и постарела лет на десять. Пистолет в ее руке дрожал.
  
  — Положи его, Джан, — сказал я. — Хотя правильнее было бы называть тебя Конни.
  
  Она прищурилась, но пистолет не убрала.
  
  — Или я ошибаюсь и Констанс тоже не твое настоящее имя?
  
  — Нет, — прошептала она, — настоящее.
  
  — Теперь понятно, почему ты не знакомила меня со своими родителями. Их уже нет.
  
  — Как? — Ее глаза расширились.
  
  — Разве ты не знаешь? Мартина и Тельму убили несколько лет назад. Обоим перерезали горло.
  
  Похоже, новость не произвела на нее сильного впечатления.
  
  — Где Итан? — спросила она.
  
  — Не знаю.
  
  — Он у твоих родителей?
  
  — Нет.
  
  Я сделал шаг к ней.
  
  — Положи пистолет, Джан.
  
  Она покачала головой и проговорила словно во сне:
  
  — Где же он? Я пришла за ним, чтобы увезти отсюда.
  
  — Думаешь, я бы тебе это позволил? Дай мне пистолет. — Я сделал еще шаг.
  
  — Его надо найти, — растерянно произнесла Джан.
  
  — Разумеется, но ты не можешь искать сына с оружием в руке.
  
  — Мне он нужен. Я имею в виду пистолет.
  
  — Зачем? Я не собираюсь на тебя нападать.
  
  — И зря. — Мне показалось, что она попыталась улыбнуться. — У тебя много причин расправиться со мной. Но пистолет мне нужен для другого.
  
  — Зачем же?
  
  — Значит, мои родители погибли, — сказала она, не отвечая на вопрос. — Наверное, он допытывался у них, как меня найти. Считал, что они знают. А потом, когда ничего не добился, убил.
  
  — О ком ты говоришь? Кто тебе угрожает?
  
  — Я совершила такое… — пробормотала Джан. — Такое…
  
  — Что ты совершила? О чем вообще речь?
  
  — Но все напрасно, — продолжила она. — Бриллианты оказались ненастоящие.
  
  — Какие бриллианты?
  
  — Они ничего не стоят, понимаешь? Просто дерьмо. — Джан горько рассмеялась. — Судьба сыграла со мной злую шутку.
  
  Я схватил ее за запястье. Надеялся выбить пистолет из руки, но Джан крепко держала его. Она начала вырываться, я не отпускал. Тогда она ударила меня левой рукой по лицу и впилась ногтями в щеку. Я терпел, ухватив ее запястье обеими руками, заставляя бросить оружие. Затем развернулся и отбросил ее к стене. В этот момент Джан нажала на курок.
  
  Раздался оглушительный выстрел, пуля ушла в пол. Я прыгнул к Джан, снова схватил за запястье и ударил им о стену. Один раз, второй, третий. Пистолет выпал из ее руки и отлетел в сторону. Я отпустил Джан, нагнулся за пистолетом, и она, пронзительно вскрикнув: «Нет!» — прыгнула мне на спину. Пришлось прижать ее к металлическому остову кровати Итана. Перекладина впилась ей в спину, и она вскрикнула от боли. Я успел схватить пистолет, повернулся и наставил на Джан.
  
  — Вот это правильно, Дэвид, — проговорила она, едва переводя дух. — Застрели меня к чертовой матери, сделай одолжение.
  
  — Кто ты? — крикнул я, сжимая рукоятку пистолета обеими руками. — Кто ты такая, отвечай!
  
  Она поднялась с пола, села на кровать и обхватила голову руками. По ее щекам текли слезы.
  
  — Я Конни Таттингер. Но… и Джан Харвуд. Но кто бы я ни была, я мать Итана. Этого у меня никто не отнимет. — Она помолчала. — И до сих пор считаюсь твоей женой.
  
  — Неужели? — Я усмехнулся. — И чем же был для тебя наш брак? Шуткой?
  
  Она покачала головой:
  
  — Нет. Мне просто нужно было где-то спрятаться, переждать.
  
  — От кого спрятаться? Что переждать?
  
  — Мы похитили партию бриллиантов.
  
  — Кто «мы»?
  
  Она отмахнулась.
  
  — Это произошло шесть лет назад. А потом мой напарник устроил в баре дебош и сел в тюрьму. Бриллианты мы спрятали в надежном месте, но надо было дождаться, когда он освободится. А тот, у кого мы их отобрали… Он нас искал.
  
  — Но если бриллианты ничего не стоили, зачем он хотел их вернуть? — удивился я.
  
  — Ему нужны были не бриллианты, а я. Потому что… — Она замолчала.
  
  Я ждал.
  
  — Потому что я отрезала ему руку, — наконец сказала Джан. — К ней… был прикован наручником дипломат с бриллиантами. Иначе было нельзя. — Она шмыгнула носом. — Этот человек выжил.
  
  Я был настолько потрясен услышанным, что опустил пистолет. Положил его на пол рядом, чтобы иметь возможность быстро схватить.
  
  — Вот ты, оказывается, какая.
  
  Она кивнула:
  
  — Да, такая. А ты не знал.
  
  — Где все произошло? — спросил я.
  
  — В Бостоне.
  
  — Значит, после этого тебе пришлось прятаться. Ты приехала в Промис-Фоллз и вышла за меня замуж. Зачем?
  
  Она молчала.
  
  — Маскировка? — уточнил я. — Ты решила, что так легче раствориться в толпе? Кто догадается, что симпатичная замужняя женщина — похитительница бриллиантов? И для полноты картины решила завести ребенка? Итан тебе понадобился для прикрытия?
  
  — Нет, — прошептала Джан.
  
  Я покачал головой.
  
  — Давай все же разберемся. Ты дожидалась, когда напарник выйдет из тюрьмы, чтобы продать бриллианты?
  
  — Да, — ответила она. — Я рассчитывала получить за них много денег.
  
  — Чтобы уехать и жить счастливо?
  
  Она закрыла глаза.
  
  — Я и так жила счастливо, но не знала об этом. Боже, какая идиотка! — Джан вытерла слезы. — Но бриллианты оказались поддельные. А человек, которому я отрезала руку — его зовут Оскар Файн, — всех предупредил. Когда мы с Дуэйном пришли в дом к скупщику…
  
  — Какой Дуэйн?
  
  — Мой напарник, с которым мы добыли бриллианты, — пояснила она. — Так вот, скупщик сразу позвонил Файну. И он нас там ждал. Убил Дуэйна, а меня не удалось. Я успела уехать.
  
  Я прислонился к шкафу Итана.
  
  — А что тут с полами? — спросила Джан. — Почему доски оторваны?
  
  — Я нашел свидетельство о рождении Джан Ричлер, за плинтусом во встроенном шкафу. Случайно.
  
  — Но ведь я забрала его с собой.
  
  — Это было давно, и я вернул его назад. А после твоего исчезновения стал искать — может, ты тут спрятала что-нибудь еще. Обнаружил другое свидетельство, настоящее. Почему ты не забрала его?
  
  — Не знаю, наверное, торопилась. — Джан посмотрела на меня. — Значит… ты знал о Ричлерах?
  
  — Да, после твоего исчезновения я познакомился с ними. Узнал об их дочери.
  
  Джан отвернулась.
  
  — Как тебе удалось получить копию? — спросил я. — Ведь это не так просто.
  
  — А это не копия, — отозвалась она. — Подлинник. Для получения копии у меня не было достаточных оснований. Но я проследила за Ричлерами несколько дней, выяснила, когда они ездят за покупками, залезла в их отсутствие в дом. Нашла свидетельство, это было легко, ведь обычно люди держат документы в одном месте, в кухонном шкафу или в спальне. Часа мне хватило. А со свидетельством не трудно было получить все остальное — водительские права, карту социального страхования.
  
  — А ты подумала об этих людях? — спросил я. — Разве не достаточно того, что случилось, когда ты была маленькой?
  
  Джан кивнула:
  
  — Да, я дерьмо. Самое настоящее. Порчу жизнь любому, с кем сталкиваюсь. Джан Ричлер, ее родители, мои родители, Дуэйн…
  
  — А также я и наш сын.
  
  Джан отвела взгляд.
  
  — Ловко ты разыграла депрессию, — усмехнулся я.
  
  — Скопировала свою мать, — прошептала Джан. — Она хандрила беспрерывно. Но я ее не осуждаю. Не так еще захандришь, если муж сволочь.
  
  — Да, ты разыграла замечательно. Впрочем, с таким лохом, как я, это, наверное, было не сложно. А потом, когда ты исчезла, все выглядело, будто я лгу. Рассказываю басни о каком-то самоубийстве, а на самом деле пришил тебя. А поездка в Лейк-Джордж? Бред, который ты несла владельцу магазина? Электронное письмо?
  
  — Да, все так и было. Однажды ты уже разговаривал с той женщиной, так что письмо пришлось кстати.
  
  — А как же ты прошла в парк?
  
  — Очень просто: купила билет в кассе.
  
  — А коляску с Итаном увез Дуэйн? Чтобы дать тебе возможность улизнуть?
  
  — Извини, — прошептала Джан.
  
  — Ловко ты все устроила!
  
  — У меня в рюкзаке лежали одежда и парик. Когда ты побежал за Итаном, я зашла в туалет и переоделась, а затем спокойно покинула парк.
  
  Я потрогал пистолет.
  
  — Но ты, вероятно, не знаешь всего, — тихо проговорила она. — Сайты в ноутбуке, которые ты посещал, кровь в багажнике, чек…
  
  — Не надо перечислять! Это все уже выплыло наружу. И страховка тоже. А кровь? Ты порезала запястье?
  
  — Нет, чуть царапнула лодыжку.
  
  — Неслыханное злодейство, — произнес я задыхаясь. — Но ради чего нужно было засадить в тюрьму невинного человека, который так хорошо к тебе относился?
  
  Джан вздохнула.
  
  — Чтобы все решили, будто я мертва, и не стали меня искать. Чтобы полицейские подумали, что ты меня убил.
  
  — Но ради чего?
  
  — Не понимаешь? — удивилась Джан. — Ради денег!
  Глава пятьдесят четвертая
  
  — Ну засадила ты меня в тюрьму за убийство, и что дальше? — спросил я.
  
  — Я надеялась, что, может, тебя не осудят, — ответила она. — Без трупа. Но меня искать не станут.
  
  — А если бы меня все же посадили?
  
  Джан пожала плечами.
  
  — Итана бы воспитали твои родители. Они его любят.
  
  — Неужели ты не понимала, что если меня не посадят, то я стану тебя искать до конца жизни, пока не найду?
  
  — У меня уже был один, который искал, — усмехнулась Джан. — И не нашел, до недавнего времени. Так что я бы с этим справилась. Нам надо было только получить деньги за бриллианты.
  
  Меня взбесило слово «нам».
  
  — А Дуэйна ты любила?
  
  — Нет. Но он был мне полезен.
  
  Я кивнул:
  
  — Как и я, верно? Ведь меня ты тоже не любила.
  
  — Если я скажу, что любила, ты ведь все равно не поверишь.
  
  — Естественно. А Лианн? Как она погибла?
  
  — Случайно. Мы с Дуэйном столкнулись с ней в пригороде Олбани. Она увидела меня в пикапе, подошла, стала спрашивать, что я тут делаю, кто такой Дуэйн. И ему пришлось разобраться с ней. Мы избавились от автомобиля, а потом отвезли ее в Лейк-Джордж и похоронили.
  
  — Но ведь пришлось возвращаться.
  
  Джан опустила голову.
  
  — Да, но я решила, что если мы закопаем ее там, то это… дополнительно сработает против тебя.
  
  — Как славно. — Я медленно поднял пистолет. — А его зачем завела?
  
  — Кого?
  
  — Итана. Почему не сделала аборт?
  
  Джан прикусила губу.
  
  — Я собиралась, думала об этом. Иметь ребенка не входило в мои планы. Даже записалась на аборт в клинике в Олбани. — Она вытерла слезы. — Но все же не смогла. Мне захотелось иметь ребенка.
  
  Я усмехнулся.
  
  — Да таких чудовищ, как ты, надо стерилизовать. Психопатка. Дьявол в юбке. — У меня не было слов, чтобы выразить эмоции. — Подумать только, и эту тварь я любил! По-настоящему!
  
  — Я вернулась за сыном, — повысила голос Джан. — Он мой. Итан принадлежит мне. Я его мать.
  
  — И опять ты врешь, мерзавка. О привязанности к сыну… — Я не выдержал. Вскинул пистолет и спустил курок, чувствуя сильную отдачу.
  
  Джан вскрикнула. Пуля вошла в стену над кроватью, примерно в метре слева от нее.
  
  — Нет, это правда, — произнесла Джан дрожащим голосом. — Я приехала за ним. Побывала у твоих родителей, его там не было, поехала сюда. Собрала его вещи, потом явился ты.
  
  — И как ты собиралась его похитить? Помахать перед моим лицом пистолетом и увезти сына?
  
  — Не знаю.
  
  — Джан, игра закончена. Тебе придется рассказать в полиции, как ты меня подставила. Если ты любишь Итана, докажи. Это единственный путь позволить мне вырастить его. А ты сядешь в тюрьму вместо меня. И, наверное, очень надолго. В общем, решайся.
  
  — Хорошо. Я так и сделаю.
  
  — Но сначала нужно найти Итана, — сказал я.
  
  Джан вздрогнула.
  
  — Он действительно пропал?
  
  — Да. Сегодня днем. Играл на заднем дворе в крокет и исчез.
  
  — Когда? Когда твоя мать заметила, что он пропал?
  
  — Часов в пять.
  
  — К тому времени он мог сюда добраться.
  
  — Оскар?
  
  — Да. Думаю, Дуэйн перед смертью рассказал ему, где я жила и с кем. И он поехал сюда, за мной. У него черный «ауди».
  
  — Боже, но откуда ему известно об Итане?
  
  — Оскар Файн не дурак. Он знает, кто ты такой, а остальное просто. Выяснить адрес, твой и родителей, и…
  
  — Что?
  
  Джан опустила голову.
  
  — У него, кажется, есть фотография Итана.
  
  Меня зазнобило. Значит, Итан не просто потерялся, а, вероятно, находится в руках хладнокровного убийцы.
  
  — Но Оскар ничего ему не сделает, — попыталась утешить меня Джан. — Пока не доберется до меня.
  
  — Надо звонить Дакуэрту! — воскликнул я.
  
  — Кому?
  
  — Детективу, который безуспешно ищет твой труп, чтобы обвинить меня в убийстве. Полиция найдет Оскара Файна. Ты дашь им его описание, расскажешь все. Верно, пока Оскар с Итаном ничего не сделает. Будет использовать ребенка для шантажа.
  
  Джан покорно кивнула:
  
  — Ты прав. Прав. Звони ему. Звони детективу. Я расскажу все. И об Оскаре Файне, и об остальном. Только бы освободить сына.
  
  Я достал телефон. Неожиданно Джан коснулась моей руки.
  
  — Я не ожидаю, что ты меня простишь, но…
  
  — Замолчи!
  
  Я отдернул руку, затем нажал кнопку вызова детектива Дакуэрта. И тут резкий окрик заставил меня поднять голову.
  
  В дверях стоял человек, на левой руке которого отсутствовала кисть.
  Глава пятьдесят пятая
  
  — Брось оружие и телефон! — приказал Оскар Файн, нацелив на меня пистолет с глушителем.
  
  Мой пистолет был опущен, и я знал, что умру, прежде чем успею его поднять. Пришлось бросить оружие у кровати, вместе с телефоном, по-прежнему включенным на вызов.
  
  — А теперь толкни его ко мне, — велел Оскар Файн. — Аккуратно, ногой.
  
  Я пихнул пистолет к нему. Он едва не провалился в щель в полу. Не отрывая от нас взгляда, Оскар опустился на колени, сумел поднять пистолет искалеченной рукой и опустить в карман. Джан стояла мертвенно-бледная. Думаю, и я выглядел не лучше. Оскар Файн смотрел на Джан.
  
  — Давно не виделись.
  
  — Да, — сказала она, — давно.
  
  Он криво усмехнулся.
  
  — Вот это правильно. Знаешь, что твой дружок сделал, перед тем как подохнуть? Сделал лужу в подвале Бануры. Ты оказалась покрепче, как я и ожидал. В конце концов, с моей рукой возилась ты. Может, он и в тот раз обмочил штаны?
  
  Джан облизнула губы.
  
  — Имел бы ты тогда при себе ключ, все было бы в порядке.
  
  Оскар Файн помрачнел.
  
  — Не стану спорить. Но ты же знаешь, задним умом каждый крепок. — Затем он повеселел. — Видимо, так было суждено.
  
  Джан кивнула в мою сторону.
  
  — Пожалуйста, позволь ему уйти. Скажи, где наш сын, чтобы он смог его забрать. Зачем тебе малыш? Не надо, чтобы он расплачивался за мои грехи. Мальчик ни в чем не виноват. Где он? В твоей машине?
  
  Оскар Файн на секунду задумался, а затем выстрелил. Джан отбросило назад на стену. Она даже не успела вскрикнуть. Посмотрела вниз, на красный бутон, расцветающий над правой грудью, подняла руку, коснулась его. Я подбежал к ней, когда она, часто и хрипло дыша, начала медленно соскальзывать вниз по стене. Ее рубашка быстро пропитывалась кровью.
  
  — Итан, — прошептала она.
  
  Я посмотрел на Оскара Файна. Он стоял с довольным видом.
  
  — Ты же ее убил!
  
  — Да, — ответил он.
  
  — А где мой сын?
  
  Оскар Файн пожал плечами.
  
  — Понятия не имею.
  
  — Так он не у тебя?
  
  — К сожалению, нет.
  
  Я посмотрел на Джан. Ее веки дрожали. Она пока еще дышала. Послышался рев полицейской сирены.
  
  — А вот это зря, — буркнул Оскар Файн и бросил взгляд на телефон на полу.
  
  Затем вздохнул и, недовольно покачав головой, раздавил его каблуком. Сирены выли все громче. Через несколько секунд на веранде раздались шаги. Оскар Файн посмотрел на меня и взмахнул пистолетом.
  
  — Ну что ж, пошли.
  
  Дуло пистолета уперлось мне в спину.
  
  — Не рыпайся, иначе станешь трупом.
  
  — Мистер Харвуд! — крикнул снизу Барри Дакуэрт. В холле и в кухне уже включили свет.
  
  — Я здесь.
  
  — Что там у вас?
  
  — Мою жену только что застрелили.
  
  — Знаю, — сказал детектив, — я уже вызвал «скорую». — Он стоял у основания лестницы.
  
  Оскар Файн и я находились над ним, за короткими перилами наверху. Дакуэрт с удивлением рассматривал его.
  
  — Позвольте нам выйти вместе, иначе я застрелю Харвуда, — проговорил Оскар Файн.
  
  Дакуэрт молчал, не опуская пистолета. Оценивал обстановку.
  
  — Но через две минуты тут будет дюжина полицейских.
  
  — Тогда нам следует поторопиться, — усмехнулся Оскар, быстро спускаясь вниз и толкая меня перед собой. — Опусти оружие, или я прикончу Харвуда на месте.
  
  Дакуэрту, который только сейчас заметил приставленное к моей спине оружие, пришлось опустить пистолет.
  
  — Лучше сдавайся, — сказал он.
  
  — Ты спятил? — ответил Оскар. Мы уже прошли половину пути. — Отойди в сторону.
  
  Дакуэрт сделал пару шагов к входной двери.
  
  Мы достигли низа. Оперируя мной как живым щитом, Оскар Файн начал теснить меня к кухне. Очевидно, он собирался выйти через заднюю дверь. Наверное, его машина стояла в квартале отсюда, с той стороны.
  
  Дакуэрт молча наблюдал за происходящим. Мы находились точно под перилами, когда детектив поднял голову. Через мгновение то же самое сделали Оскар Файн и я. Наверху стояла Джан. Опершись на перила, нагнувшись вперед. Мне на лоб упала капля крови.
  
  — Ничего у тебя не получится сделать с моим сыном! — Выкрикнув это, она перевалилась через перила и полетела вниз.
  
  Я увидел, что она сжимает что-то обеими руками. Это был кусок плинтуса, заостренный на конце. Оскар Файн не успел увернуться. Острый зазубренный конец плинтуса угодил ему в то место, где шея соединяется с плечом. Джан вогнала плинтус ему в тело и опрокинула на пол.
  
  Вскоре они оба затихли.
  Глава пятьдесят шестая
  
  Джан и Оскар Файн погибли сразу.
  
  Я провел час с Барри Дакуэртом, объясняя ситуацию. Конечно, кратко, без деталей, большую часть которых не знал и теперь уже никогда не узнаю. На сей раз он, кажется, мне поверил.
  
  — Не представляю, куда пропал мой сын, — сказал я. — Джан была уверена, что его захватил Оскар Файн, но тот, еще там, наверху, прежде чем все началось, это отрицал.
  
  — Может, лгал? — предположил Дакуэрт. — Чтобы вас запутать?
  
  Вскоре на улице, недалеко от моего дома, нашли черный «ауди», зарегистрированный на Оскара Файна. В салоне было чисто.
  
  — Полицейские прочесывают город, квартал за кварталом, — заверил меня Дакуэрт, когда мы снова сели за стол в кухне.
  
  — Она сделала это ради Итана, — произнес я.
  
  — Что?
  
  — Держалась так долго, чтобы расправиться с Файном.
  
  — Наверное, — кивнул детектив.
  
  Приехали мои родители. Объятия, слезы. Наконец разговор с детективом был закончен и мы остались одни. Дакуэрт пошел осматривать место преступления.
  
  Около полуночи зазвонил телефон.
  
  — Мистер Харвуд?
  
  — Да.
  
  — Я должна вам признаться в ужасном поступке.
  
  Я приехал туда в три часа ночи.
  
  Детектив Дакуэрт возражал против поездки. По двум причинам. Во-первых, не хотел, чтобы я покидал место преступления. Во-вторых, если мой сын похищен, то этим должна заниматься полиция. Мне удалось убедить его, что это скорее всего не похищение, и он позволил мне поехать забрать сына.
  
  Когда я приблизился к дому Ричлеров на Линкольн-авеню в Рочестере, свет в гостиной горел. Греттен ждала меня у двери.
  
  — Позвольте вначале мне на него посмотреть, — сказал я.
  
  Она кивнула и повела меня наверх. Распахнула дверь в спальню. Итан крепко спал, накрывшись одеялом. Я повернулся к Греттен:
  
  — Пусть он поспит еще немного.
  
  — Конечно, — кивнула она. — Пойдемте, я сварю кофе.
  
  Мы спустились в кухню.
  
  — А ваш муж…
  
  — Пока в больнице. Его держат под наблюдением в психиатрическом отделении.
  
  — И что дальше?
  
  — Если все будет нормально, то, вероятно, через несколько дней выпишут.
  
  Она налила кофе в две кружки, поставила на стол.
  
  — Хотите печенья или еще чего-нибудь?
  
  — Спасибо, достаточно кофе, — ответил я.
  
  Греттен Ричлер села.
  
  — Я знаю, что поступила плохо.
  
  — Расскажите, как это произошло, — попросил я, делая глоток.
  
  Она вздохнула.
  
  — Однажды мы с мужем рассматривали фотографию вашей жены, которую вы оставили у нас. На ней были бусы в виде маленьких кексов.
  
  — Да-да, припоминаю.
  
  — Это бусы нашей дочери. Она потеряла их перед гибелью. Утверждала, что их украла Конни. Когда я увидела бусы на вашей жене, то все стало понятно.
  
  — Она тогда надела их в первый и единственный раз, — произнес я. — Они лежали у нее в шкатулке с украшениями. Перед поездкой в Чикаго бусы увидел Итан и упросил ее надеть. Он очень любит эти кексы.
  
  — Накануне, когда Хорас пытался покончить с собой, вы сказали, что ваша жена скорее всего жива и, возможно, скоро появится. Я стала… сама не своя от злости на эту женщину. Она украла у нашей дочери бусы, которыми та очень дорожила. И они тогда во дворе поругались именно из-за них. Наша Джан обозвала ее воровкой, а Конни толкнула девочку. Прямо под машину. И мне захотелось заставить вашу жену прочувствовать, каково это — потерять ребенка.
  
  Я кивнул и глотнул еще кофе.
  
  — Я подумала, что она это заслужила. И я поехала в Промис-Фоллз. Нашла дом ваших родителей и увидела Итана. Он играл на заднем дворе. Я подошла, назвалась его тетей и сказала, что мы едем домой.
  
  — Он пошел с вами?
  
  — Да. Так обрадовался, что даже ни о чем не спросил.
  
  — И ему не показалось странным, что у него есть тетя, о которой он не знал?
  
  Греттен пожала плечами.
  
  — Итан ничего не спрашивал.
  
  — Вы посадили его в свою машину?
  
  Она кивнула:
  
  — Да. Остановилась у магазина, купила ему гостинцев. Потом поехала в Рочестер. Он мне постоянно напоминал, что я еду не той дорогой. Вскоре пришлось объяснить ему, что мы направляемся в другое место, где он побудет пару дней.
  
  — Как он это воспринял?
  
  Греттен закашлялась, вытерла слезы.
  
  — Заплакал. Я его успокоила. Сказала, что все будет хорошо.
  
  — Что вы собирались потом с ним делать?
  
  — Не знаю.
  
  — Но ведь это ребенок, рано или поздно вам пришлось бы объяснить его присутствие в вашем доме.
  
  Она опустила голову.
  
  — Я тогда ни о чем не думала. Просто хотела отомстить вашей жене. Но когда он оказался в моей машине… и я увидела, какой это милый мальчик, то злость сразу пропала. И мне стало очень стыдно.
  
  — Вы представляете, как мы переживали, когда он исчез? — воскликнул я.
  
  Она печально кивнула.
  
  — Моя мать не может простить себе то, что упустила его из виду.
  
  — Я позвоню ей и извинюсь. И пусть меня осудят за это, я должна ответить перед законом.
  
  — Думаю, нет необходимости, — произнес я, чувствуя, как на меня накатывает невероятная усталость.
  
  — Как? — смущенно проговорила Греттен. — Я похитила вашего сына и должна понести наказание.
  
  Я погладил ее руку.
  
  — Вы и так наказаны. Вы и ваш муж. — Я на секунду замолчал. — Моей женой.
  
  — Но даже если вы не хотите, чтобы меня арестовали, этого может потребовать она.
  
  — Нет, она уже ничего не может. Моя жена мертва.
  
  Греттен охнула.
  
  — Когда это случилось?
  
  — Примерно четыре часа назад. Она пыталась убежать от своего прошлого, но оно ее настигло. Моей жены больше нет. И то, что вы похитили Итана раньше, спасло его от гораздо худшего похищения.
  
  — Это меня не извиняет.
  
  — Самое главное для меня сейчас — видеть, что мой сын в полном порядке и ему ничто не угрожает. Я сделаю все, чтобы убедить детектива Дакуэрта не выдвигать против вас никаких обвинений.
  
  — Я его перед сном накормила, — вдруг улыбнулась Греттен. — Он к тому времени успокоился и с аппетитом съел макароны с сыром.
  
  — Он их любит.
  
  — А потом позвонила вам. Знала, что вы не находите себе места.
  
  — Вы правильно поступили. — Я еще раз погладил ее руку и встал. — А теперь, пожалуй, мне пора забрать сына.
  
  — Может, поспите на диване и уедете утром?
  
  — Нет, лучше сейчас.
  
  Греттен повела меня наверх. Я сел на край кровати. Сын пошевелился, перевернулся.
  
  — Итан, — прошептал я, нежно касаясь его плеча. — Итан.
  
  Он медленно открыл глаза, пару раз моргнул.
  
  — Привет, папа.
  
  — Вставай, поедем!
  
  — Домой? — с надеждой спросил он.
  
  Хитрить не имело смысла.
  
  — Пока нет, — ответил я. — Опять к бабушке с дедушкой. Но мы будем там вместе.
  
  Пока я его одевал, он оглядывал комнату. Потом произнес:
  
  — Это тетя Греттен.
  
  — Да, — подтвердил я.
  
  — Она привезла меня от бабушки.
  
  — Я слышал, ты ел на ужин макароны с сыром?
  
  — Ага.
  
  Я поднял его на руки, и мы спустились вниз. На пороге сердечно распрощались с Греттен.
  
  — До свидания, — сказал Итан, потирая глаза.
  
  Я понес его в автомобиль, прикрепил к детскому сиденью сзади. Сел за руль и включил зажигание.
  
  — Ты нашел маму? — спросил Итан.
  
  — Да.
  
  — Она дома?
  
  Я выключил зажигание и пересел к нему. Придвинулся близко, обнял.
  
  — Нет. Она ушла и больше к нам не вернется. Но ты должен знать: мама тебя очень любила.
  
  — Она ушла, потому что рассердилась на меня?
  
  — Она никогда на тебя не сердилась. — Я помолчал, подбирая слова. — Наоборот, она сделала это ради тебя.
  
  Итан немного всплакнул, потом устало зевнул и заснул. А я сидел, прижимая к себе сына, пока не выглянули первые лучи солнца.
  Выражение признательности
  
  Начну с работников книжной торговли. Если бы не они, читатели не держали бы в руках эту книгу. Благодарю их, превративших свою любовь к книгам в дело жизни. Спасибо.
  
  Мне очень помогала мой добрый друг и агент Хелен Хеллер. Она умеет отличить хорошее от плохого и никогда не боится сказать правду. Ее советы всегда были для меня бесценными.
  
  Благодарю также всех сотрудников издательства «Орион» в Великобритании, особенно Билла Масси, Сьюзи Лэм, Марка Стритфилда, Лайзу Милтон и Малколма Эдвардса.
  
  Я глубоко признателен Джине Сетнтрелло, Ните Таубилб и Даниэль Перес — сотрудникам издательства «Бантам» за их поддержку.
  
  Кит Уильямс из фирмы «Самоцветы Уильямса» просветил меня насчет бриллиантов, а Саркис Хармандаян и Терри Вир из газеты «Торонто стар», где я работал двадцать шесть лет, предоставили мне информацию о печатных машинах.
  
  И вообще работа в этой газете много для меня значила. Сейчас сотрудникам нелегко: наступает эпоха электронных версий. Но, уверен, они справятся. Желаю успеха.
  
  А также я очень признателен Ните, Спенсеру и Пейджу.
  Линвуд Баркли
  Поверь своим глазам
  
   Моему брату посвящается
  
  Пролог
  
  Он свернул на Очард-стрит и посмотрел в окно именно в тот момент по чистой случайности. Ведь это запросто могло произойти неделю, месяц или даже год спустя. Но оказалось, что он сделал это в тот самый день.
  
  Разумеется, когда-то ему все равно суждено было оказаться здесь. Рано или поздно, потому что, попадая в новый город, он прочесывал все его улицы до единой. Причем всегда начинал осмотр с твердым намерением строго придерживаться одной и той же схемы — проходить улицу от начала до конца, а потом пересекать квартал и возвращаться по параллельной, как покупатель ходит между рядами товаров в супермаркете. Но затем он попадал на перекресток, где что-то привлекало его внимание, и первоначальный план оказывался забыт.
  
  И тот же казус случился с ним на Манхэттене, хотя из всех городов, которые ему доводилось посещать, именно Нью-Йорк в наибольшей степени подходил для методичного обследования, по крайней мере та его часть, что располагалась к северу от Четырнадцатой улицы, — четко распланированная решетка из улиц и авеню. К югу отсюда, стоило попасть в Уэст-Виллидж, Гринвич-Виллидж, Сохо или Китайский квартал, как возникал хаос, но это его нисколько не беспокоило. Уж ничем не хуже Лондона, Рима или Парижа и даже бостонского Норт-Энда, а ему понравилось осматривать все эти города.
  
  Он свернул к югу на Очард-стрит с Деланси-стрит, хотя начал прогулку еще от угла Спринг и Малберри. Затем проследовал на юг до Гранд, на запад до Кросби, вернулся севернее на Принс, далее к востоку до Элизабет, к югу до Кенмар, потом опять стал перемещаться восточнее и долго двигался по Деланси, а добравшись до Очард-стрит, решил взять вправо.
  
  Это была красивая улица. Не в смысле обилия цветов и фонтанов или пышных крон деревьев, обрамлявших ее по обеим сторонам. Не такая красивая, как улица Ваци в Будапеште, парижские Елисейские поля или Ломбард-стрит в Сан-Франциско. Нет, ее очарование заключалось в какой-то особой атмосфере и оригинальном историческом колорите. Узкая, с односторонним движением в северном направлении. Старые кирпичные доходные дома, из которых лишь немногие имели пять этажей, а большинство были трех- или четырехэтажными, возведенными полтора столетия назад. Эти здания, к фасадам которых лепились металлические скелеты пожарных лестниц, отражали псевдоитальянский стиль, столь популярный в середине и конце XIX века, с арками над проемами окон, с выступающими наружу каменными перемычками, с резными орнаментальными украшениями в виде листьев. На первых этажах располагались вошедшие с недавних пор в моду заведения: от стильных кафе до бутиков с дизайнерской одеждой. Хотя попадались и старожилы, более привычные и знакомые: магазинчик, торговавший разного рода униформой, агентство недвижимости, салон-парикмахерская, художественная галерея и лавка, продававшая чемоданы и дорожные сумки. Те, что были временно закрыты, как правило, надежно защищали опущенные стальные двери-жалюзи.
  
  Он продолжил путь прямо посреди мостовой, не обращая внимания на проезжавшие мимо машины. Сейчас они не были для него проблемой. Уже давно он заметил, насколько лучше можно прочувствовать обстановку, если двигаться по проезжей части. Это давало наблюдателю несомненные преимущества. Ты мог смотреть вперед, по сторонам или даже совершить полный разворот на триста шестьдесят градусов — и снова окинуть взором то место, которое недавно миновал. Владеть всей полнотой информации о своем местонахождении и открывавшихся возможностях всегда важно.
  
  Поскольку интересовался он главным образом городской застройкой — архитектурой, планировкой, инфраструктурой, — на людей, попадавшихся ему в пути, он почти не реагировал. И в разговоры не вступал. Ему, например, было совершенно не интересно поздороваться с рыжеволосой дамой, стоявшей на углу, с сигаретой. Он даже не пытался понять, какое послание окружающим содержит ее манера одеваться: кожаная куртка, мини-юбка и черные колготки, петли на которых словно намеренно спущены. Как не собирался он выяснить мнение спортивного вида женщины в черной бейсболке, стремительно пересекавшей улицу прямо перед ним, о перспективах «Янкис» в нынешнем сезоне. Сам он никогда не смотрел бейсбольных матчей и понятия не имел, что происходит в мире спорта. Точно так же он не узнал, почему большая группа людей с путеводителями, торчащими из карманов, сгрудилась вокруг некой дамы и внимает ее словам, хотя, как он догадывался, это была всего лишь экскурсия, а дама — гидом.
  
  Добравшись до Брум-стрит, он приметил на углу симпатичный ресторан с небольшими белыми столиками и желтыми пластиковыми креслами, выставленными прямо на тротуар. Но снаружи никто не сидел. Плакат в витрине гласил: «Зайдите и согрейтесь!» Он приблизился и присмотрелся сквозь стекло к людям, пьющим кофе, работающим за портативными компьютерами или читающим газеты.
  
  В ресторанной витрине он снова заметил отражение автомобиля, который попадался ему и прежде во время путешествий. Похоже, «хонда-сивик». Заурядная машина, если не считать какого-то прибора на крыше. Он уже видел ее неоднократно. И если бы не знал, что это в принципе невозможно, решил бы, что за ним следят. Выбросив подобные мысли из головы, он снова стал вглядываться в интерьер ресторана.
  
  Жаль, что нельзя зайти и заказать чашечку латте или капуччино. Он почти ощущал аромат кофе. Но нужно двигаться дальше. Ему предстояло еще столько всего увидеть, а времени оставалось мало. Завтра он планировал побывать в Монреале, а потом, в зависимости от того, как много успеет сделать там, через день перебраться, вероятно, в Мадрид.
  
  Но это место он запомнит. Плакат в витрине, столики и кресла на тротуаре. Другие заведения вдоль Очард-стрит. Узкие проходы между зданиями. Как и все замеченное им на Спринг и Малберри, Гранд и Кросби, Принс и Элизабет, Кенмар и Деланси.
  
  Запомнит все.
  
  Он успел удалиться на треть квартала от перекрестка с Брум-стрит, когда бросил тот самый взгляд вверх.
  
  Казалось, вот тут-то и сыграл свою роль элемент случайности. Заключался же он вовсе не в том, что он как раз появился на Очард-стрит. Необычным был сам по себе факт, что он посмотрел поверх витрин магазинов. С ним такое происходило крайне редко. Обычно он изучал различного рода учреждения, читал вывешенную снаружи информацию, наблюдал за людьми сквозь витрины кафе, запоминал номера домов, но далеко не всегда поднимал взгляд выше первого или второго этажей. Порой забывал об этом, но чаще слишком торопился. Вот почему он мог запросто пройти дальше вдоль улицы, так и не заметив именно того окна именно в том многоквартирном доме.
  
  Но существовала вероятность, подумал он, что случайность здесь ни при чем. Наверное, ему было заранее предопределено посмотреть в то окно. Может, столь странным образом его подвергали проверке, чтобы удостовериться, готов ли он, пусть сам он был в этом совершенно уверен. Однако те, кто хотел использовать его незаурядные способности, не были, видимо, убеждены, стоит ли брать его в свою команду.
  
  Окно располагалось на третьем этаже над магазином, торговавшим сигаретами и периодикой (в его витрине снова отразилась та самая машина), и бутиком. Окно делилось горизонтальной рамой на две части. Половину нижней из них занимал торчавший наружу кондиционер. Но его внимание привлекло нечто белое поверх кондиционера.
  
  Поначалу показалось, будто это вырезанная из пенопласта голова, какие в небольших универмагах и парикмахерских используют для демонстрации париков. «Какая глупая идея — выставить болванку из-под парика в окне квартиры», — подумал он. Лысая, лишенная каких-либо черт лица голова смотрела поверх Очард-стрит. Впрочем, чего только не увидишь в окнах такого города, как Нью-Йорк! Будь этот предмет его собственным, он по крайней мере нацепил бы на него солнцезащитные очки, чтобы сделать чуть более похожим на голову человека. Проявил бы хоть немного фантазии. Правда, большинство людей не считали его наделенным богатым воображением.
  
  Но чем дольше он всматривался, тем менее был уверен, что перед ним белая пенопластовая голова. Ее поверхность для этого выглядела слишком блестящей и вроде бы даже скользкой. Больше похоже на целлофан, из которого делают пакеты для продуктов из специализированных магазинов или для белья, предназначенного для сдачи в химчистку.
  
  Он попытался вглядеться пристальнее.
  
  Занятно, но и при более внимательном рассмотрении этот белый и почти круглый предмет в окне все равно формой напоминал человеческую голову. Искусственный материал натянулся поверх выступа, который мог быть только носом. Он плотно облепил нечто похожее на лоб вверху и подбородок — внизу. Можно было даже различить очертания рта и губы, округлившиеся в попытке сделать вдох.
  
  Или в крике.
  
  Это выглядело так, словно кому-то на голову натянули белый чулок. Но блеск материала все же подсказывал, что это, наверное, полиэтилен.
  
  Не слишком-то умный поступок — напялить себе на голову пластиковый пакет. Дурачась подобным образом, можно и задохнуться.
  
  При этом человек должен еще как-то изловчиться и тянуть за ручки пакета сзади, чтобы он с такой силой обтянул лицо. Но вот только рук человека снизу не было видно.
  
  И это заставило задуматься: уж не делает ли этого кто-то другой?
  
  О нет! Нет!
  
  Что же он сейчас наблюдал? Как кто-то натянул целлофановый пакет на голову другому человеку? Полностью перекрыв дыхание? Чтобы задушить? Не потому ли создавалось впечатление, будто рот жертвы жадно ловит воздух? С кем же такое творили? С мужчиной? С женщиной?
  
  Внезапно он вспомнил о мальчике в окне. Совершенно другом окне. Много лет назад.
  
  Но человек, которого он видел в окне сейчас, не напоминал мальчика или девочку. Это был взрослый. Взрослый, чья жизнь покидала его. Теперь это выглядело со стороны именно так.
  
  Он почувствовал, как сердце стало биться чаще. В своих путешествиях ему уже доводилось видеть всякое. Иногда что-то странное. Но то были мелочи в сравнении с этим зрелищем. Становиться свидетелем убийства ему пока не случалось. А в том, что он видел, как совершается убийство, не оставалось сомнений.
  
  Но он не закричал. Не полез в карман пиджака за сотовым телефоном, чтобы набрать «девять-один-один». Не забежал в соседний магазин, чтобы кто-то другой вызвал полицию. И не бросился сам в тот дом, чтобы, преодолев несколько лестничных пролетов, попытаться остановить происходившее за окном третьего этажа.
  
  Он лишь в задумчивости протянул руку, словно мог прикоснуться к лицу погибавшего от удушья, пощупать, что именно облепило его голову, сообразить, как… И может, тогда ему станет ясно, что же приключилось с этим человеком…
  
  Его настолько поглотило созерцание сцены в окне, что он не сразу услышал, как кто-то попытался привлечь его внимание. Кто-то стоявший по ту сторону двери.
  
  Потом он снял пальцы с компьютерной «мыши», резко развернулся в своем мягком рабочем кресле и спросил:
  
  — Ну? В чем дело?
  
  Дверь приоткрылась, и из коридора позвали:
  
  — Тащи свою задницу вниз, Томас. Пора поесть.
  
  — А что у нас на ужин? — спросил он.
  
  — Гамбургеры с гриля.
  
  Мужчина, сидевший в кресле у компьютера, произнес:
  
  — Хорошо. Иду.
  
  Он снова повернулся и вгляделся в кадр с окном, застывший на огромном мониторе. Размытое белое изображение обмотанной головы. Нечто призрачное. Видел ли это хоть кто-нибудь в то время? Поднял ли хоть кто-то взгляд?
  
  Вот мальчика в окне не видел никто. Никто не посмотрел вверх. Никто не пришел ему на помощь.
  
  Мужчина оставил изображение на экране, чтобы изучить его детальнее после ужина. И уже тогда решить, что следует предпринять.
  1
  Двумя неделями ранее
  
  — Заходи, заходи, Рэй!
  
  Гарри Пейтон пожал мне руку и провел в свой кабинет в юридической фирме, указав на красное кожаное кресло рядом с письменным столом. Будучи примерно ровесником отца, он выглядел на несколько лет моложе, чем папа в последнее время. При росте в шесть футов он был строен и подтянут, а голова блестела, как арбуз. Лысый череп некоторых мужчин старит, но только не Гарри. Он был любителем бега на длинные дистанции, и дорогие костюмы сидели на нем как влитые. Его рабочий стол свидетельствовал о страсти к порядку. Монитор компьютера, клавиатура, смартфон последней модели. И всего одна папка с бумагами. Остальная поверхность стола чиста, как холст, на который живописец еще не успел положить даже первый мазок.
  
  — Еще раз прими мои соболезнования, — вздохнул Гарри. — О твоем отце можно было бы говорить часами, но преподобный Клэйтон сумел изложить все превосходно, хотя и кратко. Адам Килбрайд был очень хорошим человеком.
  
  Я выдавил улыбку:
  
  — Да, священник превосходно справился со своей задачей, если учесть, что с моим отцом он не встречался ни разу. Папа ведь в церковь вообще не заглядывал. Так что нам, наверное, повезло, когда нашелся хоть кто-то, чтобы провести церемонию. Спасибо, что пришли на похороны. С вами мы почти дотянули до дюжины.
  
  Проводить отца в последний путь собрались одиннадцать человек, включая священника и меня самого. Еще там были Гарри и трое папиных сослуживцев из компании во главе с бывшим боссом Леном Прентисом, захватившим с собой жену Мари. Кроме того, присутствовал приятель отца, у которого когда-то был свой магазин хозяйственных товаров в Промис-Фоллз, но он разорился, не выдержав конкуренции с открывшимся на окраине «Хоум депо».[41] Из Кливленда приехали младший брат отца Тед с женой Робертой. Еще была соседка Ханна, чьей фамилии я так и не узнал, и Джули Макгил, с которой мы с Томасом учились когда-то в школе, ставшая теперь репортером местной газеты «Промис-Фоллз стандард». Она поместила заметку о несчастье, случившемся с отцом, но о похоронах ничего писать не собиралась. Трагическая гибель папы стоила нескольких строк, но ведь он не являлся одним из столпов местного общества или президентом отделения «Ротари-клуба», и его смерть не наделала достаточно шума, чтобы освещать церемонию прощания в прессе. А потому Джули пришла лишь отдать дань уважения покойному, только и всего.
  
  После поминок у сотрудников похоронного бюро осталось множество лишних бутербродов с яичным салатом. И они настояли, чтобы я забрал их с собой для своего брата. Конечно, я объяснил его отсутствие недомоганием, но никто (из тех, разумеется, кто моего брата знал) мне не поверил. На обратном пути я с трудом поборол искушение выбросить сандвичи в окно машины, чтобы они достались птицам, а не моему братишке, но все-таки довез еду до дома, и она была благополучно им съедена.
  
  — А я так надеялся, что твой брат все же появится, — сказал Гарри. — Давненько я не видел его.
  
  Мне сначала показалось, будто речь идет о нашей нынешней встрече, и тогда это звучало странно, поскольку брат не мог быть душеприказчиком отца, но потом я сообразил, что Гарри имел в виду похороны.
  
  — Ничего не смог поделать, как ни старался, — произнес я. — На самом деле он не был болен.
  
  — Я догадался.
  
  — Как я его ни уговаривал, все оказалось тщетно.
  
  Пейтон сочувственно покачал головой:
  
  — А ведь твой отец так старался окружить его заботой. Не меньше, чем Роуз, ваша мама, упокой ее душу, Господи! Сколько лет ее уже нет с нами?
  
  — Она умерла в 2005 году.
  
  — Вот, очевидно, когда ему стало трудно с ним управляться.
  
  — В то время он еще работал в «Пи энд Эл», — заметил я, имея в виду типографию «Прентис энд Лонг». — И мне кажется, по-настоящему тяжело отцу стало только после преждевременного выхода на пенсию. Приходилось все время проводить дома, и это его мучило, хотя он был не из тех мужчин, которые устраняются от решения проблем. — Я закусил губу. — Мама… Она умела от всего абстрагироваться. Принимала ситуацию как должное, но для отца это оказалось гораздо сложнее.
  
  — Адам был еще не старым, — заметил Гарри. — Боже! Всего шестьдесят два. Весть о его гибели меня как громом поразила.
  
  — Меня тоже, — кивнул я. — А ведь мама годами твердила ему, что косить траву вдоль того склона на тракторе очень опасно. Но он лишь отмахивался. Мол, я знаю, что делаю, не лезь. И что его только туда тянуло? Это самый отдаленный от дома край их участка земли. Его не видно ни с дороги, ни из домов. Уклон в сторону оврага почти в сорок пять градусов. И все равно отец упрямо косил там на тракторе, проходя вдоль склона и используя свое тело как противовес, чтобы машина не перевернулась.
  
  — Как думаешь, Рэй, сколько твой отец пролежал там, пока его нашли?
  
  — Папа отправился косить, вероятно, сразу после обеда, а обнаружили его в шесть часов вечера. Когда трактор опрокинулся и накрыл его сверху, руль пришелся как раз в это место, — я указал на свой желудок, — раздавив ему все внутренности.
  
  — Боже милостивый! — Гарри машинально положил руку себе на живот, словно пытаясь вообразить, какую безумную боль должен был испытывать отец.
  
  Я же не мог ничего к этому добавить.
  
  — Он был на год моложе меня, — продолжил Гарри. — Мы иногда встречались с ним, чтобы пропустить по стаканчику. А пока еще была жива Роуз, порой играли вместе в гольф. Но Адам всегда с неохотой оставлял твоего брата одного в доме надолго, и потому у него вечно не хватало времени, чтобы пройти все восемнадцать лунок.
  
  — Да и играл папа не слишком умело, — заметил я.
  
  Гарри грустно улыбнулся:
  
  — Врать не буду. Загнать шар в лунку с короткой дистанции он мог неплохо, но его дальние удары оставляли желать лучшего.
  
  — Что верно, то верно, — рассмеялся я.
  
  — А вот когда Роуз не стало, у твоего отца не находилось даже времени, чтобы хотя бы просто поработать над ударом на тренировочном стенде.
  
  — Он был о вас самого высокого мнения, — произнес я. — Всегда считал вас прежде всего другом и уже во вторую очередь — своим адвокатом.
  
  Они действительно дружили почти четверть века. Еще с тех времен, когда Гарри пережил трудный развод и был вынужден оставить дом бывшей жене, а сам долго ютился в квартирке над обувным магазином в центре Промис-Фоллз — небольшого городка на севере штата Нью-Йорк. Он любил в шутку повторять, какая наглость с его стороны предлагать себя клиентам в качестве адвоката по бракоразводным делам после того, как его самого обобрали до нитки в ходе точно такого же процесса.
  
  Телефон Гарри издал короткий сигнал, означавший получение электронного письма, но он даже не взглянул на него.
  
  — Когда я в последний раз разговаривал с папой, — сказал я, указывая на телефон, — он как раз подумывал о том, чтобы купить такой же. Его старым мобильником, конечно, можно было фотографировать, но снимки получались некачественные. И ему хотелось отправлять сообщения через Интернет.
  
  — Да уж, Адам никогда не испытывал робости перед электронными новинками, — кивнул Гарри, складывая ладони вместе и подавая тем самым сигнал, что нам пора переходить к сути дела, ради которого я к нему пришел. — На похоронах ты обмолвился, что по-прежнему живешь в своей мастерской в Берлингтоне, так?
  
  Я действительно жил по противоположную сторону границы штата Вермонт.
  
  — Да, — подтвердил я.
  
  — Как с работой?
  
  — Неплохо, хотя изменения затронули и нашу профессию.
  
  — Я тут как-то видел один из твоих рисунков. Кстати, правильно их так называть?
  
  — Конечно. Рисунки, иллюстрации, карикатуры.
  
  — Пару недель назад один из них попался мне на глаза в книжном обозрении «Нью-Йорк таймс». Твой стиль я узнаю безошибочно. У всех твоих персонажей огромные головы на хлипких телах, и создается впечатление, будто из-за этого они вот-вот упадут. Но очертания у фигур округлые и плавные. А еще мне нравится, как ты умеешь тонировать их кожу и все остальное. В чем секрет?
  
  — Пользуюсь обычным распылителем для краски.
  
  — «Таймс» часто к тебе обращается?
  
  — Не так часто, как прежде. Намного легче вытащить старую иллюстрацию из архива, чем заказать художнику оригинальную работу. Газеты и журналы урезают расходы. Сейчас я чаще выполняю заказы сайтов в Интернете.
  
  — То есть ты их разрабатываешь? Я имею в виду сайты.
  
  — Нет. Делаю эскизы оформления и передаю их разработчикам.
  
  — Еще недавно я бы посчитал, что для работы на издания, выходящие в Нью-Йорке и Вашингтоне, полезно было бы жить где-то рядом. Но в наши дни это, как можно догадаться, уже не имеет значения.
  
  — Для всего, что невозможно отсканировать и передать по электронной почте, существуют фирмы срочной доставки вроде «Федерального экспресса», — ответил я.
  
  Воспользовавшись паузой, Гарри открыл лежавшую перед ним папку и стал просматривать хранившиеся в ней документы.
  
  — Рэй, ты уже ознакомился с содержанием завещания своего отца?
  
  — Да.
  
  — Он давно не вносил в него никаких изменений. Сделал лишь пару поправок после смерти жены. Однако я случайно встретился с ним. Он сидел в отдельной кабинке ресторана «Келлис» и пил кофе. Предложил и мне чашечку. Он был один за столиком у окна и разглядывал прохожих на улице. Перед ним лежал свежий номер «Стандарда», но он к нему не притрагивался. Мне и прежде доводилось видеть его там. Складывалось впечатление, будто ему иногда необходимо побыть наедине с собой, отдохнуть от дома. Но в тот раз он мне помахал, рукой приглашая за свой стол, и сказал, что хочет переписать завещание, включив в него несколько особых оговорок. Но только руки у него до этого так и не дошли.
  
  — Чего не знаю, того не знаю, — произнес я, — но вы меня не удивили. Ситуация с моим братом не меняется в лучшую сторону, а потому он вполне мог решить оставить одному из своих сыновей большую долю, чем другому.
  
  — Буду с тобой откровенен. Если бы Адам все-таки пришел ко мне в контору для изменения завещания, я бы настоятельно не рекомендовал ему перераспределять собственность в пользу одного из сыновей. «Никогда не выделяй особо кого-либо из своих детей, чтобы не породить раздоров, когда тебя не станет», сказал бы я ему. Но разумеется, окончательное решение осталось бы за ним. Впрочем, хотя завещание в его нынешнем виде выглядит достаточно простым и ясным, там есть моменты, над которыми тебе придется поразмыслить.
  
  Я представил отца, сидящего в кабинке ресторана. Странно, ведь после смерти мамы он мог проводить сколько угодно времени в одиночестве, даже не выходя из дома, пусть формально он и не оставался там совершенно один. Чтобы уединиться, ему можно было не выходить за порог. Хотя его желание ненадолго сбежать можно понять. Иногда каждому из нас хочется знать, что вокруг никого нет, или просто сменить обстановку. Но сама мысль об этом наводила на меня тоску.
  
  — Как я понял, по нынешнему тексту завещания мы все делим пополам, — сказал я. — И если дом с участком будут проданы, половину денег получу я, а вторую — мой брат.
  
  — Да. Недвижимость, деньги и ценные бумаги — все делится пятьдесят на пятьдесят.
  
  — Наличными это примерно сто тысяч, — прикинул я. — Все, что родители сумели накопить на старость. Они жили очень экономно. Почти ничего не тратили на собственные нужды. На сто тысяч отец мог бы спокойно прожить до самой смерти… — Я произнес эту фразу и осекся. — Если бы прожил еще двадцать или тридцать лет… И есть еще страховка, но на незначительную сумму, верно?
  
  Гарри Пейтон кивнул и откинулся на спинку кресла, сведя пальцы рук на затылке. Затем втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
  
  — Тебе придется решать, как поступить с домом. Ты имеешь полное право выставить его на продажу, а вырученную сумму поделить с братом. Ипотека полностью выплачена, и, по моим прикидкам, можно выручить тысяч триста или даже четыреста.
  
  — Около того, — подтвердил я. — Там только земли почти шестьдесят акров.
  
  — Значит, каждый из вас сможет положить себе в карман плюс-минус четверть миллиона. Сумма приличная. Сколько тебе лет, Рэй?
  
  — Тридцать семь.
  
  — А брат на два года моложе?
  
  — Да.
  
  Пейтон в задумчивости кивнул.
  
  — Если вложить деньги с умом, ему их хватит на несколько лет, но проблема в том, что он все еще очень молод, и пройдет долгое время, прежде чем он сможет рассчитывать на социальное пособие. Ведь, как говорил мне твой отец, на то, что он когда-либо найдет работу, рассчитывать не приходится.
  
  — Это правда.
  
  — Что касается тебя, то здесь все обстоит иначе. Ты можешь использовать свою долю, вложив деньги в дело, или купить дом побольше в расчете на… Знаю, знаю. Сейчас ты не женат, Рэй, но наступит день, когда встретишь кого-то, пойдут дети…
  
  — Понимаю, о чем вы, — оборвал я его, — но пока никого не наблюдаю на горизонте.
  
  В свое время — тогда мне только перевалило за двадцать — я дважды чуть не женился, но в результате этого так и не случилось.
  
  — В подобных делах ничего нельзя предсказать заранее, — махнул рукой Гарри. — Я, конечно, не вправе влезать официально, но поскольку твой отец наверняка захотел бы, чтобы я позаботился о его мальчиках, чувствую необходимость по мере сил помочь вам советом. — Он рассмеялся. — Хотя какие вы теперь мальчики? Те времена давно ушли в прошлое.
  
  — Я все равно благодарен вам, Гарри.
  
  — Вот к чему я клоню, Рэй. Наследство отца для тебя вещь, разумеется, приятная, но ведь ты легко обошелся бы и без него. Ты хорошо зарабатываешь, а если, не дай Бог, эта работа перестанет давать достаточно денег, найдешь другую и, уверен, всегда будешь крепко стоять на ногах. А для твоего брата… Для него наследство — единственный источник дохода, который он когда-либо будет иметь. Ему могут понадобиться все его деньги от продажи дома только для того, чтобы удержаться на плаву, но лишь при условии, что он найдет недорогое жилье или получит субсидию на его аренду.
  
  — Мне это уже приходило в голову.
  
  — Тогда ответь на вопрос, который не дает мне покоя. Ты сможешь заставить его покинуть родительский дом? Причем не для однодневной прогулки, а навсегда?
  
  Я оглядел его кабинет, словно в поисках подсказки.
  
  — Даже не знаю. Он ведь не страдает этой, как ее… агорафобией? Иногда папе удавалось выманить его из дома. Правда, в основном для поездок к врачу.
  
  Мне не хотелось произносить слова «психиатр», но Гарри знал, о каком докторе идет речь.
  
  — Проблема не в том, чтобы вытащить Томаса наружу. Гораздо сложнее оторвать его от компьютера. Когда бы они с папой ни уезжали, оба затем возвращались совершенно измотанные. Поэтому мне очень не хотелось бы заставлять его переселяться в другое место.
  
  — Что ж, тогда давай пока оставим эту тему, — произнес Гарри. — Могу с радостью сообщить, что твоя роль душеприказчика не потребует больших усилий. Просто придется несколько раз заехать сюда и оформить кое-какие бумаги. У меня могут неожиданно возникнуть мелкие вопросы, но тогда я попрошу Элис позвонить тебе по телефону. А ты сам, вероятно, захочешь, чтобы вашу собственность оценили и точнее назвали сумму, какую можно за нее выручить. — Он порылся в листках из папки. — Если не ошибаюсь, у меня здесь есть все твои номера и адрес электронной почты.
  
  — Должны быть, — кивнул я.
  
  — И между прочим, твой отец прислал мне копию своей страховки. Она покрывает и смерть в результате несчастного случая.
  
  — Я об этом не знал.
  
  — Это еще пятьдесят тысяч. Так сказать, небольшая добавка в общий котел.
  
  Гарри сделал паузу, давая мне время осмыслить новую информацию.
  
  — Значит, ты пробудешь у нас какое-то время, прежде чем вернешься к себе в Берлингтон?
  
  — Да, пока не улажу все дела.
  
  На сегодня мы закончили. Когда Гарри провожал меня к выходу, он положил мне ладонь на руку и неожиданно спросил:
  
  — Рэй, если бы твой брат заметил, что отца долго нет дома, и отправился искать его немного раньше, это что-нибудь изменило бы?
  
  Я и сам не раз задавался тем же вопросом. Папа пролежал, придавленный к земле трактором на склоне холма, несколько часов, прежде чем брат нашел его там. А ведь сама авария должна была сопровождаться немалым шумом. Грохот опрокидывающегося трактора, скрежет вращающихся лезвий.
  
  Кричал ли отец? И если кричал, то можно ли было услышать его сквозь треск мотора? Доносились ли до дома какие-то звуки вообще?
  
  Впрочем, мой брат скорее всего в любом случае ничего не услышал бы.
  
  — Мне пришлось смириться с мыслью, что ничего изменить было нельзя, — ответил я. — И не вижу смысла строить иные предположения.
  
  Гарри понимающе кивнул:
  
  — Ты прав. Наверное, так и следует все воспринимать. Что случилось, то случилось. Время не повернешь вспять.
  
  Я ждал, что Гарри выдаст на прощание еще серию затертых клише, но он лишь спросил:
  
  — Твой брат ведь действительно полностью скрылся от действительности в своем маленьком мирке?
  
  — Вы даже не представляете, до какой степени, — сказал я.
  2
  
  Я сел в машину и вернулся к дому отца.
  
  После маминой смерти я очень долго думал об этом месте как о доме родителей, хотя папа жил там уже без нее. Мне потребовалось несколько лет, чтобы привыкнуть к этому. А теперь, когда после гибели папы прошло менее недели, я знал, что какое-то время не перестану по-прежнему считать дом принадлежащим исключительно ему.
  
  Но ведь это не так. Теперь все изменилось. Это мой дом.
  
  И дом моего брата.
  
  Хотя я никогда здесь не жил. Приезжая ненадолго навестить их, я ночевал в гостевой комнате, но в ней не осталось и не могло остаться никаких памятных вещей из времен моего детства: ни пачки припрятанных номеров «Плейбоя» и «Пентхауса», ни моделей автомобилей на полках, ни плакатов на стенах. Родители купили дом, когда мне исполнился двадцать один год, и я даже успел покинуть наше прежнее фамильное гнездо на Стоунивуд-драйв в самом центре Промис-Фоллз. Папа с мамой лелеяли надежду, что один из их сыновей выбьется в большие люди, но, похоже, расстались с мечтой, когда я забросил учебу в университете Олбани и нашел работу в художественной галерее на Бикман-стрит в Саратога-Спрингс.
  
  Родители никогда не стремились стать фермерами, но стоило им увидеть это место, как оно сразу покорило их. Во-первых, дом располагался практически за городом и в нескольких сотнях ярдов от ближайших соседей. Это создавало ощущение уединенности, обладания личным пространством. И снижало вероятность повторения инцидента.
  
  Во-вторых, даже отсюда отцу было недолго добираться до работы. Вот только вместо того, чтобы по дороге туда проезжать Промис-Фоллз через центр, он всегда пользовался объездным шоссе, прокладку которого завершили в конце 1970-х годов. Отцу нравилось трудиться в «Пи энд Эл», и он даже не пытался искать другую фирму, чтобы работать ближе к дому.
  
  В-третьих, дом был прекрасен сам по себе с окнами в мансарде и террасой по всему периметру. Мама обожала сидеть на ней в течение по меньшей мере трех времен года из четырех. Вместе с домом продавался большой амбар, который не был отцу особенно нужен. Он использовался как склад инструментов и место стоянки трактора для стрижки травы. Но им обоим нравилась эта нехитрая постройка, пусть ее и не заполняли каждую осень ароматным сеном, как при прежних владельцах.
  
  Земельный участок был действительно обширным, но родители всерьез ухаживали только за парой акров. Задний двор примерно на шестьдесят футов был плоским, а потом его поверхность резко уходила вниз, в неразличимый из дома овраг, тянувшийся к руслу реки. Она же плавно протекала через центр городка, чтобы потом образовать каскад водопадов, которые, собственно, и дали этому месту название Промис-Фоллз.[42]
  
  За все время, что я бывал у родителей, мне пришлось спуститься в овраг лишь однажды. Но теперь меня ожидала там работа, за нее я собирался приняться, как только соберусь с духом.
  
  Еще один большой и безлесный участок земли, обрабатывать который отец был не в состоянии, сдавали в аренду соседям-фермерам. И многие годы это служило моим родителям дополнительным, хотя и чисто номинальным источником дохода. А ближайший лес простирался уже по противоположную сторону шоссе. Поэтому, когда сворачиваешь с основной дороги на проселок, дом и амбар двумя прямоугольниками сразу же возникали в отдалении. Мама не уставала повторять, что ей нравится, когда к дому ведет длинная подъездная дорожка, потому что, стоило ей заметить, как в их сторону направлялась незнакомая машина — а это происходило, по ее собственному признанию, крайне редко, — у нее оставалось достаточно времени, чтобы морально подготовиться.
  
  Подготовиться к чему?
  
  — Люди обычно не появляются у тебя на пороге с хорошими новостями, — объясняла она.
  
  Что ж, таков, несомненно, был ее собственный жизненный опыт с самой юности, когда правительственный чиновник явился к ним с мамой домой, чтобы сообщить: ваш муж и отец пал смертью храбрых на поле брани в Корее.
  
  Я подъехал почти к самым ступеням, ведущим на террасу, и припарковал свою «ауди» рядом с микроавтобусом «крайслер», на котором папа ездил последние десять лет. Моя немецкая машина вызывала у него антипатию. Он считал, что не следует поддерживать экономику страны, которая не так давно являлась нашим врагом.
  
  — Так дойдет до того, — сказал он мне несколько месяцев назад, — что как только они начнут импортировать автомобили из Северного Вьетнама, ты себе сразу же купишь один из них.
  
  В ответ на такую принципиальность я предложил ему помочь отнести на помойку его любимый телевизор «Сони», огромный экран которого позволял хорошо видеть движение шайбы во время хоккейных матчей.
  
  — Его ведь произвели в Японии, не так ли? — злорадно спросил я.
  
  — Только дотронься до «ящика», и я тебе башку отверну! — огрызнулся отец, не найдя возражений по существу.
  
  Я взбежал по лестнице на крыльцо, перескакивая через две ступени, отпер входную дверь (мне не понадобился для этого отцовский ключ, потому что я всегда имел свой) и направился в кухню. Настенные часы показывали почти половину пятого. Самое время позаботиться об ужине.
  
  Я изучил содержимое холодильника, чтобы проверить, не осталось ли там чего после последней поездки отца в город за продуктами. Умением готовить он никогда не отличался и ограничивался самым элементарным. Мог, например, сварить спагетти или разогреть духовку и положить в нее курицу. Но на те частые дни, когда у него не хватало энергии даже на это, морозильник был забит гамбургерами, рыбными палочками, жареным картофелем и таким количеством прочих полуфабрикатов, что впору было открывать филиал фирмы «Стоуффер».[43]
  
  Что ж, на сегодня сойдет и это, но уже завтра придется поехать в супермаркет самому. Если честно, то я тоже не люблю готовить, и нередко по вечерам мне лень возиться с чем-то более сложным, чем миска залитых горячим молоком кукурузных хлопьев. Мне кажется, что одинокому человеку вообще трудно найти мотивацию для приготовления кулинарных изысков, как и употреблять пищу, сидя за обеденным столом. Я, к примеру, мог поужинать, стоя перед телевизором во время выпуска новостей, или тащил разогретую в микроволновке лазанью в мастерскую и поглощал ее, не отрываясь от работы.
  
  В холодильнике я нашел шесть банок «Будвайзера». Отец всегда отдавал предпочтение недорогим и проверенным сортам пива. Признаюсь, внутри у меня что-то екнуло, когда я брался за его последнюю в жизни упаковку, но это не помешало мне достать банку и вскрыть ее.
  
  — За тебя, папа! — произнес я, чуть приподнимая банку и пристраиваясь за столом.
  
  В кухне царила образцовая чистота. Отец всегда отличался аккуратностью и опрятностью во всем. Вот почему ему было трудно смириться с тем, во что превратились коридор и лестничная площадка второго этажа. У меня сложилось впечатление, будто любовь к порядку ему привили в армии. Он отслужил по призыву ровно два года, причем большую часть этого времени провел во Вьетнаме. Но никогда не рассказывал о пережитом.
  
  — Было — и прошло, — обрывал отец разговор, стоило кому-нибудь поднять эту тему.
  
  Сам он считал свою аккуратность и тщательность во всем профессиональными привычками работника типографии — где от точности и внимания к деталям зависело очень многое.
  
  Так я посидел еще немного, попивая отцовское пиво и собираясь с силами перед тем, как что-нибудь разморозить и разогреть в печи. Открыв вторую банку, стал доставать из морозильника продукты. Не зная, где что лежит в кухне, я выдвинул несколько ящиков, чтобы найти сервировочные подстилки, ножи с вилками и салфетки.
  
  Когда все было почти готово, я пересек гостиную, но замер на лестнице, прежде чем подняться наверх. Захотелось снова взглянуть на гостиную, где стояли диван с клетчатой обивкой, купленный моими родителями лет двадцать назад на распродаже в Олбани, кресло-качалка, в которой отец располагался, когда смотрел передачи на своем драгоценном «Сони», потертый журнальный столик, приобретенный одновременно с диваном.
  
  Но если мебель новизной не отличалась, то на современные технологии отец явно не скупился. Здесь был тот самый телевизор с плоским экраном диагональю в тридцать шесть дюймов и функцией высокого разрешения, который отец купил год назад специально для просмотра футбольных и хоккейных матчей. Ему нравились спортивные передачи, хотя и приходилось «болеть» в одиночестве. Внизу пристроился проигрыватель для DVD, а рядом находилось устройство, позволявшее заказывать через Интернет любые фильмы.
  
  Хотя и кино отец тоже смотрел один.
  
  Эта гостиная походила на миллионы других таких же гостиных. Совершенно стандартная. Ничего необычного.
  
  Чтобы увидеть нечто экстраординарное, достаточно было подняться в холл и коридор второго этажа.
  
  Родители пытались ограничивать странные увлечения моего брата пределами его комнаты, но потерпели в этой борьбе сокрушительное поражение. Стены коридора и холла, которые мама сама покрасила в бледно-желтый цвет много лет назад, были теперь полностью покрыты различного рода картами, планами, схемами, и едва ли можно было найти среди них хотя бы квадратный дюйм свободного пространства. Стоя на верхней ступеньке лестницы и глядя вдоль коридора, который вел к трем спальням и общей ванной комнате, я представил, что именно так мог выглядеть подземный командный пункт времен Второй мировой войны, где к стенам бункера были бы прикреплены огромные карты занятых врагом территорий, чтобы знатоки стратегии планировали по ним наступления своих армий. Но у военных все это располагалось бы хоть в каком-то порядке. Например, картам Германии и планам немецких городов было бы отведено на стене определенное место. Как Франции или Италии.
  
  Представлялось маловероятным, чтобы находящийся в здравом уме генерал разместил рядом карты Польши и Гавайских островов. Или залепил часть туристической схемы улиц Парижа картой расположения бензоколонок на автомагистралях Канзаса. Или приколол кнопками топографическую карту Алжира в соседстве со спутниковыми фотографиями Мельбурна. Или пришпилил степлером прямо в стену вырванную из журнала «Нэшнл джиографик» и основательно помятую карту Индии вместе с планом Рио-де-Жанейро.
  
  Этот пестрый бумажный ковер, это безумное лоскутное одеяло из карт, покрывавшее коридор, — все это выглядело так, словно кто-то поместил нашу планету в миксер и, смешав, превратил в обои.
  
  Красные стрелки, проведенные фломастером-маркером, соединяли карты между собой, придавая им некие невразумительные и случайные связи. Повсюду от руки были сделаны приписки. Поперек Португалии без видимой причины значилось: «236 миль». В отдельных и совершенно непредсказуемых местах коридора были проставлены цифры широты и долготы. Причем некоторые страны удостоились фотографий отдельных объектов. Ксерокопию с изображением известного здания сиднейской оперы коротким обрывком зеленого малярного скотча прилепили поверх карты Австралии. Старый снимок Тадж-Махала держался на карте Индии скорее всего с помощью шарика жевательной резинки.
  
  Непостижимо, как отец, оставшись один, все это терпел. Пока мама была жива, она принимала удар на себя. Говорила начинавшему возмущаться отцу, чтобы он на время ушел из дома, отправился в спорт-бар и посмотрел игру в обществе Ленни Прентиса и других товарищей по работе. Или навестил Гарри Пейтона. Но как папа мог выносить это позже, когда день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем проходил вдоль коридора? Неужели ему удавалось уговаривать себя ничего не замечать? Делать вид, будто перед ним только все та же желтая краска, которую многие годы назад он сам помог жене накатать валиком на стены?
  
  Я подошел к двери первой из спален, она, как обычно, оказалась закрыта, и уже поднял руку, чтобы негромко постучать, но прислушался. Из комнаты доносились голоса. Это был диалог, хотя голос принадлежал одному человеку. Смысл остался для меня неразборчивым. Я постучал.
  
  — Да! В чем дело? — отозвался Томас.
  
  Я открыл дверь, полагая, что он, вероятно, говорит по телефону, но трубки в его руке не увидел. Я сказал, что пора ужинать, и он пообещал сейчас же спуститься вниз.
  3
  
  — Рад снова слышать вас.
  
  — Спасибо, что ответили на мой вызов.
  
  — Вообще-то я не даю свой личный номер кому попало. Но на вас мы возлагаем особые надежды.
  
  — Я очень ценю ваше доверие, сэр. Поверьте, очень ценю.
  
  — Мной получено ваше последнее электронное письмо. Дела у вас идут весьма успешно.
  
  — Так точно, сэр.
  
  — Это хорошая новость.
  
  — Но позвольте спросить… Вам уже стала известна точная дата, когда все произойдет, сэр?
  
  — Нам бы очень хотелось обладать информацией. Но это так же сложно, как предсказать, когда нанесут свой очередной удар террористы. Сейчас мы пока ничего не знаем. Вот почему так важно быть готовым в любой момент.
  
  — Разумеется.
  
  — И, как я вижу, вы в полной готовности. Вы будете представлять для нас огромную ценность. Станете ресурсом особой важности.
  
  — Вы можете полностью на меня рассчитывать, сэр.
  
  — Надеюсь, вы осознаете, с каким риском связана ваша работа?
  
  — Осознаю, сэр.
  
  — Вы уникальны, и силы, враждебные нашему правительству, дорого бы дали, чтобы вы попали к ним в руки.
  
  — Я всегда настороже, сэр.
  
  — Правильно. Но мне пора идти. Жена возвращается сегодня из вояжа по Ближнему Востоку.
  
  — Неужели?
  
  — Да. И она вернется не с пустыми руками, можно не сомневаться.
  
  — Она сожалеет, что смогла добиться избрания на пост президента?
  
  — Отвечу просто. Не думаю, что у нее оставалась для сожалений хотя бы секунда свободного времени.
  
  — Полагаю, вы правы, сэр.
  
  — Что ж, продолжайте в том же духе.
  
  — Огромное спасибо, мистер президент. Я ведь могу… То есть это ведь правильно, что я по-прежнему обращаюсь к вам именно так?
  
  — Конечно. Ты остаешься президентом, даже если больше не занимаешь Белый дом.
  
  — Буду поддерживать с вами связь.
  
  — У меня нет в этом никаких сомнений.
  4
  
  — Предположим, ты остановился в отеле «Пон-Руаяль» и тебе нужно добраться до Лувра. Как ты это сделаешь? — приставал ко мне Томас. — Ну же, это задачка из самых легких!
  
  — Что? — рассеянно отозвался я. — О каком городе речь?
  
  Он вздохнул и посмотрел на меня через кухонный стол с такой грустью, словно я был нерадивым учеником, который расстроил учителя, показав, что не умеет считать хотя бы до пяти. Внешне мы с Томасом похожи друг на друга. Ростом примерно в пять футов и одиннадцать дюймов, с уже начавшими редеть темными волосами, хотя Томас на несколько фунтов тяжелее меня. Скажем так: меня можно сравнить с более стройным Винсом Воном[44] из «Тусовщиков», а Томаса — с уже набравшим лишнего веса Винсом Воном из «Развода по-американски». Вид у меня более здоровый, и физическое развитие здесь совершенно ни при чем. Если вообще не выходить из дома и проводить двадцать три часа в сутки у себя в спальне — а он ухитрялся отводить завтраку, обеду и ужину лишь три двадцатиминутных перерыва, — то лицо делается одутловатым и приобретает почти болезненную молочную бледность. Ему явно не хватало витамина D и не помешало бы провести хотя бы недельку на Бермудах. Впрочем, даже не побывав там ни разу, Томас наверняка мог назвать мне все местные отели и указать, на каких улицах они располагались.
  
  — Я ведь назвал Лувр. Разве трудно после этого понять, о каком городе мы говорим? Лувр! Проще некуда.
  
  — Ну разумеется, это Париж, — нехотя произнес я. — Ты говоришь о Париже.
  
  Он поощрительно, почти радостно закивал. С замороженным куском говядины, который я разогрел в микроволновке, Томас уже расправился, хотя сам я не съел еще и половины своей порции, уже понимая, что остального мне не осилить. Намазанный маслом кусок картона показался бы мне сейчас гораздо вкуснее. Брат сидел на стуле, развернувшись в сторону лестницы, словно в любую секунду был готов сорваться с места.
  
  — Правильно. Итак, тебе нужно попасть в Лувр. Каким путем направишься туда?
  
  — Понятия не имею, Томас, — устало сказал я. — Я знаю, где находится Лувр. Я не просто бывал в Лувре, а провел там целых шесть дней. Когда мне было двадцать семь лет, я месяц жил в Париже. Брал уроки рисунка. Но откуда мне знать об отеле, который ты имеешь в виду? Я останавливался в молодежном общежитии.
  
  — Это отель «Пон-Руаяль», — повторил он.
  
  Но я лишь смотрел на него и ждал.
  
  — На рю де Монталамбер.
  
  — Томас!
  
  — Это рядом с рю дю Бак. Напряги извилины. Старинный отель. Здание из серого камня, с вращающейся парадной дверью, из древесины грецкого ореха. Там еще рядом заведение, где делают рентген, потому что в витрине реклама маммографии и радиологии, а сверху вроде бы обычные квартиры с глиняными цветочными горшками в окнах. Этажей восемь, а внизу по левую руку расположен очень дорогой ресторан с тонированной витриной, у которого нет столиков снаружи в отличие от большинства других парижских кафе, а еще…
  
  И все это по памяти!
  
  — Пойми, я действительно устал, Томас. У меня сегодня состоялся очень серьезный разговор с Гарри Пейтоном.
  
  — Но ведь как раз до Лувра добраться оттуда проще простого. Ты практически мог бы увидеть его, едва выйдя на улицу из дверей отеля.
  
  — Ты не хочешь узнать, о чем мы беседовали с нашим адвокатом?
  
  Но Томас уже ожесточенно жестикулировал, показывая руками направления прямо у меня перед носом.
  
  — Ты пересекаешь рю де Монталамбер, минуешь треугольной формы тротуар и попадаешь на рю дю Бак. Там поворачиваешь направо и идешь прямо, пересекаешь рю де л’Юниверситэ, потом рю де Верней — я, кстати, не уверен, что произношу названия правильно, потому что в школе не занимался французским, — и видишь магазин, торгующий аппетитными булочками и хлебом, но ты идешь дальше через рю де Лилль, все время прямо…
  
  — Мистер Пейтон сообщил, что по завещанию отца этот дом теперь принадлежит нам с тобой.
  
  — …и если посмотришь в конец улицы, ты увидишь его. Я имею в виду Лувр. Хотя он все еще будет на противоположном от тебя берегу реки. Поэтому ты шагаешь дальше. Слева остается набережная Анатоля Франса, а справа — набережная Вольтера. Просто в том месте меняется название. Берешь чуть правее и переходишь через мост, он называется Пон-Руаяль. Как я понял, «пон» по-французски «мост». И стоит тебе оказаться на другом берегу, как ты уже на месте. Видишь, как все просто? Не нужно петлять и менять направления. Выходишь из отеля, поворачиваешь всего один раз — и, считай, ты достиг цели. А теперь давай разберемся с чем-нибудь посложнее. Назови мне отель в любой части Парижа, и я расскажу тебе, как до него добраться. Кратчайшим путем. Впрочем, порой в одно и то же место можно вроде бы попасть десятком разных маршрутов, но расстояние преодолеваешь примерно одинаковое. Как в Нью-Йорке. Хотя нет, на Нью-Йорк не похоже, потому что в Париже улицы повсюду. Он не делится на прямоугольные кварталы. Но ведь ты понял, что я хотел сказать?
  
  — Томас, остановись ненадолго, — попросил я, начиная терять терпение.
  
  Он посмотрел на меня, захлопав ресницами.
  
  — Зачем?
  
  — Нам нужно поговорить о папе.
  
  — Папа умер, — произнес брат и окинул меня таким взглядом, словно сомневался в моих умственных способностях.
  
  Но затем нечто похожее на печаль ненадолго исказило его лицо, и он посмотрел в сторону окна.
  
  — Это я нашел его. Рядом с оврагом.
  
  — Знаю.
  
  — Ужин задерживался. Я все ждал, что отец постучит в дверь и скажет, что пора садиться за стол. Потом я действительно проголодался и спустился вниз узнать, что происходит. Сначала обошел дом. Даже в подвал заглянул. Думал, может, он там чинит печку или еще что. Но его там не оказалось. Автобус стоял на месте, значит, отец находился где-то поблизости. Так и не найдя его в доме, я вышел наружу. Проверил амбар.
  
  Все это я уже слышал.
  
  — Затем обошел вокруг дома и, подойдя к склону, увидел его, придавленного трактором.
  
  — Мне это известно, Томас.
  
  — Я столкнул трактор с него. Это было тяжело, но мне удалось. А папа так и не поднялся. Тогда я бросился в дом и позвонил в полицию. Они приехали и сказали, что он мертв.
  
  — Знаю. Ты натерпелся страха.
  
  — Он все еще там.
  
  Да, трактор. Мне нужно было бы поднять его наверх и запереть в амбаре. Он так и остался у подножия холма. Я не знал, заведется ли мотор. Как я понял, топливо вытекло из бака, пока машина оставалась перевернутой. Впрочем, в амбаре всегда хранилась канистра с бензином.
  
  — Есть вещи, которые нам необходимо обсудить с тобой, — произнес я. — Например, что мы будем делать теперь, когда папы нет, и все такое.
  
  Томас кивнул.
  
  — Я как раз подумал, — сказал он, — нельзя ли мне развесить карты на стенах в его спальне? У меня почти не осталось для них места. Я помню, что папа и мама строго запретили мне прикреплять их на первом этаже или на лестнице, но ведь его комната на втором этаже. Вот я и хотел спросить, как ты отнесешься к этому. Он ведь там больше не спит. И мамы тоже нет. Наверху вообще не спит никто.
  
  Это было не совсем так. Пустовавшую прежде спальню рядом с комнатой Томаса поначалу занял я, поскольку мама всегда стелила мне там во время моих редких приездов. Но прошлой ночью я перебрался дальше по коридору, в бывшую спальню отца, потому что вынужден был слушать проникавшие через стену звуки щелчков «мыши», что скоро сделалось невыносимым. Я даже один раз поднялся среди ночи и попросил Томаса выключить компьютер, но он мою просьбу проигнорировал, и мне пришлось сменить комнату. Первое время я чувствовал себя не совсем уютно, ложась под одеяло отцовской кровати, но скоро перестал думать об этом. В эти дни я очень уставал, да и по натуре не слишком сентиментален.
  
  — Ты не можешь жить в этом доме один, — заявил я.
  
  — А разве я один? — возразил брат. — Ты ведь со мной.
  
  — Наступит день, когда мне придется вернуться домой.
  
  — Но ты же дома. Твой дом здесь.
  
  — Это вовсе не мой дом, Томас. Я живу в Берлингтоне.
  
  — Берлинтон, штат Вермонт, Берлингтон, штат Массачусетс, Берлингтон, штат Северная Каролина, Берлингтон, штат Нью-Джерси, Берлингтон, штат Вашингтон, Берлингтон в провинции Онтарио, Канада…
  
  — Томас!
  
  — Я просто не был уверен, известно ли тебе, как много есть других Берлингтонов. Следует выражаться точнее. Нужно говорить: Берлингтон, штат Вермонт, — иначе люди не поймут, где ты живешь.
  
  — Мне казалось, что уж ты-то это знаешь. Но ты все равно хочешь, чтобы я так поступал? То есть каждый раз, сообщая тебе, что еду в Берлингтон, добавлял «штат Вермонт»? Тебе это нужно?
  
  — Не сердись на меня!
  
  — Я не сержусь. Но нам действительно необходимо обсудить нечто важное.
  
  — Хорошо.
  
  — Когда я вернусь к себе домой, то буду волноваться, потому что ты останешься здесь совсем один.
  
  Томас улыбнулся, показывая, что беспокоиться не о чем.
  
  — Со мной все будет в порядке.
  
  — Но в этом доме всем занимался папа, — возразил я. — Готовил еду, делал уборку, оплачивал счета, ездил в город за продуктами, проверял исправность печи и вызывал мастеров, если случалась серьезная поломка. Все остальное он умел чинить сам. Если отрубалось электричество, отец спускался в подвал и переключал предохранители, чтобы снова дать свет. Ты знаешь, где находится щиток с предохранителями?
  
  — Печка работает отлично, — пробормотал Томас.
  
  — У тебя нет водительских прав, — продолжил я. — Как же ты собираешься снабжать себя продуктами?
  
  — Буду заказывать доставку.
  
  — Но ведь дом находится далеко. И потом, кто будет отбирать в магазине еду, которая тебе нравится?
  
  — Ты знаешь, что мне нравится.
  
  — Но меня же здесь не будет.
  
  — Тогда ты сможешь приезжать. Хотя бы раз в неделю. Привозить мне еду, платить по счетам, проверять печку, а потом возвращаться в свой Берлингтон, — он сделал паузу, — штат Вермонт.
  
  — А как насчет повседневных дел? Положим, у тебя даже есть продукты. Но сможешь ли ты хоть что-нибудь из них приготовить?
  
  Томас отвел взгляд. Я протянул руку и дотронулся до его ладони.
  
  — Посмотри на меня, — велел я.
  
  С большой неохотой Томас повернулся ко мне.
  
  — Ты никогда не думал, что если бы немного изменил свой образ жизни, то смог бы взять хотя бы часть всех этих хлопот на себя? — спросил я.
  
  — О чем ты?
  
  — О том, что тебе следует более рационально распределять свое время.
  
  На его лице отразилось недоумение.
  
  — Я прекрасно умею распределять свое время.
  
  Положив теперь обе ладони поверх стола, я усмехнулся:
  
  — Неужели?
  
  — Да. Все свое время я провожу с пользой.
  
  — Что ж, опиши мне, как проходит твой обычный день.
  
  — Какой именно? Среди недели или выходной?
  
  — А что, твое расписание с понедельника по пятницу сильно отличается от субботы и воскресенья?
  
  Томас изобразил глубокую задумчивость, прежде чем ответить:
  
  — Нет, наверное.
  
  — Тогда подойдет любой из дней. Выбирай сам.
  
  Теперь он уже посмотрел на меня с подозрением.
  
  — Ты хочешь посмеяться надо мной? Решил подразнить?
  
  — Но ты же сам сказал, что умеешь использовать свое время с умом. Так расскажи об этом.
  
  — Ладно, — кивнул Томас. — Я просыпаюсь примерно в девять, принимаю душ, а в половине десятого у папы уже готов завтрак. Вскоре я могу браться за работу.
  
  — Вот-вот, о работе! — воскликнул я. — Расскажи подробнее, чем ты занимаешься.
  
  — Ты знаешь.
  
  — Не припомню, чтобы раньше ты называл это работой. Рассказывай.
  
  — Я начинаю работать после завтрака, затем делаю перерыв на обед, снова работаю до ужина, а потом опять работаю и ложусь спать.
  
  — А ложишься ты часа в два-три ночи?
  
  — Да.
  
  — Ты не сообщил о сути своей работы.
  
  — Зачем ты устраиваешь мне допрос, Рэй?
  
  — Затем, наверное, что ты мог бы уделять своей работе, как ты это называешь, чуть меньше времени, и тогда у тебя появилась бы возможность немного позаботиться о себе. Ведь не секрет, Томас, что уже очень давно тебе приходится справляться с известными сложностями, которые продолжают тебя беспокоить. И я учитываю это так же, как все понимали наши родители. И по сравнению со множеством других людей, у которых та же проблема, что и у тебя, которые тоже слышат голоса и имеют прочие схожие симптомы, ты просто молодчина. Ты сам встаешь, сам одеваешься, и мы можем с тобой, как сейчас, сесть вместе и обо всем поговорить.
  
  — Конечно, — произнес Томас с раздражением. — Я совершенно нормальный человек.
  
  — Но то чрезмерное время, какое ты проводишь за своим… за своей работой, не позволяет тебе поддерживать порядок в доме и в собственной жизни, а если ты не способен на это, нам придется рассмотреть возможные варианты.
  
  — О чем ты? Какие варианты?
  
  — Например, о том, чтобы переселить тебя в другое место, — ответил я, тщательно подбирая слова. — Может, подыскать квартиру в городе. Или, — хотя, честно говоря, я еще только начал обдумывать это, — найти некое заведение, где ты станешь жить вместе с другими людьми, у которых такие же сложности, и где есть специальный персонал, берущий на себя все заботы, слишком обременительные для постояльцев.
  
  — Почему ты твердишь о каких-то «сложностях»? Нет у меня никаких сложностей, Рэй. Я страдал когда-то психическим расстройством, но сейчас все полностью под контролем. Вот если бы ты болел, например, артритом, хотел бы ты слышать от меня постоянно, что у тебя «сложности» с костями?
  
  — Прости, мне всего лишь хотелось…
  
  — А место, где ты предлагаешь мне поселиться, — это больница? Сумасшедший дом?
  
  — Я никогда не считал тебя сумасшедшим, Томас!
  
  — Не хочу, чтобы меня отправили в больницу. Еда там отвратительная. — Он посмотрел на остатки говядины в моей тарелке. — Даже хуже этой. В больничной палате наверняка не будет возможности подключиться к Интернету.
  
  — Никто не собирается помещать тебя в больницу. Но есть ведь дома, где жильцов окружают особым вниманием. Ты даже сможешь там сам для себя готовить еду. Я научу тебя, как это делать.
  
  — Я не хочу уезжать отсюда, — заявил брат. — Здесь все мои вещи. И вся моя работа тоже тут.
  
  — Но, Томас, за исключением всего лишь одного часа в сутки, все остальное время, когда не спишь, ты проводишь за компьютером, скитаясь по всему миру. И так день за днем, месяц за месяцем. Это очень вредно для тебя.
  
  — Это началось совсем недавно. Еще пару лет назад у меня были только мои карты, атласы и глобус. «Уирл-360» не существовало. С сайтом все стало иначе. Мне теперь кажется, будто я ожидал появления чего-то подобного всю свою жизнь.
  
  — Ты всегда был одержим картами, а теперь…
  
  — Интересовался. Я всегда интересовался картами. Я ведь не говорю, что ты одержим рисунками, на которых люди выглядят глупыми. Мне тут попался на глаза в журнале твой Обама в белом халате и со стетоскопом, словно он доктор. И я сразу решил, что ты изобразил его глупым.
  
  — Но в этом вся суть, — возразил я. — Я сделал шарж по желанию редакции журнала.
  
  — Допустим. Но ты же не считаешь себя одержимым? И я тоже думаю, что просто у тебя работа такая.
  
  Вообще-то обсуждать мы должны были не меня, и я продолжил:
  
  — Эта новая технология, сайт «Уирл-360», к сожалению, ничуть не лучше повышенного интереса к картам. Ты бродишь по улицам городов всего мира, что, вынужден признать, весьма увлекательное занятие. Проблема же, Томас, заключается в том, что ты не делаешь ничего больше.
  
  Он уперся взглядом в пол.
  
  — Слышишь? Ты не выходишь из дома. Не встречаешься с людьми. Ничего не читаешь. Даже телевизор не смотришь. Ты не делаешь и этого.
  
  — Там просто смотреть нечего, — сказал Томас. — Фильмы — один хуже другого. И в них делают столько ошибок! Заявляют, что действие происходит в Нью-Йорке, а ведь мне сразу видно, что снимали в Торонто, в Ванкувере или еще где-нибудь.
  
  — Но ведь невозможно всю оставшуюся жизнь просидеть за компьютером, прощелкивая «мышью» одну улицу за другой, и так до бесконечности. Ты действительно хочешь увидеть мир? Тогда выбирай любой город. Я полечу с тобой в Токио. Покажу тебе Мумбаи. Или тебе интереснее Рим? Давай отправимся туда. Мы сядем за столик в каком-нибудь ресторанчике у фонтана Треви, ты закажешь себе пиццу или пасту, на десерт возьмешь джелато[45] и получишь удовольствие, какого не испытывал прежде. И сможешь увидеть живой город вместо статичных изображений на мониторе. У тебя будет возможность прикоснуться ко всему, почувствовать под кончиками пальцев древние камни Нотр-Дама, вдохнуть ароматы ночного рынка на Храмовой улице в Гонконге, послушать караоке в Токио. Только выбери место, и мы полетим туда вместе.
  
  Томас бесстрастно посмотрел на меня.
  
  — Нет, мне совсем этого не хочется. Меня и здесь все устраивает. Тут я не подхвачу какую-нибудь заразу, не потеряю свой багаж, не попаду в отель с клопами в матраце, меня не ограбят бандиты, и я не заболею в стране, языка которой не знаю. К тому же у меня нет на это времени.
  
  — То есть как нет времени?
  
  — У меня нет времени, чтобы самому посетить каждый город. Отсюда я могу это сделать гораздо быстрее, чтобы закончить свою работу.
  
  — Какую работу, Томас?
  
  — Я не могу ответить тебе сразу. Мне необходимо сначала выяснить, вправе ли я ввести тебя в курс дела.
  
  Я издал вздох, больше похожий на стон, и провел ладонью по волосам. Мной овладела усталость, и я решил сменить тему:
  
  — Помнишь Джули Макгил из нашей школы?
  
  — Да, — кивнул брат. — А что?
  
  — Ничего. Просто она была на похоронах. Справлялась о тебе. Просила передать привет.
  
  — Ну, так ты мне его передашь?
  
  — Что? — не сразу понял я, но потом до меня дошло. — Привет тебе от Джули, Томас. Но если бы ты соизволил прийти в церковь, она сказала бы тебе это сама.
  
  Брат пропустил мое замечание мимо ушей. Его отказ участвовать в похоронах до сих пор вызывал во мне глубочайшую досаду.
  
  — Она училась в твоем классе?
  
  — Нет, — ответил он. — Она была на год старше меня и на год младше тебя. Проживала по адресу: Арбор-стрит, дом 34. Это двухэтажный коттедж с входом посередине, двумя окнами по бокам и тремя окнами наверху. Стены покрашены в зеленый цвет. В правой стороне каминная труба. На почтовом ящике нарисованы цветочки. Джули всегда была ко мне добра. Она все еще красавица?
  
  Я кивнул:
  
  — Пожалуй. И волосы у нее по-прежнему темные, только теперь она носит короткую стрижку.
  
  — А фигура такая же классная? — Томас спросил это без намека на фривольность, как если бы поинтересовался, водит ли она по-прежнему «субару».
  
  — Да. А у тебя с ней… Между вами что-то было?
  
  — Что именно? — Он действительно не понял вопроса.
  
  — Вы с ней встречались?
  
  — Нет.
  
  Впрочем, я мог бы и сам догадаться. У Томаса никогда не было постоянной девушки, а на свидания он ходил всего несколько раз. Его странный, замкнутый характер мало способствовал этому, и я вообще не был уверен, интересовали ли брата когда-нибудь всерьез представительницы прекрасного пола. В те годы, когда я сам еще прятал под кроватью известного рода журнальчики, Томас уже собирал свою необъятную коллекцию карт.
  
  — Но она мне нравилась, — продолжил он. — А однажды спасла меня.
  
  Я вскинул голову, пытаясь припомнить, о чем речь.
  
  — Ты имеешь в виду тот случай с братьями Лэндри?
  
  Томас кивнул. Однажды он возвращался домой из школы, когда дорогу ему преградили Скайлер и Стэн Лэндри — двое местных драчунов с коэффициентами умственного развития, которые даже при сложении вместе давали цифру, близкую к нулю. Братья начали с издевок над привычкой Томаса иногда разговаривать в классе с самим собой, а потом уже пустили в ход кулаки, когда появилась Джули Макгил.
  
  — И что же она сделала?
  
  — Крикнула, чтобы они оставили меня в покое. Встала между ними и мной. Обозвала их трусами и еще одним словом.
  
  — Каким?
  
  — Мерзавцами.
  
  — Теперь вспоминаю, — кивнул я.
  
  — Было стыдно, что за меня заступилась девчонка. Но если бы она не пришла на помощь, меня бы тогда здорово отдубасили… У нас есть что-нибудь на десерт?
  
  — Не знаю. Хотя, по-моему, я видел в морозильнике коробку с мороженым.
  
  — Ты не мог бы принести мне немного наверх? Я просидел с тобой дольше, чем планировал, и мне пора возвращаться. — Он поднялся из-за стола.
  
  — Да, конечно, — ответил я.
  
  — Я там кое-что разглядел.
  
  — Что именно?
  
  — На мониторе. Думаю, тебе можно взглянуть. Для этого не требуется специальное разрешение или допуск. По крайней мере мне так кажется.
  
  — Что же там?
  
  — Тебе лучше посмотреть самому. На объяснение потребуется больше времени.
  
  — Намекни хотя бы.
  
  Но Томас был упрям.
  
  — Посмотришь сам, когда принесешь мне мороженое.
  5
  
  Через пять минут я поднялся в комнату брата. Из коробки ванильного мороженого мне с трудом удалось выскрести остатки, которых хватило на одну небольшую порцию, но этого было достаточно, поскольку сам я уже не хотел ничего.
  
  Как я теперь понимал, мне вообще не следовало рассчитывать, что смогу уговорить брата изменить образ жизни. Родители годами стремились сделать это, но безуспешно, и глупо с моей стороны полагать, будто я сумею добиться большего. Мой брат оставался верен себе. Он всегда жил так, и с годами оставалось все меньше надежды на какие-то перемены.
  
  Первые признаки проявились достаточно рано, хотя не все сразу. Томас увлекся картами в шесть лет, и поначалу родители даже посчитали, что это хорошо. Когда у нас бывали гости, брат служил для родителей предметом гордости, и они демонстрировали его таланты, как другие хвалятся музыкальными способностями своего чада и просят сыграть на пианино для присутствующих что-нибудь из Брамса.
  
  — Пожалуйста, выберите какую-нибудь страну, — обращался к гостям отец. — Любую страну мира.
  
  Немного помявшись, поскольку им был не совсем ясен смысл происходившего, друзья семьи делали выбор. «Пусть это будет Аргентина», — говорили они, например. А потом Томас брал в руки карандаш, альбом и изображал страну на листе бумаги. Точками обозначал города и надписывал их названия. Схематично показывал сопредельные государства. И передавал свое произведение для всеобщего обозрения.
  
  Проблема же часто заключалась в том, что гости сами не отличали Аргентину от Арканзаса и не могли оценить, насколько точна нарисованная Томасом карта, а потому отцу приходилось доставать с полки атлас, находить в нем Аргентину и восклицать:
  
  — Нет, вы только полюбуйтесь! Просто невероятно! Он даже указал город Мендоса именно там, где он и должен находиться. Этот мальчишка станет великим картографом, помяните мое слово. Голову даю на отсечение!
  
  Если Томасу не всегда нравилась роль домашнего фокусника, то виду он не подавал. В те дни мне самому он представлялся всего лишь как одаренный братишка. Не без странностей, излишне застенчивый, но внешне без каких-либо серьезных проблем.
  
  Хотя проблемы дали о себе знать уже скоро.
  
  Родители действительно гордились способностями Томаса. Мне же они порой досаждали. По крайней мере в те дни, когда мы всей семьей отправлялись на отдых. Мама укладывала в сумки необходимые вещи, отец загружал их в багажник, и мы отправлялись в путь, в сторону Атлантик-Сити, Флориды или Бостона. Мама плохо ориентировалась в пространстве и с трудом разбиралась в дорожных картах, которые бесплатно раздавали на каждой заправке, хотя блестяще умела складывать их потом в нужном порядке.
  
  Читать карту приходилось отцу. А потому мне и сейчас смешно слышать, как опасно посылать в движении текстовые сообщения по мобильному телефону. Если бы уже существовали смартфоны, мой отец успел бы набрать на своем полный текст «Моби Дика», затратив те же усилия, что и на поиски объездного шоссе вокруг Буффало. Мама сворачивала ему карту до минимально возможных размеров, клала поверх руля, и папа заглядывал в нее каждые несколько секунд, пока мы мчались по просторам Америки.
  
  Но так происходило до того, как Томасу исполнилось семь лет.
  
  — Пап, давай, карту буду читать я, — однажды предложил он.
  
  Отец пытался отмахнуться от него, но брат упорствовал. И тот, вероятно, подумал: ладно, тоже мне большое дело, пусть мальчишка считает, что приносит пользу. Но для Томаса это не было игрой. Он не притворялся, будто прокладывает маршрут, подобно тому как некоторые дети, еще не умея читать, листают страницы и цитируют сказки по памяти.
  
  Томасу достаточно было нескольких секунд, чтобы, подняв голову от карты, сказать:
  
  — Держись на 90-й еще десять миль, а потом сворачивай к востоку на 22-ю.
  
  — Дай-ка карту сюда, — проворчал отец и снова принялся изучать ее, положив на руль. — Будь я проклят, а ведь парень прав! — воскликнул он.
  
  Когда доходило до чтения карт, Томас оказывался прав всегда.
  
  Я, впрочем, сделал попытку отобрать у него пальму первенства, решив, что как старший брат штурманом должен быть я. Меня мучила ревность, когда я слышал отца, обращавшегося за советом к Томасу.
  
  Но папа сразу это пресек:
  
  — Рэймонд! Оставь братишку в покое и дай ему заняться своим делом. Он у нас настоящий специалист.
  
  Я бросил взгляд на маму, ища у нее поддержки, но она произнесла:
  
  — Есть вещи, которые хорошо получаются у тебя, но карты лучше предоставить Томасу.
  
  — А что хорошо получается у меня? — спросил я.
  
  — Ты, например, хорошо рисуешь. Давай ты сделаешь зарисовки тех мест, где мы побываем во время поездки? Это будет интересно.
  
  Я всегда ненавидел снисходительное отношение к себе. К тому же она прекрасно знала, что у нас есть фотоаппарат. Зачем мне рисовать туристические достопримечательности, которые можно было запросто снять на пленку? Кому это нужно? Оскорбленный в лучших чувствах, я достал коробку, где держал бумагу, карандаши, клей и небольшие ножнички, чтобы было чем заняться во время путешествия, вытащил оттуда нетронутый черный лист бумаги для аппликаций и подал ей со словами:
  
  — Вот тебе Карлсбадские пещеры (мы побывали в том заповеднике днем раньше). Когда приедем домой, можешь повесить это в рамочку.
  
  Что же касалось проблем с Томасом, то первый серьезный звонок прозвучал во время нашего летнего отдыха на юге Пенсильвании на курорте, располагавшемся примерно в полутора часах езды от Питсбурга. Это был старый и солидный пансионат, возведенный на склоне горы. Когда я вспоминаю его, он напоминает мне отель «Оверлук», каким его показали в фильме «Сияние» по Стивену Кингу. Странно, потому что там, конечно же, не изливались из лифтов потоки крови, в ванных не находили трупы женщин, а по коридорам не разъезжал мальчик на трехколесном велосипеде. Зато там было поле для мини-гольфа и бассейн, по вечерам играли в бинго, а к полднику в четыре часа неизменно выставляли на террасе вазы с печеньем и лимонад. Мы весело провели там неделю, но больше всего нам запомнилось то, что случилось по дороге домой, когда отцу вздумалось отклониться от маршрута, заранее проложенного для него Томасом.
  
  Он трудился над этим несколько дней, не отзываясь на призывы мамы пойти поплавать или поиграть в метание подков на точность. По его плану, нам следовало ехать на север по шоссе через Алтуну, и мы действительно двинулись в том направлении. Но маме захотелось посетить по пути Харрисберг, магазины которого славились дешевыми распродажами. А это значило отклониться к востоку и сделать крюк в несколько миль.
  
  — Вы не можете так поступить! — громко заявил Томас с заднего сиденья, когда до него дошел смысл разговора родителей. — Мы должны оставаться на шоссе!
  
  — Просто маме хочется заглянуть в Харрисберг, Томас, — сказал отец. — Это ведь ни на что не повлияет, правда?
  
  — Но я же всю неделю разрабатывал маршрут! — воскликнул брат, и в его глазах блеснули слезы.
  
  — Тогда почему бы тебе не начать сейчас планировать, как нам добраться до дома из Харрисберга? — предложила мама. — По-моему, это будет интересно.
  
  — Нет! Мы должны делать то, что велит нам карта!
  
  — Послушай, сынок, мы ведь собираемся только…
  
  — Нет!
  
  — Рэй, не мог бы ты достать какую-нибудь игру и отвлечь братишку? Или почитай ему что-нибудь. Куда мы положили ваши книги?
  
  Но Томас уже отстегнул ремень, встал на колени и начал биться головой в оконное стекло задней дверцы.
  
  — Что за чертовщина?! — закричал отец.
  
  Я протянул к Томасу руки, но он оттолкнул меня, продолжая биться лбом о стекло, на котором появилось пятно крови.
  
  Папа резко свернул и остановил машину на обочине. Мама выпрыгнула наружу, чуть не потеряв равновесие, когда поскользнулась на гравии, и открыла заднюю дверцу. Она обняла Томаса, прижав к груди его разбитую и окровавленную голову.
  
  — Все хорошо, — сказала она. — Мы поедем по шоссе. Вернемся домой той дорогой, какую выбрал ты.
  
  Мне не нравилось заходить в комнату Томаса. Попадая в его мир, я чувствовал себя так же неуютно, как при виде залепленного картами коридора. Дискомфорт ощущался сильнее. Здесь карты не только покрывали все стены, но и были разбросаны по полу. Единственный ряд книжных полок занимали атласы, включая старое издание «Помощника водителя» для членов «Автомобильного клуба» в переплете на спирали (неужели кто-то еще мог им пользоваться?), картонные тубы с картами, заказанными Томасом через Интернет, сотни компьютерных распечаток карт, найденных в Сети, и спутниковые снимки городов, которые на первый взгляд казались мне незнакомыми.
  
  Не сразу становилось понятным, где именно располагалась узкая кровать, полностью похороненная под слоями бумаги. Так могла выглядеть штаб-квартира Национального географического общества после налета вандалов. Я даже не пытался прикидывать, сколько правил противопожарной безопасности здесь было нарушено. Стоило лишь кому-то пройти в эту комнату через коридор с зажженной свечой, и дом сгорел бы дотла в считанные секунды.
  
  Мне нужно было бы всерьез задуматься об этом.
  
  Томас сидел за своим компьютером. Он работал на одной клавиатуре, но перед ним располагались сразу три плоских монитора, на каждый было выведено свое изображение. Однако, присмотревшись, я догадался, что это снимки одной и той же улицы — вид слева, по центру и справа. В верхнем углу каждого монитора отчетливо читался адрес сайта: whirl360.com.
  
  Я не мог не признать, что этот сайт и мне представлялся потрясающим. Лет десять назад ничего подобного даже вообразить было невозможно.
  
  Зайдя на сайт, вы, можно сказать, получали в свое распоряжение весь мир. Выбрав точку в любом месте планеты, видели ее сначала сверху, как традиционную карту или как снимок со спутника, словно сами зависали над этим местом высоко в небе. Затем изображение укрупнялось, и становились видны вентиляционные шахты на крышах небоскребов.
  
  Уже интересно.
  
  Но дальше начиналось самое любопытное. Щелкнув курсором по одной из улиц, вы видели ее. Так, будто сами сейчас стояли на ней. И с каждым новым щелчком «мыши» продвигались на несколько ярдов дальше. А нажав кнопку и удерживая ее, можно было поворачивать влево или вправо, а то и вовсе получить панорамный вид на триста шестьдесят градусов. Если что-нибудь в витрине магазина или ресторана привлекало ваше внимание, нужно было увеличить картинку и прочитать: «Специальное предложение! Печенка с луком всего за $5.99».
  
  Я и сам не брезговал временами заходить на этот сайт. Например, в прошлом году во время поездки в Торонто решил навестить старого приятеля, которого знал еще в колледже. Жил он к югу от Куинн-стрит в фешенебельном районе восточной части города. По электронной почте мы договорились, что я приеду к его дому, а потом мы пешком отправимся в расположенный поблизости итальянский ресторан.
  
  Тогда я зашел на сайт «Уирл-360», прогулялся от его дома в сторону Куинн-стрит, а потом обследовал по паре кварталов в каждом направлении. Мне попались всего два ресторана. Оставалось лишь набрать их названия, выяснить, который из них рекламирует себя как итальянский, ознакомиться с выложенным меню, чтобы, еще не дойдя до места, удивить приятеля сообщением, что собираюсь заказать равиоли с начинкой из омара.
  
  Вот почему мне легко было понять увлечение Томаса. Для таких, как он, появление подобной компьютерной технологии стало сказкой наяву. Это как если бы фанат сериала «Звездный путь» однажды проснулся и обнаружил, что попал на борт звездолета «Энтерпрайс».
  
  Но улица, которую изучал сейчас Томас, была мне незнакома. Узкая, лишь с одной полосой для движения и правой стороной, отведенной для парковки машин. Мне показалось, что это где-то в Европе.
  
  Я поставил тарелку с мороженым рядом с телефонным аппаратом. Родители провели Томасу отдельный провод еще в то время, когда связь с Интернетом была возможна только через телефон. Пока линия была в доме одна, Томас занимал ее много часов подряд, а папа с мамой не могли звонить сами и пропускали звонки друзей. Вторая линия сняла проблему, а с появлением беспроводного Интернета телефон оказался не нужен Томасу вообще. Если ему кто-то и звонил, то лишь назойливые торговцы.
  
  Бросив взгляд на мороженое, он спросил:
  
  — А шоколадного сиропа нет?
  
  — Закончился, — ответил я, хотя на самом деле даже не пытался искать его. — Что за улица?
  
  — Салем-стрит.
  
  — А в каком городе?
  
  — Это Бостон. Норт-Энд.
  
  — А! Любопытно. Но мне почему-то показалось, что ты в последнее время днюешь и ночуешь в Париже.
  
  — Я легок на подъем, — произнес Томас, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно, но я все равно рассмеялся. — Не замечаешь ничего странного? — спросил брат.
  
  Я пригляделся. По улице шли люди с несколько размытыми чертами лица, но, насколько я знал, сайты, подобные «Уирл-360», обязаны были скрывать лица, полностью попадавшие в кадр, как и номера автомобилей. Мне, разумеется, были видны машины и какие-то дорожные знаки, значения которых на большой дистанции я не мог разобрать.
  
  — Нет, не замечаю.
  
  — Тогда посмотри вот на этот внедорожник. — Томас ткнул пальцем. На правом мониторе действительно был виден джип.
  
  — И что?
  
  — Гляди, что натворил его владелец. Он сдавал назад и врезался в синюю машину, разбив ей фару.
  
  — Ты можешь укрупнить изображение?
  
  Томас дважды щелкнул «мышью». Изображение заднего бампера джипа и капота синего автомобиля заняло почти весь экран, но окончательно потеряло четкие очертания.
  
  — Знаешь, а ведь ты, кажется, прав, — сказал я.
  
  — Теперь и ты заметил, верно?
  
  — Да. Значит, в тот момент, когда сотрудники «Уирл-360» проезжали мимо и выполняли съемку, им в кадр попал инцидент, когда парень сдавал назад и ударил соседнюю машину. Любопытно. Они сняли аварию, а ты ее сегодня разглядел на записи. Это все?
  
  — Держу пари, водитель внедорожника даже не заметил, что наделал, — сказал Томас, поднося ко рту ложку с мороженым.
  
  — Вероятно, — кивнул я. — Послушай, я собираюсь посмотреть телевизор. Не хочешь ко мне присоединиться? Закажем фильм или другую программу. Но чтобы место действия было подлинным и не раздражало тебя.
  
  — Наш долг сообщить об аварии куда следует, — заявил брат. — Хозяин синей машины имеет право знать, кто причинил ему ущерб.
  
  — Томас, во-первых, программа делает регистрационные номера нечитаемыми, а потому ты никак не сможешь установить личности владельцев джипа и синего автомобиля. А во-вторых, эту съемку улицы выложили на сайте несколько месяцев назад, если не год или даже больше. То есть речь идет о мелком дорожном происшествии, случившемся давно. Пострадавший наверняка уже починил фару. Он мог даже успеть продать машину. Мы ведь имеем дело не с передачей изображения в реальном времени. Это, наверное, очень старые кадры.
  
  Томас насупился и молчал.
  
  — Что такое? — спросил я. — Какая еще проблема не дает тебе покоя?
  
  — Но надо же что-то предпринять. Нельзя оставить все как есть.
  
  — Мы не можем ничего сделать. Пойми, это не то же самое, как если бы ты только что стал свидетелем наезда джипа на человека. И именно в этом твоя проблема, Томас. Ты слишком много времени проводишь здесь. Выходи хотя бы иногда. Спускайся вниз и посмотри со мной кино. Отец купил отличный телевизор с высоким разрешением. А сейчас он просто пылится без толку.
  
  — Ты иди, — сказал он, — а я спущусь чуть позже. Выбери кино, и мы его посмотрим.
  
  Я пошел в гостиную, включил телевизор, набрал на одном из пультов нужную комбинацию кнопок, чтобы соединиться с сервисом, и стал просматривать список вариантов.
  
  И мне попался фильм, снятый всего два года назад в Новой Зеландии. Он назывался «Найди меня по карте».
  
  «Вот повезло!» — подумал я и крикнул:
  
  — Эй, Томас! Я нашел кино, оно тебе понравится. О человеке, который, как и ты, любит карты.
  
  — Отлично! — отозвался он. — Только подожди еще минутку.
  
  Но вниз брат так и не спустился. Через четверть часа я выключил телевизор, ничего не посмотрев сам, отправился в кухню и прикончил последние банки отцовского пива.
  6
  
  Девятью месяцами ранее Эллисон Фитч ровно на дюйм подняла голову от подушки, чтобы взглянуть на цифровые часы, встроенные в проигрыватель, стоящий у противоположной стены небольшой гостиной. Почти полдень. Она всегда помнила, что, возвращаясь домой после ночной работы, надо закрывать жалюзи на окнах и тогда солнечные лучи не разбудят ее слишком рано. Но полностью избавиться от их проникновения можно лишь густо закрасив окно черной краской либо купив по-настоящему плотные гардины.
  
  Боже, какая же солнечная погода сегодня! И она натянула покрывало поверх головы.
  
  В одном можно не сомневаться — сейчас она одна в квартире, которую снимает вместе с Кортни Уолмерс, занимающей спальню. Если только не повезет найти место с фиксированной муниципальной квартплатой, снимать собственное жилье в этом городе совершенно невозможно. И уж точно не на доходы официантки. Кортни работала в фирме на Уолл-стрит и убегала из дома около восьми часов утра. У Эллисон смена начиналась обычно не ранее пяти часов вечера. Они с Кортни встречались редко и очень недолго, только если той удавалось сбежать из конторы пораньше.
  
  Эллисон надеялась, что сегодня этого не случится. Встречаться с Кортни у нее не было желания. Она уже знала, что соседке нужно с ней поговорить. То есть «очень серьезно поговорить», а Эллисон всеми способами пыталась увильнуть от беседы. Потому что ей была известна уже навязшая в зубах тема.
  
  Деньги.
  
  Речь всегда о деньгах. Ну, если не всегда, то в последнюю пару месяцев это все, что действительно интересовало Кортни. С тех пор как Эллисон перестала полностью вносить свою долю на оплату квартиры и прочих счетов, включая кабельное телевидение и подключение к Интернету. Кортни уже пригрозила отказаться от услуг провайдера, но Эллисон считала, что угроза не будет приведена в исполнение. Когда она находилась дома, Кортни сама часами торчала в «Фейсбуке», да и на работе тоже, как предполагала Эллисон. Непостижимо другое: почему эту бездельницу до сих пор не выставили за дверь ее коммерческой фирмы? По крайней мере у себя в баре Эллисон действительно трудилась. Причем вкалывала, можно сказать, до седьмого пота, обслуживая столики, имея дело с клиентами, среди которых полно кретинов, и постоянно конфликтуя с кухней, где не в состоянии выполнить правильно ни один заказ, ничуть не страшась даже увольнения.
  
  О, уж сама Эллисон честно отрабатывала каждый свой цент! Но денег вечно не хватало. В последние три месяца ей удавалось вносить лишь половину из причитающейся с нее доли арендной платы. Да и продуктов она покупала мало. Приходилось постоянно обещать Кортни, что вернет ей долг при первой возможности.
  
  А та лишь скептически усмехалась. Мол, твоими обещаниями сыта не будешь — выкладывай деньги, да поскорее. Ей платили намного больше, чем Эллисон, и за что, спрашивается? За то, что она целыми днями просиживала задницу в мягком кресле перед компьютером, заключала какие-то сделки и зарабатывала деньги для других. Впрочем, Эллисон не понимала и половины из того, чем на самом деле занималась соседка по квартире.
  
  Но их отношения по-настоящему обострились после того, как пару месяцев назад Эллисон позвонила домой в Дейтон. В разговоре с мамой она пожаловалась, что Большое Яблоко[46] не оправдало ее ожиданий.
  
  — О, солнышко, тогда тебе лучше возвращаться домой, — сказала мама.
  
  — Нет, назад я не вернусь.
  
  — А зря. Сейчас как раз «Таргету»[47] требуются работники. Я видела объявление в газете.
  
  — Я не собираюсь прозябать в Дейтоне за кассой «Таргета», — отрезала Эллисон.
  
  — Ты с кем-то начала встречаться?
  
  — Мама!
  
  — Но я считала, что работа официантки как раз и даст тебе возможность познакомиться с интересными молодыми людьми.
  
  — Мама, пожалуйста!
  
  Ну зачем надо все всегда сводить к этому? Неужели матери до сих пор не ясно, почему она сбежала из Дейтона? Чтобы не слышать каждый день этих дурацких вопросов, вот почему!
  
  — Ты не можешь сердиться на свою мамочку, которая только и мечтает о том, чтобы ее дочурка встретила хорошего парня. Ты же знаешь, как счастлива я была с твоим отцом. Мы вместе прожили лучшие годы жизни. А тебе уже тридцать один. Время уходит.
  
  Нужно было бросить матери нечто вроде кости.
  
  — Я завела здесь одно близкое знакомство, — произнесла Эллисон.
  
  Ее задача облегчалась тем, что это, вообще говоря, было чистой правдой. Всегда легче придумать историю, если в ней заключена хотя бы частичка истины. Особенно когда история предназначена для ушей ее матери. Она действительно кое с кем сошлась и провела вместе некоторое время. Причем очень бурно. А началось все буквально с одного обмена взглядами.
  
  Иногда двое смотрят друг на друга и все понимают без слов.
  
  Эллисон моментально почувствовала, как поднялось настроение у ее собеседницы на другом конце провода.
  
  — Кто он? — спросила мама, сгорая от любопытства. — Расскажи мне о нем.
  
  — Пока рано, — остудила ее пыл Эллисон. — Мне еще нужно посмотреть, как все пойдет дальше. И если это всерьез, я дам тебе знать. Расскажу все откровенно. Но сейчас у меня есть заботы поважнее.
  
  Так, силки расставлены.
  
  — Какие заботы?
  
  — Клиенты скупятся на чаевые. Деловая активность снижается. Люди все чаще предпочитают ужинать и выпивать дома. А тут еще эта беда со сломанным зубом.
  
  — Сломанным зубом? О чем это ты?
  
  — Разве я тебе не рассказывала?
  
  Конечно, потому что придумала эту ложь на ходу.
  
  — Нет, ты мне не сообщала. Что случилось с твоим зубом?
  
  — Это все Элейн. Одна девица, которая со мной работает. Идиотка неуклюжая. Вообрази, она протискивалась мимо столиков с подносом, полным бокалов. И когда лавировала между этими придурками-банкирами…
  
  — Элли!
  
  — Извини. Так вот, ей пришлось поднять поднос как раз в тот момент, когда я подходила с другой стороны, и краем подноса она угодила мне прямо в рот. Напитки расплескались по всему бару, а я бросилась в дамскую комнату к зеркалу и увидела, что у меня не хватает части переднего зуба.
  
  — О Боже милосердный! — воскликнула мать. — Какой ужас!
  
  — Скол получился не очень большой, но каждый раз, проводя языком по зубу, я чувствовала острый край. Неприятное ощущение, знаешь ли. Пришлось пойти к стоматологу на Мэдисон-авеню, и он выполнил свою работу превосходно. Клянусь, ты теперь не заметишь места, где обломился зуб, даже через увеличительное стекло.
  
  Вот уж в чем она нисколько не сомневалась.
  
  — Это, наверное, обошлось в кругленькую сумму, — огорчилась мама.
  
  — Увы, но страховка официантки не предусматривает оплату услуг дантиста, — произнесла Эллисон и рассмеялась. — Но ничего! Не волнуйся. Как-нибудь выкручусь. Кортни все понимает и знает, что ей придется подождать с моей долей платы за квартиру.
  
  — Но, милая, нельзя так поступать со своей лучшей подругой и соседкой. Это нехорошо по отношению к ней. Я сейчас же достану чековую книжку.
  
  В тот же день мама отправила ей по почте чек на тысячу долларов.
  
  Когда Эллисон получила его, то сразу же положила деньги на свой счет, где значилась теперь общая сумма в тысячу четыреста двадцать один доллар и восемьдесят семь центов. Недостаточно, чтобы полностью рассчитаться с Кортни, но с этого хотя бы можно начать. Однако чем дольше разглядывала Эллисон выписку из банка, тем быстрее таяло ее желание отдавать деньги Кортни.
  
  К тому же продолжить «знакомство», о котором она упомянула в разговоре с матерью, можно было через две недели на Барбадосе. Эллисон получила приглашение отправиться туда вместе, но поскольку об оплате связанных с этим расходов речь не заходила, она вынуждена была отказаться: «Извини, не могу себе этого позволить». Но с деньгами из дома за якобы сломанный зуб все могло получиться. И она оплатила недельный тур на Барбадос.
  
  Заметив, как Эллисон собирает дорожную сумку в ожидании такси до аэропорта Джона Кеннеди, Кортни возмутилась:
  
  — Ты издеваешься надо мной? Задолжала мне свыше двух штук баксов, но при этом у тебя хватает бабла на роскошный отдых! Как прикажешь это понимать?
  
  — Я еду не на свои деньги, — ответила Эллисон. — Мне их дала мама.
  
  — Прости, но не вижу разницы.
  
  — Я пока не накопила достаточно из своей зарплаты, чтобы рассчитаться с тобой. Но я это непременно сделаю. А эти деньги мама прислала специально, чтобы я могла отдохнуть.
  
  Для Эллисон все выглядело вполне логично. Но Кортни… Она порой так туго соображала! Даже трудно поверить, что работает в сфере финансов. Ведь достаточно немного напрячь мозги, чтобы понять.
  
  — Я тебе не верю, — заявила Кортни. — Не верю ни одному твоему слову!
  
  — Мне очень нужна эта поездка, — увещевала Эллисон. — Ты сама где только не успела побывать за последние три года. Летала в Мюнхен, помнишь? А потом прокатилась по Мексике. Да, и еще был Лондон, верно? Пяти месяцев не прошло, как ты вернулась оттуда. А я? Где все это время проторчала я?
  
  — Какое отношение мои путешествия имеют к твоему долгу?
  
  — Просто несправедливо, что ты имеешь возможность видеть мир, а я нет. Невероятно, до чего тебе не хватает иногда элементарной чуткости! Но мне пора. Мой самолет вылетает через три часа.
  
  Пока Эллисон находилась на Барбадосе, Кортни буквально засыпала ее текстовыми сообщениями и электронными письмами, не уставая называть эгоистичной, эгоцентричной и самовлюбленной тварью. Она чуть не отравила ей отдых, потому что мобильный телефон Эллисон поминутно издавал звонки и прочие звуковые сигналы.
  
  Но все равно поездка получилась чудесной.
  
  Когда же Эллисон вернулась, Кортни с порога заявила, что собирается выставить ее из квартиры. Но Эллисон, во-первых, напомнила ей, что сделать это не так легко, поскольку договор об аренде подписали они обе. А во-вторых, устроила целое представление на тему, что она скоро погасит свой долг перед ней, еще раз попросит денег у матери, придумает такую душещипательную историю, перед которой сердце матери дрогнет, и уже через неделю в почтовом ящике будет лежать присланный ею чек.
  
  С тех прошла неделя. И вероятность, что чек пришел сегодня, равна нулю по той простой причине, что Эллисон даже не звонила маме с просьбой о деньгах. Она считала, что рано снова беспокоить мать после той истории с зубом. По ее прикидкам, даже если удастся изобрести подобную ловкую ложь, как в прошлый раз, ей нужно будет выждать неделю-другую.
  
  Может, наплести что-нибудь о клопах? Сама мысль о них наводит на всех панику. Эллисон сообщит матери, будто в ее доме завелись клопы, что им с Кортни предложили перебраться в гостиницу, пока люди из санитарного управления будут обрабатывать здание специальными химикатами, убивающими этих мелких чудовищ. А еще Эллисон велели сжечь всю свою одежду, поскольку насекомые могли притаиться в ее складках, и теперь ей придется купить новые тряпки.
  
  Между тем мать Эллисон как раз сама посылала ей через компьютер страшные истории о клопах, которые попадаются ей на глаза. Так что выдумка лишь подогреет ее страхи.
  
  Деньги мать пришлет непременно, Эллисон не сомневается. А вот ей самой придется бить себя по рукам, чтобы не потратить их на другие цели, а передать Кортни в счет долга.
  
  Лежавший на журнальном столике телефон Эллисон подал признаки жизни. Она выбралась из-под покрывала, догадываясь, что звонит Кортни, и ее первый порыв был — не отвечать на вызов. Но ей было хорошо известно, как упорно Кортни будет потом доставать ее, а потому протянула руку и взяла трубку:
  
  — Слушаю!
  
  — Неделя миновала, — раздался голос Кортни. — Деньги от твоей мамаши уже поступили?
  
  — Пока нет. То есть я, конечно, не проверяла сегодня почту, но не думаю, что чек пришел.
  
  — В чем же дело, Эллисон?
  
  — Послушай, если честно, то я ей не звонила. Все это время я старалась придумать для нее историю, которая сработает наверняка, и наконец придумала. Сегодня же я с ней свяжусь. Так что дня через три-четыре деньги придут. Точно.
  
  — Никогда прежде я не встречала такую редкостную дрянь, как ты!
  
  — Но я обещаю, что отдам тебе весь долг до последнего цента.
  
  — И имей в виду. Мне плевать, что ты тоже подписала договор с домовладельцем. Если не расплатишься, то однажды придешь сюда и найдешь все свои дерьмовые пожитки на лестничной клетке. Кстати, я уже начала подыскивать для себя новую соседку.
  
  — Господи, и какая же ты мне подруга после этого?
  
  — Я плохая подруга? Интересно, как бы ты поступила на моем месте?
  
  — Ладно, давай так. Если ровно через неделю, начиная с этого дня, я не отдам долг, тебе не придется выгонять меня. Я съеду сама, а ты станешь жить здесь, с кем тебе угодно.
  
  — Через неделю? — усмехнулась Кортни.
  
  — Готова дать любую клятву, целовать крест и все такое.
  
  — Я — идиотка! Полная и законченная дура! — в сердцах воскликнула Кортни и отключила телефон.
  
  Пытаться снова заснуть теперь совершенно бесполезно. Эллисон села, дотянулась до пульта управления и включила телевизор. Пока шел выпуск новостей, она снова взяла телефон, проверяя, нет ли электронной почты или сообщений в «Фейсбуке».
  
  Да, она определенно позвонит сегодня матери, но позже. Сначала ей придется сесть за компьютер и поднабраться информации о клопах, чтобы добавить в свою историю больше убедительных подробностей. А ведь мама вполне может догадываться, что ее просто разводят на деньги, но для нее это все равно намного лучше, чем те ушедшие в прошлое времена, когда Эллисон просто исчезала. Пропадала на несколько месяцев, и все. А сейчас, пусть дочь и тянет из нее деньги, мать хотя бы знает, где она.
  
  Эллисон смотрела то на экран телевизора, то на дисплей телефона. Слышала, что днем ожидаются проливные дожди, но к вечеру прояснится.
  
  Открыв поисковик в своем мобильнике, она ввела слово «клоп». Ничего себе! Около миллиона ссылок! Эллисон сузила поиск, добавив «Нью-Йорк», но результат практически не изменился.
  
  Она посмотрела на экран телевизора. Кто-то прыгнул под поезд подземки в районе Шестой авеню. Вернулась к телефону, размышляя, что ей стоило бы, вероятно, найти название реальной компании, уничтожающей насекомых-паразитов, которую мог бы нанять домовладелец, добавив в свою ложь маленький штришок правдоподобия.
  
  Эллисон опять посмотрела на телеэкран и вдруг заметила знакомое лицо.
  
  Что за чертовщина!
  
  У нее отвисла челюсть, пока она слушала репортаж, который вел корреспондент, стоящий на тротуаре рядом с офисным зданием в центре города: «Один из наиболее вероятных претендентов на пост губернатора, Моррис Янгер, которого вы сейчас видите на наших кадрах вместе с женой Бриджит, считается приверженцем более жестких мер во имя торжества законности и порядка. Он не скрывает, что будет стремиться вернуть Америке ее утраченные ныне традиционные ценности. Это один из краеугольных камней его предвыборной платформы, хотя кандидату еще только предстоит объяснить своим избирателям, каким образом он будет добиваться поставленных целей, если сядет в губернаторское кресло. Ходят слухи, что Моррис Янгер пользуется негласной поддержкой многих влиятельных людей, включая одного из бывших вице-президентов США. А теперь я вновь передаю слово нашей студии…»
  
  Эллисон выключила телевизор, пытаясь переварить информацию. Перед ее мысленным взором все еще стояли кадры, на которых супружеская пара вышла из черного лимузина, отвечая на приветствия собравшейся толпы, и скрылась в здании, где проходила какая-то конференция.
  
  — Янгер? — прошептала Эллисон. — Политический деятель?
  
  Она обхватила голову обеими руками, взъерошив пальцами свои черные, ниспадающие на плечи волосы, и издала протяжный вздох:
  
  — Вот уж сюрприз так сюрприз!
  
  Теперь Эллисон даже обрадовалась, что не успела позвонить матери, потому что у нее появился совершенно иной способ решить проблему своей временной неплатежеспособности.
  7
  
  — На сегодня у тебя назначена встреча с доктором Григорин, — сказал я, когда Томас заливал горячее молоко в свою миску с овсяными хлопьями. — Отец записал тебя на прием несколько недель назад.
  
  — Мне вовсе не нужно встречаться с ней, Рэй, — отозвался он, избегая смотреть на меня.
  
  — И все же я был бы признателен тебе, если бы ты к ней съездил со мной. Папа считал, что для тебя очень полезно иногда беседовать с ней.
  
  — Но я не хочу никуда ехать, — упрямился брат. — Меня ждет работа.
  
  — Ты сможешь выполнить ее, когда вернешься. Я ведь знаю, что для тебя не проблема выйти из дома, когда необходимо. Но ты предпочитаешь не делать этого.
  
  — Если бы существовала причина встретиться с доктором, я бы непременно поехал, Рэй. Но никакой причины нет.
  
  Я взял кружку с кофе, поднес к губам и сделал глоток. Отец всегда держал дома только растворимый и на вкус не слишком приятный напиток, но по крайней мере в нем содержался хоть какой-то кофеин. Мне, правда, пришлось добавить вторую ложку сахарного песка.
  
  — Причина как раз очень веская, Томас. Мы оба только что перенесли душевную травму. Потеряли отца. И если даже мне трудно пережить это, то тебе тяжело вдвойне. В том смысле, что ведь вы с ним долго жили вместе.
  
  — Он на меня часто злился, — произнес Томас.
  
  — За что же?
  
  — Ему все время нужно было заставлять меня делать то, чего мне не хотелось. — Он исподлобья бросил взгляд на меня. — Как сейчас поступаешь ты.
  
  — Но папа никогда не злился на тебя всерьез, — возразил я. — Может, иногда раздражался, но не сердился по-настоящему.
  
  — Вероятно, — пожал плечами брат. — Ему тоже не нравилось, что я весь день провожу в своей комнате. Он требовал, чтобы я выходил почаще. Никак не мог понять, насколько сильно я занят.
  
  — Но это очень вредно для здоровья. Тебе необходим свежий воздух. И я уверен, Томас, что в глубине души ты понимаешь — это превращается в проблему, когда твое увлечение не позволяет тебе даже прийти на похороны отца.
  
  — В тот день мне необходимо было побывать в Мельбурне.
  
  — Томас! Тебе не нужен был ни Мельбурн, ни Москва, ни Мюнхен, ни Монреаль! Ты должен был присутствовать на папиных похоронах.
  
  Я знал, что поступаю неверно, обвиняя брата в неуважении к памяти отца. Он просто ничего не мог с собой поделать. Я пожалел о своих словах. Ведь ругать Томаса за неспособность преодолеть свою болезненную одержимость означало отчитывать слепого за то, что он не видит, куда идет.
  
  — Прости меня, — тихо произнес я.
  
  Томас ничего не сказал, и мы оба замолчали. Вскоре я все-таки нарушил тишину:
  
  — И все же мне кажется важным, чтобы в то время, пока я разбираюсь с остальными проблемами, ты посетил доктора Григорин. Я и сам хотел бы с ней поговорить.
  
  Брат с любопытством посмотрел на меня.
  
  — У тебя тоже возникли сложности?
  
  — Что?
  
  — Точно! Ты должен с ней поговорить. Она и тебе поможет.
  
  — Мне? — удивился я. — В чем?
  
  — Справиться с необходимостью контролировать других людей. Она пропишет тебе что-нибудь от этого. Она дает мне лекарство, помогающее избавляться от голосов. Вот и тебе выпишет какой-нибудь рецепт.
  
  — Неплохая мысль.
  
  — Можешь отправляться к ней сам. А когда вернешься, расскажешь, что она думает о тебе.
  
  — Нет, мы поедем к ней вместе.
  
  Брат облизнул губы, стал сжимать и разжимать кулаки. У него пересохло во рту. Охватившее его волнение становилось все заметнее.
  
  — Она будет ждать нас в одиннадцать, — напомнил я.
  
  — Одиннадцать, одиннадцать, одиннадцать, — повторил он, закатив глаза и словно стараясь припомнить, какие еще дела в его ежедневнике могут быть назначены на этот час.
  
  — Уверен, ты в это время свободен, — сказал я. — Нам нужно будет выехать из дома в десять тридцать.
  
  Брат поднялся со стула, отнес свою миску к раковине и принялся споласкивать ее. Обычно он оставлял грязную посуду мне, так что нетрудно было сообразить, до какой степени ему не хотелось продолжать разговор.
  
  — Не пытайся увильнуть, Томас!
  
  — Но у меня действительно много работы, — произнес он, направляясь к двери из кухни. — Ты просто не понимаешь, насколько она важна.
  
  — По дороге я разрешу тебе пользоваться джи-пи-эс.
  
  Брат замер на месте.
  
  — У тебя есть навигатор?
  
  — Встроенный в приборную панель.
  
  Он посмотрел на стенной шкаф рядом с входной дверью, где висела его верхняя одежда.
  
  — Тогда поехали прямо сейчас.
  
  — Еще только половина девятого. Мне не хочется два часа просидеть в приемной врача.
  
  Томас задумался.
  
  — Хорошо, я буду готов к десяти тридцати. Но ты должен обещать, что тоже обсудишь с доктором свое поведение.
  
  — Даю слово, — сказал я.
  
  Когда Томас поднялся наверх, я закончил уборку кухни и решил, что пора завершить давно ожидавшее меня дело. Выйдя через черный ход, я пересек задний двор, траву на котором не постригали уже неделю, и ее не помешало бы подровнять. В том месте, где начинался склон в сторону оврага, я остановился.
  
  Как я и описывал Гарри Пейтону, склон был действительно крутой. На такой поверхности, если уж вам хотелось подрезать траву, лучше это было делать ручной машинкой, а то и обыкновенной косой. Случись инструменту выпасть из ваших рук, то в самом худшем случае он бы просто соскользнул вниз и упал в воду.
  
  Впрочем, большинство владельцев подобных участков наверняка предпочли бы держать ухоженной лишь плоскую часть заднего двора до гребня холма, позволив склону буйно порасти травой. Отец же упрямо стремился содержать в порядке все пространство позади дома до самой реки. Тот факт, что жилище семейства Килбрайд располагалось высоко над расщелиной, по которой протекала река, не давал ему права считаться домом на берегу, но отцу, вероятно, очень хотелось максимально приблизить его к этому определению. А потому он еженедельно — весной, летом и осенью — обрабатывал склон наряду с остальными газонами.
  
  Мне запомнилась беседа с мамой по телефону примерно за год до ее смерти, когда она просила меня отговорить отца косить траву вдоль склона на тракторе, отклоняясь всем телом в сторону, чтобы создать противовес и не дать машине опрокинуться.
  
  — Так он однажды убьется, — волновалась она.
  
  — Не беспокойся, мама. Отец знает, что делает.
  
  — Ох уж эти мужчины, — разочарованно вздохнула она. — Я уже просила вразумить его Лена и Гарри, но оба ответили мне так же, как ты.
  
  Как выяснилось, все мы — мужчины — оказались не правы.
  
  Трактор с зеленым капотом, крыльями и ярко-желтым сиденьем стоял как ни чем не бывало у подножия холма. Правда, капот чуть приоткрылся, обнажив двигатель, а верхние части задних крыльев погнулись и поцарапались. Руль же сильно искривился.
  
  Как я понимал ситуацию, трактор перевернулся только один раз, придавив отца. Когда прибежал Томас, сдвинуть трактор вверх он не мог. Одному это было не под силу. А потому брат столкнул машину вниз, и она, перевернувшись раза два или три, встала на все четыре колеса у самого берега.
  
  И оставалась в том же положении все это время.
  
  Я стал осторожно спускаться. Найти место, где все произошло, оказалось просто. В начале склона трава достигала примерно трех дюймов, а потом начиналась полоса высотой дюймов в пять. К тому же дерн был взрыхлен до земли, где лезвия косилки вгрызлись в него при опрокидывании.
  
  С первого взгляда было трудно понять, удастся ли мне вернуть трактор под крышу амбара. Мотор мог получить повреждения, а топливо полностью вылиться из бака. Велика была вероятность, что сел аккумулятор.
  
  Я перебросил через сиденье ногу, а затем уселся на него. Мне стало неуютно при мысли, что я оказался первым, кто забрался сюда после гибели отца. Ключ все еще торчал в замке зажигания, но оно было выключено. Я попытался поднять режущую панель косилки, которую нужно предварительно опустить, прежде чем браться за работу, но заметил, что она уже поднята.
  
  Вытащив до упора ручку подсоса, я нажал на педаль газа и повернул ключ. Мотор несколько раз чихнул, выбрасывая из выхлопной трубы облачка черного дыма, но потом эта дьявольская машина с ревом завелась. Я убрал подсос, ослабил нажим на акселератор, выжал сцепление и включил самую низкую передачу, чтобы выехать на ней к вершине холма.
  
  Пока трактор медленно полз вверх, я поневоле затаил дыхание.
  
  Преодолев гребень, я направил трактор к амбару, загнал его внутрь, задвинул за собой ворота и вернулся в дом.
  
  Томас сидел внизу в полной готовности уже к десяти часам. На нем были рубашка в синюю клетку, оливкового оттенка брюки, черные ботинки, белые носки и куртка-ветровка, цветом напоминавшая те, какие выдают дорожным рабочим.
  
  — Где ты это взял? — поинтересовался я. — Тебе поручали переводить первоклассников через улицу?
  
  — Вовсе нет, — ответил он. — Ты же знаешь, я бы ни за что не взялся за такую работу. Мне не нравятся маленькие дети.
  
  — Так все же откуда у тебя эта куртка?
  
  — Однажды папа взял меня с собой в «Уол-март», чтобы я мог посмотреть, какие у них есть карты и атласы. Там я увидел куртку на вешалке. И он купил ее мне.
  
  — Она слишком яркая, — заметил я.
  
  — Ты готов ехать?
  
  — Вообще-то еще рано.
  
  — А я думаю, нам пора выезжать.
  
  — Хорошо. — Я снял с крючка свою гораздо менее броскую спортивную куртку и натянул на себя.
  
  Мы вышли на крыльцо, и я запер на ключ входную дверь. Я предполагал, что Томас ненадолго задержится тут, чтобы почувствовать себя увереннее вне стен дома. Несмотря на солнечную погоду, дул прохладный ветерок, хотя день выдался погожий. Но вопреки моим ожиданиям Томас направился к «ауди» и принялся дергать ручку дверцы с противоположной от водителя стороны.
  
  — Заперто, — констатировал он.
  
  — Одну секунду. — Я достал из кармана ключи с пультом, направил его в сторону машины и нажал кнопку.
  
  Томас сразу запрыгнул в салон, пристегнулся и с нетерпением наблюдал, как я неспешно обогнул автомобиль, сел за руль, перетянулся ремнем безопасности и включил зажигание. Панель приборов, позволявших водителю отслеживать десятки различных параметров работы машины, включая и навигацию, засияла огнями.
  
  — Значит, чтобы воспользоваться джи-пи-эс, надо…
  
  — Я сам разберусь! — перебил меня Томас и принялся вращать ручки, прикасаясь к дисплею. — Если мне нужно ввести адрес…
  
  — Видишь эту штуковину? Ты просто…
  
  — Понял, понял! Сначала указываем название города, так? — Он набрал слово «Маклин».
  
  — Зачем тебе? — спросил я, поскольку брат знал, что приемная доктора Григорин находилась в Промис-Фоллзе.
  
  — Мне просто хотелось посмотреть, какой маршрут это устройство выберет до Маклина в штате Виргиния.
  
  — Зачем тебе понадобилась Виргиния? — удивился я. — Она в сотнях миль отсюда. Нам туда ехать целый день. А до врача всего десять минут.
  
  — Я же не собираюсь действительно ехать туда. У меня там не назначено никаких встреч и нет других дел. Но мне любопытно, сумеет ли прибор выдать наилучший маршрут.
  
  Томас внимательно изучал дисплей, причем увиденное как будто немного его расстроило.
  
  — Отлично, — произнес он. — Теперь я введу координаты приемной врача. Так, Пеннингтон-стрит, дом 2654, кабинет 304.
  
  — Тебе не нужно вводить номер кабинета. Мы же не почту ей отправляем. Мы к ней едем.
  
  Брат отвернулся от навигатора и пристально посмотрел на меня.
  
  — Считаешь меня тупым?
  
  Задай этот вопрос кто-нибудь другой, он, наверное, прозвучал бы саркастически или даже враждебно. Но Томаса, похоже, это действительно интересовало.
  
  — Нет, что ты! — возразил я. — Извини, если ты так это воспринял.
  
  — Для тебя я и одеваюсь глупо. Я заметил. Ты насмехался над моей курткой. А теперь думаешь, что у меня ума не хватит справиться с этой штуковиной.
  
  — Да нет же… То есть, конечно, с моей точки зрения, твоя курточка чуть ярче, чем следовало. Но я вовсе не считаю тебя глупым. А в маршрутах ты вообще разбираешься прекрасно. Давай вводи адрес доктора.
  
  Томас ввел его и выждал несколько секунд, пока система производила расчеты.
  
  «Следуйте по выделенному маршруту», — раздался механический компьютерный голос.
  
  — Это Мария, — сообщил я, направляя машину вниз по подъездной дорожке.
  
  — Кто?
  
  — Так я называю женский голос своего бортового компьютера. Мария.
  
  — А почему Мария?
  
  — Мне показалось, что это имя подходит. Хотя, наверное, следовало бы назвать ее Греттен или Хейди. Но мне нравится Мария.
  
  Когда я выруливал на шоссе, Томас продолжал смотреть на дисплей. Он и дальше практически не отводил от него взгляда.
  
  — Проезжаем мимо Миллерс-лейн, — сказал он.
  
  — Чтобы это выяснить, достаточно выглянуть в окно, — заметил я. — Можно тебя кое о чем спросить?
  
  — Да.
  
  — Как ты обнаружил папу? Для тебя не проблема вспоминать об этом?
  
  — Эта красная линия… — Брат ткнул в дисплей пальцем. — Она и есть маршрут, который нам указывает прибор?
  
  — Да. Так ты не возражаешь, если я задам тебе вопрос о том, как ты нашел папу?
  
  — Что ты хочешь узнать?
  
  — До или после того, как ты столкнул с него трактор, ты трогал какие-нибудь ручки или кнопки управления?
  
  — Какие, например?
  
  — Ключ зажигания или рукоятку, поднимающую лезвия.
  
  — Нет. Я вообще не умею управлять трактором. Отец никогда не разрешал мне пользоваться им. Но твой компьютер ошибается. — Пока мы разговаривали, Томас неотрывно смотрел на дисплей.
  
  — Значит, ты ничего не трогал?
  
  — Ничего.
  
  — А когда приехала «скорая» и полиция? Может, кто-либо из них копался в машине?
  
  — Нет, они занимались только папой. Я не видел, чтобы полицейские вообще подходили к трактору. Вероятно, они возвращались позднее.
  
  — Но ведь его не сдвигали с места всю неделю, — произнес я. — Он простоял на берегу в одном месте.
  
  — Ты слышал, что я сказал?
  
  — Что?
  
  — Эта штука врет. — Брат смотрел на дисплей.
  
  — Врет?
  
  — Я о маршруте. Он неправильный.
  
  «Через триста ярдов поверните направо».
  
  — Мария ошибается.
  
  — Неужели?
  
  — Она направляет тебя не тем путем. Есть более короткий.
  
  — Иногда это с ней случается. Просто она обычно выбирает самые известные дороги. А есть новые шоссе, которые не успели заложить в программу. Не беспокойся. Воспринимай Марию как советчика, а потом сам решай, следовать ее советам или нет.
  
  — Значит, ей не надо давать нам советы, если она сама не знает, что делает. — Томас принялся нажимать все кнопки подряд. — Как ей объяснить, что она ошибается?
  
  — Чего не знаю, того не знаю…
  
  «Через сто ярдов поверните направо».
  
  — Нет! — крикнул Томас прямо в дисплей. — Если мы поедем по ее маршруту, то попадем на Саратога-стрит. А я не хочу на Саратога-стрит.
  
  — Да какая тебе разница?
  
  — Я не хочу ехать этим путем, вот и все!
  
  — Хорошо, просто скажи сам, какой дороги мне держаться, — попытался отшутиться я. — А Мария пусть добирается автостопом.
  
  Томас сказал, что нам надо двигаться по Мэйн-стрит. Я согласился, поскольку по расстоянию это было практически одно и то же. Когда мы проскочили поворот на Саратога-стрит, я проигнорировал совет Марии немедленно развернуться. Когда же я проехал еще немного вперед, компьютер вычислил маршрут заново, но все равно упрямо советовал вернуться на Саратога-стрит.
  
  — Заткнись! — прикрикнул на Марию Томас, но она продолжила: «Через триста ярдов поверните налево». — Невероятно! — нервно воскликнул брат. — Заглуши ее. Пусть перестанет подсказывать.
  
  И он принялся стучать ладонью по приборной панели, как отец многие годы назад стучал по старому телевизору, когда начинала барахлить развертка по горизонтали.
  
  — Просто отмени выбранный адрес, — произнес я. — Нажми вот эту кнопку.
  
  Но Томас, которому легко удалось ввести данные, растерялся, когда понадобилось что-то изменить.
  
  «Поверните направо».
  
  — Нет! Мы не станем этого делать! — крикнул он, обращаясь к прибору.
  
  Я протянул руку, щелкнул кнопкой и отключил навигатор.
  
  — Все, — сказал я. — Теперь она нас не побеспокоит.
  
  Томас откинулся на кожаную спинку сиденья и несколько раз глубоко вздохнул. А потом посмотрел на меня и заявил:
  
  — На твоем месте я бы избавился от этого автомобиля.
  8
  
  Поскольку других игрушек, кроме джи-пи-эс, в моем автомобиле не наблюдалось, брат нахмурился и потребовал, чтобы мы развернулись и отправились домой. Но на сей раз я проявил твердость, напомнив, что, если доктор нас ждет, нам непременно следует попасть на прием.
  
  Томас вошел в кабинет доктора Григорин, а я устроился на стуле в приемной. Своей очереди здесь дожидалась еще одна пациентка — худая женщина лет тридцати с длинными, растрепанными светлыми волосами, прядь которых она периодически наматывала себе на указательный палец. При этом она почти не сводила заинтересованного взгляда с какой-то точки на стене, словно там сидел паук и его могла видеть только она.
  
  Я взглянул на часы, понял, что располагаю временем, и вышел в коридор. Достав мобильник, я сначала узнал через Интернет номер, а потом набрал его.
  
  — Редакция «Промис-Фоллз стандард», — услышал я женский голос с автоответчика. — Если вам известен добавочный, введите его. Чтобы соединиться со справочником телефонов редакции, нажмите «два».
  
  После нескольких манипуляций я услышал в трубке гудки нормального вызова.
  
  — Джули Макгил. Слушаю вас.
  
  — Привет, Джули. Это Рэй Килбрайд.
  
  — Здравствуй, Рэй! Как поживаешь?
  
  — В общем, неплохо. Слушай, мне кажется, я позвонил в неудачный момент, или ошибаюсь?
  
  — Просто жду другого звонка, — сказала Джули. — Я думала, это директор школы Промис-Фоллз. Он обещал рассказать о небольшом взрыве, случившемся в их химической лаборатории.
  
  — Господи Иисусе!
  
  — Ничего страшного. Жертв нет, хотя могли быть. Чем могу тебе помочь?
  
  — Прежде всего хотел поблагодарить, что пришла на папины похороны. Это было очень любезно с твоей стороны.
  
  — Не стоит благодарности.
  
  — А еще я хотел узнать, не найдется ли у тебя минутки, чтобы выпить со мной по чашке кофе. Хотел задать тебе пару вопросов об отце, поскольку ты написала о нем в газете.
  
  — О, это была всего лишь заметка. Каких-либо подробностей я не знаю.
  
  По ее тону было понятно, что она опасается пропустить другой звонок, а потому я уже собирался извиниться, что отнял у нее время, и отключить телефон, когда Джули добавила:
  
  — Но разумеется, я охотно встречусь с тобой. Почему бы тебе не приехать сюда часам к четырем? Возьмем по пиву. Встретимся у входа в редакцию.
  
  — Да, конечно, это будет…
  
  — Пока, — произнесла она и повесила трубку.
  
  Когда я вернулся в приемную, доктор и Томас выходили из кабинета. На прощание она сказала ему:
  
  — Не будьте таким букой. Вам нужно приезжать ко мне почаще. Нам необходимо продолжать наши беседы.
  
  — А с ним вы тоже поговорите, как обещали? — Томас указал на меня.
  
  — Непременно.
  
  — Скажите, чтобы перестал указывать мне, что я должен делать.
  
  — Обязательно.
  
  Доктора Лору Григорин природа наделила копной непослушных рыжих волос, которые бы разметались по плечам, если бы она не стягивала их сзади в тугой пучок. Рост ее едва достигал пяти футов и четырех дюймов, причем каблуки добавляли не менее трех дюймов. Хотя ей перевалило за шестьдесят, она все еще оставалась достаточно привлекательной женщиной, которая никогда не одевалась как врач. Вот и сегодня ней была красная блузка и прямая черная юбка, лишь едва прикрывавшая колени.
  
  — Мистер Килбрайд, — обратилась она ко мне, — прошу в мой кабинет.
  
  — Рэй, — произнес я. — Зовите меня просто Рэй.
  
  Она попросила Томаса подождать в приемной, пока будет проводить сеанс со мной.
  
  — Мне строго наказано прописать вам какое-нибудь лекарство, — с улыбкой произнесла доктор, жестом приглашая сесть в кресло. Причем сама не заняла место за рабочим столом, а пристроилась напротив меня, перекинув ногу на ногу. У нее были красивые ноги.
  
  — Чтобы обуздать мое нездоровое стремление манипулировать людьми? — предположил я.
  
  — Именно так.
  
  Мне понравилась ее улыбка, обнажавшая чуть заметную щербинку между передними зубами.
  
  — Какое впечатление он на вас производит? — спросила она.
  
  — Трудно сказать. Я догадываюсь, что смерть нашего отца не могла не потрясти Томаса, но он это скрывает.
  
  — Я тоже заметила, что он расстроен, хотя старается держать все в себе.
  
  — Но только не с Марией!
  
  — Кто такая Мария?
  
  Я объяснил, и доктор Григорин покачала головой:
  
  — Вашего отца очень тревожило, как много времени отнимает у Томаса его увлечение картами. Томас же заявил мне, что стал в последнее время заниматься этим значительно меньше и теперь смотрит с вами кино по телевизору.
  
  — Он солгал вам. Вы ведь поняли, к чему мне пришлось прибегнуть сегодня, чтобы выманить Томаса из дома и заставить приехать сюда. Его очень трудно уговорить оторваться от того, что он называет работой.
  
  — А Томас посвятил вас в ее суть?
  
  — Не уверен, что в этом есть необходимость, — ответил я. — Сейчас, например, ему просто нравится изучать города мира через сайт в Интернете. Это его новый «конек». — Я усмехнулся. — Хотя он тут как-то обмолвился, что мне нужно получить специальный допуск, чтобы узнать, над чем он на самом деле трудится.
  
  Доктор Григорин кивнула:
  
  — Томас разрешил мне информировать вас о своей миссии.
  
  Я чуть подался вперед в своем кресле.
  
  — Миссии? Что это значит?
  
  — Он считает, что работает на ЦРУ. Консультирует их.
  
  — Простите, не понял, на кого он работает? На Центральное разведывательное управление?
  
  — Именно так.
  
  — Но каким же образом? Что он вбил себе в голову? Чем конкретно, по его мнению, он может им помочь?
  
  — Все это достаточно сложно и запутанно. У него, конечно, концы с концами не сходятся, как бывает во многих снах, когда одно видение обрывается и начинается другое. Прежде всего Томас ожидает, что случится некая огромных масштабов катастрофа, нечто вроде взрыва или диверсии в электронных сетях. Вероятно, он имеет в виду глобальный сбой в работе компьютеров. Намекает, что за этим может стоять иностранная держава, которая разрабатывает новый и очень мощный компьютерный вирус. Тот лишит США возможности эффективно вести сбор разведданных.
  
  — Господи!
  
  — А когда это произойдет, в числе первых будут уничтожены компьютерные карты. В одно мгновение они исчезнут. Все сотрудники разведывательного сообщества, которые нуждаются в таких картах, окажутся беспомощными, потому что в свое время им приказали сократить расходы на бумагу…
  
  Заметив мое удивление, доктор Григорин улыбнулась:
  
  — Да, да, речь о сокращении бюджетных расходов. Оно затронуло теперь даже шизофренические иллюзии. — Она смутилась, почувствовав, что употребила слишком сильное выражение. — Короче говоря, в распоряжении правительства не осталось якобы уже ни одной карты, отпечатанной обычным типографским способом.
  
  Для человека, знавшего Томаса так хорошо, как я, все это начинало приобретать некий смысл. Извращенный, но смысл.
  
  — И что же произойдет дальше? — продолжила Лора Григорин. — К кому, как вы думаете, они обратятся за помощью?
  
  — Нетрудно догадаться.
  
  Она кивнула.
  
  — А Томас сможет по памяти начертить для них планы чуть ли не всех городов мира. Они у него вот здесь. — Она постучала указательным пальцем по виску.
  
  — Но старые карты все равно никуда не денутся! — воскликнул я. — Они останутся в библиотеках, в домах людей, в миллионах экземпляров школьных атласов, наконец.
  
  — Вы, разумеется, пытаетесь мыслить логически, — усмехнулась доктор Григорин. — Но в апокалипсических видениях вашего брата все это уже было уничтожено. Библиотеки повсеместно отправили старые карты на свалку, сменив их цифровыми версиями. А население сдало в макулатуру вместе со старыми газетами и пользуется исключительно компьютерами. Вот, собственно, почему это и станет поистине невероятным бедствием. Мир останется вообще без карт, и единственным человеком, который сумеет восстановить их, окажется Томас. Причем не только карты, но и внешний вид улиц, перекрестков, даже фасадов отдельных домов.
  
  Я лишь развел руками.
  
  — Значит, он считает, что, если это произойдет, он должен быть готов?
  
  — Никаких «если», — сказала доктор Григорин. — Он уверен, что это непременно случится. Вот почему он все время проводит в своей комнате, перемещаясь по миру и стараясь зафиксировать в памяти как можно больше информации до того, как грянет катаклизм. Несколько лет назад у меня был один пациент, он работал в газете, издающейся в Буффало. Каждый вечер, уходя домой, он прихватывал с собой несколько номеров своего издания, поскольку пребывал в уверенности, что однажды редакция сгорит дотла, а он останется единственным, у кого будет храниться архив — по крайней мере за тот период, что он там проработал.
  
  — Невероятно!
  
  — В его доме каждая комната, каждый коридор, каждый свободный угол были заполнены кипами газет. Чтобы перемещаться по квартире, ему приходилось буквально протискиваться мимо них.
  
  — Похоже на персонажа одного комического сериала, — заметил я.
  
  — Комического? Едва ли, — возразила Лора. — Дело в том, что здание редакции действительно сгорело.
  
  У меня отвисла челюсть.
  
  — Не может быть!
  
  — Еще как может! А потом у него дома нашли канистру из-под бензина, которая и стала причиной возгорания.
  
  Ее история на какое-то время повергла меня в шок, но вскоре я расслабился и рассмеялся.
  
  — Вы же не можете всерьез предполагать, будто Томас способен сам запустить вирус, уничтожающий компьютерные карты? Это было бы чересчур даже для него.
  
  — Нет, конечно. Эту историю я рассказала вам, чтобы вы поняли: навязчивая идея вашего брата хотя и большая редкость, но далеко не уникальна. Разница лишь в нюансах.
  
  — Боже мой! — Мне в голову вдруг пришла неприятная мысль. — Маклин…
  
  — О чем вы?
  
  — Это ведь рядом со штаб-квартирой ЦРУ? Томас хотел запрограммировать маршрут поездки туда через систему джи-пи-эс в моей машине, но передумал. Вероятно, потому, что я еще не получил допуска. Но теперь, когда брат разрешил вам сообщить мне, чем он занимается, я, видимо, включен в круг посвященных.
  
  — Брат вам доверяет, а это большой плюс. Больные шизофренией часто перестают верить даже самым близким людям. Они всех боятся. Но я упомянула вначале, что у Томаса все сложно и запутанно.
  
  — Да, припоминаю.
  
  — Так вот, пока глобальной катастрофы с картами не случилось, Томас ожидает, что ЦРУ может обратиться к нему за помощью в других делах. Приведу пример. Предположим, их агент попал в беду где-нибудь в Каракасе или ином месте. Враги охотятся за ним, ему надо бежать, но он не знает, куда и как. Тогда из ЦРУ звонят Томасу, и он подсказывает им наилучший маршрут побега, причем делает это быстрее, чем любой компьютер.
  
  — Вот в это мне легко поверить, — заметил я, проводя ладонью по волосам от лба к затылку.
  
  — Томас часто упоминал именно о путях побега, о помощи людям, угодившим в засаду или какую-либо вражескую ловушку.
  
  Я покачал головой, пытаясь вообразить, что происходит в мозгу у моего бедного брата.
  
  — А еще правительства разных стран могут прибегнуть к его услугам в случае иного рода катастроф. Как природных, так и прочих. Подумайте обо всех торнадо, пронесшихся над США в последнее время, землетрясениях в Крайстчерче, на Гаити, цунами в Японии. Порой целые населенные пункты оказываются сметенными с лица Земли, уничтоженными навсегда. Или, не дай Бог, повторится 11 сентября 2001 года. Спасатели смогут связаться с Томасом, и он подскажет им, где что находилось, в каком месте им срочно искать пострадавших.
  
  — Что-нибудь еще?
  
  — Кажется, я упомянула обо всем, — ответила Григорин с грустной улыбкой.
  
  Я положил сжатые в кулаки руки себе на бедра.
  
  — И какой же вывод следует из этого? Что мы должны предпринять?
  
  — Пока не знаю. Скажу одно: после смерти вашего отца может возникнуть необходимость переселить Томаса в другое место.
  
  Я, в свою очередь, поделился с ней уверенностью, что нельзя оставлять брата одного в родительском доме.
  
  — Вы совершенно правы, — кивнула доктор Григорин. — Он должен жить в городе, причем там, где будет находиться под присмотром. Не в смысле постоянной слежки, нет. Просто его нельзя надолго предоставлять самому себе. У меня есть на примете одно заведение, которое вам следовало бы посетить.
  
  — Вы полагаете, Томас согласится переехать?
  
  Она откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди.
  
  — Думаю, если вы постепенно приучите его к этой мысли, он согласится. Ему разрешат взять туда компьютер. Никто не помешает Томасу заниматься своим… хобби. Но сейчас очень важно как можно чаще уводить его из дома. Поезжайте с ним на пикник. Сходите в кино. Возьмите с собой в магазин или в торговый центр. Чем больше времени он станет проводить вне стен своей комнаты, тем комфортнее будет себя чувствовать и тем легче смирится потом со сменой обстановки. Ведь, как я поняла, у вас самого нет желания переселиться в отцовский дом, чтобы иметь возможность присматривать за братом постоянно?
  
  — Нет. Но только не подумайте… Поймите, я не хочу, чтобы вы считали, будто судьба брата мне безразлична.
  
  Доктор Григорин покачала головой:
  
  — Я так не считаю. Кроме того, я даже не уверена, что для него это был бы наилучший вариант. Нам нужно, чтобы Томас проявлял как можно больше самостоятельности. Ваш отец, несомненно, желал ему добра, но в результате сын стал полностью зависим от него. Отец все делал сам. В каком-то смысле он поощрял одержимость вашего брата, освободив его от всех обязанностей.
  
  — Мне кажется, отец в конце концов понял, что гораздо проще все делать самому, — заметил я. — На ваш взгляд, состояние Томаса только ухудшилось после смерти отца?
  
  — Не знаю. Я спросила, слышит ли он все еще голоса — а это один из наиболее явных симптомов шизофрении, — и Томас ответил, что да, иногда он их по-прежнему слышит. Разговаривает с бывшим президентом Биллом Клинтоном, которого воспринимает как своего связного с ЦРУ. Лекарство, прописанное мной Томасу, должно превращать эти голоса в едва различимый шепот, и мне бы не хотелось увеличивать дозу. Но он ведь принимает мое средство каждый день, я надеюсь? Вы следите за этим? Оно называется оланзапин.
  
  — Да, принимает.
  
  — Более высокая доза сделает его вялым и сонливым. Могут появляться головокружения, сухость во рту, что ему явно не понравится. Кроме того, это будет способствовать образованию излишнего веса. А мы все-таки стремимся к разумному балансу. Надеюсь, что с вашей помощью удастся и дальше держать ситуацию под контролем.
  
  — Вчера Томас сильно перенервничал, потому что заметил на мониторе небольшое дорожное происшествие в Бостоне. Потребовал, чтобы я вмешался, нашел некоего водителя, которому всего лишь разбили фару, причем случилось это несколько месяцев назад.
  
  — Вам необходимо мобилизовать все свое терпение, — посоветовала Лора Григорин. — Хотя это трудно. Должна отметить, что если принять во внимание все обстоятельства, то Томас еще держится молодцом. У него, конечно, есть и другая проблема, о которой он не хочет мне рассказывать…
  
  — Какая проблема? О чем он не хочет рассказывать?
  
  — Я бы знала, что вам ответить, если бы он поделился ею со мной. Я только догадываюсь, что его навязчиво преследует и мучает какое-то детское воспоминание. Жаль, но Томас не желает говорить об этом.
  
  Я сразу подумал о том путешествии, когда брат разбил себе голову о стекло машины, и упомянул об этом, не зная, слышала ли доктор о происшествии прежде. Оказалось, что слышала, и, значит, оно было здесь ни при чем.
  
  Лора Григорин сменила тему беседы:
  
  — Мне очень нравится, что Томас о вас высокого мнения. Он даже привозил мне вырезки из газет с вашими рисунками, чтобы похвастаться.
  
  — Не знал.
  
  — Думаю, он всегда завидовал вашему дару, вашей способности вообразить нечто, а потом перенести образы на бумагу.
  
  — Но он делает почти то же самое с картами, — заметил я.
  
  — Верно, ваши таланты во многом схожи, они лишь выражаются в разной форме.
  
  — Вы беседовали с отцом, когда он привозил Томаса на прием?
  
  — Конечно, — ответила доктор Григорин.
  
  — Какое впечатление он на вас производил?
  
  — Вас интересует нечто конкретное?
  
  — Когда я разговаривал с Гарри Пейтоном, адвокатом, который занимается завещанием, но в то же время одним из ближайших друзей отца, он упомянул, что папа, как ему казалось, находился в состоянии депрессии.
  
  — К сожалению, я не могу дать вам профессиональное заключение, страдал ли Адам Килбрайд хронической депрессией, — ответила она. — Я ведь не была его врачом. Но он действительно казался мне… измотанным. Впрочем, я посчитала, что одна только необходимость присматривать за вашим братом могла послужить причиной для этого.
  
  — Отец застраховался от смерти в результате несчастного случая, — произнес я. — Страховой выплаты и еще кое-каких денег могло бы хватить Томасу на долгое время.
  
  Взгляд зеленых глаз доктора Григорин стал вдруг пристальнее.
  
  — Что вы хотите этим сказать, Рэй?
  
  — Ничего… Давайте забудем об этом.
  
  — А как насчет вас самого? Как вы себя чувствуете?
  
  — Я? — Вопрос застал меня врасплох. — Со мной все в порядке.
  
  Время истекло, и я поднялся из кресла.
  
  — О! Чуть не забыла, — улыбнулась доктор. — Мне же нужно прописать вам лекарство против вашего желания всеми командовать.
  
  Она выдвинула ящик стола и достала прозрачную аптечную баночку, в которой лежали крупные таблетки в виде шариков, окрашенных в яркие цвета.
  
  — Что это? — спросил я, когда Лора Григорин вложила мне пузырек в руку.
  
  — «Эм энд эмс», — ответила она.
  9
  
  Удивившись при виде лица своей новой любви на телеэкране, Эллисон Фитч включила портативный компьютер, чтобы провести некоторые изыскания в Сети.
  
  — Ну и дела! — воскликнула она.
  
  Хотя Моррис Янгер только собирался выдвинуть свою кандидатуру на пост губернатора, он и так уже обладал огромной властью в роли генерального прокурора штата. Ему было пятьдесят семь лет, и Бриджит — его третья жена. Они поженились три года назад, однако светские сплетники не унимались, без конца мусоля тот факт, что супруга на двадцать один год моложе и к тому же очень хороша собой. Ходили слухи, будто отдыхать они предпочитают порознь, но об этом Эллисон уже знала.
  
  Со своей первой женой, Кэтрин Уолкот, Янгер познакомился, когда учился в Гарварде. Они поженились вскоре после того, как он получил степень бакалавра. Кэтрин работала потом секретарем в адвокатской конторе, пока Моррис заканчивал юридический факультет Гарвардского университета. Через пять лет он с ней развелся, чтобы сочетаться браком с Джеральдиной Кеннеди (не из тех Кеннеди или не настолько близкая родственница, чтобы хоть раз удостоиться приглашения в Хианнис-Порт, как было ядовито изложено на одном из сайтов, найденных сейчас Эллисон).
  
  С Джеральдиной Янгеру разводиться не пришлось. В 2001 году она покончила с собой. Села в свой «БМВ», заперла ворота и включила двигатель, чтобы окись углерода сделала свое дело. До этого, как писали в Интернете, она не раз побывала в различных клиниках с диагнозом «маниакально-депрессивный синдром». Здесь же цитировали Кэтрин, которая, правда, утверждала, что никогда не говорила этого: «Даже не знаю, почему я сама не наложила на себя руки. Бог свидетель, когда я была замужем за этим лживым куском дерьма, мне тоже случалось думать о самоубийстве».
  
  Короче, в пересудах недостатка не ощущалось. И вот ведь что удивительно: Кэтрин была красавицей, как и Джеральдина. И почему только мужчины, женатые на изумительной красоты женщинах, все равно упорно ищут себе других?
  
  Янгер никогда не опускался до ответа своим клеветникам. Он назначил себе пристойный для траура период времени и с головой углубился в работу государственного обвинителя. Причем снискал себе славу бескомпромиссной борьбой с продажными профсоюзными боссами, русской мафией и бандой распространителей детской порнографии. О последних Янгер якобы сказал, что, будь у него возможность повесить их всех посреди Таймс-сквер, он непременно сделал бы это. Понятно, насколько данное заявление способствовало росту его популярности, хотя, как в шутку отмечал один блоггер, навсегда лишило поддержки любителей «детской клубнички».
  
  А через пару лет после смерти Джеральдин он стал появляться на публике с разными, но очень привлекательными женщинами. Газеты публиковали его снимки то на премьере в театре, то на благотворительном концерте, то на каком-нибудь партийном мероприятии, и всякий раз Янгера держала под руку очередная пассия. Влиятельные телекомментаторы даже начали высказывать озабоченность, что увлечение слабым полом может в будущем отразиться на его политической карьере. Плейбои нравились публике, но до известных пределов, и у плейбоя, как правило, появлялись секреты, угрожавшие сделаться достоянием гласности в самое неподходящее время. Взять хотя бы того старого итальянского президента, который, как выяснилось, содержал гарем из бывших стриптизерш. Правда, надо признать, что старикан превратил прелюбодеяние чуть ли не в олимпийский вид спорта. Но те же комментаторы настоятельно рекомендовали Янгеру не претендовать на более высокие государственные посты, пока он не остепенится или хотя бы не сделает вид, будто изменил образ жизни.
  
  И Бриджит подвернулась вовремя. Бывшая профессиональная фотомодель с волосами цвета воронова крыла, ростом пять футов десять дюймов и с потрясающими ногами (внешне она немного напоминала саму Эллисон), она работала в престижной фирме по связям с общественностью, имеющей офисы в Нью-Йорке, Лондоне, Париже и Гонконге. Однажды ей поручили организовать сбор средств для строительства бейсбольного поля в одном из бедных районов, на что генеральный прокурор делал пожертвования с особым удовольствием, и между ними моментально вспыхнул бурный роман. Прежде чем какой-нибудь несчастный мальчуган, у которого не хватало денег даже на завтрак, смог бы добежать до первой базы нового поля, состоялась помолвка. Через три месяца они сыграли свадьбу.
  
  Как показало маленькое расследование, предпринятое Эллисон, у Янгера полно влиятельных друзей на всех полюсах политической жизни, хотя большинство все же придерживаются правых взглядов. А с двумя бывшими вице-президентами страны, одним республиканцем и одним демократом, он достаточно близок, чтобы приглашать на ужин к себе домой, стоит им лишь посетить Нью-Йорк.
  
  Да, и еще одна крайне интересная для Эллисон деталь. Этот деятель просто купался в деньгах.
  
  Согласно любым оценкам, размеры его личного состояния попадали в категорию «ничего!». Причем значительная его часть была получена по наследству. На государственной службе таких денег не заработаешь, если только не замараешься по самые уши в коррупции. А в этом смысле у Морриса Янгера чистейшая репутация, хотя его ближайший друг и советник Говард Таллиман, по прозвищу Говард-Талибан, не раз подозревался в разного рода сомнительных сделках. Грэм Янгер — отец Морриса — в свое время был маститым воротилой на рынке недвижимости и владел небоскребами на Манхэттене. После смерти отца собственность перешла в руки Морриса, но управлялась теперь компанией-посредником, чтобы избежать любых подозрений в конфликте интересов. И хотя Янгеру, безусловно, нравилось обладать крупной недвижимостью, ворочая такими суммами, которые людям вроде Эллисон и не снились, все же главным для него являлись популярность и власть. Он давно сообразил, что самый эффективный путь добиться этого — неустанно преследовать нарушителей закона. Ведь обыватели любят поборников справедливости, рыцарей без страха и упрека с карающим мечом в руках.
  
  Эллисон перескакивала с сайта на сайт, убеждаясь, как баснословно богат Янгер. Он мультимиллионер, если не миллиардер.
  
  От этого у любого голова пойдет кругом.
  
  Похоже, Эллисон теперь сможет не только расплатиться с Кортни, но и купить себе пару туфель от Маноло Бланика. А когда девушке мешала лишняя пара модных босоножек?
  
  Она еще около часа расхаживала по квартире, репетируя, что ей надо будет сказать. Не хочется, чтобы ее слова прозвучали как откровенный шантаж. Ей нужна всего лишь ссуда. Вот только в отличие от других ссуд эту она не собиралась потом возвращать по частям. Кредит, но на срок, скажем, в две тысячи лет, а? Ну ладно, если это трудно назвать ссудой, значит, она попросит сделать ей подарок. Разве это проблема? Имея столько-то бабла, подкинуть несколько тысчонок Эллисон Фитч? А Эллисон сполна расплатится за это. Она умеет быть благодарной. И чтобы сделать человека счастливым, ей не понадобится на сей раз даже тянуть свои губы к интимным частям тела.
  
  Наоборот, Эллисон выразит признательность, держа в кои-то веки рот на замке! Есть, оказывается, и такой способ сказать «спасибо».
  
  Она может, например, не обращаться в «Дейли ньюс», «Таймс» или «Пост». Не выступать в телешоу вроде «Дэйтлайн».[48]
  
  Разве это не будет мило с ее стороны?
  
  Потому что сделай она нечто подобное, и это мало поможет осуществлению грандиозных планов мистера Будущего Губернатора. Впрочем, до этого может и не дойти. Вероятно, ей не придется даже упоминать о газетах и телевидении. Может случиться так, что она уже будет держать в руках чек всего через несколько секунд после того, как заявит: «Я знаю, кто ты на самом деле».
  
  Эллисон взяла сотовый телефон и начала набирать известный ей номер, но потом остановилась. У нее сильно забилось сердце. Выдумывать трогательные истории, чтобы вытянуть деньги у мамы, — это одно. А вот это уже нечто иное. Но разве не именно такие сюрпризы и должны поджидать девушку, сбежавшую из провинциального Дейтона на свет огней большого города?
  
  — Алло!
  
  — Это я. Эллисон.
  
  — Кто?… Ах, Эллисон!
  
  — Да. Помнишь меня?
  
  — Конечно… Но послушай, я сейчас не могу говорить.
  
  — Нам необходимо встретиться и кое-что обсудить.
  
  — Не самое подходящее время.
  
  — Я видела в тебя в новостях.
  
  — Что?
  
  — А я ведь даже не представляла, кто ты. Странно было ничего мне не рассказать. Во-первых, что у тебя есть семья, а во-вторых…
  
  — Не горячись, Эллисон. Я постараюсь перезвонить тебе через неделю-другую. Сейчас слишком много дел. Если ты смотрела новости, то знаешь, что избирательная кампания набирает обороты, а кроме того… Есть другие проблемы. Вероятно, будет начато расследование по поводу…
  
  — Помнишь, где мы в первый раз провели время вместе?
  
  — Естественно.
  
  — Будь там в три. До того как станет слишком многолюдно, и ты все равно потом успеешь в Линкольн-центр, на Бродвей или где там еще платят тысячи баксов за ужин.
  
  — Я не могу сейчас встретиться с тобой. Мне очень жаль, но не могу. Нас не должны видеть вместе.
  
  — Ровно в три.
  
  — Господи, что все это значит?
  
  — Увидишь. Хотя об одном можешь не волноваться. По крайней мере я не беременна.
  
  В половине третьего Эллисон сидела в баре «Грамерси-Парк», прямо за углом от дома, где О’Генри написал когда-то знаменитые «Дары волхвов». Ей удалось занять ту же кабинку, в которой состоялось первое свидание с Янгером. Впрочем, слово «свидание» теперь кажется ей неподходящим. Свидания назначают заранее. «Случайное знакомство» — так это лучше называть при новых обстоятельствах. Или есть совсем старомодное определение. Как же оно должно звучать? «Роковая тайная встреча».
  
  Эллисон заказала себе джин-тоник, держа входную дверь под наблюдением. При этом все еще пыталась репетировать, что скажет, хотя понимала, что зря тратит время. Она ведь старалась заранее продумать каждую фразу еще перед телефонным звонком, но как только гудки прекратились и в трубке раздался голос, выдала первое, что пришло в голову. Чистую импровизацию. И ей самой это понравилось, особенно итоговый пассаж про беременность. Получилось забавно!
  
  В три часа, почти секунда в секунду, кто-то вошел в дверь и сразу заметил сидящую в кабинке Эллисон.
  
  Но это не Моррис Янгер.
  
  Его жена Бриджит. Правда, выглядела она не так, как Бриджит Янгер, которую Эллисон видела на телеэкране. В красно-черном платке, купленном, как догадалась Эллисон, в бутике «Эрмеса». Почти всю верхнюю часть лица скрывали солнцезащитные очки.
  
  Но это точно она. Сексапильная женушка генерального прокурора. Бриджит уверенно держалась на трехдюймовых каблуках, засунув руки в карманы плаща. Сразу несколько мужчин за стойкой бара чуть не свернули себе шеи, когда она проходила мимо, но не потому, что узнали ее. Такая женщина всегда привлекает к себе повышенное внимание.
  
  Бриджит Янгер направилась туда, где расположилась Эллисон, и села на кожаный диванчик напротив нее.
  
  — У тебя вид, как у шпионки какой-нибудь, — с усмешкой заметила Эллисон.
  
  — В моем распоряжении всего несколько минут, — произнесла Бриджит. — Зачем тебе понадобилось срочно видеть меня?
  
  — Но я же сказала по телефону: нам надо кое-что обсудить.
  10
  
  — Мне бы очень не хотелось, чтобы вы считали меня человеком, который гонится за высокими должностями, но все же интересно, какую буду занимать я?
  
  — Уф! Даже не знаю. Должен признаться, что пока как-то не успел подумать об этом. А у вас самого есть какие-нибудь соображения?
  
  — Заместитель директора. Конечно, не всего управления. А только подразделения, в котором мне предстоит работать.
  
  — Тогда как насчет должности заместителя директора отдела картологии?
  
  — Картологии?!
  
  — Это первое, что пришло мне в голову. Позже я подберу для вас нечто более подходящее. И нам надо будет обсудить вопрос о вашем кабинете в здании управления.
  
  — Но мне не нужен кабинет, мистер президент. Я буду действовать из дома. Мне нравится работать на дому. Сейчас со мной живет мой брат, и все необходимое компьютерное оборудование у меня под рукой.
  
  — Да, но не забывайте, что, когда грянет катастрофа, у вас останутся только бумага, карандаши и ручки. Этот вирус — назовем его пока так — полностью выведет компьютеры из строя. Тогда вам понадобится большое количество просторных столов, много свободного и ровного пространства, чтобы расстелить листы с картами, которые вы начертите для нас.
  
  — Я могу воспользоваться кухонным столом. А еще у нас полно места на полу в гостиной.
  
  — А как отнесется к этому ваш брат? Он не станет чинить вам препятствий?
  
  — Надеюсь, нет. Хотя он похож на нашего отца. Постоянно заставляет меня делать то, чего мне не хочется. Отец просто выводил меня порой из себя. Я уже рассказывал вам об этом?
  
  — Да.
  
  — Но я все равно чувствую себя плохо из-за того, что с ним случилось.
  
  — Он никогда не понимал всей важности вашей работы. Так как насчет брата? Он не станет помехой для вас?
  
  — Нет. Я рассказал о нем своему врачу, и она дала ему специальное лекарство. Кроме того, я разрешил доктору сообщить брату, чем я занимаюсь.
  
  — Вы считаете, это разумно?
  
  — Но он ведь мой брат. Отцу я тоже все рассказал. И к тому же, если я вам срочно понадоблюсь в случае чрезвычайной ситуации, он поймет, о чем речь. Может произойти еще одно землетрясение или цунами.
  
  — Что ж, если вы полагаете, что его можно посвятить в детали, то я не возражаю.
  
  — И вы по-прежнему согласны, чтобы я общался с вами напрямую? Вы всегда вызывали у меня восхищение. Поначалу я имел дело с директором ЦРУ Голдсмитом, но потом ему пришлось уйти в отставку после всяких скандалов. И, как вам известно, в итоге он покончил с собой. Вот тогда я и решил, что лучше всего держать связь лично с вами.
  
  — Не возражаю.
  
  — Очень хорошо, Би… Ой! Знаете, что я чуть не сделал? Я чуть не назвал вас Биллом.
  
  — К черту формальности! В конце концов, меня все так зовут. А с вами мы уже стали добрыми друзьями, не так ли?
  
  — Разумеется. Я сегодня же направлю вам свой очередной доклад. До свидания.
  11
  
  Папа никогда не боялся оставлять Томаса на какое-то время в одиночестве, как теперь и я сам. Хотя у моего брата многие понятия в голове смешались и он приобрел странные привычки, не было ни малейшего повода полагать, будто он может представлять угрозу для окружающих или для себя самого. У него не проявлялись склонности к самоубийству, и ни разу в жизни Томас ни на кого не нападал. Отец спокойно оставлял его дома одного, когда уезжал в Промис-Фоллз за продуктами и по другим делам. Или, как рассказал Гарри, чтобы просто посидеть в ресторанчике за чашкой кофе, глядя в окно на прохожих.
  
  Вот и я оставил Томаса одного во время похорон отца, когда он отказался на них присутствовать. Это, конечно, рассердило меня, но зато я не тревожился, что с ним случится беда. Его привычка постоянно торчать в своей спальне и виртуально путешествовать по миру имела по крайней мере одну положительную сторону, не оставляя ему времени наделать глупостей. Чем он рисковал, сидя целый день перед монитором, кроме ухудшения зрения и перенапряжения мышц кисти руки, которой он щелкал по «мыши»?
  
  В общем, я не волновался, когда в тот день сообщил брату, что ненадолго уеду.
  
  — Заодно куплю нам что-нибудь на ужин.
  
  — Заскочи в «Кентукки фрайдчикен», — попросил он, сидя ко мне спиной и продвигаясь вдоль какой-то очередной улицы в Боливии или в Бельгии.
  
  — Не могу есть эту гадость, — поморщился я. — Лучше взять пару больших итальянских сандвичей.
  
  — Только пусть не кладут туда маслины, — произнес брат, не отрываясь от дисплея.
  * * *
  
  Через четверть часа я уже припарковал «ауди» перед редакцией «Промис-Фоллз стандард». Опоздав на пару минут, я волновался, что заставил Джули Макгил ждать в холле, но, когда я вошел внутрь, ее там не оказалось. Я бы попросил секретаря при входе, чтобы она сообщила Джули о моем прибытии, но за стойкой никого не было. На ней стоял лишь телефон с приколотым рядом списком номеров сотрудников.
  
  Пока я искал в списке ее имя, с лестницы донесся быстрый стук каблуков.
  
  — Привет! — воскликнула Джули. — Вижу, ты уже познакомился с нашим редакционным секретарем.
  
  Ближайшим местом, где можно было выпить пива, оказался бар «Грандис» — заведение мне совершенно незнакомое, появившееся уже после моего переезда в Берлингтон. Хотя и в этом случае он мог открыться не менее полутора десятков лет назад. Джули была в черных ботинках, джинсах, белой сорочке с воротником на пуговицах и поношенной черной кожаной куртке. Через плечо у нее свисала огромная черная сумка, и создавалось впечатление, будто в ней лежали по меньшей мере отбойный молоток и с полдюжины шлакоблоков, отчего при ходьбе ей приходилось слегка кособочиться. В ее темной шевелюре виднелись несколько седых прядей, причем они не казались добавленными в прическу специально.
  
  Мы заняли отдельную кабинку, и сумка Джули издала глухой стук, когда она положила ее на соседний стул.
  
  — Приходится таскать с собой кучу всякого барахла, — объяснила Джули, подняла руку, привлекая внимание официантки, встретилась с ней взглядом и улыбнулась. — Привет, Би! Мне — как всегда. И предложи что-нибудь моему спутнику.
  
  Би вопросительно посмотрела на меня.
  
  — Я буду то же самое, — произнес я.
  
  — Прими еще раз соболезнования по поводу смерти отца, — сказала Джули, когда официантка удалилась. — Пусть и по такому поводу, но я очень рада снова видеть тебя. Столько воды утекло…
  
  — Да уж, — кивнул я.
  
  В голосе Джули мне почудился намек, будто в прошлом между нами что-то было. И в подтверждение моей догадки ее лицо скривилось в усмешке.
  
  — Ты, конечно, ничего не помнишь.
  
  Я открыл рот, но ничего не смог придумать. А после паузы с улыбкой признался:
  
  — Хотел разыграть небольшой блеф, но сообразил, что тебя не проведешь.
  
  — Вечеринка у Сэди Хокинс. Тебе оставалось учиться шесть месяцев. Я была классом младше. Тебя пригласила Энн Пэлтроу, но ты хорошо приложился к бутылке и явился туда уже навеселе. Она на тебя разозлилась и ушла, и тогда ты начал заигрывать со мной. А я успела накачаться пивом. Ты и охнуть не успел, как мы оказались на заднем сиденье машины твоего отца, где весело провели часок. А теперь скажи мне, что забыл об этом.
  
  Я улыбнулся, с трудом сглотнул и промолвил:
  
  — Прости.
  
  — В таком случае ты наверняка забыл, что несколько недель спустя я уехала отсюда, а через девять с половиной месяцев…
  
  — Боже милосердный!
  
  Джули рассмеялась и потрепала меня по руке.
  
  — Не пугайся! Я тебя разыграла. По крайней мере в том, что касалось моей последней фразы. То есть я действительно уехала, но лишь потому, что захотелось вырваться из этого захолустья. Мне всегда казалось, что оно мне не подходит. Ты и сам не очень-то вписывался в окружение, но тебе удавалось со всеми ладить, потому что, уж извини за такое определение, всегда был пай-мальчиком.
  
  — Это правда, — кивнул я. — А ты, значит, пай-девочкой не была?
  
  — У меня порой возникали сложности.
  
  — Помню, одно время, как только начинались экзамены, кто-то звонил пожарным и сообщал, будто школа горит или там заложена бомба. Ходили слухи, что это была ты.
  
  Джули напустила на себя серьезный вид.
  
  — Даже не представляю, кто мог решиться на подобное. Это же безответственно. — Она сделала паузу. — Хотя понимаю, что человек, не успевший подготовиться к сложному экзамену, мог бы пойти на крайние меры. И я сделала это всего дважды, — добавила Джули.
  
  — Ха! Так это все-таки вытворяла ты!
  
  — Вообще-то нас таких было пятеро. Зато у меня появился еще один повод удрать из города.
  
  — Я и сам тут не задержался надолго.
  
  — А теперь мы оба снова здесь, — произнесла Джули, пока официантка ставила перед нами две бутылки «Короны». — Но у тебя хотя бы есть отмазка. Смерть члена семьи.
  
  — А как это случилось с тобой?
  
  — Я основательно помоталась по стране. Работала в нескольких небольших городских газетах. Тогда никого не волновало, есть ли у тебя специальное журналистское образование, которого у меня не было. Но к тому времени, когда я сумела устроиться в «Лос-Анджелес таймс», опыт у меня накопился. Но вот беда, скоро у них началось сокращение штата, и я осталась без работы. Это затронуло почти все издания. Но, как я выяснила, даже в самый разгар кризиса в нашей «Стандард» открылись вакансии. Сначала им пришлось уволить одну дамочку, а потом еще этот парень по фамилии Харвуд — противный урод! — решил начать жизнь заново в другом месте. Вот я и вернулась. Газетенка нищая, печатает всякую ерунду, а руководят ею придурки. Но в ней я могу пересидеть до того, как найду что-нибудь получше. А искать я умею.
  
  Я рассмеялся.
  
  — Что такое?
  
  — Да словечко, которым ты обозвала своих работодателей… Томас рассказывал, что однажды ты так же назвала братьев Лэндри.
  
  — Ах, тех двоих! Тупого и еще тупее. Я обозвала их придурками?
  
  — Да. Они стали приставать к Томасу, а ты за него заступилась. Обратила их в бегство. Вероятно, слишком поздно благодарить тебя за это, но все равно хочу сказать тебе спасибо.
  
  — А я и забыла об этом. — Джули взяла бутылку с пивом за горлышко и основательно отпила из нее, откинувшись на спинку стула. — А ты знаешь, что они оба уже на том свете?
  
  — Неужели?
  
  — Да. Вообрази, оба вдрызг пьяные припарковали свой пикап на обочине. Один встал у заднего борта, чтобы закинуть что-то в кузов, а второй начал сдавать назад и переехал его. Почувствовал толчок, вылез проверить, в чем дело, но машину на ручник не поставил. Она покатилась. Он бросился вслед, поскользнулся и попал под заднее колесо. Мне оставалось только пожалеть, что все произошло до моего возвращения сюда. С каким смаком я бы написала репортаж об этом!
  
  Неожиданно она посмотрела на меня с виноватым выражением на лице.
  
  — Прости. Я, кажется, ляпнула не подумав. И вообще ты хотел поговорить со мной, потому что я написала в газете о смерти твоего отца.
  
  Я жестом показал ей, что извинения излишни.
  
  — Все в порядке. Я внимательно прочитал твою заметку. Просто хотел спросить, не знаешь ли ты каких-то подробностей, о которых не упомянула?
  
  — Нет.
  
  — А какое-нибудь расследование проводили?
  
  — Да. Обычная рутина. Смерть по неосторожности. Обстоятельства самые заурядные. Так что вывод никто не ставил под сомнение. Я написала еще одну короткую информацию, но, поскольку никаких сенсаций в ней не содержалось, она не попала в газету. Только когда несчастье касается тебя лично, все представляется важным и тебя интересует любая подробность. Но для «Стандард» оказалось достаточно заметки в три абзаца, и тема была исчерпана. Честно говоря, даже она не была бы написана, если бы я не знала, кто такой Адам Килбрайд и что он ваш с Томасом отец.
  
  — Прости, мне не стоило отнимать у тебя из-за этого время.
  
  — Не беспокойся обо мне. Я же понимаю, как это все тяжело. Могу я хоть чем-то помочь тебе или Томасу?
  
  — Нет. Хотя… Как-нибудь навестишь нас? Томас будет очень рад тебя видеть. При том что… Впрочем, ты наверняка знаешь, что он не совсем такой, как все.
  
  — И всегда был, — заметила Джули.
  
  — Боюсь, сейчас это усугубилось.
  
  Она улыбнулась:
  
  — Помню, он носился со своими картами. Томас по-прежнему ими увлекается?
  
  — Да.
  
  У меня еще оставалось в бутылке пиво, хотя Джули уже почти допила свое.
  
  — Ты сам казался немного с приветом. Постоянно что-то рисовал. А спортом не увлекался.
  
  — Я какое-то время метал копье, — сказал я в свое оправдание.
  
  И это было правдой. Метание копья осталось единственным видом спорта, которым я занимался. И получалось у меня неплохо. Как и бросать дротики в комнате отдыха, оборудованной в подвале нашего дома.
  
  — Копье? Неужели? — удивилась Джули. — Метание копья — один из немногих видов спорта, где требуется развитие всех групп мышц. Но, как я теперь понимаю, именно рисунки принесли тебе успех. Мне часто попадались твои карикатуры в «Лос-Анджелес таймс». Они были действительно хороши.
  
  — Спасибо.
  
  — Ты, очевидно, успел за это время жениться?
  
  — Нет. Но пару раз был близок к этому. А ты?
  
  — Прожила несколько месяцев с парнем, который сочиняет музыку для релаксации. Типа той, что включают, когда делают тебе массаж. Слышал такую? Там еще фоном птички чирикают и журчат ручейки. Навевает сон. Я с ним несколько раз чуть в кому не впала от этого, хотя и сам он оказывал на меня тот же эффект. Потом сходилась то с тренером из НБА, то с продюсером реалити-шоу на телевидении, и был еще тип, промышлявший разведением игуан.
  
  Джули задумалась, словно оглядываясь в прошлое.
  
  — Ко мне почему-то всегда липли мужчины со странностями. Все это, вероятно, оттого, что происходило в Калифорнии. Хорошо, что теперь я вернулась домой.
  
  А меня внезапно посетило неожиданное воспоминание.
  
  — Фиолетовое, — сказал я.
  
  — Что?
  
  Я покачал перед Джули указательным пальцем.
  
  — На тебе было фиолетовое нижнее белье.
  
  Она расплылась в улыбке:
  
  — Наконец-то. А то я, признаться, немного обиделась, что совершенно не произвела на тебя тогда впечатления.
  12
  
  На следующий день за завтраком я сказал Томасу:
  
  — А мне понравилась доктор Григорин.
  
  — Она хорошая, — согласился он, доставая банан из вазы с фруктами. — Какие пилюли она тебе выдала?
  
  Я пожал плечами:
  
  — Никогда не запоминаю названий лекарств.
  
  Брат наполовину очистил банан.
  
  — Она тебе сообщила?
  
  — Что?
  
  — Чем я занимаюсь. Я сказал ей, что тебе пора узнать об этом.
  
  — Да.
  
  — Пришло время посвятить тебя в особенности моей работы.
  
  — Почему же ты сам не рассказал мне об этом?
  
  Он впился зубами в банан.
  
  — Посчитал, что ей ты скорее поверишь. Она же врач.
  
  — А ты думаешь, сама доктор Григорин верит в это? В здравый смысл того, чем ты занимаешься? Запоминаешь наизусть карты и уличные планы, чтобы помочь бегству наших тайных агентов. Готовишься к тому, что однажды карты перестанут существовать, а вся информация останется у тебя одного вот здесь. — И я постучал себя пальцем чуть повыше виска.
  
  Брат отложил банан в сторону и опустил ладони на стол.
  
  — Если бы она в это не верила, то не стала бы мне задавать столько вопросов. Если бы не верила, то так бы сразу и сказала.
  
  На его лице отчетливо читалось разочарование.
  
  — Но ты, как я теперь вижу, мне совершенно не веришь. Я ошибался, надеясь, что доктору Григорин удастся убедить тебя.
  
  — Ну сам подумай, Томас! Ты простой человек, живущий на окраине Промис-Фоллз, штат Нью-Йорк. Никогда не работал ни в правоохранительных органах, ни в каком-либо другом государственном ведомстве. У тебя нет никакого образования, нет диплома по специальности, которую получают настоящие специалисты в области карт и…
  
  — Картографы.
  
  — Что?
  
  — Человека, который является экспертом в этой области, называют картографом. Но только никто не выдает таких дипломов. Можно получить ученую степень географа, а потом применить полученные знания при работе с картами, то есть картографом.
  
  Своей тирадой Томас слегка сбил меня с толку, но мне не потребовалось много времени, чтобы восстановить логическую цепочку своих рассуждений.
  
  — Хорошо. Видишь, ты сам признаешь, что не получил географического образования и никогда не работал картографом.
  
  — Да.
  
  — Однако ты полагаешь, что именно тебя, человека, не обладающего ни соответствующей квалификацией, ни связями в правительстве, Центральное разведывательное управление — всемогущая организация с многомиллионным бюджетом и сотрудниками по всему миру — решило сделать своим главным экспертом по картам?
  
  — И это просто поразительно, верно?
  
  — Да.
  
  — Но у меня исключительная память. Потому я и был избран.
  
  — Так ты у нас, оказывается, из числа избранных, — усмехнулся я, откидываясь на спинку стула.
  
  — Опять издеваешься надо мной?
  
  — Нисколько… Хотя, может, это так прозвучало для тебя. Но на самом деле, Томас, я всего лишь хочу показать тебе, насколько все это абсурдно. Ведь, кроме всего прочего, доктор Григорин поведала мне, будто ты общаешься с бывшим президентом Клинтоном.
  
  Прошлым вечером, стоя у приоткрытой двери комнаты Томаса, я наблюдал, как он разговаривает с несуществующим собеседником. Трубка телефона лежала на месте, а на монитор компьютера он в это время не смотрел. И я слышал его фразу: «Я чуть не назвал вас Биллом».
  
  — Так и есть, — произнес Томас. — Но я могу обращаться к нему просто «мистер президент». Бывшие президенты сохраняют за собой это право.
  
  — Знаю.
  
  — Мне больше не хочется обсуждать с тобой данную тему, — заявил вдруг Томас. — Таблетки, которые дала тебе доктор Григорин, явно не действуют. А я-то надеялся, что они сделают тебя более терпимым и восприимчивым. Но ты — как отец.
  
  И, оставив недоеденный банан на столе, он ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью.
  * * *
  
  Возникла необходимость пополнить наши запасы продовольствия. Нельзя было бесконечно питаться пиццей и бутербродами, а потому я как раз складывал в тележку замороженные продукты в универсаме «Прайс чоппер», когда встретил Лена Прентиса и его жену Мари. Даже после того как папа ушел из его типографии, Лен поддерживал с ним дружеские отношения. Кожа его обычно молочно-белого лица сейчас носила отчетливые следы недавнего загара, хотя со дня похорон успела чуть посветлеть. Что до Мари, то она, как всегда, выглядела бледной и изнуренной. У нее были давние и неразрешимые проблемы со здоровьем. Я не помнил, чем она страдала конкретно, но недуг был как-то связан с синдромом хронического переутомления. Вечная усталость. А ведь я был знаком с этой супружеской парой почти тридцать лет. С их сыном Мэттью, моим ровесником, мы подростками даже тусовались вместе. Сейчас он жил в Сиракьюсе, работал бухгалтером, обзаведясь женой и тремя детишками.
  
  — Привет, Рэй! — воскликнул Лен, толкая перед собой тележку. Мари маячила у него за спиной. — Как дела у вас с Томасом?
  
  Но я еще не успел и рта раскрыть, как голос подала Мари:
  
  — Рэй! Очень рада тебя видеть.
  
  — Здравствуйте, — улыбнулся я. — У нас все в порядке. Держимся. Вот, приехал сюда за продуктами.
  
  — Это была торжественная церемония, — искренне сказала Мари.
  
  Отец всегда называл ее «Мари-солнышко», хотя не имел при этом в виду цвета ее лица. Просто, несмотря на свое нездоровье, она умела выглядеть веселой и беззаботной.
  
  — Да, — согласился я. — Благодарю еще раз, что почтили похороны своим присутствием.
  
  Потом я обратился к Лену:
  
  — Еще пару дней назад хотел спросить, не заснули ли вы, случайно, где-нибудь в солярии?
  
  Мари игриво потрепала меня по руке.
  
  — Ах ты, шутник! Нет, просто Лен пару недель назад вернулся с отдыха.
  
  — Где отдыхали? Во Флориде?
  
  Лен пожал плечами, словно это не казалось ему важным.
  
  — Нет. В Таиланде.
  
  — Расскажи ему, как там красиво, — попросила Мари.
  
  — О да. Там просто потрясающе. Такой изумительно синей морской воды не увидишь нигде больше. Тебе доводилось там бывать, Рэй?
  
  — Нет, — ответил я. — Но часто слышал, как там прекрасно. А вы не присоединились к мужу, Мари?
  
  Она вздохнула.
  
  — На подобное путешествие у меня недостаточно энергии. Уж очень далеко. Я не против провести неделю где-нибудь в лесной хижине в паре часов езды от наших мест, но все эти аэропорты, очереди на таможне, необходимость снимать обувь, а затем снова надевать ее — слишком тяжело для меня. Хотя моя неспособность путешествовать в дальние страны вовсе не означает, что Лен не может иногда отправиться в вояж вместе с людьми, которым это тоже по душе.
  
  Лен сменил тему:
  
  — Рэй, я хочу заехать к вам, прежде чем ты вернешься в Берлингтон.
  
  — Пока не могу даже сказать, когда уеду домой, — отозвался я. — Нужно сначала позаботиться о Томасе, решить, как поступить с домом. Брата нельзя оставить там жить одного.
  
  — Конечно, нет! — экзальтированно воскликнула Мари. — Мальчик нуждается в присмотре.
  
  Я ощутил приступ раздражения, но ничем не выдал его. Права она была в одном — за Томасом действительно необходимо приглядывать. Но он все же взрослый мужчина, а не мальчик. К нему не следовало относиться как к несмышленому ребенку. И при этом я уже сам не смог избежать чувства вины, подумав, что слишком суров к брату и обижаю его, насмехаясь над его так называемой миссией.
  
  — Верно, присмотр за ним необходим, — сказал я. — Но мне, возможно, удастся приучить его быть более самостоятельным.
  
  Я действительно много размышлял над этим в последнее время. Факт, что Томас забивал себе голову мифическими, далекими от реальности проблемами, еще не делал его неспособным жить вполне нормальной жизнью. Хотелось приучить его самому готовить себе еду, помогать мне с уборкой дома. Если я начну загружать брата другими делами, он станет больше времени проводить вне стен своей спальни. Если вывести его в большой мир не представляется пока возможным, то надо хотя бы сделать Томаса более активным в пределах нашего жилища.
  
  — Что ж, нам пора двигаться дальше, — произнес Лен. — Всего хорошего. Рад был тебя видеть.
  
  — А я-то все никак не соберусь заглянуть к вам, ребята, со сковородкой своего жаркого, — запричитала Мари. — Или лучше пригласить вас к себе на ужин?
  
  — Вы очень добры, — улыбнулся я. — Мы с Томасом это обсудим.
  
  «Как же», — подумал я, хотя ужин с людьми, которых Томас знал, мог пойти ему на пользу. Деточка еще раз покинет родной дом. Мы же ухитрились съездить к психиатру без особых приключений, если не считать ссоры Томаса с Марией.
  
  — Томас все запоминает карты на случай нападения компьютерного вируса? — вдруг спросил Лен, и уголки его рта чуть дрогнули в улыбке.
  
  Вопрос прозвучал для меня как гром среди ясного неба.
  
  — Так вам известно об этом?
  
  — Твой отец рассказывал. Мне показалось, ему хотелось хоть с кем-нибудь поделиться.
  
  Я кивнул, а Мари тут же одернула мужа:
  
  — Не надо, Лен. Тебя это совершенно не касается.
  
  — Касается, если Адам решил мне обо всем рассказать, — возразил он и обратился ко мне: — На твоего отца это легло тяжким грузом, понимаешь?
  
  Похоже, так считали все.
  
  Постучав в дверь комнаты Томаса, я открыл ее и сообщил:
  
  — Я уже дома.
  
  Брат щелкал «мышью» и даже не обернулся, бросив только:
  
  — Хорошо.
  
  — А ты сегодня приготовишь ужин.
  
  Мои слова заставили его развернуться в кресле.
  
  — Что?
  
  — Вечером ужином нас накормишь ты.
  
  — Я никогда не готовлю еду.
  
  — Значит, самое время начинать. Я привез замороженные полуфабрикаты. Это будет легко.
  
  — А почему ты не можешь сделать ужин? Папа всегда готовил для нас обоих.
  
  — Но ведь у меня тоже есть работа, — заметил я. — У тебя твоя, у меня — моя. Нужно сделать несколько важных звонков, а потом, вероятно, придется привезти кое-какие мои вещи из Берлингтона…
  
  — Штат Вермонт.
  
  — Верно, из Берлингтона, штат Вермонт, чтобы я мог продолжать трудиться, пока мы улаживаем здесь наши с тобой дела.
  
  — Улаживаем наши дела, — тихо повторил Томас.
  
  — Совершенно верно. И я все тебе покажу. Как пользоваться духовкой и прочее. Но тебе надо будет спуститься часам к пяти.
  
  Я успел насладиться ошеломленным выражением лица брата, прежде чем закрыл дверь.
  
  Вскоре зазвонил сотовый телефон. Это был мой агент Джереми Чандлер, снабжавший меня заказами на протяжении последних десяти лет.
  
  — У меня для тебя три предложения, но никто не просит создать новую Сикстинскую капеллу и расписать потолок, и сорок лет на работу тебе никто не даст. Речь о двух журналах и одном сайте в Интернете, Рэй. У них жесткие сроки. Если тебя это не устраивает, мне необходимо знать как можно скорее, чтобы предложить эту работенку другим художникам, которые, может, не так талантливы, как ты, зато нуждаются в деньгах.
  
  — Но я же говорил тебе, что я сейчас в доме отца.
  
  — Верно! Совершенно вылетело из головы. Твой отец умер, так ведь?
  
  — Вот именно.
  
  — И что? Похороны и прочие формальности — все уже позади?
  
  — Да.
  
  — Тогда скажи, когда вернешься к себе в мастерскую.
  
  — Я пока не до конца разобрался с делами, Джереми. Вероятно, мне придется оборудовать себе временное рабочее место здесь.
  
  — Отличная мысль. Иначе мне пришлось бы поручить эти рисунки Торлингтону.
  
  — О, только не ему! — воскликнул я. — Этот халтурщик работает левой ногой. У него Обама похож на Билла Косби.[49] Правда, у него любой афроамериканец — копия Билла Косби.
  
  — Послушай, если сам не берешься за работу, то не критикуй чужую. Кстати, я уже говорил тебе, что на меня вышли люди Вачона?
  
  — Неужели?
  
  Карло Вачон, печально известный крестный отец мафиозного клана из Бруклина, находился под судом по целому списку статей — от убийства до неоплаченных счетов за парковку. Один нью-йоркский журнал заказал мне карикатуру на него, где я, во-первых, изобразил его с огромным животом, а во-вторых, нарисовал Вачона грозящим пистолетом статуе Свободы. В моей интерпретации она подняла вверх обе руки.
  
  Я сразу почувствовал, как холодок пробежал по спине.
  
  — И что, они меня «заказали»?
  
  — Ничего подобного. Тебе нечего опасаться. Карло очень понравился твой рисунок, и он хочет купить оригинал. Эти гангстеры обожают славу, пусть и дурную.
  
  — Оригинал остался у тебя?
  
  — Да.
  
  — Так отправь его в виде подарка.
  
  — Уже сделано. Но на самом деле я звоню тебе по иной причине.
  
  — По какой же?
  
  — Скоро в Интернете начнут раскручивать новый сайт. Финансируют его очень влиятельные люди, и они хотят заткнуть за пояс «Хаффингтон пост», но им нужно все в несколько ином стиле. Тогда я предложил им жанр политической анимации, нечто похожее на то, что делают на сайте «Нью-йоркера». Десятисекундные ролики с минимальным движением. Его можно создать простым вращением камеры…
  
  — Мне известно, как это делается, — перебил я. — Так ты рекомендовал им меня?
  
  — Не было необходимости. Потому они ко мне и обратились. Руководит всем дама Кэтлин Форд, очень богатая. Она хочет, чтобы я устроил ей встречу с тобой как можно быстрее.
  
  — Хорошо, но только прямо сейчас я…
  
  В этот момент раздался стук в нашу входную дверь. Стучали громко, уверенно и настойчиво. Как к дому подъехала машина, я не слышал, но Джереми обладал дурной привычкой орать в трубку так, словно ему нужно было перекричать шум двигателей «Боинга-747».
  
  — К нам кто-то пришел, — сказал я.
  
  — Рэй, пойми, это нечто грандиозное. Тебе необходимо встретиться с Кэтлин Форд. Мы можем сорвать настоящий куш.
  
  — Я тебе перезвоню.
  
  Оставив телефон на кухонном столе, я направился к двери.
  
  На крыльце маячили двое, а их черный седан стоял во дворе позади моей «ауди», блокируя ее, словно из опасения, что я могу попытаться сбежать на машине. Мужчина и женщина — обоим за сорок, одеты в разного оттенка серые костюмы, к которому мужчина добавил узкий и неброский галстук.
  
  — Мистер Килбрайд? — громко произнесла женщина.
  
  — Да.
  
  — Я агент Паркер, а это — агент Дрисколл.
  
  — Кто?
  
  — ФБР, откройте!
  13
  
  Бриджит Янгер была убеждена, что если собирается обсудить сложившуюся ситуацию с ближайшим другом и главным советником мужа Говардом Таллиманом, то лучше это сделать в людном месте. Может, ему удастся сдержать желание удавить ее немедленно, если кругом будут свидетели. И она пригласила его на обед в кафе «Юнион-сквер», заказав столик на час дня.
  
  Таллиман был лучшим другом Янгера с юности. Они вместе учились в Гарварде, напивались, занимались юриспруденцией, ездили отдыхать и, вероятно, даже трахались в одной постели во время путешествия по Японии через пару лет после гибели Джеральдин. Еще с молодых лет Говард начал принимать участие в закулисных политических кампаниях — и демократов, и республиканцев, ему было без разницы. Значение имела только победа. Подобно тому как хоккеист, проданный из «Нью-Йорк рейнджерс» в «Бостон брюинс», начинает бесцеремонно впечатывать в борт бывших товарищей по команде, Таллиман мог выработать стратегию для одной партии в ущерб другой, если ему платили больше. При этом сам он никогда не стремился стать политическим деятелем. Низкорослый и пузатый Таллиман сам любил подчеркнуть, что не обладает привлекательностью, зато знает, как играть в политические игры, оставаясь невидимым, и приносить победы другим.
  
  — Ты сумеешь пойти так далеко, как только захочешь, — сказал он Моррису десять лет назад. — Единственный ограничитель — твои собственные амбиции. Если они достаточно сильны, то вознесешься на самый верх. Но рост, естественно, должен быть поэтапным. Сначала суровый государственный обвинитель, потом неподкупный генеральный прокурор. Можешь продолжить эту линию и посмотреть, куда она тебя приведет. А приведет она тебя, как я уже сказал, на самую головокружительную вершину.
  
  Так Говард Таллиман смешивал коктейль честолюбия, а Моррис охотно им упивался.
  
  И годы трудной работы теперь приносили плоды. Давали отдачу по-крупному. Моррис уже без пяти минут губернатор штата, а дальше… Кто знает, что ждет его дальше?
  
  Но как ни гордился Таллиман успешной операцией по превращению своего лучшего друга в звезду политической жизни, настоящим самодовольством он переполнялся, видя рядом с ним во время каждого победного спича молодую красавицу жену. С Бриджит он познакомился, когда обратился к услугам ее компании по связям с общественностью от имени другого своего клиента — окружного судьи, чью репутацию понадобилось в экстренном порядке спасать после того, как его оболтуса-сынка взяли за задницу, обнаружив, что тот оборудовал лабораторию по производству синтетических наркотиков в папашиной летней резиденции в Нью-Гэмпшире. Стоило ему увидеть Бриджит, и Говард мгновенно понял, как роскошно будет выглядеть эта женщина, стоя рядом с Моррисом в каждом городке на пути предвыборного турне по штату Нью-Йорк. Точеная фигура статуэтки, лебединая шея, соблазнительный бюст, но при этом не чрезмерно пышный. И королевская осанка.
  
  Как теперь понимала Бриджит, Говард искусным маневром свел их вместе, причем так, что они даже об этом не подозревали. Именно он подбросил идею сбора средств для строительства бейсбольной площадки, обеспечив, таким образом, чтобы Моррис и она оказались в одном месте, в одно время. Говард представил их друг другу, а потом неустанно нашептывал поочередно в уши, как она нравится ему, а он — ей.
  
  Представьте Макиавелли, вооруженного стрелами Купидона, и вам станет ясна роль, сыгранная Говардом Таллиманом.
  
  А дальше постороннее вмешательство не потребовалось. Уже через неделю Бриджит оказалась распластанной на заднем сиденье лимузина Янгера с расстегнутыми пуговицами и «молниями» — и с головой будущего губернатора где-то у себя между ног.
  
  Она даже получила удовольствие, хотя не всегда была охотницей до представителей противоположного пола. Но собственно, какая ей разница? Как только Бриджит сообразила, что, связавшись с Моррисом Янгером, будет вести образ жизни, к которому стремилась, она решила, что сможет определиться со своими сексуальными предпочтениями и остановиться на чем-то одном.
  
  Но не смогла, хотя осознала это уже после того, как вышла за Морриса замуж.
  
  Причем Эллисон стала далеко не первой, с кем Бриджит вернулась к прежним привычкам, но именно с ней она наметила впервые провести несколько дней вдали от мужа. Сама Бриджит не воспринимала эту связь всерьез, да и Эллисон отнеслась ко всему легко. Новой любовнице Бриджит представилась под вымышленным именем и сделала все, чтобы той не попался на глаза ее паспорт, а когда они вместе появлялись на людях, маскировала внешность огромными темными очками и широкополой шляпой. Впрочем, дело упрощалось тем, что, если мужа узнавали везде, где бы он ни появлялся, и часто просили дать автограф, ее саму, стоило ей остаться одной, не узнавал практически никто. Нет, она, разумеется, привлекала нескромные взгляды, причем и мужчин, и женщин, но по иным причинам. Люди разглядывали ее оценивающе не из-за того, кем она была, а из-за ее потрясающей внешности.
  
  И вот теперь Бриджит грозили крупные неприятности.
  
  Она листала меню, а когда снова подняла голову, появился Говард.
  
  — Привет, Бриджит! — произнес он и, склонившись, изобразил поцелуй в щеку, не касаясь губами ее лица. — Выглядишь, как всегда, аппетитно. Тебя просто хочется смаковать с маленькой ложечки.
  
  — Ты тоже чудесно выглядишь.
  
  — О, брось! Это пустое. Когда я проходил мимо стойки бара, то слышал, как кто-то за спиной шептал, что только что видел Дэнни де Вито.
  
  Бриджит натянуто рассмеялась, пока Говард усаживался напротив нее в кресло. По его лицу она видела: он уже понял, что возникла проблема. Говард Таллиман не добился бы ничего в жизни, не умей он разбираться в людях.
  
  А вот в ней он разобраться не сумел. Бриджит не стала для него открытой книгой с самой первой встречи. Стоило ему тогда присмотреться к ней пристальнее, и они бы сейчас не сидели друг против друга, ведь так?
  
  — Нам не помешает немного выпить, — сказал он. — Что для тебя заказать?
  
  — Пожалуй, белое вино с содовой.
  
  Говард удивленно поднял брови.
  
  — Неужели все настолько плохо? Вино с содовой? Ты пьешь эту дикую смесь, только если тебе приносят твою любимую «Таймс» с получасовым опозданием.
  
  Он повернулся в кресле и схватил под локоть проходящую мимо официантку.
  
  — Леди будет белое вино с содовой, а мне принесите, пожалуйста, виски. Льда не надо… Так что стряслось, Бриджит? Я же понимаю, что ты пригласила меня сюда не на романтическое свидание, да и мне, честно говоря, трудно было бы выкроить время на интрижку при своем весьма насыщенном графике.
  
  Говард никогда не был женат, и если в его жизни оставалось место для любви (не считая страсти к политическим интригам), то об этом никто ничего не знал. Впрочем, у каждого свои секреты.
  
  Бриджит тяжело вздохнула:
  
  — Надеюсь, ты понимаешь: я бы никогда не сделала намеренно чего-то, что повредило бы Моррису.
  
  — Начало тревожное, — пробормотал себе под нос Говард.
  
  — И я бы никогда не решилась поставить его под удар. Никогда!
  
  Он внимательно посмотрел на нее.
  
  — А теперь позволь мне высказать предположение… — Говард оглядел ее с таким видом, словно прикидывал, сколько выложил Моррис за ее бриллиантовые сережки. Правильный ответ — двадцать тысяч, но думал он сейчас не об этом, а о том, в какую грязь ухитрилась вляпаться Бриджит. — Это либо деньги, либо секс, — заметил он. — Или и то и другое сразу. По большому счету все всегда сводится к этому. Что бы ты ни натворила, в основе неизменно либо одно, либо другое, либо их комбинация.
  
  — Ты прав. Это и то и другое, — кивнула Бриджит.
  
  — И насколько все скверно?
  
  — Ситуация сложная, — ответила она. — Дело в том, что меня шантажируют.
  
  — Это то, что касается денег. А когда мы заговорим, почему шантажист имеет власть над тобой, то речь, полагаю, зайдет о сексе. Хотя, может, я ошибаюсь, и ты попросту случайно кого-то прикончила?
  
  — Я никого не убивала! — возмутилась Бриджит.
  
  — Что ж, — произнес Говард, когда перед ними поставили заказанные напитки, — в таком случае у нас уже есть повод, который можно отпраздновать. Кстати, я встречал немало людей, кому сходило с рук даже убийство.
  
  Он отпил из стакана с виски и посмотрел в спину удаляющейся официантке. Как подозревала Бриджит, в какой-то степени этот человек сейчас даже наслаждался сложившимся положением, потому что обожал решать проблемы. Но если это и так, то наслаждаться ему осталось недолго.
  
  — Только не говори мне, что есть снимки, на которых ты занимаешься сексом с козлом или кем-то похожим, — произнес Говард.
  
  — Нет, конечно.
  
  — Отлично. В сравнении с этим другие варианты уже представляются сущими пустяками. Выкладывай подробности.
  
  — У меня был роман, — призналась Бриджит.
  
  Говард кивнул, словно понял это сразу, и поинтересовался:
  
  — Речь идет о чем-то недавнем, о любовной связи, возникшей уже после того, как вы с Моррисом сочетались священными узами брака?
  
  — Да.
  
  — И с ним уже покончено? С этим романом?
  
  — Да.
  
  — Я с ним знаком?
  
  — Нет, — после паузы произнесла Бриджит.
  
  Говард чуть склонил голову набок.
  
  — Меня встревожило твое колебание с ответом, Бриджит. Оно может означать, что я его знаю и ты лжешь, либо ты говоришь правду, но все равно пытаешься меня запутать. Дай мне секунду, чтобы сообразить… Мне кажется, что второй вариант вероятнее.
  
  Бриджит молчала. Если отвлечься от конкретной ситуации, что для нее сейчас весьма затруднительно, Говард мог бы произвести весьма сильное впечатление.
  
  — Кто она? — спросил он.
  
  — Ее зовут Эллисон Фитч.
  
  У Говарда стали подрагивать веки, что происходило всегда, когда он рылся в своей мысленной базе данных.
  
  — Ты права. Я с ней незнаком. — Говард сделал еще глоток виски. — А знаешь, Бриджит, когда я свел тебя с Моррисом и аккуратно расспрашивал, нет ли в твоем прошлом какого-нибудь компромата, тебе ничего не стоило упомянуть, что ты — «двустволка».
  
  Бриджит очень прямо и скованно сидела в кресле, но не могла вымолвить ни слова в свое оправдание.
  
  — Ты делилась с этой Эллисон Фитч информацией, что твой муж — генеральный прокурор штата и, вероятно, его будущий губернатор?
  
  — Нет. Она вообще знала меня под другим именем. Но потом случайно увидела по телевизору вместе с Моррисом на каком-то мероприятии, а остальное было уже просто, как дважды два.
  
  Бриджит вкратце пересказала ему всю историю: где познакомились, сколько раз встречались и о совместной поездке на Барбадос.
  
  Говард усмехнулся:
  
  — Я в шутку упомянул о твоих снимках с козлом. А с этой женщиной? Могли остаться какие-то фотографии? Скрытая камера и все такое? Теперь, когда я всерьез оценил возможный урон с политической точки зрения, козел мне уже кажется меньшим из зол.
  
  Бриджит посмотрела на него, прищурившись.
  
  — Тебя действительно волнует, что шантажистка может пустить в ход против меня? Или любопытно посмотреть на снимки?
  
  — А они существуют?
  
  — Вряд ли. Эллисон никогда мне ничего не говорила. Да и зачем ей снимать меня? Она ведь понятия не имела, за кем я замужем.
  
  — Тогда какие у нее есть доказательства? Мы вполне можем прибегнуть к стратегии отрицания. Это все равно будет внешне выглядеть не слишком опрятно, но мы твердо опровергнем инсинуации, списав их на происки политических противников твоего супруга. А сами тем временем покопаемся в ее прошлом и нароем что-нибудь эдакое, что полностью подорвет к ней доверие. Поверь мне, мы соберем нужную информацию, даже если придется сфабриковать ее. И пусть пресса порезвится немного. Уже скоро история всем надоест, и мы продолжим кампанию, будто ничего не случилось. Или еще хлеще. Если у нее нет ничего в подтверждение своих слов, мне нужно будет сделать всего несколько звонков, чтобы ею занялась полиция. Она и глазом моргнуть не успеет, как окажется на скамье подсудимых по обвинению в вымогательстве. Можно провернуть все, как тот телеведущий… Имя из головы вылетело. Такой, с торчащими вперед зубами, помнишь? Его тоже пытался шантажировать один придурок. Угрожал, что если он ему не заплатит, весь мир узнает о его любовных связях чуть ли не со всей своей телегруппой. Привлекли полицию, устроили ловушку, и придурок угодил за решетку. В твоем случае разница лишь в том, чтобы утверждать, будто ты вообще не знакома с этой дамочкой. Да, возможно, ты случайно с ней пересекалась где-нибудь на вечеринке или на отдыхе, но даже не представляешь, кто она такая. Когда мы с ней разберемся, ей никто не поверит, даже если она заявит, что во время урагана «Катрина» шел легкий дождик.
  
  — Остались тексты, — заметила Бриджит.
  
  — Не понял?
  
  — Фотографий нет, но мы обменивались звонками по телефону и текстовыми сообщениями.
  
  — Какого рода сообщениями, Бриджит?
  
  — Я бы сказала… Их можно назвать непристойными. Или скорее сладострастными.
  
  — И автором некоторых из них была ты? Или похотливые записочки тебе отправляла исключительно сама мисс Фитч?
  
  — Пятьдесят на пятьдесят…
  
  Говард покачал головой.
  
  — Сколько она хочет получить и что собирается сделать, если ты не поддашься на шантаж?
  
  — Сто тысяч. Или она обнародует историю. Продаст тем, кто предложит больше.
  
  — Как видно, девушка не слишком искушена в этой жизни.
  
  — Почему же?
  
  — На ее месте я бы потребовал не менее миллиона. И откуда нам знать, что она не продаст информацию в прессу, даже если мы заплатим?
  
  — Она обещала не делать этого.
  
  Говард откинулся в кресле и развел руки в стороны.
  
  — Ах вот как? Она обещала? Ну тогда нам, конечно, беспокоиться не о чем.
  
  — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Она станет являться к нам снова и снова, требуя все больше денег.
  
  — Мне это представляется вероятным, Бриджит. Хотя можно поговорить с ней так, что она будет счастлива урвать хотя бы эту сумму, а потом исчезнет, и мы никогда больше о ней не услышим.
  
  Она вздохнула с облегчением.
  
  — Я была уверена, что ты знаешь, как справиться с данной проблемой. Ты такой… В общем, умеешь преодолевать кризисные ситуации.
  
  — Просто необходимо вовремя гасить пожары. Вот и сейчас нам нужно укротить огонь, пока он, фигурально выражаясь, не охватил весь лес.
  
  — Но только, Говард… Я бы очень не хотела, чтобы Моррис узнал об этом. Мы, конечно же, были с ним предельно откровенны, когда разговаривали о своем прошлом, но ему не известно, что у меня кто-то был уже после нашей женитьбы. Надеюсь, ты не собираешься ему рассказать?
  
  Он покачал головой и накрыл ладонью ее руку.
  
  — Это было бы нецелесообразно. И потом — я слишком люблю вас обоих, чтобы так поступить. Перед вами открывается прекрасное будущее, если научитесь контролировать свои… порывы.
  
  — Я просто сорвалась. Больше такое никогда не повторится.
  
  — Разумеется, — кивнул он, поглаживая Бриджит по руке. — Я не допущу, чтобы кто-нибудь встал у Морриса на пути, включая и тебя. Поэтому, если ты снова выкинешь нечто подобное, я лично удушу тебя твоим же бюстгальтером, раскромсаю тело на мелкие кусочки и скормлю белкам в Центральном парке, а потом найду способ свалить твою смерть на врагов Морриса. Тебе ясно?
  
  — Да.
  14
  
  — Мы хотели бы войти и поговорить с вами, — сказала агент ФБР Паркер.
  
  И это не прозвучало как просьба.
  
  — О чем?
  
  — Давайте обсудим это в доме.
  
  Я все же попросил их предъявить служебные удостоверения, которые они показали мне лишь мельком, а затем пригласил войти. Жестами я показал, что они могут присесть на диван или в кресла гостиной, но оба предпочли остаться на ногах. Мне ничего не оставалось, как последовать их примеру.
  
  — Нам бы тоже хотелось увидеть какое-нибудь удостоверение личности, — произнес Дрисколл.
  
  — Может, мне пригласить своего адвоката?
  
  — Думаю, излишне. Просто было бы неплохо знать, с кем мы имеем дело, — ответила Паркер.
  
  Не решив, следует ли мне безропотно подчиниться, но и опасаясь последствий отказа, я отыскал бумажник и достал свои водительские права.
  
  — Значит, вы — мистер Килбрайд?
  
  — Да.
  
  — Рэй Килбрайд?
  
  — Точно.
  
  — Вы пользуетесь какими-нибудь другими именами?
  
  В голосе Паркер я уловил враждебность, словно она подозревала, что у меня целый набор криминальных прозвищ.
  
  — Нет. Разумеется, нет.
  
  — Кто вы по профессии, мистер Килбрайд?
  
  — Художник. Иллюстратор и карикатурист.
  
  — Что же конкретно вы иллюстрируете? — спросила Паркер, и опять, если судить по интонациям, она предполагала, будто я занимаюсь по меньшей мере порнографическими комиксами.
  
  — Мои рисунки используют газеты, журналы, сайты в Интернете. Неделю назад мой рисунок опубликовали в книжном обозрении «Нью-Йорк таймс».
  
  — Если вы работаете для сайтов, то, как нетрудно предположить, значительную часть своей работы выполняете с помощью компьютера?
  
  — Так и есть, — кивнул я.
  
  — Вы, значит, живете здесь и работаете?
  
  — Нет, я тут не живу. Я живу в Берлингтоне.
  
  — Тогда чей же это дом? — вмешался агент Дрисколл.
  
  — Моего отца, — ответил я и добавил: — То есть он принадлежал моему отцу.
  
  — В каком смысле? — сразу насторожилась агент Паркер.
  
  — В таком, что он умер, — сказал я уже резче, глядя ей в лицо.
  
  Я думал, что сумею умерить ее агрессивность хотя бы ненадолго. Но не произвел на нее ни малейшего впечатления.
  
  — При каких обстоятельствах умер ваш отец?
  
  — Он погиб в результате несчастного случая на заднем дворе дома несколько дней назад. Его придавил насмерть перевернувшийся трактор-газонокосилка. Звали его Адам Килбрайд.
  
  — У вашего отца был компьютер? — задал очередной вопрос Дрисколл.
  
  Я невольно покачал головой, по-прежнему не понимая, что происходит.
  
  — Простите, о чем вы спросили? Ах да, у него был компьютер. Ноутбук.
  
  В руках агента Паркер появился блокнот.
  
  — Когда именно погиб ваш отец?
  
  — Четвертого мая. В пятницу.
  
  Она слегка толкнула напарника локтем в бок и показала ему страницу своего блокнота.
  
  — Вот сообщения за тот день и последующие.
  
  Теперь картина стала проясняться.
  
  — Вы Рэй. Отца звали Адам. А некто Томас Килбрайд проживает по этому адресу? — спросила Паркер.
  
  — Да.
  
  — Вы с ним состоите в родственных отношениях?
  
  — Это мой брат.
  
  — А сейчас он здесь?
  
  — Да. Он наверху.
  
  Если мне с самого начала стало неуютно при появлении этих людей, то сейчас дискомфорт ощущался значительно сильнее. Что, черт побери, мог натворить Томас, если к нам в дом явились сотрудники ФБР? И как он отреагирует, узнав, что они пришли к нему?
  
  — Мой брат проводит у себя в комнате бо?льшую часть дня. Не знаю, зачем он вам понадобился, но он совершенно безобидный.
  
  — Что он делает в своей комнате? — спросила Паркер.
  
  — Сидит за компьютером.
  
  — И он сидит за ним часами напролет, не так ли?
  
  — Послушайте, мой брат страдает психическими отклонениями. И предпочитает находиться в одиночестве.
  
  — Какими отклонениями он страдает? — поинтересовался Дрисколл.
  
  — Ничем таким, что могло бы причинить беспокойство окружающим, — ответил я. — Да, у него есть проблемы, но он ни к кому с ними не пристает. И вообще брат очень… очень послушный.
  
  — Но при этом ему нравится отправлять электронные письма, — заметила Паркер.
  
  Я ощутил дурноту.
  
  — О каких письмах идет речь?
  
  — А вы совсем не контролируете переписку своего брата в Интернете? — спросил Дрисколл.
  
  — Что? Нет, не контролирую. Мне даже неизвестно, что он с кем-то переписывается. Говорю же вам, брат очень замкнутый человек.
  
  — И вы не знаете о том, что Томас Килбрайд регулярно направляет электронные сообщения в Центральное разведывательное управление?
  
  — Боже всемогущий! — вырвалось у меня.
  
  — И что многие письма адресованы бывшему президенту Биллу Клинтону?
  
  Я почувствовал слабость в коленях.
  
  — Прошу вас, скажите мне, что в его письмах не содержалось никаких угроз и вы приехали не за тем, чтобы арестовать его.
  
  Посетители переглянулись, приняв некое безмолвное решение, а потом Паркер произнесла:
  
  — Нет, письма не содержали угроз, однако они вызвали… определенную обеспокоенность. Вы попросите его спуститься, или нам самим лучше подняться к нему?
  
  — Пожалуйста, подождите здесь.
  
  Я поднялся по лестнице и без стука открыл дверь спальни брата.
  
  — Готовить ужин еще рано, — сказал он. — Оставь меня.
  
  — Тебе все равно придется спуститься, Томас.
  
  — Зачем?
  
  — У тебя посетители.
  
  Я ожидал, что брат спросит, кто они, но он лишь сказал:
  
  — Во как!
  
  И поднялся из кресла. Когда Томас направился к лестнице, я слегка придержал его за локоть и предупредил:
  
  — Эти люди из правительственной организации.
  
  На мгновение он замер, а потом дважды кивнул с таким видом, будто ожидал гостей не сегодня, так завтра.
  
  — Отличная новость, — заявил брат.
  
  — В этом нет ничего хорошего, Томас. Что за идиотские письма ты отправлял в ЦРУ?
  
  — Доклады о ходе моей работы, — ответил он и проскользнул мимо меня на лестницу.
  
  С порога гостиной Томас направился прямо к визитерам, чтобы пожать руку сначала даме, а потом и Дрисколлу.
  
  — Я — Томас Килбрайд, — представился он. — Очень рад вас видеть, хотя президент не предупредил меня о вашем приезде.
  
  — Президент? — переспросила агент Паркер.
  
  — Хорошо, формально он бывший президент, но мистер Клинтон заверил, что его можно по-прежнему называть так. Впрочем, не знаю, зачем мне нужно объяснять это людям, которых прислал он лично.
  
  — С какой стати ему присылать нас сюда? — спросил Дрисколл с каменным выражением лица.
  
  Услышав эту фразу, Томас, кажется, впервые слегка забеспокоился.
  
  — А вы разве не из ЦРУ?
  
  — Нет, — ответила Паркер. — Мы с агентом Дрисколлом представляем ФБР.
  
  Разочарованию Томаса не было предела, и он даже не попытался скрыть этого.
  
  — ФБР? — удивился он. — Но я ожидал офицеров ЦРУ.
  
  В этот момент он напоминал ребенка, который вскрыл коробку с рождественским подарком и вместо игровой приставки обнаружил в ней всего лишь пару носков.
  
  — Я ведь поддерживал связь с ними.
  
  — Вообще-то мы здесь как раз по их просьбе, — сообщила Паркер. — Им понадобилась наша помощь.
  
  — Это, случайно, не по поводу моего места работы? Потому что мне хотелось бы продолжать ее дома. Меня совсем не тянет в Вашингтон. Скажи им, Рэй. Мне и здесь хорошо.
  
  — Мистер Килбрайд, — произнес Дрисколл, — почему бы нам всем не присесть?
  
  Агенты устроились в креслах, а мы с Томасом на диване по другую сторону журнального столика.
  
  — Только не поймите меня превратно, — поспешил заверить их Томас. — Я вовсе не хотел вас обидеть. ФБР тоже очень серьезная организация. Но я ожидал людей из ЦРУ.
  
  — Что ж, мы работаем в тесном контакте, — сказал Дрисколл. — Делаем общее дело.
  
  Я уловил перемену в его тоне. Он стал менее враждебным. Это потому, надеялся я, что, познакомившись с Томасом, агент понял: никакой угрозы от него не исходит.
  
  — Вы писали в ЦРУ о возможной атаке некоего компьютерного вируса, — заметила Паркер, и если Дрисколл стал вроде бы чуть дружелюбнее, то она держалась все так же сурово и настороженно.
  
  — Верно, — кивнул Томас. — Я уже все объяснил в своих посланиях в ЦРУ, к президенту Клинтону, говорил об этом в личных беседах.
  
  И совсем недавно, напомнил я себе.
  
  — Но я готов повторить еще раз, — продолжил мой брат. — Я не располагаю никакой конкретной информацией о данном вирусе. С моей стороны это всего лишь гипотеза. Не уверен даже, что это будет именно вирус. Может случиться гигантская вспышка на Солнце или нечто вроде ядерного взрыва. Причиной катастрофы может стать попавший в Землю крупный метеорит. Каждое из подобных явлений приводит к катаклизму.
  
  — Вот как, — сказала Паркер. — Какие же, по вашим прогнозам, нас ожидают последствия?
  
  — Будут уничтожены системы джи-пи-эс и карты, заложенные в программы компьютеров. Все будет стерто. — Томас щелкнул пальцами, но поскольку это у него никогда толком не получалось, едва ли сумел издать хоть какой-то звук.
  
  Затем он объяснил, какую роль лично призван сыграть, чтобы помочь своей стране преодолеть последствия несчастья; как он запоминал планы улиц всех основных городов мира.
  
  — А еще, как вам, должно быть, известно, я нахожусь в постоянной готовности на случай, если у одного из агентов правительства США возникнет необходимость в экстренном порядке покинуть какой-либо из городских районов в любой точке земного шара. Я смогу обеспечить ему маршрут, подсказать расположение улиц, проходов между домами и прочую информацию подобного рода.
  
  — Вот как, — повторила Паркер. — Но скажите мне, Томас, а вы сами не попытаетесь написать такую программу, создать свой вирус, который выведет из строя компьютерную систему правительства США?
  
  — Нет, — ответил он, ничуть не смущенный заданным ему вопросом. — Я не настолько хорошо владею компьютером. То есть я, конечно, провожу за ним много времени…
  
  Томас посмотрел на меня, словно ожидая, что я вставлю веское слово.
  
  — Я знаю, как включить его, пользоваться электронной почтой и применять сайт «Уирл-360», чтобы перемещаться по миру, но это, пожалуй, и все. Я, например, понятия не имею, как разобрать компьютер, и если у меня что-нибудь ломается, папа отвозит его к мастеру в город. — Он сделал паузу. — То есть отвозил раньше. Мой отец умер.
  
  — Да, мы слышали об этом, — сказал Дрисколл. — Примите наши соболезнования.
  
  — Это я нашел его, — продолжил Томас. — Его убил трактор.
  
  Он произносил это как необходимую формальность, будто ему хотелось, чтобы у наших гостей не оставалось сомнений в том, что произошло.
  
  — Ваш брат поставил нас в известность, — произнес Дрисколл.
  
  — И что же вы хотите от ЦРУ, Томас? — поинтересовалась Паркер.
  
  Брат приосанился.
  
  — Мне от них ничего не нужно. Речь о том, что? они могут получить от меня. Я предложил им свои услуги. Вы должны это знать, если ознакомились с моими сообщениями. Когда компьютерные карты перестанут существовать, я сумею прийти правительству на помощь.
  
  — Каким же образом?
  
  Томас выразительно посмотрел на меня. «Эти люди туго соображают, или я чего-то не понимаю?» — читалось в его взгляде.
  
  Он вздохнул:
  
  — А таким, что у меня все в голове. Карты. Улицы. Как все это сейчас выглядит. — Когда его не понимали, Томас начинал цокать языком в паузах между фразами. — Компьютеры будут бесполезны, и я смогу начертить новые карты или стать проводником в случае необходимости. Но, честно говоря, я бы предпочел делать это, не покидая дома. Меня здесь все устраивает. Я мог бы указать направление любому человеку в любой точке планеты, сам находясь все время тут.
  
  — Разумеется, — усмехнулась Паркер. — Если я правильно поняла, вы помните, как выглядят улицы множества различных городов, просто просмотрев их однажды на компьютере?
  
  Томас кивнул.
  
  — Хорошо. Скажите, вам доводилось посещать Джордж-таун?
  
  — Джорджтаун, штат Техас? Или Джорджтаун, штат Кентукки? Или Джорджтаун в провинции Онтарио? Или Джорджтаун в Делавэре? Или…
  
  — Джорджтаун в Вашингтоне, округ Колумбия.
  
  Томас кивнул, показывая, мол, сам мог бы сообразить, зная, что гости представляют ФБР.
  
  — Лично не посещал. Но я вообще почти нигде не бывал.
  
  — Ладно. Предположим, я нахожусь в Джорджтауне. Мне надо купить книгу, и…
  
  Брат на секунду закрыл глаза, а потом открыл их.
  
  — Вам нужен книжный магазин «Барнс энд Ноубл» на углу Эм-стрит и Томас Джефферсон-стрит в северо-западной части города. А если вы проголодаетесь, там через дорогу есть вьетнамский ресторан, хотя я не знаю, хорошо ли там кормят. Никогда не пробовал вьетнамскую пищу. Она похожа на китайскую? Вот китайская мне нравится.
  
  И впервые за все это время у агента Паркер был такой вид, будто ее выбили из колеи. Она посмотрела на напарника, словно спрашивая: «Как, черт возьми, это возможно?»
  
  — Известно, что правительство старается сокращать расходы, а потому мне кажется важным предупредить: я вовсе не стремлюсь получать большое вознаграждение, — продолжил брат. — Будет вполне достаточно компенсации моих расходов. Причем я веду скромный образ жизни. Никаких излишеств. А услуги предлагаю, считая это своим гражданским долгом.
  
  — Томас, нам с агентом Дрисколлом было бы любопытно осмотреть ваше рабочее место.
  
  — Конечно, — отозвался он.
  
  Следуя за ними вверх по лестнице, я чувствовал, как у меня заныло внизу живота. Поднявшись на второй этаж, агенты принялись разглядывать завешанные картами стены. Но Томасу и в голову не пришло объяснить им их назначение. Он просто распахнул дверь своей комнаты.
  
  — Это и есть моя рабочая станция, — сказал брат. — Сплю я здесь же.
  
  — Господи… — чуть слышно пробормотал Дрисколл, осматриваясь.
  
  — Что это? — спросила Паркер, указывая на три монитора.
  
  На одном из них замерло изображение офисного комплекса «Си-ай-би-си» в окнах первого этажа. На двух других мониторах можно было видеть ту же улицу, но с противоположного конца.
  
  — Йонг-стрит в Торонто, — ответил Томас. — Она тянется с севера на юг, начиная от бульвара на Королевской набережной на берегу озера Онтарио. Я отправился с южной стороны и добрался до пересечения с Блур. Но эта улица такая длинная, что я решил изучить сначала переулки к востоку и западу от нее.
  
  — И сколько же времени вы проводите за этим занятием? — поинтересовалась Паркер.
  
  — Я сплю примерно с часу ночи до девяти утра, делаю перерывы для приема пищи, а еще каждое утро принимаю душ, но все остальное время работаю. Правда, вчера мне пришлось поехать на прием к моему психиатру, так что получился большой перерыв, но вы можете заверить коллег из ЦРУ, что им не о чем беспокоиться. Я все наверстаю. Я и сейчас теряю слишком много времени, но поскольку это связано с работой, то, наверное, нельзя сказать, что трачу его впустую.
  
  Агенты переглянулись, услышав упоминание о психиатре.
  
  — Покажите нам, как проходит ваша работа, — попросила Паркер.
  
  — Ладно. — Томас уселся в кресло, положил правую руку на «мышь» и стал перемещать курсор по улице на центральном мониторе. — Я щелкаю и передвигаюсь вдоль улицы. Но в любой момент можно придержать кнопку и повернуть или даже сделать оборот в триста шестьдесят градусов — вот так, — чтобы осмотреть все магазины или другие заведения. Трудно различать лишь лица людей и номера машин, потому что их намеренно размывают, но все остальное видно очень четко.
  
  — Не могли бы вы теперь показать нам свою электронную переписку?
  
  — Конечно.
  
  Брат щелкнул курсором по изображению почтовой марки внизу экрана, и на нем отобразилась соответствующая программа. Причем раздел «Входящие сообщения» (должен признать, я впервые видел нечто подобное) был пуст.
  
  — Вы сразу же удаляете полученные письма? — спросил Дрисколл.
  
  — Нет. Я их просто не получаю, — ответил Томас. — У меня нет друзей, которые регулярно поддерживали бы со мной связь. Разумеется, мне, как и всем, иногда приходит спам. Предложения уве… — Он вдруг повернул голову, смущенно посмотрел на агента Паркер и чуть заметно покраснел. — Предложения увеличить размер этой моей штуки и все такое. Вот их я действительно сразу удаляю.
  
  Я уже хотел заявить, что им требуется ордер на вскрытие переписки моего брата, но подумал, что это могло подействовать на них, как красная тряпка на быка. А я все еще надеялся, что как только они ближе узнают Томаса и убедятся в безвредности его занятий, все их подозрения и опасения исчезнут.
  
  — Покажите нам свои удаленные файлы, — попросил Дрисколл.
  
  — Все время забываю очистить «корзину», — сказал Томас. — Вот, смотрите.
  
  Как он и предупреждал, среди удаленных сообщений преобладала реклама, предлагавшая удлинить пенис, и прочая чушь.
  
  — А теперь, если можно, откройте отправленную вами почту, — произнесла Паркер.
  
  Томас щелкнул «мышью», и на экране открылась страница. «Исходящие». Сообщения заполняли ее сверху донизу. Сотни и сотни сообщений, написанных и отправленных Томасом Килбрайдом. И все до единого ушли по одному и тому же адресу.
  
  По электронному адресу Центрального разведывательного управления.
  
  — О Боже! — вырвалось у меня.
  
  — Я пытаюсь держать всех в курсе того, что делаю, — объяснил Томас.
  15
  
  Я очень удивился, хотя на агентов Паркер и Дрисколла это не произвело сильного впечатления. В конце концов именно поэтому они к нам и заявились. Информированные о том, что кто-то бомбардирует электронную почту ЦРУ сообщениями, они наверняка уже все видели раньше. Но, несмотря на это, агент Дрисколл предложил:
  
  — Почему бы вам не открыть парочку сообщений? Любых, совершенно произвольно.
  
  — Например, вот это? — уточнил Томас и указал на строку.
  
  Агент Дрисколл кивнул. Брат щелкнул по строке письма, отправленного на электронный адрес ЦРУ, который, как я догадывался, был выложен в качестве контактного на их сайте, а потому доступ к нему мог иметь кто угодно. В графе «Тема» Томас неизменно проставлял «“Уирл-360”. Новые данные».
  
   Уважаемый бывший президент Клинтон! Сегодня я обследовал все улицы Лиссабона. На завтра мной намечен Сан-Диего. Искренне ваш, Томас Килбрайд.
  
  — А теперь — следующее, — попросил Дрисколл.
  
   Уважаемый бывший президент Клинтон! Лос-Анджелес займет у меня гораздо больше времени, чем я ожидал, хотя это естественно при изучении городов, вытянутых вдоль побережья. С Сан-Франциско все оказалось проще, поскольку город со всех сторон окружают горы. Надеюсь, вы пребываете в добром здравии. Искренне ваш, Томас Килбрайд.
  
  — Ну и еще одно, — сказал агент Дрисколл.
  
  Томас щелкнул «мышью», открыв такой текст:
  
   Уважаемый бывший президент Клинтон! Вы обладаете обширными связями во всех правительственных организациях, а не только в ЦРУ, и потому обращаюсь с настоятельной просьбой привести их в действие с целью расследования грядущей катастрофы. Имеет смысл принять меры уже сейчас. Ведь когда она произойдет, все станет гораздо сложнее. Поскольку первой будет поражена компьютерная система, мне бы хотелось дать вам номер телефона, по которому со мной можно связаться, и домашний адрес. Просто позвоните и сообщите, какая карта вам потребуется, чтобы я мог немедленно начать работать над ней. Искренне ваш, Томас Килбрайд.
  
  К тексту прилагалась вся необходимая информация. До этого момента я еще гадал, каким образом ФБР сумело отследить источник сообщений, предполагая, что для этого им понадобилось установить адрес электронной почты и пустить в ход разные технологические ухищрения. Но теперь стало ясно, что в этом не было необходимости.
  
  — Томас, — произнесла агент Паркер, — у вас были когда-нибудь неприятности?
  
  Брат напряженно наморщил лоб.
  
  — Какие неприятности?
  
  Я подумал, что примерно такие же ощущения должен испытывать человек, который, сидя в своей машине, угодил под воду.
  
  — Например, неприятности с полицией?
  
  — Нет, у меня никогда не было проблем с полицией.
  
  — А как насчет 1997 года? — спросил Дрисколл.
  
  О нет!
  
  — А при чем здесь 1997 год? — удивился Томас.
  
  — Разве тогда не произошел некий инцидент? Нечто привлекшее внимание полицейских?
  
  Брат беспомощно посмотрел на меня, и я сказал:
  
  — Но это же был пустяк. Поверить не могу, что вы докопались до такой мелочи. Полиция тогда не выдвинула никаких обвинений.
  
  — И все же вы не хотите нам рассказать об этом, Томас? — настаивала Паркер.
  
  — Рэй, — тихо обратился ко мне брат, — расскажи им сам. Я не очень хорошо все помню.
  
  — Когда мы… Когда Томас и родители еще жили в центре городка — я к тому времени уже уехал отсюда, — произошло недоразумение с соседями.
  
  Паркер и Дрисколл терпеливо ждали продолжения.
  
  — Томас где-то нашел оригинальный план дома. Ну, вы знаете, такие выдают, когда приобретаешь жилье. На плане показано, как расположен дом на прилегающем участке земли. Но на нем обозначены также владения соседей по обе стороны от нашего дома и через дорогу.
  
  — Там все напутали, — произнес Томас.
  
  Я посмотрел на него и улыбнулся:
  
  — Верно, брату показалось, будто в плане много неточностей, и он решил все проверить сам, чтобы составить собственный план нашего участка, и соседских тоже. Он где-то достал пятидесятифутовую рулетку и…
  
  — Она все еще у меня, — вмешался Томас. — Хотите, покажу?
  
  — Нет необходимости, — ответила Паркер.
  
  — Так вот, брат взял рулетку и принялся делать замеры. Выяснял, на каком расстоянии расположены дома от тротуара, друг от друга, определял величину домов. Но он никого не предупредил, чем собирается заниматься. И ведь Томас оказался прав. Некоторые цифры, значившиеся на официальном плане, оказались неточны, пусть и незначительно. И все бы на этом закончилось, однако случилось так, что Томаса заметили под окном спальни первого этажа наших соседей с южной стороны…
  
  — Хитченсов, — уточнил брат.
  
  — Правильно. А в это время миссис Хитченс переодевалась.
  
  — Вот оно что… — протянула Паркер.
  
  — Она была голая, — сообщил Томас без тени смущения. — Ее окно располагалось ровно в двадцати восьми футах и девяти дюймах от тротуара. А в плане написали двадцать восемь футов и одиннадцать дюймов.
  
  — Миссис Хитченс перепугалась и вызвала полицию. Родителям удалось убедить ее и полицейских, что Томас руководствовался самыми невинными мотивами, но с той поры соседи стали относиться к моему брату с предубеждением. Жить там дальше стало неуютно, и именно тогда мы решили перебраться сюда.
  
  — Вот план этого участка точен до дюйма, — немедленно откликнулся Томас.
  
  Паркер и Дрисколл опять переглянулись. Я сбился со счета, сколько раз они уже это сделали. Затем Паркер обратилась к Томасу:
  
  — Почему бы вам не вернуться к работе? А ваш брат проводит нас.
  
  — Хорошо. — И он отвернулся к монитору.
  
  Когда мы втроем спустились в холл, я спросил у Паркер:
  
  — И что будет дальше?
  
  — Мы напишем отчет, — ответила она. — Наш визит имел характер оценки потенциальной угрозы, мистер Килбрайд. Как мне кажется, агент Дрисколл в данном случае ее не увидел, и я склонна согласиться с ним. С правительством США ежедневно контактирует множество… — она замялась, подбирая подходящее слово, — индивидуумов, чьи взгляды на окружающий мир не совсем адекватны. Девяносто девять процентов из них не представляют опасности и совершенно безвредны, но нам, увы, приходится тратить очень много времени для выявления остающегося процента, то есть тех, кто может оказаться реально опасным.
  
  У меня возникло ощущение, словно меня на час заставили задержать дыхание. Ее слова я не мог воспринимать иначе как хорошую новость, но уровень стресса во мне просто зашкаливал. И прежде всего во мне кипел гнев на Томаса. Понятно, что ему многое следовало прощать, но привести на наш порог агентов ФБР…
  
  — Вашему брату лучше найти себе иное хобби, — продолжила Паркер. — Если он станет и дальше засыпать правительственные учреждения своими историями о компьютерном коллапсе, вам не избежать новых посещений. Мы, может, уже не приедем, но вам нанесут визит другие люди.
  
  — Ясно.
  
  — За последние двадцать лет мир изменился. Теперь к подобному никто не относится легкомысленно. Вспомните случай в Тусоне. Кстати, Томас упомянул о психиатре. Он регулярно посещает врача?
  
  — Да.
  
  Она достала блокнот.
  
  — Назовите фамилию.
  
  Мне очень не хотелось это делать, но я понимал, что агентам ФБР не понадобится много времени, чтобы выяснить все самим. Они будут знать ее через пять минут. И я решил довериться Лоре Григорин, которая, как я почему-то не сомневался, либо распишет им Томаса в самых теплых тонах, либо просто не пустит этих двоих на порог своего кабинета.
  
  И я снабдил Паркер ее координатами.
  
  — Всего хорошего, мистер Килбрайд, — произнесла она.
  
  Дрисколл лишь молча кивнул. Я проследил, как они спустились с крыльца и сели в свой казенный автомобиль.
  
  А вот о том, что я сделал позднее, мне пришлось лишь сожалеть.
  16
  
  Говард Таллиман прекрасно понимал, почему Бриджит Янгер пожелала посвятить его в детали своей проблемы в общественном месте. Она сделала это не только для того, чтобы его реакция не была слишком бурной; их встреча на людях, кроме того, выглядела в глазах посторонних совершенно естественно и не вызвала бы кривотолков. Ничего необычного, если Говард обедает в обществе жены своего лучшего друга. Всем известно, что он является в равной степени ее доверенным лицом, как и советником ее мужа.
  
  Но вот с Эллисон Фитч Говарду не хотелось встречаться при свидетелях. Не нужно, чтобы кто-нибудь вообще узнал об этой встрече.
  
  Он снял на день апартаменты в отеле «Рузвельт» на углу Мэдисон-авеню и Сорок четвертой улицы. Двухкомнатный номер с отдельной гостиной, поскольку Эллисон может начать нервничать, оказавшись наедине с незнакомым мужчиной в тесном пространстве, где над всей остальной обстановкой доминирует двуспальная кровать. Никаких намеков на попытку соблазнения! Потом он дал Бриджит инструкцию связаться с Эллисон и назначить на два часа дня свидание в отеле для обсуждения ее требований. Причем Эллисон не сообщили, что разговаривать ей предстоит с Говардом.
  
  Он велел обслуживающему персоналу подать в апартаменты кофе для двоих и чтобы его доставили за десять минут до времени прихода Эллисон. Ему, конечно, было неизвестно, насколько склонна его гостья к пунктуальности, но, как он считал, сто тысяч долларов — веская причина, чтобы не сильно опоздать.
  
  Фарфоровые чашки и блюдца уже заняли свои места на столике рядом с серебряными ложечками и белыми льняными салфетками, когда без одной минуты два раздался еле слышный стук в дверь. Говард поднялся с дивана, на котором сидел в небрежной позе, закинув ногу на ногу, и приоткрыл дверь.
  
  Эллисон удивленно произнесла:
  
  — Извините. Кажется, я ошиблась комнатой…
  
  — Очень рад вас видеть, мисс Фитч. — Он распахнул дверь и сделал приглашающий жест. — Вы как раз вовремя.
  
  После недолгого колебания она вошла в комнату.
  
  — А где Бриджит?
  
  — Интересы Бриджит сегодня здесь представляю я, — ответил Говард.
  
  — Какого дьявола? Кто вы вообще такой?
  
  — Меня зовут Говард Таллиман.
  
  Он не видел смысла использовать вымышленное имя. Если эта женщина провела в Интернете основательный поиск данных о Бриджит и Моррисе, то ей наверняка не раз попались на глаза имя и фотографии Говарда Таллимана.
  
  — Считайте, что я друг семьи.
  
  — Точно! Теперь я вас вспомнила. Вы что-то вроде… Вы, типа, менеджер предвыборной кампании.
  
  — Не хотите ли присесть? Я заказал кофе.
  
  Двигаясь к дивану, Эллисон успела осмотреться.
  
  — А где же постель? — спросила она. — Нет, то есть я, конечно, бывала в отелях, где в номерах нет кроватей…
  
  — Спальня находится рядом. — Говард указал на закрытую дверь.
  
  На Эллисон это произвело сильное впечатление.
  
  — Ух ты! Номер с отдельной спальней?
  
  — Именно так.
  
  — Можно взглянуть? — Она кивнула в сторону двери.
  
  — Сделайте одолжение.
  
  Эллисон открыла дверь и присвистнула в восхищении:
  
  — Ни фига себе!
  
  Потом вернулась к дивану и села.
  
  — Держу пари, такой номер влетел вам в круглую сумму.
  
  — Но мы ведь встретились не для обсуждения дороговизны номеров отелей в Нью-Йорке, не так ли?
  
  — Я просто хочу сказать, что если Бриджит по карману снять такую роскошь только для того, чтобы мы с вами могли поболтать, то я, вероятно, продешевила.
  
  Говард тоже считал, что, будь Эллисон более амбициозной, она бы потребовала гораздо больше, чем сто тысяч долларов, но делиться своим мнением с ней не спешил.
  
  — Не хотите ли чашечку кофе? — предложил он, берясь за ручку серебряного кофейника.
  
  — Да, с удовольствием.
  
  Напиток потек в чашки, из них поднялся легкий пар. Эллисон добавила сливки и сахар, а сам Говард предпочел черный кофе. Он устроился в кресле, держа чашку в одной руке, а блюдце — в другой.
  
  — Мисс Фитч, вы заварили большую кашу, если мне позволительно употребить это выражение.
  
  — Как сказать. Я ведь не знаю, что именно вам сообщила Бриджит.
  
  — Она поведала мне достаточно, поверьте. О том, например, что вы с ней стали близкими подругами, причем в весьма специфическом смысле слова, хорошо провели время вместе на Барбадосе, а впоследствии узнали о ее муже, Моррисе Янгере.
  
  — Что ж, в общих чертах все так и было. — Эллисон отхлебнула кофе, скорчила гримасу, добавила еще ложку сахара и стала размешивать.
  
  — А получив такого рода информацию, вы увидели возможность воспользоваться ею себе во благо.
  
  Она покраснела.
  
  — Уж не знаю, за кого вы меня держите…
  
  — А вы сами как определяете свои действия?
  
  — Я? Мне кажется… То есть я считаю, что оказываю Бриджит большую услугу.
  
  Кустистые брови Говарда чуть приподнялись.
  
  — Каким же образом?
  
  — Ну, я подумала, что Бриджит едва ли захочет огласки того, что было между ней и мной, и предложила ей способ избежать этого.
  
  Говард кивнул:
  
  — Понятно. Человек вы великодушный, не так ли, мисс Фитч? Но позвольте полюбопытствовать, каким образом вы сможете гарантировать, что эта информация не станет достоянием общественности?
  
  Эллисон прищурилась.
  
  — А вы — скользкий сукин сын, как я погляжу.
  
  — Я бываю очень разным, мисс Фитч.
  
  — Но вам же прекрасно известен ответ. Я сказала Бриджит, что у меня в последнее время возникли денежные затруднения, и если она мне поможет, я обещаю сохранить в тайне нашу с ней связь, огласка которой может не лучшим образом повлиять на шансы ее муженька быть избранным губернатором, президентом, руководителем кружка хорового пения или кем там еще он мечтает стать, когда вырастет. Вы же понимаете, что даже самая обычная измена вызвала бы скандал, не говоря уже о том, чтобы переспать с другой женщиной. Только представьте, в каком восторге от этой новости будут его сторонники, которые платят по пятьсот баксов за вход на чертов благотворительный ужин и тратят миллионы на борьбу против разрешения однополых браков. И потом, что значат какие-то сто штук для нее и ее супруга? Для них это, типа, карманные деньги. Они столько же платят за хороший обед или за поход к Гуччи и Луи Виттону. Мелочевка. Я могла бы потребовать гораздо больше.
  
  Говард Таллиман лишь улыбнулся:
  
  — А вы уверены, что сейчас нас не прослушивают полицейские, сидя в соседнем номере? Что они через минуту не ворвутся сюда и не арестуют вас за вымогательство и шантаж?
  
  Эллисон заметно напряглась. И на секунду в ее глазах можно было прочитать, что ей действительно страшно. Но это длилось лишь мгновение, а потом настороженность пропала.
  
  — Вряд ли вы обратились к копам. Тогда огласки уже не избежать. Все узнают, что жена будущего губернатора была замешана в лесбийскую интрижку.
  
  — И считаете, что вам публичный скандал нисколько не повредит?
  
  — А чем я-то рискую?
  
  — Прикиньте, например, как будет реагировать на это ваша матушка в Дейтоне.
  
  Говард застал ее врасплох. Эллисон громко сглотнула, как зверушки в диснеевских мультиках. До нее дошло, что в ее жизни успели покопаться. Но ей удалось быстро взять себя в руки.
  
  — Думаю, мама давно обо всем догадывается.
  
  — Но вы ведь ей ни в чем пока не признавались?
  
  — Нет. Но это только избавит меня от необходимости в трудном разговоре. На самом деле вопрос заключается в том, как переживут громкий скандал Бриджит и ее муж.
  
  — А они будут все отрицать, — усмехнулся Говард. — Ее слово против вашего. Но она, между прочим, жена генерального прокурора штата, в то время как вы — простая официантка из бара.
  
  — Но у этой официантки есть доказательства.
  
  Он ждал, когда она выложит на стол свои козыри. Текстовые сообщения. Список телефонных звонков.
  
  — Доказательства? Какие же, например?
  
  — Мы много разговаривали по телефону. И есть записи.
  
  — В вашем сотовом?
  
  Эллисон кивнула.
  
  — Позвольте взглянуть. Убедите для начала хотя бы меня.
  
  Она покачала головой.
  
  — По-вашему, я похожа на дурочку?
  
  Говард промолчал.
  
  — Так я вам их и отдала!
  
  — Но если вы хотите получить свои сто тысяч, то в обмен вам придется передать нам свой мобильник, чтобы вся информация с него могла быть удалена.
  
  Эллисон какое-то время пребывала в задумчивости. Ей явно не хотелось потерять источник своего влияния на этих людей.
  
  — Вероятно, так нам и придется договориться, — произнесла она.
  
  Говард поставил чашку с блюдцем на стол и откашлялся.
  
  — Да, но какие гарантии получит Бриджит, что вы не вернетесь и не потребуете еще денег?
  
  — А вот здесь вам придется поверить мне на слово, — усмехнулась Эллисон.
  
  — Что ж, видимо, у нас нет иного выхода, — сказал Говард, хлопнув себя ладонями по коленям. — Спасибо за визит, мисс Фитч. Мы с вами непременно свяжемся.
  
  Это прозвучало так, словно она только что прошла некое собеседование.
  
  — А деньги? Разве они не у вас?
  
  — Не все сразу, — ответил Говард, поднимаясь из кресла. — Вы, вероятно, ждали, что Бриджит сразу расплатится с вами, но мне показалось важным сначала полностью разобраться в ситуации. К тому же для сбора такой суммы требуется время. Вы же не рассчитывали, что вам выпишут чек?
  
  На лице Эллисон он заметил растерянность.
  
  — Разумеется, нет. Однако… Вся сумма будет выдана мне наличными?
  
  — В наших общих интересах, чтобы эта трансакция не была отражена в бухгалтерской отчетности.
  
  — Боже, но что я стану делать с такой кучей бумажек?
  
  — На вашем месте я бы арендовал депозитную ячейку, а потом брал бы оттуда деньги по мере необходимости.
  
  Судя по тому, как вдруг заблестели ее глаза, Говард понял, что эта женщина только сейчас представила соблазнительные стопки купюр, из которых складываются сто тысяч долларов.
  
  — Верно, верно. Так я и поступлю. А где лучше арендовать ячейку?
  
  Говард невольно вздохнул.
  
  — Я бы попробовал сделать это в любом банке.
  
  — Так вы со мной свяжетесь, как только соберете деньги?
  
  — Разумеется.
  
  Говард размышлял, насколько велик будет урон, если всплывет эта история. Предположим, Эллисон обратится в прессу. Как Говард уже говорил Бриджит, он уверен, что ему удастся накопать на эту женщину достаточно компромата для ее дискредитации. В глазах обывателей от ее репутации камня на камне не останется. Но не избежать и нежелательных осложнений — в этом тоже надо отдавать себе отчет. Впрочем, это ведь не Бриджит предстоят выборы. И если скандал окажется для нее роковым, то так тому и быть. А Моррис, вероятно, выйдет сухим из воды, пусть ему даже придется подать на развод. В итоге это добавит ему дополнительные симпатии избирателей, когда шумиха уляжется. Внебрачные связи, гнусные пятна на девичьих платьицах, домогательства к горничным в отелях — чего только не прощали политикам их преданные поклонники!
  
  Но заплатить этой женщине сто тысяч? Как будет выглядеть в прессе такая публикация, если все выплывет наружу? Мозг Говарда работал, как всегда, со скоростью и точностью компьютера. Он уже знал, как поступит. Придется взять всю вину на себя, заявить, будто он по собственной инициативе заплатил шантажистке для того, чтобы избавить от неловкости лучшего друга и его жену. Если придется, подаст в отставку с поста советника генерального прокурора. Но только формально, а на деле продолжит свои манипуляции из-за кулис.
  
  И все равно, если дело будет предано огласке, дерьма можно нахлебаться сполна. Из данной ситуации есть выход, однако многие планы придется отложить. А еще одна задержка крайне нежелательна. Им и так уже пришлось притормозить из-за другой проблемы, выжидая, какими последствиями может быть чревата она, хотя с каждым днем опасность разоблачения становилась все менее явной. Что же касается этой дамочки, то хотелось верить, что, взяв деньги, она исчезнет навсегда.
  
  Неожиданно Эллисон Фитч заявила:
  
  — И не делайте глупостей. Потому что я знаю еще много чего.
  
  Говард чуть не вздрогнул.
  
  — Простите, что вы имеете в виду?
  
  Она ответила, уже направляясь к выходу из апартаментов:
  
  — Теперь, когда я знаю, кто такая Бриджит и за кем она замужем, то начинаю вспоминать детали, которые случайно видела или подслушала. И они складываются в любопытную картину.
  
  У Говарда пробежал по спине холодок.
  
  — На что конкретно вы намекаете?
  
  — Гоните сто штук, и вам ни о чем больше не придется беспокоиться.
  
  И Говард лишь озадаченно посмотрел на захлопнувшуюся за ней дверь.
  
  Придется снова откровенно побеседовать с Бриджит. Но сначала нужно позвонить Льюису. Как только события начинали принимать совсем скверный оборот, он в первую очередь обращался именно к Льюису.
  17
  
  Когда я вошел в комнату Томаса, он, как обычно, даже не оторвался от своего компьютера и, сидя ко мне спиной, сказал:
  
  — Мне они понравились, но все же следовало поручить это сотрудникам ЦРУ.
  
  Я обошел вокруг его плотно заставленного мониторами и заваленного картами письменного стола, наклонился, протянул руку и выдернул вилку из розетки. Мягкое урчание компьютерного терминала мгновенно с чуть слышным хлопком затихло.
  
  — Эй! Что ты делаешь? — воскликнул брат.
  
  Но я лишь протянул руку чуть дальше, к тому месту, где находился разъем телефонной линии, и тоже отсоединил ее. Томас вытаращил глаза на внезапно потемневшие мониторы, не понимая, что происходит.
  
  — Включи все снова! Включи немедленно!
  
  — О чем ты только думал, черт тебя подери? — крикнул я. — Можешь мне сказать? И какое место заменяет тебе башку? Контактировать с ЦРУ! Посылать им электронные письма! Ты рехнулся?
  
  Еще на закончив фразы, я понял, что совершаю ошибку, но остановиться было свыше моих сил.
  
  — Господи, это же просто невероятно! ФБР! ФБР у нас дома! И тебе очень повезло Томас, что они тебя не арестовали. Что не арестовали нас обоих! Но еще более удивительно, что они не сообразили конфисковать твой компьютер. Какое счастье, что тебе не взбрело в голову угрожать кому-то. Ты хоть понимаешь, в каком мире мы живем? Едва ли, если посылаешь в государственную организацию сообщения о мифической катастрофе, которая якобы должна грянуть. Даже не представляешь, сколько людей сейчас из-за этого буквально на ушах стоят!
  
  — Включи мой компьютер, Рэй!
  
  Брат уже выбрался из кресла, опустился на колени и пытался сам дотянуться до провода питания. Я схватил его за плечи и оттащил в сторону.
  
  — Нет! С этим покончено, Томас! С меня довольно!
  
  Но он вырвался и ползком старался залезть под стол. Я поймал его за ногу и снова оттащил назад.
  
  — Ненавижу тебя! — крикнул Томас. По его раскрасневшимся от злости щекам струились слезы.
  
  — Придется бросить это занятие! Ты перестанешь торчать в комнате и будешь больше времени проводить вне дома! Пора уже начинать жить, как все нормальные люди!
  
  — Оставь меня, оставь меня, оставь… — непрерывно хныкал он.
  
  Я сумел переместить брата в середину комнаты, причем мы оба распластались на полу. Голые доски давали мне упор, чтобы тащить его, но при этом за ним волочилась кипа карт и распечаток. Вытащив из-под своего бедра какую-то смявшуюся бумагу, Томас развернул ее и принялся разглаживать.
  
  — Полюбуйся, что ты натворил! — сказал он.
  
  Тогда я выхватил карту из его рук, скомкал ее в шар и метнул в противоположную стену.
  
  — Нет! — крикнул Томас.
  
  Я уже знал, что поступаю неправильно. Нельзя кричать на Томаса и отключать его компьютер. Но хуже всего я поступил с одной из его драгоценных карт, обойдясь с ней, как с обрывком туалетной бумаги. Я потерял контроль над ситуацией, потерял контроль над самим собой. Конечно, я пережил смерть отца, вынужден был переселиться сюда, ломать себе голову, как поступить с домом и с братом, а потом еще столкнуться с двумя федеральными агентами. Неудивительно, что я сорвался. Но только это все равно не могло служить оправданием грубому обращению с Томасом.
  
  И потому для меня не должен был стать столь неожиданным срыв, случившийся с ним самим.
  
  Брат налетел на меня, как ядро, выпущенное из пушки. В броске он сумел руками вцепиться мне в горло. Я опрокинулся навзничь, а Томас навалился сверху, наши ноги переплелись, его пальцы еще крепче впились в меня.
  
  — Ты как наш отец! — кричал он.
  
  Глаза у него округлились и яростно сверкали. Задыхаясь, я ухватился за его запястья, но не смог разжать неожиданно крепкой хватки.
  
  — Томас! Отпусти… мое горло, — с трудом прохрипел я.
  
  Мне удалось протянуть руку, поймать его левое ухо и резко вывернуть. Взвыв от боли, Томас отпустил меня. Я выбрался из-под него и перекатился в сторону. Боль в ухе произвела на него неожиданный эффект. Он оглядел окружавший нас хаос, бросил взгляд на меня и тряхнул головой.
  
  — Нет-нет-нет… — принялся твердить Томас и, вместо того чтобы снова выместить злость на мне, стал бить сам себя. Подушками ладоней — то левой, то правой — он долбил себя в лоб. Причем очень сильно.
  
  — Томас! Прекрати это немедленно!
  
  Я постарался обхватить его руки и прижать, но они работали, как мощные поршни. Брат бил себя в лоб с такой яростью, что при каждом ударе раздавался стук, какой производит удар дерева по дереву. Тогда я уже сам вынужден был навалиться на него сверху, чтобы хоть как-то остановить его. Лежа подо мной, Томас издавал неразборчивое рычание, исполненное невыразимого горя.
  
  — Все хорошо, — произнес я. — Успокойся.
  
  Я придавил его всем весом своего тела в надежде, что, сковав движения, приведу в чувство.
  
  — Все хорошо, — повторил я. — Прости меня.
  
  И тут словно кто-то повернул выключатель внутри его, потому что он сразу замер. Лоб приобрел пунцовый оттенок, грозивший скоро превратиться в огромный синяк. При том, что у него покраснели и опухли глаза, брат выглядел сейчас как забулдыга, которого только что крепко отлупили где-нибудь в баре. Но он плакал. Эмоции захлестнули и меня. К горлу подкатил комок, дыхание стало учащенным, и я тоже разрыдался.
  
  — Прости меня, Томас, — произнес я. — Прости. А теперь позволь мне подняться.
  
  — Ладно, — отозвался он.
  
  — Я встаю, но ты должен пообещать, что не станешь больше себя бить.
  
  — Да.
  
  — Вот и хорошо. У нас все хорошо. — Я помог ему сесть и погладил по спине.
  
  Томас посмотрел на провод компьютера.
  
  — Мне надо подключить его, — заявил он.
  
  — Позволь это сделать мне.
  
  Я ползком залез под стол и вставил вилку в розетку. Компьютер едва слышно загудел. Но прежде чем брат поднялся, я сказал:
  
  — Ты можешь продолжать свои путешествия, но нам необходимо ввести некоторые правила.
  
  Он кивнул.
  
  — Впрочем, для начала надо хотя бы приложить компресс со льдом к твоей голове. Не возражаешь?
  
  — Нет.
  
  Я протянул ему руку и испытал облегчение, когда он ухватился за нее. Заметил, что пальцы у него тоже покрылись ссадинами.
  
  — Боже, ты только посмотри, что ты с собой сделал!
  
  Но Томас глядел на меня.
  
  — Как твоя шея? — спросил он.
  
  Хотя мне было все еще больно, я ответил:
  
  — В порядке.
  
  — Прости, что пытался убить тебя.
  
  — Ты вовсе не пытался меня убить. Просто сильно рассердился. Я вел себя как последний осел.
  
  Брат кивнул.
  
  Томас сидел за кухонным столом, пока я искал в морозильнике мягкую упаковку для приготовления льда. Отец часто страдал от болей в мышцах или в спине, а потому льда в доме всегда хранилось столько, что впору было открывать лавку мороженщика.
  
  — Приложи вот это к голове, — сказал я, протягивая Томасу одну упаковку. Потом я придвинул поближе стул, чтобы обнять брата за плечо. — Мне не следовало так поступать.
  
  — Не следовало, — повторил он.
  
  — На меня будто затмение нашло.
  
  — А ты принимаешь свое лекарство? — спросил Томас.
  
  И то верно — с тех пор как мы вернулись от доктора Григорин, я не съел ни одной конфетки «Эм энд эмс».
  
  — Нет, совершенно забыл о нем.
  
  — Как только перестаешь принимать таблетки, у тебя могут возникнут проблемы, — авторитетно заявил мой брат.
  
  — Моему проступку не оправдания, — произнес я, не убирая руки с его плеча. — Я ведь знаю… Я понимаю, что ты такой, какой есть, и если на тебя кричать, ничего не изменится.
  
  — А какие правила ты хочешь установить?
  
  — Нужно, чтобы ты советовался со мной, прежде чем отправить электронное письмо или позвонить куда-то по телефону. Но ты можешь совершенно свободно и как угодно долго путешествовать по любому городу, по какому захочешь. Согласен?
  
  Томас обдумывал мое предложение, прижимая пакет со льдом ко лбу.
  
  — Даже не знаю, — вздохнул он.
  
  — Томас, далеко не все в правительстве правильно понимают твое желание помочь им. Не все воспринимают тебя как человека с добрыми намерениями. Вот почему мне важно избежать в дальнейшем всяких недоразумений. Ведь в беду можешь попасть не только ты, но и я тоже.
  
  — Наверное, ты прав, — признал он, убирая лед со лба. — Жутко холодно.
  
  — Но все же постарайся подержать еще немного. Тогда опухоль не будет так заметна.
  
  — Ладно.
  
  — Никогда не видел тебя таким злым, — сказал я. — То есть у тебя, конечно, были все основания, но я не предполагал, что ты способен на подобное.
  
  Поскольку Томас снова приложил к голове пакет со льдом, я не мог видеть его глаз.
  
  — А теперь мне необходимо вернуться к работе. — Он пригнулся, чтобы освободиться от моей руки, и направился к лестнице, оставив упаковку со льдом на столе. Затем, не поворачиваясь в мою сторону, спросил: — Мне все еще нужно готовить сегодня ужин?
  
  Вот уж что совершенно вылетело у меня из головы.
  
  — Нет, — ответил я. — Не беспокойся об этом.
  18
  
  Бриджит вышла из здания на Тридцать пятой улице, где располагалась штаб-квартира компании, в которой она работала, и сразу же заметила, что он поджидает ее. Крепко взяв за локоть, он повел Бриджит вдоль тротуара.
  
  — Говард! — возмутилась она, глядя на его руку. — Отпусти меня. Ты делаешь мне больно.
  
  Говард Таллиман никак не отреагировал. Он продолжал так быстро вести ее за собой, что Бриджит с трудом сохраняла равновесие на высоких каблуках. Потом он буквально втолкнул ее в холл дома, первого же, где, как ему показалось, они смогут поговорить вдали от посторонних ушей.
  
  — Что ей известно? — спросил Говард, как только они оказались внутри. Он пододвинул Бриджит к облицованной мрамором стене, по-прежнему сжимая локоть.
  
  — Какого дьявола, Говард?
  
  — Она утверждала, будто кое-что слышала.
  
  — Что? Не понимаю, о чем речь!
  
  — Я встречался с ней. И, уходя, она обмолвилась, что слышала кое-какие подробности.
  
  — Что именно?
  
  — Этого она мне не сказала, но намекнула, что это было нечто весьма для нас неприятное. Нечто, о чем ты говорила при ней, но смысл сказанного дошел до нее только после того, как она узнала, кто ты на самом деле.
  
  — Говард, я готова поклясться…
  
  — Ты разговаривала с Моррисом, когда была на Барбадосе?
  
  — Конечно. Мы с ним поддерживали связь каждый день.
  
  — То есть ты беседовала с ним, отдыхая вместе с Эллисон Фитч?
  
  — Да. Но, Говард, у меня уже рука онемела. Ты сдавил мне кровеносные сосуды.
  
  Он разжал пальцы, однако продолжал стоять, почти прижавшись к Бриджит и глядя на нее в упор.
  
  — Эллисон Финч присутствовала при ваших разговорах?
  
  — Нет. То есть она, конечно, могла находиться в соседней комнате. Я звонила ему из ванной или в то время, когда там запиралась Эллисон. А однажды говорила с ним, сидя у бассейна, пока Эллисон ходила за напитками.
  
  — В общем, она имела возможность подслушать практически любой твой разговор с мужем. Сделать вид, будто ушла, и притаиться за дверью.
  
  — Ладно, предположим, но даже в таком случае мы не… Мы точно не обсуждали с ним ничего…
  
  — Тебе ведь известна ситуация с Моррисом, — угрюмо перебил ее Говард.
  
  — Он делится со мной далеко не всем.
  
  — Но тебе тем не менее все известно.
  
  — Да, я знаю, что под него копают. Как мне не знать, если Моррис из-за этого буквально с ума сходит? Он считает, что рано или поздно все выплывет наружу, что от Голдсмита ниточка тянется прямо к нему.
  
  Значит, она действительно посвящена в это дело.
  
  Как Говард ни старался, он так и не сумел убедить Морриса никогда не обсуждать с женой свои политические проблемы. И теперь ясно, что Янгер рассказал ей, как Бартон Голдсмит — в то время директор ЦРУ — втянул его в свой план заключать сделки с людьми, подозреваемыми в терроризме. Голдсмит считал, что делает это для защиты населения Соединенных Штатов, но, как выяснилось, граждане Соединенных Штатов не разделяли его точку зрения. В «Нью-Йорк таймс» появилась разоблачительная статья о том, как Голдсмит оказывал давление на нескольких прокуроров и правоохранительные органы, чтобы отпустить на свободу потенциальных террористов в обмен на информацию.
  
  К примеру, тех двух отморозков, которые готовили взрыв бомбы в парке детских аттракционов во Флориде, но вовремя были пойманы. Как только ему стало известно об их аресте, Голдсмит надавил на нескольких крупных чинов прокуратуры и полиции Флориды, чтобы задержанным не предъявляли обвинений до прибытия его людей. Эксперты Голдсмита заключили, что в стране готовится гораздо более крупный террористический акт, а те двое клоунов из Флориды согласились рассказать все, что им было известно об этом, в обмен на пару авиабилетов до Йемена. Правительство США даже оплатило им перелет, отмечалось в «Таймс», и это вызвало едва ли не больше возмущения, чем сама трагедия, виновниками которой они чуть не стали.
  
  Голдсмит потом оправдывался, мол, таким путем ему удалось вовремя остановить другого террориста-смертника, собиравшегося взорвать самолет, вылетавший из Парижа в Вашингтон. Он был взят с поличным, не успев еще даже подняться на борт лайнера. Однако «Таймс» не нашла связи между двумя событиями. Репортеры пришли к выводу, что Голдсмит преувеличил ценность разведданных, полученных от террористов из Флориды, чтобы сделать оправданной их отправку домой.
  
  Голдсмита пригвоздили к позорному столбу. Ему пришлось подать в отставку. За ним последовал генеральный прокурор штата Флорида.
  
  Однако «Таймс» не знала, что сделка со смертниками из Флориды стала не первым такого рода тайным сговором.
  
  Был еще нелегал из Саудовской Аравии, симпатизировавший «Аль-Каиде» и предпринявший попытку взорвать начиненный пластитом пикап «форд» на углу Музея Гуггенхайма. Он припарковал там машину глубокой ночью, установив таймер на девять утра. Однако сквозь тонированное стекло своей квартиры за ним наблюдала некая женщина. Ее заинтересовало, почему человек так часто что-то проверяет в кузове своего автомобиля, и она вызвала полицию. Прибывшая на место тактическая группа сумела обезвредить взрывное устройство до того, как оно сработало. Владельца машины оперативно вычислили и арестовали. Но с самого начала в дело вмешался Голдсмит. Взял подозреваемого под свою опеку и выяснил, что у того была большая группа единомышленников, которых он готов сдать властям всех до единого в обмен на иммунитет для себя.
  
  Именно тогда Голдсмит вышел на Морриса.
  
  Поначалу Янгер уперся. Хотел лично выступить обвинителем на процессе этого негодяя. Заявил Голдсмиту, что никогда не пойдет на сделку с террористом. И Голдсмит пустил в ход испытанное средство:
  
  — Вам, должно быть, известно, что у нас собраны обширные досье далеко не только на потенциальных террористов. Понимаете, о чем речь?
  
  Едва ли есть в мире хотя бы один амбициозный политический деятель без темных пятен в прошлом, о которых, как он надеется, навсегда забыто. Моррис Янгер мог лишь догадываться, какие именно материалы на него имелись в распоряжении Голдсмита. Вероятно, ему стали известны детали грязных делишек, которые провернул для Янгера Говард Таллиман. Или в его руки попали документы о пожертвованиях в предвыборный фонд, не задекларированных, как положено. Или он знал нечто неблаговидное о прошлой сексуальной жизни Бриджит или даже его самого.
  
  Так или иначе, но Янгер сдался. Террорист благополучно вернулся на родину. И после публикации в «Таймс» Говард и Моррис в страхе ожидали, что последует дальше. Газетчики продолжали вынюхивать и скоро выяснили, что Янгер тоже замешан в подобном деле. Им так и виделся заголовок на первой полосе: «Генеральный прокурор Нью-Йорка позволил террористу бежать из страны». Это означало бы полный крах.
  
  Человек, отпустивший на свободу террориста, не мог рассчитывать на пост губернатора, и, конечно же, ему лучше было навсегда расстаться с мечтой о Белом доме. Просочись информация в печать, и Моррис мог бы считать себя счастливчиком, если бы ему разрешили завершить карьеру в качестве члена попечительского совета какого-нибудь захудалого государственного колледжа.
  
  Теперь Говард опасался, что именно обо всем этом Эллисон Фитч узнала, подслушивая телефонные разговоры Бриджит и Морриса.
  
  — Господи, до чего же ты глупа, Бриджит, — вздохнул он. — И какого дурака свалял твой муж!
  
  — Но мы не обсуждали ничего конкретного. Разговоры велись в самых общих чертах. О том, как он обеспокоен. Как надеется, что уже скоро все рассосется.
  
  — Вот в том-то и суть, Бриджит. Мы действительно могли надеяться, что все рассосется. Шансы, что дело не получит огласки, повышались день ото дня, — тихо произнес Говард. — Но только при условии, что ты не будешь трепать об этом языком в присутствии своей склонной к шантажу подружки-лесбиянки.
  
  — Я уверена, она блефует, Говард. Она не могла слышать ничего существенного. Просто не могла!
  
  Он повернулся, отошел от нее на пару шагов и пристально посмотрел в лицо.
  
  — Вся эта история с лесбийским шантажом яйца выеденного не стоит. Я знаю, как нам легко выпутаться из нее. Но если Эллисон Фитч действительно что-то слышала, то ваша с ней возня в постели вообще перестает иметь значение. В таком случае у нее в руках оказался динамит. Ты понимаешь, Бриджит? Настоящий динамит, если не атомная бомба.
  
  — Говард, могу еще раз поклясться, что даже если она подслушивала каждое мое слово, там не было ничего, что могло бы…
  
  — Довольно! Хватит оправданий.
  
  Говард задумчиво покачал головой, а потом сунул указательный палец прямо ей под нос.
  
  — И Моррис не должен ничего знать. Ясно?
  
  Неожиданно Говард оставил ее одну, стремительно выйдя на улицу и скрывшись из поля зрения.
  
  Бриджит прислонилась спиной к стене, пытаясь успокоиться. Говард может не опасаться, что она пожалуется Моррису. Этот маленький человечек пугает ее значительно больше, чем собственный муж.
  19
  
  — ФБР прислало своих людей, чтобы побеседовать со мной, мистер президент.
  
  — Да, конечно. Вполне разумно с их стороны.
  
  — Вы сами их послали ко мне?
  
  — Это стандартная процедура.
  
  — Понимаю, хотя они вели себя не очень дружелюбно. Спрашивали, не возникали ли у меня неприятности.
  
  — И что вы ответили?
  
  — Они и так знали о том случае, когда я застал миссис Хитченс голышом. Но им ничего не известно о другом деле.
  
  — И вы промолчали об этом.
  
  — Да. Потому что, как мне показалось, их интересовали только те проблемы, когда я сам делал что-нибудь плохое. Но тогда никакой моей вины не было. Я вообще не люблю вспоминать об этом. Отец почему-то захотел поговорить о том деле незадолго до своей смерти. Странно, ведь он много лет твердил, чтобы я никому ничего не рассказывал. Я так и поступал. Даже доктор Григорин ни о чем не знает.
  
  — Но я-то знаю.
  
  — Вам можно рассказывать обо всем.
  
  — А как насчет вашего брата? Может, стоит поделиться с ним?
  
  — Нет.
  20
  
  По пути в машине домой Майкл Лэмтон ощутил желание. Впрочем, дома он может легко получить свое — нужно всего лишь растолкать Веру и разбудить ровно настолько, чтобы она повернулась на бок, но только сейчас им владело иное желание. В конце концов, у него сегодня праздник. А кому в праздник захочется тот же кусок мяса, который можешь получить каждый день?
  
  И ведь ему есть что отпраздновать, черт возьми! У него все получилось. Или по крайней мере нет оснований полагать, что не получилось. Голосование пройдет в ближайшее воскресенье, и все указывает на то, что это стадо тупых баранов поддержит предложение. Оно будет принято, вероятно, небольшим большинством голосов, однако они поставят свои подписи под новым трудовым соглашением, в котором не предусмотрено увеличение заработной платы, урезаны социальные льготы и не содержится никаких гарантий от увольнения. Но так они по крайней мере сохранят свои рабочие места, потому что не хотят, чтобы производство перевели в Мексику, или в Китай, или на Богом забытый Тайвань.
  
  Им хочется продолжать выпускать запасные части к автомобилям — облицовку дверей, панели приборов, рулевые колеса — и отправлять их заказчикам из «Дженерал моторс», «Тойоты», «Хонды» и «Форда», причем не только в старых добрых США, но и на экспорт тоже. Уже не первый год они видят, что происходит по всей стране, где закрывается один завод за другим. А когда рабочие места уходят, возвращаются ли они потом? Не возвращаются!
  
  Именно об этом говорил им Лэмтон, представляя новое предложение руководства. Он сам готов был назвать его «тошнотворным», заклеймить «до наглости оскорбительным». Заявлял, что подобное предложение — «это плевок в лицо всем честным работникам и работницам нашего предприятия».
  
  Он не жалел уничижительных определений, но потом был вынужден признать, что «это наш единственный шанс сохранить работу».
  
  — Давайте взглянем правде в глаза, друзья мои. Эти сволочи могут закрыть завод и перевести его в Южную Корею, пока вы еще не успеете добраться до дома после смены, открыть банку пива и включить телевизор. Спросите, нравится ли мне этот контракт? И я отвечу: мне он ненавистен. Но как ваш профсоюзный лидер, я должен признаться перед вами, что в воскресенье мне придется проголосовать за это предложение, от которого за милю несет дерьмом. Почему? Потому что я — реалист. Мне надо кормить семью, как и всем вам. Мне нужно выплачивать взносы по ипотеке, как и всем вам. Мне необходимо дать образование своим детишкам, как и всем вам. От моего заработка зависят многие другие люди, как и от вашего тоже.
  
  По залу пронесся ропот, но он был гораздо тише, чем опасался Лэмтон. В былые времена в него уже начали бы швырять стулья. Но тогда еще не прекратили существования «Понтиак» и «Олдсмобил», не пошли с молотка «Хаммер» и «Сатурн». Еще едва не отбросил копыта «Крайслер». Нынче другие времена. Играть приходится по новым правилам. И хотя появились признаки оздоровления экономики, как и надежды на то, что автомобильные компании в ближайшем будущем продолжат покупать запчасти именно у этого американского завода, люди все равно нервничали. Опасались спугнуть удачу. Боялись лишиться своих домов.
  
  В глубине души они понимали, что Майкл Лэмтон прав. Им были не по душе его речи, но зато он известен как человек, который не станет ходить вокруг да около. Они знали, что он о них позаботится. Ведь Майкл Лэмтон умел отстаивать их интересы.
  
  Одним словом, на самом деле они не знали ни черта.
  
  Например, о том, что несколько недель назад боссы компании пригласили его в зал заседаний совета директоров. Они втроем уселись по одну сторону длинного стола из полированного красного дерева, а Лэмтон расположился по другую. По гладкой поверхности стола в его сторону проскользила папка с бумагами, а президент компании обратился к нему:
  
  — Твоя задача — сделать так, чтобы люди купились на это предложение. Можешь изгаляться над контрактом, как угодно. Уверять их, будто они заслуживают лучшей доли. Заявить, что компания тем самым заставляет их есть дерьмо да еще улыбаться при этом и просить добавки. Но в итоге тебе придется продать им это соглашение, потому что ничего лучшего при нынешней конъюнктуре им не видать как своих ушей. Скажи, что если им угодно, чтобы их работу получил какой-нибудь Хуан, Фелипе или Донху-Ло, пусть голосуют против. Но если им нужны их рабочие места, они примут наши условия.
  
  Выслушав его, Майкл Лэмтон, спокойно отодвинул стул, встал, расстегнул ширинку своих джинсов и направил струю мочи прямо на дорогой стол. Причем так, чтобы непременно попасть ею в папку с контрактом.
  
  Руководители компании машинально подались назад, подальше от растекающейся по столу лужи. Лэмптон заправил член в трусы, застегнул «молнию» и сказал:
  
  — Надеюсь, вы теперь поняли, что? я думаю о вашем новом трудовом договоре? В экономике наметились позитивные перемены. У «Джи эм», как и у «Крайслера», выдался неплохой год. Финансовая поддержка государства дала свои плоды. Вы делаете большие деньги и можете себе позволить выплачивать трудягам нормальную зарплату. Не рассчитывайте, что ваши предложения пройдут. Ясно? — И он широко улыбнулся.
  
  Президент обратился к сидящему рядом мужчине:
  
  — Принеси бумажные полотенца и вытри со стола.
  
  Тот изумился подобному приказу, однако подчинился. Когда стол привели в порядок, президент поставил на него кожаную сумку.
  
  — Всего будет полмиллиона долларов, — произнес он. — Здесь половина. Можешь пересчитать, если угодно. За это тебе нужно только обеспечить благоприятный для нас исход голосования по контракту.
  
  Лэмтон сделал паузу, обдумывая смену тактики ведения переговоров.
  
  — Что ж, это иной подход, — заметил он.
  
  Ему было не впервой совершать за деньги предосудительные поступки. Человек он весьма практичный.
  
  — Вторую часть получишь после голосования, но при том, разумеется, условии, что оно пройдет как надо, — сказал президент компании.
  
  А сейчас, когда только что закончилось собрание членов профсоюза, Майкл был уверен, что еще четверть миллиона у него практически в кармане. Через несколько дней люди поставят подписи там, где им будет велено. Майкл Лэмтон не новичок в своем деле, ему доводилось выступать перед разными аудиториями, и он легко улавливал преобладающие настроения. А что до голосований, то еще ни одно из них не закончилось не так, как ему хотелось бы.
  
  Они скушают это. Будут воротить носы, но скушают.
  
  И, возвращаясь после собрания, сидя в кожаном кресле с подогревом за рулем мощного джипа, думая о том, какая прорва денег опять сама плывет ему в руки, Майкл вдруг ощутил желание.
  
  Первое, что пришло в голову, — заехать в любой бар и снять кого-нибудь. Однако здесь часто все зависит от удачи. В итоге ему, вероятно, придется заплатить за удовольствие, и он, черт возьми, может себе это позволить, но только считает покупную любовь ниже своего достоинства. Самому себе он представлялся весьма привлекательным мужчиной. Да, в талии стал чуть широковат, но ведь какое пузо было у Тони Сопрано,[50] а оно не мешало ему заваливать любую девицу по своей прихоти.
  
  Майкл вел машину по узкому двухполосному шоссе, включая «дворники» каждые десять секунд, чтобы очистить лобовое стекло от капель мелкого дождика, когда заметил в ста ярдах впереди припаркованный на обочине автомобиль. С виду — японский микроавтобус; задняя дверца задрана вверх. В какой-то степени, подумал Майкл, именно японцы изначально виноваты в том, что он берет взятки и торгует своими принципами. Это японцы чуть не угробили всю американскую автомобильную промышленность. И еще немцы. Две бывшие вражеские державы сумели отыграться за поражение в войне. А потому, когда Лэмтон брал деньги, чтобы заставить своих подопечных и дальше вкалывать, это япошки и «фрицы» подталкивали его руку. Если разобраться, то…
  
  Девушка безуспешно пыталась достать запасное колесо. Майкл видел ее пока только сзади, но ему это уже начинало нравиться. Белокурые волосы до плеч, черная курточка, синие джинсы, кожаные сапоги-ботфорты до коленей. Стройная фигурка. На вкус Лэмтона, могла быть чуть пышнее в некоторых местах, но в целом — неплохо.
  
  Девушка уже открыла люк в полу машины, из которого наполовину торчала запаска. Проезжая мимо, Лэмтон сбросил скорость, чтобы успеть рассмотреть девушку в слегка замутненное зеркальце заднего обзора со стороны пассажирского сиденья. Она тоже подняла голову, и он заметил, что ей уже за тридцать. Но милая мордашка. Остановиться и помочь?
  
  Впрочем, колебался Майкл недолго. Уткнулся капотом в обочину прямо перед ее микроавтобусом, заглушил двигатель, вынул из замка зажигания ключ. Но стоило ему взяться за ручку дверцы, как его сотовый телефон зазвонил.
  
  — Дьявол!
  
  Он достал из кармана куртки телефон и взглянул на отобразившийся на дисплее номер. Незнакомый. Но ведь профсоюзному лидеру звонят очень многие, причем среди этих людей встречаются типы, предпочитающие каждый раз пользоваться другой трубкой. Так сложнее отследить разговор. Вот только именно сейчас у него не было ни малейшего желания с кем-либо общаться. Нужно помочь леди, попавшей в беду. И Майкл положил телефон обратно в карман.
  
  Он осмотрел шоссе и не заметил ни одной машины, которая бы двигалась в том или ином направлении. Да, местечко глухое. Если здесь что-нибудь случится, никто потом и концов не найдет.
  
  «Может, не стоит связываться?» — подсказала интуиция. «Да ладно, это займет пару минут», — возразил он сам себе.
  
  Майкл запахнул полы своей длинной куртки и застегнул пуговицы. Не для защиты от дождя, а из опасения отпугнуть эту крошку видом животика, который перевешивался через брючный ремень.
  
  — Проблемы? — окликнул он женщину.
  
  Расчет простой: помочь ей поменять колесо, а потом пригласить куда-нибудь на чашку кофе. Пока он справится с этой задачей, весь промокнет. Она же будет полна сочувствия, посчитает себя перед ним в долгу. Ей будет трудно отказаться от невинного предложения. Может, даже пригласит Майкла к себе, чтобы он обсохнул.
  
  Женщина выглянула из-за своего микроавтобуса.
  
  — О, слава Богу! Спасибо, что остановились! — воскликнула она. — По-моему, я напоролась на гвоздь.
  
  — Вы уже звонили в «ААА»?[51] — спросил Майкл, надеясь на отрицательный ответ. Ему не хотелось, чтобы сейчас появился водитель на тягаче и сломал ему весь кайф.
  
  — Я как раз только что отругала себя, что до сих пор не вступила в нее. Они мне шлют свою рекламу, а я вечно ее выбрасываю. Вот идиотка, да?
  
  Майкл уже успел подойти к женщине и рассмотреть ее. Рост — пять футов девять дюймов. Весит фунтов сто сорок. Высокие скулы. Грудь маловата, но нельзя же получить все сразу. С виду похожа на иностранку — из Европы или еще откуда. Ноги длинные. Заправленные в сапоги джинсы обтягивают их плотно, как колготки. Кожаные перчатки на руках. И осанка… Осанка как у спортсменки.
  
  — Да, надо вступать, — кивнул он, опасаясь, что его попросят вызывать техпомощь по своей членской карточке.
  
  Майкл стоял от нее в двух шагах, но не торопился подходить ближе, чтобы не напугать. Она смотрела на него немного настороженно, словно хотела сказать: «Я рада, что вы остановились, но, надеюсь, не для того, чтобы со мной заигрывать?»
  
  — Как же мне повезло, что вы проезжали мимо, — произнесла женщина.
  
  — Как вас зовут?
  
  — Николь.
  
  — А меня Фрэнк, — представился Майкл, считая, что не следует называть своего настоящего имени ради мимолетной интрижки. — Посидите в моей машине, пока я здесь управлюсь?
  
  — Нет, это не обязательно, — ответила Николь.
  
  У Лэмтона снова начал звонить телефон, но он не обратил на это внимания.
  
  — Я могу чем-нибудь помочь, — предложила Николь. — Например, посветить фонариком.
  
  — У вас есть фонарик? Я тоже держу его на всякий случай в багажном отсеке.
  
  Из внутреннего кармана куртки она достала мобильный телефон. Майкл удивился, поскольку большинство знакомых ему женщин держали телефоны в сумочках.
  
  — У моего сотового есть дополнительная функция, — пояснила она. — Его можно использовать как фонарик.
  
  — Боюсь, вы насквозь промокнете, — произнес он.
  
  Ухватившись за запаску, Майкл поставил ее вертикально на бампер, чтобы затем опустить на землю.
  
  — Так какое колесо спустилось? — спросил он.
  
  Только сейчас до него дошло, что ее машина стояла совершенно ровно, не просев ни с одной из сторон, и без малейшего крена.
  
  — Переднее со стороны пассажирского сиденья, — ответила Николь.
  
  Пока он всматривался вперед, она наклонилась и сделала движение, словно поправив отворот одного из своих высоких сапог.
  
  — Но, Николь, мне кажется, что с этим колесом…
  
  Нож для колки льда быстро и бесшумно прожег ему правый бок. Прежде чем Майкл успел почувствовать боль, Николь вынула окровавленный, но все еще блестящий клинок и всадила его вновь, на сей раз выше — между ребер. Потом опять вытащила нож из раны и нанесла третий удар. С особой силой.
  
  Майкл Лэмтон издал хрип и упал на мокрый гравий. Он пытался что-то сказать, но от этого усилия лишь кровь выступила у него на губах. Николь опустилась рядом на колени.
  
  — Твои люди просили передать, что они знают, как ты продал и предал их. Знают о твоей двуличной натуре. Знают, что ты пытался их подставить.
  
  Затем, чтобы покончить с ним наверняка, она в четвертый раз вонзила нож прямо в сердце. Николь поднялась и подставила лицо под капли дождя. Ощущение восхитительное. Как очищение от скверны. Труп Майкла Лэмтона она откатила в кювет, водрузила запасное колесо на место в люке. И когда она уже сидела за рулем, мчась вперед по шоссе, стал звонить ее сотовый телефон.
  
  — Слушаю.
  
  — Это я.
  
  Ни приветствия, ни представления, но голос хорошо знакомый.
  
  — Привет, Льюис, — произнесла она.
  
  — Звоню, чтобы узнать, свободна ли ты. Мне ведь известно, что ты стала работать не только на Виктора.
  
  — Сейчас я немного занята.
  
  — У меня есть для тебя кое-что.
  
  — Я направляюсь к северу от границы. Собралась немного отдохнуть.
  
  — Но если бы у меня было для тебя дело, ты могла бы за него взяться? Уверяю, вознаграждение будет достойным.
  
  — Что значит «если бы»?
  
  — Мне надо все обсудить с боссом, но, уверен, он согласится. Это выяснится очень скоро.
  
  Николь задумалась. Ей не повредила бы небольшая передышка, но она терпеть не могла отказываться от работы.
  
  — Что нужно будет сделать?
  
  — Разобраться с одной дамочкой из бара, — ответил Льюис. — Проще простого.
  
  — С таким заданием справится кто угодно, — заметила Николь.
  
  — Да, но нам необходимо дистанцироваться от данного дела как можно дальше.
  
  — Хорошо, тогда дай мне знать, что решит твой босс. — И она оборвала связь.
  
  Было что-то в его голосе… Он напоминал ей, пусть и очень отдаленно, голос отца, хотя с ним Николь не разговаривала уже много лет. Жалкий сукин сын! Однако она не могла избавиться от мыслей о нем. О своем дражайшем старике отце. У нее до сих пор звучали в ушах его слова: «Господи Иисусе, серебро! Мы тащились на край света в Австралию, чтобы ты взяла всего лишь серебро? Знаешь, как принято говорить в таких случаях? Выиграй на Олимпиаде бронзовую медаль, и ты можешь с гордостью возвращаться домой, довольная собой. Но если ты выигрываешь серебряную медаль, всего лишь малость не дотянув до золота, эта мысль станет для тебя источником терзаний до конца жизни. Это как стать вторым человеком, ступившим на поверхность Луны. Кто теперь помнит его фамилию?»
  
  Ей крепко запала в душу хлесткая пощечина, полученная от него, когда она ответила: «Базз Олдрин».
  21
  
  На следующее утро все выглядело так, будто накануне ничего не произошло. Томас спустился к завтраку в обычное время. И хотя меня самого все еще грызло чувство вины за то, как я повел себя после визита к нам людей из ФБР, брат явно собирался продолжать жить своей обычной жизнью — то есть торчать весь день в спальне и путешествовать по белому свету.
  
  В его характере было столько для меня непонятного. Порой я жалел, что не способен проникнуть в его мысли. С детства он представлял для меня одну большую загадку. Словно находился внутри пузыря, некой оболочки, которая не позволяла ни мне проникнуть внутрь ее, ни ему самому выбраться наружу. Не давала покоя мысль: почему Томас, а не я? Почему из нас двоих его, а не меня поразил… душевный недуг? Где справедливость? Неужели Господь Бог взглянул однажды с небес на моих родителей и подумал: «Пусть у этих людей будет один сын с нормальной головой на плечах, а со вторым… Со вторым я немного позабавлюсь»?
  
  В версиях о том, почему у Томаса развилась шизофрения, недостатка не ощущалось. Еще когда мы были детьми, вину часто пытались возложить на отношение к нему родителей, а в особенности матери, что, разумеется, было несправедливо, поскольку она всегда оставалась терпеливой и исполненной любви к своим детям. Наделенная от природы педагогическими инстинктами, она была скорее склонна сглаживать проявления душевной неуравновешенности Томаса, чем раздувать из них проблему. Со временем появились и иные версии. Генетика. Воздействие плохой экологии. Химический дисбаланс в структуре мозга. Стресс. Перенесенная в детстве травма. Ненатуральные продукты питания. А также все это, вместе взятое.
  
  В общем, если подвести итог сказанному, никто на самом деле ничего толком не знал. Я сам мог объяснить, почему Томас такой, какой он есть, не лучше, чем уразуметь, почему я такой, какой я есть. Ведь при всех своих проблемах Томас обладал еще и совершенно незаурядным даром. Его способность запомнить каждую деталь, замеченную на сайте «Уирл-360», оставалась для меня непостижимой. Однажды я решился спросить брата, не был бы он, может, немного счастливее без этого странного таланта, и получил в ответ сполна. А был бы я счастлив, если бы меня лишили моего дара рисовальщика? — был задан мне встречный вопрос. То, что я считал его проклятием, сам Томас воспринимал как благословение свыше. Ведь именно это отличало его от других людей. Служило источником самоуважения и гордости. Его одержимость приносила ему единственное истинное наслаждение. И, если вдуматься, разве это не относилось ко всем действительно талантливым людям?
  
  В чем никаких сомнений быть не могло, так это в том, что наши родители делали все от них зависящее, чтобы помочь Томасу, и любили его беспредельно. Они возили его к обычным врачам. Показывали специалистам. Встречались со всеми его учителями. И не переставали беспокоиться за него, причем как старший брат я зачастую оказывался втянутым в круговорот вечной озабоченности. Помню, когда мне было лет пятнадцать, Томас пропал куда-то на несколько часов. Он и раньше часто садился на велосипед и катался по Промис-Фоллз, составляя план, для чего изучал буквально каждый квадратный дюйм. Возвращался всегда с блокнотом, страницы которого покрывали схемы улиц, причем такие детальные, что на них было в точности отмечено расположение каждого дорожного знака или пожарного гидранта.
  
  Но в тот вечер домой к ужину брат не приехал. На Томаса это было не похоже.
  
  — Поезжай и поищи его, — попросила мама.
  
  Я вскочил в седло своего велосипеда и отправился в центр города. Решил, что скорее всего найду его именно там. Ведь в центре пересечение улиц более замысловатое и должно было привлечь повышенное внимание Томаса, учитывая специфику его интересов. Однако его я там не нашел.
  
  Зато обнаружил велосипед.
  
  Он был оставлен в ответвлении от Саратога-стрит, проходившем между парикмахерской и булочной-кондитерской, где делали прекрасные лимонные пирожные. Я подумал, что Томас заскочил туда, чтобы полакомиться, но продавщица его не видела.
  
  Потом я прошел по нескольким центральным улицам, заглядывая в каждое расположенное на них заведение и спрашивая, не заходил ли к ним мой брат. Наконец, стоя на тротуаре напротив обувного магазина, я преодолел страх привлечь к себе слишком много внимания и громко крикнул:
  
  — Томас!
  
  Когда же вернулся к месту, где нашел велосипед, его там не оказалось.
  
  По пути домой я от злости с удвоенной силой крутил педали и приехал через десять минут после того, как там объявился брат. За ужином Томас хранил молчание и выглядел мрачнее обычного. А позже тем вечером я слышал, как он в подвале ругался с отцом, хотя, если выражаться точнее, это отец отчитывал его, причем на редкость сердито. Я полагал, что брат получил взбучку за самовольное исчезновение из дома, но когда позже спросил его об этом, Томас сказал, что я ничего не понимаю.
  
  Вопрос о том, что приключилось с братом в тот день, у нас дома никогда больше не поднимался.
  
  Я сидел за кухонным столом, предаваясь этим воспоминаниям и размышляя еще над многими проблемами, пока Томас ел свои хлопья с молоком.
  
  — Вместо приготовления ужина у меня будет для тебя другое поручение, — сказал я.
  
  Он поднял голову и встревоженно спросил:
  
  — Какое?
  
  — Нужно сделать уборку в доме.
  
  Брат оглядел кухню, бросил взгляд в гостиную и заявил:
  
  — По-моему, у нас очень чисто.
  
  — Надо все пропылесосить. Мы много грязи натаскиваем с улицы. Я приведу в порядок ванную, а ты возьмешься за пылесос.
  
  — Но папа всегда убирался в доме сам, — возразил Томас. — Мне он этого не доверял. А пылесосом я вообще никогда не пользовался.
  
  — Но ты согласен, что в доме иногда нужно делать уборку?
  
  — Наверное.
  
  — А теперь, когда папы больше нет с нами, каким образом нам решить данную проблему? Мы живем с тобой здесь вдвоем, по крайней мере сейчас, и мне хотелось бы, чтобы ты не устранялся от своей доли забот.
  
  — Мне кажется, ты мог бы все сделать сам.
  
  — Я и так езжу в город за продуктами и готовлю еду. Мне приходится иметь дело с нашим адвокатом. И не забывай, Томас, что у меня есть работа. А потому мне либо придется вернуться в Берлингтон…
  
  Он попытался что-то возразить, но я предостерегающе поднял указательный палец, не позволяя себя перебить.
  
  — Либо работать тут. Но в любом случае я очень и очень занят.
  
  — Я тоже, — заметил брат.
  
  — Верно. Но все же я посчитал, что если мне приходится уделять работе меньше времени из-за других забот, то будет справедливо, если так же поступишь и ты.
  
  У Томаса забегали глаза.
  
  — Я даже не знаю, где у нас пылесос.
  
  — Вот там. — Я указал на стенной шкаф рядом с задней дверью.
  
  — И когда я должен это для тебя сделать?
  
  — Ты не прав, Томас, если считаешь, что будешь делать только для меня. Это работа по дому. Совместными усилиями, разделяя обязанности, мы станем выполнять ее для нас обоих. Понимаешь, что я имею в виду?
  
  — Да. И все же когда мне этим заняться?
  
  Я пожал плечами:
  
  — А почему бы не прямо сейчас? Закончишь, и остаток дня будет в твоем распоряжении. Больше я ни о чем тебя сегодня не попрошу.
  
  — Сколько комнат нужно убрать?
  
  — Все.
  
  — И подвал тоже?
  
  — Ну хорошо, подвал можешь исключить.
  
  — А лестницу?
  
  — Вот лестницу пропылесосить необходимо.
  
  Его плечи поникли, словно под тяжестью непосильного бремени.
  
  — Пойди достань пылесос. Я покажу тебе, как он действует.
  
  Томас поднялся со стула, открыл шкаф и вытащил оттуда пылесос с грацией коровы, на которую взвалили сумку с клюшками для гольфа.
  
  — Как мне включить его в сеть? — спросил он. — Вилка не вытягивается больше, чем на дюйм. Так мне до розетки не дотянуться.
  
  — Нажми ногой на педаль. Нет, на ту, что рядом. А теперь тяни провод до самого упора. — Я встал. — Вижу, мне придется кое-что продемонстрировать тебе.
  
  И я преподал брату небольшой урок, показав, как включать и выключать аппарат, регулировать мощность всасывания, и объяснил назначение различных насадок.
  
  — Вот эта для ковров, а та — для досок пола.
  
  — А какая для кафеля?
  
  — Та же, что и для досок. Пройдись по всему полу. Ничего сложного.
  
  У Томаса в этот момент был растерянный вид человека, которого силком усадили за пульт управления космическим кораблем. Но все же, подбадриваемый мной, он нажал кнопку, и пылесос загудел.
  
  — Мне надо разобраться с почтой и другими делами! — крикнул я. — Ненадолго оставлю тебя одного.
  
  В Промис-Фоллз я собирался в такой спешке, что забыл захватить свой переносной компьютер. Электронную почту можно было принимать на мобильный телефон, но вот писать длинные сообщения в ответ, пользуясь крохотными кнопками сотового, оказалось настоящей головной болью. Кроме того, как я догадывался, у меня накопились счета, которые легко можно оплатить через Интернет.
  
  Я знал, что у отца был свой ноутбук — причем уже второй, которым он успел попользоваться. «Этот легче прежнего и работает быстрее», — как сообщил он мне в электронном письме несколько месяцев назад. Отец даже начал читать на дисплее газеты, хотя по-прежнему каждое утро покупал свежий номер в киоске. Мне он объяснял, что делает это ради местных рекламных объявлений, но на самом деле всего лишь придерживался своего традиционного ритуала, когда утром садился в машину и отправлялся за газетой. Для него важно было начать день именно так. К тому же отец успевал выпить по дороге чашку кофе и все равно возвращался вовремя, чтобы приготовить для Томаса завтрак.
  
  Компьютер он держал на одной из кухонных полок. Я взял его и вышел на террасу. Беспроводная связь работала и там, а мне хотелось уйти подальше от рева пылесоса. Проходя мимо, я взглянул, как продвигается дело у Томаса, который низко склонился над полом, словно охотился на каждую замеченную пылинку. Судя по всему, он посчитал, что насадку надо держать на каждом участке ковра по меньшей мере несколько секунд, чтобы она справилась с работой. С такими темпами, подумал я, брат вернется к себе в комнату не раньше полудня.
  
  Я уселся в плетеное кресло, поднял крышку и включил компьютер. Вероятно, мне следовало бы надеть свитер, но холод не ощущался до такой степени, чтобы заставить меня вернуться в дом и одеться потеплее. Я ввел пароль и вошел в свой почтовый ящик. Неизбежный спам, пара записок от Джереми Чандлера и письмо от редактора «Вашингтон пост», в котором он похвально отзывался о моей последней карикатуре, запечатлевшей членов конгресса в виде детишек, играющих в песочнице.
  
  Изнутри донесся странный звук, словно пылесос только что втянул в себя белку. Как я догадался, Томас ухитрился засосать в трубу край ковра. Ничего. Как-нибудь сам с этим справится.
  
  Потом я нашел сайт газеты «Промис-Фоллз стандард». Прямого электронного адреса Джули там не значилось, но в разделе «Контакты» объяснялось, что связаться с любым сотрудником можно, введя инициал имени, фамилию и добавив @pfstandard.com.
  
  И я написал письмо Джули:
  
   Спасибо еще раз, что нашла время поговорить со мной. Да, и за пиво тоже. Рад был снова видеть тебя. Как я и предлагал, если будешь проезжать мимо нас, заскочи на огонек и порадуй Томаса.
  
  После чего щелкнул по клавише «Отправить».
  
  Я часто вспоминал о ней после нашей встречи в «Грандис» и искренне надеялся, что она примет приглашение. Проведя с Джули совсем немного времени, я все же успел понять, как легко мне с ней общаться. Можно было затрагивать любые темы. А дефицит общения ощущался мной в эти дни достаточно остро. О чем я мог поговорить, например, с Томасом, если его непрерывно манил к себе «Уирл-360»? Им в значительно большей степени владело желание помочь ЦРУ справиться с мифической глобальной катастрофой, чем подумать вместе со мной, как поступить с домом и что делать с ним самим.
  
  Вздохнув, я открыл на дисплее поисковик. Захотелось взглянуть на то заведение, которое, по мнению Лоры Григорин, могло стать хорошим жилищем для Томаса. Я перевел курсор в нужную строку, но не успел еще начать вводить название, как передо мной развернулся список ключевых слов, которые вводили прежде. Это осталось в памяти компьютера после того, как им в последний раз воспользовался отец. Вероятно, незадолго до смерти.
  
  Я взглянул на список, он оказался очень коротким. Всего три поиска.
  
   смартфоны
  
   депрессия
  
   детская проституция
  
  Онемев, я долго смотрел на слова, чувствуя себя так, будто некая бездна готова разверзнуться и поглотить меня целиком.
  
  В этот момент открылась входная дверь.
  
  — Кажется, наш пылесос сломался, — услышал я голос брата.
  22
  
  Говард Таллиман сидел на скамейке в Центральном парке чуть севернее Арсенала и южнее Шестьдесят пятой улицы, дожидаясь Льюиса Блокера.
  
  Уже минули годы с тех пор, как Говард взял к себе на работу этого бывшего офицера нью-йоркской полиции. Началось все с разовых поручений, однако часто выходило так, что Льюис оказывался занят другими делами, когда его услуги срочно требовались Таллиману. Говард же терпеть не мог подобных ситуаций и стал платить Блокеру жалованье, которое вдвое превышало оклад копа, зато гарантировало, что он мог поступить в распоряжение нового работодателя в любое время дня и ночи. А сейчас Льюис был нужен Говарду, как никогда прежде. Еще ни разу не приходилось ему оказываться в столь сложном положении.
  
  Он бросил взгляд влево и увидел Льюиса. Его рост не дотягивал до шести футов, хотя мог бы и превысить их, если бы на голове росли хоть какие-то волосы. Бычья шея, широкие плечи. Животик кажется мягковатым, но это обманчивое впечатление. Говард прекрасно знал, что, попытайся он изо всех сил врезать Льюису под дых, тот бы и бровью не повел, а сам Говард скорее всего угодил бы в больницу с переломом запястья. Глазки маленькие, проницательные. Чуть свернутый набок нос. Льюису сломали его очень давно, но он предпочел не исправлять небольшой дефект лица, потому что тот как бы свидетельствовал о том, что этот человек шутить не любит — он побывал в переделке, сумел выстоять и не задумываясь ввяжется в драку снова.
  
  Льюис Блокер наклоном головы приветствовал Говарда и сел рядом.
  
  — Ну и? — произнес Говард.
  
  — Вы, конечно, можете заплатить ей сто штук, но на этом ваши проблемы не закончатся.
  
  — Продолжай.
  
  — Я навел справки.
  
  Говарду в голову не приходило поинтересоваться, аккуратно ли это сделал Льюис. Не зря он получает щедрое вознаграждение. Оно оплачивает в том числе и умение собирать информацию, оставаясь невидимым.
  
  — Эллисон Фитч по уши в долгах. Мошенничает с чеками. Берет взаймы и не возвращает деньги. Она так давно не вносила свою долю арендной платы, что соседка по квартире уже готова убить ее. Но стоит ей в руки попасть хоть какой-то наличности, Фитч не спешит отдать долги, а спускает все на свои прихоти.
  
  — Понятно.
  
  — Мне кажется, если вы дадите ей такую крупную сумму, у нее крышу снесет окончательно. Промотает их в момент. Если хотите знать мое мнение, то, получив ваши сто тысяч, Фитч только еще глубже увязнет в долгах. Снимет собственное жилье, купит в рассрочку шикарный лимузин, откроет для себя кредитную линию в «Блумингдейле».[52] И уже скоро, снова оказавшись на мели, захочет получить еще сто штук.
  
  — То есть она к нам еще вернется, — задумчиво заключил Говард.
  
  — Да. И к тому же потратит ваши деньги так, что это привлечет к ней внимание. Много внимания. Кое-кто может заинтересоваться, с чего это она так разбогатела. Есть шантажисты, которые вытряхивают из людей деньги, но поступают с ними по-умному. Кладут в укромное место, берегут на черный день. Но таких единицы. И вообще людям, умеющим разумно распоряжаться финансами, редко приходится прибегать к шантажу, чтобы заработать. Вы ведь меня понимаете?
  
  — Конечно, — кивнул Говард. — Но что, если… Господи, даже не верится, что я сам предлагаю такое! А если мы сразу выплатим ей гораздо больше, чем она просит, но дадим ясно понять, что она потом уже не получит от нас ничего ни при каких обстоятельствах?
  
  Льюис окинул его саркастическим взглядом.
  
  — Ясно. Я и сам подумал, что этот вариант никуда не годится, — произнес Говард. — Тогда, может, мы заплатим ей сто тысяч, но ты проведешь с ней своего рода разъяснительную беседу. Ты ведь умеешь быть очень убедительным. Нужно напугать ее до полусмерти, вдолбить ей, что если начнет швыряться деньгами, привлекать к себе излишнее внимание или снова явится к нам, то ей сильно не поздоровится.
  
  — Тогда уж лучше сразу сделать ей больно, — заметил Льюис. — Для начала — самую малость.
  
  Говард избегал встречаться с бывшим полицейским взглядом. Он делал вид, будто с интересом наблюдает, как нянюшка-филиппинка суетится вокруг трех одетых в костюмчики «Берберри» малышей из богатой семьи Верхнего Ист-Сайда, направляясь с ними в сторону зоопарка.
  
  — Слово за тобой, Льюис, — сказал он. — В подобных делах специалист ты.
  
  — Вот именно. Я считаю, вам следует прислушаться к моему мнению, как лучше поступить. К тому же мы пока не коснулись второго аспекта вашей проблемы.
  
  — Того, что ей стало известно?
  
  — Да.
  
  — Я общался на эту тему с Бриджит, — сообщил Таллиман. — Она полагает, что Фитч подслушала один из ее разговоров с Моррисом. И существует вероятность, что они как раз обсуждали тот самый щекотливый вопрос.
  
  — Но она не уверена в этом?
  
  — Нет.
  
  — Однако в таких делах ничего нельзя оставлять на волю случая.
  
  Говард нервно потер ладони.
  
  — Может, если бы ты прижал ее как следует, мы бы выяснили, что ей известно, а что нет?
  
  Льюис посмотрел себе под ноги. Парочка голубей клевала крошки поп-корна рядом с его левым ботинком. Внезапно он сделал резкое движение, и мысок башмака попал одной из птиц в голову. Голубь заковылял в сторону на заплетающихся, как у пьяного, лапках.
  
  — Не думаю, что это хорошая мысль, Говард. Если она действительно ничего не знает, мы только дадим ей понять, что у нас есть еще секреты, помимо того, что Бриджит бисексуалка. То есть сами подкинем козырей в ее колоду.
  
  — Господи! — шумно вздохнул Говард. — Ну и вляпались же мы в дерьмо! Но, дьявол тебя раздери, Льюис, почему ты не смог вовремя выяснить, что за Бриджит водится нечто подобное?
  
  Льюис бросил на него внимательный взгляд.
  
  — Не потому ли, что вы и не просили меня ничего предпринимать, кроме поверхностной проверки? Финансовое положение, криминальное прошлое, неоплаченные счета за парковку. Для вас она вся пахла розами, да и только. Вы считали ее такой идеальной парой для Морриса, что вам самому не хотелось копнуть поглубже, чтобы ненароком все не испортить.
  
  Говард лишь снова вздохнул. Ему ли не знать, что это правда? Но он все равно не мог сдержаться, чтобы не добавить:
  
  — Значит, ты должен был действовать по собственной инициативе, в интересах дела, не дожидаясь моих распоряжений.
  
  — Занятно слышать это от вас именно сейчас, — усмехнулся Льюис.
  
  — Почему же?
  
  — Потому что я как раз собираюсь предложить сделать все, что в интересах дела, имея в виду Эллисон Фитч.
  
  — Что конкретно? — насторожился Говард.
  
  — Вам необходимо устранить связанные с ней проблемы раз и навсегда.
  
  — Как, черт возьми, нам добиться этого?
  
  Льюис молчал, дожидаясь, чтобы собеседник сам сообразил, о чем речь. И когда до Говарда дошел смысл предложения, его лицо побледнело.
  
  — Только не это! Ты же не всерьез, я надеюсь?
  
  Льюис снова предпочел отмолчаться.
  
  — Боже всемогущий, — прошептал Говард, — нет, это совершенно не… Послушай, я в свое время много чего натворил, но… Льюис, мы не убиваем людей.
  
  Тот понимающе кивнул.
  
  — А это будем не мы, Говард.
  
  — Что?
  
  — Это будем не мы. Не я и не вы. С нами это никак не будет связано.
  
  У Говарда пересохло во рту.
  
  — Тогда кто же?
  
  — Я уже провел предварительные консультации с одним человеком. Мне известно, как она работает, и она сделает это для нас.
  
  Говард глубоко втянул воздух и медленно выдохнул. Затем резко повернулся и недоуменно спросил:
  
  — Она?
  
  Льюис кивнул.
  
  — Даже не знаю…
  
  — Вам нужно всего лишь задать вопрос самому себе, хотите вы избавиться от данной проблемы или нет. Если готовы к тому, что эта женщина станет постоянно требовать от вас все больше денег, что она разболтает повсюду, как ей удалось легко и просто разбогатеть, если готовы рискнуть, подозревая, что ей известны факты, которые могут сильно повредить Моррису, тогда — полный вперед. Заплатите ей сто тысяч не мешкая.
  
  Говард спрятал лицо в ладони, потом распрямился и произнес:
  
  — Хорошо, делай то, что считаешь необходимым.
  23
  
  — Пылесос затянул в себя край ковра, — жалобно сообщил Томас, когда я вернулся в дом, оставив отцовский ноутбук в кресле на террасе.
  
  Он ткнул пальцем в насадку на шланге, которая зажевала, похоже, чуть ли не половину ковровой дорожки, постеленной между прихожей и кухней. Естественно, при этом автоматика отключила питание.
  
  — Просто вытащи оттуда ковер, Томас.
  
  — Рукой?
  
  — Да.
  
  — А что, если он опять включится и засосет мои пальцы?
  
  — Ничего подобного произойти не…
  
  В этот момент зазвонил городской телефон, и я снял трубку.
  
  — Алло!
  
  — Рэй, это Элис из офиса Гарри Пейтона. Мне поручено узнать, не найдется ли у вас минутка, чтобы заскочить к нам и подписать кое-какие бумаги в связи с имущественными делами вашего отца?
  
  — Да, конечно, — ответил я, собираясь с мыслями. — Разумеется. Когда Гарри удобнее принять меня?
  
  — Вообще-то у нас как раз сейчас очень тихо. Понимаю, что, может, момент не самый подходящий для вас, но если готовы…
  
  — Отлично. Буду у вас через несколько минут.
  
  Я повесил трубку, повернулся и чуть не уперся в Томаса, который все еще маячил у меня за спиной в ожидании дополнительных инструкций. Временно выведенный из строя пылесос стоял на полу рядом с ним.
  
  — Что происходит? — спросил брат.
  
  — Мне нужно съездить в контору нашего адвоката и подписать какие-то документы.
  
  — Я хочу пойти и заняться своей работой, — заявил он, взглядом указывая наверх. — Мне придется многое наверстать.
  
  — Ладно. С пылесосом я разберусь сам. Вернусь домой очень скоро.
  
  По пути в город меня преследовал вопрос, для чего моему отцу понадобилась информация из Интернета о детской проституции. Первые две поисковые строки были легко объяснимы. Он упоминал, что хочет купить новый телефон с выходом во Всемирную Паутину и хорошим фотоаппаратом. А если вспомнить намеки, которые я уловил прежде в разговорах с Гарри и Леном, отец, видимо, переживал период депрессии. Вероятно, он попытался поставить себе диагноз. Но детская проституция?! Признаюсь, мое воображение направляло мысли в совершенно нежелательном для меня направлении. Я же пытался найти простое и логичное объяснение, зачем отцу понадобился такой поиск. Его просто не могло не быть.
  
  А если он увидел по телевизору какую-то передачу или сюжет в новостях о сексуальной эксплуатации несовершеннолетних? Это стало для него сильнейшим потрясением, и отец решил узнать побольше, чтобы… Зачем? Ему захотелось пожертвовать деньги некой организации, борющейся с этим отвратительным явлением по всему миру?
  
  Похоже на нашего отца? Часто он жертвовал деньги на благотворительность? Нет. Отец был очень хорошим человеком — здесь двух мнений быть не может. Когда кому-нибудь требовалась помощь, он всегда предлагал ее. Помню, я был еще ребенком и у наших соседей — не у Хитченсов, а у другой семьи, жившей по противоположную от нас сторону, — случился в доме пожар. Расчет прибыл вовремя и сбил пламя, но кухня пострадала от огня очень сильно. У соседей не было страховки, и они не могли себе позволить нанять рабочих, а потому вынуждены были все восстанавливать сами. Но проблема заключалась в том, что одного желания оказалось мало — необходимо было еще и умение. А папа, который никогда не работал ни водопроводчиком, ни плотником, умел многое. Его всему научил отец. И целый месяц, как только у него выдавалась свободная минута, он трудился на соседской кухне.
  
  Отец любил помогать людям и готов был предложить практическую помощь, не жалея времени и сил, но он был не из тех, кто снимает трубку телефона, чтобы продиктовать номер своей кредитной карточки представителям какой-нибудь благотворительной организации. Значит, эту причину для поиска информации на тему детской проституции можно исключить. Тогда, может, он узнал, что проблема приобретает серьезные масштабы на севере штата Нью-Йорк, и хотел принять меры, чтобы она не распространилась в Промис-Фоллз? Нет, вряд ли. Так в чем же причина?
  
  Когда вернусь домой, проверю, какие именно сайты посещал отец в этой связи. Может, это прольет свет на мотивы, которыми он руководствовался? Мне вспомнились все истории о том, как после смерти своих родителей люди узнавали о них нечто совершенно неожиданное. О матери, которая отдала раннего ребенка в приют, чтобы не помешал ей выйти замуж. Об отце, крутившем роман со своей секретаршей. О женщине, годами ухитрявшейся скрывать от близких свою наркотическую зависимость. О мужчине, тайком от всех содержавшем вторую семью в другой части страны.
  
  Даже если речь шла о посторонних, подобные истории вызывали шок. Но что значили они в сравнении с открытием, что извращенцем мог быть собственный отец? Но я еще ничего не знал об этом. И просто не мог в это поверить. Существовала ведь еще одна допустимая вероятность. Это не отец искал в Сети информацию о детской проституции. Его компьютером мог воспользоваться кто-нибудь другой.
  
  — С тобой все в порядке, Рэй? — спросил Гарри Пейтон, когда я придвинул стул ближе к столу, чтобы поставить свои подписи под документами.
  
  — Да, конечно, — ответил я.
  
  — У тебя измученный вид.
  
  Я продолжал расписываться там, где он мне указывал.
  
  — Со мной все хорошо.
  
  — Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Никакой бумажной волокиты. Все идет как по маслу.
  
  — Рад это слышать.
  
  — А как дела дома? Как Томас?
  
  Я отложил ручку в сторону и откинулся на спинку стула.
  
  — Как Томас? — повторил я. — На этот вопрос нелегко ответить одним словом.
  
  — Что ты имеешь в виду, Рэй?
  
  — Скажите, Гарри, вы ведь формально являетесь и моим адвокатом тоже?
  
  — Разумеется.
  
  — То есть мне понятно, что вы были поверенным моего отца, а сейчас взяли на себя все хлопоты, связанные с его имущественными делами. Но я могу вас считать своим адвокатом, если речь идет о других проблемах?
  
  — Да. Я твой адвокат. Со мной можешь говорить совершенно откровенно.
  
  Я считал себя готовым к беседе, но обнаружил, что не знаю, с чего начать. Конечно же, не с отца и не с находки, какую я сделал в его компьютере. Ведь это оказалось далеко не единственным событием, которое потрясло меня за последние двадцать четыре часа.
  
  — К нам наведались агенты ФБР, — произнес я.
  
  — Кто? Рэй, почему ты сразу не позвонил мне? Они предъявили ордер?
  
  — Нет, лишь показали свои удостоверения.
  
  И я рассказал ему обо всем. Как они приехали, задавали вопросы мне и брату. Как я узнал, что Томас отправлял электронные письма в ЦРУ на имя Билла Клинтона. Как сам слышал его воображаемые разговоры с бывшим президентом.
  
  Гарри сидел, положив ладони на стол.
  
  — Невероятно! — воскликнул он. — Да уж, тебе есть над чем задуматься, Рэй.
  
  — Но мне нужно расспросить вас еще кое о чем.
  
  — О чем же?
  
  — Это касается отца.
  
  — Я слушаю.
  
  — Папа когда-нибудь… Нет, не так. Вам известно что-либо о частной жизни моего отца?
  
  — А какой смысл ты вкладываешь в понятие «частная жизнь»? Тебя интересует секс?
  
  — Предположим.
  
  Гарри пожал плечами:
  
  — Даже не знаю, что сказать. Ты имеешь в виду после смерти вашей мамы?
  
  — Да.
  
  — Поверь, мне ничего об этом не известно. Я представить не могу, чтобы Адам приводил кого-то к себе, а сам он никогда не отлучался из дома надолго, опасаясь оставлять твоего брата одного. И уж конечно, он едва ли хотя бы одну ночь провел в другом месте. Но нельзя исключать и возможности, что он с кем-то встречался днем. На несколько часов он обычно оставлял Томаса в одиночестве.
  
  — А вы сами видели отца с кем-нибудь? Или он вам что-нибудь рассказывал?
  
  Гарри покачал головой:
  
  — Нет. Но, знаешь ли, я бы не удивился, если бы мужчина в его возрасте все еще оставался, как принято сейчас говорить, сексуально активным. Но позволь и мне поинтересоваться, почему ты поднял этот вопрос, Рэй? Опасаешься, что вдруг появится некая женщина, которая заявит о своих правах на часть наследства?
  
  — Нет-нет, ничего подобного, — ответил я. — И вообще давайте забудем об этом.
  
  Наверное, мне самому так и следовало поступить. Просто забыть. Сделать вид, будто мне никогда не попадались на глаза те два слова на дисплее отцовского компьютера. И все же, прежде чем предать данный вопрос забвению, я собирался взглянуть, на какие именно сайты он заходил.
  
  Когда я вернулся домой, Томас находился там, где я и ожидал его застать. А вот компьютер отца был сложен и оставлен на кухонном столе. Вероятно, брат нашел его на террасе, принес сюда и отключил. Я снова откинул крышку с дисплеем, нажал на кнопку и выждал примерно полминуты, пока машина начала работать. Затем открыл поисковик. Поставив курсор в нужную строку, я произвольно ввел первую букву, после чего обычно появлялся список ключевых слов предыдущих поисков. Но этого не произошло. Не появилось ни строчки. Ни про смартфоны, ни про депрессию, ни про детскую проституцию.
  
  — Как же так? — пробормотал я.
  
  Переведя курсор в графу «История», я нажал на клавишу ввода. Однако список оказался пуст. Все сведения о сайтах в Интернете, на которые заходили с этого компьютера прежде, оказались удалены.
  24
  
  Еще многие ночи, пусть прошло уже столько лет, ей снилось ее выступление на брусьях.
  
  Олимпиада 2000 года. Сидней. Николь пятнадцать лет. И она исполняет произвольную программу на разновысоких брусьях перед тысячами зрителей, сотнями телевизионных и фотокамер, на глазах у подруг по гимнастической команде и у своего тренера. Ее ладони и пальцы покрыты густым слоем мела. Она запрыгивает на нижний брус, крепко цепляясь за него, ощущая мышцами рывок. Потом делает два мощных вращения, чтобы набрать достаточную инерцию и перескочить на верхний брус. И вот она уже летит, описывая всем телом сложный пируэт, — зрительный зал и наполняющие его люди остаются где-то на периферии ее зрения, но только она их не видит вовсе. Сейчас их для нее не существует. Нет ни зрителей, ни камер, ни других спортсменок, ни тренера. Есть только Николь и эти две деревянные перекладины. Во всей Вселенной не остается ничего больше в эту минуту, которая тянется дольше любой другой. А во сне минута может и вовсе длиться часами. Она парит. Летит, подобно птице. Невесомая. Это ни с чем не сравнимо, не поддается описанию. Вероятно, думает она, так же невозможно было по-настоящему описать свои ощущения человеку, который прошел по лунной поверхности. Она, конечно, не идет по Луне, но, выступая на брусьях, испытывает такой восторг, который наверняка сравним с тем чувством. Это знакомо Ольге и Наде.[53] Словами ничего не выразить. Есть лишь брусья, а все остальное перестает иметь значение.
  
  В те ночи, когда ей не снились брусья, ее посещали сны об убийствах.
  
  По-своему, они тоже исполнены изящества. Она обрушивается на свою жертву так же бесшумно и стремительно, как слетает с верхнего бруса на нижний. Точно рассчитанное усилие. Ни единого лишнего движения. Весьма своеобразная, но тоже невыразимая красота.
  
  Абсолютное совершенство исполнения.
  
  И что бы ей ни снилось — упражнения на разновысоких брусьях или заказное убийство, — это всегда выступление на золотую медаль. Никогда на серебро. Никогда на бронзу. Порой эти сновидения сливались в единое целое. Когда она делает последний оборот вокруг верхнего бруса и приступает к соскоку, ее руки оказываются свободны и в одной из них появляется кинжал. И по мере того как опускается вниз ее тело, которое само по себе можно считать подобием смертоносного оружия, вниз устремляется и острие клинка.
  
  А враг и жертва — любой, кто окажется у нее на пути в конце полета.
  
  Сейчас она стояла на углу Очард-стрит.
  
  Ей дали адрес. Проинструктировали. У нее есть фотография. Высокая женщина с длинными темными волосами. Цель ждет. Эллисон Фитч. Снимает квартиру вместе с подругой, но та днем работает. Эллисон трудится в баре по ночам, а потому днем отсыпается дома.
  
  Николь не знала, ни кто такая Эллисон Фитч, ни что она натворила. Ей не было известно, кому понадобилось устранить ее, но если задание получено от Льюиса, нетрудно догадаться, что эта женщина представляет угрозу для очень важных людей. У Фитч есть на кого-то информация, которая, вероятно, хранится в недрах ее мобильного телефона. Николь особо предупредили, что она должна непременно завладеть им.
  
  Однако для нее самой ничто не имело особого значения. Это просто работа.
  
  Переходя на другую сторону улицы, она натянула козырек своей черной бейсболки глубже на лоб. Рука в кармане нащупала полиэтиленовый пакет. Пластик очень прочный. Не порвется, даже если женщина вопьется в него самыми острыми ногтями. Пистолетами Николь не пользовалась. Терпеть не могла огнестрельного оружия. Ей не нравился шум, который оно производит. С того момента, как она начала в детстве заниматься легкой атлетикой, ей был не по нраву выстрел стартового пистолета. Мышцы напряжены, дыхание перехвачено, и ты только ждешь сигнала. Именно эти доли секунды перед выстрелом стартера она всегда ненавидела больше всего.
  
  И она ненавидит пистолеты до сих пор, какими бы глушителями их ни снабжали. Кроме того, пистолет тяжел, его трудно спрятать. И чтобы воспользоваться им, ни к чему в совершенстве владеть своим телом. Выстрелить сумеет кто угодно. А Николь нравилась в убийстве возможность пустить в ход ловкость и силу. Удушение требует силы, как и применение ножа для колки льда. Но сегодня она пустит в ход обычный полиэтиленовый пакет.
  
  Еще никого и никогда не арестовывали за ношение пластиковой сумки, хотя при ней сейчас есть предметы, которые определенно заинтересовали бы полицейских, если бы им вздумалось остановить и обыскать ее. Она подошла к двери дома, но прежде чем войти, внимательно посмотрела в оба конца улицы.
  
  Патрульных автомобилей Николь не заметила — об этом можно не беспокоиться. Кварталом ниже в небольшой пробке застряла машина со странной конструкцией, прикрепленной к крыше, но это ее не волновало.
  
  Войдя в подъезд, Николь изучила имена жильцов рядом с кнопками домофона, потом нажала сразу несколько, но только не ту, что связана с квартирой Эллисон Фитч. Несколько секунд спустя в хриплом динамике раздался голос:
  
  — Кто там?
  
  Но какой-то другой, не столь осторожный жилец уже успел открыть входную дверь. Николь проникла внутрь и пару минут выжидала. Не нужно, чтобы тот, кто открыл дверь, высунул голову на лестничную клетку и увидел ее. Он, конечно, выглянет наружу, убедится, что никого нет, и снова уйдет к себе.
  
  Лифта в доме нет. Она поднялась по двум длинным пролетам лестничных ступеней, так никем и не замеченная. Впрочем, это не имело значения. Николь знала, что любой свидетель сможет описать ее лишь как молодую белую женщину. Любые другие подробности и приметы окажутся неверны. Козырек шапочки и солнцезащитные очки скрывали часть лица Николь. Сейчас у нее темные волосы, но уже сегодня вечером она станет блондинкой.
  
  Попав в нужный коридор, она определила, что квартира с окнами на Очард-стрит расположена в самом его конце. Встав у двери с номером 305, она не сразу начала вскрывать замок, что всегда сложнее, а сначала аккуратно потрогала дверь затянутой в перчатку рукой в надежде, что та не заперта.
  
  Увы, на сей раз не повезло. Дверь не поддалась. Николь запустила руку во внутренний карман ветровки и достала приспособление, которое прихватила именно на этот случай. Что касается замка, то на вид он совсем простой. Если же изнутри накинута еще и цепочка, то это, конечно, задержит ее, но секунд на тридцать, не более. В другом кармане лежали несколько полосок резины. Нужно было только привязать такую полоску одним концом к цепочке, а другим к дверной ручке. Потом, когда вы закрывали дверь, резина натягивалась и выбрасывала наконечник цепочки из паза.
  
  Это было испытано прежде столько раз, что теперь Николь могла проделать нехитрую операцию с закрытыми глазами. Но вот с замком она разобралась. Цепочка не накинута.
  
  Николь посмотрела в образовавшуюся щель и попыталась уловить любой шум. Ей был виден угол кухни и часть расположенной дальше гостиной. Откидная кушетка так и оставлена несложенной и покрыта смятым постельным бельем. Эту квартиру делят двое. И если «цель» не спит в гостиной, значит, она должна находиться в спальне.
  
  Одним быстрым движением Николь открыла дверь, вошла и закрыла ее за собой, не издав ни звука.
  
  Теперь, когда она проникла в квартиру, необходимо было снова замереть ненадолго и вслушаться. Похоже, одно из окон открыто, потому что гул улицы слышен отчетливо. И это хорошо. Хотя она и умела передвигаться тихо, шумовое прикрытие никогда не помешает.
  
  Николь же старалась услышать нечто, что выдавало бы присутствие в квартире другого человека. Храп или легкое дыхание. Может, воду, льющуюся в душе. Или биение сердца.
  
  Она не слышала ничего, но умела чувствовать, что рядом кто-то есть. Сделав пару шагов вперед, Николь вплотную приблизилась к гостиной, чтобы взять под контроль дверь, ведущую в спальню.
  
  Она прошла кухню, мебель в которой словно кричала: «Я из «ИКЕА»!» Распечатка календаря с помеченным на нем расписанием выходов на работу в бар Эллисон Фитч была прикреплена к холодильнику магнитиком в форме кошки.
  
  «Не приведи Господи, чтобы здесь держали кошку», — подумала Николь. Но она не ощущала присутствия в квартире животного, не чувствовала характерного запаха. И на полу в кухне не видно миски. А вот в самой кухне царил настоящий бардак. Раковина доверху была заполнена грязной посудой. На столе стояла недопитая чашка кофе.
  
  Николь увидела открытую дверь спальни, а потом и заглянула туда. Типичная крохотная комната дешевой квартирки нью-йоркского доходного дома. Размером примерно восемь на десять футов. Места едва хватало для неприбранной двуспальной кровати. В дальней стене — окно. Фрамуга поднята.
  
  А вот и она.
  
  Но вместо того чтобы спать в кровати, она стояла у окна спиной к Николь. Темные волосы ниспадали на плечи. Опершись руками на кондиционер, женщина глядела на улицу. Она была одета в темно-синюю юбку и белую блузку. На ней, вероятно, были туфли на высоком каблуке, но Николь не видела ничего ниже коленей — мешала кровать.
  
  Теперь их разделяли двенадцать футов.
  
  Николь оценила дистанцию. Времени, чтобы обогнуть постель, у нее нет. Значит — разбег, прыжок, левая нога отталкивается от матраца, правая сразу приземляется по ту сторону. На ней удобные кроссовки. Чтобы наброситься на жертву, понадобится менее секунды.
  
  В ногах кровати лежала сумочка. Мобильный телефон наверняка в ней. Николь тихо достала из кармана пакет и встряхнула его, чтобы расправить. Мгновение спустя она бросилась вперед, используя матрац кровати как подкидную доску, и опустилась на ноги уже по другую сторону. К тому времени, когда жертва поняла, что она не одна, было уже поздно. Николь натянула пакет ей на голову.
  
  Женщина издала сдавленный крик, а потом, как и предвидела Николь, попыталась вцепиться в целлофан, содрать его с лица. Но Николь, вывернув кисти рук, удержала края пакета с такой силой, что он прилип к лицу, как второй слой кожи.
  
  В последние секунды, еще борясь за жизнь и делая последние вдохи, женщина сначала припала к кондиционеру как раз в тот момент, когда машина с необычным аппаратом на крыше проехала мимо по улице, а потом упала на пол. Опустившись на колени, Николь еще минуту держала пакет плотно насаженным на голову жертвы. Затем, убедившись, что намеченная цель мертва, сняла пакет, свернула его в плотный рулон и спрятала в карман куртки. Теперь необходимо позаботиться о телефоне.
  
  Николь схватила сумку с кровати, расстегнула «молнию» и почти сразу нашла мобильник в специальном боковом отделении. Телефон засунула в тот же карман, куда только что положила пакет. Потом достала свой сотовый, разблокировала его и набрала две цифры.
  
  — Я закончила. Чистильщики готовы прибыть сюда?
  
  Это одно из тех заданий, когда клиенту необходимо было самому убрать с места преступления труп. Николь хороша в своем деле, но избавляться от мертвецов — не ее специализация.
  
  — Готов, — ответил Льюис.
  
  Она отключила телефон и убрала его. Еще одно золотое выступление. Ни одного срыва, ни десятой балла не было потеряно на недоработке элемента или потере равновесия. И, по ее собственному мнению, безукоризненный соскок. Судьям не к чему было бы придраться.
  
  Правда, и взрыва аплодисментов она не услышит, но это тот случай, когда нельзя получить все сразу.
  
  Николь встала, бросила последний взгляд на мертвую женщину и уже была готова скрыться, когда вдруг раздался звук открывающейся двери.
  
  Это не чистильщик. Он не мог прибыть сюда так быстро.
  25
  
  Я постучал в дверь комнаты Томаса и сообщил ему, что ужин почти готов.
  
  — А что у нас на ужин? — спросил он.
  
  — Гамбургеры с гриля, — ответил я.
  
  Когда с едой было покончено, а посуда сложена в раковину, я положил ладонь поверх руки брата, чтобы не дать ему стремительно выскочить из-за стола и удрать к себе наверх.
  
  — Мне очень нужно идти, — сказал он.
  
  — А мне необходимо кое о чем с тобой поговорить. — Я убрал руку, но с таким предчувствием, что мне снова придется перехватить Томаса, чтобы удержать на месте.
  
  — О чем ты хочешь со мной поговорить?
  
  — Ведь это ты принес с террасы папин компьютер?
  
  Брат кивнул.
  
  — Я боялся, что его украдут.
  
  — И что ты с ним сделал?
  
  — Положил на кухне.
  
  — Нет, мне нужно знать, делал ли ты что-нибудь с самим компьютером.
  
  — Да. Я его отключил. Если бы я оставил его как есть, к твоему возвращению домой батарея бы села.
  
  — А еще что-нибудь делал?
  
  — Что, например?
  
  — Ты входил в списки предыдущих посещений сайтов?
  
  — Я их удалил.
  
  — Ты?
  
  — Да.
  
  — Зачем тебе это понадобилось?
  
  — Я всегда так поступаю, — произнес Томас. — Прежде чем выключить компьютер, стираю все из раздела «История». Каждый вечер перед сном я удаляю списки со своего компьютера. Для меня это… Для меня это как почистить зубы или умыться. Люблю, чтобы утром компьютер был совершенно чист и готов для нового использования.
  
  Я ощутил безмерную усталость.
  
  — Хорошо, ты вправе поступать со своим компьютером как угодно. Но зачем трогал компьютер отца?
  
  — Потому что ты уехал, а кроме меня, этого сделать было некому.
  
  — Ты всегда удалял файлы из папки «История» на отцовском компьютере?
  
  — Нет. Папа не забывал отключать его сам. Могу я теперь идти? Я, кажется, нашел кое-что действительно интересное.
  
  — Когда стирал файлы, ты просмотрел их?
  
  Брат покачал головой:
  
  — Зачем?
  
  — Томас, — очень строго сказал я, — сейчас мне нужен от тебя честный ответ. Это очень важно.
  
  — Хорошо, спрашивай.
  
  — Ты иногда пользуешься компьютером отца?
  
  Он вновь покачал головой:
  
  — Нет, у меня ведь есть свой.
  
  — А папа никогда не одалживал его кому-нибудь? Или кто-то приходил сюда, чтобы поработать на его компьютере?
  
  — Мне об этом ничего не известно. Могу я теперь идти?
  
  — Подожди еще минуту.
  
  — Я и так потерял много времени, когда пылесосил сегодня утром.
  
  — Томас, пожалуйста, ответь на пару вопросов. Если никто не пользовался тем ноутбуком со времени смерти папы, почему сегодня утром на нем оставались ссылки на предыдущие поиски в Сети? Почему ты не удалил их раньше?
  
  — Но, как я уже сказал, папа всегда отключал его сам. Я не раз предупреждал, что лучше очищать папку «История», но его это не волновало, как меня.
  
  Я откинулся на спинку стула.
  
  — Хорошо. Спасибо.
  
  — Значит, я могу идти?
  
  — Да.
  
  Но вместо того чтобы сразу подняться и отправиться к себе в комнату, брат остался сидеть на месте с таким видом, будто ему самому нужно было сообщить мне что-то.
  
  — В чем дело? — спросил я.
  
  — Я знаю, ты злишься на меня из-за тех людей из ФБР, что к нам приходили. Но с тех пор я больше не послал ни одного письма ни в ЦРУ, ни президенту Клинтону.
  
  — Рад слышать.
  
  — А если я увидел что-то, о чем их действительно следует уведомить?
  
  — Что, к примеру?
  
  — Если я видел что-то, о чем ЦРУ действительно должно узнать? Например, преступление. Могу я в таком случае отправить им всего одно краткое сообщение?
  
  — Мне безразлично, что ты мог видеть. Даже если кто-нибудь подкладывал атомную бомбу в школьный автобус. С ЦРУ ты больше связываться не будешь. Ясно, Томас?
  
  На его лице отчаяние читалось столь отчетливо, что я не мог не спросить:
  
  — Ну что там у тебя еще, Томас? Снова помятый бампер или нечто подобное?
  
  — Нет. Это гораздо серьезнее.
  
  — Я спрашиваю потому, что в последний раз, когда ты так же взволновался, ничего страшного не произошло.
  
  — Сейчас все совершенно иначе.
  
  — И что же это?
  
  — Все дело в окне.
  
  — Кто-то разбил оконное стекло, и ты собираешься донести об этом в ЦРУ?
  
  Брат покачал головой.
  
  — Там что-то произошло. Иногда в окнах можно увидеть всякое.
  
  — Томас, что бы ни случилось, тебя это не должно беспокоить.
  
  Он резко отодвинул свой стул и поднялся.
  
  — Хорошо. — И побрел в сторону лестницы.
  
  — Томас, не отправляй больше писем в ЦРУ или…
  
  Но он не останавливался и уже оказался у ступеней, когда я снова окликнул его:
  
  — Ты слышал, что я тебе сказал?
  
  Брат замер, положив руку на перила.
  
  — Ты ничего не хочешь слышать, Рэй. Я старался обсудить вопрос с тобой. Мне хотелось все сделать так, как мы договорились. Ты запрещаешь мне связываться с ЦРУ, но когда я собираюсь посоветоваться с тобой о том, что делать по поводу происшествия в окне, ты даже не желаешь меня выслушать.
  
  — Ну хорошо, хорошо. Тебе нужно, чтобы я взглянул?
  
  — Да.
  
  — Отлично. Я поднимусь и посмотрю.
  
  Я поднялся по лестнице вслед за Томасом, но еще не успел войти в его спальню, как он предложил, чтобы я принес для себя стул и мне не приходилось смотреть на монитор стоя. Значит, его проблема должна была занять какое-то время.
  
  В стенном шкафу папиной спальни я видел складной пластмассовый стульчик. Прихватив его, я вернулся к брату и пристроился рядом с его рабочим креслом. Он уже вовсю орудовал «мышью», вызывая на экранах нужные изображения.
  
  — Итак, куда занесла нас нелегкая на сей раз? — поинтересовался я.
  
  — На Очард-стрит.
  
  — На какую именно Очард-стрит?
  
  — Это Нью-Йорк, нижняя часть Манхэттена.
  
  — Теперь показывай, что там у тебя.
  
  Томас ткнул пальцем, не касаясь монитора, в одно окно здания, в котором, как мне показалось, было не менее пяти этажей. Старый жилой дом. Построен, вероятно, в конце XIX века, хотя, признаться, в вопросах истории архитектуры Нью-Йорка я был полным профаном.
  
  — Видишь окно на третьем этаже? — спросил брат.
  
  В нижней части окна маячило какое-то белое пятно.
  
  — Вижу, — подтвердил я.
  
  — Что это, по-твоему, такое?
  
  — Убей, не пойму.
  
  — Я попробую увеличить изображение.
  
  Томас дважды щелкнул клавишей «мыши». В результате картинка укрупнилась, но сделалась менее четкой. Хотя на ней действительно начало что-то вырисовываться.
  
  — Что ты теперь об этом думаешь? — спросил брат.
  
  — Кажется, это нечто вроде головы, — ответил я, — но только вокруг нее что-то обмотано.
  
  — Взгляни сюда, и различишь очертания носа и рта, а это — подбородок и лоб. Лицо.
  
  — Да, ты прав. Действительно лицо.
  
  — И какой отсюда следует вывод?
  
  — Выводы делать трудно. Но впечатление такое, что кто-то надел себе на голову полиэтиленовый пакет.
  
  Томас кивнул:
  
  — Верно. Но если мы можем рассмотреть сквозь пластик отдельные черты лица, значит, пакет натянут на голове по-настоящему туго.
  
  — Согласен, — сказал я. — Но может, это маска?
  
  — Мы не видим ни одного отверстия для глаз, носа или рта. Если это маска, то как дышит человек, который ее надел?
  
  — А ты не мог бы еще немного увеличить изображение? Укрупнить его?
  
  — Тогда оно окончательно потеряет четкость. Это самая качественная картинка, какую только можно получить на данный момент.
  
  Я всматривался в экран, совершенно не представляя, как объяснить увиденное.
  
  — Право, я не понимаю, Томас. Кто-то валяет дурака, нацепив себе на голову полиэтиленовый пакет. Люди часто занимаются глупостями. Представь, например, такую ситуацию: человек знал, что мимо будет проезжать машина «Уирл-360», и решил пошутить, чтобы это попало в кадр…
  
  — На третьем-то этаже? Чтобы точно попасть в кадр, ему лучше было бы встать где-нибудь на тротуаре.
  
  — Вероятно.
  
  — Мне не кажется, что этот человек валял дурака, — вдруг сказал Томас.
  
  — Тогда что же, по-твоему, в тот момент происходило?
  
  — Думаю, этого человека убивали. Я считаю, что произошло убийство.
  
  — Брось, Томас. Это уж слишком.
  
  — Но этого человека душат. Разве ты не видишь?
  
  Я отвернулся от монитора и посмотрел на брата.
  
  — Значит, такова твоя версия?
  
  — Да.
  
  — И что, черт побери, ты хочешь от меня?
  
  — Мне нужно, чтобы ты это проверил.
  
  — Проверил?
  
  — Именно. Ты должен туда поехать.
  
  — Ты хочешь, чтобы я отправился в Нью-Йорк и выяснил, что произошло в том окне? — удивился я. — Нет. Я не собираюсь идти у тебя на поводу.
  
  — Что ж, в таком случае мне придется сделать несколько телефонных звонков самому, — заявил брат. — И уж извини, но у меня не остается выбора, кроме как вновь написать письмо в ЦРУ и попросить их во всем разобраться.
  
  — А теперь послушай меня очень внимательно, Томас. Во-первых, ты не будешь вступать в контакт ни с ЦРУ, ни со службой национальной безопасности, ни даже с пожарной бригадой Промис-Фоллз, если уж на то пошло. А во-вторых, я не собираюсь тащиться в Нью-Йорк и проверять это идиотское окно. Ни за что! — И я спустился вниз.
  
  Через несколько минут, пока я все еще пытался поудобнее устроиться на диване, размышляя, что посмотреть на огромном отцовском телеэкране, по лестнице спустился Томас. Он ничего не сказал и даже не бросил взгляда в мою сторону. Открыв шкаф рядом с входной дверью, достал оттуда свою куртку и уже успел сунуть руки в рукава и застегнуться, когда я спросил:
  
  — Куда ты собрался?
  
  — В Нью-Йорк, — ответил брат.
  
  — В самом деле?
  
  — Да.
  
  — Зачем тебе в Нью-Йорк?
  
  — Взглянуть на то окно.
  
  — Как же ты туда доберешься?
  
  — Пойду пешком. — Он сделал паузу. — Маршрут мне известен.
  
  — Это займет у тебя некоторое время, — усмехнулся я.
  
  — Расстояние составляет 192,3 мили, — отозвался он не моргнув глазом. — Если я буду преодолевать по двадцать миль в день, то попаду туда…
  
  — Хватит, прекрати! — крикнул я.
  26
  
  Если транспортный поток не слишком плотный, то от Промис-Фоллз до Нью-Йорка можно доехать за три с половиной часа. Но вот как раз это маленькое «если» и превращается в огромную проблему на последнем отрезке пути. Вы можете стремительно мчаться по шоссе, и небоскребы Манхэттена уже будут видны так отчетливо, что, кажется, протяни руку и можешь до них дотронуться. Но затем какой-нибудь идиот на микроавтобусе обязательно подрежет лихача-таксиста и устроит аварию. Из-за нее последние несколько миль вы будете тащиться бампер в бампер с другой машиной не менее двух часов.
  
  Вот почему я выбрал поезд. План заключался в том, чтобы выехать рано утром, выполнить, что обещано, и к вечеру вернуться домой, не оставляя Томаса одного на ночь. Вероятно, в другое время я бы решился предоставить брата себе самому дня на два, но после визита агентов ФБР мне не хотелось выпускать его из поля зрения дольше, чем было необходимо.
  
  Он дал слово не делать ничего, что могло бы рассердить меня, в обмен на мое обещание справиться с его поручением.
  
  И если Томас полагал, что я отправлялся в Нью-Йорк исключительно по его делу, не в моих интересах было разубеждать его. Правда состояла в том, что как только он вынудил меня поехать туда, я вспомнил о Джереми и той женщине, с которой мне необходимо было встретиться. Хорошо бы все с ней обсудить, не откладывая в долгий ящик. Ведь, если верить Джереми, это сулило мне в будущем деньги, причем немалые. Я позвонил своему агенту и спросил, нельзя ли назначить деловую встречу на завтра. Он пообещал перезвонить. Через час Джереми сообщил, что хотя в обеденное время у Кэтлин Форд уже назначены другие переговоры, она готова позднее встретиться с нами в баре отеля «Трибека».
  
  Джереми заметил, что нам с ним нужно будет тоже где-то заранее пообедать, и мы решили сделать это в ресторане «Уэверли» на Шестой авеню между Уэверли-плейс и Восьмой улицей, откуда было одинаково недалеко до отеля и до того места, которое я должен был посетить потом по заданию Томаса.
  
  Когда я сообщил брату, где собираюсь обедать, он прикрыл глаза и сказал:
  
  — На Шестой авеню, которую называют еще Панамериканской авеню, и рядом с Уэверли-плейс. Над дверью неоновая вывеска, слово «Уэверли» горит зеленым цветом, а «ресторан» — красным. Там еще через дорогу аптека Дуэйна Рида. На противоположной стороне площади расположен магазинчик, торгующий витаминами. И между прочим, буква «т» в слове «ресторан» горит тусклее других и почти не читается, если подходить к нему с западной стороны.
  
  Поднялся я до рассвета, добрался на машине до вокзала в Олбани и сумел немного поспать, сидя в поезде во время более чем двухчасовой поездки. А когда я бодрствовал, глядя в окно на мелькавшие мимо пейзажи, то невольно предавался размышлениям, не совершаю ли глупость, отправляясь на Очард-стрит, где Томас увидел странную голову в окне. Может, согласившись на это, я только принесу ему излишние волнения?
  
  Однако если я хотел удержать Томаса от переписки с федеральными ведомствами и избежать нежелательного внимания к нам с их стороны, то у меня не было иного выхода. Единственным действенным способом помешать брату общаться с внешним миром мне представлялась смирительная рубашка, что было чересчур, не правда ли? Я не собирался даже пытаться впредь отключать его компьютер. Но будь я готов сделать это и пережить неизбежные последствия такого решительного шага, Томас вполне мог взяться за телефон и позвонить, куда ему заблагорассудится. Или написать самое обыкновенное письмо и бросить его в почтовый ящик. Пока брат заточил себя в нашем доме добровольно, и мне не хотелось, чтобы это изменилось и он начал чувствовать себя узником, чьи контакты с людьми находятся под неусыпным контролем.
  
  И все же проблема существовала. Я поддался на уговоры Томаса один раз. А если завтра он увидит нечто в другом окне, в другом городе? Не будет ли он теперь ожидать, что я помчусь и туда проверять его вздорные версии?
  
  Ничего, подумал я, станем решать вопросы с братом по мере поступления. Если во время очередного виртуального путешествия он снова обнаружит нечто и потребует, чтобы я провел расследование, у меня будет возможность возразить и напомнить, что когда я в предыдущий раз решил ему помочь, это стоило мне потерянного впустую дня, не говоря уже о расходах на билеты. Вот только предсказать, как отреагирует на подобный аргумент мой брат, было невозможно.
  
  Но ведь сумел же я убедить Томаса ничего не предпринимать, когда его взволновало уличное происшествие в Бостоне? Значит, смогу, видимо, и в дальнейшем отговаривать от вмешательства в столь незначительные инциденты. Однако это покрытое чем-то лицо в окне, похоже, зацепило его всерьез.
  
  — Люди редко смотрят вверх, а зря, — заявил Томас.
  
  Я мог лишь радоваться, что решил поехать в Нью-Йорк поездом. Поездка дала мне возможность побыть наедине с собственными мыслями. А они постоянно возвращались к отцу. Вероятно, я преувеличивал значение тех двух слов, которые он ввел в строку поиска.
  
  Отец увидел сюжет о детской проституции в новостях. Был этим шокирован. И решил изучить вопрос подробнее. Вот и все. И я уже корил себя за то, что позволил воображению завести меня в дебри, которых лучше было избегать.
  
  Из дома я прихватил с собой распечатку изображения в окне и достал ее из кармана, когда поезд мчался вдоль Гудзона. Теперь мне и самому казалось, будто в этой сцене было нечто интригующее. Разумеется, я не соглашался с версией Томаса о том, что машина «Уирл-360», оборудованная камерами, объезжая улицы Манхэттена, зафиксировала на видео момент настоящего убийства. В такое просто невозможно поверить. Но чем дольше я вглядывался в кадр, тем больше убеждался, что теория Томаса не лишена оснований. Изображение действительно выглядело так, словно на нем был запечатлен задыхающийся человек, будто некто подошел сзади, надел ему или ей на голову полиэтиленовый пакет и туго затянул его.
  
  Однако я понимал, что могло существовать множество других вариантов. К примеру, это очень напоминало одну из тех пенопластовых голов, которые используются для демонстрации в витринах париков. Вероятно, одну из них поставили на кондиционер или кто-то проносил ее мимо окна, когда был сделан кадр. К тому же копия его получилась нечеткой и очень зернистой.
  
  Прежде чем отправиться выполнять свою миссию, я предложил Томасу изучить материалы Интернета. Он был мастером в том, что сам проделывал на компьютере, но если нужно было найти в Сети необходимую информацию, то это гораздо лучше получалось у меня. Я взял отцовский ноутбук с очищенным теперь списком предыдущих посещений сайтов и ввел в строку поиска: «Очард-стрит, Нью-Йорк», а перед тем как нажать на клавишу и начать поиск, добавил слово «убийство».
  
  По правде говоря, делал я это главным образом для того, чтобы умерить рвение Томаса. Если поиск не выявит никаких сведений о людях, задушенных у окон, то, как я надеялся, это несколько охладит его подозрения.
  
  Разумеется, никаких сообщений о задушенных людях мы не обнаружили. Но все же нашлось нечто примечательное. Компьютер выдал ссылку на сайт газеты «Нью-Йорк таймс» со всеми материалами, в которых упоминалась Очард-стрит. И я изучил несколько историй людей, умерших там, причем не своей смертью. Так, в мае 2003 года на этой улице был сбит насмерть мужчина, причем автомобиль, который свидетели описали как «мерседес», с места происшествия скрылся. В середине 90-х годов яростная склока между двумя владельцами магазина, торговавшего чемоданами и дорожными сумками, привела к тому, что сын одного из них нанял убийцу для устранения второго. Полиции удалось предотвратить преступление и арестовать виновника еще до того, как оно было совершено. Семь лет назад на участке Очард-стрит между Гранд и Брум пулю в грудь получил молодой банковский служащий, и в газете сообщалось, что детективы рассматривали две основные версии: был ли молодой человек застрелен одним из своих же приятелей или убийца не был даже знаком с жертвой?
  
  Но все эти события произошли задолго до появления технологии, используемой сайтом «Уирл-360». Мы не знали точно, когда именно сделали кадр с головой в окне, но должны были исходить из факта, что он никак не мог появиться ранее чем два или три года назад. А за этот период не было опубликовано ни единого криминального репортажа или материала о насильственной смерти на Очард-стрит, не говоря уже о таком незаурядном событии, как удушение человека пластиковым пакетом. В единственной заметке, которая привлекла некоторый мой интерес, говорилось о том, что проживавшая на Очард-стрит официантка Эллисон Фитч (31 год, точный адрес не указан) пропала без вести в конце августа прошлого года. Публикация появилась в сентябре, но поскольку продолжения не последовало, казалось вероятным, что вскоре проблема так или иначе разрешилась. Тысячи людей пропадали на территории Соединенных Штатов ежедневно, и подавляющее большинство из них находились в течение нескольких часов. При желании в Интернете можно было изучить подробную статистику подобного рода происшествий.
  
  Сойдя с поезда на вокзале Пенсильвания-стейшн, я направился в сторону Кэнал-стрит в «Перл пэйнт» — огромный магазин, продававший товары для тех, кто занимается изобразительным искусством. На два часа я буквально заблудился в его нескольких этажах и в результате приобрел дюжину различных наконечников и колпачков для распылителей краски, коробку тонких карандашей «Шарпи» и еще одну — с более толстым грифелем. Дома в Берлингтоне у меня все еще оставался немалый их запас, но я по опыту знал, что хорошего инструмента для работы никогда не бывает много.
  
  Затем взял такси и добрался до ресторана «Уэверли». Прежде чем войти, я полюбопытствовал, насколько верно описал это место Томас, который никогда здесь не бывал.
  
  И точно — я увидел витаминную лавку, как и аптеку Дуэйна Рида на противоположной стороне улицы. Он даже запомнил такую деталь, как выгоревшая неоновая буква на ресторанной вывеске. Мой брат был настоящим феноменом, сомневаться не приходилось.
  
  Когда я вошел, Джереми уже сидел с чашкой кофе за столиком у окна и изучал меню. Я расположился напротив него.
  
  — Ты не поверишь, с кем я только что стоял у соседних писсуаров, — объявил Джереми, который неизменно стремился поразить собеседника рассказами о своих встречах со знаменитостями.
  
  — Не представляю, кто бы это мог быть, — отозвался я.
  
  — С Филиппом Сеймуром Хоффманом![54] — воскликнул он. — Я как раз забежал в туалет рядом с театральным комплексом у Линкольн-центра.
  
  — Только не говори мне, что попытался завязать с ним разговор!
  
  Я указал на ряд черно-белых фотопортретов знаменитых людей, украшавших стены ресторана:
  
  — Бывал когда-нибудь вместе с кем-то из них в туалете?
  
  — Они все давно умерли, — чуть обиженно заметил Джереми.
  
  Я заказал кофе и порцию сыра с беконом на гриле. Джереми взял яичницу с картофелем по-домашнему, которую подавали прямо в сковородке. За обедом мы обсуждали упадок газетно-журнальной индустрии и расцвет, переживаемый интернет-ресурсами вроде «Хаффингтон пост», заключив, что новое предложение подоспело кстати.
  
  Джереми сообщил, что Кэтлин Форд хочет получать по одному эпизоду рисованной анимации в неделю и готова платить полторы тысячи долларов за каждый. Непосвященному это могло бы показаться простым способом заработать кучу денег, но я-то знал, что каждый такой мультик потребует многих десятков рисунков.
  
  — Уверен, что уже есть компьютерные штучки, которые облегчат тебе жизнь, — сказал Джереми.
  
  Я действительно знал пару программ, которые позволят вкладывать в работу значительно меньше усилий. Как только у меня появится сюжет, я смогу справиться с анимацией дня за два, а значит, у меня будет оставаться время на другие заказы.
  
  Когда принесли счет, Джереми первым схватил его, чтобы расплатиться, а потом мы поймали такси, доставившее нас к отелю. Форд появилась с пятнадцатиминутным опозданием, но у нее был при этом вид женщины, которой никогда в жизни не приходилось извиняться за задержки. Люди должны были почитать за честь, что она вообще пришла, а когда именно — не так уж важно. Пять футов десять дюймов ростом, слегка за пятьдесят, светлые волосы с отливом, а если бы я имел возможность видеть этикетки на ее одежде и аксессуарах, то уверен: это были бы Шанель, Гуччи, «Эрмес» и Диана фон Какбишьее.[55]
  
  Кэтлин сразу же взяла инициативу в разговоре на себя, признавшись, что ей очень нравятся мои рисунки, а когда мы перешли в бар, принялась рассказывать о знаменитых обитателях Нью-Йорка, давших согласие сотрудничать с новым сайтом. Среди них фигурировал Дональд Трамп, которого она знала очень близко, но никак не могла понять, что он делал со своей прической, чтобы добиться такого эффекта. Лично мне Кэтлин не задала ни единого вопроса, кроме как о самочувствии моего отца, который, как она слышала, был не совсем здоров. Потом, уже вскочив, чтобы убежать на очередную деловую встречу, Кэтлин сказала, что готова предложить мне эту работу. Сайт должен появиться в Сети не позже чем через три месяца.
  
  Я принял предложение.
  
  Когда она исчезла, Джереми признался, что у него осталось ощущение, будто над нами только что пронесся смерч. Договорившись вскоре созвониться, мы с ним распрощались. Выйдя из отеля, я поймал такси.
  
  — Угол Хьюстон и Очард, — назвал я адрес.
  
  Машина двинулась в указанном направлении, а я откинулся на черный дерматин сиденья. Никогда прежде мне не доводилось договариваться о работе подобным образом.
  
  Я мог лишь тихо посмеиваться, но до тех пор, пока мои мысли не перекинулись на то, что мне предстояло сделать дальше. Вспомнился обрывок разговора с Томасом накануне вечером.
  
  — Предположим, я найду нужный дом на Очард-стрит, и что мне тогда делать? — спросил я. — Ведь едва ли можно рассчитывать, что голова все еще торчит в том окне.
  
  — Не знаю, — ответил Томас. — Но ты что-нибудь придумаешь.
  27
  
  Говарда Таллимана одолевала бессонница.
  
  Говарду Таллиману плохо спалось вот уже девять месяцев. Он не высыпался как следует ни разу с конца августа прошлого года. И сильно похудел. Сбросил целых шестнадцать фунтов. Ремень приходилось утягивать на две дырочки. Но вообще говоря, если бы не мешки под глазами и сероватый цвет лица, он даже внешне похорошел, насколько может похорошеть мужчина, от природы наделенный внешностью садового гнома.
  
  Из-за недосыпания и плохого самочувствия Говард стал впадать в раздражительность, и ему это не нравилось. Окружающие могли подумать, что он чем-то обеспокоен, а Говарду не хотелось выдавать своей тревоги.
  
  Он был не из тех, кто тревожится. Зато сам мог заставить переживать кого угодно. Но наступили времена, когда притворяться, будто у тебя все в порядке, становилось сложнее.
  
  — Ты жутко выглядишь, Говард, — постоянно замечал Моррис Янгер. — Когда тебя в последний раз осматривал врач?
  
  — Со мной все прекрасно, — возражал тот. — Если я переживаю, то только из-за тебя, Моррис. Ты же знаешь, что всегда был самым важным человеком в моей жизни.
  
  При обычных обстоятельствах Говард обожал напряженные ситуации. Более того, они были ему жизненно необходимы, как кислород для дыхания. В какой бы избирательной кампании он ни участвовал, для него не имело значения, насколько мрачно все выглядело вначале и как сильно его кандидат отставал от конкурентов. Говард не сдавался никогда, не опускал рук, даже если окружающие твердили, что все кончено. Он оценивал проблемы и умел их решать. Однажды проходили перевыборы одного из членов городского совета, победу на которых все дружно прочили женщине, ее главным козырем являлся огромный опыт добровольной работы в общественных и благотворительных организациях. Она вложила душу и время в помощь нуждающимся и обездоленным в отличие от самовлюбленного сукина сына, которого проталкивал в совет Таллиман.
  
  — Нам нужно найти способ сделать так, чтобы вся ее добровольная работа обернулась против нее, — заявил он тогда.
  
  На что остальные участники их предвыборного штаба реагировали с немым изумлением. После того как службу Джона Керри во Вьетнаме сумели обратить против него,[56] ничего невозможного быть не может, заверил их Таллиман. Определите, в чем сила этой женщины, и сделайте так, чтобы она стала ее слабостью. И Таллиман натравил на нее Блокера, а тот раздобыл сведения, позволявшие утверждать, будто кандидатка отдавала столько времени общественной работе, пренебрегая интересами собственных детей и мужа. Ее сына-подростка якобы повязали с кокаином в кармане, хотя до суда дело не дошло. Нашлись свидетели, что ее муж вечерами околачивался по окрестным барам и не пропускал ни одной официантки, не ущипнув за задницу. Таллиман, естественно, побеспокоился, чтобы все это попало в прессу, хотя никогда не передавал информацию репортерам сам. И если эти истории не доказывали, что женщина оказалась никчемной матерью и женой, то что еще требовалось для этого? А за пару недель до дня выборов Таллиман наводнил нужный район города листовками, представлявшими его кандидата как хорошего семьянина, исподволь подчеркивая, что его оппонентка больше беспокоилась о посторонних, чем о своих близких.
  
  Все считали естественным, если мужчина ставил карьеру превыше семьи. Но женщина?
  
  Это было грязно, бездоказательно и основывалось на подтасовке фактов. Но сработало. Доктор Геббельс отдыхает — шептались и поклонники, и враги Таллимана после того, как женщина проиграла выборы с разницей более чем в три тысячи голосов. Именно тогда Говард решил, что пора брать Льюиса Блокера на постоянную работу. Да и для самого Льюиса это было как нельзя более кстати. Он отчаянно нуждался в деньгах, поскольку ему пришлось подать заявление об уходе из полиции, не заработав даже пенсии. Его и нескольких офицеров вызвали на место захвата заложников. Некий мужчина забаррикадировался в квартире, угрожая убить членов своей семьи. Из помещения уже донеслись выстрелы. А потом дверь распахнулась, и кто-то выскочил наружу. Льюис, притаившийся в конце коридора, спустил курок. На его беду, это оказался всего лишь шестнадцатилетний сын преступника, пытавшийся сбежать от свихнувшегося отца.
  
  Уголовного дела возбуждать не стали, но карьера Льюиса Блокера в полиции в тот же день бесславно закончилась.
  
  Иногда Говард Таллиман даже верил, что ничто в этом мире не происходит просто так. Если тому юноше суждено было умереть, чтобы Льюис Блокер мог полностью сосредоточиться на содействии политическому успеху великого человека… Что ж, кто такой Говард Таллиман, чтобы вмешиваться в Промысел Божий? Однако, размышлял он, разве могло быть угодно Богу то, что произошло в прошлом августе?
  
  Акция, одобренная им тогда, мощный механизм, который по его приказу привел в движение Льюис Блокер, чтобы защитить Морриса Янгера, теперь грозили раздавить их самих.
  
  Для Таллимана Янгер был чем-то гораздо большим, чем просто близким другом. Он служил для него пропуском в большую политику. Говард твердо знал, что после того как Янгер стал губернатором штата Нью-Йорк, его дальнейшее продвижение вверх по политической лестнице лишь вопрос времени. Янгер обладал индивидуальностью, импозантной внешностью, манерами опытного шоумена — словом, всеми данными, необходимыми для хозяина Белого дома, включая даже такую вроде бы мелочь, как великолепные зубы.
  
  И Говард всерьез опасался, что лесбийская интрижка Бриджит с Эллисон Фитч, а особенно любая информация, какой, вероятно, располагала эта женщина относительно политических проблем Морриса, могли пустить все под откос. Поэтому он доверился инстинкту Льюиса относительно мер, которые следовало принять. Как доверился опыту бывшего копа, позволив ему выбрать человека, наилучшим образом способного привести план в исполнение.
  
  Не то чтобы Говард ожидал, что решительный шаг не вызовет вообще никаких последствий. Когда молодую женщину убивают или она бесследно исчезает, это неизбежно должно привлечь внимание. Однако сначала появилась только небольшая публикация в «Таймс». Полиция объявила Эллисон Фитч в розыск, когда она перестала выходить на работу. Репортер сообщал, что родом девушка из Дейтона, и приводил слова ее матери о том, что ей ничего не известно о местонахождении дочери.
  
  Была еще и вовсе крохотная заметка в «Нью-Йорк пост», зарытая глубоко в недрах газеты перед спортивным разделом. А из телевизионных каналов об Эллисон упомянул только один, продержав на экранах ее улыбающееся лицо менее пяти секунд.
  
  А вскоре и вовсе наступила тишина. Пропажа человека с Манхэттена не становится новостью надолго. Какая-то девица из Огайо в один прекрасный день не явилась на работу? Из-за чего поднимать шум? Вероятно, еще одна покорительница Нью-Йорка из провинции поняла, что потерпела неудачу, и вернулась домой. Пока кто-нибудь не обнаружит труп, исчезнувший человек не удостоится пристального внимания средств информации.
  
  А трупа никто и не обнаружил.
  
  Причем это был тот случай, когда Говард Таллиман испытал бы большое облегчение, найди полиция мертвое тело. И пусть никто не ведал, что произошло с Эллисон Фитч, главное, что это было бы прекрасно известно ему. Однако он ничего не знал о ее судьбе. Как не знал и Льюис.
  
  После того как Николь отправилась выполнять задание, Говарду позвонил Льюис:
  
  — Она только что вышла на связь. Возникла проблема.
  
  — Какая проблема?
  
  Льюис пустился в объяснения, что обычно работавшая по ночам Эллисон Фитч днем отсыпалась дома, а ее соседка по квартире Кортни Уолмерс с утра отправлялась на службу. У Говарда Таллимана появилось недоброе предчувствие.
  
  — Но так случилось, что именно в этот день произошло непредвиденное, — продолжил Льюис. — Женщиной в квартире оказалась не Эллисон Фитч. Мы ликвидировали не ту цель.
  
  Говард, сидевший у себя в рабочем кабинете, изо всех сил старался сохранять хладнокровие. Боже милостивый, соседка по квартире! Мертва! Человек, вообще не представлявший ни малейшей угрозы. Женщина, о которой он прежде даже не слышал. Конечно, Говарду было хорошо знакомо понятие о побочных потерях. Его политические интриги порой заканчивались для противников не только загубленными репутациями. Потерпевшие поражение на выборах оппоненты лишались домов, вынужденные продать их, чтобы расплатиться с кредиторами, финансировавшими их кампании. Они бросали жен, или жены уходили от них. Один бедняга спился, а потом врезался на машине в опору моста и навсегда остался прикован к инвалидной коляске.
  
  Но по крайней мере до сих пор никто не погиб.
  
  Новость была неожиданной и шокирующей, но Говарда прежде всего заинтересовал вопрос, что сделала нанятая Льюисом убийца, обнаружив ошибку. Выполнила ли она все же работу, которую ей, собственно, и поручили? Добралась ли до своей настоящей мишени?
  
  — А что с Фитч? — спросил он.
  
  — Скрылась, — ответил Льюис. — Она вошла в самый неподходящий момент. Сообразила, что происходит, и сбежала оттуда сломя голову.
  
  За все прошедшие с тех пор месяцы об Эллисон Фитч не было ни слуху ни духу. Насмерть перепуганная, она где-то затаилась, боясь даже нос высунуть наружу. И пока она находилась в бегах, Фитч оставалась для них подобием бомбы с заведенным часовым механизмом, готовой взорваться в любой момент.
  
  Но в тот день, когда Льюис позвонил ему и сообщил об ошибке, Говард сам был способен взорваться от распиравших его гнева и непередаваемого ужаса.
  
  — Господи Иисусе! Ну и вляпались же мы!
  
  — И вы даже не представляете, до какой степени, — заметил Льюис.
  28
  
  Меня с самого начала терзала мысль, что Томас чересчур уж доверился мне. Он почему-то решил, будто я непременно вернусь из Нью-Йорка, полностью раскрыв «Дело о загадочной голове в окне». Я же не испытывал желания вообще появляться на Очард-стрит.
  
  Предположим, я нашел то самое окно, увидел его собственными глазами. И что дальше? Как мне поступить? Оставалось надеяться, что голова все еще торчит там и это пенопластовая болванка для париков. В таком случае действительно стоило взглянуть на нее и поставить точку.
  
  Но когда я уже шел по Очард в южном направлении, остановив такси на перекрестке с Ист-Хьюстон напротив «Пиццерии Рэя» и в двух шагах от «Деликатесной лавки Каца», я снова беспокоился о том, что головы там не увижу и окажусь в идиотском положении, не зная, что делать дальше. Значит, просто вернусь домой ни с чем.
  
  Эта часть города не напоминала Гринвич-Виллидж или Сохо, но и в ней ощущался некий шарм. Старые доходные дома радовали глаз неброскими архитектурными изысками и, несомненно, много чего повидали на своем веку. Свой поход я начал от двухсотых номеров, миновав сувенирный магазин, ресторан и сразу несколько зданий, которые недавно подверглись реконструкции. На углу Стэнтон-стрит в нос мне вновь ударили ароматы пиццы из заведения под названием «Розариос».
  
  Я продолжал двигаться к югу по западной стороне улицы. Мне попался магазин для путешественников, чья выставка чемоданов занимала половину тротуара, затем бутики модной одежды и музыкальный магазин с гитарами в витрине. Пока ничто не напоминало тот городской пейзаж, что был запечатлен на распечатке, сложенной и спрятанной мной в карман. Я достал ее и сообразил, что дом, выделенный Томасом, находился среди шестидесятых номеров. А значит, я уехал на такси далеко к северу. Чтобы попасть в нужный мне квартал, предстояло пересечь Деланси-стрит.
  
  И я пошел дальше.
  
  Уже через пару минут мне стало казаться, будто я почти у цели. Под окном третьего этажа, которое я разыскивал, должны были располагаться магазин, специализирующийся на шарфах, и табачная лавка, служившая также газетным киоском. Вход в квартиры наверху следовало искать как раз между этими двумя заведениями. Причем находился он на западной стороне. Мне тут же пришло в голову, что я гораздо быстрее увижу дом, если перейду на восточную сторону. И внезапно оно оказалось прямо передо мной. То самое окно. Я сверился с распечаткой, сделанной для меня Томасом, изучил расположение соседних окон, пожарной лестницы и витрин магазинчиков внизу. Ошибки быть не могло. Я нашел его. Но конечно же, никакой белой головы поверх кондиционера в окне не виднелось.
  
  Помимо самого кондиционера, там вообще ничего не было. Даже какого-нибудь обыкновенного цветочного горшка. Окно оказалось опущенным, и хотя его не прикрывала изнутри штора, стекло выглядело темным, давая лишь отражение дома, находившегося на противоположной стороне улицы. Я достал мобильный телефон, перевел его в режим фотоаппарата и сделал снимок дома так, чтобы в центре находилось нужное нам окно.
  
  Свершилось. Я проделал долгий путь до Нью-Йорка, разыскал место, где… Даже не знаю, как определить то, что здесь случилось! И сделал фотографию, чтобы доказать Томасу, что выполнил его просьбу. Потрясающее достижение! Но хватит ли этого кадра, чтобы брат остался доволен? Сомнительно. Я отдавал себе отчет, что на его месте и сам бы посчитал порученную работу сделанной плохо. Поднимусь, постучу в дверь и поздороваюсь с человеком, который там живет, решил я. Если удастся заглянуть краем глаза в квартиру, увижу ту самую пенопластовую голову. Еще одно дело, раскрытое легендарным Рэем Килбрайдом — художником днем, борцом с преступностью по ночам! Правда, сейчас все происходило среди бела дня.
  
  Я присмотрелся к окну, чтобы было легче понять, какая это квартира, когда окажусь внутри, и снова перешел на противоположную сторону улицы. Я оказался в арке перед дверью размером с небольшой альков, где теснились почтовые ящики и висел домофон со списком жильцов. Дернул ручку двери, но она оказалась заперта, чему, впрочем, удивляться не следовало.
  
  Судя по списку, на третьем этаже располагалось пять квартир, фамилии обитателей были обозначены на самоклеющейся ленте с помощью одного из вышедших теперь из употребления «пистолетов», выдавливавших буквы на ленте. В свое время они пользовались популярностью для изготовления надписей. Имелся такой и у нашего отца, он пометил кусочками блестящей ленты чуть ли не каждый предмет в спальнях своих детей: «Книжная полка», «Кровать», «Дверь», «Окно».
  
  Но здесь обрывки ленты уже потускнели от времени, потрескались и местами отклеились. Рядом с кнопкой квартиры 305 осталась лишь половина, на которой еще можно было разобрать: «…тч и Уолмерс». Квартиру 304 занимал некто Казински, 303 — Голдберг, 302 — Рейнольдс, 301 — Майклз. Я достал телефон и сделал снимок на случай, если список понадобится нам позже. Заснял я и висевшее рядом объявление с номером телефона управляющего. Как проникнуть внутрь?
  
  Я пока не решил для себя этот вопрос, когда молодой человек лет двадцати выбежал из двери на улицу. Я мгновенно придержал дверь, не дав ей захлопнуться. Потом поднялся по двум лестничным пролетам. Добравшись до третьего этажа, задержался, размышляя, окно какой из квартир выходило на улицу поверх магазина шарфов. Это должен быть номер 305, заключил я. Продолжить можно было несколькими способами. Например, постучать в дверь и сказать: «Эй, послушайте! Меня зовут Рэй Килбрайд. Мой брат Томас, который немного не в себе, гулял по Всемирной Паутине и случайно заметил, как в вашем окне кого-то душат. Вам это ни о чем не напоминает? Потому что не знаю, как вы, а я бы уж точно запомнил нечто подобное». Но это был, вероятно, не лучший метод.
  
  Я мог достать распечатку, показать ее тому, кто откроет дверь, и сказать примерно следующее: «Мы обратили внимание на вашу квартиру на сайте «Уирл-360» и заметили в окне вот такую штуку. И если вы не возражаете, могу я поинтересоваться: что это, черт побери, такое?»
  
  Тоже не очень. Но из двух вариантов второй мне нравился чуть больше.
  
  Вероятно, следовало придумать какую-нибудь небылицу. «Видите ли, я — художник». В конце концов, это доказывал хотя бы пакет из магазина «Перл пэйнт» в моей руке. Потом сказал бы, что «Таймс» заказала мне иллюстрации к статье об архитектуре Нижнего Манхэттена, а когда я стал изучать улицы в Интернете, то случайно увидел окно, и мне стало любопытно, что это в нем такое. Детский лепет.
  
  Надо просто постучать в дверь, показать жильцу распечатку и задать свой вопрос. Вероятно, я получу на него столь же прямой ответ. Если же возникнут вопросы ко мне, нужно будет все объяснить. Мол, у меня есть брат, который обожает сайт «Уирл-360», и каждый раз, когда он замечает на нем что-нибудь интересное, хочет выяснить подробности.
  
  Держа распечатку в левой руке, я постучал правой, в которой все еще сжимал сумку из художественного магазина, и она тоже ударилась в дверь. На стук никто не отозвался, и я постучал снова. Стал ждать. У меня возникли серьезные сомнения, стоило ли делать третью попытку. А если там кто-то спит? Поднимать человека с постели ради такого дела? Но я все же почти решился, когда открылась другая выходившая в коридор дверь. Наверное, квартира 303, прикинул я. Повернувшись, я увидел невысокую полную женщину с бигуди в волосах, смотревшую на меня через темные очки в массивной оправе. Половина ее тела высунулась наружу, а вторая оставалась внутри квартиры, но ее лицо было мне видно полностью.
  
  — Там никто больше не живет, — сказала она.
  
  — Простите, не понял?
  
  — Нет там никого. Девушки уехали.
  
  — Ах вот как? Не знал.
  
  — Их нет уже много месяцев. Но хозяин не стал снова сдавать квартиру.
  
  — Ясно, — кивнул я. — Спасибо.
  
  Она скрылась внутри и закрыла дверь.
  
  Выйдя на улицу, я повернул налево и двинулся к северу по Очард-стрит, размышляя, что расскажу Томасу, вернувшись домой. Похоже, совсем немного, хотя я честно попытался все выяснить, но оказалось, что квартира пустует. Что, черт побери, мог я еще предпринять?
  
  Я уже сидел в поезде, глядя на проплывавшие мимо воды Гудзона, когда неожиданно мысль, подспудно тревожившая меня все это время, вновь всплыла на поверхность из глубин подсознания: почему на отцовской газонокосилке было выключено зажигание, а рама с режущими лезвиями поднята вверх?
  29
  
  Томас знал, что в этот день ему придется самому приготовить себе завтрак и обед. Рэй сказал, что ему необходимо взять эти обязанности на себя. Еще Рэй заявил, что если уж он будет вынужден встать очень рано и отправиться поездом на Манхэттен, чтобы пуститься в сумасбродную авантюру (а Томас был уверен, что именно так это назвал брат), то меньшее, что может сделать Томас, — это покормить себя сам.
  
  — Ладно, — согласился Томас. — А что у нас есть?
  
  — Хлеб, джем, арахисовое масло, консервированный тунец. Посмотри по сторонам. Открывай все шкафчики подряд и угощайся.
  
  — А если мне захочется тунца, где мне взять консервный нож?
  
  — Учись думать своей головой. Если не знаешь, где что лежит, надо поискать как следует.
  
  — Хорошо.
  
  Рэй явно не горел желанием проверять то окно на Очард-стрит, но в итоге согласился, очень порадовав брата. Ведь, если честно, Томас не собирался отправлять в ЦРУ никакого нового сообщения о лице и пакете на нем, описывая встревожившее его изображение, потому что хотел поддерживать с агентством сугубо профессиональные отношения. Если у людей из правительства возникнет ощущение, будто он начнет их беспокоить всякий раз, стоит ему заметить на «Уирл-360» что-либо подозрительное, они могут, чего доброго, передумать использовать его способности, когда грянет Великое Событие, каким бы оно ни оказалось.
  
  А ведь Томас с каждой прошедшей неделей ощущал все большую уверенность, что основательно подготовился к нему. Теперь с наступлением ночи, когда он наконец выходил с сайта «Уирл-360», стирал все накопившееся за день из корзины «История», выключал свет и укладывался головой на подушку, для него лучшим способом заснуть становилось мысленное повторение путешествия по улицам города, проделанного на компьютере. Так, накануне, закрыв глаза, Томас снова оказался в Сан-Франциско. Прошел вниз по Хайд-стрит, свернул на извилистую Ломбард-стрит, где в отдалении виднелась башня Койт.[57] Если же продолжать двигаться по Хайд до того места, где начинался крутой спуск к морю, то оттуда отчетливо вырисовывался в заливе Алькатрас. После пересечения с Честнат располагался район Русский Холм, и если ты продолжал спускаться все дальше по Хайд, то скоро…
  
  Около пяти утра в комнату Томаса просунул голову Рэй и разбудил его.
  
  — Я уезжаю, — сказал он. — Постарайся обойтись без неприятностей.
  
  — Ладно, — буркнул Томас в подушку.
  
  Когда же он окончательно проснулся, в окно уже ярко светило солнце. Прежде всего Томас включил компьютер, зашел на сайт «Уирл-360» и только потом быстро принял душ и оделся.
  
  В кухне он на какое-то время замер, разглядывая шкафы и обдумывая, как поступить. Томас догадывался, что коробка с кукурузными хлопьями стоит в тумбочке рядом с холодильником. Дверцу он открывал так осторожно, словно ожидал, что оттуда выскочит крыса, но внутри обнаружилась только нужная ему коробка хлопьев фирмы «Чириос».
  
  Молоко следовало искать в холодильнике. «Уж это я знаю наверняка», — подумал Томас. Взяв миску, он насыпал в нее хлопья, залил молоком и быстро съел, чтобы тут же вернуться к себе, оставив на столе грязную миску, коробку и картонку с остатками молока. Причем Томас не считал, что поступает неправильно. Рэй ведь сказал, что он должен сам приготовить себе еду. Про уборку не упоминалось. Причем Томас искренне полагал, что Рэй сам с удовольствием помоет посуду, когда вернется, потому что в таком случае она будет помыта как надо. К этому его приучил отец, тот всегда все делал сам. Даже мытье посуды не доверял сыну никогда. Вот почему за все эти годы Томас так и не научился пользоваться ни посудомоечной машиной, ни пылесосом, как не умел стирать белье, мыть полы или стирать тряпкой пыль с мебели. Единственной работой по хозяйству, которая еще недавно пришлась бы Томасу по душе, являлась стрижка травы, но отец и близко не подпускал его к трактору-газонокосилке. А теперь, даже если бы Рэй ему разрешил, Томас никогда бы не сел за руль.
  
  После завтрака он продолжил исследовать улицы Сан-Франциско. Сегодня его интересовали такие районы, как Мишн, Сансет, Ричмонд и Хайт-Эшбери, а потом он вступил на мост «Золотые Ворота». Чтобы пересечь его из конца в конец, пришлось много раз щелкнуть «мышью». Но открывавшиеся виды так увлекли Томаса, что он чуть не забыл про обед.
  
  В кухню Томас снова спустился около часа дня. Мысль сделать себе бутерброд с тунцом отбросил сразу, ведь в таком случае ему пришлось бы воспользоваться открывалкой, а он хорошо помнил, как даже отец изрыгал проклятия, вскрывая неподатливую банку, и брызги масла летели во все стороны. А потому Томас взял арахисовое масло, ломтик хлеба и уже намазывал для себя сандвич, когда в дверь постучали.
  
  Несколько секунд Томас никак на стук не реагировал, поскольку входную дверь всегда открывал кто-то другой. Потом до него дошло, что он в доме один, и, отложив в сторону перепачканный маслом нож, Томас пошел посмотреть, кто приехал.
  
  — Привет, Томас!
  
  Это был Лен Прентис, или Ленни, как часто называл своего бывшего босса Адам Килбрайд.
  
  — Здравствуйте, мистер Прентис.
  
  Томас видел его машину, оставленную в нескольких шагах от ступеней на террасу, причем больше в ней никого не было. Лен явился в дом Килбрайдов один. Он топтался на пороге, явно ожидая приглашения войти, но Томасу этого не хотелось. Лен Прентис ему не нравился.
  
  — Твой брат дома? — спросил он.
  
  — Нет, сегодня он в Нью-Йорке, — ответил Томас.
  
  — С чего его туда занесло?
  
  — Поехал проверить, действительно ли там убили человека, надев пакет на голову.
  
  Лен замер на мгновение, но затем произнес:
  
  — А ведь ты действительно совершенно свихнулся. Позволишь мне войти?
  
  Томас кивнул:
  
  — Заходите, если хотите.
  
  — Вот, проезжал мимо и решил заглянуть к вам, ребята, чтобы посмотреть, как вы тут управляетесь одни.
  
  Томас молчал, поскольку Лен Прентис не задал ему никакого вопроса, но вскоре гость спросил:
  
  — Пивка не найдется?
  
  — Не знаю, — честно ответил Томас.
  
  — Ничего, я сам посмотрю. — Лен прошел через гостиную в кухню, открыл холодильник и взял то, что ему было нужно. — Ну, рассказывай, чем ты занимаешься, Томас, — сказал он, вскрыв бутылку и сделав глоток.
  
  — Работаю на компьютере.
  
  — Да, да, я слышал, ты от него почти не отходишь.
  
  — У меня много работы.
  
  — А Рэй? Чем он занимается?
  
  — Сегодня он в Нью-Йорке.
  
  — Это я уже слышал. Но зачем он туда поехал?
  
  — Сначала встречается с другом по поводу работы, а потом ему нужно выяснить, что произошло с человеком в окне.
  
  Лен еще раз приложился к бутылке.
  
  — Это тот самый человек, которому надели пакет на голову?
  
  Томас кивнул.
  
  — Мы с твоим отцом много общались, — произнес Лен. — Я ведь был для него не только начальником. Мы с ним крепко дружили. И он рассказывал, что ты постоянно находишь в Интернете всякие штуки, которые тебя излишне возбуждают. Адам не раз собирался лишить тебя доступа в Сеть, но в итоге все равно разрешал тебе просиживать за компьютером целыми днями, потому что это давало ему хоть какую-то передышку.
  
  Томасу больше всего хотелось, чтобы Лен Прентис поскорее ушел, а он закончил бы намазывать бутерброд и поднялся наверх, прихватив еду с собой.
  
  — Между прочим, это была идея Мари, чтобы я вас навестил. Она хочет пригласить вас с братом к нам домой на ужин.
  
  — Мне нужно обсудить это с Рэем, — отозвался Томас.
  
  Сам он не желал никакого ужина у Прентисов, но ему было неловко прямо заявить об этом. Попросит Рэя вежливо сообщить, что они не смогут принять приглашение.
  
  — Твой папаша часто недоумевал, как получилось, что ты такой. Что ты счастлив все время торчать дома и сутками не отходить от компьютера. А из дома вообще не выходишь, разве что для посещения своего психиатра. Как ее фамилия? Гаргантюан?
  
  — Григорин.
  
  — Но меня добил окончательно твой отказ прийти на похороны собственного отца. Неужели эта твоя компьютерная одержимость настолько непреодолима, что ты пропустил столь важное событие?
  
  — Зачем вы все это мне говорите, мистер Прентис? — спросил Томас.
  
  — Не знаю. Наверное, просто хочу поддержать с тобой разговор. Я ведь человек простой. Для меня вся эта психиатрическая наука — темный лес. Мне говорили, что у шизоидов вроде тебя личность как бы раздваивается, но твой отец считал это всего лишь распространенным заблуждением. Мол, все обстоит совсем иначе, уверял он меня. Допустим. Но я другого в толк не возьму. Если ты знаешь, что у тебя проблема, почему ничего не делаешь, чтобы избавиться от нее?
  
  — Нет у меня никакой проблемы!
  
  Лен усмехнулся:
  
  — Сын не приходит на похороны, чтобы почтить память отца. По-моему, это бо-о-льшая проблема.
  
  — У меня тогда было очень много дел. И кроме того…
  
  — Что, Томас?
  
  — Там собрались люди, которых мне не хотелось видеть.
  
  — Кто же? Неужели ты имеешь в виду меня? Но разве я не был всегда добр к тебе?
  
  Томас покачал головой.
  
  — Мне нужно приготовить себе обед. Я начал делать сандвич с арахисовым маслом.
  
  — Послушай, а у меня идея, — сказал Лен Прентис. — Почему бы мне не отвезти тебя куда-нибудь пообедать?
  
  — Что?
  
  — Я хочу сказать: почему бы мне не вытащить тебя из дома, не посадить в машину и не отвезти пообедать в город?
  
  — Но я уже почти приготовил сандвич. — Томас ткнул пальцем в сторону кухонного стола.
  
  — Ну и что? Съешь его в полдник. А сейчас мы с тобой прокатимся. Тебе будет полезно выбраться из этих четырех стен.
  
  — Нет.
  
  — Но я настаиваю! — воскликнул Лен, избавившись от пустой бутылки пива.
  
  — Я не хочу никуда ехать.
  
  Лен подошел к нему вплотную.
  
  — Кажется, я понимаю, в чем заключалась главная ошибка твоего отца. Он всегда шел у тебя на поводу. А нужна была твердость характера, чтобы заставить тебя выбираться наружу почаще. Мы можем поехать в Промис-Фоллз, посидеть в «Макдоналдсе» или взять по ломтику пиццы. А еще лучше отправиться прямо ко мне домой, чтобы Мари угостила нас чем-нибудь вкусненьким.
  
  Томас отступил на шаг.
  
  — Судя по слухам, тебе, так или иначе, скоро придется отвыкать от этого места. Что, например, ты будешь делать, когда брат продаст дом?
  
  — Он мне пока не говорил, что собирается сделать это.
  
  — Но ты же не думаешь, что Рэй оставит тебя тут жить одного? Это едва ли подходящий для него вариант.
  
  — Он может решить остаться здесь, — возразил Томас. — Мы тогда будем жить вместе.
  
  Но, уже произнося эту фразу, он чувствовал, что не уверен, насколько сам хочет этого. Своего брата Томас любил, но с ним порой бывало очень трудно ладить. Как и отец, Рэй относился к нему без понимания, часто пытаясь заставить делать вещи, которые он не мог сделать даже при желании.
  
  — Не сомневаюсь, что в любом случае все у вас сложится как нельзя лучше, — улыбнулся Лен. — А теперь надевай свою куртку или что у тебя там? Не знаю, как ты, а я бы сейчас заглянул в «Кентукки фрайд чикен». Тебе нравится там?
  
  Томасу действительно нравилась еда из «Кентукки фрайд чикен», вот только брат никогда ничего не заказывал оттуда на дом. Прежде куриными крылышками его мог побаловать отец. Но вот с Леном Прентисом он не хотел ехать даже туда. Им стал овладевать почти нестерпимый зуд, словно крошечные жучки ползали у него под кожей. Дыхание участилось. Томас, вероятно, мог бы ненадолго уехать из дома с кем-то, кому доверял. Но не с Леном Прентисом.
  
  Да и отец, если разобраться, не очень любил Лена. Они действительно считались приятелями. Нередко проводили время вместе, смотрели по телевизору какой-нибудь матч или пили пиво в баре. Но каждый раз, когда папа возвращался домой после встречи с Леном, он бросал реплику вроде: «Боже, как же этот тип порой меня раздражает!»
  
  Лен протянул руку и схватил Томаса за предплечье. Не грубо, но крепко.
  
  — Поехали со мной, дружище! Давай повеселимся.
  
  Томас резко выдернул руку, однако вложил в движение чрезмерное усилие. Его ладонь взлетела вверх и прошлась по щеке Прентиса. Лен замер в изумлении, а потом сказал, потирая лицо:
  
  — А вот это, Томас, ты сделал напрасно.
  30
  
  Льюису Блокеру тоже в эти дни спалось неважно.
  
  Эллисон Фитч залегла на дно, и невозможность узнать, где она и что у нее на уме, тревожила Льюиса не меньше, чем Говарда Таллимана. Ведь стоило ей решиться на явку с повинной в любой полицейский участок и рассказать то, о чем она знала, и это означало бы полный крах. Все было бы кончено для Говарда, все было бы кончено для Морриса, и, разумеется, все было бы кончено для него — Льюиса Блокера.
  
  Те немалые усилия, что они с Говардом предприняли, чтобы разгрести «колоссальную кучу дерьма», в какую, по определению самого Таллимана, ухитрились угодить, пойдут прахом в один момент, если Эллисон Фитч надоест бесконечно скрываться. Как только она даст показания об убийстве, свидетельницей которого была, признается в попытке шантажа, передаст содержание разговора с Говардом — и, как говорил один его приятель, все дерьмо моментально попадет в лопасти вентилятора.
  
  Необходимо было предотвратить подобное развитие событий. И они вроде бы сделали все от них зависящее. Прежде всего Льюис отправил Николь в Огайо, чтобы постоянно держать под наблюдением дом матери Эллисон. Он полагал, что наступит момент, когда девица непременно захочет выйти с ней на связь. Разве не естественно для оказавшейся в беде дочери искать помощи и совета у родной матушки? И какую дочь не будут терзать муки совести при мысли, что мать в отчаянии горюет, не ведая, что случилось с ее любимой девочкой? Однажды она наверняка не сможет преодолеть жгучего желания развеять страхи матери.
  
  Однако Льюис оставил Николь в деле только после долгих колебаний. Совершить такую непростительную оплошность! От его прежней безграничной веры в Николь не осталось и следа. Более того, первым порывом Льюиса было заставить ее головой заплатить за ошибку. Остановило лишь то, что как раз сейчас ему необходима была любая помощь, а Николь, снедаемая чувством вины, заверила, что готова на все, лишь бы загладить ее. И Льюис решил отложить разборку с ней до лучших времен.
  
  Он посчитал также необходимым взять под контроль квартиру, где прежде жила Фитч. Он, разумеется, не ждал, что она сама вдруг туда вернется. Зато там в какой-то момент мог объявиться некто хорошо ее знавший. Например, подруга или приятель заглянут, чтобы поболтать. А еще лучше будет, как надеялся Льюис, если Эллисон сама пришлет туда кого-то из своих знакомых, чтобы разнюхать обстановку.
  
  Впрочем, любой самый неожиданный посетитель помог бы пролить свет на нынешнее местонахождение Эллисон Фитч. Разумеется, Льюис не мог поставить в холле своего шпиона, чтобы вести слежку двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Это бросалось бы в глаза. И хотя под видом родственника одной из девушек он лично переговорил с управляющим и оплатил аренду квартиры на несколько месяцев вперед, у него попросту не было свободного человека, который мог бы поселиться в квартире и дожидаться посетителей. Первый месяц Льюис прожил в квартире сам, но за все это время в дверь постучал только один человек — юнец, разносивший рекламные листовки расположенного ниже вдоль улицы итальянского ресторана.
  
  Но даже это не поколебало его уверенности, что однажды на пороге квартиры может появиться интересный для них человек. И в таком случае Льюис хотел иметь возможность посмотреть, кто это.
  
  Вот почему он ограничился тем, что установил рядом с дверью видеокамеру. Размером с булавочную головку, она срабатывала на движение и давала отличный обзор всего коридора. Стоило кому-либо приблизиться к квартире на расстояние нескольких футов, как камера включалась. Изображение автоматически передавалось на компьютер Льюиса, который в конце каждого дня просматривал полученные кадры. И почти каждый день с камеры что-то поступало. Однако чаще всего это был уборщик с пылесосом, приводивший коридор в порядок. Однажды дверью ошибся разносчик пиццы. Льюис наблюдал, как тот достал свой сотовый, позвонил диспетчеру и уточнил номер квартиры. Отслеживая эту сцену, он даже почувствовал приступ голода.
  
  На Хэллоуин в подъезд проникли дети и стали обходить квартиры, выпрашивая сладости. Две девочки, наряженные как Леди Гага и как инопланетянка — причем Льюису стоило немалого труда отличить один костюм от другого, — постучали в квартиру 305. В общем, почти каждый день было на что посмотреть. Но ничего по-настоящему ценного.
  
  Льюис уже подумывал, что пора бросать эту затею, снимать камеру и прекращать оплачивать квартиру, как вдруг появился тот тип с сумкой из «Перл пэйнт». Льюис поудобнее устроился за рабочим столом в кабинете своей квартиры в Нижнем Ист-Сайде и стал всматриваться в огромный монитор компьютера. Мужчина трижды постучал в дверь рукой, в которой держал пакет из художественного магазина. За все то время, что Льюис занимался делом Эллисон Фитч — ни до, ни после ее бегства, — он прежде никогда не видел этого человека. Естественно, он понятия не имел, кто он такой и следует ли придавать значение его визиту.
  
  Может, он всего лишь пытался что-нибудь продать? Или ошибся дверью? Или же знал одну из девушек и заглянул проведать ее? Но если бы был знаком с ними, разве не естественно было ожидать, чтобы он принялся привлекать к себе внимание криками вроде: «Эй! Есть кто дома?» И как мужчина проник в подъезд? Имелся ли у него свой ключ? Или он вошел, когда кто-то выходил из двери? Нажал несколько кнопок наугад, и один из жильцов оказался достаточно глуп, чтобы впустить в дом постороннего, даже не поинтересовавшись, кто он такой? Но стоит ли вообще ломать голову над подобными вопросами? Посетитель мог не иметь к их делу вообще никакого отношения.
  
  Льюис взглянул на лист бумаги, который мужчина держал в другой руке. Это еще что такое? Листок лишь дважды мелькнул перед объективом камеры, причем очень быстро. Но даже в замедленном воспроизведении разглядеть его толком не удалось. Пришлось поставить видео на паузу, а затем медленно и осторожно увеличить изображение, чтобы хотя бы часть листа попала на дисплей.
  
  На первый взгляд это был стандартный листок формата А4, какие используют для принтеров. В левой верхней четверти листа просматривалось некое цветное изображение почти квадратной формы. Вроде бы похоже на ряд окон. По самому верху страницы тянулась надпись, которую на мониторе невозможно было прочитать, но зато в левом верхнем углу отпечатался пестрый логотип сайта. И почти сразу он показался Льюису знакомым. Начинался со стилизованной буквы У, а заканчивался тремя цифрами.
  
  И теперь Льюис уже не сомневался, что это «Уирл-360» — популярнейший в последние годы ресурс, позволявший пользователям видеть реальное изображение улиц почти всех городов мира. Он и сам временами забавлялся им. Как и многие другие, из любопытства проверил, стоит ли еще на своем месте дом, в котором он провел детство. Для этого достаточно было ввести адрес в Денвере, и пожалуйста — дом красовался там же, где и всегда.
  
  Но если на странице значился логотип «Уирл-360», то, значит, и изображение было скорее всего распечатано с этого сайта.
  
  Льюис до предела использовал возможности своего компьютера, стараясь увеличить размытую картинку. Она действительно напоминала снимок ряда окон, очень похожих на окна тех доходных домов, в одном из которых снимала прежде квартиру Эллисон Фитч. Но ничего больше разглядеть не удалось.
  
  Что ж, рассудил Льюис, если мужчина сумел найти на сайте такое изображение, то ничто не мешает попробовать отыскать его и ему. Он открыл браузер, зашел на сайт «Уирл-360» и ввел адрес: «Очард-стрит, Нью-Йорк». И в одно мгновение оказался на той улице, перемещаясь по ней щелчками курсора. Добравшись до квартала, где жила Фитч, Льюис нажал кнопку «мыши» и удерживал ее, чтобы получить панорамный вид окрестностей, крутанувшись сначала с севера на юг, а потом в обратном направлении.
  
  Может, молодой человек, стучавший в дверь, изучает архитектуру? Или работает в городском строительном управлении?
  
  Льюис установил курсор в положение, позволявшее ему смотреть прямо на дом Фитч, затем переместил его выше, нажал кнопку «мыши» и, удерживая ее, потянул курсор вниз. При этом создавалась полная иллюзия, будто шея вытягивалась, и голова оказывалась на уровне верхних этажей.
  
  — Что? Что это? — От увиденного у него перехватило дыхание. — Что… это… такое?
  
  Теперь все его внимание сосредоточилось только на одном окне. Льюис укрупнил изображение.
  
  — О Боже милостивый!
  
  Они снова встретились в Центральном парке и уселись на ту же скамейку. Льюис Блокер молча подал Говарду Таллиману сложенный пополам лист.
  
  — Что за бумажка? — небрежно спросил тот.
  
  — Распечатка изображения, скачанного мной из Интернета. Вам надо взглянуть на нее.
  
  Таллиман расправил страницу и в недоумении уставился на нее.
  
  — Я понятия не имею, что здесь такого важного, — сказал он, и Льюис вспомнил, что Говард никогда не был в том месте на Очард-стрит.
  
  — То самое окно, та самая квартира. И вы держите в руках картинку, выложенную в Интернете.
  
  Говард указательным пальцем ткнул в голову на листке.
  
  — Льюис, правильно ли я понимаю то, что вижу здесь?
  
  — Да.
  
  Говард вернул листок Льюису, и тот сунул его себе в карман.
  
  — Но я все равно не улавливаю, что все это значит.
  
  — Вы знакомы с технологией «Уирл-360»? — спросил Льюис.
  
  — Я ведь не в каменном веке живу!
  
  — Так вот, я распечатал это прямо с их сайта. И сейчас, пока мы тут с вами беседуем, картинка висит во Всемирной Паутине. Любой, кому взбредет в голову виртуально прогуляться по Очард-стрит и взглянуть под нужным углом, может увидеть ее. Как я понимаю, одна из машин «Уирл-360», оборудованная панорамными видеокамерами, совершенно случайно проезжала вдоль Очард-стрит в тот самый момент, когда Николь выполняла свою работу прямо у окна.
  
  Говард, до которого только теперь начал доходить ужасающий смысл происшедшего, вскинул на Льюиса беспомощный взгляд.
  
  — Но как, черт возьми, ты это обнаружил? Просто решил сам проверить и увидел ту сцену?
  
  — Нет, — ответил Льюис. — Мое внимание к ней привлек некто другой.
  
  — Кто? Каким образом?
  
  — Квартиру навестил мужчина лет тридцати пяти. Постучал в дверь. Попал на запись камеры.
  
  — Ясно.
  
  Льюис похлопал себя по карману, куда положил распечатку.
  
  — В руке он держал точно такой же листок.
  
  Говард непроизвольно приложил ладонь ко лбу.
  
  — Кто он такой?
  
  — Не знаю.
  
  — Что он собирался делать с распечаткой? Как она вообще к нему попала?
  
  — Неизвестно.
  
  — Похоже, ты вообще ничего не знаешь, Льюис!
  
  Но тот оставался невозмутим.
  
  — Зато я знаю, что у нас возникли сразу две новые проблемы, Говард. И первая из них — тот человек. Кто он? Зачем ему эта распечатка? Как он ухитрился найти изображение в Сети? Оно попалось ему случайно, или он знал, что искать, заранее? Действует мужчина в одиночку, или за ним кто-то стоит? Связан ли он с полицией? Почему он стучался в квартиру Фитч с листком в руке? Чего он хотел? Что пытался выяснить?
  
  — Невероятно! — вырвалось у Говарда. — А вторая проблема?
  
  — Изображение, — ответил Льюис. — Оно все еще доступно в Сети. На том самом сайте. Словно только и ждет, чтобы его обнаружил кто-нибудь еще.
  31
  
  Было уже около десяти часов вечера, когда я подъехал по дорожке от шоссе к дому. И меня сразу поразила царившая в нем темнота. Светильник на террасе, висевший ближе к углу, и фонарь при входе в амбар были снабжены таймерами и потому включились автоматически. Но больше свет не виднелся ни в одном из окон. Во тьму была погружена гостиная, как и весь второй этаж. Даже из спальни Томаса не выбивалось голубоватое сияние, обычно исходившее от мониторов. Это представлялось почти невероятным, но неужели он решил лечь спать пораньше?
  
  Входная дверь оказалась на замке. Я отпер ее, вошел, включил свет, замер и прислушался. Ни звука. Хотя от Томаса никогда не бывало много шума — «Уирл-360» не снабжен звуковым сопровождением.
  
  — Томас! — окликнул я вначале негромко, все еще полагая, что брат мог лечь спать, а мне не хотелось будить его.
  
  Вообще-то я ожидал застать его сидящим как на иголках, дожидаясь моего возвращения и рассказа о том, что мне удалось выяснить. Правда, рассказывать мне было не о чем, но Томас не мог знать об этом. Потом мой взгляд упал на кухонный стол.
  
  — Вот ведь…
  
  Стол был заставлен грязной посудой, оставшейся с завтрака, обеда и, может, после ужина тоже. Я взял упаковку с молоком и понюхал содержимое.
  
  — Какая гадость! — воскликнул я, отправляя молоко в мусорное ведро.
  
  Затем мне в глаза бросился перепачканный нож рядом с банкой арахисового масла.
  
  Поднявшись по лестнице на второй этаж, я осторожно и тихо постучал в дверь комнаты Томаса. Не услышав ответа, приоткрыл дверь. Мне не было необходимости включать свет, чтобы проверить, в постели ли он. В окно смотрела луна, и при ее сиянии я мог видеть покрывало. Убедившись, что кровать пуста, я все-таки включил люстру. Сам компьютерный терминал издавал чуть слышный гул, но мониторы оставались черны. Томас неизменно отключал всю аппаратуру, когда ближе к ночи заканчивал работать.
  
  Я вышел в коридор и спустился к ванной. Дверь была открыта. Я включил свет. Но и там брата не обнаружил.
  
  — Томас! — крикнул я. — Томас! Я вернулся!
  
  Мной овладело беспокойство. Не следовало отправляться на Манхэттен, оставляя брата одного на целый день. С Томасом явно что-то случилось, но что именно? Мне оставалось надеяться, что это не люди из ФБР вернулись, чтобы забрать его с собой.
  
  Я вернулся на первый этаж и подошел к двери, ведущей в подвал, которая располагалась рядом с кухонной.
  
  — Томас!
  
  Ответа не последовало, но я все равно спустился. Свет из кухни освещал мне путь в начале, а потом я дернул за цепочку, чтобы включить лампочку, подвешенную на шнуре под потолком. Это помещение использовалось как склад и было заполнено коробками, которые мои родители скопили за много лет. Если перебирать все это, понадобится уйма времени. Я обошел подвал, заглянул за отопительную печь. Томаса нигде не было.
  
  Выйдя через заднюю дверь в кухне, я сделал несколько шагов по двору. Воздух обдавал прохладой, окружающий пейзаж мягко вырисовывался в лунном свете. На небе не было ни облачка, и если бы я хоть когда-нибудь увлекался астрономией, то наверняка сумел бы сейчас разглядеть многие созвездия, а не только Большую Медведицу.
  
  — Томас! — громко крикнул я, а потом прошептал: — Где ты, черт тебя побери?
  
  Мне пришло в голову, что, может, пора обратиться в полицию, но я решил сначала продолжить самостоятельные поиски. И начал с амбара. Быстро перебежав через двор, я отодвинул в сторону высокую створку ворот. Нашел электрический щит, прикрепленный к одной из массивных деревянных опор, и включил свет. Внутри почти ничего не было, за исключением трактора-косилки, погубившего отца.
  
  — Томас! Если ты вздумал спрятаться от меня…
  
  Но я оборвал сам себя, понимая, насколько не в характере брата затевать прятки. Он вообще не любил подвижных игр. Прекратив на время звать его, я вслушался. Снаружи доносился ночной хор сверчков — звуковой фон настолько привычный, что обычно на него не обращаешь внимания. Вскоре рядом со мной раздался шорох в старой соломе, устилавшей пол амбара не одно десятилетие с тех пор, как прежний владелец использовал его по назначению, поскольку занимался фермерством. Но я увидел только мышь, пробежавшую мимо и исчезнувшую в своем укромном закутке.
  
  Я обошел амбар по кругу, проведя ладонью по смятому капоту трактора, когда оказался с ним рядом. Теперь оставалось лишь сожалеть, что у Томаса никогда не было своего мобильного телефона. Сейчас я бы попытался дозвониться до него.
  
  Размышляя, куда еще он мог уйти, я решил спуститься вниз к оврагу мимо того места, где брат нашел в тот день отца. Выключив в амбаре свет, я метнулся к гребню холма позади дома.
  
  — Томас! Ты там? Ты внизу?
  
  Ни звука в ответ.
  
  Кому я еще мог позвонить, кроме как полицейским? У Томаса не было друзей. И он не мог отправиться к кому-то в гости с ночевкой.
  
  Я вернулся в дом и набрал номер полицейского участка в Промис-Фоллз, сообщив об исчезновении брата.
  
  — Сэр, мы по возможности немедленно отправим к вам патрульную машину, — отозвалась дежурившая на телефоне женщина, — а пока мне необходимо записать приметы вашего брата. Сколько ему лет?
  
  Мне пришлось даже сделать паузу, чтобы вспомнить.
  
  — Тридцать пять. Он на два года моложе меня.
  
  — И когда именно он пропал?
  
  — Не знаю. Я уезжал на день, а когда вернулся, его не было на месте.
  
  — Мистер Килбрайд, если я правильно поняла, речь идет о взрослом мужчине, которому тридцать пять лет? И, вернувшись домой, вы обнаружили, что он куда-то ушел? Но ведь он мог поехать за покупками или просто на прогулку, не так ли?
  
  — Нет. С ним все обстоит иначе. Брат вообще никогда не покидает дома.
  
  — Может, ему надоело торчать там постоянно?
  
  Я вздохнул, сообразив, что без долгих объяснений не обойтись.
  
  — Томас — психически больной человек. Впрочем, это не совсем так, но он находится под регулярным наблюдением психиатра. И это ненормально для него уйти из дома, никого не предупредив.
  
  — Получается, что вы оставили психически больного человека одного, мистер Килбрайд?
  
  — Господи, говорю же вам… Он не совсем… А вы не могли бы просто прислать сюда вашего сотрудника, чтобы я постарался все ему объяснить на месте?
  
  — Машина к вам подъедет, сэр. Но только…
  
  — Мне нужно идти!
  
  Меньше всего мне хотелось провести все время, пока я ждал патрульную машину, в бесплодных препирательствах с дежурной.
  
  Звонок в полицию не успокоил меня. Напротив, я был как никогда близок к панике. Выйдя на террасу, я стал вглядываться в подъездную дорожку, а потом левее, туда, где в нескольких сотнях ярдов от нас жила ближайшая соседка. Эта женщина осталась одна с тех пор, как несколько лет назад умер ее муж. И сейчас мне не оставалось ничего, кроме как пойти и попытаться разбудить ее.
  
  Но именно в тот момент проезжавшая по шоссе со стороны города машина стала замедлять ход. Затем она съехала с асфальта на обочину и захрустела шинами по гравию нашей подъездной дорожки.
  
  Наблюдая за ее приближением, я спустился на ступени террасы, гадая, везет ли это кто-то домой Томаса или же водитель прибыл, чтобы сообщить мне о нем дурные новости.
  
  В свете фар, направленных прямо на меня, я не мог различить, сидит ли кто-нибудь рядом с шофером. Машина остановилась позади моей, и когда открылась пассажирская дверца, я сразу увидел, как наружу выбрался брат, но по-прежнему не узнавал человека за рулем.
  
  — Томас! Где, черт возьми, тебя носило?
  
  В руках он держал нечто вроде планшета, и я не сразу сообразил, что эта одна из новомодных электронных новинок, имевших сотни полезных функций, включая доступ в Интернет. Если он и понимал, сколько беспокойства причинил мне, то виду не подал, словно это заботило его сейчас меньше всего.
  
  — Я поехал ужинать. В «Кентукки фрайд чикен». А эта штука в сто раз лучше джи-пи-эс в твоей машине. Что тебе удалось узнать в Нью-Йорке? Расскажи подробности. Только пойдем в дом, а то очень холодно.
  
  Как ни в чем не бывало Томас прошествовал мимо меня, поднялся на террасу и скрылся в доме. Я услышал, как открылась дверца водителя. Через несколько секунд на меня с улыбкой смотрело знакомое лицо.
  
  — Привет! — воскликнула Джули. — Твой брат — это нечто! Мы потрясающе провели вместе с ним время. А история с человеком в окне и пакетом на голове? Слушай, здесь же пахнет настоящей сенсацией!
  32
  
  Еще не успев ни слова сказать ни Томасу, ни Джули, я достал свой сотовый телефон, снова позвонил в полицию и сообщил, что мой брат благополучно нашелся. А потом обратился к Джули:
  
  — Что произошло?
  
  — Ничего особенного. Ты сказал, что я могу к вам заскочить, вот я и заскочила. Тебя дома не оказалось. Томас находился один и никак не мог приготовить себе ужин. Тогда я предложила поехать со мной поужинать в город, и он согласился. Пригласишь меня и дашь что-нибудь выпить, или мне возвращаться домой на трезвую голову?
  
  — Что ты сумел выяснить? — раздался крик Томаса, который вышел из дома и встал на террасе с айподом в руках.
  
  — Подожди, — сказал я. — Сейчас приду в дом. — А потом задал вопрос Джули: — Где он взял эту штуковину?
  
  — Я позволила ему попользоваться ею немного, — ответила она. — Показала, что с ее помощью можно изучать планы городов где угодно, и не обязательно для этого сидеть дома за письменным столом.
  
  — Я хочу такой же, Рэй, — заявил брат. — Ты купишь мне его?
  
  — Томас! Я же велел тебе подождать в доме. Через минуту я приду к тебе.
  
  Он вернулся в дом.
  
  — А знаешь, он прав, — вдруг произнесла Джули.
  
  — То есть?
  
  — Ну, как ты с ним разговариваешь. Он пожаловался, что ты постоянно злишься на него.
  
  — Я не… Он тебе сам это сказал?
  
  Джули кивнула.
  
  — Но не переживай, откровенничает он только со мной.
  
  — Я на него вовсе не злюсь и желаю ему только добра. Стараюсь как могу.
  
  — Не сомневаюсь.
  
  — Мне кажется, или ты действительно говоришь со мной сейчас свысока?
  
  Она улыбнулась:
  
  — А вот на сей раз, вероятно, прав уже ты. Слушай, мне, наверное, лучше просто уехать домой…
  
  — Нет-нет, непременно заходи! Расскажи, какой я плохой брат.
  
  — А у тебя есть время? На это может уйти остаток ночи.
  
  Когда мы поднимались по ступеням, я заметил:
  
  — Удивлен, что тебе удалось выманить Томаса из дома. Он ненавидит покидать его.
  
  — Эта игрушка очень помогла. А еще обещание покормить его в «Кентукки фрайд чикен».
  
  — Да, это могло сработать, — кивнул я, входя вслед за ней в дом.
  
  Сверху уже доносились щелчки «мыши».
  
  — Поднимайтесь ко мне! — крикнул Томас.
  
  — Мне лучше сразу с этим разобраться, — вздохнул я. — Пойдешь со мной?
  
  Она кивнула.
  
  — Но должен предупредить, что у нас наверху все выглядит не совсем обычно.
  
  — А Томас уже мне показал, — проговорила Джули. — Ничего особенного. Вот мой брат развешивал по всем стенам картинки с голыми женщинами. Так что карты меня после этого смущают мало.
  
  — Ну, рассказывай, — произнес Томас, когда мы вошли к нему в комнату, но не отвел взгляда от центрального монитора, на котором перемещался по улицам неизвестного мне города.
  
  — Если ты хочешь побеседовать, то остановись и повернись ко мне, — сказал я.
  
  — Это как раз то, о чем я только что упомянула, — прошептала Джули мне на ухо. — Ты общаешься с ним так, словно он — дитя несмышленое.
  
  Я жестом попросил ее замолчать, потому что брат снял наконец пальцы с «мыши» и сделал четверть оборота в своем кресле.
  
  — Что же тебе удалось узнать?
  
  Я откашлялся.
  
  — Ну так вот. Я приехал на Очард-стрит и нашел нужный дом. Посмотри. — Я достал телефон, открыл режим фотоаппарата и протянул ему. — Вот его снимок.
  
  Томас изучил крохотное фото на дисплее телефона и сравнил его с распечаткой — точно такой же, какую выдал мне перед поездкой на Манхэттен.
  
  — Да, то самое окно. Кирпичная кладка совпадает.
  
  — И как видишь, — заметил я, — никакой головы в окне нет.
  
  — Ты так говоришь, будто это что-то доказывает, — возразил Томас.
  
  — Я лишь констатирую факт, вот и все.
  
  — Если бы на нашей подъездной дорожке полгода назад случилась авария и ты снял ее на камеру, а потом сделал кадр с той же точки сейчас, это не доказывало бы, что аварии вообще не было, верно?
  
  — Один-ноль в пользу Томаса, — улыбнулась Джули.
  
  — Я все понимаю, — обратился я к брату, пропустив ее замечание мимо ушей. — Просто рассказываю, что видел своими глазами.
  
  — Ты предпринял еще что-нибудь?
  
  — Да. Я поднялся к квартире. Постучал в дверь.
  
  Томас не сводил с меня глаз.
  
  — И что дальше?
  
  — Никто не отозвался. Квартира оказалась пуста.
  
  — Как?
  
  — Соседка сообщила мне, что там уже много месяцев никто не живет.
  
  — И ты даже не спросил ее, не убивали ли кого-нибудь в этой квартире?
  
  — Нет, не спросил. У меня были основания полагать, что о подобном событии она непременно поведала бы мне.
  
  — Конечно, но при условии, что не совершила преступления сама.
  
  — Поверь мне, на убийцу соседка не похожа. Она информировала меня, что девушки, жившие в квартире, давно уехали.
  
  — И с тех пор квартира пустует?
  
  — Да, и что? — пожал плечами я.
  
  — А тебе не кажется это странным?
  
  — Нет.
  
  — Я слышал, жилья в Нью-Йорке не хватает. Почему же за все это время квартиру не сдали?
  
  — Не знаю, Томас.
  
  — А что сказал управляющий, когда ты задал ему этот вопрос?
  
  — Какой управляющий?
  
  Мой телефон все еще оставался в руках Томаса, который переключился на следующее фото.
  
  — Это что такое?
  
  — Список жильцов при входе.
  
  — А рядом? Разве не номер телефона управляющего?
  
  — Да, похоже на то.
  
  — Так ты с ним разговаривал?
  
  — Нет.
  
  — Почему? Ведь как раз управляющий мог точно знать, произошло ли в той квартире убийство или нет.
  
  — Послушай, Томас, я сделал для тебя пару фото, постучал в дверь, но там никого не оказалось. И, право, не знаю, что еще я мог предпринять.
  
  Джули усмехнулась:
  
  — Неужели тебе трудно было поговорить с управляющим? Или опросить других соседей?
  
  — А тебя это каким боком касается?
  
  — Ты приехал в такую даль. Был уже на месте, на нужной улице, в нужном доме. И ты уж точно мог постучать еще в несколько дверей хотя бы ради того, чтобы оправдать поездку.
  
  Я в изумлении уставился на нее.
  
  — А ведь верно, — поддержал ее Томас, с неодобрением глядя на меня. — Почему ты так небрежно отнесся ко всему? Эх, надо было мне самому отправиться туда вчера.
  
  — Надо было, — съязвил я, — и еще через пару недель ты бы как раз оказался на Очард-стрит.
  
  — Но я по крайней мере хоть что-то выяснил бы. А получилось, как в тот, другой раз, когда у человека в окне возникла проблема.
  
  — В какой другой раз?
  
  Но Томас словно забыл о своей последней фразе и продолжил:
  
  — Ты даже не попытался провести расследование. И уж конечно, тебе далеко до стандартов Центрального разведывательного управления. Не представляю, как бы они отреагировали, узнав об этом.
  
  — Им бы это не понравилось, — поддакнула Джули.
  
  — Сдаюсь. — Я поднял руки вверх. — В следующий раз ты можешь сам сесть в поезд и отправиться в Нью-Йорк, чтобы изображать Арчи Гудвина и собирать улики. А я останусь дома и буду ухаживать за орхидеями, как Ниро Вульф.
  
  — Какой еще Арчи? При чем здесь орхидеи?
  
  — Но я сделал все, что мог, Томас. Честное слово. В Интернете нет ни одной публикации о том, что кого-то убили в этом доме. Лучшее, что мы можем сейчас сделать, — просто забыть обо всем.
  
  Я достал из кармана распечатку, скатал ее в шарик и метнул в корзину для бумаг. Брат проследил, как комочек упал на дно корзины, и с упреком посмотрел на меня.
  
  — Это получилось немного по-хамски, — заметила Джули.
  
  Я бросил в ее сторону выразительный взгляд. Наверное, так оно и выглядело, но у меня выдался очень долгий день, и я смертельно устал. Казалось бы, у Томаса появился хороший повод поддержать Джули, однако его следующая реплика оказалась неожиданной:
  
  — Мне не нравится мистер Прентис.
  
  Я вздрогнул.
  
  — Что? Чем тебе не угодил мистер Прентис?
  
  — Он заставляет меня делать то, чего мне не хочется.
  
  — Объясни, что произошло?
  
  — Он собирался увезти меня обедать, а я не хотел.
  
  — Сегодня? Он был здесь?
  
  Брат кивнул:
  
  — Да. Схватил меня, чтобы заставить идти с собой, и тогда я ударил его.
  
  Я сделал шаг вперед и положил ему руку на плечо.
  
  — Как, Томас? Ты ударил Лена Прентиса?
  
  — Да. Но только чуть-чуть.
  
  Он даже встал из кресла, чтобы показать, как это случилось. Взял мою руку и положил себе на запястье.
  
  — Мистер Прентис схватил меня вот так, а я стал вырываться и попал ему по лицу.
  
  Томас продемонстрировал все в замедленном движении, лишь слегка коснувшись моей щеки ладонью.
  
  — Ты ударил Лена Прентиса по лицу?
  
  — Мне он не нравится. И никогда не нравился.
  
  — Но, Томас, это не повод, чтобы бить людей.
  
  — Я же показал тебе, как он схватил меня. И я ударил его не сильно. У него не пошла кровь, он не заплакал, и вообще…
  
  — Что же он сделал?
  
  — Уехал.
  
  Я вздохнул. Никогда больше не смогу я оставить брата одного. По крайней мере на целый день. Прежде чем продать этот дом и вернуться в Берлингтон, мне придется переселить Томаса куда-то, где он будет находиться под наблюдением персонала. И меня не могло не тревожить, что за короткое время брат дважды пустил в ход физическую силу. Сначала он подрался со мной. А теперь дал пощечину Лену Прентису. Впрочем, следовало признать, что оба раза его спровоцировали.
  
  — Томас, — сказал я, — все это не похоже на тебя. Не в твоем характере.
  
  — Знаю, — отозвался он, усаживаясь в кресло и устремляя взгляд на монитор. — Обычно я хороший.
  
  Брат принялся щелкать «мышью» и замолчал.
  
  Джули взяла меня за руку.
  
  — Пойдем, — произнесла она. — Мне кажется, нам обоим не помешает чего-нибудь выпить.
  33
  
  — Кто такой Лен Прентис? — спросила Джули, когда я достал из холодильника пиво.
  
  Я рассказал ей о нем, и она вспомнила, что видела его на похоронах.
  
  — Томас никогда не любил его, — заметил я.
  
  — Зачем ему вдруг понадобилось пытаться вытащить твоего брата из дома на обед?
  
  — Я и сам не понимаю. Видимо, Лен никак не может уразуметь, что не все люди созданы одинаковыми и что не все проблемы решаются просто. Он, например, считает, что если Томас слышит голоса, то ему надо воспользоваться берушами, а его больная жена должна мобилизовать энергию и отправляться в путешествия вместе с ним. «Преодолей себя!» — вот его девиз.
  
  — Да, мне знаком подобный тип людей.
  
  — Может, мне следует позвонить Лену. Узнать, сильно ли он расстроился. Но сегодня уже слишком поздно. Подождем до завтра. Только этого нам не хватало!
  
  Мы стояли в кухне, прислонившись к разделочному столу, и молчали. Потом я произнес:
  
  — Я должен поблагодарить тебя за доброту к Томасу, за то, что свозила его поужинать и разрешила попользоваться айподом.
  
  — Вот! Мы снова возвращаемся к тому, о чем я тебе уже говорила, — заметила Джули.
  
  — Ты о чем?
  
  — Благодаришь меня за время, проведенное с ним. Как будто я сиделка при твоем ребенке или соседка, которая позаботилась о твоей кошке.
  
  — Но я вовсе не…
  
  — Томас очень хороший человек, — сказала Джули. — Разумный и добрый. Да-да, разумный, хотя и не без сложностей. Отклонения от нормы у него самые незначительные. Но конечно, когда он рассказал мне, как заставил тебя поехать в Нью-Йорк, чтобы отыскать в окне голову в пакете, я подумала, что это чересчур. Кстати, извини, что назвала твой поступок хамским.
  
  Но по ее улыбке можно было понять, что извиняется она не совсем искренне.
  
  — Неужели ты действительно отправился в Нью-Йорк только за этим?
  
  — У меня еще была намечена встреча по поводу будущей работы.
  
  — И как все прошло?
  
  — Неплохо.
  
  — Тебе придется переехать туда?
  
  — Нет. Такого рода работу я смогу выполнять в своей домашней студии.
  
  Джули кивнула и продолжила:
  
  — Я просто хотела тебе сказать, что твой брат — личность и нельзя все сводить только к его одержимости картами.
  
  Мне нечего было ей возразить.
  
  — А ты знаешь, что каждую ночь ему снится ваш отец?
  
  Я вскинул голову.
  
  — Он тебе рассказал и об этом?
  
  — Да.
  
  Со мной брат никогда не говорил на эту тему.
  
  — Ему очень не хватает папы, — заметил я.
  
  — Томас сказал, что когда во сне снова проходит по улицам городов, то часто видит отца сидящим в кафе или ресторанах.
  
  Печально было это слышать.
  
  — А помнишь Маргарет Турски? — спросила вдруг Джули.
  
  — Рыжеволосая, скобки на зубах?
  
  — У Томаса с ней все вышло по-настоящему.
  
  Я окинул ее скептическим взглядом.
  
  — Неужели?
  
  — Но это правда. Он сам мне сказал, когда мы заказали куриные ножки, и я ему верю.
  
  — Мы с ним никогда не обсуждаем подобные вопросы. Приходится решать более насущные проблемы, которых накопилось немало после гибели отца. Пойми это, Джули.
  
  Она повернулась ко мне, опершись бедром о кухонный стол.
  
  — Послушай, я прекрасно осознаю, что не имею здесь права голоса и это вообще не мое дело. Но в Томасе заключено гораздо больше, чем можно различить поверхностным взглядом. Чем-то он напоминает мне мою тетушку. Ее уже нет с нами, да упокоит Господь ее душу. Но перед смертью она какое-то время пользовалось инвалидной коляской, и куда бы я ее ни привозила, в ресторан или любое другое место, там почему-то всегда обращались ко мне, спрашивая, чего она хочет. «Не пожелает ли ваша тетя чего-нибудь выпить? Не угодно ли вашей тете начать с аперитива?» Мерзавцы! «Спросите у нее самой, — раздраженно отвечала я. — Она не может ходить, но это не значит, что она глухонемая». Так и Томас. Да, каких-то винтиков у него в голове не хватает — заметь, я не вкладываю в это обидного для него смысла, — зато в ней происходит много чего другого. — Она протянула руку и похлопала меня ладонью по груди. — А ты вовсе не злой.
  
  — Да, но брат считает меня злым. Он так тебе сказал?
  
  Джули кивнула:
  
  — Да. Но добавил, что понимает: ты стараешься все сделать правильно. Он любит тебя, Рэй, действительно любит. И мне тоже не в чем тебя упрекнуть.
  
  — Получается, что, глядя на Томаса, я считаю его неполноценным, и для меня это становится главным. Но ведь он сам видит все совершенно иначе. То есть я не умею разглядеть его как целостную личность.
  
  Она дружески потрепала меня по плечу.
  
  — Наверное. Я же стараюсь рассмотреть любое явление всесторонне. Это, кстати, часть моей профессии. Только не подумай, будто я считаю себя лучше, чем ты. Ты просто находишься в средоточии вашей с братом ситуации, и, как верно заметил, тебе пришлось взять на себя огромный груз. А потому не следует корить себя за отдельные промашки.
  
  — Видимо, ты чем-то заслужила его особое доверие, если он делится с тобой такими проблемами, — заметил я.
  
  — Томаса никто ни о чем не расспрашивал, — возразила Джули. — Когда мы ели цыпленка, я невзначай стала задавать ему вопросы о том, как он учился в школе… Кстати, о цыпленке… — Она приложила руку к животу. — Не зря многие считают это нездоровой пищей. Не глотнуть ли мне еще пива? — Джули отпила из бутылки.
  
  — А теперь позволь мне еще раз сказать тебе спасибо, не имея в виду кого-то принизить или обидеть.
  
  Она с улыбкой кивнула:
  
  — Не за что.
  
  Потом сделала еще один шаг ко мне, встала почти вплотную, приподнялась на носки и чмокнула в щеку.
  
  — Никаких обид.
  
  Я поставил свою бутылку на стол, взял Джули за руку, склонился и тоже поцеловал ее, но только не в щеку, причем она не сделала ни малейшей попытки остановить меня. Но как раз в этот момент донесся крик Томаса:
  
  — Рэй!
  
  Я выпустил Джули из своих объятий, и мы отстранились друг от друга, услышав, как Томас спускается по лестнице.
  
  — Я позвонил управляющему, — объявил брат, и я вспомнил, как он пристально изучал фото на моем телефоне. Видимо, запоминал номер. — Он рассказал мне немало интересного, что ты смог бы сам узнать, если бы проявил больше упорства, — продолжил Томас.
  
  А Джули тем временем направилась к входной двери.
  
  — Спокойной ночи, — сказала она.
  34
  
  Теперь Николь все чаще задавалась вопросом, как дошла до жизни такой? Как до этого докатилась? Нет, не до квартирки в Дейтоне, штат Огайо, расположенной через дорогу от жилища матери Эллисон Фитч. Сюда она докатилась, то есть доехала на обыкновенной машине. А вообще. В целом. Впрочем, если задуматься, именно в этом и состояла суть ее терзаний. Как могло случиться, что она, преодолевшая столько препятствий, чтобы попасть на Олимпийские игры, а потом вернувшаяся из Сиднея с серебряной медалью на шее… Как случилось, что этот же человек сидел сейчас в окружении сложной подслушивающей аппаратуры, дожидаясь появления Эллисон Фитч, чтобы расправиться с ней?
  
  Как произошло, что талантливая гимнастка, выполнявшая свою олимпийскую программу на глазах у многотысячной аудитории дворца спорта и у миллионов телезрителей по всему миру, закончила тем, что стала зарабатывать себе на жизнь убийствами? Впрочем, у каждого своя судьба…
  
  Другая на ее месте вернулась бы из Сиднея с гордо поднятой головой. Хорошо, она не сумела завоевать золото, но разве серебряная медаль не доказывает, что она почти сделала это? «Почти — не считается», — стало после этого любимой поговоркой ее отца. И конечно, была истина в словах тех, кто считал серебро гораздо хуже бронзы. Заняв третье место, ты могла рассуждать примерно так: «Вот и прекрасно! Я возвращаюсь домой с какой-никакой, а медалью, которой я, черт возьми, могу похвастаться перед всеми и не терзаться из-за того, что не стала чемпионкой». Но когда ты становишься второй, а сумма набранных тобой баллов так ничтожно ниже оценок победительницы и целиком зависела от субъективных пристрастий или необъяснимых ошибок судей — вот что действительно сводит тебя с ума. Все эти «а что, если бы?» и «за что?» доводят до исступления. А если бы твое приземление после соскока получилось более четким? А если бы ты держала при этом голову выше? Не могли ли снизить оценку за то, что тебе не удалась финальная улыбка в сторону жюри? Или ты изначально была несимпатична судейской бригаде?
  
  Могла ли ты сделать хоть что-то еще, чтобы дотянуться до золота? И ты ночами напролет лежишь без сна, размышляя над этим. «Почти — не считается».
  
  Да и тренер повел себя не лучше. Эти двое мужчин, которым никогда невозможно угодить, вложили в нее все свои надежды, связали с ней свои мечты. Она была дурочкой, полагая, что делает все для себя самой. Как выяснилось, весь ее труд был только для них. Николь могла бы гордиться своей серебряной медалью, но только не они.
  
  — Ты представляешь, каких рекламных контрактов лишилась? — твердили ей. — Миллионы долларов — псу под хвост! Как и все твое будущее.
  
  Впрочем, по дороге домой отец вообще с ней не желал разговаривать — сначала во время долгого перелета из Сиднея в Лос-Анджелес, потом после пересадки в самолет до Нью-Йорка и, наконец, в машине, доставившей их из аэропорта в Монтклер.
  
  Она стала хуже учиться в школе. Из круглых отличниц съехала на четверки, а затем и на тройки. А отец все приставал с вопросами, что с ней случилось. Издевался: «Тебе подсунули таблетку тупости в Австралии? Или все дело в местной воде?»
  
  Но Николь (в то время ее, разумеется, звали иначе) прекрасно понимала, в чем причина. Сделать отца счастливым она уже была не в состоянии. Так к чему все старания?
  
  Если бы ее мама не умерла от рака, когда Николь исполнилось двенадцать лет, жизнь сложилась бы по-иному. Мать была самостоятельной личностью, преуспевавшей в сфере торговли недвижимостью. Не ждала, что ее старость обеспечит дочь, в отличие от отца, который ничего не добился в жизни, дослужившись только до должности помощника менеджера обувного магазина.
  
  И Николь не только забросила учебу. Она ударилась в загулы. Спала со всеми парнями подряд. Подсела на наркоту. Ее еще недавно идеально тренированное тело потеряло былую форму. Ей исполнилось восемнадцать, когда она сошлась с мужчиной на тридцать лет старше ее. Сам он не занимался изготовлением метедрина, но работал на людей, содержавших крупную лабораторию.
  
  Звали его Честер, что было смешно, поскольку напоминало о герое старого вестерна, и ему принадлежал дом на колесах фирмы «Виннебаго», на котором он перевозил готовый продукт. Впрочем, имя Честер ему шло, потому что его дом на колесах мог служить эквивалентом крытых фургонов покорителей Дикого Запада. И метедрином он его заполнял под самую завязку. Таблетки хранились повсюду: в холодильнике, под кроватями и в тайниках, оборудованных в стенках машины. Понятно, что наркоту нельзя было отправлять по почте или пытаться сесть с ней в самолет, и приходилось транспортировать ее самым простым способом. А поскольку босс Честера имел обширную сеть распространителей в Лас-Вегасе, ему приходилось частенько мотаться в Неваду и обратно.
  
  Чтобы его поездки в одиночку не вызывали лишних подозрений, Честер нанял себе в спутницы Николь. Если его тормозили полицейские, он выдавал ее за дочь, которую вез к мамаше в Лас-Вегас. Она стала для него помощницей во всем. На встроенной кухне готовила еду, пока они, не снижая скорости, мчались по шоссе через несколько штатов. Когда Честеру нужно было вздремнуть, Николь сама садилась за руль. А потому они останавливались лишь для того, чтобы залить бензин в опустевший бак.
  
  Порой Честер заставлял Николь удовлетворять свои гораздо более интимные нужды, чем потребность в пище и напитках. Ей это не нравилось, но зато он всегда подкидывал ей лишнюю сотню баксов за то, что помогала ему снять «внутреннее напряжение». Похоже, ей на роду было написано бесконечно пытаться осчастливить то одного мужчину, то другого.
  
  Вместе они совершили дюжину поездок из Нью-Джерси в Неваду. Причем дом на колесах неизменно загоняли внутрь одного и того же склада на окраине Лас-Вегаса и обменивали товар на деньги у одних и тех же людей. Внешне эти типы производили грозное впечатление и, как казалось Николь, могли бы легко сыграть эпизодические роли в фильмах про мафию вроде «Человека со шрамом», хотя вели себя вполне прилично. По завершении сделки все садились выпивать. Николь тем парням нравилась, и они часто поддразнивали Честера, мол, какой он везунчик, если может совершать автомобильные прогулки по стране в сопровождении такой горячей милашки. Тот кивал, подмигивал в ответ, не пытаясь никого ни в чем разубеждать. И это часто вызывало у Николь злость на напарника.
  
  Но вот во время их тринадцатой поездки события приняли неожиданный и трагический оборот. Николь почуяла опасность, едва лишь открылись ворота склада. Обычно первое, что представало перед ними, был принадлежавший местным парням «кадиллак-эскалейд» — задняя дверь уже открыта, а хозяева в ожидании стоят рядом с машиной. На сей раз внутри оказался «форд-эксплорер». И никто не ждал снаружи, зато внутри сидели двое незнакомцев.
  
  — Что-то мне это не нравится, — сказала Николь, встав позади сидевшего за рулем Честера и глядя через широкое лобовое стекло, напоминавшее огромный телеэкран.
  
  — Расслабься, — усмехнулся Честер. — Пару часов назад, когда ты спала, они мне позвонили и предупредили, что сегодня товар примут другие люди.
  
  — Объяснили почему?
  
  — Скажешь тоже! Станут они распространяться о своих проблемах. Но беспокоиться не о чем.
  
  И все же Николь сделала несколько шагов назад в сторону кухни, выдвинула ящик и кое-что достала оттуда. Честер припарковался рядом с «фордом», заглушил двигатель, выбрался из удобного водительского кресла и открыл боковую дверь.
  
  Незнакомцы уже успели покинуть свою машину и теперь дожидались, чтобы Честер вышел из своего передвижного дома.
  
  Те, прежние парни, которые подошли бы на роли мафиози, немного перегибали палку, стараясь выглядеть крутыми, но они всегда были одеты с иголочки. Добротные костюмы, начищенные туфли, аккуратно зачесанные назад волосы. Правда, обилие золотых перстней и цепочек плюс дорогие солнцезащитные очки были явным перебором. Но по крайней мере сразу становилось ясно, что работают они на человека, которому не все равно, как выглядят его подручные. С первого взгляда они должны были производить впечатление профессионалов своего дела.
  
  А эти двое из «эксплорера»… У Николь сложилось впечатление, что они приехали сюда, не успев закончить дойку коров. Джинсы, клетчатые рубахи, высокие сапоги. И что она там разглядела на панели приборов их автомобиля? Уж не ковбойские ли шляпы? У одного были сальные светлые патлы, другой сверкал лысиной, причем облысел он не от старости и походил на бритоголового неонациста.
  
  — Здорово, ребята! — приветливо сказал Честер. — Кажется, мы раньше не пересекались, верно?
  
  Вместо ответа блондин запустил руку назад за ремень джинсов, достал пистолет и выстрелил Честеру в голову. В огромном и почти пустом помещении склада звук получился оглушающим. Николь сообразила, что сейчас произойдет, стоило ковбою завести руку за спину. И она знала, что с этим типом ей нужно будет разобраться прежде всего. Бритоголовый не доставал оружия, и хотя это не означало, что пистолета у него не было вовсе, в руке он сейчас его не держал, а значит, представлял чуть меньшую угрозу, чем товарищ.
  
  Когда раздался выстрел, Николь стояла позади Честера, в стороне. И ей повезло, что она не попыталась спрятаться у него за спиной, потому что пуля, пробив Честеру голову, прошла навылет. Труп напарника еще не успел рухнуть на пол, когда в руках у нее оказался спрятанный в кармане нож. Прежде она только очищала им кожуру с яблок, но он был тем не менее остро заточен, с четырехдюймовым лезвием и с крепкой ручкой. Вот почему скрыть в кармане ей удалось только лезвие, а рукоятка торчала наружу, что оказалось сейчас как нельзя более кстати, чтобы выхватить нож в одно мгновение.
  
  Перемена внезапно произошла и в ней самой. Николь словно вернулась в Сидней. Казалось, ее тело на уровне инстинкта знает, какое движение следует совершить, где оттолкнуться и как оценить расстояние до цели. А расстояние было невелико. Блондин явно не ожидал ее нападения. Кто знает, чего он вообще ожидал? Может, увидев перед собой юную девушку, он подумал, что она лишь останется беспомощно стоять на месте и будет орать от страха, как те бестолковые «телки», которых так часто показывают в кино? Или бросится наутек? Но в чем он был уверен наверняка, так это в том, что продырявит ей башку так же запросто, как и ее приятелю.
  
  И лишь один вариант он не предусмотрел: что девушка набросится на него с ножом в руке, лезвие которого по рукоятку войдет ему в шею, прежде чем он успеет снова поднять свой ствол.
  
  Сталь ножа мелькнула стремительно и резко. Блондин издал такой звук, будто подавился голубем. А пистолет упал на бетонный пол, и рядом с ним через мгновение распласталось тело его владельца.
  
  Бритоголовый в испуге отпрянул, когда в его сторону ударила струя крови. Николь понимала, что он сейчас же достанет свой пистолет, если оружие у него было при себе. Когда же тот развернулся и бросился к «форду», стало ясно, что он не вооружен. Хотя вполне мог оставить ствол в машине.
  
  У Николь был шанс быстро подобрать пистолет убитого блондина, но опять-таки внутренний голос подсказал, что это не для нее. В два прыжка она настигла его в тот момент, когда он уже открыл дверцу и наполовину просунулся внутрь. Николь всей тяжестью тела навалилась на дверцу и зажала противника, который головой крепко стукнулся о стойку.
  
  У него, наверное, еще сыпались искры из глаз от удара, когда Николь вогнала нож ему в бок. Затем распахнула дверцу и дала ему сползти на бетон. Придавив сверху коленом, пырнула второй раз, показывая, что шутить не собирается.
  
  — На кого ты работаешь? — спросила она.
  
  — Боже мой, — простонал он. — Я, кажется, умираю.
  
  — Скажи, на кого работаешь, и я вызову тебе «скорую».
  
  — На Хиггинса.
  
  После чего Николь перерезала ему глотку.
  
  «Эскалейд» старых знакомых Николь позднее нашли в пустыне. Всех парней убили выстрелами в голову, а внедорожник подожгли.
  
  Их босс, которого звали Виктор Трент, предложил Николь работу. Он не только был благодарен ей за расправу над убийцами своих людей. На него произвело большое впечатление присутствие духа, которое она проявила, установив имя главного виновника, прежде чем прикончить второго из них.
  
  Если бы Виктор Трент знал ее немного дольше и будь у нее чуть побольше опыта, он ей бы и поручил свести счеты с самим Хиггинсом. Но все же предпочел отправить на задание одного из проверенных в деле подручных. Свидание Хиггинса со своим Создателем тоже произошло в пустыне, вот только тела его так никто и не нашел. Как не осталось и следа от трупов тех двух молодчиков, которых прикончила на складе Николь.
  
  Виктор ввел ее в свой ближний круг. Он почти сразу понял, что она способна на гораздо большее, чем другие девушки, да и парни ее возраста тоже. Николь умела все держать под контролем, строго соблюдала дисциплину и, главное, готова была учиться. И Виктор с удовольствием стал ее наставником.
  
  Скоро Николь стала для него незаменима, когда возникала проблема, которую необходимо было решить быстро и аккуратно. Среди его ближайших соратников она пользовалась заслуженным уважением. А работы для такого надежного человека, как она, всегда был непочатый край.
  
  Николь не рассказала Виктору о своем прошлом, а он не лез с расспросами. В 2004 году он вызвал ее в свой офис, чтобы дать новое поручение, когда по телевизору как раз шла трансляция летних Олимпийских игр в Афинах. Виктор признался, что обожает олимпиады и старается по мере возможности следить за ходом игр. Николь стояла в его кабинете и молча наблюдала за выступлением Карли Паттерсон[58] на разновысоких брусьях. Босс ни о чем не догадывался, и это было к лучшему.
  
  Она проработала на Виктора пять лет, и ее услуги щедро оплачивались. Трент познакомил ее с бывшим офицером нью-йоркской полиции Льюисом Блокером. Сам он использовал Блокера для негласного сбора информации и заодно попросил обучить тонкостям этого мастерства Николь.
  
  И наступил момент, когда она поняла, что не хочет больше находиться в исключительном подчинении Виктора Трента. Она, конечно, многим была ему обязана, но посчитала, что их отношения давно стали взаимовыгодными. Николь устранила для него немало проблем, а теперь хотела получить свободу, чтобы решать проблемы и других заказчиков тоже.
  
  Она пригласила Виктора поужинать с ней в ресторане «Пикассо» при отеле «Белладжио». Сказала ему снова, каким потрясающим учителем он стал для нее в последние годы, как ценит она его дружбу и заботу. В общем, осторожно подготовила к основной теме разговора: своему желанию работать самостоятельно. Это, конечно же, не означало, что Николь не будет продолжать выполнять его задания, но отныне станет действовать на свой страх и риск.
  
  — Мне это необходимо, — объяснила она. — Чувствовать, что я никому не подчиняюсь. Это вынужденный шаг с моей стороны. И я не была бы готова к нему без твоей поддержки и опеки.
  
  — Ты маленькая неблагодарная сучка! — воскликнул Виктор, отшвырнул салфетку и вышел из-за стола, оставив свой салат из омаров под соусом из настоянного на шампанском уксусе.
  
  Что ж, это лишь подтвердило ее укоренившееся мнение, что по сути своей все мужчины одинаковы.
  
  С того времени дела у нее шли прекрасно. До сих пор.
  
  Николь не были известны другие случаи с людьми ее редкой профессии, когда кто-нибудь совершал столь вопиющий промах. Нет, наемные убийцы не собирались вместе для обмена опытом, но слухами земля полнится. Николь знала людей из той же сферы деятельности, до нее доносились отголоски результатов их работы. Кто-то выполнял ее блестяще, иные — похуже. Порой они совершали оплошности. А какой даже самый опытный профессионал никогда не ошибался? Но ошибка Николь (и она сама соглашалась с этим) переходила все допустимые границы.
  
  Плохо было само по себе устранение не того человека. Уже одно это способно довести любого клиента до белого каления. Но когда появляется твоя настоящая «цель», видит, что произошло, и ты позволяешь ей сбежать… Едва ли такой «подвиг» способен украсить профессиональный послужной список.
  
  Разумеется, не было недостатка в убийцах, совершавших еще более идиотские промашки. Сексуальные извращенцы-садисты, собиравшие улики против самих себя, записывая убийства на видео. Простоватые мужья, которые чуть ли не через городскую справочную службу пытались нанять киллеров для устранения жен, и, конечно же, под видом убийц к ним приходили полицейские в штатском. Отчаявшиеся владельцы обанкротившихся фирм, устраивавшие поджоги в своих офисах, где нередко гибли люди, но потом забывавшие избавиться от кроссовок с пропитанными бензином подошвами.
  
  Всех этих людей разоблачали и отправляли за решетку. Почему? Они были дилетантами. Не занимались убийствами как ежедневной рутинной работой. Это были бизнесмены, бухгалтеры, биржевые маклеры, торговцы подержанными автомобилями или зубные врачи. Они могли в совершенстве владеть своими профессиями, но не являлись профессиональными убийцами.
  
  А вот Николь всегда считалась профессионалкой наивысшей пробы. Убийствами она зарабатывала себе на хлеб. И относилась к делу ответственно. В ее преступлениях отсутствовали личные мотивы. Она даже не была знакома со своими жертвами. Ею не двигали ни ревность, ни алчность, ни сексуальная одержимость. А именно эти мотивы и подводили рядовых убийц, ослепляли и отупляли их, вынуждая совершать ошибки. Кроме того, Николь занималась своей работой не потому, что получала наслаждение, забирая чью-то жизнь, хотя испытывала удовлетворение от четко выполненной миссии. Если она порой и бралась за дело с удовольствием, то лишь в случае, когда ее мишенью становился определенного типа мужчина. Ей легко было вообразить, что она сводит счеты с тренером, с отцом или даже с Виктором.
  
  И теперь, потерпев столь серьезный провал, Николь считала себя обязанной сделать все возможное, чтобы смягчить его последствия. Ведь самое ценное, чем многие из нас обладают в жизни, — это репутация. Николь готова была на все, чтобы восстановить свою. Впрочем, именно этого от нее и ждали. Вот только жаль, что потребовалось так много времени.
  
  Николь вела слежку за домом матери Эллисон Фитч уже много месяцев. Она взялась за нее буквально через несколько дней после исчезновения Эллисон, когда Дорис Фитч постоянно отлучалась для встреч с полицейскими из Дейтона, которые держали ее в курсе мер, принятых в Нью-Йорке для поиска пропавшей дочери. Николь воспользовалась ее отсутствием для установления прослушивающих устройств в телефон и в саму квартиру Дорис Фитч, снабдив вдобавок специальной программой ее компьютер, позволявшей отслеживать любую переписку со своего ноутбука. Столкнувшись при этом с парой технических проблем, она связалась с Льюисом, и тот помог их решить. Теперь Николь могла не только читать электронную почту Дорис и любые тексты, которые она писала в программе «Word», но даже отслеживать трансакции на ее банковском счету на случай, если Дорис внезапно пожелает снять более крупную, чем обычно, сумму. Николь тоже считала, что рано или поздно дочь непременно свяжется с матерью.
  
  Разумеется, система слежения имела изъяны. Эллисон вполне могла обратиться к кому-то постороннему, чтобы передать весточку домой. Но если подобное сообщение каким-то образом поступит, это все равно проявится в некоем изменении повседневной жизни Дорис. Она может, например, заказать билет на самолет.
  
  И Николь не оставляла надежда, что Эллисон так или иначе себя выдаст. Но беглянка, естественно, боялась делать это, потому что даже у бывшей официантки из бара хватило бы мозгов сообразить, что за домом матери наверняка установлено наблюдение. Но однажды она неизбежно посчитает, что люди, которые за ней охотятся, не смогут ждать бесконечно долго и их бдительность притупится.
  
  Вот почему Николь находилась на своем посту почти неотлучно. Но и у нее терпение иссякало. К тому же уже много месяцев она не зарабатывала денег, и ей пришлось залезть в свои сбережения.
  
  Сама жизнь подсказывала, что пора менять род занятий, найти другую работу, пока удача окончательно не отвернулась от нее. Если только это уже не произошло. Ее не оставляли зловещие предчувствия по поводу Льюиса. Ведь представлялось вполне вероятным, что, как только они разделаются с этим заданием, он накажет ее за непростительный промах. Николь следовало быть к этому готовой. Ожидание появления Эллисон оставляло ей достаточно времени для обдумывания ситуации, в которую она попала.
  
  Дорис Фитч жила в невысоком многоквартирном доме в районе Дейтона, который назывался Нортридж и располагался рядом с шоссе. Николь сняла пустующую квартиру в доме напротив, откуда ей были видны не только окна Дорис, но и место, где она обычно ставила свою машину — черный «ниссан-верса».
  
  Понятно, что Николь не могла постоянно сидеть у окна и следить за жилищем женщины круглые сутки. Нужно было выбираться, чтобы запастись провизией. В конце концов, не могла она обойтись и без сна. Но в этом смысле ее выручали современные технологии. Все оборудование для наблюдения и прослушки срабатывало на звуки голосов. Как только внутри квартиры начинало что-то происходить, запись включалась автоматически. Если автомобиль трогался с места, миниатюрный «маячок» показывал Николь, в каком направлении он движется.
  
  Однако она считала, что лучше не отлучаться со своего поста вообще. Ее преследовало навязчивое опасение, что как только она на секунду отведет глаза от дома напротив, перед ним тут же остановится такси с сидящей внутри Эллисон Фитч.
  
  Сотовый телефон Николь зазвонил.
  
  — Слушаю!
  
  — Привет, — сказал Льюис.
  
  — Привет, — отозвалась она.
  
  — Кое-что случилось.
  
  — Я занята.
  
  — Ты немедленно отправишься в Чикаго.
  
  В последнее время этот сукин сын стал позволять себе в разговорах с Николь такой тон, который только усиливал ее подозрения.
  
  — Но я не могу.
  
  — Это не обсуждается. Проблема не менее важная, чем та, какой ты занимаешься сейчас.
  
  — И что там, в Чикаго?
  
  — Твой компьютер под рукой?
  
  — Да.
  
  — Зайди на сайт «Уирл-360». Знаешь такой?
  
  — Да.
  
  — Введи адрес: Нью-Йорк, Очард-стрит, номер дома. Полагаю, он тебе знаком.
  
  «Какого черта?» — подумала Николь, входя на сайт и впечатывая адрес в строку поиска. Потребовалось несколько секунд, чтобы на дисплее появилось изображение улицы.
  
  — Так, вижу дом. Что теперь?
  
  — Взгляни на третий этаж.
  
  Николь зажала кнопку «мыши», получила фронтальный вид на здание, а потом переместила точку обзора выше, к той квартире, где уже успела побывать. И увидела окно. Увеличила размер изображения и чуть не охнула.
  
  — Скажи мне, что меня обманывают мои глаза, — только и смогла произнести она.
  
  Возможность лететь самолетом она даже не рассматривала. До Чикаго можно было добраться на машине всего за четыре часа. Сначала по магистрали на запад, объехав с северной стороны Индианаполис, потом до самого Гэри, а закончить путь по шоссе. Оставалось надеяться, что если за это время Эллисон Фитч нанесет визит матушке, то погостит подольше.
  
  Льюис назвал Николь имя: Кайл Биллингз. Тридцати двух лет от роду. В чикагском головном офисе фирмы «Уирл-360» он работал последние три года. Согласно полученной Николь информации, Кайл отвечал за программу, удалявшую некоторые участки городских пейзажей, нежелательных для появления в Сети, и делала неразборчивыми номера машин и лица людей. Все делалось автоматически с помощью специальной программы, а Кайлу Биллингзу, который, собственно, эту программу и создал, надлежало лишь следить, чтобы она не давала сбоев.
  
  Перед Николь поставили задачу заставить Кайла влезть в свою программу и удалить картинку из окна на Очард-стрит, прежде чем ее успеет заметить кто-нибудь еще. Николь знала, как Льюису вообще стало известно о лице в окне. Некий мужчина пришел под дверь той квартиры с распечаткой снятого с «Уирл-360» изображения. Сам Льюис сейчас занимался тем, что пытался установить личность посетителя.
  
  Надо же было так облажаться! Сначала она убила не ту женщину. Потом позволила Эллисон Фитч сбежать. А теперь еще и это! Удалось же ей в Сиднее сфокусировать внимание, полностью сконцентрироваться на исполнении своей задачи. Выбросить из головы все остальное. Не замечать зрителей, телекамер, не обращать внимания на комментаторов. Чтобы остались только она и брусья.
  
  Именно это требовалось от нее сейчас. Думать только о том, чего она должна добиться сегодня. И не отвлекать себя мыслями о дне завтрашнем, послезавтрашнем, как и о будущем вообще. Сегодня Николь нужно разыскать Кайла Биллингза и пустить в ход всю мощь своего убеждения, чтобы он проник в базу данных «Уирл-360», стер картинку в окне и удалил ее без возможности восстановления. И она не сомневалась: Кайл Биллингз сделает все, что она от него потребует.
  
  Потому что у Кайла Биллингза была жена.
  35
  
  — Томас?
  
  — Я вас слушаю.
  
  — Это Билл Клинтон.
  
  — Как, в самом деле?
  
  — Да.
  
  — О, здравствуйте. Рад вас слышать.
  
  — Как продвигается работа?
  
  — Очень успешно. Каждый день я запоминаю все больше и больше улиц. Вы получали мои сообщения?
  
  — Конечно, конечно. Ты прекрасно справляешься. Решаешь очень важную задачу. Здесь все просто в восхищении от тебя.
  
  — Благодарю вас за высокую оценку моего труда.
  
  — Однако, Томас, есть нечто, что тревожит меня.
  
  — Что именно?
  
  — Как я понял, позавчера к тебе приходили из ФБР.
  
  — Верно. Мы же с вами уже говорили об этом, помните? Мне кажется, они просто решили убедиться, что я собираюсь продолжить работу, вот и все.
  
  — Разумеется. Но знай, Томас, что сейчас тебе следует осторожно вступать в контакты с людьми. С ЦРУ, ФБР, с полицейскими из Промис-Фоллз. Даже с близкими.
  
  — Что вы имеете в виду, сэр?
  
  — Дважды подумай, прежде чем что-либо кому-нибудь сказать. Ни с кем не делись личными проблемами. К примеру, твой отец только что умер, и мне понятно, какое это горе для тебя, но внешне ты должен оставаться невозмутимым, чтобы тебя не сочли слабаком. Это же относится к любому личному потрясению, когда-либо случившемуся в твоей жизни. Держи все внутри себя и уверенно двигайся вперед. Ты меня понял?
  
  — Да.
  
  — Очень хорошо. И тебе необходимо научиться заметать следы. Стирать информацию о поиске, который ты проводишь на своем компьютере…
  
  — Я уже это делаю.
  
  — И список вызовов.
  
  — Разумеется. Я все выполняю неукоснительно, Билл.
  
  — Не могу даже выразить, до какой степени я горжусь тобой, Томас. И все в управлении находятся под огромным впечатлением от тебя.
  
  — Я вас не подведу. Но поскольку уж вы сами позвонили, мне хотелось бы рассказать вам кое о чем. Когда я изучал улицы Нью-Йорка, то заметил…
  
  — Мне пора идти, Томас. Расскажешь все в следующий раз.
  
  — Хорошо, Билл. Как вам будет угодно. До свидания.
  36
  
  Когда Джули уехала, Томас не рассказал мне о своей беседе с управляющим. Заявил, что обижен на меня, поднялся к себе в комнату и закрыл дверь. Но я слышал, как он общается там с одним из наших бывших президентов.
  
  А потому, когда на следующее утро брат спустился в кухню, я притворился, будто меня не интересует ничего, кроме сорта хлопьев, которые он предпочел бы на завтрак.
  
  Я наливал себе вторую чашку кофе, и Томас вдруг спросил:
  
  — Тебе совсем не интересно узнать подробности моего разговора?
  
  — С кем? — произнес я, предполагая, что речь идет о беседе с Биллом Клинтоном.
  
  — С управляющим. Мистером Пападаполусом.
  
  — Если только ты сам хочешь мне рассказать об этом. Вчера тебе этого не хотелось.
  
  — Думаю, я вчера разбудил его. Он говорил очень сердито. И вообще мне было трудно понимать его. У него странный акцент.
  
  — Держу пари, что греческий.
  
  — Почему?
  
  — Не имеет значения. Продолжай свой рассказ.
  
  — Я представился и сообщил, что являюсь консультантом Центрального разведывательного управления.
  
  Я чуть не поперхнулся кофе и поставил чашку на стол.
  
  — Боже мой, Томас, зачем?
  
  — Мне не хотелось вводить его в заблуждение. К тому же, как мне показалось, узнав, кто я такой, он стал охотнее отвечать на мои вопросы.
  
  Я же понял, что очередного визита ФБР нам теперь ждать недолго. Они еще могли закрыть глаза на вздорные сообщения, которыми Томас бомбардировал общий почтовый ящик ЦРУ, но представляться людям сотрудником федерального ведомства… Дело могло принять серьезный оборот.
  
  — Я спросил его, кто прежде жил в той квартире, — объяснил Томас.
  
  — И что он ответил?
  
  — Две женщины.
  
  — Но соседка по коридору сообщила мне об этом раньше, — напомнил я.
  
  — Тогда я спросил, были ли это сестры, мать с дочерью или подруги, и он сказал, что они просто вместе снимали квартиру, но не очень ладили между собой, потому что иногда одна из них не вносила свою долю квартплаты вовремя, и тогда второй приходилось добавлять свои деньги.
  
  — Ты задавал правильные вопросы, — поощрил я брата.
  
  — Еще он сказал, что одну из них звали Кортни, а вторую… Вроде Ольсен, хотя я не уверен из-за этого его акцента.
  
  — Но звучит так, словно это имя и фамилия.
  
  — Нет, Ольсен — тоже имя. Фамилии мне известны. Я их даже записал. Управляющий сказал, что Ольсен до сих пор не нашли.
  
  Я вскинул на него взгляд.
  
  — До сих пор не нашли? Что это значит?
  
  — Я только передаю, что мне сообщил управляющий. Я тоже поинтересовался, что имеется в виду, а он заявил, что в ЦРУ, видимо, работают дураки, если им ничего об этом не известно. Я объяснил, как много в ЦРУ различных подразделений, насколько это крупная организация и…
  
  — И все-таки что он тебе рассказал?
  
  — Ольсен пропала. Я спросил, кто живет в той квартире теперь. Он ответил, что никто.
  
  — Мне удалось установить то же самое.
  
  — Но! — картинно вскинул вверх указательный палец Томас, подражая то ли Шерлоку Холмсу, то ли кому-то еще. — За квартиру регулярно платят.
  
  — И кто же арендует ее?
  
  — Мистер Блокер.
  
  — Кто он?
  
  — Не знаю. Зачем кому-то понадобилось арендовать квартиру, если он в ней не живет?
  
  — На это может быть множество причин. Например, он вообще не из Нью-Йорка, но приезжает иногда по делам, и тогда ему нужно пристанище.
  
  Томас с сомнением покачал головой:
  
  — Мне это кажется слишком расточительным.
  
  — Для состоятельного человека расход небольшой, — возразил я. — Многим проще иметь свою крышу над головой, чем заказывать номер в отеле каждый раз, когда они наведываются в Нью-Йорк.
  
  — Не знаю. Но как мне кажется, вероятно, именно голова Ольсен попала в кадр в окне. Ее убили, и поэтому больше ее никто уже не видел.
  
  — Почему же ее убили?
  
  Томас задумался.
  
  — Чтобы мистер Блокер мог снять себе квартиру на то время, когда приезжает на Манхэттен.
  
  Я невольно рассмеялся.
  
  — Ты действительно так считаешь? Кому-то понадобилась квартира, и он убил человека, чтобы получить ее?
  
  — Я слышал, что в Нью-Йорке очень трудно арендовать жилье за разумную плату, — ответил брат.
  
  — Но я побывал в том доме. И мне кажется, что ради квартиры в нем никто бы ни за что не пошел на убийство. — Я положил ладони на стол. — Послушай, Томас, давай вместе проанализируем факты. Мы знаем, что раньше в той квартире жили две женщины, но теперь их нет и, по словам твоего друга управляющего, за квартиру платит некий мистер Блокер, который на самом деле там не живет.
  
  — Управляющий никакой мне не друг.
  
  — Допустим. Но полученная тобой информация не дает оснований полагать, что было совершено убийство.
  
  — Однако одна из женщин бесследно исчезла.
  
  — Это утверждает управляющий, который не является штатным сотрудником полицейского управления Нью-Йорка. Может, женщина давно нашлась, но никто не потрудился поставить в известность этого грека.
  
  — Хорошая идея! — воскликнул Томас.
  
  — Какая?
  
  — Позвонить в нью-йоркскую полицию.
  
  — Я не предлагал ничего подобного. Всего лишь пытался тебе втолковать, что управляющий — не самый надежный источник информации.
  
  — Так давай свяжемся с самым надежным источником!
  
  — Не надо.
  
  — Что ж, тогда я могу отправить электронное письмо в ЦРУ и попросить их навести справки в полиции.
  
  — Ладно, — примирительно произнес я. — Предоставь все мне. Я позвоню в полицию. Сделаю запрос о пропавшей женщине и проверю, нашлась она или нет.
  
  — И еще ты скажешь им, что нужно зайти на сайт «Уирл-360», чтобы они сами увидели лицо в том окне на Очард-стрит.
  
  — Естественно.
  
  Томас взялся за миску с хлопьями, а я облегченно вздохнул. Теперь с этим делом покончено, о чем Томас, конечно, не догадывается. Я представлял, как отреагирует любой сыщик из Нью-Йорка, когда я сообщу, что мой брат, которого, кстати, только что взяло на заметку ФБР за отправку писем в ЦРУ и бывшему президенту по поводу странного проекта запоминания улиц, видел в Интернете, как происходит убийство.
  
  — Можно задать тебе вопрос? — обратился я к брату.
  
  — Давай, — сказал он, не замечая струйку молока, стекавшую по подбородку.
  
  — Когда произойдет этот твой глобальный кризис и все компьютерные карты исчезнут, что, по-твоему, вызовет подобную катастрофу?
  
  Томас отложил ложку и вытер подбородок бумажной салфеткой.
  
  — Наиболее вероятной причиной я считаю нападение внеземной цивилизации, — произнес он с совершенно серьезным видом. — Причем удар скорее всего будет нанесен из-за пределов Солнечной системы, хотя не исключено, что в качестве баз для него будут использованы Марс и Венера. Как только инопланетяне уничтожат всю нашу картографию, это облегчит им скрытную высадку десантов.
  
  Меня охватила глубокая печаль и безнадежность.
  
  — Вот так! Недурно я тебя разыграл, а? — воскликнул Томас. — Видел бы ты сейчас свое лицо!
  * * *
  
  Я сообщил, что отправляюсь в город и вернусь примерно через час.
  
  — Угу, — промычал брат себе под нос, непрерывно щелкая «мышью».
  
  — Я бы хотел, чтобы сегодня ты приготовил обед. Для нас обоих. А я возьму на себя ужин.
  
  Он прервал свое занятие и развернулся в кресле.
  
  — И посуду тоже мыть мне?
  
  — Непременно. Кстати, Джули рассказала, что в школе ты вроде как водил шашни с Маргарет Турски? Правда?
  
  — А вот это тебя совершенно не касается.
  
  Что ж, я и не настаивал на ответе.
  
  — Увидимся позже, — промолвил я.
  
  Томас кивнул и вернулся к работе. Я надеялся, что за короткое время, которое я рассчитывал провести вне дома, он не успеет наделать глупостей.
  
  Я подъехал к одноэтажному ранчо на Риджуэй-драйв и нажал кнопку дверного звонка. Открыла мне Мари Прентис.
  
  — Рэй! Какой приятный сюрприз! — воскликнула она и крикнула, обращаясь куда-то внутрь дома: — Лен! К нам приехал Рэй! Ты привез своего брата? Он ждет в машине?
  
  — Нет, я один, Мари, — ответил я, входя в холл.
  
  — Какая жалость! — Она говорила с заметной одышкой, но каждый произнесенный ею слог был пропитан энтузиазмом. — Было бы так хорошо повидаться и с ним тоже.
  
  Мари коллекционировала керамические фигурки лесных зверей, и они украшали собой почти каждый дюйм свободного пространства в доме. Этажерка в холле была заставлена оленями, барсуками, белками и бурундуками, причем все статуэтки были разного масштаба. Создавалось впечатление, будто огромных размеров бурундук плотоядно поглядывает на расположившегося рядом Бэмби, которым легко мог бы полакомиться.
  
  Бросив взгляд в гостиную, я убедился, что и там устроено царство фарфорового зверья. Лен выкроил лишь немного места на журнальном столике для пульта от телевизора, но все остальное пространство было занято статуэтками. Мари, кроме того, считала себя художником, и потому стены были завешаны принадлежавшими ее кисти портретами филинов, лосей и зайчиков.
  
  — Лен! — снова крикнула она.
  
  Дверь рядом с входом в гостиную открылась, и из подвала поднялся хозяин дома. Причем я готов был биться об заклад, что там он и проводит большую часть времени. Мне говорили, что в подвале он оборудовал себе мастерскую, где изготавливает самодельную мебель.
  
  — К нам заехал Рэй, — произнесла Мари. — Как хорошо.
  
  Лен немного нервно улыбнулся.
  
  — Привет, — сказал он. — Ты один?
  
  — Один.
  
  — Кофе будешь? — спросила Мари. — Я как раз собиралась заварить свежий.
  
  — Не беспокойтесь, — улыбнулся я. — Мне всего лишь нужно побеседовать с Леном.
  
  — Тогда спускайся ко мне в подвал. Покажу, над чем сейчас работаю, — предложил он, бросив на меня взгляд, свидетельствовавший о том, что он догадывается, зачем я приехал, но не хочет обсуждать эту тему в присутствии жены.
  
  — Ты уверен, что ничего не хочешь? — спросила Мари, провожая нас до ступеней, ведущих вниз.
  
  — Нам ничего не надо, Мари, — ответил за меня Лен и жестом пригласил спускаться. Последовав за мной, он плотно закрыл дверь.
  
  — Отличная мастерская, — отметил я, оглядываясь по сторонам.
  
  В этом хорошо освещенном помещении у Лена имелось все необходимое для настоящего краснодеревщика: механический лобзик, сверлильный и токарный станки, просторный верстак, даже промышленных размеров пылесос, а по стенам висели самые разнообразные ручные инструменты. В противоположном конце подвала располагалась другая, более широкая лестница с раздвижными дверями. Теперь становилось понятно, как поднимали наверх более крупные предметы изготовленной Леном мебели. Однако на полу я не заметил следов от опилок, и мне стало понятно почему — сейчас хозяин ни над чем не трудился. Не было видно ни деревянных болванок, ждущих обработки, ни готовых к сборке частей.
  
  — Да, стараюсь держать здесь все в образцовом порядке, — произнес Лен.
  
  — Так что же ты задумал сделать сейчас? — спросил я. — Тут слишком чисто для места, где кипит работа.
  
  — Ты прав. Сейчас у меня как раз пауза. Просто мне показалось, что тебе захочется поговорить с глазу на глаз.
  
  — Томас рассказал мне о вчерашнем происшествии. Я решил выяснить подробности. Насколько я понял, мой брат тебя ударил?
  
  Лен потер рукой щеку.
  
  — Да.
  
  — Мне очень жаль. Томас не должен был этого делать.
  
  — Видимо, он не может себя контролировать, — заметил Лен. — Он безумен и все такое…
  
  — Томас не безумен, — возразил я. — Он страдает душевным расстройством, и тебе это прекрасно известно.
  
  — Брось, Рэй! Как это ни называй, а у него не все дома.
  
  Я почувствовал нечто похожее на легкое подергивание в области затылка.
  
  — Мне нужно знать, что произошло, когда ты приехал к нам в дом.
  
  — Я решил заскочить к вам по дороге и взглянуть, как вы справляетесь одни. Твой отец наверняка только сказал бы мне спасибо за это. Но тебя я не застал. Томас сообщил, что ты в Нью-Йорке.
  
  — И что было дальше?
  
  — А дальше мне захотелось сделать Томасу что-нибудь приятное.
  
  — Тогда мне не понятно, что вывело Томаса из себя, если таковы были твои намерения.
  
  — Я просто попытался…
  
  — У вас там все хорошо? — окликнула нас Мари, просунув голову в дверь.
  
  — У нас все отлично, черт тебя побери! Закрой дверь! — рявкнул на нее Лен.
  
  Дверь захлопнулась. Лен откашлялся и продолжил:
  
  — Я предложил Томасу съездить со мной пообедать.
  
  — Но ты же знаешь, как неохотно Томас покидает дом. — Я с трудом сдержался, чтобы не уточнить: «Особенно с такими, как ты».
  
  — Да, но мне показалось, что это пойдет ему на пользу. Не может же он постоянно торчать в своей берлоге? Такой образ жизни вреден для здоровья. Твоего отца это тревожило.
  
  — Так в какой момент Томас ударил тебя?
  
  Лен с усталым видом пожал плечами:
  
  — Похоже, я переусердствовал в уговорах. Взял его за руку и подумал, что он просто пойдет за мной, понимаешь? А он вывернулся и попал кулаком мне по лицу. И если Томас нажаловался на меня, если заявил, будто я причинил ему боль или тоже ударил, то это полная чушь. Одна из его болезненных фантазий, и больше ничего.
  
  — Он не говорил мне ничего подобного.
  
  Лен удовлетворенно кивнул:
  
  — Хорошо. Умалишенные могут наговорить черт знает чего. Он же считает своим другом бывшего президента, верно?
  
  С трудом сохраняя хладнокровие, я ответил достаточно резко:
  
  — Послушай меня внимательно, Лен. Может, у тебя действительно только добрые намерения, и я знаю, что ты долгое время был другом нашего отца, а потому не восприми это как проявление неуважения, но я не потерплю, чтобы ты называл Томаса сумасшедшим или умалишенным. Он добрый, мягкий и вполне разумный человек. Не спорю, у него есть заметные отклонения от нормы. Но ты не имеешь права применять по отношению к нему столь оскорбительные эпитеты. И если Томас не хочет принимать твоего приглашения на обед, ты должен воспринимать его отказ так же, как воспринял бы его от любого другого человека.
  
  Я замолчал и перевел дыхание. А когда уже повернулся в сторону лестницы, Лен бросил мне в спину:
  
  — Не такой уж он и добряк, как ты считаешь!
  
  — Что-что?
  
  — Твой отец рассказывал мне, что Томас может рассвирепеть по-настоящему. Однажды он даже пытался спустить его с лестницы. Впрочем, ваш папочка тоже находил тысячи объяснений странному поведению сына, но, если хочешь знать мое мнение, вашему Томасу самое место под замко?м в психушке.
  37
  
  — Зачем тебе понадобилось надевать на вчерашнюю вечеринку то красное платье, — сказал Кайл Биллингз, обращаясь к своей жене Рошель. — Когда мы собирались, я попросил тебя выбрать что-нибудь другое.
  
  — Но ты же знаешь, что оно мое любимое. Мне нравится, как я себя в нем ощущаю.
  
  — И как же? Как шлюха? Так ты себя в нем ощущаешь?
  
  — Да пошел ты… — обиделась она и поспешила прочь из просторной ванной комнаты, где было все: джакузи, душ, сделанный по заказу, чтобы вмещать двоих, сдвоенная раковина, биде — в общем, на любой каприз.
  
  Рошель промчалась через спальню с изогнутой формы окнами, выходившими на утопающую в зелени улицу, и направилась в гардероб, представлявший собой отдельное помещение.
  
  Таких гардеробов у них было два — один для нее, другой для него, и каждый из них площадью превышал ту полуподвальную квартирку в чикагском Саут-Энде, в которой десять лет назад ютился Кайл. Там были мыши, плесень по углам и соседи наверху, устраивавшие громкие скандалы по любому поводу: от плохо намазанного маслом бутерброда к завтраку до вечерней задержки мужа у друзей и появления дома поддатым.
  
  А теперь Кайлу не приходилось больше слушать, как ссорятся соседи, да и те даже при желании не могли бы слышать его перепалок с Рошель. Потому что занимали они стоивший не один миллион долларов полностью реконструированный особняк на Форест-авеню в Оук-парке, где рядом стоял дом, возведенный знаменитым архитектором Фрэнком Ллойдом Райтом. Причем Кайл только и дожидался момента, когда один из домов, построенных по проекту Райта, выставят на продажу, чтобы сразу купить его. И вот тогда он наконец сумеет произвести впечатление на своего отца, которому не казался выдающимся достижением тот факт, что Кайл с помощью волшебства сайта «Уирл-360» стал мультимиллионером, не достигнув и тридцатилетия. Зато отец просто боготворил Фрэнка Райта, считая его величайшим зодчим.
  
  — Почему же ты купил этот дом, а не хотя бы вот тот? — спросил он, ткнув пальцем в ближайшее творение Райта. — А я-то думал, что дела у тебя идут действительно хорошо.
  
  Кайл Биллингз поплелся за супругой в ее гардеробную.
  
  — Ты же знаешь, что, одеваясь подобным образом, привлекаешь к себе неприлично много внимания. Кое-кто, глядя на тебя, начинает излишне возбуждаться. Вчера противно было смотреть, как все мужчины на тебя пялились, пуская слюни. И каждый словно пытался трахнуть.
  
  Рошель резко развернулась, стоя перед ним босиком в одних джинсовых шортиках и красной футболке, уперев руки в бедра.
  
  — Хорошо, тогда я буду носить бурку.[59] Такой наряд тебя устроит?
  
  — Боже! — вздохнул он.
  
  В глубине души Кайл понимал, что устраивает сцену на пустом месте. Если уж на то пошло, ему приходилось смотреть правде в глаза. Что прежде всего разглядел он сам в Рошель Биллингз — в девичестве Кестерман, — когда впервые увидел ее пять лет назад на выставке компьютерных программ в Сан-Франциско, где она отплясывала на сцене в туфлях на высоченных шпильках, привлекая к себе значительно больше внимания, чем любая новаторская разработка программистов всего мира?
  
  И сейчас Рошель выглядела не менее потрясающе, чем тогда: черные волосы, доходившие до талии, длинные ноги и небольшие, но крепкие груди, в которые взгляды мужчин упирались словно сами собой. А кожа оттенка кофе со сливками придавала ей некую экзотическую изюминку. Кайл испытал тогда жгучую потребность немедленно с ней познакомиться. Зашел по окончании ее выступления за кулисы, пригласил в бар, умело свел разговор к своему материальному достатку, к «порше-турбо» и к роскошной квартире с видом на озеро Мичиган, в которую успел переселиться. А в довершение всего поведал, как некая компьютерная штучка — плод его трудов — позволит людям путешествовать по городам мира, не вставая из удобного кресла, а его самого сделает еще богаче. Заключительная часть, похоже, особенно пришлась Рошель по душе.
  
  Через пять месяцев они поженились. Кайл не понимал, что если сам так быстро запал на нее, то блеск ее прелестей не укроется от внимания других. Впрочем, поначалу ему это даже нравилось. Он видел, как мужчины восхищенно оглядывали Рошель, а потом переводили взгляд на мужа, который в ответ красноречиво улыбался: «Можешь глазеть сколько угодно, неудачник, но только мне будет дозволено прогуляться верхом на этой лошадке сегодня ночью».
  
  И какие это были «верховые прогулки»!
  
  Секс с Рошель оказался особенным. В постели она была настолько же изобретательна, насколько напрочь лишена эгоизма. И обладала изумительно гибким телом. В средней школе и в колледже Рошель занималась спортивной гимнастикой. Позже от участия в соревнованиях отказалась, но продолжала посещать спортзал четыре раза в неделю, поддерживая отменную форму.
  
  Кайл прекрасно понимал, как ему повезло. За такую женщину многие пошли бы даже на убийство. Но со временем его отношение к внешней привлекательности жены стало меняться. На смену гордости все чаще приходили ревность и неуверенность в себе. Если она могла заполучить любого, долго ли еще будет оставаться желанным он? Он был богат. У них появился новый дом. Два-три раза в год они совершали поездки по Европе, останавливаясь в лучших отелях. Жене Кайл подарил машину за двести тысяч долларов — собранный на заказ спортивный «мерседес», у которого дверцы поднимались вверх, как крылья птицы.
  
  Однако проблема заключалась в том, что большие деньги водились не у него одного. Если бы Рошель стремилась лишь к богатству, то именно в той отрасли современных технологий, в которой сделал свои миллионы сам Кайл, в последние годы расплодились сотни и тысячи нуворишей. Любила ли Рошель его самого или ту жизнь, что Кайл умел ей обеспечивать?
  
  При этом она никогда не давала ему оснований считать, что второй вариант ближе к истине. Но это не помогало Кайлу перестать терзаться самому и донимать жену. Не слишком ли увлекается она, выставляя свои прелести напоказ? И теперь ему уже хотелось, чтобы Рошель приглушила свою внешнюю эффектность, убавила сексапильности из своих нарядов. Любишь короткие юбки? Но не до такой же степени, чтобы демонстрировать бразильские трусики, как это получалось, когда она надевала в придачу одну из пар босоножек на каблуке от Кристиана Лубутена?
  
  — Ты сводишь меня с ума, — сказала Рошель, перебирая вешалки с вещами, девяносто процентов из которых были черными. — Может, я одеваюсь так лишь для того, чтобы возбудить тебя. Об этом ты не задумывался? Черт, куда запропастились мои брюки?
  
  — Своей вызывающей манерой одеваться ты посылаешь сигналы, — заметил Кайл. — Хочешь или нет, но их улавливают другие мужчины, и каждый интерпретирует по-своему.
  
  Она сняла с перекладины вешалку с парой брюк, осмотрела их и повесила на место.
  
  — Да где же они?
  
  — Ты хоть вообще прислушиваешься к моим словам?
  
  Рошель повернулась и окинула его испепеляющим взглядом.
  
  — Нет, не прислушиваюсь. Потому что мне начинает казаться, будто ты выжил из ума.
  
  Она протиснулась мимо него к выходу из гардеробной. Взяла с прикроватного столика свой сотовый телефон и заявила:
  
  — Мне надо хоть какое-то время побыть одной, отдельно от тебя. Пойду в патио и посижу там. Присоединяйся ко мне, как только будешь готов извиниться.
  
  Кайл плюхнулся на край постели, когда Рошель выходила из спальни. И даже в такой ситуации ему трудно было оторвать взгляд от ее попки. Единственная радость от размолвок с женой всегда заключалась в том, что он мог любоваться ею: в гневе ее походка становилась особенно привлекательной.
  
  — Идиотизм, — произнес он, и это относилось не к жене. — Полный идиотизм!
  
  Кайл сознавал, что собственнические чувства способны привести к результату, который противоположен желаемому. Так произошло с несколькими его друзьями: чем крепче они стремились привязать к себе возлюбленную, тем сильнее становилось ее желание получить свободу.
  
  Он просидел в спальне десять минут, двадцать, все еще размышляя, следует ли сразу спуститься к Рошель и извиниться или лучше сесть за руль «феррари» и уехать бесцельно кататься на пару часов. Нет, сесть в машину и вернуться с букетом цветов. Или еще круче — отправиться на «Великолепную милю»[60] и купить ей что-нибудь дорогое и блестящее. Штук за десять. Чек можно будет потом как бы случайно забыть на видном месте, чтобы попался жене на глаза.
  
  Так он промаялся три четверти часа, пока не решился переступить через собственную гордыню, извиниться, сказать Рошель, что если ей хочется так одеваться, пусть одевается, но она должна знать…
  
  Его мобильный телефон издал краткую трель. Не звонок, а эсэмэс. Вскочив с кровати, он схватил трубку и увидел под именем Рошель фотографию. Рошель решила послать ему снимок. Но только очень странный. Фото женщины. И не просто женщины, а, как сразу понял Кайл, его собственной жены, если судить по красной футболке и джинсовым шортам. Но только ее голова была при этом плотно обмотана полиэтиленовым пакетом. Тем не менее под пластиком рельефно вырисовывались черты лица — это были ее подбородок, губы, нос, надбровные дуги…
  
  На снимке нельзя было разглядеть тела целиком, но хорошо были видны руки и что-то отливающее серебром поверх них. Неужели упаковочная лента? И руки примотаны к ручкам кресла? Вот только кресло это было не из патио, да и фото сделано не при свете дня. Неужели одно из кресел, стоявших у них в подвале?
  
  — Что за дьявольщина? — пробормотал Кайл.
  
  Что за безумные игры она затеяла?
  
  — Рошель! — крикнул он.
  
  Кайл как раз сбегал вниз по лестнице, когда сотовый телефон в его руке подал новый сигнал. На сей раз это было не текстовое сообщение, а нормальный звонок. И звонили снова с мобильника Рошель.
  
  — Эй, что за дела? — начал он. — Откуда это безумное фото, что ты мне…
  
  — Мистер Биллингз? — услышал он голос женщины, лишь смутно похожий на голос жены.
  
  — Да.
  
  — Мистер Биллингз, вам нужно остановиться и послушать меня.
  
  — Рошель, это ты?
  
  — Нет, это не Рошель. И вам сейчас лучше будет выслушать меня очень внимательно.
  
  Кайл замер посреди лестничного пролета.
  
  — Ваша жена пока еще может дышать. Но с трудом, — сказала женщина. — Стоит мне натянуть пакет потуже, и доступ воздуха прекратится полностью.
  
  — Кто вы такая? Что происходит? Я сейчас спущусь вниз и…
  
  — Если вы спуститесь вниз, она умрет.
  
  Он снова остановился уже у лестницы рядом с входной дверью.
  
  — Кто это? Что вам нужно?
  
  — Вы должны выслушать меня, Кайл, — невозмутимо продолжила неизвестная женщина. — Слушайте, или Рошель умрет.
  
  — Господи! — воскликнул он, чувствуя слабость в коленях и свободной рукой хватаясь за перила.
  
  — Все будет прекрасно при условии, что вы станете меня слушать и сделаете в точности так, как я скажу.
  
  — У меня есть деньги, — затараторил Кайл. — Я могу дать вам много денег.
  
  Но тут же спохватился. Вот дерьмо, сегодня же воскресенье! Но он должен найти способ. Он знал, что способ непременно найдется. Для людей, имевших на счетах такие суммы, какими распоряжался он, банки открывались в любое время, по первому требованию.
  
  — Деньги не помогут, — заявила женщина.
  
  — Тогда что же? Машины? Вы хотите забрать мои машины? Пожалуйста! Они — ваши. Только, умоляю, не причиняйте боли Рошель. Просто объясните, что вам от меня нужно.
  
  — Мне не нужно ничего из вашего имущества. Но вы должны оказать мне услугу. И давайте договоримся сразу о правилах игры. Вы не будете связываться с полицией, это раз. И никому не расскажете о том, что происходит, это два. Если нарушите одно из правил, ваша жена умрет от удушья.
  
  — Я вас понял, понял. Что именно вы хотите? Что я должен для вас сделать?
  
  — Вам придется найти другой снимок, очень похожий на тот, что вы только что получили. А потом вы уничтожите его.
  
  И Николь перешла к более подробным инструкциям.
  
  — Не часто вас увидишь здесь по выходным, мистер Биллингз, — приветствовал Кайла охранник фирмы «Уирл-360», когда тот вошел в вестибюль.
  
  — Привет, Боб, — кивнул Кайл. — Вот, понадобилось заскочить ненадолго.
  
  Боб нажал кнопку, и двери из плексигласа, закрывавшиеся внахлест, разъехались в стороны, чтобы пропустить Биллингза внутрь. Пройдя еще несколько ярдов, Кайл вызвал лифт. Когда он оказался в кабине, то активировал устройство блютус, прикрепленное к уху.
  
  — Дайте мне поговорить с женой, — попросил он.
  
  — Секундочку, — отозвался женский голос. — Можете поздороваться с мужем.
  
  — Кайл? — Голос Рошель звучал так, словно она находилась в нескольких футах от своей похитительницы, которая, очевидно, держала телефон развернутым в ее сторону.
  
  — Ну вот, — сказала она. — Вы услышали вполне достаточно. С ней все в порядке. Я сняла мешок с ее головы, чтобы она могла дышать свободно. А с Бобом у вас получилось как нельзя лучше. Вы вели себя естественно. Пока все идет хорошо.
  
  — Двери лифта сейчас откроются.
  
  — Прекрасно, — произнесла Николь. — Если понадоблюсь, я постоянно на связи с вами.
  
  Кайл вошел в основное офисное помещение «Уирл-360». Оно не походило на типичную рабочую зону других компаний. Разумеется, это тоже был огромный зал, уставленный многими десятками столов с компьютерами, но не в каждой крупной фирме увидишь, помимо прочего, столы для бильярда, фусбола[61] и игровые видеоприставки. Когда сотрудник «Уирл-360» чувствовал необходимость в коротком перерыве, он мог сыграть несколько раундов виртуального гольфа, сразиться с инопланетянами или посмотреть телевизор с разрешением 3D. «Перезарядив батарейки», он затем возвращался к работе.
  
  Сегодня в офисе было тихо. Лишь несколько человек дежурили у своих терминалов, загружая на сайт все новые изображения, которые специально оборудованные машины «Уирл-360» снимали одновременно во многих городах мира ежедневно, не прерывая процесс ни на минуту.
  
  — Привет, Кайл!
  
  — Что новенького, Кайл?
  
  — Как дела, Кайл?
  
  Каждый считал своим долгом приветствовать его.
  
  Кивнув всем, он занял место за своим обычным компьютером. Отдельных кабинетов в компании предусмотрено не было. Какое бы высокое положение ты ни занимал в табели о рангах, твое рабочее место все равно находилось рядом с другими в главном зале.
  
  Больше всего Кайл жалел сейчас, что не мог выполнить поставленную перед ним задачу прямо из дома, чтобы как можно скорее выполнить требование похитительницы. Однако защита «Уирл-360» от хакерских атак была одной из самых надежных в Интернете, что совершенно исключало доступ в систему из-за пределов здания.
  
  — Я за своим столом, — тихо доложил Кайл, чтобы никто из коллег не слышал его.
  
  — Превосходно, — откликнулась Николь. — У нас здесь тоже все нормально.
  
  — Я выполню вашу просьбу, и мы никогда больше о вас не услышим, — прошептал он.
  
  — Уберите картинку, удалите ее из компьютера, словно ее там никогда не было, и все будет хорошо.
  
  — Надеюсь, вы сдержите слово?
  
  — Разумеется, — ответила Николь.
  
  — Ладно, я вошел в систему. — Послышались быстрые удары пальцев по клавиатуре. — Нью-Йорк, Очард-стрит… Это не должно занять слишком много времени.
  
  Николь отодвинула телефон от уха и положила себе на бедро. Если Кайлу понадобится что-то ей сказать, она услышит его и так. Она была исполнена оптимизма, уже не сомневаясь, что он хочет покончить с этим делом как можно быстрее и искренне стремится выполнить ее требование. Кайл не натворит глупостей.
  
  — Он делает то, что вам нужно? — спросила Рошель.
  
  Как и сообщила Кайлу Николь, она сняла пакет с головы его жены, но та по-прежнему была накрепко привязана клейкой лентой к кожаному креслу в обширном подвальном зале дома Биллингзов. Здесь было все, что душе угодно. Бильярд. Бар. Шестидесятидюймовый телевизор с объемным изображением. И даже тщательно собранная модель игрушечной железной дороги размерами десять на двадцать футов, с поездами, горами, вокзалами и мостами!
  
  — Он пока справляется превосходно, — ответила Николь, расположившаяся напротив Рошель в удобном кожаном кресле.
  
  Сегодня она надела на голову другую бейсболку с еще более широким козырьком и пару темных очков, чтобы сделать свое лицо неузнаваемым. С того момента, как она проникла в дом, руки ее покрывали резиновые перчатки. Преодолеть систему сигнализации оказалось парой пустяков. Николь прошла в этом смысле отличную школу.
  
  — Он исполнит все, о чем ни попросите, — сказала Рошель. — Обязательно.
  
  — Надеюсь.
  
  — И мы никому не сообщим ни слова о том, что произошло, — продолжила Рошель. — Только обещайте, что не причините ему вреда.
  
  — Вряд ли в этом возникнет необходимость.
  
  Из телефона вдруг послышались какие-то звуки, и Николь снова приложила трубку к уху.
  
  — Иду налить себе кофе. Тебе принести, Кайл? — Голос принадлежал одному из его коллег.
  
  — Нет, спасибо. Не надо, — ответил Биллингз.
  
  — Помнишь, я тебе говорил о «ягуаре», который для себя присмотрел? Так вот, вчера мы взяли его на тест-драйв. Машина отличная, полный комплект оборудования, но она красная, а, с моей точки зрения, иметь красный «ягуар» было круто в шестидесятых годах. Тогда цвет был в моде, а сейчас его станут воспринимать как крикливый. Кстати, вы с Рошель зависали вчера вместе со всеми в «Хайатте»?
  
  — Избавьтесь от него, — распорядилась Николь.
  
  — Да, — ответил товарищу по работе Кайл, — мы там были. Домой вернулись под утро.
  
  — А ведь было задумано как вечер сбора средств в помощь бездомным, ха!
  
  — Точно. Но они действительно собрали с гостей кругленькую сумму.
  
  — А что это у тебя сейчас на дисплее?
  
  — Ничего особенного. Я просто… Проверяю новый метод пикселирования. Заметил, что местами не все номера машин и лица удается полностью скрыть. Проблема в том, с какого угла снимают. Иногда программа не уверена, какое изображение она видит, и может допустить сбой.
  
  — Делайте то, что я приказала, — прошипела в телефон Николь.
  
  — Извини, старик. Приятно с тобой поболтать, но у меня гора срочной работы. Рад был видеть.
  
  — До скорого.
  
  — Пока.
  
  — Он ушел? — спросила Николь.
  
  — Да, — прошептал Кайл. — Я в порядке.
  
  Николь с облегчением вздохнула, неожиданно заметив, что Рошель пристально разглядывает ее. Причем уже не в первый раз.
  
  — В чем дело? — произнесла она, снова положив телефон на бедро, но на сей раз дисплеем вниз.
  
  — Меня совершенно не касается то, что вы делаете и зачем вам это нужно, — ответила Рошель. — Мне все равно. Не имеет никакого значения.
  
  — Это правильно.
  
  — Поэтому, мне кажется, вы не должны беспокоиться о том, что я сейчас скажу. Но мне просто хочется, чтобы вы знали.
  
  Что за странным взглядом Рошель смотрит на нее? Николь подобные взгляды были знакомы, вот только встречать их на себе ей не доводилось очень давно. И ее оптимизм моментально сменился тревожным предчувствием.
  
  — Я только хотела сказать, — продолжила Рошель, — что вы были изумительны.
  
  — О чем вы?
  
  — О Сиднее. Я смотрела по телевизору все трансляции с Олимпиады, но особенно — соревнования по гимнастике.
  
  — Неужели?
  
  — В первую же минуту, когда я вас сегодня увидела даже в этих огромных очках, мне почудилось что-то знакомое… Я почти уверена, что это ваш подбородок, ваша манера держать его. В последнюю секунду перед первым прыжком на нижний брус вы делали особое движение головой, решительно выставляя подбородок чуть вперед.
  
  — Мне никогда раньше об этом не говорили, — заметила Николь. — Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду.
  
  — Я сама занималась гимнастикой в школе и даже в колледже, но мне было до вас далеко. Однако я горячо болела за вас. — Рошель восхищенно улыбнулась, словно забыв, в каком положении оказалась. — Не знаю, как случилось, что вы так резко изменили свою жизнь и теперь занимаетесь этим… Но уверена, что на то были веские причины. В жизни каждого из нас порой происходят самые неожиданные перемены, так ведь?
  
  — Верно, — отозвалась Николь.
  
  — Но самое главное не это. Я считаю, что вас тогда обокрали, — заявила Рошель.
  
  И Николь внезапно почувствовала… Что она почувствовала? Наверное, печаль. Грусть. Печаль о том, что произошло с ней в Сиднее. Грусть из-за всего, что случилось с ней позднее. Подумала, насколько иначе могла бы сложиться жизнь, выиграй она тогда золото. Где она была бы сейчас? Уж точно не здесь, в подвале чикагского особняка.
  
  И ко всем этим эмоциям примешивалась еще одна. Она была тронута.
  
  — Спасибо, — искренне произнесла Николь. — Спасибо, что сказали мне об этом. Я тоже была в этом уверена, но самой о подобном не принято говорить вслух. Все просто посчитают, будто ты обиженная неудачница, не умеешь достойно проигрывать.
  
  — Вы и тогда показали высший класс. Помню, как гордо держали голову, стоя на второй ступеньке пьедестала, когда вам вручали серебряную медаль. Но…
  
  — Что?
  
  — Я все равно заметила. Глядя на вас, я поняла, что ваше сердце разбито.
  
  Николь поправила дужку очков на носу. Сейчас ей меньше всего хотелось, чтобы Рошель заметила ее глаза.
  
  — Да, это был очень эмоциональный эпизод, — признала Николь, которую и сейчас начали захлестывать эмоции.
  
  — Держу пари, если бы кто-нибудь взялся расследовать это дело, то выяснилось бы, что один из судей был подкуплен. Вероятно, та русская. Или француз.
  
  — Мне об этом ничего не известно, — возразила Николь. — Ни у кого не возникло даже подозрений.
  
  — И все равно! — воскликнула Рошель. — Я уверена, что так и было. Хотя понятно, что спустя столько лет уже никого не заставишь хоть что-то пересмотреть.
  
  — Вы правы. Что сделано, то сделано, — сказала Николь. — Но вот только никто прежде не говорил мне ничего подобного.
  
  — Надеюсь, я вас не обидела?
  
  — Нет.
  
  — Я даже пыталась потом искать в Интернете, гадая, как у вас все сложилось дальше. Но только о вас не было никаких упоминаний уже много лет.
  
  — И не могло быть. С той жизнью я распрощалась навсегда. Именно так… Взяла и распрощалась.
  
  — А прежде я читала, сколь многого от вас ожидали, и, может, это как раз и давило на вас слишком сильно.
  
  Николь даже улыбнулась. Странно, что хоть кто-то еще помнил об этом.
  
  — Мой тренер был просто взбешен. А отец не хотел даже со мной разговаривать. После этого он фактически отказался от меня. — Николь сделала паузу. — Думаю, он жил мечтой, что я принесу ему успех, а я эту мечту разрушила.
  
  — Не может быть! Но это же ужасно.
  
  — Да.
  
  — Не сочтите меня за восторженную дурочку, но вы для меня были примером для подражания. У меня на стене в спальне висел плакат с вашим портретом.
  
  — Неужели?
  
  — Да. И он все еще у меня. В спальне он, конечно, больше не висит, но я храню его. Он у меня где-то припрятан вместе с подборкой газетных вырезок со статьями о вас. Мне сейчас показалось важным все это вам сообщить, чтобы вы знали: я никогда в жизни никому не скажу ни слова, которое может повредить моему кумиру Аннабел Кристофф.
  
  Она назвала ее подлинное имя. Но улыбка Николь на сей раз получилась очень грустной.
  
  — Давно я сама не слышала этой фамилии.
  
  Она с усилием сглотнула, чтобы избавиться от подкатившего к горлу комка, а потом вдруг вспомнила о телефоне и поднесла его к уху.
  
  — Алло! Вы меня слушаете? — донесся голос Кайла.
  
  — Да.
  
  — Все сделано.
  
  — Изображение удалено?
  
  — Да. Головы в окне больше не видно. Оно теперь просто темное.
  
  — Но картинку можно восстановить? Или существуют другие ее версии?
  
  — Нет. Все стерто и удалено из базы данных компании.
  
  — Превосходно. — Николь улыбнулась Рошель, которая тоже ответила ей улыбкой, в которой, правда, поблескивали слезы. — Хорошо, Кайл. Мы с вами закончили. Спасибо за помощь. Рошель вы найдете в подвале, когда вернетесь домой.
  
  — С ней все в порядке?
  
  — Да. Рошель, поговорите с мужем. — Она протянула ей телефон.
  
  — Привет, милый! Я так люблю тебя! Извини за сегодняшнее утро.
  
  — И ты меня прости. Я вел себя как осел. Теперь все будет иначе.
  
  Но Николь уже взяла телефон.
  
  — Этого довольно, Кайл. Прощайте.
  
  Она отключила телефон, который принадлежал Рошель, и швырнула его на ковер. И потом просто сидела в кресле, уперев локти в колени, а взгляд в пол.
  
  — Что теперь? — беспокойно спросила Рошель. — Что вы собираетесь делать? Он же выполнил ваше задание.
  
  — Да, — кивнула Николь. — Он его выполнил.
  
  «Все равно нельзя ее так оставить, — решила она. — Пусть она и моя бывшая поклонница». Николь снова взялась за пакет, который уже надевала Рошель на голову.
  
  — Зачем он вам опять понадобился?! — воскликнула та.
  
  На сей раз все длилось дольше, чем хотелось бы Николь. Молодая женщина яростно боролась за жизнь. Мотала головой из стороны в сторону, пока не задохнулась окончательно. Достаточно долго, чтобы на поверхность пакета снаружи успела упасть одна, но крупная слеза.
  
  Когда же со всем было покончено, Николь устроилась в кресле и стала дожидаться возвращения домой Кайла Биллингза.
  38
  
  Поступки и слова Лена Прентиса потрясли меня до глубины души. Он сильно разозлил меня, назвав Томаса умалишенным, заявив, что брату место в психушке, но в то же время меня не могла не встревожить история о том, как Томас пытался столкнуть отца с лестницы. Неужели это правда? Могло ли такое произойти на самом деле? Папа никогда ни о чем подобном не упоминал, но это не означало, что инцидента все-таки не случилось. Отцу вообще не было свойственно обременять членов семьи своими проблемами. Лет десять назад он обнаружил на своей мошонке странное уплотнение, но ни словом не обмолвился об этом маме. Просто пошел к врачу и проверился. Когда пришли результаты анализов, они оказались благоприятными, а опухоль со временем рассосалась. И только много позже, когда мама заболела сама, их общий врач случайно выдал секрет, спросив, как там дела с опухолью Адама.
  
  Ну и скандал же она закатила отцу! Мама и меня втравила в это дело, чтобы я высказал старику все, что об этом думаю. Но только я промолчал. Таков уж был отцовский характер, и я понимал, что его уже ничто не изменит. И если, живя под одной крышей с Томасом, ему приходилось сталкиваться с проблемами, делиться ими со мной он не спешил. Вероятно, полагал, что если станет обо всем мне рассказывать, я почувствую себя обязанным помогать ему (и я, несомненно, предложил бы помощь), но как раз этого ему и не хотелось. Ответственность за Томаса отец считал исключительно своей прерогативой, но не моей. По его мнению, я должен был продолжать жить своей, совершенно независимой от них с Томасом жизнью.
  
  Однако отцу необходим был кто-то, кому можно все выложить без утайки, но кто не попытается вмешаться и активно поучаствовать в решении проблем. Вот Лен и стал для отца человеком, который, как ему казалось, всегда готов был с сочувствием выслушать его, правда, с моей точки зрения, ни на какое сочувствие этот тип способен не был. Лен всегда был ограниченным и бесчувственным, как чурбан.
  
  Мне не терпелось расспросить о том случае Томаса, но мог ли я считать его надежным свидетелем там, где речь шла о его собственных поступках?
  
  И пока я возвращался от Прентисов, у меня возникло ощущение, что я позволил втянуть себя в водоворот событий. Я ведь приехал из Берлингтона в Промис-Фоллз, чтобы разобраться с наследством отца, каким-то образом устроить будущее брата и избавиться от дома, но пока ни к чему даже не приступил. Постоянно что-то отвлекало и сбивало с намеченного пути. Странные, бередящие душу слова на компьютере отца. Одержимость Томаса нелепым лицом в окне. Конфликт брата с Леном Прентисом, а теперь еще и стычка, которая, очевидно, возникла в свое время между Томасом и отцом.
  
  И было еще кое-что, к чему я мысленно возвращался. Трактор-газонокосилка. Выключенное зажигание. Поднятые режущие элементы. Все указывало на то, что отец прекратил косить. Но ведь работу он не закончил. Почему же перевел вверх отсек с лезвиями?
  
  Существовала вероятность, что его заставили сделать паузу. Не мог ли кто-нибудь подойти к краю склона и завести с ним беседу? Говорить при включенном моторе трактора было затруднительно, и потому отец повернул ключ зажигания. А если ему показалось, что перерыв получится долгим, он позаботился о том, чтобы поднять насадку с лезвиями.
  
  Могло ли все произойти именно так? Действительно ли кто-то остановился рядом поболтать? Ведь время и место для этого были самыми неподходящими. А место к тому же просто опасным, учитывая крутизну склона. Сидя за рулем трактора, отцу пришлось бы постоянно отклоняться всем телом в сторону вершины холма, чтобы не дать машине опрокинуться. И стоило ему забыться на мгновение и выпрямиться, как дьявольский агрегат перевернулся бы, потеряв опору.
  
  Что в итоге и произошло.
  
  Но если трактор опрокинулся, когда его уже остановили, а мотор отец заглушил, чтобы иметь возможность с кем-то поговорить, то кто, черт возьми, был тот человек и почему он немедленно не поднял тревогу?
  
  Ведь это Томас в конце концов позвонил в полицию. После того как нашел отца уже мертвым, придавленным к земле трактором. Если только… Если только не из-за Томаса отец прервал работу. Если только не с Томасом ему понадобилось поговорить. И если между ними возникла перепалка, достаточно было бы легкого толчка, чтобы отец начал падать, увлекая трактор за собой. Нет! Невероятно. Просто мой мозг опять пошел вразнос, как в том случае, когда я обнаружил слова «детская проституция» среди поисковых фраз в компьютере отца. Мысли заводили меня в тупик.
  
  Это стресс, сказал я сам себе. Стресс после смерти отца, постоянное напряжение от необходимости полностью взять на себя ответственность за брата — все это теперь сказывалось. У меня даже не осталось времени для естественного в моем положении горя. А когда мне было горевать и оплакивать отца? С момента приезда сюда я оказался занят множеством дел. Организацией похорон, встречами с Гарри Пейтоном, хлопотами из-за Томаса, которого к тому же пришлось возить на прием к Лоре Григорин.
  
  Только сейчас я осознал, как тяжело мне приходилось без папы, без его надежных рук и моральной поддержки.
  
  — Я так скучаю по тебе, — произнес я, впиваясь пальцами в руль. — Мне так тебя не хватает.
  
  Остановив машину на обочине, я поставил ее на ручной тормоз и сидел, упершись лбом в рулевое колесо. Я еще не обронил ни слезинки с тех пор, как мне позвонили из полицейского участка Промис-Фоллз и сообщили о гибели отца. Но теперь мне понадобились все внутренние силы, чтобы все-таки не сорваться. Может, я был даже больше похож в этом смысле на отца, чем осознавал сам, и тоже умел накрепко запирать чувства внутри, не вываливая своих проблем перед другими людьми. Я очень любил отца и чувствовал себя потерянным, когда его не стало.
  
  Через несколько секунд я достал сотовый телефон, набрал номер и услышал:
  
  — Редакция «Стандард». Джули Макгил слушает.
  
  — Почему бы тебе не заехать к нам сегодня поужинать?
  
  — Это Джордж Клуни?
  
  — Он самый.
  
  — Тогда непременно.
  * * *
  
  В кухне я увидел бутерброд с тунцом на тарелке с той стороны стола, где обычно сидел я. Рядом располагалась аккуратно сложенная салфетка и стояла уже открытая бутылка пива, которая, естественно, была теплой.
  
  — Ах ты, паршивец, — пробормотал я себе под нос. — Ты все-таки приготовил еду.
  
  Я знал, что сам поручил ему это, но, признаться, не питал особых иллюзий, что поручение будет выполнено. И потому почувствовал себя слегка пристыженным. Я постучал в дверь комнаты Томаса и вошел.
  
  — Спасибо за сандвич, — сказал я.
  
  — Не за что, — ответил он, сидя ко мне спиной.
  
  — Где ты сейчас?
  
  — В Лондоне.
  
  — И какой он?
  
  — Старый.
  
  — Ты сам-то поел? Надеюсь, не стал дожидаться меня?
  
  — Поел. А потом сунул свою тарелку, стакан и миску, в которой смешивал тунца с майонезом, в посудомоечную машину.
  
  — За это — отдельное спасибо. Кстати, мы ужинаем не одни.
  
  — Кто еще будет?
  
  — Джули.
  
  — Хорошо.
  
  Я присел на край постели, оказавшись к Томасу, смотревшему на монитор, под прямым углом. И он тут же завел свою песню:
  
  — Предположим, ты выходишь из здания оперы на Боу-стрит в Ковент-Гардене, а тебе нужно попасть на Трафальгарскую площадь. Повернешь ли ты вправо и пойдешь по Стрэнду или влево, чтобы…
  
  — Томас, остановись. Мне нужно поговорить с тобой.
  
  — Просто выскажи предположение.
  
  — Влево.
  
  — А вот и неправильно. Гораздо быстрее будет свернуть вправо на Стрэнд и идти прямо. — Он повернулся, чтобы посмотреть на меня. — И ты уже никак не пройдешь мимо цели.
  
  — Можешь на минутку прерваться?
  
  Томас кивнул.
  
  — Мне нужно задать тебе несколько вопросов. Об отце.
  
  — Каких?
  
  — В тот день, когда папа погиб, ты выходил из дома, чтобы поговорить с ним, пока он косил траву на склоне?
  
  Брат склонил голову вбок.
  
  — Я хотел с ним поговорить. Потому и пошел искать его.
  
  — А раньше ты не выходил, чтобы, к примеру, передать, что кто-то звонил ему? Какое-нибудь сообщение, заставившее его выключить мотор трактора и поднять режущий инструмент?
  
  — Нет. Я вышел только один раз и стал искать его, потому что проголодался.
  
  — И нашел отца придавленным трактором?
  
  Томас кивнул.
  
  — Но в целом вы с ним хорошо ладили друг с другом?
  
  — Иногда он сердился на меня. Я тебе уже говорил об этом.
  
  — Ничего не случалось такого… Даже не знаю, как сказать, чтобы не получилось, будто я тебя в чем-то обвиняю.
  
  — О чем ты? — удивился брат.
  
  — Ты не пытался столкнуть отца с лестницы?
  
  — Тебе об этом папа сообщил?
  
  Будет ли лучше обмануть и сказать, что узнал от отца, или все-таки назвать имя Лена Прентиса?
  
  Я решил не делать ни того ни другого, а просто спросил:
  
  — Так это правда или нет?
  
  — Правда.
  
  — Как это произошло? Когда?
  
  — Месяц назад.
  
  — Расскажи подробно.
  
  — Он хотел поговорить о том, что случилось очень давно, — произнес Томас, снова окидывая взглядом лондонскую улицу на своем мониторе.
  
  — О чем? О том, что случилось с папой?
  
  — Нет. Со мной.
  
  — С тобой? А что случилось с тобой?
  
  — Я не должен никому об этом рассказывать. Отец запретил мне. Велел, чтобы я и не заикался об этом, а то он на меня очень сильно рассердится.
  
  — Томас, о чем речь? Когда это было?
  
  — Когда мне исполнилось тринадцать лет.
  
  — Отец что-то сделал с тобой, когда тебе было тринадцать лет, а потом велел никогда не рассказывать об этом?
  
  Брат колебался с ответом.
  
  — Нет… Все вышло не совсем так.
  
  — Послушай, прошло очень много времени. И папа уже не с нами. Если есть что-то, о чем ты должен мне рассказать, теперь можешь сделать это.
  
  — Я ни о чем не должен тебе рассказывать. Президент Клинтон считает, что мне нельзя ни с кем разговаривать о подобных проблемах. Потому что тогда я буду выглядеть слабаком. И вообще мне нужно добраться до Трафальгарской площади.
  
  — Хорошо. Но давай вернемся к событиям месячной давности. Что произошло тогда?
  
  — Папа сам захотел поговорить о том, что случилось, когда мне было тринадцать лет.
  
  — А вы с ним беседовали об этом хотя бы раз с тех пор?
  
  — Нет, — покачал головой Томас.
  
  — И вдруг ни с того ни с сего папе захотелось начать такой разговор? — Я блуждал, словно в тумане, мучительно соображая, что имеет в виду Томас, что такого могло произойти с ним двадцать один год назад.
  
  — Да.
  
  — Почему?
  
  — Он сказал, что, вероятно, совершил ошибку, повел себя неправильно, и попросил у меня прощения. Папа стал подниматься вслед за мной по лестнице, настаивая, что нам надо поговорить, но только я не хотел. Я так старался все эти годы не думать об этом, все забыть. Я повернулся и задал ему вопрос: почему ему вдруг захотелось выслушать меня сейчас, если он не желал ничего слушать, когда мне было тринадцать лет? И я выставил руку вперед, чтобы отец не шел за мной, но получилось, будто я его толкнул. Несильно, но он все равно немного упал.
  
  — Упал с лестницы?
  
  Томас кивнул.
  
  — Но что значит «немного»? Объясни.
  
  — Я поднялся только на четвертую ступеньку, и потому там было невысоко. Отец просто завалился на спину.
  
  — Господи, Томас! И что было дальше?
  
  — Я извинился, помог ему сесть в кресло и принес лед из холодильника. Я очень расстроился из-за того, что он упал.
  
  — Отец ездил в больницу? Или вызывал врача на дом?
  
  — Нет. Только выпил двойную дозу болеутоляющего.
  
  — Представляю, как он разозлился на тебя!
  
  — Вовсе нет, — возразил Томас. — Отец сказал, что все в порядке, мол, понимает меня. Я имею право так реагировать, а если я его никогда не прощу, он с этим тоже смирится. А потом таблетки подействовали, и ему стало легче, хотя спина болела еще неделю.
  
  Лен, наверное, заметил, что у отца скрутило спину. А папа рассказал, что случилось, но не стал раздувать этой истории. Лен сам мне сказал, что отец всегда находил для Томаса оправдания, и его слова косвенно подтверждали то, о чем я сейчас узнал от брата.
  
  Но за что же просил прощения отец? И почему Томас не желал говорить об этом? Почему папа думал, что Томас никогда не простит его? И тут я вспомнил кое-что еще.
  
  — Доктор Григорин сообщила, что был какой-то инцидент в твоей жизни, о котором ты не хочешь ей рассказывать. За это отец просил у тебя прощения?
  
  Томас кивнул.
  
  — Ты должен мне все рассказать, — настаивал я. — Мне необходимо знать об этом.
  
  — Нет, это никому не нужно. Теперь уже нет никакой разницы. Он больше не причинит мне вреда.
  
  — Отец больше не причинит тебе вреда?
  
  Брат покачал головой, но я так и не разобрал, отвечал ли он отрицательно на мой вопрос или же просто не желал отвечать на него.
  
  — Отец мне бы поверил, если бы ты посмотрел тогда в окно, — заявил Томас.
  
  За ужином мне бросилось в глаза, что Джули не особенно налегала на поданные мной рыбные палочки, зато охотно прикладывалась к бокалу с пино-гриджио.
  
  — Извини, — сказал я. — Я был в магазине позавчера и купил то, что легче всего приготовить.
  
  — Очень вкусно, — произнесла Джули. — Пожалуй, я даже попрошу у тебя рецепт.
  
  Томас оживился:
  
  — Это очень просто. Достаешь пачку палочек из морозильника, выкладываешь на металлический противень и ставишь в духовку. А потом берешь баночку соуса тартар и поливаешь сверху каждую. Так ведь, Рэй?
  
  — Да, Томас, — кивнул я. — В общих чертах верно.
  
  — Я даже мог бы приготовить это сам, — не без гордости заявил он.
  
  В отличие от Джули брат жадно поглощал и главное блюдо, и жареный картофель, который, признаться, тоже хранился в морозильной камере.
  
  — Рэй, сегодня ты как-то особенно задумчив, — вдруг сказала Джули.
  
  — Да, мне действительно есть над чем поразмыслить.
  
  — К примеру, над тем, что ты скажешь нью-йоркской полиции, — снова вмешался в разговор Томас.
  
  — Что?
  
  — Ты же обещал позвонить полицейским в Нью-Йорк.
  
  — Пока руки не дошли, — признался я. — Сделаю это завтра утром.
  
  И если брат догадывался, что я пытаюсь увильнуть, то виду не подал. Встав из-за стола, он отнес свою тарелку в раковину, сполоснул ее и заявил, что уходит к себе наверх.
  
  — Давай я помою посуду и уберу со стола, — предложила Джули.
  
  — Не надо, оставь все как есть. Пойдем.
  
  Мы взяли бокалы с вином и перебрались в гостиную, устроившись на диване.
  
  — Но ведь в полицию ты звонить не собираешься? — спросила Джули после того, как я посвятил ее в детали своей поездки на Манхэттен, разговора Томаса с управляющим и моего вынужденного обещания связаться с полицейским управлением Нью-Йорка.
  
  — Не собираюсь, — подтвердил я.
  
  Джули сбросила туфли и поджала под себя ноги.
  
  — Понимаю.
  
  — Правда?
  
  — Да. Все это будет очень трудно объяснить, а еще труднее заставить кого-нибудь выслушать тебя. Размытое изображение белой головы в окне. Что это такое? Я люблю Томаса, но после визита к вам ФБР, о котором ты рассказывал, может, разумнее всего будет вести себя пока тихо. — Она допила остатки вина из своего бокала. — Еще есть?
  
  Я кивнул.
  
  Джули поднялась с дивана, открыла в кухне новую бутылку и вернулась. Я налил еще вина себе и ей.
  
  — Когда ты позвонил мне сегодня днем, мне послышалось что-то странное в твоем тоне, — произнесла Джули. — У тебя голос был какой-то… Надрывный, что ли?
  
  Я задержал во рту глоток вина, позволив языку ощутить его букет, прежде чем ответил:
  
  — Вероятно, потому, что я снизошел в тот момент до жалости к самому себе, хотя и ненадолго. Думал об отце, о брате. И мысли появлялись невеселые. Но послушай, я вовсе не хочу портить тебе настроение всей этой чепухой.
  
  — Ты не портишь, — возразила она.
  
  Какое-то время мы молчали, а потом Джули сказала:
  
  — Я очень хорошо помню, каким ты был в школе. Постоянно что-то рисовал. Порой я наблюдала, как ты сидел прямо на полу, прислонившись спиной к своему шкафчику, а вокруг бегали и резвились другие школьники, хлопали дверцами, вопили что-то, но ты был настолько погружен в свой рисунок, что, казалось, вообще не замечал никого. Мне всегда было любопытно, что происходит рядом со мной, но ты весь погружался куда-то в собственный мир и видел только страницу в альбоме для рисования.
  
  — Да, — кивнул я. — Так оно и было.
  
  — Вот почему я иногда думаю, что вы с Томасом похожи больше, чем осознаете сами. Он замкнут в своем мирке, но мне легко представить и тебя в Берлингтоне. Как ты сидишь в мастерской с карандашами или баллончиками с краской или, может, какой-то сложной компьютерной программой для художников и неожиданно даешь свободу образу, который долго держал в голове, в своем воображении.
  
  Она отпила еще вина и заметила:
  
  — Кажется, я уже чуточку перебрала.
  
  Я тоже ощущал воздействие винных паров, но не настолько, чтобы мой ум прекратил свою лихорадочную работу.
  
  — Меня не покидают мысли о том, как погиб отец. Зажигание было отключено, режущие элементы подняты…
  
  Джули приложила палец к моим губам.
  
  — Тсс. Тебе надо, как и Томасу, иногда говорить себе: остановись. Просто забудь на время обо всем.
  
  Она поставила наши бокалы на журнальный столик и прижалась ко мне. Я обнял ее и поцеловал в губы. Поцелуй получился долгим. А потом Джули сказала:
  
  — Мы с тобой больше не старшеклассники, чтобы ютиться на диване.
  
  — Пойдем наверх.
  
  — А не лучше ли отправиться ко мне? — Она имела в виду громкие щелчки «мыши», доносившиеся со второго этажа.
  
  — Томас не покинет своей комнаты. После полуночи, если не позже, выберется в ванную, чтобы почистить зубы перед сном, а раньше мы его не увидим.
  
  Мы тихо поднялись по лестнице. Я за руку провел Джули к самой дальней комнате, где в огромной двуспальной кровати проводил в одиночестве все ночи мой отец с тех пор, как умерла мама.
  
  — Это комната твоего отца? — спросила Джули.
  
  — Сейчас здесь сплю я. Или ты предпочтешь заднее сиденье машины, как в прошлый раз?
  
  Она окинула меня лукавым взглядом.
  
  — Нет, здесь удобнее.
  
  Я едва успел закрыть за нами дверь, как Джули уже принялась расстегивать пуговицы на моей рубашке. Я запустил руки ей под свитер, ощущая ладонями тепло ее тела. Наши губы снова сомкнулись, пока мы медленно двигались в сторону постели, а потом Джули опрокинула меня на спину и уселась сверху, широко расставив бедра, чтобы разобраться с пряжкой моего ремня.
  
  — Я владею одним превосходным методом, который помогает избавиться от стресса, — сказала она, но сначала откинулась в сторону и избавила меня от джинсов и спортивных трусов, которые полетели на пол. Потом снова оседлала меня, скрестила руки и, вскинув их вверх, одним движением перебросила через голову свои свитер и блузку, обнажив кружевной фиолетовый бюстгальтер. Тряхнула головой, чтобы волосы улеглись на место.
  
  — Фиолетовый? — изумился я. — Неужели это тот?…
  
  — Не глупи! Тогда я была тощей и плоской как доска школьницей, которая весила сто десять фунтов.
  
  — Уж и спросить нельзя.
  
  Она резко потянула обе руки за спину тем жестом, когда кажется, что у женщины может вот-вот лопнуть кожа на локтях, расстегнула лифчик, и он полетел туда же, куда прежде упали мои джинсы.
  
  — Иди ко мне, — сказал я.
  
  Джули склонилась и сосками нежно скользнула по моей груди.
  
  — Рэй!
  
  — Боже, что это? — задыхаясь, спросила она.
  
  — Черт, — прошептал я, стараясь унять сердце, стучавшее, как отбойный молоток.
  
  Было слышно, как открылась дверь комнаты Томаса.
  
  — Рэй! Быстро иди сюда! Где ты, Рэй?
  
  Мне еще никогда не доводилось слышать, чтобы он звал меня так настойчиво. Я открыл рот, чтобы отозваться, но осекся. Мне вовсе не хотелось, чтобы брат зашел сюда и застал меня совершенно голым, а Джули обнаженной наполовину.
  
  — Ну где же ты? — крикнул он.
  
  Теперь до нас донесся звук открывшейся двери гостевой спальни.
  
  — Рэй? Ты в комнате папы?
  
  Джули напряженно смотрела на меня.
  
  — Сделай же что-нибудь, — шепнула она.
  
  — Томас! Я сейчас приду. Дай мне мину…
  
  Дверь распахнулась настежь, и брат влетел внутрь. На Джули, натянувшую на себя простынку, он не обратил внимания. Прикрывшись сама, она лишила меня возможности скрыть собственную наготу.
  
  — Рэй! — воскликнул Томас. — Она пропала!
  
  — Ради всего святого, Томас! Разве ты не видишь…
  
  — Но она пропала! Голова пропала!
  
  — Что? — изумленно спросил я, спустив ноги с кровати и натягивая на себя трусы. — О чем ты?
  
  — Тебе надо посмотреть самому! — Он выскочил из комнаты и протопал по коридору к себе.
  
  Я последовал за ним в одних трусах. Джули поспешно надела свитер, забыв на время о бюстгальтере, и двинулась за мной.
  
  В комнате Томаса я сразу обратил внимание, что на всех трех мониторах выведено одинаковое изображение окна на Очард-стрит. Это, несомненно, было то самое окно, но только теперь в нем ничего не было видно. Чернота. Никакой головы, обернутой в белый пакет.
  
  — Что за ерунда? — поморщился я.
  
  Томас стоял рядом, возбужденно тыча в дисплей пальцем.
  
  — Куда она делась? Что произошло?
  
  — Должно быть… Вероятно, они… — Моя речь не сразу обрела связность. — Скорее всего они обновили картинку. Снова сняли улицу и поменяли изображение.
  
  — Нет! — возразил он. — Ведь больше ничего не изменилось! Те же люди на улице. Те же машины! Все то же самое, а голова исчезла!
  
  Я тяжело опустился в кресло брата и всмотрелся в экраны.
  
  — Ничего себе!
  
  Томас схватил со стола лист бумаги и протянул мне. Это была распечатка изображения, аналогичная той, что была у меня при себе в Нью-Йорке.
  
  — Ведь это та же картинка, скажешь, нет?
  
  Я взглянул на распечатку и согласился:
  
  — Да, тот же снимок, Томас. Ты прав.
  
  Джули, стоявшая рядом с ним, взяла у меня распечатку и принялась молча изучать ее.
  
  — Почему, Рэй? — спросил Томас. — Почему ее больше нет? И почему она исчезла вскоре после того, как ты ездил туда, чтобы все проверить?
  
  Я лишь покачал головой. Все это не имело никакого смысла. За последние сутки кому-то понадобилось внедриться в сайт и стереть изображение. И это произошло после того, как я там побывал, как стучался в ту дверь и перебросился несколькими словами с соседкой. Неожиданно я почувствовал легкий озноб. Причем не только потому, что сидел в комнате Томаса практически голый.
  
  Джули мягко взяла моего брата за руку.
  
  — Томас, давай начнем сначала. Расскажи мне обо всем, что видел, и что, по-твоему, все это означает.
  39
  
  Льюис Блокер позвонил Говарду Таллиману в понедельник утром:
  
  — Все сделано.
  
  — Подожди минутку, — сказал тот.
  
  Он положил сотовый телефон на гранитную поверхность кухонного гарнитура в своей квартире, располагавшейся в одном из элитных домов Верхнего Ист-Сайда, и уперся в нее обеими руками. Говард не спал уже несколько дней и чувствовал, что тело постоянно вибрирует, словно ему приходится жить в стране, почву которой непрерывно сотрясают легкие землетрясения. Он с таким нетерпением ждал этого звонка, что теперь, когда ему наконец позвонили, ощутил необходимость сначала унять волнение и привести в норму дыхание. Затем Говард снова взялся за трубку.
  
  — Да, я тебя слушаю.
  
  — Включите свой компьютер.
  
  Говард с трудом взгромоздился на один из высоких стульчиков и открыл крышку ноутбука, который держал на кухонной полке. Вошел на сайт «Уирл-360» и ввел адрес, чтобы добраться до изображения окна на Очард-стрит.
  
  Головы в нем больше не было.
  
  — Льюис!
  
  — Да, я на связи.
  
  — Я посмотрел. Изображения больше нет.
  
  — Именно так. Пропало начисто. Она выполнила свою работу.
  
  Говард был этим, безусловно, доволен, но не собирался расточать похвалы по адресу женщины, которая навлекла на них все эти неприятности.
  
  — Возникли осложнения?
  
  — Небольшие.
  
  — Но, надеюсь, ничего, что представляло бы угрозу для нас?
  
  — Нет.
  
  — Отлично. А как обстоит с остальными делами?
  
  — Она вернулась в Дейтон, чтобы продолжать пасти мамашу. Мы все еще ждем появления там Фитч. А я пытаюсь установить личность нашего посетителя.
  
  — Не скрою, приятно получать иногда для разнообразия и хорошие новости, — произнес Говард, — но у нас еще много нерешенных проблем.
  
  — Согласен, — сказал Льюис. — Буду держать вас в курсе.
  
  Говард отключил телефон и, положив на гладкую поверхность столешницы, отправил его к противоположной стене кухни и обхватил руками голову. Боже, как же ему хотелось выпить! А ведь только восемь часов. И утром у него назначена встреча с Моррисом Янгером.
  
  А его протеже терял терпение. Он просто рвался вновь включиться в предвыборную гонку и после девятимесячной отсрочки объявить наконец официально, что будет баллотироваться на пост губернатора штата Нью-Йорк. Понятно, что в прошлом августе самое разумное, что мог сделать Моррис, — на время отложить свои амбициозные планы. Одна из причин для этого была сугубо личной, но стала достоянием гласности, вторая (а именно — его причастность к тайному сговору бывшего директора ЦРУ с террористами), как он молился, никогда не будет предана огласке. Но имелась и третья, о которой он не знал.
  
  Ничего не подозревавший Моррис считал, что пора вернуть свою политическую карьеру в активную фазу. С его точки зрения, прошло уже достаточно времени. Но он бы, вероятно, радикально поменял свое мнение, если бы догадывался, что где-то до сих пор прячется Эллисон Фитч — женщина, способная в одиночку уничтожить его.
  
  А вот Говарду Таллиману приходилось каждый день жить в страхе, что она вдруг заявит о себе. Он проверял основные сайты в Интернете через мобильный телефон, еще не успев встать с постели. Потом хватался за пульт от телевизора в своей спальне и переключался с новостей Си-эн-эн на программу «Сегодня», а затем обратно, и так несколько раз. И каждый день воображение рисовало ему, как Вулф Блитцер[62] вдруг прерывает выпуск словами: «А сейчас мы экстренно включаем нашу студию, чтобы взять эксклюзивное интервью у женщины, которая осмелилась покинуть свое тайное убежище и обвинить Морриса Янгера и его окружение в попытке убить ее. Причем, по ее свидетельству, генеральный прокурор штата Нью-Йорк должен предстать перед судом по обвинению не только в покушении на убийство, но и в соучастии в позорном плане бывшего главы ЦРУ войти в сговор с…»
  
  Именно на этом месте, подсказывала Таллиману его буйная фантазия, ему придется выключить телевизор, достать пистолет и вышибить пулей себе мозги.
  
  Как пришлось это сделать в итоге Бартону Голдсмиту.
  
  Пока Говард и Моррис всего лишь трепетали, опасаясь, что вскроется участие генерального прокурора штата в постыдной сделке с террористами, именно Голдсмиту предстояло принять на себя первый удар. Его вызвали для дачи показаний перед комитетом конгресса. На этих слушаниях неизбежно было бы предано огласке все. А потому Бартон Голдсмит однажды встал пораньше утром, вышел в сад на заднем дворе своего особняка в Джорджтауне, где, стоя в окружении восхитительных цветов, сунул себе в рот ствол револьвера и спустил курок.
  
  Благослови его Бог за это, подумал Говард. Моррис же повел себя со свойственной ему осмотрительностью. «Ужасная трагедия! — сказал он в одном из интервью. — Невосполнимая потеря для всех нас!» Но Говард мог не сомневаться, что, произнося эти слова, Янгер втайне был готов плясать джигу от радости.
  
  Когда Голдсмит добровольно ушел со сцены, Моррис посчитал, что угроза практически устранена. Но в отличие от него Говард знал, что более серьезная опасность продолжала нависать над ними дамокловым мечом. Стоило Фитч обнаружить себя и заговорить, как наружу всплывет все. Говард, конечно, не располагал точной информацией, насколько много Фитч стало известно из подслушанных ею телефонных разговоров Бриджит на Барбадосе, но она прозрачно намекнула, будто выведала более чем достаточно.
  
  Рано или поздно Фитч преодолеет свой страх перед властями. Когда твое убийство заказывает прокурор или близкие к нему люди, трижды подумаешь, прежде чем обращаться в полицию. Но Говард не сомневался, что однажды обстоятельства заставят ее отважиться на это.
  
  И пока эта вероятность не была полностью исключена, Говард не мог позволить Моррису начинать новую избирательную кампанию. Но задача ему выпала не из легких — сдерживать порывы молодого политика, не имея возможности выложить ему истинную причину необходимости и дальше откладывать осуществление его грандиозных планов.
  
  А Говард не мог рассказать ему всю правду.
  
  Он уже сидел за рабочим столом, когда зазвонил внутренний телефон. Его секретарь Агата сообщила:
  
  — Он здесь!
  
  И она не успела закончить даже этой краткой фразы, как дверь отворилась и вошел Сам Великий Человек.
  
  Говард тут же обежал вокруг стола, протягивая руку для приветствия.
  
  — Доброе утро!
  
  Моррис энергично и крепко пожал его руку, подошел к углу кабинета, где у Говарда располагался бар, и налил виски в два стакана.
  
  — Утром у меня состоялся очень интересный разговор, — сказал он, протягивая один из них Говарду.
  
  — С кем же?
  
  — С Бриджит.
  
  — Весьма примечательный факт, — только и сумел выдавить Говард, усаживаясь в кресло напротив Морриса. — И о чем вы разговаривали?
  
  — О многом, — усмехнулся тот. — Мы, знаешь ли, часто общаемся.
  
  — Уверен, что так оно и есть.
  
  — Но сегодня это получилось особенно важно. Она сказала мне, что время пришло.
  
  — Так и сказала? — Говард отхлебнул виски.
  
  Моррис кивнул:
  
  — Велела мне идти вслед за своей мечтой. Заявила, что пора, я уже медлил достаточно долго. И добавила: «Ты не должен все откладывать из-за меня».
  
  — Что ж…
  
  — Потому что это правда. Она была единственной причиной, которая меня сдерживала, Говард. Вся свистопляска вокруг Голдсмита уже улеглась. Когда ты в последний раз читал что-нибудь в «Таймс» по этому поводу? Бартон унес все тайны с собой в могилу.
  
  — Но есть другие люди, которые все знают. И они до сих пор работают в управлении.
  
  — Они уже не заговорят, Говард. Их связывает круговая порука. С этим покончено.
  
  — Мы не можем быть уверены на сто процентов.
  
  — Что ты хочешь сказать? Нам не следует двигаться дальше? Мы уже никогда не будем снова в седле?
  
  — Этого я не утверждал, Моррис. Но нам по-прежнему необходима осторожность. Мы, разумеется, никогда не отказывались от конечной цели. Мы оба знаем, что ты сможешь добиться ее и оказаться в доме на Пенсильвания-авеню. Лично я не сомневаюсь в этом. Более того — я свято в это верю. Но нам ни в коем случае нельзя проявлять недальновидность. Все наши шаги должны быть тщательно просчитаны с учетом перспективы.
  
  Моррис опрокинул в себя остатки виски, поставил стакан на стол и устремил взгляд себе под ноги.
  
  — Моррис? С тобой все в порядке?
  
  — Бриджит сказала еще кое-что…
  
  — Неужели ты действительно думаешь…
  
  — Она сказала, что прощает меня. — Он поднял голову и посмотрел на Говарда. — Именно так и сказала. Она меня прощает.
  
  — Очень хорошо, Моррис, но я не вижу, какое отношение это имеет…
  
  — Ты должен понимать, как это важно. Представляешь, какое чувство вины терзало меня?
  
  — Да, мы прошли через это вместе. И я по-прежнему считаю, как уже не раз говорил, что тебе не в чем себя винить. Ты не был единственным, кто не смог разглядеть никаких предзнаменований. Подобного не мог предвидеть никто. Просто есть люди, которые умеют тщательно скрывать все свои внутренние проблемы, прятать их глубоко в душе.
  
  — Но я все еще никак не могу понять. И, представь, я спросил ее об этом прямо!
  
  Говард с трудом сглотнул.
  
  — Ты спросил у Бриджит?
  
  — Да. Когда она явилась ко мне, я спросил: почему? Почему она не пришла тогда, чтобы поговорить со мной? Мы могли вместе найти какое-то решение. И знаешь, что она мне ответила?
  
  Говард даже закрыл глаза. Ему начинало казаться, что еще немного, и он больше не выдержит этого.
  
  — Что она сказала тебе, Моррис?
  
  — Не винить себя ни в чем.
  
  — Что ж, замечательно.
  
  Моррис окинул друга неприветливым взглядом.
  
  — Не будь так недоверчив, Говард. Ты же знаешь, мне это не нравится.
  
  — Извини, если произвел на тебя такое впечатление. Мне действительно жаль. Но, Моррис, мы не можем двигаться вперед, основываясь на твоем общении с Бриджит. Лично мне приходится иметь дело с грубым и реальным миром. С прессой, с федеральными властями, со скандалом, который по-прежнему может очень больно ударить по нам.
  
  Но Моррис, кажется, уже не слушал его.
  
  — Просто сравни, что Бриджит говорит сейчас, с тем, что она сказала тебе по телефону, — теперь все по-другому. Она заявила, что я высасываю из нее жизнь. Ведь это она заявила тебе, верно?
  
  — Да, но необходимо принимать во внимание то состояние, в котором она тогда находилась.
  
  — А если именно в тот момент она мыслила как никогда прежде ясно?
  
  — Господи, Моррис! — не выдержал Говард. — Прекрати! Достаточно!
  
  Тот опрокинулся в кресло, словно его туда толкнули.
  
  — Ты не можешь продолжать мучить себя. Необходимо остановиться. Нужно жить дальше.
  
  — Разве ты не слышал, с чего я начал, Говард? Именно этого я и хочу, и этого хочет от меня Бриджит. А ты — единственный человек, который сдерживает меня.
  
  — И благодари Бога, что я это делаю, — резко произнес он. — Пока ты общаешься с призраками, мне приходится сталкиваться с реалиями политики.
  
  Он вскочил, вытянув в сторону Морриса указательный палец.
  
  — Нужно подождать. Вернись ты обратно на политическую сцену слишком рано, и знаешь, что напишет о тебе репортерская свора? Что ты пережил все как-то уж слишком легко — вот что будет написано в каждой газетенке. Они выставят тебя эгоистичным и бесчувственным человеком.
  
  Моррис вдруг отвел взгляд в сторону.
  
  — Две жены, — сказал он.
  
  — Что?
  
  — Когда у человека кончает жизнь самоубийством одна жена, это уже тяжело. Но две? Как это характеризует такого человека? Что говорит обо мне самом? Сначала Джеральдина убивает себя в гараже. А потом — Бриджит.
  
  Он с мольбой посмотрел на Говарда.
  
  — Да что же я за чудовище такое, а?
  
  — Вот видишь! — встрепенулся Говард. — Разве это не свидетельство того, что ты пока не готов вернуться в большую игру? Необходимо время, чтобы затянулись твои душевные раны. Доверься мне, Моррис. Я — твой друг. И как твой лучший друг я говорю тебе: время пока не пришло.
  
  «Да, тот еще друг, — подумал Говард. — Подослал убийцу к шантажистке, а закончилось все тем, что почти своими руками убил твою жену».
  
  Ведь Бриджит порой являлась во снах и Говарду, вот только ему она ничего не готова была простить.
  40
  
  Август прошлого года. Эллисон Фитч отработала ночную смену и, по своему обыкновению, должна была бы днем отсыпаться. Вот только на сей раз ей пришлось встать очень рано. Ей позвонили, и возникло неотложное дело. Она поспешно оделась, чтобы выйти из дома. Правда, всего-навсего нужно было спуститься в магазин на первом этаже. Неделю назад ей вопреки всем препятствиям удалось уговорить их принять необеспеченный чек на сто двадцать три доллара и семьдесят шесть центов за два шелковых шарфа.
  
  — Я ведь живу рядом, практически у вас над головой, — убеждала она. — И я постоянно здесь.
  
  Эллисон показала свое удостоверение и водительские права. Дала номер мобильного телефона. И продавщица на кассе, молодая и неопытная, в конце концов уступила.
  
  Но теперь чек вернулся неоплаченным. Ей звонила женщина-менеджер. Трижды. И в последний раз пятнадцать минут назад. Заявила Эллисон, что если та не внесет в их кассу деньги наличными в течение часа, она вызовет полицию и обвинит ее в мошенничестве.
  
  Но так случилось, что как раз в тот день в кошельке Эллисон лежало более пятисот баксов. Группа безмозглых с виду брокеров из крупной фирмы на Уолл-стрит устроила вчера вечером громкую гулянку у них в баре. Как она поняла, им удалась какая-то важная сделка, и появился повод отпраздновать. Разбрасывались деньгами направо и налево. Давали огромные чаевые. А чуть раньше днем Эллисон сняла через банкомат еще две сотни. Имея на руках такую сумму, она предвкушала приятный поход за покупками после того, как отоспится. Как бы прелюдию к тому моменту, когда она сорвет настоящий куш. По ее прикидкам, Говард Таллиман должен был уже очень скоро позвонить и назначить встречу, во время которой произойдет обмен ее молчания на круглую сумму.
  
  «Как же это было ловко!» — думала Эллисон, вспоминая вытянувшуюся физиономию Говарда, когда перед уходом заставила его поверить, что подслушала секретные переговоры Бриджит с мужем. У этого прохиндея был вид человека, который сам только что сожрал бутерброд с крысятиной. Она предположила, что у такого деятеля, как Моррис Янгер, не могло не быть секретов, которые он обсуждал бы с женой. Способна она была подслушать кое-что из этого? Легко!
  
  Но самое смешное заключалось в том, что Эллисон ни черта не подслушала. Зато теперь ее уверенность, что она получит свои сто штук, окрепла. Небольшая ложь, что Эллисон якобы слышала, стала глазурью на лесбийском торте, необходимой для гарантии полного успеха ее операции.
  
  «Ладно, — решила она, — расплачусь с этой сучкой за ее шарфы — благо у меня есть такая возможность, — а потом вернусь домой досыпать свое».
  
  Эллисон уже стояла в куртке, перебросив сумочку через плечо, когда раздался зуммер домофона.
  
  — Да?
  
  — Это я. Нам нужно поговорить.
  
  Вот дерьмо! Бриджит.
  
  Эллисон впустила ее в дом, и через минуту Бриджит была уже у двери.
  
  — Привет! — сказала она, проводив гостью в кухню.
  
  — Что ты ему наговорила?
  
  — Кому?
  
  — Что ты сказала Говарду? Что ты там могла подслушать?
  
  Эллисон примирительно подняла руку.
  
  — Послушай! Мы с ним встретились, обо всем договорились, теперь дело улажено, и тебе не о чем волноваться.
  
  — Так что ты все-таки слышала?
  
  — Я не собираюсь обсуждать это с тобой. И если на то пошло, то я заслужила, чтобы мне кинули небольшую кость. Тебе следовало быть со мной откровенной и сразу объяснить, кто ты такая.
  
  — Эллисон, одумайся! Ты совершаешь большую ошибку, загоняя Говарда в угол.
  
  — Да мы с ним прекрасно поладили.
  
  — О чем бы ты с ним ни договорилась, ты должна твердо обещать, что никогда ничего больше не потребуешь. Говард пойдет на все, чтобы защитить моего мужа. Умнее всего на твоем месте было бы немедленно отменить вашу сделку. Сказать ему, что тебе не нужны его деньги, нет необходимости покупать твое молчание, ты и так никому ни слова не скажешь о нас с тобой, ты ничего не слышала…
  
  — Приятно с тобой поболтать, но мне пора уходить. Меня ждет внизу одна мерзавка, которая считает, что я ей задолжала. Это займет минут пять. Побудь здесь, чувствуй себя как дома. Мы продолжим разговор, когда я вернусь.
  
  — Ты должна мне поверить! — воскликнула Бриджит. — Ты можешь попасть в большую беду.
  
  — Хорошо, хорошо, обсудим, когда я вернусь. — Эллисон вскинула ремень сумки повыше и вышла в коридор, закрыв за собой дверь.
  
  Бриджит ненадолго задержалась в кухне, но потом, снедаемая беспокойством, принялась ходить по квартире. Сначала переместилась в гостиную, где увидела раскладную софу Эллисон со смятым постельным бельем. Взяла со столика журнал «Космополитен» с фото Эшли Грин на обложке и заголовком «60 советов о сексе», заметила, что номер не свежий, и бросила его на прежнее место. Затем Бриджит подошла к окну гостиной и посмотрела вниз, наблюдая за пешеходами и потоком транспорта. Она заметила машину с каким-то странным приспособлением сверху. Машинка была маленькая — похоже на «сивик», — но из крыши торчал короткий шест, закрепленный скобами, а на его конце вращалась некая механическая штуковина.
  
  Бриджит отошла от окна, ее волнение возросло. Она заглянула в спальню и увидела еще одну неприбранную постель. Обойдя вокруг кровати, задержалась у окна спальни, слушая сквозь стекло приглушенный шум города и нервничая все больше. В который уже раз она проклинала себя, что ввязалась в эту компрометирующую интрижку. Пошла на такой риск. Что подставила и себя, и мужа. Их будущее.
  
  «Надо же быть такой дурой, — думала Бриджит. — Такой законченной идиоткой. У меня было все, и я вот так легко могу теперь лишиться этого. Нужно уметь держать себя в узде. Опять эта странная машина. Что это там на…»
  
  За спиной раздался легкий шорох. Она повернула голову. Перед глазами все стало белым.
  
  Бриджит не смогла дышать.
  
  Николь свое дело сделала. Мобильный телефон жертвы перекочевал из сумочки к ней в карман. И она была готова уходить, когда услышала, как открылась входная дверь. Для чистильщиков рано. Она только что позвонила.
  
  Соседка! Предполагалось, что она будет на работе. Но почему-то явилась домой днем. Из кухни донесся голос женщины:
  
  — Бриджит, где ты?
  
  Бриджит? При получении инструкций Николь слышала только два имени: своей «цели» Эллисон Фитч и Кортни Уолмерс, женщины, с которой та снимала квартирку на Очард-стрит. Если Николь только что убила какую-то Бриджит, то в квартиру должна была сейчас войти ее мишень. Или все-таки Уолмерс?
  
  Но впрочем, какая теперь разница? Хоть Бритни Спирс! Для Николь это осложнение, с которым необходимо было разобраться.
  
  Она хотела быстро обогнуть кровать и притаиться у стены рядом с дверью, прежде чем женщина войдет в спальню. Но не успела и сдвинуться с места, как та уже возникла в дверном проеме.
  
  Ее взгляд в одно мгновение переместился с Николь на труп, а потом обратно. Но для Николь этого было достаточно, чтобы понять, кто перед ней. Она узнала женщину по фото, которое ей показали заранее. Эллисон Фитч. Примерно того же роста и комплекции, что и убитая. Волосы тоже почти одного оттенка.
  
  Фитч взвизгнула и бросилась бежать. Николь знала, что должна действовать молниеносно, чтобы заставить ее заткнуться. Навсегда. Двойная работа для чистильщиков. Но ничего, они как-нибудь справятся.
  
  Николь хотела выбраться из комнаты так же, как попала в нее — одним прыжком через кровать. Ее тело выполнило необходимые движения так, что ей даже не пришлось о них задумываться. Оттолкнуться левой ногой от пола, правой — от матраца кровати, приземлиться на левую по другую сторону. Это сэкономило ей важную долю секунды.
  
  Фитч только что пропала из виду, метнувшись через кухню к выходу. Николь оперлась ногой на постель, но ступня запуталась в брошенном покрывале. Она споткнулась, и нога потянула за собой покрывало, когда Николь со всего маху врезалась в стену. Высвободившись, она вылетела из двери спальни, как спринтер, стартовавший, оттолкнувшись от колодок. Дверь в коридор распахнулась, этажом ниже послышался торопливый топот по ступеням.
  
  Плохо!
  
  Николь сбежала вниз, перескакивая через три ступеньки. Выбравшись на тротуар перед домом, остановилась и посмотрела в обе стороны. Слева Эллисон Фитч она не заметила. Как не увидела она ее и справа. Николь достала свой сотовый телефон, набрала номер Льюиса и произнесла:
  
  — Боюсь, тебе это не понравится.
  
  Льюис позвонил Говарду. Сообщил, что убили не ту женщину. А Фитч сумела сбежать. Потом перешел к самой неприятной части. Погибла Бриджит.
  
  — Матерь Божья! — воскликнул Говард. — Не верю своим ушам. Что ты сказал только что? Бриджит? Она убила Бриджит?
  
  Впрочем, даже восклицать ему приходилось сдавленным шепотом, чтобы ничего не услышала Агата, сидевшая по другую сторону двери кабинета.
  
  — Будь ты трижды проклят, Льюис! Это ты сказал, что иного пути у нас нет. И я действовал по твоему наущению! Ты заверил, будто у тебя есть человек, который легко справится с работой! А теперь убита Бриджит! Бриджит мертва!
  
  — Вы можете сорвать на мне все свое зло позже, Говард. А сейчас нам надо думать, что делать. И очень быстро.
  
  Говард готов был и дальше сыпать проклятиями, но до него тоже дошло, что время становится все дороже. Льюис прав. Нужно срочно что-то предпринять.
  
  — Ее не должны найти там, — сказал Говард. — Бриджит не должны найти в той квартире.
  
  — Согласен.
  
  — Но ее должны обнаружить где-то в другом месте. Она же не может просто… исчезнуть. Тогда эта история затянется на многие месяцы.
  
  — Да.
  
  Говард лихорадочно размышлял. Он понятия не имел, в каком состоянии находится труп Бриджит, да и не желал вникать ни в какие детали, кроме одной:
  
  — Это можно выдать за несчастный случай? Или, что было бы предпочтительнее, за самоубийство?
  
  Льюис несколько секунд молчал, а затем ответил:
  
  — Пожалуй, это вариант… Насколько я знаю, у Морриса и Бриджит было несколько домов в городе?
  
  — Да.
  
  — Нам нужно место, куда легче всего проникнуть. Чтобы никаких привратников и видеокамер. У меня есть люди, они возьмут это на себя. Оденутся как перевозчики мебели.
  
  Говарду стоило немалых трудов сосредоточиться.
  
  — Идеально подойдет квартира Бриджит, — произнес он. — Та, где она жила до встречи с Моррисом. В стороне от Коламбус-авеню. Там нет портье, а камеры, как говорила она мне сама, установлены для виду. Они никуда не подключены. Квартиру Бриджит сохранила, чтобы было где переночевать друзьям, приезжающим в Нью-Йорк. Ключ попробуй найти у нее в общей связке.
  
  — Назовите адрес.
  
  Говард быстро продиктовал.
  
  — Хорошо, — проговорил Льюис. — Я знаю, как нам все провернуть. У меня ее мобильный телефон. В течение ближайшего часа позвоню вам с него. Надо, чтобы Агата слышала. Когда ответите, сделаете вид, будто звонит Бриджит и вы беседуете с ней.
  
  — Я не такой тупой, как ты, видимо, считаешь, Льюис.
  
  — Дайте мне закончить. Вы принимаете звонок, интересуетесь, что с ней, чем расстроена. Потом мы сделаем вид, что она прервала разговор. Агата спросит, в чем дело, и вы ответите: «Бриджит заявила, что ей очень жаль, но Моррис высасывает из нее жизнь, и она больше так не может». Как вам такой вариант? Пройдет?
  
  — Должен сработать.
  
  — Потом вы позвоните Моррису. Скажите, что вас очень встревожила Бриджит. Как-то странно говорила по телефону.
  
  — Понятно. — Говард уже перебирал остальные детали. — Необходима предсмертная записка.
  
  — Об этом я тоже успел позаботиться, — заметил Льюис. — Нашел в сумочке образец ее почерка. Подделать проще простого. Тем более мне не впервой.
  
  Говард никогда и не думал, что знает о Льюисе все. И как ни зол он был на него сейчас, поневоле испытал благодарность за ловкость и опыт.
  
  — Действуй, — велел он.
  
  Льюис отключил телефон.
  
  А Говард ловил мгновения передышки, пытаясь немного спустить пар. Он положил ладони поверх стола, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза в надежде перенестись в какое-то место, где он смог бы прийти в себя, но только место это сейчас находилось в сотнях тысяч миль от него.
  
  Агата! Говард вдруг вспомнил, что секретарша планировала в обеденный перерыв встретиться с друзьями. Но она нужна ему здесь. Она станет его свидетелем.
  
  — Агата, — произнес он, выходя в приемную к ее столу, не забыв прихватить свой сотовый телефон, — мне необходимо, чтобы вы собрали все данные опросов общественного мнения по Моррису, которые мы проводили за последние шесть месяцев.
  
  — Это есть в компьютере, — ответила она. — Я вам покажу.
  
  — Знаю, но мне нужно, чтобы вы суммировали все это множество цифр в краткой памятной записке буквально на одном листке. И сделали распечатку.
  
  — Сделаю, как только вернусь с обеда.
  
  — Но мне это надо прямо сейчас. И как можно быстрее.
  
  Агата бросила взгляд на часы в углу дисплея компьютера.
  
  — Разумеется, Говард. Я сейчас же примусь за это. Мне только… Я только должна буду сделать один звонок.
  
  — Спасибо огромное. Это было бы очень мило с вашей стороны.
  
  Его мобильный телефон издал звонок, и для него это стало подобно разрыву гранаты внутри пиджака от Армани. Тщательно скрывая волнение, Говард достал телефон и приложил к уху, не посмотрев, кто его вызывает.
  
  — Говард Таллиман слушает!
  
  Он ожидал не услышать ни звука. Готовился произнести что-то вроде: «Бриджит? Привет! Как дела? Что с тобой такое?»
  
  Но услышал голос Морриса:
  
  — Здравствуй, Говард. Как насчет сегодняшнего вечера? Все остается в силе?
  
  — О, Моррис, добрый день!
  
  — Ты что, забыл?
  
  — Нет, конечно. Нам есть что обсудить.
  
  — Как я выяснил, «Таймс» никак не может опубликовать продолжение, но они не перестают копать.
  
  — Наверняка. Бриджит будет ужинать с нами?
  
  — Нет. Вся эта история сильно действует ей на нервы, так что едва ли она захочет слушать наши разговоры еще и за ужином.
  
  — В этом она не одинока, — заметил Говард.
  
  — А я по-прежнему считаю, что поступил правильно. И если бы мне пришлось снова принимать решение, я бы не изменил его. Именно с таким заявлением я выступлю, если все вскроется. До встречи вечером.
  
  Говард положил телефон в карман пиджака и посмотрел на Агату, которая распечатала документ, выведенный на монитор компьютера.
  
  — Надеюсь, вы не обижены? Я вспомнил, что у вас намечались в обед какие-то планы.
  
  — Ничего особенного, — улыбнулась та.
  
  Он вернулся в кабинет, но дверь оставил открытой. Старался выглядеть очень занятым на случай, если секретарша войдет к нему. Но сосредоточиться хоть на чем-то для него сейчас было невозможно. Говард ждал звонка. И продолжал недоумевать, как подобное могло случиться. Ему следовало предупредить Бриджит, чтобы держалась подальше от этой Фитч. Но он почему-то посчитал это само собой разумеющимся. Говард и на минуту не допускал мысли, что Бриджит снова захочет с ней встретиться. Что она отправится домой к Фитч и сделает это одновременно с…
  
  Его сотовый издал звонок. Говард выхватил трубку и посмотрел на дисплей: «Бриджит».
  
  — Алло! — Он встал из-за стола и вышел в приемную к Агате, которая вовсю орудовала степлером, скрепляя листы бумаги. — Бриджит? Что такое, Бриджит? Что с тобой? — произнес Говард, стоя рядом со столом Агаты.
  
  Та сообразила, что происходит нечто важное, и замерла.
  
  — С тобой все в порядке, Бриджит? — спросил он и сделал паузу. — Где ты сейчас? Умоляю, скажи, где ты?
  
  На лице Агаты появилось глубоко встревоженное выражение. Говард обменялся с ней полными беспокойства взглядами.
  
  — Бриджит?
  
  Он еще несколько раз назвал ее имя, а потом прекратил ломать комедию.
  
  — Отключила телефон.
  
  — Что стряслось? — спросила Агата.
  
  — Она в каком-то странном состоянии. Я так и не понял. Сказала, что ей очень жаль, и еще, что Моррис высасывает из нее жизнь, а она больше не в силах это выносить.
  
  — Она вам так сказала?
  
  — Сам не пойму… Словно сама не своя. — Говард вертел в руках телефон. — Наверное, мне нужно перезвонить. — Он набрал номер. — Не отвечает! Ну же! Ответь! Черт возьми, Бриджит, подойди к телефону!
  
  — Она сказала, где находится?
  
  — Нет… Не отвечает. — Говард дал отбой и нажал кнопку быстрого вызова. — Необходимо срочно связаться с Моррисом. Может, он знает, где она.
  
  Но Моррис, конечно же, ничего не знал. Он тоже пытался дозвониться до жены. Потом он сам, Говард и даже Агата обзвонили всех друзей и знакомых Бриджит. Проверили ее любимые магазины — не появлялась ли она там; рестораны, где она любила обедать с приятельницами или клиентами своего агентства. Моррис не знал, куда она могла деться и что имела в виду, разговаривая с Говардом. И только несколько часов спустя Говарду пришло в голову проверить ее прежнюю квартиру. Они прибыли туда с Моррисом и вызвали полицию.
  * * *
  
  Следствие признало это самоубийством.
  
  Большинство из тех, кто сводит счеты с жизнью, избирают один из наиболее распространенных способов. Смертельная доза снотворного. Пистолет к виску. Прыжок с крыши небоскреба.
  
  Бриджит Янгер, как отмечалось в полицейском протоколе, избрала достаточно необычный, хотя и не исключительный метод. Несколько членов следственной бригады одновременно вспомнили, что так ушел из жизни персонаж Бена Кингсли в фильме «Дом из песка и тумана». Всерьез обсуждалась версия, что именно кино натолкнуло ее на мысль, хотя ни Моррис Янгер, ни ее друзья не были уверены, что Бриджит вообще смотрела этот фильм.
  
  Но сначала она написала записку мужу. Всего четыре слова: «Моррис! Прости меня. Бриджит». Эксперты пришли в выводу, что это ее почерк — с отклонениями от обычного в паре мест. Но разве это удивительно, если женщина писала перед тем, как покончить с собой? Естественно, ей было не до каллиграфии.
  
  Написав записку и положив ее на коврик прямо при входе в квартиру, она взяла в шкафу полиэтиленовый пакет из-под одежды и натянула себе на голову. Закрепила его вокруг шеи несколькими слоями упаковочной клейкой ленты. Криминалисты нашли следы от ленты на ее пальцах.
  
  И пока ей еще хватало оставшегося в пакете воздуха, Бриджит легла на кровать и приковала себя наручниками к изголовью, чтобы, начав всерьез задыхаться и поддавшись панике, уже не иметь возможности остановить задуманное. Моррис заявил, что понятия не имеет, откуда у нее взялись наручники. И полицейские пришли к выводу, что Бриджит втайне от мужа купила их в каком-нибудь секс-шопе, расплатившись наличными исключительно с целью использовать при самоубийстве.
  
  Однако многое в обстоятельствах этой смерти выглядело подозрительно: женщина сама надела на голову пластиковый пакет и приковала себя к кровати. Но детективы не обнаружили никаких следов насилия на ее теле или признаков борьбы. Ничто не указывало на присутствие в квартире посторонних. И была записка, пусть очень лаконичная.
  
  Наиболее убедительным показался телефонный звонок Говарду Таллиману. Сотовый оператор подтвердил, что звонили примерно из того места, где позднее было найдено тело. Агата дала показания, утверждая, что находилась рядом, когда Говард разговаривал с Бриджит. Она, конечно, могла слышать только его слова, но Бриджит вела себя странно.
  
  Говард заверил полицию, что звонила именно Бриджит. Он очень хорошо знал ее голос и никаких искажений не услышал. Нет, звонок, несомненно, был подлинным.
  
  В полиции осознавали деликатность данного дела. Умершая — жена генерального прокурора. С помощью Говарда Моррис Янгер пустил в ход все свое влияние. На огласку деталей расследования наложили строгий запрет, поскольку никаких оснований подозревать кого-либо не существовало. Через несколько дней прессе сообщили, что Бриджит Янгер «скоропостижно скончалась».
  
  Осведомленные люди понимали, что это означало самоубийство. Но никаких других подробностей не было.
  
  Совершенно подавленный Моррис Янгер отложил планы дальнейшей политической карьеры, которые строил прежде, и постарался вернуться к нормальной жизни.
  
  Тем временем полиция расследовала никак вроде бы не связанное с этим делом исчезновение Эллисон Фитч. Пропажа людей — увы, не редкость в больших городах. К тому же, по словам матери Эллисон, дочь и раньше не давала о себе знать долгое время, но обычно появлялась, когда у нее возникала острая нужда в деньгах.
  
  Кортни Уолмерс, которая в большей степени была раздражена, чем напугана бегством бывшей подружки, поскольку считала, что та исчезла, только чтобы не возвращать причитающийся с нее долг, нанес визит мужчина, представившийся полицейским, работающим под прикрытием. Он сообщил, что в дневное время Эллисон Фитч использовала их квартиру для сбыта наркотиков. Кортни никогда не была об Эллисон высокого мнения, но подобные новости даже ее шокировали и привели в ужас, хотя и удивили — если она занималась столь прибыльным бизнесом, то почему вечно не имела ни цента за душой? «Офицер» объяснил, что квартиру взяли под постоянное наблюдение и ему хотелось бы освободить ее, чтобы продолжать операцию по выявлению преступных связей Эллисон. Кортни он готов был возместить плату за первый и последний месяцы аренды другого жилья, равно как и компенсировать в полной мере долг Эллисон.
  
  Кортни всерьез напугалась, уже сама хотела скорее съехать и легко приняла предложение. Вскоре Льюис Блокер установил рядом с дверью видеокамеру. Николь отправилась в Дейтон, чтобы следить за матерью Эллисон. Моррис горевал. Говард просыпался каждый день с мыслью, что его в любой момент хватит инфаркт. А когда прошло девять месяцев, в дверь квартиры на Очард-стрит постучался мужчина с распечаткой сцены убийства, доступной в Интернете любому, кто догадается, где ее искать.
  41
  
  — Хорошо, — сказала Джули, — давайте пройдем все с самого начала.
  
  Я уже оделся и расположился на постели Томаса, который снова занял свое место в кресле перед тремя мониторами. Мы с Джули сидели теперь рядом, как два отстающих ученика перед преподавателем, готовым принять у них переэкзаменовку.
  
  Джули сказала:
  
  — Итак, Томас обнаруживает в Сети данное изображение, уговаривает тебя отправиться по адресу на Манхэттене для проверки, и ты это делаешь, но небрежно, поскольку не заинтересован, хотя тебе все-таки удается побеседовать с соседкой.
  
  — Примерно так, — кивнул я.
  
  — А потом Томас, справедливо разочарованный проведенным тобой расследованием, сам звонит управляющему домом и узнает, что раньше в квартире жили две женщины, но уехали и жилье с тех пор пустует, хотя некто по фамилии Блокер продолжает вносить за него плату. Как я справляюсь с изложением известных нам фактов?
  
  — Превосходно! — улыбнулся Томас и бросил на меня выразительный взгляд. — Джули все схватывает на лету.
  
  — А через пару дней после твоей не слишком удачной миссии изображение на сайте «Уирл-360» подверглось изменению. И вот от этого у меня лично начинают закипать мозги, — призналась Джули.
  
  — У меня тоже, — заметил я. — Но только потому, что я не нахожу в этом никакого смысла. Женщине, с которой столкнулся в коридоре, я ничего про ту картинку не говорил. А ты, Томас, сообщил управляющему о том, что видел в окне через свой компьютер?
  
  — Нет.
  
  — Где же здесь связь?
  
  Джули наморщила лоб.
  
  — А ты сам никому не объяснил, зачем тебе понадобилось посетить тот дом? Не упоминал о нем в разговоре со своим приятелем-агентом?
  
  — Нет. Ему я и словом не обмолвился.
  
  — За тобой могли следить?
  
  Я лишь закатил глаза.
  
  — Скажешь тоже!
  
  Она скорчила гримасу.
  
  — Ладно, я перегнула палку. Но попытайся вспомнить все, что произошло, когда ты добрался до Очард-стрит.
  
  Я вздохнул:
  
  — После своей деловой встречи я взял такси и вышел уже на Очард-стрит, но только в нескольких кварталах севернее, чем было нужно. Двинулся по улице с распечаткой в руке, присматриваясь к фасадам, расположению окон, кирпичной кладке и прочим деталям, пока не убедился, что нашел нужное здание. В том окне был кондиционер, и все остальное совпадало тоже.
  
  — Как ты попал внутрь?
  
  — Какой-то парень выбежал из подъезда, а я проскочил в открывшуюся дверь. Поднялся по лестнице, постучал в дверь, никто на стук не отозвался. Вот, собственно, и все.
  
  — А что ты собирался сказать, если бы кто-нибудь открыл дверь? — спросила Джули.
  
  — У меня в голове сначала вертелось несколько вариантов, но я решил выложить все как есть. Мол, мы увидели некое изображение на «Уирл-360», и нам стало интересно, что это такое.
  
  Томас лишь неодобрительно покачал головой.
  
  — Значит, распечатку ты держал перед собой? — уточнила Джули.
  
  — Да, по-моему, так и держал.
  
  — А это значит, что ее видел парень, выбегавший из подъезда, соседка, да и вообще мог видеть кто угодно, кого ты встретил по дороге.
  
  — Нет… Я так не думаю… То есть я действительно достал распечатку, но потом спрятал в карман. Вот только не помню, когда именно.
  
  — Та дама могла видеть ее, — настаивала она, — как и любой другой человек, на которого ты не обратил бы внимания.
  
  — А в подъезде могла быть установлена видеокамера, — заметил Томас. — Об этом ты, конечно, тоже не подумал?
  
  Я окинул его недобрым взглядом.
  
  — Нет, представь, не подумал. Зачем мне было думать об этом?
  
  Хотя теперь я уже допускал такую возможность. Чуть успокоившись, я продолжил:
  
  — Ладно. Предположим, кто-то видел тот листок бумаги у меня в руке. Но как, скажите на милость, это связано с исчезновением изображения из окна?
  
  — Могу я высказать предположение? — произнесла Джули. — Выдвинуть гипотезу, не более того. Но для этого нам придется согласиться, что Томас все-таки заметил в том окне… нечто важное. Нечто, что кому-то…
  
  — И кому же, например? — не удержался я.
  
  — Не мешай мне! Я же пытаюсь сейчас исходить из того, что есть человек или люди, которым очень бы не хотелось, чтобы изображение оказалось вывешенным в Интернете. Узнав, что оно там присутствует, они приняли меры, чтобы удалить его. Представьте, сколько нежелательных для кого-то кадров теоретически могут делать машины «Уирл-360». Мужья, изменяющие женам, жены, встречающиеся с любовниками…
  
  — Да, но программа размывает лица, — заметил я.
  
  — Допустим. Но давайте предположим, что ты — некий человек, живущий, к примеру, в Хартфорде. И тебе приходит в голову посмотреть, есть ли на сайте «Уирл-360» твой дом. Ты его находишь, но рядом стоит автомобиль, в котором ты узнаешь «линкольн» своего партнера по гольфу, а он, насколько тебе известно, никогда у тебя не бывал. Зато ты помнишь, что твоя жена могла быть дома совсем одна в тот день, когда сделали этот кадр. Или поставь себя на место владельца этого гипотетического «линкольна», если он обнаруживает изображение до того, как оно попалось на глаза приятелю. Как бы ты поступил в таком случае?
  
  — Понимаю, к чему ты клонишь.
  
  — Это как с тем джипом, что ударил другую машину в Бостоне, а я это заметил, — сказал Томас, обращаясь к Джули. — Рэй тогда ничего не захотел предпринять.
  
  — Во Всемирной Сети сейчас много всякого дерьма, которое довело бы вас до обморока, знай вы о нем, — продолжила она. — Вероятно, размахивая своей распечаткой, ты навел кого-то на мысль об изображении головы в окне.
  
  — Что ж, не исключено, — вынужден был согласиться я. — Допустим, мой визит и манипуляции с изображением связаны. Но как, черт возьми, можно просто зайти на сайт и внести в него изменения?
  
  — Этим как раз и занимаются хакеры, — заметил Томас.
  
  — Верно, — сказала Джули, — без хакерства тут не обошлось.
  
  — И снова готов согласиться, — кивнул я.
  
  — Нам следовало бы позвонить в «Уирл-360» и спросить, не подвергался ли их сайт в последнее время атакам хакеров, — произнесла Джули. — Не пытался ли кто-нибудь преодолеть их «файеруолл», или как там еще называется компьютерная защита?
  
  — И с чего бы ты начала? — спросил я. — Кому бы позвонила?
  
  Она улыбнулась:
  
  — Ты, конечно, прекрасный рисовальщик, но, как вижу, становишься совершенно беспомощным, если хочешь получить ответы на свои вопросы. Я возьму это на себя.
  
  В том, что Джули владела методами сбора информации, я не сомневался. Но не был уверен, стоило ли нам этим заниматься. Не получится ли так, что излишнее любопытство привлечет к нам ненужное внимание и у Томаса опять возникнут неприятности? ФБР уже к нам наведывалось. Не хватало, чтобы у нас на пороге появились сотрудники службы безопасности «Уирл-360».
  
  Но я пока не стал высказывать своей озабоченности, поскольку у меня накопились более насущные вопросы.
  
  — Повтори-ка еще раз, Томас, что сказал тебе управляющий, когда ты звонил ему. Про женщин, которые там жили раньше.
  
  — Он сказал, что квартира стала пустовать с прошлого лета. Вряд ли женщины были сестрами и вообще родственницами. Они жили под разными фамилиями.
  
  — Как их звали?
  
  — Кортни и Ольсен.
  
  — Это их имена?
  
  — Мне так послышалось. Трудно было понимать управляющего из-за акцента. Об этом я тебе тоже говорил.
  
  — Ольсен не похоже на женское имя, — заметила Джули. — Он назвал тебе их фамилии?
  
  Томас повернулся к своему столу.
  
  — Я их даже записал, — ответил он. — Кортни Уолмерс и Ольсен Фитч.
  
  — Секундочку! — вмешался я. Вторая фамилия показалась мне смутно знакомой. — Ольсен Фитч?
  
  Разве мне недавно не попадалось нечто подобное?
  
  — Уступи мне, пожалуйста, ненадолго свое место, Томас.
  
  Я сел в его кресло, открыл нужный сайт и провел такой же поиск, какой проделал на отцовском ноутбуке, пытаясь обнаружить в Интернете любые истории, связанные с Очард-стрит в Нью-Йорке.
  
  — Подождите, так, так, — приговаривал я. — Вот! Я знал, что фамилия мне знакома. А теперь скажи мне, Томас, не мог управляющий назвать девушку не Ольсен, а Эллисон Фитч?
  
  — Наверное.
  
  — Перед вами сообщение о том, что полиция объявила в розыск некую Эллисон Фитч. Она жила на Очард-стрит, работала в каком-то баре и однажды перестала являться на работу. Но здесь только одна ссылка. Продолжения у этой истории нет.
  
  — Значит, почти наверняка она и есть тот человек в окне, — сказал Томас, который стоял так близко ко мне, словно ему не терпелось снова занять свое кресло. — Это ведь определенно женщина. Ее задушили, а от трупа избавились.
  
  Он так быстро выдвинул данную версию, словно постоянно смотрел криминальные сериалы по телевизору.
  
  — Сделаем так, Томас, — предложил я. — Ты возвращайся пока к своим делам, а мы с Джули обсудим ситуацию.
  
  — Пойдете дальше заниматься любовью? — простодушно спросил он.
  
  Я почувствовал, как у меня запылало лицо, а вот Джули реагировала на это совершенно хладнокровно.
  
  — Наверное, но немного позже, — сказала она. — Сначала мы посовещаемся. Секс от нас никуда не уйдет.
  
  Но брат уже весь ушел в привычную работу, перемещаясь по улицам города, который показался мне европейским. Почувствовав мое любопытство, он бросил через плечо:
  
  — Прага.
  
  Мы с Джули вышли в залепленный картами коридор.
  
  — Что ты думаешь по этому поводу? — спросил я.
  
  — Ничего не понимаю, — усмехнулась она.
  
  — Я тоже.
  
  Мы спустились в кухню. Джули принялась искать кофе, но обнаружила только банку растворимого.
  
  — Это все, что у вас есть?
  
  Увы, но так оно и было. Она наполнила чайник и произнесла:
  
  — Можешь считать меня сумасшедшей, но мне кажется, мы столкнулись с чем-то очень серьезным.
  
  — Вероятно.
  
  — Зачем кому-то понадобилось стирать изображение головы, если там ничего не произошло?
  
  — Важный вопрос.
  
  — И что ты теперь будешь делать?
  
  — Я?
  
  — Ты не собирался звонить в полицию Нью-Йорка, как просил Томас. Но это было раньше. А теперь не хочешь связаться с ними?
  
  — Ни одна из причин, которая мешала мне сделать это прежде, не устранена, — ответил я.
  
  — Неужели? А я посчитала, что уничтоженное изображение все меняет.
  
  Мне пришлось напомнить ей о ФБР.
  
  — Томас уже попал к ним на заметку, посылая свои электронные письма в ЦРУ и Биллу Клинтону. Предположим, мы позвоним в полицейское управление Нью-Йорка или даже копам из Промис-Фоллз. Они немедленно поднимут шум и снова привлекут к нам внимание ФБР. А когда ФБР поставит всех в известность о том, что вытворяет мой брат, затеяв кампанию по запоминанию планов городов якобы по поручению ЦРУ, как ты думаешь, нас кто-нибудь после этого будет воспринимать всерьез? Особенно если учесть, что изображения, которое он нашел на «Уирл-360», там больше нет.
  
  Джули вздохнула:
  
  — Да, ты прав… Но ведь у нас есть не только слова Томаса о том, что он видел. Осталась распечатка изображения, сделанная ранее с сайта. А теперь мы еще узнали о пропавшей женщине.
  
  — О которой нам ничего толком не известно. Может, она давно нашлась, — возразил я.
  
  — А вот это легко проверить. Рэй, я понимаю твое нежелание привлекать полицию из опасения, что нам никто не поверит. Но должна признаться, что есть в этом деле нечто, отчего у меня мороз пробегает по коже. Завтра же я позвоню в «Уирл-360», найду сотрудника, отвечающего за работу с изображениями, и прямо спрошу, не было ли случаев взлома их сайта. И если не было, то не вносили ли они изменений сами по каким-либо причинам.
  
  — И ты все еще считаешь, что мне нужно позвонить копам? — спросил я.
  
  — Да.
  
  Я поднял руки вверх, демонстрируя капитуляцию.
  
  — Хорошо, я позвоню полицейским. Каким лучше?
  
  — Нью-йоркским.
  
  — Но я даже не знаю, какой участок отвечает за тот район.
  
  Однако с помощью отцовского компьютера мы быстро определили, что это седьмой участок. И я ввел номер, указанный на сайте, в свой мобильный телефон.
  
  — Что ж, посмотрим… — Я бросил взгляд на Джули, дожидаясь соединения. — Вы слушаете? Алло! Мне необходимо поговорить… Наверное, мне нужно поговорить с одним из ваших детективов.
  
  — Это срочный звонок, сэр?
  
  — Нет. Хотя он, конечно, важный, но срочным я бы его не назвал.
  
  — Оставайтесь на линии.
  
  Через несколько секунд трубку снял мужчина с хрипотцой в голосе.
  
  — Симкинс слушает.
  
  — Здравствуйте, меня зовут Рэй Килбрайд. Я звоню вам из Промис-Фоллз.
  
  — Чем могу вам помочь, мистер Килбрайд?
  
  — Хочу сразу предупредить, что мои слова могут прозвучать несколько странно, однако я очень прошу вас выслушать меня. Мой брат, вероятно, стал свидетелем убийства. Или чего-то очень похожего.
  
  — Как зовут вашего брата?
  
  — Томас Килбрайд.
  
  — Тогда почему мне звоните вы, а не он сам?
  
  — Он считает, что так будет лучше.
  
  — По какой причине?
  
  — Это не так уж важно, и дело в том, что он не был единственным свидетелем.
  
  — Кто же был им еще? Вы сами, мистер Килбрайд?
  
  — В некотором роде да. Свидетелей может оказаться гораздо больше. Это преступление попало на запись, она выложена в Интернете. По крайней мере была выложена недавно.
  
  Мой собеседник помолчал, а потом продолжил:
  
  — Понятно. И кого же убили, мистер Килбрайд?
  
  — Если честно, то я даже не до конца уверен, что кого-то вообще убили, но выглядит все так, словно в окне происходит убийство. Это могла быть женщина, ее звали Эллисон Фитч.
  
  — Вы случайно увидели запись на «Ютьюбе», сэр? — В голосе детектива прозвучали нотки скептицизма.
  
  — Нет, на сайте «Уирл-360», и вы можете…
  
  — Я знаю этот сайт. И вы утверждаете, что, по мнению вашего брата, он видел на нем убийство?
  
  — Да. Понимаете, сначала я подумал, что он это всего лишь вообразил, но…
  
  — Почему вы подумали, что он мог вообразить нечто подобное?
  
  — Поскольку мой брат страдает психическим расстройством…
  
  Щелк.
  
  Я посмотрел на Джули.
  
  — Не надо мне ничего говорить, — произнесла она. — На его месте я бы тоже положила трубку. Изложить обстоятельства хуже, чем удалось тебе, просто невозможно.
  
  — Я сразу сказал, что это плохая мысль.
  
  Джули подняла руки вверх.
  
  — Хорошо. Согласна, что ты был прав, а я ошибалась. Если ты не хочешь вмешиваться в это дело сам и впутывать в него Томаса, наверное, так будет лучше. Лично вас оно никак не затрагивает. И если даже тебя кто-то видел с той распечаткой, он понятия не имеет, кто ты такой.
  
  — Верно. Я никому не называл своего имени.
  
  — Значит, все хорошо, — заметила Джули. — И тревожиться тебе не о чем.
  42
  
  — Позволите взглянуть на снимок еще раз? — спросила продавщица из магазина для художников в Нижнем Манхэттене.
  
  Льюис Блокер протянул ей распечатку фото, сделанного с видеозаписи камеры, установленной у двери квартиры Фитч. Лучший вариант портрета мужчины, который стучал в дверь, держа в руке копию изображения с сайта «Уирл-360». Камера была широкоугольной, лицо на снимке вышло несколько вытянутым в ширину, но Льюис был уверен, что и этого достаточно для опознания.
  
  Женщина у кассы посмотрела на фото, сказала, что не знает этого человека, но потом решила присмотреться внимательнее.
  
  — Так в чем этого парня обвиняют, вы говорите?
  
  — Подделка кредитных карт, — ответил Льюис. — Использование чужих личных данных.
  
  — О да, — закивала она. — Сейчас это стало настоящим бедствием.
  
  По прикидкам Льюиса, женщине было около тридцати. Иссиня-черные волосы, мертвенно-бледная кожа, как у Мортиши Адамс,[63] ярко-красная помада с рубиновым отливом. Серьгами и гво?здиками для пирсинга у нее были покрыты все уши, колечко пронизывало ноздрю, и еще одно красовалось под нижней губой. Льюису оставалось лишь догадываться, сколько еще металла она носила на своем теле под одеждой и в каких местах.
  
  Женщина держала листок в руке, склонив голову набок.
  
  — Лицо у него какое-то распухшее.
  
  — Это искажение при съемке, — объяснил Льюис.
  
  — Мне показалось, что я его узнаю, но теперь не уверена.
  
  — Если хотите, я расскажу, за что разыскивается этот тип, — сказал Льюис в надежде, что после того, как в красках опишет, на какого мерзавца охотится, женщина станет более склонна помочь ему.
  
  При этом он ухитрился даже не представиться сотрудником полиции, а просто сверкнул под носом у продавщицы своим раскрытым бумажником.
  
  — Он добывает подлинные номера кредитных карт реально существующих людей, потом изготавливает поддельные карты, на них переносит данные, за пару дней спускает все деньги, а от карточек сразу избавляется. И как правило, успевает сделать это до того, как в банке замечают перерасход средств и ставят в известность владельцев.
  
  Она удивленно покачала головой:
  
  — Ловко. — В ее голосе можно было уловить восхищение, словно женщина и сама была бы не прочь поживиться за чужой счет, знай она только, как это сделать. — А я-то думала, что с тех пор, как начали использовать карточки с микрочипами, подделывать их стало невозможно.
  
  — Увы, но это не так, — вздохнул Льюис. — Новые технологии немного осложняют мошенникам жизнь, а вскоре они опять находят способы обойти препятствия.
  
  Он сообщил кассирше, когда примерно мужчина побывал в их магазине. Это могло случиться утром два-три дня назад.
  
  — Я тогда работала, но этого человека не помню, — заявила она.
  
  Потом оглядела торговый зал и заметила высокого смуглого мужчину, переставлявшего на полке коробки с кистями.
  
  — Тарек! Есть секунда? — позвала она.
  
  Тарек подошел и встал напротив кассы рядом с Льюисом.
  
  — Здесь у нас коп, он разыскивает парня вот с этой фотографии, — сказала она. — Я его не узнаю, но он, похоже, заходил к нам пару дней назад.
  
  — А что он натворил? — поинтересовался тот, рассматривая распечатку.
  
  Льюису пришлось повторить свою историю.
  
  — Но с нами, например, всегда расплачиваются честно, — произнес Тарек. — И если с карточкой мошенничают, компания всегда возмещает владельцу убытки.
  
  — Да, это так, — кивнул Льюис. — Но ведь вы сами все равно должны быть заинтересованы, чтобы мы схватили этого типа.
  
  — Нам бы он ничем не смог повредить.
  
  — Почему?
  
  — Я его помню. Он расплачивался наличными.
  
  — Наличными? — удивился Льюис. Кто, черт возьми, платит в наши дни наличными?
  
  — Он купил насадки для баллончиков и, по-моему, какие-то карандаши и маркеры.
  
  — Вы знаете, кто он такой? Бывал у вас прежде?
  
  — Кто он, я не знаю, но к нам он раньше заходил. Впрочем, это он сам так сказал. Говорит, мол, каждый раз, когда бываю в городе, непременно к вам заглядываю.
  
  — Значит, он не из Нью-Йорка?
  
  — Похоже на то.
  
  — А он не сказал откуда?
  
  Тарек покачал головой:
  
  — Нет, но я спросил, есть ли его электронный адрес в нашем списке рассылки, и он ответил, что есть.
  
  — Могу я взглянуть на список?
  
  — Боюсь, наш менеджер вам так просто этого не позволит. К тому же там многие сотни, если не тысячи имен и адресов.
  
  — Зачем он покупал насадки для баллончиков? Для чего они используются?
  
  Тарек задумался. Покрытая кольцами кассирша выжидающе смотрела на него.
  
  — Он назвался художником-иллюстратором. Но, как вы, вероятно, догадываетесь, таких всего миллион в одном только Нью-Йорке. Правда, этот сообщил, что будет выполнять заказы одного газетного сайта в Сети.
  
  — Какого именно, не уточнил?
  
  — Нет, но сайт новый. Не могу сказать наверняка, но это что-то политическое, вроде «ХаффПо».
  
  — Вроде чего?
  
  Льюис, конечно, свободно ориентировался в Интернете, но все еще предпочитал читать обычные газеты, а не пролистывать их сайты.
  
  Тарек пожал плечами:
  
  — Как вам его описать? Там еще есть такая дама, которая говорит с акцентом. Ее иногда приглашают в шоу Билла Махера.
  
  Льюис ненавидел и само шоу, и его ведущего — левака пустоголового.
  
  — Но он говорил не об этом сайте? О каком-то другом?
  
  Тарек вздохнул:
  
  — Это все, что мне известно. Удачи вам.
  
  Льюис занял столик в кафе за углом, заказал ломтик холодной говядины на ржаном хлебе с укропом и чашку кофе. Потом позвонил Говарду Таллиману.
  
  — Вам знаком сайт «ХаффПо»? — спросил он.
  
  — Разумеется, — ответил Говард. — А что?
  
  — А слышали о новом сайте, который скоро появится и будет похож на него?
  
  — Могу навести справки. Так в чем все-таки дело?
  
  — Наведите справки и как можно скорее перезвоните мне.
  
  Льюис еще не успел допить кофе, как его сотовый телефон ожил.
  
  — Кэтлин Форд затевает такой проект, — сообщил Говард.
  
  — Вы так говорите, словно я обязан знать, кто она.
  
  — Ее все знают.
  
  — Ладно. Просто есть вероятность, что нужный нам человек будет работать на нее.
  
  — Ты выяснил фамилию?
  
  — Пока нет, но выясню. У вас есть координаты этой женщины? Я имею в виду Кэтлин Форд.
  
  Льюис достал блокнот и ручку и записал несколько телефонных номеров, продиктованных Говардом.
  
  — А сами-то с ней знакомы?
  
  — Да, мы знаем друг друга, — ответил Говард. — Но на мое имя лучше не ссылаться. Она относит меня к классу рептилий.
  
  Когда Льюис отключил телефон, ему пришла в голову мысль, что эта Кэтлин Форд, похоже, неплохо разбирается в людях. Однако он не питал иллюзий, что к нему она отнеслась бы иначе.
  43
  
  Ей очень хотелось позвонить матери! Просто до боли хотелось!
  
  Прошло уже девять месяцев, и Эллисон Фитч не верилось, что она смогла продержаться так долго. Неоднократно бралась она за телефон — не свой, разумеется; свой она выбросила через несколько минут после побега из квартиры — и начинала набирать номер. Однажды нашла сотовый, забытый кем-то на раковине дамской комнаты ресторана «Люббок», куда ненадолго устроилась на работу, и набрала все цифры номера матери, кроме последней, но передумала и положила телефон на прежнее место. Эллисон прекрасно понимала, что линию матери могут прослушивать, а за домом следить. Мобильного телефона у матери не было, но даже если бы и был, Эллисон догадывалась, что в него тоже легко могли установить «жучок». Она же видела, как это делается, в сериале про наркоторговцев из Балтимора.
  
  Конечно, Эллисон не могла знать наверняка, прослушиваются ли телефонные переговоры матери. Но предположим, что их прослушивали. Неужели это все еще продолжается и сейчас, спустя столько месяцев? Ведь рано или поздно им придется бросить это дело, не так ли?
  
  Эллисон сознавала, какие мучения доставляет сейчас матери. Она ставила ее в подобное положение и раньше, причем неоднократно. В девятнадцать лет буквально за несколько часов до посадки в самолет Эллисон информировала маму, что улетает на целый месяц в Уругвай со своим парнем. Да, с тем самым клавишником из рок-группы. И лишь на десятый день выяснила, что попала на самом деле в Парагвай.
  
  Когда ей исполнился двадцать один, ее дядя по отцовской линии, Берт, подарил ей машину. Всего лишь ржавый от старости «крайслер-неон» (но кто бы жаловался!). И это немедленно подвигло ее отправиться в Малибу, до которого было две тысячи двести миль. Она быстро собрала в сумку кое-какую одежонку и двинулась в путь. Дней через пять Эллисон пришло в голову навестить свою кузину Поршию, которая жила в Альбукерке, как раз по дороге. И она свалилась родственнице как снег на голову. Но как только Поршия увидела ее на пороге, она всплеснула руками и запричитала:
  
  — О Боже, Эллисон! Немедленно позвони матери. Она вся извелась и считает, что тебя уже нет в живых!
  
  И все же исчезнуть на девять месяцев даже по меркам такого безответственного человека, как Эллисон Фитч, было перебором.
  
  А главное, она не находила способа дать маме знать, что на сей раз все обстоит иначе. Не существовало безопасного средства связи, с помощью которого Эллисон могла бы объяснить: она не посылает весточек о себе не потому, что легкомысленная и эгоистичная стерва, просто у нее есть все основания опасаться за свою жизнь.
  
  Она рассудила так. Будет лучше, если мама пройдет через весь этот ад, но однажды снова увидит дочь живой и невредимой, чем позвонить ей сейчас, облегчить страдания, а потом угодить в морг. В какой-то степени, думала Эллисон, это даже хорошо, что она приучила маму считать себя бездумной идиоткой. Сейчас она не так сильно переживает за дочь. Будь Эллисон образцовой дочерью, родители которой каждую минуту точно знали, где она и с кем, ее исчезновение стало бы причиной для невыносимых мук неизвестности.
  
  То есть Эллисон хотелось верить в это, но в глубине души она знала правду. Ее мать сходит с ума от тоски.
  
  Иногда во время своих скитаний ей удавалось одолжить чужой компьютер, чтобы провести поиск в Сети информации о себе и своем исчезновении. Ей попалась только одна заметка, появившаяся сразу после бегства, а потом — ничего. Не слишком-то приятно узнать, как мало ты на самом деле значишь. Можешь пропасть, и никто не удосужится даже поместить твое фото на пакеты с молоком, как делают в случае исчезновения детей. Да, вероятно, для этого она уже была старовата.
  
  Но естественно, ей попались на глаза истории о смерти Бриджит Янгер. В статьях почти не приводилось подробностей, но и то, что публиковалось, было совершеннейшим и наглым враньем. «Скоропостижно скончалась». Да, с этим не поспоришь. А вот все остальное… И если бы Эллисон не была твердо убеждена, что убежать и спрятаться — самое разумное в ее положении, она бы поняла это, прочитав материалы о смерти Бриджит. Если облеченные властью люди могли безнаказанно убить даже такую женщину, им сошло бы с рук любое преступление.
  
  В общем, о явке в полицию она даже не помышляла. Ей пришлось бы признаться в шантаже, к которому пыталась прибегнуть, но это едва ли стало бы для нее главной опасностью. Эллисон догадывалась: расскажи она полицейским обо всем, что знает, и ей не жить. И потому она теперь находилась в постоянном движении. Начиная с того момента, когда чудом спаслась бегством из собственной квартиры.
  
  С той секунды, когда Эллисон Фитч поняла, что произошло в спальне, что убийцу подослали для расправы с ней, но по ошибке погубили Бриджит Янгер, она начала свой долгий побег. Вылетела на Очард-стрит так стремительно, как выскакивают из домов люди при взрыве газа или пожаре. Потом бросилась в южном направлении без особой причины, за исключением лишь той, что с севера тротуар блокировала группа пожилых экскурсантов, столпившихся, чтобы изучить единственный на всех экземпляр путеводителя. На первом же углу Эллисон свернула на запад, затем на север и опять на запад. Бежала что было сил, меняя направление на каждом перекрестке с единственной целью — сбить со следа страшную женщину, убившую Бриджит.
  
  Вскоре она резко свернула и оказалась в кофейне, даже понятия не имея, на какой улице находится. Проходя мимо стойки, Эллисон крикнула:
  
  — Латте, средний, пожалуйста!
  
  Это для того, чтобы никто не придрался за пользование туалетом. А потом стала лихорадочно соображать, где находится, и машинально спустилась по каменным ступеням в подвал. Нашла туалет. Дернула за ручку. Заперто.
  
  — Минуточку! — откликнулся кто-то изнутри.
  
  И Эллисон топталась у лестницы, поминутно глядя вверх и ожидая увидеть, как к ней спускается убийца.
  
  Наконец из туалета вышел мужчина. Она скользнула в тесную кабинку, где помещались лишь унитаз и крошечная раковина, опустила крышку и села. Все еще пытаясь отдышаться, достала свой мобильный телефон и задумалась, кому может позвонить.
  
  Когда твой блестящий план шантажировать жену генерального прокурора летит к чертям собачьим, а очень могущественные люди подсылают к тебе наемного убийцу, кому следует звонить в таких случаях? Интересный вопрос. Но тут, бросив взгляд на свой телефон, Эллисон вдруг поняла, что через него ее могут легко отследить. Отключив трубку, она подняла крышку унитаза, бросила телефон и спустила воду.
  
  Идти в полицию рискованно. И можно было не сомневаться, что за квартирой матери уже следят. Эллисон даже не могла обратиться к друзьям, потому что испортила отношения со всеми, как с Кортни, — брала деньги взаймы и не возвращала долг. А еще присваивала чаевые, оставленные другим официанткам. Спала с парнями подруг.
  
  Похоже, не осталось ни одного моста, который она не успела бы спалить. «До чего же ты тупая и нелепая сучка!» — подумала она о себе. У нее в кошельке осталась пара сотен долларов. Хватит на автобусный билет, чтобы выбраться из Нью-Йорка. А как только она покинет город и почувствует себя в относительной безопасности, можно будет обдумать свой следующий шаг.
  
  Кто-то постучал кулаком в дверь туалета. У Эллисон чуть сердце не оборвалось.
  
  — Эй, вы что, там пиццу едите, или как?
  * * *
  
  Сначала она обосновалась в Питсбурге, если только можно назвать словом «обосноваться» остановку на ночь. Денег на билет ей хватило до Филадельфии, откуда пришлось двигаться дальше автостопом. Эллисон рассудила, что лучше направиться на запад, но так, чтобы маршрут не пролегал слишком близко к Дейтону. Первую бездомную ночь провела на скамье в Гаррисбергском парке, а утром зашла в туалет ближайшего «Макдоналдса», чтобы привести себя в порядок с помощью того немногого, что лежало в сумочке: расчески, губной помады, теней и туши для ресниц. Несомненно, ей необходимо было найти работу. Но начать следовало хотя бы с душа.
  
  В Питсбурге Эллисон поняла, что без ночлежки для обездоленных не обойтись. Там ее покормили и позволили помыться в душе. Причем свою сумочку она взяла с собой и повесила поближе, чтобы не украли, лишь чуть в стороне от брызг воды.
  
  Кредитные карты были бесполезны. Во-первых, по большинству из них она уже и так перебрала денег, а во-вторых, стоит ей воспользоваться картой, как они тут же нападут на след. А потому Эллисон согнула их пополам, сломала и выбросила в мусорный бак.
  
  Одним из условий пребывания в ночлежке была посильная помощь немногочисленному персоналу. Она попросилась на кухню, где работа оказалась ближе всего к ее когда-то привычным обязанностям. Эллисон прожила там почти неделю, пока однажды в ночлежку не явились городские полицейские и начали задавать вопросы. Не о ней. Копы искали свидетелей нападения на бездомного мужчину три ночи назад и его зверского избиения до смерти. Но Эллисон пришлось столкнуться с представителями закона лицом к лицу, а она опасалась, что ее фото как пропавшей без вести может находиться в базе данных компьютеров и, опознав ее, они вернутся.
  
  Настало время еще больше увеличить дистанцию от Нью-Йорка. Вначале она по-прежнему хотела перемещаться на запад, но там теперь у нее на пути лежал Цинциннати, находившийся неподалеку от Дейтона. А если один из знакомых самой Эллисон или приятелей матери опознает ее? Рисковать не хотелось, и она стала держаться южнее. Вместе с несколькими попутками судьба занесла ее в Шарлоттсвилл — очаровательный университетский городок. Но вращаться в академических кругах ей, увы, не довелось. Зато удалось устроиться опять-таки на кухню в небольшом придорожном ресторане, где в витрине Эллисон увидела объявление: «Требуется…»
  
  К этому времени она растратила все свои деньги до последнего цента, а заработок подсобницы в ресторане не позволял снимать даже самое скромное жилье. Тогда владелец заведения, Лестер, разрешил ей ночевать в кабине своего пикапа, где переднее сиденье имело вид дивана, и пользоваться ресторанной уборной, чтобы приводить себя в порядок и даже мыться.
  
  Эллисон продержалась пять недель, прежде чем ей пришлось сниматься с места. Лестер стал настойчиво требовать определенных услуг в обмен на предоставленные жилищные условия. Эллисон, как могла, объясняла, что ей это не нужно, но он все понял лишь после того, как получил сырым яйцом между ног.
  
  Значит, снова в дорогу.
  
  Все тем же автостопом она добралась до Роли. Потом попала в Атенс. Пару недель маялась с голодухи в Чарлстоне. И подалась еще дальше на юг, в Джексонвилл. Это был разумный план — встретить наступавшую зиму во Флориде. У Эллисон ведь не было ни плаща, ни другой теплой одежды, как и денег, чтобы обзавестись ею.
  
  Все больше и больше отчаиваясь, она научилась подавлять естественное отвращение и «натурой» благодарить мужчин, соглашавшихся подвезти ее, при условии, что они готовы были заплатить ей за утехи немного денег. Что ж, жизнь заставит — пойдешь и не на такое.
  
  В Тампе ей удалось найти постоянную работу. Эллисон стала горничной мотеля «В тени кокоса» — невзрачного заведения, где комнаты снимали всего лишь на час-другой. Но там не потребовалось ни рекомендаций, ни удостоверения личности, ни предыдущего опыта подобной работы. Она представилась вымышленным именем и превратилась в Адель Фармер. Причем управляющий мотеля — сорока лет, выходец с Кубы Октавио Фамоса — выделил ей для ночлега не сиденье автомобиля, а раскладушку в одном из подсобных помещений.
  
  Эллисон ожидала, что в ответ он потребует того же, что и большинство мужчин, с которыми ее в последнее время сводила судьба, но ошибалась. Октавио оказался порядочным и многое пережившим человеком. Его жена Самира не так давно скончалась от болезни печени. Ему приходилось самому растить семилетнюю дочь, которую он никогда не брал с собой на работу, потому что считал это место неподходящим для ребенка. В самом деле, люди приезжали в мотель исключительно с единственной целью — заняться быстрым сексом. А потому, пока Октавио дежурил, девочка оставалась на попечении его сестры.
  
  — У каждого человека есть насущные нужды, — сказал он Эллисон. — Тебе, как я догадался, сейчас необходимо безопасное пристанище. Поверь, мне доводилось бывать в твоей шкуре.
  
  Часто Октавио делился с ней своим обедом. А когда им выпадала ночная смена, мог порой достать из кассы десятидолларовую бумажку и отправить Эллисон в соседний «Бургер кинг», чтобы она принесла еды. Понятно, что им приходилось много общаться между собой. Родители Октавио все еще оставались на Кубе, и он жил мечтой найти способ как-то переправить их во Флориду.
  
  — Оба уже очень старые, — объяснил он, — и мне больше всего хочется, чтобы перед смертью они успели повидать свою внучку. А что с твоей семьей?
  
  — У меня только мама, — ответила Эллисон. — Отец давно умер, а братьев или сестер нет.
  
  — И где же твоя мама?
  
  — В Сиэтле, — солгала она. — Я уже давно с ней не общалась.
  
  — Наверняка она очень скучает по тебе.
  
  — Вероятно, — пожала плечами Эллисон. — Но сейчас я никак не могу этого исправить.
  
  — Ты напоминаешь мне мою дочку, — вдруг заявил он.
  
  — Чем же? Ведь твоя дочь еще совсем малышка.
  
  — Вы обе нуждаетесь в своих матерях. И потому вам очень грустно.
  
  Все пережитое за то время, которое прошло с момента бегства из квартиры в Нью-Йорке и до периода относительно спокойной жизни в Тампе, дало Эллисон почву для того, чтобы впервые попытаться разобраться в собственной душе. И она пришла к печальному заключению, что едва ли может считать себя достойной личностью. Еще обитая в родительском доме, Эллисон привыкла жить за чужой счет, ничего не давая взамен. Всегда думала в первую очередь только о себе. О своих желаниях и потребностях. Как же надо опуститься, задавалась теперь вопросом она, чтобы постоянно лгать матери, вытягивая из нее подачки? Какой надо быть бездушной стервой, чтобы спускать на дорогом курорте деньги, которые задолжала соседке по квартире? Какая редкостная мерзавка использует любовную связь для вымогательства и откровенного шантажа?
  
  Она плохой человек.
  
  Она очень плохой человек.
  
  Наверное, иначе с такой, как она, и случиться не могло. Эллисон сама навлекла на себя нынешние беды. Ей не пришлось бы месяцами скрываться, а теперь менять грязное белье в номерах дешевого мотеля в Тампе, делясь последним гамбургером с Октавио, если бы не ее закоренелый эгоизм и привычка жить собственными интересами. Ну и сволочная же ей досталась карма!
  
  Однажды ночью, беседуя с Октавио, она спросила:
  
  — Ты веришь, что за свой плохой поступок будешь обязательно наказан?
  
  — В этом мире?
  
  — Да.
  
  Он мрачно покачал головой:
  
  — Иногда. Но чаще — нет. Мне доводилось знавать людей, которые всей своей жизнью заслуживали наказания, но расплачиваться им так ни за что и не пришлось. Остается надеяться, что им воздастся по полной программе в аду.
  
  — Но если ты расплатился за свои грехи при жизни, то искупление состоялось?
  
  — А почему об этом спрашиваешь ты? — удивился Октавио. — Я не считаю тебя дурным человеком. По-моему, ты — хороший человек.
  
  Эллисон разревелась. Впервые за много лет. И плакала долго, до полного изнеможения. Октавио отвел ее в подсобку и уложил в постель, а потом сидел рядом и поглаживал по плечу, пока она не заснула. Ему очень хотелось помочь ей. Он искренне верил, что мать простит Адель Фармер любые ее прошлые проступки.
  
  Когда Октавио убедился, что Эллисон крепко спит, он достал из-под матраца ее сумочку. В ней обнаружил удостоверение, которое свидетельствовало, что звали ее не Адель Фармер, а Эллисон Фитч.
  
  И мать ее жила вовсе не в Сиэтле. В сумочке нашлось уже сильно помятое письмо, отправленное матерью Эллисон более года назад, в нем она писала, как сильно любит дочь, как от души надеется, что та найдет свое счастье в Нью-Йорке, но дом в Дейтоне всегда открыт для нее, если нужно будет вернуться.
  
  Дейтон?
  
  Октавио увидел на тыльной стороне конверта обратный адрес, переписал его, а затем положил письмо и удостоверение обратно в сумочку, сунув под матрац. Включив компьютер, он нашел номер телефона квартиры Дорис Фитч. Звонить вроде бы было уже поздно — перевалило за полночь, — но Октавио рассудил, что женщине, потерявшей следы своей единственной дочери, будет все равно, в котором часу ей позвонят.
  
  Когда Дорис Фитч сняла трубку, говорить ему пришлось шепотом, но зато она просто зашлась от радости.
  
  — Боже мой! — воскликнула Дорис. — Она жива. Слава Всевышнему, она жива! Поверить не могу. С ней все в порядке? Она здорова? Дайте ей трубку! Позовите ее к телефону. Я хочу услышать ее голос.
  
  Но Октавио поделился с ней опасением, что как только Эллисон узнает, что он разговаривал с ее матерью, она может снова пуститься в бега, и потому будет лучше, если Дорис прилетит из Огайо сама и устроит для дочери сюрприз.
  
  Как ни была Дорис Фитч обрадована полученными известиями, природные ум и осторожность ей все же не изменили. Если Октавио не в состоянии позвать Эллисон к телефону, не мог бы он все же представить хоть какие-то доказательства, что у него в мотеле работает именно ее дочь?
  
  И тогда Октавио нашел способ убедить ее в этом:
  
  — Она говорила мне, что когда была маленькой девочкой, вы на пальцах разыгрывали для нее настоящие кукольные спектакли, показывали чуть ли не всего «Волшебника страны Оз», чем приводили ее в полный восторг.
  
  Дорис чуть не умерла от счастья.
  
  — Я вылетаю к вам завтра прямо с утра, — произнесла она. — Назовите ваш адрес.
  
  Октавио продиктовал адрес мотеля.
  
  — Когда выйдете из аэропорта, просто дайте любому таксисту это название. Его тут все знают.
  
  Повесив трубку, Октавио был очень доволен собой. Он сделал доброе дело.
  
  А Адель-Эллисон ожидал потрясающий сюрприз.
  44
  
  В два часа пополудни в понедельник у меня была назначена встреча с Дарлой Курц — директором «Глейс-Хауса», где предоставлялись квартиры для людей с психическими отклонениями. Уезжая из дома, я оставил там Джули, которая практически все утро провела на телефоне, безуспешно пытаясь найти в фирме «Уирл-360» нужного человека, с кем можно было бы обсудить наш вопрос.
  
  «Глейс-Хаус» оказался приятной на вид викторианской постройкой бледно-зеленого цвета в старой части Промис-Фоллз с прямо-таки пряничными украшениями и террасой, обрамлявшей дом с двух сторон. Построенный в 1920-х годах, он стоял на пересечении двух улиц, и просторный двор перед ним окаймляла высокая живая изгородь. Машину я оставил у тротуара и, войдя во двор, сразу встретил очень худого мужчину с редкой, как паутина, шевелюрой, в джинсах и футболке, который накладывал свежий слой белой краски на перила ступеней террасы со стороны фасада.
  
  — Привет, — сказал он мне.
  
  — Здравствуйте, — откликнулся я.
  
  — Не бывает такой вещи, как чрезмерная осторожность, — заявил мужчина.
  
  — Что, простите?
  
  — Никакая мера предосторожности не может быть излишней.
  
  — Это вы о чем?
  
  — Просто так все говорят. — Он улыбнулся, заговорщицки мне подмигнул и вернулся к работе.
  
  Я нажал кнопку звонка, и мне открыла дверь низкорослая женщина лет пятидесяти.
  
  — Добрый день, — произнесла она.
  
  — Мисс Курц? — спросил я.
  
  Она кивнула.
  
  — Меня зовут Рэй Килбрайд. Мы с вами разговаривали о моем брате Томасе, помните? Вам должна была звонить по этому поводу доктор Лора Григорин.
  
  — Конечно. — Она снова кивнула, глядя на меня поверх очков для чтения.
  
  Будь она мужчиной, я бы сказал, что у нее стрижка «под ежика», но это едва ли было применимо по отношению к даме. Мисс Курц пригласила меня в свой кабинет, куда вела дверь прямо из вестибюля. Много лет назад этот дом был, вероятно, особняком, принадлежавшим обеспеченной семье, но теперь даже беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы заметить, что его давно переделали под многоквартирное жилье. На ступенях, ведущих на второй этаж, сидела полная женщина в плотном зимнем пальто. Поскольку сейчас было одинаково тепло и внутри, и снаружи, я не мог понять, зачем ей понадобилась такая одежда. Но она лишь окинула меня невидящим взглядом, когда я входил в кабинет.
  
  — Прежде всего позвольте поблагодарить, что согласились меня принять, — сказал я, заметив на стене кабинета оправленные в рамки свидетельство о прохождении курса психологии и аттестат социального работника. — О «Глейс-Хаусе» я пока слышал самые положительные отзывы.
  
  — Что ж, стараемся, как можем, — с улыбкой ответила она.
  
  В свою очередь, я посчитал своим долгом рассказать ей немного о Томасе.
  
  — Мне кажется, вы бы отнесли его к типу вполне дееспособных людей. Но все-таки жить самостоятельно он не может, и именно это вызывает тревогу. Мы недавно потеряли отца, раньше он брал заботу о Томасе на себя. Готовил еду, занимался стиркой, уборкой дома и ничего не требовал от него, что, как я теперь понимаю, лишь усилило зависимость брата от посторонней помощи. Однако если поместить его в определенные условия, он на многое способен. Отцу было просто удобнее все делать за него. Впрочем, даже если приучить Томаса заботиться о себе, готовить пищу и так далее, ему все равно нельзя поручить содержать собственный дом. Оплата счетов, налога на недвижимость — для него сложно, и я не уверен, что брат этому научится. Ну и, конечно, за ним водятся странности.
  
  — Уверена, что он прекрасно впишется в наш коллектив. Вы познакомились с Зигги?
  
  — С Зигги?
  
  — Он красит дом снаружи.
  
  — Ах да. Он сказал мне что-то о недостатке осторожности.
  
  — Это потому что один из нас может оказаться инопланетянином. Хорошо замаскированным.
  
  — Ясно, — протянул я. — В таком случае он дал мне прекрасный совет. Я не в курсе, сказала вам Лора об этом или нет, но мой брат очень привязан к своему компьютеру.
  
  — По-моему, она упоминала об этом.
  
  — Томас постоянно сидит на сайте, который позволяет изучать улицы разных городов мира. Это может стать для него проблемой, если он переселится сюда?
  
  Она покачала головой:
  
  — Ни в коей мере. Компьютеры есть у многих наших постояльцев. Они помогают им не только поддерживать связь с внешним миром, но и развлекаться. Хотя не всегда их развлечения мне по вкусу.
  
  — В последнее время Томас посылал электронные письма, которые обернулись неприятностями, — признался я и посвятил ее в детали.
  
  — Что ж, — отозвалась она, — такое случается. Но если кто-нибудь провинится подобным образом у нас, мы на время лишим его возможности пользования Интернетом. А в случае повторного нарушения снимем линию совсем. Но как правило, первого предупреждения оказывается достаточно.
  
  Потом она устроила для меня экскурсию по дому. Содержался он в чистоте и порядке. В кухне один из жильцов складывал тарелки в посудомоечную машину, а второй сидел за столом и уплетал бутерброд с холодцом. На втором этаже обнаружились две пустующие комнаты. Окна одной из них выходили на фасад дома, а другой — на задний двор.
  
  — Вид из окна не имеет для Томаса особого значения, — заметил я. — Так что вам, может, стоит приберечь ту, что получше, для другого жильца.
  
  Каждая из комнат была размерами примерно двенадцать на двенадцать футов. Из мебели — кровать, пара кресел и стол. На каждом этаже находились две ванные.
  
  — Вы, наверное, захотите сначала привезти его сюда, чтобы он все увидел сам? — предположила она.
  
  — Непременно, — ответил я, ощутив волнение.
  
  К нам приближалась еще одна женщина в кардигане, казавшемся на пару размеров больше, чем нужно, простой крестьянской юбке и паре ярких до неонового свечения красных пластиковых сабо. Ее длинные волосы спутались, но вид при этом она имела достаточно суровый. Остановившись перед нами, она обратилась ко мне:
  
  — Рэй Килбрайд — это вы?
  
  — Да, — робко ответил я.
  
  Она протянула мне руку.
  
  — А я — Дарла Курц.
  
  Я медленно взял ее руку и пожал, все это время не сводя глаз со своей недавней собеседницы. Но она лишь ответила мне невинной улыбкой. Настоящая Дарла Курц сказала:
  
  — Прошу меня извинить. Задержалась на заседании городского совета. — А потом обратилась к моему «экскурсоводу»: — А ты, Барбара, снова хулиганишь, как я погляжу.
  
  — Виновата, мисс Курц.
  
  — Ладно, с тобой я разберусь позже.
  
  — Хорошо, — кивнула Барбара и повернулась ко мне. — Надеюсь, ваш Томас переедет сюда и останется. Мне он кажется очень интересным мужчиной.
  
  Уехать оттуда мне удалось через час. Подлинная Дарла Курц оказалась столь же приветливой, как и притворщица, однако задала мне больше практических вопросов. Она тоже посоветовала мне привезти к ней Томаса для предварительного знакомства.
  
  Я как раз садился в машину, когда зазвонил мой сотовый телефон.
  
  — Ты не представляешь! — услышал я голос Джули.
  
  — Что случилось?
  
  — Я разговаривала с людьми из «Уирл-360». Там сейчас все в жуткой панике.
  
  Захлопнув дверцу, я свободной рукой стал натягивать ремень безопасности.
  
  — Так их атаковали хакеры?
  
  — Нет. Все значительно хуже. Один из их ведущих сотрудников был убит.
  
  — Что? Когда?
  
  — Вчера. Причем убили и его, и жену.
  
  — О ком конкретно идет речь?
  
  — Подожди секунду, у меня все в записях… Так вот, его звали Кайл Биллингз, а жену — Рошель. Они жили в Оук-парке, в Чикаго, где, кстати, располагается штаб-квартира компании. Сестра жены пыталась до нее дозвониться вчера вечером, но никто не подходил к телефону — ни она, ни муж, хотя обе машины стояли на месте. Тогда она вызвала полицию, и копы нашли их в подвале. Уже мертвыми.
  
  — Господи!
  
  — Да, все очень серьезно. И догадайся, за что отвечал в «Уирл» Кайл Биллингз?
  
  — Не томи!
  
  — Именно он написал программу, которая размывала на их картинке лица людей, номера автомобилей и прочие излишние подробности.
  
  Я собирался повернуть в замке? ключ зажигания, но замер.
  
  — Ничего себе!
  
  — И есть еще кое-что. Нашла это на сайте газеты «Чикаго трибюн». Они цитируют анонимный источник в местном полицейском управлении. Подробности смерти этих людей.
  
  — Говори же!
  
  — Биллингза зарезали. Чем-то длинным и тонким. Вероятно, ножом для колки льда. Но вот его жену… Ты сидишь или стоишь?
  
  — Джули!
  
  — Ее задушили, Рэй. Кто-то накрыл ей голову полиэтиленовым пакетом.
  45
  
  Льюис Блокер вошел в Интернет и прочитал все, что нашел о Кэтлин Форд и ее новом сайте. За ней стоял кто-то с очень большими деньгами, и это, по слухам, позволило ей привлечь к сотрудничеству известных авторов. Писать для нее согласился самый знаменитый обозреватель «Нью-Йорк таймс». Регулярно выступать у нее собирались телеведущие с каналов «Фокс» и Эн-би-си. Ждали много пикантных сплетен из жизни звезд. То есть во многих отношениях сайт обещал походить на тот, который они брали за образец. Но Кэтлин Форд стремилась отличаться от прототипа, удивить аудиторию новизной. К примеру, она завлекла двух или трех ведущих литераторов — таких, как Стивен Кинг и Джон Гришэм (опять-таки если верить слухам), — чтобы они частями публиковали у нее свои новые произведения. По одной главе в неделю, как в старых газетах викторианской эпохи. Упоминалось также об использовании анимации в разделе политической карикатуры, но фамилий тех, кто будет создавать рисунки, пока не называли.
  
  Льюис отметил это особо.
  
  Потом он составил список вопросов, продумал линию поведения и нашел контактный номер телефона отдела по связям с общественностью фирмы, принадлежавшей Кэтлин Форд. Его соединили с Флоренс Хайголд. Льюису фамилия показалось похожей скорее на псевдоним,[64] но поскольку она действительно там работала, то не все ли ему равно? Он представился внештатным журналистом, мол, ему поручили написать статью о новом сайте Форд для «Уолл-стрит джорнал». Его особенно интересовала та крупная группа талантливых людей, которая формировалась вокруг необычного проекта.
  
  — Меня поразила идея публикации романов с продолжением, — сказал Льюис. — Я слышал, что даже прославленный ныне автор «Кода да Винчи» согласился предоставить материал.
  
  Флоренс рассмеялась.
  
  — Даже при тех внушительных ресурсах, какими располагает мисс Форд, я не уверена, что он нам по карману.
  
  — Ну уж если вы можете себе позволить Кинга и Гришэма…
  
  — На данный момент я не могу подтвердить информацию, что кто-либо из упомянутых вами писателей дал согласие на сотрудничество с нашим сайтом.
  
  Льюис спросил о приблизительной дате появления сайта в Сети, об ожидаемом количестве ежедневных посещений. Будет ли это сайт, за подписку на который взимается плата? А если нет, то как, помимо рекламы, можно окупать подобный проект?
  
  А потом, сделав вид, будто эта мысль осенила его в последний момент, задал еще один вопрос:
  
  — А как насчет художественного оформления? Такой сайт нуждается в большой группе иллюстраторов.
  
  — Да, необходимы художники и дизайнеры для разработки внешней концепции сайта, — кивнула Флоренс. — Нужно, чтобы она была броской и запоминающейся. Но как только эта работа закончена, оформление уже существует дальше как бы само по себе.
  
  — Значит, вы не станете привлекать мастеров изобразительного искусства, подобно тому как собираетесь пользоваться услугами писателей?
  
  — Это не совсем так. Мы, например, уже делились планами размещать у себя анимированные политические карикатуры.
  
  — И у вас уже есть художник, который возьмет работу на себя?
  
  — Да, — ответила Флоренс. — Вы знакомы с творчеством Рэя Килбрайда?
  
  Она еще только произнесла это имя, а Льюис уже забил его в поисковик своего компьютера. При появлении набора ссылок он выбрал строку «Изображения». На дисплее возникли десятки картинок размером с почтовую марку.
  
  — Да, кажется, знаком, — произнес Льюис.
  
  Он щелкнул по карикатуре на Ньюта Гингрича,[65] опубликованной ранее в одном чикагском журнале, под которой стояла подпись Рэя Килбрайда.
  
  — Он нарисовал шарж на Гингрича?
  
  — Наверное, — сказала Флоренс. — Он сделал их великое множество.
  
  Льюис щелчком увеличил карикатуру на нью-йоркского криминального авторитета Карло Вачона, державшего на мушке статую Свободы.
  
  — А еще помню, как он смешно изобразил одного известного гангстера.
  
  — Рэй Килбрайт работает весьма активно.
  
  — Точно, — кивнул Льюис, открывая вторую страницу изображений.
  
  Причем одно из них было не рисунком, а фотографией. Он увеличил ее. На экране возник мужчина, он, закатав рукава, стоял рядом с листом ватмана на столе. В руке держал баллончик с краской и широко улыбался в объектив фотоаппарата.
  
  Снимок был взят с сайта профессионального журнала для художников и сопровождался небольшой статьей о Рэе Килбрайде, который жил в Берлингтоне, штат Вермонт.
  
  — Эй, вы еще на связи? — спросила Флоренс.
  
  — Да, да, конечно, — ответил Льюис, держа рядом с монитором компьютера распечатку, какую показывал продавцам в магазине, и сравнивая лица.
  
  — Что вас еще интересует?
  
  — Спасибо. Думаю, теперь я знаю все, что нужно.
  
  — Вы можете сказать, когда ваша статья появится в «Джорнал»? — спросила Флоренс. — Потому что мисс Форд захочет…
  
  Но Льюис уже дал отбой. Он тут же прошелся по выложенным в Сети телефонным справочникам и нашел координаты некоего Р. Килбрайда в Берлингтоне. Снова взявшись за сотовый, набрал номер Говарда.
  
  — Слушаю тебя, Льюис.
  
  — Я нашел его.
  46
  
  Октавио Фамоса не мог решить, как ему поступить. Должен ли он сообщить Эллисон Фитч — про себя он теперь называл девушку ее подлинным именем, — что созвонился с ее матерью в Огайо? Что Дорис Фитч прилетит сегодня? Или лучше промолчать и устроить ей настоящий сюрприз? И хотя он подозревал, что поначалу Эллисон сильно разозлится на него, в итоге лишь скажет ему спасибо. Да, он без спроса залез в ее сумочку и позвонил матери без ведома Эллисон. Но ведь как часто члены семьи жили в разлуке из-за уязвленной гордости и упрямства, хотя хотели быть вместе! Оскорбленное самолюбие может иметь самые печальные последствия, размышлял Октавио. Именно оно часто мешает людям стать счастливыми.
  
  Одна из причин, почему ему ничего не хотелось сообщать заранее, заключалась в том, что он предвкушал выражение лица Эллисон, когда ее мама приедет в мотель. Октавио смотрел по телевизору немало передач, среди которых выделялось «Шоу Опры Уинфри». В студии встречались люди, прожившие в разлуке много лет. И он обожал наблюдать за изумленными и счастливыми лицами, когда блудный сын или дочь выходили на сцену и обнимали стариков родителей. Октавио сам признавал за собой этот грех — он был излишне сентиментален.
  
  Но все же, как ни хотелось ему сохранить все в секрете от Эллисон, он сознавал, что стал для нее другом, а с друзьями всегда следует быть честным. За короткое время, которое они проработали вместе, между ними установились близкие и доверительные отношения. Они много разговаривали друг с другом. Октавио излил перед Эллисон свою душу, и она открылась ему почти во всем, утаив лишь детали, например свое настоящее имя.
  
  Но только потому, что девушка попала в беду. Октавио догадался об этом в первый же день знакомства. А попавшей в беду девушке, как никому другому, нужна поддержка матери.
  
  Когда на следующее утро Эллисон проснулась и вышла из подсобки, потирая глаза после сна, он решился сразу все ей рассказать. Но растерялся. А Эллисон уже скрылась в ванной комнате, примыкавшей к конторе управляющего, чтобы принять душ и переодеться. В половине девятого она была готова приступить к работе.
  
  Прошлый вечер выдался для Октавио не слишком беспокойным. У него оказались заняты всего восемь номеров, и только из трех постояльцы уже успели выехать. Люди, останавливавшиеся здесь на всю ночь, как правило, не торопились покинуть мотель утром. Они пили, принимали наркотики и занимались сексом до глубокой ночи, а потом отсыпались до десяти, одиннадцати часов или даже до полудня, когда им уже официально нужно было освободить номера. Октавио часто приходилось будить проспавших стуком в дверь, зная, что большинство из них — и особенно уже хорошо знакомые ему личности — едва ли пожелают платить за вторые сутки.
  
  — Где мне сегодня начинать? — спросила Эллисон.
  
  — Третий, девятый и одиннадцатый готовы к уборке, — ответил Октавио. — Надеюсь, тебе спалось хорошо?
  
  — Да, вроде бы.
  
  — Вот и прекрасно. День сегодня будет чудесный. Я слышал прогноз: дождя не обещали.
  
  Эллисон промолчала. Ей было глубоко наплевать, шел дождь или нет, а вот Октавио полагал, что в жизни этой девушки каждый день выдавался ненастным, даже если на небе не виднелось ни облачка.
  
  — Ладно, тогда я приступаю, — сказала она.
  
  — А завтрак? Съешь что-нибудь.
  
  — У меня нет аппетита.
  
  Как же она несчастна! Октавио захотелось немедленно всем с ней поделиться, чтобы доставить ей хотя бы немного радости. Но только часом позже он набрался наконец смелости. Застал ее за уборкой ванной в девятом номере. Когда Октавио вошел, она стояла на коленях и отдраивала унитаз.
  
  — Адель!
  
  — Что такое? — Эллисон посмотрела на него сквозь проем двери ванной, сдувая вверх непослушную прядь, которая постоянно падала ей на глаза.
  
  — Я хочу отвлечь тебя ненадолго и поговорить.
  
  — Так говорите, — отозвалась она и пустила струю чистящего средства в пол.
  
  — Нет. Мне нужно, чтобы ты на минутку остановилась.
  
  Эллисон поставила моющее средство, положила губку и поднялась. Затем вошла в комнату и встала рядом с телевизором.
  
  — Я уволена? — неожиданно спросила она. Причем в ее словах не прозвучало никаких эмоций — лишь усталость и безразличие.
  
  — Нет. С чего ты взяла? Ты хорошая работница. Я бы никогда не уволил тебя. Хотя… — Его голос предательски осекся. — Возможно, ты сама не захочешь остаться.
  
  — Что случилось?
  
  — Прежде всего хочу, чтобы ты поняла: все, что я сделал, было от чистого сердца, от желания помочь тебе.
  
  — О чем вы?
  
  — Меня постоянно тревожило, что ты… такая грустная.
  
  — Октавио! И что же вы сделали?
  
  Он уперся взглядом в потертый, местами покрытый уже несмываемыми пятнами ковер.
  
  — Когда ты спала прошлой ночью, я был в твоей комнате.
  
  — И что дальше?
  
  — Это совсем не то, что ты подумала! — Октавио даже поднял руки, словно защищаясь от несправедливого упрека. — Я вел себя как джентльмен. Но я… Я заглянул в твою сумочку и…
  
  — Вы рылись в моей сумке?
  
  — Просто выслушай меня, хорошо? Позволь мне все рассказать. Я нашел письмо. От твоей мамы.
  
  — О мой Бог! — простонала Эллисон.
  
  — И теперь я знаю, что ты не Адель Фармер, но для меня это не имеет значения. Я не вправе осуждать тебя за…
  
  — Как вы могли это сделать? Кто дал вам право копаться в моих вещах? — У нее раскраснелись щеки, участилось дыхание.
  
  — Не горячись! — воскликнул Октавио, поняв, что совершил ошибку, но чувствуя себя обязанным рассказать ей все до конца.
  
  — Я позвонил ей.
  
  Эллисон вздрогнула и уставилась на него.
  
  — Что?
  
  — Прошлой ночью я позвонил твоей матери. Сообщил, что ты тут и у тебя все хорошо. Эллисон, Эллисон! Не надо так… Она была просто на седьмом небе от счастья! Безумно обрадовалась, узнав, что с тобой все в порядке, ты жива и здорова.
  
  — Нет. Этого не может быть, — прошептала Эллисон.
  
  — И она летит сюда, — продолжил Октавио. — Скоро будет здесь, чтобы повидать тебя. Она так тебя любит! Сделает все, чтобы помочь тебе! Какие бы неприятности…
  
  Эллисон оттолкнула его и едва не сбила с ног, бросившись вон из комнаты.
  
  — Мне так жаль! Прости меня! — крикнул Октавио ей вслед.
  
  Она не знала, сколько времени у нее оставалось. Может, они уже перестали прослушивать телефон матери? Но надежды на это не было. Ей следовало исходить из того, что прослушка продолжалась. Октавио позвонил матери домой поздно вечером, когда она уже легла спать…
  
  Все равно кто-то уже мог успеть добраться до Флориды.
  
  — Нет-нет-нет-нет-нет, — задыхаясь, твердила Эллисон, вбегая в подсобку.
  
  Она сгребет в охапку одежду, запихнет в рюкзак и бросится бежать отсюда во всю прыть. Куда? Но сейчас это не имело значения. Эллисон понимала одно: ей нужно срочно исчезнуть отсюда. Прямо сейчас и как можно скорее.
  
  В подсобке она встала на колени, чтобы достать из-под матраца сумочку, а из-под раскладушки — рюкзак. Но внезапно ее бок пронзила резкая и острая боль.
  
  Когда ближе к вечеру к мотелю подъехало такси Дорис Фитч, его территория уже была обнесена желтой заградительной лентой полиции.
  47
  
  Джули встретила меня перед домом. Подъезжая к террасе, я увидел, что она стоит рядом со своей машиной.
  
  — Расскажи мне все еще раз, — попросил я, выходя из автомобиля.
  
  Она повторила то, о чем я уже слышал от нее по телефону. Сотрудника «Уирл-360» Кайла Биллингза и его жену убили у них в доме. Женщину задушили с помощью затянутого вокруг головы полиэтиленового пакета, и это невольно наводило на мысль о сходстве с тем, что увидел Томас в Интернете. Меня поразило известие, что Биллингз был тем самым человеком, который отвечал в «Уирл-360» за программу, скрывавшую лица людей.
  
  — Только некто с его доступом в систему имел возможность стереть изображение, — заметил я.
  
  — Именно, — кивнула Джули. — Мне это тоже сразу пришло в голову.
  
  — Даже не знаю, что теперь делать. Ты ведь пока ничего не рассказывала Томасу, надеюсь?
  
  Она покачала головой:
  
  — Нет, конечно. Я даже не уверена, знает ли он, что я здесь. Боюсь, подобные новости могут взволновать его сверх всякой меры.
  
  — Признаюсь, что я сам взволнован сверх меры. Ты выяснила что-нибудь еще?
  
  — Как раз собиралась навести справки об Эллисон Фитч. Проверить, значится ли она все еще среди без вести пропавших.
  
  — Хорошо. — Я положил руку Джули на плечо. — Но ты ведь знаешь, что не обязана ничего делать. Наверное, тебе не следует вмешиваться в эту странную ситуацию.
  
  Но Джули меня словно не слышала.
  
  — Тогда я поеду и займусь этим. Позвони мне позже.
  
  — Почему ты все-таки это делаешь?
  
  — Не знаю… А если я просто ловлю кайф?
  
  — Неужели такое возможно? А иных причин у тебя нет?
  
  Она пожала плечами:
  
  — Похоже, я влюбилась в тебя, а пока помогаю тебе, пока вокруг нас происходят необычные события, у меня создается ощущение, будто сексуальное притяжение, возникшее между нами, нарастает.
  
  — Правда?
  
  — Да. Надеюсь, что однажды оно достигнет пика и мы наконец займемся сексом.
  
  — Я тоже надеюсь.
  
  — Я люблю тебя, Рэй. И твоего брата. Мне очень нравится помогать вам. А еще могу сообщить тебе уже как профессионал: если Томас действительно увидел в Сети то, о чем мы думаем, это станет потрясающей темой для репортера.
  
  — Так ты меня просто используешь?
  
  — Вот! Ты все понял! Я подвергаю тебя сексуальной и профессиональной эксплуатации.
  
  — А я не возражаю. Но я все равно не знаю, что сейчас предпринять. Звонок в полицию успехом не увенчался.
  
  — Да уж, тот звонок был полным провалом, — согласилась Джули. — Но, Боже милостивый, после всего этого? После того, что случилось в Чикаго? Теперь кто-то обязан будет воспринять все серьезно.
  
  — Самое сложное — заставить полицию выслушать всю историю до конца, а не швырнуть трубку в самом начале.
  
  Я обнял Джули за талию, и мы двинулись к дому. Зазвонил мой мобильник. Вызов был из конторы Гарри Пейтона.
  
  — Привет, Рэй! — услышал я голос Элис. — Не могу найти бумаги относительно страхования жизни твоего отца. Они, случайно, не у тебя?
  
  — А нельзя немного повременить? — произнес я. — Я мог бы к вам заехать завтра.
  
  — При иных обстоятельствах я бы не возражала, но завтра у меня выходной, а Гарри нужно в суд.
  
  Мне в голову уже пришла неожиданная мысль.
  
  — А Гарри сейчас у себя? — спросил я.
  
  — Да.
  
  — Хорошо. Тогда я скоро буду у вас.
  
  — Ждем.
  
  — У меня возникла одна идея, — сказал я Джули. — Не побудешь у нас, пока я не вернусь?
  
  — А что мне остается делать? — усмехнулась она. — Не на работу же отправляться, в самом деле?
  
  Через десять минут я уже входил в кабинет Гарри со страховым полисом отца в руке, который нашел в одном из кухонных ящиков. Мне вовсе не хотелось показаться грубым, но я был настолько взвинчен, что буквально швырнул документ ему на письменный стол.
  
  — Что, черт возьми, с тобой такое, Рэй?
  
  — Но вам ведь эта бумажка срочно понадобилась, не так ли?
  
  — Да, она мне нужна, но сейчас меня беспокоит твое состояние. Что случилось? Это все из-за Томаса, или я ошибаюсь?
  
  Я заставил себя сесть. Возникло ощущение, будто мне сделали инъекцию кофе прямо в вену.
  
  — С ним это связано тоже, но не только. То есть началось все с Томаса, но сейчас переросло в нечто гораздо большее. И мне нужно с вами это обсудить.
  
  Гарри прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями, а потом сказал:
  
  — Выкладывай, что там у тебя.
  
  — Томас увидел нечто. В Интернете. Он совершал виртуальную прогулку по Нью-Йорку и случайно заметил что-то в одном окне третьего этажа.
  
  Гарри терпеливо слушал, пока я рассказывал ему все с самого начала и до конца. О том, как Томас посчитал, что было совершено убийство. О своей поездке в Нью-Йорк. О разговоре брата с управляющим. О стертом изображении, об убийствах в Чикаго, о пропавшей женщине.
  
  — Боже милосердный! — воскликнул Гарри. — Никогда в жизни не слышал ничего подобного.
  
  — Конечно, надо сообщить обо всем в полицию, но я однажды уже попытался с ними связаться, и толка не вышло.
  
  — Ясно. История просто шокирующая.
  
  — Да, меня не восприняли всерьез, — подтвердил я. — Но сейчас дошло до того, когда бездействовать уже нельзя. Вот я и подумал, что, вероятно, вы сможете дать мне какой-то дельный совет.
  
  — Что ж, по-моему, ты руководствуешься верными инстинктами и исходишь из благих намерений. Звонок в полицию был попыткой. Но теперь позволь мне задать несколько вопросов. Ты уверен, что в «Уирл-360» не подвергают периодической проверке размещенные ими на сайте уличные сцены, и если программа находит нечто не замеченное ранее, она сама меняет изображение?
  
  Это мне в голову не приходило.
  
  — Не знаю. Но даже если предположить, что это так, мне все равно кажется странным совпадением, что изменение было внесено буквально через пару дней после обнаружения картинки Томасом и моего появления у дверей той квартиры.
  
  — Справедливое замечание. А ты не задумывался о том, что подобной картинки могло не существовать вообще?
  
  — Гарри! Это не очередная фантазия Томаса. Я видел изображение своими глазами. В тот же день, когда Томас его нашел.
  
  — Ты не понял моего вопроса. Не сам ли Томас разместил данное изображение?
  
  — Что?!
  
  — Не мог ли Томас сам затеять игру с картинкой на компьютере, создав иллюзию головы женщины, которую душат?
  
  — У него нет ни технологии, ни необходимых знаний, чтобы взломать систему «Уирл-360» и манипулировать изображениями на их сайте.
  
  — Ясно, — кивнул Гарри. — Но ведь у него была возможность сфабриковать картинку только на одном компьютере. А именно — на своем. Я не знаю, как это делается, однако ведь это допустимый вариант. А потом ему достаточно было вернуть картинке первоначальный вид, чтобы ты подумал, будто некий злоумышленник устранил ее.
  
  Я покачал головой:
  
  — Не думаю… Не верю, что он на такое способен.
  
  — А ты видел изображение на каком-нибудь другом компьютере помимо того, что принадлежит Томасу?
  
  Конкретный вопрос.
  
  — Нет, — после паузы ответил я, — зато управляющий позже подтвердил, что в той квартире раньше жили две женщины и одну из них объявили в розыск.
  
  — Что еще сказал тебе управляющий?
  
  — Лично мне он не говорил ничего. С ним беседовал брат.
  
  Гарри Пейтон выразительно промолчал.
  
  — Не хотите же вы убедить меня, что Томас выдумал и свой разговор с управляющим?
  
  — Заметь, это сказал не я, хотя…
  
  — Но имя, названное Томасу управляющим, было подлинным. Его упомянули и в публикации «Таймс».
  
  — А разве у Томаса нет доступа к архиву «Таймс»? Разве не мог он сначала прочитать статью, а потом назвать тебе имя? Пойми, Рэй, я всего лишь задаю тебе те же вопросы, какие непременно заинтересуют и полицию.
  
  Я вздохнул:
  
  — Нет. Томасу я верю. Может, это не очень умно с моей стороны, но я не представляю, чтобы он решился на имитацию подобного изображения. И убежден, что он действительно разговаривал с управляющим. Кроме того, Гарри, уж Джули точно не выдумала ничего, что узнала от сотрудников «Уирл-360». Убили двух человек. И один из них был непосредственно связан с размещением изображений на сайте.
  
  — Понял.
  
  — А до меня дошел смысл ваших слов. Если даже я расскажу копам о наших подозрениях, они снова лишь отмахнутся от меня.
  
  Гарри пожал плечами, но в его взгляде сквозило сочувствие.
  
  — Послушай, я ничего не утверждаю… А если ты ошибаешься по поводу брата? Если, уж прости меня за такое подозрение, увиденное им было навеяно разговорами с президентом Клинтоном?
  
  Я приложил ладонь ко лбу. На меня штормом надвигалась головная боль. Ураганный приступ мигрени.
  
  — Я ценю ваши предостережения, Гарри. Но что-то все же происходит. И должен найтись способ передать информацию полицейским. Необходимо, чтобы хоть кто-нибудь из них выслушал историю до конца, прежде чем списать ее на болезнь моего брата.
  
  — Вообще-то есть у меня один друг. Барри Дакуэрт — детектив из полицейского участка Промис-Фоллз. Может, мне надо связаться с ним и выступить в качестве посредника? Барри полностью доверяет мне, а потому если я ему все объясню и он решит, что дело стоит проверки, то поможет вам. По меньшей мере сам позвонит в полицию Нью-Йорка. Уж его-то им придется выслушать внимательно.
  
  Мне понравилась эта идея. Гарри обладал несомненной способностью внушать людям доверие. И он был уважаемым членом местного общества. С Дакуэртом у меня самого могло получиться не лучше, чем с детективом из Нью-Йорка, но Гарри он непременно выслушает до конца, а не швырнет просто так трубку и не выставит за дверь своего кабинета. А Дакуэрту, в свою очередь, скорее поверят коллеги из другого полицейского управления.
  
  — Отлично! — воскликнул я. — Прекрасная мысль!
  
  Я воспрянул духом, и тяжесть лежавшего на моих плечах бремени перестала казаться невыносимой.
  
  — Я был бы очень признателен, если бы вы сделали это, Гарри.
  
  — Конечно.
  
  Я уже поднялся, чтобы уйти, но неожиданная мысль заставила меня задержаться.
  
  — Ты обеспокоен чем-то еще? — спросил Гарри.
  
  — Даже не знаю, нужно ли упоминать об этом, но, быть может, папа поднимал в разговорах с вами эту тему?
  
  — Какую именно?
  
  — Томас сказал мне — и сейчас я постараюсь привести его слова в точности, — что «иногда в окнах можно увидеть всякое». А потом рассердился на меня, посчитав мое расследование в Нью-Йорке проведенным не слишком тщательно, и заявил, что я повел себя так же, как прежде, когда кто-то в окне оказался в беде.
  
  Гарри наморщил лоб.
  
  — Похоже, Томас имел в виду самого себя, — заметил он.
  
  — Мне тоже так показалось. И было еще кое-что, о чем мне рассказал Лен Прентис.
  
  — О чем же?
  
  — Лен пришел к нам домой, когда я уезжал в Нью-Йорк. И он разозлил Томаса. Лен пытался вытащить Томаса из дома на обед, но брат отказался ехать с ним и даже ударил его. То есть не ударил, а дал пощечину.
  
  — Вот так дела! — От удивления у Гарри округлились глаза.
  
  — Ничего страшного не случилось, и Лен не стал раздувать из этого скандала. Но вспомнил, как однажды отец говорил ему, что Томас пытался столкнуть его с лестницы, и когда я напомнил об этом брату, тот фактически признался, что так и случилось.
  
  — Лично мне твой отец никогда не сообщал ни о чем подобном.
  
  — Томас сказал, что тогда отец хотел перед ним извиниться за то, что произошло, когда ему было тринадцать лет, но брат не желал ни о чем вспоминать. И так получилось, что он толкнул отца, который упал на спину.
  
  — Господи!
  
  — Но папа не рассердился. Так утверждает Томас. По его словам, папа сказал, что понимает, почему сын не может простить его.
  
  — Ты расспросил брата, что имелось в виду?
  
  — Я пытался, но он не хочет рассказывать. Впрочем, я сделаю еще одну попытку, вот только дождусь подходящего момента. Что такого мог папа сделать Томасу, если чувствовал необходимость просить у него прощения через столько лет?
  
  Гарри украдкой посмотрел на часы.
  
  — Наверное, вы очень заняты, — произнес я. — Мои истории, видимо, напомнили вам нескончаемый сериал «Как вращается мир». Огромное спасибо за все, Гарри.
  
  Я уже подходил к машине, когда снова зазвонил мой сотовый телефон.
  
  — Это я, — услышал я голос Джули.
  
  — Ты все еще у нас?
  
  — А где же?
  
  — С Томасом все хорошо?
  
  — Да. Я поднялась к нему, попросила воспользоваться программой «Уирл-360» и показать мне дом моей сестры Кэндейси. Оказалось, достаточно дать ему название и сказать, что это в Нью-Йорке, и он сразу нашел его.
  
  — А что за дом?
  
  — Сестре принадлежит кондитерская в Гринвич-Виллидж, которая специализируется на кексах с кремом. А живет она прямо над своим заведением.
  
  — Та самая кондитерская, где всегда очередь? Она еще фигурировала в «Сексе в большом городе».
  
  — А ты смотрел «Секс в большом городе»?
  
  — Ну, может, пару серий, не более.
  
  — Нет. Это другая кондитерская. Но там все тоже вкусно. А Томас мгновенно нашел ее на Восьмой Западной улице, словно сам бывал там не раз. Она называется «Кэндис», если однажды тебе захочется заглянуть туда. Но расскажи лучше, как прошла встреча с адвокатом?
  
  Я сообщил ей, что Гарри Пейтон готов взять на себя роль посредника между мной и полицией.
  
  — Отличная мысль, — одобрила Джули. — Я знакома с Дакуэртом. Цитировала его несколько раз в статьях… Но случилось еще кое-что, Рэй. Когда я проверила Интернет по поводу Эллисон Фитч сегодня утром, то не нашла ничего нового. Решила позже провести повторный поиск на ноутбуке твоего отца. И, представь, на сей раз возникла ссылка, которой не было прежде.
  
  — Какая?
  
  — Короткое сообщение из Тампы. Женщину, которую так звали, нашли мертвой в одном из мотелей.
  
  Господи! Каждый раз, стоило Джули начать поиск людей, так или иначе причастных к этому запутанному делу…
  
  — Ты меня слушаешь, Рэй?
  
  — Да.
  
  — Хочешь знать, о чем я думаю?
  
  — Конечно.
  
  — Ситуация принимает опасный оборот.
  48
  
  — Алло!
  
  — Томас? Это Билл Клинтон.
  
  — Добрый день!
  
  — Как поживаешь?
  
  — Хорошо, сэр.
  
  — Я всего лишь хотел напомнить тебе, Томас, какую огромную ценность ты для нас представляешь. Тебе знакомо такое понятие, как «тайная операция»?
  
  — Глубоко засекреченная миссия, сэр?
  
  — Совершенно верно. Глубоко законспирированная операция, которую может осуществлять ЦРУ или иное подобное ведомство. Причем у Белого дома всегда должна быть возможность отрицать свою причастность и даже осведомленность о ней, если подробности случайно подвергнутся огласке.
  
  — Понимаю.
  
  — Выполняя данные задания, наши сотрудники нередко попадают в сложные ситуации, и тогда им приходится срочно спасаться бегством. Вот почему твои знания так важны. Не только на случай исчезновения всех электронных карт или глобальных природных катаклизмов. И потому невозможно предсказать, в какой момент мы можем позвонить и попросить тебя о помощи, чтобы ты подсказал безопасный маршрут отхода.
  
  — Это мне тоже понятно, сэр.
  
  — Но главная цель моего сегодняшнего звонка — снова предупредить тебя, что в твоем прошлом есть эпизоды, о которых ты ни в коем случае не должен никому рассказывать. В противном случае люди из ЦРУ могут потерять доверие к тебе. В их глазах ты будешь выглядеть слабаком и размазней. Или — что еще хуже! — болтуном. Это ты твердо усвоил?
  
  — Так точно, сэр.
  
  — Хорошо. Рад это слышать.
  
  — Могу я задать вам вопрос… Билл?
  
  — Да.
  
  — Мы с братом, хотя и по моей инициативе, на днях затеяли разговор об инопланетянах. И мне очень интересно, в бытность президентом удалось вам выяснить, что на самом деле произошло в Розуэлле? Там действительно был найден инопланетный космический корабль?
  
  — Томас, как только ты успешно выполнишь возложенную на тебя миссию, я обо всем тебе расскажу.
  49
  
  Утром Николь позвонила Льюису из Флориды и доложила, что все сделано. Он распорядился, чтобы она первым же рейсом вылетала на север. Она разобралась с Эллисон Фитч, а ему удалось напасть на след мужчины, который нанес визит ей на квартиру. Вместе им предстояло взять этого человека в оборот. Рэя Килбрайда.
  
  — Взять в оборот? — удивилась Николь.
  
  — Да, захватить. Необходимо выяснить, что ему известно. Установить, с какой целью он приходил туда. Мой босс хочет допросить его лично.
  
  — Как скажешь.
  
  — И лететь в Нью-Йорк тебе не обязательно, — произнес Льюис и назвал ей другой аэропорт, располагавшийся ближе к месту, где жил Килбрайд. — Я сам выезжаю туда немедленно.
  
  — Договорились.
  
  Льюис тут же связался с Говардом Таллиманом.
  
  — Ее нашли. И это больше для нас не проблема, — сообщил он.
  
  Он чувствовал себя вполне комфортно, обсуждая подобные вопросы с Говардом, поскольку знал, что на того работает штатный специалист по безопасности, который каждый день проводит тщательную проверку на возможность прослушивания.
  
  — Для меня это большое облегчение, Льюис.
  
  — А я сейчас направляюсь на север, чтобы решить вторую нашу проблему.
  
  — Да, расслабляться нам пока рано.
  
  — Согласен.
  
  — Необходимо выяснить, откуда у Килбрайда взялась распечатка. Мы должны установить, зачем он приезжал по тому адресу. У тебя уже есть основания полагать, что он не тот, за кого себя выдает?
  
  — Нет. Он художник. И ничего более.
  
  — Порой не все так просто, как кажется на первый взгляд, Льюис.
  
  — Мне ли не знать этого? Но с тех пор как выяснилось, что Килбрайд — именно тот, кто нам нужен, я изучил его жизнь в мельчайших подробностях. У меня есть номер его карточки социального страхования. Я знаю, что по кредитке «Виза» он потратил всего сорок пять долларов. Живет очень экономно. Ипотеку погасил полностью. Судя по налоговой декларации за прошлый год, его суммарный доход составил семьдесят три тысячи шестьсот семьдесят пять долларов. Машина — «ауди». За десять лет его четыре раза штрафовали за превышение скорости, но в остальном он полностью чист перед законом. Женат не был. Имеет брата Томаса, который вместе с их отцом живет в Промис-Фоллз. Как вам? Похоже на агента ЦРУ под прикрытием?
  
  — Нет. Но я все равно не понимаю, почему человек, который зарабатывает на жизнь дурацкими карикатурами, вдруг появился на месте убийства с той распечаткой в руке? Случайно он обнаружил изображение и приехал, чтобы провести самодеятельное расследование, или уже знал о том, что произошло, когда полез на сайт искать этот снимок? Оба варианта внушают опасения, но второй — особенно. Никакой обычный иллюстратор не стал бы этим заниматься. Частный детектив? Да. Агент ФБР? Разумеется.
  
  Говард сделал паузу, словно собираясь с духом перед своей следующей фразой:
  
  — И уж само собой — сотрудник ЦРУ.
  
  — Я сообщил вам все, что мне известно, Говард. Когда мы поставим этого сукина сына перед вами на карачки, вы сможете сами задать ему любые вопросы. Я скоро вылетаю туда. По прибытии возьму напрокат полугрузовой микроавтобус.
  
  — Держи меня в курсе, — сказал Говард.
  
  Он до сих не исключал, что дело Голдсмита еще может всплыть и больно ударить по ним, пусть его самого уже не было в живых. Но неужели ЦРУ могло понадобиться для этого разнюхивать еще и историю, приключившуюся на Очард-стрит? Ведь в Лэнгли оставалось достаточно людей, которым и без того все было известно. Они, собственно, и разработали весь план, черт бы их побрал! Ведь не Моррису же пришла изначально в голову идея сговора с террористами.
  
  Существовала ли вероятность, что те, кто уцелел в своих креслах после смерти Голдсмита, решили дополнительно прикрыть задницы, нарыв еще больше компромата на Янгера? Предположим. Но как в таком случае сумели они связать происшествие на Очард-стрит с Моррисом? Неужели и за Бриджит велась негласная слежка? Тогда им, конечно, стало известно о ее связи с Эллисон Фитч, они провели поиск в Сети, обнаружили изображение и…
  
  Нет, все это выглядело неправдоподобно. Но отдельные факты оспорить было невозможно. Рэй Килбрайд появился на пороге квартиры Эллисон Фитч, и его явно привело туда полученное из Интернета изображение момента убийства Бриджит Янгер.
  
  Говард ощущал острое желание поговорить с Моррисом. Аккуратно прощупать его, не упоминая, разумеется, ни о Фитч, ни о Килбрайде, ни о том, что случилось на Очард-стрит, потому что Моррис Янгер до сих пор понятия не имел, как на самом деле умерла его жена. Он не ведал, что она вовсе не покончила с собой, а была убита фактически по прямому приказу его лучшего друга.
  
  После третьего гудка Моррис снял трубку.
  
  — Я как раз собираюсь на обед к мэру, — сказал он. — Что у тебя?
  
  — Мне пришлось хорошенько обдумать все, что ты сказал, Моррис. О том, что твое время пришло. И ты не должен считать, что я к тебе не прислушиваюсь. Я прекрасно понимаю твои чувства.
  
  — Забавно, что ты сам заговорил об этом, Говард. В последнее время я не узнаю тебя. Где тот Говард, спрашиваю я себя, которого я знал столько лет? Тот Говард, который любил рисковать и не боялся взбаламутить любое дерьмо, чтобы добиться цели?
  
  — Взбаламутить, но так, чтобы в него случайно не вляпался ты, — усмехнулся Говард. — Вот почему я пока стараюсь не делать резких движений. И ты прекрасно знаешь, что любой совет я даю тебе прежде всего как друг.
  
  Моррис выдержал паузу и сказал:
  
  — Да, знаю. И что же?
  
  — Я тщательно обдумал твое желание снова начать двигаться вперед и считаю основным сдерживающим фактором нашу неуверенность в исходе дела Голдсмита.
  
  — Ты прав.
  
  — Так вот, мне нужно на сто процентов убедиться, Моррис, что с этим окончательно покончено.
  
  — Понятное желание, Говард. Но мне представляется бесспорным мое собственное ощущение, что с тех пор, как Бартон — да будет ему земля пухом! — покончил с собой, риск стал минимальным. Бедняга не смог вынести угрозы, что в правительственных кругах его заклеймят как предателя и устроят публичный скандал. Причем это было бы совершенно несправедливо по отношению к нему, человеку, который всегда превыше всего ставил интересы американского народа и его безопасность.
  
  Теперь настала очередь Говарда сделать паузу, прежде чем задать вопрос:
  
  — Моррис, насколько вероятной тебе представляется возможность, что у людей из агентства имелись причины начать присматривать за тобой уже после смерти Голдсмита? И если они были, то какие?
  
  — О чем ты?
  
  — Считай это чистой гипотезой, но предположим, что ЦРУ установило за тобой наблюдение. Повторяю, всего лишь предположим. Зачем это могло бы им понадобиться? Каковы были бы мотивы?
  
  — Мне приходит в голову только одно. Кое-кто из бывшего окружения Голдсмита, из тех, кто был в курсе всех его планов, кто стал его соучастником, испугался, что я могу выступить с разоблачительным заявлением. Хотя они должны понимать, что подобный ход с моей стороны стал бы политическим самоубийством и я едва ли отважусь на это.
  
  Говард вынужден был принять данный аргумент и задал следующий вопрос:
  
  — Хорошо. А на более ранней стадии? Когда Голдсмит был еще жив, не мог он сам посадить своих ищеек на хвост тебе и, черт его знает, той же Бриджит?
  
  — Зачем ему следить за Бриджит? Или произошло нечто, о чем я не знаю?
  
  — Нет, разумеется. Я обо всем тебе сразу сообщаю.
  
  — Не надо со мной лукавить, Говард. Ты всегда сообщал мне лишь о том, что, по твоему мнению, мне следовало знать, и придерживал остальную информацию, обладание которой могло мне повредить.
  
  Говард готов был согласиться и с этим утверждением.
  
  — Сейчас я всего лишь пытаюсь объяснить тебе, что прежде чем вернуться в большую политику, нам надо проанализировать все сценарии, какими бы невероятными они ни казались, и выработать стратегию на все случаи жизни.
  
  — Звучит вроде бы логично, но беспочвенно и бесполезно. Послушай, забудь про дело Голдсмита. Все будет отлично. Сам я вижу главную проблему в том, что пока мы с тобой ждем у моря погоды и хотим убедиться в полной безопасности, драгоценное время утекает безвозвратно. Нам давно пора сесть и спланировать дальнейшие действия. Необходимо определить ключевых людей, на которых мы сможем положиться. Важно вычислить слабости противника. Боже, Говард, неужели мне нужно тебе все это объяснять? Ведь ты сам написал когда-то правила этой игры.
  
  — Да.
  
  — Так давай встретимся сегодня же вечером.
  
  Говард понимал, чем это обернется. За много лет у них вошло в привычку встречаться после полуночи и работать до рассвета над планом грядущего сражения. Когда они знали, что им никто не помешает, у них рождались самые смелые идеи.
  
  — Хорошо, — произнес Говард. — Так мы и поступим.
  
  — Значит, увидимся позже, старина. И завяжи покрепче свои боксерские перчатки.
  
  Моррис дал отбой.
  
  Что ж, подумал Говард Таллиман, есть надежда, что еще до сегодняшней встречи он получит ответы на все свои вопросы от Рэя Килбрайда.
  
  Льюис собирался сесть в самолет, чтобы совершить короткий перелет к северу, когда ему позвонили на мобильник.
  
  — Слушаю, — сказал он.
  
  — Как я понял, ты пытался связаться со мной, — услышал он знакомый голос.
  
  — Виктор! Спасибо, что перезвонил.
  
  — Чем могу помочь?
  
  — Речь пойдет об одном человеке, который прежде работал на тебя.
  
  — О живом или мертвом?
  
  — О живом.
  
  Виктор сразу понял, о ком речь. От него мало кто уходил полюбовно.
  
  — Что у тебя с ней?
  
  — Я дал ей работу, а она сильно меня подвела.
  
  — Неужели?
  
  — Да, и это обернулось для меня нежелательными последствиями. Сейчас она все еще пытается исправить свою ошибку, но как только с этим будет покончено, мне придется свести с ней счеты. Иначе пострадает моя репутация.
  
  — Уважительная причина.
  
  — Однако я посчитал своим долгом поставить тебя в известность о том, что собираюсь предпринять. Если у тебя есть возражения, я изменю свой план.
  
  — Мне следовало сделать это самому, но я проявил слабость, — произнес Виктор. — Я приблизил ее к себе и относился к ней как к дочери. И как она меня отблагодарила? Просто ушла. С моей стороны у тебя не возникнет препятствий.
  
  — Спасибо. Как дела в Лас-Вегасе?
  
  — Сюда слишком многие стали притаскивать с собой детей.
  
  Льюис попрощался, убрал телефон в карман и вошел в салон самолета.
  50
  
  Вернувшись домой, я сказал Джули:
  
  — Пойдем прогуляемся.
  
  Мы вышли на задний двор и спустились по склону холма в овраг.
  
  — Мне нужно сделать пару звонков полицейским в Тампу, — проговорила она, похлопывая себя по карману джинсов, который топорщился от сотового телефона. — Хочу узнать подробности о деле Фитч.
  
  Я кивнул.
  
  — Ты слишком задумчив, — заметила Джули.
  
  — Меня встревожили предположения, высказанные Гарри в отношении Томаса.
  
  И я рассказал ей о выдвинутой Пейтоном версии, что брат мог многое выдумать. Подделать изображение на компьютере, сочинить разговор с управляющим, которого на самом деле не было.
  
  — Считаешь, что Пейтон прав? — спросила она.
  
  — Не знаю. Конечно, нам всем известно, что он верит в то, чего не может быть на самом деле. Достаточно вспомнить вздорную теорию про компьютерный кризис или его беседы с Клинтоном. Но ведь есть эпизоды, которые никто придумать не мог. Хотя бы все то, что ты узнала о случившемся в Чикаго, а теперь еще и во Флориде.
  
  — Томас способен сознательно лгать тебе?
  
  Над этим вопросом я прежде не задумывался.
  
  — Вероятно, способен. Однако когда я прямо спросил о происшествии с отцом и его падении с лестницы, он честно все признал. Однако сам рассказывать мне о том инциденте не собирался.
  
  — Томас действительно столкнул отца с лестницы?
  
  Я лишь покачал головой, не желая вспоминать подробности.
  
  — Когда Томас не хочет о чем-то рассказывать или в чем-то признаваться, он скорее промолчит. Замкнется в своей раковине.
  
  Я сделал паузу, наблюдая, как мимо наших ног струятся воды реки.
  
  — Но он у меня на глазах откровенно солгал доктору Григорин. Сказал ей, будто смотрел вместе со мной кино, чего не было и в помине. И насколько я понял, он сделал это, чтобы она от него отстала. Боже, я не знаю, что и думать!
  
  — Ты собираешься побеседовать с ним?
  
  — Да, хотелось бы. А пока я очень рад помощи Гарри. Он знает одного детектива в Промис-Фоллз и обещал сообщить о нашей истории ему, так что мне не надо больше изображать болвана, пытаясь все объяснить очередному недоверчивому копу.
  
  — Очень хорошо, — кивнула Джули. — Дакуэрт мне нравится. Хотя бы потому, что у него нет врожденной неприязни к репортерам.
  
  — Есть еще кое-что, не дающее мне покоя.
  
  — Что именно?
  
  Я указал на склон холма, у подножия которого мы стояли.
  
  — Здесь это и произошло. Тут погиб мой отец. Вот там находился трактор, когда перевернулся. И здесь же Томас нашел отца.
  
  Джули взяла меня за руку.
  
  — Мне очень жаль его.
  
  — В последнее время я много думал о них. Об отце и о Томасе. Брат рассказал, что тот случай на лестнице стал результатом размолвки с отцом, который хотел поговорить о каком-то происшествии с ним. О том, что Томас не желал обсуждать. И папа, если верить брату, просил у него прощения и говорил, что понимает, почему сын не может простить его.
  
  — Он не сказал тебе, о каком происшествии шла речь?
  
  — Нет, он и со мной не хочет вспоминать этого. Но вот только… я сам нашел кое-что.
  
  Джули молча смотрела на меня и ждала продолжения.
  
  — Я ни с кем не делился этим, но обнаружил нечто весьма странное и пока необъяснимое в ноутбуке отца.
  
  И я рассказал ей о необычном списке в поисковой строке.
  
  — Детская проституция?
  
  — Да.
  
  — Действительно, очень странно.
  
  — Вот именно.
  
  Джули задумалась, а потом покачала головой:
  
  — Я совсем не знала твоего отца, Рэй. Но почему тебя это так взволновало? Не мог же твой отец?…
  
  Но тут она сообразила о возможной подоплеке моей находки.
  
  — Господи, неужели ты допускаешь, что отец мог совершить над Томасом насилие, когда тот был ребенком? Думаешь, он это имел в виду, когда просил у него прощения?
  
  — Допустить подобное объяснение можно лишь с натяжкой, — возразил я, — но если тебе не известны реальные факты, возникают мысли, которые заводят черт знает куда!
  
  — А тебя самого? Ваш отец никогда тебя…
  
  — Никогда! Ни разу не замечал ни намека на что-либо подобное!
  
  — Тогда этого не могло быть, — заявила Джули, и мне понравилась ее готовность встать на защиту моего отца, даже не зная его. — Но есть что-то еще. Говори, пожалуйста.
  
  — Право, не знаю…
  
  — Рассказывай. Все это тяжким грузом лежало у тебя на сердце, а тебе даже не с кем было побеседовать откровенно. Теперь есть я. Выкладывай, что еще тебя гнетет?
  
  — Мне кажутся странными обстоятельства гибели отца.
  
  — В чем же странность?
  
  — В том, как это случилось. Он опрокинулся на тракторе, находясь на склоне холма. Вероятно, именно так оно и произошло.
  
  — Тогда в чем ты увидел проблему? — настаивала Джули.
  
  — Они даже не удосужились убрать трактор. Он так и остался стоять внизу у подножия холма. На всех четырех колесах. В том же положении, в каком оказался, когда Томас сумел столкнуть его с отца еще до приезда «скорой помощи».
  
  — Что тебя настораживает?
  
  — Позднее я спустился сюда, чтобы проверить, заведется ли трактор. Тогда я мог бы своим ходом загнать его снова в амбар. И он завелся. Но вот только ключ зажигания находился в положении «Отключено», и весь отсек, внутри которого находятся режущие лезвия, был поднят, словно отец уже перестал косить.
  
  Джули потребовалось время, чтобы обдумать мои слова.
  
  — Значит, ты считаешь, что трактор перевернулся с уже не работавшим мотором?
  
  — Все указывает на это.
  
  — Но что тут необычного? В тракторе могла возникнуть какая-то неисправность, и твой отец заглушил двигатель, чтобы проверить, в чем дело. Я не разбираюсь в газонокосилках, но если, допустим, в лезвия попадает посторонний предмет, разве не логично остановиться и выяснить, что там такое? И в этом случае непременно пришлось бы поднять отсек. Иначе туда не заглянуть.
  
  Оставалось лишь поразиться, как мне самому это не пришло в голову. Я рассмеялся, обнял Джули за плечи и воскликнул:
  
  — Ты просто гений!
  
  — Что же здесь гениального?
  
  — А я-то доводил себя до исступления, пытаясь решить загадку, ответ на которую очевиден и прост!
  
  — Ах, так вот в чем дело, — усмехнулась Джули, изобразив обиду. — У простой дурочки получилось то, что не давалось лучшему из умов.
  
  — Нет, конечно. Просто ты на все сто процентов права. Он косит, продвигается вперед, вдруг слышит, как камень или ветка попадает между лезвий, их заклинивает. Останавливает трактор, поднимает режущую часть и спускается с сиденья, чтобы посмотреть. И когда он спускается или, наоборот, уже садится обратно, случайно слишком отклоняется в сторону от вершины и опрокидывает трактор прямо на себя.
  
  Если бы все не закончилось так трагично, я, наверное, даже получил бы сейчас удовольствие от того, как точно все у меня сошлось. Или, вернее, как точно меня подвели к правильному выводу.
  
  — Похоже на правду, — сказал я.
  
  — А что вообразил ты?
  
  — Считал, что отец остановился, увидев кого-то. Кто-то подошел к склону холма, помахал ему или окликнул, и тогда он выключил зажигание и поднял режущий инструмент. Может, даже собрался оставить работу и пойти в дом. У меня появилось подозрение, что кто-то видел, как трактор перевернулся, но никому ничего не сказал и не вызвал помощь или полицию.
  
  — И это мог быть Томас, — тихо произнесла Джули.
  
  Я вздохнул и опустил голову, чувствуя себя пристыженным.
  
  — Да, вероятно. Может, думал я, брат зачем-то вышел из дома, чтобы поговорить с отцом, и произошел несчастный случай. Боже, какой же я кретин! Как будто мало реальных причин для тревоги, мне нужно всегда придумать еще одну.
  
  — А тебе не кажется теперь, что это же можно сказать и про компьютер твоего отца? Очень многие проблемы имеют самое простое объяснение и лишь кажутся загадочными, пока не найдешь его.
  
  Я снова обнял Джули и крепко прижал к себе.
  
  — Мне приходится повторять это слишком часто, но спасибо тебе за помощь.
  
  — Подожди, пока не получил счет за мои услуги, — улыбнулась она, положив голову мне на грудь. — Сейчас мне необходимо вернуться в редакцию и написать пару заметок, не имеющих никакого отношения к вашему с Томасом глобальному международному заговору. Когда закончу, опять позвоню во Флориду.
  
  — А чем заняться мне?
  
  — Хочешь начистоту? Сейчас тебе лучше вообще ничего не делать. Дождись результата разговора твоего адвоката с Дакуэртом, а я постараюсь выяснить какие-нибудь подробности о Фитч. Ты же просто побудь тут и проследи, чтобы Томас не увидел на сайте, как кого-то столкнули с Эйфелевой башни.
  
  — Даже не шути на данную тему! А что потом? Ты вернешься к нам?
  
  — Только не к ужину. Ваши ужины — кошмар какой-то. Почему бы мне не приехать, например, часам к одиннадцати? Мне поручили написать отчет о вечернем заседании городского совета Промис-Фоллз. Как только все закончу, куплю бутылку вина. И мы продолжим начатое в прошлый раз.
  
  — Готова снова рискнуть?
  
  — Обожаю опасные положения, — улыбнулась Джули.
  
  Я проводил ее до машины, поцеловал и смотрел вслед, пока она не скрылась за поворотом. Когда я поднялся наверх, Томас изучал улицы Штутгарта.
  
  — Будь я проклят, если знаю, что приготовить нам на ужин, — сказал я. — Как насчет сандвичей с беконом, листьями салата и помидорами?
  
  — Мне безразлично, — пробормотал брат, не отрываясь от монитора.
  
  Я достал из холодильника бекон, салат, помидоры, майонез и был готов начать поджаривать бекон, когда обнаружил, что в пакете из-под нарезанного хлеба остался всего один ломтик и заплесневелая горбушка.
  
  — Черт! — огорчился я, размышляя, найдется ли в городе хотя бы одна пиццерия, которая согласится принять заказ на доставку в такую даль.
  
  И в этот момент кто-то громко постучал в дверь.
  
  — Кто это еще? — испуганно прошептал я. — Не приведи Господи, чтобы это снова оказалось ФБР!
  51
  
  Рейс Льюиса приземлился раньше, чем прибыла Николь, и он воспользовался временем, чтобы взять напрокат белый микроавтобус. Два сиденья впереди и просторный пустой грузовой отсек. Николь заявила, что ей необходимо заехать в хозяйственный гипермаркет. Она, естественно, не могла взять на борт ножи для колки льда и теперь хотела их купить. Льюис заодно обзавелся большим рулоном упаковочной клейкой ленты и несколькими плотными покрывалами для перевозки мебели.
  
  Они остановились перед домом. Было еще светло.
  
  — Значит, нам надо просто выкрасть его? — уточнила Николь.
  
  Сидевший за рулем Льюис указал на пустое пространство в кабине позади них.
  
  — Да. Мой босс хочет задать ему несколько вопросов.
  
  Николь кивнула. Какое-то время оба молчали. Потом она сказала:
  
  — Я знаю, ты зол на меня из-за той ошибки.
  
  — Это мягко сказано, — отозвался Льюис.
  
  — Но как только мы похитим этого парня и доставим по назначению, все будет улажено.
  
  — Очень надеюсь. Многое зависит от того, что он нам расскажет.
  
  Николь бросила взгляд на дом.
  
  — Но в любом случае моя миссия на этом заканчивается.
  
  — Не торопись. Когда мы с ним поговорим, нужно будет решить один вопрос. Это тебе не та рыбалка, где весь улов выпускают обратно в реку.
  
  — Но после этого мы будем в расчете? — Николь метнула на него пронзительный взгляд.
  
  — Естественно.
  
  Она опять оглядела дом.
  
  — Как ты собираешься действовать? — спросила она. — Сам постучишь в парадную дверь, а мне зайти сзади?
  
  — Не вижу смысла. Оба пойдем через главный вход. Мы же не выглядим угрожающе? — Он посмотрел на нее и усмехнулся. — Из нас получается прекрасная парочка. Мы заблудились. Хотим воспользоваться телефоном. Он откроет дверь, мы войдем внутрь, и все.
  
  Николь чуть склонилась и для уверенности дотронулась до рукоятки ножа, спрятанного в ее высоком сапоге. Льюис обернулся назад, чтобы прихватить рюкзачок с вещами, включая ленту.
  
  — Пошли! — скомандовал он.
  
  Они вышли из микроавтобуса. Льюис поднялся по ступеням террасы первым, но дождался, чтобы Николь поравнялась с ним, прежде чем постучать.
  52
  
  Это не были агенты ФБР.
  
  Это была Мари Прентис. Она стояла у порога с синей сумкой, размерами походившей на корзину для пикника, мягкие стенки которой выглядели плотными, словно для сохранения тепла. Интересно, подумал я, она одна или в машине ее дожидается Лен? Я посмотрел ей за спину и заметил, что в автомобиле, припаркованном рядом с моим, больше никого нет.
  
  — Если нам никак не зазвать вас, мальчики, к себе на ужин, — сказала она, чуть клонясь всем телом на тот бок, с которого у нее свисала на переброшенном через плечо ремне сумка, — то я по крайней мере могу сама привезти вам что-нибудь. Даже удивляюсь, почему на это потребовалось так много времени, но мне часто сил не хватает на все.
  
  Я уловил аппетитный аромат специй и сыра.
  
  — Вам не стоило так о нас беспокоиться, Мари, — произнес я.
  
  — Для меня это удовольствие.
  
  — Давайте я вам помогу. Сумка у вас на вид очень тяжелая. — Я взялся за ремень и освободил Мари от ноши. — Пахнет восхитительно. Заходите, прошу вас.
  
  Если Лен не вызывал у меня добрых чувств, то к его жене я не испытывал ни малейшей антипатии. Обижать ее не хотелось. И, черт возьми, я уже чувствовал голод!
  
  — Как раз собирался заказать на дом пиццу, — признался я.
  
  — О, вам не следовало этого делать, — заметила она.
  
  Поставив сумку на кухонный стол, я открыл «молнию».
  
  — Что там, Мари?
  
  — Мой фирменный рецепт. То есть не я его придумала, конечно. За основу взяла советы из кулинарного шоу Ины Гартен на телевидении, но вместо свежего тунца использовала консервированный, потому что другого не стал бы есть Лен. Кроме того, Ина добавляла туда чечевицу и васаби, а я — обыкновенные бобы и лапшу. И в итоге два блюда роднит, как я полагаю, только наличие в них обоих тунца.
  
  — Выглядит замечательно, — улыбнулся я. — А сковородка еще горячая. Вы достали ее из духовки перед самой поездкой?
  
  — Да. А где Томас? Наверху?
  
  — Наверху, — подтвердил я, но не торопился его звать. После стычки с Леном меня беспокоила возможная реакция брата на приезд его жены. В ее присутствии он мог начать нервничать.
  
  — Надеюсь, он спустится и отведает мою стряпню?
  
  — Не в обиду вам, Мари, но сейчас его лучше предоставить самому себе. Томас поест позже, но я непременно сообщу ему, кого благодарить за вкусный ужин.
  
  — Там еще есть свежие булочки, — сказала она, но голос ее вдруг утратил жизнерадостные нотки. — Понимаешь, я ведь приехала еще и для того, чтобы извиниться перед ним и перед тобой тоже. За то, как вел себя Лен.
  
  — Мы с Леном уже все обсудили. Инцидент исчерпан.
  
  — Я слышала ваш разговор в подвале, и ему не следовало говорить с тобой подобным образом о твоем брате. Пусть у Томаса и есть отклонения от нормы, Лену все же не следовало распускать язык.
  
  — А Томасу не надо было бить его. Так что вина на всех ложится поровну.
  
  — На самом деле Лен действовал из самых добрых побуждений. И вообще это я подала ему идею. Предложила ему взять Томаса с собой куда-нибудь на обед или привезти к нам в гости. И предполагалось, что он пригласит вас обоих, но тебя не оказалось дома.
  
  — Так и получилось.
  
  — Ты уезжал в Нью-Йорк?
  
  — Да.
  
  — Лен не понимает, почему Томас такой. Прости уж его за это. Он из тех, кто считает, что каждому человеку под силу изменить себя. До него не доходит, что некоторые просто рождены не такими, как он сам. Что они не могут с собой ничего поделать. Он же считает, что если что-то может он сам, это должно так же легко получаться у каждого. Лен и со мной часто ведет себя аналогично. Вдруг заявляет: «Перестань изображать вечно изможденную. Это все у тебя в башке. Встряхнись! Поехали в отпуск вместе со мной». Но моя голова здесь ни при чем. У меня редкая болезнь. О ней можно прочитать на сайте клиники Майо. Позволишь присесть? Я устаю, когда долго приходится стоять на ногах.
  
  — Прошу прощения, — спохватился я, пододвигая к Мари один из кухонных стульев.
  
  Она села и тяжело вздохнула.
  
  — Через пару минут мне будет лучше, — сказала Мари. — Дома я держу стул у плиты, чтобы иметь возможность присесть в любой момент, даже когда мне нужно что-то непрерывно помешивать в кастрюле.
  
  — Лучше пока подержать еду в духовке, чтобы не остыла, — произнес я и поставил сковороду на противень.
  
  — Лен никак не желает смириться, что я не в состоянии делать все, чего он от меня хочет, — продолжила Мари, но, поняв двусмысленность своей фразы, покраснела. — Я имею в виду путешествия. Он так и рвется куда-нибудь поехать, но я-то не в состоянии составить ему компанию. Я лишь говорю: поезжай сам, если тебе хочется. Повеселись на славу. Правда, когда я в первый раз сказала ему это, мне не верилось, что он уедет, но он нашел кого-то себе в попутчики и все-таки отправился в Таиланд. И так хорошо провел там время, что теперь у меня язык не поворачивается возражать, когда Лен сообщает, что снова собирается туда на отдых.
  
  — Что ж…
  
  — И я ни на секунду не верю тому, что Лен говорил мне о Томасе.
  
  — Что же он вам сказал, Мари?
  
  — Томас ведь не слышит нас сейчас?
  
  — Нет.
  
  — Лен утверждал, что если бы полиция провела настоящее расследование смерти вашего отца, они бы наверняка заинтересовались Томасом.
  
  — С какой стати?
  
  — Лен считает, что ваш отец всегда немного рисковал, когда принимался косить траву на том склоне, но при этом он был сильным мужчиной, который всегда точно рассчитывал свои действия. Если бы полицейские заподозрили, что его кто-то подтолкнул, первое подозрение пало бы на Томаса. Пойми, я лишь повторяю слова мужа. Я боялась, что он и тебе все это выложил до того, как я открыла дверь нашего подвала. И если он говорил тебе об этом, то мне очень жаль. Сама я и мысли не допускаю, что Томас способен на подобное. Он очень добрый мальчик… На какую температуру ты настроил духовку? Не разогревай ее слишком сильно. Установи градусов на сто, не более, и не держи дольше десяти минут.
  
  Я поправил терморегулятор.
  
  А ведь мне только-только показалось, будто я сумел наконец избавиться от навязчивых мыслей про трактор, выключенное зажигание и поднятые режущие элементы. Объяснение, предложенное Джули, звучало логично и разумно. Но сейчас вновь всколыхнулись все мои прежние подозрения, что некто мог отвлечь отца от его занятия и находился рядом в момент его гибели. Неужели это правда?
  
  Но мне помогло то, что я не был высокого мнения об уме Лена вообще, а особенно в последнее время, и тот факт, что мои версии в чем-то совпали именно с его соображениями, заставил меня отринуть их. И потом — какого дьявола он вообще брался рассуждать на данную тему? У него-то откуда взялись подобные подозрения? Мое собственное воображение было взбудоражено после того, как я изучил состояние, в котором находился трактор. А Лен, насколько мне было известно, даже не приближался к месту происшествия до того, как я переставил машину обратно в амбар.
  
  Значит, он мог основываться на том, что рассказывал ему отец. Но проводить параллель между случаем на лестнице и сознательным толчком, который привел к смерти, означало заходить слишком далеко. Ведь речь все-таки шла об отце Томаса.
  
  Или же Лен преследовал иные цели? Верил ли он сам в свою версию или просто пытался бросить тень на Томаса? Но зачем? Он явно хотел подкинуть эту идею своей жене. Но опять-таки — для чего?
  
  — Проблема в том, — произнесла Мари, словно отвечая на мои безмолвные вопросы, — что Лен всегда судит других слишком строго. Это в его характере. Слышал бы ты, как он отзывается о людях в Таиланде. С виду, говорит, хороший и добрый народ, но за рулем ведут себя не как американцы, качество строительства не идет ни в какое сравнение с нашим, и страна постоянно переживает периоды политической нестабильности. Лен никак не может взять в толк, что мешает им прекратить все эти мелкие склоки между партиями и начать разумно управлять государством. И еще Лен на дух не переносит всякие монархии. Ему непонятно, почему кто-то может претендовать на роль главы страны только потому, что родился в определенной семье. Но все это не мешает ему возвращаться туда, даже если я не могу сопровождать его.
  
  Таиланд.
  
  В последние годы я часто слышал от друзей восторженные отзывы о Таиланде. Жаркий климат, богатый растительный мир — одна из красивейших стран на планете. А кроме того, оживленная ночная жизнь, своеобразная культура, вкусная национальная пища. Правда, как и в любой стране, там не обходилось без проблем. Париж был печально известен обилием воров-карманников и непредсказуемыми забастовками. Лондон — дорогой город, а в последнее время и опасный с точки зрения терроризма. Взрывы в метро и в автобусах были тому подтверждением. Это же относилось, например, к Москве. Мехико сотрясали постоянные войны между наркоторговцами. Да и многие крупные города в Соединенных Штатах стали ареной противоборства уличных банд.
  
  А что я слышал о Таиланде? Разумеется, знал о политических беспорядках, упомянутых Мари. Но было что-то еще. Конечно! Проституция. Детская проституция.
  
  И я поневоле задумался, была ли неспособность Мари путешествовать единственной причиной, побуждавшей Лена отправляться туда в одиночку.
  53
  
  — Уж такие-то детали можно было бы выяснить заранее, — усмехнулась Николь.
  
  Она расположилась на пассажирском сиденье, задрав ноги на переднюю панель и держа нож для колки льда между кончиками указательных пальцев.
  
  Льюис промолчал.
  
  — Я бы, например, непременно убедилась, что наш человек находится у себя в Берлингтоне, прежде чем очертя голову мчаться туда. Но кто я такая, чтобы к моему мнению прислушиваться?
  
  — Это был его дом, — сквозь зубы процедил Льюис.
  
  Микроавтобус летел по ночной автостраде на скорости восемьдесят миль в час, и порой возникало ощущение, будто его в любой момент может занести в кювет. Они двигались на запад. По прикидкам Льюиса, потребуется часа два, чтобы добраться до нового пункта назначения.
  
  Когда на их стук в дверь никто не отозвался, им вовремя подвернулась престарелая соседка, заметившая пару, топтавшуюся на крыльце дома Рэя Килбрайда. Она сообщила, что ее зовут Гвен и она забирает почту и рекламные буклеты, которые присылают Рэю, пока он находится в Промис-Фоллз. У него недавно умер отец, и ему понадобится время, чтобы уладить все дела. А его брат требует за собой присмотра.
  
  — Могу я чем-то вам помочь?
  
  — Минуточку! — воскликнула Николь. — Вы сказали, что в доме живет человек по имени Рэй?
  
  — Именно так.
  
  Николь повернулась к Льюису:
  
  — Говорила же тебе, что мы ошиблись адресом. Мы вообще заехали не в тот район.
  
  Льюис пожал плечами и кивнул:
  
  — Да, согласен.
  
  — Значит, вам нужен не Рэй? — спросила соседка.
  
  Нет, конечно, заверили они, поспешно вернулись к своему фургону и направились в сторону Промис-Фоллз. И Николь всю дорогу подначивала Льюиса за его ошибку. Она умышленно хотела ему этим надоесть. Заставить взбеситься. Посмотреть, позволит ли он себе сорвать на ней злость.
  
  Это был лучший способ получить представление о его дальнейших намерениях. Потом она сказала:
  
  — Если бы решение зависело от меня, я бы не стала ломиться в парадную дверь, а нашла способ тихо проникнуть в дом сзади и застать их врасплох.
  
  Льюис крепче вцепился в руль, процедив:
  
  — Да, наверное, ты права. Мы сделаем так, как предлагаешь ты.
  
  Какие мы милые!
  
  Именно в тот момент Николь поняла, что он собирается убить ее, когда с делом будет покончено. Он вел себя с ней терпеливо, желая усыпить ее бдительность.
  
  Для нее не составило бы труда нанести удар первой. Она могла бы всадить ему нож в шею прямо сейчас, пока он вел машину, а затем перехватить руль и дотянуться ногой до педали тормоза. Чем и хорош просторный микроавтобус — ничего не стоит перебраться на место водителя прямо на ходу.
  
  Николь знала, что это в ее власти. Но время еще не пришло. Нужно довести игру до конца. Она сама хотела разобраться в происходящем не меньше, чем Льюис и те, кто отдавал ему приказы. Представлял ли, например, этот Килбрайд такую же опасность для нее, как для людей, которые ее наняли? А потом ей предстояло оценить угрозу, исходившую для нее от всех сообщников (а не только от одного Льюиса). Может, ей придется разобраться и с ними тоже. Потому что она твердо решила завязать. Все! С нее довольно!
  
  В том чикагском подвале Николь почувствовала, как что-то внутри ее надломилось, когда она убивала жену сотрудника «Уирл-360». И больше не желала исполнять ничьих заказов.
  
  Но, так и быть, она доведет начатое до конца, ни на секунду не теряя Льюиса из виду. Николь уже приняла одну важную меру предосторожности на случай, если ему вздумается внезапно атаковать ее.
  
  — У нас достаточно времени, — вдруг сказал он. — Заскочим куда-нибудь по пути на чашку кофе? Я угощаю.
  
  О да! Он определенно собирался убить ее.
  54
  
  — Это очень вкусно, — сказал Томас, отправляя в рот очередную порцию жаркого с тунцом, приготовленного Мари Прентис.
  
  — Да, хорошо, — согласился я.
  
  Но с той минуты, как Мари уехала, я вдруг почувствовал, что мой прежний аппетит исчез. Слова Лена крепко засели у меня в памяти. Я не мог избавиться от мысли, что он преследует какие-то свои цели. Пытается возложить на Томаса ответственность за то, чего тот не делал.
  
  — Я, пожалуй, положу себе добавки, — произнес брат.
  
  — А не хочешь взять на себя потом мытье посуды?
  
  — Разве это справедливо?
  
  — А почему нет? В чем несправедливость?
  
  — Но ты ведь не приготовил ужин. Я думал, уговор такой: ты готовишь, я убираю со стола и мою посуду. И наоборот, если я готовлю, то уборка за тобой. А ужин приготовила Мари.
  
  Он положил себе в тарелку еще еды.
  
  — Значит, следуя своей логике, — заметил я, — если какую-либо работу выполняет кто-то помимо нас двоих, то все остальное ложится на мои плечи?
  
  Томас медленно жевал, стараясь сформулировать свой следующий аргумент.
  
  — Ну, по крайней мере мне так показалось сначала.
  
  — А теперь тебе не кажется, что в таком случае нам следует разделить обязанности? Ты уберешь со стола и сложишь тарелки в посудомойку, а я отскребу и отмою сковородку. Судя по тому, как ты орудуешь вилкой, в ней ничего не останется.
  
  — Ладно, — кивнул он.
  
  Через десять минут мы с Томасом стояли около раковины. Я наполнял ее мыльной водой, а он укладывал тарелки, чашки и столовые приборы в нашу посудомоечную машину. То есть мы в буквальном смысле терлись друг о друга плечами и даже выработали что-то вроде общего ритма. Все делалось молча, но мне казалось, что мы ни разу не были так близки с моего приезда сюда. А чуть позже, протирая тряпкой стол, брат спросил:
  
  — У тебя в жизни бывало, чтобы человек, которого ты считал своим другом, начинал себя вести не как друг?
  
  Задавая вопрос, он не смотрел на меня, сосредоточившись на том, чтобы сделать поверхность стола идеально чистой.
  
  — Да, случалось несколько раз. А ты кого имеешь в виду?
  
  — Даже не знаю, могу ли быть откровенным с тобой.
  
  — Конечно, можешь. Если не со мной, то с кем еще тебе это обсудить?
  
  Томас посмотрел мне в лицо.
  
  — Я имею в виду президента.
  
  — Клинтона?
  
  Он кивнул, подошел к раковине, ополоснул тряпку и повесил ее сушиться поверх крана.
  
  — Он всегда говорил со мной по-дружески, но вот в последние два раза… Что-то изменилось.
  
  — Что именно?
  
  — Он стал оказывать на меня давление.
  
  — Может, тебе не следует с ним больше общаться?
  
  — Когда тебя вызывает президент, трудно уклониться от общения с ним.
  
  — Да, вероятно, ты прав.
  
  — И он запрещает мне говорить о некоторых вещах. Причем о том, что не имеет ничего общего с моей миссией.
  
  Я положил руку ему на плечо.
  
  — А ты не хочешь поехать завтра на прием к доктору Григорин?
  
  — Это было бы неплохо, — ответил он. — Мне не нравится, когда президент говорит мне, что я буду выглядеть слабаком.
  
  — Слабаком?
  
  — Что если я начну говорить о некоторых вещах, у меня могут возникнуть неприятности. Он запретил мне рассказывать о них даже тебе.
  
  — О чем?
  
  — О том, что было в окне. Когда я махал тебе рукой, а ты меня не видел. Потому что не посмотрел вверх.
  
  Мы стояли рядом, прислонившись к кухонной полке.
  
  — Когда именно это случилось, Томас?
  
  — В тот день, когда тебя послали меня искать. Когда ты нашел в проулке мой велосипед. Помнишь?
  
  — Еще бы! Мне тогда пришлось рыскать по всему городу. Я даже выкрикивал твое имя.
  
  — А я услышал тебя. Именно тогда я вырвался и подбежал к окну. Я тоже хотел закричать, но знал, что он просто взбесится. Но если бы ты тогда хотя бы увидел меня, отец поверил бы моим словам.
  
  — Ты вырывался? Томас, что с тобой произошло в тот день?
  
  — Он сделал мне больно, — сказал он и ткнул рукой себе куда-то между ног. — Он сделал мне больно вот здесь.
  
  Теперь я положил обе ладони ему на плечи и сжал пальцы.
  
  — Расскажи мне, что произошло. Кто-то дурно обошелся с тобой? Кто?
  
  — Папа очень сильно рассердился. Чуть с ума не сошел, когда я ему все рассказал. Велел мне немедленно прекратить все эти выдумки. Заявил, что если еще раз услышит от меня нечто подобное, то сам не знает, что со мной сделает. Но я понимал, это будет что-то ужасное. Испугался, что они с мамой решат отправить меня из дома. В специальное заведение. И потому я никогда больше не упоминал об этом.
  
  Я обнял его.
  
  — Господи, Томас, мне так жаль!
  
  — А теперь я думаю… Мне кажется, что я готов все рассказать. Но президент мне запрещает. Мол, если я кому-нибудь расскажу, у меня возникнут проблемы.
  
  — Так кто же сделал тебе больно, Томас?
  
  Он опустил голову.
  
  — Мне надо все взвесить. Я не хотел бы идти против воли президента.
  
  — А доктору Григорин ты можешь все рассказать?
  
  — Я хотел, но передумал. Знаешь, кому я бы рассказал об этом?
  
  — Кому?
  
  — Джули. Она очень добра ко мне и всегда разговаривает, как с нормальным человеком.
  
  — Что ж, хорошо. Она к нам вернется вечером. Правда, поздно, но я уверен, Джули найдет время пообщаться с тобой.
  
  — Она приезжает, чтобы заняться с тобой сексом? — спросил Томас.
  
  — Наверное, не в этот раз, — с улыбкой ответил я. — Было бы хорошо, если бы ты все ей рассказал. Мне можно будет присутствовать, или ты предпочтешь беседу с ней наедине?
  
  — Но Джули ведь тебе потом все перескажет?
  
  — Только если ты сам не попросишь ее не делать этого.
  
  — Тогда лучше тебе присутствовать.
  
  — Вот и отлично. Но она приедет не скоро. Может, ты захочешь пока посмотреть телевизор или заняться еще чем-нибудь?
  
  — Нет. Мне надо возвращаться к работе. Даже если мне не нравится, как со мной стал разговаривать президент, дело должно быть выполнено.
  
  — Разумеется.
  
  — Но к приезду Джули я приготовлю фотографии и покажу ей.
  
  — Какие фотографии?
  
  — Наш старый фотоальбом. Чтобы она представляла, как в то время выглядел я. И каким был ты. Он лежит в подвале.
  
  — Хорошо. Ты знаешь, где его искать?
  
  Томас кивнул и поднялся к себе. Я вышел на крыльцо и просидел там полчаса, пока тьма не сгустилась настолько, что стали видны звезды. Тогда я вернулся в дом, плюхнулся на диван перед телевизором и стал перескакивать с канала на канал. Но меня ничто не заинтересовало, да и едва ли могло заинтересовать. Я был слишком взволнован. Думал о Джули. О своем отце. О Лене Прентисе. А еще о лице в окне, о двух людях, убитых в Чикаго, и о покойной Эллисон Фитч. И о том, что мне едва ли пришлось бы сейчас размышлять о многом, будь у Томаса иное хобби. Филателист никогда не увидел бы на компьютере, как совершается предполагаемое убийство. Как и собиратель бейсбольных карточек или садовод-любитель.
  
  Интересно, успел ли Гарри Пейтон поговорить с детективом Дакуэртом? Может, Гарри пообщался с ним недавно, и Дакуэрт сейчас занимается проверкой фактов? Или детектив выслушал его и заявил, что никогда в жизни не слышал подобной чепухи? И я решил, что мне ничто не мешает все выяснить самому.
  
  Выключив телевизор, я взялся за отцовский компьютер, нашел сайт полиции Промис-Фоллз, выбрал среди указанных телефонных номеров тот, что не являлся «горячей линией», и набрал его.
  
  — Полицейское управление Промис-Фоллз, — услышал я женский голос.
  
  — Не могли бы вы соединить меня с детективом Дакуэртом?
  
  — Боюсь, он уже уехал домой. А кто хочет с ним говорить?
  
  — Мистер Килбрайд.
  
  — Подождите, я на всякий случай проверю. — Она перевела меня в режим ожидания, и пока я сидел с трубкой у уха, вниз спустился Томас.
  
  — Что ты собираешься делать? — спросил я.
  
  — Иду искать фотоальбом.
  
  — Вы слушаете? — вновь донесся голос женщины-дежурной. — Мистер Килбрайд, вы у телефона?
  
  — Да.
  
  — Мне удалось связаться со следователем Дакуэртом на дому. Одну секунду, я вас с ним сейчас соединю. — И после паузы добавила: — Говорите.
  
  — Алло! Это детектив Дакуэрт?
  
  — А вы кто такой? Дежурная сказала, вы назвались мистером Килбрайдом?
  
  — Именно так.
  
  — Надеюсь, это не чья-то глупая шутка? Вы же не Адам Килбрайд?
  
  — Нет, сэр. Я его сын.
  
  — Сын?
  
  — Меня зовут Рэй Килбрайд.
  
  — Ах вот оно что! Вы тот самый его сын из Вермонта, если не ошибаюсь?
  
  — Да, из Берлингтона.
  
  — А вашего брата зовут Томас?
  
  — Да, — ответил я, подумав, что Гарри успел, вероятно, посвятить его во многие детали.
  
  — Прошу прощения за странный вопрос, который я вам задал сначала, — произнес детектив. — У меня, видимо, случился легкий шок, когда моя коллега сообщила, что меня вызывает мистер Килбрайд. Примите соболезнования по поводу смерти отца.
  
  — Благодарю вас. И спасибо, что согласились выслушать меня. Я ведь не знал уже, к кому обратиться. Здесь все так запуталось. Хотя вы, наверное, в курсе…
  
  — Да, я разговаривал с вашим отцом.
  
  У меня возникло ощущение, будто на мгновение кто-то опустил меня головой в миксер.
  
  — Простите, что вы сказали? Когда это было?
  
  — Пару недель назад.
  
  Из подвала вдруг донесся крик Томаса:
  
  — Рэй!
  
  — Мой отец разговаривал с вами две недели назад? — удивился я.
  
  — Да. А разве вы звоните не по тому же поводу?
  
  — Нет… То есть да. Я просто хотел узнать подробности.
  
  — Мне пришлось сказать вашему отцу, что если он захочет возбудить дело, то доказать что-либо будет трудно.
  
  — Рэй! — опять крикнул Томас.
  
  — Подожди немного! — ответил я и сказал в трубку: — Прошу прощения, мой брат пытается кое-что найти в подвале. Вы остановились на том, что доказать будет трудно. Почему?
  
  — Нужно учитывать, как много времени прошло с тех пор. И что со свидетельскими показаниями вашего брата могут возникнуть проблемы, как вы, я надеюсь, сами понимаете. Ваш отец осознавал это. И он не хотел заставлять вашего брата пройти через такое. Он был добрым, ваш отец. Я разговаривал с ним лишь однажды, но сразу почувствовал в нем разумного человека и хорошего отца, которому многое пришлось вынести.
  
  — Вам трудно будет в это поверить, детектив Дакуэрт, но лишь только что до меня дошло, о чем идет речь, — признался я. — Мой брат стал жертвой насильника?
  
  — А разве ваш отец не рассказывал об этом?
  
  — Нет. Но с тех пор как я сюда приехал после смерти папы, выяснилось много нового, что навело меня на определенные подозрения. В прошлом случилось нечто, за что, как опасался отец, мой брат никогда не сможет простить его. И еще… отец провел поиск на тему детской проституции в Интернете. Я не сумел выяснить, на какие сайты он заходил, потому что брат удалил ссылки, прежде чем мне удалось их найти.
  
  — Что я могу сказать, — вздохнул Дакуэрт. — Все сходится. Но к сожалению, я пока не знаю, насколько я вправе обсуждать с вами, Рэй, детали. Кроме того, если честно, ваш отец отказался предоставить мне важную информацию. В частности, кто именно…
  
  — Рэй!
  
  — Господи, — пробормотал я. — Простите, детектив, но не могли бы вы продиктовать мне номер, чтобы я вам перезвонил? Буквально через несколько минут. Мне очень важно закончить нашу беседу.
  
  — Разумеется.
  
  Я поспешно достал из ящика кухонного шкафа карандаш и записал номер на листке самоклеющейся бумаги.
  
  — Я вам перезвоню.
  
  — Буду ждать.
  
  Я дал отбой и оставил свой телефон на кухонном столе. Подходя к двери в подвал, крикнул:
  
  — Томас! Я же разговаривал по телефону!
  
  Спустившись по ступеням, я не сразу увидел его. Подвал имел форму буквы L, и я решил, что он как раз за углом, где папа, собственно, и хранил старые альбомы.
  
  — Где ты, черт тебя побери?
  
  — Здесь, — отозвался брат.
  
  Я повернул за угол и увидел Томаса. Его глаза округлились от ужаса. Руки он держал сзади, словно решил хлопнуть в ладоши за спиной.
  
  И он находился не один. Рядом стояла женщина. Левой рукой она вцепилась брату в волосы. А в правой… В правой блеснуло нечто похожее на нож для колки льда, острие которого уткнулось в горло Томаса чуть ниже подбородка.
  55
  
  — Значит, ты и есть Рэй? — сказала женщина.
  
  — Да, — ответил я, не в силах оторвать взгляда от ножа.
  
  Она потянула Томаса за волосы.
  
  — А это кто? Наверное, Томас? Твой брат?
  
  — Да.
  
  — Не делай глупостей, Рэй, и тогда никто не пострадает.
  
  — Хорошо, — сказал я. — Только, пожалуйста, не надо причинять ему боли.
  
  Томас выглядел так, словно голый стоял на морозе. Его тело тряслось. Я не мог видеть его рук, но они наверняка тоже крупно дрожали. За все время, проведенное вместе, я никогда не видел брата таким испуганным.
  
  — Рэй, скажи ей, чтобы она меня отпустила!
  
  — Не волнуйся, Томас, я отдам ей все, что она потребует.
  
  — Правильное решение, Рэй, — усмехнулась женщина. — Пока ты будешь нам помогать, ни с кем ничего плохого не случится.
  
  Я заметил у нее в ухе одно из новейших переговорных устройств, которое почти полностью скрывали падавшие ей на плечи светлые пряди.
  
  — Все чисто, можешь заходить, — произнесла она, словно обращалась к своему плечу. — Мы в подвале.
  
  — Что вам нужно?! — воскликнул я.
  
  — Прямо сейчас мне нужно, чтобы ты замолчал, — отозвалась она, не отпуская волосы Томаса и держа острие у его шеи. — Скоро все сам поймешь.
  
  Даже из глубины подвала, как мне показалось, я расслышал звук подъехавшей к дому машины. Отдаленный хруст гравия под шинами, хлопок передней дверцы. Открылась входная дверь, и у меня за спиной по лестнице кто-то стал спускаться вниз. Я повернул голову, и как только мужчина попал в лучи лампочки без абажура, свисавшей с потолка, я рассмотрел его. Высокий, лысый, крепко сбитый, нос свернут чуть набок, будто был когда-то сломан.
  
  Он, в свою очередь, бросил взгляд на меня.
  
  — Значит, ты и есть Рэй Килбрайд?
  
  — Он самый.
  
  — А это кто?
  
  — Его брат Томас, — сообщила женщина.
  
  — Привет, Томас, — спокойно сказал мужчина. — А меня зовут Льюис. Как я вижу, с Николь ты уже познакомился.
  
  Когда он поравнялся со мной, я заметил, что у него под кожаной курткой, какие носят пилоты военно-воздушных сил, что-то топорщится. Нечто покрупнее ножа для колки льда. Через плечо он перекинул небольшой рюкзак.
  
  — Мы не очень богаты, но можете забирать все, что угодно, — проговорил я.
  
  — Только не мой компьютер! — выпалил Томас.
  
  Льюис склонил голову набок и посмотрел мне в лицо.
  
  — Думаешь, что это простое ограбление?
  
  — Они не смеют забирать мой компьютер, — упрямо произнес Томас. — Пусть берут отцовский.
  
  — Если не ограбление, то что же? — спросил я.
  
  — Мне нужно, чтобы ты сложил руки за спину, — ответил Льюис.
  
  Он расстегнул «молнию» на рюкзаке и достал оттуда пластмассовые наручники, которые применяют сотрудники тактических полицейских подразделений против демонстрантов.
  
  — Умоляю вас, — сказал я. — Здесь явно какая-то ошибка.
  
  — Если мне придется еще раз попросить тебя положить руки за спину, а ты этого не сделаешь, моя напарница пустит твоему брату немного крови.
  
  В его тоне звучали властность и привычка командовать. Так разговаривали офицеры полиции среднего ранга и выше. Я предположил, что раньше он служил копом, хотя едва ли оставался на службе сейчас.
  
  Пришлось подчиниться и свести руки за спину. Он тут же прихватил обе кисти узкими полосками пластмассы и крепко затянул. Они больно впились мне в кожу. Я попытался пошевелить пальцами, гадая, долго ли еще буду чувствовать их.
  
  — У тебя порядок, Льюис? — спросила женщина.
  
  Мне сразу показалось тревожным признаком их нежелание скрывать от нас свои имена. Я попытался успокоить себя, что используются прозвища, однако это представлялось маловероятным.
  
  — Да, — ответил он, и женщина убрала острие от подбородка Томаса и отпустила его шевелюру. Затем слегка подтолкнула в мою сторону.
  
  — Мне страшно, Рэй, — прошептал брат.
  
  Теперь он чуть развернулся, и я заметил, что его руки туго скованы, как и мои.
  
  — Знаю, — кивнул я. — Мне тоже.
  
  — Забираем обоих? — спросила та, кого звали Николь.
  
  — Интересный вопрос, — откликнулся Льюис. — Дай мне время подумать над этим. Для начала я бы прогулялся по дому. Нужно убедиться, что тут не притаился кто-либо еще.
  
  Он поднялся наверх, оставив нас с Томасом наедине с Николь.
  
  — Послушайте, — обратился к ней я. — Мы не…
  
  — Заткнись! — грубо оборвала она.
  
  Льюис вернулся через несколько минут. По лестнице он спускался с озадаченным выражением лица.
  
  — Что это там за ахинея наверху? — спросил он.
  
  — Вы имеете в виду карты? — уточнил я.
  
  — Да. И компьютер тоже.
  
  — Это все мое, — вмешался Томас. — Надеюсь, вы ничего не трогали?
  
  — Кажется, нам пора перенести нашу вечеринку на второй этаж, — усмехнулся Льюис.
  
  Я кивнул и плечом дотронулся до плеча брата.
  
  — Пойдем, — сказал я ему. — Если мы сделаем то, что им нужно, все будет хорошо.
  
  Я не нашел другого выхода из положения, кроме как солгать.
  
  Томас поднимался вслед за Льюисом, а Николь замыкала шествие. Нам с братом приходилось переставлять ноги осторожно, потому что в случае чего не было возможности ухватиться за перила. У меня мелькнула мысль развернуться и крепко врезать женщине ногой в лицо, и, будь она одна, я бы, вероятно, так и поступил. Но оставался Льюис, который уже добрался до кухни. И если моя догадка оказалась верна и под курткой у него топорщился пистолет, ему не составило бы труда быстро справиться с нами обоими.
  
  А потому мы смиренно вышли на первый этаж и поднялись в холл второго.
  
  Николь только сейчас увидела то, что уже успел изучить Льюис: стены холла и всего коридора, сплошь завешанные картами. Она удивленно смотрела на очертания Южной Америки, Австралии, Индии, как и на детальные схемы Сан-Франциско, Кейптауна, Денвера. И все это на участке стены в два фута шириной.
  
  — Дальше — больше, — произнес Льюис, распахивая перед ней дверь комнаты Томаса.
  
  Николь вошла первой, пораженная картиной, похожей на ту, что она видела в коридоре. Она молчала, но ее взгляд перемещался с одной карты на другую. На нее это произвело сильное впечатление. Она встала перед картой Австралии и ткнула указательным пальцем в Сидней.
  
  — А теперь взгляни на это, — сказал Льюис, обращая ее внимание на три монитора, каждый из которых в этот момент показывал вид на одну и ту же улицу с трех разных точек.
  
  — Что это за место? — обратился Льюис ко мне.
  
  — Понятия не имею.
  
  — Лиссабон, — сказал Томас.
  
  — Лиссабон, — повторил Льюис. — Но это же сайт «Уирл-360»?
  
  Брат кивнул.
  
  — А чей компьютер?
  
  — Мой.
  
  — Зачем ты рассматриваешь Лиссабон?
  
  — Я рассматриваю все города.
  
  — Он говорит совершенно серьезно, — вмешался я. — Изучает улицы городов мира.
  
  — Для чего?
  
  — Просто хобби, — ответил я.
  
  Томас окинул меня взглядом, явно не понимая, зачем мне понадобилось врать. А потом он повернулся к Льюису:
  
  — Вам ведь все прекрасно известно, не так ли?
  
  — Что именно?
  
  — Об исчезновении всех карт и той роли, которую я должен сыграть в секретных операциях, оказывая помощь нашим агентам.
  
  — Что за чушь он несет? — изумилась Николь.
  
  — Вы на стороне плохих людей, — сообщил Томас, словно мы были детьми, затеявшими игру в полицейских и воров.
  
  Льюис расплылся в улыбке.
  
  — Наверное, так. А теперь мне нужен правдивый ответ на мой вопрос. Кто из вас залез отсюда на Очард-стрит? — Он посмотрел на меня. — Я думал, что ты, поскольку потом ты явился туда и стал долбить в дверь.
  
  У меня мороз пробежал по коже. Я сообразил, в какую большую беду мы с братом попали.
  
  — Соседка? — спросил я.
  
  Льюис покачал головой:
  
  — Нет. Обыкновенная видеокамера, срабатывающая на движение. Я установил ее рядом с дверью.
  
  Теперь все встало на свои места.
  
  — Ясно, — кивнул я.
  
  — Получил четкое изображение того, что ты держал в руках.
  
  — Вот оно как…
  
  — Так кто это был?
  
  — Я нашел ту картинку, — заявил Томас. — Заметил в окне женщину, на голову которой нацепили пакет. И Рэй поехал туда, выполняя мое поручение.
  
  Льюис посмотрел на Николь и усмехнулся:
  
  — Вот и ответ на твой вопрос.
  
  А когда она удивленно вскинула брови, добавил:
  
  — Я имею в виду, брать нам с собой одного из них или обоих.
  56
  
  — Нам надо и это захватить с собой, — произнесла Николь, указывая на компьютерный терминал, к которому были подключены мониторы Томаса.
  
  — Хорошая идея, — поддержал ее Льюис.
  
  — Нет! — издал протестующий вопль Томас. — Нет! Не делайте этого!
  
  — Томас, — я легко толкнул его плечом в плечо, — сейчас на карту поставлено куда больше, чем просто компьютер.
  
  — Но он же мой! — настаивал брат, а потом с ужасом наблюдал, как Льюис отключает один кабель за другим. — Остановитесь!
  
  Тем временем Николь тихо спросила меня:
  
  — Ты сможешь утихомирить его и держать под контролем?
  
  — Да. Только дайте мне возможность недолго поговорить с ним с глазу на глаз.
  
  Она разрешила нам отойти в сторону. Я встал к брату лицом и склонился так близко, что почти касался головой его лба.
  
  — Послушай меня внимательно. Мы с тобой попали в переделку. Я куплю тебе новый компьютер. Самый современный. Но такой шанс у меня появится лишь в том случае, если мы будем сейчас с ними сотрудничать. Ты меня понимаешь?
  
  — Но он же мой! — плаксиво твердил Томас.
  
  — Мне нужно, чтобы ты успокоился. Сможешь сделать это ради меня, Томас?
  
  Он поднял голову и посмотрел мне в лицо.
  
  — Но ты должен будешь купить мне такой же быстродействующий компьютер, как этот.
  
  — Он будет действовать еще быстрее, — сказал я, давая обещание, которое, как мне уже представлялось, едва ли сумею выполнить.
  
  Льюис поставил отсоединенный терминал на край стола и обратился ко мне:
  
  — Что же ты там делал?
  
  — Где?
  
  — Ты понял, о чем я говорю.
  
  — Брат попросил меня заехать туда. Он бродил по сайту, увидел в окне что-то странное и захотел, чтобы я заглянул по этому адресу, когда буду в городе.
  
  — Ах вот оно что! — ухмыльнулся Льюис. — Значит, все это было совершенно случайным совпадением?
  
  — В общем, да.
  
  — То есть ты хочешь меня убедить, будто твой брат просто так гуляет по Интернету, видит данное изображение, а ты всегда готов помчаться в Нью-Йорк и провести расследование?
  
  — Да.
  
  Он с иронией посмотрел на Николь.
  
  — Видишь, как все просто. Невинная прогулка в Сети.
  
  — Отлично! Думаю, мы можем на этом закругляться и ехать по домам, — подыграла она ему.
  
  — Точно.
  
  А потом Льюис подошел ко мне так близко, что его лицо оказалось в каком-то дюйме от моего. Я даже ощутил на щеке его горячее дыхание.
  
  — Скоро мы доставим вас в одно местечко, где тебе понадобится более убедительная версия, чем эта чушь. И по дороге у тебя будет достаточно времени, чтобы придумать ее.
  
  — Куда вы нас повезете? — спросил я.
  
  — Дай ленту, — попросила его Николь.
  
  Льюис запустил руку в рюкзак и извлек рулон серой упаковочной клейкой ленты.
  
  — Ни в чем себе не отказывай, — сказал он и кинул рулон Николь.
  
  — Мы говорим вам чистую правду, — продолжил я. — Все именно так и было. Больше мы ничего не знаем.
  
  Николь оторвала кусок ленты длиной около шести дюймов и залепила мне рот.
  
  — Не надо делать этого со мной, — запричитал Томас, заметив, как Николь отрывает второй кусок. — Не надо!
  
  Он пытался закричать, когда она нашлепнула ленту на его губы. Его рот так и остался полуоткрытым, а нижний край ленты прилепился к зубам, все еще позволяя челюсти двигаться.
  
  — Вот дерьмо! — выругалась она, быстро оторвала еще полосу и заклеила нижнюю часть рта Томаса. — Теперь все в порядке.
  
  Льюис застегнул рюкзак, закинул его на плечо и взял терминал компьютера. В этот момент откуда-то донеслось еле слышное дребезжание.
  
  — Что это? — спросила Николь. — Твой сотовый так звонит?
  
  — Нет.
  
  Льюис внимательно осматривал комнату, пока его взгляд не уперся в старый городской телефон на столе Томаса, сохранившийся с тех дней, когда он пользовался проводным модемом для подключения к Интернету и ему провели отдельную линию.
  
  На аппарате мигала красная лампочка вызова. Брат полностью убрал звук звонка, да ему и не звонил никто. Я, например, представить не мог, кто звонит. Вернее, допускал две возможности: ошибку номером или торгового агента, пытавшегося что-нибудь продать.
  
  Но Николь и Льюис, разумеется, этого не знали.
  
  — Ответить или не обращать внимания? — обратился Льюис к Николь.
  
  Она размышляла, глядя на мигающий огонек.
  
  — Если кто-нибудь знает, что он должен быть на месте, а его не окажется…
  
  Томас тоже смотрел на красный сигнал, причем казалось, что у него глаза выскочат из орбит от напряжения.
  
  Льюис снял трубку. Но первое, что он сделал, — это громко откашлялся в нее, а потом чихнул. Когда он заговорил, создавалось впечатление, будто человек сильно простужен.
  
  — Алло!
  
  После короткой паузы он произнес:
  
  — Томас слушает. — И снова чихнул. — Кажется, у меня началась ангина. А кто это?
  
  Еще через секунду:
  
  — Билл… Как вы сказали?
  
  Лишь мгновение он выглядел искренне изумленным, а затем усмехнулся.
  
  — Прости, старина Билл. Рад был бы поболтать, но я сегодня играю в боулинг с Джорджем Бушем-младшим. — И положил трубку.
  
  Николь смотрела на него, дожидаясь объяснений.
  
  — Какой-то ненормальный, — сообщил он. — Этот идиот представился Биллом Клинтоном.
  
  Я бросил взгляд на брата. Наверняка у меня был обескураженный вид, однако Томас не казался удивленным вовсе. Скорее — расстроенным, что ему не позволили поговорить с бывшим президентом.
  57
  
  Если бы не заклеенный рот, я бы, вероятно, воскликнул что-нибудь подходящее к случаю, вроде: «Ну ничего себе!» А вот Николь и Льюис моментально забыли о звонке. Им надо было побеспокоиться о других делах. Например, о том, чтобы поскорее убраться отсюда, прихватив нас с Томасом в качестве багажа.
  
  Льюис вышел из комнаты первым, неся перед собой компьютер. Николь легким движением ножа для колки льда показала, чтобы мы следовали за ним. Когда мы приблизились к лестнице, входная дверь открылась — Льюис уже вышел наружу. С руками, все еще скованными сзади, я снова прикинул: могу ли хоть что-то предпринять, воспользовавшись тем, что Николь на короткое время осталась без своего напарника?
  
  Но что? Она была вооружена, а я не мог даже рукой пошевелить. Мне оставалось обдумывать лишь самые простые варианты вроде попытки бегства. Проскочить мимо Томаса, метнуться к задней двери и воспользоваться покровом ночи. Вниз по склону на дно оврага. Перебраться на противоположный берег реки. А стоило мне оказаться в лежавших по ту сторону полях, я мог бы бежать, пригнувшись, совершенно невидимый издали, пока не добрался бы до ближайшего дома, чтобы позвонить в полицию.
  
  Конечно, при этом мне пришлось бы предоставить Томаса самому себе, пусть лишь на время, но только так у меня вообще появлялась возможность спасти его.
  
  Эти мысли крутились у меня в голове, когда вперед неожиданно рванулся Томас. Он перепрыгнул через последние несколько ступеней, и я ожидал, что он поступит, как собирался я сам, то есть рванется к задней двери, но брат сумел сунуть ступню в проем парадной двери и не дал ей захлопнуться, затем плечом распахнул ее и выбежал на крыльцо.
  
  Это не была попытка к бегству. Томас бросился спасать свой компьютер.
  
  — Льюис! — предостерегающе крикнула Николь, стоявшая двумя ступенями выше меня.
  
  Прежде чем я успел хоть что-нибудь сделать, она протянула руку и сгребла меня сзади за воротник рубашки.
  
  — Не вздумай и ты дернуться, — прошипела она, а я почувствовал, как острие ножа для колки льда покалывает кожу под моим правым ухом.
  
  Было слышно, как снаружи сначала что-то упало, потом захрустел гравий.
  
  Оставшуюся часть пути до двери я проделал под надежным контролем. Когда мы вышли из дома, Томас уже лежал на спине, глядя на Льюиса снизу вверх и неуклюже изогнувшись из-за рук, скованных за спиной. В паре футов от него рядом с задней дверью белого и почти лишенного окон микроавтобуса завалился набок терминал компьютера.
  
  Льюис рывком привел Томаса в вертикальное положение. Затем они с Николь тычками подвели нас к двери фургона, которая все еще оставалась закрытой. Николь протянула руку за рюкзаком Льюиса. Он передал ей его, и она снова достала ленту, плотно обмотав ее вокруг моих коленей и лодыжек. Потом проделала ту же операцию на Томасе.
  
  — Придется уж как-нибудь заползти внутрь, — сказала она, распахивая обе створки двери микроавтобуса, у которого впереди располагались только два сиденья, а грузовой отсек оказался пустым. Там лежала лишь кипа сложенных покрывал для перевозки мебели.
  
  Льюис достал из рюкзака нечто похожее на зимние вязаные шапочки для лыжников, с отверстиями для глаз, носа и рта. Он напялил одну из них мне на голову, причем все отверстия оказались у меня на затылке. Вскоре донеслось злобное мычание Томаса, когда маску надели и на него. Меня кто-то тронул за плечо. Николь, подумал я, поскольку рука ощущалась меньше мужской. Она заставила меня слегка развернуться.
  
  — Два скачка вправо, и ты упрешься в бампер, — произнесла Николь. — Сядешь на него и вползешь внутрь.
  
  Вообще-то потребовалось три скачка, причем при третьем я чуть не упал. Ощутив бампер коленом, я развернулся, сел на край и стал осторожно перегибаться, пока плечом не уперся в днище кузова. После чего, извиваясь всем телом, я перебрался в глубь фургона.
  
  — Эй, дурачок, твоя очередь, — услышал я обращение Льюиса к Томасу. — Забирайся внутрь и ты. Шевелись!
  
  Микроавтобус слегка просел под тяжестью тела Томаса.
  
  — Нам предстоит ехать несколько часов, — раздался голос Николь. — И чтобы ни один из вас не издавал при этом ни звука. Придется делать остановки — на пунктах оплаты проезда, на бензозаправках. Кто-то может подойти к окну, что-нибудь спросить или сказать. Не вздумайте делать глупости и поднимать шум. Для вас это будет означать мгновенную смерть. Кроме того, нам придется убить всякого, кто вас увидит или услышит.
  
  — Между прочим, бензин нам нужен уже сейчас, — заметил Льюис. — Мы сожгли полный бак, пока гнали сюда из Берлингтона.
  
  Я услышал, что кто-то начал возиться рядом со мной. Покрывала. Они разворачивали их, встряхивали, а потом закутывали нас на тот случай, если кому-то взбредет в голову заглянуть в микроавтобус. Ночью, в надетой задом наперед лыжной шапке, я даже не предполагал, что может стать еще темнее. Но я ошибался. Вокруг меня воцарилась поистине беспросветно черная тьма, а звуки внешнего мира доносились приглушенно.
  
  Задние двери громко захлопнулись, потом настала очередь двери водителя и, наконец, пассажирской. Я не знал, кто из них сел за руль, да это и не имело значения. Ключ повернулся в замке зажигания, мотор фургона ожил. Вскоре шины захрустели по гравию, когда мы покатились вниз по подъездной дорожке от дома моего отца, прежде чем выехать на шоссе.
  
  «Мы уже никогда сюда не вернемся», — подумал я.
  
  У меня действительно оказалось достаточно времени на размышления в этом темном удушливом коконе.
  
  Когда мы только отъехали от дома, я рассчитывал, что смогу более или менее определить направление движения по количеству поворотов, совершаемых фургоном. Я ведь помнил нечто подобное из какого-то кинофильма. Или это был комикс про Бэтмана? Сериал о Шерлоке Холмсе? Не важно. Главное, что герой внимательно отслеживал маневры машины, определял скорость по звуку покрышек, отмечал неровности дороги и мосты и к моменту прибытия на место знал, где находится.
  
  Но уже после трех поворотов я не имел представления, как и куда нас везут.
  
  Правда, через несколько минут мы сделали остановку для заправки. По моим прикидкам, это была станция «Экксон», где я сам пару раз покупал бензин после приезда в Промис-Фоллз. Но стоило нам снова тронуться в путь, как я совершенно потерял ориентир. Хотя уже вскоре не осталось сомнений, что мы встали на магистраль между штатами. Микроавтобус держал скорость от шестидесяти до семидесяти миль в час, и нам вообще не приходилось останавливаться или замедлять движение. Кроме того, порой мимо грохотали шедшие навстречу большегрузные фуры, что подтверждало мое предположение. Каждые пять-семь секунд колеса издавали легкий стук на стыках бетонного покрытия шоссе. Шины шелестели, затем слышалось: «тум». Шелестение — «тум». Шелестение — «тум». Вероятно, если бы я сидел за рулем, то не обращал бы внимания на повторяющийся звук, но, лежа на холодном металлическом днище микроавтобуса, сосредоточить свой слух было больше не на чем. Явственнее всего доносился любой шум снизу.
  
  Но даже отвлекаясь на мелкие детали, я не мог избавиться от мысли, которая все навязчивее преследовала меня. Кто, черт возьми, звонил Томасу по его телефону? Кто представился Биллом Клинтоном? Ясно же, что это не был сам Билл Клинтон.
  
  Я однажды вломился в комнату Томаса в разгар его воображаемой беседы с бывшим президентом, но телефонная трубка лежала на месте. Он точно ни с кем не общался тогда по телефону. Но ведь нам всем не мог померещиться телефонный звонок. Я же не мог вообразить, будто Льюис назвал звонившего Биллом Клинтоном? Да и Льюис прореагировал на звонок так, как мог бы отмахнуться от него я сам, если бы не знал всей истории о фантазиях Томаса.
  
  Вот только теперь я уже не отличал фантазий от реальности. Звонок не укладывался в голове. Я не находил ему разумного объяснения. Это не мог быть Клинтон. Но кто-то же позвонил от его имени!
  
  А пока я предавался этим раздумьям, зазвонил другой телефон. Мы ехали уже часа полтора. Поначалу я решил, что это мой мобильник, который Льюис у меня на глазах сунул в рюкзак, но мне вроде бы запомнилось, как он его отключил. Ведь Джули могла встревожиться, не обнаружив нас дома, забеспокоиться, не случилось ли чего, и начать звонить. Но рингтон подсказал, что телефон чужой. Мой при звонке издавал фортепианную мелодию, а этот просто звонил, как самый обычный аппарат из прежних времен.
  
  До меня донесся голос Льюиса:
  
  — Слушаю.
  
  Я попытался отвлечься от всех посторонних звуков, чтобы лучше расслышать его часть диалога.
  
  — Да, мы уже возвращаемся… никаких проблем… Да, у него есть брат, он и обнаружил в Сети ту картинку… Он немного того… Кажется, у него не все в порядке с головой, психическое расстройство или что-то подобное… Не знаю, спросите сами… А дом у них тоже странный, все стены в картах… Вот именно, что повсюду… Да, хорошо, и я, кроме того, везу вам компьютер, которым они пользовались, чтобы заходить на тот сайт… Кстати, было еще кое-что очень странное, хотя может на самом деле ничего не означать. Когда мы там находились, зазвонил телефон. Я снял трубку, притворившись, будто я брат, но сильно простужен… Важно другое, и, поверьте, это не мои выдумки. Звонивший сказал, что он — Билл Клинтон… Нет, на характерные интонации я не обратил внимания, потому что говорил всего секунду… То есть, конечно… Да, я считаю, что звонил какой-то идиот или больной… Хорошо. До встречи в магазине игрушек.
  
  Потом на какое-то время в кабине установилось молчание. После чего голос снова подал Льюис:
  
  — Ты перестала быть разговорчивой.
  
  — А ты хочешь поиграть в города? — с иронией спросила она.
  
  — Как тебе угодно.
  
  Они снова замолчали. Вскоре Николь воскликнула:
  
  — Черт!
  
  — Что такое?
  
  — Вижу в зеркальце машину копов. — Значит, она вела микроавтобус. — Приближается к нам по левой полосе.
  
  — Проблесковый маячок включен?
  
  При полном отсутствии окон в фургоне Льюис, вероятно, до сих пор не мог видеть патрульный автомобиль.
  
  — Нет… Черт! Теперь уже включен!
  
  А потом мы все расслышали, как пару раз взвыла сирена. Я почувствовал, что Томас принялся крутиться. Он, несомненно, вслушивался во все происходившее не менее внимательно, чем я, и последнее событие могло и ему внушить определенные надежды.
  
  Микроавтобус сбросил скорость.
  
  — Просто сохраняй хладнокровие, — велел Льюис.
  
  — А ты, случайно, не сохранил свой жетон? — спросила Николь. — Если бы он принял тебя за полицейского из Нью-Йорка, это могло бы нас избавить от лишних хлопот.
  
  — Нет, — ответил Льюис и обратился к нам: — Только посмейте пискнуть, и копа придется пристрелить.
  
  Фургон съехал на обочину. Гладкая поверхность дороги под колесами сменилась грубой щебенкой. Николь перевела рукоятку автоматической коробки передач в парковочное положение, но двигатель не заглушила.
  
  — Остановился прямо позади нас, — комментировала она. — Дверца открылась. Он вышел… Э, да это женщина!
  
  — Плохо, — отозвался Льюис. — С бабами всегда сложнее общаться.
  
  Я услышал, как опустилось стекло.
  
  — Добрый вечер, офицер, — произнесла Николь.
  
  — Права и документы на машину, — донесся голос женщины-полицейского.
  
  — Секундочку… Милый, посмотри в «бардачке», пожалуйста, — обратилась Николь к Льюису, который зашуршал какими-то бумагами в поисках документов.
  
  — Это ваш личный микроавтобус?
  
  — Нет, мы взяли его напрокат, — ответила Николь. — Направляемся к его сестре в Уайт-плейнс, чтобы помочь ей переехать в Олбани. А я что, превысила скорость?
  
  — У вас не горит один из задних габаритов, — сказала сотрудница полиции.
  
  — О, черт, не может быть! Это моя вина? Или виновата прокатная фирма? — забеспокоилась Николь.
  
  — Когда вы управляете транспортным средством, мэм, то сами отвечаете за любые неполадки.
  
  — Да, вы правы. Но если вы меня оштрафуете, могу я потом предъявить претензии прокатчикам?
  
  Николь блестяще справлялась со своей ролью. Она не нервничала и не пыталась скорее избавиться от представительницы власти, что могло бы насторожить ее.
  
  — Это ваше право. Я не стану сейчас выписывать вам штраф, но обязана предупредить, что если вы и дальше собираетесь использовать фургон, габаритный огонь необходимо починить. А счет за ремонт можете переслать в прокатную компанию.
  
  — Спасибо за совет, офицер. Так, вот вам бумаги на микроавтобус, а это — мои водительские права.
  
  — Мне необходимо проверить все это в своей машине. Будьте любезны подождать моего возвращения.
  
  — Разумеется.
  
  Я услышал удаляющиеся шаги.
  
  — Пока все идет как по маслу, — прошептала Николь.
  
  Через пару минут женщина вернулась.
  
  — Все в порядке. Вот ваши документы. Но должна повторить: задний габаритный фонарь вам следует починить при первой же возможности.
  
  — Обязательно, — заверила Николь.
  
  — Спасибо, офицер, — чуть ли не пропел Льюис.
  
  Неожиданно женщина спросила:
  
  — А что у вас внутри?
  
  Не знаю, как у Томаса, а у меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Мир вокруг вдруг словно замер. Возникло ощущение, будто все дальнейшее развивалось, как в замедленной съемке. В голове крутилась только одна мысль: «Пожалуйста, достаньте свое оружие, леди! Умоляю, выньте его из кобуры!»
  
  Но Николь этот вопрос не смутил. Она как будто только и ждала его.
  
  — Там всего лишь кипа покрывал, — заявила она, — чтобы не поцарапать мебель при перевозке.
  
  — Пожалуйста, откройте задние двери!
  
  — Что?
  
  — Дайте мне заглянуть внутрь, а потом можете ехать своей дорогой.
  
  — Конечно, — кивнула Николь.
  
  Было слышно, как она отстегнула ремень безопасности, и он медленно отполз наверх. Она тянется за ножом для колки льда, или Льюис уже достает свой пистолет? — оставалось только гадать мне.
  
  Открылась дверь, и, похоже, Николь выбралась наружу. Шаги двух человек прохрустели вдоль борта фургона и замерли у его задней двери.
  
  «Она сейчас умрет. Эта женщина-полицейский погибнет».
  
  — Будьте добры, откройте, — повторила она.
  
  — Разумеется.
  
  Я ожидал услышать щелчок замка двери, но вместе этого вдруг донеслись какие-то электронные свисты и писки. Рация! Женщина произнесла что-то нечленораздельное, а затем сказала:
  
  — Можете ехать дальше мэм. Доброй вам ночи.
  
  Я расслышал, как она бегом устремилась к своей машине и как взвизгнули об асфальт шины. Снова открылась водительская дверь, и фургон чуть качнуло, когда Николь садилась за руль.
  
  — Что произошло? — спросил Льюис.
  
  — Ее очень вовремя вызвали на какое-то срочное задание.
  
  И мы тоже выехали на шоссе.
  
  Через час мы попали в густой транспортный поток. Теперь уже стало трудно держать постоянную скорость. Судя по звуку покрышек, в одном месте мы пересекли длинный мост.
  
  Да, мы явно проезжали через густонаселенный район. Шум моторов других машин, звуковые сигналы, музыка из магнитол доносились постоянно. Мы свернули налево, потом направо и снова налево. А вскоре число поворотов уже не поддавалось ни подсчету, ни запоминанию.
  
  Наконец микроавтобус остановился и стал двигаться задним ходом. Шум двигателя изменился, чуть отдаваясь эхом, словно мы заехали в гараж или в узкий проезд между домами. Николь заглушила мотор, и они с Льюисом оба вышли наружу. А через несколько секунд открылись и задние двери.
  
  — Эй, мы прибыли на место, — сказала Николь.
  58
  
  Это не может означать ничего серьезного, размышлял Говард, едва закончив говорить по телефону с Льюисом. Он нервно расхаживал по своей роскошной гостиной, пытаясь все обдумать. Звонок в дом Килбрайда от кого-то, кто представился Биллом Клинтоном, Льюис, несомненно, воспринял правильно. Звонил какой-то сумасшедший. Или даже это действительно мог быть Клинтон, но только другой. Говард тоже был в разное время знаком с Франклином Клинтоном, Робертом Клинтоном и даже Элеанорой Клинтон. В Промис-Фоллз мог жить десяток Клинтонов, как и в любом другом американском городе.
  
  И как бы ни был Говард обеспокоен возможными интригами ЦРУ против него самого и Морриса, все равно участие в деле бывшего президента представлялось полной бессмыслицей. Это казалось даже более невероятным, чем участие известного иллюстратора из Вермонта в секретном расследовании.
  
  Впрочем, уже скоро он с этим разберется, как только лично допросит Рэя Килбрайда и его брата. У него не было ни малейших сомнений в том, что Льюис, сам заваривший всю эту кашу, и женщина, которую он привлек к исполнению заказа, сумеют заставить их заговорить.
  
  Между тем Говарда волновало и то, с какой целью Льюис продолжал сотрудничать с той женщиной и сейчас, когда — как от души надеялся Говард — им предстояло разрубить все запутанные узлы, замести все следы в этом так неудачно сложившемся с самого начала деле? Но в глубине души ответ был ему известен. Как только все закончится, Льюис сведет последние счеты. Ее ошибка слишком дорого стоила им всем. А Говард давно был знаком с Льюисом, чтобы не знать: подобного он не прощает никому.
  
  Льюис сделает так, как посчитает нужным. И ему, Говарду, нет необходимости даже думать об этом.
  
  Прошло почти три часа, прежде чем Льюис позвонил снова.
  
  — Мы прибыли.
  
  — Я к вам скоро присоединюсь, — сказал Говард.
  
  Они приехали в Нью-Йорк слишком поздно. Намного позднее, чем намечали. Говард уже не успевал встретиться с Моррисом Янгером. Придется позвонить ему из машины и все отменить.
  
  Говард вышел из парадного подъезда своего дома на Восемьдесят первой улице. Его черный «мерседес» был припаркован у тротуара чуть в стороне. Он приблизился к нему, встал рядом с водительской дверцей, достал мобильный телефон и набрал номер Морриса.
  
  — Привет! — сказал тот. — А я уже в пути.
  
  В трубке были слышны приглушенные шумы, издаваемые двигателем машины. Моррис сидел в своем лимузине, который вела Хизер — теперь его постоянный личный шофер, которого он мог вызвать в любое время дня и ночи семь дней в неделю.
  
  — Прости, Моррис, но, боюсь, нашу встречу придется перенести.
  
  — Что стряслось, старина?
  
  — Похоже, меня где-то просквозило. Наверное, простуда или грипп. Давай созвонимся утром. Может, сумеем встретиться завтра. Еще раз тысяча извинений.
  
  — Жаль. Я с нетерпением ждал нашей встречи, но уж если ты болен, то лечись как следует, не надо себя перегружать.
  
  — Спасибо за моральную поддержку. — Говард выдавил смешок. — А наши планы мирового господства подождут и до завтра.
  
  Он открыл дверцу машины и скользнул за руль, не переставая прижимать к уху трубку телефона.
  
  — Конечно, — произнес Моррис. — Тогда и поговорим.
  
  Говард отключил телефон, швырнул его на мягкую кожу пассажирского сиденья и захлопнул дверцу. Затем включил зажигание и тронулся в путь.
  
  Хизер как раз свернула на Восемьдесят первую улицу, когда сидевший сзади Моррис сочувствовал заболевшему другу и договаривался созвониться с ним завтра.
  
  — Разве это не машина мистера Таллимана впереди нас, сэр? — спросила она.
  
  Моррис переместился в центр сиденья, склонился вперед, всмотрелся сквозь лобовое стекло и действительно увидел, как «мерседес» Говарда отъезжает от тротуара.
  
  — Интересно, — пробормотал он. — Он, значит, достаточно хорошо себя чувствует, чтобы сесть за руль.
  
  — Хотите, чтобы я догнала его и посигналила?
  
  — Этого нам делать не следует.
  
  — Тогда домой?
  
  — Нет. Давай проследим, куда он отправился.
  
  Они следовали за Говардом до Четвертой Восточной улицы. Там он припарковал свою машину и направился ко входу в какой-то магазин, в витринах которого не было ни огонька. Слева от магазина тянулся узкий проулок, где стоял белый микроавтобус.
  
  — Как называется это заведение? — спросил Моррис.
  
  В последние годы у него стало слабеть зрение, но Хизер видела ночью с зоркостью совы.
  
  — «Антиквариат Фабера», — ответила она.
  
  В витринах было темно, но ей показалось, будто в них выставлены детские игрушки, каких уже больше не выпускали. Металлические машинки, старые паровозы, примитивные роботы, что-то вроде собранного из конструктора подъемного крана, коробки с настольными играми.
  
  — Зачем его понесло в магазин игрушек ночью? — удивился Моррис. — Видно же, что он закрыт.
  
  — Да, — кивнула Хизер, — но внутри кто-то есть. В глубине я только что видела свет, правда, всего лишь проблеск.
  
  Но Моррис и сам наблюдал, как кто-то отпер дверь, открыл ее ровно настолько, чтобы Говард смог войти, и снова закрыл. Через несколько секунд свет вдали мелькнул вновь, словно ненадолго отдернули штору, а потом магазин погрузился в темноту.
  
  — Что ж, подождем, — усмехнулся он.
  59
  
  Вечером на заседании городского совета Промис-Фоллз разгорелись горячие дебаты, стоит ли продавать на территории города места под рекламу. В предложенном проекте предполагалось, что любой бизнесмен сможет заплатить за право установить вывеску типа «Эти зеленые насаждения содержатся на пожертвования…» — и далее следовало название фирмы. Под эти «украшения» можно было найти определенные точки рядом со всеми скверами, парками и клумбами города, чтобы жители видели их и на засеянном тюльпанами пространстве к югу от центра, и на цветущей разделительной полосе Саратога-стрит, и даже на небольшой лужайке ближе к западной окраине, где владельцам собак разрешалось спускать своих питомцев с поводка. Некоторые члены совета сразу заявили, что подобная реклама изуродует городской пейзаж. Другие приветствовали проект как отличную возможность пополнить городскую казну, не поднимая налогов. Кто-то тут же вылез с актуальным вопросом: «А если владельцу секс-шопа вздумается стать спонсором сквера прямо напротив церкви? Об этом кто-нибудь подумал?»
  
  Джули Макгил сидела за отведенным для прессы столом, делала заметки и пыталась изображать, что обсуждаемая тема ее интересует. На самом же деле Джули в тот момент волновало только, не ошиблась ли она в выборе вина, которое собиралась привезти домой Рэю.
  
  Она ведь не знала, предпочитал он красное или белое. А может, не любил вина вовсе? Они были недолго знакомы, чтобы Джули успела изучить его вкусы. А потому по дороге на заседание совета купила две бутылки калифорнийского красного, бутылку калифорнийского белого, бутылку французского вина и упаковку пива «Амстел».
  
  Но теперь главная проблема заключалась в том, что все это ей пришлось оставить в машине на стоянке перед зданием городского совета. Не придешь ведь к мэру со словами: «Привет! Не могли бы вы поставить мои бутылки в холодильник, пока я буду записывать всю ту ерунду, которую в ближайшие два часа будете нести вы и другие члены совета?» Ладно. Положим, красное вино — отдельный разговор. Его и не следует охлаждать, хотя Джули все равно имела привычку делать это. Значит, когда она приедет к Рэю, можно будет начать с красного, а бутылки с белым сунуть примерно на полчаса в морозильник.
  
  Боже, все эти тревоги из-за напитков! Джули ощутила себя старшеклассницей. Впрочем, следовало признать, что ее отношение к данной теме с годами претерпело незначительные изменения. Какая разница, что пить? Главное — добиться нужного эффекта, и тогда им, может, удастся довести до конца уже однажды начатое.
  
  Чтобы закончить работу, ей не требовалось даже возвращаться в редакцию. Для сотрудников «Стандард» отвели небольшой кабинет прямо в здании мэрии. Джули заскочит туда, настрочит на компьютере заметку о дурацком заседании, отправит файл и уберется отсюда как можно скорее. Она поверить не могла, что эти головотяпы всерьез обсуждали подобный проект. С ее точки зрения, только законченный кретин мог считать, будто вздорная табличка рядом с розами, тюльпанами и азалиями — это хорошая и полезная идея. Правда, чтобы стать членом совета, требовались не мозги, а всего лишь голоса избирателей.
  
  И Джули продолжала сидеть там, делать пометки в блокноте, жалея, что не может продолжить наводить справки об Эллисон Фитч. Кем была эта женщина, почему исчезла, как случилось, что ее нашли мертвой во Флориде через много месяцев после того, как она пропала из своей квартиры в Нью-Йорке? Джули была уверена, что после того как она во всем разберется (если это вообще возможно), у нее получится прекрасный журналистский материал, который, однако, сложно будет опубликовать в ее газете. «Какое отношение все это имеет к Промис-Фоллз?» — спросит ее редактор. Нужно будет придумать, как подать данную тему. И здесь ей поможет Томас, случайно положивший начало всей этой истории, когда изучал города через сайт «Уирл-360».
  
  Но захочет ли Томас стать героем газетной статьи? И как будет реагировать на это Рэй? Джули в свое время написала немало очерков и репортажей, нисколько не беспокоясь, что задела каким-то образом чувства других людей или могла причинить им неудобства. Но сейчас об этом следовало побеспокоиться в первую очередь. Ничего, она найдет выход из положения.
  
  Между тем садово-рекламные дебаты завершились, вылившись в смелое решение не решать ничего немедленно, а передать дело на дальнейшее рассмотрение специальной комиссии. Остальные пункты повестки дня оказались настолько незначительными, что Джули почувствовала себя вправе на этом закруглиться. Она собрала свои вещи, быстро написала заметку и передала ее в редакцию «Стандард». Потом бросилась к своей машине, убедилась, что ее винный «погреб» позади переднего сиденья на прежнем месте, и двинулась к выезду из города в сторону дома Килбрайдов.
  
  Она находилась уже в двухстах ярдах от нужного места, когда с подъездной дорожки ей навстречу вырулил белый полугрузовой микроавтобус. Свет его фар промелькнул мимо нее. Джули не заметила, кто вел машину. Ей не показалось это хоть сколько-нибудь важным. И вообще поначалу Джули не была даже полностью уверена, что микроавтобус отъехал именно от дома Рэя.
  
  Единственное, что она сделала, — это бросила взгляд на удалявшийся фургон в зеркальце, успев заметить, что в одном из его задних габаритных фонарей перегорела лампочка. Джули включила «мигалку», свернула на подъездную дорожку и подкатила к крыльцу. Машина Рэя оказалась на месте, как и старый «крайслер», принадлежавший прежде его отцу, а сам дом был залит светом, словно там что-то вовсю праздновали. В гостиной горела люстра, и даже комната Томаса на втором этаже показалась ей освещенной ярче, чем обычно.
  
  Джули выбралась из машины, взяла пакеты, поднялась по ступеням крыльца и постучала в дверь. Примерно через десять секунд, когда на стук никто не вышел, она приоткрыла дверь и окликнула хозяев:
  
  — Привет! Есть кто дома?
  
  Подождала немного. Не услышав ответа, крикнула громче:
  
  — Рэй! Где ты? Я не могу выпить все вино одна! Хотя, если заставишь, попробую.
  
  Никакой реакции.
  
  Она вошла в дом, пристроила пакеты в первом попавшемся кресле и заглянула в кухню. Там никого не оказалось. Джули вернулась к лестнице и воскликнула:
  
  — Эй, есть кто наверху?
  
  Потом поспешно поднялась, перешагивая через две ступени, сунула голову сначала в комнату Томаса, затем в гостевую и, наконец, в бывшую спальню их отца. Дверь в ванную была распахнута.
  
  Что-то странное в комнате Томаса…
  
  Джули вернулась туда, вошла в комнату и сразу поняла, что зацепило ее внимание на подсознательном уровне минутой ранее. Ворох никуда не подключенных кабелей. И чернота на всех трех мониторах. Самого компьютера на месте не оказалось.
  
  — Какого?… — пробормотала Джули, чувствуя, как у нее перехватывает дыхание.
  
  Она спустилась вниз и, проходя мимо кухни, заметила свет, пробивавшийся из-за полуоткрытой подвальной двери.
  
  — Вы внизу? — крикнула она.
  
  Никто не откликнулся, и Джули спустилась в подвал. И нечто на полу сразу бросилось ей в глаза. Нечто гораздо более тревожное, чем пропавший компьютерный терминал. Пара белых пластмассовых наручников.
  
  — Нет. Не может быть, — прошептала Джули.
  
  Она кинулась наверх и выбежала через заднюю дверь. Оказавшись на краю склона к оврагу, принялась выкрикивать имена Рэя и Томаса. Вскоре, не переставая кричать, бросилась к амбару.
  
  — Ну и дура же я! — обругала себя Джули и вернулась к машине.
  
  Сколько времени она пробыла в доме? Минуты четыре, не более. Но ведь и тот микроавтобус мог за это время удалиться на несколько миль. Оставался ли у нее хотя бы мизерный шанс настигнуть его? Едва ли.
  
  Но это не помешало ей резко развернуться и набрать скорость в пятьдесят миль в час, даже не выехав на шоссе. Машину занесло, она едва ли не опрокинулась, но Джули сумела выровнять ее и вжала педаль газа до упора, помчавшись в ту сторону, куда уехал фургон. Сразу же возник вопрос, что делать, когда она доберется до первого же перекрестка? Свернуть налево? Направо? Двигаться прямо? Джули понятия не имела, в какую сторону уехал микроавтобус. Кроме того, она вообще не могла быть уверена, что именно в нем увезли Рэя и Томаса.
  
  — Черт! — крикнула Джули.
  
  Почему ей сразу в голову не пришло позвонить ему на мобильный? Она вслепую принялась шарить рукой у себя в сумке, лежавшей на пассажирском сиденье, пока не нашла свой сотовый телефон. Джули поднесла его к лицу, одним глазом продолжая следить за дорогой, и кнопкой быстрого вызова набрала номер Рэя. Левой рукой, вцепившись в руль, она держала телефон в правой и ждала ответа. Раздался один гудок, второй…
  
  — Ну же, ответь мне! Возьми свой мобильник, идиот несчастный!
  
  После седьмого гудка включился автоответчик: «Привет! Это Рэй. Я не могу сейчас…»
  
  — Господи! — выкрикнула Джули, но уже не потому, что Рэй не отвечал на звонок.
  
  Ей пришлось резко ударить по тормозам и, уронив телефон, обеими руками упереться в руль, остановив автомобиль и прижавшись к обочине. Впереди на заправочной станции «Экксон» она увидела микроавтобус. Рядом стоял мужчина, который воспользовался колонкой самообслуживания, чтобы заправить свою машину. С того места у края шоссе, где находилась Джули, было трудно разглядеть кабину, но ей показалось, будто она видит чей-то локоть, высунутый из окна со стороны водителя.
  
  Что предпринять? Она не могла даже с уверенностью сказать, что это микроавтобус, который отъехал от дома Рэя. Внешне он, конечно, очень похож. Такой же полугрузовой фургон без окон по сторонам. Может, ей заехать на заправку и встать у соседней колонки? Рассмотреть получше, чей это локоть? Узнать, нет ли кого-то еще внутри? Но она вовремя вспомнила об Эллисон Фитч и об убитой супружеской паре из Чикаго. Если люди, совершившие ту расправу, каким-то образом узнали, что в квартиру стучался именно Рэй, то…
  
  Мужчина установил заправочный «пистолет» на место, закрутил крышку бензобака и отправился к кассе, чтобы заплатить. Значит, они предпочитали рассчитываться наличными, хотя проще было бы вставить в прорезь колонки свою кредитную карточку. Многие люди до сих пор пользовались наличными. Но если ты не хотел, чтобы твои передвижения можно было отследить, тогда уж точно не пользовался кредиткой.
  
  Джули не успела решить, что ей делать, когда события стали быстро развиваться. Мужчина вернулся, уселся на место пассажира, водитель включил габариты, но сзади загорелся только один — значит, это был тот самый микроавтобус, — и вырулил обратно на шоссе. Джули сняла ногу с педали тормоза и поехала вслед. Она держалась на почтительной дистанции. В такое время движение было не слишком оживленным, и потому крупный белый фургон она бы не потеряла даже ночью.
  
  У пары перекрестков микроавтобус заметно замедлял ход, словно шофер не знал, где находится и куда двигаться дальше. Однако уже скоро он заметил выезд на шоссе между штатами и свернул на юг. Если держать этот же курс еще примерно два часа, он приведет в Нью-Йорк.
  
  Джули бросила взгляд на прибор, показывавший уровень топлива. Примерно половина бака. И теперь ей оставалось лишь молить Всевышнего, чтобы ей хватило бензина, куда бы ни направлялся микроавтобус.
  
  На шоссе Джули еще немного отстала от фургона, чтобы не попасть на глаза его водителю и не вызвать подозрений. Ее мобильник валялся на коврике перед пассажирским сиденьем. Она отстегнула ремень и осторожными, а потому неуклюжими движениями стала тянуться к телефону правой рукой, причем голова опустилась под панель приборов, хотя ей как-то удавалось все же вести машину по прямой линии. Посматривая то на дорогу, то на дисплей мобильного телефона, Джули связалась с полицейским управлением Промис-Фоллз, представилась репортером «Стандард» и попросила соединить ее с детективом Барри Дакуэртом.
  
  — Его дежурство давно закончилось, — ответила диспетчер.
  
  — Тогда найди его и передай, чтобы немедленно перезвонил мне! — крикнула Джули.
  
  — Извините, что это за тон вы себе позволяете? — пискнула девушка.
  
  Но Джули вместо ответа лишь продиктовала ей номер своего сотового, а потом сказала уже спокойнее:
  
  — Просто передайте ему, что я звонила и он мне срочно нужен. Хорошо? Дело касается Килбрайдов.
  
  — Постараюсь для вас это сделать, — холодно промолвила дежурная и отключила связь.
  
  Дьявол! Надо же ей было так нагрубить диспетчеру! Теперь шансы, что ее просьбу выполнят, свелись к минимуму.
  
  Не прошло и нескольких секунд после окончания ее разговора с дежурной, как машину Джули обогнал патрульный полицейский автомобиль, появившийся так внезапно, что любого на ее месте мог хватить сердечный приступ. У нее сразу мелькнула безумная мысль, что это как-то связано с ее звонком в Промис-Фоллз, однако она заметила, что машина принадлежит полиции Нью-Йорка и, видимо, находится на обычном задании.
  
  Джули видела, как она сблизилась с микроавтобусом, некоторое время ехала сзади, а через минуту включила проблесковый маяк.
  
  — Отлично! — воскликнула она, когда фургон вынудили остановиться на обочине.
  
  Джули и сама съехала с шоссе, выключила фары и подфарники, но продолжала двигаться вперед, сокращая дистанцию между собой и патрульной машиной, чтобы лучше видеть происходившее. Она наивно посчитала, что если права и Рэй с Томасом действительно насильно увезены в фургоне, то на этом все и закончится. Спасение подоспело вовремя.
  
  Женщина-полицейский подошла к микроавтобусу. Она о чем-то заговорила с водителем. Видимо, потребовала предъявить техпаспорт машины и права. Затем вернулась к своему автомобилю и села за руль, пока в фургоне терпеливо ждали.
  
  — Давай же, давай! — не удержалась Джули от восклицания.
  
  Прошло три минуты, прежде чем женщина-коп вернулась к фургону и вручила водителю бумаги. А потом… Водитель тоже оказался женщиной, причем яркой блондинкой. Она вышла из кабины и направилась к задней части микроавтобуса.
  
  — Открой дверь, открой дверь, открой дверь!
  
  Но не успела блондинка даже начать отпирать замок, как офицер полиции развернулась, подбежала к своему автомобилю, села за руль и умчалась.
  
  — О нет!
  
  Джули догадалась, что случилось. Вызов по рации. Вероятно, по гораздо более важному делу. Но все же женщина что-то заподозрила. Может, пока она разговаривала с девушкой, сидевшей за рулем, ей бросилось в глаза нечто внутри фургона. Разумеется, людей она разглядеть не могла. Люди, спрятанные в фургоне, живые или мертвые, не дали бы ей так просто уехать по другому вызову. Тогда что же она видела? Какой-нибудь крупный ящик? Нечто вроде контейнера, куда легко запереть двух человек? Ясно одно: что-то она все-таки заметила.
  
  — Вот дерьмо! — не сдержала эмоций Джули, когда последние отсветы маяка патрульного автомобиля растворились в темноте.
  
  Женщина вернулась в микроавтобус, и вскоре он снова тронулся с места. Джули последовала за ним. Прошло еще около двадцати минут, когда ее мобильник подал сигнал вызова. Она ответила, даже не посмотрев, кто звонил.
  
  — Алло!
  
  — Говорит детектив Дакуэрт. Что с вами стряслось, мисс Макгил, если вы так обидели нашу дежурную?
  
  — Я думаю… То есть должна признаться, что не знаю этого наверняка, но возникли основания полагать, что Рэя Килбрайда и его брата похитили.
  
  — Невероятно! С чего вы это взяли?
  
  Ей пришлось в деталях рассказать детективу о том, как она зашла в дом Килбрайдов вскоре после того, как от него отъехал микроавтобус. О том, что в доме никого не оказалось. О пропавшем компьютере и найденной паре пластиковых наручников. О том, как бросилась в погоню.
  
  — Он должен был мне перезвонить, — произнес Дакуэрт.
  
  — Что?!
  
  — Рэй Килбрайд сам связался со мной. Но наш разговор прервали. Он сказал, что скоро перезвонит, но так и не сделал этого.
  
  — Значит, я права, — твердо заявила Джули. — Их все-таки похитили.
  
  — Кому, черт возьми, это могло понадобиться? Я немедленно отправлюсь в дом Килбрайдов и проверю, что там творится. Вы записали регистрационный номер микроавтобуса?
  
  — Когда у меня была такая возможность, не обратила на него внимания. А сейчас я слишком далеко, чтобы разобрать его.
  
  — Хорошо. Обо всем, что будет происходить с машиной, сообщайте мне по этому номеру. Я звоню с мобильного. Он у вас отобразился?
  
  — Да.
  
  И Джули продолжила преследование.
  
  В самом дальнем конце туннеля Линкольна произошла авария. Транспортный поток пропускали по одной машине, как сквозь бутылочное горлышко. Белый фургон отделяли от Джули всего пять других машин. Но как только он миновал место происшествия, сразу резко ускорился.
  
  Когда же Джули проехала мимо двух идиотов, у которых были лишь слегка помяты бамперы, и оказалась на острове Манхэттен, микроавтобуса уже и след простыл.
  
  — Черт! — в отчаянии крикнула она, чуть не отбив себе кулаки о рулевое колесо.
  60
  
  Сняв с меня покрывало и вытащив из микроавтобуса, Николь и Льюис разорвали ленту, связывавшую мне ноги, но маску оставили на месте. Они провели меня через дверь, а потом через какое-то помещение, которое показалось мне коротким коридором. В одном месте я плечом задел стену, доски пола поскрипывали под ногами. Все это время меня держали за плечи, направляя движение. Те же руки заставили меня остановиться и развернуться на сто восемьдесят градусов.
  
  — Садись, — приказал Льюис.
  
  Он завел мои скованные руки за спинку на ощупь обычного деревянного стула и толчком заставил упасть на него. Потом несколькими оборотами клейкой ленты обмотал меня вокруг пояса, надежно прикрепив к стулу. Закреплять лодыжки к ножкам стула не пожелал, и как только у меня появлялась возможность, я делал ступнями круговые движения, восстанавливая циркуляцию крови. Внезапно кто-то пальцами вцепился в мою лыжную шапку-маску и резким рывком стащил ее с меня, вырвав при этом клок волос.
  
  Я заморгал, чтобы глаза привыкли к свету, который, впрочем, оказался тусклым. Прямо передо мной стоял Льюис, но он почти сразу сделал шаг в сторону, чтобы пропустить Николь. Та привела в комнату Томаса. Его таким же образом пристроили на другой стул в паре футов от моего, примотали лентой, и Николь сдернула с него вязаную шапочку. Как и я, он какое-то время моргал на свету, а затем бросил на меня испуганный взгляд.
  
  — Я принесу компьютер, — сказал Льюис, — и заодно сообщу Говарду, что мы уже здесь.
  
  Мы находились в комнате без окон размерами примерно двенадцать на двенадцать футов, и выглядела она как подсобное помещение магазина. В одном углу стояло тяжелое, старинной работы бюро с поднятой выдвижной крышкой, чтобы освободить место для компьютера. Многочисленные полочки и ячейки были буквально забиты счетами, кассовыми ордерами, газетными вырезками. Стены почти по всему периметру покрывали полки, сколоченные из тех же грубых досок, что и пол. Полки же были сплошь уставлены старыми книгами с покоробившимися переплетами, антикварными часами, статуэтками из коллекции фирмы «Ройал Долтон», фотоаппаратами с объективами на мехах, раздвигавшихся подобно аккордеонным. Но больше всего тут было игрушек. Почти столетние легковые машины и грузовики из жести, краску с которых много лет назад соскребли дети. Шеренги оловянных солдатиков. Цельнолитые модели автомобилей, какими малышом играл я сам. Мне бросилась в глаза автоцистерна с надписью «Эссо» — точно такую же отец подарил на мой третий день рождения. Рядом стоял целый парк машин Бэтмана из металла или пластмассы, разнообразных размеров. Набор дротиков и мишеней для игры в дартс на лужайке, какую практиковали и мы сами, пока Томас однажды случайно чуть не насадил на острие соседскую собаку. Красный детский шлем пожарного с названием «Тексако», выведенным золотом по козырьку. Штабеля коробок с настольными играми, основанными на давно забытых телевизионных сериалах вроде «Христофора Колумба», «Мужчины, который стоил шесть миллионов», «Банды Брейди» или «Тайного агента». И конечно же, куклы. Барби всех видов, тряпичные Рэггеди-Энн, «Капустная семейка» в полном составе, младенцы в натуральную величину, закрывавшие глазки, если их клали на спину. У многих не хватало конечностей и голов. На отдельной полке выстроились старые железные роботы, на соседней красовались жестяные паровозы, которые, казалось, пострадали в крупных железнодорожных катастрофах. В трех черных и плотных с виду резиновых шариках размерами примерно с мяч для сквоша я узнал популярные в шестидесятых годах «попрыгунчики» — стоило кинуть такой, как он начинал метаться по всему дому, отскакивая от стен, потолка, пола и мебели. Но, глядя на все эти сокровища прошлого, я не испытывал ностальгии. Мной владело только одно чувство — страх. Сводящий с ума страх.
  
  Льюис вернулся с компьютерным терминалом и поставил его на бюро. Он отсоединил несколько кабелей от уже стоявшего там компьютера и подсоединил к машине Томаса.
  
  Ровным и спокойным тоном к нам с Томасом обратилась Николь:
  
  — Кое-кто приедет, чтобы вас допросить, а потому ленту с ваших ртов придется снять. Если один из вас начнет орать, я сделаю больно другому. Очень больно. Ясно?
  
  Мы с братом кивнули. Николь сорвала с меня обрывок ленты резким и небрежным движением. Я поморщился, облизнул губы, почувствовав привкус крови. Когда она проделала то же самое с Томасом, тот вскрикнул и жалобно сказал:
  
  — Больно же! — как школьник, которого ударили хулиганы на перемене.
  
  Но потом он виновато посмотрел на Николь.
  
  — Простите. Я буду вести себя тихо. Не обижайте Рэя.
  
  — Ты в порядке? — спросил я его.
  
  Он покачал головой:
  
  — Нет. У меня болят губы, а рук я совсем не ощущаю.
  
  Своих я не чувствовал тоже. Пластмассовые наручники почти полностью пережали кровеносные сосуды. И я обратился к Николь:
  
  — У моего брата руки уже посинели. Да и мои тоже. Нельзя ли что-то с этим сделать?
  
  Льюис достал из рюкзака кусачки с оранжевыми ручками.
  
  — Только без глупостей, — предупредил он, обрезая на мне наручники, но тут же прикрутив кисти рук к спинке стула клейкой лентой.
  
  Кровь начала приливать в мои пальцы, и я сжимал и разжимал кулаки, чтобы онемение ослабло. Льюис снял наручники с Томаса, вернулся к компьютеру, еще раз проверил провода и нажал кнопку включения.
  
  — Все материалы в моем компьютере носят секретный характер, — заявил Томас.
  
  Легким голубым свечением ожил монитор, показав рабочий стол компьютера, на котором было всего три «иконки»: одна, чтобы заходить на сайты в Интернете, вторая для почты и третья — «мусорная корзина».
  
  Льюис вошел в Сеть и проверил папку «История», чтобы взглянуть на предыдущие посещения сайтов. На сей раз у Томаса не было возможности по старой привычке очистить ее перед сном, но там ничего особенного не содержалось — десятки ссылок на «Уирл-360», вот и все.
  
  — Ты что, даже порнушку не смотришь? — спросил Льюис.
  
  Томас, для которого так и осталось загадкой, всерьез ли был задан вопрос, ответил:
  
  — У меня нет на это времени.
  
  Льюис между тем переходил с одной ссылки на другую, перемещаясь из города в город. По всем тем местам, какие Томас успел посетить сегодня. Точнее — уже вчера.
  
  — За каким… Впрочем, пусть тебя спросит об этом Говард. Нет смысла повторять дважды.
  
  Он вышел с сайта «Уирл-360» и щелкнул по почтовой программе.
  
  — Ему нельзя читать моих писем, — сказал мне Томас, а затем из него посыпались вопросы: — В каком городе мы находимся? На какой улице? По какому адресу?
  
  Меня тоже это интересовало, хотя мое любопытство не было столь детальным. Нас везли достаточно долго, чтобы мы успели оказаться в Нью-Йорке, Бостоне или Буффало, как и еще в нескольких десятках крупных городов. С таким же успехом это могла быть Филадельфия.
  
  Николь не обратила на вопросы Томаса никакого внимания. Как и Льюис. Брат посмотрел на меня:
  
  — Я хочу домой.
  
  — Знаю, знаю. Потерпи немного.
  
  Льюис открывал одно электронное письмо за другим, в недоумении качая головой и явно не понимая, какие цели преследовал Томас, чуть ли не ежедневно направляя свои сообщения в ЦРУ.
  
  — Это что еще за бредятина?
  
  И он продолжил читать сообщения, а Николь от нечего делать прошлась по комнате. Сняла с полки книгу, открыла обложку, закрыла и поставила на место. Взяла куклу, которую рассматривала как предмет из другой галактики.
  
  — Моя мать запрещала мне играть в куклы, — вдруг произнесла она.
  
  Вскоре все вскинули головы, услышав стук. Он донесся не с той стороны, откуда привели нас. Мне показалось, будто мы вошли в комнату откуда-то с тыла, а стук раздался со стороны улицы. Льюис оставил компьютер и откинул зеленый полог, заменявший дверь между подсобкой и магазином. Когда свет ненадолго проник в торговый зал, я успел заметить множество других стеллажей, на которых более тщательным образом были выложены сотни старых игрушек.
  
  — Это он, — сказал Льюис, не обращаясь ни к кому из нас конкретно, и выскользнул за занавес.
  
  Кто он? Уже несколько раз упоминалось, что какой-то человек хочет с нами поговорить. Некто, кому подчинялись Льюис и Николь. Я был сейчас перепуган ничуть не меньше, чем с самого момента, когда нас увезли из дома, но меня охватило и любопытство. Человеку, который знал, что скоро умрет, каждая новая встреча помогала хотя бы немного отвлечься от мрачных мыслей.
  
  Я услышал, как звякнул колокольчик над входной дверью, когда Льюис открыл ее. Донеслись звуки приглушенного разговора и приближавшиеся к нам шаги.
  
  — Что это за странное место? — раздался мужской голос.
  
  — Им владеет один из тех парней, которые помогли нам перевезти труп Бриджит, — ответил Льюис. — Он повернут на игрушках.
  
  Бриджит?
  
  Вновь появился Льюис, придержав полог, чтобы дать войти плотного сложения коротышке с лысеющей головой, которому я бы дал лет пятьдесят. Он был в пальто из верблюжьей шерсти или кашемира, под ним виднелся дорогой костюм. Он сразу же оглядел нас с Томасом. И меня удивило, что вид у него был скорее ошарашенным, чем угрожающим.
  
  — Значит, это и есть те парни? — обратился он к Льюису.
  
  — Да.
  
  Потом мужчина переключил внимание на Николь. Та уже поставила куклу на место и стояла теперь, опершись спиной на полку с книгами и скрестив руки на груди.
  
  — Ты… — злобно и презрительно процедил он. — Это ты, мерзавка, все нам испортила!
  
  — Мне тоже приятно наконец лично познакомиться с вами, Говард. — Николь выдержала его пристальный взгляд.
  
  Говард сделал вид, будто его больше интересуем мы с Томасом, и снова посмотрел на нас.
  
  — Ты кто такой? — спросил он, обращаясь ко мне.
  
  — Рэй Килбрайд. А это Томас, мой брат.
  
  — Прикажите этому человеку… Льюису… Прикажите ему больше не трогать мой компьютер! — воскликнул Томас.
  
  Говард повернулся к Льюису.
  
  — Ты его подключил?
  
  — Да. И там полно всякой ерунды. Куча каких-то электронных писем.
  
  Говард сунул руку во внутренний карман пиджака и достал тонкий футляр с очками для чтения.
  
  — Открой несколько для примера.
  
  Льюис защелкал «мышью». Говард быстро просмотрел пару писем.
  
  — И что, они все такие же?
  
  — Да.
  
  — Все адресованы Биллу Клинтону с копией для ЦРУ?
  
  — Да.
  
  Говард бросил взгляд на нас, а потом снова обратился к Льюису:
  
  — Расскажи еще раз о том телефонном звонке.
  
  — Кто-то позвонил им домой, попросил одного из них к аппарату и представился Биллом Клинтоном.
  
  — Но ты же добавил, что голос не был похож?
  
  Льюис пожал плечами:
  
  — Вообще-то я никогда с ним сам не беседовал, но голос мне показался непохожим.
  
  — По телефону голоса многих людей звучат иначе, — вставил реплику Томас.
  
  Говард продолжал смотреть на монитор.
  
  — Все эти письма ты нашел в папке «Исходящие»?
  
  — Да, — ответил Льюис.
  
  — А что с «Входящими» и с удаленными сообщениями? Там есть ответы от Билла Клинтона или от кого-нибудь из ЦРУ?
  
  Льюис проверил еще раз:
  
  — Пусто.
  
  — Ясно, — усмехнулся Говард.
  
  Он вышел за занавес и вернулся со стулом. Поставил его напротив нас с Томасом и обратился ко мне:
  
  — Рэй, у меня есть несколько вопросов, на которые мне нужны честные ответы. Надеюсь, ты понимаешь, что произойдет, если я их не получу?
  
  — Да, у меня есть об этом представление, — сказал я.
  
  Он медленно кивнул, как будто довольный пока нашим взаимопониманием.
  
  — Мы вернемся к истории с Клинтоном. Но разумно будет начать с главного. На кого ты работаешь?
  
  — На самого себя. Я — иллюстратор. Можно сказать, свободный художник.
  
  — Понятно. И ты, значит, не выполняешь внештатных поручений, не связанных с работой иллюстратора?
  
  — Нет.
  
  — А как насчет тебя? — Он посмотрел на Томаса. — На кого работаешь ты?
  
  — Я тоже вроде как сам себе хозяин, — ответил мой брат. — Но я работаю на ЦРУ.
  
  — Но это не так! — воскликнул я. — Томас…
  
  Жестом Говард показал, чтобы я замолчал.
  
  — Расскажи мне, Томас, какую работу ты выполняешь для ЦРУ?
  
  — Я не имею права вам об этом сообщать, — заявил мой брат. — Это область секретных операций.
  
  Говард поднял брови.
  
  — Вот даже как? Секретных операций?
  
  — Так их назвал президент Клинтон. Но это лишь часть моей работы.
  
  — Если ты сейчас же не начнешь мне все рассказывать, Томас, то я попрошу своих людей сломать твоему брату пару пальцев.
  
  — Не делайте ему больно, — взмолился тот, но я мог видеть, как ему трудно — он стоял перед мучительной необходимостью пожертвовать мной, чтобы сохранить в тайне свою миссию.
  
  — Лучше расскажи им все, — сказал я, решив сыграть на знании его искаженных представлений о происходящем. — Мне не страшна боль, поверь, Томас. Уверен, им и так почти все известно.
  
  Брат кивнул. Причем трудно было определить, поверил ли он мне на самом деле или же испытывал облегчение, решив, что может все рассказать Говарду, не чувствуя при этом за собой вины.
  
  — Что ж, — начал Томас, — я готовлюсь прийти им на помощь, когда все компьютерные карты перестанут существовать, потому что рано или поздно так оно и случится. Но я также должен быть на связи с ними, если у одного из агентов возникнут проблемы. Например, если их человек в Мумбаи должен срочно скрыться, но не знает, куда бежать, он может позвонить мне, и я укажу точный маршрут.
  
  Все это было произнесено тоном ученика, вызванного к доске и хорошо усвоившего материал.
  
  — Объясни подробнее, — велел Говард.
  
  — Что именно?
  
  — Все.
  
  — Я запоминаю карты, планы городов, вид улиц. И когда карты перестанут быть доступными, мне легко будет прийти на помощь.
  
  — На компьютере он действительно пользовался только сайтом «Уирл-360», — сказал Льюис.
  
  — Ты запоминаешь улицы с помощью «Уирл-360»? — спросил Говард.
  
  — Да, — подтвердил Томас.
  
  Говард улыбнулся и постучал себя пальцем по лбу.
  
  — И ты хранишь это у себя вот здесь?
  
  — Разумеется.
  
  — И как же это будет происходить? Если я дам тебе адрес, ты сможешь описать мне место?
  
  Томас кивнул. Говард окинул его скептическим взглядом, но решил довести игру до конца.
  
  — Хорошо, — кивнул он. — Моя мать живет на Атлантик-авеню в Бостоне. У нее там квартира.
  
  Томас закрыл глаза.
  
  — Рядом с Бич-стрит? Приятное место. Ее апартаменты, случайно, не в том доме, где на первом этаже агентство по продаже недвижимости? Там все тротуары выложены красным кирпичом. Красиво смотрится.
  
  Он открыл глаза. Говард откровенно задергался. Он нервно посмотрел на меня, и я на всякий случай произнес:
  
  — Томас никогда не бывал в Бостоне.
  
  — Ладно, — вмешался Льюис. — Дайте-ка, я попробую. Дом номер 2700 по Калифорния-стрит в Денвере. Между Двадцать седьмой и Тридцать восьмой улицами… Я там вырос, — пояснил он, обращаясь к Говарду.
  
  Томас снова закрыл глаза.
  
  — Одноэтажный синий дом, стоящий в ряд с точно такими же, или шестиэтажный многоквартирный через дорогу, у которого стены внизу выложены белой плиткой, потом кирпичные и опять выложены плиткой у самой крыши, а…
  
  — Бог ты мой! — воскликнул Льюис. — У него в башку встроен компьютер?
  
  — Так какой дом, Льюис? — осведомился Говард. — Из тех, что поменьше, или многоквартирный?
  
  — Шестиэтажка, — тихо ответил Льюис.
  
  Говард протяжно вздохнул, переплел пальцы рук и сложил их на коленях.
  
  — И сколько же городов ты хранишь в памяти, Томас?
  
  — Все.
  
  Говард откинулся на спинку стула, не в силах скрыть изумления.
  
  — Все города Соединенных Штатов?
  
  — Все города мира, — заявил Томас. — Но только я еще не закончил. На этой планете городов очень много. Не спрашивайте меня, например, про Гомес-Паласио в Мексике, куда я пока не добрался. И вообще в мире все еще много населенных пунктов, которые я не успел изучить, — мелких городов и поселков. Потому что моя цель — закончить сначала с большими городами.
  
  — Что ж, очень хорошо, — произнес Говард, бросив взгляд на Николь, которая так и не сменила позы с тех пор, как он обратился к ней. — Значит, нам удалось установить, Томас, что ты действительно обладаешь неким даром свыше. Незаурядным талантом, должен признать, который произвел на меня сильное впечатление.
  
  — Благодарю вас, — улыбнулся Томас, которому, как оказалось, лесть могла быть приятна даже в подобных обстоятельствах.
  
  — Ты действительно запоминаешь улицы, — сказал Говард, не задавая вопроса, а лишь констатируя факт. — Но что означают твои электронные письма?
  
  — Это дополнительная информация, — ответил Томас тоном человека, которому приходится общаться с каким-то недоумком. Словно он хотел сказать: «А что, черт возьми, может это быть еще, по-вашему?»
  
  — Дополнительная информация о чем?
  
  — О том, как продвигается работа над проектом. Когда я запоминаю новые города или крупные районы, то считаю необходимым поставить президента в известность об этом.
  
  — Ты упомянул, что электронные карты могут вдруг исчезнуть. Каким же образом?
  
  Томас окинул Говарда подозрительным взглядом.
  
  — Держу пари, вам все уже самому прекрасно известно.
  
  — А я хочу услышать твое мнение.
  
  — Должна произойти некая катастрофа, при которой все компьютерные карты окажутся стерты. Вирус или нечто подобное. Вероятно, это будут происки врагов США. И это случится, когда все обычные карты уже уничтожат за ненадобностью. Так же, как сейчас происходит с фотографиями. Прежде все печатали снимки, а теперь хранят и отправляют их в электронном виде. Когда произойдет глобальный компьютерный сбой, люди останутся без своих фото. И без географических карт тоже.
  
  Говард снова посмотрел на меня.
  
  — Он это всерьез?
  
  — Да, — ответил я.
  
  — Значит, его странный дар имеет какое-то отношение к твоему появлению у квартиры Эллисон Фитч на Очард-стрит?
  
  Я кивнул:
  
  — Томас, как обычно, занимался изучением улиц, когда заметил в окне изображение женщины. С пакетом на голове. — У меня пересохло во рту, и я облизнул губы. — И он попросил меня проверить, что это.
  
  — Откуда он знал, где нужно искать?
  
  — Томас ничего не знал. Наткнулся на картинку совершенно случайно.
  
  — Чушь! — возразил Говард. — В это я никогда не поверю. Вероятность, что подобное случится, составляла, наверное, один к миллиарду.
  
  — Нет, — возразил Томас. — Вероятность заключается в том, что рано или поздно я увижу все.
  
  Говард повернулся к Льюису.
  
  — А что думаешь ты?
  
  — Даже не знаю. Такая случайность кажется невероятной. Может, его кто-то попросил специально поискать изображение?
  
  — Ведь так оно и было, а, Томас? Тебе кто-то поручил найти его?
  
  — Нет, — ответил он. — Мне никто этого не поручал.
  
  — Даже Билл Клинтон? — усмехнулся Говард.
  
  — Нет. Ему я направлял только отчеты о продвижении работы над проектом. Он был моим связником с управлением.
  
  — Однако он почему-то никогда не отвечал на твои письма. У тебя пусто и в папке «Входящие», и в корзине для удаленных сообщений.
  
  — Он общается со мной, но не через электронную почту.
  
  — Тогда каким же образом?
  
  — Разговаривает со мной. В последнее время пользуется телефоном.
  
  — То есть ты слышишь его голос?
  
  Томас кивнул.
  
  Я был настолько взволнован нашими с Томасом проблемами, возникшими в последние несколько часов, что не успел всерьез обдумать тот телефонный звонок. Мне все еще оставалось не ясно, что он означал, но теперь я уже гадал, нельзя ли как-то использовать его в наших интересах. Мне стало очевидно, что эти трое тоже пока ничего не понимали.
  
  Говард покачал головой и обратился к Льюису:
  
  — В жизни не поверю, что этот чудик запросто общается с бывшим президентом США.
  
  — Согласен, — отозвался Льюис. — Совершенно исключено.
  
  — Томас, — продолжил Говард, — ты посещаешь врача? Я имею в виду психиатра…
  
  — Да. Это доктор Григорин.
  
  — И он выписывает тебе специальные лекарства?
  
  — Не он, а она, — поправил Томас. — Да. Таблетки помогают заглушить голоса. Но президента я иногда все же слышу.
  
  — С телефоном или без телефона, тебе все равно? — уточнил Говард.
  
  — По телефону слышимость лучше.
  
  — Чепуха. Этого просто не может быть.
  
  — Вы совершенно правы, — вмешался я, заговорив таким тоном, словно уже не мог больше молчать, заставив Говарда резко повернуться ко мне. — Совершенно невозможно, чтобы бывший президент Соединенных Штатов звонил такому человеку, как Томас, и пытался использовать его для работы на ЦРУ.
  
  Говард сообразил, что я говорю все это неспроста, и ждал продолжения.
  
  — Однако вы сами видели, на что способен Томас. Он обладает совершенно исключительным даром. Вот только его восприятие реальности сильно отличается от общепринятого. То есть нашего с вами. В совсем юном возрасте ему поставили диагноз — шизофрения.
  
  Брат окинул меня злым взглядом, в котором читалось: «Это не означает, что я не прав!»
  
  Но я развивал свою мысль дальше:
  
  — Понятно, что фантазии об исчезновении карт и про секретные операции — за гранью разумного. Но предположите теперь, что в вашем распоряжении появляется человек, наделенный феноменальным талантом, который к тому же склонен верить во всемирные заговоры и уверен, что в его услугах заинтересованы весьма влиятельные лица. Вы же не позвоните ему и просто скажете: «Привет, я Джон Смит. Не хочешь ли поработать на меня?» Нет. Умнее будет связаться с ним и сказать: «Добрый день. Я — бывший президент Соединенных Штатов Америки. Наша страна сейчас нуждается в вашей помощи».
  
  Говард несколько секунд пристально смотрел меня.
  
  — Хорошо. Так к чему вы клоните?
  
  — Мне ничего не остается, как внести в данный вопрос полную ясность. Я готов подтвердить, что мой брат не работает ни на ЦРУ, ни на ФБР, ни на Билла Клинтона, ни на Франклина Делано Рузвельта. Однако он, сам не догадываясь…
  
  В этот момент я постарался бросить на Томаса виноватый взгляд.
  
  — Ничего не подозревая, он оказывает помощь Карло Вачону.
  
  — Кому? — спросил Томас.
  
  — Вачону? — повторил Льюис. — Главарю мафиозного клана?
  
  Даже Николь, до той минуты изображавшая полное равнодушие к происходящему, насторожилась.
  
  — Главарю мафиозного… — пробормотал мой брат.
  
  — И он ценит талант Томаса так высоко, — продолжил я, — что приказал за ним присматривать. А потому я не исключаю, что его люди уже окружили это место.
  61
  
  — Это невозможно, — заявил Говард. — Совершенно неправдоподобная выдумка.
  
  — Стоп, стоп, стоп! — вдруг вмешался Льюис, жестом привлекая к себе внимание Говарда. — Когда я наводил справки об этом типе, то наткнулся на рисунок, иллюстрацию или карикатуру — называйте, как хотите. И на ней был изображен как раз Карло Вачон.
  
  — Да, — подхватил я. — Я выполнил работу для одного журнала, и рисунок так понравился Вачону, что он захотел купить оригинал.
  
  — Но это же был не светский портрет, — усмехнулся Льюис. — Вачону ты там нисколько не польстил. Он у тебя держит под дулом пистолета статую Свободы.
  
  — Гангстеры обожают подобные шутки, — заверил я. — Как и политики. Даже если это самая злая карикатура, они хотят, чтобы рисунок в рамочке висел у них в офисе. Лучше такая слава, чем никакой.
  
  — Я все равно не верю, — произнес Говард.
  
  — Он даже не предлагал мне денег, хотя я бы их все равно не взял. Понимал, что он хочет получить подарок. Но когда я ему сказал, что готов презентовать оригинал, он пригласил меня на обед.
  
  — Ты обедал с Карло Вачоном? — удивился Говард.
  
  — Да.
  
  — Где?
  
  На раздумья времени не оставалось.
  
  — В отеле «Трибека», — назвал я первое, что пришло на ум, потому что там мы с Джереми недавно встречались с Кэтлин Форд.
  
  — И что же ты заказал?
  
  — Думаете, я помню? Я был перепуган насмерть и прилично выпил для храбрости, а потом еще добавил. Но он был настроен добродушно. Расспрашивал о семье. Я имел глупость рассказать об уникальных способностях Томаса, и Вачон вдруг заинтересовался.
  
  Говард промолчал, словно выжидая.
  
  Но взвился Томас:
  
  — Почему ты мне ничего не рассказывал? Когда это было?
  
  — Подожди, расскажу позднее, — сказал я и вновь обратился к Говарду: — Вачону все теории о глобальных катастрофах до лампочки, но вот для парня, который ориентируется в Нью-Йорке с закрытыми глазами и помнит в деталях каждую улицу, у него вполне могла найтись работенка. И именно та, о которой упомянул Томас. Только на самом деле помощь нужна не попавшим в беду агентам ЦРУ, а людям Вачона.
  
  — Мне все это очень не нравится, Рэй! — воскликнул Томас. — Ты обязан был честно меня предупредить.
  
  — Он не тот человек, которому легко отказать, — продолжил я. — Всем известно, сколько убийств приписывают бандитам Вачона. Я не мог просто сказать, мол, оставь нас в покое.
  
  Говард и Льюис обменялись взглядами, похоже, все еще не понимая, можно ли воспринимать всерьез мою вздорную ложь. Я же добивался лишь одного: выиграть хоть немного времени. Для чего? Ответ не был ясен мне самому. Впрочем, мы пока оставались в живых, и даже в этом заключался определенный позитив. Я размышлял, могут ли нас каким-то образом найти и ищут ли вообще? Джули собиралась к нам вернуться. Как она поступит, застав дом пустым, нас — пропавшими, а машину все еще стоящей на месте?
  
  Говард собирался что-то сказать, но в этот момент зазвонил его сотовый телефон. Он достал трубку, посмотрел, кто его вызывает, и скривился в гримасе. Потом поднес телефон к уху.
  
  — Да, Моррис, слушаю тебя… Нет, не волнуйся, ты меня не разбудил… Да, улегся в постель, но мне что-то не спится… Да, конечно, мог бы позвонить ему завтра же… Согласен, он славно поработал в прошлую кампанию… Нет, что ты, я вполне с этим справлюсь. И еще раз извини за сегодняшнее… Да… На том и порешим… И тебе спокойной ночи.
  
  Говард закончил разговор, убрал телефон и посмотрел на Льюиса:
  
  — Он хотел, чтобы мы сегодня вечером встретились. — Затем вновь устремил все свое внимание на меня. — На чем мы остановились? Ах да! Твоя замечательная история. Так вот, знай, что я нахожу ее по меньшей мере невероятной.
  
  — Что же именно из того, что вы услышали, кажется вам невероятным? — спросил я. — Что мой брат в Интернете напал на след убийства, которое вы совершили? Как это звучит? Вероятно или нет? А насколько вероятно, что вы — банда профессиональных убийц — ухитрились подставиться и оказаться в опасной ситуации? — Я видел, что задел его за живое. — И вообще, если вы мне не верите, почему бы вам не позвонить ему самому?
  
  — Кому позвонить? — спросил Говард.
  
  — Вачону. Свяжитесь с ним лично.
  
  Он рассмеялся.
  
  — Великолепная идея, ничего не скажешь! Позвонить посреди ночи главе самой крупной в Нью-Йорке преступной группировки. Представляю, как он обрадуется! Но с какой стати им приглядывать за Томасом? Почему я должен поверить, что они и сейчас могут следить за этим местом?
  
  Я с трудом сглотнул и ответил:
  
  — Если бы у вас появился столь ценный ресурс, как Томас, вы бы не попытались обеспечить его безопасность?
  
  В глазах Говарда мелькнуло сомнение. Он, конечно, мне не верил, однако не решался попросту отмахнуться от моих россказней.
  
  — Допустим, в вашей сказке есть доля истины, — произнес он. — И Карло Вачон для вашего Томаса как ангел-хранитель. Тогда не он ли приказал ему поискать то изображение в окне?
  
  Как лучше ответить? Да, Вачон все о вас знает, или: нет, ему ничего о вас не известно? Если бы я хотя бы знал, кого на самом деле убили в той квартире, мне было бы легче сориентироваться с ответом. Сначала мы думали, что погибшей была Эллисон Фитч, но в действительности смерть настигла ее совсем недавно. Льюис сказал что-то по поводу «трупа Бриджит», когда Говард приехал. Я понятия не имел ни о какой Бриджит, но допускал, что именно она стала жертвой убийства на Очард-стрит.
  
  А пока мои мысли вот так беспорядочно метались, свое слово вставил Томас:
  
  — Я же говорил вам, что нашел ту картинку совершенно самостоятельно.
  
  Говард откинулся на спинку стула и издал протяжный вздох.
  
  — Будь я проклят, если понимаю, что все это значит! — Он повернулся и посмотрел на Льюиса. — Ведь если этот явно свихнувшийся «человек дождя»[66] действительно наткнулся на изображение в окне случайно, тогда здесь все наши проблемы и заканчиваются.
  
  — Верно, — отозвался Льюис.
  
  — Звонок от Клинтона, письма в ЦРУ… Даже не могу описать, какое облегчение я испытаю, когда полностью спишу это со счетов.
  
  Он задумчиво потер подбородок.
  
  — Но теперь встает вопрос о Вачоне…
  
  — В эту историю я не верю, — заявил Льюис.
  
  Говард обратился к Николь:
  
  — Ты что-то притихла.
  
  Она продолжала молчать.
  
  — У тебя есть какие-нибудь соображения по данному поводу?
  
  — Лично я считаю, что если бы они следили за Томасом, то уже давно пришли бы за ним. И если вы чувствуете, что больше беспокоиться не о чем, то вам осталось всего лишь ликвидировать этих двоих.
  
  — Да, — кивнул Говард. — Пожалуй, я склонен с тобой согла…
  
  Мне кажется, не будет преувеличением сказать, что в следующее мгновение мы все подскочили чуть ли не до потолка. Кто-то вдруг начал громко барабанить во входную дверь.
  
  — О Господи, спаси и сохрани, — пробормотал Льюис.
  
  Говард посмотрел на меня.
  
  — Это они?
  
  Но, заметив, что я и сам лишился дара речи, повернулся к Томасу.
  
  — Вполне возможно, — проговорил мой брат.
  
  Громкий стук продолжался, но сопровождался теперь еще и криками:
  
  — Говард! Говард, открывай! Я знаю, что ты здесь!
  
  Глаза у Говарда грозили вывалиться из орбит. Он выглядел настолько изумленным, каким не был с того времени, как мы впервые встретились.
  
  — Черт! — воскликнул он. — Это Моррис!
  62
  
  Закончив разговор по телефону, Моррис Янгер сказал своему водителю Хизер:
  
  — Больше ждать я не стану. Мне нужно знать, что задумал этот сукин сын.
  
  — Я останусь на месте, — произнесла она.
  
  Моррис вышел из лимузина, бегом пересек улицу и принялся стучать кулаком в дверь.
  
  — Говард! Говард, открывай! Я знаю, что ты здесь!
  
  Он вгляделся в витрину, сложив ладони «лодочками» вокруг глаз. В дальнем конце магазина отчетливо виднелся свет. Через секунду полог откинулся, и показался Говард, направившийся к двери. Отодвинув засов, он приоткрыл створку ровно на шесть дюймов.
  
  — Так вот как мы лечимся, лежа в теплой постели! — воскликнул Янгер.
  
  — Моррис, что ты тут делаешь?
  
  — Открой дверь!
  
  — Моррис, ты не можешь…
  
  Но тот уже уперся в дверь плечом и мощным толчком распахнул ее, заставив Говарда попятиться и опрокинуться навзничь, зацепившись ногой за педальный автомобильчик образца 1950-х годов. Лежа на полу, он беспомощно смотрел на Морриса снизу вверх.
  
  — Лучше ответь, что делаешь здесь ты сам? — громогласно потребовал Моррис.
  
  — Ты должен уйти. Тебе нельзя здесь находиться.
  
  — Я никуда не уйду! Ты обманул меня, Говард. Солгал, будто заболел, ввел меня в заблуждение относительно своих планов на ночь. И у меня уже давно возникло ощущение, что ты лжешь мне постоянно, по любому поводу. Если ты немедленно не объяснишь, что происходит, я…
  
  Он снова бросил взгляд в глубь магазина, где сквозь штору пробивался свет. И были отчетливо видны тени людей.
  
  — Так что же тут происходит?
  
  Говард умоляющим тоном произнес:
  
  — Пожалуйста, Моррис. Тебе лучше сейчас уйти. Это то, чем я всегда занимался для тебя. Делал грязную работу, чтобы ты ни о чем не знал. Скажем так, я готовил сосиски, а никто не хочет знать, из чего именно их готовят. Зато с удовольствием едят. Все, что я делаю, в твоих интересах, но я обязан защитить тебя…
  
  — Заткнись! От твоих метафор просто тошнит.
  
  Он шагнул в сторону занавеса, и Говарду пришлось вцепиться ему в ногу.
  
  — Нет! Не делай этого! — крикнул он.
  
  Моррис пошатнулся, но потом выдернул ногу и ударил Говарда в подбородок мыском своего дорогого, сделанного на заказ ботинка. В три прыжка он оказался у полога, откинул его и заглянул внутрь подсобки. Моррис узнал мужчину — Льюис, работавший на Говарда многие годы, а вот женщину, стоявшую у противоположной стены, он видел впервые. И были здесь еще двое мужчин, привязанных к стульям.
  
  — Привет, Моррис, — сказал Льюис, пока генеральный прокурор с отвисшей челюстью созерцал открывшуюся ему сцену.
  
  Задыхаясь, отирая кровь с подбородка, в комнату вошел Говард.
  
  — Моррис, я же предупреждал тебя…
  
  — Кто эти люди? — спросил Янгер.
  
  — Меня зовут Рэй Килбрайд, — произнес я. — А это — мой брат Томас.
  
  — А вы кто такая? — Моррис повернулся к женщине.
  
  — Неудачница, — усмехнулась она.
  
  — Развяжите этих людей, — приказал он.
  
  Моррис не отдавал распоряжение кому-то конкретному, но явно ожидал, что либо Льюис, либо Говард исполнит его.
  
  — Все не так просто, — проговорил Говард.
  
  — А по-моему, проще некуда, — процедил он. — Или ты думаешь, мне не ведомо, что такое похищение и насильственное задержание?
  
  — Есть вещи, о которых ты не знаешь.
  
  — Так расскажи мне о них.
  
  — Это… будет затруднительно. Все очень сложно.
  
  — Тогда говори медленно и внятно, чтобы я понял.
  
  — Это касается убийства, — произнес человек, которого звали Томас. — Убийства на Очард-стрит.
  
  — Какого убийства? О чем вы?
  
  — Заткнись! — рявкнул Говард. — Моррис, мы с тобой сию же секунду уезжаем отсю…
  
  Он уже схватил Янгера сзади за руку и попытался вытащить из комнаты, но тот освободился.
  
  — Так какого убийства? — повторил он.
  
  И тут человек, которого звали Рэй, ответил:
  
  — Мы не знаем, о ком речь, но, кажется, убитую звали Бриджит.
  63
  
  Стоило мне произнести эти слова, как возникло ощущение, словно из комнаты внезапно и очень быстро откачали весь воздух. Говарда, Льюиса и Николь на наших глазах охватил род паралича. Им явно стало трудно дышать, и они не понимали, как с этим справиться.
  
  А мужчина, которого они называли Моррисом, тоже стоял как громом пораженный. Он казался заледеневшим и пронзенным молнией одновременно. Изумленный моей фразой, в полнейшем шоке от услышанного, Моррис выглядел совершенно сбитым с толку. Но в то же время я заметил по его глазам, как колесики почти сразу завертелись со скоростью нескольких сотен миль в час, обрабатывая только что полученную информацию.
  
  Это был момент, когда все вдруг изменилось. Центр равновесия пошел вразнос, и мы оказались в иной ситуации, нежели пять минут назад. Но я все еще не понимал, на пользу ли были изменения нам с Томасом, хотя совсем недавно полагал, что хуже уже быть не может.
  
  А Моррис… Его лицо показалось мне знакомым… Я не сразу вспомнил, кто он, наверное, потому, что столкнулся с ним при столь необычных обстоятельствах. Если бы я увидел его на телевизионном экране, узнавание произошло бы мгновенно. Но, встретив его здесь, на задворках магазина игрушек, вместе с тремя очень опасными людьми, я напряженно размышлял, откуда я его знаю и кто он такой. Так бывает, когда одна и та же девушка обслуживает каждое утро твой столик в кафе, а потом встречаешь ее в торговом центре. Ты уверен, что знаком с ней, но поначалу ломаешь голову, где же вы встречались прежде.
  
  И потому мне потребовалась минута, чтобы сообразить: этот человек — генеральный прокурор штата Нью-Йорк. Моррис Янгер.
  
  Я много читал о нем, часто видел в выпусках новостей. И, как я теперь вспомнил, несколько месяцев назад его имя повторялось в новостях постоянно. В связи с чем его имя мусолили тогда репортеры? Почему его фотографии постоянно появлялись на полосах газет и телеэкранах? И на всех этих снимках он чаще всего был изображен вместе с очень красивой…
  
  О, дьявол! Я ведь произнес свою фразу, не успев еще увидеть общей картины. Свою фразу про Бриджит. Но теперь я вспомнил все, что писали об этом. Внезапная, необъяснимая кончина Бриджит Янгер, супруги генерального прокурора штата Нью-Йорк. Лишь умевшие читать между строк догадывались, что с ней случилось на самом деле. Она покончила с собой. Вот только Льюис сказал, что владелец магазина помогал ему перевозить труп Бриджит.
  
  Ах, Томас, Томас! Во что же ты ухитрился втравить нас обоих?! Молчание, воцарившееся после моих слов, казалось, длилось несколько минут, если не часов, но в действительности оно продолжалось пять или шесть секунд. Первым заговорил Моррис, и обратился он ко мне:
  
  — Повторите, что вы сказали.
  
  — Убитой женщиной могла быть Бриджит.
  
  Теперь я уже отдавал себе отчет в своих словах. Знал, что произношу имя покойной жены этого человека. Но я мог пока лишь гадать, выглядит Моррис Янгер таким шокированным потому, что ничего не знал, или потому, что обо всем знал я. Ведь он вполне мог сам заказать убийство жены.
  
  Впрочем, это должно было выясниться очень скоро. Хотя бы отчасти.
  
  — О чем говорит этот человек? — спросил Моррис у Говарда, причем так спокойно, что от этого кажущегося равнодушия мороз пробирал по коже.
  
  — Понятия не имею, — ответил тот с излишней поспешностью. — Эти двое — сумасшедшие. Он и его брат. Представь, двое умалишенных разгуливают по городу, распуская бредовые слухи, которые могут сильно повредить тебе. Вот почему нам и пришлось заняться ими.
  
  — Ложь! — возразил я. — Мой брат узнал, что они совершили. И потому они привезли нас сюда, чтобы убить и спрятать концы в…
  
  — Заткни пасть, мразь! — заорал на меня Льюис.
  
  — Нет, пусть продолжает, — велел Моррис. — Я хочу услышать историю, которую рассказывает этот так называемый умалишенный, до конца.
  
  — Томас бродил по Интернету, — объяснил я. — Он использовал программу «Уирл-360». И заметил, взглянув в окно дома на Очард-стрит, как там кого-то убивают. Я уверен, что это была ваша жена Бриджит. Ведь вы ее потеряли?
  
  Он медленно кивнул. Его лицо приняло багровый оттенок.
  
  — Одумайся, Моррис! Ты не должен слушать бредни…
  
  — Все, Говард! — вмешался Льюис. — Довольно.
  
  — Не мешай мне, Льюис. Дай мне…
  
  — Нет. Хватит нести ересь, — заявил Льюис. — Нам пора его посвятить во все. И либо он встает на нашу сторону, либо его тоже придется прикончить.
  
  — Что ты сказал? — Моррис резко повернулся к Льюису. — Кем, черт возьми, ты себя возомнил? Кто ты вообще такой?
  
  — Я — человек, готовый на все, чтобы выжить, — ответил тот. — Как Говард. Как и ты сам. Есть только один способ для нас всех выкарабкаться из этой трясины. Нам необходимо объединиться.
  
  — Что случилось с Бриджит? — спросил Моррис. — Мне нужно знать всю правду.
  
  В комнате снова ненадолго воцарилась тишина, которую нарушил Говард:
  
  — Это был несчастный случай. Произошла невероятная, страшная ошибка.
  
  — Боже! — воскликнул Моррис. — Так это твоих рук дело?
  
  Говард торопливо продолжил:
  
  — Появилась одна женщина. Эллисон Фитч. Она шантажировала Бриджит. Буквально уничтожала ее и грозила разрушить твою карьеру. Мы… То есть я предполагал, что ей известна информация, способная нанести тебе непоправимый вред.
  
  — Говард!
  
  — Это означало твою смерть как политика, Моррис. Сначала я хотел откупиться от нее. Пытался решить проблему с помощью денег, но вскоре стало ясно, что так не получится. Мы с Льюисом обсудили ситуацию и пришли к выводу, что от этой Фитч необходимо избавиться… Навсегда.
  
  — Ушам своим не верю, — пробормотал Моррис, не в силах оторвать взгляда от Говарда.
  
  — Но когда настал момент все завершить и окончательно устранить угрозу, случилось то, чего никто не мог предвидеть. Фитч не оказалось в квартире… Но там находилась в то время Бриджит. И по ошибке ее приняли за Фитч.
  
  — Но мы же… Мы же вместе с тобой обнаружили ее. На ее старой квартире, — удивился Моррис. — Мы нашли ее там.
  
  — Ее… Ее тело переместили.
  
  — Но ведь ты же говорил с ней! — вспоминал все новые подробности Моррис. — Общался с ней по телефону! Она сказала, что я высасываю из нее жизнь! Что она собирается покончить с собой!
  
  Говард не мог больше выносить его взгляда и опустил голову.
  
  — Я разыграл эту сцену. Не было никакого разговора. Мне все пришлось выдумать на ходу.
  
  Моррис схватил Говарда за лацканы пиджака и с силой швырнул спиной в полку — цистерна «Эссо» и один из автомобилей Бэтмана с грохотом обрушились на пол.
  
  — Какая же ты сволочь! — крикнул он и еще раз крепко встряхнул, а потом отпустил лацканы, сжал правый кулак и врезал Говарду по лицу.
  
  Тот взвыл от боли и упал. Моррис снова занес кулак, собираясь ударить, когда Льюис обхватил его сзади и оттащил в сторону.
  
  — Остановись, — сказал он. — Можешь потом хоть измочалить его, а сейчас нам нужно решить, как действовать дальше.
  
  — Я убью тебя! — продолжал кипеть Моррис, глядя на Говарда, но и Льюис не спешил разжимать объятий. — Ах ты, ублюдок несчастный! Подонок!
  
  — Не я во всем виноват! — возразил Говард. — Это была не моя ошибка. Она просто перепутала. — Он ткнул указательным пальцем в сторону Николь.
  
  И сразу на нее устремились взгляды всех, кто находился в комнате.
  
  — Ты? — изумленно спросил Моррис.
  
  — Но вам же объяснили, что это случилось по ошибке, — спокойно реагировала Николь.
  
  — Ты убила Бриджит?
  
  — Они сказали мне, что там будет только Фитч. И в квартире действительно находился кто-то. Но это оказалась не она. Могу лишь принести извинения, — пожала плечами Николь.
  
  — И это все?
  
  — Да, я попросила у вас прощения. Что я могу еще сделать в подобной ситуации?
  
  Моррис в ярости переводил взгляд с Говарда на Льюиса и обратно.
  
  — Отчасти она права, — заметил Льюис. Потом, заметив, что Моррис от гнева никак не может обрести дара речи, продолжил: — Мне кажется, Говард, мы можем сделать для Морриса жест доброй воли, чтобы совместно решать проблемы дальше.
  
  — О чем ты? — недоуменно воскликнул тот.
  
  — Бриджит уже не вернуть, однако нам по силам свершить справедливость, — ответил Льюис, доставая из-под пиджака пистолет.
  
  Он повернулся, направив оружие на Николь, и спустил курок.
  
  Я ожидал страшного грохота, но заметил, что к стволу был прикручен один из тех современных поглотителей звука, которые в просторечии именуют глушителями.
  
  Зато уж сама Николь наделала изрядного шума, когда пулей ее отбросило назад. Она ударилась затылком об одну из полок и упала на пол лицом вниз. При этом она задела еще две полки, с них градом посыпались игрушки. Один из мячиков запрыгал по комнате, описывая широкие дуги.
  
  — Рано или поздно я все равно должен был это сделать, — хладнокровно произнес Льюис.
  64
  
  В комнате воцарилась та же атмосфера, как после первого упоминания имени Бриджит. Моррис Янгер ошеломленно смотрел на Льюиса и на распластанное по полу тело Николь.
  
  — Что, черт подери, ты натворил?
  
  — Я всего лишь сделал то, что всегда, — ответил Льюис. — Устраняю проблемы, возникающие у тебя и у Говарда.
  
  Неожиданно Моррис полез в карман пиджака, и теперь в его руке тоже оказался пистолет. Как я предполагал, генеральному прокурору полагалось иметь штатное оружие. Но Льюис инстинктом старого волка почуял, что задумал Янгер, и к тому моменту, когда дуло прокурорского пистолета оказалось направлено на него, уже сам держал на мушке своего оппонента. После чего они так и замерли, целясь друг в друга.
  
  — Давайте немного успокоимся, — робко предложил Говард.
  
  Моррис, не отводя взгляда от бывшего копа, заявил:
  
  — Никто не смеет совершать убийств, чтобы помочь мне. Никому не позволено убивать людей, прикрываясь моим именем.
  
  — Но это уже свершилось, — тихо напомнил Говард, стоя позади Морриса. — Какой будет толк, если ты всадишь в Льюиса пулю? Он нам нужен.
  
  — Ради всего святого, Говард, замолчи!
  
  Льюис сжимал пистолет обеими руками, его палец лежал на спусковом крючке. Уверенная стойка и спокойствие свидетельствовали о том, что он комфортнее чувствует себя в подобных ситуациях, чем Моррис. Но и генеральный прокурор выглядел как человек, готовый на все, в том числе и выстрелить, если понадобится.
  
  — Да прекрати же! — произнес Говард уже настойчивее. — Выслушай меня. От твоего имени много чего было совершено. В том числе и плохого. Я бы даже сказал — отвратительного. И если кое-какие дела всплывут, ты уже никогда не сможешь убедить кого-то, что ничего не знал и не сам отдавал приказы. Моррис, прислушайся ко мне. Тебя упекут за решетку надолго. Не одного меня или Льюиса, а нас всех. Ты, вероятно, не сознаешь этого, но на твоих руках тоже кровь.
  
  Моррис и Льюис все еще держали друг друга под прицелом. И Говард продолжил:
  
  — Ты всем сделаешь только хуже. Все будут уверены, что Бриджит убил ты. Или, вернее, что с ней расправились по твоему приказу. Я знаю, что ты хочешь поступить правильно, но только теперь это уже невозможно. Возврата нет. И еще: станут известны нелицеприятные подробности о ней самой. Хотя… Теперь это не имеет значения.
  
  Моррис дышал через нос. Вдох — выдох, вдох — выдох, а поскольку дыхание было тяжелым, ноздри его то вздувались, то снова опадали. Потом так же внезапно, как и достал пистолет, он вдруг опустил руку, державшую его, и устремил взгляд в пол, признавая свое поражение. Затем снова сунул оружие в карман пиджака. Льюис тоже медленно опустил пистолет, однако держал его наготове.
  
  И хотя это было, вероятно, в моих интересах, чтобы Янгер пристрелил Льюиса, я невольно вздохнул с облегчением вместе со всеми. Покосившись на Томаса, я ожидал увидеть комок нервов, но брат сидел с закрытыми глазами, и можно было догадаться, что он сидит так уже давно.
  
  — Томас! — позвал я. — Открывай глаза.
  
  Что он и сделал, бросив беглый взгляд на тело Николь и на меня. Брат молчал, но глаза его были исполнены мольбы. Они просили меня найти способ выбраться отсюда. А я не мог ответить ему взглядом, исполненным уверенности и оптимизма.
  
  Моррис лишь беспомощно качал головой. Льюис и Говард настороженно следили за ним, не зная, как он поведет себя дальше. Вскоре Моррис повернулся, отодвинул со своего пути Говарда, откинул полог и двинулся к выходу из магазина.
  
  — Моррис! — окликнул Говард. — Куда ты?
  
  — Что у него на уме? — спросил Льюис. — Чистоплюй чертов!
  
  Говард отправился вслед за Янгером. Было заметно, что Льюису тоже не терпится броситься за ним. Он бегло оглядел нас с Томасом, пришел к выводу, что деться нам все равно некуда, и тоже вышел из подсобки.
  
  Я слышал, как входная дверь открылась и захлопнулась снова. Вероятно, Моррис попытался выйти, но один из мужчин преградил ему путь и блокировал дверь. Все трое принялись горячо спорить, причем создавалось впечатление, будто говорили они одновременно. Я не мог разобрать ни слова, да и в тот момент мне было не до их перепалки. Если у нас с Томасом оставался хоть какой-то шанс сбежать, понимал я, то действовать следовало немедленно.
  
  Я склонился вперед на своем стуле, чтобы ступни получили более плотный контакт с полом. Лодыжки к ножкам стула они не примотали, что обеспечивало мне пусть ограниченную, но мобильность.
  
  — Что ты делаешь? — спросил брат.
  
  — Тихо!
  
  Я приподнялся и вместе со стулом переместился Томасу за спину, стараясь, чтобы ножки стула не скребли по полу, хотя этот звук вряд ли донесся бы до слуха наших похитителей, увлеченных разговором с Моррисом. Полог опустился на место и закрыл дверной проем, так что теперь они смогли бы увидеть нас, лишь вернувшись в комнату. Я расположил свой стул так, чтобы мои пальцы могли дотянуться до ленты, которой были обмотаны кисти рук Томаса.
  
  — Мы попытаемся удрать, — прошептал я, впиваясь пальцами в ленту и пытаясь разорвать ее.
  
  Но мне пришлось иметь дело с несколькими слоями, ни один из них не поддавался. Как же нужно мне было сейчас сделать хотя бы небольшой надрыв…
  
  — Торопись, — тихо промолвил Томас.
  
  — Подожди немного, я делаю все, что в моих силах.
  
  — Рэй, ты поступил очень плохо, не сказав, что заставил меня работать на какого-то бандита.
  
  — Чушь собачья! — возразил я, обдирая ногти о ленту. — Я все выдумал, чтобы выиграть время.
  
  — Тогда это получилось у тебя очень хитро! — восхитился Томас.
  
  — Нет! Вы не посмеете! — донесся крик Морриса, и это были первые слова, смысл которых я сумел понять с тех пор, как все трое вышли из комнаты.
  
  Наконец мне удалось надорвать край ленты, а вскоре и увеличить надрыв.
  
  — Получается. Я чувствую, что лента уже не давит так сильно, как прежде, — приободрил меня Томас.
  
  — Как только освободишься, развяжешь меня, и мы сбежим отсюда.
  
  — Хорошо. Только знаешь, Рэй, я ведь даже не догадываюсь, где мы находимся.
  
  — Уверен, стоит тебе оказаться на улице, как ты сразу сориентируешься.
  
  Я сделал очередной рывок, лента расползлась еще на полдюйма и упала с рук Томаса.
  
  — Есть! — сказал он. — У меня свободны руки, но лента обмотана вокруг тела.
  
  — Постарайся справиться с ней сам.
  
  Мне было слышно, как Томас сражается с лентой. Я повернулся и увидел, что он избавляется от ее кусков, прилипших к рукам, — только затем брат взялся за полосы, которыми был за пояс привязан к стулу.
  
  — Тебе осталось совсем немного, — произнес я.
  
  Мужчины уже прекратили кричать друг на друга, но все еще разговаривали.
  
  — Быстрее! — поторопил я.
  
  — Ладно, ладно, — ответил Томас и вдруг встал со стула, уже ничем не скованный. — Теперь ты.
  
  В этот момент прозвучала реплика Льюиса:
  
  — Пойду проведаю тех парней.
  
  — Уходи, — велел я.
  
  — Это займет всего секунду, — возразил брат, начав цепляться за кончик ленты, стягивавшей мои запястья.
  
  Шаги Льюиса приближались.
  
  — Уже нет времени, — в отчаянии прошептал я. — Уходи. Беги отсюда. Приведи помощь.
  
  Я физически ощущал панику, овладевшую Томасом. Он не хотел бежать без меня.
  
  — Но…
  
  — Сваливай отсюда немедленно!
  
  И только тогда брат подчинился. Он направился в короткий коридор, который через боковую стену подсобки тянулся к черному ходу. Преодолев последние футы уже бегом, Томас скрылся за дверью.
  
  — Да, да, — сказал Льюис, все еще оставаясь в торговом зале. — Не беспокойся.
  
  До того как он вошел в комнату, я успел лишь посмотреть на тело Николь и подумать: «Странно. Почему под ней совсем нет крови?»
  65
  
  Томас выскочил в узкий проезд между домами, увидев прямо перед собой белый микроавтобус, занимавший почти всю ширину проулка. Ему пришлось задержаться, чтобы глаза привыкли к темноте, а потом он посмотрел в обоих направлениях, определив, в какой стороне расположена улица. И Томас бросился туда.
  
  Вылетев из проезда, он повернул направо и продолжал бежать мимо магазина велосипедов, ателье портного, каких-то еще магазинов и заведений. Но он не обращал на них внимания. Томас мог думать лишь о том, что должен оторваться от возможной погони, бежать как можно быстрее и привести кого-нибудь на выручку брату.
  
  При иных обстоятельствах он мгновенно сообразил бы, где находится, но сейчас два фактора работали против него. Во-первых, жуткий страх, все еще владевший им. А во-вторых, ночная темнота. Изображения, которые он видел на «Уирл-360», снимались в дневное время.
  
  Первые несколько кварталов Томас преодолел в высоком темпе, но человек, привыкший годами сидеть у себя в комнате за компьютером и находившийся в, мягко говоря, неважной физической форме, не мог бежать быстро и долго. И потому уже скоро он перешел на трусцу, а затем на быстрый шаг. По пути Томас сделал несколько произвольных поворотов: влево на этом перекрестке, вправо на следующем.
  
  Вскоре ему пришлось остановиться. Томас склонился, положив ладони на колени, и сделал паузу, чтобы отдышаться. Его покачивало, в груди щемило. Затем он распрямился, сделал несколько взмахов руками, чтобы взбодриться, и, уже окончательно придя в себя, огляделся по сторонам. Несмотря на темноту, уличные фонари давали достаточно света, чтобы видеть фасады домов и читать вывески магазинов.
  
  На углу располагался ресторан «Стромболи пицца», на стене которого кто-то вывел граффити: «Этот момент гораздо важнее, чем вы думаете!» Рядом находилась продуктовая лавка для вегетарианцев. Через дорогу в витрине обувного магазина стояли всевозможных марок и моделей кроссовки. Не глядя на уличные указатели, Томас произнес:
  
  — Угол Сент-Маркс-плейс и Первой авеню.
  
  Только потом он позволил себе посмотреть на табличку с названиями и убедился, что прав.
  
  — Я знаю, где нахожусь, — громко сказал он. — Мне знакомо это место.
  
  Мимо проходил низкорослый мужчина с волосами до плеч, бросивший на ходу:
  
  — Рад за вас!
  
  Но Томас, пораженный всем, что видел вокруг, не обратил на прохожего внимания.
  
  — Это Нью-Йорк, — произнес он. — Манхэттен.
  
  Томас подошел к пиццерии, приблизился к витрине и прикоснулся пальцами к стеклу. Он ощущал его! Ощущал стекло под кончиками пальцев. И еще заметил в этой витрине нечто новое, чего никогда не видел прежде ни в одном из городов, которые досконально изучил. Томас увидел собственное отражение.
  
  На сайте «Уирл-360» все было совершенно иначе. Он мог рассматривать дома, витрины магазинов, дорожные знаки, скамейки, почтовые тумбы. Мог даже увеличить любое изображение, чтобы приглядеться внимательнее. Но каково было бы прикоснуться ко всему этому, он мог лишь воображать.
  
  Вскоре Томас уловил запах. Похоже на хлеб. Нет, это было тесто для пиццы. Разумеется, в такой час ресторан не работал, но аромат витал в воздухе. И какой же это был приятный запах! Аппетитный! Томас сразу вспомнил, что у него уже много часов маковой росинки во рту не было. Но главное — сидя дома за компьютером, он никогда не ощущал запахов тех предметов, которые отчетливо видел.
  
  У него за спиной проурчал мотором грузовик. Томас повернулся и проводил его взглядом вдоль Первой авеню. В этом мире машины двигались и шумели. Мимо шли люди. Их лица не были размытыми. Его мирок, замкнутый в «Уирл-360», был бесшумным. Там ничем не пахло. Ни к чему нельзя было прикоснуться.
  
  Томас благоговейно внимал всему, что его окружало. Находиться самому на углу Первой и Сент-Маркс-плейс было отчасти похоже на его виртуальные прогулки, но все ощущалось по-настоящему реальным. Для Томаса именно это стало настоящим чудом. И сейчас ему вдруг вспомнились места, где он вроде бы как побывал. По всему миру. Токио, Париж, Лондон, Мумбаи, Сан-Франциско, Рио-де-Жанейро, Сидней, Окленд, Кейптаун. Каково это будет действительно там побывать? Побывать там физически? Почувствовать тротуар у себя под ногами? Принюхаться к ароматам? Вслушаться в звуки?
  
  Переполнившее Томаса восхищение не проходило. Оно почти заставило его забыть, что ему следовало делать дальше. Но он вовремя одумался.
  
  — Рэй, — прошептал он. — Мне нужно помочь Рэю.
  
  Да, но каким же образом?
  
  Мимо не проезжали патрульные машины, и не было ни одной телефонной будки. Но даже если бы она ему и попалась на глаза, при нем не было ни цента. У него вообще никогда не было ни своего бумажника, ни кредитной карты. Томас понятия не имел, как ими пользоваться.
  
  — Такси!
  
  Он увидел, как мужчина вскинул вверх руку, чтобы привлечь внимание водителя одного из желтых легковых автомобилей. Потом забрался внутрь, и машина вновь тронулась.
  
  Своего мобильного телефона у Томаса никогда не водилось. Будь он у него, Томас мог бы сейчас, наверное, позвонить в полицию. Но сотовый телефон всегда носил с собой Рэй, их отец, та же Джули, из чего следовал вывод, что такой телефон имело большинство людей. То есть он мог быть практически у каждого из тех, кто сейчас проходил мимо Томаса по улице.
  
  Ему навстречу попались две юные девушки, сцепившись руками так, словно каждая боялась упасть на своих высоченных каблуках.
  
  — Прошу прощения, — сказал Томас, вставая у них на пути. — Наверняка у вас есть мобильный телефон. Не мог бы я одолжить его, чтобы позвонить в полицию?
  
  Девушки остановились, вздрогнув от неожиданности. Томасу показалось, будто они испугались. Но потом девушки разомкнули руки и быстро обошли его каждая со своей стороны.
  
  — Урод, — пробормотала одна.
  
  Томас подумал, что у них, вероятно, не было мобильника, и он попытался обратиться другим людям. Первым оказался мужчина в сильно поношенной одежде, он внимательно изучал содержимое мусорного контейнера. Но помогать Томасу он не собирался — ему гораздо важнее было выудить из бака бумажный стаканчик с остатками кофе. Затем попалась женщина средних лет, которая лишь крепче вцепилась в свою сумочку и ускорила шаги, стоило Томасу попросить у нее телефон.
  
  Может, жители Нью-Йорка обходились без мобильников вообще? Томасу оставалось лишь пожалеть, что рядом не было Джули, чтобы дать ему совет. Она ему нравилась. Джули знала бы, как поступить. Но как связаться с ней сейчас? Даже будь у него телефон, он все равно не знал ее номера. Так что едва ли…
  
  В этом городе живет сестра Джули, хозяйка магазина, где продают кексы с кремом. Как же зовут сестру? Джули ведь называла ее по имени. Кэндейси? Точно! И ее магазин называется кондитерской «Кэндис». А еще, по словам Джули, сестра живет в квартире прямо над магазином. На Восьмой Западной улице.
  
  Томас на секунду закрыл глаза. И он мог видеть это место. В витрине под навесом в красную и белую полоску целая выставка всякой выпечки. Пара тяжелых чугунных столов со стульями выставлена на тротуар перед входом. И Томас понял, что если сумеет найти Кэндейси, той не составит труда связаться с Джули. Теперь нужно было просто добраться до Восьмой Западной улицы.
  
  Томас огляделся и увидел, как к нему приближается одна из тех одинаковых желтых машин. Тогда он вышел прямо на проезжую часть, поднял руки и крикнул:
  
  — Такси!
  
  Водителю пришлось резко дать по тормозам, и автомобиль остановился, взвизгнув покрышками.
  
  — Совсем спятил?! — заорал таксист.
  
  Но Томас спокойно подошел к машине и произнес:
  
  — Сэр, мне необходимо, чтобы вы доставили меня к кондитерской «Кэндис» на Восьмой Западной улице в городе Нью-Йорке.
  
  — А в каком городе мы, по-твоему, находимся сейчас?
  
  — Мы в Нью-Йорке на углу Сент-Маркс-плейс и Первой авеню, — сообщил Томас, думая, что водитель мог бы и сам знать это.
  
  — Садись, — сказал водитель.
  
  Томас обежал машину и стал дергать ручку двери со стороны пассажирского сиденья.
  
  — Назад садись! — Водитель только покачал от удивления головой.
  
  Томас уселся на заднее сиденье и, хотя прошло уже немало времени с тех пор, как он видел подобную сцену по телевизору, посчитал логичным повторить то, что всегда говорили герои фильмов в подобных случаях:
  
  — Давай, притопи!
  
  И водитель притопил.
  
  — Мне очень нужно помочь брату, которого взяли в заложники, — попытался завести разговор Томас.
  
  Таксист усмехнулся.
  
  — Только поэтому я так тороплюсь. И еще из-за женщины в окне, которую убили.
  
  — Знаешь, друг, у каждого из нас свои проблемы, — философски заметил водитель.
  
  Томас успевал читать названия улиц, по которым они проезжали, и не преминул заявить:
  
  — Мне кажется, есть гораздо более короткий путь.
  
  — Не учи ученого, — огрызнулся таксист.
  
  Впрочем, машин было пока так мало, что такси скоро остановилось перед кондитерской.
  
  — Похоже, здесь закрыто, — сказал водитель, — но если тебе кекс нужен позарез, я знаю пару круглосуточных забегаловок, где их можно купить.
  
  Томас оглядел окна второго этажа, догадываясь, что именно там находилась квартира Кэндейси, но пока не мог сообразить, как попасть туда. Может, в жилую часть дома нужно было проходить через магазин? Если он начнет громко стучать в двери кондитерской, есть шанс, что она услышит, проснется и спустится вниз.
  
  Томас открыл дверцу и произнес:
  
  — Спасибо вам большое.
  
  — И все? — удивился водитель. — У меня пять восемьдесят на счетчике.
  
  — Что?
  
  — Ты должен мне пять долларов и восемьдесят центов.
  
  — Но у меня никогда не бывает с собой денег, — объяснил Томас. — Они мне не нужны, потому что я вообще не выхожу из дома.
  
  — С тебя пять восемьдесят!
  
  — Послушайте, деньги есть у моего брата. Как только он перестанет быть пленником, то заплатит вам.
  
  — Пошел вон! — заорал таксист и умчался прочь, едва Томас успел выскочить на тротуар и захлопнуть дверцу.
  
  Он подошел ко входу в кондитерскую «Кэндис» и постучал в стекло. В помещении царила тьма, но ему показалось, будто в отдалении он видит полоску света.
  
  — Эй! — крикнул он. — Кэндейси! Вы здесь?
  
  И Томас продолжил стучать, сотрясая стекло двери, которое отчаянно дребезжало. Вскоре в дальнем углу появилась фигура приземистого темнокожего мужчины, который быстро пересек торговый зал, отпер дверь и приоткрыл ее.
  
  — Перестань шуметь! — велел он.
  
  — Мне нужно, чтобы Кэндейси позвонила Джули, — объяснил Томас.
  
  Он чувствовал сладкие запахи, проникавшие теперь изнутри, а на рубашке мужчины заметил пятно, оставленное полоской крема.
  
  — Что? — не понял мужчина.
  
  — Мне необходимо поговорить с Джули. Это по поводу Рэя. Его привязали к стулу.
  
  — Лучше проваливай отсюда подобру-поздорову, — усмехнулся мужчина и уже начал закрывать дверь, но Томас не позволил ему сделать этого.
  
  — Мне нужна Кэндейси! Она знает номер телефона Джули?
  
  Тогда мужчина сам закричал, обращаясь к кому-то внутри помещения:
  
  — Хозяйка! К вам пришли, хозяйка!
  
  Через несколько секунд к двери подошла женщина в белом рабочем халате и с волосами, покрытыми специальной сеткой.
  
  — Что здесь происходит? — спросила она.
  
  — Этот полоумный орет, что вы ему нужны, и еще про вашу сестру Джули.
  
  Женщина оттеснила помощника и приоткрыла дверь чуть шире.
  
  — Кто вы?
  
  — Томас.
  
  — Какой Томас?
  
  — Томас Килбрайд. А вы — сестра Джули?
  
  — Да.
  
  — И вам приходится работать по ночам?
  
  — Какого черта вам понадобилось? Что вы там говорили о Джули?
  
  — Вы знаете номер ее мобильного телефона?
  
  — А зачем он вам?
  
  — Мне нужна ее помощь, чтобы выручить из беды Рэя.
  
  Кэндейси раздраженно поморщилась, однако достала из кармана телефон. Набрала номер, нажала кнопку соединения и приложила трубку к уху. Она выглядела удивленной, когда на ее звонок ответили немедленно.
  
  — Привет, это я, — сказала Кэндейси. — Извини, если разбудила, но тут какой-то ненормальный хочет поговорить… Его? Томас. Да, так он назвался. Хорошо. Она просит вас к телефону. — И передала мобильник Томасу.
  
  Он схватился за него и затараторил:
  
  — Привет, Джули. Нас с Рэем похитили и привезли сюда. Но мне удалось сбежать. А Рэй все еще у них. Это он помог мне развязаться, но у меня уже не осталось времени, чтобы развязать его и…
  
  — Так ты сейчас в кондитерской? — воскликнула Джули.
  
  — Да.
  
  — Я буду там через пару минут. Оставайся на месте!
  
  — Она обещала, что сейчас приедет, — сообщил Томас, возвращая телефон Кэндейси.
  
  Та, впрочем, тоже выглядела ошарашенной и сбитой с толку.
  
  — Почему моя сестра приехала в Нью-Йорк, но до сих пор не позвонила мне?
  66
  
  Моррис Янгер сунул в кобуру пистолет, который привык постоянно носить с собой с тех дней, когда стал впервые получать письма с угрозами, и взялся изнутри за ручку входной двери магазина «Антиквариат Фабера», но не успел открыть ее, как за его спиной появился Говард и придержал дверь рукой.
  
  — Что ты собираешься делать, Моррис? — спросил он.
  
  — Позволь мне уйти.
  
  — Интересный вопрос, на который хотелось бы получить ответ, — вмешался в разговор подоспевший к ним Льюис. — Что ты планируешь предпринять, как только выберешься отсюда?
  
  — Мне плевать на любые последствия, — заявил Моррис. — Ни одна самая высокая цель не оправдывает этого. Собираюсь рассказать всем о том, что мне известно. Поверят они, что я чист перед законом, или нет — уже не имеет значения.
  
  Моррис почувствовал, как что-то холодное и твердое уперлось ему в висок. Он скосил взгляд влево и увидел, что Льюис приставил к его голове пистолет.
  
  — Ты полагаешь, что облегчишь этим свою участь, Льюис? Вышибив мне мозги? Тебе, видимо, мало дерьма, в которое вляпался? Неужели ты рассчитываешь таким образом решить свои проблемы?
  
  — Все может быть, — ответил Льюис. — Говард, забери у него оружие.
  
  Говард нашарил у Морриса под пальто кобуру, достал из нее пистолет и передал Льюису, а тот сунул его за брючный ремень. Потом Говард принялся увещевать бывшего босса:
  
  — Я знаю, каким ужасным ударом стало все это для тебя. Это чертовски трудно переварить, согласен. Но ты должен очень хорошо обдумать ситуацию, прежде чем совершать поспешные поступки. Ведь в чем парадокс, Моррис? Все это делалось прежде, чтобы помочь тебе, но сейчас положение в корне изменилось. Ты должен помочь нам, чтобы мы могли продолжать помогать тебе, а в противном случае тебя попросту не станет.
  
  — Почему я не избавился от тебя много лет назад?
  
  — Ты этого не сделал, потому что я всегда блестяще справлялся со своей работой. Но сейчас тебе нужно понять, что произойдет, если ты не станешь дальше играть с нами в одной команде. Льюис без колебаний продырявит тебе башку. А потом? Представляешь, что ему придется сделать позднее?
  
  Говард указал в сторону улицы. Моррис не сразу сообразил, на что тот намекает. Но вскоре до него дошло.
  
  — Нет! Вы не посмеете!
  
  Говард посмотрел на Льюиса.
  
  — Просвети его.
  
  — Мы убьем тебя, а затем нам придется ликвидировать Хизер, — сказал Льюис. — Ведь рано или поздно она начнет искать тебя и явится сюда.
  
  — Поверь, я уже проходил все, через что ты проходишь сейчас, Моррис, — продолжил Говард. — Когда я дал Льюису разрешение применить самые жесткие меры к Эллисон Фитч, тоже поверить не мог, что это происходит именно со мной. Я ведь никогда не делал ничего подобного прежде. Поверь, никогда! Мне на многое приходилось решаться, чтобы помочь тебе в прошлом, но речь не шла об убийстве. А потом… Произошла эта жуткая ошибка, и мне стало совсем худо. Однако наступает момент, и ты вдруг осознаешь, что назад дороги нет. Ты принял решение и теперь должен как-то со всем этим жить дальше. И тебе придется поступить так же, Моррис. Тебе следует принять решение и продолжать жить с этим грузом на совести.
  
  Янгер положил ладонь на створку двери, а затем прислонился к ней головой.
  
  — Мне нужно перевести дух.
  
  — Конечно.
  
  — Расскажи мне о той женщине, — обратился он к Льюису. — О той, которую ты сегодня убил.
  
  — Профессиональная наемная убийца. Она просто получила по заслугам. За свою жизнь натворила немало зла, но, что хуже всего, в тот единственный раз, когда она ошиблась, была убита Бриджит. И можешь не сомневаться, я с самого начала решил, что она за это поплатится жизнью.
  
  Моррис почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Ему даже пришлось опереться на Говарда, чтобы не упасть. Они так и стояли втроем некоторое время — Говард и Льюис дожидались, чтобы Янгер пришел в себя. Оставался ли у него хоть какой-то выбор?
  
  — Только не трогайте Хизер, — произнес он.
  
  — И не говори мне, что пока не уложил ее с собой в постель, — пошутил Льюис, стараясь разрядить атмосферу.
  
  — Замолчи! — возмутился Моррис. — У нее двое детей. Две очаровательные дочери.
  
  — По-моему, это никого еще не останавливало.
  
  Но Говард вовремя снова встрял со словами утешения для Морриса, повторяя вновь и вновь одни и те же аргументы. Льюис бросил взгляд на занавес и сказал:
  
  — Пойду проведаю тех парней.
  
  — И займись этим делом с Вачоном, — напомнил Говард. — Я хочу выяснить все до конца. Делай что угодно, но заставь этого Рэя признаться, лжет он или нет.
  
  — С Вачоном? — удивился Моррис.
  
  — Это долгая история, — ответил Говард и снова обратился к Льюису: — Как только мы убедимся, что опасности нет, я попрошу тебя разделаться с ними самым гуманным способом, который только тебе доступен.
  
  — Да, да, не беспокойся. — И Льюис направился в сторону подсобки.
  
  — Говард, — сказал Моррис, который все еще не до конца верил в происходящее, — ты же не способен просто так…
  
  — Проклятие! — раздался голос Льюиса. — У нас возникла новая проблема.
  67
  
  Николь выполняла произвольную программу на разновысоких брусьях. Двойное сальто назад, прогнувшись. Полный пируэт. Двойное сальто назад с прямым корпусом. Мах под нижним брусом с переходом в сальто и кувырок перед соскоком. Но у нее ничего не получалось. Она каждый раз срывалась и падала головой вниз. Раз за разом. Голова перевешивала, и она врезалась в мат. У нее уже не было сил продолжать. Боль невыносимая. В черепе что-то непрерывно пульсировало.
  
  Но худшее было впереди. Из мата теперь торчало острие ножа для колки льда. И когда она головой вперед ударялась в мат, ее тело распластывалось по нему и нож впивался в грудь. И так продолжалось снова и снова. Толчок от бруса, полет с вращениями и пируэтами, но все шло наперекосяк. Она отдала своему телу команду выполнить одно движение, но оно вытворяло нечто противоположное команде.
  
  «Этого не может быть», — говорила она себе. И Николь была права. Ничего подобного не происходило. Правда лишь то, что у нее была ушиблена голова и сильно болело в области груди.
  
  Сознание медленно возвращалось к ней. И она даже не успела открыть глаза, как все обрело смысл. Льюис стрелял в нее. Причем сделал это небрежным жестом, явно желая произвести сильное впечатление на Морриса. Но она-то знала, что? у Льюиса на уме, догадывалась, что рано или поздно он попытается убить ее. Хотя именно в то мгновение Николь потеряла бдительность. Впрочем, и к подобному повороту событий она была готова, понимая, что, даже оставаясь постоянно настороже, можно все равно допустить ошибку.
  
  Пуля попала в Николь, и ее удар оказался очень сильным. Лежа на полу с закрытыми глазами, она гадала, пробила ли пуля кевлар[67] бронежилета скрытого ношения, но ощущения подсказывали, что скорее всего нет. Боль причинил мощный удар, а не огнестрельное ранение. И сознания Николь лишилась не из-за пули, а потому что, отброшенная назад, ударилась головой о полку. Она помнила, как у нее буквально искры посыпались из глаз, прежде чем рухнула на пол.
  
  Но сейчас Николь приходила в себя. И внимательно прислушивалась. Вероятно, разумнее всего было пока не подавать признаков жизни.
  68
  
  — Куда он делся? — крикнул Льюис мне в лицо. — Где, черт возьми, твой брат?
  
  — Ушел, — ответил я.
  
  В комнате появился Говард, который, разумеется, сразу заметил пустой стул, обсыпанный клочками и обрывками клейкой ленты. Это зрелище заставило его лицо побледнеть. Он бросил на Льюиса испепеляющий взгляд:
  
  — Как ты мог упустить его?
  
  Тот мгновенно рванулся прочь через тот же боковой коридор, надеясь, что Томас не успел уйти далеко и его можно будет поймать и водворить на место. Томас действительно убежал совсем недавно — прошло максимум секунд тридцать, — но если он мчался во всю прыть, это все равно давало ему приличную фору.
  
  Мне оставалось лишь надеяться, что, оторвавшись от преследования, брат сообразит обратиться в полицию, пусть я и не успел прямо попросить его сделать это. Я велел ему привести помощь исходя из того, что он сам поймет, куда за ней обратиться. Но не успел он выбежать в дверь, и я уже понял: надо было дать точные инструкции, как Томас должен поступить.
  
  — Как же… Как, черт возьми, ему удалось освободиться? — недоумевал Говард.
  
  — Вам же объяснили, что он очень способный, — сказал я с издевкой. — Он мог направиться прямиком к Вачону. А если его люди уже дежурили снаружи, даже не представляю, что они с вами сделают, когда брат расскажет…
  
  И Говард не выдержал. Он размахнулся и влепил мне пощечину такой силы, какой трудно было ожидать от этого уродливого недомерка.
  
  — Хватит с меня твоих бредней!
  
  У меня горела щека, мысли спутались. Полог приоткрылся, и вошел Моррис.
  
  — Ну, что у вас здесь стряслось на сей раз?
  
  — Один из них сбежал, — ответил Говард. — Тот, у которого в башке географический атлас.
  
  — Атлас? — удивился Моррис, которому многое пока не успели объяснить.
  
  — Льюис отправился в погоню. И моли Бога, чтобы ему удалось перехватить его.
  
  — Так продолжаться не может, — заявил Моррис. — Ты не контролируешь ситуацию. Все рушится, как разрушаешься ты сам. И это происходит не первый месяц. — Он достал из кармана мобильный телефон и показал Говарду. — Вы отобрали у меня пистолет, но забыли вот об этом. Я успел связаться с Хизер и сказал, что сегодня она мне больше не нужна. Причем настоял, чтобы она взяла пару дней отпуска и непременно уехала из города. Не хотел, чтобы она подверглась малейшему риску. Хизер уже уехала. А это было последним, что еще сдерживало меня, Говард, и переполнило чашу терпения. Угрожать расправой над Хизер! Поистине ты сжег за собой мосты.
  
  Говард смотрел на него, пытаясь осмыслить грозившие ему последствия.
  
  — Что еще ты успел ей растрепать?
  
  — Ничего. Сказал только, что вы доставите меня домой сами. Ты и Льюис.
  
  — Значит, если с тобой что-нибудь случится, ей все будет известно?
  
  Моррис кивнул и спокойно произнес:
  
  — Немедленно отпусти этого человека. А для вас с Льюисом лучшим вариантом станет добровольная явка с повинной. В противном случае уже к полудню вылетайте оба куда-нибудь в Боливию по фальшивым паспортам. Ты знаком с лучшими адвокатами Нью-Йорка, Говард. Подбери одного для себя, а другого для Льюиса. И тогда вам предстоит соревнование, кто быстрее договорится с властями, сдав с потрохами подельника. Никто лучше нас с тобой не знает, как все это происходит на деле. Боюсь, меня ждет та же участь. А теперь отпусти этого человека.
  
  Но я не ждал от них милости, а пытался разорвать ленту на своих руках с той самой секунды, как Томас сбежал. Кончиками ногтей я впивался в края, стремясь нащупать хотя бы небольшой надрыв.
  
  — Как бы мне хотелось, чтобы все было так просто, Моррис.
  
  В этот момент вернулся запыхавшийся Льюис.
  
  — Пропал без следа, — сообщил он.
  
  — Моррис советует нам с тобой позаботиться об адвокатах, — сказал Говард.
  
  — Что?
  
  — Он не станет играть с нами в одной команде.
  
  Льюис криво усмехнулся и обратился к Янгеру:
  
  — Но, Моррис, мы, кажется, все тебе объяснили и достигли понимания. Тебя больше не волнует…
  
  — Хизер уехала, — объявил Янгер. — И я тоже вас покидаю. О, не стоит обо мне беспокоиться! Я возьму такси.
  
  Он откинул занавес и направился к выходу.
  
  — Моррис, стой! — крикнул Льюис и с пистолетом в руке бросился вслед.
  
  Я услышал тот же негромкий звук, который раздался, когда Льюис выстрелил в Николь, а потом на доски пола обрушилось тело. Говард даже не посмотрел в ту сторону, не постарался хотя бы задернуть полог. Он был готов к тому, что произошло.
  
  Когда Льюис вернулся, он направился прямо ко мне и встал около стула, к которому я был привязан.
  
  — Куда может направиться твой брат? — спросил он. — Он достаточно ясно соображает, чтобы кинуться к копам, или перетрусит и постарается где-нибудь спрятаться?
  
  Я опасался, что второй вариант вполне вероятен.
  
  — Понятия не имею, — ответил я. — Но на вашем месте готовился бы к худшему.
  
  Льюису необходимо было выпустить пар, как только что сделал Говард, и он тоже ударил меня. Но это была не пощечина. Рукоятка пистолета пришлась мне прямо в висок. Мое правое ухо буквально взорвалось от боли, а левым я практически коснулся своего плеча. Я закричал. Несколько секунд комната вращалась у меня перед глазами. Но именно в тот момент, когда я едва не потерял сознание, мне показалось, будто я заметил, как у Николь дернулась рука. Она на четверть дюйма сдвинула с места игрушечный тягач, упавший с полки и приземлившийся рядом с ней на колеса. Впрочем, в ту секунду у меня перед глазами вращалось и беспорядочно двигалось все вокруг, и я решил, что мне это померещилось.
  
  — Он прав. Времени у нас в обрез, — произнес Льюис.
  
  — Отлично! — воскликнул Говард. — Просто восхитительно! Полиция может нагрянуть в любую минуту, а нам нужно избавиться от трех трупов.
  
  Я сам трупом пока не являлся, однако имел основания полагать, что жизни мне отводилась уже самая малость. И потому мои руки отчаянно трудились над лентой.
  
  — У нас нет возможности прибрать за собой, — заметил Льюис. — Надо уходить отсюда как можно скорее.
  
  — Уходить? Но куда? Куда, я тебя спрашиваю? — паниковал Говард.
  
  — У меня есть надежные люди. Они спрячут нас, пока не будут готовы новые документы.
  
  — Дьявол тебя возьми! Это все ты! Ты все запорол с самого начала! — продолжал возмущаться Говард. — Каждый твой шаг был ошибкой, от замысла убить Фитч с помощью этой… — он указал на Николь, — и до момента, когда ты позволил умалишенному сбежать от нас.
  
  — Что ж, я могу уйти и один, если тебя это устраивает. — Льюис обошел мой стул и встал между мной и Николь.
  
  — Ладно, твоя взяла, Льюис, — сказал Говард, упавшим тоном признавая поражение. — Давай покончим с последним делом и сразу же уберемся отсюда.
  
  Я дергал и дергал кистями рук, размышляя, что если бы мне только удалось избавиться от пут, я мог бы попытаться вместе со стулом наброситься на Льюиса и, если повезет, вцепиться ему в глотку. Что-то надо успеть сделать! Ведь пистолет в руке Льюиса наверняка всего через несколько секунд уже будет направлен на меня. Но освободить руки мне все еще не удавалось.
  
  — Вот это другой разговор, — произнес Льюис и взял оружие на изготовку, нацелив дуло мне в голову.
  
  Неожиданно он издал почти звериный крик. Ужасающий, рвущий душу крик боли. Льюис опустил голову, чтобы выяснить, почему ему так больно. Я посмотрел туда же.
  
  Голень его ноги насквозь прошило лезвие ножа для колки льда.
  69
  
  — Где остался Рэй? — спросила Джули Томаса. — Сосредоточься и думай!
  
  Они сидели в ее машине, двигатель которой работал, все еще напротив дома сестры. Кэндейси с тротуара наблюдала за ними, не в силах понять, что, черт возьми, происходит.
  
  — Было темно, а мне пришлось бежать, — объяснил Томас.
  
  Он дрожал всем телом, хотя одежда на нем увлажнилась от обильного пота.
  
  — Я бежал так быстро, что ничего не замечал вокруг, пока не оказался на углу Сент-Маркс и Первой авеню. Там было в точности, как на «Уирл-360», но только все можно было потрогать и даже понюхать.
  
  — Не отвлекайся! Ты сказал, что выбежал в проулок и оказался на улице. В какую сторону ты двинулся?
  
  — Направо.
  
  — То есть ты не пробежал мимо входа в магазин, где вас держали преступники?
  
  — Нет, я направился в противоположную сторону.
  
  — Ты помнишь что-нибудь попавшееся тебе сразу на пути?
  
  Томас задумался.
  
  — Там было ателье портного и магазин велосипедов и…
  
  — Что?
  
  — По-моему, он назывался «Крути педали!».
  
  — Отлично. — Джули схватила с приборной панели свой сотовый телефон. — Я сейчас попробую найти его адрес через справочную.
  
  — Подожди! — Томас закрыл глаза. — «Крути педали!», а рядом портной…
  
  Голова у него дернулась, и он замер.
  
  — Что ты делаешь? — удивилась Джули.
  
  — Пытаюсь мысленно прочертить маршрут и определить название улицы.
  
  Он словно щелкал «мышью», но только в своей голове, вызывая в памяти изображения с «Уирл-360».
  
  — И что это за улица?
  
  — Четвертая Восточная. Да, мы находились на Четвертой Восточной улице.
  
  Джули мгновенно привела машину в движение, даже не махнув сестре рукой на прощание. Она тронулась с места так резко, что Томас ударился затылком о подголовник сиденья и открыл глаза.
  
  — Могу подсказать, как быстрее доехать до Четвертой Восточной, — предложил он.
  
  — Сама справлюсь. Лучше определи, какая часть улицы нам нужна.
  
  Томас снова закрыл глаза. Голова продолжала подергиваться.
  
  — Теперь вижу название магазина. «Антиквариат Фабера». В витрине, кажется, выставлены игрушки.
  
  — Адрес какой?
  
  Он назвал ей номер дома.
  
  — Думаю, что не ошибся. Рэй должен быть там.
  
  Джули включила указатель поворота, свернула на следующем перекрестке и резко надавила на акселератор.
  
  — У тебя есть пистолет? — спросил Томас.
  
  — Что?
  
  — Там у мужчины пистолет, а у женщины — нож для колки льда.
  
  — Никакого оружия у меня, конечно, нет, — вздохнула Джули.
  
  Она сознавала, что не сможет одна ворваться в магазин. Нужно было вызвать полицию, а заодно пожарных и службу спасателей. Но у нее не оставалось времени на объяснения. Джули указала Томасу на телефон.
  
  — Набери «девять-один-один» и передай трубку мне.
  
  Томас взял мобильник и стал вертеть в руках.
  
  — Надо сначала нажать зеленую кнопку, а потом набирать номер, или наоборот?
  
  Джули в сердцах выхватила у него телефон, набрала номер и приложила трубку к уху. Когда дежурный оператор ответил, она напустила в свой голос панических ноток и выкрикнула:
  
  — Пожар! Похоже на страшный пожар! На задворках антикварного магазина на Четвертой Восточной! И еще я, кажется, слышала, как там стреляли!
  
  Она назвала номер дома, отключила телефон, прежде чем диспетчер смогла задать ей хотя бы один вопрос, и кинула мобильник на колени Томасу.
  
  Этот трюк неизменно срабатывал, когда школьницей Джули боялась контрольной работы.
  70
  
  Нож вошел в ногу Льюиса в пяти дюймах ниже колена. Николь вогнала его изо всех сил. Тонкое лезвие прошило джинсы, пронзило плоть и вышло с другой стороны, уже окрашенное в алый цвет. Боль, видимо, оказалась адской, потому что Льюис сразу же упал на колени, смяв одним из них коробку с какой-то настольной игрой, и не переставал кричать. Выронил пистолет и повернулся всем телом, чтобы дотянуться до рукоятки ножа и выдернуть его.
  
  Это было зрелище не для слабонервных, то есть не для меня, но я, словно под гипнозом, не мог отвести от него глаз, как и Говард. И то, что мы увидели потом, оказалось куда хуже. Николь успела сесть. Она ухватилась за рукоятку ножа раньше Льюиса, но вместо того, чтобы вытащить его и всадить снова или погрузить в ногу глубже, она резко дернула лезвие вбок. Сталь пропорола еще кусок плоти, заставив Льюиса издать новый страшный крик боли. Он яростно дернул ногой и угодил каблуком в грудь Николь, которая уже приподнималась, упираясь рукой в пол. Удар опрокинул ее на спину, но ей хватило секунды, чтобы оправиться.
  
  Льюис шарил вокруг себя руками, пытаясь найти пистолет. Он валялся рядом в быстро растекавшейся луже крови. Льюис сделал движение к нему, но реакция Николь оказалась стремительнее. Она вцепилась в мокрую от крови рукоятку и нацелила ствол Льюису в голову. Он перекатился на бок, приподнялся на локтях и стал по-крабьи отползать назад, волоча за собой изуродованную ногу.
  
  Николь стояла на коленях, сжимая пистолет обеими вытянутыми вперед руками и держа его уверенно и ровно.
  
  — Ненавижу пистолеты! — хрипло сказала она.
  
  Ее блузка порвалась, и под ней теперь виднелось что-то темное и плотное. Бронежилет!
  
  — Николь, — произнес Льюис. — Послушай меня, Николь…
  
  Но она спустила курок и отстрелила ему часть черепа. Он повалился навзничь на пол, покрытый теперь отвратительной смесью крови, осколков кости и ошметков мозга.
  
  Говард приложил ладонь ко рту, словно его вот-вот вырвет. Но затем вдруг повернулся, откинул занавеску и бросился наутек. Николь, прихрамывая, последовала за ним. Откуда-то издалека донеслось завывание сирен. Мне же удалось наконец высвободить сначала левую руку, затем правую, и я поспешно стал разматывать ленту на поясе, удерживавшую меня на стуле.
  
  Звук сирен становился все громче. Но еще более отчетливо я услышал, как в боковом проулке с визгом тормозов остановилась машина. Раздался женский крик:
  
  — Томас, стой!
  
  Я сумел встать со стула, но сразу упал на пол, разбрасывая вокруг себя игрушки. Мне нужно было добраться до Льюиса. Точнее — до его трупа. Я заметил, что за поясом его джинсов торчал еще пистолет. Похоже, он принадлежал раньше Моррису.
  
  Из основного зала магазина два раза подряд донеслись уже знакомые уху приглушенные выстрелы, и еще одно тело рухнуло на пол.
  
  Снаружи раздались возгласы:
  
  — Рэй!
  
  — Томас, не надо!
  
  Это была Джули.
  
  Я стоял на коленях и уже дотянулся до рукоятки пистолета, вцепившись в нее пальцами, когда полог буквально взлетел вверх. Я обернулся и поднял голову, но лишь для того, чтобы успеть увидеть, как ботинок Николь врезается мне в челюсть. Удар был нанесен умело и с большой силой.
  
  У меня перед глазами все поплыло, а тело, как из катапульты, отбросило назад. Инстинктивно я успел подставить руки, чтобы смягчить падение, но оно оказалось весьма болезненным. Что-то острое царапнуло мне спину и откатилось в сторону. Игрушечный жестяной самосвал. Одновременно моя правая рука оказалась среди других упавших с полок игрушек. Полуослепший от удара, я не мог видеть, что там, но, судя по ощущениям, под руку мне попало нечто изготовленное из металла и пластмассы.
  
  Николь навела на меня пистолет. Но она не успела нажать на спусковой крючок, когда из короткого бокового коридора, где находился черный ход, раздался громкий стук. Кто-то распахнул дверь.
  
  — Я привел помощь! — крикнул Томас. — Я привел Джули!
  
  — Остановись! — Голос Джули звучал так, будто она находилась в нескольких футах за спиной брата.
  
  Николь посмотрела в ту сторону и нацелила туда пистолет. Стоило Томасу войти, и он нарвался бы на пулю. Я успел бросить взгляд на свою правую руку, которая буквально уперлась в синее пластиковое оперение дротика для игры в дартс длиной примерно в фут и с острым стальным наконечником. Оставалось только пожалеть, что это не копье. В те доли секунды, что оставались до появления Томаса на пороге, я успел лишь подумать: это как кататься на велосипеде — невозможно разучиться!
  
  И несмотря на боль, пульсировавшую у меня в виске, в подбородке и в спине, я сделал все молниеносно. Схватил дротик, занес его за спину и изо всех сил метнул.
  
  — Рэй!
  
  В комнату вбежал Томас. Острие дротика впилось Николь в шею. Она открыла рот, но крик, казалось, застрял в глотке. В правой руке у нее оставался пистолет, а левая взлетела вверх, ухватилась за дротик и выдернула его…
  
  Так случается, когда срывает водопроводный кран.
  
  Кровь хлынула потоком, ее брызги разлетались вокруг.
  
  Николь выронила дротик и прижала ладонь к ране. Потом и пистолет выпал, когда она повалилась и упала бы, не попадись ей на пути бюро. Николь закашлялась, исторгая теперь кровь и изо рта. Упершись руками в бюро, она ухитрилась остаться на ногах, но всего лишь несколько секунд. Затем распласталась на полу под оглушительные звуки сирен.
  
  В комнату ворвалась Джули, но встала как вкопанная при виде кровавой сцены, разыгравшейся здесь. Она остановилась так резко, что ее чуть не сбил с ног следовавший по пятам спасатель из пожарной бригады.
  
  — Рэй! — воскликнула она. — Ты жив?
  
  Томас уже помогал мне подняться.
  
  — Смотри, кого я нашел, — повторял он. — Я привел Джули. Я вернулся.
  71
  
  В следующие двадцать четыре часа Томас, я и Джули только и делали, что отвечали на многочисленные вопросы представителей различных ведомств. Нас опросили всех вместе и порознь офицеры полиции города Нью-Йорка, полиция штата, ФБР, даже портовая таможенная служба. Позже мне сказали, что среди них был сотрудник управления национальной безопасности, но всего желающих порыться у нас в мозгах оказалось так много, что я не смог даже определить, который из них представлял УНБ.
  
  Когда нас ненадолго оставили одних, Томас высказал озабоченность, что из ЦРУ так никто и не появился.
  
  — Я надеялся, что их обеспокоит мое состояние, — прошептал он.
  
  Его самолюбие было явно уязвлено.
  
  Несколько часов допросов оказались полезными только с одной точки зрения — нас, в свою очередь, информировали о том, чего мы не знали. Белые пятна на общей картине быстро заполнились во многом благодаря спасателям и врачам «скорой помощи», которые прибыли вовремя, чтобы не дать умереть Говарду Таллиману и Моррису Янгеру, истекавшим кровью на полу в торговом зале магазина.
  
  Впрочем, состояние Таллимана признали критическим, и толку от него оказалось мало, зато Моррис с простреленным легким, чье ранение тоже было весьма серьезным, успел сообщить детективам обо всем, что знал. Поскольку дышать он мог только с помощью аппарата принудительной вентиляции, то скорость его ответов зависела от быстроты, с какой он мог набирать текст на компьютере, принесенном в больничное отделение интенсивной терапии.
  
  Многие детали этого дела стали известны нам с Томасом еще в процессе похищения. Попытка шантажа со стороны Фитч (хотя мы так и не поняли, что она знала, а о чем лгала), которая привела к решению ликвидировать ее. Убийство Бриджит Янгер, совершенное по ошибке. Расправа Николь над супружеской парой в Чикаго, которая была частью плана по устранению компрометирующего изображения в Интернете. Это в общих чертах мы узнали сами.
  
  Льюис Блокер был, разумеется, мертв. Не удалось медикам спасти и Николь. Как выяснилось, это не было ее настоящим именем. И мы слышали разговоры, что в прошлой жизни она занималась большим спортом и чуть ли не выступала на Олимпийских играх — это объясняло силу нанесенного мне удара, — однако полиции многое оставалось неясным.
  
  Ее убийство отозвалось во мне тяжелым чувством. Я понимал, что у меня не было выбора, но не испытывал в этой связи никакой радости, напротив, с тревогой предвидел, что она еще долго будет являться мне в кошмарных снах.
  
  Но пока я подвел под этим черту: лучше было погибнуть ей, чем мне. Или Томасу.
  
  Когда меня допрашивали одного, многие вопросы касались моего брата и его странного занятия. Я знал, что они успели связаться с доктором Григорин, да и наши друзья из ФБР, агенты Паркер и Дрисколл, сказали свое слово. К счастью, они лишь подтвердили общее мнение, что, обладая уникальными способностями, Томас не представлял никакой угрозы ни для окружающих, ни для себя самого. Кончилось же все тем, что представители правоохранительных органов оказались не только убеждены в безвредности Томаса, но и провозгласили его героем. Убийство Бриджит Янгер никогда не было бы раскрыто, если бы не его необычная страсть к прогулкам по сайту «Уирл-360».
  
  Однако от общего внимания ускользнул факт, что та же самая страсть явилась причиной смерти Кайла и Рошель Биллингз. Приходила ли эта мысль в голову брату, я не знал, а сам никогда бы не попытался навести его на нее. Вероятно, потому, что их гибель лежала и на моей совести. Я свалял дурака, когда размахивал распечаткой перед дверью квартиры Эллисон Фитч, не догадываясь, что там установлена видеокамера.
  
  О чем речи не заходило вообще, так это о странном звонке на телефон Томаса, когда трубку снял Льюис. Брат признался, что никому не сообщал о нем, и я тоже предпочел промолчать.
  
  После всего, что с нами произошло, Томас замкнулся в себе. Хотя мы прошли через такое, что могло нанести глубокую душевную травму любому. Но мне порой казалось, будто странности и особенности характера, свойственные ему, делали брата более защищенным от подобных переживаний. Он привык ежедневно отключаться от внешнего мира, отсекать все, кроме той его части, какую воспринимал через Интернет. И с умением легко возводить вокруг себя защитную стену Томасу удалось отрешиться от ужаса, пережитого нами.
  
  Но уверенности в этом у меня, разумеется, не было.
  
  Томас пребывал в глубокой задумчивости. Я считал, что вызвана она не нашими злоключениями, а тем, о чем он хотел рассказать перед проникновением в наш дом Николь и Льюиса. О том, что случилось с ним в тринадцать лет и наложило глубокий отпечаток на его отношения с отцом.
  
  Брат сказал тогда, что мог бы, наверное, поделиться с Джули, но сейчас время для этого представлялось не самым подходящим. Нам всем необходимо было успокоиться и привести свои чувства в порядок, прежде чем переходить к нашей следующей проблеме.
  
  Кроме того, проблема ведь не была единственной. Мне предстояло принять важные решения. Я всерьез обдумывал возможность пожить в отцовском доме вместе с Томасом по крайней мере какое-то время в ближайшем будущем. Однако, к моему удивлению, когда я предложил такой вариант брату, он заявил:
  
  — Не хочу жить с тобой. Много неприятностей мне пришлось перенести из-за тебя.
  
  И Томас дал согласие перебраться в то место, которое я успел посетить ранее, при условии, что у него будет свой компьютер. Но мне ничто не мешало продать свое жилье в Берлингтоне и поселиться в доме отца. Это позволило бы постоянно находиться неподалеку от Томаса и навещать его. Во время нашего последнего завтрака в Нью-Йорке мы разговаривали о путешествиях. Брат сказал, что ему хочется дотронуться до витрины одного известного кондитерского магазина в Париже.
  
  — Знаешь, что я думаю? — произнес я. — Если уж мы полетим с тобой в такую даль, то непременно зайдем в тот магазин и купим себе сладостей.
  
  — Было бы здорово, — улыбнулся Томас.
  
  Но меня занимали не только планы на будущее. Я никак не мог забыть тот телефонный звонок.
  
  Домой мы вернулись на машине Джули.
  
  И мне едва ли стоило удивляться, когда я увидел патрульный автомобиль полиции, который блокировал доступ на подъездную дорожку к дому отца. Репортеры (Джули, разумеется, не в счет) почуяли запах жареного и делали все возможное, чтобы разыскать нас с Томасом. Но до сей поры нам удавалось ускользать от них. Во-первых, не хотелось стать объектами назойливого внимания, а во-вторых, я твердо решил, что нашу историю должна поведать миру именно Джули, прежде чем подробности станут известны ее коллегам из других изданий. Возможность взять интервью у нас — то есть, конечно, главным образом у меня — давала ей поистине эксклюзивный материал.
  
  Сотрудник полиции, сидевший за рулем, вышел, чтобы выяснить, кто мы такие. Убедившись, что перед ним хозяева, он убрал свой автомобиль с дороги. Джули подъехала к дому и остановилась. Томас выскочил первым. Он всегда избегал открытой демонстрации своих чувств, но сейчас было заметно, насколько он взволнован и обрадован возвращением домой.
  
  Когда брат бросился к дому, я крикнул ему вслед:
  
  — Только, пожалуйста, не трогай телефон в своей комнате.
  
  — Почему?
  
  — Просто не трогай, и все, — велел я. — Даже близко к нему не подходи.
  
  Томас не стал возражать. Телефоны никогда не интересовали его. Но он расстроился, что дома больше не было компьютера. По дороге просто извел меня вопросами, когда мы купим ему новый.
  
  Я приблизился к дверце водителя. Джули нажала кнопку и опустила стекло.
  
  — Спасибо, — сказал я, склонившись и почти сунув голову в салон.
  
  — Я только и слышу это от тебя.
  
  — Потому что ты на редкость хороша.
  
  — Поеду в редакцию. Мне надо написать большую статью. Ты разве не знаешь, о чем?
  
  — Догадываюсь.
  
  — Позже я позвоню тебе.
  
  — Буду с нетерпением ждать, — произнес я и поцеловал ее.
  
  Проследив, как машина Джули скрылась из виду, я зашел в дом. В мои планы входило сразу же подняться в комнату Томаса, но на телефонном аппарате в кухне мигала лампочка автоответчика, и я решил проверить оставленные нам сообщения.
  
  Их оказалось пять.
  
  «Привет, Рэй. Это Элис. Гарри просил, чтобы ты заехал и подписал пару бумаг. Перезвони мне».
  
  Я нажал «семерку», чтобы удалить сообщение.
  
  «Рэй, это Гарри. Элис ведь звонила тебе вчера, не так ли? Свяжись со мной, как только сможешь».
  
  Я нажал «семерку».
  
  «Рэй, это снова Гарри. Только что узнал из новостей. Надеюсь, с вами все хорошо. Позвони мне, как только вернешься».
  
  И снова «семерка».
  
  «Добрый день! Мне необходимо поговорить с Томасом или Рэем Килбрайдами. Это продюсер программы “Сегодня”. Вы нам очень нужны. Очень важно, чтобы…»
  
  На сей раз я нажал «семерку», не дожидаясь сигнала.
  
  «Алло! Меня зовут Ангус Фрайд. Я из “Нью-Йорк таймс” и…»
  
  «Семерка!»
  
  Меня мучила жажда. Я открыл кран и дождался, чтобы вода стала по-настоящему холодной, затем наполнил стакан и залпом осушил его. Конечно, я не мог даже догадываться, что мне даст проверка списка предыдущих звонков по отдельной телефонной линии Томаса. Может, вообще ничего. Существовала вероятность, что номер звонившего закодирован, и тогда его личность навсегда останется тайной. Я поставил стакан на стол и направился к лестнице. В этот момент раздался негромкий стук в дверь. На пороге стоял полноватый мужчина средних лет, в мятом костюме, с расстегнутым воротом сорочки и узлом черного галстука, ослабленным и приспущенным. Он показал мне жетон полицейского.
  
  — Мистер Килбрайд? — произнес он. — Мой коллега, который дежурит у вашего дома, сообщил, что вы вернулись. Как я понял, у вас выдались насыщенные дни. Но мы с вами так и не закончили разговор, который начали по телефону. Кстати, я — детектив Барри Дакуэрт из полицейского управления Промис-Фоллз. Похоже, вам пришлось пройти через настоящий ад, хотя все подробности мне неизвестны. И тем не менее не могли бы мы прояснить вместе с вами кое-что по поводу вашего отца?
  72
  
  — Заходите, — сказал я.
  
  Мы с детективом Дакуэртом расположились в гостиной.
  
  — Поверьте, я понимаю, каково вам пришлось в последние дни. Вы уже нормально себя чувствуете?
  
  — Наверное, не так плохо, как мог бы… Все-таки это было нелегким испытанием.
  
  — Точнее слова не подберешь. Но вы не возражаете закончить разговор, который мы начали позапрошлым вечером?
  
  — Нет, — ответил я, — хотя теперь кажется, будто с тех пор минула вечность. — Я потер лоб. — Вы рассказывали о нашем отце.
  
  — Верно.
  
  — Упомянули, что он сам связался с вами.
  
  — Да.
  
  — С какой же целью?
  
  Дакуэрт удобнее устроился в кресле, положив руки на подлокотники.
  
  — Ваш отец хотел сообщить мне о том, что произошло с вашим братом Томасом, когда он был еще подростком. Многие годы он отказывался верить в случившееся… То есть не хотел верить словам вашего брата. Потому что… Даже не знаю, как правильнее выразить эту мысль…
  
  — Потому что мой брат не относится к числу свидетелей, показаниям которых можно полностью доверять.
  
  — Именно поэтому.
  
  — Потому что он слышит голоса, каких на самом деле нет, и видит происшествия, которых в действительности не происходит… — Я осекся. — Правда, как выяснилось, это не всегда так. Но чаще всего.
  
  — По этой же причине, когда много лет назад Томас пришел к вашему отцу и пожаловался, что подвергся насилию, тот не поверил ему. Ваш брат обвинял в насилии одного из друзей отца. Томасу заявили, что это его извращенные выдумки, и строго запретили когда-либо вообще поднимать данную тему.
  
  — Да, насилие, — кивнул я. — Томас успел кое-что рассказать мне перед тем, как нас похитили.
  
  — Причем это было насилие сексуального характера, — продолжил Дакуэрт. — Если называть вещи своими именами, то речь идет об изнасиловании. Или по крайней мере о попытке изнасилования несовершеннолетнего.
  
  Я почувствовал, как во мне постепенно вскипает гнев.
  
  — Томас сообщил отцу, кто это был?
  
  Дакуэрт поднял руку.
  
  — Не горячитесь. Я как раз хотел перейти к этому. Ваш отец имел нелицеприятный разговор с тем своим другом, который был шокирован и поражен подобным обвинением. Он, разумеется, все отрицал, и Адам поверил ему. Поверил ему, а не Томасу, потому что у сына уже тогда в голове роилось множество самых сумасбродных фантазий.
  
  — Да, Томас был таким всегда.
  
  — Но не так давно случилось нечто заставившее отца изменить свое мнение, — сказал Дакуэрт.
  
  — Что же?
  
  Детектив осмотрел гостиную, задержав взгляд на телевизоре и проигрывателе дисков системы «блю-рэй».
  
  — Ведь ваш отец обожал всевозможные технологические новинки, верно?
  
  — Да, — подтвердил я. — Ему нравились современные электронные игрушки и приспособления. Многим мужчинам в его возрасте все это кажется сложным, но только не отцу. Ему хотелось, чтобы у него в доме все было самых последних моделей. А как ему понравилось смотреть спортивные передачи на экране с высоким разрешением!
  
  — И ваш отец собирался обзавестись новым мобильным телефоном, — сообщил Дакуэрт.
  
  Я вздрогнул от неожиданности.
  
  — А вам откуда известно?
  
  — Он сам сказал мне. Собственно, это и послужило причиной.
  
  Я вцепился в подлокотники кресла.
  
  — Продолжайте, — попросил я.
  
  — Ваш отец хотел иметь сотовый телефон, у которого было бы множество разных новомодных наворотов, а не просто трубку для обычных звонков. Лично у меня как раз такой телефон. С ним можно вытворять всевозможные трюки, однако я не научился ни одному из них. Мне потребовался год, чтобы понять, как сделать им обыкновенную фотографию. А вот вашему отцу как раз и требовался аппарат с хорошей камерой. Чтобы делать качественные снимки.
  
  — Понимаю.
  
  — Он уже начал изучать рынок, побывал в нескольких магазинах, но, выслушав рекомендации продавцов-консультантов, не знал, можно ли им довериться. Подозревал, что ему просто пытаются впарить модель подороже. В таких случаях всегда хочется знать, чем пользуются твои друзья, выслушать их мнение. В общем, использовать чужой опыт.
  
  — Да.
  
  — И, как рассказал мне ваш отец, так случилось, что однажды он заглянул в гости к своему другу — тому самому, кого Томас обвинил в насилии над собой много лет назад, — заметил на столе его мобильник и решил взглянуть. Из чистого любопытства. Друга в тот момент не было в комнате, но Адам не придал этому значения, считая, что тот все равно не стал бы возражать. Ему было интересно, как работает камера, и он нажал пару кнопок, чтобы включить эту функцию. А потом случайно заглянул в архив, где хранились сделанные прежде снимки.
  
  Дакуэрт замолчал, словно собираясь с духом.
  
  — И что же было дальше? Какие снимки он увидел?
  
  — Мальчиков, — ответил детектив. — Там оказалась подборка фотографий мальчиков. Но только не обычных семейных фото. Это были изображения детей — десяти, двенадцати, тринадцати лет, — обнаженных и снятых в самых вызывающих позах. Ваш отец не находил слов, чтобы описать их мне, такое отвращение пережил.
  
  — И эти снимки сделал его друг?
  
  Дакуэрт кивнул:
  
  — Как оказалось, он только что вернулся из какой-то поездки. Из такого места, где люди с подобными наклонностями могут в полной мере удовлетворять их. И в ту же минуту, когда Адам Килбрайд увидел снимки, до него дошло, что сын с самого начала говорил ему чистую правду. Томас ничего не выдумал. Человек, которому нравились подобные изображения, вполне был способен изнасиловать вашего брата.
  
  — Кто он? — спросил я, хотя уже знал ответ.
  
  Детектив жестом попытался успокоить меня.
  
  — Позвольте мне закончить. Так вот, когда приятель вернулся в комнату, ваш отец предъявил ему фото. Спросил, что это за гадость. Заявил, что теперь уверен в правдивости слов сына.
  
  — И как реагировал приятель?
  
  — Разумеется, горячо все отрицал.
  
  — А что сделал отец?
  
  Впрочем, одно я уже знал сам: он воспользовался своим компьютером, чтобы провести поиск на тему детской проституции.
  
  — Думаю, ему потребовалось время, чтобы решиться на какие-то действия. А потом он позвонил мне. Объяснил, что ситуация сделалась для него невыносимой, он пытался извиниться перед вашим братом, но они чуть не подрались из-за этого. Еще его интересовало, можно ли привлечь того человека к ответственности за надругательство над Томасом. Мне пришлось ответить, что это маловероятно. За давностью лет, учитывая умственное состояние Томаса, добиться обвинительного приговора было бы почти невозможно.
  
  — А снимки в телефоне? Разве не улика?
  
  — Ваш отец догадывался, что приятель сразу удалил их, не успел он выйти за порог, но он все равно выспрашивал у меня, нельзя ли заставить его понести наказание за платный секс с детьми, пусть это и происходило за рубежом.
  
  — Таиланд, — произнес я.
  
  — Что?
  
  — Полагаю, в данном случае речь идет о Таиланде. Знаю, что это не единственная страна, где детский секс легкодоступен. Более того, я почти уверен, что с этим нет проблем и у нас. Но только один из приятелей отца летал именно в Таиланд.
  
  — Теперь о том, почему я не ответил на ваш вопрос относительно личности насильника, — сказал Дакуэрт. — Дело в том, что этого я не знаю. Ваш отец так и не назвал мне его имени, поскольку никак не мог решить, что ему делать. — Он вздохнул. — А вскоре произошел несчастный случай, и Адам Килбрайд погиб.
  
  — Да, — вздохнул я. — Несчастный случай…
  73
  
  — Лен Прентис, — сказал я.
  
  — Повторите имя, — попросил детектив, доставая блокнот.
  
  — Лен Прентис. Отец много лет работал на него. И они считались давними приятелями. А вот брату он никогда не нравился. Пару дней назад Лен явился сюда и попытался увезти Томаса с собой обедать. Наверное, хотел разнюхать, что отец успел рассказать ему перед смертью. Кстати, этот человек любит бывать в Таиланде. Причем без жены.
  
  — Что ж, — заметил Дакуэрт, — весьма примечательный факт.
  
  Я ощутил усталость. Мало мне было случившегося в последние два дня, так теперь еще и это.
  
  — Сукин сын! Извращенец. Он надругался над Томасом, зная, что это сойдет ему с рук. Что бы Томас ни говорил позднее, у Лена всегда найдется возражение. Мол, вы что, не знаете этого парня? Он плетет невесть что. Умалишенный, да и только.
  
  — Распространенный случай, — произнес Дакуэрт. — Подобные типы всегда выбирают себе уязвимых жертв, которыми легко манипулировать и держать их под контролем.
  
  Кровь пульсировала в моих висках. Хотелось сесть в машину, добраться до дома Лена Прентиса и разделаться с ним. А я был готов удавить его голыми руками.
  
  — И Томасу столько лет пришлось жить с этим, не имея возможности никому рассказать о случившемся, — заметил я.
  
  — Да, — отозвался Дакуэрт, — после неприятностей, на которые он нарвался после разговора с отцом, ему хотелось навсегда забыть обо всем.
  
  — И представьте, как это воспринял Томас, когда через столько лет отец сам вернулся к данной теме, сказав, что теперь верит ему. Как сильно должен был он рассердиться, узнав, что отец теперь готов наконец помочь ему. Но только уже слишком поздно.
  
  — Вероятно, вы правы, — мрачно кивнул Дакуэрт.
  
  Я обхватил голову руками.
  
  — У меня мозг готов закипеть.
  
  — Еще бы!
  
  — Есть кое-что, не дающее мне покоя со дня приезда сюда после смерти отца.
  
  Дакуэрт ждал продолжения.
  
  — И именно обстоятельства его смерти вызывают у меня вопросы.
  
  — Какие же, например?
  
  — Отец вел трактор по крутому склону, и машина опрокинулась. Но ведь он годами косил там траву, и никогда не возникало проблем.
  
  — К сожалению, очень многие люди годами совершают неразумные поступки, но однажды наступает день, когда жизнь наказывает их за это, — возразил Дакуэрт.
  
  — И тем не менее, спустившись вниз, чтобы отвести трактор обратно в амбар, я обнаружил, что его никто не трогал со дня происшествия. Только Томас, который сдвинул его с тела отца и сбросил вниз. Но представьте — зажигание оказалось выключено, а отсек с режущими лезвиями поднят. Отец поступил бы так в случае, если кто-нибудь подошел к краю холма и захотел с ним поговорить. Он бы заглушил двигатель и поднял режущий инструмент, потому что ему пришлось бы на время прекратить косить.
  
  — Однако никто не дал показаний, что общался с вашим отцом незадолго до инцидента. Когда все случилось, там, насколько нам известно, никого не было.
  
  — А вы ожидали, что человек, толкнувший его, во всем признается? — возразил я.
  
  — Не могу сразу делать выводов, но это интересная версия.
  
  — Пока отец размышлял, как ему поступить с Леном Прентисом, тот, вероятно, сходил с ума от неизвестности. Обратится ли отец в полицию? Что ж, теперь я знаю, что обратился, вот только имени преступника не назвал. Или расскажет о том, что натворил Лен, его жене и знакомым? Ведь если он не мог привлечь Лена к суду, то у него оставалась возможность ославить мерзавца на весь белый свет, не оставив от его репутации камня на камне. Пусть все знают, кто такой Лен Прентис на самом деле!
  
  — Вероятно.
  
  — Лен доходит до нервного срыва от беспокойства и однажды является к нам домой, чтобы уговорить отца ничего не предпринимать. Придумывает очередную вздорную ложь, объясняя, как к нему в телефон попали фото обнаженных мальчиков. Он застает отца за работой на склоне холма. Папа останавливает трактор, они начинают разговор, перерастающий в ссору. Лен толкает отца, и этого достаточно, чтобы трактор опрокинулся и придавил его своей тяжестью. У Лена достаточно времени, чтобы поднять тревогу, позвать на помощь или хотя бы самому столкнуть трактор с тела отца, но он предпочитает ничего не делать. Лену прекрасно известно, что отец годами подвергал себя опасности, когда косил траву на том склоне. Еще мама умоляла самого же Лена уговорить мужа не делать этого.
  
  Детектив Дакуэрт внимательно слушал меня, покусывая губы.
  
  — И вы полагаете, что он мог хранить подобные снимки в своем телефоне? — спросил он. — Но как вы сами сказали, он женат. А если бы их увидела супруга?
  
  Я развел руками.
  
  — Мари плохо разбирается в электронных устройствах. У меня нет ответов на все возникающие вопросы, но этот человек вызывает сильные подозрения. Уверен, с ним что-то не так.
  
  — Да, мне тоже теперь кажется, что с ним необходимо будет побеседовать. И послушать его аргументы.
  
  — Да, давайте так и поступим! — горячо поддержал я.
  
  — Вообще-то это дело полиции.
  
  — Нет, я поеду с вами. Мне есть о чем с ним поговорить. Если не разрешите мне участвовать в беседе, клянусь, я начну барабанить ему в дверь, как только вы от него выйдете.
  
  Дакуэрт наморщил лоб и произнес:
  
  — Только при условии, что вести беседу буду я.
  
  Я предпочел промолчать.
  
  — Можем отправиться прямо сейчас. Дорогу покажете?
  
  — Разумеется, — сказал я. — Но сначала я должен предупредить брата, что мне придется ненадолго уехать. И есть еще кое-что, с чем я хотел бы покончить перед отъездом.
  
  — Тогда буду ждать вас на террасе.
  
  Дакуэрт встал и двинулся к двери, а я поднялся по лестнице.
  
  Карты по-прежнему висели повсюду. Но впервые за все время их вид подействовал на меня успокаивающе. Я вошел в комнату Томаса. Он сидел в кресле, уставившись в один из темных мониторов и постукивая пальцем по клавиатуре. Без терминала все это напоминало машину, из которой вынули мотор.
  
  — Когда мы поедем за новым компьютером? — спросил он.
  
  — Не сию секунду, но скоро, — пообещал я. — Ничего, если ты немного побудешь в доме один? У дороги по-прежнему дежурит коп.
  
  — Ничего. А ты куда?
  
  — Мне нужно повидаться с Леном Прентисом.
  
  Брат нахмурился.
  
  — Мне он не нравится.
  
  Я очень хотел спросить Томаса, что с ним случилось и кто был во всем виноват, но решил не делать этого. Бедняге и так досталось в последнее время, чтобы я начал сейчас мучить его расспросами на болезненную тему.
  
  — Мне он тоже не нравится, — сказал я.
  
  Потом все мое внимание сосредоточилось на телефоне, стоявшем на краю стола.
  
  — Ты его не трогал? — спросил я.
  
  — Ты же мне запретил.
  
  — Не запретил, а попросил не делать этого.
  
  — Я к нему даже не прикасался.
  
  Я подтянул аппарат ближе к себе и нажал кнопку памяти. По этому номеру не звонили с того вечера, когда к нам явились похитители. Да и тогда был только один звонок в 10 часов 13 минут. Всего один номер остался в памяти аппарата. И я сразу понял, что номер местный.
  
  — Томас, если верить электронике, то по этому номеру за все время звонили однажды. А на самом деле? Тебе звонил еще кто-нибудь? Может, какие-то торговые агенты?
  
  — После каждого звонка я удаляю номер из памяти, — ответил он. — Мне велел так поступать президент Клинтон.
  
  Но в тот вечер, когда к телефону подошел Льюис Блокер, Томас не успел очистить память. Мне показалось неразумным звонить с аппарата Томаса. Я использовал свой сотовый. Набрал номер, приложил трубку к уху и стал ждать.
  
  — Кому звонишь? — поинтересовался брат. — Ты же не пытаешься связаться с президентом? Мне он строго запретил звонить самому. И если ты воспользовался тем номером, то его надо немедленно удалить.
  
  Я поднял руку, призывая его замолчать. В трубке раздался гудок. Второй. Третий. А затем на звонок ответили. Сначала послышалось какое-то бормотание, а потом мужской голос отчетливо произнес:
  
  — Алло! Гарри Пейтон слушает.
  74
  
  — Алло! — повторил Гарри. — Кто у телефона?
  
  — Это Рэй, — ответил я, как только снова обрел дар речи.
  
  — Рэй! — воскликнул Гарри, который, казалось, искренне обрадовался. — Боже мой! Так ты вернулся?
  
  — Мы оба вернулись.
  
  — Господи, да что же с вами стряслось? В новостях информация очень скудная, но, говорят, вы сумели установить, что жену Морриса Янгера на самом деле убили? Невероятно! Каким образом вы оказались втянутыми в такое громкое дело? Впрочем, я знаю, что все началось с какой-то находки Томаса, но, Рэй, вас же могли убить!
  
  — Да, — произнес я, думая совершенно о другом, стараясь понять, что происходит.
  
  — Мы несколько раз звонили вам домой, но никто не отвечал. Сначала я даже подумал, что ты решил вернуться на несколько дней в Берлингтон и взял Томаса с собой.
  
  — Нет.
  
  Гарри рассмеялся.
  
  — Конечно. Ведь теперь-то мы знаем, как все обстояло на самом деле, не так ли? Ты в порядке? Я имею в виду физически. Никто из вас, ребята, не ранен, надеюсь?
  
  — Запястья еще не зажили, — ответил я. — И побаливает в других местах.
  
  — Рэй, бумаги, что ты должен подписать, не такие уж срочные. Это можно сделать когда угодно. Приходи в себя, а потом…
  
  — Нет! — перебил я. — Давайте покончим с этим сейчас же.
  
  — Что ж, хорошо. Дай только проверить мое расписание на сегодня…
  
  — Я буду у вас через несколько минут.
  
  — Подожди, Рэй. Ты мне дозвонился по моему мобильному телефону. Почему не связался, как обычно, с офисом? И вообще, откуда у тебя этот номер?
  
  — До скорой встречи, — сказал я и отключил связь.
  
  Томас посмотрел на меня.
  
  — Как там президент? — спросил он.
  
  Я дошел по коридору до бывшей спальни отца, закрыл дверь и сел на край кровати. Положив телефон на покрывало, я провел ладонями по поверхности ткани, ощутив грубые швы по ее краям. Что, черт побери, происходит? Гарри Пейтон позвонил в наш дом, притворившись бывшим президентом Клинтоном. И единственным человеком, который, как он мог рассчитывать, поверил бы ему, был мой брат. Гарри знал о фантазиях Томаса. И подыгрывал им.
  
  Звонок, на который ответил Льюис, не мог быть первым. Нет, звонили и раньше, когда трубку снимал мой брат. И он считал, будто разговаривает с Биллом Клинтоном. Впрочем, по своим наблюдениям, я знал, что Томас вел подобные беседы и мысленно. Я ведь застал его однажды за разговором с невидимым собеседником без помощи телефона. Гарри Пейтон тоже знал об этих придуманных беседах. И решил сделать их реальными.
  
  Я схватил мобильник, вышел из комнаты отца и вернулся к брату, который по-прежнему сидел с отрешенным видом в кресле.
  
  — Когда тебе звонил по этому аппарату… Ты сам знаешь кто. Что он говорил?
  
  Томас часто заморгал и ответил:
  
  — Ты же слышал, что в последнее время он стал не очень добр ко мне?
  
  — Да, помню.
  
  — Он сказал, что с нами произойдет нечто плохое, если я начну тебе все рассказывать. О том, что случилось со мной раньше, и о том, что президент говорил мне сейчас. Заверил, что все будет строго между нами, но ему нужно знать как можно больше обо мне самом, о тебе и о папе. Он никогда прежде не интересовался этим, если разговаривал со мной без помощи телефона. Когда я просто вдруг мог слышать его голос.
  
  — Какие вопросы он задавал тебе о папе?
  
  — Хотел знать, обсуждал ли отец со мной своих друзей, не говорил ли о них чего-либо нехорошего. Потому что мистеру Клинтону необходима была уверенность, что среди тех, кто меня окружает, нет врагов, шпионов, предателей и других плохих людей.
  
  — И что ты ему отвечал?
  
  Томас пожал плечами:
  
  — Я мало что мог ему сообщить. Сказал только, что мне не нравится Лен Прентис, а еще сильнее я не люблю мистера Пейтона и не пошел на похороны отца, опасаясь встретить там его.
  
  — Томас, то, что произошло с тобой много лет назад, когда ты махал рукой мне из окна… Ведь это мистер Пейтон причинил тебе зло?
  
  Его взгляд мгновенно погас.
  
  — Папа велел мне не говорить об этом. Никогда. Даже после того как извинился, когда уже знал правду. Сказал, что я не могу даже заикнуться обо всем, пока он не выяснит, как нам следует поступить. Но я бы и сам не захотел. Папа так долго заставлял меня забыть обо всем, что я не смог бы рассказывать полицейским, говорить в зале суда. Нет.
  
  Я взялся за свой сотовый телефон, проверил список номеров в памяти, но нужного мне там не оказалось. Придется найти в справочнике.
  
  — Мы продолжим разговор позже, — произнес я. — А потом поедем за новым компьютером.
  
  — Хорошо, — кивнул брат. — Хочешь, я приготовлю ужин?
  
  Предложение оказалось таким неожиданным, что у меня на глаза навернулись слезы.
  
  — Даже не знаю, остались ли у нас хоть какие-то продукты, — ответил я. — Мы с этим разберемся, когда я вернусь.
  
  Я спустился вниз, выглянул наружу и увидел детектива Дакуэрта, по-прежнему дожидавшегося меня на террасе. Телефонную книгу я нашел в одном из кухонных ящиков, раскрыл ее и отыскал домашний номер Лена Прентиса.
  
  — Алло! — раздался голос Мари.
  
  — Добрый день, Мари. Это Рэй.
  
  — О, Рэй! Какое счастье! Мы с Леном узнали из новостей обо всем, что произошло с тобой и Томасом, и…
  
  — У меня к вам один важный вопрос. Ответьте, если вам не трудно.
  
  — Какой вопрос?
  
  — Вы говорили, что когда Лен летал в Таиланд, вы не могли составить ему компанию. Но ведь с ним летал кто-то еще?
  
  — Да, конечно. Они там находились вместе с Гарри Пейтоном. Правда, Лен жаловался потом, что Гарри вечно бросал его одного и где-то развлекался сам. Но расскажи мне, как вам с Томасом удалось…
  
  Я положил трубку и вышел на террасу к Дакуэрту.
  
  — Нам придется изменить план, — сказал я.
  
  По дороге в город, сидя в автомобиле Дакуэрта, я постарался доходчиво объяснить полицейскому свое новое ви?дение ситуации. Когда Гарри Пейтон понял, что отцу известно о его похождениях в Таиланде и теперь он уверен в правдивости слов Томаса о насилии, которому подверг его сына лучший друг, Пейтон запаниковал.
  
  — Думаю, он убил отца, — сказал я. — Или по меньшей мере не сделал ничего, чтобы спасти ему жизнь. И вероятно, еще до смерти папы стал звонить Томасу по его отдельной телефонной линии, пытаясь сыграть на его бредовых вымыслах. Хотел убедиться, что Томас никому не расскажет о том, что он с ним сделал. Посчитал, что уж прямого приказа президента брат не посмеет ослушаться.
  
  — Самое отвратительное дело, с каким мне приходилось сталкиваться, — заметил Дакуэрт. — А я, поверьте, много чего повидал на своей работе.
  
  — А что вам сказал Гарри, когда позвонил? — спросил я. — Про Томаса и про то, что он увидел на сайте «Уирл-360»?
  
  — Не понимаю, о чем вы, — удивился Дакуэрт.
  
  — Я побывал у Гарри, рассказал про странное изображение, обнаруженное Томасом. Высказал мнение, что об этом необходимо информировать полицию, но только мне самому оказалось трудно объяснить им суть дела. Тогда Гарри сказал, что знаком с вами и непременно позвонит от моего имени.
  
  Детектив покачал головой:
  
  — Я действительно давно знаю Гарри Пейтона, но он не звонил мне по этому поводу.
  
  — Вот сукин сын! — воскликнул я. — И законченный лжец.
  
  Дакуэрт бросил на меня взгляд.
  
  — Считаете, он понял, что вам теперь все известно?
  
  — Последнее, что он у меня спросил, — это почему я звоню ему на личный мобильник. Хотел выяснить, откуда у меня этот номер.
  
  Детектив провел кончиком языка по верхней губе.
  
  — Тогда он, вероятно, все уже понял.
  
  — Да, — кивнул я. — Мне тоже так кажется.
  
  Мы вошли в адвокатскую контору Гарри Пейтона. Дакуэрт настоял, что должен идти первым, и открыл дверь.
  
  Элис, секретарь Пейтона, посмотрела на нас из-за своего стола и улыбнулась.
  
  — Привет, Барри! — воскликнула она, а потом обратилась ко мне: — Боже мой, Рэй! Поверить не могу, через что тебе пришлось пройти.
  
  — Нам необходимо поговорить с Гарри! — произнес Дакуэрт.
  
  — Как? Вам обоим? — удивилась Элис.
  
  — Нам необходимо поговорить с Гарри, — жестко повторил детектив.
  
  Улыбку словно стерло с лица Элис. Она сняла трубку и сказала:
  
  — К вам посетители.
  
  Через пару секунд тяжелая дубовая дверь приоткрылась. Не отпуская дверной ручки со своей стороны, Гарри оглядел нас. Сначала меня, затем Барри. И, увидев меня в своей приемной с офицером полиции, сразу сообразил, что произойдет дальше. Я заметил это по выражению его глаз. В них мелькнуло осознание, что все кончено.
  
  — Гарри, — начал Дакуэрт, делая шаг в его сторону, — мне нужно задать тебе несколько вопросов.
  
  Но тот попятился и захлопнул дверь.
  
  Детектив рванулся вперед, повернул ручку и толкнул дверь, но она не поддавалась. Я тоже подскочил и с упорством идиота стал толкать дверь плечом.
  
  — Гарри! — крикнул Дакуэрт. — Немедленно открой!
  
  Молчание. Он резко повернулся к Элис:
  
  — Из кабинета есть другой выход?
  
  — Нет, — ответила она. — И даже оконные рамы не открываются.
  
  — У тебя есть ключ?
  
  Пока Элис рылась в ящиках стола, я приложил рот к замочной скважине и прокричал:
  
  — Я все знаю, Гарри! Знаю, что ты сделал! С моим отцом, с моим братом! — И снова принялся стучать в дверь. — Выходи сюда, сволочь! Выходи, чтоб тебе сгореть! Нам все известно. Отец обнаружил те снимки в твоем телефоне и…
  
  — Убирайтесь из моего офиса! — услышал я.
  
  — Он обнаружил снимки в телефоне, и ему все стало ясно! Он понял, что Томас говорил ему правду!
  
  — Найди же наконец этот чертов ключ! — торопил Элис Дакуэрт.
  
  — С тобой покончено, Гарри! — продолжил я. — Даже если им не удастся упечь тебя за решетку за то, что ты сделал с Томасом и с моим отцом, в этом городе тебе не жить. — Я понизил голос, но так, чтобы он мог слышать меня. — Все узнают, кто ты такой на самом деле, Гарри. Уж об этом я позабочусь. Все узнают, что ты — сексуальный извращенец и убийца.
  
  — Вот он! — воскликнула Элис.
  
  — Давай сюда! — Дакуэрт выхватил у нее ключ.
  
  — Но должна вас предупредить…
  
  — Слышишь меня, Гарри? — Я опять кричал во всю мощь своих легких. — Ты меня слышишь?
  
  Дакуэрт оттолкнул меня, готовясь вставить ключ в замочную скважину.
  
  — О чем предупредить, Элис? — спросил он, не оборачиваясь.
  
  — Он держит в кабинете писто…
  
  И в этот момент я услышал выстрел.
  
  — Ложись! — скомандовал Дакуэрт и в мгновение, ухватив меня за плечи, уложил на пол рядом с собой.
  
  Элис, так и не встававшая из-за стола, закричала.
  
  — Не пытайтесь подняться, — велел детектив, оперевшись о мою спину, когда вставал сам.
  
  Он уже тоже достал свое оружие.
  
  — Гарри!
  
  Ответа не последовало.
  
  — Гарри?
  
  Дакуэрт вставил ключ, повернул его и осторожно взялся за ручку, одновременно медленно открывая дверь.
  
  — О Господи… — произнес он, заглянув внутрь.
  75
  
  — Я бывал здесь раньше только однажды, — сказал Томас, когда мы свернули с шоссе к ухоженной территории городского кладбища Промис-Фоллз. — Это было после смерти мамы, помнишь?
  
  — Конечно, помню, — ответил я, замедляя ход «ауди», когда мы въехали на узкую мощеную дорожку и мимо окон стали проплывать надгробия и фамильные склепы.
  
  На сей раз Томас, который и так был невысокого мнения о «Марии» — моей механической леди, озвучивавшей встроенную в панель приборов систему джи-пи-эс, даже не притронулся к кнопкам.
  
  События последней недели заметно повлияли на него. Как, впрочем, на всех нас. Хотя Томас отличался от остальных. И уж мне-то всегда казалось, будто никаких перемен в нем произойти не может. Он был невольником своей болезни. Но даже он изменился, если сравнивать с совсем недавним прошлым.
  
  Через два дня после самоубийства Гарри Пейтона я купил брату новый компьютер. Мы вместе установили его дома и подключили к Сети. Томас сразу же зашел на сайт «Уирл-360», а я спустился вниз и открыл бутылку пива.
  
  Не прошло и двадцати минут, как Томас присоединился ко мне в кухне. Время обедать, а тем более ужинать еще не пришло. Но ему захотелось сделать перерыв. Томас достал из холодильника банку колы, сел за стол, выпил ее и вернулся наверх. Когда позднее я заглянул к нему в комнату, он читал в Интернете «Нью-Йорк таймс». Поистине чудесам не было конца.
  
  Томас побывал на очередном приеме у доктора Григорин, и после сеанса она сказала мне, что тоже заметила перемену в своем пациенте.
  
  — Теперь нам осталось только подождать, — заключила она. — Но, как мне кажется, он быстро привыкнет к новой жизни. Не хочу преувеличивать значения этого события, но смерть Гарри Пейтона могла раскрепостить Томаса, сделать его свободнее. Ведь Гарри, видимо, был одной из важнейших причин, почему Томас так упорно отказывался выходить из дома.
  
  Если верить Томасу, то сам он с нетерпением ждал переезда на новое место.
  
  — Наш дом, — сказал он мне утром, — слишком живо напоминает мне о маме и папе. Пока мы жили здесь с отцом, все еще было ничего. Но теперь, когда не стало их обоих, это место кажется мне почти чужим. — И добавил: — И я знаю, что ты не хочешь жить тут со мной.
  
  — Томас, это не совсем…
  
  — Ты хочешь жить с Джули. Чтобы заниматься с ней сексом.
  
  — Да, — промямлил я.
  
  — И мне вовсе не нужно, чтобы ты снова втянул меня в какие-нибудь неприятности, — заявил он.
  
  Это стало для него в последние дни излюбленным рефреном. Словно именно я уронил первую костяшку в цепочке домино. Словно это я увидел в Интернете изображение Бриджит Янгер.
  
  После завтрака брат попросил отвезти его на могилу отца, чтобы он смог наконец отдать ему последний долг памяти и уважения. Я уже успел рассказать ему о том, что случилось в офисе Гарри Пейтона. И о той версии, которая выстроилась у меня в голове. Что это Пейтон надругался над ним еще в те годы, когда жил в квартире над магазином на Саратога-стрит. Что отец, случайно обнаружив фотографии в телефоне Пейтона, в итоге вынужден был поверить словам Томаса. Впрочем, все это нашло теперь полное подтверждение. Расследуя самоубийство Пейтона, полиция наложила арест на его компьютеры, обнаружив в них такое количество детской порнографии и таких снимков, от которых нормального человека вывернуло бы наизнанку.
  
  Я не поделился с братом лишь своей уверенностью, что именно Гарри Пейтон стал виновником смерти нашего отца. Прежде всего потому, что версия основывалась не на фактах, а лишь на моих умозаключениях, которые, однако, выстраивались в четкую логическую цепочку. Мне легко было представить, как Гарри явился к нам, чтобы уговорить отца отступить. Как они повздорили, а трактор перевернулся.
  
  Но мне показалось правильным ни о чем не сообщать Томасу, ведь ему и так изрядно досталось. А поскольку никаких обвинений против Гарри выдвинуть было уже невозможно, до суда дело не дошло бы в любом случае. Подробности того, что случилось на самом деле, уже никогда не будут преданы огласке.
  
  — Они ведь лежат на одном участке? — спросил Томас, когда я остановил машину. — Мама и папа?
  
  — Да.
  
  — А ты знаешь, что кладбище можно рассмотреть на компьютере? На сайте выложен отличный спутниковый снимок. Я часто разглядывал его и сейчас точно знаю, куда нам идти.
  
  И Томас действительно знал. Он энергично выбрался из автомобиля и быстрым шагом направился через лужайку. Я двинулся за ним. Когда мы приблизились к надгробию, брат замедлил шаг, а потом встал на почтительной дистанции от него, едва заметно склонил голову, а руки сцепил перед собой. Я остановился чуть позади, положив ладонь ему на плечо.
  
  — Здравствуй, папа, — сказал Томас. — Я бы обязательно пришел на похороны, но мне не хотелось встречаться с мистером Пейтоном. Теперь я подумал, что мне надо навестить тебя. Мистер Пейтон уже умер, и, я считаю, это хорошо, хотя о подобном говорить вслух не принято.
  
  Я слегка сжал его плечо.
  
  — Мне тебя очень не хватает, хотя Рэй постоянно учит меня чему-то новому. Я готовлю еду и привыкаю сам ухаживать за собой, и это тоже хорошо, ведь скоро я перееду в такое место, где нужно будет все делать самому.
  
  Томас замолчал, но пока не собирался уходить. У меня возникло ощущение, будто он не закончил разговор с отцом. Ему хотелось добавить что-то еще. И я снова сжал пальцами его плечо.
  
  — Я хотел попросить у тебя прощения. Не только за то, что не приехал на похороны и мало помогал тебе. — Томас сделал паузу и тяжело сглотнул. — Прости, что толкнул тебя на лестнице… И там, на склоне, тоже.
  
  Мою руку будто сковал лед.
  
  — Прости, но тогда я был так расстроен тем, что мне, вероятно, придется идти в полицию и рассказывать им все про мистера Пейтона. Мне просто необходимо было поговорить с тобой об этом. А толкать тебя я не хотел. Все вышло случайно. И мне очень жаль, что я сразу не позвал на помощь. — Он помолчал. — Потому что мне стало очень страшно.
  
  Я снял руку с плеча брата.
  
  — Ну вот, теперь, кажется, я сказал тебе все, — произнес он. — Я скоро приду, чтобы вновь проведать тебя. — Затем Томас повернулся ко мне и спросил: — Мы можем прямо сейчас поехать в то место, где я буду жить? Мне бы хотелось прикинуть, как разложить там свои вещи.
  
  Он обошел вокруг меня и двинулся по тропинке. А я молча стоял, глядя, как мой брат не спеша направляется к машине.
  Линвуд Баркли
  Происшествие
  
   Посвящается Ните
  
  Пролог
  
  Их звали: одну Эдна Баудер, другую — Пэм Стайгервальд, — этих учительниц начальной школы из городка Батлер, штат Пенсильвания. Прежде они не бывали в Нью-Йорке. Конечно, Нью-Йорк не назовешь другим концом света, но если ты живешь в глуши вроде Батлера, любой большой город покажется чем-то невероятно далеким. Накануне сорокалетия Пэм ее подруга Эдна объявила, что по случаю юбилея устроит ей такой уик-энд, какого Пэм никогда не забудет. И как выяснилось, она оказалась абсолютно права.
  
  Мужья возрадовались, узнав, что путешествие будет «только для девочек». Услышав про целых два дня магазинных бдений, бродвейское шоу и экскурсы в памятные места сериала «Секс в большом городе», они заявили, что пустят себе пулю в висок, если им предложат сопровождать благоверных. Поэтому, усадив жен на автобус, они ограничились напутствием хорошо повеселиться и особенно не напиваться, ибо Нью-Йорк известен уличными грабителями и в этом городе нужно всегда быть начеку.
  
  Пэм и Эдна забронировали гостиничный номер в районе Пятнадцатой и Третьей улиц. Цена была вполне приемлемая, по крайней мере по нью-йоркским меркам, правда, они все равно сочли его слишком дорогим, поскольку собирались там лишь ночевать. Экономя деньги, они дали себе слово не брать такси, однако карта метрополитена оказалась сложной, как чертеж космического корабля, и они решили: «Черт с ними, с деньгами!» Итак, подруги совершили поход в «Блумингдейл» и в «Мейсис», а также в огромный обувной центр на Юнион-сквер, где легко уместились бы все магазины Батлера и еще осталось бы место для почты.
  
  — Хочу, чтобы мой прах после смерти развеяли здесь, — вздохнула Эдна, примеряя сандалии.
  
  Они вздумали подняться на Эмпайр-Стейт-билдинг, но таких желающих было в избытке, а когда у тебя всего сорок восемь часов на Большое Яблоко, вряд ли захочется три из них убить на топтание в очереди, так что с этой идеей пришлось расстаться.
  
  Пэм предложила пообедать в кафетерии, где в одном из фильмов Мег Райан имитировала оргазм.[68] Их столик стоял рядом с тем, за которым снимали актрису — там даже висела памятная табличка! — но они решили, вернувшись в Батлер, рассказывать всем, будто сидели именно за тем, «звездным» столиком. Эдна заказала сандвич из бастурмы и книша.[69] Слово «книш» она узнала впервые. Пэм попросила: «Мне то же самое!» — и обе едва сдержались, чтобы не прыснуть со смеху, когда официантка удивленно округлила глаза.
  
  После ленча они пили кофе. Эдна вдруг пожаловалась:
  
  — Мне кажется, Фил встречается с той официанткой из «Деннис»…
  
  И она разрыдалась. Пэм поинтересовалась, есть ли основания для подобных подозрений. Она всегда считала Фила — мужа Эдны — человеком хорошим, на обман неспособным. Эдна ответила, что не уверена, спит ли Фил с той женщиной, однако каждый день он ходит пить кофе в заведение, где она работает. Разве это случайность? И главное, теперь он почти утратил к ней, Эдне, всяческий интерес…
  
  — Перестань, — увещевала подругу Пэм. — Мы все так заняты! Заботы о детях… У Фила две работы… Да у него попросту не остается сил!
  
  — Возможно, ты и права, — согласилась Эдна.
  
  — Тебе нужно просто отвлечься от всей этой ерунды, — дала совет Пэм. — Ведь ты привезла меня сюда, чтобы развлечь? — Она открыла путеводитель и отыскала страницу, помеченную стикером. — Лучшая терапия — шопинг! Мы отправляемся на Канал-стрит.
  
  Эдна не имела ни малейшего представления, зачем Пэм заявила, что там продаются сумки — настоящие дизайнерские сумки или по крайней мере их точные копии — за совершенно смешные деньги. «Правда, если хочешь найти что-нибудь действительно стоящее, придется потратить время», — добавила она. Пэм прочитала в каком-то журнале, будто самый лучший товар в магазине не всегда выкладывают на видное место. Иногда даже приходится заглядывать в подсобное помещение.
  
  — Дорогая, ты просто читаешь мои мысли! — воскликнула Эдна.
  
  Они снова поймали такси и попросили высадить их на углу Канал-стрит и Бродвея, но на пересечении Лафайет и Гранд-стрит машина внезапно остановилась.
  
  — Что случилось? — спросила у шофера Эдна.
  
  — Авария, — пояснил он с акцентом, который Пэм не могла распознать — для нее он мог быть каким угодно: от сальвадорского до швейцарского. — Несколько кварталов стоит, я не смогу объехать пробку.
  
  Пэм расплатилась с таксистом, и они пошагали в сторону Канал-стрит, наткнувшись через несколько домов на толпу. Эдна пробормотала: «О Боже!» И отвернулась. Пэм замерла на месте. На капоте желтого такси, врезавшегося в фонарный столб, они увидели человеческие ноги. Тело пробило лобовое стекло и повисло на приборной доске. Искореженный велосипед торчал из-под передних колес автомобиля. За рулем никого не было. Возможно, шофера уже отвезли в больницу. Люди, нашивки на спинах которых оповещали о том, что это нью-йоркские полицейские и пожарные, осматривали машину и опрашивали собравшихся.
  
  Кто-то бросил в сердцах:
  
  — Чертовы эти курьеры на велосипедах! Удивительно, как это подобные аварии не случаются чаще?
  
  Эдна взяла Пэм под руку.
  
  — Я не могу на это смотреть.
  
  Добравшись до пересечения Канал-стрит и Бродвея, Пэм и Эдна так и не смогли стереть в памяти картинки увиденного. «Такое случается», — то и дело повторяли они, словно эта фраза, подобно заклинанию, должна была успокоить их, дав возможность насладиться двухдневным отпуском.
  
  Пэм сфотографировала на телефон Эдну под вывеской, на которой значилось: «Бродвей», — затем Эдна запечатлела Пэм на том же месте. Прохожий предложил сделать их общий снимок, но Эдна отказалась, вежливо поблагодарив его. Это было лишь уловкой, объяснила она чуть позже, ведь тот человек хотел украсть их телефоны! «Я не вчера родилась», — добавила Эдна для убедительности.
  
  Когда они добрались до противоположного конца Канал-стрит, им показалось, будто они очутились в другой стране. Разве не так выглядит рынок где-нибудь в Гонконге, Марокко или Таиланде? Вся улица была заполнена лотками и крошечными тесными магазинчиками.
  
  — Да, это тебе не Сирс-тауэр, — заметила Пэм.
  
  — Как здесь много китайцев! — удивилась Эдна.
  
  — Так мы же в Чайнатауне, — сказала Пэм.
  
  Бродяга в толстовке с надписью «Торонто мейпл лифс»[70] просил милостыню. Еще один сомнительный тип пытался всучить им какие-то листовки, но Пэм отмахнулась от него. Девчонки-подростки хихикали и удивленно таращились на них. Некоторые даже умудрялись болтать, не вынимая наушников, в которых тихо журчала музыка.
  
  Витрины магазинов ломились от выставленного в них товара: ожерелий, часов, солнечных очков. Возле одной из лавок виднелась табличка «Скупка золота». С пожарной лестницы свисала длинная вертикальная реклама: «Татуировки — Пирсинг — Временные татуировки хной — Оптовая продажа украшений для пирсинга — Книжный магазин и художественный салон на втором этаже». Повсюду маячили вывески «Кожа» и «Кашемир», а также множество надписей на китайском. Там был даже «Бургер-кинг».
  
  Они зашли в один из магазинов и обнаружили в нем с дюжину разных лавок. Это место напоминало мини-маркет или блошиный рынок, где крошечные магазинчики разделены стеклянными стенами. В каждом магазинчике — определенный вид товара. Витрины с ювелирными украшениями, с DVD-дисками, часами, сумками.
  
  — Взгляни, — заметила Эдна. — Это же «Ролекс»!
  
  — Они не настоящие, — отозвалась Пэм. — Но выглядят потрясающе. Думаешь, в Батлере кто-нибудь заметит разницу?
  
  — А по-твоему, в Батлере кто-нибудь знает, что такое «Ролекс»? — рассмеялась Эдна. — Ой, посмотри, сумки!
  
  «Фенди», «Кэуч», «Кейт Спейд», «Луи Витон», «Прада».
  
  — Цены невероятные! — поразилась Пэм. — Сколько нам пришлось бы заплатить за такие сумки в фирменном магазине?
  
  — Во много раз больше, — подтвердила Эдна.
  
  Китаец за прилавком предложил им свою помощь. Пэм, стараясь держаться так, словно хорошо знает это место, что было очень непросто, когда у тебя из сумочки торчит путеводитель по Нью-Йорку, спросила:
  
  — А где здесь у вас настоящий товар?
  
  — Что? — удивился продавец.
  
  — Ваши сумки очень милые, — проговорила она. — Но где вы храните самые лучшие?
  
  Эдна в тревоге покачала головой:
  
  — Нет-нет, нас все устраивает. Мы выберем что-нибудь из этого.
  
  Но Пэм стояла на своем:
  
  — Подруга сказала мне, хотя я не уверена, что она имела в виду именно ваш магазин, будто у вас есть и другие сумки, помимо тех, которые выставлены в витрине.
  
  Китаец пожал плечами.
  
  — Посмотрите еще вон там! — Он указал в глубь магазина. Место напоминало кроличью нору.
  
  Пэм подошла к следующему киоску и, мельком бросив взгляд на сумки, спросила пожилую китаянку в ярко-красной шелковой блузке, где они прячут самый лучший товар.
  
  — Вы о чем? — изумилась женщина.
  
  — Лучшие сумки, — объяснила Пэм. — Самые крутые подделки.
  
  Китаянка смерила Пэм и Эдну долгим взглядом, вероятно, подумав, что если эти две женщины полицейские, то они явно выбрали самое лучшее прикрытие из всех, с какими ей доводилось сталкиваться. Наконец она ответила:
  
  — Вам нужно выйти через черный ход, потом свернуть налево и найти дверь с номером восемь. Зайдите туда. Энди вам поможет.
  
  Пэм взволнованно посмотрела на Эдну.
  
  — Спасибо! — Она схватила Эдну за руку и потащила к двери в конце узкого коридора.
  
  — Не нравится мне это, — проговорила Эдна.
  
  — Да не беспокойся ты, все в порядке.
  
  Однако даже Пэм расстроилась, когда они вышли на улицу. Мусорные баки, повсюду грязь, старые радиодетали. Дверь за ними тут же захлопнулась, а подергав ручку, Эдна поняла, что она заперта.
  
  — Отлично. Мало нам той аварии, теперь новые ужасы.
  
  — Она сказала — свернуть налево, так пойдем, — подтолкнула ее Пэм.
  
  Вскоре они очутились перед металлической дверью, на которой краской было выведено «8».
  
  — Постучим или сразу войдем? — спросила Пэм.
  
  — Ты автор этой блестящей идеи, тебе и решать, — заявила Эдна.
  
  Пэм тихо постучала, подождала десять секунд, а когда никто не ответил, потянула за ручку. Дверь оказалась незапертой. Спустившись на несколько ступеней, они очутились на темной лестничной площадке. Внизу горел свет.
  
  — Добрый день, Энди! — крикнула Пэм.
  
  Никто не отозвался.
  
  — Пошли отсюда, — сказала Эдна. — Я видела чудесные сумки в другом магазине.
  
  — Но мы почти у цели! — возмутилась Пэм. — Давай посмотрим, что там. — Она стала спускаться, чувствуя, как с каждым шагом становится все холоднее. Заглянув вниз, она тут же подняла голову и обратила к Эдне лицо с широкой улыбкой: — Как раз то, что нам нужно!
  
  Эдна последовала за ней и очутилась в темной душной комнате с низким потолком. Помещение оказалось завалено сумками. Они лежали на столах, свисали с крюков на стенах и потолке. Возможно, все дело было в холоде, но это место напомнило Эдне холодильник на скотобойне, только вместо туш здесь повсюду висели кожаные изделия.
  
  — Мы, наверное, умерли, — сказала Пэм. — А это сумочный рай…
  
  Цилиндрические флуоресцентные лампы мигали и жужжали у них над головой, пока они брали и рассматривали разложенные на столах сумки.
  
  — Если это поддельный «Фенди», я съем шляпу Фила, — улыбнулась Эдна. — Кожа на ощупь как настоящая. Они ведь все из натуральной кожи, да? Просто лейбл фальшивый? Интересно, сколько она стоит?
  
  Пэм заметила в противоположной стороне комнаты дверь, завешенную шторой.
  
  — Может, Энди там? — И Пэм направилась к двери.
  
  — Подожди! — остановила ее Эдна. — Давай уйдем, а? Сама посуди, мы в подвале, где-то на задворках Нью-Йорка… Никто даже не знает, что мы здесь.
  
  Пэм возмущенно уставилась на нее.
  
  — Господи, из тебя так и прет Пенсильвания! — Она подошла к двери и крикнула: — Мистер Энди? Одна китайская леди сказала, вы нам поможете. — На этом «китайская леди» Пэм почувствовала себя полной идиоткой. Ничего не скажешь, очень удачное определение. Сразу становится ясно, о ком идет речь.
  
  Эдна продолжила изучать подкладку сумки «Фенди».
  
  Пэм отодвинула штору.
  
  И Эдна услышала странный, похожий на щелчок звук. Она обернулась. Ее подруга неподвижно лежала на полу.
  
  — Пэм? — Она выронила сумку. — Пэм, что с тобой?
  
  Подойдя ближе, Эдна заметила у Пэм на лбу красное пятнышко, откуда что-то вытекало. Словно Пэм вдруг дала течь…
  
  — Господи, Пэм?
  
  Занавеска отодвинулась, и в комнату вошел высокий худой мужчина с черными волосами и шрамом под глазом. У него был пистолет, и он целился Эдне прямо в голову.
  
  В эту секунду она заметила, что в комнате за занавеской сидел пожилой китаец, положив голову на стол. Из его виска ручейком стекала кровь.
  
  Последнее, что услышала Эдна, был голос женщины — не Пэм, поскольку та уже ничего не могла сказать.
  
  — Надо убираться отсюда.
  
  В голове Эдны пронеслась лишь одна мысль: «Домой. Я хочу домой».
  Два месяца спустя
  Глава первая
  
  Если бы я только знал, что это наше последнее утро, то повернулся бы к Шейле, обнял и удержал ее. Если бы нечто подобное можно было предвидеть, если бы я был способен предугадывать будущее, то не позволил бы этому случиться. И тогда все сложилось бы иначе.
  
  Я лежал и смотрел в потолок, потом откинул одеяло и сел, опустив ноги на дощатый пол.
  
  — Как спал? — поинтересовалась Шейла, пока я тер глаза. Она протянула руку и коснулась моей спины.
  
  — Не очень. А ты?
  
  — Все время просыпалась.
  
  — Я чувствовал, что ты не спишь, но не решился потревожить тебя: все думал, вдруг я ошибаюсь. — Я оглянулся. Первые солнечные лучи пробивались сквозь щель в шторах и освещали лицо моей жены. Она растянулась на постели и смотрела на меня. Обычно по утрам люди выглядят не очень-то хорошо, но Шейла была исключением. Она всегда оставалась красавицей. Даже когда ее лицо было искажено тревогой, как в тот момент.
  
  Отвернувшись от Шейлы, я посмотрел на свои голые ноги.
  
  — Я долго не мог уснуть. А часа в два ночи меня сморил сон. До пяти. С тех пор вот и бодрствую.
  
  — Глен, все будет хорошо, — попыталась успокоить меня Шейла и провела ладонью по моей спине.
  
  — Рад, что ты так думаешь.
  
  — Все еще наладится. Рано или поздно начнется подъем. Спад не может длиться вечно.
  
  — Но иногда у меня складывается именно такое впечатление, — вздохнул я. — После того как я закончу с нынешними объектами, нам будет нечем заняться. К нам поступило несколько запросов, на прошлой неделе я сделал пару расчетов: один на кухню, другой — на ремонт подвала, — но мне пока не перезвонили. — Я встал, потянулся. — А почему ты всю ночь лежала и смотрела в потолок?
  
  — Переживала за тебя. И… мне тоже было о чем подумать.
  
  — О чем же?
  
  — Да так, ни о чем, — быстро ответила она. — Ну, о своих курсах, о Келли, о твоей работе…
  
  — А что с Келли?
  
  — С ней ничего. Просто я ее мать. Ей восемь лет. Я за нее волнуюсь. Вот и все. Окончив курсы, я буду тебе помогать. И все изменится.
  
  — Когда ты приняла это решение, у нас был успешный бизнес, мы могли себе это позволить. А теперь я даже не знаю, удастся ли мне обеспечить тебя хоть какой-то работой, — проговорил я. — Сейчас даже Салли иногда сидит без дела.
  
  С середины августа Шейла вот уже два месяца с удовольствием ходила на бухгалтерские курсы — это оказалось намного интереснее, чем она ожидала. Я планировал сделать ее бухгалтером в «Гарбер констрактинг» — компании, которую основал мой отец и которой руководил теперь я. Она могла бы работать дома, и это позволило бы Салли Дейл — нашей «офисной девушке» — уделять больше внимания своим непосредственным обязанностям: отвечать на телефонные звонки, трясти поставщиков и фиксировать требования клиентов. Обычно у Салли не оставалось времени вести бухгалтерию, поэтому мне приходилось брать работу домой и сидеть до полуночи у себя в кабинете. Но теперь, когда возникли перебои с заказами, я не знал, как все уладить.
  
  — А еще этот пожар…
  
  — Хватит! — оборвала меня Шейла.
  
  — Шейла, один из моих домов сгорел. Дотла. И пожалуйста, не говори мне, что все будет хорошо.
  
  Она села на кровати и сложила руки на груди.
  
  — Я не позволю выплескивать на меня все дурное, что у тебя накопилось. А именно этим ты сейчас занимаешься.
  
  — Я обрисовал тебе реальное положение вещей.
  
  — А я пытаюсь втолковать тебе, что нас ждет в будущем. У нас все будет хорошо. У нас все получится. У нас с тобой. Мы со всем справимся. Мы найдем выход. — Она на мгновение отвернулась, словно хотела что-то добавить, но не знала, как лучше это сделать. Наконец произнесла: — Я тут кое о чем подумала…
  
  — О чем?
  
  — Как нам помочь себе, как преодолеть эту черную полосу.
  
  Я встал и развел руками, ожидая продолжения.
  
  — Ты слишком занят и погружен в свои проблемы… я не хочу сказать, будто это не важно… но ты даже не заметил…
  
  — Не заметил чего? — спросил я.
  
  Она покачала головой и улыбнулась:
  
  — Я купила Келли новую одежду для школы.
  
  Я прищурился:
  
  — И на какие средства?
  
  — Заработала немного денег.
  
  Кажется, об этом я уже знал. Шейла работала на полставки (часов двадцать в неделю) кассиром в магазине строительных материалов «Хардвеа депо». Недавно там установили кассы самообслуживания, но клиенты пока не знали, как ими пользоваться, поэтому работа у Шейлы все еще была. К тому же с начала лета она помогала нашей соседке Джоан Мюллер вести бухгалтерию ее бизнеса, которым та занималась на дому. Муж Джоан, Эли, погиб год назад во время взрыва на буровой вышке в Ньюфаундленде. Нефтяная компания не торопилась выплачивать компенсацию, и Джоан организовала у себя дома нечто вроде детского сада. Каждое утро к ее дому привозили четверых или пятерых дошколят. В дни, когда Шейла работала, Келли приходила после школы к Джоан и сидела там, пока один из нас не возвращался домой. Шейла вела бухгалтерский учет Джоан, записывала долги, расходы, доходы. Джоан любила детей, но с цифрами у нее было совсем плохо.
  
  — Я знаю, что ты немного зарабатываешь, — сказал я, — у Джоан и в магазине. Это ценный вклад.
  
  — На зарплату с обеих моих работ мы давно протянули бы ноги. Я говорю о куда более серьезных деньгах.
  
  Я удивленно приподнял брови. Мне стало тревожно.
  
  — Только не говори, что ты взяла деньги у Фионы. — Речь шла о ее матери. — Тебе известно, как я к этому отношусь.
  
  Мои слова явно ее обидели.
  
  — Боже, Глен, ты же знаешь, я никогда…
  
  — Я так, на всякий случай. Но я скорее позволю тебе стать наркодилером, чем взять деньги у матери.
  
  Она заморгала, резко отбросила одеяло, вскочила и убежала в ванную, захлопнув за собой дверь.
  
  — Ну перестань, — вздохнул я.
  
  Когда мы пришли на кухню, Шейла уже не сердилась. Я дважды извинился перед ней и попытался разузнать подробнее о ее идее, как заработать для семьи денег.
  
  — Поговорим вечером, — сказала Шейла.
  
  Мы не мыли посуду с прошлого вечера. В раковине лежали две кофейные чашки, мой стакан из-под виски и бокал Шейлы с капелькой красного вина на донышке. Я поставил бокал на кухонный стол, опасаясь, как бы не отбить ножку, когда я сложу в раковину сейчасошнюю посуду.
  
  Взглянув на стакан, я подумал о подругах Шейлы.
  
  — Ты сегодня обедаешь с Энн? — спросил я.
  
  — Нет.
  
  — Я думал, у вас встреча.
  
  — Возможно, мы с Белиндой и Энн соберемся попозже на этой неделе. Хотя каждый раз после этого приходится возвращаться домой на такси, а потом у меня еще целую неделю болит голова. Как бы там ни было, но, кажется, у Энн сегодня медосмотр или что-то в этом роде. Решила провериться на всякий случай.
  
  — У нее все хорошо?
  
  — Да, замечательно. — Она помолчала. — Более или менее.
  
  — То есть?
  
  — По-моему, у них с Дарреном не все ладится. И у Белинды с Джорджем, раз уж на то пошло.
  
  — В чем дело?
  
  — Понятия не имею.
  
  — Итак, что же ты сегодня делаешь? Ты ведь сегодня не работаешь, так? Если я смогу вырваться, пойдем на ленч вместе? Думаю, нам стоит выбрать какое-нибудь роскошное заведение. Например, палатку того парня, который торгует хот-догами в парке?
  
  — У меня вечером курсы, — напомнила она. — Еще мне нужно кое-что сделать и, возможно, заехать к маме. — Она быстро взглянула на меня. — Но не для того, чтобы попросить денег.
  
  — Хорошо. — Я решил больше не задавать вопросов. Она сама все расскажет, когда будет готова.
  
  Келли появилась на кухне под конец нашей беседы.
  
  — Что у нас на завтрак?
  
  — Ты хочешь хлопья, хлопья или хлопья? — спросила Шейла.
  
  Келли задумалась. Потом сделала выбор:
  
  — Хочу хлопьев.
  
  В отличие от обеда завтрак в нашем доме никогда не считался полноценной семейной трапезой. Впрочем, обед тоже часто таковой не являлся, особенно когда я задерживался на стройке, а Шейла — на работе или на курсах. Но мы пытались по крайней мере сделать обед семейным мероприятием. Завтрак же в этом отношении был совершенно безнадежен. Обычно я даже не садился за стол, а пил кофе с тостами стоя, пролистывал утренний «Реджистер» на разделочном столе и изучал заголовки. Шейла ела йогурт с фруктами, Келли быстро сметала «Чириоз», стараясь проглотить хлопья, пока они не размокли.
  
  Активно работая ложкой, она спросила:
  
  — И зачем только люди ходят в школу по вечерам? Ведь они уже выросли, им это не нужно.
  
  — Когда я окончу курсы, — объяснила ей Шейла, — у меня будет больше возможностей помогать твоему папе, нашей семье и тебе.
  
  — А как ты мне поможешь? — поинтересовалась она.
  
  Я вмешался:
  
  — Если дела нашей фирмы пойдут на лад, мы заработаем много денег, и ты от этого только выиграешь.
  
  — Вы будете покупать мне больше подарков?
  
  — И не только.
  
  Келли отхлебнула апельсинового сока.
  
  — Никогда не буду ходить в школу по вечерам. Или летом. Я скорее умру, чем пойду в летнюю школу.
  
  — Этого не случится, если ты будешь хорошо учиться, — сказал я грозным голосом. Нам уже звонила учительница Келли и жаловалась на нее: стала небрежно выполнять домашние задания.
  
  Келли ничего не ответила и сосредоточилась на хлопьях. Уходя, она обняла Шейлу, а мне лишь помахала рукой. Шейла поняла, что я обратил внимание на столь пренебрежительное отношение ко мне дочери, и заметила:
  
  — Это все потому, что ты злючка.
  
  В середине дня я позвонил с работы домой.
  
  — Привет, — ответила Шейла.
  
  — Ты дома? Я не был уверен, что застану тебя.
  
  — Так получилось. А в чем дело?
  
  — Отец Салли…
  
  — Что?
  
  — Салли звонила домой из офиса, но он не снял трубку, и она отпросилась. Я только что перезвонил ей узнать, как дела, и оказалось, все плохо.
  
  — Он умер?
  
  — Да.
  
  — О Боже. Сколько ему было лет?
  
  — Семьдесят девять. Ему исполнилось пятьдесят, когда родилась Салли. — Шейла знала его историю. Он женился на женщине на двадцать лет моложе себя и все же умудрился пережить супругу. Она умерла десять лет назад от аневризмы.
  
  — Что с ним случилось?
  
  — Не знаю. У него был диабет, имелись проблемы с сердцем. Возможно, сердечный приступ…
  
  — Мы должны как-то помочь Салли.
  
  — Я предложил подъехать к ней, но она сказала, что у нее сейчас много дел. Через пару дней похороны. Мы все обсудим, когда ты вернешься из Бриджпорта. — Курсы у Шейлы были в этом городе.
  
  — Мы что-нибудь придумаем. Мы всегда поддерживали ее. — Я почти представил себе, как Шейла покачала головой. — Слушай, — продолжила она, — мне пора. Я оставлю вам с Келли лазанью, хорошо? Я должна зайти к Джоан, когда у нее заберут детей, и…
  
  — Я все понял, спасибо.
  
  — За что?
  
  — За то, что не унываешь. И не опускаешь руки.
  
  — Я делаю все, что в моих силах, — заметила Шейла.
  
  — Спасибо. Знаю, иногда я доставляю тебе много хлопот, но я люблю тебя.
  
  — И я тебя.
  
  Было десять часов. К этому времени Шейла уже должна была вернуться домой.
  
  За последние десять минут я уже второй раз пытался дозвониться ей на сотовый. После шестого звонка включилась голосовая почта: «Здравствуйте, вы позвонили Шейле Гарбер. Извините, что не ответила вам. Оставьте сообщение, и я перезвоню». Затем послышался гудок.
  
  — Привет, это снова я. Сильно переживаю за тебя. Перезвони.
  
  Я положил трубку на базу и прислонился бедром к кухонному столу. Шейла, как и обещала, оставила в холодильнике две порции лазаньи для нас с Келли, запаковав каждую в полиэтилен. Я разогрел лазанью для Келли, когда она вернулась домой, и был уверен, что она придет за добавкой, но не смог найти форму, в которой готовили лазанью. Впрочем, я мог отдать ей и свою порцию — несколько часов спустя она по-прежнему лежала на кухонном столе, поскольку я не ощущал голода.
  
  Я чувствовал себя совершенно разбитым. Отсутствие заказов. Пожар. Отец Салли.
  
  Даже если аппетит ко мне и вернется, мысль о том, что Шейлы до сих пор нет дома, приводила меня в исступление.
  
  Занятия, которые проходили в бизнес-колледже Бриджпорта, закончились полтора часа назад, и ей требовалось всего полчаса, чтобы добраться домой. Шейла опаздывала уже на час. На самом деле это было не так уж и много. И существовало немало объяснений.
  
  Она могла задержаться после занятий, чтобы выпить с кем-нибудь кофе. Пару раз такое случалось. Вероятно, на шоссе пробки — чтобы замедлить движение, достаточно одной машины, притормозившей на обочине со спущенным колесом. А уж если случалась авария, все вставало наглухо.
  
  Но это не объясняло, почему Шейла не отвечала по мобильному. Может, она забыла включить его после занятий, но в таком случае я сразу попал бы на голосовую почту. Тем не менее телефон звонил. Или она положила его на дно сумочки и не слышала?
  
  Я подумал, что Шейла могла поехать в Дариен повидаться с матерью и не успела в Бриджпорт на курсы. С большой неохотой я набрал номер Фионы.
  
  — Алло?
  
  — Фиона, это Глен.
  
  На другом конце провода я услышал, как кто-то прошептал:
  
  — Кто это, милая?
  
  Это был Маркус — муж Фионы и, если так можно выразиться, отчим Шейлы, хотя Фиона вышла замуж повторно уже после того, как Шейла покинула отчий дом и стала жить со мной.
  
  — Да? — сказала Фиона.
  
  Я рассказал ей, что Шейла еще не вернулась из Бриджпорта и…
  
  — Нет, сегодня Шейла не приезжала, — сообщила Фиона. — Да я и не ждала ее, она мне ничего не говорила.
  
  Странно. Шейла упомянула о возможной поездке к Фионе, и я был уверен, что она оповестила о своем намерении мать.
  
  — Глен, что-то случилось? — ледяным тоном спросила Фиона. В ее голосе звучала не столько тревога, сколько подозрение. Словно я был виноват в том, что Шейла задерживалась.
  
  — Нет, все замечательно, — ответил я. — Спокойной ночи.
  
  Я услышал тихие шаги — кто-то спускался со второго этажа. Келли, еще не успевшая переодеться в пижаму, вошла в кухню. Она посмотрела на нераспакованную лазанью и спросила:
  
  — Ты будешь?
  
  — Руки прочь! — заявил я, подумав, что, возможно, у меня разыграется аппетит, когда Шейла вернется. Я посмотрел на часы. Пятнадцать минут одиннадцатого. — Почему ты еще не в постели?
  
  — Потому что ты не сказал мне ложиться.
  
  — Чем ты занималась?
  
  — Сидела за компьютером.
  
  — Иди спать.
  
  — Я делала уроки, — объяснила Келли.
  
  — Посмотри мне в глаза.
  
  — Ну, сначала я действительно делала уроки, — начала оправдываться Келли. — Потом, когда закончила, поболтала с друзьями. — Она выпятила нижнюю губу и сдула светлые кудряшки, падающие ей на лицо. — Почему мамы нет дома?
  
  — Ей пришлось задержаться. Когда она вернется, я попрошу, чтобы она зашла в твою комнату и поцеловала тебя.
  
  — А если я усну, как я узнаю, что мама поцеловала меня?
  
  — Она скажет тебе об этом утром.
  
  Келли посмотрела на меня с подозрением:
  
  — Значит, меня могут не поцеловать, а потом вы скажете, будто сделали это.
  
  — Ты поймешь, если мы тебя обманем, — возразил я.
  
  — Ладно. — Она повернулась и пошла прочь из кухни. Я услышал, как ее ножки застучали по лестнице.
  
  Взяв трубку, я снова попытался дозвониться до Шейлы. Когда включилась голосовая почта, я пробормотал: «Вот черт!» — еще до того как началась запись, и нажал кнопку отбоя.
  
  Я спустился вниз в подвал, где находился мой рабочий кабинет. Стены были обиты деревянными панелями, из-за чего в помещении царила мрачная, гнетущая атмосфера. А горы бумаг на столе придавали комнате еще более тягостный вид. Многие годы я намеревался либо все здесь изменить — для начала избавиться от панелей и отделать стены гипсокартоном, чтобы комната не казалась такой маленькой, — либо сделать к дому пристройку с множеством окон и световых люков. Но как часто бывает у людей, чья работа связана со строительством и ремонтом домов, до собственного жилища у них просто не доходят руки.
  
  Я упал в кресло за столом и стал пролистывать бумаги. Счета от различных поставщиков, планы новой кухни, которую мы делали для дома в Дерби, какие-то заметки по поводу гаража на две машины для одного человека из Девона — он хотел парковать там два своих винтажных «корвета».
  
  Еще был предварительный отчет из Пожарного департамента Милфорда о том, что могло послужить причиной возгорания дома на Шелтер-Коув-роуд, принадлежавшего Арнетт и Линну Уилсон и неделю назад сгоревшего. Я просмотрел отчет до конца, потом внимательно прочитал уже в сотый, наверное, раз: «Установлено: источником возгорания послужил электрощит».
  
  Это был двухэтажный дом на три спальни, построенный на месте бунгало, сооруженного еще в послевоенные годы; его рано или поздно наверняка смел бы сильный ветер с востока, если бы не опередила с этим строительная груша. Пожар начался в час дня. Стены были уже возведены и обшиты сайдингом, крыша положена, электричество подключено, и мы приступили к проведению канализации. Вместе с Дугом Пинтером — моим ассистентом — мы подключили циркулярные пилы к только что установленным розеткам. Кен Ванг, китаец, говоривший с южным акцентом, родители которого иммигрировали из Бейджина в Кентукки, когда он был еще ребенком, и чье «выссе» вместо «вы все» до сих пор вызывало у нас безудержный смех, а также Стюарт Минден, наш новичок из Оттавы, уже несколько месяцев живший у своих родственников в Стрэтфорде, находились на втором этаже и разбирали арматуру для хозяйской ванной.
  
  Дуг первым почувствовал запах гари, а затем мы увидели, как из подвала поднимается дым.
  
  Я крикнул Кену и Стюарту, чтобы те уходили из дома. Они спустились по лестнице, на которой еще не было ковра, и побежали к выходу вместе с Дугом.
  
  А потом я сделал нечто очень, очень глупое.
  
  Я бросился к своему грузовику, схватил лежавший за водительским местом огнетушитель и помчался в дом. Посредине лестницы в подвал дым был таким густым, что я уже ничего не видел. Я спустился вниз, держась рукой за шаткие временные перила, и решил, что, вслепую выпуская пену из огнетушителя, смогу погасить пожар и спасу дом.
  
  Ничего не скажешь, идиотский поступок.
  
  Я тут же закашлялся, глаза стало щипать. Повернувшись, чтобы подняться наверх, я не смог отыскать перила. Я вытянул вперед свободную руку и начал искать перила на ощупь.
  
  Наконец моя ладонь ударилась обо что-то более мягкое, чем дерево. О чью-то руку.
  
  — Держись, глупый сукин сын! — прорычал Дуг и схватил меня. Он стоял на верхней ступени и подтащил меня к себе.
  
  Мы вместе выскочили из дома, кашляя и судорожно хватая ртом воздух. В этот момент угол дома уже охватили первые языки пламени. Через минуту он весь был в огне.
  
  — Не говори Шейле, что я заходил туда, — попросил я Дуга, тяжело дыша. — Она меня убьет.
  
  — И правильно сделает, Гленни, — ответил Дуг.
  
  Пожар потушили, но от дома остался лишь фундамент. Теперь все зависело от страховой компании. Если она откажется платить, то тысячи долларов на восстановление мне придется выплачивать из своего кармана. Неудивительно, что я потерял сон и все ночи напролет пялился в потолок.
  
  Никогда прежде я не сталкивался с подобными проблемами. Дело моих рук погибло в огне, и это страшно угнетало меня, подрывая веру в себя. Смогу ли я делать что-то стоящее, способен ли?
  
  — В жизни бывает всякое, — рассудил Дуг. — Мы должны собраться и идти дальше.
  
  Я оказался не способен на такие философские рассуждения. К тому же на боку моего пикапа красовалось мое имя, не Дуга.
  
  Решив, что все-таки нужно чего-нибудь съесть, я разогрел лазанью, уселся за кухонный стол и приступил к ужину. Внутри лазанья осталась холодной, но я не стал разогревать ее еще раз. Лазанья являлась одним из коронных блюд Шейлы, и если бы меня не мучили различные мысли, я смог бы насладиться ею даже неразогретой. Когда Шейла готовила ее в своей коричневато-оранжевой форме — она называла ее хурмой, — нам всегда хватало на два или даже три дня. Значит, у нас еще пару вечеров будет лазанья. Может, даже останется для субботнего ленча. Меня это устраивало.
  
  Я съел меньше половины, остальное обернул пленкой и поставил в холодильник. Когда я заглянул в комнату дочери, свет там был включен, а Келли лежала под одеялом и читала книжку «Дневник слабака».[71]
  
  — Солнышко, выключи свет.
  
  — Мама дома? — спросила она.
  
  — Нет.
  
  — Мне нужно с ней поговорить.
  
  — О чем?
  
  — Ни о чем.
  
  Я кивнул. Когда Келли что-то волновало, она обычно делилась этим с матерью. Хотя ей исполнилось только восемь, она уже задавала вопросы о мальчиках, о любви и о тех изменениях, которые должны произойти с ней через несколько лет. А в этих темах, признаюсь, я был не особенно силен.
  
  — Не сердись, — сказала она.
  
  — Я и не сержусь.
  
  — Кое о чем мне проще говорить с мамой. Но я люблю вас обоих. Одинаково.
  
  — Рад слышать.
  
  — Я не смогу уснуть, пока она не вернется.
  
  Теперь нас было двое.
  
  — Положи головку на подушку. Рано или поздно обязательно заснешь.
  
  — Не могу.
  
  — Погаси свет и попробуй.
  
  Келли протянула руку и выключила лампу. Я поцеловал ее в лоб и, уходя, осторожно закрыл за собой дверь.
  
  Прошел еще час. Я звонил Шейле раз шесть. Бродил из кабинета на кухню и обратно. И всегда останавливался около входной двери и выглядывал на подъездную дорожку.
  
  В начале двенадцатого я попытался позвонить ее подруге Энн Слокум. Сначала долго шли гудки, затем кто-то снял трубку и тут же положил ее. Вероятно, это был Даррен — муж Энн. Вполне в его духе. К тому же я звонил очень поздно.
  
  Потом позвонил Белинде — еще одной подруге Шейлы. Когда-то они вместе работали в библиотеке и продолжали тесно общаться до сих пор. Теперь Белинда — агент по недвижимости. Не самое удачное время, чтобы заниматься подобной деятельностью. В наши дни все больше людей желали продать дом, а вовсе не купить. Несмотря на непредсказуемое рабочее расписание Белинды, Шейла умудрялась каждые две недели встречаться с ней во время ленча. Иногда к ним присоединялась Энн, а бывало, что они проводили время вдвоем.
  
  Трубку снял ее муж Джордж.
  
  — Алло, — сонным голосом произнес он.
  
  — Джордж, это Глен Гарбер, извини за поздний звонок.
  
  — Глен, Боже, сколько сейчас времени?
  
  — Поздно, я знаю. Можно поговорить с Белиндой?
  
  Я услышал приглушенное бормотание, затем — какое-то движение, и наконец в трубке раздался голос Белинды:
  
  — Глен, все в порядке?
  
  — Шейла сильно задерживается на своих курсах и не отвечает по мобильному. Она тебе не звонила?
  
  — Что? О чем ты? Повтори? — В голосе Белинды послышалось нешуточное беспокойство.
  
  — Шейла тебе не звонила? Обычно к этому времени она уже дома.
  
  — Нет. Когда ты в последний раз говорил с ней?
  
  — Сегодня утром. Ты знаешь Салли, которая у нас работает?
  
  — Да.
  
  — У нее умер отец, и я позвонил Шейле, чтобы сказать ей об этом.
  
  — Значит, весь день с тех пор ты с ней не разговаривал? — напряженным тоном спросила Белинда. Это был не упрек, а нечто совсем иное.
  
  — Послушай, я звоню не для того, чтобы тебя огорчить. Просто хотел выяснить, не общалась ли ты с ней сегодня.
  
  — Нет. Глен, прошу тебя, скажи Шейле, чтобы она перезвонила мне, как только вернется, хорошо? Ты меня сильно встревожил, и я хочу знать, что у нее все в порядке.
  
  — Я ей передам. Скажи Джорджу: я сожалею, что разбудил вас.
  
  — Только обязательно попроси ее позвонить.
  
  — Обещаю.
  
  Положив трубку, я поднялся наверх, остановился у двери в комнату Келли и чуть-чуть приоткрыл ее.
  
  — Ты уснула? — спросил я, заглядывая к дочери.
  
  Из темноты послышался оживленный голос:
  
  — Нет.
  
  — Надень что-нибудь. Я еду искать маму и не могу оставить тебя одну.
  
  Келли включила лампу возле кровати. Я опасался, как бы дочь не начала спорить, уверять, что она достаточно большая, чтобы оставаться дома одной, но вместо этого она спросила:
  
  — Что случилось?
  
  — Не знаю. Может, и ничего. Думаю, твоя мама пьет где-нибудь кофе и не слышит свой телефон. Но возможно, у нее лопнуло колесо или произошло нечто подобное. Я хочу проверить дорогу, по которой она обычно ездит.
  
  — Хорошо, — произнесла Келли и опустила ноги на пол. Она не казалась встревоженной. Но ее ждало новое приключение. Келли натянула первые попавшиеся джинсы поверх пижамы. — Две секунды.
  
  Я сбежал вниз и взял пальто, убедился, что захватил сотовый. Келли запрыгнула в мой пикап и пристегнулась.
  
  — Что, теперь у мамы будут неприятности? — спросил я, обернулся и включил зажигание. — Мы посадим ее под домашний арест?
  
  — Ну конечно! — хихикнула Келли.
  
  Когда мы свернули с подъездной дорожки на улицу, я осведомился у дочери:
  
  — Мама не говорила тебе о том, что она будет сегодня делать? Вероятно, собиралась поехать к бабушке, а потом передумала? Она ни о чем таком не упоминала?
  
  Келли нахмурилась.
  
  — Вряд ли. Может, она заехала в аптеку?
  
  Аптека находилась как раз за углом.
  
  — С чего ты взяла, что она собиралась туда?
  
  — Однажды я слышала, как она говорила с кем-то по телефону, будто нужно заплатить за что-то.
  
  — За что?
  
  — За лекарства.
  
  Мне показалось это полной бессмыслицей, и я тут же забыл о словах дочери.
  
  Через пять минут Келли задремала, склонив голову на плечо. Я подумал, что заработаю себе растяжение шеи, если попробую продержаться в такой позе более минуты.
  
  Мы поехали по Скулхаус-роуд и свернули на восток. Это был кратчайший путь между Милфордом и Бриджпортом, особенно ночью, и, вероятнее всего, Шейла ехала именно так. Я смотрел на встречную полосу, ожидая увидеть припаркованный на обочине «субару».
  
  Я понимал: шансов на успех не много, однако лучше хоть что-то предпринять, чем сидеть дома и переживать.
  
  Мы миновали Стрэтфорд и уже подъезжали к Бриджпорту, когда я увидел на встречной полосе сигнальные огни. Не на шоссе, а чуть сбоку. Я нажал на газ, чтобы развернуться у следующего съезда и поехать в обратном направлении.
  
  Келли по-прежнему спала.
  
  Я съехал с трассы и заехал на нее с другой стороны. Добравшись до места, где, как мне показалось, были огни, я заметил полицейскую машину с включенными проблесковыми маячками, которая преграждала дорогу. Я замедлил движение, но полицейский жестом велел мне проезжать. Я не мог рассмотреть, что творилось там, в темноте, а ехать по обочине, когда в машине у меня Келли, было небезопасно.
  
  Поэтому, свернув на следующем съезде, я решил вернуться к тому месту объездным путем. На все ушло около десяти минут. Полицейские не поставили предупредительное ограждение — туда все равно никто не мог проехать. Я притормозил неподалеку на обочине и наконец увидел, что произошло.
  
  Авария. Очень серьезная. Две машины. Настолько искореженные, что оказалось трудно определить, как они выглядели прежде. Машина, которая была ближе ко мне, имела кузов универсала, чуть подальше на боку лежал какой-то седан. У меня сложилось впечатление, будто седан протаранил другой автомобиль.
  
  У Шейлы был универсал.
  
  Келли спала, будить ее мне не хотелось. Я вышел из машины, закрыл дверь, стараясь не хлопать, и зашагал к съезду. На месте происшествия я увидел три полицейских автомобиля, два эвакуатора и пожарную машину.
  
  Но во что превратились автомобили… Мне стало не по себе. Я обернулся, взглянул на свой внедорожник и убедился, что Келли все там же и спит.
  
  Не успел я сделать и нескольких шагов, дорогу мне преградил полицейский.
  
  — Извините, сэр, — произнес он. — Вы должны вернуться.
  
  — Что это за машина? — спросил я.
  
  — Сэр, я прошу вас…
  
  — Что это за машина? Универсал, который ближе к нам…
  
  — «Субару», — ответил он.
  
  — Номер, — настаивал я.
  
  — Простите, сэр?
  
  — Мне нужно взглянуть на номер.
  
  — Вы хотите сказать, что знаете, чья это машина?
  
  — Позвольте взглянуть на номер.
  
  Он разрешил мне пройти ближе. Это был номер…
  
  — О Господи! — прошептал я, чувствуя, как силы покидают меня.
  
  — Сэр?
  
  — Это машина моей жены.
  
  — Сэр, назовите ваше имя.
  
  — Глен Гарбер. Эта машина принадлежит моей жене. Это ее номер. О Боже!
  
  Полицейский сделал шаг в мою сторону.
  
  — С ней все в порядке? — спросил я. По всему телу забегали мурашки, словно я получил легкий удар током. — В какую больницу ее повезли? Вы знаете? Вы можете выяснить? Я должен поехать туда. Прямо сейчас.
  
  — Мистер Гарбер… — сказал полицейский.
  
  — В больницу Милфорда? Нет, постойте, больница Бриджпорта ближе. — Я повернулся и бросился к своей машине.
  
  — Мистер Гарбер, вашу жену не увезли в больницу.
  
  Я остановился.
  
  — Что?
  
  — Она все еще в машине. Боюсь…
  
  — Что вы сказали?
  
  Я посмотрел на искореженный «субару». Полицейский, наверное, ошибался. Здесь не было врачей, никто из пожарных не пытался вызволить водителя с помощью гидравлических ножниц.
  
  Я обошел его, бросился к машине, прямо к водительскому месту, и через разбитое окно заглянул в салон.
  
  — Шейла, — проговорил я, — Шейла, милая!
  
  Стекло разлетелось на миллионы осколков, каждый из которых был размером не больше изюмины. Я начал стряхивать их с ее плеч, вытаскивать из слипшихся от крови волос, снова и снова повторяя ее имя.
  
  — Шейла? О Боже, пожалуйста, Шейла…
  
  — Мистер Гарбер. — Полицейский уже стоял позади меня. Я почувствовал его руку у себя на плече. — Пожалуйста, сэр, пройдемте со мной.
  
  — Вы должны вытащить ее. — Я почувствовал запах бензина и услышал, как что-то капает.
  
  — Мы так и сделаем, обещаю. А теперь, прошу вас, пойдемте со мной.
  
  — Она не мертвая. Вы должны…
  
  — Пожалуйста, сэр, боюсь, вы заблуждаетесь. Она не подает никаких признаков жизни…
  
  — Нет, это вы ошибаетесь! — Я протянул руку и обхватил ладонью ее голову. Она упала на грудь.
  
  В этот момент я все понял.
  
  Полицейский крепко сжал мою руку:
  
  — Вы должны отойти от машины, сэр. Здесь небезопасно. — Он силой оттащил меня в сторону, я не сопротивлялся.
  
  Когда мы отошли на приличное расстояние, я не выдержал, согнулся и обхватил руками колени.
  
  — Сэр, вам плохо?
  
  Глядя на тротуар, я спросил:
  
  — Моя дочь в машине. Вы видите ее? Она спит?
  
  — Я вижу только ее голову… да, кажется, спит.
  
  Несколько раз судорожно вздохнув, я распрямился и уже, наверное, в десятый раз пробормотал: «О Боже!» Полицейский стоял рядом, ожидая, когда я приду в себя и смогу ответить на его вопросы.
  
  — Вашу жену зовут Шейла? Шейла Гарбер, сэр?
  
  — Совершенно верно.
  
  — Вам известно, что она делала сегодня вечером? Куда ездила?
  
  — Сегодня у нее были курсы. В бизнес-колледже Бриджпорта. Она изучала бухгалтерию, чтобы помогать мне в бизнесе. Что случилось? Что здесь случилось? Как это произошло? Кто, черт побери, был за рулем другой машины? Что он натворил?
  
  Полицейский опустил голову.
  
  — Мистер Гарбер, судя по всему, причиной аварии стало управление автомобилем в состоянии алкогольного опьянения.
  
  — Что? Пьяный водитель?
  
  — Похоже, что да…
  
  К потрясению и горечи примешался гнев.
  
  — Кто был в той машине? Что за сукин сын…
  
  — В другой машине было трое. Один выжил. Юноша, который сидел на заднем сиденье. Его отец и брат погибли.
  
  — Господи, какой человек сядет за руль пьяным да еще с двумя детьми…
  
  — По всей видимости, это было не так, сэр, — возразил полицейский.
  
  Я уставился на него. Что? За рулем сидел не отец, а кто-то из сыновей?
  
  — Один из мальчишек вел машину пьяным?
  
  — Мистер Гарбер, я прошу вас. Вы должны успокоиться и выслушать меня. Скорее всего виновником аварии стала ваша жена.
  
  — Что?
  
  — Она свернула на съезд и припарковала машину посреди дороги, но так, что с шоссе ее фар было не видно. Мы думаем, она уснула.
  
  — Что, черт возьми, вы несете?
  
  — А потом, — продолжил он, — другой автомобиль свернул с шоссе на скорости примерно шестьдесят миль в час и врезался в автомобиль вашей жены.
  
  — Но один из водителей был пьян — так вы сказали?
  
  — Вы не понимаете меня, мистер Гарбер. Если не возражаете, не могли бы вы ответить на один вопрос: ваша жена имела обыкновение садиться за руль в нетрезвом виде? Обычно люди в таком состоянии успевают…
  
  В этот момент машину Шейлы охватило пламя.
  Глава вторая
  
  Я потерял счет времени и не помнил, сколько простоял перед шкафом Шейлы. Две минуты? Пять? Десять?
  
  В последние две недели я сюда не заглядывал. Старался даже не подходить к нему. Конечно, сразу после ее смерти мне пришлось открыть шкаф и кое-что поискать в нем. Нужно было найти одежду для погребения, пускай ее и собирались хоронить в закрытом гробу. Сотрудники ритуального агентства по мере возможности привели Шейлу в порядок. Осколки стекла изрешетили ей тело. А взрыв хоть и не успел полностью уничтожить салон — пожарные быстро потушили огонь, — но еще больше усложнил работу гримерам. Они, словно скульпторы, слепили Шейле новое лицо, но оно имело весьма отдаленное сходство с оригиналом.
  
  Однако я не переставал думать о том, как отреагирует Келли, если на церемонии прощания она увидит свою маму, такую не похожую на ту, которую любила. И все будут говорить, что Шейла выглядит прекрасно и ритуальные службы провели потрясающую работу, лишний раз напоминая о том, с каким материалом им пришлось иметь дело.
  
  Я сказал, что ее собирались хоронить в закрытом гробу.
  
  Директор ритуального агентства ответил, что именно так они и поступят, но для погребения все равно требовалась одежда.
  
  Я выбрал темно-синий костюм — пиджак и юбка, нашел белье, туфли. У Шейлы было много обуви, и я остановил выбор на туфлях-лодочках со средним каблуком. Я бы предпочел другие, на высокой шпильке, но отложил их в сторону, вспомнив, что Шейла всегда считала их неудобными.
  
  Когда я делал для Шейлы встроенный шкаф, выделив под него несколько футов стены нашей спальни, она заявила:
  
  — Значит, мы договорились: это будет лично мой шкаф. А твой — тот маленький, жалкий, похожий на телефонную будку. Большего тебе и не нужно. И чтобы никаких вторжений на мою территорию!
  
  — Меня беспокоит одно, — сказал тогда я, — даже если бы я построил тебе ангар для самолета, ты и его умудрилась бы забить до отказа. Боюсь, сюда не вместятся все твои вещи. Скажи как на духу, Шейла, сколько сумочек нужно одному человеку?
  
  — А сколько инструментов требуется одному мужчине, чтобы выполнять одну и ту же работу?
  
  — Пообещай мне прямо сейчас, что тебе не понадобится дополнительное место. И ты никогда ничего не положишь в мой шкаф, даже если он будет не больше мини-бара.
  
  Вместо того чтобы сразу ответить, она обняла меня, прижала к стене и сказала:
  
  — Знаешь, мне кажется, этот шкаф достаточно просторный, чтобы заняться… угадай чем?
  
  — Теряюсь в догадках. Но если ты мне скажешь, я возьму измерительную ленту и все проверю.
  
  — О да! Я так хочу проверить один твой размер!..
  
  Как же это было давно!
  
  Теперь я стоял перед шкафом и не знал, что мне делать со всеми этими вещами. Может, я задумался об этом слишком рано? Эти блузки и свитера, платья и юбки, туфли, сумки и коробки из-под обуви, набитые письмами и памятными вещицами, сохранили ее запах, воспоминания о ней.
  
  Все это усиливало чувство тоски. И дурноты.
  
  — Черт бы тебя побрал! — задыхаясь, прошептал я.
  
  Я вспомнил, что в колледже нам рассказывали о нескольких ступенях человеческого горя. Предчувствие, отрицание, приятие, гнев, подавленность, и не обязательно в такой последовательности. Теперь я уже не мог точно сказать, переживает ли человек эти этапы, зная, что он скоро умрет, или это относится к смерти кого-то из его близких. Тогда мне казалось это полной ерундой, как, впрочем, и сейчас. Но я не мог отрицать, что одно чувство переполняло меня все эти дни с тех пор, как мы предали тело Шейлы земле.
  
  Гнев.
  
  Разумеется, я был безутешен и не мог поверить, что Шейла умерла и мне придется жить без нее. Она стала любовью всей моей жизни, а теперь я ее потерял. Оставаясь один и зная, что Келли не придет ко мне, я позволял себе роскошь дать волю эмоциям. Я ощущал потрясение, опустошенность, подавленность.
  
  Но более всего — злость. Внутри у меня все клокотало. Никогда я так не ожесточался. Это была чистая, незамутненная ярость. И я не имел возможности ее выплеснуть.
  
  Мне требовалось поговорить с Шейлой. Бросить ей в лицо вопросы, которые меня мучили: «О чем, черт побери, ты думала? Как ты могла поступить так со мной? Как ты могла поступить так с Келли? Что на тебя вообще нашло, что заставило совершить эту несусветную глупость? И кто ты, к чертям, после этого? Где были твои мозги, куда подевалась та умная и уравновешенная девушка, на ком я женился?» Голову даю на отсечение, в машине была не она!
  
  Эти вопросы крутились у меня в голове. Нет, они не появлялись время от времени. Они преследовали меня постоянно.
  
  Что заставило мою жену сесть за руль в стельку пьяной? Но это было ей совершенно несвойственно! О чем она думала? Какие демоны ее преследовали? Осознавала ли она меру ответственности, когда садилась в машину тем вечером навеселе? Знала ли она, что может погибнуть и погубить кого-то еще?
  
  Действовала ли она намеренно? А может, она хотела умереть? Может, уже давно вынашивала план расстаться с жизнью?
  
  Я должен был это узнать. Даже не так — я страстно желал получить ответ. И у меня не было возможности удовлетворить это желание.
  
  Наверное, мне следовало пожалеть Шейлу. Проявить к ней сочувствие, поскольку по необъяснимым для меня причинам она совершила ужасающую глупость и заплатила самую высокую цену за свое неправедное решение.
  
  Но в моей душе не было жалости. Я испытывал лишь раздражение и гнев из-за того, как она обошлась с теми, кто остался жить.
  
  — Этого нельзя простить, — прошептал я ее вещам. — Ни при каких обстоятельствах…
  
  — Папа?
  
  Я резко обернулся.
  
  Келли стояла возле кровати в джинсах, кроссовках, розовой куртке и с рюкзаком на плече. Ее волосы были собраны в хвостик и перетянуты красной резинкой.
  
  — Я готова, — сказала она.
  
  — Хорошо, — отозвался я.
  
  — Ты не слышал меня? Я звала тебя раз сто.
  
  — Извини.
  
  Она посмотрела в мамин шкаф и с осуждением нахмурилась.
  
  — Что ты делаешь?
  
  — Ничего. Просто стою здесь.
  
  — Ты ведь не собираешься выбросить мамины вещи?
  
  — Я ни о чем таком не думал. Но мне придется что-то делать с ее одеждой. Понимаешь, к тому времени, когда ты сможешь носить ее вещи, они уже выйдут из моды.
  
  — Я не буду носить ее одежду. Я хочу сохранить ее.
  
  — Тогда хорошо, — мягко произнес я.
  
  Похоже, мой ответ удовлетворил ее. С минуту она стояла молча, потом спросила:
  
  — Отвезешь меня?
  
  — Ты действительно хочешь ехать? Ты готова?
  
  Келли кивнула.
  
  — Не могу все время сидеть с тобой дома. — Она прикусила нижнюю губу и добавила: — Не обижайся.
  
  — Я только оденусь.
  
  Спустившись вниз, я достал из шкафа в холле куртку. Келли последовала за мной.
  
  — Ты все взяла?
  
  — Ага, — сказала Келли.
  
  — Пижаму?
  
  — Да.
  
  — Зубную щетку?
  
  — Да.
  
  — Тапочки?
  
  — Да.
  
  — Хоппи? — Речь шла о мохнатом игрушечном кролике, которого она до сих пор укладывала с собой в кровать.
  
  — Пааап! Я взяла все необходимое. Когда вы с мамой уходили куда-нибудь, она всегда напоминала тебе, что нужно взять! И потом — я уже не в первый раз иду в гости с ночевкой.
  
  Келли права. Но это было в первый раз, когда ей предстояло ночевать не дома после того, как ее мать…
  
  В общем, хорошо, если она будет куда-нибудь выезжать, проводить время с друзьями. То, что она все время сидела со мной, не шло на пользу ни мне, ни ей.
  
  Я натянуто улыбнулся.
  
  — Мама наверняка сказала бы мне: «Ты взял то? Ты взял это?» — а я бы ответил: «Да, конечно. Думаешь, я идиот?» Но половину вещей, про которые она стала бы спрашивать, я наверняка забыл бы, поэтому потихоньку прошел бы в спальню и собрал их. Один раз, когда мы уезжали, я не взял запасное белье. Правда, глупо?
  
  Я надеялся, что мои слова вызовут у нее улыбку, но ничего подобного. За последние шестнадцать дней Келли ни разу не улыбнулась. Вечерами мы иногда сидели на кушетке и смотрели телевизор, и когда там показывали что-то веселое, она начинала смеяться. Но потом одергивала себя, словно не имела больше права смеяться, словно ничто уже не должно было ее смешить. Как будто ей становилось стыдно, если что-то доставляло ей радость.
  
  — Телефон взяла? — спросил я, когда мы сели в машину. После смерти матери я купил ей мобильный, чтобы она могла в любой момент позвонить мне. К тому же это позволяло мне все время ее контролировать. Покупая мобильный, я подумал: как это странно, давать телефон такой маленькой девочке, но вскоре понял, что ее случай не был чем-то уникальным. В конце концов, мы жили в Коннектикуте, здесь к восьми годам у многих детей имелся свой психотерапевт, что уж говорить о сотовом телефоне. К тому же в наши дни мобильный стал не просто телефоном. Келли загружала туда песни, делала фотографии и даже снимала короткие видеоролики. Мой телефон, возможно, тоже обладал этими функциями, но я в основном использовал его только для переговоров, а также для фотосъемок рабочих объектов.
  
  — Взяла, — ответила она, не глядя на меня.
  
  — Я только проверяю. Если тебе станет не по себе, если захочешь вернуться домой, ты можешь позвонить мне. Даже если будет три часа ночи и тебе вдруг что-то не понравится, я приеду и…
  
  — Я хочу пойти в другую школу. — Келли посмотрела на меня с надеждой.
  
  — Что?
  
  — Ненавижу мою школу. Хочу ходить в другую.
  
  — Почему?
  
  — Там все гадкие.
  
  — Расскажи поподробнее.
  
  — Все подлые.
  
  — Кого ты имеешь в виду под «всеми»? Эмили Слокум хорошо к тебе относится. Ты остаешься у нее на ночь.
  
  — Зато остальные ненавидят меня.
  
  — Объясни, что случилось.
  
  Келли сглотнула и отвернулась.
  
  — Они называют меня…
  
  — Как, милая? Как тебя называют?
  
  — Пьяницей. Пьяницей и неудачницей. Это все из-за мамы и этой аварии…
  
  — Твоя мама не была… не была пьяна… и уж тем более ее нельзя назвать пьяницей.
  
  — Нет, была, — возразила Келли. — Поэтому и попала в аварию. И убила людей. Так все говорят.
  
  Я стиснул зубы. Почему дети так говорили? Конечно, они видели заголовки газет и смотрели утренние новости. «Пьяная мамаша попала в аварию. Трое погибших».
  
  — Кто тебя так обзывает?
  
  — Не важно. Если я тебе скажу, ты захочешь поговорить с директором, он устроит родительское собрание, и все будут меня обсуждать. А я просто хочу в другую школу, где никто не знает о том, что моя мама — убийца.
  
  В машине, которая врезалась в автомобиль Шейлы, погибли Коннор Уилкинсон тридцати девяти лет и его десятилетний сын Брэндон.
  
  В довершение ко всем нашим несчастьям Брэндон учился в одной школе с Келли.
  
  Другой сын Уилкинсона и брат Брэндона — шестнадцатилетний Кори — выжил. Он ехал на заднем сиденье и был пристегнут. Кори через лобовое стекло заметил припаркованный на съезде «субару» в тот самый момент, когда его отец воскликнул: «Боже!» — и ударил по тормозам, но было поздно. Кори утверждал, что перед столкновением он видел водительницу, она спала за рулем.
  
  Коннор не потрудился пристегнуться и вылетел на капот, там его и нашли прибывшие на место полицейские. Когда я приехал, его и Брэндона уже увезли. Мальчик оказался пристегнут, но скончался от тяжелых ран.
  
  Он учился в шестом классе и был на три года старше Келли.
  
  Я предчувствовал, что моей дочери будет нелегко, когда она вернется в школу, и даже ходил к директору. Брэндон Уилкинсон был хорошим учеником, отличником, прекрасно играл в футбол. Я боялся, дети захотят отомстить Келли, ведь ее мать обвиняли в убийстве одного из школьных любимчиков.
  
  Мне позвонили в первый же день после того, как Келли пошла в школу. И не потому, что ей сказали нечто обидное, а из-за поведения Келли. Одноклассница спросила у моей дочери, видела ли она тело матери в машине прежде, чем его оттуда достали, была ли у нее оторвана голова и не случилось ли с ней еще чего-то, такого же крутого. А Келли ударила ее ногой. Удар оказался такой сильный, что девочку отправили домой.
  
  — Возможно, Келли еще не готова вернуться в школу, — сказал мне директор.
  
  Я поговорил с Келли, даже заставил ее продемонстрировать мне, как она это сделала. Оказывается, подойдя к той девочке, она ударила ее пяткой по ноге. «Сама напросилась», — прокомментировала Келли.
  
  Она пообещала никогда больше так не поступать и на следующий день вернулась в школу. Я больше не слышал ни о каких происшествиях и решил, что все наладилось, насколько это было возможно в данной ситуации.
  
  — Я не стану с этим мириться, — заявил я. — Пойду к директору в понедельник, и эти маленькие выродки, которые так тебя называют…
  
  — Почему я не могу учиться в другой школе?
  
  Мои руки крепко сжимали руль, пока я ехал по Брод-стрит в центр города мимо Милфорд-Грин.
  
  — Посмотрим. Я займусь этим в понедельник, хорошо? После выходных?
  
  — Вечно это «посмотрим». Ты говоришь, а сам ничего не делаешь.
  
  — Если я что-то сказал, то сдержу свое слово. Но это значит, что ты больше не будешь учиться с детьми, которые живут по соседству.
  
  Она посмотрела на меня так, словно хотела сказать: «Ясное дело!»
  
  — Хорошо, я понял. Сейчас тебе очень нравится этот план, но что будет через шесть месяцев или год? Ты окажешься полностью отрезанной от общественной жизни.
  
  — Я ее ненавижу, — пробормотала Келли.
  
  — Кого? Девочку, которая тебя обзывает?
  
  — Маму, — сказала она. — Я ненавижу маму.
  
  Я почувствовал спазм в горле. Сколько усилий я приложил, скрывая свой гнев, но был ли удивлен тому, что Келли казалось, будто ее предали?
  
  — Не говори так. Ты ведь не хотела так сказать.
  
  — Хотела. Она бросила нас, попала в эту дурацкую аварию, и теперь меня все ненавидят.
  
  Я еще крепче вцепился в руль. Если бы он был деревянным, точно бы треснул.
  
  — Мама тебя очень любила.
  
  — Тогда почему она сломала мне жизнь?
  
  — Келли, твоя мама не была дурой.
  
  — А напиться и встать посреди дороги — это как?
  
  Я не знал, что ответить.
  
  — Хватит! — Я ударил кулаком по рулю. — Черт возьми, Келли, ты считаешь, будто я могу ответить на все вопросы? Тебе не приходило в голову, что я с ума схожу, пытаясь понять, почему твоя мама совершила такую глупость? Думаешь, мне легко? Думаешь, мне нравится, что твоя мама оставила меня и теперь я должен воспитывать тебя один?
  
  — Ты сейчас сказал, что она не была глупой. — Губы Келли дрожали.
  
  — Хорошо, то, что она сделала, было глупостью. Полным идиотизмом. Несусветной дуростью, понимаешь? Это совершеннейшая бессмыслица, поскольку твоя мама никогда, никогда не садилась за руль пьяной. — Я снова ударил по рулю.
  
  Я представил себе реакцию Шейлы, если бы она услышала мои слова. Она сказала бы, что все это неправда и я знаю об этом.
  
  Это случилось много лет назад. Тогда мы еще даже не были помолвлены. Мы пошли на вечеринку. Там собирались ребята с работы, их жены, подружки. Я напился и не стоял на ногах. О том, чтобы сесть за руль, и речи быть не могло. Шейла, возможно, и провалила бы алкотест, но оказалась в лучшем состоянии, чем я, поэтому повела машину.
  
  Но это не считается. Тогда мы были моложе. Глупее. Теперь Шейла ни за что бы так не сделала.
  
  И все-таки она это сделала.
  
  Я посмотрел на Келли и увидел ее глаза, полные слез.
  
  — Если мама никогда так себя не вела, почему же это случилось?
  
  Я припарковал машину на обочине.
  
  — Иди сюда.
  
  — Мне мешает ремень.
  
  — Отстегни его и иди сюда.
  
  — Со мной все хорошо. — Келли схватилась за дверь машины.
  
  Мне оставалось лишь взять ее за руку.
  
  — Прости, — сказал я дочери. — Видишь ли, дело в том, что я сам ничего не понимаю. Мы с твоей мамой прожили вместе много лет. Я знаю ее лучше кого бы то ни было, и я любил ее больше всех на свете, по крайней мере до тех пор, пока не появилась ты. А потом я любил вас обеих. И поверь, мне это кажется такой же бессмыслицей, как и тебе. — Я погладил ее по щеке. — Но пожалуйста, пожалуйста, не говори, что ты ее ненавидишь.
  
  Когда она это произнесла, я почувствовал себя виноватым, словно мои чувства передались ей. Я злился на Шейлу, но не хотел настраивать дочь против нее.
  
  — Просто я сержусь на маму. — Келли глядела в окно. — И мне нехорошо от того, что я злюсь, хотя на самом деле мне должно быть грустно.
  Глава третья
  
  Я снова выехал на дорогу, а вскоре включил поворотник и свернул на Харборсайд-драйв.
  
  — Еще раз подскажи, где дом Эмили?
  
  Мне следовало бы уже давно запомнить его. Мать Эмили, Энн Слокум, и Шейла познакомились лет шесть или семь назад, когда ходили с дочками на занятия плаванием для малышей. Как молодым мамашам им было о чем поболтать, пока они переодевали девчушек. С тех пор они продолжали общаться. Поскольку девочки жили недалеко друг от друга, то стали ходить в один класс.
  
  Обычно к Эмили Келли водила Шейла, и я не знал точно, какой из домов принадлежал Слокумам.
  
  — Вон тот, — показала Келли.
  
  Да, я узнал этот дом. Я как-то привозил сюда Келли. Одноэтажный, построенный еще в середине шестидесятых. Если бы за ним лучше следили, он выглядел бы вполне неплохо. Некоторые карнизы прогнулись, кровля словно доживала последние дни, а кирпичи наверху трубы потрескались от влаги. Слокумы были не единственными, кто не мог позволить себе ремонт. В нынешние времена, когда у многих возникли проблемы с деньгами, люди часто откладывали подобные дела до момента, когда тянуть дольше не представлялось возможным. Но даже в таком случае многие не решались на серьезные перемены. Устранить течь в крыше, заколотив отверстие досками, было намного проще, чем перекладывать кровлю.
  
  Муж Энн Слокум, Даррен, зарплату имел весьма скромную. Он был полицейским. Возможно, она даже сократилась с тех пор, как в городе запретили работу во внеурочное время. Энн шесть месяцев назад потеряла место в отделе распространения газеты «Нью-Хейвен». И хотя ей удалось найти кое-какой заработок, денег в семье все равно было мало.
  
  Уже с год она устраивала так называемые вечеринки с продажей сумок, где женщины могли купить себе псевдодизайнерские изделия по цене гораздо меньшей, чем оригиналы. Недавно Шейла позволила Энн провести такое мероприятие у нас дома. Это было настоящее событие, презентация — так по крайней мере мне показалось.
  
  Была Салли, жена Дуга Пинтера Бетси — всего человек двадцать. Я очень удивился, когда появилась мать Шейлы Фиона со своим мужем Маркусом, который даже надел по такому случаю галстук. Фиона при желании могла позволить себе и настоящую сумку от Луи Вюиттона: я ни разу не видел, чтобы она щеголяла с подделками, — но Шейла боялась, что Энн не сможет собрать достаточное количество народу, и попросила мать тоже прийти. Причем именно Маркус подтолкнул ее выполнить просьбу, как я понимаю.
  
  — Не замыкайся, — вероятно, сказал он. — Тебе не обязательно что-то покупать. Просто приди и поддержи дочь.
  
  Я ненавижу цинизм, однако невольно задался вопросом: каковы были его мотивы? Действительно ли он желал сделать приятное падчерице? Или же просто не прочь был провести время в женском обществе?
  
  Маркус и Фиона прибыли первыми, а когда стали подъезжать участницы сбора, он приветствовал каждую, представлялся, протягивал каждой бокал вина и следил, чтобы всем хватило стульев, пока гостьи бродили среди кожаных экспонатов с «фирменными» лейблами. Его фиглярство смутило даже Фиону.
  
  — Перестань корчить из себя дурака! — бросила она и отвела его в сторону.
  
  Когда наконец торговля пошла, мы с Маркусом удалились на террасу, взяв по бутылке пива, и он сказал мне в свою защиту:
  
  — Не волнуйся, я по-прежнему безумно влюблен в твою тещу. Ну нравятся мне женщины! — Он улыбнулся. — И кажется, я тоже им нравлюсь.
  
  — Да, — согласился я. — Вы просто дамский угодник.
  
  Для Энн тот вечер стал очень удачным: она выручила пару тысяч долларов — даже поддельная «фирма» тянула на несколько сотен, — Шейла же как хозяйка приема имела право на бесплатный выбор.
  
  И хотя денег на починку крыши у Слокумов не было, продажа сумок и зарплата полицейского позволяли Энн разъезжать на трехлетнем седане «бимер», а Даррену — на красном пикапе «додж-рэм». Когда мы подъехали к дому, на дорожке стоял только пикап.
  
  — У Эмили будут еще гости? — спросил я Келли.
  
  — Нет. Только я.
  
  Мы остановились у тротуара.
  
  — Все хорошо? — спросил я.
  
  — Да.
  
  — Я провожу тебя до двери.
  
  — Пап, не надо…
  
  — Пошли.
  
  Келли схватила рюкзак и, изображая походку арестанта, заковыляла к дому.
  
  — Не переживай, — сказал я. На заднем окне пикапа Даррена Слокума была прикреплена табличка с надписью «продается» и номером телефона. — Тебе станет весело, как только ты отделаешься от своего папочки.
  
  Я уже собирался позвонить, как вдруг услышал рев мотора. На подъездной дорожке появился «бимер» Энн. Она вышла из машины и достала пакет с логотипом супермаркета «Вэлгрин».
  
  — Привет! — крикнула она скорее Келли, чем мне. — Я купила вам разных вкусностей. — Затем посмотрела на меня: — Здравствуй, Глен. — Всего два слова, но сказаны они были с такой симпатией…
  
  — Энн.
  
  Дверь дома открылась. На пороге появилась Эмили, ее светлые волосы, как и у Келли, были собраны в хвост. Вероятно, она увидела нас в окно. Эмили завизжала при виде Келли, которая, едва успев пробормотать мне «пока», умчалась с подругой.
  
  — Какое трогательное прощание, — слабо улыбнулся я Энн.
  
  Она тоже мне улыбнулась, прошла мимо и, взяв меня за руку, завела в прихожую.
  
  — Спасибо, что согласились принять сегодня Келли, — сказал я. — Она в растрепанных чувствах.
  
  — Не благодари, не за что.
  
  Энн Слокум было за тридцать. Маленького роста, черноволосая, с короткой стрижкой. Стильные джинсы, голубая атласная блузка, браслеты того же цвета. Ее одежда производила впечатление простой, но, возможно, стоила дороже моего нового перфоратора «Макита» с несколькими режимами скорости и различными аксессуарами. У Энн были красивые сильные руки, плоский живот и маленькая грудь. Я бы сказал, что она ходит в тренажерный зал, хотя Шейла утверждала, что Энн больше не покупала членскую карту в фитнес-центр. Полагаю, есть те, кто занимается спортом дома. То, как она держалась, как на тебя смотрела, слегка наклонив голову, как ловила твои взгляды, когда проходила мимо… в эти моменты от нее, казалось, исходили какие-то невидимые флюиды. Она относилась к тому типу женщин, с кем легко потерять голову, пойти на поводу у желания и сделать что-то глупое.
  
  Но я не был глупцом.
  
  Из столовой появился Даррен Слокум. Рано поседевший, но подтянутый, примерно того же возраста, что и Энн, однако на целую голову выше жены. Высокие скулы и глубоко посаженные глаза придавали его лицу устрашающий вид. Вероятно, такая внешность очень помогала ему, когда он привлекал к ответственности водителей за превышение скорости. Даррен протянул мне руку. Рукопожатие было сильным, даже болезненным, словно таким образом он пытался подчеркнуть свое доминирующее положение. Но, занимаясь строительством, я хорошо подкачал руки и оказался прекрасно подготовлен, а потому уверенно протянул этому сукину сыну ладонь и пожал так же крепко.
  
  — Привет, — произнес он, — как поживаешь?
  
  — Господи, Даррен, какой бестактный вопрос, — поморщилась Энн и виновато на меня посмотрела.
  
  Муж бросил на нее пристальный взгляд.
  
  — Извини. Просто нужно же было что-то сказать…
  
  Я покачал головой, словно хотел успокоить его: «Да ладно», — но Энн не унималась:
  
  — Сначала думай, потом говори.
  
  Этого еще не хватало. По моей вине разыгралась семейная ссора. Пытаясь разрядить обстановку, я сказал:
  
  — Келли это пойдет на пользу. Она две недели просидела со мной дома, а я сейчас не самый веселый собеседник.
  
  — Эмили не давала нам проходу, все просила устроить этот вечер, и наконец мы сдались. Возможно, так будет лучше для всех, — согласилась Энн.
  
  С кухни доносились девчачьи голоса и смех. Я слышал, как Келли крикнула: «Да, пицца!» Даррен рассеянно посмотрел в сторону источника шума.
  
  — Мы будем внимательны к ней, — пообещала Энн и обернулась к мужу: — Правда, Даррен?
  
  Он переспросил:
  
  — Что?
  
  — Я сказала, что мы о ней позаботимся.
  
  — Да, конечно, — отозвался он. — Разумеется.
  
  — Вижу, вы продаете машину, — заметил я.
  
  Даррен немедленно оживился:
  
  — Тебя интересует?
  
  — Нет, я сейчас не особенно настроен на покупки…
  
  — Мы с тобой всегда можем договориться. Сам посуди — двигатель в триста лошадиных сил и восьмифутовый грузовой кузов. Просто идеальная для тебя машина. Можешь предложить свои условия.
  
  Я покачал головой. Мне не нужен был новый пикап. Я ничего не получил взамен разбитого «субару» Шейлы. Поскольку она оказалась виновницей аварии, страховая компания не собиралась покрывать расходы.
  
  — Извини, — сказал я. — В какое время мне заехать за Келли?
  
  Энн и Даррен переглянулись. Положив руку на дверь, Энн ответила:
  
  — Может быть, мы лучше тебе позвоним? Ты же знаешь детей… Если лягут спать поздно, то вряд ли продерут глаза спозаранку…
  
  Когда я сворачивал на подъездную дорожку к дому, Джоан Мюллер выглянула в окно рядом с входной дверью, а через мгновение вышла на крыльцо. Из-за ее ноги на меня робко посматривал четырехлетний мальчик. Я знал, что это не ее сын: Джоан и Эли не имели детей, вероятно, малыш был одним из ее подопечных.
  
  — Привет, Глен, — крикнула она, когда я выходил из машины.
  
  — Джоан, — поприветствовал я ее, собираясь прямиком пройти к дому.
  
  — Как поживаешь?
  
  — Стараюсь держаться, — ответил я. Из вежливости нужно было бы поинтересоваться и ее делами, но я не хотел вступать в разговор.
  
  — Есть у тебя минутка?
  
  Да, не всегда получается так, как тебе хочется. Я пересек лужайку, взглянул на мальчика и улыбнулся.
  
  — Карлсон, ты знаешь мистера Гарбера? Он — хороший человек. — Мальчик тут же спрятался за Джоан, а потом убежал в дом. — На сегодня он мой последний воспитанник, — объяснила Джоан. — Его отец должен приехать с минуты на минуту. Как только папа заберет Карлсона, для меня наконец-то наступят выходные! — Она нервно рассмеялась. — Обычно в пятницу вечером все стараются забрать своих детей пораньше, но, видишь ли, мистер Бэйн — отец Карлсона, — работает до конца дня даже по пятницам.
  
  Когда Джоан волновалась, то имела обыкновение болтать без умолку. Это была одна из причин, по которой мне хотелось избежать разговора с ней.
  
  — Хорошо выглядишь, — сказал я, и отчасти это была правда. Джоан Мюллер казалась довольно привлекательной. Ей было слегка за тридцать. Каштановые волосы она собрала в хвост. Джинсы и футболка облегали ее тело словно вторая кожа. У нее была замечательная фигура, разве что чуть худощавая. Организовав у себя дома после смерти мужа импровизированный детский сад, Джоан потеряла, наверное, фунтов двадцать. Нервы, волнение, не говоря уж о необходимости постоянно бегать за малышней пяти и четырех лет.
  
  Лицо Джоан залилось краской, она заложила за ухо непослушную прядь волос.
  
  — Ты же знаешь, у меня ни минуты покоя. Только усадишь их перед телевизором или затеешь какие-нибудь поделки, как кто-нибудь обязательно потихоньку улизнет, а за ним и остальные… Ну как котята в корзинке!
  
  Я стоял от Джоан в паре футов и был уверен, что чувствую исходящий от нее запах спиртного.
  
  — Помощь тебе не нужна?
  
  — Ну, я… мм… кран у меня на кухне течет… никак не могу исправить И если у тебя найдется минутка свободного времени, если ты не будешь слишком занят, то…
  
  — Может, в выходные? — Уже многие годы, особенно с тех пор, как стало туго с работой, я занимался мелким домашним ремонтом и помогал соседям. Несколько лет назад я в одиночку за месяц отделал Мюллерам подвал, работая по субботам и воскресеньям.
  
  — Ну конечно, я все понимаю. Не хочу занимать твое свободное время, Глен. Я все понимаю.
  
  — Тогда ладно, — проговорил я с улыбкой и повернулся, чтобы уйти.
  
  — А как дела у Келли? Она больше не приходит ко мне после школы.
  
  Мне показалось, Джоан не хотела, чтобы я уходил.
  
  — Я каждый день встречаю ее. А сейчас отвез на ночь к подруге.
  
  — О, — протянула Джоан, — значит, сегодня вечером ты один?
  
  Я молча кивнул. Не знаю, пыталась ли она таким образом послать мне сигнал или нет, но об этом не могло быть и речи. Ее муж умер давно, однако я потерял Шейлу всего шестнадцать дней назад.
  
  — Знаешь, я…
  
  — Ой, смотри, — с наигранным воодушевлением перебила меня Джоан. Красный «форд-эксплорер» свернул на ее подъездную дорожку. — Это отец Карлсона. Ты должен с ним познакомиться. Карлсон! Твой папа приехал!
  
  Мне совершенно не хотелось встречаться с этим человеком, но теперь я просто не мог сбежать. Из машины вышел отец Карлсона — худой жилистый мужчина в костюме. Волосы у него были слишком длинными и неухоженными, чтобы принять его за работника банка. Двигался он медленно, вальяжно, но вместе с тем очень естественно. Я заметил, такая манера держаться была свойственна байкерам — парочка этих парней работала у меня на полставки, — и мне стало интересно, не превращался ли этот человек по выходным в воина дорог. Он окинул меня с головы до ног долгим многозначительным взглядом.
  
  Карлсон выскочил из дома и, даже не остановившись, чтобы поприветствовать отца, сразу же полетел к внедорожнику.
  
  — Карл, хочу представить тебе Глена Гарбера, — объявила Джоан. — Глен, это Карл Бэйн.
  
  «Любопытно, — подумал я. — Вместо того чтобы назвать мальчика Карлом-младшим, он выбрал для него имя Карлсон».[72] Я протянул руку, и он ответил на мое рукопожатие, поглядывая то на Джоан, то на меня.
  
  — Рад встрече, — произнес я.
  
  — Глен — строитель, — объяснила Джоан. — У него своя фирма. Он мой сосед. — Джоан указала на мой дом: — Живет вон там.
  
  — Увидимся в понедельник. — Карл Бэйн кивнул и зашагал к своему «эксплореру».
  
  Когда он тронулся с места, Джоан энергично помахала ему вслед, затем повернулась ко мне:
  
  — Спасибо.
  
  — За что?
  
  — С таким соседом, как ты, я чувствую себя в безопасности.
  
  Она посмотрела на меня с теплотой, в которой было нечто большее, чем обычная соседская признательность, и удалилась в дом.
  Глава четвертая
  
  — И как ты теперь? — спросила Эмили.
  
  — Ты о чем? — вопросом на вопрос ответила Келли.
  
  — Как тебе без мамы?
  
  Девочки сидели на полу в комнате Эмили, а вокруг была разбросана их одежда. Келли примеряла наряды Эмили, а Эмили — все вещи Келли, а также одежду, которую девочка взяла с собой. Келли предложила подруге поменяться футболками на неделю, когда Эмили вдруг задала этот вопрос.
  
  — Это одинаково плохо, — ответила Келли.
  
  — Если бы у меня кто-то должен был умереть, мама или папа, я бы выбрала папу, — принялась рассуждать Эмили. — Я люблю его, но когда умирает мама, это намного хуже, потому что папы многого не знают. А ты не хотела бы, чтобы вместо мамы умер твой папа?
  
  — Нет. Я вообще не хочу, чтобы кто-то умирал.
  
  — Давай поиграем в шпионов?
  
  — А как?
  
  — У тебя есть телефон?
  
  Келли засунула руку в карман и вытащила мобильный.
  
  — Значит, так, — сказала Эмили, — мы будем прятаться в доме и постараемся сделать фотки друг друга так, чтобы это было незаметно.
  
  Келли улыбнулась. Игра показалась ей интересной.
  
  — Только фотки или видео тоже?
  
  — За видео можно получить больше очков.
  
  — Сколько?
  
  — Слушай, за одну фотку каждому присуждается по очку, и еще по очку за каждую секунду видео.
  
  — Нет, лучше по пять очков, — возразила Келли.
  
  Они немного поспорили и сошлись на пяти очках за каждую фотографию и десяти — за каждую секунду видео.
  
  — Но если мы спрячемся одновременно, как мы тогда найдем друг друга? — удивилась Келли.
  
  Это Эмили не продумала.
  
  — Ладно, ты прячься первой, а я попытаюсь тебя найти.
  
  Келли вскочила.
  
  — Считай до пятисот. И не пять, десять, пятнадцать, а один, два, три…
  
  — Это слишком долго. Давай до ста.
  
  — Только не быстро, — подчеркнула Келли. — Не один, два, три, четыре, а один, два, три…
  
  — Хорошо! Давай! Начали!
  
  Сжимая в кулаке мобильный, Келли бросилась прочь из комнаты. Она побежала по коридору, раздумывая, где бы спрятаться. Быстро заглянула в ванную, но там не нашлось подходящего места. Дома она залезла бы в ванну и задернула шторку, но у Слокумов оказалась душевая кабинка со стеклянной дверью. Келли открыла дверцу шкафа для белья, однако полки находились слишком близко друг от друга и она не могла втиснуться между ними.
  
  Затем Келли распахнула еще одну дверь и увидела кровать такого же размера, как та, на которой спали ее родители, хотя теперь папа спал один. На кровати лежало белоснежное покрывало, а с четырех сторон ее окружали деревянные столбики. Вероятно, это была спальня мистера и миссис Слокум. В комнате имелась своя ванная комната, но там опять была душевая кабинка со стеклянной дверью — в такой не спрячешься, — а ванна оказалась без шторки.
  
  Келли пересекла комнату и открыла гардероб. Внутри висела одежда, а пол был завален обувью и сумками. Девочка вошла в шкаф и протиснулась между блузками и платьями. Вместо того чтобы полностью закрыть дверь, она оставила щель в два дюйма шириной, намереваясь заснять Эмили, когда та войдет в комнату. После этого Келли собиралась распахнуть дверцу и крикнуть: «Сюрприз!»
  
  Она злорадно подумала, что Эмили, возможно, даже описается от неожиданности.
  
  Келли дотронулась пальцем до экрана телефона, и экран засветился. Она активировала камеру и нажала на иконку видео.
  
  Неожиданно Келли задела что-то ногой. Скорее всего это была сумка. Внутри послышался тихий звон. Опустившись на колени, девочка нащупала предмет, который, по ее предположению, издал этот звук, и вытащила его.
  
  В этот момент она услышала чьи-то шаги и сквозь щель в шкафу увидела, как дверь раскрылась.
  
  Она спрятала свою находку в карман. В руке у нее по-прежнему был телефон.
  
  В комнату вошла не Эмили, а ее мама — Энн Слокум.
  
  «Ой-ой», — подумала Келли.
  
  Келли испугалась: вряд ли она выбрала удачное место — шкаф этой женщины. Ей ничего не оставалось, как затаиться. Энн подошла к кровати и села на край. Она потянулась к телефону на прикроватном столике и набрала номер.
  
  — Привет, — сказала Энн, держа трубку у самого рта. — Ты можешь говорить? Да, я одна… хорошо, надеюсь, твои запястья уже в порядке… и носи длинные рукава, пока отметины не исчезнут… что касается следующего раза… может, в среду, если тебе удобно? Но должна предупредить, мне нужно больше на расходы… Подожди, тут еще один звонок. Я перезвоню позже. Алло?
  
  Келли не поняла и половины, так как миссис Слокум почти все время говорила шепотом. Она слушала, затаив дыхание и замерев от страха, что ее обнаружат.
  
  — Почему ты звонишь… мой сотовый отключен… сейчас не самое подходящее время… к моей дочери пришла… останется на ночь… Да, он… послушай, все уже оговорено. Ты платишь и… получаешь кое-что взамен… отказываюсь от новой сделки, если тебе больше нечего предложить…
  
  Энн Слокум сделала паузу и посмотрела в сторону шкафа.
  
  Внезапно Келли стало очень страшно. Одно дело прятаться в шкафу, принадлежащем матери твоей подруги: возможно, миссис Слокум разозлилась бы, застукав ее там, — но она еще и подслушала ее разговор, а это уже могло вывести маму Эмили из себя.
  
  Келли стояла неподвижно, вытянув руки по швам как солдатик, словно надеялась, что такая поза поможет ей стать более тонкой и незаметной. Миссис Слокум снова заговорила:
  
  — Хорошо, где ты хочешь это сделать?.. Да, я поняла. Не глупи… можно кончить с пулей в голове… что за…
  
  Теперь Энн Слокум смотрела прямо в щелку.
  
  — Подожди секунду, здесь кто-то… Что ты, черт возьми, тут делаешь?
  Глава пятая
  
  Я сидел, пил пиво и смотрел на фотографию в рамке, которая стояла на моем столе. Ее сделали прошлой зимой. Шейла и Келли выбирали елку — обе в теплых зимних куртках, одинаковых розовых перчатках, сапоги все в снегу… Они стояли на елочном базаре. Елку они уже выбрали, и оставалось только принести ее домой и нарядить к Рождеству.
  
  — Они ее дразнят пьяницей, — сказал я. — Тебе не мешало бы это знать. — Я протянул руку к фотографии, готовясь опровергнуть все ее воображаемые возражения. — Ничего не хочу слышать. Не хочу слышать ни одного твоего слова.
  
  Я поднял бутылку. Это была только первая. Я должен был выпить еще несколько, чтобы добиться желаемого состояния.
  
  Дом без Келли совсем опустел. Я не знал, смогу ли заснуть. Обычно я вставал часа в два ночи, спускался вниз и включал телевизор. Сейчас я боялся подняться наверх и лечь в эту большую кровать один.
  
  Зазвонил телефон. Я снял трубку:
  
  — Алло.
  
  — Привет, Гленни, как жизнь? — Дуг Пинтер. Моя правая рука в «Гарбер констрактинг».
  
  — Привет, — отозвался я.
  
  — Что делаешь?
  
  — Пью пиво. Отвез Келли в гости к подруге. Это первая ночь без нее, с тех пор как…
  
  — Черт возьми, так ты один? — Голос Дуга звучал возбужденно. — Нам нужно что-то придумать. Вечер. Пятница. Развлечемся немного? — Дуг был из тех людей, кто даже миссис Кастер[73] предложил бы пойти в салун, капельку выпить и расслабиться через неделю после героической гибели мужа.
  
  Я посмотрел на часы: начало десятого.
  
  — Не знаю. Я сильно устал.
  
  — Да ладно. Тебе вовсе не обязательно куда-то выбираться. Я сейчас сижу и ничего не делаю. Бетси ушла. Я предоставлен сам себе, так что садись в машину и дуй сюда. Можешь взять какой-нибудь фильм напрокат или еще что-нибудь. И пиво не забудь.
  
  — А где Бетси?
  
  — Кто ее знает? Я ее не расспрашиваю, когда она вдруг ни с того ни с сего пропадает.
  
  — У меня нет настроения, Дуг, но спасибо за предложение. Я сейчас, наверное, допью пиво, потом выпью еще, посмотрю телевизор и пойду спать.
  
  На самом деле я каждый вечер оттягивал тот момент, когда мне нужно было ложиться в постель. Спальня более всего напоминала мне, как сильно изменилась моя жизнь.
  
  — Нельзя хандрить всю жизнь, дружище.
  
  — Еще не прошло и трех недель.
  
  — Согласен, это совсем немного. Ты только не обижайся, Гленни: знаю, что иногда бываю совсем бесчувственным, но я не со зла.
  
  — Все в порядке. Мне было приятно поговорить с тобой. Увидимся в понедельник утр…
  
  — Подожди секундочку. Я должен был рассказать тебе это сегодня на работе, но, видишь ли, не нашел подходящего случая.
  
  — В чем дело?
  
  — Да вот в чем… Видит Бог, как мне неприятно говорить об этом, но помнишь, месяц назад я просил у тебя небольшой аванс?
  
  — Помню, — вздохнул я.
  
  — Очень признателен тебе за это. Ты мне здорово помог. Буквально спас мою чертову жизнь, Гленни.
  
  Я ждал.
  
  — Так вот, если у тебя хватит великодушия повторить это еще раз, я буду у тебя в большом долгу. Сейчас у меня тяжелый период. Я не прошу в долг и не рассчитываю, что ты дашь мне денег безвозмездно. Мне просто нужен еще один аванс.
  
  — Сколько?
  
  — Мою зарплату за месяц вперед. За следующие четыре недели. Клянусь, я у тебя больше не стану просить.
  
  — А на что ты собираешься жить, когда выплатишь свой долг или что там у тебя?
  
  — О, не волнуйся. У меня все под контролем.
  
  — Дуг, ты ставишь меня в неудобное положение. — Я почувствовал, как внутри у меня все ощетинилось. Я любил этого человека, но у меня не было ни малейшего желания вестись на эту чушь, которую он пытался мне втолковать.
  
  — Да ладно, дружище. В конце концов, кто вытащил тебя из горящего подвала?
  
  — Я все помню, Дуг. — Теперь он частенько разыгрывал эту карту.
  
  — И я действительно обращаюсь к тебе в последний раз. Потом все будет круто.
  
  — Точно так же ты говорил в прошлый раз.
  
  Последовал самоуничижительный смешок.
  
  — Да, наверное, ты прав. Но послушай: я хочу попробовать кое-что новенькое, и удача должна наконец повернуться ко мне лицом. Я уверен, так и будет.
  
  — Дуг, дело не в удаче. Ты должен научиться жить в новой реальности.
  
  — Но согласись, я не один оказался в таком положении. Вся страна угодила в финансовую яму. Если это случилось даже на Уолл-стрит, значит, может произойти с кем угодно. Ты ведь понимаешь, о чем я…
  
  — Подожди, — перебил я его. — Мне звонят по другой линии.
  
  Я нажал кнопку.
  
  — Алло?
  
  — Я хочу домой! — быстро проговорила Келли. Ее голос перешел на шепот: — Папочка, приезжай, забери меня! Пожалуйста, скорее!
  Глава шестая
  
  Белинда Мортон сообщила Джорджу, что вечером должна показать дом.
  
  — Понимаешь, в том списке, который я получила, есть одна пара из Вермонта…
  
  Джордж, в этот момент смотревший «Судью Джуди», даже не обратил внимания на ее слова. Ей нужен был только повод, чтоб выйти из дома. Работа агента по недвижимости предполагает исчезновение из дома в любой момент. Но, желая удостовериться, что Джордж не станет задавать ей вопросов, Белинда дождалась, пока любимое телешоу ее мужа закончилось. Джордж обожал «Судью Джуди». Сначала Белинда полагала, будто ему интересны различные судебные процессы — споры по поводу неоплаченной ренты, дела сумасшедших любовников, которые портили машины своих пассий, а также женщин, требовавших от своих бывших выплаты денег, потраченных на развод, — но в конце концов пришла к выводу: все дело в судье, именно из-за нее Джордж сидел перед телевизором словно прикованный. Судья Джуди ему очень нравилась. Он был зачарован силой ее характера, ее умением доминировать над всеми в зале суда.
  
  Если бы Джордж был внимательнее, то, возможно, заметил бы, что в последнее время Белинда не часто уходит из дома по вечерам. Рынок недвижимости переживал черные дни. Никто ничего не покупал. Люди, которым нужно было что-то продать — вроде тех, кто потерял работу и тратил долгие месяцы на безрезультатные поиски новой, — постепенно приходили в отчаяние. Больницы закрывались, медперсонал увольняли. В Совете по образованию поговаривали о необходимости провести сокращения среди учителей. Посреднические фирмы прекращали существование. Даже в полицейском управлении пришлось уволить нескольких офицеров из-за уменьшения бюджета. Белинда никогда не думала, что однажды настанет время, когда люди будут просто бросать все и уезжать. «Пусть банки делают что хотят. Нам на это плевать. Мы уходим». Они собирали вещи и покидали свои дома, продать которые стало очень и очень трудно. Один поселок во Флориде почти полностью опустел. Покупатели из Канады за тридцать тысяч долларов приобрели себе для отдыха дом, первоначально стоивший двести пятьдесят тысяч.
  
  Мир свихнулся.
  
  Белинда же размышляла о том, что она была бы просто счастлива, если бы единственной ее заботой оказался рухнувший рынок недвижимости.
  
  Несколько недель назад обвал цен на дома, отсутствие покупателей и комиссионных, поступавших на ее банковский счет, лишили Белинду сна. Однако тогда ей приходилось переживать лишь за собственное финансовое будущее. Нужно было сохранить крышу над головой и выплачивать кредит за «акуру».
  
  За собственную безопасность по крайней мере она не боялась. Ей не приходило в голову, что кто-нибудь причинит ей вред.
  
  Сейчас все изменилось.
  
  Белинде нужно было раздобыть тридцать семь тысяч долларов. И это только в ближайшее время. Всего же она должна достать шестьдесят две тысячи. Она сняла со своих кредитных карт максимально возможную сумму — десять тысяч и увеличила лимит кредита на пять тысяч. Еще восемь тысяч долларов Белинда задолжала друзьям, которые вложились в ее предприятие. Если им удастся выручить за свою машину пятнадцать или двадцать и добавить это к требуемой сумме, все будет замечательно. Конечно, Белинде придется потом отдавать им деньги. Но лучше быть в долгу у них, чем у поставщиков.
  
  Поставщики хотели получить деньги, которые она была им должна. Они четко дали это понять ее друзьям. Им было все равно, кто виноват в случившемся.
  
  Белинда оказалась единственной, кому пришлось взять вину на себя.
  
  — Это все из-за тебя, — сказали ей друзья. — Лучше не зли тех людей. Они требуют деньги с нас, ты обязана нам их отдать.
  
  Белинда уверяла, что она не виновата.
  
  — Это был несчастный случай, — повторяла она. — Случайность.
  
  Однако друзья ей не поверили. Несчастный случай — это когда две машины внезапно сталкиваются на дороге. Но если один из водителей совершает невероятно глупый поступок, все выглядит уже не таким однозначным.
  
  — Машина сгорела; что вам от меня нужно? — спрашивала Белинда.
  
  Только никто не хотел слушать оправданий.
  
  Так или иначе, ей нужно раздобыть деньги. И это заставляло ее думать о том, как быстрее сбыть товар, находящийся у нее на руках. Несколько сотен заработаешь на одном клиенте, еще несколько — на другом. В данной ситуации на счету каждый доллар. Если бы эти засранцы забрали назад свой товар, тогда ей удалось бы погасить часть долга. Но здесь вам не магазин, куда можно отнести неподходящие вещи. Эти люди следовали тактике: «Товар назад не принимается». Им просто нужны были ее деньги.
  
  Вечером ей предстояло обеспечить товаром нескольких клиентов. Одному мужчине из Дерби нужна была авандия от диабета второго типа, другой клиент, проживавший в двух кварталах от нее, покупал пропецию от облысения. Белинда даже думала оставить себе немного этого средства и добавлять его по утрам в манную кашу Джорджа. Нелепый зачес, который он делал себе уже несколько лет, совершенно не скрывал его лысину. В противоположном конце города жила женщина, которой она продавала виагру. Интересно, как она ее использует? Вскрывает пилюли и высыпает их содержимое в мороженое мужу, чтобы подготовить его ко сну? А еще нужно позвонить тому человеку из Оранджа, узнать, помог ли ему лизиноприл, который он принимал от сердца.
  
  Одно время Белинда хотела создать свой сайт, но вскоре поняла: устная реклама намного лучше способствовала развитию ее бизнеса. Для получения лекарств требовались рецепты, а в нынешнее время все стремились сэкономить и не обращаться в аптеки, где цены поднялись довольно-таки высоко. Тем более что лишь немногим требовался план лечения. Но даже такие люди задумывались о том, хватит ли у них средств на все медикаменты, а Белинда всегда выказывала готовность сделать выгодное предложение. Она свободно торговала лекарствами, которые обычно выдавались строго по рецепту, и одному Богу было известно, где эти медикаменты изготавливали. Предположительно где-то в Китае — возможно, на тех же самых фабриках, где шили сумки, которые продавала Энн Слокум. Как и эти сумки, лекарства стоили намного дешевле, чем фирменные оригиналы.
  
  Белинда пыталась убедить себя, будто занимается общественно полезной деятельностью. Помогает людям вылечиться и сэкономить деньги.
  
  Однако она не находила в себе мужества рассказать об этом приработке Джорджу. Он был очень щепетилен, когда речь заходила о посягательствах на торговую марку и неприкосновенности копирайта. Однажды, лет пять назад, они бродили по Манхэттену и Белинда попыталась купить контрафактную сумку от Кейт Спейд. Их продавал человек, разложив прямо на одеяле неподалеку от Граунд-Зеро. Так у Джорджа едва не случилась истерика.
  
  Поэтому она не хранила лекарства дома.
  
  Белинда держала их у Торкинов.
  
  Бернард и Барбара Торкин выставили свой дом на торги тринадцать месяцев назад — решили переехать в другую часть страны и поселиться у родителей Барбары в Аризоне. Бернард Торкин устроился на работу менеджером по продажам к тестю в представительство фирмы «Тойота», после того как «Джи-эм» ликвидировала свое подразделение «Сатурн», где он проработал шестнадцать лет.
  
  Маленький двухэтажный дом Торкинов соседствовал со школьной площадкой. Дом по одну сторону от него принадлежал человеку, державшему трех собак, лаявших день-деньской. С другой стороны поселился парень, занимавшийся починкой мотоциклов и слушавший «Блэк саббат 24/7».
  
  Белинда никак не могла продать дом. Она могла бы посоветовать Торкинам сбросить цену, но те все равно не послушались бы ее. Они ни за что не хотели отдавать дом на сорок процентов дешевле, чем заплатили за него сами, и намеревались дождаться, когда рынок восстановится.
  
  «Держите карман шире», — подумала Белинда.
  
  Впрочем, из этого ей удалось извлечь выгоду — дом Торкинов стал идеальным местом, где Белинда Мортон могла прятать товар. И сегодня Белинда хотела наведаться в свою «аптеку», как она называла про себя это место, и выполнить кое-какие заказы.
  
  Белинда осторожно спустилась в подвал. На ногах у нее были туфли на высоченных шпильках. Здесь было холодно и почти темно — дверь за ней начала медленно закрываться, отрезая последний источник света, но Белинда успела вовремя сойти вниз, дернуть за шнурок посреди комнаты и включить лампочку наверху. Но углы помещения все равно оставались неосвещенными.
  
  Подвал дома вряд ли мог понравиться потенциальным покупателям. Стены из гипсокартона, потолок без отделки. По крайней мере пол здесь был бетонным, а не грунтовым. В подвале стояли стиральная машина, сушилка и стол для столярных работ, а также печка. Белинде нужна была печка.
  
  Она согнулась и, заглянув в дымоход, протиснулась в пространство фута в три шириной между стеной и печкой. Гипсокартонные блоки и деревянные балки потолка прилегали неплотно и оставляли щель. Белинда просунула туда руку и нащупала спрятанные в зазоре банки. Всего банок было пятнадцать — с различными популярными лекарствами от сердечных заболеваний, повышенной кислотности, диабета, импотенции. В этом углу было темно, и Белинде пришлось достать все банки и разложить их содержимое на столе, чтобы найти то, что ей сейчас нужно.
  
  Ее била дрожь. Она знала: на сегодняшних продажах заработает в лучшем случае сотен пять. Ей нужно было разработать более действенный план.
  
  Возможно, ей удастся уговорить Торкинов на небольшой ремонт. Надо написать им в Аризону по электронной почте и убедить, что, по ее мнению, они смогут продать дом, если приведут его в некоторый порядок: починят и покрасят прогнившее крыльцо, наймут человека, который уберет весь скопившийся хлам.
  
  Сообщить им, будто на все необходимо примерно две тысячи. И оставить эти деньги себе. В конце концов, они же не сядут на самолет и не прилетят в Милфорд, дабы проверить, как идет дело.
  
  У Белинды была еще пара клиентов за пределами города. И она вполне могла уговорить их сделать такой ремонт. А расплатившись с долгами, в случае удачи она найдет способ выполнить все обещанное. Если владельцы все же явятся, ей придется каким-то образом решать эти проблемы. Но по большому счету она предпочла бы объясняться с хозяевами по поводу непроизведенного ремонта, а не с теми, кому должна деньги…
  
  Белинда поднесла к свету первую банку. Волшебные голубые пилюли. Однажды их попробовал Джордж. Причем не эти, не аналог, оригинал! Он получил рецепт от врача и хотел проверить, на что же они способны, эти пилюли. В результате у ее мужа дико разболелась голова. И всякий раз, занимаясь с ней сексом, он говорил, что ему нужно выпить сверх того тайленола, чтобы у него не взорвалась голова.
  
  Белинда отвинтила крышку и вдруг услышала, как скрипнула наверху половица.
  
  Она замерла. Мгновение все было тихо. Ей просто почудилось?
  
  Половица скрипнула снова.
  
  Кто-то ходил по кухне.
  
  Белинда была уверена, что входную дверь она заперла. Но возможно, не все учтено. Кто-то увидел табличку о продаже дома и ее «акуру», припаркованную на обочине, ее визитную карточку на лобовом стекле машины…
  
  — Эй! — осторожно крикнула Белинда. — Здесь есть кто-нибудь?
  
  В ответ — лишь молчание.
  
  Белинда снова послала вопрос в темноту:
  
  — Вы увидели объявление? Вы пришли по поводу дома?
  
  Если человек наверху явился сюда совсем по другой причине — например, он грабитель или вандал, — теперь он должен знать: в доме есть люди. И убраться отсюда.
  
  Но Белинда не слышала, чтобы кто-то выбегал через входную дверь.
  
  Во рту у нее пересохло. Нужно выбираться отсюда! Но путь к отступлению оставался один: подняться по лестнице в ту самую дверь наверху…
  
  Белинда решила позвонить в полицию. Она будет говорить по мобильному и шепотом их попросит приехать сюда…
  
  Черт. Ее мобильный остался в сумочке. В «фирменной» сумочке от Шанель, купленной на одной из вечеринок у Энн. И сумка была наверху, там же, где топтался этот потенциальный вандал-грабитель…
  
  Дверь на лестницу отворилась.
  
  Белинда сжалась. Спрятаться? Но где? За печкой? И сколько она там просидит, пока ее не найдут? Секунд пять?
  
  — Вы вторглись на территорию чужой собственности, — заговорила она. — Вы не имеете права входить сюда, если только не собираетесь купить этот дом.
  
  Наверху обозначился мужской силуэт.
  
  — Вы Белинда?
  
  Она кивнула:
  
  — Да, верно. Я агент, занимающийся продажей этого дома. А вы?
  
  — Я пришел не из-за дома.
  
  Свет освещал его сзади, и рассмотреть лицо было трудно. Но Белинда заметила: мужчина был ростом примерно шесть футов, худой, с короткими темными волосами. В хорошем темном костюме и белой рубашке без галстука.
  
  — Чего вы хотите? — спросила Белинда. — Чем я могу вам помочь?
  
  — Ваше время на исходе. — Его голос звучал спокойно, в нем не слышалось никакой угрозы.
  
  — Деньги, — прошептала Белинда. — Вы пришли за деньгами?
  
  Мужчина ничего не ответил.
  
  — Я стараюсь, — произнесла Белинда, пытаясь говорить бодрым голосом. — Очень стараюсь. Но вы должны войти в мое положение… И та авария. И пожар. А если конверт был в машине…
  
  — Это не мои проблемы. — Он спустился вниз на ступеньку.
  
  — Я просто объясняю, почему мне требуется некоторое время. Если вы согласны принять чек, — она издала нервный смешок, — я могу выписать его на мою кредитку. Возможно, не всю сумму и не сегодня, но…
  
  — Два дня, — сказал он. — Поговорите с друзьями. Они знают, как связаться со мной.
  
  Он повернулся, поднялся наверх и исчез.
  
  Сердце Белинды бешено колотилось. Она боялась, что потеряет сознание. Ее снова забила дрожь.
  
  Белинда уже готова была расплакаться, но внезапно ее осенило: сейчас она сказала нечто такое, что никогда прежде не приходило ей в голову!
  
  «Если конверт был в машине…»
  
  Если.
  
  Она, да и все так думали. Но в первый раз она усомнилась. Возможно, это один шанс на миллион, но вдруг конверт уцелел? И даже если он был в машине, может быть, не сгорел? Машину охватило пламя, но Белинда слышала: пожар потушили прежде, чем он успел все уничтожить. А тело хоронили в закрытом гробу скорее всего для того, чтобы не пугать маленькую девочку, а вовсе не потому, что труп был обезображен огнем.
  
  Белинда должна была кое-что выяснить.
  
  Но задавать эти вопросы будет непросто.
  Глава седьмая
  
  Через пять минут я вернулся к дому Слокумов.
  
  Я думал, Келли будет ждать меня на крыльце и в ожидании смотреть на дорогу, но мне пришлось звонить в дверь. Когда через десять секунд мне никто не ответил, я позвонил снова.
  
  Даррен Слокум открыл дверь и посмотрел на меня с удивлением.
  
  — Привет, Глен! — Он вопросительно приподнял брови.
  
  — Привет.
  
  — Что случилось?
  
  Я был уверен, что ему было известно о причине моего визита.
  
  — Приехал забрать Келли.
  
  — Что?
  
  — Да. Она позвонила мне. Можешь привести ее?
  
  — Конечно, Глен. Подожди минутку… — неуверенным голосом проговорил он.
  
  Я без приглашения вошел в прихожую. Даррен пересек столовую и свернул налево. Я осмотрелся по сторонам. В гостиной справа я увидел большой телевизор и пару кожаных диванов. С полдюжины различных пультов лежали на журнальном столике в ряд, как подстреленные солдаты.
  
  Затем до меня донеслись чьи-то шаги. Но это оказалась Энн, а не Келли.
  
  — Здравствуй. — Она посмотрела на меня с таким же удивлением, что и Даррен. Не знаю, угадал ли я ее настроение, но мне показалось, Энн выглядела обеспокоенной. В руке она держала черную телефонную трубку. — Все хорошо?
  
  — Даррен пошел искать Келли, — объяснил я.
  
  Мне почудилось — или в ее глазах действительно мелькнула тревога?
  
  — Что-то случилось?
  
  — Келли позвонила мне, — ответил я. — Просила приехать и забрать ее.
  
  — Я об этом не знала, — отозвалась Энн. — А в чем дело? Она тебе не объяснила?
  
  — Она просто сказала, чтобы я приехал. — Я мог вообразить себе множество причин, почему Келли не захотела оставаться на ночь в гостях. Возможно, она просто захотела домой. Они с Эмили могли поссориться. Или она переела пиццы и у нее разболелся живот…
  
  — Она не просила у меня телефон, — удивилась Энн.
  
  — У нее есть свой. — Энн начала раздражать меня. Я просто хотел забрать Келли и уехать!
  
  — Ну да, — кивнула Энн и, похоже, расстроилась. — Восьмилетние девочки с собственными телефонами! Когда мы были детьми, то и помыслить о таком не могли, а?
  
  — Верно, — согласился я.
  
  — Я только надеюсь, девочки не поругались. Ты же знаешь, как бывает. Сначала они лучшие друзья, а через минуту — заклятые враги…
  
  — Келли! — крикнул я. — Папа приехал!
  
  Энн подняла руки, словно умоляя меня не шуметь.
  
  — Думаю, она сейчас придет. Сначала они смотрели фильм в комнате Эмили на компьютере. Я сказала дочери, что у нее не будет своего телевизора, но кому он нужен, если у тебя есть компьютер? Теперь ты можешь смотреть все телевизионные программы через Интернет. А потом они стали сочинять историю, какие-то приключения вроде…
  
  — Где комната Эмили? — спросил я и сделал движение в сторону гостиной, решив, что сам найду дорогу скорее, чем Слокум приведет мне Келли сюда.
  
  Но в этот момент дочь неожиданно появилась из гостиной. За ней по пятам следовал Даррен. Келли шла медленно, будто бы нехотя.
  
  — Нашел, — объявил Даррен.
  
  — Привет, пап, — мрачно проговорила Келли.
  
  Она была в куртке, в руках держала рюкзак. Келли подошла и обняла меня. Рюкзак оказался не застегнут, из него торчало ухо Хоппи.
  
  — С тобой все хорошо, солнышко? — спросил я.
  
  Келли кивнула.
  
  — Ты заболела?
  
  Она немного помедлила и произнесла:
  
  — Я хочу домой.
  
  — Даже не знаю, что с ней случилось, — проговорил Даррен так, словно Келли не было в комнате. — Я спросил ее, но она ничего не ответила.
  
  Келли даже не посмотрела в его сторону. Я пробормотал «спасибо» и вывел ее на крыльцо. Энн и Даррен что-то проговорили и закрыли за нами дверь. Я остановил Келли и нагнулся, чтобы застегнуть ей рюкзак. Беседа в доме велась на повышенных тонах.
  
  Когда Келли села в машину и мы отъехали от дома Слокумов, я спросил:
  
  — Что случилось?
  
  — Я плохо себя чувствую.
  
  — Что у тебя? Болит живот?
  
  — Мне не по себе.
  
  — Переела пиццы? Или выпила слишком много газировки?
  
  Келли пожала плечами.
  
  — Что-то произошло? Это из-за Эмили?
  
  — Нет.
  
  — Нет, ничего не случилось? Или нет, это не связано с Эмили?
  
  — Я просто хочу домой.
  
  — Эмили или кто-то еще наговорил тебе гадостей? О маме?
  
  — Нет.
  
  — Мне показалось, ты не хотела разговаривать с мистером Слокумом. Он что-то сделал?
  
  — Я не знаю.
  
  — Как это не знаешь? — Внутри у меня снова все заклокотало. Слокум с самого начала вызывал во мне неприятные чувства. Я не мог их точно определить, но что-то мне в нем не нравилось. — Он… он сделал что-нибудь нехорошее?
  
  — Нет, все замечательно, — ответила Келли, не глядя в мою сторону.
  
  В голову полезли самые ужасные мысли. Я понимал, что должен расспросить ее подробно, но знал, как это будет непросто.
  
  — Послушай, солнышко, если что-то произошло, ты должна мне рассказать.
  
  — Не могу.
  
  Я посмотрел на нее, но она по-прежнему глядела вперед.
  
  — Не можешь?
  
  Келли ничего не ответила.
  
  — Что-то случилось, но ты не можешь мне рассказать, так?
  
  Келли поджала губы. Меня охватила тревога.
  
  — Кто-то взял с тебя слово никому не рассказывать?
  
  Через мгновение она сказала:
  
  — Не хочу, чтобы у меня были неприятности.
  
  Я старался говорить как можно спокойнее:
  
  — У тебя не будет неприятностей. Иногда взрослые берут с детей слово никому не рассказывать, но это неправильно. Каждый раз, когда взрослые поступают так, они пытаются что-то скрыть. И вовсе не потому, что ты сделала нечто плохое. Даже если они угрожают, будто у тебя могут быть неприятности, если ты кому-то расскажешь, не верь им.
  
  Келли едва заметно кивнула.
  
  — Так вот… что случилось? — осторожно спросил я. — Там была Эмили? Она видела это?
  
  — Нет.
  
  — А где была Эмили?
  
  — Не знаю. Она меня еще не нашла.
  
  — Не нашла тебя?
  
  — Я пряталась. Потом должна была прятаться она.
  
  — От ее отца?
  
  — Нет, — возразила Келли. — Нет, мы прятались друг от друга. В доме. И в то же время должны были потихоньку сфотографировать друг друга.
  
  — Хорошо, — сказал я; ситуация потихоньку начала проясняться. — Потом она появилась и нашла тебя?
  
  Келли покачала головой.
  
  Мы проезжали больницу: в этом месте я обычно сворачивал на Сисайд-авеню и ехал к нашему дому, который стоял в отдалении от пролива, — однако подумал, что если поверну к дому теперь, когда Келли разговорилась, она может снова замкнуться, поэтому проскочил мимо нашей улицы и прокатил дальше по Бриджпорт-авеню. Если Келли и заметила, как мы проехали наш поворот, то ничего не сказала.
  
  Итак, больше никакой лжи. Это была моя… наша жизнь. Отец и дочь должны поговорить, хотя отец с большим удовольствием перепоручил бы этот разговор матери, окажись у него такая возможность.
  
  — Солнышко, мне очень сложно тебя об этом спрашивать, но я должен это сделать, понимаешь?
  
  Она посмотрела мне в глаза и отвернулась.
  
  — Мистер Слокум что-то с тобой сделал? Он дотрагивался до тебя? Он сотворил нечто против твоей воли? Если он так поступил, это неправильно, и мы должны все обсудить. — Мне это казалось немыслимым. В конце концов, он полицейский. Но мне было плевать. Даже если бы он возглавлял ФБР, я бы избил его до смерти, дотронься он до моего ребенка.
  
  — Он меня не трогал, — ответила Келли.
  
  — Хорошо. — Я стал обдумывать другие сценарии. — Он тебе что-то сказал? Или что-то показал?
  
  — Нет, ничего такого.
  
  Я глубоко вздохнул.
  
  — Тогда в чем же дело, милая? Что он натворил?
  
  — Он вообще ничего не делал. — Келли повернулась и с укором посмотрела на меня. — Это был не он. А она.
  
  — Она? Кто?
  
  — Мама Эмили.
  Глава восьмая
  
  — Мама Эмили притрагивалась к тебе? — с недоумением спросил я. Это показалось мне еще невероятнее.
  
  — Нет, она меня не трогала, — возразила Келли. — Просто разозлилась на меня.
  
  — Разозлилась на тебя? А почему?
  
  — Я была в ее комнате. — Келли отвернулась.
  
  — В ее комнате? Хочешь сказать — в ее спальне?
  
  Келли кивнула.
  
  — Мы играли.
  
  — Играли в комнате родителей Эмили?
  
  — Я пряталась там. В шкафу. И не сделала ничего плохого. Но мама Эмили страшно разозлилась, так как не знала, что я была там, пока она разговаривала по телефону.
  
  Я был расстроен, но в то же самое время испытал чувство облегчения. Самый худший сценарий развития событий можно было отмести. Келли оказалась там, где ей не дозволено было находиться, пряталась в спальне Энн и Даррена Слокум. Что ж, если бы я нашел Эмили у себя в шкафу, наверное, тоже бы рассердился.
  
  — Хорошо, давай во всем разберемся, — мягко начал я. — Ты пряталась в комнате мистера и миссис Слокум, а потом вошла миссис Слокум, чтобы позвонить по телефону?
  
  Келли снова кивнула.
  
  — Она села на кровать, рядом со шкафом и позвонила кому-то, а я испугалась, что она меня увидит, так как дверца была чуть-чуть приоткрыта. Если бы я попыталась закрыть ее, она бы это заметила, поэтому я ничего не стала делать.
  
  — Хорошо, — сказал я.
  
  — Сначала она разговаривала с одним человеком, а потом — с другим…
  
  — Она повесила трубку и перезвонила кому-то?
  
  — Нет, второй звонок раздался, когда мама Эмили говорила с первым. А потом она стала говорить со вторым, но, услышав, как я дышу в шкафу, закончила разговор, открыла дверцу, рассердилась и велела мне выйти.
  
  — Ты не должна была входить в их комнату, — заметил я. — И уж тем более прятаться в шкафу. Это личная комната родителей Эмили.
  
  — Значит, ты тоже сердишься?
  
  — Нет, просто объясняю. Что сказала тебе миссис Слокум?
  
  — Она спросила, не подслушивала ли я.
  
  Я и опомниться не успел, а мы уже направлялись в сторону Девона, поэтому я свернул налево, к Наугатуку, и поехал назад по Милфорд-Пойнт-роуд.
  
  — Миссис Слокум, возможно, не стала бы говорить по телефону, если бы знала, что в комнате кто-то находится.
  
  — Это уж точно, — пробормотала Келли.
  
  — Что? — спросил я. — Что она сказала?
  
  Келли внимательно посмотрела на меня:
  
  — Ты хочешь, чтобы я тебе рассказала? Но ведь я не должна была это слышать. Ты ведь тоже не любишь подслушивать?
  
  — Конечно, меня совершенно не касается, о чем она там говорила. Как и тебя, — согласился я. — Просто мне нужно узнать, о чем был разговор, в общих чертах. Почему она так расстроилась, когда узнала, что ты ее слышала?
  
  — Ты про первого или про второго человека?
  
  — Полагаю, про обоих.
  
  — Понимаешь, мама Эмили была спокойной, пока говорила с первым, но разозлилась, когда стала говорить со вторым.
  
  — Со вторым? Она рассердилась на этого человека?
  
  Келли кивнула.
  
  — Ты знаешь, кто это был?
  
  Келли покачала головой.
  
  — А что она говорила?
  
  — Этого я не могу тебе сказать, — ответила Келли. — Миссис Слокум запретила мне.
  
  Я обдумал все, что рассказала мне дочь. Келли случайно подслушала разговор, который не должна была слышать. Мне было абсолютно все равно, о чем говорила по телефону Энн Слокум, но тем не менее я должен разобраться в случившемся. Узнать, имелась ли у Энн причина реагировать подобным образом или же ее поведение являлось совершенно необоснованным.
  
  — Хорошо, давай больше не будем про телефонные разговоры. Лучше ответь, что она сказала тебе потом?
  
  — Миссис Слокум спросила, давно ли я там прячусь, а затем поинтересовалась, слышала ли я, о чем она говорила по телефону. Я ответила, что не слышала, хотя это было неправдой. Тогда она заявила, что я не должна была этого делать, и велела никому об этом не рассказывать.
  
  — Она имела в виду меня, — уточнил я.
  
  — Она сказала — никому: ни Эмили, ни мистеру Слокуму.
  
  Это уже становилось интересно. Одно дело, если Келли подслушала что-то касавшееся семейных дел Слокумов, которые Энн не хотела бы обсуждать публично. Но, судя по всему, моя дочь узнала нечто действительно из ряда вон выходящее.
  
  — Она не объяснила почему?
  
  Келли нервно теребила рюкзак.
  
  — Нет. Просто сказала никому не говорить. И пригрозила, что, если я проболтаюсь, она не разрешит мне дружить с Эмили. — Ее голос дрогнул. — У меня и так мало друзей, и я не хочу потерять Эмили.
  
  — Разумеется, этого не случится, — уверил я ее, стараясь скрыть гнев на бесчувственность Энн Слокум. Ведь Келли только что потеряла мать! — Что случилось после этого?
  
  — Она ушла.
  
  — Из спальни? Она вышла из спальни?
  
  Келли снова кивнула.
  
  — Разве вы не вышли оттуда вместе?
  
  Келли покачала головой.
  
  — Минутку. Она рассердилась на тебя, поскольку ты пряталась в ее спальне, а потом оставила тебя там? Почему?
  
  — Она оставила меня. Сказала ждать там, ей нужно было подумать, что со мной сделать. Она назвала это тайм-аутом и забрала с собой телефонную трубку.
  
  Мое раздражение продолжало расти. Что эта женщина о себе возомнила?
  
  — Тогда-то я тебе и позвонила, — продолжила Келли. — Я спрятала мобильный в карман перед тем, как мама Эмили открыла дверь шкафа, и она не знала, что у меня есть телефон.
  
  — Почему ты взяла мобильный с собой?
  
  — Я собиралась крикнуть «сюрприз!» и сфотографировать Эмили, когда та найдет меня.
  
  Я едва заметно покачал головой.
  
  — Ладно, значит, когда она вышла из комнаты и приказала тебе сидеть там, ты позвонила мне?
  
  Келли кивнула.
  
  — Очень разумный поступок. Мама Эмили заперла дверь, когда вышла из комнаты?
  
  — Понятия не имею. Я даже не знаю, был ли там замок. Миссис Слокум сказала мне сидеть на месте, и я не хотела, чтобы у меня появились неприятности, поэтому осталась. Но она не говорила, что мне нельзя никому звонить, вот я и позвонила тебе. Я боялась, как бы она не разозлилась еще больше, и говорила шепотом. Когда ты приехал, мистер Слокум стал звать меня, и я вышла.
  
  — Солнышко, ты все правильно сделала. Ты не должна была прятаться в шкафу, но и она не имела права так поступать с тобой. Завтра я с ней поговорю.
  
  — Значит, она поймет, что я тебе все рассказала, и нашей дружбе с Эмили придет конец.
  
  — Я постараюсь, чтобы она ни о чем не догадалась.
  
  Келли яростно замотала головой.
  
  — Она может рассердиться.
  
  — Солнышко, мама Эмили не причинит тебе вреда.
  
  — Но она может причинить вред тебе.
  
  — Что? Что она может мне сделать?
  
  — Пустить пулю тебе в голову, — сказала Келли. — Именно так она собиралась поступить с человеком, с которым говорила по телефону.
  Глава девятая
  
  Как только Глен Гарбер с дочерью уехали, Даррен Слокум спросил у Энн:
  
  — Что, черт возьми, все это значит?
  
  — Не знаю. Ей стало плохо, она уехала домой. Келли еще ребенок. Возможно, она переела. Или просто скучает по матери. Не знаю я!
  
  Энн повернулась и хотела было уйти, но Даррен схватил ее за локоть.
  
  — Пусти! — возмутилась она.
  
  — Что Келли делала в нашей спальне? Ты же знаешь, я нашел ее там. Когда я спросил, почему она здесь очутилась, Келли ответила, что ты велела ей оставаться там. Я не хочу, чтобы чужой ребенок шастал по нашей комнате.
  
  — Девочки играли в прятки, — объяснила Энн. — Я разрешила ей спрятаться там.
  
  — Дети не должны играть в нашей комнате! Им нельзя туда входить…
  
  — Ладно, хорошо! Боже, ты собираешься провести по этому поводу следствие? Думаешь, мне больше не о чем беспокоиться?
  
  — Тебе? Или ты считаешь, только у тебя есть причины для волнений? По-твоему, они верят, будто ты работаешь самостоятельно. Позволь кое-что растолковать тебе. Если они прижмут тебя, заодно достанется и мне.
  
  — Ладно, ты прав. Я просто хочу сказать, в нашей жизни и так хватает дерьма, и я не собираюсь спорить с тобой из-за того, что девочки играли в нашей спальне.
  
  — Твоя идея позволить Эмили пригласить подругу с ночевкой вообще была глупостью, — с укором заметил Даррен.
  
  Энн бросила на него гневный взгляд:
  
  — А что прикажешь делать? Вообще не жить нормальной жизнью, пока мы не разберемся со всем? Что ты от меня хочешь? Чтобы я отвезла Эмили к сестре или еще к кому-нибудь и оставила ее там, пока все не наладится?
  
  — Скажи, черт возьми, сколько стоила пицца? — спросил Даррен и добавил, взмахнув руками: — Ты считаешь, у нас есть возможность сорить деньгами?
  
  — Ну конечно. Те двадцать долларов, что я отдала за пиццу, сыграют решающую роль. Давай скажем им: «Слушайте, мы потратили двадцать долларов и просим вас о небольшой поблажке».
  
  Даррен с недовольным видом отвернулся, но через мгновение снова обратился к жене:
  
  — Ты давно говорила по телефону?
  
  — Что?
  
  — В кухне на базе зажглась лампочка. Кто-то говорил по телефону. Это была ты?
  
  Энн удивленно выпучила глаза:
  
  — Что на тебя нашло?
  
  — Я спрашиваю: ты говорила по телефону?
  
  — Келли звонила своему папе, или ты уже забыл? Вскоре после того как он уехал.
  
  На мгновение Даррен замолчал. Пока он говорил, Энн думала лишь об одном: «Я должна уйти». Но ей нужна была причина. И довольно веская.
  
  Зазвонил телефон.
  
  Трубка лежала в гостиной. Энн оказалась ближе и взяла ее.
  
  — Алло?
  
  На другом конце линии послышался женский визг:
  
  — Он приходил ко мне!
  
  — Господи, Белинда?
  
  — Сказал, что времени осталось очень мало! Я была в подвале, подбирала кое-какие лекарства и…
  
  — Успокойся хоть на минуту и перестань орать мне в ухо. Кто к тебе пришел?
  
  — Что происходит? — спросил Даррен.
  
  Энн жестом велела ему помолчать.
  
  — Тот человек, — объяснила Белинда, — с которым ты вела дела. Клянусь Богом, Энн, на секунду я решила… понимаешь, я не знаю, что он может сделать. Мне нужно поговорить с тобой. Мы должны собрать эти деньги. Если мы достанем для него тридцать семь тысяч долларов… знаешь, сколько бы ты ни дала, клянусь, я тебе все верну.
  
  Энн закрыла глаза и подумала о деньгах, которые были им нужны. Возможно, человек, с которым она разговаривала раньше и с которым собиралась встретиться, выручит их из беды. Надо сказать ему нечто вроде: «Это в последний раз, больше такого не повторится, и я никогда уже не обращусь к тебе».
  
  Ей было о чем подумать.
  
  — Хорошо, — согласилась Энн. — Мы найдем какой-нибудь выход.
  
  — Мне нужно тебя увидеть. Мы должны все обсудить.
  
  Великолепно.
  
  — Ладно, — уступила Энн. — Я выезжаю. Позвоню тебе через минуту с мобильного, и мы решим, где можно встретиться.
  
  — Хорошо, — всхлипывая, согласилась Белинда. — Я не должна была в это ввязываться. Никогда. Если бы я только знала…
  
  — Белинда, — оборвала ее Энн, — мы скоро увидимся. — Она закончила разговор и обратилась к Даррену: — Он ее запугивает.
  
  — Просто замечательно! — воскликнул Даррен.
  
  — Я уезжаю.
  
  — Зачем?
  
  — Белинде нужно обсудить это со мной.
  
  Даррен пригладил всклокоченные волосы. Вид у него был такой, словно он хотел кому-нибудь хорошенько вмазать.
  
  — Ты знаешь, что мы в полном дерьме? Ты не должна была впутывать в это Белинду. Она идиотка. И это была твоя идея. Не моя.
  
  — Я должна ехать. — Энн проскользнула мимо него, взяла куртку, ключи от машины, сумочку, которая лежала на скамейке у входной двери, и вышла.
  
  Повернувшись, Даррен заметил Эмили, робко стоявшую в гостиной в углу.
  
  — Почему сегодня все ссорятся? — спросила она.
  
  — Иди спать, — тихим, грозным голосом сказал ей отец. — Немедленно ступай в постель!
  
  Эмили повернулась и убежала.
  
  Даррен подошел к окну, выходившему во двор, отдернул штору. Его жена ехала по подъездной дорожке. Он проследил, в какую сторону свернула Энн.
  
  Энн была благодарна Белинде за этот звонок. Он позволил ей вырваться из дома. Но она не собиралась сразу же встречаться с Белиндой. Сначала ей нужно увидеться с другим человеком. А Белинда пускай подождет. В конце концов, она сама во всем виновата.
  
  В порту было темно, холодно и неуютно, на небе даже не видно звезд. Резкими порывами налетал ветер, сухие листья трепетали на ветвях деревьев.
  
  Энн Слокум остановилась у причала, но решила не выходить на холод, а подождать в машине с включенным двигателем. На якоре стояло несколько судов, на пристани — ни души. Неплохое местечко для встречи, если хочешь остаться незамеченной.
  
  Пять минут спустя в зеркало заднего вида она увидела приближающиеся фары автомобиля. Машина появилась неожиданно, и свет показался ей таким ярким, что Энн пришлось повернуть зеркало — фары слепили глаза.
  
  Она открыла дверь и обошла машину, гравий скрипел у нее под ногами. Водитель подъехавшего автомобиля выскочил к ней навстречу.
  
  — Привет, — сказала Энн. — Что ты…
  
  — Кто это был? — спросил мужчина, подходя к ней.
  
  — В каком смысле кто?
  
  — Когда ты говорила по телефону, кто там еще был?
  
  — Да никто… тебе не о чем беспокоиться… убери от меня руки!
  
  Он схватил ее за плечи и встряхнул.
  
  — Я должен знать, кто это был.
  
  Энн уперлась руками ему в грудь и оттолкнула, заставив его отступить на шаг и выпустить ее. Она развернулась и зашагала к своей машине.
  
  — Не уходи, — зарычал мужчина, хватая ее за локоть и разворачивая к себе. Энн оступилась и завалилась на багажник собственного автомобиля. Он бросился на нее, пригвоздил ее руки к багажнику и лег сверху так, что его губы оказались около ее уха.
  
  — Мне надоело это дерьмо, — тихо произнес он. — Теперь все кончено.
  
  Энн подняла ногу и ударила его коленом.
  
  — Черт! — заорал он.
  
  Энн начала извиваться, пытаясь выбраться из-под лежавшего на ней тела. Она сползла с багажника и стала обходить машину со стороны пассажирского места. От края причала ее отделяла всего пара футов.
  
  — Проклятие, Энн! — Мужчина снова схватил ее, на этот раз за куртку, но не особенно крепко. Энн дернулась — но слишком сильно — и пошатнулась.
  
  Она попыталась сохранить равновесие, однако пространство, отделявшее ее от края, оказалось слишком узким. Энн сорвалась и, ударившись головой о причал, полетела вниз.
  
  Секунду спустя послышался всплеск воды, и наступила тишина.
  
  Мужчина посмотрел вниз. Вода была черной как ночь, и он не сразу разглядел ее. Энн лежала лицом вниз в воде, раскинув руки. Потом плавным движением подтянула руки к себе и перевернулась на спину. Несколько секунд смотрела вверх безжизненным взглядом. Затем какая-то невидимая сила потащила ее ноги вниз, и через мгновение все ее тело и лицо, похожее в темноте на белую медузу, скрылись под водой.
  Глава десятая
  
  Укладывая Келли в кровать, я постарался убедить ее, что не сержусь, по крайней мере на нее, и, конечно же, ей не стоило переживать из-за происшествия с Энн Слокум. Затем я спустился на кухню, налил себе виски и, взяв стакан, скрылся в своем кабинете в подвале.
  
  Сев за стол, я начал размышлять, какие шаги предпринять дальше.
  
  Номер Слокумов, вероятно, был запрограммирован в быстрый набор нашего телефона, который стоял наверху. Шейла часто звонила по нему, но этот номер точно отсутствовал в моем телефоне здесь. Я так удобно устроился в кресле… Вставать и подниматься наверх мне не хотелось, поэтому я достал телефонную книгу и отыскал их телефон. Взяв трубку, я приготовился набирать номер, однако указательный палец отказывался мне подчиняться.
  
  Я поставил трубку на базу.
  
  Прежде чем уложить Келли в постель, я попытался выспросить у нее как можно подробнее, о чем говорила по телефону Энн, но сначала убедил дочь в том, что их дружба с Эмили не пострадает и я приложу для этого все силы.
  
  Келли сидела, съежившись в комочек, в своем гнезде из подушек и прижимала к груди Хоппи. Она воспользовалась тем же приемом, к которому прибегала, когда ей нужно было соединить буквы в слово или рассказать стихотворение наизусть, — закрыла глаза.
  
  — Хорошо, — сказала она и зажмурилась. — Миссис Слокум позвонила тому человеку и спросила, все ли у него в порядке с запястьями.
  
  — Ты уверена?
  
  — Она сказала: «Надеюсь, твои запястья уже не болят, но тебе нужно носить длинные рукава, пока следы не исчезнут».
  
  — Она говорила с человеком, который сломал запястья?
  
  — Думаю, да.
  
  — Что она ему сказала еще?
  
  — Не помню. Что-то насчет того, чтобы увидеться с ним в среду.
  
  — Она назначила встречу? Человеку, у которого руки, вероятно, были в гипсе и его собирались снимать только на следующей неделе?
  
  Келли кивнула:
  
  — Вроде того. А потом позвонил другой. Наверное, это оказался один из тех звонков, которые ты так не любишь.
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  — Ну, знаешь, когда кто-нибудь звонит тебе во время обеда и просит дать денег или предлагает купить газету.
  
  — «Телемаркет»?
  
  — Да.
  
  — Почему ты решила, что это был «Телемаркет»?
  
  — Сначала миссис Слокум спросила: «Зачем ты звонишь?» И еще насчет того, что ее мобильный был выключен.
  
  Все это выглядело полной бессмыслицей. Энн Слокум вряд ли стала бы переживать из-за того, что Келли подслушала ее разговор с «Телемаркетом».
  
  — Она еще что-нибудь говорила?
  
  — Упомянула об оплате, которую хотела получить. И пыталась заключить с ним какую-то сделку.
  
  — Ничего не понимаю, — пробормотал я. — Она пыталась заключить сделку с «Телемаркетом»?
  
  — А потом она сказала, что больше не желает слушать глупости, иначе можно получить пулю в голову.
  
  Я в растерянности потер лоб, хотя прекрасно представлял себе, что и сам мог бы пригрозить продавцу из «Телемаркета» тем, что пристрелю его.
  
  — Она ничего не говорила про мистера Слокума? — спросил я. В конце концов, Энн взяла с Келли слово ничего не рассказывать ее мужу. Может, это не было случайностью? Впрочем, произошедшее от этого все равно не обретало смысла.
  
  Келли отрицательно покачала головой.
  
  — Что-нибудь еще?
  
  — Нет, ничего. У меня будут неприятности?
  
  Я наклонился и поцеловал ее.
  
  — Никаких неприятностей.
  
  — Миссис Слокум не придет сюда и не будет кричать на меня?
  
  — Ни в коем случае. Я оставлю дверь открытой: если тебе приснится страшный сон или что-то случится, я обязательно услышу, да ты и сама можешь спуститься ко мне. Я буду в подвале. Поняла?
  
  Она кивнула, накрыла Хоппи одеялом, а я выключил свет.
  
  Устало откинувшись на спинку кресла, я попытался найти объяснение фактам.
  
  Что касалось первого разговора, то, судя по всему, Энн звонила человеку, получившему травму. Здесь все выглядело более-менее безобидным. Но второй звонок заинтриговал меня. Если это была всего лишь реклама, возможно, Энн рассердилась из-за того, что ей пришлось прервать первую беседу. Я мог это понять. Вероятно, поэтому она и начала угрожать собеседнику.
  
  Люди часто грозят совершить нечто такое, чего на самом деле не собираются делать. Сколько раз я сам поступал подобным образом? Учитывая специфику моей работы — почти каждый день. Я хотел убить поставщиков за то, что они не доставляли вовремя материалы. Я готов был прикончить тех парней со склада лесоматериалов, которые присылали нам поврежденные доски. Однажды я сказал Кену Вангу, что он покойник, после того как тот забил гвоздь в водопроводную трубу, проходившую прямо за стеной из гипсокартона.
  
  Угроза Энн Слокум пустить кому-то пулю в голову вовсе не означала, будто она на самом деле намеревалась это сделать. Но ей могло не понравиться, что маленькая девочка стала свидетельницей потери ею самообладания. Кроме того, Энн не хотела, чтобы ее собственная дочь узнала, в каком тоне она разговаривает по телефону.
  
  Однако почему она заявила, что именно ее муж не должен об этом узнать?
  
  Впрочем, главной заботой для меня оставалась Келли. Ее нельзя было так пугать. Я мог понять чувства Энн, когда она обнаружила Келли в своем шкафу. Но злиться на нее, угрожать, что она не сможет дружить с Эмили, заставлять девочку сидеть в комнате, забрав при этом телефонную трубку, чтобы Келли никому не могла позвонить, — что, черт возьми, это значило?
  
  Я снова снял трубку и стал набирать номер. И снова нажал на отбой.
  
  Что за спектакль они устроили в своей прихожей, когда я забрал Келли? Было же ясно, Энн не знала о мобильнике у моей дочери. Значит, Келли не должна была мне звонить? И что бы в таком случае предприняла Энн, если бы знала о сотовом Келли?
  
  Я подумал о том, как буду говорить с Энн, когда дозвонюсь до нее.
  
  «Не смей больше поступать так с моей дочерью!»
  
  Или что-нибудь в этом духе.
  
  Если только я наберу их номер.
  
  Несмотря на то что в последние недели мое уважение к Шейле дало сильный крен, я вдруг подумал о том, как бы она поступила сейчас. Они с Энн были подругами. Шейла намного лучше меня умела найти выход из щекотливых ситуаций и обезвредить бомбу, угрожающую разрушить хорошие отношения между людьми. Она умела это делать и в отношении меня. Однажды, когда парень на «эскаладе» подрезал меня на Меррит-парквей, я погнался за ним, чтобы прижать его, а потом хорошенько вздуть.
  
  — Посмотри в зеркало заднего вида, — мягко попросила Шейла, пока я давил на газ.
  
  — Но он впереди, а не позади меня! — возмутился я.
  
  — Посмотри в зеркало заднего вида, — повторила она.
  
  Я подумал: «Черт! Копы сели на хвост!» — но взглянув в зеркало, увидел Келли, сидевшую в своем детском креслице.
  
  — Если ради того, чтобы свести счеты с придурком, ты готов рискнуть безопасностью дочери, тогда действуй, — сказала мне Шейла.
  
  Я убрал ногу с педали газа.
  
  Весьма разумный совет от женщины, которая припарковалась поперек съезда, из-за чего погибла сама и лишила жизни еще двоих. Воспоминания о той ночи никак не вязались с моим восприятием Шейлы как спокойного, рассудительного человека. Кажется, я знаю, что бы она сказала о той нелепой ситуации, в какой я оказался.
  
  Представим, будто я дозвонился до Энн Слокум и все ей высказал. Возможно, я получу от этого некоторое удовлетворение. Но какие последствия это будет иметь для Келли? Не настроит ли Энн против Келли свою дочь? Не окажется ли Эмили в одном лагере с детьми, которые травили мою дочь, обзывая ее пьяницей и неудачницей?
  
  Я допил виски. Не подняться ли мне наверх и не наполнить ли стакан снова? Пока я сидел, ощущая, как по телу разливается тепло, зазвонил телефон.
  
  Я схватил трубку:
  
  — Алло?
  
  — Глен? Это Белинда.
  
  — А, привет. — Я взглянул на часы — около десяти вечера.
  
  — Знаю, уже поздно, — ответила она на немой вопрос.
  
  — Все в порядке.
  
  — Я тут подумала, мне все же стоит позвонить тебе… Мы не виделись с похорон. Я очень переживала, что не пообщалась с тобой раньше, но, понимаешь, мне не хотелось тревожить тебя.
  
  — Конечно.
  
  — Как дела у Келли? Она снова ходит в школу?
  
  — Могли быть и лучше. Но она справляется. Мы оба стараемся справиться.
  
  — Знаю-знаю, у тебя замечательная дочка. Я просто… я все думаю о Шейле. Понимаешь, она была моей единственной подругой, но я понимаю, твоя потеря куда более значительная, чем моя, и все-таки мне тоже больно. Очень больно.
  
  Она говорила так, словно вот-вот расплачется. Сейчас мне это меньше всего было нужно.
  
  — Как бы я хотела увидеть ее в последний раз, — продолжила Белинда. Что, ей хотелось повидаться с Шейлой еще раз до ее гибели? — Но после того как машина сгорела…
  
  Ах вот что! Белинда имела в виду закрытый гроб.
  
  — Пожар погасили прежде, чем пламя проникло в салон. Ее… ее оно не коснулось. — Я постарался отодвинуть воспоминания об осколках стекла, поблескивавших в волосах, о крови…
  
  — Верно, — продолжала Белинда. — Кажется, я слышала об этом, но все равно меня волновало, действительно ли Шейла… но я просто запрещаю себе думать о том, как сильно… ох, я даже не знаю, как это сказать.
  
  Почему она так желала узнать, не обгорела ли Шейла до неузнаваемости? И почему решила, что я захочу об этом поговорить? Вот как она пытается утешить человека, который недавно потерял жену? Спрашивая, осталось ли что-нибудь от ее тела?
  
  — Я решил, что будет лучше хоронить ее в закрытом гробу. Из-за Келли.
  
  — Да-да, я понимаю.
  
  — Белинда, уже поздно и…
  
  — Это очень сложно, Глен, но сумочка Шейлы… она не пострадала?
  
  — Ее сумочка? Нет, не сгорела. Я забрал ее из полиции. — Копы досмотрели ее сумку, искали улики, чеки. Пытались понять, где она купила бутылку водки, которую нашли у нее в машине пустой. Но так ничего и не обнаружили.
  
  — Дело в том, что… ой, так неудобно… понимаешь, Глен, я дала Шейле конверт и хотела узнать… да, это ужасно, я не должна была тебя спрашивать…
  
  — Белинда…
  
  — Я подумала, что, возможно, он был в ее сумочке.
  
  — Я осматривал ее вещи, Белинда, и не нашел никаких конвертов.
  
  — Обычный коричневый конверт. Достаточно большой.
  
  — Я ничего подобного не обнаружил.
  
  Она замялась.
  
  — Ты меня простишь?
  
  — Я сказал, что ничего такого не находил.
  
  — Видишь ли… там было немного денег. Шейла собиралась купить кое-что во время следующей поездки в город.
  
  — В город? Хочешь сказать, в Нью-Йорк?
  
  — Именно.
  
  — Но Шейла не часто ездила в Нью-Йорк.
  
  — Кажется, она собиралась устроить девичник, шопинг и все такое. И она обещала кое-что мне привезти.
  
  — Не могу себе представить, чтобы ты пропустила подобное мероприятие.
  
  Белинда нервно рассмеялась.
  
  — У меня была очень напряженная неделя, и я боялась, что просто не смогу поехать.
  
  — Сколько денег было в конверте?
  
  Еще одна пауза.
  
  — Немного. Совсем немного.
  
  — Я ничего подобного не нашел. Он мог и сгореть, но если бы был в сумочке, то уцелел бы. Шейла не говорила, что она собирается в город именно в тот день?
  
  — Это… как раз это я и имела в виду, Глен.
  
  — Она сказала мне, что должна кое-что сделать, но не упоминала о поездке на Манхэттен.
  
  — Послушай, Глен, я не должна была поднимать эту тему. Лучше все забыть. Извини за беспокойство.
  
  Белинда не дождалась, пока я с ней попрощаюсь. Просто повесила трубку.
  
  Я по-прежнему сжимал трубку в руке, снова раздумывая о том, стоит ли набирать номер Энн Слокум и отчитывать ее за то, что она угрожала Келли, когда в дверь наверху позвонили.
  
  Это была Джоан Мюллер. Хвост она распустила, и волосы свободно падали ей на плечи. Футболка плотно облегала фигуру, и сквозь ткань просвечивался лиловый бюстгальтер.
  
  — Я видела, ты приехал давно, но у тебя до сих пор горит свет, — сказала она, когда я открыл дверь.
  
  — Пришлось забрать Келли, она была у подруги, — объяснил я.
  
  — Она уже спит?
  
  — Да. Хочешь войти? — Я тут же пожалел о своем предложении.
  
  — Ну хорошо, — просияла Джоан. Проходя мимо, она слегка задела меня и остановилась в дверях гостиной, вероятно, решив, что я предложу ей сесть. — Спасибо. Люблю вечера накануне субботы. Никаких детей утром… Это самое приятное! Но когда не знаешь, чем занять себя, это уже не так радостно.
  
  — Джоан, чем я могу тебе помочь? Я не забыл про твой кран.
  
  Она улыбнулась.
  
  — Я лишь хотела поблагодарить тебя за то, что ты сделал раньше. — Она засунула руки в карманы джинсов, большие пальцы продев в шлевки на поясе.
  
  — Не совсем тебя понимаю.
  
  — Видишь ли, я использовала тебя, — улыбнулась она. — В качестве телохранителя. — А, она про нашу короткую встречу с Карлом Бэйном? — Мне нужно, чтобы рядом находился большой, сильный мужчина, если ты понимаешь, о чем я.
  
  — Боюсь, что не очень.
  
  — Больше всего я ненавижу два момента: когда Карл привозит своего сына и когда забирает его в конце дня. Этот человек внушает мне страх, от него исходит нечто неприятное, понимаешь? Как будто он ждет момента, чтобы нанести удар.
  
  — Он тебе что-то сказал? Или угрожал?
  
  Она вытащила руки из карманов и развела ими.
  
  — Понимаешь, думаю, он переживает из-за того, что может ляпнуть где-нибудь его сын. Карлсон еще совсем малыш, а ведь никогда не знаешь, что у детей на уме.
  
  — Это точно.
  
  — Однажды он рассказал мне о своей матери, Алиссии. Хотя он называет ее мамой и ни разу не назвал Алиссией. — Джоан удивленно округлила глаза. — Ох, зачем я тебе все это говорю? Так вот, ты же знаешь, иногда у ребенка спрашивают: «А как дела у твоей мамы?» А он вдруг ответил, что его мама пошла в больницу, она сломала руку. А когда я поинтересовалась, почему это произошло, он ответил, что папа столкнул ее с лестницы.
  
  — Боже.
  
  — Да, серьезно. Но на следующий день он сказал, что ошибся. Никто не сталкивал ее с лестницы. Папа объяснил ему, что мама оступилась. А я поняла, что Карлсон, придя домой, сообщил папе: «Я говорил с няней и рассказал про маму и про больницу. И что ты ее толкнул». Он наверняка испугался и убедил ребенка, что мама оступилась. — Она оттопырила нижнюю губу и с силой выдохнула так, что упавшие на лоб пряди взмыли в воздух.
  
  — И всякий раз, приезжая сюда, он задается вопросом, что ты о нем думаешь, — подытожил я.
  
  — Да, приблизительно так.
  
  — Когда мальчик сказал тебе об этом?
  
  — В первый раз он упомянул о том случае три или четыре недели назад. Он… то есть Карл, его отец… поначалу вел себя спокойно, но в последнее время был явно на взводе, спрашивал меня, не звонила ли я кому-нибудь.
  
  — Звонила — зачем?
  
  — Он этого не говорит. Но мне кажется, кто-то сообщил в полицию или еще куда-нибудь.
  
  — Это была ты?
  
  Джоан очень медленно покачала головой:
  
  — Нет, что ты. То есть я думала об этом. Но я не могу потерять клиента, ты ведь меня понимаешь? Мне нужны эти дети, по крайней мере до тех пор, пока я не получу деньги от нефтяной компании. Я просто не хочу, чтобы Карл винил меня, если вдруг кто-то все же позвонил в полицию. И я подумала: узнав, что мой сосед — сильный мужчина, возможно, он крепко задумается, прежде чем угрожать мне.
  
  Мне показалось, она особенно подчеркнула фразу «сильный мужчина».
  
  — Буду рад помочь тебе, — отозвался я.
  
  Джоан наклонила голову и посмотрела мне в глаза.
  
  — Рано или поздно деньги должны прийти. Это будет хорошая сумма. Я разбогатею.
  
  — Замечательно. Очень своевременно.
  
  Она помолчала.
  
  — Знаешь, я подумала: возможно, на него заявила Шейла…
  
  — Шейла?
  
  — Я говорила с ней за несколько дней до аварии; тогда я не знала, что мне делать, после того как Карлсон рассказал о случае со своей матерью. Мне казалось, это очень плохо, когда ты знаешь, почему человек сломал себе руку, и ничего не предпринимаешь. Я спросила, стоит ли мне заявить на него и буду ли я и дальше сидеть с Карлсоном, если его отца арестуют.
  
  — Ты обсуждала это с Шейлой?
  
  Джоан кивнула.
  
  — Один только раз. Она ничего тебе не говорила? По поводу своего намерения позвонить в полицию?
  
  — Нет, никогда.
  
  Джоан снова кивнула.
  
  — Она говорила, что у тебя стало напряженно с работой, после того как сгорел дом. Может быть, решила не волновать тебя по этому поводу.
  
  И она хлопнула себя по бедрам.
  
  — Ну ладно, мне пора. Согласись, не слишком приятно, когда соседка начинает рассказывать тебе о своих проблемах на ночь глядя? — В ее голосе послышалась насмешка. — Дорогой сосед, у вас не найдется немного сахару, а заодно не хотите ли стать моим телохранителем? — Она рассмеялась, но резко оборвала себя. — До встречи!
  
  Я проводил ее взглядом, пока она не дошла до своего дома.
  
  Тем вечером я не стал звонить Энн Слокум. Решил оставить это до утра, а потом разобраться, как быть дальше.
  
  Поднявшись наверх, я неожиданно обнаружил Келли у себя в комнате. Она спала, свернувшись калачиком, на месте Шейлы.
  
  В субботу утром я дал Келли выспаться. Вечером, накануне, я отнес дочь в ее комнату, а утром заглянул к ней перед тем, как спуститься на кухню и приготовить кофе. Она спала, обняв Хоппи и спрятав лицо в его лохматых ушах.
  
  Я взял газету и принялся просматривать заголовки, сидя за кухонным столом, потягивая кофе и старательно игнорируя хлопья, которые сам же себе приготовил.
  
  Но сосредоточиться никак не получалось. Пробежав четыре параграфа статьи, я поймал себя на мысли, что ничего не запомнил из прочитанного. И все же одна заметка заинтересовала меня, и я изучил ее до конца. Когда в стране возник дефицит гипсокартона — особенно во время строительного бума после урагана Катрина, — сотни миллионов квадратных метров этого материала, доставленные из Китая, оказались токсичными. В процессе производства гипсокартона используют гипс, который содержит серу, но она практически полностью отфильтровывается. Однако китайский гипсокартон содержал серу, не только испарявшуюся в воздух, но и вызывавшую коррозию медных труб, а также другие повреждения.
  
  Боже, теперь придется быть особенно внимательным.
  
  Отложив газету, я помыл посуду, спустился в кабинет, затем снова поднялся наверх, поискал какую-то бесполезную ерунду в машине и вернулся в дом.
  
  Даже немного запарился.
  
  Около десяти я снова заглянул к Келли. Она все еще спала, уронив Хоппи на пол. Вернувшись в кабинет и усевшись в кресло, я взял трубку.
  
  — К чертям, — пробормотал я.
  
  Никто не посмеет запирать мою дочь в комнате безнаказанно! Я набрал номер. После трех звонков кто-то снял трубку: «Алло». Голос был женский.
  
  — Алло. Энн?
  
  — Нет, это не Энн.
  
  Она, наверное, дурачила меня. Голос был очень похожим.
  
  — Я могу поговорить с ней?
  
  — Ее нет… Кто звонит?
  
  — Это Глен Гарбер, отец Келли.
  
  — Сейчас неподходящий момент.
  
  — А с кем я говорю?
  
  — С Дженис. Сестра Энн. Извините, не могли бы вы перезвонить позже?
  
  — Вы не знаете, где Энн?
  
  — Простите, нам сейчас нужно готовиться… у нас много дел.
  
  — Готовиться? К чему?
  
  — К похоронам. Энн… умерла этой ночью.
  
  Она повесила трубку прежде, чем я успел о чем-то спросить.
  Глава одиннадцатая
  
  Мать Шейлы, Фиона Кингстон, всегда недолюбливала меня. После смерти Шейлы она еще больше укрепилась в своем нелестном мнении на мой счет.
  
  С самого начала она считала, что ее дочь могла бы устроиться в жизни и лучше. Намного лучше. Фиона никогда не говорила это напрямую, по крайней мере мне, но всегда давала понять, что ее дочь должна была выйти за человека вроде ее супруга — первого мужа, покойного Рональда Альберта Галлана. Заслуженного и успешного юриста. Уважаемого члена общества. Отца Шейлы.
  
  Рон умер, когда Шейле было одиннадцать, но даже после смерти он оказывал влияние на жизнь дочери, служил тем золотым стандартом, по которому Фиона оценивала всех молодых людей своей Шейлы. Даже в юности, пока ей еще не исполнилось двадцати и парни, с которыми она встречалась, вряд ли могли претендовать на роль спутников жизни, Фиона подвергала Шейлу регулярным допросам. Кто их родители? Членами каких клубов они являются? Насколько хорошо учатся? Какие у них оценки? Какие планы на жизнь?
  
  Шейла прожила с отцом только одиннадцать лет. Но одно она осознавала хорошо — у нее осталось очень мало воспоминаний о нем. Он мало проводил с ней времени. Посвящал всю свою жизнь работе, а не семье, и даже когда бывал дома, казался ей далеким и отстраненным.
  
  Шейла не знала, какого мужчину она хотела бы видеть рядом с собой. Она любила отца и переживала его утрату в столь раннем возрасте. Но нельзя сказать, что с его смертью в ее жизни образовалась какая-то пустота.
  
  Когда муж Фионы умер в сорок лет от сердечного приступа, вся ее материнская нежность, которой, стоит сказать, с самого начала было не много, оказалась вытесненной суровой необходимостью в одиночку вести все дела. Рональд Альберт Галлан оставил жене и дочери приличное состояние, но Фиона никогда не распоряжалась семейным бюджетом, поэтому ей понадобилось время, чтобы разобраться в этом с помощью разнообразных юристов, бухгалтеров и банковских служащих. Но как только Фиона освоилась, она с головой погрузилась в решение деловых вопросов и стала довольно разумно инвестировать средства, внимательно изучая ежеквартальные финансовые отчеты.
  
  Однако у нее хватало времени и на то, чтобы руководить жизнью дочери.
  
  Фионе не понравилось, когда ее маленькая девочка, которую она отправила учиться в Йельский университет, чтобы та стала юристом или бизнес-воротилой, и которая при удачном стечении обстоятельств должна была влюбиться в высокопоставленного чиновника, занимавшегося там повышением квалификации, неожиданно встретила мужчину своей мечты не на занятиях по юриспруденции, за обсуждением нюансов сводов законов о гражданских правонарушениях, а в коридоре увитого плющом здания, где он, работавший в компании своего отца, устанавливал окна. Возможно, если бы Шейла не познакомилась со мной, она закончила бы обучение. Хотя я в этом не уверен. Шейла любила путешествовать, чем-то заниматься, а не сидеть в классе, слушая, как преподаватель с важным видом читает лекцию на абсолютно неинтересную ей тему.
  
  Ирония заключалась в том, что из нас двоих только у меня было высшее образование. Родители отправили меня на север, в колледж Бейтс в Льюистоне, штат Мэн, где я получил диплом специалиста по английскому языку, хотя и сам не знал, ради чего. Это оказалось совсем не то образование, которое потенциальные работодатели жаждут увидеть в твоем резюме. Закончив учебу, я не имел ни малейшего представления, что мне делать с дипломом. Учителем становиться я не хотел. И хотя мне нравилось сочинять, я не обладал достаточным талантом, чтобы создать по-настоящему великий американский роман. Я даже не был уверен, что в последние годы читал нечто подобное. Пусть уж эта слава останется за Фолкнером, Хемингуэем и Мелвиллом.
  
  Да, никудышный из меня вышел писатель. Я даже не закончил тот свой роман.
  
  Но несмотря на диплом, я принадлежал к людям, которых Фиона предпочитала игнорировать. Я был муравьем, рабочей пчелкой, одним из миллионов, на ком держится мир, но с кем, слава Богу, не приходится много общаться. Возможно, в какой-то степени Фиона была довольна тем, что существуют люди, строящие и ремонтирующие дома, как была рада, что есть те, кто каждый день выносит мусор. Она ставила меня в один ряд с людьми, которые чистили ее водосточные трубы и подстригали лужайку, когда она еще жила в большом доме, тюнинговали ее «кадиллак» и чинили протекающий унитаз. Ее совершенно не волновали наличие у меня собственной фирмы, перешедшей к тому же ко мне от отца, или мои способности руководить бригадой из нескольких человек. А кроме того, сам я обладал репутацией хорошего строителя и мог не только обеспечить жене и дочери крышу над головой, но и соорудить ее своими руками. Среди людей, работавших тоже руками, на Фиону могли произвести впечатление лишь какие-нибудь модные художники, эдакие Джексоны Поллоки двадцать первого века, чьи перепачканные краской брюки служили доказательством таланта и эксцентричности, а не просто попыткой заработать себе на жизнь.
  
  За все эти годы у меня было немало клиентов вроде Фионы. Эти люди даже старались не пожимать тебе руку, опасаясь, как бы твои мозоли не повредили их нежные ладони.
  
  С тех пор как я познакомился с Фионой, у меня с трудом укладывалось в голове, что Шейла действительно ее дочь. Если не брать в расчет внешнее сходство, эти женщины были абсолютно не похожи друг на друга. Фиона всеми силами старалась поддерживать статус-кво. Это выражалось в том, что она выступала за сохранение налоговых льгот для богатых, была ярой противницей легализации однополых браков и ратовала за двойное пожизненное заключение за мелкие кражи.
  
  Страх Фионы, что Шейла выйдет за меня замуж, можно было сопоставить лишь с ее возмущением по поводу работы дочери волонтером по оказанию бесплатной юридической помощи неимущим, а также труда на добровольных началах в штабе сенатора-демократа Криса Додда.
  
  — Тебе это действительно необходимо? Или ты просто хочешь позлить свою мать? — спросил я однажды Шейлу.
  
  — Мне это необходимо, — ответила она. — А то, что мама злится, служит мне дополнительным бонусом.
  
  Однажды в первый год после нашей свадьбы Шейла сказала мне:
  
  — Моя мать — очень грубая женщина. За все эти годы я поняла: нужно давать ей отпор, иначе не выживешь. Ты даже не представляешь, что она мне наговорила, когда я сообщила о намерении выйти за тебя замуж. Но ты должен знать: самое обидное было сказано не о тебе, Глен. Это касалось меня. И выбора, который я сделала. Так вот, я горжусь своим выбором. И твоим тоже.
  
  Мой выбор заключался в том, что я строил дома. Веранды, гаражи, пристройки, целые коттеджи. После окончания колледжа я попытался устроиться в фирму отца, где подрабатывал каждое лето с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.
  
  — Мне понадобятся рекомендации, — сказал я, войдя в его кабинет сразу же по возвращении из колледжа. Тогда мне было двадцать два.
  
  Мне нравилось то, чем я занимался. Я сочувствовал друзьям, которые целыми днями сидели в заточении в своих похожих на конуру офисах, а после восьми часов работы возвращаясь домой, не могли толком назвать ни одного дела, которым они были заняты. Я же строил дома. Их можно было увидеть своими глазами, стоило лишь выйти на улицу. Занимаясь строительством вместе с отцом, я каждый день учился у него. Через пару лет совместной работы с ним я встретил Шейлу. Некоторое время спустя мы сошлись, и моим родителям это нравилось не больше, чем Фионе. Но через два года мы перестали жить в грехе, как любила говорить моя мать. Мы изменили себе отчасти потому, что мама умирала от рака, и осознание того, что мы официально оформили отношения, позволило ей отойти в мир иной со спокойным сердцем.
  
  Еще через четыре года у нас родился ребенок.
  
  Отец дожил до этого момента и смог подержать Келли на руках. После его смерти я стал боссом, но чувствовал себя осиротевшим и подавленным. Эти ботинки оказались слишком велики для меня, однако я делал все, что было в моих силах. Без него все пошло уже совсем не так, как прежде, и все же я любил свое дело. У меня был стимул вставать по утрам. И у меня была цель. Я не видел причин оправдываться перед матерью Шейлы за ту жизнь, которую выбрал.
  
  Мы с Шейлой очень удивились, когда у Фионы появился Маркус Кингстон. Его первая жена все еще проживала где-то в Калифорнии, а вторая — погибла восемь лет назад, когда какой-то недоумок на навороченном «сивике» проехал на красный свет и врезался в ее «линкольн». Маркус занимался импортом одежды и других товаров, но свернул бизнес к тому времени, когда Фиона встретила его на открытии галереи в Дариене. Он старался завести полезные знакомства и связи среди богатых и влиятельных людей, к которым любила причислять себя Фиона.
  
  Четыре года назад они решили пожениться, и Маркус продал свой дом в Норуолке, а Фиона выставила на торги свой в Дариене. Они стали жить вместе в роскошном таунхаусе, окнами выходившем на пролив Лонг-Айленд.
  
  Шейла предполагала, что однажды утром Фиона проснулась и подумала: «Хочу ли я до конца дней жить одна?» Честно говоря, я никогда не думал, будто у Фионы могли возникнуть проблемы эмоционального характера. Эта женщина всегда держалась с таким надменным и независимым видом, что, казалось, совершенно не нуждается в чьем-либо обществе. Однако под ледяным фасадом скрывался очень одинокий человек.
  
  Маркус появился в ее жизни в подходящий момент.
  
  Мы с Шейлой неоднократно задавались вопросом, а какими же мотивами на самом деле руководствовался Маркус, и пришли к выводу, что они, вполне возможно, были не такими уж плоскими. Он жил один, и не исключено, что у него возникло желание просыпаться по утрам рядом с любимым человеком. Но нам также стало известно: при продаже бизнеса Маркус выручил гораздо меньше средств, чем ему хотелось; кроме того, значительную часть дохода он до сих пор выплачивал первой жене, проживавшей в Сакраменто. Фиона, которая в течение стольких лет всегда была осмотрительна — я бы даже сказал, скупа — в обращении с деньгами, безо всякого сожаления тратилась на Маркуса. Она даже купила ему яхту, стоявшую теперь на якоре в порту Дариена.
  
  Маркус по-прежнему время от времени давал консультации импортерам, которые ценили его опыт и связи. Пару раз в неделю он ужинал с этими людьми и любил прихвастнуть, что мир бизнеса никак не даст ему покоя. Мы с Шейлой между собой называли его треплом и засранцем. Но Фиона, судя по всему, любила Маркуса и выглядела гораздо счастливее, чем до знакомства с ним.
  
  Они приезжали к нам в гости, чтобы Фиона могла повидать внучку. У меня было немало оснований недолюбливать Фиону, но я никогда не сомневался в том, что Келли она просто обожала. Куда она только ее не возила — и за покупками, и в кино, и на Манхэттен, и в музеи, и на бродвейское шоу. Иногда Фиона даже решалась совершить паломничество в огромный магазин игрушек на Таймс-сквер.
  
  — Просто удивительно, где была эта женщина, когда я была ребенком? — не раз спрашивала меня Шейла.
  
  Все эти годы мы с Фионой поддерживали нечто вроде перемирия. Она не любила меня, а мне было на нее наплевать, но мы оба старались вести себя как цивилизованные люди. Никаких открытых военных действий.
  
  После аварии все изменилось.
  
  Теперь нас уже ничто не сдерживало. Фиона винила меня. Если я знал, что у Шейлы появились проблемы с алкоголем, почему ничего не предпринимал? Почему не рассказал об этом ей, Фионе? Почему не убедил Шейлу в необходимости лечиться? О чем я думал, позволяя ей ездить через половину штата Коннектикут, когда она, вполне возможно, была нетрезвой?
  
  И как часто она садилась пьяной за руль, в то время как в машине находилась Келли, ее внучка?
  
  — Как могло случиться, что ты ничего не знал? — спросила меня на похоронах Фиона. — Неужели ты не заметил никаких признаков?
  
  — Не было никаких признаков, — ответил я, еще не пришедший в себя от горя. — Не было.
  
  — Ну да, на твоем месте я сказала бы то же самое, — бросила мне она. — Тебе приходится в это верить. Чтобы оправдать себя. Но знаешь, Глен, признаки, вероятно, существовали. Просто ты не удосужился обратить на них внимание.
  
  — Фиона… — Маркус пытался успокоить ее.
  
  Но она не унималась:
  
  — Или ты веришь, будто однажды ночью она подумала: «А почему бы мне не стать алкоголичкой, не напиться и не заснуть за рулем машины посреди дороги?» Неужели ты считаешь, что человек может вот так, ни с того ни с сего, решиться на подобное?
  
  — А я думал, вы что-то заметили, — парировал я, уязвленный ее яростным напором. — От вас же ничего не может ускользнуть.
  
  Она удивленно заморгала:
  
  — Как я могла что-то заметить? Я не живу с ней. Я не провожу с ней семь дней в неделю, пятьдесят две недели в году. В отличие от тебя. Это ты мог заметить и после этого что-нибудь предпринять. Ты нас подвел. И Келли тоже. Но больше всего ты подвел Шейлу.
  
  Люди стали обращать на нас внимание. Если бы мне сказал все это Маркус, я бы ему врезал, но с Фионой этот вариант исключался. Однако причина, по которой мне так хотелось это сделать, заключалась в том, что она была права.
  
  Если у Шейлы появились проблемы с алкоголем, я непременно должен был это заметить. Почему получилось так, что я ничего не знал? Существовали ли какие-то признаки? Тревожные симптомы, которые я проигнорировал? Возможно, я просто не хотел принять факт возникновения проблем у Шейлы? Конечно, Шейла любила выпить, как и все мы. По особым случаям. На обедах с друзьями. Или на семейных праздниках. Мы выпивали по две бутылки вина по вечерам, когда Келли оставалась у Фионы и Маркуса в Дариене. Однажды я даже подхватил ее на лестнице, когда она поскользнулась на ковре.
  
  Но все это нельзя считать признаками чего-то серьезного. Или я просто пытался сам себя одурачить? И не хотел видеть правды?
  
  Фиона была права: Шейла не могла просто так напиться, а потом сесть за руль «субару».
  
  Через три дня после смерти Шейлы, вечером, когда Келли уже легла спать, я тихонько перерыл весь дом. Если Шейла пила втихую, значит, где-то прятала выпивку. Не в доме, так в гараже или в сарае около дома, где я хранил машинку для стрижки газонов и проржавевшие старые шезлонги.
  
  Я обыскал все, но ничего не нашел.
  
  Тогда я стал общаться с ее друзьями. Со всеми, кто ее знал. Начал с Белинды.
  
  — Ну хорошо, однажды во время ленча, — вспомнила Белинда, — Шейла выпила два коктейля «Космос», и ее немного развезло. В другой раз — Джордж тогда чуть не озверел, когда увидел нас, он такой упрямый зануда — мы накурились травки. У меня была парочка косячков, и мы немного оттянулись вечером, когда устроили девичник. Это были весело. Но она всегда контролировала себя, а если и выпивала больше нормы, то вызывала такси. Шейла не теряла головы. Она была разумной девочкой. Я тоже не понимаю, как такое могло случиться, но, наверное, мы никогда не узнаем, что переживают другие, верно?
  
  Салли Дейл, которая работала у меня в офисе, тоже ничего не понимала.
  
  — У меня была кузина — то есть она и сейчас есть, — так вот она подсела на кокаин, но никто об этом не догадывался, Глен. Просто невероятно, как долго ей удавалось это скрывать, пока однажды к ней в дом не явились копы и не загребли ее. Никто ничего не знал. Иногда — нет, я вовсе не пытаюсь сказать, будто с Шейлой случилось то же самое, — но иногда ты не знаешь обо всем, чем занимаются близкие тебе люди.
  
  Вырисовывались два варианта развития событий: у Шейлы действительно существовали проблемы с выпивкой, но либо она очень хорошо это скрывала, либо не скрывала, а я преступно проигнорировал все.
  
  Однако я не исключал и третьего варианта: Шейла не пила и не садилась за руль пьяной. В таком случае результаты токсикологической экспертизы оказались неверны.
  
  Но у меня не было никаких улик, чтобы подтвердить эту версию.
  
  Через некоторое время после смерти Шейлы, когда я пытался разобраться во всей этой бессмыслице, мне удалось разыскать студентов, которые вместе с ней посещали курсы бухгалтеров. Выяснилось: в тот вечер ее вообще не было на занятиях, хотя прежде она не пропускала ни одного дня. Ее преподаватель, Алан Баттерфилд, сказал, что Шейла являлась одной из лучших учениц в вечернем классе.
  
  — У нее имелся стимул посещать занятия, — сообщил он мне, когда мы пили пиво в придорожной забегаловке напротив школы. — Она мне говорила: «Я делаю это ради моей семьи, ради мужа и дочери, чтобы укрепить наш бизнес».
  
  — Когда она вам это сказала? — поинтересовался я.
  
  Баттерфилд на мгновение задумался.
  
  — Наверное, месяц назад. — Он постучал указательным пальцем по столу. — Вот здесь. Мы выпили тогда по паре кружек пива.
  
  — Шейла выпила с вами две кружки пива? — удивился я.
  
  — Ну я выпил две, может, даже три. — Лицо Алана залила краска. — А Шейла — только один стакан.
  
  — И часто вы с Шейлой пили пиво после занятий?
  
  — Нет, только один раз, — признался он. — Шейла всегда торопилась быстрее вернуться домой, чтобы поцеловать перед сном свою дочь.
  
  По версии полиции той ночью Шейла пропустила занятия и весь вечер где-то пила. Они так и не выяснили, куда она ходила. Полицейские проверили все окрестные бары, но ее нигде не видели, а в магазинах, торгующих спиртным, никто из продавцов не мог вспомнить, чтобы она покупала у них выпивку. Разумеется, это ничего не значило.
  
  Она могла сидеть в машине и пить водку, которую купила в другой день, в другом городе.
  
  Я несколько раз спрашивал у полицейских, не было ли это ошибкой, но они заверили, что данные токсикологической экспертизы всегда бывают верны. Мне выдали копии. Уровень алкоголя в крови Шейлы равнялся 0,22 процента. При ее весе сто сорок фунтов это означало, что она выпила около восьми рюмок крепкого спиртного.
  
  — Я виню тебя даже не за то, что ты не заметил тревожных сигналов, — бросила мне в лицо Фиона на похоронах, пока Келли ее не слышала, — а за то, что она начала пить. Без сомнения, ты очаровал ее своей простотой в общении, но все эти годы она не переставала сожалеть о том, от чего ей пришлось отказаться: от лучшей, благополучной жизни, которую ты не мог ей обеспечить. Это ее и сгубило.
  
  — Она сама вам это сказала? — спросил я.
  
  — Ей не нужно было ничего говорить, — резко ответила она. — Я сама все знаю.
  
  — Фиона, послушай, не заводись, — успокоил жену Маркус. Это был тот редкий случай, когда он вел себя как мужчина.
  
  — Он должен это услышать, Маркус. После я просто не решилась бы об этом сказать.
  
  — Сомневаюсь, — возразил я.
  
  — Если бы ты оказался способен обеспечивать Шейлу так, как она того заслуживала, ей не пришлось бы топить в вине свои горести, — заметила Фиона.
  
  — Я отвезу Келли домой, — оборвал я ее. — До свидания, Фиона.
  
  Но как я уже сказал, она души не чаяла в своей внучке.
  
  Келли тоже любила ее. И в какой-то степени Маркуса. Они отвечали ей взаимностью. Ради Келли я старался не показывать своего враждебного отношения к Фионе. Я все еще не мог прийти в себя от известия о смерти Энн Слокум, когда услышал, как перед домом остановилась машина. Отдернув штору, я увидел Маркуса за рулем «кадиллака». Рядом с ним сидела Фиона.
  
  — Черт, — пробормотал я. До смерти Шейлы раз в шесть недель Келли проводила выходные у них. Если мне и сообщали, что сегодня наступил как раз такой уик-энд, то я об этом забыл. Я был смущен. После похорон мы с Келли не видели Фиону и Маркуса. Несколько раз я говорил с Фионой по телефону, но совсем недолго, поскольку всякий раз она звонила Келли и я быстро передавал трубку дочери. Разговаривая со мной, Фиона с трудом сдерживала себя. Ее презрение ко мне ощущалось как помеха на телефонной линии.
  
  Я поднялся наверх и заглянул в комнату Келли, но она еще спала.
  
  — Привет, малышка, — сказал я.
  
  Келли перевернулась на другой бок и открыла сначала один глаз, потом — второй.
  
  — Что случилось?
  
  — Бабушка приехала. Фиона и Маркус здесь.
  
  Она тут же подскочила на кровати.
  
  — Правда?
  
  — Ты знала, что они будут сегодня?
  
  — Ну…
  
  — Я уверен, не знала. Тебе лучше поторопиться, малышка.
  
  — Просто я забыла об этом.
  
  — То есть тебе было известно?
  
  — Наверное.
  
  Я внимательно посмотрел на нее.
  
  — Кажется, я общалась с бабушкой по скайпу, — призналась она. — И сказала, что было бы здорово, если бы она приехала проведать меня. Но я не говорила, в какой именно день. Вроде бы.
  
  — Я же сказал, тебе лучше поторопиться.
  
  Келли вылезла из-под одеяла в тот момент, когда раздался звонок. Я оставил ее одеваться и поспешил к дверям.
  
  Впереди с каменным выражением лица и горделивой осанкой стояла Фиона. За спиной у нее возвышался Маркус. Вид у него был несколько смущенный.
  
  — Глен, — сказала Фиона тоном, от которого так и веяло холодом.
  
  — Привет, Глен. — Маркус попытался изобразить дружеское расположение. — Как дела?
  
  — Вот так сюрприз, — удивился я.
  
  — Мы приехали проведать Келли, — объяснила Фиона. — Узнать, как у нее дела. — В ее голосе сквозило сомнение по поводу того, что с моей дочерью все в порядке.
  
  — Сегодня один из тех уик-эндов?
  
  — А мне нужны «те уик-энды», чтобы встретиться с внучкой?
  
  — Нас могло не оказаться дома, и было бы очень жаль, если бы вы приехали впустую. — Я счел это объяснение вполне разумным, но лицо Фионы залилось краской.
  
  Маркус откашлялся.
  
  — Мы решили приехать наудачу.
  
  Я отступил назад, пропуская их в дом.
  
  — Вы общались с Келли по Интернету? — поинтересовался я у Фионы.
  
  — Да, мы иногда разговариваем в чате, — сказала Фиона. — Я за нее очень волнуюсь. Могу себе представить, что она пережила. Когда Шейла потеряла отца, она была старше Келли, и все равно ей пришлось очень тяжело.
  
  — Дорога просто ужасная. — Маркус снова попытался разрядить обстановку. — Такое ощущение, словно ее всю перекопали.
  
  — Да, — согласился я. — Так и есть.
  
  — Послушайте, — сказал он, — понимаете, я уже говорил Фионе, что, возможно, это не самая лучшая мысль — приехать вот так, без звонка…
  
  — Маркус, не стоит за меня извиниться. Мне нужно кое-что обсудить с тобой, Глен, — произнесла Фиона тоном, которым Макартур приказывал японцам сдаться.
  
  — Что же?
  
  — По скайпу Келли рассказала мне, что у нее не очень хорошо обстоят дела в школе.
  
  — У Келли все замечательно. Ее оценки лучше, чем в прошлом году.
  
  — Речь не об оценках. Я говорю об отношении к ней класса.
  
  — А что не так?
  
  — Как я поняла, дети плохо с ней обращаются.
  
  — Да, в последнее время ей пришлось нелегко.
  
  — И меня это не удивляет, учитывая, что мальчик, который погиб в аварии, ходил в ту же школу. Дети издеваются над Келли. Для нее сложилась не самая благоприятная обстановка.
  
  — Она рассказала вам об учениках, которые называют ее пьяницей?
  
  — Да. Так ты знаешь?
  
  — Конечно.
  
  — Полагаю, раз тебе все известно, ты уже что-то предпринял?
  
  Я почувствовал хорошо знакомое покалывание в затылке. Мне не хотелось вступать с ней в перепалку, но я не мог позволить, чтобы такое поведение сошло ей с рук.
  
  — Я обязательно что-нибудь сделаю, Фиона. Можете быть спокойны.
  
  — Ты переведешь ее в другую школу?
  
  — Фиона, Келли рассказала мне об этом только прошлым вечером. Я не знаю, как с этим обстоит у вас, но в Милфорде школы по выходным закрыты. В понедельник утром я первым делом поговорю с директором.
  
  Фиона смерила меня долгим взглядом и отвернулась. Когда наши глаза снова встретились, мне показалось, что она попыталась несколько смягчить свой взгляд.
  
  — Мне кажется, пока тебе не нужно этого делать, Глен.
  
  — Почему?
  
  — Мы с Маркусом все обсудили и решили, что, возможно, Келли будет ходить в школу в Дариене.
  
  Маркус снова в смущении посмотрел на меня. Было ясно: эта идея исходила не от него.
  
  — Я так не думаю, — ответил я.
  
  Она кивнула, показывая, что предвидела мою реакцию.
  
  — Твое нежелание можно понять. Но давай посмотрим на ситуацию объективно. Стресс, который сейчас переживает Келли, не может положительно сказаться на ее учебе. Если она перейдет в другую школу, где ученики не будут знать ее истории, а также им не будет известно о том мальчике, для нее это станет новым началом.
  
  — Я — против, — сказал я.
  
  — И, — продолжила она, игнорируя мое замечание, — рядом с нашим домом есть несколько школ, которые мне очень рекомендовали. Судя по результатам экзаменов, обучение там проводится на более высоком уровне, чем в общеобразовательных школах. Даже если бы Келли не пережила трагедии и не подверглась травле в своей школе, для нее это было бы достойной альтернативой. Это прекрасные, надежные учебные заведения с непогрешимой репутацией. В округе Фэрфилд многие уважаемые семьи отдают своих детей именно в эти школы.
  
  — Я не уверен, что мы можем себе это позволить, — сказал я.
  
  Фиона покачала головой:
  
  — Деньги не проблема, Глен. Я возьму на себя оплату обучения.
  
  Мне показалось, будто в этот момент на лице Маркуса что-то промелькнуло. Я ответил Фионе:
  
  — Думаю, Келли будет тяжело каждый день ездить в Дариен.
  
  Она хитро улыбнулась.
  
  — Разумеется, всю неделю Келли будет жить у нас, а на выходные возвращаться сюда. Мы уже поговорили с одним дизайнером, знакомым Маркуса, о том, как обставить комнату для Келли. У нее будет место для компьютера, стол, за которым она будет делать уроки, и…
  
  — Вы не заберете ее у меня! — возразил я.
  
  — Вовсе нет, — с наигранной обидой в голосе сказала Фиона. — Даже не верится, как ты можешь такое говорить. Я пытаюсь помочь тебе, Глен. Тебе и Келли. Поверь, я знаю, насколько тяжело в одиночку вырастить ребенка. Я сама через это прошла и понимаю, что ты переживаешь, пытаясь совмещать работу с обязанностями отца. Тебе хочется поскорее войти в привычный ритм, но никак не получается. Представь, ты на стройке за чертой города, ждешь поставки материала или приезда клиента — не знаю, я плохо разбираюсь в том, чем ты занимаешься, — и вдруг понимаешь: нужно срочно ехать в школу за Келли.
  
  — Я справлюсь.
  
  Фиона дотронулась до моих сложенных на груди рук. Для нее это был весьма нетипичный жест.
  
  — Глен… я знаю, у нас с тобой всегда были напряженные отношения. Но то, что я предлагаю, в интересах Келли. И даже ты должен это понять. Я пытаюсь дать ей самое лучшее.
  
  Идея была не такая уж жуткая, если я смогу наступить на горло своей гордости в отношении оплаты. В любом случае я не мог сейчас отправить Келли учиться в частную школу. И если бы я поверил в искренность намерений Фионы, возможно, и согласился бы с ее предложением. Но я не мог освободиться от мысли, что она делает все лишь для того, чтобы разлучить меня с дочерью. После смерти Шейлы Фиона хотела полностью контролировать внучку.
  
  — Я же предупреждал тебя! — сказал жене Маркус. — Я же говорил: ты ведешь себя слишком бесцеремонно.
  
  — Маркус, тебя это в общем-то не касается, — заметила она. — Келли — моя внучка, а не твоя. У тебя нет с ней кровной связи.
  
  Он посмотрел на меня, словно хотел поддержать: «Я знаю, каково тебе приходится, приятель».
  
  — И все-таки меня это касается, — настойчиво возразил Маркус. — Келли будет жить с нами. — Он посмотрел на меня и уточнил: — На неделе. И я не возражаю, но только не говори, что меня это не касается, черт возьми. Ни в коем случае так не говори.
  
  — Келли останется у меня, — сказал я.
  
  — Что ж, — проговорила Фиона, не принимая поражения, — я понимаю, тебе нужно время, чтобы все обдумать. И конечно, мы хотели бы узнать, что скажет по этому поводу Келли. Возможно, ей эта идея очень понравится.
  
  — Но решать все-таки мне, — напомнил я ей.
  
  — Конечно, тебе. — Она снова похлопала меня по руке. — А кстати, где наша маленькая принцесса? Я думала съездить с ней куда-нибудь сегодня. Например, в супермаркет. Купим ей новое зимнее пальто или еще что-нибудь.
  
  — Полагаю, Келли сегодня останется дома, — запротестовал я. — Сегодня кое-что случилось, я пока не успел рассказать об этом Келли, и не знаю, как она отреагирует. Но боюсь, очень расстроится.
  
  — Что случилось? — нахмурившись, спросил Маркус, возможно, предвидевший, что его жена снова обрушит на меня гнев независимо от сути проблемы.
  
  — Вы знаете подругу Шейлы, Энн? У нее есть дочка Эмили, которая дружит с Келли?
  
  Фиона кивнула. Маркусу она сказала:
  
  — Ты наверняка ее помнишь, она была на той вечеринке, когда продавали сумки.
  
  Маркус в растерянности задумался.
  
  — Неужели ты не запомнил ее? Такая эффектная женщина, — с неодобрением в голосе добавила Фиона и обратилась ко мне: — Что с ней?
  
  — Мы виделись прошлым вечером. Келли поехала к ним в гости и должна была остаться там на ночь. Но потом позвонила мне и попросила ее забрать. Ей стало нехорошо, и вскоре после этого…
  
  — Папа!
  
  Мы повернули головы в сторону лестницы, откуда донесся голос Келли.
  
  — Папа! Скорее сюда!
  
  Я быстро поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и оказался в ее комнате на десять секунд раньше Фионы с Маркусом. Келли сидела за столом, по-прежнему в желтой пижаме. Она устроилась на краешке стула, одной рукой сжимая мышку, второй показывая на монитор.
  
  — Мама Эмили! — сказала она. — На сайте… в чате… про маму Эмили…
  
  — Я как раз собирался тебе рассказать… — Я махнул рукой, показывая Маркусу и Фионе, что им лучше уйти. Они подчинились. — Я сам только сейчас обо всем узнал.
  
  — Что случилось? — В глазах Келли стояли слезы. — Она умерла?
  
  — Не знаю. То есть, думаю, да. Когда я звонил ей сегодня утром…
  
  Келли схватила меня за руки:
  
  — Я же сказала тебе не звонить!
  
  — Все хорошо, малышка. Не важно. Я думал, трубку сняла мама Эмили, но это оказалась ее тетя, сестра ее мамы. Она сказала мне, что миссис Слокум умерла.
  
  — Но я же видела ее вчера вечером. Тогда она была жива.
  
  — Знаю, солнышко. Это ужасное потрясение.
  
  Келли задумалась.
  
  — Что мне теперь делать? Позвонить Эмили?
  
  — Может, попозже? Сейчас лучше оставить Эмили и ее папу в покое.
  
  — Все это так странно.
  
  — Да.
  
  Долгое время мы сидели молча. Я обнял ее, прижал к себе, и она заплакала.
  
  — Сначала моя мама, теперь — мама Эмили, — тихо сказала Келли. — Может быть, я приношу всем несчастья?
  
  — Не говори так, деточка. Никогда так не говори. Это неправда.
  
  Когда Келли перестала всхлипывать, я понял, что нужно поговорить о наших гостях.
  
  — Бабушка и Маркус хотят отвезти тебя на прогулку сегодня днем.
  
  — Ох, — вздохнула Келли.
  
  — И думаю, бабушка хочет, чтобы ты пошла в школу в Дариене. Ты не знаешь, почему у нее возникло такое желание?
  
  Келли кивнула. Эта новость не удивила ее.
  
  — Я как-то говорила ей, что ненавижу школу.
  
  — По Интернету? — уточнил я.
  
  — Да.
  
  — Теперь бабушка предлагает, чтобы на неделе ты жила у нее и ходила в школу в Дариене, а в выходные приезжала сюда.
  
  Келли крепко обняла меня.
  
  — Я так не хочу. — Она помолчала. — Но по крайней мере там никто не знает обо мне и о том, что сделала моя мама.
  
  С минуту мы просидели, прижимаясь друг к другу.
  
  — Если мама Эмили умерла от свинячьего гриппа или чего-то такого, то я тоже заразилась? Я ведь была в ее комнате.
  
  — Сомневаюсь, что за несколько часов можно умереть от гриппа, — возразил я. — От сердечного приступа — возможно. Иногда такое бывает. Но этим нельзя заразиться. И грипп называется свиным, а не свинячьим.
  
  — А сердечным приступом нельзя заразиться?
  
  — Нет. — Я посмотрел ей в глаза.
  
  — На видео она совсем не выглядела больной.
  
  — Что? — Слова дочери застали меня врасплох.
  
  — На моем телефоне. Она выглядит хорошо.
  
  — О чем ты говоришь?
  
  — Я подготовила телефон, пока сидела в шкафу, чтобы заснять видео с Эмили, когда та откроет дверь. Папа, я же тебе говорила!
  
  — Ты не сказала, что сняла на видео ее маму. Я думал, когда миссис Слокум нашла тебя, ты спрятала телефон.
  
  — Да, незадолго до этого.
  
  — У тебя сохранилось это видео?
  
  Келли кивнула.
  
  — Покажи мне.
  Глава двенадцатая
  
  — Даррен, я хочу задать тебе несколько вопросов.
  
  Слокум сидел на переднем пассажирском месте в автомобиле, припаркованном возле его дома. За рулем была Рона Ведмор — маленькая крепкая темнокожая женщина лет сорока пяти, одетая в рыжевато-коричневую кожаную куртку и джинсы; на поясе у нее висела кобура с пистолетом. Ее короткие волосы были красиво уложены, недавно она сделала мелирование, и теперь ее прическа сверкала прядками серебристо-серого цвета. Она умела подчеркнуть свою индивидуальность без всяких эпатажных выходок.
  
  Рона и Слокум сидели в полицейской машине без опознавательных знаков. Даррен Слокум закрывал рукой лоб и глаза.
  
  — Просто не могу поверить, — простонал он. — Не могу поверить, что Энн умерла.
  
  — Знаю, тебе сейчас нелегко. Но мы с тобой должны еще раз кое-что проверить.
  
  Рона Ведмор знала Даррена. Это не было близким знакомством, они просто служили в одном учреждении: Слокум — дорожным патрульным Милфорда, она — детективом полиции. Несколько раз им приходилось работать вместе, они знали друг друга достаточно хорошо, чтобы при встрече здороваться, однако друзьями не были. Ведмор имела представление о репутации Слокума — как минимум две жалобы о превышении власти. Ходили слухи — правда, недоказанные, — будто он брал взятки у наркоторговцев. И все располагали информацией о вечеринках, на которых Энн продавала сумки. Даррен однажды приглашал Ведмор на подобное мероприятие, но та отказалась.
  
  — Ладно, продолжай, — сказал Даррен.
  
  — В какое время Энн уехала прошлым вечером?
  
  — Где-то в девять тридцать или без четверти десять.
  
  — Она сказала куда?
  
  — Ей позвонили.
  
  — Кто?
  
  — Белинда Мортон. Ее подруга.
  
  Даррен Слокум знал: это был не единственный звонок. Еще раньше кто-то тоже звонил им домой. И Энн разговаривала с тем человеком. Он видел, как загорелась лампочка на параллельном телефоне. А позже, поговорив с Эмили, Даррен выяснил, что дочка Гарбера звонила по своему мобильному. Энн сказала неправду: Келли не пользовалась их телефоном, чтобы связаться с отцом.
  
  — Зачем Белинде понадобилось встретиться с Энн?
  
  Даррен покачал головой:
  
  — Не знаю. Они подруги. Все время общаются, плачутся друг другу в жилетку. Думаю, они собирались где-нибудь выпить.
  
  — Но Энн так с ней и не встретилась?
  
  — Белинда позвонила около одиннадцати и попросила к телефону Энн. Сказала, что пыталась дозвониться ей на сотовый, но та не ответила. Хотела узнать, что случалось с Энн. Вот тогда я и забеспокоился.
  
  — И что ты сделал?
  
  — Тоже позвонил ей на мобильный. Безрезультатно. Я думал проехаться по округе, поискать ее или ее машину в тех местах, где она обычно бывала, но Эмили уже спала и мне не хотелось оставлять ее дома одну.
  
  — Хорошо. — Ведмор сделала пометку в блокноте. — В какое время ты позвонил нам?
  
  — Кажется, около часу ночи.
  
  Ведмор уже знала точно. Звонок от Слокума поступил в полицейское управление в 00:58.
  
  — Не хотел звонить в «девять-один-один». Я же работаю в полиции и знаю все номера, поэтому не стал занимать экстренную линию, а сразу позвонил в оперативный отдел, но неофициально, понимаешь? Попросил ребят, чтобы они поискали машину Энн, сказал, что волнуюсь за нее, боюсь, как бы она не попала в аварию или что-нибудь в этом духе.
  
  — И когда тебе перезвонили?
  
  Слокум провел рукой по щекам, стирая слезы.
  
  — Так, дай подумать. Это было около двух. Мне позвонил Ригби.
  
  «Офицер Кен Ригби. Хороший человек», — подумала Ведмор.
  
  — Так, ладно. Ты же понимаешь: я просто пытаюсь восстановить хронологию событий.
  
  — Может, кто-нибудь был там? — спросил Даррен Слокум. — На пристани? Неужели никто не видел, что там случилось?
  
  — Сейчас мы пытаемся найти свидетелей. Но в это время года очень сомнительно, чтобы там кто-то был. Однако неподалеку есть дома — возможно, нам повезет. Как знать?
  
  — Да, — сказал Слокум, — будем надеяться, чтобы кому-нибудь удалось хоть что-то заметить. А как, по-твоему, это случилось?
  
  — Даррен, пока рано делать выводы. Но Ригби установил, что двигатель автомобиля работал, дверь водительского места была открыта, а правое заднее колесо спущено.
  
  — Понятно, — сказал Слокум.
  
  Рона была уверена: он не слушал ее и находился как бы в прострации.
  
  — Машина со стороны пассажирского места стояла на самом краю причала. По нашим предположениям, Энн вышла посмотреть, что случилось, а нагнувшись над спущенным колесом, потеряла равновесие.
  
  — И упала в воду.
  
  — Возможно. Вода там не особенно глубокая и течение несильное. Когда Ригби посветил фонариком, то заметил ее. Похоже на несчастный случай. Никаких признаков ограбления. Сумочка осталась на пассажирском месте. Кажется, к ней даже не притрагивались. Кошелек и кредитные карты на месте.
  
  Даррен упрямо покачал головой.
  
  — Почему она не позвонила мне? Не вызвала эвакуатор? Или еще кого-нибудь? О чем она думала? Неужели она собиралась сама менять колесо посреди ночи?
  
  — Думаю, мы все это выясним в процессе следствия, — заверила его Ведмор. — Не знаешь, почему Энн поехала на пристань? Она собиралась там встретиться с Белиндой?
  
  — Возможно. То есть не исключено, что вместо посиделок в кафе они решили прогуляться.
  
  — Но если бы они собирались там встретиться, Белинда не стала бы звонить тебе и спрашивать, где она, — заметила Ведмор. — Она бы сказала, что нашла пустую машину…
  
  — Да-да, вполне уместное замечание, — согласился Даррен.
  
  — Вот поэтому я вынуждена снова задать вопрос: что Энн могла делать на пристани? Возможно, она собиралась повидаться с кем-то еще, прежде чем встретиться с Белиндой?
  
  — Я… не представляю, кто бы это мог быть. — Даррен Слокум снова зарыдал. — Рона, послушай, я больше не могу так… я… у меня много дел…
  
  Ведмор взглянула через лобовое стекло на пикап Даррена, на окне которого была прикреплена табличка о продаже. Из окна гостиной на них смотрела Эмили.
  
  — Наверное, твоя дочь ужасно переживает, — заметила детектив Ведмор.
  
  — Сестра Энн, которая живет в Нью-Хейвене, приехала к нам в пять утра, — ответил он. — Помогает все устроить.
  
  Ведмор похлопала Слокума по руке.
  
  — Ты же знаешь, мы делаем все возможное.
  
  Слокум посмотрел на нее налитыми кровью глазами:
  
  — Я знаю, знаю.
  
  Слокум проводил взглядом автомобиль Ведмор, а когда тот свернул за угол, вытащил мобильный телефон и набрал номер.
  
  — Алло?
  
  — Белинда?
  
  — О Боже, Даррен, я не могу…
  
  — Послушай меня. Ты должна…
  
  — Я просто вне себя, — задыхаясь, проговорила она. — Сначала явился тот мужчина и начал угрожать мне, а потом в четыре утра позвонил ты и сказал, что Энн…
  
  — Ты можешь заткнуться хоть на секунду? — Когда на другом конце линии повисла пауза, Даррен продолжил: — Ко мне приезжала Рона Ведмор.
  
  — Какая еще Рона?
  
  — Детектив полиции Милфорда. Я знаю ее. И она приедет к тебе, поскольку ей известно о вашем с Энн разговоре и о том, что вы собирались встретиться.
  
  — Но…
  
  — Скажи ей, что вы просто хотели поболтать. Ну… я не знаю… ты поссорилась с Джорджем или еще что-нибудь случилось, и тебе нужно было с кем-то поговорить. И ни слова о делах или о том человеке, который приходил к тебе.
  
  — Но, Даррен, а если он убил Энн? Мы просто не можем…
  
  — Он ее не убивал, — прервал ее Даррен. — Это был несчастный случай. Она упала в воду и ударилась головой. А теперь послушай: ты ни о чем больше не станешь рассказывать. Ни слова. Тебе ясно?
  
  — Да-да. Я все поняла!
  
  — Повтори еще раз, что тебе сказал Глен, когда вы разговаривали прошлым вечером?
  
  — Он сказал… он сказал, что машина не сгорела. Сумочка Шейлы не пострадала. Но конверта там не было.
  
  — Ты точно передала его слова?
  
  — Да… — Голос Белинды сорвался.
  
  Даррен задумался.
  
  — Возможно, деньги все-таки уцелели. — Он помолчал. — И не исключено, что Глен уже нашел их.
  Глава тринадцатая
  
  Мобильный Келли лежал рядом с ее компьютерной мышкой. Келли нажала последовательно на несколько кнопок, а затем передала его мне.
  
  — Я поставила паузу, — объяснила Келли.
  
  Изображение на маленьком экране представляло собой узкую вертикальную щель, похожую на перевернутое отверстие почтового ящика. На этом кадре я сумел рассмотреть спальню и на заднем плане кровать.
  
  — Почему такая картинка? — поинтересовался я.
  
  — Дверца шкафа была чуть-чуть приоткрыта, я снимала через щелочку, — ответила Келли.
  
  — Понятно. А как это включить?
  
  — Нажми на… дай сюда.
  
  Она поколдовала над телефоном и снова запустила воспроизведение. Вероятно, рука у Келли слегка дрожала, когда она снимала все это, поскольку узкое изображение двигалось из стороны в сторону, а кровать поднималась то вверх, то вниз.
  
  Дверь позади кровати открылась.
  
  — Это вошла мама Эмили, — комментировала Келли. — Так, сейчас она сядет на кровать.
  
  Женщину отделяли от шкафа какие-нибудь четыре фута. Она потянула руку, но камера не смогла зафиксировать, что именно она собиралась взять, затем в руке у нее появилась телефонная трубка. Энн набрала номер и приложила к уху.
  
  Слышно было очень плохо.
  
  «Привет, — сказала Энн Слокум. — Ты можешь говорить? Да, я одна».
  
  — Нельзя ли сделать погромче? — спросил я.
  
  Келли нахмурилась:
  
  — Вообще-то нет.
  
  «…надеюсь, твои запястья уже в порядке, — сказала Энн. — Носи длинные рукава, пока отметины не исчезнут».
  
  — Видишь? — спросила Келли. — Она не больна. Она даже не кашляет.
  
  «…что касается следующего раза… может, в среду?..»
  
  — Вот тогда ей и позвонил кто-то еще.
  
  — Тсс…
  
  «…я перезвоню позже… Алло?»
  
  — Вот.
  
  — Тише, Келли.
  
  — Вот сейчас она должна оглянуться и…
  
  — Тсс!
  
  «…отказываюсь от новой сделки, если тебе больше нечего предложить…» — В этот момент Энн посмотрела в сторону шкафа.
  
  Экран погас.
  
  — Что случилось? — спросил я.
  
  — Я спрятала телефон. Когда она взглянула на меня. Я испугалась.
  
  — Тогда она и прекратила разговор?
  
  — Нет, она меня еще не заметила, поэтому продолжала говорить. Я тебе рассказывала. Она очень разозлилась.
  
  Я вернул дочери мобильный.
  
  — Ты можешь перекинуть это на компьютер? — Келли кивнула. — А потом отправишь мне по электронной почте? Например прикрепленным файлом? — Она снова кивнула. — Сделай это.
  
  — У меня будут неприятности?
  
  — Нет.
  
  — Почему ты хочешь, чтобы я отправила тебе видео?
  
  — Просто… возможно, потом у меня появится необходимость посмотреть его еще раз.
  
  Снизу послышался голос Фионы:
  
  — У вас все хорошо?
  
  — Минутку! — крикнул я.
  
  Келли прикусила нижнюю губу и спросила:
  
  — А что мне делать с бабушкой и Маркусом?
  
  — Поступай как хочешь.
  
  Она колебалась.
  
  — Раз я ничем не могу помочь Эмили, думаю, мне стоит с ними прогуляться. Но ты… не поможешь мне кое в чем?
  
  — Конечно. Что тебе нужно?
  
  — Ты узнаешь, что случилось с мамой Эмили?
  
  Я не был уверен, что хочу ввязываться в это, однако пообещал:
  
  — Обязательно скажу тебе, если выясню.
  
  — Что у вас стряслось? — спросила Фиона, когда я спустился вниз.
  
  Я поделился с ними той скудной информацией, которой располагал. У подруги Келли умерла мама, но я не знал, при каких обстоятельствах.
  
  — Бедная девочка, — посочувствовал Маркус, имея в виду Келли, а не Эмили. — Все одно к одному.
  
  — Уверен: скоро мы выясним, что случилось. Об этом обязательно сообщат в новостях и напишут в газете, а также на Фейсбуке. Возможно, Келли получит сообщение прежде, чем мы сможем что-нибудь разузнать.
  
  — Она поедет с нами? — Фиона не хотела, чтобы эта трагедия разрушила ее планы провести день с внучкой.
  
  Через пятнадцать минут Келли вприпрыжку спустилась по лестнице, одетая и готовая к прогулке. Однако прежде чем они сели в «кадиллак» Маркуса и уехали, Келли попрощалась со мной на кухне и обняла меня. Я опустился на колено и стер слезы с ее щек.
  
  — У моих знакомых никогда не умирали мамы, — прошептала она. — Я знаю, как сейчас грустно Эмили.
  
  — Да, но она сильная, как и ты. И справится.
  
  Келли кивнула, но уголки ее губ дрожали.
  
  — Можешь не ездить с ними, если у тебя нет настроения, — сказал я.
  
  — Нет, все в порядке, папуля. Но я не хочу жить с ними. Я хочу жить здесь, дома, с тобой.
  
  Оставшись один, я заварил кофе. Обычно этим занималась Шейла, и у меня до сих пор не всегда получалось сделать все правильно — я не мог рассчитать количество ложек, не всегда спускал воду из крана до тех пор, пока она не становилась совсем ледяной, прежде чем залить ею кофе. Нацедив себе чашку, я вышел на веранду. День был прохладным, но я накинул легкую куртку и чувствовал себя хорошо в такой бодрящей атмосфере. Усевшись, я отхлебнул кофе. Он оказался не таким вкусным, как у Шейлы, но вполне пригодным для питья. Большего от кофе я и не ждал.
  
  Было тихо, только легкий ветерок шелестел последними осенними листьями, опавшими с дубов, что росли у нас во дворе. Казалось, весь мир погрузился в какое-то спокойствие. Предыдущая пара недель стала для меня адом, а последние пятнадцать часов обрушились подобно урагану. Неудавшаяся вечеринка Келли и ее рассказ о подслушанном телефонном разговоре. Неожиданный визит Фионы и ее предложение сменить школу, которое было так не кстати. А ко всему этому еще и смерть Энн Слокум.
  
  Час от часу не легче.
  
  — Шейла, и что ты на это скажешь? — произнес я вслух, качая головой. — Что ты, черт побери, на это можешь сказать?
  
  Две маленькие девочки учатся в одном классе, и обе за две недели теряют своих матерей. Я не испытывал желания предпринимать какие-либо активные действия, чтобы выполнить просьбу Келли и выяснить, что же случилось с Энн, но мне было очень любопытно. Возможно, у нее случился сердечный приступ? Или она умерла от аневризмы? Или еще от какой-нибудь другой болезни, от которой погибают мгновенно? А может быть, с ней случилось несчастье? Она упала с лестницы? Поскользнулась в душе и сломала себе шею? Если бы она была больна, Шейла обязательно узнала бы об этом и сказала мне, так ведь? Все делились с Шейлой своими проблемами.
  
  Переживал ли Даррен Слокум смерть жены так же сильно, как я гибель Шейлы? Возможно, и у него на смену горю пришла ярость? Это происходит независимо от обстоятельств. Если бы Шейла внезапно умерла от удара, не исключено, что я все равно испытывал бы гнев, только направил бы его в несколько иное русло. Вместо того чтобы спрашивать Шейлу, о чем она думала, я задал бы этот вопрос тому, кто находится на небесах.
  
  — И все равно, Шейла, я не понимаю, — сказал я. — Как у тебя это получилось? Как тебе удалось скрыть свои проблемы с алкоголем?
  
  Ответа не последовало.
  
  — Ладно, у меня есть дела. — С этими словами я выплеснул остатки кофе на траву.
  
  Я решил в тот день заняться работой. Келли была пристроена, а значит, у меня появилась возможность поехать в офис и разобраться с делами, которым на неделе я не смог уделить должного внимания. Я обязан был прибраться, заменить диски в пиле, убедиться, что все оборудование на месте. А также прослушать голосовую почту и даже ответить на некоторые звонки, чтобы не оставлять эту работу Салли, которая должна прийти в понедельник утром. Вероятнее всего, звонки окажутся от клиентов, интересующихся, почему заказы не выполняются еще быстрее. В данный момент, несмотря на все наши старания, у нас было мало проектов. Мы осуществляли различные работы — проведение водопровода и электричества, укладка кровли, — все это чем-то напоминало игру в домино. Если действовать последовательно и своевременно, все получается. Но вечно возникали какие-то препятствия. Поставщики постоянно нарушали обещание. Рабочие болели. Тебя просили сделать что-то еще, когда ты считал, что все уже закончилось.
  
  Приходилось стараться изо всех сил.
  
  Вставая с шезлонга, я услышал, как у крыльца хлопнула дверца машины, и, обойдя дом, увидел припаркованный на подъездной дорожке белый, хорошо знакомый мне пикап. На его двери было написано: «Электромонтажные работы Тео», — а сам Тео, худощавый тридцатипятилетний мужчина шести футов ростом — он обогнал меня на четыре дюйма, — вылезал из машины.
  
  Через секунду открылась дверца пассажирского сиденья, и показалась Салли, двадцати восьми лет, русоволосая и ширококостная, однако назвать ее полной просто не поворачивался язык. В старших классах Салли занималась гимнастикой и легкой атлетикой, и хотя не стала профессиональной спортсменкой, но до сих пор каждое утро совершала забег на три мили и при необходимости могла помочь в разгрузке машины с досками. Она была на дюйм выше меня и любила шутить, что, если не получит на Рождество премию, возьмет с меня натурой. Мне не хотелось в этом сознаваться, но у нее были неплохие шансы.
  
  Миловидное личико, обворожительная улыбка. Салли трудилась в моей фирме почти десять лет. Когда ей было чуть за двадцать и ей хотелось немного подработать, она сидела с Келли, но потом сочла себя слишком взрослой для подобных дел и стала время от времени выходить на смену в ресторанчик «Эпплбиз».
  
  Она жила с Тео около года и уже начала поговаривать о свадьбе, хотя мне казалось, о столь серьезном шаге пока рано было думать. Я не считал нужным отговаривать ее, но и не поощрял эту идею. По моему мнению, Тео Стамос сильно сдал в последние недели, еще до случая с возгоранием. Я больше не пользовался его услугами после пожара и сожалел, что не порвал с ним раньше. Так называемые декоративные «орешки для тачки» — резиновые яйца, которые стали невероятно популярны в последние годы, — свешивались с заднего бампера его пикапа, и у меня возникло желание тут же взять ножницы и произвести кастрацию.
  
  — Тео, — сказал я. — Привет, Салли.
  
  — Я предупреждала его, что не стоит это делать, — проговорила Салли и быстро подошла ко мне, встав между мной и Тео.
  
  — Мы только на секундочку, — попытался оправдаться Тео, приближаясь ко мне размашистыми шагами и лениво размахивая руками. — Глен, как дела?
  
  — Все в порядке, — небрежно бросил я.
  
  — Извини, что побеспокоили тебя в субботу, но мы проезжали мимо и решили, что было бы неплохо заехать.
  
  — Неплохо для чего?
  
  — Видишь ли, ты мне уже давно не звонил.
  
  — Да, работы мало, Тео, — кивнул я.
  
  — Понимаю. Но от Салли я узнал, что вы успели набрать заказов до того, как все рухнуло. — Салли поморщилась, явно недовольная тем, как использует ее Тео. — Значит, вы еще не совсем на мели. А со времени пожара ты меня ни разу не вызывал. Это нечестно.
  
  — Ты устанавливал проводку в том доме.
  
  — При всем моем уважении, Глен, скажи, у тебя есть хоть какие-то доказательства моей вины?
  
  — Но у меня нет и доказательств обратного.
  
  Тео опустил голову, поддел мыском ботинка камешек и снова посмотрел на меня.
  
  — Думаю, это неправильно, — спокойно сказал он. — Ты обвиняешь меня, не имея улик.
  
  Мне не хотелось говорить Тео правду в присутствии его девушки, тем более этой девушкой являлась моя хорошая подруга Салли, но он сам напросился.
  
  — Это мое право, — произнес я. Когда Тео удивленно заморгал, стало ясно, что он меня не понимает. И пускай, я не намеревался в дальнейшем прибегать к его услугам, но и оскорблять его мне не хотелось, поэтому я добавил: — Компания принадлежит мне, и я сам выбираю, с кем сотрудничать, а с кем — нет.
  
  — Нельзя так, — возразил он. — Назови хоть одну серьезную причину, по которой ты больше не хочешь со мной работать?
  
  Салли прислонилась к пикапу и закрыла глаза. Она не хотела этого слышать и, кажется, предвидела, что я сейчас скажу.
  
  — Ты ненадежный, — начал я. — Ты обещаешь приехать, а сам не являешься. Даже если не брать во внимание случай с пожаром, результаты твоей деятельности далеки от идеала. Часто ты работаешь спустя рукава.
  
  — Ты же знаешь, как бывает, — стал оправдываться Тео. — На одном участке возникают неполадки, и ты не можешь сразу перейти к следующему. И я не знаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, будто моя работа не очень хорошая. Это полнейшая чушь!
  
  Я покачал головой.
  
  — Когда ты сообщаешь клиенту, что приедешь утром, а сам этого не делаешь, это плохо отражается на репутации компании.
  
  — Я же говорила: не стоит этого делать, — вмешалась Салли.
  
  — А что сказали в пожарной инспекции? — Тео повысил голос. — Они заявили, что я неправильно проложил проводку?
  
  — Я еще не получил окончательного заключения, но, по их данным, пожар начался в том месте, где установлен электрощит.
  
  — «В том месте», — повторил он. — Значит, если бы кто-то оставил около электрощита промасленные тряпки, это тоже могло послужить причиной возгорания?
  
  — Я действую так, как подсказывает мне интуиция.
  
  — Да, и она здорово подводит тебя.
  
  Разговор стал пустой тратой времени. Только я наконец забыл думать о Тео, как он опять объявился. Я перевел взгляд на «орехи», свисавшие с его бампера.
  
  Тео проследил за моим взглядом.
  
  — Хочешь парочку? — спросил он.
  
  — Вот еще, — возмутился я. — Если кто-нибудь появится у меня на работе с этими штуковинами на машине, я тут же отправлю его домой. Мне хватает того, что моей дочери приходится постоянно видеть эту дрянь на улицах.
  
  — Люди имеют право украшать свои машины чем угодно. Тебя это не касается.
  
  — Верно, — согласился я. — И все же это мне решать, какие машины будут приезжать на мои объекты, а какие — нет.
  
  Тео сжал кулаки.
  
  — Тео, прекрати! — Салли подошла к нам. — Я же говорила тебе, не покупай их, но ты не послушал. — Обернувшись ко мне, она сказала: — Глен, мне очень жаль, но я его предупреждала.
  
  — Иди в машину, — велел ей Тео. От гнева его лицо стало красным как свекла. Он сел в пикап и захлопнул дверь, однако Салли не последовала за ним.
  
  Я почувствовал укол совести.
  
  — Мне не хотелось обижать твоего парня, да еще в твоем присутствии. Но он спросил, я ответил.
  
  — Тео не такой, каким кажется, Глен. Он намного лучше. У него доброе сердце. Однажды, когда он работал в аптеке «Уолгринз», одна женщина дала ему слишком большую сдачу, и он вернул ей деньги.
  
  Что можно было на этот ответить?
  
  Я промолчал. Салли опустила глаза, вздохнула и покачала головой:
  
  — Я должна обсудить с тобой еще кое-что.
  
  Я ждал.
  
  — Мне так неловко говорить тебе… Но я не хочу, чтобы у него возникли проблемы.
  
  — У Тео?
  
  — Нет, у Дуга. — Салли снова вздохнула. — Он попросил у меня двойную оплату за неделю, а в следующий раз можно ничего не выписывать. Я предложила ему прежде поговорить об этом с тобой, если он хочет получить аванс. Но Дуг заявил, что это может стать нашим маленьким секретом.
  
  Теперь настала моя очередь вздохнуть.
  
  — Спасибо, что рассказала мне, Салли.
  
  — Думаю, у него серьезные проблемы с деньгами. У него и у Бетси.
  
  — Он звонил мне прошлым вечером.
  
  — Знаю, тебе придется передать ему мои слова, но когда будешь говорить, добавь, что я очень переживаю по этому поводу.
  
  — Предоставь это мне. — Я дотронулся до ее руки. — Как у тебя дела? — Мне не нужно было спрашивать — со смерти ее отца прошло совсем немного времени. Это случилось в тот день, когда я лишился Шейлы. — В офисе трудно выкроить минутку для такого разговора.
  
  — Все хорошо, — ответила Салли. — Я скучаю по нему. Сильно скучаю. Это так странно… Я потеряла отца, а через несколько часов…
  
  — Да… — Я натянуто улыбнулся. И хотя Тео злобно буравил нас глазами через лобовое стекло пикапа и, возможно, не одобрял нашего поведения, я обнял ее. Последний раз я сделал это на похоронах ее отца, которые проходили днем ранее похорон Шейлы. Учитывая обстоятельства, я мог бы пропустить эту церемонию, но у Салли не было ни семьи, ни братьев и сестер, и мне пришлось нести эту тяжкую ношу. Я сам еще очень остро ощущал горе и понимал, как важно для Салли, чтобы я провел с ней эти два часа и помог справиться со страданиями.
  
  Пару недель спустя стало известно, что именно тогда произошло. Отец Салли принимал медикаменты, которые предотвращали образование тромбов и снижали риск сердечного приступа. Утром Салли дала ему дозу, но вскоре после ее ухода на работу отцу стало плохо, и он принял еще лекарство. Передозировка привела к кровотечению, от которого он и умер.
  
  — Мы должны собраться с силами и жить дальше, — сказал я Салли, игнорируя недовольный взгляд Тео. — Теперь мы не можем ничего изменить.
  
  — Наверное, — отозвалась она. — Как Келли? Она дома? — Салли оставалась любимой няней Келли, хотя и не сидела с ней с тех пор, как моей дочери исполнилось четыре года.
  
  — Она с бабушкой. И очень расстроится, когда узнает о твоем приезде в ее отсутствие. — Я замолчал, поскольку не любил делать признаний, но все же не удержался: — Никогда не думал, что будет так тяжело. Отцу бывает трудно говорить с дочерью на некоторые темы.
  
  — О да, — улыбнулась Салли. — Представляю, как ты будешь ей рассказывать про месячные.
  
  — Просто с нетерпением жду этого момента.
  
  Возможно, когда придет время, я попрошу помощи у Фионы. А лучше у Салли.
  
  — Если тебе понадобится, чтобы я поговорила с ней о…
  
  — Спасибо. Подумаю об этом. Слушай, тебе лучше уйти. У Тео такой вид, словно он сейчас взорвется.
  
  Она кивнула в сторону бампера:
  
  — И прости за эти «орехи».
  
  — Я не позволил бы Келли ездить на машине с таким «украшением».
  
  Она зарделась. Мои слова задели ее.
  
  — Увидимся в понедельник. — Салли повернулась и зашагала к пикапу. Шины завизжали — Тео резко сорвался с места.
  
  Я зашел в дом и налил себе кофе, хотя знал, что пить я не буду. Мы с Салли всегда были как брат и сестра, и моя критика, наверное, особенно сильно кольнула ее. Я все еще размышлял об этом, когда зазвонил телефон.
  
  — Алло?
  
  — Значит, ты дома, — послышался мужской голос, который я узнал не сразу.
  
  — Кто это?
  
  — Даррен Слокум. Нам нужно поговорить.
  Глава четырнадцатая
  
  Я вышел на крыльцо и стал ждать, когда появится Даррен Слокум.
  
  Меня мучило любопытство. Почему Слокум решил поговорить со мной? Я подумал: скорее всего он хочет, чтобы я помог с выносом гроба, или что-нибудь в этом роде.
  
  Не прошло и пяти минут, как красный пикап Слокума свернул с улицы и остановился перед домом.
  
  — Даррен, — сказал я, спускаясь с крыльца и протягивая ему руку, после того как он вышел из машины, — соболезную по поводу Энн.
  
  Мы обменялись рукопожатиями, и Слокум кивком принял мои слова утешения:
  
  — Да. Ужасное потрясение.
  
  — Скажи, как Эмили?
  
  — Очень плохо.
  
  — Даррен, что произошло?
  
  Он потер челюсть и поднял глаза, словно пытался собраться с силами, чтобы ответить.
  
  — Несчастный случай.
  
  От этих неожиданных слов по спине у меня пробежал холодок.
  
  — Авария?
  
  — Не совсем.
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  — Она доехала по Хай-стрит до пристани, и там у нее, похоже, лопнула шина переднего колеса. Энн вышла посмотреть, что случилось — дверь была открыта, а двигатель работал, — но припарковалась она на самом краю причала и поэтому потеряла равновесие и сорвалась. Полицейский заметил ее в воде.
  
  — Боже, — произнес я. — Мне очень жаль. Очень.
  
  — Да, спасибо.
  
  — Даже не знаю, что еще сказать.
  
  — Тебе ведь известно, что наши дочери дружат?..
  
  — Разумеется.
  
  — Твоя дочка… Келли… она уже знает?
  
  Я кивнул.
  
  — Я собирался ей рассказать после того, как поговорил с твоей свояченицей по телефону, но она обо всем узнала из чата, от своей подруги. Может быть, даже от Эмили.
  
  — Ясно, — тихо сказал Слокум. — Для нее это, наверное, стало большим потрясением.
  
  — Да.
  
  — Я подумал, — продолжил Слокум, — возможно, ей станет легче, если я поговорю с ней и расскажу о случившемся.
  
  — Хочешь поговорить с Келли?
  
  — Да. Она дома?
  
  — Нет. Но я все передам ей. Не волнуйся. — Я не видел никаких причин, по которым Даррен Слокум должен был рассказывать Келли о смерти своей жены. Я сам ей обо всем сообщу и попытаюсь утешить.
  
  Он задумчиво подвигал челюстью.
  
  — Когда Келли вернется? Она уехала к друзьям?
  
  Мускул под его правым глазом подрагивал. Слокум был так напряжен, что казалось — еще чуть-чуть, и он просто лопнет. Мне хотелось узнать, что случилось, поэтому я постарался говорить тихим и спокойным голосом.
  
  — Даррен, даже если бы Келли была здесь, не думаю, что ей это помогло бы. Она недавно лишилась матери, а теперь то же самое приключилось с ее лучшей подругой. Я думаю, будет лучше, если я возьму это на себя.
  
  В его глазах появилась растерянность.
  
  — Ладно, Глен, давай сменим тему.
  
  Я мысленно занял оборонительную позицию.
  
  — Что, черт побери, произошло прошлым вечером? — спросил он.
  
  Я потрогал языком щеку.
  
  — О чем ты, Даррен?
  
  — Твоя дочка. Почему она попросила забрать ее?
  
  — Ей стало нехорошо.
  
  — Нет, только не надо об этом. Что-то другое имело место.
  
  — Что бы ни случилось, это произошло в твоем доме. И я мог бы спросить тебя о том же.
  
  — Да, только я ничего не знаю. Но между моей женой и твоей дочерью что-то вышло.
  
  — Даррен, к чему ты клонишь?
  
  — Я должен знать. У меня есть на то причины.
  
  — Это как-то связано с несчастным случаем?
  
  Слокум снова подвигал челюстью, но ничего не ответил. Наконец он хриплым голосом проговорил:
  
  — Мне кажется, моей жене звонили. Думаю, именно из-за этого звонка она и поехала на пристань. И я должен знать, кто это был.
  
  Разговор начал мне надоедать.
  
  — Даррен, езжай домой. К своей семье. Ты им сейчас нужен.
  
  Но Даррен не унимался:
  
  — Девочки играли в прятки. Келли пряталась в нашей спальне и была там, когда Энн разговаривала по телефону. И она может сказать мне, с кем именно.
  
  — Ничем не могу помочь, — отрезал я.
  
  — Когда ты приехал, я пошел искать твою дочь и нашел ее в нашей спальне. Она уверяла, будто Энн велела ей оставаться там и что это было наказанием.
  
  Я ничего не ответил.
  
  — Если бы Келли что-нибудь сломала или провинилась в чем-то, Энн рассказала бы мне. Но она ничего подобного не сделала, и меня это удивило. Она попыталась замять эту историю перед отъездом. А кроме того, солгала по поводу телефонных звонков: заявила, будто Келли звонила тебе по обычному телефону. Но потом Эмили призналась, что у Келли свой мобильный. Это правда?
  
  — Я дал ей телефон после смерти матери, — подтвердил я. — Слушай, Даррен, я не знаю, о чем ты говоришь. Откуда Келли могла узнать, с кем говорила Энн? И почему это так важно? Ты же сам сказал: с Энн произошел несчастный случай. Ты ведь не думаешь, будто кто-то заманил ее на пристань? Иначе тебе стоило бы обратиться в полицию. А если ты действительно так считаешь, возможно, мне тоже придется поговорить с детективом, который ведет дело твоей жены, и засвидетельствовать, что ты не убийца. У вас ведь обычно так бывает, правда?
  
  — Но я же имею право знать все обстоятельства, связанные со смертью моей жены?
  
  Его слова задели меня за живое.
  
  Разве я не переживал подобных чувств по поводу Шейлы? Ее смерть была трагической случайностью, но обстоятельства, с ней связанные, выглядели полной бессмыслицей. И разве сейчас Даррен Слокум не испытывает то же самое? Разыскивая студентов курсов и ее преподавателя, разве я не пытался найти правду? А когда я перерыл весь дом, стремясь понять, не прятала ли моя жена в каком-нибудь укромном месте спиртное, разве я не искал ответы?
  
  И если Энн действительно стремилась утаить нечто от Слокума при жизни, то почему его старания выяснить это сейчас, после ее смерти, должны казаться чем-то немыслимым?
  
  И все же я не хотел быть втянутым в эту историю. И уж тем более не собирался впутывать в нее Келли.
  
  — Почему ты звонил мне утром домой?
  
  — Извини?
  
  — Ты все слышал. Ты позвонил и разговаривал с сестрой моей жены. Сказал, что хочешь поговорить с Энн. Зачем?
  
  — Просто… — Я не был готов ответить сразу. — Хотел спросить ее, не видела ли она плюшевого кролика Келли. Хоппи. Но потом Келли нашла его.
  
  — Чушь. Думаешь, после стольких лет работы в полиции я не научился различать, когда человек лжет, а когда говорит правду? Почему ты звонил? Келли рассказала тебе о случившемся? Ты хотел обсудить это с Энн?
  
  Я покачал головой.
  
  — Даррен, ради Бога, если этот телефонный звонок, будь он неладен, так для тебя важен, почему бы тебе не проверить историю звонков?
  
  Он кисло улыбнулся.
  
  — Я подумал об этом. И знаешь что? Энн стерла список входящих и исходящих. Что ты на это скажешь? Вот почему я хотел поговорить с Келли.
  
  — Слушай, — я пытался говорить примирительным тоном, — не знаю, какие у вас с Энн начались разногласия, но мне очень жаль, что они возникли. Однако я не хочу, чтобы меня в это втягивали. Моя дочь многое пережила в последние дни. Другие дети — не твоя дочь, и спасибо вам за это — возненавидели ее за то, что сделала Шейла, за убийство одного из учеников школы. А теперь умерла мать ее подруги. Ей нужно время прийти в себя. Я не позволю ее допрашивать. Ни тебе, ни кому-либо еще.
  
  Слокум ссутулил плечи. Минуту назад он, казалось, готов был наброситься на меня. Теперь все изменилось.
  
  — Помоги мне, дружище, — попросил он.
  
  На несколько секунд повисла пауза. Я знал, что он чувствует и как отчаянно ему хочется получить ответы.
  
  — Ладно, — сказал я. — Мы с Келли поговорили после того, как я забрал ее.
  
  — Да?
  
  — Только давай договоримся. Я расскажу тебе все, что узнал от нее, и мы на этом закончим. Ты не будешь с ней беседовать. — Я сделал паузу, после чего добавил: — Вообще не будешь.
  
  Слокум думал около секунды.
  
  — Хорошо.
  
  — Келли пряталась в шкафу, хотела неожиданно выскочить, когда появится Эмили, и вдруг в комнату вошла Энн. Она стала говорить по телефону.
  
  Слокум кивнул:
  
  — Я примерно так и думал.
  
  — Келли сказала, что сначала твоя жена говорила с…
  
  — Минутку. Сначала? Значит, был не один звонок?
  
  — Келли считает, их было два. Сначала твоя жена говорила, вероятно, с кем-то из друзей. С человеком, повредившим запястья. Энн звонила узнать, все ли у него в порядке. Потом ей позвонил еще кто-то.
  
  — Получается, в первый раз она звонила сама? — спросил Слокум, адресуя этот вопрос скорее самому себе, чем мне. — И в первом разговоре она справлялась о чьем-то здоровье? У человека, который повредил запястья?
  
  — Вроде того. Но потом позвонил второй. Келли сказала, что поначалу она решила, будто это «Телемаркет», поскольку Энн говорила о какой-то сделке. Затем она немного рассердилась.
  
  — В каком смысле рассердилась?
  
  — Энн сказала что-то вроде: «Не глупи, а то все кончится тем, что ты получишь пулю в голову».
  
  Слокум удивленно переспросил:
  
  — Пулю в голову?
  
  — Да.
  
  — Что еще?
  
  — Вот и все.
  
  — А имена? Энн называла кого-нибудь по имени?
  
  — Нет. Не было никаких имен.
  
  Слокум остолбенел. Новая информация совершенно сбила его с толку. Теперь настала моя очередь задавать вопросы.
  
  — Даррен, что, черт возьми, случилось?
  
  — Ничего.
  
  — Чушь, — возразил я. — Ты во что-то вляпался по самые уши.
  
  Он хитро улыбнулся:
  
  — Возможно, не только я.
  
  — Что, прости?
  
  — Мне кажется, недавно тебе круто свезло. В последние пару недель.
  
  — Даррен, я тебя не понимаю.
  
  Теперь в его улыбке появилось что-то зловещее.
  
  — Я хочу предупредить, эти деньги тебе не принадлежат. Присваивая их, ты серьезно рискуешь. Даю тебе пару дней подумать и принять правильное решение, так как после у тебя уже не будет выбора.
  
  — Ни черта не понимаю, о чем ты там мелешь, но послушай, что я тебе скажу. Угрожая мне, ты тоже рискуешь. И мне абсолютно плевать, чем ты занимаешься.
  
  — Пара дней, — повторил Слокум, словно не слышал моих слов. — После этого я буду не в силах помочь тебе.
  
  — Езжай домой, Даррен. Тебя ждет семья.
  
  Он пошел к пикапу, но внезапно остановился.
  
  — Пойми, это очень серьезно.
  
  — О чем ты?
  
  — Твоя жена, моя жена… они были подругами, их дочери играли вместе… и обе они погибли по глупой случайности в течение двух недель. Правда странно?
  Глава пятнадцатая
  
  Оказавшись в машине Маркуса и Фионы, Келли заявила, что не завтракала, а поскольку время близилось к ленчу, было бы неплохо заехать куда-нибудь перекусить. Фиона не оставила планов отвезти Келли в торговый центр и купить новое зимнее пальто, так как та выросла из своего прошлогоднего, а Глен, разумеется, этого даже не заметил. После этого они собирались поехать в Дариен; раз ей не удалось убедить Глена, Фиона собиралась устроить экскурсию в пару частных школ, чтобы показать Келли, где она может учиться.
  
  — Мы перекусим в торговом центре, — решила Фиона. Келли сказала, что там хороший ресторанный дворик и она готова потерпеть, пока они доберутся туда. Фиона предпочла бы поесть в ресторане, где официанты принимали заказы и приносили еду, но уступила просьбе девочки, поскольку ей не терпелось расспросить Келли о том, что случилось с матерью ее подруги, а для этого Келли должна чувствовать себя непринужденно.
  
  Когда они уселись втроем — Маркус и Фиона с латте из «Старбакса», а Келли с куском пиццы с пепперони, — Фиона поинтересовалась у внучки о вчерашней вечеринке.
  
  — Я думала развлечься, а все вышло не очень хорошо.
  
  — Почему?
  
  — Я рано вернулась домой. Попросила папу забрать меня.
  
  — Разве тебе там не было весело?
  
  — Поначалу — да, но потом все как-то испортилось.
  
  Фиона немного наклонилась к ней:
  
  — А что случилось?
  
  — Ну, — проговорила Келли, — мама Эмили здорово рассердилась на меня.
  
  — Вот как? — удивилась Фиона. — Почему?
  
  — Я не должна говорить об этом.
  
  — Не понимаю, почему ты не хочешь мне рассказать. Я же твоя бабушка. А с бабушкой ты можешь делиться абсолютно всем.
  
  — Знаю, но… — Келли внимательно посмотрела на пиццу, отковырнула кусок колбасы и положила в рот.
  
  — Что «но»? — осторожно настаивала Фиона.
  
  — Я пообещала никому об этом не говорить, а потом все равно рассказала папе, ведь он мой папа.
  
  — Кому ты обещала?
  
  — Маме Эмили.
  
  — Но ее уже больше нет с нами, — спокойно констатировала Фиона, — поэтому ты можешь нарушить данное ей обещание и поговорить об этом со мной.
  
  — А разве так можно — нарушать обещание, данное мертвым людям? — удивилась Келли.
  
  — Конечно, можно.
  
  Маркус покачал головой и вмешался:
  
  — Фиона, что ты делаешь?
  
  — Прости! — резко бросила она.
  
  — Посмотри, ты расстроила ее. Она сейчас расплачется.
  
  Это было правдой. Глаза Келли стали влажными. Казалось, еще намного, и по ее щекам потекут слезы.
  
  — Знаю, тебе это не очень приятно, милая, — сказала Фиона Келли, — но иногда полезно рассказывать о том, что тебя мучает, это своего рода терапия.
  
  — Что? — не поняла Келли.
  
  — Если ты расскажешь, из-за чего переживаешь, тебе станет лучше.
  
  — Ох, не думаю.
  
  — Что ты пообещала маме Эмили?
  
  — Она не хотела, чтобы я рассказывала кому-нибудь о телефонном разговоре.
  
  — О телефонном разговоре, — эхом повторила Фиона. — О телефонном разговоре… о каком еще разговоре?
  
  — Который я услышала.
  
  Маркус неодобрительно покачал головой, но Фиона не обратила на него никакого внимания.
  
  — Ты подслушала, как она с кем-то беседовала по телефону?
  
  — Не специально, — торопливо сказала Келли. — Я бы никогда не стала поступать так. Подслушивать плохо.
  
  — Но раз ты сделала это не специально, как же так получилось?
  
  — Я просто пряталась, — объяснила Келли, — от Эмили. И мало что разобрала, так как ее мама почти все время говорила шепотом. — Слезы все-таки брызнули из ее глаз и покатились по щекам. — Может, не надо об этом?
  
  — Келли, я понимаю, тебе горько вспоминать случившееся, но я думаю…
  
  — Позволь на минутку вмешаться? — спросил у жены Маркус.
  
  — Что?
  
  — Дорогая, — сказал Маркус, вытаскивая кошелек и протягивая Келли десятидолларовую купюру, — возьми и купи себе что-нибудь на десерт.
  
  — Но я еще не доела пиццу.
  
  — Купи сейчас, а потом доешь пиццу и сразу же приступишь к сладкому.
  
  Келли взяла деньги. Маркус и Фиона проследили, как она вприпрыжку побежала к прилавку с мороженым.
  
  — Что на тебя нашло? — спросил Маркус жену.
  
  — Ничего.
  
  — Мы хотели свозить ее куда-нибудь развеяться, а ты вдруг учинила ей настоящий допрос.
  
  — Не говори со мной таким тоном.
  
  — Фиона, иногда… иногда ты даже не представляешь, какое впечатление производишь на окружающих. Неужели… у тебя совсем нет сострадания?
  
  — Да как ты смеешь! — возмутилась она. — Я задаю ей вопросы, поскольку переживаю за ее состояние.
  
  — Нет. — Маркус покачал головой. — Здесь нечто иное. Возможно, все дело в том, что ты всегда недолюбливала Энн Слокум?
  
  — О чем ты говоришь?
  
  — Я заметил, как ты вела себя с ней на той вечеринке с продажей сумок, или как там называлось это мероприятие. Ты общалась с ней так пренебрежительно. Весь вечер задирала перед ней нос.
  
  Фиона с удивлением уставилась на мужа:
  
  — Какая чушь. Не понимаю, с чего ты взял?
  
  — Я просто хочу сказать, что больше этого не допущу. Ты не будешь мучить девочку. Мы привезли ее сюда ради покупок; потом, если хочешь, мы покажем ей те школы, хотя я ума не приложу, с чего ты взяла, будто Глен позволит своей дочери жить у нас с понедельника по пятницу. А после мы отвезем ее домой.
  
  — Она моя внучка, а не твоя, — напомнила ему Фиона.
  
  — Забавно, но именно я переживаю за нее.
  
  Фиона хотела возразить ему, но в этот момент поняла, что Келли стоит в двух футах от нее. В одной руке она держала политое сиропом и посыпанное орехами мороженое, в другой — сотовый телефон.
  
  Келли протянула трубку Фионе:
  
  — Папа хочет что-то сказать тебе.
  Глава шестнадцатая
  
  После визита Даррена Слокума я вернулся в дом сильно возбужденным и, войдя в кухню, набрал номер мобильного Келли.
  
  — Привет, пап, — сказала она.
  
  — Привет, солнышко. Ты где?
  
  — Покупаю мороженое в торговом центре.
  
  — Каком торговом центре?
  
  — В Стэмфорде.
  
  — Можешь передать трубку бабушке?
  
  — Минутку. Она за столиком.
  
  На заднем плане я слышал шум большого торгового центра — голоса людей и приглушенную музыку, — потом снова заговорила Келли:
  
  — Папа хочет что-то сказать тебе.
  
  — Да, Глен? — Голос Фионы был таким же теплым, как мороженое, которое купила Келли.
  
  — Фиона, вы можете взять Келли на ночь? — Я знал, что в доме Фионы хранились пижама и зубная щетка Келли, а также кое-что из одежды.
  
  Последовала пауза, затем Фиона прошептала:
  
  — Глен, тебе не кажется, что еще слишком рано? — Она явно не хотела, чтобы Келли ее услышала.
  
  — Извините?
  
  — По-моему, еще рано приглашать к себе кого-то. Это та женщина, которая живет рядом с тобой? Мюллер, кажется? Шейла рассказывала про нее. Когда мы уезжали, я видела, как она стояла у дверей и провожала нас взглядом.
  
  Я почувствовал ярость.
  
  — После того как вы уехали, приходил муж Энн Слокум. Он был просто не в себе. — Я закрыл глаза и сосчитал до трех.
  
  — Что?
  
  — Он был… даже не знаю, как сказать… совсем невменяемый. Хотел поговорить с Келли, но я решил, что из этого не выйдет ничего хорошего. Поэтому на случай, если он вдруг вернется и предпримет еще одну попытку, я думаю, будет лучше, если Келли останется у вас.
  
  — Что ты имеешь в виду под «невменяемым»?
  
  — Долгая история, Фиона. Однако вы мне очень поможете, если оставите Келли у себя до завтра. Пока я не буду уверен, что все успокоилось.
  
  — Что происходит? — донесся до меня голос Маркуса.
  
  — Секунду, — оборвала его Фиона и снова обратилась ко мне: — Да, конечно, она останется у нас. Все нормально.
  
  — Спасибо, — поблагодарил я, ожидая услышать хотя бы попытку извинения за клевету.
  
  Вместо этого Фиона сказала:
  
  — Келли хочет поговорить с тобой.
  
  — Пап? Что случилось?
  
  — Ты останешься на ночь у бабушки. Только на одну ночь.
  
  — Хорошо, — согласилась она. В ее голосе не было ни радости, ни разочарования. — Что-то не так?
  
  — Все замечательно, солнышко.
  
  — Ты выяснил, что случилось с мамой Эмили?
  
  — Это был несчастный случай, зайка. Она упала в воду, когда пыталась посмотреть, что произошло с колесом ее машины.
  
  Келли немного помолчала, а затем сказала:
  
  — Теперь у нас с Эмили есть кое-что общее.
  
  Хотя Даррен Слокум заявил, что мой рассказ о телефонных переговорах его покойной жены, которые подслушала Келли, вполне удовлетворил его, инстинкт подсказывал мне — он солгал. Я был совершенно искренен с Фионой, когда говорил о своих опасениях, о том, что он может вернуться, поэтому было бы лучше, если бы Келли провела еще один день вдали от нашего дома. Правда, я не понял, о каком таком крупном куше, который я недавно якобы сорвал, он говорил и что он имел в виду. На могиле Шейлы еще не успела трава вырасти, а он уже намекал, будто благодаря случившемуся с ней несчастью я смог хорошо разжиться?
  
  Я не знал, как мне реагировать, и списал это на бессвязный бред человека в состоянии потрясения.
  
  После ленча я поехал в офис «Гарбер констрактинг». Он находился между супермаркетом «Черри» и отелем «Джаст инн тайм», примерно в полумиле от торгового центра «Коннектикут пост». И хоть мне удалось немного прибраться, я не смог толком сосредоточиться, начав прослушивать голосовую почту. Я намеревался перезвонить всем этим людям, но внезапно споткнулся о мысль, что не в силах выслушивать их, а тем более ехать к ним и объясняться, почему работа для них не выполнена. Однако я записал основную информацию по каждому из сообщений, чтобы в понедельник Салли могла этим заняться. Пускай я и не одобрял ее выбор бойфренда, однако в добросовестности ей не откажешь. Мы называли ее нашей сторукой, и она могла держать в голове детали всех наших проектов. Я видел, как она изощрялась по телефону с поставщиком черепицы, делая в то же самое время пометки о материалах для установки водопровода на каком-то другом объекте. Салли любила говорить, что в ее мозгу одновременно работает несколько программ, и при этом заявляла о праве на полный обвал системы, если он однажды случится.
  
  Закрыв офис, я отправился в ближайший магазин за продуктами. Стейк на обед — для меня, салями, банка тунца и морковные палочки — для Келли в школу и мне на неделю. Я не особенно любил морковку, но Шейла хотела, чтобы во время ленча ее регулярно ела не только Келли, но и я. Просто удивительно. Да, я злился на свою покойную жену, но до сих пор проявлял почтение к ее желаниям.
  
  Когда Келли пошла в первый класс и стала брать с собой обеды, сначала она просила нас с Шейлой давать ей пакет картофельных чипсов. Ее подруга Кристен каждый день ела чипсы, чем же она хуже? Но мы заявили, что, если мама Кристен хочет кормить дочь всякой гадостью, нас это не касается. Мы так делать не будем.
  
  Тогда Келли спросила, можно ли ей брать хотя бы печенье из воздушного риса. Несмотря на то что в него добавляли рисовую пастилу, крупа, из какой оно делалось, была очень полезной. Шейла помогла ей приготовить выпечку. Она расплавила масло и рисовую пастилу, смешала все с хлопьями в большой миске, а потом они выложили это на противень. Какой же свинарник развели они на кухне! Зато потом Келли с удовольствием каждый день брала с собой в школу печенье.
  
  Приблизительно через месяц, играя с Келли, Кристен спросила, не может ли она добавлять в рисовое печенье шоколадную крошку. Печенье ей очень понравилось. Каждый день Келли выменивала у Кристен картофельные чипсы на это лакомство.
  
  Воспоминания заставили меня улыбнуться, пока я шел мимо полок с крупами и хлопьями. Казалось, как же давно это было… Неплохо бы вместе с Келли приготовить однажды вечером это печенье. Я потянулся за коробкой, не заметив рядом с собой женщины лет сорока — ей тоже понадобилась та же коробка. С женщиной был сын — темноволосый молодой человек лет шестнадцати-семнадцати, одетый в джинсы и куртку. Кроссовки его были разрисованы полосками и завитками.
  
  — Извините, — отодвинулся я, нечаянно толкнув женщину локтем. — Берите!
  
  Я снова посмотрел на нее. Да это же… Господи.
  
  Бонни Уилкинсон. Мать Брэндона и вдова Коннора, погибших по вине Шейлы.
  
  Она была с сыном Кори. У него были абсолютно пустые глаза, словно он выплакал все свои слезы.
  
  Блузка и брюки висели на миссис Уилкинсон, лицо ее вытянулось и посерело. Она открыла рот и замерла, узнав меня.
  
  Я толкнул назад свою тележку, чтобы обойти их. Мне стали не нужны эти рисовые хлопья. Только не сейчас.
  
  — Разрешите проехать, — пробормотал я.
  
  К ней наконец вернулась способность говорить, но слова она произносила с трудом:
  
  — Подождите.
  
  Я остановился.
  
  — Извините?
  
  — Возьмите, они очень вкусные…
  
  Ее сын жег меня взглядом.
  
  Я бросил тележку с продуктами и вышел из магазина.
  
  Все необходимое я купил в супермаркете «Стоп-энд-шоп». Вместо рисовых хлопьев я взял все для лазаньи. Конечно, она у меня не получится так же хорошо, как у Шейлы, но все же решил попробовать.
  
  Домой я поехал кружным путем, чтобы завернуть к Дугу Пинтеру.
  
  Отец нанял его примерно в то время, когда я закончил Бейтс. Тогда Дугу сравнялось двадцать три, он был на год старше меня. Долгие годы мы работали вместе, но всегда понимали: рано или поздно я стану главой фирмы, — однако никто не ожидал, что это случится так скоро.
  
  Отец руководил строительством ранчо в Бриджпорте. Он разгрузил две дюжины листов фанеры размером четыре на восемь футов, когда внезапно схватился за грудь и упал на землю. Врачи сказали, он умер еще до того, как его голова коснулась травы. Я поехал вместе с ним в «скорой помощи» и все вынимал эти травинки, застрявшие в его седых волосах.
  
  Отцу было шестьдесят четыре. Мне — тридцать. Я сделал Дуга моим заместителем.
  
  Дуг оказался отличным помощником. Он специализировался на плотницкой работе, но хорошо разбирался и в других аспектах строительства, что позволяло ему контролировать проведение всех работ, а при необходимости и самому подключаться к ним. В то время как я всегда был сдержан, Дуг отличался отзывчивостью и веселым нравом. Когда на работе возникала напряженная ситуация, Дуг всегда знал, что сказать или сделать, чтобы приободрить остальных. У него это получалось намного лучше, чем у меня. Не знаю, как бы я справлялся с делами все эти годы без него.
  
  Однако в последние несколько месяцев с Дугом стало твориться нечто странное. Он уже не был душой компании, как прежде, а когда пытался шутить, это выглядело натужно. Я знал: дома у него сложилась напряженная ситуация — и вскоре выяснил, что это оказалось связано с финансами. Четыре года назад Дуг и его жена Бетси переехали в новый дом — взяли один из тех замечательных, великолепных ипотечных кредитов под смешные проценты, — но после того как в течение последнего года условия кредита пересмотрели, их ежемесячная выплата выросла больше чем в два раза.
  
  Бетси работала бухгалтером в местном отделении «Джи-эм», которое недавно закрылось. Ей удалось устроиться на полставки в мебельном магазине Бриджпорта, но ее доход стал вдвое меньше прежней зарплаты.
  
  Все это время оклад, который я выплачивал Дугу, оставался неизменным, но теперь он в лучшем случае топтался на месте, в худшем — шел ко дну. Хотя строительный и ремонтный бизнес буксовал, я не срезал оплату тем, кто на меня работал. По крайней мере Дугу, Салли, Кену Вангу и нашему новичку с севера Стюарту.
  
  Пинтеры жили в деревянном двухэтажном доме рядом с Розез-Милл-роуд, неподалеку от озера Индиан. Оба их авто — старенький пикап «тойота», принадлежавший Дугу, и купленный в кредит «инфинити» Бетси — стояли на подъездной дорожке. Я затормозил рядом.
  
  Из дома доносились резкие голоса; я поднял руку, чтобы постучать в дверь, однако на мгновение задержался и прислушался. Тут же стало ясно: обстановка в доме, прямо сказать, скверная, но мне не удалось разобрать, о чем шел разговор.
  
  Я громко постучал, понимая, что за этим шумом меня могут и не услышать.
  
  Крики тут же смолкли, словно кто-то внезапно отключил звук. Через мгновение Дуг открыл дверь. Его лицо было малиновым, на лбу выступил пот. Он улыбнулся и распахнул дверь из алюминиевой сетки.
  
  — О, привет! Смотрите, кто пришел! Бетси, это Глен!
  
  Сверху раздался голос:
  
  — Привет, Глен!
  
  Он звучал весело, словно несколько секунд назад эти двое и не собирались порвать друг друга в клочки.
  
  — Привет, Бетси! — крикнул я.
  
  — Хочешь пивка? — спросил Дуг, провожая меня на кухню.
  
  — Нет, это…
  
  — Да ладно, давай выпьем.
  
  — А впрочем, почему бы и нет?
  
  Усевшись, я заметил около телефона стопку скопившихся нераспечатанных конвертов. Они были похожи на счета. На некоторых из них в левом верхнем углу виднелись логотипы банков.
  
  — Что будешь? — спросил Дуг, заглядывая в холодильник.
  
  — Мне все равно.
  
  Он вытащил две банки «Курса», передал одну мне и открыл свою. Затем потянулся ко мне банкой, и мы чокнулись.
  
  — За выходные, — сказал он. — Кто бы ни изобрел их, я готов пожать руку этому человеку.
  
  — Точно, — согласился я.
  
  — Хорошо, что заглянул. Просто здорово. Хочешь посмотреть матч или еще чего-нибудь? Наверняка сейчас много интересного, я просто не проверял. Хотя бы гольф на худой конец. Некоторые не любят смотреть гольф, считают его игрой слишком медленной, ну а мне, знаешь ли, нравится. Когда много игроков, камеру сразу же переводят от одной лунки к другой, и не нужно тратить время, наблюдая за этими бесконечными проходами.
  
  — Я ненадолго, — объяснил я. — У меня в машине продукты. Кое-что нужно положить в холодильник.
  
  — Положи пока в наш! — с энтузиазмом предложил Дуг. — Хочешь, я схожу и принесу все? Никаких проблем.
  
  — Нет, слушай, Дуг, мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
  
  — У нас проблемы на каком-нибудь объекте?
  
  — Нет, ничего подобного.
  
  Лицо Дуга помрачнело.
  
  — Глен, черт тебя побери, ты же не собираешься меня уволить?
  
  — Нет, конечно.
  
  Нервная улыбка появилась на его губах.
  
  — Ну хоть в этом утешил. А то я уж испугался.
  
  Бетси заглянула в кухню, подошла и поцеловала меня в щеку.
  
  — Как поживает мой большой силач? — спросила она, хотя на шпильках была почти одного со мной роста.
  
  — Бетси, — проговорил я.
  
  Вообще-то она была невысокая, всего пять футов один дюйм, но часто носила туфли на высоченной шпильке, чтобы скрыть этот недостаток. На этот раз она надела невероятно короткую черную юбку и облегающую белую блузку. На локте у нее висела сумочка с надписью «Прада». Я подумал, что Бетси приобрела ее тем самым вечером, когда Энн Слокум устроила в нашем доме свою распродажу. На месте Дуга мне стало бы не по себе, если бы моя жена собралась покинуть дом в таком виде. В этом наряде она выглядела если не как проститутка, то как женщина, готовая к приключениям.
  
  — Ты надолго? — спросил ее Дуг.
  
  — Вернусь когда захочу.
  
  — Только не… — Его голос сорвался. — Ладно, забудь.
  
  — Не волнуйся, я не стану делать глупости. — Бетси одарила меня улыбкой. — Дуг считает меня шопоголиком. — Она покачала головой. — А может, и алкоголичкой. — Она рассмеялась, но тут же изобразила на лице ужас: — О Боже! Глен, прости, я не хотела.
  
  — Все в порядке.
  
  — Сама не знаю, что говорю. — Бетси дотронулась до моей руки.
  
  — В этом все твои проблемы, — заметил Дуг.
  
  — Пошел ты, — бросила Бетси таким тоном, словно намеревалась пожелать Дугу здоровья после того, как тот чихнул. Она по-прежнему держала меня за руку. — Ну как ты? Как Келли?
  
  — Мы стараемся.
  
  Бетси сжала мне руку.
  
  — Если бы я получала по доллару за каждую сказанную мной глупость, мы бы уже давно жили в «Хилтоне». Обними за меня свою дочку. Мне пора.
  
  — Мы с Гленни немного расслабимся, — сказал Дуг так, словно не слышал моего замечания по поводу отсутствия у меня времени. Когда Бетси ушла, я с облегчением вздохнул. Мне не хотелось говорить Дугу то, что собирался, в присутствии его жены.
  
  Я не думал, что Бетси поцелует на прощание мужа, и оказался прав. Она просто крутанулась на своих шпильках и удалилась. Входная дверь захлопнулась. Дуг нервно усмехнулся:
  
  — Грозовой фронт отступает.
  
  — Все в порядке?
  
  — Да, разумеется. Все просто шикарно.
  
  — Бетси прекрасно выглядит, — заметил я.
  
  — Она не из тех, кто опускает руки и перестает следить за собой. В этом ей не откажешь. — Дуг сказал это без особой гордости. — Если бы у нас еще имелись на это средства. — Теперь он буквально заставил себя рассмеяться. — Клянусь, когда я смотрю, как Бетси приходит из магазина, у меня иногда складывается впечатление, будто у нее в подвале станок для печатания денег. Наверняка у нее есть какой-то загашник.
  
  Дуг посмотрел на стопку нераспечатанных конвертов около телефона. Поднявшись, он немного постоял над ними, открыл ящик тумбочки и смахнул их туда. Я заметил внутри еще пачку конвертов.
  
  — Тут нужно прибраться, — сказал он.
  
  — Давай посидим на улице, — предложил я.
  
  Мы взяли пиво и вышли на веранду. Из-за деревьев доносился шум с шоссе. Дуг достал пачку сигарет, вытащил одну и зажал ее губами. Он был заядлым курильщиком, когда только устроился к нам в компанию, но через несколько лет бросил. Шесть месяцев назад он снова взялся за старое. Дуг прикурил, затянулся и выпустил дым через ноздри.
  
  — Славный денек, — проговорил он.
  
  — Да, замечательный.
  
  — Прохладно, но все равно можно играть в гольф.
  
  — Сегодня ко мне приезжала Салли, — обронил я.
  
  Дуг смерил меня пристальным взглядом:
  
  — Правда?
  
  — С Тео.
  
  — Господи, этот Тео! Думаешь, она и правда за него выйдет? Не скажу, что он мне не нравится, но думаю, она может найти себе и получше.
  
  — Тео хотел знать, почему я не даю ему работу.
  
  — И как ты ему объяснил?
  
  — Сказал правду: он недостаточно хорошо работает, а электрощит, который он установил в доме Уилсона, возможно, стал причиной пожара.
  
  — Ох! — Еще одна банка пива, издав короткое шипение, была открыта. — Так в чем дело?
  
  — Салли сдала тебя.
  
  — Что?
  
  — Она сожалеет об этом, но ты не оставил ей выбора.
  
  — Не уверен, что понимаю, о чем ты, Глен.
  
  — Не придуривайся. Мы оба слишком хорошо знаем друг друга.
  
  Наши взгляды встретились, и он отвернулся.
  
  — Прости.
  
  — Если тебе нужен был аванс, попросил бы у меня.
  
  — Я так и сделал, но ты отказал. В прошлый раз.
  
  — Значит, на то имелись причины. Если бы я мог, то дал бы тебе денег. Но у меня такой возможности нет. У нас сейчас трудное время. Работы мало, а если страховая компания не выплатит Уилсонам за дом, мы просто обанкротимся. Поэтому никогда, никогда больше не пытайся обойти меня и не заставляй Салли просить за тебя.
  
  — Я попал в переплет, — признался он.
  
  — Не люблю указывать другим, что им делать, Дуг. Думаю, люди должны жить так, как считают нужным, и предпочитаю не вмешиваться. Но для тебя я сделаю исключение. Я вижу, что происходит. Твои просьбы выдать аванс. Неоплаченные счета. Бетси ездит по магазинам, когда ты по уши в долгах.
  
  Дуг даже не взглянул на меня и сидел, уставившись на ботинки.
  
  — Тебе нужно уладить все свои дела, и как можно скорее. Не исключено, что ты потеряешь дом, избавишься от машины, продашь какие-то вещи. Но ты сможешь начать все сначала. Ты должен это сделать. И ты всегда можешь рассчитывать на работу у меня. По крайней мере до тех пор пока ты не попытаешься меня одурачить.
  
  Дуг поставил пиво, выбросил сигарету и закрыл лицо руками. Он не хотел, чтобы я видел его слезы.
  
  — Я в таком дерьме, — проговорил он. — Ты даже не представляешь, насколько я влип. Они задавили нас этими кредитами.
  
  — Они?
  
  — Супермаркеты! Говорили, любое наше желание может исполниться: дома, машины, блюрей-плейеры, плазменные телевизоры, — мы получим все, что захотим. Даже сейчас, когда мы тонем, у нас есть кредитные карты от супермаркетов. Бетси держится за них, словно это наш спасательный круг. А на самом деле это камни, которые утаскивают нас еще глубже на дно.
  
  Дуг всхлипнул, вытер глаза и наконец посмотрел на меня.
  
  — Бетси меня даже слушать не хочет. Я все время твержу ей, что времена изменились, а она в ответ только: «Не волнуйся, у нас все хорошо». Она просто не понимает.
  
  — И ты тоже, — заметил я. — Раз позволяешь этому продолжаться.
  
  — Ты знаешь, что мы делаем? У нас сейчас, наверное, двадцать кредиток. Мы используем баланс с одной, чтобы расплатиться по другой. Я уже не в состоянии все отслеживать. Не могу заставить себя открыть те счета. Я не хочу знать.
  
  — Есть люди, — сказал я, — которые помогут тебе со всем справиться.
  
  — Иногда я думаю — проще было бы вышибить себе мозги.
  
  — Дуг, ты не должен так говорить. Тебе нужно решить эту проблему. Понадобится много времени, чтобы вылезти из ямы, но если ты начнешь прямо сейчас, это случится быстрее. Не рассчитывай, что я буду давать деньги всякий раз, как ты окажешься на мели, но ты всегда можешь обратиться ко мне. Я помогу тебе по мере возможности. — Я встал. — Спасибо за пиво.
  
  Он не мог подняться и продолжал сидеть, глядя в землю.
  
  — Да, спасибо, — проговорил он, но в его голосе не было искренности. — Некоторые очень быстро забывают о благодарности.
  
  Я даже не знал, ответить ему или сразу уйти. Через несколько секунд я все же сказал:
  
  — Дуг, я знаю, что обязан тебе жизнью. Я мог не найти выхода из задымленного подвала. Но нельзя все время разыгрывать эту карту. Это отдаляет нас друг от друга.
  
  — Да, конечно. — Он обвел взглядом двор. — Полагаю, ты не хочешь, чтобы я позвонил кое-куда?
  
  Я замер.
  
  — Куда позвонил?
  
  — Гленни, мы давно знакомы. Достаточно давно, чтобы мне стало известно о том, что ты вносишь в налоговую декларацию далеко не все свои доходы. Я знаю, у тебя есть секреты.
  
  Я пристально посмотрел на него.
  
  — Скажи, разве ты не припас что-нибудь на черный день? — спросил он доверительным тоном.
  
  — Не делай этого, Дуг. Это ниже твоего достоинства.
  
  — Один анонимный звонок, и налоговая инспекция от тебя живого места не оставит. А ты… ты даже не хочешь помочь приятелю, у которого возникли трудности. Подумай, Гленни, почему ты не можешь этого сделать.
  Глава семнадцатая
  
  Даррен Слокум стоял возле своего дома с мобильным телефоном в руке. Он набрал еще один номер.
  
  — Да, — послышался мужской голос.
  
  — Это я. Слокум.
  
  — Знаю.
  
  — Ты слышал?
  
  — Слышал что?
  
  — Про мою жену.
  
  — Думаю, ты сам мне расскажешь.
  
  — Она умерла. Прошлой ночью. Упала с причала. — Слокум выдержал паузу, ожидая реакции, но собеседник молчал, и тогда Слокум спросил: — Ты ничего не хочешь спросить? Тебе даже не любопытно? У тебя, мать твою, нет ко мне ни одного вопроса?
  
  — Куда прислать цветы?
  
  — Я знаю, прошлым вечером ты встречался с Белиндой. И напугал ее до чертиков. Ты звонил Энн? Просил ее о встрече? Это был ты? Это ты прикончил мою жену, сукин сын?
  
  — Нет. — Последовала пауза, затем мужчина спросил: — А может, это ты сам?
  
  — Что? Нет!
  
  — Прошлым вечером я проезжал мимо твоего дома, часов в десять, — сказал мужчина. — Но не заметил ни твоей машины, ни авто твоей жены. Может быть, это ты столкнул ее с причала?
  
  Слокум удивленно моргнул.
  
  — Я отсутствовал всего пару минут. Когда Энн уехала, я пытался проследить за ней, но не имел даже представления, куда она поехала, поэтому вернулся домой.
  
  Пару секунд оба молчали. Мужчина спросил:
  
  — Хочешь сказать еще что-нибудь?
  
  — Еще что-нибудь? Еще что-нибудь?!
  
  — Да. Возможно, ты хочешь чем-то поделиться? Я не собираюсь утешать тебя. Мне все равно, что случилось с твоей женой. Я деловой человек. Вы задолжали мне деньги. Когда ты позвонил, я ожидал услышать новости о том, как у вас продвигаются дела, когда ты мне заплатишь.
  
  — Я верну тебе деньги.
  
  — Твоей подруге я уже сообщил, что у нее два дня. Это было вчера. Тебе я даю тот же срок.
  
  — Послушай, если ты дашь мне больше времени, я смогу раздобыть деньги. Я не собирался расплачиваться с тобой подобным образом, но Энн… ее жизнь была застрахована. Мы только недавно получили полисы, и когда нам заплатят, этих денег будет достаточно, чтобы…
  
  — Ты должен отдать мне их сейчас.
  
  — Послушай, все будет. Но в данный момент, ради Бога, мне еще нужно организовать похороны.
  
  Мужчина на другом конце линии произнес:
  
  — Уверен, твоя жена рассказала тебе, свидетелем какого события она стала, когда привозила мне оплату на Канал-стрит.
  
  Мертвый китайский торговец. Две женщины, оказавшиеся в неподходящем месте в неподходящее время.
  
  — Да, — ответил Слокум.
  
  — Тот человек тоже задолжал мне.
  
  — Хорошо-хорошо, — сказал Слокум. — Мне кажется, я даже знаю, где сейчас деньги.
  
  — Какие деньги?
  
  — Гарбер сказал Белинде, что автомобиль не сгорел целиком. Сумочку его жены достали из машины, но денег там не было.
  
  — Продолжай.
  
  — Я это к тому, что деньги могли быть где-то еще, в машине. Например, в бардачке. Но мне кажется, если она взяла конверт с собой, то скорее всего положила в сумку.
  
  — Если только, — заметил мужчина, — один из полицейских, прибывших первыми на место аварии, один из честных, неподкупных копов не нашел его.
  
  — Мне часто приходилось работать на месте происшествия, и поверь, я не могу представить себе копа, который стал бы рыться в сумочке мертвой женщины. Тем более что там он сможет найти лишь несколько долларов и кредитную карточку. Вряд ли кому-то придет в голову, что в сумке лежит конверт с шестьюдесятью тысячами кусков.
  
  — Тогда где же он?
  
  — Возможно, она не собиралась отдавать его и решила присвоить деньги. У компании ее мужа финансовые проблемы.
  
  Человек ничего не ответил.
  
  — Ты еще здесь?
  
  — Я думаю, — отозвался мужчина, — в тот день она звонила мне, оставила сообщение. Сказала, что у нее возникла непредвиденная ситуация и ей нужна отсрочка. Возможно, это связано с ее мужем. Не исключено, что он обнаружил деньги и забрал их.
  
  — Вполне допустимый вариант, — согласился Слокум.
  
  Несколько секунд оба молчали. Затем мужчина сказал:
  
  — Я сделаю тебе одолжение. Считай, это отпуск в связи с утратой члена семьи. Хочу сам повидаться с этим Гарбером.
  
  — Хорошо. Но послушай, я знаю, ты сделаешь то, что считаешь нужным, только постарайся, чтобы это не случилось в присутствии… понимаешь, у этого человека есть ребенок.
  
  — Ребенок?
  
  — Дочка, того же возраста, что и моя. Они дружат.
  
  — Великолепно.
  Глава восемнадцатая
  
  Мой отец был хорошим человеком.
  
  Он гордился своей работой и старался выкладываться изо всех сил. Отец полагал: если ты относишься к людям с уважением, тебе это окупится сторицей. Он не любил экономить. Если отец просил двадцать тысяч за переоборудование кухни, значит, был уверен: работа стоит этих денег. Он гарантировал самые качественные материалы и безупречное исполнение. Однако ему могли возразить и сказать, будто можно уложиться в четырнадцать, в этом случае отец отвечал: «Вам нужна работа за четырнадцать тысяч долларов — Бог в помощь, обращайтесь в другое место». А когда эти заказчики позже звонили ему и просили исправить то, что наворотили другие строители, отец находил способ намекнуть им, что они сами сделали выбор и теперь должны с этим жить.
  
  С отцом нельзя было играть втемную. Людей всегда это поражало. Они рассчитывали, что, если платят ему наличными, он может сбавить немного в цене, ведь ему не нужно декларировать эти доходы.
  
  «Я плачу налоги, — говорил отец. — Не скажу, будто мне нравится отдавать деньги, но это, черт возьми, правильно. Когда однажды утром я позвонил в полицию, поскольку кто-то забрался ко мне в дом, я хотел, чтобы они приехали. У меня не было желания выслушивать, что я должен сам во всем разбираться, так как им пришлось уволить нескольких полицейских из-за нехватки бюджета. Люди, которые не платят налоги, причиняют вред всем нам. Это плохо для общества».
  
  Такое мнение разделяли далеко не все. Ни тогда, ни сейчас. Но я уважал его за это. Мой отец был принципиальным, чем иногда выводил нас с матерью из себя. Однако он искренне считал свои убеждения правильными и не лицемерил.
  
  И он точно не одобрил бы некоторые мои поступки.
  
  Я всегда считал себя законопослушным человеком. Я не грабил банки. Найдя потерянный кем-то бумажник, не вытаскивал из него наличность и не выбрасывал в мусорный бак, а старался вернуть законному владельцу. По возможности не превышал скоростной режим. И не забывал включать поворотник.
  
  Я никого не убивал и никому не причинял серьезного вреда. Да, в юности я пару раз дрался в барах. После хорошей встряски я выпивал еще несколько стаканчиков и благополучно обо все забывал.
  
  Я никогда не садился за руль пьяным.
  
  И каждый год заполнял декларацию и платил налоги. Правда, не со всех доходов.
  
  Должен признать, в эти годы, когда дела пошли не слишком гладко, я прибегал к так называемой теневой экономике. Несколько сотен здесь, пара тысяч там. Обычно эти работы не проводились через компанию. Я выполнял их в выходные, в свое свободное время, пока еще работал на отца, а потом продолжил, когда сам возглавил компанию. Починить крыльцо одному парню с нашей улицы. Отделать подвал соседям. Поменять крышу гаража знакомому. Эти заказы были слишком мелкими для нашей компании, но меня они вполне устраивали.
  
  Если мне нужна была небольшая помощь, я всегда приглашал Дуга. И платил ему наличными, которые сам получил подобным же образом.
  
  Иногда я тратил эти деньги, но большую часть все-таки сберег. Я не хотел, чтобы об этих заработках стало известно, поэтому не клал их в банк. Хранил дома, за деревянной панелью в подвальном кабинете. Об этих деньгах знали только мы с Шейлой — там было чуть менее семнадцати тысяч долларов, — мы сами спрятали их там.
  
  Хотя Дуг не располагал сведениями, сколько я сэкономил или где храню деньги, он знал: у меня имелись неучтенные доходы. Как и у него. Но, начав мне угрожать, он понимал: я рискую больше, ведь у меня своя фирма.
  
  Нет, я не ограбил правительство на миллионы. Я не был руководителем «Энрон» или воротилой с Уолл-стрит, но все же прикарманил несколько тысяч, которые налоговые службы с радостью положили бы себе в карман. Если бы они все узнали и сумели доказать, что я им должен, у меня нашелся бы способ с ними расплатиться.
  
  Но прежде моя жизнь перевернулась бы вверх дном. Ко мне прислали бы проверку, а после в «Гарбер констрактинг» заявились бы аудиторы. Я знал: все мои записи были абсолютно чисты, — но скорее всего мне пришлось бы потратить несколько тысяч на бухгалтеров, доказывая это.
  
  Представляю, что бы сказал отец, будь он сейчас жив. Какие-нибудь прописные истины вроде: «Что посеешь, то и пожнешь. Если бы ты работал чисто, то не оказался бы по уши в дерьме».
  
  И был бы прав.
  
  В субботу, ближе к вечеру, я взял инструменты и позвонил в дверь Джоан Мюллер. Она обрадовалась, увидев меня. На ней были джинсовые шорты и белая рубашка ее мужа. Волосы завязаны в два хвостика.
  
  — Чуть не забыл, — сказал я. — Про кран.
  
  — Заходи, заходи. И не снимай ботинки. Все в порядке. Если бы я переживала за ковры, то разве пускала бы сюда каждый день с полдюжины детишек? — Она рассмеялась.
  
  — Думаю, нет, — согласился я. Мне уже приходилось бывать в этом доме, поэтому я безошибочно нашел дорогу на кухню. На столе стояла наполовину выпитая бутылка пино гриджо, рядом — почти пустой бокал. Между ними лежал «Космополитен».
  
  — Хочешь пива? — спросила Джоан.
  
  — Нет, спасибо.
  
  — Уверен? — Она открыла холодильник. — У меня есть «Бад», парочка бутылок «Курс» и «Сэм Адамс». Кажется, Шейла говорила, что ты любишь «Сэм Адамс».
  
  — Спасибо, но я не хочу.
  
  С разочарованным видом она закрыла холодильник.
  
  — Не знаю ни одного мужчины, который отказался бы от холодного пива.
  
  — Вот этот кран? — Я поставил ящик с инструментами рядом с раковиной.
  
  — Да.
  
  Кран не тек.
  
  — С ним все нормально. — Я повернул вентиль холодной воды, затем завернул его. Потом проделал ту же операцию с вентилем горячей.
  
  — У него это время от времени, — сказала Джоан. — То течет, то все нормально. Бывает, весь день все хорошо, а потом я ложусь в кровать и слышу: кап, кап, кап, — это сводит меня с ума, пока я наконец не встаю и не закручиваю его посильнее.
  
  Я смотрел на кончик крана примерно с минуту, но за это время из него не вытекло ни одной капли.
  
  — Джоан, похоже, все нормально. Если опять потечет, позови меня.
  
  — Ну извини, что потревожила. Чувствую себя полной идиоткой. А почему бы тебе не присесть на секундочку?
  
  Я сел за кухонный стол напротив нее.
  
  — Итак, Джоан, расскажи мне о вашей с Шейлой беседе о мистере Бэйне.
  
  Она лишь отмахнулась:
  
  — Такая ерунда.
  
  — Но ты говорила ей о нем. О том, как его сын сообщил тебе, что он избил свою жену.
  
  — Маленький Карлсон сказал не совсем так, но дело было совершенно очевидным.
  
  — И ты советовалась с Шейлой, стоит ли тебе обращаться в полицию?
  
  Джоан кивнула.
  
  — Я не собиралась этого делать, вот и подумала: может быть, Шейла сообщила им. Но ты же знаешь, она никогда не упоминала о чем-либо подобном. — Джоан сочувственно улыбнулась мне. — Впрочем, сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что уже не важно, была ли это действительно она или нет.
  
  Я задумался.
  
  — Наверное. Только, я полагаю, тот урод по-прежнему бьет свою жену. И думает о том, что ты все еще можешь заявить на него в полицию. Наверное, тебе стоит поступить следующим образом: сказать ему, будто у тебя нет больше возможности сидеть с его сыном, ведь у тебя и так много детей, а потом дать ему две недели на то, чтобы он подыскал себе кого-то еще.
  
  — Даже не знаю, — отозвалась она. — Видишь ли, он сразу раскусит мои намерения отделаться от него. И потом, даже если я перестану сидеть с его сыном, кто может гарантировать мне, что он не явится сюда, раз он думает, будто я на него донесла? — Она наполнила стакан вином. — Пока я собираюсь немного подождать. А когда мне выплатят по страховке… я уже говорила тебе об этом?
  
  — Да.
  
  — Мне сказали, там будет полмиллиона. — Одним глотком она осушила третий бокал. — Я стану очень обеспеченной женщиной. Работу я, наверное, не брошу — пятьсот тысяч тоже могут когда-нибудь кончиться, — но и с детьми я больше сидеть не стану. Это слишком выматывающая работа. И в доме из-за них жуткий бедлам. — Она сделала паузу. — Люблю чистые дома. Но я с радостью присмотрю за Келли, когда она будет возвращаться после школы. С удовольствием сделаю это для тебя. Она — чудесный ребенок. Я тебе об этом говорила? Просто замечательный.
  
  Джоан с сочувствием похлопала меня по плечу и на секунду задержала руку.
  
  — Шейле так повезло с тобой.
  
  — Мне пора, — сказал я.
  
  — Точно не хочешь пива? Пить в одиночку как-то неинтересно. Но если у тебя нет выбора… — Джоан рассмеялась.
  
  — Что верно, то верно. — Я встал, взял инструменты и вышел из дома.
  
  Почти всю ночь в субботу я пролежал без сна, размышляя о том, появится ли на следующий день Даррен Слокум и будет ли настаивать на разговоре с Келли. Я надеялся, что рассказал ему достаточно и у него не возникнет подобного желания. А еще я думал о телефонном звонке Энн, который случайно подслушала Келли, пытаясь понять, с кем она могла говорить и почему не хотела, чтобы муж узнал об этом. И зачем Даррен так стремился это выяснить.
  
  Когда я не думал о Даррене, мои мысли возвращались к Дугу, и я задавался вопросом, стоит ли подарить ему несколько сотен баксов. Не то чтобы я действительно верил в его намерение натравить на меня налоговиков. Я был убежден, его угрозы нельзя воспринимать всерьез. Несмотря на некоторые разногласия, мы дружили уже очень долгое время. Я понимал, что эти деньги были ему в самом деле нужны. Но также осознавал, что если начну давать ему сверх зарплаты, это уже никогда не закончится. А у меня не так уж много средств, даже если брать в расчет спрятанную в тайнике заначку, чтобы решить финансовые проблемы Бетси и Дуга.
  
  Я ерзал и ворочался на постели, размышляя о сгоревшем доме. Думал о том, покроет ли мои потери страховая компания. Волновался, наладится ли экономическая ситуация в стране и будет ли у «Гарбер констрактинг» работа в ближайшие пять месяцев.
  
  Вспоминал я и о детях, которые называли Келли пьяницей и неудачницей.
  
  А также о мужчине, предмете переживаний Джоан Мюллер, и об интересе, который она ко мне проявляла, — это оказалось так некстати. Однажды Шейла пошутила, что мне стоит остерегаться ее. Это случилось еще до того, как Эли погиб на буровой вышке.
  
  — Я видела, как она на тебя смотрит, — сказала Шейла. — Так же, как я, — улыбнулась она, — много лет назад.
  
  Ненадолго меня посетила мысль о Белинде Мортон. Что за странный вопрос она задала мне насчет конверта в сумке Шейлы?
  
  Но больше всего я думал о Шейле.
  
  — Почему? — спрашивал я, глядя в потолок и мучаясь от бессонницы. — Почему ты это сделала?
  
  Я до сих пор на нее злился.
  
  И мне ее отчаянно не хватало.
  
  Когда в воскресенье, в начале седьмого вечера, Келли появилась на пороге нашего дома, я ожидал, что ее будут сопровождать Маркус и Фиона, но увидел только Маркуса.
  
  — Где бабушка? — спросил я.
  
  — Меня привез Маркус, — ответила Келли. Она никогда не называла второго мужа Фионы «дедушка» или «мой дедушка». Фиона этого не допустила бы. — И мы немного прогулялись вдвоем.
  
  Маркус робко улыбнулся.
  
  — Когда нас трое, девочки берут все в свои руки, поэтому я попросил Фиону позволить мне отвезти Келли.
  
  — И она разрешила? — удивился я.
  
  Маркус с победоносным видом кивнул.
  
  — По правде говоря, думаю, она неважно себя чувствует.
  
  — Чем это пахнет? — спросила Келли.
  
  — Лазаньей.
  
  — Ты купил лазанью?
  
  — Я приготовил лазанью.
  
  Взгляд Келли наполнился ужасом.
  
  — А мы по дороге съели куриные палочки.
  
  — Верно, — признался Маркус. — Глен, скажи, я могу попросить тебя уделить мне минутку?
  
  — Конечно. Келли, почему бы тебе не подняться наверх и не разобрать свои вещи?
  
  — Разве ты не помнишь, я не брала с собой вещей, когда уезжала.
  
  — Тогда просто дуй отсюда.
  
  Она обняла меня и убежала. Маркус прошел на кухню, выдвинул стул и уселся. Однако вид у него был несколько напряженный.
  
  — Как у тебя дела? — поинтересовался он. — Я серьезно спрашиваю.
  
  Я пожал плечами.
  
  — Отец любил говорить: «Надо принимать жизнь такой, какая она есть».
  
  — А знаешь, какая была любимая присказка у моего отца?
  
  — Понятия не имею.
  
  — «У этой леди классная задница». — Он рассмеялся и хлопнул ладонью по столу. — Правда, смешно?
  
  — Простите, Маркус. Мне сейчас не до шуток.
  
  — Знаю. Извини. Просто ты заставил меня вспомнить моего старика. Вот уж был настоящий сукин сын. — Маркус задумчиво улыбнулся. — И все же моя мама всегда умудрялась удерживать его в узде. Думаю, это потому, что в глубине души, независимо от впечатлений, которые производили на окружающих его поступки, он нас любил. — Улыбка исчезла с его лица. Теперь вид у Маркуса был немного потерянный.
  
  Он замолчал, и тогда я спросил:
  
  — Полагаю, вы что-то собирались обсудить?
  
  — Да, верно.
  
  — И не хотели делать это в присутствии Фионы?
  
  Он кивнул.
  
  — Это касается Фионы? — спросил я.
  
  — Я волнуюсь за нее, — признался Маркус. — Она воспринимает все слишком болезненно. Конечно, она же потеряла дочь…
  
  — К счастью, у нее есть я, которого можно обвинить во всех грехах. Это должно немного смягчить ее.
  
  Маркус покачал головой.
  
  — Она никогда не показывает этого в твоем присутствии, но мне кажется, она казнит себя не меньше. А может, и больше.
  
  Я вытащил бутылку виски и два стакана. Налил каждому из нас по чуть-чуть и передал Маркусу стакан. Он тут же опрокинул его. Я последовал его примеру.
  
  — Продолжайте, — сказал я.
  
  — Она запирается в спальне и тихо там плачет. Однажды я услышал, как, всхлипывая, Фиона сказала, что это ее вина. Позже я спросил ее об этом, но она стала все отрицать. Думаю, она задает себе тот же вопрос, что и тебе, — почему не увидела тревожных знаков? Почему не заметила, что с Шейлой творится неладное?
  
  — Мне она никогда не давала понять, будто готова разделить со мной чувство вины.
  
  — Фиона — очень непростой человек. Я это хорошо знаю, Глен. Но под железной броней бьется человеческое сердце.
  
  — Возможно, она вырвала его из чьей-то груди?
  
  Маркус поморщился.
  
  — Ну ладно. — Он покачал головой. — Есть и еще кое-что.
  
  — Это касается Фионы?
  
  — Фионы. — Он сделала паузу. — И Келли.
  
  — Что?
  
  — Есть два момента. Во-первых, идея Фионы насчет того, чтобы Келли жила с нами и ходила в школу в Дариене. Я не против, но…
  
  — Этому не бывать. Не хочу, чтобы пять дней в неделю она проводила вдали от меня. Так не пойдет.
  
  — Да, я согласен с тобой, но по другой причине.
  
  — Какой же?
  
  — У Фионы проблемы с деньгами.
  
  Я плеснул себе еще виски. Маркус протянул стакан, я налил и ему.
  
  — Маркус, что произошло?
  
  — Думаю, ты слышал про Карновского?
  
  Инвестиционный гений с Уолл-стрит, который построил финансовую пирамиду. Многие потеряли миллионы долларов и теперь не могли вернуть ни цента.
  
  — Я смотрю «Новости», — отозвался я.
  
  — Фиона вложила в его компанию большие деньги.
  
  — Сколько?
  
  — Примерно восемьдесят процентов ее капитала.
  
  Я удивленно приподнял брови.
  
  — И как много у нее сгорело?
  
  — Она не обсуждает со мной свои финансовые дела, но могу предположить, что около двух миллионов долларов.
  
  — Черт побери! — пробормотал я.
  
  — Да уж.
  
  — И что она собирается делать?
  
  — Даже если она обеднела на два миллиона, голод ей в любом случае не грозит. Однако Фионе придется немного ужаться. У нее остались кое-какие запасы, но она знает, что воспользоваться ими сможет только через несколько лет. А когда она завела речь о том, чтобы отдать Келли в школу… Глен, ты хоть представляешь, сколько это может стоить?
  
  — Думаю, за семестр придется отдавать больше, чем я получаю за строительство одного дома.
  
  — Вроде того. И раз ты не поддерживаешь эту идею, думаю, ты должен настоять на своем. В какой-то степени для нее это станет облегчением. Фиона сделала предложение, которое ей очень нравится, но если ты настоишь, ей придется подчиниться.
  
  — Вы сказали про два момента.
  
  — Да, вчера Фиона стала давить на Келли, пытаясь разузнать у нее, что случилось в гостях.
  
  — Правда? Но зачем?
  
  — Понятия не имею. Келли сильно расстроилась. Мне пришлось проявить настойчивость и потребовать от Фионы оставить девочку в покое. Она многое пережила, а Фиона лишь усугубляла ее состояние, учинив допрос.
  
  — Зачем это ей?
  
  Маркус помолчал, выпил вторую порцию виски и ответил:
  
  — Ты же знаешь Фиону. Она всегда скрывает свои истинные намерения.
  
  Келли спустилась вниз и не особенно расстроилась, узнав, что Маркус уехал не попрощавшись.
  
  — Он был какой-то уставший, — поделилась со мной дочь. — Заявил, будто мы много говорили, а на самом деле толком ничего и не сказал.
  
  — Возможно, его что-то мучает, — предположил я.
  
  Вытащив лазанью из духовки, я поставил ее на плиту остывать. Келли посмотрела на нее, понюхала.
  
  — Сверху должен быть соус, — заметила она.
  
  — А я вместо этого посыпал лазанью сыром.
  
  Келли достала вилку из ящика для столовых приборов и воткнула ее в середину лазаньи.
  
  — А где ризотто? Там есть ризотто?
  
  — Ризотто? — спросил я.
  
  — И ты взял не ту форму! Лазанья будет не такая вкусная, если приготовить ее в неправильной посуде.
  
  — Другой я не нашел. Слушай, ты будешь есть или нет?
  
  — Я не голодная.
  
  — А вот я попробую. — Я бросил себе на тарелку немного лазаньи и взял вилку. Келли села и стала наблюдать за мной, словно я ставил научный опыт.
  
  — Кое-что случилось, и, боюсь, ты рассердишься, когда узнаешь, — сказала она.
  
  — Что?
  
  — Бабушка показал мне пару школ, куда я могу ходить. Но я видела их только со стороны. Сейчас выходные…
  
  — Я не сержусь.
  
  — Если я буду ходить в одну из этих школ, ты согласишься переехать к бабушке и Маркусу, чтобы быть со мной рядом? У меня там большая комната. Они могут поставить туда еще одну кровать. Но тебе не разрешат храпеть.
  
  — Ты не будешь учиться в Дариене, — отрезал я. — Я посмотрю, может быть, у нас тут есть еще какая-нибудь школа, и попробую перевести тебя туда.
  
  Келли задумалась.
  
  — Значит, вчера здесь был папа Эмили?
  
  — Да.
  
  — Он хотел пригласить нас на похороны?
  
  — Нет. И вообще так не бывает: на похороны не приглашают. Давай не будем об этом.
  
  — Зачем же он приходил?
  
  — Хотел узнать, все ли у тебя хорошо, ведь ты лучшая подруга Эмили.
  
  Мои слова ее не успокоили — она по-прежнему казалась встревоженной.
  
  — И больше ничего?
  
  — В смысле?
  
  — Он ничего не хотел вернуть?
  
  Я внимательно посмотрел на нее:
  
  — О чем ты?
  
  Внезапно Келли заерзала на стуле.
  
  — Не знаю.
  
  — Келли, что ему необходимо вернуть?
  
  — У меня и так были неприятности из-за того, что я пряталась в их комнате. Я не хочу новых.
  
  — У тебя нет неприятностей.
  
  — Но точно будут. — Она расплакалась.
  
  — Келли, ты что-то взяла из спальни Слокумов?
  
  — Я не хотела.
  
  — Как это — не хотела, но взяла?
  
  — Когда я сидела в шкафу, мне на ногу упала сумка, я нагнулась, чтобы подвинуть ее, а там внутри что-то звякнуло. Я достала это, но было слишком темно, чтобы разглядеть. Поэтому я спрятала ту штуку в карман.
  
  — Келли, ради Бога…
  
  — Я просто хотела узнать, что это такое. Когда Эмили нашла бы меня и открыла шкаф, я бы все рассмотрела. Но вместо Эмили появилась ее мама, и та штука осталась у меня в кармане, который раздулся, а я прикрыла его рукой, когда миссис Слокум заставила меня встать посреди комнаты.
  
  Я устало прикрыл глаза.
  
  — И что же там было? Украшения? Часы?
  
  Она покачала головой.
  
  — Этот предмет все еще у тебя, да?
  
  — Я спрятала его в мешке для обуви. — Глаза Келли стали большими и влажными.
  
  — Иди и принеси.
  
  Она побежала в свою спальню и через минуту вернулась, держа в руках синий мешок для сменной обуви, на котором был нарисован парусник.
  
  Келли отдала его мне. Чем бы эта вещь ни являлась, она оказалась тяжелее моих ожиданий. Прежде чем открыть мешок, я ощупал предмет через ткань и предположил, что Келли забрала из дома Слокумов пару браслетов.
  
  Я засунул руку в мешок и вытащил то, что лежало внутри. Предмет был тяжелым, блестящим, с никелевым покрытием.
  
  — Это наручники, — сообщила Келли.
  
  — Да, — сказал я. — Вижу.
  Глава девятнадцатая
  
  — Думаешь, мистер Слокум приходил за ними? — спросила Келли. — Он точно ни о чем таком не спрашивал?
  
  — Абсолютно точно. — Я изучил наручники и заметил маленький ключ, прикрепленный куском скотча, после чего вернул Келли пустой обувной мешок. — Если они были в сумочке его жены, он мог и не знать про них.
  
  — Но она же не работала в полиции.
  
  — Верно.
  
  — А вдруг она иногда помогала мистеру Слокуму ловить преступников?
  
  — Все может быть.
  
  — Ты вернешь ему наручники? — спросила Келли со страхом.
  
  Я глубоко вздохнул.
  
  — Нет. Нам лучше забыть про них.
  
  — Я поступила неправильно, — сказала Келли. — Вроде как украла их. Но это неправда. Я просто не хотела, чтобы мама Эмили узнала, что я забрала их из ее сумки.
  
  — А почему ты не положила наручники на место, когда миссис Слокум оставила тебя одну в комнате?
  
  — Я испугалась. Она заставила меня стоять посреди комнаты, и если бы я оказалась в шкафу в тот момент, когда она бы вернулась, мне пришлось бы совсем плохо!
  
  Я обнял Келли.
  
  — Все в порядке.
  
  — А может, положить их в коробку и отправить по почте мистеру Слокуму? Только не писать на коробке, от кого они.
  
  — Иногда люди теряют вещи. Даже если мистер Слокум обнаружит пропажу, думаю, не скоро начнет их искать.
  
  — А что, если посреди ночи к мистеру Слокуму вломится бандит, а он не сможет найти в сумке наручники, чтобы сковать его и удержать, пока не приедет полиция?
  
  Я почувствовал облегчение, осознав, что мне не придется объяснять, для какой цели, по моему мнению, были предназначены наручники.
  
  — Уверен, ничего такого не случится, — сказал я дочери. — И не будем больше говорить об этом.
  
  Отправив Келли к себе в комнату, я убрал наручники в прикроватную тумбочку. Скорее всего я брошу их в пакет для мусора, когда приедут мусорщики. Кроме того, если наручники лежали в сумочке Энн Слокум, значит, ее муж не только не подозревал об их существовании, но и возможность использования этого предмета в доме Слокумов выглядела крайне сомнительной. Теперь стало ясно, почему Энн не хотела, чтобы Келли рассказала ее мужу про тот звонок.
  
  Мне стало интересно, о чьих запястьях она так переживала.
  
  Утром я повез Келли в школу.
  
  — Я встречу тебя.
  
  — Хорошо. — Это стало для меня привычным делом с тех пор, как умерла Шейла. — И сколько ты еще будешь сопровождать меня?
  
  — Какое-то время.
  
  — Думаю, я могла бы снова ездить в школу на велосипеде.
  
  — Конечно. Но давай немного повременим, если ты не против.
  
  — Я не против, — согласилась Келли унылым голосом.
  
  — Если около школы появится мистер Слокум и захочет с тобой увидеться, ты не должна с ним говорить. И сразу сообщи об этом учительнице.
  
  — А зачем ему это делать? Из-за наручников?
  
  — Послушай, я не уверен; просто предупредил на всякий случай. Не упоминай больше про наручники и ни в коем случае не говори о них своим друзьям.
  
  — Даже Эмили?
  
  — Особенно Эмили. Никому. Ты поняла?
  
  — Хорошо. Но я могу рассказать Эмили обо всем остальном?
  
  — Сегодня ее не будет в школе. Думаю, она вернется только через несколько дней.
  
  — Но я по-прежнему общаюсь с ней в Сети.
  
  Конечно. Я мыслил как человек прошлого века.
  
  — А мы пойдем на церемонию прощания? — спросила Келли. Еще месяц назад она не знала этого выражения. — Эмили сказала, что ее устраивают сегодня, и попросила меня прийти.
  
  Мне не особенно понравилась эта идея. Прежде всего я беспокоился за Келли. Как она это выдержит? К тому же мне не хотелось, чтобы она оказалась поблизости от Даррена Слокума.
  
  — Не знаю, милая.
  
  — Я должна пойти, — твердо заявила она, — попрощаться с мамой Эмили.
  
  — Нет, ты не должна. И люди поймут, если ты этого не сделаешь.
  
  — А вдруг они решат, будто я просто не захотела пойти? Ведь это не так. Еще не хватало, чтобы меня считали трусихой!
  
  — Это не так… никому это и в голову не придет.
  
  — Но я сама буду так думать. Я буду большой засранкой, если не пойду.
  
  — Кем?
  
  Она покраснела.
  
  — То есть трусихой. К тому же Эмили и ее родители были на маминых похоронах.
  
  Да. Слокумы присутствовали на похоронах. Но за это время многое изменилось. И наши отношения со Слокумом стали совсем иными.
  
  — Если я не пойду, Эмили возненавидит меня, — продолжила Келли. — Но если ты хочешь этого, я останусь дома.
  
  Я посмотрел на нее:
  
  — Когда церемония?
  
  — В три часа.
  
  — Хорошо. Я заберу тебя из школы в два. Мы поедем домой, переоденемся и пойдем попрощаться с миссис Слокум. Но давай договоримся — ты будешь все время рядом со мной и ни на минуту не покинешь поля моего зрения. Тебе понятно?
  
  Келли кивнула:
  
  — Да. А ты не забудешь о своем обещании?
  
  Мы доехали до школы, я притормозил у тротуара.
  
  — Не забуду.
  
  — Ты знаешь, о каком обещании я говорю?
  
  — Знаю. Подыскать тебе другую школу.
  
  — Хорошо. Я просто проверила.
  
  Прямиком от школы я отправился на работу и сообщил Салли, что приготовил для нее заметки по поводу телефонных звонков.
  
  — Я уже все сделала, — заявила она.
  
  — Еще нужно проверить голосовую почту…
  
  — И с этим я разобралась. Кое-где мне не ответили, но я оставила сообщения.
  
  — Никто больше не запрашивал смету?
  
  — Нет, босс, извини.
  
  Мы быстро проверили, как продвигаются работы по нашим проектам. Их у нас было три: ремонт кухни в Дерби, постройка гаража на две машины в Девоне и отделка подвала в построенном пять лет назад доме в Восточном Милфорде. Впервые за последние два года мы не возводили ни одного дома.
  
  — Стюарт и Кей-Эф в гараже, — сказала Салли. Стюарт — наш паренек из Канады, под Кей-Эфом она подразумевала Кена Ванга. Это была аббревиатура двух первых слов его прозвища — Кентукки Фрайд[74] Ванг (Жареный Ванг из Кентукки), — намекавшего на южное происхождение. — Дуг уехал в Дерби, а ремонтом подвала пока никто не занимается.
  
  — Ясно.
  
  — Мы можем поговорить? — спросила Салли, входя ко мне в кабинет. — Я очень переживаю из-за субботы. — Она села.
  
  — Не волнуйся, — попытался я ее успокоить. — У Тео все нормально?
  
  — Я его немного отчитала. Это твоя фирма, я все понимаю, и тебе одному решать, с кем работать, а с кем — нет.
  
  — Правильно.
  
  — И все же я думаю, Тео — хороший электрик. Он кое-что сделал в доме моего отца… то есть в моем доме.
  
  Салли переехала жить к отцу, когда у него начались проблемы со здоровьем. Он был сварливым, но не лишенным обаяния старикашкой. Настоящий фанатик Гражданской войны, собравший внушительную коллекцию оружия, как старого, так и нового. Он очень гордился ею. Я не разделял его энтузиазма, у меня никогда не было ни ружья, ни пистолета, хотя стрелять я умел. Не поддерживал я и его политические взгляды. Он старался убедить всех в том, что Ричард Никсон был лучшим президентом за всю историю Соединенных Штатов, особенно если закрыть глаза на ту глупость, какую он совершил, установив дружеские отношения с Китаем.
  
  Салли быстро выяснила, что у ее отца не было достаточных сбережений, способных обеспечить ему достойный медицинский уход, поэтому ей пришлось нелегко. Днем Салли потихоньку исчезала из офиса и проверяла, съел ли отец ленч, который она для него оставила, и принял ли лекарства. Цены на медикаменты стали просто убийственными. Салли потратила на них все скромные накопления отца: инсулин от диабета плюс лизиноприл, варфарин и инъекции гепарина от заболеваний сердца и сосудов. Его социальные дотации едва ли могли покрыть эти расходы, поэтому Салли тратила собственные средства. Почти все деньги, которые ей удалось сэкономить на аренде жилья, после того как она переехала к отцу, ушли на лекарства. Если бы он прожил дольше, скорее всего Салли оказалась бы вынуждена продать дом и найти для них маленькую квартиру. Но теперь дом перешел к ней по наследству.
  
  — Тео заменил мне старые розетки и повесил новый светильник в коридоре. А после того как он закончит ванную, там будет пол с подогревом. Я просто жду не дождусь, когда, проснувшись холодным утром, смогу поставить ноги на теплый пол. С крышей, конечно, дела обстоят не так хорошо. Тео уже кроет целую неделю, и это явно не его конек, но потом я смогу пригласить кого-нибудь еще, чтобы все подправить. Может, даже Дуга, если он не будет возражать.
  
  — Отлично. — Я вспомнил о нашем субботнем разговоре.
  
  — Я просто хочу сказать, что уважаю твое решение и постараюсь, чтобы Тео отнесся к нему с пониманием.
  
  Мне было все равно, уважает меня Тео или нет; главное, он должен держаться от моих проектов подальше. Однако я оставил эти мысли при себе.
  
  — Я очень признателен тебе за это, Салли.
  
  Она покусывала губы, словно размышляла о чем-то.
  
  — Глен…
  
  — Что ты хочешь?
  
  — Как бы ты его оценил? Как мужчину? Мужчину для меня?
  
  — Салли, я познакомился с тобой очень давно, еще до того как ты начала сидеть с Келли. И я всегда могу сказать тебе, что нужно сделать по работе, но твоя личная жизнь меня не касается.
  
  — Хорошо, давай представим, что ты общаешься с Тео, а я с ним пока не встречаюсь. Ты бы захотел познакомить меня с таким парнем?
  
  — Я никого ни с кем не знакомлю.
  
  Салли недовольно округлила глаза:
  
  — С тобой просто невозможно разговаривать. Представь, что я никогда прежде не встречала Тео, но вдруг увидела его на одной из строек и говорю тебе: «Слушай, какой симпатичный парень. Может, стоит пригласить его на свидание?» Что бы ты ответил?
  
  — Он приятный человек… даже красивый. Спорить не стану. И мне кажется, он заботится о тебе. Кроме того, он может быть вежливым, пока… не выйдет из себя.
  
  Салли внимательно слушала.
  
  — Только после таких слов всегда есть какое-то «но». Я это чувствую.
  
  На мгновение мне захотелось уклониться, однако Салли стоила того, чтобы знать правду.
  
  — Я сказал бы, что ты можешь найти себе нечто лучшее.
  
  — Что ж, — проговорила Салли, — понятно.
  
  — Ты сама спросила.
  
  — А ты ответил. — Салли натянуто улыбнулась и хлопнула себя по бедрам. — Тебе, наверное, было непросто?
  
  — В общем, да.
  
  — Я понимаю, что ты хочешь сказать. Но вдруг я не смогу найти ничего лучше?
  
  — Сэл, не продавай себя задешево.
  
  — Да ладно, взгляни на меня, — возразила она. — Во мне, наверное, семь футов роста. Я просто аттракцион для цирка уродов.
  
  — Перестань. Ты очень красивая.
  
  — А ты опытный лжец. — Она ненадолго остановилась в дверях. — Спасибо, Глен.
  
  Я улыбнулся, включил компьютер и набрал в «Гугле» «Школы Милфорда». Сначала я поинтересовался ближайшей к нам государственной начальной школой, потом изучил еще пару вариантов, после чего просмотрел частные учебные заведения. Нашел я и несколько католических школ, но решил, что Келли вряд ли возьмут туда, поскольку мы не католики. По правде говоря, мы никогда особенно не верили в Бога. Мы с Шейлой не ходили в церковь и не крестили Келли, к вящему ужасу Фионы.
  
  Я выписал названия и телефоны еще нескольких школ, чтобы обзвонить их в течение дня, когда у меня появится свободное время. А кроме того, оставил сообщение для директора Келли. Я не хотел выведывать имена детей, которые называли Келли пьяницей, а лишь собирался поставить в известность о том, что перевожу дочь в другую школу из-за неблагоприятной ситуации в классе.
  
  Затем я поехал на наш ближайший объект — гараж в Девоне. Клиент — бывший страховой агент, а ныне пенсионер шестидесяти пяти лет — имел два классических «корвета» 1959 года и «стинг рэй» 1963 года с треснувшим задним стеклом, однако места для хранения автомобилей у него оказалось недостаточно.
  
  Работа предстояла несложная. Не было нужды рыть подвал и проводить водопровод, требовалось только установить кран для мытья машины. Простая планировка на два машино-места, рабочий стол, хорошее освещение и много электрических розеток. Клиент не хотел устанавливать тяжелые металлические двери. Он боялся, как бы однажды они не сломались и не упали на одно из его сокровищ.
  
  Едва я вышел из машины, передо мной возник Кен Ванг.
  
  — Привет, мистер Глен, шикарно выглядите.
  
  Я никак не мог привыкнуть к его манере общения.
  
  — Спасибо, Кей-Эф. Как дела?
  
  — Замечательно. Знаете, я отдал бы свою левую грудь за один из этих «корветов».
  
  — Хорошие тачки.
  
  — Сегодня утром тут был один парень, разыскивал вас.
  
  — Он сказал, что ему нужно?
  
  Кен покачал головой:
  
  — Нет. Может, хотел устроиться на работу? Так что не уходите далеко! — Он улыбнулся.
  
  Я направился к новому гаражу, посмотреть, как идет работа. Внутри стены были отделаны гипсокартоном — на одном из листов я нашел бирку, развеявшую мои опасения: эти материалы оказались не из Китая. Стюарт как раз собирался обрабатывать швы.
  
  — Неплохо, правда? — спросил он.
  
  Сделав некоторые распоряжения насчет того, как разместить полки, я вернулся к своему внедорожнику, налил из термоса кофе и позвонил в пару школ. Неподалеку остановилась маленькая синяя машина, и из нее вышел коротышка в синем костюме и с конвертом в руке. Возможно, это был тот самый человек, которого видел Кен. Когда он приблизился ко мне, я опустил стекло.
  
  — Глен Гарбер? — спросил он.
  
  — Мое имя написано на машине, — усмехнулся я.
  
  — Но вы действительно Глен Гарбер?
  
  Я кивнул.
  
  Он передал мне через окно конверт и сказал:
  
  — Заказ выполнен, — развернулся и ушел.
  
  Я поставил чашку от термоса на приборную панель, разорвал конверт, вытащил лежавшие там бумаги и развернул их. Это оказались документы из юридической конторы. Я стал изучать их, и хотя они были написаны таким языком, что я едва смог понять, о чем речь, общий смысл мне все же удалось уловить.
  
  Уилкинсоны подали на меня иск на пятнадцать миллионов долларов. Убийство по неосторожности. Суть обвинения заключалась в том, что я не смог распознать, в каком состоянии находилась моя жена, и остановить ее, в результате чего погибли Коннор и Брэндон Уилкинсоны.
  
  Я попытался прочитать это еще раз, более вдумчиво, но строчки расплывались, глаза наполнялись слезами. Я откинулся назад и прижал голову к подголовнику.
  
  — Отличная работа, Шейла, — пробормотал я.
  Глава двадцатая
  
  — Разумеется, это интересно, — сказал Эдвин Кэмпбелл, сидевший за столом в своей юридической конторе. Он снял очки в металлической оправе и положил рядом с бумагами, которые я принес ему пару часов назад, затем покачала головой и добавил: — Дело шито белыми нитками, но все равно очень интересно.
  
  — Значит, по-вашему, мне не о чем беспокоиться? — спросил я и подался вперед в кожаном кресле. Эдвин долгие годы являлся адвокатом моего отца, и я обратился к нему не только для того, чтобы поддержать семейную традицию и верность одному юристу, но и потому, что он был знатоком своего дела. Я позвонил ему и сообщил о предстоящем судебном разбирательстве сразу же, как получил бумаги, и он немедленно согласился принять меня в офисе.
  
  — Пока я не могу сказать точно, — ответил Кэмпбелл. — Существует множество досадных дел, которые тянутся годами и стоят людям огромных и совершенно бесполезных трат. Нам придется ответить на этот иск. Но они должны будут доказать, что у Шейлы существовали проблемы с алкоголем и вы знали об этом, в особенности что она села в тот вечер за руль в состоянии алкогольного опьянения.
  
  — Я же говорил, я не замечал никаких…
  
  Кэмпбелл лишь отмахнулся:
  
  — Я помню, что вы сказали. И я вам верю. Но мне кажется, то есть я даже уверен, в последнее время вы очень много думали о Шейле. О том, что, возможно, вы где-то недоглядели или что-либо проигнорировали, так как не хотели этого знать. Нечто такое, в чем вы не желали признаться даже себе. Теперь вы должны быть честны с самим собой, как бы больно вам ни было, поскольку, если существует хотя бы малейшее доказательство вашей осведомленности о состоянии Шейлы, мы должны опровергнуть его и выйти из этой схватки победителями.
  
  — Я же говорю, ничего не было.
  
  — Вы никогда не видели ее в состоянии опьянения?
  
  — Что означает «никогда»?
  
  — Лишь то, о чем я вас спросил.
  
  — Черт возьми, конечно, иногда она выпивала лишнего. А с кем не бывает?
  
  — Опишите, при каких обстоятельствах это случалось.
  
  — Даже не знаю… на Рождество, на семейных праздниках, возможно, на днях рождениях. Когда мы ходили в рестораны. На вечеринках.
  
  — Значит, Шейла частенько выпивала на всех этих мероприятиях?
  
  Я удивленно заморгал:
  
  — Господи, Эдвин!
  
  — Я лишь играю роль адвоката дьявола, Глен. Но вы сами видите, как можно повернуть все эти факты против вас. Я понимаю, вам известна разница между двумя бокалами вина на Рождество и привычкой садиться за руль, когда тебе этого лучше не делать. Но Бонни Уилкинсон нужно лишь отыскать свидетелей, которые присутствовали на тех праздниках вместе с вами, и на основе этого она сможет построить свое обвинение.
  
  — Что ж, ей придется потрудиться, — сказал я.
  
  — А как насчет Белинды Мортон?
  
  — В смысле? Белинда — подруга Шейлы. А что с ней?
  
  — До вашего прихода я сделал пару звонков, один — в «Барник и Трундл», фирму, которая ведет дело миссис Уилкинсон. Они оказались не против поделиться со мной кое-какими сведениями, предполагая, что мы сможем уладить все до того, как дело передадут в суд.
  
  — О чем вы говорите?
  
  — У них уже есть заявление от миссис Мортон о том, что во время совместных обедов они с Шейлой и еще одной женщиной частенько напивались.
  
  — Может, они и пропускали по несколько рюмок, но после этого Шейла всегда добиралась домой на такси. И она всегда заранее заказывала машину, зная, сколько может выпить.
  
  — Правда? — оживился Эдвин. — Значит, идя на обед, она прекрасно осознавала, что будет пить?
  
  — Не то чтобы она напивалась. Просто они весело проводили время. Вы слишком утрируете.
  
  — Не я! — Он сделал выразительную паузу. — К тому же там еще шла речь о марихуане.
  
  — О чем?
  
  — Белинда заявила, что они с Шейлой курили марихуану.
  
  — Белинда так сказала? — И эта женщина называла себя подругой моей жены?
  
  — Мне так передали. Насколько я понял, речь шла только об одном случае. Это произошло год назад, во дворе дома Мортонов. Затем неожиданно появился ее муж и был страшно возмущен увиденным.
  
  Я покачал головой, не веря своим ушам.
  
  — Что она пытается с нами сотворить? С Келли и со мной?
  
  — Не знаю. Возможно, стоит сделать ей небольшую скидку. Я не исключаю, что она до конца не осознавала смысла сказанного ею. Предполагаю, во всем виноват ее муж Джордж, уговоривший ее пойти на сотрудничество.
  
  От его слов я сразу сник.
  
  — Вот ведь ублюдок! Но даже если подтвердится информация о пристрастии Шейлы пропустить бокал вина или коктейля во время обеда с подругами, как они смогут на основании этого доказать мою вину в том, что в вечер аварии она села за руль, возможно, в состоянии алкогольного опьянения?
  
  — Поэтому я и говорю: дело шито белыми нитками. Однако на подобных процессах может случиться что угодно, поэтому мы должны отнестись к нему серьезно. Доверьте это мне. Я продумаю план ответных действий и представлю его вам.
  
  Я почувствовал, как мой мир разваливается на части. И случилось это в тот самый момент, когда я уже думал, будто хуже ничего быть не может.
  
  — Господи, ну и неделька!
  
  Эдвин отвлекся от заметок, которые в этот момент делал:
  
  — Что?
  
  — Я до сих пор не знаю, как обернутся дела со страховкой на сгоревший дом. Человек, работающий на меня, оказался на грани банкротства и пытается выбить из меня аванс. Дети в школе дразнят Келли пьяницей, к тому же мама ее подруги пару дней назад погибла в результате несчастного случая и ее муж донимает меня из-за телефонного звонка его жены, который подслушала гостившая у них Келли. А теперь еще и Уилкинсоны решили со мной судиться.
  
  — Ничего себе, — только и проговорил Эдвин.
  
  — Да, только успевай уворачиваться…
  
  — Подождите, давайте вернемся к одному моменту.
  
  — Какому?
  
  — Я насчет матери подруги Келли. Она умерла, и что случилось дальше?
  
  Я рассказал ему о смерти Энн Слокум и о том, как Даррен Слокум приходил ко мне, желая узнать, что услышала у них Келли.
  
  — Энн тоже была подругой Шейлы и часто обедала с ней.
  
  — Да, очень интересно, — кивнул Эдвин.
  
  — Безумно…
  
  — Вы сказали, Даррен Слокум?
  
  — Так.
  
  — Он работает в полиции Милфорда?
  
  — Да. Вы его знаете?
  
  — Слышал о нем.
  
  — Звучит зловеще, — заметил я.
  
  — Насколько мне известно, против него как минимум дважды возбуждалось служебное расследование. Он сломал одному мужчине руку, когда производил арест во время драки в баре. В другой раз он попал в поле зрения полиции в связи с исчезновением денег наркоторговца. Но я уверен: последнему делу так и не дали ход. С дюжину копов имели доступ к уликам, поэтому не нашлось оснований обвинять именно его.
  
  — Откуда вы об этом узнали?
  
  — Думаете, я сижу здесь целыми днями и рассматриваю свою коллекцию марок?
  
  — Значит, он плохой полицейский?
  
  Эдвин сделал паузу, прежде чем ответить, как будто в комнате находился кто-то еще и он не хотел, чтобы на него подали иск за клевету.
  
  — Скажем так, у него имелись серьезные проблемы.
  
  — Шейла была подругой его жены.
  
  — Я мало знаю о его жене. За исключением того, что она у него не первая.
  
  — Никогда не знал, что прежде он был женат.
  
  — Да. Когда кое-кто рассказал мне о его неприятностях, он также упомянул, что когда-то Слокум уже был женат.
  
  — Развелся?
  
  — Она умерла.
  
  — От чего?
  
  — Не имею ни малейшего представления.
  
  Я задумался.
  
  — Возможно, теперь все начинает сходиться. Он нечестный на руку полицейский, его жена сбывала поддельные дизайнерские сумки. Думаю, это приносило им неплохие деньги. — Я не упомянул, что, возможно, они не платили с этих доходов налоги. Как говорится, не судите, да не судимы будете.
  
  Эдвин поджал губы.
  
  — В правоохранительных органах могли заинтересоваться полицейским и его женой, которые торгуют поддельными товарами. Это незаконно. Не владеть подделкой, а именно изготавливать или продавать их.
  
  — Когда в субботу утром Слокум приезжал ко мне, он выглядел сильно напуганным. Мне показалось, он решил, будто между тем телефонным разговором и гибелью его жены существует какая-то связь.
  
  — Расскажите подробнее.
  
  — Думаю, если бы Энн не поехала на встречу с тем, кто ей звонил, то поменяла бы лопнувшее колесо в более безопасном месте, не упала бы в воду и не умерла.
  
  Эдвин еще сильнее поджал губы.
  
  — Что вы на это скажете? — спросил я.
  
  — Как вы считаете, смерть Энн Слокум вызовет подозрение у полиции?
  
  — Не знаю.
  
  Эдвин провел языком по зубам. Похоже, он всегда так делал, когда о чем-то серьезно задумывался.
  
  — Глен, — осторожно начал он.
  
  — Да, я вас слушаю.
  
  — Вы верите в стечение обстоятельств?
  
  — Не особенно, — признался я, понимая, к чему он клонит.
  
  — Ваша жена погибла в аварии, обстоятельства которой, и здесь, думаю, мы сойдемся во мнениях, кажутся довольно странными. Две недели спустя ее подруга умирает в результате еще одного, не менее загадочного несчастного случая. Уверен, и это не ускользнуло от вашего внимания.
  
  — Нет. — Я ощутил, как внутри у меня все перевернулось. Не ускользнуло. — Но, Эдвин, я не вижу возможностей использовать это умозаключение. Поймите, я лишь пытаюсь понять, что в действительности сделала Шейла и как она умерла. Что я пропустил? Как мог не почувствовать возникновение у нее подобных проблем? Господи, Эдвин, насколько мне известно, она не любила водку, но тем не менее у нее в машине нашли пустую бутылку.
  
  Эдвин стал барабанить пальцами левой руки по крышке стола и посмотрел в сторону книжного шкафа.
  
  — Знаете, я всегда был большим поклонником Конан Дойла. Можно даже сказать, его фанатом.
  
  Я проследил за его взглядом, встал, подошел к книжному шкафу и стал читать названия на корешках, слегка наклонив голову. «Этюд в багровых тонах». «Приключения Шерлока Холмса». «Знак четырех».
  
  — Очень старые книги. Можно взять?
  
  Эдвин кивнул, я вытащил одну из книг и осторожно открыл ее.
  
  — Это все первые издания?
  
  — Нет. Хотя у меня есть несколько. Они упакованы и спрятаны в надежном месте. Одна книга даже подписана автором. Вы знакомы с его работами?
  
  — Затрудняюсь ответить… возможно, читал одну повесть. Про собаку. Баскервилей, кажется? Когда был ребенком. И мы с Шейлой смотрели фильм про Шерлока Холмса. Главную роль там играл Железный человек.
  
  Эдвин ненадолго закрыл глаза.
  
  — Какой ужас, — проворчал он. — Но мне понравилось про Железного человека. — Он выглядел разочарованным — возможно, из-за пробелов в моем литературном образовании. А их было немало. — Глен, позвольте задать вам немного бестактный вопрос. Вы допускаете хотя бы малейшую вероятность того, чтобы Шейла могла по доброй воле выпить бутылку водки и спровоцировать аварию, в которой погибли она и еще два человека? Прекрасно осознавая, как это отразится на вас?
  
  Я нервно сглотнул.
  
  — Нет. Это невозможно, но все же…
  
  — В «Знаке четырех» Холмс говорит одну фразу, мне кажется, очень правильную: «Когда вы отбросите все невозможное, то, что останется, и будет правдой, какой бы невероятной она ни казалась». Вам известно это высказывание?
  
  — Кажется, я слышал его. Значит, вы хотите сказать, что если Шейла не могла поступить подобным образом, значит, должно существовать другое объяснение случившемуся, даже если оно выглядит совершенно нелепым?
  
  Эдвин кивнул.
  
  — И какое же это будет объяснение?
  
  — Не знаю, — пожал он плечами. — Но в свете последних событий, мне кажется, вам нужно серьезно об этом подумать.
  Глава двадцать первая
  
  Я как раз возвращался от Эдвина, когда мне позвонили из частной школы, куда я обращался ранее. Женщина ответила на мои вопросы по поводу оплаты за обучение (которая оказалась выше, чем я предполагал), возможности перехода Келли посреди учебного года (она существовала) и зачета ее отметок из предыдущей школы (вполне вероятно).
  
  — И вы, конечно, знаете, что у нас пансион, — предупредила она. — Ученики живут у нас.
  
  — Но мы из Милфорда, — объяснил я. — И Келли сможет жить дома, со мной.
  
  — Это обязательное условие, — заявила женщина. — Мы считаем, что таким образом лучше реализовывается процесс погружения в обучение.
  
  — В любом случае спасибо, — сказал я. Какая глупость. Если Келли в одном со мной городе, она будет жить дома. Может быть, кто-то из родителей и был бы счастлив сдать ребенка в школу и на время забыть о его существовании, но я к их числу не относился.
  
  Я позвонил Салли и напомнил ей, что собираюсь на церемонию прощания с Энн Слокум и вряд ли появлюсь в офисе или на одном из объектов. Подъехав к школе Келли, я припарковался и пошел в администрацию уведомить о том, что забираю ее до конца дня. Сидевшая в кабинете женщина сообщила мне о возможном присутствии на церемонии еще двоих детей из школы, а также учительницы Эмили.
  
  Келли вошла в кабинет, держа в руке небольшой конверт. Не глядя мне в глаза, она протянула его мне. Я разорвал его и прочитал записку, пока мы шли к машине.
  
  — Что это? — спросил я. — Это от твоей учительницы?
  
  Келли пробормотала под нос нечто напоминающее «да».
  
  — Ты ударила еще одного ученика? Опять?
  
  Она повернулась и посмотрела на меня. Ее глаза были красными.
  
  — Но он назвал меня пьяницей. Вот я и задала ему. Ты еще не нашел мне новую школу?
  
  Я положил руку ей на спину и повел через парковку.
  
  — Поехали домой. Нам нужно переодеться.
  
  Я был в спальне и уже в третий раз безуспешно пытался завязать галстук так, чтобы широкий конец не оказался короче узкого. Вошла Келли. На ней было простое темно-синее платье, купленное Шейлой в «Гэи», и такого же цвета колготки.
  
  — Я нормально выгляжу?
  
  — Замечательно. Идеально.
  
  — Точно?
  
  — Уверен.
  
  — Ну ладно. — Келли ускакала прочь — и очень вовремя. Я не хотел, чтобы она видела мое лицо. В первый раз она спрашивала у отца мнение насчет своей одежды.
  
  Здание для ритуальных церемоний располагалось рядом с городским парком. На стоянке почти не было свободных мест. Я заметил много полицейских автомобилей. Взявшись с Келли за руки, мы зашагали через парковку. Когда мы вошли, мужчина, одетый в дорогой черный костюм, проводил нас в зал, где собралось семейство Слокум.
  
  — Помни, ты не должна отходить от меня, — прошептал я Келли.
  
  — Знаю.
  
  Мы переступили порог. В зале присутствовали около тридцати человек. Они прохаживались, говорили приглушенными голосами и смущенно сжимали в руках кофейные чашки с блюдцами. К нам устремилась Эмили. На ней было черное платье с белым воротничком. Она обняла Келли, и девочки прижались друг к дружке, словно не виделись много лет.
  
  И обе заплакали.
  
  Разговоры постепенно перешли в тихое бормотание, и все уставились на двух маленьких девочек, которые стояли в обнимку, и столько невысказанного горя было в их позе.
  
  Я едва сдерживал чувства. Но спокойно наблюдать, как они вдвоем сражаются со своими страданиями у всех на виду, я не мог, поэтому опустился рядом с ними на колени, слегка дотронулся до них и окликнул тихонько:
  
  — Эй!
  
  Какая-то женщина тоже присела рядом. Очень похожая на Энн Слокум. Женщина натянуто мне улыбнулась.
  
  — Я Дженис, сестра Энн.
  
  — Глен, — представился я, убрал руку со спины Келли и протянул ей.
  
  — Давайте я отведу их в более спокойное место.
  
  Я не хотел выпускать Келли из поля зрения, но в тот момент мне представилось очень важным, чтобы девочки побыли вместе.
  
  — Конечно, — согласился я.
  
  Дженис взяла Келли и Эмили за руки и увела. В какой-то степени я испытал облегчение. Стоявший в противоположном конце помещения гроб с телом Энн Слокум в отличие от гроба моей жены был открытым. И мне не хотелось, чтобы Келли видела мертвую маму Эмили, поскольку я не горел желанием объяснять ей, почему лицо Энн можно показывать окружающим, а лицо ее матери — нет.
  
  — Это разбило мне сердце, — послышался женский голос позади меня. Я обернулся. Передо мной стояла Белинда Мортон, за ней — ее муж. — Никогда еще я не становилась свидетелем столь печального события.
  
  Джордж Мортон — в черном костюме, белой рубашке с французскими манжетами и красном галстуке — протянул мне руку. Я неохотно пожал ее, ведь скорее всего именно он заставил жену разоткровенничаться перед адвокатами Уилкинсонов.
  
  — Это все… даже не знаю, с чего начать, — сказала Белинда. — Сперва Шейла, теперь Энн. Так не должно быть.
  
  — Нужно верить, что каждое событие в нашей жизни имеет свое особое предназначение, — глубокомысленно изрек Джордж.
  
  Я подумал о своем предназначении, которое, на мой взгляд, заключалось в том, чтобы расквасить ему нос. Он держался так, словно был самым мудрым, и смотрел на всех несколько свысока. Это давалось ему непросто, учитывая его сравнительно невысокий рост — он был на дюйм ниже меня. Я бросил пристальный взгляд на старательно зачесанную лысину, а когда посмотрел в его глаза за толстыми стеклами очков в тяжелой черной оправе, то удивился, заметив в них грусть. Его глаза не были красными, как у жены, но казались печальными и усталыми.
  
  — Это ужасно, — сказал он. — Такое потрясение. Просто кошмар!
  
  — А где Даррен? — поинтересовался я.
  
  — Я видела его где-то здесь, — ответила Белинда. — Хочешь, я найду и приведу его к тебе?
  
  — Нет, все нормально, — возразил я, не испытывая желания говорить с ним, просто нужно было определить его местонахождение. — Вы потом домой?
  
  — Да, наверное, — отозвалась Белинда.
  
  — Я позвоню тебе.
  
  Она открыла рот, но промолчала. Джордж смотрел в сторону, где остальные прощались с покойной, и Белинда, воспользовавшись моментом, нагнулась ко мне и спросила:
  
  — Ты нашел?
  
  — Извини, что?
  
  — Конверт? Ты нашел его? Поэтому и хотел позвонить?
  
  По правде говоря, я совершенно выкинул это из головы.
  
  — Нет, я собирался звонить по другому поводу.
  
  Теперь Белинда выглядела еще более расстроенной, чем когда смотрела на двух утешавших друг друга девочек.
  
  — Что? — спросил Джордж, поворачиваясь к нам.
  
  — Ничего, — ответила Белинда. — Я просто… Глен, рада была видеть тебя. — В ее голосе не прозвучало даже малейшего намека на искренность.
  
  Она повела Джорджа к толпе скорбящих. Мне показалось, Белинда хорошо знает, о чем я хотел с ней поговорить. Я собирался высказаться по поводу ее решения помочь Бонни Уилкинсон уничтожить меня в финансовом отношении.
  
  Я остался один, поскольку вокруг не было ни одного знакомого, с кем бы я мог поговорить. Потом я заметил нескольких высоких широкоплечих мужчин с коротко остриженными волосами, державшихся вместе. Коллеги-полицейские — не нужно быть гением, чтобы понять это, — однако Даррена среди них не оказалось. Я направился к столику с кофе и толкнул плечом маленькую темнокожую женщину, которая подошла одновременно со мной.
  
  — Извините, — произнес я.
  
  — Ничего, — сказала она. — Кажется, мы не знакомы.
  
  — Глен Гарбер. — Я поставил чашку с кофе на блюдечко, чтобы мы могли обменяться рукопожатиями.
  
  — Рона Ведмор, — представилась она.
  
  — Вы подруга Энн?
  
  Она покачала головой:
  
  — Никогда ее не встречала. Я служу в полиции Милфорда. — Она кивнула в сторону мужчин, на которых я обратил внимание. — Лично с Дарреном мне работать не доводилось, но мы иногда сталкивались по службе. Я детектив.
  
  — Рад познакомиться, — сказал я, а затем добавил: — Всегда считал глупым говорить «рад» или «приятно познакомиться» на подобных мероприятиях.
  
  Рона Ведмор понимающе кивнула:
  
  — Конечно. — Она с любопытством разглядывала меня. — Вы не можете еще раз назвать ваше имя?
  
  — Гарбер. Глен Гарбер.
  
  — Это ваша дочь была у Слокумов тем вечером?
  
  Я удивился ее осведомленности. Не занимается ли она расследованием этого дела?
  
  — Да. Келли должна была остаться там на ночь, но потом вернулась домой.
  
  Рона Ведмор прищурилась. Я запинаясь добавил:
  
  — Ей стало нехорошо.
  
  — Но теперь у нее все в порядке?
  
  — Да. Хотя она сильно переживает. Эмили — ее подруга.
  
  — Значит, та девочка, это была Келли? Которая только что…
  
  — Да.
  
  — Девочка в глубоком потрясении, — заметила детектив.
  
  — Она сама потеряла мать… мою жену Шейлу… несколько недель назад.
  
  — Соболезную вашей утрате. А ваша жена… — Ведмор, похоже, обрабатывала новые сведения, пытаясь извлечь важные для нее факты.
  
  — Это был несчастный случай.
  
  — Да-да, я знаю.
  
  — Это случилось не в Милфорде.
  
  — Мне об этом известно, — кивнула она.
  
  — Сначала Шейла, затем — Энн, — сказал я. — Думаю, девочкам приходится труднее всего. А теперь, извините, мне нужно найти мою дочь.
  
  Ведмор улыбнулась, я оставил ее и начал пробираться к двери через толпу, держа в руках чашку с кофе. Я подумал, что скорее всего найду девочек в коридоре, но их там не оказалось. Ритуальных залов было несколько, но, насколько я мог судить, Слокумы заняли лишь один.
  
  Я пошел по коридору, заглянув сначала в одну комнату, потом в другую, как вдруг услышал чьи-то быстрые шаги позади меня и увидел Эмили. Она была одна.
  
  — Эмили! — тихо воскликнул я.
  
  Она тут же обернулась.
  
  — Здравствуйте, мистер Гарбер.
  
  — Где Келли? Она с тобой?
  
  Девочка покачала головой и показала на ближайшую дверь:
  
  — Она там. — И убежала.
  
  На двери висела табличка «Кухня», а вместо ручки была медная пластина. Я толкнул дверь, и она распахнулась. Кухня оказалась больше обычной, без сомнения, здесь готовили не только кофе, но и различную еду.
  
  — Келли! — крикнул я.
  
  И тут я увидел за столом Келли. Она сидела на стуле боком, свесив ноги. Около нее стоял Даррен Слокум. Наверняка он привел ее сюда и заставил сесть рядом.
  
  — Глен, — сказал он.
  
  — Папа, — отозвалась Келли, и ее глаза расширились от ужаса.
  
  — Что вы здесь, черт побери, делаете? — спросил я, сокращая дистанцию между Слокумом и мной.
  
  — Просто разговариваем, — ответил он. — Я задал Келли парочку вопросов о…
  
  Я с размаху дал ему кулаком в подбородок. Келли истошно закричала. Слокум рухнул, свернув полку с кастрюлями. Две с грохотом упали на пол. Литавры в оркестре и те не издают столько звону.
  
  Крики и звон посуды почти сразу же привлекли внимание. Один из распорядителей похорон, какая-то незнакомая мне женщина и пара мужчин, которых я принял за полицейских, ворвались в кухню. Они увидели Слокума, потиравшего подбородок — струйка крови стекала из уголка его рта, — потом перевели взгляды на меня, по-прежнему сжимавшего кулаки.
  
  Полицейские двинулись ко мне.
  
  — Нет-нет! — крикнул Слокум, поднимая руку. — Все в порядке.
  
  Я указал на него пальцем и выпалил:
  
  — Не пытайся больше говорить с моей дочерью. Подойдешь к ней еще раз, и я размозжу тебе череп!
  
  Подхватив Келли на руки, я вышел на парковку.
  
  Представляю, что бы сказала по этому поводу Шейла: «Избить человека на церемонии прощания с его усопшей женой… какая чуткость с твоей стороны!»
  Глава двадцать вторая
  
  — О чем он тебя спрашивал? — спросил я у Келли, когда мы отъехали.
  
  — Почему ты ударил папу Эмили? — всхлипывала она. — Что он тебе сделал?
  
  — Я задал тебе вопрос. О чем он с тобой говорил?
  
  — Он хотел знать о телефонном разговоре.
  
  — И что ты ему сказала?
  
  — Что не должна никому об этом рассказывать.
  
  — А он?
  
  — Он хотел, чтобы я вспомнила все, что слышала, а потом пришел ты и ударил его. Теперь меня все будут ненавидеть. Просто не верится, что ты это сделал!
  
  Я сжал руль так, что побелели костяшки пальцев.
  
  — Мы же договаривались: ты должна была оставаться со мной.
  
  Слезы потекли по лицу Келли.
  
  — Ты сам разрешил мне пойти с тетей Эмили.
  
  — Знаю, знаю, но я предупреждал тебя: ты не должна общаться с мистером Слокумом. Разве я не говорил об этом?
  
  — Да, но он вошел в кухню и велел Эмили уйти, а я не знала, что мне делать!
  
  В этот момент я понял, как неразумно себя повел. Келли всего восемь лет! Каких поступков я от нее ожидал? Чтобы она сказала Даррену Слокуму оставить ее в покое и ушла? Я не имел права сердиться на нее. Я мог злиться на него и, разумеется, на себя, так как сам оставил ее без внимания. Но у меня не было причин срываться на Келли.
  
  — Прости. Извини меня. Я не злюсь на тебя. Я не…
  
  — Я тебя ненавижу. Просто ненавижу.
  
  — Келли, я прошу тебя…
  
  — Не надо со мной разговаривать, — проговорила она и отвернулась.
  
  Оставшуюся дорогу домой мы не сказали друг другу ни слова. Когда мы приехали, Келли сразу же убежала в свою комнату и захлопнула дверь.
  
  Я пошел на кухню и поставил на стол бутылку виски и стакан. Налил себе выпить. За двадцать минут я опустошил два стакана, после чего взял телефонную трубку и набрал номер.
  
  Мне ответили после второго звонка.
  
  — Алло? Глен?
  
  У Белинды был определитель номера.
  
  — Да.
  
  — Господи, Глен, что стряслось? Все только и говорят об этом. Ты ударил Даррена? Это действительно так? Зная, что в соседней комнате лежит его мертвая жена? Нет, это просто невозможно…
  
  — Черт возьми, что ты им сказала, Белинда?
  
  — Кому?
  
  — Адвокатам?
  
  — Глен, я не знаю, что ты…
  
  — Ты все представила так, будто во время ваших дружеских обедов Шейла напивалась, как алкоголичка, а потом еще рассказала, как вы вдвоем курили марихуану?
  
  — Глен, пойми, я не хотела…
  
  — О чем ты вообще думала?
  
  — А что я должна была сделать? Солгать? — спросила она. — Меня вызвали в офис адвоката, и я должна была солгать?
  
  — Нет, лгать ты не должна была. Просто кое-что следовало бы оставить при себе. Пойми, Белинда, она хочет получить пятнадцать миллионов! Бонни Уилкинсон подала на меня иск в пятнадцать миллионов долларов!
  
  — Мне очень жаль, Глен. Я сама не знала, что делаю. Джордж заявил… ты же знаешь Джорджа, он всегда поступает по правилам… так вот, он заявил, что, если я не расскажу им правду, меня могут оштрафовать или даже обвинить в сокрытии важных улик. Я была просто сбита с толку. Но я точно не хотела…
  
  — Благодаря тебе они могут выиграть. Я звоню, чтобы сказать тебе спасибо.
  
  — Глен, прошу тебя. Знаю, я все испортила, но ты даже не представляешь, какой стресс я пережила в последнее время. — Ее голос сорвался. — Я приняла ряд глупых решений, все стало рушиться и…
  
  — Белинда, кто-нибудь судится с тобой на пятнадцать миллионов?
  
  — Что? Нет, никто…
  
  — Так благодари за это судьбу. — Я повесил трубку.
  
  Вскоре после этого мне позвонили в дверь. Келли все еще сидела у себя в комнате.
  
  Я открыл и увидел на крыльце мужчину в темно-синем костюме. В руке он держал какое-то удостоверение. На вид ему было под пятьдесят, высокий, с редкими седыми волосами.
  
  — Мистер Гарбер?
  
  — Совершенно верно.
  
  — Артур Твейн, детектив.
  
  «Вот черт», — подумал я. Даррен Слокум решил возбудить дело.
  
  Возможно, у меня сформировались некоторые стереотипы относительно того, как должны выглядеть полицейские детективы, но Твейн явно не попадал под них. Костюм — по крайней мере на мой неопытный взгляд — выглядел дорого, а черные кожаные ботинки были начищены до ослепительного блеска. Его шелковый галстук, вероятно, стоил больше, чем вся одежда, которая оказалась в тот момент на мне, включая мои противоударные часы. Однако, несмотря на явное чувство стиля, у него имелись небольшое брюшко и мешки под глазами. Хорошо упакован, но изрядно потрепан.
  
  — Ладно, — сказал я. — Проходите.
  
  — Извините, что явился без предупреждения.
  
  — Нет, все в порядке. То есть я, очевидно, должен был предвидеть ваш визит.
  
  Он удивленно моргнул:
  
  — Разве?
  
  Келли, вероятно, стало любопытно, кто пришел. Она прервала свое добровольное изгнание, спустилась вниз и заглянула в прихожую.
  
  — Солнышко, это детектив Артур… — Я уже забыл его фамилию.
  
  — Твейн, — напомнил он.
  
  — Здравствуйте, — сказала Келли, нарочито не глядя в мою сторону.
  
  — Как тебя зовут?
  
  — Келли.
  
  — Рад познакомиться, Келли.
  
  — Вы хотите сначала поговорить с Келли, или со мной, или с нами обоими? — поинтересовался я. — Она ведь была там. Или мне вызвать адвоката? — Неожиданно я подумал, что это будет самым разумным поступком.
  
  — Думаю, я поговорю с вами, мистер Гарбер, — осторожно сказал Артур Твейн.
  
  — Хорошо. Солнышко, — обратился я к Келли, — мы позовем тебя, если понадобится.
  
  По-прежнему не глядя на меня, Келли ушла к себе.
  
  Я проводил Твейна в гостиную, не зная, как его называть: мистером, офицером или детективом.
  
  — Не хотите присесть… мм… офицер?
  
  — Можете называть меня просто Артуром, — предложил он, усаживаясь. Мне показалось, для полицейского детектива это слишком неформальное обращение.
  
  — Хотите кофе или чего-нибудь еще? — Я оказался настолько наивен, что полагал, будто мое гостеприимство избавит меня от необходимости отвечать за нападение на полицейского.
  
  — Нет, спасибо. Прежде всего я хотел бы высказать соболезнования по поводу кончины миссис Гарбер.
  
  — Ох. — Я был удивлен, так как не ожидал подобной осведомленности от детектива. — Спасибо.
  
  — Когда она умерла?
  
  — Примерно две недели назад.
  
  — Автокатастрофа. — Это звучало не как вопрос. Полагаю, если Рона Ведмор знала об этом, я не должен был удивляться, что и Твейн обо всем проинформирован.
  
  — Да. Полагаю, различные отделы обмениваются информацией?
  
  — Нет. Просто я кое-что проверил.
  
  Его слова показались мне странными, но я не придал этому особого значения.
  
  — Вы здесь из-за сегодняшнего происшествия?
  
  Артур слегка наклонил голову.
  
  — О каком происшествии вы говорите, мистер Гарбер?
  
  — Что, простите? — рассмеялся я. — То есть, если вы действительно ничего не знаете, я вряд ли стану вам рассказывать.
  
  — Боюсь, вы ставите меня в сложное положение, мистер Гарбер.
  
  — Но вы ведь детектив, не так ли?
  
  — Да.
  
  — Из полиции Милфорда?
  
  — Нет, — возразил Артур. — Я из агентства «Степлтон». И я не полицейский детектив, а частный.
  
  — Что такое «Степлтон»? Частное детективное агентство?
  
  — Верно.
  
  — А почему их заинтересовала моя стычка с милфордским копом?
  
  — Мне ничего не известно об этом, — заметил Твейн. — Я здесь из-за вашей жены.
  
  — Из-за Шейлы? И что вы хотите узнать про Шейлу? — Затем меня осенило. — Вы из той юридической фирмы, которая судится со мной, да? Тогда можете проваливать отсюда, сукин вы сын!
  
  — Мистер Гарбер, я не работаю ни на какую юридическую фирму и не представляю никого, кто бы мог возбудить против вас дело.
  
  — Тогда зачем же вы здесь?
  
  — Чтобы расспросить вас по поводу возможной связи вашей жены с криминальным миром. Хочу узнать об ее участии в продаже контрафактных сумок.
  Глава двадцать третья
  
  — Убирайтесь, — тоном приказа ответил я, направляясь к двери.
  
  — Мистер Гарбер, я прошу вас. — Артур Твейн неохотно поднялся со стула.
  
  — Я говорю, выметайтесь. Никто не имеет права приходить сюда и говорить подобное о Шейле. Я и так выслушал достаточно всякого из-за того, что она, возможно, сделала, но с меня хватит! — Я открыл дверь.
  
  Увидев, что Твейн не двинулся с места, я пригрозил:
  
  — Если вы не уйдете сами, я вышвырну вас отсюда.
  
  Твейн явно нервничал, но по-прежнему стоял неподвижно.
  
  — Мистер Гарбер, если вы считаете, будто вам известно все о деятельности вашей жены незадолго до смерти, если у вас не осталось ни одного вопроса, на который вы так и не получили ответ, то хорошо, я уйду.
  
  Я приготовился выкинуть его из дома.
  
  — Но если вас мучают сомнения, подозрения относительно того, чем занималась ваша жена, тогда, наверное, вам стоит выслушать меня и даже ответить на пару моих вопросов.
  
  Моя ладонь по-прежнему лежала на дверной ручке. Я почувствовал, как участилось мое дыхание, а в висках начала пульсировать кровь.
  
  Я захлопнул дверь.
  
  — Пять минут.
  
  Мы снова вернулись в гостиную.
  
  — Начнем с того, что я расскажу вам, на кого работаю, — начал Твейн. — Я имею лицензию частного детектива в детективном агентстве «Степлтон». К нам обратилось объединение ведущих модных холдингов, чтобы отследить распространение контрафактной продукции. Поддельных сумок в том числе. Полагаю, вам известно о торговле подобными товарами?
  
  — Я слышал об этом.
  
  — Тогда давайте сразу перейдем к делу. — Артур Твейн вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт и достал оттуда лист бумаги. Он развернул его и протянул мне. Там оказалась распечатана фотография.
  
  — Вы узнаете этого человека?
  
  Я с неохотой взял у него фотографию и посмотрел на нее. Высокий мужчина с черными волосами, худой и подтянутый, со шрамом над правым глазом. Снимок скорее всего был сделан на улице Нью-Йорка, хотя в кадр не попало ни одного из известных зданий.
  
  — Нет, — ответил я, возвращая фотографию. — Никогда не видел его.
  
  — Вы уверены?
  
  — Уверен. У вас есть что-то еще?
  
  — Вы хотите знать, кто он?
  
  — На самом деле не очень.
  
  — Вы должны.
  
  — Почему?
  
  — Ваша жена звонила ему в день аварии.
  
  — Шейла ему звонила?
  
  — Именно так.
  
  Во рту у меня пересохло.
  
  — Кто он?
  
  — Точно мы не знаем. Он проходит под именами Майкл Сэйер, Мэтью Смит, Марк Салазар и Мэдден Соммер. Мы считаем, что его фамилия Соммер. Люди, на кого он работает, нанимают его, чтобы он разводил стрелки.
  
  — Что разводил?
  
  — Улаживал проблемы.
  
  — Моя жена не знала никого с такой фамилией.
  
  — Она звонила на мобильный Соммера днем. — Твейн снова засунул руку в карман пиджака и извлек оттуда маленькую записную книжку «Молескин», полистал ее, нашел то, что искал, и проговорил: — Все верно. Вот. Это было в начале второго. Позвольте зачитать вам номер.
  
  Он прочитал набор цифр, от которых у меня упало сердце, хоть я и не набирал их уже несколько недель.
  
  — Узнаете их?
  
  — Это мобильный Шейлы.
  
  — Ваша жена позвонила Соммеру в день смерти, в тринадцать ноль две.
  
  — Скорее всего она ошиблась номером. И как, черт побери, вы это узнали? Откуда у вас информация?
  
  — Мы сотрудничаем с рядом силовых ведомств, которые предоставляют нам некоторые данные наблюдений. Кстати, номер, на который звонила ваша жена, больше не принадлежит Соммеру. Он меняет номера сотовых чаще, чем я ем чизкейки. — Твейн слегка похлопал себя по животику.
  
  — Ну хорошо, Шейла звонила этому Соммеру. И кто он такой? Чем занимается?
  
  — В ФБР считают, он связан с организованной преступностью.
  
  — Это просто смешно.
  
  — Отнюдь, — возразил Артур Твейн. — Соммеру часто звонят женщины — а также мужчины, — которые не знают о его криминальных связях. Иногда они подозревают его в каких-нибудь темных делах, но полагают, это не причинит им вреда. Его принимают за бизнесмена, представителя компании, занимающейся импортом товаров.
  
  — Каких именно? Когда вы пришли, речь шла о сумках. Этот человек перепродает сумки?
  
  — И сумки тоже.
  
  — Он больше похож на торговца оружием или наркотиками.
  
  — Соммер может достать и это. Особенно последнее. В некотором роде.
  
  — Я вам не верю. Не думаю, будто дамские сумочки могли бы заинтересовать такого типа.
  
  — Соммер готов заниматься всем, что приносит ему деньги, и сумками в том числе.
  
  — И в чем вы пытаетесь меня уверить? Что моя жена хотела купить поддельную сумку у бандита?
  
  — Не только это. Я вообще не думаю, что она покупала сумки. Люди Соммера готовы предложить самые разные товары. Впрочем, такую возможность нельзя исключать. Мистер Гарбер, вы слышали о вечерах с продажей сумок?
  
  Я удивленно открыл рот:
  
  — Вы шутите? У нас в доме устраивали нечто подобное… — И осекся.
  
  — Значит, слышали, — продолжил он. — Такие сборы весьма популярны. Очень неплохое развлечение. Своего рода девичник — с вином, закусками. А потом они возвращаются домой с красивыми сумками от Прада или Марка Джейкобса, Луи Вюиттона или Валентино, причем на вид сумки не отличишь от настоящих, и лишь их хозяйки знают, что это фальшивки.
  
  Я внимательно изучал его.
  
  — Почему бы вам не заняться расследованием настоящих преступлений?
  
  Артур понимающе улыбнулся.
  
  — Так говорят большинство людей. Но продажа поддельных товаров — тоже преступление. Федерального уровня.
  
  — Я не верю, что полиция будет тратить на это время, когда повсюду убивают людей, в страну ввозят наркотики, а террористы планируют очередное злодеяние. И кучка женщин, которые собираются, чтобы купить поддельную сумку от Марка Фенди…
  
  — Марк Джейкобс или Фенди, — поправил он меня.
  
  — Да какая разница! И что с того, если они ходят с подделками? Если это все, что они могут себе позволить? Если им не по карману купить настоящую? Кому это вредит?
  
  — Как вы думаете, с чего мне стоит начать? — спросил Твейн. — С компаний правообладателей, чья торговая марка используется незаконно и чье авторское право нарушено? С миллионов долларов, которые в результате этих преступлений теряют они и те, кто на них работает?
  
  — Я уверен, они это переживут, — заметил я.
  
  — Ваша дочь Келли, сколько ей лет?
  
  — Какое это имеет отношение к Келли?
  
  — Думаю, ей около семи, так?
  
  — Восемь.
  
  — А вы можете представить, чтобы она пошла на работу и трудилась по десять или даже больше часов в день на фабрике по производству подделок? Именно в таком возрасте китайские мальчики и девочки начинают работать за доллар в день. Они работают так…
  
  — Ну конечно, вы разыгрываете карту эксплуатации детей, хотя на самом деле все эти компании волнует лишь потеря прибыли…
  
  — …работают так, что стирают пальцы до костей в цехах по производству сумок. И все для того, чтобы какая-нибудь женщина из Милфорда или Дариена смогла пускать пыль в глаза знакомым, утверждая, будто ее сумка стоит дороже, чем она потратила на нее в действительности. Мистер Гарбер, вы знаете, на что пускаются эти деньги? Когда какая-нибудь женщина из Милфорда выбрасывает тридцать, пятьдесят или даже сто баксов на эту сумку, вам известно, куда уходит эта выручка? Женщина, которая устраивает вечеринку по продаже сумок, разумеется, получает свою долю, но она должна заплатить поставщику товара. Эти деньги используют для производства новых подделок, и не только сумок, но и контрафактных DVD, видеоигр, детских игрушек, покрытых свинцовой краской, с легко отваливающимися деталями, проглотив которые ребенок задыхается и умирает, строительных материалов, не соответствующих стандартам, но с поддельными штампами, подтверждающими их пригодность. Даже поддельного детского питания, каким бы невероятным это ни казалось! Или контрафактных лекарств, выдающихся по рецептам. Эти таблетки выглядят как настоящие, на них артикулы, однако они имеют другой состав и не проходят никакой проверки. Я говорю не о более дешевых лекарствах из Канады. Речь идет о продукции из Индии и Китая. Иногда, мистер Гарбер, эти пилюли вообще ни от чего не помогают. А теперь представьте себе человека, который живет на небольшую пенсию, имеет скудные сбережения и не может позволить себе лекарства от сердца или какого-нибудь другого заболевания. Вдруг он находит в Интернете то, что ему кажется аналогом, или покупает медикаменты у знакомых своих знакомых и начинает их принимать, а вскоре умирает.
  
  Я молчал.
  
  — Знаете, кто на этом зарабатывает? Преступные группировки из Китая, России, Индии, Пакистана. Перечислять можно долго. Немало среди них и наших, американских банд. ФБР считает, что часть денег переправляется в террористические организации.
  
  — Да уж… Стоит какой-нибудь женщине купить на улице сумочку от Гуччи, как в какой-нибудь небоскреб тут же врежется самолет.
  
  Артур улыбнулся.
  
  — Вы пытаетесь шутить, но я видел выражение вашего лица минуту назад, когда упомянул про стройматериалы. Вы ведь строитель?
  
  Эти слова застали меня врасплох, и я удивленно моргнул.
  
  — Да.
  
  — Вообразите, что произойдет, если кто-то из ваших рабочих установит контрафактную электропроводку. Детали, изготовленные в Китае, внешне не отличишь от продукции крупных фабрик, они имеют сертификаты, но на деле это просто мусор. Провода имеют ненадлежащие характеристики. Они перегреваются, замыкают. Выключатели не работают. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, к чему это может привести.
  
  Я потер рукой рот и подбородок и на мгновение снова вернулся в задымленный подвал.
  
  — Но почему сюда пришли вы? Почему меня не допрашивает полиция?
  
  — Мы по возможности сотрудничаем с полицией, но их ресурс недостаточен, они не справляются с этой проблемой. Оборот контрафактного бизнеса составляет пятьсот миллиардов долларов в год, и это по самым скромным подсчетам. Модная индустрия обращается в частные охранные и детективные агентства, чтобы отследить распространение подделок. На этом этапе я и подключаюсь к работе. Иногда это бывает очень просто. Мы находим женщину, которая устраивает вечера для продажи сумок, наивно полагая, будто не делает ничего дурного, и сообщаем ей, что она совершает федеральное преступление. Этого бывает достаточно. Она прекращает свою деятельность, и мы не заявляем на нее. А бывает, мы обнаруживаем магазин, продающий подобные товары, информируем торговцев и владельцев недвижимости, что они работают нелегально и мы собираемся подключить полицию для расследования их действий в соответствии с правовыми нормами. Часто мы именно так и поступаем. Но порой бывает достаточно лишь угрозы, чтобы арендодатели решили эту проблему самостоятельно. Они избавляются от прежних арендаторов и берут тех, кто подчиняется закону и торгует лицензионной продукцией.
  
  — А что насчет покупки сумок? Приобретение подделок — это ведь тоже преступление?
  
  — Нет. Но разве могли бы вы со спокойной совестью носить подделку и знать, что однажды может случиться такое… — Он заглянул в конверт, достал оттуда еще пару фотографий и протянул мне.
  
  — Что… о Боже!
  
  Это были снимки с места преступления. Я пожалел о том, что фотографии оказались не черно-белыми, а яркими, цветными. Тела двух женщин в лужах крови. А вокруг — множество сумок. Они стояли на столах, свешивались со стен и потолка.
  
  — Боже мой!
  
  Я взглянул на следующее фото. Мужчина, вероятно, застреленный в голову, лежал на столе. Я протянул фотографии Твейну.
  
  — Что это, черт побери, такое?
  
  — Женщин звали Пэм Стайгервальд и Эдна Баудер. Туристки из Батлера, штат Пенсильвания. Они отправились на выходные в Нью-Йорк. Уик-энд для девочек. Искали дешевые сумки на Канал-стрит и сунулись не туда и не в то время. Как и Энди Фонг, торговец, импортер поддельных сумок, изготовленных в Китае.
  
  — Мне ничего не известно об этих людях.
  
  — Я показал их вам в качестве примера, что может случиться, если вы ввязываетесь в контрафактный бизнес.
  
  Я рассердился.
  
  — Это просто отвратительно — использовать нечто подобное в качестве аргумента, запугивать меня! И какое это имеет отношение к Шейле?
  
  — Полиция считает это делом рук нашего человека, имеющего столько имен и которого мы называем Мэдденом Соммером. Именно ему ваша жена звонила в день смерти.
  Глава двадцать четвертая
  
  Мэдден Соммер сидел в машине, припаркованной на противоположной стороне улицы через три дома от дома Гарбера.
  
  Он уже собирался выйти, как подъехала еще машина. Черный седан «джи-эм». Автомобиль покинул хорошо одетый мужчина. Довольно полный. Круглый животик нависал над ремнем. Держался он с большим достоинством. Когда входная дверь приоткрылась, мужчина показал Гарберу какое-то удостоверение.
  
  «Любопытно», — подумал Соммер, убирая руку с двери. Мужчина не походил на полицейского, но все может быть. Соммер записал номер машины, затем позвонил по мобильному.
  
  — Алло?
  
  — Это я. Нужно проверить один номер.
  
  — Я сейчас не на работе, — объяснил Слокум. — У меня родственники. Приехала сестра жены.
  
  — Запиши его.
  
  — Я же сказал…
  
  — Эф-семь…
  
  — Подожди. — Соммер слышал, как Слокум ищет бумагу и карандаш. — Ну давай дальше.
  
  Соммер зачитал номер до конца.
  
  — Сколько тебе понадобится времени?
  
  — Не знаю. Все зависит от того, кто сейчас дежурит.
  
  — Я позвоню где-нибудь через час. К этому времени ты должен все выяснить.
  
  — Слушай, я же сказал, что не знаю, получится ли у меня. Ты где? И где машина, которую ты…
  
  Соммер убрал телефон в карман куртки.
  
  Гарбер впустил человека в дом. Соммер видел их тени в окне гостиной. Наблюдал он и за другим окном. В одной из комнат наверху горел свет. Время от времени за шторами мелькал чей-то силуэт, а в один из моментов кто-то отодвинул занавески и выглянул на улицу.
  
  Ребенок. Маленькая девочка.
  Глава двадцать пятая
  
  Я встал. От ярости меня просто трясло. Мысль о том, что Шейла могла иметь какие-то дела с типом вроде Соммера или даже просто звонить ему на мобильный, выводила меня из себя. Я больше не мог выносить этих откровений о Шейле.
  
  — Вы ошибаетесь. Шейла не могла звонить этому человеку.
  
  — Если это была не она, значит, кто-то воспользовался ее телефоном. Она никому не одалживала свой сотовый? — спросил Твейн.
  
  — Нет… хотя все может быть.
  
  — Но ваша жена покупала поддельные сумки?
  
  Я вспомнил, как стоял около ее шкафа в пятницу и размышлял, когда же наконец смогу выкроить время, чтобы разобрать вещи Шейлы. Там было, наверное, с дюжину сумок.
  
  — Возможно, парочку, — ответил я.
  
  — Вы не возражаете, если я взгляну на них?
  
  — Зачем?
  
  — Я уже давно занимаюсь этой работой и научился замечать определенные признаки. Есть люди, которые без труда смогут найти разницу между сумкой от Коч и сумкой от Гуччи. Мне же иногда удается установить, изготовлена ли сумка в Китае или в каком-то другом месте. Таким образом, я выясняю, какой контрафакт наносит рынку наибольший урон.
  
  Я колебался. Почему я должен оказывать содействие этому человеку? Что теперь это могло изменить? К тому же Артур Твейн пытался опорочить доброе имя Шейлы. Зачем же помогать ему в этом?
  
  Словно прочитав мои мысли, он сказал:
  
  — Я пришел не для того, чтобы повредить репутации вашей жены. Я уверен, миссис Гарбер не знала о том, что нарушает закон, и не собиралась этого делать. Это все равно что… воровать кабель. Многие на это идут и не думают, будто в том есть…
  
  — Шейла никогда не воровала кабель. Она вообще никогда не брала чужого.
  
  Артур поднял руку, словно пытаясь защититься:
  
  — Извините, неудачный пример.
  
  Я ничего не сказал, лишь нервно облизнул губы.
  
  — Она устроила у нас вечер, — сказал я наконец. — Один раз.
  
  Артур кивнул.
  
  — Когда?
  
  — Несколько недель назад… нет, за два месяца до своей смерти.
  
  — Она сама продавала или предоставляла территорию для кого-то еще?
  
  — Для кого-то еще. — Я помедлил. Стоит ли впутывать в это Энн Слокум? Однако ее нельзя уже было привлечь к расследованию, как и Шейлу. — Эту женщину звали Энн Слокум. Она была подругой Шейлы.
  
  Артур Твейн посмотрел что-то в своем «Молескине».
  
  — Да, у меня записано это имя. Согласно моей информации она регулярно поддерживала контакт с мистером Соммером. Я хотел бы и с ней поговорить.
  
  — Удачи вам…
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Она умерла.
  
  Артур впервые продемонстрировал удивление:
  
  — Когда? Когда это случилось?
  
  — В пятницу вечером или в субботу ночью. С ней произошел несчастный случай. Она хотела проверить спущенное колесо и упала с причала.
  
  — Боже, я об этом не знал. — Известие явно сразило Твейна.
  
  Я также испытал потрясение. В день смерти Шейла звонила какому-то гангстеру. Человеку, который, по словам Твейна, был повинен в тройном убийстве. Я вспомнил слова Эдвина, когда он цитировал Конан Дойла. Если нечто кажется невозможным, нужно рассмотреть другие варианты, какими бы невероятными они ни казались.
  
  Шейла звонила человеку, которого подозревали в нескольких убийствах. И вечером того же дня она умерла.
  
  Она погибла не так, как те люди на фотографиях. Ее не застрелили. Никто не подкрался к ней незаметно и не…
  
  Не пустил пулю ей в голову.
  
  Нет, с ней этого не случилось. Она погибла в аварии. В аварии, которая казалась мне бессмысленной. Конечно, любая авария со смертельным исходом кажется абсурдной для тех, кто пережил гибель родных. Смерть так неразборчива, так жестока и неумолима. Однако история с Шейлой — это нечто совсем иное.
  
  Ее авария не укладывалась ни в какие рамки.
  
  Несмотря на все обвинения, Шейла никогда так сильно не напивалась. В глубине души я был в этом уверен.
  
  Возможно ли это? А если причина смерти Шейлы была совсем иной? Что, если это был вовсе не несчастный случай, а…
  
  — Мистер Гарбер?
  
  — Извините.
  
  — Вы позволите взглянуть на сумки вашей жены?
  
  Я уже и забыл об этом.
  
  — Подождите здесь.
  
  Поднявшись наверх, я прошел мимо комнаты Келли. Она оставила дверь открытой и сидела за столом у компьютера. Я вошел в комнату.
  
  — Привет.
  
  — Привет, — отозвалась она, не отрывая взгляда от монитора. — Что нужно этому человеку?
  
  — Он хочет посмотреть мамины сумки.
  
  Келли взглянула на меня с тревогой:
  
  — Зачем ему мамины сумки? Он хочет взять что-нибудь для своей жены? Ты ведь не отдашь их ему?
  
  — Нет, конечно.
  
  — Ты продаешь их? — с упреком в голосе спросила она.
  
  — Нет. Ему просто нужно на них взглянуть. Он пытается выяснить, кто подделывает дизайнерские сумки, и прогнать этих людей из бизнеса.
  
  — Почему?
  
  — Потому что люди, которые их изготавливают, занимаются подделками.
  
  — Это плохо?
  
  — Да, — ответил я. Ну вот, теперь я использовал аргументы Артура, те самые, которые несколько минут назад пытался опровергнуть. — Это все равносильно списыванию у других ребят из класса. В таком случае ты ведь не сама выполняешь домашнюю работу.
  
  — Значит, это обман, — сказала Келли.
  
  — Да.
  
  — И мама была обманщицей, потому что покупала такие сумки?
  
  — Нет, мама не была обманщицей. В отличие от людей, которые их изготавливают.
  
  Келли внутренне колебалась. Вероятно, она размышляла о том, стоит ли помириться со мной или нет.
  
  — Я все еще сержусь на тебя.
  
  — Понимаю.
  
  — Но я же могу помочь тебе?
  
  — С чем?
  
  — С сумками.
  
  Я жестом велел ей следовать за мной. Мы подошли к шкафу Шейлы. На верхней полке над вешалками лежало с дюжину сумок. Я стал передавать их Келли, а она вешала сумки себе на руки. Когда Келли, пошатываясь, пошагала в гостиную, вид у нее был просто уморительный.
  
  — Вы только посмотрите! — возгласил Артур, когда моя дочь едва не столкнулась с ним. Она опустила руки, и сумки свалились на пол по обе стороны от нее.
  
  — Извините, — сказала Келли. — Они тяжелые.
  
  — Ты очень сильная девочка, раз смогла принести их со второго этажа.
  
  — У меня хорошие мускулы, — заявила Келли и приняла позу культуриста.
  
  — Ух ты! — воскликнул он.
  
  — Можете потрогать, — предложила она.
  
  — Я верю, — отозвался Артур, не позволяя себе распускать руки. — У твоей мамы было много сумок.
  
  — Это еще не все, — вдохновилась Келли. — А только ее любимые. Сумки, которые не носила, мама отдавала бедным.
  
  Артур посмотрел на меня и улыбнулся.
  
  — Значит, эти сумки твоя мама купила в последние два года?
  
  Я хотел ответить, что не уверен в этом, однако Келли опередила меня:
  
  — Да. Вот эту, — она взяла черную сумку с огромным черным кожаным цветком, на котором стоял лейбл «Валентино», — мама купила, когда ездила в город со своей подругой миссис Мортон.
  
  Тоже мне подруга.
  
  — Определить, что она ненастоящая, очень легко, — сказала Келли, открывая сумку, — внутри нет фирменного значка, и подкладка не очень хорошая, а если постараться, то можно отодрать значок, который пришит снаружи.
  
  — Ты хорошо в этом разбираешься, — заметил Артур.
  
  — У меня растет маленькая Нэнси Дрю,[75] — подал голос я.
  
  — А эта сумка появилась у мамы после вечеринки, которую устраивала у нас дома мама Эмили, — продолжила рассказ Келли.
  
  Артур внимательно рассмотрел сумку.
  
  — Довольно хорошая копия Марка Джейкобса.
  
  Келли в изумлении кивнула.
  
  — Папа никогда бы этого не определил. — Она посмотрела на меня.
  
  — А вот, — Твейн был в своей стихии, — отличная подделка под Валентино.
  
  — О Боже! — воскликнула Келли. — Вы, наверное, единственный папа в мире, который это знает. Вы ведь папа?
  
  — Да. У меня два маленьких мальчика. Правда, теперь они уже не такие маленькие.
  
  Келли взяла еще одну сумку:
  
  — Мама любила и вот эту.
  
  Это была рыжевато-коричневая сумка из ткани с кожаной отделкой и тонким ремешком, который словно мозаика покрывали буквы «F».
  
  — «Фенди», — констатировал Артур, вертя сумку в руках. — Мило.
  
  — Хорошая копия? — спросил я.
  
  — Нет, — ответил он. — Это не копия. А настоящая. Произведена в Италии.
  
  — Вы уверены?
  
  Артур кивнул.
  
  — Ваша жена могла приобрести ее на распродаже. Но если бы она купила ее на Пятой авеню, такая сумка обошлась бы ей в две тысячи долларов.
  
  — Бабушка купила маме эту сумку, — внесла ясность Келли. — На день рождения. Помнишь?
  
  Я не помнил, но все тут же встало на свои места. Фиона была из тех, кто покупает лишь настоящие, фирменные вещи. Она ни за что не подарила бы дочери фальшивку, как никогда не повела бы ее обедать в дешевую закусочную.
  
  Разглядывая сумку, Твейн нечаянно уронил ее на пол. Послышался звук какого-то содержимого. Внутри что-то было.
  
  «Боже, — подумал я. — Только бы не наручники!» Не знаю, что бы я сделал в таком случае. Но звук был не металлический.
  
  — Там что-то есть! — Твейн схватился за ремешок.
  
  Я нагнулся и вырвал у него сумку.
  
  — Что бы там ни было, это принадлежало Шейле, — отрезал я. — Сумки — ваша работа, но их содержимое вас не касается.
  
  Я оставил Келли и Артура Твейна в гостиной, прошел на кухню, открыл застежку и распахнул сумку.
  
  В ней оказалось четыре пластиковых флакона — каждый размером с банку из-под оливок.
  
  На них фигурировали этикетки. Лизиноприл. Викодин. Виагра. Опепразол.
  
  Сотни и сотни пилюлей.
  Глава двадцать шестая
  
  Я сложил флаконы в сумку, забросил ее на верхнюю полку буфета и вернулся в гостиную. Твейн выжидательно посмотрел на меня. Но я ничего не сообщил ему о своей находке, и он проговорил:
  
  — Спасибо, что уделили мне время.
  
  Твейн оставил мне визитную карточку и попросил позвонить, если я вспомню что-то еще, относящееся к этому делу. И ушел.
  
  — По-моему, он милый, — сказала Келли. — А что было в маминой сумке?
  
  — Ничего, — ответил я.
  
  — Там точно что-то было. Я слышала звук.
  
  — Там ничего не было.
  
  Келли догадалась, что я лгу, но вместе с тем и поняла — больше я ничего не скажу.
  
  — Отлично, — обиделась она. — Тогда я снова буду сердиться на тебя. — С гордым видом Келли поднялась по лестнице и захлопнула за собой дверь.
  
  Я достал из буфета сумку, набитую лекарствами, и спустился в подвал, в кабинет. Вытряхнув содержимое, я наблюдал, как флаконы катятся по столу.
  
  — Чтоб тебя! — бросил я в пустоту. — Шейла, что, черт возьми, все это значит? Что это?
  
  Я брал в руки каждый пластиковый флакон, откручивал крышку, заглядывал внутрь. Сотни маленьких желтых, белых, а также знаменитых на весь мир голубых пилюлей.
  
  — Господи! Скажи, сколько мне их принять?
  
  Что сказала мне Шейла в наше последнее утро?
  
  «У меня есть идеи. Как нам помочь. Как преодолеть эту черную полосу. Я заработала немного денег».
  
  — Только не так, — пробормотал я. — Только не так.
  
  Теперь, увидев содержимое сумки, я задался вопросом: что же было в остальных? Проверив лежащие в гостиной, я поднялся наверх — Келли сидела у себя в комнате с закрытой дверью — и осмотрел оставшиеся в шкафу сумки. Я нашел старую губную помаду, списки покупок, какую-то мелочь. Больше никаких лекарств.
  
  Я вернулся в подвал. Сумочка, которая была у Шейлы в вечер аварии, как я и сказал Белинде, уцелела, но имела весьма потрепанный вид. Ее немного опалил огонь, а потом она намокла после того, как прибыла пожарная бригада. Я выбросил ее — не хотел, чтобы Келли увидела, — но сохранил все находившееся в ней. Теперь у меня возникло желание посмотреть на эти вещи.
  
  Они были сложены в коробку из-под обуви, в которой когда-то хранились ботинки «Рокпорт», давно износившиеся и выброшенные за ненадобностью, да и коробка, вероятно, доживала последние дни. Я положил ее на стол, очень осторожно, словно там лежала взрывчатка, и, немного помедлив, снял крышку.
  
  — Привет, малышка, — сказал я.
  
  Очевидно, что я сморозил глупость. Но эта фраза показалась мне вполне уместной, ведь я смотрел на вещи, принадлежавшие Шейле. В какой-то степени они были ближе к Шейле, чем я. Они находились с ней в последние минуты ее жизни.
  
  Сережки-гвоздики с темно-красными камешками. Украшение на шею — алюминиевая подвеска на кожаном ремешке, потемневшем от крови. Я взял ее, поднес к лицу, прижал к щеке, затем осторожно положил обратно в коробку и стал рассматривать те предметы из сумочки, которые не были испачканы кровью. Зубная нить, очки для чтения в металлическом футляре, две заколки для волос, в каждой осталось по волосу Шейлы, какая-то штука от «Тайда», напоминавшая фломастер и предназначавшаяся для мгновенного выведения пятен. Шейла всегда была готова сразиться с последствиями фастфудовской катастрофы. Носовой платок. Маленькая упаковка бинтов. Полпачки лаймовой жвачки «Дентин бласт». Когда мы ехали в гости к друзьям или к ее матери, она всегда просила нагнуться к ней поближе и нюхала меня. «Пожуй-ка вот это, — говорила она. — И скорее. У тебя изо рта пахнет так, словно ты съел мертвую мышь». Еще там оказалось три чека из банкомата, из аптеки и продуктового магазина, стопка визитных карточек: одна из косметического магазина, парочка — после поездок на шопинг в Нью-Йорк. А также маленький пузырек со средством для дезинфекции рук, резинка для волос, которую она держала в сумочке для Келли, помада «Бобби Браун», глазные капли, зеркальце, четыре кусочка наждака, наушники, купленные в самолете больше года назад, когда она летала на праздники в Торонто. Засохшая конфета «Футбольный фанат», которую Шейла так и не съела в ресторане «Уэйн Гретски».[76] «Куда, черт возьми, подевался этот фанат?» — спрашивала она. «Сейчас он на кухне, — шутил я. — Готовит тебе сандвич».
  
  С каждым предметом были связаны какие-то воспоминания. Но я не обнаружил ни одного чека из магазинов, торговавших спиртным. И никаких таблеток.
  
  Я медленно перебирал все эти вещи, но одну из них мне особенно хотелось увидеть.
  
  Мобильный телефон Шейлы.
  
  Я вытащил его из коробки, открыл и нажал на кнопку. Ничего не произошло. Телефон не включился.
  
  Тогда я выдвинул ящик стола, где хранил зарядное устройство для своего телефона — точно такого же, как у Шейлы, — вставил разъем в телефон, вилку — в розетку. Телефон ожил.
  
  Я до сих пор не заблокировал ее номер. В свое время я приобрел его в одном «пакете» вместе со своим, а теперь включил в этот договор и номер Келли. Купив дочери телефон, я мог избавиться от номера Шейлы, но так и не сделал этого.
  
  Теперь, когда мобильный заработал и начал заряжаться, я решил позвонить на него с домашнего телефона.
  
  Набрав номер, который до сих пор помнил наизусть, я услышал звонок в трубке и стал наблюдать, как телефон зазвонил и завибрировал на столе. Я дождался седьмого звонка, после него включалась голосовая почта, и зазвучал голос жены:
  
  — «Привет. Это Шейла. Вероятно, я разговариваю по телефону, либо где-то забыла его, либо нахожусь в дороге и не могу ответить. Пожалуйста, оставьте сообщение».
  
  Потом еще один гудок.
  
  — Я… я просто… — пробормотал я и отключил трубку. Моя рука дрожала.
  
  Мне требовалось время, чтобы прийти в себя.
  
  — Я лишь хотел сказать, — обратился я в пустоту, — после твоей смерти я много чего наговорил в твой адрес… я сердился на тебя. Сильно злился. За то, что ты сделала… что поступила так глупо. Но в последний день, не знаю… Прежде все случившееся казалось мне полным абсурдом, а теперь и того хуже. Но чем меньше смысла я вижу в происходящем, тем больше я удивляюсь… задаюсь вопросом, подозреваю, что могло случиться нечто иное… и, возможно, я был несправедлив к тебе и просто не понимал…
  
  Я сел на стул и отдался во власть своим чувствам. Позволил себе на минуту расслабиться. Это равносильно снижению давления на клапан — иногда просто необходимо это сделать, совсем ненадолго, чтобы не произошел взрыв.
  
  Наконец я перестал всхлипывать, взял пару платков, вытер глаза, высморкался и несколько раз глубоко вздохнул.
  
  Затем вернулся к прерванному делу.
  
  Просмотрел звонки. Артур Твейн сказал, что Шейла звонила этому Соммеру сразу после часу дня?
  
  Я нашел номер в исходящих. В 13:02. Код Нью-Йорка.
  
  Взяв со стола трубку, я набрал его. Первый же звонок сорвался, и автоответчик сообщил, что данный номер больше не обслуживается. Я положил трубку. Артур Твейн оказался прав.
  
  Я отыскал ручку и лист бумаги и начал выписывать все номера, по которым Шейла звонила в день аварии, а также в предшествующие ей дни. Пять звонков на мой мобильный, три — ко мне на работу, три — нам домой. Я увидел номер Белинды. И телефон в Дариене, в котором узнал домашний номер Фионы, а еще мобильный Фионы.
  
  Затем, подумав, я решил проверить входящие на телефоне Шейлы. Там значились номера телефонов, которые я ожидал увидеть. Девять звонков от меня — с домашнего, рабочего и мобильного. А также от Фионы и Белинды.
  
  И семнадцать звонков с незнакомого мне номера. Звонили не из Нью-Йорка и не с телефона Соммера. И все они были помечены как «пропущенные». Это означало, что Шейла либо не услышала их, либо решила не отвечать.
  
  Я выписал и этот номер.
  
  С него звонили один раз в день смерти Шейлы, два раза — за день до этого и как минимум по два раза в день всю предшествующую ее гибели неделю.
  
  Нужно было в этом разобраться.
  
  И снова я позвонил с домашнего телефона. После трех звонков включилась голосовая почта.
  
  — «Здравствуйте, вы позвонили Алану Баттерфилду. Оставьте сообщение».
  
  Какой еще Алан? Шейла не знала человека с таким именем…
  
  Стоп. Алан Баттерфилд. Преподаватель Шейлы по бухгалтерскому учету. Зачем он звонил ей так часто? И почему она не отвечала на его звонки?
  
  Я бросил трубку на стол, не зная, что предпринять. Так много вопросов и так мало ответов.
  
  Затем я продолжил поиски таблеток. Где Шейла доставала лекарства, которые выдавались только по рецептам? Как расплачивалась за них? И что она собиралась делать с…
  
  Деньги.
  
  Деньги, которые я откладывал!
  
  Кроме меня единственным человеком, знавшим о спрятанной в стене наличности, была Шейла. Неужели она взяла деньги и купила на них лекарства, которые планировала перепродать?
  
  Я открыл ящик стола и взял маленький нож для вскрытия писем. Обогнул стол и присел возле противоположной стены комнаты. Засунув нож в щель между деревянными панелями, я через пару секунд открыл в стене прямоугольное отверстие в семнадцать дюймов шириной, один фут высотой и глубиной примерно в три фута.
  
  Знакомый сверток был на месте. Я хранил деньги в связках по пятьсот долларов. Быстро сосчитав их, я убедился: всего тридцать четыре тысячи.
  
  Именно столько я сэкономил, работая «вчерную».
  
  Но там лежало и еще кое-что.
  
  Коричневый конверт за свертком с наличностью. Я вытащил его и обнаружил, что он туго набит.
  
  В левом верхнем углу значилось: «От Белинды Мортон». А внизу — номер телефона.
  
  Я тут же узнал его. Тот самый номер, который видел пару минут назад.
  
  Шейла звонила по нему в 13:02 в день своей смерти. Номер, если верить Артуру Твейну, Мэддена Соммера.
  
  Конверт был запечатан. Я просунул нож под клапан и аккуратно вскрыл его, затем подошел поближе к столу и вытряхнул содержимое.
  
  Деньги. Очень, очень много наличности.
  
  Тысячи долларов.
  
  — Матерь Божья! — воскликнул я.
  
  И услышал выстрел.
  
  Звон разбиваемого стекла.
  
  Крик Келли.
  Глава двадцать седьмая
  
  На два пролета лестницы у меня ушло меньше, чем десять секунд.
  
  — Келли! — не своим голосом заорал я. — Келли!
  
  Дверь в ее комнату была закрыта. Я так шарахнул по ней, что едва не сорвал с петель. Я слышал крик Келли, но ее не видел. Кругом были осколки стекла. Окно, выходящее на улицу, было разбито.
  
  — Келли!
  
  До меня донесся сдавленный плач. Я бросился к ее шкафу. Келли, сжавшись в комочек, сидела на груде обуви.
  
  Увидев меня, она выскочила.
  
  — С тобой все хорошо, солнышко? Отвечай! Быстро!
  
  Келли приникла к моей груди и заплакала.
  
  — Папа! Папа!
  
  Я прижал ее к себе — так крепко, что даже испугался, не сломаю ли ей что…
  
  — Я здесь, с тобой. Ты не порезалась?
  
  — Не знаю, — всхлипывала она, — я так испугалась…
  
  — Вижу, вижу. Милая, я должен проверить, все ли с тобой в порядке.
  
  Она шмыгнула носом и кивнула. Я поискал кровь, но нигде не увидел.
  
  — В тебя точно не попали осколки?
  
  — Я сидела там. — Келли указала на компьютер. Ее стол стоял возле той же стены, где и окно, а значит, осколки посыпались рядом с ней.
  
  — Расскажи, что случилось?
  
  — Я просто сидела, потом услышала, как мимо быстро проехала машина, а затем этот грохот, стекло разлетелось… Я спряталась в шкафу.
  
  — Умница! Молодец. — Я снова обнял ее.
  
  — Что это? — спросила Келли. — Кто-то стрелял в наш дом? Ведь кто-то стрелял, да?
  
  Я подумал. Есть люди, которые могут ответить на эти вопросы.
  
  — Итак, — произнесла Рона Ведмор, — вот мы и встретились снова.
  
  Она появилась после того, как на место прибыли несколько полицейских машин. Улицу перекрыли, а наш дом огородили желтой лентой.
  
  — Мир тесен, — отозвался я.
  
  Ведмор разговаривала с Келли в течение нескольких минут. Потом захотела побеседовать со мной с глазу на глаз. Но Келли испугалась, что нас разлучат, поэтому Ведмор позвала одного из полицейских — женщину — и спросила мою дочь, не хочет ли она посмотреть, как выглядит полицейская машина изнутри. Келли позволила увести себя лишь после того, как я убедил ее, что ничего плохого с ней не случится.
  
  — У нее все будет замечательно, — заверила меня Ведмор.
  
  — Правда? — удивился я. — Детектив, кто-то только что пытался убить мою дочь.
  
  — Мистер Гарбер. Я вижу, как сильно вы встревожены; более того, если бы вы не были расстроены, я точно заподозрила бы неладное. Но давайте во всем разберемся, определим, чем мы располагаем, а чего не знаем. Пока нам известно немногое. Кто-то стрелял в ваш дом, в спальню вашей дочери. И это все, если только вы не обладаете еще какой-нибудь информацией, которой до сих пор со мной не поделились. Судя по тому, где находилась ваша дочь в момент выстрела, я, честно говоря, сомневаюсь, будто целились именно в нее. Келли не могло быть видно с улицы. Кроме того, шторы все это время оставались задернутыми. Добавим к этому, что Келли всего восемь лет, она не очень высокая для своего возраста, и поэтому человек, стрелявший с улицы, да еще под таким углом, вряд ли попал бы в столь маленькую мишень.
  
  Я кивнул.
  
  — И тем не менее. Вы не знаете, кто это мог быть?
  
  — Нет.
  
  — Значит, в последнее время вы ни с кем не ссорились? Никто не мог затаить на вас зло?
  
  — Знаете, на меня столько народу в обиде, что я уже сбился со счета. Но никто из них не стал бы стрелять в мой дом. По крайней мере мне так кажется.
  
  — Полагаю, один из таких обиженных — мой коллега Слокум? — Я посмотрел на нее, но ничего не сказал. — Это случилось на церемонии прощания с его женой, — напомнила Ведмор. — Мне известно, что вы сделали. Я знаю, вы ударили Слокума.
  
  — Господи, вы думаете, это сделал Слокум?
  
  — Нет, — резко ответила она. — Я так не считаю. Но не может ли быть такого, что вы еще кого-то избили, а потом благополучно забыли об этом? Вероятно, мне стоит составить список?
  
  — Ничего я не забыл… просто… я потрясен, понимаете?
  
  — Конечно. — Она покачала головой. — Знаете, вам повезло.
  
  — В чем? Что мне разбили пулей окно?
  
  — На вас не подали иск за нападение на полицейского.
  
  И тут я все понял.
  
  — Да, он не подал иск. Я лично говорила с ним об этом. И вам повезло. Будь я на его месте, либеральничать бы не стала, я бы точно вас засудила. И надолго.
  
  — Почему же он не захотел?
  
  — Не знаю. Мне не показалось, что вы с ним друзья. Думаю, он намерен сам все уладить. Сомневаюсь, что он стрелял в ваше окно, однако я бы на вашем месте вела себя поосторожнее, особенно на дороге. Если не он сам, то кто-нибудь из его приятелей может оштрафовать вас за нарушение скорости.
  
  — Может быть, это и был один из его приятелей?
  
  На лице Ведмор появилась тревога.
  
  — Полагаю, мы не должны сбрасывать этот вариант со счетов. Когда из стены вашего дома вытащат пулю, мы проверим, не подходит ли она к оружию, которое обычно используют полицейские. А сейчас, пока у вас есть такая возможность, попробуйте вспомнить, не переходили ли вы еще кому-то дорогу?
  
  — В последние дни… все было так странно, — признался я.
  
  — Насколько странно?
  
  — Думаю… стоит начать с поездки моей дочери в гости.
  
  — К Слокумам?
  
  — Совершенно верно. Там произошел один инцидент…
  
  — Какой еще инцидент?
  
  — Келли и Эмили, дочка Слокума, играли в прятки. Келли спряталась в шкафу в спальне Слокумов, в этот момент туда вошла Энн, чтобы поговорить по телефону. Заметив Келли, Энн очень разозлилась и так напугала мою дочь, что та позвонила и попросила меня забрать ее.
  
  — Понятно. И это все?
  
  — Н-нет… Даррен выяснил, что Келли частично подслушала тот телефонный разговор, о котором жена ему ничего не сказала, и намеревался узнать у Келли его содержание, поэтому приехал ко мне в субботу. Он хотел побеседовать с Келли, пытался надавить на меня. Я рассказал ему все, что узнал от моей дочери (то есть почти ничего), и Слокум пообещал больше не тревожить ее. А потом на похоронах я увидел, как он разговаривает с ней, даже не поставив меня в известность, не спросив разрешения. — Я опустил глаза. — Вот тогда я его и ударил.
  
  Ведмор положила ладонь на тыльную сторону шеи и помассировала ее.
  
  — Что ж. Ладно. А почему Слокума так волновал этот звонок?
  
  — Кто бы ей ни звонил, я думаю, именно из-за него Энн уехала из дому тем вечером. А потом на пристани с ней произошел этот несчастный случай…
  
  Ведмор никак не прокомментировала мой ответ.
  
  — Это ведь был несчастный случай?
  
  В комнату заглянул полицейский:
  
  — Извините, детектив. Женщина, которая живет по соседству, Джоан…
  
  — Мюллер, — подсказал я.
  
  — Совершенно верно. Она говорит, что случайно выглянула в окно и видела, как в момент выстрела мимо быстро проехала машина.
  
  — Она не рассмотрела автомобиль? Его номер?
  
  — Нет, номера она не запомнила, но утверждает, что это был маленький автомобиль с кузовом типа «универсал». Возможно, «гольф», или «Мазда-3», или еще что-то вроде этого. И ей почудилось, будто автомобиль серебристого цвета.
  
  — А водителя она не видела? — спросила Ведмор без надежды в голосе — в конце концов, это случилось ночью.
  
  — Нет, — ответил полицейский, — но ей показалось, что в машине два человека. Оба сидели впереди. И еще на конце антенны был какой-то желтый предмет. Похожий на маленький шарик.
  
  — Хорошо, продолжайте опрашивать соседей. Возможно, кто-нибудь из них что-то да заметил.
  
  Полицейский ушел, и Ведмор снова обратилась ко мне:
  
  — Мистер Гарбер, если у вас появится какая-нибудь информация, позвоните мне. — Она опустила руку в карман и достала визитку. — А как только нам удастся что-то выяснить, мы обязательно свяжемся с вами.
  
  — Вы так и не ответили на мой вопрос.
  
  — Какой вопрос?
  
  — Об Энн Слокум. Ее смерти. Это был несчастный случай?
  
  Ведмор спокойно посмотрела на меня.
  
  — Следствие продолжается, сэр. — Она положила карточку мне на ладонь. — Если что-нибудь вспомните…
  Глава двадцать восьмая
  
  Слокум снял трубку после первого же звонка.
  
  — Ты выяснил, кому принадлежит этот номер? — спросил Соммер.
  
  — Господи, что ты наделал?
  
  — В смысле?
  
  — С окном в комнате дочери Гарбера? — Даррен кричал в трубку. — В спальне девочки! Это твой новый способ давить на людей? Убивать их детей?
  
  — Ты узнал насчет номера?
  
  — Ты меня слышишь?
  
  — Номер!
  
  — Да ты просто рехнулся? Ты чокнутый кретин, мать твою!
  
  — Я готов записать информацию.
  
  Слокум попытался перевести дух. Он кричал с таким напряжением, что даже охрип.
  
  — Машина зарегистрирована на Артура Твейна. Из Хартфорда.
  
  — Адрес?
  
  Слокум продиктовал адрес.
  
  — Что ты про него выяснил?
  
  — Частный детектив. Работает на детективное агентство «Степлтон».
  
  — Слышал про них.
  
  Слокум взял себя в руки и постарался говорить спокойно:
  
  — Послушай меня внимательно. Ты не можешь стрелять в окна к детям. Потому что это, мать твою, неправильно. Ты привлекаешь слишком много…
  
  В ответ он услышал гудки. Соммер дал отбой.
  Глава двадцать девятая
  
  Когда я спустился в свой кабинет, в комнате Келли по-прежнему находились полицейские. На моем столе уже не было денег, которые я обнаружил в коричневом конверте. Позвонив в «девять-один-один», я быстро спустился вместе с Келли в подвал и спрятал деньги обратно в стену за панель еще до прибытия первой патрульной машины. Пока я проделывал эту операцию, Келли ждала у двери в кабинет.
  
  Теперь мне требовалось уладить кое-какие вопросы, пока в доме пребывают стражи порядка.
  
  Я набрал номер Фионы.
  
  — Алло? Глен? Господи, ты знаешь, который час?
  
  — Я хочу попросить об одолжении.
  
  До меня донесся голос Маркуса — он спал на другой стороне кровати:
  
  — Кто это? Что случилось?
  
  — Тс! О каком еще одолжении? О чем ты говоришь?
  
  — Хочу, чтобы вы на время взяли Келли к себе.
  
  Я чувствовал: Фиона силится понять, в чем дело. Возможно, к ней вернулись прежние подозрения, будто я желаю избавиться от дочери, чтобы встретиться с женщиной.
  
  — А в чем проблема? — спросила она. — Ты все-таки решил отправить ее учиться к нам?
  
  — Нет, — ответил я. — Но я хочу, чтобы она пожила у вас. По крайней мере несколько дней.
  
  — Почему? То есть я буду очень рада ей, но желательно было бы узнать, что ты задумал.
  
  — Келли должна на некоторое время покинуть Милфорд. Это не связано со школой, не волнуйтесь. Она многое пережила, и, пожалуй, так будет для нее лучше.
  
  — А она не отстанет в учебе? В той школе, где ее называют пьяницей?
  
  — Фиона, я должен знать: вы возьмете Келли?
  
  — Я обязана обсудить все с Маркусом. Давай я перезвоню тебе утром.
  
  — Мне нужен ответ немедленно. Да или нет.
  
  — Глен, да что произошло?
  
  Я сделал паузу. Мне хотелось, чтобы Келли уехала из города, туда, где Даррену или кому-то еще трудно будет найти ее. Я знал, сигнализация в доме Фионы подключена к полиции, и если что…
  
  — Здесь небезопасно, — объяснил я.
  
  На другом конце провода повисла еще более продолжительная пауза. Наконец Фиона произнесла:
  
  — Хорошо.
  
  Я поднялся наверх и попросил Келли пройти в мою комнату, где нас не могли услышать полицейские, которые все еще топтались в доме. Усадив ее на кровать рядом с собой, я сказал:
  
  — Я принял решение и надеюсь, ты с ним согласишься.
  
  — Что?
  
  — Утром отвезу тебя к бабушке.
  
  — Я буду ходить там в школу?
  
  — Нет. Считай, у тебя каникулы.
  
  — Каникулы? А где я их проведу?
  
  — Сомневаюсь, что вы куда-нибудь поедете, но, думаю, все будет хорошо.
  
  — Я не хочу жить далеко от тебя.
  
  — Мне тоже это не нравится. Но здесь небезопасно. И пока угроза не миновала, ты поживешь в другом месте. Фиона и Маркус смогут позаботиться о тебе.
  
  Келли задумалась.
  
  — Я хотела бы поехать в Лондон. Или в Диснейленд.
  
  — Боюсь, на это тебе не стоит рассчитывать.
  
  Она кивнула и на мгновение замолчала.
  
  — Но если мне здесь небезопасно, значит, и тебе тоже? Ты тоже отправишься на каникулы? Или мы уедем вместе?
  
  — Я останусь здесь, пока все не наладится. И буду очень осторожен. Я должен выяснить, что происходит.
  
  Келли обняла меня.
  
  — У меня на кровати стекло, — пожаловалась она.
  
  — Можешь остаться сегодня здесь.
  
  Когда полицейские отбыли, Келли переоделась в пижаму и юркнула под мое одеяло. Я даже удивился, как быстро она уснула после всего пережитого. Но вероятно, организм подсказал ей, что нужно подзарядить батарейки, чтобы переварить потрясение. А для этого нужен сон.
  
  Мой организм не мог работать по такой же схеме. Я решил обойти дом. Выключив во всех комнатах свет, оставив темными кухню и коридор рядом с моей спальней, я посмотрел на спящую Келли, спустился вниз и выглянул на улицу, затем снова поднялся наверх и еще раз проверил Келли.
  
  Часа в три я почувствовал себя окончательно разбитым. Поднявшись в свою комнату, я лег поверх одеяла рядом с дочерью.
  
  Я прислушивался к ее дыханию. Оно было размеренным. Спокойным. И только это немного утешало меня.
  
  Той ночью я не собирался спать и намеревался нести караул, но в конечном итоге сон все-таки сморил меня. Однако мои глаза открылись так же быстро, как ворота пожарной станции. Я взглянул на часы, было еще только начало шестого. Встав с постели, я снова обошел дом и решил, что смысла возвращаться в постель уже нет.
  
  Я занялся кое-какими домашними делами — внес по Интернету деньги за пару счетов, которые забыл оплатить в срок, и оставил себе памятку о том, что у нас почти закончилась крупа и апельсиновый сок.
  
  Когда приехал мусоровоз, было еще раннее утро. Я собрал весь мусор, включая наручники из дома Слокумов — они лежали в прикроватном столике. Засунув их в мешок, я вытащил два контейнера на улицу, и в семь грузовик все забрал.
  
  Вскоре после этого я открыл гараж и стал наводить там порядок, как вдруг почувствовал, что у дверей кто-то стоит.
  
  — Доброе утро! — Неожиданное появление Джоан Мюллер застало меня врасплох. — Ты сегодня рано. Обычно ты не выходишь раньше восьми. Наверное, вчера сильно переволновался.
  
  — Да, — признался я.
  
  — Полицейские сказали тебе, что я видела машину?
  
  — Сказали. Спасибо за помощь.
  
  — Не знаю, насколько это им поможет. Думаю, не очень. Я же не смогла рассмотреть номер. Как Келли?
  
  — Ты правильно заметила: мы оба пережили сильное потрясение.
  
  — Кто это сделал? Стрелял в окно? Знаешь, что я думаю? Мне кажется, это проделки подростков. Неразумных, глупых подростков. Не хочешь кофе? Я только что заварила и буду рада, если кто-нибудь составит мне компанию.
  
  Я покачал головой.
  
  — У меня дела, Джоан. И к тебе скоро привезут детей.
  
  — А что, если… да, знаю, я прошу слишком о многом, но если я приглашу тебя на кофе как раз в тот момент, когда мистер Бэйн привезет Карлсона? Ты не против? Этот человек по-прежнему беспокоит меня. Когда он удостоверится в том, что рядом со мной живет мужчина, всегда готовый прийти мне на помощь… я не говорю, будто ты должен спасать меня от него, поскольку не хочу подставлять тебя… но, мне кажется, он вряд ли станет давить на меня из-за того, что я услышала, как его сын рассказал о маме, упавшей с лестницы. Ты ведь понимаешь, о чем я? Может, когда он приедет, тебе не составит труда подойти к моей двери и сказать: «Привет, где кофе, который ты мне обещала?»
  
  Я вздохнул. Даже не принимая во внимание события вчерашнего вечера, я чувствовал себя как выжатый лимон.
  
  — Хорошо, — согласился я.
  
  Пятнадцать минут спустя я увидел, как с дороги сворачивает красный «эксплорер». Карл Бэйн, одетый в тот же костюм, что и во время нашей прошлой встречи, вышел из машины, открыл заднюю дверь и помог сыну освободиться от ремней безопасности детского кресла. Я поплелся к дому Джоан, глядя себе под ноги и словно не замечая его.
  
  Когда мы оба оказались около двери, я поднял взгляд:
  
  — О, здравствуйте. Доброе утро.
  
  — Доброе утро, — отозвался он. Его сын ничего не сказал.
  
  — Я просто… Джоан предложила зайти выпить кофе. — Я чувствовал себя полным идиотом. И как ей только удалось уговорить меня?
  
  Дверь распахнулась, и на пороге появилась улыбающаяся Джоан с кружкой в руках.
  
  — А вот и три самых сильных и красивых мужчины на свете! Доброе утро Карлсон! Как у тебя дела?
  
  Мальчик, так и не проронив ни слова, проскользнул в дом. Джоан протянула мне кружку:
  
  — Держи, сосед. Как поживаете, мистер Бэйн?
  
  Он пожал плечами.
  
  — Я заеду в шесть.
  
  — Хорошо. Значит, у вашего мальчика будет отличный день. — С этими словами Джоан закрыла перед нами дверь. Я стоял, держа в руках эту дурацкую кружку, а Бэйн шел к своему «Эксплореру».
  
  «Никогда больше, — подумал я, — никогда больше не позволю себя втянуть в нечто подобное. Пора с этим покончить».
  
  — Эй! — крикнул я. — Подождите!
  
  Бэйн остановился и повернулся.
  
  — Да?
  
  — Мне… так неловко. Но Джоан… миссис Мюллер… в последнее время сильно переживает.
  
  На его лице появилась тревога.
  
  — С ней все в порядке? Она не собирается отказаться от детей? Мне было так трудно найти кого-то, а Карлсону, похоже, здесь нравится…
  
  — Нет, ничего подобного. Она… она переживает из-за… проблем с вашей женой. Мне о вас ничего неизвестно, мистер Бэйн, и я не имею ни малейшего представления о том, что творится у вас дома, но вы должны знать: миссис Мюллер никогда никому не звонила…
  
  — О чем вы говорите? При чем тут моя жена?
  
  Я уже успел пожалеть, согласившись на предложенный Джоан трюк с кофе, а теперь еще начал упрекать себя за то, что ввязался в этот разговор.
  
  — Понимаете, я лишь пытаюсь сказать, что, если между вами и вашей женой существуют разногласия и если из-за различных сплетен к вам кто-то приходил, я надеюсь, вы уладите… и еще знайте, что Джоан…
  
  — Слушайте, дружище, я не понимаю, о чем вы говорите, но коль скоро вам стало известно о моей жене и о том, где ее можно найти, я с удовольствием вас выслушаю. Если же нет — постарайтесь держать свои мысли при себе.
  
  Его слова поставили меня в тупик.
  
  — Где ее найти?
  
  — Кристи ушла вскоре после рождения Карлсона, — с горечью сказал он. — Сбежала от нас. Я не встречался с этой женщиной уже почти четыре года. Карлсон не видел мать с тех пор, как ему исполнилось четыре месяца. Он не узнает Кристи, даже если у нее будет собственное шоу на телеканале «Дисней».
  Глава тридцатая
  
  Я мог вернуться, постучать в дверь Джоан Мюллер и спросить ее, что, черт возьми, происходит, почему она позволяет себе так играть со мной и не выжила ли она из ума. Но у меня возник более удачный план — держаться от нее как можно дальше.
  
  После того как Келли доела свои хлопья, я сказал:
  
  — Когда ты вернешься от бабушки, то больше не будешь ходить к миссис Мюллер.
  
  — Почему?
  
  — У нее и так много детей, за которыми нужно присматривать. — К тому же я стал сомневаться, действительно ли она занималась с ними, но в тот момент мне нужно было решать собственные проблемы. — Мы посмотрим, возможно, в школе есть внеклассные занятия.
  
  — Если я вообще вернусь в ту школу, — напомнила Келли.
  
  Я позвонил в офис Салли Дейл:
  
  — Не знаю, приеду ли я сегодня. Нужно отвезти Келли к бабушке.
  
  — Хорошо, — сказала Салли. — Пускай отдохнет денек от школы.
  
  — Она пропустит занятия в школе. Перемена места. Я хочу, чтобы ты позвонила Элфи в пожарную службу. — Речь шла об Элфи Скрэнтоне, заместителе начальника Управления пожарной охраны и человеке, ответственном за ведение расследований.
  
  — Хорошо, — отозвалась Салли. — А что случилось?
  
  — Вчера вечером я говорил кое с кем о контрафактном электрооборудовании. Его поставляют, кажется, из Китая. Выглядит как настоящее, но начинка — полная дрянь.
  
  — Папа! — недовольно проворчала Келли.
  
  — Это из-за пожара? — спросила Салли. Данная тема была для нее особенно болезненной — из-за Тео. Но я не мог оградить ее от правды. Она работала в моем офисе и рано или поздно вся информация стекалась к ней.
  
  — Да, — сказал я. — Хочу знать, осматривали ли они обгоревший электрощиток. Мне нужно выяснить, было это оборудование настоящим или подделкой.
  
  — Глен, прекрати. Тео не установил бы ничего подобного на твоем объекте.
  
  — Салли, просто позвони. Хорошо?
  
  — Ладно. — В ее голосе не слышалось особой радости. — Ты же не попытаешься свалить на него всю вину?
  
  — Салли, скажи, ты меня хорошо знаешь?
  
  — Ладно, беру свои слова обратно. Я позвоню. — Желая сменить тему, она спросила: — А что с Келли? Ты забираешь ее из школы?
  
  Келли встала, вымыла свою тарелку и вышла из кухни.
  
  — По правде говоря, вчера тут у нас случилось одно происшествие, — начал я.
  
  — Что?
  
  — Кто-то стрелял в наш дом.
  
  — О Боже, Глен, что произошло?
  
  Я рассказал ей.
  
  — Невероятно. Но Келли не пострадала?
  
  — Нет, с ней все в порядке, если так можно сейчас сказать. Но ей нужно отдохнуть от Милфорда. Поэтому скажи Дугу — сегодня он за главного. Если возникнут проблемы, звоните мне на сотовый.
  
  Салли пообещала, что будет на связи, и попросила обнять за нее Келли.
  
  Келли стояла у подножия лестницы с чемоданом.
  
  — Салли передает тебе привет, — сказал я.
  
  — Можешь отнести это в машину? — спросила она. — Хочу проверить, не забыла ли чего-нибудь.
  
  Я вспомнил о необходимости сообщить в школу, что Келли будет отсутствовать в течение нескольких дней. Она уже пропустила первый урок, и нам могли позвонить в любой момент, поскольку я никого не предупредил. Набрав номер администрации, я оставил уведомление на автоответчик.
  
  Затем я взял чемодан Келли и пошел к машине. Открыв крышку багажника, забросил туда чемодан и вытащил оттуда кусок доски. В гараже у меня хранилась целая коллекция таких обрезков, и я решил, что он станет неплохим пополнением.
  
  Я уже собирался вернуться домой, когда в конце подъездной дорожки затормозил черный «Крайслер-300». Машина была мне незнакома. Но я тут же узнал водителя, хотя и не встречал его прежде.
  
  Я вошел в прихожую и оставил дверь открытой.
  
  — Келли!
  
  Она появилась наверху лестницы:
  
  — Да?
  
  — Слушай меня внимательно. Я сейчас выйду поговорить с одним человеком. Запри входную дверь и никуда не выходи. Наблюдай за нами из окна. Если что-то случится, звони в «девять-один-один».
  
  — Что происходит…
  
  — Ты поняла?
  
  — Да.
  
  Я повернулся, и она побежала вниз. Выйдя на улицу, я услышал, как за моей спиной задвинули засов.
  
  В руках я по-прежнему держал кусок доски.
  
  Водитель, высокий темноволосый мужчина в кожаной куртке, черных брюках и до блеска начищенных ботинках, обошел свой «крайслер» и прислонился к передней двери пассажирского места. На нем были темные очки, которые он даже не потрудился снять.
  
  — Вам помочь?
  
  Он посмотрел на окно второго этажа, закрытое листом фанеры.
  
  — Кто-то бросил камень вам в окно, мистер Гарбер?
  
  — Зря вы поставили здесь машину. Я сейчас уезжаю.
  
  — Я ненадолго. Приехал кое-что забрать. — С этими словами он скрестил руки на груди, посмотрел на кусок доски у меня в руках и тут же отвел взгляд.
  
  — Забрать что? — поинтересовался я. Рукава его куртки немного задрались, и я увидел дорогие часы.
  
  — Посылку, которую ваша жена должна была доставить своей подруге, Белинде Мортон.
  
  — Моя жена мертва.
  
  Он кивнул.
  
  — Так получилось, что она умерла в тот день, когда должна была передать посылку.
  
  — Не знаю, о чем вы говорите.
  
  И тут я вспомнил о конверте, который Белинда отдала Шейле.
  
  Мужчина потер правой рукой подбородок, словно размышляя, как со мной поступить. Когда он это сделал, его рукав вздернулся еще выше, обнажая татуировку — украшенная орнаментом цепь обхватывала запястье.
  
  — Нравится мой «Ролекс»? — спросил он.
  
  — Подделка?
  
  Он кивнул, явно впечатленный моей наблюдательностью.
  
  — У вас острый глаз.
  
  — На самом деле нет. Но ведь это ваша специализация, так?
  
  Он взглянул на меня с любопытством, но ничего не сказал.
  
  — Вы Соммер, — продолжил я. — По крайней мере это одно из ваших имен. И вы занимаетесь продажей контрафактного товара.
  
  Мои слова возымели должный эффект. Я видел, как он удивленно заморгал под темными очками.
  
  — Мистер Твейн рассказал вам обо мне. — Это не был вопрос. Мне показалось, будто таким образом он давал мне понять, что следил за мной, или за Твейном, или за нами обоими.
  
  — Почему моя жена звонила вам в день своей смерти? — спросил я.
  
  Он прислонился к машине. Я крепко сжал кусок доски.
  
  — Она оставила сообщение, в котором значилось, что не сможет этого сделать, — ответил он. — Вы не знаете почему?
  
  — Нет.
  
  — Я считаю, она передумала. Или кто-то заставил ее это сделать. Возможно, вы к этому причастны?
  
  — Вы все неправильно поняли.
  
  Соммер улыбнулся.
  
  — Послушайте, мистер Гарбер, давайте не будем ходить вокруг да около. Я знаю, как это бывает. В последнее время у вас возникли проблемы с деньгами. А в руках у вашей жены неожиданно оказались приличные бабки. И вы подумали: «Это же решит многие мои проблемы!» Ну как, достойная версия?
  
  — Не очень.
  
  Внезапно что-то привлекло его внимание.
  
  — Ваша соседка всегда следит за происходящим на улице?
  
  — Соседская бдительность, — прокомментировал я.
  
  Соммер перевел взгляд с дома Джоан Мюллер на меня.
  
  — Похоже, мы оказались в центре всеобщего внимания, — заметил он. — Ведь это ваша дочурка смотрит на нас в щелочку между шторами?
  
  Стараясь говорить как можно спокойнее и крепко сжав кусок доски, я ответил:
  
  — Только троньте ее, и я забью вас до смерти.
  
  Он поднял руки, словно мой тон смутил его:
  
  — Мистер Гарбер, вы меня неправильно поняли. Разве я угрожал вам? Или вашей дочери? Я всего лишь бизнесмен, который хочет завершить сделку. Если кто-то здесь и угрожает, так это вы мне.
  
  На мгновение я задумался над тем, как поступить.
  
  — Эти деньги, эта посылка — вы хотите сказать, Белинда отдала ее моей жене, чтобы она доставила ее вам?
  
  Соммер едва заметно кивнул.
  
  — Почему бы вам сегодня не заехать попозже к Белинде? — предложил я. — Возможно, у нее будут для вас новости.
  
  Соммер задумался.
  
  — Ну хорошо. — Он указал на кусок доски. — В противном случае нам снова придется встретиться.
  
  Соммер повернулся и пошел к своей машине. «Крайслер» так быстро сорвался с места, что я не успел записать его номер. Секундой позже он свернул за угол и скрылся из виду.
  
  — Я не звонила в «девять-один-один», — веселым голосом отчиталась Келли. — Мне показалось, вы с ним просто мило болтали.
  Глава тридцать первая
  
  Эмили Слокум застала отца в ванной, когда тот брился.
  
  — Папа, там кто-то стоит у двери, — сказала она равнодушным и бесстрастным голосом.
  
  — Что? Еще нет восьми часов. Кто это?
  
  — Какая-то леди, — ответила Эмили.
  
  — Какая еще леди?
  
  — У нее полицейский значок.
  
  Эмили вошла в родительскую спальню и села смотреть телевизор, пока Даррен Слокум стирал полотенцем крем для бритья с лица. Застегивая пуговицы на рубашке, он взглянул на дочь. Все эти дни Эмили только и делала, что сидела, бессмысленно уставившись в экран телевизора широко открытыми глазами, словно находилась в состоянии транса.
  
  Слокум, закончив застегивать пуговицы, направился к входной двери. Рона Ведмор стояла на отделанном плиткой крыльце.
  
  — Боже, Рона, почему ты не представилась Эмили? — Они обменялись рукопожатиями.
  
  — Я ей сказала, — возразила детектив Ведмор. — Но думаю, она забыла.
  
  — Только что заварил кофе. Не хочешь?
  
  Ведмор ответила утвердительно и прошла вслед за ним на кухню.
  
  — Как у тебя дела?
  
  — Не очень, — признался Слокум, ставя на стол пару кружек. — Я очень беспокоюсь за Эмили. Она вообще не плачет, хотя лучше бы немного поревела. Все держит в себе. И пустота во взгляде.
  
  — Не отвести ли ее к доктору?
  
  — Да, вполне вероятно. Я хочу, чтобы эту неделю она побыла дома и не ходила в школу. Сестра Энн часто навещает нас и очень помогает мне. Сегодня мы собираемся на маленькую семейную службу.
  
  — Даррен, мне нужно задать тебе еще несколько вопросов, — сказала Ведмор.
  
  — Хорошо, — ответил он. — Сливки, сахар?
  
  — Я предпочитаю черный кофе. — Она взяла у него кружку. — Ты больше ничего не можешь сообщить о том, почему Энн поехала поздно вечером на пристань одна?
  
  Слокум пожал плечами:
  
  — Не знаю. Иногда, если Энн не может… то есть не могла уснуть, она уходила гулять среди ночи или уезжала куда-то. Может, она хотела полюбоваться с причала на пролив и немного отвлечься.
  
  — Но ты же говорил, что она собиралась повидаться с Белиндой Мортон?
  
  — Все верно. Но они так и не встретились.
  
  — Тогда почему же она поехала сначала в порт?
  
  — Я же сказал: возможно, ей нужно было немного развеяться.
  
  Слокум налил в кофе сливки, наблюдая, как коричневая жидкость постепенно светлеет.
  
  — А можно ли предположить, — спросила Ведмор, — что, перед тем как ехать к Белинде, она встретилась еще с кем-то?
  
  — С кем?
  
  — Это я тебя спрашиваю.
  
  — Рона, что случилось? В деле Энн появились какие-то подозрительные, до сих пор неизвестные мне факты?
  
  — Ладно, давай начнем вот с чего, — предложила она. — Я ездила пару раз в тот порт. И я читала полицейские отчеты.
  
  Слокум с любопытством уставился на нее:
  
  — Правда?
  
  — И знаешь, Даррен, что-то во всем этом не сходится.
  
  Он отхлебнул кофе, понял, что переборщил со сливками, и поморщился.
  
  — Ты о чем?
  
  — Итак, исходная версия выглядит так: Энн заметила спущенное колесо и вышла проверить, оставив дверь открытой и мотор работающим, обошла машину сзади, приблизилась к переднему пассажирскому месту, наклонилась, каким-то образом потеряла равновесие и упала в воду, возможно, ударившись головой о причал. — Ведмор осторожно посмотрела ему в лицо. — Ты не против обсудить это?
  
  — Конечно, нет.
  
  — Так вот, я была там, припарковалась в том же самом месте и не смогла представить себе, как это у нее получилось. Она ведь не была пьяной, когда уехала?
  
  — Нет, конечно.
  
  — Там, на причале, я представила, что споткнулась. — Ведмор быстро продемонстрировала, будто падает. — У Энн была масса возможностей ухватиться за что-нибудь.
  
  — Но было темно, — спокойно напомнил ей Слокум.
  
  — Знаю, однако я приехала туда вечером. Место хорошо освещено уличными фонарями. — Она покачала головой. — Но есть и еще кое-что. Очень важное.
  
  Слокум ждал.
  
  — Ты же знаешь, мы забрали машину Энн и подвергли ее тщательному осмотру. Сначала судмедэксперты этого не заметили, но затем обнаружили на крышке багажника две царапины.
  
  — Царапины?
  
  — Довольно странное место для них. Обычно царапают бампер или двери, но не багажник. Судмедэксперты сказали, что это очень редкий случай.
  
  — Не знаю, откуда они там взялись.
  
  — Энн носила кольца на обеих руках? — спросила Ведмор.
  
  — Да, носила. Обручальное на левой и еще одно кольцо на правой. А что?
  
  — Если представить, что человека опрокинули на багажник и прижали руки, то именно там и должны были остаться царапины. — Ведмор продемонстрировала, как это может выглядеть, развела руки и слегка откинула их назад. — Судмедэксперты считают, что царапины могли оставить ее кольца.
  
  — Если у нее спустило колесо и она решила достать запаску, то вполне могла положить руки на багажник. — Слокум отвернулся и вылил кофе в раковину.
  
  — Только ничто не указывает на попытку поменять колесо. Она даже не заглушила двигатель.
  
  — Рона, почему бы тебе сразу не рассказать, что, по твоему мнению, произошло?
  
  — Если бы я знала! Мне лишь представляется, Даррен, все обстояло не так, как кажется на первый взгляд. Не так, как мы предполагаем.
  
  Слокум покачал головой.
  
  — И что ты хочешь сказать? Все было инсценировано?
  
  — Я лишь говорю, что это выглядит подозрительно. Но если наша первоначальная версия подтвердится, возможно, я лишь впустую трачу время. Не исключено, она действительно оступилась, потеряла равновесие и упала. Каким бы невероятным это ни казалось.
  
  Слокум сощурился:
  
  — Но ты думаешь, все обстояло иначе?
  
  — Нет. Давай начнем с того, почему она решила уехать.
  
  Слокум посмотрел на нее с удивлением.
  
  — Я тебе только что рассказал. Ей позвонила Белинда. Она решила сначала заехать в порт…
  
  — Это был единственный звонок?
  
  — Да. То есть перед тем, как она уехала, единственный.
  
  — А раньше, в тот вечер, она ни с кем не разговаривала?
  
  — Рона, тебе не надоело ходить по одному и тому же кругу?
  
  — Даррен, ты и дальше будешь играть под дурачка или честно ответишь на мои вопросы?
  
  — А почему бы тебе тоже не быть честной со мной? Если ты хочешь что-то сказать, не тяни, выкладывай.
  
  — Как насчет разговора в спальне? Того, что подслушала дочка Гарбера?
  
  Ее слова застали Слокума врасплох.
  
  — Рона, не знаю, как тебе сказали, но…
  
  — Почему Гарбер ударил тебя вчера? Из-за чего?
  
  — Не из-за чего. Небольшое недоразумение.
  
  — И пуля, пущенная в окно спальни его дочери, тоже небольшое недоразумение?
  
  — Господи, ты думаешь, я к этому причастен?
  
  — Тот, кто стрелял в окно, может, и не целился в ребенка, но это было посланием. А разве ты не хотел бы отправить Гарберу нечто подобное после того, как он начистил тебе физиономию?
  
  — Черт побери, Рона, ты должна поверить: я к этому непричастен.
  
  — Убеди меня: скажи, почему он ударил тебя на похоронах.
  
  — Наверное, ты уже знаешь ответ?
  
  Она невесело улыбнулась.
  
  — Ты разговаривал с Келли Гарбер без разрешения ее отца. Хоть он и предупреждал тебя не делать этого. Что скажешь? — Когда он ничего не ответил, Ведмор продолжила: — Ты и прежде пытался пообщаться с ней, но ее отец не позволил тебе или ее не было дома в тот момент. Ну как, у меня получилось?
  
  — Замечательно. Я потрясен.
  
  — А причина, по которой тебе так хотелось с ней побеседовать, заключалась вот в чем. Келли пряталась в шкафу в вашей спальне, когда Энн отвечала на телефонный звонок. Она общалась с кем-то, но предпочла не ставить тебя в известность. Именно этот разговор заставил ее уехать из дома, а вовсе не Белинда. Келли Гарбер была в шкафу, когда твоя жена говорила по телефону, и ты хотел знать, что она услышала. — Ведмор развела руками, словно заканчивая выступление. — Как тебе это?
  
  Слокум уперся ладонями в крышку стола, словно кухня вдруг поплыла у него перед глазами, а он пытался удержаться и не упасть.
  
  — Я не слышал этот звонок и не слышал, чтобы Энн говорила с кем-то. Клянусь Господом, это правда.
  
  — Но ты знал о нем. Ты знал, что Энн говорила по телефону и дочка Гарбера присутствовала при этом разговоре. — Слокум промолчал, и она закончила свою мысль: — Даррен, вот как я все это понимаю. Ты прежде всего полицейский и умеешь добывать недостающую информацию. Однако не проявляешь особого любопытства по поводу обстоятельств, связанных со смертью твоей жены.
  
  — Это ложь! — возразил он, с укором направив в нее указательный палец. — Если смерть Энн не была несчастным случаем, я хочу знать, что тебе известно.
  
  — Понимаешь, у меня сложилось мнение, будто ты не особенно-то и желаешь это выяснить, — сказала Ведмор. — Если бы кто-то из моих близких умер при подобных обстоятельствах, у меня возникли бы сотни вопросов. Но ты не задал ни одного.
  
  — Чушь!
  
  — И мне приходят на ум только два или три объяснения твоего поведения. Или ты как-то с этим связан, или знаешь, кто это сделал, и собираешься сам во всем разобраться. Или, этот вариант я пока подробно не рассматривала, ты не хочешь ворошить эту историю, так как в противном случае тебе придется открыть банку с червями, которую ты предпочитал бы держать закрытой.
  
  — Ты меня удивляешь, — сказал Слокум. — Копаешь под коллег из своего же управления. Тебя это забавляет, да? А известно ли тебе, что говорят офицеры? Про тебя? О том, как ты стала детективом? Что это было всего лишь проявлением политкорректности, попыткой компенсировать недостаток среди детективов черных женщин.
  
  Ведмор даже не моргнула.
  
  — Ты знаешь кого-то, кто мог бы подтвердить твое местонахождение той ночью?
  
  — Что? Ты серьезно? Я был здесь с Эмили.
  
  — Значит, если я спрошу ее сейчас, она ответит, что ты не покидал дом?
  
  — Я не позволю тревожить мою дочь в такой момент…
  
  — Получается, она не может сказать, где ты был?
  
  Слокум покраснел от гнева.
  
  — Мы закончили!
  
  Ведмор не ответила.
  
  — Ты смотришь на нас, простых копов, сверху вниз. Думаешь, раз тебя сделали детективом, ты крутая, а мы — просто кучка дерьма.
  
  — И еще, — добавила Ведмор. — Я кое-куда позвонила. Ты получишь деньги.
  
  — Извини?
  
  — Я говорю о страховке жизни твоей жены. Она оформила ее всего несколько недель назад. Какова сумма выплаты? Пара сотен тысяч?
  
  — Леди, вы действуете мне на нервы…
  
  — Я права, Даррен?
  
  — Ну хорошо, мы с Энн застраховали свою жизнь. Оба. Решили, что наш семейный бюджет позволяет нам делать ежемесячные взносы. Хотели, чтобы Эмили оказалась обеспечена, в случае если с нами случится беда.
  
  Ведмор посмотрела на него с недоверием:
  
  — Ты ведь и раньше был женат?
  
  Слокум сжал кулаки, его лицо стало пунцовым.
  
  — Да, — пробормотал он. — Был.
  
  — После смерти первой жены ты тоже получил страховку?
  
  — Нет, — ответил он и улыбнулся. — У нее нашли рак, получить страховку не представлялось возможным.
  
  Ведмор удивленно заморгала. Она на мгновение замолчала, потом толкнула кружку в сторону Слокума.
  
  — Спасибо за кофе. Не провожай меня.
  Глава тридцать вторая
  
  — Прежде чем мы уедем, мне нужно сделать пару звонков, — предупредил я Келли. Она сделала недовольные глаза, всем своим видом показывая: теперь мы точно никогда не уедем. Я спустился в кабинет. Сначала у меня возникло желание позвонить в полицию и сообщить о визите Соммера, но, взяв трубку, я подумал: а что, собственно, я им скажу? От этого человека исходила опасность, однако он не угрожал мне. Точнее, это я пообещал забить его до смерти, если он приблизится к Келли.
  
  Поэтому я позвонил в другое место — в агентство недвижимости Белинды.
  
  — Ее нет на месте, — ответила секретарь. — Если вы оставите сообщение, я…
  
  — Какой у нее номер мобильного?
  
  Она продиктовала. После двух звонков Белинда ответила:
  
  — Глен?
  
  — Да, Белинда.
  
  — Тебе можно перезвонить? Я сейчас еду показывать дом.
  
  — Нет. Мы должны поговорить немедленно.
  
  — Глен, если ты опять начнешь упрекать меня той историей с юристом, то мне очень жаль. Очень. Я ни за что…
  
  — Расскажи мне, что было в конверте, — попросил я.
  
  — Извини?
  
  — Тот, что ты дала Шейле. Ответишь мне на все вопросы, и я верну его тебе.
  
  На другом конце линии повисла пауза.
  
  — Белинда?
  
  — Так ты нашел его? Значит, в машине его не было?
  
  — Все зависит от тебя. Скажешь, что там было, и я отвечу, нашел я его или нет.
  
  Она странно засопела, словно вдруг начала задыхаться.
  
  — Белинда? Ты еще здесь?
  
  Белинда ответила тихо, почти шепотом:
  
  — О Боже, я просто не верю в это…
  
  — Говори.
  
  — Хорошо, хорошо, хорошо. Это был конверт. Коричневый конверт. И там, внутри… деньги.
  
  — Пока все замечательно. Сколько там было денег?
  
  — Должно быть… должно быть шестьдесят две тысячи. — Она всхлипнула и расплакалась.
  
  Все сходится.
  
  — Ладно. Следующий вопрос. Для чего предназначаются эти деньги?
  
  — Чтобы рассчитаться за товар. Сумки. Много сумок.
  
  — За что еще?
  
  — Только…
  
  — Белинда, я решил тут развести небольшой костерок в мусорном ведре. И каждый раз, когда ты не станешь отвечать на вопрос, я буду бросать туда по тысяче баксов.
  
  — Глен, нет! Не делай этого!
  
  — Что еще, кроме сумок?
  
  — Хорошо, хорошо, сумки, кое-какие витамины и…
  
  — Я достал зажигалку.
  
  — Ладно. Не витамины. Скорее, фармация. Лекарства, которые продают по рецептам. Дешевые лекарства. Но не наркотики вроде крэка, героина и тому подобного. Настоящие лекарства, они помогают людям. Только по более низкой цене.
  
  — Что еще?
  
  — Да в общем-то и все. То есть было еще кое-что, но в основном сумки и лекарства.
  
  — Откуда приходил товар? — Трубка в моей руке нагрелась.
  
  — Как откуда — от фармацевтических компаний и фирм по производству сумок.
  
  — У меня есть идея получше. Вместо того чтобы сжигать деньги, я оставлю их все себе.
  
  — Черт, Глен, что ты хочешь от меня услышать?
  
  — Все! — крикнул я. — Я хочу услышать, где ты берешь этот товар, что с ним делаешь, какое участие принимала в этом Шейла и почему, черт побери, в моем доме оказался конверт с шестьюдесятью двумя тысячами, будь они неладны! Я хочу знать, почему эти деньги оказались у Шейлы, зачем ты отдала их ей, что она должна была с ними делать. Я должен выяснить, что с ней случилось в последний день! Что Шейла делала, куда ездила, с кем встречалась до того момента, как остановилась на том съезде! Все это я хочу услышать от тебя, Белинда! И ты обязана мне рассказать.
  
  Когда я закончил свою тираду, она захныкала:
  
  — Я не знаю ответов на все вопросы, Глен.
  
  — Расскажи то, что знаешь. Или я сожгу деньги.
  
  Она снова всхлипнула.
  
  — Сначала этим занимались Слокумы. Однажды вечером Даррен за превышение скорости остановил грузовик, ехавший в Бостон. Досмотрев его, он обнаружил, что машина забита сумками. Поддельными дизайнерскими сумками, понимаешь?
  
  — Понимаю.
  
  — Вместо того чтобы выписать водителю штраф, Даррен расспросил его о бизнесе, который он ведет, и выяснил все подробности. Он решил, что это будет неплохой приработок для Энн, к тому времени почти потерявшей работу, да еще в полиции урезали выплаты за сверхурочные. Потом тот человек связал Даррена со своими поставщиками из Нью-Йорка.
  
  — Ладно. — Я потер лоб. Кажется, подступала головная боль.
  
  — Энн сказала, что можно заработать много денег, и не только на сумках. Она говорила еще о часах и украшениях, DVD и строительных материалах — у нее была пара таких клиентов, — однако организация вечеринок с продажей сумок отнимала у нее почти все время. Энн не хотела, чтобы я продавала сумки, иначе мы стали бы конкурентами, но вот если бы я согласилась сбывать другую продукцию — тем более недвижимость в последнее время продавалась со скрипом… в общем, я согласилась и попробовала заняться ею.
  
  — Наркотиками, — прокомментировал я.
  
  — Я же сказала тебе: ничего подобного. Это не какой-нибудь метамфетамин, а легальные лекарственные препараты, изготовленные за рубежом. Многие из них поступали из Чайнатауна — тебе приходилось бывать на Канал-стрит?
  
  — Какое отношение ко всему этому имела Шейла? Почему все деньги оказались у нее? Кому она должна была передать их?
  
  — Глен, Шейла знала, как у тебя обстоят дела. Она пошла на курсы, чтобы помочь тебе, но после того как случился пожар и с заказами стало напряженно, Шейла тоже решила примкнуть к нам. Она только начала заниматься лекарствами и заключила пару сделок, однако этого оказалось достаточно, чтобы купить Келли новую одежду.
  
  «Ох, Шейла, — подумал я, — ты не должна была этого делать».
  
  — Деньги, Белинда.
  
  — Энн и Даррен должны были заплатить. Шестьдесят две тысячи. Иногда я выполняла за них эту работу. Они любили, чтобы деньги доставлялись им лично.
  
  — Они?
  
  — Поставщики. Не думаю, будто Энн или Даррен когда-либо встречались с ними напрямую. Но у них был человек. Точно не знаю его имени, но…
  
  — Соммер? Высокий черноволосый мужчина? В хороших ботинках? С фальшивым «Ролексом»?
  
  — Похоже на него. На самом деле, я не ездила в город: обычно бросала деньги в почтовый ящик и все такое, — но если этим занималась Энн, то время от времени отдавала конверт тому человеку. Но за день до того, как я должна была осуществить передачу, мне позвонили клиенты, которые хотели посмотреть на следующий день дома. Поэтому я и обратилась к Шейле — она ведь была заинтересована в подработке — и спросила, не сможет ли она отдать за меня посылку по дороге на занятия.
  
  Я крепко зажмурился.
  
  — И она согласилась? — Шейла всегда шла навстречу своим друзьям, когда они просили ее о помощи.
  
  — Да. И я отдала ей конверт, телефон, по которому нужно было позвонить, если возникнут проблемы.
  
  — Соммер, — сказал я. — Шейла один раз звонила по этому номеру, чтобы сообщить о чем-то. Деньги так и не покинули наш дом. Почему она не передала их?
  
  — Клянусь, я не знаю. Глен, мне сообщили, что если в ближайшее время я не привезу им деньги, они это так не оставят. Нам удалось частично собрать нужную сумму. Я взяла максимальный кредит и отдала Даррену и Энн семнадцать тысяч, они добавили еще восемь, и у нас получилось двадцать пять тысяч. Но остается еще тридцать семь, и если мы не расплатимся, нам накрутят жуткие проценты. Энн сказала мне, что ее жизнь застрахована. Но на выплату сейчас ушли бы месяцы, а они не хотят ждать.
  
  — Возможно, тебе стоит позвонить в полицию, — холодно заметил я.
  
  — Нет! Нет, послушай. Если я верну им деньги, все будет кончено. Я не хочу, чтобы в это вмешивалась полиция. Джорджу вообще ничего не известно. Он сойдет с ума, если узнает о моем участии в чем-то подобном.
  
  — Так что, черт побери, происходит? — спросил я скорее себя, чем Белинду. — Шейла не поехала на Манхэттен или поехала, но без денег? Она пропустила занятия на курсах или…
  
  — Что касается занятий, — проговорила Белинда, — сначала Шейла возлагала на них большие надежды, но преподаватель… он ее порядком достал.
  
  — Алан Баттерфилд? Он ей часто звонил?
  
  — Да. Не думаю, что речь шла о домашней работе. Шейла смотрела на экран мобильного, видела его имя и не отвечала.
  
  Вот. Это звонки, которых Шейла не слышала или на которые не отвечала!
  
  — Может быть, поэтому она и не поехала на курсы? — предположил я. — Но куда же тогда?..
  
  — Наверное… куда-нибудь выпить, — осторожно проговорила Белинда. — Такое вполне могло случиться. Она жила в напряжении, ей нужно было расслабиться, понимаешь?
  
  Я ничего не ответил.
  
  — Глен, я очень сожалею обо всем произошедшем. И я раскаиваюсь, что втянула ее. Но мы не знаем, имеет ли это отношение к случившемуся после. Возможно… возможно, ей стало страшно. Она не захотела торговать лекарствами, пошла в бар и…
  
  — Белинда, заткнись. Я услышал все, что хотел. Ты была отличной подругой. Сначала впутала Шейлу в сомнительное дело, теперь помогаешь Уилкинсонам. Лучше не придумаешь!
  
  — Глен, — Белинда начала всхлипывать, — я ответила на твои вопросы. Рассказала все, что знаю. Я… мне нужны эти деньги.
  
  — Я пришлю их тебе по почте, — отрезал я и закончил разговор.
  Глава тридцать третья
  
  Держа путь к шоссе, я проехал мимо дома Белинды. Хозяев не было, и я засунул конверт в почтовое окошко в двери и услышал, как он упал с другой стороны. Сначала я действительно думал наклеить на конверт марки и предоставить Белинде шанс вернуть свои деньги через почту США. Я был так зол на нее, что вполне мог вытворить нечто подобное, но в конце концов здравый смысл все же взял верх над эмоциями.
  
  Конечно, учитывая все обстоятельства и предстоящий судебный процесс, способный уничтожить меня в финансовом плане, я мог оставить деньги у себя и никому об этом не говорить. Теперь каждый доллар был у меня на счету. Но эти деньги не принадлежали мне, и я поверил Белинде, когда она сказала, что Шейла должна была передать их вместо нее. К тому же это грязные деньги. Мне они были не нужны, и я больше не хотел встречаться с Соммером.
  
  Но все-таки эти деньги кое в чем мне помогли — я сумел выудить у Белинды информацию.
  
  Однако, ввязываясь в эту историю, она явно не до конца оценила ситуацию. Шейла никогда не стала бы иметь дело с человеком вроде Соммера, если бы хорошо все знала. Возможно, она и не встречалась с ним лично. У нее было хорошо развито чувство самосохранения, и ей оказалось бы достаточно лишь однажды увидеть Соммера, чтобы прекратить с ним всяческое общение.
  
  Я верил ей всем сердцем.
  
  Чем больше я узнавал о последних днях Шейлы, тем крепче убеждался, что она уехала вовсе не для того, чтобы утопить где-нибудь свою тоску в спиртном, а потом сесть в автомобиль и убить двух человек. Все было не так, как представлялось на первый взгляд.
  
  Случилось что-то иное. И я пытался понять: кто мог располагать сведениями об этом? Соммер? Слокум?
  
  При следующей встрече с детективом Ведмор мне требовалось кое-что обсудить с ней.
  
  По дороге в Дариен Келли спросила:
  
  — Сколько времени я буду жить у бабушки?
  
  — Надеюсь, недолго.
  
  — А как же школа? У меня не будет неприятностей из-за пропусков?
  
  — Если тебе придется отсутствовать несколько дней, я возьму у твоей учительницы домашнюю работу и привезу ее.
  
  Келли нахмурилась.
  
  — Какой смысл пропускать школу, если тебе все равно приходится делать уроки?
  
  Я проигнорировал замечание.
  
  — Послушай, мне нужно обсудить с тобой нечто очень серьезное. — Келли с тревогой посмотрела на меня, и неожиданно я почувствовал себя виноватым. В последние недели нам пришлось много говорить на серьезные темы, и, вероятно, она задалась вопросом, о чем теперь я хотел ей сказать. — Тебе нужно быть очень, очень осторожной.
  
  — Я всегда осторожна. Особенно когда перехожу улицу.
  
  — Конечно. Но ты не должна никуда ходить одна. Только с бабушкой или с Маркусом. Даже гулять, кататься на велосипеде или…
  
  — Мой велосипед остался дома.
  
  — Я просто привел пример. Держись рядом с бабушкой и Маркусом. Все время.
  
  — Да уж. Чувствую, как мне будет там весело…
  
  Мы свернули на шоссе к Дариену. На обочине топталась женщина. Возле ее ног лежал видавший виды рюкзак и стояла корзина, красная, вроде тех, что выдают в супермаркетах. В корзине я заметил несколько бутылок воды, хлеб, банку арахисового масла.
  
  В руках женщина держала табличку: «Нужна одежда, работа».
  
  — Господи, — пробормотал я.
  
  — Я уже видела ее, несколько раз, — сказала Келли. — Я спрашивала у бабушки — может, дать ей одежды? Бабушка ответила, что каждый должен сам решать свои проблемы.
  
  Вполне в духе Фионы. Впрочем, в ее словах была доля истины.
  
  — Всем не поможешь.
  
  — Но одному-то можно… А другие помогут еще кому-то… У бабушки полно одежды, которую она не носит…
  
  — Наверное, с пару шкафов, и каждый во всю стену, — подпел я.
  
  Мы остановились на светофоре. Женщина смотрела на меня через лобовое стекло. Ей было лет тридцать, но выглядела она гораздо старше.
  
  — Я могу ей что-нибудь дать? — спросила Келли.
  
  — Не опускай окно!
  
  Глаза женщины казались мертвыми. Она не ожидала от меня милостыни. Сколько водителей из каждой сотни машин, останавливающихся на светофоре, подали ей? Двое? Один? Никто? Что повергло ее в это состояние? Неужели она всегда была такой? Или когда-то жила как мы? У нее были дом, семья, постоянная работа. Возможно, муж. Дети. И в какой момент все начало рушиться? Она потеряла работу? От нее ушел муж? У нее сломалась машина, а денег на починку не оказалось и добираться на работу стало не на чем? Или они не смогли платить по ипотеке и потеряли дом? А после этого начали опускаться и больше уже не смогли встать на ноги? И все кончилось тем, что она стоит теперь на обочине и собирает милостыню?
  
  И не может ли это случиться с каждым из нас, если в нашей жизни произойдет какое-то несчастье и все полетит под откос?
  
  Я вытащил из кармана пятидолларовую купюру и опустил окно. Женщина обошла капот машины, молча взяла деньги и вернулась на свое место.
  
  — Вам не помогут эти пять долларов! — крикнула Келли.
  
  — Расскажи мне, что происходит. — Фиона стояла посреди огромной кухни со световыми люками, кухонным столом с мраморной крышкой и дорогой бытовой техникой фирмы «Саб-зеро», в то время как Маркус и Келли общались в гостиной.
  
  Я рассказал ей о пуле, пущенной с улицы в окно Келли.
  
  — Да еще Даррен Слокум, он преследовал Келли, так что имеет смысл увезти ее на какое-то время из города. Это все, о чем я прошу.
  
  — Боже, Глен, какой ужас! А почему муж Энн преследует Келли?
  
  Зазвонил мой мобильный. Я не хотел отвечать на звонок, но все же должен был выяснить, кто пытается до меня дозвониться.
  
  — Секунду! — Я достал телефон и посмотрел на экран. Этот номер не значился в моей записной книжке, но я почти не сомневался: звонили из Управления пожарной охраны Милфорда. Возможно, Элфи. Я подождал, пока включится голосовая почта.
  
  — Все из-за разговора, который подслушала Келли. Телефонной беседы Энн. Слокум полагает, Келли могла что-то запомнить и это поможет ему выяснить, с кем его жена общалась тем вечером.
  
  — Ты думаешь, она запомнила?
  
  — Вряд ли. Она почти ничего не слышала. Слокум хватается за соломинку. Он в отчаянии. — Я сделал паузу. — И я его понимаю.
  
  Я замолчал. В кухню вошли Маркус и Келли.
  
  — Мы хотим купить мороженого, — радостно заявила Келли. — Но не будем есть его на улице, а принесем домой. А еще купим шоколадный, карамельный и ванильный соусы.
  
  — Мы о ней позаботимся, — заверил меня Маркус.
  
  Перед тем как уйти, я обнял Келли, и держал ее так долго, что она даже заерзала, пытаясь освободиться из моих объятий.
  
  Свернув на шоссе назад в Коннектикут, я стал проверять автоответчик.
  
  «Здравствуй, Глен. Это Элфи из Управления пожарной охраны Милфорда. Мне звонила Салли, и, черт побери, я просто вынужден связаться с тобой сегодня. Мы отправили те обгоревшие фрагменты на исследование, вчера вечером получили отчет. Было уже поздно, чтобы звонить тебе, но знаешь, твои предположения оказались верны. Эти детали не смогли бы выдержать даже самого слабого напряжения. Они просто мусор. Дешевая подделка. И это может принести тебе массу проблем, дружище».
  
  Я набрал его номер.
  
  — Извини за такую дрянную новость, — начал Элфи.
  
  — Расскажи мне все поподробнее.
  
  — Мы отправили фрагменты, оставшиеся от электрощитка, на экспертизу, и детали оказались очень низкого качества. Провода были такими тонкими, что при малейшем напряжении начинали плавиться. В последнее время нам все чаще попадается такое оборудование. Не только здесь, в Милфорде, но и по всей стране. И ситуация постоянно ухудшается. Иногда его можно обнаружить даже в новых домах, хотя я не установил бы такое даже в собачьей будке. Послушай, Глен, я должен оповестить об этом страховую компанию, ты же понимаешь.
  
  — Понимаю.
  
  — И как только они выяснят, что оборудование, которое использовалось при строительстве дома, не соответствует стандартам, тебе не станут платить. Они могут даже аннулировать полис. И постараются выяснить, не ставил ли ты нечто подобное на других своих объектах.
  
  — Элфи, я не устанавливал этот мусор.
  
  — Не ты, Глен. Я знаю тебя слишком хорошо и понимаю: ты никогда бы не сделал этого намеренно. Это, видимо, кто-то из твоих людей.
  
  — Да, — согласился я. — И у меня есть предположения кто. Я больше с ним не сотрудничаю.
  
  — Но этот человек работает еще на кого-то? Они захотят это узнать, — заметил Элфи. — Если он и дальше будет устанавливать эти подделки в домах, рано или поздно кто-нибудь погибнет.
  
  — Спасибо за предупреждение, Элфи.
  
  Я захлопнул крышку телефона и бросил его на сиденье рядом с собой.
  
  Мне захотелось разыскать Тео Стамоса. Найти и убить этого сукина сына. Но я ехал через Бриджпорт. Так что Тео придется подождать, подумал я, пока я нанесу визит еще одному человеку.
  Глава тридцать четвертая
  
  Белинда Мортон не поверила, когда Глен Гарбер сказал, будто пошлет деньги по почте. Конверт с шестьюдесятью двумя тысячами долларов? Разумеется, он не был полным безумцем, чтобы доверить такую сумму почтальону. Возможно, таким образом он лишь пытался показать, как зол на нее.
  
  И она не могла его в том винить.
  
  Белинда как раз собиралась на встречу, чтобы показать квартиру тридцатилетним супругам, которым надоело жить и работать на Манхэттене, поэтому они нашли работу в Нью-Хейвене и теперь присматривали себе жилье с видом на пролив. Белинда позвонила им и сообщила, что должна вернуться домой по срочным семейным делам.
  
  В дверях офиса она столкнулась с тем человеком.
  
  Он представился Артуром Твейном, сотрудником какого-то частного детективного агентства или что-то в этом духе. Ему хотелось поговорить с ней об Энн Слокум, о поддельных сумках, выяснить, посещала ли Белинда вечеринки с продажей сумок и знала ли, что, приобретая подделки, она поддерживала организованную преступность. Белинда почувствовала, как вся покрылась испариной, хотя на улице было не больше пятнадцати градусов.
  
  — Извините, — повторила она уже, наверное, в десятый раз. — Я ничего об этом не знаю. Правда, не знаю.
  
  — Но вы же были подругой Энн? — не отступал Твейн.
  
  — Мне нужно идти, простите.
  
  Она бросилась к своей машине и так резко сорвалась с места, что едва не сбила женщину на велосипеде.
  
  «Успокойся, успокойся, успокойся», — повторяла она про себя. Ей, вероятно, стоило позвонить Даррену, сообщить про Артура Твейна и посоветоваться, как ему отвечать, если тот снова захочет с ней встретиться.
  
  Белинда надеялась, что, сообщив о намерении отправить деньги почтой, Глен имел в виду почтовое окошко на входной двери ее дома. Она даже не закрыла дверцу, выскакивая из машины. Если бы ей не потребовались ключи, чтобы войти в дом, она, возможно, не заглушила бы и мотор.
  
  Бросившись к дому, Белинда едва не упала — у нее подвернулся каблук — и три раза безуспешно пыталась вставить ключ в замок, прежде чем наконец повернула его. Она распахнула дверь и посмотрела на пол, в то место, куда обычно падает корреспонденция.
  
  Ничего.
  
  — Черт, черт, черт! — воскликнула она, с трудом преодолевая последние три ступеньки, и села, прислонившись к перилам лестницы. Ее била дрожь, которую она даже не пыталась унять.
  
  Денег не было. Но это не означает, что все потеряно, говорила она себе. Возможно, они все еще у Глена. Возможно, он привезет их позже. Возможно, он уже в пути.
  
  А может, этот сукин сын действительно решил отправить деньги по почте? С него станется. За годы дружбы с Шейлой она хорошо усвоила: Глен — ужасно правильный тип…
  
  Белинда услышала в доме шум.
  
  На кухне кто-то был.
  
  Она замерла и затаила дыхание.
  
  Кто-то открыл воду, она текла в раковину. Послышался звон стекла.
  
  Потом раздался возглас:
  
  — Дорогая? Это ты?
  
  У нее отлегло от сердца. Но ненадолго. Джордж! Почему он, черт возьми, дома?
  
  — Да, — задыхаясь, ответила она. — Это я.
  
  Джордж появился из-за угла и увидел жену, полулежащую на лестнице. На нем был тот же костюм, что и в день похорон, только с другой рубашкой, но тоже с французскими манжетами — ослепительно белые полоски выглядывали из-под рукавов пиджака.
  
  — Ты меня до смерти напугал! — возмутилась Белинда. — Что ты здесь делаешь? Я не видела твоей машины.
  
  — На работе мне стало нехорошо, — объяснил он. — Наверное, из-за рыбы, которую ты приготовила вчера вечером. Я решил вернуться домой. В офис я уже не поеду, поэтому поставил машину в гараж. — У Джорджа имелась своя консалтинговая фирма в Нью-Хейвене, но он вполне мог вести дела из дома. — А ты? Я думал, ты сегодня будешь показывать квартиру.
  
  — Я… отменила встречу.
  
  — Что ты делала на лестнице? Мне показалось, ты плакала?
  
  Разговаривая, они перешли в кухню.
  
  — Я… со мной все хорошо.
  
  — Точно? — спросил Джордж, засунув руку в карман пиджака и вытащив оттуда коричневый конверт. — Возможно, потому, что ты не нашла вот это?
  
  Белинда вскочила. Она мгновенно опознала конверт. По размеру и надписи.
  
  — Дай его мне.
  
  Она попыталась вырвать конверт, но Джордж отдернул руку и снова убрал его в карман пиджака.
  
  — Я сказала, отдай, — потребовала Белинда.
  
  Джордж с грустью покачал головой, словно Белинда была ребенком, который принес домой двойку.
  
  — Значит, ты ждала его, — заключил он.
  
  — Да.
  
  — В нем шестьдесят две тысячи долларов. Я сосчитал. Конверт бросили в окошко для почты. Ты знала, что его принесут.
  
  — Это по работе. Первый взнос за дом в Восточном Бродвее.
  
  — А что там за номер телефона? Кто делает первый взнос наличными, даже не получив чек? И это лишь совпадение, или я действительно видел машину Глена Гарбера на нашей дорожке перед домом, когда сворачивал с улицы? Значит, Глен сделал первый взнос за дом? Ты не возражаешь, если я спрошу у него об этом?
  
  — Не лезь в мои дела, Джордж. Ты и так уже достаточно натворил, заставив меня говорить с теми адвокатами о Шейле. Ты знаешь, как это ранило Глена? Ты хоть представляешь, к чему это может привести? Он разорится, станет банкротом!
  
  Джордж сохранял невозмутимый вид.
  
  — Люди должны уметь нести ответственность, Белинда. Должны жить по определенным правилам. И если Глен не был осведомлен о проблемах Шейлы, ему придется заплатить за это. А конверты, набитые деньгами, которые подбрасывают в почтовые окошки, не вписываются ни в какие правила. Ты хоть понимаешь, какой это риск для нас, если в доме лежит столько денег?
  
  «Не был осведомлен»! Белинде хотелось убить его. Все эти годы она терпела. Тринадцать лет лицемерной чуши. Этот дурак даже не понимал, о чем говорит! Не знал, как глубоко она влипла. Не представлял, что эти деньги, этот конверт, набитый наличностью, — ее единственное спасение…
  
  — А сейчас я сделаю вот что, — продолжил Джордж. — Я уберу эти деньги в какое-нибудь безопасное место, подальше от тебя, и когда ты объяснишь, для чего они предназначаются, и убедишь меня, что их передадут надлежащим образом, с радостью отдам их тебе.
  
  — Нет, Джордж, ты не можешь так поступить!
  
  Но он уже пошел прочь, к своему кабинету на первом этаже — быстро, широкими шагами. Она догнала его, но Джордж уже оказался у противоположной от двери стены и отодвинул портрет этого лицемерного, невыносимого, несгибаемого и, слава Богу, уже покойного мерзавца — его отца. За портретом у них был сейф.
  
  — Мне нужны эти деньги! — взмолилась Белинда.
  
  — Тогда объясни, откуда они и для чего. — Джордж повернул циферблат на замке, и сейф через секунду открылся. Он бросил конверт в темноту сейфа, закрыл его и еще раз набрал комбинацию цифр. — Надеюсь, это не связано с теми контрафактными аксессуарами, которые продавала Энн? И с ее ужасными вечеринками?
  
  Белинда смерила его злобным взглядом.
  
  — Ты же знаешь о моем отношении к неприкосновенности торговой марки. Продавать сумки-фальшивки неправильно. По правде говоря, я не понимаю, зачем женщины покупают сумки, на которых написано, будто они от Фенди, хотя на самом деле это не так. И знаешь почему? Ты ведь все знаешь. Какое удовольствие можно получить, если носишь подделку?
  
  Белинда посмотрела на его неумело зачесанную лысину.
  
  — К примеру, — продолжал он, — если у меня появится возможность купить за сравнительно небольшие деньги машину, которая внешне будет выглядеть как «феррари», но внутри окажется «фордом», я откажусь, мне такая машина не нужна.
  
  «Джордж на „феррари“, — подумала Белинда. — Скорее я представлю себе осла за штурвалом самолета!»
  
  — Что с тобой случилось? — спросила она. — Ты всегда был таким праведным напыщенным засранцем, но в последние дни явно что-то произошло. Ты спишь на кушетке — говоришь, будто болен, хотя у тебя нет ни гриппа, ни простуды; испугался, когда я попыталась принять вместе с тобой душ, ты…
  
  — Ты не единственная, кто переживает стресс.
  
  — Да, но теперь ты мне добавляешь волнений. Отдай мне эти деньги.
  
  — Все зависит от тебя. Расскажи мне обо всем.
  
  — Ты даже не представляешь, что творишь, — заявила Белинда.
  
  — Ошибаешься, — возразил он. — Я поступаю как ответственный человек.
  
  «Интересно, будет ли он говорить то же самое после визита Соммера?» — подумала Белинда.
  Глава тридцать пятая
  
  Я добрался до бизнес-колледжа Бриджпорта и остановился на парковке для посетителей. Здание мало напоминало обычный колледж. Длинное, плоское, полностью лишенное академического налета, оно походило на промышленное строение. Однако данное учебное заведение имело хорошую репутацию, поэтому Шейла выбрала вечерние курсы здесь.
  
  Мне было неизвестно, числился ли Аллан Баттерфилд на кафедре факультета или же преподавал исключительно на вечерних курсах и работал по совместительству. Я прошел через центральный вход и приблизился к мужчине, сидевшему за столиком для информации в тускло освещенном вестибюле.
  
  — Я ищу преподавателя по фамилии Баттерфилд.
  
  Дополнительной информации не понадобилось, он тут же направил меня:
  
  — Идите до конца коридора, потом поверните направо. Его кабинет будет с левой стороны, смотрите на таблички.
  
  С минуту я простоял у нужной двери и лишь потом постучал.
  
  — Да? — послышался приглушенный голос.
  
  Повернув ручку, я открыл дверь в маленький тесный кабинетик, где едва умещались письменный стол и пара стульев. Повсюду валялись книги, бумаги.
  
  Баттерфилд был не один. Рыжеволосая девушка лет двадцати с небольшим сидела за столом напротив преподавателя. На ее коленях лежал раскрытый ноутбук.
  
  — Извините, — сказал я.
  
  — Ой, здравствуйте, — отозвался Баттерфилд. — Глен, Глен Гарбер. — Он запомнил меня.
  
  — Мне нужно поговорить с вами, — заявил я.
  
  — Я уже заканчиваю с…
  
  — Немедленно.
  
  Девушка закрыла ноутбук и проговорила:
  
  — Все в прядке. Я могу вернуться позже, мистер Баттерфилд.
  
  — Извините, Дженни, — сказал он ей. — Почему бы вам не заглянуть завтра?
  
  Она кивнула, взяла куртку, висевшую на спинке стула, прошла мимо меня и скрылась за дверью. Я уселся без приглашения.
  
  — Итак, Глен, — начал он. При первой встрече я дал ему лет сорок. Возможно, сорок пять. Маленький, толстый, почти лысый. На кончике носа у него висели толстые очки. — Когда мы общались с вами в прошлый раз, вы пытались отследить все перемещения Шейлы в день… в общем, вы были сильно встревожены. Вы отыскали ответы на ваши вопросы? Пришли к какому-то заключению?
  
  — Заключение, — повторил я. Это слово оставило неприятное послевкусие, словно кислое молоко. — Нет, не нашлось никакого заключения.
  
  — Грустно слышать об этом.
  
  Не было смысла ходить вокруг да около.
  
  — Почему незадолго до смерти моей жены вы так часто звонили ей на мобильный?
  
  Баттерфилд открыл рот, но ничего не произнес. Пару секунд он молчал. Я видел, как он пытается что-то придумать, но в конечном итоге выдал лишь:
  
  — Извините… что я делал?
  
  — Вы постоянно названивали моей жене. У нее на телефоне много пропущенных звонков. Мне показалось, она получала их, но не хотела отвечать.
  
  — Простите, я не понимаю, о чем вы говорите. То есть, конечно, я не отрицаю, что иногда звонил вашей супруге по поводу курсов, которые она посещала, у нее возникали вопросы, связанные с домашним заданием, но…
  
  — Аллан, по-моему, все это чушь.
  
  — Глен, если честно, то…
  
  — Послушайте, у меня был очень, очень плохой день, один из многих в этом паршивом месяце. И если я говорю, что у меня нет никакого настроения слушать всякую чушь, вы должны мне поверить. Так зачем вы звонили?
  
  Судя по всему, Баттерфилд оценил свои шансы на побег. В кабинете было так тесно, что он не мог выбраться из-за стола и выскочить в дверь, не наткнувшись на что-либо, а за это время я успел бы преградить ему путь.
  
  — Это я во всем виноват, — сказал он, и голос его слегка дрогнул.
  
  — В чем вы виноваты?
  
  — Я вел себя… неподобающим образом. Шейла… миссис Гарбер… была очень милым человеком. Необычайно милым.
  
  — Да, — вздохнул я, — мне это известно.
  
  — Она… она была особенной. Тактичной. С ней… с ней я мог поговорить.
  
  Я промолчал.
  
  — Понимаете, у меня, в сущности, никого нет. Я так и не женился. Лет в двадцать я был помолвлен, но у нас ничего не вышло. — Он грустно кивнул. — Не думаю, что я… Шейла сказала, что я не особенно старался устроить личную жизнь. Сейчас я снимаю комнату на втором этаже уютного старого дома на Парк-стрит. Работаю здесь, и мне это нравится, мои коллеги — замечательные люди, хотя друзей у меня не много…
  
  — Аллан, вы только скажите…
  
  — Прошу вас, подождите. Понимаете, я привык к доброму отношению. Ваша жена была очень внимательна ко мне.
  
  — Насколько внимательна?
  
  — Однажды вечером на занятиях я случайно проговорился, что неважно себя чувствую — в тот день умерла моя тетя. Я потерял мать, когда мне исполнилось десять лет, тетя и дядя взяли меня к себе, и мы были с тетушкой очень близки. Я сказал, что вынужден закончить занятие раньше и собираюсь провести несколько дней с моим дядей. Даже в лучшие времена он отличался абсолютной беспомощностью в отношении быта, и я хотел удостовериться в его способности позаботиться о себе. Во время семинара у нас бывает перерыв, и Шейла сходила в супермаркет, а потом отозвала меня в сторону, передала пакет с кофейным тортом, бананами и пачкой чая и попросила: «Вот, возьмите это завтра с собой и передайте вашему дяде». А знаете, что еще она сделала? Она извинилась за торт, который был куплен в магазине, и сказала, что если бы узнала об этом до занятий, то испекла бы что-нибудь сама. Меня тронула ее забота. Она не рассказывала вам?
  
  — Нет, — ответил я. Но это было так похоже на Шейлу!
  
  — Мне очень трудно говорить вам об этом, — продолжил Баттерфилд. — Возможно, это обманчивое впечатление. Не знаю, вероятно, вам это покажется странным, но я сильно переживал ее смерть.
  
  — Аллан, почему вы звонили?
  
  Он нахмурился и посмотрел на свой захламленный стол.
  
  — Я выставил себя полным идиотом.
  
  Я решил не перебивать его и предоставить возможность выговориться.
  
  — Прежде я уже упоминал, как однажды вечером мы с Шейлой ходили вместе в бар. Между нами ничего не было. Но если честно, я так радовался возможности с кем-то поговорить… Я рассказал ей, что в юности мечтал стать путешественником и журналистом. Хотел ездить по миру и писать об этом. И она предложила мне, да, она сказала, что если ты чего-то хочешь, то должен это сделать. Я напомнил ей про свои сорок четыре года и преподавательскую работу, которую не мог бросить. А она посоветовала взять отпуск, поехать в какое-нибудь интересное место и написать о нем. Проверить, смогу ли я продать свою статью в журнал или газету. Шейла убедила меня не увольняться. Нужно попробовать это в качестве подработки и посмотреть, что из этого выйдет. — Баттерфилд с улыбкой кивнул, но лицо его было таким, словно еще немного — и он расплачется. — Поэтому на следующей неделе я собираюсь в Испанию. Хочу испытать судьбу.
  
  — Замечательно, — отозвался я, по-прежнему занимая выжидательную позицию.
  
  — После того как я решился на это путешествие, у меня возникло желание отблагодарить ее. Я пригласил ее на ужин. Предложил приехать на занятия пораньше, чтобы я мог отвести ее куда-нибудь и высказать свою признательность.
  
  — И что она ответила?
  
  — Шейла сказала: «Ой, Аллан, я не могу». И я понял: по сути, я пригласил ее на свидание. Замужнюю женщину. Даже не знаю, о чем я думал. Мне стало так жаль, я так смутился… Я же просто… хотел поблагодарить ее.
  
  Но зачем Баттерфилд ей звонил? Я решил, что он как раз подошел к этому моменту.
  
  — Я подумал, что одного извинения, вероятно, будет недостаточно. Я позвонил ей пару раз, чтобы оправдаться. А потом забеспокоился, как бы она не бросила курсы, и снова попытался связаться с ней, но она не отвечала. — Вид у Баттерфилда был совсем разбитый. — Я надеялся, что она хотя бы один раз возьмет трубку и я смогу попросить у нее прощения. Но она этого не сделала. Так всегда бывает — как только кто-то начинает тянуться ко мне, я сам отталкиваю этого человека, — вздохнул он.
  
  — Как вы думаете, она собиралась на курсы тем вечером? — спросил я. — Она не говорила мне, будто хочет пропустить их.
  
  — Я сам задаюсь тем же вопросом, — ответил Баттерфилд. — К тому же ей нравились занятия. И она так хотела помочь вам. За неделю до смерти Шейла говорила мне, что планирует организовать свой бизнес.
  
  — Она вам что-нибудь об этом рассказывала?
  
  — Шейла хотела вести дела из дома — возможно, создать веб-сайт, чтобы люди могли заказывать у нее товары через Интернет.
  
  — Какие товары?
  
  — Безрецептурные лекарства. Я… я предостерег ее — на мой взгляд, это не очень хорошая идея. Качество таких товаров трудно проверить, а если они не будут помогать больным, у нее могут возникнуть неприятности. Шейла ответила, что ей это не приходило в голову и она постарается серьезно изучить данный вопрос. По ее словам, она пока почти ничего не продала и не собирается торговать лекарствами, если выяснит, что они опасны.
  
  Я встал и протянул ему руку:
  
  — Надеюсь, в Испании вы найдете достойный материал для статьи.
  
  Подъезжая к Милфорду, я позвонил в офис.
  
  — «Гарбер констрактинг», — ответила на звонок Салли. — Чем могу помочь?
  
  — Это я. Ты больше не смотришь на дисплей?
  
  — Я только что съела пончик, — сказала она, — и была слишком занята облизыванием пальцев, поэтому не заметила, что это ты.
  
  У меня возникло желание воспользоваться случаем и узнать о местонахождении Тео, не сообщая Салли о своем намерении убить его.
  
  — Элфи тебе перезвонил? — спросила она.
  
  — Пока нет, — солгал я. — Сначала мне хотелось бы расспросить кое о чем Тео. Не знаешь, где он?
  
  — Зачем он тебе понадобился? — Салли колебалась.
  
  — Мне нужно задать ему пару вопросов. Ничего серьезного.
  
  Она помедлила с ответом, но доложила:
  
  — Тео делает новую проводку в доме на Уорд-стрит, рядом с пристанью. Это недалеко от тебя. Там предстоит серьезный ремонт.
  
  — У тебя есть адрес?
  
  Салли не знала номера дома, но заметила, что я легко найду его. Во время капитального ремонта во дворе всегда бывает настоящая свалка, к тому же машину Тео трудно не заметить: на кузове красуется его имя, а с бампера свешиваются резиновые яйца.
  
  — Это все? — спросила Салли.
  
  — Да, пока все.
  
  — Знаешь, я сама собиралась тебе позвонить. Дуг уехал домой.
  
  — Он что, заболел?
  
  — Не похоже на то. Он даже не позвонил в офис и не предупредил меня. Мне сообщил Кей-Эф. Сказал, что Дугу позвонили, кажется, его жена, и он тут же сорвался с места.
  
  — Не знаешь, что произошло?
  
  — Я пыталась дозвониться ему по мобильному, но он поговорил со мной секунды три. Сказал: «Они забирают мой дом. Это конец».
  
  — Черт, — выругался я. — Ладно. Слушай, я заеду к нему и проверю, как там дела.
  
  — Скажешь потом мне, хорошо?
  
  — Разумеется.
  
  Я покатил дальше по трассе, миновал «Коннектикут-пост-молл», свернул на Вудмонт-роуд и через пять минут уже был у дома Дуга и Бетси Пинтер.
  
  Во дворе царил полный хаос.
  
  Создавалось впечатление, будто Пинтеры неожиданно решили переехать, за считанные минуты вытащили из дома все вещи, а затем отменили вызов грузовика. Или внезапно узнали, что дом должен взлететь на воздух, и это все, что они успели спасти.
  
  Моему взору предстали комод с торчащими из него ящиками, полуоткрытые чемоданы, в которые наспех побросали одежду, разбросанные по траве кастрюли и сковородки, лежащая на тропинке подставка для ножей фирмы «Раббермейд». Кухонные стулья, телевизор, DVD-проигрыватель и раскиданные вокруг него диски, приставной столик с двумя лампами по краям…
  
  Но дом не взорвался. Он по-прежнему стоял целехонек. Однако на двери висел новый замок и было прикреплено какое-то официальное извещение.
  
  Посреди всего этого бедлама, подобно людям, разыскивающим памятные сердцу вещицы на развалинах дома, уничтоженного торнадо, бродили Дуг и Бетси Пинтер. Бетси больше плакала, чем действительно что-то искала, а Дуг просто стоял, бледный и сникший. Он был ошарашен и, судя по всему, пребывал в состоянии, близком к шоку.
  
  Я выбрался из машины и прошел мимо старого пикапа Дуга и «инфинити» Бетси. Представители власти, которые приезжали сюда и привели в исполнение решение суда, вероятно, давно уже отбыли восвояси.
  
  — Привет, — сказал я Бетси, стоящей около металлических стульев с виниловыми сиденьями из кухонного гарнитура. Она посмотрела на меня полными слез глазами и отвернулась.
  
  Дуг поднял взгляд и проговорил:
  
  — Ох, Глен. Извини. Мне придется уехать.
  
  — Дуг, что здесь произошло?
  
  — Они вышвырнули нас. — Его голос сорвался. — Сукины дети вышвырнули нас из собственного дома!
  
  — А ты им позволил! — бросила Бетси. — Ты ни черта не сделал, чтобы остановить их!
  
  — И как я должен был поступить?! — крикнул он ей. — По-твоему, мне следовало их застрелить? Что еще я мог предпринять?
  
  Я положил руку на плечо Дуга:
  
  — Расскажи, как это случилось.
  
  Дуг повернулся ко мне.
  
  — Тебе за это отдельное спасибо, — сказал он. — Я пришел к тебе за помощью, а ты даже пальцем не пошевелил.
  
  — Какие бы у тебя ни возникли проблемы, — начал я, стараясь говорить спокойным и тихим голосом, — не думаю, что аванс за одну или две недели смог бы решить их. Мы оба это знаем. Итак, рассказывай.
  
  — Они лишили нас права на выкуп дома. Явились и выставили нас.
  
  — Это не могло случиться внезапно, — заметил я. — Ты, наверное, как минимум несколько месяцев не платил по ипотеке? Тебе присылали письма и оставляли извещения у твоих дверей, и…
  
  — Думаешь, я не предвидел подобного? Черт возьми, как ты думаешь, почему я просил тебя о помощи? — Он покачал головой. — Я все-таки должен был позвонить и заявить на тебя.
  
  — Те неоткрытые письма и счета, — напомнил я, проигнорировав последнее замечание. — Возможно, среди них оказались и предупреждения?
  
  — И что мне теперь делать? — Дуг махнул рукой в сторону кучи вещей на земле. — Что нам делать теперь, черт побери?
  
  — Здорово, наконец-то ты задумался! — съязвила Бетси. — Лучше бы включил свои мозги чуть-чуть пораньше, Эйнштейн!
  
  Дуг злобно взглянул на нее.
  
  — Конечно, а ты — сама невинность. Ты совсем ни при чем. Да и с чего бы? Тебя же никогда не бывало дома! Вечно пропадала в супермаркетах!
  
  Глаза Бетси вспыхнули гневом, и она погрозила супругу пальцем.
  
  — Ты должен был вести себя как мужчина и все уладить. Кто должен этим заниматься? А? Кто у нас чертов добытчик? Ты? Не смеши меня! Ты просто не способен взять на себя ответственность!
  
  — Знаешь, что ты сделала? — зарычал он. — Ты не просто тянула из меня деньги, а ты высосала из меня всю жизнь! У меня ничего не осталось. Ничего. Я отдал тебе все, малышка. Ты получила все, что я мог тебе предложить.
  
  — Правда? Поэтому теперь у меня ничего не осталось, кроме дерьма? Поскольку это единственное, чем ты меня обеспечивал, с тех пор как…
  
  Дуг выставил вперед руки и двинулся на нее, собираясь схватить за горло. Вместо того чтобы убежать, Бетси стояла на месте и, тараща глаза, смотрела на надвигавшегося на нее мужа. Их разделяло расстояние примерно в десять футов, поэтому у меня оказалось достаточно времени, чтобы схватить Дуга сзади, прежде чем он успеет наброситься на Бетси.
  
  — Дуг! — крикнул я ему на ухо. — Дуг!
  
  Дуг попытался вырваться. Он был крепким жилистым парнем, как и большинство строителей. Но я не уступал ему в силе и, сомкнув пальцы на груди, прижал его руки к бокам. Пару секунд он дергался, потом успокоился.
  
  Поняв, что опасность миновала, Бетси продолжила насмехаться над мужем и снова погрозила ему пальцем:
  
  — Думаешь, я этого хотела? Думаешь, мне нравится стоять во дворе собственного дома, не имея возможности войти в него? Думаешь…
  
  — Бетси! — крикнул я. — Заткнись!
  
  — А кто, по-твоему…
  
  — Вы оба! Замолчите хоть на секунду!
  
  Бетси опустила руку, когда я освободил Дуга.
  
  — Послушайте, я все понимаю, — сказал я. — Вы не в себе и хотите убить друг друга. Если вы действительно так сильно этого желаете, возможно, мне следует оставить вас в покое. В конце концов, у меня полно собственных дел. Только это не решит ваших проблем. Вы должны разобраться в сложившейся ситуации.
  
  — Тебе легко говорить, — вздохнул Дуг.
  
  Мне это надоело.
  
  — Выслушай меня, тупой ты сукин сын. Ты знал, этот день придет. Ты можешь винить Бетси, меня или Салли в том, что остался без поддержки, но факт остается фактом: вы с Бетси попали в переплет. — Я повернулся к Бетси: — То же касается и тебя. Вы либо должны приложить все усилия, справиться с вашими проблемами и вернуться к нормальной жизни, либо остаться здесь и кричать друг на друга. Так каков будет ваш выбор?
  
  Глаза Бетси наполнились слезами.
  
  — Он даже не открывал те счета. Просто бросал их в тумбочку.
  
  — А какой смысл открывать? Все равно мы не могли их оплатить, — огрызнулся Дуг. Мне он сказал: — Они ободрали нас до нитки. Эти банки, будь они неладны. Они выдавали нам неограниченные кредиты на товары. Говорили, что мы можем получить дом без какой-либо предоплаты, а когда настало время платить, запели по-другому. «Эй, мы же говорили, это может случиться». Но они ничего подобного не говорили, Гленни, эти ублюдки ничего нам не говорили. Эти долбаные банкиры пользуются поддержкой правительства и получают, мать их, огромные бонусы, а люди вроде нас оказываются на самом дне.
  
  — Дуг! — Я так устал, что ничего больше не мог сказать.
  
  Он поднял стопку дисков и швырнул их как тарелочки-фрисби. Затем схватил кухонный стул и несколько раз ударил им по гардеробу. Мы с Бетси стояли и не мешали ему. Наконец успокоившись, Дуг поставил стул, сел на него и опустил голову.
  
  Я спросил у Бетси:
  
  — Ну и куда вы теперь?
  
  — Наверное, к маме. В Дерби.
  
  — У нее найдется место для вас обоих?
  
  — Да. Но она будет постоянно нас опекать.
  
  — Если она готова предоставить вам жилье, придется с этим смириться, — заметил я.
  
  — Наверное.
  
  — Дуг, — начал я, но он не отозвался. — Дуг. — Он медленно поднял голову. — Я помогу тебе погрузить вещи. Ты можешь хранить их у нас на складе. — Так мы называли пристройку, в которой держали оборудование. Она находилась позади дома на Черри-стрит, где располагалась «Гарбер констрактинг». — Возможно, придется перевозить их в несколько заходов.
  
  Дуг встал, поднял диск с фильмом «Хищник» и пошел к своему пикапу, словно осужденный на казнь. Открыл багажник, бросил туда диск.
  
  Погрузка вещей заняла много времени.
  
  Я собрал выпавшую из чемодана одежду и даже умудрился застегнуть «молнию».
  
  — Наверное, это стоит отвезти к твоей маме? — Бетси кивнула. — Можешь положить его к себе в машину.
  
  Она взяла чемодан, очень медленно подошла к своему «инфинити» и забросила его на заднее сиденье. В следующие полчаса, пока мы втроем складывали вещи в легковую машину и пикап, оба они не проронили ни слова. Гардероб и стол погрузить не удалось, и Дуг сказал, что вернется за ними позже.
  
  — Ты поедешь в офис? — спросил он меня.
  
  — Нет, — ответил я. — Нужно заглянуть еще в одно место.
  Глава тридцать шестая
  
  Отыскать нужный дом труда не составило. В этой части Милфорда было немало старых причудливых зданий, напоминавших архитектурой бунгало или летние домики. Мы с Шейлой частенько обсуждали идею, что неплохо бы перебраться в этот район. Но нас смущало только одно: независимо от того, переезжаешь ли ты на соседнюю улицу или в другой штат, приходится перевозить одинаковое количество вещей.
  
  Сколько же прошло времени с тех пор, как мы говорили об этом в последний раз!
  
  Это оказалось двухэтажное деревянное строение с резными карнизами, а на подъездной дорожке, как я и предполагал, стоял большой мусорный контейнер. Напротив дома и сбоку от него было припарковано три пикапа: один — с рекламой установки дверей, второй — с названием строительной компании, третий — с надписью: «Электромонтажные работы Тео». В нескольких футах позади грузовика рабочий соорудил из двух козел импровизированный стол и циркулярной пилой распиливал на нем доску.
  
  — Привет, — обратился я к нему. — Как дела?
  
  Он кивнул, затем прочитал мое имя на внедорожнике.
  
  — Могу вам помочь?
  
  — Глен Гарбер, — представился я. — Вы здесь за главного?
  
  — Нет. Я Пит. Вам нужен Хэнк. Хэнк Симмонс. Он в доме.
  
  Я знал Хэнка. Когда у тебя своя фирма, то постепенно знакомишься со всеми в городе, кто занимается той же работой, что и ты.
  
  — А как насчет Тео? Он здесь?
  
  — Машина вроде тут. Значит, и он поблизости.
  
  — Спасибо. — Я приблизился к нему на шаг и с восхищением посмотрел на пилу. — Хорошая штука. «Макита»?
  
  — Ага.
  
  — Не возражаете, если взгляну?
  
  Он взял пилу и передал ее мне. Я взвесил ее на руке и на мгновение нажал на пуск, чтобы послушать звук, какой она издавала.
  
  — Просто замечательная! — похвалил я и пару раз дернул за шнур, чтобы его длина позволила мне подойти к пикапу Тео.
  
  — Что вы делаете?
  
  Я присел около бампера, с которого свешивались декоративные, ярко раскрашенные яйца. Приготовился, занял удобное положение. Когда тебе предстоит совершить столь деликатную операцию, нужно исключить все непредвиденное.
  
  — Господи, что вы творите?
  
  Я отодвинул кожух, закрывающий диск пилы, и, придерживая его одной рукой, другой нажал на пуск. Пила зажужжала и ожила. Осторожно, для упора положив локоть на колено, я срезал верхнюю часть украшения — резиновые яйца шлепнулись на дорогу.
  
  Я убрал палец с кнопки пуска, опустил кожух и, когда пила замолкла, отдал ее Питу.
  
  — Замечательный инструмент, — сказал я. — Спасибо.
  
  — Вы совсем свихнулись? — крикнул он. — Вы псих?
  
  Нагнувшись, словно за мячиком для гольфа, я взял яйца и пару раз подбросил их на ладони.
  
  — Говорите, Тео в доме?
  
  Потрясенный, Пит кивнул.
  
  — Хорошо, пойду отдам ему это. — Я оставил Пита в раздумье: продолжать ему работу или последовать за мной на спектакль.
  
  Он предпочел остаться, но пилу больше не включал.
  
  Я прошел сквозь открытую дверь. По дому разносились звуки строительных работ. Стучали молотки, жужжал перфоратор, рабочие сновали туда и сюда, звуки отдавались эхом: мебели в помещении еще не было.
  
  Стоявший в коридоре мужчина лет шестидесяти окинул меня взглядом:
  
  — Глен Гарбер? Неужели это ты, старый сукин сын? Как поживаешь?
  
  — Неплохо, Хэнк, — ответил я. — По-прежнему строишь дома, которые разваливаются на части, стоит посильнее хлопнуть дверью?
  
  — Почти угадал, — сказал он и обратил внимание на резиновые яйца у меня в руке. — Свои я предпочитаю держать в штанах, но в этом деле, как говорится, кому что нравится.
  
  — Я ищу Тео.
  
  — Он наверху. Тебе чем-нибудь помочь?
  
  — Нет, но не исключено, что я помогу тебе кое в чем. Поговорим, когда вернусь.
  
  Я поднялся по лестнице, покрытой полиэтиленом, чтобы защитить дерево от повреждений. На втором этаже я позвал Тео.
  
  — Я здесь! — донесся до меня его крик.
  
  Я нашел его в пустой хозяйской спальне — он стоял на коленях и устанавливал новую розетку. Я встал в дверях.
  
  — Привет, Глен, — сказал он. — Что ты здесь делаешь?
  
  Я бросил отпиленные яйца на пол рядом с ним.
  
  — Думаю, это твое!
  
  Он посмотрел на них, и его лицо стало красным от гнева.
  
  — Что за хрен?
  
  — Так это был ты, сукин сын! — крикнул я.
  
  — Что? — Он вскочил. — В каком смысле я?
  
  — Мне позвонили из Управления пожарной охраны.
  
  — И что? — Он посмотрел на резиновые яйца так, словно это собака, которую он сбил своим пикапом.
  
  — Это ты спалил мой дом! Те детали в электрощитке оказались подделкой.
  
  — Не понимаю, о чем ты, — возмутился он.
  
  — Теперь я представляю, как ты это делаешь, — сказал я. — Ты берешь деньги на покупку настоящего оборудования американского производства, потом приобретаешь китайский или еще какой-нибудь контрафакт, а разницу кладешь себе в карман. Неплохой приработок. Проблема лишь в том, Тео, что это оборудование не соответствует требованиям. Оно не может выдержать напряжения. Выключатели не работают. Из-за этого сгорел дом!
  
  Хэнк Симмонс стоял в коридоре за моей спиной.
  
  — Что здесь происходит?
  
  — Ты тоже послушай, — бросил я через плечо. — Тебе это полезно знать.
  
  — Ты не можешь, вот так ввалившись сюда, утверждать нечто подобное, — заявил Тео. Бросив последний взгляд на свое кастрированное украшение, он добавил: — И ты, мать твою, не имел права трогать мою машину!
  
  — Просто мне показалось, что человек, у которого нет своих яиц, слишком многое на себя берет, привязывая на бампер такую игрушку!
  
  Я был готов к его нападению.
  
  Тео размахнулся, но я пригнулся и ударил кулаком ему в живот. Захватывающей драки не получилось. Мой удар свалил его с ног, и он рухнул на пол.
  
  — Черт! — завыл Тео, хватаясь за живот.
  
  Хэнк схватил меня за руку, но я вырвался.
  
  — Боже, Глен, что ты творишь? Ты пришел сюда и…
  
  Я указал на лежавшего на полу Тео:
  
  — Хэнк, на твоем месте я бы тщательно проверил все, что он здесь установил. Этот человек сжег мой дом.
  
  — Это была… не моя вина! — хватая ртом воздух, пробормотал Тео.
  
  — Ты говоришь о доме на Шелтер-коув? — спросил Хэнк.
  
  — Он установил липовое электрооборудование!
  
  — Вот черт.
  
  — Да, я не шучу. А страховая компания не захочет выплачивать страховку, если при постройке дома использовались такие материалы.
  
  — Он выполнял для меня кое-какие работы, — обеспокоенным голосом проговорил Хэнк и, посмотрев на Тео, спросил: — Это правда? Клянусь Богом, если ты…
  
  — Он лжет! — прохрипел Тео, вставая на колени. — Я подам на тебя в суд! Я засужу тебя за нападение!
  
  Я повернулся к Хэнку:
  
  — Ты видел, что он первым замахнулся на меня?
  
  — Да, видел, — подтвердил Хэнк.
  
  — Встретимся позже, Тео, — бросил я.
  
  Повернувшись, я стал спускаться по лестнице, а подойдя к двери, понял, что Тео следует за мной. Я быстро развернулся, ожидая нападения, но он не был настроен агрессивно.
  
  — Ты все не так понял, дружище, — сказал он. — Это не моя вина. — В его голосе слышалась мольба.
  
  — Конечно, — отозвался я и остановился. — С тобой все кончено. Тебе крышка. Я расскажу всем о том, как ты работаешь. Ни одна строительная компания в Коннектикуте не возьмет тебя на работу.
  
  — Не делай этого. Я же старался и всегда выкладывался до капли.
  
  — Тебе очень повезло, что никто пока не погиб, — сказал я. — Но ты едва не убил меня.
  
  Я сел в машину, пребывая в состоянии, близком к эйфории. Мне удалось выместить весь свой гнев и отчаяние на Тео. Он получил по заслугам.
  
  Но вскоре на смену приятному возбуждению пришло сожаление. Я ударил Тео Стамоса, мужчину, за которого Салли Дейл собиралась выйти замуж и предполагала провести с ним всю свою жизнь. И я пообещал ему, что он больше не сможет найти себе работу в нашем штате.
  
  Салли будет вне себя от ярости.
  Глава тридцать седьмая
  
  Когда я вернулся в офис, Салли плакала.
  
  — Мне нужно поговорить с тобой, — сказал я.
  
  — Я уже все слышала. — Салли даже не посмотрела в мою сторону.
  
  — Салли, зайди ко мне в кабинет.
  
  — Катись к черту! — бросила она.
  
  — Проклятие! Пойдем ко мне. — Я осторожно взял ее за руку, провел в кабинет и усадил на стул. Вместо того чтобы усесться за стол, я взял еще один стул и сел напротив нее.
  
  — Тео говорит, что ты отрезал ему эту штуковину, — начала она. — С бампера.
  
  — Так вот из-за чего он расстроился?
  
  — И он сказал, ты ударил его. Как ты мог? Как ты мог ударить его?
  
  — Слушай, Салли, он на меня замахнулся. Я защищался. — Я не стал рассказывать, как спровоцировал его, а лишь взял пару бумажных платков и протянул ей. — Вот, приведи себя в порядок.
  
  Она промокнула глаза и высморкалась.
  
  — Элфи уже звонил тебе, да?
  
  Я кивнул.
  
  — И что он сказал?
  
  — Электрощиток не соответствовал стандарту. Это был мусор. Дешевая подделка.
  
  — И ты винишь во всем Тео?
  
  — Салли, он выполнял эту работу.
  
  Салли сжала в руках платок.
  
  — Но это не означает, что он виноват. Возможно, кто-то продал ему подделку, а он не заметил разницы.
  
  — Салли, пойми, мне очень жаль. Мне грустно от того, что это так сильно тебя задевает, ведь я о тебе высокого мнения. Ты знаешь, мы с Шейлой всегда тебя очень ценили. Келли обожает тебя. Я так старался поверить в невиновность Тео, поскольку видел, как много он для тебя значит, но…
  
  — Не знаю.
  
  — Чего ты не знаешь?
  
  — Я не знаю, действительно ли он так много для меня значит. Но сейчас он — все, что у меня есть.
  
  — Так вот, послушай, ты должна кое-что понять. Салли, я лишь пытаюсь защитить себя и свою компанию, а также людей вроде тебя, которые на меня работают. И если кто-то выполняет работу ненадлежащим образом, это ставит под удар всех нас и может повлечь за собой судебные разбирательства, поскольку в результате такой деятельности могут погибнуть люди. И я должен заявить об этом во всеуслышание. Сделать то, что я сейчас делаю. — Я положил руку ей на плечо. — Но мне очень жаль, что я при этом причиняю тебе боль.
  
  Она кивнула и снова промокнула глаза.
  
  — Ну конечно.
  
  — Я понимаю, как тебе сейчас тяжело без отца. У тебя больше нет родных, помочь тебе некому.
  
  — Он был просто… сначала все было нормально, а потом он внезапно умер.
  
  — Да, — сказал я, — это трудно пережить. Вспомни моего отца. Он как ни в чем не бывало разгружал доски, но вдруг упал и умер.
  
  Салли снова кивнула.
  
  — Ты был там, — сказала она.
  
  — Да, я был с ним, когда он умер.
  
  — Нет. Я имею в виду, на похоронах моего отца. Я не могла поверить своим глазам, когда увидела тебя на похоронах.
  
  — Салли, я не мог оставить тебя одну наедине с твоим горем.
  
  — Да, но ты тоже готовился к похоронам. Я до сих пор переживаю.
  
  — Из-за чего?
  
  — Я не пришла на похороны Шейлы.
  
  — Тебе не стоит волноваться по этому поводу.
  
  — Нет. Все равно мне нехорошо. Если ты был на похоронах моего отца, почему я не смогла проститься с твоей женой на следующий день?
  
  — Тебе было тяжело, — сказал я. — Ты еще совсем ребенок. Не обижайся. Ты повзрослеешь и научишься справляться со своими несчастьями. — Я даже попытался шутить: — Научишься с ними драться.
  
  — Мне всегда казалось, что в нашем офисе я была мастером на все руки. — Ее глаза снова наполнились слезами. — «Поручите это Салли, она же умудряется выполнять сто дел одновременно». Наверное, это не всегда оказывалось правдой. — Снова промокнув глаза, она спросила: — С Тео все кончено? Он сможет когда-нибудь найти работу в этих местах?
  
  — Не знаю.
  
  — Но ты говорил, что хочешь уничтожить его…
  
  Я пристально посмотрел на нее.
  
  — Он сам себя уничтожил.
  
  Очевидно, мои слова сильно ее задели. Салли резко вскочила.
  
  — Знаешь, Глен, таких людей, как ты, трудно любить. Иногда ты ведешь себя как последний подонок. Теперь нам придется переехать, и я буду вынуждена искать себе другую работу. — Она вылетела из моего кабинета, бросив на ходу: — Надеюсь, ты счастлив!
  
  По правде говоря, я меньше всего был похож на счастливого человека.
  
  Салли ушла домой. Рабочий день закончился. На прощание она рассказала — очень короткими, отрывистыми фразами — о том, что Дуг оставил свою машину с вещами на складе и уехал вместе с Бетси на ее «инфинити» в банк, чтобы успеть до закрытия выяснить, насколько тяжелым оказалось их положение. Салли передала также просьбу Дуга разгрузить по возможности его внедорожник.
  
  Я закрыл лицо руками и несколько минут просидел так. Затем отодвинул ящик стола, достал полупустую бутылку виски «Дьюаре», взял стакан и налил себе немного, после чего завинтил крышку и убрал бутылку обратно в стол.
  
  Опорожнив стакан, я направился к складу. Я не знал, как помочь Дугу в его нынешней ситуации, но был рад предоставить для них с Бетси помещение, где они могли хранить свое имущество. Внутри было просторно, и правильно сложенные вещи не должны были занять много места. Если я разгружу сейчас машину, то, приехав сюда завтра, если, конечно, он это сделает, Дуг поймет: одной проблемой у него стало меньше.
  
  Я очень переживал за Дуга. Временами наши отношения становились довольно напряженными, особенно в последние недели. Мы несколько лет проработали бок о бок, пока был жив мой отец, и права имели практически равные. Мы не просто вместе трудились, но вместе и развлекались, играя в самые разные игры: начиная с гольфа и заканчивая видеоприставками. Наши жены сочувствовали друг другу, пока их великовозрастные мужья убивали день за «СуперМарио». Желая доказать, что мы вовсе не дети, во время игры мы выпивали. Дуг всегда был беззаботным парнем — вместо того чтобы подумать о завтрашнем дне, он предпочитал сладко проспать всю ночь. И к сожалению, женился он на еще более беспечной особе. Последние события доказали: они просто идеальная пара.
  
  Его вялая жизненная позиция не доставляла особых проблем, пока мы работали вместе, но после смерти отца я возглавил компанию, а Дуг из моего коллеги превратился в подчиненного. И тогда все изменилось. Прежде всего мы перестали проводить время вчетвером. Я стал боссом, и Бетси не понравилось социальное неравенство, возникшее между ней и Шейлой. Бетси вообразила, будто Шейла стала помыкать ею, словно я вдруг превратился в Дональда Трампа, а Шейла — в Ивану, или как там зовут нынешнюю супругу Трампа.
  
  Черты характера, которые некогда мне в Дуге нравились, теперь вызывали во мне раздражение. Он хорошо трудился, но время от времени не выходил на работу, ссылаясь на болезнь, хотя я знал, что на самом деле у него похмелье. Он не проявлял должной активности, выполняя требования клиентов. «Они смотрят слишком много телепередач про ремонт, — часто жаловался он, — и ждут, что все будет сделано идеально, но в реальности это невозможно, поскольку у тех шоу огромные бюджеты».
  
  Клиенты не желали слушать подобные объяснения.
  
  Если бы в свое время мы не были друзьями, возможно, Дуг счел бы своим долгом выбить у меня прибавку к зарплате. Однако не будь мы друзьями, я отказал бы ему, чтобы не создавать прецедентов.
  
  Я хотел помочь Дугу, но спасти его я не мог. Они с Бетси должны были достичь дна, прежде чем снова вынырнут на поверхность. Я с самого начала считал, что все его байки о банках и ипотечном кредите слишком уж хороши, чтобы быть правдой. Он оказался не единственным, кто влип в эту историю.
  
  Многие учатся на своих ошибках. Я надеялся, что Дуг и Бетси поймут это раньше, чем прикончат друг друга.
  
  Я открыл заднюю дверцу кузова и окошко над ней. Вещи были свалены в кучу, в одну кучу. Я распахнул дверь склада и расчистил место в углу, затем отнес туда пару стульев, проигрыватель, постельное белье. Возможно, кое-что им стоило отвезти к матери Бетси, но они смогут разобрать свои пожитки позже.
  
  Я уже почти разгрузил машину, когда заметил пару картонных коробок. В каждой вполне уместилось бы с дюжину бутылок вина. Присев на корточки, я протиснулся глубже в кузов, к коробкам. Если долго работаешь в строительстве, приобретаешь сноровку, как пролезть в кузов пикапа, не заработав паховую грыжу и не растянув сухожилия.
  
  Добравшись до коробок, я встал на колени, не будучи уверен, что в них: вещи или рабочие инструменты. Отогнув отвороты одной коробки, я заглянул в нее. Смятые газеты. Судя по всему, они использовались в качестве упаковочного материала. Я вытащил кусок газеты, желая посмотреть, что в ней завернуто. Коробка была набита электрооборудованием. Провода в бухтах, розетки, распределительные коробки, выключатели, детали электрощитов…
  
  Любопытно было бы почитать статьи на обрывках газет. Но все они оказались на китайском языке.
  Глава тридцать восьмая
  
  С первого взгляда трудно было определить: настоящее это оборудование или нет. Контрафактные изделия выглядят почти в точности как настоящие. Но когда я, перебравшись на заднее сиденье пикапа, стал изучать содержимое коробки внимательнее, мне удалось найти отличия. Например, на деталях электрощитов не оказалось отметки о прохождении сертификации. Все официально произведенные изделия должны иметь их. Цвет пластика выключателей был недостаточно ярким и однородным. Изрядно проработав в строительстве, я научился подмечать подобные несоответствия.
  
  Внутри у меня все похолодело и опустилось. Я вспомнил слова Салли: «Возможно, кто-то продал ему подделку, а он не заметил разницы». Не исключено, что Тео недостаточно долго занимался своим делом и у него еще не развилось должное чутье.
  
  Черт!
  
  Что этот хлам делает в машине Дуга? Неужели оборудование для дома Уилсонов — его рук дело? Возможно, он устанавливал его и в других домах?
  
  Я подтащил коробки к краю кузова и перенес на заднее сиденье своей машины, поставив одну на другую, после чего закрыл кузов пикапа, запер склад и офис, а также ворота, ведущие к зданию.
  
  Затем я позвонил Дугу на сотовый, надеясь, что его не отключили за неуплату. Наверняка счет за мобильные услуги лежит среди тех нераспечатанных конвертов, которые он складывал в тумбочку на кухне.
  
  Мне повезло.
  
  — Да, Глен? — спросил Дуг устало.
  
  — Привет, — сказал я. — Уже обосновались?
  
  — Ага, но, знаешь ли, жить здесь просто невозможно. У нее пять кошек, мать их!
  
  — Как успехи с банком?
  
  — Когда мы приехали, он уже закрылся, поэтому завтра утром первым делом наведаемся туда и попытаемся их уговорить. Это же просто несправедливо!
  
  — Да. Слушай, мне нужно кое-что обсудить с тобой.
  
  — Что-нибудь стряслось?
  
  — Нам нужно поговорить с глазу на глаз. Я знаю, сейчас у тебя много дел, но это очень важно.
  
  — Ну ладно.
  
  — Я могу подъехать в Дерби, но понятия не имею, где находится дом твоей тещи. — Дуг продиктовал мне адрес. Кажется, я знал эту улицу. — Хорошо, выезжаю прямо сейчас.
  
  — Подожди секундочку, — остановил он меня, — сначала выслушай. То, что я сказал тебе тогда… все эти угрозы… я точно хватил лишнего. Я очень переживаю по этому поводу. У Элси, мамы Бетси, в холодильнике есть немного пива, и она сказала, что я могу брать по три бутылки в день. Одну я приберег для тебя.
  
  — Все в порядке, — отозвался я. — Скоро увидимся.
  
  До Дерби было недалеко, но мне поездка показалась очень долгой. Как же хотелось все свалить на Тео! Он мне никогда не нравился, и я был недоволен его работой. Меня бы вполне устроило, если бы удалось возложить всю вину за пожар на него. Даже невзирая на то что Салли собиралась за него замуж.
  
  Мне не хотелось, чтобы Дуг оказался замешанным в чем-то дурном. Я начал думать о том, как бы отреагировал мой отец, узнай он, что один из его самых преданных сотрудников совершил поступок, способный уничтожить компанию.
  
  Он бы точно надрал ему задницу.
  
  Свернув на нужную улицу и доехав примерно до середины, я заметил на одной из подъездных дорожек «инфинити» Бетси. Мне стало интересно, сколько еще она будет ездить на этой машине. Думаю, в ближайшем будущем ей придется пересесть на десятилетний «неон».
  
  Я припарковался возле кирпичного двухэтажного дома, принадлежавшего ее матери. Из окна, выходившего на улицу, выглядывала сиамская кошка. Я прошел по тропинке к дому и уже собирался постучать, но в этот момент дверь открылась.
  
  — Быстро добрался, — сказал Дуг, на губе у него висела сигарета. — Как правило, в это время дня приходится стоять в пробках.
  
  — Дорога была почти свободной.
  
  — Каким путем ехал? Я обычно…
  
  — Дуг, перестань.
  
  — Да, конечно. Хочешь пива?
  
  — Нет.
  
  Он медленно затянулся сигаретой и выбросил ее на землю. От нее по-прежнему шел дым.
  
  — Слушай, я тебе очень признателен за помощь сегодня днем и за то, что ты… разнял нас тогда. Если бы ты не вмешался, клянусь, я не знаю, что сделал бы с Бетси.
  
  — Вы оба были не в себе, — сказал я.
  
  — Теперь они атакуют меня вдвоем с мамашей. Элси во всем становится на сторону Бетси. Она не может оценить ситуацию в целом. А в доме воняет кошачьей мочой.
  
  — Давай прогуляемся, — предложил я и повел его к своей машине.
  
  — Глен, что ты задумал?
  
  — Подожди минутку. Я хочу тебе кое-что показать.
  
  — Ладно. Не думаю, что это сумка, полная наличности? — Дуг натужно рассмеялся, но я промолчал.
  
  Я открыл дверцу.
  
  — Знаешь, я разгрузил твою машину.
  
  — Какой ты молодец. Я тебе очень благодарен. Надеюсь, мои вещи не заняли слишком много места?
  
  — У тебя в кузове я нашел вот эти коробки. — Я сделал паузу, ожидая его реакции, но когда ее не последовало, спросил: — Ты их узнаешь?
  
  — Просто коробки, — пожал он плечами.
  
  — Тебе известно, что там? — продолжил я.
  
  — Понятия не имею!
  
  — Правда не знаешь?
  
  — Может, откроем их?
  
  Я отогнул отвороты на первой из коробок, отодвинул в сторону смятые китайские газеты и достал выключатель. Дуг развернул скомканную газету и сказал:
  
  — Разве это можно читать? Ты представляешь, как китайцы набирают текст? У них же миллион букв, а у компьютеров клавиатуры, наверное, размером с наш двор. И как только они умудряются делать это?
  
  — Не знаю, — ответил я.
  
  — Это было в моем грузовике? — Дуг выбросил газету.
  
  — Да. В другой коробке — то же самое. Выключатели, розетки и тому подобное.
  
  — Хм…
  
  — Ты говоришь, что видишь это впервые?
  
  — Эти выключатели — полное дерьмо. Я знаю такие штуки, но не представляю, откуда они взялись у меня в машине. Наверное, какие-нибудь старые запасы. Ты, например, сможешь перечислить, что у тебя в багажнике?
  
  — Это оборудование не соответствует стандартам, — заявил я. — Оно сделано за рубежом и выглядит точно так же, как подлинные аналоги.
  
  — Ты так думаешь?
  
  — Я знаю. Именно из-за этого сгорел дом Уилсона, Дуг.
  
  — Вот именно из-за этого? Но этот предмет не кажется обгоревшим.
  
  — Из-за подобного оборудования. Сегодня я узнал новости от Элфи из Управления пожарной охраны.
  
  Он взял у меня выключатель.
  
  — Выглядит вполне нормально.
  
  — Здесь нет отметки о прохождении сертификации. Хотя, думаю, на некоторых они есть, но также липовые.
  
  Дуг повертел выключатель в руках.
  
  — Черт, а выглядит как настоящий.
  
  Я забрал у него выключатель и бросил в коробку.
  
  — Сегодня я обвинил Тео Стамоса в установке контрафакта в доме Уилсонов. И возможно, совершил ошибку. Он клялся, что не виноват. Однако я до сих пор ему не верил. Впрочем, и до сих пор не верю, ведь именно он занимался электропроводкой в доме. Но теперь я спрашиваю себя, сделал ли он это намеренно.
  
  — Намеренно?
  
  — Возможно, ему подсунули это оборудование?
  
  — Зачем кому-то так поступать? — Дуг действительно ничего не знал. Или он так хорошо играл?
  
  — Ты заменяешь настоящее оборудование подделкой, после чего возвращаешь подлинные изделия в магазин и можешь на этом немного заработать.
  
  — Да, наверное… Ты хочешь сказать, это был я?
  
  — Я лишь говорю, что мне известно, и пытаюсь выяснить, не ты ли это сделал.
  
  — Господи, ты шутишь? Думаешь, я на такое способен?
  
  — Я никогда бы так не подумал, но сейчас я просто сбит с толку. Втайне от меня ты пытался уговорить Салли заплатить тебе аванс. Это было неправильно. Ты угрожал натравить на меня налоговые службы. Ты оказался в финансовой яме, а твоя жена тратила деньги так, словно печатала их на принтере.
  
  — Прекрати. Это уже серьезные обвинения.
  
  — Знаю. И я хочу, чтобы ты объяснил, как эти коробки оказались у тебя в машине.
  
  Дуг сглотнул, обвел взглядом улицу.
  
  — Клянусь, мне об этом ничего не известно, Глен.
  
  — Ничего?
  
  — Нет. — Внезапно его осенило. — А знаешь что?
  
  — Что?
  
  — Мне кажется, их кто-то подбросил.
  
  — Тебя подставили?
  
  — Ага.
  
  — И кто бы мог это сделать?
  
  — Думаешь, если бы знал, я не сказал бы тебе? Может, Кей-Эф?
  
  — Кен Ванг?
  
  — Он китаец, — заметил Дуг. — Возможно, в коробках его газеты.
  
  — Но он вырос в Америке, — возразил я. — Даже не уверен, что он знает китайский.
  
  — Но я слышал, как он говорил по-китайски. Помнишь, когда мы ходили на ленч в китайскую забегаловку, Кен общался с хозяином?
  
  — Нет, — признался я.
  
  — А вот я хорошо запомнил. Он тогда еще говорил: «Иг фу то, да му шу это». Тебе стоит спросить у него.
  
  — Коробки были в твоей машине, Дуг.
  
  Бетси выглянула из-за двери и крикнула:
  
  — В чем дело?
  
  — Иди в дом! — заорал на нее Дуг, и она исчезла.
  
  — Знаешь, что я думаю? — спросил я.
  
  — Что?
  
  — Ты меня подвел. Здорово подвел…
  
  — Нет, дружище, мы все еще можем исправить.
  
  — …поэтому мне так больно. Я знаю, в какое дерьмо ты влип, Дуг. Знаю, волки поджидают тебя у дверей. Но ты должен был попросить о помощи, а не предавать друга. Не ставить под угрозу все, что он имеет.
  
  — Но я серьезно не знаю, откуда взялись те коробки!
  
  — Дуг, не приезжай ко мне завтра. Если только для того, чтобы забрать машину.
  
  — А что насчет послезавтра? — До него вдруг что-то дошло. — Я могу пока оставить вещи на складе?
  
  Я закрыл дверцу и засобирался отбыть. Дуг побрел за мной следом.
  
  — Да послушай! Сегодня и так самый худший день в моей жизни, а теперь ты… собираешься меня уволить? Вот как ты поступишь? Что за черт?
  
  Я сел в машину и заблокировал дверь. Но даже через закрытое окно было слышно, как Дуг кричал:
  
  — И ты, сукин сын, еще называешь меня своим другом? Почему ты так со мной поступаешь? А? Твой отец никогда себе такого не позволял! — Он сделал паузу, чтобы перевести дух, а затем выкрикнул: — Надо было бросить тебя в том подвале!
  
  Я нажал на газ. На Нью-Хейвен-авеню я свернул к сервисному центру. Припарковавшись, я положил локти на руль и прижал ладони ко лбу, не переставая тяжело дышать.
  
  — Черт бы тебя побрал, Дуг, — сказал я задыхаясь. Никогда я еще не чувствовал себя таким обманутым, преданным.
  
  А еще думал, что разбираюсь в людях.
  
  — Я больше ничего и никого не знаю, — сказал я самому себе.
  
  Домой я вернулся уже в сумерках.
  
  Мне не хотелось входить в пустой дом. Я правильно сделал, отвезя Келли к бабушке, но теперь жалел, что ее нет. Мне требовалось общение. Нет, я не стал бы изливать Келли душу, как это делал с Шейлой, а просто обнял бы ее, почувствовал, как ее руки обвивают мою шею, и этого оказалось бы достаточно.
  
  С трудом переставляя ноги, словно зомби, я подошел к входной двери и уже собирался вставить ключ в замочную скважину, как вдруг заметил, что дверь чуть-чуть приоткрыта.
  
  Я точно запер ее перед уходом!
  
  Осторожно толкнув дверь, я приоткрыл ее ровно настолько, чтобы тихонько проскользнуть внутрь.
  
  Похоже, мое желание с кем-то поговорить могло осуществиться. В доме кто-то был.
  Глава тридцать девятая
  
  Слокум вышел из «Коннектикут-пост-молл», куда заехать купить подарки для Эмили, чтобы хоть немного ее порадовать: фломастеры, альбом для рисования, мягкую игрушку-собаку и пару книг некой Беверли Клири.[77] Он не знал, понравятся ли Эмили книги, но продавщица заверила, что это как раз для восьмилетней девочки. Неожиданно возле парковки его окликнул какой-то мужчина:
  
  — Офицер Слокум? У вас есть свободная минутка?
  
  Слокум обернулся.
  
  — Меня зовут Артур Твейн, — представился незнакомец. — Вы можете задержаться ненадолго?
  
  — Нет, не могу.
  
  — Прежде всего я хочу высказать соболезнования по поводу гибели вашей жены. Но я должен задать вам пару вопросов о ее бизнесе и о вечерах с продажей сумок. Компания, на которую я работаю, наняла меня, чтобы расследовать случаи нарушения авторского права. Полагаю, вам известно, о чем я говорю?
  
  Слокум лишь покачал головой.
  
  — Мне нечего вам сказать. — Он осмотрел парковку, выискивая свой пикап, а заметив машину, тут же поспешил к ней.
  
  Твейн последовал за ним.
  
  — Мне важно знать, где вы брали товар! Вам, наверное, знаком человек по фамилии Соммер?
  
  Слокум шел дальше.
  
  — Сэр, вам известно, что Соммера подозревают в тройном убийстве на Манхэттене? Вы знаете, что ваша жена вела дела с человеком, имеющим обширные связи в криминальном мире?
  
  Слокум нажал кнопку на пульте и открыл дверцу автомобиля.
  
  — Думаю, в ваших интересах помочь мне. — Теперь Твейн говорил быстрее. — Вы можете погрязнуть так глубоко, что у вас уже не получится выбраться. Если захотите пообщаться со мной, имейте в виду, я остановился в гостинице «Джаст инн тайм» на ближайшие…
  
  Слокум сел за руль, закрыл дверь и включил зажигание. Твейн стоял и смотрел, как он уезжал.
  
  Детектив Рона Ведмор ждала, пока стемнеет, прежде чем вернуться на пристань в третий раз. С наступлением сумерек резко похолодало. По ее ощущениям, на улице было не выше пяти градусов, и она пожалела, что не надела теплый шарф и перчатки. Выйдя из машины, Ведмор до конца застегнула куртку на «молнию» и засунула руки в карманы.
  
  В порту стояло не так много судов, как в прошлый раз. Большую часть подняли из воды и убрали в сухие доки. В это время года здесь становилось пустынно. Летом на пристани бурлила жизнь, но теперь одинокие, забытые яхты печально покачивались на воде.
  
  Разумеется, машины Энн Слокум здесь уже не было. По распоряжению Ведмор ее отвезли в полицейский гараж.
  
  Ведмор серьезно беспокоили царапины на крышке багажника. Кроме того, она выяснила еще кое-что. Шина спустилась из-за того, что кто-то проткнул колесо ножом сбоку, прямо по ободу. Энн не наехала на гвоздь и не прибыла на место со спущенной шиной — она была повреждена уже после того, как автомобиль остановился.
  
  Эта история все меньше и меньше походила на несчастный случай.
  
  Ведмор поймала Слокума на лжи. Он отрицал свою осведомленность о телефонном разговоре Энн, состоявшемся еще до звонка Белинды Мортон. После беседы с Гленом Гарбером Ведмор уже не сомневалась — Слокум что-то скрывает.
  
  Его рассказ о том, будто Энн любила ездить по вечерам, дабы немного развеяться, был чистейшим вымыслом. Ведмор хотела понять, почему полицейский, достаточно умный, чтобы заметить массу нестыковок на месте преступления, охотно смирился с версией гибели своей жены в результате несчастного случая, в то время как обстоятельства ее смерти выглядели крайне подозрительными.
  
  Разумеется, странное поведение Даррена Слокума можно легко объяснить, если бы это он сам убил ее…
  
  Ведмор была наслышана о Даррене Слокуме. Все эти истории о присвоении денег наркодилера и превышении власти при задержании… Временами он становился неуправляем. Все знали также, что его жена занималась нелегальным бизнесом и он ей помогал.
  
  Не исключено, что это мог сделать Слокум. И у него не имелось твердого алиби. Возможно, он незаметно выскользнул из дома, пока его дочь спала. Но одно дело заподозрить человека, и совсем другое — доказать его вину. Существовала еще страховка жизни, которую они оформили друг на друга. Это давало веский мотив, особенно если у них появились финансовые проблемы, однако всего этого было недостаточно, чтобы прижать Слокума.
  
  Что касается его первой жены, Ведмор получила подтверждение: та действительно умерла от рака. Рона упрекала себя. Она должна была сначала проверить факты, прежде чем обнародовать их, и теперь чувствовала себя отвратительно.
  
  Ведмор стояла, вдыхая холодный вечерний воздух, и смотрела на воду пролива, словно ответы на мучившие ее вопросы могли волшебным образом возникнуть перед ней в этом пространстве. Вздохнув, она решила вернуться к машине, как вдруг заметила свет.
  
  Он исходил от стоявшего у причала на якоре катера. За окном кабины двигалась тень.
  
  Ведмор устремилась к пирсу, гулко стуча каблуками ботинок по деревянным доскам. Возле катера она услышала приглушенные голоса. Ведмор нагнулась, постучала по корпусу и прокричала:
  
  — Эй?
  
  Разговор прекратился, дверь кабины открылась. Сухощавый мужчина лет семидесяти, с аккуратно подстриженной седой бородой и в очках, взглянул вверх:
  
  — Да?
  
  — Здравствуйте! — крикнула ему вниз Ведмор. Она представилась детективом из полицейского управления Милфорда и стала лихорадочно соображать: как правильно сформулировать свой вопрос? — Я… я могу спуститься на борт?
  
  Мужчина махнул ей и протянул руку, но Ведмор соскочила сама. Он пошире открыл перед ней дверь кабины. За столом там сидела седовласая женщина и мирно попивала из чашки горячий шоколад. Запах какао уютно наполнял маленькое помещение.
  
  — Это детектив полиции, — сказал старик женщине, и ее лицо просияло, словно визит Ведмор стал для нее самым интересным событием за последнее время.
  
  Они представились как Эллиот и Гвин Тиль. После того как супруги вышли на пенсию, они продали дом в Стрэтфорде и решили жить на воде.
  
  — Даже зимой? — удивилась Ведмор.
  
  — Конечно, — ответил Эллиот. — У нас есть обогреватель, питьевая вода, так что нам не тяжело.
  
  — Мне нравится, — добавила Гвин. — Я не любила заниматься домом. А здесь куда проще.
  
  — Когда нам нужно купить продукты или отнести белье в прачечную, мы берем такси и решаем все эти дела, — объяснил Эллиот. — Конечно, здесь тесновато, но, поверьте, у нас есть все необходимое. А если дети приезжают навестить нас, им приходится останавливаться в гостинице. И это тоже большое для нас облегчение.
  
  Их рассказ произвел впечатление на Ведмор. Она даже не представляла, что в подобном месте можно жить круглогодично! Но наверняка никто из полицейских, расследующих смерть Энн Слокум, не пытался допросить этих людей.
  
  — Я хотела бы спросить вас о женщине, которая умерла здесь некоторое время назад.
  
  — Какая еще женщина? — насторожился Эллиот.
  
  — Это случилось в пятницу вечером. Женщина упала с причала. Ударилась головой и утонула. Ее тело нашли той же ночью, когда один из полицейских заметил ее машину, стоявшую с открытой дверью и работающим двигателем.
  
  — Для нас это новость, — проговорила Гвин. — У нас нет телевизора, мы почти не слушаем радио и не выписываем газеты. И разумеется, здесь нет компьютера и Интернета. Сам Иисус Христос мог бы взять напрокат соседний катер, а мы даже ничего об этом бы не узнали.
  
  — Это правда, — подтвердил Эллиот.
  
  — Но разве в субботу ночью вы не видели полицию?
  
  — Была пара полицейских машин, — произнес Эллиот. — Но нас это не касалось, поэтому мы остались на катере.
  
  Ведмор вздохнула. Если они оказались настолько нелюбопытны, что даже скопление полицейских автомобилей не привлекло их внимания, вряд ли они видели то, что здесь случилось.
  
  — Полагаю, вы не заметили ничего необычного вечером в пятницу?
  
  Супруги переглянулись.
  
  — Только те машины, что проезжали мимо, так, милый? — спросила Гвин Эллиота.
  
  — Именно, — согласился он.
  
  — Машины? — встрепенулась Ведмор. — Когда это было?
  
  — Понимаете, обычно, когда кто-то едет по пирсу к причалу, — объяснила Гвин, — фары светят прямо к нам в спальню. — Она улыбнулась и указала рукой на заслонку. В ней Ведмор разглядела кровать, сужавшуюся к носу судна. — Это даже спальней не назовешь, но там есть маленькое окошко. И думаю, это случилось часов в десять или в одиннадцать.
  
  — Больше вы ничего не увидели?
  
  — Я встал на колени и выглянул на улицу, — сказал Эллиот. — Но по-моему, это совсем не та машина, о которой вы говорите.
  
  — Почему вы так решили?
  
  — Ну, было две машины. Понимаете, приехала не одна машина, а две. Из одной вышла женщина, и тут же рядом с ней остановилась другая.
  
  — Первая машина — марки «БМВ»?
  
  Эллиот нахмурился.
  
  — Возможно. Я плохо в этом разбираюсь.
  
  — А авто, которое подъехало позже… вы не запомнили, как оно выглядело?
  
  — По правде говоря, нет.
  
  — Но вы хотя бы можете сказать, это не красный пикап?
  
  Он покачала головой:
  
  — Нет, точно не пикап. На это я обратил бы внимание. Форма совсем другая. Скорее это была обычная машина.
  
  — Вы не видели, кто сидел за рулем?
  
  Эллиот снова покачал головой:
  
  — Нет, не видел. Я снова лег и уснул. И знаете, особенно хорошо я стал засыпать с тех пор, как слышу плеск волн, бьющихся о наш катер. — Он улыбнулся. — Это все равно что колыбельная.
  Глава сороковая
  
  Я стоял около двери, с замиранием сердца слушая, как кто-то бродит по моей кухне, и раздумывал: что делать?
  
  Можно просто появиться перед незваным гостем и застать его врасплох. Но это ставило передо мной ряд проблем. Вполне вероятно, мой визитер ничуть не удивится. А если это Соммер, то у него в отличие от меня точно будет пистолет. Поэтому данный план выглядел не особенно удачным.
  
  Или попробовать нечто более радикальное? Например, крикнуть: «Кто там?» Однако не исключено, это приведет к тем же результатам, что и предыдущий вариант. Тот, кто поджидал меня на кухне, спокойно может пройти в коридор и пристрелить меня там, а не сидеть в засаде.
  
  Третий вариант представлялся самым разумным — тихо уйти и вызвать полицию. Я бесшумно засунул руку в карман и нащупал мобильный. Опасаясь, что писк клавиш достигнет ушей человека в доме, я решил выйти на улицу и там набрать девять-один-один.
  
  Я уже повернулся и хотел незаметно исчезнуть, как вдруг услышал женский визг:
  
  — Господи! Как ты меня напугал! У меня чуть сердце не остановилось!
  
  Она стояла в дверях кухни с бутылкой пива в одной руке и тарелкой с сыром и крекерами — в другой.
  
  Сердце у меня ёкнуло, но я сдержался.
  
  — Боже, Джоан, что ты здесь делаешь?
  
  Она сильно побледнела.
  
  — Ты что, вошел на цыпочках? Я не слышала…
  
  — Джоан…
  
  — Ладно-ладно, может, сначала выпьешь пива? — Она улыбнулась и сделала пару шагов ко мне. На ней были обтягивающие джинсы, а сквозь футболку снова просматривался бюстгальтер. — Думаю, тебе это не повредит. Я планировала распить ее сама, пока ждала тебя, но можешь взять мою, а я открою себе другую. А еще я решила, что неплохо будет принести с собой закуску.
  
  — Как ты вошла?
  
  — Постой, разве Шейла не говорила тебе?
  
  — Не говорила о чем?
  
  — Что у меня есть ключ? Мы обменялись ключами от наших домов, на случай если возникнут какие-нибудь проблемы, например, если Келли придет ко мне после школы и ей понадобится что-то дома. Келли ведь нет, правда? То есть я видела, как ты грузил в машину ее маленький чемодан, и подумала, что, возможно, она поживет пару дней у Фионы. Это разумно.
  
  Я стоял, потрясенный.
  
  — Иди домой, Джоан.
  
  Ее лицо вытянулось.
  
  — Извини. Знаю, ты столько всего пережил, вот мне и пришла в голову мысль: «А когда в последний раз ему делали что-то приятное?» Это было давно, верно? Шейла мне говорила, что ее мать всегда тебя недолюбливала, и, думаю, в последние недели она вряд ли изменила свое отношение.
  
  — У Карла Бэйна нет жены, — проговорил я. — По крайней мере она не живет с ними. Она ушла, когда Карлсон был совсем маленьким.
  
  Джоан замерла. Казалось, тарелка с крекерами в ее руке стала неожиданно очень тяжелой.
  
  — Зачем ты сочинила эту историю? Это все вымысел от начала и до конца. Мальчик никогда не говорил тебе, что его отец обижает маму. И ты никогда не делилась с Шейлой сомнениями насчет того, как поступить. Это было враньем. Ты сама все придумала.
  
  Глаза Джоан заволокло слезами.
  
  — Просто скажи мне зачем? — спросил я, хотя мне и так все было понятно.
  
  Выражение ее лица отразило внутреннее смятение.
  
  — Ты ведь не говорил с ним?
  
  — Уже не важно, как мне это стало известно. Но я все знаю. Ты не можешь так поступать. — Я покачал головой. — Не можешь. — Я взял у нее пиво, тарелку и пошел на кухню. Повернувшись, я увидел, что Джоан все еще стоит на месте. Неожиданно она показалась мне совсем маленькой.
  
  — Я все ждала, как однажды он войдет в дом, — заговорила Джоан другим тоном. — Буровая вышка затонула, но Эли зацепился за какой-то обломок и уцелел. И его, возможно, подобрали моряки. У него не осталось документов — не исключено, что он потерял память, как Мэтт Деймон в том фильме, помнишь? Но когда память вернется к Эли, он придет домой. — Джоан достала из кармана джинсов платок, промокнула глаза и высморкалась. — Я знаю, этого никогда не случится. Знаю. Но я так по нему тоскую…
  
  — Понимаю, — проговорил я. — Извини.
  
  — Эли всегда был рядом. Он защищал меня. Заботился обо мне. Теперь у меня никого нет. Я просто хочу, чтобы кто-то оберегал меня, ограждал от окружающего мира…
  
  — И ты придумала эту историю, чтобы я…
  
  Джоан попыталась посмотреть на меня, но не смогла.
  
  — Мне было так приятно, понимаешь? — Джоан поморщилась, и слезы снова потекли по ее щекам. — Знать, что ты рядом. И я могу на тебя положиться.
  
  — Ты можешь на меня положиться, — возразил я. — Если речь зайдет о реальной опасности.
  
  — А еще мне хотелось за кем-то ухаживать. Эли заботился обо мне, но и я, в свою очередь, — о нем. А тебе сейчас тоже нужно внимание. Поддержка. Я подумала… что это могу быть я. И то, что я говорила про деньги, которые мне должны выплатить, все это правда. Клянусь Богом, я получу огромную сумму!
  
  Я приблизился к ней на пару шагов, по-прежнему сохраняя дистанцию и понимая: стоит мне расслабиться, и произойдет нечто непоправимое.
  
  — Джоан, — мягко произнес я, — ты хороший человек. Добрый.
  
  — Но ты не говоришь «женщина»…
  
  — Женщина, в этом нет никаких сомнений, — поправился я. — Но… я этого не хочу. Не только с тобой, но и ни с кем. Я пока не готов. И не знаю, когда это случится. Сейчас единственный человек, за кого я волнуюсь, о ком должен заботиться, — это моя дочь.
  
  — Разумеется, — глухо отозвалась Джоан. — Я понимаю.
  
  Мы некоторое время молчали, наконец Джоан шевельнулась:
  
  — Ну я пойду?
  
  — Конечно.
  
  Она шагнула к двери.
  
  — Джоан! — окликнул я ее.
  
  Она остановилась, на лице ее появился легкий проблеск надежды, что я передумал, и у меня вдруг возникло желание покончить с одиночеством и тоской, горем и чувством утраты, и я сейчас обниму ее, отведу наверх, а утром она приготовит мне завтрак, как всегда готовила его для Эли…
  
  — Ключи, — сухо проговорил я.
  
  Она удивленно моргнула.
  
  — Ах да, совсем забыла. — Джоан вытащила из кармана ключи, положила на край стола и ушла.
  
  «Сколько раз Джоан вот так заходила в дом? — подумал я. — И что она могла здесь делать?»
  
  У меня возник также вопрос, была ли она в действительности той увлеченной работой учительницей, какую я всегда знал.
  Глава сорок первая
  
  Джоанна ушла, а я напустился на сыр с крекерами, запивая все это пивом. Итак, что мы имеем?
  
  Визит Соммера. Шестьдесят две тысячи долларов, которые по просьбе Белинды Шейла должна была передать ему. Бракованные электродетали, из-за которых сгорел дом, возводимый моей фирмой. Стычка с Тео Стамосом. Поддельное электрооборудование, обнаруженное в машине Дуга Пинтера.
  
  Голова пошла кругом. Слишком много информации и в то же время — слишком мало. Я не знал, что со всем этим делать. К тому же сильно устал. Слишком много ночей провел без сна.
  
  Я допил пиво и взял телефонную трубку. Прежде чем отрубиться, мне нужно было удостовериться, что у Келли все хорошо.
  
  Я быстро набрал номер ее сотового. Она ответила после второго звонка:
  
  — Привет, пап. Я собиралась ложиться спать и подумала, что это ты.
  
  — Как у тебя дела, солнышко?
  
  — Хорошо. Только немного скучно. Бабушка предлагает поехать в Бостон. Сначала я согласилась, но, знаешь, больше всего мне хочется вернуться домой. Я подумала, что, если приеду к тебе, мне будет не так грустно, но бабушка в этом очень сомневается. Зато она сказала, что в Бостоне есть большой аквариум. Он похож на Гуглхейм. Ну, знаешь, такой музей, где начинаешь осмотр с верхнего этажа и постепенно спускаешься вниз? Аквариум такой же. Он огромный, и сначала ты поднимаешься наверх, а потом спускаешься на самое дно.
  
  — Наверное, очень интересно. Скажи, она дома? Бабушка?
  
  — Подожди.
  
  Послышалась какая-то возня.
  
  — Да, Глен.
  
  — Привет. Все в порядке?
  
  — Все отлично. Тебе что-то нужно?
  
  — Я хотел убедиться, что у Келли все хорошо.
  
  — Так и есть. Полагаю, она сказала тебе о нашем разговоре по поводу поездки.
  
  — В Бостон.
  
  — Только я пока не уверена, что мы туда двинемся.
  
  — Тогда предупредите меня о вашем решении, — попросил я, и Фиона передала трубку Келли, чтобы я мог пожелать ей спокойной ночи.
  
  Секунду спустя мой телефон зазвонил. Я взял трубку, даже не взглянув на определитель.
  
  — Алло?
  
  — Глен? — послышался мужской голос.
  
  — Кто это?
  
  — Глен, это Джордж Мортон. Мы не могли бы встретиться где-нибудь и выпить?
  
  Он ждал меня за столиком в одном из ресторанчиков Девона. Это место выглядело недостаточно респектабельным для Джорджа, но, вероятно, он решил, что оно идеально подойдет для меня.
  
  Через пару столов от нас сидели четверо юнцов. Если у них и были удостоверения личности, доказывающие их совершеннолетие, они наверняка одолжили эти документы у своих старших друзей. Правда, судя по всему, в подобном заведении никто особенно не волновался по таким пустякам.
  
  Джордж даже не предпринял попытки встать, когда я вошел. Он подождал, пока я усядусь напротив него. Немного подвинувшись, я почувствовал, как мои джинсы к чему-то прилипли. Джордж на этот раз был в простой рубашке и джинсовой куртке. Перед ним стояла бутылка «Хайнекена».
  
  — Спасибо, что пришел, — сказал он.
  
  — Ты не объяснил, о чем пойдет речь, когда звонил, — заметил я.
  
  — Это не телефонный разговор, Глен. Может, сначала я угощу тебя пивом?
  
  — Идет.
  
  Джордж поймал взгляд официантки и подозвал ее, я заказал «Сэм Адамс». Джордж сидел, сжимая свою кружку обеими руками, которые образовывали букву «V». Оборонительная поза.
  
  — Джордж, все-таки ты настоял на встрече, — напомнил я ему.
  
  — Расскажи мне о конверте, набитом деньгами, который ты подбросил к нам в дом.
  
  — Раз ты о нем знаешь, но тебе неизвестно, что все это значит, получается, Белинда ничего тебе не сказала. Однако она все же сообщила, от кого конверт, а?
  
  — Просто я видел, как ты засовывал его в окошко для почты, — пояснил Джордж.
  
  Я оглянулся на стол, за которым сидели парни. Они начали громко горланить. На столе перед ними стояло три кувшина с пивом, а их стаканы были наполнены.
  
  — Так вот ты о чем. Если хочешь узнать что-то еще, спроси Белинду.
  
  — Она не слишком разговорчива на этот счет. Сказала только, что это плата за дом. Глен, ты покупаешь еще один дом? Или хочешь снести свой, а на его месте выстроить новый? Я спрашиваю, поскольку мне показалось, что у тебя сейчас довольно туго с деньгами.
  
  Официантка принесла пиво, и я отхлебнул его.
  
  — Слушай, Джордж, не знаю, с чего ты взял, будто я обязан тебе что-то объяснять. Я понимаю, ты убедил Белинду рассказать обо всем адвокатам Уилкинсонов, о том, что Шейла иногда выпивала и однажды курила травку вместе с твоей женой и…
  
  — Если ты внимательно читал расшифровку заявления моей жены, то должен был обратить внимание: Шейла курила марихуану в присутствии моей жены, но там не сказано, что Белинда тоже курила.
  
  — А, ясно. Значит, ты не против очернить мою жену, но в то же время тщательно оберегаешь свою. Вдова Уилкинсона обещала взять тебя в долю, если ей удастся забрать у меня все, что я имею? Ведь именно так вы договорились?
  
  — Я поступил, как считал правильным. — Он разжал руки, вытянул одну и постучал указательным пальцем по столу. — Эта женщина потеряла мужа и сына, а ты хочешь, чтобы моя жена лгала и не позволила свершиться правосудию?
  
  — Если бы мою жену уличили в употреблении наркотиков или задерживали за вождение в состоянии алкогольного опьянения, в твоем поступке был бы смысл, Джордж. Но за ней ничего подобного не числилось, и она никогда не садилась за руль пьяной. Так что вали-ка ты со своим праведным дерьмом куда подальше.
  
  Он яростно заморгал.
  
  — Я верю в то, что нужно поступать по совести. Я считаю, люди должны жить в соответствии с определенными стандартами. А конверты, набитые деньгами, которые подбрасывают в дом… знаешь, так нормальные дела не ведутся.
  
  Трое парней безостановочно что-то бубнили: «Бу-бу-бу-бу», — четвертый за несколько секунд осушил свою кружку. Они снова налили себе спиртного и продолжили разговор.
  
  Я посмотрел на Джорджа, потом на его палец, все еще барабанивший по столу, а затем неожиданно накрыл ладонью его руку и прижал ее. Джордж широко раскрыл глаза. Он попытался выдернуть руку, но не смог.
  
  — Хорошо, давай обсудим стандарты, — предложил я. — Какие они должны быть у человека, если он позволяет заковывать себя в наручники, причем не своей жене, а чужой женщине.
  
  Когда Джордж вытянул руку, я успел рассмотреть его запястье. Оно было красным и воспаленным. Кое-где кожа уже начала заживать как после свежих царапин.
  
  Я понимал: выстрел мой — наугад, но Джордж Мортон был знаком с Энн Слокум. А Энн на том коротком видео, которое я посмотрел, явно говорила со знакомым ей человеком.
  
  — Прекрати! — прошептал он, по-прежнему пытаясь освободиться. — Понятия не имею, о чем ты говоришь.
  
  — Расскажи, как ты получил эти отметины. У тебя две секунды.
  
  — Я… я…
  
  — Слишком длинно.
  
  — Ты застал меня врасплох! Это случилось… когда я работал в саду.
  
  — Одинаковые отметины на обоих запястьях? Интересно, как такое повреждение можно получить в саду?
  
  Джордж что-то бормотал, но я не мог разобрать слов.
  
  Я отпустил его руку и взял пиво.
  
  — Это сделала Энн Слокум, так?
  
  — Я не знаю, о чем ты… я не знаю, о чем ты говоришь! — взревел он.
  
  — Раз ты у нас такой честный и прямолинейный, почему бы мне не пригласить сюда Белинду, чтобы дважды не рассказывать одну и ту же историю? — Я потянулся за телефоном.
  
  Джордж схватил меня за руку, чем позволил еще лучше рассмотреть отметины.
  
  — Пожалуйста.
  
  Я оттолкнул его руку, но не стал вынимать телефон.
  
  — Расскажи мне.
  
  — О Боже, — захныкал он. — О Боже!
  
  Я ждал.
  
  — Просто не верится, что Энн рассказала об этом Шейле, — простонал он. — А Шейла — тебе. Ведь именно так ты все узнал, да?
  
  Я понимающе улыбнулся. Зачем говорить ему о том, что все дело было в видео, оставшемся на мобильном телефоне моей дочери, а также в наручниках, которые она взяла из сумочки Энн Слокум? «Попытайся-ка ему это объяснить», — подумал я. Но Энн ведь и на самом деле могла рассказать все Шейле, хотя я сильно в том сомневался.
  
  — Значит, тебе все известно, — сказал он. — Просто не верится, что Энн проболталась и призналась, чем она занимается. О Господи, если Энн поделилась с Шейлой, она могла сказать…
  
  Джордж закрыл лицо руками. Вид у него был такой, словно сейчас с ним случится сильный нервный срыв.
  
  — Ты не представляешь, как долго я с этим жил, боялся, как бы кто-то… кто-то не узнал…
  
  — Расскажи мне, — произнес я, продолжая сидеть с невозмутимым видом словно Будда.
  
  А потом его прорвало:
  
  — Энн нужны были деньги. Они с Дарреном постоянно оказывались на мели, даже эта их торговля сумками не спасала. А я всегда находил ее… неотразимой. Привлекательной. Очень… энергичной. Она… она заметила мою заинтересованность. Но я не мог сделать первый шаг. Сам я бы никогда не решился. Однажды она пригласила меня выпить кофе… и сделала предложение.
  
  — Деловое предложение, — уточнил я.
  
  — Совершенно верно. Мы стали встречаться, пару раз даже в мотеле Милфорда. Но это было довольно рискованно — устраивать свидания в нашем городе, поэтому мы перебрались в «Дейз-инн» в Нью-Хейвене.
  
  — И ты платил Энн за то, что она заковывала тебя в наручники и…
  
  Джордж отвернулся.
  
  — Мы не сразу к этому пришли. Сначала был самый обычный секс.
  
  — Дома дела обстоят не очень, Джордж?
  
  Он покачал головой, показывая, как неприятна ему эта тема.
  
  — Я просто… хотел разнообразия.
  
  — И сколько ты ей платил?
  
  — По три сотни за встречу.
  
  — Полагаю, ты не рассказывал об этом, когда приехал в юридическую контору, чтобы дать характеристику моей жене? — поинтересовался я. — Хотя, понимаю, тебе это было ни к чему. Совершенно разные истории.
  
  — Глен, послушай, я прошу тебя проявить благоразумие.
  
  — Конечно.
  
  Глупый сукин сын.
  
  — Но потом она захотела большего.
  
  — И подняла плату?
  
  — Не совсем, — возразил он. Я отхлебнул холодного пива и дал ему время собраться с мыслями. — Энн сказала: если Белинда все узнает, это будет ужасно. Сначала я лишь подумал: «Вот уж точно». Но во второй раз понял, на что она намекала. Энн хотела получать деньги за молчание. Думаю, она никогда не сообщила бы моей жене. Это же безумие. Они с Белиндой долгое время оставались подругами, и, выйди вся правда наружу, Даррен тоже выяснил бы, что…
  
  — Так Даррен ничего не знал? — Теперь мне стало ясно, почему Энн приказала Келли молчать о том, что она услышала.
  
  — Он вообще был не в курсе. На самом деле я не считал, будто Энн способна обо всем рассказать, но не хотел испытывать судьбу. Дело в том, — он понизил голос и заговорил очень тихо, — что однажды она сделала фотографию с мобильного, когда я был… в общем, когда я был прикован к кровати. В кадре оказался только я. Она сказала, что будет забавно отправить это Белинде по электронной почте. Я даже не уверен, была ли эта фотография у нее на самом деле. Возможно, она блефовала, трудно сказать. Но я стал платить ей сотню сверху за каждый раз, и, казалось, ее это удовлетворяло, до тех пор пока она…
  
  — Пока она не умерла.
  
  — Да.
  
  Парень, который пил пиво кружку за кружкой, остановился и со смехом заявил:
  
  — Я больше не могу. Не могу.
  
  — Спорим, сможешь? — спросил один из его друзей. Он обошел его и обхватил сзади, второй стал держать голову, а третий поднес кувшин к губам парня, наклонил его, и пиво полилось на подбородок и на рубашку юноши. Однако довольно много пива попало и в горло, судя по тому, как двигалось его адамово яблоко.
  
  Скоро, очень скоро молодой человек совсем опьянеет. Я лишь надеялся, что эти клоуны не собирались садиться за руль.
  
  — Когда произошел тот несчастный случай, — продолжил Джордж, — я был потрясен. Чувствовал себя отвратительно. Я не мог поверить в случившееся. Но в глубине души, как бы ни омерзительно это звучало, я испытал облегчение.
  
  — Облегчение?
  
  — Она больше не имела надо мной власти.
  
  — Если только эта фотография не осталась где-нибудь, например на ее телефоне.
  
  — Я молюсь, чтобы он исчез где-нибудь на дне пролива. Дни идут, а полицейские все не вызывают меня…
  
  — Возможно, тебе и повезет, — заметил я.
  
  — Да, надеюсь.
  
  Я потер языком щеку.
  
  — Хотел бы попросить тебя об одолжении, Джордж.
  
  — Каком?
  
  — Чтобы ты убедил Белинду пересмотреть свое заявление, которое она дала адвокатам. Пусть она скажет, что заблуждалась по поводу той истории с травкой. На самом деле это были турецкие сигареты или что-то в этом роде. Кроме того, она может добавить, что всякий раз, когда видела Шейлу выпившей, моя жена тем не менее полностью себя контролировала. Я уверен, так оно и было.
  
  Я смерил Джорджа долгим пристальным взглядом и убедился, что он меня понял.
  
  — Ты тоже собираешься меня шантажировать, — усмехнулся он. — Если я этого не сделаю, ты все расскажешь Белинде.
  
  Я покачал головой:
  
  — Вот уж нет! Лучше я расскажу все Даррену.
  
  Он сглотнул.
  
  — Посмотрим, что можно сделать.
  
  — Буду тебе очень благодарен.
  
  — Но те деньги. Шестьдесят две тысячи. Для чего они?
  
  — Я же сказал: спроси у Белинды.
  
  Если бы смерть Энн не считали несчастным случаем, я вряд ли пошел бы с ним на эту сделку. Поскольку если бы Энн оказалась убита, Джордж становился главным подозреваемым.
  
  Как, впрочем, и Даррен с Белиндой. Если, конечно, они знали о происходящем.
  
  Я так устал, что у меня даже не было сил обдумать услышанные откровения. Вернувшись домой, я сразу лег в постель.
  
  Уснул я довольно быстро, и это можно было бы счесть подарком судьбы, если бы мне не приснился кошмар.
  
  …Шейла сидела, привязанная к креслу, напоминающему кресло дантиста: блестящему, серебристому, с красной обивкой. В рот ей была вставлена воронка, которую засунули так глубоко, что она упиралась ей в глотку. К воронке оказалось приставлено горлышко огромной, размером с холодильник, бутылки, подвешенной к потолку. Бутылки водки. Водка текла в воронку, переполняла ее, разливалась по полу. Это напоминало пытку водой, только с использованием алкоголя. Шейла сопротивлялась, пыталась отвернуться, а я каким-то образом тоже очутился с ней в комнате, кричал, просил остановиться тех, кто это делал, орал, насколько хватало легких.
  
  Я проснулся. Все тело покрывала испарина, я запутался в простыне.
  
  Мне было понятно, что послужило основой кошмара: тот парень, который сидел неподалеку от нас в ресторане и пил на спор пиво. Перед глазами тут же возникла картина — трое молодых людей держат своего приятеля и заставляют пить еще.
  
  Они вливали пиво ему в глотку.
  
  Ясное дело, парень в любом случае собирался напиться. Ну а если бы у него не было таких намерений? Если бы он этого не хотел? Он все равно ничего не смог бы предпринять.
  
  Человека можно напоить насильственно. Против его воли. Это не так уж и сложно.
  
  Потом я стал размышлять: «А если они затащат этого парня в машину? И заставят вести автомобиль?»
  
  Боже.
  
  Я сел на кровати.
  
  Могло ли такое произойти? А вдруг именно так все и случилось?
  
  Возможно ли, чтобы Шейлу напоили? Так сильно, что она, утратив всякий здравый смысл, села в машину? Или же кто-то отнес ее в машину после того, как влил в нее изрядную дозу спиртного?
  
  Вероятно, это было безумием. Вероятно.
  
  Но чем больше я думал о случившемся, тем сильнее убеждался: это могло быть вполне допустимым вариантом развития событий. Я снова вспомнил фразу из «Шерлока Холмса», которую процитировал мне Эдвин. Каким бы притянутым за уши ни казался этот сценарий, теперь он выглядел более осмысленным, нежели тот, что мне пытались навязывать — будто бы Шейла сама напилась и села за руль.
  
  Проблема заключалась в следующем: попробуй я развить эту теорию, какой бы невероятной она ни казалась, передо мной сразу возникнут два вопроса.
  
  Кто заставил ее напиться?
  
  Зачем?
  
  Когда зазвонил телефон, я подпрыгнул. Господи, на электронных часах было 02:03! Я подумал о Джоан, но оказался совершенно не готов выслушивать ее новые заморочки.
  
  — Алло?
  
  — Глен, это Салли, — взвинченным тоном сказала она. — Прости за такой поздний звонок, но я не знаю, что делать. И не представляю, кому еще позвонить или…
  
  — Салли, Салли, постой! — остановил ее я, дотрагиваясь до футболки на груди и чувствуя, какая она вся влажная. — Успокойся и расскажи, что произошло. С тобой все в порядке? Что стряслось?
  
  — Это все Тео. — Она заплакала. — Я у него дома, но здесь никого нет. Боюсь, с ним случилась беда.
  Глава сорок вторая
  
  Салли продиктовала адрес. Моя рука немного дрожала, когда я записывал его.
  
  Тео жил в трейлере на пустой парковке в пригороде, неподалеку от Трумбулла. Я доехал по трассе Милфорд-парквей до Мерритта, а затем свернул на запад. Миновав Трумбулл, я направился на север по Спорт-хилл-роуд, затем повернул налево, к Делавэру. В это время я позвонил Салли на мобильный. Она предупредила, что съезд к парковке сложно заметить, особенно ночью, поэтому, если я предупрежу, она встанет на обочине, чтобы я смог ее увидеть.
  
  На дорогу я потратил почти час, и когда подъехал к Салли, на часах было уже половина четвертого утра. Она стояла, прислонившись к багажнику своего «шевроле-тахо». Увидев приближающиеся фары автомобиля, она сделала пару шагов вперед, видимо, желая убедиться, что это действительно я. Тогда на минуту я включил свет в салоне и помахал Салли рукой, чтобы она не боялась встречи с незнакомцем.
  
  Это оказалось действительно жуткое захолустье. Подъезжая, я не обнаружил вдоль дороги ни одного дома.
  
  Салли подбежала к моей машине, я обнял ее и прижал к груди.
  
  — Там никого нет. Но машина Тео на месте!
  
  Тео оставил свой автомобиль в конце подъездной дороги, и мне стало ясно, почему Салли припарковала свой «тахо» возле шоссе. Подойдя ближе, я заметил, что Тео так и не убрал с заднего бампера остатки украшения, которое я так безжалостно срезал.
  
  Мы прошли по двум колеям, из которых состояла дорога к жилищу Тео. От трейлера нас отделяло футов сто. Это оказался проржавевший дом на колесах, примерно пятидесяти или шестидесяти футов в длину, срока производства, наверное, еще семидесятых годов. Он стоял, несколько накренившись, и та его сторона, где полагалось быть двери, была обращена на северо-запад. Внутри горел свет, которого было достаточно, чтобы мы разобрали дорогу.
  
  — Он давно здесь живет? — спросил я.
  
  — Все время, что я его знаю, — ответила Салли. — Пару лет точно. Ума не приложу, куда он подевался. Два часа назад я говорила с ним по телефону.
  
  — В час ночи?
  
  — Да, приблизительно.
  
  — Поздновато для телефонных звонков.
  
  — Ну ладно, мы немного повздорили. — Она вздохнула. — Из-за тебя.
  
  Я никак не отреагировал.
  
  — Понимаешь, Тео сильно разозлился на тебя и хотел высказать все мне, словно я виновата в случившемся или в том, что на тебя работаю.
  
  — Прости, Салли. — Мне действительно было очень жаль.
  
  — А потом я узнала: за это время произошло кое-что еще. С Дугом. — Даже в темноте я видел ее глаза, полные укора. — Нечто такое, что сняло вину с Тео.
  
  Я так и не сообщил ей о поддельном электрооборудовании, которое обнаружил в машине Дуга.
  
  — Я собирался тебе рассказать.
  
  — Эти поддельные детали оказались у Дуга? Коробки с ними?
  
  — Верно.
  
  — И ты не подумал, что, возможно, Тео не виноват? То есть раз ты нашел у Дуга это оборудование сейчас, оно могло быть у него и в тот момент, когда сгорел дом Уилсонов.
  
  — Не знаю, — сказал я. — Но все-таки именно Тео занимался проведением электричества, он должен был заметить разницу.
  
  — С тобой просто невозможно разговаривать!
  
  — Как ты узнала о Дуге?
  
  — Он сам позвонил мне. Был сильно расстроен. Ведь вы столько лет дружили, и он спас тебе жизнь.
  
  Меня покоробило.
  
  — И я рассказала Тео, — продолжала Салли. — Он страшно разозлился, а потом стал мне названивать. В последний раз позвонил где-то в час ночи. Я решила, что лучше приехать сюда и попытаться его успокоить.
  
  — Но дома его не оказалось.
  
  Мы поднялись по ступенькам, ведущим к двери трейлера.
  
  — Да, — ответила Салли. — Но если его нет дома, почему машина здесь?
  
  — Ты входила?
  
  Она утвердительно кивнула.
  
  — У тебя есть ключ?
  
  Она снова кивнула.
  
  — Дверь была открыта, когда я приехала.
  
  — Может, он там, просто напился и уснул?
  
  Салли покачала головой.
  
  — Давай войдем и еще раз все осмотрим.
  
  Я распахнул металлическую дверь и вошел в трейлер. Внутри он оказался довольно просторным, как и большинство трейлеров. Я заглянул в гостиную размером примерно десять на двенадцать футов. Там стояла кушетка, пара простых стульев, большой телевизор поверх стереосистемы, рядом — стопка дисков и видеоигр. По комнате было разбросано с полдюжины пустых бутылок из-под пива, но назвать ее свинарником просто не поворачивался язык.
  
  Кухня, находившаяся за перегородкой слева, представляла собой совсем иное зрелище. Раковина заполнена грязными тарелками. Разделочный стол заставлен контейнерами от еды из разных закусочных, а еще я заметил пару коробок из-под пиццы. На кухонном столе лежали ключи от машины рядом со счетами и рабочими документами. И хотя на кухне царил полнейший беспорядок, я не заметил ничего подозрительного: ни перевернутых стульев, ни крови на стенах.
  
  Я взял ключи и звякнул ими.
  
  — Без них он бы далеко не ушел, — сказал я, словно это служило своего рода разгадкой исчезновения Тео.
  
  С противоположной стороны из кухни в левую часть трейлера вел узкий коридор, где я увидел четыре двери — в две маленькие спальни, в ванную и еще в одну спальню большего размера, которая находилась в самом конце. Маленькие спальни служили кладовками. Пустые коробки из-под стереосистемы, одежда, инструменты, стопки «Пентхаусов», «Плейбоев» и других, более непристойных журналов заполняли каждую.
  
  Бросив беглый взгляд, я не заметил никаких коробок с контрафактным электрооборудованием.
  
  Ванная оказалась вполне типичной для холостяка — немногим лучше общественного туалета на автозаправке рядом с крупной автотрассой. В большой спальне был настоящий кавардак: покрывало сбито, повсюду одежда и обувь.
  
  — Ты когда-нибудь оставалась здесь? — спросил я у Салли. Меня не интересовала ее сексуальная жизнь, но я не мог представить себе, чтобы она смогла жить в такой помойке.
  
  Салли пожала плечами:
  
  — Нет, конечно. Тео ночевал у меня.
  
  — После свадьбы вы переедете к тебе? — Я едва не сказал «в дом твоего отца».
  
  — Да.
  
  — Тебе здесь ничего не кажется странным?
  
  — Обычное шоу ужасов, — ответила она. — Куда он мог подеваться?
  
  — Может, ушел к другу? Кто-нибудь позвонил ему, и они пошли выпить в какое-нибудь заведение.
  
  Салли с минуту размышляла над моими вопросами.
  
  — Тогда почему он не взял ключи и не закрыл дверь, когда уходил? Он же не хочет, чтобы его пикап угнали?
  
  — Пыталась позвонить на сотовый? — спросил я.
  
  Салли кивнула.
  
  — Я звонила, прежде чем войти сюда. И на его домашний. Оба переключались на автоответчик.
  
  Я задумался.
  
  — Мы должны попробовать еще раз. — Я пошел по узкому коридору и взял трубку телефона, стоявшего на кухонном столе. — Подожди, — сказал я. — Нужно проверить звонки. Если кто-то звонил Тео и приглашал куда-нибудь, мы должны выяснить, кто это мог быть.
  
  Я обнаружил только номер Салли, за последние несколько часов больше никто не звонил.
  
  — Только ты, — заметил я.
  
  — Может, он сам кому-то звонил? — предположила Салли.
  
  — Да, это мысль. — Я стал проверять список исходящих, запросив последние десять номеров.
  
  В течение восьми часов он звонил три раза. Сначала — Салли на сотовый, затем — ей же на домашний, но был еще третий, последний звонок, на хорошо известный мне номер.
  
  — Он звонил на мобильный Дугу. Примерно через час после того, как в последний раз поговорил с тобой.
  
  — Он звонил Дугу? — удивилась Салли.
  
  — Совершенно верно. — Неожиданно у меня возникло дурное предчувствие. Неужели Тео в действительности не знал, что устанавливал некачественное оборудование, естественно, решил, будто во всем виноват Дуг Пинтер, и захотел встретиться с ним с глазу на глаз.
  
  Однако машина Тео была на месте. Возможно, кто-то подвез его, чтобы он мог увидеться с Дугом? Но мы опять возвращались к вопросу, почему он не взял с собой ключи. Нужно запереть дом и забрать ключи, если не хочешь, чтобы твою машину угнали.
  
  — Может, стоит позвонить ему? — предложил я.
  
  — Кому? — спросила Салли. — Дугу или Тео?
  
  Я думал позвонить Дугу, но поскольку Салли в последний раз общалась с Тео несколько часов назад, имело смысл попробовать дозвониться сначала до него.
  
  Я прошел через кухню к двери и выглянул наружу, надеясь увидеть идущего к нам по тропинке Тео.
  
  — Звони ему, — сказал я Салли.
  
  Она достала мобильный, нажала клавишу, поднесла трубку к уху и через несколько секунд произнесла:
  
  — Ничего.
  
  Я не был уверен, но мне показалось, будто я что-то услышал.
  
  — Попробуй еще раз, — велел я ей.
  
  Вышел на крыльцо и замер, затаив дыхание. Ничего, кроме привычных ночных шорохов. А потом я четко услышал, как из леса доносится звонок телефона.
  
  Салли выглянула из трейлера.
  
  — Я позвонила еще раз, но никто не ответил.
  
  — Давай поищем фонарик, — предложил я. У меня в машине был фонарик, но мне не хотелось возвращаться к ней.
  
  Салли исчезла и через минуту вернулась с мощным «Маглайтом».
  
  — Оставайся здесь, — приказал я, взяв фонарик, — и продолжай набирать номер.
  
  — Ты куда?
  
  — Делай, что я сказал.
  
  Я спустился вниз и пошел через двор в сторону леса.
  
  — Ты набираешь? — крикнул я не оглядываясь.
  
  — Да!
  
  Впереди справа от меня зазвонил телефон, но после пяти звонков замолк — вероятно, включалась голосовая почта.
  
  Я шел по высокой траве и светил по сторонам фонариком.
  
  — Еще раз! — крикнул я.
  
  Через несколько секунд телефон снова зазвонил. Теперь уже ближе.
  
  Справа от меня были заросли деревьев. Судя по всему, звонок раздавался оттуда.
  
  Телефон умолк.
  
  Я пошел дальше, по-прежнему освещая себе путь фонарем.
  
  — Ты что-то нашел? — крикнула Салли.
  
  — Думаю, он обронил здесь телефон, — ответил я. — Набери еще раз.
  
  На этот раз, когда телефон зазвонил, я подпрыгнул от неожиданности — так близко от меня раздался этот звук. Позади и чуть справа. Я быстро развернулся, и луч фонаря уткнулся в то место, откуда доносился звонок.
  
  Вероятно, телефон лежал у Тео в кармане. Звонок оказался настроен довольно громко, что было вполне закономерно — Тео работал на стройках. Только теперь Тео уже не мог его слышать.
  
  Он лежал на животе, вытянув руки и неуклюже раскинув ноги. Фонарь осветил маслянисто блестевшие пятна крови у него на спине.
  Глава сорок третья
  
  Я не знал, что Салли подошла ко мне сзади, и подскочил от неожиданности, когда она закричала. Я тут же обнял ее и развернул, чтобы она не видела Тео. Теперь, когда фонарь был направлен в кроны деревьев, Салли не могла рассмотреть его, даже если бы оглянулась.
  
  — О Боже, — простонала она. — Это он?
  
  — Думаю, да. Близко я не подходил, но, похоже, он.
  
  Салли вцепилась в меня, ее стало трясти.
  
  — Боже, Боже, Боже!
  
  — Знаю, знаю. Мы должны вернуться в трейлер.
  
  Внезапно меня осенило — кто бы ни сделал это с Тео, вполне возможно, он все еще где-то поблизости. И в этом уединенном месте мы не могли чувствовать себя в безопасности. Надо быстрее убраться отсюда и позвонить в полицию. И я не был уверен, что в данной ситуации трейлер послужит нам надежным убежищем.
  
  — Пойдем, — сказал я.
  
  — Куда?
  
  — В мою машину. Пошли. Скорее.
  
  Я быстро повел Салли через лес, через двор, затем — по изрытым колеям к моему пикапу. Усадив ее на пассажирское место, я поднял спинку сиденья, обошел машину и приблизился к двери водителя. Все это время я озирался по сторонам (хотя в темноте, за два часа до восхода солнца это было совершенно бессмысленно) и задавался вопросом, не наблюдает ли за нами убийца Тео откуда-нибудь из укрытия.
  
  Был ли Тео убит из огнестрельного оружия? Предположительно с ним расправились именно так. Здесь, за городом, можно было выстрелить пару раз, не опасаясь, что тебя услышат. А даже если кто-то и услышит, вряд ли станет предпринимать какие-нибудь меры.
  
  Сейчас даже в машине мы оставались легкой мишенью. Салли по-прежнему бормотала «О Боже», пока я включал зажигание и трогался с места.
  
  — Почему мы уезжаем? — спросила она. — Почему мы бежим? Мы не можем просто бросить его там… — Она снова заплакала.
  
  — Мы вернемся, — пообещал я. — Но сначала вызовем полицию.
  
  Я вжал педаль газа в пол. Гравий полетел из-под колес. Я свернул на дорогу.
  
  В скором времени, когда я разогнался до шестидесяти миль в час, что-то мелькнуло в зеркале заднего вида.
  
  Фары автомобиля.
  
  — Ну здрасте, — сказал я.
  
  — Что? — спросила Салли.
  
  — За нами кто-то едет.
  
  — Что это значит? Нас преследуют?
  
  Я не мог рассмотреть, была ли это обычная машина или пикап, но одно знал наверняка: фары приближались.
  
  Тогда я увеличил скорость до семидесяти. Потом до семидесяти пяти.
  
  Салли обернулась и посмотрела назад.
  
  — Он отстает?
  
  — Непохоже. — Каждые две секунды я смотрел в зеркало и чувствовал, как бешено стучит в груди сердце. — Ладно, посмотрим, что будет, если я заторможу.
  
  Я убрал ногу с педали газа, и машина начала постепенно замедлять скорость. Светившие в зеркало фары становились все больше и ярче. Теперь я рассмотрел: они сидели довольно высоко — вероятно, это был пикап или внедорожник.
  
  Сукин сын включил дальний свет. Я поднял руку и ударил кулаком по зеркалу, немного повернув его. Свет фар перестал слепить мне глаза.
  
  Теперь машина была совсем рядом.
  
  — Держись! — сказал я Салли.
  
  Я ударил по тормозам — не так резко, чтобы ехавшая сзади машина врезалась в меня, однако основательно замедлил ход, и мне не пришлось лихорадочно тормозить, когда мы свернули на заправку.
  
  Водитель стал возмущенно гудеть в тот момент, когда у меня зажглись стоп-сигналы, и продолжал, пока я заезжал на парковку перед заправкой. Внедорожник выскочил на встречную полосу, но вместо того чтобы притормозить, разогнался еще больше. Я сильнее вдавил педаль тормоза и посмотрел налево.
  
  Это был черный «хаммер». Неистово гудя, он скрылся в ночи.
  
  Сидя рядом в машине на тускло освещенной заправке, мы с Салли с трудом перевели дух.
  
  — Ложная тревога, — констатировал я.
  
  Достав мобильный, я набрал три цифры и стал ждать, пока в трубке послышится голос диспетчера Службы спасения.
  
  На место происшествия мы возвратились уже на рассвете. Полицейская машина подъехала к нам на заправку. Я развернулся и показал им дорогу до трейлера. Теперь, в лучах восходящего солнца, в лесу было проще сориентироваться и отыскать тело. Когда мы оказались на расстоянии десяти футов от убитого, я указал место рукой и остался в стороне вместе с Салли.
  
  Вскоре прибыло еще с полдюжины машин полиции штата и ближайший участок дороги был перекрыт. Темнокожий коп по фамилии Диллон взял у нас с Салли предварительные показания, пытаясь установить последовательность событий. Он сказал, что детектив тоже захочет поговорить с нами, и оказался прав, однако второго раунда допроса нам пришлось дожидаться около часа.
  
  Нам велели никуда не уезжать, поэтому большую часть времени мы оставались в моей машине и слушали радио. Салли выглядела безучастной ко всему. Она долго сидела неподвижно и смотрела на приборную панель.
  
  — С тобой все нормально? — осведомлялся я каждые несколько минут, и она кивала.
  
  Я похлопал было ее по руке, но она отдернула ее.
  
  — Что? — спросил я.
  
  Салли повернулась и смерила меня пристальным взглядом:
  
  — Все началось с тебя.
  
  — Что, прости?
  
  — С того, что ты обвинил во всем Тео, а потом эта история с Дугом.
  
  — Салли, мы не знаем, что здесь произошло.
  
  Она посмотрела через лобовое стекло, стараясь не встречаться со мной взглядом.
  
  — Просто, понимаешь, сначала ты встретился с Тео, потом — с Дугом, а ночью они выясняли отношения друг с другом, и что-то произошло.
  
  Я хотел оправдаться, убедить Салли, что действовал, опираясь на информацию, которую мне удалось получить, и никак не предвидел подобной трагедии. Но промолчал. Я решил подождать, пока выяснятся все факты. И вполне вероятно, в конечном итоге Салли окажется права.
  
  А мне придется жить с этим.
  
  Я сообщил старшему детективу Джулии Страйкер о номере Дуга Пинтера, который мы обнаружили в исходящих звонках Тео. Мне пришлось рассказать ей, где его можно найти, и продиктовать адрес его тещи.
  
  — Но он хороший человек, — добавил я, — и не способен на такое.
  
  — У них не было никаких разногласий? — спросила Страйкер.
  
  Я замялся.
  
  — Нет… не было. Но они могли наговорить друг другу оскорбительного. Вчера кое-что произошло.
  
  Детектив Страйкер захотела узнать подробности. Я рассказал ей о том, что мне передал Элфи из Управления пожарной охраны, и какое это имело отношение к Тео. А также о коробках, обнаруженных мной в машине Дуга, и как они оказались связаны с данным делом.
  
  — Значит, эти двое могли обвинить друг друга в пожаре, — заключила Страйкер.
  
  — Возможно, — согласился я. — Я могу позвонить Дугу и проверить…
  
  — Нет, мистер Гарбер. Никуда не звоните. Мы сами поговорим с мистером Пинтером.
  
  Мне позвонил Кен Ванг.
  
  — Привет, босс. Мы со Стью на месте, но тут никого нет. — Он говорил с сильным южным акцентом. — Где Салли? Обычно она открывает контору.
  
  — Салли со мной.
  
  — Что?
  
  Я представил себе, как вытянулось от удивления его лицо.
  
  — Этой ночью с ней случилась беда. Думаю, Дуг сегодня тоже не приедет. Слушай, Кен, конечно, мне стоило бы попросить тебя об этом при личной встрече, но я сделаю это сейчас.
  
  — Ладно. Что нужно?
  
  — Я хочу, чтобы ты взял на себя дополнительные обязанности. Нужно заменить Дуга. Стать вторым человеком в команде.
  
  — Ясно. А что с Дугом?
  
  — Ты можешь это сделать?
  
  — Разумеется. Я получил повышение?
  
  — Когда встретимся, я тебе объясню. Сегодня ты за главного. Выясни, что нужно сделать, и принимайся за работу. — И прежде чем он успел что-то сказать, я отключил телефон.
  
  Вернувшись, Страйкер отказалась отвечать на наши вопросы, но мне удалось все-таки выяснить — Тео застрелили. Ему всадили три пули в спину.
  
  Салли пыталась держать себя в руках, но у нее это плохо получалось.
  
  — Как можно стрелять человеку в спину? — спросила она меня.
  
  Я вместо ответа спросил:
  
  — У Тео здесь есть родственники?
  
  Салли трудно было говорить, но она рассказала о брате Тео, который с женой обосновался в Бостоне, о недавно разведенной сестре из Ютика и об отце, до сих пор живущем в Греции. Мать Тео умерла три года назад. Салли предположила, что, когда речь зайдет об оповещении родственников, полиция прежде всего свяжется с братом Тео. Он мог взять на себя организацию похорон, разобрать трейлер и уладить другие дела.
  
  — Хочешь, я позвоню ему, и ты с ним поговоришь? — предложил я.
  
  — А разве этим не должна заниматься полиция?
  
  — Наверное.
  
  — Я не смогу, — прошептала она, — не смогу.
  
  — Слушай, если хочешь еще что-то сказать, я готов выслушать.
  
  Она подняла на меня влажные глаза:
  
  — Прости, что сорвалась на тебя.
  
  — Все нормально.
  
  — Я знаю, ты поступил так, как должен был поступить. Просто я думала, что он мой счастливый шанс. Да, Тео был далеко не мистером Совершенство, но, мне кажется, он любил меня.
  
  С минуту мы сидели молча. Я не мог отделаться от одной мысли. Она засела у меня в голове еще до того, как я лег спать, и не исчезла даже после ужасных событий последних часов.
  
  — Мне нужно кое о чем спросить тебя, — наконец сказал я.
  
  — Да?
  
  — Возможно, это покажется тебе безумием, но я должен выговориться.
  
  — Это касается Тео?
  
  — Нет, Шейлы.
  
  — Конечно, я тебя слушаю.
  
  — Понимаешь, смерть Шейлы всегда казалась мне бессмыслицей.
  
  — Знаю, — тихо сказала она.
  
  — Несмотря на то что не соглашался с версией, будто Шейла села за руль пьяной, я никак не мог найти рациональное объяснение случившемуся. Но теперь оно у меня появилось.
  
  Салли с любопытством наклонила голову:
  
  — И какое же?
  
  — Все очень просто. Может быть, кто-то заставил ее напиться?
  
  — Что?
  
  — Скорее всего исследования судмедэкспертов правдивы. Шейла была пьяна. Но вдруг ее напоили насильно?
  
  — Глен, это безумие! — возразила Салли. — Кто мог сотворить такое с Шейлой?
  
  Я вцепился руками в руль.
  
  — Понимаешь, я не могу утверждать наверняка, но в последнее время произошло очень много странного. Мне не хватит времени, чтобы все тебе рассказать…
  
  — Вроде того происшествия, когда стреляли в окно твоего дома?
  
  — Да, но случилось и много других неприятностей. Есть еще один человек, которому Шейла должна была передать кое-что в день смерти. Это связано с бизнесом Энн по продаже сумок. Белинда тоже оказалась замешана. И они торговали не только сумками.
  
  — Глен, я не понимаю, о чем ты говоришь.
  
  — Не важно. Дело в том, что Шейла так и не встретилась с тем типом и ничего ему не передала.
  
  — Слушай, я не могу разом переварить столько информации. Сначала Тео, теперь твоя версия смерти Шейлы. Но, Глен, то, что ты сказал… будто бы Шейлу напоили, и после этого она попала в аварию? Подумай сам, откуда эти люди знали, что у них получится? Шейла могла уснуть сразу, как только повернула ключ зажигания, и спокойно съехать в какую-нибудь придорожную канаву. Нельзя было рассчитать, что она встанет на том самом съезде и случится непоправимое.
  
  Я глубоко вздохнул, выдавая свое раздражение.
  
  — Прости, — проговорила Салли.
  
  — Я понимаю, что ты хочешь сказать, — отозвался я. — Понимаю. Но впервые у меня появилось хоть какое-то объяснение. Настоящая, более-менее достоверная гипотеза, как могла умереть Шейла. Может… может, она уже была мертва, когда машина оказалась на съезде. Кто-то напоил ее, оглушил, перенес в автомобиль и оставил там.
  
  Я посмотрел на Салли. В ее лице было столько жалости, что я почувствовал смущение.
  
  — Что? — спросил я.
  
  — Просто… я за тебя очень переживаю. Я знаю, как ты ее любил. На твоем месте я бы тоже так думала. Пыталась бы выяснить, как все произошло. Но, Глен, послушай…
  
  Я взял ее за руку.
  
  — Все в порядке. Извини. Тебе и так пришлось не сладко, а я еще заставляю выслушивать мои бредни.
  
  Когда полицейские отпустили нас, был уже почти полдень. Я проводил Салли до ее «тахо» и убедился, что она пристегнулась, когда села за руль.
  
  — Ты точно сможешь вести?
  
  Она кивнула и свернула на дорогу.
  
  Я сел в свою машину и поехал искать Дуга Пинтера, если только полиция не нашла его раньше меня.
  
  Я попытался дозвониться до него по мобильному, но никто не ответил. У меня не оказалось телефона Бетси или ее матери, поэтому я просто решил для начала заехать к ним. Остановившись перед их домом около часа дня, я увидел на противоположной стороне улицы припаркованную полицейскую машину. На подъездной дорожке стояла только одна машина — старый «шевроле-импала», который, вероятно, принадлежал матери Бетси.
  
  Когда я пошел прямиком к дому, из полицейской машины выглянул страж порядка и обратился ко мне:
  
  — Извините, сэр.
  
  Я остановился.
  
  — Пожалуйста, назовите ваше имя.
  
  — Глен Гарбер.
  
  — Мне нужно посмотреть ваше удостоверение личности. — Он подошел ко мне, я вытащил кошелек и достал водительское удостоверение. — По какому делу вы здесь, сэр?
  
  — Я ищу Дуга Пинтера, — объяснил я. — Вы тоже его ждете?
  
  — Вы не знаете, где может находиться мистер Пинтер?
  
  — Значит, его здесь нет?
  
  — Если вам что-то известно, скажите мне, — попросил полицейский. — Нам очень важно с ним поговорить.
  
  — Знаю. Я только что приехал из дома Стамоса и все знаю. Это я позвонил в «девять-один-один». Бетси дома?
  
  Полицейский кивнул. Судя по всему, он не хотел продолжать беседу, поэтому я направился к двери и постучал. Мне открыла женщина лет шестидесяти пяти. Когда она распахнула дверь, около ее ног крутились несколько кошек, и три из них выскочили на улицу.
  
  — Да? — сказала она.
  
  — Я Глен. А вы, должно быть, мама Бетси? — Поскольку она не высказала никаких возражений, я спросил: — Бетси здесь?
  
  — Бетс! — крикнула женщина в дом, а затем обратилась ко мне: — Черт возьми, что за цирк вы здесь устроили?
  
  Бетси вышла из гостиной. Судя по ее виду, она была не особенно рада видеть меня.
  
  — Да, Глен, что случилось?
  
  — Я ищу Дуга, — объяснил я, входя в дом и закрывая за собой дверь, очень осторожно, чтобы не придавить кошку.
  
  — Что вы здесь делаете с этим долбаным Ти Джей Хукером?[78] — бросила она. — Что стряслось?
  
  — Не знаю, — резко ответил я. — Мне нужно найти Дуга и поговорить с ним.
  
  — Вчера ты с ним уже поговорил. И все эти обвинения… я думала, вы друзья.
  
  — Я и есть его друг, — возразил я, понимая, что особых прав утверждать это у меня нет. — Когда он уехал?
  
  — Понятия не имею! — снова бросила она. — Дуг исчез посреди ночи, взяв мою машину. — Насколько мне было известно, пикап Дуга все еще стоял возле нашей конторы, поэтому ее история звучала вполне правдоподобно. — Теперь я никуда не могу поехать. Где он, черт возьми? И почему вдруг понадобился копам? Или они думают, будто у нас и без них мало проблем? Может, они всегда поступают так с людьми, которые лишились дома? Начинают вести себя так, словно они преступники? Сегодня мы хотели поехать в банк и попытаться вернуть наш дом. Но теперь все откладывается, потому что Дуг шляется непонятно где!
  
  Я хотел попросить Бетси передать мою просьбу Дугу — по возвращении домой позвонить мне, — но потом передумал. Вряд ли у него будет такая возможность, поскольку у дверей дома дежурит полиция.
  
  — И в чем они его подозревают? — спросила Бетси.
  
  — Дуг не упоминал, что хочет увидеться с Тео?
  
  — Мне он ничего такого не говорил. Ты про того электрика-грека?
  
  — Да.
  
  — А что с ним?
  
  — Он мертв.
  
  — Мертв?
  
  — Сегодня ночью кто-то застрелил Тео. Полицейские хотят поговорить с Дугом. Если он ездил к Тео, возможно, ему довелось что-то увидеть или услышать и он может посодействовать полиции в поимке убийцы.
  
  — Значит, полиция считает, что Дуг никоим образом к этому не причастен? — спросила Бетси. — Он только свидетель?
  
  — Им нужно найти его, Бетси. Вот и все.
  
  — Надеюсь, когда они отыщут Дуга, машина будет при нем. Должна же я ехать в банк и умолять их вернуть мне дом!
  
  После этого я решил заглянуть в офис. Проволочные ворота, преграждавшие вход в «Гарбер констрактинг», были на замке. Поскольку в офисе никого не осталось, Кен закрыл контору и поехал на объект, который считал наиболее важным. «Инфинити» Бетси я нигде не заметил, но на противоположной стороне улицы увидел полицейскую машину, и мне снова пришлось доказывать, что я не Дуг Пинтер.
  
  Мне стало интересно, не проскользнул ли Дуг незаметно в здание. Когда полицейский закончил со мной беседовать, я открыл офис и прошел через него в складское помещение, предположив, что Дуг, возможно, сидит в своей машине за складом. Его пикап по-прежнему стоял на месте, но Дуга нигде не было.
  
  Я закрыл ворота и пошел к дому, из которого днем ранее выселили Бетси и Дуга. Они больше не жили там, однако я подумал, что Дуг мог предпринять попытку пробраться в дом и взять вещи, которые они с Бетси не успели забрать в отведенный им промежуток времени.
  
  Завернув за угол, я увидел на тропинке «инфинити». Дуг сидел на крыльце, ссутулившись и положив руки на колени, в правой он держал бутылку пива, в левой — сигарету.
  
  — Привет, напарник! — Улыбка расплылась по его лицу. — Не хочешь прохладненького? — Он спросил так, словно у него было несколько бутылок.
  
  — Нет, спасибо. — Я шел к нему.
  
  Замок на двери был нетронут. Если Дуг и входил в дом, то каким-то другим способом.
  
  — Что ты тут делаешь? — спросил я, приблизившись.
  
  — Это мой дом, — ответил он. — Разве я не имею права здесь находиться?
  
  — Теперь он принадлежит банку, — заметил я.
  
  — Да, спасибо, что напомнил, — мрачно отозвался Дуг и отхлебнул пива. — Но я всегда любил сидеть на крыльце и пить пиво. И я по-прежнему могу это делать. — Он похлопал по бетонной плите: — Присаживайся.
  
  Я уселся на ступеньку.
  
  — Где ты был? — спросил я.
  
  — Здесь и там, — ответил он, затягиваясь сигаретой и выпуская дым через ноздри. — Точно не хочешь промочить свой свисток? — Он показал на упаковку из шести бутылок пива у его ног. Там оставалась только одна.
  
  — Точно. Ты не видел Тео сегодня ночью?
  
  — Что? — спросил он. — Как ты об этом узнал?
  
  — Он звонил тебе?
  
  — Да, черт побери! Хорошо, что сотовый никого не разбудил, так как я спал один, в подвале. — Он снова выдохнул дым и сделал еще глоток.
  
  — Что?
  
  — Да что слышал. Старуха не разрешила нам с Бетси спать вместе в ее доме. Сказала, будто ей не по себе от того, что кто-то будет заниматься непотребством под одной с ней крышей, поэтому я лег в подвале, а Бетси — наверху. Она обращается с нами так, словно мы парочка подростков. Ты представляешь? Честно говоря, мать Бетси всегда была невысокого мнения обо мне, но она не должна вмешиваться в наши отношения. И ведь в последнее время у нас из-за нее не случалось никаких проблем. Сейчас же Бетси во всем идет у матери на поводу. Думаю, это все потому, что теперь они могут перемывать мне косточки на сон грядущий.
  
  — Что хотел Тео?
  
  — Сказал, что ему нужно поговорить со мной. Я спросил, мать его, что за надобность такая в разговоре посреди ночи. А он заявил: «Тащи свою задницу ко мне домой, и я тебе расскажу». Ну или что-то в этом духе.
  
  — И ты поехал?
  
  — Гленни, почему это тебя так волнует?
  
  — Просто скажи, что ты сделал.
  
  — Сел в машину. Он объяснил мне, как добраться, и я поехал туда. И знаешь, что я думаю?
  
  — Скажи.
  
  — По-моему, Тео меня разыграл.
  
  — Как это?
  
  — Я приехал туда, а от этого греческого сукина сына ни слуху ни духу.
  
  — Его там не было?
  
  — Нет! — Дуг покачал головой.
  
  — Ты искал его?
  
  — Машина стояла на месте, но Тео нигде не было. Я заглянул в его трейлер — ты знаешь, что он живет в трейлере?
  
  — Да.
  
  — Зашел, осмотрелся, но и там не обнаружил этого придурка.
  
  — А что ты сделал потом?
  
  — Покатался немного. — Он допил пиво и бросил бутылку на газон. — Точно не хочешь последнюю?
  
  — Не хочу. Может, будет лучше, если…
  
  — Не волнуйся за меня. — Дуг схватил бутылку и открутил крышку. — Теплое немного. Но какая, к черту, разница?
  
  — Значит, ты решил покататься.
  
  — Все равно я уехал из дома, а возвращаться к Бетси и ее маме совсем не хотелось. Там совсем невесело. К тому же «инфинити» приятно управлять, и одному Богу известно, сколько еще он будет оставаться у нас. Я припарковался рядом с пляжем и, наверное, отрубился ненадолго, поскольку не успел я опомниться, как на часах было уже десять утра.
  
  — А что потом?
  
  — Купил себе пива и решил посидеть здесь немного, поразмышлять над своим будущим. — Дуг усмехнулся. — Оно рисуется мне в темных красках.
  
  — Ты так и не видел Тео?
  
  — Насколько я помню, нет. — Дуг мрачно улыбнулся. Докурив сигарету, он бросил окурок в ту же сторону, что и бутылку.
  
  — Как ты думаешь, о чем он хотел с тобой поговорить?
  
  — Понятия не имею, но зато хорошо знаю, о чем хотел бы поговорить с ним я.
  
  — О чем же?
  
  — О том, зачем он положил мне в машину коробки с тем поддельным электрооборудованием.
  
  — Он сам сказал тебе, что это его рук дело?
  
  — Нет, мать его.
  
  — Но ты думаешь, это он? Последний раз, когда мы разговаривали, ты утверждал, будто коробки подбросил Кей-Эф.
  
  Дуг задумчиво пожал плечами.
  
  — Думаю, меня можно обвинить, так сказать, в расовой предубежденности, Гленни. И мне за это стыдно. — Он нарочито хлопнул себя по руке, сжимавшей бутылку пива. — Но Тео? На него и так падали все подозрения. В конце концов, именно он проводил электричество в том доме, и вполне логично, что он же мог подбросить коробки мне в грузовик. Все очень просто, даже странно, как тебе не пришло это в голову. Я собирался спросить у Тео, почему он хотел меня подставить. И обязательно спрошу, когда увижу этого ублюдка в следующий раз.
  
  — Он мертв, — сказал я, наблюдая за его реакцией.
  
  Дуг устало заморгал.
  
  — Повтори?
  
  — Он мертв, Дуг.
  
  — Вот черт. Трудно теперь будет поговорить с ним, а? — Он сделал большой глоток и допил пиво. — Его ударило током? Вполне подходящая смерть.
  
  — Нет. Его застрелили.
  
  — Застрелили? Ты говоришь — застрелили?
  
  — Да, так. Дуг, скажи, что ты не стрелял в Тео.
  
  — Боже, ты просто невыносим! Сначала обвиняешь в том, что я спалил твой дом, а теперь думаешь, будто я хожу и расстреливаю людей.
  
  — Значит, ответ отрицательный? — уточнил я.
  
  — А ты мне поверишь, если я так скажу? Знаешь, в последнее время ты ведешь себя так, словно мы и друзьями никогда не были.
  
  — Прости, Дуг. Возможно… не знаю, может быть, существует какое-то объяснение…
  
  — Привет, а это еще кто? — спросил он, глядя в сторону улицы.
  
  Там появилась полицейская машина. Ни сирен, ни проблесковых маячков. Она тихо вползла на улицу и остановилась у дороги, ведущей к дому. Из автомобиля вышла женщина-полицейский.
  
  — Дуглас Пинтер? — осведомилась она.
  
  Дуг махнул рукой:
  
  — Это я, милочка.
  
  Она сказала что-то по рации, висевшей у нее на плече, и направилась в нашу сторону.
  
  — Мистер Пинтер, мне поручили сопроводить вас, чтобы вы могли ответить на наши вопросы.
  
  — Если вам есть что спросить, спрашивайте.
  
  — Нет, сэр, вы должны поехать с нами.
  
  — Ладно. Я могу допить пиво?
  
  — Дуг, делай, что тебе велено, — сказал я и обратился к женщине: — Он немного выпил, но не представляет угрозы.
  
  — Кто вы, сэр?
  
  — Я Глен Гарбер, Дуг работает на меня.
  
  Дуг повернулся в мою сторону:
  
  — Меня приняли обратно? Отличная новость. Я потерял уйму времени, но мы еще сможем выполнить кое-какую работу. Только не рассчитывай, что я смогу забить гвоздь прямо. И у меня вряд ли получится управиться с тяжелым оборудованием.
  
  На улице появились еще две полицейские машины.
  
  — Это еще что за собрание? — удивился Дуг. — Гленни, сбегай-ка за пончиками.
  
  — Вы должны пройти со мной, сэр, — приказала женщина-полицейский. — Не сопротивляйтесь.
  
  — Ладно, — согласился он. — Но сначала нужно вернуть машину моей жене. — Он улыбнулся мне. — Уверен, эта сука хочет прокатиться по супермаркетам.
  
  — Сэр, этот «инфинити» ваш?
  
  Автомобили остановились, из каждого вышло по полицейскому.
  
  — Нет, Бетси, — ответил Дуг. — И если честно, мне, наверное, не стоит садиться за руль. Еще не хватало только задержания за вождение в нетрезвом виде. Вы меня понимаете?
  
  Женщина кивнула полицейскому, который подошел к ней первым. Он открыл дверцу «инфинити» и заглянул в салон.
  
  — Если хотите сделать на ней кружок-другой, — сказал Дуг, — у меня тут где-то были ключи.
  
  — Сэр, — произнесла женщина уже более твердым тоном.
  
  Дуг покачнулся:
  
  — Ладно, в чем делооо? О чем вы желаете меня расспросить? — Он взглянул на меня. — О Тео?
  
  — Ничего не говори, — предупредил я его.
  
  — Почему это? — Он обратился к женщине: — Это из-за Тео Стамоса? Мой босс сказал, что его кто-то застрелил. Очень странно, так как сегодня ночью я поехал на встречу с этим сукиным сыном.
  
  — Дуг, — одернул я его, — ради Бога!
  
  — Пройдите, пожалуйста. — Женщина-полицейский повела его к машине. Он последовал без возражений.
  
  Полицейский, осматривавший «инфинити», вышел из машины, вытащил из кармана латексную перчатку, со щелчком натянул ее на руку и снова нагнулся в машину.
  
  — Там не так уж и грязно, — заметил Дуг, проходя мимо «инфинити».
  
  Когда полицейский снова выбрался из машины, на мизинце у него висел какой-то предмет. Пистолет.
  
  — Ух ты! — проговорил Дуг, прежде чем его усадили на заднее сиденье полицейского автомобиля. — Глен, ты только взгляни на это! У Бетси в машине была чертова пушка! Надо быть с ней помягче!
  Глава сорок четвертая
  
  Я наблюдал, как они увозят Дуга Пинтера, в то время как полицейский по-прежнему оставался возле «инфинити», вероятно, охраняя машину. Я подумал, что теперь Бетси не скоро получит ее обратно. «Инфинити» отправят в лабораторию вместе с пистолетом, который обнаружили.
  
  Вот так история!
  
  Сначала у меня мелькнула мысль позвонить и предупредить Бетси, но затем я решил не делать этого — она и так обо всем узнает в ближайшее время. Полицейского, дежурившего около дома ее матери, оповестят о том, что Пинтера нашли, а машину Бетси конфисковали. «Интересно, по какому поводу она расстроится больше? — подумал я. — По поводу задержания мужа, которого будут допрашивать по делу об убийстве, или по поводу потери дорогой тачки?»
  
  За последние двадцать четыре часа мой мир буквально рассыпался на глазах. Я чувствовал себя отвратительно, и на то было множество причин, не последней из которых оказалась моя убежденность в том, что Дуг не способен кого-либо убить. Я еще мог допустить, что он пытался заработать на продаже поддельного электрооборудования, но заподозрить его в убийстве — это совсем другое дело.
  
  Однако проблема заключалась в том, что Дуг ездил на встречу с Тео. У него имелось основание злиться на него. И в машине обнаружили пистолет. Возможно, он сделал это, а затем напился, чтобы обо всем забыть. Или уже был пьян, когда нажал на спусковой крючок.
  
  Три раза.
  
  Нужно быть сильно пьяным, чтобы стрелять в кого-то в темноте, посреди леса да еще три раза.
  
  Я просто не знал, что и думать. Поэтому вернулся в свою машину и поехал в «Гарбер констрактинг». Открыл ворота, затем — офис. У меня сложилось такое ощущение, будто сейчас — выходные: вокруг тишина и ни души.
  
  Лампочка на телефоне мигала. Я взял трубку и переключился на голосовую почту. Семнадцать сообщений. Схватив ручку и блокнот, я стал по очереди записывать их.
  
  «Глен, мы привезли гипсокартон. Ребята, где вы, черт вас побери? Сегодня никто не работает? Или у нас праздники, а меня никто не предупредил?»
  
  «Я звонил вам на прошлой неделе. Ведь это вы делали нам веранду прошлым летом? К нам в комнату стали залетать пчелы, и мы хотели бы знать, не могли бы вы приехать и посмотреть, в чем дело?»
  
  «Меня зовут Райан. Я хотел бы прислать вам свое резюме. Мама сказала, что, если я не найду какую-нибудь работу, она выставит меня из дому».
  
  С этого и стоило начинать. Мы с Салли давно уже заметили: большинство соискателей не были заинтересованы в будущей работе. Постепенно все обесценивалось и превращалось в сплошное дерьмо.
  
  Записав все семнадцать сообщений, я начал перезванивать людям и задержался в офисе до пяти: связывался с субподрядчиками, поставщиками, бывшими клиентами. Это не избавило меня от груза проблем, но по крайней мере помогло на какое-то время отвлечься и позволило сосредоточиться на деле, которое у меня действительно хорошо получалось.
  
  Обзвонив всех, я откинулся на спинку стула и вздохнул, глубоко и устало.
  
  Потом посмотрел на фотографию Шейлы на столе и сказал:
  
  — Чем я вообще занимаюсь?
  
  И снова вспомнил тот день, когда мне нужно было убрать гараж отца после его смерти. Я вдруг обнаружил, что у меня много работы в моем собственном доме: нужно приколотить отстающую кровлю, починить разорванную сетку на окне, заменить прогнившую ступеньку на крыльце.
  
  Шейла стояла и наблюдала, как я выпиливаю доску подходящего размера. Увидев ее, я выключил пилу, и она сказала:
  
  — Если ты делаешь все это только для того, чтобы не разбирать вещи отца, лучше сходи к соседям. У Джексонов треснула труба на крыше.
  
  Она всегда замечала, когда я пытался уклониться от какого-то дела. И сейчас я занимался именно этим. Погрузился в работу, чтобы избежать неприятных обязанностей.
  
  Я не желал смотреть правде в глаза.
  
  Время, которое я здесь провел, занимаясь делами и записывая сообщения, можно было потратить на решение более важных проблем. Я сметал листья с тропинки, когда в квартале от меня бушевал торнадо.
  
  Я мог без устали повторять всем, кто захотел бы меня выслушать, что Шейла не могла сесть за руль в нетрезвом виде. Но как только у меня возникло предположение, будто Шейлу заставили поступить подобным образом, в моем воображении начали рисоваться страшные картины. Такие же жуткие, как в моем ночном кошмаре. Они все время стояли у меня перед глазами.
  
  Я был убежден: кто-то сотворил с Шейлой нечто ужасное.
  
  Этот «кто-то» виновен в ее смерти. Он каким-то образом подстроил все.
  
  — Кто-то убил ее, — сказал я.
  
  Потом повторил еще раз, громко:
  
  — Кто-то убил Шейлу.
  
  Я не располагал какой-либо информацией. Не имел никаких свидетельств. Только это ощущение, рожденное из водоворота, в который оказались втянуты Энн Слокум, ее муж, этот головорез Соммер, Белинда и те шестьдесят две тысячи, которые Шейла должна была передать Соммеру от Белинды.
  
  Все это должно было к чему-то привести.
  
  И я считал, к убийству. Кто-то посадил мою жену в машину, напоил и позволил ей умереть.
  
  А также убить еще двух человек.
  
  Я был уверен в этом, как ни в чем другом.
  
  Сняв трубку, я позвонил в полицейское управление Милфорда и попросил детектива Рону Ведмор.
  
  — Я не занимаюсь делом вашей жены, — напомнила мне Ведмор за чашкой кофе. Она согласилась встретиться со мной в «Макдоналдсе» на Бриджпорт-авеню через час после того, как я ей позвонил. Ведмор решила, что я хотел узнать, как продвигается дело по поиску стрелявшего в мой дом. Я с готовностью выслушал бы ее, но мне нужно было обсудить с ней и кое-что еще.
  
  — Вы не похожи на человека, который пользуется этим оправданием, чтобы проигнорировать важную информацию, — заметил я.
  
  — Это не оправдание, — возразила она. — А реальность. Если я начну совать нос в дела, которые ведут коллеги из другого управления, им это не понравится.
  
  — А что, если тот случай связан с каким-нибудь местным делом?
  
  — Например?
  
  — С Энн Слокум.
  
  — Продолжайте.
  
  — Я не уверен, что смерть моей жены оказалась несчастным случаем. И это заставляет меня усомниться в том, что гибель Энн Слокум являлась таковым. Они были подругами, наши дочери вместе играли, они обе занимались одинаковой подработкой, хотя степень их участия в этом могла быть разной. В этой истории слишком много совпадений. И вы знаете, как страшно разозлился Даррен Слокум, когда узнал о подслушанном Келли разговоре. Да, я не полицейский, но это чем-то напоминает мой бизнес. Вы приходите на новый объект, большинству он кажется вполне нормальным, но стоит заглянуть вглубь, и вы замечает то, чего не видят остальные. В одном месте краска лежит неровно, словно ее наносили в спешке, чтобы скрыть протечки, или же вы чувствуете, как половицы «ходят» у вас под ногами, и догадываетесь — там нет внутреннего настила. Вы понимаете: с домом не все гладко. Точно такие же чувства я испытываю по поводу несчастного случая с моей женой. И с Энн Слокум также.
  
  — Мистер Гарбер, у вас есть какие-нибудь доказательства, что смерть Энн Слокум не стала трагической случайностью? — спросила она.
  
  — Что именно вас интересует?
  
  — Возможно, вы что-то видели или слышали и можете сообщить нечто определенное?
  
  — Определенное? — повторил я. — Понимаете, я сказал вам, во что верю. Что считаю правдой.
  
  — Мне нужно больше, — настойчивым тоном заявила Ведмор.
  
  — Вы доверяете интуиции?
  
  — Только своей собственной, — заметила она и слегка улыбнулась.
  
  — Да бросьте, неужели вы сейчас скажете, будто не верите мне? Энн Слокум срывается куда-то посреди ночи после странного телефонного звонка, а кончается все тем, что она падает с причала? И ее муж безо всяких вопросов принимает эту историю на веру?
  
  — Он работает в полиции Милфорда, — напомнила мне Ведмор. Она действительно защищала его или просто играла в адвоката дьявола?
  
  — Прошу вас, только не надо об этом! — запротестовал я. — Мне известно о заявлениях, которые на него подавали. И вы должны знать, что они с женой приторговывали поддельными дизайнерскими сумками. Такие не купишь на оптовом складе «Уол-марта», а деньги на открытие подобного бизнеса нельзя взять в кредит в «Сити-банке». Им приходилось иметь дело с весьма сомнительными типами. В торговлю контрафактом оказались вовлечены не только Слокумы, но и другие люди. И речь идет не только о сумках, но и о лекарствах. А также строительных материалах.
  
  В этот момент меня в первый раз осенило: Слокумы вполне могли быть поставщиками того поддельного электрощитка, из-за которого сгорел дом. Я смутно вспомнил, что Салли говорила, как однажды Тео работал в доме Слокумов. А если оборудование действительно поступило от Дуга, то и здесь можно проследить определенную связь. Бетси встретилась с Энн на «сумочной» вечеринке, которая проходила у нас дома. Однако вполне допустимо, что они знали друг друга и прежде.
  
  — В день смерти, — сказал я, — Шейла хотела сделать Белинде одолжение. Она взялась доставить наличные деньги от имени Белинды одному человеку. Это была плата за товар. Но Шейла их так и не передала, поскольку попала в аварию. А тот человек — Соммер, очень опасный сукин сын. Однажды он уже являлся ко мне, и, кроме того, Артур Твейн сказал, что его подозревают в тройном убийстве в Нью-Йорке.
  
  — Что? — Ведмор быстро делала пометки в блокноте, но когда я упомянул Твейна и сообщил о тройном убийстве, подняла голову. — Кто, черт возьми, этот Артур Твейн и какое еще тройное убийство?
  
  Я рассказал ей о визите детектива и о том, что узнал от него.
  
  — И после этого Соммер приехал к вам? Он вам угрожал?
  
  — Он решил, что деньги у меня. Что они не сгорели в машине.
  
  — Они сгорели во время аварии?
  
  — Нет. Я нашел их. В доме. Шейла даже не взяла их с собой.
  
  — Господи, — прошептала Ведмор. — О какой сумме идет речь? — Я ответил, и ее глаза расширились от удивления. — И вы отдали их ему?
  
  — Белинда звонила мне раньше — намекала, выведывала, не находил ли я конверта с наличными, поскольку Соммер, вероятно, давил на нее и требовал деньги. Поэтому, отыскав их, я отдал конверт Белинде, чтобы она расплатилась с этим типом. Я не хотел иметь с ними ничего общего.
  
  Ведмор отложила ручку.
  
  — Возможно, с этим и был связан тот звонок?
  
  — Который подслушала Келли?
  
  — Нет. Про который рассказал Даррен. Перед тем как миссис Слокум уехала, ей позвонила Белинда Мортон. Но Энн так и не объяснила мужу, зачем Белинде вдруг понадобилось встретиться с ней.
  
  — Вы с ней говорили?
  
  Ведмор кивнула:
  
  — Как раз от нее.
  
  Я размышлял над тем, рассказать ли ей грязную правду об отношениях Джорджа Мортона и Энн Слокум, а также о том, как она его шантажировала. В тот момент, скрыв эту информацию от Ведмор, я мог использовать ее и заставить Мортона повлиять на Белинду, с тем чтобы она отказалась от своих показаний в отношении Шейлы. Я думал, как мне поступить: быть откровенным с Ведмор или позаботиться о нашем с дочерью финансовом благосостоянии, и решил, что мое личное благополучие — важнее. Но если я узнаю, что история с наручниками Мортона как-то связана с гибелью Шейлы — хотя и не представлял, каким образом это возможно, разве что Шейле стало все известно о них, и именно это навлекло на нее беду, — то тут же все расскажу Ведмор.
  
  — Вы хотите еще что-то добавить? — подтолкнула она меня.
  
  — Нет. По крайней мере не сейчас.
  
  Ведмор сделала еще пару заметок, затем подняла взгляд.
  
  — Мистер Гарбер, — сказала она тоном врача, советующего своему пациенту не волноваться, пока он ожидает результатов исследования, — думаю, вам лучше всего пойти домой. Позвольте мне этим заняться. Я позвоню кое-куда.
  
  — Найдите этого Соммера, — посоветовал я. — Задержите Даррена Слокума и допросите его хорошенько.
  
  — Я прошу вас проявить терпение и позволить мне выполнить свою работу.
  
  — Что вы теперь собираетесь делать? После того как уедете отсюда?
  
  — Я отправлюсь домой и приготовлю ужин для себя и своего мужа, — заявила Ведмор и посмотрела на прилавок «Макдоналдса». — А может, куплю что-нибудь здесь. Завтра же я постараюсь проверить вашу информацию.
  
  — Вы считаете меня чокнутым? — спросил я.
  
  — Нет, — ответила она, глядя мне в глаза. — Я так не думаю.
  
  Хотя я верил, что она воспринимает меня всерьез, ее намерение ждать до завтра вызывало тревогу.
  
  Значит, сегодня вечером мне придется действовать самому.
  
  Ведмор предупредила, что будет на связи, поднялась из-за стола и встала в очередь за заказом. Я некоторое время наблюдал за ней, потом перевел взгляд.
  
  Перед ней стояли два мальчишки-подростка. Они весело толкали друг друга и заглядывали в айфон или похожий на него телефон, который один из них держал в руке. Я узнал одного из подростков. Он был с Бонни Уилкинсон, когда я столкнулся с ней в магазине. Стоял рядом, пока она советовала мне рисовые хлопья. И это было незадолго до того, как я узнал о готовящемся процессе.
  
  Кори Уилкинсон. Юноша, чей брат и отец погибли из-за того, что машина Шейлы перегородила съезд.
  
  Мне не хотелось сидеть и смотреть, как они пройдут мимо меня с подносами. От одного их вида меня бросало в дрожь.
  
  Я сидел в своей машине и уже собирался повернуть ключ зажигания, когда эти двое вышли из «Макдоналдса». Оба держали в руках коричневые пакеты с едой и пластиковые стаканы. Они быстро прошли через парковку и сели в маленький серебристый автомобиль. Кори устроился на пассажирском сиденье, другой парень занял место водителя.
  
  Машина оказалась «фольксвагеном-гольф», модель середины девяностых. К короткой антенне, прикрепленной на крыше сзади, был привязан декоративный желтый шарик размером чуть меньше теннисного. Когда машина промчалась мимо, я заметил изображенный на нем улыбающийся смайлик.
  Глава сорок пятая
  
  Артур Твейн полулежал на кровати в номере гостиницы «Джаст инн тайм», на коленях у него был ноутбук, на покрывале рядом — мобильный телефон. Он с удовольствием остановился бы в более приличном месте, но в остальных отелях города не оказалось свободных номеров.
  
  Твейн не особенно продвинулся в расследовании. Белинда Мортон не пожелала говорить с ним. Даррен Слокум — тоже. Единственным человеком, ответившим на его вопросы, стал Глен Гарбер. Но у Твейна в списке имелось еще несколько имен — это были женщины, которые посещали вечера Энн Слокум: Салли Дейл, Памела Форстер, Лора Кантрелл, Сьюзан Джениган, Бетси Пинтер. Он задержится в Милфорде еще на пару дней, попробует переговорить с некоторыми из них и попытается выяснить, откуда поступали сумки.
  
  Уверен Твейн был только в одном: Слокум и его умершая жена являлись центральным звеном всей этой истории. Они привозили товар в эту часть штата Коннектикут. Энн продавала сумки, еще человека два-три брали у них на реализацию лекарства, а кроме того, они приторговывали строительными материалами, особенно легкими и малогабаритными. Например электрооборудованием. Никакого токсичного гипсокартона.
  
  Нельзя сказать, будто Твейна не волновало ничто, кроме сумок, но его счета оплачивали компании, связанные с модной индустрией. Если расследование дела о контрафактных лекарствах выведет его на поддельные сумки, это будет просто великолепно, но если все случится наоборот, он не станет выполнять работу бесплатно. Однажды, разбираясь с подделками «Фенди», он наткнулся на фабрику, производящую контрафактные DVD в подвале дома в Бостоне. Они штамповали в день примерно пять тысяч копий фильмов, которые еще показывали в кинотеатрах. Твейн позвонил в отдел, занимавшийся подобными расследованиями, и через неделю в это место нагрянула полиция.
  
  Твейн сочинял электронное послание в офис о том, как продвигается дело, когда в дверь постучали.
  
  — Секундочку! — крикнул Твейн, отложил ноутбук, опустил ноги на пол и в одних носках поспешил к двери. Ему понадобилось всего шесть шагов, чтобы преодолеть расстояние от кровати до входа. Твейн посмотрел в глазок. Там совсем черно. Твейн еще не проверял глазок. Возможно, он был сломан или к нему приклеили жвачку. В такой дыре может случиться что угодно, а уборщица ничего и не заметит.
  
  Возможно, глазок закрыли пальцем.
  
  — Кто там? — спросил он.
  
  — Глен Гарбер.
  
  — Мистер Гарбер?
  
  Твейн не помнил, говорил ли Гарберу, в каком отеле остановился. Кстати, он еще и не успел снять этот номер, когда приезжал к Гарберу. Однако Твейн дал ему визитную карточку. Так почему же Гарбер не позвонил ему, вместо того чтобы выслеживать его здесь?
  
  Не хочет ли он рассказать Твейну нечто такое, что считает небезопасным обсуждать по телефону?
  
  Если это вообще Гарбер.
  
  — Вы можете отойти немного от двери? — попросил Твейн и снова заглянул в глазок. — Я вас не вижу.
  
  — Конечно, — проговорил мужчина по другую сторону двери. — Как теперь?
  
  Глазок по-прежнему оставался черным. Значит, он сломан или нежданный гость по-прежнему закрывал его пальцем.
  
  — Подождете минуту? — сказал Твейн. — Я только из душа.
  
  — Да, никаких проблем, — послышался голос.
  
  Портфель Твейна лежал на столе. Он открыл его, сунул руку во внутренний карман крышки и вытащил оттуда пистолет с коротким дулом. Сжав в руке оружие, Твейн почувствовал, как к нему возвращается утраченная было уверенность. Он посмотрел на ботинки, стоявшие на полу у кровати, и подумал было надеть их, но решил не тратить попусту время. Вернулся к двери и еще раз посмотрел в глазок.
  
  Темно.
  
  Он снял цепочку и осторожно повернул ручку.
  
  Все произошло в одну секунду.
  
  Дверь ударила Твейна с ужасающей силой. Если бы она просто в него врезалась, этого оказалось бы достаточно, чтобы обезвредить детектива, но она еще саданула его по ноге, на которой был только носок. Он заорал от страшной боли и рухнул на пол.
  
  В комнату кто-то вошел. Быстро и тихо. Твейн никогда прежде не видел этого человека, но сразу понял, кто это. Он заметил, что руки Соммера в перчатках и в одной он сжимает пистолет.
  
  Невзирая на боль, Твейну все же удалось схватить свой пистолет. Он прижался спиной к дешевому фабричному ковру, неуклюже раскинув ноги. В этот момент он напоминал раздавленную гусеницу. Твейн быстро согнул руку, стараясь взять Соммера на мушку.
  
  Щелк.
  
  Твейн почувствовал, как что-то обожгло ему правую руку, и выронил пистолет. Он хотел подобрать его, но боль в руке отличалась от боли в ноге. Она обрушилась на него внезапно и со всей силой.
  
  Соммер подошел к нему и наступил на запястье, чтобы Твейн уже не смог схватить оружие. Твейн посмотрел на дуло пистолета Соммера и заметил на конце глушитель.
  
  Щелк.
  
  Вторая пуля угодила Твейну прямо в лоб. Тело пару раз дернулось и затихло.
  
  Телефон Соммера зазвонил. Он убрал пистолет и взял трубку.
  
  — Да?
  
  — Что ты делаешь? — спросил Даррен Слокум.
  
  — Улаживаю дела, о которых ты мне говорил.
  
  Слокум замялся, словно хотел о чем-то спросить, но передумал.
  
  — Ты собирался к Белинде, чтобы забрать у нее деньги. Гарбер предупредил тебя, что нужно заехать к ней вечером.
  
  — Да. Я звонил ей. Она сказала, деньги у нее. Но возникли какие-то проблемы. Они связаны с ее мужем.
  
  Соммер посмотрел вниз и отошел от тела. Из раны вытекла кровь, и он не хотел испачкать ботинки.
  
  — Да, Джордж — тот еще фрукт. Иногда он бывает ужасно упрямым.
  
  — Это не составит проблем.
  
  — Я поеду с тобой. Если деньги у нее, восемь кусков из той суммы мои. Мне нужно оплатить похороны.
  Глава сорок шестая
  
  Я выехал на дорогу и сел на хвост серебристому «гольфу».
  
  Ночью, когда стреляли в мой дом, полицейский сказал Ведмор, что моя соседка — Джоан Мюллер — видела проезжавшую мимо маленькую серебристую машину с каким-то круглым желтым предметиком на антенне.
  
  Автомобиль, за рулем которого сидел друг Кори Уилкинсона, полностью соответствовал тому описанию.
  
  Я перестроился в соседний ряд и поехал за ними. На блокноте, закрепленном на приборной панели, записал номер машины. Сначала я думал прекратить преследование, позвонить в полицию и сообщить номер, но не так мне хотелось разобраться в этом деле.
  
  Я следовал за «гольфом» всю дорогу до «Пост-молла», где сидевший за рулем парень высадил Кори прямо у дверей торгового центра, неподалеку от «Мейсис». Кори забрал пустые коробки из «Макдоналдса» и выбросил в мусорный бак, а его приятель умчался прочь. Кори уже начал подниматься по ступенькам магазина, когда я подъехал поближе, опустил стекло и окликнул его:
  
  — Привет, Кори!
  
  Юноша остановился и оглянулся. Он смотрел на меня секунды три, пока наконец не узнал. Затем его лицо приняло удивленный и возмущенный вид, он повернулся и продолжил подниматься по лестнице.
  
  — Эй! — крикнул я. — Поговорим насчет моего окна?
  
  Кори снова остановился и обернулся. На этот раз очень медленно. Я поманил его, но он не двинулся с места. Тогда я сказал:
  
  — Либо мы обсудим это прямо сейчас, либо я звоню в полицию. У меня есть номер машины твоего друга. Как ты думаешь, что бы он тебе посоветовал?
  
  Кори спустился и встал в футе от моей машины.
  
  — Залезай, — велел я ему.
  
  — У вас какие-то проблемы?
  
  — Я сказал, залезай. Или ты сядешь ко мне в машину, Кори, или я звоню в полицию.
  
  Он помедлил еще три секунды, затем открыл дверь и сел. Я нажал на газ и направился к трассе.
  
  — Как зовут твоего дружка? — спросил я.
  
  — Какого еще дружка? — Он смотрел вперед.
  
  — Кори, я могу выяснить это сам. Так что перестань прикидываться дурачком. Отвечай мне.
  
  — Рик.
  
  — Какой еще Рик?
  
  — Рик Стал.
  
  — Как все произошло той ночью? Рик был за рулем? А ты стрелял?
  
  — Я не понимаю, о чем вы говорите.
  
  — Ладно, подожди, здесь нам придется развернуться.
  
  — Что? Зачем?
  
  — Я направляюсь в полицейский участок. Хочу представить тебя детективу Роне Ведмор. Она тебе понравится.
  
  — Хорошо-хорошо! Какое вам дело?
  
  Я пристально посмотрел на него:
  
  — Какое мне дело? И ты еще спрашиваешь? Ты хочешь знать, какое мне до этого дело? Вы, два клоуна, стреляли в мой дом. Выбили окно в комнате моей дочери! — Я наставил на него палец. — Это была комната моей дочери, твою мать! Тебе понятно? И она была там. Так вот, какое мне дело…
  
  — Но послушайте…
  
  — Мне очень жаль из-за того, что случилось с твоим отцом и братом, и я понимаю, кого ты во всем винишь, но даже если ты считаешь, будто моя жена уничтожила ваше, мать его, семейное древо, ты не имел права стрелять в комнату моей дочери! — Я повернулся, схватил его за руку и встряхнул. — Ты понял, о чем я говорю?
  
  — Ой! Да! — промямлил он.
  
  — Я не слышу!
  
  — Да!
  
  Я продолжил давить на него:
  
  — Кто стрелял?
  
  — Мы не знали, что в комнате кто-то был, — сказал он. — Мы даже не знали, чья это комната. — Я сильнее сжал его руку. — Это был я. Это сделал я. Рик вел машину — у меня еще даже нет прав, — а я сидел на заднем сиденье, опустил окно и выстрелил, пока мы проезжали мимо. Но клянусь Богом, я просто хотел стрельнуть вам в дом или в машину. Я даже не знал, что разобью окно. И причиню вред кому-нибудь в доме!
  
  Я больно выкрутил ему руку и отпустил. Следующие несколько миль мы ехали молча. Наконец я произнес:
  
  — Просто скажи мне.
  
  — Что?
  
  — О чем вы думали, когда делали все это?
  
  — Думали?
  
  Я едва не рассмеялся.
  
  — Понятно: значит, в тот момент вы вообще не думали. И все же как, черт побери, такое пришло вам в голову?
  
  — Мне просто хотелось что-нибудь сделать, — тихо сказал он. — Понимаете, моя мама судится с вами, и я не мог оставаться в стороне. — Он повернул голову, и я увидел в его глазах слезы. — Она не единственная, кто потерял близких людей. Я тоже остался без отца и брата.
  
  — И ты хотел припугнуть нас.
  
  — Наверное.
  
  — Что ж, у тебя получилось. Ты напугал меня. И знаешь, кого еще ты напугал?
  
  Он ждал, когда я продолжу.
  
  — Ты напугал мою дочь. Ей восемь лет. Когда ты выстрелил в окно, пуля пролетела в шести футах от ее головы. Она страшно кричала. На ее кровати были осколки стекла. Ты слышишь, что я говорю?
  
  — Слышу.
  
  — Теперь тебе лучше? Ты уже не так переживаешь из-за того, что случилось с твоим отцом и братом, после того как напугал маленькую девочку, не сделавшую тебе ничего плохого? Это и есть правосудие, которого ты искал?
  
  Кори ничего не ответил.
  
  — Чей был пистолет?
  
  — Рика. Его отца. У него много оружия.
  
  — Я даю тебе полчаса.
  
  — Я не…
  
  — Если через полчаса я не увижу тебя, то позвоню в полицию и расскажу им, что ты натворил. Позвони своему другу Рику. Через полчаса вы должны быть вдвоем у моего дома с тем пистолетом. И вы отдадите его мне.
  
  — Отец не позволит ему…
  
  — Полчаса, — повторил я. — И вот еще что.
  
  Он посмотрел на меня с нетерпением.
  
  — Приведи свою мать.
  
  — Что?
  
  — Ты слышал. — Я съехал на обочину и остановился. — Вылезай.
  
  — Здесь? Но я даже не знаю, где мы находимся.
  
  — Это ничего.
  
  Кори выбрался из машины, и я тронулся с места. В зеркало мне было видно, как он достает мобильный телефон.
  
  Через тридцать семь минут они уже были около моего дома. На самом деле я собирался дать им сорок пять минут форы, перед тем как звонить Ведмор. Молодые люди были взбудоражены, вместе с ними приехала мать Кори, Бонни Уилкинсон, бледная, изможденная. Ее лицо выражало презрение и страх.
  
  В руках Рик держал бумажный пакет.
  
  Я открыл дверь и жестом пригласил их в дом. Никто ничего не сказал. Рик передал мне пакет. Я открыл его и заглянул внутрь. Там был пистолет.
  
  — Они вам все рассказали? — спросил я у Бонни Уилкинсон.
  
  Она кивнула.
  
  — Если бы это был он один, — кивнул я в сторону Рика, — я сразу позвонил бы в полицию. Но заявить на него, не выдав тем самым и вашего сына, я не могу. — Парень только что потерял отца и брата, и приносить еще больше горя семейству Уилкинсонов, невзирая на тот ужасный процесс, который возбудила против меня его мать, я оказался не способен. — Однако если кто-то из них попытается еще раз сотворить нечто подобное, если они просто недоброжелательно посмотрят на мою дочь, я дам этому делу ход.
  
  — Я все понимаю, — сказала миссис Уилкинсон.
  
  — Что мне сказать отцу, когда он заметит пропажу пистолета? — спросил Рик.
  
  — Не знаю.
  
  — Я поговорю с ним, — обратилась к Рику миссис Уилкинсон. С минуту все молчали. Наконец она нарушила тишину: — Я даже не знала, что Кори совершил подобную глупость. Никогда бы не позволила ему.
  
  Я хотел сказать ей, что мне все известно и я это понимаю: она собиралась уничтожить нас в суде, а не на улице, — но вместо этого лишь кивнул.
  
  Мы вроде бы все уладили. Когда они двинулись прочь, я крикнул:
  
  — Рик! И вот еще.
  
  Юноша посмотрел на меня со страхом.
  
  — Убери тот шарик с антенны, пока его не заметили копы!
  Глава сорок седьмая
  
  Вскоре после этого мой телефон зазвонил.
  
  — Мистер Гарбер? Это детектив Джулия Страйкер. — Женщина, которая расследовала убийство Тео Стамоса. — У меня к вам вопрос. Как вы думаете, почему Тео Стамос написал вам письмо?
  
  — Письмо?
  
  — Совершенно верно.
  
  — Это была угроза? Я сказал ему, что больше не буду с ним работать. Вы нашли именно такое письмо?
  
  — Оно лежало на его кухонном столе, под стопкой бумаг. Похоже, он делал наброски, собирался что-то сказать вам в письме или по телефону. Пытался упорядочить мысли.
  
  — Что было в этих заметках?
  
  — Судя по всему, он придумывал, как извиниться перед вами. Возможно, признаться в чем-то. Вы не знаете, в чем он мог вам признаться?
  
  — Я же объяснял вам. Дом, в котором он проводил электричество, сгорел.
  
  — На днях между вами произошел один инцидент. Я говорила с Хэнком Симмонсом. Мистер Стамос работал у него.
  
  — Да. — Я знал: рано или поздно об этом станет известно. — Я сообщил ему одну новость. Мне как раз позвонили из Управления пожарной охраны и сказали, что электрооборудование, установленное в том доме, было бракованным. Это и послужило причиной возгорания.
  
  — Прежде вы не упоминали об этом, — недовольным голосом заявила Страйкер.
  
  — Я говорил вам об электрооборудовании.
  
  — По словам мистера Симмонса, вы отрезали… резиновые яйца, которые висели на бампере машины мистера Стамоса.
  
  — Да, — признался я.
  
  — Не могу сказать, что осуждаю вас за это, — сказала она после паузы.
  
  Я понимал, что скорее всего веду себя неразумно, вступая с ней в разговор. «Повесь трубку и позвони Эдвину», — пронеслось у меня в голове. Не исключено, что мне понадобится адвокат. Неужели из-за моей стычки с Тео меня могут заподозрить в его убийстве? В конце концов, я был у него в трейлере. Я нашел тело. Получается, Страйкер думала, будто я имею какое-то отношение к его убийству?
  
  Но если она рассматривала меня в качестве подозреваемого, почему задавала вопросы по телефону? Разве в подобном случае около моего дома уже не должна была стоять полицейская машина, ожидая моего возвращения?
  
  И разумеется, они не стали бы задерживать Дуга.
  
  — А по поводу чего он приносил извинения? — спросил я. — Это имело отношение к пожару?
  
  — Трудно сказать. Вверху страницы написано ваше имя. Под ним — несколько слов. Позвольте зачитать то, что он написал. Но хочу обратить ваше внимание, что во всем этом мало смысла. Просто фразы, набросанные весьма неразборчивым почерком. И в них много ошибок. Так вот слушайте: «Мистер Гарбер, вы обвинили меня незаслуженно» и «мне жаль насчет Уилсона». Кто такой Уилсон?
  
  — Его дом сгорел.
  
  — Ясно. Дальше: «Я просто зарабатывал себе на жизнь» и «думал, что детали соответствуют…» Похоже, тут буквы «с», «т», «а» и то ли «н», то ли «п»…
  
  — Наверное, «стандартам». Он думал, что детали соответствовали стандартам.
  
  — И: «Нет больше сил скрывать». Вы можете проследить здесь какой-то смысл?
  
  — Нет, — сказал я.
  
  — И последнее, что он написал: «Мне жаль вашу жену». Почему Тео Стамос жалел вашу жену?
  
  Я почувствовал, как внутри у меня все похолодело.
  
  — Там есть что-то еще?
  
  — Это все. Из-за чего он мог жалеть вашу жену? Она дома? Вы можете позвать ее к телефону?
  
  — Моя жена умерла. — Я услышал свой бесстрастный голос.
  
  — Ох, — вздохнула Страйкер. — Когда она скончалась?
  
  — Три недели назад.
  
  — Совсем недавно.
  
  — Да.
  
  — Она была больна?
  
  — Нет. Ее машина попала в аварию. Она погибла.
  
  Я почувствовал, как нарастает ее интерес.
  
  — Мистер Стамос был виновен в той аварии? Поэтому он так сожалеет?
  
  — Не знаю, почему он так написал. Его не было в другой машине.
  
  — Так, значит, он не был причастен к аварии?
  
  — Нет… нет, — ответил я.
  
  — Мне показалось, вы немного помедлили с ответом.
  
  — Нет, — повторил я. На что она намекает? Почему Тео написал это? Конечно, за последние недели многие говорили эту фразу: «Мне жаль Шейлу», — но в данном случае она была вырвана из контекста и теряла всякий смысл. — Не знаю, — сказал я. — Теперь у меня есть вопрос к вам.
  
  — Спрашивайте.
  
  — Вы уверены насчет Дуга? Вы действительно думаете, что это он убил Тео?
  
  — Мы предъявили ему обвинение, мистер Гарбер. Вот вам мой ответ.
  
  — Это из-за пистолета, который нашли в машине? Готов спорить, даже если Тео убили из него, на нем не осталось отпечатков Дуга.
  
  — Что дает вам основание так говорить? — спросила она после паузы.
  
  — В последнее время у нас с Дугом были размолвки. Но теперь я понял, что был не прав, и сомневаюсь, что это сделал он. Дуг не способен на убийство.
  
  — Тогда кто же убийца? — спросила Страйкер. Когда я не смог ответить, она вздохнула и сказала: — Если вы придете к какому-нибудь заключению, сообщите мне.
  
  В дверь кто-то громко постучал.
  
  — Бетси? — с удивлением произнес я, открыв ее.
  
  Бетси стояла на крыльце, упершись одной рукой в бедро с таким видом, словно собиралась избить меня до полусмерти. Около тротуара я заметил машину, за рулем сидела ее мать.
  
  — Я пришла за пикапом Дуга, — заявила она.
  
  — За чем, прости?
  
  — Полицейские забрали мою машину и отвезли в какую-то криминалистическую лабораторию. А мне нужно на чем-то ездить. Отдай мне пикап Дуга.
  
  — Приходи завтра, — сказал я. — В офис.
  
  — У меня есть ключи от машины, но нет ключей от ворот. Дай мне их, чтобы я могла сама забрать ее.
  
  — Бетси, я не дам тебе никаких ключей. До завтрашнего дня можешь поездить вместе с матерью.
  
  — Если ты мне не доверяешь и думаешь, будто я стащу твои драгоценные инструменты, то поехали вместе, ты откроешь ворота, и я заберу машину. На все уйдет не больше пяти минут.
  
  — Завтра, — повторил я. — У меня был долгий день и не осталось сил, чтобы заниматься этим.
  
  — Ну конечно! — презрительно усмехнулась Бетси, утвердив обе руки на бедрах. — У тебя был тяжелый день. Я потеряла дом, а на следующий день моего мужа арестовали по подозрению в убийстве, а у тебя был тяжелый день!
  
  — Не хочешь войти? — вздохнул я.
  
  Она задумалась над моим предложением, а затем, ничего не сказав, переступила через порог дома.
  
  — Расскажи, как там Дуг, — попросил я.
  
  — Как Дуг? А как, мать твою, ты думаешь, должны быть у него дела? Он в тюрьме!
  
  — Бетси, я серьезно спрашиваю. Как он?
  
  — Не знаю. Я его не видела.
  
  — Тебе не разрешили с ним встретиться?
  
  Бетси не понравился мой вопрос, и она отвела взгляд.
  
  — По правде говоря, у меня и возможности такой не было. Не исключено, что я вообще не смогу с ним видеться там, где его держат. — Бетси быстро взглянула на свои руки, которые слегка дрожали. — Боже, я вся на нервах. — Она засунула руки в карманы облегающих джинсов.
  
  — Ты нашла ему адвоката?
  
  Бетси рассмеялась:
  
  — Адвоката? Шутишь? Откуда у меня деньги, чтобы платить адвокату?
  
  — Ты можешь договориться, чтобы суд назначил ему адвоката.
  
  — Ну конечно! А ты хоть знаешь, какие там адвокаты?
  
  Я подумал о деньгах, спрятанных за деревянной панелью в моем кабинете. Их бы вполне хватило, чтобы оплатить услуги адвоката для Дуга.
  
  — Кроме того, — добавила Бетси, — у меня дела.
  
  — Вернуть машину? Сейчас для тебя это самое важное?
  
  — Мне нужна тачка. Мама не станет больше меня возить.
  
  — Ты совсем сбросила его со счетов, Бетси? Так? Тебе все равно, что станет с Дугом?
  
  — Конечно, мне не все равно. Но его арестовали. Раз ему предъявили обвинение, значит, у полиции были на то основания. Так сказала моя мама. Наверное, им известно, что Дуг был там, в трейлере Тео. В машине нашли пистолет и говорят, Тео застрелили из него. Что им еще нужно? Должна сказать тебе, я и понятия не имела, что у него есть пистолет. — Бетси покачала головой. — А я думала, будто знаю о нем все.
  
  — Не знал, что ты такая безразличная, Бетси.
  
  — Я просто хочу достойной жизни, — бросила она. — Я заслужила лучшего. Разве это делает меня преступницей?
  
  — Однажды Дуг в шутку заметил, что не удивится, если узнает о деньгах, которые ты где-то припрятала. Как ты думаешь, почему он это сказал?
  
  — Если бы у меня была тайная заначка, разве я стала бы жить с мамой и умолять тебя вернуть мне дерьмовый пикап моего мужа?
  
  — Это не ответ, Бетси. Дуг был прав? Ты где-то припрятала деньги? Я заметил, стопка счетов на кухне не останавливала тебя, когда ты отправлялась на шопинг. У тебя все равно были деньги, на случай если твои кредитные карты аннулируют?
  
  — Я просто не верю своим ушам! Не верю. Ты и правда думал, будто я обманывала своего мужа?
  
  — Нет, — ответил я, хотя подумал, что это довольно интересное предположение, учитывая информацию, которая открылась про Энн Слокум.
  
  Бетси сердито покачала головой.
  
  — Ладно, иногда мама помогала мне деньгами. Давала немного на мелкие расходы.
  
  — Бетси, скажи правду.
  
  — Ну хорошо. Слушай, может, моя мама и не миллионерша, но деньги у нее имеются. Пару лет назад умер ее дядя, его дом продали где-то тысяч за восемьдесят. Она оказалась его единственной родственницей и получила все.
  
  — А Дуг знает об этом?
  
  — Нет, черт возьми. Я не сумасшедшая. Мама помогала мне время от времени, когда мы оказывались на мели или не могли расплатиться по картам. — Она рассмеялась. — А банки продолжали присылать нам новые кредитки, и было бы глупо не воспользоваться ими. Меня не назовешь неблагодарным человеком.
  
  — И это стоило вам дома, Бетси.
  
  Она вытащили руки из карманов и снова положила на бедра.
  
  — Скажи, а с чего ты взял, будто ты лучше остальных? Когда тебе это взбрело в голову? Ты родился с этой уверенностью, или она пришла к тебе позже?
  
  — Чем ты занималась, когда Дуг поехал к Тео?
  
  — Что? — удивилась она. — Почему ты спрашиваешь?
  
  — Бетси, я просто хочу знать. Чем ты занималась, пока Дуга не было?
  
  — Я даже не знала, что он уехал, пока не проснулась утром и не заметила пропажу моей машины. И что ты имеешь в виду под «чем я занималась»? Спала.
  
  — Ты никогда не бывала у Тео?
  
  — Что? Нет. Зачем мне туда?
  
  — Как ты узнала, что он жил в трейлере?
  
  — Что?
  
  — Минуту назад ты упомянула, что Тео жил в трейлере. Как ты об этом узнала?
  
  — Ты на что, черт возьми, намекаешь? Наверное, мне сказали об этом полицейские. Не помню. Да что с тобой? Ты вернешь мне машину или нет?
  
  — Приезжай завтра, — сказал я. — Если меня не будет, обратись к Салли. Или к Кей-Эфу. Кто-нибудь тебе обязательно поможет. А сейчас мы закрыты.
  
  Я вывел Бетси за дверь и закрыл ее.
  
  Что-то тревожило меня. Из головы не выходили слова Дуга о том, что они с Бетси даже не могли спать вместе, пока находились в доме ее матери. То есть когда Дуг уезжал к Тео, он не знал, дома ли Бетси.
  
  Она могла быть где угодно.
  
  Я не представлял, что мне дает эта информация и почему я подозреваю Бетси в чем-то. Вероятно, это было связано с ее явным равнодушием к случившемуся с Дугом несчастью. Она даже не попыталась встретиться с ним после ареста. Похоже, Бетси готова принять версию полицейских относительно произошедшего.
  
  Как и Даррен Слокум, Бетси Пинтер не желала ставить под сомнение существующие факты. Она ничего не имела против того, как развивались события.
  Глава сорок восьмая
  
  Соммер затормозил свой «крайслер» в полуквартале от дома Белинды Мортон, погасил фары и выключил двигатель.
  
  Сидевший на пассажирском месте Слокум сказал:
  
  — Я должен тебя кое о чем спросить.
  
  Соммер повернулся к нему.
  
  — Скажи, ты ведь не пытался убить дочку Гарбера, когда стрелял в ее окно?
  
  Соммер устало покачал головой.
  
  — Это сделали подростки. Они проезжали мимо, пока я стоял около его дома. После этого там стало небезопасно, поэтому я вернулся, чтобы встретиться с Гарбером на следующее утро.
  
  — Боже, почему ты мне не сказал об этом? Я думал, ты едва не убил лучшую подругу моей дочери.
  
  — И все же ты продолжал вести со мной дела, — заметил Соммер.
  
  — А что насчет Твейна? Ты его…
  
  Соммер поднял руку:
  
  — Хватит. Ты пойдешь со мной?
  
  — Нет, — возразил Слокум. — Ты же все равно отдашь мне мою долю, поэтому у меня нет необходимости делать это.
  
  Соммер вышел из машины, оставив ключ в замке зажигания. Когда включился верхний свет, звякнул предупредительный сигнал. Слокум наблюдал, как Соммер уверенной походкой шел к дому Мортонов. Он подумал, что в свете фонарей, отбрасывающих от него длинные тени, Соммер напоминает смерть.
  
  Джордж Мортон сидел в гостиной и смотрел «Судью Джуди» на плазменном телевизоре с диагональю сорок два дюйма.
  
  — Милая, иди сюда, посмотрим вместе, — предложил он. — Сейчас Джуд прищучит эту женщину.
  
  В тот вечер разбиралось дело одной мамаши, которая придумывала миллион объяснений для своего тупоголового сынка, забравшего без разрешения родительский автомобиль и поехавшего на вечеринку, где было полно подвыпивших подростков. Один из его приятелей решил покататься на машине и разбил ее. Теперь мать хотела, чтобы родители парня возместили ущерб, игнорируя тот факт, что если бы ее родной сын не взял машину и не позволил пьяному другу сесть за руль, то ничего бы не случилось.
  
  — Ты идешь или нет? Или все еще сердишься на меня? Слушай, дорогуша, я хочу с тобой кое-что обсудить.
  
  Белинда была на кухне — стояла у кухонного стола и рассматривала различные документы на недвижимость, не в силах сосредоточиться. Сердится? Он решил, будто она сердится? Да она готова убить его. Соммер хотел получить свои деньги, а ее недалекий супруг до сих пор упрямился и не отдавал их, держал в сейфе у себя в кабинете и отказывался вернуть Белинде, пока та не расскажет, для чего они предназначались. «Это ужасно неприлично, — говорил Джордж, — вот так передавать подобную сумму. В конце концов, ты же не ведешь дела с криминальными элементами?»
  
  Пока Джордж был в ванной, Белинда пыталась открыть сейф, используя номер его карточки соцзащиты, номер автомобиля, дату рождения, дату рождения матери, которую он всегда помнил даже в те годы, когда забывал поздравить с днем рождения жену. Но ей так и не удалось подобрать нужную комбинацию.
  
  Теперь она вернулась на кухню и разрабатывала новую стратегию. Нужно было нечто более радикальное. Она спустится в подвал, возьмет молоток и пригласит мужа в кабинет. Там Джордж увидит, как она стоит над моделью его галеона, на сборку которого он потратил двести часов — он мастерил его несколько лет. Белинда пригрозит, что разобьет его на миллион кусочков, если Джордж в ту же секунду не откроет свой чертов сейф и не отдаст ей конверт с деньгами. Он не позволит ей уничтожить эту модель. А она, без сомнения, сделала бы это с большим удовольствием. Долбила бы и долбила по кораблю, пока он не разлетелся бы на мелкие щепки.
  
  — Ты слышишь меня, милая? Я хочу с тобой кое о чем поговорить! — позвал ее Джордж.
  
  Белинда вошла в комнату. Джордж взял пульт, вытянул руку и отключил звук, заставив судью замолчать. «Наверное, это что-то важное, — подумала Белинда. — А что у Джорджа с запястьем?» Она впервые заметила это. В последние дни он был таким скромником, не позволял ей видеть себя обнаженным, носил рубашки с длинными рукавами.
  
  — Я размышлял по поводу процесса, который возбудила против Глена миссис Уилкинсон, — начал он.
  
  Белинда ждала. Она прекрасно знала, Джорджа никогда не интересовало ее мнение, поэтому просто наблюдала, к чему все это приведет.
  
  — Какой ужас, — продолжил он. — Суд может разорить Глена. А ему приходится одному воспитывать ребенка. Он даже не сможет отправить дочку в колледж. Если жена Уилкинсона выиграет, ему понадобятся долгие годы, чтобы расплатиться.
  
  — Но ты же был одержим идеей «жить по совести».
  
  — Теперь я уже не уверен, что это оказался действительно правильный поступок. Пускай Шейла и пробовала марихуану, но это вовсе не означает, будто она накурилась в день смерти. К тому же я слышал: в ее крови обнаружили алкоголь, а не наркотик.
  
  — Джордж, что случилось? Ты никогда не менял своего мнения.
  
  — Просто когда ты в следующий раз встретишься с адвокатами миссис Уилкинсон, скажи им, что, возможно, допустила одну неточность. Ты хорошо проанализировала все события со времени вашей последней встречи и пришла к выводу, что Шейла не делала ничего противозаконного.
  
  — А с чего это вдруг ты так решил?
  
  — Я просто хочу совершить правильный поступок.
  
  — Хочешь поступить правильно? Тогда открой свой чертов сейф!
  
  — А вот это, Белинда, совсем другое дело. Я до сих пор не получил от тебя объяснений. Но ты должна знать: на этот раз я готов проявить гибкость. Возможно, один раз я даже переступлю через свои принципы…
  
  — Что у тебя с запястьем?
  
  — Что? Ничего.
  
  Но она схватила его за руку и отдернула рукав.
  
  — Что ты с собой сделал? Это случилось уже давно. Все почти зажило. Когда это произошло? Ты несколько дней скрывал повреждения. Вот почему в последнее время ты вел себя так странно? Не позволял видеть себя голым, не спал со мной, не… У тебя оба запястья такие?
  
  — Это сыпь. Не трогай, если не хочешь подхватить такую же. Она очень заразна, — предостерег он.
  
  — Ты что, дотронулся до ядовитого растения?
  
  — Вроде того. Я лишь старался защититься…
  
  В дверь позвонили. Оба замерли от удивления.
  
  — Кто-то пришел, — заметил Джордж. — Не хочешь открыть дверь?
  
  Белинда бросила на Джорджа злобный взгляд, когда он нажал на кнопку и снова стал слушать выступление судьи Джуди. Она направилась ко входной двери и распахнула ее не раздумывая, поскольку никак не ожидала визита Соммера. Белинда обещала позвонить ему и назначить встречу на следующий день. К тому времени она надеялась убедить Джорджа открыть сейф.
  
  Но похоже, планы изменились.
  
  — О Боже! — воскликнула она. — Мы же договорились на завтра. Мне нужно еще…
  
  — Медлить больше нельзя, — отрезал Соммер, вошел в дом и закрыл дверь.
  
  — Кто это? — крикнул Джордж.
  
  — Мой муж дома, — прошептала Белинда.
  
  Соммер посмотрел на нее так, словно хотел сказать:
  
  «Ну и что?»
  
  — Деньги у тебя?
  
  Белинда кивнула в сторону гостиной, откуда только что донесся голос ее супруга:
  
  — Он нашел их, решил, будто я заключила какую-то нечестную сделку, и заявил, что не достанет их из сейфа, пока я не объясню ему, откуда деньги.
  
  — Так объясни.
  
  — Я сказала, что это плата за дом. Но он мне не поверил. Джордж считает, что все должно быть оформлено надлежащим образом и подтверждено письменными документами.
  
  Соммер вздохнул и посмотрел на дверь в гостиную.
  
  — Сейчас покажу ему документы, — произнес он.
  
  «Ну и черт с ним! — подумала Белинда. — Я и так испробовала все возможные способы».
  
  Слокум достал мобильный, нажал клавишу и поднес трубку к уху.
  
  — Привет, папа, — сказала Эмили Слокум.
  
  — Привет, милая.
  
  — Хочешь поговорить с тетей Дженис?
  
  — Нет, я хочу поговорить с тобой.
  
  Даррен Слокум не сводил взгляда с дома на противоположной стороне улицы, надеясь, что Соммер скоро вернется. Ему делалось не по себе в подобных ситуациях. Он не питал иллюзий насчет того, кем на самом деле являлся Соммер. И прекрасно знал, что тот натворил. Энн рассказала ему о случае на Канал-стрит, свидетелем которого она стала. Теперь Слокум сидел в машине, размышляя над тем, как далеко может зайти Соммер, и переживал по этому поводу.
  
  Но если Соммер получит деньги и передача пройдет гладко, без инцидентов, на этом, возможно, все и закончится. Он скажет ему: «С тобой расплатились полностью. Теперь иди и поищи других идиотов, которые будут сбывать твой товар!» И больше никаких вечеринок с продажей сумок, никаких лекарств, которые он доставлял на продажу Белинде. И никаких строительных материалов для Тео Стамоса.
  
  Слокум хотел выйти из игры, порвать с этим бизнесом и уехать из Милфорда.
  
  Он понимал: его дни работы в полиции сочтены. Боссы управления по-прежнему искали пропавшие деньги от продажи наркотиков, ту самую наличность, которую он использовал в качестве стартового капитала. Даже если начальство не сможет прижать его за это, в дальнейшем тучи над ним будут только сгущаться. Возможно, ему придется отдать свой полицейский значок. И если он уйдет из полиции, его дело, вполне вероятно, просто замнут. Их вполне удовлетворит то, что Слокума удалось выкинуть со службы. Он уедет. Возможно, за пределы штата. Например в Питсбург. Устроится в какое-нибудь охранное агентство.
  
  В минуты, когда Слокум начинал жалеть о том, что встал на скользкий путь, сделал неправильный выбор и связался не с теми людьми, он начинал звонить дочери. «Человек, который любит свою дочь, — говорил он себе, — не может быть совсем уж подонком. Я хороший человек. Моя дочурка — самое важное, что есть в жизни».
  
  Поэтому, дожидаясь Соммера, он позвонил ей.
  
  — Пап, ты где? — спросила Эмили.
  
  — Сижу в машине и жду кое-кого, — ответил Слокум. — Что делаешь?
  
  — Ничего.
  
  — Ты должна чем-то заниматься, — возразил он.
  
  — Мы с тетей Дженис сидели за компьютером. Я показывала ей, сколько у меня друзей, и рассказывала, что они любят. Я хочу, чтобы ты поскорее вернулся домой. — Голос у нее был очень грустным.
  
  — Я скоро. Нужно только закончить кое-какие дела.
  
  — Я скучаю по маме.
  
  — Знаю. Я тоже.
  
  — Тетя Дженис сказала, что мы должны устроить себе каникулы. Мы с тобой.
  
  — Отличная идея. И куда бы ты хотела поехать?
  
  — В Бостон.
  
  — Почему в Бостон?
  
  — Келли говорит, что, возможно, поедет туда.
  
  — Келли Гарбер сейчас в Бостоне?
  
  — Нет, она у бабушки.
  
  — Я думаю, нам с тобой нужно обязательно куда-нибудь съездить. И если ты хочешь в Бостон, я не против.
  
  — Там есть аквариум.
  
  — Как здорово, — сказал Слокум, заметив приближающиеся фары автомобиля, — можно посмотреть на рыбок, акул и дельфинов.
  
  — Когда я вернусь в школу?
  
  — Наверное, на следующей неделе.
  
  Машина остановилась напротив дома Мортонов. Фары погасли.
  
  — Милая, — сказал Слокум, — папе нужно ехать. Я тебе еще позвоню.
  
  Белинда и Соммер вошли в гостиную. Джордж повернулся в своем кожаном кресле, заслышав шаги жены, взял пульт и убрал звук.
  
  — Эй, — окликнул он Белинду, заметив сначала только ее.
  
  — Кое-кто хочет с тобой поговорить, — сказала она.
  
  Джордж поднял глаза и увидел в дверях Соммера.
  
  — Ну, здравствуйте. Полагаю, мы не…
  
  Соммер схватил Джорджа за шею, выдернул из кресла и толкнул головой вперед прямо на судью Джуди. Плазменный экран разбился.
  
  Фары погасли, но из машины никто не вышел. Однако Слокуму показалось, что он видит водителя, который смотрел на дом Мортонов и, вероятно, размышлял, что ему делать дальше.
  
  «Это еще кто такой, черт возьми?» — подумал Слокум.
  
  Плоский экран разлетелся вдребезги. Джордж закричал. Белинда — тоже.
  
  Соммер оттащил Джорджа от телевизора. Его макушка была вся в крови, он неистово размахивал руками, пытаясь отбиться, но его слабые шлепки, способные разве что убить комара, не возымели никакого действия.
  
  — Где они? — спросил Соммер.
  
  — Что? — заскулил Джордж. — Что вам нужно?
  
  — Деньги.
  
  — В моем кабинете, — сказал он. — Деньги в моем кабинете!
  
  — Отведи меня туда, — приказал Соммер, продолжая удерживать Джорджа. Он схватил его за шиворот рубашки и выкрутил ткань.
  
  — Что ты натворил! — закричала на Соммера Белинда. — Он весь в крови!
  
  Свободной рукой Соммер толкнул Белинду в правую грудь, убирая ее со своего пути. Белинда отлетела назад и ударилась о дверной косяк.
  
  — Они в сейфе? — спросил Соммер.
  
  — Да-да, в сейфе, — ответил Джордж и повел его в кабинет. Он обошел стол и сказал: — Сейф в стене, за этой картиной.
  
  — Открывай, — приказал Соммер и подтащил Джорджа так, что тот уперся лицом в портрет своего отца.
  
  Соммер немного ослабил хватку, и Джордж смог отодвинуть картину, чтобы добраться до сейфа.
  
  — Так вот с какими людьми ты ведешь дела! — бросил он Белинде.
  
  — Тупой ублюдок! — закричала она. — Ты сам нарвался!
  
  Джордж положил пальцы на циферблат, но они дрожали.
  
  — Не… не знаю, смогу ли я это сделать.
  
  Соммер вздохнул. Он схватил Джорджа и оттолкнул от сейфа, чтобы самому набрать номер. Его рука была твердой.
  
  — Говори, — приказал он.
  
  — Хорошо, хорошо, хорошо. Два раза прокрутите вправо до конца, потом налево до двадцати четырех, потом вправо до одиннадцати…
  
  «Будь я проклята, — подумала Белинда. — Это же дата моего рождения».
  
  В тот момент, когда Джордж уже собирался назвать последний номер, который Белинда уже знала заранее, раздался звонок.
  
  Это был мобильный.
  
  Дома Белинда не выключала свой сотовый, однако звучала не ее мелодия. Джордж, наоборот, вернувшись с работы, всегда отключал свой телефон. Значит, звонил телефон Соммера. Но тот одной рукой держал Джорджа, а другой продолжал крутить циферблат, поэтому был вынужден проигнорировать звонок.
  
  Водительская дверь открылась. Слокум прищурился, пытаясь рассмотреть выходившего из машины человека.
  
  Кто-то стал переходить улицу.
  
  — Подойди к фонарю, подойди к фонарю, — шептал Слокум сквозь сжатые зубы.
  
  Казалось, мольба Слокума была услышана. Человек на секунду замер под фонарем, по-прежнему не сводя взгляда с дома. Слокум сумел рассмотреть его.
  
  — Черт! Нет! — воскликнул Слокум и вытащил из кармана мобильный. Раскрыв его, он набрал номер Соммера и нажал кнопку вызова. — Ответь, ответь, ответь!
  
  Соммер прокрутил последний номер. Замок щелкнул. Дверь сейфа открылась. К тому моменту, когда это произошло, его мобильный перестал звонить. Он отпустил Джорджа и достал набитый деньгами конверт.
  
  — Наконец-то, — проговорил он.
  
  Джордж, воспользовавшись случаем, бросился бежать, но оказался недостаточно проворным. Соммер бросил конверт, повернувшись, схватил Джорджа за руку и толкнул в кожаное офисное кресло, которое немедленно опрокинулось.
  
  Соммер сунул руку в карман куртки и вытащил пистолет. Прицелившись в Джорджа, он проговорил:
  
  — Не будь идиотом.
  
  Но Белинда закричала, увидев оружие, поэтому Джордж едва ли разобрал слова Соммера.
  
  И никто из них не услышал звонка в дверь.
  Глава сорок девятая
  
  Когда Бетси с матерью уехали, я поднялся наверх в ванную и умылся. Посмотрел в зеркало на свое лицо, на мешки под глазами. Не помню, чтобы у меня когда-либо был такой изможденный вид.
  
  Я вышел из ванной и сел на краешек постели, которую когда-то делил с Шейлой. Провел рукой по покрывалу, по тому месту, где она обычно спала. Здесь мы отдыхали каждую ночь, здесь делились друг с другом нашими надеждами и мечтами, здесь смеялись и плакали, занимались любовью, именно здесь была зачата Келли.
  
  Положив локти на колени, я закрыл лицо ладонями и сколько-то просидел так. Слезы катились по моим щекам, но я не стирал их.
  
  Затем несколько раз глубоко вздохнул, стараясь подавить боль, обиду и жалость к себе.
  
  «Соберись, тряпка! Нужно кое-куда съездить и кое с кем повидаться».
  
  Я не до конца был уверен, куда именно мне нужно ехать и с кем встречаться. Просто не мог сидеть на месте. Я не стану бездействовать, пока Рона Ведмор ест свой бигмак с картошкой фри, потом ложится спать и ждет до утра, чтобы проверить полученную от меня информацию. Я хотел выяснить все немедленно. Мне необходимо было действовать, задавать вопросы.
  
  Я должен выяснить, что произошло с Шейлой.
  
  И я знал, что бы мне сейчас сказала Шейла: «Составь список».
  
  На прикроватном столике у меня лежали блокнот и ручка. Иногда среди ночи я просыпался и делал заметки для памяти вроде: «Сегодня в дом Бернстайнов привезут кухонную мебель. Сборщики должны быть на месте».
  
  Но, поднеся ручку к бумаге, я понял: мне нужно составить не список дел, а список вопросов, которые оставались пока без ответа.
  
  Что делала Шейла в последние часы жизни? Как получилось, что она напилась? Была ли она, как теперь я был склонен считать, убита? И если да, не означало ли это, что и Энн тоже убили?
  
  Мог ли Даррен расправиться со своей женой? Или Энн прикончил Джордж Мортон, которого она шантажировала? А может, Белинда, когда обо всем узнала? А как насчет Соммера, которого уже подозревали в тройном убийстве, если верить Артуру Твейну? Слокумы явно были с ним связаны.
  
  Это мог быть любой из них. И не исключено, тот человек, кем бы он ни оказался, убил Шейлу.
  
  Внутренний голос подсказывал мне: такое возможно. Но одной моей убежденности было мало.
  
  Далее — Белинда. По ее собственному признанию, она дала Шейле деньги, чтобы та доставила их Соммеру. Меня мучили подозрения, что Белинда рассказала мне далеко не все. Я хотел еще раз поговорить с ней, и присутствие Джорджа во время этого разговора, конечно, было нежелательно.
  
  И наконец, Тео. Как его убийство вписывалось в общую схему? Связано ли оно с остальными? Или же все произошло именно так, как казалось на первый взгляд? Они с Дугом поссорились, и Дуг застрелил его.
  
  Я продолжал записывать.
  
  Последний вопрос, который я четырежды подчеркнул, был следующим: «Почему Тео написал мне письмо, в котором так жалел Шейлу?»
  
  Я посмотрел на написанное и задумался: как эти пазлы сложить в картинку? Если я найду ответ хотя бы на один вопрос, поможет ли мне это?
  
  Я знал, с кем мне нужно встретиться в первую очередь!
  
  Выходя из дома, я взял бумажный пакет с пистолетом. Я собирался доехать до пролива Лонг-Айленд, или до порта Милфорда, или до залива Понд — до любого места, где было достаточно глубоко, чтобы выбросить пистолет.
  
  Я запер дом и сел в машину, положив пакет под сиденье. Включив фары, я тронулся с места. Ехать было недалеко. В соседний квартал Милфорда.
  
  Добравшись до нужного мне дома, я остановился на другой стороне улицы и некоторое время смотрел на дом, думая, что сказать. Задавать некоторые вопросы было тяжело. Один я собирался оставить напоследок.
  
  Наконец я вышел, захлопнул дверцу машины и пересек улицу. Фонари освещали мне путь. На дороге никого не было — лишь какой-то автомобиль, стоящий неподалеку.
  
  Я поднялся на крыльцо и нажал на звонок. Подождал и позвонил еще раз. Я уже собирался звонить в третий, когда услышал шаги.
  
  Дверь открылась.
  
  — Привет, — сказал я. — Надо поговорить.
  
  — Конечно, — отозвалась Салли, немного удивившись моему появлению. — Заходи.
  Глава пятидесятая
  
  Я вошел в прихожую. Салли обняла меня и провела в гостиную.
  
  — Как ты?
  
  Она не ответила.
  
  — Понимаю.
  
  — Просто не верю, что…
  
  — Знаю.
  
  — Мне звонил брат Тео из Провиденса. Он приедет, чтобы все организовать, когда они… когда полиция вернет тело. Его отец прибывает из Греции завтра или послезавтра. Они собираются отвезти Тео на родину.
  
  — В Грецию?
  
  — Видимо, да. — Салли коротко и печально рассмеялась. — Мы собирались когда-нибудь поехать туда вместе.
  
  Я не знал, что сказать.
  
  — Понимаешь, мне так сложно разобраться в своих чувствах. Я любила его, но в то же время знала, что он далеко не подарок. Я даже не была уверена, хочу ли провести с ним всю жизнь. Но каждой девушке нужно предпринимать определенные шаги, если она не хочет до конца своих дней оставаться одна.
  
  — Салли!
  
  — Все нормально. Я вовсе не набиваюсь на комплименты. Но не буду возражать, если ты мне их скажешь. — Салли снова коротко рассмеялась и тут же расплакалась. — Он почти закончил мою ванную. Ты представляешь? Пол стал очень теплым и приятным, нужно было еще положить кое-где плитку и законопатить ванну по бортику. Я уже представляла, как мы вдвоем будем принимать пенную ванну на следующей неделе…
  
  Должно быть, я отвернулся.
  
  — Я смущаю тебя? — спросила Салли.
  
  — Нет, вовсе нет. Просто… мне стало нехорошо.
  
  — Мы с тобой почти что парочка, верно? — спросила Салли. — Три недели назад я потеряла отца, ты — Шейлу. А теперь…
  
  Ее слова вызвали у меня улыбку.
  
  — Да, мы с тобой парочка редких везунчиков.
  
  В этот момент я кое о чем подумал и спросил ее:
  
  — Салли, скажи, когда твой отец был жив и тебе приходилось покупать ему лекарства, ты никогда ничего не приобретала у Шейлы? Или Белинды? Или где-то еще помимо аптеки?
  
  У меня возникло ужасное подозрение, что, возможно, Салли продали поддельные лекарства, которые и послужили причиной смерти ее отца.
  
  Салли посмотрела на меня с недоумением:
  
  — Что? Почему я должна была покупать лекарства у Шейлы или у кого-либо еще?
  
  Я облегченно вздохнул.
  
  — Перед смертью Шейла планировала начать свой небольшой бизнес — продавать популярные лекарства по более низкой цене, чем в аптеках.
  
  Салли удивленно подняла брови:
  
  — Вот это да! Но я никогда не покупала ничего подобного.
  
  — Лучше и не покупай. Они могут быть совершенно бесполезными. — Мы сидели друг против друга.
  
  — Что слышно о Дуге? — спросила Салли.
  
  — Ему предъявили обвинение.
  
  — Даже не верится.
  
  — Мне тоже.
  
  — Представляешь, мы столько лет с ним работали… Никогда бы не подумала.
  
  Определение, данное Салли — «никогда бы не подумала», — отличалось от моего. Она была потрясена, но принимала официальную версию. Я же абсолютно не верил в нее.
  
  — Мне кажется, я знаю, как все случилось, — начала Салли. — Конечно, это лишь версия, но, думаю, Тео понял, что Дуг поставлял эти поддельные детали, и они поссорились. Скорее всего Дуг испугался, как бы Тео не рассказал тебе о его проступке.
  
  — Возможно, — произнес я без особого энтузиазма. — Только на него это не похоже. Не могу себе представить Дуга, стреляющего кому-нибудь в спину.
  
  — Люди часто совершают поступки, в которых мы их никогда не заподозрили бы, — заметила Салли, и я понял: она говорила о Шейле.
  
  — Позволь мне сразу перейти к делу и объяснить, зачем я сюда приехал. — Салли посмотрела на меня выжидательно. — Мне звонила детектив Страйкер. Она сообщила, что Тео написал какую-то записку. Возможно, незадолго до того как его убили.
  
  — Какую еще записку? Где она ее нашла?
  
  — В его трейлере, на кухонном столе. Кажется, она лежала под какими-то бумагами. Страйкер сказала, что, судя по всему, он хотел мне о чем-то написать. Делал заметки, пытался сформулировать мысли.
  
  — Да, за ним это водилось — подтвердила Салли. — Тео всегда испытывал затруднения с письмами, поэтому часто составлял черновики. Что было в тех заметках?
  
  — Они с виду несвязные и совершенно бессмысленные, но кое-что я все-таки выделил. Помимо всего прочего там была фраза: «Мне жаль твою жену».
  
  — Жаль Шейлу?
  
  Я кивнул.
  
  — Как ты думаешь, что бы это могло значить?
  
  — Не знаю… То есть, возможно, его слова стоит воспринимать буквально.
  
  Я покачал головой:
  
  — Не понимаю. Нас с Тео нельзя было назвать друзьями. Особенно после той стычки. И кроме того, Шейла умерла несколько недель назад. Почему он сказал мне это теперь?
  
  Действительно странно.
  
  — Естественно, у меня возникает вопрос: насколько хорошо ты его знала? Мог ли Тео иметь отношение к смерти Шейлы?
  
  Салли встала.
  
  — Господи, Глен, я не верю своим ушам!
  
  — Я просто спрашиваю.
  
  — Знаю, ты недолюбливал Тео, считал его никудышным работником, а резиновые яйца на его бампере оскорбляли твои эстетические чувства, но Господи, неужели ты серьезно? Ты думаешь, Тео убил твою жену? Глен, Шейлу никто не убивал. В смерти Шейлы можно винить только Шейлу. Я знаю, как тебя ранят мои слова, но это правда, и чем раньше ты примешь ее, тем скорее сможешь жить дальше и перестанешь мучить нас всех.
  
  — Тео как будто испытывал чувство вины…
  
  Салли покачала головой. Она была в ярости. Ее щеки раскраснелись.
  
  — То, что ты говоришь, просто немыслимо!
  
  Я встал, понимая, что больше ничего уже не смогу от нее добиться.
  
  — Салли, мне очень жаль, — сказал я. — Мне не хотелось, чтобы ты восприняла это как упрек в свой адрес.
  
  Салли шагнула к входной двери:
  
  — Глен, думаю, тебе лучше уйти.
  
  — Хорошо, — согласился я.
  
  — И боюсь, мне придется уволиться.
  
  — Что?
  
  — Я больше не смогу работать на тебя.
  
  — Салли, пожалуйста…
  
  — Прости, но, наверное, мне нужно двигаться дальше. В плане личной жизни и работы. Возможно, начну все сначала. Думаю, я смогу выручить за этот дом хорошие деньги и переехать в другое место.
  
  — Салли, мне действительно жаль. Я очень ценю тебя. Нам нужно все уладить. Сейчас мы на пределе. Возьми отпуск на пару недель. Может, тебе нужно обратиться к специалисту. Если честно, я и сам об этом подумываю. Мне кажется, если так будет продолжаться, я просто сойду с ума. Возьми…
  
  Салли распахнула дверь:
  
  — Уходи, Глен. Просто уходи.
  
  И я подчинился.
  Глава пятьдесят первая
  
  Рона Ведмор вернулась домой с двумя бигмаками и большим пакетом картошки фри. Никакой колы или молочных коктейлей. В холодильнике напитков было достаточно. Какой смысл покупать в ресторане то, что уже есть дома? Кроме того, пиво в «Макдоналдсе» не продавали.
  
  — Я дома! — объявила она, входя в дверь. — И по дороге заглянула в «Макдак».
  
  Ответа не последовало, но детектива Ведмор это не встревожило. Она слышала, что телевизор работает. Похоже, показывают сериал «Сайнфелд».
  
  Ламонт любил смотреть «Сайнфелд». Рона надеялась, что однажды он сможет посмеяться над какой-нибудь из этих серий.
  
  Она отстегнула от пояса пистолет и заперла его в тумбочке гостевой спальни, которая служила ей кабинетом. Даже если она заезжала домой ненадолго, то всегда снимала оружие и убирала его в безопасное место.
  
  Рона прошла через кухню и оказалась в маленькой комнате в глубине дома — они оборудовали ее незадолго до того, как с Ламонтом случилось несчастье. Комнатка была небольшой, однако в ней легко уместились двухместный диван, журнальный столик и телевизор. Вместе они провели здесь немало времени. Теперь Ламонт почти все время сидел именно тут.
  
  — Привет, малыш! — сказала Рона, входя в комнату с коричневым пакетом в руках. Она наклонилась и поцеловала мужа в лоб. Он по-прежнему смотрел на экран, следя за приключениями Джерри, Элейн, Джорджа и Крамера. — Хочешь пива к ужину? — Ламонт ничего не ответил. — А вот и пиво.
  
  Она поставила перед диваном два раскладных столика и прошла на кухню. Там Рона положила бигмаки на тарелки и разделила картофель. Выдавила немного кетчупа на тарелку Ламонта. Она никогда не ела картофель фри с кетчупом. Ей нравился вкус простой соленой картошки.
  
  Поставив тарелки на столики, Рона снова вернулась на кухню. Налила себе в стакан воды из-под крана и достала из холодильника пиво. Ламонт, пока ее не было, не притронулся ни к гамбургеру, ни к картофелю. Он всегда ждал ее. Теперь он был не особенно вежлив, никаких «пожалуйста» или «спасибо», однако не приступал к еде, пока Рона не садилась с ним рядом.
  
  Рона откусила от бигмака, Ламонт сделал то же самое.
  
  — В кои-то веки, — проговорила она, — он действительно вкусный. Ты не находишь?
  
  По словам врача, молчание Ламонта вовсе не означало, будто он не хотел общаться с Роной. За эти несколько месяцев она привыкла к разговорам с безмолвным собеседником. Но ей так хотелось, чтобы Ламонту надоело слушать ее болтовню о работе, о погоде и о переизбрании Барака Обамы на второй срок, чтобы в конце концов он повернулся к ней и воскликнул: «Да заткнись же ты, ради Бога!»
  
  Как же ей этого не хватало!
  
  Ламонт обмакнул картофелину в кетчуп и целиком положил в рот. Он смотрел, как Крамер распахивает дверь и входит в квартиру Джерри.
  
  — Этот сериал мне никогда не надоест, — заметила Рона. — Каждый раз умираю со смеху.
  
  Когда пошла реклама, Рона заговорила о том, как прошел день.
  
  — Мне первый раз приходится раскручивать дела другого полицейского, — начала она. — Нужна осторожность — этот человек вызывает у меня большие подозрения. Ему совершенно неинтересно, как на самом деле умерла его жена. Что ты на это скажешь?
  
  Ламонт съел еще картофелину.
  
  Доктор сказал, он может прийти в себя завтра, или на следующей неделе, или только через год…
  
  А возможно, и никогда.
  
  Но по крайней мере он оставался дома и был более-менее дееспособен. Мог принять душ, самостоятельно одеться, сделать себе сандвич. Он даже проверял определитель номера и, если видел, что звонила Рона, брал трубку и слушал ее. Рона радовалась этому, тем более ей не приходилось дожидаться ответа.
  
  Иногда она просто звонила и говорила, что любит его.
  
  А на другом конце линии всегда оставалось тихо.
  
  «Я слышу тебя, малыш, — говорила тогда она. — Слышу».
  
  Работая полицейским детективом, она многое повидала. Возможно, в Милфорде ей не приходилось иметь дела с такими чудовищными преступлениями, как копам из Лос-Анджелеса, Майами или Нью-Йорка, но кое с чем столкнуться ей все же пришлось.
  
  Однако она и представить себе не могла, свидетелем каких ужасов стал в Ираке Ламонт. Ей рассказывали, каково было там — иракские школьники подрывались на самодельных взрывных устройствах, — но все равно это было сверх ее воображения.
  
  Когда Ламонт доел гамбургер и картошку, Ведмор отнесла тарелку на кухню и убрала столики. Вернулась и села рядом с ним на диван.
  
  — Мне нужно немного прогуляться, — сказала она. — Скоро вернусь. Сегодня я говорила с одним человеком; его жена погибла в автокатастрофе несколько недель назад, а они с дочерью… ты даже не представляешь, что им довелось пережить. Он считает, что его жена погибла при весьма странных обстоятельствах. Мне тоже так кажется.
  
  Ламонт взял пульт и начал переключать каналы.
  
  — И хотя я предупредила его, что ничего не буду предпринимать до завтра, мне хочется кое с кем переговорить. Ты не против, если я ненадолго отъеду?
  
  Ламонт остановился на серии «Звездного пути». Оригинального, с Кирком и Споком.
  
  Ведмор еще раз поцеловала его в лоб, снова пристегнула к поясу кобуру, накинула куртку и ушла.
  
  Она поехала обратно через мост в Милфорд, мимо автосалона «Риверсайд-хонда», который до сих пор восстанавливали после пожара, добралась до места, где жила Белинда Мортон, и припарковалась на противоположной стороне улицы. Посидев некоторое время в машине, она обвела взглядом улицу и заметила темный «крайслер» неподалеку.
  
  Вокруг все было тихо.
  
  Она подошла к двери и позвонила.
  
  Дальнейшие события поначалу развивались довольно комично. В ответ на ее звонок в доме послышался крик, словно это она спровоцировала его.
  
  Рона быстро совершила три действия: вынула телефон, нажала на кнопку и проговорила: «Мне нужна помощь». Продиктовав адрес, она убрала телефон в карман и достала из-за пояса пистолет.
  
  Только теперь она ударила кулаком в дверь и закричала:
  
  — Полиция!
  
  Женщина в доме все продолжала умоляюще голосить.
  
  Ведмор не могла позволить себе роскошь долгого ожидания. Она подергала ручку двери, поняла, что та не заперта, распахнула ее и вошла. В коридоре никого не было.
  
  Крики смолкли, но тот же голос продолжал умолять:
  
  — Пожалуйста, не убивай его! Возьми деньги и уходи.
  
  — Дай мне конверт, — послышался мужской голос.
  
  Ведмор пошла на голоса, двумя руками держа перед собой пистолет. Она миновала столовую, большой зал, где на стене криво висел телевизор с разбитым экраном…
  
  Второй мужской голос в это время захныкал:
  
  — Мне жаль! Мне очень жаль! Возьмите!
  
  Ведмор лихорадочно соображала. Занять позицию в коридоре и ждать подкрепления? Крикнуть, что в доме полиция? Или просто…
  
  — Нет! Не стреляй в него! — опять закричал женский голос.
  
  Нет, других вариантов у нее не осталось: Ведмор шагнула в комнату и оказалась на месте событий.
  
  Это был кабинет. В дальнем его конце стоял стол. Вдоль стен тянулись стеллажи с книгами. Справа было окно, выходившее во двор.
  
  На стене над столом зиял нутром сейф, скрывавшийся за портретом мужчины. Сейчас портрет был отодвинут.
  
  В женщине, замершей по одну сторону от стола, Рона Ведмор узнала Белинду Мортон. Ее лицо было искажено ужасом. Лысеющий мужчина средних лет с окровавленной головой, который предположительно мог быть Джорджем Мортоном, стоял на коленях и не отводил глаз от дула направленного на него пистолета. Его держал худощавый, хорошо одетый тип с блестящими черными волосами. Ведмор видела его впервые.
  
  Она выкрикнула, с трудом узнавая свой голос:
  
  — Полиция! Бросьте оружие!
  
  Реакция мужчины оказалась стремительной. Он развернулся и уставился на Ведмор.
  
  Пистолет его тоже изменил направление, и Ведмор увидела черную точку дула.
  
  Она подалась вправо и снова крикнула:
  
  — Бросайте…
  
  И расслышала тихий щелчок.
  
  Но почувствовала резкую боль.
  
  Ей удалось выстрелить, но не пришлось увидеть, попала ли она в цель.
  
  Ведмор рухнула на пол.
  Глава пятьдесят вторая
  
  Даррен Слокум — он сидел в «крайслере» — услышал выстрел.
  
  — Вот черт!
  
  Он выдернул ключ из замка зажигания, покинул машину и встал, открыв дверь пассажирского места и размышляя, что делать. Все зависело от того, кто стрелял. И достигла ли пуля цели. Это мог быть предупредительный или случайный выстрел. Или стрелявший мог промахнуться.
  
  Слокум узнал Рону Ведмор, вошедшую к Мортонам. Ему показалось, он слышит сейчас шум в доме. Слокум видел: Ведмор доставала мобильный и быстро кому-то звонила, после чего вытащила пистолет и вошла.
  
  Ничего хорошего это все не сулило.
  
  Если Ведмор стреляла в Соммера, разумнее всего — исчезнуть. И не на авто Соммера. Лучше выбросить эти ключи, оставить «крайслер» на улице, и пусть все подумают, будто Соммер один заявлялся в дом Мортонов. Если Слокум уедет, то полицейские, не обнаружив поблизости автомобиля, поймут: у Соммера был сбежавший пособник.
  
  Даррен не хотел, чтобы полиция стала искать сообщников.
  
  Конечно, он не исключал возможности, что во время перестрелки в доме застрелили Белинду и Джорджа. Это был бы наихудший сценарий. Последним Слокум рассмотрел вариант, что стреляли в Рону Ведмор.
  
  И сделать это мог только Соммер.
  
  Значит, Слокум ожидал убийцу полицейского.
  
  И снова ничего хорошего.
  
  «Пусть это будет Соммер», — подумал Слокум. Это лишь к лучшему. Если Соммер погибнет, ничего уже не расскажет. Даже у Даррена, привыкшего иметь дело с преступниками, Соммер вызывал животный ужас. Даррен знал, что будет спать спокойнее, если Соммер умрет.
  
  Он стоял у машины, думал об этом и не мог ни на что решиться. Остаться тут? Войти в дом? Сбежать? Он мог за десять минут пешком добраться от Кловердейл-авеню до своего дома на Харборсайд-драйв.
  
  А что потом? Вдруг его коллеги-копы узнают о случившемся? И однажды появятся на пороге его дома и наденут ему наручники, даже если Соммер к тому времени будет мертв и ничего уже не сможет никому рассказать?
  
  Возможно, приехав домой, ему стоит взять Эмили и пуститься в бега? И если быть реалистом, то как далеко ему удастся сбежать? Он не был готов к подобному шагу. Он даже не запасся фальшивым удостоверением личности. Единственная кредитная карточка была на его имя. Сколько пройдет времени, прежде чем его отыщут? Человека, который пытается скрыться с маленькой девочкой?
  
  День? Или даже меньше?
  
  Надо все же узнать, что случилось там, в доме, прежде чем…
  
  Кто-то вышел из двери.
  
  Соммер! В руке он сжимал пистолет.
  
  Слокум кинулся ему навстречу.
  
  — Что там случилось?
  
  — Садись в машину, — бросил на ходу Соммер. Он не кричал, но говорил твердо. — Деньги у меня.
  
  Слокум продолжал стоять на своем:
  
  — Что означал тот выстрел? Что произошло?
  
  — Садись в машину, черт побери!
  
  — Я видел, как в дом вошла Рона Ведмор. Полицейский детектив! А ты появился один. Что там стряслось? — Слокум схватил Соммера за ворот куртки. — Черт, что ты натворил?
  
  — Пристрелил ее. Садись в машину.
  
  Вдали послышался вой сирен.
  
  Слокум осторожно отпустил куртку Соммера, и руки его безвольно повисли. Он стоял неподвижно, затем пару раз качнул головой и, казалось, успокоился.
  
  — Живо! — скомандовал Соммер.
  
  Но Слокум не двинулся с места.
  
  — Все кончено. Все. Все кончено! — Он посмотрел на дом. — Она мертва?
  
  — А кого это волнует?
  
  Слокум сам удивился, когда вдруг сказал:
  
  — Меня. Она моя коллега. И она в отличие от меня настоящий полицейский. Там раненый полицейский. Я должен помочь ей.
  
  Соммер направил на Слокума пистолет:
  
  — Нет. Ты этого не сделаешь. — Его палец дернул за спусковой крючок.
  
  Слокум сжал левый бок чуть выше пояса и посмотрел вниз. Кровь стала просачиваться между пальцами. Он упал — сначала на колени, затем повалился на землю, продолжая зажимать рукой рану.
  
  Соммер подошел к автомобилю, захлопнул дверь пассажирского сиденья, обошел машину и сел за руль. Осталось только тронуться с места.
  
  — Что за?..
  
  Ключ, который он оставил в замке зажигания, исчез. Соммер открыл дверь, включил верхний свет и проверил, не упал ли ключ на коврик.
  
  Сирены звучали громче.
  
  — Проклятие! — выругался он, вышел из машины и приблизился к Слокуму.
  
  — Ключи.
  
  — Пошел ты! — процедил Слокум.
  
  Соммер присел на корточки и стал ощупывать его карманы. Кровь испачкала ему руки.
  
  — Где они, черт возьми? Где они?
  
  Он бросил взгляд на дом Мортонов.
  
  Из двери, покачиваясь, держа в одной руке пистолет, а второй — зажимая плечо, появилась Рона Ведмор. Обернувшись, она крикнула оставшимся в доме Мортонам:
  
  — Будьте там! Не двигайтесь с места!
  
  Положение его — хуже некуда, подумал Соммер.
  
  В этот момент из-за угла вывернул пикап и покатил по улице.
  Глава пятьдесят третья
  
  Я вышел от Салли с тяжелым сердцем, понимая, что лишился ценного сотрудника и друга. Но я должен был спросить, что имел в виду Тео, написав, как жаль ему Шейлу.
  
  Слишком слабо это напоминало обычные соболезнования.
  
  Я решил поговорить с Белиндой, а затем нанести визит Слокуму, хотя и не знал, какие вопросы буду им задавать и какой подход выберу. Особенно в отношении Слокума.
  
  Свернув на Кловердейл-авеню, я поехал прямиком к Мортонам. В эту минуту в мою душу закрались дурные предчувствия.
  
  Из дверей дома, когда я туда подъехал, вышла женщина. Она едва держалась на ногах. Левой рукой она зажимала плечо, в правой был пистолет.
  
  Я узнал в ней детектива милфордской полиции Рону Ведмор. Чуть поодаль от меня стояла машина — вероятно, ее.
  
  Впереди, через три дома, я заметил у тротуара черный «Крайслер-300». На такой же машине вчера утром приезжал ко мне Соммер. Дверь водительского места была открыта, но за рулем никого не было.
  
  Потом на газоне, неподалеку от «крайслера», я увидел мужчину, стоявшего на коленях. Он склонился над кем-то. Другой человек, наверное раненный, лежал на земле.
  
  В стоявшем на коленях мужчине я опознал Соммера. Он явно что-то искал в карманах у раненого.
  
  Я включил нейтральную передачу и распахнул дверь.
  
  Рона Ведмор заметила меня в тот момент, когда мои ноги коснулись асфальта.
  
  — Нет! Назад! — крикнула она мне, придерживаясь за перила.
  
  — Что случилось? — спросил я, прячась за дверью.
  
  Сквозь сжимавшие плечо пальцы Ведмор просачивалась кровь. На мгновение она прислонилась к столбу, затем сползла вниз.
  
  Вдали послышался вой сирен.
  
  Ведмор махнула пистолетом в сторону Соммера и снова крикнула мне:
  
  — Уезжайте! Он вооружен!
  
  В этот момент Соммер встал и прицелился в Ведмор. Я едва расслышал выстрел, но от деревянных перил, за столб которых она держалась, отлетели щепки.
  
  Соммер продолжил обыскивать раненого, затем схватил что-то и бросился к «крайслеру».
  
  Самым разумным для меня было бы сесть в машину, захлопнуть дверь, лечь на сиденье и ждать, пока Соммер уберется отсюда. Но, как и в тот раз, когда я пытался потушить пожар и едва не задохнулся в дыму, я не стал следовать голосу разума.
  
  Схватив бумажный пакет, я раскрыл его и вытащил пистолет.
  
  В оружии я разбирался плохо и не имел ни малейшего представления, что это за модель.
  
  И разумеется, не знал, заряжен ли он.
  
  Неужели Кори Уилкинсон и его приятель Рик оказались настолько безмозглыми, что принесли мне заряженный пистолет? Впрочем, они уже доказали свою глупость, стреляя из него, поэтому я не исключал шанса, что патроны на месте.
  
  Я крепко сжал рукоятку пистолета. Соммер завел двигатель. Фары «крайслера» вспыхнули, словно глаза злобного чудовища. Рона Ведмор, спотыкаясь, бежала по лужайке в сторону улицы. Ноги ее подгибались — казалось, она вот-вот упадет.
  
  Так и случилось. У самого тротуара она завалилась на бок, прямо на проезжую часть. Соммер ехал на нее не сворачивая. Ведмор подняла руку с пистолетом.
  
  Я выскочил из пикапа и побежал к ней. Черная машина приближалась к нам. Я сжал свой пистолет обеими руками и поднял на уровень плеча.
  
  Рона Ведмор что-то кричала.
  
  Я нажал на спусковой крючок.
  
  Щелк.
  
  Ничего.
  
  Машина продолжала движение и ехала прямо на нас.
  
  Я снова нажал на спусковой крючок.
  
  Отдача оказалась такой сильной, что мои руки подбросило и я отступил на полшага назад. Соммер резко вывернул руль влево и проехал в каких-нибудь десяти футах от меня. Я отскочил, упал на асфальт и откатился в сторону Ведмор.
  
  Раздался громкий глухой стук, скрежет металла и звук разбиваемого стекла.
  
  Я повернул голову. «Крайслер» перелетел через тротуар, выехал на середину двора и врезался в дерево.
  
  — Не двигайся! — крикнула мне Ведмор.
  
  Но я вскочил, по-прежнему сжимая в руках пистолет. Мое сердце бешено колотилось, адреналин циркулировал в крови с такой скоростью, что я полностью утратил разум.
  
  Подбежав к «крайслеру», я осторожно обошел его сзади, как это делают копы в телесериалах. Искореженный металлический шест торчал из-под машины. Прежде чем врезаться в дерево, Соммер сбил дорожный знак. От измятого капота поднимался дым, двигатель продолжал работать, но вместо обычного урчания он дребезжал подобно гвоздям в блендере.
  
  Я заглянул в кабину. Подушка безопасности сработала.
  
  Но Соммеру это не помогло.
  
  Верхний край металлического дорожного знака, на котором было написано: «Ограничение скорости 25 миль/час», — угодил ему в лоб и снес половину черепа.
  Глава пятьдесят четвертая
  
  Две «скорые помощи» покинули место происшествия. Даррена Слокума, чье состояние оказалось более тяжелым, чем Роны Ведмор, отвезли в больницу Милфорда. Пуля прошла навылет слева и скорее всего не повредила жизненно важные органы. Роне Ведмор пуля лишь слегка задела плечо, и, несмотря на значительную потерю крови, она держалась на ногах, пока врачи «скорой» не заставили ее лечь на носилки.
  
  Мортоны почти не пострадали, хотя у Джорджа была разбита голова ударом о телевизор. Разумеется, оба получили серьезную психологическую травму. Белинда рассказала мне, что случилось. Ведмор ворвалась в кабинет, а затем, когда Соммер выстрелил в нее, ей удалось спрятаться. Соммер схватил конверт с деньгами и сбежал. Вероятно, он понял, что детектив вызвала подкрепление и времени на побег у него почти не осталось.
  
  Меня трясло, и я еще долго не мог унять дрожь. Физических повреждений я не получил, но врачи дали мне одеяло и усадили, чтобы провести осмотр.
  
  Полицейские задавали много вопросов. К счастью, Ведмор успела замолвить за меня слово, прежде чем ее увезли.
  
  — Этот тупой урод только что покончил с парнем, который пытался убить двух полицейских, — сказала она, когда ее грузили в машину «скорой помощи».
  
  Полицейские хотели выяснить все про мой пистолет.
  
  — Он ваш?
  
  — Вроде того, — сказал я.
  
  — Зарегистрирован?
  
  — Понятия не имею.
  
  У меня было такое чувство, что в лучшем случае я получу за это по рукам. Вряд ли полицейские станут преследовать человека, спасшего их коллегу, которую едва не переехала машина.
  
  Но, несмотря ни миролюбивый тон, допрос в полицейском участке продолжался до рассвета. Примерно в семь утра меня подвезли к моей машине, и я смог наконец вернуться домой.
  
  И лечь в постель.
  
  Проснулся я около трех часов дня от телефонного звонка.
  
  — Мистер Гарбер?
  
  — Хм?
  
  — Мистер Гарбер, это Рона Ведмор.
  
  Я пару раз моргнул и взглянул на часы, пытаясь прийти в себя.
  
  — Здравствуйте, — сказал я. — Как вы себя чувствуете?
  
  — Со мной все хорошо. Я еще в больнице. Но минут через пять меня отпустят домой. Звоню сказать, что вы самый бестолковый, самый тупой, самый слабоумный тип на свете. Спасибо вам.
  
  — Пожалуйста. Какие новости о Даррене Слокуме?
  
  — Он все еще в отделении интенсивной терапии, но, думаю, скоро пойдет на поправку. — Она сделала паузу. — Хотя, возможно, ему еще придется пожалеть, что он выжил, когда наши ребята возьмутся за него.
  
  — Похоже, его ждут большие неприятности, — предположил я.
  
  — Он приехал к Мортонам с Соммером.
  
  Да, Слокум понял: ветер переменился или случилось еще что-нибудь в этом роде.
  
  — Вам не удалось получить еще какие-нибудь сведения? О моей жене? Или жене Даррена?
  
  — Мистер Гарбер, мы по-прежнему многого не знаем. Соммер мертв и уже ничего нам не расскажет. Но в любом случае он был мерзким ублюдком. Пока трудно делать выводы, но я не удивлюсь, если он окажется причастным к смерти вашей жены и гибели миссис Слокум. У нас есть основания подозревать его также в убийстве частного детектива Артура Твейна в отеле «Джаст инн тайм».
  
  Я сел на кровати и откинул одеяло.
  
  — Артура Твейна?
  
  — Совершенно верно.
  
  Эта новость меня ошарашила.
  
  — Не знаю, мог ли Соммер сделать это, — начал я, — но, учитывая, что он был за человек, не исключено, именно он и убил Шейлу. Напоил ее и посадил в машину, зная, что рано или поздно кто-нибудь с ней столкнется.
  
  Ведмор молчала.
  
  — Детектив?
  
  — Я здесь.
  
  — Мои слова кажутся вам неубедительными?
  
  — Соммер стрелял в людей, — проговорила Ведмор. — Это был его излюбленный метод убирать тех, кто вставал у него на пути. Он никогда бы не стал сочинять столь сложный способ убийства, о каком вы говорите. — Она сделала паузу. — Поверьте, мистер Гарбер, я не хочу проявлять неуважение, но, вероятно, вам придется смириться с официальной версией гибели вашей жены. Я знаю, это нелегко, но иногда бывает трудно принять правду.
  
  Теперь наступила моя очередь замолчать.
  
  Я смотрел в окно на большой вяз, росший у нас во дворе. На нем осталось лишь несколько листьев. Через несколько недель его заметет снегом.
  
  — В любом случае я позвонила лишь для того, чтобы поблагодарить вас, — поставила точку Рона Ведмор.
  
  Я сидел на кровати, спрятав лицо в ладони. Возможно, именно так все и должно завершиться. Люди умирали, а их секреты — вместе с ними. Я получил ответы лишь на некоторые свои вопросы, но далеко не на все.
  
  Возможно, это был мой предел. Возможно, все уже закончилось.
  Глава пятьдесят пятая
  
  Я позвонил Келли.
  
  — Сегодня я заберу тебя.
  
  — Когда? Когда ты приедешь?
  
  — Вечером. Сначала мне нужно кое-что сделать.
  
  — Значит, теперь дома безопасно?
  
  Я сделал паузу. Соммер погиб. Слокум в больнице. И я выяснил, кто стрелял в окно. У меня больше не оставалось причин для волнений.
  
  — Да, солнышко. Дома безопасно. Но я должен тебе кое-что сказать.
  
  — Что?
  
  В ее голосе я услышал тревогу. Бедная девочка. Она, наверное, жила в ожидании новой беды.
  
  — Это касается папы Эмили. Его ранили.
  
  — Что случилось?
  
  — В него стрелял плохой человек. Но думаю, с ним все будет в порядке, только некоторое время ему придется провести в больнице.
  
  — А плохого человека, который в него стрелял, поймали?
  
  Возможно, Келли узнает эту историю. Если не от меня, то от кого-то еще. Однако в тот момент я не видел необходимости посвящать ее в детали. Поэтому просто сказал:
  
  — Да.
  
  — Он умер?
  
  — Да.
  
  — В последнее время умерло много людей, — вздохнула Келли.
  
  — Думаю, теперь больше такого не повторится.
  
  — Я знаю, почему папа Эмили не умер.
  
  Ее слова застали меня врасплох.
  
  — Почему же, милая?
  
  — Потому что Бог не позволит, чтобы девочка потеряла и маму, и папу. Иначе за ней некому будет присматривать.
  
  — Никогда не думал об этом.
  
  — С тобой ведь ничего не случится, правда? Ничего?
  
  — Со мной все будет хорошо, — заверил я. — Потому что самое главное для меня — это ты.
  
  — Обещаешь?
  
  — Обещаю.
  
  Я побродил по дому. Сварил кофе, приготовил немного хлопьев с молоком и взял газету, которая уже несколько часов лежала без дела на крыльце. Там даже не упоминалось о событиях прошлой ночи. Возможно, информация просто не успела попасть в утренние новости. Скорее всего ее уже выложили в Интернете, но у меня не было сил проверять это.
  
  Затем я сделал пару звонков: Кену Вангу — предупредил, что он по-прежнему остается за главного, и Салли, но она не ответила ни по мобильному, ни по домашнему телефонам. Я оставил ей сообщение: «Салли, мы должны поговорить. Пожалуйста».
  
  Когда вскоре после этого зазвонил телефон, я подумал о Салли, но это снова оказалась Ведмор.
  
  — Небольшое предостережение, — сказала она. — В полиции готовят информацию для прессы о случившемся. Там указано ваше имя. Вы настоящий герой.
  
  — Супер! — воскликнул я.
  
  — Я просто хотела сказать, что это отличный шанс для журналистов налететь саранчой. Если вас это не смущает, можете насладиться моментом.
  
  — Спасибо за предупреждение.
  
  Я понял: нужно поскорее убраться из дома, — поэтому поднялся наверх и принял душ. Едва я вышел из ванной, опять зазвонил телефон. Я прошел на цыпочках, осторожно, чтобы мои мокрые ноги не заскользили по кафельному полу. Определитель был заблокирован — дурной знак.
  
  — Алло?
  
  — Это Глен Гарбер? — спросила женщина.
  
  — Можете оставить для него сообщение.
  
  — Звонит Сесилия Хармер из «Реджистера». Вы не знаете, когда он вернется домой или куда я могу перезвонить?
  
  — Его нет, и, боюсь, дозвониться до него сейчас невозможно.
  
  Я вытерся и надел чистую одежду. Снова звонок, но на этот раз я даже не потрудился снять трубку. Я подумал, что стоило бы предупредить Кена, но у меня не оставалось сил разговаривать с ним. Если я пошлю ему электронное письмо, он тут же получит его на свой блэкберри.
  
  Я спустился в кабинет и решил проверить деньги, спрятанные за панелью в стене. Они были на месте. Я включил компьютер, и когда он загрузился, открыл почтовую программу.
  
  Писем оказалось не много, не считая спама. Но одно было от Келли.
  
  Я забыл о своей просьбе переслать мне по почте видео, которое она сняла на телефон, когда пряталась в шкафу в спальне Слокумов. Я так и не посмотрел его более внимательно. Несмотря на то что теперь это не имело особого смысла, мне стало любопытно.
  
  В конце концов, после этого вечера и начались все кошмары последних дней. Конечно, самой страшной была ночь гибели Шейлы, но в тот момент, когда у меня появилась надежда, что наша жизнь постепенно войдет в размеренное русло, произошел тот случай с Энн Слокум.
  
  Я кликнул на сообщение и открыл видео.
  
  Навел курсор на иконку «воспроизведение» и снова кликнул.
  
  — «Ты можешь говорить? Да, я одна… хорошо, надеюсь, твои запястья уже в порядке… и носи длинные рукава, пока отметины не исчезнут… что касается следующего раза… может, в среду, если тебе удобно? Но должна предупредить, мне нужно больше на расходы… Подожди, тут еще один звонок. Я перезвоню позже. Алло?»
  
  Я кликнул на иконку «стоп». Теперь я имел полное представление о том, что это означало. Энн говорила с Джорджем о наручниках. Я оттащил индикатор воспроизведения назад, на начало, и еще раз просмотрел видео, но на этот раз не стал останавливать его, когда Энн сказала «алло?».
  
  — «Почему ты звонишь… мой сотовый отключен… сейчас не самое подходящее время… к моей дочери пришла… останется на ночь… Да, он… послушай, все уже оговорено. Ты платишь и… получаешь кое-что взамен… отказываюсь от новой сделки, если тебе больше нечего предложить…»
  
  А потом неожиданно изображение стало размытым и исчезло. Вероятно, в этот момент Келли спрятала телефон.
  
  Я отмотал назад и снова стал смотреть видео, думая: «Его стоит отослать детективу Ведмор — вдруг выйдет какой-нибудь толк». Хотя я очень в этом сомневался. Возможно, если бы Келли записала весь разговор, где Энн говорила о пуле в чью-то голову, это и смогло бы пролить кое-какой свет.
  
  И все же короткий видеоролик заинтриговал меня, особенно тот момент, когда Энн отвечала на второй звонок. Звонивший просил Энн о встрече? Поэтому она и ушла из дома на ночь глядя?
  
  Я стал слушать:
  
  — «Почему ты звонишь… мой сотовый отключен… сейчас не самое подходящее время».
  
  Некоторые фрагменты фраз, произносимых Энн, невозможно было расслышать. Я прибавил звук и растянул изображение на весь экран, надеясь прочитать у Энн по губам.
  
  — «Почему ты звонишь… мой сотовый отключен…»
  
  Остановил, вернул назад. Я был почти уверен в первой пропущенной фразе «по этому телефону» и еще в двух словах, за ней последовавших.
  
  Воспроизвел еще раз. Слушал, смотрел на губы Энн. Все верно. «По этому телефону». И мне показалось, я смог разобрать остальные слова. Она сказала: «Почему ты звонишь по этому телефону? Ах да, мой сотовый отключен».
  
  Я взял ручку и лист бумаги и стал записывать расшифровку разговора. Прослушивал снова и снова короткими фрагментами. Пытался заполнить пропуски.
  
  «Почему ты звонишь по этому телефону? Ах да, мой сотовый отключен. Сейчас неподходящее время. У моей дочери…»
  
  Я не мог разобрать следующее слово, но предположил, что это были «гости». Отмотал назад, воспроизвел еще раз.
  
  — «Почему ты звонишь по этому телефону? Ах да, мой сотовый отключен. Сейчас не самое подходящее время. К моей дочери пришла подруга. — Затем следовал перерыв в шесть-семь секунд, когда Энн молчала и слушала собеседника. Потом: — Да, он на кухне. Нет, послушай, все уже оговорено. Ты платишь и получаешь кое-что взамен».
  
  Чтобы собрать этот кусок, мне пришлось потратить больше двадцати минут. Я продолжил. Услышал «Марк, ус…»
  
  «…Марк, ус… отказываюсь от новой сделки, если тебе больше нечего предложить…»
  
  Этот промежуток был очень коротким.
  
  Я воспроизвел его еще раз, наблюдая за губами Энн. Она открыла рот и тут же закрыла. Похоже на какую-то гласную.
  
  Снова проиграл фрагмент.
  
  И снова.
  
  Теперь я был уверен. Энн произнесла слово «я».
  
  Значит, она сказала: «…Марк, ус, я отказываюсь от новой сделки, если тебе больше нечего предложить».
  
  Фраза казалась полной бессмыслицей, и я прочитал ее вслух:
  
  — «Марк, ус, я отказываюсь от новой сделки, если тебе больше нечего предложить».
  
  Черт побери!
  
  Это же не «Марк, ус».
  
  А «Маркус».
  
  И она сказала: «Маркус, я отказываюсь от новой сделки, если тебе больше нечего предложить».
  
  Я должен поскорее забрать Келли.
  Глава пятьдесят шестая
  
  — Ты точно не возражаешь, если я отлучусь? — спросила внучку Фиона. Она сидела на кушетке перед журнальным столиком и потягивала белое вино.
  
  — Неа! — ответила Келли. — Все в порядке.
  
  — Просто у нас закончились продукты, а поскольку твой папа сказал, что приедет за тобой только вечером, нам нужно приготовить что-нибудь на обед. Не заказывать же снова пиццу.
  
  Театральным жестом она поставила бокал на столик и встала.
  
  — Мы отлично проведем вместе время, — сказал Маркус и погладил Келли по макушке. — Правда, милая?
  
  Келли посмотрела на него и улыбнулась:
  
  — Конечно. А что мы будем делать?
  
  — Можем посмотреть какой-нибудь фильм, — предложил он.
  
  — Мне не хочется смотреть фильм.
  
  — Уверена, вы что-нибудь придумаете, — сказала Фиона.
  
  — А почему бы нам не прогуляться? — спросил Маркус.
  
  — Возможно, — без энтузиазма отозвалась Келли.
  
  Фиона взяла сумочку и вытащила ключи от машины.
  
  — Я ненадолго. Вернусь примерно через час.
  
  — Хорошо, — кивнул Маркус.
  
  Когда Фиона вышла за дверь, Келли заметила, что она забыла мобильный. Он лежал на столе в прихожей, прикрепленный к зарядному устройству.
  
  — Не волнуйся, она скоро приедет, — успокоил ее Маркус и пригласил на веранду, выходившую на хорошо ухоженный задний двор, откуда открывался вид на пролив Лонг-Айленд. — Значит, сегодня ты возвращаешься домой? — спросил он.
  
  — Наверное, — ответила Келли, усевшись в плетеный стул и болтая ногами.
  
  — Думаю, это первый раз, когда мы с тобой можем поговорить с глазу на глаз.
  
  — Наверное.
  
  — Бабушка рассказала мне новости. Теперь дома у тебя спокойно. Все проблемы, из-за которых переживал твой папа, улажены. По-моему, это прекрасная новость, а?
  
  Келли кивнула. Она хотела, чтобы папа забрал ее прямо сейчас и они смогли бы пообедать вместе. Ей нравилось жить у бабушки с Маркусом, но здесь было скучновато. Бабушка почти все время читала книги или модные журналы о домах, где жили знаменитости, а Маркус смотрел телевизор. И ладно бы что-то интересное, а то одни только «Новости», которые он старался не пропускать. Келли поняла, что не хочет жить здесь, ходить в местную школу и почти всю неделю проводить вдали от папы. Бабушка и Маркус старые. Папа тоже старый, но не до такой степени. Фиона иногда играла с ней, но довольно быстро прекращала и предлагала найти себе какое-нибудь другое занятие и желательно тихое. А еще Келли раздражала постоянная улыбка Маркуса. Так улыбаются люди, которым на самом деле совсем не весело.
  
  Вот и сейчас он улыбался.
  
  — Последние дни у тебя были просто сумасшедшими, — сказал Маркус. — Начиная с того момента, как ты поехала в гости к подруге.
  
  — Да, — согласилась Келли.
  
  — Фиона… то есть бабушка… мне кажется, она поступила неправильно, когда начала задавать тебе вопросы о том, что случилось и как ты пряталась в шкафу мамы твоей подруги.
  
  Келли кивнула:
  
  — Вроде того.
  
  — Конечно, я понимаю.
  
  — Я не должна об этом говорить. Мама Эмили не хотела этого, и папа тоже просил не обсуждать эту тему. Особенно после случая с папой Эмили, который очень расстроился и все хотел выяснить, что я слышала.
  
  — Но ты же ему не сказала? — спросил Маркус.
  
  Келли покачала головой.
  
  — Теперь плохой человек умер, — продолжал Маркус. — И это уже не важно. Ты можешь обо всем забыть.
  
  — Наверное, я могу стереть видео с телефона, — сказала Келли.
  
  Маркус удивленно моргнул:
  
  — Видео? Келли, о каком видео ты говоришь?
  
  — Которое я сняла, когда пряталась в шкафу.
  
  Маркус откашлялся.
  
  — Ты снимала видео, когда пряталась в шкафу? Ты снимала Энн Слокум? Пока она разговаривала по телефону?
  
  Келли кивнула. Теперь улыбка Маркуса показалась ей особенно натянутой.
  
  — Телефон с тобой? — поинтересовался он. Когда Келли кивнула, он попросил: — Покажи мне его.
  
  Келли потянулась к переднему карману куртки, расстегнула пуговицы, вытащила мобильный и села поближе к Маркусу, чтобы он мог видеть экран.
  
  — Нужно только нажать вот здесь и смотреть.
  
  — «Привет. Ты можешь говорить?»
  
  — Что это? — спросил Маркус. — Когда это было?
  
  — Она только вошла и говорила с человеком, у которого были повреждены запястья.
  
  — «…если тебе удобно? Но должна предупредить, мне нужно больше на расходы…»
  
  — С кем она беседовала? — поинтересовался Маркус.
  
  Келли пожала плечами:
  
  — Не знаю. Я даже не знаю, с кем она говорила во второй раз.
  
  — Так был и второй звонок?
  
  — Ты только что пропустил его, потому что много болтаешь, — проворчала Келли. — Ей позвонил кто-то еще, поэтому она закончила первый разговор. Я покажу тебе еще раз.
  
  «Почему ты звонишь… мой сотовый отключен…»
  
  — Вот второй разговор, — сказала Келли.
  
  — Тс!
  
  Он сказал это так резко, что Келли показалось, будто ее ударили. Маркус больше не улыбался.
  
  — «…кое-что взамен… Марк, ус…»
  
  — Выключи, — сказал Маркус.
  
  — Но здесь осталось совсем чуть-чуть.
  
  — Останови. Останови немедленно!
  
  Келли показалось забавным, что он внезапно отказался смотреть дальше. Минуту назад он так хотел увидеть это.
  
  Келли отодвинулась от него. Маркус встал. О чем-то он размышлял. Келли удивилась, как быстро у взрослых меняется настроение — сначала они веселы и доброжелательны, а через минуту становятся чернее тучи.
  
  — Иди найди себе какое-нибудь занятие, — бросил он.
  
  — Отлично, — сказала Келли. — Надеюсь, папа скоро приедет.
  
  Она вошла в комнату, где жила, и стала вытаскивать из тумбочки свои вещи. Келли была рада отъезду, особенно теперь, когда Маркус повел себя так странно.
  
  За пару минут она собрала сумку и взяла телефон, чтобы стереть видео. И уже собралась было сделать это, как вдруг решила посмотреть еще раз, поскольку Маркус так и не досмотрел его до конца.
  
  Келли достала наушники, которые носила с собой, чтобы слушать музыку на телефоне, и вставила их. А затем еще раз просмотрела видео.
  
  И еще раз.
  
  И еще.
  
  Она не могла понять, что так рассердило Маркуса, но обнаружила одну интересную деталь, которой не замечала раньше.
  
  Келли вытащила наушники и решила поискать Маркуса, пускай он и вел себя как злюка. Она нашла его на кухне — Маркус ходил взад-вперед с недовольным видом.
  
  — Хочешь, я расскажу тебе кое-что удивительное? — спросила она.
  
  — Что? — раздраженно отреагировал он.
  
  Показав ему телефон, Келли сказала:
  
  — Знаешь, на этом видео мне показалось, будто мама Эмили произнесла твое имя!
  Глава пятьдесят седьмая
  
  Первым делом я позвонил домой Фионе. После пяти звонков включился автоответчик.
  
  — Фиона, перезвоните мне, — попросил я. Затем попробовал дозвониться ей на мобильный, но после пяти звонков он переключился на голосовую почту. — Фиона, это Глен. Я пытался позвонить вам домой, а мне никто не ответил. Позвоните мне, как только сможете. На мобильный. Мне на мобильный.
  
  А затем я позвонил на мобильный Келли. Она настроила голосовую почту после пятого звонка. Именно это и произошло.
  
  «Привет! Это Келли! Оставьте сообщение!» — Одна из ее маленьких шуток.
  
  — Келли, это папа. Позвони, как только сможешь!
  
  Я схватил ключи от машины и распахнул дверь.
  
  — Мистер Гарбер! Мистер Гарбер!
  
  По дорожке, ведущей к крыльцу, размахивая микрофоном, шла хороша одетая блондинка. Рядом с ней был оператор. В конце тропинки я увидел припаркованный новостной микроавтобус.
  
  — С дороги, вашу мать, — сказал я, проходя мимо нее и отталкивая оператора в сторону.
  
  — Эй, потише, приятель.
  
  — Я прошу вас, мистер Гарбер, не могли бы вы…
  
  Я сел в машину. Ни репортер, ни оператор и не думали возвращаться к своему микроавтобусу, а у меня не было времени ждать. Я завел двигатель и поехал по краю дорожки, задевая газон, едва не врезался в дерево и с грохотом переехал бордюр.
  
  Прежде чем свернуть на улицу и нажать на газ, так чтобы завизжали шины, я заметил Джоан Мюллер, стоявшую у окна гостиной и наблюдавшую за суматохой у меня во дворе.
  
  Когда мотор заревел, я подумал, что теперь все обрело смысл. Маркус познакомился с Энн Слокум на вечеринке в нашем доме, где она продавала свои сумки. И я знал, Энн ему понравилась. Если он пригласил ее на свидание…
  
  Может быть, Энн провернула с Маркусом такой же трюк, как и с Джорджем? Стала с ним встречаться, а потом начала угрожать, что поставит Фиону в известность о его неверности? И намекнула о плате за ее молчание?
  
  Что, если она именно это пыталась сказать на том видео? Он платит и получает взамен ее молчание. Очевидно, Маркус пытался заключить с ней новую сделку. Возможно, надеялся уменьшить плату за шантаж?
  
  Поэтому и пригласил ее на встречу.
  
  Тем вечером Энн уехала, чтобы встретиться с Маркусом.
  
  Я помчался в сторону трассы, проехал на желтый свет, проигнорировав стоп-сигнал, и, не сбавляя скорости, свернул на трассу. До Дариена оставалось полчаса пути. Я надеялся выиграть минут десять, если позволит движение. Мой пикап не был рассчитан на высокую скорость, но из него вполне можно выжать восемьдесят миль в час.
  
  Я не понимал, почему никто не отвечал по телефону.
  
  Итак, Энн едет на встречу с Маркусом. В порту между ними разгорается ссора. В результате Энн погибает.
  
  Меня затрясло от этой мысли. Маркус убил Энн Слокум.
  
  Но означало ли это, что он имел отношение к трагедии с Шейлой? Скорее всего обе смерти связаны.
  
  Можно ли предположить, что Маркус каким-то образом инсценировал катастрофу, в которой погибла Шейла? Мог он насильно ее напоить, а затем поставить машину на том съезде и ждать, пока в нее кто-то врежется?
  
  Но если это его рук дело, то какой в этом смысл? Неужели Шейла вела какие-то дела с Энн? Или угрожала рассказать все матери? А Маркус убил ее, чтобы она замолчала?
  
  А теперь моя дочь осталась один на один с Маркусом — с человеком, которого я подозревал в ужасных преступлениях.
  
  Я снова позвонил домой Фионе. И опять никто не ответил. Молчали ее мобильник и сотовый Келли. Что вообще произошло? Почему никто не отвечал на звонки?
  
  Можно было позвонить кому-нибудь из знакомых Фионы, но я не знал их номеров.
  
  Я стал листать свою записную книжку в телефоне. После нескольких звонков у Салли включилась голосовая почта: «Вы позвонили Салли Дейл. Я не могу ответить на ваш звонок, но, пожалуйста, оставьте сообщение».
  
  — Салли, черт побери! Это Глен, если ты слышишь, возьми трубку! Келли в беде и…
  
  Послышался щелчок, затем:
  
  — Глен?
  
  — Салли, мне нужна помощь.
  
  — Расскажи, в чем дело!
  
  — Я не могу сейчас объяснить, но думаю, Маркус убил Энн Слокум и, возможно, Шейлу…
  
  — Боже, Глен, о чем ты говоришь…
  
  — Просто послушай! Запиши адрес. Пятьдесят два…
  
  — Стой, стой. Мне нужен карандаш. Так, диктуй.
  
  Я продиктовал адрес Фионы в Дариене.
  
  — Келли там, если только не уехала куда-нибудь с Фионой и Маркусом. Ты должна позвонить детективу Роне Ведмор.
  
  — Подожди… Рона Ведмор.
  
  — Сегодня она была в больнице Милфорда, но ее уже выписали. Позвони в полицию, скажи, что ты должна поговорить с ней. И если сможешь с ней связаться, передай, что кое-кто попросил ее сообщить полиции Дариена один адрес.
  
  Я бросил взгляд на спидометр. Почти девяносто. Машина дрожала и гремела; казалось, еще немного — и она взлетит.
  
  — Ты поняла? — спросил я.
  
  — Да, Глен, но это звучит…
  
  — Действуй!
  
  Я закончил разговор в тот момент, как едва не врезался в прицеп трактора. Объезжая его, я почувствовал, как заднюю часть кузова моего пикапа слегка занесло, но продолжал вдавливать педаль газа в пол.
  Глава пятьдесят восьмая
  
  — Дай-ка взглянуть. — Маркус взял у Келли телефон и просмотрел видео от начала до конца.
  
  — Ты слышал? — спросила Келли. — Она сказала: «Маркус, я отказываюсь…» от чего-то там. Слышал?
  
  — Да, — ответил он. — Похоже на то.
  
  В доме зазвонил телефон, но Маркус даже не потрудился снять трубку, и тогда Келли предложила:
  
  — Хочешь, чтобы я ответила?
  
  — Нет, пусть звонит. Если это что-то важное, нам оставят сообщение.
  
  Секунду спустя мобильный Фионы, лежавший на столе в коридоре, стал вибрировать.
  
  — Что бы это значило? — удивилась Келли.
  
  — Не волнуйся, — сказал Маркус, по-прежнему не отдавая Келли мобильный. Когда тот зазвонил у него в руке, Келли встревожилась.
  
  — Теперь мой! — крикнула она. — Я должна ответить!
  
  Маркус поднес телефон к глазам.
  
  — Нет, не сейчас. Мы разговариваем.
  
  — Могу я посмотреть, кто это?
  
  Маркус покачал головой.
  
  — Проверишь позже.
  
  — Так нечестно, — возмутилась Келли. — Это мой телефон!
  
  Когда телефон умолк, Маркус положил его в карман брюк. Келли с удивлением следила за его действиями.
  
  — Келли, — сказал Маркус, — ты только сейчас заметила это на видео?
  
  — Что? — Келли до сих пор не могла поверить, что бабушкин муж украл ее телефон. — Да, наверное.
  
  — И больше никто этого не видел?
  
  — Вряд ли. Я показывала видео только моему папе. Отправила ему по электронной почте.
  
  — Значит, — подытожил Маркус, — вы вдвоем.
  
  — А зачем ты звонил тем вечером маме Эмили?
  
  — Пожалуйста, помолчи.
  
  — Верни мне телефон.
  
  — Сейчас, малышка. Дай мне подумать.
  
  — О чем ты собираешься думать? — спросила Келли. — Неужели ты не можешь отдать его? Я не сделала ничего плохого. Собрала вещи…
  
  — Помнишь, мы собирались прогуляться? Мне кажется, сейчас самое время.
  
  Келли не понравилось выражение лица Маркуса. Теперь он даже не пытался изобразить фальшивую улыбку. Ей захотелось домой. Прямо сейчас.
  
  — Отдай мне телефон, я должна позвонить папе.
  
  — Я отдам его когда посчитаю нужным, — возразил Маркус.
  
  Келли резко повернулась и вышла из комнаты, направляясь к ближайшему домашнему телефону. Она взяла трубку и начала набирать номер сотового отца.
  
  Маркус вырвал у нее трубку и с грохотом опустил на базу.
  
  — Никаких звонков, маленькая стерва! — заявил он.
  
  Губы Келли задрожали. Муж Фионы никогда с ней так прежде не разговаривал. Маркус схватил Келли за руку и сильно сжал ее.
  
  — Заткнись! Просто заткнись!
  
  — Мне больно! — крикнула Келли. — Пусти! Пусти меня!
  
  — Сядь, — скомандовал Маркус, усаживая Келли на кушетку рядом с журнальным столиком.
  
  Он встал рядом вплотную, чтобы она не могла подняться. Келли начала всхлипывать.
  
  — Не действуй мне на нервы! — рявкнул он. — Если не замолчишь, я сверну тебе шею.
  
  Келли заставила себя подавить рыдания, они застревали у нее в горле. Она вытерла указательным пальцем нос и стала смахивать слезы со щек.
  
  Несколько минут Маркус стоял над ней и бормотал:
  
  — Надо что-то делать.
  
  Внезапно он взял ее за руку.
  
  — Погулять. Мы должны погулять.
  
  — Я не хочу! — заупрямилась Келли.
  
  — Будет здорово. Там, на улице.
  
  — Нет! — крикнула Келли. — Я не хочу!
  
  Входная дверь в этот момент открылась, и вошла Фиона.
  
  — Даже не верится, что я уехала без…
  
  Ее взору предстала невероятная картина. Маркус, весь дрожа, с раскрасневшимся лицом, держал за руку Келли. Та плакала, глаза ее округлились от ужаса.
  
  — Бабушка! — позвала она и попыталась вырваться, но Маркус не пускал ее.
  
  — Что происходит? — спросила Фиона. — Маркус, оставь ребенка в покое.
  
  Но он не обратил на нее внимания. Келли по-прежнему плакала.
  
  — Маркус! — крикнула Фиона. — Я же сказала тебе…
  
  — Заткнись, Фиона, — оборвал он ее. — Заткни свою пасть!
  
  — Ты спятил? Что ты делаешь?
  
  — Что я тебе сказал? — взревел Маркус. — Ты слышала меня? Я велел тебе заткнуться. А если ты не замолчишь, я сверну ей шею. Клянусь Богом, я не шучу!
  
  Фиона сделала несколько осторожных шагов в его сторону.
  
  — Маркус, скажи мне…
  
  — Где твои ключи?
  
  — Что?
  
  — Ключи от твоей машины. Где они?
  
  — Маркус, то, что ты делаешь, безумие…
  
  Маркус схватил Келли за шею.
  
  — Они в машине. Я оставила их в замке зажигания.
  
  — Уйди с дороги. Мы с Келли уезжаем.
  
  — Маркус, я прошу тебе, расскажи, что случилось.
  
  — Это из-за мамы Эмили! — выпалила Келли.
  
  — Что?
  
  — Не слушай ее, — отрезал Маркус. — Она просто глупый ребенок…
  
  На улице хлопнула дверь автомобиля.
  Глава пятьдесят девятая
  
  Вбежав в гостиную Фионы, я первым делом увидел Маркуса, державшего Келли за шею, затем — побелевшую от ужаса Фиону.
  
  — Стой там! — скомандовал Маркус, и я подчинился.
  
  — Все в порядке, солнышко, — сказал я. — Все будет хорошо. Папа с тобой.
  
  — Ты не перегородил своим пикапом дорогу? — спросил Маркус меня. — Потому что мы уезжаем.
  
  — Поздно, Маркус. Мне все известно. И полиции тоже.
  
  — Они ничего не знают, — возразил он.
  
  — Что они должны знать? — спросила Фиона. — О чем речь?
  
  — Энн встречалась той ночью с тобой. Это так? — спросил я. — Она тебя шантажировала. И ты выманил ее, чтобы убить.
  
  Глаза Маркуса налились яростью.
  
  — Это неправда. — Он посмотрел на Фиону. — Это неправда.
  
  Фиона взглянула на меня, потом на Маркуса, не веря своим ушам.
  
  — Но это был ты, — продолжал я. — Энн произнесла твое имя. На видео.
  
  — Я лишь хотел поговорить с ней, — сказал он. — Она упала. Это была не моя вина. Несчастный случай. Можешь спросить полицию. Колесо лопнуло. Она хотела проверить его…
  
  Интересно, откуда Маркус мог знать обо всех подробностях? Если только он не подстроил их сам.
  
  Замершая около журнального столика Фиона произнесла:
  
  — Маркус, это не может быть правдой!
  
  — Все кончено, Маркус, — объявил я. — Видео, на котором Энн произносит твое имя, я отправил всем, кто находится в моем почтовом списке. Все узнают об этом, Маркус. Отпусти Келли.
  
  Но он продолжал удерживать ее.
  
  — Пожалуйста, — попросил я. — Отпусти эту маленькую девочку.
  
  — Мне нужно время, чтобы уйти, — заявил он. — Я заберу Келли с собой, а вы дадите мне полчаса. Я высажу ее где-нибудь.
  
  — Нет, — возразил я. — Но я дам тебе фору, если ты отпустишь Келли. И ответишь на один вопрос.
  
  — Какой?
  
  — Шейла, — проговорил я.
  
  — А что с ней?
  
  — Почему Шейла?
  
  Маркус поморщился:
  
  — Не понимаю, о чем ты.
  
  — Не знаю, как ты это сделал, но догадываюсь почему. Она все узнала? Ей стало известно о твоей интрижке с Энн? Она угрожала рассказать своей матери? Поэтому ты пошел на это?
  
  Фиона открыла рот, пытаясь что-то сказать, но лишь прошептала:
  
  — Нет.
  
  Их взгляды встретились.
  
  — Фиона, то, что говорит Глен, чушь…
  
  — Ты убил Шейлу? Ты убил мою дочь?
  
  Маркус еще крепче сжал шею Келли. Она закашлялась, схватила Маркуса за руку, пытаясь освободиться, но куда ей было справиться с сильным взрослым мужчиной!
  
  — Стойте на месте и дайте мне уйти, — тоном приказа проговорил он.
  
  — Тебе не сбежать, — предупредил я его. — Полиция найдет тебя. Тронешь Келли, и тебе будет еще хуже. Вместе с ней ты отсюда не выйдешь. Этому не бывать.
  
  Келли стала вырываться сильнее, я посмотрел на Фиону. Она напоминала бомбу, готовую взорваться в любую секунду.
  
  Маркус только повел головой.
  
  — Нет, мы уйдем вместе. Сделаешь шаг, и я откручу ей голову. Клянусь, я… Боже!
  
  Келли изо всех сил ткнула пяткой Маркуса по ноге. Он закричал и ослабил хватку.
  
  Фиона взяла с журнального столика бокал с вином и стукнула им о край столешницы. В руках у нее осталась ножка бокала с острыми блестящими осколками на конце.
  
  Келли вырвалась и бросилась ко мне.
  
  Фиона с обломком бокала налетела на Маркуса. Из ее горла вырвался первобытный крик. Она не заметила, что поранила себе пальцы, они были в крови. Сцена «жена убивает мужа» пронеслась у меня в голове.
  
  Я думал было вмешаться, но Келли прижалась ко мне и не отпускала.
  
  Маркус поднял руки, отшатываясь от Фионы, но в ней проснулась невиданная сила. Она набросилась на мужа и воткнула стекло ему в шею.
  
  Рана оказалась нешуточной. Маркус сдавленно захрипел и схватился рукой за поврежденное место. Кровь начала просачиваться между его пальцами.
  
  С криком «Фиона!» я оторвал от себя Келли и обхватил сзади Фиону, которая намеревалась повторить удар.
  
  Маркус упал на ковер, держа руки у горла.
  
  Я посмотрел на Келли и сказал твердым спокойным голосом:
  
  — Нажми на кнопку вызова полиции в охранной системе.
  
  Фиона начала всхлипывать, причитать, а я продолжал держать ее. Наконец она бросила осколок бокала, повернулась и обняла меня.
  
  — Что я натворила? — лепетала она. — Что я натворила?
  
  Я знал, о чем она говорит. Ей было невыносимо осознавать, что она впустила этого человека в свою жизнь и в свою семью.
  Глава шестидесятая
  
  Через несколько секунд после того, как Келли нажала на кнопку экстренного вызова, позвонили из полиции, куда был подключен дом. Я ответил и попросил прислать, кроме полицейских, «скорую».
  
  Не успел я положить трубку, как у дверей появились стражи порядка. Однако это благодаря Салли. Она позвонила в полицию Милфорда, а те связались с отделением в Дариене.
  
  Прибывшие вскоре врачи «скорой помощи» занялись Маркусом и, к моему удивлению, привели его в чувство. А я уже считал его покойником.
  
  Пока Маркус корчился на полу и хрипел, я вывел Келли из дома. Не надо ей смотреть на все это. Я поднял дочь на руки, она обняла меня за шею, а я стал слегка покачивать ее, как в детстве.
  
  — Все позади, — говорил я.
  
  Она прижалась губами к моему уху и прошептала:
  
  — Он убил маму Эмили?
  
  — Да, — ответил я.
  
  — И нашу маму?
  
  — Не знаю, солнышко, но возможно.
  
  — Мы убьем его?
  
  Я прижал ее к себе крепче.
  
  — Не дам никому обидеть тебя, — ответил я. А ведь еще пять минут назад все могло сложиться иначе!
  
  До приезда «скорой» Фиона оставалась в доме с Маркусом. Я видел, как она сидела на краешке журнального столика, смотрела на него и, вероятно, ждала, пока он умрет. Я боялся, что она сделает какой-нибудь необдуманный шаг. Не по отношению к Маркусу, а к себе. Возможно, мне стоило побыть рядом с ней, но Келли была для меня важнее.
  
  Когда появились полицейские, я предупредил их, что женщине требуется психологическая помощь — черт, да и всем нам! — и через пару минут Фиону вывели из дома на воздух.
  
  Казалось, она впала в ступор.
  
  Опустилась на маленькую скамейку в саду перед домом и долго сидела там молча.
  
  — Фиона, — тихо позвал я, но она не слышала.
  
  Потом медленно повернулась ко мне, но я не был уверен, что она меня видит.
  
  — Как ты, милая? — спросила она.
  
  Келли положила голову мне на плечо и взглянула на бабушку.
  
  — Все хорошо, бабуля, — ответила она.
  
  — Вот так, — вздохнула Фиона. — Извини, что в этот раз все вышло не очень хорошо.
  
  Я поговорил с полицией и постарался представить Фиону в наиболее выгодном свете.
  
  Маркус напал на ее внучку, угрожал ей. Он практически признался в убийстве Энн Слокум и собирался взять Келли в заложницы, чтобы удрать.
  
  Фиона напала на Маркуса с мыслью, что он убийца ее дочери.
  
  Моей жены.
  
  Маркус же не признал своей причастности к смерти Шейлы.
  
  И все же эта мысль не давала мне покоя.
  
  Почему он подтвердил свое отношение к смерти Энн, но отрицал вину в гибели Шейлы? Возможно, признавшись в одном преступлении, он не решился взять на себя второе в глазах Фионы?
  
  Я окончательно запутался и так ничего и не смог выяснить.
  
  А возможно, кое о чем мне лучше было бы и не знать.
  Глава шестьдесят первая
  
  Наша жизнь никак не могла войти в рабочую колею. Я вообще сомневался, что когда-нибудь это произойдет. В последующие дни мы потихоньку стали возвращаться к повседневным делам. Но в первый вечер все обстояло иначе.
  
  Всю ночь Келли плохо спала. Металась по постели, вертелась, а потом вдруг вскочила и закричала. Я влетел к ней в комнату, сел на кровать, а она смотрела на меня широко открытыми, совершенно пустыми глазами. Никогда еще я не видел у нее такого взгляда. А потом она стала кричать: «Нет! Нет!» — и я понял: она наполовину спит. «Келли, Келли», — повторял я, пока она не заморгала и не очнулась.
  
  Я нашел в подвале спальный мешок, расстелил его на полу рядом с ее кроватью и провел в нем остаток ночи. Руку я положил ей на матрас, и она держалась за нее до утра.
  
  На завтрак я приготовил яичницу. Мы обсуждали школу и фильмы, а Келли высказала довольно любопытные наблюдения о том, как певица Майли Сайрус превратилась из девчонки, с которой она хотела бы подружиться, в гламурную пустышку.
  
  — Сегодня тебе не нужно идти в школу, — сказал я. — Пойдешь туда когда захочешь.
  
  — Может, когда мне исполнится двенадцать лет? — пошутила она.
  
  — И не мечтай, подружка.
  
  Она улыбнулась.
  
  В тот день я взял Келли с собой на работу. Мы вместе ездили на объекты, а потом она играла на компьютере у меня в офисе. За это время у меня накопилось много невыполненных дел. Десятки голосовых сообщений, оставшихся без ответа. Неоплаченные счета.
  
  Кен Ванг сказал, что делал все возможное, пытаясь держать ситуацию под контролем, но без Салли и Дуга у него это плохо получалось.
  
  — Что с Дугом? — спросил он. — Нам он сейчас так нужен!
  
  — Не знаю, — ответил я. — Дуг все еще под арестом.
  
  — Хочешь знать мое мнение? Даже если он и убил Тео, его поступок вполне можно оправдать. Пару раз я и сам был готов сделать это. А где, черт возьми, Салли?
  
  — Она здесь больше не работает.
  
  — Не говори так.
  
  — Салли сама мне об этом сказала.
  
  — Позволь дать тебе дружеский совет. Если ты упадешь перед ней на колени и будешь умолять ее, она вернется. Возможно, ты считаешь, будто управляешь фирмой самостоятельно. Я не стану разрушать эту иллюзию, но поверь, наша контора держалась только на ней.
  
  Я вздохнул.
  
  — Салли не вернется.
  
  — Ты меня извини, что я это говорю, ты, конечно, босс и все такое, но у тебя, мать твою, большие… ой, Келли, прости!
  
  — Все в порядке, — сказала она, поворачиваясь на стуле. — В последнее время я слышала слова и похуже.
  
  Келли общалась с Эмили по телефону и по Интернету. Тетя Дженис продолжала заботиться о девочке, пока Даррен Слокум находился в больнице. Он должен был провести там около недели, но даже по возвращении домой ему могла потребоваться помощь.
  
  — Эмили говорит, что ее папа больше не будет работать в полиции, — сообщила Келли.
  
  — Вот как?
  
  — Она сказала, что ее папа найдет себе другую работу. И возможно, они переедут. Я не хочу, чтобы она уезжала.
  
  Я погладил ее по голове.
  
  — Знаю. Эмили — хорошая подруга.
  
  — Эмили хочет, чтобы я пришла к ней завтра вечером. Возможно, они купят пиццу. Но я не останусь на ночь. Никогда больше не стану ходить в гости с ночевкой до конца своей жизни.
  
  — Хороший план, — заметил я. — Думаю, ты можешь поехать к ней. Давай завтра это обсудим.
  
  — А на какой объект мы завтра поедем?
  
  Рона Ведмор заехала ко мне в офис. Рука у нее была на перевязи.
  
  — Я думал, вас ранили в плечо, — удивился я.
  
  — Мне сказали, рана заживет быстрее, если я буду двигать рукой как можно меньше. Видела в «Новостях», как вы кричали на журналистку, когда выходили из дома. Очень мило.
  
  Я улыбнулся.
  
  — Полицейское управление собирается наградить вас, — сообщила она. — Я пыталась их отговорить, заявила, что вы сумасшедший, но они остались непреклонны.
  
  — Мне действительно ничего не нужно, — возразил я. — Хочу забыть обо всем. И жить дальше.
  
  — А как же ваша жена? Мысли о ней позволят вам жить дальше?
  
  Я прислонился к шкафу для документов.
  
  — Наверное, у меня нет выбора. Я лишь выяснил, что Шейла сильно запуталась и той ночью решила обрубить все концы. Она совершила странный для себя поступок, поскольку никогда еще не попадала в такой переплет. Ей следовало обо всем рассказать мне. Мы бы нашли выход.
  
  Ведмор с сочувствием кивнула.
  
  — Вы верите, что в жизни ничто не происходит случайно? — спросила она.
  
  — Шейла так и считала. Я не разделял ее мнения.
  
  — Тут я похожа на вас. По крайней мере раньше была такой. Теперь же я не уверена. Мне кажется, в том, что меня ранили, был особый смысл.
  
  Я убрал руки в карманы.
  
  — Не знаю, что может быть хорошего в огнестрельном ранении. Ну, может быть, оно освободит вас от работы на следующие полгода с сохранением жалованья.
  
  — Да, конечно. — Она смерила меня долгим взглядом. Затем поведала: — Когда меня забрали в больницу, ребята поехали к моему мужу и привезли его. Знаете, что он сказал, когда увидел меня?
  
  Я покачал головой.
  
  — Он спросил: «С тобой все хорошо?»
  
  Не знаю, что такого особенного было в ее истории, но, кажется, для Роны Ведмор это событие стало самым важным на свете.
  
  — Думаю, я возьму торт, — решила Келли. — Если Эмили купит пиццу, я принесу десерт.
  
  — Хорошо.
  
  На следующий день я поговорил с Дженис по телефону, чтобы узнать, не возражает ли она против прихода к ним Келли. Дженис сказала, что Эмили целый день только и говорила о предстоящем вечере.
  
  Я предложил заехать в обычную булочную, но Келли настояла на том, чтобы мы наведались в супермаркет и купили замороженный шоколадный торт от Сары Ли.
  
  — Эмили любит его больше всего. Папа, а почему ты трешь голову?
  
  — В последние дни у меня болит голова. Наверное, это от стресса, ты понимаешь?
  
  — Да.
  
  Эмили ждала нашего появления и выбежала к нам, едва моя машина остановилась на подъездной дорожке. Дженис появилась следом за ней. Девочки обнялись и ушли в дом.
  
  Дженис задержалась со мной.
  
  — Хочу поблагодарить вас. Тот человек мог убить Даррена.
  
  — Я спасал и свою жизнь тоже.
  
  — И все-таки… — Она дотронулась до моей руки.
  
  — Что с ним будет?
  
  — Даррен уволился со службы, и у него хороший адвокат. Он обещал полиции рассказать все, что ему известно про Соммера, про то, как он втягивал людей в работу. Надеюсь, если его и осудят, то всего на несколько месяцев. А потом он сможет заняться Эмили. Даррен ее очень любит.
  
  — Конечно. Что ж, надеюсь, все так и будет. Ради блага Эмили. Я вернусь за Келли через пару часов, хорошо?
  
  — Да, замечательно.
  
  Я сел в машину, но не поехал к себе. Мне хотелось заглянуть еще в одно место.
  
  Пять минут спустя я остановился перед домом, поднялся на крыльцо и позвонил.
  
  Через секунду Салли открыла мне дверь. На ней были резиновые перчатки, в руках она держала шприц для заделки щелей.
  
  — Нам нужно поговорить, — произнес я.
  Глава шестьдесят вторая
  
  — Ты должна вернуться, — начал я. — Ты мне нужна.
  
  — Я же сказала, что ухожу, — ответила Салли.
  
  — Когда я попадал в переплет, когда мне нужна была помощь, когда не на кого было оставить Келли, я звонил тебе. Ты всегда знала, что делать. Всегда готова была меня поддержать, Салли. Я не хочу тебя потерять. «Гарбер констрактинг» без тебя пропадет.
  
  Салли убрала волосы, упавшие ей на глаза, и продолжала стоять молча.
  
  — Зачем тебе этот шприц? — поинтересовался я.
  
  — Пытаюсь закончить ванную. Тео так и не успел.
  
  — Впусти меня.
  
  Салли смерила меня долгим взглядом, затем открыла дверь пошире.
  
  — Где Келли?
  
  — У Эмили. Они решили вместе поесть пиццы.
  
  — Это та девочка, у которой подстрелили отца?
  
  — Она самая.
  
  Салли спросила, что случилось в доме Фионы, и я рассказал, хотя мне это было не очень приятно.
  
  — Боже, — только и произнесла Салли. Она убрала шприц, стянула перчатки и уселась за кухонный стол. Я прислонился к разделочному столику.
  
  — Да, серьезное дело. — Я потер виски пальцами. — Господи, как же болит голова.
  
  — Значит, это Маркус убил Энн… — Салли осмысляла услышанное.
  
  — Да.
  
  — И Шейлу тоже?
  
  — Не знаю. Возможно, когда Маркус поправится и будет в силах давать показания, он обо всем расскажет, хотя я не особенно на это рассчитываю. Я все больше склоняюсь к мысли, что Шейла сделала это сама.
  
  Мне показалось, лицо Салли немного смягчилось.
  
  — Я пыталась объяснить это тебе! Но ты не хотел ничего слушать.
  
  — Все так. — Я покачал головой, боль не проходила. — А что там с Тео?
  
  — Вчера были похороны. Глен, это было ужасно! Все плакали. Я боялась, как бы брат Тео не бросился на гроб, когда его стали опускать в землю…
  
  — Я должен был прийти…
  
  — Нет, — твердо заявила она. — Не должен.
  
  — Я сожалею о сказанном, Салли. Возможно, Тео не подразумевал ничего особенного, когда писал, что ему жаль мою жену. А я решил, будто в его словах был какой-то особый смысл. — Я снова потер голову. — У тебя есть тайленол или что-нибудь в этом роде? Такое чувство, что голова вот-вот треснет.
  
  — Посмотри в ящике, прямо за твоей задницей, — процедила она.
  
  Я повернулся, открыл ящик и обнаружил там различные медикаменты. Болеутоляющие, бинты, шприцы.
  
  — Да у тебя тут целая аптека, — удивился я.
  
  — Почти все от отца. Я так и не выбросила ничего. Надо как-нибудь этим заняться.
  
  Я нашел тайленол, закрыл ящик и открутил крышку флакона.
  
  — Скажи, что ты хотя бы подумаешь насчет возвращения, — попросил я. — У Кей-Эфа в любой момент может случиться нервный припадок.
  
  Я вытряхнул на столик пару пилюль. Когда у меня начинала болеть голова в дороге, а запить лекарство было нечем, Шейла всегда настаивала, чтобы я останавливался и покупал где-нибудь воду.
  
  — Нельзя глотать таблетки просто так, — говорила Шейла. — Они могут застрять в горле.
  
  — У тебя есть стакан? — спросил я.
  
  — В сушке.
  
  Я заглянул в сушку над раковиной. Пара стаканов, тарелка, несколько столовых приборов. Я потянулся за стаканом. Кое-что привлекло мое внимание. Я совершенно не ожидал увидеть здесь этот предмет.
  
  Форма.
  
  Форма для лазаньи, которую я не видел уже несколько недель. Коричневато-оранжевая.
  
  Та самая, которую Шейла называла «хурмой».
  Глава шестьдесят третья
  
  Я осторожно достал форму из сушки и поставил на разделочный стол.
  
  Салли рассмеялась.
  
  — Я не поняла, что ты собираешься делать: запивать таблетки или…
  
  — Как это здесь оказалось? — медленно произнес я.
  
  — Что?
  
  — Эта форма. Я узнал ее. Форма Шейлы. Что она здесь делает?
  
  — Ты уверен? Я точно помню: она моя.
  
  У нас с женой сложилась традиция: Шейла готовила обед, я мыл посуду. Когда из года в год моешь одни и те же тарелки, чашки, стаканы, противни и формы, ты хорошо изучаешь их, будто сам их делал. Если это действительно форма из нашего дома, у нее на дне с обратной стороны должно быть пятно. В углу, где нам так и не удалось до конца содрать этикетку.
  
  Я перевернул форму и обнаружил его именно там, где и ожидал увидеть.
  
  — Нет, — сказал я. — Она наша. В этой посудине Шейла обычно готовила лазанью.
  
  Салли встала со стула и подошла посмотреть.
  
  — Дай мне. — Она повертела форму в руках, заглянула в нее, перевернула, проверила дно. — Не знаю, Глен. Но раз ты так уверенно говоришь, наверное, ты прав.
  
  — Как она здесь оказалась? — спросил я.
  
  — Боже, не знаю! Точно не залетела в окно. Возможно, Шейла привезла мне как-то лазанью, а я забыла вернуть ей посуду. Так что можешь меня пристрелить.
  
  — Шейла готовила лазанью в день, когда случилась авария. Она оставила две тарелки — для меня и для Келли. Но больше лазаньи в доме я не нашел. В какой-то из дней я решил приготовить лазанью сам, но не смог найти для нее посуду. — Я поднял форму. — Потому что она была здесь!
  
  — Глен, я тебя умоляю! Это бессмыслица!
  
  — Твой отец умер в тот же день, что и Шейла. Я помню, как рассказал Шейле по телефону незадолго до ее отъезда о том, что у тебя случилось. Она ответила, что постарается помочь тебе. И в ту минуту, когда Шейла повесила трубку, она, вероятно, решила поехать к тебе и прихватила лазанью. Она часто так делала. Когда кто-то умирал, Шейла готовила для этой семьи еду. Даже если эти люди не были ее близкими друзьями. Как в случае с ее преподавателем на бухгалтерских курсах — он, правда, живой и здоровый. Это был знак внимания.
  
  — Глен, если честно, ты начинаешь меня пугать.
  
  — Она ведь приходила сюда, верно? — настаивал я. — Чтобы выразить тебе соболезнования. Поэтому и не поехала в город. И не взяла деньги, которые прятала в доме.
  
  — Какие деньги? О чем ты?
  
  — Она не хотела брать их с собой. Она пришла быть с тобой в твоем горе. В тот день. Она думала, что позаботиться о подруге важнее, чем выполнять поручение Белинды. Если она приходила сюда в тот день, почему ты мне ничего не сказала?
  
  — Боже, Глен! — В одной руке Салли держала форму, другой указывала на тайленол на разделочном столике. — Выпей. Думаю, у тебя не все в порядке с головой.
  
  Она была права — у меня еще сильнее застучало в висках. На секунду я отвернулся от Салли, посмотрел на пилюли — и вспомнил. Я ведь хотел ей сказать кое-что еще. Я снова повернулся к ней:
  
  — Я сходил с ума, пытаясь…
  
  В этот момент форма из рук Салли полетела мне в голову. Перед глазами все потемнело.
  
  Рядом со мной хлопотал врач, мне делали прививку от гриппа.
  
  — Будет совсем не больно, — сказал доктор и воткнул иголку мне в руку. Но в тот момент, как игла проколола кожу и впилась в вену, я заорал от боли.
  
  — Ты ведешь себя как маленький, — проворчал врач, ввел сыворотку и вытащил иглу. — Вот так. — Он достал еще один шприц. — Тебе будет совсем не больно.
  
  — Но вы уже сделали мне укол! — возмутился я. — Что вы задумали?
  
  — Ты ведешь себя как маленький, — повторил он, ввел сыворотку и вытащил иглу. — Вот так, — сказал он и достал еще один шприц, — тебе будет совсем не больно.
  
  — Стойте! Нет! Что вы делаете? Прекратите! Убери от меня свой чертов шприц…
  
  Я открыл глаза.
  
  — Хорошо, что ты живой, — проговорила Салли, стоявшая так близко от меня, что я чувствовал запах ее духов. Я моргнул пару раз, пытаясь сфокусировать зрение. И Салли, и окружавший мир расплывались перед глазами.
  
  Я мог видеть лишь потолок и стены, поскольку лежал на полу в кухне Салли Дейл. В нескольких футах от меня на линолеуме были разбросаны обломки знакомой оранжевой формы. Она разлетелась на мелкие кусочки.
  
  — Крепкая у тебя голова, — заметила Салли и склонилась надо мной. — Я боялась, что убила тебя. Но теперь я могу сделать свое дело.
  
  Салли отошла, и я увидел в ее руке шприц.
  
  — Думаю, это последний. Ты уже хорош. Алкоголь поступает прямо в кровь. Тебе понадобится намного меньше, чем если бы ты действительно пил.
  
  Я попытался перекатиться на живот, но вдруг понял: у меня за спиной препятствие. Мои руки оказались связаны. Я почувствовал, что волоски на запястьях к чему-то прилипли. Изолента. Много изоленты.
  
  Салли прошлась по комнате, взяла стул и подтащила его ко мне. Затем села на него верхом, широко расставив ноги, и положила локти на спинку стула. В одной руке у нее был пистолет.
  
  — Глен, мне очень жаль. Тебя и твою Шейлу, будь вы неладны. Она была слишком хорошей, а ты… ты тоже отличный парень.
  
  В голове у меня стучало, и чувствовался привкус крови во рту. Я понял, что на лбу у меня довольно большая рана и кровь стекает мне на лицо.
  
  Но помимо боли я испытывал еще одно странное ощущение. Головокружение. Казалось, комната вертится у меня перед глазами. Сначала я подумал, что это из-за раны на голове, но теперь уже не был в этом уверен.
  
  Это чувство напоминало… легкое опьянение.
  
  — Подействовало, да? — спросила Салли. — Голова пошла кругом и все такое? Я привыкла давать инсулин отцу. Но тебя я накачала не им. А водкой.
  
  — Шейла, — проговорил я, — вот что ты сделала с Шейлой!
  
  Салли ничего не ответила, а лишь посмотрела на меня, потом — на часы.
  
  — Но зачем, Салли? Зачем?
  
  — Я прошу тебя, Глен, забей. Скоро тебе будет очень хорошо. А все остальное не важно.
  
  Она была права. Мое головокружение совсем не было связано с ударом формой по голове.
  
  — Расскажи мне, — взмолился я. — Мне нужно знать.
  
  Салли поджала губы и отвернулась. Затем снова посмотрела на меня.
  
  — Мой отец еще не умер, — сказала она.
  
  Что за бред?
  
  — Я не… что?
  
  — Мой отец, — повторила она, — тогда еще не умер.
  
  — Не понимаю…
  
  — Когда я разговаривала с тобой тем утром и сообщила, будто он мертв, он на самом деле был при смерти. Я дала ему двойную дозу гепарина и ждала, пока он умрет от внутреннего кровотечения. А этот сукин сын начал потихоньку оживать. И тут Шейла со своей чертовой лазаньей! Вошла, даже не постучав! Просто сказала что-то вроде: «Ой, Салли, мне так тебя жаль. Вот я принесла тебе кое-что. Можешь положить в холодильник и съесть потом». В этот момент она увидела, что мой отец все еще дышит, и спросила: «В чем дело? Он жив?» И начала кричать, что нужно вызвать «скорую».
  
  Я моргнул. Лицо Салли то расплывалось, то снова виделось в фокусе.
  
  — Ты убила своего отца?
  
  — У меня не было больше сил выносить это, Глен. Я отказалась от своей квартиры — не хватало средств платить аренду, так как все деньги уходили ему на лекарства, — и переехала сюда. Ты даже не представляешь, какие они сейчас дорогие! А в скором времени мне пришлось бы поместить его в специальное заведение, где ему могли бы обеспечить уход. Тебе известно, сколько это все стоит? Мне пришлось бы выставить на продажу этот дом, и как ты думаешь, много я выручила бы за эту развалину при нынешнем экономическом кризисе? Я поняла: он все равно умрет — на следующий день после того, как я окажусь на улице. Мне просто нужно было ускорить его кончину.
  
  Она вздохнула.
  
  — Я не могла позволить Шейле рассказать все полиции, поэтому ударила ее по голове и накачала выпивкой.
  
  — Салли, это ты подстроила…
  
  — Глен, как ты себя чувствуешь? Уже захмелел? Голова больше не болит?
  
  — …ту аварию. — Я пытался закончить фразу, не глотая слова.
  
  — Просто расслабься, — сказала она. — Так будет лучше.
  
  — Как… как ты это сделала?
  
  Салли опять вздохнула.
  
  — Мне помог Тео. Приехал, не мог поверить, что я натворила, но мне стало известно о поддельном оборудовании, которое он взял у Слокумов и установил в доме Уилсонов, поэтому у него не было выхода. Я подогнала машину Шейлы к съезду, усадила ее за руль, а Тео подвез меня обратно. Но сегодня мне придется все сделать самой.
  
  — Салли, Салли, — проговорил я, пытаясь сохранить ясность мыслей, несмотря на алкоголь в крови, — ты… ты была нам как родная…
  
  Она кивнула:
  
  — Знаю. Мне очень стыдно. Но видишь ли, Глен, в последнее время ты стал строить из себя святошу, и твое поведение не оставило мне выбора. Я приняла решение. Теперь я сама о себе позабочусь. И никому не позволю вмешиваться.
  
  — Записка Тео, — пробормотал я, — когда он говорил, что ему жаль…
  
  — Да, по отношению к тебе он повел себя как засранец, но и у него была совесть. Она съедала его. Как огонь. Шейла. Ему хотелось во всем сознаться…
  
  — Дуг, — прошептал я. — Ты его подставила… да? Положила те коробки в его машину, чтобы отвести подозрения от Тео?
  
  — У меня нет желания говорить об этом, Глен. Это слишком болезненно.
  
  — Как… черт… подожди… ты убила Тео? Это была ты?
  
  Впервые мне показалось, что я увидел на ее лице печаль. Салли потерла глаза.
  
  — Я поступила так, как считала нужным. А сейчас я сделаю то, что должна сделать.
  
  — Своего… жениха…
  
  — Он позвонил мне из трейлера и сообщил, что больше не может молчать и должен сказать Дугу, что тот не виноват. Я велела Тео ничего не предпринимать, пока не приеду. А когда явилась на место, согласилась, предложила позвонить Дугу и пригласить его, чтобы объясниться с глазу на глаз, поскольку это был честный поступок. Когда Тео закончил говорить по телефону, мы вместе пошли в лес. Я взяла с собой пистолет отца.
  
  Слеза покатилась по ее щеке.
  
  — Я спрятала свою машину, а затем припарковала автомобиль Тео на дороге, чтобы Дугу пришлось вылезти из своего автомобиля и пойти пешком. Пока он бродил вокруг трейлера, я незаметно подбросила пистолет в его машину. В машину Бетси.
  
  Я понял, что она сказала, но разум мой стал постепенно затуманиваться.
  
  — Дело в том, Глен, что я скорее буду одинокой, но свободной, чем замужней, но осужденной на пожизненное заключение. А теперь ты должен встать.
  
  — Что?
  
  Салли поднялась со стула и присела передо мной на корточки. В одной руке она держала пистолет, другой схватила меня за локоть, дернула и приказала:
  
  — Давай шевелись!
  
  — Салли, — проговорил я, упав на колени и слегка раскачиваясь, — ты тоже оставишь меня на обочине?
  
  — Нет. С тобой все будет иначе.
  
  — Что?.. Как?
  
  — Глен, пожалуйста, пойдем. Ты не можешь ничего изменить. Не усложняй все для нас обоих.
  
  Она с силой дернула меня и заставила подняться с колен. Салли была почти одного роста со мной и всегда поддерживала хорошую форму. К тому же мое опьянение давало ей дополнительное преимущество. Я попытался освободить руки, но Салли крепко обмотала их изолентой. Возможно, мне удалось бы распутать ее, будь у меня достаточно времени.
  
  — Что ты делаешь?
  
  — В ванную! — скомандовала Салли.
  
  — Что? Мне не нужно в ванную! — Я на минуту задумался. — Наверное.
  
  Я покачнулся. Да, я был в стельку пьян.
  
  — Глен, сюда. Иди медленно. — Она терпеливо вывела меня из кухни, мы прошли через столовую, где я наткнулся на стул, потом проследовали в коридор, ведущий в спальню, и оттуда — в ванную.
  
  Я не знал, что задумала Салли, но должен был что-то предпринять. Постараться вырваться.
  
  Неожиданно я навалился на нее всем своим весом и прижал плечом к стене. Она ударилась о декоративную тарелку из веджвудского фарфора, на которой был выгравирован профиль Ричарда Никсона, та сорвалась с крючка, упала и разбилась.
  
  Я бросился бежать, но зацепился ногой за ковер и повалился на пол. У меня не получилось самортизировать руками при падении, и я ударился щекой. Боль пронзила весь череп.
  
  — Глен, черт тебя подери, не будь идиотом! — закричала Салли. Я обернулся и увидел, что она стоит надо мной и целится мне в голову. — Вставай, мать твою, на этот раз я не буду тебе помогать.
  
  Я медленно, с трудом поднялся. Салли мотнула рукой с пистолетом в сторону двери в ванную:
  
  — Туда!
  
  Я остановился в дверях только что отремонтированной ванной. Рука Тео чувствовалась повсюду. Ванна, унитаз и раковина блестели ослепительной фарфоровой белизной. Пол покрывала неровная черная и белая плитка, похожая на шахматную доску. Кое-где цемент откололся, а из-под плитки проглядывали обогревающие кабели. Их так и не прикрыли надлежащим образом.
  
  Новую ванну до конца не законопатили по бортику, и я предположил, что ею еще ни разу не пользовались.
  
  Однако она была наполнена водой.
  
  — На колени, — приказала Салли.
  
  Несмотря на пьяный ступор, в голове у меня постепенно стало проясняться. Как и Шейлу, меня найдут мертвым в моей машине с высоким уровнем алкоголя в крови. Только обнаружат меня не на съезде.
  
  А в воде.
  
  Если бы я решил проделать нечто подобное, то столкнул бы машину с дороги в залив Понд.
  
  Посадил бы жертву за руль, завез машину в воду и позволил ей затонуть. А потом вернулся бы домой пешком. К тому моменту, когда полиция извлечет тело, легкие уже заполнятся водой.
  
  — У тебя… у тебя не получится, Салли, — сказал я. — Они обо всем догадаются.
  
  — На колени, — снова сказала она, и теперь в ее голосе послышалось легкое нетерпение. — Лицом в ванну.
  
  — Я не сделаю этого. Я…
  
  Она подсекла меня под колено, и я рухнул, как камень.
  
  Пол был твердым, и даже сквозь брюки я ощутил исходившее от него тепло. Мое левое колено уперлось в две неровно лежащие плитки. Одна из них затрещала под моим весом — это говорило о том, что положили их кое-как.
  
  Если плитка треснет, если вода просочится внутрь, то…
  
  Все случилось очень быстро. Салли бросила пистолет на тумбочку рядом с раковиной и навалилась на меня сверху. Она налегла всем своим весом мне на плечи и заставила перегнуть голову через край ванны.
  
  Я лишь прошептал «Боже…», и моя голова погрузилась в воду.
  
  Наверное, я ожидал, что она будет теплой, какой обычно бывает вода в ванне, но она оказалась ледяной. Рот и нос тут же наполнились водой. Меня охватила паника — я стал задыхаться.
  
  На секунду мне удалось оттолкнуть Салли, поднять голову из воды и судорожно вздохнуть. Но она снова накинулась на меня, одной рукой схватила за волосы и окунула в воду, другой вцепилась в пояс джинсов и попыталась поставить меня вниз головой. Хотя мои руки были связаны, брызги полетели во все стороны.
  
  Пусть вода выльется.
  
  Я стал лихорадочно соображать. Теряя способность мыслить и задыхаясь, я отчаянно пытался придумать, как сбросить с себя Салли. Она использовала край ванны как рычаг, который помогал ей удерживать меня под водой. Салли предвидела: я начну бороться и попытаюсь оттолкнуть ее, поэтому заняла выгодное положение, препятствующее моему сопротивлению. Я подумал, что, возможно, мне удастся освободиться, если я внезапно прекращу борьбу и позволю моему телу полностью погрузиться в воду.
  
  Я решил попробовать.
  
  Неожиданно я расслабился, моя голова опустилась еще глубже и ударилась лбом о дно ванны. Почувствовав, как рука Салли соскальзывает с пояса, я развернулся и вынырнул, подняв голову над водой. Теперь я сидел в ванне, прислонившись спиной к стене.
  
  Я снова судорожно вздохнул, пытаясь быстро набрать в легкие как можно больше воздуху.
  
  Вода поднялась и выплеснулась за край ванны, растекаясь по полу и просачиваясь на обогревательную систему через многочисленные трещинки между плиткой. Я дернулся, и вода снова полилась из ванны. Это не только усложнило Салли задачу утопить мою голову, но и позволило выплеснуть воду в нужное место.
  
  Только бы Тео и здесь оказался верен себе!
  
  Я подтянул ноги, резко выпрямил их и сильно ударил Салли в грудь. Удар оказался настолько мощным, что она упала навзничь на пол, а я откинулся в ванне к стенке.
  
  Пытаясь подняться, Салли отвела назад руки и оперлась о плитку. Вода накрыла ее ладони по костяшки пальцев.
  
  Потом что-то произошло.
  
  Послышалось потрескивание. Внезапно Салли замерла. Ее глаза широко распахнулись.
  
  В ванной стало темно, но в помещение проникал тусклый свет из коридора. Его было достаточно, чтобы я увидел, как тело Салли с тихим всплеском упало на пол.
  
  Она лежала совершенно неподвижно, устремив взгляд в потолок.
  
  Пол с подогревом. Вода закоротила провод, и Салли убило током.
  
  Это происходит, если используется ненадлежащее оборудование или плитка положена кое-как.
  
  Тео. Мастер электрификации. Да благословит тебя Бог.
  
  С большим трудом я поднялся. Мои ботинки, вся одежда промокли насквозь. Когда свет погас, я понял, что выбило рубильник, поэтому можно было спокойно выйти из ванны.
  
  Покачиваясь, я побрел на кухню, прислонился к ящику разделочного стола и умудрился достать нож. Будь я трезвым, на то, чтобы разрезать изоленту, мне хватило бы пары минут, но у меня ушли все десять: я то и дело ронял нож на пол, пальцы с трудом меня слушались.
  
  Освободившись, я подошел к телефону и сделал пару звонков. Во вторую очередь я позвонил в службу «девять-один-один». В первую — на мобильный Келли.
  
  — Привет, солнышко, — сказал я. — Все хорошо, но у Салли дома случилось небольшое короткое замыкание и я задержусь.
  Три недели спустя
  Эпилог
  
  Я провел держателем с клейкой лентой по большой картонной коробке и попросил Келли:
  
  — Пригладь рукой и проверь, хорошо ли приклеилось.
  
  Келли прижала обе ладошки к куску изоленты и потерла ее несколько раз.
  
  — Все отлично!
  
  — Ты точно не возражаешь? — спросил я.
  
  Она посмотрела на меня и кивнула. Ее глаза были полны грусти и уверенности.
  
  — Думаю, мама нас поддержала бы, — сказала Келли. — Она любила помогать людям.
  
  — Верно, — согласился я. — Этого у нее не отнять. — Я заглянул в почти пустой шкаф. — Полагаю, это последнее. Лучше вынести все за дверь. Мне сказали, машина приедет между десятью и двенадцатью дня.
  
  Я отнес коробку вниз и поставил около входной двери рядом с четырьмя такими же. Сначала я думал сложить все вещи в мешки для мусора, но затем решил, что это будет неправильно. Я хотел, чтобы они были аккуратно упакованы и не перемешались, когда коробки достигнут места назначения.
  
  — Как ты думаешь, бездомная леди из Дариена получит что-нибудь? — спросила Келли.
  
  — Не знаю, — ответил я. — Возможно, и не получит. Но они наверняка достанутся нуждающимся из Милфорда. И если бы мы однажды не увидели ту женщину и не пожалели ее, люди, кому туго живется в нашем городе, ничего бы не получили.
  
  — А как же та леди?
  
  — Может быть, кто-то из Дариена увидит нуждающегося человека из Милфорда, Нью-Хейвена или Бриджпорта и отдаст на благотворительные цели что-нибудь из своей одежды, которая и достанется той женщине.
  
  Я видел: мои слова не убедили Келли.
  
  Мы вместе вынесли все пять коробок на крыльцо нашего дома. Когда мы закончили работу, Келли нарочитым жестом вытерла лоб.
  
  — Я могу покататься на велосипеде? — спросила она. Последнее время я сильно опекал ее и требовал, чтобы она всегда находилась рядом.
  
  — Только по нашей улице, — предупредил я. — Чтобы я тебя видел.
  
  Она кивнула, пошла в гараж, двери которого были открыты, и выкатила оттуда велосипед.
  
  — Папу Эмили выписали из больницы, — сообщила она.
  
  — Я слышал.
  
  — И они все-таки переезжают. У папы Эмили есть родственники в Огайо, они поедут туда. Огайо — это далеко.
  
  — Не близко.
  
  Келли не понравились мои слова.
  
  — Бабушка придет сегодня?
  
  — Она обещала. Думаю, мы вместе пойдем куда-нибудь поужинать.
  
  Фиона тоже переехала. Но не в Огайо. Она купила квартиру в Милфорде, чтобы быть поближе к нам. По крайней мере поближе к Келли. После того кошмара она не захотела возвращаться домой и поселилась в отеле. Фиона выставила дом на продажу и наняла грузчиков, чтобы те перевезли все ее вещи. Даже переступать порог дома ей не хотелось. В то же время она начала бракоразводный процесс против Маркуса, которого по выписке из больницы перевезли в надежную камеру, и следователь предъявил ему обвинение в убийстве Энн Слокум. Пока никто не изъявил желания внести за него залог.
  
  Против Фионы так и не выдвинули обвинения в нападении на Маркуса, и я сомневался, что это произойдет. Но в любом случае у нее было достаточно денег, чтобы нанять самого лучшего адвоката. Маркус лгал, когда говорил, будто она потеряла большую часть средств в той гигантской финансовой пирамиде. Он просто не хотел, чтобы Келли стала жить с ними, и решил убедить меня в несостоятельности Фионы, в том, что она не сможет послать Келли в частную школу, надеясь таким образом воспрепятствовать затее жены.
  
  Келли надела шлем, села на велосипед и покатила по нашей подъездной дорожке. Затем она свернула налево и яростно закрутила педали.
  
  Она была истинной дочерью своей матери. Это она предложила пожертвовать вещи Шейлы в агентство, раздающее одежду бедным. Но кое-что мы решили сохранить на память. Драгоценности Шейлы, если их так можно назвать. Она не любила бриллианты, хотя если бы я чаще их ей дарил, возможно, ее отношение к ним изменилось бы. У нее был красный кашемировый свитер, к которому, по словам Келли, всегда приятно было прижиматься щекой, когда они лежали вместе на диване и смотрели телевизор. Келли оставила его себе.
  
  Но она не хотела хранить сумки Шейлы.
  
  Келли вернулась в школу, и теперь дела у нее пошли на лад. Газеты и выпуски новостей сыграли в этом не последнюю роль. Когда стала известна вся правда, особенно тот факт, что Шейла не была виновна в смерти Уилкинсонов, дети оставили ее в покое. А Бонни Уилкинсон отказалась от иска в пятнадцать миллионов. Впрочем, у нее просто не осталось оснований для обвинений. Я отвел Келли к психотерапевту, чтобы помочь ей справиться с пережитыми трагедиями, и, похоже, это помогло, хотя я до сих пор спал на полу в ее комнате.
  
  Сняли обвинения и с Дуга Пинтера, который теперь снова работал на меня. Бетси осталась в доме матери, а Дуг арендовал теперь двухкомнатную квартиру на Голден-Хилл. Они начали бракоразводный процесс, но особенно яростной схватки между ними не предвиделось.
  
  Не знаю, удастся ли мне загладить свою вину перед ним. Я обвинил его в том, чего он никогда не делал. Не поверил, когда он заявлял о своей невиновности. Я попытался хотя бы отчасти искупить свои прегрешения, оплатив для него услуги Эдвина Кэмпбелла деньгами, спрятанными в стене моего кабинета, и добился его освобождения.
  
  Но больше всего меня мучило то, что Дуг простил меня. Когда я попытался рассказать ему о том, как сильно переживал за него, он лишь отмахнулся: «Да не волнуйся ты, Гленни. Когда ты в следующий раз полезешь в горящий подвал, я сначала куплю себе пива».
  
  Но у меня еще оставались незаконченные дела. Мне предстояла схватка со страховой компанией по поводу дома Уилсонов. Я настаивал на том, что это была не халатность, а я стал жертвой преступления. Эдвин мне помогал доказать свою правоту.
  
  Бизнес начал налаживаться. На этой неделе я составил смету для трех новых заказов и провел собеседования на должность ассистента в офисе.
  
  Келли доехала до угла и вернулась назад.
  
  — Смотри! — крикнула она. — Я еду без рук! — Но смогла оторвать руки от руля лишь на секунду. — Подожди, я попробую еще раз!
  
  Похожий на кубик микроавтобус медленно полз по улице, водитель проверял адрес. Я встал, спустился с крыльца и махнул рукой, таким образом привлекая его внимание.
  
  Он остановился и открыл заднюю дверь.
  
  — Хороший сегодня денек, — проговорил он, подходя. — Но не исключено, что через пару недель выпадет снег.
  
  — Да, — ответил я.
  
  — Я могу забрать все эти коробки?
  
  — Верно.
  
  — Хорошо избавиться от старья, а? — весело констатировал водитель. — Освобождаешь шкаф, и у жены появляется место для новых нарядов.
  
  Он сумел унести все за одну ходку. Поставив последнюю коробку в машину и подтолкнув ее к остальным мешкам и тюкам, водитель заметил:
  
  — Какая тяжелая!
  
  — Здесь сумки, — пояснил я.
  
  Водитель захлопнул дверь и сказал:
  
  — Спасибо. Всего хорошего. — Сел за руль, включил зажигание и поехал.
  
  И тут я услышал ее. Это было не так, как прежде, когда я представлял себе, как отреагировала бы Шейла на то или иное событие. На этот раз я действительно слышал ее голос: «У тебя все будет хорошо».
  
  — Я должен был понять все с самого начала, — пытался оправдаться я. — А вместо этого во всем винил тебя. Сомневался в тебе.
  
  «Это не важно. Позаботься о Келли».
  
  — Я по тебе скучаю.
  
  «Тс, смотри!»
  
  Келли проехала мимо по велосипедной дорожке, вытянув руки.
  
  — Без рук! — пронзительно закричала она. — Получилось!
  
  А потом Келли схватилась за руль и неожиданно резко затормозила. Она замерла, расставив ноги на тротуаре и повернувшись ко мне спиной так, что я видел лишь ее накрытый шлемом затылок, и посмотрела на микроавтобус. Он доехал до конца улицы и свернул за угол. Когда автобус исчез из виду, Келли продолжала глядеть ему вслед еще секунд десять. Возможно, она, как и ее отец, надеялась, что водитель сейчас развернется и мы сможем вернуть все назад.
  Выражение признательности
  
  Я рад, что вся моя работа заключалась лишь в том, чтобы написать книгу. Свет она увидела благодаря стараниям многих людей. Я хотел бы поблагодарить Джульетт Эверс, Хелен Хеллер, Кейт Майсаек, Марка Стритфейлда, Билла Мейси, Сьюзен Лэм, Пейдж Баркли, Либби Макгир, Милана Спрингла и агентство «The Marsh».
  
  Также я хочу объявить благодарность моему сыну Спенсеру Баркли и его коллегам из «Лодинг док продакшнс» — Алексу Кингсмиллу, Джеффу Уинчу, Нику Сторрингу и Еве Колче — за рекламный трейлер к моей книге.
  
  И наконец, я безмерно благодарен книготорговцам и читателям. Без них у меня ничего бы не получилось.
  Линвуд Баркли
  След на стекле
  
  – Ты плавать-то умеешь?
  
  – Вы совсем спятили! Отпустите меня!
  
  – Хотя даже если умеешь, шансы у тебя, полагаю, почти нулевые. Мы очень близко к водопаду, и течение здесь бурное. Не успеешь и глазом моргнуть, как тебя швырнет вниз. А падать придется очень долго.
  
  – Отпустите меня!
  
  – Ты мог бы ухватиться за один из больших камней на самом гребне, но, скорее всего, удар о него станет для тебя смертельным. Это как въехать в стену, разогнавшись до ста миль в час. Некоторые сорвиголовы пытались выжить, укрывшись в бочке. На их месте тебе выпал бы один шанс из ста – если разобраться, совсем неплохо.
  
  – Говорю же вам, мистер, богом клянусь, это был не я!
  
  – Не верю. Но если будешь честен со мной и сознаешься в том, что натворил, я не брошу тебя в реку.
  
  – Это был не я! Клянусь!
  
  – А если не ты, то кто же?
  
  – Без понятия. Будь мне известно имя, я бы назвал его вам. Пожалуйста, пожалуйста! Умоляю вас, мистер, не делайте этого!
  
  – Хочешь знать, что я думаю? Я думаю, при падении ты испытаешь подлинное ощущение свободного полета.
  Глава 1
  
  Мужчина средних лет должен быть полным кретином, чтобы подобрать девушку, стоявшую рядом с баром с вытянутой рукой и поднятым большим пальцем. Да и она поступает не слишком умно, если уж на то пошло. Вот только сейчас речь о моей глупости, а не о ее.
  
  Она стояла на краю тротуара в свете неоновой рекламы пива в витрине бара «Пэтчетс», и ее намокшие от дождя светлые пряди нависали на лицо. Под моросью она ежилась и сутулилась, словно от этого могло стать теплее и суше.
  
  Трудно было точно определить ее возраст. Уже может на законных основаниях водить машину и даже, наверное, голосовать, но вот пить ей явно еще не положено. По крайней мере здесь, в Гриффоне, штат Нью-Йорк. По другую сторону моста Льюистон-Куинстон – милости просим. В Канаде спиртное разрешено употреблять с девятнадцати, а не с двадцати одного года. Однако девушка вполне могла пропустить несколько кружек пива в «Пэтчетсе». Все знают, что там нечасто просят предъявить удостоверение личности и не особенно тщательно его проверяют. Даже если у тебя вклеено фото Николь Кидман, а выглядишь ты как Пенелопа Крус, их это вполне устроит. Принцип немудреный: «Пристраивай куда-нибудь задницу, и что тебе налить?»
  
  Девушка с перекинутым через плечо ремнем своей большой красной сумки выставила палец вверх и смотрела на мою машину, когда я подкатил к знаку «Стоп» у перекрестка.
  
  Без вариантов, подумал я. Подсаживать мужчину, который ловит попутку, стало бы дурацкой затеей, а уж сажать к себе малолетку – исключительный идиотизм. Человеку, которому только что перевалило за сорок, не стоит подвозить девчонку вдвое моложе себя темным и дождливым вечером. Это чревато столькими неприятностями, что и не сосчитаешь. А потому, нажимая на тормозную педаль, я уставился прямо перед собой. И, уже собравшись дать газу своей «хонде аккорд», услышал легкий стук в окно пассажирской двери.
  
  Девчонка склонилась к стеклу и глядела на меня. Я покачал головой, но она продолжала стучать.
  
  Я опустил стекло ровно настолько, чтобы видеть ее глаза и кончик носа.
  
  – Простите, – заговорил я, – но никак не могу…
  
  – Мне только нужно добраться до дома, мистер, – перебила она. – Это не так уж далеко. А вон там в пикапе сидит какой-то противный парень. Он так на меня смотрит, что… – Она вдруг округлила глаза. – Черт! Вы разве не отец Скотта Уивера?
  
  – Да, – ответил я. И действительно, я был им когда-то.
  
  – Мне сразу показалось, что это вы. Вы меня вряд ли знаете. Просто я часто видела, как вы забирали Скотта из школы, и все такое. Послушайте, мне очень жаль. Из-за меня вода попадает к вам в кабину. Что ж, придется попытаться…
  
  Но только теперь уже я не мог бросить одну из подружек Скотта мокнуть под дождем.
  
  – Садитесь, – предложил я.
  
  – Вы уверены?
  
  – Да. – Я сделал паузу, давая себе возможность передумать, но почти сразу добавил: – Все в порядке.
  
  – Спасибо! – Она открыла дверь и скользнула на сиденье, переложив мобильник из одной руки в другую. Затем сняла с плеча сумку и бросила себе под ноги. Свет внутри машины зажегся и погас, как мгновенная вспышка молнии. – Господи, я промокла насквозь! Чего доброго, испорчу вам сиденье, уж извините.
  
  Она действительно промокла до нитки: струйки воды стекали по волосам на жакет и джинсы. Особенно сильно пропиталась водой ткань на бедрах, и я предположил, что кто-то из проезжавших мимо водителей окатил ее из лужи у тротуара.
  
  – Не стоит беспокоиться об этом, – сказал я, пока она пристегивалась ремнем безопасности. Моя машина все еще не двигалась с места, поскольку я не знал нужного направления. – Едем прямо, сворачиваем или как?
  
  – Ах, конечно. – Девушка нервно рассмеялась и покачала головой, рассыпая брызги, как выбравшийся из воды спаниель. – Можно подумать, вы знаете, где я живу. Так. Поехали прямо.
  
  Я посмотрел налево, направо, а потом миновал перекресток.
  
  – Значит, вы дружили со Скоттом? – спросил я.
  
  Она кивнула, улыбнулась, а затем ее лицо исказила гримаса:
  
  – Да. Он был славным парнем.
  
  – Как вас зовут?
  
  – Клэр.
  
  – Клэр… – Я нарочно протянул ее имя, как бы предлагая назвать и фамилию. Мне было интересно, проверял ли я ее уже в Интернете среди прочих. Толком разглядеть лицо пока не удалось.
  
  – Да, Клэр, – повторила она. – Почти как пирожное эклер. Э-Клэр. – Она снова нервно рассмеялась. Переложила сотовый из левой руки в правую и опустила ладонь на левое колено. Чуть ниже костяшек ее пальцев была заметная царапина в дюйм длиной, совсем свежая и едва переставшая кровоточить.
  
  – Вы где-то поранились, Клэр? – поинтересовался я, кивнув на ее пальцы.
  
  Клэр тоже посмотрела на руку.
  
  – Вот ведь проклятие! А я-то даже не обратила внимания. Один придурок слонялся по «Пэтчетсу», натолкнулся на меня и прижал руку к краю стола. Типа решил приударить. – Она поднесла пальцы к лицу и подула на царапину. – Ничего, жить буду.
  
  – Вы еще не в том возрасте, чтобы быть там клиенткой, – заметил я, глянув на нее с притворной суровостью.
  
  Она перехватила мой взгляд и лишь закатила глаза:
  
  – Да, но вы же все понимаете.
  
  Мы проехали с полмили, не произнеся больше ни слова. Ее мобильник, насколько я мог видеть при скудном свете с приборной доски, был зажат дисплеем вниз между правой рукой и бедром. Клэр склонилась вперед и чуть вбок, чтобы посмотреть в боковое зеркальце.
  
  – Этот тип просто сидит у вас на бампере, – заметила она.
  
  В моем зеркальце заднего вида отражался яркий свет. Сразу за нами ехал то ли внедорожник, то ли пикап, чьи дополнительные фары были установлены на достаточной высоте, чтобы освещать мой салон через заднее стекло. Я немного надавил на педаль, но лишь для того, чтобы включились красные тормозные огни, и водитель другой машины чуть увеличил дистанцию. Клэр продолжала наблюдать в зеркало. Она явно проявляла к нашему преследователю повышенный интерес.
  
  – Вы в порядке, Клэр? – спросил я.
  
  – Что? Ах да! Я в норме. Все отлично.
  
  – По-моему, вы немного нервничаете.
  
  Она покачала головой.
  
  – Вы уверены? – уточнил я, повернувшись к ней.
  
  – На все сто.
  
  Лгала она не слишком убедительно.
  
  Мы ехали по Денберри – шоссе на четыре полосы с пятой в центре, отведенной для поворотов налево. Вдоль него тянулись рестораны быстрого питания, огромные магазины вроде «Хоум депо», «Уол-марта», «Таргета» и еще полудюжины столь же известных по всей стране торговых точек, из-за которых порой не знаешь, где находишься: в Туксоне или в Таллахасси.
  
  – Скажите, – обратился я к Клэр, – вы хорошо знали Скотта?
  
  Она пожала плечами:
  
  – Да так, просто по школе. Мы не слишком часто тусовались вместе и вообще общались, но я его знала. И была искренне опечалена тем, что с ним стряслось.
  
  Я никак не отреагировал.
  
  – Мы все в таком возрасте делаем глупости, творим черт-те что, верно? Но только с большинством ничего серьезного не происходит.
  
  – Верно, – кивнул я.
  
  – Напомните, когда это случилось? – попросила Клэр. – Мне кажется, и нескольких недель не прошло.
  
  – Завтра исполнится ровно два месяца, – ответил я. – Двадцать пятого августа.
  
  – Ничего себе! Да, я теперь припоминаю. Занятия в школе еще даже не начались. Потому что тогда бы только и говорили об этом. Ну там, в классе, на переменах, во дворе – однако ничего такого не было. А когда мы пришли в школу, все уже успели вроде как даже забыть о случившемся. – Она приложила пальцы левой руки к губам и виновато посмотрела на меня. – Простите, я совсем не то собиралась сказать.
  
  – Ничего страшного.
  
  Мне о многом хотелось расспросить ее. Вот только вопросы у меня были не слишком простые, а наше знакомство не продлилось еще и пяти минут. Едва ли стоило строить из себя следователя из министерства национальной безопасности. После несчастья я изучил список контактов Скотта в «Фейсбуке», и, хотя почти наверняка мне попадалась в нем и Клэр, я пока не мог ее припомнить. К тому же я прекрасно понимал, как мало значила на самом деле «дружба» в социальных сетях. У Скотта в друзьях числилось много людей, которых он почти не знал, включая хорошо известных художников – книжных иллюстраторов и прочих мелких знаменитостей, которые продолжали регулярно заходить на свои странички в «Фейсбуке».
  
  Позже у меня будет возможность разузнать про нее. А в другой раз она ответит и на несколько моих вопросов о Скотте. Я ведь подвезу ее домой в дождь, заручившись добрым к себе отношением. Клэр могла знать то, что ей самой не виделось чем-то важным, зато оказалось бы полезным для меня.
  
  Словно прочитав мои мысли, она сказала:
  
  – О вас ходят слухи.
  
  – Неужели?
  
  – Да. Ребята болтают в школе.
  
  – Обо мне?
  
  – Да, немного. Они знают, чем вы занимаетесь и кем работаете. И им известно, что вы делали в последнее время.
  
  Наверное, мне не следовало удивляться.
  
  – Лично мне вам сообщить нечего, – добавила Клэр, – так что нет даже смысла расспрашивать.
  
  Я на секунду перевел взгляд от покрытого водой асфальта на свою попутчицу, но ничего не ответил.
  
  – Я догадалась, что у вас на уме. – Клэр ненадолго задумалась и продолжила: – Только не думайте, что я вас осуждаю или виню за то, что вы делаете. Мой папа, скорее всего, поступил бы так же. Он порой бывает правильный и принципиальный по некоторым вопросам, но далеко не по всем. – Она повернулась ко мне лицом. – Я считаю, нельзя судить о людях, пока не узнаешь их как следует. Согласны? Надо понимать: в прошлом у них могло случиться что-то такое, отчего они теперь смотрят на мир иначе. Взять, например, мою бабушку – она уже умерла. Всю свою жизнь она экономила и откладывала деньги до самой смерти, когда ей уже стукнуло почти девяносто, потому что пережила когда-то Великую депрессию. А я ни о чем подобном даже не слышала. Только позже кое-что почитала. Зато вы наверняка знаете про ту Депрессию, да?
  
  – Знаю. Однако хотите верьте, хотите нет, но я родился немного позже.
  
  – Я это к тому, что мы все считали бабулю жалкой скрягой, а на самом деле она просто хотела быть готовой к новым неприятностям… Нельзя ли заехать ненадолго в «Иггиз»?
  
  – Куда?
  
  – Вон туда. – Она указала пальцем через лобовое стекло.
  
  Я прекрасно знал, где расположен «Иггиз». Просто не понимал, зачем ей понадобилось это известное в Гриффоне и его окрестностях заведение, где продавали гамбургеры и мороженое. Оно находилось там более пятидесяти лет, если верить местным старожилам, и устояло и после того, как по соседству появился «Макдоналдс». Даже те горожане, кто предпочитал бигмак всем остальным бургерам, порой заворачивали в «Иггиз», чтобы отведать фирменной, нарезанной вручную хрустящей жареной картошки, присыпанной морской солью, и мороженого на основе натуральных молочных коктейлей.
  
  Я, конечно, согласился подвести Клэр домой, но останавливаться у окошка выдачи «Иггиза» для автомобилистов не входило в мои планы и казалось совершенно излишним. Однако не успел я возразить, как Клэр объяснила:
  
  – Мне туда нужно вовсе не за едой. Просто вдруг что-то желудок скрутило – пиво, знаете ли, иногда странно на меня действует. И дело срочное. Могу ненароком испачкать вам машину. Не хочется, чтобы меня вырвало прямо здесь.
  
  Я включил мигалку и подъехал к ресторану, свет фар отражался в его витрине и слепил глаза. «Иггизу» недоставало показного блеска «Макдоналдса» или «Бургер кинг» – их доска с меню все еще представляла собой панель, где черные буквы из пластмассы вставлялись в белые полосы-прорези, – но зал был просторным и даже в такое позднее время не пустовал. Неопрятно одетый мужчина, весь облик которого вкупе с огромным рюкзаком выдавал в нем бездомного, нашедшего приют от дождя, пил кофе. В паре столов от него женщина делила порцию жареной картошки между двумя девочками в одинаковых розовых пижамах. Малышкам не могло быть больше пяти лет. Интересно, почему они здесь? Мне представилась семья с сильно пьющим и склонным к насилию отцом. Вот они и приехали сюда, дожидаясь, когда он заснет и можно будет спокойно вернуться домой.
  
  Машина еще не успела остановиться, а Клэр уже наматывала на запястье ремень сумки, собирая вещи так, словно готовилась к поспешному бегству.
  
  – Вы уверены, что все будет в порядке? – спросил я, переводя рычаг коробки передач в парковочное положение. – Я имею в виду не только тошноту.
  
  – Да, да, уверена. – Она выдавила из себя короткий смешок.
  
  Я же отлично заметил фары другой машины, свет которых мелькнул рядом, когда Клэр взялась за дверную ручку.
  
  – Скоро вернусь. – Она выскочила наружу и захлопнула за собой дверцу.
  
  Подняв сумку и держа ее на уровне лица как защиту от дождя, она бегом бросилась к входу. Затем исчезла в задней части ресторанного зала, где находились туалеты. Я же пригляделся к черному пикапу, стекла которого были так плотно тонированы, что водителя рассмотреть не получалось. Автомобиль остановился в нескольких стояночных местах от моего.
  
  Я снова взглянул внутрь ресторана. Вот ведь положение: поздним вечером я ждал почти незнакомую девушку – к тому же еще несовершеннолетнюю, – пока ее тошнило после неумеренной и не разрешенной ей выпивки. Надо же было с моим опытом угодить в подобную ситуацию! Но после того, как Клэр упомянула о некоем парне в пикапе, представлявшем угрозу…
  
  Пикап?[79]
  
  Я снова посмотрел на черный полугрузовик, который на самом деле мог оказаться и темно-синим, и серым – трудно разобрать в такую промозглую погоду. Если кто-то из него вышел и тоже направился в ресторан, то я этот момент упустил.
  
  Прежде чем сажать Клэр в машину, я, конечно, должен был посоветовать ей позвонить родителям. Тогда они сами заехали бы за ней.
  
  Однако тут она упомянула о Скотте.
  
  Я достал свой сотовый и проверил, не получил ли электронных писем. Ничего не пришло, но это занятие помогло убить лишних десять секунд. Потом я выбрал предварительно внесенную в память телефона волну 88,7, на которой работала радиостанция из Буффало, но не смог сосредоточиться на словах диктора.
  
  Клэр отсутствовала уже пять минут. Сколько времени требуется, чтобы избавить желудок от пищи? Ты входишь в туалет, делаешь свои дела, плескаешь в лицо воду и выходишь наружу.
  
  Может, Клэр чувствовала себя намного хуже, чем сознавала? Или же она так перепачкалась, что теперь ей приходилось приводить себя в порядок?
  
  Великолепно!
  
  Я положил пальцы на ключ зажигания, готовясь повернуть его. Ты можешь просто взять и уехать. У нее есть мобильник. Она позвонит кому-то еще и попросит забрать отсюда. Ничто не мешает мне отправиться своей дорогой. Я не несу за Клэр никакой ответственности.
  
  Хотя нет, это было не так. Как только я согласился подвезти ее, доставить домой, ответственность за нее легла на мои плечи.
  
  Я снова взглянул на пикап. Он стоял на том же месте.
  
  Я еще раз осмотрел внутреннее пространство ресторана. Бездомный мужчина, женщина с двумя девочками. А теперь прибавились еще и паренек с девушкой лет двадцати, пристроившиеся в кабинке у витрины и делившие между собой банку колы и порцию жареных куриных палочек. Другой мужчина с черными волосами в коричневой кожаной куртке стоял рядом со стойкой спиной ко мне и как раз делал свой заказ.
  
  Семь минут.
  
  Любопытно, подумал я, как это будет выглядеть, если сейчас здесь появятся родители Клэр, пытающиеся разыскать ее? И обнаружат меня, местного частного сыщика Кэла Уивера, ждущего ее в таком месте. Поверят ли они, что я честно собирался доставить Клэр домой? Что согласился подбросить, поскольку она была знакома со Скоттом? Что мною руководили исключительно чистые помыслы?
  
  На их месте я бы не принял подобного объяснения. Да и мотив мой не был стопроцентно бескорыстным. Я всерьез обдумывал возможность получить у нее какую-то информацию о Скотте, хотя почти сразу отбросил эту идею.
  
  Но сейчас меня удерживала на месте уже не надежда услышать ответы на свои вопросы. Не мог же я бросить здесь юную девушку в столь поздний час? Не мог. По крайней мере, не предупредив об отъезде.
  
  Я решил зайти внутрь и разыскать Клэр, убедиться, что с ней все в порядке, а потом сказать, чтобы дальше добиралась до дома сама. Дать денег на такси, если ей некому позвонить. Я выбрался из своей «Хонды», зашел в ресторан и осмотрел все столики на тот случай, если Клэр все же решила ненадолго присесть. Не обнаружив ее в зале, я направился к туалетным комнатам, располагавшимся всего в нескольких ступеньках от другого стеклянного выхода.
  
  Потоптавшись в нерешительности у двери с надписью «Женский», я справился с волнением и приоткрыл ее на полдюйма.
  
  – Клэр? Клэр, у тебя все хорошо?
  
  Ответа не последовало.
  
  – Это я, мистер Уивер.
  
  Тишина. Я открыл дверь на добрый фут и осмотрел помещение. Пара раковин с кранами, сушилка для рук на стене, три закрытые кабинки. Двери были покрашены тусклой желтовато-коричневой краской. Петли слегка пузырились от ржавчины. Пространство между нижними краями и полом достигало фута, однако ног внутри я не разглядел.
  
  Я сделал пару шагов вперед, протянул руку и мягко дотронулся до двери первой кабинки. Незапертая, она плавно поддалась и открылась. Даже не знаю, какие чудеса я ожидал увидеть. Еще до того, как я открыл дверь, стало ясно, что там никого нет. Но тут же яркой вспышкой мелькнула мысль: а если бы кто-нибудь был внутри? Клэр или другая особа женского пола?
  
  Не слишком умно с моей стороны находиться здесь.
  
  Я вышел из туалета и быстрым шагом пересек зал ресторана, выискивая Клэр. Бездомный бродяга, женщина с двумя детьми…
  
  Но вот мужчина в коричневой кожаной куртке, которого я заметил раньше, когда он заказывал еду, пропал.
  
  – Сукин ты сын, – выругался я.
  
  Выйдя на улицу, я сразу заметил, что на прежнем месте нет черного пикапа. Затем я его увидел. Он пытался выехать на Денберри, включив указатель поворота и дожидаясь только разрыва в транспортном потоке. За тонированными стеклами было не видно, находится ли в салоне кто-то помимо водителя.
  
  Шофер пикапа выбрал нужный момент и свернул на юг в сторону Ниагарского водопада. Двигатель взревел, шины заскрипели по мокрому асфальту.
  
  Не на этот ли пикап указала мне Клэр, когда я подсадил ее у бара «Пэтчетс»? И если так, то, значит, за нами следили. Был ли водителем мужчина в коричневой куртке? Захватил ли он Клэр силой? Или же она сама решила, что он не представляет угрозы, мерещившейся ей прежде, и позволила подвести себя до дома?
  
  Проклятие!
  
  У меня даже участилось сердцебиение. Я потерял Клэр. Верно, я изначально не хотел с ней связываться, но сейчас запаниковал, когда она исчезла. Я лихорадочно размышлял над планом дальнейших действий. Последовать за грузовичком? Позвонить в полицию? Плюнуть и забыть об этом происшествии?
  
  Следовать за пикапом!
  
  Да, логика подсказывала именно такое решение как самое рациональное. Догнать его, поравняться, постараться разглядеть девушку в кабине, убедиться, что с ней все…
  
  А вот, собственно, и она.
  
  Сидит в моей машине. На пассажирском месте, уже пристегнутая ремнем безопасности. Светлые пряди свисают ниже глаз.
  
  Дожидается меня.
  
  Я сделал пару глубоких вдохов, подошел к «Хонде», сел за руль и захлопнул дверь.
  
  – Где вас, черт побери, носило? – спросил я, устроившись на своем сиденье и включив освещение в салоне секунды на три. – Вы торчали там так долго, что я уже начал волноваться.
  
  Клэр смотрела в окно пассажирской дверцы, отклонившись подальше от меня.
  
  – Я вышла через заднюю дверь, наверное, как раз в тот момент, когда вы вошли внутрь. – Она пробормотала эти слова себе под нос, и голос прозвучал чуть грубее, чем прежде. Видимо, приступ тошноты повлиял и на голосовые связки.
  
  – Вы меня здорово испугали, – сообщил я.
  
  Но едва ли стоило набрасываться на Клэр с упреками. В конце концов, она не мой ребенок и через несколько минут окажется дома.
  
  Я задним ходом выехал со стоянки, а потом тоже свернул на Денберри к югу. Клэр по-прежнему прижималась к своей дверце, словно стремилась держаться от меня как можно дальше. Почему она стала опасаться меня именно сейчас? Я не припоминал ничего, чем мог внушить ей такой страх. Клэр встревожило мое желание непременно отыскать ее в ресторане? Может, я невольно перешел одной ей известную черту?
  
  Однако было кое-что еще, показавшееся мне странным и никак не связанное с моими собственными поступками. То, что я заметил в краткие секунды, когда в машине загорелся свет.
  
  И только сейчас я начал понимать, что именно.
  
  Прежде всего – ее одежда.
  
  Она была сухой. Джинсы не потемнели от дождя. Конечно, я не мог протянуть руку, коснуться ее колена и убедиться, что оно не мокрое, но я и так в этом не сомневался. Не могла же Клэр стащить с себя брюки в туалете и держать их под сушилкой для рук, верно? Эти аппараты с рук-то едва удаляли влагу. Высушить под ними джинсы было бы невозможно.
  
  Но это еще не все. Меня встревожила другая деталь, гораздо более серьезная, чем сухая одежда. Может, мне только почудилось, ведь свет в салоне горел считаные секунды?
  
  Чтобы удостовериться, необходимо было включить его снова.
  
  Я нащупал расположенную рядом с рулевой колонкой кнопку и нажал на нее. Лампочка под потолком машины загорелась.
  
  – Извините, – сказал я, – но мне вдруг показалось, что я еще днем забыл в «Хоум депо» свои солнцезащитные очки. – Правой рукой я принялся шарить в бардачке на приборной доске. – О, слава богу! Они на месте.
  
  И я снова выключил свет. На этот раз его хватило для полной уверенности.
  
  Ее левая рука. На ней не было никакой царапины.
  Глава 2
  
  Но я ведь отчетливо разглядел ранку на пальцах Клэр и крошечные капельки крови! И она получила это повреждение (пусть самое пустяковое) всего за несколько минут перед тем, как оказалась в моей машине у «Пэтчетса».
  
  Либо Клэр принадлежала к числу людей Икс, обладавших суперспособностью к мгновенной регенерации, либо я приехал на стоянку перед «Иггизом» вовсе не с этой девушкой.
  
  Пока мы двигались вдоль Денберри, у меня возникло ирреальное ощущение, что я стал персонажем из сериала «Сумеречная зона». Однако все происходило на самом деле и, значит, имело вполне разумное объяснение.
  
  Я принялся обдумывать варианты.
  
  Эта девушка была одета и выглядела почти как Клэр. Синие джинсы и короткий темно-синий жакет. Те же длинные светлые локоны. Но, бросив на нее еще один взгляд, я заметил, что и волосы намокли не так сильно, как у Клэр. Еще в них было нечто странное – словно прическа немного съехала набок. Я понял, что передо мной обыкновенный парик.
  
  – Нам скоро сворачивать или еще нет? – нарушил я молчание.
  
  Девушка кивнула и указала вперед:
  
  – Скоро. На втором светофоре отсюда сверните налево.
  
  – Хорошо, – сказал я. И после паузы поинтересовался: – Вам уже лучше?
  
  Снова кивок.
  
  – Ожидая вас так долго, я начал опасаться, что вам на самом деле гораздо хуже, чем казалось.
  
  – Я уже полностью оправилась, – очень тихо отозвалась она.
  
  Неожиданно я увидел в зеркальце заднего вида яркий свет. Это снова были фары следовавшего за нами автомобиля.
  
  – Вы начали рассказывать, – произнес я, – как познакомились с моим сыном.
  
  – Ну так что же? – небрежно спросила девушка.
  
  – Просто мне стало интересно, где это случилось. Ну, когда он испачкал вам одежду своим мороженым из вафельного рожка.
  
  – Ах, это. – Она больше не отворачивалась к окну, но все же держала голову так, что парик скрывал половину лица. – Да, смешно вышло. Это было в торговом центре «Галерея». Я столкнулась с ним в кофейном дворике. То есть в буквальном смысле. Он ел свое мороженое в рожке, и шарик вывалился, упав прямо мне на кофточку.
  
  – Неужели? – сказал я.
  
  Мы как раз стояли на светофоре, где мне полагалось свернуть налево. Машина, ехавшая за нами, расположилась теперь правее, явно собираясь следовать прямо. Это был внедорожник, а не пикап вроде того, что я видел рядом с «Иггизом».
  
  Прежде чем включился зеленый сигнал, я спокойно поинтересовался:
  
  – И долго вы собираетесь этим заниматься?
  
  – Чем? – От неожиданности она растерялась и чуть было не повернулась ко мне лицом, но вовремя спохватилась.
  
  – Играть свою роль. Долго еще? Потому что я прекрасно знаю, что вы – не Клэр.
  
  Вот теперь она прямо посмотрела на меня, и ее страх стал почти физически ощутимым, хотя она ничего не сказала.
  
  – У вас не так уж плохо получилось, – продолжал я. – Волосы, одежда. Образ почти убедительный. Но у Клэр на левой руке была свежая царапина. Она совсем недавно поранилась. Еще в «Пэтчетсе».
  
  – Царапина не имела значения, – по-прежнему тихо проговорила девица. – Издалека ее никто не разглядел бы, а вблизи она была не так уж важна.
  
  – О чем это вы толкуете?
  
  Она прикусила нижнюю губу:
  
  – Мы хотели заставить таких, как, например, вы, поверить, что я – это Клэр. Теперь понятно? Только не делайте глупостей.
  
  – Почему? Вы считаете, за нами кто-то следит? – Я сделал широкий жест рукой. – На нас направлены камеры со спутника?
  
  – Был тот пикап некоторое время назад. Может, его шофер. Я не знаю. Возможно, кто-то другой.
  
  Теперь я понимал, почему эти две девицы решили, что им без труда удастся провернуть такой трюк. У моей новой попутчицы в ногах лежало нечто знакомое. Значит, она приблизилась к моей машине с точно такой же большой красной сумкой, как и у Клэр. Вероятно, даже с той же самой.
  
  У девушки был схожий с Клэр цвет лица – светлый, почти фарфоровый. И черты отличались не слишком сильно. Форма головы чуть более овальная, а нос у Клэр был немного короче, как мне показалось, хотя, если честно, я не успел как следует ее рассмотреть. Еще они были идентичного телосложения: худощавые, примерно пяти футов и шести дюймов ростом. Издалека их несложно было бы перепутать, особенно в темный и дождливый вечер, а уж довершали дело одежда, парик и сумка. Если бы мне сказали, что они родные сестры, я бы охотно поверил. И потому на всякий случай спросил:
  
  – Вы с ней сестры?
  
  – Что? Нет.
  
  – А похожи. Хотя вам надо было лучше поработать над прической. Парик немного скособочился.
  
  – О чем это вы?
  
  – Да о вашем парике. Он сидит неровно. – Она тут же поправила волосы. – Так уже лучше. Гораздо более похоже на Клэр. Неплохо сработано.
  
  – Она купила его в магазине костюмов для Хэллоуина в Буффало, – сообщила девушка. – Пожалуйста, довезите меня теперь до дома Клэр, куда и собирались. Это уже совсем рядом.
  
  – Я все еще пытаюсь разобраться, как все произошло. Вы, должно быть, поджидали ее в туалете. Она заходит, вы выходите, одетая почти как она. Вы покинули ресторан через боковую дверь, когда я заходил в основную. Я заглянул в дамскую комнату. – Девушка окинула меня изумленным взглядом. – Клэр пряталась там до тех пор, пока мы с вами не уехали?
  
  Я представил Клэр, стоявшую на стульчаке унитаза во второй или в третьей кабинке, чтобы не было видно ног. Мне следовало продолжить поиски, а не ограничиваться лишь дверью первой кабинки.
  
  – Наверное, – угрюмо кивнула она.
  
  – И цель была в том, чтобы ее преследователь переключился на вас, да? Клэр теперь свободна, может удрать и делать то, о чем не нужно знать тому, кто наблюдал за ней.
  
  – Ух ты! – ухмыльнулась она. – Да вы просто гений.
  
  – Все дело в парнях? – спросил я.
  
  – А?
  
  – Какой-то парень преследует Клэр, а она хочет от него отделаться и встречаться с другим, верно?
  
  Девушка фыркнула себе под нос:
  
  – Во! Точно. Как раз так все и обстоит.
  
  – Но вы сказали, что следить мог и кто-то другой. Ее преследует не один, а сразу несколько ухажеров?
  
  – Я такое говорила? Что-то не припоминаю.
  
  – Как вас зовут?
  
  – Не важно.
  
  – Хорошо, забудем об имени. Если тут проблема не в парнях, тогда в чем же, черт возьми?
  
  – Послушайте, вас ничто не должно волновать. Это никак не связано со мной и уж тем более – с вами.
  
  – У Клэр возникли какие-то проблемы?
  
  – Скажу еще раз, мистер… Вы ведь мистер Уивер, верно? Клэр упоминала, что вы отец Скотта.
  
  Я кивнул.
  
  – Вы тоже были знакомы со Скоттом?
  
  – Да, само собой. Мы все с ним были знакомы так или иначе.
  
  – А вы хорошо его знали?
  
  – Не слишком. Послушайте, я ничего не знаю, ясно? Просто высадите меня. Где угодно. Можно прямо здесь. И забудьте о том, что произошло. Это вас никак не касается.
  
  Я наблюдал, как «дворники» двигаются по лобовому стеклу, очищая его от воды.
  
  – Теперь касается. Вы с Клэр втянули меня в него.
  
  – Мы не нарочно. Дошло?
  
  – Дошло. Клэр должен был забрать от «Пэтчетса» кто-то другой. Но он не приехал, и ей пришлось ловить попутку, так? Тогда кто увез ее из «Иггиза»?
  
  – Остановите машину.
  
  – Перестаньте. Не могу же я бросить вас здесь, на совершенно пустой дороге.
  
  Она отстегнула ремень и ухватилась за ручку двери. Мы ехали на скорости тридцать миль в час. Я не ожидал, что она откроет дверь, однако она это сделала. Приоткрыла, может, всего на дюйм, но этого оказалось достаточно, чтобы в салон ворвался мощный поток встречного воздуха.
  
  – Боже милосердный! – воскликнул я, вытягиваясь и пытаясь добраться до ручки. Но мне это не удалось, и я снова крикнул: – Закройте ее! – Девушка подчинилась. – Вы что, совсем из ума выжили?
  
  – Я хочу выйти! – взвизгнула она так громко, что у меня зазвенело в ушах. – Теперь уже ничто не имеет значения! Клэр удалось освободиться.
  
  – Освободиться от чего?
  
  – Остановите машину и выпустите меня! Или я буду считать это похищением!
  
  Я ударил по тормозам и свернул к обочине. Мы как раз находились в районе, где жилые кварталы пересекались с коммерческой частью города и старые дома соседствовали с магазинами подержанной мебели и электротоваров. Чуть впереди виднелся перекресток с подвешенным над ним светофором, который неспешно переключался с желтого на красный, с красного на зеленый и снова на желтый.
  
  – Послушайте, я могу доставить вас куда угодно, – сказал я. – Вам не нужно выходить. Там льет как из ведра. Просто…
  
  Она распахнула дверь, выставила ноги наружу и выскочила из машины, прихватив свою сумку. Споткнулась, припала одним коленом в траву, сорвала с головы парик и швырнула его куда-то в кусты. Ее волосы тоже оказались светлыми, но доходили ей только до плеч. Вдвое короче, чем волосы Клэр.
  
  Со своего места я не мог дотянуться до открытой теперь пассажирской дверцы, а потому тоже вышел из автомобиля, оставив мотор работающим, обошел машину и захлопнул дверь.
  
  – Перестаньте! – выкрикнул я. – Остановитесь! Никаких больше вопросов. Только дайте отвезти вас домой!
  
  Незнакомка оглянулась всего на секунду и помахала рукой. Как мне показалось, она держала сотовый телефон. То есть хотела показать, что не стоит особо переживать. Кто-то собирался за ней приехать.
  
  Девушка прошагала по лужам, на углу свернула направо и скрылась за дальней стеной ателье по ремонту телевизоров, выглядевшего довольно заброшенным.
  
  Когда она исчезла, у меня появилось тревожное предчувствие. Дождевая вода слепила глаза, заливалась в уши.
  
  Я постарался убедить себя, что она права. Меня ничто не касалось. Это была не моя проблема.
  
  Сев в машину, я развернул ее в обратном направлении.
  
  Проехал мимо черного пикапа, припаркованного с выключенными габаритными огнями на противоположной стороне шоссе. Я точно не видел его здесь прежде, когда затормозил, чтобы не дать девушке выпрыгнуть из машины на ходу.
  
  Я двигался дальше еще примерно полмили, но этот треклятый пикап не шел у меня из головы. Наконец я не выдержал, прижался к обочине, проверил все зеркала и резко развернулся. Через минуту я снова оказался там, где заметил грузовичок.
  
  Он пропал.
  
  Я доехал до светофора, посмотрел вперед, влево, вправо. Ни пикапа, ни девушки нигде не было видно.
  
  И, развернувшись в последний раз, я отправился домой.
  Глава 3
  
  Раньше, возвращаясь домой после подобного безумия, я обычно говорил: «Вы просто не поверите, что сегодня произошло».
  
  Но так было в прошлом.
  
  Я вошел примерно в половине двенадцатого, и хотя Донна всегда к этому времени уже лежала в постели наверху, прежде она обязательно спустилась бы вниз, чтобы встретить меня, едва услышав звук хлопнувшей двери.
  
  Или уж, по крайней мере, крикнула бы сверху: «Привет!»
  
  И я бы отозвался: «Привет!»
  
  Но сейчас никаких «приветов» не последовало. Ни от нее, ни от меня.
  
  Я бросил плащ на скамейку перед дверью и тихо прошел в кухню. К ужину я опоздал, что случалось часто, – впрочем, в последние месяцы аппетита у меня все равно почти не было. Пришлось на две дырочки утянуть ремень, чтобы брюки не сползали, а в те редкие дни, когда возникала необходимость надевать галстук, в воротник моей застегнутой на верхнюю пуговицу рубашки свободно помещались два пальца.
  
  В последний раз я ел часов в шесть, сидя в машине и наблюдая за задней дверью мясной лавки в Тонауанде. Опустошил пакет картофельных чипсов «Уайз». Владелец лавки подозревал кого-то из своих работников в воровстве. Не денег – продуктов. У него стали быстрее, чем обычно, заканчиваться запасы говядины для жаркого и бифштексов на T-образной косточке, и он подумал, что либо мошенничают поставщики, либо таскают свои же.
  
  Я выяснил, в какие часы он обычно оставлял хозяйничать в магазинчике подчиненных, и именно тогда начинал слежку за задней дверью, паркуя свой «аккорд» поодаль, но так, чтобы отчетливо видеть происходившее.
  
  Ждать сейчас пришлось не так уж долго.
  
  Ближе к вечеру с наступлением ранних сумерек жена одного из мясников подъехала к лавке с тыла и отправила по телефону эсэмэску. Десять секунд спустя дверь открылась, и ее муж подбежал к окну машины с плотно набитым и завязанным сверху мешком для мусора. Она взяла мешок, кинула его на пассажирское сиденье и умчалась так стремительно, словно только что ограбила винный склад.
  
  Я снял все это, пользуясь телескопическим объективом, а потом последовал за ней до их дома. Видел, как она внесла мешок внутрь. Было бы еще лучше, если бы я подкрался к кухне и сфотографировал через окно, как она ставит говядину тушиться в духовку, но есть предел и моим возможностям. Конечно, при моей профессии порой приходится и подглядывать в замочную скважину, но в данном случае в этом не было необходимости. Клиенту не требовались доказательства, что дама занимается сексом со своим ужином.
  
  Так что я никогда не шел по следу «Мальтийского сокола»[80] или похищенного плутония. В реальном мире частного сыска речь обычно шла о краденых продуктах, строительных материалах, бензине или автомобилях. А совсем недавно мне довелось разоблачить похитителя саженцев кедра, пропадавших всякий раз, как только владелец дома вкапывал их в своем саду.
  
  Когда кто-то у вас крадет, вы не только желаете вернуть свое добро, но и обязательно хотите выяснить личность вора. Между тем полиция слишком занята и малочисленна, чтобы уделять внимание столь мелким преступлениям. Признаюсь, расследования единичного случая, однократной кражи трудны даже для меня, но если история повторяется по одному сценарию раз за разом и орудует какой-нибудь серийный воришка, я наверняка смогу вам помочь, поскольку располагаю временем и способен спокойно ждать, когда сукин сын снова возьмется за свое черное дело.
  
  Нет, это не работа инженера-ракетчика. Здесь нужно лишь терпеливо сидеть в засаде и не позволять себе заснуть от скуки.
  
  Поиски людей в этом смысле представляли не больше сложностей. Мужья и жены, сыновья и дочери пропадали так же часто, как отбивные и дрова, бензин и «тойоты», хотя, судя по моему опыту, зачастую вещи хотели разыскать гораздо активнее, чем людей. Кто-то угонял ваш пикап, и вы, естественно, стремились его вернуть. Но если однажды вечером домой не являлся ваш муж – вечно пьяный драчливый бабник, – вы могли невольно задаться вопросом, уж не улыбнулась ли вам удача.
  
  Но нам самим в последнее время Фортуна что-то никак не улыбалась.
  
  Я открыл холодильник, достал пиво и вернулся в гостиную, где плюхнулся, как мешок с песком, в кожаное кресло с откидной спинкой. На журнальном столике лежали несколько страниц, вырванных из альбома для рисования, с набросками лица Скотта.
  
  В профиль, в три четверти и анфас, как на фото в паспорте. Рядом с рисунками была разбросана полудюжина заточенных угольных карандашей разной твердости и небольшой сосуд-распылитель фиксирующей жидкости размером с баллончик геля для бритья, какой обычно берут с собой в дорогу. Когда Донна доводила рисунок до стадии, на которой уже не могла продолжать, – а она не завершила ни один, находя в них какие-то дефекты, – то закрепляла изображение фиксатором, чтобы уголь не размазался. Но сохраняла она даже те портреты, на которых, по ее мнению, Скотт совсем не был похож на себя, сберегая на будущее, чтобы потом скопировать хотя бы одну все же удавшуюся черту лица. В комнате стоял запах химиката, и я понял, что она сегодня чуть раньше пользовалась фиксатором. У меня это вещество вызывало удушье.
  
  В этом состояла стратегия выживания Донны. Ей необходимо было рисовать портреты нашего сына. Некоторые по памяти, другие по фотоснимкам. Я находил их по всему дому. Здесь – в кухне, – рядом с кроватью, в ее машине. Один провисел пару дней, прикрепленный скотчем к зеркалу в ванной, и жена рассматривала его, накладывая макияж. Мне казалось, что в том рисунке Донна достигла почти идеального сходства, и она сама, видимо, какое-то время так думала, но потом сняла его и сунула в папку со множеством других отвергнутых вариантов.
  
  – Но ведь рисунок хорош, – сказал я.
  
  – Уши не вышли, – ответила она.
  
  По меркам этих дней, разговор получился более чем продолжительный.
  
  Я сомневался, что ее одержимость желанием создать рисунок, в совершенстве передающий образ нашего сына, была чем-то здоровым и приносила пользу. Как ей самой, так и мне. Если бы Донна с той же страстью, сидя за компьютером, выплескивала свою боль в стихах или воспоминаниях, у меня не возникало бы подобного ощущения. Такой метод примирения с горем стал бы актом более интимным, не затрагивал бы меня прямо, не вовлекал бы до такой степени, хотя она все равно могла бы иногда просить прочитать написанное. Однако наброски портретов безнадежно втягивали меня в порочный круг. От них некуда было деться. Не знаю, помогали ли они Донне, но мне лишь постоянно напоминали о нашей утрате, о жизненном крахе. А тот факт, что столь многие рисунки оставались незавершенными и выходили недостаточно хорошими, особо подчеркивал, насколько глубокими были проблемы самого Скотта.
  
  Естественно, Донне тоже не слишком нравилось, как справляюсь со всем этим я сам.
  
  Я нашел пульт от телевизора под рисунком лица Скотта, на котором один глаз остался не проработанным, почти полностью убрал звук и стал переключать каналы. Они расплодились в невероятном количестве. Программы, целиком посвященные еде, гольфу или комическим сериалам сорокалетней давности. Даже покеру. Люди сидели за столом и играли в карты. Отличный канал! Что еще они придумают? Парчиси[81] в прямом эфире? Я прощелкал двести каналов за пять минут, а потом повторил эту операцию.
  
  Мне было очень трудно хоть на чем-то сосредоточить внимание. Я сам поставил себе диагноз, назвав этот недуг ПТС-ДКВ. Посттравматический синдром дефицита концентрации внимания. Я не мог ни на чем сфокусироваться, потому что сознание постоянно и целиком занимала только одна мысль. Мне удавалось справляться с работой (более или менее), но он всегда присутствовал на заднем плане – этот своего рода белый шум[82].
  
  Наконец я остановил свой выбор на новостях одной из телестудий в Буффало.
  
  Троих жителей ограбили перед винным магазином в Кенморе. В Уэст-Сенеке мужчина натравил своего питбуля на женщину, которой пришлось потом наложить тридцать швов. Владелец собаки заявил полиции, что она «странно посмотрела на пса». В Чиктоуаге имел место случай «обстрела с велосипеда». Крутивший педали мужчина трижды выстрелил в сторону дома, ранив в плечо хозяина, сидевшего на диване в своей гостиной и смотревшего сериал «Все любят Рэймонда». Двоих мужчин срочно доставили в медицинский центр округа Эри после того, как их подстрелили на выходе из бара. Отделение кредитного союза на Мэйн-стрит подверглось ограблению. Неизвестный сунул кассиру записку, утверждая, что вооружен пистолетом, хотя оружия при нем так никто и не заметил. И словно всего этого было мало, полиция Буффало вела поиски троих подростков, которые ударили ножом четырнадцатилетнего мальчишку на задворках одного из домов на Ласаль-авеню, а потом облили бензином и чиркнули спичкой. Парень находился в больнице, еще живой, но никто не мог предсказать, как долго он протянет.
  
  Только за один вечер.
  
  Я выключил телевизор и просмотрел сегодняшний номер «Буффало ньюс», засунутый в плетеную стойку для периодики рядом с креслом. Отдельные тематические разделы газеты Донна куда-то дела днем. На полосе, посвященной новостям из мелких населенных пунктов, окружавших огромный Буффало, я обнаружил статью, обвинявшую нашу местную полицию в излишней жестокости во время проводившегося в августе Гриффонского джазового фестиваля. Тогда несколько парней из другого города устроили драку, прервали концерт и начали красть напитки из пивной палатки, а полицейские из Гриффона, по утверждению автора, не произвели положенных по закону арестов и не выдвинули обвинений. Они запихнули хулиганов в свои машины и отвезли к городской водонапорной башне. А там выбили им достаточное количество зубов, чтобы получилось целое ожерелье.
  
  Мэр Берт Сэндерс заявил, что сделает своим приоритетом дисциплинарные меры в отношении несдержанных охранников порядка, но не получил особой поддержки ни от членов городского совета, ни от добропорядочных жителей Гриффона. Последних не волновало, скольких зубов лишилось иногороднее хулиганье, лишь бы наше тихое местечко ничем не напоминало Буффало.
  
  Мегаполис располагался менее чем в часе езды от нас, но по сравнению с Гриффоном казался подобием другой планеты. Население Гриффона составляло восемь тысяч человек и резко увеличивалось летом. В это время к нам съезжались туристы, чтобы спустить на воду лодки и порыбачить на реке Ниагара, поучаствовать в праздниках вроде упомянутого джазового фестиваля и побродить по мелким сувенирным лавочкам, все еще привлекавшим клиентов, несмотря на мощную конкуренцию со стороны новых торговых центров, заполонивших западную часть штата Нью-Йорк. Всех этих «Косткосов», «Уол-мартов» и «Таргетов».
  
  Сейчас, в конце октября, Гриффон вернулся в свое обычное полусонное состояние. Уровень преступности оставался так низок, что не вызывал беспокойства. Нет, двери своих домов люди привыкли крепко запирать – ищи дураков! – но в городке не имелось ни одного уголка, где страшно было бы оказаться с наступлением темноты. Закрываясь вечером, владельцы магазинов не опускали на витрины тяжелые металлические ставни. В три часа ночи над нашими головами не кружили вертолеты, высвечивая окрестности мощными прожекторами. Но все же ощущение некоторой тревоги присутствовало, объясняясь близостью Буффало, где преступность примерно в три раза превышала средний по стране показатель, а сам город регулярно попадал в список двадцати наиболее опасных для жизни крупных населенных пунктов Америки. Горожане опасались, что в любой момент бесчинствующие орды могут рвануть на север, подобно смертоносным зомби, и положить конец нашему более-менее спокойному существованию.
  
  А потому обитатели Гриффона готовы были многое прощать своим полицейским. Глава ассоциации местных бизнесменов выступил с призывом к гражданам поставить подписи под письмом в поддержку действий полиции. В каждом магазине центра городка лежала копия петиции, озаглавленной «Обойди хоть целый свет – лучше наших копов нет!», и те, кто подписывал ее, чувствовали не только моральное удовлетворение, но и получали пятипроцентную скидку на покупки. Вот такой нашли способ выразить благодарность за обеспечение своей безопасности.
  
  При этом нельзя сказать, что в Гриффоне не происходило вообще никаких неприятных случаев. И у нас изредка возникали проблемы. Гриффон все же не Мэйберри[83].
  
  Мэйберри больше нет нигде.
  
  Я посмотрел на фотографию в рамке, стоявшую на книжной полке в дальнем конце комнаты. Донна, я и Скотт посередине. Снято, когда ему было тринадцать. Как раз в то время он формально стал старшеклассником.
  
  Еще до начала бурных событий.
  
  Он улыбался, но осторожно, не показывая зубов, потому что всего пару недель назад ему поставили скобки, и он не забывал об этом, постоянно ощущая их во рту. На снимке у него неловкий, даже несколько смущенный вид – взрослый парень чувствовал себя, наверное, как в ловушке, попав в родительские объятия. Оно и понятно. Что только в таком возрасте не создает для подростка ощущения дискомфорта! Родители, школа, девочки. Необходимость быть как все, вписаться в окружение становилась более сильным мотивом, чем получить пятерку за контрольную по математике.
  
  Он неизменно стремился стать как все, но не мог изменить свой характер, чтобы добиться этого.
  
  Скотт был не совсем обычным парнишкой: например, записывал на айпод музыку Бетховена, а не какого-нибудь Бибера. Он любил все, что относилось к разряду классики: в музыке, в кино, даже в автомобилях. Уже упомянутый «Мальтийский сокол» красовался на стене в его комнате в виде старой киноафиши 1940-х годов. А на книжной полке стояла сборная модель «Шевроле» выпуска 1957 года. И в литературе Скотт решительно провел черту, отделявшую классику от всего остального. Причем никогда не брался за романы толщиной в четыре сотни страниц и более, что врачи определили как синдром дефицита концентрации внимания. Возможно, их диагноз был более точен, чем тот, что теперь поставил себе я сам, хотя мне не слишком-то верилось в такие «заболевания».
  
  Но при этом Скотту нравились и лучшие из новомодных графических романов[84]. «Черная дыра», «Вальс с Баширом», «Возвращение Темного рыцаря», «Маус».
  
  Вот только, если не считать этих графических романов, он почти не разделял увлечений своих сверстников. Его оставляла равнодушной песня «Биллз», ставшая в наших краях чуть ли не основой новой молодежной религии, и ему понадобилось бы вставить спички в глаза, чтобы смотреть приключения дурачков из сериала «На берегах Джерси», на отчаянно избалованных домохозяек, на свихнувшихся от денег скряг или следить за героями реалити-шоу, ставшими кумирами его приятелей. Зато ему нравилась комедия о четверых молодых занудах-ученых. Мне казалось, он находил в этих персонажах своего рода поддержку собственным мыслям. Подкреплялась его надежда, что ты можешь быть крутым и не слишком крутым одновременно.
  
  Как ни хотелось ему иметь друзей, он не собирался, чтобы расширить их круг, изображать любопытство к неинтересным для себя вещам. Но затем, позапрошлым летом, на еще одном традиционном концерте в Гриффоне, где выступали несколько музыкальных групп альтернативного течения, Скотт познакомился с двумя парнями из окрестностей Кливленда, проводившими у нас каникулы, и общее презрение к популярной культуре стало почвой для первоначального сближения. Новые друзья успели обнаружить, что издеваться над окружающим миром гораздо легче, если слегка размыть его реальные контуры, и достигали этого с помощью выпивки и марихуаны. Что ж, не они первые.
  
  Я сам не мог бы сказать, что мне подобная история оказалась в новинку.
  
  В поведении Скотта наметились перемены. Сначала по мелочам. Он стал более скрытным, однако много ли на свете подростков, которые, взрослея, не стремятся хранить свои секреты от взрослых? Но затем встал вопрос о взаимном доверии. Мы давали Скотту деньги на приобретение вещей, например, в «Уолгринсе», а он возвращался, купив едва ли половину необходимого и с пустыми карманами. Возросла его забывчивость. Ухудшились оценки в школе. Скотт часто заявлял, что им ничего не задали на дом, но затем из школы приходило уведомление: ваш сын не сдает домашние работы и часто прогуливает занятия. Правила, которых он прежде свято придерживался: честность с нами, выполнение обещаний, своевременная явка домой, – больше ничего для него не значили.
  
  Я никогда не считал спиртное и травку причиной всего этого. Я был далек от дидактики дешевых пропагандистских фильмов, уверявших, что именно марихуана столь пагубно воздействует на умы подростков, обращая их против своих родителей. Мне казалось, основной причиной являлся переходный возраст. И еще желание влиться в свой круг. Скотт связался с парнями, для которых спиртное и дурь стали частью образа жизни, и, когда в конце лета они вернулись к себе в Огайо, у нашего мальчика уже тоже появились вредные привычки.
  
  Мы молили Бога, чтобы это оказалось лишь кратким этапом в развитии его личности. Все юнцы ставили на себе подобные эксперименты, верно? Кому не доводилось выпить лишнюю кружку пива, выкурить на косячок-другой больше, чем подсказывал здравый смысл? И все же мы читали ему нотации – неоднократно и долго – о необходимости сделать в жизни правильный выбор. Боже, какая чушь собачья! На самом деле парень нуждался в хорошем пинке под зад. Ему можно было помочь, только посадив под замок, пока ему не исполнилось бы двадцать.
  
  И, возможно, если бы нам хватило ума понять, что он перейдет на нечто более крепкое и опасное, мы бы так и поступили.
  
  Потому что при вскрытии в его крови обнаружили следы не только пива и травки.
  
  Мы с Донной бесконечно обсуждали, как выручить его из беды. Записать в специальную программу реабилитации, например. Ночами напролет мы сидели в Интернете в поисках выхода, читали истории, написанные другими родителями, обнаружив, насколько мы не одиноки в своей беде, хотя это и не приносило ощутимого утешения. И по-прежнему не знали, какой путь наилучший, как нам быть дальше. Мы в разных вариантах и в разной степени прибегали к разным способам, но одинаково безуспешно. Кричали. Пилили. Подвергали эмоциональному шантажу. Сулили вознаграждение за примерное поведение. «Сдай этот экзамен по математике, и получишь новый айпод». Пытались внушить чувство вины. Я говорил ему: то, что ты творишь, убивает твою маму. Донна твердила: твои поступки сводят в могилу отца.
  
  Но в глубине души мы все же позволяли себе думать (по крайней мере я): да, все плохо, но не так уж плохо. Миллионы детей в подростковом возрасте имеют те же проблемы, но благополучно со временем выбираются из них. Я сам, будучи подростком, не то чтобы часто напивался, но раз в неделю непременно позволял себе лишнее. Мне же удалось миновать этот период.
  
  Мы обманывали сами себя.
  
  Проявляли чудовищную глупость.
  
  Нам требовалось сделать гораздо больше и намного быстрее. Меня эти мысли снедали каждый день, и я знал, что Донна проходит через те же терзания. Мы винили самих себя, а случались дни, когда начинали винить друг друга.
  
  «Почему ты не сделаешь хоть что-нибудь?»
  
  «Я? Лучше скажи, почему ничего не делаешь ты?»
  
  Если честно, я понимал, что виноват в большей степени. Он был мальчишкой. Я – его отцом. Почему же я не смог до него достучаться? У меня наверняка была возможность установить с ним более тесный контакт, сойтись ближе, чем смела рассчитывать Донна. Мне следовало использовать весь опыт, накопленный за годы предыдущей работы, чтобы вбить ему в голову хотя бы немного разума.
  
  За чтением газеты, не вникая в прочитанное, за просмотром телепрограммы, не осознавая, о чем идет речь, за пивом, когда одна банка сменяла другую, я незаметно провел два часа. И прикинул, что теперь Донна должна уже действительно спать, а не притворяться спящей.
  
  И оказался прав.
  
  Когда я поднялся наверх, единственный свет проникал из примыкавшей к спальне ванной. Поднимись я раньше, Донна бы тоже лежала с закрытыми глазами, но только делала бы вид, что спит. Ты зря прожил с человеком двадцать лет, если не научился за эти годы различать, спит он на самом деле или лишь пытается обмануть тебя. Впрочем, это не имело значения. Я бы все равно не попытался раскрыть ее маленький обман. Таковы теперь стали правила игры. «Я сделаю вид, что сплю, и тебе не придется испытать неловкость от необходимости разговаривать со мной».
  
  Я разделся в ванной, почистил зубы, выключил свет и легко скользнул под одеяло рядом с Донной, повернувшись к ней спиной. И вновь невольно задумался, сколько еще это будет продолжаться, как все закончится и что может помочь нам наладить нормальную жизнь.
  
  Я ведь по-прежнему любил ее. Так же крепко, как влюбился при нашей первой встрече.
  
  Но мы больше не разговаривали друг с другом. Просто не могли найти нужных слов. Да и сказать было нечего, потому что наши мысли целиком занимало только одно, и обсуждать эту тему вслух стало бы слишком больно.
  
  Я вообразил, как мог бы сделать первое движение. Повернуться, придвинуться ближе, обвить Донну рукой. Не говоря ничего. По крайней мере сразу. Представил тепло ее тела, прижатого к моему, ощущение от ее волос, упавших мне на лицо.
  
  Причем вообразил настолько живо, словно это происходило на самом деле.
  
  Некоторое время я лежал без сна, уставившись в потолок, лишь иногда переводя его на цифровые часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. Два часа ночи. Три.
  
  Не все случившееся было исключительно нашей виной.
  
  Далеко не все.
  
  В чем-то, разумеется, следовало винить самого Скотта. Верно, он был всего лишь подростком, но уже достаточно взрослым, чтобы отличать хорошее от дурного.
  
  Вот только существовал и некто другой. Не один из тех юнцов из Кливленда. Не парни из Гриффона, которые могли снабжать Скотта марихуаной и спиртным.
  
  Я очень хотел разыскать того, кто дал ему 3,4-метилендиоксиметамфетамин, препарат, известный во всем мире как экстази.
  
  Вот о чем упоминалось в токсикологической части отчета патологоанатома.
  
  Именно эта отрава, скорее всего, и внушила Скотту иллюзию, что он умеет летать.
  
  Я твердо намеревался разыскать типа, всучившего ему последнюю и фатальную дозу.
  
  На всех нас лежала большая доза ответственности, но именно этот сукин сын, по моему мнению, стал тем, кто нажал на курок.
  Глава 4
  
  Утром женщина входит в спальню с подносом в руках.
  
  – Привет! – говорит она мужчине, который все еще нежится под одеялом.
  
  Он приподнимается на локтях и рассматривает завтрак, пока женщина устанавливает поднос на прикроватную тумбочку.
  
  – Яичница-болтунья, – говорит он, глядя на тарелку почти с подозрением.
  
  – В точности как ты любишь, – отвечает она. – Хорошо прожаренная. Ешь скорее, пока все не остыло.
  
  Он выпрастывает ноги из-под одеяла, садится на край постели. На нем старая и застиранная белая пижама в тонкую синюю полоску. Рисунок уже почти полностью стерся на коленях.
  
  – Как тебе спалось? – спрашивает женщина.
  
  – Превосходно, – отвечает он, берет салфетку и расстилает у себя на коленях. – Я даже не слышал, как ты встала.
  
  – Я поднялась около шести, но по кухне ходила на цыпочках, чтобы не разбудить тебя. Ты бросил свое хобби?
  
  – Что? О чем ты?
  
  – Где твоя маленькая книжка? Обычно она лежит вот здесь. – Она указывает на тумбочку.
  
  – Я делаю в ней записи, когда ты уходишь, – сообщает он, пристраивая тарелку поверх салфетки на коленях и начиная есть. – Отменная яичница. – Женщина молчит. – Не хочешь присесть со мной?
  
  – Нет. Мне нужно идти работать.
  
  Мужчина цепляет на вилку ломтик жареного бекона, с хрустом пережевывает его.
  
  – Тебе нужна помощь?
  
  – В чем?
  
  – В работе. Я мог бы помочь тебе. – Он прожевывает свой бекон и глотает его.
  
  – Ты все путаешь, – говорит она. – Ты больше не приходишь работать.
  
  – Но я же приходил.
  
  – Просто позавтракай с удовольствием.
  
  – Я мог бы помочь, действительно мог бы. Ты же знаешь, у меня получается с книгами. Я все улавливаю.
  
  Женщина вздыхает. Сколько раз ей уже приходилось разговаривать с ним об этом.
  
  – Нет, – отвечает она.
  
  Мужчина хмурится:
  
  – Мне бы хотелось, чтобы все стало как прежде.
  
  – А кому бы не хотелось? – замечает женщина. – Мне бы очень понравилось снова стать двадцатилетней, но одно дело желание, а реальность – совсем другое.
  
  Он дует на кофе и делает небольшой глоток.
  
  – Как там сегодня на улице?
  
  – Кажется, погода замечательная. Ночью прошел дождь.
  
  – Как бы мне хотелось выйти. Пусть даже идет дождь, – говорит мужчина.
  
  Ее терпение иссякает.
  
  – Доедай завтрак. Прежде чем уйти, я вернусь за подносом.
  Глава 5
  
  Я договорился о встрече с Фрицем Броттом, владельцем мясной лавки «Броттс братс» в Тонауанде, за которой пару дней наблюдал, непосредственно в магазине. У него имелся там свой кабинет, где мы могли без помех поговорить наедине.
  
  Бротт был заметной фигурой в нашем обществе уже более двадцати лет. Он эмигрировал из Германии в семидесятые годы вместе с женой и маленькой дочкой. Несколько лет стоял за кассой разных продуктовых магазинов, но всегда мечтал открыть свой собственный. В начале девяностых Бротт узнал, что пожилой владелец мясной лавки захотел отойти от дел. Он надеялся, что сын продолжит семейный бизнес, однако парню еще не исполнилось и двадцати, когда стало ясно: его гораздо больше интересуют компьютеры, чем куски сырого мяса. И пришлось отцу тянуть магазин на себе еще два десятилетия, но поскольку передать его все равно оказалось некому, он решился в итоге выставить лавку на продажу.
  
  А Фриц не просто хорошо разбирался в сортах мяса. Он сам был отличным поваром и знал секрет рецепта братвурстов[85], передававшийся в его семье из поколения в поколение. Это, сказал он тогда жене, станет главной приманкой их магазина. Так, кстати, родилось и его название.
  
  Жена Фрица, хотя и принимала в делах активное участие, не приезжала в магазин каждый день. Она много работала на дому, занимаясь оформлением документов, оплачивая счета, составляя ведомости по зарплатам и давая Фрицу возможность полностью сосредоточиться на производстве его любимых братвурстов и нежнейших говяжьих отбивных с восхитительным мраморным отливом. Именно жена заметила непорядок в отчетности за последние недели. Их прибыль уменьшилась. Огромные туши, свисавшие на крюках в камере холодильника, стали как будто давать меньше мяса, чем прежде.
  
  Явно происходило что-то неладное.
  
  У Фрица работали трое. Почти семидесятилетний Клэйтон Миллз трудился еще на предыдущего владельца и в общей сложности проработал в лавке более тридцати двух лет, а с тех пор, как умерла его жена Молли, жил один. Он вел очень экономное существование, и я сразу же исключил его из числа вероятных воров. Не вызвал у меня особых подозрений и Джозеф Калвелли, который был десятью годами моложе Клэйтона, имел жену и взрослого сына, управлявшего собственной инвестиционной фирмой.
  
  Вскоре я понял, что мне нужен Тони Фиск – мужчина двадцати семи лет, живший с женой и двумя детишками, пяти и двух лет. Это его жена Сэнди подъехала к задней двери магазина и дождалась, чтобы Тони выскочил с большим зеленым мешком, сунул его в окно машины, а потом тут же опрометью вернулся на рабочее место. Все произошло как раз в тот момент, когда Фриц отлучился.
  
  – Ну, что тебе удалось для меня узнать? – спросил Фриц, пристраивая свое тучное тело в кресло за письменным столом в крохотном помещении кабинета.
  
  Я принес ноутбук, в который загрузил фотографии и видеозапись.
  
  – Мистер Бротт, я вел наблюдение за вашим заведением два дня подряд и на основе увиденного могу утверждать, что вам не стоит волноваться по поводу мистера Миллза и мистера Калвелли.
  
  Фриц ждал, хотя уже понял смысл моих слов.
  
  – Тони, – произнес он, поджав губы. – Сукин сын!
  
  Я открыл ноутбук и поставил его на стол.
  
  – Это случилось вчера ближе к вечеру. Где-то около пяти часов.
  
  Он прищурился:
  
  – Меня как раз не было на месте. Я гонял свой грузовик в ремонт.
  
  – Именно так. – Я щелкнул курсором по иконке «Воспроизведение» и запустил запись. – Видите, как подъезжает машина?
  
  Фриц кивнул.
  
  – Я на всякий случай пробил номер по базе данных. Этот автомобиль зарегистрирован на Энтони Фиска. За рулем сидела его жена Сандра – они зовут ее Сэнди.
  
  – Я знаю ее. Да и машина мне знакома.
  
  – Вот фото. На нем трудно разобрать детали, но, кажется, к заднему сиденью пристегнуты два детских кресла безопасности. Думаю, хотя не уверен полностью, что в тот момент в ее машине находились их дети.
  
  Фриц сидел с каменным лицом.
  
  – Ясно. Продолжай.
  
  – Она останавливает машину прямо напротив задней двери магазина. Вот, теперь достает мобильный телефон, но пользуется только большим пальцем. Как мне кажется, она отправляет эсэмэску. Потом несколько секунд ждет…
  
  Фриц крепко сжал зубы, продолжая смотреть на дисплей.
  
  – И появляется Тони с мешком для мусора. Передает ей и бежит назад в магазин. Она срывается с места.
  
  – Прокрути назад.
  
  – Что?
  
  – Ты можешь прокрутить изображение назад и сделать стоп-кадр?
  
  – Стоп-кадр? Разумеется. – Я нажал на кнопку мыши, перевел запись на пятнадцать секунд назад, а затем запустил снова.
  
  – Вот. Останови здесь.
  
  Мне снова пришлось вернуться на долю секунды назад. Фрицу явно хотелось как следует рассмотреть мешок. Он пытался по внешним приметам определить, что лежало внутри, обводя очертания пальцем менее чем в дюйме от экрана.
  
  – Можно это увеличить? – спросил он.
  
  – Конечно. – Я коснулся мыши и щелкнул кнопкой. – Пожалуйста.
  
  – Лопатка для жарки, – произнес Фриц.
  
  – Вам лучше знать, – улыбнулся я.
  
  – Сукин сын, – повторил он.
  
  – Я попытаюсь достать копию эсэмэски, отправленной Сэнди. Но там, скорее всего, просто написано, что она уже прибыла. Едва ли Сэнди стала бы писать «Неси мясо» или что-то в этом роде. Если вы обратитесь в полицию и выдвинете обвинение, они наверняка смогут сделать распечатку.
  
  – Ты думаешь, стоит им позвонить?
  
  – Дело ваше. Вы попросили меня установить, не крадет ли кто-нибудь мясо, и, полагаю, это дает ответ на ваш вопрос. Что делать дальше, решать вам. Он хороший работник?
  
  Фриц с грустью кивнул:
  
  – Он работает у меня уже три года. Справляется со своими обязанностями. Делает все, о чем ни попросишь. Я всегда хорошо к нему относился. Почему же он начал меня обворовывать?
  
  – Он превысил лимит по кредитной карте. А его жена, работавшая в «Уол-марте» четыре дня в неделю, только что переведена на трехдневный график.
  
  Печаль, отражавшаяся на лице Фрица всего минуту назад, постепенно уступила место другому выражению.
  
  – Когда я только что перебрался в эту страну, то порой не знал, как сохранить крышу над головой. Но я никогда ни у кого не крал! – Он потряс указательным пальцем в воздухе. – Ни разу!
  
  Он осмотрел поверхность своего стола, покачал головой, а потом взглянул на закрытую металлическую дверь, словно она была из стекла и он мог видеть сквозь нее Тони.
  
  – Я ведь даже присутствовал при крещении его младшего, – проговорил Фриц.
  
  – Всякое случается, – отозвался я.
  
  – Если я позволю ему остаться, как это воспримут остальные? Это словно сказать: «Эй, можете смело воровать у Фрица, он вам все простит. Он – тряпка». Вот что они подумают.
  
  – Как я и сказал, решение теперь за вами. Я напишу для вас формальный отчет о проделанной работе, рассчитаю, сколько часов заняло расследование, что…
  
  Фриц махнул рукой:
  
  – Да пошло все к чертовой матери! Главное, я теперь знаю. – Он указал на компьютер, на Тони, застывшего с прижатым к груди мешком мяса. – Видел своими глазами.
  
  – Но отчет вы так или иначе получите, – произнес я, – вместе со счетом за мои услуги.
  
  Его глаза по-прежнему буравили дверь. Я догадался, что сейчас последует, хотя и понадеялся, что ошибаюсь.
  
  – Тони! – взревел он.
  
  Я все-таки оказался прав. Его голос в тесном кабинете прозвучал как пушечный выстрел.
  
  Хотя я бы предпочел, чтобы Фриц начал действовать на основе собранных данных уже после моего ухода. Работа мною сделана, и я не собирался присутствовать при вынесении приговора. Я, разумеется, мог стать посредником, если бы возник конфликт, но деньги мне платили за другое. Бог свидетель, я не годился в адвокаты. Я лишь добывал информацию.
  
  Это в особенности относилось к расследованиям супружеских измен. Если вы смотрите телесериалы, снятые в шестидесятые или семидесятые годы, у вас может сложиться впечатление, что многие частные детективы считали подобную работу ниже своего достоинства. В реальном мире таким сыщикам пришлось бы вставать в очередь за бесплатным супом и выживать на пособие по безработице. Если ты работаешь в сфере частного сыска, то отказываться от дел, связанных с разводами, значит уподобляться владельцу кондитерской, который не желает продавать в ней кофе. Когда я обнаруживал, что муж спит со своей секретаршей, я не советовал жене выкинуть его из дома, поджечь его «Порше» или просверлить дыру в днище его яхты. Если она склонялась к прощению и решала смотреть на все сквозь пальцы, мне это было до лампочки.
  
  И меня вовсе не волновало, как Фриц поступит с Тони, если он не собирался вершить его судьбу в моем присутствии.
  
  Так мы не договаривались.
  
  Но сейчас дверь распахнулась, и на пороге появился Тони в окровавленном фартуке и с покрытым кровью мясницким топором в правой руке. Выглядел он как персонаж, только что сошедший с экрана фильма ужасов. Не хватало лишь отрубленной головы, которую он бы держал за волосы свободной рукой.
  
  – Слушаю тебя, Фриц, – сказал он.
  
  – Как давно?
  
  – Что? – На лице Тони появилось удивление. Несомненное притворство, но очень натурально разыгранное.
  
  – Как давно ты крадешь у меня?
  
  Мне не доводилось посещать курсы по управлению персоналом, но наверняка есть правило не обвинять своего сотрудника в воровстве, если тот держит в руках острый топор. Впрочем, если Фрица это и волновало, то он не подавал вида.
  
  Он положил ладони на подлокотники кресла и тяжело поднялся, а затем обошел свой стол. Я тоже вскочил на ноги, и мы втроем образовали небольшой треугольник.
  
  – Понятия не имею, о чем ты толкуешь, – сказал Тони.
  
  – Не лги мне, – резко бросил Фриц. – Я знаю, чем ты занимался.
  
  Я не сводил глаз с топора. Он мог весить добрых десять фунтов, но в руках Тони, казалось, не тянул и на унцию. Что-то подсказывало: Фиск орудует им с легкостью, как перышком.
  
  – Не понимаю, – упорствовал он. – Какого дьявола ты порешь чушь?
  
  Фриц молча развернул компьютер, указав на дисплей, на котором застыл Тони, бежавший к машине с Сэнди за рулем.
  
  Тони смотрел на картинку, часто заморгав.
  
  – Что это?
  
  – Это вор, – объяснил Фриц. – А вот жена вора.
  
  Тони скрипнул зубами и бросил на меня угрожающий взгляд. Он мгновенно сложил два и два и получил верный результат.
  
  – Убирайся, – велел ему Фриц. – Выметайся отсюда и не смей возвращаться. Последний чек я отправлю тебе почтой.
  
  Тони перевел взгляд с меня на своего бывшего босса.
  
  – Ты урезал мне зарплату, – произнес он.
  
  – Что-что?
  
  – В тот день, когда у меня заболела дочка. Знаешь, какая у нее поднялась температура? Тридцать девять градусов, усек? Мы думали, она умрет, и отвезли ее в больницу. Я не смог прийти на работу, и ты вычел у меня жалованье за день. – Тони покачал головой. – Так что я просто забрал с тебя должок.
  
  И он поднял топор на уровень правого плеча, словно готов был пустить его в ход.
  
  – Даже не думай об этом, – сказал я спокойно и твердо.
  
  Тони снова посмотрел в мою сторону. За те несколько секунд, когда он не обращал на меня внимания, кое-что изменилось: в моей руке появился пистолет. «Глок-19», на ношение которого у меня имелась лицензия. Оружие было направлено прямо в грудь Тони.
  
  – Не дури, если не хочешь войти в историю, – предупредил я.
  
  – В какую историю?
  
  – Я пока никого еще не пристрелил. Ты можешь стать первым. – Мы оценивающе разглядывали друг друга не менее пяти секунд. Потом я добавил: – Нам всем нужно немного спустить пар.
  
  Рука Тони словно окаменела, пока он смотрел в дуло «глока». Я же успел заметить, как Фриц сделал два чуть заметных шага назад.
  
  – Опусти топор и положи его, – сказал я.
  
  Тони кивнул. В его глазах вроде бы читалось согласие сделать то, что ему велели. Вот только опустил он топор намного быстрее, чем можно было ожидать, с силой вогнав его лезвие в крышку письменного стола Фрица. Когда Тони убрал руку, топор остался торчать на месте совершенно неподвижно.
  
  Тони еще раз посмотрел на меня и сообщил:
  
  – Учти, я ничего не забываю.
  
  Потом развернулся и вышел из комнаты, на ходу развязывая сзади узел на поясе фартука.
  
  Фриц стоял как громом пораженный. Челюсть у него так отвисла, что в рот легко бы поместилась свиная отбивная. Его взгляд метался с моего пистолета на дверь и обратно. Он явно пережил едва ли не самый большой испуг в жизни.
  
  Да я и сам ощущал легкое потрясение, убирая оружие в кобуру.
  
  – А я ведь решил, что он меня дурачит, – произнес Фриц дрогнувшим голосом. – По поводу заболевшей дочки. Посчитал это выдумкой, предлогом, чтобы прогулять день.
  
  По пути домой у меня зверски разболелась голова. Нервное перенапряжение все же сказалось, подумал я. Обычно я вожу что-нибудь обезболивающее в бардачке, но сейчас там ничего не было, а потому на въезде в Гриффон я свернул к заправочной станции, при которой работал небольшой супермаркет, и вошел внутрь.
  
  Они продавали пузырьки с тайленолом. Я взял с полки один, прихватил бутылку воды и полез в задний карман за бумажником, подходя к кассе.
  
  – Добрый день! Как поживаете? – спросил паренек, расположившийся за стойкой. Вряд ли его действительно интересовали мои дела – просто он считал своим долгом говорить это каждому клиенту.
  
  На вид он был в возрасте Скотта. Лет пятнадцати или семнадцати. На его лице виднелись прыщи, а на один глаз падала челка, так что ему приходилось поправлять ее каждые три секунды.
  
  – Отлично поживаю, – пробормотал я.
  
  Получив бумажку в десять долларов, продавец пробил мои покупки.
  
  – Пакет?
  
  – А?
  
  – Вам нужен пакет?
  
  – Нет.
  
  Я осмотрел стойку. На нее установили доску, прикрепив к ней кнопками нечто вроде листовки и ручку на веревочке.
  
  Подписавшие петицию люди (а их было немало) в кои-то веки выступали не против чего-то, а в поддержку. Заголовок гласил: «Обойди хоть целый свет – лучше наших копов нет!»
  
  – Можете тоже подписаться, если хотите, – сказал паренек без особого энтузиазма. – Управляющий распорядился, чтобы я предлагал это каждому покупателю.
  
  Я ногтем вскрыл целлофановую упаковку пузырька с таблетками, одновременно изучая формулировку петиции, напечатанную под заголовком, но над подписями.
  
  «Мы, нижеподписавшиеся, на все сто процентов поддерживаем деятельность достойных мужчин и женщин, которые служат в полицейском участке Гриффона, и высоко оцениваем плоды их работы! Лучше наших копов нет!»
  
  Мне наконец удалось снять обертку, открутить крышку и не без труда избавиться от ватной прокладки. Если бы я страдал смертельным заболеванием и жить мне оставалось десять секунд, а одна из таблеток могла меня спасти, я бы наверняка уже успел скончаться. Только на удаление ватного тампона ушло добрых полминуты. Лишь потом я смог вытряхнуть на ладонь три красные пилюли, вскрыть бутылку с водой и принять лекарство, запив его водой.
  
  – Видать, голова у вас просто раскалывается, – заметил юнец.
  
  Взяв доску со стойки, я просмотрел имена тех, кто расписался под петицией, и, хотя лист был уже наполовину заполнен, знакомые мне не попадались. Рядом с местом для фамилии специально оставили пространство, где люди могли указать свой домашний адрес и/или адрес электронной почты. Причем многие предпочли не делиться подобной информацией о себе.
  
  Я открыл второй лист, уже полностью исписанный, как и еще три страницы под ним. Оказалось, все-таки около семидесяти процентов подписавших ходатайство указали не только имена и фамилии, но и более подробные сведения о себе, облегчив работу тем, кто пожелал бы проверить подлинность автографов.
  
  – Сколько примерно людей от общего числа ваших клиентов ставят здесь подписи? – спросил я.
  
  Паренек пожал плечами:
  
  – Даже не знаю. В большинстве это все-таки старики.
  
  – То есть люди моих лет и старше? – улыбнулся я.
  
  – Извините, не хотел вас обидеть, – потупился он. – Просто несовершеннолетних копы ни за что ни про что останавливают на каждом углу. Без всякого повода.
  
  Примерно год назад или чуть раньше Скотт говорил нам то же самое. А где-то за неделю до смерти он вернулся домой и рассказал, что один местный коп под видом обыска откровенно лапал девушку на заднем дворе бара «Пэтчетс». «Она не сделала ничего плохого, – возмущался он. – Копу просто захотелось ее пощупать!»
  
  Я еще спросил тогда Скотта, собирается ли девушка подавать официальную жалобу.
  
  «Не станет она жаловаться, – ответил он. – Этим парням все сходит с рук, и ничего с ними не поделаешь. Кажется, коп думал, что никто не видит, чем он занимается, и потому я крикнул: “А я знаю, кто ты такой, ублюдок!” Напугал его, конечно. Но зато и бежал потом оттуда сломя голову».
  
  – Так вы будете подписывать или нет? – спросил паренек из-за стойки, возвращая меня к реальности.
  
  И тут я заметил знакомую подпись. «Донна Уивер». Некоторое время я ее разглядывал и даже провел пальцем по той строке, вдоль которой написала свое имя моя жена.
  
  – Уже нет необходимости, – ответил я.
  
  – Знаете, что я думаю? – спросил юнец.
  
  – Нет. Поделись своими мудрыми мыслями.
  
  – Я думаю, копы специально устроили сбор подписей, а сами потом проверяют имена и адреса, вычисляя, кто из местных подписался, а кто нет.
  
  – Не может быть.
  
  Но он с очень серьезным видом несколько раз кивнул:
  
  – Так и есть. Это их методы. Точно.
  
  – Должно быть, ты на всякий случай подписался, верно? Чтобы обезопасить себя?
  
  Паренек ухмыльнулся и покачал головой:
  
  – Управляющий велел мне расписаться и наблюдал издали, как я это делаю. Но только я написал «Микки Маус». Ни за что не стану подписываться в поддержку этих клоунов.
  
  – Вижу, ты не очень-то любишь нашу доблестную полицию.
  
  – А вам когда-нибудь распыляли краску прямо в глотку?
  
  – То есть как это?
  
  – Причем рисовал на стене даже не я. Это был мой приятель, но он успел смыться, а приехавшая полиция застала с баллончиками меня. И им взбрело в голову изобразить граффити прямо в моем горле.
  
  – Но ты же мог погибнуть! – воскликнул я.
  
  – Копы хитрые. Она лишь пару раз пустила короткие струйки. У меня только ненадолго перехватило дыхание. А зубы и губы стали желтыми.
  
  – Она?
  
  В этот момент к кассе подошел мужчина, чтобы расплатиться за бензин. Паренек забрал у меня доску, пожелал всего хорошего и обратился к новому клиенту.
  
  Я сел в свою «хонду», выпил почти половину бутылки воды и только потом завел мотор.
  
  Отсюда до дома оставалось ехать минуты три или четыре, и пульсация в висках и над глазами стала уже стихать, когда я свернул на нашу улицу.
  
  Но затем головная боль внезапно вернулась.
  
  Причиной тому, вероятно, стал вид патрульной машины полиции Гриффона, припаркованной у нашей подъездной дорожки.
  
  «Проклятие! – подумал я. – Как они так быстро узнали, что я не подписал петицию?»
  Глава 6
  
  Было около пяти часов вечера.
  
  Донна обычно возвращалась домой примерно в половине пятого со своей работы в полицейской службе Гриффона. Вывеску на здании сменили несколько лет назад. И участок больше не назывался «Полицейскими силами Гриффона». Поскольку это звучало немного… Немного «сильно», малость угрожающе, наверное. А на самом деле слишком точно отражало суть. И они стали называть себя «службой», словно речь шла о работниках социальной сферы, только почему-то вооруженных. Власти предержащие, видимо, решили, что если немного смягчить название, то и воспринимать полицию станут как нечто не столь жесткое и грубое.
  
  Только ничего из этой затеи не вышло.
  
  Хотя Донна там работала, она не носила табельного револьвера, не ездила на машине с мигалкой и сиреной, не дежурила по выходным или по ночам, и мундира ей тоже не выдали. У нее был нормированный день с девяти до четырех с понедельника по пятницу и полагались выходные по всем большим праздникам. Потому что Донна, собственно, не была настоящим копом. Она трудилась в отделе, объединявшем бухгалтерию и администрацию, и отвечала за то, чтобы каждый полицейский в положенный срок получал ежемесячный чек с зарплатой, выписанный на финансовую организацию по его личному выбору, разбиралась с вечными спорами о размере сверхурочных, своевременно оплачивала коммунальные счета. Благодаря именно ее аккуратности любой гражданин Гриффона, позвонивший по 9–1–1, не натыкался на отключенный за просрочку телефон, а ему всегда отвечал диспетчер, готовый принять вызов.
  
  А потому патрульная машина перед нашим домом могла и не служить причиной для беспокойства. Донна была знакома со всеми сотрудниками полиции, если не лично, то по фамилиям и номерам карточек социального страхования. Коллеги знали, что она порой привозила на работу домашнюю выпечку, и всякий, проходивший мимо ее стола, всласть угощался. Какой-нибудь офицер мог заехать просто по-дружески. К тому же Донна и одна из двух женщин-полицейских – Кейт Рэмзи – иногда ходили вместе в кино, хотя в последнее время это случалось редко. Ни Донна, ни я сам с некоторых пор не отличались особой общительностью.
  
  И все же меня кольнуло не слишком приятное предчувствие.
  
  Когда до дома осталось полквартала, зазвонил мой сотовый, лежавший на сиденье рядом. На дисплее высветилось слово «дом». Раньше Донна звонила мне по крайней мере дважды в день. Обычно у нее не происходило ничего важного, просто хотела поболтать. При этом она прекрасно знала, что я вполне могу и не ответить: если я бывал на задании, то просто отключал звонок мобильника, поэтому проблем не возникало.
  
  Сейчас я поспешно взял трубку:
  
  – Слушаю.
  
  – У нас полиция, – объявила она.
  
  – Я уже как раз подъезжаю, – сказал я. – Думал, это Кейт.
  
  – Нет. Хейнс и Бриндл.
  
  – Хейнс, – задумчиво повторил я. Один из самых молодых офицеров, хотя за его плечами был уже десяток лет службы. Именно он принес нам трагическую новость в августе. – С Бриндлом я не знаком.
  
  – О, тогда получишь большое удовольствие, – усмехнулась она.
  
  – Что случилось?
  
  – Мне они не говорят. Им нужно побеседовать с тобой. Я сначала подумала, они разыскали того, кто продал ему наркотик, и приехали сообщить нам. – Донна могла целыми днями рисовать портреты Скотта, однако ей было сложно написать его имя или хотя бы произнести вслух. – Но тогда им хватило бы разговора со мной.
  
  Странно, что поиски того, кто снабдил Скотта экстази, все еще оставались в числе приоритетов полиции Гриффона, если вообще когда-либо среди них числились. Нельзя сказать, чтобы наших копов совсем уж не волновала проблема наркомании, просто они решали ее по-своему. Если они обнаруживали торговца наркотой, да еще и иногороднего, то отвозили его на задний двор гаража для снегоуборочных машин, избивали до полусмерти, а потом бросали на территории какой-нибудь заброшенной фабрики на Буффало-авеню недалеко от Ниагарского водопада.
  
  Ходило немало историй о злоупотреблении насилием местными полицейскими, что и объясняло выходку Скотта при виде офицера, издевавшегося над девушкой у бара «Пэтчетс». Он считал, что делалось это без всякой причины, но я-то знал, что у копа всегда нашлось бы основание заявить о ее подозрительном поведении. Я усвоил этот урок давно, во время своей краткой службы в полиции. Если ты предоставлял кому-то – не важно, мужчине или женщине – право на обоснованное сомнение в виновности, то тем самым резко сокращал шансы спокойно уехать домой после дежурства.
  
  И все же почти никто в Гриффоне не тревожился, если копы переходили границы дозволенного. Главное, что обыватели чувствовали себя в безопасности. И пока это не касалось их лично, а ощущение, что они защищены, преобладало, горожане не желали вдаваться в детали, какой ценой это достигалось.
  
  А если начистоту, то приходилось признавать свою собственную склонность к подобным методам. Я знал наверняка: если бы я разыскал подонка, продавшего Скотту экс-тэ-зэ, «экс», «экстру» – или как еще эту дрянь называли на улице, – я бы сам с ним очень круто разобрался, не обращаясь за помощью к закону.
  
  – Поговорим позже, – сказал я Донне и дал отбой.
  
  Проехав мимо патрульного автомобиля, я заметил в салоне двух мужчин. Поставил «хонду» впереди, вышел, посмотрел на дом и увидел Донну, наблюдавшую за мной сквозь жалюзи окна гостиной.
  
  Рикки Хейнс, более молодой из копов, тоже выбрался из своей машины и кивнул мне. Слегка за тридцать, черные волосы и ровно постриженные усы. Рикки был в хорошей физической форме и выглядел так, словно когда-то играл в футбол, – правда, для профессионального футболиста ему не хватало массы тела. Может, занимался хоккеем? Однако и тогда солидная масса тоже была бы важна.
  
  – Мистер Уивер? – спросил он, прикладывая указательный палец ко лбу в имитации официального приветствия.
  
  – Да. Офицер Хейнс?
  
  – У вас хорошая память, – заметил он.
  
  Трудно забыть фамилию человека, который сообщил о смерти сына.
  
  Открылась и другая дверца машины. Второму копу было на вид уже под сорок, и если он когда-то вообще занимался спортом, то бросил очень давно. На первый взгляд он весил не менее 280 фунтов. Живот и бока заметно набухли от жира. Над верхней губой у него росло больше волос, чем на голове.
  
  – Знакомьтесь. Офицер Хэнк Бриндл, – представил Хейнс.
  
  – Добрый день, – кивнул Бриндлу я.
  
  – Вы, значит, муж Донны? – спросил тот низко и сипло.
  
  – Так и есть.
  
  Он тоже кивнул мне, задумался на секунду, а потом сказал:
  
  – Мы надеемся, вы сможете нам кое в чем оказать содействие.
  
  – Я очень постараюсь.
  
  Бриндл указал на мою «хонду аккорд»:
  
  – Этот автомобиль зарегистрирован на вас?
  
  – Да.
  
  – Вы пользовались им вчера вечером? – поинтересовался Бриндл.
  
  – Да, пользовался.
  
  – Не могли бы вы сообщить нам, куда ездили?
  
  – Ответ зависит от конкретного времени, которое вас интересует, – произнес я.
  
  – Например, около десяти.
  
  – Как раз возвращался домой.
  
  Бриндл снова кивнул.
  
  – Значит, возвращались домой. Откуда же?
  
  – У меня была работа в Тонауанде.
  
  Бриндл продолжал кивать.
  
  – Рикки сказал, что вы частный детектив. Это верно?
  
  Теперь уже я вынужденно кивнул и стал ждать. Можно было бы спросить, в чем дело, но у копов имелось свое представление о том, как должен развиваться разговор в нужном им направлении, и они терпеть не могли сами отвечать на вопросы. Мне ли не знать правил игры?
  
  Бриндл вновь задумчиво кивнул, а потом посмотрел на своего более молодого напарника.
  
  – Думаю, будет лучше, если ты продолжишь разговор. Тебя лучше ввели в курс дела. – Мне в его тоне почудился намек на неприязнь.
  
  Я повернулся к Хейнсу:
  
  – В курс какого дела?
  
  – Мы разыскиваем девушку, – ответил Хейнс.
  
  Я ждал.
  
  – Ее зовут Клэр Сэндерс. Семнадцать лет. Светлые волосы. Рост около пяти футов и пяти дюймов. Вес около ста пятидесяти фунтов.
  
  – Почему вы ее ищете? Она что-то натворила?
  
  – Нам просто важно найти ее, – сказал Хейнс, явно не желая прямо отвечать на вопрос.
  
  Но я упорствовал:
  
  – Так она нарушила закон или просто пропала?
  
  Хейнс откашлялся, прочищая горло.
  
  – Ее местонахождение неизвестно. Мы были бы весьма признательны за вашу помощь в этом деле, мистер Уивер. Буду честен. Расследование проводится как бы неофициально. Учитывая личность отца Клэр, необходимо действовать максимально деликатно.
  
  Мне не понадобилось и секунды, чтобы догадаться. Клэр Сэндерс.
  
  – Эта девушка – дочь Бертрама Сэндерса, нашего мэра?
  
  – Сразу видно прирожденного сыщика, – язвительно заметил Бриндл.
  
  – Согласно нашим данным, – продолжал Хейнс, – вы могли встречаться с Клэр вчера вечером.
  
  – У вас есть ее фотография?
  
  Хейнс достал свой мобильник, нажал на пару кнопок и приблизился ко мне. Телефон он держал так, чтобы был виден дисплей, но в руки мне его не отдал. Снимок, похоже, сделали на какой-то вечеринке. Девушка смеялась, немного откинув голову назад, держа в руке бокал с мартини. Я предположил, что фото скопировали со странички в «Фейсбуке».
  
  – Да, я вчера подвез эту девушку, – сказал я. – Впрочем, вам наверняка это уже известно.
  
  Хейнс кивнул:
  
  – Да. Вы посадили ее к себе в машину у «Пэтчетса».
  
  Не было смысла отрицать это.
  
  – Да. Но только скорее она сама выбрала меня.
  
  Хейнс задумался. Потом произнес:
  
  – Вот как?
  
  – И часто вы поступаете подобным образом, мистер Уивер? – спросил Бриндл. – Сажаете в свою машину несовершеннолетних девочек?
  
  – Она сама постучалась мне в окно, когда я остановился на знаке. Попросила подбросить до дома.
  
  – И вы решили ее подвезти?
  
  – Да.
  
  – Выходит, вы уже знали, что это Клэр Сэндерс? – не отставал старший коп.
  
  – Нет, не знал, – ответил я.
  
  – Гм-м, – протянул Бриндл. – Если бы я оказался на вашем месте и какая-нибудь юная девица попросила бы ее подвезти – при том условии, конечно, что я бы вел собственную машину, а не патрульную, – то мне стало бы несколько неловко. Я подумал бы, что едва ли совершаю разумный поступок.
  
  – Зато она узнала меня. Сказала, что была знакома с моим сыном Скоттом. – В этот момент я исподволь взглянул на офицера Хейнса.
  
  Хэнк Бриндл навострил уши, как охотничий пес по свистку хозяина.
  
  – Это парень, который умер, верно?
  
  Я почувствовал жар под воротничком рубашки.
  
  – Да.
  
  – Накачался наркотой и спрыгнул с крыши мебельного магазина «Рэвелсон» пару месяцев назад. – Бриндл говорил таким тоном, словно мы с ним просто предавались воспоминаниям. – Я ведь прав?
  
  – Да.
  
  – Ты тогда еще выезжал на вызов, Рикки? – обратился он к напарнику.
  
  – Да, я. – Хейнс чуть покраснел. – Мне пришлось сообщить новости мистеру и миссис Уивер.
  
  Я почувствовал, что ему неловко было произносить эту фразу.
  
  – Как же, как же, помню, – продолжал Бриндл. – На той неделе я еще не получил надбавку за причитавшиеся мне сверхурочные. Потому что ваша жена взяла выходной и не успела выписать чек вовремя.
  
  Теперь шея у меня просто горела. Я сжал кулаки, но не потому, что собирался кого-то ударить, а чтобы хоть немного снять напряжение. Руки я держал опущенными, и Бриндл мог не опасаться получить по носу, как ни хотелось мне ему вмазать.
  
  – Позвольте мне от ее имени выразить вам глубочайшие сожаления за причиненное неудобство, – сказал я.
  
  Бриндл махнул рукой:
  
  – Ладно, чего уж там. Большое дело! – Он откашлялся. – Значит, вы решили подвезти девушку, потому что она была знакома с вашим сыном?
  
  – А еще мне показалось жестоким бросить ее под дождем. И я разрешил ей сесть в машину. Она попросила подбросить ее домой.
  
  – Она сообщила, как ее зовут? – спросил Бриндл.
  
  – Клэр. Назвала только имя.
  
  – И вы, стало быть, высадили ее у дома? – взял инициативу на себя Хейнс.
  
  Оба пристально на меня посмотрели. Все развивалось по сценарию, который нравился мне все меньше. Поскольку история, которую я должен был рассказать, вряд ли показалась бы им правдоподобной.
  
  – Нет, я не высадил ее у дома. Мы остановились рядом с «Иггизом». С тем, что на Денберри. Клэр сказала, что ее тошнит.
  
  – Но вам достаточно было бы просто притормозить у обочины шоссе, если на то пошло, – заметил Бриндл.
  
  – Она очень настойчиво попросила остановиться у ресторана, и я заехал на стоянку, а потом подождал в автомобиле. Она долго отсутствовала, и я решил тоже зайти внутрь, чтобы разыскать ее. Не нашел, но когда вернулся к своей машине, в ней уже сидела девушка.
  
  – Что значит «девушка»? – осведомился Хейнс. – Вы хотели сказать, что в машине снова сидела Клэр?
  
  Я помотал головой:
  
  – Поначалу я тоже так решил. Эта девушка хотела заставить меня думать, будто она Клэр. Она надела парик, чтобы волосы были похожи, и оделась почти в такие же вещи, однако были и различия, если приглядеться получше. Прежде всего, у Клэр на левой руке я заметил царапину, которой не оказалось у той девушки.
  
  – Стоп! Не спешите, – вмешался Бриндл. – Вы хотите сказать, что в «Иггиз» зашла Клэр, а вышла другая девица?
  
  – Именно так.
  
  – А что же, черт возьми, случилось с Клэр?
  
  – Не знаю.
  
  – Кем же была вторая? – спросил Хейнс.
  
  – Понятия не имею. Очевидно, подругой Клэр, но своего имени она не назвала. Потом, когда мы уже ехали вместе, я догадался о подмене и прямо заявил об этом. Она же попросила вести себя так, словно я по-прежнему считал ее Клэр. На случай, если за нами следили.
  
  Бриндл фыркнул.
  
  – Нелепее истории мне еще не доводилось слышать.
  
  – Нет, постой-ка, – вмешался Хейнс. – Понимаешь, если Клэр кто-то преследовал, а она хотела сбежать, то это был бы лучший способ избавиться от преследователя.
  
  – Мне тоже так показалось, – сказал я.
  
  Но Бриндл лишь покачал головой:
  
  – Какая-то чушь собачья.
  
  – Она потребовала, чтобы я высадил ее рядом с перекрестком Кастелтон и Беркли, – добавил я. – И пришлось ее отпустить.
  
  Копы обменялись взглядами. Потом Хейнс спросил:
  
  – Клэр ни о чем вас не предупредила, прежде чем зайти в «Иггиз»? Даже не намекнула на свое намерение поменяться с кем-нибудь местами?
  
  – Нет. Если бы я знал, что они затеяли, то не стал бы принимать в этом участия.
  
  – Она сообщила, куда направлялась потом?
  
  – Сказала, что домой, – ответил я.
  
  – Тогда, вероятно, все так и было, – заметил Хейнс.
  
  – О чем ты? – округлил глаза Бриндл.
  
  – Ее кто-то преследовал. Не убийца и не насильник, боже упаси, а скорее всего бывший парень. Она же хотела от него оторваться. Может, чтобы попасть на свидание к другому парню. И использовала свою подругу в качестве подсадной утки. – Он улыбнулся и покачал головой с оттенком восхищения. – Хитрый план.
  
  Бриндл, однако, не выглядел ни в чем убежденным.
  
  – Все так. Но только где сейчас Клэр? – осведомился я.
  
  – Держу пари, – уверенно продолжал Хейнс, – что она сейчас с тем ухажером, который ей действительно по нраву. Крутят роман в свое удовольствие. Вот и все, что на самом деле произошло.
  
  – Откуда вы узнали, что искать ее надо в районе «Пэтчетса»? – спросил я у полицейских.
  
  Бриндл сделал жест в сторону Хейнса, и тот ответил:
  
  – По слухам, она часто туда наведывалась, и потому логично было начинать оттуда.
  
  – Позвольте снова задать вам тот же вопрос, – сказал я. – Вы ищете Клэр, потому что она что-то натворила или потому что пропала? У вас есть основания для тревоги за нее?
  
  Хейнс почесал подбородок, явно для того, чтобы выиграть время и обдумать ответ.
  
  – Наверное, всегда есть причина для тревоги, если ты кого-то ищешь и не можешь найти. – Он свел ладони вместе и потер одна о другую. – Думаю, мы с вами закончили, мистер Уивер. Можем пока оставить вас в покое.
  
  – Надеюсь, вы скоро разыщете ее, – произнес я, когда двое копов садились в свой автомобиль.
  
  Бриндл пристально взглянул мне в глаза.
  
  – После всей чепухи, какую вы нам только что нагородили про девушек-двойняшек, я бы на вашем месте тоже искренне на это надеялся.
  Глава 7
  
  Я проследил, как большая патрульная машина в три приема развернулась на улице, доехала до угла, свернула налево и пропала из вида. Когда я вошел в дом, Донна ждала меня.
  
  – Что произошло?
  
  – Все в порядке, – ответил я.
  
  – Меня не интересует, все ли в порядке. Мне хочется знать, что произошло.
  
  – Вчера я подвез одну из приятельниц Скотта. Они пытаются теперь найти ее.
  
  – Что за приятельница?
  
  – Девушка по имени Клэр.
  
  – Ты посадил в машину девушку, ловившую попутку?
  
  – Это не… Она не совсем ловила попутку. Просто стояла перед «Пэтчетсом» и попросила подвезти до дома. Она узнала меня и сказала, что была знакома со Скоттом.
  
  – Как она могла тебя узнать?
  
  – По ее словам, она видела меня, когда я привозил его в школу. А еще шел проливной дождь. Послушай, окажись ты на моем месте, ты бы тоже подвезла ее.
  
  – Возможно, – согласилась Донна. – Но разве ты не видишь здесь разницы между собой и мной?
  
  – Конечно, вижу.
  
  – Я могла бы сделать это, не подвергая себя большому риску, – продолжала Донна. – Но ты – взрослый мужчина, который посадил в свою машину юную девушку после наступления темноты! Неужели тебе это показалось хорошей идеей?
  
  – Я объяснил тебе, почему так поступил.
  
  У нее чуть приоткрылся рот, когда ей пришла в голову новая мысль.
  
  – Я понимаю, почему ты так поступил. Подумал, что она может что-то знать. Тебе мнится, будто все что-то знают. Ты постоянно допрашиваешь всех в этом городке, кому меньше двадцати лет. И рано или поздно влезешь куда не надо. Зайдешь слишком далеко, и у тебя возникнут крупные неприятности.
  
  Она не ведала и о половине того, что я делал.
  
  – Я подвез ее вовсе не поэтому. Хотя верно. Я бы, скорее всего, задал ей пару вопросов, однако она не дала мне даже шанса. Сразу заявила, что ей ничего не известно.
  
  – Они все тебя уже побаиваются.
  
  – Вот и пусть. Это даже к лучшему, – сказал я резко.
  
  Но Донна не унималась:
  
  – Ты стал одержимым.
  
  – Ах, это я стал одержимым? Может, у меня изрисован альбом вот такой толщины? – Я развел большой и указательный пальцы на дюйм друг от друга.
  
  Сейчас она едва заметно вздрогнула. Я все-таки ранил ее. И потому, постаравшись смягчить голос, добавил:
  
  – Мне казалось, тебя тоже должны интересовать ответы на некоторые вопросы.
  
  Донна слегка оперлась на ближайшую стену, словно стараясь сохранить равновесие.
  
  – А тебе станет от этого хотя бы немного легче? Если ты узнаешь, где он взял ту дрянь? Кто дал ему ее или сбыл? Конечно! Тогда у тебя будет на кого свалить вину. А сам ты сорвешься с крючка. А я? Я тоже с него сорвусь? Меня это тоже полностью оправдает? Ты сможешь перестать винить в случившемся меня, как винишь себя? – Она опустила голову и приложила пальцы ко лбу, массируя его, а потом продолжила: – Предположим, ты найдешь дилера, установишь личность. Предположим, даже заставишь его во всем сознаться. Дальше-то что? Сдашь его властям? Или сам свершишь справедливую расправу по своим законам и правилам?
  
  – Я не могу обсуждать это сейчас, – сказал я.
  
  – А суть в том, что не один, так другой снабдил бы его наркотиком. Ты никак не желаешь понять, что вопрос «кто?» никогда не был в центре проблемы. Главный вопрос – почему. Зачем нашему сыну вообще понадобилось принимать эту мерзость? Что в его жизни пошло не так, что выходом из положения стало только наркотическое опьянение?
  
  – Говорю же, сейчас мне не до этого.
  
  – Разумеется. – Донна изобразила пародию на просительную интонацию: – А когда настанет подходящий для вашей светлости момент? Может, вы запишете меня в очередь на аудиенцию?
  
  – Меня очень беспокоит судьба той девочки, – сказал я. – Не думаю, что она исчезла, прячась от надоевшего ухажера. Она не устроила бы такого сложного трюка с перевоплощением подруги только для того, чтобы удрать от какого-нибудь недоросля.
  
  – Не понимаю, о чем ты толкуешь, – произнесла Донна. – Ты вообще разговариваешь со мной или с собой?
  
  Я тряхнул головой:
  
  – Ты права. Наверное, я начал разговаривать сам с собой вслух.
  
  – Начал? В этом всегда состояла твоя главная проблема. – Она отвернулась от меня и ушла в другую комнату.
  
  Я уже не мог так просто это оставить. Не в состоянии был заниматься своими делами, пока полиция Гриффона вела поиски Клэр Сэндерс. Я ведь не кривил душой, сказав подруге Клэр, что пусть даже невольно, но они вовлекли меня в происходящее.
  
  Теперь я выяснил: Клэр так и не нашлась почти через сутки после того, как я подвез ее, и поэтому по-новому рассматривал свои действия. Мне не стоило так просто отпускать ее подругу. По крайней мере, я должен был узнать ее имя. Последовать за ней, когда она выскочила из машины. Обязан был задать Клэр больше вопросов. Действительно ли некий подозрительный тип наблюдал за ней из пикапа? И если так, то кто, по ее мнению, он такой?
  
  Хорошо бы то, хорошо бы это, но только ничего не сделано.
  
  Меня не слишком испугал прощальный взгляд офицера Бриндла, как и слова, что мне следует горячо надеяться на скорое обнаружение Клэр. Однако в них было зерно истины. Если бы с Клэр что-то стряслось (а я даже думать не хотел, что могло с ней случиться), копы непременно вернулись бы сюда с дальнейшими расспросами.
  
  Хотя я наверняка чересчур торопил события. Подростки пропадали постоянно, и это не обязательно означало серьезные неприятности, связанные с их уходом из дома. Но знал я не хуже любого другого отца, какие мучения переживали родители, не получая известий о своем чаде и его местонахождении. Это как попасть на дно колодца, откуда никак не можешь выбраться. Я представлял, что сейчас чувствовали родители Клэр. Однако не был уверен, что поручить полиции провести скрытное расследование – лучший способ решения проблемы.
  
  Можно подумать, кто-то дал мне право критиковать обращение других родителей со своими отпрысками.
  
  И все же я не собирался дожидаться сообщений о том, какого прогресса достигли Хейнс и Бриндл в своих неуклюже деликатных поисках Клэр. Сам я мог найти ее так же быстро, если не быстрее. Я обладал информацией, которой не имели они. Я видел, как выглядит подружка Клэр. Стоило лишь узнать, кто она, и добраться до нее – и это привело бы меня к самой Клэр. Девушка не могла не знать, куда отправилась лучшая подруга. Они ведь вместе разыграли спектакль с ее таинственным исчезновением.
  
  Причем я был уверен, что узнаю ее фамилию, даже не покидая собственного дома.
  
  Я зашел в кухню, миновав стоявшую у раковины спиной ко мне Донну, и взял лежавший на столе ноутбук. Потом опустился в кресло, в котором сидел накануне вечером, и заглянул в «Фейсбук».
  
  Однако не под своим именем. У меня не было личной странички в «Фейсбуке».
  
  После смерти Скотта я начал расследование, где он мог взять экстази, и мне понадобились сведения о его друзьях и знакомых. Десять или пятнадцать лет назад для этого потребовалось бы проделать огромную работу. Я бы разыскал одного из друзей, чтобы через него добыть имена и адреса других. Я посетил бы каждого из них по отдельности, а потом, скорее всего, пришлось бы начать весь процесс заново.
  
  В наши дни достаточно было проверить самую популярную социальную сеть. Судя даже по моему ограниченному опыту, не осталось ни одного подростка, который не зарегистрировался бы в ней, хотя, думаю, скоро молодое поколение найдет для себя иной способ общения. Потому что в «Фейсбук» хлынули родители, разрушая всю его прелесть для молодежи, вытесняя ее оттуда своими видео и фото собачек, кошечек и милейших младенцев, помещая обрамленные в затейливые цветные рамки и набранные прихотливыми шрифтами банальные фразы: «Тебе дана только одна жизнь. Стань же тем, кем велит тебе Призвание!»
  
  Приступив к проникновению в «Фейсбук», я для начала должен был выяснить пароль доступа Скотта. И потратил на решение этой задачи без малого три дня. Я вводил все слова, какие приходили на ум. Самые распространенные, которыми пользуются многие, вроде: ПАРОЛЬ. Хотя и знал, что Скотт был слишком умен для этого. Потом я попробовал поиграть с днем его рождения, использовав дату во всех возможных конфигурациях. День, месяц, год. Год, месяц, день. И так далее. Совершенно безуспешно.
  
  Затем я переключился на клички домашних животных. За последние годы мы заводили их не слишком часто. Жил у нас белый пудель Митци, которого раздавил грузовик почтовой службы «ФедЭкс», когда Скотту было всего семь лет. Он сам случайно выпустил песика из дома, когда отправлялся играть с друзьями. На его глазах Митци погнался за машиной и угодил под заднее колесо. Мальчик проплакал тогда два дня подряд, и с тех пор мы зареклись держать дома собаку.
  
  Потом, когда Скотту уже исполнилось десять, в нашу жизнь на три месяца вошел хомячок по кличке Говард. С ним тоже случилось несчастье. Он как-то выбрался из своей клетки, а нашли мы его лишь неделю спустя застрявшим за книжным шкафом. Картинка тоже была еще та.
  
  Клички МИТЦИ и ГОВАРД не подошли.
  
  Я вводил пароли, связанные со всем, что когда-либо интересовало Скотта. Названия фильмов и имена героев. Фамилии знаменитостей, любимых музыкантов, их песни. Марки автомобилей.
  
  Ничто не срабатывало.
  
  Но вдруг однажды мне на память пришли два слова, которые Скотт пускал в ход, если желал привлечь наше внимание. Он мог выкрикнуть их из любой комнаты в доме или просто пробурчать, появившись на пороге нашей спальни. Два слова, слившиеся в одно. И эта привычка, возникшая еще в младенчестве, сохранилась у него до того самого дня, когда…
  
  Ну, вы поняли, о чем я.
  
  «Мампап! – кричал он. – Мампап!»
  
  Я ввел МАМПАП.
  
  И тут же вошел на его страницу.
  
  Трудность заключалась тогда лишь в том, что на несколько минут мои глаза заволокли слезы, и я не смог сразу заняться обширным кругом его друзей.
  
  Но как только мне удалось успокоиться, я обнаружил в списке двести семнадцать фамилий. Солидное число, если не сказать – огромное. Хотя при этом, являясь членом сообщества, Скотт не слишком много общался с людьми внутри его. Да и сам размещал что-либо редко, а когда делал это – запускал ссылку на фрагмент понравившегося фильма, или на серию из «Семьянина», или на статью с любимого сайта, – очень немногие откликались и присылали ему свои комментарии. Была лишь небольшая группа тех, с кем он поддерживал регулярную переписку, и их я, разумеется, проверил в первую очередь. Некоторых скрытно, других – не особенно маскируясь.
  
  Как я и предполагал, Клэр Сэндерс числилась в списке друзей Скотта, но помимо записи больше ничего не нашлось. Они не отправили друг другу ни одного письма.
  
  Однако сейчас меня интересовали друзья не Скотта, а Клэр. Я щелкнул курсором на фамилии, перешел на ее страничку и сразу увидел, что таковых набралось более пяти сотен. Это грозило занять немало времени. Зато я мог рассчитывать, что та, кого она уговорила поменяться местами, непременно значилась среди ее друзей в «Фейсбуке».
  
  Сначала я просмотрел размещенные Клэр фото, но их оказалось совсем немного, включая и ту, которую показал на своем мобильнике Хейнс. Мне попалась пара снимков с других увеселительных мероприятий, на которых присутствовала девушка, очень похожая на ту, в моей машине, вот только фотографии не сопровождались подписями с именами.
  
  Я перешел к списку друзей Клэр и стал пролистывать его сверху вниз, глядя на изображения лиц размером с почтовую марку и выискивая девушку, пытавшуюся выдать себя за подругу.
  
  Все оказалось далеко не так просто, как хотелось бы.
  
  Снимки были не только мелкими. Многие оказались еще и нечеткими, а на некоторых помещалось одно главное лицо в окружении нескольких других. И, подобно миллионам пользователей «Фейсбука», друзья Клэр порой предпочитали вовсе не размещать в своем профиле фотографий. Их заменяли образы знаменитостей. К примеру, парень по имени Брайсон Дэвис воспользовался снимком Джорджа Клуни. Другой, Десмонд Флинт, стал Гором – роботом из фильма «День, когда Земля замерзла». Несколько подростков выбрали для себя персонажей мультфильмов вроде Снупи или Картмана из «Южного парка».
  
  К такому же трюку прибегали и девушки. Наверняка Элизабет Пинк в жизни мало напоминала Леди Гагу. А если Патриция Хенгл была похожа на свою аватарку, то ей срочно требовалась помощь, потому что ее лицо заменял ломтик пиццы пепперони.
  
  Если окажется, что ни одна из подруг Клэр, разместивших свое реальное фото, не похожа на нужную мне девушку, придется вернуться к этим странным профилям и проверить, нет ли на страничках более вразумительных снимков. По крайней мере, к части страниц доступ у меня был. Но вот если некоторые личности не являлись одновременно друзьями и Скотта, и Клэр, получить о них более подробную информацию могло и не удаться, поскольку я зашел в Сеть как Скотт.
  
  Увы, все эти новейшие возможности покопаться в частной жизни людей зачастую имели и разнообразные препятствия.
  
  Я медленно продвигался по списку, вглядываясь в девичьи и женские лица. Большинство можно было отмести сразу. Либо намного старше, либо другой цвет волос или кожи. Но как только я натыкался на светловолосую девушку-подростка, то задерживался, щелкал курсором на фото и заходил на личную страничку в поисках более крупных изображений. Обнаружив ошибку, возвращался назад и продолжал поиск.
  
  – Ты вторгаешься в его личную жизнь. Неужели сам еще не понял? Мне кажется, это до сих пор имеет значение и недопустимо.
  
  Я поднял взгляд и увидел Донну, стоявшую в проеме кухонной двери.
  
  – В данный момент я вторгаюсь в совершенно чужую личную жизнь, – ответил я. – Подобным образом я уже давно зарабатываю себе на хлеб, если ты этого еще не поняла.
  
  – Оставь его в покое.
  
  – Но я же сказал, что Скотта это не касается.
  
  – Это касается той девушки, которую ты подснял.
  
  – Девушки, которую я подвез, – поправил я.
  
  – Как, ты сказал, ее зовут?
  
  – Клэр.
  
  – Клэр. А дальше?
  
  – Клэр Сэндерс.
  
  Донна изумленно подняла брови.
  
  – Дочь Бертрама Сэндерса зовут Клэр. Это ее ты посадил в свою машину?
  
  – Да.
  
  – И она пропала? Именно о ней тебя расспрашивали Бриндл и его напарник?
  
  – Верно.
  
  Донна сложила руки на груди. Выражение злости на ее лице сменилось озабоченностью.
  
  – Представляю, как ему сейчас тяжело.
  
  – Гм. Только ему?
  
  – Да, жене, конечно, тоже. То есть бывшей жене, если точнее. Он ведь с ней в разводе.
  
  – Вижу, тебе многое о нем известно.
  
  – Он же наш мэр и часто является в участок, хотя его там не слишком рады видеть. Но ему нравится приходить и действовать на нервы Огги.
  
  Донна имела в виду Огастеса Перри, начальника нашей полиции. Его нигде не значившийся домашний номер имелся, однако, в моей телефонной книжке. Причем не только по профессиональным причинам. Я вспомнил статью в газете, прочитанную накануне вечером, о том, как мэр Гриффона Берт Сэндерс собирался противодействовать применению офицерами полиции чрезмерного насилия. Интересно, мог ли мэр, который раздражал всех полицейских в нашем городке, полагаться на тех же копов, поручая им провести деликатные поиски пропавшей дочери?
  
  И тем не менее складывалось впечатление, что Бриндл и Хейнс занимались именно этим.
  
  Может, Огастес Перри рад был оказать мэру такую услугу, чтобы рассчитывать на ответную благосклонность в будущем? Шеф полиции ловко умел заставить людей становиться его должниками.
  
  – Ты считаешь, мэр мог обратиться к нему лично? – спросил я. – Попросить помочь найти дочь, не поднимая официально никакой шумихи?
  
  – Многие наступают на собственную гордость, когда речь заходит о безопасности их детей, – ответила Донна. – А вот тебе не кажется, что это как раз то дело, куда лучше не совать свой любопытный нос?
  
  – Мой нос уже увяз там, и очень глубоко, – отозвался я. И коротко поведал о событиях минувшего вечера. Я вполне мог оказаться последним, кто видел Клэр до ее исчезновения. – Что еще ты знаешь о Бертраме Сэндерсе? – поинтересовался я.
  
  – Бывший преподаватель колледжа Канисиус. Специальность – политические науки. Написал пару книг, которые, как я знаю, хорошо разошлись. Одной из них стала биография Клинтона в крайне позитивных и лестных тонах. По убеждениям он левый центрист. Мог бы остаться и преподавать еще несколько лет, но предпочел рано уйти в отставку.
  
  – Почему?
  
  Донна пожала плечами:
  
  – Возможно, ему все там попросту опротивело. Со мной работает женщина, учившаяся у него на курсе лет десять-двенадцать назад. Несколько раз он назначал ей свидания, приглашал поужинать с ним.
  
  – Сэндерс ухлестывал за своими студентками?
  
  – Ходило много слухов. Причем его явно не тревожило наличие жены, зато, видимо, не оставляло равнодушной ее, поскольку в итоге она его бросила. Но при всех своих личных недостатках Сэндерс, тем не менее, явный идеалист. Верит в такую эфемерную вещь, как Конституция США. Вот почему ему не по душе несколько упрощенная система правосудия, которой придерживается Огги.
  
  Изящно изложено. Затащить правонарушителя на глухую окраину и сломать нос, а не выдвигать официальных обвинений – превосходный способ не слишком перегружать работой суды и юристов.
  
  Последовало секунд десять молчания, пока Донна неподвижно стояла и смотрела на меня.
  
  – Что? В чем дело? – немного удивленно спросил я.
  
  – Так у нас с тобой было прежде, – ответила она. – Мы часто подолгу разговаривали. Помню, как ты приезжал домой и всегда рассказывал мне о делах, над которыми работал.
  
  – Донна!
  
  – Это самый наш длинный разговор за многие недели. – Еще пауза. – А ты помнишь мою подругу Эйлин Скайлер?
  
  – Кого?
  
  – Она еще была замужем за Эрлом. Он работал пограничником на мосту Уирлпул-рэпидс до введения там проезда исключительно для членов НЕКСУСА[86].
  
  – Помню, но смутно.
  
  – У них вся жизнь пошла наперекосяк после смерти единственной дочери – Сильвии. Она погибла в аварии на мосту Саут-Гранд-айленд, когда врезалась в бензовоз и вспыхнул пожар. Ей было тридцать два. За год до этого от нее ушел муж.
  
  – Теперь припоминаю.
  
  – Для них это стало страшным ударом. И они так горевали, так грустили, что не могли больше даже разговаривать друг с другом. Стоило получить самое маленькое удовольствие, и ими овладевало чувство вины. А ведь наибольшее удовольствие в прежней жизни они получали именно от общения друг с другом. Дошло до того, что они поселились на разных этажах своего дома. Эрл пользовался задней дверью и поднимался к себе наверх, где установил плитку для готовки и маленький холодильник. Эйлин досталась основная дверь, и она обитала на первом этаже. Устроила там спальню. Так они и жили в одном доме, но могли не только не общаться друг с другом, но даже и не видеться неделями.
  
  Я промолчал.
  
  – И вот о чем я подумала. У нас с тобой пойдут дела на лад? Или мне позвонить и вызвать Джилла? – Джилл Стротерс был местным плотником и мастером на все руки, которому мы несколько раз поручали мелкие работы по дому, хотя для других он выполнял и более крупные заказы. Пристраивал к домам флигели, переоборудовал кухни. Платили ему напрямую без всяких формальностей, зато и трудился он на совесть. – Ты бы хотел, чтобы я позвонила ему и попросила построить лестницу от нашей задней двери? Тебе это нужно? Я вовсе не утверждаю, что сама нуждаюсь в такой системе. Но мне важно понять, чего желал бы ты.
  
  – Донна, – начал я, устало вздыхая и глядя вниз, по-прежнему просматривая квадратики со снимками лиц. – Я не хотел бы ничего…
  
  И вдруг я увидел ее. Прямо перед собой на дисплее. Голова чуть склонена набок, светлые волосы каскадом падают на лоб, а по сторонам заправлены за уши. Это была она. Уверен – именно она!
  
  – Ах ты ж, сучка! – воскликнул я.
  
  Я щелкнул курсором по имени рядом с фотографией. АННА РОДОМСКИ.
  
  Поднял голову, чтобы сообщить Донне о своей потрясающей находке, но она уже ушла.
  Глава 8
  
  Выйдя из «Фейсбука», я вывел на экран городской телефонный справочник и быстро нашел адрес некоего К. Родомски: Арлингтон-стрит, дом 34. Западный район Гриффона.
  
  Схватив ключи от машины, я бросился к выходу, крикнув на бегу:
  
  – Вернусь очень скоро!
  
  При этом я, конечно, понятия не имел, где находилась Донна и могла ли меня слышать.
  
  Дом семьи Родомски представлял собой просторное бунгало, стоявшее на некотором отдалении от проезжей части и окруженное обширной ухоженной лужайкой. В центре ее располагался действующий фонтан, выглядевший как чрезмерно большая ванночка для птиц и смотревшийся на этой улице так же уместно, как эмблема «роллса» на капоте «киа». Родомски, видимо, владели лучшим домом на неплохой улице, а это, как объяснил мне знакомый риелтор, гораздо хуже, чем иметь неплохой дом на лучшей из улиц. Каждая соседняя постройка на Арлингтон-авеню лишь уменьшала общую ценность владений Родомски.
  
  На двойной подъездной дорожке были припаркованы белый джип «форд эксплорер» и темно-синий «лексус». Я поставил машину позади «форда», прошел по выложенной камнями тропинке к парадной двери и нажал на кнопку звонка.
  
  Из дома послышались приглушенные крики. Мужской голос просил открыть, а женский отвечал, что ему самому гораздо ближе и удобнее сделать это. Мне оставалось лишь ждать, когда кто-нибудь из них доберется до двери.
  
  В итоге мне открыл седовласый мужчина лет около пятидесяти, вероятно, только что вернувшийся с работы. Воротник его накрахмаленной белой сорочки был расстегнут, ослабленный узел галстука съехал набок, отвороты костюмных брюк ниспадали на черные носки вместо ботинок. Через дырку в носке виднелся большой палец правой ноги. В руке хозяин дома держал очень большой бокал, до половины заполненный красным вином.
  
  – Слушаю вас, – сказал он.
  
  – Мистер Родомски? – уточнил я.
  
  – Что бы то ни было, мы в этом не нуждаемся.
  
  – Я ничего не продаю. Цель моего приезда…
  
  – Кто там, Крис? – донесся женский крик из глубины дома.
  
  Он повернул голову и криком ответил:
  
  – Не знаю! – Потом снова обратился ко мне: – Так что вы все-таки продаете?
  
  – Я сказал, что ничем не торгую. Мое имя Кэл Уивер, я частный детектив. – С этими словами я протянул ему руку.
  
  Крис Родомски пожал ее, а я почувствовал, насколько потная у меня ладонь, и пожалел, что сам полез с рукопожатием.
  
  – В самом деле? – с любопытством спросил он.
  
  Я достал бумажник и на мгновение показал свое удостоверение. Можно было дать ему рассмотреть мою лицензию и более детально, но, поскольку его глаза казались стеклянными, я не видел в этом никакого смысла.
  
  Женщина – по всей видимости, его жена – появилась у подножия лестницы и двинулась в сторону двери. Шапка каштановых волос, излишек не слишком опрятно наложенной губной помады – возможно, в детстве у нее были проблемы с раскрашиванием картинок. Да и слой румян на щеках выглядел слишком густым, почти комично клоунским. Она тоже держала в руке бокал, но ей уже требовалось наполнить его заново.
  
  – Кто это? – спросила она мужа.
  
  Язык у нее чуть заметно заплетался. Хозяйка еще не достигла стадии сильного опьянения, но, кажется, именно к этому состоянию и стремилась.
  
  – Это сыщик, Глинис.
  
  – Из полиции? – Кожа на ее лице за пределами румян тут же побледнела. Глинис поставила бокал на первую попавшуюся ровную поверхность – небольшой столик у стены.
  
  Пришлось повторно представиться, добавив:
  
  – Я не полицейский. Частный детектив.
  
  – Что-то случилось? – Глинис приложила руку к груди, словно проверяя, насколько у нее участилось сердцебиение.
  
  – Уверен, все в полном порядке. – Ее муж посмотрел на меня с извиняющимся выражением. – Глинис неизменно ждет только дурных новостей.
  
  – Потому что так всегда и получается, – парировала она.
  
  – Можно войти? – поинтересовался я, кивая в сторону гостиной.
  
  – Только скажите сначала: это касается Анны? – спросила Глинис Родомски. – Мне необходимо это знать.
  
  – Да, – признал я. – По крайней мере отчасти. Она дома?
  
  – Нет, – поспешно вставил муж, – она сейчас не здесь.
  
  Это немедленно вызвало у меня подозрение: дома-то Анна и была в данный момент.
  
  Мы присели в гостиной. Сквозь дверной проем я мог рассмотреть часть кухни. В раковине высилась гора грязной посуды, на стуле лежала уже покосившаяся толстая кипа старых газет, на столе я видел непочатую бутылку вина, а рядом открытую коробку овсяных хлопьев. Если только они не собирались ужинать хлопьями, коробка простояла там с самого утра.
  
  По контрасту с этим хаосом гостиная выглядела как иллюстрация из книги по правильному уходу за домом. Два составлявших пару дивана, два составлявших пару кресла с продуманно уложенными подушечками.
  
  Крис Родомски отшвырнул одну из них в сторону, прежде чем занять место в кресле, и она бесшумно упала на ковровое покрытие пола. Глинис раздраженно покосилась на мужа, но лишь на мгновение, поскольку, как я догадывался, мое присутствие тревожило ее намного больше, чем небрежное отношение Криса к ее попыткам наведения уюта. Сама она расположилась на диване, а я опустился в оставшееся свободным кресло.
  
  – Вы знаете, где Анна сейчас? – спросил я.
  
  Они обменялись взглядами.
  
  – Сию секунду – нет, – ответил Крис. – Есть несколько мест, где она может находиться. – Он старался говорить об этом как можно более легковесным тоном. – Возможно, у своих друзей. – Уже серьезнее он добавил: – Но прежде чем отвечать на ваши вопросы, хотелось бы выяснить их причину.
  
  – Это наверняка связано с тем маленьким бизнесом, который она затеяла со своим дружком, верно? – выпалила Глинис. – Я же предупреждала, что все закончится для нее неприятностями!
  
  Крис Родомски выстрелил в нее взглядом.
  
  – Мы пока не знаем, связан ли визит мистера Уивера именно с этим.
  
  – С бизнесом? – переспросил я.
  
  Но он лишь отмахнулся от моего вопроса:
  
  – Скажите же нам, зачем вы здесь.
  
  Я сделал глубокий вдох.
  
  – У Анны есть подруга, которую зовут Клэр Сэндерс. Я прав?
  
  – Да, – ответила Глинис.
  
  – Клэр никто не видел со вчерашнего вечера, и я пытаюсь разыскать ее. Вот и подумал, что Анна может мне помочь.
  
  – Что значит «никто не видел»? – уточнила Глинис. – Она пропала?
  
  Мною овладели сомнения. Не знать, где находится человек, и включать его в категорию пропавших – это разные вещи. Я решил ограничиться фразой:
  
  – Ее необходимо разыскать.
  
  – Я понятия не имею, где она, – сказала Глинис. – Я про Клэр, конечно же. Она иногда к нам заходит, но только в то время, когда Анна дома, а застать ее здесь бывает не просто.
  
  – Но ведь она тут живет, – заметил я, скорее констатируя факт, чем спрашивая.
  
  – Чисто формально – да, – кивнула мать Анны, – но она порой днюет и ночует с этим своим ухажером.
  
  – Вот именно, ночует, – ухмыльнулся Крис.
  
  – Как его зовут? – спросил я, доставая небольшой блокнот.
  
  – Шон, – ответила Глинис.
  
  – Шон. А фамилия?
  
  – Скиллинг, – произнес Крис Родомски, поднося к губам бокал и делая большой глоток.
  
  – Точно, – неожиданно обрадовалась Глинис. – Шон Скиллинг. А мне каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить его фамилию, в голову лезет скиллет[87].
  
  – У Анны есть мобильный телефон? – спросил я.
  
  Глинис закатила глаза. Ее напряжение заметно ослабло, когда она поняла, что речь пойдет скорее о Клэр, чем о ее дочери.
  
  – Вы шутите? Да его словно хирургическим путем ввели внутрь ее руки… – Она задумалась. – Или головы. Так сразу и не скажешь, куда именно.
  
  – Не могли бы вы позвонить ей и попросить приехать домой?
  
  – А что я ей скажу?
  
  – Не знаю. Что-то произошло. Важное семейное дело. Ей нужно срочно быть дома. В таком роде.
  
  На лице Глинис отразилось сомнение.
  
  – Я, конечно, могу попытаться. – Она сняла трубку обычного телефона, стоявшего на столике рядом с диваном. Долго держала трубку у уха и ждала. Чуть заметно кивала в такт каждому гудку, потом заговорила:
  
  – Привет, милая! Это твоя мамочка. Не могла бы ты приехать домой? Нам с папой необходимо с тобой кое-что обсудить. Только это… – Она бросила взгляд на меня. – Не телефонный разговор. – Она сделала паузу и закончила с напускной веселостью: – Надеюсь, ты хорошо проводишь время.
  
  Глинис положила трубку.
  
  – Она либо перезвонит, либо нет. Наверняка увидела на дисплее, что это я, и не стала отвечать сразу. Когда у нее определяются наши имена, она обычно игнорирует звонки. Я могу отправить ей эсэмэску, но эффект будет тот же.
  
  Родомски покачал головой:
  
  – На самом деле это очень неудобно, если действительно необходимо с ней связаться. У вас есть дети?
  
  – Сын, – ответил я после некоторого колебания.
  
  Родомски посмотрел на меня не без зависти.
  
  – Тогда, уж поверьте, вы в гораздо лучшем положении. Девочки больше подвержены различным неприятностям.
  
  – Давно ли дружат Анна и Клэр? – спросил я.
  
  – По-моему, примерно с седьмого класса, – отозвалась Глинис. – Они теперь просто неразлучны. Ночуют дома друг у друга, обмениваются одеждой, вместе ездят на школьные экскурсии.
  
  – А что вам известно о Клэр? – поинтересовался я.
  
  Глинис пожала плечами:
  
  – Она хорошая девочка.
  
  – Но она к тому же дочь мэра, знаете ли, – добавил ее муж. – Этого тупоголового чинуши.
  
  – Вижу, вы не из числа его сторонников.
  
  Крис снова покачал головой:
  
  – Вы же смотрите новости, как все мы, так? Видите, что творится всего в часе езды к югу отсюда? Хотели бы, чтобы в Гриффоне стало происходить нечто подобное? Я думаю, наши копы делают все правильно, и я их действия одобряю. Но вот Берта Сэндерса больше волнуют гражданские права каких-то подонков, чем наше с вами право спокойно спать по ночам. Я подписал петицию. И даже не один раз. Подписываю ее в каждом магазине, куда захожу. А вы?
  
  – У меня почему-то никогда не оказывается при себе ручки.
  
  – Вы либо поддерживаете шефа полиции Перри, либо нет, вот как я это воспринимаю.
  
  – У нас с шефом сложились несколько сложные взаимоотношения, – сказал я. Мне вовсе не хотелось продолжать разговор о политике. Я повернулся к его жене и осведомился: – Когда вы в последний раз видели Анну?
  
  Она посмотрела на супруга, потом снова на меня.
  
  – Вчера вечером я не слышала, как она вернулась домой, а утром, должно быть, рано уехала в школу…
  
  – Анна не ночевала сегодня дома, – перебил ее Крис. – Ради бога, Глинис, перестань строить из себя наивную дурочку.
  
  – Если она не возвращалась домой, то где же была?
  
  – У этого парня. У Шона. Она проводит у него дома почти все ночи.
  
  – А он живет с родителями?
  
  Родомски кивнул:
  
  – Такое впечатление, что им это кажется нормальным. То, что девушка живет в грехе с их сыном. Фактически поселилась в его спальне. Я в шоке.
  
  – Живет в грехе, – передразнила его Глинис. – Ты словно явился из прошлого столетия!
  
  – Мне нужен номер сотового Анны, – обратился я к ним обоим. – И адрес Шона Скиллинга.
  
  – Я могу дать вам ее номер, но точно не знаю, где живут Скиллинги, – сказала Глинис. – Хотя почти уверена, что вы найдете их в справочнике.
  
  Она продиктовала номер, который я занес в свой блокнот.
  
  – Они вместе учатся в школе?
  
  Глинис кивнула:
  
  – А у Шона есть своя машина.
  
  – Что за машина?
  
  Она беспомощно посмотрела на мужа.
  
  – У него пикап, – сообщил он. – Скорее всего, «форд». Знаете салон «Форды» Скиллинга» на окраине?
  
  Я знал.
  
  – Это их фирма.
  
  – А чем занимаетесь вы, мистер Родомски?
  
  – Я – финансовый советник, – ответил он.
  
  – Здесь, в Гриффоне?
  
  – Нет, наш офис расположен на Милитари-роуд. – Он произнес «миллтри», как делали все в наших краях.
  
  – Я, между прочим, тоже работаю, – возмущенно заявила Глинис. – Ухаживаю за ним и за нашей дочкой. Уж поверьте, это нелегкий труд.
  
  – Одна из любимых вечных шуток Глинис, – устало прокомментировал Крис Родомски. – Она считает, что если что-то прозвучало смешно один раз, то будет звучать смешно всегда.
  
  Я вручил им по своей визитной карточке.
  
  – Если Анна приедет домой раньше, чем я ее найду, позвоните мне, пожалуйста. Хотя, может, к тому времени я уже смогу разыскать и Клэр.
  
  Они взяли визитки, даже не удостоив их взглядами.
  
  – Последний вопрос. Что это за бизнес, о котором вы упомянули?
  
  – А? Что? – Глинис изобразила непонимание.
  
  – В начале разговора вы спросили, не связан ли мой приход с бизнесом, который они затеяли. Еще упомянули, как предупреждали Анну, что у нее могут возникнуть из-за него неприятности.
  
  – Это не имеет никакого отношения к Клэр Сэндерс, – встрял Крис Родомски. – Кажется, мы достаточно постарались вам помочь.
  
  Они проводили меня до двери.
  
  Направляясь к своей машине, я чуть отклонился от прямой дороги, чтобы взглянуть на их задний двор. Даже в наступившей темноте я рассмотрел несколько баков для мусора и старые ржавые качели. Должно быть, минули годы с тех пор, как Анна в последний раз на них качалась. Мне вспомнился дорогой костюм Криса Родомски, но дырка в носке. Прекрасная гостиная, но беспорядок на кухне. Ухоженная лужайка перед домом, но джунгли позади него.
  
  И, как показалось, я понял характер хозяев. Они любили производить приятное первое впечатление, а потом, при более близком знакомстве, им становилось совершенно наплевать, что ты о них думал.
  Глава 9
  
  Когда она заезжает с работы проверить, все ли с ним в порядке, и завезти обед из ресторана – куриные крылышки «буффало» с жареной картошкой, – мужчина сидит в кресле, держа на коленях раскрытый автомобильный журнал.
  
  – Не понимаю я смысла этих так называемых систем навигации, – говорит он. – Теперь они стоят чуть не в каждой машине. У меня никогда не было ничего подобного.
  
  – Я слышала, и работают они не особенно хорошо, – отзывается она. – Ходят рассказы про одну идиотку, которая упрямо следовала указаниям навигатора и въехала прямиком в озеро.
  
  Мужчина тихо смеется.
  
  – О, пахнет моими любимыми крылышками. – Он берет пенопластовую коробку и открывает ее. – Выглядит аппетитно.
  
  – Еще я принесла тебе много бумажных и влажных салфеток, – говорит женщина. – Постарайся не раскидать кости по всей комнате.
  
  Словно это поможет. Он вечно роняет еду на пол и по углам. Примерно раз в неделю она пытается навести здесь чистоту, но разве мало у нее других забот? В комнате пованивает, однако она уже давно перестала обращать внимание на неприятный запах.
  
  – Ты обдумала то, о чем я сказал этим утром? – спрашивает он, кусая крылышко и разрывая куриное мясо своими посеревшими зубами.
  
  – О чем ты мне сказал этим утром? – переспрашивает женщина. Конечно, она все помнит – ей всегда заранее известно, как пойдет их разговор, – но, притворяясь забывчивой, выигрывает немного времени.
  
  – О том, чтобы пойти на работу. Или хотя бы просто выйти из дома.
  
  – Хватит об этом. Ты меня уже утомил.
  
  Она собирает с его постели разбросанные журналы – автомобильные, «Пипл» и несколько номеров «Нэшнл джиогрэфик» – и складывает ровной стопкой на столике у кровати.
  
  – Не думай, что если будешь спрашивать меня об одном и том же каждый день, то однажды ответ станет другим. Ты… О господи, у тебя вся простыня в хлебных крошках!
  
  Мужчина говорит:
  
  – Если тебя беспокоят трудности с тем, чтобы вывести меня из дома, то, думаю, по лестнице я смогу спуститься сам. Просто уйдет больше времени, и только-то.
  
  – Проблема не в трудностях, – отвечает женщина. – И тебе это прекрасно известно.
  
  Нечто, волновавшее ее еще утром, снова начинает ее тревожить. Где его тетрадка? Та, куда он делает записи трижды в день. Или даже чаще? Теперь она вспоминает, что не видела ее уже несколько дней.
  
  – Где твоя идиотская маленькая записная книжка? – спрашивает она.
  
  – Ты же знаешь, я делаю записи в ней только после того, как ты уходишь.
  
  – С каких пор?
  
  – Не помню. Просто записываю.
  
  – Где она сейчас?
  
  – Думаю, упала под кровать. А может, застряла между матрацем и стеной.
  
  – Подвинься, и я ее найду.
  
  – Ничего, – отвечает он. – Сам справлюсь.
  
  – Лучше найди ее скорее, пока не забыл, что хочешь записать, – говорит женщина, решив оставить эту тему. По крайней мере сейчас. Ей пора идти.
  
  Когда же она поворачивается к двери, мужчина останавливает ее:
  
  – Подожди.
  
  Она замирает и спрашивает:
  
  – Что такое?
  
  – Мальчик, – произносит он. – Что происходит с мальчиком?
  
  Мгновение она в замешательстве гадает, кого он имеет в виду: своего пасынка или того, кто причинил им в последнее время столько неприятностей? И выбирает ответ, общий для обоих возможных вариантов вопроса:
  
  – Все под контролем. Мы делаем то, что в наших силах, чтобы разобраться с этим.
  
  – Может, – говорит мужчина с легким оттенком надежды, – все случившееся даже к лучшему. То есть возможны перемены в положении дел. – Он улыбается, снова показывая свои серые зубы. – Мне бы перемены не повредили.
  
  – Нет, – резко возражает она. – Никаких перемен это не сулит.
  Глава 10
  
  Я думаю о Скотте постоянно. Чем бы я ни занимался, нечто похожее на низкочастотный гул неизменно звучит где-то в уголке моего сознания.
  
  Я вспоминаю, каким он был, что мы с ним делали вместе. Моменты. Мысленные фотоснимки. Некоторые воспоминания оказывались приятными, другие – не очень. А какие-то становились своеобразными вехами, отмечавшими наш путь.
  
  Когда Скотту было восемь лет, из школы позвонили и сообщили, что он подрался с другим мальчиком. Донна не смогла отпроситься с работы, а у меня как раз выдался перерыв между заданиями, и туда отправился я. Сын сидел на скамье в приемной директора, устремив взгляд вниз, причем его ноги в кроссовках едва достигали пола, и он ими болтал.
  
  – Привет! – сказал я, и он поднял глаза. Они покраснели, но Скотт уже больше не плакал. Я сел рядом, наши бедра соприкоснулись, и он склонился ко мне. Положив голову на мою грудь, сын произнес:
  
  – Я думал, что поступаю правильно.
  
  – Начни-ка с самого начала.
  
  – Микки Фарнсуорт бросил камень в проезжавшую машину, а я рассказал об этом учительнице. Она была занята, а потом и вовсе обо всем забыла. На перемене Микки обозвал меня ябедой и начал бить, так у нас завязалась драка, и теперь у обоих проблемы.
  
  – Где сейчас Микки? – поинтересовался я.
  
  – За ним заехала мама и забрала его с собой. Она тоже обозвала меня ябедой.
  
  Вот это уже по-настоящему меня возмутило, но пришлось унять свои чувства. Вся штука в том, что у Скотта к тому времени уже сложилась определенная репутация. И приклеилось клеймо стукача. А ему просто не нравилось видеть, как другим сходят с рук дурные поступки. Вот только восстановление справедливости зачастую оборачивалось против него самого.
  
  Добро пожаловать в наш мир, мой мальчик.
  
  – Ведь нельзя кидать камни в машины, верно? – спросил он.
  
  – Верно.
  
  – Вы с мамой всегда учили меня, что я не должен оставаться в стороне, когда кто-то нарушает закон. А разве бросаться камнями – это не нарушение закона?
  
  – Конечно, нарушение.
  
  – Так почему же меня отстранили от занятий?
  
  Я обнял его и потрепал по плечу. Мне не приходило в голову ничего, что я мог бы сказать без лицемерия. Но я попытался:
  
  – Иногда бывает, что правильные поступки причиняют людям вред. – Я сделал паузу. – Вот почему в некоторых случаях поступать правильно не всегда оправданно для тебя самого. Очень сложно во всем быть правым. По крайней мере, это не самый легкий путь в жизни.
  
  – А разве ты сам не всегда поступаешь правильно? – спросил Скотт, посмотрев мне в глаза.
  
  – Я постараюсь всегда поступать правильно, когда дело будет касаться тебя, – ответил я.
  
  Он снова положил голову мне на грудь.
  
  – Директор хочет поговорить с тобой.
  
  – Хорошо.
  
  – И тебе придется отвезти меня домой.
  
  – Хорошо.
  
  – Я буду наказан?
  
  – Тебя уже наказали, – сказал я. – Хотя несправедливо и по неверным причинам.
  
  – Мне это непонятно, папа.
  
  – Мне тоже, сынок. Мне тоже.
  
  Отправившись на поиски дома Скиллингов, я размышлял, что делаю и почему. Мне необходимо узнать, все ли в порядке с Клэр Сэндерс, и выяснить, раз уж меня втянули в это странное дело, не подверг ли я ее опасности своими поступками. А если подверг, нужно попытаться понять, как действовать дальше. Мне не нравилось, когда дети попадали в беду.
  
  Да, но порой ты готов запугивать их до полусмерти, когда тебе нужно.
  
  Я был уверен, что найду ее. Сложно даже припомнить, сколько раз меня нанимали для розыска пропавших детей – уже точно не меньше двадцати, – и я только однажды потерпел неудачу. Да и то лишь потому, что тот двенадцатилетний оболтус сам вернулся домой до того, как я нашел его.
  
  Хорошо, предположим, я обнаружу Клэр дома у какого-нибудь парня, в калифорнийской общаге или на пляже во Флориде. Каков мой план на такой случай? Стоит ли тащить ее силком обратно в Гриффон?
  
  Едва ли.
  
  Моя обязанность – объяснить ей, как волнуются за нее дома, настоятельно рекомендовать немедленно позвонить родным. Строго отчитать за то, что сделала меня соучастником своего побега.
  
  И хватит.
  
  Шон Скиллинг выведет меня на Анну, а Анна – на Клэр. Так или иначе.
  
  Резиденцию Скиллингов я отыскал в полумиле дальше по дороге в районе Дэнси. Уже к моему приезду в дом Родомски сгустились сумерки, а когда я оказался в районе, где жили Скиллинги, окончательно стемнело. Я медленно двигался вдоль улицы, всматриваясь в номера домов и удивляясь, как многие местные обитатели делали их трудноразличимыми. Если им не хотелось облегчить поиски для пожарных, они могли подумать хотя бы о проблемах, создаваемых развозчикам пиццы.
  
  Номер дома был четным, и значит, располагался он по левую сторону от проезжей части. По моим предположениям, мне осталось миновать лишь пару кварталов, когда я заметил фары машины, выезжавшей из двора впереди. На подъездную дорожку ее прежде загнали задним ходом, и потому свет фар ударил сейчас прямо мне в лицо. Проморгавшись и разминувшись с машиной, я бросил на нее взгляд. Затем увидел номер дома, выложенный медными цифрами на большом декоративном камне, водруженном на тротуар. Это было нужное мне место.
  
  А машина оказалась пикапом. Черным «фордом рейнджер». В темноте я успел разглядеть за рулем молодого человека в кепке-бейсболке.
  
  Я остановился у бордюра на противоположной стороне улицы, а грузовичок взревел двигателем и рванул вперед так быстро, что у него даже немного занесло хвостовую часть. Умчался он как раз туда, откуда приехал я. Мне пришлось оперативно выполнить в три приема разворот и тоже дать газу. Пикап успел скрыться за поворотом, а потому вряд ли парень за рулем заметил, как я выполнил маневр и последовал за ним.
  
  Левый вираж, правый, и вот мы уже выскочили на Денберри. Кажется, я догадался о намерениях водителя пикапа.
  
  Через четыре минуты моя мысль подтвердилась. «Рейнджер» пересек еще одну улицу и свернул на стоянку позади «Пэтчетса». Я остановился у тротуара, чтобы хорошо разглядеть юношу, когда он выбрался из машины и быстрым шагом направился ко входу в бар. Нет, он не бежал, но в его походке ощущалась торопливая стремительность, а все движения выдавали в нем спортсмена. Шести футов ростом, весом около ста восьмидесяти фунтов, с грязноватыми светлыми волосами, торчавшими из-под бейсболки с двумя широкими горизонтальными полосами над козырьком. Эмблема «Биллз». В «Пэтчетсе» он будет далеко не единственным в таком головном уборе.
  
  Как только парень исчез внутри, я тоже заехал на стоянку, припарковал «хонду» позади пары «харли-дэвидсонов» с высокими рулями, пересек улицу и вошел в бар. «Пэтчетс» ничем не отличался от тысяч других подобных заведений. Тусклое освещение, громкая музыка, перила, кресла и столы из тяжелой древесины дуба, запахи пива и пота, витавшие в воздухе. В баре собралось человек сто. Некоторым приходилось стоять, но большинство расположились за столами, занимаясь ребрышками, крылышками, картошкой в мундире и, конечно, графинами с пивом. Примерно дюжина клиентов пристроилась около бильярда.
  
  Я, разумеется, не стал самым пожилым посетителем, но клиентура в основном состояла из парней и девушек чуть старше двадцати лет. А зная «Пэтчетс», я заподозрил, что в толпу затесалось и несколько подростков. Выделить их было нетрудно, но не из-за явной юности лиц. Просто именно они очень старались пить с крутым видом зрелых людей. Только они держали бутылки с пивом за горлышко, зажав его между указательным и средним пальцем, словно такая манера давно вошла у них в привычку.
  
  Я бегло осмотрел зал в поисках Скиллинга и заметил его за разговором с каким-то мужчиной у стойки бара. Но поскольку в динамиках грохотала популярная в 1969 году песня «Гордая Мэри» – вряд ли кто-то в баре тогда уже появился на свет, кроме меня, хотя и я лежал еще в колыбели, – разобрать, о чем они беседовали, было невозможно. Читать по губам я не обучен, а потому тоже протиснулся к стойке у них за спинами, привлек внимание бармена и заказал бутылку пива «Корона», все это время пытаясь расслышать слова парня.
  
  Теперь, когда я стоял вблизи, это оказалось несложно, поскольку всем при разговоре приходилось орать, чтобы перекричать звуки музыки. Собеседник Шона выкрикнул:
  
  – Я не видел ее, чувак. А сам ты когда с ней разговаривал в последний раз?
  
  – Встречался вчера вечером! – громко сообщил Шон.
  
  – Она не отвечает по мобильнику?
  
  Шон покачал головой и попросил:
  
  – Послушай, если увидишь ее, передай, чтобы связалась со мной, ладно?
  
  – Да не проблема!
  
  Шон Скиллинг отошел от стойки и пересек зал, чтобы поговорить с одним из троих парней, стоявших у бильярдного стола, на котором увлеченно гоняли шары двое очень толстых бородатых мужчин в черных кожаных куртках, явно не из числа местных жителей. Я постоял на месте еще полминуты, а потом прихватил свое пиво и тоже переместился туда.
  
  Примерно в двух футах от них высилась колонна. Встав спиной к Шону, я оперся на нее, но шум не позволял расслышать его слова, хотя говорил он по-прежнему очень громко. Пришлось подойти еще ближе к группе и притвориться, что я с интересом слежу за игрой двух иногородних байкеров. Мне они показались кем-то вроде самозванцев, не принадлежавших к банде «Черных ангелов», но отчаянно стремившихся косить под них.
  
  – Прости, приятель! – расслышал я голос присоединившейся к группе девушки. – Но я видела ее здесь в последний раз только вчера. Или это было даже позавчера?
  
  Знала ли Анна, как старательно ее дружок разыскивал Клэр? Был ли Шон Скиллинг тем типом в пикапе, от которого Клэр хотела сбежать? И не потому ли Анна так охотно помогла ей разыграть спектакль с подменой, чтобы ее ухажер оставил подругу в покое?
  
  – Ладно, если встретишь ее, передай, чтобы позвонила мне, – попросил Шон.
  
  Девушка кивнула в ответ. Многие в баре явно были под кайфом. Парень в черной футболке с изображением Бэтмена спросил:
  
  – Эй, могу я сделать у тебя заказ на субботу вечером?
  
  – Сейчас не до этого, чувак.
  
  Шон заметил другого знакомого в дальнем углу зала. Я не видел смысла подслушивать еще один разговор, который будет повторением двух предыдущих. К тому же там не нашлось бы местечка, чтобы сделать это незаметно.
  
  Я лишь издали понаблюдал, как Шон задал те же вопросы молодому человеку, сидевшему за столом и стиравшему влажной салфеткой с пальцев соус от жареных куриных крылышек. Парень покачал головой, Шон кивнул. Затем повернулся, разглядывая толпу в баре в поисках приятелей. Заметил официантку, державшую на плече поднос с двумя графинами пива, и заставил ее остановиться на полпути к клиентам. Она мотнула головой и поспешила дальше.
  
  Шон Скиллинг остался стоять на месте, словно не зная, что еще предпринять. Затем сунул руку в карман и достал сотовый телефон, вероятно, проверяя, не пришли ли эсэмэски, звука которых он мог не расслышать, и убрал мобильник обратно.
  
  И направился к двери.
  
  Я поставил свою пивную бутылку на ближайший стол и последовал за ним.
  
  Он уже собирался свернуть за угол, когда я окликнул его:
  
  – Шон!
  
  Шон повернулся и покосился на меня:
  
  – В чем дело?
  
  – Вы Шон Скиллинг?
  
  – А вы, черт побери, кто та… Мы с вами знакомы?
  
  – Я – Кэл Уивер.
  
  Он чуть наклонил голову, услышав мою фамилию.
  
  – Уивер?
  
  – Именно так.
  
  – Отец Скотта?
  
  – Да, – ответил я.
  
  – Вы ведь частный сыщик, верно? – Вопрос был задан с предсказуемой интонацией.
  
  – Да, – подтвердил я.
  
  Шон энергично покачал головой и поднял руки ладонями наружу.
  
  – Я ни о ком и ни о чем не знаю.
  
  – Ты даже не знаешь, о чем я собирался спросить тебя.
  
  – О Скотте, верно? Но мне нечего вам сказать.
  
  – Я здесь по другому поводу. Пытаюсь разыскать Клэр Сэндерс.
  
  Он открыл рот, но заговорил не сразу:
  
  – А вам-то за каким хреном понадобилось вмешиваться в это дело?
  
  Я слышал, как за нашими спинами открылась и захлопнулась дверь бара. Вышедшая из него парочка со смехом пересекла улицу.
  
  – Послушай меня, Шон. Мне нужно поговорить с Анной. Думаю, она знает, где находится Клэр. Ее уже вовсю разыскивает полиция.
  
  Он отмахнулся от меня:
  
  – Да пошел ты… Сам знаешь куда!
  
  Я сделал шаг в его сторону.
  
  – В мои планы не входит создавать для тебя проблемы. Я лишь хочу убедиться, что с Клэр все в порядке. Где мне найти Анну? Она вместе с Клэр?
  
  До меня вновь донесся звук открывшейся двери, и на несколько секунд уличную тишину нарушил шум голосов и музыки.
  
  – Давай же! – попросил я. – Отправимся в спокойное место, выпьем кофе, и ты мне все расскажешь.
  
  Шон Скиллинг расхохотался:
  
  – Сейчас. С разбегу. Так я и пошел с тобой в тихое место, псих трахнутый!
  
  Мне показалось, что на долю секунды его взгляд устремился куда-то за мою спину. Я и сам посмотрел через плечо как раз в тот момент, когда кто-то крикнул:
  
  – Уноси живо ноги, парень!
  
  Скорости моей реакции не хватило, чтобы избежать удара кулаком, хотя я вовремя поднял руку, чтобы слегка его смягчить. Однако мне угодили в висок с такой силой, что я повалился наземь, даже не успев разглядеть нападавшего.
  
  Рухнул я почти плашмя, и отнюдь не небесные звезды закружились перед глазами. Я услышал, как две пары ног разбежались в разных направлениях.
  
  – Вот черт, – пробормотал я, прикладывая ладонь к виску.
  
  Грохнулся я на спину. Потом перекатился, с трудом привстал на колени и, подождав, пока мир не перестанет так быстро вращаться вокруг, поднялся на ноги. Со стороны стоянки донесся рев двигателя пикапа, а потом визг шин, когда с гравия машина выехала на асфальт.
  
  – Вы в порядке?
  
  Рядом со мной стояла крупная дама лет шестидесяти с лишним. Ее седые волосы прямо ниспадали на плечи, и было ясно, что своей прически она не меняла ни разу за последние четыре десятилетия. Она усмехнулась, разглядывая меня.
  
  – Похоже, вам крепко досталось. Почему бы не зайти внутрь? Посмотрим, не нужна ли медицинская помощь. Меня зовут Филлис. Я хозяйка этой дыры. А кто вы такой, мне тоже прекрасно известно.
  Глава 11
  
  Филлис снова провела меня в «Пэтчетс», пустила сначала за стойку с кассой, а потом и в свой кабинет. Я хотел было воспротивиться, заявить, что чувствую себя прекрасно. Но, во-первых, мою руку держали словно в тисках, а во-вторых, беседа с Филлис могла оказаться полезной. Когда мы проходили мимо бармена, подавшего мне прежде бутылку «Короны», она сказала:
  
  – Принеси немного льда и полотенце, Билл, для этого Сэма Спейда[88].
  
  – Садитесь, – распорядилась она, отпуская мою руку и указывая на кожаное кресло перед своим рабочим столом.
  
  Я сел. Появился Билл с полотенцем в красно-белую клеточку, в которое завернул с полдюжины кубиков льда.
  
  – Приложите это к голове, – велела Филлис.
  
  Я взял полотенце и прижал к виску, который, признаться, болел и сильно пульсировал. Когда Билл нас оставил и закрыл дверь, Филлис устроилась на краю стола и поднесла к моему лицу сжатый кулак.
  
  – Сколько пальцев я вам сейчас показываю?
  
  – Простите, но это даже смешно, – отозвался я.
  
  Тогда она вытянула вверх средний.
  
  – А теперь?
  
  – Один.
  
  Она рассмеялась:
  
  – Хорошо, значит, ничего серьезного. Но только продолжайте держать ледовый компресс. Ранения в голову даром не проходят. Помните, как Мэнникс[89] отрубился почти на неделю? Дело могло закончиться кровоизлиянием в мозг.
  
  – Судя по ссылкам на Мэнникса и Сэма Спейда, вам известно, чем я зарабатываю на жизнь, – заметил я.
  
  Она кивнула:
  
  – Я вас сразу узнала, как только увидела. Вы – Кэл Уивер.
  
  – А вы Филлис…
  
  – Филлис Пирс.
  
  – Может, мы раньше встречались, но я, к сожалению, не могу вспомнить.
  
  – Не встречались! – Она покачала головой. – Но я вас часто вижу в городе. Для меня важно знать в Гриффоне каждого. Я прожила здесь всю жизнь и, если появляется новичок, всегда интересуюсь, кто он и откуда. Вы переехали сюда лет восемь или даже десять назад?
  
  – Шесть, – ответил я.
  
  – Соболезную по поводу вашего сынишки, – произнесла она.
  
  Я медленно поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза, и ответил:
  
  – Спасибо.
  
  – Мог быть любой.
  
  – Простите, не понял?
  
  – Любой мог продать ему наркотики. – Видимо, на моем лице отразилось удивление, что она в курсе дела, и Филлис с улыбкой добавила: – Я слышала, вы расспрашивали об этом всех подряд. Вы и ко мне пришли сегодня с той же целью?
  
  – Нет, – отозвался я.
  
  – Потому что… – Она словно не слышала моего ответа. – Я этого не потерплю. Можете по всему городу допрашивать юнцов, как ваш сын добыл наркотики, и я не стану вас осуждать. Но только не в моем заведении. Затевать драку у меня на пороге недопустимо! Поступайте как знаете, но не создавайте проблем на моей территории.
  
  – Во-первых, драку начал не я. – Я почувствовал себя малолеткой, объясняющим мамаше, что ни в чем не виноват. – А во-вторых, я здесь совсем по другой причине. – Я на время снял с виска компресс. – Мне необходимо разыскать Клэр Сэндерс.
  
  – Дочурку мэра?
  
  – Да.
  
  – Так вот кто вам вмазал! Охранник этой милой девочки?
  
  – Нет. Даже не знаю, кто это был. Он застал меня врасплох. Я просто хотел поговорить с парнем по имени Шон Скиллинг. Вы, кажется, действительно знаете весь город. Наверное, и он вам знаком.
  
  – Сын торговца «фордами».
  
  – Он самый. – Я сделал паузу. Лед был таким холодным, что тоже начал причинять боль, однако я снова приложил его к голове. – Мне надо бы взять вас к себе партнером. Вам известно все, что здесь происходит. Вы бы сэкономили мне уйму времени на расследования.
  
  Филлис Пирс снова ухмыльнулась:
  
  – У меня достаточно других хлопот. Управляю, как видите, огромной империей. – Она развела руки широко в стороны. – А что вам понадобилось от молодого Скиллинга?
  
  – Его девушка дружит с Клэр. Она может знать, где та сейчас.
  
  Филлис Пирс медленно кивнула:
  
  – Теперь до меня дошло. По-моему, Клэр появлялась здесь вечер или два назад. О чем вы хотите с ней поговорить?
  
  – Мне просто нужно хотя бы найти ее, – ответил я.
  
  – На кого вы сейчас работаете?
  
  Я молча посмотрел на нее.
  
  – О, я понимаю! Клиент просил о конфиденциальности и все такое. – Филлис обошла вокруг стола и упала в свое огромное и по виду очень мягкое кресло. Перед ней на столе лежала клавиатура компьютера, но монитор она сдвинула в сторону, чтобы он не мешал нам друг друга видеть. Хозяйка бара отбросила пряди седых волос с плеч, а потом движением головы откинула их и со лба. – Хотя, как нетрудно догадаться, в первую очередь ее хотел бы разыскать родной папочка.
  
  – Да, по всей вероятности, так и есть, – согласился я.
  
  – Кто эта подружка Скиллинга?
  
  Я назвал ей имя.
  
  – Ах, Анна! Чадо Криса Родомски. Пятнадцать лет назад нам приходилось вышвыривать отсюда эту вечно пьяную скотину каждый божий вечер. Моему мужу, разумеется, не мне самой.
  
  – Ваш муж здешний вышибала? – Я не заметил среди персонала бара никого, подходившего Филлис по возрасту.
  
  – Да, тогда и это входило в число обязанностей Гарри. Но вот уже семь лет, как я его потеряла.
  
  – Сожалею, – произнес я.
  
  Она пожала плечами:
  
  – Не слишком легко управлять таким заведением одной. Наш сын предпочел пойти в жизни другой дорогой, но у меня здесь подобралась хорошая команда помощников.
  
  Я снял с виска холодное и теперь насквозь промокшее полотенце.
  
  – Куда мне деть это?
  
  Пирс указала на небольшую раковину, вмонтированную в одну из стен. Рядом находился маленький личный бар. Я поднялся, бросил полотенце, и подтаявшие остатки ледяных кубиков зазвенели в сточной трубе. Я осмотрелся: в комнате висели штук двадцать черно-белых пейзажей Гриффона, снятых, видимо, сразу после основания городка. На некоторых были изображены лошади, запряженные в повозки.
  
  Филлис заметила, с каким восхищением я разглядываю фотографии, и сказала:
  
  – Только не думайте, что снимала я сама. Даже для меня это еще было рановато.
  
  На одном из более поздних фото я заметил молодую и гораздо более стройную Филлис, хотя с точно такой же прической, как сейчас. Лишь волосы еще не посеребрила седина. Она стояла на улице перед «Пэтчетсом» под руку с мужчиной – курчавым, на дюйм выше и даже немного стройнее супруги. Я предположил, что это Гарри.
  
  – Ваш муж? – спросил я.
  
  – Да. Но только не Гарри. Здесь я снята со своим первым мужем. Фотографию сделали примерно в восемьдесят пятом году, еще до того, как его доконал рак. А с Гарри я познакомилась в девяносто третьем, и через пару лет мы поженились. – Она хихикнула. – Я тогда весила фунтов на шестьдесят меньше. Но представьте – вместе с весом набралась и мудрости.
  
  Я снова сел, на этот раз пристроившись на диване. Может, Филлис ожидала, что я уйду, как только подлечу свою шишку, но у меня еще оставались к ней вопросы.
  
  – Как я понял, вам известно о том, что случилось с моим сыном Скоттом. Вы когда-нибудь видели его здесь?
  
  Она задумалась.
  
  – Возможно, но я не уверена. Если они выглядят так, словно все еще читают книги про «Братьев Харди», им сюда не попасть. От такого улова мы отказываемся, как рыбаки бросают обратно в воду попавшихся мальков. А у вашего мальчика еще молоко на губах не обсохло.
  
  – Мне показалось, что половины вашей сегодняшней клиентуры в баре быть не должно.
  
  Филлис Пирс устало улыбнулась:
  
  – Для того, кто достаточно долго прожил в наших краях, вы плоховато понимаете, как все устроено в Гриффоне.
  
  – Просветите меня.
  
  Она склонилась вперед. Локти уперлись в стол, а тяжелая грудь легла поверх клавиатуры.
  
  – Разумеется, у нас сидят люди, пьют и едят, хотя формально им еще нет двадцати одного года. В восемьдесят пятом году законодатели штата Нью-Йорк явили миру образец высочайшего ума, когда подняли возраст легального потребления спиртных напитков с девятнадцати до двадцати одного. Как по вашим наблюдениям, мистер Уивер, это помешало юнцам, не достигшим положенного возраста, продолжать пить?
  
  – Нет.
  
  – Конечно же, нет. Как я догадываюсь, в восемьдесят пятом вам самому еще не исполнилось двадцати одного года. – Я промолчал, и она продолжала: – Вам этот закон внушил страх перед Божьей карой или же вы с приятелями все равно продолжали надираться каждые выходные?
  
  – Мы не перестали регулярно выпивать.
  
  – И правильно делали. Мы все прекрасно знаем, как поведут себя в такой ситуации подростки, потому что помним себя в этом возрасте. Так уж пусть лучше развлекаются в каком-то одном месте, где мы хотя бы имеем возможность за ними присматривать. Как вы полагаете?
  
  – Значит, мы сдались. Решили, что если не можем контролировать поступки своих детей, то должны довольствоваться знанием, где они эти поступки совершают.
  
  Пирс окинула меня сияющим взглядом, как учительница самого сообразительного в классе ученика.
  
  – И дело не только в этом. Я вношу посильный вклад в местную экономику. Потому что, лишившись возможности приходить сюда, они уже через десять минут окажутся в Канаде, где легальный возраст для употребления спиртных напитков – девятнадцать лет. Семнадцатилетний подросток с хорошо подделанным удостоверением личности может сойти за девятнадцатилетнего, но ему куда сложнее притвориться двадцатиоднолетним. Все эти детишки, и до, и после визита в «Пэтчетс», ведут вполне взрослый образ жизни: покупают пиццу, едят гамбургеры в «Иггизе», заправляют свои машины бензином, заглядывают в местный «Севен-илевен». И, кстати, перемахнуть через границу стало не так просто, как прежде. У многих ли наших мальчиков и девочек есть паспорта? В былые времена их пропускали на другую сторону за пять секунд, но сейчас, если не имеешь паспорта, граница для тебя закрыта и туда, и обратно. Спасибо Усаме Бен Ладену, гореть ему в аду, мать его так! – Филлис откинулась на спинку кресла. – Не скажу, будто всем родителям в Гриффоне стало легче от осознания: если уж их детишки пьют, то непременно здесь. Те же подростки устраивают вечеринки в подвалах собственных домов, отрываются на всю катушку, стоит лишь папе с мамой уехать из города. И у нас тут очень развит небольшой бизнес по снабжению бухлом юнцов, которым слишком мало лет, чтобы самим покупать его в магазине. Причем даже с доставкой на дом. – Она улыбнулась. – Но и я вношу свой вклад.
  
  – А полиция вас не беспокоит?
  
  – Они очень… помогают. Иногда сюда являются подонки с юга, и копы надежно защищают нас в этом смысле. Меня, к слову сказать, начинают беспокоить те двое парней, которые монополизировали сегодня бильярдный стол.
  
  – Может, местные полицейские снисходительны к «Пэтчетсу», поскольку, как вы мне уже показали, вам известно все о делишках, которые творятся в городе. И потому мало кто хочет вас лишний раз раздражать. – Я прищурился. – А еще есть вероятность, что им малость перепадает в носке под рождественской елочкой.
  
  – А вы умеете гладко изъясняться, – заметила Филлис с усмешкой. – Думаете, я обладаю здесь некой особой властью? На самом деле это не так. Я всего лишь простая женщина, занимающаяся бизнесом и пытающаяся свести концы с концами. Вот только скажу одно: Огастес Перри – хороший человек. – Она лукаво улыбнулась. – Хотя не мне вам это говорить.
  
  – Одна последняя просьба, – произнес я. – Мне бы хотелось посмотреть запись с вашей камеры видеонаблюдения. Хочется выяснить, кто так огрел меня.
  
  – С этим я вам помочь не смогу.
  
  – Не покажете мне, придется показать одному из наших доблестных защитников порядка.
  
  – О, не надо глупостей. – Пирс посмотрела на меня с некоторым разочарованием. – Вы не станете обращаться по этому поводу в полицию, сами знаете. Разве так поступает настоящий частный сыщик? Бежит жаловаться копам каждый раз, когда получает по башке? Не смешите.
  
  Она была права. Я не собирался подавать жалобу на того, кто напал на меня.
  
  – Но причина, по которой я не смогу показать вам записи, совершенно иная, – добавила Филлис, обводя комнату рукой так, словно хотела отдернуть штору на некой потайной двери. – Вы видите где-нибудь мониторы? У нас нет своей системы наблюдения. Нет никаких видеокамер.
  
  – Даже перед входом? – спросил я.
  
  Она покачала головой:
  
  – Кажется, вас это удивляет?
  
  – Да, потому что я слышал другое.
  
  – Вас неправильно информировали. Или вы сами что-то неверно поняли.
  
  – Все может быть. – Я поднялся с дивана.
  
  – Но если я могу вам в чем-то еще помочь, моя дверь открыта для вас, – сказала она. – Вы кажетесь мне человеком, которому не помешает дружеский совет.
  Глава 12
  
  Выйдя наружу, я принялся ломать свою все еще сильно болевшую голову над словами Филлис Пирс. Нет внешнего видеонаблюдения? Но вход в «Пэтчетс» располагался всего лишь в нескольких шагах от того места, где была сделана запись, как Клэр Сэндерс стучит в окно моего автомобиля. Как же она попала в объектив камеры системы безопасности, а мразь, ударившая меня, этого избежала?
  
  Прежде чем пересечь улицу и подойти к своей машине, я все же оглядел фасад в поисках камер. Их не было. Но разве Хейнс или Бриндл – кто именно, я не запомнил – не заявил, что именно поэтому они и оказались перед дверью моего дома? Что номер моего автомобиля был снят на камеру бара, когда Клэр ко мне садилась?
  
  И действительно ли коп прямо сказал об этом? Или всего лишь намекнул? Просто не стал оспаривать высказанного мной самим предположения, что моя машина попала на видеозапись?
  
  Я не мог сейчас точно припомнить подробности разговора, а продолжавшаяся пульсация в виске не способствовала напряженной работе памяти. Но если копы все же сказали, что меня якобы сняла камера наружного наблюдения, зачем им было лгать? А если камеры не существовало, то как они на меня вышли? Значит, уже держали «Пэтчетс» под наблюдением? Уже следили за Клэр?
  
  Вполне вероятно, что местная полиция время от времени посылала патрульную машину дежурить через дорогу от бара, высматривая пьяных среди тех, кто садился за руль собственных автомобилей. Или у них даже был план, который следовало выполнять, и они могли сцапать случайно попавшегося несовершеннолетнего пьяницу, показывая, как стараются сохранить Гриффон безопасным и благополучным городом, где жители могут спокойно растить своих детей, хотя сами же закрывают глаза на продажу спиртного подросткам?
  
  Может, копов вызвали в «Пэтчетс» чуть раньше из-за какой-то заварухи, а потом они заметили, как юная девица садится в машину к незнакомцу, и предусмотрительно записали номер. А позже, когда стало известно, что Клэр пропала, один из офицеров на утреннем совещании вдруг сказал: «Минуточку!»
  
  Я порылся в карманах в поисках ключей, нажал на кнопку, дистанционно отпиравшую замки, и сел за руль. Прежде чем закрыть дверь и отключить освещение, глянул на себя в зеркало заднего вида. Волосы совершенно растрепались. Я пригладил их пятерней, чтобы они выглядели более-менее прилично.
  
  Я уже хотел было повернуть ключ в замке зажигания, когда из «Пэтчетса» вышли двое байкеров и побрели через дорогу к своим мотоциклам, припаркованным прямо передо мной. Они уже собирались сесть в седла, как пара ковбоев на коней, но в этот момент в ста ярдах от нас вдруг вспыхнули фары.
  
  Почти в то же мгновение на машине поверх крыши начал вращаться многоцветный проблесковый маячок. Секунд на пять взвыла сирена, прежде чем патрульный автомобиль остановился рядом с мотоциклами.
  
  Байкеры, застыв на месте, смотрели, как двое полицейских вышли из своей машины. Женщина из-за руля, мужчина с пассажирского сиденья. В женщине я узнал Кейт Рэмзи – подругу Донны. Уже около сорока лет, короткие светлые волосы, вес примерно сто семьдесят фунтов, а рост не более пяти футов и шести дюймов. Подбородок чуть вздернут, вид грозный. Ее партнера я не знал. Ему было слегка за тридцать, рост пять футов и десять дюймов, вес примерно такой же, как у Рэмзи, и тоже весьма волевой подбородок на скуластом лице.
  
  Кажется, ведущую роль собиралась взять на себя Кейт. Я приспустил окно для лучшей слышимости.
  
  – Вы откуда будете, парни? – спросила она, держа одну руку на рукоятке свисавшей с ремня дубинки.
  
  Первый байкер отозвался:
  
  – А в чем проблема, офицер? Мы что-то нарушили?
  
  – Я задала вопрос, – повторила Кейт. – Откуда вы?
  
  – Из Элмвуда, – ответил второй байкер.
  
  Это был пригород Буффало, причем вполне приличный район.
  
  – Что привело вас в Гриффон? – поинтересовался мужчина-полицейский.
  
  – Просто приехали выпить пару бутылочек пива и поиграть на бильярде, – сообщил первый байкер.
  
  – И это все, чем вы занимались? – осведомилась Кейт Рэмзи. – А нет ли у вас здесь случайно своего маленького бизнеса?
  
  Второй байкер покачал головой:
  
  – Послушайте, мы лишь хотели подышать свежим воздухом, немного прокатиться на мотоциклах. Только и всего. Мы не собирались создавать никому неудобств.
  
  Напарник Кейт сказал:
  
  – Нам здесь такие типы, как вы, совершенно ни к чему.
  
  – Такие типы, как мы? – переспросил второй байкер. – Что, черт возьми, вы имеете в виду?
  
  – Это значит, – ответила Кейт, – что нам не нужны грязные ублюдки, торгующие наркотой, как вы двое, которые будут шататься по нашему городу и уродовать его.
  
  Первый байкер сделал движение в сторону Кейт, но второй удержал его за руку.
  
  – Тогда, думаю, нам пора уезжать отсюда, – произнес он.
  
  – Мы не обязаны выслушивать подобное дерьмо, – возразил первый.
  
  Партнер Кейт решительно двинулся к ним, снимая с ремня дубинку.
  
  – Еще как обязаны! – Он подошел к мотоциклу второго байкера, небрежно помахивая дубинкой. – Сколько стоит такая красивая фара?
  
  – Да ладно, бросьте, – сказал второй байкер. – Мы сразу же уедем.
  
  – И больше не вернетесь, – добавила Кейт.
  
  – Нет, не вернемся, – подтвердил первый. – Кому вообще захочется возвращаться сюда? Оказывается, все, что рассказывают про вашу захолустную дыру, – чистая правда.
  
  Кейт Рэмзи и ее напарник понаблюдали, как байкеры сели на мотоциклы, завели взревевшие двигатели и объехали патрульную машину полиции Гриффона. Когда они уже выбрались на проезжую часть, один из них поднял руку, выставив в прощальном салюте средний палец.
  
  Рэмзи и партнер дождались, пока задние габаритные огни мотоциклов не стали похожи на едва заметные булавочные головки, а потом сели в свою машину и тоже уехали.
  
  Я уже собрался продолжить охоту за Скиллингом у него дома, но решил, что сначала имеет смысл разыскать отца Клэр – Бертрама Сэндерса – и поговорить с ним.
  
  Его адрес я нашел через свой сотовый. Сэндерсы жили на Лейклэнд-драйв. Я знал эту улицу, хотя и не мог понять, почему она носит такое название[90]. Она не вела к воде, и с нее даже не открывался вид на какой-либо водоем. Я надеялся, что, когда постучу в дверь, откроет не Сэндерс, а Клэр. В конце концов, если она успела вернуться после моей встречи с копами, никто не обязан был докладывать мне об этом.
  
  Район был небогатый, возведенный после войны. Причем речь идет о Второй мировой войне, а не о корейской, вьетнамской, войне в Заливе, в Ираке или в Афганистане. Впрочем, мы столько воевали, что нетрудно и запутаться. Мэр жил в простом двухэтажном доме со стенами, обитыми коричневыми досками. Хотя фасад казался узким, постройка тянулась далеко в глубь двора. Бросалось в глаза, что за этим домом ухаживали лучше, чем за многими другими, стоявшими на той же улице. На крышах некоторых из них еще торчали ржавые старомодные телевизионные антенны, не принимавшие сигнала, наверное, уже много лет. Позади дома в самом конце длинной подъездной дорожки в одну колею виднелся отдельно стоящий кирпичный гараж.
  
  Я припарковался у тротуара, подошел к двери и постучал. Было начало девятого, и уже включились уличные фонари, но в доме Сэндерсов света я не видел. Приложив ладони к лицу для лучшего обзора, я всмотрелся в стеклянный прямоугольник, вставленный в деревянную дверь. Никаких признаков жизни.
  
  Хотя это казалось бесполезным, я решил обойти вокруг дома и постучать в заднюю дверь, которая, как я обнаружил, добравшись до нее, вела в кухню. Снова плотно прижавшись к стеклу, я заметил, что единственное свечение там исходило от дисплея на пульте управления тостером. На мой стук никто не отозвался.
  
  – Вы разыскиваете мэра?
  
  Я обернулся и увидел пожилую женщину, стоявшую под фонарем на крыльце соседнего дома. Она глядела на меня поверх забора.
  
  – Да, верно, – ответил я после паузы. – Надеялся застать Берта дома.
  
  – И это в четверг вечером. – Женщина произнесла свою фразу так, словно я должен был сразу же понять ее смысл.
  
  – А чем вечер четверга отличается от остальных?
  
  – Проходит совещание городского совета. Вы, наверное, нездешний?
  
  После стольких лет жизни в Гриффоне я действительно ощущал себя здесь сегодня чужаком. Каждый встречный норовил показать мне, как мало я знал.
  
  – Совсем вылетело из головы.
  
  Из ее дома донесся мужской окрик:
  
  – С кем ты там беседуешь?
  
  Соседка мэра повернула голову и тоже криком ответила:
  
  – Тут один мужчина разыскивает Берта!
  
  – Скажи ему, пусть поищет в мэрии!
  
  – Уже сказала! Я что, по-твоему, совсем ничего не соображаю? – Она снова посмотрела на меня. – Муж считает меня слабоумной.
  
  – Я подумал, что Клэр дома и сможет передать ему мое сообщение.
  
  – Что-то она мне сегодня на глаза не попадалась. – Соседка некоторое время колебалась, облизывая губы и явно обдумывая то, что собиралась сообщить. – Никогда не известно, где она может быть. Слава богу, наши дети уже выросли и разъехались. Они даже почти не звонят, но, честное слово, я только рада этому. А вот Берту очень нелегко одному воспитывать дочь.
  
  Я вспомнил слова Донны о том, что мэр разошелся с женой.
  
  – Да, с детьми порой приходится несладко, – заметил я.
  
  – О чем вы там разговариваете? – крикнул мужчина из дома.
  
  – Я все расскажу тебе через минуту, – так же громко ответила она. – Не обращайте внимания. Ему просто тоже хочется поучаствовать. – Соседка закатила глаза.
  
  – Клэр все время живет здесь? – спросил я. – Или проводит половину времени у своей матери?
  
  – Было бы затруднительно проводить половину времени тут, а другую половину в Канаде. Кэролайн живет в Торонто с новым мужем, как там его зовут.
  
  – Я тоже что-то забыл его фамилию, – сказал я таким тоном, словно когда-то знал ее.
  
  Клэр могла отправиться к матери. Это стоило проверить.
  
  – Эд! – крикнула женщина в сторону своего дома. – Эд!
  
  – Чего тебе?
  
  – Как зовут того парня, за которого вышла замуж Кэролайн? Он владелец ювелирного магазина, реклама которого висит прямо на вокзале в Торонто.
  
  – Гм… Сейчас вспомню. Кажется, Мински.
  
  – Нет, не так, – возразила она. – Это фамилия твоей свояченицы.
  
  – Ах да, точно.
  
  Соседка снова повернулась ко мне.
  
  – Я сама вспомнила. Его зовут Джефф Карнофски. Через «к». То есть с двумя «к». Одно в начале, а второе в самом конце.
  
  – Когда вы в последний раз видели Клэр здесь?
  
  – Вчера вечером. Она уехала на каком-то пикапе.
  
  – В котором часу это было? – спросил я.
  
  Она пожала плечами.
  
  – Не знаю. Как раз после окончания новостей.
  
  – Какого выпуска?
  
  В наши дни, особенно с развитием кабельных сетей, новости шли по одному из каналов практически непрерывно.
  
  – С Брайаном Уильямсом, – ответила соседка.
  
  Стало быть, речь шла о «Вечерних новостях Эн-би-си по каналу Дабл-ю-джи-ар-зэд, местному филиалу корпорации Эн-би-си. Выпуск длился с шести тридцати до семи часов.
  
  – Он, шельмец, красивый мужчина, нельзя не признать, – добавила она о ведущем.
  
  – Значит, Клэр уехала вскоре после окончания этих новостей? – Я сам почувствовал, что мои вопросы становятся несколько назойливыми, но женщина явно была не прочь поболтать и, видимо, нисколько не переживала из-за распространения о соседях информации личного характера.
  
  – Не знаю. В семь, в восемь, в половине девятого, точно не скажу. Но уезжали они в спешке. С визгом покрышек и все такое. Полиции следовало бы штрафовать за подобное вождение. Тем более что они постоянно здесь околачиваются, видит бог.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Это продолжается уже довольно долго. Очень часто патрульная машина полиции Гриффона стоит на нашей улице, словно они держат дом мэра под наблюдением. Мне даже стало любопытно. Неужели он начал получать письма с угрозами расправы или что-то в таком духе? Но когда я прямо спросила его об этом, мэр ответил, что «ничего особенного не происходит, не о чем беспокоиться». – Она усмехнулась. – Вот только мне не очень улыбается мысль, что кто-то вздумает проехать мимо и пострелять по его окнам или вроде того. Могут по ошибке попасть и в наш дом.
  Глава 13
  
  Здание мэрии Гриффона возвышалось над центральной частью города, расположившись в дальнем конце обширной общественной лужайки, а его шпиль устремлялся к небу. Оно считалось образцом георгианской архитектуры с остроконечным фронтоном и сочетанием красного кирпича с выкрашенными белой краской деревянными деталями. Нечто, словно перенесенное из колониального Уильямсберга, хотя находились мы от него далековато. Я знал, что на поддержание здания в порядке и на периодические реставрации утекали немалые средства из городского бюджета и многие налогоплательщики выступали за строительство новых муниципальных офисов за пределами центра, поближе к огромным универмагам и ресторанам быстрого питания на Денберри. Сэндерс, надо отдать ему должное, выступил с возражением, заявив: «Если городские власти Гриффона покинут центр, то останется ли хоть какая-то надежда выжить у немногих все еще работающих там бизнесменов?» Не припоминаю, что хотя бы раз лично встречался с мэром, но прочитанное о нем вызывало у меня симпатию.
  
  Я пару раз объехал улицы, прилегавшие к мэрии, выискивая место для парковки. Казалось, сейчас здесь повсюду стоит намного больше машин, чем обычно. А потому пришлось оставить «хонду» в паре кварталов от здания, чего я вовсе не хотел, поскольку неизбежно на моем пути оказывался мебельный магазин «Рэвелсон».
  
  Когда мною овладевала самая черная тоска, я порой мысленно спрашивал у сына, почему, если уж он захотел свести счеты с жизнью подобным образом, то не мог это сделать в месте, которое потом не попадалось бы мне на глаза каждый раз при поездке в центр города.
  
  Иногда я даже пытался притвориться, что никакого мебельного магазина там на самом деле нет, а это было непросто. Он располагался в одном из самых массивных и старых домов коммерческого назначения в Гриффоне, возведенных еще в конце XIX века. Но даже если бы я вообще никогда не появлялся здесь, деваться от названия «Рэвелсон» было некуда. Они еженедельно размещали свою рекламу в газете, рассовывали по почтовым ящикам буклеты и передавали по всем местным каналам ролики, в которых огромный магазин расхваливал его владелец Кент Рэвелсон, не имевший понятия о чувстве меры. Мне особенно нравился тот из них, где Кент, сидя в излишне глубоком и мягком кресле с сигарой во рту и в профессорских очках, играл психоаналитика, консультировавшего роскошную блондинку, разлегшуюся перед ним на диване.
  
  «А теперь, когда я завалил вас на свой диван, проведу психоанализ его цены, и она у вас на глазах значительно уменьшится!» – произносил он, стараясь подражать голосу знаменитого австрийского специалиста, однако выходила все равно пародия на сексуально озабоченного нациста. Организация из Буффало, занимавшаяся охраной душевного здоровья населения, подала на такую рекламу жалобу, но Кент только еще больше вошел во вкус.
  
  Как ни старался я обмануть себя, рассчитывая пройти мимо «Рэвелсона», словно его вообще не существовало, все мои усилия оказывались напрасны. Я вытягивал шею и рассматривал тянувшийся вдоль края крыши карниз. То место, где Скотт стоял (как долго, я не знал), думая бог весть о чем, прежде чем решился на более быстрый способ спуска с четвертого этажа, чем по лестнице.
  
  Прыгнул он не с фасада здания, а с боковой стороны, упав на автостоянку. Причем на место, предназначенное для парковки инвалидов. Именно там полиция – в лице офицера Рикки Хейнса – и обнаружила его.
  
  Вот и на этот раз все произошло как всегда. Я остановился и задрал голову. До закрытия магазина оставалось еще полчаса, из торгового зала время от времени выходили люди, заводились двигатели, со стоянки выезжали машины.
  
  Как обычно, я осмотрел место, начав с парковки для инвалидов, подняв взгляд вдоль четырех рядов окон и задержав его на краю крыши.
  
  Сколько могло продлиться падение? Две секунды? Три? Я словно видел, как его тело стремительно летит вниз и ударяется об асфальт. Три секунды представлялись наиболее вероятным временем. И уж точно не дольше. О чем Скотт успел подумать, пока падал? Было ли ему страшно? Осознавал ли он, как только шагнул через край, что наделал? Не попытался ли за эти две или три секунды найти хоть какой-то способ спастись?
  
  Или же был совершенно счастлив? Может, он ударился о землю с блаженной улыбкой на лице? И что оказалось бы лучше? Понять в последнее мгновение, что совершил фатальную ошибку, или, под действием наркотиков, встретиться с Создателем довольным и беззаботным, как жаворонок?
  
  Раздумья обо всем этом не улучшали настроения.
  
  Но размышлять было о чем. Например, как он вообще там оказался? Мне бы очень хотелось возложить вину на милых людей из магазина «Рэвелсон». В конце концов, если бы они не дали Скотту временную работу на лето, он никак не смог бы проникнуть на крышу. Но я отлично понимал, что с таким же успехом можно обвинять фирму, производящую консервы, если ты порезал палец, открывая банку с тунцом. Если честно, Кент Рэвелсон много сделал для того, чтобы облегчить Скотту жизнь. У мальчика ведь не было ни особого предыдущего опыта работы, ни физической силы, которая часто требуется от сотрудника мебельного магазина. Однако Кент неизменно находил для Скотта множество заданий, для выполнения которых не приходилось двигать холодильники. Он даже дал парню попробовать себя в роли продавца, позволив день поработать в отделе матрацев, когда заболел штатный сотрудник, выполнявший эту функцию.
  
  У меня тогда возникло впечатление, что Кент и его жена Анетта, помогавшая управлять магазином, проявили к Скотту особый интерес, поскольку их собственный отпрыск Роман не желал иметь ничего общего с семейным бизнесом. Ему был двадцать один год, и, насколько я слышал, он хотел большего, чем просто владеть мебельным магазином. Он по большей части торчал дома и писал на своем компьютере сценарии фильмов про зомби, которыми пока не смог заинтересовать Спилберга, Лукаса или Скорсезе.
  
  Мы с Донной рассчитывали, что ответственность, связанная с летней работой, окажет на Скотта воспитательный эффект и поможет возмужать. На деле же у него просто появилось больше собственных денег на выпивку и наркотики, которые он и употребил тем вечером на крыше.
  
  Расследование, проведенное полицией, если его можно так назвать, показало, что Скотт, по всей видимости, не раз бывал со своими приятелями на той крыше и раньше. Там обнаружили множество пустых бутылок из-под спиртного, окурки косяков с марихуаной и пару кем-то потерянных таблеток экстази.
  
  Как, должно быть, весело они проводили время, имея в своем распоряжении целую крышу, когда под ногами лежал весь Гриффон, а вдали на юге открывался вид на Ниагарский водопад и на башню «Скайлон» уже на территории Канады, казавшуюся на горизонте огромной подставкой под шар для игры в гольф.
  
  Я сам поднимался туда дважды после смерти Скотта. Оба раза просто в роли отца, но невольно осматривал место глазами сыщика. Стараясь понять картину происшедшего, пытаясь мысленно восстановить ход событий. Мне представлялось, как он резвился, позволяя наркотикам и алкоголю подхватить себя и унести от реальности. Кирпичный бордюр, что-то вроде ограды, проходил по всему периметру крыши, но едва достигал шести дюймов в высоту. Не тот барьер, который помешал бы упасть случайно споткнувшемуся человеку, и уж точно не препятствие для того, кто вообразил, будто умеет летать. Мне не свойственен страх высоты, но в обоих случаях, когда я поднимался туда и вставал у кирпичного бордюра, то чувствовал головокружение. Мне на самом деле становилось не по себе тогда или же я слишком живо воображал бредовое состояние, в которое впал Скотт?
  
  Еще я четко помнил тот стук в дверь. Мы с Донной уже лежали в постели, но не спали, гадая, куда запропастился Скотт. Я пробовал звонить ему на сотовый, однако безуспешно, а потому почти собрался встать, одеться и отправиться на поиски, когда во входную дверь громко забарабанили.
  
  – О боже, – произнесла Донна. – О нет.
  
  Я не слишком верю в недобрые предчувствия или в шестое чувство. Но когда раздался стук, думаю, мы оба знали, что получим самые дурные вести.
  
  Я сбежал вниз в одном халате, Донна последовала за мной. Открыв дверь, я увидел перед собой офицера полиции Гриффона, к форменной рубашке которого была прикреплена табличка с фамилией ХЕЙНС. Он заметил Донну, и в его глазах мелькнуло удивление.
  
  – Миссис Уивер, – сказал он, – я проверил его карманы, нашел бумажник и подумал, что он может быть тем самым Уивером.
  
  – Рикки? – спросила Донна. – Почему ты здесь? Что произошло?
  
  – Это связано с вашим сыном.
  
  У нас разом перехватило дыхание. Офицер Хейнс снял фуражку и прижал к груди, скрыв под головным убором именную табличку.
  
  – Мне очень жаль, но вынужден сообщить вам плохие новости.
  
  Донна вцепилась мне в руку.
  
  – Нет, – сказала она. – Нет, нет, нет!
  
  Я обнял ее, а офицер Хейнс продолжил…
  
  – Эй, Кэл. Кэл?
  
  Меня так поглотили воспоминания, что я не заметил стоявшую слева женщину. Это была Анетта Рэвелсон. Лет около пятидесяти, полненькая, но отнюдь не толстая. Раньше таких называли «соблазнительными пышками». Ее рост доходил до пяти футов и восьми дюймов, но только благодаря каблукам, прибавлявшим ей три лишних дюйма. Сережки в форме золотых колес диаметром с подставку под пивную кружку виднелись из-под густых волос, светлых с вкраплениями седины, и от нее исходил мощный аромат каких-то цветочных духов.
  
  – Привет, Анетта.
  
  Мы были знакомы с Рэвелсонами еще до того, как они взяли Скотта на работу. Несколько лет подряд мы покупали у них мебель, а тем летом, когда Скотту предоставили возможность трудиться в магазине во время каникул, знакомство стало более близким. Однако после трагического случая встречи между нами почти полностью прекратились.
  
  – Ты в порядке? – поинтересовалась она.
  
  – Да, все отлично.
  
  – Я окликала тебя по имени, но ты, кажется, не слышал.
  
  – Прости.
  
  – Что с тобой случилось? – Она указала на мой слегка распухший висок.
  
  – Да так, ударился, – ответил я. – Ничего страшного.
  
  – Ты уверен?
  
  – Абсолютно. Полный порядок.
  
  Анетта, перестав разглядывать мою голову, явно задумалась о том месте, где я стоял. Она не могла не понимать, какие мысли владели мной сейчас.
  
  – Ты считаешь, это хорошая идея, Кэл? – нерешительно спросила она затем. – Я имею в виду, постоянно приходить сюда и стоять там, где…
  
  – Ты права, – поспешил перебить ее я. – Совершенно права. Мне в любом случае пора идти. На самом деле я направлялся в сторону мэрии.
  
  – О! – На ее лице промелькнула тревога. – Ведь городской совет заседает сегодня вечером?
  
  – Насколько я знаю, да.
  
  – Кэл, ты же не собираешься ставить перед советом вопрос об обязательной установке более высоких ограждений на крышах зданий, подобных нашему? Сейчас так поступают многие. Они считают, что какие-то новые доработки могут предотвратить повторение трагедий вроде…
  
  – У меня совершенно другие намерения.
  
  Анетта Рэвелсон тут же приняла смиренный вид.
  
  – Извини. Мне не следовало говорить об этом. Ужасная бестактность с моей стороны. Прости.
  
  Я лишь отмахнулся:
  
  – Рад был встрече, Анетта.
  
  Но только я хотел уйти, как она тронула меня за рукав.
  
  – Есть еще кое-что, Кэл… Ужасно неудобно упоминать об этом, особенно после того, как я проявила такую бестактность.
  
  – В чем дело?
  
  – Поверь, я сейчас говорю не от своего имени. Но Кент… Он часто видел тебя стоявшим здесь прежде. Только не подумай, будто он не понимает, через что тебе пришлось пройти. Не сомневайся, его сердце так же преисполнено сочувствием, как и мое. Ты же сам знаешь. Но порой, когда он видит тебя здесь понуро сидящим в своей машине на стоянке, это как бы нервирует его. Пожалуйста, не истолкуй мои слова превратно.
  
  – Значит, я его нервирую?
  
  – В моих устах звучит неуклюже. Но это внушает ему чувство дискомфорта. И есть еще другие наши клиенты. Они видят тебя, начинают задавать вопросы, почему ты так странно там сидишь, и…
  
  – Меньше всего хотелось бы причинять неудобства Кенту, – сказал я и снова посмотрел на здание. – Он у себя? Может, ему захочется высказать мне все в глаза?
  
  Анетта Рэвелсон поднесла ладонь к моей груди, лишь едва не касаясь ее.
  
  – Его нет в офисе. Извини еще раз. Я не должна была упоминать об этом.
  
  Теперь я тоже сожалел. О своей резковатой реакции.
  
  – Ничего, все в порядке. Я понимаю. Передавай привет Кенту. Я давненько с ним не виделся.
  
  – Ты же знаешь, как мы все заняты, – произнесла она.
  
  – Да. Но мне действительно пора идти. – Я натужно улыбнулся. – От твоего имени передам наилучшие пожелания мэру.
  
  На ее лице появилось испуганное и изумленное выражение.
  
  – Зачем? – спросила она.
  
  – Это была шутка, Анетта, – объяснил я. – Всего хорошего.
  Глава 14
  
  Попасть в мэрию Гриффона не составляло такого труда, как проникнуть в Капитолий, Белый дом или даже Эмпайр-стейт-билдинг. На некоторое время после известных событий 11 сентября прежний мэр ввел жесткие меры безопасности, в чем его горячо поддержал Огастес Перри, тогда еще заместитель начальника полиции. При входе в здание находились рамки детектора металлов, а содержимое сумок проверяли. Однако Гриффон есть Гриффон – маленький городишко, и уже скоро на охранников, которые тоже были местными жителями, почти перестали обращать внимание.
  
  «Ради всего святого, Миттенс, быть может, ты еще захочешь раздеть меня догола и обыскать, прежде чем я смогу войти и купить глупую бляху на ошейник для своей собаки?» – такую фразу, как рассказывали, бросила однажды Роуз Тайлер, личность в городе хорошо известная. И ее пропустили вместе с сумкой, проигнорировав проверку детектором. А два или три месяца спустя так уже происходило с большинством посетителей. Решили, что, если «Аль-Каида» снова предпримет нападение на Америку, мэрия Гриффона вряд ли будет числиться среди их главных целей. Здравый смысл возобладал, и от особых мер безопасности отказались.
  
  Я взбежал по полудюжине ступеней и прошел мимо памятного камня, сообщавшего, что постройка была начата еще в 1873 году. А когда затем я спускался коридором к залу заседаний совета, который в обычное время использовался (как тут не вспомнить «Убить пересмешника»?) в качестве старомодного зала суда, до меня донесся шум голосов.
  
  На галерее, отведенной для публики, я никак не ожидал увидеть столько народа. По моей примерной оценке, человек пятьдесят или даже шестьдесят. На заседаниях городского совета редко обсуждалось нечто более спорное, чем случаи, когда кто-то из граждан опустил в парковочный автомат монету, но не получил талона с указанием отведенного на стоянку времени. Однако сегодня здесь, очевидно, в повестке дня значился намного более важный вопрос. Посреди аудитории стоял мужчина лет семидесяти в клетчатой рубашке и кепке-бейсболке. Он произнес, указывая пальцем в центр зала, где за длинным столом сидели мэр и двое членов совета:
  
  – Не пойму, с чего вы взяли, будто имеете право указывать полицейским, как им работать.
  
  Окружавшие его люди отозвались на реплику одобрительным гулом. Я же тем временем нашел свободный стул в одном из последних рядов и уселся.
  
  Берт Сэндерс, чья привлекательная внешность – пышная грива темных волос, волевой подбородок, ровные зубы – отлично подошла бы мэру куда как более важного и крупного города, чем Гриффон, спокойно проговорил:
  
  – Я не указываю полицейским, как они должны работать, но и не боюсь напоминать им, перед кем они несут ответственность. А они отвечают перед всеми собравшимися в этом зале. Не только передо мной или членами городского совета. Перед вами тоже, сэр.
  
  – Ну, в таком случае я считаю, что они работают просто отлично, – отозвался мужчина, все еще стоя. – Ночью я отправляюсь спать, чувствуя себя в полной безопасности, чего для меня, черт возьми, вполне достаточно.
  
  – Не уверен, что ваше мнение разделяют все, – заметил мэр Сэндерс. Чья-то рука нерешительно, даже робко поднялась в дальней от меня стороне галереи. – Слушаю вас.
  
  Рыжеволосая женщина лет сорока очень медленно поднялась с места, словно теперь, получив слово, уже не была уверена, хочет ли высказаться. Но потом она откашлялась и все же заговорила:
  
  – Некоторые из присутствующих должны меня знать. Я – Дорин Казенс, управляющая «Гриффонской сухой химчисткой». Мне-то самой многие из вас уж точно знакомы. Рядом с моей кассой лежит одна из этих петиций. О том, что наши копы лучше всех. Иногда клиенты не хотят ставить под ней подписи, и вот в чем мой вопрос: если я знаю этих людей, должна ли отмечать их? – Она махнула листком бумаги. – Потому что я все равно составила список тех, кто отказался подписать. Мне следует передать его в полицию или вам?
  
  – О, ради бога, – ответил Сэндерс. – Да. Передайте его мне.
  
  Дорин вышла в проход, пересекла зал суда и отдала свой листок мэру. Мне показалось, что на нем были написаны двадцать или тридцать фамилий.
  
  Мэр Сэндерс взял бумагу, разорвал пополам, потом сложил половинки и разорвал еще раз. Дорин приложила руку к губам, а публика в зале дружно охнула.
  
  Еще одна женщина вскочила на ноги и выкрикнула:
  
  – Если кто-то не поддерживает нашу полицию, мы должны знать кто!
  
  – Верно сказано, будь я проклят! – раздался чей-то голос.
  
  – Кто в этом списке? – прокричал другой. – Вы в нем есть, мэр? Да или нет?
  
  Сэндерс поднял вверх ладони, призывая к спокойствию, а потом отодвинул свое кресло и встал.
  
  – Понятия не имею, числюсь ли я в списке Дорин. Но если меня нет в ее реестре, я могу быть занесен в чей-то еще. Наверняка не одна Дорин составляет такие списки. Потому что вы правы – я не подписал петиции. И не собираюсь подписывать. Я не обязан присягать на верность полиции. Достаточно того, что я предан Конституции и гражданам Гриффона. Я никому не позволю запугать меня и заставить подписаться. Как не является это и вашим непременным долгом. Я поддерживаю ту полицию, которая действует в рамках закона, не превышает юридических полномочий и не подменяет собой органы правосудия.
  
  Среди зрителей пронесся ропот, но раздались и жидкие аплодисменты.
  
  – Когда офицер с жетоном полиции Гриффона на груди, – продолжал Сэндерс уже гораздо громче, воодушевленный, возможно, поддержкой хотя бы небольшой части публики, – увозит подозреваемого к водонапорной башне и выбивает ему там зубы, происходит что-то глубоко неправильное и противозаконное…
  
  – Чушь собачья!
  
  Все в зале, включая и меня, буквально подпрыгнули от неожиданности. Трудно оставаться невозмутимым, услышав голос, подобный пушечному выстрелу. А я, наверное, вздрогнул сильнее прочих, потому что окрик раздался прямо за моей спиной. Как и остальные, я повернулся, чтобы увидеть стоявшего в дверях зала суда шефа полиции Гриффона Огастеса Перри.
  
  Ростом он был не меньше шести футов и трех дюймов. Широкая грудь, бычья шея, совершенно лысая голова. Держался он с большим чувством собственного достоинства, несмотря на заметно выпиравшее брюшко. Парень надел мундир, хотя занимаемая должность давала ему право одеваться более свободно. Униформа полицейского начальника традиционно состояла из черных полусапог, синих джинсов со стрелками, рубашки с белым воротничком и твидового пиджака с прикрепленным к нему небольшим жетоном. Шефу очень пошел бы стетсон, пусть мы находились далековато от Техаса, однако Перри считал, что сверкающая макушка придает ему импозантности.
  
  Я сидел в каких-то трех футах от него и оказался первым человеком в зале – не считая мэра, – с кем он встретился взглядами. Шеф на секунду округлил глаза, поскольку явно не рассчитывал меня здесь увидеть, а потом едва заметно кивнул.
  
  Я ответил тем же, прибавив:
  
  – Оги! Добрый вечер!
  
  Перри перевел взгляд с меня на Сэндерса, который сказал:
  
  – Вы нарушаете порядок заседания, шеф.
  
  Эти двое, единственные в зале, оставались на ногах и смотрели друг на друга так, словно готовились к нешуточной перестрелке. Но, насколько я знал, вооружен мог быть только шеф, всегда носивший револьвер на ремне за полой пиджака. И мне показалось, что стрелять в мэра будет не лучшим ответом на обвинения полиции в чрезмерной жестокости.
  
  – Лично я считаю, что порядок нарушаете именно вы, – возразил Перри. – Проповедуете верность Конституции, а сами выступаете с совершенно необоснованными нападками, наслушавшись сплетен и досужих вымыслов. Здесь присутствуют люди, которые, по вашим словам, подверглись избиению моими сотрудниками? Могу я сам увидеть жалобщиков, чтобы вступиться за своих офицеров?
  
  Перри сделал паузу, а эхо последних его слов отдалось в сводах зала.
  
  – Нет, не присутствуют, – вынужден был ответить мэр.
  
  – Тогда, может, у вас имеются протоколы взятых у них под присягой показаний? Они написали официальные заявления? Предприняли какие-то юридические действия против нашего города?
  
  Снова ненадолго воцарилось молчание.
  
  – Нет, – повторил Сэндерс с таким видом, будто только что получил пощечину. Однако через несколько секунд он снова гордо вздернул подбородок.
  
  – В городе, где только за отказ подписать петицию в поддержку действий полиции можно попасть в «черный список», – он кивнул на лежавший перед ним разорванный лист, – кто осмелится официально обвинить полицейских в избиении?
  
  – Дорин, возможно, и записывала имена, – сказал Перри, – но никто из моих подчиненных ее об этом не просил, и я бы сам порвал список, как сделали вы. – Он ткнул пальцем в обрывки. – Но вы же любитель показухи, Сэндерс. Притворяетесь всем сочувствующим, а на самом деле – оппортунист и клеветник. Если у вас есть доказательства, что мои люди нарушают законы, предъявите их мне, и я сам разберусь с паршивыми овцами в стаде. А пока у вас нет улик, советую не растрачивать пороха зря и быть осторожнее с заявлениями.
  
  Прежде чем Сэндерс смог на это ответить, Перри повернулся, чтобы выйти, и снова встретился со мной взглядом.
  
  Я улыбнулся и сказал вполголоса:
  
  – Спешишь оставить за собой последнее слово, Оги? Или припарковался в неположенном месте?
  
  Он злобно ухмыльнулся:
  
  – Держу пари, ты рад, что мэр порвал список Дорин.
  
  Я покачал головой:
  
  – Ты же знаешь, как я всегда тебя поддерживаю.
  
  Огастес Перри фыркнул и направился к выходу.
  Глава 15
  
  Как только Перри удалился, зал взорвался от шума. Люди кричали на мэра и друг на друга, а Сэндерс лишь стучал председательским молоточком в бесплодных попытках навести порядок.
  
  Когда же понял, что ничего не может поделать, объявил:
  
  – Вношу предложение считать совещание законченным. Кто «против»? Кто «за»?
  
  Сидевшая слева от него женщина первой устало подняла руку.
  
  – Значит, принято единогласно? – спросил Сэндерс, и теперь руки всех присутствующих взметнулись вверх. – Отлично! – выкрикнул он, стараясь пересилить гвалт.
  
  Я направился по центральному проходу.
  
  – Мистер Сэндерс! – окликнул я мэра, двигаясь против устремившейся к выходу ворчливой толпы.
  
  Он чуть приподнял голову, но потом снова принялся укладывать в портфель свои бумаги, явно стремясь тоже поскорее уйти отсюда. Я приблизился к нему почти вплотную и сказал:
  
  – Мистер Сэндерс, мне нужно поговорить с вами. – На этот раз он даже не поднял глаз. – Я Кэл Уивер, и…
  
  Сэндерс тут же перестал возиться с документами и посмотрел на меня с почти испуганным удивлением.
  
  – Как, говорите, вас зовут?
  
  – Кэл Уивер.
  
  – О чем… Впрочем, извините, я спешу. – Его голос по-прежнему звучал взволнованно. – Я… Мне больше нечего добавить на эту тему.
  
  – Причина моего прихода не в ваших разногласиях с шефом Перри. Я здесь совсем по другому делу.
  
  Теперь во взгляде Сэндерса читалась тревога.
  
  – По какому же?
  
  – Я частный детектив, мистер Сэндерс. Мне нужно задать вам несколько вопросов о вашей дочери.
  
  Его густые брови взлетели вверх. Как мне показалось, он выдохнул с облегчением.
  
  – О Клэр? Почему она вас интересует?
  
  – Я пытаюсь разыскать ее.
  
  – Для чего, черт возьми, вам это понадобилось?
  
  – Потому что… А разве она не пропала?
  
  – Пропала? Клэр никуда не пропадала. Понятия не имею, о чем вы толкуете.
  
  Теперь, вероятно, крайне удивленный вид был у меня.
  
  – Здесь есть место, где мы могли бы поговорить?
  
  Сэндерс уложил в портфель остаток бумаг, щелкнул замком и утомленно взглянул в противоположный конец зала, где последние зрители ломились к выходу.
  
  – Мой кабинет, – сказал он.
  
  Я вслед за ним вышел из помещения и поднялся вверх по широкому пролету лестницы с деревянными ступенями, доски которой поскрипывали под ногами. Мы вошли в комнату с потолком, обитым жестью, двенадцати футов в высоту и с не менее высокими окнами, которые выглядели так, будто их красили еще во время президента Эйзенхауэра. Позади обширного письменного стола висела фотография хозяина кабинета вместе с нынешним президентом. Они снялись на фоне Ниагарского водопада, когда Верховный главнокомандующий совершал быстротечное турне по нашему штату около года назад. Причем Сэндерс выглядел на снимке не как мэр крошечного городка, а как глава крупной корпорации – со своей безукоризненно уложенной прической и в костюме, стоившем, казалось, дороже, чем весь его скромный дом.
  
  Сэндерс закрыл за нами дверь и поинтересовался:
  
  – В чем все-таки дело, мистер Уивер?
  
  – Клэр дома? Она уже вернулась?
  
  – Своим вопросом вы застали меня врасплох.
  
  – Ко мне приходили полицейские, – объяснил я. – Сегодня вечером. Они тоже пытаются найти Клэр. Со вчерашней ночи ее никто не видел. Вы хотите сказать, что не подавали заявления о ее пропаже?
  
  – Разумеется, не подавал. – Вид у него был явно встревоженный.
  
  – Тогда где же она?
  
  – Клэр уехала. Не вижу причин сообщать вам о ее местонахождении. И вообще, какое вам до нее дело?
  
  – Я встречался с вашей дочерью только вчера вечером, – объяснил я. – Она использовала меня, чтобы от кого-то сбежать, скрыться от возможного преследователя.
  
  – Использовала вас? Каким же образом?
  
  – Я подвез ее. Она…
  
  – Стоп! – перебил мэр. – Отсюда поподробнее. Клэр села в вашу машину?
  
  – Да, попросила подвезти ее от «Пэтчетса». Она узнала меня, потому что была знакома с моим сыном. Если бы она не упомянула об этом, я, вероятно, отказался бы ее подбрасывать. Ее беспокоил некий подозрительный тип, следивший за ней, как она мне сообщила. И я не смог отказать ей в помощи.
  
  Сэндерс смотрел на меня так, будто оценивал мою потенциальную опасность.
  
  – Продолжайте.
  
  – Клэр попросила остановиться у «Иггиза». Сказала, что плохо себя чувствует. Затем зашла внутрь, но ко мне в машину вернулась другая девушка. Одетая точно как Клэр и в парике. Анна Родомски. Так они вдвоем обвели вокруг пальца того, кто мог за ними следить.
  
  Мэр медленно обогнул свой стол и встал по другую сторону, положив ладони на высокую спинку мягкого кресла.
  
  – Так и было?
  
  – Да, так и было, – ответил я.
  
  – Занятный номер они выкинули. – Он натянуто улыбнулся. – Вы уверены, что девочкам не захотелось просто повеселиться? Разыграть вас?
  
  – Если они и хотели одурачить кого-то, то не конкретно меня, – сказал я. – Клэр не могла заранее знать, что я буду проезжать мимо именно в то время.
  
  Сэндерс пожал плечами:
  
  – Может, им были нужны не лично вы. Их целью мог стать любой, кто согласился бы подвезти Клэр. Очень напоминает чистейший розыгрыш.
  
  – Я так не думаю. Если это была всего лишь шутка, почему вмешалась полиция?
  
  – Это наверняка какое-то недоразумение.
  
  Я положил руки на стол и подался вперед.
  
  – Вот чего я никак не пойму. Полиция явно считает Клэр пропавшей. Копы хотят ее разыскать. Они либо беспокоятся за нее, либо считают замешанной во что-то, о чем желают ее расспросить. Но зато вы… Вы выглядите нисколько не встревоженным. И это когда речь идет о судьбе вашей собственной дочери. Может, проясните для меня ситуацию?
  
  Сэндерс колебался с ответом. Обычно у людей были для этого две причины. Во-первых, они не хотели рассказывать правду, а во-вторых, выигрывали время, чтобы придумать какую-нибудь правдоподобную ложь.
  
  – Вы видели, что происходило сегодня вечером? – спросил он потом.
  
  – Это так называемое совещание?
  
  – Вот именно.
  
  – Вы хотите сказать, что есть связь между вашей дочерью и конфликтом, в который вы ввязались с местной полицией?
  
  Сэндерс лукаво ухмыльнулся, показав свои превосходные зубы.
  
  – Можно подумать, вы ничего не знаете.
  
  – Не понимаю, о чем вы, – произнес я.
  
  – Я прекрасно знаю о ваших с ними личных связях. И я догадываюсь, какую игру вы со мной сейчас ведете.
  
  – Связи? Вы намекаете на меня и шефа Перри?
  
  Сэндерс самоуверенно кивнул, показывая, что хитрого лиса не обманешь.
  
  – Он ваш шурин.
  
  – И что с того?
  
  – Вы думали, мне ничего не известно об этом, верно? Рассчитывали на мою неосведомленность.
  
  – Мне глубоко плевать, известно вам или нет, – произнес я. – Он брат моей жены. Но какое отношение это имеет к остальному?
  
  – Вы меня совсем за глупца держите? – поинтересовался Сэндерс. – Считаете, я не способен разобраться в происходящем? Перри ведь терпеть не может терять власть над людьми, правда? Ему не нравится, если кого-то он не способен запугать. Можете передать ему: я знаю, чем он занимается. И заодно сообщите, что у него ничего не получится. Не важно, сколько своих патрульных машин он пошлет следить за мной, скольких горожан сумеет настроить против меня. Потому что именно это Перри и делает. Он пытается разделить население этого города на группы по типу «мы против них», используя страх, чтобы переманивать людей на свою сторону. Если вы не сторонник великого Огастеса Перри, значит, вы поддерживаете преступников. Так вот, ничего не выйдет. Потому что не он управляет этим городом. Он может считать себя здесь шишкой на ровном месте, но очень сильно ошибается.
  
  – Шеф полиции пытается запугать вас? Он причиняет вам беспокойство?
  
  – О, я вас умоляю, – сказал Сэндерс. – На что он рассчитывает? Будто может прислать ко мне вас и обманом заставить сообщить, где сейчас Клэр?
  
  – Значит, она действительно пропала. Или прячется.
  
  Сэндерс улыбнулся:
  
  – Она в полном порядке. Дверь вон там, мистер Уивер.
  
  – Клэр кто-то угрожал? Из-за конфликта между вами и Перри?
  
  Мэр лишь пренебрежительно покачал головой.
  
  – Вы все неверно воспринимаете, – сказал я. – Я искренне тревожусь за Клэр. Я подвез ее, а потом она исчезла буквально у меня на глазах. Я должен знать. Должен убедиться, что с ней ничего не случилось.
  
  – Уходите.
  
  – Позвоните ей. Дайте мне с ней поговорить.
  
  – Убирайтесь.
  
  – Я всего лишь прошу…
  
  Сэндерс выставил ладонь прямо перед моим лицом. При этом легкая дрожь выдавала его волнение.
  Глава 16
  
  Когда женщина возвращается домой, то видит полоску света под его дверью и решает проверить, как он там. Он мог заснуть, не выключив лампы, и если так, она сама щелкнет выключателем. Но иногда мужчина сидит в своем кресле и читает. Порой он поступает так, если не может заснуть.
  
  Открыв дверь, она видит, что он действительно не спит, но не пересел в кресло. Не держит в руках ни книги, ни журнала. А смотрит в потолок, словно на нем, как на экране, показывают кинофильм.
  
  – Что ты делаешь? – интересуется она.
  
  – Просто думаю, – отвечает мужчина.
  
  – О чем? – спрашивает она, хотя и сама догадывается.
  
  – О том, что мы могли бы сказать.
  
  – Сказать о чем?
  
  – О причине моего отсутствия.
  
  Так плохо еще никогда не было, отмечает она. Прежде он не мучил себя подобными размышлениями. События последних нескольких недель, неожиданный визит того мальчишки взволновали его. И не его одного.
  
  – Хорошо, – кивает женщина, потому что ей отчасти и самой интересно, что он сможет придумать. – Почему ты отсутствовал?
  
  – Я был в Африке.
  
  – В Африке, – повторяет она.
  
  – На сафари. И заблудился. В джунглях. В сырых, непроходимых джунглях.
  
  – Больше напоминает Южную Америку, – замечает она. – Боюсь, тебе тяжело будет рассказать правдоподобную историю.
  
  – Мы можем вместе поработать над ней, чтобы я рассказывал ее уверенно и правдиво.
  
  – Тебе пора выключить свет и ложиться спать, – говорит она.
  
  – Нет! – выкрикивает мужчина, и женщина невольно отшатывается от него. Обычно он довольно пассивен, легко управляем.
  
  – Не смей повышать на меня голос, – предупреждает она.
  
  – Я отправился в Арктику! Я участвовал в арктической экспедиции! А теперь вернулся!
  
  – Прекрати. Ты слишком возбудился и несешь полную ахинею.
  
  – Или, может, я потерялся в пустыне. И долго бродил по ней.
  
  Женщина присаживается на край кровати и кладет ладонь на его липкий от холодного пота лоб. Потом слегка похлопывает по нему.
  
  – Тебе не удастся заснуть, если будешь продолжать взвинчивать себя, – говорит она успокаивающим тоном. – Ты переутомился.
  
  Мужчина впивается пальцами в ее руку и притягивает к себе. Ее лицо оказывается всего в нескольких дюймах от его лица. У него изо рта пахнет как из старой кожаной сумки.
  
  – Я ни в чем не виню тебя, – произносит он. – Я все понимаю. Но это должно закончиться. Я не могу жить так вечно.
  
  Она и сама уже с некоторых пор так считает.
  Глава 17
  
  Возвращаясь к машине, я достал телефон, нашел в памяти номер своего шурина Огастеса Перри и набрал его.
  
  Что-то явно не складывалось. Полиция разыскивала Клэр, а, если верить ее отцу, она никуда не пропадала. Не требовалось способностей Шерлока Холмса для умозаключения: Сэндерс мне солгал, скрыв нечто важное. У Клэр не могло не возникнуть неприятностей. Уж очень много усилий она приложила, чтобы перехитрить своего преследователя.
  
  Был ли это полицейский? Или все же бывший парень?
  
  А не сам ли отец?
  
  Если не получилось добиться вразумительных ответов от него, логично было снова обратиться в полицию и выяснить, что заставило копов начать ее поиски. Но разговаривать мне хотелось не с Хейнсом или Бриндлом. Имело смысл сразу же добраться до самого верха. Хотя нельзя сказать, что Огги слишком охотно помогал мужу своей сестры. В душе он считал меня недалеким и безответственным.
  
  Я отвечал ему взаимностью, придерживаясь такого же мнения о нем самом.
  
  При этом мы ухитрялись сохранять внешне вполне приличные отношения во время большинства семейных торжеств. Но только до тех пор, пока разговор не касался политики, религии или другой чувствительной темы, где важно было непременно одержать верх в споре. Например, как быстрее всего добраться на автомобиле до Филадельфии, часто ли шел дождь на прошлой неделе или чья машина расходовала меньше бензина на сто миль пробега.
  
  Однако по-настоящему мы сцепились с ним позапрошлым летом, когда устроили барбекю у себя на заднем дворе. Огги заявил тогда: если мы согласимся, что определенные расовые группы генетически обладают интеллектуальным превосходством над другими, а затем пойдем дальше и признаем интеллектуально ущербные расовые группы более склонными к нарушению закона, то оценка личности на основе расовой принадлежности вовсе не будет являться проявлением расизма, поскольку подкреплена фундаментальными научными данными.
  
  – Хотелось бы взглянуть на такие данные, – заметил я.
  
  – Взгляни, – сказал Огги. – Легко найдешь в Интернете.
  
  – А поскольку это выложено в Интернете, то представляет собой, конечно же, истину в последней инстанции.
  
  – Если данные действительно научные, то так и есть.
  
  – А если я найду в Интернете сообщение, что, согласно последним научным исследованиям, ты обладаешь коэффициентом умственного развития на уровне ведра с ржавыми болтами, это тоже будет истинно? Потому что такая информация появится в Сети примерно через пять минут.
  
  Его многострадальной жене Берил пришлось оттащить Огги, готового на меня наброситься.
  
  И все же, если отвлечься от сложностей в личных отношениях, приходилось признавать, что он был отнюдь не плохим полицейским. Огги обладал развитыми инстинктами сыщика и завидной трудоспособностью. До того как стать шефом, вынужденно просиживавшим большую часть рабочего дня за письменным столом, он мог стучаться во все двери и днем, и ночью, а именно это требовалось, чтобы найти возможного свидетеля совершенного в городе преступления. Когда пять лет назад пропал восьмилетний мальчик, Огги покинул свой начальственный кабинет и шесть дней вместе с поисковыми группами прочесывал пешком окрестности, спал не больше часа в сутки, пока сам не обнаружил ребенка в подвале заброшенной фабрики, прежде производившей матрацы. Мальчишка провалился в дыру пола и не смог выбраться наружу. Огастес Перри умел к тому же превосходно вести допросы. Он знал, как получить у людей нужную информацию.
  
  Но понимал я и правоту Берта Сэндерса. Мой шурин глубоко верил в собственную ускоренную систему свершения правосудия. К чему устраивать хлопотную возню в судах, чтобы заставить иногородних правонарушителей держаться подальше от Гриффона, если хороший удар коленом между ног приводил к тому же результату, только гораздо быстрее?
  
  При этом подчиненные Перри проявляли осторожность. Они всегда прикрывали друг друга. Не устраивали никому «уроков хорошего поведения» при свидетелях. И если сами нарушали при этом закон, то делали это не без гордости, поскольку считали, что помогают улучшить жизнь в Гриффоне.
  
  Я набрал номер сотового телефона Огги, а не домашнего. С мобильником он не расставался. После нескольких гудков включился режим автоответчика.
  
  – Огги, это Кэл. Необходимо поговорить. Перезвони, как только услышишь мое сообщение.
  
  Терять время в ожидании его ответа я не собирался. Мне предстояла еще одна попытка поймать Шона Скиллинга. С этим парнем я пока не закончил.
  
  Я снова отправился к дому Скиллингов – просторному двухэтажному особняку с гаражом на три автомобиля и с тремя разными моделями «форда», припаркованными рядом, хотя ни одна из них не была «рейнджером», который водил сам Шон. Я оставил «хонду» за углом, вернулся немного назад пешком и с силой надавил пальцем на кнопку звонка.
  
  Не потребовалось и десяти секунд, чтобы дверь открыла невысокая женщина с фарфоровой кожей и очень светлыми волосами в тон цвету лица. Она не воспользовалась макияжем, и потому могло показаться, что из нее полностью выкачали кровь.
  
  – Добрый день.
  
  – Миссис Скиллинг?
  
  – Да, я Шейла Скиллинг.
  
  – Кэл Уивер, частный детектив. – Я лишь на мгновение продемонстрировал ей свое удостоверение.
  
  – Что вам угодно?
  
  – Я по поводу Шона.
  
  На ее лице отразилась тревога.
  
  – Шона? С ним все в порядке? – Она повернула голову. – Адам! К нам полиция. Их интересует Шон.
  
  Я не видел смысла поправлять ее.
  
  – Что случилось? – донесся приглушенный крик мужчины.
  
  Несколько секунд спустя открылась дверь, и из подвала вышел Адам Скиллинг. Быстрый подъем по ступенькам утомил его, и не удивительно: весил он по меньшей мере двести пятьдесят фунтов. У него было округлой формы лицо с покрасневшими сейчас щеками, усы и густые русые волосы.
  
  – В чем дело? – снова спросил он, пытаясь отдышаться.
  
  – Это по поводу Шона, – ответила Шейла. Они оба не сводили с меня глаз. – Он попал в аварию или что?
  
  Я покачал головой:
  
  – Скорее это можно охарактеризовать как инцидент.
  
  – Боже милостивый! Какой инцидент?
  
  Я перешел на официальный тон:
  
  – В процессе исполнения своих профессиональных обязанностей я пытался получить у вашего сына определенную информацию, а один из его приятелей напал на меня. После чего они оба скрылись.
  
  – Господи Иисусе! – воскликнул Адам. – Где же, черт побери, это произошло?
  
  – Рядом с «Пэтчетсом».
  
  – Вы полицейский? Не очень-то вы похожи на копа.
  
  – Я – детектив. Частный детектив. Меня зовут Кэл Уивер. – Я снова любезно продемонстрировал свою лицензию. – Я бы не хотел вмешивать в дело полицию, но это будет во многом зависеть от того, окажете ли вы мне помощь. Как и сам Шон. – Я надеялся, что они не видят меня насквозь с той же легкостью, как Филлис Пирс. Я посмотрел им за спины, заглядывая в глубь комнат. – Он дома? Я не заметил на подъездной дорожке его пикапа.
  
  – Он… Его нет, – ответила Шейла. – И я не знаю, где он.
  
  Адам Скиллинг, успевший отдышаться, нащупал в кармане сотовый телефон и достал его.
  
  – Я позвоню ему. Заставлю приехать сюда прямо сей…
  
  – Не надо спешить, – прервал его я. – У меня есть несколько вопросов и к вам. Может, многое удастся прояснить и сгладить еще до того, как вы вызовете сына домой.
  
  – Кто напал на вас?
  
  – Не знаю. Меня ударили сзади.
  
  – Но это ведь не Шон ударил вас? – уточнила Шейла.
  
  – Нет, и, думаю, этот факт поможет мирно уладить конфликт, – сказал я. – Позволите войти?
  
  Хозяева проводили меня в гостиную и жестом предложили расположиться на диване, а сами заняли стулья, стоявшие напротив.
  
  – Анна здесь? – поинтересовался я.
  
  Вопрос застал их врасплох.
  
  – Анна Родомски? – переспросила Шейла Скиллинг.
  
  – А есть еще одна Анна? – вопросом на вопрос ответил я.
  
  – Нет, разумеется, нет. Но и она сейчас отсутствует. Думаю… То есть весьма вероятно, что она с Шоном. У Анны тоже возникли какие-то неприятности?
  
  – Говорил же я тебе, что эта девица не доведет его до добра, – произнес Адам Скиллинг. – Говорил, будешь отрицать?
  
  – Она живет здесь? – осведомился я.
  
  Мать Шона теперь густо покраснела.
  
  – Знаю, это неприлично, и все такое, но да, чуть ли не каждую вторую ночь она проводит здесь с…
  
  – Девушка ночует у нас гораздо чаще, чем у себя дома, – перебил ее Адам Скиллинг. – Это никуда не годится. И она плохо влияет на сына. Иногда разгуливает по нашему дому в одном нижнем белье, словно в своих владениях.
  
  Шейла стрельнула в него взглядом.
  
  – Она просто ходит в ванную. Тебе не обязательно на это пялиться.
  
  Щеки ее мужа снова зарделись.
  
  – И вообще, – продолжала она, – прошлой ночью ее здесь не было. Я знаю наверняка. Думаю, они оба… Видимо, спали в другом месте, потому что даже сам Шон дома вчера не появился.
  
  – Никогда не знаешь, где их черти носят, – сказал Адам с надутым видом. – С них нельзя сводить глаз ни на минуту.
  
  Шейла бросила на него еще один взгляд, и на этот раз Адама, кажется, проняло. Он выдохнул, поник и стал как будто ниже ростом.
  
  – Я лишь хочу сказать, что они отнимают у нас годы жизни, заставляя нервничать.
  
  Меня же встревожило сообщение Шейлы, что Анна не ночевала у них, поскольку, по словам ее родителей, она и дома не ночевала за последние сутки.
  
  – Когда вы видели Анну в последний раз? – спросил я.
  
  – Вчера, – ответила Шейла. – Где-то ближе к ужину, верно? – Она посмотрела на мужа, но тот лишь пожал плечами. – Я вот только никак не пойму, вы здесь из-за Шона или Анны? Уж не Анна ли вас ударила?
  
  – Уверен, что нет, – сказал я. – Но я здесь по поводу и Шона, и Анны. А еще Клэр Сэндерс.
  
  – О, Клэр! Мы с ней знакомы, – отозвалась Шейла. – Хорошо знакомы, так ведь? – обратилась она к Адаму.
  
  – Как и с ее отцом, – устало подтвердил он.
  
  – Я собирался расспросить вашего сына именно о ней, когда меня ударили, – объяснил я. – Я должен разыскать Клэр, и есть основания предполагать, что Шон и Анна знают, где она.
  
  – Зачем вам понадобилось разыскивать Клэр? – поинтересовался Адам.
  
  Я оставил вопрос без ответа.
  
  – Думаю, Анна знает ее местонахождение, и я надеялся, что Шон поможет мне с ней связаться. Шон тоже ищет Клэр. Он наводил о ней справки в «Пэтчетсе». Шон, вероятно, думает, что я представляю для него опасность, но это не так. Меня интересуют лишь поиски Клэр. Если он мне в этом поможет, я могу спустить все остальное на тормозах.
  
  – Вы разговаривали с Бертом? – спросил Адам.
  
  Стало быть, они с мэром обращаются друг к другу просто по имени, невольно отметил я.
  
  – Да. – Я посмотрел на сотовый телефон в руке хозяина. – Вот теперь самое время попросить Шона приехать домой. Только не упоминайте о моем присутствии.
  
  Адам не сразу решился, но потом сделал звонок. Телефон Шона дал три или четыре гудка, после чего отец заговорил:
  
  – Привет! Ты где? Что значит просто так катаешься? Где ты катаешься? Хорошо, послушай, мне все равно, куда тебя сейчас занесло… Просто тащи свою задницу домой pronto[91]… Узнаешь, когда приедешь… Если через пять минут тебя здесь не будет, можешь забыть о разрешении пользоваться «рейнджером». В моем магазине как раз есть пятнадцатилетний «сивик». Он тебе подойдет в самый раз… Понял? Отлично. Через пять минут.
  
  Он дал отбой и посмотрел на меня:
  
  – Я, наверное, много грешил в прошлой жизни, чтобы заслужить теперь такого сына.
  Глава 18
  
  Парень приехал ровно через четыре минуты. Свет фар ударил в окно гостиной и скользнул по ее стенам. Секундой позже хлопнула дверь пикапа. Еще через две секунды Шон Скиллинг ворвался в дом, как сорвавшийся с тормозов поезд. Но тормоза тут же сработали, стоило ему только увидеть меня, сидевшего в гостиной.
  
  Казалось, он готов был развернуться и бежать, но отец вскочил на ноги и заорал:
  
  – Стоять! И думать не смей о бегстве, мистер!
  
  Шон окаменел. Однако в его глазах читалось желание рвануть прочь из дома.
  
  – Заходи в гостиную, адское отродье, – продолжал Адам. – Заходи сюда и садись! – Он указал на стул, с которого только что поднялся.
  
  Шон двинулся осторожно, словно в любой момент ожидая, что отец на него набросится, не дав даже сесть. Впрочем, до стула ему удалось добраться без помех. Адам остался на ногах, меряя шагами комнату, как боксер, разминающийся перед ударом гонга.
  
  – Какого хрена ты творишь? – спросил он чуть погодя.
  
  Шон бросил на него быстрый взгляд.
  
  – Понятия не имею, о чем ты.
  
  До известной степени это было правдой. Он понятия не имел, приехал я сюда из-за Анны, из-за Клэр или из-за приятеля, огревшего меня по голове. Несомненно, к концу вечера мы бы разобрались с каждым из этих пунктов, но Адам Скиллинг ясно дал понять, что хочет сразу же прояснить третий вопрос.
  
  – Кто ударил его? – поинтересовался он. – Кто ударил этого человека? Мне нужно знать имя.
  
  – Я его не бил. И пальцем не тронул, – ответил его сын.
  
  – Но ты видел, как его ударили, верно?
  
  – Не знаю. Может быть…
  
  – Отвечай «да» или «нет». Ты видел, как его ударили, или нет?
  
  – Адам… – робко попыталась вмешаться Шейла.
  
  – Здесь сейчас говорю только я, Шейла. Да или нет?
  
  – Да, я видел, как его ударили. Но было темно.
  
  – О, прекрати водить меня за нос! – воскликнул Адам Скиллинг. – Сколько света тебе было нужно, чтобы разглядеть его, если вы сбежали оттуда вместе? А если бы мистер Уивер потерял сознание? А вдруг он получил бы повреждение мозга или что-то в этом роде? Ты хочешь, чтобы на тебя завели уголовное дело? Открыли досье в полиции? Этого ты добиваешься? Я спрашиваю еще раз, кто ударил…
  
  – Мистер Скиллинг, – твердо перебил его я.
  
  Адам резко развернулся и рассеянно посмотрел на меня, словно только что вспомнил о моем присутствии, хотя его вопросы касались меня самым непосредственным образом.
  
  – Что?
  
  – Мы сможем выяснить, кто напал на меня, позже, – сказал я.
  
  – Господи Иисусе, я всего лишь пытаюсь помочь вам!
  
  – Я знаю и очень это ценю. – Я обратился к Шону, который испытывал нескрываемое облегчение: – На случай, если ты не запомнил: я – Кэл Уивер, частный детектив.
  
  – Я вас знаю.
  
  – Кажется, ты не понял, чего я от тебя хотел, когда встретил в «Пэтчетсе». Мне нужно разыскать Клэр, и, думаю, Анна может в этом помочь.
  
  – Я сам не знаю, где Клэр. – Он быстро взглянул на своих родителей. – Богом клянусь!
  
  – А почему ты ищешь Клэр? – спросила Шейла. – С ней что-то случилось? Она пропала?
  
  Шон уперся взглядом в ковер и покачал головой.
  
  – Вроде того.
  
  – Что значит «вроде того»? – задал вопрос я.
  
  – Значит, да, она скрылась, но не пропала. Ее просто пока нет здесь.
  
  – Ты знаешь, где она?
  
  – Клянусь, я понятия не имею об этом, мать вашу!
  
  Адам с силой шлепнул сына по щеке:
  
  – Не смей распускать свой грязный язык!
  
  Шон поморщился, но не издал ни стона. Похоже, ему было не привыкать к оплеухам от отца.
  
  – Анна знает, где сейчас Клэр? – поинтересовался я.
  
  Шон колебался с ответом, прикусив нижнюю губу.
  
  – Мне это неизвестно. Может знать. Они с Клэр вместе провернули свой трюк.
  
  – Тогда нам необходимо поговорить с Анной.
  
  Шон промолчал.
  
  – Где Анна, Шон? – спросил я.
  
  – Я не знаю.
  
  – Как же так? – вскинулась Шейла. – Она же практически приклеена к тебе. Анна вернулась в дом своих родителей?
  
  – Все может быть. Но не думаю.
  
  Шейла погрустнела:
  
  – О нет! Неужели вы с ней расстались?
  
  – Это стало бы для меня первой хорошей новостью за долгое время, – вставил Адам.
  
  – Вовсе нет! – с жаром ответил Шон. – Мы и не думали расставаться.
  
  В его словах мне почудилось нечто большее, чем возможная размолвка между влюбленными.
  
  – Шон, Анна и Клэр уехали куда-то вместе?
  
  – Не знаю. Я и сам начал волноваться. Штука в том, что я не разыскивал Клэр в «Пэтчетсе».
  
  – Не лги нам, – сказал Адам. – Мистер Уивер говорит, что видел тебя там, а когда захотел поговорить с тобой, кто-то ударил его по голове.
  
  – Да, я там был, все верно. Признаю, я заходил в «Пэтчетс». Но искал не Клэр.
  
  Я кивнул, уловив смысл его слов.
  
  – Ты расспрашивал, не видел ли кто-нибудь Анну.
  
  Шон посмотрел на меня, и на его глаза навернулись слезы.
  
  – Я не знаю, где она. Она не отвечает на звонки по телефону. Игнорирует мои эсэмэски.
  
  – Попробуй позвонить ей сейчас, – предложил я.
  
  – Я пытался всего лишь…
  
  – Набери ее номер еще раз и дай мне трубку.
  
  Шон подчинился.
  
  Нажав на имя Анны в списке контактов, он передал мне телефон, и я приложил его к уху.
  
  Раздались восемь гудков, прежде чем включилась голосовая почта.
  
  «Это Анна! – донесся веселый голосок. – Оставьте! Мне! Сообщение!»
  
  Я нажал отбой. Значит, ее телефон работал и находился в Сети.
  
  – На сотовом Анны установлена опция отслеживания местонахождения владельца?
  
  – Нет, – покачал головой Шон.
  
  – Но если телефон в Сети, это значит, что мы все равно сумеем связаться с ее оператором связи и установить, где он.
  
  – Где она, – поправил меня Шон.
  
  – Анна, возможно, потеряла телефон, где-нибудь оставила. Его даже могли украсть, – пояснил я. – Наверное, поэтому она и не отвечает. – Я вернул ему трубку и спросил: – Ты знаешь, почему я здесь, Шон?
  
  Он окинул меня взглядом, означавшим «Само собой».
  
  – В «Пэтчетсе» вы сказали, что разыскиваете Клэр.
  
  – Правильно. Но знаешь ли ты, почему этим занимаюсь именно я, а не кто-то другой?
  
  Шона озадачил мой вопрос:
  
  – Думаю… Нет, не уверен, что знаю.
  
  – Ты был в курсе планов Клэр и Анны?
  
  – Можно сказать, до известной степени, – ответил он.
  
  – Это ведь тебе следовало подвезти Клэр? Тебя она ждала перед «Пэтчетсом»?
  
  Мне все представлялось логичным. Ясно, что Клэр и Анне для их трюка нужен был кто-то еще. Клэр ждала водителя, который так и не приехал. А поскольку Анна принимала во всем участие, легко предположить, что и ее дружок тоже оказался замешан. Ведь соседка Берта Сэндерса видела, как накануне вечером Клэр уехала из дома на пикапе, который вполне мог принадлежать Шону.
  
  Поскольку парень не ответил на мой вопрос, я задал другой:
  
  – Когда именно ты в последний раз виделся с Анной?
  
  – Прошлым вечером, – сказал он. – Примерно в половине десятого или в десять. Около того.
  
  – Где?
  
  – Я… Я высадил ее у «Иггиза».
  
  – Хорошо. Что было дальше?
  
  – Я стал крутить по округе. Ну, знаете, просто ездить без особой цели.
  
  – Тебе нужно было убить время.
  
  – Типа того. Но затем меня задержали полицейские.
  
  – Что? – воскликнул Адам, и на его лице явственно проступила мысль: «Неужели неприятностям конца не будет?» – Почему?
  
  – Я проехал на знак обязательной остановки. То есть не совсем проехал. Просто не выполнил все предписания правил. Вроде как остановился, но машина еще немного прокатилась вперед. Я почти остановился. Но тут откуда ни возьмись появился патрульный автомобиль из Гриффона. Они врубили сирену, заставили меня прижаться к обочине. – Шон возмущенно покачал головой. – Вы же знаете, какие в этом городе копы. Цепляются к любой мелочи, а особенно если ты несовершеннолетний не из наших краев или у тебя, как у Денниса, цвет кожи не такой белый, как у прочих.
  
  Адам ненадолго зажмурился. Может, подумал, что если прищуриться посильнее, то когда снова откроет глаза, мы все исчезнем.
  
  – И они продержали меня там целую вечность, пробивая номера по компьютеру, проверяя мои права, однако все оказалось чисто. В конце концов один из копов прочитал мне нотацию, предупредив об обязательной полной остановке перед таким знаком.
  
  – И никакого штрафа? – спросила Шейла.
  
  – Никакого штрафа, – подтвердил сын и улыбнулся, явно довольный, что хотя бы что-то у него сложилось удачно.
  
  Мне же его рассказ помог заполнить одно из пустовавших мест в картине-головоломке. Вот почему Шон не успел приехать к «Пэтчетсу», чтобы забрать Клэр и доставить в «Иггиз», где ждала Анна.
  
  – Ты кому-нибудь успел позвонить, пока полицейские проверяли твои права? – спросил я.
  
  Его, казалось, удивил мой вопрос.
  
  – Да.
  
  – Чтобы предупредить, что сильно опоздаешь или вообще не успеешь?
  
  В глазах Шона мелькнула догадка: он начал понимать произошедшее. Что я стал ему заменой. Он позвонил Клэр сказать о задержке, а она сообщила о пойманной попутке.
  
  – Я в полном недоумении, – произнесла Шейла. – О чем вы сейчас говорите?
  
  – Как ты поступил потом, Шон? – спросил я.
  
  – Я не знал… Не понимал, что делать. Решил просто ждать.
  
  – Ждать чего?
  
  – Наверное, звонка. Она должна была позвонить и сказать, что все прошло… хорошо.
  
  Снова вмешалась Шейла:
  
  – Я все никак не возьму в толк…
  
  Я поднял руку, жестом попросив ее замолчать. У нас только-только стало что-то проясняться.
  
  – И тебе позвонили? – продолжил я.
  
  Нежданная слеза пробежала вдруг по щеке Шона. Он кивнул:
  
  – Да.
  
  – Кто позвонил?
  
  – Анна.
  
  – Что она сказала?
  
  – Она говорила очень торопливо. Сказала, что дела пошли хре… – Шон бросил быстрый взгляд на отца. – Словом, все очень запуталось, но в итоге вроде бы закончилось нормально. Они совершили подмену, хотя сама Анна и натерпелась страха.
  
  – Подмену? – изумился Адам, и я снова поднял руку.
  
  – От чего она натерпелась страха? – спросил я.
  
  – Сказала, что удрала из машины какого-то типа чуть ли не на ходу и насквозь промокла под дождем, ее нужно было забрать и куда-нибудь отвезти. И еще она очень тревожилась.
  
  – Ты рассказал, как встречался с Анной раньше, но разве потом ты за ней не приехал? Полиция ведь больше тебя не задерживала, так?
  
  – Да, я и собирался за ней заехать. Анна как раз хотела сообщить, где находится. А потом вдруг говорит… Извини, папа, но это ее дословная фраза: «Вот дерьмо! Они уже здесь».
  
  – Кто «они»? Те же люди, от которых сбежала Клэр?
  
  – Не знаю.
  
  – Что еще успела сказать Анна?
  
  – Больше ничего. Звонок оборвался. И я так и не узнал, где должен был ее искать.
  
  Зато знал я.
  Глава 19
  
  – Нам с Шоном необходимо уехать, – заявил я Скиллингам.
  
  – Зачем? – спросила его мать, когда мы все поднялись.
  
  – Нужно срочно попытаться разыскать Анну, верно, Шон? – обратился я к нему.
  
  Шон кивнул:
  
  – Верно.
  
  – Будем считать, что я ничего не знаю, – сказал Адам.
  
  – Я очень признателен вашему сыну за помощь. Как и вам самим, – произнес я. – Учитывая это, о другом деле можно забыть.
  
  Его родители призадумались. Шейла заговорила первой:
  
  – Ты должен помочь мистеру Уиверу всем, чем сможешь, Шон.
  
  – Согласен, – добавил Адам. – Непременно сделай это.
  
  Когда же мы с ее сыном уже подошли к двери, Шейла попросила:
  
  – Только, пожалуйста, возвращайся домой не слишком поздно.
  
  Можно подумать, мы собирались в кино.
  
  Оказавшись снаружи, я сообщил:
  
  – Моя машина припаркована за углом.
  
  Мы молча прошли туда. Я щелкнул кнопкой дистанционного управления, и мы сели в салон «хонды».
  
  – Куда отправимся? – поинтересовался Шон, перетягивая через плечо ремень безопасности.
  
  – Это я подвозил Клэр вчера вечером, когда ты не смог вовремя добраться до «Пэтчетса», – объяснил я.
  
  – Я уже понял, но почему она позвонила именно вам?
  
  – Она не звонила. Я оказался в нужном месте в нужное время. – Или не в том месте и не в то время – как посмотреть. – Просто проезжал мимо. Клэр стояла там, дожидаясь тебя, а когда ты позвонил и сказал, что не успеваешь, постучала в окно моей машины и попросила подвезти. Я хотел отказать, но Клэр узнала меня. Она была знакома с моим сыном Скоттом. И тогда пришлось согласиться.
  
  – Если бы меня не остановили, – проговорил Шон, – я приехал бы вовремя. Этот тупой коп задержал меня надолго и без особой причины!
  
  Я включил зажигание, развернулся и сразу дал газу.
  
  – Вот именно. Теперь я хочу прикинуть, как все произошло. Ты привез Клэр в «Пэтчетс». Затем заехал за Анной и доставил ее в «Иггиз», чтобы она там дождалась Клэр.
  
  – Точно. Мы решили, что никто не последует за мной после того, как я высадил Клэр. Они останутся наблюдать за «Пэтчетсом».
  
  – Хорошо. Значит, потом, оставив Анну, ты должен был вернуться обратно за Клэр и отвезти ее в «Иггиз». Там они совершили бы подмену, Анна надела бы парик и села в твою машину под видом Клэр. Пока я все излагаю верно?
  
  – Да, все точно, – ответил Шон, глядя перед собой.
  
  – Анне удалось обмануть меня ровно на минуту, но, думаю, это не имело значения, потому что на самом деле перехитрить они стремились вовсе не случайного водителя. И вот что я хотел бы выяснить, Шон.
  
  Он бросил на меня взгляд.
  
  – Кто так навязчиво преследовал Клэр, если вынудил прибегнуть к подобным ухищрениям для побега? И кто подобрал ее после того, как Анна подменила ее в моей машине?
  
  Он покачал головой:
  
  – Не знаю.
  
  – Ты лжешь.
  
  – Честное слово, чувак, я вообще не представляю, какого черта им все это понадобилось. – Адама сейчас не было рядом, чтобы влепить парню затрещину, а я не собирался этого делать. Мне, может, и хотелось бы, но не за его грубые выражения.
  
  – Ты просто так согласился им помочь, не понимая, что на самом деле происходит?
  
  – Клэр ничего мне не рассказывала. Мы с ней… У нас вообще слегка испортились отношения с тех пор, как она бросила моего друга и… – Шон резко замолчал.
  
  – Твоего друга? – переспросил я.
  
  – Да, – отозвался он. – У меня есть друг, с которым она одно время гуляла, но потом ушла к другому парню.
  
  – Как фамилия твоего друга?
  
  – Это не имеет значения.
  
  – Не он ли огрел меня по голове?
  
  Шон настороженно посмотрел на меня.
  
  – Он не хотел бить вас так сильно. Но ему показалось, что вы всерьез на меня напали. Защитить – вот и все, к чему он стремился.
  
  – Ладно, – сказал я. – Я ведь могу вернуться и узнать у твоих стариков, кого из твоих приятелей недавно бросила Клэр Сэндерс. Как думаешь, много времени мне потребуется, чтобы выяснить имя?
  
  Казалось, Шон уже готов сдаться.
  
  – Вы собираетесь выдвинуть против него обвинение?
  
  – Нет, – ответил я.
  
  – Засунете в багажник и все такое?
  
  Я быстро посмотрел на Шона, а потом перевел взгляд снова на дорогу.
  
  – Нет. Ничего подобного я с ним не сделаю.
  
  – Его зовут Роман.
  
  – Роман? – переспросил я. – Роман Рэвелсон? Сын владельцев мебельного магазина?
  
  – Он самый.
  
  – А он не староват для Клэр? – Я знал, что Роману уже исполнился двадцать один год.
  
  – Возможно, – сказал Шон. – Только она его все равно бросила. Зато теперь сама узнала, каково такое пережить, и, может, еще вернется к нему, хотя у меня есть по этому поводу большие сомнения.
  
  – Неужели ее тоже кто-то бросил? – поинтересовался я.
  
  – Клэр стала встречаться с другим парнем. С Деннисом. Не знаю, откуда он, но точно нездешний. Приехал сюда поработать на лето. И у них вспыхнула эдакая неземная любовь. А потом, как подозреваю, его потянуло домой, и он вернулся в родные края. Клэр была типа безутешна. И, по-моему, страдания пришлись ей очень даже к лицу.
  
  Я вспомнил, что уже слышал упомянутое имя чуть раньше.
  
  – Деннис – тот самый чернокожий паренек, о котором ты говорил?
  
  – А?
  
  – Когда объяснял родителям, как тебя остановили, ты сказал, что наши копы особенно придираются к несовершеннолетним, иногородним и к людям вроде Денниса, чья кожа не такая белая, как у всех остальных в наших краях.
  
  – Ах да. Он действительно чернокожий. – Шон пожал плечами. – Наш город все еще как бы только для белых, понимаете? Само по себе это неплохо, но у нас есть такие типы, которых бесит появление здесь черных.
  
  В этом Шон не ошибался.
  
  – Значит, хотя ты и злился на Клэр, все равно согласился помочь с этим вчерашним трюком?
  
  – Анна меня попросила, и я согласился. Она сказала, что к Клэр типа пристают, или даже преследуют, и ей нужно помочь сбежать.
  
  – От кого же она бежала? От Романа?
  
  – Не знаю. То есть, конечно, Роману хотелось поговорить с Клэр о том, почему она его бросила. Заслуживает же парень хотя бы какого-то объяснения, разве нет? А она не отвечала на его звонки, а потом перестала реагировать даже на эсэмэски – когда он типа пересек черту приличия.
  
  – Как он мог пересечь границы приличия, отправляя ей эсэмэски?
  
  – Не стоило мне вообще упоминать об этом. Давай забудем, и все.
  
  – Шон!
  
  – Ладно. Вы же знаете, что по сотовому можно послать не только текст, верно? Фотоснимки тоже.
  
  – Разумеется, знаю.
  
  – Так вот, после того как Клэр порвала с Романом, он отправил ей фотку того, чего ей теперь будет сильно не хватать.
  
  Я понял, о чем речь.
  
  – Ты хочешь сказать, что он послал ей снимок собственного члена?
  
  Шон пожал плечами:
  
  – Ну да. Вроде того.
  
  – И, как я догадываюсь, отнюдь не в лежачем состоянии.
  
  – Послушайте, здесь нет ничего такого. Все это делают. Отправляют друг другу свои сугубо интимные фото. Но Клэр его шутка очень разозлила. Тем более что они тогда уже расстались.
  
  – Деннис знал о том, какого рода снимки Роман посылал Клэр?
  
  – Не думаю. Он, наверное, убил бы его, если бы узнал. – Шон махнул рукой, будто хотел разогнать неприятный запах в воздухе. – Но, как бы там ни было, Клэр пыталась скрыться вовсе не от Романа. Сами прикиньте. Анна не стала бы обращаться ко мне за помощью, если бы дело касалось моего хорошего друга. Это было бы странно с ее стороны.
  
  – Таким образом, ты понятия не имеешь, кто ее преследовал?
  
  Он облизнул губы.
  
  – Клянусь, никакие подробности мне не известны. Анна говорила, что Клэр даже ей не сообщила ничего конкретного о происходившем.
  
  – Это могла быть полиция?
  
  – Как уже сказал, я ничего не знаю. Обо всем этом вам лучше расспросить Анну. Мне предназначалась всего лишь роль шофера, разве не ясно?
  
  – Как насчет отца Клэр?
  
  – А он-то здесь при чем?
  
  – Может, именно из-под его надзора она стремилась сбежать?
  
  Шон отозвался не сразу.
  
  – А куда мы вообще сейчас едем?
  
  – Туда, где я высадил Анну. Ты не ответил на мой вопрос. Могла Клэр скрыться от собственного отца?
  
  – Неужели вы думаете, что это он организовал ее преследование?
  
  – Вот ты мне и скажи. Какие отношения сложились у Клэр с отцом? Они ладят между собой?
  
  – По-моему, там все в полном порядке. Она живет с ним, а не с матерью, и, думаю, это само по себе многое говорит об их отношениях. Клэр не хотела уезжать в Канаду и расставаться со своими друзьями, которых у нее немало. Новый муж ее матери еще более странный тип, чем мистер Сэндерс, а потому она, вероятно, решила, что ей лучше остаться с отцом.
  
  – А что странного в Берте Сэндерсе?
  
  – Да ходят тут слухи.
  
  – Какие слухи? – заинтересовался я.
  
  – Не поручусь за точность. Просто болтают, что даже почтенный возраст не мешает мэру вести активную жизнь. Где уж ему найти время, чтобы еще успевать следить за Клэр?
  
  – Ты говоришь о женщинах? У него много связей с разными дамами?
  
  – Да. То есть сама Клэр рассказывает, какой он достойный и правильный человек, верно поступает в различных ситуациях, умеет отличать хорошее от плохого и тому подобное. Взять, например, его конфликт с полицией, в котором лично я, между прочим, полностью его поддерживаю. Но если дело доходит до амурных делишек, тут он не промах. Клэр от этого даже неловко. Анна как-то рассказала… Хотя мне, наверное, не следует особо распускать язык.
  
  Я ждал.
  
  – Представьте, однажды Клэр вернулась из школы посреди учебного дня. Кажется, плохо себя почувствовала. И застала дома отца в компании женщины. Они сидели прямо в гостиной, и ее голова находилась у него между ног. – Шон бросил на меня взгляд. – Вы же понимаете, что я имею в виду?
  
  – Понимаю. Кем была та женщина?
  
  – Черт, если бы я знал. Не могу даже сказать, узнала ли ее Клэр. Но она лишь взглянула на происходившее, на спущенные брюки папаши… – Он оборвал сам себя. – Извините, дурацкая шутка. Она увидела это, развернулась и убежала.
  
  – Клэр боится отца?
  
  Шон снова выразительно посмотрел на меня:
  
  – А кто из нас не боится своих отцов? Да и матерей, кстати, тоже многие побаиваются.
  
  На мгновение течение моих мыслей сбилось. Интересно, боялся ли Скотт меня? Или Донны? Мне оказалось трудно в это поверить. Мы считали себя хорошими родителями.
  
  За исключением тех случаев, когда мы ими не были.
  
  – Да, но есть один страх и есть совсем другой страх, – сказал я. – Ты можешь опасаться, что твои родители узнают о твоих поступках, которых не одобряют. И если так произойдет, последует наказание. Они могут запретить тебе какое-то время выходить по вечерам из дома, лишат водительских привилегий, пересадив на старый «сивик» вместо новенького пикапа. Так происходит со всеми детьми. Однако есть родители, способные зайти слишком далеко. Перейти черту дозволенного. Понимаешь, о чем я?
  
  – Понимаю.
  
  – Отец Клэр подобной черты не переступил?
  
  – Вот теперь мне не совсем ясно, – признал Шон. – Вы имеете в виду, бил ли он ее или что-то в этом роде?
  
  – Ты должен сам знать.
  
  – Не думаю. Никогда не видел ее с синяками или ссадинами.
  
  – А что по поводу насилия иного рода?
  
  Шон скорчил гримасу, словно съел что-то гнилое. Потом решительно покачал головой:
  
  – Не может быть. То есть я в это не верю. – Он сделал паузу. – Если на то пошло, отец слишком любит Клэр и заботится о ней. Такая забота часто только осложняет жизнь, скажу честно.
  
  – Твои родители тоже слишком заботятся о тебе? – спросил я.
  
  – Да, и мне порой хочется поменьше внимания с их стороны. Папа вечно следит за мной, бесится из-за Анны и всего прочего, а вот ее предкам почти нет дела до того, чем занимается дочь. Ей в этом смысле повезло.
  
  Так вот, значит, в чем заключалось везение для молодежи. Им нужны были родители, которым все до лампочки. Но, насколько я припоминал, родителей Анны тоже все-таки что-то тревожило. Бизнес, который она затеяла с Шоном. По их мнению, это могло закончиться для нее крупными неприятностями.
  
  – У тебя с Анной есть какие-то общие дела на стороне, – произнес я с утвердительной интонацией. – Вы на чем-то с ней зарабатываете.
  
  У него даже дернулась голова. Я попал в яблочко.
  
  – Что?
  
  – На чем вы делаете деньги? – Я сразу же подумал о Скотте. – Что-то продаете? Уж не наркотики ли?
  
  – Господи, нет, конечно!
  
  – Но вы чем-то занимаетесь. Ее родители упомянули о ваших совместных делах.
  
  – Это полная ерунда. Так, мелочовка. Мы… Послушайте, так поступают почти все.
  
  – Поступают как?
  
  – Выпивка, – ответил Шон. – Здесь это не считается чем-то необычным. К примеру, все знают, что тебе нальют в «Пэтчетсе», если только ты не выглядишь на двенадцать лет. Но далеко не всем охота там светиться. Иногда, знаете ли, хочется повеселиться дома или еще где-то.
  
  – Когда родителей нет дома, разумеется.
  
  Он лукаво посмотрел на меня:
  
  – А как же иначе?
  
  – Так в чем заключается ваша с Анной роль?
  
  Шон глубоко вздохнул:
  
  – Вижу, от вас никак не отвязаться, да?
  
  – Что-то происходит, Шон. И это касается Клэр. Я пока не знаю сути, но если ты ответишь на вопросы, то очень мне поможешь. Я не хочу создавать тебе проблемы, мне просто нужно разыскать Клэр.
  
  – Наши с Анной дела не имеют к Клэр никакого отношения.
  
  – Почему бы тебе не дать возможность мне самому решить, имеют или нет?
  
  Шон снова вздохнул и сказал:
  
  – Ладно. Мы добываем выпивку, нужную ребятам, и доставляем им ее.
  
  – Ты и Анна. На твоем «рейнджере»?
  
  – Да.
  
  – Только друзьям?
  
  – Нет. Всем желающим. Слухами земля полнится. Народ узнает пару телефонных номеров, по которым можно позвонить. Нам говорят, что требуется – вискарь там, водка или пиво, а мы привозим.
  
  – С наценкой?
  
  – Ну да. Мы же не можем делать это и не иметь никакого навара.
  
  – Где вы берете пойло? Вы с Анной еще недостаточно взрослые, чтобы делать официальные оптовые закупки спиртного.
  
  Шон плотно сжал губы.
  
  – Позволь высказать предположение, – сказал я. – Вам нужен некто, кому уже исполнился двадцать один год и кто может покупать все на законных основаниях. Роман.
  
  Шон посмотрел на меня. Никаких признаний не требовалось. Все читалось в его глазах.
  
  – Роман получает свою долю ваших с Анной заработков?
  
  Шон кивнул.
  
  – Вы работаете только в Гриффоне? – спросил я.
  
  Он покачал головой:
  
  – Мы типа обслуживаем всю округу. Льюистон, Ниагара-Фолс, Локпорт. Если заказы достаточно крупные. Сами знаете, прежде было куда легче отправиться выпить в Канаду. Но теперь для пересечения границы нужен паспорт, а потому стало еще больше подростков, желающих купить спиртное по эту сторону. Рынок расширяется, спрос растет.
  
  – Сколько вы зарабатываете?
  
  – Обычно мы занимаемся этим только по субботам. Иногда вечерами по пятницам. Доходит до пары сотен баксов.
  
  Я улыбнулся. Деловая хватка, ничего не скажешь. Но и рискованное предприятие. Им приходится заезжать в совершенно незнакомые районы на пикапе с полным бутылок кузовом и приличной суммой наличных в кармане. Не слишком-то и умно, если принять во внимание все это.
  
  С минуту мы ехали в молчании. Затем я заговорил:
  
  – У меня остался к тебе последний вопрос. Он не касается Анны, Клэр и вашего бизнеса.
  
  Шон настороженно ждал продолжения.
  
  – В «Пэтчетсе», когда я представился, ты спросил, уж не отец ли я Скотта, а потом сразу же поспешил заявить, что ничего не знаешь о случившемся с ним.
  
  – Действительно не знаю.
  
  – Но я даже не успел задать вопроса об этом. Ты почему-то решил ответить на него заранее и побыстрее.
  
  Он еще недолго помолчал и сказал:
  
  – Есть у меня еще один приятель. Лен Эглтон. Может, вы знаете его?
  
  Теперь промолчал я.
  
  – Лен рассказывал, как однажды вечером к нему пришел один чувак и заявил, что хочет выяснить, кто продал его сыну «экс». До него дошли слухи, будто Лен торговал этой штукой, хотя, насколько мне известно, Лен не имел к ней никакого отношения. Сбывал с рук травку, но не более того.
  
  Я помалкивал.
  
  – Лен так ему и ответил. Мол, он никогда не давал и не продавал сыну этого чувака никакого «экса». Тот сказал: хорошо, если Лен этим не занимается, то, может, знает того, кто промышляет такой наркотой. Лен сообщил, что понятия не имеет, и тогда чувак выдал: наверное, Лену требуется время подумать над правильным ответом? Сгреб его и засунул в багажник собственной машины. А Лен страдает клаустрофобией. Он там чуть концы не отдал. Мужчина выпустил его наружу и, кажется, поверил, что Лен в самом деле не знает, кто снабдил его сынишку «эксом». Но он предупредил Лена. Если тот кому-нибудь расскажет о его визите, пройдет слушок, что Лен все-таки выдал нужное имя. Мой приятель едва не обделался от страха и потому ничего не рассказал ни родителям, ни полиции и вообще никому, кроме меня и еще пары друзей.
  
  Теперь в машине воцарилась полная тишина.
  
  – Вот почему, – продолжал Шон, – когда я вас встретил, то сразу заявил, что ничего не знаю. Как-то не хотелось разделить участь Лена, оказавшись запертым в багажнике. И Роман ударил вас по той же причине. Он пытался прикрыть мою задницу.
  
  Я посмотрел на него несколько удивленно, но опять промолчал. Свернул на обочину дороги, остановил машину и перевел рычаг коробки передач в режим парковки.
  
  – Вот мы и на месте, – сообщил я. – Здесь я высадил тогда Анну.
  Глава 20
  
  Мы оба вышли из машины и недолго постояли в прохладе вечернего воздуха. Дождь, ливший двадцать четыре часа назад, давно прекратился. Доносился отдаленный шум транспорта с шоссе, а порой мимо нас проезжал редкий автомобиль. Но в целом было вполне спокойно.
  
  Совсем рядом с нами на перекрестке переключился сигнал светофора. Все коммерческие предприятия уже закрылись, и лишь в немногих зажатых между ними жилых домах в окнах горел свет.
  
  – Вы ее выпустили из автомобиля здесь? – спросил Шон. – В таком глухом районе?
  
  – Анна пыталась выпрыгнуть на ходу, пока я еще ехал. Мне пришлось остановиться. Не мог же я удерживать ее насильно? – Я старался убедить в своей правоте не только Шона, но и себя.
  
  – Все равно глупо было так поступать, – сказал он.
  
  Я обошел машину сзади и с помощью кнопки дистанционного управления открыл багажник. Шон резко повернулся ко мне с перекошенным лицом.
  
  – Не волнуйся, мне просто нужно достать фонарик, – пояснил я и вынул тяжелый и мощный «Мэглайт», хранившийся среди прочих моих профессиональных принадлежностей. Таких, например, как оранжевый защитный шлем строителя, в котором удавалось пройти куда угодно, стоило только надеть его на голову, а также портативный компьютер с миниатюрным принтером и даже кевларовый бронежилет, оставшийся после службы в полиции, хотя я с тех пор ни разу им не воспользовался. Захлопнув багажник, я вернулся к Шону и включил фонарик. – Выпрыгнув из машины, – произнес я, – она побежала вон в ту сторону.
  
  – Зачем мы сейчас приехали сюда? – спросил он. – Мне все это кажется совершенно бессмысленным.
  
  – Отсюда Анна позвонила тебе. Прежде чем исчезнуть, она показала мне сотовый телефон, и я понял ее жест как объяснение: она собирается набрать чей-то номер и попросить, чтобы за ней заехали.
  
  – Все так, – подтвердил Шон.
  
  – Позвонила Анна тебе. И ее прервали. Сейчас все выглядит так, что ты стал последним, с кем она разговаривала. И было это где-то здесь. А потому я хочу осмотреть местность. Вот там кусты, куда она бросила свой парик.
  
  Я направил луч фонарика на заросли. Прошелся сначала снизу, а потом стал освещать все выше на случай, если парик не упал в траву, а зацепился за ветку.
  
  – Вот! – воскликнул я.
  
  Мы подошли ближе. Я наклонился, привстал на колено и поднял парик поначалу очень осторожно, словно тельце раздавленного на дороге зверька.
  
  – Как, по-твоему, это похоже на парик? – спросил я.
  
  – Думаю, что да, – ответил Шон.
  
  – Я тоже так думаю. Много париков обычно валяется у обочины дороги?
  
  – Едва ли.
  
  Я поднялся, услышав при этом, как хрустнул мой коленный сустав. Вернувшись к машине, я отпер ее и разложил парик на заднем сиденье.
  
  – Давай теперь направимся в ту сторону, – предложил я, указывая на угол. – Там она свернула направо.
  
  Я продолжал освещать лучом обочину, толком не зная, что именно ищу, если вообще ищу что-либо. Но это казалось наиболее подходящим образом действий для сыщика. Когда мы добрались до угла, я заметил, что уходившая вправо улица тянулась всего на сотню ярдов, а затем пролегала по короткому мосту. Сразу за поворотом, справа от нас, располагался странный дом, выглядевший так, словно его кое-как восстановили после разрушительного урагана. Доски обшивки крепились вкривь и вкось, карнизы держались на честном слове. Но и здесь присутствовала жизнь. Трое человек пристроились на просевшем крыльце, попивая пиво и сидя на том, что в прошлом тысячелетии могло сойти за кресла из гостиной, потерявшие сейчас часть набивки сквозь прорехи в коже.
  
  – Привет! – поздоровался я, когда мы подошли к фасаду дома.
  
  Троица состояла из двух полноватых женщин и тощего бородатого мужчины, разместившегося между ними. Всем было уже за шестьдесят, как мне показалось издали, что не мешало им накачиваться пенистой жидкостью на прохладном ветерке.
  
  – Привет! – отозвался мужчина. – Как поживаете, молодежь?
  
  – У нас все отлично, – сказал я. – Меня зовут Кэл, а это мой приятель Шон. Мы надеемся, что вы нам поможете.
  
  – Заблудились, что ли? – осведомился мужчина. – Потому что забрести сюда на ночь глядя можно, только если сильно заплутал.
  
  Его спутницы тихо захихикали.
  
  – Мы пытаемся найти одну девушку, – ответил я.
  
  – А тут сразу две, и обе к вашим услугам, – сообщил старик, вызвав новый приступ смеха у своих дам.
  
  Я посмеялся вместе с ними, показывая, что умею ценить уместную шутку.
  
  Шон тем временем двинулся в сторону моста. С моего места было видно, что переброшен он через узкий ручей, не достигая в длину и сорока футов.
  
  – Девушка пробежала как раз этим проулком примерно в это же время вчера вечером, – объяснил я. – Шел дождь, а она, возможно, говорила на бегу по мобильному телефону.
  
  – Как она выглядит? – поинтересовалась одна из женщин.
  
  – Лет семнадцати, пяти с половиной футов ростом, – принялся описывать я Анну, – худенькая, с короткой светлой стрижкой. Мы думаем, что, пока она пыталась кому-то дозвониться, другая машина могла подобрать ее.
  
  – В котором часу мы вчера вернулись? – обратилась женщина к старику.
  
  – Но мы ведь здесь даже не присели, потому что лило как из ведра, – сказал тот. – Устроили себе праздничный ужин под крышей.
  
  – Точно. Мы вообще не выходили из дома, – подтвердила вторая женщина.
  
  Я слушал их и при этом не сводил взгляда с Шона. Он уже стоял на мосту, по обе стороны которого высились фонарные столбы, и, перегнувшись через правое ограждение, смотрел вниз.
  
  – И вы вообще ничего не слышали? – продолжал расспрос я. – Никаких необычных звуков?
  
  – Неа. Только у нашей Милдред жутко разыгрались в брюхе газы. – Старик указал на женщину слева от себя, и все снова захихикали.
  
  – Да еще эти треклятые псы, – добавила Милдред.
  
  – Какие псы? – спросил я.
  
  Вместо нее ответил мужчина:
  
  – Они сегодня целый день возились без конца, то лаяли, то визжали, будто дрались из-за чего-то. Только недавно утихомирились.
  
  – Где?
  
  Старик указал в сторону Шона. Я повернул голову. Он теперь перешел на другую сторону моста, но так же перегнулся через перила, вглядываясь в темноту. Потом Шон закричал:
  
  – Идите сюда! Идите сюда!
  
  Я подбежал к нему.
  
  – Там, внизу, – сказал он, когда я встал рядом. – Кажется, внизу что-то есть.
  
  Я направил туда луч фонарика. По покрытому гравием дну журчал ручей, не превышавший, наверное, шести дюймов в самом глубоком месте. Вдоль берега, ближе к дальнему концу моста, виднелось нечто более светлое, чем земля и кусты.
  
  Я провел лучом вдоль предмета. Он выглядел как ступня. Потом высветилась нога, обнаженная до колена. Неестественно вывернутая нога. Но я не смог бы больше ничего разглядеть, не спустившись туда.
  
  Первым с места двинулся Шон, однако я ухватил его за руку и велел:
  
  – Оставайся здесь.
  
  – Я хочу посмотреть. Вдруг это…
  
  – Оставайся здесь, – повторил я жестче.
  
  Я добежал до оконечности моста, срезал путь вниз через кусты и высокую траву, которой порос берег. Дважды чуть не упал, когда подошва ботинка заскользила на старой пивной бутылке или банке. Я проложил путь к откосу основания моста, направляя луч фонарика перед собой.
  
  Это было тело. Обезображенное тело.
  
  Судя по первому впечатлению, оно принадлежало молодой женщине с короткими светлыми волосами. В той же одежде, какую я видел на Анне прошлым вечером. По крайней мере, сохранилась бо?льшая ее часть.
  
  Но от линии талии и ниже тело оказалось оголено.
  
  Девушка лежала на боку, ногами к ручью. Я осветил лицо, и теперь у меня не оставалось сомнений, что ее я обнаружил в своей машине вчера вечером, когда вернулся из «Иггиза».
  
  – Боже милостивый, – едва слышно прошептал я.
  
  Телефон, лежавший в кармане пиджака, внезапно ожил и завибрировал. Будто кто-то приложил контакт дефибриллятора к моему сердцу.
  
  Я достал сотовый, едва не выронил его рядом с трупом и поднес к уху, не успев даже посмотреть, кто звонит.
  
  – Алло, – сказал я.
  
  – Ты оставил сообщение, – раздался раздраженный голос Огастеса Перри. – Чего тебе надо?
  
  – Я связывался с тобой по другому поводу. Но теперь главным стало нечто совсем иное.
  Глава 21
  
  Женщина смотрит в окно и видит, что их мальчик вернулся домой. На самом деле, конечно, уже не мальчик. Он теперь настоящий мужчина. Но разве матери не всегда воспринимают сыновей как своих мальчиков?
  
  – Я всего на пару минут, – сообщает он, входя в дверь. – Пришлось мотаться всю ночь и тушить пожары, но я еще не закончил. Хотел лишь узнать, как он там.
  
  – Взвинчен до предела, – отвечает женщина.
  
  – Ты дала ему что-нибудь?
  
  – Нет, но, видимо, придется. Ему необходимо спать.
  
  – Я делаю что в моих силах, – говорит он. – Скоро все уладится.
  
  Его мать с сомнением качает головой:
  
  – Вначале у нас имелась одна большая проблема, а из-за тебя их стало две. – Она хочет что-то добавить, но прикусывает губу.
  
  Впрочем, он и так знает, о чем пошла бы речь. Если бы не он, у них сейчас вообще не было бы проблемы в подвале дома.
  
  – Говорю же тебе, что сумею справиться. Есть пара дел, которые можно завершить еще до утра.
  
  – Да уж, заверши, будь любезен. У меня такое чувство, что мы сидим на пороховой бочке. Ты должен сделать еще один шаг, но, если сделаешь его, непременно наступишь на мину. – Женщина вздыхает. – У тебя одна за другой рождаются бредовые идеи.
  
  Сын устало опускается на стул за кухонным столом.
  
  – Боже! Я лишь хочу, чтобы все пришло в норму. У нас же никогда и ничего не было нормальным.
  
  – У некоторых людей жизнь так и не становится нормальной, – произносит она. – Так уж у них выходит. – Она осматривает комнату, но на самом деле ее взгляд устремлен куда-то дальше. Больше себе, чем сыну, женщина говорит: – Мы все тут как заключенные в тюрьме. Я уже столько лет не ездила в отпуск.
  
  – А у меня вообще нет никакой жизни, – вторит он. – Это все омрачает. Не удивительно, что она меня бросила.
  
  – Она так или иначе была тебе не парой. – Для матери ни одна девушка не подходит для сыночка. – Что именно она сказала?
  
  – На самом деле она не сказала ничего. Просто оборвала все. Но я знаю причину. Она почувствовала: что-то здесь не так. Я ведь даже не мог привезти ее сюда, чтобы познакомить с тобой. Пришлось организовать встречу в кафе. Понятно, ей показалась странной полная недоступность этого дома.
  
  Женщина прикладывает ладонь ко лбу. Уже поздно, и она предельно утомлена.
  
  – Тебе нужно тревожиться о куда более серьезных вещах. Найди девушку, а потом того парня. Сделай так, чтобы он не смог причинить нам вреда.
  
  – Знаю. Тебе не нужно постоянно твердить мне об этом.
  
  – Даже после того, как ты их найдешь и разберешься, нам, вероятно, придется кое-что здесь изменить, – говорит она, уперев взгляд в пол, будто может видеть насквозь.
  
  – Я спущусь, чтобы взглянуть на него.
  
  – Что-то странное происходит с его тетрадью, – замечает она.
  
  – О чем ты?
  
  – Я больше нигде ее не вижу. Он сказал, что пишет в ней, когда я ухожу. Это на него не похоже. Я начинаю беспокоиться по поводу записей, которые он делает. Ты должен спуститься и найти ее.
  
  Он уходит вниз. А вернувшись через несколько минут, сообщает матери:
  
  – Ее там нет. Я нигде не смог ее найти.
  
  – Что он сказал?
  
  – Я спросил, куда он дел тетрадь. Он не помнит.
  
  – Только не говори мне…
  
  – Думаю, так он и поступил. Отдал тетрадь мальчишке.
  
  Женщина зажмуривается, как от физической боли.
  
  – Это не имеет значения, – говорит он. – Там сплошной неразборчивый бред. Совершенно бессвязный.
  
  Но она качает головой:
  
  – Может, и так. Но в тетради проставлены даты. И написано все его почерком.
  Глава 22
  
  Когда Скотту было двенадцать лет, он придумал сюжет для фильма. И изложил его нам с Донной за ужином.
  
  «Это про парня, который прилетает на Землю из другой галактики. Или с Марса, например. Не так уж важно. Он хочет посмотреть на земных людей, а поэтому ему самому приходится принять форму человека, чтобы никто не догадался, как он выглядит на самом деле, а то это, типа, страшновато. У него червяки растут по всему лицу и все такое, хотя это всего лишь его кровеносные сосуды».
  
  «Угу», – отозвался я, не отрывая взгляда от своей тарелки с лапшой.
  
  «Сначала я думал, что его мог бы сыграть кто-то вроде Арнольда Шварценеггера, однако роль совсем не похожа на Терминатора, и я еще над этим поразмыслю. Его задание состоит в том, чтобы подружиться с каким-нибудь одним человеком и изучить его. Он делает выбор совершенно случайно, а потом наблюдает за поведением этого мужчины, следит, как землянин взаимодействует с окружающими. Но только инопланетянин не догадывается, что избрал тупого дегенеративного типа, у которого нет настоящих друзей, а потому он почти не общается с другими землянами. И вот когда пришелец возвращается на родную планету, то докладывает, что все жители Земли одиноки, несчастны, ни на что не пригодны. А еще странные. Им нравится то, что не может нравиться никому».
  
  Какое-то время мы с Донной молчали. Потом я спросил: «И на этом конец фильма?» Скотт покачал головой: «Нет. Вовсе нет. У фильма счастливый финал. Инопланетянин возвращается и забирает человека, за которым, типа, наблюдал, на свою планету, потому что жалеет его. А там землянин становится счастливым, поскольку все считают его крутым, очень интересным, и он перестает думать о том, чтобы покончить с собой». Донна приложила ладонь к губам, поднялась и вышла из комнаты. «Это она из-за червей на лице? – поинтересовался Скотт. – Я могу убрать их из фильма, если получается слишком уж жутко».
  
  Не знаю, почему я вспомнил именно об этом, когда закончил краткий разговор с Огастесом Перри и снова поднялся на мост, где меня дожидался Шон Скиллинг. Впрочем, вспышки воспоминаний о Скотте озаряли меня чуть ли не каждые пять минут с тех пор, как его не стало. Он всегда был где-то рядом, на самой поверхности сознания, независимо от того, чем я занимался.
  
  Может, это воспоминание вызвала мысль о счастливом конце и расплывчатости этого понятия, о том, как по-разному оно воспринимается каждым из нас. У Скотта некий недоумок, перенесенный в другой мир за миллионы миль от дома, обретает счастье среди инопланетян, которые ценят его за одну лишь уникальность. Но стало ли это счастливым концом, например, для его родителей, навсегда покинутых им?
  
  Наверное, я вспомнил сейчас о сюжете Скотта, поскольку начал уже тревожиться, что счастливого финала не будет и у моих поисков Клэр Сэндерс. Особенно если с ней случилось то же, что и с ее подругой Анной Родомски.
  
  Когда я увидел Шона, тот плакал.
  
  – Это ведь она? – спросил он, глотая слезы. – Это не может быть она! Такое невозможно…
  
  – Я совершенно уверен, что это она, – ответил я. – Но картина там, внизу, просто ужасная.
  
  Мне пришлось крепко схватить его, поскольку Шон сразу же попытался сбежать под мост и увидеть то, что уже видел я.
  
  – Тебе нельзя туда.
  
  – Уйди с дороги! – рявкнул он, почти выплюнув эти слова мне в лицо.
  
  Для подростка он обладал изрядной силой, и я мог бы не справиться с ним, однако никак нельзя было позволять ему спускаться. Во-первых, для его же блага. А во-вторых, он мог затоптать улики или еще как-то их испортить.
  
  Хотя собаки уже и так славно поработали над этим.
  
  – Послушай меня, Шон, – сказал я, преграждая ему путь. – Ты не должен к ней подходить. Я уже мог там все испортить, приблизившись к ней. Да послушай же меня! Кто бы ни был тем подонком, который сотворил это с Анной, мы должны схватить сукина сына. Спустишься вниз – и окончательно испортишь место преступления. Понимаешь?
  
  Я почувствовал, как мышцы его рук, поначалу крепкие как сталь, понемногу расслабились.
  
  – Пожалуйста, – продолжил я, – давай останемся на мосту и посторожим, чтобы никто больше не совался вниз и не прикасался к ней, хорошо? Сохраним то последнее достоинство, что в ней еще осталось.
  
  Шон отвернулся от меня, перешел на другую сторону моста и положил руки на ржавую ограду. Его тело сотрясалось от рыданий. Я опустил ладонь ему на плечо.
  
  – Мы непременно узнаем, кто это сделал. Клянусь.
  
  Шон неожиданно развернулся и обвиняющим жестом ткнул в меня пальцем.
  
  – Это все ваша вина! Вы бросили ее. И оставили здесь одну, чтобы кто угодно смог убить ее!
  
  Мне нечего было возразить.
  
  Я вспомнил черный пикап у дороги, который заметил вскоре после того, как Анна выпрыгнула из моей машины. Пикап, исчезнувший к тому времени, когда я успел развернуться и попытался еще раз рассмотреть его. Я напряг память, стараясь припомнить какие-нибудь подробности. «Форд» или «додж»? Иностранного производства или наш? Обычно я прекрасно ориентировался в подобных вещах, но в тот вечер было темно и дождливо.
  
  – Если бы меня не остановил тот проклятый коп, – пробормотал Шон, – я бы успел туда сам. И тогда бы ничего не случилось. Она не попыталась бы сбежать от меня!
  
  К нам осторожно приблизилось трио с крыльца. Милдред поинтересовалась:
  
  – Что произошло?
  
  – Под мостом лежит труп.
  
  – Матерь Божья! – воскликнула Милдред.
  
  Я сообщил ей, что скоро прибудет полиция. Когда я сказал Огги, чье тело обнаружил под мостом, фамилия оказалась ему знакома.
  
  – Господи! Это же, значит, дочка Криса Родомски? Криса и Глинис.
  
  Мне оставалось лишь подтвердить справедливость его предположения. Огги сразу пожелал узнать, как я оказался в том месте, но потом мы договорились обсудить детали при личной встрече.
  
  – Дай мне десять минут, – сказал он, – и я приеду.
  
  Возвращаясь к Шону, я уже слышал в отдалении завывание сирен.
  
  – Мне надо позвонить родителям, – произнес он.
  
  – Непременно, – отозвался я. – Но сначала послушай меня, Шон. Пока полицейские сюда не добрались, не хочешь ли ты мне еще что-нибудь рассказать? Например, от кого все-таки Анна помогала Клэр скрыться?
  
  Он лишь покачал головой:
  
  – Я же говорю, что не знаю. Чем хотите поклянусь!
  
  – Расскажи подробно, чем ты вчера занимался после того, как полицейские тебя отпустили, отчитав за неправильную остановку на знаке. Что сделал в первую очередь?
  
  – Поехал к «Пэтчетсу» на случай, если Клэр еще оставалась там. Затем отправился в «Иггиз» проверить, нет ли ее или Анны в тех местах.
  
  – В котором часу ты добрался до «Иггиза»? Видел, как Анна садилась в мою машину?
  
  – Нет. Вашей тачки я вообще не заметил.
  
  – Значит, это не ты следовал за мной, Шон?
  
  – Что?
  
  – На своем «рейнджере». Ты не ехал за мной в ту сторону?
  
  Он посмотрел на меня, недоуменно моргая:
  
  – Не понимаю, о чем вы.
  
  – Я видел здесь поблизости черный пикап, после того как Анна выбралась из моей машины. Мне придется сообщить об этом полиции.
  
  Звуки сирен стали заметно громче.
  
  Шон опять покачал головой:
  
  – Неужели копы подумают, что я мог сделать такое?
  
  – В подобных случаях они всегда в первую очередь проверяют дружков. К счастью, полицейские сами предоставили тебе надежное алиби, задержав примерно в то время, когда Анна была убита. К тому же тебя могли заметить у «Иггиза», или ты даже попал на съемку видеокамер наблюдения у ресторана, если они там есть, конечно. А это опять-таки свидетельство в твою пользу.
  
  Оставалось надеяться, что хозяева «Иггиза» тщательнее оберегали свою безопасность, чем владелица «Пэтчетса». И если камеры у них имелись, они могли заснять даже Клэр после того, как мы с Анной уехали.
  
  Первая патрульная машина прибыла на место, сверкая проблесковым маячком и завывая сиреной. Двое офицеров – мужчина и женщина – вышли из автомобиля. Кейт Рэмзи и ее партнер. Те самые, кто изгнал из нашего города чужих байкеров. Всего через несколько секунд приехал и второй патруль. Появились Рикки Хейнс и Хэнк Бриндл.
  
  – А как насчет вас? – спросил Шон.
  
  Прибытие полиции несколько отвлекло мое внимание.
  
  – А? Что насчет меня?
  
  – Они с таким же успехом могут подумать, что преступник – вы, верно? – продолжал Шон. – Она же вышла из вашей машины как раз перед тем, как ее убили.
  
  И тут мне пришло в голову, что постоянно ругаться с шефом полиции во время семейных торжеств на протяжении нескольких лет могло оказаться очень плохой идеей.
  Глава 23
  
  И вот появился сам Огастес Перри за рулем белого «шеви субурбан» – почти сразу вслед за своими подчиненными. Он коротко посовещался с ними и лишь затем направился ко мне.
  
  – Привет, Кэл, – сказал он, при этом даже не подумав кивнуть. И посмотрел на Шона. – А вы кто такой?
  
  – Шон Скиллинг, – парень сделал паузу и только потом добавил, – сэр.
  
  – Торговля «фордами»?
  
  – Да. Это бизнес моего отца, сэр.
  
  Огги кивнул:
  
  – Адам Скиллинг. Его люди обслуживают наши автомобили. Я видел вашего отца у нас в гараже.
  
  – Да, это он самый.
  
  Огги перевел взгляд на меня:
  
  – Показывай.
  
  Оставив Шона, я провел своего шурина к ограждению моста и указал на тело Анны внизу.
  
  – Отсюда трудно рассмотреть ее всю, – заметил я.
  
  – Лучше расскажи, почему именно ты нашел ее, – проворчал Огги.
  
  – Это долгая история, – отозвался я.
  
  – Зато появится повод пообщаться с тобой подольше.
  
  Я изложил ему события по возможности кратко. Как подобрал Клэр у «Пэтчетса» и все остальное. А закончил упоминанием о визите ко мне двоих полицейских, пытавшихся разыскать Клэр.
  
  – Хотя, предполагаю, об этом тебе и самому известно, – произнес я.
  
  Огги бросил на меня ничего не выражавший взгляд, и осталось непонятным, то ли он действительно все знал, то ли не знал, но не хотел подавать вида.
  
  – Продолжай, – сказал он.
  
  Я объяснил, что почувствовал себя в ответе за Клэр и стал наводить справки о ней. Мои поиски начались с Анны, затем я вышел на Шона Скиллинга, который вспомнил свой оборванный разговор с Анной по телефону, и это привело нас сюда, на перекресток, где Анна спешно покинула мою машину.
  
  – Дочь мэра пропала, – едва слышно проговорил Огги. – Ее подружка мертва.
  
  – Да.
  
  Он посмотрел через плечо на Шона, которого как раз допрашивали офицер Рэмзи и ее напарник.
  
  – Что за парень? Когда убивают девушку, первым очевидным подозреваемым всегда становится ее ухажер.
  
  – Знаю. Но не думаю, что он замешан. И у него даже есть алиби благодаря полицейской службе Гриффона. Кто-то из твоих людей остановил его за проезд на запрещающий сигнал примерно в то время, когда и развернулись основные события.
  
  – Значит, у нас будет отметка о выписанном штрафе.
  
  – Нет, не будет. Шон говорит, того патрульного срочно куда-то вызвали, прежде чем он успел выписать штраф.
  
  – Надо же, какая удача, – ухмыльнулся Огги.
  
  – Послушай, может, парень и виновен – не знаю. Но я считаю, тут кто-то другой затеял грязные игры.
  
  – Тот, кого они хотели обхитрить трюком с подменой? Кого же?
  
  – Понятия не имею.
  
  – А Скиллинг знает?
  
  – Уверяет, что нет. – Мы посмотрели на Шона, отвечавшего на вопросы Рэмзи и ее партнера. – Кто работает с Кейт? – поинтересовался я.
  
  – Что? А, это Марв Куинн. – Огги снова бросил взгляд через ограждение моста. Хейнс и Бриндл изучали склон вокруг тела с фонариками в руках. – На девушке нет трусиков.
  
  – Я заметил.
  
  – Может, у этого Скиллинга и Анны возникла ссора? Она захотела с ним расстаться, он пришел в ярость, потерял контроль над собой и решил в последний раз попользоваться ею?
  
  – Я так не считаю.
  
  Огги опять посмотрел на Анну Родомски и сказал:
  
  – Ничего подобного в нашем городе происходить не должно.
  
  Даже при скудном свете уличных фонарей я, кажется, разглядел, как на его загрубелом лице много повидавшего человека отразилась неподдельная печаль.
  
  Огги в задумчивости потер губы. Потом спросил:
  
  – А ты не думаешь, что дело приняло совершенно иной оборот?
  
  – О чем ты?
  
  – Об этой безумной уловке, к которой прибегли девушки. Об их попытке одурачить кого-то и заставить думать, будто Клэр вернулась в твою машину, в то время как на самом деле она сбежала. Но не могло получиться совсем иначе? Предположим, не Анна пыталась выдать себя за Клэр, а Клэр хотела притвориться Анной?
  
  У меня голова пошла кругом.
  
  – Нет. Не похоже на то.
  
  – Может, ты и прав. Но ведь есть вероятность, что убийца Родомски решил, что она – Клэр. Есть соображения по этому поводу?
  
  – Только одно. В таком случае можешь вычеркнуть имя Шона Скиллинга из списка подозреваемых, – ответил я.
  
  – Гм, – протянул он.
  
  – С какой целью понадобилось разыскивать Клэр Сэндерс? – поинтересовался я.
  
  – А кто сказал, что я ее разыскиваю? – вскинулся шеф полиции.
  
  – Я имел в виду не тебя лично, а вас всех, Огги. Твоих марионеток.
  
  – Повтори, кто к тебе приходил?
  
  – Бриндл и Хейнс. Хейнс мне знаком. Это он тогда… Он сообщил нам о гибели Скотта.
  
  Выражение лица Огги заметно смягчилось.
  
  – Кстати, Хейнс обязан был сначала позвонить мне. Ему не следовало самому являться к тебе с таким известием. Это стало бы моим тяжелым долгом. Ведь я, во имя всего святого, приходился Скотту родным дядей. Прости, если разбередил рану.
  
  Я кивнул. Огги не в первый раз заводил об этом речь.
  
  – Но, я думаю, он искренне заблуждался и просто не увидел связи, – продолжал Огги. – Стоило ему лишь на секунду задуматься, прочитав фамилию Уивер на удостоверении Скотта, вспомнить нашу Донну из бухгалтерии… А ведь считается, что если ты коп, то должен хотя бы немного уметь шевелить мозгами. – Он посмотрел в сторону ручья, где все еще топтались Рикки Хейнс и его партнер. – Значит, эти двое явились к тебе. Расскажи подробнее.
  
  – Они разыскивали Клэр. Знали, что я подвез ее от «Пэтчетса». Один из них якобы видел это на видео с камеры внешнего наблюдения, но на самом деле никаких камер там нет. А потому у меня возник вопрос: не вели ли они наблюдение за «Пэтчетсом» заранее? И второй: кто вообще заставил их следить за Клэр? Отец утверждает, что не подавал заявления о ее пропаже.
  
  – Ты с ним беседовал?
  
  – Сразу после вашего с ним милого разговора в мэрии. Мог кто-либо другой объявить ее в розыск? Например, мать? Бывшая супруга Сэндерса живет в Торонто, верно? Но даже если заявление подала она, вам все равно следовало на него отреагировать?
  
  Огастес Перри не ответил, и бесполезно было гадать, о чем он думает. Однако мне пришлось прервать его размышления:
  
  – Может, я не все знаю о механизме работы полицейской службы Гриффона, но мне все же кажется, что, если дочь нашего обожаемого мэра, а твоего заклятого врага, становится объектом розыска, ты не можешь не быть в курсе.
  
  Огги посмотрел туда, где были припаркованы его внедорожник и патрульные машины. Приближался еще один автомобиль.
  
  – Судебно-медицинский эксперт, – объявил он и пошел навстречу.
  Глава 24
  
  К нам приближалась низкорослая темнокожая женщина лет за пятьдесят в ярко-синем пуховике из блестящей ткани, застегнутом на молнию до самой шеи. Меня несколько удивило, что одета она так тепло.
  
  – Добрый вечер, шеф, – поздоровалась она, высморкалась и сунула бумажный носовой платок в один из двух карманов куртки.
  
  Я заметил концы хирургических перчаток, торчавшие из обоих.
  
  – Ты в порядке, Сью? – поинтересовался Огги.
  
  – Промерзла до костей. Проклятая простуда. Уже две недели пытаюсь от нее избавиться.
  
  – Извини, что пришлось вытащить из дома, если ты больна, – сказал он.
  
  Сью пожала плечами:
  
  – Как я догадываюсь, мне все же лучше, чем той девушке.
  
  – Кэл, ты знаком с доктором Кеслер? Она исполняет у нас обязанности медицинского эксперта.
  
  Сью Кеслер чихнула и посмотрела на меня.
  
  – Мы уже встречались прежде, насколько я помню. – Она была права. Наши пути пару раз пересекались с тех пор, как я переехал в Гриффон. – Уж простите, но руки не подаю.
  
  Я ничего не имел против.
  
  – Сью, это Кэл обнаружил труп.
  
  – Вы к чему-нибудь прикасались? – тут же спросила Кеслер.
  
  – Нет, – ответил я, – но мне пришлось подойти к ней достаточно близко.
  
  – Покажите мне точнее, где она, – попросила Кеслер.
  
  Огги поднял руку и вытянул палец:
  
  – Внизу у ручья. Почти прямо под мостом.
  
  – Ясно, – сказала она, натягивая перчатки. – Дайте мне пару минут.
  
  Отсутствовала она больше десяти. Огги успел поговорить с одним из своих подчиненных, потом вернулся ко мне, и мы оба оперлись на ограждение моста, пытаясь разглядеть, как Кеслер справляется со своей работой. Затем мы подошли к концу моста, чтобы встретить ее, когда она направилась вверх по откосу берега.
  
  – Я думаю, она задушена, – произнесла она. – Есть отчетливые следы на шее, помимо укусов каких-то животных, скорее всего собак. Мертва по меньшей мере сутки, как я определила на месте, но позже уточню детальнее.
  
  – Подверглась сексуальному насилию? – спросил Огги.
  
  Кеслер пожала плечами:
  
  – Такой вывод вроде бы напрашивается, если учесть отсутствие трусов и вообще нижнего белья. Но установить точно можно будет только после тщательного обследования тела.
  
  – Отсутствие? – переспросил я.
  
  – Если вещи где-то там, то я их не заметила, – ответила она. – По крайней мере, рядом с телом их нет. Ваши люди не обнаружили какой-либо принадлежавшей жертве одежды?
  
  Огги пообещал поговорить с подчиненными.
  
  Кеслер снова чихнула и сказала:
  
  – Пожалуй, отправлюсь сейчас домой, приму галлон лекарств и постараюсь поспать. А ею займусь первым делом с утра.
  
  После ее ухода Огастес Перри предложил мне:
  
  – Ты тоже можешь ехать домой, Кэл. Теперь здесь все в наших руках.
  
  Но я еще не был готов уехать.
  
  – Это ведь грызет тебя, да?
  
  – О чем ты?
  
  – Кто-то действует за твоей спиной. Ты не можешь относиться к этому спокойно.
  
  – Кэл, – сказал Огги, заметно напрягшись, – удивляйся сколько хочешь, но шеф полиции не всегда требует информации о каждом шаге подчиненных. Тебя тормозят за превышение скорости, но мне не сообщают. Если в нашей средней школе хулиган выбивает окно, то никто не спешит набрать мой номер. Кошка застревает в ветвях дерева, и, представь, я могу об этом не узнать.
  
  – Точно. О таких случаях принято сообщать в пожарную бригаду.
  
  – Есть множество вероятных причин, почему парни из моей команды могут разыскивать Клэр Сэндерс и наводить о ней справки «за моей спиной», как ты выразился.
  
  Я ухмыльнулся. На меня вдруг навалилась усталость, однако я не собирался отправляться домой и ложиться в постель.
  
  – Увидимся, Огги, – сказал я.
  
  – Ты домой?
  
  – Только после того, как найду Клэр.
  
  Я уже отошел от него, когда мне в голову внезапно пришла интересная мысль. Я остановился и повернулся к шурину.
  
  – Разумеется, есть вероятность, что ты прекрасно осведомлен о происходящем. Может, ты знаешь, что у Клэр есть секреты, огласка которых крайне нежелательна для мэра Сэндерса. Может, она сделала то, чего делать не следовало, создала себе проблемы. Может, если ты докопаешься до сути, то получишь мощный рычаг давления на Сэндерса, чтобы он отвязался от тебя к чертовой матери.
  
  – Твое счастье, что кругом полно народа, – отозвался Огги. – Иначе я бы пересчитал тебе ребра.
  
  Я осмотрелся по сторонам и заметил:
  
  – Но почти все здесь – копы. Думаю, они подтвердят любую версию, какую ты придумаешь в свое оправдание. Разве не так у вас все устроено? Ты можешь считать, что одурачил многих людей на собрании в мэрии, Огги, но меня тебе не провести.
  
  – А ты наглец еще тот, – зло ответил Огги. – Если бы дело было в другом городе, а не там, где твой шурин служит начальником полиции, думаешь, тебе не пришлось бы сейчас сидеть на допросе? Ты – последний, кто видел эту девчонку в живых, Кэл. Но я не пытаюсь акцентировать внимание на этом факте.
  
  – Пока не пытаешься, – уточнил я.
  
  Огги только улыбнулся.
  Глава 25
  
  По пути к машине я подошел к Шону, прервав допрос в исполнении Кейт Рэмзи и Марва Куинна.
  
  – Извините, мистер, – сказал Марв, – но вы мешаете нам работать.
  
  – Ничего, Марв. Это мой друг. Тот самый, о котором я тебе рассказывала, – вступилась за меня Кейт. – Как поживаешь, Кэл?
  
  – Уже намного лучше, Кейт, спасибо.
  
  – Я сказала Марву, что видела тебя сегодня перед «Пэтчетсом», когда мы разбирались с парочкой заезжих байкеров.
  
  А я-то думал, меня в автомобиле никто не заметил. Кейт обладала острым зрением.
  
  – Да, это был я.
  
  Она лукаво улыбнулась напарнику.
  
  – Помнишь, я еще говорила, что муж Донны тайно за мной приглядывает?
  
  – Я не сразу тебя узнал, – сказал я, – но ведь в полиции Гриффона только две женщины носят мундиры, верно?
  
  – Сейчас только одна я. Карла ушла в декрет на полгода.
  
  Я вспомнил юнца из магазина при заправке. Того, кому женщина-полицейский прыснула краской в горло. Теперь стало ясно, кто это сделал.
  
  – Вы часто дежурите у «Пэтчетса»? – спросил я.
  
  Куинн, до этого больше молчавший, объяснил:
  
  – Сегодня мы следили за теми двумя типами, которые прикатили на своих тарахтелках, и ждали, пока они выйдут, чтобы переброситься парой слов.
  
  Кейт подтвердила:
  
  – Да. У них полно мест в родных краях, где можно промочить горло и погонять шары.
  
  Шон смотрел на нас остекленевшим взглядом, словно плохо понимал, как тут оказался.
  
  – Вы, случайно, не наблюдали за «Пэтчетсом» прошлым вечером? – осведомился я. – Около десяти.
  
  Кейт ответила без колебаний:
  
  – Нет. Мы как раз в это время заканчивали разбираться с мелкой аварией к югу от города, да, Марв?
  
  Офицер Куинн кивнул.
  
  – А что? – заинтересовалась Кейт.
  
  – Не имеет значения, – произнес я. И обратился к Шону: – Ты как, в норме? – Он промолчал. – Родителям успел позвонить?
  
  – Нет. Эти люди постоянно задают мне какие-то вопросы.
  
  – Обязательно свяжись с родителями, – посоветовал я. – А этим двум приятным полицейским не говори больше ни слова, пока папа с мамой не приедут и не найдут тебе адвоката.
  
  Кейт Рэмзи бросила на меня злой взгляд:
  
  – Кэл, какого хрена ты влезаешь в чужие дела?
  
  Куинн тоже мрачно посмотрел на меня:
  
  – Вали-ка ты отсюда, приятель.
  
  Я же одарил обоих копов своей самой милой улыбкой:
  
  – Хорошего вам вечера. И ты береги себя, Шон.
  
  Сворачивая за угол туда, где припарковал машину, я оглянулся и снова увидел на мосту Хейнса и Бриндла.
  
  Бриндл, как раз смотревший на меня, тут же отвел глаза.
  
  Пусть Рэмзи и Куинн не дежурили у «Пэтчетса» прошлым вечером, но кто-то другой из копов Гриффона вполне мог нести вахту поблизости. Причем не обязательно Хейнс и Бриндл. Если какой-нибудь полицейский высматривал там потенциально проблемных клиентов вроде тех байкеров и заметил, как юная девушка села в машину к незнакомому мужчине, он мог записать мой номер. А это затем привело Хейнса и Бриндла ко мне.
  
  Правда, все равно оставалось неясным, почему они разыскивали Клэр, если никто не заявил о ее исчезновении. Теперь мне стало казаться, что я попал в точку, когда обвинил Огги в попытках накопать на нее компромат, чтобы усилить свои позиции в борьбе с Сэндерсом.
  
  Сэндерс.
  
  Мне захотелось еще раз побеседовать с ним. Слишком многое изменилось с момента нашего недавнего разговора.
  
  Убита девушка.
  
  Лучшая подруга его дочери.
  
  Сэндерс мог не желать откровенничать со мной прежде, но теперь сам должен был видеть, что выбора у него нет.
  
  И я направил автомобиль в сторону его дома. А потом по пути заметил впереди вывеску «Иггиз». Ресторан тоже числился в моем списке мест для посещения. Я посчитал, что вполне могу заехать туда сейчас и больше не возвращаться. Тем более что заведение скоро закрывалось.
  
  Направляясь в ту сторону, в зеркале заднего вида я заметил маленькую машину, которая, казалось, повторяла каждый мой маневр. Стоило мне притормозить, и она замедляла ход. А когда я разгонялся – тоже набирала скорость.
  
  Я думал, она последует за мной на стоянку перед «Иггизом», но водитель этого не сделал. Пока автомобиль проезжал дальше по Денберри, я успел заметить, что это серебристый «хендай». Однако ни одной цифры его регистрационного номера я рассмотреть не смог.
  
  Я запер машину и вошел в ресторан. Высокий худощавый мужчина лет тридцати выжидающе взглянул на меня. На его табличке значилось имя – Сэл.
  
  – Игги у себя? – спросил я. У меня вошло в привычку сразу обращаться к высшему руководству.
  
  – Игги? – переспросил Сэл.
  
  – Да.
  
  – Никакого Игги здесь нет. Уже давно. Игги, а на самом деле – Игнатиус Пауэлл открыл на этом месте ресторан в шестьдесят первом году, пару раз перестраивал его, а десять лет назад продал моему отцу. В прошлом году Игнатиус умер. А я по вечерам управляю рестораном вместо отца. Что-то не так с вашим гамбургером?
  
  – Дело совсем не в этом, Сэл. – Я показал удостоверение и объяснил, что пытаюсь разыскать девушку, заходившую сюда прошлым вечером. – Я почти уверен: она незаметно выбралась из ресторана через боковую дверь и, видимо, с кем-то встретилась на парковке. Как я заметил, у вас стоят камеры видеонаблюдения.
  
  – О да! Без них не обойтись, – отозвался Сэл. – Особенно в окне для выдачи заказов в автомобили. Зайдите на «Ютьюб». Там выложено множество записей, как клиенты «Макдоналдса» буквально с ума сходят. И у нас однажды появилась такая дамочка. Потребовала «воппер», а Джиллиан – она тогда обслуживала окно – объяснила, что у нас нет «вопперов». Ими торгуют в «Бургер Кинг». Однако леди отказов не признавала, продолжала орать: «Хочу “воппер”!» Закончилось тем, что она выбралась из своего пикапа и попыталась вытащить Джиллиан за воротник через окно. Пришлось даже вызывать полицию.
  
  – Я надеюсь, что на вчерашних записях смогу увидеть, кто увез ту девушку отсюда, – сказал я.
  
  У меня возникли две вполне правдоподобные версии. Либо Шон ждал Клэр, чтобы отвезти куда-то, либо она сама заранее приготовила для себя машину.
  
  – Наверное, я могу показать вам видео. У вас лицензия в полном порядке, и все такое, – произнес Сэл. – К тому же я уже показал съемки полицейским, а потому…
  
  – Полиция успела побывать здесь?
  
  – Да. Несколько часов назад.
  
  Я кивнул, словно вполне ожидал этого, что, кстати, так и было.
  
  – К вам заезжали офицеры Хейнс и Бриндл? Мы вместе работаем над делом. И нам необходимо разыскать Клэр.
  
  – Так вы знакомы с теми парнями?
  
  – Мы совсем недавно совещались с ними по поводу продолжения операции, – подтвердил я.
  
  Сэл подозвал к себе прыщавую девушку, работавшую неподалеку за стойкой, которой едва ли исполнилось двадцать.
  
  – Скоро вернусь, – предупредил он ее. – Держи пока оборону одна.
  
  Затем он жестом пригласил следовать за собой через дверь в конце стойки, где располагалась кухня. Там работал всего один повар.
  
  Сэл провел меня в офис с двумя мониторами, каждый из которых демонстрировал четыре вида на ресторан. Вживую шло изображение окна выдачи, стойки, кухни, другого офиса, где располагался сейф, и стоянки с четырех точек.
  
  – К нам тут однажды явился еще один сумасшедший, – рассказывал Сэл. – Подошел к стойке в одних грязных шортах, а потом – бац! – и у него в руке тридцать восьмой калибр.
  
  – Шутите?
  
  – Ничуть. Револьвер был в отличном состоянии. Парень начал им размахивать и кричать, что откроет стрельбу, если мы не выдадим ему рецепт нашего особого соуса к гамбургерам. А на самом деле это обычный майонез с чесноком и набором специй.
  
  – Да уж, не формула ракетного топлива, – усмехнулся я, когда Сэл занял место в кресле перед мониторами и начал работать мышью.
  
  – Вот именно, – согласился он. – Я и написал ему рецепт на салфетке. Майонез, чеснок, щепотка кайенского перца и прочее. Подаю ему, а он говорит: «Нет. Напиши настоящий рецепт. Что вы туда кладете». – «Ладно, – отвечаю, – твоя взяла». И составляю список из всякого дерьма. Типа димориксалина дифосфата и позитронных марципанов. Даже Калисту Флокхарт[92] приплел к случаю.
  
  – Неплохая шутка, – одобрил я.
  
  – Я мог бы включить туда хоть плутоний. Отдаю ему, он читает и заявляет: «Вот это другое дело». Я же протягиваю ему еще одну чистую салфетку с ручкой и велю написать свое имя и фамилию. «Когда мы выдаем кому-то секрет особой подливки, то взамен берем расписку», – объясняю я.
  
  – Он не стал.
  
  – Еще как расписался! Копам потом ничего не стоило найти его… Так. Вот то, что нам нужно! – Сэл указал на экран.
  
  Это было изображение боковой двери ресторана ближе к его задней части, где располагались туалеты. Камеру установили снаружи, и она давала широкий обзор стоянки. Но поскольку все происходило поздним вечером, картинка оказалась далеко не лучшего качества. В нижней части дисплея отображались дата и время.
  
  – Двадцать один час пятьдесят четыре минуты, – сказал Сэл. – Примерно отсюда копы попросили меня начать просмотр.
  
  Он установил стоп-кадр. С этого угла на парковке виднелись два автомобиля. Белый или совсем светлый «субару импреза» и частично закрытый им серебристый или серый «вольво» с универсальным кузовом, хотя уверен я не был.
  
  – «Импреза» моя, – сообщил Сэл.
  
  – Можно промотать вперед, пока не начнет хоть что-то происходить? – попросил я.
  
  – Конечно. – Он подвигал мышью.
  
  В 22:07:43 совсем близко к двери подкатил черный «додж-челленджер» – новейшая модель, но сработанная дизайнерами под классику семидесятых годов. Крупный мужчина выбрался из машины и вошел внутрь. Через три минуты мы увидели его же выходящим с фирменным коричневым пакетом «Иггиз» в руке. Он сел за руль, включил фары и уехал.
  
  В 22:14:33 в правой стороне экрана показался прихрамывающий парень. На вид ему было лет двадцать пять, но двигался он почти как пожилой человек. Тощий, ростом примерно в пять футов и пять дюймов, в джинсовой куртке.
  
  – Это Тимми, – сказал Сэл.
  
  – Тимми?
  
  – Фамилии я не знаю. Он живет чуть выше нас по улице, в четырехэтажном квадратном доме. Опять же не уверен, но мне так кажется. Работает где-то посменно, домой возвращается примерно в одно и то же время, заходит к нам каждый вечер по пути к себе, чтобы заказать двойной чизбургер, большой пакет жареной картошки и шоколадный коктейль.
  
  – Каждый вечер?
  
  – Да, – подтвердил Сэл.
  
  – Но при этом весит примерно сто тридцать фунтов. Максимум.
  
  Сэл пожал плечами:
  
  – Некоторым еда из ресторанов быстрого питания только на пользу.
  
  – Каждый божий вечер?
  
  Сэл искоса взглянул на меня.
  
  – Вы хоть представляете, как много людей питается у нас каждый день? Не хочу критиковать свою продукцию, но лично я не смог бы есть ее тридцать раз в месяц.
  
  – Остановите, пожалуйста, изображение еще на секунду, – попросил я, указывая пальцем на монитор. – Это ведь выхлопные газы, верно?
  
  Струйка тянулась из-под «вольво»-универсала, припаркованного за «субару» Сэла.
  
  – У той машины двигатель работал непрерывно, – заметил я.
  
  – Да, я и сам обратил внимание, – сказал Сэл. – Ждал, бросится ли это и вам в глаза. Не хотел лишать возможности сделать маленькое открытие.
  
  – Это не детективный фильм, Сэл. Вы бы не испортили мне впечатления.
  
  – Конечно, вы правы. Копов… То есть одного из них тоже заинтересовал выхлоп.
  
  – Так вы уже все это видели? И знаете, что будет дальше?
  
  – Разумеется, – ответил он.
  
  В 22:16:13 открывается дамский туалет. Это Анна. Она стремительно выскакивает в боковую дверь. Как раз перед тем, как сесть в мою машину. Я же в этот момент входил в ресторан. Через несколько секунд на мониторе появляюсь я сам, приоткрываю дверь, что-то выкрикиваю, потом захожу.
  
  – Но ведь это же вы, не так ли? – спросил Сэл.
  
  – Да, я.
  
  – Мужчинам, знаете ли, не положено заглядывать в женскую уборную.
  
  – Просто продолжайте показ, будьте любезны.
  
  Я наблюдаю за собой. Вот я вышел из туалета и вернулся в главный зал ресторана.
  
  Следующим мы видим хромого Тимми. Ровно в 22:23:51. Он толкает дверь и выбирается наружу, направляясь, очевидно, домой.
  
  Сэл еще немного пощелкал кнопками мыши.
  
  – Так. Думаю, вот эта часть вас и интересует.
  
  На часах 22:24:03. Клэр Сэндерс, выглядящая так же, как в моей машине, выходит из туалета (она должна была забраться на стульчак унитаза, поскольку я осмотрел пол кабинок и они все казались пустыми), а потом останавливается у стеклянной двери, осматривая парковку. Водитель «вольво» замечает ее прежде, чем она видит нужную машину. Включаются фары, и «вольво» передвигается еще чуть ближе, встав позади «субару».
  
  Клэр взмахивает рукой и бежит к машине, огибает ее сзади и открывает пассажирскую дверь. Свет в салоне загорается на пару мгновений, но сразу гаснет.
  
  – Прокрутите назад, – произнес я.
  
  Сэл перемотал изображение на несколько секунд и снова начал воспроизведение.
  
  – Остановите в тот момент, когда в кабине загорается свет, – попросил я.
  
  Ему потребовалось три попытки, чтобы зафиксировать стоп-кадр в нужном месте. Кажется, единственным другим человеком в машине был водитель, но ничего определенного сказать о нем – или о ней – оказалось невозможно. Виднелось только зернистое темное пятно.
  
  – Здесь ясно ничего не разглядишь, – заметил Сэл извиняющимся тоном. – Полицейских это просто взбесило.
  
  – Я вовсе не взбешен, – отозвался я. – Наоборот, очень ценю вашу помощь. Можно укрупнить изображение, чтобы попытаться рассмотреть номер?
  
  – Нет, – ответил он. – Безнадежное дело.
  
  – Тогда давайте смотреть дальше. Хочу понять, куда направилась машина.
  
  Как только Клэр села внутрь, «вольво» совершил резкий поворот вправо, то есть почти полностью развернулся вокруг своей оси. И после этого пропал с монитора.
  
  – У вас есть еще камеры, с которых было бы видно, как он покидает парковку?
  
  – Нет, – повторил Сэл.
  
  – А как насчет прибытия? Если мы просмотрим запись до того момента, откуда начали.
  
  Сэл вернул нас во времени к 21:45:00. Тогда за «субару» еще не виднелся силуэт другого автомобиля. Видеозапись продолжалась до 21:49:17. С правой стороны монитора появляется машина, встает чуть сбоку и позади машины Сэла. Габаритные огни гаснут.
  
  Я попросил продолжать воспроизведение до десяти часов на тот случай, если водителю «вольво» захотелось сходить за кофе или гамбургером. Но удача мне не улыбнулась. Кто бы ни находился в машине, он оставался внутри.
  
  – Сэл! – позвал я.
  
  – Да?
  
  – Нельзя ли мне чашку кофе?
  
  – Разумеется, можно.
  
  Когда я полез в карман за мелочью, он остановил меня:
  
  – За счет заведения. Какой кофе предпочитаете?
  
  – С двойными сливками, – ответил я.
  
  Пока Сэл отсутствовал, я занял его место в кресле и пристально всмотрелся в монитор, стараясь тщательно все обдумать.
  
  Клэр считает, что за ней следят. Просит Анну поменяться с ней местами. Теперь некто начинает преследовать Анну, находящуюся в моей машине. Анна выскакивает из нее и убегает. Срывает с себя парик. Тот, кто следил за нами, теперь понимает суть трюка. Догадывается, что подмена произошла в «Иггизе».
  
  Думает: «Может, Клэр все еще там?»
  
  Сэл вернулся с бумажным стаканчиком кофе, какие обычно забирают с собой из ресторана.
  
  – Очень горячий, – предупредил он. – Не хотелось бы, чтобы вы пролили его на себя, а потом отсудили у нас шесть миллионов долларов.
  
  Я натянуто улыбнулся и попросил:
  
  – Покажите мне, пожалуйста, всю оставшуюся запись за вчерашний вечер, вплоть до закрытия.
  
  – Думаю, это не проблема, – ответил Сэл. – С той же камеры?
  
  Я успел обдумать и это.
  
  – Нет. По крайней мере, сначала. Давайте взглянем на стойку. Вот, точно. Все вновь прибывшие подходят к ней и рассматривают меню.
  
  – Хорошо. А если нам что-то помешает, то отличный вид открывается с камеры, установленной вот здесь. С какого времени запускать запись?
  
  – Начните с половины одиннадцатого. – Я снял крышечку со стакана и отхлебнул из него. – Пусть идет в ускоренном режиме.
  
  Сэл щелкнул мышью. Люди комично замельтешили на экране. Но уже вскоре я заметил человека, которого узнал.
  
  – Остановите, – попросил я.
  
  Это был Шон Скиллинг. Он сам говорил, что заезжал сюда и в «Пэтчетс» после тревожного звонка Анны.
  
  На видео он сразу прошел мимо стойки и исчез в другой части ресторана.
  
  – Вы можете найти его на записях с других камер? – спросил я, делая еще один глоток кофе, все еще очень горячего, но вкусного.
  
  Сэл принялся щелкать кнопками.
  
  – Вот он.
  
  Шон просунул голову в дверь женского туалета, как и я сам, но внутрь не вошел. Никого там не обнаружив, он вернулся ближе ко входу в зал ресторана. Сэл нашел его изображение, снятое третьей камерой, и мы оба увидели, как он вышел наружу. Запись продолжала воспроизводиться.
  
  – М-да… – протянул я.
  
  – Это то, что вы хотели увидеть?
  
  – На самом деле я сам не знаю, чего хочу, – признался я. – Но больше всего – отправиться домой и завалиться спать.
  
  – Надо было сварить вам кофе покрепче, – сказал Сэл.
  
  – Не думаю, что это имеет значение, – отозвался я. – С таким же успехом кофе можно было ввести мне прямым уколом в вену. Но когда моя голова коснется сегодня ночью подушки, то… Постойте, а это что такое?
  
  На мониторе все еще была видна стойка. Часы показывали 22:58:02 и продолжали отсчитывать секунды.
  
  В зал вошел крупный мужчина с русыми волосами и усами. Не в костюме, но очень прилично одетый, в черных спортивных брюках и белой рубашке с воротничком и закатанными рукавами.
  
  – Поставьте на паузу.
  
  Сэл нажал на кнопку.
  
  – Вы знаете этого типа? – поинтересовался он.
  
  – Да, но познакомился с ним совсем недавно, – ответил я.
  
  То есть только сегодня вечером. Потому что это был Адам Скиллинг, отец Шона.
  Глава 26
  
  Когда я вышел из «Иггиза», позади моей «хонды» стоял патрульный автомобиль полиции Гриффона, блокируя мне выезд. Офицер Рикки Хейнс и его партнер по борьбе с преступностью Хэнк Бриндл торчали рядом, прислонившись к своей машине и явно дожидаясь моего появления.
  
  – Вот и мистер Уивер, – сказал Бриндл, выпрямляясь. Хейнс последовал его примеру.
  
  – Добрый вечер, офицеры, – произнес я.
  
  – Вы как-то очень уж поторопились ускользнуть с места преступления.
  
  Меня отправил домой лично их шеф, но я не видел причин оправдываться перед этой парочкой и потому ничего не сказал.
  
  – А у нас между тем еще остались к вам вопросы, – сообщил Бриндл, приподнимая на полдюйма козырек своей фуражки, словно стремясь получше разглядеть меня. Хейнс молчал, явно предоставив напарнику взять инициативу на себя.
  
  – Задавайте, не стесняйтесь, – легко согласился я.
  
  – Предполагаю, – продолжал Бриндл, – что вы как шурин шефа полиции можете считать себя обладателем привилегированного статуса, однако мы с офицером Хейнсом должны вести расследование в том направлении, в каком оно нас ведет, даже если рискуем вызвать недовольство босса. Хотя думаю, что в данном случае шеф Перри поймет правильность наших действий.
  
  – Жду с нетерпением.
  
  – О чем конкретно вы разговаривали с мисс Родомски, прежде чем выкинули ее из своей машины в совершенно пустынном месте? – осведомился Бриндл.
  
  – Я ее ниоткуда не выкидывал, – внес поправку я. – Она сама потребовала выпустить ее из машины.
  
  Бриндл улыбнулся:
  
  – Хорошо. Сформулируем иначе. О чем вы разговаривали с девушкой до того, как она сама потребовала высадить ее из машины?
  
  – Я сразу понял, что она – не Клэр, и поймал ее на этом. Потом спросил, что происходит.
  
  – И что же она ответила?
  
  – Она была не слишком словоохотлива. Сказала, что лично мне беспокоиться не о чем. Я уже рассказывал вам об этом, как и самому Огги.
  
  – Огги, – повторил Бриндл, улыбнулся и кивнул. – Мы к нему не обращаемся подобным образом. Мы называем его шефом. Или сэром. Правда, порой за его спиной используем несколько иные выражения, но, уверен, вы не выдадите ему наш маленький секрет. – Он снова ухмыльнулся. – Как вы верно отметили, мистер Уивер, вы говорили обо всем мне и мистеру Хейнсу, но только до того, как мы узнали, что девушка мертва. А потому теперь ваша с ней беседа становится несколько более важной.
  
  – Но это не меняет сути нашего разговора, – возразил я.
  
  – Для начала мне хотелось бы выяснить, зачем вы вообще посадили в свою машину дочь мэра. Сами понимаете: мужчина в вашем возрасте подвозит поздним вечером несовершеннолетнюю девушку. Не самый умный поступок, если разобраться. А принимая во внимание вашу профессию, я бы все-таки ожидал от вас больше благоразумия, чем вы проявили.
  
  Я сделал глубокий вдох через нос, а потом медленно выдохнул. Мне не раз приходилось встречаться с копами, пытавшимися вывести из равновесия, заставить сказать или сделать нечто глупое. Должно быть, я и сам раз-другой прибегал к такой тактике, пока носил мундир. Правила игры не стали для меня новостью, и я знал, что нужно сохранять хладнокровие.
  
  – Клэр сказала, что знала моего сына. При таких обстоятельствах я не мог ей отказать.
  
  – А еще вы, вероятно, надеялись, что и она вам не откажет. – Его ухмылка превратилась в издевательскую насмешку школьника.
  
  – Если вам есть что сказать, выкладывайте без обиняков.
  
  – Мне представляется, вы сняли одну девушку, рассчитывая с ней немного порезвиться, а потом, когда у вас в машине оказалась другая, подумали: «Эй, какого дьявола здесь происходит? Девчонки решили, что меня можно обвести вокруг пальца?» Это вывело вас из себя? Вы рассчитывали попользоваться Клэр, которая вам понравилась, но тут подсела Анна Родомски, что вас совершенно не устроило. «Черт, это совсем не то, чего я хотел. Я выбрал более лакомый кусочек».
  
  Бриндл сделал паузу, ожидая моей реакции. Возможно, добивался, чтобы я ударил его. Увы, это удовольствие не стоило бы последующих неприятностей. Когда же я промолчал, он спросил:
  
  – Желаете услышать остальное?
  
  – Валяйте, не стесняйтесь.
  
  – Вы разозлились на Анну. Она захотела выбраться из машины, как вы и сообщили, но вот только когда она побежала, вы последовали за ней. Сорвали парик с ее головы. Как я вижу, он все еще лежит на вашем заднем сиденье.
  
  – Точно, – подтвердил я. – Вся моя профессиональная подготовка и годы работы полицейским, а потом частным сыщиком подсказали мне, что инкриминирующие улики лучше всего прятать на заднем сиденье собственной машины.
  
  Я вздохнул. Вечер затянулся, а ведь мне предстояло еще многое сделать.
  
  – Вам придется найти другой способ добраться до дома, мистер Уивер, – сказал Бриндл. – Как сообщил мне офицер Хейнс, мы должны задержать вашу машину и подвергнуть ее обыску, что я нахожу блестящей идеей.
  
  – Боже милостивый! – негромко воскликнул я и обратился к Хейнсу: – Вы хотите сказать, что Огги лично распорядился конфисковать мою машину?
  
  Значит, игры в «доброго малого» закончились. Шурин решил устроить мне веселую жизнь.
  
  Хейнс поднял руки вверх, будто говоря: тут уж ничего не поделаешь.
  
  – Но распоряжение я услышал не от него лично.
  
  – От кого же тогда?
  
  – Приказ мне передал Марв… То есть, простите, офицер Куинн.
  
  Стало быть, Огги приказал Куинну, Куинн передал его слова Хейнсу, а Хейнс – Бриндлу, который получал от происходящего откровенное удовольствие.
  
  – У меня сложилось впечатление, – заметил он, – что вы стали последним, кто видел ту девушку живой. Вам подвернулась возможность. Кроме того, как я догадываюсь, дома у вас тоже не все ладно с учетом недавней трагедии, и вам, скорее всего, там ничего не перепадает. А потому…
  
  – Да ладно тебе, брось, – попытался оборвать его Хейнс.
  
  Бриндл метнул в него взгляд и продолжил:
  
  – Вот почему оказалось так трудно пройти мимо столь сочного плода.
  
  Мне потребовалась вся сила воли, чтобы стерпеть это.
  
  – Но потом, – не унимался Бриндл, – вам понадобилось заставить ее молчать, не так ли? Нельзя же было допустить, чтобы она всем рассказала, как вы надругались над ней.
  
  Я достал свой телефон.
  
  – Что вы делаете? – спросил он.
  
  – Собираюсь вызвать такси, – ответил я. – Вы же сами сказали, что мне нужно найти другой способ добраться до дома, а значит, вы не берете меня под арест.
  
  Да, пока не берут.
  
  Оба промолчали. В глазах Бриндла отчетливо читалось разочарование. Я не клюнул на наживку, не дал повода арестовать себя за нападение на полицейского. И он уже не узнает, как близок был к успеху.
  
  Я приложил трубку к уху:
  
  – Алло! Добрый вечер. Да, я нахожусь в ресторане «Иггиз» на Денберри и хочу заказать поездку домой. Пять минут? Не проблема. Фамилия – Уивер. – Я закончил разговор и положил телефон в карман пиджака. – Машина уже едет. – Я достал свои ключи. – Только не надо слишком усердствовать. Не стоит разбивать лобовое стекло и тому подобное.
  
  Сняв с кольца ключи от дома, я швырнул ключ от машины в Бриндла. Тот неуклюже попытался поймать его, но не успел и побагровел от злобы и смущения. Он пылающим взором посмотрел на меня, потом на ключ, валявшийся на асфальте, и снова на меня.
  
  Бриндлу пришлось бы в меня стрелять, но и тогда я ни за что бы его не поднял.
  
  – Ключ у меня, – сказал Хейнс, быстро наклонившись, схватив его и сунув в открытую ладонь напарника.
  
  Однако и мне пришлось признать, что глупо было бы подставляться под пулю из-за такого пустяка.
  Глава 27
  
  Как и было обещано, такси прибыло через пять минут. Хейнс и Бриндл все еще стояли рядом со своим патрульным автомобилем, охраняя мою машину до прибытия тягача, который ее отбуксирует. Когда такси выезжало со стоянки, я дружески помахал им рукой.
  
  – Интересно, чем тут занимаются копы, – заметила сидевшая за рулем женщина, когда я пристегнулся ремнем безопасности на заднем сиденье.
  
  – Трудно сказать.
  
  – Хотите знать, что я думаю?
  
  – Что же?
  
  – Держу пари, та тачка набита наркотиками.
  
  – Так сразу и не догадаешься, – отозвался я, и внезапно меня посетила весьма тревожная мысль.
  
  Никаких наркотиков в моей машине, насколько я знал, не было. Оставалось надеяться, что они там и не появятся к моменту прибытия тягача.
  
  – Так куда мы едем?
  
  Я дал ей адрес Берта Сэндерса.
  
  – Дом мэра? – уточнила таксистка.
  
  – Да.
  
  – Пару раз я подвозила его домой, когда он был не в состоянии сам вести машину. Я его не осуждаю: такое порой происходит с каждым из нас. Я даже была рада, что у мэра хватило ума не садиться за руль сильно поддатым, понимаете? Мне нравится, когда люди, за которых я голосовала на выборах, ведут себя разумно.
  
  Еще через пять минут мы остановились перед домом.
  
  – Я, может, вернусь не сразу, – предупредил я, а поскольку на счетчике уже значилось семь баксов, передал ей двадцатку для уверенности, что она меня дождется.
  
  – Не торопитесь, – отозвалась таксистка. – Я, возможно, чуток вздремну. Только не перепугайте меня до смерти, если вернетесь и застанете спящей.
  
  В этот раз на подъездной дорожке стоял черный «бьюик» модели пятилетней давности, а во всем доме свет виднелся только в одном окне наверху. Если не считать дорогих костюмов Сэндерса, эта машина и скромное жилище свидетельствовали о непритязательном образе жизни типичного представителя среднего класса, который он вел. Бытует мнение, будто все мэры обитают в усадьбах и их возят личные шоферы в роскошных лимузинах вроде «линкольна таун-кар». Относительно некоторых это чистая правда. Один мой старинный приятель из Промис-Фоллс когда-то возил бывшего мэра этого города именно на такой машине. Однако небольшими городками в Америке чаще всего руководят самые обыкновенные люди. Они заседают в группах попечителей школ, на собраниях местных советов и комиссий по вопросам водоснабжения. Это наши соседи, с которыми мы постоянно встречаемся в универмагах, вместе получаем новые номера на автомобили, заправляемся на бензоколонках.
  
  Для среднего мэра маленького городка Сэндерс, несомненно, обладал довольно высоким уровнем интеллекта. Бывший преподаватель колледжа, автор книг. Однако ему удалось убедить избирателей, что он – один из них и ничем от них не отличается. Правда, сегодняшняя встреча в мэрии показала: так теперь считали не столь многие, как прежде. Лично я не голосовал за него, но я не голосовал ни за кого, не участвовал ни в каких выборах уже много лет. Наступает время, и ты перестаешь отдавать свой голос лжецам.
  
  А лжецы они все.
  
  Сэндерс при личной встрече тоже не убедил меня в обратном. И я сомневался, что вторая наша беседа изменит мое мнение.
  
  Я надавил большим пальцем на кнопку звонка и не отпускал. Изнутри послышалось непрерывное: динь-дон, динь-дон, динь-дон.
  
  Вглядевшись в окно, я увидел мужчину, спускавшегося по лестнице. Хозяин пытался завязать пояс своего банного халата и выкрикивал на ходу:
  
  – Иду! Уже иду!
  
  У меня над головой включился фонарь. Секундой позже я услышал, как щелкнул замок, и дверь распахнулась.
  
  – Господи Иисусе, – пробормотал Сэндерс. Его густые волосы были встрепаны. Он явно поднялся с постели. – Снова вы. Вы хотя бы представляете, который час?
  
  Он попытался закрыть дверь, но я положил на нее ладонь.
  
  – Нам надо еще раз поговорить.
  
  – Убирайтесь с моего крыльца!
  
  Я надавил сильнее, пока дверь не открылась достаточно широко, чтобы я смог войти.
  
  – Я же велел вам уходить, – сказал Сэндерс.
  
  – Видимо, вы еще ничего не слышали, – отозвался я. – Дело с хитроумным обменом, которое провернули вчера Клэр и Анна, приняло, как могли бы выразиться вы сами, новый неожиданный оборот.
  
  – Я ведь уже говорил, что ничего не знаю об этом.
  
  – Анна мертва.
  
  Я словно огрел его тяжелым предметом по голове.
  
  После ошеломленного молчания мэр произнес:
  
  – Что вы сказали?
  
  – Анну Родомски убили. Я обнаружил ее тело под мостом. Кто-то ее задушил.
  
  Как громом пораженный, Сэндерс нащупал рукой перила, чтобы удержать равновесие.
  
  – Но это же… невозможно.
  
  – Если вы мне не верите, могу отвезти вас туда. Вряд ли они уже успели убрать труп.
  
  – Но это же… Ужасно. – Мэр добавил, обращаясь больше к себе, чем ко мне: – Бессмыслица какая-то. Просто бессмыс…
  
  – Разумеется, бессмыслица. А почему, черт возьми, здесь нужно искать какой-то смысл?
  
  – Я не в состоянии… Они не могли зайти так далеко.
  
  – Кто именно? – спросил я. – О ком вы говорите?
  
  – Выпить, – сказал Сэндерс, отталкиваясь от перил и направляясь в сторону кухни. – Мне нужно выпить.
  
  Он открыл буфет, достал оттуда небольшой стакан и бутылку виски, наполнил стакан и залпом выпил. Попытался налить еще, но я ухватил его за руку и заставил поставить бутылку на стол.
  
  – Расскажите мне, Сэндерс, что за чертовщина происходит.
  
  – Я не знаю, кто убил Анну. Клянусь, не знаю.
  
  – А что насчет Клэр? Где она?
  
  Мэр приложил ладонь ко лбу, будто у него сильнейшая головная боль. Но почти сразу же взял себя в руки и хитро улыбнулся:
  
  – А, вот теперь понимаю. До меня дошло, что творится! Очень хорошо разыграно. Вы почти убедили меня. Едва не поимели.
  
  – Поимел? Вы считаете это уловкой? Розыгрышем?
  
  – Ловким трюком.
  
  – В самом деле? Тогда поехали! – Я схватил его за халат на плече. – Меня ждет такси. Можем отправиться прямо сейчас и посмотреть на нее. Вернее, на то, что осталось. Ею успели пообедать бродячие псы.
  
  Сэндерс стряхнул мою руку, а халат при этом сполз почти до правого локтя. Он натянул его на место театральным жестом, стараясь держаться с достоинством, однако потрясение было для этого слишком сильным.
  
  – Господь всемогущий! Собаки? – Он приложил пальцы к губам, словно испытал приступ тошноты, но тут же убрал руку. – Ладно. Пусть все сказанное об Анне правда, я все равно не вижу причин доверять вам. Я понимаю, какую игру вы затеяли. Рассчитывали, что, сообщив мне об Анне, сможете взять на испуг и заставить рассказать, где Клэр.
  
  – Значит, она действительно где-то прячется?
  
  – Она не прячется. Просто… уехала.
  
  – Когда вы в последний раз получали от нее известия? Ради всего святого, Сэндерс! Лучшая подруга вашей дочери мертва. Будь Клэр моей дочерью, я бы уже схватил телефон и убедился, что она в порядке.
  
  – Если бы возникли проблемы, она бы позвонила… – Мэр снова говорил больше с собой, чем со мной.
  
  – Если Клэр в опасности, у нее может не быть возможности позвонить.
  
  – Нет, я говорю о ее матери. Она бы позвонила. Все хорошо. Все в полном порядке. – Сэндерс кивал в такт своим словам, будто игрушечный болванчик.
  
  – Клэр отправилась жить к матери в Канаду?
  
  Он снова приложил пальцы к губам и неразборчиво пробормотал что-то.
  
  – Отвечайте же! – упорствовал я. – Она сейчас там?
  
  Мэр убрал руку ото рта.
  
  – Я знаю, что Огастес Перри – ваш шурин. Думаете, я не понимаю, как он использует вас, чтобы выяснить, где она?
  
  – Вы шутите? – спросил я. – Он только что лично наложил арест на мою машину. И какое отношение Огги имеет к Клэр?
  
  Сэндерс промолчал, глядя на меня широко открытыми глазами.
  
  – Послушайте, я же вам рассказал, как оказался вовлечен в это дело, и шеф полиции здесь совершенно ни при чем. Клэр попросила меня подвезти ее. Они с Анной разыграли свой хитрый трюк с моей помощью. А теперь Анна мертва. И я собираюсь установить истину с вашей помощью или без нее.
  
  – Мне больше нечего вам сообщить, – произнес Сэндерс.
  
  – Скажите хотя бы, что Клэр жива. Вам это известно наверняка или вы так думаете?
  
  Прежде чем он успел ответить, свет снаружи лучом прошелся по стенам гостиной, достигнув отблесками даже кухни. Сэндерс устремился к окну, чуть откинув тюль для лучшего обзора улицы.
  
  – Что там? – спросил я.
  
  – Стоит машина. Габаритные огни выключены. Кто-то за рулем.
  
  – Это мое такси. Я попросил водителя подождать.
  
  – Но откуда тогда свет фар?
  
  – Возможно, другой автомобиль проехал мимо, – предположил я. – Ваша соседка сказала, что в последнее время полиция постоянно здесь дежурила. Причем они явно следили за вашим домом.
  
  Сэндерс уставился на меня:
  
  – Вы и с моими соседями успели побеседовать! А сами пытаетесь уверить меня, что ни в чем не замешаны.
  
  – Так объясните, в чем я могу быть замешан? Почему полиция за вами следит? Почему вы считаете, что все это дело рук их шефа?
  
  Не получив ответа, я заговорил мягче:
  
  – Могу поклясться вам, мистер Сэндерс, что стараюсь только помочь вам. Стремлюсь помочь Клэр. Если она от чего-то спасается бегством, расскажите от чего. Может, я смогу справиться с проблемой, и это позволит ей спокойно вернуться домой.
  
  Сэндерс изучающе всматривался в мое лицо при тусклом свете.
  
  – Давно вы живете тут, мистер Уивер?
  
  – Несколько лет. Шесть, если точнее.
  
  – Вам здесь нравится?
  
  – Когда-то нравилось, – ответил я.
  
  Что-то в моем голосе оживило его память.
  
  – Ваш сын, – сказал он. – Я знаю о вашем сыне. – Он сглотнул. – Примите соболезнования.
  
  Я не стал спрашивать, откуда Сэндерс знал о Скотте. В Гриффоне о нем знали все. Наверняка это Клэр рассказала его историю своему отцу.
  
  – Но до вашей… вашей трагедии вы были счастливы в Гриффоне?
  
  Сейчас мне оказалось трудно даже вспомнить, каким был наш мир всего два месяца назад. Неприятности с сыном начались в прошлом году или даже раньше, но и, несмотря на них, нам бывало хорошо всем вместе. А уж до того, как Скотт стал находить удовольствие в наркотических веществах, мы, вероятно, были вполне счастливой семьей. Или просто довольной жизнью.
  
  Но мне не хотелось обсуждать это с Бертом Сэндерсом.
  
  – Не понимаю, к чему вы клоните.
  
  – Вы ощущали себя здесь в безопасности? – спросил он.
  
  – Наверное, – ответил я, немного подумав.
  
  – Полиция Гриффона здорово справляется со своими обязанностями, не так ли?
  
  Я вспомнил о петиции «Лучше наших копов нет», чем вызвал его улыбку.
  
  – Вы подписали ее?
  
  Я покачал головой.
  
  – Вот это сюрприз, – искренне удивился мэр.
  
  – Не представляю, какое отношение петиция имеет…
  
  – Однажды вечером в парке гулял подросток с пневмоклаксоном. Вы такие наверняка видели. Они еще отдаленно напоминают аэрозольные баллончики с краской. Один из бравых полицейских Гриффона подошел к мальчишке, приставил клаксон прямо к его уху и дал сигнал. Слух к парню, вероятно, так больше и не вернулся. Родители обратились за помощью к нам. Но догадайтесь, что произошло дальше. Ваш шурин нашел трех полицейских, утверждавших, что юноша был так пьян, что сам поднес клаксон к уху и нанес себе повреждение. – Сэндерс грустно взглянул на меня. – А теперь опросите наших горожан, поделом ли получил подросток. Получите единодушный ответ: да, поделом.
  
  Я промолчал. Он был прав.
  
  «Да, наши копы порой немного увлекаются, но мы можем отвернуться и сделать вид, что ничего не происходит». Такое отношение к проблеме разделяет большинство граждан Гриффона. Когда какого-то подонка сначала избивают, а потом вышвыривают из города, разве это кому-то здесь помешает безмятежно спать? Но если штурмовики Огастеса Перри так легко идут на подобные нарушения закона, то возникает вопрос: на что еще они могут оказаться способны? Как они поступают, например, с изъятыми наркотиками и добытыми преступным путем деньгами? Нет суда, нет нужды и в уликах. Почему полиция закрывает глаза на то, что творится в «Пэтчетсе»? Не потому ли, что Филлис Пирс не скупится на некоторую сумму наличных?
  
  – Вы можете подтвердить сказанное доказательствами?
  
  Сэндерс рассмеялся:
  
  – Доказательства. Конечно, куда же без них!
  
  У меня уже не оставалось на все это времени.
  
  – Мистер Сэндерс, просто скажите, где сейчас Клэр, – попросил я. – Я привезу ее домой. Это часть моей работы.
  
  Он не слушал меня:
  
  – Вы думаете, копы сидят на улице и присматривают за мной? Вы так считаете?
  
  – Почему бы вам не рассказать все?
  
  – Нет. Они не присматривают за мной, а демонстративно следят. Пытаются запугать. Заставить пойти на попятный.
  
  – Я все еще не понимаю, какое… – Тут я замер, услышав что-то (или кого-то) наверху.
  Глава 28
  
  – Что это? – спросил я, посмотрев в потолок.
  
  Судя по звуку, там кто-то двигался. И явно не белка, пробежавшая по крыше.
  
  – Я ничего не слышал, – произнес Сэндерс.
  
  – Вы, стало быть, глухой, – съязвил я. – Кто-то есть наверху.
  
  – На втором этаже никого нет. Я в доме один.
  
  Я пригляделся к нему.
  
  – Она здесь? Клэр сейчас здесь?
  
  Он резко покачал головой:
  
  – Нет.
  
  Я снова задрал голову к потолку и крикнул:
  
  – Клэр!
  
  – Замолчите! – велел Сэндерс. – Не надо так орать!
  
  – А почему я должен разговаривать тихо, если здесь никого больше нет?
  
  И я направился к лестнице, стряхнув с себя руку Сэндерса, пытавшегося меня задержать.
  
  – Убирайтесь! – велел он. – Вы не имеете права обыскивать мой дом!
  
  Я оглянулся на него.
  
  – Может, вызовете полицию?
  
  Он пробурчал нечто неразборчивое, а я стал подниматься вверх. И почти преодолел половину лестничного пролета, когда Сэндерс набросился на меня сзади. Я почувствовал, как его руки сомкнулись вокруг моих коленей, и чуть не повалился вперед. Мне удалось смягчить падение, но мой локоть при этом ударился о жесткое дерево ступени, и боль отозвалась во всем теле.
  
  – Дьявол! – выругался я.
  
  – Сукин ты сын! – вторил мне Сэндерс, цепляясь за лодыжки.
  
  Я сумел высвободить одну ногу, потом упер подошву ботинка в его все еще обнаженное правое плечо и с силой толкнул. Он скатился вниз по лестнице, приземлившись на собственный зад, пояс халата при этом окончательно развязался, и его тело предстало передо мной в полной наготе. Никто не выглядит более глупым и беспомощным, чем мужчина, чье «хозяйство» вываливается на обозрение.
  
  Сэндерс поспешно поднялся, запахнул халат и снова затянул кушак. Я то ли полусидел, то ли не совсем прямо стоял на ступени, осторожно массируя ушибленный локоть.
  
  – Мы можем все облегчить или сильно усложнить, – заметил я.
  
  – Пожалуйста, прошу вас, – проговорил он почти с мольбой, – уйдите. В самом деле, какое это дело имеет отношение к вам? Разве вы не можете просто исчезнуть отсюда?
  
  – Стойте на месте, – скомандовал я и преодолел оставшиеся ступени. – Клэр! – позвал я снова, но уже не кричал. Мне не хотелось вести себя угрожающе. – Это мистер Уивер, отец Скотта. Мы встречались вчера вечером, помните?
  
  На верхней площадке я немного задержался, чтобы сориентироваться, а Сэндерс, уже тоже поднявшийся до середины, повторил:
  
  – Уверяю вас, ее здесь нет.
  
  Я не обратил на него внимания. Справа от меня располагалась ванная, а сразу за ней – дверь комнаты, выглядевшей самым просторным из трех помещений второго этажа. Как я догадался, это были личные покои самого Сэндерса. Большая двуспальная кровать с откинутым одеялом. Ясно, что он лежал в постели, когда я приехал, и успел только накинуть халат, чтобы встретить у входной двери.
  
  Слева я увидел комнату, которая тоже прежде служила спальней, но сейчас была превращена в кабинет. Рабочий стол, книжные полки, стационарный компьютер.
  
  А прямо передо мной за закрытой дверью находилась спальня Клэр. Не требовалось таланта Эркюля Пуаро, чтобы определить это. К двери был прикреплен миниатюрный автомобильный номер, какие продаются во многих сувенирных лавках, с выдавленным на нем именем девушки.
  
  – Клэр? – спросил я уже не так решительно, прежде чем открыть дверь и нащупать выключатель на стене.
  
  Загорелся свет. Первое и самое очевидное, что бросилось в глаза, – это пустая и аккуратно застеленная кровать, по всему покрывалу которой были разбросаны десятки журналов.
  
  – Я же вам говорил, – донесся из-за моей спины голос Сэндерса.
  
  Рядом с подушкой находились несколько мягких игрушек: собачки и два мохнатых зайца – розовый и голубой. Все заметно потертые. Клэр, видимо, играла в них еще совсем маленькой. Зато журналы оказались вовсе не теми, какие можно ожидать увидеть в комнате девушки. Только один номер предсказуемого «Вога», а остальное – серьезные издания вроде «Нью-Йоркера», «Экономиста», «Харперса» или «Уолруса» – канадского политического еженедельника. На прикроватном столике лежали айпэд и биография Стива Джобса, выпущенная пару лет назад.
  
  Я взял айпэд и нажал на строку «Домашняя страница», чтобы просмотреть содержимое. На дисплее высветились десяток иконок, в основном ссылки на новостные сайты в Интернете.
  
  – Вы не имеете права рыться…
  
  Я повернулся к нему и рявкнул:
  
  – Хватит ныть!
  
  Я нажал на иконку и открыл почту Клэр. Мне хватило десяти секунд, чтобы изучить входящие и отправленные письма. Вот так-то! Люди моего поколения считали себя вполне серьезными и грамотными пользователями, общаясь через электронную почту, но большинство подростков посылали друг другу сообщения с помощью иных ресурсов. На дисплее я не увидел ни одного письма.
  
  Я поднял глаза и бегло посмотрел на себя в зеркале. В молодости я имел привычку засовывать края фотографий за раму зеркала, а вот здесь не оказалось ни одного снимка, сохраненного таким образом. В наши дни почти никто не держал печатных фотографий. Изображения хранились в памяти компьютеров, выкладывались в социальных сетях, пересылались в электронном виде. Их просматривали на дисплеях. Новые технологии позволяли вам показывать свои снимки гораздо большему числу людей, чем прежде, но возникал вопрос: что станет со всеми этими запечатленными моментами жизни лет через двадцать? Не окажутся ли они в какой-то устаревшей базе данных, как ненужные вещи на свалке? Что произойдет с фотографиями, которые нельзя подержать в руках?
  
  Эти мимолетные мысли заставили меня переключиться на фотографический раздел айпэда. Появились изображения. Типичные снимки, какими обмениваются друг с другом молодые люди. Смеющиеся, кривляющиеся, высовывающие языки, стоящие группами на вечеринках с бокалами в руках.
  
  – Фотографии являются частной собственностью, – объявил Сэндерс.
  
  Он сильно действовал мне на нервы.
  
  – Я же предложил вам вызвать полицию.
  
  На нескольких фото Клэр и Анна снялись вместе. Анна целует Клэр в щеку. Клэр пытается дернуть Анну за кончик носа. А вот они примеряют новые платья, держа руки на бедрах.
  
  Но были и снимки Клэр с парнями. Некоторые, судя по положению в самом конце списка, являлись достаточно давними, и на них был запечатлен круглолицый парень, выглядевший старше Клэр. Точнее, уже даже молодой мужчина.
  
  Я показал айпэд Сэндерсу.
  
  – Это Роман Рэвелсон?
  
  – Я вас прошу, пожалуйста, прекратите…
  
  – Это он?
  
  – Да.
  
  – А кто этот мальчик? – На более поздних фотографиях Клэр обнималась, целовалась, смеялась с чернокожим пареньком с короткой стрижкой. Он был почти на фут выше Клэр.
  
  – Деннис.
  
  – Деннис. А дальше?
  
  – Деннис Маллавей. Какое-то время он был ее ухажером.
  
  – Он из Гриффона?
  
  – Нет. Я не знаю, откуда он. Деннис работал здесь летом, а потом вернулся домой.
  
  – У них сложились серьезные отношения?
  
  Сэндерс раздраженно ответил:
  
  – Откуда мне знать? Они крутили обычный летний роман. Вы помните все свои летние увлечения? Все развивается довольно стремительно, потому что времени не так много. Но это… Опять-таки грубое вторжение в личную жизнь моей дочери.
  
  Я положил айпэд на место и обратился к столу. Его поверхность оказалась завалена вещами, какие я и ожидал увидеть. Немного косметики, флакончики лака для ногтей, школьные учебники. Я обошел кровать, чтобы осмотреть пространство между ней и стеной. Возникло подозрение, что там вполне мог кто-то спрятаться, но оно не подтвердилось. Затем настала очередь стенного шкафа. Я открыл его.
  
  – О, бога ради! – простонал Сэндерс.
  
  Я увидел ком сваленной в кучу одежды. Вряд ли туда удалось бы запихнуть что-то еще. Я повернулся и посмотрел на Сэндерса, стоявшего в дверях в импозантной позе и по-прежнему пытавшегося держаться с достоинством.
  
  – Вы должны уйти, – твердил он.
  
  Он даже отошел в сторону, освобождая мне путь, но я направился не к лестнице, а прямиком в его кабинет. Смотреть там оказалось особенно не на что. Стенной шкаф был открыт нараспашку, и в нем виднелись картонные папки и коробки с документами.
  
  Я пересек коридор и вернулся в спальню Сэндерса. И почувствовал там неуловимо знакомый аромат, который уже улавливал где-то прежде. И совсем недавно.
  
  – Я больше не собираюсь терпеть это грубое вмешательство в мою жизнь, – заявил мэр, однако в его голосе не осталось ни единой властной нотки.
  
  – Давно ли вы расстались с женой? – Я осматривал матрац, обходя вокруг постели.
  
  – Какое отношение это имеет…
  
  – Постойте-ка.
  
  Подойдя к дальнему краю кровати, проверяя, не прячется ли кто-нибудь за спинкой, я только сейчас заметил дверь ванной комнаты, выходившую в спальню. Сэндерс понял, куда я смотрю, и напрягся.
  
  Я приблизился к двери. Раковина, унитаз, ванна. Причем ванна была задернута шторкой. Материал слишком плотный, чтобы различить, есть ли кто-то по другую сторону, но такие вещи обычно подсказывает интуиция.
  
  – Клэр? – спросил я.
  
  Ответа не последовало.
  
  Пришлось сказать:
  
  – Сейчас я досчитаю до пяти, а потом отдерну шторку. Один. Два. Три. Четы…
  
  – Хорошо, – вмешался Сэндерс, признавая свое поражение. – Хорошо. – Он обращался к кому-то, стоявшему дальше меня. – Будет лучше, если ты выйдешь сама.
  
  Из-за шторки донесся женский голос:
  
  – Но я совершенно не одета.
  
  На мгновение я почувствовал, что могу гордиться собой. Я нашел Клэр. Но это ощущение сразу улетучилось при виде стоявшего рядом Сэндерса в одном халате на голое тело и при мысли об обнаженной Клер за занавеской.
  
  – Что здесь, черт возьми, происходит?
  
  – Подождите, – сказал Сэндерс и бросился к стенному шкафу, откуда достал еще один халат. Я деликатно отвел взгляд, когда он вернулся в ванную. Потом донесся звон колец раздвигавшейся занавески по металлической перекладине.
  
  – Вот возьми, – донесся голос Сэндерса, – и надень это.
  
  – Я очень старалась вести себя тихо, – произнесла она.
  
  – Да, знаю, знаю.
  
  Он немного опередил меня. Я же посчитал, что могу теперь без стеснения повернуться и посмотреть на Клэр впервые с тех пор, как видел ее заходившей в «Иггиз» прошлым вечером.
  
  Но женщина выглядела совершенно непохожей на Клэр, какой она мне запомнилась. Просто потому, что это была не Клэр.
  
  Передо мной предстала Анетта Рэвелсон, жена Кента – владельца мебельного магазина, с крыши которого упал или спрыгнул и разбился насмерть мой сын.
  Глава 29
  
  – Привет, Анетта, – поздоровался я, пока она завязывала пояс халата.
  
  – Привет, Кэл, – отозвалась она, глядя в сторону.
  
  – Вы знакомы друг с другом? – спросил Сэндерс.
  
  – Разумеется, я знакома с Кэлом, – ответила Анетта. Нашла в себе силы встретить мой взгляд и добавила: – Ты думал, я – Клэр? Все время выкрикивал ее имя, пока поднимался по лестнице.
  
  – Да, рассчитывал найти ее здесь.
  
  – Что ж, куда разумнее было ожидать встретить здесь ее, чем меня, – усмехнулась Анетта.
  
  – Если честно, тебя я никак не думал застать в этом доме. Уже поздно. Кент не волнуется, что тебя до сих пор нет?
  
  – Я же сказала тебе: он уехал из города, – напомнила Анетта. – В командировку по закупкам товара. Участвует в ежегодной конвенции оптовых торговцев мебелью. Выбирает новые модели, которые хочет сбывать у нас. – Она выкатила нижнюю губу и сдула непослушный локон со лба. Посмотрела на Берта, потом снова на меня и произнесла: – Догадываюсь, как неприлично все это выглядит.
  
  Промолчав, я осмотрел ванную комнату.
  
  В совершенно сухой ванне валялись ее одежда, туфли и сумочка. Она явно в спешке забрала все это из спальни. Ее упавшая на дно ванны сумка, вероятно, и вызвала встревоживший меня шум, и аромат именно ее духов я почувствовал чуть ранее.
  
  – Зачем ты разыскиваешь Клэр? – спросила Анетта. – Берт, у Клэр какие-то неприятности?
  
  Сэндерс сидел на краю кровати и массировал плечо, в которое я ударил ногой на лестнице.
  
  – Я ничего не знаю, – промолвил он. – Не уверен, что вообще понимаю, какого дьявола происходит.
  
  – Поручись за меня, Анетта, – попросил я. – Очень хотелось бы помочь Берту, но он мне не доверяет.
  
  – Помочь ему в чем?
  
  – Думаю, у Клэр действительно возникли крупные неприятности, но Берт либо так не считает, либо не хочет признаться в этом. Хотя сейчас появились очень серьезные основания для беспокойства.
  
  – Какие? – спросила Анетта. – Что стряслось?
  
  Сэндерс поднял голову:
  
  – Эта девушка… Родомски. Она мертва.
  
  У Анетты округлились глаза.
  
  – Что?!
  
  – Ее убили. – Он вяло указал пальцем на меня. – Расскажите ей сами.
  
  – Мы говорим об Анне Родомски.
  
  – Я поняла, о ком речь, – произнесла она ошеломленно. – Знакома с ее родителями. Но боже правый! Это же ужасно! Они, вероятно, вне себя от горя.
  
  Наверное, так оно и было, однако я пока не встречался с ними после обнаружения тела их дочери. Я даже почувствовал укол совести, словно должен был находиться сейчас рядом с родителями Анны, а не здесь, но ощущение оказалось мимолетным. Сейчас прежде всего необходимо было найти Клэр.
  
  – Клэр знает? – спросила Анетта. – Берт, она знает о том, что случилось с Анной?
  
  Сэндерс посмотрел на меня:
  
  – Понятия не имею. Может быть, знает. В наши дни все подростки каким-то образом поддерживают связь друг с другом. А население уже оповещено? Репортаж попал в выпуски новостей?
  
  – Не думаю, хотя это всего лишь вопрос времени. Вы правы, такие известия быстро распространяются в социальных сетях, значительно опережая выпуски новостей. – Я сделал паузу, немного подумав. – Но Клэр будет лучше услышать обо всем от вас.
  
  – Да, да, конечно. – Сэндерс повернулся и посмотрел на телефон, лежавший на прикроватном столике.
  
  «Возьми же этот треклятый телефон и позвони ей», – подумал я. Но он, казалось, уже и сам принял такое решение.
  
  – Ее сотовый может быть отключен, – высказал опасение он.
  
  – Зачем ей выключать мобильник? – спросил я.
  
  – По нему легко могут отследить, верно? Если телефон в Сети.
  
  – О чем ты, Берт? – Анетта недоуменно на него уставилась. – Кто может отслеживать… Господи, ты же это не всерьез, правда? Или ты в самом деле считаешь, что он может пойти на такое?
  
  – Кто? – осведомился я. – Кто может пойти и на что именно?
  
  Анетта окинула меня уничижительным взглядом.
  
  – Твой милейший шурин. Кто же еще?
  
  – Ты-то откуда знаешь?
  
  – Откуда я знаю? Ты даже не представляешь, к каким ухищрениям мне пришлось прибегнуть, чтобы незаметно проникнуть сегодня сюда, – ответила она. – Я припарковалась в целом квартале дальше и на соседней улице. – Она указала в сторону задней части дома. – Проскользнула между домами чуть ли не ползком, как Женщина-кошка. Мне бы очень пригодился прибор ночного видения. Ободрала все колготки о какие-то колючие кусты. А уж Берту никак никуда не выбраться, чтобы негласно встретиться со мной. За ним наблюдают круглые сутки, в курсе всех его передвижений и перемещений. Зато я могу прокрасться через заднюю дверь, чтобы меня никто не заметил.
  
  – Вас волнует, что шеф полиции прознает о вашей связи?
  
  – Даже не столько это, – ответил Сэндерс, все еще держа руку на трубке телефона. – Перри, видишь ли, стремится вселить в меня страх.
  
  – Все верно, Берт. Перри – полный придурок, – заявила Анетта, – но для чего ему отслеживать местонахождение твоей дочери? Она же уехала на школьную экскурсию в Нью-Йорк. С какой стати его должно это заботить? А если она отключила свой сотовый, свяжись с учительницей или позвони в отель, где они посели…
  
  – Она вовсе не там, – отозвался Сэндерс. – Ни на какую экскурсию в Нью-Йорк она не уехала. Я это выдумал.
  
  Анетта растерянно заморгала. Было заметно, что она обижена. Женщина всегда расстраивается, когда выясняет, что мужчина, с которым она изменяет мужу, не до конца честен с ней самой.
  
  – Не надо на меня дуться, – произнес Сэндерс. – Ты же знаешь, я в последнее время живу как в аквариуме. А потому информацию приходится строго дозировать по мере необходимости. – С прорвавшимся раздражением Сэндерс обратился ко мне: – Вы же слышали, что сказала соседка. Никогда не знаешь, не следят ли за моим домом из патрульной машины. Все это часть затеянной Перри кампании запугивания, чтобы заставить меня заткнуться, спустить на тормозах открытое мной дело о том, как он руководит своим ведомством. Он сам следит за мной, приставляет ко мне своих солдафонов, а еще пару дней назад они подвергали слежке и Клэр. Если Перри способен растоптать конституционные права любого, кто осмеливается пересекать нашу городскую черту, то что такое для него мэр? А тем более дочь мэра?
  
  – Клэр тоже почувствовала это на себе? – спросил я.
  
  – А как же, – ответил Сэндерс. – Она сказала, что не может больше выдерживать травлю, устроенную против меня полицией. Ее уже тошнило от того, насколько она оказалась втянута в мою с ними борьбу, и кто, черт побери, винил бы ее за это? Она не все мне рассказывала, но однажды вечером у «Пэтчетса» к ней привязался коп и не впустил внутрь. В другой раз, совсем недавно, тот же офицер, если я правильно понял, отнял у нее сумочку якобы для проверки на наркотики, которых в ней не было и быть не могло. Но вот только сумочку нам вернули на следующий день и в участке. Кто осмелится признать необоснованным ее желание убраться подальше от этого городка? И Клэр нашла способ провернуть все так, чтобы полицейские не узнали, куда она отправилась.
  
  – Она сказала вам, что собирается сделать это вместе с Анной?
  
  – Я даже толком не знал, в чем суть ее затеи, но дочь уверила меня в полной продуманности своего плана.
  
  – Однако она не могла не сообщить вам, куда отправляется.
  
  Сэндерс опустил голову, делая вынужденное признание:
  
  – В Торонто. Пожить со своей матерью. Моей бывшей женой, Кэролайн. Теперь Кэролайн Карнофски.
  
  – Кэролайн и забрала ее?
  
  Он кивнул.
  
  – Клэр договорилась с матерью. Сказала, что если возникнут проблемы, позвонит либо она сама, либо мать. А поскольку никто не звонил, то все должно было пройти хорошо.
  
  Я указал на телефон и жестами изобразил, как набирают номер.
  
  – Вам необходимо сообщить ей о происшедшем.
  
  Сэндерс уже взялся за трубку, но потом замер в нерешительности.
  
  – Этот аппарат, – произнес он, – может прослушиваться.
  
  – Вы серьезно? – спросил я. – Считаете, что шеф полиции установил «жучок» на ваш телефон?
  
  – Мне это приходило в голову. Иногда, как мне кажется, я слышу на линии странные щелчки. Вы же знаете подобные истории. И, как говорится, даже если ты параноик, у тебя могут существовать все основания…
  
  Я отмахнулся от него:
  
  – Да, понимаю. Но, боже милостивый, он не стал бы… – Впрочем, хорошо знал я и то, что Перри в свое время служил в разведке, а у него в подчинении имелись специалисты, умевшие проделывать подобное. – Если вы действительно верите в это, – продолжил я, – то можно допустить, что они прослушивают весь ваш дом. И слышат все, о чем мы говорим сейчас.
  
  На лице Анетты отразился ужас.
  
  – Как? Вы имеете в виду, что кто-то мог слышать то… Словом, все, что происходило в этой комнате?
  
  Она, видимо, вспомнила все реплики, вырвавшиеся у нее в минуты страстных объятий. Судя по виду Сэндерса, он подумал о том же.
  
  – А если кто-то еще и сделал запись… – Она не закончила фразу.
  
  Я живо представил, как разыгралось ее воображение. Кто-то предположительно имел запись на пленке (то есть, скорее всего, цифровую), которую мог показать ее мужу. Ничего хорошего перспектива не сулила.
  
  – Едва ли вы захотите, чтобы такое услышал Кент, – подлил я масла в огонь.
  
  Анетта вздрогнула при одном лишь упоминании имени мужа:
  
  – Не смейте даже шутить подобным образом!
  
  Но у меня имелись гораздо более серьезные поводы для тревоги, чем публичная огласка супружеской измены Анетты Рэвелсон.
  
  Я зашел в ванную и позвал:
  
  – Анетта, соберите-ка лучше свою одежду.
  
  Она сгребла все в кучу вместе с сумкой.
  
  – Пойду переоденусь в комнате Клэр.
  
  Когда она удалилась, я снова задернул шторку вокруг ванны, а потом открыл кран с холодной водой и повернул рукоятку, включавшую душ. Струи ударили в пластик занавески, создавая негромкий фоновый шум наподобие ливня, стучащего по металлической крыше. Я жестом подозвал Сэндерса и передал ему свой мобильный телефон.
  
  – Если ваш сотовый или весь дом прослушивают, это помешает им разобрать, о чем вы говорите.
  
  Сэндерс набрал на моей трубке номер и приложил ее к уху.
  
  – Гудки, – сообщил он мне. Затем: – Кэролайн? Это я… Знаю, номер не мой. Я звоню с чужого телефона.
  
  Я склонился к голове Сэндерса, чтобы услышать их разговор.
  
  – У тебя все хорошо? – спросила Кэролайн.
  
  – Да, да. Я просто…
  
  – Где ты находишься? Что за странный шум? Уж не стоишь ли ты под проливным дождем?
  
  – Я в… Не волнуйся за меня, Кэролайн. Я должен поговорить с Клэр. Она там? Можешь дать ей трубку? Боюсь, у меня для нее плохие новости.
  
  – Клэр здесь нет. И с чего бы ей быть тут?
  
  – Все в порядке, ты можешь говорить без опаски, – заверил ее Сэндерс. – Нас сейчас никто не сможет подслушать.
  
  – Берт, но Клэр здесь действительно нет.
  
  – Когда она вернется?
  
  – Берт, ты словно не понимаешь меня. Она не живет со мной. Я жду ее приезда в гости только через пару недель.
  
  Сэндерс невольно повысил голос:
  
  – Но ведь ты же увезла ее вчера вечером. Отсюда, из Гриффона.
  
  – Ничего подобного я не делала, Берт. Где Клэр?
  
  Теперь уже панический страх слышался в голосах обоих.
  
  – Клэр сама все устроила, – произнес Сэндерс. – По ее словам, ты собиралась ее забрать. Вчера вечером. От «Иггиза». Она должна быть с тобой.
  
  – Послушай меня, Берт. – У Кэролайн как будто сбилось дыхание. – Клэр здесь нет. Она не приезжала ко мне уже много недель. И я понятия не имею, о чем ты говоришь!
  Глава 30
  
  – Я перезвоню тебе позже, – сказал Сэндерс бывшей жене, нажал отбой и вернул мне телефон. В его лице не было ни кровинки.
  
  – Она говорит…
  
  – Я все слышал. – Я отключил холодную воду, струившуюся по занавеске. – Клэр точно сказала вам, что мать ее заберет?
  
  – Да, именно так.
  
  – Какую машину водит Кэролайн?
  
  – Гм. Один из этих небольших кабриолетов. «Миату».
  
  – У нее нет «вольво» с универсальным кузовом?
  
  Сэндерс покачал головой:
  
  – Ничего подобного, как и у ее мужа. – Он посмотрел на меня с откровенной мольбой. – Где же может быть Клэр?
  
  – Похоже, она добилась своей цели, – заметил я. – Сбежала не только от того, кто за ней следил, но и вообще ото всех. Думаете, вашей борьбы с Перри действительно было достаточно, чтобы Клэр захотелось исчезнуть?
  
  – Абсолютно уверен.
  
  – Выяснилось, что она даже вам не пожелала рассказать о своем укрытии. Вам это не кажется несколько странным?
  
  Мэр вскинул руки в беспомощном жесте:
  
  – Боже, я даже не знаю, что сказать…
  
  Тут снова появилась Анетта – в туфлях на убийственно высоких шпильках. Она надела сегодня черное вечернее платье с глубоким декольте, открывавшим вид на ее большой бюст, причем усилила эффект с помощью поддерживавшего грудь снизу тонкого кружевного бюстгальтера. Этот наряд был куда сексуальнее, чем тот, в котором я видел ее рядом с мебельным магазином.
  
  – Что тут происходит? Ты рассказал Клэр новости? Она теперь знает про Анну?
  
  – У матери ее нет.
  
  – Тогда где же она?
  
  – Мы не знаем, – сообщил я.
  
  – О черт! – только и сказала Анетта.
  
  Сэндерс заглянул мне в глаза:
  
  – Что теперь делать?
  
  Мне захотелось посоветовать ему молиться, чтобы Клэр не постигла участь Анны, однако я человек не слишком набожный, и к тому же совет прозвучал бы почти издевательски. Поэтому я ответил другое:
  
  – Начинайте обзванивать всех. Ее подруг, приятелей, ухажеров, учителей.
  
  – Я спрошу у Романа, – заявила Анетта. И пояснила для меня: – Мой сын какое-то время встречался с Клэр. Может, у него есть идеи по поводу того, куда она могла податься. – Она прикусила губу. – Хотя сомневаюсь. Они не слишком-то много общались.
  
  – Но все-таки были парой, – заметил я.
  
  – Верно. Вот только Клэр порвала с Романом. Мой мальчик тяжело переживал из-за этого.
  
  Мне сейчас было как-то не до сочувствия Роману.
  
  – Словом, свяжитесь со всеми, о ком только вспомните, – посоветовал я Сэндерсу. И тут у меня родилась неожиданная идея. – Но сначала попробуйте ее мобильник. – Я снова передал ему свой телефон.
  
  Он набрал номер и прислушался.
  
  – Сразу включилась голосовая почта… Клэр? Это папа. Где тебя носит? Я только что разговаривал по телефону с твоей мамочкой. Мы оба страшно переживаем за тебя. Если услышишь это сообщение, сразу же перезвони, ладно? Просто позвони мне. Или мистеру Уиверу. Я сейчас как раз пользуюсь его сотовым. Позвони, пожалуйста. Я тебя очень люблю.
  
  И Сэндерс вернул мне телефон.
  
  – Сработал автоответчик. Значит, мобильник отключен? – спросил он.
  
  – Или подсела батарея, – предположил я.
  
  – Все это просто ужасно. Не представляю, как мне… Нет, я, конечно, сделаю то, что вы посоветовали. Начну наводить справки у всех подряд.
  
  В этот момент я почувствовал некоторое облегчение. Мне не приходилось больше нести это бремя в одиночку. Сэндерсу было куда сподручнее общаться с друзьями Клэр, чем мне. Он мог напасть на ее след значительно раньше.
  
  Не давала покоя только одна мысль: почему Клэр солгала и ему? Она объяснила отцу, почему хотела сбежать, но не сообщила, с кем собиралась это сделать. А ведь камера видеонаблюдения «Иггиза» четко зафиксировала, как она садилась к кому-то в машину.
  
  – Хорошо, выполните намеченное, – сказал я. – В следующий раз мы можем встретиться утром и обсудить ситуацию. Вас такой план устраивает?
  
  Сэндерс кивнул.
  
  Анетту, разумеется, беспокоило совсем другое.
  
  – Ты же никому не расскажешь о нас с Бертом, верно?
  
  – Знаешь что, – отозвался я, – ты легко сможешь купить мое молчание, если подбросишь домой. У меня сегодня возникла проблема с машиной.
  
  Я подбежал к такси, легко постучал по стеклу, чтобы не испугать женщину, и уладил дела с ней. Осмотрел улицу в поисках дежурной патрульной машины, но не заметил ее, хотя вдоль тротуара были припаркованы несколько обычных с виду автомобилей. Не исключено, что за рулем одной из них сейчас спрятался негласный соглядатай.
  
  Затем быстрым шагом я вернулся на задний двор дома Сэндерса и, поднявшись по ступенькам к кухонной двери, увидел, как Анетта и мэр размыкают прощальные объятия. Поскольку фонарь над задним крыльцом не горел, Анетта подождала, пока глаза не привыкли к темноте, и проложила для нас курс поперек двора, вокруг гаража и между двумя домами, примыкавшими к владениям Сэндерса.
  
  К счастью для нас, не залаяла ни одна соседская собака и не включились осветительные приборы, снабженные автоматическими датчиками для реакции на любое постороннее движение. А вот Анетте приходилось трудновато. Она не слишком твердо держалась на своих почти трехдюймовых шпильках при переходе с травы на гравий, а с гравия на асфальт, осторожно минуя контейнеры для мусора, разбросанные по лужайкам детские велосипеды и обломки веток. На самых сложных участках мне приходилось брать ее за руку и помогать преодолевать дистанцию.
  
  – Сама не пойму, какого дьявола ношу эти туфли, – призналась она. – Впрочем, вру. Все я понимаю. Есть ли на свете мужчина, чье сердце не забьется учащенно при виде дамы на таких каблучках?
  
  Вопрос показался мне риторическим, и я промолчал. Как только мы прошмыгнули между домами и оказались на тротуаре соседней улицы, я отпустил ее руку. Но зато она сама вцепилась в мой локоть и держалась за него, пока мы не добрались до ее машины.
  
  – Ты славный малый, должна признать, – сказала Анетта. – Мне искренне жаль, что на тебя свалились все эти невзгоды.
  
  Мы подошли к черному седану «БМВ».
  
  – Это мой. – Она достала из сумки ключ и кнопкой дистанционно открыла двери. Габаритные огни мигнули. – А почему ты приехал на такси?
  
  – Долгая история, – ответил я, располагаясь на пассажирском сиденье.
  
  Ей не нужно было говорить, где я жил. Пока Скотт работал в их магазине, Анетта или Кент несколько раз подбрасывали его домой. Скотт еще не достиг возраста для получения водительских прав, а потому обычно его возили либо я, либо Донна. Но если мы оказывались заняты, что изредка случалось, о нем заботились друзья или коллеги.
  
  – Я действительно буду тебе крайне признательна, если ты сохранишь в тайне нашу связь с Бертом. – Анетта пристегнулась ремнем безопасности. – Прежде всего потому, что у нас с ним лишь временные отношения. Это продлится недолго.
  
  – Почему ты так считаешь?
  
  – Я реалистка. Хорошо узнала Берта. Понимаю, какой он.
  
  – И какой же?
  
  – Ах, да брось притворяться. – Она включила передачу и легко нажала на педаль газа своего «бумера». – Будто ничего не слышал.
  
  – О его любви к слабому полу? – спросил я.
  
  – Это еще мягко сказано! – Анетта рассмеялась. – Вот почему я догадываюсь, что вскоре он положит глаз на кого-то еще. Именно поэтому от него ушла Кэролайн. Он завел интрижку с одной из преподавательниц Канисиуса. – Мне вспомнились рассказы Донны о том, как Сэндерс не пропускал в колледже ни одной юбки, пока она там училась, а он преподавал. – Недавно у него даже была интрижка прямо на работе.
  
  – На его работе?
  
  – Нет, на моей. С Рондой Макинтайр.
  
  Это имя мне ничего не говорило.
  
  – Прелестная малышка, надо признать, и горячая штучка. К тому же фунтов на сорок легче меня. Но то, что она брала по части фигуры и молодости, я с лихвой компенсировала опытом. Берт до сих пор думает, будто я ни о чем не догадывалась, но я его насквозь видела. Их обоих. Стоило лишь заметить, каким взглядом Ронда окидывала его, когда он заходил к нам в магазин или даже при случайной встрече на улице. Они крутили любовь все лето. А он наивно считает, что я верю, словно была у него тогда единственной. Вот только Ронда больше у нас не работает.
  
  – Ты ее уволила?
  
  – Вообрази, она неожиданно сама подала заявление об уходе пару месяцев назад. По-моему, Ронда вообще покинула город, нашла работу где-то в другом месте и при этом порвала еще с одним местным парнем. Он был полицейским, который казался ей чуток странным, но зато ничего не знал о ее встречах с Бертом на стороне. То есть на спине. – Анетта хихикнула. – Добровольный уход оказался как нельзя кстати. Иначе мне пришлось бы искать способ избавиться от нее – намекнуть Кенту, что она завышает цены и прикарманивает разницу, подделать кое-какие счета или придумать что-то еще. Но в итоге не понадобилось делать ничего подобного. Мне достаточно грустно от осознания скоротечности романа с Бертом, но пока у меня самой не истек «срок годности», я хочу, чтобы он был только моим. Ты считаешь меня порочной, если я пытаюсь внести в свою рутину хоть немного разнообразия?
  
  – Здесь многое зависит от того, какое разнообразие ты вносишь. Может, тебе попытаться заняться сплавом на плотах по горным рекам?
  
  – Все потому, что моя жизнь сейчас… Это просто жизнь, понимаешь? Сегодня станет точным повторением вчера, завтра вновь повторится сегодня. А с Бертом, пусть это и закончится уже скоро, мне выпадают дни, непохожие на остальные. Ты не можешь не признать его мужской привлекательности. То есть даже если ты со мной согласишься, это не будет означать, что ты голубой, ни в малейшей степени.
  
  – Он красивый мужчина, – заметил я.
  
  – У него внешность человека более широкого масштаба, чем мэр мелкого городка. Он мог бы стать губернатором штата, сенатором – кем угодно, если бы захотел.
  
  – Но Берт не стремится ни к чему подобному?
  
  – В политическом смысле он совершенно лишен амбиций, – сказала Анетта. – Для него важно добиться успеха на том месте, какое он занимает сейчас. Он старается быть хорошим мэром, защищать то, что считает справедливым и правильным. Вот из-за чего он ввязался в борьбу с Перри, который, замечу в скобках, на самом деле не такой уж плохой человек. Мне кажется, он подходит для своей роли в нашем городе, и я говорю это не только потому, что он брат Донны, поверь. Его временами немного заносит, тут не поспоришь. Но, бога ради, ты же не веришь, что он в самом деле напичкал «жучками» дом Берта, верно? Вот это было бы… по-настоящему скверно.
  
  Я пожал плечами.
  
  – Зачем тебе вообще понадобилось разыскивать Клэр?
  
  Я кратко рассказал о событиях предыдущего вечера.
  
  – Господи, ох уж эти наши детишки, – вздохнула Анетта. – Невозможно предсказать, что они натворят в следующий раз. – Она, казалось, на некоторое время задумалась. – Случившееся с Анной действительно ужасно. Ты думаешь, Клэр могла скрыться, потому что знает, кто сделал это?
  
  – Клэр сбежала до того, как произошло убийство. Поэтому ответ отрицательный, – заметил я. – Мы уже почти добрались до моей улицы.
  
  – Знаю. – Полминуты спустя она остановила машину перед нашей подъездной дорожкой.
  
  – Как у тебя дела с Кентом? – спросил я.
  
  – В каком смысле? – не поняла Анетта.
  
  – Эта твоя связь с Сэндерсом… Не надо быть гением, чтобы догадаться о сложном периоде в вашей с Кентом жизни.
  
  – Одно вовсе не означает другого.
  
  – То есть у вас по-прежнему все прекрасно? У вас идеальные отношения.
  
  – Ни у одной супружеской пары на этой планете отношения не складываются идеально, – произнесла она. – А у вас с Донной как все обстоит?
  
  Когда я помедлил с ответом, Анетта сама поспешила закончить разговор:
  
  – Прости меня. После того, через что вам пришлось пройти, я должна бы понимать, насколько бестактно задавать подобные вопросы.
  
  – Пусть это не тревожит твою совесть, – сказал я. – Послушай, мне хотелось бы как-нибудь снова подняться на ту крышу.
  
  – О, Кэл!
  
  – Мне просто… Я все еще пытаюсь примириться со случившимся, Анетта. У меня постоянно вертится в голове сцена, как это произошло.
  
  – Давай поступим так, – сказала она. – Я сообщу о твоей просьбе Кенту. И если он с тобой не свяжется и даже не позвонит, ты будешь знать, что эта идея ему не по душе.
  
  Я уже сейчас готов был держать пари – он не позвонит.
  
  – Спасибо, что подвезла. Да, и не забудь передать от меня большой привет Роману.
  
  Анетта недоуменно склонила голову набок:
  
  – Конечно. А с чего вдруг?
  
  – У нас с ним состоялась довольно-таки своеобразная встреча этим вечером. Пусть знает, что я еще не забыл о ней и о нем тоже.
  
  Автомобиля Донны перед домом я не увидел. «Она, вероятно, поставила его в гараж», – подумал я, хотя жена поступала так не слишком часто. Я постарался войти как можно тише и сразу направился в кухню, чтобы выпить стакан воды, когда понял, что второй вечер подряд не ужинал. Открыв буфет, достал пачку соленых крекеров и банку арахисового масла. Не назовешь полноценной трапезой, но несколько печенюшек, смягченных маслом, притупят чувство голода.
  
  Я беззвучно положил грязный нож и стакан в отсек посудомоечной машины и медленно поднялся по лестнице. На цыпочках пересек спальню, однако случайно наступил на что-то твердое, и раздался треск. Совсем негромкий, но достаточный, чтобы разбудить Донну. Не заметив, чтобы она пошевелилась во сне, я опустился на колени и обшарил ковер в поисках того, на что наступил. Один из ее карандашей. Я ступней разломил его пополам. Собрав обломки, я заметил, что и баллончик с фиксатором валяется на полу. Пришлось захватить его тоже, прежде чем проскользнуть в ванную.
  
  Только плотно закрыв за собой дверь, я включил свет, бросил сломанный карандаш в корзину для мусора, поставил баллончик на полку и разделся. Оставшись в одних спортивных трусах, я почистил зубы, а потом выключил свет, собираясь вернуться в спальню.
  
  И лишь в этот момент вспомнил, что Донна раньше всегда оставляла свет в ванной включенным для меня.
  
  Глазам необходимо было время, чтобы привыкнуть к темноте, и поэтому я подошел к постели скорее на ощупь, по памяти, откинул одеяло со своей стороны и лег между простынями. И тут же понял: что-то не так. Я часто заморгал, словно это могло помочь глазам быстрее освоиться во тьме, затем сел и посмотрел на другой край кровати.
  
  Донны не было.
  Глава 31
  
  Благодаря свету фонаря над крыльцом она легко вставляет ключ в замочную скважину и отодвигает внутренний засов. Открыв дверь, она с удивлением видит сына стоящим в прихожей, хотя они встречались всего несколько часов назад.
  
  – Ты напугал меня, – говорит она.
  
  – Ты обычно не возвращаешься так поздно.
  
  – Что случилось?
  
  – Дело сдвинулось с места, – сообщает он. – Мне нужно было с тобой поделиться. Не хотелось ждать до утра.
  
  – Ты их нашел?
  
  – Нет, но зато, кажется, узнал способ, как их найти.
  
  Она бросает свою сумку в ближайшее кресло.
  
  – Пожалуйста, не внушай мне ложных надежд.
  
  Он рассказывает ей, чем занимался. Она вынуждена признать, что мальчик проделал большую работу.
  
  – Да, тебе пришлось немало попотеть, – замечает она. И думает, несмотря на еще переполняющий ее скептицизм, что он действительно тщательно все продумал.
  
  Одна из его идей особенно ей нравится.
  
  – Прекрасный план – использовать детектива, – говорит она. – Я встречалась с ним сегодня.
  
  – Мы вынудили его работать на нас, хотя он даже не догадывается об этом, – вторит он.
  
  – Может получиться.
  
  – Я чувствую, как все начинает складываться удачно.
  
  – Не слишком увлекайся, – резко бросает она. – Нам предстоит еще многое сделать, прежде чем мы с этим справимся. Если мальчишка забрал тетрадь, верни ее сразу же, как найдешь его. Я должна была раньше догадаться, что он ее отдаст. Обычно, когда тетрадь заканчивалась, он просил новую, и я приносила. Но в этот раз он ни о чем не просил. Прошло слишком мало времени, он не успел бы исписать и половины. Видимо, стал опасаться моих подозрений.
  
  – Ты чересчур переживаешь из-за какой-то паршивой тетрадки.
  
  – Нет, не чересчур. И тебе следует относиться к этому серьезнее.
  
  – Ты шутишь? Считаешь меня недостаточно серьезным? Неужели? Лучше вспомни, с каким дерьмом мне приходится возиться. Я думаю буквально на бегу. Как, например, вышло с той, другой, девчонкой. Мне удалось обставить все не так, как было на самом деле. Разве я не заслужил хотя бы небольшой похвалы?
  
  – Я иду спать. Не могу больше думать об этом ни минуты.
  
  – По-любому во всем виновата только ты, – говорит он.
  
  Она замирает у подножия лестницы.
  
  – Что ты сказал?
  
  – Ты ушла из дома, оставив сушилку включенной, отсутствовала, когда загорелась ткань. Если бы не повалил дым, ничего бы…
  
  Ее рука столь быстра, что сын не успевает уклониться от хлесткой пощечины.
  
  – Я не позволю тебе так со мной разговаривать! Ради кого все это было, а? Ради кого?
  
  Он прикладывает ладонь к покрасневшей щеке и отвечает:
  
  – Ради папы.
  
  – Нет, – говорит она. – Все и всегда делалось ради тебя. Абсолютно все. Я шла на это ради тебя, и дай бог сил, потому что мне, видимо, придется пойти еще на многое, прежде чем мы закончим.
  Глава 32
  
  Я сбросил с себя одеяло и поднялся так стремительно, что у меня слегка закружилась голова. Включил лампу на прикроватном столике. Стало заметно, что на ту сторону постели, где спала Донна, даже не ложились. Это выглядело странно. Если бы ей не спалось и она встала с кровати, то не стала бы ее застилать. Никто так не делает в двенадцатом или в первом часу ночи. Ты встаешь, бродишь по дому, выпиваешь стакан воды, рассчитывая через несколько минут вернуться в постель и снова попытаться заснуть.
  
  Значит, Донна даже не ложилась.
  
  Я вышел в коридор, а затем заглянул в комнату Скотта. Я не удивлялся, если обнаруживал ее там, под покрывалом. Но когда я открыл дверь, то при свете из холла увидел, что кровать пуста.
  
  Включая по пути везде освещение, я спустился вниз по лестнице. Если Донна, затаившись, сидела в гостиной, я вполне мог пройти совсем рядом и не заметить. Но ее не оказалось и там.
  
  Не было ее ни в подвале, ни в комнате для стирки.
  
  – Донна! – выкрикнул я.
  
  Отперев раздвижные стеклянные двери, ведущие на террасу, я включил яркие садовые фонари, достаточно мощные, чтобы осветить весь задний двор. Погода была слишком прохладной, чтобы Донна сидела снаружи, уставившись в небеса и гадая, как там идут дела у нашего мальчика. Как я уже упоминал, она, в отличие от меня, верила в подобные вещи.
  
  Я вернулся в дом, заперев раздвижные двери и открыв ту, что вела из дальнего угла кухни в гараж.
  
  Машина Донны тоже отсутствовала.
  
  – Черт бы вас всех побрал! – не сдержался я.
  
  Сняв трубку телефона в кухне, я нажал на кнопку быстрого набора ее номера.
  
  Раздался один гудок. И все.
  
  – Давай же!
  
  Я позвонил еще раз.
  
  – Отвечай!
  
  Только после третьего раза в трубке раздалось:
  
  – Привет.
  
  – Где ты? – спросил я.
  
  – Просто катаюсь.
  
  – Я вернулся домой, но не нашел тебя. И уже начал всерьез тревожиться.
  
  – Да, я должна была оставить записку, – сказала Донна. – Мне совсем не хотелось спать.
  
  – Что-то не так? – Я знал, что глупее вопроса сложно представить. На самом деле мне хотелось понять, чем сегодняшний вечер оказался хуже остальных за последние два месяца.
  
  – Мне есть о чем поразмыслить, – ответила Донна.
  
  Некоторое время мы оба молчали. Я слышал гул двигателя автомобиля фоном на заднем плане. Потом спросил:
  
  – Что ты ела на ужин?
  
  – Я не ужинала, – отозвалась она.
  
  – Я тоже. Умираю с голоду.
  
  – Я, наверное, тоже.
  
  – «Денниз» еще открыт, – сказал я. – Можем устроить себе полуночный завтрак. Не отказался бы от яичницы с колбасой.
  
  – Я как раз недалеко оттуда, – сообщила Донна. И после очередной долгой паузы добавила: – Встречу тебя там.
  
  – Нет. Тебе придется сделать большой круг и заехать за мной. У меня нет машины.
  
  – Как это – нет машины?
  
  – Расскажу за яичницей.
  
  Но прежде чем рассказать о происшествии с автомобилем, я вынужден был объяснить происхождение огромного синяка на виске. Донна заметила его сразу, как только я сел к ней на пассажирское сиденье.
  
  – Очень болит? – спросила она.
  
  – Я больше страдаю от уязвленного самолюбия.
  
  В «Деннизе» сидели еще две пары и одинокий мужчина. Мы с Донной выбрали столик рядом с витриной и у официантки, появившейся раньше, чем мы успели сесть на свои места, заказали для начала кофе без кофеина. Мы оба надеялись, что по возвращении домой сможем уснуть, а потому от обычного кофе отказались.
  
  – Мою машину конфисковала полиция, – объявил я.
  
  Донна положила в свою чашку ложку сахара.
  
  – Расскажи подробнее.
  
  И я рассказал. Начал со своего визита к Родомски и посещения Скиллингов. Потом поведал о том, как вместе с Шоном поехал туда, где высадил прежде Анну, и обнаружил под мостом ее тело.
  
  – А еще Анетта Рэвелсон спит с мэром, – сказал я, – но этот факт представляется даже отрадным на фоне всего остального.
  
  – Как ужасно, – вздохнула Донна, – найти тело той девушки.
  
  Мне показалось, что по ее телу пробежала дрожь. Ведь и в самом деле, невозможно было подумать о любом мертвеце, чтобы перед глазами не возник образ Скотта на парковке магазина «Рэвелсон».
  
  – Да, – сказал я. – Для сына Скиллингов это стало страшным потрясением.
  
  – А ты не думаешь, что он сам мог совершить такое?
  
  – Нет, – ответил я. – Но мне и прежде случалось сильно ошибаться.
  
  Официантка вернулась, и мы заказали яичницу со всеми жирными и нездоровыми, но вкусными ингредиентами, с которыми ее обычно подают. Затем за нашим столом на несколько минут воцарилось неловкое молчание.
  
  – Поверить не могу, что мой брат посмел отобрать у тебя машину, – нарушила его Донна.
  
  Я прихлебывал из чашки, пытаясь вообразить заряд бодрости, который получил бы, если бы в кофе был кофеин.
  
  – Да, меня это тоже удивило.
  
  – Вы двое похожи на кошку с собакой в одном мешке, но думаю, что в определенной степени Огги относится к тебе с уважением, – сказала она. – А машину забрал, чтобы нарочно показать всем: мол, у него нет любимчиков, которым он делает скидки, хотя прекрасно знал – в ней ничего не найдут.
  
  – Если только не найдут, – заметил я. – С него станется.
  
  – Бога ради! Зачем ему это? Какие у него могут быть причины так обойтись с тобой?
  
  – Не знаю, – ответил я.
  
  – Понимаю, ты его недолюбливаешь, и порой Огги не нравится мне самой, но на такое он не способен.
  
  – Но он же скармливает мэру чушь, уверяя, что его люди никогда не переходят рамок закона.
  
  Донна окинула меня взглядом, словно говорившим: уж тебе ли не разбираться в таких делах.
  
  – А ты действительно думаешь, что где-то есть полиция, никогда не переходящая этих рамок? Возьмем, к примеру, полицию Промис-Фоллс. Кажется, ты когда-то служил там?
  
  – Донна.
  
  – Огги прикрывает своих людей, как твой бывший шеф прикрывал грешки своих.
  
  – Потому я и потерял работу, – напомнил я.
  
  – А мог потерять куда больше, – парировала она.
  
  О своей службе в полиции Промис-Фоллс я не слишком любил вспоминать, а тем более – обсуждать ее.
  
  – Может, ты права. Возможно, Огги в самом деле решил устроить демонстрацию, показать характер. Вероятно, ему просто хочется создавать мне неудобства при любом удобном случае. Утром ведь придется взять машину напрокат.
  
  – Воспользуйся моей, – предложила Донна. – Довезешь меня до работы. Если не сможешь потом забрать домой, я как-нибудь сама доберусь.
  
  – Неплохой план, – одобрил я.
  
  Последовали еще несколько минут молчания. Я почувствовал, что обсуждение событий моего вечера закончилось. По крайней мере на время. Мы собирались затронуть другую тему.
  
  Наконец Донна начала:
  
  – Я так боялась потерять его любовь.
  
  Я смотрел на нее и ждал продолжения.
  
  – Меня страшило, что если… Если мы… проявим к нему настоящую строгость, заставим сидеть дома, лишим карманных денег, принудим к подчинению, вступив в открытую войну с ним из-за его поведения… Я очень боялась навсегда лишиться его любви.
  
  – Знаю, – сказал я.
  
  – Я даже подумывала ненадолго посадить его за решетку, – призналась Донна. – Позвонить Огги. Чтобы его арестовали, надели наручники, бросили в камеру. То есть проучили по полной программе. Как в фильме «Взгляни в лицо страху». Помнишь его? Но только я не смогла. Поняла, что потом никогда себе этого не прощу. А вдруг с ним в тюрьме что-то случится? Даже за очень короткое время. Представила людей, с которыми он там успеет встретиться, и к чему это может привести. Но только теперь, когда я ничего не предприняла, уже не могу простить себе бездействия.
  
  Я положил вилку на стол. Мне хотелось многое выразить, но это оказалось безмерно трудно.
  
  – Что? – спросила Донна.
  
  – Я все время очень зол, – признался я. – Как могу, пытаюсь скрывать это. Но злость постоянно меня одолевает. Чувство такое, словно под моей кожей непрестанно скользят змеи. Миллионы жуков копошатся внутри.
  
  – Ты злишься на меня? – спросила Донна.
  
  Я ответил не сразу. Пришлось подумать, насколько честен могу быть с ней, потому что я действительно на нее злился. Но это чувство не шло ни в какое сравнение с моей злостью на себя самого. Его нельзя было даже близко поставить рядом с гневом, направленным на того, кто продал Скотту фатальную дозу наркотика.
  
  И уж совсем мизерной выглядела эта злость, если сопоставить ее с бешенством, которое вызвал у меня сам Скотт.
  
  – Даже не знаю, существует ли на всем свете кто-либо, на кого бы я не злился, – сказал я наконец. Донна заметно погрустнела. – Но ты далеко не первый номер в моем списке. – Я сделал паузу. – Вот тебе описание моего состояния.
  
  Я крепко сжал кулаки, стараясь снять напряжение, а потом расслабил руки.
  
  – Если ты хочешь наказать самого себя, то это одно, – произнесла она. – Мне понятно такое желание. Я и сама его испытываю. Но тебе пора перестать наказывать меня.
  
  – Разве я тебя наказываю? – удивился я. – По-моему, я тебе и слова не сказал.
  
  – Вот именно. А нужно разговаривать со мной. Я никогда в жизни не нуждалась в тебе больше, чем сейчас, но ты полностью закрываешься, отгораживаешься от меня. Прячешься под своим панцирем. Когда мы потеряли Скотта, какая-то часть наших отношений умерла вместе с ним. Ты хочешь дать им погибнуть окончательно? – Ее покрасневшие глаза увлажнились.
  
  Я и сам на мгновение смежил веки и ответил:
  
  – Нет. – Мне было трудно подбирать слова. – Пойми, мне тоже страшно… Я чувствую, что мы не имеем права больше быть счастливыми. Если мы наладим жизнь, снова когда-нибудь обретем счастье, это станет своего рода предательством.
  
  По щеке Донны скатилась слеза.
  
  – О, милый, полностью счастливы мы уже никогда не будем. Но можно жить хотя бы немного счастливее. Немного радостнее, чем сейчас.
  
  Несмотря на голод, я окончательно потерял аппетит. Я немного повозил яичницу по тарелке, отложил вилку и произнес:
  
  – Я не должен был выпускать ее из своей машины.
  
  – А что ты мог сделать при таких обстоятельствах?
  
  – Что угодно. По меньшей мере остаться с ней и дождаться, когда ее заберут. Анна как раз звонила молодому Скиллингу, когда ей помешали.
  
  – Но ведь она, по твоим словам, побежала. Как бы это выглядело, если бы ты погнался за девушкой по пустой улице поздним вечером?
  
  Донна говорила правильно. Однако мне не становилось легче.
  
  – Но я сожалею не только об этом, – сказал я. – Я натворил много чего еще.
  
  Донна с тревогой взглянула на меня:
  
  – Продолжай.
  
  – Делал вещи, которых теперь приходится стыдиться.
  
  – Ты начал с кем-то встречаться? – дрожащими губами спросила она.
  
  – Что? – Ее вопрос стал для меня полнейшей неожиданностью, застал врасплох. А уж от ее комментария я совсем растерялся.
  
  – Такое случается, – утешающе заговорила Донна. – Особенно во время кризиса отношений. Люди начинают делать то, чего никогда не сделали бы в обычной ситуации.
  
  – Нет, – ответил я, – речь совершенно о другом. – Теперь я был способен смело смотреть ей в глаза. – Ничего подобного не было и не могло быть. Никогда.
  
  Я попросил принести счет.
  
  Думаю, мы оба знали, что произойдет дальше.
  
  Мы вернулись домой, не произнеся по дороге больше ни слова, будто боялись спугнуть овладевшие нами чувства. Скажешь что-то, и ничего не случится. Мы подготовились к тому, чтобы лечь в постель, как всегда делали прежде. Вместе встали под душ, по очереди почистили зубы над раковиной, а потом одновременно с разных сторон забрались под одеяло, выключив лампы на прикроватных столиках.
  
  – Спокойной ночи, – сказал я.
  
  – Спокойной ночи, – отозвалась Донна.
  
  Никто из нас больше не притворялся, будто другого нет рядом.
  
  Я колебался всего лишь мгновение, а потом обнял ее. Она повернулась и положила голову на край моей подушки. Я прижал ее к себе, и это произошло. Мы все делали чуть менее страстно и с примесью грусти, но возникло между нами и нечто другое. Возродилась надежда.
  
  Все стало казаться не таким уж мрачным. Может, мы наконец совершили столь необходимый в жизни поворот.
  Глава 33
  
  Телефон на прикроватном столике зазвонил без четверти семь утра.
  
  Я к тому времени уже проснулся и лежал, глядя в потолок, размышляя (пусть вас это не удивляет) об автозаправочных станциях, но Донна крепко спала рядом со мной. Она вздрогнула и очнулась.
  
  – Что? – с тревогой спросила она. – Что случилось?
  
  – Подожди, – ответил я, перекатился на постели и схватил трубку. Посмотрел на дисплей, но номер и имя звонившего не определились.
  
  – Алло!
  
  – Я успел поговорить со всеми, но никто не знает, где она.
  
  – Кто это? Вы, Берт?
  
  – Да, – отозвался мэр. – Я обзвонил всех, кого только мог вспомнить. По крайней мере людей, чьи телефонные номера у меня есть. И послал электронные письма по всем известным мне адресам. Никто не видел Клэр и не представляет, куда она могла уехать. После вашего ухода я еще час разговаривал с Кэролайн. Она помогла мне составить список фамилий. А потом появились полицейские с тысячей вопросов, поскольку благодаря вам они уже знают, что Клэр и Анна встречались вчера вечером.
  
  – Это был Огги?
  
  – Нет, не он сам. Какие-то мужчина и женщина. Не могу даже вспомнить сейчас их имен. – Это были, несомненно, Рэмзи и Куинн. – Я сейчас не в лучшем состоянии. Потрясен и совсем не спал этой ночью. Только и делал, что звонил людям, поднимая их с постелей и вызывая раздражение, но мне на это плевать.
  
  – Кто-нибудь обещал вам перезвонить? У кого еще может быть информация? – спросил я.
  
  – Роман, сын Анетты, позвонил после часа ночи. Это она его попросила.
  
  Я не удержался от вопроса:
  
  – Его не удивило столь позднее возвращение мамочки домой? Учитывая, что отца нет в городе.
  
  – Не знаю, какую ложь она придумала. Но Роман сам вернулся очень поздно, занимаясь бог весть чем.
  
  Доставляя выпивку несовершеннолетним пьяницам, был уверен я. Двое его подручных, Шон и Анна, теперь не могли ему в этом помогать.
  
  – Что он сказал?
  
  – Он сказал – я цитирую: «Ничего не знаю, и мне наплевать». Посоветовал позвонить Деннису Маллавею. И я сейчас ломаю голову, как с ним связаться.
  
  Это был тот молодой человек, чьи снимки я видел на айпэде Клэр.
  
  – Расскажите мне о нем подробнее, – попросил я, а Донна тоже откинула одеяло и села на край кровати, потирая глаза.
  
  – Я же объяснил, что у них возник обычный летний роман. Правда, они были без ума друг от друга. И он хороший парень, если честно. Мне Деннис пришелся по душе.
  
  – Где они встретились?
  
  – А где встречаются все в этом городе? Вероятно, в «Пэтчетсе».
  
  – Но Деннис не живет в Гриффоне?
  
  – Нет. Он приехал сюда поработать на лето. Трудился на ландшафтного дизайнера. Постригал траву на лужайках и все такое.
  
  – Как называется фирма?
  
  – Не знаю. Но к нам он всегда приезжал на их служебном грузовичке. Оранжевого цвета.
  
  Я видел подобные пикапы, разъезжавшие по городу, но не мог вспомнить названия компании, написанное на бортах. В Гриффоне числились три или четыре официальных ландшафтных дизайнера.
  
  – Ничего, мы все выясним, – сказал я. – Так что же произошло между Клэр и Деннисом?
  
  – Как я теперь понимаю, для Денниса это занятие оказалось важнее простого летнего приработка, потому что он задержался здесь до сентября. Большинство подобных фирм особенно загружены как раз осенью, когда приходит время уборки опавших листьев. Откуда бы он ни приехал, возвращаться ему в школу было не нужно. Аттестат зрелости он уже успел получить. Хотя бы это я запомнил.
  
  Донна все еще сидела на краю постели и слушала. Сэндерс говорил достаточно громко, и она разбирала бо?льшую часть его слов.
  
  – Продолжайте, – сказал я.
  
  – Но вот в один прекрасный день Деннис вдруг бросил работу, разорвал отношения с Клэр и возвратился домой. Причем о разрыве информировал ее эсэмэской или электронным письмом – что-то в этом роде. Кажется, написал, что его все это больше не устраивает. Он очень сожалел, но не хотел вдаваться в подробности. Клэр страшно переживала. Дня два ходила в слезах. Мне пришлось сказать ей: «Послушай, ты еще очень молода. У тебя будет полно других парней, прежде чем ты найдешь своего единственного и неповторимого».
  
  – Вот как? – усмехнулся я.
  
  – К вашему сведению, я не сыграл в их разрыве никакой роли.
  
  – А я и не предполагал, что вы ему способствовали.
  
  – Но вас удивит, как много в наши дни, в век равенства и свободы, ко мне подходило людей, советовавших уговорить Клэр перестать с ним общаться, потому что он – чернокожий. Говорили, мне лучше отпугнуть его от дочери. Просто невероятно!
  
  Нечто подобное, уверен, мог говорить ему и Огги. Хотя едва ли Огги стал бы давать мэру советы, если не считать одного: катиться куда подальше.
  
  – Даже Кэролайн, – продолжал Сэндерс, – моя бывшая жена. Готов поклясться, она не расистка, но и ее эти отношения беспокоили.
  
  – Она делилась с Клэр своим мнением?
  
  – Нет. Все это сваливалось на меня, поскольку Клэр по большей части живет в Гриффоне. Я твердо заявил Кэролайн, что не собираюсь вмешиваться.
  
  – Могла ли она сказать нечто обидное Деннису? Они с Клэр когда-нибудь ездили к ее матери в Торонто?
  
  – Кажется, однажды они гостили у Кэролайн, но не думаю, что случилось нечто подобное.
  
  Меня давно интересовало, почему Клэр предпочитала жить с отцом. И я прямо спросил об этом.
  
  – Когда Кэролайн повторно вышла замуж и переехала в Торонто, Клэр устроила ей большой скандал. Она ни за что не хотела отправляться с ней, бросать местную школу и своих друзей. И, как я думаю, Кэролайн была рада, когда потерпела поражение в битве за дочь. Ей хотелось начать жить с чистого листа, без осложнений в виде почти взрослого ребенка в доме.
  
  – И вы ничего не имели против?
  
  – Абсолютно, – ответил Сэндерс. – Послушайте, Кэл… Могу я называть вас просто Кэлом?
  
  – Разумеется.
  
  – Так вот, Кэл. Должен извиниться перед вами. Я сначала неверно оценивал вас, неправильно истолковывал мотивы ваших поступков. Теперь я знаю, что вы искренне озабочены судьбой Клэр, и понимаю, как вы, невольно втянутый в эту историю, посчитали своим долгом принять участие в деле. Ну и, конечно, я ценю вашу сдержанность в том, что касается Анетты…
  
  Я ждал неизбежного «но».
  
  – Но до сих пор вы все делали лишь по собственной инициативе. Мне бы хотелось это исправить, нанять вас и оплачивать затрачиваемое вами время.
  
  Это было совсем не то «но», которое я предвидел. Я-то подумал, что Сэндерс вежливо попросит меня отступиться и больше не вмешиваться, поскольку возьмет все под собственный контроль.
  
  – Я хочу, чтобы вы нашли Клэр. То есть вы же понимаете: через какой-нибудь час она может позвонить мне сама. Свяжется еще до конца дня. Но вдруг этого не произойдет? Тогда получится, что я зря потерял время.
  
  – Судя по всему, вы не хотите обращаться в полицию, чтобы объявить ее в официальный розыск? – уточнил я.
  
  Сэндерс с трудом удержался от смеха.
  
  – Нет, не хочу. Но должен понять: ваша помощь мне не станет помехой, учитывая не слишком дружеские отношения между вами и шурином?
  
  – Возможно, – сказал я. – Но меня это не пугает. А теперь послушайте вы. Есть пара вещей, которыми я в любом случае собирался заняться этим утром. Рядом с «Иггизом» расположены две автозаправочные станции. Тот, кто дожидался, чтобы увезти Клэр, мог залить там в бак бензин до или после их встречи. Кроме того, я обзвоню местных ландшафтных дизайнеров и узнаю, нельзя ли получить у них сведения о Деннисе Маллавее.
  
  На мгновение мне показалось, что связь оборвалась. Сэндерс молчал.
  
  – Берт, что с вами? – спросил я.
  
  – Простите, – ответил мэр дрогнувшим голосом. Кажется, он плакал. – Скажите мне честно. Вы же не думаете, что ее постигла та же участь, что и Анну?
  
  – Я сделаю все, чтобы найти ее.
  
  – Мне хочется скорее узнать, что она в порядке. Мне это просто жизненно необходимо…
  Глава 34
  
  Я завершил разговор.
  
  – Пойду готовить завтрак, – сказала Донна.
  
  Несколько минут спустя в кухне у меня возникли несколько необычные ощущения. Наверное, то же чувствуешь, когда на твой дом обрушивается торнадо, а потом уходит. Ты переживал во время бури нешуточную тревогу: не сорвет ли ураганом крышу, не обрушатся ли стены, не занесет ли твою машину куда-то рядом с каминной трубой?
  
  Но вот неистовство природы прекращается, и ты понимаешь, что можно отважиться выглянуть наружу. Теперь уже сияет солнце. У тебя во дворе повалило несколько деревьев, отключилось электричество, с крыши сдуло половину черепицы.
  
  Но твой дом устоял, и ты вместе с ним.
  
  Мы походя касались друг друга, но уже без прежней неловкости. В какой-то момент я ласково положил ладонь на ее бедро, как не делал уже очень давно. Донна сварила кофе на двоих. В последнее время она чаще всего покупала себе кофе по дороге на работу, и я тоже делал где-нибудь краткую остановку по пути, которым вело меня очередное задание.
  
  Пока мы сидели за кухонным столом, завтракая английскими кексами с джемом, я открыл ноутбук и стал просматривать сайты ландшафтных дизайнеров Гриффона. Их действительно насчитывалось четыре, но только на фото фирмы «Хупер гарденинг» я заметил оранжевые пикапы. Записал номер их телефона. Не было еще и восьми, и поэтому я решил позвонить им примерно через час.
  
  А пока у меня имелись и другие дела.
  
  В зоне видимости от ресторана находились две заправочные станции самообслуживания. Если бы мне удалось просмотреть записи с их камер видеонаблюдения, сделанные позавчера, был бы шанс получше рассмотреть тот «вольво», может, различить регистрационный номер или даже ясно увидеть лицо водителя.
  
  Вероятность представлялась не слишком многообещающей, но все же лучше, чем ничего. Думал я и о «Пэтчетсе». Не осталось ли там других ниточек, за которые еще можно ухватиться? Владелица бара Филлис Пирс, казалось, знала свой бизнес досконально. Была знакома со всеми. Вдруг ей что-то известно о Клэр Сэндерс и Деннисе Маллавее? Я зашел на страничку Клэр в «Фейсбуке», чтобы проверить, не значится ли он среди ее друзей, но не нашел в списке его имени.
  
  Донна подготовилась к выезду на работу чуть раньше обычного, чтобы, не торопясь, проехаться со мной в своей «королле». Выходя из машины, она не склонилась ко мне для поцелуя, однако протянула руку и сжала мою ладонь.
  
  Никто из нас не произнес ни слова.
  
  Для начала я отправился к двум заправкам на Денберри рядом с «Иггизом». Остановившись у колонки, я вышел, залил бак на четверть очищенным от свинцовых примесей горючим, глядя по сторонам в поисках видеокамер. В наши дни на большинстве заправочных станций требовалось сначала вставить в прорезь свою кредитную карту, чтобы не иметь возможности удрать, не расплатившись. Если же вы хотели использовать наличные, то заходили внутрь и отдавали деньги, прежде чем оператор включал колонку.
  
  Иметь камеры наблюдения было важнее в прежние времена, когда водители сначала заливали полные баки и только потом расплачивались. Сейчас владельцы заправок больше не доверяли так своим клиентам, но камеры остались на своих местах.
  
  И хотя заплатил я кредиткой, все же вошел в помещение, якобы желая купить сладостей. Достав пятерку, чтобы отдать ее молодой женщине за кассой в обмен на шоколадные батончики, я заодно вынул и свое удостоверение частного сыщика.
  
  – Что это? – Продавщица заметно напряглась. Ей было лет двадцать пять, и выглядела она настолько худощавой, что вызывала мысль об анорексии. – Вы из полиции? Если да, то ваша петиция у меня вот здесь. Я не всегда помню, что нужно просить клиентов расписаться, но и забываю об этом редко. Причем заставляю обязательно и указывать адрес.
  
  – Моя профессия – частный сыск, – сказал я. – Мне безразлично, подписывает кто-то эту бумажку или нет.
  
  Эти слова ее явно успокоили.
  
  – Хорошо. Потому что на самом деле я терпеть не могу просить поставить подпись. Какого дьявола я должна заниматься рекламой наших копов? Верно ведь?
  
  – Совершенно верно.
  
  Я объяснил, что ищу машину, которая могла заправляться здесь пару вечеров назад.
  
  – Зачем? – спросила продавщица.
  
  – Один подозрительный парень подобрал девочку-подростка у «Иггиза». – Я постарался придать своему голосу зловещую интонацию.
  
  – А, понятно. Когда, говорите, это было? – Я назвал более точное время, но она только покачала головой: – Простите, но если ничего чрезвычайного не происходит, мы стираем старые записи через двадцать четыре часа, чтобы не переполнять жесткий диск, или как там это называется.
  
  Я горестно вздохнул.
  
  – А вы сами работали позапрошлым вечером? Меня интересует время с половины десятого до половины одиннадцатого.
  
  Девушка кивнула:
  
  – Да, пришлось выйти и во вторую смену, потому что Рауль свалился с гриппом, хотя я уверена, что он симулировал.
  
  – Не припомните ли «вольво» с кузовом универсал, подъезжавший примерно в это время? Серебристый или серый, насколько я знаю.
  
  – Шутите? Я не могу даже сказать, на какой машине приехали вы сами, хотя она все еще стоит у колонки.
  
  Я поблагодарил ее, взял сдачу и вышел. Пристегиваясь ремнем, я вдруг заметил старенький серебристый «хендай» с тонированными стеклами, припаркованный у обочины на противоположной стороне Денберри. Я все еще вглядывался в машину, гадая, не та же ли самая следовала за мной прошлым вечером, но шофер внезапно завел мотор, выехал на полосу и скрылся из вида.
  
  Вторая заправочная станция находилась прямо за моей спиной и как раз через дорогу. Я двигался по шоссе ровно десять секунд, прежде чем вновь притормозил у другой колонки. Залил бак еще на четверть, обнаружив, что машина Донны едва ли способна принять больше бензина, и снова осмотрелся в поисках камер наблюдения. Войдя внутрь, я уже не стал покупать сладкое, посчитав это излишним.
  
  – Мне очень жаль, сэр, но наши камеры не работают, – ответил сидевший за кассой мужчина азиатского происхождения, когда я спросил его о съемках. – Мы их оставили там для острастки, но ничего не записываем.
  
  Я поинтересовался, не запомнился ли ему серебристый или серый «вольво»-универсал позавчерашним вечером.
  
  – Меня тогда здесь не было.
  
  – А кто работал в то время?
  
  – Сэмюэл. Его очередь. Но могу гарантировать, что он ничего не видел.
  
  – Почему вы так в этом уверены?
  
  Продавец указал на кипу потрепанных журнальчиков на стойке рядом с полкой для сигарет.
  
  – Сэмюэл всю ночь смотрит порнографические журналы, а голову поднимает, только когда кто-то подходит к кассе расплатиться.
  
  – Мне казалось, что уже давно все смотрят порнушку только в Интернете, – заметил я.
  
  – Нашему Сэму семьдесят лет. Компьютер он так и не освоил, – объяснил продавец. – Мне очень жаль.
  
  Мне тоже было жаль. Но я и не ожидал особых чудес. Настало время перейти к делам, способным дать реальные результаты.
  
  Я достал записанный на листке номер «Хупер гарденинг» и набрал его. Ответила женщина. Я попросил соединить меня с владельцем или управляющим, но она сказала, что Билла Хупера сейчас нет в конторе. Я продиктовал ей номер своего мобильника, а она пообещала устроить так, чтобы он мне перезвонил.
  
  – Как скоро на это можно надеяться? – спросил я.
  
  – Бог его знает.
  
  Чтобы не терять времени даром, я поехал в «Пэтчетс». Еще не было и половины десятого, а потому заведение выглядело пустынным. Они открывались только ближе к двенадцати, когда клиенты приходили обедать. Главный вход оказался на замке, но я нашел сзади черный ход для работников бара, застав в кухне двух мужчин, начавших подготовку к началу рабочего дня.
  
  – Я хотел бы повидаться с миссис Пирс, – сказал я.
  
  – Она приходит только после обеда, – сообщил один из них. – Часа в два или в три.
  
  – Спасибо, – отозвался я.
  
  Все правильно, подумал я. Если заведуешь местечком типа «Пэтчетса», то тебе самое время быть на посту вечером. Вернувшись в машину, я по телефонному справочнику отыскал ее домашний адрес. Оказалось, Пирс живет на Уиндермир-драйв – улице на северном выезде из Гриффона.
  
  Это был дом, мимо которого я проезжал сотни раз, понятия не имея, кому он принадлежит. Я лишь невольно отмечал про себя импозантность здания. Он стоял в стороне от проезжей части на вершине пологого холма в окружении деревьев. Здесь вообще было просторно, и расстояние между соседними домами могло достигать сотни футов. Постройка чем-то напоминала жилище плантатора. Два этажа, широкое крыльцо под портиком на массивных колоннах, белая деревянная мебель с цветастой обивкой. Трава слишком разрослась, но в остальном прилегавший участок выглядел ухоженным. На дорожке перед домом стоял золотисто-коричневый «форд краун-виктория».
  
  Я припарковался позади него, выбрался из машины и поднялся по ступеням крыльца. Отсюда открывался прекрасный вид на крыши Гриффона, над которыми возвышался шпиль церкви. Сидя здесь, легко можно было бы вообразить себя местным правителем. Вот какой дом подошел бы Берту Сэндерсу.
  
  Я постучал в крепкую деревянную дверь и услышал звук шагов.
  
  Дверь приоткрылась примерно на шесть дюймов, и в рамке между ней и косяком появилось лицо Филлис Пирс.
  
  – Да? – произнесла она.
  
  – Миссис Пирс? – сказал я. – Помните меня? Мы встречались позавче…
  
  – Ах да. Мистер Уивер. – Филлис открыла дверь шире. – Как ваше самочувствие?
  
  – Хорошо, спасибо. Простите за беспокойство в столь ранний час. Вам, наверное, приходится каждый вечер допоздна задерживаться в «Пэтчетсе»?
  
  – Да уж. Вот именно, приходится. Часто торчу там до десяти, одиннадцати или даже до полуночи, но все равно просыпаюсь в шесть. С годами сон дается все труднее. Что вам угодно, мистер Уивер?
  
  – Держу пари, вы уже слышали об Анне Родомски.
  
  Филлис помрачнела:
  
  – Слышала. Это ужасно. Жуткое, жуткое дело.
  
  – Именно я обнаружил тело под мостом и… Вы не будете возражать, если я зайду?
  
  – А почему бы нам не посидеть снаружи? – предложила она. – День сегодня прекрасный. – Филлис вышла на крыльцо, и мы оба заняли по белому креслу. – Должно быть, это страшно, когда делаешь подобную находку. Труп, и к тому же в таком состоянии…
  
  – Вчера вечером в «Пэтчетсе» я разыскивал Клэр Сэндерс. Мне важно было отыскать ее тогда, но стало еще важнее сейчас, после смерти Анны. Ее отец попросил меня заняться поисками. А как только я найду ее и пойму, что ей ничто не угрожает, мой первый вопрос будет: догадывается ли она, кто мог убить Анну?
  
  Пирс кивнула:
  
  – Конечно. Но каким ветром вас занесло на порог моего дома?
  
  – Вчера у меня создалось впечатление, что вы осведомлены почти обо всем, что происходит в этом городе. И вы сами предложили мне обращаться, если возникнут вопросы.
  
  Она устало улыбнулась:
  
  – А ведь верно, предложила. Хотя я и сомневаюсь, что располагаю полезными для вас сведениями, но если вы хотите о чем-то спросить, валяйте, не стесняйтесь.
  
  – Вы когда-нибудь видели Клэр в «Пэтчетсе» с молодым человеком по имени Деннис Маллавей? Он бы выделялся на общем фоне. Деннис чернокожий, а ведь Гриффону далеко до Мотауна.
  
  Филлис поджала губы:
  
  – Может, и так. Но только вы несправедливы к Гриффону. Здесь живет много цветных. Взять, к примеру, миссис Кеслер, нашего доктора. Причем она еще и судебно-медицинский эксперт.
  
  – Да, я с ней хорошо знаком. Так вы видели когда-нибудь Клэр и Денниса Маллавея?
  
  – Возможно.
  
  – Я пытаюсь связаться с тем, на кого, кажется, он работал, но понятия не имею, откуда Деннис приехал. Вы случайно не знаете? Он ведь не был одним из грифонов. – Я улыбнулся. – Мы же именно так себя величаем, не правда ли? Грифоны. Звучит гордо.
  
  – Я всегда предпочитала именовать себя гриффонеркой. Не так гордо, но уж лучше, чем ньюйоркец.
  
  – Да и транспортная ситуация у нас благополучнее, – подхватил я. – Как бы то ни было, он не здешний, и мне хотелось бы узнать, где находится его родной дом.
  
  – Не знаю, – сказала Филлис.
  
  – Я просто подумал, что он мог расплачиваться в «Пэтчетсе» за напитки кредитной картой и у вас остались квитанции. Если бы я добыл номер, то, возможно, через кредитную компанию сумел бы его отследить.
  
  – А зачем вам вообще понадобился Деннис?
  
  – Он был ухажером Клэр. Прежде парнем Клэр считался Роман Рэвелсон, но она порвала с ним и стала встречаться с Деннисом. Однако несколько недель назад Деннис неожиданно покинул наш город, одновременно прекратив отношения с Клэр. Она была из-за этого сильно расстроена. Но у меня есть версия, что они вновь сошлись и уехали вместе, или же она отправилась искать его. – Я взъерошил себе пальцами волосы. – Размышляя о причинах, которые могли толкнуть девушку на побег, я остановился на двух вероятностях: страх или любовь.
  
  Филлис Пирс тоже, видимо, задумалась над этим.
  
  – Следовательно, если она исчезла, чтобы воссоединиться с Деннисом, то мы выбираем любовь. Но что могло внушить ей столь сильный страх, если принять за основу первую причину?
  
  – Конфликт между ее отцом и шефом полиции. Он вызвал достаточно напряженную атмосферу у нее дома.
  
  – А не в бывшем ли возлюбленном проблема? – спросила Филлис.
  
  – В Романе?
  
  – Нам пару раз пришлось вышвырнуть его из «Пэтчетса». Впрочем, мне кажется, что каждого из наших молодых людей хотя бы однажды приходилось выставлять за порог бара.
  
  – Вы думаете, Клэр могла бояться Романа?
  
  – Кто знает? А что до Маллавея, то вы, кажется, преувеличиваете мою осведомленность о происходящих в городе событиях. Признаться, об этом юноше мне ничего не известно.
  
  – Берт Сэндерс сейчас обзванивает всех, кто теоретически может знать, куда отправилась Клэр. У вас есть идеи на этот счет?
  
  Филлис пожала плечами.
  
  – Вы знали, что Анна и ее дружок Шон Скиллинг добывали выпивку через Романа Рэвелсона?
  
  – Вот теперь вы меня приятно удивили. – Она выпрямилась в кресле. – Быстро же вы начали разбираться, как и что работает в Гриффоне.
  
  – Роман уже совершеннолетний и мог покупать продукт, а Шон и Анна им торговали, причем не только в городе, но и далеко за его пределами. Хотя я ведь не сообщаю ничего нового для вас, верно?
  
  – И да, и нет. Я, например, понятия не имела об участии в деле Шона и Анны.
  
  – Но знали, чем занимается Роман?
  
  Филлис кивнула.
  
  – Вас это не беспокоило?
  
  – А с чего мне беспокоиться? – отозвалась она. – Посмотрите на мое заведение. Разве оно страдает от конкуренции? Приходите в любой вечер недели и увидите: у меня не протолкнуться. И если Роман хочет снабдить пойлом несколько домашних вечеринок, мне на это наплевать. Я могу вам еще чем-то помочь, мистер Уивер?
  
  – Пожалуй, нет. Вы и так слишком великодушно уделили мне много времени. – Я оглядел крыльцо и окружавшую дом местность. – У вас прекрасный дом, а расположен он просто потрясающе. Давно вы здесь живете?
  
  – Мы с первым мужем купили этот дом в начале восьмидесятых. В последующие годы ему пришлось вложить в него немало труда. А потом я встретила Гарри, и он перебрался сюда, чтобы жить со мной.
  
  – Но вы решили не покидать дома после кончины Гарри? – Я припомнил, что, по ее словам, он умер семь лет назад.
  
  – Да. – Филлис Пирс чуть иронично улыбнулась. – Мне казалось, все знают эту историю, но если вы переехали сюда шесть лет назад, то, возможно, не слышали ее.
  
  – Не слышал, – подтвердил я.
  
  Ей явно пришлось собраться с духом, прежде чем начать.
  
  – Гарри временами мог быть очень глуп. Если честно, он иногда вел себя как полнейший идиот. Однажды поздно вечером ему вдруг захотелось порыбачить. Он прицепил к машине катер – а на самом деле алюминиевое корыто с подвесным мотором на десять лошадиных сил – и поехал в сторону Ниагарского водопада. Нашел место, где спустил лодку на воду прямо рядом с проходящим через парк шоссе имени Роберта Мозеса. Причем всего милей выше водопада. – Пирс сделала еще паузу, прежде чем продолжить: – В тот вечер Гарри сильно напился. В этом я нисколько не сомневаюсь. Будь он трезв, даже ему хватило бы ума проверить, есть ли в лодке весла, и убедиться, что бак наполнен горючим. Он же выплыл на середину реки, когда бензин у него вдруг закончился. Мотор заглох, и завести его уже не было никакой возможности. А течение стало увлекать катер через Канадский канал прямо к водопаду «Подкова».
  
  – Боже милостивый!
  
  – Потом это посчитали несчастным случаем – и, по-моему, зря. Гарри вполне мог предотвратить его. Глупый, глупый Гарри! Но не подумайте, что я не любила этого сукина сына, пусть ему не всегда хватало мозгов.
  
  Филлис Пирс вздохнула и встряхнулась, словно хотела таким образом освободиться от печальных воспоминаний.
  
  – Вот только мне нравится иметь репутацию жесткой старой ведьмы, перед которой весь Гриффон ходит на цыпочках. Люди должны меня побаиваться. Однако трудно держать хоть кого-нибудь в страхе, если даешь волю чувствам и растекаешься, как я сейчас.
  
  – Я никому не расскажу, что у вас есть сердце, – пообещал я.
  
  Она улыбнулась:
  
  – Буду благодарна за сдержанность.
  
  Я поднялся.
  
  – Спасибо за все.
  
  Филлис тоже встала со своего кресла.
  
  – Если узнаете, куда делась Клэр, сообщите мне, ладно? Я не большая поклонница ее отца, но от души надеюсь, что с ней самой не случилось ничего дурного.
  
  – Конечно, – пообещал я, протягивая ей на прощание руку. – До свидания. Берегите себя.
  
  Я почти доехал до центра города, когда меня остановила полиция Гриффона и взяла под арест.
  Глава 35
  
  Их патрульную машину я заметил в зеркале заднего вида за несколько секунд до того, как засверкал проблесковый маячок и взвыла сирена. Пришлось проявить послушание примерного школьника, притормозить у тротуара и дождаться приближения полицейского. Еще раз взглянув в зеркало, я понял, что предстоит встреча с Хэнком Бриндлом.
  
  Когда он поравнялся со мной, я опустил стекло и сказал:
  
  – Добрый день, офицер.
  
  – Выйдите из машины, мистер Уивер, – велел Бриндл.
  
  – Что я нарушил, если мне будет позволено поинтересоваться? – Мои слова прозвучали затертым клише из фильмов, но в тот момент более логичного вопроса не пришло в голову. – У меня не срабатывает стоп-сигнал?
  
  – Выйдите из машины, – повторил он, положив руку на кобуру с револьвером, висевшую на ремне.
  
  Я заглушил двигатель и, выбираясь наружу, заметил: из патрульного автомобиля появился Рикки Хейнс и поспешил на подмогу напарнику.
  
  – Развернитесь, – продолжал командовать Бриндл. – Руки на крышу машины!
  
  Я подчинился. Хейнс охлопал меня сверху донизу. «Глока» сегодня при мне не было, но он нашел сотовый телефон и конфисковал его.
  
  – Он чист, – сообщил Хейнс.
  
  – Руки за спину, – сказал Бриндл. – И без глупостей.
  
  – Об этом можете не волноваться, – отозвался я. – Каждое дело лучше предоставить специалистам.
  
  Он стянул мне кисти рук пластиковыми наручниками, потом ухватил за локоть и повел к патрульному автомобилю. Я нырнул на заднее сиденье так, чтобы не удариться головой, когда он толкнул меня туда. Причем я едва успел убрать ногу внутрь, когда он с силой захлопнул дверь.
  
  – Разве никто не должен помочь мне пристегнуть ремень безопасности? – спросил я, пока копы усаживались впереди.
  
  Должен признать, с помощью шуточек я пытался скрыть свою нервозность. Какую чертовщину они обнаружили в моей машине? Или вопрос лучше сформулировать так: какую дрянь они в нее подложили?
  
  Рикки Хейнс едва успел закрыть свою дверь, когда Бриндл резко тронулся. Из-под задних колес посыпались струйки гравия, пока машина не оказалась на тверди асфальта.
  
  – Вчера вечером я еще не был на сто процентов уверен по вашему поводу, но сейчас уверенность абсолютная, – сказал Бриндл.
  
  – Неужели?
  
  – На этот раз вас удалось основательно прижучить, – добавил он.
  
  – В самом деле?
  
  – О да. Дело – верняк. – Бриндл забарабанил пальцами по рулевому колесу. – Теперь могу признать: никогда не видел смысла в существовании частных ищеек вроде вас.
  
  Я промолчал. Меня сейчас занимали лишь попытки поудобнее устроиться на сиденье с руками, скованными за спиной.
  
  – По мне, так если бы ты действительно хотел бороться с мерзавцами, то стал бы копом. Вот мы с Рикки все время стараемся сделать Гриффон лучше и безопаснее. Но типы вроде вас слишком заняты выслеживанием мужей, изменяющих женам, и наоборот. Вы не делаете ничего существенного. Не приносите обществу никакой пользы и только путаетесь под ногами у нас.
  
  – Я тоже когда-то был копом. – Я чуть не добавил «как вы». Но мне не хотелось думать, что я хоть в чем-нибудь походил на него.
  
  – Правда? И где же вы служили?
  
  – В Промис-Фоллс. К северу от Олбани.
  
  – Красивые там места, – сказал Бриндл. – Так что случилось? Уровень преступности в Промис-Фоллс оказался для вас чересчур тяжким бременем? Слишком много рыбаков без лицензий? Лоси повадились бегать по улицам?
  
  – Что-то в этом роде, – ответил я.
  
  При первой же возможности я должен теперь позвонить своему адвокату Патрику Столтеру, чтобы он начал разбираться в том, что полиция пыталась использовать против меня.
  
  – Мне хотелось бы позвонить по телефону.
  
  – Конечно, хотелось бы. Держу пари.
  
  – Когда мы приедем в участок.
  
  – Вот как? – Бриндл повернулся, чтобы посмотреть на меня. – Вы, значит, уверены, что именно туда мы и направляемся?
  
  Он глянул в зеркало заднего вида, заметил выражение на моем лице и захихикал.
  
  – Видели бы вы сейчас себя со стороны! Я же просто пошутил. – Он обратился к Хейнсу: – Скучно работать, если нельзя хоть немного повеселиться, верно?
  
  Но Хейнс явно не разделял его настроения. Видимо, не все копы из Гриффона получали удовольствие от насмешек над задержанными.
  
  – Ладно, оставь его, – сказал он. – Я думаю, все это чушь, и не более того.
  
  Теперь Бриндл окинул напарника раздраженным взглядом.
  
  Когда мы добрались до здания полицейской службы Гриффона, Бриндл объехал его по периметру к заднему двору и направил автомобиль в открытые ворота гаража. Он распахнул мою дверь, помог выбраться и повел к дверному проему, до которого нам пришлось преодолеть не более десяти футов. Затем меня поместили в подвальную камеру предварительного содержания, где на какое-то время оставили одного.
  
  Задержанный мог долго находиться в такой камере, прежде чем кто-нибудь узнал бы, где он и что с ним. Если я не заеду за Донной в конце дня, она решит, что я занят по работе, и сама доберется до дома. И ее не встревожит даже невозможность до меня дозвониться.
  
  Бриндл снял с меня наручники, вышел из камеры и закрыл дверь. Запиралась она автоматически.
  
  – Скоро вернусь. Только никуда не уходите, – напоследок улыбнулся он.
  
  Я оказался предоставлен собственным размышлениям, и они не отличались особым оптимизмом.
  
  У меня было стойкое предчувствие, что они нашли в моей машине нечто инкриминирующее. Парик? Но его наличие легко объяснялось, как и возможные мелкие следы крови, оставленные Клэр. К тому же за столь краткое время они не успели бы провести положенный анализ ДНК.
  
  И если копы не пытались прижать меня с помощью чего-то, уже находившегося в машине, значит, это нечто попало туда после того, как я ее покинул.
  
  Способен ли Огги на такое? Подбросить улики против своего же шурина? Но даже если он готов на подобную подлость, я не мог понять, зачем ему это понадобилось. Да, он относился ко мне как к занозе в заднице. Это достаточно веская причина, чтобы расквасить кому-то нос, но едва ли оправдание для того, чтобы посадить за решетку.
  
  Я услышал, как в конце коридора открылась дверь и раздались шаги, направлявшиеся в мою сторону. Я сидел на металлической скамье, прикрепленной болтами к полу, но сейчас вскочил на ноги и подошел к решетке, чтобы посмотреть на вошедшего в подвал.
  
  Полицейский в мундире, но не Бриндл и не Хейнс.
  
  Это оказался офицер Марв Куинн, напарник Кейт Рэмзи, приятельницы Донны. Как мне показалось, он воспользовался подвальным коридором просто для того, чтобы попасть из одной части здания в другую, и удивился, заметив меня за решеткой.
  
  – Какого дьявола? – спросил он.
  
  Если Куинн лишь изображал изумление, то делал это искусно. Впрочем, вряд ли у него были причины для удивления – учитывая, что именно он передал Бриндлу и Хейнсу распоряжение Огги о конфискации моей машины.
  
  – Привет, – поздоровался я.
  
  – Что вы здесь делаете?
  
  – Да так, весело провожу время, – ответил я.
  
  – Нет, в самом деле, как вы сюда попали?
  
  Я не без скепсиса посмотрел на него.
  
  – Как я догадываюсь, обыск моей машины дал какие-то результаты. В ней, вероятно, обнаружили то, чего там не было прежде.
  
  Куинн даже обиделся:
  
  – Не надо преувеличивать. Мы не занимаемся подобными вещами. – И это говорил полицейский, чья напарница, если верить парнишке с заправочной станции, распылила краску из баллончика прямо юнцу в горло! Куинн прекрасно знал: здесь могло произойти все что угодно.
  
  – Вам виднее, – сказал я.
  
  Куинн потер лоб, словно его внезапно осенила какая-то мысль.
  
  – Послушайте, прошу прощения, если вел себя с вами вчера резковато. Я тогда не знал, что ваша жена – Донна, ведь так ее зовут? – дружит с Кейт.
  
  – Верно, – сказал я.
  
  – Она знает, где вы находитесь?
  
  – Кейт? – спросил я. – Или Донна?
  
  – Донна.
  
  – Нет, думаю, не знает.
  
  Куинн кивнул:
  
  – Если хотите, я могу рассказать о вас Кейт, а она намекнет вашей жене.
  
  Идея представлялась более чем удачной, ведь пока мне не дали возможности связаться с адвокатом.
  
  – Да, был бы вам признателен, – произнес я. Что-то в его тоне, когда он произносил имя напарницы, меня слегка озадачило. – Вы давно работаете вместе с Рэмзи?
  
  Марв Куинн кивнул:
  
  – Уже год или около того. – Он искоса посмотрел на меня. – Наверняка Донна вам рассказала.
  
  – Рассказала о чем?
  
  – Если Кейт и Донна подружки, то ваша жена все знает. И могла поделиться с вами. Хотя нам бы не хотелось распространения сплетен.
  
  Мой мозг обрабатывал данные со скоростью компьютерного процессора.
  
  – Ах да, конечно. О вас и Кейт.
  
  – Шефу очень не нравится, если партнеры слишком сближаются, хотя в такой небольшой организации, как наша, где и служат-то всего две женщины, это, казалось бы, не должно создавать особых проблем. Но он непременно разозлится, узнав, что мы с Кейт… Ну, вы же понимаете?
  
  – Разумеется, понимаю.
  
  Мы услышали, как открылась дверь.
  
  – Хорошо, надеюсь, все будет в порядке, держитесь, – сказал Куинн и двинулся дальше.
  
  Через несколько секунд передо мной уже стоял Рикки Хейнс.
  
  – Мне нужно позвонить своему адвокату, – заявил я.
  
  – Да, знаю, – отозвался Хейнс. – Но вот мой напарник не хочет этого допустить. Мое предложение может показаться необычным, но, если пожелаете, я сам могу позвонить адвокату от вашего имени.
  
  Я не сразу нашелся, как расценить это. От Хейнса не укрылось мое замешательство.
  
  – Мы здесь не все такие уж злыдни, – неожиданно добавил он.
  
  Я обдумал его предложение и решил:
  
  – Нет, не стоит. Но спасибо за участие.
  
  Во-первых, мне не хотелось оказаться в долгу перед одним из полицейских Гриффона. А во-вторых, я догадывался, что скажет своему напарнику Бриндл, если узнает об оказанной мне услуге.
  
  – Как хотите, – произнес Хейнс. – Послушайте, мне полагается надеть на вас наручники, но вы же не попытаетесь сбежать, верно?
  
  – Куда вы меня поведете?
  
  – Сами увидите.
  
  Он отпер дверь камеры, провел меня коридором, потом вверх по лестнице вдоль еще одного коридора, пока мы не оказались в комнате, где ждали четверо других мужчин. Все белые, все примерно одного со мной роста и веса, но на этом сходство между нами заканчивалось. У одного были седые волосы, у другого черные. Лицо третьего имело удлиненную форму с острым подбородком, а четвертый отличался круглой физиономией и пухлыми щеками. Один из них заметно нервничал, словно оказался здесь против своей воли. В двоих я узнал полицейских из Гриффона, хотя вместо мундиров они надели на себя гражданскую одежду, будто собирались работать под прикрытием, изображая из себя бедняков из очереди за бесплатным супом.
  
  Не требовалось быть профессиональным криминалистом, чтобы понять происходящее. Нас собрали здесь для процедуры опознания. В любую минуту должны были провести в соседнее помещение, выстроить вдоль стены с нанесенной на нее шкалой, позволявшей наблюдателям определить рост каждого, а потом попросить сделать шаг вперед, повернуться налево и направо, как на кастинге. Вот только не для фильма «Кордебалет», а скорее для шоу «Враг общества».
  
  Никто не произносил ни слова. Затем дверь в углу комнаты открылась, и Хейнс велел нам взойти на расположенную за ней платформу. Я стоял в строю вторым.
  
  Теперь мы оказались в лучах яркого света, бившего в глаза и не позволявшего различить, что находилось перед нами. Однако я точно знал – там была стена со вставленным в нее стеклом, прозрачным только с одной стороны.
  
  Незнакомый голос через громкоговоритель приказал:
  
  – Всем повернуться налево.
  
  Мы подчинились, хотя дерганый тип все перепутал и повернулся направо. А когда поступило распоряжение повернуться направо, его потянуло налево.
  
  – Номер третий, сделайте шаг вперед.
  
  Это было адресовано моему соседу справа, одному из полицейских. Он шагнул вперед, повинуясь командам, снова повернулся налево, направо и вернулся в общий ряд.
  
  – Четвертый номер, повторите то же самое.
  
  Четвертым у них значился я. Выполнив приказ, я сделал шаг вперед, повернулся налево, направо и снова встал в строй.
  
  – Вам разрешали возвращаться назад, номер четыре?
  
  Я еще раз вышел из ряда. Это было совершенно неслыханно – подвергать меня опознанию, не дав связаться с адвокатом. Но стоило ли удивляться?
  
  – Хорошо, вернитесь назад.
  
  Я снова подчинился. Мы простояли на месте еще пару минут, прежде чем открылась дверь и нам предложили покинуть подиум, хотя формулировка была далеко не столь вежливой.
  
  Четверым мужчинам позволили покинуть комнату, но мне Бриндл помешал последовать за ними.
  
  – Уже догадались? – спросил он. – Главная роль досталась вам.
  
  Еще одним коридором он провел меня в помещение для допросов. Четыре бледно-зеленых стены, стол и три стула. Два по одну сторону стола, третий – по другую. На этот стул он и усадил меня, а сам занял место напротив.
  
  – У меня есть к вам целый ряд вопросов, – сообщил Бриндл.
  
  – Мне нечего вам сказать. По крайней мере, до прибытия моего адвоката. Никто не потрудился даже объяснить, в чем меня обвиняют.
  
  – Так вы даже не знаете, почему оказались здесь? В самом деле? Никаких догадок?
  
  – Действительно не знаю. Но подозрения имеются. Вы что-то нашли в моей машине. Нечто, чего в ней не было, когда вы ее конфисковали.
  
  Он нахмурился.
  
  – Почему бы вам не пройти со мной? Может, я помогу вам кое о чем вспомнить.
  
  Я подумал о старой карикатуре Джеймса Турбера, где прокурор доставляет в зал суда живого кенгуру и говорит свидетелю: «Надеюсь, это поможет оживить вашу память». Но едва ли Бриндл собирался демонстрировать мне обитателей австралийских равнин.
  
  Он вывел меня из комнаты, и я последовал за ним вдоль очередного коридора. Я не раз бывал в участке прежде (хотя и не посещал камеры предварительного заключения в подвале или место, отведенное для процедуры опознания) и понял, что сейчас мы направляемся в сторону главного входа.
  
  Миновав еще две двери, мы вышли за стойку дежурного офицера в холле. У дальней его стены расположились мужчина, женщина и, судя по всему, их сын. Парню было восемнадцать лет, худощавый, ростом примерно пять футов и три дюйма, с короткой прической ежиком, в джинсах и спортивной куртке, но при этом в белой рубашке с галстуком. Выглядел он весьма респектабельно.
  
  Я знал не только его точный возраст, но и многое другое. В прошлом году он учился в одной школе со Скоттом, но летом переехал в Локпорт. Его звали Рассел Тэпскотт, и он водил кабриолет «ауди». Синий, с черной внутренней отделкой.
  
  Не прошло еще и сорока восьми часов с нашей последней встречи.
  
  Рассел сидел на стуле рядом с матерью. Его отец расхаживал взад-вперед перед ними.
  
  Парень первым заметил меня.
  
  – Это он! – выкрикнул он, поднимаясь и указывая на меня. – Это тот ублюдок, который пытался сбросить меня в водопад!
  
  Прекрасно. Теперь я знал, почему попал сюда. И моя машина оказалась здесь совершенно ни при чем.
  Глава 36
  
  Однажды, причем не так давно (хотя теперь кажется, будто прошла целая вечность), я сам стоял в приемном холле полиции Гриффона рядом с собственным сыном. Скотту исполнилось четырнадцать, а задержали его за пребывание в состоянии опьянения – под воздействием чего, выяснилось не сразу, – там, где он мог создавать неудобства для публики.
  
  Таким местом посчитали обычный жилой квартал Гриффона. Происходило все вскоре после полуночи. Скотт бегал вниз и вверх по одной из улиц, размахивая руками, словно стремился взлететь. Он привлек внимание полицейских, был брошен на заднее сиденье патрульной машины и доставлен в центр.
  
  Как выяснилось, Огги тогда еще не уехал с работы и узнал про племянника, как только его привезли. Он подозвал к себе копов из патруля, выяснил, что произошло, а потом отослал их продолжать дежурство, оставив Скотта у себя под арестом.
  
  Не желая расстраивать сестру, он позвонил на сотовый телефон мне. Я отключил звонок, но уловил вибрацию на прикроватном столике и сумел ответить, не разбудив Донну.
  
  И сказал, что приеду немедленно.
  
  Огги выдал мне Скотта с рук на руки без упреков и нотаций. Мальчишка все еще казался не в себе. И, выйдя с ним на стоянку, я на него накинулся:
  
  «Какого дьявола ты творишь?» Сын в ответ показал мне на ночное небо: «Видишь, там что-то движется. Крохотный огонек летит куда-то. Может, спутник или самолет». – «Я отвезу тебя домой». – «Подожди. Мне надо узнать, куда он направится. А вдруг его послали за мной?» – «О, ради бога, перестань!» Я схватил его за руку, дотащил до машины и усадил на пассажирское сиденье впереди. «Ладно, – произнес Скотт. – Едва ли он летел ко мне. Для этого он взял совсем не тот курс». – «Почему полицейские арестовали тебя? Какой глупый номер ты отколол на этот раз?» – «Они мне мешали. Стояли у меня на пути». – «На каком пути?» – «Разгона перед взлетом». – «Господи, ты совсем не от мира сего, да? Когда прекратится вся эта чушь? Ты нас просто убиваешь! Хотя бы об этом подумай. Ты гробишь меня, сводишь в могилу маму». Скотт медленно повернулся и посмотрел на меня так, словно впервые увидел. «Я вовсе не хочу убивать вас. – Он улыбнулся. – Я вас люблю». – «Тогда ты нашел чудовищно странный способ, чтобы показать свою любовь». – «Я никогда не допущу больше ничего подобного, – заявил он и, чтобы подчеркнуть решимость, сделал резкое рубящее движение ребром ладони, подобное приему из карате, но при этом с силой ударился о приборную панель. – Ой, больно. Вот дерьмо!» – «Ты уже давал такие обещания, Скотт. Так что не стоит снова попусту сотрясать воздух». Он опять посмотрел через лобовое стекло вверх на небо. «Мне бы хотелось полететь в космос. Впрочем, лучше не стоит. Там, наверное, холод собачий. А где мама?» Меня волновало, проснулась Донна или нет. Я оставил ей записку, что поехал забрать домой нашего сына. Но не упомянул о полиции и об аресте. «Она дома и, должно быть, места себе не находит от волнения за тебя». Скотт нахмурил брови. «Почему?» Я вздохнул. В то время меня уже тревожил вопрос, как долго все это может продолжаться и покажется ли когда-нибудь свет в конце тоннеля. «Потому что мы больше не можем видеть, как ты губишь себя. Нам нужно, чтобы ты остановился». Скотт кивнул, и на мгновение мне показалось, что я сумел до него достучаться. Но он лишь сказал: «Лады! – И добавил после паузы: – А теперь, пожалуйста, доставьте меня домой, Джеймс».
  
  – Ну что? Теперь стало понятнее? – вернул меня к реальности Хэнк Бриндл.
  
  – Мне нужен адвокат, – отозвался я.
  
  – Господи, да вы как заезженная пластинка, – усмехнулся он. И почти силком вывел меня в дверь из холла. – Заметили? Этот мальчишка знает, кто вы такой.
  
  – Да, знает. У него, кажется, есть ко мне какие-то претензии.
  
  – Совершенно верно. У него к вам одна очень маленькая претензия. Он утверждает, что вы пытались его убить.
  
  Я промолчал.
  
  – Рассел рассказывает, как вы назначили ему встречу, а когда он приехал, угрожали сбросить в реку Ниагара, если не признается, что именно он продал вашему сыну наркотики, из-за которых тот спрыгнул с крыши мебельного магазина «Рэвелсон».
  
  Я снова ничего не ответил.
  
  – Парень говорит, вы не поверили его утверждению о своей невиновности. Вы талдычили, что если он не сам сделал это, то прекрасно знает настоящего продавца. И готовы были в любой момент перебросить его через ограждение в воду. Знакомая история, а?
  
  Я смотрел на Бриндла без всякого выражения. Мы вернулись в комнату для допросов, где он опять усадил меня на стул, а сам обошел вокруг стола и занял одно из двух свободных мест за ним.
  
  – Надо признать, вы сумели перепугать парня до дрожи в коленках. По его словам, вы заявили, что, если он кому-то проболтается о случившемся, об этом маленьком рандеву, вы не только станете все отрицать, но и сообщите копам факты, свидетельствующие, будто он наркоторговец. И если у него есть хотя бы грамм мозгов в голове, он будет обо всем помалкивать.
  
  Бриндл склонился на стуле ближе ко мне и улыбнулся.
  
  – Но вы кое-чего не учли. Вы недостаточно сильно напугали маленького мерзавца. А почему? Потому что его отец – юрист. Не адвокат, на которого вы так теперь надеетесь, но все же юрист, а потому парень вскоре сообразил: вам такое не сошло бы с рук, даже если бы он, этот самый Рассел, возглавлял мексиканский наркокартель. Что, разумеется, не соответствует истине. Его до сих пор повязали только однажды, но лишь за то, что таскал обычный косяк в кармане.
  
  Я посмотрел на дверь, потом снова на Бриндла.
  
  – Вам по-прежнему нечего мне сказать? – спросил коп. – Тогда я сам задам несколько вопросов. Где вы находились примерно в восемь часов позапрошлым вечером?
  
  – Не уверен, что помню.
  
  – Память подводит? Вот оно как, – сказал он. – Но вы же показали прежде, что работали тогда в Тонауанде, верно?
  
  – Да.
  
  – В котором часу вы закончили там свои дела?
  
  – Не помню точно. Как-то совершенно вылетело из головы.
  
  – Такое впечатление, что у вас серьезные проблемы с памятью, – съязвил Бриндл. – Но у Рассела их нет. Он может описать, во что вы были одеты, назвать марку машины и привести множество других значимых подробностей. Хотите знать, что крайне интригует меня?
  
  Я помотал головой.
  
  – Внешне вы кажетесь вполне разумным человеком. Но такие поступки… Угрозы бросить этого парня в реку представляются невероятно глупыми. Как я догадываюсь, вас настолько надломило случившееся с сыном (и кто посмеет вас попрекать этим, верно?), что вы совсем слетели с катушек. Звучит правдоподобно, согласитесь.
  
  Когда я никак не отреагировал, Бриндл продолжил:
  
  – По пути сюда в машине я сказал, что вас могут надолго упечь за решетку, но сейчас готов взять свои слова назад и признать вероятную ошибку. Судья и присяжные способны проявить к вам сочувствие, понять ваши мотивы, хотя вы и совершили противоправные деяния. Если вы во всем сознаетесь, не станете ничего отрицать, но объясните причины, толкнувшие вас на преступный путь, предвижу неизбежный тюремный срок, но весьма незначительный.
  
  Я сгорбился на стуле, сунув руки в карманы. У меня пересохло во рту, но я готов был скорее умереть от жажды, чем попросить этого типа принести стакан воды.
  
  – Только теперь, когда этот мальчишка сделал свое заявление на вас, не удивлюсь, если за ним последуют и другие, – продолжал Бриндл. – Потому что едва ли он стал единственным, кого вы напугали до сырости в штанах. И если это произойдет, если мы получим еще несколько жалоб – а Рассел утверждает, что знает по крайней мере еще одну вашу жертву по имени Лен Эджертон, или Эглтон, – то дело может принять совершенно иной оборот. Вот почему самым умным шагом с вашей стороны сейчас…
  
  В комнату громко постучали. Два отдельных, но очень четких стука. Бриндл успел повернуть голову, чтобы увидеть открывавшуюся дверь.
  
  На пороге стоял Огастес Перри.
  
  – Добрый день, шеф, – произнес полицейский.
  
  – Здравствуйте, офицер. – Перри вошел и занял стул рядом с Бриндлом. На меня он смотрел со смесью презрения и удивления. – Я случайно проходил мимо помещения для опознания и не мог не заметить знакомого лица.
  
  – Я как раз провожу допрос, сэр, – сообщил Бриндл, нисколько не робея и не смущаясь при появлении босса. – Мне известна ваша личная связь с мистером Уивером, но я тем не менее…
  
  Огги поднял руку, подавая сигнал замолчать.
  
  – Я все понимаю. Вы заняты своей работой, и это очень хорошо. Я бы меньше всего хотел, чтобы пошли слухи, будто к кому-то здесь особое отношение в силу родственных отношений со мной.
  
  При этом в воздухе повисло почти ощутимое «но». По крайней мере, я уловил его (мне хотелось так думать), и Бриндл тоже.
  
  – Офицер, – продолжал Огги, – мое внимание только что привлекли к жалобе, поданной на мистера Уивера. Обвинения очень серьезные.
  
  – Да, сэр. Так и есть. Податель жалобы выдвигает вполне конкретные обвинения.
  
  – В какое время, по его показаниям, имел место данный инцидент?
  
  – Два дня назад. Между восемью и девятью часами вечера. Мистер Уивер позвонил ему ранее и назначил встречу, якобы желая приобрести наркотические средства.
  
  – У вас есть подтверждение их разговора?
  
  – Имеется, сэр. На мобильном устройстве Рассела Тэпскотта. Ему позвонили с телефона-автомата.
  
  – С телефона-автомата, – повторил Огги.
  
  – Так точно, сэр.
  
  – Назовите еще раз время предполагаемого события.
  
  – Между восемью и девятью часами.
  
  Шеф полиции задумчиво кивнул:
  
  – Что ж, офицер Бриндл, боюсь, в таком случае вам придется отпустить мистера Уивера.
  
  – Простите, не понял, как это – просто отпустить?
  
  – У нас есть свидетель, который может подтвердить, что мистер Уивер в указанное вами время находился в совершенно другом месте.
  
  Донна.
  
  Все сходилось. Куинн рассказал Кейт, она сообщила Донне, которая, в свою очередь, явилась к брату и заявила, что весь тот вечер я провел дома вместе с ней. Ну, не весь, но примерно до десяти часов, когда, по моим собственным признаниям, я у бара «Пэтчетс» посадил в машину Клэр Сэндерс.
  
  Жены слишком часто лгали, чтобы защитить мужей, а потому показаний Донны могло оказаться недостаточно для спасения моей задницы.
  
  Бриндл яростно затряс головой:
  
  – Сомневаюсь в этом, сэр. Думаю, присутствующий здесь мистер Уивер уже упомянул бы о своем алиби, если бы имел его. Но на данный момент он страдает тяжелым случаем провала в памяти. – Он негромко фыркнул.
  
  – Может, мистер Уивер посчитал нарушением субординации указание лица, которое готово подтвердить его алиби?
  
  – Что вы имеете в виду, шеф?
  
  Бриндл оказался в полном замешательстве. И, кстати, не он один.
  
  – Мистер Уивер находился в моем обществе, – сказал Огги, одаривая меня самой холодной улыбкой, которую я когда-либо видел. – И именно в упомянутое вами время. Он гостил у меня дома, и мы гоняли шары на бильярде в подвале. Верно я говорю, Кэл?
  Глава 37
  
  – Господи, совершенно забыл об этом, – тут же нашелся я. – Мне почему-то казалось, что это было вечером ранее.
  
  – Нет, как раз позавчера, – усмехнулся Огги. – И к слову, ты самый паршивый игрок из всех, с кем мне доводилось соревноваться. – Он повернулся к Бриндлу. – Так что вам придется провести беседу с тем пареньком и его родителями, объяснив им, что произошла досадная ошибка.
  
  – Шеф, но это же откровенная чепу…
  
  – Простите, что вы хотите сказать? – крикнул Огги. – Уж не собираетесь ли вы назвать мои слова чепухой?
  
  Бриндл открыл было рот, но не произнес ни слова.
  
  – Нет. Конечно же, нет, шеф, – ответил он потом, однако в его голосе отчетливо прозвучало неуважение.
  
  – Прекрасно. Займитесь этим немедленно, а мне придется провести здесь с мистером Уивером еще несколько минут, чтобы принести глубочайшие извинения в связи с прискорбным недоразумением. Тэпскотты, насколько я знаю, все еще ждут в холле.
  
  Бриндл с шумом отодвинул свой стул от стола и поднялся, побагровев от злости. Он, разумеется, не поверил объяснению, данному начальником.
  
  – Слушаюсь, сэр. Я выполню распоряжение.
  
  – Кстати, можете упомянуть в разговоре, что мальчишке грозило бы обвинение в даче ложных показаний, если бы я не был столь благодушно настроен сегодня.
  
  Бриндл выглядел так, словно его отхлестали по щекам сырой рыбиной, однако и я сам еще не отошел от изумления, чтобы в полной мере насладиться зрелищем. Предстояло разобраться, какую игру со мной затеял Огги.
  
  – Так точно, – сказал Бриндл. – Я незамедлительно сделаю это.
  
  Повернувшись к выходу, он зацепился за ножку стула, а потом еще и в сердцах поддел его носком ботинка. Стул перекатился по полу и ударился в стену. Бриндл покинул комнату, не оглянувшись, но хлопнул дверью с такой силой, что мы оба чуть вздрогнули.
  
  Какое-то время мы молчали. Просто сидели и смотрели друг на друга.
  
  – Мне хотелось бы вернуть свой телефон, – первым нарушил молчание я.
  
  – Забирай, будь любезен, – отозвался Огги. – Но нам с тобой нужно поговорить.
  
  Было время, когда я работал, питая иллюзию, что придерживаюсь кодекса человека чести.
  
  Считал себя не лишенным идеалов и высоких принципов, которыми руководствовался в своих поступках. Однако с годами пришло понимание, что жизнь вынуждает ежедневно идти на компромиссы. И небольшое отклонение от правил еще не повод, чтобы страдать от бессонницы.
  
  Я точно знаю, когда пересек запретную черту. Чуть больше шести лет назад. Однако я еще мог сделать шаг назад и встать с нужной от этой черты стороны. Дать себе зарок никогда больше так не поступать. И, наверное, какое-то время мне это удавалось, но за последние два месяца я не просто перешел черту. Фигурально выражаясь, я перепрыгнул через нее с шестом. Хорошенько разбежался и сиганул. Я угрожал швырнуть одного молодого человека в реку, запер другого в багажнике, облил третьему брюки бензином и готовился чиркнуть спичкой. Четвертому – ему, кажется, исполнилось только шестнадцать – я заявил, что его правый мизинец станет украшением моей коллекции отрубленных пальцев.
  
  Возьмите горе и гнев, смешайте их в равной пропорции – но тогда уж опасайтесь самого себя.
  
  Впервые я пересек черту еще до переезда в Гриффон. Собственно, именно поэтому я и стал частным сыщиком, уйдя из полиции Промис-Фоллс.
  
  Однажды жаркой июльской ночью я обнаружил, что не в состоянии обращаться с несовершеннолетним подозреваемым в своего рода мягких перчатках для детишек, как предписывает Конституция. Все произошло в одно мгновение. Но даже сейчас, снова прокручивая тот эпизод в памяти, я думаю, что если бы как следует сосредоточился, то смог бы сдержаться.
  
  Я тогда уложил человека в больницу на три недели. Надел на него наручники, нагнул к капоту его машины, а потом положил ладонь ему на затылок, как берешь в руку баскетбольный мяч, и с силой ударил лицом о черный металл «мерседеса».
  
  С неистовой силой.
  
  Он лишился сознания и вообще чудом выжил. Но он был пьян. В дымину. Дважды превысил разрешенный лимит. Потому и не заметил молодую мамочку, переходившую улицу с прогулочной коляской, в которой была ее двухлетняя дочь. Он убил их обеих молниеносно, притормозил на секунду, понял, что натворил, и ударил по газам.
  
  Я же наблюдал за всем этим с противоположного тротуара, где подсовывал штрафную квитанцию под стеклоочиститель «рейнджровера», припаркованного рядом с пожарным гидрантом. Вызвав по рации «скорую», я помчался вдогонку за тем водителем, но прежде успел хорошо рассмотреть его жертв. Когда видишь мертвое дитя, распростертое на мостовой, что-то важное в тебе ломается.
  
  Я заставил его остановиться в трех милях к югу от города. Больше мили он не обращал внимания на сирену и проблесковый маячок на крыше моей патрульной машины, однако потом ненароком съехал на обочину, правые колеса завязли в гравии, и он потерял управление. «Мерседес» занесло, и ему пришлось затормозить. Автомобиль крутануло на месте, и он едва не опрокинулся, а затем угодил прямиком в кювет, где резко остановился.
  
  Когда я подошел к его машине, передняя дверь оказалась открытой, а водитель отмахивался кулаками от раскрывшейся подушки безопасности, словно от пчелиного роя. Из носа шла кровь. Он выбрался наружу, но почти сразу же поскользнулся на траве. Ему с трудом удалось подняться на ноги. Увидев меня, пытался бежать, тупой мерзавец. Будь это угнанная машина, желание скрыться оказалось бы понятным, но нельзя бросить собственный автомобиль со всеми документами и рассчитывать уйти от ответственности.
  
  Я сгреб его сзади за воротник пиджака и прижал к капоту.
  
  Все мои мысли занимал в тот момент образ мертвого ребенка. Я, может, и сумел бы сдержаться, если бы после того, как надел на него наручники, эта мразь не посмотрела на пятна крови на своем лобовом стекле и не произнесла наглым тоном:
  
  «Надеюсь, эта грязь отмоется».
  
  Хрясь!
  
  На секунду я испугался, что убил его. Тело обмякло и соскользнуло с капота в траву. Пришлось сразу же вызвать медиков, но еще до их прибытия я с облегчением заметил, что он дышит. Вот только сознание вернулось к нему лишь через два дня. Я послал его в глубочайший нокаут.
  
  Парень ничего не помнил. Не помнил, как снес на переходе и убил двух человек. Не помнил, видел ли полицейский проблесковый маячок в своем зеркале заднего вида. Не помнил ощущения от моей руки, легшей ему на затылок, и того, как вдруг с невероятной стремительностью металл капота встретился с его лицом. Было проще всего солгать, что парень получил повреждения, сопротивляясь аресту, споткнулся и упал лицом на машину. В конце концов, свидетелей случившегося не имелось. Кстати, именно таким образом я и изложил факты в своем рапорте.
  
  Но выйти сухим из воды мне не удалось. По крайней мере не совсем.
  
  Мой автомобиль был снабжен видеокамерой, прикрепленной к лобовому стеклу над приборной доской, которая зафиксировала все. И объектив смотрел в нужную сторону. Мне бы следовало сразу это проверить. Я же решил, что машина находилась под таким углом, откуда ничего нельзя разглядеть. Шеф вызвал меня в свой кабинет, и мы вместе просмотрели запись. Несколько раз. Никаких сомнений.
  
  «Я найду способ сделать так, чтобы видео исчезло, – сказал начальник. – А ты меня премного обяжешь, если исчезнешь сам».
  
  Предлог для широких кругов полицейской общественности: Уивер решил стать частным детективом. Я действительно подумывал об этом, и достаточно часто, но едва ли совершил бы подобный шаг добровольно. Мне выдали хорошее выходное пособие и даже премиальные. Но как только деньги закончились, пришлось начать новую карьеру с нуля.
  
  Меня сжигал стыд. Я подвел не только свое управление и самого себя, но и Донну и Скотта, в ту пору еще восьмилетнего. К тому времени это стало худшим из всего, что случилось с нами в жизни, но мы нашли в себе силы преодолеть черную полосу. Причем благодарить мне следовало в первую очередь Донну. У нее были достаточные основания злиться на меня, винить в постигшей нас неудаче, однако она не винила. Не то чтобы она оказалась довольна положением, сложившимся из-за моего поступка, но это случилось, и тут уж ничего не попишешь. Надо искать выход.
  
  Донна даже как-то сказала, что хотела бы найти способ сообщить родным погибших матери и ребенка о том, что я сделал. «Думаю, они были бы тебе признательны». Так и заявила. По ее мнению, это принесло бы им больше удовлетворения, чем двенадцать лет тюрьмы, к которым приговорили пьяного водителя.
  
  Мы сошлись во мнении, что нам лучше покинуть Промис-Фоллс. Брат Донны – в то время еще заместитель начальника полиции – рассказал ей о вакансии, открывшейся в административном отделе участка в Гриффоне. Я как раз находился в процессе получения лицензии частного сыщика штата Нью-Йорк, а с ней на руках с одинаковым успехом можно было работать и в окрестностях Буффало, и к северу от Олбани.
  
  А потому мне некого было винить, кроме самого себя, за то, что я оказался сегодня в кабинете Огастеса Перри.
  
  – Каким местом ты думал, черт тебя возьми? – поинтересовался Огги, как только плотно закрыл дверь.
  
  Атмосфера его логова отлично подошла бы для порки или других телесных наказаний.
  
  – Тебе необязательно было выручать меня, – заявил в ответ я.
  
  Во мне говорила всего лишь уязвленная гордость, и я отлично это понимал. Если бы шурин не вмешался, я бы оказался в крайне неприятной ситуации.
  
  – Необязательно? Правда? – спросил он, гневно поднимая указательный палец. – Ты считаешь, что сам выбрался бы из этой передряги? Полагаешь, сумел бы избежать тюрьмы? Не говоря уж о потере лицензии.
  
  Я промямлил нечто невнятное. Когда приходится жрать дерьмо, лучше пережевывать его с закрытым ртом.
  
  – Прости, я что-то не расслышал. А потому позволь спросить еще раз: каким местом ты думал, и думал ли вообще о последствиях? Только не пытайся уверять, что тебя оболгали, а на самом деле ты ни в чем не виноват. Не оскорбляй меня лишний раз, ладно? Мы с тобой достаточно пожили на этом свете, чтобы отличать чушь собачью от истины. Ты понял?
  
  Я кивнул:
  
  – Да, понял.
  
  – Хорошо. Наконец-то. А теперь рассказывай.
  
  – Я просто обезумел от горя, – начал я, расхаживая по кабинету, но стараясь держаться от Огги подальше.
  
  – Превосходно. Лучшая линия защиты.
  
  – Но ведь это правда, пусть и не вся, – отозвался я.
  
  – В чем именно здесь правда?
  
  – Что я обезумел, потерял голову. – Я остановился и присел на край стола.
  
  – Убери задницу с моего рабочего места, – велел Огги.
  
  Я подчинился, но не спеша.
  
  – Смерть Скотта… Из-за нее я малость тронулся умом.
  
  Жесткий взгляд Огги чуть смягчился.
  
  – Продолжай.
  
  – Ты знаешь, я повсюду наводил справки, стараясь найти того, кто продал ему наркоту.
  
  – Может, ты не в курсе, но, вообще-то, это наша работа.
  
  – И как вы с ней справляетесь? – спросил я.
  
  – На это требуется время, – ответил Огги. – Ты можешь бесконечно заниматься самыми активными и запланированными расследованиями, а потом совершенно неожиданно на что-то наткнуться. Восемьдесят процентов преступлений раскрывают исключительно благодаря везению, и тебе эта цифра известна.
  
  – Я не мог сидеть и ждать, пока случайно что-нибудь выясню. Когда узнавал имя и у меня появлялись обоснованные подозрения относительно кого-то, кто торгует зельем, я либо наносил визит сам, либо назначал встречу.
  
  – Как ты поступил с юным Тэпскоттом?
  
  – Да.
  
  – Это было… Гм, как бы выразиться помягче… Это была чертовски тупая и хреновая затея с твоей стороны, Кэл.
  
  – Зато остальные маленькие стервецы напуганы достаточно, чтобы не жаловаться. Они знают, что у них рыльце в пушку, и не хотят лишний раз светиться.
  
  – Сколько их всего?
  
  – Четверо. Но это действительно все, – признал я.
  
  Огги задумчиво кивнул, потом обошел вокруг стола, сел и предложил сделать то же самое, потому что не хотел ломать шею, глядя на меня снизу вверх.
  
  – Я вовсе не отрицаю эффективности твоей тактики, Кэл. Просто, будучи гражданским лицом, ты идешь на излишний риск, применяя ее. Зато парочка копов, используя твои впечатляющие методы ведения допросов, смогут прикрыть друг друга. Как только что прикрыл тебя я сам.
  
  Я сумел-таки выдавить из себя это слово, хотя чуть не подавился им:
  
  – Спасибо.
  
  Огги пристально посмотрел на меня.
  
  – Не думаю, что у тебя теперь есть друг по имени Хэнк Бриндл в твоем собственном ведомстве, – добавил я.
  
  – Ничего. Он уже взрослый мальчик. Как-нибудь переживет.
  
  – Бриндл – плохой коп, – заметил я. – Он грубиян и невежда.
  
  Огги покачал головой:
  
  – Он нам вполне подходит, если держать его в узде. Хэнк тоже пережил трудный период. У него тяжело заболел отец, и ему пришлось взять несколько отгулов, чтобы помочь матери ухаживать за ним. И не давай Хейнсу одурачить себя. Хейнс только с виду такой тихоня, но и он сейчас не в лучшей форме.
  
  – А у него какие проблемы?
  
  – Несколько недель назад его бросила девушка. Собрала вещички и переехала жить обратно к своим родителям в Эри. Так что они – два сапога пара. Но знаешь, Кэл, наша сегодняшняя встреча посвящена не им, а тебе. Тебе и твоим сложностям в жизни.
  
  Я поудобнее расположился в своем кресле и спросил:
  
  – Зачем ты это делаешь, Огги?
  
  – Что?
  
  – Прикрываешь мою задницу… Мне действительно грозили очень серьезные обвинения.
  
  Ответ явно дался ему непросто:
  
  – О господи!
  
  – Не понял.
  
  – Да просто потому, что ты мой шурин. – Он сказал это, будто бы стыдясь себя.
  
  – Серьезно?
  
  – Но только не думай, что я стараюсь из-за тебя самого. Все ради Донны.
  
  В это я еще мог поверить, однако все равно был удивлен.
  
  – Тогда объясни мне одну загадку, Огги. Если ты так уж печешься обо мне, то какого дьявола приказал конфисковать мою машину?
  
  – Что я приказал?
  
  – Изъять у меня «хонду». Ее забрали и до сих пор не вернули. Надеюсь, ее не разобрали на миллион мелких частей.
  
  Челюсть у Огги отвисла.
  
  – Не пойму, о чем ты говоришь. Кто изъял у тебя машину?
  
  – Хейнс и Бриндл. А распоряжение им передал Марвин Куинн, сказав, что оно исходит от тебя.
  
  Огги откинулся в своем кресле и переплел пальцы рук поверх живота.
  
  – Признаться, для меня это новость. Словно ни за что ни про что получил тяжелым башмаком по башке, – сообщил он.
  Глава 38
  
  – Так ты не передавал через Куинна приказа конфисковать мою тачку?
  
  Огги покачал головой:
  
  – Нет, не передавал. Ты для меня олицетворяешь множество неприятных вещей, Кэл. Тупица, заноза в заднице, самовлюбленный зануда, каких поискать. А в данный момент – полный идиот, сукин сын, пытавшийся понапрасну запугивать несчастных мальчишек. Но в одном я не сомневаюсь. Ту девушку убил не ты.
  
  – Это лучшее, что я слышал от тебя за все время нашего знакомства.
  
  – Ладно. Только не особенно привыкай к моим любезностям. С какой стати Куинну могло понадобиться передавать мнимый приказ? Я бы понял, если бы один из офицеров сам решил конфисковать машину для обыска. Им для этого не требуется моего одобрения. А потому вопрос именно в том, зачем он сослался на меня.
  
  Мы недолго помолчали.
  
  – Я видел Куинна, пока парился в вашей камере до опознания, – сказал я. – Может, он все еще здесь.
  
  Огги взялся за телефон.
  
  – Где Куинн? – Он подождал несколько секунд. – Когда у него закончилось дежурство? – Он посмотрел на меня и одними губами произнес «десять минут назад». Потом подождал немного и распорядился: – Соедините его со мной по домашнему или по сотовому. Мне надо с ним поговорить.
  
  Затем Огги нажал кнопку громкой связи:
  
  – Дайте мне штрафную стоянку. – Подождал еще немного. – Говорит шеф Перри. У вас есть там «аккорд», доставленный вчера? Хозяин Кэлвин Уивер. Да, это та самая машина… Угу… Ага… Ладно. Он сейчас придет и заберет ее. Прошу оказать ему всемерное содействие и проявить надлежащую любезность.
  
  Он отключил связь.
  
  – К ней никто даже не прикасался. Они ожидали дальнейших указаний.
  
  – Тогда мне, наверное, пора пойти за ней, – сказал я.
  
  – Что ты собираешься делать сейчас?
  
  – Продолжу поиски Клэр, – ответил я.
  
  – Тебе не кажется, что, может, настало время немного сдать назад? Ты чуть не угодил под суд. Я бы на твоем месте посчитал свой запас удачи исчерпанным и посидел немного дома.
  
  – Но я обещал мэру заняться этим вплотную, чтобы…
  
  Я словно ткнул медведю копьем в бок.
  
  – Постой-ка! – прервал меня Огги. – Только не говори, что ты теперь работаешь на этого сукина сына!
  
  – Прости, Огги. Ты, конечно, весьма на него зол. Но разве ты не считаешь, что ему все же нужно вернуть дочь?
  
  Он в раздражении отмахнулся от меня:
  
  – Мы и сами ее разыскиваем. У нас есть к ней вопросы по поводу игры, которую они затеяли с Анной Родомски.
  
  – Я стараюсь не мешать работе твоих людей, – заверил я. – Хотя в дальнейшем это может оказаться затруднительно, учитывая кампанию запугивания, начатую тобой против Сэндерса.
  
  – О чем ты, черт побери, толкуешь? – Огги почти кричал.
  
  – О патрульных машинах, которые постоянно дежурят на его улице, об офицерах, наблюдающих за ним, чтобы нагнать страху. О копах, которые обыскивают сумку его дочери. А Сэндерс к тому же уверен, что ты еще и прослушиваешь его телефон.
  
  – Давно не слышал такого нагромождения вздора.
  
  – Сэндерс винит тебя и твоих подчиненных, следящих за его домом, в том, что Клэр прибегла к столь сложному трюку, лишь бы незаметно исчезнуть из города.
  
  Его щеки стали пунцовыми. Огги напоминал сейчас закипевший водонагреватель, готовый взорваться.
  
  – Все это невероятная чепуха, – заявил он после паузы.
  
  – Хочешь начистоту? Изволь. Когда ты приходишь на собрание городского совета и заявляешь мэру, что твои люди никогда не нарушали ничьих прав, ты лжешь, и мне это известно, как и всем в том зале. Но только им плевать. Можешь и дальше использовать Конституцию вместо туалетной бумаги. Да, ты со своими ребятами устроил самосуд над группой хулиганья из Буффало. Большое дело! Но если я знаю об одной твоей лжи, то с чего мне вдруг поверить, что сейчас ты говоришь правду?
  
  – Дурака же я свалял, выручая тебя из беды!
  
  Я направился к двери.
  
  – То, чем я занимаюсь, не имеет никакого отношения к тебе, Сэндерсу и сваре между вами. Я просто хочу найти Клэр. Когда я ее разыщу, мы, может, сумеем понять, кто убил Анну.
  
  Огги посмотрел на меня, и уголки его губ приподнялись в улыбке.
  
  – Так ты ничего не знаешь?
  
  – О чем?
  
  – Этим утром мы уже произвели арест.
  
  – Вы обвинили кого-то в убийстве Анны? Кого же?
  
  – Ее парня.
  
  – Шона Скиллинга?
  
  – Именно его.
  
  Я отпустил дверную ручку.
  
  – Но у него же есть алиби! Один из твоих людей остановил его за проезд на запрещающий знак.
  
  – Я навел справки, – парировал Огги. – Штраф нигде не зарегистрирован.
  
  – Я же говорил тебе, что штрафа они ему не выписали! Шон отделался предупреждением.
  
  – Чего еще ты хочешь от меня, Кэл? – спросил Огги. – Я проверил. Никто не помнит, чтобы останавливал мальчишку на «рейнджере».
  
  – Мне чутье подсказывает, что он не делал этого.
  
  – А твое чутье не подскажет ничего другого, если я сообщу тебе, что джинсы и трусики Анны были обнаружены под сиденьем его пикапа?
  Глава 39
  
  На выходе Огги распорядился вернуть мне мобильный телефон, хранившийся у дежурного в холле. Поступило три новых сообщения. Два от Донны, до которой явно дошли слухи о моих неприятностях, и еще одно от управляющего ландшафтной фирмой. Прежде чем перезвонить им, я поймал такси и доехал до места, где вынужден был бросить на обочине дороги машину Донны, когда меня задержали Бриндл и Хейнс. Затем я вернулся к зданию полицейской службы и поставил автомобиль на стоянку перед ним. И только потом набрал номер Донны.
  
  – Твоя машина на том же месте, где ты обычно оставляешь ее, – заговорил я.
  
  – Я два раза пыталась до тебя дозвониться.
  
  – Мне было не до разговоров по телефону.
  
  – Вот почему я и звонила. Мне сообщили, что тебя держат в нашем здании. И отнюдь не в комнате для почетных гостей.
  
  – Верно. Но теперь мы во всем разобрались. Как ты узнала?
  
  – Марвин сказал об этом Кейт, а она передала мне. Я связалась с Огги, но к тому времени тебя уже выпустили.
  
  – Да, он лично вмешался.
  
  – Они же ничего не нашли в твоей машине? – спросила Донна.
  
  – Нет, возникла другая проблема.
  
  Пауза.
  
  – Другая проблема?
  
  – Да. Кажется, я перегнул палку, испытывая судьбу. И это вернулось ко мне бумерангом, ударив в слабое место.
  
  – Каким же образом Огги помог тебе выкрутиться?
  
  – Расскажу позже во всех деталях. Обещаю.
  
  – Ну, разумеется. – Ее голос прозвучал печально.
  
  – Что такое?
  
  – Случившееся прошлой ночью не значит, что все теперь в полном порядке, – сказала Донна.
  
  – Знаю.
  
  Загон, где держали мою «хонду», оказался необъятных размеров стоянкой, окруженной высокой оградой из металлической сетки, поверх которой протянули колючую проволоку зловещего вида. В конторе я увидел невысокую женщину, которая разгадывала кроссворд, дожидаясь меня. Сняв с крючка мой ключ, она провела меня мимо длинной шеренги уже списанных в утиль патрульных машин, транспорта, побывавшего в авариях, и нескольких целых автомобилей, подобных моему.
  
  Как только я нашел свою машину, женщина сунула мне лист бумаги, прикрепленный зажимом к картонной подложке, и произнесла:
  
  – Вам осталось расписаться вот здесь.
  
  Я поставил закорючку. Она отдала мне ключ, пожелала доброго дня и объяснила, что мне нужно будет посигналить от ворот, и тогда они откроются.
  
  Я, однако, не спешил сразу же уезжать. Сначала открыл багажник, где хранил набор инструментов для профессиональной деятельности. Ноутбук, оранжевый жилет дорожного рабочего и строительную каску в тон ему. Помимо прочих вещей.
  
  На первый взгляд все было на своих местах.
  
  Потом я проверил бардачок и убедился, что там тоже вроде бы никто не рылся. Как и сказал Огги, к моей машине пока даже не прикасались.
  
  И все равно я с удивлением увидел парик Анны, еще лежавший внутри, на полу перед задним сиденьем. Может, его не внесли в список улик, поскольку к моменту убийства Анна его уже не носила? Но я тем не менее воспринимал эту вещь как важное материальное подтверждение всего, что случилось с ней незадолго до смерти.
  
  Имелись и другие загадки, над которыми предстояло поломать голову. Зачем Куинн сказал Хейнсу и Бриндлу, что нужно конфисковать мою машину? Если он сам хотел проверить ее в поисках улик, то почему свалил все на шефа?
  
  А теперь еще Шона Скиллинга арестовали по подозрению в убийстве Анны.
  
  Я сел за руль, вставил ключ в замок и завел двигатель, пару раз нажав на педаль акселератора и вслушиваясь в рев мотора. Достал свой телефон и прослушал сообщение от ландшафтного дизайнера:
  
  «Это Билл Хупер. Перезваниваю по вашей просьбе».
  
  Он звонил полтора часа назад. Я сразу же набрал его номер.
  
  «Вы дозвонились до Билла Хупера. Не могу ответить немедленно, но, если вы оставите сообщение, я свяжусь с вами при первой же возможности».
  
  Телефон зафиксировал время моего звонка.
  
  Доехав до ворот, я посигналил, и женщина нажала открывавшую ворота кнопку, даже не оторвавшись от своего кроссворда.
  
  Шон, конечно, мог солгать о том, как его остановили полицейские. Но если на самом деле ничего подобного не произошло, то что помешало ему вовремя добраться до «Пэтчетса», забрать Клэр и доставить ее в «Иггиз»? Я познакомился с ним совсем недавно, но он не произвел впечатления искусного лжеца, а тем более убийцы.
  
  Они нашли в его пикапе пропавшую одежду Анны. Плохо.
  
  В случившемся далее я мог винить только собственную рассеянность. Я выехал из ворот штрафной стоянки и чуть не врезался в черный «эскалейд». Такой трудно не заметить. Он размерами со средней величины планету, вокруг которой могли бы еще вращаться и луны. Грузовик своевременно вильнул в сторону, а водитель показал мне в окно средний палец.
  
  Я же надавил на тормоза так, что завизжали покрышки.
  
  Я должен был увидеть такую большую машину, но почему-то не увидел.
  
  Я немного подождал, чтобы успокоиться и позволить «эскалейду» отъехать хотя бы на квартал. Потом проверил действие тормозной системы, пару раз нажав на педаль, и уже спокойно тронулся в путь.
  
  Я уже давно собирался нанести визит одному человеку, но пока на это не находилось времени. К тому же я чувствовал, что этот тип не слишком обрадуется нашей встрече.
  
  Впрочем, по моим прикидкам, он вполне мог еще даже не встать с постели.
  
  Доехав до нужного дома, я увидел перед ним красный кабриолет «мустанг» с поднятой крышей. Поскольку «БМВ» рядом не было, я понял, что Анетта Рэвелсон уехала по делам.
  
  Что ж, это к лучшему. Мне не очень-то хотелось, чтобы она присутствовала при беседе с ее сынком Романом. Мой висок, куда он ударил меня рядом с «Пэтчетсом», порой еще побаливал.
  
  Я нажал на кнопку звонка и через десять секунд повторил. Потом стал громко стучать в дверь. Когда истекла минута, вновь попробовал кнопку, но теперь уже держал на ней большой палец не отпуская. В доме раздавался неумолчный трезвон.
  
  Я был готов звонить сколько потребуется.
  
  Лишь минут через пять изнутри донесся не слишком уверенный крик:
  
  – Ладно, ладно! Кто там еще? Какого черта! Я уже иду!
  
  Я не отпускал кнопку. Послышался скрежет металлического засова. Как только дверь приоткрылась, я вставил в проем ботинок, догадываясь: увидев меня, Роман мгновенно постарается дверь захлопнуть. Что он и сделал.
  
  Дверь ударилась в мой башмак, отскочила и с силой срикошетила по голым пальцам ноги Романа.
  
  – Вотдерьмоматьтвоюдерьмоматьтвоюобзабор! – завопил он, подпрыгнул на месте и подался назад.
  
  Я вошел в дом и закрыл за собой дверь. Роман, в одних трусах с узором из сердечек, завалился на ковровое покрытие и захныкал, обеими руками держась за пальцы левой ноги.
  
  – Привет, Роман, – сказал я. – Как делишки?
  Глава 40
  
  Мужчине интересно, кто пришел. Его любопытство вызывает любой донесшийся сверху стук или звонок в дверь. Прошло столько времени с тех пор, когда у него выдалась последняя возможность с кем-то поговорить. Если не считать его жены и их сына.
  
  Он садится в кровати и прислушивается. Может, удастся хотя бы услышать голоса. Здесь, в подвале, у него ведь нет ни телевидения, ни даже радио. Как же долго до него не доносилось незнакомых голосов!
  
  Да, был один посетитель на позапрошлой неделе. Но он почти ничего не смог сказать – так поспешно сбежал. Вероятно, перепугался до смерти.
  
  У мужчины едва хватило времени, чтобы попросить о помощи и сунуть ему свою тетрадку. Он надеялся, что, если гостю понадобятся доказательства, он найдет их в записной книжке.
  
  Но с тех пор прошло уже много дней, а никто не явился. И все же всякий раз, когда от входной двери доносятся звуки, они интересуют его, пробуждают надежду.
  
  А пока он большую часть времени проводит в кровати. Иногда пересаживается в инвалидное кресло и катается по кругу. Но куда он сможет уехать? Какой во всем смысл?
  
  А потому он чаще лежит на постели и читает журналы.
  
  И спит.
  
  И видит сны.
  
  О том, как выбирается наружу.
  Глава 41
  
  – Вы переломали мне пальцы к чертовой матери!
  
  Я опустился на колени и взглянул.
  
  – Попытайся ими пошевелить.
  
  Роман Рэвелсон принялся шевелить пальцами ноги.
  
  – Сомневаюсь в наличии переломов, – сказал я. – Хотя у меня и нет медицинского образования.
  
  Я протянул руку, чтобы помочь ему встать, однако он отполз на два фута к основанию лестницы, оперся о ступеньку и поднялся сам. Его кожа была настолько бледной, словно он последние несколько лет провел в какой-то пещере. Может, действительно выходил на улицу только по ночам. На его боках виднелся небольшой слой жира, а на пухлых щеках остались следы от подушки.
  
  – Я тебя разбудил? – спросил я.
  
  – Поздно вернулся вчера, – ответил Роман. – Вы должны уйти. Если не уберетесь, я позвоню маме.
  
  Я достал свой сотовый.
  
  – Не хочешь воспользоваться моим телефоном? Сможешь рассказать ей, как чуть не убил меня прошлым вечером.
  
  – Это все Шон… Господи! Я стараюсь выручить его, а он вот так запросто предает меня! Мама сказала, вы просили передать мне привет. А на самом-то деле вы мне башку готовы свернуть, верно?
  
  Я кивнул.
  
  – Папа дома? – спросил я и тут же вспомнил, что Кент Рэвелсон, по словам Анетты, уехал из города.
  
  Роман несколько раз моргнул, словно стараясь придать остроты своему зрению.
  
  – Он… То есть папа… Уехал куда-то. Типа в командировку или вроде того.
  
  – Когда он вернется?
  
  Молодой человек пожал плечами:
  
  – Понятия не имею. Я не слежу за его перемещениями.
  
  – Не хочешь надеть рубашку? У меня к тебе есть вопросы.
  
  Роман вздохнул:
  
  – Дерьмово. Идите за мной.
  
  Он начал, чуть прихрамывая, подниматься вверх по лестнице. Я последовал за ним на второй этаж, а потом через коридор в его спальню. Удар по пальцам ног явно не сделал Романа калекой.
  
  По его комнате словно прошелся ураган: разметанные по кровати простыни, раскиданная по всему полу одежда. Журналы, видеоигры – все в полнейшем беспорядке. Украшением стен служили афиши кинофильмов. «28 дней спустя», «Ходячие мертвецы», «Зомби по имени Шон», «Ночь оживших мертвецов», «Танцы с мертвецами», «Страна зомби», «Рассвет мертвецов».
  
  Общая тема просматривалась во всей определенности.
  
  На полу рядом с кроватью поверх кипы одежды лежал открытый ноутбук. Роман приподнял его, ища, что на себя надеть. От движения темный прежде дисплей включился. Я краем глаза заметил текст, похожий на пьесу.
  
  Очередной сценарий.
  
  Роман швырнул компьютер на постель, вытащил черную футболку, видимо одну из любимых, и натянул на себя. Она была ему на пару размеров мала и едва прикрывала живот. Поперек груди шла надпись: «Таверна “Честер”».
  
  Я указал на нее:
  
  – Не слышал о таком заведении. Оно не в нашем городе.
  
  Роман посмотрел на меня как на отпетого тупицу.
  
  – Это паб, где попадают в ловушку герои «Зомби по имени Шон». Вы не могли его не видеть. Один из лучших фильмов о зомби всех времен и народов. Он страшный, но и смешной до усрачки.
  
  – Извини, но как-то не посмотрел, – сказал я и указал на ноутбук. – Пишешь сценарий кино про зомби?
  
  – Может быть, и так, – сдержанно отозвался Роман.
  
  – А в чем там будет суть? Прости, но тема зомби заезжена до предела, как мне кажется.
  
  – Нужно только найти новую точку зрения. Мне это удалось.
  
  Я ждал продолжения.
  
  Роман глубоко вздохнул:
  
  – Так и быть, расскажу. В большинстве случаев люди превращаются в зомби из-за какой-то загадочной болезни, экспериментов ученых и тому подобного. Но что, если их превратят в зомби пришельцы из космоса? Классное смешение двух популярных жанров. Мой главный герой по имени Тим знает, что у пришельцев на уме, и пытается им помешать.
  
  Я кивнул. Идея представлялась мне совершенно идиотской, но когда идиотизм мешал превратить идею в сюжет для кинофильма?
  
  – В этом что-то есть, – покривил душой я. – А более постоянная работа у тебя имеется?
  
  – Это как раз моя постоянная работа. Я – профессиональный сценарист.
  
  – И сколько же ты имеешь, к примеру, в неделю со своих сценариев?
  
  – Здесь все устроено совершенно иначе, – стал объяснять Роман. – Это не вкалывать в бакалейной лавке, выставляя на полки дерьмовый товар, за что тебе тупо выписывают чек в конце недели. Ты пишешь сценарий, а потом предлагаешь студиям и продаешь его. То есть можно очень долго вообще ничего не получать, понимаете? Зато потом тебе сразу отваливают несколько сотен тысяч, миллион или даже больше.
  
  Я показал, что понял идею, и признался:
  
  – Верно, я не просекаю, как там это устроено в Голливуде. Но все же сколько сценариев ты уже продал?
  
  – У меня уже наметились первые успехи, – сообщил Роман. – Позавчера пришло электронное письмо из офиса Стивена Спилберга.
  
  – Да ну? – удивился я. – И когда назначена ваша встреча?
  
  – Нет, в письме говорилось… То есть это была скорее благодарность за присланную рукопись, но… Слушайте, вы явились сюда, чтобы, как говорится, ухватить меня за яйца? – спросил он. Это было бы не трудно, учитывая облегченность его наряда. – Потому что, если вы пришли узнать, кто продал дурь Скотту, то, клянусь, это не я.
  
  – Нет, у моего визита совсем другая цель, – ответил я. – Мне известно, что ты больше по части торговли спиртным. Вот на что ты живешь, пока пишешь свои сценарии.
  
  Роман поднял руки вверх, словно сдаваясь.
  
  – Ладно, здесь вы меня прищучили. Я покупаю пиво, а потому развожу его и продаю. Ну и что? Можно подумать, я террорист какой-то.
  
  – Развозкой товара для тебя занимались Шон и Анна, верно? Не потому ли ты так поздно вернулся прошлой ночью? Пришлось справляться без подручных. Они оказались недоступны.
  
  – Я ничего не знал о том, что произошло. Позвонил чуть раньше Анне, но она не ответила. Потом позвонил Шону. Тот тоже не отзывался. Однако будь я проклят, если хотя бы догадывался, что она мертва!
  
  – Ты знаешь, что Шона арестовали за это?
  
  У Романа буквально отвисла нижняя челюсть. Он резко сел на край постели и тихо произнес:
  
  – Не может быть. Шон – мой друг. Он никогда бы не пошел на такое. – Роман покачал головой в совершенном недоумении. – Шон втюрился в Анну по самые уши. То есть по-настоящему был влюблен в нее, сукин он сын.
  
  – Если Шон этого не делал, кто, по-твоему, мог?
  
  Он лишь развел руками:
  
  – Я даже представить не в состоянии кого-то, кто способен на убийство. Это же… Это уже за гранью…
  
  Я убрал пару мятых джинсов со стула перед компьютерным столиком и сел. На столе я заметил его мобильный телефон.
  
  – А тебе самому Анна нравилась?
  
  – Да, да, конечно. Славная девушка. Правда, она порой выводила меня из себя. Задерживала деньги, которые была мне должна. Но, поверьте, все это пустяки.
  
  – Что ты называешь пустяками?
  
  – К примеру, я покупаю две дюжины коробок пива и загружаю в кузов «рейнджера» Шона, так? Они отправляются развозить. Шон ведет машину, Анна отвечает за деньги. И у нас четкая договоренность о ценах, понимаете? К концу вечера или выходных у Анны образуется сумма, достаточная, чтобы отдать мне мою долю и оставить себе то, что они заработали сверх того. Обычно мы встречались на следующий день.
  
  – Но иногда денег у нее не хватало?
  
  Роман закатил глаза:
  
  – Если по пути на встречу со мной ей доводилось попасть в торговый центр, она могла увлечься. Что-то себе покупала. А была пара случаев, когда клиенты расплачивались с ней не наличными. Мне же нужен только налик. Это мой железный принцип.
  
  – О чем это ты? Хочешь сказать, будто подростки выписывали ей чеки?
  
  Роман снова возвел глаза к потолку. Если он будет часто повторять это движение, то рискует окосеть.
  
  – Нет, конечно же, нет. Просто если у кого-то не хватало наличных, они пытались всучить Анне травку или что-нибудь в этом роде. И мне пришлось ввести жесткий запрет на такие сделки. Не хочу иметь с наркотой ничего общего.
  
  – Анна когда-либо должна была деньги кому-то, кроме тебя?
  
  – Чего не знаю, того не знаю. Я ни о чем таком не слышал. И вообще не понимаю, с какой стати вы задаете столько вопросов о моем заработке. Никому до этого нет дела, и мой бизнес не имеет никакого отношения к смерти Анны. – Он потер переносицу, как часто делают люди, чтобы не заплакать. – Говорю же вам, Шон не мог ее убить!
  
  – Вот почему мне необходимо разыскать Клэр, – объяснил я. – Она может точно знать, что произошло. Но ты не очень-то помог ее отцу, разговаривая с ним по телефону вчера вечером.
  
  Роман даже вздрогнул.
  
  – Как… Откуда вам это известно?
  
  – Я беседовал с ним сегодня утром. Ты сказал (я цитирую), что ни хрена не знаешь и тебе глубоко насрать (конец цитаты), где она.
  
  – Да, верно, но хочу добавить пару важных деталей. Первое. Мать ничего не сказала мне о смерти Анны, прежде чем заставила ему позвонить. И второе. Этому Сэндерсу я никогда не нравился. Он считает, что я не пара Клэр, недостаточно хорош для нее.
  
  Очко в пользу Сэндерса.
  
  – Как долго продолжались ваши отношения с Клэр? – я провел пальцем вдоль края сотового телефона, лежавшего на столе.
  
  – Примерно месяца четыре, то есть где-то до июля. – Роман поджал губы. – Пока она не познакомилась со своим Деннисом.
  
  Вот теперь мы добрались до главной причины моего визита.
  
  – Расскажи мне о Деннисе.
  
  – Что тут рассказывать? Его фамилия Маллавей, а приехал он откуда-то из Сиракьюса или Скенектади.
  
  – Эти места расположены очень далеко друг от друга.
  
  Он передернул плечами:
  
  – Откуда мне знать? Он весь такой лощеный, если вы понимаете. Считал себя самым крутым.
  
  Я взял его мобильник.
  
  – Оставьте мой телефон в покое, – сказал Роман.
  
  – Ты делаешь им фотографии? – спросил я.
  
  – Каждый делает снимки своим мобильником. Вам же не сто лет. Сами снимаете.
  
  – Этим телефоном ты сфотографировал свой член, чтобы послать фото Клэр?
  
  – Что вы сказали?
  
  – Снимок сохранился в памяти?
  
  Он рванулся вперед и выхватил телефон у меня из руки. Но я даже не пытался удержать его.
  
  – Ты тоже считаешь себя неотразимым, Роман? Надо же додуматься посылать снимки своего прибора в стоячем виде! Вот это действительно круто!
  
  Роман застыл передо мной. Его заметно трясло.
  
  – Просто мы с Клэр иногда дурачились, вот и все. Шутили, понимаете?
  
  – И она тоже посылала тебе свои снимки нагишом?
  
  – Нет, Клэр в этом смысле немного зажата. Но ей мои проказы казались забавными.
  
  – Даже после того, как она с тобой порвала? – поинтересовался я. – Ей показалось забавным получить напоминание о том, чего ей якобы будет теперь очень не хватать? Деннис видел это фото? Он не захотел с тобой разобраться? Может, после встречи с тобой ему пришлось так поспешно покинуть город?
  
  – Нет! – почти выкрикнул Роман. – Не было ничего подобного. Все это мура, о которой и вспоминать не стоит. Просто ерунда!
  
  – Хорошо, пусть так, – произнес я примирительно. – Тогда расскажи мне, что случилось на самом деле. Расскажи о Деннисе.
  
  – Да я с ним вообще почти не встречался. Знал, что он занимался здесь какой-то тупой работой. Постригал газоны летом.
  
  – Он работал в фирме Хупера?
  
  – Да, точно. Ездил по городу в одном из их оранжевых пикапов.
  
  – Так что же произошло?
  
  – Клэр стала встречаться с ним, хотя еще продолжала видеться со мной, понимаете? Но я сразу почуял неладное, потому что она заметно охладела. А потом выложила начистоту: мол, любовь ушла, увяли розы, типа того. И я узнал о том, как она закрутила роман с этим Маллавеем. Я сначала захотел этому типу мозги вышибить, ясное дело. Но только Шон уговорил меня не делать глупостей, хотя я бы и так не решился, наверное. Ты горячишься, думаешь о мести, но почти никогда не идешь на крайние меры.
  
  – А затем Клэр и Деннис неожиданно взяли и расстались?
  
  – Да, – ответил Роман. – Как говорил Шон, в один прекрасный день Маллавей бросил работу и уехал домой. Может, до него дошло, какая скука постригать чужие лужайки? И он порвал с Клэр тоже. В то время мне показалось, что ей даже идет быть грустной. Думал: узнает теперь, каково это, когда тебя бросают.
  
  – Ты пытался вернуть ее? Чем-то более умным, нежели с помощью фото своего голого члена?
  
  Роман некоторое время колебался.
  
  – Да, знаете ли. Признаюсь, я пытался звонить ей несколько раз.
  
  – А больше ничего не предпринял?
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Ты не начал за ней наблюдать? Преследовать ее?
  
  Он снова пожал плечами:
  
  – Преследовать? Это громко сказано.
  
  – Но ты повсюду следовал за ней?
  
  – Хотел всего лишь поговорить, не более. Поскольку считал, что у нас с ней все удачно складывалось раньше. Но она не отвечала на звонки. Мне ничего другого не оставалось.
  
  – Это твой «мустанг» перед домом? – уточнил я.
  
  – Да.
  
  – Родители подарили?
  
  – Да. И что?
  
  – А на чем ездит твой отец?
  
  – Какого дьявола? Почему вы спрашиваете?
  
  – Просто ответь на мой вопрос.
  
  – У него «БМВ». У него и мамы машины этой марки.
  
  «БМВ» не спутаешь с пикапом, но я готов был поспорить, что мебельная фирма «Рэвелсон» имела парочку грузовичков для доставки заказов. Роман мог легко одолжить один из них.
  
  – Тебе известно, почему Деннис порвал с Клэр?
  
  – Насколько я слышал, Клэр сама не понимает причины. А я считаю, что он просто полный кретин.
  
  Я усмехнулся:
  
  – Да, так можно объяснить все что угодно. Послушай, Роман. Все-таки ты знаешь Клэр, достаточно долго считался ее парнем. Куда она могла уехать? Если бы ее напугали или ей просто захотелось отдохнуть от всех, где бы она спряталась? Не считая дома ее матери в Торонто.
  
  Роман подумал и ответил:
  
  – Ничего не приходит в голову.
  
  Я встал со стула.
  
  – Что ж, удачной тебе встречи со Стивеном Спилбергом.
  Глава 42
  
  Если бы Роман Рэвелсон не был мне столь неприятен, я бы, вероятно, сразу же пожалел об издевке над его амбициями. Но если бы я воспитывал дочь, а он прислал ей фото своей эрекции, этот парень при мне съел бы телефон. Впрочем, имелись и другие основания не питать к нему теплых чувств. Хотя бы то, что он использовал Шона и Анну как продавцов спиртного с борта машины по всей территории округов Ниагара и Эри. Они ведь подвергались при этом бесчисленным рискам. Им грозили как неприятности юридического характера, так и обычное физическое насилие. Роман мог сколько угодно сбывать бухло несовершеннолетним – ради бога. Но он не имел права втягивать в махинации других.
  
  Я сел в «хонду» и вспомнил сценарий фильма про зомби, который писал Роман. Про персонажа по имени Тим, призванного спасти мир от страшного заговора инопланетян…
  
  Тим. Тимми.
  
  Это слово словно окатило меня холодной струей брызг, как бывает, если стоишь на носу «Девы тумана»[93]. Хромой молодой человек, каждый вечер приходивший в «Иггиз» для позднего ужина. Он покинул ресторан за считаные мгновения до Клэр.
  
  Помнится, Сэл упоминал, где живет Тимми. Да, в четырехэтажном многоквартирном доме чуть дальше по шоссе.
  
  Может, Тимми что-то заметил?
  
  Конечно, рассчитывать приходилось на чистейшую удачу. Но ведь они не только вышли почти в одно и то же время. Тимми направился в ту же сторону, куда потом поехал водитель «вольво».
  
  Я оставил позади особняк Рэвелсонов и взял курс на «Иггиз».
  
  С многоквартирным зданием ошибки быть не могло. Поблизости от «Иггиза» больше ничего похожего не находилось. Почти все остальные постройки в этой части города вдоль Денберри имели чисто коммерческое назначение. Заведения быстрого питания, заправочные станции, торговые центры, универсам по другую сторону от дороги.
  
  Невысокий жилой комплекс выглядел единственным местом, где обитали люди.
  
  Я постарался вспомнить все, о чем мне успел рассказал Сэл. Тимми приходил в ресторан в конце рабочего дня, завершив смену, каким бы делом он ни занимался. Как я догадывался, машины у Тимми не было. Будь у него автомобиль, он бы заезжал в «Иггиз» по пути домой, а не ходил пешком. А это означало, что он либо жил поблизости от работы, либо ездил туда на автобусе. В любом случае Тимми, видимо, заканчивал около девяти, а производственная смена на предприятиях продолжалась, как правило, семь или восемь часов.
  
  Часы показывали половину первого. Я прикинул время. Если Тимми еще не ушел на работу, то может появиться из подъезда в любую минуту. Мне удалось припарковать машину так, чтобы иметь хорошую точку для наблюдения. Я решил: не покажется через пятнадцать-двадцать минут, придется пойти в холл и посмотреть, нельзя ли его разыскать, хотя я и не рассчитывал найти список жильцов. К кнопкам системы внутренней связи могут быть даже прикреплены таблички, но ведь фамилии Тимми я не знал. В доме вряд ли есть консьержка или управляющий, и придется обходить по очереди каждую дверь. А в здании не меньше сорока квартир, и пока я буду бродить по этажам и коридорам, Тимми вполне может уйти.
  
  Но ждать мне пришлось едва ли десять минут.
  
  Он осторожно спустился по ступенькам перед выходом и заковылял в сторону тротуара. Добравшись до него, Тимми не свернул налево или направо, а стал ждать просвета в транспортном потоке. Учитывая, что ходить быстро он не мог, ему нужен был продолжительный промежуток между постоянно двигавшимися по дороге машинами. На противоположной стороне располагался огромный супермаркет «Таргет» с тесно примыкавшими к нему мелкими магазинами, похожими на щенков, жмущихся к большой собаке, чтобы она их покормила.
  
  Я выбрался из автомобиля и добежал до Тимми, прежде чем он отважился выйти на проезжую часть.
  
  – Тимми?
  
  Он повернулся, с любопытством посмотрел на меня и спросил:
  
  – Что?
  
  – Вы же Тимми?
  
  Показалось, он немного опасается ответить утвердительно, но после секундного колебания все же сказал:
  
  – Да, это я.
  
  – Моя фамилия Уивер. Можно задать вам несколько вопросов?
  
  – О чем? И кто вы такой?
  
  Я подал ему визитную карточку.
  
  – Я частный детектив. Мне нужно расспросить вас о том, что произошло пару вечеров назад. Как ваша фамилия?
  
  С откровенной неохотой он ответил:
  
  – Гурски. Тимми Гурски. Это как-то связано с моей работой? Потому что я как раз туда направляюсь и не хотел бы опоздать.
  
  Он указал на здание. Не на «Таргет», а на одно из заведений помельче. Издали мне показалось, что там торгуют телевизорами и компьютерами.
  
  – Вы работаете в том магазине электроники?
  
  – Да.
  
  – К вашей работе это не относится. У вас нет причин волноваться, никаких проблем я не создам. Но вы могли быть свидетелем происшествия, которое я расследую. Два вечера назад, когда вы выходили из «Иггиза», с парковки как раз выезжала машина, и, возможно, вы обратили на нее внимание.
  
  – Обратил внимание на обыкновенную машину? Вы не шутите?
  
  – Признаюсь, в данном случае мне приходится надеяться на счастливый случай.
  
  – Откуда вам известно, что я вообще там был? И о каком конкретно вечере идет речь?
  
  Я коротко рассказал, как просматривал изображения с видеокамер «Иггиза», что разыскиваю девушку, севшую в серебристый или серый «вольво» с кузовом универсал, а Сэл сообщил, что Тимми ужинает у него почти каждый вечер примерно в одно и то же время.
  
  – Вы беседовали с Сэлом? Он хороший парень, – отозвался Тимми. – Так вы говорите, два вечера назад? А знаете, я ведь действительно запомнил ту машину.
  
  – Серьезно?
  
  – Сукин сын чуть не отдавил мне колесом ступню. Словно мало мне других проблем с ногами. Мое колено напрочь изуродовано. Я служил в Ираке.
  
  Мне не терпелось все выяснить о машине, но я почувствовал себя обязанным проявить сначала интерес к состоянию его колена.
  
  Он усмехнулся:
  
  – Это всегда отлично действует на девушек, если вы меня понимаете. Им я обычно излагаю более драматичную историю, чем та, что расскажу сейчас – вы узнаете правду. Я служил в так называемой Зеленой зоне. Помните такую? То есть скорее не служил, а работал на территории военного лагеря, хотя официально не носил воинского звания. Там у них был целый город, организованный чисто по-американски. Я трудился в «Пицца-хат». И был у нас передвижной прицеп к грузовику. Я развозил пиццу, чтобы солдаты могли полакомиться ломтиком пиццы, как дома. И вот однажды, когда я выходил из трейлера, промахнулся мимо ступеньки и грохнулся прямо на правое колено. Переломал все кости к чертовой матери.
  
  – Весьма прискорбно, – сказал я.
  
  – И ведь до сих пор болит! Люди отправлялись воевать туда и если возвращались раненными, то им хотя бы было что рассказать. Как их машина подорвалась на мине, или рядом взорвалась ракета, или еще что-то в этом роде. А меня угораздило покалечиться при выходе из обычного прицепа к грузовику с пиццей! Разумеется, девицам я никогда не открываю правды.
  
  – Вы сказали, водитель «вольво» едва не переехал вам ногу.
  
  – Да, – возмущенно подтвердил Тимми. – Я заметил ту машину прежде, потому что она стояла с работавшим двигателем, а из выхлопной трубы чуть ли не дым валил. Автомобиль-то был старенький, мотор шумел почем зря и явно нуждался в регулировке. Так вот, иду я, значит, в сторону дома через стоянку, которая в это время обычно почти пуста, как вдруг откуда-то сзади и справа доносится рев, я поворачиваюсь и вижу, как упомянутая вами машина летит прямо в мою сторону. Я даже подумал, уж не собираются ли они меня раздавить, но сейчас понимаю: идиот, сидевший за рулем, просто меня не заметил.
  
  – Это был мужчина?
  
  – Да. Это я смог разглядеть, хотя присмотреться к нему как следует не успел. Но вел машину однозначно мужчина.
  
  – А на пассажирском сиденье он вез девушку.
  
  – Ее я почти и не заметил. Понял, что там кто-то сидит, но не смог бы отличить Бритни Спирс от Сары Пэйлин.
  
  – Однако водителя вы все же разглядели?
  
  – Да. Не запомнил его хорошо, но, по-моему, парень был чернокожий.
  
  – Хорошо. А возраст?
  
  – Даже не знаю. Еще не старик, но больше ничего определенного не скажу. Кроме того, что он дерьмовый водитель и к тому же придурок. Проскочил совсем рядом со мной. Я успел отпрыгнуть и показать ему средний палец, а потом упал.
  
  – Он вас задел?
  
  – Нет, я сам потерял равновесие, – ответил Тимми. – Ухитрился как-то не повредить больную ногу. Но вот водитель, видно, испугался, что ударил меня. Притормозил и остановился. Я начал подниматься. Он заметил это в зеркало заднего вида, понял, что ничего серьезного не случилось, и снова дал газу.
  
  – Номера не запомнили?
  
  Тимми покачал головой:
  
  – Смеетесь? Было же темно. То есть мне показалось, что номер штата Нью-Йорк, но больше я ничего не заметил. Послушайте, у вас еще много вопросов? А то я должен спешить на работу.
  
  Я сообщил, что у меня все, и поблагодарил его.
  
  Когда же я сел в машину и начал пристегиваться ремнем, ожил мой сотовый телефон.
  
  – Алло!
  
  – Эй, наконец-то! – с легким оттенком раздражения произнес мужской голос. – Это Билл Хупер.
  
  – О, здравствуйте, мистер Хупер, – сказал я. – Спасибо, что позвонили.
  
  – Чем могу служить? Хотя вынужден сразу предупредить: за новые заказы я пока временно не берусь. У меня и так список выше крыши, а рабочих рук не хватает. Конец сезона, сами понимаете. Предлагаю снова обратиться ко мне весной. Приедут сезонные работники, кто-то отменит заявку, и тогда мы сможем включить вас в число клиентов.
  
  – Я позвонил вам совсем по другой причине, мистер Хупер. Мне нужно навести справки о Деннисе Маллавее.
  
  – Ах, о нем?
  
  – Да. Он ведь работал на вас, не так ли?
  
  – Поверить не могу, что Деннис дал вам мой телефон, чтобы получить рекомендацию на новом месте! Редкая наглость. Этот парень бросил меня без всякого предупреждения. Я бы на вашем месте поостерегся его нанимать. То есть он хороший работник и добрый малый, но будьте готовы, что он и вас кинет, как поступил со мной.
  
  – Нет ли у вас номера его телефона или адреса? Насколько я знаю, он не из Гриффона.
  
  – Сейчас я не имею таких сведений под рукой, – сказал Хупер. – Могу попросить свою помощницу перезвонить вам. Кажется, Деннис откуда-то из района Рочестера. Приехал поработать у меня на лето и даже снял комнату в моем доме. Послушайте, он приличный парень. Мне он понравился. Работал добросовестно. Я до последнего считал его надежным человеком. А теперь, когда вся молодежь вернулась к учебе, я не в состоянии никого нанять до первых снегопадов. У меня остался всего один полноценный сотрудник. Кругом только и твердят о проблеме безработицы, но вот попробуйте-ка найти желающих косить траву на лужайках или водить пневматический сборщик опавших листьев! Я сильно отстал от графика. Есть клиенты, к которым я должен был заехать еще две недели назад, но не заехал.
  
  – Трудно вам приходится.
  
  Мне вспомнилась заросшая лужайка у дома Филлис Пирс. И я спросил:
  
  – Миссис Пирс – одна из ваших заказчиц?
  
  – Да, и она тоже. Я не могу приняться там за дело с тех пор, как Деннис уехал.
  
  – Почему же все-таки Деннис бросил вашу фирму?
  
  – Понятия не имею. Он лишь оставил короткую записку: «Спасибо за предоставленную работу. Простите, вынужден уехать». Вот и все. Между прочим, я остался должен ему жалованье. Хотя если кто-то меня так подводит, я не в настроении разыскивать его, чтобы вручить деньги. Но, кажется, даже моя помощница пока не смогла найти Денниса. Он просто забрал из комнаты свои вещи и пропал.
  
  – Ваша помощница… Это та девушка, с которой я разговаривал, когда позвонил в первый раз?
  
  – Да, ее зовут Барб. Она, как видите, передала вашу просьбу перезвонить.
  
  – Я благодарен ей и ценю вашу помощь. Последний вопрос. У Денниса есть машина?
  
  – Да, – ответил Купер, – только она могла подвести в любой момент. Она простояла здесь во дворе на приколе все лето. Я разрешил ему пользоваться одним из своих пикапов даже во внерабочее время. Но Деннис не забывал покупать бензин, надо отдать ему должное.
  
  – Какая у него машина?
  
  – «Вольво»-универсал.
  
  – Спасибо, мистер Хупер. Я скоро сам позвоню Барб.
  
  – Договорились, – сказал он и положил трубку.
  
  Некоторое время я сидел, размышляя. Если Деннис Маллавей обустраивал территорию вокруг дома Филлис Пирс, почему же она понятия не имела, кто это такой? Но если разобраться, Филлис могла и не знать имени работника, постригавшего ей лужайку, или находиться в «Пэтчетсе», когда он приезжал…
  
  Мои раздумья прервал еще один телефонный звонок.
  
  – Алло!
  
  – Мистер Уивер? Это Шейла Скиллинг. – У нее дрожал голос. – Они арестовали Шона и считают…
  
  – Знаю, – перебил я. – Весьма сожалею.
  
  – Вы должны нам помочь, – умоляюще произнесла Шейла. – Вы просто обязаны помочь!
  
  Однако я совершенно не представлял, что мог сейчас сделать для Скиллингов. Моим приоритетом оставались поиски Клэр. Шону же требовался хороший адвокат. Но зато у меня самого накопились вопросы к Шейле и Адаму Скиллинг. Например, насколько они осведомлены о том, какую работу Шон и Анна выполняли для Романа Рэвелсона? И был еще один вопрос, который я хотел бы задать Адаму с глазу на глаз.
  
  Как он оказался на записи камеры наблюдения «Иггиза» вскоре после подмены, осуществленной Клэр и Анной?
  Глава 43
  
  Женщина говорит ему:
  
  – Я хочу кое о чем тебя спросить, и мне нужна с твоей стороны абсолютная честность.
  
  Он сидит в кресле-каталке, избегая ее взгляда.
  
  – Конечно, спрашивай, – произносит он.
  
  – Ты писал в своей тетради что-нибудь, кроме обычных вещей?
  
  – Мне… Я же объяснил, что не могу найти ее. Принеси чистую, и тогда я снова начну делать в ней записи.
  
  – Я все знаю. Ты отдал тетрадь мальчишке. Сам признался позавчера вечером. Но я хочу знать, что именно там написано.
  
  – Как ты и сказала, самые обычные вещи. Тебе не о чем тревожиться.
  
  – Но ты всегда ставил даты.
  
  Мужчина молчит.
  
  Она кладет руки на бедра.
  
  – И о чем ты только думал, черт побери! Зачем ты сделал это? Назови хотя бы причину?
  
  – Я и сам не знаю. – Он говорит так тихо, что она почти не разбирает его слов.
  
  – А если он отдаст ее кому-то? Тому, кто помнит твои прежние маленькие привычки… Не представляю, что на тебя нашло.
  
  – Прости. Мне действительно жаль, что…
  
  Но она уже не хочет его слушать. Она выходит из комнаты, запирает дверь и защелкивает замок. Ее сын стоит в другом подвальном помещении рядом со стиральной и сушильной машинами.
  
  – Он точно сведет меня в могилу, – жалуется мать. – А ты что здесь делаешь?
  
  – Мне кажется, детектив уже становится опасен. Слишком много ему удалось узнать.
  
  Мать кивает:
  
  – Да. У меня тоже возникло предчувствие, что он это дело так просто не бросит.
  
  – Ну и хорошо, – говорит сын. – Я затаюсь на время, пока не выясню, к чему он придет.
  
  – Нам требуется план на случай непредвиденной ситуации. – Она понижает голос почти до шепота. – Если девчонка или парень объявятся еще до того, как Уивер их найдет, мы должны быть наготове. Нам нужно все отрицать. Выставить мальчишку лжецом. Заявить, что мы понятия не имеем, о чем он толкует.
  
  Сын опирается на стиральную машину, складывает руки на груди и качает головой.
  
  – Ты задумала отправить отца в другое место?
  
  Женщина задумывается.
  
  – Наверное, это можно назвать и так.
  
  – Куда же нам его перевезти? Где разместить отца так, чтобы мы по-прежнему могли его контролировать?
  
  Мать не отвечает. Однако ее молчание красноречивее любых слов.
  
  – Нет, мама. Мы не можем пойти на это.
  
  – Но я не в силах продолжать, – говорит она. – Для меня все стало просто невыносимо.
  
  – Послушай, давай сначала посмотрим, что получится с Уивером. И если нам придется от кого-то избавиться, то я бы предпочел убрать его и прочих, но только не отца.
  
  – Разумеется, – кивает она. – Я с тобой согласна.
  
  – Этот Уивер! Боже, он такая же головная боль, такая же заноза в заднице, каким был его сынок. Но уж с тем-то, по крайней мере, все кончено.
  Глава 44
  
  По пути к Скиллингам я представил, каково им сейчас, их муки и безумное волнение за сына, и вдруг вспомнил время, когда Скотту едва исполнилось шесть лет.
  
  Ему тогда часто стали сниться кошмары, и он приходил посреди ночи к нам в спальню.
  
  – Я видел страшный сон, – каждый раз говорил он.
  
  Мы с Донной разрешали ему заползти в нашу постель, хотя и опасались создать нежелательный прецедент и проявить излишнюю мягкотелость. Мы воображали, что он к этому привыкнет и станет беспокоить нас по ночам до тех пор, пока не отправится учиться в колледж, однако все же отложили свои тревоги на потом. И сейчас я мог только радоваться, что мы позволяли Скотту улечься между нами, натянуть одеяло до подбородка и положить голову в пространство, где сходились две наши подушки.
  
  А затем однажды ночью кошмар приснился мне самому. Впрочем, этот сон посещал меня постоянно, и порой я вижу его даже сейчас. Во сне я бью пьяного водителя головой о капот его машины. Мои пальцы крепко вцепились ему в волосы, я ударяю его о металл снова и снова, пока вдруг не понимаю, что голова уже отделилась от тела. До меня доходит, что я натворил, и я разворачиваю его оторванную голову так, чтобы посмотреть прямо в глаза.
  
  – Я уже усвоил преподанный урок, – говорит она с усмешкой. – А ты усвоил свой?
  
  После этого я неизменно просыпался в холодном поту. В ту ночь, однако, я ухитрился не разбудить Донну, дергаясь, ворочаясь, а иной раз и крича во сне. Опасаясь снова заснуть и увидеть ту голову, я выскользнул из постели и отправился на кухню. Налил себе немного воды из-под крана и сел за стол, размышляя о совершенных ошибках и о том, как мы в итоге оказались в Гриффоне.
  
  Я просидел там, наверное, минут десять, когда вдруг понял, что за мной наблюдают. В проеме двери стоял Скотт, и у меня от его вида чуть не зашлось сердце. Но я постарался ничем не показать, как испугался при столь неожиданном появлении сына.
  
  – Почему ты не спишь? – спросил я.
  
  – Заметил внизу свет, – отозвался он.
  
  – Тебе не стоит бродить ночами по дому.
  
  – А ты что здесь делаешь?
  
  – Просто сижу.
  
  – Тебе приснился кошмар?
  
  После небольшого замешательства я ответил:
  
  – Да, представь, я тоже иногда вижу плохие сны.
  
  – Что тебе приснилось?
  
  – Мне бы не хотелось вспоминать об этом.
  
  Сын понимающе кивнул:
  
  – И тебе страшно, что, если ты ляжешь в постель, сон вернется?
  
  – Да, немного страшно.
  
  Скотт ненадолго задумался над такой проблемой, а потом нашел решение:
  
  – Ты можешь пойти и поспать со мной.
  
  Я еще глотнул воды и поставил стакан на стол.
  
  – Ладно.
  
  Он дождался, чтобы я сполоснул стакан и выключил свет. Затем взял меня за руку и повел в свою комнату, словно я не знал, где она находится.
  
  У него была узкая односпальная кровать. Мне пришлось лечь на бок, прижавшись спиной к стене. Скотт залез под одеяло и обнял меня.
  
  – Только не храпи, – попросил он. – Ты часто громко храпишь.
  
  – Я постараюсь.
  
  Ему хватило нескольких секунд, чтобы снова заснуть. Я видел, как его грудь вздымается и опадает при размеренном дыхании. Вскоре сон овладел и мной. И той ночью кошмары меня больше не мучили.
  
  И вот я снова сидел в гостиной дома Скиллингов. Адам и Шейла пристроились в креслах напротив меня. Я расположился на диване. На столике между нами находились кофейные принадлежности. Шейла, видимо, принялась варить кофе, как только закончила разговаривать со мной по телефону. Когда она разливала напиток по фарфоровым чашкам, от него поднимался легкий парок.
  
  – Сливки? Сахар? – спросила она, зависая над столиком, хотя все было передо мной, как и вазочка с печеньем.
  
  В минуты стресса тебе обязательно нужно хоть что-то делать. Занять себя. Отвлечься. Сварить кофе, приготовить печенье, навести порядок в стенном шкафу.
  
  – Ради бога, он сам может размешать сахар в чашке, – раздраженно заметил Адам.
  
  Шейла поспешно уселась на свое место и приложила пальцы к губам так плотно, словно пыталась сдержать рвущийся крик.
  
  – Мистер Уивер, – сказал Адам, – наш сын, конечно, иногда поступает как полнейший кретин, подобно всем мальчикам в его возрасте, но он не убивал Анну.
  
  – Расскажите, что произошло, – попросил я.
  
  Вскоре после нашего расставания на мосту, под которым нашли тело Анны, Шон позвонил родителям, и они немедленно приехали. Рэмзи и Куинн – Скиллинги запомнили фамилии на жетонах – все еще пытались допрашивать его, хотя он, кажется, внял моему совету и держал рот на замке.
  
  Шесть часов спустя, когда Скиллинги собирались начать новый день (хотя никто за ночь глаз не сомкнул), Шейла заметила снаружи полицейских, рывшихся в «рейнджере» Шона. Они открыли двери и проводили обыск в салоне машины.
  
  – Это были те же офицеры, которые допрашивали Шона накануне?
  
  Шейла смогла подавить крик, убрала руку ото рта и ответила:
  
  – Нет. Другие. Двое мужчин.
  
  – Фамилий не записали?
  
  – Один был по фамилии… – Она сделала паузу. – Хейнс. А вот второго…
  
  – Бриндл, – произнес Адам. – Так звали второго.
  
  – Как им удалось проникнуть в машину? – спросил я.
  
  – Наверное, Шон оставил ее незапертой, – предположил Адам. – Когда вы были здесь и мы срочно вызвали его домой, он так спешил, что легко мог забыть об этом.
  
  – То есть она простояла открытой всю ночь?
  
  Они переглянулись, потом посмотрели на меня и кивнули.
  
  – Скорее всего, – ответил Адам.
  
  – Значит, вы заметили их. Что было дальше?
  
  – Я бросилась в комнату Шона, чтобы предупредить его. Он лежал в постели, но не спал. Сразу же выскочил на улицу в одних трусах, а я последовала за ним тоже в чем была – в домашнем халате. Адам уже стоял там. Он успел полностью одеться на работу, опередив нас.
  
  – Я спросил их, какого дьявола они делают, – сказал он. – Напомнил, что для обыска автомобиля нужен ордер, но тот, что постарше, только рассмеялся мне в лицо. Затем выбежал Шон и тоже стал кричать на них, спрашивать, по какому праву они рыщут в его машине. Бриндл встал перед Шоном и загородил ему путь, чтобы он не помешал Хейнсу копаться в бардачке и под сиденьями. – Адам выругался, прежде чем продолжить: – Этот сукин сын Бриндл даже оттолкнул Шона. Применил физическую силу. Думаю, мы вполне можем выдвинуть против него обвинение в необоснованном нападении. Я поговорил об этом со своим адвокатом, и он согласился, что мы вправе подать жалобу на мерзавца. Такое обращение с людьми недопустимо! А ведь я давно и тесно сотрудничаю с полицией Гриффона. Все автомобили они покупают только у меня. И мои механики постоянно приезжают к ним в гараж, стоит возникнуть какой-либо проблеме с техникой. Как они посмели так поступить с Шоном?
  
  – У вас есть сейчас задачи поважнее, – произнес я.
  
  – Так мы и стояли там, чувствуя полную беспомощность, пока они буквально разбирали машину на части, – добавила Шейла. – И не знали, как поступить.
  
  – Отчего же? – возразил Адам Скиллинг. – Я сразу же, ни минуты не теряя, позвонил своему личному адвокату. Поднял его с постели. Но только он не занимается уголовными делами, а потому дал мне фамилию…
  
  – Шон не уголовник! – воскликнула Шейла.
  
  – Господи, конечно же, нет! Всем это понятно, – сказал ее муж. – Но ты ведь не хочешь, чтобы человек, чья специальность – спорные сделки с недвижимостью, стал защитником нашего сына, обвиненного в убийстве?
  
  Услышав слово «убийство», Шейла снова зажала себе рот рукой.
  
  – Что конкретно они нашли? – спросил я.
  
  Ответил мне Адам:
  
  – Тот, более молодой, Хейнс, вдруг сказал: «Ага! Что это у нас такое?» Он порылся под пассажирским сиденьем и достал кипу вещей, которые оказались парой джинсов и… женскими трусиками.
  
  Шейла вздрогнула.
  
  Адам продолжал:
  
  – Меня при этом чуть не стошнило. Я глазам своим не верил. Мы же узнали, пока ждали окончания разговора Шона с полицейскими накануне вечером, что на Анне ничего не было отсюда и ниже. – Он указал себе на ремень.
  
  – А что же Шон?
  
  – Его как громом поразило. Но когда он понял, что именно держит в руках Хейнс, то принялся на него кричать. Мол, все это совершенно невероятно. Он никак не мог положить эту одежду в свою машину. Прямо обвинил полицейских в махинациях и подбрасывании улик.
  
  Если Шон Скиллинг был убийцей Анны, приходилось признавать его полнейшим идиотом, спрятавшим одежду жертвы под переднее сиденье своего пикапа на целый день. Убийца, конечно, мог захотеть сохранить сувениры на память о содеянном. Но разве не нашел бы он для этого более надежное место, чем собственная машина? Хотя даже в таком случае сообразил бы по крайней мере запереть ее. И какой смысл в подобном поступке? Шон давно уже занимался с Анной сексом. Так зачем же ему понадобились теперь такие «трофеи»?
  
  – Шон – единственный водитель этого «рейнджера»? – спросил я.
  
  – Иногда им пользуюсь я, – ответила Шейла. – И Адам тоже. Но в основном это машина Шона.
  
  – Я просто подумал вот о чем. Если ваш сын совершил преступление и задумал спрятать одежду в пикапе, то рисковал, что кто-то из вас может на нее наткнуться. Шон ведь не настолько глуп, верно?
  
  – Он вовсе не глуп, – кивнул Адам. – А подростки вообще умеют искусно прятать все, что не хотят показывать родителям. – Он усмехнулся. – Шон в этом смысле даст сто очков вперед любому, уверяю вас.
  
  – Что же произошло потом?
  
  – Бриндл уложил одежду в какой-то пакет для вещественных доказательств… – Адам сделал паузу, словно опасаясь, что ему может изменить голос, и продолжил: – И они арестовали нашего мальчика.
  
  – Они заковали его в наручники, – подхватила Шейла. – Что было совершенно необязательно. Чего они боялись? Думали, он на них набросится, или что?
  
  Адам вздохнул:
  
  – Да, как и сказала Шейла, они надели на Шона наручники, посадили в свою машину и увезли. Мы увидимся с ним позже. Но только выглядел он совсем раскисшим.
  
  – Вы должны выручить его! – заявила его жена. – В тюрьме с ним могут сделать все что угодно.
  
  – И они сразу уехали? – спросил я. – Обыскали машину, арестовали Шона и убрались?
  
  Оба кивнули в ответ. Шейла усмехнулась.
  
  – Полицейские больше ничего не обыскивали?
  
  – Например?
  
  – Они обыскали комнату Шона? Осмотрели его шкафы? Изъяли его компьютер? Заглянули в гараж? Сделали хоть что-то еще?
  
  – Нет, – ответил Адам. – Их интересовал только пикап.
  
  Хейнс и Бриндл нашли то, что хотели найти, причем на удивление быстро. Был ли обыск машины всего лишь частью общего расследования и им просто повезло? Или они получили наводку, где лежат улики? Правдоподобным ли выглядело обвинение, выдвинутое Шоном, что доказательства ему подбросили? И если да, то кто это сделал? Может, действительно сами копы?
  
  Мне оказалось непросто совместить в уме многочисленные аспекты дела одновременно.
  
  – Хотелось бы задать вам несколько вопросов, которые могут быть связаны с последними событиями, хотя и не обязательно, – сказал я.
  
  Родители Шона смотрели на меня как на врача, собиравшегося огласить результаты рентгеноскопии.
  
  – Вы знали, что Шон и Анна зарабатывали деньги на доставке спиртного несовершеннолетним?
  
  – Что? – воскликнула Шейла. – Это ложь. Смешно даже слышать такое.
  
  – Но это правда. Роман Рэвелсон имел возможность на законных основаниях покупать алкоголь, а потом отправлял Шона развозить товар по всей округе. Они накидывали на каждую бутылку наценку, чтобы Шон и Анна тоже имели свой навар.
  
  Шейла яростно покачала головой:
  
  – Нет. Не верю.
  
  Адам Скиллинг предпочел промолчать.
  
  – Даже если это правда, то почему так важно? – спросила мать Шона.
  
  – Сейчас все важно, – ответил я. – Когда разъезжаешь повсюду и получаешь с клиентов наличные, могут возникнуть сложности. Кто-то посчитал, что с него взяли слишком много, кому-то не дали сдачу. Повторяю, речь идет о наличных деньгах. Может, Шон и Анна нажили себе таким образом смертельных врагов. Я не знаю. А мне нужно выяснить все досконально.
  
  – Чтобы выручить Шона? – с надеждой спросил Адам Скиллинг. – Чтобы установить его невиновность?
  
  Я размышлял, как лучше объяснить им ситуацию.
  
  – Мне бы очень хотелось оказать Шону посильную помощь, но я не работаю сейчас ни на него, ни на вас. Моя задача – найти Клэр Сэндерс. Хотя мои усилия могут в итоге оказаться полезны и для Шона тоже, поскольку Клэр должна располагать недостающей информацией. А вам сейчас прежде всего нужен хороший адвокат.
  
  – Он у нас уже есть, – сказал Адам. – Мы наняли Теодора Белтона.
  
  Я был знаком с Тедди Белтоном.
  
  – Отлично. Прекрасный и опытный юрист. Вы в надежных руках. Доверьтесь ему. – Я поднялся. – Буду поддерживать с вами связь. Если услышите что-то о Клэр или еще нечто интересное, пожалуйста, дайте мне знать. И я сам сразу же сообщу вам любые данные, способные помочь Шону. – Я обратился к Адаму: – Мы можем поговорить с вами отдельно за пределами дома?
  
  Я пожал Шейле Скиллинг руку и направился к выходу. Адам последовал за мной. Когда мы отошли от крыльца и встали на подъездной дорожке, я сказал:
  
  – Я заметил, что вы не слишком удивились сообщению о бизнесе, которым занимался Шон.
  
  – Признаюсь, у меня были подозрения, – отозвался он. – Я как-то нашел в кузове его пикапа пару коробок с пивом, накрытых брезентом, и потребовал объяснений. Сын сказал, что просто хранит их по просьбе этого самого Рэвелсона. Тот якобы купил пиво, но не смог сразу отвезти домой, вот и попросил Шона заехать к нему позже.
  
  – Но вы ему не поверили?
  
  Адам поджал губы:
  
  – Нет, не поверил. Не стоило бы сейчас плохо отзываться о несчастной девушке – упокой Господь ее душу, – но я во всем виню Анну. Она плохо влияла на Шона. Слишком уж любила деньги и не гнушалась добывать их любыми способами. Даже не совсем законными.
  
  – Но ведь Шон всегда мог отказаться.
  
  Он бросил на меня скептический взгляд.
  
  – Вы не помните себя в его возрасте? Чего бы вы тогда не сделали, лишь бы ублажить хорошенькую девчонку, в которую были влюблены!
  
  Ворота гаража стояли полураскрытыми, и я разглядел внутри машину. Пикап. Меня удивило, что полиция не конфисковала его, как забрала мой автомобиль. А ведь оснований взять под арест «рейнджер» Шона было куда больше, учитывая обнаруженную в нем одежду жертвы убийства.
  
  – Они даже не отбуксировали к себе пикап вашего сына? – поинтересовался я.
  
  – Что? – встрепенулся Адам, а потом проследил направление моего взгляда. – Это не его машина. Моя.
  
  Я присмотрелся пристальнее. Теперь я действительно видел, что пикап был темно-серый, а не черный, как у Шона. И более габаритная модель. «Ф-150», а не «рейнджер».
  
  – То есть, строго говоря, не моя, – пояснил Адам. – Я одолжил ее из салона на пару дней. Меняю машины раз в неделю.
  
  – Чем вы занимались два вечера назад? – спросил я, нарочито растягивая слова.
  
  – Не помню, – ответил он. – Наверное, сидел дома с Шейлой.
  
  – А не выезжали случайно куда-нибудь прокатиться?
  
  Адам явно призадумался.
  
  – Вообще-то, мог и выезжать.
  
  – Не для того ли, чтобы проследить за Шоном и Анной?
  
  Скиллинг попытался изобразить возмущение:
  
  – Разумеется, нет! Почему вы задаете такие странные вопросы?
  
  – Потому что вы заезжали в «Иггиз». Причем оказались там вскоре после того, как Клэр зашла, а Анна вышла и села в мой автомобиль.
  
  От неожиданности у него даже сбилось дыхание. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить способность говорить:
  
  – Откуда… Кто рассказал вам об этом?
  
  – Вы попали в поле зрения камер видеонаблюдения ресторана. Я просмотрел записи. Что вы там делали? Не совсем обычное время, чтобы уехать из дома и перехватить по дороге гамбургер.
  
  – Я не ел… Я всего лишь заказал кофе, – негодующе заявил он.
  
  – Мне плевать, что вы заказывали. Я хочу знать, почему вы вообще там оказались.
  
  – Хорошо, – кивнул Адам Скиллинг. – Я действительно кружил по городу. Надеялся встретить Шона, увидеть его пикап. У меня в последнее время были тревожные предчувствия в связи с его странными затеями, и потому примерно в половине десятого я выехал из дома и стал осматривать места, куда, насколько я знал, он часто наведывался. Но я его так и не встретил и решил вернуться домой. А по пути остановился в «Иггизе» на чашку кофе, вот и все. Очень просто.
  
  – Все очень просто, – повторил я.
  
  – А вы думаете… Кстати, что именно вы думаете?
  
  – Я думаю: интересно, почему вы не упомянули об этом раньше? О том, как колесили по Гриффону, искали сына, когда рядом происходили весьма примечательные события?
  
  – Тут и упоминать было не о чем. Дело в том, что я не хотел пугать Шейлу и рассказывать ей, чем мог заниматься Шон. А потому уехал якобы на работу, чтобы закончить с бумажной волокитой. И только.
  
  – Когда Анна оставалась ночевать в вашем доме, вас это беспокоило, – сказал я. – Так вы говорили мне прежде. Вам не нравилось, как она марширует в одном нижнем белье.
  
  Адам покраснел.
  
  – Я не… Слова «марширует» я не употреблял. Мне просто казалось, что происходит нечто неправильное. Ничего другого я не имел в виду. Какие выводы вы пытаетесь сделать, мистер Уивер? А я-то считал вас своей надежной опорой. Думал, вы полностью на нашей стороне.
  
  – Я полностью на стороне Анны, – сказал я. – На стороне Клэр. И пока не вижу, на чью еще сторону мог бы встать.
  Глава 45
  
  Вскоре после отъезда от дома Скиллингов я свернул на стоянку ресторана «Иггиз». Я не собирался задавать здесь еще какие-то вопросы. Просто хотел сделать телефонный звонок и, возможно, оформить кое-какие записи в более удобной обстановке, чем сидя в машине.
  
  Кроме того, я проголодался.
  
  У входа я заметил два припаркованных мотоцикла, очень похожие на те, что принадлежали паре байкеров, грубо изгнанных из нашего города Куинном и Рэмзи в тот вечер, когда я получил по голове от Романа Рэвелсона.
  
  В помещении я сразу заметил их за столиком рядом с витриной. Байкеры ели бургеры, жареную картошку и кольца маринованного лука. Перед каждым из них стоял бумажный стакан с содовой, размерами превышавший бензобаки их мотоциклов. Обоим было лет за сорок. Короткие стрижки, а вовсе не длинные лохмы, какие ожидаешь увидеть у претендентов на членство в банде «Ангелов ада». И тому, и другому не помешало бы скинуть фунтов по сорок лишнего веса.
  
  У стойки я заказал сандвич с курицей и порцию колы, а потом занял место, откуда мог наблюдать как за ними, так и за их мотоциклами, стоявшими снаружи. Достав блокнот, я записал регистрационные номера, съел большую часть своего сандвича и достал сотовый телефон, чтобы набрать номер Барб – помощницы Хупера.
  
  – Добрый день, – сказала она. – Я ожидала вашего звонка. Вам нужна информация о Деннисе?
  
  – Совершенно верно, о Деннисе Маллавее.
  
  – Хорошо. Подождите секундочку. У меня все только что лежало на рабочем столе, а сейчас вдруг… Вот, нашла! Вы собираетесь взять его работу? Есть дата его рождения. Семнадцатое сентября девяносто пятого года. Не уверена, что смогу дать номер его карточки социального страхования…
  
  – Прежде всего мне нужен способ с ним связаться.
  
  – Хорошо. Вот номер его сотового телефона. – Она продиктовала цифры, которые я записал в блокнот. – И адрес… Так. Это вообще-то относится к Рочестеру, но городок расположен немного дальше к северо-востоку. Называется Хилтон.
  
  Барб сообщила мне почтовый адрес и номер домашнего телефона.
  
  – В Хилтоне живут его родители? – спросил я.
  
  – Отец, – ответила Барб. – Насколько мне известно. По-моему, Деннис говорил, что мать умерла много лет назад, а он живет с отцом или жил, пока не приехал поработать сюда. Но только не думаю, что это хорошая идея.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Если собираетесь нанять его, то желаю удачи. А у нас он даже не получил последний чек на зарплату. Я хотела отправить его почтой на адрес отца, но предварительно позвонила, и отец сказал, что не знает, где сейчас Деннис. А когда я звоню ему на сотовый, то включается автоответчик.
  
  – А у Денниса не было в Гриффоне девушки? Может, она подскажет, как разыскать его?
  
  – Вы ведь говорите о Клэр, верно?
  
  – Да, кажется, ее так зовут.
  
  – Клэр Сэндерс. Вы знаете, что она дочь нашего мэра? У меня нет ее номера, но уж отец-то точно знает. Просто свяжитесь с мэрией. Он человек вполне дружелюбный и общительный. А Деннис был просто без ума от Клэр. По крайней мере, так мы считали, пока он вдруг не сбежал от нас.
  
  – Спасибо за помощь, – сказал я.
  
  – Не за что. Послушайте, если найдете его, передайте привет от Барб. Мне этот паренек все еще по душе, хотя босс готов ему шею свернуть за внезапный побег.
  
  – Непременно передам, – пообещал я.
  
  Закончив разговор, положил трубку на стол перед собой. И снова принялся за сандвич. Потом наблюдал, как двое байкеров с аппетитом расправляются со своим обедом.
  
  Когда полиция Гриффона превышала полномочия, буквально выгоняя людей из нашего города, это не всегда означало, что последние были уж вовсе ни в чем не виноваты. Возможно, и такие вот байкеры создавали лишние проблемы. Не приторговывать ли дурью они сюда являлись? Кто мог исключить подобную вероятность?
  
  Я ничего не опасался, когда приходилось с особым пристрастием допрашивать ровесников Скотта. Я исходил из того, что он купил экстази у одного из молодых приятелей, а сейчас вдруг подумал о возможности приобретения им наркотика у такой вот парочки вполне взрослых мужчин. Может, однажды вечером Скотт пришел в «Пэтчетс» и добыл таблетки у одного из них? Пусть Филлис Пирс и утверждала, что мой сын слишком молодо выглядел и его не пустили бы даже на порог ее заведения. Этим, кстати, и объяснялось пристрастие Скотта к домашним вечеринкам и развлечениям с наркотой и выпивкой на крыше.
  
  Эти двое байкеров выглядели более зловеще, чем юнцы, на которых я пытался нагнать страха и добиться признания, чем те молокососы, кого я терзал и терроризировал.
  
  Кроме того, я подозревал, что байкеры частенько имели при себе оружие.
  
  – Добрый день, мистер Уивер!
  
  Это был Сэл – управляющий, работавший здесь в тот вечер, когда я просматривал записи с камер видеонаблюдения. Он стоял рядом с моим столиком, смотрел сверху вниз и улыбался.
  
  – Привет, Сэл! – отозвался я. – Мне казалось, вы отвечаете за ночные смены.
  
  – Пришлось выйти сегодня днем на подмену заболевшему коллеге.
  
  – Надеюсь, у него не пищевое отравление?
  
  Сэл глянул на меня с упреком:
  
  – Прошу, даже не шутите об этом.
  
  – Простите, – сказал я. – У вас есть свободная минута?
  
  Когда он кивнул, я жестом пригласил его занять стул напротив.
  
  – Вы получили всю интересовавшую вас позавчера информацию? – спросил он. – Вы ведь кого-то разыскивали?
  
  – Да. Хотя работа еще продолжается. Не оглядывайтесь в ту сторону, но у вас за спиной сидят два типа, похожие на байкеров.
  
  Сэл повернулся, несмотря на предупреждение.
  
  – О, извините. Сделал это помимо воли. Я как-то не привык к особенностям вашей профессии.
  
  – Эти двое часто сюда приходят?
  
  – Я видел их здесь прежде, – подтвердил он. – Иногда поздно вечером. Бывают у нас примерно раз в неделю.
  
  – Что вы о них знаете?
  
  – Не слишком много. Просто парни разъезжают повсюду на своих тарахтелках.
  
  – А они не пытаются заниматься здесь бизнесом? Может, не прямо в зале ресторана, а скажем, на стоянке?
  
  Сэл прищурился:
  
  – Какой бизнес вы имеете в виду? Речь о наркотиках?
  
  Я кивнул.
  
  Он усмехнулся:
  
  – Когда под рукой окажется компьютер, введите в поисковик «Пилкенс, Гилмор» и «государственная лотерея». Да, и еще можно добавить слово «голубые». Думаю, вы найдете о них довольно подробные сведения.
  
  – Если вы заранее знаете, что я найду, сэкономьте мне время. А я закажу вам молочный коктейль.
  
  – Это одна из нынешних однополых пар. Пару лет назад крупно выиграли в государственную лотерею, бросили работу, купили по мотоциклу и теперь постоянно повсюду катаются. Когда они появились у нас впервые, я сразу узнал их по фотографиям, которые показывали в новостях.
  
  – Значит, они не торговцы?
  
  Сэл рассмеялся:
  
  – Если бы у вас на счету в банке лежало, например, шесть миллионов долларов, стали бы вы рисковать, продавая дурь подросткам в Гриффоне?
  
  Я вызвал на дисплее своего телефона картографический раздел и отыскал Хилтон. По моим расчетам, туда можно было доехать часа за полтора. Направляясь в район Рочестера, я бы поехал сначала на юг, выбрался на трассу и свернул к востоку. Но Хилтон располагался севернее Рочестера, и мне показалось, лучше взять курс на северо-восток. Затем я воспользоваться Озерной магистралью, переходившей в шоссе Рузвельта, а потом в автостраду через Национальный парк озера Онтарио. Более узкие дороги, больше светофоров, зато какой живописный маршрут!
  
  Я позвонил Донне:
  
  – Еду в сторону Рочестера. Не знаю точно, когда вернусь домой.
  
  – Ладно.
  
  Донна редко интересовалась, куда и зачем я направлялся. Знала, что работа может неожиданно забросить меня хоть на край света.
  
  Я несколько секунд помолчал.
  
  – Кэл? – позвала она. – Ты еще на связи?
  
  – Нам надо уехать, – сказал я.
  
  – Что?
  
  – Нужно отправиться в путешествие.
  
  – Путешествие? Куда же?
  
  – Не знаю. А куда бы тебе хотелось?
  
  – Я… Трудно сразу что-то придумать, – ответила она.
  
  – Как насчет Испании?
  
  Донна негромко рассмеялась:
  
  – Почему ты упомянул об Испании?
  
  – Просто первое, что пришло в голову. Можем отправиться в Австралию.
  
  – Даже если мы уедем очень далеко, это ничего не исправит, – заметила Донна.
  
  – Ты кое-что сказала во время нашего полуночного завтрака, – напомнил я. – Ты считаешь, что мы уже никогда не будем счастливы.
  
  – Кэл, извини. Мне очень жаль. Я…
  
  – Нет, погоди. Ты сказала, мы уже не будем полностью счастливы, но можем стать хотя бы немного счастливее. Мне сейчас и этого было бы вполне достаточно.
  
  Теперь молчание установилось на другом конце линии связи. Я выждал несколько секунд, прежде чем окликнуть жену.
  
  – Я здесь, – отозвалась Донна. И после еще одной паузы произнесла: – Сан-Франциско.
  
  – Что?
  
  – Было бы неплохо прокатиться вверх на фуникулере. Стоять на краю и держаться за ограждение. Вот чего мне хочется.
  
  – Давай мы так и поступим.
  
  – Когда?
  
  Я задумался.
  
  – Мне кажется, скоро я добьюсь успеха в поисках Клэр. И как только закончу с этим, мы отправимся в путь. Если, конечно, ты сможешь взять несколько выходных.
  
  – Я возьму столько выходных, сколько потребуется, – заверила Донна.
  
  – Тогда начинай подыскивать для нас отель и прочую информацию о городе в свободную минуту.
  
  – Так я и сделаю.
  
  – Может, выберем одну из маленьких, очень старых и уютных гостиниц?
  
  – Ладно. – Каждое ее слово звучало немного печальнее предыдущего. – Но я все равно не смогу не думать о нем, – добавила она.
  
  – Знаю. Я тоже.
  
  – Потому что я хочу думать о нем. О чем не хотелось бы думать, так это о его…
  
  Падении.
  
  Я же никак не мог избавиться от мыслей о том, как Скотт падал.
  Глава 46
  
  Когда я выезжал на север от Гриффона, в зеркале заднего вида вновь мелькнула знакомая машина. Все тот же серебристый «хендай» с тонированными стеклами. Но стоило мне добраться до окраины, где дома стояли далеко друг от друга, как автомобиль резко свернул направо и исчез.
  
  Мне потребовалось не менее двух часов, чтобы разыскать жилище Денниса Маллавея в Хилтоне. При въезде в этот крошечный городок виднелись шесты с плакатами, зазывавшими на ежегодный яблочный фестиваль, прошедший две недели назад.
  
  Поднимаясь по ступенькам одноэтажного дома из красного кирпича, я ощущал прохладный ветерок с озера Онтарио. Рядом на дорожке стоял ржавый зеленый «форд эксплорер», выпущенный еще в прошлом столетии. Когда я нажал на кнопку звонка, мне открыл высокий и очень худой чернокожий мужчина в аккуратно отглаженных спортивных брюках и красном пуловере фирмы «Гэп». Его короткие волосы уже совершенно поседели, а на кончике носа сидела дужка очков. Я определил, что ему лет семьдесят или около того. Явно пенсионер, поскольку был дома в разгар рабочего дня.
  
  – Слушаю вас, – сказал он.
  
  – Мистер Маллавей?
  
  – Верно, – ответил он. – Меня зовут Дуг Маллавей.
  
  – А меня – Кэл Уивер. – Я достал свое удостоверение и дал хозяину время изучить его.
  
  – Значит, вы частный детектив? – спросил он.
  
  – Да.
  
  – И что же привело сюда человека вашей профессии?
  
  – Мне бы хотелось поговорить с вашим сыном, Деннисом.
  
  – Денниса здесь нет, – сообщил он.
  
  – Когда же вы ждете его возвращения?
  
  Старик пожал плечами:
  
  – Вообще-то, он здесь не живет.
  
  – У вас есть его адрес?
  
  – Нет.
  
  Я улыбнулся:
  
  – Если бы вы захотели связаться с ним, как бы вы это сделали?
  
  – Вероятно, позвонил бы по сотовому.
  
  – Но по своему мобильному Деннис не отвечает. Я уже убедился в этом, как и его бывший работодатель.
  
  – Может, он сейчас в таком месте, где плохо работает связь, – предположил Дуг Маллавей.
  
  Я оперся на перила, проходившие вдоль лестницы.
  
  – Мы можем поговорить с вами откровенно, мистер Маллавей?
  
  – Иначе я разговаривать не умею, – отозвался он.
  
  – Моя цель – найти Клэр Сэндерс. Девушку из Гриффона. Ее отец – мэр этого города. Ваш сын поддерживал с ней близкие отношения. Возможно, до сих пор поддерживает. Клэр исчезла, и я надеялся, что ваш сын может располагать информацией, которая приведет меня к ней. Весьма вероятно, что они и сейчас вместе.
  
  – Жаль, но ничем не могу быть полезен.
  
  – Проблема в том, мистер Маллавей, что Клэр приложила все усилия, чтобы ускользнуть незамеченной. В этом ей помогала другая девушка. Анна Родомски. И теперь она мертва.
  
  Эта новость явно его заинтересовала.
  
  – Что с ней случилось?
  
  – Ее убили. Примерно в то время, когда пропала Клэр. Я имею основания полагать, что Клэр сбежала вместе с Деннисом. Она села в старенький «вольво», а за рулем сидел парень, внешне похожий на вашего сына. У Денниса есть такой автомобиль?
  
  – Не уверен, что знаю, какой авто…
  
  – Мистер Маллавей, пожалуйста. Мы оба знаем, что ни один юноша не покупает машину без денежной поддержки и совета отца. Вы почти признали: именно такую машину водит ваш сын. Я отнюдь не считаю, что Клэр или Деннис могут быть причастны к гибели Анны, но уверен: один из них или оба знают об этом деле нечто важное. И если убийство Анны Родомски связано с исчезновением Клэр, это может означать опасность для самой Клэр. А так как ваш сын сопровождает ее, то и ему…
  
  – Я, право же, не думаю… – попытался вставить Дуг Маллавей, но я его перебил:
  
  – …то и ему грозит опасность. А потому, если вы хотя бы примерно знаете, где находится Деннис, то поступите мудро, сообщив мне об этом.
  
  Старик, не разжимая губ, провел по зубам кончиком языка. И проговорил:
  
  – Случившееся с той девушкой ужасно. Просто ужасно.
  
  – Так помогите мне, – тихо попросил я.
  
  Дуг Маллавей разразился целой речью:
  
  – Я вас не знаю, мистер Уивер. Мне неизвестно, кто вы на самом деле и чьи интересы представляете. Если я спрошу, на кого вы работаете, услышу ли честный ответ? С какой стати мне вам доверять? А потому, боюсь, мне нечего больше сказать.
  
  Я устало опустил голову, а потом посмотрел старику прямо в глаза.
  
  – Я не причиню вашему сыну никакого вреда. Напротив, я стремлюсь избавить его и Клэр от неприятностей. Чего вы так боитесь? От кого пытается спрятаться Деннис?
  
  – Повторяю: это вопросы, на которые я не могу ответить. Может, со временем я и начну вам доверять.
  
  – Но к вам могут явиться с теми же вопросами совсем другие люди, – предупредил я.
  
  – А вы считаете себя первым? – поинтересовался Дуг Маллавей, и на его губах появилось подобие улыбки.
  
  – Кто еще успел побывать у вас?
  
  – Вы наивно полагаете, что, если я даже полиции ничего не рассказал, то вам все так просто и выложу?
  
  – Значит, вас навестили полицейские, – заключил я. – Какие? Из управления штата? Или из Гриффона?
  
  Старик махнул рукой, показывая, насколько ему это безразлично.
  
  – Просто некто явился сюда, разыскивая Денниса. Наговорил о нем всякой лживой чепухи. Будто бы он совершал кражи из домов людей, чьи лужайки постригал, пока их не было на месте. Это чушь собачья. Я и велел ему убираться к чертовой матери.
  
  – Похоже, это был коп из Гриффона, – сказал я. – Вы не запомнили его фамилию? И когда он приезжал?
  
  Маллавей провел ладонью по волосам.
  
  – Знаете, я когда-то работал на фирму «Кодак». Ушел на пенсию десять лет назад. И моя жена, мать Денниса, скончалась буквально через две недели после того, как я перестал трудиться. – Он посмотрел в сторону озера Онтарио, хотя отсюда его не было видно. – И я рад, что продержался с «Кодаком» до самого закрытия компании, до ее банкротства, когда у людей отпала нужда в фотопленках. У меня была тогда любимая поговорка. Может, сейчас она уже звучит нелепо, ведь все стало цифровым, но в то время, если меня кто-то спрашивал, чего ожидать дальше, я обычно отвечал: «Думаю, надо сначала посмотреть, что на пленке проявится». Вот и теперь давайте посмотрим, что проявится, мистер Уивер. А пока мне нечего больше добавить.
  
  – Я вам не враг.
  
  – А враг непременно признался бы в этом? – резко поинтересовался Дуг Маллавей.
  
  – Нет, конечно. Не признался бы.
  
  Я протянул ему свою визитную карточку, и, к моему удивлению, он охотно взял ее. Когда я уже возвращался к своей машине, хозяин дома окликнул меня:
  
  – Мистер Уивер!
  
  Я повернулся:
  
  – Что?
  
  – Деннис – хороший мальчик.
  
  – Надеюсь, не только хороший, – отозвался я, – но и сообразительный. Потому что в нынешней ситуации он отвечает не только за свою безопасность. Он в ответе и за Клэр Сэндерс. Скажу прямо: надеюсь, мне не придется вернуться сюда с известием, что с ней произошло несчастье. Или с вашим сыном. А потом упрекнуть вас за сокрытие информации, которая могла бы предотвратить беду.
  
  И я пошел дальше, уже не оглядываясь.
  
  Я ехал обратно в Гриффон. Позвонила Донна и сообщила, что дома будет позже обычного. Вероятно, не раньше девяти. Когда мы собирались куда-то отправиться, ей требовалось сделать много работы заранее. Она прикинула и решила задержаться сегодня, в пятницу и в понедельник и позаботиться о том, чтобы ее временная сменщица не запутала все дела. Я в ответ предложил ничего не готовить на ужин, а заказать пиццу, когда мы оба окажемся дома.
  
  Донна не возражала.
  
  Я сказал, что едва ли приеду раньше, чем она. Так и вышло. Но не сразу. Я въехал на нашу подъездную дорожку уже без четверти семь, и ее машины не было видно. Наступили сумерки, и вдоль улицы включились на столбах фонари. Я чувствовал, что на сегодня предпринято вполне достаточно. У меня иссяк запас энергии. Я еще сделаю из дома пару звонков и проверю, что можно найти в Интернете о Деннисе Маллавее. Может, удастся открыть его персональную страницу в «Фейсбуке», узнать фамилии хотя бы некоторых его друзей. И если повезет, кто-то из них окажется из Гриффона. Тогда после небольшого отдыха я смогу отправиться на их поиски.
  
  Однако слишком многое зависело от удачи. И еще от моей способности не завалиться спать, переступив порог гостиной. А я уже предвкушал встречу с мягкой подушкой на диване.
  
  Но потом я вдруг понял, что на самом деле обязательно должен позвонить Берту Сэндерсу. На его месте я бы с нетерпением ждал звонка от частного сыщика в надежде узнать новости, услышать хоть что-то, прежде неизвестное. Это следовало сделать в первую очередь.
  
  Нет. Во вторую. Сначала я достану из холодильника банку пива.
  
  Я поставил машину на ручной тормоз, вынул ключ из замка зажигания, но еще посидел за рулем секунд десять.
  
  Спуская пар. Расслабляясь.
  
  Наконец я открыл дверь и выбрался наружу.
  
  Из-за моей спины донесся голос:
  
  – Мистер Уивер?
  
  Я повернулся, но успел увидеть лишь бейсбольную биту за мгновение до того, как получил ею удар по шее, чуть ниже основания черепа.
  
  А затем дело приобрело совсем уж скверный оборот.
  Глава 47
  
  Я не лишился сознания полностью. Разумеется, поначалу в голове все помутилось. Но я мог что-то слышать, как бывает, когда задремлешь на диване после обеда, но сквозь сон смутно различаешь по звукам, что в доме продолжается жизнь.
  
  Кто-то отчетливо сказал:
  
  – Козел!
  
  Второй голос поддакнул:
  
  – Получил по заслугам.
  
  Голоса мужские.
  
  Упав на подъездную дорожку, я уперся руками в асфальт и тщетно попытался встать, но резкий удар под ребра пресек мои попытки, заставив задохнуться от боли. Я окончательно повалился и сумел лишь перекатиться на бок. Послышались жалобные стоны.
  
  Мои собственные.
  
  Открыв глаза, я увидел, как парни смотрят на меня сверху, возвышаясь двумя громадинами. В моем положении было трудно оценить их рост хотя бы примерно. Он мог не превышать пяти футов и дюйма, но мне казался гигантским. Оба коренастые, с мускулистыми руками. Лица оставались загадкой, скрытые под лыжными шапочками-масками, и я различал только глаза и рты. Причем на одном была вязаная красная шапочка с украшениями в виде снежинок, а второй натянул простую синюю по самую шею.
  
  – Как тебе такое развлечение, а? Приятные ощущения, правда? – обратилась ко мне Красная маска.
  
  – Лучше обыщи его и проверь, не таскает ли он на себе пистолет, – велела Синяя маска.
  
  – Черт, верно. Да, сейчас сделаю, – повиновалась Красная.
  
  Он опустился рядом со мной на колени и охлопал мою одежду. И объявил:
  
  – Ничего нет.
  
  Хорошо, что я решил не брать сегодня «глок». Побои можно как-нибудь выдержать, а вот после пули в голову выздоровление почти исключено. Я попытался ударить Красного по лицу, но он легко отвел мою руку. Затем мне пришло в голову заняться его маской, запустив пальцы под ее нижний край. Щетина на подбородке на ощупь оказалась как крупная наждачная бумага.
  
  – Отвали на хрен! – рявкнул он, схватившись за мое запястье и одновременно тыльной стороной ладони влепив пощечину.
  
  – Сядь на него и придави, – посоветовал Синий. – Чтобы больше не дрыгался.
  
  Меня основательно оседлали. Красный засунул мои руки под спину и всем своим весом прижал сверху. Затем я услышал отчетливый звук рвущейся клейкой ленты, отделяемой от рулона. И почти сразу ощутил, как этой лентой мне стягивают лодыжки.
  
  – Держи его крепче!
  
  – Да я держу, не волнуйся. Лучше поторопись, пока здесь никто не появился.
  
  Синий перебрался ближе к моей голове. Когда его партнер вцепился мне в кисти рук, Синий связал и их тоже. Ленты он не жалел, сделав добрых десять витков для большей надежности. Отличная работа! Однако он не подумал о том, что, даже связанные, кисти находились теперь у меня спереди. Намного лучше, чем быть скованным за спиной. Синий оторвал еще пару кусков и небрежно залепил ими мой рот.
  
  – Хорошо, мразь, теперь можешь встать.
  
  Они помогли мне принять вертикальное положение, а потом заставили перегнуться через край багажника моей же машины, где я мог видеть только металл. Синий держал меня, а Красный куда-то скрылся. Через несколько секунд я услышал, как завелся двигатель автомобиля и как завыла машина, едущая задним ходом, хотя и на приличной скорости. Я сумел чуть повернуть голову, и этого оказалось достаточно, чтобы увидеть задний бампер, двигавшийся прямо на меня. Вот только марки автомобиля различить не удалось. Багажник с хлопком открылся.
  
  Красный выскочил из-за руля. Вдвоем с Синим они выпрямили меня и развернули на месте. Настала пора пустить в ход оставшиеся у меня впереди руки, и я нанес одному из них удар по голове. На этот раз попал, но вышло недостаточно сильно, чтобы причинить серьезное повреждение. Затем в ход снова пошла клейкая лента, которой меня несколько раз обмотали вокруг моей талии, крепко зафиксировав руки у боков.
  
  Они подтянули меня ближе к своему автомобилю. Его открытый багажник напоминал зев чудовища, готового поглотить добычу.
  
  – Посмотрим, как тебе это понравится, – сказал Синий.
  
  Вдвоем они засунули меня внутрь. Я оказался на спине.
  
  – Веселье только начинается, – хихикнул Красный.
  
  И наступила полнейшая темнота.
  
  Лежа в багажнике, я слышал приглушенные голоса, а потом открылись и захлопнулись две двери. Мы вылетели на шоссе, как спринтер из стартовых колодок. Меня с силой подбросило, я ударился головой.
  
  Машина набрала большую скорость, миновала несколько поворотов. Затем минут пять мы двигались более-менее равномерно. По моей оценке, водитель выжимал миль шестьдесят в час, если не больше. Это уже была главная магистраль. Скорее всего, мы ехали по дороге имени Роберта Мозеса, но я мог лишь гадать, в каком направлении.
  
  Эти недоумки обыскали меня, чтобы найти оружие, но забыли забрать сотовый телефон. Это подсказывало, что я имел дело далеко не с профессионалами. Хотя им хватило ума застать меня врасплох.
  
  Мой мобильный лежал в самой глубине внутреннего кармана пиджака, однако пользы от него сейчас не было никакой. Я не мог до него добраться, а если бы он чудесным образом сам выпал на дно багажника, не сумел бы набрать ни одного номера.
  
  Большинство автомобилей последних лет выпуска снабжали щеколдой, позволявшей открывать багажник изнутри. Не уверен, что конструкторы специально сделали это, чтобы помочь жертвам похищений. Скорее всего, они думали о детишках. Малолетка, случайно захлопнувший себя в багажнике, мог самостоятельно выбраться наружу, а не умереть от удушья.
  
  Я не представлял, в каком году произвели эту машину и имелась ли у нее подобная щеколда. Впрочем, даже если она присутствовала, в темноте непросто было бы ее отыскать. Только если бы мне удалось высвободить хотя бы одну руку, я бы начал вслепую нащупывать ее. В любом случае я не сумел бы вывалиться из машины на ходу, зато кто-нибудь из водителей, ехавших за нами, заметил бы открывшийся багажник с человеком внутри и позвонил в полицию. Такой план вряд ли бы мне удался, оставалось принять нужное положение, дождаться, когда машина остановится и похитители откроют багажник, и попытаться врезать одному из гадов каблуком в лицо.
  
  Подо мной по бетону шуршали шины, причем звук доносился значительно громче, чем был слышен в салоне автомобиля. Ритмичное постукивание сопровождало наезд на каждый шов дорожного полотна. Затем звук изменился, стал более гулким. Мы пересекали мост.
  
  А потом вновь попали на жесткий бетон магистрали.
  
  Я по-прежнему не знал, куда мы едем, но у меня появилась догадка. Как и догадывался я, кем были мои похитители.
  
  Меня настигла месть за совершенные прегрешения.
  
  Машина замедлила ход, повернула, разогналась, совершила новый поворот. Мы съехали с шоссе, но продолжали двигаться еще примерно двадцать минут.
  
  Мой сотовый зазвонил – я ощутил вибрацию – на груди. Но будь я проклят, если мог хоть что-то сделать! Возникли опасения, что телефонный сигнал услышат похитители, остановятся, откроют багажник и отнимут у меня мобильный. Однако из салона машины до меня доносились неразборчивые голоса оживленного разговора, а когда остановки не последовало, я понял, что звонка они не услышали.
  
  Все это время я пытался сорвать с рук ленту, и, хотя некоторый прогресс наметился, дело продвигалось слишком медленно. Если бы удалось освободить запястья, остальную ленту я размотал бы за считаные секунды. А сняв путы вокруг тела, я смог бы поднести руки ко рту и перегрызть ленту на запястьях.
  
  Автомобиль замедлил ход. Теперь мы ехали по покрытию из гравия – резина хрустела на мелких камешках.
  
  Я продолжал выворачивать и изгибать ладони, чувствуя, что весь взмок. Капли пота попали в глаза и немилосердно жгли их.
  
  Машина остановилась, и мотор заглушили. Две дверцы открылись, а потом громко захлопнулись.
  
  – Вполне подходящее местечко, – сказал один из них.
  
  – Мне тоже нравится.
  
  – Надень снова маску.
  
  – Ах да!
  
  Хотя двигатель больше не шумел, я слышал монотонный и размеренный грохот. И это были не звуки транспортного потока с ближайшего шоссе. Совсем не похоже. И отнюдь не далеко.
  
  Я сделал последнюю попытку порвать ленту, стягивавшую меня в поясе. Безуспешно.
  
  Раздался еще один хлопок, и багажник открылся. Чья-то рука ухватилась за его край, чтобы распахнуть пошире. Красный и Синий стояли и смотрели на меня.
  
  – Ты глянь, он почти снял с себя ленту, – заметил Синий.
  
  – Сейчас принесу рулон.
  
  Он отсутствовал секунд десять. Когда же вернулся, парни вдвоем перебросили мои ноги через бампер и усадили так, что зад все еще оставался на дне багажника. Красный намотал еще несколько слоев ленты вокруг моего пояса, а потом добавил плотности и стяжке кистей.
  
  Покончив с этим, они вытащили меня из багажника и поставили на ноги. Мы находились в каком-то лесу, хотя скорее – в национальном заповеднике. Я некоторое время невольно моргал, проведя без малого полчаса в полнейшей темноте.
  
  Теперь я понял, куда меня привезли. Я сам побывал здесь всего пару вечеров назад. Все стало окончательно ясно. Рев и грохот на заднем плане тоже получили исчерпывающее объяснение.
  
  Вода!
  
  Миллионы галлонов воды, двигавшейся очень и очень быстро.
  
  Река. Река Ниагара. На весьма небольшом расстоянии от водопада.
  
  – Тебе придется допрыгать туда, – сказала Синяя маска. – Или так, или мы сами дотащим тебя до ограждения.
  
  – Давай уж сразу тащить, – предложила Красная маска. – Прыгать он будет целую вечность, мать его!
  
  Именно это они и сделали. Подхватили меня под руки, чтобы волоком доставить к реке.
  Глава 48
  
  – Я вот что подумала, – говорит женщина, открывая замок и входя в комнату мужчины.
  
  – О чем именно? – полусонно спрашивает он.
  
  Мужчина лежит на кровати, но одеяло сдвинуто вниз, а на его груди виднеется открытый журнал. Он задремал за чтением. В эти дни он спит все дольше и дольше.
  
  – Может, тебе действительно пойдет на пользу немного свежего воздуха.
  
  Он смотрит на нее с тревогой.
  
  – Ты это серьезно?
  
  – Конечно. Ты слишком давно не выбирался отсюда.
  
  – Я даже не знаю… Не представляю себе, как давно.
  
  – Время летит незаметно, – замечает женщина. – Кажется, ты оказался здесь только вчера.
  
  – Мне бы хотелось посидеть на крыльце. Могу я посидеть на крыльце?
  
  – О, я планировала нечто гораздо лучшее. Я решила, что мы вполне способны поехать куда-нибудь на машине. Не только ты и я, а втроем.
  
  Мужчина садится, свешивая ноги с края кровати.
  
  – Куда же ты хочешь поехать?
  
  – А куда хочется тебе?
  
  – Я… Даже не знаю. Просто выбраться из дома будет уже чудесно. А потом поехать на машине. Но у меня на самом деле есть одно желание.
  
  – Какое?
  
  – Съесть мороженое в кафе. – Он хмурится. – Хотя нам, наверное, нельзя отправиться туда, где меня могут заметить?
  
  – Не думаю, что нас это должно особо волновать. Но если бы ты заказал себе мороженое, то какое именно?
  
  – Наверное, шоколадное. Да, я бы взял шоколадное.
  
  – Ты же можешь заказать не один сорт. Есть и другие вкусы. Нужно взять большую креманку с двумя или тремя разновидностями.
  
  У него вид ребенка, которому пообещали поездку в детский парк развлечений.
  
  – А какие еще есть вкусы?
  
  Она смеется:
  
  – Даже не знаю, с чего начать. Их так много. Джамока с миндалем. Клубничное. Райская смесь. И у них продаются шарики, которые сверху посыпают крошкой из шоколадных батончиков.
  
  – В самом деле?
  
  – Или покрывают кусочками печенья.
  
  Мужчина качает головой, словно для него все это просто непостижимо.
  
  – Шоколадное. Это все, чего мне хочется. Если бы мне дали на выбор три шарика, я бы попросил все три шоколадные.
  
  – Хорошо, договорились, – произносит она.
  
  – Когда же это произойдет? – спрашивает он.
  
  – Скоро. Очень скоро. Нужно сначала закончить с парой дел.
  
  Мужчина улыбается. Ему это удается не без усилия. Мышцы, используемые для улыбки, слишком долго ему не служили.
  
  – Ты просто устроила для меня радостный день. Это отличная новость! – Он складывает ладони вместе. – Я уже почти ощущаю вкус мороженого на языке.
  
  – Вот и продолжай думать о нем, – говорит женщина, выходя из комнаты и снова запирая дверной замок.
  Глава 49
  
  Я боролся как только мог.
  
  Извивался, крутился и пытался создать им как можно больше сложностей. Проблема заключалась в том, что даже при свободных руках у меня оставались бы связанными лодыжки. Я не смог бы немедленно броситься бежать. Я старался лишь отсрочить неизбежное.
  
  В какой-то момент Красный не сумел меня удержать, и я завалился на сторону. Синему оказалось не под силу справиться со мной в одиночку, а потому я упал на тропинку.
  
  – Вот ведь мерзавец! – выругался Синий.
  
  Непонятно, адресовалось это мне или напарнику.
  
  Я посмотрел назад, где была припаркована машина. Красный «сивик». Я же ожидал увидеть серебристый «хендай», считая, что если за мной кто-то и следил, то именно эти двое.
  
  Они снова просунули руки мне под мышки и потащили дальше. Я был развернут головой назад и не знал, куда меня волокут. Упираясь каблуками в землю, я только стремился предельно осложнить им задачу.
  
  Шум реки становился все громче.
  
  Потом похитители вдруг остановились, заставили меня распрямиться, развернули кругом и толкнули.
  
  Боже милосердный!
  
  Я в ужасе прижался прямо к ограждению, перекладины которого уперлись мне в колени и грудь. Впереди и ниже стремительно несла свои воды река Ниагара.
  
  Грохот теперь почти оглушал.
  
  Парни встали позади, прижимая меня к ограждению. Красный приложил рот прямо к моему уху и произнес:
  
  – Дьявольски страшно, верно?
  
  Я кивнул.
  
  Затем настала очередь Синего. Я мог чувствовать его дыхание на своей щеке.
  
  – Хочешь знать, что мне кое-кто говорил обо всем этом?
  
  Я молча ждал.
  
  – Один засранец тут как-то сказал мне: даже если бы ты сел в бочку, шансов у тебя все равно бы не было. Ты можешь ухватиться за один из больших камней на самом гребне, но ударишься в него с такой силой, что сразу умрешь. – Потом он повернулся к Красному: – Ну, что думаешь?
  
  – Думаю, самое время начать.
  
  Оба наклонились, ухватили меня под колени и подняли.
  
  Издавая из-под кляпа протестующие вопли, я вытянул связанные руки вперед и чуть вверх и в последний момент вцепился в самую последнюю перекладину ограждения.
  
  – Отпусти немедленно! – заорал один из них.
  
  Я же изо всех сил сомкнул пальцы вокруг перекладины. Им пришлось на несколько дюймов опустить меня, чтобы взяться поудобнее и вновь толкнуть вверх. Я на секунду разжал пальцы, но потом повторил тот же трюк.
  
  Вода ревела так, словно у нас над головами низко пролетал «Боинг-747».
  
  – Гад! – озлобился Красный.
  
  Они вынуждены были опустить меня на землю.
  
  – Давай развернем его, – предложил Синий. – Проще будет скинуть спиной.
  
  Но стоило им склониться, как я рванулся вперед, упал на землю и покатился.
  
  – Будь ты трижды неладен!
  
  Парни окружили меня с двух сторон и снова заставили встать.
  
  – Значит, так, – сказал Синий. – На этот раз мы держим его за руки и одновременно поднимаем.
  
  – Мразь!
  
  Через несколько секунд мы снова оказались у ограждения, к которому меня теперь прижали спиной. Но, поскольку перила были высокими (доходили нам до уровня груди), похитителям не хватало упора, чтобы поднять меня, ухватившись за мои руки.
  
  – Нет, так дело не пойдет, – сказал Синий. – На счет «три» беремся за колени и изо всех сил бросаем вверх.
  
  Парни освободили мои руки и проворно взяли за колени.
  
  – Один…
  
  – Два…
  
  Я снова начал дергаться и извиваться.
  
  – Три!
  
  Мои ступни оторвались от твердой почвы. Прижатый спиной к ограждению, я при всем желании не мог ни за что уцепиться. Голова и плечи перевесились через верхнюю перекладину.
  
  Я подумал о Скотте.
  
  Кажется, я уже упоминал об этом, но и повторить не грех: я не особенно религиозен. Однако в этот момент у меня мелькнула мысль: «Может быть, я снова встречусь с сыном».
  
  Нет, не на небесах, конечно. Но в каком-то эфемерном пространстве, в некоем неземном измерении. Учитывая положение, в котором я оказался, ждать оставалось недолго. Если не погибну, упав с водопада, то смерть наступит еще раньше.
  
  Я подумал о Донне. Интересно, узнает ли она, какая судьба постигла меня? И каково это: так никогда и не узнать?
  
  Я буду очень скучать по ней. До того времени, само собой, пока она не присоединится ко мне и Скотту.
  
  Любопытно, что чувствуешь, когда падаешь в реку? Успеешь ли испытать ощущение полета или сразу как будто поплывешь? Попадет ли мое имя в историю Ниагарского водопада как жертвы убийства или этой чести удостаивались только отчаянные смельчаки, решавшиеся преодолеть его высоту по доброй воле?
  
  Эти и другие мысли мелькали в моей голове с такой скоростью, что я даже не могу точно сказать, о чем именно думал, когда раздался выстрел.
  
  Всего один выстрел. И чей-то крик:
  
  – Немедленно отпустите его!
  
  Огги, прикинул я. Каким-то образом старый плут обо всем узнал. Может, собирался зайти к нам в гости, когда два этих клоуна устроили на меня засаду? А потом проследил за ними.
  
  – Вот дерьмо! – воскликнул Красный.
  
  – Какого черта… – начал Синий.
  
  Но они не просто опустили меня, а нарочно уронили с высоты. Было больно. Я перевернулся на бок и вытянул шею, чтобы лучше видеть происходящее.
  
  Сначала мне никак не удавалось разглядеть спасителя. Было темно, и я различал лишь мужской силуэт в лунном свете. Зато ружье в его руках вырисовывалось вполне отчетливо.
  
  – Вы, недоноски тупые, – произнес он.
  
  – Мы не собирались ничего такого делать! – крикнул Синий. – Хотели только припугнуть!
  
  – Точно, – поддержал его Красный. – Всего лишь нагнать страху!
  
  – Мне так не показалось.
  
  Он подошел достаточно близко, чтобы я смог наконец его узнать.
  
  Оказалось, что это не Огги.
  
  С ружьем наперевес этот человек был не похож на себя самого. Потому что в предыдущую нашу встречу он размахивал окровавленным мясницким топором.
  Глава 50
  
  Наставив ружье на моих похитителей, Тони Фиск велел им:
  
  – А ну-ка снимите это.
  
  – Что?
  
  – Да маски, маски. Снимите к чертовой матери свои лыжные шапочки!
  
  Медленно и неохотно они подчинились. Я же нисколько не удивился, увидев Рассела Тэпскотта и Лена Эглтона.
  
  Приходилось отдать им должное. Осуществление их плана, чуть не закончившееся моей экзекуцией, проходило по не ими написанному, но все же уместному сценарию.
  
  Тэпскотта я угрожал перебросить через эти самые перила. Эглтона запер в своем багажнике, пусть даже всего на несколько минут. А все потому, что их имена всплыли, когда я расспрашивал подростков, кто мог продавать наркотики Скотту. Оба учились двумя классами старше в его школе, оба принадлежали к вполне обеспеченным и приличным семьям, но, несмотря на заверения Бриндла, что Тэпскотт не был замечен в дурных поступках, я не сомневался: на самом деле эти двое иногда приторговывали наркотой. Однако, используя свои методы, убедился, что Скотту они ничего не продавали.
  
  Тони, бывший работник магазина «Броттс братс», перевел ствол на Тэпскотта и указал в мою сторону:
  
  – Развяжи его.
  
  – Конечно, сейчас.
  
  Он встал рядом со мной на колени и принялся снимать ленту, торопливо разматывая и даже разрывая ее. Это позволило мне вскоре протянуть руку к лицу и осторожно снять кляп со рта. Тэпскотт уже трудился над моими лодыжками. Когда он с ними закончил, я подставил ему кисти рук, чтобы он и их освободил.
  
  Как только я избавился от оков, он поспешно отошел в сторону, явно ожидая, что я пожелаю отомстить сразу и не сходя с места. Но меня сейчас гораздо больше волновал процесс восстановления нормального кровообращения в пальцах. Я помахал руками, отлепил обрывок ленты, прилипший к одежде, и медленно поднялся на ноги.
  
  Посмотрел на Тони и сказал:
  
  – Спасибо.
  
  – Даже не знаю, заслуживаю ли благодарности, – отозвался он. – Я ведь почти уже решил не вмешиваться.
  
  – Послушайте, мистер Уивер, – заговорил Эглтон. – Мы действительно очень глубоко раскаиваемся. Богом клянусь, мы заранее все согласовали. Собирались только дать вам повисеть над обрывом, а потом втянули бы обратно.
  
  – Это правда! – поддакнул Тэпскотт. – Мы просто хотели угостить вас вашим собственным лекарством.
  
  Я неспешно подошел и встал рядом с Тони.
  
  – Как вы думаете поступить с ними? – спросил он.
  
  – Отпустить, – ответил я.
  
  – Что? Вы не шутите? – Судя по виду Тони, он готов был пристрелить парней, стоило мне лишь попросить.
  
  – Отпустим их, – повторил я.
  
  – Ничего не понимаю. Я потерял работу из-за пары кусков мяса, а эти мерзавцы, чуть вас не убившие, просто так уйдут отсюда?
  
  – Да, – устало кивнул я.
  
  – Я, наверное, слишком туп, чтобы во всем разобраться, – пробормотал Тони.
  
  – Поверь, я знаю, что делаю.
  
  Когда я приблизился к Тэпскотту и Эглтону, оба попятились.
  
  – Все, – произнес я. – На этом история заканчивается.
  
  Они торопливо закивали, как китайские болванчики.
  
  – Нам действительно очень жаль, что так вышло, – вновь извинился Тэпскотт.
  
  – Верно, – согласился Эглтон. – Как я уже говорил, мы не собирались…
  
  – Убирайтесь отсюда к чертовой матери, – оборвал его я.
  
  Парни тут же бросились к своей машине. Тэпскотт сел за руль, завел двигатель «сивика» и так стремительно рванул назад по проселку, что из-под колес посыпался гравий.
  
  Я вернулся к Тони, опустившему ружье стволом в землю.
  
  – Хочу навязаться тебе в пассажиры, – сказал я. – И буду рад, если по пути смогу угостить тебя стаканчиком виски.
  
  Я устроился на правом сиденье серебристого «хендая».
  
  – Ты за мной следил дня полтора, не меньше, верно?
  
  – Около того, – признался он. – Вам нужно в больницу или обойдется?
  
  Если честно, у меня все болело. Я получил удары по голове, по ребрам, между ног, и меня основательно поколотило во время поездки в багажнике. Но на получение медицинской помощи мог уйти весь вечер, и времени было жаль. А потому я просто решил при первой возможности принять пригоршню обезболивающих таблеток. И ответил:
  
  – Я в порядке.
  
  Мы выехали из лесопарка. И как только оказались на магистральном шоссе, я сразу заметил заведение, где мы могли бы сесть и что-нибудь выпить. Небольшой бар, в витрине которого не слишком ярко сияла неоновая вывеска «Шлитц и Дженси».
  
  Мы заняли отдельную кабинку и начали разговор, только когда перед нами поставили заказанные напитки.
  
  – Я знал, что ты повсюду следишь за мной, дожидаясь шанса спасти мою жизнь, – сказал я.
  
  – Не совсем так, – отозвался Тони.
  
  – Каков же был твой план?
  
  Он сделал большой глоток из бокала с пивом.
  
  – Сам не знаю. Я просто с ума сходил от злости.
  
  – Разумеется, – согласился я. – Ты же лишился работы. Но если ждешь, что я стану извиняться, то зря. Меня наняли выяснить, кто крадет у Фрица, и я справился с заданием. – Последовала пауза. – Ты рискнул и проиграл. Бывает.
  
  – Да уж, – отозвался Тони, уставившись в стол.
  
  – Но все же винишь ты во всем меня.
  
  Тони поднял голову и посмотрел мне в лицо:
  
  – Фриц – самодовольный глупец. Паршивый и жадный. Одним словом, жлоб.
  
  – Охотно верю, что это может быть правдой.
  
  – Я всего лишь вернул отнятое у меня, вот и все. Фриц вычел у меня из жалованья, когда заболела моя дочка. И несправедливо быть уволенным за это. По вашей милости.
  
  Я промолчал.
  
  – У меня просто в голове помутилось. Моя жена… Она едва ли вообще хоть что-то зарабатывает. Без моих денег мы оказались в полной заднице. И какое-то время я только и думал, как заставить кого-то заплатить за случившееся.
  
  – И начать ты решил с меня, а не с Фрица?
  
  Тони Фиск передернул плечами.
  
  – Я решил, что вы все еще приглядываете за лавочкой Фрица. Так сказать, прикрываете его тылы. Вот и показалось разумным начать с вас.
  
  – Ты даже взял с собой ружье.
  
  – Это было… Даже не знаю, как объяснить. Вы же наставили на меня пистолет в его конторе. Вот я и подумал, что должен быть готов ко всему.
  
  – Ты узнал, кто я и где живу?
  
  Тони глотнул пива и кивнул:
  
  – Да, ездил за вами повсюду. Но сегодня потерял из виду. Куда вы отправились?
  
  – Добрался почти до Рочестера.
  
  – А потом я дежурил на вашей улице, дожидаясь вас, и заметил другую машину с двумя парнями. Стоило вам подъехать, они вышли наружу. И я подумал: какого черта здесь происходит? Что они собираются делать? Увидел, как они засунули вас к себе в багажник, и решил посмотреть, за каким хреном им это понадобилось.
  
  Я тоже отхлебнул из своего стакана.
  
  – Ты испугался, что они сделают то, чего хотел ты сам?
  
  Тони скорчил гримасу.
  
  – Тут интересная штука получилась. У меня выдалось много времени на размышления, пока я гонялся за вами. Поначалу да, мне очень хотелось свести с вами счеты. Не убить, боже упаси, но что-то предпринять. И я ломал себе голову, как поступить. Однако чем дольше я следил за вами, тем чаще задумывался, зачем мне это нужно.
  
  Я молча слушал его.
  
  – В общем, я перестал видеть смысл в своих действиях. Предположим, я бы избил вас до полусмерти, но работу этим не вернул бы. А если бы копы дознались, кто это сделал, я вообще мог оказаться за решеткой. Моей жене и детишкам стало бы только в тысячу раз хуже, чем прежде. И вот уже сегодня, дожидаясь вас у дома, я пришел к выводу: пора начать использовать свое время по-другому.
  
  Я улыбнулся.
  
  – Скажу прямо, мне остается только радоваться, что ты не пришел к такому выводу вчера.
  
  – Когда они засунули вас в багажник, я вспомнил, как собирался поступить сам, а потом подумал: стоило ли это делать? Какая-то часть меня говорила: к черту, не суйся не в свое дело. Но затем пришла другая мысль. Вдруг я оказался в тот момент на вашей улице не просто так, не без особой причины, понимаете?
  
  – Продолжай.
  
  – Вы верите в подобное? Что все на свете происходит не без причины?
  
  Хороший и вовремя заданный вопрос. Если бы меня спросили об этом в любое другое время, я бы определенно ответил отрицательно. Я не верил в судьбу и не принимал понятия роковой неизбежности. Все в мире совершалось без всякой предсказуемой последовательности, без какой-либо предопределенной причины. Но сейчас мое мнение немного изменилось. Если бы Фриц Бротт не нанял меня, чтобы узнать, кто крадет из его магазина, Тони Фиск не припарковался бы на моей улице сегодня вечером.
  
  То есть если бы Фриц Бротт не дал мне работу, я вполне мог быть уже мертв.
  
  – Я как раз переоцениваю свои взгляды на это, – ответил я.
  
  – А я подумал, что оказался там, поскольку мне было предначертано свыше спасти вашу не слишком веселую жизнь.
  
  Я протянул свой стакан и чокнулся с Тони.
  
  – Весьма вероятно, ты абсолютно прав.
  
  – Потому что они могли вас и не найти.
  
  – Кого ты имеешь в виду? Тех двоих парней?
  
  – Нет, не их, – сказал Тони. – Если бы они все-таки скинули вас в водопад, тело могли уже никогда больше не найти. Я читал об этом. О людях, попавших в водопад. Некоторые сделали это добровольно, другие свалились в результате несчастного случая. Вы думаете, труп непременно потом где-то всплыл бы? Но многие угодили в стремнину, и от них не осталось и следа. Ни ваша жена, ни кто-то другой так и не узнали бы о вашей участи.
  
  Я вспомнил о Гарри Пирсе. Он взял свой катер однажды вечером семь лет назад и поплыл. Интересно, его хотя бы нашли? И не закончил бы я свою жизнь там же, где оборвалась его?
  
  Тони провел пальцем по запотевшей поверхности своего бокала. Я догадывался: он высказал еще не все, что хотел.
  
  – Не тяни, выкладывай, – предложил я.
  
  – Понимаете, я понадеялся, вдруг вы согласитесь поговорить с ним.
  
  – Прости, с кем?
  
  – Не поговорите ли вы с Фрицем? Расскажете, как я сожалею о случившемся, что готов возместить ему убытки. Или отработаю неделю бесплатно, если такая идея ему больше понравится. – Он тяжело сглотнул. – Мне нужно работать. Я не могу сидеть без дела.
  
  – Хорошо, – согласился я. – Сделаю.
  
  Его брови взлетели вверх.
  
  – Правда?
  
  – Да. Не поручусь, что Фриц передумает, но я с ним поговорю.
  
  – Спасибо, – произнес Тони. – Позвольте вас кое о чем спросить?
  
  – Валяй.
  
  – Почему вы отпустили тех юнцов?
  
  Я задумался.
  
  – Если бы я выдвинул против них обвинения, потребовалось бы давать свидетельские показания. А значит, мне самому пришлось бы признаться в том, что я натворил.
  
  Он прищурился:
  
  – Значит, и вы не весь такой белый и пушистый?
  
  – Вовсе нет, – ответил я.
  
  Тони поднял голову, а потом медленно опустил ее и улыбнулся.
  
  – Знаете, а ведь была другая причина – только не подумайте, что единственная, – почему я ничего против вас не предпринял. Один парень постоянно вас прикрывает. Хотя я бы с ним поговорил. Ему следовало лучше присматривать за вами сегодня вечером.
  
  – О чем ты?
  
  – О мужчине в черном пикапе. Он следил сегодня за вами целый день. Но он хорошо знает свое дело. Держится на таком расстоянии, что вы сами его ни за что не заметили бы. Какой у вас уговор? Вы предупреждаете его, куда отправляетесь?
  
  – Ты хорошо рассмотрел водителя? – поинтересовался я.
  
  Тони покачал головой. Потом вопросительно посмотрел на меня:
  
  – Постойте, значит, он не ваш личный охранник?
  
  – Опиши мне машину.
  
  – Простой черный пикап. Или другого очень темного цвета. Может, даже синий. Тонированные стекла.
  
  – Номера не запомнил?
  
  – Нет, даже не обращал внимания. – Он усмехнулся. – Интересно, есть в этом городе человек, который за вами не следит?
  Глава 51
  
  На обратном пути в Гриффон я достал свой сотовый. Он звонил лишь однажды, когда я лежал связанный в багажнике чужой машины. Мне оставили голосовое сообщение:
  
  «Привет, Кэл, это Огги. Перезвони мне, когда найдешь время».
  
  Это могло подождать.
  
  Я попытался всучить Тони какие-то деньги, когда он довез меня до дома, хотя понимал, насколько глупо поступаю. Что-то вроде: «Кстати, спасибо за спасение моей жизни. Вот тебе сорок баксов, и мы в расчете». И все равно я достал бумажник, готовый отдать ему две двадцатки, однако он, конечно же, отказался.
  
  – Возьми хотя бы за потраченный бензин, – настаивал я.
  
  – Нет, – ответил Тони. – Только выполните свое обещание.
  
  – Хорошо, но поговорить с ним мне придется лично. Такое не обсуждают по телефону. Значит, может потребоваться пара дней. У меня полно другой работы, которую предстоит закончить.
  
  Тони понимающе кивнул. Когда он отъехал, я посмотрел вдоль улицы и увидел, как из-за угла показалась машина Донны. Я немного понаблюдал, как она остановилась на подъездной дорожке, потом подошел и открыл для нее дверь.
  
  – Привет, – поздоровалась она. – Ты уже заказал пиццу?
  
  – Еще нет.
  
  – Чем же ты был так занят? Я, например, умираю с голоду.
  
  – Пришлось кое-что сделать по мелочи, – ответил я.
  
  – А что, черт возьми, произошло с твоей одеждой? Ты в футбол в ней играл? Очень похоже на то.
  
  Вместо ответа я обнял ее и крепко прижал к себе.
  
  – Что случилось? – В ее голосе вдруг прозвучала тревога. – У нас все в порядке?
  
  – Помнишь свои слова позапрошлой ночью? Я согласился с тобой, но теперь уже ни в чем не уверен.
  
  – О чем ты, Кэл? Какие слова?
  
  – Вот сейчас, в этот самый момент я совершенно счастлив.
  
  Донна спрятала лицо у меня на груди и заплакала.
  
  Вопросов жены избежать не удалось. Она разглядела синяк на моем лице, увидела, как я выпил целую горку обезболивающих таблеток, заметила, как я морщился при некоторых движениях.
  
  – Пришлось тут выяснять отношения с одним типом, – объяснил я. – Ничего серьезного. – Я усмехнулся. – Видела бы ты, как я его отделал.
  
  – Ты просто не хочешь ни в чем мне признаваться, – проговорила Донна.
  
  Я снова улыбнулся. Не мог же я рассказать, как все обстояло на самом деле. Ей не следовало даже догадываться, как близко она была к тому, чтобы потерять меня навсегда. По крайней мере не сейчас. А может, и вообще никогда.
  
  Донна сама заказала пиццу. Пока мы дожидались доставки, она сказала:
  
  – Я собираюсь начать подготовку к нашему путешествию сегодня же вечером. Если найду что-то подходящее, можно смело бронировать?
  
  – Дай мне неделю, чтобы закончить с одной работой. А потом – все что угодно.
  
  – Ладно.
  
  Пиццу нам привезли только через сорок минут. Мы откупорили бутылку пино гриджио. После ужина Донна немного поработала угольными карандашами над эскизами портрета Скотта. Вынесла три на террасу, подержала каждый перед собой на вытянутой руке и покрыла слоем фиксатора. Затем разложила на кухонном столе.
  
  – Они все хороши, – заметил я.
  
  Донна какое-то время молчала.
  
  – Никак не удается ухватить что-то главное. Но мне необходимо этого добиться. Нужен идеальный портрет и, желательно, до нашего отъезда.
  
  Я предпочел воздержаться от комментария.
  
  – Впрочем, на сегодня хватит, – сказала она. – Где ноутбук? Надо немного поработать.
  
  Хотя звонил мне Огги, сам я сразу же набрал номер Берта Сэндерса, как только оказался в своем кабинете.
  
  – Господи, наконец-то! – воскликнул он. – Я с нетерпением ждал вашего звонка.
  
  – Поверьте, если бы я нашел Клэр, то сразу бы позвонил. А вам удалось хоть что-нибудь выяснить?
  
  У мэра новостей не было.
  
  – Я не узнал почти ничего и ума не приложу, с кем еще связаться. Никто понятия не имеет, куда Клэр могла отправиться, хотя имя Денниса упоминалось несколько раз.
  
  – Да. Я сегодня ездил повидаться с его отцом. Но он не хочет разговаривать со мной. Придется…
  
  Телефон подал сигнал входящего звонка.
  
  – Меня кто-то вызывает, – сказал я. – Если появятся новости, я непременно сообщу.
  
  – Но…
  
  – Буду на связи.
  
  Я отключил Сэндерса и нажал кнопку приема, опасаясь, что звонивший мог уже потерять терпение.
  
  – Алло!
  
  – Какого дьявола ты не перезваниваешь?
  
  Огастес Перри.
  
  – Ты был следующим в моем списке, – объявил я в свое оправдание.
  
  – Конечно! Так я тебе и поверил, – хмыкнул Огги. – Но послушай, я говорил с Куинном. Вызвал к себе на ковер.
  
  – Ну и…
  
  – Он отрицает.
  
  – Что конкретно?
  
  – Куинн утверждает, что не передавал Хейнсу и Бриндлу распоряжения конфисковать твою машину.
  
  – Значит, кто-то зачем-то лжет, – произнес я.
  
  – Спасибо за умозаключение, Кэл, – иронично бросил Огги. – Тебе всегда это хорошо удавалось.
  
  – Ты разговаривал с Хейнсом и с Бриндлом?
  
  – Не могу их поймать. Хейнс вообще слег с какой-то болезнью и сидит дома.
  
  – Значит, ты пока допросил только Куинна. И ты ему веришь?
  
  Огги ответил не сразу и не слишком уверенно:
  
  – Даже не знаю. Я никогда не был о нем высокого мнения. Есть в этом парне нечто странное. Не пойму, что именно. Но кому-то понадобилось осмотреть твою машину вдали от посторонних глаз. И мне теперь очень интересно, кто принял решение.
  
  – Там никто ни к чему даже не прикоснулся, – сообщил я. – Все оказалось точно на своих местах.
  
  – А сам ты чем занимался?
  
  – Поисками Клэр.
  
  Огги издал звук, похожий на хрюканье.
  
  – Когда будешь разговаривать с Бертом, передай, что он может поцеловать мою задницу.
  
  – Ты немного опоздал со своим заявлением. Я только что закончил телефонный разговор с ним. Придется тебе обратиться к нему лично.
  
  Огги прервал звонок, даже не попрощавшись.
  
  Я еще некоторое время сидел в кресле и размышлял.
  
  Зачем кому-то понадобилась моя машина, если они не собирались ее обыскивать?
  
  Неожиданно вспомнились слова Тони, сказанные в баре. О мужчине в черном пикапе.
  
  «Он следил сегодня за вами целый день. Но он хорошо знает свое дело. Держится на таком расстоянии, что вы сами его ни за что не заметили бы. Какой у вас уговор? Вы предупреждаете его, куда отправляетесь?»
  
  Я поднялся из кресла и вернулся в кухню. Донна подняла взгляд от ноутбука.
  
  – Как насчет прогулки по мосту «Золотые ворота»? Тебе нравится идея?
  
  – Разумеется, – поспешно ответил я.
  
  Схватил ключи и вышел наружу, сразу же дистанционно отперев замки своей машины. Внутри загорелся свет, когда я открыл багажник и все четыре двери, словно собирался пропылесосить салон. Потом шагнул назад и оглядел автомобиль.
  
  Я пытался заметить хотя бы что-то необычное.
  
  Солнцезащитные очки по-прежнему лежали в бардачке правой части панели приборов. Провод, который я использовал для подзарядки мобильного телефона от прикуривателя, тоже оказался на месте. Парик Анны все так же валялся на полу перед задним сиденьем.
  
  Я осмотрел багажник. Все вещи располагались в должном порядке.
  
  Затем я привстал на колено у правого переднего колеса и ощупал изнутри бампер. Если бы кому-то понадобилось установить электронное устройство слежения, это место стало бы вполне подходящим. Такой приборчик обычно имел магнит, и для его установки потребовались бы считаные секунды. Я проверил все четыре колесных диска.
  
  Ничего.
  
  Но ведь «жучок» легко можно было прикрепить под бампер. Для этого не нужно отгонять машину на штрафную стоянку. Значит, кто-то хотел спрятать его в более надежном месте.
  
  Подойдя к открытой водительской дверце, я опустился на колени и сунул руку под сиденье. Провел ладонью по ковровому покрытию, а потом принялся ощупывать пружины кресла.
  
  Донна вышла из дома и теперь наблюдала за мной.
  
  – Всегда находишь там, где меньше всего ожидаешь, – сказала она.
  
  – Точно.
  
  – А что именно ты потерял?
  
  – Ничего особенного, – ответил я.
  
  Пришлось вернуться к багажнику. Мог ли кто-нибудь поместить следящее устройство внутрь запасного колеса? Оно лежало в специальной выемке пола багажника. Я расчистил место, чтобы получить доступ к запаске и хорошо ее осмотреть. Конечно, для полной уверенности потребовался бы рентген. Я ни в чем не мог быть уверен, но идея показалась маловероятной. Предположим, у меня случился бы прокол и потребовалось бы запасное колесо. «Жучок» в этом случае сразу бы стал заметен, сказавшись на балансировке колеса.
  
  Я вспомнил эпизод из фильма «Французский связной», где полицейские разобрали «линкольн» в поисках героина и обнаружили наркотики в панелях под дверцами автомобиля. (Мне всегда казалось странным, как они сумели потом собрать машину так быстро и аккуратно, прежде чем вернуть ничего не подозревавшему французу. Может, заменили на ее точную копию? Но даже если так, где они взяли точно такую же в столь короткий срок? И вообще, откуда у полиции Нью-Йорка деньги, чтобы оперативно купить дорогой лимузин?)
  
  Я подошел к открытой пассажирской дверце и стал осматривать нижнюю панель. Если бы кто-то сорвал декоративную пластмассовую полосу, а потом резал металл, наверняка остались бы хоть какие-то следы. Я провел пальцами по порожку, но не почувствовал ничего необычного.
  
  Может, у меня просто приступ паранойи? Пришлось снова отойти от машины на несколько шагов и изучить ее. Донна стояла рядом и тоже разглядывала «хонду».
  
  Мой взгляд упал на парик.
  
  Вот в нем определенно было нечто странное.
  
  Когда мы с Шоном нашли его, я бросил парик на заднее сиденье. Но теперь он лежал на полу. Ни к чему другому в машине не прикасались. Разумеется, парик мог просто свалиться с сиденья. И все же у меня появилась идея, где еще можно попытаться что-то найти.
  
  Я забрался внутрь, отбросил парик в сторону, встал на колени и пошарил между двумя подушками заднего сиденья, однако ничего не обнаружил.
  
  Тогда я сунул туда обе руки, ухватился за подушку и потянул на себя. От моего усилия все сиденье съехало вперед, обнажив металлическое днище и многочисленные провода, тянувшиеся к задним габаритным огням и стоп-сигналам.
  
  И кое-что еще.
  
  Передатчик джи-пи-эс, прикрепленный лейкопластырем к днищу. Я сорвал его с места, отделил от ленты и выбрался из машины, бережно держа обеими руками. Крошечный красный огонек беззвучно пульсировал на одном из концов.
  
  – Что это такое? – осведомилась Донна, стоявшая теперь у открытой дверцы со стороны пассажира.
  
  – Джи-пи-эс, – ответил я. – Кому-то непременно хочется знать мое местонахождение.
  
  Она вздрогнула.
  
  – Кто же мог положить его туда?
  
  – Интересный вопрос, – отозвался я, держа устройство и изучая его, как археолог рассматривает редкий древний предмет.
  
  Донна взглянула куда-то вниз, в сторону порожка, который я обследовал прежде. По крайней мере, так мне показалось. Затем она наклонилась, сунула руку в пространство между стойкой двери и сиденьем, что-то взяла и, протянув мне, спросила:
  
  – Ты потерял свой мобильник?
  
  Я положил приборчик джи-пи-эс на крышу «хонды» и охлопал пиджак в поисках телефона. Я сразу ощутил, что он на месте, но для большей уверенности вынул из кармана.
  
  – Мой сотовый вот.
  
  – Но это и не мой телефон, – заметила Донна.
  
  – Что за чертовщина! – не сдержался я.
  Глава 52
  
  Я осмотрел телефон, поданный мне Донной. Он был той же модели, что и мой. Я попробовал включить его, но батарейка села. Если он принадлежал человеку, которому, по моим прикидкам, только и мог принадлежать, то трубка находилась у меня в машине не менее двух дней. Но даже пока батарея не разрядилась, я бы не услышал сигнала, поскольку телефон перевели в режим «Заглушить звук».
  
  – Чей же он? – спросила Донна.
  
  – Как я догадываюсь, это телефон Клэр, – отозвался я. – Она держала его на коленях перед тем, как выйти из машины. И даже если вскоре обнаружила пропажу, когда ее место заняла Анна, она уже не могла запросто за ним вернуться.
  
  Мне нужно было полностью зарядить батарею, чтобы извлечь из неожиданной находки максимум информации. Для этого требовалось всего лишь воспользоваться моим зарядным устройством, лежавшим на кухне.
  
  – А как ты собираешься поступить с этим? – спросила Донна, указывая на прибор джи-пи-эс.
  
  – Пока я сохраню его и оставлю внутри машины, – ответил я.
  
  – И ты даже не отключишь его? Не разобьешь вдребезги? Не уничтожишь каким-то другим способом?
  
  – Не сейчас. Тому, кто установил устройство слежения за мной, лучше пока не знать о разоблачении, – сказал я и сунул его под переднее сиденье, закрыв двери и заперев замки. – Давай поскорее выясним, что хранится на этом телефоне.
  
  Мы вернулись в дом. На кухонной стойке рядом со стационарным телефонным аппаратом я нашел свое зарядное устройство. Вставил конец провода в разъем на мобильнике. Дисплей засветился, и я увидел, что прямоугольник, обозначавший батарейку, совершенно пуст.
  
  – Потребуется не меньше минуты, – сказал я, – учитывая, что батарея села полностью.
  
  На деле же все заняло вдвое меньше времени. Если на сотовом и имелся код доступа, чтобы им не могли пользоваться посторонние, то его не активировали.
  
  Поскольку телефон был подсоединен к сети, я рассматривал дисплей, склонившись над ним и упершись локтями в кухонную стойку. На экране показались иконки и приложения. Выяснилось, что Клэр много раз звонили и оставили голосовые сообщения. Как я предположил, большинство исходило от родителей, обеспокоенных ее исчезновением.
  
  Голосовые сообщения прослушать не удалось – я не знал необходимого пароля, введенного Клэр. Но для чтения эсэмэсок пароль не требовался.
  
  Я немедленно открыл зеленую страничку с карикатурным пузырем, внутри которого значилась аббревиатура SMS, и пальцем нажал на дисплей, слегка испачканный румянами для щек, какими пользовалась Клэр.
  
  Первым появился диалог под общим заголовком «РОМАН» в верхней части экрана.
  
  Эсэмэски в серых прямоугольниках с левой стороны принадлежали ему, а бледно-голубые с правой были ответами Клэр. Донна пристроилась рядом со мной, тоже сгорая от любопытства.
  
  Последние фразы выглядели так:
  
   РОМАН: ну, как ты тепер, а?
  
   РОМАН: двай же, ответь мне
  
   РОМАН: я все простил хочу снва быть с тбой
  
   РОМАН: я не заслжил ткого отношния
  
   КЛЭР: остав мня в пкое
  
  Я пролистал дальше.
  
   РОМАН: он не шибко и умный
  
   РОМАН: что ты в нем ншла?
  
  Затем последовало пресловутое фото.
  
  Увидев его, Донна бросила:
  
  – Если это то, о чем я подумала, то ради его же блага лучше, чтобы размер был не натуральный.
  
  Я просмотрел еще один экран, заполненный его эсэмэсками. Клэр ответила лишь дважды, причем неизменно просьбой оставить ее в покое. Потом я решил проверить, с кем еще она общалась.
  
  Ввел имя ДЕННИС.
  
  Последним от него пришел текст: как же я лю тбя.
  
  А перед этим высветилось сообщение от нее: ловлю попутку, ндеюсь быть с тбой скоро.
  
  Донна, еще ниже склонившись рядом со мной, попросила:
  
  – Пролистай. Давай прочитаем с самого начала.
  
  Я стал перелистывать страницы, но понял, что это может продолжаться очень долго. А потому решил начать с произвольного места.
  
   ДЕННИС: скучаю по тбе тоже
  
   КЛЭР: ты мня серезно расрдил. исключла тбя из друзей в «Фейсбуке»
  
   ДЕННИС: знаю. все обясню кгда увидимся
  
   КЛЭР: да уж, пжлста
  
   ДЕННИС: не собирался уежать так. чувстую ся дермово
  
   КЛЭР: так те и нада
  
   ДЕННИС: сказал же все обясню при встрче
  
   КЛЭР: у нас хрново
  
   ДЕННИС: почему
  
   КЛЭР: тупые копы за мной следт, выводят из сбя, из-за папы. он все воюет с шфом.
  
   ДЕННИС: не уврен
  
   КЛЭР:?
  
   ДЕННИС: не уврен что из-за папы
  
   КЛЭР: из-за чего?
  
   ДЕННИС: ищут мня
  
   КЛЭР: тбя ищут копы?
  
   ДЕННИС: да
  
   КЛЭР: почму?
  
   ДЕННИС: не мгу счас обяснить. срочно бежал
  
   КЛЭР: в чем ты винват?
  
   ДЕННИС: ни в чем
  
   КЛЭР: тогда почму?
  
   ДЕННИС: не мгу счас обяснить. нужно встртся. нужно ршить как быть дальше
  
   КЛЭР: ок. призжай ко мне
  
   ДЕННИС: не все так прсто. не мгу
  
   КЛЭР: пчему. не пнимаю
  
   ДЕННИС: копы следят за тбой не из-за отца
  
   КЛЭР:?
  
   ДЕННИС: копы слдят за вашим домом ждут у вас меня
  
   КЛЭР: не мжет быть
  
   ДЕННИС: мжет. птому нужна встреча. но избавться от копов
  
   КЛЭР: что ты все-таки свершил?
  
   ДЕННИС: нчего
  
   КЛЭР: знчит копы слдят за мной чтобы взять тебя ни за что?
  
   ДЕННИС: общал же обяснить пзже
  
   КЛЭР: прдолжим птом. счас не мгу
  
  В потоке эсэмэсок наметился перерыв во времени.
  
   КЛЭР: где ты?
  
   ДЕННИС: не дома
  
   КЛЭР: это я поняла. где?
  
   ДЕННИС: помнишь коттедж джереми канога-спрингс
  
   КЛЭР: на озере?
  
   ДЕННИС: да. здесь безопасно
  
   КЛЭР: безопасно от чего?
  
   ДЕННИС: полции. расскажу, когда всретмся. ты нашла способ избавься копов?
  
   КЛЭР: Анна пмогает с одним планом
  
   ДЕННИС: каким планом?
  
   КЛЭР: у тебя осталсь машна?
  
   ДЕННИС: да
  
   КЛЭР: позвоню кгда настанет время
  
   ДЕННИС: понял
  
   КЛЭР: встань у иггиза незаметно для всех в 10
  
   ДЕННИС: понял. скучаю тбе. лю тбя
  
   КЛЭР: лю тбя тоже
  
  Снова перерыв в обмене сообщениями на несколько часов. Потом:
  
   КЛЭР: ты на месте?
  
   ДЕННИС: да
  
   КЛЭР: буду скоро. у пэтчетса жду машну. шон приедет. Анна готова.
  
   ДЕННИС: ок
  
   КЛЭР: голоден?
  
   ДЕННИС: да но ничего
  
   КЛЭР: не успм поесть в иггизе
  
   ДЕННИС: когда будем на шоссе
  
   КЛЭР: ок. съем тбя целиком. очень хчу
  
   ДЕННИС: сгласен
  
   КЛЭР: вот черт!
  
   ДЕННИС:?
  
   КЛЭР: шона остановила плиция
  
   ДЕННИС: что случлось?
  
   КЛЭР: не знаю. за мной слдят из черного пикапа.
  
   ДЕННИС: не мгу сам заехать. опасно
  
   КЛЭР: дьявол
  
   ДЕННИС: лови попутку
  
   КЛЭР: уже ловлю. скоро буду
  
   ДЕННИС: ок. лю тбя.
  
  – Ноутбук! – сказал я Донне.
  
  Она взяла портативный компьютер с кухонного стола и положила передо мной. Я зашел на картографический сайт и ввел «Канога-спрингс».
  
  – Это в районе озер Фингер. Да, вот оно. На западном берегу озера Кайюга. Часа два езды от силы. И совсем недалеко от места, где живет отец Денниса. Отличный уголок, чтобы укрыться.
  
  – Думаешь, они все еще там? – спросила Донна.
  
  – Держу пари, что там.
  
  Я снова открыл «Фейсбук», вернулся на страничку Клэр, ввел имя Джереми, проверяя, есть ли у нее такой среди друзей. Нашел Джереми Файндера, живущего в Рочестере. Затем воспользовался сетевым телефонным справочником. Поискал, нет ли кого-то по фамилии Файндер поблизости от озера Кайюга, и обнаружил М. ФАЙНДЕРА на Норт-Паркер-роуд. Опять обратился к карте и уточнил расположение улицы.
  
  – Та-та-та-та! – пропел я, указывая на дисплей. Взял свой сотовый и набрал номер.
  
  – Мы же только что разговаривали с тобой, – удивился Огги.
  
  – Зачем ты разыскиваешь Денниса Маллавея?
  
  – Кого?
  
  – Денниса Маллавея.
  
  – Понятия не имею, кто это, – резко ответил он.
  
  – Ты послал одного из своих людей в окрестности Рочестера, чтобы попытаться найти его.
  
  – Я ни о чем подобном и ведать не ведаю, Кэл.
  
  Мне очень хотелось сообщить ему о находке в своей машине, о приборе, закрепленном под задним сиденьем, но я вовремя придержал язык. В последнее время Огги проявил себя по отношению ко мне с самой лучшей стороны. Вытащил из передряги, когда меня держали в комнате для допросов. Добыл информацию у Куинна.
  
  И все же полиция Гриффона вела поиск Денниса Маллавея. А обмен эсэмэсками между Клэр и Деннисом подтверждал: они следили за ней, чтобы выйти на него.
  
  Огги знал, что я тоже разыскиваю Клэр. Почему бы не прилепить устройство джи-пи-эс к моей машине, чтобы я невольно потрудился на его департамент? Может, именно с этой целью он солгал Хейнсу и Бриндлу, спасая мою шкуру, когда меня прижали по делу Рассела Тэпскотта? Огги я был нужен на свободе.
  
  – Ты на связи? – прохрипел в трубку он.
  
  – Да.
  
  – Хотел выяснить что-то еще?
  
  – Почему ты солгал, Огги, избавляя меня от ареста?
  
  – Не понял вопроса.
  
  – Семейные симпатии? Или же тебе требовалось, чтобы я поработал на вас?
  
  – Богом клянусь, не встречал другой такой неблагодарной свиньи! – Огги дал отбой.
  
  Когда во время нашего последнего разговора он рассказал, как Куинн отрицал передачу приказа шефа Бриндлу и Хейнсу об эвакуации моей машины, я действительно пришел к блестящему умозаключению. Кто-то из этих людей лгал. Но тогда я думал о Куинне, Хейнсе или Бриндле.
  
  Исключив ключевую фигуру.
  
  – Ты не сказал моему брату об этой штуковине. О джи-пи-эс, – заметила Анна.
  
  – Знаешь, как-то совершенно вылетело из головы, – отозвался я.
  Глава 53
  
  После некоторых размышлений я решил не выезжать немедленно в сторону Канога-спрингс. Я бы добрался туда уже после полуночи, а мне вовсе не хотелось до смерти перепугать Денниса Маллавея и Клэр Сэндерс. Я должен был всего лишь найти их. Кроме того, я не знал точного адреса коттеджа на Норт-Паркер-роуд, и мне пригодился бы дневной свет, чтобы для начала обнаружить старенький «вольво» Денниса.
  
  Но хотя я поставил будильник на пять, все равно часто просыпался среди ночи и проверял время по радиочасам у кровати. В половине пятого я больше не мог ждать и поднялся. При этом постарался не разбудить Донну, однако она тоже уже не спала.
  
  – Все хорошо, – сказала она. – Ты вполне можешь включить свет.
  
  – Нет-нет, тебе нужно спать. У тебя есть еще пара часов до начала сборов на работу.
  
  – Сегодня суббота, дорогой Шерлок Холмс.
  
  Но я все-таки не стал включать люстру в спальне и воспользовался бра в ванной, только плотно закрыв за собой дверь. Принял душ и побрился. Когда же я вернулся в спальню, предварительно выключив свет и рассчитывая достать все необходимое из шкафа в темноте, то понял, что Донны в постели нет. Зато из кухни потянуло ароматом кофе.
  
  Я оделся и спустился вниз. Донна в своем синем халате сидела за кухонным столом, держа в одной руке чашку, а в другой – карандаш. Перед ней лежал набросок рисунка.
  
  – Что-то здесь холодновато, – сказал я. – Обогреватель не работает?
  
  – Там какая-то проблема с термостатом. Если с ним немного повозиться, он включается. Я зарядила в тостер два ломтика хлеба. Тебе осталось лишь опустить ручку вниз.
  
  – Мне хотелось сразу выехать и перехватить что-нибудь по…
  
  – Съешь лучше тосты. – Она встала, налила кофе в другую чашку и подала мне. Потом вынула из холодильника клубничный джем, а из буфета банку арахисового масла. – У нас отличный выбор для завтрака.
  
  Когда же я попытался рассмотреть ее новый рисунок, Донна неожиданно заслонила его от меня и сунула лист в папку.
  
  – В чем дело? – поинтересовался я.
  
  – Не хочу показывать тебе этот эскиз, – ответила она. – Пока не закончу. – У нее блеснули глаза. – Думаю, получается то, что нужно.
  
  Я мог истолковать ее слова двояко. Возможно, у нее вышел лучший портрет Скотта за все время попыток нарисовать его. Или же она изобразила то, что позволило бы нам теперь начать двигаться в другом направлении. Вперед. Сделать новый шаг, каким бы он ни получился.
  
  Я не стал допытываться и только сказал:
  
  – Хорошо. Воля твоя.
  
  Когда поджаренные ломтики хлеба подпрыгнули в тостере, я намазал джем на один из них и арахисовое масло на другой. Съел с удовольствием, запив кофе.
  
  – Кое-что меня всегда тревожило… – Донна оставила фразу незавершенной, и ее слова будто повисли в воздухе.
  
  – Что именно? – спросил я.
  
  – Мы любили его, – продолжила она. – Любили безоглядно.
  
  – Разумеется.
  
  – Но я не уверена… Я не знаю, заслуживал ли он любви, – медленно проговорила она. – Взять, к примеру, других людей. У него ведь почти не имелось друзей.
  
  – Донна…
  
  – Он всегда был… Ты сам знаешь каким. В нем действительно присутствовало что-то от вечного ябеды.
  
  – Конечно, я в курсе. – Мне пришлось выдавить из себя улыбку. – Наверное, сказывалось его стремление подогнать окружающих под свои стандарты.
  
  Ее лицо потускнело.
  
  – Под какие стандарты? Вот в чем вопрос. – Донна покачала головой. – Он сам себя разрушил.
  
  Я смотрел на нее через стол, не зная, что должен сказать или сделать сейчас. Два шага вперед, но тут же шаг назад. Иногда у тебя просто иссякают силы.
  
  – Мне нужно ехать, – решительно заявил я.
  
  Я открыл ворота гаража, хотя моя машина стояла на подъездной дорожке. Достав все еще работавшее устройство джи-пи-эс, я отнес его в гараж и положил на полку, где хранил садовый инвентарь. Кто бы ни отслеживал показания прибора и где бы он ни находился, он бы засек это небольшое перемещение и посчитал, что я просто загнал автомобиль в гараж.
  
  Прибор джи-пи-эс я оставил, но не забыл в этот раз захватить с собой «глок». На время в дороге я спрятал его в бардачке.
  
  Скоро я оказался по другую сторону от Буффало, и восходившее солнце начало слепить меня, поскольку я двигался на восток. Я опустил козырек, а потом надел очки с темными стеклами, чтобы не щуриться. Одна из станций обслуживания на крупном шоссе между двумя разными штатами послужила для меня пунктом остановки. Я вернулся в машину с еще одним стаканом кофе и черничным кексом.
  
  Как только я миновал последний поворот на Рочестер, моей следующей целью стал перекресток номер 41 у Ватерлоо-Клайда. Я съехал с магистрали, рассчитался за пользование платным шоссе и направился к югу по дороге, тянувшейся через заповедник Сенека-Медоуз-Уэтленд. Так я и держался этого маршрута, когда свернул восточнее к городку Сенека-Фоллс, а потом к югу, где находился небольшой аэродром Фингер-Лейкс. Оказавшись на Канога-стрит, я перебрался на трассу, пролегавшую фермерскими полями. Наконец по уже совсем узкой дорожке я достиг берега озера Кайюга и Норт-Паркер-роуд.
  
  Кайюга входила в озерную систему Фингер, где многие жители со всего штата Нью-Йорк приобретали летние домики. Многим коттеджам был уже не один десяток лет, зато другие выглядели настоящими усадьбами, возведенными, несомненно, на месте прежних убогих хижин, уже не стоивших ежегодного ремонта.
  
  Я медленно ехал по улочке. Зачастую во дворах перед домами не было видно вообще никаких машин. Летний сезон закончился. Некоторые коттеджи стояли с накрепко закрытыми ставнями на окнах, дожидаясь теперь наступления следующей весны.
  
  Улица закончилась, а я так и не заметил «вольво» с универсальным кузовом. Развернувшись, я проехал обратно так же неспешно, чтобы ничего не пропустить. Асфальт был покрыт слоем опавших листьев, но деревья оголились еще далеко не полностью. Я добрался до начала Норт-Паркер-роуд, однако нужной машины опять не увидел.
  
  Была вероятность, что Клэр и Деннис все еще жили где-то рядом, но сменили место. Я немного посидел в своей «хонде», мотор которой работал вхолостую, гадая, не зря ли потратил время на путешествие сюда. И решил на всякий случай еще раз проехать до конца улицы и вернуться обратно.
  
  И уже возвращаясь и снова минуя дома без всяких признаков жизни или припаркованных рядом машин, я вдруг заметил дымок.
  
  Тонкую струйку дыма, поднимавшуюся из каминной трубы.
  
  Я остановился, сдал на тридцать ярдов назад и свернул к дому. Подъездная дорожка представляла собой две обычные колеи с росшей посередине травой. Травинки шелестели по днищу моей машины, пока я вел ее между деревьями. Коттедж выглядел одноэтажной прямоугольной коробкой, покрашенной в темно-коричневый цвет. Позади него у самой воды располагалась отдельная постройка, которая выглядела как укрытие для лодки, но широкие ворота позволили бы без проблем загнать туда и автомобиль.
  
  Я припарковался, заглушил двигатель, открыл бардачок и достал «глок». Выйдя из машины, сразу же сунул пистолет в кобуру на брючном ремне, прикрытую полой пиджака.
  
  Внутри коттеджа было тихо. Мне казалось, что подъехал я достаточно бесшумно, и если внутри люди еще спали, то вполне мог и не разбудить их. Сначала я решил осмотреть подсобную постройку.
  
  На створках ворот высоко над землей было устроено по небольшому оконцу, и у меня появилась возможность заглянуть внутрь.
  
  «Вольво» стоял там. Причем машина находилась в таком положении, что при закрытых воротах ею было непросто воспользоваться для быстрого бегства. В нескольких шагах от лодочного сарая находилась деревянная пристань, у которой покачивался катер с алюминиевым корпусом. По моим прикидкам, 14-футовое суденышко с подвесным мотором на корме.
  
  Я направился к коттеджу, поднялся на террасу, выходившую в сторону озера, и постучал в раздвижную стеклянную дверь. Портьеры отсутствовали. Я приложил ладони к лицу с обеих сторон для лучшей видимости и заглянул внутрь. Казалось, ведь дом состоял из единственной огромной комнаты, разделенной на кухонную часть и гостиную с большим телевизором – старой модели с выпуклым экраном, весившим на вид фунтов пятьсот. В комнату выходили три двери. Вероятно, двух спален и ванной. Дверь одной из спален была приоткрыта. В кухонной раковине громоздилась грязная посуда, а на столе лежала пустая коробка из-под пиццы.
  
  В углу главной комнаты виднелась вязанка дров примерно в футе от камина, из которого змейкой поднимался дым и устремлялся сквозь трубу в крыше.
  
  Я снова постучал, на сей раз немного громче. А затем уловил едва слышное шуршание листвы за своей спиной. Мне удалось вовремя развернуться, чтобы успеть заметить, как темнокожий парень в одних спортивных трусах и кроссовках в три шага взлетел на террасу и набросился на меня.
  
  Если прошлым вечером меня застали врасплох, то сейчас я был в полной боевой готовности. Он попытался ударить меня кулаком правой руки, но я успел поставить свою левую и блокировать удар, одновременно пустив в ход правую, угодившую ему под ребра. Причем мне удалось несколько смягчить контакт с его телом. Меньше всего хотелось нанести ему сейчас тяжелую травму.
  
  Он согнулся в поясе и отступил на пару шагов, но сдаваться явно не собирался. Приподнял голову, готовясь к новой атаке. Вот только теперь увидел перед собой дуло моего «глока».
  
  – Стоять! – велел я, взяв оружие на изготовку. Молодой человек замер.
  
  А потом я услышал, как начала открываться створка раздвижной двери у меня за спиной. Сделав несколько шагов в сторону, я занял позицию, откуда мог одновременно контролировать и темнокожего парня, и того, кто появится из двери.
  
  Это была Клэр, одетая в домашние брюки и футболку.
  
  – Все в порядке, Деннис, – сказала она. – Это мистер Уивер.
  
  Деннис Маллавей переводил взгляд с Клэр на меня и обратно. Я же осторожно опустил пистолет стволом вниз и произнес:
  
  – Угостите кофе?
  Глава 54
  
  Женщину пробуждает от крепкого сна телефонный звонок. Она смотрит на часы и видит, что уже без четверти шесть утра. Она берет мобильник, лежащий рядом с кроватью.
  
  – Алло!
  
  – Он решил, что разгадал мою хитрость, – говорит сын.
  
  – О чем ты?
  
  – Он нашел один из них. Зато не обнаружил другой.
  
  Женщина отбрасывает одеяло и садится.
  
  – Что ты имеешь в виду?
  
  – Он добрался до прибора под задним сиденьем, но не нашел того, что встроен в подголовник кресла водителя.
  
  – Где ты сейчас?
  
  – В пути. Кажется, он что-то пронюхал. Выехал из дома полчаса назад. У меня хорошие предчувствия.
  
  Женщина считает, что может позволить себе лишь чувство весьма сдержанного оптимизма. Успехи ее сына слишком часто сопровождаются потом катастрофическими ошибками в принятии решений. Только он сообщает ей, что сегодня Клэр непременно встретится с мальчишкой, и тем же вечером его оставляют в дураках, обводят вокруг пальца. Он теряет голову от злости под тем мостом, выпытывая у второй девицы, куда скрылась Клэр. А взять программу, которую он закачал в сотовый телефон Клэр! Она должна была позволить ему читать ее эсэмэски, а в итоге он смог лишь подслушивать разговоры.
  
  Однако нельзя не признать: поместить два «жучка» джи-пи-эс вместо одного в машину Уивера было умно с его стороны.
  
  – Как ты думаешь, куда он едет? – спрашивает женщина.
  
  – Без понятия. Но где бы он ни оказался, я найду его. И он ни за что не заметит меня в своем зеркале заднего вида.
  
  – Ты же понимаешь, что, как только он их разыщет, знать обо всем будут уже трое. Ах, как жаль, что нам не удалось тогда поймать одного Денниса и вовремя разобраться с ним! А теперь он все разболтал Клэр. И к ним добавится Уивер.
  
  – Прекрасно понимаю.
  
  – Держи меня в курсе событий. Как только устранишь их, сообщи. В ту же минуту, слышишь?
  
  – Сообщу немедленно. Позвоню. Не тревожься ни о чем, мамочка. Все будет отлично.
  
  Но она не собирается отказываться и от запасного плана. Начнет переставлять коробки прямо к запертой на замок двери.
  Глава 55
  
  – Почему бы вам обоим не приодеться? – предложил я Клэр и Деннису. – Кофе мне по силам приготовить самому.
  
  Они вернулись в свою спальню. С кофе не возникло никаких хлопот. У них и был-то только растворимый. А потому я всего лишь включил электрический чайник, вымыл три чашки, выловленные в мутной воде, заполнявшей раковину, и заглянул в холодильник – громоздкий шкаф примерно 1950 года выпуска, – в поисках сливок. Нашел только молоко.
  
  В каждую из чашек я бросил по три чайные ложки кофе. Когда Клэр и Деннис вернулись, залил горячую воду и принялся размешивать. Деннис Маллавей выглядел вполне презентабельно в джинсах и черной футболке, но волосы Клэр, одетой точно так же, но при голубой футболке, растрепались, словно по пути сюда ей пришлось продираться сквозь густые кусты шиповника. В левой руке она держала небольшую черную тетрадь, однако мое внимание привлекла ее ссадина. Та, что отсутствовала на пальцах Анны, когда она забралась ко мне в машину. У Клэр она теперь тоже почти зажила.
  
  – Я нашел ваш телефон, – сообщил я ей, когда они уселись, поставив чашки перед собой.
  
  – Господи! А я-то с ума сходила, пытаясь сообразить, как вернуть его, – сказала она и положила на стол тетрадь.
  
  – Но ко мне в машину вернуться не могли, верно? Там уже находилась Анна.
  
  – Вы сразу все поняли, не так ли?
  
  – Ну, не совсем сразу.
  
  – Вы ведь почти разыскали меня, – призналась она. – Я пряталась в последней кабинке, когда вы зашли в туалет. Примерно тогда и обнаружилось, что я потеряла телефон и, скорее всего, выронила его в вашей машине. Вы правы. Я уже не могла даже позвонить Анне и попросить ее как-то передать мне мобильник. Хотя в то время потеря не казалась такой уж важной, потому что после побега я в любом случае не стала бы им пользоваться.
  
  Я посмотрел на Денниса.
  
  – А вы припарковались в глубине стоянки и ждали?
  
  Парень медленно кивнул, но было заметно: он пока не готов полностью доверять мне. Хотя я слышал, как в спальне Клэр горячо заверяла его, что я могу им помочь.
  
  – Что это? – осведомился я, указывая на тетрадь.
  
  – Будь я проклят, если понимаю, – ответил Деннис немного нервно. – Самый запутанный и головоломный дневник, какой мне только когда-либо попадался. Это точно.
  
  Прежде чем я получил возможность просмотреть тетрадь, Клэр поинтересовалась:
  
  – Вы разговаривали с моими родителями, угадала?
  
  – Да, и они просто с ума сходят от волнения, – отозвался я.
  
  На ее лице появилось виноватое выражение.
  
  – Я подумала, что если они едва ли вообще общаются между собой, то можно сказать папе, будто я отправилась к маме. И пройдут недели, пока они сообразят, как все обстоит на самом деле.
  
  – Тебе ни к чему делиться такими подробностями, – с упреком заметил Деннис.
  
  – Но он и так все знает, пойми же наконец! – Она выразительно посмотрела на меня и закатила глаза. – Наверняка Анна рассказала вам нашу историю, правда ведь? После моего побега ей нечего было скрывать. Даже она понятия не имела, где мы спрячемся. И наш с ней трюк блестяще удался. Потому что мы здесь, а никто, кроме вас, не знает об этом.
  
  У меня мурашки пробежали по спине.
  
  – Вы вообще с кем-то разговаривали после бегства? – спросил я ее.
  
  – Нет, – покачала головой Клэр.
  
  Я перевел взгляд на Денниса.
  
  – А вы? Вы общались хотя бы с отцом?
  
  – Не собираюсь откровенничать с вами, – ответил он, а потом добавил: – Папа знает только, что со мной все в порядке. Но ему больше ничего не известно. Я лишь предупредил: мне нужно время на решение проблем.
  
  – Значит, он не мог сообщить вам никаких новостей из Гриффона? – спросил я.
  
  – Нет, не мог.
  
  Лицо Клэр омрачила тревога.
  
  – Что произошло? Какое-то несчастье с моим папой?
  
  – Нет, – сказал я. – С вашим отцом полный порядок. – Мне не хотелось приносить дочери мэра дурные вести, но выхода не оставалось. Я сглотнул и выдавил: – Анна мертва, Клэр.
  
  Она открыла рот, не издав при этом ни звука.
  
  – Ее убили. Тело нашли под мостом. И убита она была вскоре после того, как вы проделали свой хитроумный трюк.
  
  Клэр прикрыла рот ладонью, но по-прежнему не могла вымолвить ни слова.
  
  – Я понял ваш трюк, разоблачил подмену с целью избавиться от кого-то, кто следил за вами, и потребовал у Анны объяснений. Она сразу же захотела, чтобы я высадил ее из машины. Даже попыталась выскочить на ходу. Сбежала от меня, не позволив доставить ее домой. – Я сделал паузу. – Мне очень жаль, что так случилось.
  
  – О боже! – вскрикнула Клэр и разразилась слезами. – О боже, боже!
  
  Деннис тоже выглядел потрясенным. Он все же попытался обнять Клэр, но она оттолкнула его:
  
  – Оставь меня! Оставь меня в покое, черт бы тебя побрал!
  
  Она выскочила через проем стеклянных дверей на террасу, не закрыв за собой створки, и побежала в сторону озера.
  
  Деннис отбросил в сторону свой стул и устремился за ней, но я перехватил его, положив руку на плечо.
  
  – Не надо, ты и так уже натворил достаточно, – сказал я.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Мы все в некоторой степени виноваты в участи, постигшей Анну, но теперь я начинаю думать: ничего бы не произошло, если бы ты не убедил Клэр скрыться от наблюдения для встречи с тобой и бегства сюда.
  
  Едва произнеся эти слова, я сразу пожалел о них. Мне бы следовало понимать, что события завязаны далеко не на одной подростковой влюбленности и сексуальном влечении. Но я был чудовищно зол. Меня возмущала собственная вовлеченность во все это, вызывали гнев беды, вызванные их столь хитроумной на первый взгляд уловкой. Я злился даже на Анну.
  
  – Вы действительно считаете, что все так просто? – крикнул мне в лицо Деннис. – В самом деле?
  
  – Если все иначе, может, тебе пора объяснить суть дела? Почему, во имя всего святого, ты так поспешно бежал из Гриффона? Что произошло? Почему копы за тобой охотятся?
  
  Он отвернулся и процедил:
  
  – К черту, я не могу вам ответить!
  
  – Если ты не хочешь довериться мне, то едва ли найдешь кого-то другого, – произнес я. – Реально помочь вам могу только я. Ведь ты укрылся здесь, чтобы обдумать, как быть дальше, верно? Но сколько еще вы тут проторчите? Неделю? Месяц? Год? Каков твой план, Деннис?
  
  Я посмотрел в сторону озера. Клэр стояла на краю причала, глядя куда-то вдаль вдоль поверхности воды. Я волновался, потому что хорошо понимал ее эмоциональное состояние.
  
  – Оставайся здесь, – сказал я Деннису, а сам побежал вниз к берегу озера.
  
  Оказавшись у причала, я замедлил шаги. Мне не хотелось, чтобы Клэр неожиданно услышала мой тяжелый топот по доскам, который мог ее напугать. Постарался ступать как можно мягче, но доски все равно поскрипывали под ногами.
  
  – Клэр.
  
  У нее тряслись плечи. Я остановился совсем близко, всего в футе от нее. Клэр не могла не ощущать моего присутствия, хотя я даже не пытался прикоснуться к ней.
  
  – Во всем виновата я! – воскликнула она.
  
  – Я только что говорил об этом с Деннисом. Каждый из нас виноват в гибели Анны. Я очень тяжело ощущаю свою ответственность за ее смерть.
  
  – Они поймали того, кто это сделал? – спросила она, выгибая шею и вытирая кончик носа о свою футболку.
  
  – Они арестовали Шона.
  
  Клэр резко повернулась и взглянула на меня. Горе мгновенно сменилось шоком.
  
  – Что? Вы не шутите? Но это же безумие! Такое попросту невозможно. Он пытался помогать нам. Реально помогал мне и Анне. Он должен был подобрать меня на своей машине, но его остановила полиция, и потому я попросила вас подвезти, а уж потом…
  
  – Знаю, – произнес я. – Я тоже считаю, что он этого не делал. Но полицейские обнаружили улики у него в пикапе. Одежду, снятую с мертвой Анны.
  
  – Полицейские! – горячо воскликнула она. – Треклятая полиция города Гриффона? Что ж, тогда можно считать, что все кончено. Если уж полиция Гриффона сцапала кого-то. Они продажные твари – все до единого.
  
  Я кивнул.
  
  – Но вам с Деннисом все равно будет лучше вернуться со мной. Мы должны прояснить ситуацию, установить истину.
  
  Клэр резко покачала головой:
  
  – Он ни за что не вернется туда. Даже не уговаривайте.
  
  – Что произошло, Клэр? Что случилось? Почему Деннис так поспешил скрыться? Почему полиция охотится на него? Вы знаете, кто мог убить Анну?
  
  Она нахмурилась:
  
  – Мне не следовало просить ее о помощи. Никогда и ни за что. Не следовало.
  
  Слезы струились по ее щекам, из носа капало на верхнюю губу. Я нашел в кармане чистые бумажные носовые платки и протянул ей.
  
  – Мы должны вернуться и во всем разобраться, – повторил я. – Ради памяти Анны. Ради Шона.
  
  Клэр вдруг начала дышать короткими быстрыми вдохами, и я с тревогой подумал, что она может лишиться чувств. Она склонилась ко мне, и я ее обнял. Она тоже обвила меня руками, положив голову на мою грудь.
  
  – Все это невероятно страшно, – прошептала она. – Все ужасно, черт возьми!
  
  Я ласково потрепал ее по спине. Жест получился беспомощным.
  
  – Мы вернемся, – сказал я. – Ладно? Мы должны это сделать. Вы с Деннисом все мне объясните по дороге. А если он не захочет возвращаться, что ж, я не могу его заставить. Но я никуда не поеду без вас самой.
  
  Ее лицо поднималось и опускалось на моей груди в такт дыханию.
  
  – Ну, решайтесь же.
  
  Мы медленно направились к берегу, но идти приходилось осторожно, поскольку причал был узок даже для двоих. Потом мы брели по траве, по пологому подъему к коттеджу. Взошли на террасу. Раздвижные двери все еще оставались открытыми. Я ожидал увидеть Денниса стоявшим в проеме, но его не было.
  
  – Деннис! – окликнула Клэр.
  
  Ответа не последовало.
  
  Нам оставались последние три шага до двери, когда я схватил Клэр за плечо и заставил остановиться.
  
  Я заметил кое-что на полу у входа в коттедж.
  
  Что-то влажное и темное змейкой текло по полу.
  
  Кровь.
  Глава 56
  
  – Знаете, – сказал я вдруг и с силой заставил Клэр идти левее, минуя дверь, – прежде чем мы уедем, мне нужно кое-что проверить.
  
  – Что вы дела…
  
  Я был уверен, что кровь она увидеть не успела. Если бы заметила, реакция не заставила бы себя ждать. Клэр бросилась бы в дом с отчаянным криком или завизжала от страха. Но, судя по тому, как она напряглась всем телом, ей стало понятно: что-то не так.
  
  – Тсс, – шепнул я. Затем нормальным голосом, звучавшим, возможно, чуть громче, чем необходимо, произнес: – Не лучше ли нам поехать обратно на обеих машинах или воспользоваться только моей?
  
  Мы прижались к стене коттеджа между стеклянными дверями и протянувшимся дальше рядом окон. Здесь тоже располагались три ступени, которые вели на террасу. Я уже сжимал в руке рукоятку «глока», когда прошептал Клэр на ухо:
  
  – Постарайтесь забраться под террасу.
  
  Она явно хотела спросить, зачем это нужно, но я приложил палец к губам, посмотрев на нее строго и предостерегающе, а потом указал направление. Клэр проворно спустилась по ступенькам, припала на колени и сумела протиснуться в щель не более двух футов шириной под настилом террасы.
  
  Я тоже сошел по ступенькам, но продолжал двигаться вдоль коттеджа, как бы продолжая разговор:
  
  – Нам потребуются от вас с Деннисом подробные показания, чтобы прояснить суть происшедшего с самого начала. Знаю, вам непросто будет говорить об этом, но выхода нет.
  
  У моего противника оружие было снабжено глушителем. Я ведь не слышал выстрела, когда мы с Клэр стояли на причале. Нельзя сказать, что так называемые поглотители шума вообще не издают звуков. Но от воды с такого солидного расстояния выстрел показался бы не громче, чем хруст сломавшейся сухой веточки. Не донеслось до меня и звука мотора подъехавшего автомобиля. Стрелок, видимо, припарковался далеко ниже по дороге и добрался до коттеджа пешком.
  
  На пути сюда я почти постоянно поглядывал в зеркало заднего вида. На главной магистрали приходилось преодолевать достаточно длинные прямые участки, а на отрезке шоссе до озера Кайюга за мной не двигалось вообще ни одной машины.
  
  И все же кто-то знал, что я нахожусь здесь. Кто-то последовал за мной. Значит, в моем автомобиле осталось еще одно устройство джи-пи-эс. Найденное под сиденьем не было единственным. Мне следовало тщательнее проверить автомобиль. Может, все-таки вскрыть злосчастную запаску?
  
  Я крался вдоль стены коттеджа, прислушиваясь и стараясь уловить любое движение внутри. Скрип половицы, открывшуюся или закрывшуюся дверь. Что угодно, выдавшее бы его местонахождение. Я посмотрел вперед, затем на раздвижную дверь. Землю под ногами густо устилали опавшие листья. Если бы кто-то вышел на задний двор и попытался обойти дом, у меня был бы хороший шанс заранее услышать его шаги.
  
  Коттедж возвели на высоком фундаменте, а потому, если приходилось миновать обычные окна, которые не тянулись, в отличие от двери, от пола террасы до самой крыши, можно было лишь слегка пригнуться, чтобы меня не заметили изнутри. Мне не хотелось получить пулю в голову.
  
  Я бросил быстрый взгляд на Клэр Сэндерс, притаившуюся под террасой, и заметил ее округлившиеся от страха глаза. И продолжил свой монолог:
  
  – Я знаю, вы не слишком высокого мнения о шефе Перри, но на самом деле он хороший человек. Ему можно доверять. – Я произносил эти фразы, хотя сам не слишком верил в их правдивость. – Но первым делом мы должны будем сообщить вашему отцу, что с вами все в порядке. И маме тоже. Они очень переживают из-за вашего исчезновения.
  
  Я достиг угла коттеджа, плотно прижавшись спиной к стене. Осторожно заглянул за угол, никого не увидел и свернул, чтобы двинуться вдоль другой стены. Вот с этой точки мне открылся частичный обзор улицы. Сквозь деревья проглядывал силуэт темного пикапа с тонированными стеклами, припаркованного поодаль.
  
  – Заметьте, я так отзываюсь о шефе не потому, что он приходится мне шурином. Если брать наши отношения в семье, то я скорее считаю его полным кретином. А это проявляется порой и в работе. Мне известно о конфликте между ним и вашим отцом, но факт остается фактом: там, где речь идет о серьезных нарушениях закона, он всегда сумеет во всем разобраться и принять справедливое решение.
  
  Рано или поздно моему противнику покажется странным, что Клэр совершенно не принимает участия в беседе.
  
  – Моя жена Донна всегда и во всем готова встать на защиту брата, но они ведь выросли вместе, и кому, как не ей, знать, какой…
  
  Листья вдруг зашуршали. Где-то за следующим углом. Кто-то так же тихо пробирался вдоль задней стены коттеджа.
  
  – …какой он на самом деле. Вот почему она так часто принимает его сторону.
  
  Дальше все произошло стремительно.
  
  Первым показался ствол пистолета. Как я и предполагал, к его концу был привинчен глушитель. Через долю секунды стал виден весь пистолет и державшая его рука. Мелькнул обшлаг пиджака.
  
  Я выстрелил.
  
  Выстрел грохотом прорезал тихий и прохладный утренний воздух. С окрестных деревьев испуганно вспорхнули птицы.
  
  Мною руководил чистый инстинкт. На самом деле следовало выждать еще хотя бы секунду и увидеть противника. Тогда я имел бы реальный шанс в него попасть. Но проблема в том, что никогда прежде у меня не возникало необходимости пускать в ход оружие, даже в самых сложных ситуациях. Ни на службе в полиции, ни в роли частного детектива.
  
  Моя пуля не угодила в руку врага, что не удивительно. И при звуке выстрела рука мгновенно исчезла. Снова зашуршали листья, но сейчас гораздо громче. Послышались шаги бегущего человека.
  
  А потом донесся другой звук, менее всего желательный сейчас. Клэр крикнула:
  
  – Мистер Уивер! Что случилось?
  
  Мужчина (а это был мужчина, судя по рукаву мужского пиджака) теперь бегом огибал коттедж. Я бросился ему навстречу. Нельзя было допустить, чтобы стрелок добрался до укрытия Клэр раньше меня. Он тоже слышал ее возглас и наверняка сообразил бы, где ее искать.
  
  Я добежал до первого угла, который миновал раньше, выглянул и направился вдоль стены, протянувшейся параллельно озеру, откуда мог ясно видеть террасу. Клэр ползком из-под нее выбиралась.
  
  – Оставайтесь на месте! – заорал я.
  
  – Деннис! – крикнула она, не обращая на меня внимания. – Деннис, здесь кто-то стреляет!
  
  Она ухватилась за перила и начала подниматься на террасу, направляясь к раздвижной двери.
  
  – Черт бы тебя подрал! – в сердцах громко выругался я.
  
  Из-за противоположного угла коттеджа показался ствол пистолета, а потом две сложенных вместе руки.
  
  – Клэр!
  
  Она оглянулась в мою сторону.
  
  То, что я услышал потом, напоминало легкий удар молотком по шляпке гвоздя. Убийца все-таки выстрелил. От перил, за которые держалась Клэр, щепки полетели в разные стороны.
  
  Она упала на террасу, беспомощно раскинув ноги на ступеньках.
  
  – Нет!
  
  Это слово вырвалось у меня исполненным неподдельного отчаяния.
  
  Однако Клэр почти сразу же поднялась. Пуля ее не задела, она просто споткнулась от неожиданности.
  
  Я вскинул «глок» и выстрелил поверх ее головы, всадив заряд в угол коттеджа. Выстрелил еще и еще раз, по глупости надеясь, что смогу попасть в этого гада сквозь доски.
  
  Затем я переместился к углу, держась у самой стены и сильно пригнувшись, чтобы, когда я посмотрел бы за угол, голова находилась гораздо ниже ожидаемого уровня. Я тоже держал теперь пистолет обеими руками, затаив дыхание и пытаясь расслышать хоть что-то, кроме громкого биения собственного сердца, отдававшегося в ушах.
  
  Опять шелест и хруст листьев.
  
  Шаги бегущего человека в отдалении.
  
  Я выглянул за угол.
  
  Он откровенно удирал.
  
  Теперь его фигура виднелась в самом начале подъездной дорожки. Темные брюки, черная ветровка с натянутым на голову капюшоном поверх пиджака. Я кинулся за ним, понимая, что направляется он к своему пикапу.
  
  Внезапно убийца остановился, повернулся и нацелил на меня свой пистолет. Мне пришлось мгновенно залечь, как падают на землю защитники в американском футболе, ухватив игрока соперников за ноги. Пуля прорезала воздух чуть выше головы.
  
  Он снова побежал.
  
  К тому моменту, когда я поднялся на ноги, он уже добрался до машины и садился в нее. Пикап тут же рванул с места, разбрасывая из-под колес гравий. Я не успел даже разглядеть номера, а он уже скрылся за поворотом улицы.
  
  Сзади из коттеджа донесся новый крик.
  
  Я опрометью бросился туда, к главному входу в дом. Клэр стояла в проеме раздвижных дверей, глядя внутрь и прижав руку к губам.
  
  Ей даже не потребовалось входить в коттедж, чтобы понять, какая участь постигла Денниса. Он лежал на боку рядом с кухонным столом, спиной к нам. Падая, он опрокинул стул, на котором сидел. Кровь, постепенно собиравшаяся в лужу ближе к центру комнаты, вытекала из казавшейся огромной раны в затылке.
  
  – Нет-нет-нет-нет, – шептала она.
  
  – Оставайтесь там, где стоите, – велел я.
  
  Я раздвинул створки двери и осторожно вошел в комнату, стараясь не попасть ногой даже на самый край кровавой лужи. Склонившись над телом, приложил два пальца к артерии на шее. Бесполезный жест. Я прекрасно осознавал это, но чувствовал необходимость в нем. Потом я посмотрел через дверь в спальню, заметив отверстие в тюле открытого окна. Убийца не заходил в дом. Прицелился снаружи и сделал единственный точный выстрел. Даже стекла разбивать не пришлось, а потому мы на причале и не услышали ни звука.
  
  Я обратил внимание на черную тетрадь, лежавшую на кухонном столе, взял ее и сунул в карман пиджака.
  
  – Деннис, – позвала Клэр все еще из дверного проема. – Деннис?
  
  – Нам нужно как можно скорее уезжать отсюда, – сказал я. – Убийца может вернуться или устроить засаду на нас по дороге.
  
  Клэр заметно дрожала, прижав теперь к губам обе ладони. Я начал опасаться, что от шока она впадет в ступор.
  
  – Клэр, послушайте меня! Мы должны срочно покинуть это место.
  
  Было уже понятно, что моей машиной пользоваться нельзя. Где-то внутри ее по-прежнему прятался второй прибор джи-пи-эс. Я мог взять ключи от «вольво», но ведь выезд отсюда имелся только один – по Норт-Паркер-роуд, где мы легко стали бы мишенями для притаившегося у обочины стрелка.
  
  Я взглянул в сторону озера. И спросил:
  
  – Что находится на противоположном берегу?
  
  – Нам надо доставить его в больницу, – тихо произнесла Клэр. – Пусть врач его осмотрит.
  
  – Клэр, Деннис мертв. Моя задача – вывезти вас отсюда. Другой берег озера. Кажется, он всего лишь в миле отсюда. Что там?
  
  – Юнион-спрингс, – прошептала она.
  
  – Это город?
  
  – Да, небольшой городок.
  
  Левой рукой я взял ее ладонь, а в правой все еще держал пистолет.
  
  – Тогда мы поплывем на катере. Сейчас мы как можно быстрее добежим до причала и сядем в катер. Вы помните, есть ли там в баке бензин?
  
  – Откуда вы знаете, что он умер? – спросила Клэр. – Почему вы так в этом уверены?
  
  – Клэр! – Мне пришлось повысить голос. – В катере есть бензин?
  
  – Я… Да, думаю, что есть. Мы с Деннисом плавали на нем только вчера. Просто катались.
  
  – Идемте же! Бегом!
  
  Мы поспешно спустились по склону холма к причалу. Я посадил ее в катер первой на центральное из трех сидений. Потом взошел на борт сам, опустил гребной винт в воду, несколько раз нажал на резиновый клапан подкачки бензопровода, перевел мотор в нейтральное положение, открыл заслонку дросселя и дернул заводную рукоятку.
  
  Двигатель взревел сразу же. Я прикрыл заслонку, переключил винт в положение для заднего хода, а потом снял с кнехтов швартовы, державшие катер на привязи у носа и у кормы. Оттолкнулся, перевел мотор на переднюю передачу и дал газу. Воздух над озером оказался более холодным, а на Клэр не было даже куртки. Я снял с себя пиджак и подал ей. Она надела его чисто машинально, как робот, глядя перед собой стеклянными глазами.
  
  Чтобы пересечь озеро Кайюга, потребовалось не более пяти минут. Уже вскоре перед нами возникла приличных размеров гавань с многочисленными причалами, хотя всего несколько суденышек еще оставались на воде. Прямо у берега возвышался огромный эллинг, куда люди ставили свои яхты и катера на зиму. Я легко нашел место, где причалить, привязал нашу лодку и помог Клэр выбраться на мостки.
  
  – Здесь есть коммерческий центр? – спросил я.
  
  Она вяло махнула рукой:
  
  – Да. По-моему, он в той стороне.
  
  Мы прошли по Бейсин-стрит и оказались на Норт-Кайюге, где, похоже, и находился центр поселка. На противоположной стороне улицы я заметил заведение торговца подержанными автомобилями. Не было нужды постоянно держать Клэр за руку – она сама покорно плелась за мной. Однако явно находилась в прострации, поэтому при переходе через дорогу я снова взял ее под свою опеку.
  
  Мы сразу же направились к управляющему. Полный и рыхловатый мужчина в плохо сидевшем синем костюме встал из-за стола, включил дежурную улыбку для клиентов и поприветствовал нас. Однако его улыбка быстро померкла. Видимо, мы выглядели странно для привычных ему покупателей. У Клэр от слез покраснели глаза, а моя одежда потемнела от пота.
  
  Кроме того, я напрочь забыл, что на моем ремне висит кобура с «глоком», ничем больше не прикрытая.
  
  – Нам нужна машина, – объявил я.
  
  – Берите любую, – отозвался он, не сводя взгляда с пистолета.
  
  – Я не собираюсь ее угонять, – успокоил я его. – Просто я возьму автомобиль напрокат.
  
  Достав бумажник, я показал ему удостоверение частного детектива, а потом подал кредитную карту.
  
  – Снимите пять сотен. Этого хватит?
  
  Он взял карту.
  
  – Конечно. Но только я обязан еще проверить ваши права.
  
  – Обязательно, но как можно быстрее, – попросил я.
  
  – Разумеется.
  
  И торговец действительно все сделал оперативно. Буквально через две минуты я уже держал ключ от белого седана «субару».
  
  Потом я сказал ему:
  
  – Вызовите полицию. Прямо на противоположном берегу озера произошло убийство. Коричневый коттедж, двери со стороны озера открыты. Предупредите, что убийца может все еще находиться где-то поблизости. Мужчина. Рост примерно от пяти футов десяти дюймов до шести футов. Водит пикап. Черный или темно-синий с тонированными стеклами. Поняли?
  
  – Да, все понял.
  
  Я усадил Клэр на пассажирское сиденье «субару», а сам занял место за рулем.
  
  – Едем домой, – сообщил я.
  
  Мы направились на север через поселок Кайюга, а затем свернули южнее на дорогу, проходившую через Национальный зоологический заповедник Монтесума. Когда же полностью пересекли его, мне не составило труда найти выезд на главную магистраль. Мы оказались на том же перекрестке, где я ранее съехал с нее. Прежде чем миновать пункт оплаты и взять талон в автомате, я спросил Клэр, нужно ли ей что-нибудь.
  
  – Не знаю, – ответила она.
  
  Мне все равно пришлось свернуть на заправку, поскольку в арендованной машине бак оказался заполнен едва ли на четверть, и залить еще топлива. Затем я забежал в магазин при заправочной станции и купил воду в бутылках, шоколадные батончики и картофельные чипсы. Это должно было помочь нам продержаться какое-то время.
  
  – Угощайтесь, – предложил я, вернувшись в машину.
  
  Когда я брал билет для оплаты проезда по скоростному шоссе и выезжал на основную дорогу по небольшой эстакаде, Клэр заглянула в мою сумку и достала «Марс». Меня обрадовало, что она сняла обертку и надкусила шоколадку.
  
  – У меня есть к вам вопросы, Клэр. Вы способны сейчас отвечать?
  
  Она прожевала батончик и равнодушно посмотрела на меня.
  
  – Да, думаю, что способна. – Ее голос звучал так, словно она действительно впала в транс.
  
  – Вы знаете, кто это был? Вам известно, кто убил Денниса?
  
  – Я не видела его, – ответила она.
  
  – Но у вас есть догадки?
  
  Она кивнула.
  
  – Кто же это?
  
  – Сын Филлис Пирс, – сказала Клэр.
  
  – Что?! У нее есть сын? Как его зовут?
  
  – А вы до сих пор не поняли? – в свою очередь спросила она.
  
  Я ждал.
  
  – Рикки Хейнс, – назвала имя Клэр. – Полицейский. Наверное, самая коварная тварь среди них всех, потому что строит из себя хорошего парня, весь такой правильный. Но вот только когда он принимается обыскивать тебя, начинаешь думать, что он не тот, за кого себя выдает.
  Глава 57
  
  Он уезжает так поспешно, что при повороте с гравия на асфальт задние колеса пикапа заносит, и машина едва не переворачивается. Но он вовремя выкручивает руль, справляется с управлением, а на твердом покрытии развивает максимальную скорость.
  
  Теперь, оказавшись на прямом участке дороги, можно воспользоваться мобильным телефоном. Он берет его правой рукой, нажимает кнопку вызова и прикладывает трубку к уху.
  
  – Алло! – тревожно откликается мать.
  
  – Это я, – говорит он.
  
  – Что произошло, Ричард? Ты нашел их?
  
  – Да, я их нашел, – отвечает Рикки Хейнс.
  
  – И ты все сделал?
  
  – Я прикончил Маллавея. И почти уверен, что девушку тоже.
  
  – Что значит «почти уверен»? – Филлис Пирс терпеть не может неопределенности. – Я не понимаю всех этих «почти».
  
  – Я видел, как она упала. Но у меня не было возможности проверить ее пульс. Уивер открыл по мне огонь.
  
  – А что с ним? Ты расправился с ним?
  
  – Говорю же, он начал отстреливаться. Мне пришлось убираться оттуда. Никак не удавалось основательно взять его на мушку.
  
  – А где тетрадь?
  
  – У меня ее нет.
  
  – Боже, ты все-таки безнадежен, Рикки! Где ты сейчас?
  
  – На шоссе. Еду домой.
  
  – Нет! – восклицает она. – Тебе придется вернуться! Надо завершить начатое!
  
  – Но послушай! Я немного подождал в конце той улицы, рассчитывая, что Уиверу рано или поздно придется проехать мимо. Я спрятал пикап в лесу. Когда же они так и не появились, вернулся туда и увидел, что у причала нет катера. И потому решил – мне лучше как можно скорее скрыться.
  
  – Катер? О чем ты говоришь? Какой еще катер?
  
  – Коттедж, где я их нашел, стоит на берегу озера Кайюга. Уивер воспользовался моторной лодкой.
  
  – Он видел тебя?
  
  – Не знаю. Может быть. И мне неизвестно, что Маллавей и девчонка успели рассказать ему до моего прибытия.
  
  – Господи, сколько проблем сразу! – произносит Филлис.
  
  – Все не так плохо, мамочка. Единственным, кто обо всем может знать, остался теперь только Уивер.
  
  – Но у него, вероятно, есть теперь и тетрадь. – Филлис не может больше сдерживаться. – Ты должен был прикончить Маллавея в самый первый день! Вот что тебе следовало сделать, и непременно!
  
  Рикки начинает думать, что она теряет над собой контроль. Однако он слишком хорошо знает свою мамочку. Она часто внезапно словно сходит с ума, а потом успокаивается и хладнокровно все обдумывает. У мамочки всегда есть какой-то план. И когда она на некоторое время замолкает, Рикки не сомневается: именно над новым планом она и размышляет.
  
  – Я все понимаю, – говорит он. – Знаю, что наделал немало ошибок. Но мне многое удалось исправить, согласна?
  
  – Заткнись, – отзывается Филлис. – Помолчи и дай мне подумать.
  
  Рикки ждет. Чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, и несколько раз смаргивает, чтобы зрение прояснилось. Он размышляет о том, насколько иначе все могло сложиться, о более верных решениях, которые ему нужно было принять. И не только ему. На матери тоже лежит изрядная доля вины, однако она только злится, стоит напомнить ей об этом.
  
  Наконец Филлис решает:
  
  – Приезжай домой. Посмотрим, что мне удастся сделать.
  
  Рикки бросает трубку на сиденье рядом с собой. Не сказать чтобы он испытывал облегчение, но ему стало заметно легче.
  
  Уж мамочка точно что-нибудь придумает.
  Глава 58
  
  Рикки Хейнс.
  
  Фрагменты мозаики заняли свои места. Это Рикки проследил за нами до озера Кайюга, наверняка он сам и пристроил приборы джи-пи-эс в мою машину. И идея конфисковать ее тоже принадлежала ему. А чтобы отвести от себя подозрения, Рикки сослался на Куинна, который якобы передал распоряжение Огги.
  
  Как только машину отбуксировали на штрафную стоянку, у Рикки появился легкий доступ к ней, чтобы внедрить устройства электронного слежения. А поскольку никто не изъявил желания обыскать мой автомобиль, то и приборы найти не могли и вернули мне машину практически в нетронутом виде.
  
  Как я догадывался, Бриндл не был соучастником своего напарника. Если бы он оказался замешан, то не пришел бы в такое бешенство, когда шеф выручил меня из передряги с Тэпскоттом. По той же причине Хейнс горел желанием помочь мне связаться с адвокатом. Не в его интересах было видеть меня в камере. Я требовался ему на свободе, чтобы привести к Клэр и Деннису.
  
  Что еще успел натворить Рикки?
  
  Мне следовало бы позвонить Огги, но у нас с ним еще оставалась проблема взаимного доверия. Необходимо выслушать информацию, известную Клэр, прежде чем связываться с кем-либо из полиции Гриффона.
  
  Она начала свой рассказ почти с исходной точки событий.
  
  – На лето я нашла себе работу в «Смитсе». Это кафе-мороженое, у самой реки.
  
  Мы нередко заходили туда – я, Донна и Скотт – после ужина теплыми летними вечерами.
  
  – Это совсем рядом с офисом Хупера, Деннис чуть не каждый день заглядывал на порцию мороженого. Причем так зачастил, что я стала догадываться: он интересуется мной. А у нас с Романом все в любом случае шло к разрыву. Вы знаете, о каком Романе я говорю?
  
  – Да, – ответил я.
  
  – Даже не представляю, зачем я с ним связалась. Честно говоря, он туповат, но мне показалось, что это очень круто – пытаться стать киносценаристом, понимаете? Хотя занимался он и другими делишками… Не уверена, что мне стоит вам об этом рассказывать, но Роману уже исполнился двадцать один год, и он зарабатывал на покупке пива и…
  
  – Мне все известно, – перебил я. – Как и то, что он использовал Шона и Анну для доставки своего товара, делясь с ними частью прибыли.
  
  – Ничего себе! Ладно. Мне тоже не нравилось, как он вовлекал Анну в свой грязноватый бизнес. Но в Романе было и еще что-то, пугавшее меня. От него действительно порой мурашки бежали по коже.
  
  – Вы имеете в виду его эсэмэски.
  
  – Боже, неужели вы все прочитали на моем мобильном? И видели фото? Но не только в этом снимке дело. Роман постоянно требовал, чтобы я тоже посылала ему свои снимки, чего мне вовсе не хотелось делать. И я начала встречаться с Деннисом, отчего Роман просто на стенку лез.
  
  Мы стремительно мчались по магистрали, выжимая до восьмидесяти миль в час. До Буффало оставался час езды, а потом еще полчаса до Гриффона.
  
  – У нас с Деннисом возникли серьезные отношения. То есть мы по-настоящему полюбили друг друга. Он даже уже раздумывал, возвращаться ли ему домой в конце лета или нет. Но вдруг однажды он исчез.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Просто пропал. Прислал мне эсэмэску, что у нас ничего не получится, хотя виноват во всем только он. – Клэр всхлипнула и стала искать в бардачке бумажные носовые платки, однако в «субару» не подумали положить пачку. Ни в бардачке, ни в пепельнице, ни на поверхности панели управления ничего не было.
  
  – Я захватил в магазине салфетки. Посмотрите в моей сумке.
  
  Клэр нашла их, промокнула глаза, высморкалась.
  
  – Вам, должно быть, причинило боль это внезапное расставание без особых на то причин? – предположил я.
  
  – Конечно. Я гадала, в чем могла провиниться перед Деннисом, ведь все складывалось прекрасно. Мне было очень плохо, я страдала и прочее. Но затем через пару недель я получила от него весточку.
  
  – Он прислал вам очередную эсэмэску?
  
  – Да. Писал, что должен мне все объяснить. Ему пришлось покинуть Гриффон из-за полицейских после одного происшествия. Я понятия не имела, о чем он собирался рассказать, но очень хотела увидеться с ним и по крайней мере выяснить, почему он бросил меня так внезапно. А тут как раз разыгрался этот дурацкий конфликт между моим отцом и вашим шурином. Патрульные машины стали почти постоянно следить за нашим домом, и папа решил, что это шеф Перри пытается запугать нас, понимаете? Нагнать страха, продемонстрировать: его люди могут держать нас под непрерывным наблюдением. Я тоже тогда подумала, что дело именно в этом, однако Деннис в эсэмэске предупредил, что копы следят не за папой, а за мной.
  
  – Они посчитали, что вы подходящий объект, который может привести их к нему.
  
  – Я – объект? – удивилась она.
  
  – Извините за жаргон. Просто вы были его девушкой, его возлюбленной.
  
  – Да, конечно. – Клэр сделала недолгую паузу. – И он написал так. Если мы хотим встретиться, я должна быть уверена, что копы не сумеют увязаться следом. Вот тогда у меня и появилась идея проделать трюк с подменой – выдать Анну за себя.
  
  – Шон должен был забрать вас, а после того, как он не смог приехать, вы поймали меня в качестве водителя попутной машины.
  
  Клэр кивнула:
  
  – Я не выбирала вас специально, честное слово. Я бы села к любому, кто согласился бы меня подбросить. Но только обрадовалась, узнав в вас отца Скотта, поняла, что с вами поездка будет безопасной… – Она помолчала. – Хотя уже слышала, что вы кое-кого терроризируете в нашем городе.
  
  – С этим покончено, – заверил я.
  
  – Значит, вы разыскали того, кто продал Скотту наркотик? – спросила она.
  
  – Нет. Но продолжайте.
  
  – О том вечере рассказывать больше нечего. Я имею в виду, что подмена прошла успешно, по крайней мере с моей точки зрения. – Клэр отвернулась к окну, явно стараясь скрыть лицо. – Анна… Она вышла и села к вам в машину. Я выскользнула следом и уехала с Деннисом. Мы направились прямиком в тот коттедж.
  
  – Так кто же наблюдал за вами тогда из пикапа? Рикки?
  
  Клэр кивнула:
  
  – Я уже успела разглядеть его к тому времени пару раз. Однажды он сидел в патрульной машине и следил за нашим домом. Я подошла прямо к окну автомобиля и сказала: «Отвяжитесь от нас. Оставьте моего отца в покое». Я тогда считала, что причина наблюдения за нами в отце. Думала так: наверняка шеф велел своим офицерам устроить нам веселую жизнь. А во второй раз соглядатай уже сидел не за рулем патрульной машины, а в простом пикапе. И снова это был Рикки. Но и тогда я рассудила, что старательный коп пытается услужить начальнику даже во внеслужебное время. Да, в тот вечер, когда вы подвезли меня, это был Хейнс. Для полицейского он не слишком искусен в маскировке.
  
  Со мной он проявил искусство слежки в полной мере. Вот только у Клэр не было своей машины.
  
  Значит, Рикки обвели вокруг пальца, когда ко мне села Анна. Он устремился вдогонку за мной.
  
  Рикки видел, как Анна выпрыгнула из моего автомобиля.
  
  У него на глазах она сорвала с себя парик и выбросила.
  
  Рикки понял, что его провели. Клэр сбежала, и, скорее всего, с Деннисом.
  
  И он бросился за Анной, чтобы выяснить, куда отправилась Клэр.
  
  Новые фрагменты мозаики обрели свои места. У меня сразу возник новый вопрос:
  
  – Анна знала, где вы с Деннисом собирались укрыться?
  
  – Нет, – ответила Клэр. – Деннис сказал, будет лучше, если никто не узнает об этом.
  
  Рикки настиг Анну, попытался добыть интересовавшие его сведения, но она оказалась не способна их дать. Рикки сначала злился, потом пришел в ярость и задушил Анну. Однако ему хватило ума раздеть тело, изобразить изнасилование, а потом подбросить одежду в машину Шона Скиллинга.
  
  Клэр продолжала:
  
  – Деннис объяснил мне, что Хейнс следил именно за мной, а не за моим отцом. Потом я поняла, что никогда не замечала у нашего дома какого-то другого полицейского.
  
  – Расскажите мне, что случилось с Деннисом.
  
  – Хорошо, – согласилась она. – Деннис не знал, как ему быть дальше. После бегства из Гриффона он все время прятался в коттедже у озера. Лишь однажды навестил отца, но буквально на минуту. Его папа живет в районе Рочестера.
  
  – Я с ним встречался, – заметил я. – Мистер Маллавей показался мне хорошим и добрым стариком.
  
  У Клэр от удивления округлились глаза.
  
  – Ну вы даете! Похоже, вам удалось побеседовать со всеми. Да, старый мистер Маллавей – славный человек. – Она снова ненадолго отвернулась от меня. – Боюсь, его сердце не выдержит, когда он узнает о смерти сына.
  
  Что я мог ей сказать?
  
  – Отцу Деннис сообщил, что у него возникли проблемы, хотя он не сделал ничего дурного, и, если нагрянет полиция, тому следует помнить об этом. Сказал, ему нужно время на обдумывание своих дальнейших шагов. И еще Деннис хотел поделиться всем со мной.
  
  – Так что же все-таки случилось, Клэр?
  
  – Однажды Деннис подстригал траву перед домом этой Пирс.
  
  – Филлис Пирс?
  
  – Да. Той дамы, которая владеет «Пэтчетсом» и всем там управляет.
  
  – Верно.
  
  – Обычно Хупер направлял на такую работу бригаду из двух человек. Но в тот день парень, всегда трудившийся в паре с Деннисом, неожиданно заболел. Деннис сказал, что и один вполне справится. Так вот. Приезжает он к дому Пирс и понимает, что никого нет, поскольку все машины отсутствуют. Подстригает траву и вдруг замечает, что из подвального окошка вьется дымок. – Клэр откупорила одну из бутылок с водой и сделала большой глоток. – Деннис бросается ко входной двери и начинает барабанить в нее, хотя и догадывается, что внутри никого нет. Но на всякий случай стучит, чтобы не ломать дверь понапрасну, понимаете? А поскольку ответа нет, он рассуждает, что другого выхода нет, и высаживает дверь. И видит: действительно, из подвала поднимается дым. Деннис поспешно спускается вниз и обнаруживает, что загорелась сушильная машина.
  
  – Продолжайте!
  
  – На стене как раз висит огнетушитель. Деннис хватает его, вынимает кольцо или кронштейн – не знаю, как это положено делать.
  
  – Так.
  
  – Он выливает на сушилку пену и быстро справляется с огнем.
  
  – Молодец, – прокомментировал я, – хотя ему, может, разумнее было бы не вмешиваться самому, а просто вызвать пожарных.
  
  – Да уж. Теперь он жалеет, что не поступил так. – Клэр употребила настоящее время, осознала это и прикусила губу.
  
  Из ее глаз мгновенно хлынули слезы. Но мне не терпелось услышать продолжение истории, и я, наверное, немного резковато попросил ее сосредоточиться.
  
  – И сразу после этого Деннис услышал чей-то кашель.
  
  Я повернулся и удивленно посмотрел на нее:
  
  – Значит, в доме все-таки кто-то был?
  
  – Верно.
  
  – Филлис Пирс?
  
  – Нет, – ответила Клэр. – Мужчина. Причем уже старый. То есть, конечно, Деннис не сразу понял, что это старик. Он лишь услышал кашель. Звук исходил из того же подвала, но из комнаты в другом конце коридора, а не из прачечной. – Она отхлебнула еще воды. – Тогда Деннис подходит к той двери, но она закрыта на замок. Подвесной замок типа тех, на какие мы запирали свои шкафчики в школе. Без всяких там цифровых комбинаций. Но за дверью кто-то есть, и этот человек заперт внутри. Он продолжает кашлять и кричать: «Пожар!» Однако выходит у него очень тихо, потому что все в дыму, а сам он стар и слаб.
  
  – Как же поступил Деннис?
  
  – Он решил, что должен вывести мужчину из подвала, дать ему подышать свежим воздухом. Осмотрелся в поисках ключа и тут же нашел его лежавшим на подоконнике. Все оказалось легко. Он отпер замок, открыл дверь, и увиденное его изумило.
  
  Клэр замолчала. Ей как будто самой было страшновато продолжать.
  
  – Что же там увидел Деннис, Клэр?
  
  Она сглотнула.
  
  – Сначала его поразило, как запах дыма тут же перебила другая жуткая вонь, от которой буквально перехватило дыхание. Словно пахло дерьмом, мочой и чем-то еще очень противным. И еще там был старик. Лет семидесяти или восьмидесяти. В комнате стояла инвалидная коляска, но старик лежал на кровати. Похоже, он не мог сам ходить и попросил Денниса помочь ему выбраться наружу, если в доме возник пожар. Деннис успокоил его, объяснив, что погасил пламя, однако у него возник вопрос: какого дьявола происходит? А кого бы на его месте не заинтересовала личность этого человека? И тот факт, что он заперт в подвальной комнате?
  
  Я достал свой мобильник и протянул его Клэр.
  
  – Откройте поисковик, – предложил я. – Вбейте «Гарри Пирс, Гриффон, Ниагарский водопад» и посмотрите результаты поиска. Только не прерывайте своего рассказа.
  
  Она открыла нужную страницу на дисплее, ввела ключевые слова и заметила:
  
  – Это потребует времени.
  
  – Ничего, мы подождем.
  
  – Так вот. Когда старик понял, что ему не грозит смерть в огне, он все равно попросил Денниса вывести его наружу. И как можно быстрее, пока не вернулась его жена, поскольку если бы она его здесь застала, то пришла бы в бешенство. Только Деннис уже услышал звуки, донесшиеся сверху: кто-то вбежал в дом. Понимаете, это странно, но Деннис подумал, что жилье оборудовано необычной сигнализацией, связанной не с охранной фирмой, а посылавшей сигнал о вторжении всего паре людей.
  
  – Филлис Пирс и Рикки Хейнсу, – уточнил я.
  
  – Точно. И старик тоже услышал, как кто-то из них пришел. Тогда он сунул Деннису ту штуку. Тетрадь, которую мы собирались показать вам.
  
  Я похлопал себя по нагрудному карману.
  
  – Она до сих пор при мне.
  
  – Отлично. Деннис схватил тетрадь и тоже спрятал в своем кармане. А потом показался Рикки, вопивший: «Папа! Папа! Папа!» Он влетел в комнату и увидел стоявшего там Денниса. Рикки спросил: «Ты кто такой, черт тебя подери?» Деннис объяснил, что возник пожар, а потом сам спросил: «А это кто такой? Вы держите старика как заключенного в подвале?»
  
  Клэр посмотрела на дисплей телефона.
  
  – Ага! Вот начало что-то появляться. История о трагедиях, случившихся на Ниагарском водопаде.
  
  – Прочитайте, что там сказано о Гарри Пирсе.
  
  Клэр пальцем стала перемещать текст по дисплею.
  
  – Общий смысл сводится к тому, что однажды вечером он отплыл на своем катере, в котором не оказалось ни весел, ни бензина для мотора, и свалился в водопад.
  
  – Что-нибудь еще?
  
  – Да. Это случилось примерно семь лет назад и…
  
  – Тело. Что там говорится о теле?
  
  – О теле?
  
  – Да. О трупе. Его нашли?
  
  – Секундочку. – Она продолжила чтение. – Обломки катера нашли, а вот тело так и не было обнаружено. – Клэр оторвала взгляд от дисплея. – Так вот кто это! Это он? Старик в подвале?
  
  – По-моему, все очевидно.
  
  – Здесь какая-то загадка, – произнесла Клэр.
  
  – Итак, Рикки застал Денниса с Гарри Пирсом. Что случилось потом?
  
  – Рикки угрожающе сказал: «Ну, считай, ты уже покойник», но только у Денниса в руках оставался огнетушитель. Он прицелился и выпустил струю пены прямо Рикки в лицо. Деннису хватило нескольких секунд его замешательства, чтобы проскочить мимо и убежать оттуда сломя голову.
  
  – Почему же Деннис сразу не пошел в полицию? – спросил я.
  
  Клэр посмотрела на меня как на слабоумного:
  
  – А сколько вам назвать причин, почему он этого не сделал? Во-первых, Деннис не раз мне говорил, что чернокожему лучше вообще никогда не обращаться к копам. Никогда и ни за что. Во-вторых, Рикки сам из полиции. А в-третьих, когда Деннис убегал, Рикки выкрикнул вслед: «Только посмей пожаловаться копам, и тебе не жить!» Он ведь не мог обратиться в полицию так, чтобы Рикки не узнал об этом.
  
  Но меня ее доводы не убедили окончательно. Пусть Деннис опасался полиции Гриффона, у него оставалась возможность отправиться в полицейское управление штата.
  
  – Но было еще кое-что, – добавила Клэр. – Рикки успел крикнуть Деннису: «Учти, я и до подружки твоей доберусь, до дочурки нашего тупого мэра, и отрежу ей соски к чертовой матери!» По словам Денниса, это в точности его выражение.
  
  Теперь я бросил на Клэр понимающий взгляд.
  
  – Да, – кивнула она, – жутковатая перспектива, как считаете?
  Глава 59
  
  – Вот почему Деннис хотел обязательно со мной встретиться. Он боялся за меня и не знал, что предпринять, – продолжала Клэр.
  
  – Но за эти два дня вы должны были найти какое-то решение.
  
  Клэр кивнула. Взяла другую салфетку и снова вытерла нос.
  
  – Я настаивала, что нам необходимо поговорить с моим отцом. Он бы подсказал, как действовать. Папа не доверяет полиции Гриффона, но у него наверняка есть связи, например, в ФБР или в какой-то другой подобной организации.
  
  – Неплохой план, – одобрил я.
  
  Но Деннису даже он казался опасным, хотя мы часами обсуждали его, взвешивая все плюсы и минусы. При этом мы оба сознавали, что не можем прятаться вечно.
  
  – Разумеется.
  
  Клэр вздохнула:
  
  – Поверить не могу, что теперь они оба мертвы. Анна и Деннис. Лучшая подруга и мой любимый. – Она снова начала тихо всхлипывать.
  
  Я молчал следующие несколько миль, давая ей выплакаться и надеясь, что это принесет облегчение. Хотя едва ли Клэр перестанет плакать совсем, даже когда мы окажемся в Гриффоне. Слезы лить ей предстоит еще неделями. И все же, когда рыдания немного утихли, я достал свой телефон и сделал звонок.
  
  Мне показалось, что время для этого пришло.
  
  – Слушаю, – раздался голос Огастеса Перри.
  
  – Я не знал, что один из твоих парней – Рикки Хейнс – сын Филлис Пирс.
  
  – Если ты начнешь перечислять все, чего не знаешь, мне придется провисеть на телефоне до глубокой ночи, – язвительно отозвался он.
  
  – Почему он не носит фамилию Пирс?
  
  Огги глубоко вдохнул, а потом протяжно выдохнул.
  
  – Какого черта это должно тебя волновать? Какое тебе дело до его фамилии?
  
  – Просто расскажи мне, не задавая вопросов, ладно?
  
  – Насколько мне известно, Филлис раньше была замужем за парнем по фамилии Хейнс. У них родился Рикки. Но когда он был еще совсем мальчишкой, отец умер то ли от рака, то ли от сердечного приступа, точно не знаю. Прошло несколько лет, и Филлис познакомилась с Гарри Пирсом, за которого вскоре вышла замуж, но пожелала, чтобы сын носил фамилию своего настоящего папаши. Кстати, Гарри Пирс тоже уже умер.
  
  – Что подводит меня к следующему вопросу. Он ведь упал в водопад семь лет назад?
  
  – Зачем ты тратишь мое время попусту, если тебе это известно?
  
  – Но тело так и не нашли, верно?
  
  Я почти слышал в телефонной трубке, как в голове Огги крутятся шестеренки.
  
  – Верно. Только обломки катера, а больше ничего.
  
  – Могу объяснить тебе причину, – сказал я. – Гарри Пирс жив. Филлис держит его в своем подвале.
  
  – Что за бред сивой кобылы?
  
  – Гарри провел там много лет и превратился в инвалида. Он живет в комнате под замком и не может сам ходить.
  
  – Кто наговорил тебе подобную чушь?
  
  – Думаешь, это чьи-то досужие выдумки, Огги? Жаль, у меня сейчас нет времени объяснить тебе все подробно.
  
  – Где ты находишься?
  
  – Примерно в часе езды от Гриффона. Я разыскал Клэр Сэндерс. Ее парень Деннис Маллавей как-то подстригал траву на лужайке у дома Пирс и заметил внутри задымление. Он вышиб дверь, потушил пожар, а потом обнаружил Гарри Пирса запертым в подвале.
  
  – Господи Иисусе! Маллавей тоже с тобой?
  
  – Нет, – ответил я. – Он погиб. Хейнс убил его.
  
  – Что?
  
  – Анну Родомски убил тоже он. Все указывает на это.
  
  – Не мели чепухи, – возразил Огги. – Ты знаешь, мы уличили в преступлении молодого Скиллинга. Найдена одежда…
  
  – Я в курсе, что было найдено вами и где. Думаю, Хейнс подложил доказательства. Он имел возможность сделать это в любое время той же ночью.
  
  Огги молчал. Я продолжил:
  
  – Как только доставлю Клэр к отцу, отправлюсь в тот дом и выпущу Гарри Пирса на свободу.
  
  – Только не без моего участия, – моментально отозвался Огги.
  
  – Тем лучше, – сказал я. – Встречу тебя на углу у дома Пирс. Но мне ехать еще около часа.
  
  – Значит, скоро увидимся. – И Огги дал отбой.
  
  Когда я убирал телефон, Клэр посмотрела на меня, сжимая в руке смятую и влажную бумажную салфетку.
  
  – Вы ему доверяете?
  
  – Не всегда и не во всем, – ответил я. – Но сейчас приходится доверять. – Я снова достал телефон и протянул его Клэр: – Позвоните отцу.
  
  Она набрала номер, стала слушать гудки, а потом произнесла:
  
  – Нет, папа, это я.
  
  Очевидно, у Берта Сэндерса определился мой номер, и он ожидал услышать меня.
  
  – Со мной все в порядке, в полном порядке, – ответила Клэр на его вопрос, – но вот Деннис… О, папа, Деннис погиб.
  
  И она снова залилась слезами.
  
  Я вынул из нагрудного кармана пиджака черную тетрадь. Держась за руль одной рукой, другой я раскрыл тетрадку, положив себе на колени, а потом поднял на высоту приборной доски, чтобы посматривать то на ее страницы, то на дорогу. И начал читать с произвольного места.
  
  – Что за нелепица? Чушь какая-то! – невольно воскликнул я.
  
  В углу каждой страницы аккуратнейшим почерком, но очень мелко была выведена новая дата. Затем следовало:
  
   Завтрак: рисовые хлопья с молоком, апельсиновый сок, банан, кофе со сливками. Обед: сандвич с арахисовым маслом на белом хлебе, два шоколадных печенья, молоко, яблоко. Ужин: лазанья, салат «Цезарь», шоколадное пирожное, чай.
  
  Я просмотрел другую страницу под иной датой.
  
   Завтрак: овсяная каша с изюмом и коричневым сахаром, апельсиновый сок, кофе со сливками. Обед: бигмак, жареный картофель, кола, яблочный пирог. Ужин: курица в панировочных сухарях, рис с маслом, бобы, стакан воды, десерта не было.
  
  И так во всей тетради.
  
  Гарри вел подробные записи о том, чем ежедневно питался.
  
  Клэр беседовала с отцом примерно пять минут, рассказывая о причинах и подробностях своих поступков, а также о своем укрытии, а потом передала трубку мне:
  
  – Он хочет поговорить с вами.
  
  – Привет, – сказал я мэру.
  
  – Даже не знаю, как мне выразить вам свою благодарность, мистер Уивер. Вы спасли ей жизнь.
  
  У меня мелькнула мысль, что нужды в спасении могло и не возникнуть, не приведи я сам Хейнса к коттеджу.
  
  – Мы уже скоро приедем.
  
  – Я встречу вас на въезде в город, – произнес Сэндерс. – Хочется увидеть ее как можно быстрее.
  
  – Хорошо, – отозвался я. – Полицейские позже должны будут взять у нее показания. Но сначала я бы рекомендовал показать Клэр врачу. Боюсь, она все еще в состоянии шока. Она прошла через невероятные испытания.
  
  – Конечно… Нет слов для описания моей благодарности вам, – повторил Сэндерс.
  
  Я вспомнил, что у нас по пути к югу от Гриффона находилась больница. И попросил мэра встретить меня там у входа в приемное отделение. По моим подсчетам, примерно через сорок минут.
  
  – Буду ждать вас, – сказал он.
  
  Закончив разговор, я обратился к Клэр:
  
  – Мы почти дома.
  
  Она лишь вяло кивнула в ответ.
  
  Я протянул ей тетрадь:
  
  – Вы это читали?
  
  – Да. Мы с Деннисом просмотрели все. Какая-то бессмыслица.
  
  – Вы действительно изучили ее от корки до корки?
  
  – Да.
  
  – Там есть хоть что-то другое? Гарри Пирс писал, как с ним обошлись? О том, как держат взаперти в подвале?
  
  – Нет. Там все о еде. Чем его кормили изо дня в день. И зачем ему только это понадобилось?
  
  – Может, он страдает разновидностью навязчивого невроза, – предположил я.
  
  – А еще мы с Деннисом никак не могли понять, почему ему было так важно передать кому-то тетрадь.
  
  Я задумался над этим.
  
  – Дело в датах. И кто-то может опознать его почерк. А описание Гарри Пирсом своего меню началось, скорее всего, еще до того, как его официально и ложно признали погибшим. Это доказательство, что он жив и был жив все эти семь лет. – Я решил сменить тему: – Недавно вы сказали кое-что, для меня непонятное. О Рикки Хейнсе. Дословно вы выразились так: «Только когда он принимается обыскивать тебя, начинаешь думать, что он не тот, за кого себя выдает».
  
  – Ах да. Была такая история. И она, кстати, касалась Скотта.
  
  – Скотта? Каким же образом?
  
  – Помните, тем вечером я говорила вам, что знаю Скотта совсем немного?
  
  – Конечно, – подтвердил я и пристально посмотрел на Клэр.
  
  – И это правда, хотя порой он тусовался с нами. Со мной, с Анной, с Шоном. Редко, но мы проводили время вместе. – Она сделала паузу. – Скотт был хорошим парнем. Немного не от мира сего, странноватым, но хорошим.
  
  – Спасибо на добром слове.
  
  – Но однажды он по-настоящему вступился за меня. И это имело прямое отношение к Рикки Хейнсу.
  
  – Каким же образом Скотт вступился за вас?
  
  – Можно сказать, защитил. По-своему, но защитил.
  
  Клэр явно прочитала в моем взгляде желание узнать подробности.
  
  – Когда это случилось?
  
  – Точно не помню. Но незадолго до того, как он… Как он погиб.
  
  – Что произошло?
  
  – Мы тогда небольшой компанией сидели в «Пэтчетсе». Конечно, мы еще несовершеннолетние, признаю это. Но никто ничего и не скрывал. Все знали. Так вот, выходим мы потом из бара и встречаем на улице Скотта. Я направляюсь за угол к стоянке. Вы ее себе представляете?
  
  – Да, и очень живо.
  
  – Вдруг меня останавливает Хейнс и заявляет: «Нам надо проверить тебя на наркотики».
  
  – У вас они при себе были?
  
  – Боже правый! Нет, конечно, – ответила Клэр. – Но Хейнс говорит, что должен обыскать меня. Я ему: «Не имеете права». Но вы же знаете наших копов. Им нет дела до того, на что они имеют или не имеют права.
  
  – А дальше?
  
  – Он прижимает меня к стене и заставляет расставить руки и ноги. Начинает ощупывать снизу доверху. А когда его лапы добираются сюда, – Клэр указала себе на грудь, – Хейнс вдруг проявляет особое усердие. – Она сложила ладони подобием чашек. – Распускает руки по полной программе.
  
  Я почувствовал, что краснею от злости.
  
  – Как оказалось, Скотт за всем этим наблюдал. А, надо отдать ему должное, когда Скотт видел, что полицейский сам нарушает закон, он просто с ума сходил от несправедливости.
  
  – Что… Что же он сделал? – спросил я, хотя уже начал вспоминать историю, рассказанную сыном.
  
  – Он стал кричать. Типа: «Эй, извращенец, почему бы не подергать себя самого за яйца?» И еще: «Насильник!» или вроде того. Требовал оставить меня в покое.
  
  У меня комок подкатил к горлу.
  
  – Продолжайте.
  
  – Рикки посмотрел на него и велел проваливать. Ну, как обычно: а то хуже будет. Тут Скотт ему и заявил: «Я на тебя своему дяде пожалуюсь. Я тебя запомнил». И все такое.
  
  – Скотт ему угрожал?
  
  Клэр кивнула:
  
  – Да, можно сказать, угрожал. Позже он и меня уговаривал подать заявление о сексуальных домогательствах, но я не хотела ввязываться в это дело. Понимаете, все и так было слишком сложно. Мой отец выступил против полицейского произвола, ввязался в конфликт с шефом полиции, и, если бы еще я пожаловалась на приставания копа, все бы точно решили, что папа специально меня подговорил. Чтобы добавить себе аргументов, доказательств беззакония в действиях копов Гриффона. Я стала бы участницей этой мышиной возни, понимаете? А потому я так и не рассказала ни о чем отцу. Догадывалась, что он придет в бешенство. А вот Скотт ничего не боялся. Прямо заявил Хейнсу: я, мол, добьюсь твоего увольнения из полиции. Причем Скотт тогда даже не был под кайфом. – Она тут же нахмурилась и виновато посмотрела на меня. – Простите. Я не имела в виду ничего обидного. Но вы должны знать. Скотт по-настоящему возненавидел Хейнса. Он и потом от него не отставал. У них чуть драка не случилась. Скотт увидел однажды, как коп проезжает в своей патрульной машине, показал на него и обозвал извращенцем. Однако ему пришлось убежать, когда Хейнс начал выбираться из автомобиля, чтобы разобраться с ним. Может, поэтому Рикки пристал ко мне еще раз. Решил поквитаться со Скоттом. Конфисковал мою сумочку, и нам ее вернули только на следующий день.
  
  Я словно одеревенел.
  
  – Да, и еще кое-что, – продолжила Клэр. – Скотт рассказывал, что после той стычки около автомобиля Хейнс показал ему характерный жест. Ну, знаете, будто бы выстрелил из пальца.
  
  Рикки Хейнс. Коп, обнаруживший тело Скотта на стоянке мебельного магазина «Рэвелсон». Коп, лично явившийся к нам в дом сообщить плохие вести. Коп, который, как я теперь знал, не останавливался перед убийством любого, кто представлял для него угрозу.
  
  Он, оказывается, хорошо знал Скотта и считал его своим врагом.
  Глава 60
  
  Я испытал потрясение, когда те двое парней чуть не сбросили меня в реку Ниагару у водопада. Пережил сильнейший испуг всего два часа назад при нападении на нас в коттедже.
  
  Но никакие прежние страхи невозможно было сравнить с этим шоком.
  
  Ведь мы с Донной были уверены, что Скотт покончил с собой. Возможно, сделал это неумышленно, но, как говорится, сам стал хозяином своей злосчастной судьбы. Находясь под воздействием экстази, он либо спрыгнул с крыши, возомнив, что умеет летать, либо, ничего не соображая, случайно свалился через низкий бордюр.
  
  Даже с этим примириться было крайне сложно.
  
  Но теперь все изменилось. Рассказ Клэр навел меня на мысль, что наш сын погиб вовсе не в результате несчастного случая. Рассказ Клэр позволял допустить преднамеренное убийство Скотта.
  
  – С вами все в порядке, мистер Уивер? – озабоченно спросила Клэр.
  
  Мы как раз объезжали Буффало по окружной дороге номер 290, приближаясь к мосту на Гранд-айленд. Гнев и тревога затуманивали мой взор, словно лобовое стекло «субару» вдруг запотело или кто-то окрасил его кроваво-красной краской из баллончика с распылителем. Мне пришлось с усилием тряхнуть головой, чтобы зрение прояснилось. Пальцы так крепко вцепились в руль, что начали болеть суставы.
  
  Эта мразь, этот сукин сын!
  
  Он сбросил моего сына с крыши.
  
  Нет, тут же осадил я себя. Я не могу знать наверняка. Я ничего не знаю с полной уверенностью. У меня нет никаких доказательств.
  
  Но интуиция подсказывала: я прав.
  
  Хейнс мог считать Скотта очень серьезной угрозой для себя. Разумеется, полицейские из Гриффона позволяли себе много лишнего, а местное население ничего не имело против, предпочитая смотреть на все сквозь пальцы. Но здесь был иной случай. Коп, который отвез хулигана к водонапорной башне и лишил его там без свидетелей нескольких зубов, – это одно. А вот коп, лапавший местных девочек, похабно щупавший их, – совершенно другое.
  
  Хейнс не мог не знать, что дядей Скотта был его собственный шеф. Что, если бы он рассказал обо всем Огги? А сколько еще раз происходили стычки между Скоттом и Хейнсом, о которых Клэр понятия не имела? Сколько еще раз Скотт сулил полицейскому наказание?
  
  Ябеда.
  
  Таким его считал и Хейнс. Стукачом, способным разрушить его карьеру в полиции или даже усадить на скамью подсудимых.
  
  Я стал представлять себе различные сценарии.
  
  Может, Хейнс снова увидел Скотта на улице, вышел из патрульной машины и погнался за ним? А Скотт, имевший ключ от двери на крышу магазина «Рэвелсон», поспешил забраться туда, чтобы спрятаться от преследователя? Но Хейнс настиг его там и столкнул вниз?
  
  Или же Скотт уже разгуливал по крыше, шумел, вызывал любопытство прохожих, пугал их своим поведением? Хейнс проезжал мимо и обратил внимание на нарушение порядка, заметил кого-то подозрительного на крыше магазина? Потом, поднявшись наверх, он обнаружил, что это Скотт, и увидел отличную возможность расправиться с ним.
  
  – Пожалуйста, мистер Уивер, не молчите. Поговорите со мной.
  
  Я встрепенулся и посмотрел на Клэр, будто очнувшись от гипноза.
  
  – Что?
  
  – С вами все хорошо?
  
  – Да.
  
  – После моего упоминания о Скотте вы стали каким-то странным.
  
  – Ничего необычного, – отозвался я. – Просто… подумал о сыне.
  
  – Извините меня. Я всего лишь хотела рассказать о нем что-нибудь хорошее.
  
  – Все правильно. Я рад, что вы напомнили о нем. В самом деле. Очень рад. – Я постарался сосредоточиться. – Скотт никогда не говорил вам, что он, например, боится Хейнса? Опасается каких-то враждебных действий с его стороны?
  
  Клэр покачала головой:
  
  – Нет. Хотя, конечно, все ребята моего возраста в Гриффоне постоянно ждут от копов какой-нибудь гадости. Мы – молодежь, а значит, за нами всегда можно найти какие-то провинности, понимаете?
  
  Я промолчал. Мне все еще приходилось отгонять от глаз красный туман, чтобы не свалиться в кювет по пути к больнице.
  
  Как будто прочитав мои мысли, Клэр сказала:
  
  – Со мной тоже все уже в порядке, если хотите знать. То есть я, разумеется, чувствую себя ужасно, но это не значит, что мне нужна помощь медиков.
  
  – Вы решите, как вам поступить, вместе с отцом.
  
  Я поморщился: мои слова прозвучали так, словно ее судьба меня больше не интересовала. Словно теперь, разыскав Клэр, я снимал с себя бремя ответственности за нее, которое ощущал с тех пор, как посадил тем вечером в свою машину, и готов был умыть руки. Словно, передав ее отцу, я мог обо всем забыть.
  
  На самом деле я не чувствовал ничего подобного. Просто казалось, будто некая невидимая большая рука только что смела с моего рабочего стола груду других, менее важных дел и швырнула их на пол.
  
  Теперь на нем не оставалось ничего, кроме дела Скотта.
  
  Мы пересекли Гранд-айленд в полном молчании. Но, когда проезжали мимо торгового центра в городке Ниагара-Фоллс, Клэр вдруг спросила:
  
  – Кто сообщит печальную новость отцу Денниса?
  
  Да, еще один отец, которому предстояло испытать горе. У меня возникло ощущение, будто нас всех затягивает в черную дыру бесконечной пустоты.
  
  – Не знаю, – ответил я. – Вероятно, полицейские из управления штата. Как только разберутся в том, что произошло в коттедже.
  
  – Разве вы не должны помочь им в этом? И не вам ли следует снова навестить отца Денниса?
  
  Я резко повернулся и выпалил то, о чем впоследствии не раз жалел:
  
  – А вам не кажется, что с меня уже достаточно? Разве я мало сделал? Если бы вы не постучали тогда в окно моей треклятой машины, я бы вообще не оказался втянутым в этот бешеный круговорот.
  
  У Клэр потемнело лицо, а глаза снова наполнились слезами.
  
  – Простите меня, – вздохнул я. – Простите.
  
  – Никто не заставлял вас меня разыскивать! – Теперь резко звучал уже ее голос. – Мы бы сами решили, что делать! Вы нам для этого не требовались! И если бы не вы, Деннис был бы жив!
  
  – Клэр…
  
  – Оставьте меня в покое, – перебила она. – Просто отвезите к отцу. Я хочу видеть папу.
  
  На горизонте замаячил высокий шест с крупной синей буквой «Б», означавшей больницу. Через четыре минуты я уже подъезжал к дверям приемного отделения. Там стоял Берт Сэндерс, оглядываясь и явно не зная, какую именно машину он ждет. Но, как только заметил на пассажирском сиденье Клэр, принялся размахивать руками и побежал навстречу.
  
  Мэр распахнул дверь, не позволив дочери самой дотянуться до ручки внутри, и они крепко обнялись, причем плакали оба.
  
  Потом Сэндерс через плечо Клэр посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
  
  – Спасибо вам за все, мистер…
  
  Однако я поторопился захлопнуть пассажирскую дверь.
  
  – Пока с этим повременим, – произнес я и нажал на педаль акселератора.
  Глава 61
  
  Огги ждал меня на углу в нескольких сотнях ярдов ниже по улице от дома Пирс на сиденье своего «субурбана». Я остановился рядом и опустил стекло с правой стороны. Огги, который, вероятно, знал наизусть, кто и какую машину водит во всем Гриффоне, заметил:
  
  – Кругом творится черт знает что, а ты, кажется, нашел время приобрести новый автомобиль.
  
  – Не заметил, есть ли там кто-нибудь? – спросил я, указывая дальше вдоль улицы.
  
  – Никто не входил и не выходил, но рядом не видно ни одной машины, так что, думаю, хозяев нет. – Он сделал паузу. – Не считая, конечно, заточенного в подвале Гарри. – Огги бросил на меня скептический взгляд, и я его вполне понимал.
  
  – Есть еще кое-что, о чем мне нужно с тобой поговорить, – сказал я. – Речь пойдет о Скотте.
  
  – Это связано с тем, что, по-твоему, происходит в том доме?
  
  – Не совсем.
  
  На лице Огги отразилось нечто вроде сочувствия.
  
  – Никого смерть Скотта не опечалила больше, чем меня, Кэл, но не лучше ли нам решать проблемы по отдельности?
  
  Я не мог не думать о Рикки Хейнсе, но признал справедливость его замечания. Мы прибыли сюда, чтобы найти Гарри Пирса.
  
  Не ответив, я проехал еще сто ярдов вдоль улицы и припарковался напротив дома Филлис Пирс. Огги последовал за мной, но сразу же свернул на подъездную дорожку и остановился почти у самого крыльца. Подходя к нему, я снова обратил внимание, как сильно разрослась на лужайке трава. После бегства Денниса у Хупера так пока и не нашлось рабочих рук, чтобы обслужить всех постоянных клиентов.
  
  Мы вместе поднялись по ступенькам. Учитывая, что Огги был шефом местной полиции, я предоставил ему право первым нажать кнопку звонка.
  
  – Ты же считаешь, что дома никого нет, – заметил я.
  
  – На всякий случай, – отозвался он.
  
  Прошло двадцать секунд, но дверь никто не открыл. Огги толкнул ее. Она оказалась заперта. Я не был настолько наивен, чтобы спрашивать, нуждается ли Огги в ордере. Впрочем, мне в любом случае не хватило бы терпения дождаться его доставки.
  
  – Давай обойдем вокруг дома, – предложил он. – Прежде чем высаживать дверь, хочу убедиться, что нет другого входа, оставленного открытым.
  
  Мы зашли со стороны заднего двора и подергали дверь там. Но и она была на крепком замке. Не попалось нам и ни одного окна, через которое мы смогли бы проникнуть в дом. Несколько окошек выходили наружу из подвала на уровне земли, но Огги не проявил к ним интереса:
  
  – Я слишком стар, чтобы протискиваться в такие щели.
  
  Мы вернулись к главному входу.
  
  – Что ж, начали. – С этими словами Огги отошел и нанес удар каблуком ботинка чуть ниже ручки.
  
  Дверь устояла.
  
  – Дьявол! – крикнул он. – Я себе чуть коленный сустав не вывихнул.
  
  – Дай-ка мне приложиться. – Я ударил в дверь с такой силой, что косяк дал трещину.
  
  После второй попытки Огги дверь распахнулась.
  
  – Видимо, Филлис выставит за это крупный счет, – сказал он.
  
  Мы вошли в дом. Огги выкрикнул:
  
  – Эй, хозяева! Это полиция! Кто-нибудь есть дома?
  
  В ответ не донеслось ни звука.
  
  Мы открыли несколько внутренних дверей. За двумя находились стенные шкафы, за третьей – ванная комната. Четвертая дверь, располагавшаяся рядом со входом в кухню, скрывала лестницу, ведущую вниз.
  
  – После вас, – уступил мне дорогу Огги.
  
  Я включил свет. В подвале оказался низкий потолок, и его отделка не была окончательно завершена. Вместо светильников на проводах свисали голые лампочки. Бетонные стены не обили деревянными панелями. Здесь находилось с полдюжины различных помещений, но только в двух из них стояла какая-то старая мебель. Еще одно плотно заставили металлическими канцелярскими шкафами для папок с документами. Огги выдвинул верхний ящик одного из них и заглянул внутрь.
  
  – Бумажные дела «Пэтчетса», – прокомментировал он.
  
  Отдельное место было отведено для стиральной и сушильной машин с рядами вешалок. Там же, на полке, виднелись пятна от жидких гелей для стирки и кондиционеров для белья, посреди которых стояли и сами бутыли с химикатами и концентратами.
  
  – Здесь начался пожар, – сказал я.
  
  – Вот как? – буркнул Огги.
  
  – Это и привело сюда Денниса. Дым от загоревшейся сушилки. Полотно, должно быть, подхватило пламя. Посмотри, а вот и огнетушитель на стене.
  
  В дальнем углу прачечной находился короткий коридор с дверью в конце.
  
  – Огги! – Я выразительно посмотрел на него.
  
  Он бросил взгляд на дверь, а потом на меня.
  
  – Да, наверное, стоит проверить.
  
  Я бросился туда первым. Дверь оказалась заперта на навесной замок. Я принялся стучать в нее.
  
  – Мистер Пирс? Вы слышите меня, мистер Пирс? Мистер Пирс!
  
  Огги подхватил:
  
  – Это Огастес Перри, мистер Пирс. Шеф местной полиции. Мы пришли, чтобы освободить вас.
  
  Рядом с дверью находилось глухое подвальное окошко, располагавшееся в футе от потолка, и точно, как описывала Клэр, на подоконнике лежал ключ. Я схватил его, вставил в замочную скважину, повернул, и замок открылся. Я положил его на подоконник вместе с ключом, с трудом сдерживая дрожь в пальцах.
  
  Огги приложил руку к двери и толкнул ее.
  
  – Фу! – не сдержался он, когда мы уловили вонь, которую попытались заглушить большим количеством лизола. Какая-то смесь плесени, запаха от трупиков дохлых крыс, мочи и бог весть чего еще.
  
  Теперь дверь открылась настежь. Я оказался совершенно неготовым к тому, что увидел. Мне представлялась совсем другая картина.
  
  В комнате валялись обломки старой мебели, кипы журналов, магнитофон без ручки и коробки с кассетами на восемь дорожек. Позади каких-то еще картонных коробок в углу притулилась металлическая кровать на колесиках, покрытая грязным матрацем, пестрым от пятен. Склад для ненужной рухляди, освещенный лампочкой без абажура, свисавшей с потолка на проводе.
  
  И все.
  
  Никакого Гарри Пирса.
  
  Огги повернулся ко мне и сказал:
  
  – Когда Филлис пришлет счет за выломанную дверь, я переправлю его тебе.
  Глава 62
  
  Филлис отпирает дверь и говорит ему, сияя улыбкой:
  
  – Вот и наступил твой счастливый день.
  
  Гарри Пирс садится в кровати.
  
  – О чем ты?
  
  – О мороженом, – отвечает она. – Мы отправляемся есть мороженое.
  
  Гарри смотрит на нее с недоверием.
  
  – Не надо попусту дразнить меня.
  
  – Но я говорю правду. Мы в самом деле сделаем это.
  
  Он становится похож на ребенка, которому подарили новую плюшевую собачку.
  
  – Тогда это действительно лучший день в моей жизни!
  
  Ее не перестает поражать, насколько он со временем все больше впадает в детство. Когда-то такой буйный и неуправляемый, теперь Гарри послушен и покорен, стоит пообещать ему самое элементарное удовольствие.
  
  – Да, время пришло, – кивает Филлис. – Сейчас самый подходящий момент. Но нам потребуются немалые усилия, чтобы поднять тебя наверх. Не жди, что мы успели за эти годы установить в доме лифт или рампу для инвалидного кресла.
  
  – Это ничего, – отзывается он, свешивая с постели ноги и наклоняясь вперед, чтобы ухватиться за кресло-каталку. – Мы как-нибудь справимся.
  
  Он приподнимается над кроватью, разворачивается и падает на сиденье кресла. Если его ноги с годами ослабели и стали тощими, как палки, то руки, наоборот, налились мускулатурой от необходимости постоянно то поднимать себя с кровати в кресло, то возвращаться обратно. Хотя места для того, чтобы кататься в кресле, у него совсем немного. Комната, где он провел последние семь лет своей жизни, размерами всего десять на десять футов, да и это пространство не все свободно. А атмосфера здесь далека от здоровой: холодный бетонный пол, стены из шлакоблоков в смеси с цементом. Поэтому Филлис изредка разрешает ему прокатиться по всему подвалу мимо стиральной машины в комнату для шитья и рукоделия, а порой даже в мастерскую, столь любимую им прежде, где все еще сложены в образцовом порядке гаечные ключи и прочие инструменты.
  
  Но каждый такой выезд за пределы камеры заставляет ее нервничать. Если бы в дом нагрянул нежданный гость, ей пришлось бы спешно возвращать Гарри на место, закрывать дверь, навешивать замок.
  
  Филлис убеждает себя, что эту комнату и нельзя считать тюремной камерой. Долгое время помещение служит палатой для выздоровления Гарри, где она и Ричард лечат его, присматривают за ним, заботятся о том, чтобы силы к нему вернулись. Конечно, он уже никогда не станет прежним. Даже близко похожим на себя самого. Но что сделано, то сделано. Нужно научиться справляться со столь скверной ситуацией наилучшим образом, и разве они не сделали для него все возможное? Разве не стремились к этому изо дня в день?
  
  Оглядываясь назад, ей приходится признать, что они все-таки допустили ошибки. Могли в чем-то поступить совершенно иначе. Например, если бы они сразу вызвали «Скорую помощь» после того, как Гарри свалился с лестницы, медики, вероятно, успели бы что-то предпринять. Но кто тогда мог предположить, что его полностью парализует ниже пояса, а позвоночник окажется, по всей видимости, сломанным? Откуда простому человеку знать такие вещи? И слишком многое было поставлено на карту. Ведь Ричард тогда только что стал сотрудником полиции Гриффона. Перед ним открывались блестящие перспективы. Разве стоило лишать его будущего всего лишь из-за единственного неверного решения? Разве справедливо по отношению к нему?
  
  Если разобраться, то виноват во всем прежде всего Гарри. В целом он был хорошим человеком, нельзя не признать. Он очень поддержал Филлис, когда много лет назад она потеряла первого мужа: утешал ее, помогал обустроить дом, приглашал ужинать, брал их с сыном в поездки по Калифорнии и Мексике. К Ричарду он относился как к собственному сыну. Гарри искренне любил его, а мальчик, отчаянно нуждавшийся в мужчине, который заменил бы отца, отвечал полной взаимностью. Прежде всего именно из-за теплых отношений между ними Филлис разрешила Гарри переехать к ним, а потом и приняла его предложение и вышла за него замуж.
  
  Вот только ей следовало раньше обратить внимание на некоторые тревожные признаки. В Гарри изначально было что-то не вполне нормальное. Но до свадьбы его одержимость ведением записей по любому поводу, стремление сохранить каждый счет из магазина (а он держал у себя шестилетней давности чеки за купленные пончики, чтобы жаловаться на дороговизну) казались просто милыми странностями. Более того, Гарри приносил большую пользу в баре, всегда держа в порядке бухгалтерскую отчетность, вовремя и точно сводя баланс. Но ведь было и другое. Эти его тетради, куда он скрупулезно заносил своим бисерным, но разборчивым почерком сведения обо всем, что ел, непременно проставляя даты. И его не волновало, что завсегдатаи «Пэтчетса» часто подсмеивались над такими причудами. Филлис и в голову не приходило, что Гарри серьезно болен навязчивым неврозом.
  
  Если бы дело заключалось только в этом, она смогла бы смириться или научиться контролировать его поведение. Но ведь бросалось в глаза и другое – частые и внезапные перемены в настроении. Он мог пригласить ее с Ричардом в кино или на распродажу в торговый центр, где не скупился на расходы, но затем погружался в необъяснимую депрессию. А приступы депрессии нередко сопровождались вспышками злобы. И ко всему прочему добавлялось пьянство. Гарри отказывался обратиться даже к обычному врачу – не говоря уж о психиатре или психологе, – хотя Филлис начала догадываться, что в придачу к неврозу он мог страдать от раздвоения личности, от маниакально-депрессивного психоза. С течением времени набор симптомов расстройства психики только увеличивался.
  
  В периоды мрачного настроения Гарри мог цепляться к любой мелочи, во всем искать виноватых. Случайно не выключенный где-то свет становился поводом для скандала. То же самое происходило, когда он садился в машину после того, как ею пользовались Филлис или Ричард, и обнаруживал, что бак полон всего лишь на четверть. Также Филлис приходилось тщательно следить, чтобы на вымытых ложках не оставалось ни капли воды. Гарри просто выходил из себя, если замечал мокрые ложки в стойке для столовых приборов. Он считал, что Филлис и ее сын часто говорят о нем за его спиной, что было, конечно же, правдой.
  
  Изредка он даже прибегал к насилию.
  
  Так случилось, к примеру, когда Филлис потеряла счет за телефон. Гарри, исправно оплачивавший все счета раз в две недели, не мог понять, почему этой бумажки нет среди прочих. Он перерыл все корзины для мусора и пришел к выводу, что Филлис ненароком выбросила счет вместе с кипой бесполезных рекламных буклетов. Гарри тогда чуть не получил апоплексический удар. В приступе ярости он схватил жену за кисти рук, положил ладони на стол, а потом ударил по ее пальцам керамической кофейной кружкой.
  
  Кости остались целы, но Филлис потом неделю не могла без боли пошевелить рукой. Гарри же почти сразу преисполнился раскаяния. Превратился в самого заботливого мужа в мире. Сам стал готовить три раза в день. Купил для Филлис букет цветов. Взял Ричарда с собой на футбольный матч, показывая, какой он хороший приемный отец.
  
  Но, несмотря ни на что, Филлис и Ричард его не возненавидели. Филлис даже извинилась перед ним и признала, что проявила недопустимую расхлябанность. В конце концов, Гарри был психологически надломлен. Воевал во Вьетнаме, видел то, чего врагу не пожелаешь увидеть, выполнял приказы, которые лучше было бы не выполнять никому. Часто по ночам он просыпался с криком и весь в поту, вновь переживая в кошмарном сне ужасы, через которые прошел в конце шестидесятых годов.
  
  «Гарри с честью служил родине, – не уставала повторять Филлис, – и это оставило в его душе глубокие шрамы».
  
  С Ричардом у Филлис тоже проблем хватало. Наверное, когда умирает твой отец, а ты еще совсем мал, это не может не оставить следа. Или с появлением приемного отца, у которого множество странностей, ты каким-то образом наследуешь их, хотя между вами и нет кровного родства. Кто знает? А Ричард, взрослея и становясь подростком, тоже стал проявлять неспособность контролировать некоторые свои импульсы. Были два случая (по крайней мере о которых узнала Филлис), когда в школе он касался девочек неподобающим образом. Точнее, если уж начистоту, лез с непрошеными ласками. Следовали вызовы к директору, извинения, отстранения от занятий. К счастью, никаких более серьезных последствий. Затем у Ричарда проявилась тенденция к внезапным вспышкам гнева. Внешне спокойный и невозмутимый, он в душе весь кипел, как кипит лава в недрах спящего до поры вулкана. А затем происходил взрыв. Филлис и сына хотела показать врачам, но Гарри решительно этому воспротивился. «Рикки всего лишь мальчишка, – заявил он. – Ему необходимо порой выпустить пар».
  
  Именно это и произошло в тот вечер семь лет назад.
  
  Гарри как раз попал под влияние черной собаки, как однажды метко выразился Черчилль, и находился в таком состоянии почти целую неделю. Филлис и Ричард старались по возможности избегать встреч с ним. Филлис сама справлялась с работой в «Пэтчетсе», уговорив мужа оставаться дома, пока у него не улучшится настроение.
  
  И вот в понедельник вечером «Пэтчетс» оставили в распоряжении проверенных помощников, чтобы семья Пирсов смогла устроить себе выходной. После того как Гарри записал в свою тетрадь блюда, приготовленные Филлис к ужину – на этот раз свиные отбивные, макароны, сыр и консервированную фасоль, – он вдруг заявил, что хочет мороженого.
  
  Филлис сказала, что дома у них мороженого нет. Гарри поинтересовался, как это возможно, если он лично составлял список продуктов для приобретения и точно помнил, как вписал в него мороженое.
  
  «Совсем забыла, – призналась Филлис. – В следующий раз непременно куплю».
  
  «Так какой же мне смысл составлять список покупок, если ты даже не читаешь его? – вспылил Гарри. – Может, ты все-таки купила его, но сама об этом не помнишь?»
  
  Он тщательно обыскал морозильник, стоявший поверх холодильника, выкинув из него замороженное мясо и контейнеры с апельсиновым соком, и разметал все по полу.
  
  «Черт бы тебя побрал!»
  
  «Гарри!»
  
  Ричард наблюдал эту сцену, стоя в проеме двери между кухней и столовой и сложив на груди руки. Он прослужил в полиции Гриффона всего несколько месяцев и жил пока в родительском доме. Он еще не успел снять с себя мундир после того, как целый день выписывал штрафы, а потом разбирался с мелкой автомобильной аварией.
  
  «Неужели, мать вашу, я требую слишком много, если хочу, чтобы дома всегда было мороженое? – Гарри продолжал вышвыривать на пол содержимое морозильника. О линолеум ударился лоток для приготовления кубиков льда, и они разлетелись по всей кухне. – У нас есть еще морозильник в подвале, – вспомнил Гарри. – Может, там что-то найдется?»
  
  «Нет», – ответила Филлис.
  
  Но он все равно открыл дверь, которая вела в подвал.
  
  До этого момента Ричард ни на дюйм не сдвинулся с места.
  
  Гарри же резко развернулся, шагнул в сторону жены, поднял палец и поднес почти к самому ее носу.
  
  «После всего, что я делал, помогая тебе и твоему мальчишке все эти треклятые годы, разве мои требования чрезмерны? Ты так считаешь? Богом клянусь, если…»
  
  Остальное произошло за какие-нибудь десять секунд.
  
  «Заткнись!» – крикнул Ричард, врываясь в кухню, хватая первый попавшийся стул и размахивая им перед отчимом, как бейсбольной битой.
  
  Тот инстинктивно уклонился, и стул с силой ударил его по спине. С очень большой силой. Гарри Пирс повалился вперед, попав подошвой ботинка на один из кубиков льда.
  
  В телевизионном сериале это могло бы выглядеть даже комично.
  
  Нога Гарри поехала, он потерял равновесие и рухнул вперед прямо в открытый проем двери на лестницу в подвал. Затем с грохотом покатился по ступеням вниз. Но, как только достиг подножия лестницы, наступила тишина.
  
  Потом взвизгнула Филлис.
  
  «Папа!» – воскликнул Ричард, отбрасывая стул.
  
  Они вдвоем поспешно спустились и обнаружили Гарри, лежавшего совершенно неподвижно и с закрытыми глазами.
  
  «О господи, да он, кажется, мертв», – испуганно произнесла Филлис.
  
  Ричард встал на колени и приложил ухо к груди отца.
  
  «Нет, он жив. Он дышит. И сердце бьется».
  
  Филлис тоже припала на колени и приложила голову к груди Гарри, желая сама во всем убедиться.
  
  «Верно. Я слышу. Я тоже чувствую сердцебиение. Гарри? Ты слышишь меня, Гарри?»
  
  Но Гарри, чье тело приобрело форму странного кренделя, никак не реагировал.
  
  «Я вызову “скорую помощь”», – сказал Ричард, поднимаясь.
  
  Он начал быстро взбираться по лестнице, перепрыгивая через две ступени сразу, и уже вошел в кухню, когда мать его окликнула:
  
  «Постой!»
  
  «Что?» В дверном проеме показалась голова сына на фоне яркого света.
  
  «Не надо… То есть… Просто пока подожди».
  
  «Мама, но ведь дорога каждая секунда!»
  
  «С ним все будет хорошо, – проговорила Филлис. – Ему и нужна-то всего минута. Помоги мне положить его прямо».
  
  «Нам не следует его двигать», – возразил Ричард.
  
  «Мы все сделаем очень осторожно. У меня в задней комнате хранится старая складная кровать на колесиках. Я привезу ее сюда, и мы сможем его положить».
  
  «Но мама…» – Ричард спустился наполовину пролета лестницы.
  
  «Ричард, послушай меня, – сказала она. – Если ты вызовешь “Скорую помощь”, им придется позвонить и в полицию».
  
  «Но ведь я сам полицейский».
  
  «Знаю. Но приедут другие. А когда Гарри очнется и расскажет им, что ты сделал…»
  
  «Но я же… Я же не нарочно. Он просто очень меня разозлил. Я думал, он тебя ударит».
  
  «Я понимаю, дорогой. Понимаю и разделяю твои чувства. Но только полицейские на все посмотрят иначе. Они не вникнут, не станут разбираться в деталях. Ты только начал карьеру. И будет неправильно, очень несправедливо, если против тебя выдвинут обвинения».
  
  «Я… Даже не знаю…»
  
  «Лучше пойди и принеси кровать. Собери ее прямо здесь. А я помогу ему выпрямиться».
  
  Ричард прикатил старую кровать, ржавые колесики которой отчаянно скрипели. Он раскрыл ее, распрямил и выровнял матрац, похлопав по нему ладонями.
  
  «Помоги поднять его», – попросила Филлис.
  
  Вместе они уложили Гарри на кровать.
  
  «Он все еще дышит, – сказала она. – Судя по дыханию, он в нормальном состоянии».
  
  «Я не мог больше его слушать, – объяснял Ричард. – Он никак не останавливался. Не желал успокоиться…»
  
  «Ничего страшного. Все обойдется. Мы присмотрим за ним. Возможно, через пару часов Гарри будет уже в полном порядке. Отделается головной болью, вот и все. Подожди, и сам увидишь. Не стоит раздувать из мухи слона. Ничего ужасного не произошло».
  
  «Ладно, если ты действительно так считаешь, мамочка», – сказал Ричард.
  
  Он привык, что она всегда знала, как поступить верно в любой ситуации.
  
  Но верно ли они поступили тогда? В тот момент казалось, что да. Но Гарри не стало лучше и спустя несколько часов. Он не приходил в сознание двое суток. А когда очнулся, то стал другим человеком. Он словно отупел.
  
  Когда Ричард и Филлис попытались поднять его с постели, то обнаружили, что у него не двигаются ноги.
  
  «Надо вызвать врача, – сказал Ричард. – Ему, наверное, необходим рентген и все прочее».
  
  «Давай подождем еще несколько дней, – настаивала Филлис. – Может, он всего лишь сломал кость, и она сама срастется».
  
  По-настоящему они уже не верили в такую вероятность, но соблазн попытать счастья оказался слишком велик.
  
  Посетители «Пэтчетса» стали интересоваться, куда подевался Гарри.
  
  «Подцепил этот гнусный вирус гриппа, который ходит сейчас повсюду, – отвечала им Филлис. – А мне вовсе не нужно, чтобы он сюда явился и, чего доброго, чихнул на куриные крылышки».
  
  По истечении недели Филлис и Ричард наконец осознали, какую серьезную проблему приобрели на свои головы.
  
  Они слишком затянули с вызовом медицинской помощи. Как им теперь объяснить свои действия? Человек упал с каменной лестницы, а никто не потрудился позвонить врачу. И заявлять о самозащите тоже следовало раньше. Если Ричард всего лишь защищал мать, спасал ее жизнь, они тем же вечером обязаны были уведомить полицию. В конце концов, даже являясь в полиции новичком, Ричард имел четкое представление о том, что представляли собой пределы допустимой самообороны.
  
  Но они ничего не предприняли.
  
  И хотя Гарри Пирс стал явно слабее умом, чем прежде, всякий раз, когда Ричард спускался в подвал проведать его, отец слабым движением поднимал руку, указывал на него и отчетливо произносил:
  
  «Ты! Сукин ты сын».
  
  Причем его слова следовало воспринимать в буквальном смысле.
  
  Приглашать к нему медиков теперь было сопряжено с немалым риском для Филлис и ее сына, но особенно для него.
  
  На работе к ней постоянно приставали люди:
  
  «Как там старина Гарри? Где же он, черт возьми? Когда собирается возвращаться?»
  
  «Что же нам делать?» – спросил Ричард у матери, когда однажды вечером они вдвоем сидели за кухонным столом, слушая доносившийся снизу храп Гарри.
  
  «Ума не приложу», – честно ответила Филлис.
  
  «Ведь к нам постоянно будут приставать с расспросами, куда делся папа».
  
  «Надо сделать так, чтобы расспросы прекратились, – сказала она. – Этому нужно так или иначе положить конец».
  
  Ричард отшатнулся, упершись в спинку стула.
  
  «О чем ты говоришь? Уж не считаешь ли ты, что мы должны…»
  
  «Нет, нет. Разумеется, нет. Но надо внушить всем мысль, что с ним произошло несчастье. Очень серьезное, чтобы люди больше не интересовались, почему не видят его».
  
  «Может, распустить слух, будто он поехал навестить своего двоюродного брата? – предложил Ричард. – Того, из Калгари».
  
  Но Филлис покачала головой:
  
  «Народ продолжит приставать с вопросами, когда он вернется. Нет, нужно придумать историю, чтобы люди вообще прекратили спрашивать о нем. Навсегда. – Она поджала губы. – Я сегодня наведалась в библиотеку. И нашла кое-что очень интересное. Прочитала, что за многие годы произошло немало несчастных случаев, когда кто-то ненароком падал в реку и его уносило к водопаду. Некоторые из тел так и не были обнаружены».
  
  «Постой! – воскликнул Ричард. – Но ты сама сказала: мы не поступим с ним подобным образом. Мы же не бросим его в водопад погибать? Это невозможно… То есть он все-таки мой отец. Да, только приемный, но он долгое время заменял мне настоящего отца».
  
  Филлис протянула руку и сжала его ладонь.
  
  «Я все понимаю. Я хочу лишь заставить людей думать, что он погиб в водопаде, а мы тем временем продолжим заботиться о нем. Гарри останется здесь».
  
  «Как долго?»
  
  «Сколько понадобится».
  
  «Но ведь он может… Что, если отец действительно оправится? Выздоровеет настолько, что сумеет подняться по лестнице и выйти из дома?»
  
  «Ричард, послушай. Гарри уже никогда не оправится. У него сломан позвоночник. И с головой тоже не все в порядке. Он превратился почти в слабоумного. Его больше не хватает даже на странные пристрастия, владевшие им раньше, и он только по-прежнему делает свои дурацкие записи о том, чем его кормили каждый день. Могу твердо заверить тебя: он уже никогда не встанет, не выйдет из дома сам и никому не расскажет, что с ним стряслось».
  
  Потом у них родилась идея с катером. Будто бы Гарри однажды вечером сильно напился и решил прокатиться в моторной лодке по реке. Они оставят машину с лодочным прицепом на берегу. Бросят в машине весла, чтобы позже, когда катер с пустым бензобаком обнаружат ниже по течению от водопада, у полицейских сложилась нужная картина происшествия. Несколько дней продлятся напрасные поиски тела, а потом их сочтут бесцельными.
  
  Так Филлис с Ричардом и поступили.
  
  Об этом написали в газете и передавали в выпусках новостей по радио. Даже Си-эн-эн уделила внимание несчастному случаю. Состоялись похороны, хотя гроб был пустым. Филлис рыдала. Ричард обнимал и утешал ее.
  
  Немного шумихи примерно дней на десять.
  
  А потом жизнь потекла своим чередом. Никто больше не приставал с вопросами о Гарри.
  
  Ричард вскоре перебрался в отдельную квартиру. Для него стало невыносимо и дальше жить в доме 247. Но едва ли не каждый день он находил время – обычно до дежурства или после его окончания, – чтобы проведать отчима. Ричард приносил ему еду, помогал справлять нужду, прибирал за ним, находил для него книги и журналы для чтения. В основном – журналы. Оказалось, Гарри теперь трудно сосредоточиться на целой книжке.
  
  Все вроде бы наладилось.
  
  Но вот однажды поздно вечером Филлис вернулась из «Пэтчетса», заперев заведение на ночь, и обнаружила Гарри, ползущего по полу гостиной всего в десяти футах от входной двери.
  
  Ее чуть не хватил удар.
  
  Еще двадцать минут, и Гарри выбрался бы на крыльцо. Еще десять – и он бы уже полз по дорожке, где его мог увидеть любой случайный прохожий.
  
  После этого происшествия на двери подвальной комнаты Филлис повесила надежный замок.
  
  Что делать? Пришлось принимать меры безопасности.
  
  «А что будет, – спросил ее однажды Ричард, – когда он действительно… Ну, это… Отдаст концы?»
  
  Филлис, разумеется, уже имела готовое и основательно продуманное решение.
  
  «Мы отвезем его в лес, – ответила она, – и выроем для него глубокую, но незаметную могилу. А потом устроим свои частные похороны без свидетелей. Только так нам и следует поступить».
  
  Но сегодня, спустя семь лет, Филлис пришла к выводу, что процесс необходимо ускорить.
  
  Поскольку теперь оставалось лишь гадать, как скоро кое-кто их заподозрит, явится в дом вооруженным и с ордером на обыск, чтобы обнаружить Гарри в его подвальной камере.
  
  Настало время избавляться от улик.
  
  Главной же уликой был сам Гарри.
  
  Если появятся полицейские и заявят, что до них дошел чудовищный слух, будто Гарри держат узником в подвале, Филлис сможет сказать: «Что за чушь вы несете? Спуститесь туда сами и посмотрите. Убедитесь – все это лишь чьи-то безумные выдумки».
  
  Единственным, кто видел там Гарри, стал Деннис. А Деннис рассказал Клэр. Но, к счастью, Ричард вовремя сумел устранить обоих. Теперь волноваться стоило лишь о сыщике и тетради.
  
  Филлис уверена, что тетрадь у него. Если она сумеет разом решить обе эти проблемы, то найдет путь к спасению. Для себя и для своего сына.
  
  Уже скоро она позвонит Кэлу Уиверу. Но не сейчас. Есть гораздо более срочные дела.
  
  «Что во всех этих коробках и ящиках?» – спрашивает Гарри, когда Филлис вывозит его из комнаты и они минуют прачечную.
  
  «Я переселяю тебя наверх, – отвечает она. – А когда твоя комната освободится, устрою там что-то вроде склада».
  
  «Куда ты меня переселяешь? О чем речь?»
  
  «Решила поместить тебя в бывшую спальню Ричарда. Она уже давно пустует. У тебя будет большое окно с хорошим видом и много свежего воздуха, если захочется подышать».
  
  «Даже не знаю, что и сказать… В самом деле?»
  
  «Подожди здесь несколько минут, пока я наведу порядок в твоей прежней комнате».
  
  «Я уже не вернусь туда?»
  
  «Могу твердо обещать тебе, Гарри: ты не проведешь там больше ни одной ночи».
  
  Филлис чувствует, как при этих словах у нее перехватывает дыхание. Она заходит в подвальную камеру с большим мешком для мусора и начинает запихивать в него все, на чем будто написано: «Гарри». Одежду, подгузники для взрослых, объедки, пачку печенья, использованные бумажные носовые платки, постельное белье.
  
  Она складывает передвижную кровать, задвигает в дальний угол, а потом загораживает нагромождением коробок. Приносит еще ящики, которые заранее приготовила в соседних комнатах. Опрыскивает воздух освежителем, принюхивается и решает, что запах теперь совсем не так уж плох. Филлис работает с лихорадочной поспешностью, но у нее все равно уходит не меньше двадцати минут, чтобы закончить. Все-таки она сильная женщина – не зря столько лет сама таскала бочонки и ящики с пивом.
  
  «Отлично. Теперь можем ехать», – говорит она, закрывая дверь и навешивая замок скорее по привычке, чем в силу необходимости.
  
  «Мне понадобится помощь, чтобы подняться по лестнице», – напоминает Гарри.
  
  Потом подъезжает в своей инвалидной коляске к подножию. Филлис просовывает руки ему под мышки, заставляет встать. Правой рукой он хватается за перила, а затем, поддерживаемый слева Филлис, ухитряется добраться до кухни. Там он падает на пол и ползет, пока Филлис бросается вниз, складывает кресло-каталку и тоже поднимает наверх.
  
  «У нас новый холодильник», – замечает Гарри, оглядывая кухню.
  
  Да, она размельчила в порошок несколько таблеток снотворного и подсыпала в его еду в тот день, когда они меняли сломавшийся холодильник на новый. По крайней мере, это было наверху. Но потом начались проблемы с печкой в подвале, и пришлось не только усыпить Гарри, но и связать его и сунуть в рот кляп на случай, если он вдруг проснется, чего, слава богу, не произошло. А уж когда сломалась стиральная машина, Филлис заставила Ричарда порыться в Интернете и найти способ устранить неисправность своими силами. Машина до сих пор немного подтекала, но справлялась со стиркой.
  
  Филлис снова усаживает старика в инвалидное кресло и везет к задней двери.
  
  «А почему нельзя воспользоваться главным входом?» – интересуется он.
  
  «Там будет легче посадить тебя в машину», – объясняет она.
  
  Снова ухватываясь за ручки кресла, Филлис вдруг ощущает, как сильно трясутся у нее пальцы. Заходит вперед, открывает дверь, а потом возвращается и выкатывает кресло наружу. Ей приходится чуть задирать край каталки, чтобы спустить ее по двум ступеням.
  
  Машина стоит наготове. Багажник почти упирается в ступени. И он открыт.
  
  «Зачем ты постелила столько полиэтиленовой пленки в багажник, Филлис?» – спрашивает Гарри.
  
  К счастью для нее, край багажника расположен достаточно невысоко. Филлис опрокидывает Гарри вперед, словно высыпает мусор из тачки. Верхняя часть его туловища падает внутрь. Он протягивает руки вперед, стараясь смягчить падение.
  
  «Какого дьявола ты делаешь, Филлис? Черт побери, я головой ударился!»
  
  «Извини, милый, – отзывается она. – Нельзя, чтобы кто-то тебя увидел по дороге в “Баскин Роббинс”».
  
  «Бог ты мой! Я мог просто пониже расположиться на сиденье!»
  
  Но она уже перекидывает его ноги внутрь багажника, откатывает кресло, складывает и помещает на заднее сиденье машины.
  
  «Филлис, будь ты проклята! Достань меня отсюда немедленно!»
  
  «Подожди еще минутку», – произносит она, бросается в дом и открывает ящик, где хранит ножи.
  
  «Я и так слишком долго была добра к нему, – говорит она себе, чувствуя, как глаза наливаются слезами. – Я сделала все, что могла».
  
  Потом Филлис выбирает тот нож, которым обычно разделывает рождественскую индейку, и снова устремляется наружу.
  Глава 63
  
  – Филлис успела увезти его, – сказал я Огги. – Она понимала, что мы скоро явимся, и ей пришлось убрать Гарри отсюда.
  
  – Но это какое-то безумие, – отозвался он.
  
  Я стал передвигать некоторые коробки с места на место.
  
  – Как я вижу, все это принесли сюда совсем недавно. На полу рядом с коробками даже не успел образоваться слой пыли. И еще… Минуточку! Вот валяется надкусанный бутерброд, а хлеб не заплесневел. Ты бы пришел сюда, чтобы поесть, не будь в этом особой необходимости?
  
  – Да мне здесь даже дышать трудно, – ответил шурин. – Подожди-ка секунду. – И он вышел из комнаты.
  
  – Что там такое? – спросил я.
  
  – Следы на полу, – пояснил Огги. – Словно здесь что-то прокатили. Колесо угодило в лужу воды, которая подтекает из стиральной машины…
  
  – Инвалидная коляска, – подхватил я.
  
  – Очень похоже.
  
  – Как видишь, я не наплел тебе бредовых фантазий.
  
  – Давай поднимемся наверх, – предложил Огги, и мы продолжили разговор на кухне. – По-моему, Филлис водит «краун-вик». Желтовато-коричневый. Издали похож на патрульную машину, только без сирены и всех наших прибамбасов на крыше.
  
  Он позвонил дежурному в участке полиции Гриффона и передал распоряжение для всех сотрудников заняться поисками автомобиля, принадлежащего Филлис Пирс.
  
  – Проверьте сначала у «Пэтчетса». Если обнаружите ее, ничего не предпринимайте. Просто сообщите мне. – Он убрал телефон и произнес: – Нам тоже, видимо, следует отправиться туда.
  
  – Но мне нужно поговорить с тобой о втором важном деле.
  
  Огги выбрал один из кухонных стульев и тяжело опустился на него. Потом жестом пригласил и меня садиться, что я и сделал.
  
  – Выкладывай, – устало произнес он.
  
  – Я думаю, Скотта убил Рикки Хейнс.
  
  За долгие годы знакомства я убедился, что шокировать Огастеса Перри было практически невозможно. Удивить – да, но не шокировать. Даже слушая нечто совершенно поразительное, он умел сохранять каменное выражение лица.
  
  Однако на этот раз скрыть свои эмоции ему не удалось.
  
  – Что? – взревел он. – Какого хрена ты несешь такую чушь?
  
  – Однажды вечером Хейнс обыскивал Клэр Сэндерс позади бара «Пэтчетс». Он воспользовался этим как предлогом, чтобы просто всласть ее пощупать. Так случилось, что Скотт видел это и пригрозил подать жалобу на Хейнса, обвинить в домогательствах – может, сообщить непосредственно тебе. И потом каждый раз, встречаясь с Рикки, называл его извращенцем. Так что Хейнс имел на него зуб.
  
  – Брось, – сказал Огги. – Возможно, это всего лишь выдумки Клэр.
  
  – Нет. На самом деле сын рассказал нам с Донной эту историю, но только не назвал фамилию копа. Похоже, он стал для Хейнса постоянным бельмом на глазу. И как только подвернулся шанс разделаться со Скоттом, Хейнс им воспользовался.
  
  Огги медленно покачал головой:
  
  – Все равно не могу в это поверить.
  
  – А ты считаешь простым совпадением, что после падения Скотта с крыши магазина «Рэвелсон» именно Хейнс обнаружил его тело? Хейнс ведь приехал туда не по вызову – и нашел его. А затем явился к нам домой с прискорбной новостью. Вот что не давало мне покоя и раньше. Хейнс не мог не знать, что ты дядя Скотта. Представь, ты обнаружил тело племянника собственного шефа. Наверняка ты прежде всего позвонил бы боссу, верно? Чтобы предоставить ему возможность самому сообщить печальное известие семье. Но он опасался сразу вовлекать тебя в дело. Вероятно, потрясение все-таки сказалось.
  
  – Боже милосердный! – воскликнул Огги.
  
  – Прежде я и сам бы в это не поверил, – продолжал я. – Но теперь мне прекрасно известно, на что способен Рикки Хейнс. Я уверен, это он убил Анну Родомски. Он застрелил Денниса Маллавея, а затем попытался прикончить меня и Клэр. Он начинил мою машину устройствами слежения, чтобы я привел его к их укрытию. Вот почему Рикки так не хотел моего ареста из-за истории с юным Тэпскоттом. Он даже предложил связаться с моим адвокатом. Я был нужен ему на свободе, чтобы вывести на след Клэр и Денниса.
  
  Огги нахмурился:
  
  – Точно. Это ведь Рикки спешно сообщил мне, что тебя собираются посадить в камеру. Тогда я срочно приехал, чтобы прикрыть твою задницу.
  
  – Он и его мать держали в своем доме пленника целых семь лет. Скажешь, что человек, способный на такое, не мог столкнуть моего сына с крыши?
  
  Ему нечего было возразить на это.
  
  – Мразь, – произнес он после паузы, побагровев. – Но почему Клэр Сэндерс не подала жалобу?
  
  – Ты серьезно спрашиваешь? При столь сложных, мягко говоря, отношениях между тобой и ее отцом? Клэр правильно решила не ввязываться. Мне она так и объяснила: если бы пожаловалась на действия полицейского, ты непременно бы подумал, что ее подговорил отец в стремлении замарать тебя и твоих людей.
  
  Огги вздохнул:
  
  – Вот дерьмо! – Он отодвинул стул и поднялся. – Нам нужно арестовать Хейнса и его мамашу, чтобы во всем разобраться. Поверь мне, если эта сволочь убила Скотта… – У Огги сжались кулаки. – Я ведь тоже очень любил его, как ты знаешь. Он же был сынишкой моей сестры.
  
  – Конечно, я знаю, – отозвался я.
  
  – Мы раскопаем это дело до самого дна. Богом клянусь!
  
  – И не сомневайся, таковы и мои намерения.
  
  – Поехали искать их, – сказал Огги и двинулся в сторону двери.
  
  У меня зазвонил мобильный телефон. Я достал его из кармана и, посмотрев на дисплей, увидел, что меня вызывают из дома.
  
  – Привет! – сказал я в трубку.
  
  – Привет, – отозвалась Донна странным, каким-то тусклым тоном.
  
  – Что случилось?
  
  – Ты должен срочно приехать домой.
  
  – Знаешь, я тут немного занят… Со мной Огги, и мы как раз должны разобраться с одним делом.
  
  – Тебе необходимо приехать домой, – повторила она. – Ко мне тут кое-кто явился в гости.
  
  – В гости? Донна, просто объясни мне, что происходит, и тогда…
  
  Я услышал в трубке шум, а потом раздался другой голос:
  
  – Мистер Уивер? Это Филлис Пирс. Нам многое нужно обсудить. Вам придется помочь мне, потому что в противном случае вся вина за трагическую судьбу жены ляжет на вас одного.
  Глава 64
  
  Филлис не хотела пускать в ход нож. Она предпочла бы пистолет, но опасалась, что звук выстрела привлечет ненужное внимание. Особенно если стрелять придется на улице. Оружие Ричарда было снабжено глушителем, но у нее такого приспособления не имелось. В ядах она не разбиралась совершенно. Подумала просто прижать подушку к лицу, но побоялась, что Гарри начнет бороться за жизнь слишком уж яростно, и ей не хватит силы довести дело до конца.
  
  В итоге нож оказался единственным выходом из положения.
  
  Сейчас Гарри лежит в багажнике, замотанный в листы полиэтилена. Позже с помощью Ричарда Филлис похоронит его в лесу. Сама она не сумеет выкопать достаточно глубокой могилы, а Ричард – крепкий мужчина, и для него это не станет проблемой. Она заранее положила в машину лопату и пару садовых перчаток, чтобы сын не натер себе мозолей на руках. И хотя Филлис не собиралась применять его против Гарри, в сумочке на всякий случай хранился пистолет.
  
  Остается надеяться, что Ричард не будет слишком переживать из-за ее решения, что с Гарри настала пора покончить. А сделать это необходимо немедленно. Семь лет он носил в душе бремя вины за содеянное, так заботился об отчиме все это время! Филлис понимает, что сын все еще любит Гарри, помнит, как много хорошего было в их жизни наряду с плохим, когда Гарри действительно по-настоящему заменил ему родного отца.
  
  Ричарду так или иначе придется смириться с этой мыслью.
  
  Филлис осталось сделать в пути всего лишь одну остановку.
  
  Она отправится в дом Уивера, возьмет в заложницы его жену, позвонит по телефону и прикажет привезти тетрадь. Как только улика окажется у нее в руках, она допытается у сыщика, знает ли о Гарри кто-либо еще. И если нет, то Уиверы станут последними жертвами убийств.
  
  Невозможно продолжать цепочку преступлений до бесконечности. На ком-то придется остановиться. Ей принесет большое облегчение известие, что на Уиверах и будет подведена черта. А потом они с Ричардом смогут опять вести свой обычный образ жизни.
  
  Как же хорошо получить возможность вернуть все к норме.
  
  Управляя машиной, она ощущает тяжесть в багажнике. Когда приходится поворачивать, замечает, что заднюю часть автомобиля слегка заносит. Она уже узнала адрес Уивера по справочнику и теперь, направляясь в ту часть города, делает звонок по мобильному телефону.
  
  – Слушаю тебя, мама.
  
  – Где ты сейчас?
  
  – Почти дома.
  
  – Ты знаешь, где живет мистер Уивер?
  
  – Да.
  
  – Я сейчас еду туда. Приезжай тоже. Припаркуйся на противоположной стороне улицы и немного поодаль. Позвони немедленно, если заметишь что-то подозрительное.
  
  – Что ты собираешься делать?
  
  – Предоставь сейчас действовать мне.
  
  – А что с папой? Он в порядке? Он остался дома?
  
  – Нет, дитя мое. Я перевезла его.
  
  – Перевезла? Куда?
  
  – Расскажу позже. А пока давай доберемся до дома Уивера. – На этом Филлис заканчивает разговор.
  
  Она находит дом Уивера, сворачивает к тротуару и останавливается на улице. Подходит к двери и нажимает на кнопку звонка. Почти сразу ей открывает хозяйка:
  
  – Добрый день.
  
  – Миссис Уивер? – уточняет Филлис.
  
  – Да, это я.
  
  – Мне трудно понять, почему мы не встречались с вами раньше, но если нас знакомили, прошу прощения, что забыла об этом. Я – Филлис Пирс, владелица «Пэтчетса».
  
  – Ах, ну конечно! Здравствуйте еще раз. Чем могу помочь? – спрашивает Донна Уивер.
  
  – Могу я войти?
  
  Хозяйка открывает дверь шире и впускает ее. На Донне немного мешковатый домашний свитер на пуговицах с длинными рукавами, и она чувствует необходимость извиниться за свой вид:
  
  – Я только что надела этот свитер. Он принадлежит моему мужу и выглядит на мне ужасно, но дома холодно. У нас какие-то неполадки с термостатом.
  
  – Ничего. Я сама едва ли похожа на картинку из журнала мод, – отзывается Филлис. – Зато, как мне кажется, вам в нем очень удобно.
  
  – Простите за беспорядок, – Донна указывает на журнальный столик в гостиной.
  
  Он весь покрыт эскизами портрета одного и того же юноши в разных ракурсах, причем все они не завершены. Угольные карандаши, распылитель с фиксирующей жидкостью, толстый альбом с чистыми листами для рисования, небольшая квадратная пачка самоклеящихся желтых бумажек для записей. К одному из набросков как раз приклеена такая бумажка с несколькими словами, нанесенными небрежным почерком.
  
  – Что это? – спрашивает Филлис.
  
  – Это… Рисунки. Портреты нашего сына.
  
  – О да! Конечно, – говорит Филлис. – Примите мои глубочайшие соболезнования.
  
  Донна пытается улыбнуться, но получается скорее кривая гримаса.
  
  – Спасибо.
  
  – Вы, должно быть, пережили очень тяжелые дни. Сколько времени уже прошло после его гибели?
  
  – Извините, но я могу чем-то вам помочь, миссис Пирс?
  
  – Для вас просто Филлис, – улыбается гостья. – Как я понимаю, ваш сын стал жертвой несчастного случая. Он находился под воздействием наркотиков, когда упал с крыши.
  
  Донна мягко прикладывает ладонь себе чуть ниже груди, словно страдает несварением желудка.
  
  – Мне бы не хотелось продолжать разговор на эту тему.
  
  – Но я затронула ее лишь потому, что у нас, можно сказать, есть нечто общее. Наверное, сын стал для вас ужасным разочарованием. Его ждало большое будущее, а он просто так, разом, перечеркнул его. Но вот взять моего Ричарда. Вы, конечно же, знаете его, потому что выписываете для него чеки. Ричард, разумеется, еще жив, но, клянусь, он только и умеет, что все портить.
  
  – Думаю, вам лучше уйти.
  
  – Мне необходимо встретиться с вашим мужем, – говорит Филлис.
  
  – Я передам ему, что вы заезжали.
  
  – Он пару раз сам заходил побеседовать со мной. Кажется, мы с ним понравились друг другу. Вы сейчас же должны позвонить ему и попросить приехать сюда.
  
  – Извините, – отвечает Донна, – я этого не сделаю. Если вам нужно поговорить с Кэлом, позвоните ему сами. И хочу повторить просьбу немедленно уйти.
  
  Филлис кладет сумочку на пол, открывает ее и достает пистолет. Направив его на Донну, приказывает:
  
  – Звоните ему.
  
  Донна старается сохранять спокойствие, но в нее никогда прежде не целились из пистолета, и внизу живота возникает жжение. Ей кажется, что все внутренности вот-вот расплавятся.
  
  – Что вам от него нужно?
  
  – Это дело строго между ним и мной, – отвечает Филлис. – У вас телефон в кухне?
  
  – Да.
  
  – Тогда нам лучше пройти туда.
  
  Донна отправляется на кухню, прикладывает телефонную трубку к уху и нажимает кнопку памяти, куда занесен номер сотового Кэла. Она успевает сказать ему всего несколько слов, прежде чем Филлис выхватывает трубку.
  
  – Мистер Уивер? Это Филлис Пирс. Нам многое нужно обсудить. Вам придется помочь мне, потому что в противном случае вся вина за трагическую судьбу жены полностью ляжет на вас.
  
  – Не трогайте ее.
  
  – И, кстати, за вашим домом ведется наблюдение. Приезжайте один. Если с вами окажется кто-то еще, Донна умрет. И не забудьте привезти тетрадь.
  
  – Какую тетрадь?
  
  – О, прошу, не надо крутить. Я уверена, она у вас. Та тетрадь, которую мой муж отдал мальчишке. Мне необходимо вернуть ее.
  
  – Где Гарри? – спрашивает Уивер.
  
  – Простите, не поняла. – У Филлис и в самом деле округляются глаза от изумления.
  
  – Его нет в подвальной комнате. Где вы его прячете?
  
  – Просто приезжайте сюда, – отвечает Филлис и дает отбой.
  
  – Что бы ни случилось, что бы вы ни натворили, – говорит Донна, возвращаясь в гостиную, – вам следует сдаться властям. Наймите адвоката. Он сможет организовать явку с повинной. Он наверняка найдет для вас наилучший выход из положения.
  
  – Я так не думаю, – ухмыляется Филлис, когда Донна склоняется над журнальным столиком, собирая листы. – Что это вы делаете?
  
  Донна, стоя к ней спиной, продолжает собирать рисунки в аккуратную пачку, а потом укладывает в папку.
  
  – Я спросила, что вы делаете? – повторяет Филлис.
  
  – Мне не нравится, когда вы смотрите на портреты моего сына.
  
  Филлис обходит столик с противоположной стороны и велит Донне прекратить свое занятие и сесть. Потом приближается к окну и отдергивает на дюйм штору, чтобы выглянуть на улицу.
  
  Пикап ее сына припаркован у тротуара через дорогу.
  
  – Ричард здесь, – с облегчением вздыхает Филлис и о чем-то глубоко задумывается. – Надеюсь, он поймет, что я не могла поступить иначе.
  Глава 65
  
  Я подозвал Огги ближе, чтобы он тоже мог слышать весь телефонный разговор. Он почти прислонился ко мне, и, когда Филлис прервала связь, мы обменялись взглядами.
  
  – Ты успел вообще поговорить с Донной? – спросил шурин.
  
  Первые несколько секунд он пропустил.
  
  – Да, – ответил я. – Судя по голосу, она держится, но сильно испугана.
  
  – Филлис сказала, что твой дом под наблюдением. Это значит, что там Рикки. Чего, черт побери, она добивается?
  
  – Ей нужен я. И тетрадь. Рикки, видно, подумал, что убил Клэр, иначе Филлис потребовала бы и ее приезда тоже.
  
  – О какой тетради речь?
  
  Я похлопал себя по груди, убеждаясь, что она по-прежнему в кармане моего пиджака.
  
  – Нечто вроде дневника, который вел Гарри. Это доказательство, что он был жив все эти годы. – Я двинулся в сторону двери.
  
  – Что ты делаешь? – поинтересовался Огги.
  
  – Отправляюсь к Донне.
  
  – Но каков твой план? – не отставал он, присоединяясь ко мне.
  
  – Понятия не имею, но торчать здесь дольше точно в него не входит.
  
  Огги шел за мной до самой машины и схватил за руку, как только я попытался открыть дверь «субару»:
  
  – Постой! Ты думаешь, что отдашь ей тетрадь и на этом все закончится? Но ты слишком много знаешь. И Филлис знает, что ты знаешь. Хочешь, чтобы она забрала тетрадь, села в свою машину и просто так уехала? Если отправишься туда неподготовленным, она убьет и тебя, и Донну.
  
  Я замер.
  
  – Так научи меня, как быть.
  
  – Прежде всего, – сказал Огги, – я возьму на себя Рикки.
  
  – Каким образом?
  
  – Что-нибудь придумаю, – ответил он. – Дай мне только пять минут форы, чтобы определить его позицию.
  
  – Хорошо, пять минут, – согласился я.
  
  – Я позвоню, когда приготовлюсь.
  
  Мы решили отправиться ко мне на своих машинах. Я остановлюсь за пару кварталов. Потом дождусь, когда Огги найдет точку наблюдения за Рикки. Дам ему пять минут, а потом один подъеду к дому.
  
  За четверть мили до цели я притормозил у тротуара. Огги проехал мимо в своем «субурбане», поднял вверх растопыренную пятерню и продолжил движение.
  
  Я не сводил глаз с часов на панели приборов. Две минуты. Три минуты. Казалось же, что прошло не менее трех часов.
  
  Продержись еще немного, Донна.
  
  Снова взгляд на часы. Четыре минуты.
  
  Я больше не мог ждать и включил коробку передач для движения вперед.
  
  В этот момент зазвонил телефон.
  
  – Я готов, – сообщил Огги.
  
  – Где ты?
  
  – В чьем-то доме. Смотрю из окна гостиной на Рикки в пикапе. Он припарковался на противоположной от вашего жилища стороне улицы. Двумя домами ниже.
  
  – Как ты умудрился проникнуть…
  
  – Простой взлом. Начинай действовать.
  
  И я тронулся с места.
  
  Перед нашим домом стоял «форд краун-вик», а дальше, вдоль улицы, капотом в мою сторону расположился черный пикап Рикки. Сквозь тонированное стекло я различил лишь смутный силуэт за рулем. Я свернул на подъездную дорожку и вышел из машины, заметив руку, слегка отдернувшую штору в нашей гостиной.
  
  Стоило ли мне сначала постучать? Но ведь это был мой дом, а Филлис явно видела, как я приехал. А потому я поднялся ко входу, повернул дверную ручку и вошел.
  
  Филлис ждала в десяти футах от двери, нацелив на меня пистолет, который держала двумя руками, чтобы ствол меньше дрожал. Ее лицо выглядело осунувшимся и изможденным. Казалось, она постарела лет на десять со времени нашей предыдущей встречи. Лоб покрывали мелкие капельки пота, хотя в доме было отнюдь не жарко.
  
  Я посмотрел в глубь гостиной и увидел Донну, сидевшую на диване, сжав губы.
  
  – Достань свой пистолет, – распорядилась Филлис.
  
  Я нащупал «глок» и вынул его из кобуры.
  
  – Положи его сюда. – Она указала на столик в прихожей, куда мы обычно складывали ключи и полученную почту.
  
  Я подчинился.
  
  – А теперь заходи, – велела Филлис, кивнув в сторону гостиной.
  
  Я двигался по возможности медленно.
  
  – Ты в порядке? – спросил я Донну.
  
  Мне показалось странным, что она не поднялась навстречу, а продолжала сидеть, зажав пальцами левой руки свою правую кисть.
  
  – Да, в порядке, – тихо ответила она.
  
  – Она не ранила тебя? – Я с тревогой посмотрел на ее руку.
  
  – Нет. Все хорошо.
  
  – Садись, – скомандовала Филлис.
  
  Я уселся так, чтобы видеть не только одновременно Филлис и Донну, но и небольшой участок улицы в щели занавески.
  
  – Самое умное, что ты можешь сейчас сделать, Филлис, – произнес я потом, – это выйти из дома, сесть в пикап к сынку и поехать в полицию, чтобы сдаться.
  
  – Тетрадь, – напомнила она.
  
  Я осторожно сунул руку в карман пиджака, вынул тетрадь и бросил к ногам Филлис. Она наклонилась и подняла ее.
  
  – Не слишком интересное чтиво, – заметил я, когда она выпрямилась, все еще держа нас обоих под прицелом.
  
  – Мне искренне жаль, – сказала она. – Правда, очень жаль. Но я должна довести все до конца.
  
  – Ты думаешь, что теперь спрячешь концы в воду? – поинтересовался я. – Какой ерунды наплел тебе Рикки? Считаешь, он убил Денниса и Клэр, а я последний, кто обо всем знает? И с этой тетрадкой в руках, единственным реальным доказательством, тебе нужно лишь расправиться со мной и Донной, чтобы все осталось шито-крыто?
  
  У нее чуть заметно задрожала нижняя челюсть.
  
  – Да, примерно так.
  
  – Так вот. Клэр жива, – уведомил ее я. – Рикки не попал в нее. Она сейчас дома с отцом. Так что теперь оба Сэндерса тоже обо всем знают. А я успел поговорить с Огги, рассказав твою историю и ему. Тебе придется поубивать половину населения Гриффона, Филлис, чтобы устранить всех, кто в курсе дела.
  
  Краска полностью исчезла с ее лица.
  
  – Ты лжешь.
  
  – Нет, – спокойно возразил я. – Не лгу нисколько.
  
  – Мы… В наши планы не входило причинять кому-либо зло, – проговорила она. – Во всем виноват тот чернокожий парень. Ему не следовало соваться к нам в дом.
  
  – Рикки убил Анну Родомски, верно? – спросил я. – Когда обнаружил, что девушки его обманули.
  
  – Она не хотела выдать ему местонахождение Клэр, – ответила Филлис. – А он иногда совершенно выходит из себя от злости. Но он хороший мальчик почти все остальное время. Он же офицер полиции. Добрые дела – вот чем он постоянно занимается.
  
  Мне очень хотелось знать, посвятил ли ее Рикки в то, что случилось между ним и Скоттом, но я не мог затронуть эту тему. Только не сейчас, не в присутствии Донны. С нее вполне было достаточно душевной травмы от происходящего в данный момент. Не хватало еще услышать, что мы не знали правды об обстоятельствах смерти Скотта.
  
  – Не сомневаюсь, на суде ему это зачтется, – сказал я. – Только не нужно усугублять вашу совместную вину, причиняя вред кому-то еще. Пора положить всему конец. Вам с Рикки придется ответить за все, что вы натворили. Будет тяжело, конечно. Но мы можем сделать финал спокойным – или же он обернется для вас очень плохо.
  
  – Ты привел с собой подмогу, так ведь? – спросила Филлис.
  
  – Я совершенно один, – ответил я.
  
  – Ты опять лжешь! – воскликнула она, размахивая пистолетом. – Там есть еще люди.
  
  Я приподнялся со стула и полностью раздвинул штору, чтобы стала видна вся улица.
  
  – Ты кого-нибудь видишь?
  
  Филлис выглянула наружу.
  
  – Я тебе не верю.
  
  Я откинулся на спинку стула и посмотрел на Донну. Ее лицо словно окаменело.
  
  – Филлис, тебе лучше сдаться.
  
  – Нет. Я могу… Мы можем забрать ее с собой, – сказала она, указывая пистолетом на Донну. – И доберемся до какого-нибудь безопасного места.
  
  – Подумай получше, Филлис. У тебя где-то есть тайный счет в банке? А фальшивые удостоверения личности ты заготовила? Мне почему-то кажется, что не в твоем характере было бы так тщательно все устроить.
  
  Я снова выглянул в окно. И мимолетно уловил какое-то движение. Что-то происходило с «краун-викторией» Филлис.
  
  – Я важный человек в этом городе, – заявила она. – Я – Филлис Пирс. И много чего знаю о здешней публике.
  
  Я посмотрел на нее:
  
  – Неужели ты думаешь, этого достаточно, чтобы выйти сухой из воды?
  
  Еще раз глянув в окно, я усмехнулся. Что-то капало из багажника ее машины ближе к заднему бамперу. Причем достаточно обильно, чтобы образовалась небольшая лужа.
  
  – Странно, – обратился я к Филлис. – Обычно масло не течет из таких мест в автомобилях.
  
  – Что? – недоуменно спросила она. Потом подошла ближе к окну и, тоже выглянув, тихо простонала: – О нет…
  
  Филлис опустила пистолет, повернувшись спиной к нам с Донной. Я подумал: «Вот он, твой шанс. Напади на нее сейчас же».
  
  Я был готов к решающему прыжку, когда заметил, что Донна уже начала движение. Из широкого рукава одолженного у меня свитера она достала какой-то предмет.
  
  Небольшой баллончик с фиксатором.
  
  Ее указательный палец лежал на спусковом устройстве распылителя сверху. Как только Филлис развернулась к нам, Донна нажала на клапан.
  Глава 66
  
  Донна подняла баллончик и, держа его примерно в шести дюймах от изумленного лица Филлис, выпустила струю. Аэрозоль, от которого я начинал задыхаться, если она распыляла его неподалеку от меня, сейчас полностью обволок рот, глаза и нос Филлис.
  
  Она закричала, а потом стала ловить ртом воздух.
  
  Рука с пистолетом двинулась, но, прежде чем Филлис в кого-то прицелилась, я успел вскочить на ноги, ухватил ее за правое предплечье и с силой ударил его о подоконник.
  
  Филлис сумела удержать оружие. Я ударил снова, на этот раз еще сильнее, и пистолет выпал из ее руки. Донна продолжала распылять фиксатор. Казалось, ее палец свело спазмом, и он намертво застыл в одном положении.
  
  Филлис зашлась в приступе отрывистого сухого кашля и прижала обе ладони к лицу. Но стоило ее рукам прикоснуться к коже, как они прилипли, и теперь ей уже приходилось прилагать усилия, чтобы освободиться.
  
  Я взял Донну за руку и отвел баллончик в сторону от лица Филлис.
  
  – Достаточно. Все хорошо, – сказал я. – Отлично сработано.
  
  Она бросила фиксатор на пол и обвила меня за шею.
  
  – О боже! О боже мой!
  
  Как ни хотелось мне подержать жену в объятиях, я поспешил разомкнуть их, чтобы завладеть пистолетом Филлис до того, как она оправится и начнет ощупью искать его на полу. Именно это она, очевидно, и собиралась сделать, оторвав пальцы от лица.
  
  Но пока Филлис лишь хрипло визжала.
  
  Донна подошла к окну.
  
  – Кэл, – окликнула она меня. – Сюда идет Рикки.
  
  Я тут же выскочил наружу через входную дверь, захватив по пути «глок» со столика в прихожей. И сразу же оглядел улицу в обоих направлениях.
  
  Даже если Рикки не понял в точности, что происходит, с того места, где припарковался, он заметил суету за окном, когда я отнимал оружие у его матери. И теперь, выбравшись из машины, шел в мою сторону с пистолетом в руке.
  
  Дверь дома, расположенного непосредственно рядом с пикапом, тоже распахнулась, и из нее показался Огги.
  
  – Хейнс! – ревел он. – Хейнс!
  
  Рикки оглянулся, увидел Огги, но продолжил движение.
  
  – Ни с места! Стоять! – заорал Огги, вот только Рикки сейчас явно не собирался подчиняться приказам своего шефа.
  
  Возникло ощущение, что даже если бы небо обрушилось на землю, он и бровью не повел бы.
  
  Оказавшись прямо перед ним без всякой защиты, я метнулся за машину Филлис, ища укрытия. При этом пришлось упасть на землю у заднего бампера, и я чуть не угодил в ту самую лужу крови (не оставалось сомнений, что это такое), все еще капавшей из багажника.
  
  Не стоило большого труда сообразить, кто именно истекал кровью внутри машины.
  
  От входной двери моего дома донеслись женские крики. Я посмотрел туда и увидел, как на пороге, спотыкаясь, показалась Филлис. Руки ее теперь были свободны, зато все лицо покрывали кровавые полосы – там, где она оторвала пальцы вместе с лоскутами кожи. Тут же позади нее в дверном проеме появилась Донна. Она держала пистолет, но с беспомощным видом, словно говорившим: «Я все равно не смогу в нее выстрелить».
  
  Рикки уже подошел к машине Филлис почти вплотную. Привстав на колено, я выставил пистолет поверх багажника и крикнул ему:
  
  – Стоять!
  
  Рикки тут же поднял пистолет и выстрелил. Я снова укрылся за машиной. Раздался второй выстрел. Кажется, это Огги пытался заставить Рикки остановиться.
  
  Хейнс вдруг быстро обогнул машину, направил оружие на меня и на ходу спустил курок, но промахнулся. Затем резко развернулся и нацелил пистолет в сторону Огги. Приподняв голову, я увидел, что мой шурин, распрямившись во весь рост, бежит в сторону дома.
  
  Наведя «глок» в центр тела Рикки, я нажал на спуск.
  
  Один раз.
  
  Второй.
  
  Рикки покачнулся так, будто его огрели невидимым мешком песка. Он стал заваливаться влево, выставив руку, чтобы смягчить падение, когда его ладонь коснулась тротуара, она уже не могла служить ему опорой. Он упал, превратившись в бесформенную груду плоти.
  
  Секундой позже рядом с ним оказался Огги и сразу же наступил ботинком на руку с пистолетом. Хейнс даже не шелохнулся.
  
  Мимо меня пробежала Филлис. С оглушительным визгом она опустилась на колени рядом с сыном, обвила его руками и зарыдала. Огги наклонился, вынул пистолет из пальцев Рикки и направился ко мне.
  
  Но внезапно на его лице появилось выражение тревоги. Он посмотрел куда-то мне за спину.
  
  Я тоже повернулся.
  
  В десяти футах ближе к дому стояла Донна, глядя вниз и прижимая ладони к животу. Под ними быстро расплывалось темное пятно.
  
  Донна встретилась со мной глазами и произнесла:
  
  – Что-то не так, Кэл. Кажется, что-то совсем не так.
  Две недели спустя
  Глава 67
  
  Филлис Пирс выжила в перестрелке, и вся история стала достоянием гласности. Как однажды вечером ее сын ударил стулом по спине Гарри Пирса и тот упал с лестницы. Как Филлис с Ричардом скрыли преступление, сфальсифицировали его гибель и тайно содержали потом взаперти семь лет.
  
  Остальные подробности были нам уже в общих чертах известны.
  
  Филлис предстала перед судом по целому набору обвинений, включая незаконное лишение свободы и убийство своего мужа Гарри Пирса. И хотя она не задушила Анну Родомски и не застрелила Денниса Маллавея, ее признали соучастницей и этих преступлений.
  
  «Пэтчетс» выставили на продажу.
  
  Огастес Перри подал заявление об отставке с поста начальника полиции Гриффона, и Берт Сэндерс принял ее. Огги посчитал, что действия офицера Рикки Хейнса настолько скомпрометировали его как руководителя, что он больше не имел морального права возглавлять свое ведомство. Они с Берил начали поговаривать о переезде во Флориду.
  
  Он так же хотел оставить Гриффон в прошлом, как и я. Это место тяжким бременем легло на наши души.
  
  Мы оба чувствовали себя надломленными.
  
  Хейнсу, разумеется, никакой суд уже не грозил. Когда его привезли в реанимацию, он не подавал признаков жизни. Думаю, он умер раньше, чем его тело повалилось на землю.
  
  Я не хотел убивать его, но и особых сожалений по поводу совершенного не испытывал. Прежде всего, я убил его, когда он стрелял в моего шурина.
  
  А потому это стало той самой пресловутой допустимой самообороной.
  
  Однако в моей голове мелькали совсем другие мысли после того, как я дважды нажал на курок.
  
  Это тебе за Скотта.
  
  В тот момент я не знал и лишь через несколько секунд понял, что и за Донну тоже.
  
  Одна из шальных пуль, выпущенных Хейнсом на бегу к машине, просвистела мимо меня, миновала Филлис Пирс, но угодила в живот Донне.
  
  Я же говорил ей оставаться в доме.
  
  Я же ей говорил.
  
  Еще за несколько мгновений до этого все для нас складывалось удачно. Я думал, что Филлис повредила Донне запястье, а на самом деле моя жена просто прятала в рукаве баллончик с фиксирующим химикатом.
  
  Очень умно.
  
  Некоторые считали, что, несмотря на весь ужас случившегося, мне может принести некоторое успокоение мысль о том, как быстро и без мучений скончалась Донна.
  
  Люди часто говорят несусветные глупости, пытаясь тебя утешить, и порой трудно поверить, что они несут чушь от чистого сердца и от искреннего сочувствия. Наверное, им кажется, что во вселенском масштабе, в бесконечном потоке времени пять минут действительно очень быстротечны.
  
  Но это не так.
  
  Они тянутся и тянутся, когда тебе приходится осторожно укладывать свою жену на траву, сворачивать пиджак, чтобы положить ей под голову вместо подушки, зажимать ее рану, повторяя, что все будет хорошо, вслушиваясь в сигналы «скорой помощи», не слыша их и гадая, почему они так долго не могут сюда доехать. Когда ты встаешь на колени, нежно касаясь ее лица и волос, говоришь, что очень любишь ее и что ей нужно продержаться совсем немного – врачи уже в пути, – а потом наклоняешься ближе к ее губам, чтобы уловить еле слышные слова о том, как любит тебя она, как ей страшно. А потом ее вопрос: что ты хотел сказать мне, милый? И ты отвечаешь: мне очень нравится идея прокатиться на том фуникулере. Как только ты поправишься, мы уедем отсюда. И она шепчет: да, это будет прекрасно. Но ей же почти нечего надеть для такого случая, а сейчас она что-то совсем плохо себя чувствует. И ты снова повторяешь, что с ней все будет в порядке. «Скорая помощь» уже близко, хотя ты по-прежнему не различаешь даже далекого завывания сирены, а жена находит силы, чтобы приподнять руку и погладить тебя по щеке, сказать, что ей теперь уже даже не так больно и почти совсем не страшно. Все и в самом деле будет хорошо. Но ее рука вдруг отрывается от твоей щеки и падает на грудь, глаза стекленеют. Когда «скорая помощь» наконец прибывает, это теперь не имеет никакого значения.
  
  Пять минут. Долгие пять минут.
  Глава 68
  
  Я не ожидал, что на похороны соберется столько народа. Не меньше сотни человек. Коллеги по работе, как и все сотрудники полиции Гриффона, любили Донну гораздо больше, чем она, наверное, сама осознавала.
  
  Я, конечно, знал, что Огги непременно придет – Донна ведь была его сестрой, – но все равно удивился, увидев, как он двигается вдоль церковного прохода под руку с Берил. Хотя удивило меня не его появление, а то, насколько события последних дней состарили его. Жена смотрелась совсем малышкой рядом с его могучей фигурой, похожей на вековой дуб, но складывалось впечатление, что ей приходилось поддерживать Огги, пока они добирались до своей скамьи.
  
  Горечь и чувство вины разъедали нас изнутри подобно раковой опухоли. И мэра Берта Сэндерса не минула та же участь. Он наверняка мысленно постоянно спрашивал себя, почему не уделял должного внимания Клэр и так легко поверил ее выдумке о поездке к матери в Канаду.
  
  Пришла Анетта Рэвелсон вместе с мужем Кентом и села как можно дальше от мэра Сэндерса.
  
  Я испытал облегчение, когда Берт вызвался сказать несколько слов о Донне. Я знал, что сам не смогу сдержать эмоций, а когда обратился к Огги, не хочет ли он произнести прощальную речь, тот в ответ лишь едва заметно покачал головой.
  
  – Тьма объяла наш город, – проговорил Сэндерс. – Мрак коснулся каждого из нас, но некоторых он затронул особенно сильно, и мы теперь скорбим по ним.
  
  Он имел в виду, конечно же, и Анну тоже.
  
  Но не Рикки.
  
  Сэндерс подготовил свою речь. И потому вместо банального прощального слова, куда следовало всего лишь вставить новое имя, он, опросив всех, кто хорошо знал Донну, нарисовал перед собравшимися скупой на детали, но трогательный портрет женщины, успевшей столь многого лишиться в жизни.
  
  Затем, если не считать молитвы священника, надгробную речь произнесла еще давняя подруга Донны. Они вместе учились в начальной и в средней школе, Донна все эти годы поддерживала с ней связь. Подруга говорила затертыми, штампованными фразами, но это получилось очень мило. Так мне позже сказали, поскольку ее я уже не слушал. Мне представлялось, что я нахожусь в каком-то совершенно ином месте с Донной и Скоттом. Когда я сидел в церкви, как мучительно мне хотелось поверить в христианское учение, благодаря которому и возвели это здание! Но я не ждал, что однажды снова встречусь с ними на небесах.
  
  Пришли Скиллинги. Шона, разумеется, выпустили из-за решетки на следующий день после смерти Донны. Его родители теперь громогласно грозили судебным иском против городских властей Гриффона и персонально против Огги. Я готов был держать пари, что иск поддержит семья Родомски.
  
  Они сделают то, что считают необходимым.
  
  Служба закончилась, и люди потянулись мимо меня к выходу, выражая свои соболезнования.
  
  Я был поражен, когда неожиданно увидел перед собой Фрица Бротта, владельца мясной лавки. Он взял меня за руку и с силой пожал.
  
  – Прочитал обо всем в газетах, – сказал он. – Сожалею о вашей утрате.
  
  – Спасибо, – отозвался я. – Все собирался позвонить вам. Я кое-кому пообещал похлопотать за него.
  
  – Тони, – угадал Фриц.
  
  – Да, за Тони Фиска… Я тут попал в одну неприятную ситуацию… И он пришел мне на помощь. Я обещал ему поговорить с вами и, может, попросить изменить решение, дать ему еще шанс. Никаких гарантий, разумеется, но я чувствовал себя обязанным хотя бы попытаться.
  
  Фриц понимающе кивнул:
  
  – Он сам приходил ко мне.
  
  – Неужели?
  
  – Да, зашел, наверное, через день после вашей встречи. Заявил, что вы со мной побеседуете и непременно заставите снова взять на работу.
  
  – Так мы не договаривались, – заметил я.
  
  – Я догадался об этом и прямо сказал. А Тони вдруг достал пистолет и принялся размахивать им перед моим носом, обзывая последними словами, и мне даже на секунду показалось, что он начнет стрелять.
  
  У меня сердце оборвалось.
  
  – О нет!
  
  – Когда он ушел, я вызвал полицию. Его арестовали. Так что Тони сейчас сидит за решеткой.
  
  Я думал, что печальнее мне уже не может быть. Но печаль не имеет пределов.
  
  Фриц пошел дальше, а передо мной останавливались другие люди, пожимали руку, но я уже не понимал, кто они такие и зачем произносят какие-то слова. Я-то поверил, что Тони Фиск был, в сущности, добрым малым – однако излишняя горячность, видимо, перечеркивала все его достоинства.
  
  Затем рядом остановился Шон вместе с родителями. Они тоже пожали мне руку, сказали то, что положено в таких случаях, и отошли. Задержался только сам Шон.
  
  – Можно недолго поговорить с вами? – спросил он.
  
  – Конечно.
  
  – Я имею в виду, с глазу на глаз.
  
  Я положил руку ему на плечо и повел назад, в глубь церковного зала, теперь совершенно опустевшего.
  
  – В чем дело?
  
  – Ну, во-первых, хотел еще раз поблагодарить вас за то, что избавили меня от тюрьмы.
  
  – На самом деле в этом почти нет моей заслуги, – признался я.
  
  – Да, верно, но ведь это вы нашли Клэр и сделали еще много такого, что привело к моему освобождению.
  
  Я терпеливо ждал, понимая: на самом деле он собирался сказать мне нечто совсем другое. Шон переминался с ноги на ногу, смотрел на носки своих ботинок и сжимал и разжимал руки в глубине брючных карманов. Пиджак жал ему в плечах. Этот костюм был ему, вероятно, в самый раз полгода назад, но в возрасте Шона юноша еще продолжает неудержимо расти и крепнуть.
  
  – Я должен вам кое-что сообщить, – произнес он после заминки.
  
  – Что-то, о чем ты не хотел разговаривать при своих родителях?
  
  – Да, точно. Вы, скорее всего, потом сами им расскажете, а мне уж как-то придется с этим смириться. Но вы проявили ко мне столько доброты, и я считаю себя обязанным сказать вам всю правду.
  
  – Правду о чем, Шон?
  
  Он облизал губы, в потом решительно поднял голову и посмотрел мне в лицо.
  
  – Это был я. Я во всем виноват.
  
  Я склонился ближе к Шону, положив обе руки на его плечи, но скорее в попытке самому сохранить равновесие. О чем, черт возьми, он толковал? Не оставалось сомнений, что Анну убил Хейнс, а потом подложил ее одежду в машину Шона. После своего ареста Филлис Пирс подтвердила этот факт.
  
  Так что же имел в виду Шон?
  
  – О чем ты говоришь? Ты все-таки убил Анну?
  
  Он яростно помотал головой, а его глаза даже округлились при подобном предположении.
  
  – Боже, нет, разумеется. Этого я не делал. И не сделал бы никогда. Анну я по-настоящему любил. И жалею только об одном. Что не успел приехать туда раньше и забрать ее до того, как… – Шон снова покачал головой и опустил глаза.
  
  – Тогда о чем ты… – И тут меня будто ударило. – Скотт, – сказал я, убирая руки с плеч Шона.
  
  Он медленно поднял голову и кивнул. В его глазах стояли слезы.
  
  – Понимаете, за пару дней до несчастья с ним у меня завелся «экс». Порой, когда мы с Анной развозили по домам пиво, собирая за товар деньги, нам попадались козлы, у которых не имелось ни цента наличных. И вот один парень предложил Анне расплатиться парой таблеток, и она согласилась. Она вернулась в машину с «эксом» вместо денег, и я обозвал ее идиоткой. Потому что Роман не принимал у нас ничего, кроме налички. Нам пришлось бы покрыть недостачу из своего кармана. И я подумал о Скотте, потому что знал о его пристрастии к наркоте. Я с ним встретился. Он сказал: «Ладно, я куплю у тебя пилюли».
  
  Шон посмотрел на меня, ожидая какой-то реакции, но я совершенно онемел и стал на какое-то время бесчувственным после всех событий этого дня.
  
  Он продолжил:
  
  – Я даже не знаю, мои ли таблетки он принял, когда прыгнул с крыши. Я ведь не один продавал их ему. Но вполне возможно, что и мои. – Слеза сбежала по его щеке. – Мне так жаль. Если вы хотите ударить меня или сделать еще что-то, то я стерплю. Прямо скажу родителям, почему вы меня избили. Я давно морально готов к этому. Простите меня, мистер Уивер. Боже, как же я теперь сожалею о случившемся!
  
  – Я не собираюсь бить тебя, – сказал я.
  
  – Я просто… даже сам не понимаю, зачем сделал это. – Шон начал тихо всхлипывать. – Ведь речь шла всего лишь о небольшой потере денег. Мне нужно было выбросить это дерьмо. Спустить в унитаз, и все. Но я думал… Не знаю, о чем я только думал.
  
  У него заметно задрожали плечи. Я осторожно поднял руки, а потом обнял парня и прижал его к себе. И держал в своих объятиях, пока он лил слезы на моей груди.
  
  При этом у меня возникло ощущение, что Донна непостижимым образом наблюдает за нами. Я почувствовал: ей бы захотелось, чтобы я повел себя именно так.
  
  – Очень многие люди в последнее время наделали глупостей и совершили дурные поступки, – сказал я.
  
  Его руки у меня за спиной сжались в кулаки.
  
  – Я ненавижу себя, – проговорил он. – Я глубоко сам себе ненавистен.
  
  Но мы все ненавидели себя в эти дни.
  
  Обнимая Шона, парня примерно того же возраста и роста, как и Скотт, я мог вообразить, что сжимаю в руках своего сына. Мне вспомнилось ощущение от наших с ним объятий, от чувства любви, когда-то так тесно объединявшего нас.
  
  Если бы я простил Шона, не означало бы это, что я прощаю и Скотта за все муки, через которые он заставил нас пройти? И к тому же у меня сейчас имелось гораздо меньше оснований винить Скотта, чем прежде. Разве нет?
  
  – Все в порядке, – прошептал я и повторил: – Все в порядке.
  
  Потому что теперь я не верил, что Скотт сам спрыгнул с крыши и покончил с собой. В глубине души я давно понял – его столкнули.
  
  Швырнули вниз.
  
  И у меня на примете появился один человек, с которым я собирался поговорить. Я надеялся, она поможет пролить свет на все, что произошло в действительности той роковой ночью.
  
  Ее звали Ронда Макинтайр.
  
  Впервые я услышал это имя, когда Анетта Рэвелсон везла меня вечером домой после того, как я застукал ее в спальне Берта Сэндерса. Анетта рассказала, что Ронда была еще одним романтическим увлечением мэра и одновременно встречалась с копом из Гриффона, понятия не имевшим о ее интрижке с Бертом. Припомнились мне и другие слова Анетты. Она упомянула о том, как Ронда порвала отношения с полицейским, поскольку он показался ей «странным».
  
  Этим копом был Рикки Хейнс. Имя Ронды всплыло в ходе тщательного расследования прошлого Хейнса, проведенного полицией Гриффона. В его компьютере обнаружился адрес ее электронной почты, а в памяти мобильника хранился номер ее телефона.
  
  Порвав с Хейнсом, что по времени почти совпало с прекращением ее отношений с мэром, Ронда уволилась с работы и вернулась к своей семье в Эри.
  
  Я очень хотел побеседовать с ней.
  
  И потому поехал в Эри. На всю дорогу у меня ушло едва часа полтора. К тому моменту я уже успел снова посетить озеро Кайюга, вернуть арендованную «субару», а потом забрал свою «хонду», так и оставшуюся у коттеджа, где прятались Деннис и Клэр.
  
  Ронда Макинтайр и ее родители жили в красивом доме на берегу озера вдоль Сэйбрук-плейс, расположенной к западу и в стороне от промышленного центра города. Я не стал предварительно звонить по телефону. Не было никакой уверенности, что Ронда захочет разговаривать со мной, и я не собирался давать ей шанса улизнуть.
  
  Я понимал, насколько шатки основания для моих подозрений, но оставалась надежда, что Хейнс мог сболтнуть ей лишнего. Или даже полностью ей доверился, в деталях поведав о том, как помог Скотту упасть с крыши мебельного магазина «Рэвелсон».
  
  «Может, – рассуждал я про себя, – именно узнав об этом преступлении, она в испуге и решила порвать с ним, вернувшись в безопасный родительский дом?»
  
  Жилище Макинтайров я обнаружил за высокой, тщательно ухоженной живой изгородью, защищавшей хозяев от любопытных взглядов случайных прохожих. Я проехал по длинной, вымощенной камнем подъездной дорожке и остановился в нескольких шагах от входной двери.
  
  Мне открыла миловидная женщина лет пятидесяти.
  
  – Миссис Макинтайр? – спросил я.
  
  В ответ на ее утвердительный кивок я сообщил краткие сведения о себе и уведомил, что хотел бы поговорить с Рондой.
  
  – Об этом жутком деле в Гриффоне? – поинтересовалась она.
  
  – Да.
  
  – Мне это не кажется хорошей идеей.
  
  – Возможно, ей будет легче разговаривать со мной, чем с полицией. – В моих словах содержался легкий намек на угрозу, что порой помогало решать проблемы.
  
  Вот и на этот раз сработало.
  
  Миссис Макинтайр провела меня через весь дом на крытую стеклом террасу, откуда открывался вид на озеро Эри. Впрочем, сегодня небо хмурилось, а из-за северного ветра на воде виднелись белые гребешки волн. Я ощущал, как прохладный воздух ломится в окна, пытаясь проникнуть в дом.
  
  – Сейчас приведу Ронду, – сказала хозяйка.
  
  Буквально через минуту на террасу вошла с озабоченным видом невысокая стройная девушка лет двадцати пяти, а за ней следовала мать.
  
  – Слушаю вас.
  
  – Здравствуйте, Ронда, – сказал я. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
  
  – Простите, не запомнила вашего имени, – вмешалась ее матушка.
  
  – Уивер, – сообщил я. – Кэл Уивер.
  
  Ронда вздрогнула. Ее обеспокоенность превратилась в неподдельный страх. И я подумал, что ей будет проще разговаривать не в присутствии матери.
  
  – Миссис Макинтайр, вы же не станете возражать, если мы с вашей дочерью пообщаемся, так сказать, приватно?
  
  – Думаю, мне лучше остаться, чтобы…
  
  – Не надо, мама! – перебила Ронда. – Со мной все будет в полном порядке.
  
  Миссис Макинтайр с явной неохотой удалилась. А мы с Рондой расположились в белых плетеных креслах, покрытых пышными подушками в желтый цветочек.
  
  – Вам следовало звонком предупредить о своем приезде, – заметила она.
  
  – Ронда, мы теперь очень многое знаем о Рикки и его матери. Обо всем, чем они втайне занимались без малого десятилетие. Но в этой истории еще остаются крупные пробелы, которые мне хотелось бы заполнить. А, как я знаю, вы некоторое время поддерживали с Рикки весьма близкие отношения.
  
  Ронда сразу заняла оборонительную позицию в разговоре.
  
  – Да, мы несколько раз встречались, но я бы никогда не смогла… У меня не получилось бы с ним ничего серьезного. С самого начала стало понятно, что он с большими причудами.
  
  Я ждал.
  
  – Прежде всего, его отношения с матерью. В них было, знаете ли, нечто болезненное. Он всегда стремился угодить ей, вечно торопился вернуться домой. Разумеется, теперь для меня многое прояснилось. Ему требовалось проводить там много времени, чтобы помогать ей присматривать за запертым в подвале отчимом. Этого достаточно для понимания мотивов некоторых его поступков.
  
  – Какие именно его поступки стали сейчас для вас понятнее?
  
  – Он, например, ни разу не пригласил меня домой, чтобы познакомить с матерью. То есть знакомство все-таки состоялось, но встретились мы с ней в кофейне. А к нему в гости я так ни разу и не попала. Однажды проезжала мимо и увидела во дворе пикап Рикки. Решила остановиться, позвонить в дверь, поздороваться, но он не пустил меня дальше крыльца, да еще и обозлился не на шутку.
  
  – Они не могли рисковать, приглашая в дом посторонних, – сказал я.
  
  – Да что вы? А то сейчас об этом никто больше не знает! Но было еще и другое. Рикки вел двойную жизнь. В нем как будто уживались два абсолютно разных человека. Когда нужно, он мог притвориться славным и милым, но только совершенно неискренне. На самом деле он не знал добрых чувств. Если что-то и ощущал в душе, то лишь злость и ненависть. Порой я даже замечала, как в нем кипит гнев, готовый прорваться наружу в любой момент. Не думаю, что он понимал чувства окружающих.
  
  – Что вы имеете в виду?
  
  – Рикки не мог поставить себя на место другого человека. Не ведал сопереживания, не умел сострадать. Важно было лишь то, что чувствовал он сам, как воспринимал действительность. Вот почему он мог легко обидеть тебя, ранить душевно и даже не заметить, потому что это ведь не ему причиняли боль. Только его матушка была исключением. Она одна умела задеть его за живое, заставить страдать. Вот почему, как я и сказала, он постоянно стремился угодить ей и ничем не рассердить. – Ронда посмотрела вдаль озера Эри. – Не знаю, чем еще могу вам помочь, – добавила она. – Это все, что мне известно.
  
  – Дело в том, что я здесь не совсем по упомянутому поводу. Меня скорее привел к вам сугубо личный интерес.
  
  Она чуть заметно повернула голову в мою сторону.
  
  – Каков же ваш личный интерес?
  
  – Мой сын. У меня был сын Скотт. Пару месяцев назад он погиб. Может, вы слышали об этом.
  
  Ронда кивнула:
  
  – Конечно. Я еще работала в мебельном магазине «Рэвелсон». Нас просто потрясло случившееся. Он был хорошим мальчиком.
  
  Ее голос задрожал. Я склонился ближе к ней.
  
  – Я приехал сегодня сюда в надежде, что вы знаете что-то о происшедшем на крыше магазина тем вечером. Долгое время я считал, что Скотт сам бросился вниз под воздействием наркотиков. Но теперь я так не думаю.
  
  Ее нежное лицо стало похоже на личико фарфоровой куклы, готовой вот-вот разбиться.
  
  – А почему, по вашему мнению, я могу что-то знать об этом?
  
  – Из-за человека, с которым вы в то время встречались, – ответил я.
  
  Ронда закрыла лицо руками.
  
  – О боже! О боже! – в смятении воскликнула она. – Я догадывалась, что вы приедете. Знала, что рано или поздно вы все поймете.
  
  Я потянулся и осторожно убрал ее руки от лица.
  
  – Расскажите мне об этом, Ронда.
  
  – Ничего не должно было случиться, – проговорила она. – Ничего.
  
  – Он сделал это, потому что Скотт угрожал ему?
  
  Она кивнула и высвободила руки, чтобы вытереть слезы.
  
  – Ваш сын Скотт не собирался молчать. Он не скрывал своих намерений. Типа: «Эй, скоро все узнают о вас!» Понимаете?
  
  Ронда описывала эпизод, случившийся около «Пэтчетса». Как она туда попала? Вряд ли Рикки сам рассказал ей, как лапал за баром девчонку. Как «обыскивал» Клэр.
  
  – Вы сами видели происходившее? – спросил я.
  
  Она снова кивнула, взяла из пачки на столе бумажный платок, промокнула глаза и утерла нос.
  
  – Так вы были у «Пэтчетса»?
  
  Ронда изумленно уставилась на меня:
  
  – О чем вы? – Настала моя очередь изумляться. – При чем здесь вообще «Пэтчетс»?
  
  У меня в голове одна мысль стремительно сменяла другую.
  
  – Постойте! – сказал я, как только новая версия окончательно сформировалась. – Это было не в «Пэтчетсе». Вы находились на крыше.
  
  Она выразительным жестом подтвердила мою догадку и схватила еще один платок.
  
  – Вы присутствовали на крыше, когда Скотта столкнули с нее?
  
  Ронда опустила глаза. То ли от стыда, то ли от огорчения – я не мог сразу понять, но продолжал давить на нее:
  
  – Вы сами видели, как Рикки сделал это?
  
  Она вскинула на меня взгляд, удивленно приоткрыв рот и вздрогнув, как от пощечины.
  
  – Рикки? – переспросила она. – Так вы считаете, что виновен Рикки?
  Глава 69
  
  Сгустилась темнота. Половина одиннадцатого. С крыши магазина «Рэвелсон» я мог видеть в отдалении силуэт башни «Скайлон». Здесь была почти полная тишина. Звуки машин, проезжавших через центр Гриффона, сюда почти не доносились. Я стоял, поставив одну ступню на крышу, а вторую на край парапета в том самом месте, откуда упал Скотт.
  
  Пришлось связаться с Кентом, и он позволил снова сюда подняться. Причем оставил пару дверей незапертыми, чтобы кое-кто мог ко мне присоединиться.
  
  Я ждал прибытия этого человека с минуты на минуту. Ронда Макинтайр согласилась сделать один телефонный звонок и организовать нашу встречу. Услышав, как кто-то поднимается по лестнице, я отвел взгляд от панорамного вида и посмотрел на дверь, ведущую на крышу. Потом отошел от края, чтобы быть ближе к двери, когда она откроется.
  
  Через несколько секунд она распахнулась.
  
  – Привет, Берт, – произнес я.
  
  Берт Сэндерс ступил на крышу. Под подошвами его ботинок захрустел гравий, покрывавший слой гудрона.
  
  – Какого… Кэл, что вы здесь делаете?
  
  – Дожидаюсь вас, – ответил я. – Но вы, как я полагаю, рассчитывали увидеть кого-то другого.
  
  Он попытался броситься обратно к двери, но я успел обойти его и отрезать путь к отступлению.
  
  – Вы пришли на свидание с Рондой Макинтайр, – уточнил я.
  
  – Не понимаю, что за глупости вы несете! – возмутился Берт.
  
  – Берт, пожалуйста, не надо лжи. Я ездил к ней в Эри и подробно поговорил. По моей просьбе она назначила вам встречу.
  
  Его взгляд заметался в поисках выхода.
  
  – Почему бы вам не изложить собственную версию событий? – предложил я.
  
  – Ронда могла наговорить чего угодно, – сказал Сэндерс, – но вы должны понимать, почему она это сделала. У нее наточен на меня топор. Она полна желания отомстить. Поэтому к любым ее словам нужно относиться с большим недоверием. Я тогда встречался… – Он огляделся по сторонам, не мог ли кто-нибудь нас подслушивать. – Я встречался с Анеттой, а интрижка с Рондой зашла в тупик. Она была изначально обречена на неудачу. Да, мы занимались сексом…
  
  – Причем именно здесь.
  
  Мэр покорно кивнул:
  
  – Верно. Мы занимались любовью на крыше несколько раз. Вам же знаком этот скоротечный, поспешный секс, который тем не менее весьма возбуждает тебя, потому что происходит в таком странном месте и не похож на весь твой… предыдущий опыт. – Он попытался улыбнуться мне, как шаловливый, но милый мальчишка, который делится интимными подробностями с приятелем. Мол, ну ты же сам понимаешь, как это бывает.
  
  – Значит, вы вдвоем поднимались сюда после закрытия магазина, чтобы совокупляться, – заключил я. – У Ронды имелись ключи от крыши. Как и у Скотта. Он уже был тогда здесь или поднялся чуть позже?
  
  Сэндерс сглотнул:
  
  – Позже.
  
  – Выкладывайте подробности. Где вы в тот момент находились?
  
  На крыше возвышалась небольшая надстройка, где заканчивалась лестница и располагался выход. Сэндерс указал на нее.
  
  – Мы прислонились к стенке с противоположной стороны. А потом вдруг услышали шаги, и дверь с шумом открылась. – Он помолчал. – Это явился ваш сын.
  
  – Продолжайте, – велел я.
  
  – Скотт был под кайфом и порхал как бабочка, Кэл. Кружился по крыше с какой-то бутылкой в руке. Чувствовал он себя просто прекрасно, могу вас заверить. – Это прозвучало слегка менторским и даже обвиняющим тоном с подтекстом: ничего бы не случилось, если бы вы с женой лучше приглядывали за сыном.
  
  – Итак, он находился под воздействием наркотиков, – оборвал его я. – Что дальше?
  
  – Мы с Рондой поняли одно: нам необходимо спуститься вниз, чтобы Скотт нас не заметил. Для этого требовалось только обогнуть постройку и выскользнуть в дверь. Нам это почти удалось, но в последний момент высокий каблук туфли Ронды зацепился за кусок гравия, прикрепленного к гудрону, и она споткнулась. Скотт услышал шум, повернулся и увидел нас.
  
  – Что он сказал?
  
  – Сначала ничего. Он был так же удивлен при виде нас, как изумились мы, когда он неожиданно выскочил на крышу. Получилось, что мы все застали друг друга за тем, чего не должны были делать. – Он сокрушенно покачал головой. – Но, как я понимаю, под действием наркотиков Скотт преодолел смущение гораздо быстрее и полностью сосредоточился на нас. Он хорошо знал Ронду. Они работали вместе и постоянно встречались в магазине. И, уж конечно, он не мог не знать, кто такой я. Скотт указал на нас пальцем и произнес нечто вроде: «Ну ничего себе!» Он был не настолько пьян, чтобы не понимать, как нам хотелось бы сохранить в тайне нашу встречу.
  
  – Что произошло потом? – спросил я.
  
  В четырех этажах над поверхностью земли дул холодный ветер, но меня все равно бросило в жар.
  
  – Я сказал: «Привет, Скотт. Это совсем не то, о чем ты подумал». И Ронда поддержала меня. Заверила, что мы просто поднялись посмотреть на звезды. Однако ее блузка осталась расстегнутой, я же не успел поправить брючный ремень, а ваш сын отнюдь не был простаком. – Берт Сэндерс выдавил из себя улыбку. – Правда, Кэл, я всегда считал его хорошим парнем. Знал, что за ним водятся грешки, но он оставался для меня милым мальчиком. Все, абсолютно все в «Рэвелсоне» относились к нему так. Ронда даже рассказывала, что…
  
  – Заткнитесь, Берт. – Я стал медленно расхаживать взад-вперед перед ним, представляя картину происшедшего. Прокручивая ее в голове. – Значит, он не купился на вашу ложь, – сказал я. – Что было дальше?
  
  – Скотт изъяснялся довольно бессвязно, но дал понять, насколько хорошо осознает, что объединяет нас с Рондой. Спросил, женат ли я? Я ответил: нет, не женат. А об интрижке Ронды с Рикки Хейнсом он едва ли подозревал. Кстати, вы знаете об этом?
  
  – Знаю, – ответил я. И подумал о том, как странно все сложилось. Ведь Скотт мог бы и перестать дразнить Рикки Хейнса, если бы знал прежде, что полицейский встречается с его коллегой.
  
  – И я сказал ему… Сказал: «Скотт, ты не должен никому говорить о нашем свидании с Рондой». Он спросил: «Почему же?» Потому что это не приведет ни к чему хорошему, ответил я. А потом Ронда взяла и выпалила: если Рикки узнает о ее отношениях со мной, то просто убьет. «Рикки? – переспросил Скотт. – Ты имеешь в виду Рикки Хейнса? Полицейского?» Ронда ответила утвердительно. И просила: «Пожалуйста, не рассказывай никому». Мы оба знали, что у Рикки не все ладно с психикой. Многие замечали это, не так ли? Хейнс страдал чем-то вроде умственного расстройства. Продержать отчима пленником в подвале почти десять лет – у него явно было не все в порядке с головой! – И Берт дважды постучал себя по виску указательным пальцем. – А ведь могли возникнуть и другие сложности, как вы понимаете. Я вступил в конфликт с шефом Перри, критикуя его стиль руководства полицией. И представьте, вдруг выясняется, что я завел роман с девушкой его подчиненного! Перспектива выглядела удручающей. Если бы все открылось, Ронда могла серьезно пострадать, а я сам оказался бы сильно скомпрометирован. Уж Перри точно сумел бы использовать подобные факты против меня.
  
  – Скотт, – напомнил я. – Что произошло со Скоттом?
  
  – У меня он вызвал серьезную тревогу. Не мог ли он пообещать молчание, а потом нарушить данное слово? Ведь когда он вышел бы из состояния наркотической эйфории, то помнил бы все о событиях вечера, но необязательно о своем обещании. – Сэндерс старался выглядеть предельно серьезным, словно по-прежнему рассчитывал получить мой голос на следующих выборах мэра.
  
  – Как все случилось, Берт? Я должен услышать об этом от вас лично.
  
  Он начал заикаться:
  
  – Это… Это по-получилось совершенно не… ненамеренно. Правда. Он споткнулся и…
  
  Я бросился к нему, схватил за воротник рубашки и подтащил ближе к тому месту, откуда упал Скотт. Сэндерс почти не сопротивлялся, хотя все равно заставил меня остановиться в десяти футах от края крыши.
  
  – Кэл, – заныл он, – умоляю вас…
  
  – Если будете честны со мной и признаете, что натворили, я не сброшу вас вниз, – пообещал я.
  
  – Но Скотт начал громко кричать. Он совершенно не владел собой, поймите же. Он был накачан наркотиками. И выкрикивал наши имена. Громогласно и отчетливо. Если бы он продолжил, кто-нибудь непременно услышал бы и поднялся на крышу. Полиция или охранники магазина.
  
  Я еще чуть подтолкнул Сэндерса вперед. У него заплелись ноги, и он упал уже лишь в ярде от края. Я посмотрел на него сверху вниз, запустил руку в карман пиджака и достал свой «глок». В этот вечер я не забыл его захватить.
  
  – Господи Иисусе, Кэл! Богом заклинаю…
  
  – Так как все закончилось?
  
  – Я… Я попробовал заставить… Заставить его замолчать. Схватил его и зажал ладонью рот. Мы боролись, вступили в схватку друг с другом. Это происходило… Происходило прямо здесь, на этом самом месте. Я снова попытался зажать ему рот, но Скотт… Он укусил меня! Впился зубами в ладонь. Я отдернул руку… Клянусь, это получилось инстинктивно. С моей стороны движение было чисто оборонительным, но… Но при этом я отпихнул его от себя.
  
  – Вы толкнули его.
  
  – Богом клянусь, я не хотел… Даже не предполагал…
  
  – Поднимайтесь, – велел я, взмахнув в его сторону пистолетом.
  
  Сэндерс поднялся на ноги и отряхнул кусочки гравия, налипшие на его брюки.
  
  – Значит, вот здесь вы его толкнули?
  
  Он кивнул.
  
  – Встаньте туда.
  
  – Кэл!
  
  – Встаньте туда. На самый край.
  
  – Я не выношу высоты, – пожаловался Сэндерс.
  
  Мне пришлось заставить его двигаться толчком руки.
  
  – Вы с такой силой толкнули Скотта? Должно быть, гораздо сильнее. Потому что вы же не упали сейчас с крыши.
  
  – Пожалуйста, Кэл, умоляю вас!
  
  – Встаньте еще ближе к бордюру.
  
  – Не могу.
  
  – Тогда я вас просто застрелю. Если не встанете на ту же точку, я всажу в вас пулю, можете не сомневаться. Недавно я уже убил человека, и во второй раз наверняка будет намного легче.
  
  Он поставил правую ступню на возвышение бордюра.
  
  – Хорошо. А теперь другую.
  
  Его левый ботинок шаркнул по гравию.
  
  – Я не смогу… Не думаю, что сумею себя заставить.
  
  – Только не глядите вниз, – посоветовал я. – Смотрите прямо перед собой. Полюбуйтесь башней. Она особенно красива в вечернее время.
  
  И Сэндерс встал на край спиной ко мне, раскинув руки в стороны, чтобы сохранять равновесие. Я же поднял «глок», приложил дуло к его затылку и сказал:
  
  – Бац!
  Глава 70
  
  Пока я не знаю, как буду жить дальше. Говорят, в таких ситуациях не следует принимать поспешных решений. Лучше взять время на раздумья и лишь потом сделать следующий шаг.
  
  Но, ей-богу, я не вижу смысла слишком все затягивать. Меня ничто больше не держит в Гриффоне. Я не желаю оставаться в своем доме, как и вообще в городе.
  
  Огги и Берил выставили свое жилье на продажу. Не знаю, решили ли они уже наверняка, куда именно переберутся. Их фаворитом по-прежнему является Флорида. Огги вообще немного оставалось до официального выхода на пенсию, и раньше они всерьез обсуждали переезд в район Сарасоты. Впрочем, Огги предстояло преодолевать те же проблемы, что и мне. Не важно, куда ты уедешь, твои воспоминания и сожаления неизбежно последуют за тобой.
  
  Я подумываю о возвращении в Промис-Фоллс. Разумеется, не для того, чтобы пойти служить в полицию. Они все равно не примут меня назад, да я и сам этого не хотел бы. Думаю, что смогу зарабатывать тем же, чем занимался в последние годы, но зато окажусь в месте, хотя бы отдаленно похожем на родное.
  
  Впрочем, посещать Гриффон мне все равно придется. Сэндерса будут судить. Ронда Макинтайр заключила с прокурором сделку: иммунитет в обмен на показания против бывшего мэра. Я ведь так и оставил его тогда стоящим на краю крыши. Развернулся и ушел. Мне очень хотелось сбросить его вниз, чуть толкнуть стволом пистолета. Но в результате я так и не собрался с духом. Не смог что-то в себе преодолеть. В те доли секунды, принимая окончательное решение, я задался вопросом: станет ли мне лучше через несколько мгновений, когда его тело ударится об асфальт стоянки?
  
  И понял, что едва ли.
  
  Однако была и другая причина, удержавшая меня. Клэр. Я не сделал этого ради Клэр. Не смог убить ее отца. Зато оказался вполне способен заявить на него в суд, дать свидетельские показания и отправить на годы в тюрьму. И знал, что с помощью матери Клэр как-нибудь переживет такой удар.
  
  Но не представлял, насколько тяжело она будет страдать, если он умрет.
  
  Уже погибло достаточно много людей.
  
  Несколько дней после смерти Донны я не прикасался к ее вещам на журнальном столике. Наверное, я сознательно их избегал. Даже смотреть на ее наброски портретов Скотта было мучительно. И лишь после ареста Сэндерса я нашел время и силы, чтобы перебрать эскизы.
  
  А потом поднял огромную папку с рисунками, взвесил ее в руке. Как же их было много! Я положил папку на столик, открыл ее, и пара карандашей выкатилась изнутри, упав на пол.
  
  Один рисунок лежал поверх остальных. Конечно, тоже набросок портрета Скотта, но к нему была прилеплена желтая самоклеящаяся бумажка. Я прочитал написанное и всмотрелся в портрет.
  
  Донне удалось точно передать линии носа. Мне понравилось, как она сумела изобразить пряди челки, падавшие на его лоб. Сначала я подумал, что губы вышли чуть полноватыми, но, вглядевшись пристальнее, понял свою ошибку. Меня ввела в заблуждение падавшая на лист тень.
  
  Я догадался, что Донна собиралась показать мне именно этот рисунок. Может, по ее задумке, я должен был увидеть его, вернувшись домой поздно, когда она уже лежала в постели.
  
  На желтой бумажке она написала карандашом:
  
  «Кэл! Мне кажется, этот удачнее всех. Моя работа закончена. Что ты думаешь об этом?»
  
  Донна ведь говорила, что остановится, как только поверит в невозможность сделать более удачный рисунок, чем последний.
  
  – Он само совершенство, – сказал я.
  Выражение признательности
  
  У писателей, которые все делают сами, книги обычно плохо продаются. Мне же была оказана огромная помощь.
  
  Выражаю глубочайшую признательность Марку Стретфилду, Брэду Мартину, Алексу Кингсмиллу, Спенсеру Баркли, Дэвиду Янгу, Даниэль Перес, Эве Колже, Валери Гау, Каре Уэлш, Малколму Эдвардсу, Биллу Масси, Элайдже Моррисону, Хелен Хеллер, Джулиет Иверс, Хизер Коннор, Горду Дреннану, Кэти Пейн, Кристин Кокран, Сьюзен Лэм, Ните Проноуост, Пейдж Баркли, Марго Шайбели Дженнер, Дункану Шилдсу, Али Кариму, Алану К. Сэппу, Кену Бейну, Линдси Миддлтон.
  
  И книготорговцам. О да! Непременно книготорговцам.
  Линвуд Баркли
  Смерть у порога
  
   Посвящается Ните
  
  Благодарность
  
  Я просто написал книгу. И лишь благодаря стараниям замечательных людей она дошла до читателей.
  
  В США мне очень помогли Ривина Эплбаум, Нита Таублиб, Даниэла Перес и остальные сотрудники издательства «Бэнтем Делл».
  
  В Великобритании я хотел бы принести свою благодарность компании «Орион», и в частности Биллу Месси, Джульетт Эверс, Сьюзен Лэм, Натали Брейн, Марку Рашеру, Джули Макбрайен, Клэр Бретт, Джессике Киллингли, Майлзу Кампсти. А также Сэнди Виэр из Австралии.
  
  Я благодарен агентству Пола Марша и всем создателям шоу «Ричард и Джуди».
  
  И огромное спасибо моему литературному агенту, Хелен Хеллер. Она молодец!
  Пролог
  
  Дерек знал, что, когда придет время, лучшего места для укрытия, чем подвал, ему не найти. Он только надеялся, что сидеть здесь придется недолго — Лэнгли не станут затягивать со сборами и вскоре покинут дом. Последний раз, когда Дерек играл с Адамом в подвале, им было лет восемь или девять. Ребята воображали, будто попали в пещеру, где спрятаны несметные сокровища, или оказались в грузовом отсеке космического корабля, в глубине которого скрывался инопланетный монстр.
  
  С тех пор прошли годы. Дерек подрос. Как, впрочем, и Адам. Теперь он стал ростом почти шесть футов и в свои семнадцать обогнал отца. Ничего удивительного в том, что Дерека отнюдь не прельщало торчать здесь неизвестно сколько времени, да еще и согнувшись в три погибели.
  
  Главное состояло в том, чтобы все правильно рассчитать. Когда Лэнгли уложат в багажник последнюю сумку и вернутся в дом, чтобы завершить дела, Дерек должен будет быстро попрощаться с ними и сделать вид, будто направляется к черному ходу. Он хлопнет для пущей достоверности дверью, а потом на цыпочках спустится по лестнице вниз, отодвинет люк в подвал, находящийся под гостиной, проникнет вниз и закроет люк. Лэнгли не хранили в подвале вещи, которые могли бы понадобиться им во время недельного отдыха. Там стояли груды ящиков с елочными игрушками и различными сувенирами, которые не стоили того, чтобы выставлять их на всеобщее обозрение, но жалко было выбрасывать; коробок со старыми книгами в твердых обложках и кипами документов, принадлежавших отцу Адама — Альберту. Еще там была старая палатка и переносная газовая плита, но Лэнгли не собирались в поход.
  
  «Боже, — подумал Дерек, — как представлю, чем я здесь буду заниматься, так у меня сразу встает».
  
  — Как же не хочется уезжать, — жаловался Адам Дереку, пока его мать, Донна Лэнгли, вытаскивала из холодильника продукты: упаковку сосисок, банки пива, — и складывала в кулер.
  
  Донна вдруг обернулась. Из-за предстоящего отъезда в доме царила суматоха, и она только сейчас заметила, что к ним пришел друг Адама.
  
  — А, здравствуй, Дерек, — произнесла она отстраненным тоном, будто видела его в первый раз.
  
  — Здравствуйте, миссис Лэнгли.
  
  — Как у тебя дела?
  
  — Спасибо, хорошо. А у вас?
  
  «Ну вот, — подумал он, — теперь я говорю, как Эдди Хаскелл[94] из телешоу, которое смотрели в детстве родители».
  
  Не успела Донна ответить на вопрос, как Адам принялся канючить:
  
  — Но там же совсем нечем заняться! Я просто загнусь от скуки!
  
  — Адам, — устало сказала его мать, — я слышала об этом курорте самые хорошие отзывы.
  
  — Да хватит уже ныть, — поддержал ее Дерек. — Ты классно отдохнешь. Там же есть лодки и всякие прикольные развлечения? Ну лошади, например, или еще что-нибудь?
  
  — Да кому нужны лошади? Я что, похож на человека, который интересуется скачками? Вот велики-внедорожники — совсем другое дело. Было бы круто, если бы там давали покататься на таких. Но у них и в помине ничего подобного! Да и вообще ты говоришь так, словно сговорился с ней!
  
  — Я просто хочу сказать, что если родители берут тебя с собой на отдых, постарайся оторваться там по полной!
  
  — Прекрасный совет! — согласилась Донна Лэнгли, стоявшая спиной к ребятам.
  
  — Я буду вести себя хорошо и обещаю не устраивать дома никаких вечеринок, — предпринял последнюю попытку Адам.
  
  — Мы уже приняли решение, — отрезала Донна, укладывая в кулер пакетик со льдом, который только что достала из морозильника.
  
  Мать Адама была хорошенькой женщиной: каштановые волосы до плеч, прекрасная фигура с округлыми формами в нужных местах — и выгодно отличалась от большинства девушек из школы, где учился Дерек. Они все были тощими как жерди. Но, разглядывая ее и думая о ней, Дерек чувствовал себя немного не в своей тарелке, особенно теперь, в присутствии друга.
  
  — Честное слово, — взмолился Адам. — Ну почему ты мне никогда не веришь?!
  
  — Ты же помнишь, что случилось у Моффетсов. Его родители уехали, к ним в дом ввалилась сотня ребят и устроила там погром.
  
  — Их было не сто, а всего… шестьдесят.
  
  — Хорошо. Шестьдесят… сто… какая разница! Все равно они превратили дом в помойку.
  
  — Здесь такого не будет!
  
  Донна облокотилась о кухонный стол, будто на нее внезапно накатила усталость. Сначала Дерек подумал, что хозяйке просто надоело спорить, но потом ему показалось, что ей стало плохо.
  
  — С вами все в порядке, миссис Лэнгли?
  
  — Просто… — Она тряхнула головой. — Немного голова закружилась.
  
  — Мама, ты точно себя хорошо чувствуешь? — поинтересовался Адам, вероятно, встревоженный вопросом друга. Он осторожно приблизился к матери.
  
  — Да-да, — махнула она рукой, отходя от стола. — Наверное, за обедом съела что-то не то. Меня весь день мутит.
  
  «А может, все дело в ее лекарствах?» — подумал Дерек. Он знал, что мать друга принимала таблетки для успокоения нервов. У нее часто случались перепады настроения. «У мамы вечно семь пятниц на неделе», как говорил Адам.
  
  Донна Лэнгли быстро взяла себя в руки.
  
  — Адам, сходи посмотри, не нужна ли помощь папе.
  
  Но в этот момент Альберт Лэнгли — высокий широкоплечий мужчина немного старше пятидесяти с поредевшими седыми волосами — появился на пороге кухни.
  
  — В чем дело? — спросил он; его голос был скорее раздраженным, чем обеспокоенным. — Только не говори, что подхватила какую-нибудь заразу!
  
  — Нет-нет, что ты. Я, наверное, съела что-то не то.
  
  — Боже ты мой, — возмутился Альберт, — мы несколько недель планировали эту поездку. Если сейчас все отменим, нам не вернут залог. Тебе это известно?
  
  Донна повернулась к нему спиной.
  
  — Да, я знаю. Спасибо за заботу.
  
  Альберт недовольно покачал головой и вышел из кухни.
  
  — Слушай, — прошептал Дерек на ухо Адаму, — мне уже пора идти.
  
  Неожиданно он понял, что настал удачный момент воплотить задуманный план. Дереку было нужно, чтобы друг вместе с отцом вышел на улицу через главный выход, пока он притворится, будто уходит через дверь черного хода.
  
  В глубине души он испытывал угрызения совести из-за того, что не может рассказать лучшему другу, что на самом деле замышляет, но ему уже не в первый раз приходилось скрывать от него правду. К тому же от проделки никто не должен пострадать, и ничего не будет сломано или повреждено. Никто даже не узнает об этом. Не считая Пенни, разумеется. Конечно, когда Лэнгли вернутся домой, они удивятся, почему одна из дверей оказалась незапертой, а сигнализация — отключенной, но, убедившись, что все в полном порядке, постепенно забудут. Просто в следующий раз, собираясь куда-нибудь, будут все тщательнее проверять.
  
  — Жаль, ты не можешь поехать с нами, — вздохнул Адам. — Я один помру там от скуки.
  
  — Ты же знаешь, не могу. Родители разозлятся, если брошу свою летнюю работу хотя бы на неделю.
  
  Даже если бы Дерек не придумал, как воспользоваться отсутствием Лэнгли, чтобы организовать самую потрясающую неделю в своей жизни, перспектива провести с ними целых семь дней его совсем не прельщала.
  
  Друзья вышли из кухни и спустились в холл, находившийся в центре дома. Теперь Дереку нужно было только сделать вид, будто идет к черному ходу, и спуститься по лестнице к двери, свернуть за угол, преодолеть еще полпролета лестницы, и тогда он оказался бы недалеко от цели.
  
  — Даже не знаю, найду ли я там с кем пообщаться, — не унимался Адам.
  
  Что за нытик!
  
  — Не волнуйся. Это всего лишь неделя. Знаешь что? Когда вернешься, мы прочитаем все, что записано на диске того компьютера.
  
  Дерек и Адам коллекционировали старые, никому не нужные компьютеры. И чего там только не было! Практически все: от школьных рефератов до детского порно. Кое-кто из прежних владельцев компьютеров был просто чокнутым психом. Изучать информацию со старых компьютеров даже интереснее, чем рыться в чужой аптечке.
  
  Адам уставился в пол.
  
  — Ну конечно. Мне уже влетело за это.
  
  Слова друга удивили Дерека.
  
  — Что?
  
  — Да это все мой папа. Он узнал, что там находилось. Ну, какие файлы мы открывали.
  
  — А ему-то что? Он думает, ты до сих пор не знаешь, что такое порно? Это ведь даже не фотки, а просто какая-то писанина. Ее даже порнухой-то не назовешь. Так, чушь какая-то.
  
  — Послушай, я не могу сейчас об этом говорить, — тихо произнес Адам. — Давай все обсудим, когда я вернусь. Или я позвоню тебе на неделе.
  
  — Не парься. Если мне и захочется это почитать, я сделал себе копию.
  
  — Только бы папа не узнал, — с опаской бросил Адам. — Он страшно разозлился. Даже не представляю, почему отец так взбесился.
  
  — Думаешь, я сейчас подойду к нему и скажу: «А знаете, мистер Лэнгли, я записал тот роман себе на диск»?
  
  — Нет, я только…
  
  — Адам! — послышался недовольный голос Альберта. Он уже был на крыльце.
  
  — Слушай, друг, мне пора, — вздохнул Адам. — Он и так рассердился из-за того, что мама неважно себя чувствует.
  
  — Да, конечно, увидимся через неделю, — отозвался Дерек.
  
  Адам пошел в одну сторону, Дерек — в другую. На ходу Дерек заставил себя громко выкрикнуть: «Счастливого пути, миссис Лэнгли!»
  
  Все решили, что он уходит.
  
  Из кухни донесся приглушенный голос Донны:
  
  — Пока, Дерек!
  
  Хитрец быстро сбежал по ступенькам, для пущего эффекта открыл заднюю дверь и с силой хлопнул ею — он всегда так делал, когда выбегал на улицу, а потом мчался через двор в сторону леса, который начинался прямо за дорогой.
  
  Но на сей раз он не покинул дом. Хлопнув дверью достаточно сильно, чтобы миссис Лэнгли услышала с кухни, быстро спустился на цокольный этаж, дошел до противоположной стены и встал на колени рядом с кушеткой, около которой находился люк, ведущий в подвал.
  
  Дерек откинул его и на четвереньках заполз внутрь — пол здесь был из бетона, холодный на ощупь. Обернувшись, он постарался как можно тише закрыть люк и оказался в кромешной темноте. От неожиданности перехватило дыхание.
  
  Он слышал лишь стук сердца, отдававшийся в ушах. Парень медленно выдохнул, пытаясь успокоиться. Он знал, что где-то здесь, совсем рядом, с потолка свисает на цепочке лампочка, но включать побоялся. Что, если миссис Лэнгли в последний момент решит спуститься вниз и увидит пробивающийся снизу свет? Придется сидеть в темноте, пока всё не успокоится.
  
  Но по крайней мере Дерек мог выяснить, который час. Он достал из кармана мобильный телефон, желая убедиться, что выключил звонок, а заодно проверил часы. Крошечный экранчик оказался единственным источником света. Почти восемь часов. Лэнгли скоро должны были уехать.
  
  Придумщик не мог разговаривать по телефону, поэтому решил отправить сообщение. Дерек быстро набрал: «Жду, когда Лэнгли уедут. Прячусь у них». Потом нажал кнопку «Отправить».
  
  Ему безумно нравилась затея устроить в доме место для тайных свиданий. Возможно, до секса дело и не дойдет. Вдруг Пенни не согласится? Но по крайней мере они были уже близки к этому.
  
  Дерек прислушался к доносившимся сверху звукам. Он сидел по-турецки на бетонном полу, втиснувшись между коробками с елочными игрушками и детскими санками, на которых Адам не катался уже лет пять. Слышал, как Донна Лэнгли ходит по кухне. Дом был похож на живое существо. Только ступишь на пол в одной из комнат, как легкая вибрация пробегает по половице у тебя под ногой, а потом перекидывается на другую половицу и распространяется по всему дому. Это напомнило Дереку, как мама в детстве объясняла ему строение человека: бедренная кость соединяется с тазовой, а тазовая кость с…
  
  — Да ради Бога, поехали уже!
  
  Это был отец Адама. «Вот кретин», — подумал Дерек. Его собственный родитель тоже не сахар, но все же не такой козел, как старик Адама.
  
  Послышалось шарканье на лестнице наверху. Кто-то подошел к двери черного хода, чтобы проверить, заперта ли она. Потом еще одна дверь открылась и закрылась. Дерек не смел даже вздохнуть — ему показалось, что он слышал, как поворачивается ключ в замке.
  
  Пару минут спустя хлопнули двери автомобиля. Заработал двигатель «сааба» Лэнгли. Шины зашуршали по гравию. Сначала звук был громким, но постепенно начал стихать, по мере того как автомобиль удалялся от дома.
  
  Потом воцарилась тишина.
  
  Дерек нервно сглотнул и решил посидеть еще пару минут для верности. Пусть отъедут подальше. Тогда даже если вдруг хозяева поймут, что забыли взять с собой что-нибудь, им будет проще купить недостающее по дороге, чем возвращаться. Сердце уже не билось так часто. Пока все шло хорошо, оставалось только…
  
  О Господи, что за хрень ползет по шее?
  
  Паук! Проклятый паук заполз за воротник. Дерек начал судорожно хлопать себя в темноте по шее и плечам, трясти рубашку. От отвращения он подпрыгнул и ударился головой о балку на потолке.
  
  «Черт!» Хитрец отодвинул люк и буквально выкатился на покрытый ковром пол. Засунув руку под воротник, он нащупал что-то маленькое и раздавленное, стащил рубашку через голову и стал отряхивать шею, поспешно избавляясь от останков паука.
  
  Сердце стучало так сильно, словно готово было разорваться в груди.
  
  Разобравшись с пауком, Дерек подождал еще пару минут, пока не пришел в себя. На этаже было темно. На улице сгущались сумерки, но он не посмел включить свет. Всю неделю здесь нельзя будет включать свет. Возможно, ему удастся смотреть телевизор на цокольном этаже. Никто снаружи не заметит — ведь со стороны дороги все окна дома будут оставаться темными.
  
  Да разве и нужен был свет для дел, которыми он собирался заниматься? И в темноте не заблудится.
  
  Дерек удивился, почему Пенни до сих пор не ответила на сообщение. Пора было снова написать ей, сообщить, что в доме больше никого нет. Но сначала нужно осмотреться и окончательно убедиться, что все в порядке.
  
  Надев рубашку, он поднялся по лестнице и увидел, что задняя дверь закрыта на засов. Было еще достаточно светло, и парень хорошо ориентировался в пространстве, пока двигался к главному входу. Дверь была заперта. На стене в холле находилась панель с клавишами сигнализации. Дерек уже много раз бывал в доме у Адама, видел, как тот отключал систему, и знал код. Нужно только набрать его, открыть задвижку задней двери, и тогда он сможет приходить и уходить когда захочет. Ему придется оставлять дверь дома открытой, но здесь, на окраине города, вряд ли кому-то придет в голову залезть сюда.
  
  Теперь, когда Дерек впервые остался в этом доме один, он казался ему совсем другим. Никто не знал о том, что здесь есть живая душа. Осматриваясь по сторонам, он чувствовал огромное напряжение, сердце бешено колотилось, ладони вспотели.
  
  Хитрец пытался убедить себя, что знает план дома достаточно хорошо, чтобы ориентироваться в темноте, даже в тех местах, куда он не собирался заглядывать, как, к примеру, спальня родителей Адама, где сейчас находился. Большая двуспальная кровать, толстое белое покрывало, рядом — туалетная комната с душем и ванной со всякими прибамбасами. Он с удовольствием порезвился бы здесь с Пенни. Дерек сразу представил себе, как подруга принимает с ним пенную ванну, прямо как в кино. Но нет, это слишком рискованно. Кушетка в подвале больше подходила для двух молодых людей. В доме имелось не много мест, где они могли бы заниматься этим безбоязненно. Главное, чтобы можно было уединиться и никто не помешал бы в самый ответственный момент.
  
  Целая неделя секса.
  
  Телефон Дерека зажужжал. Пришло сообщение от Пенни. Как раз вовремя. Всего одно слово: «Ну?»
  
  Теперь он мог позвонить ей. Набрал ее номер, она ответила после второго гудка.
  
  — Я в доме.
  
  — О Боже! — Ее голос дрожал от волнения.
  
  — Уже почти стемнело. Приходи. Я открою заднюю дверь.
  
  — Хорошо. Но у нас небольшие проблемы.
  
  — Только не вздумай продинамить меня, Пенни. У меня стояк размером с бревно.
  
  Она шикнула на друга, хотя его никто не мог услышать.
  
  — Не волнуйся, просто родители отчитали меня за то, что я въехала на их машине в телефонный столб. Ну, тот, который в конце шоссе, рядом с дорогой. На капоте всего лишь царапина. Но папа до смерти испугался и сказал, что страховка не покрывает этот случай, поэтому мне придется…
  
  Телефон отключился. Дерек посмотрел на экран — сигнал пропал. Что еще за дела?
  
  Он перезвонил.
  
  — Что случилось?
  
  — Не знаю. Слушай, постарайся прийти сюда к десяти, хорошо? Позвони мне, если возникнут проблемы. Я подожду здесь.
  
  Пенни согласилась и повесила трубку.
  
  Дерек стоял перед комодом Лэнгли. Он протянул руку и дотронулся до него, размышляя над тем, что интересного можно там найти. В глубине души он испытывал чувство вины из-за того, что делает все это. Даже если все пройдет гладко и ни мистер или миссис Лэнгли, ни Адам ничего не узнают. Наверное, однажды он все расскажет другу. Но не сразу, а через несколько лет. Когда все это уже не будет иметь значения.
  
  А может, и не расскажет.
  
  Он не мог поверить в то, что родители Пенни не отпустят ее сегодня вечером. Ему так хотелось, чтобы она пришла. Даже подумал, не взять ли какой-нибудь предмет белья из тумбочки миссис Лэнгли, помастурбировать, привести себя в нужное состояние и быть в полной боевой готовности к тому моменту, когда придет Пенни.
  
  «Ладно, — решил Дерек, — вероятно, есть грань, которую не стоит переступать». Он мог посмотреть телевизор и отвлечься, поэтому вернулся на цокольный этаж — теперь здесь было темно как в бочке — и включил телевизор. Он переключался с канала на канал, редко задерживаясь где-то больше чем на одну секунду, но никак не мог расслабиться, несмотря на то что в ближайшие семь дней этот дом был в полном его распоряжении. Не просто дом, а мечта семнадцатилетнего парня. Место, куда он может приводить свою девушку так часто, как ему захочется.
  
  Это даже лучше, чем в машине. Не нужно бояться, что в самый ответственный момент в запотевшее стекло постучит полицейский.
  
  В его душу стало закрадываться нехорошее чувство. Соседи добры к нему. По крайней мере мать Адама. Мистер Лэнгли всегда смотрел на него как на непрошеного гостя, словно ему мешали посторонние и он хотел тишины и покоя, когда не работал у себя в офисе и не защищал своих клиентов, помогая им обойти закон, или чем он там занимался. Дерек знал Адама уже, наверное, лет десять. Оставался здесь на ночь, ходил с их семьей в походы.
  
  Что Лэнгли о нем подумают, если правда всплывет наружу? Отец Адама был юристом. Может ли он подать на Дерека в суд? Станет ли судиться с человеком, которого знает? Или, хуже того, не вызовет ли полицию?
  
  Мобильный телефон Дерека зажужжал. Он посмотрел на экран и увидел номер Пенни.
  
  — Да? — Но прежде чем Пенни смогла сказать хотя бы слово, сигнал пропал.
  
  На цокольном этаже, наверное, плохо ловились сигналы. Слишком много помех. Он взял со стола трубку городского телефона и набрал номер подруги.
  
  — Я не смогу прийти, — огорошила Пенни. А потом прошептала: — Меня заперли.
  
  — Черт, — бросил Дерек. — Черт, черт, черт!
  
  — Не могу больше говорить. Может, встретимся как-нибудь в другой раз? Например, завтра, хорошо? Ну все. — И она отключила телефон.
  
  Дерек повесил трубку. Идеальный план провалился. Теперь у него посинеют яйца. И дело было даже не в том, что он собирался переспать с Пенни. Просто хотел побыть с ней. Дерек мечтал, чтобы они остались наедине в пустом доме, где никто им не помешает, и поговорили о том, что будут делать дальше. Родители считали Дерека ленивым засранцем без мечтаний и амбиций, но это было неправдой. Он мог рассказать об этом Пенни. О том, что хочет стать программистом — возможно, придумывать новые игры или что-то в этом духе. Если бы он сказал отцу, что хочет создавать компьютерные игры, тот ответил бы: «Знаешь, я тоже хотел, чтобы мое увлечение стало делом моей жизни, но нужно реально смотреть на вещи!»
  
  Дерек опять начал переключать каналы. Поиграл немного в «Halo» на приставке Адама, потом посмотрел MTV и даже задремал во время выступления Джастина Тимберлейка. Здесь было здорово сидеть, даже в одиночестве. Никто не донимал по пустякам.
  
  Но было уже поздно, и парень понимал, что нужно уходить.
  
  И вдруг с улицы донеслись какие-то звуки. Шуршание шин по гравию.
  
  Дерек схватил пульт и выключил телевизор. В подвале под потолком были небольшие оконца. Дерек забрался на кушетку, чтобы увидеть, что происходит на улице.
  
  «Сааб». Машина Лэнгли.
  
  Проклятие!
  
  Самое время убираться из дома. И как можно быстрее. Он побежал по лестнице к задней двери черного хода и уже собирался открыть ее, но в этот момент понял, что, если сделает это, возможно, сработает сигнализация. Сначала нужно было ввести код, однако панель находилась около входной двери.
  
  Дерек помчался в холл, надеясь, что успеет прибежать туда и набрать код прежде, чем кто-нибудь войдет в дом, а потом вернется к черному ходу. Но в этот момент он увидел тень за входной дверью. Это был Адам. Следом шла его мать.
  
  Дерек остановился, повернулся и бросился в подвал. Он слышал, как открылась дверь и раздались голоса. Говорила Донна Лэнгли:
  
  — Я же сказала, мне очень жаль. Думаешь, я хотела испортить всем отпуск?
  
  Дерек лег на пол рядом с люком в подвал и уже собирался отодвинуть люк, когда на цокольном этаже зажегся свет. Выключатель находился наверху лестницы, и это означало, что кто-то спускается вниз. Он втиснулся в узкое пространство между кушеткой и стеной, надеясь, что сможет остаться незамеченным. Но что, если кто-нибудь спустится сюда и решит посмотреть телевизор?
  
  Кто-то спускался по лестнице. Дерек услышал, как открылась дверь холодильника и туда что-то положили, потом наверху Адам крикнул: «Мне убрать лед в морозильник?»
  
  Дерек подумал, что, возможно, стоит привлечь его внимание, рассказать все, попросить у Адама помощи, чтобы он вывел его из дома. Возможно, друг разозлится, но ни за что не выдаст его. Иначе родители подумают, что они были заодно. Но прежде чем Дерек решил, что ему делать, Адам снова поднялся наверх. Но свет не погасил. Дерек подумал, что он может вернуться. Слышались обрывки фраз, доносившиеся сверху.
  
  Мистер Лэнгли: «Иди спать. Завтра разберем вещи».
  
  Миссис Лэнгли: «А вдруг утром мне будет лучше?»
  
  Мистер Лэнгли: «Да, не исключено. Ладно. Мы можем поехать завтра вдвоем с Адамом, а ты присоединишься к нам потом, когда поправишься. Решай сама».
  
  Миссис Лэнгли: «Ради Бога, ты и правда думаешь, что я это нарочно подстроила? Что хотела заболеть?»
  
  Мистер Лэнгли: «Я вернусь через минутку».
  
  Отлично, раз они собирались ложиться спать, то неприятности можно было ждать разве что от Адама. А если и он уйдет к себе в комнату, Дереку оставалось только дождаться, когда хозяева уснут, тихонько подняться наверх, набрать код и выйти из дома через черный ход. Главное, чтобы Пенни не передумала, не убежала из дому и не пришла сюда. Только бы этого не случилось.
  
  Сверху раздался голос Альберта Лэнгли:
  
  — Кто это, черт его возьми?
  
  Дерек с ужасом подумал, что говорили о нем. Но как мистер Лэнгли мог догадаться, что он сидит внизу?
  
  Нет, это был кто-то другой. По гравию зашуршали шины, потом все стихло. Затем хлопнула дверь автомобиля.
  
  Только не это. Не хватало еще полуночных гостей.
  
  — Пап, я не знаю, кто это! — крикнул Адам.
  
  Дереку показалось, что он слышал звук шагов на улице, затем Адам что-то сказал, вероятно уже открыв дверь.
  
  Судя по звуку шагов, какой-то человек, а возможно, и двое (Дерек не был уверен до конца), вошел в дом.
  
  Послышались приглушенные голоса. Потом мистер Лэнгли спросил: «С чего вы взяли?»
  
  Затем пришедший что-то сказал, но до Дерека долетали только обрывки слов. А потом прозвучало очень четко:
  
  — Позор! Сукин сын!
  
  И в этот момент Дерек услышал первый выстрел. Адам закричал:
  
  — Папа! Папа!
  
  Миссис Лэнгли крикнула со второго этажа:
  
  — Альберт! Альберт! Что происходит?!
  
  — Мама! Не ходи сюда! — крикнул Адам.
  
  И тут Дерек услышал второй выстрел. И звук… похожий на падение тела с лестницы.
  
  Послышался топот — кто-то бежал через дом. Их было как минимум двое. Они мчались сломя голову. Это длилось не более двух секунд.
  
  Дерек услышал третий выстрел, и кто-то покатился по лестнице, ведущей к черному ходу.
  
  После этого — тишина.
  
  Дерек дрожал от страха, зубы стучали. Он снова услышал шаги — кто-то ходил по дому, только теперь уже медленными, размеренными и осторожными шагами. Неизвестный спустился к черному ходу. Потом замер на секунду, повернул за угол и направился на цокольный этаж. Теперь Дерек слышал шаги не так четко — их заглушал ковер, покрывавший бетонный пол. Но он ощущал чье-то присутствие. Это был человек, который стрелял. Убийца. Он стоял в нескольких футах, по другую сторону кушетки. Дерек слышал его тихое частое дыхание.
  
  Он сжал зубы, чтобы не стучали. На мгновение он испугался, что убийца услышит, как пульсирует кровь у него в висках.
  
  А потом незнакомец поднялся наверх и выключил свет. Открылась и закрылась входная дверь, затем — хлопнула дверь машины. Мгновение спустя колеса покатили по гравию.
  
  Дерек выждал еще минут пять, потом вылез из-за кушетки, поднялся по лестнице и оказался на площадке перед дверью черного хода. Лунного света, струившегося через окно, было достаточно, чтобы он разглядел неподвижно распластавшегося Адама — его ноги лежали на лестнице, а голова — в луже черной крови.
  
  Дерек осторожно переступил через тело. Когда он отодвигал задвижку, его руки тряслись. Парень открыл дверь и растворился в ночи.
  Глава первая
  
  В ту ночь, когда убили наших соседей — семью Лэнгли, — мы ничего не слышали.
  
  Вечер был теплым и влажным, поэтому мы закрыли все окна и включили кондиционер на полную мощность. И все равно температура в доме не опускалась ниже двадцати пяти градусов. Стоял конец июля, и всю неделю мы страдали от жары — каждый день столбик термометра поднимался выше тридцати градусов, за исключением среды, когда он взлетел до сорока. Прошедший в начале недели дождь не улучшил ситуации. Жара не спадала даже после захода солнца.
  
  Обычно вечером в пятницу я ложился позже, чем в другие дни, так что вполне мог бодрствовать в тот момент, когда все произошло. Но на той неделе мне предстояло работать в субботу. Из-за дождя я не убрал дворы некоторых из клиентов, и должен был наверстать упущенное. Поэтому мы с Эллен рано ушли к себе в комнату — примерно в полдесятого вечера. Впрочем, даже если бы мы не спали, то скорее всего коротали бы вечер у телевизора и вряд ли что-нибудь услышали бы.
  
  Дом Лэнгли находился достаточно далеко от нашего. Первый дом на нашей улочке, ближе всего к шоссе. Наш стоял в пятидесяти или шестидесяти ярдах от него. С шоссе его не было видно. Дома на окраине Промис-Фоллс — небольшого городка, затерявшегося на просторах штата Нью-Йорк, — обычно строились на значительном расстоянии друг от друга. Мы могли видеть дом Лэнгли через деревья, но никогда не слышали шума, если они устраивали вечеринки, а им не мешал грохот моей газонокосилки, когда я налаживал ее. По крайней мере соседи никогда не высказывали возмущений на этот счет.
  
  В субботу я проснулся в полседьмого утра. Эллен в этот день не нужно было идти на работу в колледж, но она заерзала под одеялом, когда я сел на кровати.
  
  — Спи, у тебя сегодня выходной.
  
  Поднялся, прошелся по комнате, но задержался у кровати, заметив, что книга, которую жена читала перед сном, валялась на полу. Одна из тех книг, которые стопкой лежали на столике у ее кровати. Если ты занимаешься организацией литературного фестиваля, то приходится много читать.
  
  — Все в порядке, — ответила она, уткнувшись лицом в подушку и поплотнее кутаясь в одеяло. — Я сварю кофе. Все равно ты разбудил бы меня, одеваясь.
  
  — Ладно, раз уж ты проснулась, приготовь заодно и яичницу.
  
  Эллен что-то пробормотала в подушку, я не расслышал, что именно, но тон ее голоса нельзя было назвать особенно дружелюбным.
  
  — Если я правильно понял, тебя это не затруднит, верно? Тогда пожарь еще и бекон, — продолжал я.
  
  Она повернула ко мне голову:
  
  — Скажи, у нас есть профсоюз рабов? Хочу вступить.
  
  Я подошел к окну и поднял жалюзи. Первые солнечные лучи проникли в темную комнату.
  
  — Ой, убери свет, — поморщилась жена. — Джим, опусти жалюзи.
  
  — Похоже, сегодня опять будет жара. — Я даже не притронулся к жалюзи. — Хорошо бы дождь пошел — тогда у меня будет причина не ходить сегодня на работу.
  
  — Эти люди умрут, если их траву не подстригут одну неделю?
  
  — Они еженедельно платят мне за работу, солнышко. Так что лучше поработать в субботу, чем возвращать деньги.
  
  Эллен нечего было ответить. Нельзя сказать, что мы жили впроголодь, но и разбрасываться деньгами нам не хотелось. К тому же уход за прилегающими к домам территориями считался сезонной работой для этой части страны. Заработать можно было только в период с весны по осень, если только не расширить спектр услуг и не приделать к моему пикапу снегозаборник, чтобы расчищать дорожки зимой. В тот момент я как раз разыскивал бывший в употреблении снегозаборник. Здешние зимы бывали суровыми. Пару лет назад даже в Осунго наметало такие сугробы, что они полностью закрывали окна первых этажей.
  
  Я занимался уборкой лужаек последние два года и теперь искал возможность заработать больше денег. Это была не та работа, о которой я мечтал, и совсем не то, чем хотел заниматься, когда только вступал во взрослую жизнь. Но все же это намного лучше того, что я делал раньше.
  
  Эллен глубоко и протяжно вздохнула и откинула одеяло. Она инстинктивно потянулась за пачкой сигарет, которая обычно лежала на прикроватном столике, но потом вспомнила, что давно бросила курить и там ничего нет.
  
  — Завтрак не заставит себя долго ждать, ваше величество. — Жена наклонилась, чтобы подобрать лежавшую на полу книгу. Повертев ее в руках, она заметила: — Даже не верится, что это было бестселлером. Кому интересна книга о какой-нибудь деревенщине? Вот почему действие большинства книг происходит в городах. Там есть яркие люди. Настоящие характеры.
  
  Я пошел к ванной, морщась и потирая поясницу.
  
  — У тебя что-то болит? — забеспокоилась Эллен.
  
  — Да нет. Все нормально. Немного потянул спину вчера. Косил и как-то неудачно повернулся.
  
  — Ты уже не молод, чтобы играть в такие игры, Джим. — Жена встала, надевая тапочки и накидывая халат.
  
  — Спасибо, что напомнила.
  
  — А мне и не нужно напоминать тебе. За меня это сделает твоя спина.
  
  Она вышла из спальни, а я пошел в ванную бриться.
  
  Из зеркала на меня смотрело обожженное солнцем лицо. Я постоянно напоминал себе, что нужно пользоваться солнцезащитным кремом и носить шляпу с козырьком, но за день до того, как установилась жара, я забросил бейсболку в машину и благополучно забыл ее там, а солнцезащитный крем, вероятно, стерся, после того как я вспотел. Мне удалось неплохо сохраниться для своих сорока двух лет. Несмотря на то что работа выматывала меня физически, я был теперь в куда лучшей форме, чем два года назад, когда большую часть времени проводил, сидя в огромном «гранд-маркизе» с хорошим кондиционером, катаясь по Промис-Фоллс, открывая двери перед всякими засранцами и старательно выполняя роль заслуженного мальчика на побегушках, лишенного всякого самоуважения. С тех пор я потерял в весе тридцать фунтов и вернул своему телу былую силу, утраченную лет десять назад. А главное, никогда еще за свою жизнь я не спал так крепко — во многом благодаря тому, что каждый день возвращался домой, не чувствуя под собой ног от усталости. Однако подъем рано утром по-прежнему оставался для меня настоящим испытанием. И сегодняшний день не стал исключением.
  
  К тому времени, когда я спустился на кухню, дом уже наполнился запахом жареного бекона. Эллен разливала кофе в чашки. Субботний выпуск «Промис-Фоллс стандартс» лежал на кухонном столе, газета была уже развернута, и я мог прочитать передовицу.
  
  — Опять пишут про твоего старинного друга, — поморщилась Эллен, разбивая в миску яйца.
  
  Заголовок гласил: «Пьяная выходка мэра в доме для матерей-одиночек». Внизу красовался еще один заголовок: «Мэр поклялся, что в следующий раз будет „дарить печенья, а не выбрасывать их“».
  
  — Боже, все этому придурку неймется.
  
  Я взял газету и прочитал передовицу. Мэр Промис-Фоллс — Рэндалл Финли — явился в принадлежавший государству дом, где одиноким незамужним матерям и их новорожденным предоставлялась поддержка и выделялось жилье. Этот дом считался достижением предыдущего мэра, которое Финли называл бессмысленной растратой денег налогоплательщиков. Хотя, если честно, мэр почти все считал бессмысленной тратой денег налогоплательщиков, за исключением средств, выделяемых на его машину с водителем. Но без шофера ему трудно было бы обойтись, учитывая его любовь к алкоголю и судимость за вождение в нетрезвом виде, которую он получил несколько лет назад.
  
  В статье рассказывалось, что после заседания городского совета Финли поехал в город, заглянул в пару баров, а по дороге домой велел водителю — я предположил, что скорее всего это был Лэнс Гэррик, но в статье его имя не упоминалось, — остановиться у дома для матерей-одиночек. Финли вышел из машины и стал барабанить в дверь, пока старшая по дому, Джиллиан Меткалф, не открыла ее. Она не хотела впускать мэра, но тот ворвался внутрь и продолжил орать:
  
  — Если бы ваши девки хоть немного держали себя в руках, то не оказались бы в таком дерьме!
  
  Дальше, по свидетельству молодых женщин, живших в доме, его стошнило прямо на ковер в холле.
  
  — Впечатляющий поступок, — усмехнулся я, — даже для Финли.
  
  — Тебя замучила ностальгия? — спросила Эллен. — Как думаешь, он взял бы тебя назад?
  
  Я чувствовал себя таким измотанным, что у меня не было сил придумывать какую-нибудь остроту в ответ. Отхлебнув кофе, я продолжил читать статью. Когда в пятницу утром в прессе начали появляться сообщения о выходке мэра, тот сначала все отрицал — было неясно, лгал или просто ничего не помнил, — но днем, когда ему были предъявлены неоспоримые улики, включая испачканный рвотой ковер, который лежал в холле и который Джиллиан Меткалф принесла в ратушу и положила на ступени, мэр пошел на попятную.
  
  — Я глубоко сожалею, — признался он в письме, не решаясь показаться прессе лично, — в своем поведении прошлым вечером в Доме Свонсон. — Дом был назван в честь Елены Свонсон — покойного члена городского совета, которая возглавляла местное движение феминисток. — Совет был очень напряженным, и я позволил себе расслабиться больше, чем стоило бы. Я по-прежнему намереваюсь оказывать значительную поддержку Дому Свонсон и приношу искренние извинения. В следующий раз я, надеюсь, буду дарить печенья, а не выбрасывать их.
  
  — Узнаю Рэнди. И вечно он заканчивает свои выступления шуткой. По крайней мере больше не прикидывается, что ничего не произошло. Наверное, потому, что было очень много свидетелей.
  
  Эллен достала три тарелки, положила на каждую из них по полоске бекона, два жареных яйца и пару тостов и поставила все на кухонный стол. Я положил в рот кусок бекона. Соленый, жирный и очень вкусный.
  
  — М-м.
  
  — Поэтому ты и держишь меня, не так ли? Чтобы я готовила тебе завтраки?
  
  — Твой обед меня тоже устраивает.
  
  Она взяла газету, перевернула страницу и стала читать семейную рубрику. Я выпил кофе, потом отправил в рот вилку с яйцом, откусил бекон и тост. У меня была своя система в поглощении пищи.
  
  — Ты будешь работать до вечера?
  
  — Я надеюсь закончить вскоре после полудня. Из-за дождя мы отложили все на день, но вчера начали наверстывать упущенное.
  
  С восьми утра до пяти вечера мы обычно успевали обработать по семь-восемь участков, даже если попадались дворы, где приходилось повозиться и немного облагородить территорию. В таких случаях работать приходилось больше, но и оплата была выше. Эллен в своем колледже зарабатывала больше меня, но мы не могли допустить, чтобы я потерял мой бизнес.
  
  — А что? — спросил я. — У тебя есть планы?
  
  Жена пожала плечами:
  
  — Однажды я видела, как ты смотрел на свои картины. — В нашем гараже у стены стояло несколько холстов разной степени завершенности. Они давно покрылись толстым слоем пыли. Когда я ничего не ответил, она продолжила: — Подумала, что ты снова хочешь заняться этим.
  
  Я покачал головой:
  
  — Старая история. Я давно думал побросать их в пикап и отвезти на помойку.
  
  Эллен нахмурилась.
  
  — Перестань, — возмутилась она.
  
  Я взял последний кусок тоста и собрал им желток, отправил его в рот и вытер уголки губ салфеткой.
  
  — Спасибо, сладкая моя. — Я встал и поцеловал жену в темя. — Что будешь сегодня делать?
  
  — Читать, — устало ответила она. — Конечно, я не собираюсь прочитать труды всех писателей, которые придут на фестиваль, но должна знать хотя бы немного об их работах. Чтобы не приходилось выкручиваться, когда случайно столкнусь с кем-нибудь из них на вечере. Большинство писателей очень милые люди, но испытывают огромную потребность во внимании. Им нужно постоянно доказывать свою состоятельность.
  
  — Что-то наш маленький член семьи не показывает носа. — Я положил тарелку в раковину.
  
  — Наверное, тебе стоит разбудить его. Вообще-то я думала, что с этой работой справится запах бекона. Скажи ему, что я оставила для него несколько кусочков, а пару яиц быстро поджарю.
  
  Поднявшись наверх, я остановился перед дверью в комнату сына. Тихо постучал в закрытую дверь, потом слегка приоткрыл ее и увидел, что он лежит под одеялом, отвернувшись к стене.
  
  — Дерек, дружок, просыпайся!
  
  — Я не сплю.
  Глава вторая
  
  Дерек по-прежнему лежал, повернувшись лицом к стене.
  
  — Я сегодня не смогу встать. Заболел.
  
  Я распахнул дверь пошире и вошел в его комнату. Здесь все было как обычно — перевернуто вверх дном, как будто только что разорвалась бомба. Куча одежды на полу, с полдюжины кроссовок, и ни к одной нельзя найти пары; повсюду разбросаны коробки от дисков и игр, на столе — целых три монитора, две клавиатуры, а внизу — несколько системных блоков и спутанный клубок проводов, часть из которых была присоединена к чему-то, а часть — просто лежала без дела. Когда-нибудь он спалит дом.
  
  — Что случилось?
  
  Дерек был мастером по части выдумывания болезней, чтобы прогулять школу, но если речь заходила о том, чтобы помочь отцу, он никогда не отлынивал.
  
  — Я плохо себя чувствую.
  
  Проходившая мимо Эллен услышала обрывки разговора и заглянула в комнату:
  
  — В чем дело?
  
  — Говорит, что заболел, — объяснил я.
  
  Она прошла мимо меня, села на край кровати Дерека и хотела положить ему руку на лоб, но парнишка отвернулся, не давая матери прикоснуться к себе.
  
  — Перестань. Я хочу проверить, нет ли у тебя температуры.
  
  — У меня нет температуры, — буркнул он, продолжая прятать лицо. — Неужели я не могу поваляться в постели всего один день? Сегодня же суббота!
  
  — У тебя был выходной в прошлый понедельник, и полвторника ты отдыхал из-за дождя, — напомнил я. — Где-то потеряешь, где-то найдешь. Мы должны все закончить к полудню. У нас остались только Симпсоны, дом Вестлейков и еще этой, как ее зовут? Она отдала тебе свой компьютер. У нее кошка, похожая на лохматую свинью.
  
  Ох уж этот Дерек! Хороший мальчишка, и я не мог найти слов, чтобы выразить, как сильно его люблю, но иногда он мог выкинуть что-нибудь в этом духе. Просто мастерски умел увильнуть от своих обязанностей и всегда делал это с творческим огоньком. Дерек ненавидел школу и слыл большим выдумщиком; правда, не все его затеи были удачными. Сразу вспомнилось несколько случаев. Пару лет назад они с приятелем Адамом стали запускать петарды, положив их в сухую траву позади дома. Дождя не было уже с месяц, и от малейшей искры мог возникнуть пожар, который спалил бы весь дом. Тогда я чуть не сломал ему шею. Потом как-то раз он ввязался в новую авантюру вместе со своим пятнадцатилетним приятелем, который взял «эм-джи» своего отца без разрешения и не имея водительских прав. Потом ребята стали наматывать на нем круги вокруг дерева. К счастью, никто не пострадал, кроме, разумеется, автомобиля. А еще был случай, когда они с другом решили исследовать крышу школы и взобрались на нее по водосточному желобу, словно какие-нибудь ниндзя. Возможно, если бы озорники сидели там тихо, их никто и не заметил бы, но они решили устроить там забег на скорость, а потом перепрыгнуть на крышу другого корпуса школы — что-то около восьми футов. Просто чудо, что балбесы не сорвались и не разбились.
  
  «Риск был минимальным», — убеждал меня потом Дерек, словно это могло оправдать его.
  
  Они так топали по крыше, что сторож вызвал полицию. Мальчики отделались предупреждением, во многом благодаря тому, что ничего не было сломано. Но я страшно разозлился, когда полицейские привели сына домой.
  
  — Еще один такой чертов фокус, — предупредил я, — и будешь подыскивать себе другое жилье.
  
  Позже пожалел о своих словах. Я не хотел сказать, что выгоню его после следующей проделки. Подростки иногда делают глупые вещи, но ты должен поддерживать их, что бы ни случилось. Ведь это часть твоих обязанностей.
  
  Если Дерек действительно был болен, я не хотел, чтобы он вставал из постели и таскал газонокосилку в такую жаркую и влажную погоду. Но мне показалось, что дело не в болезни.
  
  — Ты напился? — Едва ли я мог оскорбить его этим вопросом. Месяц назад нашел упаковку из шести банок пива, припрятанную за оконной рамой в нашем гараже.
  
  — Нет. — Он резко отбросил одеяло, перекатился на другой бок и спрыгнул с кровати, толкнув при этом мать. — У меня все хорошо.
  
  Мы с женой немало удивились, когда увидели сына в джинсах и футболке. Дерек достал свои рабочие ботинки, даже не обратив внимания на валявшиеся рядом с кроватью кроссовки.
  
  — Я буду работать. И плевать на болезнь.
  
  Эллен испытующе посмотрела на меня, словно хотела, чтобы я расспросил его, в чем все-таки дело, но я лишь пожал плечами и сказал:
  
  — Хорошо.
  
  — Я пожарила бекон. Если хочешь, приготовлю яичницу…
  
  — Не хочу есть, — ответил Дерек.
  
  Жена поднялась с кровати и развела руками, показывая, что ей больше нечего сказать.
  
  — Как хочешь, — вздохнула она и вышла из комнаты.
  
  — Подожду в машине, пока ты соберешься. — Я закрыл за собой дверь.
  
  Супруга стояла в коридоре.
  
  — Думаешь, у него похмелье?
  
  Я покачал головой:
  
  — Не знаю. Но если это так, наказание шумной газонокосилкой с утра пораньше будет для него вполне заслуженным.
  
  Я почистил зубы, взял детский аспирин — Эллен слышала, как какой-то доктор на шоу Опры говорил, что он хорошо помогает в подобных случаях, — и вышел на улицу. Воздух был совершенно неподвижным, и стало ясно, что день опять выдастся жарким.
  
  Позади нашего дома находилась пристройка, которую я называл сараем, хотя на самом деле это был гараж на две машины с одной большой широкой дверью. Здесь хранились мои инструменты и стоял рабочий стол. Я почти задаром приобрел шесть старых газонокосилок и починил. Обычно мы брали с собой два аппарата, но даже если они вдруг выходили из строя, у меня всегда было чем их заменить. Правда, у нас имелся только один садовый трактор марки «Джон Дир»; его зеленая краска и желтые полоски вылиняли на солнце. Он уже стоял в маленьком прицепе позади моего пикапа «форд». На двери машины было написано: «Служба Каттера по уходу за газонами», — еще красовался номер телефона и мое имя: Джим Каттер.
  
  Я быстро проверил, подготовлено ли все необходимое для работы. Кусторез и удлинители, маленькие красные пластиковые контейнеры: четыре с чистым бензином для газонокосилок и трактора и пять — с примесью газа — для кустореза и пылесоса, который мы использовали для удаления листьев. Я ненавидел грохот, который он издавал, — его можно было сравнить с шумом приземляющегося самолета, но зато он гораздо быстрее очищал дороги от скошенной травы, чем метла. Когда нужно спешить, чтобы побыстрее поспеть на новый участок, скорость в работе особенно важна. А после того как ты целый час трудишься на жаре, толкая перед собой газонокосилку или работая с электрическим кусторезом, меньше всего хочется брать в руки метлу.
  
  Я заглянул в машину, проверяя, взял ли перчатки для каждого из нас и наушники, чтобы не глохнуть от шума. Открыл бардачок и посмотрел, есть ли у меня запасная катушка с леской, на случай если электрическая коса выйдет из строя.
  
  И все же чего-то нам не хватало. Пока я пытался понять, что бы это могло быть, хлопнула входная дверь и появилась Эллен с кулером в руках. Там был ленч, приготовленный мною еще вечером. Я улыбнулся и забрал его.
  
  — Ну, как там дела?
  
  — Я решила просто не мешать ему. Давай выберемся куда-нибудь сегодня вечером, если у тебя останутся силы? Можно съездить в Олбани за покупками.
  
  — Ну конечно. Шопинг — это так весело.
  
  Мой голос звучал не особенно искренне. Жена смерила меня пристальным взглядом.
  
  — Сходим куда-нибудь пообедать. Посмотрим кино. Вышел новый «Крепкий, крепкий, крепкий орешек» с Брюсом Уиллисом. Мне нужно отвлечься от моих литературных дел.
  
  Я неуверенно пожал плечами:
  
  — Посмотрим, как дело пойдет. Пообедать вместе — это хорошо, а вот шопинг меня не особенно радует.
  
  — Тебе нужно устроить себе хотя бы одни полноценные выходные за лето. Ты не отдыхал даже на Четвертое июля. Пусть хотя бы один денек Дерек поработает без тебя. Он многое может сделать без посторонней помощи, а на следующий день ты просто поработаешь немного больше. Ему не помешает взять на себя дополнительную ответственность. Мальчику это лишь пойдет на пользу. А мы можем поехать в Монреаль, чтобы послушать джаз.
  
  Идея была замечательной, но я лишь буркнул:
  
  — Поживем — увидим.
  
  — Ага, конечно. Поживем — увидим. Именно такая эпитафия будет написана на твоей могильной плите.
  
  Жена хотела уйти, но в этот момент появился Дерек. Сын молча прошел мимо матери, опустив голову, так что челка закрыла глаза, и направился к грузовику.
  
  — Ладно, мы поедем.
  
  Эллен кивнула, желая мне удачной поездки. Садясь в машину, я спросил у Дерека:
  
  — Хочешь за руль?
  
  Тот покачал головой.
  
  — Судя по всему, ты так и не завтракал. Может, остановимся где-нибудь по дороге? Зайдем в «Макмаффин» или еще куда-нибудь? Тебе купить пончиков? Или кофе?
  
  И снова Дерек лишь покачал головой.
  
  — Ладно. — Я завел двигатель. Стекла в машине оставались опущенными. Я подумал, что через некоторое время нужно будет закрыть окна и включить кондиционер. Воткнул передачу и нажал на педаль газа. Трейлер с трактором и все наше оборудование затряслись и задребезжали, пока пикап набирал скорость. Мы выехали на дорогу и были уже на полпути к шоссе, когда вдали показался дом Лэнгли. Я заметил полноприводный «сааб», припаркованный у крыльца, а также седан «акура», принадлежавший Донне Лэнгли.
  
  — А я думал, что они уехали.
  
  — Что? — спросил Дерек.
  
  — «Сааб» на месте. Я думал, что они собираются на отдых. В Стоув, кажется? Или еще куда-нибудь?
  
  Сын оглянулся.
  
  — Похоже, остались.
  
  — Разве Адам не говорил тебе, что они собираются уехать на неделю? Ты ведь ходил к ним прошлым вечером?
  
  — Они могли передумать после того, как я ушел, — предположил Дерек, не отрывая взгляда от окна и стараясь не смотреть на дом Лэнгли.
  
  — Странно все это. Сначала ты резервируешь номер на целую неделю, а потом вдруг, ни с того ни с сего, меняешь решение. — Дерек никак не отреагировал на мои слова. — Может, это связано с Альбертом? Взялся за новое дело или что-то в этом духе, поэтому они и переиграли все в последнюю минуту? Такое бывает, когда работаешь адвокатом по криминальным делам. — Я посмотрел на сына. — Конечно, он не преступник. Просто защищает преступников. — Старая шутка. Наверное, я рассказывал ее уже раз сто.
  
  Когда Дерек опять ничего не ответил, я заговорил писклявым голосом:
  
  — Да, папа, скорее всего так оно и есть. — Потом немного понизил тон: — Ты так думаешь, сынок? Ты правда так считаешь? — И снова заговорил писклявым голосом: — Да, папа, я так думаю. Ты же никогда не ошибаешься.
  
  — Папа, оставь меня в покое, — тихо проговорил Дерек.
  
  Мы выехали на шоссе, и я повернул направо — на север, в сторону Промис-Фоллс. Городок этот небольшой, но в нем есть все самые известные сети ресторанов быстрого питания, крупные супермаркеты вроде «Уол-марта» и «Хоум дипо», кинотеатр-мультиплекс и представительства почти всех автомобильных марок, кроме самых элитных вроде «БМВ». В северной части Промис-Фоллс находится колледж, а это не менее престижно, чем наличие в городе представительства концерна «Вольво».
  
  Миновав районы новостроек, вы попадаете в сохранивший очарование прошлого старый город, с домами, выстроенными более ста лет назад (подобные здания с широкими дворами перед фасадом часто встречаются в этой части штата и в окрестностях Вермонта); с высокими деревьями и главной улицей с множеством маленьких магазинчиков, умудрившихся уцелеть после появления «Уол-марта». Его открыли не без помощи Рэндалла Финли. Он и слушать не стал представителей ассоциации малого бизнеса, боявшихся потерять клиентов из-за появления этого монстра розничной торговли, и сказал, что им не помешает небольшая конкуренция. Милые и старомодные лавки — это хорошо, но они должны обеспечить людей нормальными товарами за их деньги.
  
  Финли умудрился обидеть столько народу, что я не переставал удивляться, как его вообще переизбрали на второй срок. Но у мэра был свой круг почитателей, которых устраивали его нападки на профсоюзы и которые разделяли его интересы. А те, кто сам жил, особенно не соблюдая моральные нормы, видели в Финли родственную душу. Немалому числу жителей Промис-Фоллс даже понравились его грубые высказывания в адрес матерей-одиночек, и они были готовы в любой момент отдать за него свои голоса.
  
  — Так что ты делал вчера вечером? — спросил я, все еще пытаясь разговорить Дерека. — Не слышал, как ты пришел. Почти сразу отключился и спал всю ночь как убитый. Виделся с Пенни?
  
  Сын встречался с Пенни Такер уже больше месяца, она несколько раз была у нас в гостях и показалась мне очень милой девочкой. Представляю, какие рифмы придумывали к ее фамилии ребята из школы, сочиняя хулиганские стишки.
  
  — Нет. Родители заперли ее дома.
  
  — Почему? Что она натворила?
  
  — Разбила машину.
  
  — Что ты говоришь. Неужели так серьезно?
  
  — Нет.
  
  — Что она разбила?
  
  — Бампер.
  
  — Обо что?
  
  — О телефонный столб.
  
  — Теперь ей придется платить за его ремонт?
  
  — Не знаю.
  
  Каждое слово приходилось вытаскивать буквально клещами. И вдруг я заметил кое-что необычное.
  
  — А когда ты перестал носить свою сережку? Ну ту, со значком мира?
  
  Дерек дотронулся до мочки уха, где была крошечная дырочка, и пожал плечами:
  
  — Не знаю. Наверное, выпала где-то. Я давно ее потерял.
  
  Сначала мы поехали к Симпсонам. У них был среднего размера двор. Ровный, без холмиков. Никаких трудностей. Я дал трактор Дереку, зная, что ему нравилось сидеть за рулем. Надеялся, что, если поручу сыну приятную работу, это поднимет парню настроение. Сам подстриг кустарник, затем взял газонокосилку, чтобы обработать те участки, до которых не доставал трактор.
  
  Миссис Симпсон принесла нам по стакану воды, и мы с удовольствием выпили. Я видел ее мужа — он стоял на кухне и с некоторым неодобрением наблюдал за нами. Мне хорошо известен подобный тип людей. Мы были наемными рабочими, и если нам захочется пить, то должны принести воду с собой или пить из садового шланга, как пара золотистых ретриверов. Но миссис Симпсон оказалась не такой врединой, как ее муж.
  
  В конце концов, нам осталось только убрать подстриженную траву с дорожек. Этим занялся Дерек. На все ушло около часа, а когда мы уже собирались садиться в машину, к нам подошел тощий парень примерно такого же возраста, как и сын. У него были густые черные волосы и настолько бледная кожа, словно он загорал под лампочкой в холодильнике. На парне была футболка и шорты с дюжиной карманов. Он подошел к моему окну.
  
  — Вам нужны помощники? — спросил «бледнолицый» и протянул одну из листовок, которые сжимал в руке.
  
  Я прочитал то, что там было написано: «Стюарт Йост. Разнорабочий».
  
  — Извини. — Я передал бумагу Дереку, и тот бросил ее в бардачок. — Со мной работает сын.
  
  — Я ищу себе подработку на лето.
  
  — Сейчас уже конец июля, Стюарт, — заметил я. — Не поздновато ли? Еще один месяц, и начнутся занятия.
  
  — У меня была работа, но я потерял ее, — признался Йост, потом пожал плечами и добавил: — Все равно спасибо.
  
  Когда он ушел, я спросил у Дерека:
  
  — Он учится в твоей школе?
  
  Тот покачал головой, но ничего не ответил. За все утро настроение сына так и не улучшилось, и мне хотелось выяснить, какая муха его укусила. Неужели он разбил еще одну машину? Или опять прыгал по крышам домов с кем-нибудь из друзей, только на сей раз это был полицейский участок, а не школа? А может, парни всю ночь гоняли по улицам города и играли в бейсбол с почтовыми ящиками: сбивая битой каждый ящик, попадавшийся им на пути?
  
  В свое время и я вытворял нечто подобное. Родители со мной не особенно возились.
  
  Но с другой стороны, если бы он влип в какую-нибудь историю и попался за этим, нам с Эллен уже все стало бы известно.
  
  Следующей на очереди была леди с кошкой, похожей на лохматую свинью. Женщину звали Агнесс Стокуэлл. В прошлый раз она настолько расщедрилась, что отдала нам свой старый компьютер, который хранился в гараже, наверное, лет десять. Он принадлежал ее сыну, Бретту, студенту колледжа Теккерей, который спрыгнул с водопада Промис — того самого водопада, в честь которого был назван город Промис-Фоллс. Это случилось на последнем курсе обучения. Миссис Стокуэлл не пользовалась компьютером и никогда не включала его после смерти сына.
  
  — Я ничего не понимаю в компьютерах, — сказала она Дереку. Последний раз гараж открывался в тот день, когда мы приезжали в прошлый раз, и мой парень, который коллекционировал старые компьютеры (им с Адамом нравилось разбирать их на части, а потом заново собирать), заметил его на полке. Миссис Стокуэлл, чей муж умер за год до трагического самоубийства сына, сказала Дереку, что он может забрать его.
  
  Участок Агнесс оказался более сложным. У нее было много клумб с цветами, и это затрудняло работу трактора. Поэтому мы взяли в руки по газонокосилке и принялись за дело. Миссис Стокуэлл оказалась более щедрой на благодарность, чем миссис Симпсон. Она принесла лимонада, когда я доставал триммер, чтобы подчистить края газона, и мы с удовольствием выпили. Дерек даже умудрился сказать ей спасибо.
  
  К тому времени температура поднялась до тридцати пяти градусов и жара стала почти нестерпимой.
  
  Я уже собирался заканчивать работу в ее дворе, когда услышал звонок сотового телефона, который оставил на приборной доске автомобиля. Открыв дверь машины, я присел на край сиденья и взял телефон. Звонили из дома.
  
  — Алло?
  
  — Наверное, тебе стоит вернуться. — Голос Эллен показался мне немного странным — она говорила так, словно пыталась скрыть волнение.
  
  — Почему?
  
  — В доме Лэнгли что-то случилось. Там стоит с полдюжины полицейских машин. Они протянули оградительную ленту. А один полицейский уже идет к нашему дому.
  
  — Черт возьми, — бросил я, и сын, который к этому времени тоже сел в машину, с удивлением посмотрел на меня. — Да что там стряслось?
  
  — Я не знаю.
  
  — Попробуй разузнать и перезвони мне.
  
  — Я уже ходила туда, но мне ничего не сказали. Но у тебя ведь после работы в мэрии сохранились кое-какие контакты, и я думаю, что ты смог бы разузнать больше, чем я.
  
  — Хорошо. Мы едем домой. — Я захлопнул крышку телефона и повернулся к Дереку: — В доме Лэнгли полиция.
  
  Но он лишь посмотрел на меня и промолчал.
  Глава третья
  
  Прошлой ночью в доме Лэнгли что-то произошло — нам стало ясно еще до того, как мы добрались до места. В четверти мили от дома стояли полицейские машины у обочины шоссе и у дороги, которая вела к дому Лэнгли и к нашему. Я сбавил скорость, проезжая через шеренгу машин, наивно полагая, что смогу свернуть на нашу дорогу. Не тут-то было. Она оказалась заблокированной полицейскими автомобилями, и я заметил офицера, который растягивал желтую оградительную ленту.
  
  Проехав еще сто ярдов, я отогнал машину с прицепом как можно дальше на посыпанную гравием обочину. Поскольку мы жили на окраине города, здесь не было ни тротуаров, ни пешеходных дорожек, зато имелись канавы, в одну из которых запросто мог соскользнуть мой трейлер, если не принять мер предосторожности.
  
  Дерек выскочил из машины прежде, чем я успел припарковать ее, и помчался к дому. Я взял ключи, вышел из пикапа и побежал за сыном, который не проронил ни слова за всю обратную дорогу.
  
  Мне удалось догнать его у дороги к дому. Стоявший там полицейский вытянул руку:
  
  — Извините, но вы не можете пройти на эту территорию.
  
  Я показал в сторону дороги, в конце которой виднелся наш дом:
  
  — Я там живу. Мне позвонила жена и…
  
  — Джим!
  
  Я посмотрел через плечо полицейского и увидел Эллен, которая разговаривала с двумя офицерами. Увидев меня, она бросилась ко мне. Полицейский, преградивший нам путь, отошел в сторону, пропуская нас с Дереком. На Эллен были джинсы, кроссовки и футболка, ее волосы немного растрепались, и выглядела жена так, словно выскочила на улицу, не успев до конца привести себя в порядок. Она наложила макияж, но катившиеся из глаз слезы размазали краску по лицу.
  
  Эллен подбежала ко мне, обняла, потом схватила Дерека за руку и притянула к нам.
  
  — Эллен, да что все-таки случилось?
  
  Она всхлипнула, посмотрела на меня, затем — на сына; ее взгляд задержался на Дереке, как будто новость, которую она собиралась сообщить, была для него особенно тяжелой.
  
  — Лэнгли. Прошлой ночью кто-то пришел в их дом и… — Она вновь зарыдала.
  
  — Эллен, — я старался говорить спокойно, — постарайся не волноваться.
  
  Она пару раз вздохнула, снова всхлипнула, засунула руки в карманы и принялась искать платок. Однако поиски не увенчались успехом, поэтому супруга просто вытерла нос указательным пальцем.
  
  — Они все мертвы: Альберт, Донна… — Жена стиснула руку Дерека. — Солнышко, мне очень жаль, но и Адам тоже.
  
  Думал, что парень скажет что-нибудь. Как-то отреагирует. Например, крикнет: «Что?» Или «Ты серьезно?» Или просто: «Нет!»
  
  Я знал, что он должен спросить: «Как это случилось?»
  
  Но Дерек промолчал. У него лишь задрожали губы и почти в ту же секунду глаза наполнились слезами. Сын прижался к матери и стал всхлипывать. Эмоции переполнили его так быстро, что казалось, он сдерживал их все утро.
  
  — Привет, Каттер!
  
  Я отвернулся от жены и сына, плакавших в объятиях друг друга, и увидел Барри Дакуорта — детектива Управления полиции Промис-Фоллс. Он шел навстречу. Дакуорту, как и мне, было чуть больше сорока. Раньше, когда я работал в администрации мэра, наши пути часто пересекались. Было приятно осознавать, что я находился в лучшей физической форме, нежели Барри. По крайней мере в последние два года. У того под рубашкой вырисовывался отчетливый животик, белая ткань расходилась над поясом брюк, обнажая маленький треугольник волосатой кожи. Волос там было больше, чем на голове, которая почти совсем облысела, не считая жалкого зачеса на макушке. Галстук был ослаблен, и воротник рубашки расстегнут. Пиджак, судя по всему, Дакуорт оставил в машине. На улице было слишком жарко, чтобы надевать его. У детектива и без того на рубахе под мышками выступили пятна пота.
  
  Я всегда считал его неплохим парнем. Только немного прямолинейным. Мы не были близкими друзьями, хотя и провели вместе в баре немало вечеров. А в этих местах это уже что-то да значит.
  
  — Барри, — мрачно поздоровался я. Он протянул руку. Мы обменялись рукопожатиями, наши ладони были влажными. — Что случилось?
  
  Он провел рукой по лбу, словно вытирая испарину.
  
  — Ты не возражаешь, если сначала я задам несколько вопросов, Джим, а потом уж отвечу?
  
  Хотел показать, что прежде всего был профессионалом. Я понимал его.
  
  — Конечно, — ответил я. К этому моменту Эллен и Дерек уже повернулись к нам, в надежде что-нибудь узнать.
  
  — Я уже задал несколько вопросов Эллен, но мне хотелось узнать кое-что от тебя. Прошлой ночью ты был дома?
  
  — Да. Я пришел после работы и больше не выходил — очень устал.
  
  — Лэнгли видел вчера вечером?
  
  — Нет. — Я хотел добавить, что Дерек был у них, но решил, что Барри сам расспросит его обо всем.
  
  — А ты ничего не слышал после десяти вечера?
  
  — Ничего. Мы закрыли все окна и включили кондиционеры.
  
  — Может, видел что-нибудь? Ну, там, фары машин или еще что?
  
  Я снова покачал головой:
  
  — Прости. — Я показал на наш дом: — Мы живем далеко от них.
  
  — А ты? — спросил Дакуорт, поворачиваясь к Дереку.
  
  — Что? — У него потекли сопли, сын отвернулся и вытер нос рукавом футболки, на которой все еще оставались обрезки травы после утренней работы.
  
  — Ты ничего не видел и не слышал прошлой ночью?
  
  — Нет, — быстро ответил он.
  
  — Но ты видел Лэнгли вчера вечером, не так ли? Перед тем как они уехали? Твоя мама сказала, что ты ходил прощаться с Адамом, поскольку тот собирался уезжать с родителями на отдых.
  
  Сын кивнул.
  
  — В котором часу это было? — спросил Барри.
  
  Дерек неуверенно пожал плечами:
  
  — Думаю, около восьми. Может, немного позже. Когда я уходил, они садились в машину.
  
  Восемь? Мы не видели парня весь вечер. Наверное, он еще куда-то пошел после того, как покинул дом Лэнгли. Возможно, встречался с Пенни.
  
  Я решил, что настало время выудить из приятеля немного информации.
  
  — Барри, может, все-таки расскажешь, что случилось?
  
  Он с силой выдохнул, так что его щеки надулись.
  
  — Через несколько минут сюда приедут журналисты, — продолжал я. — Ты просто обязан будешь рассказать им о произошедшем. Так почему бы тебе не порепетировать с нами?
  
  Дакуорт помолчал еще немного, а потом ответил:
  
  — Это напоминает казнь. Какой-то неизвестный, хотя, возможно, их было двое, мы не знаем наверняка, забрался прошлой ночью в дом Лэнгли и расстрелял их. Всех троих.
  
  — Господи Иисусе! — Я был потрясен до глубины души.
  
  Эллен схватила меня за руку.
  
  — Какой ужас! — прошептала она.
  
  Я посмотрел на дом: полицейские входили и выходили, тихо переговариваясь и качая головами.
  
  Барри продолжал:
  
  — Альберта Лэнгли нашли у двери, его жена, судя по всему, вышла на лестницу, желая узнать, что происходит. Там ее и убили. А парень… Адам, кажется? — Он посмотрел на Дерека, желая услышать подтверждение, и мой сын кивнул. — Адама застрелили на лестнице у черного хода. Наверное, он пытался сбежать, но получил пулю прямо сюда. — Барри дотронулся до своей шеи под левым ухом.
  
  Я остолбенел. Несмотря на жару, по спине пробежал холодок.
  
  — Ничего не понимаю. Мне казалось, они уехали. Соседи же собирались отдохнуть. — Я обратился к Дереку: — Разве они не хотели уехать на неделю?
  
  — Да, — ответил тот. Его лицо по-прежнему было мокрым от слез.
  
  — Женщине стало плохо, — ответил Барри. — Они уже выехали, но у нее заболел живот или еще что-то, мы это пока не выяснили. На обратном пути, примерно в десять вечера, Лэнгли позвонил одному из секретарей своей юридической фирмы. Звонил домой. Сказал, что его жена заболела, они откладывают путешествие и возвращаются, а утром, если ей станет лучше, снова попытаются уехать. Но в тот момент вспомнил об одном деле и попросил привезти утром документы, чтобы он смог поработать, а возможно, и взять их с собой, если удастся уехать.
  
  — Понятно, — кивнул я.
  
  — Поэтому секретарь прибыла к ним с бумагами примерно к девяти утра, постучала в дверь, но никто не ответил. Постучала еще пару раз, думая, что, возможно, хозяева еще спят. Потом позвонила со своего мобильного. Она слышала, как в доме звонит телефон, но никто не взял трубку. Ее это встревожило.
  
  Мы внимательно слушали детектива.
  
  — Тогда она заглянула в ближайшее к двери окно. — Дакуорт указал на дом — рядом с дверью имелось окно. — Увидела лежавшего Лэнгли и его жену и позвонила в полицию.
  
  — Бедная женщина. Какой ужас! Представляю, каково это — обнаружить нечто подобное, — вздохнула Эллен.
  
  — Лэнгли позвонил вчера секретарше и сказал, что отъехал всего миль на десять от дома, а это значит, что вернулись они вскоре после десяти вечера. Так что кто бы это ни сделал, но убийства были совершены после десяти. Возможно, вскоре после их приезда. Они еще не успели переодеться ко сну, даже мать семейства. Поскольку миссис Лэнгли плохо себя чувствовала, она должна была рано лечь спать. Ваши соседи даже не отнесли в дом свои вещи.
  
  — Лэнгли могли и не распаковываться, — предположил я. — Ведь они собирались уезжать на следующее утро.
  
  — Верно, — согласился Барри. — Мы лишь начали расследование. Нам еще многое нужно выяснить. Криминалисты только приехали на место. — Потом он обратился к Дереку: — Вы с Адамом были друзьями, не так ли? — Сын кивнул. — Ты ничего не слышал, когда бывал у них дома, о том, что их кто-то преследовал? Возможно, его отец из-за чего-то переживал? Или ему кто-нибудь угрожал? Может, это было как-то связано с одним из дел, над которым он работал? — Барри посмотрел на меня. — Он вел много уголовных дел.
  
  — Да, — ответил я. — Об одном даже читал в газетах. Кажется, это была драка? Какой-то парень побил другого, потом убил. А Лэнгли помог вытащить подозреваемого?
  
  Барри кивнул:
  
  — Верно. Дело Маккиндрика.
  
  — Я тоже читала об этом, — кивнула жена. — Том Маккиндрик — тот самый мальчик, которого убили? Он ведь был еще подростком, не так ли?
  
  Дакуорт кивнул, но ничего не сказал, позволив Эллен продолжить рассказ.
  
  — Его ударили по голове, а Альберт — мистер Лэнгли — убедил присяжных, что он сам спровоцировал нападение убийцы… как его звали?
  
  — Энтони Колаптино, — напомнил Барри несколько неуверенным тоном, словно ему пришлось выдать информацию, которая была известна далеко не всем.
  
  — Точно, — продолжила жена. — Альберт убедил суд присяжных, что Энтони Колаптино действовал в целях самообороны, когда напал на Маккиндрика с бейсбольной битой. После того как присяжные вынесли вердикт о его невиновности, отец убитого, Колин Маккиндрик, потерял сознание прямо в зале суда.
  
  — Да, — подтвердил Барри. — Я сам был там.
  
  — Но потом, когда он пришел в себя, разве не угрожал Альберту?
  
  Детектив кивнул:
  
  — Он сказал, что Альберт Лэнгли заплатит за то, что выпустил на свободу этого сукина сына.
  
  — Я не знал, — удивился я.
  
  — Ты никогда не слышал, чтобы Альберт Лэнгли или его сын Адам говорили об этом? — обратился к Дереку Барри. — Может, они боялись, что Колин Маккиндрик попытается свести с ними счеты?
  
  — Нет, — буркнул Дерек. — Я ничего подобного не слышал. — Его голос сорвался, он пошатнулся, как будто у него закружилась голова. Сын все утро стриг траву под палящим солнцем, а этого было вполне достаточно, чтобы получить солнечный удар. К тому же потрясение, которое он испытал из-за известия об убийстве Лэнгли, не прошло даром. Парень выглядел так, словно сейчас упадет в обморок.
  
  Я схватил его под руки.
  
  — Дерек! — воскликнула Эллен.
  
  У Барри явно был другой план действий, и он рявкнул женщине в полицейской форме:
  
  — Принесите воды!
  
  Та поспешила к припаркованному неподалеку автомобилю, вероятно, за водой. Я подвел Дерека к ближайшей полицейской машине и прислонил к ней. Женщина-полицейский подбежала к нам, сорвала с бутылки пластиковую крышку и протянула питье мне. Вода была теплой. Я поднес бутылку к губам Дерека, и он сделал несколько глотков.
  
  — Его нужно отвести в дом, там прохладнее, — заметалась Эллен. Наш дом был примерно в сотне ярдов от этого места, и коллега Барри предложила подвезти. — Я сама его отведу. — Жена, вероятно, считала, что, если я останусь с Дакуортом, смогу больше узнать о том, что произошло прошлой ночью.
  
  — Наверное, у него шок, — предположил Барри, когда машина поехала к дому.
  
  — А у тебя на его месте не было бы шока? Если бы твоего лучшего друга убили вместе со всей его семьей?
  
  Детектив медленно кивнул в знак согласия.
  
  — У тебя есть какие-нибудь предположения? — спросил я. — Это может быть как-то связано с одним из дел, которые вел Альберт? Что-нибудь пропало? Дом обыскивали?
  
  Барри задумался.
  
  — Я понятия не имею, что там случилось, Джим. Только знаю, что троих человек убили и вокруг этой истории поднимется страшная шумиха. Не каждый день в наших местах происходит тройное убийство. Если честно, то на моей памяти не было ничего подобного. За последнее время случилось еще несколько убийств, но чтобы такое… — Он замолчал и посмотрел на шоссе. Я проследил за его взглядом — он смотрел на наш почтовый ящик.
  
  Он был всего один, с фамилией «Каттер». Прошлой зимой я чинил его после того, как он рухнул под тяжестью снега. Лэнгли получали письма на абонентский ящик в городе. Альберту претила мысль, что его письма будут лежать в ящике, который стоит на дороге и любой может их прочитать.
  
  — Что ты там рассматриваешь?
  
  — Что? — рассеянно отозвался Барри. — Да так, ничего.
  Глава четвертая
  
  Прежде чем я успел задать приятелю очередной вопрос, на шоссе появился автомобиль, привлекший к себе наше внимание. Большая черная машина медленно ехала по дороге. Дакуорт выпучил глаза от удивления и проговорил:
  
  — Ну вот, теперь можно и расслабиться. К нам приехал большой человек.
  
  Автомобиль оказался «меркьюри» модели «гранд-маркиз» с тонированными стеклами. Я видел ее сбоку, но знал, что у нее муниципальные номерные знаки. Из-за большого скопления полицейских машин у лимузина не было пространства для маневра, поэтому водитель включил проблесковые маячки и остановился посреди дороги.
  
  Мы с Барри стояли рядом и ждали, когда большая шишка выберется из автомобиля.
  
  — Скажи, зачем ты это сделал? — спросил меня детектив.
  
  — Ты о чем? — машинально спросил я, все еще думая о Лэнгли. Вопрос полицейского застал меня врасплох.
  
  — Зачем ты заехал ему в морду? Сколько раз мне еще придется тебя об этом спрашивать?
  
  — Это всего лишь слухи, Барри.
  
  — Во всем Промис-Фоллс нет ни одного государственного служащего, ни одного человека, который не знал бы о том, что ты разбил мэру нос. Это наша своего рода городская легенда.
  
  — Нельзя верить всему, что слышишь.
  
  — Это одна из тех историй, в которые я охотно верю, — усмехнулся Барри. — А еще я верю в то, что Элвис работал в ресторане быстрого питания на севере города. — Дакуорт посмотрел на вышедшего из машины водителя. Высокий худой человек на вид около сорока лет. Его светлые волосы коротко острижены спереди, а сзади доставали до ворота рубахи. Что-то вроде стрижки под горшок. — Я это к тому, что, когда мэр пришел на собрание городского совета, нос его оказался размером с апельсин. И знаешь, кто из администрации был в тот день уволен? Только подумай, ты до сих пор мог бы работать с Лэнсом, если бы не устроил всю эту хрень.
  
  — Я счастлив, что все так вышло.
  
  — Только я слышал, что сначала ты разбил мэру нос, а потом попросил у него рекомендательное письмо, и он тебе его дал, — усмехнулся Дакуорт. — Думаю, это было еще до того, как ты решил заняться частным бизнесом. Как бы там ни было, ясно одно: у тебя против него что-то было, и это замечательно. Он ведь даже не заявил на тебя в полицию. А всем известно, что трудно сыскать более мстительного ублюдка, чем Рэндалл Финли.
  
  Задняя дверца машины открылась, и появился мэр собственной персоной. Маленький человек, явно страдавший комплексом Наполеона, держался он так, словно был настоящим гигантом. Мэр также предпочел оставить пиджак в машине. Поставив ноги на горячий асфальт, он подтянул брюки и посмотрел на место преступления через солнечные очки.
  
  — Детектив Дакуорт! — крикнул он Барри.
  
  — Покажи мне, как ты умеешь бегать, — прошептал я приятелю на ухо.
  
  Тот повернулся и направился к мэру спокойным шагом. Однако вид у него был такой, словно он едва сдерживал себя, чтобы не побежать, но при этом не хотел, чтобы я подумал, будто он мчится сломя голову по первому зову мэра, даже если на самом деле так оно и было.
  
  Когда Барри приблизился к мэру, его шофер, одетый в свободные брюки и синюю футболку, стоившую, наверное, не менее двухсот долларов, подошел ко мне.
  
  — Каттер. Старина Каттер!
  
  — Лэнс, — произнес я, подумав о том, как «идеально» подходит Лэнсу Гэррику его имя. Ничего не скажешь — настоящий Ланселот.
  
  — Сегодня столько событий с утра пораньше. — Он изобразил на лице улыбку.
  
  — Моих соседей убили. Сын потерял своего лучшего друга.
  
  Лэнс пожал плечами:
  
  — В жизни много дерьма. Особенно в твоей жизни.
  
  Я не счел нужным отвечать, прекрасно понимая, что короткая перепалка с человеком, возившим теперь мэра, вряд ли могла улучшить мое и без того паршивое настроение.
  
  — Мэру позвонили, — сообщил Гэррик с прежним чувством собственного достоинства. — И рассказали о Лэнгли. Ему захотелось приехать на место и выяснить, что здесь случилось. Тебе известно, что он достаточно хорошо знал Лэнгли?
  
  Я кивнул.
  
  — Кстати. — Лэнс оглянулся, заметил мой пикап на дороге, и хихикнул. — Как твой бизнес по уходу за газонами?
  
  — Хорошо.
  
  — Ты удивительный человек, Каттер. Бросил отличное место ради стрижки газонов. В детстве я занимался подобным. На моей улице было несколько домов. — Он покачал головой, не скрывая издевки. — Правда, тогда у меня не было маленького трактора. Наверное, это весело — работать на нем. Но даже если бы я знал, что смогу достать трактор, не уверен, что захотел бы заниматься такой работой в будущем. Слушай, а ты можешь повысить квалификацию в колледже? Или защитить диссертацию? И не думаешь ли расширить спектр услуг? Например, заняться еще и доставкой газет?
  
  — Ты сделал правильный выбор в своей жизни, Лэнс. Теперь можешь подтирать задницу мэру Промис-Фоллс, пока тебе не надоест. Тут есть чему завидовать.
  
  Гэррик натужно рассмеялся:
  
  — Да, если меня уволят, мне тоже придется скатиться до чего-нибудь в этом роде.
  
  Раз Лэнсу приятно было думать, что меня уволили, я не стал возражать.
  
  Барри закончил разговор с мэром и вернулся ко мне.
  
  — Он хочет пообщаться с тобой.
  
  — Мог бы и сам позвать, — заметил я. — С каких пор ты стал работать его посыльным?
  
  Дакуорт смутился, но ему не пришлось объясняться, поскольку в этот момент Рэндалл крикнул мне:
  
  — Эй, Каттер! У тебя найдется свободная минутка?
  
  Я направился к нему. Подойдя поближе, понял, что двигатель его лимузина все еще работал, изрыгая в горячий влажный воздух выхлопные газы. Над капотом поднималось марево, и мне казалось, что если я буду смотреть на него некоторое время, то увижу мираж.
  
  — Вот чертовщина.
  
  — Да, — согласился я.
  
  — Я велел Барри собрать все, что он имеет по этому делу, — сообщил Финли.
  
  — Уверен, он так и сделает.
  
  — Альберт был хорошим человеком. Много лет работал на меня. Замечательный специалист. Ужасная трагедия.
  
  — Согласен.
  
  — Если бы такое случилось рядом с моим домом, я страшно испугался бы, — заметил он. Поскольку я ничего не ответил, Финли продолжил: — Слушай, ты бы хоть заехал ко мне в офис. Я с тобой почти не общался с тех пор, как ты ушел.
  
  — У меня много работы.
  
  — Как дела у Эллен? — Если бы я не знал его так хорошо, подумал бы, что ему действительно интересно. — Она все еще работает в колледже под Конрадом? Я сказал что-то не так, да?
  
  — Рэндалл, я могу тебе чем-нибудь помочь или ты просто решил вспомнить старые времена?
  
  — Только проверяю, насколько тщательно организовано расследование. Это ужасное преступление. В Промис-Фоллс никогда не бывало ничего подобного. Тройное убийство. Один из самых известных людей города, адвокат по уголовным делам, убит.
  
  Мне хотелось поскорее вернуться домой и узнать, как там Дерек. Я уже повернулся, чтобы уйти, когда Рэндалл заявил:
  
  — Каттер, ты мог бы относиться ко мне с большим уважением. Я сделал тебе одолжение. Нападение на должностное лицо, на мэра, ты же понимаешь, что это такое. Тебе могли навесить срок. Я очень долго раздумывал, прежде чем решил замять эту историю.
  
  Я повернулся и направился к Финли, пока мой нос не оказался в нескольких дюймах от его носа, хотя мне пришлось немного ссутулиться, чтобы оказаться с ним на одном уровне.
  
  — Если ты хочешь заявить на меня, то скорее всего уже немного поздно. Это случилось два года назад. Но уверен, что Барри с удовольствием выслушает твои обвинения.
  
  Мэр улыбнулся и похлопал меня по плечу.
  
  — Слушай, тогда мы просто повздорили. На самом деле я до сих пор жалею, что ты больше не работаешь на меня. Лэнс хорошо справляется со своими обязанностями, но слишком часто смотрит в зеркало заднего вида, чтобы поправить прическу и проверить, не застряло ли что-нибудь в зубах. Мне нравилось работать с тобой. На тебя всегда можно было положиться, ты мог прикрыть мне спину.
  
  — В городе слишком много людей, которые с удовольствием туда что-нибудь воткнули бы. Наверное, все государственные служащие, которых ты обвинил в тунеядстве. А теперь к ним присоединились и матери-одиночки.
  
  Финли лишь махнул рукой:
  
  — Ах, ты об этом. Всего лишь недоразумение. Этого не случилось бы, если бы ты работал со мной. Ты не позволил бы мне пойти туда и выставить себя на посмешище.
  
  — А что еще Лэнс позволяет тебе делать такого, чего не должен? — спросил я.
  
  Финли нервно улыбнулся:
  
  — Ничего. На самом деле он не такой уж и плохой. Надеюсь, что Гэррик не поставит меня в какое-нибудь щекотливое положение, если ты понимаешь, о чем я. — Он снова улыбнулся.
  
  — Мне нужно посмотреть, как там жена и сын. — Я повернулся к мэру спиной и пошел прочь.
  
  Он крикнул мне вслед, достаточно громко, чтобы это услышали остальные:
  
  — Удачи, Джим! Если тебе что-нибудь понадобится, только дай мне знать!
  
  Когда я проходил мимо Барри, он сказал:
  
  — По поводу той истории с носом. Присяжные бы тебя точно оправдали.
  
  Эллен и Дерек сидели за кухонным столом. Сын закрывал лицо руками, а жена, склонившись над ним, робко гладила по голове.
  
  — У него шок, — шепнула супруга, когда я зашел и остановился у входа. Дерек покачал головой, не глядя на нас и не убирая рук. — Мы все потрясены. И не успокоимся, пока не узнаем, почему так случилось. Хотя я сомневаюсь, что тогда нам станет легче.
  
  Она повернулась ко мне, ее взгляд был полон отчаяния. На столе я заметил высокий стакан с белым вином. Жена проследила за моим взглядом.
  
  Я положил руку на плечо сына, не зная, что сказать и как облегчить его состояние. Парень убрал руки с лица, не поворачиваясь ко мне, взял мою ладонь и притянул меня к себе. Эллен подвинулась к нам ближе, и мы оба обняли сына, который продолжал плакать.
  Глава пятая
  
  Весь день у дома Лэнгли толпились полицейские. Эллен приготовила кофе для тех, кому захочется выпить его в такой жаркий день, и чай со льдом — для всех желающих охладиться. Я заметил, что супруга никому не предлагала вина. Она допила свой стакан и поставила в посудомоечную машину еще до того, как стала играть роль рачительной хозяйки. Я не мог сказать наверняка, почему Барри Дакуорт и другие полицейские так часто заходили к нам в дом: то ли думали, что мы забыли рассказать им какие-то сведения, то ли просто хотели побыть в помещении с кондиционером.
  
  Дерек наконец-то успокоился и ушел к себе в комнату. Наверняка опять будет возиться со своими компьютерами или просто ляжет на кровать, уткнувшись лицом в подушку. У него был очень усталый вид, словно он не спал всю прошлую ночь.
  
  Когда все полицейские на время покинули дом, Эллен налила нам по стакану чая со льдом и мы пошли на веранду. Там была густая тень и дул легкий ветерок.
  
  Расположившись на деревянных складных стульях, пару минут сидели молча. Эллен первая нарушила тишину. Она отхлебнула чаю и спросила:
  
  — Думаешь, с ним все будет хорошо?
  
  — Постепенно придет в себя. Мало кто из ребят теряет своих лучших друзей таким образом.
  
  — Мы здесь всегда чувствовали себя такими защищенными. Но теперь все изменилось.
  
  Я ответил не сразу, и ее последние слова на несколько секунд повисли в воздухе.
  
  — Но это же не значит, что после трагедии с Лэнгли наши жизни тоже оказались под угрозой?
  
  Эллен пристально посмотрела на меня:
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  — Я хочу сказать, что с нами не должно случиться то же самое.
  
  — Слышал бы ты себя со стороны! — возмутилась она. — Неужели не понимаешь — это произошло прямо рядом с нами?
  
  — Я лишь хочу сказать, что подобные вещи никогда не происходят просто так. И что бы ни послужило причиной этого страшного события, к нам это не имеет никакого отношения.
  
  — Если только это не какой-нибудь ополоумевший маньяк, который убивает всех подряд.
  
  — Даже если это и так, — продолжал стоять я на своем.
  
  Эллен недоверчиво покачала головой:
  
  — Я тебя не понимаю. Неужели ты не можешь придумать более вразумительную версию случившегося?
  
  — Попробуй меня понять. Давай рассмотрим разные варианты. Ведь это могло быть, например, убийство и самоубийство.
  
  — Полиция ничего об этом не говорила.
  
  — Знаю. Но и такой вариант не исключен. Если речь идет об убийстве и самоубийстве, то трагедия разыгралась внутри одной семьи. Конечно, она ужасна, но к нам это никак не относится.
  
  — Предположим, — согласилась жена, но было видно, что мои слова ее не убедили.
  
  — Но поскольку это не похоже на убийство и самоубийство, давай перейдем к другому сценарию. К примеру, убийство Лэнгли было спланировано заранее. Возможно, целью убийц являлся только Альберт, а Донну и Адама убрали как ненужных свидетелей. Не исключено, это как-то связано с одним из дел, над которыми работал Лэнгли; возможно, все случилось из-за того парня, который забил насмерть другого мальчишку, но стараниями Альберта был отпущен. Уверен, что Барри проверит всю информацию, опросит сотрудников его юридической фирмы, узнает обо всем, чем он занимался: кто мог точить на него зуб за то, что его не выпустили из тюрьмы, или, наоборот, отпустили на свободу людей, которым в тюрьме было самое место.
  
  — Повтори еще раз, я что-то не улавливаю ход твоих мыслей.
  
  — Да ладно, ты поняла меня. Я уж не говорю о том, что могли быть и другие поводы для убийства, но в любом случае к нам они не имеют отношения.
  
  Я слушал, как жена реагирует на мои слова. Но по-прежнему не увидел ничего, кроме недоверия.
  
  — Ты верен себе. Всегда пытаешься успокоить меня. Но на этот раз нам действительно есть из-за чего переживать. Это могло быть ограбление. Кто-то залез в дом Лэнгли, а потом убил их. Ты же не скажешь, что такого не может повториться здесь или в каком-нибудь другом месте?
  
  — Хорошо, допустим, что это было ограбление или просто несчастный случай. Вроде нападения маньяка-убийцы. Он случайно набрел на дом Лэнгли. Такое тоже возможно. Хотя, в отличие от голливудских фильмов, которые скоро изо всех нас сделают параноиков, случаи нападения маньяков бывают один раз на миллион. Может, даже один раз на сто миллионов. При такой статистике, сама понимаешь, сколь велика вероятность, что маньяк нападет на твоих соседей.
  
  — Значит, вот каково твое мнение? Ладно. Ты думаешь, что мы можем считать себя пуленепробиваемыми только потому, — ее передернуло от собственной аналогии, — что молния не ударяет дважды в одно место? И безумный маньяк-убийца не станет нападать на два дома, стоящие по соседству?
  
  Я отхлебнул чаю.
  
  — Да, кстати, — пришел мне неожиданно в голову еще один аргумент. — Представь себе, что с Лэнгли, наоборот, случилось что-то очень хорошее. Например, они выиграли в лотерею штата. Ты бы тоже тогда решила, что следующий выигрыш за нами?
  
  — По крайней мере я, может быть, сходила и купила бы лотерейный билет. — Эллен внимательно посмотрела на меня, а потом добавила: — По-моему, ты несешь полную чепуху. Нам нужно выставить дом на торги и уехать отсюда. — Она поднялась со стула и вошла в дом.
  
  Я и сам прекрасно понимал, какую говорил ерунду.
  
  Нам несколько раз звонили репортеры. Молодая женщина из «Промис-Фоллс стандартс» пыталась разговорить Эллен, когда она сняла трубку. Затем к телефону подходил я. Сначала звонили из «Таймс юнион», а потом — из «Демократ геральд», Олбани, но я ответил им, что мне нечего сказать. Работая в администрации мэра, усвоил одно хорошее правило — редко у кого жизнь идет в гору, после того как о нем напишут в газетах. Я также заметил несколько машин с телеканалов. В течение дня они ездили по шоссе мимо нашего дома, но полиция не пропускала их. Барри наверняка с удовольствием выступал перед камерами. Он любил, когда его показывали по телевизору, и всегда смотрел вечерние новости со своим участием. Я только надеялся, что, прежде чем давать интервью, он застегнет рубашку. Не уверен, что телезрители получили бы удовольствие от созерцания его волосатого живота.
  
  Полицейские либо допрашивали нас, либо занимались осмотром окрестностей. Люди в белых защитных комбинезонах обыскивали дом Лэнгли. Несколько человек прочесывали задний двор, как будто хотели обследовать каждую травинку. Выглянув из окна, я заметил, как они медленно продвигаются к лесу, хотя и не понял, что там можно найти. Позже приехали эвакуаторы от фирмы, сотрудничавшей с полицейским управлением Промис-Фоллс, и увезли «сааб» Альберта и «акуру» Донны.
  
  В конце дня у нас вновь зазвонил телефон, и я поднял трубку.
  
  — Джим.
  
  Нашлось бы не много людей, способных произнести одно-единственное слово столь многозначительно, что ты начинаешь чувствовать себя жалким и ничтожным по сравнению с ними. Конрад Чейз был как раз таким. В каждый звук этот напыщенный индюк вкладывал столько пафоса, самомнения и пренебрежения к собеседнику, что становилось не по себе — сколько же в этом человеке дерьма. Возможно, он имел на это право. В прошлом Чейз был профессором, а теперь — президентом колледжа Теккерей, автором некогда нашумевшего бестселлера и ко всему прочему боссом Эллен. С тех пор как мы переехали в Промис-Фоллс, мне много приходилось с ним общаться, и, возможно, к тому моменту я должен был уже привыкнуть к нему. Но некоторые вещи давались мне нелегко.
  
  — Да. Здравствуйте, Конрад.
  
  — Джим, — с сочувствием проговорил Чейз, — я только что узнал про Альберта, Донну и их сына Адама… Господи, это просто не укладывается в голове.
  
  — Вы правы, Конрад.
  
  — Как у вас дела? Как Дерек? Они ведь с Адамом были друзьями, не так ли? А Эллен? Как она все это пережила?
  
  — Я позову ее.
  
  — Нет, все в порядке, не хочу ее тревожить.
  
  Ну конечно, не хотел.
  
  — Мне только интересно было узнать, как она. Мы с Иллиной страшно расстроились, когда узнали о трагедии с Лэнгли. Для вас, наверное, это настоящий шок — вы ведь живете совсем рядом с ними. Вы ничего не слышали?
  
  — Ничего.
  
  — Но там же стреляли, не так ли?
  
  — Да, кажется.
  
  — Трех человек застрелили, а вы ничего не слышали?
  
  Он говорил так, словно мы были во всем виноваты. Или по крайней мере я. Хотя если бы я что-нибудь услышал, особенно первый выстрел, то, возможно, попытался бы помешать этой кровавой бойне.
  
  — Нет. Мы ничего не слышали.
  
  — Полиции известно, что произошло? Это ведь не было убийство с самоубийством?
  
  — Не похоже. Но я не знаю, какие могли быть мотивы у убийцы.
  
  — Мы с Иллиной заедем проведать вас, — заявил он.
  
  — Мы будем ждать вас с нетерпением.
  
  — Хорошо.
  
  Для признанного писателя и бывшего профессора, специализировавшегося на английской литературе, который должен был знать толк в иронии, Конрад, похоже, оставался совершенно невосприимчив к сарказму.
  
  — Я передам Эллен, что вы звонили.
  
  К вечеру все успокоилось, но было бы опрометчиво полагать, что наша жизнь вернулась в привычное русло. Я вообще сомневался, что когда-нибудь у нас все будет как прежде. Однако мы приготовили обед — ничего особенного: салат и бутерброды, поджаренные на гриле. Потом сели втроем за стол и приступили к трапезе.
  
  Тем вечером мы почти не разговаривали.
  
  Жена посоветовала мне отдохнуть после обеда, посмотреть телевизор или почитать газету, и сказала, что сама уберет посуду. Я подумал, что она хочет спровадить меня и остаться на кухне одна. Поэтому вышел на несколько минут, а потом вернулся под предлогом, что хочу заварить себе кофе, и увидел почти пустой бокал вина рядом с раковиной, около которой стояла Эллен. Когда она потянулась за ним, я сказал ей:
  
  — Привет!
  
  Жена подпрыгнула и опрокинула стакан в раковину, полную горячей мыльной воды.
  
  — Боже, не делай так больше никогда!
  
  — У тебя все нормально?
  
  — Все отлично. Конечно, у меня все просто замечательно. Нет… разумеется, все плохо. Хотела бы я посмотреть на человека, которому в подобной ситуации было бы хорошо.
  
  Я вытащил из воды стакан и поставил на стол.
  
  — Он мог разбиться. Нельзя его мыть вместе с обычной посудой.
  
  Эллен пристально посмотрела на меня:
  
  — Я просто хотела немного расслабиться.
  
  — Конечно.
  
  — У нас был трудный день. Если когда-то я и увлекалась алкоголем, то теперь с этим покончено. Курить ведь бросила.
  
  Я кивнул и вернулся в гостиную.
  
  Полицейские велели нам никуда не уезжать в течение нескольких дней. На обочине шоссе была припаркована черно-белая полицейская машина, а оградительная лента так тщательно опутывала дом Лэнгли, словно какой-то хулиган решил обмотать его туалетной бумагой. Только она была желтой и аккуратно закрепленной.
  
  Присутствие полицейских не успокоило Эллен, и она не могла уснуть. Несколько раз вставала, ходила по дому, проверяла окна и двери. Она попросила меня проверить гараж и стояла на ступеньках черного хода, наблюдая, как я хожу вокруг пикапа. Полицейские в конце концов разрешили мне убрать с шоссе автомобиль с прицепом. Потом я осмотрел помещение, где хранил газонокосилки, инструменты и другие вещи, включая картины.
  
  — Все чисто, — доложил я, не упомянув о том, что наш дом окружен деревьями, и если кто-то и следил за нами, то вряд ли стал бы использовать для укрытия гараж. Здесь было огромное количество мест, где злоумышленник мог спрятаться.
  
  Мы легли в постель. Эллен взяла в руки книгу, но вскоре отложила.
  
  — Знаешь, я несколько раз перечитывала один и тот же абзац, — призналась она, — но так и не поняла, что там написано.
  
  Я хотел пошутить и сказать что-то вроде: «Ты перечитываешь книгу Конрада?» — но вовремя прикусил язык.
  
  — Тебе сейчас трудно сосредоточиться?
  
  Жена покачала головой, положила книгу рядом с прикроватной лампой, протянула руку к выключателю и погасила свет. Я зарылся поглубже под одеяло, и некоторое время мы молча смотрели в потолок. Не знаю, как долго это продолжалось, наверное, я в конце концов уснул, потому что мне приснился сон. Снилось, что еду на тракторе по холму, который становится все круче и круче, пока навесная косилка впереди не оказалось у меня над головой, и…
  
  Эллен толкнула меня в бок, и я проснулся. Было где-то около полуночи.
  
  — Что? Хочется курить?
  
  — Нет, я не об этом, — быстро прошептала жена.
  
  — А в чем же дело? — Мое сердце учащенно забилось.
  
  — Я что-то слышала!
  
  — Что? Где?
  
  — Дверь. Я слышала, как хлопнула дверь внизу.
  
  — Может, тебе приснилось?
  
  — Нет. Я не спала. Не могла уснуть.
  
  Я откинул одеяло, натянул темно-синие трусы и вышел из спальни.
  
  — Будь осторожен, — прошептала Эллен.
  
  — Звони в полицию, — шепотом ответил я.
  
  Если к нам действительно вломились те же ребята, что приходили прошлой ночью в дом Лэнгли — все мои теории, которые я излагал Эллен сегодня, оказывались в этом случае несостоятельны, — тогда самое время обратиться за помощью. Я не знал, как обстояли дела с полицейской машиной на дороге — оставалась ли она на месте или уже уехала. Из окна нашей спальни ее не было видно.
  
  Когда я проходил мимо комнаты сына, заметил, что дверь закрыта, — значит, он уже лег спать. Хотя Дерек не сообщал нам, когда уходил или возвращался. Я спустился по лестнице, чувствуя себя совершенно голым. И не потому, что на мне не было ничего, кроме трусов, а потому, что был безоружен. Мы не держали ни ружья, ни пистолета, и в тот момент я сильно пожалел об этом. Меня устроила бы даже бейсбольная бита, но и ее у нас не имелось. По крайней мере под рукой. Возможно, где-то в подвале, за печкой. Если бы мне удалось проникнуть на кухню, ни с кем по дороге не столкнувшись, я мог бы вооружиться чугунной сковородкой или огнетушителем, который висел на стене прямо над плитой. Тяжелая штуковина — вряд ли кому-нибудь захочется получить ею по башке.
  
  Когда я оказался на первом этаже, услышал, как Эллен наверху шепотом разговаривает по телефону. В гостиной заметил висевшую около камина кочергу. То, что надо.
  
  Тихонько подошел и осторожно вытащил ее заостренный крюк из подставки. Мне нравилось ощущать ее приятную тяжесть в руке. Хоть и не почувствовал значительного облегчения, но был теперь лучше подготовлен ко встрече с неизвестными.
  
  Пробираясь через темный дом, дошел до кухни. Внезапно мое внимание привлекла задвижка на двери. Она находилась в вертикальном положении, дверь была не заперта. Эллен закрыла на ночь все двери и три раза их проверила.
  
  Неужели в доме кто-то находился? А может, он проник раньше и сейчас убежал?
  
  Я замер, задержал дыхание и прислушался. Мне показалось, что слышу бормотание, чьи-то голоса, но говорившие находились не в доме.
  
  Голоса доносились с веранды, за кухонной дверью.
  
  Я подошел, осторожно взялся за ручку, бесшумно повернул ее налево до упора, а затем резко распахнул дверь. Мне хотелось, чтобы мое появление было неожиданным и застало незваных гостей врасплох.
  
  И у меня это получилось.
  
  Раздался крик — пронзительный женский визг, а потом мужской голос воскликнул:
  
  — О Боже!
  
  Эллен закричала сверху:
  
  — Джим! Джим!
  
  Мое сердце бешено колотилось. Я щелкнул выключателем у двери, и лампа осветила Дерека и его подружку Пенни Такер. Я много раз видел ее и узнал бы даже при таком слабом свете.
  
  Вероятно, оба сидели на ступеньках веранды, напротив которой был сарай, и разговаривали. Но когда я неожиданно появился, ребята вскочили и Дерек схватил за руку Пенни, которая пошатнулась и едва не свалилась на землю.
  
  — Пап, ты нас напугал до чертиков!
  
  Пенни, у которой хватило ума не ругаться в присутствии отца своего молодого человека, вздохнула:
  
  — Здравствуйте, мистер Каттер. Это… мы!
  
  В этот момент я услышал вой сирен, приближавшийся со стороны шоссе, а полицейская машина, которая была припаркована у дороги, уже мчалась к нашему дому. Гравий полетел из-под ее колес во все стороны, когда водитель нажал на тормоза.
  
  — Черт возьми, — выругался я.
  Глава шестая
  
  А теперь расскажу-ка я историю про нос мэра.
  
  Думаю, что консультанты по персоналу сказали бы, что этот поступок поставил под угрозу мою карьеру. Я сказал бы проще — он означал конец моей карьеры. Но, по правде говоря, если бы мне представился еще один такой шанс, не думаю, что отказался бы от него. Сожалею только, что не сломал нос, а всего лишь расквасил.
  
  На работу в администрацию мэра я устроился больше шести лет назад и провел с Рэндаллом Финли целых четыре года, прежде чем все бросил и открыл свой бизнес. У меня была хорошая зарплата. И мне не приходилось поднимать тяжести, не считая мэра, которого нужно было затаскивать в машину, когда он напивался. Быть телохранителем Финли совсем не то, что охранять президента. Тебе не нужно расхаживать с проводом в ухе и шепотом передавать позывные другим агентам. Правда, мне пришлось обзавестись солнечными очками за двести долларов, но я нашел место, где их можно было приобрести с хорошей скидкой.
  
  Конечно, мэр настроил против себя все профсоюзы города, издевался над ними, обвинял их членов в том, что они не работают, а просто просиживают штаны. Промис-Фоллс с населением сорок тысяч человек был не самым большим городом в штате Нью-Йорк, но все равно нуждался в людях, которые занимались бы проблемами водоснабжения, пожарной безопасности, уборки мусора, а Финли умудрился так или иначе достать каждого из них. Даже в городском муниципалитете трудно было найти человека, который протянул бы Финли руку помощи, влипни он в какую-нибудь историю. И все же этот человек едва ли мог стать мишенью для наемного убийцы. Мне случалось проводить его через ряды пикетчиков, которые время от времени устраивали около мэрии акции протеста, но никто не стал бы стрелять в него из винтовки с крыши обсерватории (если бы у нас, конечно, была обсерватория). Работая на мэра, я часто бесплатно обедал на банкетах, которые посещал вместе с боссом, пока он терся со знаменитостями, приезжавшими в наш город с официальными визитами. Однажды в Промис-Фоллс снимали голливудский фильм, и я стоял всего в нескольких шагах от Николь Кидман. Мэр пожал ей руку, но меня не представил, хоть я и находился рядом с ним. Зачем представлять наемного служащего.
  
  Я давно знал, что мой босс — конченый мерзавец. Думаю, понял это через час работы на него. Мы остановились на светофоре, и к машине подошел бездомный, чтобы попросить какую-нибудь мелочь. Финли опустил стекло и, вместо того чтобы сунуть нищему монетку, сказал: «Вот тебе мой совет, дружище. Покупай дешевле, продавай дороже».
  
  Конечно, тот недавний случай, когда он ворвался в дом для матерей-одиночек и заблевал ковер в холле, затмил все предыдущие выходки, но я был уверен, что Рэндалл еще не до конца исчерпал запас своих возможностей. Тем более что это событие не особенно повредило его репутации. За ним и так прочно закрепился образ «своего парня», который скорее пойдет охотиться на уток, чем отправится в оперу. Высоколобые интеллектуалы, может, и считали, что в городе, который финансирует колледж, человек вроде мэра Финли вряд ли сможет завоевать популярность. Но большинство тех, кто жил в Промис-Фоллс, никогда не учились в колледже, видели в Финли своего в доску парня и голосовали за него часто из чувства протеста, чтобы насолить всем этим снобам из кампуса, считавшим себя лучше всех.
  
  И все же Финли представлял собой достаточно смышленого политика и знал, как вести себя с университетской молодежью. Колледж Теккерей хоть и был небольшим учебным заведением, но имел хорошую репутацию. Литературный фестиваль, организацией которого занималась Эллен и в котором участвовали такие люди, как Маргарет Этвуд, Ричард Руссо и Дейв Эггерс, привлекал в город тысячи туристов, и Рэндалл не хотел разрушать эту традицию. Местные торговцы — те, кому удалось уцелеть после появления «Уол-марта», — слишком сильно зависели от этого мероприятия. Финли всегда присутствовал на его открытии, и, наверное, изрядно страдал из-за того, что ему приходилось быть вторым номером после президента колледжа Конрада Чейза, который ни за какие деньги не уступил бы пальму первенства Финли. Чейз считал, что его место рядом со звездами, которых удалось пригласить на фестиваль. Сам он написал бестселлер восемь лет назад. И хотя книга была обласкана критиками, осталась его единственным успехом на литературном поприще, который он так и не смог повторить. Нельзя сказать, что бывший профессор английского языка не смог бы создать еще один хит. Он просто больше не писал книг, по крайней мере для массовой аудитории.
  
  Но Конрада, к сожалению, я не бил по носу, несмотря на то что давно испытывал соблазн сделать это.
  
  Поэтому вернемся к мэру.
  
  Как-то раз он попросил меня привезти его в «Холлидей-инн» — гостиницу в северной части Промис-Фоллс. Она располагалась достаточно далеко от центра и давала некоторые гарантии анонимности своим клиентам, и все же это был не Лас-Вегас. И информация о том, что происходило в «Холлидей-инн», нередко покидала стены гостиницы.
  
  Я довольно быстро научился не любопытствовать, особенно по поводу того, какие цели преследует мэр, совершая подобные поездки. Обычно я и так знал о его планах. Секретарь оповещала меня обо всех встречах, в которых принимал участие Финли. У меня всегда была под рукой распечатка с расписанием его мероприятий за день. К тому же я слышал все, о чем он болтал по мобильному телефону, развалившись на заднем сиденье автомобиля.
  
  Но время от времени у Рэндалла случались незапланированные встречи, и это была как раз одна из них.
  
  Нередко подобные внеплановые мероприятия организовывал Лэнс Гэррик — запасной водитель мэра и незаменимый мальчик на побегушках. Лэнс был хорошо известен в Промис-Фоллс. Если возникала необходимость в партнере по покеру, требовалась выпивка, после того как закрывались все магазины, последняя информация по скачкам или девушка для веселого времяпрепровождения, Лэнс всегда готов был оказать помощь.
  
  Меня не особенно интересовали игры, выпивка и шлюхи, и мне казалось, что мэр весьма опрометчиво связался с Лэнсом и что когда-нибудь это может привести к печальным последствиям. Но в то время я работал его шофером, а не консультантом. И он был волен поступать так, как ему заблагорассудится.
  
  Когда однажды вечером Финли сказал, что хочет поехать в «Холлидей-инн» после заседания совета, я ничего не ответил, несмотря на то что встречи в гостинице не были указаны в его расписании. Просто завел «маркиза» и поехал в указанном направлении.
  
  Мэр пребывал в отличном расположении духа.
  
  — Итак, Каттер, слышал, что ты у нас художник.
  
  Я посмотрел в зеркало заднего вида.
  
  — Где вы это слышали?
  
  — Да люди говорят. Это правда?
  
  — Я рисую немного.
  
  — А что рисуешь?
  
  — Обычно пейзажи. Природу, портреты.
  
  — Черт возьми, так вот о каком рисовании шла речь. А я думал, что ты сможешь покрасить мне кухню. Сделаешь это для меня? Ты хороший маляр? Ненавижу, когда краской от стен заляпывают потолок. — Он рассмеялся. — А если серьезно, то почему возишь мою жирную задницу, раз ты художник?
  
  — Не всем художникам удается зарабатывать своим творчеством. Рано или поздно приходит момент, когда ты должен понять, способен на это или нет.
  
  У меня никогда не было желания говорить с ним откровенно, но в тот момент я был близок к этому, и Финли, вероятно, все понял, поскольку ответил не сразу.
  
  — Да, конечно. Но серьезно: если хочешь немного подзаработать и покрасить мне кухню, мое предложение в силе.
  
  Я снова посмотрел на него в зеркало.
  
  — Подумаю, — пробормотал я.
  
  Мы уже подъезжали к «Холлидей-инн», когда Рэндалл Финли сказал, чтобы я припарковался позади здания. Он не хотел, чтобы его черный «меркьюри» видели у входа. Тогда я понял, какого рода встреча должна была состояться, и последовал его инструкциям.
  
  — Ты разговаривал сегодня с Лэнсом? — спросил он.
  
  — Нет.
  
  — Вы с ним плохо ладите, — заметил мэр. Это не было вопросом, поэтому я ничего не ответил. — Знаешь, а он может быть очень полезен. У него потрясающие связи, он знает стольких людей. Если тебе что-то понадобится, Гэррик всегда сможет это достать.
  
  — Он не предлагал мне ничего такого, что мне было бы нужно, — ответил я, включая поворотник.
  
  — Нужда здесь ни при чем — речь идет о желаниях.
  
  Десять часов вечера; день выдался длинным, и мне хотелось как можно скорее вернуться домой и увидеть Эллен еще до того, как она ляжет спать. Я спросил, ждать ли его на месте или можно покататься по городу, а потом заехать за ним где-нибудь через час.
  
  Рэндалл посмотрел на часы.
  
  — Через сорок пять минут. Да, и если вдруг тебе срочно понадобится увидеться со мной — например, заметишь, как на парковку въезжает миссис Финли, — то запомни: у меня встреча в комнате сто сорок три. Сначала постучи, а потом немного подожди. Но лучше позвони по телефону.
  
  — Хорошо.
  
  Не нужно было быть Эркюлем Пуаро, чтобы догадаться, чем именно собирался заняться Финли. Я только не знал, было ли это свидание с постоянной любовницей или с женщиной, которую снимали на час. Или на три четверти часа. Но его пассия вряд ли работала в мэрии. Мэр не хотел, чтобы против него выдвинули обвинения в сексуальных домогательствах. Не исключено, что он встречался с кем-то, кто хотел заключить выгодный контракт, и ему необходима была поддержка мэра. Или, что вероятнее, это был человек, работавший от лица того, кто хотел заключить сделку. Консалтинговые фирмы готовы пойти на что угодно, лишь бы заполучить многомиллионный контракт, да и мэр никогда не был особенно разборчив в средствах.
  
  Я отъехал на полмили, купил в «Данкин донатс» кофе без кофеина, потом вернулся и встал позади гостиницы, напротив мусорных баков.
  
  Через полчаса зазвонил мой сотовый. Я подумал, что звонила Эллен, хотела узнать, когда вернусь домой. Мне хотелось поговорить с ней, но в то же время теплилась надежда, что это не она. Мысль о том, что я сижу и жду, пока босс кувыркается с очередной девицей, не вызывала у меня гордости. Совсем не хотелось рассказывать об этом.
  
  Посмотрев на высветившийся на мониторе номер, понял, что звонит его светлость.
  
  — Алло?
  
  — Приходи скорее. Я ранен!
  
  — Что случилось?
  
  — Просто приходи! Я истекаю кровью!
  
  У меня не было медицинского образования, и я сказал об этом.
  
  — Может, вызвать «скорую»?
  
  — Да нет, просто приезжай, мать твою, и живо!
  
  Подъехав к гостинице, оставил машину на парковке у входа и вбежал внутрь. Финли сказал, что будет в комнате 143, поэтому я решил, что она должна находиться на первом этаже. Прошел через вестибюль, оказался в коридоре и отыскал номер 143.
  
  Неподалеку от двери, прислонившись спиной к стене, стояла девушка. Судя по виду, еще подросток: светлые кудряшки, курносая, полудетские ямочки на прыщавых щеках. На ней был топик без бретелек, короткая юбка и туфли на высоких каблуках. Когда я постучал в дверь, она метнула на меня сосредоточенный взгляд.
  
  — Там кто-то есть.
  
  — Поэтому я и стучу.
  
  — Она занята. А я свободна. Меня зовут Линда.
  
  Из-за двери послышался знакомый, но немного глуховатый голос:
  
  — Кто там?
  
  — Это я.
  
  Финли открыл дверь так, чтобы я мог войти в номер, но его при этом не было видно. Оказавшись в комнате, я увидел, что на нем не было ничего, кроме трусов в горошек, спереди испачканных кровью.
  
  — Что за…
  
  — Я не виновата, — послышался молодой женский голос.
  
  Девушка сидела на полу в изножье кровати, рядом с телевизором и тумбочкой. Короткая юбка, кофточка с глубоким вырезом, прямые черные волосы до плеч. Тощая и долговязая. Кофточка была явно велика ей в груди. Девушка энергично шевелила челюстью, как будто пыталась восстановить ее чувствительность.
  
  — Вот засранец! Выбил мне зуб! — Она метнула яростный взгляд на Рэндалла.
  
  — Так тебе и надо. Ты мне чуть все не откусила!
  
  — Ты дернулся. — Она всхлипнула. — Это был несчастный случай.
  
  — Я и Лэнсу позвонил, — добавил Финли. — Он уже едет.
  
  — Великолепно, — протянул я. — Дайте подумаю. Ведь это он все организовал?
  
  Мэр ничего не сказал. Я сосредоточил внимание на девушке. С первого взгляда меня поразило, как она молода.
  
  — Сколько тебе лет?
  
  Она по-прежнему терла челюсть, делая вид, что не слышит меня.
  
  — Я задал тебе вопрос.
  
  — Девятнадцать.
  
  Я чуть не рассмеялся, потом заметил на прикроватной тумбочке ее сумку.
  
  — Эй! — крикнула девушка. — Не трогай! Это мое!
  
  Я открыл «молнию» и стал рыться в сумке. Там была помада и другая косметика, с полдюжины презервативов, сотовый, маленький блокнот на пружинке и кошелек.
  
  — Каттер, Бога ради… — Мэр одной рукой указывал на девушку, а другой — держался за член. — Забудь о ней. Ты должен привести мне врача.
  
  Девушка попыталась отнять сумочку, но я отвернулся. Искал водительское удостоверение, но нашел только карточку социального обеспечения и удостоверение из школы. Тогда я понял, что она была еще слишком юной, чтобы водить машину. Из карточки следовало, что ее звали Шерри Андервуд.
  
  — Если верить вот этому, Шерри, — сделал я акцент на имени, — тебе всего пятнадцать лет.
  
  На тот момент она была ровесницей Дерека.
  
  — Ну и что? — спросила Андервуд.
  
  Мэр ушел в соседнюю комнату и, отмотав кусок туалетной бумаги, засунул себе в трусы. Теперь он вел себя намного спокойнее, чем в тот момент, когда позвонил мне. Я понял, что рана была поверхностной и вряд ли могла повлечь за собой нечто серьезное вроде ампутации.
  
  Я смерил его пристальным взглядом, когда он вышел из ванной.
  
  — Вы знали об этом?
  
  — О чем знал?
  
  — Что ей только пятнадцать лет?
  
  Финли изобразил удивление.
  
  — Нет, мать твою. Она сказала, что ей двадцать два.
  
  Никто не дал бы этой девушке двадцать два года.
  
  — А если бы она сказала, что ее зовут Хиллари Клинтон, ты бы тоже в это поверил, Рэнди?
  
  — Рэнди? — спросил он, бросив на меня злобный взгляд. — С каких это пор ты стал называть меня по имени?
  
  — Наверное, мне стоило назвать тебя «ваша милость»?
  
  — Господи, так ты священник? — с удивлением воскликнула девушка.
  
  Наш раненый не ответил. Пусть лучше она думает, что клиент — священник, чем узнает, что Финли — мэр. Если только он сам ей не проболтался.
  
  Кошелек и сумочка Шерри по-прежнему были у меня в руках.
  
  — С тобой все в порядке? — спросил я.
  
  — Он ударил меня. По лицу.
  
  — Как это случилось?
  
  — Он лежал в кровати на спине, а потом вдруг подскочил…
  
  — Девчонка укусила меня, — перебил ее мэр.
  
  — Заткнись! — крикнул я.
  
  Рэндалл открыл было рот, но промолчал.
  
  — Он подскочил, — повторил я. — А что потом?
  
  — Я вытащила его изо рта и отодвинулась. А этот поднял ногу и лягнул меня по лицу. — Андервуд посмотрела на Финли: — Вот что ты наделал, задница!
  
  — Шерри, тебе нужно в больницу, показаться врачу.
  
  — Ради Бога! — воскликнул мэр, выбрасывая окровавленный кусок бумаги в мусорную корзину. — Это мне нужна медицинская помощь. Что ты, мать твою, делаешь? Почему ты предлагаешь ей ехать в больницу?
  
  Я пристально посмотрел на босса:
  
  — С радостью вызову тебе «скорую помощь» прямо сейчас, но сначала позвоню в «Стандартс».
  
  Мэр заморгал. Да, сейчас самое время было вызвать журналистов, чтобы они расспросили мэра о том, как его укусили за член. Он пробормотал что-то невнятное и опять ушел в ванную.
  
  Я снова обратился к Шерри:
  
  — Что скажешь?
  
  Андервуд поднялась.
  
  — Мои туфли. Я должна найти мои туфли.
  
  — Вот они. — Я указал на пару босоножек на высоких шпильках, валявшихся под кроватью.
  
  Шерри быстро обулась. Встала и покачнулась на высоких каблуках. Любительница. Пройдет еще года два, прежде чем она научится ходить в такой обуви.
  
  — Думаю, со мной все хорошо.
  
  — У тебя есть родители? — спросил я.
  
  — Если честно, то нет.
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  — Они умерли скорее всего.
  
  — А кто о тебе заботится?
  
  — Линда.
  
  — Кто такая Линда? — спросил я, но потом вспомнил про девушку из коридора.
  
  — Она моя подруга. Мы приглядываем друг за другом.
  
  — Шерри, ты еще ребенок, нельзя так жить. Есть люди, организации, которые помогут тебе выбраться из этого дерьма.
  
  — Со мной все хорошо, — упрямо повторила она.
  
  — Ничего у тебя нехорошо. — Я снова заглянул в ее сумочку, вытащил блокнот. Пролистал. Это был отчасти дневник, отчасти — адресная книга, отчасти — учетная ведомость. На одной странице были записаны даты и цифры в столбик — вероятно, деньги, заработанные за день, — на другой — несколько телефонных номеров рядом с именами и инициалами вроде Джей, Эд, Пи, Эл-Эр. При беглом просмотре я не нашел имени Рэнди. Пролистал еще несколько страниц со списками покупок, номером автомобиля, телефоном какой-то компании под названием «Уиллоуз», а потом наткнулся на пустую страницу.
  
  — Это моя собственность! — возмутилась Шерри.
  
  Я достал из пиджака ручку и написал: «Джим Каттер» — и номер своего телефона.
  
  — Если возникнут проблемы, позвони мне, хорошо? Захочешь подать на него в суд, тебе понадобится свидетель, который подтвердит твои показания. — Я не питал особых надежд, что Шерри обратится в полицию, но мало ли что может случиться.
  
  Она даже не взглянула в блокнот, когда я отдал его вместе с кошельком и сумкой.
  
  — Хорошо, — кивнула Андервуд.
  
  — Тебе надо все тщательно обдумать. Ты же совсем ребенок. Господи, ты еще слишком юная, чтобы заниматься подобным! Сколько времени так работаешь? Если остановишься сейчас, у тебя еще есть шанс. — Девушка не смотрела на меня. — Ты слышишь меня? Удар ногой в челюсть — это, возможно, не так уж и плохо, если он помог вбить хоть немного разума в твою головенку.
  
  Она лишь пожала плечами. Когда же направилась к двери, мэр высунулся из ванной:
  
  — Ты кое-что забыла, дорогуша!
  
  Андервуд обернулась и посмотрела на него, слегка склонив голову на бок:
  
  — Что?
  
  — Мои деньги. Я хочу, чтобы ты их вернула. Может, мне еще придется оплачивать уколы от бешенства.
  
  Шерри показала ему средний палец. Этот жест так взбесил Финли, что он бросился к ней. Двигался мэр весьма проворно. У дверей нагнал девушку и с такой силой стиснул ее локоть, что она взвизгнула и стала вырываться. Сумочка соскользнула с ее плеча и повисла на руке.
  
  — Прекрати, — вмешался я.
  
  — Пусть вернет мои деньги. Все! — Крепко сжимая локоть девушки, он тряс бедняжку.
  
  — Рэнди! — Я хотел своим неуважительным обращением отвлечь его внимание. Он направит весь свой гнев на меня и отпустит девушку. Но у меня не получилось.
  
  Свободной рукой мэр схватил Андервуд за шею. Вот тогда я и сделал это.
  
  Замахнулся и врезал ему прямо в нос.
  
  Финли отпустил Шерри и схватился обеими руками за нос.
  
  — Боже! — крикнул он, кровь потекла сквозь пальцы. — Мой нос! Ты сломал мне нос!
  
  Как потом выяснилось — не сломал, только расквасил. Но в тот момент я прекрасно понимал, что независимо от того, сломал ему нос или нет, в скором времени мне придется подыскивать новую работу. Когда мэр вернулся из ванной с бумагой в руках, я вспомнил о самой высокооплачиваемой работе в своей жизни, которая хоть и не была связана с живописью, но в свое время мне очень нравилась.
  
  Восемнадцатилетним я все лето косил траву для одной компании по озеленению в Олбани. Устраивало все — это как раз та работа, где сразу видишь результат. Косишь траву ярд за ярдом и с каждым шагом, каждым движением газонокосилки видишь прогресс. Ты знаешь, сколько уже сделал и сколько еще предстоит сделать. Толкая впереди себя газонокосилку и наблюдая, как постепенно сжимается участок твоей работы, чувствуешь, как растет удовлетворенность от сделанного. Редкая работа может принести подобное ощущение.
  
  С тех пор прошло лет двадцать, но я никогда больше не испытывал такого чувства самореализованности. Хуже всего мне приходилось, когда я занимал должность инспектора благотворительных организаций. Чувствовал себя так, словно меня каждый день окунали в дерьмо. Работа в крупной охранной компании была не лучше. К тому времени я уже купил себе пикап. Оставалось только приобрести прицеп, старенький садовый трактор, несколько косилок — вот и все, чтобы начать свое дело. Взять себе в помощники каких-нибудь мальчишек, хотя летом мог бы помогать и Дерек. К тому же на такой работе, возможно, прилично сбросил бы вес.
  
  Я не знал, как отнесется к этому Эллен, но мне казалось, что с ее стороны все будет нормально. Она наверняка сказала бы что-то вроде: «Ты по-прежнему не хочешь попытаться реализовать свои мечты, но в любом случае это будет лучше того, чем ты теперь занимаешься».
  
  Все эти мысли пронеслись в голове в течение нескольких секунд. Затем я вернулся к реальности. Мэр обрабатывал свои раны в ванной.
  
  — Уходи! — бросил я Шерри.
  
  Андервуд выскочила за дверь.
  
  — Боже! — донесся до меня голос Линды. Вероятно, она увидела лицо своей подруги. — Что за черт?
  
  Когда мэр вышел из ванной, я взял его руку и положил на ладонь ключи от машины.
  
  — Авто за углом. Оно легко заводится.
  
  Я вышел из номера, столкнувшись в вестибюле с Лэнсом.
  
  — Что там стряслось? — спросил Гэррик. — В чем дело?
  
  — Финли там. Если попросит перевязать ему член, сначала попроси прибавки.
  
  — Да что у вас случилось?
  
  У меня не было ни сил, ни желания объяснять. Вместо этого я позвонил Эллен и попросил приехать за мной.
  Глава седьмая
  
  Обычно в воскресенье утром мы вставали поздно.
  
  Это единственный день недели, когда ты имеешь полное право валяться в постели сколько вздумается. Если бы не треклятая рабочая этика, которую вбил в меня отец, думаю, я с удовольствием не вылезал бы из-под одеяла до полудня все дни недели, но обычно поднимался, когда не было еще и шести, и обдумывал, какие дела предстоит выполнить. Это касалось не только работы, но и домашних обязанностей. Если не было клиентов, чьи лужайки требовалось привести в порядок, нужно было натянуть новую сетку на дверь, почистить засорившуюся раковину или починить сломанную газонокосилку.
  
  Но по воскресеньям все было иначе.
  
  К тому же нам не нужно было наряжаться с утра пораньше и идти на службу в церковь. Я не большой поклонник религиозных обрядов. Родители Эллен были последователями пресвитерианской церкви и пытались обратить дочь в эту веру, но она перестала ходить в церковь еще в подростковом возрасте и ничто не могло заставить ее снова проникнуться религией. Не знаю, насколько важно то, что когда-то ты был последователем пресвитерианской церкви. На мой взгляд, это так же серьезно, как быть, к примеру, католиком. Что касается меня, родители не прививали мне ничего, кроме чувства собственного достоинства и ответственности. Это позволило мне правильно оценивать ситуацию и действовать в соответствии с нормами морали и права.
  
  Впрочем, моя личная жизнь никогда не была образцом для подражания. То, что я так задержался на службе у мэра Финли, — одно из ярких тому подтверждений.
  
  Если Дерек по воскресеньям мог спать хоть до ужина, мы с Эллен обычно вставали в восемь или в девять утра. Правда, то воскресное утро трудно было назвать обычным. Меньше суток назад мы узнали о том, что случилось с Лэнгли. И пускай наши ночные страхи оказались беспочвенными, уснуть не получалось. Примерно в шесть часов утра, лежа на боку и глядя на светящийся в темноте дисплей радиочасов, я почувствовал, что Эллен тоже не спит. Мы лежали спиной друг к другу и не шевелились, но жена во сне дышала глубже. В тот же момент все было иначе. Я перевернулся на другой бок и тихонько дотронулся до ее спины.
  
  Эллен повернулась, но ничего не сказала. Она посмотрела на меня серьезно, не улыбаясь, затем вытянула руки, обняла меня и прижалась покрепче. Я понял, что она хочет, и лег на нее. Мы молча занялись сексом, но этот порыв был продиктован не влечением, а желанием доказать, что мы еще живы, что мы готовы поддержать друг друга, что неразрывно связаны вместе, потому что прекрасно понимаем, что в самый неожиданный момент все для нас может закончиться.
  
  Эллен поставила передо мной тарелку с французскими тостами, посмотрела в окно и сообщила:
  
  — Смотри-ка, к нам приехал Барри.
  
  Минуту спустя Дакуорт уже стоял на веранде. Он легко постучал в дверь. Было почти восемь утра, мы встали два часа назад, но только сейчас решили позавтракать.
  
  Я остался сидеть за кухонным столом, а Эллен открыла пластиковую дверь на веранду.
  
  — Привет, Барри.
  
  Детектив кивком поприветствовал ее, словно извиняясь за вторжение.
  
  — Простите, что потревожил вас так рано.
  
  — Заходи, — пригласил я.
  
  — Хотите кофе? — спросила жена.
  
  — Не откажусь, — отозвался Дакуорт. — Черного, если можно.
  
  Он зашел на кухню и нерешительно приблизился к столу, за которым я сидел. Было только восемь утра, а белая рубашка уже прилипла к его объемистому животу. Эллен дала полицейскому чашку с кофе, а он уставился на мой завтрак, обильно политый кленовым сиропом. Жена проследила за его взглядом и спросила:
  
  — Не хотите французских тостов, Барри?
  
  — Нет, пожалуй, не надо, — с колебанием ответил он.
  
  — Меня это совсем не затруднит.
  
  — Ну, если вы настаиваете. Перед тем как выйти из дома, я съел только маленькую тарелку отрубей с клубникой.
  
  — Здоровая пища, — заметил я.
  
  — Морин пытается посадить меня на диету, чтобы я сбросил вес, — объяснил он. — Поэтому дома я питаюсь здоровой пищей, а потом перекусываю еще чем-нибудь.
  
  Я улыбнулся и показал рукой на стул, стоявший напротив меня. Эллен обмакнула два кусочка хлеба во взбитые яйца, включила конфорку и поставила сковородку.
  
  — Как у тебя дела? — спросил я.
  
  Барри пригладил жидкие волосы на лысеющей макушке.
  
  — Ну, у нас есть несколько версий. Кажется, так говорят британцы?
  
  — Думаю, да.
  
  — Трудно работать так долго адвокатом, как Альберт, и не нажить себе хоть сколько-нибудь врагов. Уверен, он знал немало людей, способных вытворить что-то в этом духе.
  
  — А я не могу представить себе человека, который способен совершить такое, — покачала головой Эллен.
  
  — Да, конечно. Понимаю, о чем вы. Я, конечно, мог бы сказать, что при моей работе нужно быть готовым ко всему, но, если честно, я никогда еще не видел ничего подобного. Чтобы целую семью. Тем более в таком городе, как Промис-Фоллс.
  
  — Это же Америка, — заметила жена, положив кусочки хлеба на разогретую сковороду. — Здесь все может случиться. И где угодно.
  
  — Что-то у нас в последнее время участились подобные случаи.
  
  — Неужели? — вмешался в разговор я.
  
  — Ну, было еще два убийства, — признался Дакуорт. — Три недели назад прикончили одного парня в «Трентоне». — Это бар в северной части города. В том районе у меня было мало клиентов. — Его звали Эдгар Уинсом. Сорок два года, женат, двое детей, рабочий с цементного завода. Застрелен в грудь.
  
  — Боже! — Меня новость неприятно удивила. — Драка в баре?
  
  Барри покачал головой:
  
  — Возможно, только все случилось за пределами бара. И никто из посетителей не видел, чтобы он ввязывался в потасовку или спорил с кем-то. Просто заглянул в бар, выпил несколько кружек пива, поговорил со своими приятелями, потом ушел, а позже его нашли на заднем дворе. В баре было так шумно, что никто не услышал выстрела.
  
  — Наверное, с кем-нибудь повздорил, — предположил я.
  
  Детектив кивнул мне в ответ:
  
  — Вполне вероятно. Тем более что его даже не ограбили. Кошелек, деньги и кредитные карты были на месте.
  
  — Все готово. — Эллен сняла сковородку с плиты.
  
  — И мы никак не можем сдвинуть это дело с мертвой точки, — посетовал Барри.
  
  — Два убийства? — переспросил я.
  
  — Что? — не понял Дакуорт, отхлебывая кофе.
  
  — Ты сказал, что было два случая?
  
  — Ах да. Был еще один. Пожилой мужчина, пятидесяти лет, по фамилии Найт. Владел автомастерской в пяти милях от города, у двадцать девятого шоссе. Однажды вечером он заперся у себя. Все ушли, свет был погашен, но кто-то проник к нему и пустил пулю в голову. Это случилось вечером в пятницу, за неделю до того, как застрелили парня у «Трентона».
  
  Эллен положила тосты на тарелку.
  
  — Добавить сахара и сиропа? — спросила она.
  
  — Да, пожалуйста, — ответил Барри.
  
  Жена приправила тосты и поставила тарелку перед гостем.
  
  — Какое великолепие!
  
  — А почему я ничего не слышал об этом? — удивился я.
  
  Дакуорт уже собирался отправить в рот первый кусок, но вдруг замер и посмотрел на меня.
  
  — Видимо, тебя просто не интересовала подобная информация. — Он стал с наслаждением пережевывать тост, запивая кофе. — Если честно, то о происшествии в «Трентоне» газеты написали от силы пару абзацев. Ну убили человека рядом с баром. Рядовой случай. Найт из автомастерской был удостоен большего внимания, однако вокруг его дела тоже не стали поднимать особой шумихи.
  
  — Мы же тогда уезжали, — напомнила мне Эллен.
  
  Я призадумался. Мы ездили в Вермонт, плавали на пароме в Берлингтон. Это путешествие мы совершали каждый год. Дерек был предоставлен практически самому себе. Попросили сестру Эллен — Кэрол — заезжать к нему время от времени, готовить обеды, иногда неожиданно появляться по вечерам, чтобы узнать, чем он занимается. Мы не хотели, чтобы сын устраивал вечеринки в наше отсутствие, и парень страшно злился на нас за это. «Записывай все наши грехи, чтобы потом припомнить как-нибудь», — говорил я ему иногда.
  
  — К тому времени, когда вы вернулись, в газетах уже ничего не было, — пояснил Барри. — Эллен, какая вкуснятина. Я не должен был их пробовать. Теперь мне придется пропустить ленч — этого завтрака мне хватит на весь день.
  
  Эллен улыбнулась, но было видно, как она напряжена. Как и я, жена была удивлена ранним появлением детектива. Мы знали, что он занимается расследованием убийства Лэнгли, но не верили, что заглянул к нам просто по старой дружбе или в надежде, что его накормят здесь завтраком. Я был уверен — Дакуорт что-то задумал.
  
  — Послушай, Барри, а что у тебя за версии касательно убийства?
  
  Он помолчал, дожевывая очередной кусок. Полицейский так быстро сметал тосты Эллен, что мы и глазом моргнуть не успели. Жена чудесно их готовила. Дакуорт заглянул в пустую кружку.
  
  — Вы не нальете мне еще?
  
  — Конечно. — Эллен взяла кофейник и наполнила его.
  
  — Вот замечательно. — Он вытер салфеткой сироп с уголков губ. — Мы попытались восстановить порядок событий. Альберт открыл дверь, и, вероятно, его застрелили первым. Затем была убита Донна, а потом — Адам. Парня пристрелили при попытке убежать.
  
  Я представил себе эту картину и на некоторое время потерял дар речи.
  
  — Прямо у двери черного хода, — продолжил Барри. — Ему почти удалось выбежать из дома. Как ни прискорбно это говорить, но, возможно, даже хорошо, что так все вышло. Если бы он выбежал на улицу, то скорее всего прибежал бы сюда и привел убийц прямо к вам.
  
  Эллен посмотрела на меня. Я пожалел, что она услышала эти слова.
  
  — Барри, мы с тобой давние друзья, и я понимаю, что ты пришел к нам не для того, чтобы поболтать по душам. Чего ты хочешь?
  
  Он отправил в рот последний кусок тоста и запил кофе.
  
  — Все дело в твоем сыне.
  Глава восьмая
  
  Я поднялся в комнату Дерека, пока Эллен оставалась внизу с Дакуортом. Осторожно открыв дверь, заглянул внутрь. На этот раз он крепко спал. Я не знал, как долго они потом разговаривали с Пенни. После того как вместо безумного маньяка я обнаружил у нас на веранде эту сладкую парочку, нам с Эллен пришлось объясняться с полицейскими и приносить им извинения. Потом мы пошли спать.
  
  Я хотел сказать Дереку, чтобы тоже ложился, но прекрасно понимал, что убийство Лэнгли потрясло его не меньше, чем нас. Возможно, даже больше. И если он хотел пообщаться со своей девушкой, чтобы немного успокоиться, я не собирался ему мешать.
  
  Сев на край кровати, дотронулся до его плеча. Парень вздрогнул и тут же проснулся.
  
  — Что? — спросил он, поворачиваясь и открывая глаза.
  
  — Все в порядке. Прости, что разбудил тебя.
  
  — Что-то случилось? Сегодня ведь мы не работаем?
  
  — Нет. Приехал Барри Дакуорт. — Дерек не понял и равнодушно смотрел на меня. — Полицейский, ведущий расследование. Тот самый, с которым ты разговаривал вчера. Он хочет побеседовать с тобой.
  
  — Что ему от меня нужно? Я ничего не знаю.
  
  — Ему приходится опрашивать много людей. Он тебе все объяснит, когда спустишься вниз.
  
  — Мне одеться?
  
  — Было бы неплохо, — улыбнулся я. — Только не нужно официоза, и никаких галстуков.
  
  — Галстуков?
  
  — Шутка. Накинь что-нибудь и спускайся.
  
  Я вернулся в кухню, через пару минут туда пришел и Дерек. Он надел футболку с эмблемой хоккейного клуба «Нью-Йорк айлендерс» и рваные джинсовые шорты. Его черные волосы по-прежнему были взъерошены.
  
  — Здравствуй, Дерек, — поприветствовал его Барри.
  
  Сын молча кивнул.
  
  — Хочешь французских тостов? — спросила Эллен.
  
  — Мама, я еще не проснулся.
  
  — Садись, — пригласил Дакуорт. Дерек отодвинул стул и уселся на него. — Как у тебя дела?
  
  — Я устал, — вздохнул Дерек.
  
  — Да, прости, что поднял тебя так рано, но мне понадобится твоя помощь.
  
  Сын поднял на него глаза и показался действительно утомленным.
  
  — Ты ведь был у Лэнгли незадолго до того, как они уехали?
  
  Дерек медленно кивнул, словно размышляя над ответом. Этот вопрос показался мне слишком прямолинейным.
  
  — Около восьми?
  
  — Значит, ты был последним, кто видел Лэнгли живыми, если только они не останавливались на автозаправке или где-нибудь еще после своего отъезда, а также ты был последним, кто находился в их доме перед убийством?
  
  Дерек сглотнул.
  
  — Наверное, — согласился он.
  
  — Так вот зачем я сюда, собственно, пришел… мне нужно, чтобы ты пошел со мной в дом Лэнгли и посмотрел, нет ли там чего-нибудь необычного.
  
  Эллен охнула и тут же вмешалась в разговор:
  
  — Вы ведь это не серьезно? Вы же не собираетесь тащить нашего сына в тот дом… где все случилось?
  
  Представляю, что в тот момент она говорила про себя: «Ах ты, сукин сын, сначала ешь мой завтрак, а потом говоришь такое!»
  
  Барри извинился, но при этом совсем не был похож на человека, который испытывает чувство вины за свои слова.
  
  — Мне нужна помощь Дерека. Его участие в расследовании очень важно, Эллен. Он может заметить что-нибудь необычное. Или увидит какую-нибудь пропажу. Может, картину или…
  
  — Картину? Вы думаете, что Лэнгли убили потому, что кто-то хотел украсть у них картину? — Она бросила взгляд на меня как на специалиста по живописи. — У Лэнгли были ценные произведения искусства?
  
  — Ничего такого не слышал.
  
  — Я просто привел пример, — объяснил Барри, стараясь не показывать раздражения. — Не знаю, были ли у них дорогие картины или нет. Может, преступники проникли в дом, чтобы украсть украшения миссис Лэнгли или…
  
  — А что может знать Дерек об украшениях Донны? — возмутилась жена. — Почему вы вообще…
  
  — Эллен, — попытался я перебить ее, но у меня ничего не получилось.
  
  — …спрашиваете его об этом?
  
  — Опять-таки, — продолжал Барри очень спокойно, но было видно, как он напряжен, — это лишь одно из предположений. Возможно, в доме произошли какие-то перемены, о которых я не знаю. А Дерек вполне может заметить, что какие-то вещи исчезли. Вот что я имел в виду.
  
  — Понятно. Но я не дам разрешения. Ни при каких…
  
  — Я пойду туда, — твердо сказал сын.
  
  — Нет, не пойдешь, — отрезала Эллен. — Я тебе не позволю.
  
  — Я сделаю это, — повторил Дерек, не сводя глаз с Барри. — Если вы так хотите.
  
  Жена открыла от удивления рот. Она была готова снова возразить, но передумала.
  
  — Все хорошо, мам. Если благодаря мне быстрее поймают убийцу Адама, я готов сделать все, что от меня зависит.
  
  Дакуорт пожал руку Дереку.
  
  — Молодчина. Не хочешь сначала позавтракать? Для начала нужно подкрепиться. Я подожду. Твоя мама готовит потрясающие французские тосты. Хотя, может, тебе лучше пока не есть. Ну, ты меня понимаешь? Это просто совет человека, который уже побывал там.
  
  Жена с мольбой посмотрела на меня, надеясь, что я поговорю с Барри. Я примерно понял, чего она хотела.
  
  — Барри, ты не против, если я пойду с Дереком?
  
  Эллен облегченно вздохнула. Значится угадал.
  
  — Конечно, Джим, не возражаю.
  
  На пару секунд в комнате повисла пауза, пока Дерек не прервал ее:
  
  — Так мы идем?
  
  Мы направились к двери. Я шел за Барри и сыном. Уже в дверях Эллен дотронулась до моего плеча и прошептала на ухо:
  
  — Прости, но я не могу пойти с вами. Просто не могу.
  
  — Понимаю.
  
  — Присмотри там за ним.
  
  Я похлопал ее по плечу, стараясь немного приободрить, а затем вышел из дому. Дерек и Барри ушли достаточно далеко, и мне пришлось догонять их.
  
  — Значит, летом ты работаешь у отца? — спросил детектив.
  
  — Ага, — ответил сын. Я подумал, что даже в этой ситуации он мог бы сказать правильно — «да». Родители всегда остаются родителями.
  
  — Тяжело работать на улице в такую жару?
  
  — Да, нелегко, — согласился Дерек. — Но в начале недели были сильные дожди, мы немного отдохнули. Зато потом пришлось все наверстывать.
  
  — Я тебя понимаю, — проговорил Барри таким тоном, словно внезапно они с моим сыном стали хорошими друзьями. Не знаю почему, но это успокоило меня.
  
  Беседа постепенно сошла на нет, когда мы приблизились к дому Лэнгли. У самого дома вдруг возникло такое чувство, что я в первый раз очутился в этом месте. Внешне здесь ничего не изменилось — все выглядело так же, как и неделю или месяц назад, не считая желтой оградительной ленты. А вот атмосфера стала зловещей и гнетущей. Я тут же задал себе вопрос, что будет с домом теперь, когда все Лэнгли умерли. Наверняка родственники захотят продать его. Меня передернуло при мысли о том, что агент по продаже недвижимости будет искать покупателей для дома, где были убиты три человека.
  
  Мы было направились к черному ходу, но Барри вдруг остановился и сказал:
  
  — Войдем через переднюю дверь, у черного хода еще не убрались.
  
  Сын, молчавший почти всю дорогу, неожиданно спросил:
  
  — Неужели они еще там?
  
  Дакуорт улыбнулся:
  
  — Нет, тела уже убрали, Дерек.
  
  Мой парень молча кивнул с таким видом, словно уже знал об этом и просто пошутил. Как будто у кого-то было настроение для шуток.
  
  Мы обошли дом и приблизились к крыльцу, около которого стояла патрульная машина и служебный автомобиль Барри. За рулем сидел полицейский. Дакуорт подошел к нему и, склонившись над окном машины, сказал, что мы зайдем внутрь, чтобы осмотреть дом. Вряд ли Барри нужно было спрашивать разрешение у этого человека, но сегодня он был чрезвычайно вежливым и предупредительным.
  
  — Ладно. — Детектив направился к двери. — Идем.
  
  На пороге дома он предупредил нас, чтобы ничего не трогали. Затем открыл дверь и пропустил нас внутрь.
  
  — Постарайтесь держать руки в карманах.
  
  Мы подчинились. Дерек вошел первым, но, едва зайдя в холл, мы остановились, словно были туристами на экскурсии, а Барри играл роль нашего гида.
  
  Ничего не скажешь, хорошая экскурсия.
  
  На ковре было два черных пятна — прямо перед нами и у лестницы. И хотя тела Лэнгли увезли, в доме стоял такой смрад, что перехватывало дыхание. Я инстинктивно вытащил руку из кармана и зажал рот.
  
  — Да, вы уж извините, — скривился полицейский.
  
  Я снова убрал руку в карман.
  
  Взглянув на Дерека, я увидел, что ему тоже нелегко. Он пытался дышать ртом и водил глазами по сторонам. Его руки в карманах шортов были стиснуты в кулаки.
  
  — Вот здесь, — Барри показал на пятно крови перед нами, — умер Альберт Лэнгли, в этом месте мы обнаружили его тело. Полагаем, что в дверь постучали, он пошел открывать, и вскоре был застрелен. А вот там, — продолжал Дакуорт, ведя нас мимо кровавого пятна в сторону лестницы, — нашли тело Донны Лэнгли — на лестнице было крови не меньше, чем у двери. — Наверное, она вышла из своей комнаты, когда услышала шум; тут все и случилось.
  
  — Господи… — Я смотрел на сына, чье лицо приняло каменное выражение, а потом с трудом проговорил: — Что случилось с Адамом?
  
  — Его нашли в конце коридора, у лестницы, ведущей к черному ходу.
  
  Прежде чем продолжить осмотр дома, Барри попросил нас надеть бахилы, чтобы мы не натоптали на месте преступления. Он вытащил их из кармана и протянул две пары. Разумеется, и нам пришлось вынуть руки из карманов. Мы с Дереком по очереди натянули бахилы, поддерживая друг друга. Они были мятыми и на ощупь напоминали бумагу, только гораздо прочнее.
  
  Когда мы закончили, Барри велел нам следовать за ним по коридору. Это напоминало выступление канатоходцев: мы шли гуськом друг за другом, держа руки в карманах и стараясь не задевать плечами стены. Я обратил внимание, что в доме повсюду был рассыпан светлый порошок. Он был на дверных ручках, перилах лестницы, на полу по углам.
  
  Дакуорт проследил за моим взглядом.
  
  — Это чтобы снять отпечатки пальцев.
  
  — Ну конечно, — понимающе кивнул я.
  
  — Мы хотим взять твои отпечатки, — обратился Барри к Дереку.
  
  — Что?
  
  — Не волнуйся. Мы знаем, что ты здесь ни при чем. Но если убийца — или убийцы — оставил отпечатки, мы должны суметь вычислить их.
  
  — Понятно, — согласился Дерек.
  
  Мы добрались до конца коридора, где начиналась лестница, ведущая к черному ходу. Там была еще одна лужа запекшейся крови. Я почувствовал головокружение.
  
  — Дерек, — произнес Барри. — Ты ничего не заметил? Может, какие-то вещи стоят теперь не на своем месте? Что-то пропало? Или, наоборот, появилось нечто, чего раньше не было?
  
  За прошедшие годы я несколько раз бывал в доме, и, на мой взгляд, здесь все было в порядке, не считая, конечно, кровавых пятен. Дом не обыскивали. Вещи не были раскиданы. Не похоже, что после убийства здесь что-нибудь искали.
  
  Если только убийцы не знали точно, где находилось то, за чем они пришли.
  
  — Я… ничего не заметил, — пробормотал Дерек.
  
  — Давай все-таки медленно обойдем весь дом, — предложил детектив. Он жестом велел нам развернуться и следовать назад в холл. — Начнем с кухни.
  
  Здесь ничто не указывало на ужасные события, которые произошли за соседней стеной, и можно было свободно дышать. Мы наконец-то почувствовали облегчение. Донна всегда казалась мне немного странным человеком, просто помешанным на чистоте. Ее кухня служила явным тому доказательством: все на своих местах, в раковине — ни одной грязной тарелки, продукты аккуратно разложены по полочкам в холодильнике. Барри открыл его, толкнув дверцу в торец, чтобы не браться за ручку, которую тоже посыпали порошком для снятия отпечатков пальцев.
  
  — Я видел миссис Лэнгли здесь, она собирала продукты для поездки, — сказал Дерек. — И неважно себя чувствовала.
  
  — Верно. Секретарша Лэнгли сказала, что из-за ее дурного самочувствия им пришлось вернуться. Кулер с едой и кое-что из продуктов все еще в машине, они даже не успели их вытащить. Значит, на кухне нет ничего необычного?
  
  — Нет.
  
  — Хорошо, тогда пойдем наверх.
  
  Мы перешагнули через лужу крови Донны Лэнгли у первой ступеньки лестницы, словно это была дождевая вода, собравшаяся на тротуаре после грозы. Как хорошо, что на лестнице был ковер и кровь не растеклась по полу!
  
  — И смотрите, — напомнил нам Барри, — ни к чему не притрагивайтесь!
  
  Мы опять засунули руки в карманы, но, перешагивая через кровавые лужи, вынули их, чтобы сохранять равновесие.
  
  — Итак. — Барри остановился перед первой дверью слева. — Это комната Адама. Ты, наверное, часто здесь бывал, Дерек?
  
  Сын кивнул.
  
  — Мы просто зайдем и посмотрим, все ли там на месте.
  
  Я вспомнил, что у Дакуорта есть дети и он прекрасно представляет, как может выглядеть комната подростка. Разбросанные повсюду вещи вовсе не означали, что какой-нибудь преступник или преступники устроили здесь обыск. Это была самая обычная комната семнадцатилетнего парня. Такая же, как у Дерека. На полу куча одежды, кровать не убрана, на столе груды журналов о компьютерах, скейтборде и с фотографиями красивых девушек. Стены были завешаны разнообразными постерами. Один из них выполнили в стиле призывных плакатов времен Второй мировой войны — улыбающийся солдат с кружкой кофе в руках. Надпись гласила: «Лучше пить, чем болтать. Болтун — находка для шпиона!»
  
  Как и в комнате Дерека, здесь повсюду валялись детали от компьютеров, а также находилось три монитора, с полдюжины клавиатур, бесконечные кабели и провода, упаковки от компьютерных игр. Под столом стояли старая приставка и три системных блока.
  
  Барри вздохнул:
  
  — Не знаю, удастся ли тебе определить, пропало что-нибудь отсюда или нет, но все-таки: что скажешь?
  
  Дерек с минуту стоял на месте и молча изучал комнату, а потом ответил:
  
  — Все в порядке.
  
  — Ты уверен?
  
  — Да.
  
  Дакуорт велел нам выйти в коридор. Дальше мы направились в комнату для гостей — там было чисто — как в номере отеля; вряд ли отсюда могли что-то вынести. Мы заглянули в ванную — она выглядела так, словно Донна подготовила ее для приезда гостей.
  
  В какой-то степени так оно и было — к ним действительно пришли гости.
  
  На втором этаже неосмотренной оставалась только спальня хозяев.
  
  — Не знаю, видел ли ты когда-нибудь их комнату, но давай зайдем и туда.
  
  Я почувствовал облегчение, что Дакуорт не сказал то же самое мне. Я заглянул Дереку через плечо — здесь все было так же, как и в тот единственный раз, когда я заходил сюда, не считая, наверное, порошка для отпечатков пальцев.
  
  — Все в порядке.
  
  — Ладно. Хорошо, — отозвался детектив. — Если ты ничего не увидел, то здесь нам делать нечего. Осталось проверить только одно помещение.
  
  — Какое? — с удивлением спросил Дерек.
  
  — Цокольный этаж.
  
  — А, — протянул он. — Думаете, там кто-то был?
  
  — Ну, мы все должны выяснить.
  
  Итак, мы спустились по лестнице, перешагнули через лужу крови Донны, затем пошли по коридору и миновали еще одну лестницу, ведущую к черному ходу, где умер Адам Лэнгли. Барри обогнул кровавые пятна и стал спускаться, но следовавший за ним Дерек вдруг остановился на последней ступеньке. У него перехватило дыхание.
  
  — С тобой все в порядке? — спросил я. Возможно, Эллен была права: зря я согласился подвергнуть сына такому испытанию. Дакуорт не должен был этого делать. К тому же он не узнал ничего нового, приведя нашего парня сюда.
  
  — Я просто… я представил, как он лежал здесь, — с ужасом проговорил Дерек.
  
  — Понимаю, — кивнул я.
  
  — Если бы только он успел добраться до двери. Если бы он бежал чуть-чуть быстрее…
  
  Барри высунул голову из-за стены:
  
  — Ты о чем, Дерек?
  
  — Если бы он бежал быстрее, мог бы спастись.
  
  — Его застрелили в голову, — напомнил Дакуорт, — как бы быстро ты ни бежал, трудно обогнать пулю.
  
  Дерек дышал быстро и прерывисто.
  
  — Если бы он выбежал из дома, смог бы спрятаться в лесу.
  
  — Я думаю, что больше не стоит мучить Дерека, — предложил я Барри.
  
  — Мы почти закончили, — заметил он. — А теперь давай попробуем спуститься так, чтобы ни на что не наступить.
  
  — Может, тебе принести воды или еще чего-нибудь? — спросил я сына.
  
  — Мы здесь не задержимся. И я не хочу, чтобы кто-то из нас пользовался стаканами из посудного шкафа Лэнгли.
  
  Обойдя кровь, спустились в общую комнату. Свет уже был зажжен. Это помещение мало чем отличалось от любого другого цокольного этажа. Стены, обитые деревянными панелями. Видавшая виды кушетка, которая, вероятно, когда-то стояла в гостиной. Телевизор с экраном в тридцать шесть дюймов, только обычный, а не вроде тех плоских, что вешают на стену.
  
  Я подумал, что вряд ли в этой комнате могли что-то искать. Казалось, все стояло на своих местах.
  
  — Что скажешь? Вы с Адамом, наверное, частенько бывали здесь?
  
  — Да, было дело, — тихо сказал Дерек.
  
  — Ничего не пропало?
  
  Мой парень медленно покачал головой.
  
  — Ты уверен?
  
  Он кивнул.
  
  — А что там? — спросил Барри, указывая в дальний угол комнаты.
  
  — Ты о чем? — спросил я, не понимая, что там мог увидеть полицейский.
  
  Дакуорт прошел по комнате и показал на люк примерно в три фута шириной. Он начинался прямо от плинтуса и был слегка приподнят.
  
  — Что ты на это скажешь? — спросил он Дерека.
  
  — Вы о чем?
  
  — Это люк в подвал. Он приоткрыт. Видишь?
  
  — Конечно.
  
  — По-твоему, это ничего не значит? Ты ведь уже осмотрел дом, и везде был полный порядок… ну кроме комнаты Адама. Я знаю, Донна Лэнгли любила чистоту в доме, хотела, чтобы ее жилище напоминало фотографии из глянцевых журналов по интерьеру. Всему было свое место. Поэтому мне и кажется странным, что люк в подпол приоткрыт.
  
  — Даже не знаю, — промямлил сын.
  
  — Возможно, — предположил я, — поскольку они уезжали на некоторое время, Альберт решил достать что-то оттуда. Кулер или еще что-нибудь. То, что могло пригодиться им в путешествии.
  
  — Не исключено. Уверен, в этом нет ничего серьезного. Просто мне кажется, что это место идеально подходит для укрытия.
  
  — Когда были маленькими, — вспомнил Дерек, — мы с Адамом часто играли там. Представляли, что это пещера, и изображали из себя ученых или путешественников, вроде Индианы Джонса. Вы понимаете? Но теперь я даже не уверен, что смогу туда пролезть.
  
  — Стал слишком большим? — спросил Барри. — А знаешь что? Давай проверим, сможешь ты туда залезть или нет.
  
  — Что?
  
  Детектив отодвинул люк. Подвал оказался заставлен коробками, на которых фломастером было написано «Новогодние игрушки» или «Судебные ежегодники».
  
  — Кто-то там наверняка побывал. На бетонном полу повсюду пыль, кроме места прямо под люком, — ее там как будто стерли. Полезай и осмотрись там.
  
  — Не хочу, — отказался Дерек. — У меня просто нет желания туда лезть.
  
  — Тогда это сделаю я. — Барри вынул из карманов руки, встал на четвереньки и полез в подвал. — Хоть я большой жирдяй в отличие от вас, ребята, все равно смог протиснуться, а значит, сюда мог проникнуть кто угодно.
  
  — Но, Барри, — усомнился я, — ведь вы уже выяснили, что убийца или убийцы пришли через дверь. Зачем доказывать, что кто-то мог скрываться в подполе?
  
  Отдуваясь и пыхтя, он выбрался наружу. Я надеялся, что после этого у него не случится сердечного приступа.
  
  — Да откуда мне знать? — возмутился он. — Просто я хочу отработать все версии.
  
  — Мы закончили? — спросил я Дакуорта.
  
  — Думаю, что да. — Он глубоко вздохнул, приходя в себя после путешествия в подпол. — Итак, Дерек.
  
  — Да?
  
  — Ты говоришь, что ушел в восемь вечера?
  
  — Верно.
  
  — А что делал потом?
  
  — Ну… я уже и не помню… кажется, встречался с Пенни.
  
  Я ответил не подумав:
  
  — Но ты же говорил, что родители заперли ее дома. Она вроде разбила отцовскую машину?
  
  — Да, точно. Я хотел погулять с ней, но когда понял, что ее не отпустят, побродил еще немного один и вернулся домой.
  
  — А где ты гулял? — спросил Барри.
  
  Дерек вытащил руку из кармана и почесал нос. Складывалось впечатление, что он просто тянул время.
  
  — Ходил по городу, зашел в магазин видеоигр. Просто посмотреть, что есть новенького.
  
  Детектив немного помолчал, а потом спросил:
  
  — Когда ты вернулся домой?
  
  — Не знаю. В девять или в полдесятого.
  
  Я попытался вспомнить, когда пришел Дерек тем вечером. Мы с Эллен легли спать рано — в полдесятого, наверное, — но я не слышал, как он вернулся. И мы точно с ним в тот вечер не разговаривали.
  
  — Он правильно говорит? — обратился ко мне Барри.
  
  Я открыл рот, задумался, а потом сказал:
  
  — Да, все так и было.
  
  — Ты слышал, как он пришел? — спросил Дакуорт, желая получить подтверждение.
  
  — Совершенно верно, — солгал я.
  Глава девятая
  
  Барри всучил мне свою визитку и направился к машине, чтобы вернуться в Промис-Фоллс, а мы с Дереком медленно пошли по дорожке к нашему дому. Вдруг сын остановился и спросил:
  
  — Зачем ты это сделал? Сказал полицейскому, что слышал, как я вернулся домой?
  
  — А разве я был не прав? Хочешь сказать, что я не слышал, как ты пришел в полдесятого?
  
  Дерек колебался.
  
  — Значит, я ошибся и на самом деле ты пришел в другое время?
  
  Он по-прежнему не знал, что ответить.
  
  — Я просто хочу сказать, что вряд ли ты мог это услышать.
  
  — Получается, что либо ты пришел в другое время, либо проник в дом так тихо, что никто этого не услышал?
  
  Сын рассеянно покачал головой:
  
  — Я просто не понимаю, почему ты солгал ему.
  
  Теперь настала моя очередь думать над ответом.
  
  — На самом деле я пытался помочь тебе. Не знаю, может, ты на самом деле встречался с Пенни — вдруг ей удалось сбежать из-под домашнего ареста — и ты просто не хочешь ее во все это впутывать. Я лишь подумал, что будет проще, если скажу Барри то, что сказал.
  
  Дерек задумался на минуту, а потом кивнул.
  
  Я остановился и взял сына за руку.
  
  — А ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил я, заглядывая ему в глаза.
  
  — Нет, — ответил он, рассматривая гравий у себя под ногами.
  
  — Посмотри на меня. Я вижу, как тебя потрясла смерть лучшего друга и как нелегко тебе пришлось. И я понимаю, почему ты ведешь себя так странно. Но иногда мне кажется, что здесь есть кое-что еще. И ты пытаешься что-то от меня скрыть, хотя на самом деле стоило бы все рассказать. Если не Барри, то уж точно нам с мамой. Мы не сможем ничего для тебя сделать, если ты не поделишься с нами. Это очень серьезно, Дерек.
  
  — Знаю. Не нужно говорить мне об этом. Я не дурак.
  
  — Так ты ничего не хочешь мне сказать? Например, о том, когда вернулся домой?
  
  Он помолчал.
  
  — Не помню точно, во сколько это было. Думаю, вы уже спали. Я знаю, как рано вы ложитесь по пятницам. Ты наверняка сильно устал, поэтому я старался не шуметь. Может, это случилось даже не в полдесятого, а позже.
  
  Я ждал, что он скажет дальше. Но напрасно.
  
  — Вот и все, — закончил Дерек.
  
  — Кстати, по поводу вопроса Барри. Что ты делал между восемью вечера и тем моментом, когда вернулся домой?
  
  — Ничего. — Он словно пытался защититься. — Правда, ничего.
  
  — Где ты был?
  
  — Боже, да какая разница? Думаешь, я убил наших придурочных соседей?
  
  Я даже не поморщился, когда он это сказал; мне нужно было выяснить все до конца.
  
  — Нет. — Я оставался спокоен. — Конечно, нет. Но начинаю думать, что, возможно, ты уже знал о том, что там случилось. Так что отвечай на мои вопросы. Где ты был после того, как ушел от Лэнгли, и до того момента, как вернулся домой? Не думаю, что с Пенни — ведь ее же не выпускали из дома.
  
  — Я решил прогуляться.
  
  — До дома Пенни? Она живет далеко отсюда. У тебя ушло бы на это минут тридцать-сорок.
  
  — Нет, я просто гулял. Разве это преступление, если я решил пройтись?
  
  — Где?
  
  — Что?
  
  — Где ты гулял?
  
  — Да здесь, поблизости. Прошелся до ручья. Посидел там, позвонил по сотовому Пенни, мы поговорили немного. Мы где-то час, наверное, болтали. Потом я вернулся домой. Так много ходил, что даже устал немного. Знаешь, кажется, у нас в жизни пошла черная полоса.
  
  Не знаю, сказал ли он это искренне или просто пытался разжалобить, чтобы отец перестал мучить его вопросами. Я склонен был верить последнему.
  
  — Кстати, судя по тому, что я видел прошлой ночью, у вас с Пенни все хорошо?
  
  — Да. Если бы только не ее родители. Они меня терпеть не могут.
  
  — Почему ты так решил?
  
  — Даже не знаю.
  
  — Наверняка у тебя есть какие-то мысли на этот счет.
  
  — Ну, возможно, это все потому, что однажды ее отец застукал нас, когда мы… ну, я тискал Пенни в ее комнате.
  
  — Ты думаешь, из-за этого?
  
  — Он слишком правильный, — пожаловался Дерек.
  
  — Когда какой-то парень тискает твою дочь в ее спальне, в твоем собственном доме, тут любой выйдет из себя, — заметил я.
  
  — Да. Вот поэтому она и улизнула из дома, чтобы увидеться со мной.
  
  — Ради Бога, Дерек, ты еще сильнее испортишь отношения с ее отцом, если позволишь ей подобные выходки.
  
  — Да ладно, — бросил он небрежным тоном, который всегда раздражал меня, — ты что, тоже решил стать правильным?
  
  Я схватил его за руку и встряхнул.
  
  — Никогда больше не говори со мной так. Мне все равно, в какое дерьмо ты вляпался, но еще раз скажешь такое, и тебе не поздоровится!
  
  Если бы я ударил его, он бы не так испугался. Я еще немного подержал сына за руку, потом отпустил.
  
  — Прости, — потупился он.
  
  — Будем говорить начистоту?
  
  — Да.
  
  — Так я тебя слушаю…
  
  — Ну… — Сын, кажется, сбился и потерял нить повествования. — Хорошо, но ты только никому не говори о том, что она убежала из дому после того, как ее отец уснул. Ее подвезла подруга, а потом Такер пешком дошла до нашего дома. Пенни удалось пробраться мимо полицейских, дежуривших на шоссе.
  
  Меня это немного успокоило и совершенно не удивило. Вокруг росло столько деревьев, что понадобился бы целый отряд полицейских, чтобы держать все под контролем.
  
  — Когда она узнала о том, что случилось с Адамом, то забыла обо всех проблемах с родителями и пришла, чтобы проведать меня.
  
  А я-то наивно полагал, что трудно быть отцом семнадцатилетнего парня. Но я и представить себе не мог, каково пришлось бы родителям Пенни, если бы они обнаружили, что их дочь убежала посреди ночи из дому, чтобы навестить своего друга, живущего по соседству с местом, где всего несколько часов назад были убиты три человека.
  
  — Почему ты позволил ей прийти сюда? Девочке небезопасно ходить одной посреди ночи. Особенно приходить сюда после того, что случилось с Лэнгли.
  
  — Значит, теперь ты будешь и за это поливать меня дерьмом, да?
  
  Вот так всегда и бывает, когда пытаешься поговорить со своим ребенком-подростком. Сначала злишься на него по одному поводу, а потом и глазом моргнуть не успеешь, как возникает новая причина для недовольства. «Сосредоточься», — сказал себе я.
  
  — Ты ведь не хочешь со мной ссориться? — спросил я.
  
  Дерек медленно кивнул.
  
  — Честно?
  
  Он снова кивнул, а потом посмотрел на меня, словно хотел мне что-то сказать.
  
  — В чем дело?
  
  — Ну… — начал сын. — Понимаешь, это еще не все. Когда Адам уходил, чтобы сесть в машину родителей, он мне кое-что сказал. Может, это и не важно, но все же…
  
  — О чем ты говоришь? — спросил я, чувствуя, что сердце забилось быстрее.
  
  — Кажется, я заметил одну пропажу в доме. Кое-чего там не хватало.
  
  — Господи, что ты…
  
  — Эй! — крикнула нам с крыльца Эллен. — Может, вы войдете в дом?
  
  Вернувшись в кухню, Дерек наконец-то согласился позавтракать. Этот молодой человек, который полчаса назад заявлял, что у него нет аппетита, положил себе на тарелку четыре куска французских тостов, полил их маслом и сиропом и стал поглощать с такой скоростью, словно его только что выпустили из заключения.
  
  — Хочешь кофе? — спросила Эллен. Рот Дерека был забит, поэтому он просто кивнул.
  
  Когда жена позвала нас в дом, сын буркнул: «Потом расскажу», — и я согласился.
  
  Дело было не в том, что я хотел сохранить наш разговор в секрете от Эллен. Но если парень действительно намеревался рассказать мне что-то важное, я не собирался возмущаться по поводу того, что он не хочет быть одинаково откровенным с обоими родителями. По крайней мере до тех пор, пока не узнаю, что именно он хочет мне сообщить.
  
  Когда сын зашел в дом, Эллен обняла его, боясь, что посещение дома Лэнгли с Барри Дакуортом стало для него серьезным потрясением.
  
  — Со мной все в порядке. Ничего особенного.
  
  Жена посмотрела на меня, пытаясь понять по выражению лица, действительно ли с Дереком все нормально, или он просто пытается держать себя в руках. Я многозначительно покачал головой, не в силах дать определенного ответа. Потом она уговорила его позавтракать.
  
  Я видел, что Эллен хочет расспросить, каково было в доме Лэнгли. Не о том, что он видел — это жена могла позже узнать от меня, — но понять, какое впечатление осталось у него от посещения этого места. И я думаю, она решила, что раз парень поглощает завтрак с таким аппетитом, то, вероятно, его психика не пострадала. Я не был в этом так уверен. Если правильно понимаю подростков, они умеют на время отключить сознание, если очень голодны.
  
  — Я тут подумал, — старательно пережевывая пищу и глядя на меня, заговорил Дерек. — Может, попробуем починить сегодня газонокосилку? Раз у нас есть свободное время.
  
  — Конечно. Думаю, это будет так же просто, как очистить свечу зажигания.
  
  — Мне кажется, — начал Дерек, — что все дело в топливном фильтре. Возможно, он засорился.
  
  Слушая все это, Эллен, наверное, подумала, что сын либо тянется к отцу, чтобы в его обществе побыстрее пережить случившуюся с ним трагедию, либо просто что-то задумал и не хочет говорить ей.
  
  Жена была не такой циничной, как я, поэтому отреагировала просто:
  
  — Вот и замечательно. Сегодня вам будет чем заняться.
  
  Она улыбнулась мне, демонстрируя, что все прекрасно понимает.
  
  Когда Дерек покончил с завтраком и встал, чтобы положить тарелку в раковину, мать остановила его:
  
  — Я сама все уберу. Почему бы тебе не помочь папе?
  
  — Хорошо, — пожал он плечами и направился к черному ходу.
  
  — Скоро подойду! — крикнул я. Эллен посмотрела на меня, и я понял: она хочет услышать о нашем посещении дома Лэнгли. — Все нормально. Это ужасное место, но ничего не случилось.
  
  — Барри никогда бы…
  
  — Не волнуйся. Он просто выполнял свою работу. Ты можешь гордиться Дереком. Парень держался молодцом.
  
  — Но как там было?.. — начала Эллен, но потом осеклась. — Не говори мне. Не хочу этого знать.
  
  Я нашел Дерека в гараже — он ходил взад-вперед, держа в руках тяжелый электрический кусторез. Я совсем не удивился, что он не обратил ни малейшего внимания на нашу сломанную газонокосилку.
  
  — Итак, что ты хотел рассказать? Что пропало из дома Лэнгли?
  
  — Я же говорю: может, это ничего и не значит, — но помнишь, как мы ездили в дом миссис Стокуэлл?
  
  — Агнесс? У которой кошка, похожая на лохматую свинью?
  
  — Ага.
  
  — И что значит «когда мы ездили к ней»? Мы приводим в порядок ее газон раз в неделю.
  
  — Это было в позапрошлый раз, — объяснил Дерек. — Она тогда отдала мне компьютер.
  
  — Верно, — кивнул я. — Какой-то старый хлам из ее гаража.
  
  Зря сказал про старый хлам. Адам и Дерек обожали собирать древние компьютеры. Им нравится — то есть нравилось — разбирать их, сравнивать детали старых и новых компьютеров. Дерек забрал не весь компьютер, а только процессорный блок. Клавиатура и монитор интересовали его гораздо меньше. То есть он взял их у Агнесс, но затем выбросил на свалку по дороге. Я всегда испытывал симпатию к Агнесс Стокуэлл, живущей в одиночестве в своем бунгало на Риджуэй-драйв. Потерять мужа, а год спустя — и сына Бретта… Конечно, это был не самый высокий водопад в мире, но это не имеет значения, когда дно водопада усыпано острыми камнями.
  
  — Так вот, — продолжал Дерек, — мы с Адамом покопались в нем. Посмотрели, какие там были детали и какие именно документы на диске.
  
  Так я узнал о другой стороне их увлечения. Вероятно, Агнесс никогда не думала о том, что в компьютере ее сына могло быть немало информации. Старые письма, рассказы, возможно, порнографические картинки. Стокуэлл плохо разбиралась в компьютерах и, вероятно, думала, что со временем все данные пропадают. Да и как все это могло сохраниться в течение стольких лет в этой коробке из металла и пластика? Но жесткий диск был надежным хранилищем воспоминаний.
  
  — Так, и что дальше?
  
  — Но когда мы были в доме с Барри — полицейским, который нас туда привел, компьютера в комнате Адама не было.
  
  — С чего ты взял? — спросил я. Комната Адама не запечатлелась у меня в голове так ярко, как три огромных пятна крови, но я прекрасно запомнил, что там был ужасный беспорядок.
  
  — Я в этом уверен, пап. Системник стоял прямо на столе. Я знаю, как он выглядел. Блок был бежевого цвета, а остальные компьютеры в комнате Адама — черные. Его там точно не было.
  
  Я на секунду задумался.
  
  — А он был на месте, когда ты видел Адама в последний раз? Прежде чем твой друг уехал с родителями?
  
  — Я не заходил к нему в комнату. Мы в основном торчали на кухне. Последний раз я приходил к нему за день до этого. В четверг, кажется. И компьютер был на месте.
  
  — А ты больше не заметил в комнате ничего необычного? Может, еще что-то пропало?
  
  — Точно не знаю. Я оставался там совсем недолго. Но мне показалось, что в остальном все в порядке.
  
  — Почему ты не сказал об этом Барри? Ведь именно это ему и было нужно.
  
  — Понимаешь, я не уверен, что это так уж важно. Перед отъездом Адам сказал мне, что его отец рассердился из-за того компьютера.
  
  — Как это так? Альберт разозлился из-за того, что вы забрали старый компьютер из дома Агнесс Стокуэлл? Какое ему дело? Вы же давно собираете старые компьютеры.
  
  — Наверное, Адам рассказал отцу о том, что мы там нашли.
  
  — А что вы там такого, черт побери, нашли? — спросил я.
  
  Дерек глубоко вздохнул.
  
  — А что можно найти на старом компьютере? Несколько школьных сочинений, тупую игру по мотивам сериала «Звездный путь». Может, знаешь, там про Спока, Кирка и других ребят? А еще какие-то грустные, но неплохие рисунки.
  
  — И это все? — нетерпеливо спросил я. Никак не мог понять, к чему он клонит.
  
  — Там было резюме и письмо, которое он писал, когда поступал в колледж Теккерей и другие школы, какие-то письма учителю из его школы, но главное, там была одна история.
  
  — История? Рассказ? Сын Агнесс писал рассказы?
  
  — Не рассказ. Что-то вроде романа. И длинный. Глав двадцать, не меньше.
  
  Я покачал головой, пытаясь осознать то, что услышал.
  
  — Ладно, в компьютере была роман. А почему ты не рассказал об этом Барри?
  
  — Не знаю… наверное, потому, что мне было немного стыдно.
  
  — Что там постыдного?
  
  Впервые за последние пару дней я увидел, как Дерек улыбнулся.
  
  — Книга была довольно грязная.
  
  Я прислонился к рабочему столу.
  
  — Боже, Дерек! Так, значит, отец Адама рассердился на вас за то, что вы нашли в компьютере порнографию? Но ведь не ваша вина в том, что записано в чужом компьютере, и потом, Альберт не производил впечатления человека, которого так уж волнуют подобные вещи.
  
  Сын пожал плечами:
  
  — Не знаю. Адам ничего мне не объяснил. Тем более что это были даже не фотографии. Вот если бы там нашлись какие-нибудь картинки или видео, я понял бы, почему он расстроился, а так — всего лишь книга. К тому же интересная. Хоть и грязная. Но написана хорошо.
  
  — Значит, сын Агнесс писал высококлассную порнуху, — заключил я, удивленно поднимая брови. — Может, он хотел так описать свои сексуальные фантазии, над которыми дрочил.
  
  Дерек покраснел. Не думаю, что его шокировало то, что отец знает о подобных вещах. Но моя откровенность удивила парня. Наверное, поэтому ему было проще продолжить свой рассказ.
  
  — Я не знаю. Там было про секс и все такое, но написан роман как настоящая книга, а не почеркушка для дрочеров, если ты понимаешь, о чем я.
  
  Я улыбнулся:
  
  — Понимаю. И все равно не могу представить, чтобы кто-то пробрался в дом Лэнгли и убил всех из-за порнографической истории, которую какой-то подросток написал десять лет назад. Это бессмысленно.
  
  — Поэтому я ничего и не сказал полиции. Не хотел выглядеть полным идиотом.
  
  — И потом, с компьютером могло еще что-то случиться с того момента, как ты видел его в последний раз, — заметил я, — и до убийства семьи Лэнгли.
  
  — Наверное.
  
  — Что ж, — я отошел от рабочего стола, — поскольку у нас нет компьютера, мы не можем прочитать ту историю и выяснить, действительно ли там было нечто такое, из-за чего можно убить трех человек.
  
  Дерек опустил глаза в пол.
  
  — Это не совсем так, — признался он.
  
  — Что? — спросил я, ожидая продолжения.
  
  — Я сделал копию файла.
  Глава десятая
  
  Дерек записал весь роман не на диск, а на дискету и спрятал у себя в спальне. Он объяснил, что компьютер был таким старым, что там даже не было дисковода. То ли дело во времена моего детства, когда нужно было ждать, пока твой приятель прочитает книгу, чтобы только потом взять ее самому. Дерек и Адам читали роман одновременно, а на следующий день уже могли поделиться впечатлениями.
  
  Я предложил пойти к сыну в комнату, чтобы можно было почитать у него на компьютере, но Дереку эта идея не понравилась.
  
  — А что, если зайдет мама?
  
  — Тебя это смущает?
  
  Он неуверенно посмотрел на меня:
  
  — Эта книга, она о… дырках. О вагинах.
  
  Я внимательно посмотрел на него:
  
  — Понимаю. Иди в свою комнату, распечатай первые десять страниц и принеси мне. А если мама спросит, что ты делаешь, скажешь, что ищешь в Интернете инструкцию по починке газонокосилок.
  
  Дерек припустился бежать, так что гравий полетел во все стороны.
  
  Оставшись один, я задумался. Не мог поверить, что Лэнгли могли убить из-за какой-то писанины на компьютере студента, к тому же десятилетней давности. В глубине души я даже радовался, что Дерек не сказал об этом Барри.
  
  Но даже если предположить, что компьютер имел отношение к убийствам Лэнгли, хотя это казалось абсолютно невероятным, кому было известно о том, что он находился в доме? И все же незадолго до того, как некто убил всю семью, отец Адама узнал о книге, хранившейся на компьютере, и, возможно, даже прочитал ее. Но почему он так расстроился? Альберт Лэнгли никогда не производил впечатления ханжи. Я помню, как мы вместе устраивали барбекю и он рассказывал пошлые анекдоты.
  
  Неужели его так взволновало известие о том, что сын читает грязную книжку со старого компьютера некогда одаренного, а теперь покойного молодого писателя? И даже если он узнал о существовании романа, как это могло привести к событиям, повлекшим за собой гибель всей семьи?
  
  Все это казалось полной бессмыслицей.
  
  Я снова задумался. Если все-таки придерживаться версии, что пропавший компьютер имел какое-то отношение к убийствам, но исключить причастность к этому Альберта, что тогда у нас оставалось?
  
  И потом, кто мог знать, что компьютер находился у Адама? Ведь Агнесс Стокуэлл отдала его нам. Она подарила его моему сыну, который решил поделиться своим открытием с Адамом. Так что даже если кто-то узнал у Агнесс о том, что случилось с компьютером, то искать его он должен был не в доме Лэнгли, а…
  
  — Вот! — крикнул запыхавшийся Дерек. Он вбежал в сарай, держа только что извлеченные из принтера листки, которые передал мне. — Здесь первая глава целиком. Семь страниц. Ты поймешь, когда начнешь читать, что это не обычная порнушка. Этот сын Агнесс, как его звали?..
  
  — Бретт, — подсказал я.
  
  — Да, Бретт. Такое ощущение, что он писал порно, но с юмором. Понимаешь, о чем я? Это немного пародия. Сатира. Ну, как в том глупом фильме, который ты мне однажды показывал, когда я был маленьким. Там Арнольд Шварценеггер — он еще играл Терминатора — вдруг забеременел. «Джуниор», кажется?
  
  Я поднял руку, жестом давая Дереку понять, чтобы замолчал, и быстро пролистал страницы. Их было семь, как он и сказал. Напечатаны средним шрифтом с двойными интервалом. Ни титульного листа, ни заголовка, ни даже имени автора. Только номер страницы в правом верхнем углу.
  
  Я сел на стул у рабочего стола, взял листы и начал читать.
  
   Николас Бесчленный. Глава первая
  
   Когда во вторник утром Николас только пробудился ото сна, он не сразу почувствовал произошедшие с ним изменения. Как обычно, свесил ноги с кровати, протер глаза и побрел в ванную. Встав перед унитазом, приготовился опорожнить мочевой пузырь — с этого ритуала начинался для него каждый день, и этот вторник ничем не отличался от тысяч других, предшествовавших ему. Но едва Николас раздвинул ширинку пижамы, чтобы извлечь пенис, как понял, что его там нет.
  
  Я удивленно приподнял брови.
  
  — Видишь? — спросил Дерек, поняв, где я закончил читать. — Говорил же, что это нечто особенное. Но продолжай.
  
  Я снова стал читать.
  
   — Что за хрен? — спросил Николас. Этот вопрос он обратил в пустоту, поскольку был один в доме. Принявшись лихорадочно шарить рукой в ширинке, Николас так и не смог отыскать член. Хуже того — вместе с членом пропали и яйца. Волосы на лобке остались — ему удалось их нащупать, — но куда же подевалось все остальное?
  
   Николас подумал, что, вероятнее всего, спит и видит кошмарный сон. Через минуту он проснется. Парень отошел от толчка и, выглянув из ванной, посмотрел на свою кровать, ожидая, что увидит там себя, спящего под одеялом, готового в любую минуту пробудиться.
  
   Но в кровати Николаса не было. Одеяло было откинуто, как он и оставил его минуту назад. Дрожа от страха, Николас подошел к кровати и осторожно потянул за одеяло, предполагая обнаружить под ним член и яйца в луже крови, но простынь была чистой и белой.
  
   Сначала Николас боялся осмотреть себя из страха увидеть нанесенные неизвестно кем раны. Но все же собрался с духом и медленно спустил штаны пижамы. Однако никаких признаков ранения он не обнаружил. Ни крови, ни ран — ничего, что указывало бы на ампутацию. Кожа выглядела здоровой и нетронутой, не считая того, что часть его тела, подтверждающая мужскую сущность, бесследно исчезла.
  
   Он осторожно дотронулся до себя, все еще надеясь, что это какой-то обман зрения и пропавшего органа просто не видно, и в этот момент совершил еще более ошеломляющее открытие.
  
   Между его ног появилось отверстие.
  
  Я поднял глаза от страницы.
  
  — Правда, лихо закручено? — спросил Дерек. — Этот парень идет в туалет и понимает, что из-за волшебства или еще чего-то в этом роде у него пропал член и появилось влагалище.
  
  Я пролистал оставшиеся страницы и положил на стол.
  
  — Ты не будешь читать дальше? — спросил Дерек.
  
  — Мне уже понятно, что это такое.
  
  — Дальше будет интереснее. Он пишет о странных вещах, но очень правдоподобно.
  
  — Я уже достаточно прочитал.
  
  — Правда, забавная порнушка? Когда ты теряешь член, вся твоя жизнь меняется. Ты начинаешь смотреть на мир глазами женщины, понимаешь, что единственный способ получить сексуальное удовлетворение — это спать с парнями, даже если ты не был геем. Теперь ты понимаешь, почему я не хотел рассказывать об этом маме?
  
  — Конечно, — согласился я, почти не слушая Дерека.
  
  — Могу еще распечатать, если хочешь, или прислать тебе по электронной почте, чтобы ты мог читать со своего компьютера. Хотя лучше не надо — вдруг мама случайно прочитает и разозлится.
  
  — Тебе не стоит этого делать, — перебил его я. — Я уже читал эту книгу.
  Глава одиннадцатая
  
  На самом деле роман опубликовали не подзаголовком «Николас Бесчленный». У книги было другое название. Ее выпустили как «Недостающую деталь», и она стала одним из самых нашумевших бестселлеров за последние восемь лет. В хит-параде литературных новинок, публикуемых «Нью-Йорк таймс», роман долгое время занимал ведущие позиции. Успешным продажам книги не повредил даже тот факт, что некоторые торговые сети, вроде «Костко» или «Уол-март», не специализировавшиеся на распространении книг, отказались выставлять роман в своих залах из страха обидеть наиболее консервативных клиентов. Для «Недостающей детали» это стало только дополнительной рекламой. После того как на книгу навесили ярлык запрещенной, читатели буквально смели ее с полок книжных магазинов.
  
  Я точно не знаю, сколько всего было продано экземпляров: сто тысяч, полмиллиона, миллион, — да и какая теперь разница? Одно время даже заходила речь об экранизации, но она так и не состоялась. А если бы такой фильм и сняли, не думаю, что его пустили бы в кинотеатрах — скорее всего он сразу вышел бы на дисках. Мне же хватило и книги. Сначала даже не хотел ее читать, но она так затянула с первых же страниц, что я не смог остановиться. Думал, что после ее прочтения лучше смогу разобраться в личности ее автора и в причинах, почему моя жена решила переспать с ним. Но если честно, так ничего и не понял.
  
  Зато я прекрасно знал, что эта книга сделала Конрада Чейза звездой. Она принесла профессору английской литературы колледжа Теккерей славу и помогла стать его президентом. Если бы книгу вроде «Недостающей детали» написал обычный старшеклассник, его вряд ли назначили бы после этого директором школы, но когда речь заходила о колледже, славящемся левыми взглядами, это была совсем другая история. Правда, человек, написавший книгу о парне, потерявшем пенис и яички и приобретшем вместо этого влагалище, скорее мог стать президентом колледжа где-нибудь в Калифорнии, но никак не в штате Нью-Йорк.
  
  Однако дело было в том, что Конрад Чейз прославил не только себя, но и колледж. И хотя администрация колледжа, а также другие профессора отнеслись к скандальной книжке с неодобрением и постарались держаться на расстоянии от этой истории, роман возглавил список бестселлеров и был обласкан критиками как работа гения социальной сатиры. Поэтому все в кампусе надеялись, что смогут использовать неожиданно свалившуюся на Чейза славу в своих интересах.
  
  Конрад, преподававший раннюю американскую литературу и курс по пьесам Юджина О'Нила, тут же стал университетским любимцем. Еще никто из преподавателей колледжа не становился автором бестселлеров. Чейз был не первым из профессоров, кому удалось опубликоваться, — все его коллеги пробовали себя на литературном поприще. За время работы в колледже профессора Теккерея издавали свои труды, даже если никто не читал их (а такова судьба большинства академических монографий). Некоторые из них публиковали художественные произведения, но Чейз единственный изо всех получил международное признание.
  
  Администрация колледжа решила использовать скандальную славу профессора, чтобы популяризировать свое учебное заведение. К тому времени они уже в течение двух лет проводили литературный фестиваль и хотели устраивать его на ежегодной основе. Для этого пригласили на работу Эллен. Теперь у них появился новый лидер в лице Конрада Чейза. С его помощью проще стало привлечь в Промис-Фоллс известных писателей. Следующие семь лет колледж проводил фестиваль с размахом — на четыре дня в университет приезжали знаменитые авторы, которые выступали, рассказывали о своих работах и зачитывали фрагменты из них. Они привлекли к участию мэра Финли, считавшего, что это мероприятие не только принесет большую известность Промис-Фоллс, но даст лично ему возможность лишний раз посветиться на публике.
  
  Когда Эллен устроилась на работу в колледж, чтобы помогать Конраду с организацией фестиваля, он был еще обычным профессором.
  
  Мы тогда жили в Олбани. Жена работала в компании, которая занималась организацией значительных мероприятий и помогала в проведении концертов, корпоративных вечеринок, выступлений. Когда колледж Теккерей стал подыскивать человека, который взял бы на себя проведение ежегодного литературного фестиваля, Эллен подала заявку и, к ее собственному удивлению, работу получила. В то время я подвизался в охранной фирме и пребывал в легкой депрессии из-за своей творческой несостоятельности.
  
  Я пытался примириться с тем, что не могу зарабатывать на жизнь картинами, но у меня это слабо получалось. Родители не оказывали мне поддержки, но кое-как получилось собрать достаточную сумму, чтобы целый год проучиться в художественном колледже. Говорил себе, что, несмотря ни на какие обстоятельства, буду одним из немногих, кто живет за счет творчества. В колледже у меня был приятель по имени Тедди — великолепный скульптор, обладавший незаурядной фантазией, и я думал, что если кому из выпускников и удастся добиться славы, так это ему. Несколько лет спустя я увидел его за рулем грузовика, нагруженного горячим асфальтом.
  
  Мы выпили по кружке пива; от него пахло гудроном, и я не удержался спросить о том, что стало с его юношескими мечтами.
  
  — Их проглотила эта чертова жизнь, дружище, — признался он.
  
  Я понимал его чувства и испытывал примерно то же самое — работа в охранном агентстве с каждым днем понемногу высасывала из меня жизнь. Поэтому, когда Эллен предложили работу в Промис-Фоллс, я без колебания бросил свою и стал подыскивать новое место. Все равно какое: даже если бы оно было совершенно незначительным, любая перемена принесла бы мне облегчение.
  
  Кроме того, Дереку исполнилось уже семь лет и у него начались проблемы с учебой. Учительница говорила, что он стал слишком рассеянным, не мог сосредоточиться и вел себя беспокойно.
  
  Мы поступили так, как делают большинство родителей, — во всем обвинили учительницу. Возможно, в этом не было ее вины. Как знать. Но мы считали, что переезд в Промис-Фоллс станет новой вехой в жизни каждого из нас. Эллен получит новую интересную работу, я тоже найду себе что-нибудь получше, а Дерек на свежую голову пойдет учиться в другую школу.
  
  Итак, мы купили скромный, но милый двухэтажный домик в паре миль к югу от Промис-Фоллс. Он был расположен очень удобно — вдали от шоссе, за домом Лэнгли. Эллен приступила к новой работе. Дерек пошел в другую школу, но через месяц учительница вызвала нас для беседы о проблемах сына с успеваемостью. И опять жаловалась на его невнимательность, рассеянность и беспокойное поведение.
  
  Я нашел работу в другом охранном агентстве, по вечерам и в выходные рисовал и даже убедил одну картинную галерею выставить мои работы. Устроил по этому поводу презентацию с фуршетом, где подавали сыр и вино; пригласил всех, кого пришло в голову пригласить, и продал одну маленькую картину за сто долларов своему другу. Эллен пыталась поддержать меня, говорила о моем таланте, рассказывала истории о писателях, которые ждали долгие годы, прежде чем к ним пришло признание. Но ничто не помогало. Я впал в тяжелую депрессию, которая продолжалась несколько месяцев. За это время жена либо сама отчаялась, либо ей просто все надоело. Так или иначе, но она уже больше не старалась приободрить меня. Мне кажется, что в свое время Эллен привлекло во мне прежде всего творчество, то, что я был художником, а поскольку я собирался бросить это занятие, стало казаться, что она начала постепенно отдаляться.
  
  Я быстро возненавидел новую работу в охранном агентстве. В этом не было ничего удивительного. Поэтому когда прочитал в «Стандарт», что администрация мэра ищет шофера, я решил попробовать свои силы. Эллен тесно сотрудничала с Конрадом — они вместе готовили первый фестиваль. Ему предложили быть консультантом на этом мероприятии, поскольку он обладал глубокими знаниями в американской литературе и обширными связями в писательской среде, что оказалось особенно полезно при встречах с ныне живущими классиками, которые согласились принять приглашение. Могу себе представить, как кружилась у Эллен голова от возможности работать с таким привлекательным и просвещенным человеком, как Конрад. И это было еще за два года до того, как его фотография появилась на обложке журнала «Ньюсуик», где печатали статьи о писателях, сделавших прорыв в новой литературе. Как потом выяснилось, больше всего Чейз хотел прорваться к Эллен, и если бы я тогда был более внимательным и меньше думал о своих проблемах, переживая из-за неспособности сделать творческую карьеру, он не так в этом преуспел бы.
  
  Их отношения продолжались недолго. Я даже не знаю, можно ли это было назвать полноценным романом. Возможно, Эллен просто совершила оплошность, увлеклась ненадолго. Но это не значит, что я не чувствовал себя уязвленным и не подумывал отомстить ей, совершив что-нибудь в подобном духе и окончательно испортив наши отношения.
  
  Но это было почти десять лет назад, и мы постарались обо всем забыть. Не стану скрывать: тогда для меня это стало настоящим ударом. Какое-то время Эллен пыталась заглушить чувство вины алкоголем. Я не думаю, что она стала алкоголичкой, но ее запой продолжался несколько месяцев. Не представляю, как она умудрялась справляться со своей работой. Все это время мы жили как будто на вулкане — нас всегда потряхивало, но потом жена сама приняла для себя решение, что так продолжаться не должно, и перестала пить. Просто завязала. Этого у Эллен не отнимешь. Когда она решает, что настало время собраться, обязательно это делает. Я помню, когда умерла ее мать, супруга пару недель была не в себе, а потом однажды утром проснулась и сказала вслух: «Пора все забыть и идти дальше».
  
  Но до того как она пришла к такому выводу, нам приходилось тяжеловато.
  
  Когда гроза миновала и мы смогли простить друг друга, жизнь начала налаживаться. Мы оказались достаточно благоразумными, чтобы понять, насколько ценной была для нас наша семья, чтобы вот так запросто отказываться от нее. У нас был сын. Мы не хотели искалечить Дереку жизнь разводом.
  
  Эллен по-прежнему регулярно общалась с Конрадом даже после того, как их роман завершился, но когда его книгу купило крупное нью-йоркское издательство и он стал вращаться в других кругах, ему просто сделалось не до нас. А затем, в Голливуде, где он обсуждал контракт на экранизацию «Недостающей детали», Конрад встретил Иллину Тифф — актрису, снимавшуюся в малобюджетных фильмах. С такими роскошными волосами и не менее пышным бюстом называть ее пустышкой было бы ошибкой. Она не стала великой актрисой, и у нее хватило ума понять, что в Голливуде ей ничего особенно не светит. Зато роман с известным писателем показался ей весьма перспективным, поэтому она переехала в Промис-Фоллс вместе с Конрадом, а через год они поженились.
  
  Чейзу удалось пробраться в совет колледжа, когда президент Кейн Мортимер заработал сердечный приступ, ныряя с аквалангом на островах Фиджи. Конрад мечтал занять эту должность, и в конце концов у него получилось. К тому времени Иллина научилась красить волосы в подобающий цвет, перестала носить откровенные декольте и прекрасно справлялась с ролью жены президента колледжа.
  
  Многим казалось странным, что Чейз выбрал именно этот путь. Без сомнения, президент колледжа имеет некоторые привилегии, но не настолько значительные, как знаменитый писатель. В штате Нью-Йорк президенты колледжей не ведут шоу на телевидении, их не приглашают на вечеринки со знаменитостями, о них не пишут в «Нью-йоркере».
  
  Но после «Недостающей детали» Конрад Чейз так больше ничего и не написал. Первые годы, когда ему задавали вопрос, он говорил, что работает над новым романом — вероятно, его контракт на «Недостающую деталь» включал пункт о возможном продолжении, — но даже если он и написал его, книга так и не была издана. Со временем ему перестали задавать этот вопрос, а если случайно кто-то и спрашивал о новом романе, Чейз отвечал, что слишком занят управлением колледжа.
  
  Но мне казалось, он просто решил завязать с писательством. Только в отличие от меня президент Теккерея успел все-таки прославиться, прежде чем покончить с творчеством.
  
  Я взял дискету и страницы, распечатанные для меня Дереком, и вернулся в дом. Когда сын спросил, что я имел в виду, сказав, что уже читал эту книгу, я ничего не ответил и никак не отреагировал на его возмущение против того, чтобы показать эти страницы жене. Парень догадался о моих намерениях, когда увидел, что я направляюсь в нашу спальню, и не ошибся.
  
  Эллен была наверху, убирала постель. Несмотря на то что был воскресный день, он совсем не напоминал те выходные, когда мы могли спокойно расслабиться и почитать, к примеру, газеты. Мы все были на взводе, и моя половина пыталась успокоиться, занявшись каким-нибудь делом.
  
  Я протянул ей листы через кровать. Она бросила простыню, которую только что держала в руках, и взяла распечатки. Пролистала их не читая и спросила:
  
  — Что это?
  
  — Почитай и скажи, что тебе это напоминает.
  
  — Может, лучше ты сам скажешь мне, что это…
  
  — Просто почитай.
  
  Она принялась читать. Дойдя до конца страницы, Эллен остановилась.
  
  — И что все это значит? — спросила она, глядя на меня.
  
  — Ты узнаешь?
  
  — Конечно, узнаю. — Ее голос был очень спокойным и ровным. Я даже начал жалеть о своем поступке. Наверняка решила, что это напоминание о том, что случилось много лет назад между ней и Конрадом Чейзом. Возможно, подумала, что после всех этих лет я решил разбередить давно прошедшее. Я вовсе не хотел этого делать, но иногда у нас получается совсем не то, что мы планировали.
  
  — Это роман Чейза, — пояснил я. Вряд ли стоило ей об этом напоминать. — Думаю, здесь есть небольшие несовпадения. Скорее всего это отредактированный вариант. Но это та же самая история, только с другим названием.
  
  — Я уже сказала, что узнала эту книгу. Думаешь, существует так много романов о мужчине, у которого вместо члена появилось влагалище?
  
  «Переходи к делу», — сказал я себе.
  
  — Мы только что распечатали его. Этот роман был в компьютере сына Агнесс Стокуэлл, который она отдала Дереку, а Дерек, в свою очередь, отдал его Адаму, и компьютер хранился в доме Лэнгли, только теперь он пропал.
  
  Эллен посмотрела на меня с удивлением:
  
  — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Стокуэлл отдала Дереку компьютер? И он принес его домой пару недель назад? Я даже не помню такого.
  
  — Наверное, мы просто не рассказали тебе. Решили, что это не очень важно.
  
  — А теперь?
  
  Я вздохнул.
  
  — Помнишь Бретта Стокуэлла?
  
  Эллен кивнула.
  
  — Агнесс сохранила все его вещи после того, как он покончил с собой, но со временем стала избавляться от некоторых. Особенно от тех, которые не были ей особенно дороги как воспоминания. В гараже стоял старый компьютер. Когда она узнала, что Дерек коллекционирует их, то отдала ему компьютер. Роман Конрада, или то, что считается романом Конрада, был в том компьютере. А теперь он исчез из дома Лэнгли. — Я сделал паузу, а затем добавил: — Неужели тебе не кажется это странным?
  
  Супруга снова бросила на меня удивленный взгляд.
  
  — Что именно должно мне казаться странным? То, что книга была на старом компьютере, или то, что компьютер исчез? — спросила она наконец.
  
  — Все.
  
  — А что это был за компьютер? Офисный? Ноутбук?
  
  — Нет, не ноутбук. Обычный.
  
  — А как тебе удалось распечатать роман с компьютера, который исчез?
  
  — Дерек сделал копию.
  
  Эллен села на край кровати.
  
  — И что ты предлагаешь сделать? Все это просто не укладывается у меня в голове. Но у тебя ведь есть какие-то предложения?
  
  — Даже не знаю, что предложить. Я сам пытаюсь все понять. Но меня не покидает мысль, что, возможно, Конрад вовсе не такой литературный гений, как всем мы считаем. Возможно, это не он написал «Недостающую деталь».
  
  На мгновение Эллен лишилась дара речи. Я и сам понимал, насколько шокирующим было мое предположение.
  
  — Боже, что ты говоришь? Хочешь сказать, что книгу написал какой-то мальчишка? Да это просто смешно! «Нью-Йорк таймс» считала эту книгу одним из лучших романов года.
  
  — Я просто предположил. Странно, что он оказался в компьютере этого мальчика.
  
  — Возможно, — пожала плечами Эллен, — один из студентов был его большим поклонником и перепечатал роман слово в слово. Или каким-то другим образом книга попала к нему в компьютер. Разве они не предлагали потом купить электронную версию книги? Может, Бретт Стокуэлл скачал ее? Ты об этом не думал?
  
  — Когда вышла книга Конрада? — спросил я. — Когда ее напечатали?
  
  Эллен задумалась.
  
  — Кажется, девять или десять лет назад. Подожди. — Она встала, вышла из комнаты и спустилась по лестнице. Я последовал за ней в гостиную. Жена остановилась напротив книжного шкафа и принялась изучать его содержимое. Он был буквально забит книгами. Эллен какое-то время изучала названия на корешках книг, пока не отыскала то, что было нужно: «Недостающую деталь».
  
  Супруга раскрыла ее на титульном листе.
  
  — Это было в 2000 году. Издание в твердой обложке. За год до этого книгу выпустили в мягкой обложке.
  
  — Бретт Стокуэлл покончил с собой десять лет назад, — заметил я. — За два года до того, как книга была опубликована.
  
  — Наверняка этому можно найти какое-то объяснение, — предположила Эллен.
  
  — Разумеется. Возможно, ты права. Но как-то странно все это. К тому же компьютер исчез.
  
  — Может, его кто-то украл?
  
  Я пожал плечами:
  
  — Дерек сказал, что в четверг он еще был в доме Лэнгли, а теперь его там нет.
  
  — О том, что его украли после убийства Лэнгли, тебе сказал Барри?
  
  — Нет, Дерек сам заметил пропажу, когда Дакуорт привел нас в дом.
  
  Она отвернулась и пожала плечами:
  
  — Это безумие. А что ответил детектив, когда Дерек заметил исчезновение компьютера?
  
  — В том-то и дело, что Дерек ничего не сказал Барри. Он сообщил мне об этом, когда мы ушли из дома Лэнгли. Парень хотел сначала поговорить со мной, потому что стеснялся рассказывать тебе о книге с таким содержанием. Он не знал, что ее опубликовали. Сколько ему тогда было, лет девять? Наш сын тогда, наверное, читал «Мальчишек Харди», а у главных героев этой книги не пропадали пенисы. Дерек решил, что это просто порноистория какого-то студента, хотя он довольно высоко оценил это сочинение.
  
  Слабая улыбка появилась на губах Эллен, но тут же исчезла.
  
  — И что ты собираешься делать?
  
  — Я думаю, нужно рассказать все Барри. А ты как считаешь? Возможно, в этом нет ничего особенного и пропажа компьютера вовсе не означает, что это имеет какое-то отношение к случившемуся с Лэнгли. Исчезновение произошло с четверга по пятницу — в последний раз Дерек видел его в комнате Адама за день до убийства соседей. Возможно, компьютер просто переставили в другую комнату, куда Барри нас не водил.
  
  Эллен прошлась по комнате, а потом вдруг заявила:
  
  — Ты должен сообщить об этом Конраду.
  
  — Что?
  
  — Ты должен сделать это прежде, чем рассказывать все Барри. Чейзу необходимо узнать о книге — возможно, всему есть простое объяснение. И если это так, то сначала мы должны обратиться к нему, а уж потом впутывать в это дело полицию.
  
  — Мы?
  
  Эллен пристально посмотрела на меня:
  
  — Не надо так, хорошо?
  
  — Послушай, у меня не было никакой задней мысли. Я просто хотел сказать, что если тебе хочется спасти Конрада от проблем и скандалов, то мне на него совершенно наплевать. — Я понимал, что, произнося эти слова, здорово кривлю душой. В конце концов, именно Чейз платил зарплату моей жене.
  
  — Дело не в этом. Я просто хочу, чтобы все было по-честному. И нет смысла поднимать шум из-за, возможно, полной ерунды. — Она в растерянности покачала головой. — Думаю, будет лучше, если я сама с ним поговорю. Потому что если к нему обратишься ты, он может заподозрить недобрый умысел.
  
  Я медленно кивнул:
  
  — У меня другое предложение. Почему бы не поговорить с Агнесс? Я не буду ей все рассказывать, но вдруг удастся узнать, как та книга оказалась в компьютере ее сына. — Впрочем, я хотел расспросить Стокуэлл не только об этом. — И если смогу найти объяснение, то скажу Дереку, чтобы тот просто сообщил Барри об исчезновении компьютера, не вдаваясь особенно в детали.
  
  — Хорошо. Давай так и сделаем. Поговори с ней, — согласилась Эллен.
  
  С минуту мы молчали. Мысли, посетившие меня еще в гараже, пока я ждал возвращения Дерека, снова стали донимать.
  
  Эллен отвернулась и посмотрела в окно, откуда открывался вид на дом Лэнгли.
  
  — Я ведь совсем мало с ними общалась. Даже видела их редко.
  
  — Я тоже.
  
  — Помню, как в последний раз видела Донну. Она пришла к нам домой.
  
  — Когда это было? — спросил я, поскольку совершенно забыл об этом визите соседки.
  
  — Ждала сигнальные экземпляры книг писателей, которых собиралась пригласить на предстоящий фестиваль. Мне должен был прислать их нью-йоркский издатель. Но они по ошибке попали к Лэнгли.
  
  — А как такое могло случиться?
  
  — Курьер привез посылку к ним домой.
  
  Она некоторое время молча смотрела в окно, потом повернулась ко мне и вдруг побледнела.
  
  — Донна сказала, что рассыльный ошибся домом. Увидел почтовый ящик с нашей фамилией рядом с их домом и решил, что пришел в нужное место.
  Глава двенадцатая
  
  В предыдущий день мы с Дереком не успели закончить работу в доме Стокуэлл. Нам пришлось прерваться, когда Эллен позвонила мне по сотовому и сказала, что в доме Лэнгли что-то случилось.
  
  Поэтому у меня появился хороший предлог вернуться. Я не стал брать прицеп — траву во дворе мы почти полностью скосили и в садовом тракторе не было необходимости. Я бросил в багажник газонокосилку. Оставалось только немного подровнять газоны.
  
  — Куда ты едешь? — спросил Дерек. Все время, что мы разговаривали с Эллен, он оставался на улице и валял дурака — перепрыгивал с одной стороны дорожки на другую, стараясь не задеть при этом гравий.
  
  — Присмотри за мамой, — велел я ему. — Скоро вернусь.
  
  Мой пикап медленно потащился по дороге. Я кивком поприветствовал полицейского, который все еще дежурил у дома Лэнгли, потом свернул на шоссе и поехал в сторону Промис-Фоллс. Припарковавшись на обочине у дома Агнесс, поднялся на широкое старомодное крыльцо и тихо постучал в дверь. Было уже около полудня, но в воскресный день хозяйка могла еще спать.
  
  Агнесс открыла дверь и улыбнулась.
  
  — Что вы сегодня здесь делаете? — спросила она. Кошка проскользнула между ее ног, чтобы проверить, кто пришел. Без сомнения, это была самая уродливая кошка, которую я только встречал. Она выглядела так, словно всю жизнь провела в свинарнике и валялась не на мягкой кушетке, а в грязной луже.
  
  Когда-то она, наверное, была привлекательной женщиной, но горе от утраты мужа и сына сильно состарило ее. Я даже не знаю, можно ли до конца оправиться после таких потрясений. Мне кажется, что нет. Она продолжала жить в этом доме, забота о котором стала, насколько я знаю, ее единственным занятием. Когда погода позволяла, работала в саду, но делала это в основном для себя.
  
  — Вчера нам пришлось рано уехать, — объяснил я. — Но мы не закончили работу.
  
  — Ой, а я и не заметила, — улыбнулась миссис Стокуэлл. На самом деле она была слишком вежливой, чтобы сказать правду. — Ваш сын сегодня с вами?
  
  — Нет. Мне осталось совсем немного, я и один справлюсь. Пусть отдохнет немного. — Хотел добавить: «Вы же знаете этих подростков, как они любят поспать», — но вовремя осекся.
  
  — Когда закончите, угощу вас лимонадом.
  
  Я рассчитывал, что она предложит мне нечто подобное.
  
  Мне понадобилось около пятнадцати минут, чтобы со всем управиться. Я надел защитные очки, достал косилку и обстриг траву по краям пешеходной и подъездной дорог, а также подровнял траву у цветочных клумб, следя за тем, чтобы к цветам не прилипли срезанные травинки. Мне нравилась эта часть работы: я редко испытывал подобное ощущение удовлетворенности от какого-нибудь дела, разве что за исключением тех моментов, когда брался за краски.
  
  Я убирал инструменты в машину, когда услышал, как хлопнула дверь дома, и увидел Агнесс с высоким запотевшим стаканом лимонада. Я подошел к ней и взял стакан.
  
  — Вы не возражаете, если я присяду?
  
  Во дворе перед ее домом стояли два плетеных стула.
  
  — Конечно, мистер Каттер.
  
  Хотел предложить ей тоже сесть, но она оказалась на стуле прежде, чем я успел произнести хотя бы слово. Наверное, если живешь один, очень важно бывает найти собеседника, даже если это человек, который пришел подстричь твои газоны.
  
  — Зовите меня Джим.
  
  — Джим, — тихо повторила она.
  
  — Спасибо за лимонад, он пришелся как нельзя кстати, — искренне поблагодарил я миссис Стокуэлл. Ее кошка подошла к нам и стала тереться о мою ногу. — А как его… ее… зовут?
  
  — Бутс.
  
  — Удивительно, никогда не видел таких кошек.
  
  — Да, она страшненькая, — призналась Агнес, — но я люблю ее.
  
  Я сделал еще один большой глоток лимонада и допил почти весь стакан. Вытерев губы тыльной стороной ладони, посмотрел на хозяйку. Если я сейчас и выглядел как потный мужлан, то ее это совсем не смущало.
  
  — Вы слышали про адвоката? — спросила меня она. — Которого убили? Вместе с женой и сыном?
  
  — Да, — признался я.
  
  — Это ведь случилось совсем недалеко от вас, не так ли?
  
  — Они были нашими соседями. Ужасное событие.
  
  Агнес покачала головой:
  
  — Да, такой кошмар. Я после этого столько всего передумала. Понимаете, здесь отроду такого не случалось.
  
  Я кивнул:
  
  — Редкий случай. И вы правы, он заставляет задуматься. — Мы оба на мгновение замолчали. Потом я нарушил тишину: — Мой сын передает вам благодарность за компьютер.
  
  — Ой, я была рада сделать ему приятное. Хорошо, что этот компьютер смог еще кому-нибудь пригодиться. Я думала, что он уже никому не понадобится, такая древность. И меня удивило, что ваш сын захотел его взять.
  
  — Чем старее, тем лучше, — усмехнулся я. — Дерек собирает подобные раритеты. Ему повезло, что вы никому не отдали компьютер. Но к вам могут сбежаться все местные ребята, чтобы узнать, не завалялось ли у вас еще старых компьютеров, с которыми было бы не жаль расстаться.
  
  — Я больше не знаю никого, кто увлекался бы подобными вещами. Но я рада, что у меня его забрали.
  
  — Вы ведь никому не говорили, что отдали Дереку компьютер?
  
  Похоже, этот вопрос удивил Агнесс.
  
  — Нет. Не думаю. А что?
  
  Ответ пришлось придумывать на ходу.
  
  — Просто подумал, что если бы вы сообщили об этом, то вами могли заинтересоваться и другие коллекционеры старого хлама. Подумали бы, что вы можете поделиться с ними еще чем-нибудь интересным.
  
  Она кивнула. Мои доводы показались ей убедительными.
  
  — Нет. Меня никто не беспокоил. Может, как-нибудь попозже я и устрою небольшую распродажу старых вещей. Я каждое лето думаю об этом, но все никак не соберусь. А как, вы сказали, зовут сына?
  
  — Дерек.
  
  — Производит впечатление хорошего мальчика.
  
  — Так и есть. Иногда он, конечно, выкидывает всякие фокусы, но все же парень замечательный.
  
  — Они все иногда ведут себя странно, — согласилась Агнесс. — Так было и с Бреттом. Иногда я чувствую вину из-за того, что отдала его компьютер, но что я могу поделать? Нельзя вечно держаться за старые вещи. У него был еще один компьютер, такой маленький, складной, но я, наверное, давно от него избавилась. Даже не помню, что с ним случилось. Одежду я тоже не сохранила — раздала бедным. Думаю, именно этого он и хотел.
  
  — Уверен, Бретт был хорошим сыном.
  
  Стокуэлл снова грустно улыбнулась:
  
  — Да. Не проходит и дня, чтобы…
  
  Она сделала паузу.
  
  — Дня, чтобы… — повторил я.
  
  Агнесс вздохнула:
  
  — Не проходит и дня, чтобы я не задала себе вопроса: почему он это сделал? Вы ведь знаете, что случилось с Бреттом, мистер… Джим?
  
  — Я слышал. Он покончил с собой.
  
  Она кивнула:
  
  — Я теперь даже не могу ездить в центр города. Не могу приближаться к водопаду. Даже квитанцию об оплате налогов не отвожу, а высылаю по почте. Не только не могу видеть водопад, но и слышать его не хочу.
  
  — Конечно, я вас понимаю.
  
  — Я старалась не винить себя в случившемся. Но даже теперь мне трудно это сделать. Я должна была почувствовать неладное, но не замечала, что с ним происходит. Даже в последние дни перед тем, как Бретт убил себя, он казался совершенно нормальным, и только накануне выглядел каким-то обеспокоенным, расстроенным, но так и не захотел рассказать почему. Поэтому мне так сложно было простить себя. Я не поняла, каким он тогда был несчастным. Сын ведь стал смыслом всей моей жизни, с тех пор как умер муж. Наверняка были какие-то признаки, что с ним не все в порядке, еще за несколько недель до того, как все случилось. Но я их не заметила. Как мать может не понять, что ее сын в беде, пока не произойдет что-то ужасное?
  
  Я покачал головой, выражая сочувствие:
  
  — Мы не можем знать о наших детях все. Они всегда что-нибудь да скроют. Уверен, что Дерек не исключение. — Я попытался улыбнуться. — Есть вещи, которые хочется скрыть ото всех.
  
  Агнесс молча рассматривала свой двор.
  
  — Расскажите мне о Бретте, — попросил я. — Что его интересовало? Чем он любил заниматься?
  
  — Он не был похож на других мальчишек. Он был… — Стокуэлл вдруг замолчала. — Хотите посмотреть на его фотографию?
  
  — Конечно.
  
  Агнесс извинилась, ушла, но быстро вернулась, держа в руках школьную фотографию сына в рамке.
  
  — Выпускной класс. За четыре года до того, как он… именно таким я его и запомнила.
  
  Бретт Стокуэлл был красивым юношей. Светлые волосы, зачесанные за уши, карие глаза, довольно чистая для парня его лет кожа. Утонченная, артистическая внешность. Такого человека никак не назовешь атлетом.
  
  — Он был таким привлекательным, — прошептала хозяйка.
  
  Агнесс забрала у меня фотографию и долго смотрела на нее, словно видела в первый раз.
  
  — И так похож на своего отца. Весь в него. Борден был невысоким мужчиной, ростом, наверное, пять футов пять дюймов. И Бретт был таким же.
  
  — Вы сказали, что ваш сын отличался от других мальчиков.
  
  — Его мало интересовал спорт. Он никогда не играл в футбол и другие игры. Ему нравилось читать. И он любил кино. Но не такое, какое любят другие ребята. Ему нравились фильмы с подписями внизу.
  
  — С субтитрами?
  
  — Точно. Фильмы на иностранных языках. Он любил их смотреть. Его интересовали вещи, к которым другие ребята оставались равнодушны.
  
  — Так это же хорошо. Нельзя, чтобы все были одинаковыми. Иначе как будет выглядеть наш мир? — Я отхлебнул лимонада.
  
  — И он любил писать, — продолжала Агнесс Стокуэлл. — Он постоянно что-то сочинял.
  
  — А что писал? — спросил я.
  
  — Ой, даже не знаю, как сказать. Когда был маленький, сын придумывал истории о других планетах. О людях, путешествующих во времени. А еще писал стихи. Сотни стихотворений. Почти без рифмы. Они не были похожи на те стихи, которые сочиняли во времена моего детства. В стихах Бретта вообще не было рифмы. Просто набор предложений.
  
  — Я плохо разбираюсь в поэзии. А вот Эллен любит иногда почитать стихи.
  
  — Это ваша жена?
  
  — Да.
  
  — Вы должны как-нибудь привести ее сюда. Я бы с удовольствием с ней познакомилась.
  
  — Обязательно. Думаю, она тоже захочет с вами встретиться. Супруга знает вас как хозяйку дома, где нас всегда угощают лимонадом.
  
  Агнесс улыбнулась:
  
  — Иногда Бретт посвящал мне стихотворения на день рождения. Он старался рифмовать их, так как знал, что я не понимаю его поэзию. Но эти стихи получались у него не такими интересными и больше напоминали те глупые вирши, которые обычно пишут на поздравительных открытках.
  
  — А сын показывал вам все, что писал?
  
  — Иногда — да, а иногда — нет. Он предпочитал сначала все довести до ума и лишь потом давал мне почитать. Но когда подрос, то решил, что некоторые его произведения слишком личные. Вы же знаете, что мальчики не все готовы показать матерям. — Она подмигнула, и мне показалось, что ее глаза заблестели.
  
  — Да, я понимаю, о чем вы. Думаете, этим он и хотел заниматься? Стать писателем?
  
  — Несомненно. Бретт мечтал стать автором знаменитых романов. Он говорил со мной о писателях, которых любил, — Трумэне Капоте, Джеймсе Кирквуде и других. И я верю, что если бы он не… если бы поступил иначе, у него все получилось бы. Понимаете, он был способным. Очень талантливым. И я говорю это вовсе не потому, что я его мать… — Стокуэлл сделала паузу. — Была его матерью.
  
  — Есть и другие доказательства его таланта? — поинтересовался я.
  
  Она кивнула:
  
  — Учителя говорили, что мальчик был очень способным. Некоторые даже называли его талантливым.
  
  — Правда?
  
  — В старших классах у него был учитель. Как же его звали? — Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить фамилию. — Мистер Бюргесс. Да, точно. Я помню, что он написал по поводу одного из рассказов Бретта. «Джон Ирвинг, берегись!» Что вы на это скажете?
  
  — Здорово.
  
  — Вы знаете, кто такой Джон Ирвинг?
  
  — Да, знаю.
  
  — Однажды в старших классах у него возникли неприятности. Он написал нечто, что расстроило преподавателей. Тема оказалась немного… взрослой. Вы понимаете, о чем я? И язык был явно неподходящим для ученика школы.
  
  — О чем был этот рассказ?
  
  — О других школьниках. Даже не о школьниках, а о мальчиках и девочках его возраста и о том, чем они занимаются втайне от родителей. Что-то вроде истории о пробуждении сексуальности. — Стокуэлл произнесла эти слова так, словно они были чьей-то цитатой. — Для средней школы нашего городка это было слишком смелым поступком.
  
  — У Бретта появились проблемы?
  
  — Были бы, если бы не мистер Бюргесс. Он вступился за Бретта перед администрацией школы, заявив, что пусть рассказ и содержит спорные моменты, но весьма достоверно показывает действительность. Мистер Бюргесс сказал, что Бретта не нужно отчислять из школы или наказывать, поскольку все прекрасно знают, что происходит в стенах школы, просто никто не может набраться смелости рассказать об этом.
  
  — Да, похоже, у него был действительно хороший учитель.
  
  — Бретт так и не дал мне почитать рассказ. Он прекрасно знал, что я попыталась бы отговорить его показывать подобное творчество кому бы то ни было.
  
  — Довольно редкое качество в наши дни, — заметил я. — А когда Бретт поступил в колледж Теккерей, у него там были наставники? Или профессора, которые поощряли его увлечение писательским ремеслом?
  
  — О да. Хотя в колледже у него было уже меньше времени для свободного творчества, которое так любил Бретт. А все эти академические дисциплины, похоже, не особенно интересовали его. Но он писал хорошие эссе и очень много читал. У него было столько книг. Я до сих пор не решила, что с ними делать. Как вы думаете, библиотека захочет их взять?
  
  — Возможно. Значит, после поступления в колледж он перестал писать стихи и рассказы?
  
  — Нет, он продолжал писать и постоянно этим занимался. И показывал свои рассказы профессорам колледжа. Одним это было интересно, другим — нет.
  
  — Это понятно.
  
  — Особенно преподавателям по английскому языку и литературе — кажется, так их называют в колледже. Профессора, которые вели политологию или историю, вряд ли стали бы читать его творчество. Вы же знаете, какие они все занятые: у них просто нет времени читать то, что не относится к работе. Но находились преподаватели, которые даже готовы были засчитать его стихотворение или рассказ вместо реферата.
  
  — Я терпеть не мог писать рефераты, особенно составлять библиографию, — заметил я, вспоминая студенческое прошлое. — Иногда я ее просто сочинял.
  
  Агнесс снисходительно похлопала меня по плечу:
  
  — Не думаю, что вам удавалось одурачить профессоров.
  
  — Нет, — признался я.
  
  — Некоторые преподаватели, — продолжала хозяйка, — сами были писателями, они были готовы пойти на уступки и немного изменить правила. Им Бретт и отдавал свои рассказы, вместо того чтобы просиживать штаны в библиотеке и писать очередной реферат.
  
  — Вы помните их имена?
  
  Агнесс покачала головой:
  
  — Это было давно. Сейчас я вряд ли смогла бы их узнать при встрече. Хотя нет, одного я запомнила — он теперь возглавляет колледж. Увидела его фамилию в «Стандартс» и узнала ее.
  
  Я почувствовал легкую дрожь внутри.
  
  — Вы говорите о Конраде Чейзе?
  
  — Верно. О нем. Когда он был профессором, его очень интересовало творчество Бретта. Они много общались. Наверное, это был его самый любимый профессор за время недолгого обучения в Теккерее. Чейз даже приходил ко мне пару раз после того, как Бретт умер. Первый раз принес цветы. А однажды прислал билеты на концерт. Он был очень заботливым.
  
  Неожиданно Агнес расплакалась. Вытащила платок из рукава и вытерла глаза.
  
  — Простите. Это было так давно, но я до сих пор не могу говорить о мальчике спокойно.
  
  — Все в порядке, — успокоил ее я. — Такое никогда не забывается. — И, подождав немного, чтобы она успокоилась, спросил: — Значит, ваш сын показывал свои работы профессору Чейзу?
  
  — Я в этом уверена. Профессор всегда поддерживал его. Бретт даже приглашал Чейза пару раз домой. Это было еще до того, как он прославился, а потом встретил ту актрису и женился. Думаю, мальчику было бы приятно увидеть, каким знаменитым стал профессор Чейз после того, как вышла та книга. Вы только представьте: если бы его жизнь не оборвалась так быстро и он по-прежнему собирался бы стать писателем, это было бы просто замечательно — дружить с таким человеком, как Конрад Чейз. Уверена, это открыло бы перед Бреттом многие двери.
  
  — Думаю, так и было бы.
  
  Она пожала плечами и снова вытерла слезы.
  
  — А вы когда-нибудь читали ту книгу? — спросил я.
  
  — Какую? — спросила хозяйка, не понимая, о чем я спрашиваю.
  
  — «Недостающую деталь», — уточнил я.
  
  Агнесс Стокуэлл покачала головой так, словно я спросил, не занимается ли она в свободное время стриптизом.
  
  — Нет. То есть пыталась. Прочитала страниц пятьдесят или около того… но подобная литература не для меня. Не хочу сказать, что это плохая книга, просто я такое не читаю. Английский язык так богат, в нем столько прекрасных слов, и на свете столько замечательных вещей, о которых стоит писать, а некоторые романисты словно специально игнорируют это. Я бы с удовольствием почитала новый роман Даниэлы Стил, но читать о том, как мужские половые органы превратились в женские? Нет уж, увольте. Как бы высоко ни ценили этот роман критики, такое чтиво не для меня.
  
  Я улыбнулся:
  
  — Понимаю.
  
  — Но я вам вот что скажу, — немного смягчив тон, добавила Агнесс. — Бретт гораздо лояльнее меня относился к подобным вещам. Он, как бы это сказать, любил творческие эксперименты и не боялся их. Думаю, ему понравилась бы книга профессора Чейза.
  Глава тринадцатая
  
  Перед уходом я попросил у Агнесс позволения заглянуть в ее телефонную книгу. Она ушла за ней, оставив меня наедине с Бутс. Кошка терлась уродливой курносой мордой о мои брюки.
  
  Она вернулась, неся с собой не только телефонную книгу, но и блокнот с карандашом.
  
  — А что вы ищете? — спросила она, а потом быстро добавила: — Простите. Это, конечно, не мое дело.
  
  — Все в порядке. Просто мне нужно сейчас заехать еще в одно место, и хотелось бы уточнить адрес.
  
  Я нашел три фамилии Бюргесс в окрестностях Промис-Фоллс и переписал адрес и номер телефона каждого.
  
  — Благодарю вас. — Я вернул книгу Агнесс. — И спасибо за лимонад. — Потом обратился к кошке: — Пока, Бутс.
  
  Распрощавшись с миссис Стокуэлл, я направился к машине, на ходу доставая из кармана сотовый телефон. Подумал, что стоит позвонить Барри и рассказать ему о том, что узнал от Дерека, когда вернулся из дома Лэнгли. Прежде всего об исчезновении системного блока. Не важно, имело ли это какое-то отношения к убийствам или нет, но детектив должен был знать эту информацию.
  
  Но оказалось, что я не включил телефон, когда уезжал из дому, и пришлось спешно возвращать его к жизни. Ожидая, пока телефон включится, я посмотрел на другую сторону улицы и заметил стоявший неподалеку черный автомобиль. Когда я приблизился к своей машине, «гранд-маркиз» тронулся с места. Я решил не садиться пока за руль и проверить, едет ли он ко мне.
  
  Машина затормозила рядом с моим пикапом. Автомобиль еще толком не успел остановиться, а стекло задней двери начало опускаться.
  
  — Привет, Рэндалл. — Я спрятал телефон в карман.
  
  Мэр Финли осклабился, демонстрируя все тридцать два зуба:
  
  — Каттер, сукин ты сын, неужели тебе так сложно сказать: «Привет, ваша милость»?
  
  — Сложно, — признался я.
  
  — Слушай, Джим, у тебя найдется свободная минутка? Мне нужно с тобой поговорить.
  
  — Я вообще-то работаю. А как ты меня нашел?
  
  — Спросил у Эллен. Она пыталась дозвониться до тебя.
  
  — Мой телефон был выключен.
  
  — Я убедил ее, что это очень важно, а когда она не смогла до тебя дозвониться, рассказала, где тебя можно найти, — объяснил Финли. — Да ладно тебе. Это всего лишь минутка. Иди сюда, спрячься от жары. — Он распахнул дверь автомобиля, что можно принять за официальное приглашение.
  
  — Рэнди, я…
  
  — Прошу тебя, Каттер. Здесь действительно хорошо.
  
  Я открыл заднюю дверцу пошире, чтобы сесть в машину. Финли передвинулся на другую сторону сиденья. Внутри было удобно и прохладно. Когда я закрыл дверь, Лэнс Гэррик повернулся ко мне с водительского места и усмехнулся:
  
  — Привет, Каттер! Как успехи с прополкой чужих огородов?
  
  Я сделал вид, что не расслышал его.
  
  — Лэнс, чем сидеть тут и без толку тратить бензин, почему бы тебе не покатать нас немного? Ты не обиделся? — спросил меня Финли.
  
  — Все в порядке, — отмахнулся я. — Просто сижу тут и наслаждаюсь прохладой.
  
  — Косить траву в такую жару, да еще в воскресенье! — Лэнс, качая головой, поцокал языком, как будто я своим поведением нарушал устои Промис-Фоллс. Он посмотрел вперед, крутанул руль и добавил: — Зато у нас здесь всегда прохладно.
  
  — Тебе везет, — ответил я, не в силах больше игнорировать его.
  
  — Да я ни за какие коврижки не стал бы стричь траву, когда на улице такая жарища!
  
  — Я уже понял тебя, Лэнс, — бросил я.
  
  — Нет, если бы мне было лет четырнадцать, это еще куда ни шло…
  
  — Лэнс, — не выдержал Финли, — ты когда-нибудь заткнешься или нет? — Потом обратился ко мне: — Надо проверить, найдутся ли в городском бюджете на следующий год средства, чтобы установить стекло между мной и водителем. — Лэнс поморщился. — У меня тут серьезный разговор, Лэнс. Так что вруби свой айпод, или что там у тебя, и не мешай нам.
  
  — Я не взял его с собой, — пожаловался водитель.
  
  — Тогда следи за дорогой. Я должен решить одно важное дело.
  
  «Не такое уж оно и важное», — подумал я, глядя в окно и наслаждаясь поездкой. Мне стало интересно, скажет ли Рэндалл Лэнсу, чтобы тот вытер мой пот с серого кожаного сиденья, после того как я покину автомобиль.
  
  — Джим, — начал мэр, — хорошо выглядишь. Я серьезно.
  
  Я не ответил.
  
  — Как ты себя чувствуешь после той истории с Лэнгли? Наверное, для вас это стало большим потрясением? Как твои жена и сын?
  
  — Чем я могу тебе помочь, Рэнди?
  
  — Вот он — тот самый Джим Каттер, которого я так хорошо знаю. Всегда сразу переходит к делу безо всякой болтовни. Мне всегда нравилось это в тебе. Ты знаешь, что Лэнгли помогал мне одно время? Правда, не Альберт лично, а его контора, они даже улаживали дела, когда я разводился с моей первой женой. — Он помолчал минуту. — Или со второй? А может, и с обеими.
  
  Я потрогал рукой кожаное сиденье между нами. Интересно, сколько раз Финли здесь трахался?
  
  — Да, — кивнул я. — Альберт оказывал услуги многим шишкам из Промис-Фоллс. Если, конечно, Промис-Фоллс достаточно большой город, чтобы иметь своих шишек.
  
  Финли засмеялся:
  
  — Верно. Мы не в Олбани. Здесь лужа поменьше. Но даже в ней плавает несколько крупных рыбешек, верно я говорю?
  
  Я промолчал, ожидая, что он наконец-то скажет что-то по делу.
  
  — Видишь ли, — начал Рэндалл, понижая голос, — я решил сделать важный шаг.
  
  — Важный шаг? Неужели Джей все-таки собралась и выгнала тебя из дома? — Его третья жена и так прожила с ним дольше, чем ожидала общественность. Вероятно, она надеялась извлечь из брака с Финли какую-то выгоду для себя или просто обладала большей способностью к прощению, чем предыдущие две жены мэра.
  
  — Очень смешно, — улыбнулся он. — Вообще-то я собираюсь баллотироваться в конгресс.
  
  Я никак не отреагировал.
  
  — Что? — спросил Финли. — Ни одного едкого замечания?
  
  — Покажи себя, Рэнди! Пролезь в конгресс! Стань президентом! Мне все равно. Я не буду голосовать за тебя.
  
  И снова он рассмеялся:
  
  — Какой же ты прямолинейный, малыш Джимми! Не рассчитываю на твой голос, но меня интересует другое, а именно — смогу ли я рассчитывать на твое благоразумие.
  
  — Благоразумие?
  
  — Если ты мэр заштатного городишки, тебе еще простительны отдельные глупые выходки. Поверь мне, это так. Но на государственном уровне, особенно если ты представляешь штат вроде Нью-Йорка, а не какой-нибудь занюханный штат, о котором никто никогда не слышал, вроде Северной Дакоты…
  
  — Моя мать была из Северной Дакоты, — перебил я. На самом деле солгал, но какая разница?
  
  — Ты понимаешь, о чем я. — Финли даже не попытался извиниться. — Я считаю, что на национальном уровне все обстоит иначе. — Он посмотрел на меня, проверяя реакцию, но я сохранял бесстрастное выражение лица. — Как только ты заявляешь о намерении баллотироваться в конгресс, люди тут же начинают копаться в твоем прошлом, задавать вопросы. Обсуждать, насколько у тебя подходящая репутация.
  
  — Вот здесь волноваться нечего, Рэнди. У тебя прекрасная репутация. Спроси у любого. Спроси у тех матерей-одиночек, которым ты заблевал ковер в холле. Уверен, они многое смогут рассказать.
  
  — Ладно. — Финли слегка покраснел. — Признаю, я там немного сплоховал. Надо будет в ближайшее время заехать туда и проведать Джиллиан. Оказать им материальную поддержку, будь они неладны. Может, я и не смогу заткнуть глотку вечно ревущим младенцам, но их мамашек точно заставлю замолчать.
  
  — Не сомневайся, Рэнди, ты будешь вознагражден за свои добрые дела.
  
  — Собственно, я хотел лишь узнать, достаточно ли ты благоразумен, чтобы держать язык за зубами, если кто-нибудь начнет разведывать обо мне информацию.
  
  — И в чем должно выразиться мое благоразумие?
  
  Финли удивленно выпучил глаза:
  
  — Слушай, было же время, когда ты на меня работал. Иногда я вел себя не лучшим образом. Но это было в прошлом. Я изменился. Тот человек, на которого ты работал… его больше не существует.
  
  — Рад это слышать.
  
  — И я просто хотел сказать, что, если вдруг кто-то начнет интересоваться, каким человеком был твой бывший работодатель, могу ли я рассчитывать, что ты не сболтнешь лишнего? — Когда я не ответил, он продолжил: — Мы ведь в расчете, верно? Ты хранишь молчание, а я не заявляю на тебя за побои. Другой на моем месте посадил бы тебя в кутузку за подобное.
  
  — Вы вообще не должны были вызывать его той ночью, босс, — вмешался Лэнс. — Лучше бы позвонили мне. Тогда ничего не случилось бы.
  
  — А вот если бы ты, — обратился я к Лэнсу, — не подсунул Рэнди малолетку, точно ничего не случилось бы. — Я повернулся к Финли: — Что до тебя, то ты серьезно думаешь, что сделал мне одолжение, не заявив на меня? Ты подумал о свидетелях, которых пришлось бы пригласить? Сколько лет было той девочке? А ее подруге, которая ждала вас в коридоре? Чтобы дать показания в суде, им пришлось бы отпрашиваться со школьных занятий.
  
  — Послушай, — развел руками Финли. — Я могу найти тебе работу, Каттер. Хочешь, иди работать в мой предвыборный штаб.
  
  — Эй, — возмутился Лэнс, — вы же не собираетесь отдать ему старое место?
  
  — Ради Бога, Лэнс, следи за дорогой!
  
  — Что, мне притвориться, что я оглох?
  
  — Джим, не обращай на него внимания. Я хочу предложить тебе должность в моем предвыборном штабе. Там много работы. И за нее будут хорошо платить, намного больше, чем ты зарабатываешь, подстригая чужие газоны. Да что с тобой такое? Неужели ты потерял свою гордость?
  
  Хотелось ответить, что, если бы у меня не было гордости, я до сих пор продолжал бы работать на него. Но я не собирался оправдываться ни перед ним, ни перед кем-либо еще.
  
  А он все не унимался.
  
  — Ты ездишь на своем идиотском тракторе и выполняешь работу, которая ниже твоего достоинства, Каттер. Ты же способный человек и многое умеешь. Отлично ладишь с людьми. У тебя прекрасная интуиция. Тебя непросто сбить с толку. Мне это нравится. А тот случай, когда ты меня стукнул по носу, это давняя история. Считай, что ее и не было.
  
  — Ты не можешь подвезти меня обратно к моему пикапу? — попросил я Лэнса, а потом обратился к Финли: — Слушай, мне все равно, что ты делаешь. И куда собираешься баллотироваться. Я ничего никому не скажу.
  
  — Какой же ты правильный, Джим!
  
  — Просто если я расскажу людям о случае, свидетелем которому стал, мне придется также объяснять, почему я так долго на тебя работал. А я не смогу ответить на этот вопрос. Так что тебе не о чем беспокоиться. Что касается твоего предложения, меня это не интересует. Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь. Я люблю работать с сыном. И могу без страха смотреть на себя в зеркало в конце рабочего дня.
  
  Финли понимающе кивнул:
  
  — Мне больше не о чем тебя просить. Понимаю, что ты не хочешь на меня работать. Но я признателен тебе за твое благоразумие.
  
  — А та девушка? — спросил я. — Из номера? Что с ней случилось?
  
  — Не знаю, — пожал плечами Рэндалл. — Я больше никогда ее не видел. Слава Богу, с тех пор я взялся за ум.
  
  Я увидел пикап, припаркованный на обочине дороги. Лимузин сбавил ход и остановился.
  
  Финли протянул руку. Пожать ее было проще, чем отказаться от рукопожатия, поэтому я протянул руку, пытаясь убедить себя, что это всего лишь формальность и этим легким рукопожатием мне не пришлось идти на компромисс со своими принципами.
  
  — Выйди и открой дверь мистеру Каттеру, — приказал Финли Лэнсу, продолжая трясти мою руку.
  
  — Что? — спросил Гэррик. — Вы шутите?
  
  — Ты слышал, что я сказал?
  
  Лэнс вышел и обогнул машину. На мгновение подумалось: «Черт с ним, я и сам смогу открыть эту дурацкую дверь», — но потом все же решил, пусть водитель выполняет свою работу.
  
  Дверь распахнулась, и я вышел на улицу. Лэнс приблизился ко мне сзади, положил подбородок мне на плечо и тихо прошептал на ухо:
  
  — Это было в первый и последний раз. Ты ведь не думаешь, что я открываю двери перед уборщиками газонов?
  
  Я с силой ткнул его локтем. Он охнул и согнулся пополам.
  
  — Прости. Не могу контролировать руку. Она весь день держала газонокосилку, вот и дергается. Что-то нервное, наверное.
  Глава четырнадцатая
  
  Когда Гэррик сел в машину и уехал с Финли, я достал телефон и хотел набрать номер с визитной карточки Барри, но потом остановился. А что я ему скажу?
  
  Конечно, мог изложить короткую версию истории. Рассказать, как, вернувшись из дома Лэнгли, Дерек вспомнил, что в комнате Адама недоставало одного из компьютеров. Я мог бы еще добавить Дакуорту что-то вроде: «Только не знаю, насколько это важно».
  
  И пусть он распоряжается этой информацией как ему заблагорассудится.
  
  На самом деле я даже не знал, имел ли компьютер какое-то отношение к убийствам в доме Лэнгли или нет. Адам мог просто убрать его в шкаф, а Барри не открыл его, когда мы осматривали комнату.
  
  А если компьютер был здесь ни при чем, имело ли смысл ворошить улей, случайно обнаруженный Дереком и Адамом? Если только для того, чтобы доставить неприятности Конраду Чейзу? Не буду кривить душой, мне было бы приятно посмотреть, как он начнет изворачиваться, чтобы оправдать себя. Но тем не менее я был не настолько мстительным, чтобы втягивать, возможно, невинного человека в историю с убийствами исключительно ради развлечения. Нет, я не был до такой степени мерзавцем.
  
  Зато решил, что сначала нужно выяснить все, что только смогу, и лишь потом звонить Барри Дакуорту. Поэтому я и поехал к Бюргессу — школьному учителю Бретта Стокуэлла.
  
  Матери всегда считают своих детей самыми замечательными и талантливыми. Иногда они оказываются правы. Мистер Бюргесс способен поддержать или опровергнуть эту точку зрения. Он может подтвердить, что Бретт действительно был таким одаренным писателем, как считала его мать. Если же он скажет обратное, придется искать другое объяснение тому факту, что книга Чейза оказалась в компьютере парня. Я прекрасно понимал: моя версия о том, что Конрад украл прославивший его роман у своего студента, была пока что совершенно необоснованной.
  
  Поэтому казалось вполне разумным повременить со звонком Барри.
  
  Нашел нужного мне Бюргесса, когда позвонил по второму из трех номеров, которые выписал из телефонной книги Агнесс Стокуэлл. Он проживал примерно в десяти минутах езды от ее дома, и мне не нужна была карта, чтобы найти его. Я достаточно давно жил и работал в Промис-Фоллс и легко смог отыскать дорогу.
  
  Я не знал, что именно скажу ему, когда звонил по телефону. Когда назвал свое имя и выяснил, что он действительно работает учителем литературы и английского языка в школе Промис-Фоллс, сказал, что хочу поговорить об одном из его бывших учеников. Когда Бюргесс попытался выяснить дополнительную информацию, я ответил, что будет гораздо лучше, если нам удастся поговорить лично.
  
  — Хорошо, тогда приезжайте ко мне, — пригласил он. Но я расслышал нотки подозрения и недоверия в его голосе.
  
  По дороге я понял, что все еще никак не могу успокоиться после стычки с Лэнсом. И это было отнюдь не приятное волнение. Скорее мои ощущения можно описать как беспокойство, смешанное с тревогой и сожалением.
  
  Я поступил очень глупо, толкнув его локтем. Да, испытал короткое чувство удовлетворения, но нельзя было скатываться до подобного. Но он просто довел меня. Понимаю, как тяжело возить все время придурочного мэра и ощущать свою полную ничтожность. И в такой ситуации ты вряд ли откажешься от возможности показать свое превосходство над парнем, который зарабатывает на жизнь стрижкой газонов.
  
  Я не особенно переживал из-за того, что Лэнс может заявить на меня в полицию. У него был бы шанс посадить меня за хулиганство, если бы на его стороне выступали надежные свидетели, но мэр Финли точно не станет свидетельствовать против меня. Он не будет рисковать моей благосклонностью, чтобы поддержать тупоголового Лэнса.
  
  И тот прекрасно знал об этом. Но дело было в том, что парни вроде Гэррика знали много способов свести счеты, минуя судебную систему. Поэтому теперь, когда я показал этому недоумку, что и сам мужик с яйцами, придется прикрывать спину, чтобы не получить нож.
  
  Только этих проблем не хватало для полного счастья.
  
  Я затормозил перед домом Бюргесса — мне так и не удалось выяснить его имени — и выключил двигатель. Это было простое одноэтажное строение с примыкавшим к нему гаражом. Дом стоял примерно в десяти ярдах от дороги, на небольшом участке земли. Двор без единого деревца выглядел ухоженным: аккуратно подстриженные газоны, никаких одуванчиков и сорной травы. На дороге перед домом стояли старенькая «тойота» и новый «сивик». Я только собирался постучать в дверь, как увидел через стекло мужчину. На вид ему было около шестидесяти. Худощавый, с редкими волосами, рост шесть футов, но он сильно сутулился.
  
  Мужчина открыл скрипучую дверь.
  
  — Вы мистер Каттер?
  
  — Совершенно верно.
  
  Он посмотрел на мой пикап, потом — на меня.
  
  — Хорошая фамилия, прекрасно подходит к вашему занятию.[95]
  
  Я улыбнулся. Сегодня он был первым, кто это заметил.
  
  — Но, честно говоря, меня не интересуют ваши услуги, если вы приехали ради этого.
  
  — Нет, я приехал не за этим.
  
  — Тогда проходите, — предложил Бюргесс, но тон его был далек от дружелюбного.
  
  Хозяин провел меня на маленькую кухню и предложил сесть за старый стол с пластмассовой крышкой.
  
  — Я предложил бы вам кофе, но он слишком горячий.
  
  В доме не было кондиционера, и даже открытые окна не спасали от ужасающей духоты.
  
  — Все в порядке, мистер Бюргесс. Спасибо, что нашли время для меня.
  
  — Меня зовут Уолтер.
  
  — Уолтер, — повторил я. — Так вы учитель английского языка и литературы в школе Промис-Фоллс? — Дерек тоже ходил в школу Промис-Фоллс, ту, которая была ближе всего к нашему дому.
  
  — Был учителем. Но теперь на пенсии.
  
  — Не знал об этом, — признался я. — Давно ушли на пенсию?
  
  — Уже четыре года как не работаю.
  
  — Что ж, — я бросил на него беглый, но пристальный взгляд, — понимаю. — Хотел спросить про миссис Бюргесс, но внутренний голос подсказал не делать этого.
  
  В тот же момент, словно по сигналу, раздались чьи-то шаги. Кто-то поднимался из подвала. Вскоре в дверях кухни появился другой мужчина, примерно того же возраста, что и Бюргесс. Он был так же опрятно одет, только намного полнее, и волос на его голове было гораздо больше. Вошедший одарил меня таким теплым взглядом, словно я был налоговым инспектором.
  
  — Трей, это мистер Каттер. Мистер Каттер — Трей Уотсон.
  
  — Здравствуйте, — поприветствовал я его. Трей лишь слегка кивнул мне в ответ.
  
  Я не знал, в каких отношениях состояли Трей с Уолтером, и не собирался это выяснять. Но Уолтер сам разрешил этот вопрос:
  
  — Мы живем вместе с Треем.
  
  — Замечательно, — кивнул я.
  
  — А что случилось? — наконец-то заговорил Трей.
  
  — Мистер Каттер только подошел, и я пока не знаю. Но, как мне кажется, это касается одного из моих прежних учеников.
  
  — Ради Бога, Уолтер, выстави его за дверь! — возмутился Трей и повернулся ко мне: — Послушайте, он и так многого натерпелся. Зачем вы приехали? Чтобы собирать всякие сплетни?
  
  Я перевел взгляд с Трея на Бюргесса.
  
  — Боюсь, не понимаю, о чем идет речь. Я пришел сюда, чтобы поговорить о вашем ученике по имени Бретт Стокуэлл. Вы помните его?
  
  — Конечно, — осторожно ответил Уолтер.
  
  — Вы были его учителем, верно?
  
  — Да, я помню его.
  
  — Десять лет назад он совершил самоубийство, — напомнил я.
  
  — Да, я знаю.
  
  — Видишь? — не унимался Трей. — Сейчас он придумает, как обвинить в случившемся тебя!
  
  — Трей, — мягко сказал Уолтер, — почему бы тебе не оставить нас с мистером Каттером на минуту, а потом я приготовлю для нас обед.
  
  — Только без тунца, — капризно заметил Уотсон. — Ты готовил его вчера.
  
  — Я думал сделать салат с курицей.
  
  Трей что-то пробормотал под нос, прошел через кухню и скрылся. Мы оба услышали, как хлопнула дверь черного хода.
  
  — Извините.
  
  — Все в порядке. Так как насчет Бретта Стокуэлла? — напомнил я.
  
  — Он спрыгнул с водопада Промис. Я помню. Такое трагическое событие. — Уолтер выглядел очень расстроенным.
  
  — Мать Бретта сказала, что вы поддерживали его увлечение писательским ремеслом.
  
  — Послушайте, нас с Треем здесь нечасто навещают, особенно после того, как наши семьи отреклись от нас, и мы всегда рады гостям. Но я никак не могу понять, что здесь делаете вы. Вы имеете какое-то отношение к Бретту? Вы его родственник? Я знаю, что вы ему не отец. Я помню, что встречался с его отцом на родительском собрании. Но кажется, он умер раньше Бретта.
  
  — Нет, я не отец Стокуэлла. И даже не родственник.
  
  Бюргесс удивленно поднял брови.
  
  — И что? — спросил он. — Вы сами посудите, ко мне в дом приходит незнакомец и начинает расспрашивать о мальчике, который учился у меня более десяти лет назад. Я ничего не понимаю. И, честно говоря, меня не удивляет реакция Трея, который решил, что вы хотите нам зла.
  
  — Вы ошибаетесь, я никому не хочу причинить вред.
  
  — И все же у меня есть причины не доверять вам.
  
  — Хорошо, я все объясню. Мой сын Дерек любит собирать старые компьютеры. Разбирать их на части, чинить. Агнесс Стокуэлл, мать Бретта, отдала ему старый компьютер, который пылился в ее гараже. Она собиралась его выбросить, но, увидев, что Дерек проявляет к нему интерес, подарила моему сыну. Когда он стал смотреть, что было на диске, то нашел кое-что интересное.
  
  Уолтер слегка наклонился ко мне. В его глазах я заметил не только банальное любопытство, но и испуг.
  
  — И что же он нашел? — спросил он.
  
  — Книгу. Роман. В компьютере был целый роман.
  
  — Что ж, — вздохнул Бюргесс, — здесь нет ничего удивительного. Бретт был плодовитым писателем. И не только по меркам средней школы.
  
  — Книга, по крайней мере то, что я читал, была уникальной. Я не могу судить о ее литературных достоинствах, но как человек, читавший немало книг, был приятно удивлен. И мне показалось, что ее написал человек гораздо старше Бретта. И там был очень интересный главный герой.
  
  — И вы туда же, — грустно улыбнулся Бюргесс. — Хотите знать, не списал ли он своего персонажа с меня?
  
  Я посмотрел на него с нескрываемым удивлением. Такого вопроса точно не ожидал. Конечно, я понимал, что у сидевшего напротив меня человека не пропадали половые органы. Здесь было нечто другое, и я не мог спросить его об этом.
  
  — Нет, я подумал не об этом. Просто мне хотелось узнать, способен ли был Бретт написать такое. Мог ли он, будучи школьником или даже студентом, написать книгу, пригодную для публикации?
  
  — Ну, — протянул Бюргесс, — я не читал роман, который, как вы говорите, ваш сын нашел в его компьютере, но помню рассказы, их показывал мне Стокуэлл, когда учился у меня, и думаю, что мог бы. — Хозяин замолчал. — Бретт был невероятно одаренным молодым человеком. У меня никогда не было учеников, чьи способности хотя бы приблизились к тем, которыми обладал Бретт Стокуэлл.
  
  — Это уже кое-что, — заметил я. — Да, это кое-что объясняет. — С минуту мы молчали, а потом я задал ему вопрос, который не давал мне покоя: — А почему вы подумали, что книга могла быть написана о вас?
  
  Похоже, мой вопрос смутил Бюргесса.
  
  — Я чувствую себя немного глупо. Даже не знаю, как вам ответить.
  
  — А мне кажется, прекрасно знаете. — Я постарался сказать это таким тоном, чтобы Бюргесс не счел мои слова упреком в свой адрес.
  
  — У Бретта была хорошо развита интуиция, — осторожно ответил Уолтер. — И он был удивительно проницателен.
  
  Я откинулся на спинку стула.
  
  — В том числе и относительно вас?
  
  — Иногда да. Думаю, Бретт показывал мне свои истории по двум причинам. Во-первых, я был его учителем литературы. Изо всех его учителей я, вероятно, единственный, кто мог оказать ему существенную помощь, хоть сам никогда не был писателем. Но я всегда старался поддерживать подающих надежды учеников. — Он замолчал.
  
  — А вторая причина?
  
  — И я, возможно, был единственным геем среди его учителей, — признался он. — Или по крайней мере единственным, кто не скрывал своей ориентации.
  
  — А почему это было так важно для него? — медленно спросил я.
  
  — Потому что со мной Бретт мог поговорить откровенно. Он и сам переживал подобные проблемы.
  
  — Стокуэлл был геем?
  
  Уолтер Бюргесс кивнул.
  
  — Его родители не знали об этом. Не думаю, что он признавался в этом кому-нибудь еще, кроме меня. Хотя мне кажется, что одноклассники подозревали его. Вы, наверное, думаете, что сейчас можно открыто заявлять о подобных вещах. И что десять лет назад дела обстояли точно так же. Но это неправда. Особенно если родители боятся, что с их ребенком случится что-то дурное.
  
  — Но с вами он мог поделиться своими проблемами.
  
  — Да. Мы с ним много говорили.
  
  Я старался сохранить непроницаемое выражение лица, но Бюргесс прочитал мои мысли.
  
  — Нет, у нас не было отношений. Только на профессиональном уровне. Я давал ему советы, как поступают многие учителя, когда ученики обращаются к ним за советом. Иногда молодые люди испытывают потребность в общении со взрослыми, которые не приходятся им родственниками. Многие старшеклассницы, узнав, что беременны, сначала все рассказывают учителям и лишь потом — родителям.
  
  — Конечно. Я и сам делился с учителями вещами, о которых постеснялся бы рассказывать родителям.
  
  Бюргесс пристально посмотрел на меня, давая понять, что не верит в искренность моих слов.
  
  — Понимаю, о чем вы думаете, — устало покачал он головой. — Вы ведь знаете обо мне?
  
  — Простите? — удивился я.
  
  — О том, почему я уволился из школы. Почти все об этом знают. Это уже ни для кого не секрет.
  
  — Боюсь, что нет. — Я не стал расспрашивать. Мне нужно было только узнать о писательских способностях Бретта. Остальное меня не интересовало. Я не был полицейским. И моя фамилия была не Дакуорт. Меня совершенно не касалось прошлое Уолтера Бюргесса.
  
  Хозяин тихо рассмеялся:
  
  — Да я просто мастер конспирации! Вы единственный человек в Промис-Фоллс, который не знает мою историю, а я не смог удержать рот на замке.
  
  — Мне все равно. Храните ваши секреты при себе.
  
  Бюргесс только махнул рукой:
  
  — Теперь это уже не важно. Все случилось пять лет назад. — Он откашлялся. — Я встретил молодого человека в «Вистле» — это бар в центре города, где обычно собирались геи. Между нами не было ничего особенного. Мимолетное увлечение. Но мы встречались несколько раз. И нас видели вместе. Пошли пересуды. Он только что закончил Спринг-Парк — ту же школу, в которой учился Дерек. Представляете, меня увидели в обществе парня, который совсем недавно был учеником. И не важно, что я не преподавал в той школе и никогда не был учителем этого молодого человека. Без разницы, все равно мы привлекли внимание полиции нравов. Мое поведение сочли недостойным профессии. Я мог позволить администрации школы уволить меня, а потом опротестовать это решение или принять их предложение и выйти на пенсию раньше срока. До пенсионного возраста мне оставалось всего пару лет. Поэтому я выбрал последнее. Ушел. И не смог бы пережить это, если бы не поддержка Трея. — Хозяин замолчал. — Поверьте, он не всегда такой грубый.
  
  Я лишь кивнул.
  
  — Но у нас с Бреттом никогда ничего не было, — настойчиво повторил Уолтер Бюргесс. — Клянусь Богом, что это правда.
  
  — Хочу поблагодарить вас за то, что уделили мне время.
  
  Я встал и направился к двери. Когда мы вышли на улицу, Бюргесс посмотрел на мой пикап и спросил:
  
  — Сколько вы берете?
  
  — Что?
  
  — Вы же стрижете газоны, сколько возьмете за мой двор? Если будете приводить его в порядок раз в неделю?
  
  Я назвал ему цену, и он кивнул в знак согласия.
  
  — У меня что-то разболелось колено, а Трея я не хочу утруждать. Мне будет намного спокойнее, если найму кого-то для подобной работы.
  
  — Конечно. Могу занести вас в мой список, если хотите.
  
  Уолтер снова подумал и кивнул:
  
  — Договорились. Трей наверняка скажет, что в нашем бюджете нет для этого денег, но он говорит так обо всем. Уотсон скупой и ленивый, чего от него еще можно ждать?
  
  Я пожал Бюргессу руку и пошел к своему пикапу.
  
  — Постойте, а роман Бретта? — вдруг окликнул меня хозяин. — Я могу получить его копию? Очень хотелось бы почитать.
  
  Я повернулся и спросил:
  
  — Вы читали «Недостающую деталь»? — Он удивленно моргнул и кивнул: — Тогда можно сказать, что вы читали и книгу Бретта.
  
  Бывший школьный учитель задумался.
  
  — Похожие темы?
  
  — Можно сказать, что да.
  
  Бюргесс кивнул:
  
  — Я понимаю, почему Бретта могли заинтересовать материалы, которые Чейз использовал в своей книге, но не понимаю, почему Чейз ее написал.
  
  — О чем вы? — спросил я.
  
  — Не думаю, что подобную книгу мог написать мужчина-гетеросексуал, если только Конрад Чейз не обладает особой проницательностью, которой я никогда в нем не замечал.
  
  — Вы знаете его?
  
  — Встречал несколько раз на официальных мероприятиях. Он не гей.
  
  — Да, — подтвердил я. — Это правда.
  
  Случай с Эллен был тому доказательством.
  Глава пятнадцатая
  
  Я возвращался домой, когда зазвонил мой сотовый.
  
  — Его милость нашел тебя? — спросила жена.
  
  — Да.
  
  — Я пыталась до тебя дозвониться…
  
  — Забыл включить сотовый.
  
  — Рэнди сказал, что ему нужно поговорить с тобой, и я не смогла солгать, что не знаю, где ты, — призналась она.
  
  — Все в порядке.
  
  — Что ему было нужно?
  
  — Мэр собирается баллотироваться в конгресс.
  
  — Да ладно? — удивилась Эллен. — Интересно, на каком основании? Он считает, что у нас слишком мало продажных политиков, и хочет исправить положение?
  
  Я не смог удержаться от смеха.
  
  — Да, наверное. Только представь себе: «Голосуйте за Финли и изваляйте правительство в грязи!» Правда, неплохой лозунг?
  
  — Что ему было нужно от тебя?
  
  — В основном мое молчание.
  
  — А что ты получишь взамен?
  
  — Мне не придется голосовать за него.
  
  — Ну, это уже что-то, — заметила Эллен.
  
  — Он предлагал мне работу. Не такую, как раньше. Не шофером. Для этого у него есть Лэнс. Предлагал работать в его штабе.
  
  — И что ты на это ответил?
  
  — Отказался.
  
  — Он не упоминал по поводу зарплаты?
  
  — Эллен, я не стану работать на него ни за какие деньги.
  
  — Знаю. Просто спросила. Когда ты работал у него и возвращался домой, у тебя был такой измотанный вид.
  
  — Перестань. — Я так и не решился рассказать Эллен о том, как врезал Гэррику.
  
  — Слушай, я думала насчет нашего разговора перед твоим уходом, о том, как Донна пришла к нам с пакетом от курьера. Он перепутал наш дом с домом Лэнгли из-за почтового ящика. С шоссе нашего дома не видно, и дом Лэнгли легко можно принять за наш.
  
  — Да, — согласился я.
  
  — И что ты по этому поводу думаешь?
  
  — Не знаю. Не знаю, что думать, особенно на этот счет. История с компьютером занимает меня намного больше. Его исчезновение, а также то, что там оказалась книга Конрада. И то, что компьютер отдали Дереку, а не Адаму. Я виделся с Агнесс и спросил ее, не рассказывала ли она о том, что подарила компьютер нашему сыну.
  
  — И что она ответила?
  
  — Она утверждает, что не говорила.
  
  Потом я подумал: а не мог ли об этом сказать Дерек? Или Адам? Возможно, они разболтали кому-то из своих друзей? Наш парень мог поделиться об этом по секрету с Пенни, а Пенни — сказать еще кому-нибудь. Кто-то из них мог оповестить о своей находке всех знакомых по Интернету.
  
  — Слушай, Джим, что ты собираешься делать? — спросила Эллен. — Если дело действительно серьезное и этот пропавший компьютер имеет какое-то отношение к тому, что произошло с Лэнгли, как ты планируешь поступить?
  
  Я уже понял, к чему она клонит.
  
  — Джим? Ты слышишь меня?
  
  — Да, слышу.
  
  — Я подумала, что связь оборвалась.
  
  — Нет. Просто слежу за дорогой.
  
  — Ты слышал, что я спросила? Что ты собираешься делать?
  
  — Я не совсем понимаю, о чем ты, — солгал я, желая проверить свои предположения насчет Эллен.
  
  — Не надо прикидываться идиотом, Джим. Ты знаешь, что я имею в виду. Насчет того, что Конрад может быть как-то связан с тем, что случилось с Лэнгли.
  
  — Мне кажется, не стоит исключать такую версию, — заметил я.
  
  — Но это же смешно, — возмутилась Эллен. — Не важно, что ты о нем думаешь, он не может быть замешан в подобном деле.
  
  — Но должна же быть причина, по которой некто перебил всех Лэнгли.
  
  — То, на что ты намекаешь, Джим, просто абсурдно!
  
  — Я ни на что не намекаю. — От напряжения по шее стали бегать мурашки. — Но мне было интересно поговорить с Агнесс об ее сыне. И еще я поговорил с его учителем по английскому языку и литературе.
  
  — Ты звонил его школьному учителю?
  
  — Ездил к нему. Его зовут Уолтер Бюргесс.
  
  — Ну ты даешь, — удивилась Эллен. — Ты просто Сэм Спейд.[96]
  
  В ее сарказме я не заметил ни капли восхищения.
  
  — Этот мальчик был необычным. Настоящим гением. И об этом говорила не только мать, но и его учитель. Он был великолепным писателем и развит не по годам.
  
  — Понятно.
  
  — Вот я и подумал: даже если исчезновение компьютера не имеет отношения к убийствам, Барри должен узнать об этом, а также о том, что там была книга, написанная за несколько лет до того, как роман Чейза увидел свет.
  
  На другом конце провода повисла пауза.
  
  — Эллен?
  
  — Я здесь. Вот что думаю. Мне плевать, понравится тебе это или нет, но Конрад имеет право узнать обо всем и предложить свою версию прежде, чем ты поговоришь с Барри. Это может серьезно повредить репутации Конрада. Породить множество сплетен и пересудов.
  
  — Я не пытаюсь породить сплетни и пересуды.
  
  — Конечно, он не пытается! — бросила Эллен. Эти слова ударили меня как разряд электрического тока. — Ты никак не можешь забыть того, что случилось, и думаешь, что спустя столько лет у тебя появилась возможность расквитаться с Конрадом!
  
  — Это неправда, — возразил я и почти поверил в свои слова.
  
  — Ты думаешь, что он украл роман у того парня?
  
  — Просто считаю, что Барри должен знать то, что стало известно нам, вот и все.
  
  — Ты же не знаешь, что еще удалось раскопать полиции. Может, у них уже есть подозреваемые? Не забывай, кем работал Альберт — он защищал преступников. Немало людей могли затаить на него злобу.
  
  Я обдумал все сказанное Эллен. В ее словах было много правды. Я не знал, какую информацию удалось заполучить полицейским. Барри явно не собирался рассказывать мне об этом.
  
  — Ладно, — согласился я. — Ты права. Не думаю, что эта информация будет так уж полезна для полиции, но все равно он должен узнать ее.
  
  — Конечно, только что бы там ни натворил Конрад в прошлом, теперь он мой начальник. У меня хорошая работа. И она многое значит для меня.
  
  — Я знаю.
  
  — Кроме того, Чейз имеет большой вес в литературном сообществе колледжа. Весь фестиваль держится на нем.
  
  — И это мне тоже известно.
  
  — У меня возникнут проблемы на работе, если его репутация окажется запятнанной. И особенно тяжело мне придется, если это случится по нашей вине.
  
  — Понимаю.
  
  — Я не хочу потерять работу. За нее очень хорошо платят.
  
  Ну вот, начинается.
  
  — А за мою работу платят плохо, да? — возмутился я.
  
  — Я этого не говорила, — пошла на попятную жена. — Ты меня неправильно понял. Я вовсе не это имела в виду.
  
  — Разумеется, — пробурчал я.
  
  — Да перестань ты! — вспылила Эллен. — Ладно, беру свои слова назад. Сказала глупость, прости меня.
  
  Я ничего не ответил.
  
  — Послушай, я просто хотела сказать, что сначала мы должны все сами выяснить, а уж потом говорить с Барри. Давай сначала расскажем все Конраду.
  
  — Хочешь, чтобы я сам это сделал? — спросил я, нарушая молчание. — Явился к нему в кабинет и спросил: «Слушай, а ты, случайно, не украл свой знаменитый бестселлер у бывшего студента?»
  
  — Поэтому я и решила сначала позвонить тебе. Дело в том, что он здесь, у нас. Вместе с Иллиной. Зашли к нам. Ты же знаешь, как он любит заваливаться в гости без приглашения. У меня от неожиданности чуть сердечный приступ не случился, когда Чейзы явились, даже не постучав.
  
  — Ты не запираешь дверь после того, что случилось?
  
  — Думала, что ты закрыл дверь, когда уезжал. Ладно. Я была на кухне, а тут входит он, я даже вскрикнула от неожиданности.
  
  Конрад считал себя слишком важной персоной, чтобы предупреждать о своем визите хотя бы стуком.
  
  — Они сейчас на веранде.
  
  — Через минуту буду на месте.
  
  Я свернул на дорогу, ведущую к нашему дому. Проезжая мимо дома Лэнгли, около которого дежурила патрульная машина, я заметил на заднем дворе двух полицейских. Опустив низко головы и словно ища что-то, они медленно направлялись к деревьям, отгораживавшим дом соседей от нашего дома. Я подумал, что это, наверное, были криминалисты.
  
  Миновав нашу веранду, припарковался напротив гаража рядом с новеньким «Ауди-ТТ» Конрада. Конрад и Иллина сидели на веранде, у каждого в руках было по бутылке пива. Седана «мазды», на котором ездила Эллен, нигде не было видно — значит, Дерек куда-то уехал. Жаль, потому что я хотел расспросить его кое о чем.
  
  Когда я вышел из пикапа, Конрад вскочил со своего места и направился ко мне, протягивая правую руку, в левой он держал коричневую бутылку с пивом. Пришлось ответить на рукопожатие. Он сжал мою руку сильнее, чем следовало бы, словно пытался таким образом что-то доказать. Конрад был довольно крупным мужчиной — грузным и довольно высоким. К тому же имел необычайно важный и самоуверенный вид. Мне показалось, что он слишком уж старательно демонстрирует свое расположение ко мне. Чейз прекрасно понимал, что когда-то нанес мне серьезную обиду, и теперь отчаянно старался доказать, что мы все равно можем оставаться друзьями, несмотря на то что случилось когда-то.
  
  Но меня все это мало волновало.
  
  — Джим, — проговорил Конрад, широко улыбаясь.
  
  — Извините за мой внешний вид. — Я поднял грязную руку, которую он только что пожимал, и показал на свою одежду. — Сегодня мне пришлось убрать пару дворов, вчера я не успел все закончить.
  
  — Не извиняйтесь. — Чейз повернул голову в сторону дома Лэнгли и добавил: — Даже не верится, что такое могло случиться.
  
  Я лишь покачал головой и пошел к дому. Гость нагнал меня.
  
  — Вот уж соседство. — Конрад похлопал меня по плечу. Тем самым он словно демонстрировал, что мы приятели, несмотря на то что он трахал когда-то мою жену. — Представляю, каково вам пришлось. Вы ничего не слышали?
  
  — Нет, — коротко бросил я.
  
  — Я ведь давно знал Альберта, — продолжил Чейз. — Он был не просто моим адвокатом, но и хорошим другом. Я знал его еще со школы. Они с Донной часто бывали у нас. Альберт долгое время был членом попечительского совета нашего колледжа. Интересовался общественной жизнью и был потрясающим человеком. Редкое качество для того, кто умудрился вытащить из тюрьмы столько мерзавцев. Но это была его работа.
  
  Мы поднялись на веранду. Жена Конрада Иллина улыбнулась мне, когда я подошел к ней, но не встала. На ней были белые блузка и шортики, светлые волосы волнами падали на плечи. Она протянула мне руку и легко пожала.
  
  — Иллина, — произнес я.
  
  — Здравствуйте, Джим. Конрад решил, что мы должны зайти к вам. — Она говорила так, словно оправдывалась за их с мужем неожиданный приход. — Такая трагедия для всех нас.
  
  После того как уехала из Голливуда, Иллина быстро освоилась с ролью жены президента колледжа в маленьком городе. Одевалась дорого, но со вкусом, носила обувь на шпильках, но не таких высоких и вызывающих, чтобы это показалось неприличным. Ее блузка всегда была расстегнута ровно настолько, чтобы возбудить любопытство, но при этом ничего не выставлять напоказ. И все же, несмотря на респектабельность внешнего вида, в ней все равно оставалось нечто непристойное. Как будто от нее исходили какие-то невидимые вибрации, действующие возбуждающе на всех особей мужского пола.
  
  Эллен дала мне бутылку пива «Амстел», и мы сели. Жена потягивала свое любимое белое вино, и ее бокал был наполнен почти до краев. Конрад плюхнулся на свое место рядом с Иллиной и изрек:
  
  — Мы просто хотели убедиться, что с вами все в порядке. Вы же члены одной большой семьи колледжа Теккерей, и когда происходит нечто подобное, тем более что такая трагедия произошла здесь впервые, мы считаем своим долгом узнать, как вы пережили это событие. — Он посмотрел на Эллен: — Ты ведь для этого нам звонила?
  
  — Звонила? — удивился я.
  
  — Сегодня утром я обнаружил ваш номер у себя на телефоне. Мы с Иллиной испытывали наш новый «ауди». Ты видел его? Правда, шикарная штучка? Иллина так увлеклась, что мы пропустили звонок.
  
  Эллен посмотрела сначала на меня, потом на Конрада.
  
  — Это была я. Думала пригласить вас в гости, но вы меня опередили.
  
  Я пристально посмотрел на жену. Так, значит, она решила предупредить его. Вероятно, сначала звонила ему домой, но когда никто не ответил, позвонила на мобильный.
  
  — В следующий раз, — Конрад улыбнулся, — отправляй сообщение, и я перезвоню тебе, как только смогу.
  
  — Итак, — кивнул я, — похоже, все сложилось наилучшим образом. Вы пришли к нам, и теперь мы все в сборе.
  
  — А этот Барри Дакуорт? — спросил Конрад. — Он ведь проводит расследование?
  
  — Да.
  
  — Хороший человек, хотя не уверен, что у него хватит ума для подобного дела. Не представляю, как он сможет раскрыть это преступление.
  
  — Думаю, детектив сделает все наилучшим образом, — возразил я, сделав большой глоток пива. — Если мне не изменяет память, Барри одно время работал в Олбани.
  
  — Ну, это же не Нью-Йорк и не Лос-Анджелес, — заметил Конрад. — А всего лишь Олбани, — добавил пренебрежительным тоном. — Когда в Олбани происходило что-то значительное? Я говорю даже не о политике. А вообще?
  
  Я не ответил. Не любил трепаться попусту, особенно в компании этого напыщенного болвана. Несколько раз в год мне приходится сопровождать Эллен на официальные мероприятия, которые проводит колледж Теккерей, и встречаться с Чейзами. Поскольку он босс Эллен, я не мог избежать встреч с ним и общения по телефону. Конрад всегда производил впечатление человека, который хотел, чтобы все его любили и восхищались им, и был готов пойти на многое, лишь бы достигнуть своей цели, — даже притвориться, что между нами никогда не было конфликтов.
  
  Ему это было несложно. Не он же остался рогоносцем. Не каждый день услышишь такое слово, да еще в свой адрес.
  
  — Я собираюсь позвонить шефу, — заявил Конрад, имея в виду шефа полиции Промис-Фоллс, который, без сомнения, был его лучшим другом. Чейз умел заводить полезные связи. — И напомню, что он должен бросить все силы на раскрытие этого дела. Даже если понадобится подключить полицию штата, или ФБР, или еще кого-нибудь, чтобы помочь Барри в работе. Сейчас не время для ложной гордости. Если Дакуорту нужна помощь более опытных специалистов, он должен проявить достаточно благоразумия, чтобы принять ее. Что скажешь, любимая?
  
  Он посмотрел на Иллину.
  
  — Полностью с тобой согласна, Конрад, — промурлыкала она и слегка коснулась его руки. — Тебе стоит позвонить ему. По крайней мере полицейские должны знать, что мы следим за следствием.
  
  — Не удивлюсь, если Рэнди поступит точно так же, — заметил я.
  
  — Ах да, Рэнди, — усмехнулся Конрад. — Конечно же! Как только ему надоест разбрасывать печенья в доме матерей-одиночек! — Он хлопнул себя по колену и рассмеялся: — Сколько его знаю, Финли всегда найдет чем удивить меня!
  
  — Разумеется, — согласился я. И пускай эта болтовня уже начала мне порядком надоедать, я не смог удержаться и спросил: — А вы в курсе, что он собирается сделать?
  
  — Вы насчет конгресса? — Чейз бросил на меня усталый взгляд.
  
  Я кивнул.
  
  — Да, его предвыборный штаб уже начал собирать кое-какую информацию. Думаю, у этого ублюдка есть шанс. Вы же знаете — чтобы тебя избрали, вовсе не обязательно быть ангелом.
  
  — Рэнди понравились бы ваши слова, — заметил я. — Думаю, он объявит об этом в ближайшие дни.
  
  — А где вы об этом слышали? — Судя по всему, Конрад был удивлен, что я знаю новости, так горячо обсуждавшиеся в высших кругах города, учитывая мое теперешнее положение.
  
  — Он сам сказал мне.
  
  Чейз удивленно моргнул.
  
  — Ладно, честно говоря, мы не хотели бы отнимать у вас много времени. Эллен, если ты неважно себя чувствуешь и тебе нужен денек-другой, чтобы прийти в себя, не стесняйся, звони.
  
  — Конечно, Конрад, — ответила жена, допивая вино. — Спасибо за внимание и участие.
  
  — Мы просто выполняем…
  
  — Конрад, — перебил я его, — прежде чем вы уйдете, мне нужно с вами кое о чем поговорить.
  
  Жена подозрительно посмотрела на меня. Судя по выражению ее лица, она не хотела, чтобы это делал я, и надеялась уладить все самостоятельно. Но я это проигнорировал.
  
  — Конечно, — согласился Конрад. — А в чем дело?
  
  — Пойдемте прогуляемся.
  
  Чейз поднялся со своего места, и мы направились к гаражу. Двойная дверь была открыта.
  
  — Послушайте, а Эллен… с ней все хорошо?
  
  Меня буквально передергивало, когда он произносил ее имя.
  
  — Мы оба немного на взводе, — признался я.
  
  — Конечно, понимаю. Просто я заметил, как быстро она выпила вино.
  
  — Я же говорю, что для нас это стало серьезным потрясением. Трех человек застрелили в соседнем доме; представьте, как вы себя чувствовали бы на нашем месте.
  
  Чейз прошел в гараж и стал осматриваться по сторонам, глядя на газонокосилки, взял в руки кусторез, потом заметил мои картины. Их было около дюжины, они стояли у стены, покрытые толстым слоем пыли. Президент колледжа подошел к ним и стал по очереди рассматривать.
  
  — Нельзя так обращаться с живописью. Краски портятся от жары и пыли.
  
  Я ничего не ответил.
  
  — А вы неплохо рисуете. — Он умудрился сказать это таким тоном, что одновременно польстил мне и показал свое превосходство. Конрад вернулся к первой картине — это был пейзаж с видом гор Адирондак. — Мне нравится. И чем больше я смотрю на эту картину, тем больше проникаюсь. Очень импрессионистично. Крупные мазки, если смотреть вблизи, то видишь только непонятные разводы, но стоит отойти немного, — он сделал три шага назад, — и начинаешь видеть всю картину целиком. Вы ведь устраивали выставку несколько лет назад?
  
  — Да.
  
  Чейз вновь подошел к картинам, достал третью, поднял.
  
  — Это… дайте подумать… водопад Промис?
  
  — Да.
  
  — Вы интересно работаете с цветами. У вас получается приглушенная гамма, как будто на все краски сверху накладывается серый фильтр. Не знаю ни одного художника, который мог бы передавать через пейзаж ощущение грусти так, как это удается вам. — Он покачал головой, показывая восхищение. — А вы непростой человек, Каттер, — заметило наше светило.
  
  Я не мог удержаться.
  
  — В смысле?
  
  — Вы неразговорчивы, целыми днями разъезжаете на пикапе и косите траву во дворах у других людей, а одно время вообще возили Рэнди, но оказывается, что у вас богатый внутренний мир. — Он указал на мою голову: — Намного богаче, чем можно подумать на первый взгляд.
  
  — Правда?
  
  — Вы проницательный человек. Уверен, что вы были очень серьезным ребенком, который редко делился с окружающими своими планами на будущее.
  
  — Да. Редко.
  
  — Вы не находите, что человеческий мозг — потрясающая штука? Обычно люди вроде вас готовы все отдать, лишь бы заниматься любимым творчеством. Но вы не такой: в один момент вы просто решили все бросить.
  
  — Мне нужно было зарабатывать на жизнь.
  
  Конрад кивнул, как будто в знак понимания.
  
  — Я и сам частично так поступаю. Все свое время отдаю колледжу, этой дрянной административной работе, вместо того чтобы писать. А ведь только творчество по-настоящему питает нас.
  
  «Если только ты не питаешься от чужого творчества», — подумал я.
  
  — И все же, о чем вы хотели поговорить? — спросил он, положив пейзаж, на котором был изображен водопад Промис, поверх других картин.
  
  — Понимаете, мне хотелось бы рассказать кое о чем Барри Дакуорту, но Эллен считает, что сначала стоит поговорить с вами.
  
  — Правда? — Он удивленно приподнял брови. — И о чем же?
  
  — Вы помните студента, который учился у вас лет десять назад, его звали Бретт Стокуэлл?
  
  — Ну конечно, — тут же ответил Конрад. Я рассчитывал, что он сделает вид, будто забыл его, и пару раз повторит имя юноши, словно пытаясь вспомнить. — Прекрасный студент, к тому же очень талантливый, — заявил он. — Ужасная трагедия. Вы же знаете, что парень совершил самоубийство.
  
  — Да. Знаю.
  
  — Я был потрясен. Хотя, если честно, это не стало для меня неожиданностью.
  
  — Правда? А почему?
  
  — Иногда талантливые люди бывают очень сложными. Талант — это не просто дар, Джим. Это может быть и проклятием. Не мне говорить вам об этом. — Он снова показал на мои картины. — Вы ведь пережили что-то вроде падения. Черную полосу. И тогда у вас возникла мысль все бросить и уйти, но если бы у вас не было выхода, не было дороги, по которой вы могли идти, возможно, это привело бы к ужасным последствиям.
  
  — Значит, в случае с Бреттом вы видели какие-то признаки того, что он может с собой сделать?
  
  Конрад пожал плечами:
  
  — Стокуэлл был человеком настроения. Помню это прекрасно. Очень замкнутым. Все, что он делал, казалось ему недостаточно хорошим. Любая фраза, идея, родившаяся в твоей голове, когда ты переносишь ее на бумагу, выглядит совсем по-другому. — Он сделал паузу. — А почему вы вдруг заговорили о Бретте Стокуэлле?
  
  — Вы знаете его мать, Агнесс?
  
  — Конечно. Видел ее на похоронах. Когда я пришел на прощальную церемонию в церковь, она была там, стояла у гроба сына и плакала. Бедная женщина выглядела такой одинокой. Ее муж к тому времени уже умер.
  
  — Она моя клиентка. Мы с Дереком приводим в порядок ее двор.
  
  — Как мило, — заметил Конрад.
  
  Боже, как мне хотелось убить его прямо на месте! Сесть за руль садового трактора и переехать этого самодовольного индюка.
  
  — Она сказала, что вы были очень внимательным к ней после смерти сына. Посылали цветы и билеты на концерт.
  
  Конрад кивнул, словно вспоминая, но что-то в его взгляде выдавало беспокойство по поводу того, что мне это стало известно.
  
  — Агнесс долгие годы хранила многие вещи Бретта, — продолжал я. — Не могла расстаться с ними, но несколько недель назад отдала его компьютер Дереку. Они с Адамом, сыном Лэнгли, собирали старые компьютеры.
  
  — Даже так? — Чейз провел рукой по электрическому кусторезу, взялся пальцем за спусковой крючок и нажал его, но ничего не произошло, поскольку агрегат не был подключен к сети.
  
  — Бретт был писателем, и вы, как его преподаватель, должны знать об этом. В его компьютере нашлась целая книга.
  
  — Ничего странного, — медленно процедил Конрад. — Я бы удивился, если бы в его компьютере не было книги или даже двух-трех. Он хотел стать писателем.
  
  — Насколько я знаю, ребята нашли только один роман. О парне по имени Николас, который однажды утром проснулся и понял, что кое-что в нем изменилось.
  
  — Вы это серьезно? — удивился Конрад.
  
  — Он проснулся с влагалищем вместо члена.
  
  — Мне прекрасно известна эта история. Но, боюсь, я ничего не понимаю.
  
  — Компьютер находился в доме Лэнгли пару дней назад. Но теперь его там нет.
  
  Лицо Чейза оставалось непроницаемым.
  
  — Я по-прежнему ничего не понимаю.
  
  — Если честно, я тоже. Как ваша книга могла оказаться в компьютере мертвого мальчика? И почему она попала туда за два года до того, как увидела свет? Поэтому я решил, что нужно будет привлечь к этому внимание Барри. Пусть он во всем разберется. Но Эллен сказала, что сначала мне стоит рассказать все вам. Возможно, тому есть простое объяснение. Вот я и сделал это. Просто из вежливости.
  
  Щеки моего собеседника вспыхнули, но голос оставался спокойным.
  
  — Не хочу показаться совсем уж тугодумом, Джим, но я все равно не понимаю. Если так называемый компьютер, который, как вы говорите, отдали вашему сыну, исчез, как вы обо всем узнали?
  
  Я сглотнул.
  
  — Потому что мой сын сделал… — Я замолчал, поняв, что перестарался.
  
  — Сделал копию? — спросил Конрад.
  
  В ответе не возникло необходимости. У меня было лицо шулера, попавшегося на обмане. Конрад прекрасно понял, что я хотел сказать.
  
  — Знаете, что я думаю, Джим? Думаю, что это полная чушь. Вы удивляете меня. Я считал, что уже все забыто. Мне казалось, что вы из тех людей, кто не любит ворошить прошлое. Эллен — замечательная женщина, но она теперь ничего не значит для меня, и давно уже ничего не значит. Просто мимолетное увлечение, легкий роман. Теперь нас связывает только работа. Она заслуженный сотрудник Теккерея и каждый год организует фестиваль, которым гордится весь город. У меня с ней нет связи. У меня есть жена. Красавица жена.
  
  Просто удивительно: я ненавидел этого человека за то, что он переспал с моей женой, но одновременно пришел в ярость, что подлец желал ее не так сильно, как свою нынешнюю половину.
  
  — Джим, я старался сохранить добрые отношения с вами. Я хотел, чтобы прежние обиды остались в прошлом, пытался подружиться…
  
  — Не нужно мне все это расписывать, — отрезал я.
  
  — Как я уже сказал, просто пытался соблюсти правила приличия. Не только ради наших деловых отношений с Эллен, но и ради нас самих, поскольку мы существа разумные. Но вы долгие годы вынашивали план мести и наконец придумали, как дискредитировать меня. Это совершенно не укладывается у меня в голове. Я потрясен. Я изумлен. И позвольте кое-что вам объяснить. Если вы попытаетесь плести какие-нибудь жалкие интриги, чтобы разрушить мою репутацию, навредите самому себе. Я использую все доступные мне средства, чтобы расправиться с вами. Я вас раздавлю. Уничтожу. Вы испытаете ужасное потрясение, мой друг. Мне будет это страшно неприятно, но вместе с вами на дно придется упасть и Эллен. Это будет страшным позором для вас. Но по крайней мере теперь вы знаете истинное положение вещей. Меня не погубит какой-то жалкий рогоносец.
  
  Ну вот опять. Это слово сегодня буквально преследует меня.
  
  Во время пламенной речи я не сводил с Чейза взгляда, а когда он закончил, ответил:
  
  — Конрад, а ведь вы больше не написали ни одной книги. Почему? Или ваше вдохновение разбилось, сорвавшись с водопада?
  
  Я подумал, что он вспылит и опять начнет орать, но мой собеседник лишь улыбнулся:
  
  — Так вот о чем выдумаете? Эх, Джим, я был о вас лучшего мнения. На самом деле я как раз заканчиваю книгу, над которой работал несколько лет. Мой нью-йоркский агент сейчас отдыхает на озере Саратога, но на неделе она должна заехать ко мне и привезти список издателей, которые борются за право прочитать ее первыми. Хотите, я спрошу, вдруг у нее возникнет желание встретиться с художником-неудачником, который зарабатывает себе на жизнь уборкой чужих газонов?
  
  — Что тут у вас стряслось? — забеспокоилась Иллина, заглядывая в гараж. — Из-за чего вы ссоритесь?
  Глава шестнадцатая
  
  — Что ты ему наговорил? — спросила Эллен, глядя вслед Чейзам, которые шли по дорожке к новенькому блестящему «ауди». — Конрад был в ярости после разговора с тобой.
  
  — Ты права. Мне нужно было подбирать выражения, когда я сказал ему, что он украл роман умершего студента.
  
  — Это ни в какие рамки не лезет! — возмутилась Эллен, качая головой. — Слышал бы ты себя! Завтра же начну искать себе новую работу.
  
  — Но я просто сделал так, как ты мне сказала, — удивился я. — Поговорил с ним прежде, чем звонить Барри.
  
  — Лучше бы ты позволил мне сделать это.
  
  — Но ты ведь уже пыталась кое-что предпринять, не так ли? Пока меня не было утром. Звонила Конраду, но не смогла его застать.
  
  — Да, я хотела поговорить с ним. Просто расспросить, ни в чем не обвиняя, в отличие от тебя. И если бы он не приехал сюда с Иллиной, то, возможно, мне это удалось бы.
  
  — Я предоставил ему возможность объясниться. Сделал одолжение.
  
  — И?.. Что он сказал?
  
  — Ну, много чего наговорил. Но вразумительного объяснения так и не дал.
  
  — Что значит «много чего наговорил»? Если он не объяснился, что же сказал?
  
  — Твой босс принял все на свой счет. Решил, что я хочу поквитаться с ним после того, что случилось.
  
  Эллен собиралась сказать что-то, но промолчала.
  
  — Знаю, о чем ты подумала. Действительно веришь, что я все это подстроил? Что специально вынудил Агнесс Стокуэлл отдать Дереку свой компьютер, а потом каким-то образом умудрился перегнать туда роман Конрада, зная, что мальчишки рано или поздно найдут его? Что Дерек непременно покажет его мне, а потом я смогу использовать это и задавать вопросы, которые разрушат репутацию Конрада? Ты и правда думаешь, что я все это сделал? И поступил так только потому, что до сих пор не могу пережить, что когда-то ты спала с этим чертовым литературным гением? Но если представить, что я все это спланировал, то при чем здесь Лэнгли? Я, по-твоему, знал, что их убьют, и устроил так, чтобы компьютер пропал из их дома, чтобы все подумали, будто Конрад причастен к этому? Я тебе вот что скажу: провернуть такое дело под силу разве что главе ЦРУ!
  
  — Довольно! — закричала Эллен и, схватив пустой стакан из-под вина, швырнула о стену дома. — Хватит!
  
  Я замолчал.
  
  Мы стояли на веранде, но не могли посмотреть в глаза друг друга, нас как будто разделяла бездна шириной с футбольное поле.
  
  — Послушай, — начал я, — может, это и правда, что…
  
  Но в этот момент послышался рев машины, мчавшейся к нашему дому. Мы обернулись и увидели Дерека, сидевшего за рулем «мазды» Эллен. Он затормозил слишком резко, и автомобиль немного протащило по гравию. Парень еще не успел выйти из машины, но я уже заметил, что лицо его было красным от ярости. Таким же, как у Конрада, когда он уходил от нас.
  
  — Вот сволочи! — крикнул Дерек.
  
  Он вышел из машины, яростно хлопнул дверью и побежал к дому. Сын хотел пройти мимо нас, но я перегородил ему дорогу и осторожно положил руку на грудь. Его губы были сжаты, я слышал, как шумно и тяжело он дышал.
  
  — Тихо. Успокойся, дружок. Что стряслось?
  
  — Родители Пенни, — буркнул он. — Чертовы засранцы.
  
  — В чем дело? — спросила Эллен. — Ты про Такеров? Что они тебе сказали? Что произошло?
  
  Дерек яростно покачал головой:
  
  — Почему они так поступили?
  
  — Да расскажи, что случилось! — воскликнул я. Только бы он не повздорил с ними, не ударил отца Пенни или не сделал чего-нибудь еще в этом духе! Сейчас нам меньше всего нужны были такие проблемы.
  
  — Они не разрешают мне видеться с ней. Не могу дозвониться до Пенни, она не подходит к сотовому, а когда я позвонил ей домой, родители не подозвали ее к телефону. Поэтому я сам поехал туда.
  
  — Но почему? — спросила Эллен. — Почему они не разрешают тебе видеться с ней?
  
  — Думают… черт, я не знаю, о чем они думают. Вбили себе в голову, что ей небезопасно общаться со мной, потому что я живу рядом с домом, где убили всех, кто там жил.
  
  — Это просто смешно, — усмехнулся я.
  
  — Да, только попробуй им это объяснить.
  
  — Значит, ты поехал туда, — кивнула Эллен. — И что случилось потом?
  
  — Постучался в дверь, миссис Такер открыла, я попросил позвать Пенни, а она ответила, что ее дочь не может увидеться со мной.
  
  — Объяснила почему? — спросил я.
  
  — Я спросил, почему Пенни не может поговорить со мной, а она ответила, что сейчас неподходящее время.
  
  — Не понимаю, — пожала плечами Эллен. — И это все из-за того, что случилось с нашими соседями? Они считают, что теперь Пенни нельзя встречаться с тобой?
  
  Я попытался поставить себя на место родителей девушки.
  
  — Если бы у нас была дочь, возможно, мы испугались бы, узнав, что она посещает дом, рядом с которым происходят такие ужасные вещи.
  
  — Что? — Жену переполняло возмущение. — Ты решил встать на их сторону? Они не хотят, чтобы наш сын виделся со своей девушкой, и ты считаешь, что это нормально?
  
  Сегодня я не мог спорить с Эллен.
  
  — Я не встаю ни на чью сторону. Просто пытаюсь их понять.
  
  — Даже не знаю, так ли это на самом деле, — буркнул Дерек. — Все так странно. Потом пришел мистер Такер и сказал, чтобы я убирался.
  
  — Убирался? — спросил я. — Он так прямо и сказал: «Убирайся!»?
  
  — Я пошел к машине и вдруг увидел Пенни: она выглянула из окна своей комнаты и пожала плечами, вот так, — повторил сын движение. — Словно хотела извиниться за родителей. Но она больше ничего не сделала и не сказала, только посмотрела на меня, и тут в комнату зашла ее мама и велела отойти от окна.
  
  — Я позвоню им, — засобиралась Эллен.
  
  Мы с Дереком почти одновременно крикнули:
  
  — Нет!
  
  — Не делай этого! — повторил сын.
  
  — Не надо, — остановил ее я. — У нас и так проблем по горло. Не хватало еще поссориться с Такерами.
  
  — Они не имеют права так обращаться с Дереком, — возмутилась Эллен. Вид у нее был такой, словно она собиралась врезать кому-нибудь, и посильнее. Если бы под рукой у нее был еще один бокал из-под вина, она точно разбила бы его. Жена всплеснула руками. — Я не могу это так оставить! — крикнула она и ушла в дом.
  
  Мы остались с Дереком наедине. Я положил руку ему на плечо, но он скинул ее.
  
  — За что ты на меня сердишься?
  
  — Не знаю. Извини. Просто я очень разозлился.
  
  Я немного помолчал, а потом снова обратился к сыну:
  
  — Хорошо. Я тебя понимаю. Но и ты пойми: нам всем сейчас не по себе. Люди напуганы. Кто-то убил Лэнгли, и все со страхом ждут, что будет дальше. Такеры, наверное, тоже боятся. И ты сам боишься, и твоя мама боится, и я боюсь.
  
  Он тяжело вздохнул.
  
  — Я знаю. Знаю.
  
  — С тобой все в порядке? Понимаешь, мне нужно тебя спросить кое о чем.
  
  — О чем?
  
  — О компьютере.
  
  Он посмотрел на меня так, словно уже забыл про компьютер, хотя прошло всего несколько часов с тех пор, как сын рассказал мне про роман, который нашел там.
  
  — А в чем дело?
  
  — После того как Агнесс отдала его нам, ты никому об этом не рассказывал? Или о том, что в нем нашел?
  
  Он ответил не раздумывая:
  
  — Нет, никому. Ну, кроме Адама.
  
  — Ладно. А Пенни? Ты ей говорил?
  
  — Нет, я… не думаю.
  
  — Ты уверен?
  
  — То есть я мог сказать, что нашел в нем какой-то роман. Но не больше.
  
  — А она могла кому-то сказать?
  
  — Не думаю. Зачем ей? Мне кажется, Такер все равно. Я всегда говорю ей о том, что мы с Адамом находим в старых компьютерах, но мне кажется, она даже не слушает меня, ей это неинтересно.
  
  — А что по поводу Адама? — спросил я. — Мог ли он сказать кому-то?
  
  — Зачем? С какой стати?
  
  — Дерек, пойми, если кто-то приходил в дом Лэнгли за компьютером, получается, злоумышленник знал, что он там был. Так мог ли Адам кому-то рассказать о нем?
  
  — Мне кажется, нет. Разве что отцу. Я же говорил, что он очень расстроился из-за этого.
  
  Альберт Лэнгли. Ко всему прочему он был адвокатом Конрада Чейза.
  
  — Ты думаешь, он сам это сделал? То есть ты считаешь, что Адам рассказал все отцу? По-твоему, он мог сказать что-то вроде: «Ты представляешь, что мы с Дереком нашли на том компьютере, который отдала нам Агнесс Стокуэлл?» Он мог такое сказать?
  
  Мой парень призадумался.
  
  — Наверное. Думаю, да. Но вот матери он вряд ли стал бы рассказывать. По той же причине, по которой я не хотел говорить об этом своей маме. Из-за содержания книги.
  
  Я сел на стул. Мое пиво по-прежнему стояло на столе, но бутылка стала теплой. Дерек сел напротив.
  
  — Что? — спросил он.
  
  — Даже не знаю. Просто сбит с толку. — Я отхлебнул теплого пива. — Чертовски устал и не могу больше думать.
  
  Сын пристально глядел куда-то в сторону. Я обернулся и увидел, что он смотрит на криминалистов, которых я заметил раньше. Они все еще обыскивали двор позади дома.
  
  — Почему эти парни ищут что-то среди деревьев? Что они там хотят найти?
  Глава семнадцатая
  
  Два дня спустя на похороны Лэнгли собрался, казалось, весь Промис-Фоллс. В церкви Святого Петра легко могли уместиться человек пятьсот, и в тот день там яблоку было негде упасть. Альберт Лэнгли управлял самой большой юридической фирмой в городе, его жена Донна являлась одной из самых известных светских львиц города, а их сын Адам пусть и не считался лучшим учеником в школе, но имел прекрасные отношения с учителями и одноклассниками. Поэтому неудивительно, что попрощаться с ними пришло столько друзей, приятелей и знакомых покойных.
  
  Не говоря уже о членах семьи.
  
  В церкви я заметил сестру Донны Хизер — вместе с мужем и двумя детьми она прилетела из Айовы. Мать Альберта, пожилую женщину из Санкт-Питерсберга, привез сюда брат покойного Сет из Южной Каролины. Собрались кузены и племянники Лэнгли со всех концов страны, а также дядя Альберта из Манитобы.
  
  И все плакали.
  
  Это были первые похороны, на которых присутствовал Дерек. Жизнь сыграла с ним злую шутку, заставив парня в первый раз в жизни присутствовать на этой печальной церемонии, где прощались сразу с тремя знакомыми людьми, которые погибли так рано.
  
  Похороны бабушки и дедушки, возможно, не так сильно травмировали бы его психику. Мать Эллен умерла, когда Дереку было всего шесть лет, и мы решили, что он еще слишком маленький и подобная церемония только расстроила бы его.
  
  Мы сидели посреди церкви, достаточно далеко от гроба. Пусть и жили рядом с Лэнгли, но многие из присутствующих на службе состояли в более тесных отношениях с ними, и мы не стремились занять место в первом ряду.
  
  Мэр произнес небольшую речь. Она изобиловала банальными сентенциями, но тем не менее Рэнди сумел почти искренне изобразить скорбь.
  
  — Альберт Лэнгли, — провозгласил Финли, — был поистине человеком особенным. Он преданно и честно выполнял свои обязанности, являлся поборником справедливости и равноправия и мечтал, чтобы Промис-Фоллс стал еще более чудесным и процветающим городом.
  
  И ни одного упоминания о том, что он по-свински обращался с женой. Но разве мог Рэнди сказать о чем-то подобном в своей речи, которая явно была репетицией выступления перед журналистами, где он собирался заявить о намерении баллотироваться в конгресс?
  
  Почти всю церемонию в зале слышался странный шепот, и причина крылась явно не в долгом выступлении Финли. Люди пересказывали друг другу какую-то новость, наконец она дошла и до нашего ряда.
  
  Сидевшей рядом с нами женщине какой-то мужчина — вероятно, ее муж — прошептал что-то на ухо.
  
  — Нет, — тихо произнесла она. — О Господи!
  
  Я наклонился к ней и негромко спросил:
  
  — Что случилось?
  
  — Какой-то мужчина покончил с собой. Кажется, полиция хотела допросить его по делу Лэнгли.
  
  — Кто?
  
  — Полицейские пришли к нему домой, чтобы задать несколько вопросов, а он взял и убил себя.
  
  — Кто это был?
  
  — Я не знаю имени. Он имел какое-то отношение к одному из дел Альберта. Там еще убили мальчика.
  
  Теперь Эллен толкнула меня в бок. Я шепотом рассказал ей все, что услышал.
  
  — Кто это? — спросила жена.
  
  Я покачал головой. Мы должны были дождаться конца службы, чтобы все разузнать.
  
  Когда служба закончилась, толпа направилась к выходу. Женщины вытирали глаза платками, мужчины старались держаться стоически, и все задавали друг другу вопросы, пытались узнать подробнее о том странном происшествии.
  
  Я заметил сестру Донны — Хизер. Помню, она приезжала однажды в Промис-Фоллс вместе с семьей. Рядом с ней был ее муж Эдвард. Я подошел к ним, Дерек и жена следовали за мной. Они не сразу узнали меня.
  
  — Мы скорбим вместе с вами, — выразила соболезнования Эллен.
  
  Хизер кивнула и спросила:
  
  — Вы слышали?
  
  — Да, кое-что, — признался я. — Но до нас дошли только обрывки информации.
  
  — Я разговаривала с детективом Дакуортом, — объяснила она. Барри мелькнул в толпе несколько минут назад. — Он хотел поговорить с человеком по имени Колин Маккиндрик.
  
  «Ну конечно. Человек, чьего сына забил бейсбольной битой насмерть Энтони Колаптино».
  
  — И что? — спросил я.
  
  — Когда детективы постучали в дверь и сказали, что хотят переговорить с ним по поводу его угроз Альберту, Маккиндрик велел им убираться и пригрозил, что станет стрелять, если полицейские войдут. А минуту спустя в доме прогремел выстрел. И когда они вошли, Маккиндрик был мертв. — Хизер зажала рот рукой, а потом с трудом проговорила: — Он выстрелил себе в голову.
  
  Эдвард обнял ее и прижал к себе.
  
  — Боже, — ужаснулся я. — Мы слышали немного об этом деле, но, наверное, Барри вам все подробно рассказал. Маккиндрик говорил Альберту, что сведет с ним счеты, или что-то в этом духе, когда отпустили парня, который убил его сына. Альберт убедил присяжных, что Колаптино действовал в целях самообороны.
  
  Хизер покачала головой — было видно, как она подавлена случившимся. Эллен дотронулась до ее руки:
  
  — Нам очень жаль. Мы больше не будем донимать вас расспросами.
  
  Это был своего рода сигнал — пора оставить их в покое. Когда мы отошли в сторону, жена спросила:
  
  — И что ты думаешь по этому поводу?
  
  — Даже не знаю. Но если честно, я удивлен.
  
  — Может, теперь все закончится?
  
  — Возможно.
  
  — Детективы пришли к нему в дом, хотели расспросить об Альберте, а он взял и убил себя?
  
  — Что? — спросил Дерек. — Значит, копы думают, что Маккиндрик убил Адама и его родителей?
  
  — Представь, полиция приходит к твоему дому и хочет расспросить о трех убийствах, после этого ты кончаешь с собой. Это очень похоже на признание, — заметила Эллен. — Он наверняка страшно страдал. Сначала из-за гибели сына, а потом, если он действительно убил Лэнгли, его наверняка мучило чувство вины.
  
  Я по-прежнему не знал, что думать.
  
  — Когда ты убиваешь адвоката, который отпустил на свободу убийцу твоего сына, это ужасный, но вполне объяснимый поступок. Но я не понимаю, зачем он убил жену и ребенка Лэнгли? — продолжала жена. — А может, это входило в его планы. Маккиндрик потерял сына и хотел, чтобы ребенок Альберта и его жена тоже погибли.
  
  Как ни печальна была эта новость, но я почувствовал себя так, словно с моих плеч упал тяжелый груз. Если наши предположения оправдаются, то, возможно, я даже смогу забыть историю с Конрадом и пропавшим компьютером.
  
  Эллен с грустью покачала головой. Дерек, который все утро умирал от жары в костюме и галстуке, сказал, что хочет домой.
  
  Я разделял его желание. Мы повернулись, чтобы пойти на парковку, как вдруг увидели Конрада Чейза и Иллину, беседовавших с незнакомой женщиной. На вид она была чуть старше шестидесяти, тонкие седые волосы, немного вызывающий макияж, скромные, но дорогие серьги, а на пальце кольцо с крупным камнем. Ее кремовые узкие брюки и красная шелковая блузка смотрелись скромно, но элегантно. Слишком изысканно для повседневной одежды и несколько вызывающе для похорон.
  
  — Джим, Эллен, — окликнул нас Конрад неожиданно дружелюбным тоном, чего, признаться, я не ожидал, учитывая, что наша последняя встреча закончилась перепалкой. Он кивнул нашему сыну и добавил: — Здравствуй, Дерек.
  
  — Конрад, Иллина, — произнес я, затем повернулся к седовласой женщине: — Кажется, мы не встречались раньше.
  
  — Элизабет Хант, — представилась она.
  
  — Джим Каттер. А это моя жена Эллен и наш сын Дерек.
  
  — Рада знакомству. Я понимаю, как вы подавлены, это была такая грустная церемония.
  
  — Элизабет собирается поехать отобедать с нами, — объяснил Конрад. — Она приехала сюда прямо из своего дома на озере. — Президент колледжа сделал паузу, а потом закончил: — Элизабет — мой литературный агент. — Таким тоном хвастаются приобретением нового автомобиля.
  
  — Что ж, — пожал я плечами. — Рад за вас.
  
  — Мы там скорбим. — Конрад кивнул в сторону церкви. — Так скорбим. — Его грусть, как и большинство эмоций, казалась наигранной и показной. — Но мы должны идти дальше, не так ли?
  
  В ответ послышалось какое-то утвердительное бормотание, но оно исходило не от меня.
  
  — Джим, Элизабет могла бы познакомить вас с агентами, которые работают с художниками. То, что я говорил насчет ваших работ, может, показалось вам и не совсем уместным, но я был искренен.
  
  — Что? — удивилась Эллен. Я не пересказывал ей нашу беседу с Конрадом слово в слово.
  
  — Вообще-то, — замялась Элизабет, — боюсь, я не так много общаюсь с…
  
  — Вот и правильно, — перебил я. Мне даже стало жалко ее из-за того, что ей приходилось терпеть выходки Чейза. — Вам не стоит утруждать себя.
  
  — Верно, у Элизабет и без того будет много работы, когда Конрад допишет свою книгу, — заметила Иллина.
  
  Глаза жены расширились от удивления.
  
  — Ты написал книгу? Новую книгу?
  
  — Ну, вроде того. Элизабет сказала, что многие издательства хотели бы почитать ее. — Наш гений явно перестарался со скромностью.
  
  — Конрад, — начала осторожно Хант. Очевидно, ей было неудобно обсуждать это в нашем присутствии.
  
  — Прекрасная новость, — отреагировала Эллен сдержанным тоном. — Насчет книги.
  
  — Нам пора. — Мне хотелось поскорее убраться отсюда.
  
  Но наше светило явно не хотело отпускать нас.
  
  — Вы слышали, что случилось? — спросил он. — Об этом все только и говорят.
  
  — Вы о Маккиндрике? — спросил я, и Чейз воодушевленно кивнул:
  
  — Верно. Такие новости распространяются быстрее, чем лесной пожар. Даже не представляю, что будут говорить об этом в прессе. Доведенный до отчаяния отец, узнав, что убийцу его сына отпустили, покончил с Альбертом, а потом свел счеты с жизнью, поняв, что полицейские выследили его.
  
  — Думаю, именно так все и будет, — подытожил я.
  
  Чейз внимательно посмотрел на меня:
  
  — Можно вас на минутку?
  
  Мы отошли в сторону.
  
  — Уверен, что после этого события, если все пойдет так, как я думаю, вы больше не станете подозревать, что тот дурацкий компьютер с моим романом в нем имеет какое-то отношения к убийствам.
  
  Я даже не знал, что сказать. Пока думал над ответом, Конрад заполнил паузу:
  
  — Знаете, наша вчерашняя ссора очень расстроила Иллину. Она услышала некоторые из ваших обвинений в мой адрес. Я сказал, чтобы жена не обращала внимания, здесь даже нечего было обсуждать. Хочу, чтобы мы обо всем забыли, Джим. Извиняюсь за то, что говорил с вами вчера в таком тоне. Это случилось непроизвольно. Но вы должны понять, что человек с моей репутацией не может спокойно выносить клевету в свой адрес.
  
  — Конечно. Как скажете, Конрад.
  
  Он улыбнулся и похлопал меня по плечу:
  
  — Рад, что мы пришли к согласию, Джим. И не будем обижаться друг на друга. Хочу, чтобы вы с Эллен были первыми, после моего агента, кому я позволю ознакомиться с моим новым романом.
  
  — Это широкий жест с вашей стороны.
  
  — Мне важно ваше мнение. Очень. И я думаю, эта книга станет хорошим подспорьем для Эллен в организации следующего фестиваля. Выход в свет моего нового романа придаст дополнительную значимость этому мероприятию.
  
  — Пойду к своей семье, Конрад, — закончил я этот поток словоизлияний, извиняясь за уход.
  
  Может, Чейз был прав. Возможно, теперь все действительно кончено. У меня не осталось аргументов против того, что сказали Конрад и Эллен. Я так ничего и не стал предпринимать по поводу пропавшего компьютера. Пару раз собирался позвонить Барри, но так и не сделал этого. Я не знал, насколько полезной была эта информация, поэтому снова и снова обдумывал мотивы, которые толкали меня совершить этот поступок. Любой мой опрометчивый шаг мог отразиться на карьере Эллен и, что было не менее важно, на нашем браке.
  
  Решил, что нужно немного подождать, пока все уляжется. По крайней мере пока не завершатся похороны Лэнгли. День только начинался. Поскольку нам с Дереком не нужно было ехать на кладбище, мы подумали, что лучше всего переодеться в рабочую одежду и привести в порядок дворы нескольких клиентов.
  
  Мы работали в западном районе города, когда я заметил служебную машину Барри. Она остановилась напротив дома.
  
  Дерек был в наушниках — он включил шумную пневмомашину, которой очищал дорожки от скошенной травы. Я похлопал его по плечу, а когда он обернулся, показал на машину Дакуорта.
  
  — Это ненадолго, — сказал я очень медленно, чтобы он успел прочитать по губам.
  
  Сын кивнул.
  
  Барри опустил стекло на пассажирской двери:
  
  — Привет, Джим! Не хочешь прокатиться со мной?
  
  Я открыл дверь и сел в машину. Холодный воздух из кондиционера ударил мне в лицо. Я стал искать кнопку, чтобы поднять стекло, но детектив опередил меня. Потом он отпустил педаль тормоза, и мы медленно покатились по улице, словно не зная, куда ехать.
  
  — Мы далеко?
  
  — Без понятия, — ответил он. — Я просто хотел поговорить с тобой.
  
  — О чем?
  
  — О твоих отношениях с Донной Лэнгли. Ты никогда не говорил, что спал с ней.
  Глава восемнадцатая
  
  Она пришла ко мне, когда в доме у них вдруг отключилось электричество. Донна Лэнгли хотела узнать, есть ли свет у нас.
  
  В охранной фирме, где я трудился последние шесть месяцев, как раз был выходной, и я решил поработать кистями и красками. Только на этот раз занялся не рисованием пейзажей, а стал красить окна, которые выходили к шоссе и к дому Лэнгли. Дерек был в школе — он тогда учился во втором классе, а Эллен — на новой работе в колледже, занималась подготовкой первого фестиваля.
  
  Я же обдумывал способ, как лучше покончить с собой.
  
  Пока стоял на лестнице и красил раму на втором этаже, мне пришла в голову мысль, что я могу случайно сорваться вниз и сломать себе шею. Однако это было маловероятно. Скорее я сломал бы себе руку или ногу. Может быть, только запястье. Но даже если бы повредил шею или спину, существовала большая вероятность, что я не погибну, а останусь парализованным до конца дней. И как тогда разрешить проблему, если я даже не смогу самостоятельно подтирать задницу?
  
  Надо сказать, что нам с Эллен обоим приходилось несладко. Жена переживала страстный роман с бутылкой, а я был близок к тому, чтобы засунуть голову в духовку.
  
  Примерно за месяц до того я нашел записку, которую Конрад Чейз написал моей жене. Честно говоря, от заслуженного профессора английского языка — это случилось почти за два года до того, как его книга стала одним из самых громких бестселлеров, — я ожидал чего-то более утонченного, нежели «Как я хочу снова целовать твои бедра».
  
  Письмо не было подписано, но в доме нашлось достаточно документов, написанных Конрадом, чтобы можно было сравнить почерк и сделать заключение. К тому же записка начиналась со слов «Дорогая Эллен», и я нашел ее в сумочке жены.
  
  На самом деле я не искал никаких записок. В тот момент у меня не было подозрений насчет Эллен. Разве что какие-то предчувствия. Новая работа отнимала у нее много времени. Она старалась произвести хорошее впечатление на администрацию колледжа Теккерей и находилась в постоянном напряжении. Работая в Олбани, в компании по связям с общественностью, супруга организовывала множество мероприятий, но там у нее всегда были помощники. К тому же она никогда еще не вела такой амбициозный проект, как литературный фестиваль.
  
  Я искал пятидолларовую банкноту. Было самое начало рабочего дня. Наверху Эллен собиралась в колледж. Я сидел на кухне с Дереком, который встал позже обычного и теперь быстро поглощал тосты с арахисовым маслом. Не самая подходящая еда, если ты решил позавтракать на бегу, но в данный момент у парня просто не было выхода. Если бы он через три минуты не выскочил из дому, автобус прошел бы мимо и поехал в школу без него.
  
  — Давай, дружок, пошевеливайся, — торопил я его.
  
  На его тарелке еще лежала половинка тоста, густо намазанная маслом. Он, видимо, понял, что не успеет доесть.
  
  — Пойду почищу зубы.
  
  — Нет времени.
  
  — Но я должен почистить…
  
  — Где твой рюкзак? Ты собрал его?
  
  — А ты положил туда обед?
  
  — Обед?
  
  — Помнишь, мама попросила тебя собрать мне обед?
  
  — Купишь обед в школе.
  
  — Мама приготовила мне обед, и я не хочу…
  
  — Дерек, успокойся. Завтра мы лучше подготовимся. А сегодня купишь себе обед. — Я засунул руку в карман, но там нашлись только двадцатидолларовые купюры. Ему нельзя было давать столько денег — никакой уверенности, что к концу дня выудишь из него сдачу.
  
  Сумочка Эллен лежала на скамейке около входной двери.
  
  — Подожди. — Я схватил ее сумку. Сразу же нашел кошелек, но мелочь могла находиться где угодно: в кошельке, в одном из трех или четырех отделений сумки или просто на дне. Там наверняка лежали какие-нибудь монетки, но у меня не было времени их пересчитывать. Потом заглянул в кошелек, но увидел и там только двадцатки, ничего мельче. Что поделаешь, банкоматы редко выдают мелкие купюры.
  
  Я залез в карман сумки, нащупал какие-то листки и вытащил две бумаги. Одной из них оказалась десятидолларовая купюра, которую я тут же отдал Дереку и подтолкнул его к двери.
  
  Другой была записка.
  
  Всего минуту назад я пытался накормить сына тостами с арахисовым маслом, а потом в одно мгновение мой мир развалился на части.
  
  Показалось, что я все видел как будто в первый раз: дом, мебель, дорожку перед домом. И внезапно все это словно перестало существовать для меня, как сон или мираж. Жизнь, которую, как до этого представлялось, я так хорошо знал, превратилась лишь в эпизод разыгранного кем-то спектакля.
  
  — Слушай! — крикнула Эллен из спальни наверху. — Дерек успел на автобус?
  
  — Да, — ответил я.
  
  — Что?
  
  — Я сказал — да!
  
  Услышав, как Эллен спускается по лестнице вниз, я спрятал записку себе в карман. На мгновение подумал, что стоит положить ее в сумку и притвориться, будто я никогда ее не видел. Но меня это не устраивало. Я открыл дверь и теперь должен был узнать, что находится по другую сторону.
  
  — Мне пора. — Эллен поцеловала меня в щеку. — Все хорошо?
  
  — Да.
  
  — Ты какой-то странный сегодня. Не заболел?
  
  — У меня все замечательно.
  
  — Ты не забыл, что тебе скоро на работу?
  
  — Мне сегодня к десяти часам.
  
  — Ладно. Я пошла. Сегодня приду домой раньше тебя и приготовлю что-нибудь на обед.
  
  — Конечно. — Я смотрел, как она уходит.
  
  Когда жена села в машину, я поднялся наверх в комнату, которую она использовала как свой кабинет. Мне понадобилось не много времени, чтобы отыскать образец почерка Конрада Чейза. По всей комнате были разбросаны его записки для Эллен: замечания по поводу фестиваля, номера телефонов, список менеджеров по связям с общественностью из различных издательств. Я вытащил клочок бумаги из кармана и сравнил почерк.
  
  Сомнений быть не могло.
  
  А потом я собрался и пошел на работу. Что еще мне оставалось делать? Позвонить начальнику и сказать, что я так сильно переживаю измену жены, что не могу выйти на работу?
  
  Когда вернулся вечером домой, Эллен приготовила лазанью.
  
  — Привет.
  
  Я передал ей записку Конрада. Даже не сняв пиджака. Жена посмотрела на нее и заплакала.
  
  В перерывах между рыданиями она сказала, что к тому моменту все уже было кончено. Между ними все закончилось, едва успев начаться. Они так много проводили вместе времени, что в какой-то момент моя благоверная увлеклась. Это был глупый поступок, но супруга сама порвала с Конрадом. Эллен просила меня поверить ей. Сказала, что это случилось во многом из-за того, что в последнее время я уделял ей так мало внимания.
  
  Значит, это была моя вина.
  
  Она это отрицала. Сказала, что оступилась. Это была ошибка. Супруга утверждала, что говорит правду.
  
  Я не знал, чему верить, но понимал, почему она так потянулась к Конраду. Вспоминал, как она приходила с работы и рассказывала, какая у него удивительная творческая натура, как замечательно работать с человеком, который стремится реализовать многочисленные таланты, которыми одарен. Конрад был всем, а я — ничем. Он полностью посвящал себя своему искусству, а я давно все бросил бы, если бы не поддержка Эллен.
  
  Кажется, я разозлился. Потрясение было слишком сильным, чтобы я смог удержать свой гнев. Тем вечером ушел из дому и не возвращался дня два. Жил в мотеле и по-прежнему ходил на работу. Однажды Дерек позвонил мне на работу: «Папа, я убрался у себя в комнате. Теперь ты вернешься?»
  
  Пришел только для того, чтобы взять кое-что из одежды. Эллен была дома — она ждала меня с того момента, как я ушел.
  
  — Я все сделаю, — проговорила она, но язык ее заплетался. Чувствовался исходивший от нее запах спиртного. — Все, что хочешь, только скажи.
  
  Пришлось остаться. И не потому, что готов был и дальше жить со всем этим или хотел найти способ решить возникшую проблему. Но Эллен начала сильно пить, и кто-то должен был присматривать за Дереком.
  
  Следующие несколько недель я провел на автопилоте. Ходил на работу, возвращался домой, укладывал сына спать, ночевал в комнате для гостей, вставал на следующий день, и все повторялось сызнова. Все разговоры с Эллен я старался сводить к минимуму.
  
  — Поговори со мной, — иногда просила она.
  
  Я впал в глубокую депрессию. Именно в таком настроении я и пребывал тем днем, когда решил покрасить окна. Тогда ко мне и пришла Донна, чтобы спросить, есть ли у нас свет.
  
  — Не знаю. Сейчас проверю.
  
  Я спустился вниз, щелкнул выключателем на кухне и вернулся.
  
  — Все в порядке. У нас одна линия, так что, наверное, неисправность случилась в вашем доме.
  
  — Понятно. Тогда я вызову электрика. — Помолчав, она добавила: — Прости, что отвлекла. Тебе нужно покрасить столько окон.
  
  — Прежде чем вызывать электрика, проверь щиток.
  
  Донна была привлекательной женщиной. Не красавица, но очень хороша собой. Высокая, с пышной грудью, крутыми бедрами и каштановыми волосами до плеч. Время от времени я видел, как она в шортиках и топике бегала кросс вдоль шоссе, ведущего в Промис-Фоллс. Она участвовала в благотворительном марафоне и уговаривала нас присоединиться.
  
  — Там, в подвале, есть какой-то ящик, — сказала Донна. — Но я даже не думала заглядывать туда. Нужно найти один из рубильников, который сорвало, верно? И поставить его на место?
  
  — Если только у вас не один общий рубильник. Но скорее всего их будет несколько.
  
  — Постараюсь разобраться, — рассмеялась Донна.
  
  Я спустился с лестницы. Пришлось на время отказаться от мысли броситься вниз головой.
  
  — Если хочешь, посмотрю, — предложил я.
  
  Она кивнула. Мы пошли в ее дом. Там никого не было. Альберт ушел на работу, Адам — в школу. В тот год у них с Дереком была одна учительница — миссис Фер, которая, по словам ребят, была похожа на кролика. «Вы бы видели, как она ест свои сандвичи», — сказал как-то Адам, когда был у нас дома.
  
  Мы с Донной зашли в дом через черный ход.
  
  — Свет погас во всем доме?
  
  — Не знаю, — ответила она. — Я была на кухне, готовила, и вдруг мой кухонный комбайн отключился, а потом и свет погас. Думала, что сегодня смогу приготовить что-нибудь на обед. Обычно мы так заняты, что приходится заказывать еду домой или идти ужинать в ресторан. Ты меня понимаешь?
  
  Если честно, я не понимал ее. Наш с Эллен семейный бюджет не позволял обедать вне дома каждый вечер. Изредка мы заказывали что-нибудь — например пиццу. Но я все равно ответил: «Да, конечно». На кухне подошел к выключателю и попробовал включить свет. Не работает. Тогда я зашел в гостиную и попробовал включить лампу на столике у дивана. Она загорелась.
  
  — У вас есть электричество в доме. Похоже, света нет только на кухне. Поэтому, как я уже сказал, нужно проверить электрощит. Покажи, где он.
  
  Она отвела меня вниз в котельную и повернула висевшую на цепочке лампочку.
  
  — Думаю, это здесь. — Донна показала на серую металлическую коробку над рабочим столом. Мы вместе подошли к ней. — Это он?
  
  — Похоже на то. — Открыв дверцу, увидел две колонки черных выключателей. В комнате было так мало света, что я едва мог разобрать надписи на ярлыках, где было указано, за какую часть дома они отвечали.
  
  Я повернулся и спросил:
  
  — Донна, у вас есть фонарик?
  
  Хозяйка стояла так близко, что я чувствовал тепло ее тела.
  
  Мы не были с Лэнгли друзьями, но время от времени проводили с ними время. Пару раз устраивали совместные барбекю, они приглашали нас к себе на вечеринки, если только это не были корпоративы для сотрудников их фирмы. Когда собираешься устроить шумный вечер и не хочешь злить соседей, лучше позвать их в гости. Лэнгли казались нам нормальной семьей. В меру счастливые, достаточно активные, с одним ребенком.
  
  Донна нашла фонарик — он лежал за ящиком с инструментами на рабочем столе — и передала мне. Моя рука случайно коснулась ее руки.
  
  Я зажег фонарь.
  
  — Ну вот. — Я отыскал выключатель, под которым была надпись «кухня», и щелкнул им. — Думаю, теперь все будет в порядке.
  
  — Ты так быстро все исправил, — вздохнула Донна с легким разочарованием в голосе.
  
  Она стояла так близко, что, когда я обернулся отдать фонарь, слегка толкнул ее бедром. Лэнгли и не подумала отодвинуться и положила мне руки на пояс.
  
  — Донна, — запротестовал я.
  
  — В тебе кое-что изменилось, — сказала она. — За последние недели. Я видела это, наблюдая, как ты ездишь в своей машине или идешь к дому. Ты стал другим.
  
  — Не понимаю, о чем ты.
  
  — Ты как будто потерял присутствие духа, — объяснила она, не убирая рук. — И я понимаю, что это за чувство.
  
  Я нервно сглотнул. Меня охватило такое же чувство, как в тот день, когда я нашел записку в сумочке Эллен. Все вдруг изменилось. Минуту назад ты стоял на лестнице, красил окна и придумывал способ свести счеты с жизнью, а теперь находишься в чужом доме и к тебе прижимается хорошенькая женщина.
  
  Я положил руку на ее плечо, она тут же повернула ко мне голову, словно прося дотронуться до лица. Я нежно провел рукой по ее щеке.
  
  — Донна, я…
  
  — Тебе не нужно ничего говорить. Я просто хочу, чтобы ты знал: если станет грустно, у тебя всегда есть к кому обратиться.
  
  — Послушай, — быстро проговорил я, — ты же знаешь, я женат. — Это была настолько очевидная вещь, что глупо было произносить ее вслух.
  
  — Я тоже замужем. — Она на мгновение замолчала. — Если ты счастлив со своей женой, то прошу прощения за назойливость. Ты можешь уйти прямо сейчас.
  
  Мне следовало немедленно покинуть дом, но это стало бы сродни обману — ведь наши с Эллен отношения трудно было назвать идеальными.
  
  — А как же ты? — спросил я. — И Альберт?
  
  — Почему ты не хочешь поцеловать меня?
  
  Я сделал то, о чем она просила. Лэнгли обвила меня руками, и теперь, казалось, существовал только один вариант развития событий. Но не здесь, не в подвале, рядом с электрощитом, а в их с Альбертом спальне.
  
  Она отвела меня наверх, в комнату, которую делила с мужем. Мы сели на кровать. Мне очень хотелось это сделать, но внутри крепла уверенность — так неправильно. Имел ли я право на месть?
  
  Я отодвинулся.
  
  — Не могу.
  
  — Нет, ты можешь, — возразила она и протянула руку, чтобы дотронуться до моего лица.
  
  Я осторожно взял ее за запястье и отвел руку.
  
  — Нет, — отчеканил я. — Не могу. — Ее глаза наполнились слезами — еще мгновение, и они потекли бы по щекам. — Прости. Мне нужно идти. — Я встал, и тогда она бросила:
  
  — Считай, что ничего не было.
  
  Я кивнул:
  
  — Конечно. Ничего и не могло быть.
  
  Возможно, этот случай так повлиял на меня, что с того дня наши с Эллен отношения стали постепенно налаживаться. Я мог отомстить ей, но не стал этого делать. Но знал, насколько был близок к этому. Возможно, когда жена оказалась в подобной ситуации, она тоже пыталась остановиться, но не смогла.
  
  И пусть между нами тогда ничего не произошло, Донна могла решить, что все же мы были достаточно близки. И даже рассказала о нашем якобы романе. Но если честно, я не особенно хотел знать, кому именно.
  Глава девятнадцатая
  
  — Мне сказала ее сестра, — проинформировал Барри, пока мы ехали по Промис-Фоллс мимо автомагазинов, «Уол-марта» и разных забегаловок.
  
  — Хизер, — вспомнил я. — Из Айовы.
  
  — Сестры все друг другу рассказывают, — заявил Дакуорт. — Я поговорил с ней еще до похорон. Они с мужем приехали вчера вечером.
  
  — Да, я видел их на церемонии. Но она ошибается.
  
  Детектив проигнорировал мои слова.
  
  — Мы немного побеседовали, но она сказала, что не представляет, кто мог желать зла ее сестре, зятю или племяннику. Однако она вспомнила, как Донна рассказывала ей, что переспала со своим соседом. Это, конечно, был неблаговидный поступок, но тем не менее это случилось.
  
  — Если Донна и рассказала об этом своей сестре, то она сильно преувеличила.
  
  — Зачем ей лгать сестре?
  
  — Барри, — я постарался держать себя в руках, — у меня нет настроения обсуждать эту тему, но скажу тебе одно: между нами ничего не было. Я не крутил роман с Донной Лэнгли. Не спал с ней. Не скрою, у меня была такая возможность, но я ею не воспользовался. Знаю, что ты выполняешь свою работу, но не понимаю, какое это имеет отношение к случившемуся. Даже если бы я на самом деле спал с ней, чего, как повторяю, не было. К тому же, если верить слухам, твое расследование в скором времени может подойти к концу.
  
  — С чего это ты взял? — удивился Дакуорт.
  
  — На похоронах все только и говорили, что о Колине Маккиндрике. О том человеке, который угрожал Альберту, после того как он добился освобождения для убийцы его сына.
  
  — Что ты слышал?
  
  — Вы пришли к нему, чтобы задать несколько вопросов, а он прострелил себе голову.
  
  — Да, так оно и было. Это случилось сегодня рано утром. Черт знает что творится.
  
  — Неужели тебе это ни о чем не говорит?
  
  — А ты стал у нас психоаналитиком, Джим?
  
  — Ну, это же логично — Колин Маккиндрик явно испытывал чувство вины. Иначе зачем он убил себя, когда вы пришли к нему?
  
  — Возможно, у него просто была депрессия, Джим.
  
  — Но ты не знаешь этого наверняка.
  
  Барри вспылил:
  
  — Зато ты говоришь так, словно тебе все известно. Так вот, умник, теперь послушай, как все было. Я пришел поговорить с ним, представился через рацию, сказал, что веду дело о семье Лэнгли, а он велел мне проваливать и пригрозил, что начнет стрелять через дверь. Я вызвал подкрепление, но и глазом моргнуть не успел, как этот мерзавец застрелился. Дверь был заперта, поэтому мне пришлось пройти в дом через гараж. Его нашли в холле, но мозги разлетелись повсюду, даже на кухню.
  
  Дакуорт явно пытался шокировать меня, но его рассказ не произвел должного впечатления.
  
  — Барри.
  
  — Но вот что я еще хочу тебе сказать, — перебил меня детектив. — Колин Маккиндрик в ночь с пятницы на субботу был мертвецки пьян.
  
  Я с удивлением посмотрел на него.
  
  — Он провел ночь в камере. Дело было так. Сначала Маккиндрик пил в баре «У Кейси», в центре города. После того как умер его сын, он стал крепко прикладываться, а когда стараниями Альберта освободили парня, который был виновен в его смерти, совсем перестал себя контролировать. Так вот, напившись, Колин сел в машину, поехал по Карлтон-стрит, но там его остановила полиция и провела тест на наличие алкоголя в крови. Потом его задержали и забрали машину.
  
  — Он был в тюрьме, — сказал я скорее себе, чем Барри, — когда убили Лэнгли.
  
  — Всю ночь. Пребывание в тюрьме — пожалуй, самое надежное алиби.
  
  Я медленно покачал головой:
  
  — Возможно, он кого-то нанял. Маккиндрик нанял убийц, чтобы те разобрались с Альбертом Лэнгли, а в результате была расстреляна вся семья.
  
  Барри недовольно поморщился:
  
  — Наемные убийцы? В Промис-Фоллс? Джим, что с тобой? Насмотрелся криминальных фильмов?
  
  Я откинул голову на подголовник. Неожиданно на меня накатила какая-то усталость.
  
  — Итак, — Барри вернулся к своей теме, — поскольку следствие продолжается и я по-прежнему должен его вести, позволь мне задать еще несколько вопросов. И прежде всего о твоем якобы выдуманном романе с Донной Лэнгли.
  
  — Может, сначала расскажешь, что тебе сообщила ее сестра, а потом выслушаешь мои объяснения?
  
  Уголки губ Дакуорта слегка дрогнули.
  
  — Хорошо, Джим. Просто замечательно. Но, боюсь, ты совершенно не представляешь, как проводится следствие. Не могу тебе пересказать показания другого человека, иначе ты попытаешься учесть их в своем рассказе. Это первое правило, которое я усвоил, пока учился в полицейской академии.
  
  Я молча смотрел перед собой.
  
  — Джим, послушай, мы давно друг друга знаем. С тех самых пор как ты еще работал у Финли. Всегда считал тебя хорошим человеком. И я стараюсь быть откровенным с тобой. Я же не стал задавать эти вопросы в присутствии Эллен, когда приходил к вам, потому что решил тебя пожалеть немного. И чем ты мне за это отплатил?
  
  — Ты мог спросить меня, даже когда рядом была Эллен. Потому что между мной и Донной ничего не было. — Я замолчал, а потом добавил: — Говорю правду.
  
  — Это всего лишь слова, — отмахнулся Барри.
  
  — Ладно. Это случилось давно. Вскоре после того как Эллен устроилась на новую работу в колледж. Я работал на улице, она пришла к нам, потому что у нее в доме отключилось электричество. Я пошел к ним в дом проверить электрощиток.
  
  Дакуорт хихикнул:
  
  — Вот как теперь это называется?
  
  Я покачал головой:
  
  — Она поцеловала меня. То есть мы поцеловались. Лэнгли хотела, чтобы мы занялись сексом, но я был не готов к этому.
  
  — Ясно, — с недоверием в голосе сказал Барри.
  
  — Это правда. Донна выглядела такой несчастной и была очень грустной. И мне показалось, что она хотела затащить меня в постель, чтобы отвлечься. — Я задумался. — Возможно, был еще какой-то мужчина, кроме меня, с которым ей повезло больше.
  
  — Да, не исключено, — пробормотал себе под нос Барри.
  
  — Я сказал тебе правду. После того как это случилось — то есть едва не случилось, — я решил исправить все ошибки, которые допустил за время брака, чтобы у нас с Эллен все стало как прежде.
  
  — У вас с Эллен были проблемы?
  
  Черт. Не хотелось бы заводить разговор на эту тему. Особенно теперь, когда я узнал, что, возможно, Лэнгли убил и не Колин Маккиндрик. Мне снова захотелось рассказать о пропавшем компьютере с книгой Конрада. Я не думал, что это будет похоже на злонамеренный умысел с целью насолить ему.
  
  — Просто… у нас были немного натянутые отношения, — быстро нашелся я. — Мы стали отдаляться друг от друга. У меня была депрессия, неудовлетворенность жизнью. Эллен с головой ушла в работу, и, возможно, я ей немного завидовал.
  
  Держа руль одной рукой, второй Барри указал в сторону кафетерия:
  
  — Не хочешь кофе или еще чего?
  
  — Слишком жарко. Может, развернешься и отвезешь меня назад? Дерек, наверное, уже закончил и ждет меня.
  
  Дакуорт затормозил у окошка для заказов.
  
  — Средний стакан кофе. И пончик с шоколадной глазурью, — заказал он через переговорное устройство.
  
  Когда детектив закрыл окно, я спросил:
  
  — Значит, теперь вы исключили Маккиндрика из списка подозреваемых. Есть ли у вас еще какие-нибудь зацепки?
  
  — О да. — Полицейский направил машину к окну выдачи.
  
  — И что к примеру?
  
  — Кое-что имеется.
  
  — Это касается клиентов Альберта? Кто-то из его юридической фирмы?
  
  — Ты прав, мы отрабатываем все версии.
  
  Я решил, что наступил подходящий момент.
  
  — Возможно, я тоже могу поделиться с тобой кое-какой информацией.
  
  — Правда? — Он повернулся ко мне и удивленно поднял брови.
  
  — Да. Помнишь, как в субботу утром ты водил Дерека в дом Лэнгли?
  
  — Да.
  
  — Когда ты уехал, сын сказал мне, что заметил кое-что необычное в доме. Он не был уверен, что это важно, поэтому ничего не сказал тебе. Но все же одна мысль не давала ему покоя.
  
  — Подожди, — остановил меня Барри. Мы подъехали к окошку, он протянул продавцу пять долларов, получил сдачу и забрал кофе и пончик. — Ты точно ничего не хочешь? Может, прохладительный напиток для Дерека? Или мороженое?
  
  — Спасибо, не надо.
  
  Поставив кофе на подставку, он выехал на дорогу и направился к месту моей работы.
  
  — Так, и что дальше?
  
  — Дерек сказал, что в комнате Адама стоял компьютер, один из тех старых системных блоков, что они собирали. Системник был там в четверг, за день до убийства, но мой парень не увидел компьютера в субботу, когда ты привел его туда.
  
  — Компьютера?
  
  — Да.
  
  Барри пожал плечами:
  
  — Дерек так сказал? — В его голосе сквозили нотки пренебрежения.
  
  — Верно.
  
  — А откуда Дерек узнал про этот компьютер?
  
  Я рассказал, как Агнесс Стокуэлл отдала компьютер моему парню, что он был совсем старым и принадлежал ее сыну.
  
  — Он сбросился с водопада Промис, — вспомнил Барри и, засунув руку в пакет, достал пончик в шоколадной глазури. — Так, значит, в комнате Адама был компьютер Дерека?
  
  — Да. Ребята любили заниматься старыми компьютерами.
  
  — Что ж, спасибо за информацию, Джим. Возможно, это важно, а может быть, и нет.
  
  — В компьютере находилась книга. Роман. Бретт Стокуэлл был писателем.
  
  — Замечательно, Джим, — пробубнил Барри, пережевывая пончик. — Ты не снимешь со стаканчика крышку? А то мне надо еще вести машину.
  
  Я снял крышку и осторожно поставил стакан обратно. Он был наполнен до краев, и резкий поворот мог расплескать его.
  
  — Эта книга — почти один в один «Недостающая деталь», — продолжал я.
  
  — Что недостающая?
  
  — Как, ты не читал роман Конрада Чейза?
  
  — Как ты ее назвал?
  
  — «Недостающая деталь». Роман.
  
  — Кажется, это прошло мимо меня. Вот если бы ее написал Том Клэнси или Клайв Касслер, я точно о ней знал бы.
  
  — Я просто хочу тебе сказать, Барри, что книга, которая, как считается, вышла из-под пера Конрада Чейза, оказалась в компьютере умершего мальчика. И появилась она за два года до того, как этот роман был опубликован.
  
  Дакуорт попытался поднести стакан ко рту, не расплескав кофе. Отхлебнув, он сказал:
  
  — Черт, какой горячий!
  
  — Тебе не кажется это интересным? — спросил я. — Или хотя бы любопытным?
  
  — Не знаю, Джим. Гораздо интереснее для меня то, что источником этих сведений стал Дерек.
  
  Слова Барри ввели меня в полное замешательство.
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  — Просто хочу сказать, что он мог немного исказить информацию. Но спасибо, что рассказал. Приму к сведению.
  
  Впереди я увидел пикап с прицепом. Сын уже убрал трактор и сидел в машине.
  
  — Ну ладно. Пытался помочь тебе. Если не хочешь, чтобы я говорил тебе вещи, которые могут помочь следствию, то умываю руки. Если не хочешь раскрыть преступление, то это твое дело.
  
  — Ошибаешься, я хочу распутать это дело, — возразил Барри. — И знаешь что? У меня такое чувство, что скоро мы совершим прорыв.
  
  — Серьезно? — удивился я.
  
  Он притормозил на обочине около моего пикапа и посмотрел на меня:
  
  — Думаю, что мы очень скоро арестуем подозреваемого.
  
  Само собой бросилось в глаза — если бы он действительно был близок к раскрытию дела, у него вряд ли оказался бы такой недовольный вид.
  
  Я вышел из машины и, даже не оглянувшись, сразу же направился к пикапу.
  
  — Прости, что так долго, — извинился я перед Дереком, который уже закончил работу и ждал моего возвращения. На перепачканном пылью и грязью лице явственно виднелись потеки слез. — Эй, что случилось? — И тут я увидел, что он сжимает в руке сотовый телефон.
  
  Мой парень покачал головой, но ничего не ответил.
  
  — Да ладно. Что произошло?
  
  — Мне звонила Пенни, — всхлипнул Дерек.
  
  — Понятно. И что?
  
  — Ничего. — Он снова всхлипнул.
  
  — Перестань. — Я похлопал его по колену. — Давай не будем ничего друг от друга скрывать.
  
  — Она просто… она сказала, что раз я отвечаю на ее звонки, значит, еще ничего не случилось.
  
  — Чего не случилось?
  
  Сын вытер нос тыльной стороной ладони. Не глядя на меня, пробубнил:
  
  — Папа, я хороший парень. И хочу, чтобы ты знал об этом. Что бы обо мне ни наговорили.
  
  Мне совсем не понравились его слова.
  Глава двадцатая
  
  Когда мы подъехали к дому, я заметил знакомую машину, припаркованную на обочине дороге. Серебристая «Ауди-ТТ». Просто замечательно. Только этого мне еще не хватало — очередной встречи с Конрадом.
  
  Когда я мигнул фарами, водительская дверь «ауди» открылась и появилась Иллина. Она была одета в белые брючки, топ того же цвета и буквально светилась в лучах заходящего солнца.
  
  — Неужели это миссис Чейз? — спросил Дерек.
  
  — Да.
  
  — И что ей нужно?
  
  — Трудно сказать.
  
  Когда я свернул на дорожку и опустил стекло, Иллина подошла ко мне.
  
  — Джим, — поздоровалась она, потом перевела взгляд на Дерека и добавила: — Привет, Дерек.
  
  Он слегка кивнул в ответ.
  
  — Здравствуйте, Иллина, — поприветствовал я ее. — Вы нас ждали?
  
  — Вас, Джим. Найдется свободная минутка?
  
  — Не хотите зайти в дом?
  
  — Нет, мы можем и здесь поговорить. Не хочу вас беспокоить.
  
  Обычно в это время Эллен еще была на работе. Я велел Дереку сесть за руль и отогнать машину.
  
  Иллина терла правое запястье, похоже, даже не осознавая, что делает это.
  
  — Вам больно?
  
  — Ой! — Она посмотрела на свою руку. — Я никак не могу привыкнуть к переключателю передач. Конрад обожает всякие новые штучки, а я, кажется, заполучила растяжение.
  
  — Ну, — ответил я, глядя на новую машину, — у нас у всех свои проблемы.
  
  — Насчет того случая, — добавила она. — Мне очень жаль, что так получилось. Мы так быстро ушли, после того как вы с Конрадом поссорились.
  
  Я пожал плечами. Что тут можно было сказать? Особенно Иллине.
  
  — Если бы я случайно не услышала обрывок вашего разговора, не уверена, что он вообще посвятил бы меня в эту историю.
  
  Я не хотел разговаривать с ней. И так сегодня почти не закрывал рта. День выдался не из легких. Сначала — похороны. Потом — прогулка с Барри. Мой сын плакал и был чем-то напуган, но не хотел рассказывать.
  
  — Как я понимаю, он пересказал вам нашу дискуссию? — спросил я.
  
  — Да. — Жена Чейза прислонилась к «ауди». — Мне кажется, что вы перешли все границы, Джим.
  
  — Иллина, не уверен, что хочу обсуждать это с вами.
  
  — Вы обвинили его в серьезных вещах. В плагиате. В том, что он украл свою книгу у студента.
  
  — Я только попросил его кое-что объяснить мне. Вот и все.
  
  — С чего вы взяли, что Конрад вам вообще ответит? — Чейз умудрилась задать вопрос таким образом, что он все равно прозвучал довольно вежливо.
  
  — А почему бы не ответить, если ты можешь все объяснить?
  
  — Вы просто застали его врасплох, — объяснила Иллина. — Вы ошарашили его. Не дали ему шанса объясниться.
  
  Я не ответил. Пусть выскажется, если ей действительно было что сказать.
  
  — Конрад не захотел обсуждать это со мной. Он сказал, что здесь нет ничего особенного, что не хочет меня тревожить, но добавил, что тот студент, Бретт Стокуэлл, был выдающимся человеком, очень талантливым юношей.
  
  — Все так говорят.
  
  — У него никогда не было таких студентов. Бретт, как восприимчивый молодой человек, обладал удивительной проницательностью.
  
  Я выжидал.
  
  — Но Стокуэлл был недостаточно талантлив, чтобы написать такой роман, как «Недостающая деталь», — подытожила она. — Даже такой умный юноша не смог бы этого сделать.
  
  — Вам виднее, Иллина. — Я уже собирался сообщить ей, что рассказал все Барри, но не стал этого делать. Дакуорт как-то странно отреагировал на мой рассказ, он почти не заинтересовал его. Складывалось впечатление, что детектив уже принял какое-то решение и история о пропавшем компьютере могла только подпортить его версию.
  
  — На самом деле к тому моменту Конрад уже написал книгу, — сообщила Иллина. — Закончил примерно за три года до публикации, но никому не показывал. Конрад продолжал работать над ней, переписывал, редактировал и не был уверен, заинтересует ли она кого-нибудь. Ему хотелось услышать постороннее мнение, и он дал почитать роман Бретту. На дискете, а не в распечатанной версии. Вот почему книга оказалась в компьютере юноши.
  
  Я задумчиво водил языком по внутренней стороне щеки, размышляя над ее словами.
  
  — Это вам Конрад так сказал?
  
  Она уверенно кивнула.
  
  — Значит, прежде чем показать роман коллегам, литературному агенту или какому-нибудь уже опубликовавшемуся автору, он решил дать его одному из своих студентов?
  
  — Совершенно верно, — ответила Иллина.
  
  — Да, — покачал я головой, — как все, оказывается, просто.
  
  — Конечно, просто, — улыбнулась она, демонстрируя великолепные зубы.
  
  — Признаться, Конрад удивил меня. Такой известный и заслуженный профессор предложил почитать книгу подростку.
  
  — Я думаю, он хотел услышать честное, непредвзятое мнение, — объяснила Иллина и улыбнулась, будто надеялась подкупить меня улыбкой. Но, кажется, она сама поверила в то, что говорила. Возможно, она просто заставила себя поверить в это. Альтернатива была бы для нее слишком неприятной. — Я знаю, Конрад производит впечатление невероятно самонадеянного человека, но на самом деле он такой же, как все. Когда ты создаешь что-то новое, тебе всегда страшно отдавать это на суд общественности. Поэтому он хотел проверить, какое впечатление произведет книга на человека, не имевшего отношения к издательскому миру, и лишь потом делать более решительные шаги.
  
  — Понимаю.
  
  — Поэтому я хочу попросить вас о маленьком одолжении. Судя по тому, что мне вчера рассказал Конрад о вашем разговоре, я поняла, что эта книга у вас, вероятно, на диске? Я представляю, какие пересуды она может вызвать и как это негативно отразится на муже. Ведь на свете немало проницательных людей вроде вас, которые могут сделать такие же выводы, если о существовании этой копии станет известно прессе. И я была бы очень признательна, если бы вы отдали мне диск, чтобы положить конец недопониманию между нами.
  
  Для девушки, демонстрировавшей голую грудь в фильмах вроде «Кричи, детка!», миссис Чейз проявила просто чудеса красноречия.
  
  — Вам стоило остаться в Голливуде, Иллина. Потрясающее выступление. Вы хорошо выучили свою роль и очень убедительно исполнили. Кто написал для вас текст? Конрад?
  
  Даже не поморщилась.
  
  — Конрад не знает, что я здесь. — Она сказала это таким тоном, что я ей поверил. — Вы просто выставите себя на посмешище, если и дальше будете настаивать на том, что «Недостающую деталь» написал не мой муж. Его новая книга станет настоящей бомбой. Она еще лучше, чем первая. В его таланте и писательских способностях нет никаких сомнений. Никто в этом не сомневается, кроме вас, Джим.
  
  — Что ж, мне остается только пожелать ему удачи.
  
  Чейз улыбнулась:
  
  — Вы ведь по-прежнему злитесь на него, ведь так? Поэтому и продолжаете козлить? — Теперь она мало напоминала жену президента колледжа. — Там, откуда я приехала, люди ложатся в постель друг к другу и не особенно переживают по этому поводу. Деми Мур жила с Брюсом Уиллисом и в то же время встречалась с Эштоном Катчером.
  
  — Не сомневаюсь, что это очень весело. Может, когда-нибудь они пригласят и вас в свою компанию?
  
  Впервые за время разговора ее щеки вспыхнули от обиды.
  
  — Разве я когда-нибудь обижала вас, Джим? Мы же едва знакомы.
  
  Наверное, я все-таки хватил лишнего.
  
  — Вы правы, Иллина. Все наши разногласия с Конрадом не имеют отношения к вам. Но я не отдам дискету.
  
  Она кивнула, как будто поняла, что это окончательное решение. Но она пока не собиралась заканчивать разговор.
  
  — У Конрада с Эллен все было очень давно. Мы взрослые люди. — Чейз отошла от машины и приблизилась ко мне. Даже в такой день я чувствовал жар, исходивший от ее тела. — Умный человек должен понять: что было, то прошло, — простить и спокойно жить дальше.
  
  Хотел ответить, но передумал. Мне было нечего ответить. К тому же я понимал, что она говорила правду.
  
  Иллина повернулась и открыла дверь «ауди».
  
  — Приятно было пообщаться с вами, Джим. — Она села в машину и рванула с места. Гравий из-под колес полетел мне на джинсы, когда Чейз развернулась и поехала прочь. Наша кинозвездочка прекрасно управляла автомобилем, машину даже не занесло на резком повороте.
  
  Вскоре вернулась домой Эллен. Примерно в шесть часов мы поджарили на гриле бифштексы. Дерек поужинал и ушел к себе, а я рассказал жене о разговоре с Барри и Иллиной. Встречу с Дакуортом я описал так, словно мы случайно столкнулись друг с другом, поскольку не хотел, чтобы она знала обо мне и Донне Лэнгли. И хотя между нами на самом деле ничего не произошло, я не готов был рассказать ей, насколько близко мы подошли тогда к этому.
  
  Но я сообщил ей о Колине Маккиндрике и о том, что, несмотря на его самоубийство, он не был подозреваемым в расстреле семейства Лэнгли. Я рассказал, что Барри теперь знает о книге в пропавшем компьютере Бретта Стокуэлла, а также о том, чей роман она так сильно напоминала.
  
  Эллен некоторое время молча смотрела на меня, а потом спросила:
  
  — И как он отреагировал на твои слова?
  
  — Равнодушно. Как будто ему было все равно.
  
  — Неужели?
  
  — Правда. Мне кажется, у него уже есть какая-то версия.
  
  Потом я рассказал о визите Иллины и ее попытке объясниться от лица Конрада, что он якобы давал Бретту почитать черновик своей книги.
  
  Эллен задумалась.
  
  — Это вполне возможно.
  
  — Думаешь? А мне всегда казалось, что наш гений смотрел с пренебрежением даже на своих самых умных студентов. Для Конрада они всегда были просто кучкой молокососов.
  
  — Да, но…
  
  — Что «но»?
  
  — Может быть…
  
  В дверь громко постучали, и от неожиданности мы оба подпрыгнули на месте. Даже не слышали, чтобы к дому подъезжала машина, но это и неудивительно — все окна были закрыты и мы включили кондиционер.
  
  Встав из-за стола, вышли из кухни и направились в холл. Через щелку между шторами я увидел Барри. Кажется, он держал что-то в руках.
  
  Я открыл дверь. Позади Дакуорта стояли трое полицейских в хирургических перчатках.
  
  — Барри? Что ты здесь, черт возьми, делаешь?
  
  Он достал бумагу.
  
  — У меня ордер на обыск твоего дома, Джим.
  
  — Что? — опешила Эллен. — О чем ты говоришь?
  
  — Приведи сюда Дерека, — велел детектив, его голос был серьезным.
  
  — Что тебе нужно от Дерека?
  
  — Джим, прошу тебя, не будем усложнять ситуацию. Просто позови его.
  
  Я помедлил секунду, потом крикнул так, чтобы меня было слышно наверху:
  
  — Дерек!
  
  — Что? — раздался приглушенный голос из спальни сына.
  
  — Дерек! Спускайся вниз! Живо!
  
  Мгновение спустя послышались шаги на ступеньках. Когда мой парень спустился вниз и увидел ожидавших его полицейских, он воскликнул:
  
  — Вот черт!
  
  Он выглядел не таким уж и удивленным.
  
  Я вспомнил о его разговоре с Пенни по телефону. Возможно, теперь это случилось.
  
  — Идемте на кухню, — предложил Дакуорт и повел нас всех через гостиную. Оказавшись на кухне, мы все встали около стены. — Дерек, — начал детектив, — может, теперь ты нам расскажешь, что же на самом деле случилось в пятницу вечером?
  
  Сын выглядел растерянным, его глаза бегали.
  
  — Нет, — ответил он. — Ничего.
  
  — Значит, будешь держаться своих предыдущих показаний? Получается, ты ушел из дома Лэнгли в восемь, погулял, зашел к Пенни и вернулся домой где-то в полдесятого?
  
  — Да, — подтвердил Дерек. — Правда, я не видел Пенни. Только поговорил с ней по телефону, а потом погулял один.
  
  Барри повернулся ко мне:
  
  — А что скажешь ты? Подтверждаешь то, что сказал мне? Будто слышал, как Дерек вернулся домой, когда еще не было десяти вечера?
  
  — Барри, почему бы тебе просто не сказать, что случилось?
  
  Я слышал, как полицейские наверху двигали мебель. Звуки доносились из комнаты сына.
  
  — Просто хочу еще раз спросить: никто из вас не намерен изменить свои показания насчет того вечера? — уточнил Дакуорт.
  
  — Я рассказал вам все как было, — заявил Дерек, но его голос звучал не слишком уверенно.
  
  — Тогда, может, ты мне кое-что объяснишь? — предложил детектив.
  
  — Что?
  
  — В тот вечер ты несколько раз говорил по телефону со своей девушкой Пенелопой Такер?
  
  — Да, с Пенни. Я с ней часто разговаривал. Ну, до последнего времени. Пока ее родители не стали вести себя странно.
  
  — Это все моя вина, — признался Барри. — Я говорил с ними утром в воскресенье. И посоветовал запретить их дочери общаться с тобой.
  
  — Просто отлично. А почему вы…
  
  — Дерек, — предупредил я его, пытаясь оставаться спокойным. — Смотри на все проще.
  
  — Смотреть проще? — возмутился парень. — Вы не имели права так делать. Почему вы…
  
  — Дерек, — оборвал его Барри. Он почти вплотную подошел к моему сыну. — Скажи мне, сколько раз ты звонил Пенни тем вечером?
  
  — Не помню. Наверное, раза два.
  
  — С мобильного?
  
  — Конечно.
  
  — Ты всегда звонил только с мобильного?
  
  В этот момент Дерек, казалось, что-то вспомнил. Его словно осенило.
  
  — Думаю, да.
  
  — Пенни говорит, что ты звонил ей из дома Лэнгли.
  
  — Ну, может быть. То есть это было раньше.
  
  — Нет, — возразил Дакуорт. — Это было позже.
  
  — Она, наверное, ошиблась, — предположил сын.
  
  — Дерек, — вмешалась Эллен. — Что случилось?
  
  Наверху снова послышался шум.
  
  — Если не возражаете, — обратился Барри к моей жене настолько вежливо, насколько это было возможно в сложившихся обстоятельствах, — то вопросы пока буду задавать я. Дерек, не думаю, что она ошибается. Телефон, который стоит в подвале дома Лэнгли, сохраняет запись о набранных номерах. К тому же у полиции было достаточно времени, чтобы запросить у телефонной компании список звонков, который производился с него.
  
  Похоже, эта новость потрясла мальчишку.
  
  — И что самое интересное, около десяти вечера кто-то звонил с этого телефона Пенни Такер. Как ты это объяснишь? Через два часа после того, как, если верить твоим словам, ты ушел из дома, и примерно через полтора часа после того, как уехали Лэнгли, какой-то неизвестный звонил из их дома твоей подружке. И знаешь, что она сказала мне? Утверждает, будто разговаривала с тобой.
  
  Дерек ничего не ответил.
  
  — Примерно в это же время Альберт Лэнгли позвонил своей секретарше и сказал, что они подъезжают к дому. И знаешь что? Похоже, ты был в доме, после того как семья Лэнгли уехала, и вполне вероятно, ты все еще был там, когда они вернулись домой.
  
  Сын покачал головой.
  
  — Барри, то, что ты говоришь, безумие, — вмешался я. — Ты знаешь меня и знаешь Дерека. То есть знаешь его достаточно хорошо, чтобы понять: он не мог…
  
  — Возможно, — предположил слабым голосом Дерек, — в телефоне была какая-то ошибка?
  
  — Думаешь, и в телефоне Пенни была ошибка? Потому что твой звонок зафиксирован в то же время, что и на телефоне в доме Лэнгли. Она сказала, что у тебя отключился мобильный и ты воспользовался городским телефоном.
  
  — Вы не понимаете. Ладно, может, я и был там, но…
  
  — Дерек, — оборвал я его. — Ничего не говори!
  
  — Что ты имеешь в виду? — спросила Эллен. — Почему он не должен ничего говорить? Наш сын же не имеет к убийствам никакого отношения!
  
  — Верно, — кивнул Дерек, его глаза стали влажными. — Я ничего не делал. Клянусь!
  
  — Но ты ведь был в доме, не так ли? — спросил Барри. Теперь его голос был уже не таким напряженным. — И все начиналось вполне невинно, да? Расскажи нам. От Пенни мы мало что смогли узнать.
  
  — Это было… — Вид у парня стал совсем беспомощным. — Хорошо. Все было так. У меня родилась одна идейка. Я знал, что Лэнгли уезжают на целую неделю и дом будет пустовать. А он был отличным местом, где бы мы с Пенни могли… ну, вы понимаете…
  
  — О Боже! — всплеснула руками Эллен. — О чем ты думал? Что ты наделал? Тебе Адам дал ключи?
  
  Слезы покатились по щекам сына.
  
  — Мы просто хотели встречаться там. Я попрощался с Адамом и сделал вид, что выхожу через черный ход, а сам спустился вниз, спрятался в подвале и сидел там, пока они не уехали. А когда в доме никого не осталось, я вышел, пару раз позвонил Пенни, но она сказала, что ее не выпускают из дома. С отцом поругалась из-за разбитой машины. Вот и все.
  
  — Хорошо, — кивнул Барри с пониманием в голосе. — Это понятно. Кое-что уже проясняется. Значит, все это время ты прятался в подвале?
  
  — Точно.
  
  — И больше никуда в доме не заходил?
  
  — Ну, побродил немного по дому. Был на кухне. И в комнате Адама, прежде чем они уехали.
  
  — Где-нибудь еще?
  
  Дерек в растерянности покачал головой:
  
  — Нет.
  
  Барри кивнул, а потом как будто мимоходом показал на ухо Дерека и спросил:
  
  — Ты носишь сережку или гвоздик? Я вижу, у тебя здесь дырочка.
  
  Сын схватился за мочку уха большим и указательным пальцами. В точности повторил жест, что и несколькими днями раньше, когда я заметил пропажу его сережки со значком мира.
  
  — Я не знаю, что с ней случилось, — пожал он плечами.
  
  — Ладно, — продолжил Барри. — Но когда семейство неожиданно вернулось, из-за того что миссис Лэнгли стало по дороге плохо, и увидело тебя там, они, наверное, страшно разозлились. Думаю, не просто разозлились, а пришли в ярость. Потом что-то случилось — я даже могу себе представить что, — и ситуация вышла из-под контроля. Мистер Лэнгли угрожал тебе, пытался ударить, не так ли? Он славился своим вспыльчивым нравом.
  
  — Нет, — возразил Дерек. — Нет.
  
  — Какой это, должно быть, стыд! Тебя застукали в доме лучшего друга! Они, наверное, смотрели на этот поступок как на предательство с твоей стороны. Мистер и миссис Лэнгли. Возможно, и Адам. Или Адам тоже был в этом замешан? Он знал, что ты собираешься сделать?
  
  — Нет. Боже, нет, он не знал.
  
  — Тогда, наверное, твой друг тоже разозлился, — предположил Барри. — Ты обманул не только его родителей, но и самого Адама.
  
  — Ладно. Черт! Я знаю! — крикнул Дерек, его щеки вспыхнули. — Это было глупо, отвратительно. Мне очень, очень жаль.
  
  «Какой же ты придурок! — подумал я. — Глупый мальчишка». Но сказал лишь:
  
  — Вот видишь? Он сделал глупость и признался в ней. Что тебе еще нужно?
  
  — Это еще не все. — Детектив по-прежнему не сводил взгляда с Дерека, игнорируя мои слова. — Я ведь прав? Они приехали, нашли тебя, запаниковали. Ты схватил пистолет. Возможно, оружие было в доме…
  
  — Нет! — крикнул сын. — Нет! Я ничего не делал! Это сделал кто-то другой, а не я!
  
  — Так кто же это был, Дерек? — спросил Дакуорт. — Можешь сказать?
  
  — Нет!
  
  — Барри, — вмешался я, — разве не видишь, еще чуть-чуть — и он расплачется! Будь с ним поаккуратнее.
  
  Полицейский повернулся и посмотрел на меня:
  
  — Джим, поверь, мне самому это не по душе.
  
  Дерек едва сдерживал рыдания, и Эллен обняла его.
  
  — Посмотрите, что вы наделали, — с укором сказала она Барри.
  
  Детектив проигнорировал ее слова.
  
  — Хорошо, парень, ты сказал, что не делал этого. Но ты был в доме, когда все случилось, и тем не менее не видел убийц. По-моему, это просто невероятно.
  
  — Да, я никого не видел. Я прятался.
  
  Барри грустно покачал головой, и в этот момент один из полицейских, которые были наверху, спустился на кухню. Он нес, держа двумя пальцами, одну из многочисленных кроссовок Дерека.
  
  — Детектив Дакуорт! — Полицейский перевернул находку, показывая подошву. На пятке чернело какое-то пятно. — Мы нашли!
  
  Барри наклонился, чтобы рассмотреть получше.
  
  — Уверены, что это кровь?
  
  — Да, — ответил полицейский. — Когда мы возьмем пробу ДНК, у нас будет больше информации.
  
  Все это время мы с Эллен слушали их разговор затаив дыхание. Дерек всхлипывал и тихо бормотал: «Нет, нет, нет…»
  
  — Барри, — начал я.
  
  Потом заговорил Дерек:
  
  — Я ничего не видел. Но слышал. Слышал, как они пришли! Слышал выстрелы! Слышал, как они умирали! Клянусь Богом!
  
  Барри не шевелился.
  
  — Дерек Каттер, вы арестованы за убийство Альберта Лэнгли, Донны Лэнгли и Адама Лэнгли, вы…
  
  — Барри, прекрати! — перебил его я. — Он признался, что был там. Выслушай его, ради всего святого…
  
  — Я прошу тебя, Джим. — Барри поднял руку и продолжил: — Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Вы можете встретиться с вашим адвокатом, который имеет право присутствовать на всех допросах. Если у вас нет адвоката, мы предоставим его вам.
  
  Он снял с пояса наручники, развернул нашего сына спиной к себе и защелкнул браслеты.
  
  В этот момент мне показалось, что мир вокруг рухнул.
  Глава двадцать первая
  
  На следующее утро Дереку было предъявлено обвинение.
  
  Мы с Эллен не спали всю ночь — сначала просто не могли прийти в себя от потрясения, вызванного его арестом, а потом лихорадочно пытались найти адвоката для сына. В прежние времена мы, разумеется, обратились бы за помощью к Альберту Лэнгли. Мы знали этого человека, доверяли его репутации, и нам было известно, что он хороший специалист.
  
  Однако мы не знали, к кому еще можно обратиться, кроме как в фирму Лэнгли. Но захотят ли там защищать человека, обвиненного в убийстве их коллеги и его семьи? Кроме того, даже если кто-то из бывших сотрудников Лэнгли и взялся бы представлять дело Дерека в суде, мы не были застрахованы от того, что в его действиях не окажется какого-то тайного умысла. Поэтому жена обзвонила знакомых в колледже Теккерей и посоветовалась с ними. Ей порекомендовали некую Натали Бондурант. Она уже восемь лет работала в Промис-Фоллс адвокатом по уголовным делам и, как сказал один знакомый Эллен, была «умной куколкой». Мы несколько раз позвонили на ее номер около девяти часов вечера, и примерно через час адвокат нам перезвонила.
  
  Когда я говорил с ней по телефону, мой голос временами дрожал. Бондурант задала мне ряд вопросов, на которые я постарался ответить как можно более кратко. Ее вопросы были четкими и простыми. Натали удалось успокоить нас, на время подавить переполнявшие меня и жену эмоции и заставить сосредоточиться на конкретных фактах. Нам нельзя было терять голову в сложившейся ситуации, пускай в нашем случае это и казалось практически невозможным.
  
  — Значит, полиция не нашла оружие? Им это создаст определенные сложности. Но если найдут пистолет, все изменится.
  
  — Не найдут, — заверил я ее. — Он никого не убивал.
  
  Натали Бондурант решила не спорить.
  
  — Это ослабляет их версию. Плохо то, что у вашего сына была возможность совершить убийства — он был там, когда все случилось. Его никогда раньше не привлекали за насильственные действия?
  
  — Один раз у него были небольшие проблемы. Ездил с другом на машине его отца без водительских прав, и шалопаи разбили машину. А еще однажды сына с друзьями поймали, когда ребята прыгали с крыши одного корпуса школы на другой и…
  
  — Я бы не стала переживать по этому поводу. Подобные проступки слишком далеки от хладнокровного убийства трех человек. Но все же не стоит привлекать внимание к тем случаям. Полицейские говорят, будто ваш сын убил Лэнгли потому, что они застали его у себя дома, но, по-моему, это странно. По крайней мере для серьезного мотива. Боюсь, детективы раскрыли еще не все свои карты. Придется подождать. Возможно, если бы Пенни была дочерью мистера Лэнгли, он действительно мог бы схватиться за оружие, чтобы пристрелить вашего сына. Но это не так. Я должна поговорить с этой девушкой, выяснить, в каком парень был состоянии, когда звонил ей по телефону из дома. Мне нужно будет встретиться с Дереком завтра утром, прежде чем он предстанет перед судьей, но вам не стоит надеяться, что сына выпустят под поручительство. Его обвиняют в тройном убийстве. Позиция обвинения кажется очень слабой, но, пока мы не сможем ее опровергнуть, я сомневаюсь, что мальчишку отпустят.
  
  Эллен вмешалась в разговор — она была в спальне и говорила по телефону.
  
  — Что с ним будет в тюрьме? Ему ведь там ничего не сделают?
  
  — Я поговорю кое с кем. Но, принимая во внимание, в каком преступлении его обвиняют, скорее всего вашего сына поместят не в общую, а в одиночную камеру.
  
  Эллен подумала о том же, о чем и я. Наш семнадцатилетний мальчик в камере со взрослыми мужиками, которых могли посадить туда за самые ужасные вещи. Я даже думать об этом не хотел, но мысли сами лезли в голову.
  
  — К тому же пресса наверняка проявит к этому делу повышенный интерес, — предупредила нас Натали.
  
  — Что вы хотите этим сказать? — спросила Эллен.
  
  — Арест по такому серьезному обвинению… журналисты устроят настоящий цирк по этому поводу. Сюда приедут репортеры всех СМИ из Олбани. Возможно, будет кто-то из Нью-Йорка. Все это само по себе отвратительно.
  
  — О Боже! — прошептала жена.
  
  — У вас есть сотовые? — Я продиктовал ей наши номера. — Если мне понадобится связаться с вами, позвоню по одному из них. Что до вашего домашнего телефона, то вскоре может наступить момент, когда вы больше не захотите отвечать на звонки. Так что можете просто отключить его. Журналисты, звонки от всяких психов, угрозы и тому подобное. И не смотрите новости. У дома Лэнгли все еще дежурит полиция, это по-прежнему место преступления, и они не подпустят к вам журналистов. Я поговорю с Барри и узнаю, можно ли оградить вас от их визитов.
  
  Дакуорт. Как будто он станет делать для нас одолжения.
  
  Натали, словно прочитав по телефону мои мысли, сказала:
  
  — Он хороший человек. Я посмотрю, что можно сделать. А теперь что касается денег. Мои услуги стоят недешево. — Натали назвала сумму. — Но итоговый счет может быть и выше.
  
  Эллен быстро посчитала финансы, которыми мы располагали.
  
  — Хорошо. У нас есть еще пенсионный счет, который мы сможем обналичить. Правда, денег там не много. — Даже через телефонную трубку я слышал нотки отчаяния и безнадежности в ее голосе. — Займусь этим завтра.
  
  — Хорошо. Тогда до завтра.
  
  Бондурант оказалась права. Дерека не выпустили под поручительство. Натали сделала все возможное: говорила, что у Дерека не было раньше судимости, он не привлекался, был из хорошей семьи и явно не станет скрываться от правосудия, но судья оставался непреклонным. Он согласился с требованием обвинения не выпускать Дерека под залог. Прокурор Дуэйн Хиллман с пафосом заявил, что его обвиняют в самом ужасном убийстве за всю историю Промис-Фоллс. Поэтому об освобождении под залог не могло быть даже и речи.
  
  Эллен не выдержала и расплакалась прямо в зале суда. Я старался изо всех сил держаться.
  
  Дерек, стоявший рядом с Натали, казался маленьким и жалким, почти что ребенком в огромном, с высокими потолками зале суда. Сын как будто осунулся и скукожился со вчерашнего дня. На нем была футболка и джинсы без ремня, сальные волосы спутанны, голова и плечи опущены, словно он пытался свернуться в ракушку. Если он выглядел так всего после нескольких часов заключения, что с ним будет через неделю или, не дай Бог, через…
  
  Я запретил себе думать об этом.
  
  Парень попытался махнуть нам руками в наручниках, когда его повели к двери, находившейся рядом с президиумом суда.
  
  — Дерек… — пробормотала жена. — Дерек…
  
  Мы с Эллен не спали всю ночь, и это было заметно. С тех пор как началось все это безумие, она постарела лет на десять. А я чувствовал себя совершенно опустошенным.
  
  Натали встретила нас в коридоре суда, чтобы мы наконец-то смогли поговорить с глазу на глаз. Она оказалась высокой черной женщиной лет тридцати пяти. На ней был строгий синий костюм, а волосы коротко подстрижены. Мрачное выражение ее лица не прибавило нам оптимизма.
  
  — Шансов, что его отпустят под залог, нет никаких, даже за очень большие деньги. Меня это не удивляет. Ему выделили отдельную камеру, поэтому большую часть времени он будет изолирован от остальных заключенных.
  
  Я посмотрел на Эллен. Жена была в отчаянии.
  
  — Мы пока еще не получили информации о том, чья кровь оказалась на ботинке вашего сына, но предполагаем, что Адама Лэнгли. Ваш сын сказал, что ему пришлось перешагнуть через тело мальчика, когда уходил из дома. Он вполне мог наступить в лужу крови. Дерек оставил следы, пока бежал к вашему дому. Кроме того, полицейские взяли у мальчишки образец ДНК, но это обычная процедура.
  
  Затем она подробно пересказала нам показания, которые дал сын: как прятался в доме Лэнгли, надеясь, что сможет встречаться там с Пенни всю неделю; как потом оказался в ловушке, когда неожиданно в дом вернулись Лэнгли; как спустился на цокольный этаж, а вскоре кто-то пришел в дом и застрелил Альберта и Донну Лэнгли, а потом Адам попытался сбежать через черный ход, но также был убит.
  
  Дерек рассказал своему адвокату, что кто-то спустился на цокольный этаж, пока он прятался за кушеткой, задерживая дыхание, чтобы его не обнаружили. Вышел мой сын только тогда, когда убедился, что убийца, или убийцы, уехал.
  
  — Даже не верится, что он так долго молчал, держал все в себе, — удивилась Эллен.
  
  — Дерек — подросток, — объяснила Натали, — который боится убийц Лэнгли, но, возможно, еще больше боится вас и тех неприятностей, которые ждали бы его, признайся он, что прятался в том доме. Дерек сказал, что однажды, после того случая, когда он прыгал по крышам, вы, — Бондурант посмотрела на меня, — пригрозили ему, что, если он еще раз сделает нечто подобное, изобьете его до полусмерти.
  
  Я помнил об этом.
  
  — И все же, — не унималась Эллен, — неужели он не понимал, что должен был обратиться к нам за помощью, после того что случилось?
  
  Натали помолчала, а потом сказала:
  
  — Есть и еще некоторые осложняющие моменты. — Мы с Эллен молча слушали, готовясь узнать очередное неприятное известие. — Полиция ищет связь между убийством семьи Лэнгли и двумя другими убийствами, случившимися в Промис-Фоллс за последнее время.
  
  — Что? — спросила жена. — О чем вы говорите?
  
  — Полицейские считают, что Лэнгли были убиты из того же оружия, что и некий Эдгар Уинсом, которого в прошлом месяце застрелили у бара «Трентон», а также еще один человек — Питер Найт, погибший неделю назад.
  
  — Я не знал этих людей. — Я тут же вспомнил, что Барри Дакуорт рассказывал мне об этих случаях в субботу.
  
  — Вы сказали, что полиция до сих пор не нашла оружия, — заметила Эллен. — Как они могли установить, что всех убили из одного пистолета?
  
  — Вы правы, у них нет оружия, — призналась Натали Бондурант. — Зато есть пули, изъятые из тел Лэнгли. Они идентичны и соответствуют пулям, проходившим по предыдущим убийствам. Вы не знаете, существовала ли какая-нибудь связь между вашим сыном и теми двумя людьми?
  
  — Никакой, — одновременно ответили мы. — Полицейские хотят обвинить Дерека и в тех убийствах?
  
  — Такого разговора пока что не было. Но согласно данным баллистической экспертизы все эти случаи связаны. Этой информацией я могу с вами поделиться, так как хочу, чтобы вы были в курсе расследования. Я всегда так работаю. — Взглянув на наши мрачные лица, она, видимо, поняла, что нас нужно приободрить. — Послушайте, я никогда не страдала неоправданным оптимизмом. Поэтому не буду говорить, что вам не о чем волноваться. Причин для беспокойства предостаточно. Но обвинения, предъявленные вашему сыну, весьма шаткие. В них многое держится на честном слове, и Барри это прекрасно понимает. Насколько мне известно, главный мотив выглядит весьма неубедительным. Сейчас у вас, пожалуй, самое трудное время. Вы еще не пришли в себя от потрясения. Ваш мир развалился на части. Но крайне важно постараться собрать его. К тому же вы должны знать, что у меня для вас есть и хорошие новости.
  
  Мы с Эллен удивленно моргнули.
  
  — Что еще? — спросил я.
  
  — Если принимать во внимание версию Дерека о том, что он был в доме и слышал, как происходили убийства, и что ему удалось убежать, оставаясь незамеченным для преступника или преступников, то вашему сыну очень повезло. Ведь он остался жив.
  
  Мы с Эллен переглянулись и взялись за руку. Мы вовсе не считали случайное спасение Дерека, который чудом избежал участи Лэнгли, таким уж везением.
  
  — А вы верите его показаниям? — спросил я.
  
  Натали Бондурант помолчала некоторое время, потом посмотрела мне прямо в глаза:
  
  — Для меня это не имеет значения. Я должна считать своих клиентов невиновными, иначе не смогу их защищать. Но мне кажется, что Дерек не обманывал меня.
  
  — Может, стоит рассказать обо всем Барри? — спросил я. — О том, что он слышал? Ведь возможно, что Дерек слышал что-то, и это помогло бы полиции найти настоящих преступников. Тот, кто убил Лэнгли, до сих пор находится на свободе.
  
  — Дакуорту обо всем известно. Но сейчас он думает, что поймал убийцу. — Натали замолчала. — Кстати, Дерек сказал, что слышал одно слово, которое произнес преступник.
  
  — Какое? — спросила жена.
  
  — «Позор». Он слышал, как мужчина сказал: «Позор».
  
  Мы с Эллен переглянулись, не зная, что и думать.
  
  Я передал Натали дискету, которую принес из дому. На ней была записана «Недостающая деталь», или, как назвал свою книгу Бретт Стокуэлл, «Николас Бесчленный».
  
  — Что это? — спросила адвокат. Эллен наблюдала, как я передаю ей дискету.
  
  — Просто сохраните это у себя. На всякий случай.
  Глава двадцать вторая
  
  Я спросил у Бондурант, не хочет ли она выпить вместе с нами кофе и все обсудить, но ей предстояла еще одна напряженная встреча в суде. Поэтому я предложил Эллен найти какое-нибудь кафе поблизости от суда и перекусить там. С утра мы так и не позавтракали. Было уже около полудня, и, несмотря на дурное самочувствие, я испытывал голод.
  
  — Не смогу есть, — возразила Эллен.
  
  — Но мы должны поддерживать силы, иначе не сможем помочь Дереку.
  
  Но едва мы вышли из здания суда и увидели с дюжину ожидавших нас фотографов и трех операторов с камерами, как пришлось срочно менять планы. Репортеры взяли нас в кольцо и одновременно стали выкрикивать вопросы. Они были донельзя однообразными: «Вы верите в невиновность вашего сына?», «Как вы думаете, его вину признают?» Я взял Эллен за руку и стал продираться сквозь толпу, не отвечая ни на один из вопросов. Даже на такой: «Что вы чувствуете, узнав, что ваш сын — убийца?»
  
  Я заметил, как жена вся напряглась, и подумал, что она захочет остановиться и ответить, поэтому прошептал ей на ухо: «Пошли».
  
  Мы добрались до ее «мазды» и едва успели сесть в салон — фотографы окружили автомобиль со всех сторон. Однако у них хватило ума расступиться, когда я тронулся с места. «Постарайся никого не задавить», — повторял я про себя. Если собью человека, то еще больше усложню наше и без того тяжелое положение. Услуги адвоката только по одному делу и так едва не обанкротили нас. Хотя в тот момент мы совсем не думали о финансах.
  
  Когда отъехали от здания суда и свернули на дорогу, ведущую к нашему дому, я решил, что нам удалось сбежать от журналистов. Но едва вдали показался съезд с шоссе в сторону нашего дома, мы увидели два припаркованных на обочине микроавтобуса, принадлежавших телеканалам. Неподалеку стояли еще две неизвестные машины.
  
  — Черт! — воскликнул я.
  
  Включил поворотник, медленно свернул на нашу дорогу и поехал мимо людей, которые бросились к нам и стали выкрикивать вопросы. Дом Лэнгли по-прежнему окружала желтая лента, и когда мы поравнялись с дежурившим там полицейским, он вылез из служебной машины и перегородил репортерам дорогу, не позволяя приблизиться к нашему дому.
  
  Позже мы принесли ему лимонада.
  
  Дома Эллен приготовила кофе и стала делать бутерброды с арахисовым маслом. Но едва начала намазывать масло на хлеб, как слезы потекли из глаз, а все тело задрожало от громких отчаянных рыданий.
  
  Я подошел и обнял ее покрепче, чтобы она успокоилась и перестала плакать. И у меня это получилось, но только через полчаса.
  
  Жена спустилась с веранды, где мы оба некоторое время сидели, и направилась к гаражу по усыпанной гравием дорожке. Отсюда открывался хороший вид на шоссе и дом Лэнгли.
  
  — Кажется, им надоело ждать, — рассказала она, возвращаясь на веранду. — Уехали. Репортеров больше не видно.
  
  Я все еще сидел на стуле и даже не знал, хватит ли у меня сил подняться. Мы находились дома уже около двух часов. И хотя вокруг никого не было видно, я подозревал, что кое-кто из репортеров мог специально отъехать на некоторое расстояние и затаиться, поджидая нас.
  
  — Нам ведь сегодня никуда не нужно ехать. Так что давай останемся дома, и пускай тех, кто нас ждет в засаде, постигнет большое разочарование.
  
  Эллен села, тяжело вздохнула и посмотрела на меня:
  
  — Я хочу сказать тебе кое-что.
  
  — Хорошо, — медленно ответил я.
  
  — Я не пережила бы всего этого без тебя. Не смогла бы пройти через этот кошмар без твоей поддержки.
  
  Я решил, что глупо будет просто сказать ей спасибо. Мог бы, конечно, прокомментировать сказанное, но в нашей ситуации все мои слова показались бы неискренними. Поэтому лишь кивнул.
  
  — Знаю, иногда я обвиняю тебя в том, что ты никак не можешь забыть прошлого, — прошептала она. — Того, что было десять лет назад. Что настало время простить меня за ошибки, которые я совершила, и зарыть топор войны. Но дело в том, что я сама себя до сих пор не простила. Когда я делала это, не думала ни о ком, кроме себя. Ни о тебе, ни о Дереке. Ни о нашей семье. Не проходит и дня, чтобы я не напоминала себе о том, чего едва не лишилась, и как мне повезло, что ты все-таки остался со мной, даже если я этого не стою.
  
  — Эллен.
  
  — И когда происходит нечто ужасное, вроде того, что случилось с Дереком, думаю: как я справилась бы с этим одна? У меня ничего не получилось бы. Ты моя опора, Джим. Моя стена. И я едва не потеряла тебя однажды. Но я люблю тебя.
  
  — Я тебя тоже люблю.
  
  — Это не единственная ошибка, которую я совершила, — призналась она. — Возможно, их было больше, чем ты способен мне простить.
  
  — Эллен, что…
  
  Но она встала и пошла в дом.
  
  — Мне нужно заняться делом. Надо подумать, как мы будем расплачиваться с адвокатом нашего сына.
  
  Я пошел в сарай.
  
  Проверил уровень бензина в газонокосилках и в тракторе, смазал электрический кусторез — он поскрипывал в прошлый раз. Потом почистил пикап, убрался в сарае, посмотрел на собственные холсты и подумал, не порвать ли их на куски.
  
  В тот день мы с Дереком должны были привести в порядок шесть дворов. И я не мог позволить себе позвонить клиентам и сказать, что у меня нет возможности это сделать. Если они смотрят или слушают новости, то, вероятно, поймут, что у нас есть более серьезные дела, чем стрижка газонов и одуванчиков.
  
  Мой сын в тюрьме. Его обвинили в трех убийствах.
  
  Я взял первый предмет, который попался под руку. Это была машинка для подрезки кромок газонов, с маленьким полукруглым лезвием на конце рукоятки в три фута длиной. Взвесил ее в руке, потом размахнулся, как топором, и запустил в стену сарая. Она просвистела в воздухе и впилась в дерево. Я вытащил ее, с силой размахнулся. Из стены полетели щепки. Снова бросил, но в этот раз, когда машинка ударилась о стену, лезвие соскочило и полетело назад, как бумеранг, прямо мне в лицо. Я вовремя отскочил, но если бы помедлил хоть секунду, остался бы без глаза.
  
  Нужно было взять себя в руки, собраться и приступить к работе. Но в первую очередь — придумать способ, как совладать с гневом.
  
  Прислонившись к рабочему столу, я стал собирать инструменты и фрагменты разбитой машинки, которые были разбросаны повсюду. В этом месте давно пора было убраться.
  
  На скамье нашел старое лезвие для садового трактора. Такое старое, что даже не было смысла точить его, поэтому я решил взять лезвие с собой в дом, чтобы посмотреть по Интернету, где можно купить точно такое же.
  
  Был уверен, что найду Эллен на кухне за изучением выписки с банковского и пенсионного счетов и выяснением того, сколько денег мы можем обналичить, чтобы оплатить услуги Натали Бондурант. Но вместо этого она стояла в гостиной рядом с окном и рассматривала содержимое книжного шкафа. Просто смотрела.
  
  Я подошел сзади, положил лезвие поверх книг и спросил:
  
  — С тобой все в порядке?
  
  — Да, — ответила она, когда я обнял ее за плечи. — Только… мне нужно немного побыть одной.
  
  Я убрал руку.
  
  — Ну конечно. — Может, она и права: нужно оставить ее на время в покое и заняться делом. — Знаешь что? Пойду на работу. — Я вышел из дома и сел в пикап.
  
  Начал с дома Флемингов. Обычно мы приезжали сюда по средам в первую очередь. У Флемингов имелся среднего размера двор и всего несколько цветочных клумб, с которыми обычно приходилось повозиться. Главное, в конце работы нужно было очистить дорожки от обрезков травы, иначе Нед Флеминг злился как черт. Как правило, мы приходили сюда по утрам и в доме никого не было; в тот день хозяев тоже не оказалось на месте, и меня это даже обрадовало. Совсем не хотелось общаться с малознакомыми людьми.
  
  В этот раз мне пришлось потратить больше времени, и не только из-за того, что я работал без помощника.
  
  Вместе с Дереком мы управлялись с двором Флеминга за полчаса. Один объезжал двор на тракторе, другой обрабатывал газонокосилкой более узкие участки. Потом один из нас брал электрокосу и проходился вдоль дома и тропинок, а другой убирал скошенную траву.
  
  Боги, которые были так не расположены ко мне в последние дни, и на этот раз решили сыграть злую шутку. Сначала соскочил ремень, на котором держалось три лезвия садового трактора, и мне пришлось минут десять лежать на боку, натягивая его на место, к тому же я порезал руки.
  
  Затем косилка вышла из строя, и когда я перевернул ее и снял корпус, чтобы вытащить старую бобину и поставить новую, маленькая пружина, находившаяся под ней, упала в нескошенную траву. Еще пять минут я потратил на то, чтобы найти ее.
  
  Если бы со мной был Дерек, один из нас занялся бы устранением поломок, а второй продолжал работу.
  
  Но боги издевались надо мной. Когда я работал во дворе с газонокосилкой, ее лезвие наткнулось на кусок дерна, который мы с Дереком оставили тут пару недель назад, чтобы прикрыть «облысевший» участок земли. Я надеялся, что трава прорастет сквозь заплатки, но кусок дерна, как плохой шиньон на голове лысого, доставил лишь дополнительные хлопоты. Косилка изрубила его на части и разбросала по всему двору.
  
  Я выругался. Пот струями стекал на глаза, их уже начало пощипывать.
  
  Вернувшись к пикапу, я открыл дверцу, залез в бардачок и нашел там смятый листок бумаги, который Дерек бросил несколько дней назад. Я достал сотовый и набрал указанный там номер. Мне ответил женский голос:
  
  — Алло?
  
  — Стюарт Йост дома? — спросил я. Тот бледный парень, который искал работу.
  
  — А кто его спрашивает?
  
  — Я по поводу работы.
  
  — Понятно, — ответила она и крикнула: — Стюарт! К телефону! Звонят по поводу работы!
  
  Я подождал секунд двадцать, а потом услышал напряженный голос:
  
  — Да?
  
  — Стюарт?
  
  — Это я.
  
  — Меня зовут Джим Каттер. Ты как-то подходил ко мне, спрашивал насчет работы. Мы косим траву во дворах.
  
  — Да?
  
  — Если тебе интересно, могу дать работу. — Я сделал паузу. — Мой сын сейчас не может работать со мной. Оплата — десять долларов в час.
  
  — Согласен, — быстро сказал Стюарт.
  
  — Вот и отлично, — обрадовался я. — Ты только что прошел собеседование. — Выяснил, где он живет, и предупредил, что заеду за ним на следующее утро в восемь часов.
  
  — А вы не могли бы приехать в восемь тридцать? — попросил он. — Я обычно сплю до восьми.
  
  Было слышно, как женщина, ответившая на телефонный звонок — вероятно, его мать, — резко осадила его: «Стюарт!»
  
  — Хорошо, в восемь, — согласился он.
  
  Следующий день прошел для нас в мучительном ожидании. Супруга осталась дома. Она собиралась выяснить, когда мы сможем увидеть Дерека в тюрьме, связаться с Натали Бондурант, разобраться с нашими финансами и даже сделала несколько звонков относительно литературного фестиваля. Конрад сказал ей, что она может брать сколько угодно отгулов, чтобы уладить все наши проблемы, но Эллен не собиралась оставлять работу.
  
  — Мне нужно заставить себя думать о чем-то еще, постараться отвлечься, хотя бы ненадолго, — объяснила жена.
  
  Я уехал из дому без четверти восемь и отправился за Стюартом Йостом. Он жил в доме, построенном еще в шестидесятые годы, когда был популярен футуристический стиль и архитекторы обожали эти нелепые треугольные крыши до земли. Я припарковался на обочине и стал ждать. Когда на часах было восемь часов пять минут, вышел из пикапа и решил немного прогуляться. В тот же момент дверь распахнулась и выбежал Стюарт. Вид у него был такой, словно в доме только что прогремел взрыв.
  
  — Простите, — извинился он и сел в машину.
  
  Я решил, что в первый день не стоит его особенно нагружать работой. Но когда сообщил, что сам буду работать на тракторе, а он — подстригать живую изгородь и подравнивать газон косилкой, он возмутился:
  
  — Можно, я буду управлять трактором? Мне так хочется прокатиться.
  
  — Как-нибудь в другой раз. — Я постарался остудить его пыл. Сначала нужно было выяснить, насколько он пригоден для подобной работы, прежде чем поручать технику, которая легко могла уничтожить чужой сад, если не обращаться с ней надлежащим образом. Пока что я не питал особых надежд по поводу умственных способностей Стюарта.
  
  Мы уже работали на втором участке, когда я, в очередной раз объезжая двор на садовом тракторе, поймал себя на мысли, что нигде не вижу помощника. На первом месте он тоже не особенно отличился, а пока мы садились в пикап, заявил, что от жары у него на локтевых сгибах появилась сыпь.
  
  Я объехал вокруг дома, но так нигде и не нашел Стюарта. И вдруг заметил, что в пикапе кто-то есть.
  
  Приглядевшись, понял, что это мой помощник. Окна машины были подняты. Я выключил трактор и услышал, что мотор пикапа работает. Подойдя к автомобилю, костяшками пальцев постучал по окну, за которым сидел Стюарт, и с удивлением заметил в его руках игровую приставку вроде геймбоя.
  
  Стюарт опустил стекло, и волны холодного воздуха от кондиционера вырвались наружу.
  
  — Да?
  
  — Что ты делаешь?
  
  — Да вот, решил передохнуть, — объяснил он.
  
  Я вытащил кошелек, отсчитал тридцать долларов и сунул ему:
  
  — Вот то, что ты заработал, включая увольнительные. У тебя есть телефон или мне дать свой, чтобы ты позвонил маме? Пусть приедет и заберет тебя!
  
  Я знаю, что буду прав, если скажу — многие современные подростки совершенно не умеют работать. Они считают, что можно, не напрягаясь, получать хорошие деньги. Дерек, разумеется, не был таким. Мой парень выполнял работу не менее добросовестно, чем я.
  
  Ох уж эти современные детки!
  
  Наверное, весь оставшийся день я раз сто повторил про себя эту фразу, пока трудился во дворах клиентов в полном одиночестве. К тому времени, когда подошла очередь дома Бленхеймов на Стоунвуд-драйв, у меня было такое чувство, что я упаду прямо лицом в траву.
  
  Стоунвуд-драйв — маленькая старая улочка, и дом Бленхеймов стоял на углу, напротив двухэтажного особняка, построенного не меньше ста лет назад. Кусты вокруг него так разрослись, что не было видно окон первого этажа. На месте владельцев я подрезал бы их, чтобы стало видно дом во всей красе, если, конечно, он в нормальном состоянии.
  
  В том месте, где пролегала тропинка к крыльцу дома, между кустами образовалась небольшая брешь, и я несколько раз замечал, как какой-то мужчина выглядывал из-за ветвей и с интересом смотрел, чем я занимаюсь. Возможно, он прочитал мою фамилию, написанную на кузове пикапа, припаркованного около дома Бленхеймов, и вспомнил, что ее упоминали в новостях.
  
  Наверняка он подумал что-то вроде: «Вот человек, чей сын расстрелял целую семью».
  
  Я увидел его только мельком, но успел заметить, что это был мужчина лет тридцати пяти или около того. Волосы коротко подстрижены, как у военного, круглая голова, толстая шея, широкие плечи. Примерно такого же роста, что и я, возможно, немного ниже, но крепкий, как кирпичная стена. Не исключено, в молодости играл в футбол. Или до сих пор состоял в какой-нибудь команде.
  
  Заканчивая у Бленхеймов, я едва держался на ногах и плохо ориентировался в пространстве из-за одуряющей жары. Подъехал на тракторе к прицепу, у которого была опущена рампа, и уже собирался загнать туда трактор, как вдруг откуда ни возьмись прямо перед глазами промелькнуло что-то большое и красное.
  
  Я высунулся из трактора, чтобы получше рассмотреть, что это было, и, вероятно, слишком сильно наклонился в сторону и к тому же резко повернул руль. Это оказался блестящий фургон, на кузове которого красовались четыре большие буквы, за которым следовала надпись «ТВ». Местные телевизионщики. Фургон затормозил так резко и его появление стало настолько быстрым и неожиданным, что я даже не заметил, как мой трактор повело влево и переднее колесо соскользнуло с металлической рампы.
  
  Трактор накренило вбок, и я выпустил руль. Возможно, если бы я не был таким заторможенным из-за хронического недосыпания, успел бы среагировать вовремя. Но меня буквально застигли врасплох. В следующую секунду я упал на асфальт. Трактор все еще рычал, правое заднее колесо беспомощно вращалось в воздухе. Мужчина в костюме крикнул: «Вот черт!» — выскочил из фургона, подбежал ко мне и попытался схватиться за руль агрегата. Кретин! Он добился лишь того, что трактор накренился еще больше, а потом и вовсе рухнул, причем кронштейн, державший лезвия, пришелся мне прямо на ногу.
  
  — Господи! — закричал я, выгибаясь, чтобы увидеть «футболиста», который наблюдал за происходящим из-за куста. На лице его застыло выражение крайнего удивления. — Помогите мне отсюда выбраться!
  
  Здоровяк бросился ко мне и вскоре оказался рядом. Левой рукой он схватился за руль, а другой — за радиатор и поднял «Джона Дура». Причем сделал он это так легко, словно трактор был игрушечным. Я отполз на достаточное расстояние, чтобы обезопасить себя. Даже если бы трактор упал во второй раз, он уже не приземлился бы на меня.
  
  «Футболист» осторожно поставил трактор, так что одна его половина касалась асфальта, а вторая — прижалась к рампе. Он нагнулся, повернул ключ зажигания, и агрегат затих. К человеку в костюме, в котором я узнал репортера местного телеканала, подошел молодой длинноволосый парень в джинсах. Вероятно, водитель или оператор.
  
  — Вы в порядке? — спросил репортер.
  
  — Черт возьми! Из-за вас я чуть не лишился ноги!
  
  — Просто пытался помочь вам, — растерянно пробормотал репортер.
  
  — И как вы пытались мне помочь? Своим внезапным появлением, когда напугали меня до смерти? — Я покачал головой, а потом посмотрел на человека, который снял с меня трактор: — Спасибо.
  
  — Вы можете идти? — спросил он. Вот уж не ожидал, что у этого качка окажется такой тихий голос.
  
  — Пока не знаю.
  
  Он встал по одну сторону от меня, водитель фургона — по другую. Нога болела, но, похоже, перелома не было.
  
  Я попросил их не поддерживать меня, чтобы проверить, смогу ли стоять без посторонней помощи. Все было хорошо. Нагнулся и закатал брючину джинсов. На коже виднелся синяк, но никаких более серьезных повреждений.
  
  — Вот и замечательно, — вздохнул репортер. — Послушайте, я хотел задать вам несколько вопросов о вашем сыне.
  
  — Если вы не уедете прямо сейчас, то по дороге к дому заскочу к своему адвокату, а потом подам на вас в суд, потому что из-за вашей жирной задницы я чуть не загремел в больницу!
  
  Репортер посмотрел на оператора, потом — на меня:
  
  — Извините. Возможно, мы увидимся позже. — Он протянул мне зажатую между пальцами визитную карточку, но я не взял. Оба сели в фургон и уехали.
  
  — Засранцы, — бросил им вслед «футболист».
  
  Я протянул ему руку.
  
  — Джим Каттер, — представился я. — Слава Богу, руки у вас оказались сильными, как у медведя, иначе мне пришел бы конец.
  
  — Дрю, — представился он, крепко сжав мою руку. — Дрю Локус.
  
  — Спасибо, Дрю.
  
  Здоровяк вел себя немного застенчиво.
  
  — Вы только не подумайте, я не собирался за вами следить.
  
  — Не стоит ничего объяснять.
  
  — Наверное, это выглядит забавно, что я все время выглядывал из-за кустов. Понимаете, я увидел вашу фамилию на пикапе и подумал, что вы имеете отношение к тому молодому человеку, которого сегодня обвинили в убийствах. — Локус говорил медленно и осторожно, явно подбирая слова. — Об этом говорили в новостях.
  
  Я кивнул:
  
  — Да, имею. Это мой сын.
  
  Здоровяк тихо присвистнул:
  
  — Тяжело вам, наверно, пришлось.
  
  — Он не делал этого, — буркнул я, желая все расставить по своим местам, даже если Дрю не собирался выспрашивать у меня подробности.
  
  — Конечно, — согласился новый знакомый. — Разумеется, он ничего не делал. Вы же знаете, что этим полицейским лишь бы повесить на кого-нибудь вину.
  
  Он говорил так, словно у него уже был печальный опыт общения с представителями закона, но у меня и так хватило проблем, чтобы слушать о чужих невзгодах.
  
  — Ваш трактор. — Локус показал на прицеп. — Хотите, помогу убрать его?
  
  Я сказал, что буду ему очень признателен. Мы взяли трактор с двух сторон и поставили на рампу. Мускулы просто бугрились под рукавами рубашки Локуса. Когда я поднимал трактор и перенес вес на поврежденную ногу, почувствовал боль.
  
  — Черт! А нога все-таки болит.
  
  Я понял, что мне придется объяснить новому знакомому, почему я оказался здесь.
  
  — Сегодня у меня был трудный день. Обычно мне помогает сын. Мы работаем вместе.
  
  — Хороший трактор, — заметил Дрю. — Когда-то я чинил такие.
  
  — Правда? — спросил я. — А кем вы работаете?
  
  Дрю пожал плечами.
  
  — Я, можно сказать, ищу работу, — признался он, а потом, словно вспомнив, где находится, кивнул в сторону дома, окруженного высокими кустами: — Сейчас присматриваю за мамой. Ей тяжело одной в таком большом доме.
  
  — Прекрасный дом, — произнес я.
  
  Дрю кивнул.
  
  — Ну, если у вас все хорошо…
  
  Я отдышался, и вдруг у меня возникла неожиданная мысль. Сначала я отмахнулся от нее, но мысль оказалась слишком настойчивой и не хотела покидать меня.
  
  — Вам не нужна работа?
  
  Он пожал плечами:
  
  — Не знаю. Вроде нужна. Но не на полный день. А что?
  
  — Могу предложить работу на короткое время. Сегодня я уже пытался взять себе помощника. Одного подростка. Но мы не сработались.
  
  — Даже не знаю, — медленно проговорил Дрю. — Я должен обсудить это с мамой. Вдруг ей не понравится, что я буду отсутствовать целый день.
  
  — Тогда позвоните мне.
  
  Я знал, что, даже если Дрю не заинтересует мое предложение, не стану переживать по этому поводу. Всегда можно будет найти кого-нибудь еще. В городе есть биржа труда, и не исключено, что они могли бы мне подыскать нужного человека.
  
  И все же я дал ему свою визитную карточку и написал на ней номер сотового телефона.
  
  — Если надумаете поработать, звоните сюда. По городскому телефону в ближайшие дни мы не будем отвечать.
  
  — Надеюсь, нога у вас уже не так болит? — спросил он так тихо, словно боялся разбудить маму.
  
  — Еще раз спасибо за помощь. — Я направился к пикапу.
  
  Уезжая, видел в зеркале, как он стоит на улице и смотрит мне вслед, пока я не свернул за угол и не потерял его из виду.
  Глава двадцать третья
  
  В прежние дни в это время я уже заканчивал работу и ехал домой. Эллен позвонила мне на мобильный и сказала, что час назад положила в духовку цыпленка, который скорее всего будет готов к моему возвращению.
  
  — Я попытаюсь обработать сегодня еще один двор. — В тот момент я находился в нескольких кварталах от дома Путмана. Он владел участком почти в два акра, но я надеялся, что, если пустить трактор побыстрее, смогу закончить работу до наступления темноты даже без посторонней помощи.
  
  — Джим, приходи домой.
  
  — Отложи для меня кусочек цыпленка, — попросил я. — Пойми, нам сейчас особенно нужны деньги. Я не много зарабатываю, но это лучше, чем ничего. Ты разобралась, как мы будем платить Натали Бондурант?
  
  — Да. — Голос жены звучал подавленно. — Нам все-таки придется кое-что обналичить.
  
  — Поэтому лучше я еще поработаю. Вернусь домой, когда все закончу.
  
  — Буду ждать тебя, — устало отозвалась Эллен.
  
  Я припарковался у тротуара рядом с домом Путмана. Большое двухэтажное строение, гараж на две машины. Около дома был припаркован «порше» с одной стороны дороги и «лексус» — с другой. Леонард Путман был известным финансовым аналитиком, а его жена, насколько я знал, — не менее уважаемым психологом. Я редко встречал их. Если не ошибаюсь, то в последний раз видел их, когда они наняли меня приводить в порядок двор перед домом. Это было позапрошлым летом. Мне не нужно было постоянно видеться с ними, ведь я всего лишь подстригал траву во дворе. Мы с Дереком выполняли свою работу и раз в месяц проверяли почту. Платили Путманы неплохо, учитывая размеры их участка.
  
  Но поскольку я задержался и приехал к дому Путманов на час позже запланированного времени, меня не удивило появление на крыльце Леонарда. Седовласый хозяин вышел из дома как раз в тот момент, когда я собрался вытащить из прицепа садовый трактор.
  
  — Мистер Каттер. — Голос моего работодателя звучал не особенно дружелюбно. Создавалось впечатление, что на мне собираются сорвать недовольство. На Путмане были кремовый свитер и белые брюки. Его одежда выглядела дорого и респектабельно. Если на таких брюках останутся зеленые следы от травы, их уже невозможно будет отстирать.
  
  — Добрый вечер, — поприветствовал я его.
  
  — Можно вас на пару слов?
  
  Меня насторожил этот вопрос. Леонард Путман был не из тех людей, которые станут разговаривать с наемными рабочими. Возможно, он рассердился из-за моего опоздания. И шум газонокосилки мог нарушить его предобеденный отдых.
  
  — Конечно, — кивнул я и пошел к дому. Мы встретились на середине дороги и остановились около «порше».
  
  — Мистер Каттер, боюсь, нам придется подыскать кого-то еще.
  
  — Что, простите?
  
  — Мы будем вынуждены обратиться в другую компанию по уходу за территорией.
  
  — Что-то не так? Если вас не устраивает моя работа, готов выслушать ваши претензии. Я не знал, что вы или доктор Путман чем-то недовольны.
  
  — Нет, дело не в этом. Вы прекрасно справляетесь с работой.
  
  — Я предоставляю услуги на достаточно высоком уровне. Можете сравнить с другими конторами, если мне не верите.
  
  — И не в этом дело, мистер Каттер. — Он сделал паузу. — Видите ли, Альберт Лэнгли был моим адвокатом.
  
  Я внимательно смотрел на него, потом кивнул:
  
  — Понятно. И какое это имеет отношение к тому, что я привожу в порядок ваш двор?
  
  Он едва не рассмеялся.
  
  — Вы серьезно ничего не понимаете, мистер Каттер?
  
  — Да. Серьезно.
  
  — Я не могу, находясь в здравом уме, поддерживать отношения с вами, после того что сделал ваш сын. Моя жена очень переживает, когда думает о том, что он бывал здесь с вами каждую неделю. Несколько раз, возвращаясь с работы, она видела вас. Ее пугает мысль о том, что он мог пробраться в дом. Одному Богу известно, что тогда случилось бы. Моя жена очень смущена. Поэтому не вышла вместе со мной, чтобы сообщить вам эту новость. Кроме того, она была хорошо знакома с Донной Лэнгли — и как с человеком, и как с пациенткой, хотя я не имею права обсуждать с вами эти подробности. Случившееся повергло мою супругу в настоящий шок.
  
  — Мой сын невиновен. — Я почувствовал, как внутри у меня все ощетинивается.
  
  — Поймите, я не виню его за то, что он не хочет сознаваться. Прекрасно понимаю ситуацию, в которой он оказался. И я думаю, что Альберт Лэнгли знал об этом лучше кого бы то ни было. Поверьте, я не хочу бросать тень на вашу семью, но так всегда бывает в подобных случаях. Более того, если бы я сам в какой-то момент потерял над собой контроль и совершил бы что-нибудь преступное, то так же не признал бы впоследствии свою вину.
  
  — Я говорил не о том, что он не признает свою вину. Я сказал, что он невиновен.
  
  И снова Путман подавил смешок.
  
  — Вы только подумайте, и мне еще приходится с вами спорить. Это просто невероятно. Послушайте, мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Но я пришлю вам чек с оплатой за месяц. Я ведь разумный человек.
  
  У меня возникло непреодолимое желание убить его, но еще больше мне захотелось повалить седого дурака на землю и протащить по густой зеленой траве. А потом, вдоволь насладившись этим зрелищем, я, наверное, все-таки убил бы его.
  
  Но я не ударил Путмана, не стал хватать за горло или сбивать с ног. Просто повернулся и пошел к пикапу. Ярость буквально слепила меня. Наверное, поэтому я и не увидел Лэнса Гэррика.
  
  Когда обходил прицеп, краем глаза заметил, что за ним кто-то прячется, но не успел вовремя среагировать. Скрывавшаяся там тень метнулась прямо на меня.
  
  Я успел лишь отклониться вправо, поэтому первый удар пришелся не по носу, как явно метил нападавший, а в щеку. И хотя удар получился смазанным, боль была сильной, к тому же я не увидел другой кулак, который обрушился на меня через секунду. От удара по ребрам перехватило дыхание.
  
  Я упал на асфальт, схватился за бок, начал корчиться и стонать. Подняв глаза, увидел стоявшего надо мной водителя Финли.
  
  — Что, приятно, когда тебя бьют врасплох? — спросил Лэнс. — Теперь моя очередь смеяться!
  
  Я судорожно хватал ртом воздух, и все равно едва мог вздохнуть.
  
  Лэнс склонился надо мной — я почувствовал, как он задышал мне прямо в ухо.
  
  — Хреновая история с твоим сынком, правда? Похоже, он весь пошел в тебя. Так что если его не посадят на электрический стул, лет через двадцать будете на пару мочить соседей!
  
  С этими словами Гэррик плюнул мне в ухо.
  
  Лежа на асфальте, я видел, как он, насвистывая что-то себе под нос, направился к своему синему «мустангу», сел в него и укатил прочь.
  
  Всю обратную дорогу до дома я мучился от боли, причем живот доставлял мне даже больше страданий, чем синяк на лице. Я позвонил Натали Бондурант, но не для того чтобы выяснить, как можно посадить Лэнса за нападение. Просто хотел спросить ее кое о чем другом. Однако попал на автоответчик, пришлось задать свой вопрос и попросить перезвонить, когда у нее появится возможность.
  
  Эллен встретила меня у входа и сказала:
  
  — Привет, я только что разогрела для тебя обед…
  
  И тут она увидела мое лицо. Я рассказал ей, что случилось. Не только о стычке с Лэнсом, но и о разговоре с Леонардом Путманом. Даже трудно сказать, что разозлило ее сильнее. Думаю, что Путман. Она знала, что в случае с Лэнсом я во многом был сам виноват. Несколько дней назад я ударил его, и теперь он просто рассчитался со мной.
  
  Эллен завернула в полотенце лед и велела приложить к лицу. Пытался держать его, пока обедал. Жевать было больно, но я так сильно проголодался, что готов был потерпеть. Когда Эллен наливала кофе, кто-то тихо постучал в дверь кухни.
  
  Мы переглянулись. По крайней мере мы знали, что Конрад не вошел бы без стука.
  
  — Подожди, — остановил я Эллен и встал из-за стола. Отодвинув штору, увидел стоявшую на веранде Пенни Такер. Я отпер дверь — раньше мы редко закрывались на замок — и распахнул ее.
  
  — Заходи, Пенни.
  
  Она послушалась. Пенни была хорошенькой девочкой — миниатюрной, а ее кожа имела приятный оливковый оттенок, выдававший ее средиземноморское происхождение.
  
  — Спасибо. А как Дерек?
  
  — Неважно, — признался я. — Он в тюрьме. И судья отказался выпускать его под залог.
  
  — Как тебе удалось пройти сюда? Здесь же дежурит полиция? — удивилась Эллен.
  
  Я подумал, что Пенни, как в прошлый раз, потихоньку пробралась к дому каким-то обходным путем, но девочка ответила:
  
  — Поговорила с полицейским, и он разрешил мне пройти.
  
  Мы с Эллен переглянулись.
  
  — Он должен охранять место преступления, а не оберегать нас от непрошеных гостей, — объяснил я.
  
  — Что мы можем сделать для тебя, Пенни? — холодно спросила жена. Она, как, впрочем, и я, не могла забыть стычки Дерека с родителями Пенни, которые были грубы с ним и не позволили увидеться с дочерью.
  
  — Послушайте. Я не должна была приходить сюда, и родители меня убьют… — она на минуту замолчала, возможно, подумав над тем, что сейчас сказала, — если узнают, что я ушла из дому.
  
  — Ты должна позвонить им, — показал я на телефон. — Они будут волноваться за тебя.
  
  — Дерек, наверное, рассказал вам, что случилось, когда он пришел ко мне?
  
  — Да, — ответил я.
  
  — Я очень переживаю из-за этого. Но полицейский… мистер Дакуорт? — Мы кивнули. — Он приходил к нам раньше, чтобы расспросить про телефонные звонки. Детектив узнал, что Дерек звонил мне из дома Лэнгли, поэтому и пришел к нам, то есть ко мне, и заставил меня рассказать все, потому что мои родители тоже были там и предупредили, что я не должна от него ничего скрывать. Вот я и рассказала, что он был в доме, перед тем как там всех поубивали. — Девушка говорила так быстро, что у нее перехватило дыхание.
  
  — Все в порядке, Пенни, — успокоил я ее. — Ты только не торопись.
  
  — Но он этого не делал! — воскликнула она.
  
  — Мы знаем, — кивнула Эллен. — Мы знаем, что Дерек никого не убивал.
  
  — Детектив думал, что я пытаюсь прикрыть Дерека, потому что у него были неприятности. А мои родители сказали: «Тебе лучше выложить правду, или неприятности будут и у тебя!» Вот я все и рассказала. И знаете, той ночью Дерек звонил мне отсюда, с кухни. Он был напуган. Рассказал, что слышал выстрелы и как кто-то ходил по дому, а потом, когда все стихло, он выбрался из подвала, переступил через мертвого Адама и убежал. Я приходила к нему на следующую ночь, вы ведь помните?
  
  — Конечно. Ты сказала об этом полиции?
  
  Она кивнула.
  
  — Дерек говорил, что хотел вам рассказать все, но побоялся. Ему было страшно: вдруг убийца узнает, что он был в доме Лэнгли. Ведь об этом обязательно написали бы в газетах и сообщили в новостях. А еще он переживал, что вы разозлитесь на него, когда узнаете, что мы собирались делать в отсутствие Лэнгли. — Она смутилась. Я мог бы рассказать ей, чтобы немного успокоить, как мы с Эллен начинали встречаться и испытывали такие же сложности. Но сейчас было неподходящее время. — Я не хотела рассказывать об этом мистеру Дакуорту в присутствии родителей. Но потом подумала, что если он узнает правду, даже такую позорную для меня и для Дерека, то поймет, почему ваш сын скрывал это ото всех. И я надеялась, что детектив не станет думать, будто Дерек убил Лэнгли.
  
  — Вот, значит, как все было, — кивнул я.
  
  Пенни смущенно переминалась с ноги на ногу.
  
  — Но этот полицейский просто не стал меня слушать.
  
  Она сказала это таким тоном, что я едва не улыбнулся, но боль в побитом лице помешала мне это сделать.
  
  — Да, мы понимаем твои чувства.
  
  — А что, если я поговорю с судьей? — спросила Пенни. — Что, если я скажу, что виделась с Дереком на следующий день после убийства? Расскажу обо всем, что он мне говорил? Я ведь могу подтвердить, что он не делала этого.
  
  — Тебе вряд ли удастся встретиться с судьей, но ты сможешь поговорить с адвокатом Дерека. Ее больше, чем Барри, заинтересует все, что ты сможешь сказать. Дакуорт считает, что уже поймал убийцу.
  
  — А что, если родители не разрешат мне разговаривать с ней? — спросила Пенни.
  
  — Они не могут так поступить, — возмутилась Эллен, а потом посмотрела на меня и добавила: — Ведь не могут?
  
  — А почему твои родители могут помешать тебе? — спросил я.
  
  — Им никогда не нравилось, что я встречаюсь с Дереком. Разве вы не знали этого?
  
  — Нет, — помотала головой Эллен, пытаясь держать себя в руках. — Мы не знали. А почему?
  
  — Наверное, думали, что мы слишком много времени проводим вместе, и поэтому я стала плохо учиться. Но это неправда, у меня хорошие оценки…
  
  Я взял ее за руку, успокаивая:
  
  — Все в порядке. Думаю, большинство родителей недолюбливают молодых людей своих дочерей. И этой традиции не одна тысяча лет.
  
  — Но после того как к нам приходил детектив, они запретили мне даже разговаривать с Дереком. Потому что он оказался… подозреваемым.
  
  — Пенни, ты должна позвонить родителям и рассказать, где ты. Мы можем подвезти тебя, или пусть сами приедут за тобой.
  
  — Я взяла мамину машину, — призналась девушка. — Оставила ее тут, недалеко, на шоссе.
  
  — Можно я спрошу тебя кое о чем, пока ты не ушла?
  
  — Конечно.
  
  — Дерек рассказывал тебе о компьютере, который ему отдала Агнесс Стокуэлл? Там еще был роман, они читали его с Адамом?
  
  — Да. Он сказал, что книга была очень странной.
  
  — Ты читала ее?
  
  — Нет. Мне это неинтересно.
  
  — А ты кому-нибудь рассказывала про книгу, которую нашли Дерек и Адам? Кому-то из друзей или родителям?
  
  Она на минуту задумалась.
  
  — Не уверена. То есть я рассказывала им об увлечении Дерека. Папа даже когда-то просил Дерека перезагрузить его компьютер, когда тот завис. Он даже после этого стал к нему лучше относиться, но это продолжалось недолго.
  
  — Значит, получается, ты могла им рассказать.
  
  — Даже если это и так, я точно не говорила, о чем была книга.
  
  — Ну да, понимаю. Хорошо, что ты зашла. Я передам Дереку, что ты спрашивала о нем.
  
  Пенни кивнула, всхлипнула, вытерла мокрые щеки и распрощалась с нами. Когда Эллен пошла провожать ее до двери, зазвонил мой сотовый.
  
  — Да?
  
  — Привет, — послышался мужской голос. — Это Дрю. Дрю Локус.
  
  Я не сразу узнал его, но потом вспомнил. Это же тот парень, который снял с меня трактор.
  
  — Да, Дрю, как у вас дела?
  
  — Знаете, я поговорил с мамой. Она сказала, что, раз я хочу немного подзаработать, возражать не станет. Так что я согласен, если вы еще не передумали.
  
  — Конечно, — обрадовался я. Мне еще нужен был помощник, пока остальные клиенты не отказались от моих услуг, как Путман. — Хотите, заеду за вами завтра в восемь часов?
  
  — Хорошо, — согласился он, но по тону его голоса у меня сложилось впечатление, что Дрю совсем не радовала подобная перспектива. — До встречи.
  
  Едва я положил телефон на стол, как он снова зазвонил.
  
  — Алло?
  
  — Мистер Каттер, это Натали Бондурант, вы звонили…
  
  Я на секунду задумался, собираясь с мыслями.
  
  — Спасибо за звонок. Кстати, у нас только что была подруга Дерека — Пенни Такер. Кажется, она хочет кое-что рассказать вам. Не исключено, что это поможет сыну.
  
  — Я уже внесла ее в список и обязательно встречусь с ней. Что касается вопроса, который вы оставили на голосовой почте, то мой ответ «да».
  
  Мое сердце упало.
  
  — То есть официально в штате Нью-Йорк по-прежнему существует смертная казнь. Однако в 2004 году суд счел, что эта мера наказания противоречит конституции, и, несмотря на то что она все еще присутствует в своде законов, ее больше не используют.
  
  — Понятно.
  
  С тех пор как Лэнс намекнул, что моего сына могут казнить, эта мысль не покидала меня. Но я не стал делиться ею с Эллен.
  
  — Так что на этот счет вы можете быть спокойны.
  
  — Что значит «на этот счет»! У вас есть что-то еще?
  
  — Полиция нашла сережку. Очень маленькую. Со значком мира.
  
  — Продолжайте.
  
  — Скажите, Дерек не терял ничего подобного?
  
  — Да, было дело.
  
  Эллен шепотом спросила: «Что?» Я жестом попросил ее помолчать.
  
  — Ее нашли в доме Лэнгли.
  
  — Понятно. — Я старался не поддаваться панике. — Но ведь он признался, что был там. И каким образом эта сережка может усложнить его положение?
  
  — Прежде всего пока еще не подтвердилось, что она принадлежит ему. Сейчас делается анализ на ДНК.
  
  — Они могут взять пробу? Ну, с сережки?
  
  — Как раз над этим сейчас и работают.
  
  — И все равно я не понимаю. Что изменится, даже если они докажут, что эта вещь принадлежит Дереку? Он же признался, что был в доме.
  
  — Важно то, где именно ее обнаружили.
  
  Я почувствовал, как мое сердце забилось быстрее.
  
  — И где же?
  
  — В спальне Донны и Альберта Лэнгли. В складках покрывала на их постели. А отпечатки пальцев Дерека нашли на комоде.
  
  Я почувствовал, как у меня все немеет.
  
  — Если тест ДНК докажет, что это серьга Дерека, — добавила Натали, — прокурор захочет знать, как она туда попала. Вы и глазом моргнуть не успеете, как у них появятся новые, более веские мотивы для убийства.
  Глава двадцать четвертая
  
  — И что все это значит? — удивилась Эллен, когда я пересказал ей наш с Натали Бондурант разговор.
  
  — Я не знаю.
  
  — Просто бессмыслица какая-то. Возможно, это и не его серьга.
  
  — Да нет, похоже, что его.
  
  — Но что он делал в спальне Альберта и Донны? — спросила Эллен. — Может, Дерек потерял ее где-то в доме, Донна нашла ее, принесла к себе в комнату, а потом уронила или бросила куда-то?
  
  — Сережку нашли в складках простыни или где-то на покрывале, — уточнил я.
  
  — На покрывале? — переспросила жена. — Но как такое возможно? Наверное, кто-то положил ее туда.
  
  — Понятия не имею, — в растерянности ответил я, услышав в собственном голосе нотки безнадежности. Мне вдруг захотелось подойти к лестнице и позвать Дерека, чтобы он пришел и все нам объяснил. Но это было невозможно. Придется ждать, когда нас пустят к сыну и мы сможем его обо всем расспросить или у его адвоката появится новая информация.
  
  — А если тест ДНК докажет, что сережка принадлежит Дереку? — спросила Эллен. — Что тогда?
  
  — Давай не будем забегать вперед.
  
  — Ты знаешь, что они скажут? — спросила жена. — Барри? Или прокурор? Они наверняка решат, что Донна затащила нашего сына в спальню, или придумают еще какую-нибудь чушь в этом роде. А потом заявят, что Дерек поэтому и напал на мистера Лэнгли, а вовсе не из-за того, что его обнаружили в пустом доме.
  
  Я чувствовал, как меня охватывает отчаяние. В тот самый момент, когда необходимо было соблюдать ледяное спокойствие.
  
  — Они ведь не подумают так? — спросила Эллен. — Разве можно поверить, что Лэнгли захотела переспать с нашим сыном?
  
  Я вспомнил, что мне говорил Барри. О том, как Донна призналась сестре, будто спала со своим соседом. Возможно, она просто преувеличила.
  
  Эллен открыла холодильник, достала две бутылки белого вина и поставила на стол. Потом вытащила из кухонной тумбочки штопор и открыла обе. Боже всемогущий, сколько она собиралась выпить?
  
  Жена собрала пробки и выбросила их, потом взяла бутылки и, перевернув над раковиной, вылила содержимое.
  
  — Мне нужна ясная голова, чтобы пережить этот кошмар, — объяснила она.
  
  Меня восхитила ее стойкость. Эллен поставила на стол пустые бутылки и загадочно произнесла:
  
  — Думаю, это наше наказание.
  
  — За что?
  
  — За все, что мы сделали или не сделали в прошлом. То, что происходит с нами сейчас, своего рода кара. Мы должны за все заплатить.
  
  — Я тебя не понимаю. Ты имеешь в виду поступки, которые мы совершили в этой жизни, или что-то еще?
  
  Но она ушла с кухни, ничего не ответив.
  
  Ночь выдалась бессонной. Я едва мог сомкнуть глаза. И почти все время лежал на спине, смотрел в потолок и не видел там ничего, кроме сына. Это была его третья ночь вдали от дома, за решеткой. До сих пор не верилось, что все это случилось с нашей семьей.
  
  Не успел я успокоиться насчет одной проблемы, как у меня появилась другая. Я никак не мог сосредоточиться на чем-то одном, слишком много неприятностей произошло с нами за последнее время.
  
  Конечно, больше всего я волновался за Дерека, однако был уверен, что он не имеет отношения к убийствам Лэнгли, и продолжал думать о том, что же на самом деле случилось той ночью и кто нажал на спусковой крючок.
  
  А еще постоянно возвращалась мысль, не была ли трагедия в семье Лэнгли ошибкой, ужасным, роковым стечением обстоятельств.
  
  Но как могла произойти такая ошибка? У меня имелось несколько предположений.
  
  Одно из них было связано с почтовым ящиком с нашей фамилией. Ящика с фамилией Лэнгли не существовало.
  
  Что, если убийца или убийцы Лэнгли ошиблись дверью? Что, если их целью был наш дом? И если это так, то кому понадобилась наша смерть?
  
  А еще тот компьютер. Я все время мысленно возвращался к нему. Компьютер отдали Дереку, а потом он пропал. Возможно, тот, кто убил Лэнгли, решил, будто пришел в нужный дом, поскольку обнаружил там компьютер.
  
  А может быть, все мои версии были полнейшей чушью. Как бы мне хотелось приехать к Барри, рассказать обо всех своих подозрениях и убедить его хотя бы принять их к сведению! Но я прекрасно понимал, что теперь мои шансы практически равны нулю.
  
  Через минуту после того, как мы выключили свет и легли спать, я услышал, как Эллен достает платок из прикроватной тумбочки. Жена плакала, а я прижимал ее к себе, пока она не затихла и не уснула. Я перевернулся на другой бок и уткнулся лицом в подушку, надеясь, что она заглушит мои рыдания и я не разбужу свою половину.
  
  На следующее утро нашей главной задачей было увидеть Дерека и его адвоката и узнать последние новости. Однако реализовать цель иногда становится намного труднее, чем поставить ее. Мы решили разделить обязанности. Эллен взяла на себя телефонные звонки. Сначала она пыталась договориться о свидании в тюрьме, а потом — пообщаться с Натали Бондурант.
  
  Но ей так и не удалось отыскать людей, обладавших достаточными полномочиями, чтобы устроить нам встречу с Дереком, а Натали не отвечала на звонки.
  
  Поэтому перед нами встал выбор — либо целый день провести у телефона, либо попробовать заняться еще каким-нибудь делом.
  
  Я собрался пойти на работу, решив, что в случае чего Эллен сможет позвонить мне по сотовому телефону. Она хотела поехать в банк и обналичить часть наших пенсионных накоплений, или даже весь счет, если в этом будет необходимость. Я не могу сказать, что мы хранили в банке сотни тысяч долларов. Как и большинству, нам нередко приходилось сводить концы с концами, и я прекрасно понимал, что обеспечить себе безбедную старость мы сможем, разве что купив счастливый лотерейный билет.
  
  — Все будет хорошо, — приободрил я Эллен, подходя к пикапу.
  
  Прежде чем сесть в машину, проверил, собрал ли все необходимое для работы. Канистры с бензином были полными, газонокосилки и электрический кусторез лежали в багажнике, сотовый телефон — включен. Я положил в кулер сандвичи, нарезанные фрукты и несколько бутылок воды. Не той дорогой воды в бутылках из магазина, а самой обычной — водопроводной. Я наливал ее в бутылки, купленные когда-то давно. Наконец бросил в багажник железную лейку. Обычно я не брал ее с собой, но подумал, что сегодня она может пригодиться.
  
  Обещал новому помощнику заехать за ним в восемь. Так что еще один визит, который я запланировал на тот день, но ничего не сказал о нем Эллен, пришлось отложить на более позднее время. И все же мне хотелось оказаться там пораньше. Когда я вспотею и с ног до головы покроюсь обрезками травы, будет неприлично появляться в таком месте.
  
  Дрю Локус ждал меня в условленном месте. Он стоял на углу улицы перед домом своей матери. В руках у него был бумажный пакет. Если бы он голосовал на дороге, я вряд ли взял бы такого попутчика. Крепкий и коренастый, с густыми бровями, нависавшими над маленькими, глубоко посаженными глазками, и толстыми руками, готовыми в любой момент разорвать тонкие рукава рубашки, он напоминал пещерного человека.
  
  Я искренне надеялся, что не ошибся. Мое решение взять здоровяка на работу было импульсивным. А вдруг он окажется еще более никчемным работником, что Стюарт Йост с его сыпью от жары?
  
  По крайней мере Дрю не опоздал и явился в оговоренное время. Я никогда особенно не верил в существование высшей силы, которая заранее предопределяет наши поступки и судьбу, но искренне полагал, что у каждого события существуют причина и следствие, даже у того дерьма, в которое каждый из нас время от времени влипает. В этом мире все взаимосвязано.
  
  Нет, я не верил в судьбу, но был признателен богам, которые так гневались на меня в последнее время, но потом решили вдруг смилостивиться и послали Дрю, оказавшегося поблизости в тот момент, когда мне на ногу упал трактор. Тот придурочный репортер или его водитель точно не смогли бы меня спасти.
  
  Когда прошлым вечером я рассказал Эллен о том, как встретился с Локусом, она решила, что мне очень повезло. Возможно, случай специально свел нас, чтобы Дрю спас меня. А еще она подумала, что наши пути могли пересечься, чтобы этот здоровяк уберег нас от какой-то еще более серьезной опасности.
  
  Я сказал ей, что она несет совершенную чепуху.
  
  С утра я чувствовал себя паршиво. Нога всю ночь ныла, а лицо болело после удара Лэнса. Но все равно нужно было работать. Я не мог позвонить себе самому и сказать, что заболел. Должен был зарабатывать на жизнь и на помощь сыну.
  
  Дрю открыл дверцу и сел в машину.
  
  — Привет.
  
  — Доброе утро. Вижу, ты взял с собой обед. Если хочешь, могу положить его в кулер, он у меня на заднем сиденье.
  
  Дрю, который еще не пристегнул ремень безопасности, повернулся, нашел кулер, открыл и положил туда пакет с обедом.
  
  — Можешь брать мою воду, если захочешь.
  
  — Спасибо, — ответил Дрю. — Про воду я и забыл.
  
  — Не беда. Почти в каждом дворе есть краны. Это на случай, если нам захочется пить. Хотя большинство хозяев, если они не совсем жалкие идиоты, всегда сами предложат тебе попить, особенно в такой жаркий день.
  
  — Хорошо. — Локус кивнул, пристально посмотрел на меня, словно изучая. — А что у тебя с лицом?
  
  — Ой! — Я поднес руку к щеке, но не дотронулся до нее. — Так, повздорил немного с бывшим коллегой. — Повернул направо и поехал в центр города.
  
  — Тебе подбили глаз, — заметил Дрю.
  
  — Да, я был не совсем готов к этой встрече.
  
  Думал, что Локус начнет выспрашивать детали, но вместо этого он спросил:
  
  — Куда мы поедем?
  
  — На Калвер-стрит. Но сначала мне нужно кое-куда заехать. В городскую ратушу.
  
  — Забыли оплатить налоги?
  
  — Не совсем.
  
  Промис-Фоллс никак не назовешь маленьким патриархальным городком. Но это весьма милое местечко. Здесь много старых домов, а через весь город течет река, берущая свое начало у водопада Промис. И по мере того как приближаешься к центру, город преображается на глазах: кирпичные мостовые, старинные фонари и вывески на магазинах навевали воспоминания о колониальном стиле. Основное здание городской ратуши было выстроено более ста лет назад. Несколько входных дверей, колонны высотой в три этажа напоминали бостонский Фейнуэл-Холл, однако прилегавшие к зданию строения были возведены уже в наши дни.
  
  Я припарковался перед ратушей.
  
  — Подожди меня, вернусь через пару минут. Если тебя попросят убрать машину, объедешь квартал, а я к этому времени уже освобожусь.
  
  — Договорились.
  
  Я вышел из машины, взял лейку и направился к дверям. Миновав холл, поднялся по мраморной лестнице на второй этаж. Дорогу я знал хорошо и вскоре уже был на месте.
  
  Офис мэра состоял из нескольких комнат: приемная со столом, за которым сидела секретарша; слева от нее — кабинет вице-мэра; справа — несколько комнат, где располагалась городская администрация, а прямо по центру находилась дверь в кабинет самого Финли. Когда секретарша увидела, что я направляюсь к ней, улыбнулась:
  
  — Боже, это же Джим Каттер собственной персоной!
  
  — Делия, привет, — улыбнулся я в ответ, но даже не замедлил шаг.
  
  — А почему ты с лейкой? — поинтересовалась она. — Только не говори, что работаешь в агентстве по коммунальным услугам и занимаешься поливкой цветов. — Она подмигнула. — Хотя все равно это лучше, чем возить его милость. — Вновь улыбнулась. — Джим, а что с тобой стряслось? Ты налетел на стенку?
  
  — Ничего.
  
  — Если хочешь увидеть мэра, то он у себя. Только немного занят с леди, которая помогает ему составить план предвыборной кампании в конгресс. Ты ведь уже слышал об этом?
  
  — О да.
  
  — Даже не верится, правда?
  
  — Избиратели получают всегда то, что заслуживают, Делия. — Я пожал плечами.
  
  — Мне сообщить о твоем приходе?
  
  — Нет, все в порядке. Просто хотел узнать, на месте ли он. Если он здесь, значит, и Лэнс где-то неподалеку.
  
  — Я видела его несколько минут назад — пошел в буфет. — Делия потянулась к телефонной трубке. — Хочешь, чтобы я сказала Гэррику, что ты здесь?
  
  — Нет-нет, — быстро ответил я. — Сам схожу туда. — С этими словами поднял лейку и, повернувшись, хотел уйти, но Делия вдруг схватила меня за руку.
  
  — Мне так жаль твоего мальчика, Дерека. — Я выразил ей благодарность за сочувствие. — Не верю, что он мог это сделать.
  
  Спускаясь в холл, я соображал, как лучше держаться за ручку оцинкованной стальной лейки. Было очень важно, чтобы она не выскользнула из рук.
  
  Добравшись до буфета, я распахнул дверь. Это была достаточно просторная комната, где легко умещалась дюжина столов. Вдоль стен стояли раздаточные автоматы, а на столике рядом с раковиной и холодильником — кофе-машина.
  
  В помещении не было никого, кроме нужного мне человека. Гэррик сидел за одним из столов, в правой руке держал бумажный стакан с кофе, в левой — газету. В этот момент он как раз просматривал спортивные новости.
  
  — Привет, — поздоровался я.
  
  Когда Лэнс обернулся, я замахнулся лейкой и вмазал ему по лицу. Раздался низкий гулкий звук. Гэррик перелетел через стол и рухнул на пол.
  
  — Не нужно было плевать мне в ухо. — Я развернулся и пошел на улицу.
  
  Локус довольно быстро освоился с работой. Все-таки стрижка газонов не такое уж сложное дело. Его не нужно было даже просить, Дрю сам знал, чем заняться. Мы разделили обязанности. Я стриг лужайки на тракторе, а мой помощник брал одну из газонокосилок и обрабатывал ею участки, которые я не мог достать. Потом подравнивал кустарник и убирал с дорожек мусор.
  
  На третьем дворе я бросил ему бутылку с водой, и он опустошил ее буквально за один глоток.
  
  — Может, прервемся и пообедаем? — предложил я. У реки, неподалеку от водопада, располагался парк. Там всегда была густая тень, а в особенно удачные дни — дул прохладный ветерок. Мы поехали туда, нашли у обочины место, чтобы припарковать пикап с прицепом, а потом я предложил Дрю сесть за один из столиков.
  
  — Когда ты вышел из здания ратуши, — заметил он, — у тебя был… весьма забавный вид. Очень самодовольный. И ты так радостно улыбался.
  
  — Да, — согласился я. — Ты правильно подметил насчет самодовольного вида. — Я почесал затылок и взъерошил волосы, чтобы избавиться от застрявших травинок. — Видишь ли, в последние дни я пребывал в постоянном стрессе, а теперь наконец смог получить долгожданную разрядку.
  
  — Понятно, — ответил Дрю, но дальше расспрашивать не стал.
  
  — Скажи, — я попытался сменить тему разговора, — как твоя мама? Ты за ней присматриваешь?
  
  Локус кивнул и откусил свой сандвич с арахисовым маслом.
  
  — Она себя неважно чувствует?
  
  Дрю ответил:
  
  — Она старая. И у нее рак.
  
  — Прости.
  
  Локус уже почти доел сандвич и полез в пакет за вторым.
  
  — Всем рано или поздно придется умереть. — Он быстро съел второй бутерброд.
  
  — Точно, всему свое время, — согласился я. — Главное, не спешить. Иногда полезно просто отдохнуть и перезарядить батареи, особенно в такую жару.
  
  — Извини. Я ем слишком быстро.
  
  — А чем ты раньше занимался?
  
  — Чинил двигатели, работал автомехаником и всякое такое. Но в последнее время почти не работал. Моя мать тяжело болеет, и мне нужно за ней ухаживать.
  
  — Твой отец еще жив?
  
  — Нет, он давно умер. От сердечного приступа.
  
  — Плохо. А братья или сестры?
  
  — Я один.
  
  — Тяжело, когда больше некому разделить груз ответственности, — посочувствовал я и выпил немного воды. — Ты женат?
  
  — Нет, больше нет, — ответил Дрю. — Был когда-то. Мы жили вместе, но не состояли в браке.
  
  — Дети?
  
  Локус покачал головой и только потом ответил:
  
  — То же самое. Теперь нет.
  
  — Прости. Я слишком любопытный. Это не мое дело.
  
  — Все в порядке. На самом деле мою жизнь не назовешь счастливой. И не думаю, что она может измениться к лучшему.
  
  Сначала я подумал: «Отлично. Нашел прекрасного парня, который поднимет мне настроение!» — но потом попытался посмотреть на все с его точки зрения. Несмотря на все проблемы, он продолжал жить и даже устроился работать к человеку, которому пришлось еще труднее, чем ему. По крайней мере на тот момент.
  
  Возможно, он чувствовал себя лучше в моем присутствии. А возможно, наоборот. И не исключено, что я мог помешать ему опуститься еще ниже.
  
  Некоторое время мы сидели молча, наслаждаясь прохладой. Потом Дрю спросил меня:
  
  — А как дела у твоего сына?
  
  Я выпил воды.
  
  — Могло быть и лучше. Мы сейчас собираем информацию, и надеюсь, что полицейские скоро поймут, какую ошибку совершили, и все обвинения будут сняты.
  
  — Тюрьма не самое лучшее место.
  
  — Да, — согласился я, пытаясь разгадать, что стояло за его словами. — Ты говоришь так, словно у тебя есть опыт.
  
  — Я же говорил, — напомнил Дрю, — в моей жизни было мало счастья. Когда-нибудь расскажу, если тебе вдруг станет скучно. — Он помолчал, потом добавил: — Я заметил, что ты часто смотришь на реку.
  
  — Смотрю на водопад Промис, — ответил я, наблюдая за потоками воды, падающими на дно водопада и взметавшими вверх белую пену, окруженную облаком тумана. Они буквально гипнотизировали меня.
  
  — Красиво, — заметил Дрю.
  
  — Да, — согласился я, представляя, как Бретт Стокуэлл прыгает через ограждение, окружавшее водопад.
  
  Отчетливо представил себе эту картинку: как несчастный юноша летит и его тело разбивается о камни внизу.
  
  Но я видел не только это. Представил себе Конрада Чейза, стоящего на мосту и глядящего вниз. Он махал рукой и улыбался, понимая, что теперь все его проблемы решены.
  
  Когда мы ехали обратно через центр города, на нашем пути попался ресторан «Клевер» — весьма дорогое место, где можно было хорошо поужинать, если у тебя завалялась лишняя сотня долларов. Обед там стоил не меньше пятидесяти. Мое внимание привлек седан «мазда», точно такой же, как у Эллен, припаркованный перед рестораном.
  
  — Похоже, что это машина моей жены, — медленно произнес я, разглядывая номер автомобиля. Это действительно была ее машина. — Возможно, у нее встреча с адвокатом Дерека. Думаю, мне стоит…
  
  Я уже собирался свернуть на парковку, но в этот момент заметил еще одну знакомую машину. Неподалеку от «мазды» Эллен стоял серебристый «Ауди-ТТ».
  
  Я повернул руль и поехал дальше.
  
  — Что? — спросил Дрю. — Ты же хотел зайти, я бы тебя подождал в машине.
  
  — Ошибся. Это не ее автомобиль.
  
  Пару часов спустя, когда я стоял у пикапа и собирался вытащить из прицепа трактор, зазвонил сотовый телефон. Я поднес трубку к уху так быстро, что даже не успел проверить, чей это был номер.
  
  — Алло?
  
  — Привет, Джимми. Я слышал, ты был у нас. Что же не зашел и не поздоровался?
  
  Звонил мэр.
  
  — Извини, — замялся я. — Делия сказала, что у тебя была встреча с консультантом по избирательной кампании.
  
  — Да, с Максин Вудроу. Просто красотка. К тому же умница. Честно говоря, такие женщины не в моем вкусе. — Он рассмеялся.
  
  — Что тебе нужно, Рэнди?
  
  — Послушай. Лэнсу пришлось взять больничный из-за того, что ты разбил ему лицо. Скажу тебе, здорово ты его отделал. И я не уверен, что он поправится к завтрашнему дню. Но все-таки зря ты так с ним. К тому же серьезно подставил меня.
  
  — Я должен был свести с ним счеты.
  
  — Не сомневаюсь. Знаешь, иногда он и меня так доводит, что я сам с удовольствием стукнул бы его сковородкой по башке. Кстати, чем ты его? Делия сказала, что ты принес с собой лейку.
  
  — Верно.
  
  — Черт подери. Теперь радикалы потребуют, чтобы лейки продавались только по специальному разрешению. — Финли засмеялся. — На самом деле я хотел сказать, что, если ты еще соберешься выяснять отношения с Лэнсом, не делай этого в моей песочнице. Понимаешь, о чем я?
  
  — Понимаю.
  
  — Никогда не думал, что однажды у тебя могут возникнуть серьезные проблемы? Ты всегда все держишь в себе, отвечаешь односложно, но в один прекрасный день взорвешься. — Он хихикнул. — Уж кто-кто, а я-то знаю об этом лучше всех.
  
  — Значит, нас будет двое.
  
  — Молодец, не теряешь присутствия духа. — Потом он сменил тон и сказал мягче: — Да, Каттер, по поводу твоего мальчика.
  
  — Что?
  
  — Так обидно. Я вижу, вы пригласили Бондурант. Она хороший адвокат, и говорят, попка у нее такая аппетитная. Хотя тебя, наверное, это мало интересует.
  
  — Вообще-то да.
  
  — Послушай, стой на своем. Твой сын ни при каких обстоятельствах не мог этого сделать.
  
  Слова Рэндалла застали меня врасплох, такого раньше не было. Я не сразу нашелся, что ему ответить.
  
  — Спасибо.
  
  — Ну ладно. Счастливо. — С этими словами мэр повесил трубку.
  
  — Кто это был? — спросил Дрю, который все это время наполнял одну из газонокосилок бензином из пластиковой канистры и был в наушниках.
  
  — Мэр, — ответил я.
  
  — Мы и у него будем подстригать траву? — поинтересовался Дрю.
  
  Прежде чем я успел ответить, мой сотовый телефон снова зазвонил. На этот раз я посмотрел на экран — звонила Эллен.
  
  — Мы сможем увидеться с Дереком, — сообщила жена. — Через полчаса, в три тридцать.
  
  — Ты говорила с Натали? Она больше ничего не узнала про сережку?
  
  — Мы виделись с ней, но недолго. И у меня больше нет новостей. Адвокат собирается встретиться с нами, когда мы поедем к Дереку.
  
  — Что-нибудь еще? — спросил я. Мне было интересно, расскажет ли она про свой обед в «Клевере».
  
  — Нет, не считая того, что у нас осталось всего восемьсот пятьдесят долларов пенсионных накоплений.
  
  Я посмотрел на часы:
  
  — Приеду через пятнадцать минут, — и закрыл крышку телефона.
  
  Дрю сказал, что займется участком, пока я съезжу в тюрьму Промис-Фоллс. Я был похож на пугало, но на месте никто не обратил на это внимания. Эллен и Натали Бондурант уже ждали меня. Нас проводили в небольшую переговорную и попросили подождать, пока охрана приведет сына.
  
  Когда я наконец увидел его, с трудом сдержал себя, чтобы не расплакаться. Дерек был бледен, под глазами — круги, плечи опущены, а на подбородке — повязка.
  
  Эллен первая бросилась к нему, обняла, потом обнял я, и в этот момент стоявший у двери охранник сделал нам выговор, сообщив, что физический контакт с заключенными запрещен.
  
  — Что с тобой случилось? — спросила жена, показывая на повязку.
  
  — Какой-то парень ударил меня об стену.
  
  — Охранник? — спросила Натали.
  
  — Нет, — ответил Дерек. — Один из заключенных. Я шел слишком медленно.
  
  — Что мы можем сделать с этим? — обратился я к адвокату. — Его можно как-то защитить?..
  
  Она жестом велела мне замолчать.
  
  — Я попробую. Но давайте начнем. Нам нужно во многом разобраться, Дерек. — Бондурант, облокотившись на узкий стол, подалась к нашему сыну. — Мы должны кое-что выяснить.
  
  — Что?
  
  — Полицейские нашли сережку. С эмблемой мира. Они проверяют ее на наличие ДНК, но скажи мне — она твоя?
  
  Он кивнул.
  
  — Когда ты ее потерял?
  
  Казалось, парень был немного сбит с толку.
  
  — Не знаю. Наверное, две или три недели назад.
  
  — Не в ту ночь, когда прятался в подвале? Когда убили Лэнгли?
  
  Он покачал головой. Похоже, был уверен в своих словах.
  
  — Нет, раньше. А где ее нашли?
  
  Натали, Эллен и я переглянулись, потом Бондурант ответила:
  
  — В спальне Лэнгли, ее вытащили из складок покрывала на кровати.
  
  Глаза Дерека забегали.
  
  — К тому же, — добавила адвокат, — они нашли твои отпечатки на шкафу с одеждой.
  
  — Ладно. Подождите. Возможно, я дотрагивался до шкафа в ту ночь, когда соседи были убиты.
  
  — Почему ты не сказал Барри, что был там? — вмешался я.
  
  Дерек вздохнул и взглянул на потолок.
  
  — Черт, я зашел туда только на минуту. Просто ходил по дому и мог дотронуться до чего угодно.
  
  — Ты уверен, что не терял там сережку? — спросила Эллен.
  
  Дерек помолчал.
  
  — Нет, это точно случилось раньше.
  
  — Тогда как она попала в комнату? — спросила Натали.
  
  Глаза Дерека стали влажными от слез. Парень посмотрел на мать и спросил:
  
  — Вам действительно нужно это знать?
  
  — Да, нужно. — Адвокат была непреклонна.
  
  — Мне… трудно об этом говорить.
  
  Эллен постаралась улыбнуться, чтобы приободрить его.
  
  — Мисс Бондурант не сможет помочь тебе, если ты не будешь говорить ей только правду. Я знаю, что тебе, возможно, тяжело говорить о некоторых вещах в нашем присутствии, и если ты хочешь, чтобы мы ушли…
  
  — Нет, не хочу. Все равно вы рано или поздно узнаете о том, что было.
  
  «Пристегните ремни», — подумал я про себя.
  
  — У меня… было что-то вроде секса с миссис Лэнгли, — признался Дерек.
  
  Если бы он говорил только со мной и с Эллен, за этим признанием последовала бы долгая пауза, но Натали тут же задала вопрос:
  
  — Когда это случилось, Дерек?
  
  — Я же говорил, недели две или три назад.
  
  — Это было один раз или повторялось?
  
  — Один раз.
  
  — Расскажи нам, как все произошло.
  
  Дерек вздохнул:
  
  — Я пришел к Адаму, но оказалось, что он уехал с отцом — то ли в кино, то ли еще куда-то. А миссис Лэнгли все равно пригласила меня войти. Она так часто поступала, когда ей нужно было с кем-то поговорить. И всегда была добра ко мне. Поэтому я вошел, она приготовила мне сандвичи, открыла банку с чипсами, а потом села за стол вместе со мной. Мы о чем-то долго болтали, а затем она спросила о моей девушке. Ну о Пенни.
  
  Мы кивнули.
  
  — Миссис Лэнгли стала говорить о современных подростках, какие они все помешанные на сексе. Спросила меня, соблюдаю ли я осторожность, чтобы девушка не забеременела, о болезнях и тому подобном, и я признался ей, что у меня еще не было секса. — Дерек бросил на меня быстрый взгляд, ожидая, видимо, что я буду разочарован. — Я сказал, что кое-чем уже занимался, но до главного пока не дошло.
  
  — Ясно, — кивнула Натали.
  
  — А она спросила меня, не переживаю ли я из-за этого первого раза. Я ответил, что это, конечно, немного волнительно. И тогда она предложила помочь мне. — Он замолчал, подбирая слова. — Сказала, что если я никому не расскажу, то преподаст мне урок, который будет нашим секретом.
  
  Оказывается, наша соседка занималась сексуальной благотворительностью.
  
  — Значит, вы пошли в ее спальню? — спросила Натали Бондурант.
  
  Дерек кивнул:
  
  — Она… показала мне…
  
  — Донна изнасиловала тебя! — не сдержалась Эллен.
  
  Сын поморщился:
  
  — Нет… что ты!
  
  — Дерек, ты никому не рассказывал об этом? — спросила Натали. — До этого момента?
  
  — Нет. Никому. Ни единой душе.
  
  — А как ты думаешь, миссис Лэнгли могла кому-то сказать о том, что случилось между вами? А потом мистер Лэнгли случайно обо всем узнал?
  
  Сын покачал головой:
  
  — Тогда он точно мне все высказал бы.
  
  — Но это невозможно доказать, — покачала головой Натали. — Сейчас мы должны узнать результаты теста на ДНК с сережки. Мы могли бы придумать какую-нибудь историю о том, как она туда попала, но отпечатки пальцев на шкафу говорят о твоем присутствии в той комнате. Прокурор, возможно, уже придумывает версию о том, как мистер Лэнгли случайно узнал, что ты спал с его женой, что между вами той ночью разгорелась ссора, которая кончилась гибелью всей семьи. — Адвокат помолчала. — Но есть и хорошая новость.
  
  — Какая? — спросил я.
  
  — Все улики по-прежнему косвенные, на их основе можно построить множество версий. Но в ближайшее время у обвинения может появиться более основательный мотив для убийства.
  
  — Мне крышка, — жалобно простонал сын.
  
  — Нет, — успокоила его Натали Бондурант. — Однако нам придется потрудиться.
  
  Дерек посмотрел на мать, его глаза были красными.
  
  — Прости.
  
  — Мы все совершаем ошибки.
  
  «Точно», — подумал я.
  
  — Мне отсюда никогда не выбраться, — жалобно вздохнул Дерек.
  
  — Ты не должен так говорить, — возразил я. — Мисс Бондурант знает, что делает. Мы делаем все возможное. Я постараюсь вытащить тебя. Не могу же я стричь траву без твоей помощи. — Надеялся, что он хотя бы улыбнется, но ошибся.
  
  — Простите, я был таким придурком.
  
  — Ты не придурок, — сказал я ему.
  
  Он медленно покачал головой, глядя себе под ноги.
  
  — Я всегда был придурком. Иначе не попал бы в такое дерьмо. Даже если вам с мамой удастся освободить меня, все равно опять во что-то влипну. Со мной всегда такое случается. Везде только гажу. Это единственное, на что я способен.
  
  Позади нас хлопнула дверь.
  
  — Ваше свидание закончилось, — объявил охранник.
  
  Натали Бондурант встала, сказала, что будет поддерживать связь с нами, и направилась к двери. Мы с женой быстро обняли Дерека и последовали за ней. Эллен уже вышла, когда сын остановил меня:
  
  — Папа?
  
  Я повернулся.
  
  Наши взгляды встретились.
  
  — Помнишь, твои картины… ты хотел избавиться от них, прошу тебя не делать этого.
  
  — Хорошо, — согласился я.
  
  — Мне кажется, что они у тебя замечательные. Не помню, говорил ли я тебе когда-нибудь об этом.
  
  — Если я останусь здесь, если меня посадят надолго, на несколько лет или даже больше, как думаешь, они разрешат мне повесить одну из них в камере?
  
  Я держался изо всех сил, чтобы не расплакаться, пока не сел в машину, где Эллен уже не могла меня видеть.
  Глава двадцать пятая
  
  Той ночью пришли за нами.
  
  Остаток дня был небогат на события. Когда я вернулся после свидания с Дереком, Дрю спросил меня, как все прошло, но у меня просто не было сил говорить об этом.
  
  На последнем участке у Локуса возникли проблемы — никак не получалось запустить газонокосилку. Он несколько раз пытался включить ее — тянул за шнур стартера, нажимал на кнопку запуска и снова тянул за шнур. Потом подумал, что, возможно, сломал эту чертову штуковину, но решил сделать еще одну попытку вернуть ее к жизни.
  
  Он дернул за шнур так сильно, что повредил механизм, который втягивал его обратно.
  
  — Вот черт! — выругался Дрю, когда я подошел посмотреть, что случилось.
  
  — Ничего страшного, — успокоил я.
  
  — Прости, — извинился Локус, продолжая держаться за конец шнура и крутить его как детскую скакалку. — Он просто вылез.
  
  — Не волнуйся, это можно исправить.
  
  — Я починю, — решительно заявил Дрю. — Разберу косилку, посмотрю, что там сломал, смотаю провод. Мне только нужны инструменты.
  
  — У меня есть все необходимое в гараже. Но я и сам справлюсь.
  
  — Как хочешь. Могу заехать попозже, вечером, после того как… после того как приготовлю для мамы обед. Джим, тебе и так в последнее время приходится нелегко. Несправедливо, если ты еще будешь исправлять мои ошибки.
  
  — Ну хорошо, — согласился я и рассказал Дрю, где живу. Однако счел своим долгом предупредить: — Около дома Лэнгли дежурит полиция. Они могут задать тебе пару вопросов, прежде чем пропустить к нам. — Надо было сказать это на всякий случай. Хотя как знать — может, его и не остановят. Не задержали же Пенни, которая дважды приезжала к нам.
  
  — Тогда договорились.
  
  — Будет замечательно, если ты сможешь приехать. Но если не получится, особенно не переживай.
  
  Позже, когда я высадил его перед домом матери, он напомнил о своих намерениях:
  
  — Обязательно приеду, если не понадоблюсь маме. Скорее всего после ужина.
  
  — Дрю, в любом случае буду рад тебя видеть.
  
  Он стоял на обочине и смотрел, как я уезжаю. В зеркало заднего вида я заметил, как он махнул мне рукой на прощание.
  
  Без десяти шесть я уже подъезжал к дому. Первое, что мне бросилось в глаза, — это отсутствие оградительной ленты, которая раньше окружала дом Лэнгли. Полицейская машина, стоявшая около него на посту много дней, как раз уезжала.
  
  Я опустил стекло, чтобы поговорить с полицейским. Этот молодой человек дежурил здесь почти все смены с момента убийства.
  
  — Вы уже закончили?
  
  — Мне больше не нужно следить за этим местом, — объяснил он. — Работа на месте преступления завершена. Так что мы сворачиваемся. Тем более что подозреваемый уже арестован. — Говоря эти слова, он отвел взгляд, чтобы не смотреть на меня.
  
  — Понятно, — кивнул я, убрал ногу с педали тормоза и поехал к дому.
  
  Чтобы войти, мне пришлось отпереть дверь. Эллен, как и я, все еще была начеку. Она приехала несколькими минутами ранее и привезла пиццу с сыром и пепперони. Пицца была еще горячей. Я вошел в кухню и устало опустился на стул, чувствуя себя совершенно обессиленным.
  
  — Ты так быстро уехал после свидания с Дереком, — упрекнула жена.
  
  Не мог же я ей сказать, что меня буквально разрывало на части и я не хотел, чтобы она видела это.
  
  — Мне нужно было вернуться к Дрю, — попытался оправдаться я.
  
  Супруга достала тарелки. И не важно, что в последние дни наша жизнь была буквально разрушена. Мы все равно не собирались есть пиццу из коробки.
  
  — Говорят, ты был в городской ратуше.
  
  Я внимательно посмотрел на нее:
  
  — А что именно ты слышала?
  
  — Что ты помял нашу лейку.
  
  — Как помял, так и починю.
  
  — Джим, знаешь, твоя попытка расквитаться с Лэнсом вряд ли облегчит нам жизнь.
  
  — Может, ты и права, — согласился я. — Но, знаешь, на короткое время я действительно почувствовал себя лучше.
  
  — А что, если он заявит на тебя?
  
  Я покачал головой:
  
  — Нет. Не станет, особенно после того как избил меня. — Я сглотнул. — Но может попытаться снова напасть на меня.
  
  — Потрясающе, — фыркнула Эллен, вытаскивая кусок зеленого перца, который по ошибке попал в пиццу.
  
  — А ты чем занималась? — спросил я. — Что делала до свидания с Дереком? — Хотел спросить, где она обедала и встречалась ли с кем-то, но не стал задавать вопрос напрямую.
  
  — Почти все время провела здесь и в банке. После того как мы встретились с Дереком, съездила еще в пару мест, затем купила пиццу и поехала домой. Я поняла, что не смогу сегодня приготовить обед.
  
  «А между делом хорошо пообедала с Конрадом». Скорее всего с Конрадом. Хотя иногда на его «ауди» ездила Иллина.
  
  Я решил оставить эту тему, по крайней мере на тот момент. Возможно, в глубине души мне и хотелось узнать правду, но я решил, что не стоило усложнять и без того тяжелую для нас ситуацию. И потом, жена по-прежнему работает на Чейза, и если общается с ним по деловым вопросам в колледже, то почему не могла встретиться с Конрадом и в «Клевере»?
  
  Эллен вертела в руках кусок пиццы.
  
  — Не могу заставить себя есть и не могу не думать о Донне Лэнгли. Даже не верится, что она могла сотворить такое.
  
  Несмотря на то что когда-то, много лет назад, Донна пыталась затащить в постель меня, трудно было понять, почему она сделала это с нашим сыном.
  
  — Я… я так зла на нее, — призналась жена. — Как бы мне хотелось пойти туда и сказать все, что я о ней думаю.
  
  — Какие бы грехи она ни совершила, — напомнил я, — Лэнгли уже заплатила за них.
  
  Поужинав, я сел на кушетку, включил новостной канал и почти тут же уснул. Элементарно вырубился. После трех почти бессонных ночей это было неудивительно.
  
  Проснулся около восьми вечера. Эллен сидела напротив меня и улыбалась — впервые за последние дни.
  
  — Ты так громко храпел.
  
  Я медленно поднялся.
  
  — Даже не помню, как отключился.
  
  — Я тоже немного вздремнула. Думаю, нам сейчас нужно лечь и хорошенько отоспаться.
  
  Трудно не согласиться.
  
  — Но сначала пойду проверю, заперт ли гараж. Ты же знаешь, что у нас больше не дежурит полиция.
  
  — Правда? — В ее голосе прозвучали тревожные нотки.
  
  — Машина уехала.
  
  — Полицейский еще был на месте, когда я привезла домой пиццу.
  
  — Он потом почти сразу же уехал. Решено свернуть работу на месте преступления.
  
  — Нет! — возмутилась Эллен. — Они так не могут!
  
  Я похлопал ее по плечу, стараясь приободрить, потом вышел на улицу через дверь на кухне и запер ее за собой, чтобы Эллен чувствовала себя в безопасности. Направился к гаражу по усыпанной гравием дорожке и от усталости буквально едва переставлял ноги. Смеркалось. Где-то через полтора часа должно было совсем стемнеть. Я многого не сделал из того, что запланировал на тот день: нужно было привести в порядок оборудование, подготовить счета, — однако я чувствовал, что сил у меня хватит лишь для того, чтобы запереть дверь гаража.
  
  Они настигли меня, когда я заходил внутрь. Справа мелькнула какая-то тень, затем последовал удар.
  
  А потом наступила тьма.
  
  Я пробыл без сознания недолго — когда очнулся, на улице было еще достаточно светло. Серый мир за пределами гаража постепенно чернел. Возможно, прошло всего минуты две или около того. Но этого времени оказалось достаточно, чтобы затащить меня в гараж и усадить на старый деревянный стул.
  
  До того как окончательно прийти в себя, я почувствовал ноющую боль в пальцах правой руки. Тело тоже болело. В голове гудело. Однако пощипывание в пальцах вызывало у меня наибольшее беспокойство.
  
  Я повернул голову, чтобы осмотреться, и в этот момент понял, что мой рот заклеен лентой. Поглядел вниз и увидел клейкую ленту, обвивавшую плечи и поясницу. Ноги дальше колен я видеть не мог, но, судя по тому, что не удалось ими пошевелить, скорее всего они были примотаны скотчем к стулу.
  
  Левую руку примотали клейкой лентой к спинке стула. И я далеко не сразу понял, что сделали с правой рукой.
  
  Она не была привязана к стулу. Ее примотали лентой к электрическому кусторезу, который лежал у меня на коленях. Я не видел пальцев и даже руки, поскольку она вся была замотана лентой.
  
  Мои пальцы вложили между зубьев кустореза и примотали лентой, чтобы закрепить. Когда нажимаешь на спусковой крючок, лезвия двигаются с молниеносной скоростью. Чтобы отрезать мои пальцы до костяшек, понадобилась бы доля секунды. Возможно, лезвия и не были рассчитаны на разрезание костей, но я не сомневался, что они справятся с этой задачей. Сам подстриг этим кусторезом много кустов и легко разрубал ветви в дюйм толщиной.
  
  Эти лезвия пройдут сквозь плоть как сквозь масло.
  
  Когда я полностью осознал свое положение, снова посмотрел на кусторез и торчавший из него желтый кабель. Я проследил за ним взглядом: он опускался на пол и лежал там, смотанный в клубок, как змея перед броском. Потом я заметил, что провод идет дальше к стене, однако так и не смог определить, подключен кусторез к сети или нет.
  
  — Смотри-ка, Спящая красавица проснулась! — послышался чей-то голос.
  
  — Вот и славно, — отозвался другой.
  
  Голоса доносились из-за спины, и я завертел головой, пытаясь рассмотреть их обладателей, но зря старался: они сами вышли и встали передо мной.
  
  Два человека в черных масках-чулках. Думаю, их надели только после того, как увидели, что я пришел в себя. В тот момент оба натягивали маски на шеи. Очертания лиц были искажены, но я успел разглядеть, что у одного из мужчин темные волосы — черные или каштановые, у другого же волос почти не было.
  
  — Мать твою! — выругался темноволосый. — Тяжело работать в такую жару.
  
  — Привыкай, — огрызнулся лысый и взглянул на меня: — Как самочувствие, засранец? Ты недолго проспал.
  
  Я поднял голову и посмотрел им в глаза, блестевшие сквозь прорези масок. Интересно, успели они заметить, что я напуган?
  
  Я почувствовал, как мною начинает овладевать паника при мысли о том, что могло случиться с Эллен. Если бы мой рот не был заклеен лентой, наверняка спросил бы их, что они с ней сделали. Однако с другой стороны, чужаки могли и не знать, что Эллен в доме.
  
  Но в этот момент лысый, словно прочитав мои мысли, заявил:
  
  — С твоей женой все в порядке, Каттер. Она дома, связана, как и ты, только мы не стали привязывать к ее руке кусторез.
  
  — Хотя с ней было бы проще, — встрял темноволосый. — У нее пальчики поменьше, их легче было бы примотать.
  
  Лысый пожал плечами:
  
  — Не волнуйся. Он все равно сделает все, что нам нужно.
  
  Наверное, «гости» забрали у меня ключи или обманом вынудили Эллен открыть дверь. Я попытался опознать голоса, понять, слышал ли я их раньше. Нет, кажется, не слышал. Оба бандита были в хорошей форме. Подтянутые, ростом примерно шесть футов, одеты просто, но не дешево. Оба в джинсах, лысый носил футболку фирмы «Лакост» с маленькой зеленой эмблемой в виде аллигатора на плече. На другом была простая черная футболка с короткими рукавами, открывавшими хорошо накачанные бицепсы. На правой руке нашла свое место татуировка, по форме напоминавшая острие клинка.
  
  Попытался вспомнить, не было ли у Лэнса подобной татуировки и видел ли я его когда-нибудь без рубашки. Вряд ли он всегда носил длинные рукава, а значит, я не мог этого знать наверняка. Темноволосый парень был примерно такого же роста и телосложения, как Гэррик, а если его лицо и было разбито лейкой, то я не мог разглядеть этого через темную маску. Его голос не вызывал у меня ассоциаций с водителем мэра, но все равно пока не стоило сбрасывать Лэнса со счетов.
  
  — Ты уже, наверное, заметил, что полностью находишься в нашей власти. — Лысый взял кусторез и поднял его вместе с моей рукой. Я потянул руку на себя и потащил за собой кусторез. — Ну-ну, не шали.
  
  «Аллигатор» схватил рукоятку и положил палец на спусковой крючок.
  
  — Ты понимаешь, что может случиться. Я нажму кнопку, и через секунду твои пальчики полетят в разные стороны.
  
  Я почувствовал, как на лбу у меня выступил пот, потек и одна капля попала в глаз, который тут же защипал. Я несколько раз моргнул.
  
  — Здесь все будет в крови, — продолжал лысый, — а если честно, то я не люблю кровь. Хорошо, что твоя рука замотана лентой и мы здесь не сильно напачкаем.
  
  — Да, — произнес черноволосый. Он глянул на мою руку, а потом отвел глаза. — Тебе будет больно. — Немного отодвинул маску и почесал шею. — Как же здесь жарко! Неужели нельзя было заклеить ему глаза, чтобы он ничего не видел?
  
  — Думаю, нам будет проще убедить мистера Каттера сотрудничать с нами, если он своими глазами увидит, что мы собираемся с ним сделать.
  
  Я лишь промычал из-под ленты.
  
  — Что ты говоришь? — спросил лысый. — Еще не знаешь, о чем тебя будут спрашивать, а уже готов все рассказать?
  
  Я медленно кивнул. Лысый убрал палец со спускового крючка и сорвал ленту, заклеивающую мне рот. Я стиснул зубы, чтобы не закричать от боли.
  
  — Сукин сын. Если ты что-то сделаешь моей жене, клянусь: тебе не жить!
  
  Бесформенный рот лысого расплылся в улыбке.
  
  — Правда? Ты хоть понимаешь свое теперешнее положение? Неужели думаешь, что можешь угрожать нам? Или мне стоит расставить все по местам? — С этими словами он взял рукоятку, положил палец на спусковой крючок и потянул его.
  
  — Черт, Морти! — крикнул черноволосый с татуировкой.
  
  — Нет! — На этот раз я не смог сдержать крик.
  
  Инстинктивно дернул руку и подтащил кусторез еще ближе к себе. Рука лысого по-прежнему сжимала рукоятку, а палец лежал на спусковом крючке.
  
  Ничего не произошло.
  
  Агрегат не издал ни звука. Мои пальцы болели, но лишь оттого, что были крепко примотаны к зубьям кустореза.
  
  Лысый бросил кусторез мне на колени и рассмеялся:
  
  — Мать твою! — Он отошел на шаг назад, продолжая смеяться. — Какая красота! Видел бы ты свое лицо!
  
  — Господи, ты меня напугал до смерти, — выдохнул его напарник.
  
  Лысый успокоился, пару раз весело присвистнул и пошел к стене, где желтый провод исчезал за картонными коробками. Он оттолкнул их ногой, открывая розетку, и я понял, что кусторез не был подключен к сети.
  
  «Аллигатор» встал на колени и вставил вилку в розетку.
  
  Затем снова подошел ко мне, на ходу потирая руки и улыбаясь под маской. Схватил кусторез, поднял вместе с моей рукой так, чтобы она оказалась на уровне его пояса, и предупредил:
  
  — В следующий раз все будет по-настоящему.
  Глава двадцать шестая
  
  — А теперь, как говорится, перейдем к делу, — заявил лысый, которого приятель называл Морти. — Хочу расспросить тебя кое о чем.
  
  — О чем? — спросил я. Мои пальцы под лентой вспотели.
  
  — У тебя есть копия одной книги, — начал он. — На диске, кажется? Ведь есть?
  
  Я промолчал.
  
  — Не знаю, распечатал ты ее или нет, на одном она диске или на двух, но нам нужен этот роман.
  
  — Хорошо. — Я лихорадочно соображал, что ответить. — Вы ее получите. Однако хочу убедиться, что с женой все в порядке. Не скажу ничего, пока не увижу, что она жива и здорова.
  
  Морти рассмеялся:
  
  — Не думаю, приятель, потому что…
  
  Я перебил его:
  
  — Хочу. Видеть. Жену.
  
  — А я хочу сказать тебе, засранец, — он вертел в руках кусторез, — что ты не в том положении, чтобы выдвигать требования.
  
  Пришлось собрать в кулак все свое мужество.
  
  — Мне все равно, можете отрезать пальцы. Или даже отрезать член и пососать, если вам это нравится. Но я ничего не скажу, пока не пойму, что с женой все в порядке.
  
  Морти задумался, взвешивая все «за» и «против», потом посмотрел на темноволосого сообщника:
  
  — Иди приведи.
  
  — Я должен сначала снять эту штуку, — он показал на маску, — и отдышаться немного. А потом приведу.
  
  Бандит вышел из гаража и пропал из поля моего зрения. Вероятно, тогда только он снял маску.
  
  — Боже! — услышал я его голос. Нет, он не мог принадлежать Лэнсу. Кроме того, зачем Лэнсу диск с книгой?
  
  — Тебе, наверное, тоже жарковато? — спросил я у Морти.
  
  — Для меня это не проблема, — отрезал он.
  
  — Значит, тебя прислал Конрад?
  
  — Заткнись.
  
  — Никогда не думал, что президент колледжа знает, где найти людей для такой работы.
  
  — Закрой свой гребаный рот! Или, может, мне включить вот это? — Он играючи потянул за спусковой крючок. — Вопросы здесь буду задавать я, если ты не хочешь, чтобы я положил твои пальцы в коробку для сандвичей или еще куда-нибудь, чтобы тебе удобнее было отвезти их в больницу!
  
  Мне было нечего сказать. Следующие пару минут в гараже было тихо. Наконец Морти нарушил молчание:
  
  — Боже, как жарко! — Он вышел из гаража и свернул за угол, вероятно, для того, чтобы снять маску и не показывать мне лица.
  
  Я осмотрел помещение, в котором находился — мой собственный гараж, — пытаясь придумать, как освободиться. Они крепко связали меня, и хотя моя правая рука не была прикручена к стулу, от нее было не много толку.
  
  Поняв, что сбежать не удастся, я стал придумывать другой план действий. Представим, что они приведут Эллен и с ней все окажется в порядке. Что мне тогда делать?
  
  Дискеты у меня не было. Я отдал ее на хранение Натали Бондурант.
  
  Как же вывернуться? Сказать этим громилам, что дискета не у меня, но я могу привести их туда, где она находится? Удастся ли в таком случае выиграть время, или это погубит и меня, и Эллен? Лэнгли не смогли выжить в аналогичной ситуации, несмотря на то что, вероятно, отдали компьютер.
  
  Больше всего меня тревожила мысль о том, что нам было прекрасно известно о содержании дискеты. И Морти с его приятелем тоже знали об этом. Потому что я обо всем разболтал Конраду. И даже если эти двое получат то, за чем пришли, оставалась большая доля вероятности, что мы могли все рассказать полиции. А значит, репутация Конрада все еще под угрозой. Мы могли разрушить ее, заявив, что он украл свой бестселлер у бывшего студента.
  
  Но насколько убедительны будут наши слова без доказательств?
  
  Я мог бы сказать, что дискета на столе Дерека, рядом с компьютером. Там лежало по меньшей мере с дюжину дисков и дискет. Эти бандиты могли забрать их все, думая, что получили то, что им нужно. Но не было никакой гарантии, что после этого они не убьют нас.
  
  Морти вернулся, его лицо вновь закрывала маска.
  
  — Уверен, вы думали, что все ваши проблемы решились, когда забирали компьютер из дома Лэнгли, — произнес я. — Но вам не нужно убивать нас, как вы это сделали с ними. Мы никому ничего не скажем. Нам все равно. Плевать на все.
  
  Мне показалось, что Морти посмотрел на меня с удивлением.
  
  — Заткнись. Твоя жена будет здесь через минуту, — рявкнул он.
  
  Я услышал, как хлопнула дверь кухни, потом чьи-то ноги зашуршали по гравию. Секунду спустя появился темноволосый в маске, тащивший за собой Эллен.
  
  Слава Богу, она жива! Я вздохнул с облегчением. Но радость быстро улетучилась при виде того, как сильно она была напугана.
  
  Бандиты связали ее руки впереди, примотали изолентой локти к талии и заклеили рот. Куски ленты висели на джинсах около лодыжек. Вероятно, ей освободили ноги, чтобы она могла идти.
  
  Глаза Эллен были полны ужаса и слез.
  
  — Все в порядке, милая. Они не причинили тебе вреда? — Жена судорожно покачала головой из стороны в сторону. — Хорошо, — кивнул я, заметив, что она смотрит на мою руку, прикрепленную к кусторезу. Ее глаза расширились от страха. Моя половина проследила взглядом за проводом, ведущим от кустореза к розетке.
  
  — Ладно, — буркнул Морти. — Твоя жена здесь, и ты видишь, что у нее все хорошо. Где диск?
  
  — Во-первых, несколько страниц книги распечатаны. Наверняка они вас тоже заинтересуют. Кажется, распечатка в нашей спальне, рядом с кроватью. На столе. Должна быть там. — Посмотрев на Эллен, я добавил: — Ведь так, милая?
  
  Она кивнула.
  
  — Хорошо. — Морти обратился к другу: — Сходи и проверь.
  
  — Ладно! — сказал тот с явным облегчением. Наверняка подумал, что за пределами гаража ему не придется ходить в душной нейлоновой маске. — А что делать с ней?
  
  — Останется со мной. — Морти жестом велел Эллен войти в гараж и встать у стены. — Стой здесь. И только дернись, тут же прикончу!
  
  Я слышал, как хлопнула дверь. Теперь темноволосый был в доме.
  
  Эллен прислонилась к стене. Морти стоял между нами.
  
  — А что с диском? — спросил он.
  
  — У меня его нет, — признался я.
  
  «Аллигатор» склонил набок голову. Маска прилипла к его мокрому лбу.
  
  — Что ты сказал?
  
  — У меня его нет. Он не здесь.
  
  — Только не надо врать.
  
  — Но могу достать его, — быстро добавил я. — Он в надежном месте. Я отдал его на хранение.
  
  — И где это надежное место?
  
  Мне показалось, что на улице я заметил какую-то тень, мелькнувшую между нашим домом и гаражом. Если приятель Морти в доме, кто же это мог быть?
  
  — Отдал кое-кому.
  
  — Кому? — недовольным тоном спросил бандит.
  
  — Адвокату моего сына. — Я подумал, что в данных обстоятельствах лучше сказать правду. — Но только на хранение. Не думаю, что она смотрела его. Я ничего ей не объяснял. Если попрошу ее вернуть диск, она это сделает.
  
  «Аллигатор» похлопал ладонью по лысой макушке, обтянутой нейлоновой маской.
  
  — И как мы сможем провернуть это дело?
  
  — Отпустите жену. А я останусь с вами. Она может съездить к нашему адвокату, потом вернется с диском, и вы сможете уйти.
  
  — Значит, вот что ты задумал, — усмехнулся Морти. — А теперь послушай мой вариант. Мы оставим ее у себя и пошлем за диском тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы с ней что-то случилось. К тому же ее руку будет намного проще примотать к кусторезу, чем твою.
  
  И снова на улице промелькнул чей-то силуэт. Кто-то стоял около моего пикапа. А потом исчез. Я почувствовал, как сердце забилось быстрее.
  
  — Что? — спросил Морти, оглядываясь. — Он уже вернулся?
  
  По крайней мере у предводителя хватило ума не называть имени подельника. И похоже, бандит не заметил, что его имя уже было произнесено прежде.
  
  «Аллигатор» подошел к двери, выглянул во двор, пожал плечами и вернулся. На этот раз он встал не между мной и Эллен, а почти вплотную приблизился ко мне. Ведь именно от меня он хотел получить информацию.
  
  — Мне кажется, твой план, как это говорится… нежизнеспособен, — объяснил Морти. — Когда я выпущу твою жену, не важно, что бы ты ни говорил, она сразу же побежит в полицию. Если только она не самая глупая сука в мире. У меня есть более удачная мысль. Назови имя твоего адвоката.
  
  Я не хотел этого делать. И понял, что уже совершил ошибку, рассказав, что дискета находится у адвоката нашего сына. Конечно, не составило бы труда выяснить имя — в последние два дня его не раз упоминали в новостях. Однако я боялся, что если скажу сейчас про Натали Бондурант, они пойдут к ней домой посреди ночи и, если понадобится, убьют ее, чтобы получить дискету.
  
  Уголком глаза я заметил, что Эллен стала потихоньку продвигаться вдоль стены. Жена делала это медленно, почти незаметно. Все это время она стояла спиной к стене и не сводила с меня глаз. Морти в любой момент мог проследить за ее перемещением, но моя половина не делала резких движений, и бандит не заметил ее маневра.
  
  — Я задал тебе вопрос, придурок.
  
  — А я тебе ответил, что мы можем получить этот диск. И не важно, как зовут адвоката.
  
  Морти покачал головой:
  
  — Все, довольно. — Он взял кусторез, лежавший у меня на коленях. Одной рукой «аллигатор» схватился за опорную рукоятку, а другой — за рукоятку, где находился спусковой крючок. — Труднее всего будет подбирать тебе перчатки на зиму. Такие, чтобы пальцы на одной руке были короче, чем на другой. Хотя, наверное, тебе нужно просто надеть перчатку на руку, засунуть ее в эту хреновину, включить ее, и ты получишь желаемый результат.
  
  — Подожди! — крикнул я, пытаясь согнуть пальцы под лентой, чтобы лезвие не достало их. — Послушай меня!
  
  — На хрен мне тебя слушать? — бросил Морти и нажал на спусковой крючок.
  
  Я задержал дыхание, надеясь, что Эллен вовремя выдернет шнур. И когда бандит включил агрегат, увидел, как жена опустилась на пол. Если бы ее руки были связаны за спиной, ей пришлось бы вслепую искать розетку или выбить штепсельную вилку ногой, но ее руки были связаны спереди. Она села на колени, прижалась к стене, схватилась за вилку и выдернула ее.
  
  Эллен успела отключить кусторез от сети в тот момент, когда лезвия должны были заработать. Я почувствовал, как зубья дернулись и замерли, не успев сдвинуться с места. Теперь кончики моих пальцев покалывало еще сильнее, но по крайней мере они все еще оставались на месте.
  
  — Что за?.. — в недоумении крикнул Морти. Лысый еще раза два нажал на спусковой крючок, а потом понял, в чем дело.
  
  — Ах ты, сука! — заорал он, бросил кусторез мне на колени и направился к Эллен, которая все еще сидела у стены, с ужасом глядя на него.
  
  — Не трогай ее! — крикнул я. — Прекрати!
  
  В этот момент в гараже появился Дрю Локус.
  
  В руках он держал лопату, которую я обычно хранил в багажнике пикапа. Подбежав к Морти, он размахнулся ею как бейсбольной битой и ударил по голове.
  
  Лопата загудела как камертон.
  
  Бандит рухнул как подкошенный на ту самую газонокосилку, которую Локус так удачно сломал днем.
  
  — Дрю! — крикнул я. — Боже! Дрю!
  
  Я подумал, что Морти попытается встать или по крайней мере пошевелится, но ничего подобного. Он лежал неподвижно и, насколько я мог разглядеть, кажется, не дышал.
  
  Дрю стоял над ним. Вид у него был немного ошарашенный, он как будто не верил в то, что сейчас сделал, и что Морти даже не попытался оказать сопротивление.
  
  — Господи, — медленно произнес мой помощник, не сводя глаз с бандита.
  
  — Дрю! — крикнул я. — В доме еще один.
  
  Это привело его в чувство. Едва он поднял глаза от распростертого на полу Морти, как в дверях появился темноволосый. В руках он держал стопку листков. И хотя его лицо скрывала маска, он сразу же понял, что ситуация изменилась, и не в его пользу.
  
  Бандит, швырнув бумаги, кинулся бежать. Наш спаситель тут же сориентировался, замахнулся лопатой, но черенок зацепился за рукоятку газонокосилки, и садовое оружие выпало из рук Локуса. Дрю споткнулся, вновь схватил лопату, однако к тому времени темноволосый уже скрылся из виду.
  
  Здоровяк все равно побежал за ним.
  
  Я предпринял отчаянные попытки освободиться, изо всех сил сгибая и скрючивая пальцы на правой руке, и наконец вытащил их из зубьев кустореза. Теперь нужно было избавиться от изоленты. Одновременно я попытался освободить левую руку, прикрученную к стулу. Как только высвобожу одну руку, смогу развязать и вторую.
  
  Эллен встала и направилась ко мне. Ее руки были связаны, но пальцы оставались свободны, и она сорвала изоленту, которой прикрепили ко мне кусторез. Несмотря на то что аппарат был отключен от сети, жена, похоже, страшно боялась, что каким-то волшебным образом кусторез может вдруг заработать. Я почувствовал, как начинаю заражаться этим иррациональным страхом.
  
  Несколько секунд спустя появился Дрю.
  
  — Не смог поймать этого подонка, — объяснил он, тяжело дыша. — Сел в машину и уехал.
  
  Эллен освободила мою руку, привязанную к кусторезу, и я осторожно снял ленту, которой был заклеен ее рот.
  
  — О, Джим! Боже! — воскликнула она.
  
  Дрю помог нам обоим освободиться от ленты. Я обнял супругу, прижал ее к себе, а другой рукой похлопал по плечу Локуса.
  
  — Я пришел, чтобы починить газонокосилку, — объяснил он.
  Глава двадцать седьмая
  
  Первым делом я убедился, что с Эллен все в порядке. Когда я сказал ей, что собираюсь вызвать «скорую помощь», жена ответила, что в этом нет необходимости. Она была страшно напугана, но не ранена. Гораздо больше Эллен волновало мое состояние. Рука не пострадала, но нападавшие ударили меня по голове. Впрочем, я не собирался звонить по этому поводу в Службу спасения.
  
  — Я как раз собирался свернуть к вашему дому, — объяснил Дрю, — как вдруг заметил припаркованную на дороге машину. Сначала подумал, что это полицейские, о которых ты мне говорил, но потом разглядел автомобиль и понял, что он вряд ли принадлежит полиции. Я оставил свою машину на обочине, подошел к дому и увидел какого-то человека, который вел по двору эту леди, — указал Локус на Эллен. — Она была связана, и я понял, что здесь творится что-то неладное.
  
  — Это Дрю. — Я понимал, что момент не самый подходящий для официального представления. — Мой новый помощник. Он работал со мной сегодня. Дрю, это моя жена Эллен.
  
  Спаситель и спасенная обменялись рукопожатиями, потом супруга обняла его.
  
  — Спасибо. — Она все еще дрожала от страха.
  
  Дрю посмотрел через ее плечо на неподвижно лежащего Морти. Кровь текла из раны на голове, пропитала маску и капала на газонокосилку.
  
  — Кажется, я убил его, — проговорил он.
  
  Эллен отошла от Локуса и посмотрела на бандита.
  
  — Надеюсь, что да.
  
  — Нет, — медленно ответил Дрю. — Это очень плохо.
  
  Я склонился над Морти, осторожно взял край пропитанной кровью маски и стянул ее. Бросив чулок на газонокосилку, еще ниже склонился над «аллигатором». Его глаза смотрели в потолок, и я не заметил, чтобы он дышал.
  
  — Милая. Тебе все же придется вызвать «скорую помощь». Кажется, он мертв, но мы в любом случае должны позвонить.
  
  — Мне нужно убираться отсюда, — буркнул наш спаситель.
  
  — Дрю, — остановил я его, — тебе не о чем беспокоиться. Ты спас нам жизнь. В твоих действиях нет ничего преступного.
  
  — Вы не понимаете, — тихо повторил он. — Мне нужно уйти.
  
  — Но почему? — спросила Эллен.
  
  — Я только что вышел из тюрьмы. За такое меня опять отправят за решетку.
  
  — Нет, они не сделают этого после того, как я расскажу полиции, что случилось. У тебя есть двое свидетелей: я и Эллен, — мы подтвердим, что ты спас нам жизнь. Дрю, ты настоящий герой. Обезвредил одного из нападавших и прогнал другого.
  
  Локус выслушал, но, похоже, мои слова не особенно убедили его.
  
  — Полиции все равно, когда у тебя есть судимость.
  
  Эллен дотронулась до его руки:
  
  — Дрю, ты поступил правильно. Мы тебя обязательно прикроем.
  
  — Вы не знаете полицейских, — по-прежнему колебался наш спаситель. — Если у них есть предлог снова посадить тебя, они это сделают. — Локус посмотрел на меня. — Ты не можешь сказать, что сделал это сам? Будто освободился, схватил лопату, когда он напал на твою жену, и ударил его? Они это поймут. А Эллен будет свидетелем. Ты не привлекался, поэтому копы будут к тебе более снисходительны, чем ко мне.
  
  Он спас нам жизнь. И это вдвойне осложняло ситуацию.
  
  — Дрю, полицейские все равно в конце концов все выяснят. Найдут несоответствия в наших показаниях, узнают, что ты сидел и что мы пытались покрыть тебя. Это только ухудшит ситуация. Для всех, особенно для тебя, потому что ты был судимым.
  
  Локус мрачно кивнул, но я понял, что не убедил его.
  
  — Даже не знаю, что делать.
  
  — Дрю, есть еще кое-что. Очевидно, что эти двое убили Лэнгли. По крайней мере такой вариант нельзя исключить. Они искали у нас то же самое. Ты не просто спас нас. Ты помог найти убийцу, а теперь у полиции появится шанс задержать его сообщника.
  
  — Наверное, — согласился Дрю, и его лицо немного просветлело.
  
  — И кроме того, — добавил я, — ты, возможно, помог освободить нашего сына из тюрьмы.
  
  Я посмотрел на Эллен и понял, что она думала о том же. Но я боялся высказывать свои надежды вслух, чтобы не испортить все.
  
  — Я позвоню в 911. — Она побежала в дом, как будто каждая минута промедления стоила Дереку лишних часов пребывания в тюрьме.
  
  — Спасибо тебе, Дрю, — снова поблагодарил я.
  
  Локус покачал головой.
  
  — Не знаю, — повторил он. — Просто не знаю. — И направился к двери.
  
  — Дрю, ты куда?
  
  — Понятия не имею. — Спаситель двинулся к своей машине.
  
  Я окликнул его:
  
  — Дрю, ты должен остаться! У полиции нет причин арестовывать тебя. Ты не нарушил режим досрочного освобождения, спасая нам жизнь. Они поймут, почему ты это сделал.
  
  Но здоровяк даже не остановился, и вскоре его поглотила ночь.
  
  Я не собирался бежать за ним и тащить назад, но поставил его в известность, что расскажу полиции все как было и они без труда смогут его найти.
  
  Подойдя к двери, увидел свои болтавшиеся в замке ключи. Я вытащил их и убрал в карман. Эллен сидела на кухне и говорила по телефону.
  
  — Полиция уже едет.
  
  Она прижалась ко мне, и я обнял ее.
  
  — Наверное, это он их прислал.
  
  — Кто? — спросила жена, отстраняясь и глядя на меня.
  
  — Конрад. Это он их прислал.
  
  — Нет, — возразила моя половина, качая головой, — он не мог.
  
  Я обнял ее за плечи.
  
  — Эллен, — твердо продолжил я. — Все сходится. Этим людям нужен был диск с его романом. И они, вероятно, могли убить нас за него. По крайней мере тот парень в гараже чуть не отрезал мне пальцы.
  
  — Нет, Джим. Ничего не сходится, — по-прежнему стояла на своем супруга. — Это бессмыслица.
  
  — А кому еще, кроме Конрада, это было нужно? Он украл книгу у студента, и все эти годы ему удавалось это скрывать. Я не удивлюсь, если он убил тогда того парня. Столкнул его с водопада и обставил все как самоубийство. Бретт Стокуэлл мог всем рассказать, что это он написал роман, а Конрад Чейз — просто мошенник.
  
  — Джим, ты должен выслушать меня.
  
  — Нет, это ты должна меня выслушать. Не знаю, почему ты продолжаешь защищать этого человека. Я понимаю, что он твой босс. Но возможно, он убийца. Даже если Чейз не сам убил Лэнгли, то послал этих двоих, чтобы они сделали за него грязную работы. А когда Конрад понял, что есть еще и диск с романом, он прислал их сюда.
  
  — Я отдала ему дискету.
  
  Я посмотрел на нее и не сразу понял, о чем она говорит.
  
  — Что?
  
  — Дискету, которую ты отдал Натали Бондурант. Я попросила вернуть мне ее. Сказала, что ей больше не нужно хранить дискету. А потом передала ее Конраду. Я встречалась с ним за обедом.
  
  — Не понимаю. Почему ты это сделала? Почему сначала не сказала об этом мне?
  
  — Джим, он не убийца. Не спорю, мой начальник — самонадеянный кретин. Но Чейз никого не убивал. И не мог прислать этих людей. У него не было причин для этого. Дискета уже у него.
  
  Боль в голове, которая до некоторых пор была вполне терпимой, теперь стала просто невыносимой.
  
  — Это бессмысленно, — буркнул я.
  
  Эллен посмотрела в сторону черного хода и вдруг закричала.
  
  Я обернулся и увидел стоявшую там тень. Мужчина. Крупный мужчина.
  
  Когда он вышел на свет, я узнал Дрю.
  
  Он открыл дверь.
  
  — Простите, если напугал вас. — Локус посмотрел на меня. — Я решил, что вы были правы, и вернулся. Расскажу полиции, что случилось на самом деле.
  Глава двадцать восьмая
  
  Через минуту мы услышали вой сирен.
  
  «Скорая помощь» приехала слишком поздно. Дрю стоял у дверей в гараж и с тревогой наблюдал, как врачи обследовали Морти. Убедившись, что он мертв, медики постарались не двигать тело.
  
  К тому моменту, когда прибыл Барри Дакуорт, на месте преступления стояло уже с полдюжины полицейских машин. Я подумал, что скоро сюда приедет и телевидение. Им даже не придется уточнять, как проехать к нашему дому. Здесь уже второй раз за неделю произошло убийство.
  
  Эллен заварила большой кофейник. Не то чтобы хотела показать, какая она рачительная хозяйка, несмотря на сложную ситуацию, просто ей нужно было чем-то заняться. И я в очередной раз порадовался, что она избавилась от выпивки.
  
  После того как медики закончили обследовать тело Морти, мы с Дрю вернулись в дом и сели за кухонный стол. Жена заглянула сначала в холодильник, а потом в морозилку в поисках чего-нибудь съестного.
  
  — Не беспокойся, — махнул я рукой. — Кофе будет вполне достаточно.
  
  — Нашла! — обрадовалась Эллен. Из дальнего угла морозильника она достала замерзший пирог, своим внешним видом напоминавший археологический артефакт.
  
  — Хорошо, что ты вернулся, — поблагодарил я Дрю.
  
  — Посмотрим, чем все это закончится, — неуверенно произнес он.
  
  В этот момент в кухне появился Барри. Я вкратце рассказал ему обо всем, что случилось. Когда детектив понял, что один из нападавших еще на свободе, обратился к Локусу. Ведь тот преследовал преступника и видел, как он садился в автомобиль. Дакуорт попросил Дрю описать эту машину. Тот сказал, что она напоминала автомобиль «джи-эм». А возможно, это был «бьюик» или «понтиак». Четыре двери, белого цвета. Колеса забрызганы грязью. Барри позвонил в управление и дал ориентировку, чтобы полиция могла приступить к поискам машины в Промис-Фоллс.
  
  Дакуорт сел за стол и, когда Эллен предложила ему выпить кофе и съесть кусок холодного пирога, с удовольствием согласился перекусить. Затем приготовился выслушать наши показания.
  
  Я начал первым. Рассказал, как к нам пришли двое, связали меня, затащили в сарай и засунули мои пальцы в кусторез. Потом слово взяла Эллен. Темноволосый ворвался в дом, привязал ее к стулу и ушел, а через некоторое время вернулся и притащил ее в сарай, когда я захотел убедиться, что с ней все в порядке.
  
  Затем настала очередь Локуса.
  
  — А ведь я вас знаю. Только не помню откуда, — заметил детектив, устало глядя на него.
  
  — Я ограбил банк, — небрежно бросил тот.
  
  — А, теперь вспомнил, сукин вы сын.
  
  — Пять лет назад, — добавил Дрю. — В Саратоге, штат Мэн.
  
  — Плохо, — скривился Дакуорт.
  
  — Если вы насчет того, что меня поймали, когда я только выходил из дверей банка, то вы правы. Немного замешкался, и кто-то включил сигнализацию, а когда вышел, меня поджидали полицейские.
  
  Детектив кивнул.
  
  — Не думаю, что вам много дали.
  
  — Нет.
  
  — Вы уже освободились?
  
  — Около шести недель назад, — объяснил он. — Мистер Каттер дал мне работу, мы убираем лужайки.
  
  — Как мило с его стороны. — Барри посмотрел на меня. — А что вы делали здесь сегодня вечером?
  
  — Я сломал газонокосилку мистера Каттера и зашел починить, чтобы мы могли работать с ней завтра.
  
  Дакуорт посмотрел на меня, желая получить подтверждение его словам. Я кивнул.
  
  Мы с Эллен рассказали, что случилось после появления Дрю. Как он увидел темноволосого мужчину, который вел Эллен в сарай, а потом понял, что с нами случилась беда. Как жена смогла отключить кусторез, после чего человек, которого я знал под именем Морти, бросился на нее, но потом в гараж вбежал Дрю и ударил его по голове лопатой, которую взял из моей машины.
  
  — Он спас нас, Барри, — повторил я.
  
  — Те люди… вы не встречали их раньше?
  
  Я объяснил, что видел только лицо Морти, да и то после смерти, но мы не знали его. Ни я, ни Эллен не имели ни малейшего представления, кем был другой парень.
  
  — Но у него была татуировка. На руке. В виде ножа. И, как я уже сказал, — темные волосы.
  
  — Вы подтверждаете его показания? — спросил Барри Эллен. Она кивнула. — Неужели сообщник даже не называл его имени?
  
  — Морти был достаточно умным, чтобы не произносить его вслух, — заметил я.
  
  — Может, они и не хотели убивать вас. Иначе почему старались не обращаться друг к другу по имени?
  
  — Не знаю, — признался я.
  
  — Значит, ты говоришь, они приходили за диском?
  
  — Да, за дискетой с романом. Я уже рассказывал, но тебя моя история не заинтересовала, — напомнил я. — На дискете была копия романа с компьютера Бретта Стокуэлла — бывшего студента Конрада Чейза. Правда, в те времена Чейз был обычным профессором, а не президентом колледжа Теккерей.
  
  Барри записал все в блокнот.
  
  — А почему дискета представляла для него интерес?
  
  — Потому что книга, которую опубликовал Конрад, очень похожа на тот роман.
  
  — И что ты пытаешься этим сказать? — нахмурил брови детектив. — Думаешь, президент колледжа Теккерей послал двух громил, чтобы они вас пытали, выяснили, где находится дискета, а потом, возможно, прикончили обоих?
  
  — Нет, — вмешался Эллен. — Все не так. Это полная бессмыслица, потому что дискета уже находится у Конрада. Я отдала ее Чейзу сегодня днем.
  
  Я посмотрел на нее и покачал головой.
  
  В комнату вошел офицер полиции в штатском. Он обратился к Барри:
  
  — Мы пытались найти удостоверение личности погибшего, но в его карманах нет ничего. Только наличные. И довольно приличная сумма. Около двух кусков.
  
  — Хорошо, — кивнул Дакуорт, и офицер ушел. Барри оторвал взгляд от своего блокнота. — Кому еще могла понадобиться дискета? Кто знал, что она у вас?
  
  — Понятия не имею, — пожал я плечами. — Жена Конрада Иллина могла об этом подозревать, но если дискета уже у Конрада, то скорее всего ей известно об этом.
  
  — Кто-нибудь еще?
  
  Я сосредоточился. Пенни сказала, что могла разболтать о существовании романа, который Дерек нашел в компьютере. Но знала ли она о дискете? Скорее всего нет.
  
  Барри сделал еще какие-то пометки в блокноте, потом отложил ручку, взял вилку и принялся есть пирог.
  
  — Джим, я давно тебя знаю. Ты хороший парень, и у тебя есть голова на плечах. Но то, что ты сейчас говоришь, просто не лезет ни в какие рамки.
  
  — Барри, — взяла слово Эллен. — А может быть, Лэнгли убили те же самые люди, которые напали на нас сегодня?
  
  Барри положил вилку.
  
  — Не знаю, Эллен.
  
  — Какая бы цель у них ни была, что бы они ни искали, неужели вам не кажется, что эти два события связаны? Сегодняшнее происшествие и то, что случилось в доме Лэнгли несколько дней назад?
  
  Дакуорт медленно дожевал кусок пирога и проглотил.
  
  — Лэнгли убили, компьютер пропал, а потом несколько дней спустя двое мужчин нападают на нас и требуют дискету, которая имела отношение к компьютеру. Разве вам это ни о чем не говорит?
  
  — Я понимаю, к чему вы клоните, Эллен.
  
  — Наш сын Дерек не причастен к тому, что случилось сегодня, — продолжала Эллен. — Он сидит в тюрьме и никак не мог нанять этих громил, чтобы они пытали его родителей. Мальчишка не имеет никакого отношения к тому, что случилось здесь, или к убийствам Лэнгли. Барри, вы должны отпустить Дерека. Он невиновен.
  
  Что-то промелькнуло в глазах Дакуорта. Как будто ему уже было известно обо всем. Я надеялся, что он не из тех, кто готов пожертвовать жизнью невинного человека ради своей репутации. Арест нашего сына на некоторое время возвысил его, стал козырной картой, и детективу было бы неприятно от него отказываться.
  
  — Посмотрим, Эллен. Вы же знаете, что у него оказались более тесные отношения с миссис Лэнгли, чем казалось на первый взгляд.
  
  Минуту мы молчали. Потом Эллен подошла к Барри, склонилась над ним, посмотрела в глаза и произнесла:
  
  — Он этого не делал. И вы прекрасно об этом знаете.
  
  Барри отодвинул тарелку.
  
  — Я хотел бы поговорить с каждым из вас. — Дакуорт посмотрел на Локуса. — Начну с вас. — Детектив увел Дрю с собой.
  
  — Грабитель банков? — спросила меня Эллен.
  
  — Не имею возможности проверять биографию своих новых сотрудников.
  
  — Все в порядке, — успокоила меня жена. — Я тебя ни в чем не обвиняю. Просто никогда раньше не встречала грабителей банков.
  
  — Сейчас мне все равно, будь он хоть Бостонским Душителем. Только надеюсь, что Барри не сделает какой-нибудь глупости и не предъявит ему обвинения. — Я встал и прислонился к холодильнику, чувствуя себя совершенно опустошенным. Визит двух непрошеных гостей совершенно выбил меня из колеи. Но вопросы, возникшие после этого неприятного происшествия, казались мне не менее утомительными. Тем более что некоторые из них относились к моей жене. — Эллен, зачем ты отдала дискету Конраду?
  
  — Я считаю, что поступила правильно. Но мне трудно будет объяснить причины моего поступка.
  
  — Иногда у меня возникает мысль, что ты до сих пор испытываешь к нему какие-то чувства.
  
  Жена бросила на меня усталый и немного грустный взгляд.
  
  — Ты ведь это не серьезно, правда?
  
  — Что?
  
  — Я презираю этого человека. — Она сделала паузу. — Даже больше, чем ты думаешь.
  
  — Тогда почему помогаешь ему? Неужели ты не видишь, что происходит? Не можешь сложить все воедино? Не понимаешь, что он сделал?
  
  — Ты видишь то, что хочешь видеть, — отрезала Эллен.
  
  — Нет, это ты старательно закрываешь на все глаза, — парировал я. — Даже если Конрад не посылал сюда этих бандитов, он все равно имеет к этому отношение. Должен же Чейз каким-то образом скрыть тот факт, что неожиданно всплыл компьютер его бывшего студента, у которого он украл роман. Конрад узнал, что было в компьютере, и либо сам пошел к Лэнгли, либо послал кого-то, чтобы эти люди забрали его. Но что-то не заладилось, и в результате вся семья погибла.
  
  — Нет. Компьютер уже был у него.
  
  — Что?
  
  — Он сказал мне. В пятницу, когда Лэнгли были еще живы, ему позвонил Альберт.
  
  — Минутку. Значит, Лэнгли сам отдал ему компьютер?
  
  — Адам рассказал своему отцу о компьютере, в котором они с Дереком копались и нашли кое-что интересное. Альберт тут же понял, что это может быть. Лэнгли узнал книгу и сообразил, что она идентична роману Конрада. Поэтому он позвонил Конраду и все ему рассказал. Чейз пришел в офис Альберта и забрал компьютер. Лэнгли был адвокатом Конрада и его старым другом.
  
  Я отошел от холодильника, направился было к раковине, но потом вернулся. На лбу у меня выступил пот, и я вытер его рукой.
  
  — Это тебе сказал Конрад?
  
  — Да.
  
  — И ты поверила ему?
  
  Эллен сделала паузу.
  
  — Да.
  
  — Боже, это… просто не укладывается у меня в голове! Но если те парни, которые пришли к нам сегодня, не знали, что дискета у Конрада, они могли не знать и о том, что компьютер находился у него, когда пришли той ночью к Лэнгли.
  
  — Понятия не имею, — ответила Эллен. — Меня это мало волнует. Какое мне до них дело? Сейчас главное для меня — это поскорее вытащить Дерека из тюрьмы. Я хочу, чтобы его освободили и мы смогли обо всем забыть. Меня не волнует эта чертова книга, мне плевать на Конрада и на все остальное. По крайней мере пока Дерек в тюрьме.
  
  Я медленно подошел к ней и обнял.
  
  — Знаю.
  
  Но не исключено, что Конрад и не имел отношения к тому, что случилось сегодня ночью. Возможно, не был он причастен и к убийству Лэнгли. Но все же авторство книги оставалось под вопросом.
  
  Если роман написал Бретт Стокуэлл, а Конрад хотел украсть его, то либо он ему хорошо заплатил, либо сделал что-то еще. В противном случае, если бы парень остался жив, Чейзу вряд ли сошло бы подобное с рук.
  
  После того как Барри допросил Дрю, он пригласил в гостиную Эллен. Мы с Дрю остались в кухне.
  
  — Итак, — улыбнулся я, стоя у стола. — Ты у нас грабитель банка?
  
  — Хреновый вышел из меня грабитель, — признался Дрю. — Это было мое первое дело. И я провалил его.
  
  — Почему ты пошел на это?
  
  — Мне нужны были деньги. — Он посмотрел на меня так, словно я был идиотом. — Я должен был обеспечивать своего ребенка.
  
  Вспомнилось, как он сказал, что у него больше нет детей. Вместо того чтобы вдаваться в подробности, я спросил:
  
  — Как прошла беседа с детективом Дакуортом?
  
  Он пожал плечами и посмотрел на часы, висевшие на стене кухни. Было уже около полуночи.
  
  — Завтра мы будем работать?
  
  Я устало улыбнулся:
  
  — Давай я заеду за тобой не в восемь, а в девять.
  
  — Хорошо. Если только меня не заберут.
  
  Мне хотелось приободрить Дрю, но я не знал, что ему сказал Барри.
  
  — Ты ведь мог сказать, что это ты убил его, — вдруг произнес он. — Полицейские не раздумывая поверили бы тебе. Но не мне — человеку с судимостью. — Локус нахмурился. — А я уже начал думать, что ты нормальный человек.
  
  Меня поразили эти слова. Вряд ли я мог произвести на Дрю плохое впечатление при первой встрече — по крайней мере не видел для этого причин. И потом, что означало понятие «нормальный человек» с точки зрения Локуса? Некто, готовый заявить, что совершил убийство, хотя на самом деле никого не убивал? Не слишком ли многое брал на себя Дрю, когда просил меня о подобном, даже после того как спас жизнь мне и Эллен? Возможно, что и нет. На самом деле я так бы и сказал, если бы был уверен, что полиция мне поверит. Но подельник Морти все еще оставался на свободе. И каким бы бандитом он ни был, его версия случившегося могла пойти вразрез с моими показаниями. Поэтому разумнее всего было сказать правду. Я только надеялся, что она не навредит Локусу.
  
  Наконец Барри вызвал меня. Оставшись наедине, мы опять стали обсуждать произошедшее, как будто Дакуорт нашел какие-то несоответствия в наших показаниях и хотел докопаться до истины.
  
  Под конец я спросил:
  
  — Вы же не станете предъявлять ему обвинения? Если бы не Дрю, мы с Эллен, наверное, были бы уже мертвы.
  
  Барри отрицательно покачал головой, но вслух сказал лишь:
  
  — Как твоя рука?
  
  На пальцах остались отметины в тех местах, где они были зажаты тисками, но кожа не была даже поцарапана.
  
  — Нормально.
  
  — Тебе чертовски повезло.
  
  — Да, — согласился я. — У меня подкова на заднице.
  
  Мы вместе вернулись в кухню. Эллен и Дрю сидели на веранде и разговаривали. Еще один полицейский в штатском, держа что-то под мышкой, бочком прошел мимо них и заглянул в кухню.
  
  — Детектив. — Он показал Барри пластиковый пакет, в который обычно упаковывали улики. — Мы нашли пистолет.
  
  — «Глок-19», — уточнил Дакуорт. — Девять миллиметров. Лэнгли были убиты из девятимиллиметрового оружия.
  
  Мои брови удивленно полезли наверх.
  
  — Где вы это нашли? — спросил полицейского Барри.
  
  — Около дороги, в траве. Мы пометили место.
  
  — Что случилось? — вмешался я. — Вы говорите, что это пистолет, из которого убили Лэнгли?
  
  Детектив покачал головой:
  
  — Никто этого не говорит. Пока не говорит. Если это то самое оружие, оно всплыло весьма неожиданно. После убийства Лэнгли мы обыскали здесь каждый дюйм. — Он велел полицейскому унести оружие и обратился к Дрю: — Вы говорите, что преследовали второго человека?
  
  — Да, он успел далеко убежать. Я не смог поймать его. Я сильный, но медленно бегаю.
  
  — Вы не заметили ничего странного, когда он садился в машину? Может, преступник что-то выбросил?
  
  Дрю задумался.
  
  — Он прыгнул в машину и закрыл дверь, потом вдруг открыл ее, однако когда я подбежал к нему близко, дал по газам и сорвался с места как сумасшедший.
  
  — Пойдемте, покажете, где стояла машина, — предложил Барри.
  
  Мы вместе вышли из дома. Дакуорт, Дрю и полицейский, который принес пистолет, шли впереди, мы с Эллен следовали за ними.
  
  — Так, — сориентировался Локус. — Было темно, как и сейчас, но машина стояла вот здесь, в нескольких метрах от шоссе.
  
  Барри кивнул. Полицейский достал фонарь и посветил вперед. Дрю указал на шоссе:
  
  — Мне пришлось оставить свой автомобиль там, потому что я не мог ее объехать.
  
  Я, прищурившись, посмотрел в темноту, куда указывал Дрю, и увидел машину, похожую на старый «форд-таурус» или «меркьюри».
  
  Локус остановился:
  
  — Кажется, это было где-то здесь.
  
  — А машина! — уточнил Барри. — Она стояла на дороге?
  
  — Верно.
  
  — Значит, когда приятель убитого парня садился в нее, он оказался вот здесь, с правой стороны от дороги? — Полицейский посветил фонариком на тот участок.
  
  — Ага, — кивнул здоровяк. Фонарь выхватил маленький флажок, которым, как я догадался, было помечено место, где нашли пистолет. — Что это? — спросил Дрю.
  
  — Там наш друг выбросил пистолет, — сплюнул Барри. — Вот сукин сын.
  Глава двадцать девятая
  
  Полицейские закончили работу только под утро. Время для звонков было не самым подходящим, но когда Эллен предложила связаться с Натали Бондурант, рассказать ей о случившемся и о том, как последние события могут повлиять на дальнейшую судьбу Дерека, я согласился.
  
  Если Натали и рассердилась за то, что ее подняли с постели в столь ранний час, то не подала виду.
  
  — Я постараюсь узнать, какой версии будет придерживаться следствие теперь, когда они нашли пистолет, — пообещала она. — И как можно быстрее.
  
  Несмотря на пережитое потрясение, мы спали хорошо, что было для нас полной неожиданностью. Наверное, впервые после ареста Дерека у нас появилась надежда.
  
  — У меня большие надежды на сегодняшний день, — призналась утром Эллен. — Хочу увидеться с Натали, и, возможно, удастся встретиться с Дереком.
  
  Я обрадовался, когда увидел Дрю на обочине дороги около дома его матери. Барри не изменил своего решения, и Локуса не арестовали.
  
  — Привет, — поздоровался я, когда он сел в мой пикап.
  
  — Доброе утро.
  
  — Как ты?
  
  — Устал. Помнишь того детектива? Когда я сел в машину, чтобы ехать домой, он задержал меня и опять стал задавать вопросы. Причем раза два спрашивал одно и то же.
  
  — Все прошло нормально?
  
  — Наверное, он в конце концов понял, что мы сказали правду.
  
  — А в остальном у тебя все хорошо?
  
  Глупый вопрос. Прошлым вечером он убил человека. И пусть спасал жизнь другим людям, такой поступок нелегко пережить. По крайней мере меня еще долго мучили бы воспоминания.
  
  — Я все думал, приедешь ты сегодня или нет, — сказал вдруг Дрю.
  
  — Почему?
  
  — Из-за моей судимости, — ответил он. — Потому что вы узнали, что я был в тюрьме.
  
  — После того что ты сделал прошлой ночью для меня и Эллен, я был бы последним засранцем, если бы бросил тебя.
  
  Он кивнул и посмотрел вперед через лобовое стекло.
  
  — А как у вас дела? — спросил он. — Все нормально?
  
  — Да. — Я понимал, что мне стоит поговорить с компаньоном, поддержать его. Я чувствовал, как ему грустно. — Непросто выйти из тюрьмы и все начать сначала.
  
  Локус кивнул:
  
  — Это все равно что заново родиться. Тебя выбрасывают в мир, к жизни в котором ты совсем не готов. Ни работы, ни денег, ни места, куда можно вернуться.
  
  — По крайней мере у тебя есть мать.
  
  Здоровяк снова кивнул:
  
  — Да, и я встретил старого приятеля. Парня по имени Лайл. Он одолжил мне старую машину. Без машины мне было бы совсем тяжело. Я приезжал на ней вчера вечером к вам.
  
  — Вчера ты говорил, что у тебя был ребенок. Что тебе нужны были деньги.
  
  — Да.
  
  — Но теперь ты его потерял? Это из-за того, что сел в тюрьму?
  
  — Нет. Ребенок умер.
  
  «Что ты сказал? Какой кошмар!» — эти слова первыми пришли мне в голову, но я сдержался.
  
  — Даже представить себе не могу, каково это — потерять ребенка. Когда это случилось?
  
  — Недавно. Вскоре после того, как ей исполнилось восемнадцать. Я никогда не смогу этого забыть.
  
  — А как же ее мать?
  
  Дрю покачал головой:
  
  — Понятия не имею, где она и что с ней. Подсела на иглу и давно пропала.
  
  — А кто же присматривал за твоей дочерью, пока ты был в тюрьме? Твоя мать?
  
  Он внимательно посмотрел на меня:
  
  — Да. Моя мать. Поэтому теперь, когда она постарела, я чувствую, что должен помогать ей.
  
  — Конечно, — согласился я. Потом подождал немного и спросил: — Как это случилось?
  
  — Что?
  
  — С твоей дочерью?
  
  Локус молча провел языком по внутренней стороне щеки. Потом заговорил:
  
  — Она была больна. И не смогла вовремя получить помощь, хотя так нуждалась в ней.
  
  — Врачи, — догадался я. — Они что-то упустили из виду?
  
  Дрю лишь пожал плечами. Было видно, что он не хочет говорить об этом. Я подумал, что воспоминания о случившемся причиняют ему сильную боль и мои вопросы затрагивают слишком личные моменты его жизни.
  
  — Прости. — Я прекратил расспросы.
  
  Первый дом, около которого мы остановились в тот день, принадлежал Уолтеру Бюргессу — бывшему учителю Бретта Стокуэлла. Я был здесь в первый раз после того, как он попросил меня заняться участком.
  
  Уолтер вышел поприветствовать меня, в то время как его компаньон Трей Уотсон наблюдал за нами через дверь.
  
  — Здравствуйте. Может, вам что-то нужно, пока вы не приступили к работе?
  
  — Нет. Если только у вас есть какие-нибудь пожелания.
  
  — Вы там будьте поаккуратнее с томатами, которые растут позади дома. Трей не переживет, если с ними что-то случится.
  
  — Не волнуйтесь.
  
  Он откашлялся, словно собирался сказать нечто важное.
  
  — В вашей семье произошло много событий, с тех пор как вы в прошлый раз приезжали к нам.
  
  — Да, — подтвердил я. Разумеется, всем была известна история с Дереком. Вчерашнее происшествие в нашем доме пока еще не стало достоянием общественности.
  
  — Мне жаль, что у вас возникли такие проблемы. Когда вы были у нас в прошлый раз, спрашивали о Бретте. Сказали, что он написал роман, который сохранился в его старом компьютере.
  
  — Верно.
  
  — А вы его весь прочитали?
  
  — Нет.
  
  — И это все, что имелось на компьютере Бретта?
  
  — Я не знаю точно. А почему вы спрашиваете?
  
  Он покачал головой, как будто это было не важно.
  
  — Просто Трею стало любопытно. Вот я и решил спросить. Ничего особенного.
  
  У меня вдруг возникли подозрения на его счет. Я вспомнил, как Дерек впервые рассказал о том, что заметил исчезновение компьютера из комнаты Адама, и о том, что в том компьютере было. Сын сказал, будто они нашли там еще письма какому-то школьному учителю.
  
  — Письма, — вспомнил вдруг я.
  
  — Что, простите? — спросил Бюргесс.
  
  — В компьютере были письма. К учителю. Я вспомнил, Дерек говорил мне.
  
  Уолтер вздохнул.
  
  — Они были адресованы мне? Что там было?
  
  — Не знаю. Думаете, это письма вам?
  
  Он нервно облизнул губы.
  
  — Возможно. Стокуэлл писал мне тогда несколько раз. Эти письма… понимаете, юноша был немного увлечен мной. Если вам это, конечно, интересно. — Он покачал головой, словно пытаясь избавиться от воспоминаний. — Уверен, что теперь это не имеет значения. Трей переживает из-за этих вещей. Но это бессмысленно. У меня больше нет работы, которую я мог бы потерять. — Хозяин снова облизнул губы. — Если вы их найдете, скажете мне?
  
  — Обещаю, что не стану их читать.
  
  Он поблагодарил меня и вернулся в дом. Я подошел к Дрю, предупредил о грядках с томатами, потом сел на трактор и стал косить траву во дворе, а Локус обрабатывал более узкие участки газонокосилкой.
  
  Когда мы закончили и начали собираться, я думал, что Уолтер Бюргесс выйдет из дому, хотя бы для того чтобы просто сказать, что доволен работой, но дверь так и не открылась. Мы с Локусом сели в пикап.
  
  — Между ними что-то есть? — спросил Дрю, когда мы отъехали.
  
  — Ты о чем?
  
  — Ну, мне показалось, что у них роман. Хотя, если честно, я не имею ничего против подобных вещей.
  
  — Да.
  
  — Сегодня они крупно повздорили.
  
  — Продолжай.
  
  — Я ненадолго отключил газонокосилку, чтобы немного передохнуть, а потом продолжить. Ты был далеко на тракторе — кажется, на заднем дворе. Шум от него был не очень громким, и я услышал, как двое мужчин разговаривали на повышенных тонах. И похоже, у них назревала ссора.
  
  — Правда? — спросил я, включая на полную мощь кондиционер. — А о чем они спорили?
  
  — Сначала была обычная ругань. Один — не тот, который выходил поздороваться с нами, — говорил о грядках с томатами: боялся, что мы повредим их, — но потом они сменили тему разговора. Тот, который переживал за свои томаты, сказал: «Может, тебе приятнее с другими мальчиками, а не со мной?» И добавил что-то вроде: «Никогда не знаешь, как все обернется. Иногда старые проблемы возвращаются и больно кусают тебя за зад!»
  
  — Так прямо и сказал?
  
  — Ага.
  
  — А что ему ответил Уолтер — человек, выходивший к нам?
  
  — Он сказал, что тот слишком близко все принимает к сердцу, а потом предложил пойти и трахнуть самого себя.
  
  Я еще немного подкрутил кондиционер.
  
  — У каждого из нас свое дерьмо на тарелке.
  
  — Да, — согласился Дрю. — Это точно.
  
  Мы ехали на второй участок, когда зазвонил мой сотовый. Я не ожидал, что у Эллен так рано появятся новости, но в нашей ситуации ничего нельзя было знать наверняка. Я открыл крышку телефона и ответил, даже не посмотрев на номер звонившего:
  
  — Алло?
  
  — У тебя опять что-то с Лэнсом? — спросил мужской голос. Прошло некоторое время, прежде чем я понял, что на другом конце провода мэр.
  
  — Ты о чем, Рэнди?
  
  — Я думаю, вам пора завязать с этой дурью! — крикнул Финли. — Вчера он опоздал на работу, после того как ты приложил его лейкой по лицу, и сказал, что не сможет возить меня. А вечером, когда должен был отвезти меня на благотворительную акцию в эту чертову больницу, вовсе не появился. И сегодня утром я его тоже не видел.
  
  — Почему ты звонишь мне, Рэнди? Предлагаешь бросить работу и заменить Гэррика? Я мог бы заехать за тобой и подбросить куда нужно, но назад тебе придется добираться на моем тракторе.
  
  — Опять твои шуточки, — фыркнул он. — Я просто хотел спросить, не знаешь ли ты, где он. Звонил ему домой и на сотовый, обзвонил некоторых его знакомых. Но никто не видел Гэррика.
  
  — А почему ты думаешь, что я могу знать, где он?
  
  — Хотел узнать, не было ли у тебя с ним еще одной стычки. Если ты опять надрал ему задницу, так и скажи, и я перестану его искать.
  
  — Я этого не делал, Рэнди.
  
  — Значит, ты его не видел? С тех пор как нанес ему вчера визит?
  
  — Точно. — Если только он не был вчера с Морти. Но я еще вчера понял, что второй бандит не Лэнс, и с тех пор не изменил своего мнения. В противном случае ничего не сходилось. Если бы темноволосый действительно был Гэрриком, неужели он отказал бы себе в удовольствии рассчитаться со мной? Особенно когда я был привязан к стулу и не мог дать сдачи? Лэнс не удержался бы в подобной ситуации, как, впрочем, и я, если бы мы вдруг поменялись ролями.
  
  — Это не похоже на Лэнса, — продолжал мэр Финли. — Конечно, он подлец, но ответственный подлец.
  
  — Я бы с радостью помог тебе, Рэнди, но у меня сегодня много работы.
  
  — Ты где?
  
  — В смысле?
  
  — Твой пикап. Где он сейчас?
  
  — На севере города. В Бетуне.
  
  — Черт, это же недалеко от дома Лэнса. Поезжай к нему и посмотри, нет ли его там.
  
  — Рэнди, ты шутишь?
  
  — Ты ведь знаешь, где он живет?
  
  Я знал. Когда мы оба работали у Финли, я иногда подбирал его и подвозил до дома на машине мэра.
  
  — Забудь об этом, Рэнди. Пошли какого-нибудь мальчика на побегушках.
  
  — Послушай меня, Каттер. Вчера ты ворвался в ратушу и напал на сотрудника мэрии. И, насколько мне известно, полицию никто не вызывал. Ни я, ни даже Лэнс. Так что ты у меня в долгу. Кроме того, если этот тупой болван подвел меня вчера вечером из-за того, что получил по твоей вине сотрясение мозга, тогда…
  
  — Хорошо, — уступил я. — Так и быть, съезжу к нему. Но если он окажется дома и попытается выбить мне мозги, я буду очень зол на тебя.
  
  — Спасибо. Позвони мне потом. — Мэр повесил трубку. Прошло два года с тех пор, как я перестал возить Финли, но за последнюю неделю общался с ним больше, чем за все время работы у него.
  
  — Что мы делаем? — спросил Дрю.
  
  — Надо заехать кое-куда, — пояснил я.
  
  Свернул с Бетуна на Рейвен, поднялся в гору и повернул налево. Гэррик жил на втором этаже дома на две квартиры с лестницей снаружи. Я припарковал пикап у тротуара и заметил на дорожке у дома «мустанг» Лэнса.
  
  — Слушай, — спросил я Дрю, — а тот подонок вчера уехал не на этой машине?
  
  Вопрос, казалось, застал Дрю врасплох. Он помолчал немного, а потом сказал:
  
  — Нет. Не похоже. Я уже сказал полицейским. Там был «бьюик», четырехдверный.
  
  Совсем забыл.
  
  — Точно. Подожди меня. Я скоро.
  
  Я вышел из машины, поднялся по лестнице и постучал в дверь. Но никто не открыл.
  
  Попытался заглянуть через окошко двери внутрь, однако шторы на нем были задернуты. Тогда я снова постучал, потом заметил кнопку звонка и нажал. И опять тишина.
  
  Спустившись, достал телефон и позвонил Рэнди.
  
  — Машина у дома, но никто не открывает.
  
  — А ты не пытался войти? — спросил он.
  
  — Нет, не пытался. Я не собираюсь вламываться в чужую квартиру. Лэнсу это не понравится. С какой стати мне заходить туда без приглашения? Может, Гэррик ждет меня с ружьем наготове.
  
  — Господи, Каттер, что ты придумываешь?
  
  — Рэнди, ты хоть представляешь, как я провел последние двадцать четыре часа?
  
  — Нет. Что-то случилось?
  
  Я только покачал головой.
  
  — Когда-нибудь расскажу. После того как ты провалишься на выборах в конгресс, у тебя будет много свободного времени. Тогда…
  
  — Простите. — Ко мне подошел маленький китаец в цветастой рубашке и шортах.
  
  — Что?
  
  — Вы только что были наверху? — Он показал на квартиру Лэнса.
  
  — Да. То есть нет. Я постучал, но никто не открыл.
  
  — У меня с потолка что-то течет, — объяснил маленький человек. — Я живу внизу. Что-то протекает из верхней квартиры.
  
  Сказав Рэнди в трубку: «Подожди», я обратился к китайцу:
  
  — Покажите мне.
  
  Он отвел меня в квартиру, находившуюся под жилищем Лэнса, и показал на потолок. Прямо надо мной расползался темный круг диаметром примерно четыре дюйма.
  
  — Вчера его еще не было, — пояснил мужчина.
  
  — У вас есть стул, на который я мог бы встать?
  
  Хозяин принес с кухни табуретку и поставил под пятном.
  
  — Что бы это ни было, соседу придется платить за ремонт. Я уже позвонил ему и оставил сообщение, а тут как раз появились вы. Я не хочу, чтобы у меня был такой потолок. Он выглядит просто ужасно.
  
  — Вы не слышали, наверху не происходило ничего странного? — спросил я, взбираясь на табурет.
  
  — Вчера вечером меня не было дома, — ответил китаец улыбаясь. — Я танцевал. Насмотрелся разных телешоу и решил, что хочу научиться танцевать.
  
  — Отлично. — Я коснулся пятна кончиком указательного пальца. Поднеся палец поближе к глазам, потер его о другой палец, чтобы почувствовать текстуру.
  
  — Что это? — спросил мужчина. — Масло?
  
  — Нет. Это не масло. — Я поднес телефон к уху: — Рэнди? Ты еще на связи?
  
  — Да. А ты, вижу, совсем про меня забыл?
  
  — Рэнди, вызови сюда полицию. И возможно, тебе придется подыскать себе другого водителя.
  Глава тридцатая
  
  Смерть наступила не от удара лейкой.
  
  — Его уложили одним выстрелом, — объяснил Барри. — Прямо в сердце.
  
  — Вашу мать, — выругался мэр.
  
  Финли и Дакуорт смотрели на Лэнса, лежавшего на полу лицом вниз, одетого в одни трусы и футболку. Я внимательно посмотрел на его руки. Никаких татуировок. Кровь, вытекшая из раны, просочилась через половицы на потолок нижней квартиры.
  
  Я ждал около двери. Мне уже приходилось видеть мертвые тела, и труп Лэнса был не таким уж шокирующим зрелищем.
  
  Барри велел полицейским в штатском опросить соседей. Возможно, сосед снизу ничего и не слышал, но кто-то еще мог заметить нечто подозрительное.
  
  — Если они слышали выстрел, — спросил я, — то почему не вызвали полицию?
  
  Барри устало посмотрел на меня:
  
  — Никто не станет звонить в полицию, если услышит один выстрел. Люди просто думают: «Что это такое?» Прислушиваются, ожидая второго выстрела, а когда ничего не случается, думают, что это машина или еще что-нибудь подобное, и продолжают смотреть телевизор.
  
  Никогда не перестану удивляться, в каком мире мы живем.
  
  — Ты не знаешь, кто мог это сделать? — спросил Дакуорт.
  
  — Понятия не имею. Но это случилось вскоре после того, как мы с ним крупно повздорили. На этой неделе у нас с Лэнсом было несколько столкновений. Одно из них произошло в здании городской ратуши.
  
  — Это правда? — спросил Барри.
  
  — Да.
  
  — Что-то в последнее время каждое убийство так или иначе оказывается связанным с тобой. Ты не находишь это странным?
  
  — Немного.
  
  — Подождешь меня, ладно?
  
  — Хорошо. Буду у себя в машине.
  
  Когда я только понял, что с потолка стекала кровь, сразу же сообщил Дрю, что нам придется задержаться. Спустившись вниз, я увидел помощника, стоявшего у пикапа.
  
  — Что случилось? — спросил он.
  
  Я рассказал.
  
  — Мне кажется, что ты попал в полосу невезения. — В голосе Локуса не было ни намека на иронию.
  
  К нам подошел мэр и сразу же обратился ко мне, не удостоив Дрю даже кивком. Отличные манеры.
  
  — Можно тебя на минуточку?
  
  Мы отошли в сторону.
  
  — Совсем плохи дела.
  
  — Да, — согласился я. — Думаю, кому-то Лэнс очень не нравился.
  
  — Черт, Каттер. Если бы убивали всех засранцев на Земле, нас с тобой давно не было бы в живых.
  
  Я согласился только с половиной его высказывания.
  
  — Барри рассказал мне вкратце, что случилось у тебя прошлым вечером, — сообщил он. — С Эллен все в порядке? — Тревога в его голосе казалась почти искренней.
  
  — Да.
  
  — Думаешь, те люди хотели убить вас?
  
  — Не исключаю такой вариант.
  
  — К тому же твой сын все еще в тюрьме. Как говорится, беда не приходит одна, верно?
  
  — Рэнди, о чем ты хотел со мной поговорить?
  
  — Мне нужен шофер, — прямо заявил он.
  
  — На городской бирже труда можно подыскать подходящую кандидатуру; тебя же возил кто-то, когда у Лэнса были выходные. Возьми кого-нибудь из них.
  
  — Я хочу, чтобы ты снова поработал на меня, — не унимался он.
  
  — Не понимаю, — удивился я. — Ты знаешь, что я тебя не уважаю. К тому же разбил тебе нос.
  
  — Мне тогда досталось поделом. Я получил хорошую встряску и смог преодолеть черную полосу жизни.
  
  Вся жизнь Рэндалла была черной полосой.
  
  — Знаешь, что мне в тебе нравится? — заявил Финли. — Ты упрямый и не выносишь всякую дрянь. Мне нужен не просто водитель, а нечто большее. Ты помогаешь мне держать себя в руках. Если бы на прошлой неделе ты был со мной, я не пошел бы в дом для матерей-одиночек и не выставил себя круглым дураком. Ты затащил бы меня в машину прежде, чем я натворил дел. Лэнс плохо справлялся с такими вещами. Он просто лизал мне задницу и делал все, что я ему говорил. Он не знал, как удержать меня, чтобы я не переступил черту.
  
  — У меня тоже бывали промахи, — напомнил я. — Как тем вечером, с девушкой. Помнишь эту безобразную сцену, Рэнди? Она была еще ребенком.
  
  — Вот видишь, какой прекрасный пример. Это же Гэррик все подстроил. Думаю, он сам хотел ее трахнуть. Ты никогда не впутал бы меня в такую историю. У тебя есть эти, как там говорят? Моральные принципы. Лэнс потакал моим слабостям, а ты знал, как держать их в узде.
  
  — Значит, тебе нужна нянька, а не водитель.
  
  Рэнди улыбнулся:
  
  — Можешь думать так, если это делает тебя счастливее.
  
  — Надеюсь, у той девочки все сложилось хорошо.
  
  — У кого? — спросил мэр.
  
  Я вздохнул:
  
  — У той, которую ты ударил ногой по лицу, когда она укусила тебя за член.
  
  — Брось, Каттер, — отмахнулся от меня Финли, — той ночью я усвоил ценный урок и перестал иметь дело со шлюхами. Понимаешь, о чем я? Ты преподал мне этот урок. Я злился на тебя за нос, и не только за это, но ты заставил меня осознать ошибки, совершенные в жизни. Я тебе благодарен.
  
  Мне стоило немалых трудов сдержать себя и не рассмеяться.
  
  — Да, Рэнди, ты работаешь на своем месте. В умении вешать лапшу на уши тебе нет равных.
  
  Он усмехнулся:
  
  — Ты мне нравишься, Каттер, хоть и ненавидишь меня. Буду платить тебе вдвое больше, чем прежде. Совет это не одобрит, но я найду деньги. Тебе никогда не заработать столько денег своей газонокосилкой.
  
  Я задумался. Мне не было известно, как долго еще у Дерека будут проблемы с законом. И даже если вскоре его выпустят, услуги Натали Бондурант влетят нам в копейку. Стрижка газонов — хорошая работа, но оплачивалась она, разумеется, не так высоко, как моя предыдущая должность.
  
  — Позвоню тебе, — пообещал я.
  
  Рэнди одарил меня широкой улыбкой и постучал кулаком по плечу:
  
  — Мы еще поговорим.
  
  — Да. Тебе нужно время, чтобы как следует оплакать Гэррика.
  
  Он снова толкнул меня в плечо:
  
  — Какой же ты подлец!
  
  Я старался не думать о Лэнсе и о том, почему его убили, но мысли все время возвращались к этой теме. И никак не получалось найти связь между ним, убийством Лэнгли и пропавшим компьютером.
  
  Когда Барри спустился с лестницы, чтобы побеседовать со мной, от напряжения у меня заболела голова. Мы отошли подальше от Дрю, чтобы поговорить с глазу на глаз.
  
  — Что вы делаете с тем парнем? — спросил Дакуорт, кивая в сторону моего нового сотрудника.
  
  — Он оказался в нужном месте в нужное время и не один раз. Ты не веришь в совпадения? Я раньше считал это ерундой, но в последнее время изменил мнение. Попал в переплет прямо перед домом его матери, он помог мне, я узнал, что он ищет работу, и пригласил к себе.
  
  — Локус грабил банк, — напомнил Барри.
  
  — Я в курсе. Но не собираюсь использовать его услуги, чтобы подделывать налоговую декларацию или пополнить счет в банке.
  
  Детектив пожал плечами:
  
  — Твое дело. — Он откашлялся, давая понять, что собирается сменить тему. — Расскажи о вашей маленькой стычке с Лэнсом.
  
  — Некоторое время назад мэр предложил мне прокатиться с ним, а когда мы вернулись, Гэррик перегнул палку и я дал ему локтем под дых. Пару дней спустя он отомстил мне. Спрятался за моим прицепом, а когда я возвращался домой, исподтишка напал на меня, избил и оставил валяться на мостовой. А потом я отдал ему должок, пока он читал газету в буфете.
  
  — И что, вы никак не могли успокоиться?
  
  — Нет.
  
  — Одна из соседок сказала, что слышала кое-что вчера. Примерно около шести вечера. Собиралась посмотреть новости и вдруг услышала выстрел. Женщина подождала, но выстрел не повторился, и она решила, что ничего страшного не произошло.
  
  — Как ты и говорил, — заметил я.
  
  — Надеюсь, ты можешь вспомнить, где был в это время? — спросил Барри.
  
  — У меня есть свидетель, который подтвердит, где я был в тот момент.
  
  — Надеюсь, не тот мертвец, которого нашли в твоем гараже?
  
  — Нет, он пришел позже. Один из твоих полицейских. Тот, что дежурил у дома. Он как раз уезжал, и мы с ним перекинулись парой слов.
  
  Барри кивнул:
  
  — Понятно. — Я думал, что он закончил, но Дакуорт вдруг продолжил: — Та леди, которая слушала новости… все-таки она поступила не так, как большинство людей на ее месте. Встала, подошла к двери и высунула голову, желая убедиться, что все в порядке.
  
  — Но не услышала второго выстрела и вернулась в квартиру.
  
  — Да, верно. Но ей показалось, что она услышала мужской голос. Убийца сказал одно слово.
  
  Я ждал.
  
  — Соседка услышала, как кто-то сказал: «Позор!»
  
  До меня не сразу дошел смысл услышанного. Прошло несколько секунд прежде, чем я вспомнил, что мне говорила Натали Бондурант после свидания с нашим сыном.
  
  — Дерек, — буркнул я. — Он слышал то же самое в доме Лэнгли.
  
  — Знаю, — кивнул детектив.
  
  Я пригладил волосы на голове.
  
  — Барри, в последнее время столько всего произошло, что это не укладывается у меня в голове.
  
  — У меня то же самое.
  
  Потом Дакуорт сказал, что я могу ехать, и пошел прочь, но вдруг остановился и обернулся:
  
  — Возможно, сегодня вы услышите хорошие новости о вашем сыне.
  
  Я открыл рот, чтобы спросить его, но Барри жестом велел мне замолчать.
  
  — Больше мне пока нечего сказать тебе.
  
  — Тогда я спрошу тебя еще кое о чем. — Я подошел. — У вас ведь был отчет о самоубийстве Бретта Стокуэлла, который спрыгнул с водопада Промис-Фоллс?
  
  — Десять лет назад?
  
  — Да.
  
  — Думаю, был.
  
  — Я хотел бы почитать его.
  
  Барри внимательно посмотрел на меня:
  
  — Попробую что-нибудь сделать.
  Глава тридцать первая
  
  Несмотря на неожиданную задержку, нам все же удалось привести в порядок еще один двор до обеда. Дрю с головой ушел в работу. Я не мог избавиться от мысли, что если бы он грабил банки так же старательно, как подстригал траву, сейчас был бы, наверное, миллиардером. Я собирался позвонить Эллен и рассказать о Лэнсе, но решил не отвлекать ее. Ей предстояла встреча с Натали Бондурант, вместе с которой они должны были постараться вытащить нашего сына из тюрьмы.
  
  На обед мы вновь поехали к реке, на то место у водопада, и даже сели за тот же самый столик.
  
  — Так это был мэр? — спросил Дрю, сделав глоток из бутылки с водой. — Финли.
  
  — Ага.
  
  — Ты работал на него?
  
  — Когда-то. По правде говоря, я не особенно горжусь этим периодом в моей жизни, но все мы совершаем иногда необдуманные поступки. Дело в том… — Я почувствовал, как слова застряли в глотке. — Понимаешь, он хочет, чтобы я опять работал на него. Он остался без шофера. А мне очень нужны деньги.
  
  — Значит… — Дрю посмотрел на меня. Локус работал у меня только второй день, и обстоятельства складывались так, что в ближайшее время он мог остаться без места. И это после того, как спас жизнь боссу и его жене.
  
  — Знаешь, я пока еще ничего не решил.
  
  Дрю откусил сандвич.
  
  — Все в порядке. Какое бы решение ты не принял.
  
  — Эллен очень удивится, если я приму его предложение. Если и вернусь на работу к Финли, то лишь временно. Пока он не найдет замену Лэнсу.
  
  — Так Лэнс был его шофером?
  
  — Да. Он давно работал в администрации мэра, занимался разными делами, пока я не ушел.
  
  — А почему ты ушел?
  
  Я глубоко вздохнул.
  
  — Много было причин. Но решающим моментом стала одна ночь, когда чаша моего терпения переполнилась.
  
  — Ты о чем?
  
  — Скажем так, брак никогда не был священным институтом для этого человека, и если ему хотелось заводить интрижки за спиной жены, то меня это мало волновало. Я не одобрял его поведение, но я не полиция нравов, чтобы вмешиваться. Но, Господи, когда речь заходит о ребенке…
  
  — О ребенке? — перебил меня Дрю.
  
  — Ну да. Уличная девчонка. Я проверял ее удостоверение личности. Даже если Финли и не знал, что она несовершеннолетняя, то его это не оправдывало. Послушай, — я вспомнил, что должен хранить в тайне позорный эпизод в жизни моего бывшего босса, — не нужно было мне затевать этот разговор. Это дело прошлое. Может, сейчас он уже и не такой засранец, как тогда.
  
  — Значит, ты просто ушел? — спросил Дрю.
  
  — Но сначала разбил ему нос. Или что-то вроде того.
  
  — Та девочка была проституткой?
  
  Я кивнул.
  
  — Я дал ей номер моего телефона и записал свою фамилию, чтобы она могла обратиться ко мне, если ей понадобится помощь. Но она так и не сделала этого.
  
  — Но ты же знал, кто она, — заметил Дрю. — Видел ее удостоверение личности.
  
  — Да.
  
  — И не попытался найти ее, помочь вернуться на нормальный путь?
  
  — Нет, — признался я. — Этого я не сделал.
  
  Дрю сверлил меня взглядом.
  
  — Но я помню ее имя. Шерри Андервуд.
  
  — И ты собираешься снова работать на этого человека? — спросил Дрю. — На такого человека?
  
  — Некоторые люди меняются со временем, — буркнул я, хотя в глубине души не верил в духовное перерождение Рэндалла Финли. Возможно, он просто стал более осторожным. — Ты ведь изменился, не так ли? Ты пытался ограбить банк. Стал бы теперь это делать?
  
  Локус на мгновение задумался.
  
  — Все может быть, — наконец ответил он.
  
  На самом деле я думал, что если и стану снова работать на Рэнди, то лишь ради сына, чтобы расплатиться с адвокатом. Я готов был возить самого дьявола, лишь бы помочь мальчику.
  
  Работа подходила к концу. Стояла жара, мы вспотели и были перепачканы песком. Внезапно зазвонил мой мобильный телефон.
  
  — Что-то случилось, — сообщила Эллен. — Мне только что позвонила Натали и сказала, что мы должны встретиться с ней в суде. Поезжай туда как можно скорее.
  
  Я подбросил Дрю до дома его матери, а потом поехал назад. Оставшуюся часть дня он вел себя очень тихо, по крайней мере когда в руках у него не было газонокосилки. Оказавшись в центре, мне пришлось объехать три квартала, прежде чем нашел место, где можно было припарковать машину с прицепом.
  
  Выглядел я неважно, но времени заезжать домой и принимать душ у меня не было. Судя по тону, которым говорила жена, дело было срочное. Я встретил их с Натали Бондурант у входа в здание суда. Эллен бросила на меня беглый взгляд и улыбнулась:
  
  — У тебя ветка застряла в волосах. — Жена протянула руку и вытащила обрезок.
  
  Мне понравилась ее улыбка.
  
  — Власти сняли все обвинения, — сообщила Натали. — И освобождают Дерека.
  
  — О Господи! — воскликнул я и обнял Эллен.
  
  Мы стояли, прижавшись друг к другу, а Бондурант продолжила:
  
  — Версия обвинения распалась. Возможно, у них было достаточно материала, чтобы передать его в суд, но они понимали, что никогда не выиграют. Решающую точку поставил пистолет.
  
  — Пистолет? — спросил я.
  
  — Да. Тот, который нашли у вас во дворе прошлой ночью. Провели баллистическую экспертизу и установили, что из этого оружия были убиты Лэнгли.
  
  — Боже! — Я опять обнял Эллен. — Значит, эти двое — Морти и второй, не знаю, как его зовут, — убили Альберта, Адама и Донну?
  
  — Это пока что не доказано. Но у них был именно тот пистолет. Трудно строить обвинения против вашего сына, когда подсудимый сидит в тюрьме, а оружие, которым он якобы совершил преступление, оказалось в руках у тех людей. Не скажу, что такого не может быть, но в полиции поняли, что у них ничего не сходится.
  
  Жена схватила меня за руку.
  
  Натали продолжала:
  
  — Кроме того, это означает, что напавшие на вас люди связаны еще с двумя убийствами, совершенными в Промис-Фоллс ранее. Эти ребята разошлись не на шутку.
  
  — А Лэнс Гэррик? — спросил я.
  
  — Гэррик? — переспросила Эллен.
  
  — Он мертв. Его нашли сегодня утром. Застрелен.
  
  Жена побледнела.
  
  — Боже, я и не знала об этом.
  
  — Соседка слышала выстрел, а потом кто-то произнес вслух одно слово: «Позор». То же самое слышал Дерек, когда прятался в подвале дома Лэнгли. Думаю, когда они вытащат пулю из тела Лэнса, окажется, что она была выпущена из того же оружия.
  
  — Но зачем? — спросила Эллен. — Какая здесь связь?
  
  — Не знаю, — ответил я. — Но теперь меня это не особенно интересует.
  
  — Один из них, — напомнила Эллен, — темноволосый, по-прежнему на свободе.
  
  Натали кивнула:
  
  — Возможно, когда полиция найдет его, они найдут ответы на все вопросы.
  
  — А что с Дереком? — спросил я. — Когда мы сможем его увидеть?
  
  — Сейчас его приведут сюда, — сообщила Натали.
  
  И в этот момент, как по сигналу, появился наш сын. Его вел сотрудник суда, наш мальчишка был одет в ту же одежду, что и во время нашего прошлого визита к нему. Увидев нас, парень даже побежал. Эллен опередила меня и первой заключила Дерека в объятия. Я обнял их обоих. Мы все плакали и прижимались друг к другу, как будто не виделись уже лет сто.
  
  Мы предложили Дереку поужинать вместе в «Престоне» — лучшем стейк-хаусе в Промис-Фоллс. Но сын хотел поскорее попасть домой. И я был даже рад этому, поскольку мне не терпелось принять душ. По возвращении домой выяснилось, что наши желания совпадали. Парень долго находился в душе, и к тому времени, когда я наконец попал туда, горячая вода закончилась.
  
  Но я не жаловался. Вряд ли на свете достаточно горячей воды, чтобы за один раз смыть все воспоминания о тюрьме.
  
  Мы заказали на дом две большие пиццы и весь вечер просидели на кухне. Говорили, смеялись, плакали. Казалось, впервые мы почувствовали, какой крепкой и сплоченной была наша семья. Я ощущал себя так, словно заново родился, нас всех вернули к жизни.
  
  — Теперь все будет иначе, — пообещал я Дереку.
  
  — Знаю, — буркнул он. — Больше я не буду влипать в дурацкие истории.
  
  — Я не об этом. Мы больше не будем ничего друг от друга скрывать.
  
  — Хорошо, — согласился он. — Я обещаю.
  
  — Если у тебя проблемы, ты должен прийти ко мне или к матери. Сразу же. Как только что-то случилось. И больше никаких секретов. — Я посмотрел на Эллен: — Правда?
  
  Жена подмигнула мне.
  
  — Да, правильно. Больше никаких секретов.
  
  В дверь постучал полицейский. Сообщил, что детектив Дакуорт попросил его проезжать мимо нашего дома каждые полчаса. Приятель Морти все еще разгуливал на свободе и мог вернуться.
  
  Я предложил ему пиццы.
  
  — С анчоусами? — спросил полицейский.
  
  — Нет.
  
  — Хорошо.
  
  Вернувшись на кухню и отрезав кусок пиццы, я сказал жене и сыну:
  
  — Рэнди попросил меня снова поработать на него.
  
  — Что? — спросила Эллен. — Рэнди?
  
  — Да, — поморщился я. — Ответа он пока не получил.
  
  — Мне казалось, что ты ненавидишь его, — заметил Дерек.
  
  — Ну, я точно не возглавляю его фан-клуб. Но мы сможем немного подзаработать. Это продлится недолго. Как только мы расплатимся с адвокатом, я скажу Рэнди, чтобы он нашел кого-то еще. Думаю, на все уйдет месяц или два.
  
  — А как же твой бизнес? — спросил Дерек. — Собираешься бросить его? А моя работа? Мне придется искать себе еще что-то до конца лета.
  
  — Я вот о чем подумал. Ты будешь вести наш бизнес. Знаешь, что делать, знаком со всеми клиентами; кстати, у нас появился еще один. Зато тебе больше не придется работать во дворе у Путманов. Они отказались от наших услуг.
  
  — Почему? — спросил Дерек.
  
  — Не волнуйся об этом. Главное, чтобы ты был в курсе происходящего.
  
  — Я не справлюсь один. Там слишком много дел.
  
  — Знаю. Дрю будет помогать. Вдвоем у вас все получится.
  
  — Дрю? Тот парень, который убил человека в гараже?
  
  По дороге домой я рассказал ему обо всем, что случилось в его отсутствие, и почему с него сняли все обвинения.
  
  — Да, тот самый. — Я вдруг подумал, что, возможно, допустил ошибку. Парня могло смутить то, что ему придется работать с человеком, который был способен на нечто подобное. Даже ради спасения жизни.
  
  Но сын лишь бросил:
  
  — Отлично. Я согласен.
  
  Я позвонил Рэнди:
  
  — Послушай меня. Я поработаю на тебя несколько недель, пока мы не расплатимся с Натали. Но сразу предупреждаю, что потом уйду. У тебя будет достаточно времени, чтобы найти человека, который сможет терпеть твое общество.
  
  — Я так и думал, что ты согласишься. И знаешь почему?
  
  — Почему, Рэнди? — пришлось мне спросить.
  
  — Потому что рядом со мной ты всегда чувствуешь себя хорошим человеком.
  
  Этот сукин сын редко говорил правду, но на этот раз мне показалось, что в его словах была доля истины.
  
  Дерек немного поговорил по телефону с Пенни, но ее родители вмешались в разговор. Не думаю, что они до сих пор считали его виновным в убийствах. Просто им не хотелось, чтобы их дочь встречалась с мальчиком, который нашел такое замечательное место для тайных встреч.
  
  Часов в десять вечера мы съели мороженое, а потом Дерек сказал, что хочет спать. После ареста он мало спал. Сын почти ничего не рассказал нам о том, как провел эти несколько дней в тюрьме Промис-Фоллс. Мы понимали, что он пока не готов говорить, и не стали расспрашивать. Возможно, еще расскажет — в другой раз.
  
  Когда в доме стало темно, мы наконец-то почувствовали облегчение, словно увидели свет в конце тоннеля.
  
  Странно, как иногда мы можем заблуждаться.
  Глава тридцать вторая
  
  В понедельник утром я инструктировал Дерека на предмет его дальнейшей работы. В воскресенье мы решили устроить себе выходной и хорошенько отдохнуть.
  
  — Строго говоря, — наставлял я сына, перед тем как ехать за Дрю, — ты босс. Техника и оборудование принадлежит твоему отцу, а ты — сын босса. Однако не нужно указывать Локусу, что делать. Ты сообразителен и становишься умнее с каждым днем, и все же пока что ребенок, и будет неправильно, если начнешь командовать взрослым мужчиной. Понимаешь, о чем я?
  
  — Да, — согласился Дерек. — Нужно вести себя прилично, а не как полный придурок.
  
  — Умница, — похвалил я его. — Мы с мамой поедем на ее машине, а ты сядешь за руль пикапа. Когда заберем Дрю, я вас познакомлю, а потом мама подвезет меня к ратуше.
  
  — Даже не верится, что ты снова будешь работать на мэра, — удивился Дерек. — Я, конечно, не против, просто странно это как-то.
  
  — Сам удивлен не меньше твоего, — признался я. — Но мы не всегда можем делать то, что нам хочется.
  
  — Я бы помог тебе. Поработал бы у тебя бесплатно, чтобы ты сэкономил немного денег. Ведь это я во всем виноват. Я прятался в том доме и влип в историю. Вы с мамой не должны расплачиваться за мою дурость.
  
  — Садись в машину, — велел я.
  
  Мы с Эллен уселись в ее «мазду». Жена вела машину, а я показывал дорогу до дома Дрю. Когда мы подъехали, Локус, как всегда, ждал на обочине. Эллен затормозила, я вышел и подождал, пока Дрю не подойдет к нам.
  
  — Это мой сын. Дрю, это Дерек. Дерек, это Дрю.
  
  Они обменялись рукопожатиями.
  
  — Я должен был позвонить тебе и все объяснить, но у меня даже не оказалось номера твоего телефона, — развел я руками.
  
  — У меня нет мобильного — пока что не могу себе этого позволить. — Потом он обратился к Дереку: — Так тебя выпустили? Поздравляю.
  
  — Я решил принять предложение и поработать в администрации мэра. — После тех осуждающих слов, которые высказал Дрю в адрес Рэнди, я не мог найти в себе сил, чтобы вслух произнести его имя. — Дерек на время заменит меня. Он знает работу, клиентов, технику.
  
  — Хорошо, — кивнул Локус.
  
  — Тогда я поеду. Поговорим вечером, — сказал я парню. Эллен вышла из машины, мы попрощались с сыном, обнялись. Он совсем не смутился и крепко прижался к нам.
  
  Я уже садился в машину, когда услышал, как Дерек спросил у Дрю:
  
  — Отец говорил, что вы грабили банки?
  
  Возможно, мне стоило более тщательно проинструктировать его.
  
  В тот день моя одежда отличалась от той, что я обычно носил на работу, — черные брюки, черные ботинки, белоснежная рубашка, серый спортивный жакет. Я положил на всякий случай в карман свернутый галстук. Но поскольку жара по-прежнему не спадала и я собирался держать ворот рубахи расстегнутым, подумал, что в нем вряд ли возникнет необходимость.
  
  Я уже отвык проводить долгие часы в ожидании, но именно этим мне и пришлось заниматься почти все утро. Попутно узнал последние новости от других сотрудников администрации, которые одновременно сочувствовали мне и поздравляли с удачным разрешением семейных проблем.
  
  Вскоре после обеда Рэнди заявил, что у него намечено несколько встреч за пределами мэрии. Он постарался облегчить свой график, поскольку на следующий день была запланирована пресс-конференция, где он предполагал официально заявить о намерении баллотироваться в конгресс.
  
  Первым в его списке было открытие автомагазина, где мэр перерезал ленточку, съел кусок торта, пообщался с народом и сфотографировался около автомобиля, делая вид, будто собирается сесть в него. Я остался в «гранд-маркизе», поскольку совсем не горел желанием присутствовать на этом мероприятии. В качестве утешения получил бесплатный хот-дог.
  
  После этого мы поехали в Дом Свонсон, где матери-одиночки получали материальную поддержку и кров. Мэр уже второй раз наносил сюда визит после того злополучного вторжения неделю назад, которое было так подробно освещено в прессе. Он уже привез очищенный ковер, на который его вырвало, а теперь хотел презентовать управляющей домом — Джиллиан Меткалф — чек на пять тысяч долларов. Я был уверен, что город выделял на Дом Свонсон гораздо большую сумму — где-то от пятидесяти до ста тысяч долларов в год. Но если отдать все деньги сразу, у тебя не представится лишней возможности попозировать перед фотографами. Лучше съездить сюда десять раз с пятью тысячами.
  
  Пока мы шли к дому, Рэнди не скрывал досады.
  
  — Куда подевались репортеры? — возмутился он. — Ты их видишь?
  
  Я не заметил никаких следов прессы. У входа в Дом Свонсон не было ни микроавтобуса с эмблемой местного телеканала, ни автомобилей с логотипами городских газет. Да и кого могла заинтересовать передача чека на пять тысяч долларов приюту для матерей-одиночек? Не такая уж это и важная новость.
  
  По своему прежнему опыту работы с Рэнди я прекрасно помнил его манеру поведения. Если он понимал, что его участие в том или ином мероприятии не будет освещено в прессе достаточно хорошо, просто отказывался от участия. Однажды его пригласили на выпускной вечер в местной школе. Но когда Финли узнал, что его посадят не на сцену, куда будут подниматься выпускники за дипломами, а в первом ряду зрительного зала, где его никто не увидит, начал препираться.
  
  — Я отказался от участия в двух мероприятиях, где мне оказали бы больше уважения, а теперь вы предлагаете сидеть вместе с простым народом? — выговаривал он потрясенному директору школы. — Если вы не посадите меня на сцене, поеду в какое-нибудь другое место.
  
  В этот момент я наклонился к нему и прошептал:
  
  — Избиратели никогда не забудут вам таких слов.
  
  — А кто у нас тут вообще мэр? — бросил он мне.
  
  Но с Джиллиан Меткалф Рэнди не мог так поступить. Она умела работать с прессой. И случай с ковром в холле, на который вырвало Финли, был прекрасным тому подтверждением. Пускай поблизости не было видно ни одного журналиста, Рэнди постарается сделать все, чтобы она осталась довольна. Насколько ее мог обрадовать чек в пять тысяч долларов. Если Джиллиан — умная женщина, а в ее умственных способностях сомневаться не приходилось, она посмотрит на чек, одобрительно кивнет и удостоверится, что вскоре получит точно такой же.
  
  Пока Финли тряс Меткалф руку и пытался с ней заговорить, а она лишь натянуто улыбалась в ответ, я прошел в коммунальную кухню. Это помещение было примерно в два раза больше, чем кухня в обычном доме. Две плиты, два огромных холодильника, пара микроволновок, посреди комнаты дюжина детских стульчиков. Повсюду разбросаны пластиковые слюнявчики. Откуда-то издалека доносились крики. Плакал младенец или даже двое маленьких детей, но ребенок, сидевший на высоком стуле посреди кухни, молчал и выглядел вполне довольным. Мать кормила его с ложечки кашей.
  
  — Здравствуйте. — Я постарался не показаться навязчивым или грубым.
  
  Женщина посмотрела на меня, улыбнулась, но тут же вновь сосредоточилась на кормлении ребенка, которому на вид было около десяти месяцев.
  
  Что-то в ее внешнем облике заставило меня повнимательнее присмотреться. Лет двадцать, а возможно, и меньше. Сальные светлые волосы до плеч, карие глаза, крошечный гвоздик в носу. Бледная кожа, на лбу — пара прыщей, на подбородке — глубокая ямочка, ни следа косметики.
  
  Я пытался вспомнить, где мог видеть ее прежде. Меня сбила с толку одежда — мешковатые брюки и простая футболка. Раньше она скорее всего была одета иначе.
  
  — У вас красивый ребенок. — Я подошел поближе.
  
  — Спасибо. Его зовут Шон, — просияла молодая женщина.
  
  — Привет, Шон, — поздоровался я. Каша вывалилась изо рта ребенка и упала на столик. Малыш посмотрел вниз и стал размазывать кашу руками.
  
  — А меня — Линда, — представилась его мать.
  
  — Здравствуйте, Линда. — Я протянул ей руку. — Я Джим, Джим Каттер.
  
  Мы обменялись рукопожатиями. Немного детской еды прилипло к моей ладони.
  
  — Приятно познакомиться, Джим. Так вы работаете на мэра?
  
  Наверняка она увидела Рэнди, беседующего с Меткалф, пока шла с ребенком на кухню.
  
  — Я его шофер. Вообще-то я лишь сегодня приступил к работе после двухлетнего перерыва. Временно замещаю его бывшего шофера, который больше не может выполнять свои обязанности.
  
  — Он приходил сюда на прошлой неделе и все здесь заблевал. Не шофер, а мэр.
  
  — Я слышал. Он профессионал.
  
  — Блевать?
  
  — Нет, выставлять себя идиотом. У него весьма обширный репертуар по этой части.
  
  Линда улыбнулась и зачерпнула ложечкой еще немного каши.
  
  — Да, охотно верно.
  
  Тон, которым это было сказано, свидетельствовал о том, что она не понаслышке знакома с замашками мэра.
  
  — Мне кажется, вы хотели меня о чем-то спросить. Вам, наверное, интересно узнать, почему я оказалась здесь, почему осталась без мужа?
  
  Она почти угадала мои мысли. Я действительно хотел ее кое о чем спросить. Но не об этом.
  
  — Мне кажется, что это не мое дело.
  
  — Да ладно. Эрик, тот парень, от которого я залетела… думала, что он на мне женится, но его послали в Ирак. Я ждала его, надеялась, что, когда он вернется, станет хорошим отцом для нашего малыша и даже, возможно, женится на мне. Но его убили.
  
  — Простите.
  
  — Вертолет, в котором он летел, упал.
  
  — Мне очень жаль.
  
  — Глупая война, — покачала головой Линда.
  
  — Так многие думают.
  
  — Денег и работы у меня не было, и мне разрешили оставаться здесь с ребенком, пока я не встану на ноги.
  
  — Понятно. — Я немного помолчал, а затем все же решился: — Вы правы, я действительно хотел задать вам вопрос. Но на другую тему.
  
  — Правда?
  
  — Вы мне кого-то напоминаете. Мне кажется, мы уже когда-то встречались.
  
  Линда отвернулась от Шона и внимательно стала изучать мое лицо, а потом снова принялась кормить ребенка.
  
  — Да, возможно, мы и встречались. Все может быть. У меня было много знакомых… — Она запнулась. — Много мужчин.
  
  И тут я вспомнил. Это была та самая девушка, которая дежурила у входа в номер, в коридоре, тем вечером, когда Рэндалл Финли встречался с малолетней проституткой. Я подумал, что Линда зарабатывала так же, как и Шерри Андервуд; по крайней мере ее короткий топ, шортики и высокие каблуки натолкнули меня на подобную мысль.
  
  — Значит, вы… то есть мне кажется, что тогда вы… — Как же сказать об этом молодой матери, которая кормила ребенка?
  
  — Трахалась за деньги? — спросила Линда. — Не волнуйтесь. — Она кивнула в сторону Шона: — Малыш еще и «мама»-то говорит с трудом. — Она снова пристально посмотрела на меня. — Но не думаю, что занималась этим с вами.
  
  — Нет, — согласился я. — Вы правы. — Пришлось сесть за один из столов, чтобы ей не приходилось вертеть головой при разговоре. — Значит, вы все-таки ушли с улицы?
  
  — Да. — Она развела руками. — И оказалась вот здесь. В доме для брюхатых малолеток.
  
  Я улыбнулся:
  
  — Не нужно принижать себя.
  
  — Почти вся моя жизнь была сплошным недоразумением. Но сейчас мне хочется взять себя наконец в руки. — Линда с гордостью посмотрела на ребенка. — Хочу закончить школу и пойти учиться в колледж.
  
  — А чем вы собираетесь заниматься?
  
  — Ну, возможно, стану журналистом. Я повидала много грязи и людей, которые жили неправильно. В наших газетах должны больше писать об этом. Не думаю, что большинству есть дело до уличных детей и того, что с ними происходит. Поверьте, я знаю, о чем говорю. И хотела бы попробовать что-то изменить.
  
  — Вы молодец, — похвалил я, стараясь избежать менторского тона в голосе. С минуту мы оба молчали. — Вы знали девочку по имени Шерри?
  
  — Шерри?
  
  — Шерри Андервуд, — напомнил я. — Тогда вы еще… как это называется, работали.
  
  — Были шлюхами, — уточнила Линда.
  
  Я кивнул:
  
  — Да. Вы дружили с ней? Работали вместе?
  
  Молодая мать задумалась.
  
  — Ах Шерри! Черт, я уже давно не вспоминала о ней. Она была на пару лет моложе меня. Слишком молоденькая для подобных вещей, но кого это волновало? Каждый должен зарабатывать себе на еду.
  
  — Так вы знали ее?
  
  — Немного.
  
  — Вы знаете, что с ней потом случилось?
  
  — А что?
  
  Я колебался, не зная, как ей лучше все объяснить.
  
  — Понимаете, — начал я, — мы встретились с ней однажды ночью, когда она попала в небольшую передрягу. Ей нужно было в больницу. Ее ударили по лицу. Я пытался уговорить ее пойти к врачу, но она не захотела.
  
  — Ну да, — кивнула Линда, — помню. Вы там были. — Она выглянула за дверь кухни. — Это сделал тот человек, который привез сюда чек.
  
  Я удивленно приподнял брови:
  
  — Вы помните его?
  
  — Вы даже не представляете, скольких людей я помню. И куда более важных, чем он. Я объясню вам, почему она не пошла в больницу. Ей пришлось бы заночевать там, и она потеряла бы кучу бабок. Согласитесь, не самый разумный поступок.
  
  — Конечно. Шерри все еще там? Занимается этим?
  
  — Не знаю. Я завязала раньше ее. И наши пути больше не пересекались. Но я видела ее однажды, незадолго до того как залетела. Это было в центре, в ресторане «У Келли». Вид у нее тогда был неважный.
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Не знаю. Выглядела она паршиво. Ей было тогда шестнадцать или семнадцать, а на вид дашь лет сто. Некоторые девочки нормально приживаются на улице, а из других она выжимает все соки, девчонки начинают колоться, пить. Подхватывают СПИД или еще что-нибудь подобное. — Бывшая проститутка говорила так, словно это были совершенно обыденные вещи.
  
  — Значит, дела у нее шли плохо? — спросил я. — Думаете, она все еще на панели?
  
  Линда достала салфетку, чтобы вытереть Шону лицо.
  
  — Сомневаюсь. С ее-то внешним видом. Если кто-нибудь не помог ей встать на ноги, то, возможно, Шерри уже нет на этом свете.
  
  — По-вашему, Андервуд умерла?
  
  Линда пожала плечами:
  
  — Откуда мне знать? Если только она не изменила свою жизнь, что вряд ли. Да вы сами подумайте: много ли было у нее шансов встретить человека, который захотел бы помочь уличной девке, наставил бы ее на путь истинный? Я же говорила, что большинство людей не хотят иметь дело с такими, как мы.
  Глава тридцать третья
  
  Мэр закончил беседу, принялся разыскивать меня и нашел на кухне.
  
  — Погнали, — бросил он, даже не удостоив Линду и ее ребенка взглядом, как и тогда, в случае с Дрю, который стоял рядом со мной около дома Лэнса. Если ты не нужен Рэнди, его светлость будет тебя просто игнорировать.
  
  В машине Финли распорядился:
  
  — Теперь возвращаемся в мэрию. В два у меня состоится встреча с комитетом. В половине четвертого я начну сажать деревья в школьном дворе.
  
  — Как мило!
  
  — Что там милого? Чертова заноза в заднице, — возмутился он. — Все школы города буквально помешаны на озеленении. Запрещают детям приносить с собой полиэтиленовые пакеты и думают, что таким образом решат проблему глобального потепления. А потом мамаши приезжают за детками на своих долбаных «хаммерах». И о каком чистом воздухе можно после этого говорить?
  
  Иногда даже Рэнди говорил правильные вещи.
  
  — Как думаешь, кто это сделал? — спросил Финли.
  
  Я думал о Дереке и Дрю, меня волновало, как они сработаются. Ведь прошло всегда два дня, как мальчишку выпустили из тюрьмы. Поэтому вопрос мэра застал меня врасплох.
  
  — Что?
  
  — Мне интересно, кто пришил Лэнса.
  
  — Понятия не имею.
  
  — Я думаю, может, это был ревнивый муж? Или наркодилер? Сутенер, с которым он не захотел расплатиться? А может, дело в карточном долге? Или как насчет этого… — Он наклонился ко мне поближе, словно, кроме нас, в машине был кто-то еще и Финли хотел сохранить информацию втайне. — Возможно, это сделал его любовник гомосексуалист?
  
  Рэндалл вновь откинулся на спинку сиденья.
  
  — Понимаешь, мы проводили с Лэнсом много времени вместе, но я очень плохо знаю его.
  
  — А почему ты подозреваешь его в подобном?
  
  В зеркале заднего вида я заметил, как он пожал плечами:
  
  — На самом деле мне все равно. Буду честным с тобой, Каттер: окружающие меня мало волнуют.
  
  «Прекрасный девиз для избирательной кампании», — подумал я. В этот момент зазвонил мой мобильный.
  
  — Это Барри. Не хочешь выпить со мной кофе?
  
  — Сегодня днем у меня есть небольшое окно. Я не понадоблюсь мэру до трех часов, потом повезу его на посадку деревьев. — Подумал о ресторане «У Келли», где Линда в последний раз видела Шерри Андервуд. Он находился как раз рядом с ратушей. Я сказал об этом месте Барри.
  
  — Тогда увидимся через полчаса.
  
  Я подвез Финли к зданию ратуши, припарковал машину и отправился на встречу с Дакуортом. Он уже сидел за столиком, по обе руки детектива стояло по чашке кофе и тарелке с куском вишневого пирога.
  
  Я сел напротив.
  
  — Что это? — спросил я, глядя на пирог.
  
  — Предложение о перемирии, — улыбнулся Барри.
  
  — Но я не вижу крема.
  
  Дакуорт поднял руку и щелкнул пальцами. Когда к нему подошла официантка, он попросил:
  
  — Можете добавить сюда взбитых сливок?
  
  Девушка забрала тарелку и через полминуты вернулась с куском пирога, украшенным пушистой белой пеной.
  
  — Теперь подойдет?
  
  — Уже лучше.
  
  — Я хочу извиниться за твоего сына. Но пойми, его арест тогда выглядел не такой уж бессмыслицей. Он прятался в доме, когда произошли убийства. И он солгал нам. К тому же между твоим сыном и миссис Лэнгли не все было чисто.
  
  Я промолчал.
  
  — И потом, эта серьга. Нам так и не удалось взять с нее пробу ДНК. И еще те люди, которые напали на вас, и пистолет. Версия развалилась. Я делаю свое дело, Джим. Но я ошибся. — Он посмотрел мне в глаза.
  
  — Если бы меня по ошибке бросили в тюрьму, я сразу простил бы тебя. Но речь идет о моем сыне. На это понадобится больше времени.
  
  Дакуорт кивнул:
  
  — Понимаю. — Детектив сделал паузу. — Значит, ты снова работаешь на Рэнди? Чудные дела. Он хочет, чтобы ему опять сломали нос?
  
  — Я не ломал ему нос.
  
  — Ха! Так ты все-таки признался.
  
  Я посмотрел на Барри с удивлением:
  
  — Мне нужно оплатить услуги адвоката. Поэтому и стал работать на него.
  
  Барри смутился и покраснел.
  
  — Понятно.
  
  — Я обещал, что поработаю на него месяц или около того. И все.
  
  Дакуорт кивнул.
  
  — Расскажи мне еще раз про ту историю с книгой Конрада.
  
  Я еще раз спокойно поведал обо всем, что случилось. Как на меня и на Эллен напали двое бандитов и потребовали дискету с романом, который Дерек обнаружил в старом компьютере. Поэтому я подумал, что эти же люди вполне могли прийти к Лэнгли за компьютером Агнесс Стокуэлл.
  
  Кроме того, я узнал, что в день убийства Лэнгли Альберт отдал компьютер Конраду. По крайней мере так сказал Эллен Чейз. Альберт понял, что содержимое компьютера может заинтересовать Конрада и тот наверняка захочет получить его.
  
  — Значит, возможно, Лэнгли были убиты вовсе не из-за компьютера? — спросил Барри. — Его же не оказалось в доме?
  
  — Ну, по крайней мере нас с Эллен чуть не убили из-за дискеты, которой у нас тоже не было.
  
  Дакуорт отправил в рот кусок пирога.
  
  — Получается, если эти люди думали, что дискета находится у вас, они также могли ошибочно предположить, что компьютер все еще в доме Лэнгли?
  
  — Возможно.
  
  — Как ты узнал, что Альберт Лэнгли отдал компьютер Конраду?
  
  — Чейз рассказал об этом Эллен, когда она отдала ему дискету.
  
  Барри медленно пережевывал пирог.
  
  — Но Конрад мог и солгать. Возможно, он получил компьютер уже после того, как Лэнгли были убиты. Или, — детектив проглотил пирог, — Эллен солгала тебе, будто Конрад все ей рассказал.
  
  — Думаешь, жена могла обмануть меня?
  
  — Я не утверждаю это. Просто стараюсь рассмотреть разные варианты. Послушай, у тебя замечательная жена. Она готовит обалденные французские тосты. Если бы мне удалось сплавить куда-нибудь мою женушку и уговорить Эллен пожить со мной, я был бы просто счастлив.
  
  — А я думал, что ты любишь свою жену.
  
  — Люблю. Но она не умеет готовить французские тосты.
  
  — Боже, Барри. По-моему, ты сильно заблуждаешься. Эллен не могла солгать мне.
  
  — Я просто размышляю вслух. Ладно, предположим, Конрад сказал ей об этом, но обманул. Позволь тогда задать вопрос. Кто мог знать о том, что существовала копия этой так называемой книги?
  
  — Разумеется, я, Эллен и Дерек. Возможно, его девушка — Пенни. А также ее родители. Потом еще об этом узнали Конрад и Иллина.
  
  — Это бывшая актриса? Ты видел ее в фильме «Очумевшие»?
  
  — Нет.
  
  — Актриса она никакая, но сиськи — глаз не оторвать. Собственно, только поэтому я ее и запомнил. Если хочешь, можешь взять этот фильм в видеопрокате.
  
  — Лучше воздержусь. — Я принялся поедать взбитые сливки — мне не терпелось поскорее добраться до пирога.
  
  — И какое она на тебя произвела впечатление?
  
  — Она похожа на росомаху. Хитрая и очень опасная.
  
  — Я видел Иллину пару раз в колледже, но они с мужем даже не захотели со мной разговаривать. Мы стоим слишком далеко друг от друга в пищевой цепочке.
  
  — Парень, который косит траву за деньги, находится еще дальше.
  
  — Ну да. Ладно, послушай. Я ведь не случайно спросил тебя о ней. Нам удалось установить личность того подонка, которого твой приятель Дрю прикончил в гараже. Это Мортон Делюка. Он из Нью-Йорка. И хотя я пока не нашел его подельника, есть подозрения, что это Лестер Тиффин. Он был приятелем Морти — по крайней мере так мне сказали в полицейском управлении Нью-Йорка.
  
  — Тиффин? — спросил я.
  
  — Да.
  
  — Девичья фамилия Иллины — Тифф.
  
  — Знаю. Она сократила ее.
  
  — Так тот парень ее родственник? Бывший муж, брат или кто-то еще? — Я пытался собрать все кусочки головоломки. — Миссис Чейз подослала кого-то из своей семьи, чтобы вернуть диск. Неужели не знала, что он уже у Конрада?
  
  — Ты забегаешь вперед. Сегодня я как раз собирался побеседовать с ними. С Конрадом и Иллиной. Только никому не говори о Тиффине, слышишь? Наверное, мне не стоило упоминать о нем, но я чувствую себя виноватым перед тобой.
  
  — Все в порядке. Это, наверное, будет забавно — допрашивать президента колледжа и его жену.
  
  — Поэтому я и решил сначала хорошо пообедать. — Барри запил пирог кофе. Он потянул за край бумажной салфетки, торчавшей из желтой салфетницы, и вытащил целую дюжину, которые разлетелись по столу. — Черт! — выругался Дакуорт, собирая салфетки. Он промокнул уголки губ. — Я проверил информацию по Бретту Стокуэллу. Тому парню, который бросился с водопада.
  
  — И что? — Я даже удивился, что он об этом вспомнил.
  
  — Ничего особенно примечательного. Упал, ударился головой о камни внизу, сломал шею. Смерть была мгновенной.
  
  — Но ее расценили как суицид.
  
  — Бретт не оставлял записки, если тебе это интересно. Но очевидно, что здесь не было никакой подставы. Никто ничего не видел и не слышал. Следствие установило, что это случилось вечером. В это время там бывает немного людей, хотя дорога через водопад очень популярна среди бегунов и велосипедистов. Мы многих опрашивали. Его мать, учителей, даже Чейза. И у нас сложилось впечатление, что у мальчика накопилось много проблем. Он был очень впечатлительным, подвержен частой перемене настроения. Творческая натура. Это вовсе не говорило о том, что он должен был покончить с собой, но некая предрасположенность просматривалась.
  
  — А в отчетах не сказано, что его могли перебросить через перила или столкнуть?
  
  — Нет. Я не думаю, что такое могло случиться. Но конечно, не исключено, что внезапно могли появиться инопланетяне и сбросить его вниз.
  
  — Даже так? — спросил я.
  
  — В общем, да.
  
  — Что? Есть еще что-то?
  
  — На перилах остались частички ткани. Там есть участок с бетонными колоннами вдоль моста над водопадом, а между ними — металлические перила. На одной из этих колонн нашли несколько фрагментов ткани.
  
  — Какой?
  
  — С рубашки или с блузки. Но она не совпадала с одеждой, которая была на Стокуэлле. Хотя никто не знает, сколько времени находились там эти клочки. Никто не стал связывать их с гибелью парня.
  
  Я на минуту задумался.
  
  — Знаешь, Барри, я вот как все себе представляю. Конрад прочитал книгу парня. И она его потрясла. Чейз понял, что парень — литературный гений. Возможно, он предложил купить роман, чтобы выдать потом за свое творение. А может, просто решил украсть. В любом случае Стокуэлла нужно было устранить. Даже если бы он и не узнал о поступке Конрада, то увидел бы книгу потом, когда она вышла в свет, и сильно разозлился бы. Поэтому Чейз решил разрулить ситуацию. Ему нужно было убить Бретта Стокуэлла. Думаю, он сбросил мальчика с водопада. Скорее всего сам это и сделал. Не знаю, причастен ли президент Теккерея к убийствам Лэнгли, но, похоже, он имел отношение к двум бандитам, которые вломились в наш дом. Однако больше всего я уверен в том, что он убил Бретта.
  
  — Это практически невозможно будет доказать, — поморщился Барри. — Даже если ты прав и Чейз действительно украл роман юноши, а нам удастся это подтвердить, нет ни одного свидетеля, видевшего, как он сбросил Бретта в водопад. Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, — крах его карьеры, если история с книгой всплывет на поверхность.
  
  По крайней мере это уже кое-что.
  
  — Слушай, — решил я сменить тему разговора. — Мне нужно найти одного трудного подростка. Пару лет назад ей было пятнадцать и она работала на улице. Куда мне стоит обратиться?
  
  — Ты знаешь ее имя?
  
  — Шерри Андервуд.
  
  Барри записал имя в блокнот.
  
  — А зачем тебе?
  
  Я задумался.
  
  — Трудно сказать. Просто не могу забыть о ней. — Дакуорт бросил на меня пристальный взгляд. — Когда мы пытались вернуть Дерека — вытащить из тюрьмы, — мне казалось, что еще чуть-чуть — мы потеряем парня. Он стоял на самом краю, и мы должны были оттащить его от пропасти. Вот тогда я и подумал, что, возможно, еще не поздно сделать то же самое для еще одного человека.
  
  Барри долго разглядывал меня, а потом ответил:
  
  — По возможности проверю, что у нас есть по этой девочке. Мне даже нравится раскапывать для тебя всякую информацию. А ты пока попробуй разузнать о ней в «Уиллоуз». — Я слышал это название, но не смог сразу вспомнить, о чем речь. Детектив пояснил: — Это детский приют, на Лэмбтон-стрит. Там есть один парень, Арт, спроси его и скажи, что я тебя послал. И все-таки: к чему это относится?
  
  Я улыбнулся:
  
  — Все к той же истории, когда мэр получил по рылу.
  
  Лэмбтон-стрит находилась неподалеку от ресторана, поэтому я решил дойти пешком. Приют «Уиллоуз» располагался между магазином, в котором продавались футболки и постеры для подростков, и лавкой одной кореянки, где на витринах были выставлены тысячи разнообразных бусин для людей, самостоятельно изготавливавших себе украшения.
  
  На тротуаре напротив приюта слонялись подростки. Двое из них — с темными волосами, в которых проблескивали розовые и фиолетовые пряди, — были одеты в черное. Их брови и губы украшали бесчисленные серебряные гвоздики и колечки. Все прочие были одеты во что попало. Казалось, что они ушли из дому, накинув на себя первое, что подвернулось под руку: рваные джинсы, футболки, кроссовки. Одна из девочек стояла на тротуаре босиком. Единственное, что объединяло всех ребят, — исходившее от них ощущение заброшенности. Ведь все они оказались тут потому, что никому не были нужны.
  
  Я зашел внутрь приюта. В холле стояло с десяток столиков вроде тех, что бывают в кафе, пара игровых автоматов. На стене висела доска с объявлениями о том, где дети могли бы переночевать или найти временную работу. В дальней стене была ниша, через которую сотрудники кухни передавали еду.
  
  У противоположной стены располагалась конторка, отдаленно напоминавшая ресепшен в захудалых отелях. Мужчина лет сорока стоял, склонившись над какими-то бумагами, на щеках его красовалась двухдневная щетина. Подойдя поближе, я заметил, какой у него усталый и изможденный вид.
  
  — Извините, — начал я. Он поднял голову, но по-прежнему стоял согнувшись и опираясь на локти. — Я ищу Арта.
  
  — Вы нашли его. А что случилось? Дети перегородили проезд?
  
  — Нет. Барри Дакуорт сказал, что вы могли бы мне помочь.
  
  — Вы полицейский?
  
  — Нет. Я пытаюсь узнать, что случилось с одной молоденькой девушкой, которая могла приходить к вам.
  
  — Дайте подумать. Вы ищете свою дочь?
  
  Я покачал головой:
  
  — Нет. Не мою. Другого человека.
  
  — Вы детектив? Разыскиваете пропавшего ребенка?
  
  — Нет. — Я почувствовал, как внутри нарастает раздражение. — Все не так. Просто я встречал этого человека пару лет назад. Пытался помочь ей, но, возможно, не приложил достаточных усилий.
  
  — Вы знаете ее имя?
  
  — Шерри Андервуд.
  
  Арт кивнул. Я ожидал, что он хотя бы немного подумает, попытается вспомнить.
  
  — Да, я помню ее.
  
  — Она приходила в этот приют?
  
  — Да, было дело. Шерри жила здесь некоторое время. Но потом ушла. Как и большинство ребят здесь. Даже не забирают письма, которые им сюда присылают.
  
  — Что вы знаете о ней?
  
  — Послушайте, я здесь действительно стараюсь помочь детям, а не сбагрить их в руки родителей или других людей, которые сначала поиздеваются над ними вволю, а потом выкинут за ненадобностью.
  
  — Вы меня не так поняли. Мне необходимо знать, что с ней случилось.
  
  — Я почти ничего про нее не знаю. У нее была бестолковая мать, отец с ними не жил. Она делала взрослым мужикам минет и позволяла трахать себя, чтобы заработать на еду. Когда я видел ее в последний раз, она была под кайфом. Многие уличные ребята подсаживаются на наркотики. Вы, наверное, тоже предпочли бы наркотический бред подобной жизни. Я с удовольствием рассказал бы вам о ней, но мне просто нечего сказать. Что еще вы хотите знать?
  
  — Вам известно, что с ней случилось после того, как она перестала приходить сюда?
  
  — Вышла замуж за принца и счастливо живет с ним. Слушайте, я не знаю. Пытался найти ее, делал все возможное, но нас здесь работает всего пять человек; у меня даже сердце начало болеть от напряжения. Мы изо всех сил стараемся помочь.
  
  — Конечно. А как насчет мужчин, которые могли быть ее клиентами? Вы не знаете кого-нибудь из них? Вы никогда их не видели?
  
  — Если бы она попыталась заняться проституцией здесь, мы выгнали бы ее. Но иногда я видел, как она считала деньги и записывала что-то в свой маленький блокнот.
  
  Кажется, я знал, что это за блокнот. Когда-то сам написал там свое имя и телефон.
  Глава тридцать четвертая
  
  Мэр посадил деревья, едва не поранив лопатой семилетнего ребенка. По окончании мероприятия я отвез его в муниципалитет.
  
  — Хороший сегодня выдался денек.
  
  — Верно, — согласился я.
  
  — Я сегодня весь день точно следовал расписанию. Сделал с утра пару дел в офисе, весь день провел в разъездах, а вечером буду готовиться к завтрашнему выступлению. Ты сможешь поработать завтра вечером?
  
  — Как скажешь.
  
  — Согласись, — заметил Рэндалл, — чувствуешь себя намного свободнее, когда уже предупредил своего босса, что готов уйти при первой же возможности.
  
  — Меня это устраивает.
  
  Вечером Финли не нужны были мои услуги, и он сказал, что я могу вернуться домой на его «гранд-маркизе», поэтому мне не пришлось звонить Эллен и просить, чтобы она подвезла меня, или узнавать, сможет ли Дерек подобрать меня, если они с Дрю уже закончили работу.
  
  Когда я выезжал с подземной парковки, то заметил неподалеку худую седовласую женщину. Увидев меня за рулем, она махнула рукой. Я опустил стекло и узнал Элизабет Хант — литературного агента Конрада Чейза. Я встречал ее на похоронах Лэнгли.
  
  — Мистер Каттер, я рада, что смогла найти вас. Мне сказали, что вы были в муниципалитете.
  
  — Вы искали меня?
  
  — Просто подумала, — ее голос звучал немного виновато, — может, у вас найдется минутка свободного времени для меня?
  
  Я перегораживал выезд из гаража, и поблизости не было места, где можно было припарковаться, поэтому жестом пригласил Элизабет сесть в машину. Она обошла авто спереди и села рядом со мной.
  
  — Я только отъеду немного в сторону.
  
  — Вы можете пару раз объехать вокруг квартала, — предложила литагент, — а потом высадить меня здесь.
  
  — Хорошо.
  
  — Значит, вы теперь возите мэра? Конрад говорил, что вы уже работали у него.
  
  — Это было давно. А вы еще, оказывается, не уехали. Я видел вас на похоронах, но решил, что после этого вы сразу же отправились в Нью-Йорк.
  
  — Я сейчас живу в доме у озера. Мне давно хотелось устроить себе небольшой отпуск, но Конрад нашел способ испортить мне отдых, — призналась Хант и робко улыбнулась. — Он уже почти закончил роман и теперь немного нервничает. Я не знаю, насколько вам известно, какими бывают писатели; наверное, все-таки знаете, хотя бы по рассказам жены. Они так остро нуждаются в поддержке, в человеке, который помог бы им поверить в свои силы.
  
  Я подумал, что Конрад совсем не похож на таких писателей, но промолчал.
  
  — Надеюсь, с вашей женой все в порядке? Слышала, что случилось у вас недавно дома.
  
  Я взглянул на нее:
  
  — Все хорошо. Она прекрасно себя чувствует.
  
  — И с вашего сына сняли все обвинения? — спросила Элизабет. Я кивнул и повернул направо. — Наверное, вам интересно, что мне от вас нужно?
  
  — Думаю, вы сейчас это расскажете.
  
  — Прежде всего я хочу, чтобы вы знали: я здесь по просьбе Конрада, — объяснила она. — Я пыталась убедить Чейза, что ему не из-за чего беспокоиться, но он был очень настойчивым. И даже назойливым. — Литагент недовольно фыркнула.
  
  Я не понимал, к чему она клонит, поэтому решил сосредоточиться на дороге.
  
  — Конрад очень высокого о вас мнения, — продолжала Хант. — Он вас уважает.
  
  Я снова внимательно посмотрел на Элизабет:
  
  — Вы, наверное, шутите?
  
  — Очевидно, он дорожит вашим мнением. — Литагент сказала это таким тоном, что я понял: это открытие удивило ее не меньше, чем меня.
  
  Я покачал головой:
  
  — Если это и так, он очень странно выказывает свое уважение.
  
  — Он сказал, вы ставите под сомнение авторство его первой книги, — выпалила Хант.
  
  Элизабет замолчала, видимо, ожидая моего ответа.
  
  — Верно.
  
  — Но почему?
  
  — Он вам не сказал?
  
  — Нет.
  
  — Тогда я не вижу смысла развивать эту тему. Скажем так, он прав: я действительно думаю, что не он ее написал.
  
  — Это очень серьезное обвинение.
  
  — Так подайте на меня в суд.
  
  — Его новая книга наверняка наделает много шума. И обвинение в мошенничестве может серьезно повредить его репутации.
  
  Я пожал плечами:
  
  — Вы думаете, что кто-то захочет слушать шофера, который раньше косил траву в чужих дворах?
  
  — Может, и нет.
  
  — Мисс Хант… — Беседа уже начала мне надоедать. Хотелось поскорее вернуться домой и узнать, как у Дерека прошел первый рабочий день с Дрю. — Давайте по существу, хватит уже ходить вокруг да около.
  
  — Он хочет, чтобы вы прочли его новую книгу. Вы и ваша жена Эллен. Но особенно автора интересует ваше мнение.
  
  Я вновь бросил на литагента удивленный взгляд.
  
  — Чейз что-то говорил по этому поводу. Но я думал, он шутит.
  
  — Нет. Мне кажется, Конрад пытается что-то доказать вам. Хочет, чтобы вы прочитали это, и тогда, думаю, вы поймете, что он написал «Недостающую деталь».
  
  — Я уверен, что наша звезда сама написала новую книгу, и мне на это наплевать.
  
  Элизабет Хант вздохнула. В этот момент мне даже стало немного жалко ее. Она не виновата в том, что Конрад Чейз такой мерзавец.
  
  — Я могу передать вам книгу на диске, прислать по электронной почте или даже распечатать роман.
  
  — Меня это не интересует.
  
  — Ладно. Просто предложила.
  
  Я улыбнулся ей:
  
  — Можете передать Конраду, что вы старались изо всех сил.
  
  — Вы действительно так презираете его? Вы считаете, что он мошенник?
  
  Я задумался над ответом и остановился около тротуара.
  
  — Мне кажется, он хуже мошенника. Думаю, Чейз — убийца.
  
  Элизабет Хант даже моргнула от удивления. Ей было больше нечего сказать. Мы подъехали к тому месту, откуда начали свое путешествие. Она отстегнула ремень безопасности и вышла.
  
  — Мы почти не разговаривали, — рассказывал Дерек, поедая ужин из запеченного цыпленка с рисом. — Дрю, конечно, хороший человек и отличный работник — я едва поспевал за ним, — но не особенно разговорчивый.
  
  — Я это заметил. Мне кажется, у него была не очень счастливая жизнь.
  
  — Думаю, у нас с ним много общего, — заметил сын, — мы оба сидели.
  
  — Дерек! — крикнула Эллен. — Ты не сидел.
  
  — Я был в тюрьме. Не так долго, как Локус, но все же был.
  
  — Тебя не судили, — запротестовала жена, — а Дрю дали приличный срок. Это большая разница. Он совершил преступление. А ты ничего подобного не делал.
  
  — Нет, не делал, — согласился Дерек. — Но совершил много ошибок.
  
  — Больше не хочу об этом говорить, — замахала руками Эллен. Я был с ней полностью согласен.
  
  — Я спросил его, каково это — убить человека. Ну, того бандита, который напал на вас.
  
  — Господи, Дерек… — Я покачал головой. — Не напоминай ему о таких вещах. Он наверняка страшно переживает из-за случившегося.
  
  На минуту мы замолчали, потом Эллен спросила:
  
  — И что он ответил?
  
  — На самом деле ничего не сказал. Вместо этого спросил, а каково было мне находиться в доме Лэнгли, когда там совершились убийства.
  
  Похоже, у Дрю и Дерека действительно было нечто общее. Оба умели задавать щекотливые вопросы.
  
  — И что ты ответил? — допытывалась жена.
  
  — Я сказал, что меня, наверное, будут до конца жизни мучить кошмары.
  
  Эллен схватила сына за руку и сжала ее. Я собирался поделать что-нибудь в доме, но в этот момент зазвонил телефон.
  
  В последние дни я не отвечал на звонки домашнего телефона. У меня не было ни малейшего желания разговаривать с репортерами или выслушивать оскорбления от психов из Промис-Фоллс, которые знали, как заблокировать определитель номера. Но теперь, когда все обвинения с Дерека сняли и об этом всем стало известно, мы уже не волновались всякий раз, когда звонил телефон.
  
  — Алло?
  
  — Это Барри.
  
  — Привет. — Я не хотел произносить вслух его имя, ожидая, что оно может спровоцировать вспышку раздражения у жены или даже у сына.
  
  — Вы с Эллен очень заняты?
  
  — Заканчиваем ужинать.
  
  — Мне нужно, чтобы вы подъехали в участок. Надо опознать кое-кого.
  
  — Кого?
  
  — Возможно, напарника того человека, которого нашли мертвым в вашем сарае. Через час вас устроит?
  
  — Хорошо. Мы приедем.
  
  Я повесил трубку и рассказал все Эллен. Она побледнела. Мысль о том, что придется оказаться рядом с человеком, который был причастен к нападению на нас, вызывала у нее ужас, даже если нас будет отделять от него стекло с односторонней видимостью.
  
  — Даже не знаю, хватит ли у меня сил.
  
  — Все будет хорошо. Ничего страшного. Это как в кино. Мы будем видеть его, но для него останемся невидимыми.
  
  — Но он все время был в маске.
  
  — Они заставят его сказать несколько слов, — возразил я. — Мы же слышали, как он говорил. И у него на руке татуировка.
  
  Эллен кивнула. Я наклонился к ней и поцеловал в шею.
  
  — Тогда ладно. Только приму душ и переоденусь.
  
  — Конечно, — согласилась она. — Я все уберу.
  
  Только собирался войти в душ, когда снова зазвонил телефон, но кто-то взял трубку после первого звонка, поэтому я встал под душ и минут пять наслаждался. Когда вышел из душа, ванная комната была наполнена паром и зеркало запотело. Я вытер его полотенцем, чтобы посмотреть на себя. Синяк от недавней стычки с Лэнсом еще не прошел, под глазами лежали мешки, а лицо как будто даже осунулось.
  
  — Да, тебе срочно нужно в отпуск.
  
  По дороге в полицейский участок я спросил у Эллен:
  
  — Кто звонил?
  
  — Опять этот дурацкий сетевой маркетинг. Предлагали поставить окна.
  
  Барри встретил нас у входа в полицейский участок, провел нас через холл, потом мы вместе поднялись по лестнице. Все это время он говорил без остановки.
  
  — Полицейские из Нью-Йорка задержали его и привезли сюда на опознание.
  
  — Кто это? — спросила жена. — Как его имя?
  
  — Я пока ничего не будут говорить. Хочу, чтобы опознание было беспристрастным.
  
  Барри уже рассказал мне, что их заинтересовал партнер Морти по имени Лестер Тиффин, который скорее всего был братом жены Конрада — Иллины. Я еще не поделился этой новостью с Эллен, так как боялся, что подобная неподтвержденная информация может оказаться подобной динамиту, брошенному в костер.
  
  Нас привели в комнату, похожую на те, что обычно показывают в криминальных фильмах. Одна из стен была полностью стеклянной, за ней находилось маленькое помещение, достаточно широкое для полудюжины людей. В комнате, кроме Барри, находился незнакомый мужчина в дорогом костюме. По всей видимости, адвокат задержанного.
  
  Дакуорт снял со стены телефонную трубку:
  
  — Начинайте.
  
  В комнату по другую сторону стекла вошли шестеро мужчин. Все оказались рослыми, белыми и темноволосыми. На трех из них были рубашки с короткими рукавами, у остальных рукава доходили до запястий.
  
  — Смотреть сюда! — крикнул им кто-то, находившийся за пределами нашего поля зрения.
  
  — Приглядитесь, — посоветовал нам Барри.
  
  Я внимательно всматривался в лица шестерых мужчин, но не мог никого из них опознать.
  
  — Ты же знаешь, что он был в маске. В черной маске.
  
  — Да, — кивнул Дакуорт. — Думаю, нужно заставить их произнести вслух несколько слов.
  
  Эллен кивнула:
  
  — Возможно, тогда мы узнаем кого-нибудь из них.
  
  — Что им сказать? — спросил детектив.
  
  — Пусть скажут: «В этой маске чертовски жарко».
  
  Барри улыбнулся, кивнул, взял трубку и повторил инструкцию.
  
  Шестеро мужчин по очереди сказали: «В этой маске чертовски жарко».
  
  Что-то в голосе четвертого, в рубашке с длинными рукавами показалось мне знакомым.
  
  — Тот парень, — указал я.
  
  — Возможно, — добавила Эллен. — Но я не уверена.
  
  Мужчина в костюме недовольно фыркнул.
  
  — А можно ли на минуту попросить их всех надеть маски? — «Костюм» посмотрел на меня как на идиота. — Вдруг мне удастся опознать одного из них, когда увижу его в маске?
  
  Незнакомец вмешался в разговор:
  
  — Какая чушь! В маске любой будет похож на преступника, в том числе и мой клиент. Все поднимут вас на смех, даже в полиции Олбани.
  
  — Джим, не думаю, что это поможет, — покачал головой Барри.
  
  Я кивнул.
  
  — А что насчет рук? У того была татуировка в виде ножа на правом плече.
  
  Дакуорт вновь сказал что-то по телефону, затем невидимый голос по другую сторону от стены велел мужчинам в рубашках с длинными рукавами закатать их.
  
  Четвертый парень, чей голос показался мне знакомым, выполнял распоряжение слишком медленно.
  
  — Пошевеливайся, — поторопил его голос.
  
  Когда он поднял рукав чуть выше локтя, появилось острие кинжала, он продолжал закатывать рукав, пока мы не увидели все синее лезвие и рукоятку.
  
  — Ну вот. — Мой пульс участился. — Я видел эту самую татуировку.
  
  — Вы узнаете ее? — спросил Барри у Эллен.
  
  Но она покачала головой и медленно произнесла:
  
  — Нет.
  
  Я повернулся к жене:
  
  — Что?
  
  — Не узнаю татуировку.
  
  — О чем ты говоришь? Ты провела с ним больше времени, чем я. Он забрался в дом и напал на тебя, а потом пришел еще раз, чтобы отвести в сарай.
  
  — Было темно. И я тогда так испугалась, что ничего не запомнила.
  
  Барри подошел к Эллен и прошептал ей на ухо:
  
  — Этот парень все отрицает, и у нас нет свидетелей, которые показали бы, что он был с Морти. Поэтому если вы…
  
  — Детектив Дакуорт? Вы не хотите поделиться своими соображениями со всеми присутствующими? — спросил адвокат.
  
  — Эллен, — настойчиво повторил я, — неужели ты не узнаешь его?..
  
  — Думаю, мы закончили, — вмешался «костюм». — Вы же видите, что женщина никого не опознала, детектив Дакуорт.
  
  — Эллен, ты уверена, что это не тот человек? — спросил Барри. — Джим опознал его.
  
  — Нет, — настойчиво ответила жена. — Это не он. Теперь я точно вспомнила. Тот был совсем худой и выше ростом. И татуировка у него была до самого локтя.
  
  — Эллен, — я старался лишь не сорваться на крик, — что ты делаешь?
  
  Адвокат пошел к двери и у порога спросил:
  
  — Надеюсь, мой клиент будет освобожден немедленно?
  
  Я по-прежнему смотрел на Эллен, но она отводила взгляд.
  Глава тридцать пятая
  
  Когда мы вышли на парковку, я схватил жену за руку и повернул лицом к себе.
  
  — Что, черт побери, случилось?
  
  За время нашего пребывания в участке на улице совсем стемнело, но в свете фар я заметил слезы на щеках Эллен. Она попыталась вырваться.
  
  — Отпусти меня!
  
  — Черта с два! Ты позволила этому парню уйти! Он и его дружок едва не отрезали мне пальцы! Чудо, что не убили нас!
  
  — Перестань!
  
  — Ты хоть представляешь, кто это был? — Я не мог сдержать крика. — А я знаю. Это Лестер Тиффин. Ты знаешь, кто такой Лестер Тиффин?! Брат Иллины! Бандит из Нью-Йорка. У нее была не самая благополучная семья, пока она не переехала в Голливуд и не вышла потом за твоего Конрада.
  
  — Не говори так! Он не мой.
  
  — Кто звонил сегодня, пока я был в душе? Иллина? Конрад?
  
  — Это была ошибка! — крикнула жена. — Все было ошибкой!
  
  — Что? — спросил я. — Какая еще ошибка?
  
  — То, что они пришли в дом. За диском. Это была глупая ошибка.
  
  — Так, значит, то, что мои пальцы привязали к кусторезу и едва не отрезали их, было ошибкой? Тупым промахом?
  
  — У вас все нормально? — крикнул дежуривший у шоссе полицейский. Он приблизился к нам. — Мэм, с вами все в порядке?
  
  Я разжал хватку и отпустил Эллен.
  
  — Все хорошо, — кивнула жена. — Спасибо, все нормально.
  
  Он постоял некоторое время, чтобы убедиться в правдивости ее слов, потом вернулся к патрульной машине.
  
  — Я хочу знать, что происходит.
  
  — Это был он, — шепнула моя половина.
  
  — Там? В комнате для опознания? Это был тот человек? Ты узнала его?
  
  — По крайней мере его руку. И голос.
  
  — Почему же ты не опознала его? Теперь его отпустят, несмотря на все, что он с нами сделал. И ты сможешь спать по ночам, зная, что этот тип где-то поблизости?
  
  — Он больше не потревожит нас. Я в этом уверена.
  
  — О, какая отличная новость! Сегодня можно спать спокойно. — Я с отвращением покачал головой: — Эллен, неужели ты ничего не понимаешь? Эти двое, тот, которого убил Дрю, и парень, которого благодаря тебе выпустят теперь на свободу, возможно, убили семью Лэнгли.
  
  — Нет. Я уверена, что они этого не делали.
  
  — Ты уверена? И откуда же у тебя взялась такая уверенность?
  
  — То есть я хотела сказать, что почти уверена в этом, — поправила жена себя, а потом всхлипнула: — Мне нужен носовой платок.
  
  Я попытался подавить растерянность и гнев и принялся шарить в карманах, пока не нашел чистый платок и не протянул его Эллен. Мы постояли немного молча, пока моя половина сморкалась и вытирала слезы.
  
  — Хорошо. Выслушай меня. Звонил Конрад. Это была идея Иллины. Она не знала, что я отдала Конраду диск, и позвонила брату…
  
  — Садись в машину.
  
  — Что?
  
  — Садись в машину, живо!
  
  Она молча подчинилась. Я сел за руль «мазды» и рванул с места так, что шины завизжали по асфальту. Свернув за угол, направился в сторону колледжа Теккерей.
  
  Президент жил в большом особняке, который всегда навевал у меня воспоминание о поместье Уэйна из «Бэтмена». Возможно, он был не таким большим, но выглядел не менее внушительно. Я так резко затормозил у крыльца, что Эллен оперлась руками о приборную доску, чтобы не удариться лбом о стекло. По дороге мы не сказали друг другу ни слова. Жена прекрасно знала, куда мы едем, но понимала, что не сможет переубедить меня не делать этого.
  
  Я уже приготовился к тому, что придется тащить ее из машины силой, но она открыла дверь прежде, чем я успел подойти к ней, и мы вместе поднялись по ступеням. Хотел вломиться в дом без приглашения, как обычно поступал Чейз, но дверь открылась прежде, чем я успел схватиться за ручку.
  
  Конрад стоял перед нами собственной персоной.
  
  — Мы с Иллиной ждали вас. Прошу вас, проходите.
  
  Я всю дорогу рисовал себе картину, как ураганом влечу в дом Конрада, но его вежливое спокойствие испортило мне всю игру. Мы с Эллен прошли в дорого обставленную гостиную.
  
  Там мы увидели Иллину — растерянную и растрепанную. Глаза ее были налиты кровью, а всегда великолепно уложенные волосы — взъерошены. В руках она держала большой стакан, наполненный жидкостью, напоминавшей виски.
  
  — Эллен, Джим, — поздоровалась миссис Чейз, но не приблизилась к нам. Она явно была напугана. Только было неясно, кого боялась — меня с Эллен, мужа или всех нас, вместе взятых.
  
  — Только что звонил адвокат Лестера, ее брата, — сообщил Чейз. — Его освободили. — Глядя на Эллен, он добавил: — Спасибо большое.
  
  Моя жена ничего не ответила, и Конрад повернулся к своей:
  
  — Скажи им.
  
  — Конрад, может, лучше ты сам все расскажешь…
  
  Неожиданно Конрад заорал во всю глотку:
  
  — Скажи им! Скажи им, что ты наделала, глупая дура!
  
  Если до этого момента я не особенно вслушивался в их перепалку, то теперь хозяину удалось всецело завладеть моим вниманием.
  
  Руки Иллины дрожали, и лед позвякивал в ее стакане.
  
  — Простите. Я не знаю, о чем думала. Я просто… пыталась защитить моего мужа.
  
  Мы с Эллен ждали. Моя половина, как я подозревал, уже знала основу истории.
  
  — Я услышала, как вы с Конрадом ссорились, — помните, когда мы приезжали к вам домой? Вы поругались из-за какого-то диска, и я забеспокоилась. Мне стало интересно, что на том диске, действительно ли там роман Конрада. И не важно, как эта книга попала в компьютер, — она могла причинить ему вред, особенно теперь, когда он написал новый роман, и…
  
  — Давай по делу, — перебил Чейз.
  
  — И тогда я решила встретиться с вами, расспросить про диск, но вы не захотели со мной разговаривать. И я решила найти другой способ заполучить его. — Иллина на секунду отвернулась и отхлебнула виски. — Мне нужно сесть. — Она опустилась на мягкий стул с бархатной обивкой. — Я позвонила брату. Он… он и его приятель знали, как улаживать подобные дела. Брат сказал, что приедет из Нью-Йорка со своим другом Морти и заберет у вас диск.
  
  — Господи, — прошептал я.
  
  — Они не должны были причинять вам вред, — поспешила продолжить она. — Только напугать вас. Лестер сказал, что Морти сможет развязать вам языки и заставить отдать диск.
  
  Я показал пальцы правой руки и заявил:
  
  — Если бы моя жена вовремя не выдернула шнур, я остался бы без них.
  
  — Простите, — вздохнула Иллина.
  
  — Простить?
  
  — Она не знала, — встрял Конрад. — Не знала, что Эллен отдала мне дискету тем же днем.
  
  — Я не говорила мужу о том, что сделала, — призналась Иллина. — Пока тот детектив, Барри Дакуорт, не пришел и не стал расспрашивать о брате. Ему стало известно, что он был дружком Морти Делюка, которого один из ваших друзей убил в гараже. — Еще одна слеза покатилась по ее щеке. — О Боже, я даже не думала, что в результате кто-то погибнет!
  
  Ее слова потрясли меня до глубины души. И я даже не пытался скрывать свои чувства.
  
  — И что, мы теперь должны обо всем забыть? Только потому, что такие хорошие друзья? Почему? Ради нашей якобы замечательной дружбы? Или потому, что моя жена работает на вас? — Я посмотрел на Конрада. — Вы позвонили ей и сказали, чтобы она не опознавала подозреваемого, и чертова братца Иллины вынуждены были отпустить на свободу. Не слишком ли много вы на себе берете?
  
  — Все не так просто, — начал было Конрад.
  
  — Хрен вам! — крикнул я. — Делайте что хотите, но я расскажу все Барри. Все! — И показал пальцем на Иллину: — Из-за вас убили человека. Не то чтобы это была большая потеря для нашего общества. Но вы решили впутать в дело своего брата, и по вашей вине убили человека.
  
  — Пожалуйста, Джим, — с мольбой в голосе проговорила Эллен, — позволь Конраду все объяснить…
  
  Я отмахнулся от жены. Еще не закончен разговор с Конрадом и Иллиной.
  
  — И разумеется, вы попытаетесь убедить меня, что это никак не связано с Лэнгли.
  
  — Не связано, — кивнула Иллина. — Клянусь, Лэнгли здесь были совершенно ни при чем.
  
  — Правда? Тогда что вы скажете насчет пистолета? Его нашли рядом с машиной вашего брата. Он выбросил его, когда за ним погнался Дрю.
  
  Иллина подняла свои красные глаза на мужа, потом — на меня.
  
  — Я ничего не знала о пистолете.
  
  — Наверное, он уже был там, — предположил Конрад.
  
  — Нет. После убийства Лэнгли территорию тщательно обыскивали.
  
  — Но это невозможно, — изумилась Иллина. — Лестер не мог этого сделать. Может… не знаю, возможно, человек, который убил Лэнгли, продал ему пистолет или подбросил его.
  
  Я с удивлением уставился на нее:
  
  — А кто это мог быть, Иллина? Уж не вы ли? Вы, кстати, знали о книге, которая была в компьютере Бретта Стокуэлла? Может, вы хотели забрать компьютер из дома Лэнгли, пока он не скомпрометировал вашего мужа?
  
  — Это невозможно, — покачал головой Конрад. — В тот день утром мне позвонил Альберт и передал компьютер. В ночь убийства его не было в доме Лэнгли.
  
  — Чушь собачья, — бросил я. — Но я не собираюсь разбираться, как там было на самом деле. Это работа Барри.
  
  — Джим. — Конрад говорил спокойно и даже как будто доброжелательно. — Я понимаю ваше желание обо всем сообщить полиции. На вашем месте мне тоже захотелось бы позвонить Барри, все рассказать и убедиться, что брат Иллины предстанет перед судом и будет наказан за то, что сделал с вами и с Эллен.
  
  Я ждал.
  
  — Иллина, — он презрением посмотрел на жену, — сделала очень многое, чтобы покончить со своим прошлым и отдалиться от людей, с которыми выросла, ведь большинство членов ее семьи не назовешь добропорядочными гражданами…
  
  — Эй! — возмутилась было миссис Чейз.
  
  — Заткнись! — снова рявкнул он, его лицо стало пунцовым. Хозяин особняка немного подождал, а потом продолжил: — Однако иногда моя жена срывается и продолжает обращаться к тем людям, особенно когда оказывается в затруднительном положении, как случилось на этой неделе.
  
  — Я не знаю, что…
  
  Конрад оборвал меня:
  
  — Выслушайте, Джим. Вижу, что вы мне не верите, но я говорю с вами как с другом. Потому что переживаю за вас и Эллен.
  
  Я прикусил язык.
  
  — За Морти и Лестером стоят весьма дурные люди. Они… способны на импульсивные поступки. Их очень расстроила история с Морти. Им совсем не понравилось то, что сделал ваш новый друг Дрю. А если бы Эллен опознала брата Иллины, это могло бы стать последней каплей, переполнившей чашу их терпения. Но они были готовы смягчить свой гнев, если бы ваша жена солгала полиции. — Конрад опустил глаза, будто ему было стыдно за то, что он мне сейчас сказал. — Нам с Иллиной дали понять, что мы должны донести до вас эту информацию. Если вы не забудете эту историю, то впредь никто не сможет гарантировать вам безопасность.
  
  — Что? — спросил я, чувствуя, как внутри у меня все закипает. — Они угрожают нам? Пытаются запугать нас и заставить молчать?
  
  Конрад кивнул:
  
  — Да.
  
  — Черт возьми, если они думают…
  
  — Джим, — продолжил Конрад, стараясь сохранять спокойствие. — Мне это нравится не больше, чем вам, но нам не дано понять таких людей. Позвольте мне все объяснить. Если вы решите и дальше упорствовать, то должны хотя бы знать, на какой риск обрекаете себя. И остальных людей. В особенности Дрю. Он убил одного из членов семьи. Я уж не говорю о том, что таким образом вы подставляете под удар и Эллен, и Дерека.
  
  — Господи, — прошептал я.
  
  — Забудьте обо всем, и они тоже оставят вас в покое.
  
  Я посмотрел на Иллину:
  
  — Кто вы?
  
  Она ничего не ответила, но что-то нехорошее промелькнуло в ее глазах. Я вспомнил, как в тот момент, когда Конрад орал на нее, миссис Чейз выглядела напуганной, но вместе с тем ее взгляд словно говорил: «Лучше не связывайся со мной и моими людьми».
  
  — Несмотря на то что они, — продолжил Конрад, — хотят отомстить за убийство Морти, тем не менее понимают, в какой затруднительной ситуации вы оказались. И будут благодарны вам за то, что вы решите замять это дело.
  
  — Благодарны? — переспросил я.
  
  Эллен дотронулась до моей руки:
  
  — Давай забудем эту историю. Мы и так многое пережили. Знаю, тебе кажется безумием отпускать брата Иллины, но мы должны это сделать. Ради нас. Ради Дрю. И прежде всего ради Дерека. Если с ним что-то случится, я себе этого никогда не прощу.
  
  — Почему ты мне раньше этого не сказала? Пока мы ехали на опознание?
  
  — Я боялась, что ты попытаешься отговорить меня или все расскажешь Барри. Что твоя гордость и твое чертово чувство справедливости возобладают над здравым смыслом. Мне, так же как и тебе, не хочется молчать, но я сделала это ради нас. Теперь все закончилось. Не стоит больше вспоминать эту историю с диском. Все кончено.
  
  Минуту все молчали. Внезапно на меня навалилась страшная усталость. Я подошел к камину и облокотился о каминную полку. Постоял там некоторое время молча, глядя на холодный пепел, оставшийся здесь еще с прошлой зимы.
  
  — Хорошо, я согласен.
  
  Эллен подошла ко мне и обняла:
  
  — Спасибо.
  
  — Да, — кивнул Конрад. — Спасибо. — Он приблизился ко мне, откашлялся и продолжил: — Я благодарен вам, Джим, возможно, нам стоит поговорить с глазу на глаз?
  
  — Что?
  
  — Пойдемте ко мне в кабинет, — предложил он.
  
  Я пошел вслед за ним по коридору, устланному мягким ковром, и попал в святая святых. Вдоль стен комнаты тянулись бесконечные книжные полки, а в центре возвышался огромный дубовый стол, заваленный бумагами. Сбоку на нем стоял компьютер. Конрад взял два кожаных стула и поставил их перед столом, указав мне на один из них. Я сел.
  
  — И еще раз спасибо вам. На самом деле, если бы Эллен опознала Лестера, это могло иметь еще кое-какие последствия. Не такие серьезные, как те, о которых я упомянул, но весьма болезненные.
  
  На мгновение, сам не знаю почему, вспомнил о записке, которую он написал моей жене и которую я нашел у нее в сумочке, и представил свою половину в постели с ним.
  
  — Вы многого не понимаете, — продолжил Чейз. — И не знаете, что может случиться с вами и Эллен, если вся правда всплывет на поверхность.
  
  — Что значит «вся правда»?
  
  Он откашлялся, посмотрел на свои брюки, снял с них нитку и бросил на ковер.
  
  — Я знаю, что вы мне не верите, Джим, но вы мне нравитесь. Надеюсь, когда Элизабет встречалась с вами, она вам это сказала. Однако в последнее время вы просто довели меня до белого каления своими оскорблениями и обвинениями. Поэтому я и обратился за помощью к Хант — попросил ее попытаться договориться с вами, раз у меня это не получилось. Но видимо, ей также не особо повезло.
  
  Я не ответил.
  
  — Боюсь, вы решите, что я говорю неискренне и с пренебрежением к вам. Но за те годы, что я руководил Теккереем, мне приходилось встречаться с губернаторами, сенаторами и даже с двумя президентами. К тому же на фестивале, который каждый год организует Эллен, я познакомился с самыми лучшими писателями страны. И некоторые из них отзывались весьма лестно о моем творчестве. Они считают меня очень талантливым писателем. Но вы, Джим, думаете, что я мошенник.
  
  В этот момент я даже пожалел о том, что у меня под рукой не было лейки.
  
  — На самом деле вы умный человек, — продолжал Конрад. — Гораздо умнее, чем следовало. К тому же художник. И наверняка разбираетесь в творчестве. — Он горько улыбнулся. — Вы не верите, что я написал «Недостающую деталь»? Мало кому известна история с компьютером Бретта Стокуэлла, поэтому лишь единицы могут поставить под сомнение мое авторство. Вы один из этих немногих.
  
  — Польщен, — буркнул я.
  
  — Поэтому я и попросил Элизабет, чтобы она уговорила вас прочитать мою новую книгу. — Конрад склонился над столом и похлопал по внушительной стопке бумаги: — Вот она. Хочу, чтобы вы ознакомились с ней и убедились, что я могу писать романы.
  
  — Даже если вы сами написали роман, это не изменит моего мнения насчет первой книги.
  
  Конрад скривил губы:
  
  — Ну что ж. Давайте тогда немного пофантазируем и предположим, что в ваших подозрениях насчет первого романа есть доля истины и эта новая книга была написана, чтобы загладить вину. Разве она не стоит того, чтобы быть прочитанной?
  
  И снова я потерял дар речи.
  
  — Я понимаю, что сейчас не время просить вас ознакомиться с ней. В вашей жизни столько всего произошло, к тому же сейчас вы мне ничем не обязаны.
  
  — А вы думаете, что все может измениться, Конрад?
  
  Он усмехнулся:
  
  — Хороший вопрос.
  
  — Хотите, подскажу идею для нового романа? — предложил я. — Напишите книгу о самовлюбленном президенте колледжа, который пытается всучить свой роман парню, едва не погибшему по вине жены этого самого президента.
  
  Конрад медленно кивнул:
  
  — А я думал, что нам удастся договориться. Может, Эллен прочитает ее. Я как-нибудь завезу вам рукопись.
  
  — Да, это будет здорово. — Я устало потер лицо ладонью и вздохнул. Теперь настала моя очередь задавать вопросы. — Что вы сделали с компьютером, Конрад?
  
  — Достал жесткий диск, разбил молотком на кусочки, собрал их, поехал на Саратогу, взял лодку и утопил все на середине озера.
  
  Он говорил это с такой твердостью в голосе, что я едва не восхитился его поступком.
  
  — А прежде чем сделать это, вы посмотрели, что было в компьютере?
  
  — Да, но очень бегло.
  
  — Вы там ничего больше не нашли? Например, каких-нибудь писем?
  
  Конрад с любопытством склонил голову набок и спросил:
  
  — Писем?
  
  — Да.
  
  — Нет, не заметил. А что?
  
  Я махнул рукой:
  
  — Теперь это уже не важно.
  
  Он откинулся на спинку стула, сложил пальцы домиком и опустил на них подбородок.
  
  — Вы достойный человек, Джим. И я понимаю ваше отношение ко мне. У вас есть право злиться на меня… этот недавний случай, когда на вас напали, стал для вас с Эллен серьезным потрясением. Моя жена Иллина совершила непростительный поступок. Но есть и другая причина, заставившая меня просить Эллен, чтобы она не опознавала брата Иллины. Если бы о поступке миссис Чейз и о мотивах, толкнувших ее на этот дурной и бессмысленный шаг, стало всем известно, на меня обрушился бы шквал критики, и в результате это могло бы отразиться на дальнейшей судьбе Эллен. — Еще одна пауза. — А впоследствии ударило бы и по вам, Джим, и по вашему сыну.
  
  — Не понимаю, что вы хотите этим сказать, — процедил я сквозь зубы.
  
  Конрад пододвинулся ко мне поближе.
  
  — Вам нужно поговорить с женой.
  Глава тридцать шестая
  
  — Мне придется рассказать тебе все с самого начала, — заявила Эллен, садясь за стол в нашей кухне.
  
  Когда я вышел из кабинета Конрада, то сразу же направился к жене и велел следовать за мной. Мы поехали домой и за всю дорогу едва ли перекинулись парой слов. Застали Дерека в гостиной. Телевизор был настроен на канал Эм-ти-ви, но, вероятно, сын уснул вскоре после того, как включил его. Это неудивительно, когда весь день косишь траву под палящим солнцем.
  
  Я слегка толкнул парня. Он вздрогнул и проснулся.
  
  — Что? Где я… ох, ясно! — Дерек почесал голову.
  
  — Привет, дружок. Нам с мамой надо поговорить, так что почему бы тебе не пойти к себе в комнату и не лечь спать?
  
  — Да, разумеется. — Он встал и, покачиваясь, отправился наверх. Мы подождали, пока хлопнет дверь, а потом ушли в кухню. Постояли немного, затем переместились от разделочного стола к холодильнику, а оттуда — к обеденному столу.
  
  — Давай сядем, — предложил я, и мы оба уселись за стол. — Конрад сказал, что мне нужно поговорить с тобой. Как будто ты хочешь мне что-то рассказать. И это не имеет отношения к тому, что сделала Иллина.
  
  — Не понимаю, о чем ты. Что я должна тебе рассказать?
  
  — Все. О том, как все началось. Чейз не вдавался в подробности. — Я сделал паузу.
  
  Эллен глубоко вздохнула, и показалось, что по ее телу прокатилась волна дрожи.
  
  — Думаю, он прав и действительно пришло время, чтобы ты все узнал. Я давно должна была рассказать тебе. Много раз хотела поговорить с тобой, но не решалась. Возможно, потому, что этот разговор ничего не изменил бы, кроме твоего отношения ко мне. — Она тихо рассмеялась своим мыслям. — А может, и изменил бы. Возможно, у тебя уже сложилось окончательное мнение обо мне, когда ты узнал про нас с Конрадом.
  
  — Это осталось в прошлом, я все забыл.
  
  — Нет, ты не забыл, — возразила Эллен.
  
  — Это было давно.
  
  — Не важно. Я обидела тебя, и эта рана никогда не заживет. И то, что я сейчас расскажу… не знаю, как это скажется на наших дальнейших отношениях. Поэтому и молчала так долго.
  
  — Но я должен знать, что происходит.
  
  Вот тогда она и заявила, что должна рассказать все сначала.
  
  — Когда я только получила место в колледже, — начала жена, — и мы переехали из Олбани, меня сразу поставили работать вместе с Конрадом.
  
  — Знаю. Такое не забывается.
  
  — Мы… ты и я… переживали тогда не самые лучшие времена. Я не виню тебя. Дело было и во мне. Я полностью посвятила себя работе, а ты пребывал в депрессии из-за своих проблем — с живописью и этой отвратительной работой в охранном агентстве.
  
  — Какое это имеет отношение к…
  
  — Позволь мне все рассказать, — перебила Эллен. — Это тяжело. — Она глубоко вздохнула. — Конрад посоветовал мне, кого стоит привлечь к участию в фестивале. Чейз предлагал самые разные кандидатуры — от заслуженных писателей до авторов нашумевших бестселлеров. Я вносила свои предложения, хотя в отличие от него и не имела ученой степени по английской литературе. Общими усилиями мы составили список людей, которых хотели видеть на своем фестивале, а потом стали постепенно налаживать контакт с этими писателями или с их представителями.
  
  Я по-прежнему не понимал, зачем она все это мне рассказывает, но слушал.
  
  — Так Чейз познакомился с Элизабет Хант. Она представляла многих людей, от практически классиков нашей литературы до парня, написавшего роман про маньяка, который коллекционировал сердца своих жертв. По этой книге, кажется, даже сняли фильм. Как бы там ни было, она работала с авторами настоящих хитов и сказала Конраду, что если когда-нибудь он напишет книгу, то должен обязательно ей показать. Чейз действительно работал над одной вещью. Уже несколько лет. Над своим Большим Романом. — Эллен произнесла эту фразу так, словно цитировала какую-то известную личность. — Когда я познакомилась с ним поближе, то поняла, что его проект, эта книга, которая так много для него значила, вряд ли будет иметь успех.
  
  — Ой! — отреагировал я.
  
  Эллен резко вскинула голову:
  
  — Я не смогу продолжать, если ты будешь вести себя в таком духе.
  
  Ее слова смутили меня, и я тут же заткнулся.
  
  — Он считал, что непременно должен что-то написать, оставить след в истории своего факультета. Все профессора публиковались. Нет, они не писали бестселлеры, но их работы были тепло приняты в узких научных кругах. Им было что предъявить. Однако Чейз не хотел писать какую-нибудь монографию, которую прочитают пятьдесят человек, а потом поставят на библиотечную полку и забудут. Он хотел создать нечто большее. — Жена перевела дух. — Вот тогда он и познакомился с Бреттом Стокуэллом.
  
  — Его студентом?
  
  — Верно. Бретт был талантливым юношей, подающим большие надежды, но вместе с тем — гомосексуалистом с тяжелым характером, и к тому же казался взрослее своих лет. Безусловно, Конрада заинтересовали его литературные способности. Он редко хорошо отзывался о своих студентах и смотрел на них свысока, но о Бретте он говорил очень много и только хорошее.
  
  — Дай подумать. Стокуэлл показал ему свой роман, над которым работал?
  
  — Он уже не работал над ним. А закончил книгу. Бретт хотел, чтобы Конрад прочитал роман и сказал, что об этом думает. — Эллен покачала головой и снова уставилась в пол. — Он боготворил Чейза. Очень хотел услышать мнение своего любимого профессора о книге. Он им восхищался.
  
  — А Конрад его предал, — не выдержал я.
  
  Эллен снова пристально посмотрела на меня, так, словно хотела сказать: «Заткнись и дай мне спокойно рассказать».
  
  — Итак, Бретт дал Конраду свою книгу. Сказал, что работал над ней долгое время и никому еще не показывал. У него не хватало решимости рассказать кому-нибудь еще о том, что он пишет. Сначала Конрад воспринял это довольно скептически. Пускай Чейз и считал Бретта талантливым студентом, но сомневался, что в его возрасте можно было написать роман. По крайней мере стоящий роман. И все же Бретт записал книгу на дискету и отдал ее своему профессору, чтобы тот мог прочитать на компьютере. Книга потрясла Чейза. Это была действительно сильная вещь — острая, провокационная, смешная. По уровню мастерства она намного превосходила книгу самого Конрада, над которой тот работал долгие годы. — Эллен замолчала. — У меня пересохло в горле.
  
  Она встала и открыла холодильник. Я боялся, что жена достанет бутылку вина. Не исключал возможности, что после того, как Эллен вылила все вино в раковину, она пополнила свои запасы. Но супруга вытащила бутылку «фрутопии» и молча протянула мне, словно предлагая присоединиться. Я кивнул.
  
  Эллен села, открыла бутылку и продолжила:
  
  — Дело в том, что Конрад писал свой роман на похожую тему. То есть идея была другой и в его книге не было мужчины, который однажды проснулся и обнаружил, что у него поменялся пол, но это также была сатира на современные сексуальные нравы. И мне кажется, когда Чейз прочитал роман Бретта, он убедил себя, что именно такую книгу он и мечтал написать и они со Стокуэллом в буквальном смысле слова работали на одной волне. Конрад хотел узнать мнение профессионала. Ему было интересно: неужели он один считает, что книга написана блестяще? Поэтому он послал роман Элизабет Хант.
  
  — Сообщил, кто автор книги?
  
  — Нет. Он ничего не говорил.
  
  — И что, по-твоему, Чейз думал, когда посылал книгу Элизабет? Может, прикидывал, как можно будет нажиться на Бретте Стокуэлле, если роман понравится литагенту и его опубликуют? Или решил, что, если книга понравится Элизабет, просто выдаст ее за свою?
  
  — Я не знаю, о чем думал Конрад. Мне кажется, тогда он еще ничего не решил. Но какие-то мысли явно зрели в его голове. Возможно, он отчасти надеялся, что Хант сочтет книгу негодной к публикации и все закончится. И тогда ему больше не придется думать об этом романе.
  
  — Но Элизабет высказала другое мнение, не так ли?
  
  — Да, — подтвердила Эллен. — Она решила, что книга великолепна. Ее нужно было доработать, но написан роман был очень талантливо. Хант заявила, что попробует продать книгу в какое-нибудь издательство, только для начала хотела бы познакомиться с автором. Спросила у Конрада: «Кто автор? Вы?» Думаю, он до сих пор не верит, что сказал тогда «да».
  
  — Как ты об этом узнала?
  
  — Как раз тогда… — Голос Эллен сорвался.
  
  — Тогда вы стали спать вместе? — спросил я. Жена промолчала. — И он держал тебя в курсе последних событий?
  
  — До того момента как Элизабет сказала, что книгу стоит опубликовать. С тех пор он перестал мне все рассказывать.
  
  — Конрад не хотел сознаваться в том, что задумал?
  
  — Да. Знаю, что он встречался с Бреттом. Тогда я как раз пришла зачем-то в кабинет Конрада, увидела, что дверь приоткрыта, и услышала, как он говорил с одним из своих студентов. Решила подождать, когда босс закончит беседу, а потом вдруг поняла, что Чейз говорил с Бреттом о его книге.
  
  — И что же сказал этот прохвост?
  
  — Конрад утверждал, что роман просто ужасен.
  
  — Ты шутишь?
  
  — Сказал, что книга была написана на любительском уровне, неправдоподобна, банальна. Он наделил ее всеми негативными эпитетами, которые только смог вспомнить.
  
  Я знал, что Конрад способен на низкие поступки, но это просто не укладывалось у меня в голове. Забыв на время о своих личных претензиях к Чейзу, я понял, что его предательство по отношению к Бретту было куда более страшным деянием, нежели интрижка с моей женой.
  
  — Когда Стокуэлл выходил из кабинета, он выглядел совершенно раздавленным. С плеча его свисал ноутбук, — продолжала Эллен, — слезы катились по щекам. Ты можешь себе представить? Ты даешь свою книгу — практически дело всей жизни — человеку, которого так высоко ценишь, чье мнение значит для тебя все, а потом тебя втаптывают в землю. Я еще могла бы оправдать Конрада, если бы роман действительно был бездарно написан и он не захотел бы вводить молодого человека в заблуждение, утверждая, что у него есть талант. Это было бы жестоко, но честно. Однако в тот момент Чейз лгал.
  
  Я буквально почувствовал тоску и разочарование, которые испытал Бретт десять лет назад.
  
  — Даже не верится, на что способны люди.
  
  — Я, конечно, возмутилась. Сказала Конраду, что все слышала. Попыталась выяснить, почему он так себя ведет, поскольку знала, как ему понравилась книга. Мои вопросы застали его врасплох, Чейз начал суетиться, давать нелепые объяснения. Сказал, что эта книга появилась раньше времени и наше общество еще не готово к подобному. К тому же сам роман был не так уж и хорош и молодому человеку еще многому надо научиться, прежде чем он станет настоящим писателем. И в этот момент я поняла, какую ужасную ошибку совершила и каким омерзительным человеком был Конрад Чейз. Возненавидела себя за то, что связалась с ним и предала тебя.
  
  Я молча ждал.
  
  — Спросила, что он задумал и почему сказал все это. Ведь мне было известно, что Элизабет считала книгу перспективной. Я спросила его, как он мог поступить так с юношей, который уходил из его кабинета с таким видом, словно собирался покончить с собой.
  
  В этот момент меня вдруг осенило.
  
  — О Господи, все это время я думал, что Конрад убил парня, а на самом деле он совершил самоубийство! И все же в каком-то смысле Чейз убил его, когда солгал, заявив, что книга — просто кусок дерьма. Это заставило Бретта спрыгнуть с водопада Промис.
  
  — Нет, — тихо ответила Эллен. — Все было не так. Совсем не так.
  
  — Подожди, значит, я все-таки был прав и Конрад убил его? Он толкнул Бретта в водопад, чтобы потом спокойно присвоить книгу?
  
  — Нет, — возразила Эллен. — И этого тоже не было.
  Глава тридцать седьмая
  
  — Ничего не понимаю. — Я был окончательно сбит с толку.
  
  Эллен дотронулась до моей руки:
  
  — Позволь рассказать все до конца, хорошо?
  
  — Продолжай.
  
  — Я спросила у Конрада, что он задумал и почему сказал Бретту, будто его книга ужасна, ведь я знала, что он считал ее замечательной. Мне было также известно, как высоко оценила роман Элизабет. И вдруг я поняла, что он хотел сделать. Тогда и спросила его, не собирается ли он присвоить себе авторство романа Бретта.
  
  — И что сказал этот подонок?
  
  — То, что и можно было от него ожидать. Обиделся, потом рассердился — заявил, что я сошла с ума. Но я стояла на своем, и постепенно Чейз начал сдавать позиции. Сказал, что не собирается воровать книгу, но хотел бы привлечь студента к сотрудничеству. А Бретта он просто не хотел обнадеживать, потому и оценил так его роман. Якобы Стокуэлл был еще очень молодым, даже не закончил колледж, и ни одно издательство не отнеслось бы к его работе серьезно. Однако если на книге будет стоять фамилия Конрада, книгу наверняка опубликуют, а он, в свою очередь, поделится с Бреттом гонораром. Или он мог бы купить у Бретта его идею и заключить с ним договор, в котором молодой человек отказывался бы от прав на роман. Конрад продолжал нести эту чепуху, но по его глазам я поняла, что он хотел присвоить авторство над романом Бретта, поскольку считал, что эта книга поможет ему получить признание в колледже. Я вынудила его рассказать мне обо всем, что говорила ему Элизабет. Спросила, сообщил ли он Хант, что автором романа был Бретт, но он ответил, что пока не сделал этого. Тогда я призналась, что мне просто не верится, как он мог решиться на такое, особенно после всего, что сказал Бретту о книге. Но поступок Конрада заставил меня подумать…
  
  — Подумать о чем?
  
  — Я… я не уверена.
  
  — Ты подумала, что Чейз может убить Бретта?
  
  — Не знаю. Не думаю. Не могу описать словами, о чем тогда думала. А Конрад вдруг встал из-за стола, подошел ко мне и прошептал на ухо: «Не пытайся мешать мне, Эллен». Он держал меня за плечи, и вид у него был такой, что… даже не знаю… мне показалось, будто он был сам не свой. У него сделался такой взгляд, что мне стало страшно.
  
  Я видел этот взгляд прежде, в гараже, когда сообщил ему о компьютере и о том, что там было. И видел нечто подобное сегодня, когда он орал на Иллину.
  
  — И все же Чейз напугал меня не настолько, чтобы я опустила руки и не попыталась что-то предпринять, — продолжила Эллен и грустно покачала головой: — Если бы я только оставила все как есть.
  
  — Что? Что ты сделала?
  
  Она закрыла руками лицо, словно пыталась собраться, чтобы закончить рассказ.
  
  — Решила поговорить с Бреттом. У каждого студента была своя полочка, и я оставила там для него записку — предложила встретиться следующим вечером в ресторане «У Келли». — То самое место, где я ел пирог с Барри и где мать-одиночка Линда в последний раз встречала Шерри Андервуд. — Подумала, что лучше всего поговорить за пределами кампуса, где была мала вероятность, что нас увидят. Я написала, что хочу поговорить с ним о его книге. Бретт почти не знал меня, ему лишь было известно, что я работала с его профессором. Иногда мы здоровались друг с другом, но на этом наше знакомство и заканчивалось. Но мне казалось, что я хорошо знала этого юношу, ведь Конрад столько о нем рассказывал. И я не могла забыть, каким униженным и подавленным он выходил из кабинета Чейза. Мне казалось, что я тоже была причастна к этому ужасному поступку из-за наших с Конрадом отношений, и не могла избавиться от чувства вины.
  
  — Так вы встретились?
  
  — Я приехала в ресторан «У Келли» к девяти, не зная точно, придет он или нет; даже не была уверена, что Стокуэлл прочтет записку. Но через пять минут появился Бретт. Он пришел со своим маленьким рюкзаком и ноутбуком. Я махнула рукой и обрадовалась, что он понял, кто написал записку. Это было моим промахом, ведь юноша прекрасно знал, кем я работала, и не ждал от нашей встречи ничего хорошего.
  
  Бретт сел за стол напротив меня. Выглядел он ужасно. Стокуэлл был милым мальчиком, но таким хрупким, что иногда казалось, его может унести порывом ветра. — Эллен расплакалась. — Он казался таким невинным. Понимаешь, писал о взрослых вещах, но, по сути, оставался еще ребенком.
  
  — Продолжай.
  
  — Он вытащил мою записку, положил на стол и спросил, как я узнала про книгу. Я сказала, что мы с Конрадом были друзьями, — жена не смотрела на меня, когда говорила об этом, — и что Чейз рассказывал мне о его книге и о том, какая она хорошая.
  
  — Его, наверное, удивили твои слова.
  
  — Да, ты прав. Бретт сказал… хотя нет, по этому поводу он мне ничего не сказал. Просто возразил, заявил, что его роман — просто куча дерьма. Я попыталась переубедить его, что это не так. Но он ответил, что я не читала этой книги и не знаю, о чем говорю. Тогда я сказала, что на одного знающего человека, литературного агента из Нью-Йорка, его книга произвела сильное впечатление. Парень был буквально ошарашен. Он спросил, как агент из Нью-Йорка получил его книгу. Тогда я рассказала ему, что книгу Элизабет Хант отдал Конрад.
  
  — Он, наверное, был в полной растерянности?
  
  — Продолжал говорить, что ничего не понимает. Почему Конрад так плохо отозвался о его книге, если роман ему понравился и он даже показал его своему агенту? А потом на парня вдруг нашел ступор. Стокуэлл смотрел на меня с открытым ртом — как будто все понял, но не мог подобрать слова, чтобы выразить эмоции.
  
  — И ты сказала это за него.
  
  — Я сказала: «Бретт, мне кажется, Конрад хочет присвоить твою книгу». Тогда он принялся спорить со мной, утверждать, будто это невозможно. Сказал, что Конрад — профессор, лучший преподаватель, которого он только встречал и который не способен на такое. Я спросила, не предлагал ли ему Чейз какое-нибудь сотрудничество: например помочь в написании окончательного варианта или поделить с ним гонорар после публикации книги. Надеялась, что смогу хоть немного рассеять свои сомнения, ведь Конрад упоминал в разговоре со мной о чем-то подобном. Но Бретт сказал, что профессор Чейз ничего такого с ним не обсуждал.
  
  — Сукин сын, — возмутился я.
  
  На этот раз Эллен не стала бросать на меня красноречивых взглядов и требовать, чтобы я заткнулся.
  
  — Да, — согласилась жена. — Но Бретт продолжал стоять на своем — говорил, что я ошибаюсь, а Конрад никогда не предал бы его. Поэтому он и показал профессору книгу, доверял ему и его мнению. Но чем дольше парень говорил со мной, тем отчетливее начинал понимать, что совершил огромную ошибку. И постепенно согласился с тем, что я права.
  
  — По крайней мере, — прокомментировал я, — он понял, что его роман был не так уж и плох. И что все сказанное Конрадом ложь, поскольку у Чейза имелись на этот счет свои планы.
  
  Эллен кивнула и слегка пожала плечами:
  
  — Да, но все равно это уже не имело значения. Бретт был так подавлен, что эта новость совершенно не обрадовала его. Стокуэлл расплакался, а потом стал изливать мне душу. Рассказал, как умер его отец, как они с матерью остались одни, как тяжело ему приходилось, потому что он был геем и не мог никому рассказать об этом, и как он считал Конрада человеком, которому можно доверять.
  
  — Боже, — покачал я головой.
  
  — И знаешь, хоть я и не призналась в этом Бретту, но я его понимала. Когда-то сама тоже попала под обаяние Конрада, тоже была очарована им, его располагающими манерами, интеллектом, но я совершила ужасную ошибку. Едва не разрушила брак с любимым человеком из-за этого поверхностного, самовлюбленного, отвратительного человека.
  
  — Тебе было бы легче, если бы рисковала нашим браком ради более достойной личности?
  
  Она прикусила язык и посмотрела на меня.
  
  — Я это заслужила. — Эллен вытерла слезы и продолжила: — Сказала Бретту, что нельзя позволить Конраду совершить то, что он задумал. Стокуэллу необходимо было рассказать о своей книге остальным — возможно, даже послать копию Элизабет Хант. Я сказала, что готова буду поручиться за него. Потом спросила, давал ли он еще кому-нибудь свою книгу, но он обхватил руками ноутбук, как ребенок игрушку, и заявил, что его роман никто больше не читал. Конрад был единственным, с кем он поделился своим творчеством.
  
  — Значит, существовало только две копии романа? — предположил я. — Та, что Бретт отдал Конраду, и другая — на ноутбуке?
  
  — Я тоже так думала тогда. Но когда ты рассказал мне о том, что нашли Дерек и Адам в компьютере, поняла, что, вероятно, он сохранил роман и в своем домашнем компьютере. Конрад впервые узнал об этом от тебя.
  
  — И все же ты помогла ему. Отдала диск. И прикрывала его все это время. Не понимаю.
  
  — Я уже почти закончила. — Эллен положила голову на руки, немного помолчала, а затем продолжила: — Бретт даже не разозлился на Конрада за то, что тот с ним сделал. Он был слишком подавлен, чтобы давать волю гневу. Сказал, что нам всем доставляет удовольствие издеваться над ним. С ним с детства так обходились. Сказал, будто ему плевать на книгу и Конрад может забрать ее, если ему так хочется. Теперь для него ничто не имело значения. Потом встал и ушел.
  
  — Что ты сделала?
  
  — Поначалу даже не знала, что думать. Я видела, как огорчился Бретт, и не была уверена, оставить мне его в покое или пойти за ним. Решила пойти с ним на случай, если бедняга захочет совершить какую-нибудь глупость.
  
  — Ты думала, что он может покончить с собой?
  
  — Нет, просто переживала за него. Поэтому встала и последовала за ним. Когда вышла из ресторана, поняла, что потеряла юношу из виду, но потом заметила его. Он шел на север, в сторону водопада.
  
  — Понятно.
  
  — Я побежала за ним, окликнула, но Стокуэлл даже не оглянулся и ускорил шаг. А я все бежала за ним. Наконец на середине моста нагнала и схватила за руку, чтобы задержать.
  
  — И он остановился?
  
  — Да, и посмотрел на меня. Уже стемнело, но я увидела, что он плачет. Вокруг не было ни души — ни людей, ни автомобилей. Я спросила у Бретта, все ли у него хорошо. Хотела убедиться, что он не собирается сделать что-нибудь неразумное. Стокуэлл производил впечатление очень восприимчивого юноши, подверженного частой смене настроения.
  
  Я ждал.
  
  — Бретт сказал, что действительно хочет кое-что сделать. Заявил, будто Конрад может исполнить свое желание. Бретт собирался отдать ему свой чертов роман, потому что ему он был больше не нужен. С этими словами он снял с плеча сумку с ноутбуком и подошел к ограждению, чтобы я поняла его намерения. Он собирался бросить компьютер в водопад.
  
  — Что?
  
  — Я крикнула ему: «Не делай этого!» Сказала, что ноутбук был его единственным доказательством. Конечно, теперь понимаю, что у него имелась еще одна копия романа в домашнем компьютере. Думаю, это был просто жест отчаяния, попытка выплеснуть эмоции из-за случившегося предательства. Но тогда я этого не знала и попыталась разубедить его. Сказала, что это он написал книгу и он не должен выбрасывать ноутбук, но Бретт не послушал меня. Нельзя было допустить, чтобы Конраду все сошло с рук. И когда Стокуэлл отпустил ремень сумки и ноутбук полетел вниз, я бросилась за ним.
  
  От ее слов у меня перехватило дыхание.
  
  — Просунула руку меж решеток, чтобы поймать сумку, но она выскользнула у меня из руки и упала на бордюр по другую сторону ограждения. Ремень зацепился за выступ, и ноутбук повис на нем.
  
  — Господи, — прошептала я.
  
  — Я попыталась достать сумку через прутья, но Бретт заявил, что ему теперь все равно, и пошел прочь. Я все-таки решила во что бы то ни стало достать ноутбук. Перегнулась через ограждение, но все равно не смогла дотянуться до сумки. Тогда перекинула через перила ногу.
  
  — Нет, — возразил я, как будто теперь, годы спустя, мог остановить ее, удержать от столь опасного поступка.
  
  — Я подумала, что, если встану на бордюр и буду держаться за перила, смогу присесть на корточки и достать ноутбук.
  
  Я медленно покачал головой с запоздалой тревогой.
  
  — В общем, схватила ноутбук, обмотала ремень вокруг руки, но когда встала, поскользнулась, нога сорвалась с уступа, и я полетела вниз, закричав. Бретт, который, наверное, уже спустился с моста, обернулся, увидел, что случилось, и бросился ко мне.
  
  — Продолжай.
  
  — Ремень от сумки крепко обвивал мое запястье, но ноутбук зацепился за что-то внизу и я не могла поднять руку и подтянуться. Хорошо, что успела схватиться за перила другой рукой. Стокуэлл увидел, в каком положении я оказалась. «Держитесь! Я сейчас!» — крикнул он, перелезая через ограждения, чтобы помочь мне. Бретт сделал это слишком быстро, и когда его нога оказалась на бордюре, он потерял равновесие.
  
  Жена замолчала. Поставив локти на стол, опустила голову на руки и начала всхлипывать.
  
  — Эллен. — Я подвинулся к ней поближе и положил руку на плечо. — Эллен, — повторил я.
  
  — Понимаешь, Бретт бросился ко мне, чтобы помочь. Но не смог сохранить равновесие. А потом я увидела ужас в его глазах, он подался вперед, в сторону водопада. — Жена вытерла слезы. — Стокуэлл попытался схватиться за прутья, и у него почти получилось, но он был слишком слабым мальчиком, и у него оказались такие маленькие руки. Он начал падать вниз и не смог удержаться. Вскоре все было кончено. — Эллен посмотрела на меня красными воспаленными глазами. — И знаешь что?
  
  — Что?
  
  — Он не издал ни звука. Просто полетел вниз, в ревущий водопад. Я даже не слышала, как бедняга ударился о дно.
  Глава тридцать восьмая
  
  — Я не помню, как мне удалось забраться на мост, — продолжала Эллен. — Наверное, помог сильнейший шок. В руке я по-прежнему сжимала ремень от сумки с ноутбуком. Посмотрела вниз, надеясь разглядеть Бретта, но ничего не было видно. Затем добежала до конца моста, откуда начинались ступеньки вниз.
  
  Она посмотрела на меня, и я кивнул. Знал эти ступеньки.
  
  — Я стала быстро спускаться, не сводя глаз с воды. В тот момент я прекрасно понимала, что вряд ли кому-то удастся выжить после такого падения: слишком опасные камни были на дне водопада, — но потом заметила его ногу и часть спины на торчавшем из воды камне и поняла, что Стокуэлл мертв. — Эллен замолчала. — Я совершила ужасный поступок.
  
  — Но ты хотела как лучше, — перебил я. — То, что произошло, было чистой случайностью. Ты поступила правильно — предупредила парня насчет Конрада, рассказала о том, что он собирался сделать. По крайней мере ты знала, что хотел сотворить Чейз. Возможно, если бы не пошла за Бреттом, он покончил бы с собой. Бросился бы вниз вместе со своим компьютером.
  
  — Если бы я не пошла за ним, наверное, он остался бы жив.
  
  Я не стал больше ничего говорить, чтобы успокоить Эллен, — мне показалось, что это еще не конец истории.
  
  — Что случилось потом? — спросил я.
  
  — Я не знала, к кому мне обратиться за помощью, кроме как к Конраду.
  
  — Почему ты не пришла ко мне?
  
  — Боже, я хотела, — ответила Эллен с мольбой во взгляде, — но как я смогла бы тебе все объяснить? Тогда ты еще не знал, что я… встречалась с Конрадом. Рассказать тебе о случившемся означало также во всем сознаться, и, Джим… — Жена дотронулась до моей руки. — У меня не хватило духа.
  
  Я кивнул.
  
  — Но я чувствовала необходимость кому-то рассказать о том, что произошло. И решила, что это должен быть Конрад. Ведь я совершила этот опрометчивый поступок из-за него. Нет, не ради него, а чтобы помешать его планам. Но я только все испортила и страшно злилась. Мне хотелось, чтобы Чейз разделил со мной чувство вины, — ведь именно он спровоцировал случившееся. Я пришла домой к Конраду. Он жил один недалеко от колледжа. Разумеется, не в том доме, где проживает теперь. Я вошла без стука и застала его на кухне читающим газеты. Бросила ноутбук перед ним на стол, и он спросил: «Что это, черт возьми?»
  
  Я сообщила ему о том, что случилось. Как пыталась предупредить Бретта, что профессор, которому он доверял, предал его. Конрад слушал меня и краснел, и мне казалось, что он в любой момент был готов взорваться. А потом я рассказала, как Бретт пытался выбросить свой ноутбук, а я полезла за ним и чуть не разбилась. Стокуэлл кинулся меня спасать и погиб.
  
  — И какова была реакция Конрада?
  
  — Когда я сообщила ему о смерти Бретта, Чейз изменился в лице и внезапно успокоился. Спросил, не шучу ли я. Потом выяснил, есть ли в ноутбуке роман. Я ответила, что, наверное, да, но я не проверяла. Босс вытащил ноутбук из сумки, открыл и стал изучать. Ничего не сказал, но я видела, как он что-то искал, потом кивнул и закрыл крышку ноутбука. «Я сам обо всем позабочусь», — сказал он наконец.
  
  — Вероятно, твой шеф понял, что без проблем сможет присвоить себе книгу?
  
  — Я поняла, что он думал именно об этом. И все ему высказала. Пригрозила, что если он опубликует книгу под своим именем, то весь мир узнает о его поступке. А он с подлой улыбкой ответил: «А может, тогда мне стоит рассказать всем, как я заполучил все копии книги? И почему настоящий автор книги не может предъявить мне претензии? Хочешь, чтобы я рассказал всем, как ты столкнула его в водопад Промис?»
  
  — Неужели Чейз думал, что ему поверят?
  
  — Я ему так и ответила. Сказала: «Давай попробуй, расскажи им, но люди скорее поверят мне, чем тебе». Но босс ответил: «А что они подумают о тебе, когда узнают, что ты сбежала с места происшествия? Оставила Бретта Стокуэлла умирать и даже не вызвала полицию?»
  
  — Да, у тебя могли быть серьезные проблемы, — поморщился я.
  
  — Знаю. Но все равно думаю, что смогла бы объясниться. Я была тогда в состоянии шока — ведь только что побывала на краю гибели. Нельзя было все так оставлять. Я знала, что Конрад может навредить мне. Конечно, могла заявить, что он украл книгу у юноши, но Чейз попытался бы вывернуться и сказал бы, что совершенно тут ни при чем, я сама все подстроила, действуя в его интересах.
  
  — Как Иллина, — кивнул я.
  
  — Да, примерно так. Он придумал бы, что я столкнула Бретта Стокуэлла с моста, потому что хотела сделать ему подарок, чтобы потом он мог присвоить себе его книгу.
  
  — Мне кажется, эта версия притянута за уши. Но всегда найдутся люди, готовые поверить даже в такую чушь.
  
  — Я растерялась, — призналась Эллен. — И напугалась. К тому же мне было стыдно. Стала думать, что будет со мной, если люди поверят Конраду. Что будет с нами? И с нашим сыном? Мы все окажемся втянутыми в эту историю. — Она покачала головой. — Если бы я настояла на своем и попыталась разоблачить Конрада, всем стало бы известно о нашем романе с ним. Когда ты нашел записку, между нами все было кончено. Но стало уже слишком поздно давать делу ход и рассказывать правду о том, что сделал Чейз. Мое молчание все это время только подтвердило бы его версию случившегося. — Эллен снова коснулась моей руки. — Я люблю тебя и всегда любила. А продолжала молчать, потому что надеялась, что ты никогда ничего не узнаешь.
  
  Я встал, прошелся по кухне и остановился, прислонившись к разделочному столу и глядя на раковину.
  
  — Поэтому в последние дни, когда я пытался вывести Конрада на чистую воду, ты мешала мне. Боялась, что это может нам навредить. Не хотела, чтобы я с ним говорил, и предлагала сделать все самой. Ты забрала диск у адвоката Дерека и отдала его Конраду.
  
  — Верно.
  
  — Но Альберт Лэнгли должен был знать о том, что сделал Конрад. Поэтому он и отдал ему компьютер, которым занимались Адам и Дерек.
  
  — Да, Чейз признался Альберту в грехах. Не из чувства вины, а чтобы прикрыть задницу на случай непредвиденных событий. Когда его книга стала готовиться к выходу, у него появилась мания преследования и он обо всем рассказал Альберту. Конраду было важно знать, не могут ли его обвинить в плагиате и довести дело до суда. Он просил Альберта хранить молчание, но это было лишним. Ведь Лэнгли как адвокат обязан держать в тайне информацию о своих клиентах, и Чейзу не о чем было беспокоиться.
  
  — Альберту наверняка стало известно, что ты единственный человек, кроме него и Конрада, кто знал об этом.
  
  — Наверное, — согласилась Эллен. — Все эти годы мы с Конрадом с трудом выносили друг друга. Когда книга вышла и получила сплошь хвалебные рецензии, его дела быстро пошли в гору. А мне приходилось улыбаться ему при каждой встрече. Я собиралась уволиться из колледжа и держаться как можно дальше от этого подонка, но он не хотел, чтобы я уходила. Я хорошо справлялась с работой, и он предложил мне забыть о прошлом. Думаю, он боялся, что если бы я ушла и перестала ему подчиняться, то могла бы набраться храбрости и все рассказать. Он пригрозил, что я не найду себе приличной работы, потому что у него повсюду хорошие связи. Может, он и не способен был написать интересную книгу, но я не сомневалась, что мог придумать какую-нибудь искусную ложь и опорочить меня в глазах людей, на работу к которым я попыталась бы устроиться. — Эллен перевела дух и продолжила: — Но Конрад никогда не рассказывал Иллине о Бретте и его книге. Поэтому, когда узнала, что ты хочешь уничтожить ее мужа, она пришла в ярость. Ей было даже все равно, правда это или нет. Она просто не хотела, чтобы история с книгой всплыла и положила конец ее прекрасной стабильной жизни супруги президента колледжа. Именно поэтому она подослала своего брата и его дружка, чтобы те достали диск. Когда Конрад узнал об этом, он страшно разозлился и даже не сразу поверил в то, что она натворила. Чейз позвонил мне, обо всем рассказал и заявил, что, если я опознаю брата Иллины, это может иметь неприятные последствия. И не только потому, что в этом случае наружу всплывет вся правда. Стоящие за Иллиной люди очень опасны. Конрад сказал, что, если понадобится, они могут даже убить Дерека.
  
  — Вот дерьмо, — выругался я, потом вновь сел за стол и взял Эллен за руку. — На твоем месте я поступил бы точно так же. Не стал бы разоблачать брата Иллины. Мы должны были свести наши потери к минимуму.
  
  — Помнишь, что я сказала тебе однажды? — спросила Эллен. — Когда Дерека арестовали и отправили в тюрьму, я предположила, что это было наказанием за наши ошибки. Я совершила ужасный промах, позволив тому мальчику умереть.
  
  Я сжал ее руку:
  
  — Нет.
  
  Так и не смог признаться жене, что если мы действительно были тогда наказаны, то частично и по моей вине.
  Глава тридцать девятая
  
  На следующее утро, когда Дерек уже собирался сесть в пикап и поехать за Дрю, я окликнул сына и подошел к нему.
  
  — Сегодня опять будет жара, — заметил он.
  
  — Как ты себя чувствуешь? Не сильно устаешь? Тяжело, наверное, сразу так включиться в работу, да еще с Дрю, а не со мной? Я тут подумал — может, я был не прав, что сразу же свалил на тебя все дела. Ведь ты столько всего пережил, был в тюрьме.
  
  — Все в порядке. Так даже лучше. Понимаешь, мне это помогает отвлечься.
  
  — Конечно. Именно на это я и рассчитывал.
  
  — А ты как? Тяжело, наверное, опять возить этого членоголового?
  
  Я засмеялся.
  
  — Нормально. Не знаю, то ли я изменился, то ли Рэнди, но, честно говоря, он меня уже не так сильно раздражает. Конечно, Финли — кретин, у него этого не отнимешь, но я не позволю этому типу действовать мне на нервы. А может, он просто понимает, что в скором времени я уйду, и оттого не имеет власти надо мной. Но, думаю, тебе с Дрю гораздо приятнее работать, чем мне с Рэнди.
  
  — Ага. Больше не задаю ему глупых вопросов о том, как он грабил банки. Оставил его в покое и стараюсь особенно не навязываться.
  
  — Думаю, это самое разумное решение.
  
  — Но он очень работящий. Я не могу за ним угнаться. — Дерек помолчал. — Зато я лучше подстригаю газоны.
  
  Мы крепко обнялись, похлопали друг друга по спине, затем он сел в пикап, а я пошел домой.
  
  Глядя, как машина проезжает мимо дома Лэнгли, я подумал о том, как много еще осталось неразгаданных секретов, несмотря на все открытия, которые принес вчерашний день. Я до сих пор так и не узнал, что же произошло в этом доме в ту роковую ночь.
  
  Минуту спустя появилась Эллен, она собиралась ехать в колледж. Я обнял ее за плечи.
  
  — Помнишь, когда мы узнали о том, что семью Лэнгли убили, ты была готова уехать отсюда? Теперь я тоже этого хочу, правда, по другим причинам. С твоим резюме ты найдешь себе работу где угодно. И я тоже смогу как-нибудь устроиться.
  
  — Не знаю, — неуверенно ответила жена.
  
  — Конрад больше не имеет власти над тобой. Если у кого из вас двоих и есть козырь, так это у тебя. Я про ту историю с Иллиной, когда ты не опознала ее брата.
  
  — Знаешь, ночью я кое о чем подумала. О пистолете.
  
  — О пистолете?
  
  — Да, который нашли тем вечером, когда Морти и брат Иллины напали на нас. Его обнаружили рядом с тем местом, где оставил свою машину Лестер. Если это действительно тот пистолет, из которого убили Лэнгли, то вдруг…
  
  — Что?
  
  — Вдруг Лестер и его дружок причастны к этому? И, продолжая молчать, я помогаю убийцам Лэнгли оставаться на свободе?
  
  — Но мне казалось, что Иллина позвонила брату после того, как подслушала наш с Конрадом разговор о пропавшем компьютере и о диске, который был у Дерека. А убийство семьи Лэнгли произошло намного раньше.
  
  — Верно.
  
  — Может, Дрю ошибся, когда говорил, что видел, как Лестер выбросил пистолет. Было темно, и мы все были немного не в себе.
  
  Эллен задумалась.
  
  — Я только надеюсь, что правильно поступила на опознании. Потому что теперь у меня нет такой уверенности.
  
  — Давай оставим пока все как есть. Не будем ни во что вмешиваться. И что будет, то будет.
  
  — Не знаю, — засомневалась Эллен. — Я понятия не имею, что мне теперь делать. — Она посмотрела на меня. — Может, ты и прав. Нам стоит начать все сначала. В другом месте.
  
  Я обнял ее.
  
  — Поговорим об этом вечером.
  
  — Хорошо. — Она продолжила: — Куда ни посмотрю, все напоминает мне о трагедиях и страшных ошибках: дом Лэнгли, твой гараж, водопад Промис, колледж. Хочу избавиться от всего этого, пока не случилось еще что-нибудь ужасное.
  
  — Ничего больше не случится. Ничего не случится.
  
  В то утро мне было особенно некуда спешить. Рэндалл организовал себе облегченный график, и все запланированные им мероприятия вроде встреч с членами разных комитетов проходили в здании ратуши. Особой надобности в моих услугах у него не оказалось. Мэр берег силы для главного события — вечером он должен был заявить о своем намерении баллотироваться в конгресс.
  
  Я думал, что моя работа начнется не раньше полудня. Скорее всего мне придется ехать в гостиницу «Вэлкотт», находившуюся в западной части города, где сотрудники предвыборного штаба Финли арендовали конференц-зал. Теперь его украшали лентами и транспарантами, накрывали столы, готовили напитки и закуску.
  
  Все утро я занимался делами, которые редко мог позволить себе дома, — слонялся без цели, пил кофе чашку за чашкой, читал газеты. Но как только у тебя появляется возможность отдохнуть, что-нибудь непременно этому помешает.
  
  На этот раз это была неожиданно появившаяся на дороге машина Барри, один только вид которой навевал неприятные мысли. Я пошел к нему навстречу, пока он вылезал из машины.
  
  — Привет.
  
  — Здравствуй.
  
  — Опять привез какие-нибудь неприятные новости? — спросил я.
  
  Он пожал плечами:
  
  — Да нет, просто заехал по-соседски.
  
  — Но мы никогда не были соседями.
  
  — Как у тебя дела?
  
  — Трудная выдалась неделя, Барри. Думаю, что и у тебя тоже.
  
  — Прошлая ночь была особенно тяжелой, — заметил он. Разумеется, намекал на поступок Эллен, которая не стала опознавать Лестера Тиффина. — Думал, что, когда она увидит татуировку, мы его тут же прищучим.
  
  Я только пожал плечами. Может, жена и согласилась бы изменить показания, но ему нужно было обращаться к ней, а не ко мне.
  
  Дакуорт с грустью покачал головой:
  
  — Не знаю, Джим. Мне кажется, что дело здесь нечисто. Если не вы оба, то Эллен точно покрывает кого-то. И это здорово тормозит мое расследование.
  
  — Прости, Барри. Но то, что ты сделал с нами на прошлой неделе, тоже не облегчило нам жизнь.
  
  Он тяжело вздохнул.
  
  — Я не хочу ссориться с тобой, Джим. Мне просто нужно понять, что происходит. В соседнем доме убили трех человек, на вас с Эллен напали двое бандитов, твой старинный дружок Лэнс убит. А главное, меня не покидает мысль, что все это как-то связано.
  
  — Ты насчет пистолета? — спросил я. — Который нашли здесь?
  
  — Да, из него убили Лэнгли.
  
  — На нем обнаружили отпечатки пальцев Лестера Тиффина?
  
  Дакуорт посмотрел на меня и ничего не сказал. Но я понял, что ответ был бы отрицательным.
  
  — А есть вероятность, что пистолет мог лежать здесь с момента убийства и твои ребята не нашли его, когда обыскивали все вокруг после убийства семьи Лэнгли?
  
  — Это невозможно, — покачал головой Барри.
  
  — Я помню, как читал об одном преступлении, — усмехнулся я, — кажется, в Канаде. Обыскивали дом серийного убийцы. Туда послали отряд полиции, чтобы они все перевернули вверх дном. Полицейские сняли половицы, разбили каменную кладку, но ничего не нашли. А потом, после обыска, туда проник адвокат убийцы и по описанию своего клиента вытащил из-за лампы наверху видеокассету, на которую маньяк записывал убийства.
  
  — Что ты хочешь этим сказать? — спросил Барри.
  
  — Даже самые хорошие полицейские иногда ошибаются.
  
  Дакуорт опять покачал головой:
  
  — Если это правда и пистолет провалялся там с момента убийства Лэнгли, как он тогда мог оказаться в квартире Лэнса? Ведь он был убит из того же оружия.
  
  — Вопрос поставил меня в тупик.
  
  — Да, тот же пистолет. Правда, ловко сработано?
  
  — Да, — признался я.
  
  — Я еще не закончил с этой историей, но обязательно докопаюсь до истины, и не важно, будете вы с Эллен мне помогать или нет.
  
  — Я понял.
  
  — Вот ты не хочешь мне говорить правду, а я сделал для тебя еще одно одолжение.
  
  — Какое?
  
  — Ты просил меня проверить одно имя. Ту девушку. Шерри Андервуд.
  
  — Точно. И ты это сделал?
  
  — Да. Она умерла. Примерно месяц назад. В больнице.
  
  — Что с ней случилось?
  
  Барри пожал плечами:
  
  — Шерри была больна. Наркотическая зависимость, СПИД, истощение — полный набор. Умерла от сердечного приступа.
  
  Я почувствовал, как внутри у меня все опустилось.
  
  — Как жаль! Она ведь была еще ребенком.
  
  — Добро пожаловать в мой мир. — Барри сел в машину, опустил стекло и добавил: — И хватит придуриваться, Джим.
  
  В город я приехал где-то в час на «гранд-маркизе» Финли. В багажнике лежали коробки, набитые проспектами и листовками с речью мэра. Их должны были раздавать прессе, которая приедет в «Вэлкотт». Я предложил свою помощь в этом деле. И вовсе не потому, что хотел поддержать кампанию Финли, просто мне нужно было чем-то заняться. К тому же у меня по-прежнему была почасовая оплата. Весь день Рэнди собирался провести у себя в офисе, потом у него был обед в «Ротари-клубе», где он хотел выступить с небольшой речью, после чего планировал отправиться на пресс-конференцию.
  
  Я бегло просмотрел его речь, изобиловавшую всевозможными банальностями, клише и пустыми обещаниями, которые только и можно было услышать от честолюбивых политиканов. Вполне в духе Финли. Он продолжал нападки на профсоюзы в интересах групп избирателей, которые благосклонно относились к Рэндаллу и готовы были голосовать за него. Но теперь его высказывания стали гораздо сдержаннее по сравнению с тем, что говорил мэр все эти годы в адрес государственных служащих, которых называл кучкой бездельников. Собравшись баллотироваться в конгресс, Финли понимал, что не может больше идти на открытый конфликт с рабочими. Ты можешь позволить себе несколько нелестных высказываний в адрес профсоюзов, но все равно рассчитываешь на их поддержку, если не будешь перегибать палку.
  
  В конференц-зале «Вэлкотт» уже собралось с полдюжины людей, которым было поручено подготовить все к предстоящему мероприятию. Меня тоже пытались подключить к работе и заставить развешивать баннеры и перетяжки, но я выкрутился, заявив, что мэр ждет меня в городе и я должен везти его куда-то по срочному делу. У меня не хватило бы энтузиазма для развешивания транспарантов.
  
  Примерно в пять Финли плюхнулся на заднее сиденье автомобиля и велел везти его в «Ротари-клуб».
  
  — Ну что, Рэнди, волнуешься?
  
  — А что мне волноваться? — спросил он. — Им меня не сожрать.
  
  Когда я остановился у входа в «Холлидей-инн», Рэнди продолжал спокойно сидеть, ожидая, что я выйду и открою для него дверь. В этот момент зазвонил мой мобильный.
  
  — Встретимся на месте через минуту, — бросил я ему, и Финли с недовольным видом самостоятельно выбрался из машины. Ничего, небольшая физическая нагрузка ему не повредит.
  
  — Привет! — воскликнула Эллен. — Ты не знаешь, где Дерек?
  
  — Нет, — ответил я, глядя на часы на приборной доске. Было пять минут шестого. — А почему я должен это знать? Что-то случилось?
  
  — Да ничего особенного. Но обычно он возвращается домой раньше пяти. Я думаю, просто задержался. Он не посылал мне сообщений, вот я и решила уточнить — может, тебе звонил?
  
  — Нет. — Я почувствовал легкое беспокойство. — А ты ему не звонила?
  
  — Пыталась, но его мобильный сразу переключается на автоответчик.
  
  — Может, там, где он сейчас находится, плохая связь или парень забыл зарядить мобильный? — предположил я. — На твоем месте я не стал бы переживать. Особенно после того, как мы отделались от ребят Иллины. А сейчас мне нужно идти в «Холлидей-инн» — Рэнди решил там устроить небольшую деловую встречу, перед тем как сделать заявление.
  
  — Хорошо, я поговорю с тобой позже.
  
  Финли даже не стал обедать с представителями бизнеса — лишь обменялся несколькими репликами, а затем покинул зал. Это было нечто вроде репетиции его большого выступления. Несколько шуток, короткое обсуждение предвыборной кампании, затем наш кандидат выслушал вопросы аудитории. На все упоминания о его политических взглядах он отвечал уклончивыми фразами вроде: «Не волнуйтесь, через пару часов вы получите ответ на этот вопрос».
  
  Затем последовали громкие аплодисменты. Но не такие бурные, как ожидал мэр.
  
  — Что это с ними? — удивился он, направляясь к своей машине. — Я думал, что уложу их на лопатки.
  
  — Тебе попалась непростая аудитория. — На этот раз я проявил снисхождение и открыл перед мэром дверь лимузина.
  
  Когда Финли садился в машину, мой телефон снова зазвонил.
  
  — От Дерека по-прежнему никаких вестей. — В голосе Эллен слышалось волнение.
  
  Я снова посмотрел на часы. Было уже шесть.
  
  — Ты так и не смогла дозвониться до него?
  
  — Нет.
  
  — Ты же знаешь, какая у него работа, — напомнил я, желая приободрить ее. — Что-то могло задержать парня — сломался трактор, кончился бензин в газонокосилке. А если они сейчас работают, то Дерек мог просто не услышать звонка.
  
  — Я понимаю, но… не знаю. А что, если те люди передумали? Что, если они все еще хотят отомстить Дрю?
  
  — У тебя есть телефонная книга?
  
  — Подожди… все, я взяла ее.
  
  — Ищи Локуса — это фамилия Дрю. У него нет мобильного, но в доме его матери наверняка есть телефон. Позвони туда и спроси, вернулся Дрю или нет.
  
  — Секундочку… но здесь нет Локуса.
  
  — Дом находится на Стонивуд.
  
  — Ничего.
  
  — Черт! Наверное, у его матери другая фамилия или ее номер не указан в справочнике.
  
  — Послушай, Каттер, — напомнил о себе мэр. — Мы едем или как?
  
  Я жестом велел ему помолчать, затем попытался вспомнить, какой сегодня день недели.
  
  — Я знаю, на каких участках они должны сегодня работать. Хорошо помню все адреса, куда мы ездили с Дереком. По пути загляну туда и спрошу, были там Дрю и Дерек или нет, а потом перезвоню тебе.
  
  — Спасибо, — ответила Эллен.
  
  Я закрыл крышку телефона, повернулся к Рэнди и спросил:
  
  — Что ты собираешься делать до семи?
  
  — Как что, Каттер? Найду себе шлюшку, которая умеет хорошо сосать. А что, по-твоему, мне еще делать? Ладно, давай вернемся в офис, хочу выпить чего-нибудь покрепче, а потом поедем в «Вэлкотт». Нужно быть там где-нибудь без десяти семь, чтобы я мог подготовиться к выступлению.
  
  — Мне нужно кое-что сделать. Так что сядь, расслабься и давай немного покатаемся по Промис-Фоллс.
  
  — Шутишь, Каттер?
  
  — Рэнди, успокойся. Это важно. Мой сын пропал.
  
  Финли вздохнул:
  
  — И что с того? Может, он встретил какую-нибудь юную кошечку. Нормальное поведение для парня, который только что вышел из тюряги.
  
  Я уже ехал в противоположную сторону. Обычно я старался распределить всех клиентов по районам: в один день мы работали на северной стороне города, в другой — на южной, и так далее. Это было гораздо удобнее, чем мотаться из одного конца города в другой. В тот день мы должны были работать на северо-востоке.
  
  — Честное слово, Каттер, ты меня удивляешь. — В голосе Финли было скорее смирение, чем гнев. Похоже, он все-таки решил пойти у меня на поводу.
  
  Я проехал мимо первых четырех домов наших клиентов. Даже не стал выходить из машины и выяснять, проводились тут работы или нет, поскольку видел все своими глазами. Трава была скошена, газоны аккуратно подстрижены, дорожки подметены. Я снова позвонил Эллен.
  
  — Ну что?
  
  — Ничего, — сказала она.
  
  — Ты звонила Пенни? — Я понимал, что жене будет неприятно звонить в дом Такеров и разговаривать с родителями девочки.
  
  — Звонила. Дерека там нет.
  
  — Понятно. Я постараюсь оставаться на связи как можно дольше, — пообещал я и закончил разговор.
  
  — Твой сынок… — начал Рэнди. — У меня возникло подозрение, что он трудный подросток. Ты не думал записать его на прием к психологу-консультанту?
  
  Я проигнорировал его замечание.
  
  Возможно, Дерек и Дрю решили выпить после работы? Парень был слишком юным, чтобы ходить в бары, но они могли заглянуть в какую-нибудь забегаловку или в «Молочную королеву», чтобы выпить чего-нибудь прохладненького после утомительной работы на жаре.
  
  Но почему он не отвечает на телефонные звонки? Это беспокоило меня больше всего. Я пока что не паниковал, но меня охватило волнение. Однако прежде чем начинать бить тревогу, нужно было заехать еще в одно место.
  
  — Слушай, Каттер, — Рэнди завозился на заднем сиденье, — уже шесть двадцать. Мне бы успеть хотя бы поссать, пока не началось мое выступление в «Вэлкотте».
  
  — Нам нужно еще в одно место, — буркнул я, разворачивая машину и возвращаясь назад. — Не торопись. Они все равно не начнут без тебя. Если ты появишься на две минуты позже, только создашь дополнительное напряжение.
  
  — И то верно, — согласился Финли.
  
  Я старался не думать о ситуациях, в которые могли попасть Дерек и Дрю. Но если на них действительно напали люди, которым ничего не стоит засунуть твои пальцы в кусторез и…
  
  Нет, лучше пока не думать об этом.
  
  Мне оставалось только проверить дом Дрю. Возможно, он уже вернулся. А это значит, что Дерек уже на пути к дому.
  
  Или с парнем случилось что-то, пока он возвращался от Локуса.
  
  Я припарковался около дома на Стонивуд. Пышный кустарник по-прежнему скрывал его от посторонних глаз.
  
  — Буду через пару минут, — бросил я Рэнди и выскочил из машины прежде, чем он успел возразить. Я оставил двигатель включенным, чтобы кондиционер работал и мэр не сопрел от жары.
  
  Протиснувшись между кустами, поднялся по ступенькам крыльца и позвонил в дверь. Подождал секунд десять и снова нажал на кнопку звонка. Потом услышал шарканье.
  
  Дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина. Но не Дрю, а какой-то седовласый человек лет пятидесяти, в очках, белой рубашке, старательно отглаженных коричневых брюках и тапочках. В руках он держал сложенную газету.
  
  — Чем могу помочь?
  
  Я был немного удивлен, увидев этого седовласого, а не мать Дрю. Разве Локус не говорил, что его отец умер? Может, это дядя? Но насколько я помнил, мой напарник говорил, что сам ухаживал за матерью.
  
  — Я ищу Дрю.
  
  — Кто это такой? — спросил хозяин.
  
  — Дрю, — повторил я. Возможно, у человека проблемы со слухом.
  
  — Дрю? — переспросил мужчина. — Здесь нет такого.
  
  — Нет-нет, — возразил я. — Это тот самый дом. Я ищу Дрю Локуса. Он живет здесь с матерью.
  
  — Не думаю, — поджал губы седой. — Меня зовут Харли, и я живу здесь один. Моя жена умерла пять лет назад.
  
  Я попятился, обводя взглядом дом.
  
  — Дрю — такой крупный парень. Похожий на футболиста. С короткой стрижкой.
  
  — Ах да, — вспомнил Харли. — Я, кажется, знаю, о ком вы говорите. Он каждое утро стоит перед моим домом и ждет, когда за ним приедет машина службы по благоустройству дворов. Вы его ищете?
  Глава сороковая
  
  — Что с тобой стряслось? — спросил Рэнди, опуская окно и глядя, как я подхожу к машине. — У тебя такой вид, словно ты встретил призрака.
  
  У меня появилось дурное предчувствие. Что-то здесь не так. Совсем не так.
  
  — Эй? Ты здесь? Земля вызывает Каттера!
  
  — Заткнись, Рэнди, — оборвал я его.
  
  — В чем дело?
  
  — Помолчи хотя бы минуту. — Я встал около машины, пытаясь собраться с мыслями. Если Дрю здесь не живет и это не его дом, тогда…
  
  Я вспомнил, как подвозил его сюда и всякий раз наблюдал в зеркало, как он стоял на тротуаре и смотрел мне вслед. И я не помню, чтобы он заходил в дом. Даже в день нашей первой встречи, когда Локус прятался за кустами.
  
  Я почувствовал, как у меня начинают подгибаться колени.
  
  Получается, тогда Дрю следил за мной. Он соврал, что живет здесь со своей матерью, чтобы я не заподозрил его.
  
  Но если напарник каждый день встречался здесь со мной, значит, каким-то образом добирался до этого места.
  
  — Ты куда? — крикнул Рэнди, когда я побежал на угол Стонивуд и Пайн. Дом, в котором якобы жил Дрю, стоял на пересечении этих улиц. Я посмотрел в обе стороны Пайн-стрит. Ни одной машины — только через два дома от меня у тротуара стоял старый синий «форд-таурус», ржавый, с облупившейся краской. Я вспомнил, как той ночью, когда на нас напали, видел подобную машину. Она была припаркована у дороги, ведущей к нашему дому. Подбежал к машине, дернул за дверь, но она была заперта, а стекла — подняты. Тогда я заглянул внутрь. Какой-то мусор: коробки из-под фастфуда, стаканчики из-под кофе, бумажные и полиэтиленовые пакеты. Еще там лежал маленький блокнот на пружинке и скомканная карта города.
  
  Мне нужно было найти свидетельство о регистрации транспортного средства.
  
  Я подергал все двери «тауруса», но когда понял, что они заперты, стал искать, чем можно разбить стекло. По обе стороны тропинки к одному из домов лежали декоративные камни, каждый — размером с грейпфрут. Схватив один, я вытащил его из земли и разбил им стекло напротив пассажирского места.
  
  Я боялся, что сработает сигнализация, но, вероятно, «форд» оказался таким старым, что на него невозможно было установить противоугонную систему или она давно вышла из строя. Убрал разбитое стекло, открыл дверь. Первым делом я заглянул в бардачок. Там обнаружились потрепанный справочник автовладельца, несколько ручек, старые карты и пачка бумажных салфеток. Потом я нащупал маленькую пластиковую папку, открыл ее и нашел свидетельство о регистрации.
  
  Машина была записана на Лайла Надау. Черт! Я залез в чужую машину!
  
  Но затем вспомнил, что Дрю говорил мне однажды за обедом, как его старый друг по имени Лайл одолжил ему свою машину. Локус только что освободился и не мог купить автомобиль, зарегистрировать и застраховать. На этот раз интуиция не подвела меня. Дрю каждый день приезжал сюда, чтобы я мог забрать его и не усомнился в том, что он жил в доме Харли.
  
  Я стал рассматривать лежавшие в машине вещи. На карте Промис-Фоллс некоторые места были обведены, включая участок вокруг моего дома.
  
  Маленький блокнот показался мне смутно знакомым. Я начал листать его — чего здесь только не было! Список покупок, перечень дел на день, список регистрационных номеров автомобилей, колонки каких-то цифр, инициалы и номера телефонов.
  
  Я продолжал листать блокнот, пока не наткнулся на страницу, которую так боялся увидеть. Мое имя и номер телефона. Я записал их тем самым вечером, когда застукал Рэнди Финли в номере отеля с несовершеннолетней проституткой.
  
  Что тогда сказал Дрю? У него был ребенок, дочь, которая умерла.
  
  Шерри Андервуд.
  
  Я держал в руках ее блокнот.
  
  Десятки вопросов пронеслись в голове, но самыми главными были: «Где сейчас Дрю? Где Дерек? Что я натворил, заставив сына работать с ним?»
  
  Из-за угла, пыхтя и отдуваясь, выплыл мэр.
  
  — Ты знаешь, сколько сейчас времени? — спросил он, стуча пальцем по циферблату своих часов. — О чем ты вообще думаешь?
  
  Я вытащил из кармана куртки сотовый телефон, но прежде чем успел набрать номер Эллен, он зазвонил. Звонили из дома.
  
  — Эллен? Дерек дома? Ты видела его?
  
  — Джим, — голос жены был нарочито спокойным, как будто она изо всех сил старалась сдерживать себя, — Дрю хочет поговорить с тобой. — Когда она передавала трубку, на заднем плане послышалось какое-то бормотание.
  
  — Джим? — раздался голос Локуса.
  
  — Дрю, что, черт возьми, происходит?
  
  — Привет, Джим, — усталым голосом поздоровался он. — Мне очень жаль.
  
  — Чего тебе жаль, Дрю?
  
  — Мне показалось, что ты хороший парень. Даже несмотря на то что позволил моей дочери погибнуть.
  
  — Дрю, что ты делаешь в моем доме?
  
  — Я собирался сделать это еще вчера, но сначала нужно было найти еще один пистолет. Мне пришлось оставить свой у тебя во дворе тем вечером. Не мог отказаться от такой удачной возможности подбросить его.
  
  Пистолет, найденный в траве около места, где была припаркована машина Лестера Тиффина. Дрю сделал так, чтобы у нас сложилось впечатление, будто он не хочет оставаться и говорить с полицией, но потом он вернулся. Вероятно, сел в свою машину, достал пистолет, которым убил Лэнгли, Лэнса и двух других человек, чьи имена я не смог тогда вспомнить, и бросил оружие в траву, где его потом нашла полиция. Чтобы в убийстве Лэнгли заподозрили тех двоих, которые напали на нас.
  
  — Дрю, — я старался говорить спокойно, но голос мой срывался, — что сейчас происходит у меня дома?
  
  — Я здесь с Эллен и Дереком. Мы просто сидим все вместе.
  
  — Здорово, — бесстрастно бросил я. — А что за дела с пистолетом?
  
  — Я пущу его в ход и пристрелю их, если ты мне не поможешь.
  
  — Дрю, с Эллен и Дереком все в порядке?
  
  — Да, — как ни в чем не бывало ответил он. — У всех все замечательно. Мы сидим на кухне. Я как раз им обо всем рассказал и извинился перед Дереком за то, что заставил его пережить той ночью.
  
  — В доме Лэнгли?
  
  Я почувствовал себя так, словно мне за ворот рубашки бросили сосульку. Однажды меня уже посещала эта мысль. Кто-то просто перепутал дом.
  
  — Это была огромная ошибка, — признался Дрю. — Когда я увидел почтовый ящик, то подумал, что это ты живешь в том доме. Я не заметил второго дома, твоего, который стоял в глубине, за деревьями. Богом клянусь, чувствовал себя просто отвратительно. То, что я сделал, ужасно. Особенно с тем мальчиком… Как его звали? Адам? Они не заслужили такого. Но иногда случается то, что случается.
  
  — Да, — согласился я. — Кошмарное событие.
  
  — Но даже если бы я пришел в нужный мне дом, к тебе, как и собирался первоначально, я не хотел убивать твоих жену и сына. Но тогда у меня не оставалось выбора, потому что они были свидетелями, вот мне и пришлось так с ними поступить.
  
  — Конечно, Дрю, прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать.
  
  — Я лишь на третий день узнал о том, что натворил. Когда услышал все в новостях, мне стало плохо, потому что мистера Лэнгли не было в моем блокноте.
  
  — В блокноте Шерри, — уточнил я.
  
  — Да, верно. Ты знаешь, о чем я говорю?
  
  — Сейчас он у меня, Дрю. Я пришел к тебе домой, пытаясь найти тебя. Только это оказался не твой дом.
  
  — Нет, — подтвердил он с сожалением в голосе. — Я не живу там. И моя мать давно умерла. От удара. После той оплошности я стал следить за тобой. И когда ты заметил меня, пришлось быстро сочинить эту историю. Сердишься на меня?
  
  — Нет, Дрю, теперь это уже не важно. Послушай, я могу немного поговорить с Эллен?
  
  — Постой, Джим. Я даже не сказал, что мне от тебя нужно.
  
  Рэнди дернул меня за рукав, показывая на часы:
  
  — Слушай! Может, потом поболтаешь? У меня встреча с членами конгресса. Ты забыл?
  
  — Это он? — спросил Дрю.
  
  — Кто — он? — ответил я вопросом на вопрос.
  
  — Мэр.
  
  — Да.
  
  — Это хорошо. С ним ты и должен мне помочь.
  
  — Что ты хочешь?
  
  — Ты ведь знаешь, что он сделал? Я понял это, сопоставив все, что мне сказала перед смертью Шерри, о чем поведал Лэнс, перед тем как я его убил, и что рассказал мне ты, пока я работал у тебя. Финли был одним из тех, кто убил мою дочь. Ты же знаешь, они все ее убили. Эти подонки, которые использовали ее, платили ей за секс.
  
  — Я понимаю тебя.
  
  — Не думаю, что ты был одним из них, несмотря на то что твое имя есть в ее записной книжке. А вот раньше я считал иначе. Но ты ведь написал свой телефон, чтобы Шерри могла обратиться за помощью? Ты говорил мне об этом за обедом. Благородный жест с твоей стороны, только он ничего не изменил. Бессмысленный поступок. Ты должен был больше сделать для нее, Джим. Ведь ты был там, когда мэр ударил ее? Но ничего не предпринял, чтобы помочь ей. Ты должен был сделать что-то с этим человеком, вызвать полицию, чтобы его арестовали и помогли моей маленькой девочке. Но все равно ты достойный человек, пускай и предпочел бездействовать. По крайней мере отнесся к Шерри гораздо лучше, чем остальные.
  
  — А как же ты, Дрю? Что ты сделал для нее?
  
  — Что? — В его голосе впервые прозвучали нотки недовольства. — Ты знаешь, где я был? В тюрьме, мать твою! Вот где! Считал дни, когда выйду и смогу помочь моей маленькой девочке. Ее мать была бестолковой шлюхой. Все, что она смогла дать Шерри, — это свою фамилию, поскольку я не захотел жениться на ней. Она пила и кололась. Эта женщина давно умерла — по крайней мере я на это надеюсь. Я пытался сделать для Шерри все, что в моих силах. Богом клянусь, готов был пойти на все, даже ограбить банк, чтобы раздобыть денег и воспитать ее должным образом. А потом ты знаешь, что случилось. Меня посадили, и за ней некому стало приглядывать. В ее жизни не стало человека, который смог бы наставить мою дочь на истинный путь. Но я надеялся, что найдутся люди, достаточно порядочные, которые будут помогать ей, пока я не выйду на свободу и не смогу позаботиться о ней. И у тебя было больше всего шансов стать таким человеком, но ты ничего не сделал.
  
  — И поэтому ты решил меня убить? — предположил я.
  
  — Да. — Теперь его голос был намного мягче. — Но потом, когда я ошибся и пришел не в тот дом, решил действовать осмотрительнее. Я захотел сначала присмотреться к тебе, потом ты предложил мне работу и у меня появился шанс узнать тебе получше. И я подумал, что, возможно, не стану убивать тебя. По крайней мере у меня появились сомнения на этот счет. Но другие, чьи имена были в блокноте Шерри, должны были получить по заслугам.
  
  — Как Лэнс, — продолжил я. — И те двое, которых ты убил несколько недель назад.
  
  — Их осталось еще много, до кого я не успел добраться. Возможно, мне не удастся убить их всех. — В голосе Локуса звучало сожаление, к которому примешивалась усталость. — Я даже не знаю, смогу ли теперь воплотить в жизнь мой план.
  
  — Лучше бы ты позаботился о себе, — заметил я. — Нашел хорошего адвоката. Это дело не так уж и безнадежно для тебя, Дрю. Те люди погубили твою маленькую девочку.
  
  — Какую еще маленькую девочку? — спросил мэр. — Что ты городишь?
  
  — Он один из тех, кто мне нужен, тот человек, который сейчас находится рядом с тобой. Но я не хочу убивать его. Кажется, я придумал для него кое-что похуже.
  
  — Что, Дрю?
  
  — Сегодня у него особенный вечер, не так ли?
  
  — Какой вечер?
  
  — Сегодня он собирается сообщить всем важную новость. О том, что уже не просто мэр, а нечто большее. Дерек рассказал мне.
  
  — Да, — подтвердил я.
  
  — Это ведь случится совсем скоро, ведь так?
  
  — Верно.
  
  — Так вот, скажи мэру, что когда он поднимется на сцену, пусть расскажет о том, как занимался сексом с несовершеннолетней. С невинной школьницей. С девочкой, которой пришлось продавать свое тело, чтобы выжить, а он этим воспользовался. Твой босс должен всем рассказать о том, что сделал.
  
  — Это будет задача не из легких, Дрю. Не думаю, что он с ней справится.
  
  — У тебя на телефоне есть видеокамера? Можешь снять его выступление?
  
  — Да. Я могу снимать. Короткие клипы.
  
  — Снимешь на видео, как он произносит свою речь. Пусть расскажет, как снял девочку, еще ребенка, чтобы переспать с ней. Если негодяй этого не сделает, боюсь, мне придется убить твоего сына, Джим. Я убью его и твою жену. Мне не хочется этого делать, но у меня не останется выбора, если мэр не скажет то, что я хочу. Когда он выступит, вы вдвоем приедете сюда. Если сделаешь все как я сказал, твою семью никто не тронет. И не вздумай обращаться в полицию. Если увижу поблизости полицейских или услышу вой сирен, убью твоих жену и сына, независимо от того, сделает мэр то, что должен, или нет. Ты слышишь меня, Джим?
  
  — Слышу, Дрю.
  
  — Поговори с ним, а потом перезвони мне. — Локус повесил трубку.
  
  Я закрыл крышку мобильного.
  
  — Ты только подумай, мы проторчали здесь битый час! — возмутился мэр. — Из-за тебя я опоздаю на выступление. Что стряслось?
  
  Я повернулся к Рэнди:
  
  — Тебе придется немного подкорректировать свою речь.
  Глава сорок первая
  
  — Ты рехнулся! — заявил Финли.
  
  — Но он так хочет. — Мы оба стояли около лимузина, двигатель машины по-прежнему работал. — И он сказал, что, если ты этого не сделаешь, он убьет Эллен и Дерека.
  
  — Да брось ты, Каттер, — отмахнулся мэр. — Тебе не кажется, что он в любом случае их прикончит? И моя ложь ничего не изменит. К тому же не забывай, Каттер, мне нужно заботиться о своей репутации.
  
  Я схватил его за лацканы пиджака, стоившего не меньше тысячи долларов, и прижал к машине.
  
  — Рэнди, ты, наверное, не понимаешь всю серьезность ситуации. И если тебе от этого будет легче, то врать тебя никто не заставит. Ты скажешь правду.
  
  — Я не знал. — Финли затряс головой как маленький мальчик. — Честное слово, не знал.
  
  — Вот только не надо пороть чушь! Когда я вошел в комнату, сразу понял, что она еще ребенок.
  
  — Но я ни к чему не принуждал эту девушку, — запротестовал мэр. — Не заставлял ее заниматься подобной работой.
  
  — Верно. — Я склонился над ним. — Тебя не в чем упрекнуть. Ты просто невинный клиент.
  
  — Это все Лэнс, — заверещал Рэнди, в уголках его губ скопилась слюна. — Это его вина! Он все подстроил. Сказал, что знает одну замечательную девочку, и я позволил ему все устроить. Ты слышишь меня? И почему я не доверял в таких делах тебе? Ты никогда не привел бы ее ко мне. И не позволил бы Лэнсу сделать это.
  
  — Всегда можно найти виноватого, не так ли? — Я отпустил его, но по-прежнему стоял рядом с мэром. — Ты просто не умеешь контролировать свои инстинкты, и всем об этом известно. А раз мы тебе не мешаем, значит, на нас можно валить всю вину, чтобы остаться чистеньким.
  
  — Да я это просто так сказал, не бери в голову, — пропищал он.
  
  — Ты всегда думал не мозгами, а членом и решил, что тебе ничего не будет за секс с малолеткой. А я из-за этого оказался в полном дерьме. Вооруженный человек захватил в заложники моих жену и сына. Прошлое имеет обыкновение возвращаться, чтобы ударить побольнее. Только теперь оно ударило и меня. Знаешь, скольких уже убил отец той девочки? Шестерых. Не считая того, которого прикончил на моих глазах несколько дней назад. Поэтому если сегодня ты не скажешь то, что он хочет, Локус убьет мою семью, а потом и тебя. Если только я не сделаю этого раньше.
  
  — Ладно, ладно, — замахал руками Рэнди. — Дай подумать. — Он посмотрел на часы. Его торжественное выступление должно было начаться через пятнадцать минут. — Нет, я могу, конечно, попробовать публично покаяться в своих грехах… Черт, ничего не выйдет.
  
  Его мобильный зазвонил. Я немного отодвинулся от него, чтобы он мог достать телефон из кармана пиджака.
  
  — Алло? Да… верно… знаю… мы уже едем… до скорого. — Рэнди убрал телефон. — Они уже волнуются, почему нас до сих пор нет.
  
  — Так давай сделаем им сюрприз. — Я открыл дверь машины, схватил Рэнди за руку и толкнул на заднее сиденье.
  
  Когда я сел за руль, он заявил:
  
  — Ты знаешь, что это такое? Это похищение!
  
  — Рэнди, что ты? Я просто хочу отвезти тебя на твою же пресс-конференцию. Но не забывай, что рядом со мной ты находишься в смертельной опасности. И если ты не сделаешь так, как тебе сказали, и моя семья умрет, клянусь, прикончу тебя.
  
  Рэнди хотел ответить, наклонился ко мне, но в ту же секунду его резко отбросило назад. В зеркале заднего вида я увидел, как мелькнули его ноги.
  
  Я перезвонил домой, как и велел мне Дрю. Трубку сняла Эллен.
  
  — Это я. Как вы там?
  
  — Уже лучше. Он здесь и хочет поговорить с тобой.
  
  Потом послышался голос Дрю:
  
  — Что сказал мэр?
  
  — Сейчас мы едем на пресс-конференцию. Я объяснил Финли, что он должен делать.
  
  — Замечательно, Джим. Очень признателен тебе.
  
  Локус это говорил так, словно я оказал ему какую-нибудь пустячную услугу — одолжил на время автомобиль или еще что-нибудь в этом роде.
  
  — Джим, я хотел бы поговорить с мэром.
  
  — Конечно. — Я протянул боссу телефон и, глядя в зеркало, пояснил: — Возьми, он хочет говорить с тобой.
  
  — А я не хочу, — бросил Рэнди.
  
  — Рэнди, возьми трубку, — подпустил я металла в голос.
  
  Он потянулся и взял телефон.
  
  — Алло? Да, это… Ага… ну конечно. Понимаю, что вы чувствуете… боюсь, что не знал… Послушайте, сэр, я тоже хочу вам кое о чем сказать. Что вы за отец, раз позволили дочери заниматься подобной работой?
  
  Мне не удалось разобрать, что говорили на другом конце провода, но отчетливо слышалось, что Дрю кричал.
  
  Рэнди пошел на попятную:
  
  — Ладно, ладно, ладно. Приношу свои извинения. Вы правы, возможно, я и перегнул палку… да… хорошо. — Он отдал телефон мне.
  
  Я приложил трубку к уху:
  
  — Да?
  
  — Вот засранец, — возмутился Локус.
  
  — Видишь, Дрю? По некоторым вопросам мы способны прийти к согласию. А теперь я хотел бы еще раз поговорить с женой.
  
  — Не знаю, Джим, есть ли в этом необходимость. Лучше просто сделай то, что я тебе сказал.
  
  — Дрю, — остановил я его, — если мэр скажет все, что ты хочешь, это решит наши проблемы? Ты ведь не поступишь с ними так же, как с остальными?
  
  Повисла долгая пауза.
  
  — Дрю?
  
  — Я хотел бы поговорить потом с мэром. Хочу, чтобы ты привез его сюда. И чтобы он лично объяснился передо мной.
  
  Локус прервал связь. Мститель не сказал, попытается ли убить Рэнди или меня, когда мы приедем к нему на встречу. Но пообещал, что Дерек и Эллен не пострадают, если он получит то, что хочет.
  
  — Что он тебе сказал? — спросил Рэнди.
  
  — Ты должен хорошо выступить, — ответил я. — А что он сказал тебе?
  
  Финли ответил не сразу и неохотно:
  
  — Он мне много чего наговорил. Сказал, что я себя опозорил. Но, честно говоря, не знаю, кому из нас больше нужно стыдиться. Это он сидел в тюрьме и допустил, чтобы его дочь сбилась с пути.
  
  Похоже, дурак так ничего и не понял. И я сомневался, что когда-нибудь поймет.
  
  Когда мы подъехали к «Вэлкотту», Максин Вудроу, руководитель предвыборного штаба Рэндалла Финли, ждала нас у входа. Вид у этой леди был такой, словно еще чуть-чуть, и у нее случится инфаркт. По крайней мере она явно была близка к этому.
  
  Максин подбежала к машине, распахнула дверь и быстро проговорила:
  
  — Мы уже начали беспокоиться. Все готово, пора начинать!
  
  Она взяла мэра под локоть и повела к гостинице. Я оставил машину и последовал за ними. Когда мы повернули за угол и направились к конференц-залу, я услышал звучавшую оттуда музыку — кажется, это была песня «Иди вперед» Флитвуд Мэк; по крайней мере я так подумал, — а также голоса людей. Рэнди вошел в зал, и в ту же секунду все собравшиеся здесь сторонники мэра, которых было не менее пятидесяти человек, устремили на него взоры и разразились приветственными возгласами: «Рэнди! Рэнди!»
  
  Также я заметил две бригады тележурналистов с местных каналов. Они включили накамерный свет и направили его лучи на кандидата. Финли поднял руку, прикрывая глаза и одновременно приветствуя собравшихся. Этот сукин сын еще и улыбался. Даже после перенесенного унижения он не мог упустить момента насладиться этим коротким мгновением славы.
  
  — Все так взволнованы! — услышал я через гул толпы голос Максин.
  
  — Да, и я тоже! — кивнул кандидат.
  
  — Рэнди! Рэнди!
  
  Я старался держаться поближе к нему. Обычно на подобных мероприятиях брал что-нибудь перекусить и околачивался у стеночки. В конце концов, я был всего лишь шофером мэра. Но на этот раз не мог упустить его из виду и следовал за ним на расстоянии вытянутой руки. Я не был уверен, что, оказавшись на сцене, Рэнди поступит так, как мне было нужно.
  
  Сторонники мэра размахивали в воздухе флажками. Там было написано: «Финли в конгресс», «Нам нужен такой человек, как Финли», «Финли, вперед!» Через динамики лилась музыка, которую обычно крутят на стадионах, пока зрители занимают трибуны перед матчем. Народу в зале было не так уж и много, и Вудроу поступила разумно, арендовав небольшое помещение. Первое правило политики: «Комната должна быть чуть-чуть меньше, чем следовало».
  
  Максин взошла на сцену, взяла в руки микрофон и подождала, пока все успокоятся. Затем дунула в микрофон, и по залу разнесся резкий дребезжащий звук.
  
  — Раз-два… Вы меня слышите? — Несколько человек одновременно крикнули «да». — Итак, я с радостью хочу представить человека, который верой и правдой служил вам все эти годы мэром, который всегда ставил закон превыше всего, который знает, что нужно людям, и готов бороться за их права. Так поприветствуем героя сегодняшнего вечера — Рэндалла Финли!
  
  Толпа стала аплодировать. Мэр поднялся по ступенькам на сцену, обнял Максин и подошел к микрофону. Посмотрел на зрителей, увидел в первом ряду свою жену Джейн и помахал ей рукой. Но этого Рэнди было мало, он спустился со сцены, подошел к супруге и обнял ее, а потом крепко поцеловал в щеку. Я заметил, что он воспользовался удобным моментом и прошептал ей что-то на ухо. Короткую фразу. Возможно, что-то вроде: «Будь готова ко всему».
  
  Затем снова вернулся на сцену, буквально взлетел на нее. Глядя на него, невозможно было и заподозрить, что этот человек собирается сделать шокирующее признание.
  
  Я стоял в десяти футах от маленькой сцены, сжимая в руке мобильный телефон. Специально купил его когда-то, чтобы снимать на видео дворы клиентов, когда им требовалось благоустроить участок. Но продолжительность таких роликов была не больше двух минут. Теперь мне предстояла более серьезная работа.
  
  — Добрый вечер! Всем добрый вечер! — начал Рэнди. — Спасибо за теплый прием. Я так рад видеть всех вас. Это огромная честь для меня. Мы стоим на пороге волнующих событий.
  
  «Волнующих», на мой взгляд, было не совсем подходящее слово.
  
  — И знаете, — продолжал Финли, — работая мэром Промис-Фоллс, я старался выполнять свои обязанности наилучшим образом. Но в последнее время меня не покидала мысль, что те навыки, которые приобрел на этой должности, я мог бы применить на более высоком уровне.
  
  В зале послышалось бормотание, несколько хлопков, а потом кто-то шикнул, призывая к тишине, и Рэнди продолжил:
  
  — Наша страна находится в сложной ситуации. Она переживает экономический спад и угрозу морального разложения.
  
  Совершенная правда. Я еще не нажал на кнопку записи. Пока что Рэнди не сказал ничего путного, чтобы спасти мою семью или собственную задницу.
  
  — Нашу нацию нужно направить на истинный путь, и я верю, что, если вы поддержите меня на выборах в конгресс, смогу это сделать. Поверьте, я идеально подхожу для подобной работы. — Он сделал паузу, чтобы зрители могли ответить приветственными выкриками и аплодисментами. Все повиновались. — Есть несколько причин, — продолжил кандидат после продолжительной паузы, — почему меня можно считать идеальной кандидатурой для этого дела. Я знаю, что такое праведный путь, и знаю, что значит свернуть с него.
  
  Я поднял телефон и приготовился.
  
  — Буду откровенен, — продолжал Финли. — Вы прекрасно знаете, что иногда я произвожу впечатление человека несдержанного. Мне даже пришлось оплатить чистку нескольких ковров.
  
  Все засмеялись.
  
  — Но я думаю, что лидер должен совершить за свою жизнь несколько неправедных поступков, чтобы понять, где истинное добро. Мой отец, упокой Господь его душу, был мудрым, достойным человеком и часто говорил: «Рэнди, покажи мне человека, который не совершал за свою жизнь ни одной ошибки, и я покажу тебе человека, который никогда ничего не добьется». Он прекрасно знал, что, если ты любишь жизнь и готов принять все ее трудности, неизбежно совершаешь ошибки, потому что без этого никогда не сможешь реализоваться в полной мере. Если бы не было ошибок и поражений, как мы могли бы оценить наш успех?
  
  Он говорил очень длинно, но, похоже, двигался в правильном направлении. Максин Вудроу прошептала мне на ухо:
  
  — Мэр отклонился от текста. В чем дело?
  
  Я поднял руку и жестом велел ей замолчать. Рэнди оглянулся, встретился взглядом со мной. Посылал мне сообщение, что-то вроде: «Ты получишь то, что тебе нужно, даже больше того».
  
  Я включил запись.
  
  Рэнди посмотрел на людей в зале и продолжил:
  
  — Ошибки бывают разными. Ты можешь создать мост, но ошибиться в проектировании, и в результате произойдет катастрофа. Ты из самых лучших побуждений решаешь свергнуть диктатора, чтобы уничтожить оружие массового поражения, которым он владеет, а потом выясняется, что никакого оружия не было и в помине. Мы можем судить о последствиях подобных ошибок. Но сегодня я хотел бы поговорить о других ошибках. Об ошибках сердца. И ошибках души.
  
  Все без исключения зрители слушали Финли затаив дыхание.
  
  — Сегодня здесь находится моя чудесная жена Джейн. — Он перевел взгляд на нее.
  
  Джейн Финли — полная пятидесятилетняя женщина с черными волосами, собранными на макушке в пучок, напоминавший воронье гнездо, — покраснела. На ее коленях лежала копия заранее подготовленной речи мэра, и если она успела прочитать ее, то наверняка была удивлена не меньше, чем Максин.
  
  — Большинство из вас хорошо знают Джейн. Она всегда была со мной, поддерживала даже в самые тяжелые моменты, пускай иногда я не был этого достоин. Со мной трудно бывает ужиться. Я импульсивный человек. И довольно часто иду на поводу у своих инстинктов, не задумываясь о том, как это может отразиться на окружающих.
  
  — Что он делает? — прошептала Максин, но я проигнорировал ее вопрос и продолжал снимать.
  
  — Мне не стоит говорить вам, под каким пристальным взглядом общественности живут публичные люди. Некоторые политики и знаменитости скажут вам, что это ужасно и они хотят, чтобы их оставили в покое, ведь никто не имеет права вмешиваться в частную жизнь. Но я думаю иначе. Считаю, что, голосуя за меня, вы доверяете мне принимать решение от вашего лица, и поэтому имеете право знать, что я за человек. Каковы мои ценности, взгляды, во что верю. Без ложной скромности скажу, что я многое сделал для города. Например, добился строительства нового корпуса больницы, оснащенного по последнему слову техники. Оказываю постоянную материальную поддержку Дому Свонсон, где молодые женщины, попавшие в затруднительное положение, могут получить помощь. Я был там не далее как вчера и передал очередной грант для этого заведения.
  
  Но вы имеете право знать не только о моих выдающихся достижениях. Иначе как сможете доверять, если вам совершенно неизвестно, что я за человек?
  
  Запись прекратилась. Я снова нажал на кнопку.
  
  Зрители чувствовали, что Рэнди готовится сделать какое-то признание, и, судя по восхищенному выражению их лиц, умирали от нетерпения. Я знал, что сейчас произойдет, и тоже был в напряжении.
  
  — Поэтому сегодня, когда я собираюсь объявить о своем намерении представлять вас в столице нашей страны и делать гораздо более важные дела, чем прежде, хочу также рассказать о темном периоде в моей жизни. Я едва не скатился в пропасть, но смог выбраться из мрака благодаря стремлению стать лучше.
  
  О том, что вы сейчас узнаете, я никогда не рассказывал никому, даже супруге, потому что здесь нечем особенно гордиться. Я позволил основному инстинкту взять надо мной власть. Уступил силе более могущественной, чем алчность и алкоголь. Говорю о похоти. Я был бесчестным человеком. Однажды даже прибег к услугам жрицы любви — хуже того, впоследствии узнал, что она была несовершеннолетней.
  
  По залу пронесся вздох удивления. Мне показалось, что Джейн Финли стало плохо. «О Боже!» — прошептала Максин.
  
  — Я использовал эту молодую женщину самым грязным образом и понимаю, какой это позор для любого мужчины. Не проходит и дня, чтобы меня не мучила мысль о том, что я поспособствовал падению этой несчастной. Я совершал отвратительные поступки. Причинял вред людям. Но какой прок в человеке, если он не учится на своих ошибках? И какой вообще смысл жить, если ты не можешь искупить грехи, даже такие тяжкие, как у меня? Если бы я не понимал, что осознание собственных ошибок поможет мне в будущем творить добрые дела, я прямо сейчас отказался бы от всех своих притязаний. Но я думаю иначе. Верю, что могу обеспечить безопасность нашей страны, сделать ее сильнее и научить хранить те ценности, которые сделали нас самой великой нацией. Поэтому и стою сейчас перед вами — скромный грешный человек, который не утратил способность мечтать и который ищет у вас поддержки, чтобы начать борьбу за место в Вашингтоне и вернуть нашей стране утраченное величие!
  
  В зале повисла тишина. Потом послышались жидкие аплодисменты.
  
  — Я вижу, мои слова шокировали вас, — продолжил мэр. — Так и должно быть. Вы имеете право осуждать меня. И весьма жестоко. Разумеется, я это заслужил. Но попрошу тех из вас, кто никогда не оступался, не грешил и не переживал темные моменты в своей жизни, подняться на эту сцену и ударить меня.
  
  Он сделал паузу, ожидая, что кто-нибудь примет вызов. Но никто не откликнулся.
  
  Выждав еще немного, Рэнди закончил речь:
  
  — Пусть мои соперники распоряжаются этой информацией по своему усмотрению. Но будут ли они так же честны с вами, как был сегодня я? Захотят ли покаяться перед вами в грехах, чтобы все могли осудить их? И если еще кто-нибудь окажется столь же откровенен с вами, вы должны будете проголосовать за него. Я и сам отдам за него голос, потому что он, как и я, человек с недостатками.
  
  На этот раз аплодисменты прозвучали чуть громче.
  
  — Я знаю, что в этом зале находятся хорошие люди. Но не удивлюсь, если у каждого из вас возникало желание вернуться в прошлое и изменить хотя бы один недостойный поступок, о котором вы сожалеете. Возможно, вы обидели кого-то, кто был вам дорог, кого-нибудь обманули или нарушили закон, понимая, что этого нельзя было делать. И поверьте мне, если бы у нас была машина времени, ей пришлось бы откатать столько миль, что она быстро вышла бы из строя.
  
  Никаких аплодисментов, только несколько приглушенных смешков.
  
  — Но, несмотря на все ваши ошибки, я готов представлять вас в конгрессе. Все это время я боролся за ваши права. И готов продолжать это и впредь, потому что меня зовут Рэндалл Финли. И если вы решите поддержать меня, клянусь Богом, я вас никогда не оставлю!
  
  На этот раз зал буквально взорвался шквалом аплодисментов.
  
  — Спасибо! — Рэнди взмахнул руками. — Да хранит всех вас Бог!
  
  Теперь почти все аплодировали, а примерно половина присутствующих встали с мест. Кто-то крикнул: «Задай им, Рэнди!»
  
  Максин выглядела так, словно только что проглотила лягушку.
  
  — Спасибо! — снова крикнул Финли сквозь гром аплодисментов. — И спокойной ночи!
  
  Люди продолжали аплодировать, когда он спустился со сцены. Поравнявшись со мной, болтун остановился и шепнул мне на ухо:
  
  — Ну что, здорово я вас всех уел?
  Глава сорок вторая
  
  — Что думаешь? — спросил мэр, усаживаясь на заднее сиденье «гранд-маркиза». — А хочешь знать мое мнение? Мне кажется, что я все еще в деле.
  
  Я сел за руль и, не говоря ни слова, повернул ключ зажигания.
  
  — Что? — спросил он. — Тебе нечего сказать?
  
  — Признаться, ты меня удивил.
  
  Он откинулся на спинку сиденья.
  
  — Ай, ладно. Отвези меня домой, Каттер.
  
  — Мы еще не закончили, Рэнди, — заметил я.
  
  — Ты это о чем? Я выступил, ты записал все на видео, не так ли? Ну, на свой телефон. Кажется, это и нужно было тому психопату? Разве ты не можешь переслать видеоролик на его мобильный? Тебе даже не нужно возвращаться домой. Этот урод посмотрит все, отпустит Эллен и твоего пацана, уедет, и все будет кончено.
  
  Я боялся, что на деле все будет не так просто. Тем более что признание Рэнди не способствовало его унижению в глаза общественности. Я не знал, как Дрю отреагирует на его речь, когда увидит запись.
  
  — Он хочет встретиться с тобой. Лицом к лицу.
  
  — Ни за что, — возразил Финли.
  
  Когда я увидел в зеркале его лицо, мне показалось, что оно было искажено страхом.
  
  — Рэнди, он по-прежнему держит в заложниках мою семью, — напомнил я.
  
  — Знаешь, Каттер, очень тебе сочувствую, — заявил мэр. Я еще раз посмотрел на него в зеркало. — Но мне кажется, что это уже ваши с ним личные дела. Ты меня понимаешь? Разве я не сделал все как надо? Все, о чем ты меня просил? Да, я постарался повернуть это в свою пользу, но неужели ты думаешь, что мое скромное выступление не покажут по Си-эн-эн? Эти левые ублюдки, этот сукин сын Вольф Блитцер зубами вцепятся в возможность выставить меня в невыгодном свете.
  
  «Не сомневаюсь, и часа пройти не успеет», — подумал я.
  
  — Нет, ты просто должен отвезти меня домой. Мне нужно еще поговорить с Джейн. Я подумал, что будет лучше, если ее повезет Максин и у нее будет время прийти в себя. Я и так доставил ей немало проблем в жизни, но никогда не делал это публично. Все свои остальные интрижки я старался от нее скрывать, и она переживала их более-менее спокойно. Но это…
  
  — Понимаю, Рэнди, тебе кажется, что держишь ситуацию под контролем. Наверное, я недостаточно точно выразился насчет…
  
  Звонок телефона перебил меня. Мобильный Рэнди. Он тут же достал трубку и приложил к уху.
  
  — Да, милая, привет. — Вероятно, звонила миссис Финли. — Эй, эй, не горячись… давай обсудим это лично… нет, я не выжил из ума… это долгая история, потом все объясню. Господи, солнышко, это был вопрос жизни и смерти. Когда ты все узнаешь, поймешь меня… Говорил ли я правду? Ну конечно, я приврал, и если быть честным до конца, милая, то меня заставили это сделать. Я же сказал, все очень сложно. Так что возвращайся домой, прими пару пилюль, которые тебе прописали от нервов… Конечно. Скоро увидимся. — Он захлопнул крышку телефона. — Надеюсь, ты счастлив, — буркнул он. — Чем быстрее я доберусь домой, тем лучше, и давай покончим с этим.
  
  — Еще не время, Рэнди. Мы поедем ко мне. Дрю хочет поговорить с тобой. Вероятно, ему есть что сказать. Возможно, это касается того, как умерла его дочь. Так что сделай для него одолжение.
  
  — Нет уж, увольте, — возмутился он. В зеркало заднего вида я заметил, что Финли по-прежнему держит в руках телефон. — Пора подключить к делу полицию. Пусть они во всем разбираются. Я уже покаялся в грехах, так что не вижу больше смысла терять время. Какой у Барри номер? Он может вызвать отряд быстрого реагирования или что-нибудь в этом духе, найти снайпера. Пусть тот выследит психа, возьмет на прицел и прострелит ему голову, чтобы этот глупый ублюдок получил наконец по заслугам.
  
  Я вспомнил о том, что сказал Дрю насчет полицейских: если заметит неладное, убьет Эллен и Дерека.
  
  И когда увидел, что Рэнди открыл свой мобильный, резко нажал на тормоз, и машина въехала носом в бордюр. Секунду спустя я выскочил из автомобиля и распахнул дверь заднего сиденья. Проник в салон и схватил телефон Рэнди.
  
  — Каттер, да прекрати ты! — заорал он, пытаясь сопротивляться.
  
  Я захлопнул дверь и зашвырнул мобильный как можно дальше.
  
  — Черт побери, Каттер! — заорал Финли, распахивая дверь. — Я не могу туда ехать. Не могу встречаться с ним. Этот сукин сын убьет меня! И ты это знаешь!
  
  Я затолкал его в машину и уже собирался закрыть дверь, но мэр уперся в нее ногой. Тогда я схватил его за лацканы пиджака и потащил по сиденью; он дергался и извивался. Когда мы оказались у другой двери, я приподнял толстяка и прижал к стеклу. Он сильно стукнулся головой и вдруг перестал сопротивляться. Его глаза закатились.
  
  «Господи, — с ужасом подумал я. — Убил».
  
  Но в этот момент Рэнди тихо застонал. Мэр был все еще в сознании. По крайней мере у него хватило сил поднять руку и пощупать голову. Затем он сполз с сиденья.
  
  Убедившись, что в ближайшее время Рэнди не попытается бежать, я пересел на водительское место.
  
  Когда тронулся, у меня возникло нехорошее предчувствие. Я знал, что везу в руки палача не только Рэнди, но и себя. Но мне казалось, что Дрю не обманывал меня, когда сказал, что сохранит жизнь Эллен и Дереку, если все будет сделано как он сказал.
  
  И даже если мне придется пожертвовать жизнью Рэнди и своей собственной, меня это не остановит.
  
  Я уже свернул на дорожку, ведущую к моему дому, когда Рэнди наконец понял, где находится. Он сел прямо, выглянул в окно и увидел дом Лэнгли.
  
  — Черт возьми, Каттер, — пробормотал Финли.
  
  Мой пикап с прицепом стоял посреди дороги, поэтому пришлось затормозить. Возможно, это Локус велел Дереку перегородить подъезд к дому, чтобы заранее знать, кто приехал, особенно на случай если вдруг появится полиция.
  
  — Как твоя голова? — спросил я, останавливая машину и поворачиваясь назад. Рэнди потер затылок.
  
  — Сукин сын, ты напал на меня!
  
  — Раз у тебя язык не заплетается, — заметил я, — значит, нет сотрясения мозга.
  
  — Я не пойду туда.
  
  — Нет, пойдешь.
  
  — Ладно, ладно, — пошел на попятную Рэнди, лихорадочно соображая, как выкрутиться из сложившейся ситуации. — Дай подумать минуту.
  
  Я ждал.
  
  — Предположим, я встречусь с этим парнем, поговорю с ним и попробую убедить его сдаться. Неплохо, правда? Кандидат в конгресс убеждает убийцу сдаться в руки полиции. Звучит красиво, не так ли?
  
  — Замечательная идея, Рэнди, — поддержал я его.
  
  — У меня ведь однажды получилось, верно? — Он ссылался на свою недавнюю речь. — Может, и на этот раз выгорит.
  
  — Ты просто молодец, — похвалил я.
  
  — И если я сделаю все правильно и сумею убедить этого человека пойти в полицию, то даже смогу реабилитировать себя в глазах прессы после выступления. — Он нервно вытер губы. — Я все исправлю.
  
  — Ты о чем?
  
  — Та девушка, проститутка, она ведь была его дочерью?
  
  — Да.
  
  — И она умерла, не так ли? Заболела и умерла? Ты же сам мне говорил?
  
  — Верно.
  
  — Так это же замечательно. Она не сможет выступить и рассказать в деталях, как мы проводили время. И знаешь, что еще? Все, что я сказал в речи, потом смогу и опровергнуть. А кто мне возразит? Я скажу, что меня заставили, что мне пришлось сделать это заявление, чтобы спасти твоих жену и ребенка. Даже если этот придурок выживет, все равно это будет неподтвержденная информация? То, что сказала ему дочь. Вряд ли суд поверит ему. Да и Лэнса больше нет в живых, поэтому он ничего не сможет сказать. — Рэнди начал нести полнейший бред: — Все обстоятельства на моей стороне. Зато все будут смотреть на меня как на человека, готового пожертвовать карьерой ради спасения семьи своего водителя. Тебе не кажется, что эта история покажет меня в очень выгодном свете?
  
  — Ты забыл еще про одного свидетеля, Рэнди, — напомнил я.
  
  — Кого? — с недоумением спросил он.
  
  — Меня. Помнишь, я ведь был там? Когда ты развлекался с Шерри Андервуд? Она укусила тебя за член. А я расквасил тебе нос.
  
  Он едва сдерживал улыбку.
  
  — Ой, насчет тебя, Каттер, я не беспокоюсь. Ты же пообещал мне проявлять благоразумие. Неужели забыл об этом?
  
  Я не ответил.
  
  — У меня идея, — предложил Рэнди. — Почему бы тебе не пойти в дом первым, разведать все, показать видео, которое снял, выяснить, что он по этому поводу думает, а потом вернуться сюда за мной?
  
  Ну конечно, к тому времен Финли уже успеет укатить в Промис-Фоллс.
  
  — Нет, не выйдет.
  
  На этот раз я решил соблюсти все правила приличия: вышел из машины и с почтением открыл перед мэром дверь, — но он даже не шелохнулся. Тогда я схватил его за воротник и потянул на себя.
  
  — Ладно, ладно, — сдался он и сам вылез из машины.
  
  Я заметил, что, когда Рэнди встал на посыпанную гравием дорожку, хитрец быстро оглянулся на шоссе в надежде увидеть какой-нибудь автомобиль или грузовик. Мне стало понятно, что задумал болтун, — броситься бежать и постараться привлечь к себе внимание.
  
  — Даже не думай об этом, — пригрозил я.
  
  Схватив Финли за локоть, я подтолкнул его в сторону моего дома, который находился всего в нескольких ярдах от нас. Очень надеялся, что меня не вынесут отсюда в деревянном ящике.
  Глава сорок третья
  
  Я поднялся по ступеням крыльца, держа мэра за руку, и постучался в дверь.
  
  — Это я, Дрю! — крикнул я. — Джим Каттер! Я привел мэра!
  
  Отодвинулся засов, и дверь открылась. На пороге стоял Дерек.
  
  — Привет, папа.
  
  Я обрадовался, увидев, что он не пострадал, хоть и был сильно напуган. Я прошел в гостиную. Эллен сидела на стуле около телевизора, а Дрю стоял у двери в кухню, держа в руках пистолет.
  
  — Привет. — Он целился в нас с Рэнди. — Поднимите руки, оба!
  
  Мы повиновались. Локус подошел к нам и стал неумело ощупывать, проверяя, не принесли ли мы с собой оружие. Ему пришлось согнуться, чтобы держаться от нас на расстоянии и мы не отняли пистолет. Убедившись, что все чисто, мой недавний компаньон отошел на несколько шагов в сторону.
  
  — Он сделал это? Ты принес подтверждение?
  
  Я достал из кармана куртки телефон.
  
  — Да. Здесь два фрагмента, и я уверен, что это покажут в вечерних новостях в одиннадцать часов.
  
  — Хочу посмотреть немедленно, — потребовал он.
  
  Я передал телефон Дереку. Мне так и не удалось толком разобраться в настройках мобильного, поэтому даже номера телефонов я всегда искал довольно долго. Сын занялся телефоном, а я обратился к Эллен:
  
  — Как дела, милая?
  
  Она слабо улыбнулась:
  
  — Бывало и лучше.
  
  — Ты не ранена?
  
  Жена покачала головой, потом кивнула в сторону Дерека:
  
  — С нами все в порядке. — И хотя эти слова не были произнесены вслух, стало ясно, что в конце предложения она хотела добавить «пока что».
  
  — Кажется, я нашел, — кивнул Дерек.
  
  — Дай мне, — приказал Дрю и протянул свободную руку, но сын продолжал нажимать какие-то кнопки.
  
  Я не знал, что будет дальше. Только надеялся, что Дрю сдержит слово, хоть и понимал, что от человека, на совести которого столько трупов, можно ожидать чего угодно. Наверное, наивно было полагать, что, если я привезу к нему Финли и запись выступления мэра, он сдержит свое обещание и отпустит Эллен и Дерека. Когда мы говорили по телефону, в его голосе чувствовалось нечто, заставившее меня предположить, что он дошел до последней черты. Я пытался убедить себя, будто он стремился отомстить всем, кто использовал и унижал Шерри, и его мало заботило, что будет с ним самим.
  
  Хотя, возможно, я вновь опасно заблуждался.
  
  Я выжидал возможности, чтобы напасть на Дрю и обезвредить его. Или сбить его с толку. Ведь нас четверо, а он — один.
  
  Но с другой стороны, только у него имелось оружие.
  
  Я находился недалеко от камина, у которого лежала кочерга. Брал ее в ту ночь, когда застукал Дерека с Пенни на веранде.
  
  — Вот. — Сын протянул телефон Дрю, и тот буквально вырвал мобильный из рук моего сына.
  
  Локус уставился на маленький экран, потом перевел взгляд на нас и снова посмотрел на телефон.
  
  — Как ты это включаешь? — спросил он.
  
  — Нужно нажать вот на эту маленькую кнопку.
  
  Но Дрю все равно ничего не понял, и мой парень осторожно приблизился, показал, что нужно делать, и снова отошел в сторону. Из телефона послышался голос Рэнди.
  
  — Похоже, это было в середине речи, — заметил Дрю.
  
  — Так оно и есть, — согласился я. — Я записывал только то, что относится к делу.
  
  Локус нервничал — он ждал признания Рэнди и одновременно старался следить за нами. Дерек весь напрягся, его глаза бегали, он сжимал и разжимал кулаки. Сын был похож на хищника, готовящегося к прыжку. Я попытался поймать его взгляд и сказать ему, чтобы он успокоился. Мне меньше всего хотелось, чтобы Дерек получил пулю в лоб, изображая из себя героя.
  
  Я слегка наклонился и потянулся к висевшей на стене кочерге.
  
  Из телефона доносилось: «…Считаю, что, голосуя за меня, вы доверяете мне принимать решение от вашего лица, и поэтому имеете право знать, что я за человек…» Дрю кивнул, глядя на маленький экран.
  
  На записи мэр продолжал говорить: «…Хочу рассказать о темном периоде в моей жизни…»
  
  Дрю смотрел то на нас, то на экран. Он в любую минуту ждал нападения.
  
  «…Я был бесчестным человеком. Однажды даже прибег к услугам жрицы любви, хуже того, впоследствии узнал, что она была несовершеннолетней…»
  
  — Так, — кивнул Локус. — Вот мы и добрались до главного.
  
  «…Я совершал отвратительные поступки. Причинял вред людям. Но какой прок в человеке, если он не учится на своих ошибках?..»
  
  Потом Дрю стал смотреть фрагмент видео, где Рэнди попытался превратить свои грехи в добродетели. Несколько секунд спустя я услышал доносившиеся из телефона звуки аплодисментов и чей-то крик: «Задай им, Рэнди!» Дрю медленно покачал головой и посмотрел на Финли:
  
  — Они любят тебя. Ты сказал им, что спал с несовершеннолетней девочкой, а они тебе аплодируют стоя. — Локус выглядел ошеломленным.
  
  Рэнди неожиданно смутился и покраснел, что я редко замечал за ним.
  
  Дрю в последний раз посмотрел на телефон, словно даже этот предмет стал объектом его презрения, захлопнул крышку, а потом вдруг с размаху запустил им в окно. Послышался звон разбившегося стекла. Эллен подпрыгнула от неожиданности. Мститель повернулся к нам и дрожащим от гнева голосом спросил:
  
  — Что случилось с этими людьми? Как они могли… как они могли приветствовать человека, который признался в подобном?
  
  Никто из нас не ответил.
  
  Мэр обратился к Дрю:
  
  — Послушай, дружище, я сделал то, что ты хотел. Сказал то, что тебе было нужно. И я пришел сюда по доброй воле, чтобы встретиться с тобой. Но я не могу заставить людей реагировать так, как тебе нужно.
  
  — Сукин ты сын, — выругался Дрю, и пистолет дрогнул в его руке. Пока он не сводил злобного взгляда с Рэнди, я встал прямо напротив кочерги, загородив ее телом.
  
  Финли не на шутку испугался, на его лбу выступил пот.
  
  — Дрю, — проникновенно заговорил я, — может, мэр и вышел из этой истории ароматным, как роза, но это не продлится долго. Его оппоненты не оставят подобное заявление без внимания. И они уничтожат его.
  
  — Конечно, — согласился Рэнди. — Я погорел.
  
  — Не знаю. — Локус покачал головой. — Думал, что все будет иначе.
  
  — Знаешь, я тоже хотел иначе провести этот вечер. — Рэнди натянуто улыбнулся. Теперь он пытался завоевать симпатию убийцы. Но я не припомню такое отчаяние на его лице.
  
  — И что? Мне нужно тебя пожалеть? — спросил Дрю.
  
  Я отвел руку за спину и потянулся за кочергой, но оказался слишком самонадеянным, решив, что смогу сделать это незаметно. Кочерга ударилась о металлическую подставку и зазвенела. Локус тут же повернулся и направил на меня пистолет.
  
  — Что это было? — спросил он.
  
  — Ничего.
  
  — Покажи, что у тебя в руке.
  
  Я вытащил кочергу, и Дрю стиснул от злобы зубы.
  
  — Брось ее и встань там, — показал он на книжный шкаф.
  
  — Конечно. — Я бросил кочергу на пол. — Без проблем. — И в этот момент поймал полный отчаяния и бессилия взгляд Эллен. Я подошел к книжному шкафу.
  
  Локус вновь сосредоточил внимание на мэре.
  
  — По-твоему, я должен тебя пожалеть, да? Тебя — человека, погубившего мою дочь?
  
  — Слушай, приятель, пора бы кое-что понять. Прежде всего я не знал, что твоя дочь была такой юной. Она выглядела гораздо старше своих лет, и тебе стоит об этом знать. Я никогда не связался бы с этой девушкой, если бы знал, сколько ей на самом деле. Есть черта, которую я никогда не переступил бы.
  
  Дрю просто молча смотрел на него.
  
  — Во-вторых, не я ее нашел. Этим занимался мой тогдашний приятель мистер Лэнс Гэррик. Ты ведь уже знаком с ним? Он не должен был так поступать, и я считаю, что Лэнс получил по заслугам. Не думаю, что кто-то обвинит тебя в том, что ты с ним сделал. — Финли натужно рассмеялся. — Иногда мне и самому хотелось его пристрелить.
  
  Локус продолжал молча смотреть на него, видимо, размышляя, что делать дальше. Я тоже пребывал в замешательстве, поскольку не знал, как поступить. Повернул голову в сторону Эллен, и в этот момент мое внимание привлек предмет, находившийся на одной из полок шкафа.
  
  Поверх книг, в нескольких дюймах от следующей полки, лежало лезвие для садового трактора. Я сам принес его сюда и благополучно забыл. Это было тем вечером, когда я увидел Эллен, смотревшую из окна на дом Лэнгли.
  
  — Понимаешь, — продолжал мэр, — в том, что случилось, виновато много людей. И, давай будем откровенны, ты в их числе. — Он говорил очень неуверенно. Казалось, наш болтун пытался договориться с мстителем, но выбрал слишком рискованный способ.
  
  — Рэнди, — предостерег я его.
  
  — Разве ты не согласен? — продолжал мэр. — Что скажешь, Дрю?
  
  — Я знаю только, что ты самый ублюдочный из тех, кто пользовался моей дочерью и втаптывал ее в грязь.
  
  Финли промолчал.
  
  — Я был с ней, когда она умирала, — продолжил Локус. — Только что освободился и все время проводил с дочерью. Сидел с ней в последние минуты ее жизни. Она рассказала мне обо всех ошибках, которые совершила, и о том, как ей было плохо без меня. Я нашел ее дневник, этот маленький блокнотик, где Шерри все записывала. Телефоны, имена, регистрационные номера автомобилей. Большинство клиентов не говорили ей своих настоящих имен, но у меня имелся способ вычислить их. Я звонил по телефону, находил нужного человека, говорил, что хочу нанять его на работу или еще что-нибудь в этом роде, договаривался о встрече. Понимаешь? А потом прощупывал его, спрашивал, где можно снять девочку для развлечений, и все такое. Наконец нашел двух самых грязных уродов, которые пользовались ею. Я обещал Шерри, перед тем как она умерла, что заставлю их за все заплатить. Дал ей слово. Но тебя выследил не благодаря блокноту. Отыскал твоего приятеля Лэнса. Он выполнял за тебя всю грязную работу. Приводил к тебе проституток. Гэррик мне все рассказал перед смертью.
  
  — Послушай, приятель…
  
  — Ты убил ее! — перебил Рэнди Дрю. — Ты и все остальные! Это было почти то же самое, что направить на нее пистолет и выстрелить. Возможно, так было бы даже лучше. По крайней мере она не мучилась бы, выродок!
  
  — Боже, — развел руками Финли. — Я сделал все, что ты мне сказал. Прилюдно во всем сознался. Пришел сюда, чтобы выслушать тебя. Теперь мы в расчете. Ты же не будешь меня убивать?
  
  — Буду, — усмехнулся Локус.
  
  Щеки мэра, совсем недавно красные, теперь резко побелели.
  
  — Перестань. Дело ведь сделано.
  
  — И не только тебя. — Дрю взглянул на меня: — Но и тебя, Джим.
  
  — Нет, — прошептала Эллен.
  
  — Да что ты говоришь, — с ужасом проговорил Дерек.
  
  Я думал лишь о том, как поскорее добраться до лезвия, но в этот момент Дрю повернулся ко мне.
  
  — Знаю, ты считаешь, что я недостаточно сделал для Шерри. И мне очень жаль. Всегда буду сожалеть об этом.
  
  — Тебе недолго осталось.
  
  — А как бы ты поступил, Дрю? Просто скажи мне. Представь себе, что мы поменялись ролями, что у меня есть дочь, которая сбилась с пути, и ты случайно с ней встретился. Совершенно ее не знаешь. Но видишь, что она попала в переплет, сделала неправильный выбор в жизни. Поэтому пишешь ей номер своего телефона и свое имя, чтобы она могла позвонить, если ей понадобится помощь. Но девочке не нужна твоя помощь. Что бы ты сделал на моем месте?
  
  Я увидел, что глаза Дрю заблестели и стали влажными, он едва сдерживал слезы.
  
  — Ты был ее единственным шансом, — прошептал он. — Пока я был в тюрьме, молился о том, чтобы в ее жизни появился такой человек, как ты. Чтобы он увидел, в какую беду она попала, и смог бы позаботиться о ней. Но этого не случилось, а к тому моменту, когда вышел, стало уже слишком поздно.
  
  Я посмотрел на Эллен, ее глаза были полны ужаса. Потом перевел взгляд на Дерека, его глаза также округлились, но теперь в них не было страха. Казалось, он тоже искал подходящий момент, чтобы обезвредить Дрю. Я подумал, что если бы кто-нибудь из присутствующих сумел отвлечь Локуса или занять разговором, возможно, я успел бы дотянуться до лезвия и броситься на обезумевшего мстителя.
  
  Я мог бы получить пулю, но пережил бы легкое ранение ради спасения жизни жены и сына.
  
  В этот момент заговорил Рэнди.
  
  — Скажу больше, — начал он, и Локус посмотрел на него. — Ты прав: Джим действительно мог сделать гораздо больше, если бы захотел. Что до меня, то всем известно, кто я, поэтому…
  
  Дальнейшие события разворачивались с невероятной быстротой.
  
  Я повернулся и схватил тяжелое стальное лезвие. Так и не заточил его с тех пор, как принес из гаража. Края лезвия давно затупились. Но оно было в полтора фута длиной и при сильном ударе могло нанести серьезные увечья.
  
  Несмотря на то что Дрю был занят разговором с мэром, он заметил мой маневр, повернул голову и увидел, как я тянусь за лезвием. Здоровяк направил на меня пистолет, и через секунду раздался такой грохот, словно выстрелила пушка. Что-то сильно ударило меня в плечо и отбросило к книжному шкафу.
  
  Эллен завизжала, Дерек крикнул: «Папа!»
  
  Лезвие выпало из моей руки.
  
  Из-за всеобщего смятения мы не слышали, как кто-то поднялся по ступенькам крыльца. Поэтому, когда дверь распахнулась и на пороге появился Конрад Чейз с маленькой плоской коробкой в руках, мы на несколько секунд потеряли дар речи.
  
  Дрю, по-прежнему сжимая пистолет в вытянутой руке, развернулся и удивленно выпучил глаза.
  
  Чейз едва успел проговорить: «Господи! Что здесь происходит?» — как Локус выстрелил ему в голову.
  
  Когда Конрад стал заваливаться навзничь, коробка вылетела из его рук, раскрылась, и сотни листов рукописи рассыпались по полу.
  
  В этот момент Дерек бросился через всю комнату к Дрю. Одним прыжком он перелетел через кофейный столик, как будто перемахнул с одной крыши на другую. Мой парень буквально рухнул на сумасшедшего, пребывавшего в некотором замешательстве после двух выстрелов. Вид разлетевшейся по полу бумаги окончательно сбил его с толку.
  
  Локус вскинул руку с пистолетом, послышался выстрел. С потолка посыпались куски пластика.
  
  Дерек был недостаточно крепок и силен, чтобы удержать Дрю. Сын не смог бы в одиночку справиться с большим здоровым мужиком. Мое плечо горело от боли, но через силу я преодолел разделявшее нас расстояние, бросился на Дрю, схватил его за запястье руки, сжимавшей пистолет, и ударил им об пол. Дерек держал его другую руку, но Локус все еще пытался стряхнуть мальчишку и схватить меня.
  
  Я обеими руками держал здоровяка за запястье, пока Дерек старался изловчиться и ударить Дрю в живот или по голове, но у него ничего не получилось. Уголком глаза я заметил мэра, стоявшего в дальнем углу комнаты и с интересом наблюдавшего за схваткой, словно это был петушиный бой.
  
  Однако нигде не видел Эллен. Куда же она подевалась?
  
  А потом послышался глухой удар и убийца перестал дергаться. Осторожно я отпустил его руку, встал на колени и поднял голову. Передо мной стояла жена с кочергой в руках. На темени Локуса выступила кровь.
  
  Конрад лежал у двери, весь в крови, неподвижный и скорее всего мертвый.
  
  Тяжело дыша, я встал и похлопал сына по плечу. Потом посмотрел на кровавое пятно, расползавшееся по моей рубашке — в том месте, куда попала пуля.
  
  Теперь, когда основная угроза была нейтрализована, к Рэнди вернулось утраченное самообладание. Он подошел к Локусу и с укоризной показал на него пальцем:
  
  — Если бы ты был хорошим отцом, ничего бы не случилось!
  
  Я снова ударил этого засранца по морде, и на этот раз сломал ему нос.
  Глава сорок четвертая
  
  Мы с Эллен сидели в машине напротив дома одного их моих клиентов.
  
  Только что подъехали, не успели еще выключить кондиционер, и в маленькой «мазде» было хорошо и прохладно. Я расположился на пассажирском сиденье, поскольку не мог водить машину, пока плечо не зажило. Жена сидела, положив одну руку на руль, другую — на ручку двери.
  
  — Итак? — Она глядела вперед, словно пытаясь набраться решительности.
  
  — Да, — кивнул я.
  
  За последние дни с момента смерти Конрада Чейза на пороге нашего дома произошло много событий. Трагическая гибель знаменитого писателя и президента колледжа, несомненно, привлекла к себе большое внимание.
  
  Нам с Эллен приходилось чуть ли не каждый день встречаться с Барри и отвечать на его вопросы и постоянно скрываться от назойливых телевизионщиков. А в свободное время мы много говорили. О важных и о совсем пустяковых вещах. И прежде всего о планах на будущее.
  
  Мы оба считали, что настало время перемен.
  
  Мне пришлось оставить работу у мэра Рэндалла Финли, что было совсем не удивительно. Впрочем, я предупредил его, что буду работать недолго, и внезапная потеря места меня не особенно расстраивала. Еще оставался собственный бизнес, которым я мог зарабатывать на жизнь.
  
  Положение Рэнди тоже стало весьма шатким. Ему удалось снискать расположение народа во время официального заявления о своем намерении баллотироваться в конгресс, и он стал, наверное, единственным политиком, который в одной и той же речи не только сообщил о своих притязаниях, но и осмелился признаться в том, что занимался сексом с несовершеннолетней проституткой. Мэр оказался прав: его речь показали в выпуске новостей Си-эн-эн, а затем и по другим телеканалам во всем мире, и долгое время этот ролик занимал одно из первых мест по количеству просмотров в Интернете.
  
  Городской совет Промис-Фоллс нанял адвокатов, чтобы они изучили законы города и выяснили, можно ли что-нибудь инкриминировать Рэнди. И хотя мэр пока что не отказался от намерения избираться в конгресс — Финли был законченным оптимистом, — но, похоже, место в Вашингтоне ему не светило. Зато он вполне мог испытать на себе все прелести столичного правосудия.
  
  Сначала он кричал, что подаст на меня в суд за то, что я во второй раз расквасил ему нос. Но когда мне все-таки удалось встретиться с ним с глазу на глаз, я спросил: «Значит, наш уговор утратил силу? Мне больше не нужно проявлять благоразумие, и я могу рассказать все подробности того, как ты проводил время с Шерри Андервуд? Рассказать, что ты не только трахал ее, но и ударил по лицу?»
  
  После этого все быстро вернулось на свои места. Несмотря ни на что, Финли был рад, что никто не станет рассказывать о случившемся между ним и Шерри Андервуд тем вечером. К тому же, как он и предполагал, следствие приняло его версию случившегося, а не то, что говорил Дрю Локус. Да и кто поверит человеку, устроившему такую жуткую кровавую бойню. Кроме того, как потом выяснилось, Линда, поджидавшая подругу в коридоре отеля, не видела мэра лично.
  
  И пускай на поверхность всплыли далеко не все детали отвратительного поведения Рэнди, я был почти уверен, что ему пришел конец. По крайней мере как политику. Он оставался безнаказанным все эти годы и вел слишком беспечный образ жизни, поэтому рано или поздно должен был попасться.
  
  Во время нашей короткой беседы я пообещал ему хранить молчание и спросил его, что он чувствует теперь, зная, что его политическая карьера рухнула. Не боялся, что он полезет в драку, — хотя мое плечо и было перебинтовано, я все равно мог постоять за себя.
  
  Дрю предъявили обвинение в убийстве семьи Лэнгли, Лэнса Гэррика, Эдгара Уинзома и Питера Найта, а также еще двух мужчин, которых Локус выследил, пользуясь информацией из записной книжки Шерри. Полиция по-прежнему не стала обвинять его в убийстве Морти — человека, напавшего вместе с братом Иллины — Лестером на нас с Эллен.
  
  Мы до сих пор перед ним в долгу за этот поступок.
  
  После того как мы собрали разбросанные по полу в гостиной страницы рукописи, я прочитал первые две главы нового романа Конрада. Он был о фотографе, получившем Пулитцеровскую премию за серию снимков казни человека афганскими талибами. Однако впоследствии выясняется, что на самом деле их сделал другой фотограф, которому не удалось выбраться живым из Афганистана.
  
  Я не стал читать роман целиком, но, на мой взгляд, он мало напоминал замаскированное признание. Скорее Конрад пытался извлечь выгоду даже из своего подлого поступка. Мне даже показалось, он опять пытался обокрасть Бретта Стокуэлла. В первый раз украл у парня роман. Затем беззастенчиво эксплуатировал его судьбу.
  
  Эллен, чьи связи в издательском мире были намного обширнее, чем у человека, занимающегося уборкой газонов, сказала, что слышала, как известные литературные критики заявили, будто эту книгу невозможно читать. Но это вовсе не означало, что она являлась непригодной для издания. Время покажет, удалось ли Конраду создать посмертный бестселлер.
  
  — Помнишь, что я сказала тебе однажды? — спросила Эллен, откидывая голову на подголовник.
  
  — Что?
  
  — Когда Дерек был в тюрьме, я говорила, что это наказание за наши поступки.
  
  — Ты до сих пор так считаешь?
  
  — Послушай, это только между нами. Но понимаешь, наши благие намерения могут привести к ужасным последствиям. Я попыталась спасти Бретта Стокуэлла, и к чему это привело? К гибели молодого человека. Ты написал свое имя в блокноте, дал той девушке номер своего телефона, чтобы она могла обратиться к тебе за помощью…
  
  — И Лэнгли погибли, — закончил я. — Потому что Дрю ошибся домом.
  
  На минуту мы оба задумались. Мне стало интересно, разделяет ли жена мою точку зрения о том, что над нами висело какое-то проклятие или что-то вроде того.
  
  — Куда мы поедем? — спросила она наконец. — После того как я зайду сюда, — показала на дом, — и я улажу все свои дела?
  
  — Не знаю. Может, и никуда. Что, если все это бессмысленно? Ты можешь убежать, но прошлое все равно будет преследовать тебя. Возможно, лучше оставить все как есть и продолжать жить дальше.
  
  — Я не хочу каждый день просыпаться и видеть дом Лэнгли.
  
  В чем-то она была права.
  
  — А что с Дереком? — спросила она. — Думаешь, у него все будет хорошо?
  
  — Я уверен, что он справится. Парень сильнее, чем мы думаем.
  
  Эллен опустила стекло и выключила двигатель.
  
  — Ты видел, что он делал сегодня утром?
  
  — Нет. А что? — В машину проник горячий влажный воздух.
  
  — Достал одну из твоих картин из сарая, пейзаж, где нарисован Беркшир, и повесил на стену у себя в комнате.
  
  — Ты шутишь?
  
  — Нет.
  
  Я вспомнил о его намерении украсить моими картинами свою камеру.
  
  — Он спас нам жизнь, пока Конрад отвлек Дрю.
  
  Эллен взяла меня за руку и сжала ее.
  
  — Я собираюсь разослать резюме в разные агентства по связям с общественностью. По всей стране. И если мне удастся найти что-нибудь стоящее, поеду туда.
  
  — Уверен, что смогу где угодно косить траву.
  
  — Займись еще чем-нибудь, — предложила Эллен. — Ты можешь преподавать рисование. Работать в галерее. Или просто писать картины.
  
  — Посмотрим.
  
  Жена глубоко вздохнула и собралась с духом.
  
  — Ты готова?
  
  Она посмотрела на меня и попыталась улыбнуться:
  
  — Думаю, я всегда была к этому готова.
  
  — Уверена?
  
  — Да.
  
  — Последствия могут быть не из приятных. Для тебя. Для наследников Конрада. Для его издателя. И многих других людей.
  
  — Нужно поступать правильно. Даже если тебе требуется десять лет, чтобы решиться на подобный поступок. — Эллен вышла из машины.
  
  Вместе мы направились к дому Агнесс Стокуэлл, чтобы сказать ей правду и чтобы ее больше не мучило чувство вины. Ее сын Бретт не убивал себя, он стал признанным писателем, а погиб, пытаясь спасти жизнь моей супруге.
  1
  
  Сайты электронных объявлений, пользующиеся популярностью у американских пользователей Интернета. – Здесь и далее примеч. пер.
  (обратно)
  2
  
  Речь идет о городе Амстердам, расположенном в США, штат Нью-Йорк.
  (обратно)
  3
  
  Аллюзия на американский психологический триллер «Ребенок Розмари» (1968) режиссера Романа Полански.
  (обратно)
  4
  
  День поминовения – национальный праздник, день памяти всех американских военнослужащих, отмечается ежегодно в последний понедельник мая. – Здесь и далее примеч. пер.
  (обратно)
  5
  
  «Случай портного» (1963) – знаменитый эротический роман американского писателя Филиппа Рота.
  (обратно)
  6
  
  «Тётлз» – американская поп-рок-группа, образовалась в 1963 г.
  (обратно)
  7
  
  Бикон-Хилл – название аристократического района в Бостоне.
  (обратно)
  8
  
  Инспектор Клузо – Жак Клузо, вымышленный персонаж, старший инспектор французской полиции, главный герой серии комедийных фильмов о «розовой пантере» – огромном бриллианте.
  (обратно)
  9
  
  Трикодер – сенсор с анализирующим устройством.
  (обратно)
  10
  
  Кул-эйд – продукт в виде порошка, который нужно растворить в воде и добавить по вкусу сахара.
  (обратно)
  11
  
  Эн-би-си – национальная широковещательная компания.
  (обратно)
  12
  
  «Данкинс» – «Данкинс Дьюнатс», крупнейшая в мире сеть кофеен, в качестве основного блюда там подают пончики.
  (обратно)
  13
  
  «Севен-илевен» – крупнейшая сеть небольших магазинов в 18 странах, в том числе в США.
  (обратно)
  14
  
  Brokenpromise – нарушенное обещание (англ.).
  (обратно)
  15
  
  Компания или корпорация «Лайонел» (1900–1995) – являлась крупнейшим производителем игрушечных железных дорог в США.
  (обратно)
  16
  
  Си-би-эс – американская телерадиокомпания, появилась в 1928 г. Название происходит от Columbia Broadcasting System.
  (обратно)
  17
  
  «Уолмарт» – американская компания-ретейлер, управляет крупнейшей в мире сетью розничной торговли. Основана в 1962 г.
  (обратно)
  18
  
  Стивен Хокинг (1942) – английский физик-теоретик и популяризатор науки.
  (обратно)
  19
  
  Кейп – от Кейп-Код – полуостров в штате Массачусетс.
  (обратно)
  20
  
  «Старбакс» – американская компания по продаже кофе и одновременно сеть кофеен, основана в 1971 г.
  (обратно)
  21
  
  Ипекакуана – рвотный корень.
  (обратно)
  22
  
  Симпсон О. Джей (род. в 1947 г.) – американский актер и профессиональный игрок в бейсбол.
  (обратно)
  23
  
  В переводе с английского «Сало и жир». – Здесь и далее прим. перев.
  (обратно)
  24
  
  Известный в США телевизионный ведущий программы «Сегодня». — Здесь и далее примеч. пер.
  (обратно)
  25
  
  Элемент или набор элементов, изменяющих аэродинамические свойства кузова автомобиля, перенаправляя воздушные потоки; устанавливается в дорогих машинах.
  (обратно)
  26
  
  Известный актер и телеведущий.
  (обратно)
  27
  
  Нанесение на кузов автомобиля некоего орнамента, делающего его вид отличным от других.
  (обратно)
  28
  
  Известная фирма, производитель детских игрушек.
  (обратно)
  29
  
  Персонаж короткометражных мультфильмов 1920–1930-х гг., кокетливая дамочка с огромными удивленными глазами и писклявым голосом.
  (обратно)
  30
  
  Главный персонаж популярного сериала 1980–1988 гг.
  (обратно)
  31
  
  Сокращение от «Sixth generation», машина «шестого поколения», разработка 1996–2000 гг.
  (обратно)
  32
  
  Хищение информации, содержащейся в удостоверяющих личность документах, для совершения мошенничества — например получения кредита в банке; часто осуществляется через Интернет.
  (обратно)
  33
  
  Прозвище жителя провинции Новая Шотландия в Канаде.
  (обратно)
  34
  
  Героини знаменитого сериала, идущего с 2000 г., одинокая тридцатишестилетняя мать, и ее шестнадцатилетняя дочь.
  (обратно)
  35
  
  Боб Ньюхарт (George Robert «Bob» Newhart, 1929 г.р.) — актер, комик, известен своими веселыми эстрадными номерами в стиле «телефонный разговор». (прим. ред. FB2)
  (обратно)
  36
  
  Высшая оценка в США (прим. ред. FB2)
  (обратно)
  37
  
  От англ. Koch – мужской половой член.
  (обратно)
  38
  
  Сайты электронных объявлений, пользующиеся популярностью у американских пользователей Интернета. – Здесь и далее примеч. пер.
  (обратно)
  39
  
  Речь идет о городе Амстердам, расположенном в США, штат Нью-Йорк.
  (обратно)
  40
  
  Аллюзия на американский психологический триллер «Ребенок Розмари» (1968) режиссера Романа Полански.
  (обратно)
  41
  
  Крупнейшая в США сеть хозяйственных супермаркетов. — Здесь и далее примеч. пер.
  (обратно)
  42
  
  От англ. falls — водопад.
  (обратно)
  43
  
  Сеть продуктовых магазинов в США и Канаде; принадлежит корпорации «Нестле».
  (обратно)
  44
  
  Известный голливудский актер.
  (обратно)
  45
  
  Мороженое (ит.).
  (обратно)
  46
  
  Прозвище Нью-Йорка.
  (обратно)
  47
  
  Сеть универсальных магазинов в США.
  (обратно)
  48
  
  Еженедельная программа новостей и криминальной хроники компании Эн-би-си.
  (обратно)
  49
  
  Известный темнокожий американский актер и телеведущий.
  (обратно)
  50
  
  Герой американского сериала «Клан Сопрано».
  (обратно)
  51
  
  «Американская автомобильная ассоциация» — организация, обеспечивающая своим членам помощь на дорогах.
  (обратно)
  52
  
  Один из самых дорогих универмагов Нью-Йорка.
  (обратно)
  53
  
  Николь имеет в виду прославленную советскую гимнастку Ольгу Корбут и Надю Команечи из Румынии.
  (обратно)
  54
  
  Известный американский актер.
  (обратно)
  55
  
  Здесь Рэй иронизирует по поводу фамилии известного модельера Дианы фон Фюрстенберг.
  (обратно)
  56
  
  Здесь Таллиман ссылается на эпизод из давнего прошлого; с января 2013 года американский политик Джон Керри стал госсекретарем США в администрации президента Обамы.
  (обратно)
  57
  
  Туристическая достопримечательность Сан-Франциско — мемориальная башня, со смотровой площадки которой открывается панорамный вид на город.
  (обратно)
  58
  
  Американская гимнастка, ставшая абсолютной чемпионкой на Играх 2004 года.
  (обратно)
  59
  
  В данном случае — очень закрытое женское платье, популярное среди женщин в мусульманских странах.
  (обратно)
  60
  
  Квартал фешенебельных магазинов в Чикаго.
  (обратно)
  61
  
  Настольный футбол.
  (обратно)
  62
  
  Ведущий обозреватель телекомпании Си-эн-эн.
  (обратно)
  63
  
  Персонаж «черной» комедии «Семейка Адамс».
  (обратно)
  64
  
  От англ. highgold — высокое золото.
  (обратно)
  65
  
  Известный американский политик, публицист и бизнесмен.
  (обратно)
  66
  
  Ссылка на известный фильм с Дастином Хоффманом в главной роли.
  (обратно)
  67
  
  Высокопрочный и легкий искусственный материал.
  (обратно)
  68
  
  «Деликатесы Каца» — известная на Манхэттене закусочная в еврейском стиле, где в 1989 году сняли сцену из фильма «Когда Гарри встретил Салли», в которой Гарри и Салли сидят в ресторане и Салли на спор симулирует оргазм. Сцена считается одной из лучших в кинематографе, а фраза «Мне — то же, что и ей» (англ. «I’ll have what she’s having»), сказанная посетительницей ресторана (Эстель Рейнер) при виде этой сцены, занимает 33 место в списке ста лучших киноцитат в американском кино. (прим. ред. FB2)
  (обратно)
  69
  
  Маленькая слоеная булочка. — Здесь и далее примеч. пер.
  (обратно)
  70
  
  Канадский хоккейный клуб.
  (обратно)
  71
  
  Популярная детская книжка писателя и карикатуриста Джеффа Кинни.
  (обратно)
  72
  
  От Carlson (англ.) — «сын Карла».
  (обратно)
  73
  
  Жена, а позже вдова генерала Джорджа Армстронга Кастера (1839–1876), погибшего во время войны с индейцами: после смерти мужа предприняла серьезные усилия, чтобы представить супруга как национального героя Америки.
  (обратно)
  74
  
  Игра слов — от названия популярной сети ресторанов быстрого питания KFC — Kentucky Fried Chicken (англ.) («Жареный цыпленок из Кентукки»).
  (обратно)
  75
  
  Девушка-детектив, героиня многочисленных книг, фильмов и игр.
  (обратно)
  76
  
  Знаменитый канадский хоккеист, владелец сети ресторанов.
  (обратно)
  77
  
  Популярная в Америке детская писательница.
  (обратно)
  78
  
  Главный герой популярного в 1980-е гг. полицейского телесериала.
  (обратно)
  79
  
  Игра слов. Pick up – «подцепить девчонку» (англ., жарг.). – Здесь и далее примеч. пер.
  (обратно)
  80
  
  «Мальтийский сокол» – популярный роман американского писателя Д. Хэмметта, неоднократно экранизированный.
  (обратно)
  81
  
  Парчиси – другое название «Двадцать пять» – популярная в США упрощенная адаптация старинной индийской настольной игры.
  (обратно)
  82
  
  Физическое понятие, часто применяемое в психологии. Частотные параметры белого шума близки к звуку расположенного поблизости водопада.
  (обратно)
  83
  
  Вымышленный «идеальный» город, в котором происходило действие двух популярных в США телевизионных сериалов.
  (обратно)
  84
  
  Разновидность комикса, где содержание крупного литературного произведения передается в рисунках.
  (обратно)
  85
  
  Немецкие сосиски для жарки из свиного фарша.
  (обратно)
  86
  
  Специальная облегченная программа пересечения границы между США и Канадой.
  (обратно)
  87
  
  Кастрюля или сковородка с длинной ручкой.
  (обратно)
  88
  
  Главный герой романа «Мальтийский сокол».
  (обратно)
  89
  
  Персонаж американского сериала – частный сыщик.
  (обратно)
  90
  
  Приозерье, земля у озера (от англ. Lakeland).
  (обратно)
  91
  
  Быстро, срочно (исп.).
  (обратно)
  92
  
  Американская актриса, жена Харрисона Форда.
  (обратно)
  93
  
  Название экскурсий по котловине Ниагарского водопада на прогулочных судах.
  (обратно)
  94
  
  Персонаж американского телесериала «Оставьте это Биверу» — вежливый, но очень хитрый и подлый подросток. — Здесь и далее примеч. пер.
  (обратно)
  95
  
  От англ. cut — резать, стричь.
  (обратно)
  96
  
  Сыщик, главный герой серии детективов Дэшила Хэммета.
  (обратно)
  Оглавление
  Линвуд Баркли НЕ ОТВОРАЧИВАЙСЯ
   Пролог
   Часть первая. Двенадцать дней назад
   Глава первая
   Глава вторая
   Глава третья
   Глава четвертая
   Глава пятая
   Глава шестая
   Часть вторая
   Глава седьмая
   Глава восьмая
   Глава девятая
   Глава десятая
   Глава одиннадцатая
   Глава двенадцатая
   Глава тринадцатая
   Глава четырнадцатая
   Глава пятнадцатая
   Глава шестнадцатая
   Часть третья
   Глава семнадцатая
   Глава восемнадцатая
   Глава девятнадцатая
   Глава двадцатая
   Глава двадцать первая
   Глава двадцать вторая
   Глава двадцать третья
   Глава двадцать четвертая
   Глава двадцать пятая
   Глава двадцать шестая
   Глава двадцать седьмая
   Глава двадцать восьмая
   Глава двадцать девятая
   Глава тридцатая
   Глава тридцать первая
   Глава тридцать вторая
   Часть четвертая
   Глава тридцать третья
   Глава тридцать четвертая
   Глава тридцать пятая
   Глава тридцать шестая
   Глава тридцать седьмая
   Глава тридцать восьмая
   Глава тридцать девятая
   Глава сороковая
   Глава сорок первая
   Глава сорок вторая
   Глава сорок третья
   Глава сорок четвертая
   Глава сорок пятая
   Глава сорок шестая
   Часть пятая
   Глава сорок седьмая
   Глава сорок восьмая
   Глава сорок девятая
   Глава пятидесятая
   Глава пятьдесят первая
   Глава пятьдесят вторая
   Глава пятьдесят третья
   Глава пятьдесят четвертая
   Глава пятьдесят пятая
   Глава пятьдесят шестая
   Выражение признательности
  Линвуд Баркли Не обещай ничего
   Глава 1
   Глава 2
   Глава 3
   Глава 4
   Глава 5
   Глава 6
   Глава 7
   Глава 8
   Глава 9
   Глава 10
   Глава 11
   Глава 12
   Глава 13
   Глава 14
   Глава 15
   Глава 16
   Глава 17
   Глава 18
   Глава 19
   Глава 20
   Глава 21
   Глава 22
   Глава 23
   Глава 24
   Глава 25
   Глава 26
   Глава 27
   Глава 28
   Глава 29
   Глава 30
   Глава 31
   Глава 32
   Глава 33
   Глава 34
   Глава 35
   Глава 36
   Глава 37
   Глава 38
   Глава 39
   Глава 40
   Глава 41
   Глава 42
   Глава 43
   Глава 44
   Глава 45
   Глава 46
   Глава 47
   Глава 48
   Глава 49
   Глава 50
   Глава 51
   Глава 52
   Глава 53
   Глава 54
   Глава 55
   Глава 56
   Глава 57
   Глава 58
   Глава 59
   Глава 60
   Глава 61
   Глава 62
   Глава 63
   Глава 64
   Глава 65
   Глава 66
   Глава 67
   Глава 68
   Глава 69
   Глава 70
   Глава 71
   Глава 72
   Глава 73
   От автора
  Линвуд Баркли Слишком далеко от правды
   Глава 1
   Глава 2
   Глава 3
   Глава 4 Кэл
   Глава 5
   Глава 6
   Глава 7
   Глава 8 Кэл
   Глава 9
   Глава 10
   Глава 11 Кэл
   Глава 12
   Глава 13
   Глава 14 Кэл
   Глава 15
   Глава 16 Кэл
   Глава 17
   Глава 18
   Глава 19
   Глава 20 Кэл
   Глава 21
   Глава 22
   Глава 23
   Глава 24 Кэл
   Глава 25
   Глава 26
   Глава 27 Кэл
   Глава 28
   Глава 29
   Глава 30
   Глава 31
   Глава 32
   Глава 33 Кэл
   Глава 34
   Глава 35
   Глава 36 Кэл
   Глава 37
   Глава 38 Кэл
   Глава 39
   Глава 40
   Глава 41 Кэл
   Глава 42
   Глава 43
   Глава 44
   Глава 45 Кэл
   Глава 46
   Глава 47
   Глава 48
   Глава 49 Кэл
   Глава 50
   Глава 51 Кэл
   Глава 52
   Глава 53
   Глава 54 Кэл
   Глава 55
   Глава 56
   Глава 57
   Глава 58
   Глава 59
   Глава 60 Кэл
   Глава 61
   Глава 62 Кэл
   Глава 63
   Глава 64
   Глава 65 Кэл
   Глава 66
   Глава 67 Кэл
   Глава 68
   Глава 69
  Линвуд Баркли Двадцать три
   ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
   ДЕНЬ ВТОРОЙ
  Линвуд Баркли Последний выстрел
   Глава 1
   Глава 2
   Глава 3
   Глава 4
   Глава 5
   Глава 6
   Глава 7
   Глава 8
   Глава 9
   Глава 10
   Глава 11
   Глава 12
   Глава 13
   Глава 14
   Глава 15
   Глава 16
   Глава 17
   Глава 18
   Глава 19
   Глава 20
   Глава 21
   Глава 22
   Глава 23
   Глава 24
   Глава 25
   Глава 26
   Глава 27
   Глава 28
   Глава 29
   Глава 30
   Глава 31
   Глава 32
   Глава 33
   Глава 34
   Глава 35
   Глава 36
   Глава 37
   Глава 38
   Глава 39
   Глава 40
   Глава 41
   Глава 42
   Глава 43
   Глава 44
   Глава 45
   Глава 46
   Глава 47
   Глава 48
   Глава 49
   Глава 50
   Глава 51
   Глава 52
   Глава 53
   Глава 54
   Глава 55
   Глава 56
   Глава 57
   Глава 58
   Глава 59
   Глава 60
   Глава 61
   Глава 62
   Глава 63
   Глава 64
   Глава 65
  Линвуд Баркли Бойся самого худшего
   Пролог
   Глава первая
   Глава вторая
   Глава третья
   Глава четвертая
   Глава пятая
   Глава шестая
   Глава седьмая
   Глава восьмая
   Глава девятая
   Глава десятая
   Глава одиннадцатая
   Глава двенадцатая
   Глава тринадцатая
   Глава четырнадцатая
   Глава пятнадцатая
   Глава шестнадцатая
   Глава семнадцатая
   Глава восемнадцатая
   Глава девятнадцатая
   Глава двадцатая
   Глава двадцать первая
   Глава двадцать вторая
   Глава двадцать третья
   Глава двадцать четвертая
   Глава двадцать пятая
   Глава двадцать шестая
   Глава двадцать седьмая
   Глава двадцать восьмая
   Глава двадцать девятая
   Глава тридцатая
   Глава тридцать первая
   Глава тридцать вторая
   Глава тридцать третья
   Глава тридцать четвертая
   Глава тридцать пятая
   Глава тридцать шестая
   Глава тридцать седьмая
   Глава тридцать восьмая
   Глава тридцать девятая
   Глава сороковая
   Глава сорок первая
   Глава сорок вторая
   Глава сорок третья
   Глава сорок четвертая
   Глава сорок пятая
   Глава сорок шестая
   Линвуд Баркли Исчезнуть не простившись
   ГЛАВА 1
   ГЛАВА 2
   ГЛАВА 3
   ГЛАВА 4
   ГЛАВА 5
   ГЛАВА 6
   ГЛАВА 7
   ГЛАВА 8
   ГЛАВА 9
   ГЛАВА 10
   ГЛАВА 11
   ГЛАВА 12
   ГЛАВА 13
   ГЛАВА 14
   ГЛАВА 15
   ГЛАВА 16
   ГЛАВА 17
   ГЛАВА 18
   ГЛАВА 19
   ГЛАВА 20
   ГЛАВА 21
   ГЛАВА 22
   ГЛАВА 23
   ГЛАВА 24
   ГЛАВА 25
   ГЛАВА 26
   ГЛАВА 27
   ГЛАВА 28
   ГЛАВА 29
   ГЛАВА 30
   ГЛАВА 31
   ГЛАВА 32
   ГЛАВА 33
   ГЛАВА 34
   ГЛАВА 35
   ГЛАВА 36
   ГЛАВА 37
   ГЛАВА 38
   ГЛАВА 39
   ГЛАВА 40
   ГЛАВА 41
   ГЛАВА 42
   ГЛАВА 43
   ГЛАВА 44
   ГЛАВА 45
   ГЛАВА 46
   ГЛАВА 47
   ГЛАВА 48
   ГЛАВА 49
   ГЛАВА 50
   От автора
  Линвуд Баркли Опасный дом
   Пролог
   Глава 1
   Глава 2
   Глава 3
   Глава 4
   Глава 5
   Глава 6
   Глава 7
   Глава 8
   Глава 9
   Глава 10
   Глава 11
   Глава 12
   Глава 13
   Глава 14
   Глава 15
   Глава 16
   Глава 17
   Глава 18
   Глава 19
   Глава 20
   Глава 21
   Глава 22
   Глава 23
   Глава 24
   Глава 25
   Глава 26
   Глава 27
   Глава 28
   Глава 29
   Глава 30
   Глава 31
   Глава 32
   Глава 33
   Глава 34
   Глава 35
   Глава 36
   Глава 37
   Глава 38
   Глава 39
   Глава 40
   Глава 41
   Глава 42
   Глава 43
   Глава 44
   Глава 45
   Глава 46
   Глава 47
   Глава 48
   Глава 49
   Глава 50
   Глава 51
   Глава 52
   Глава 53
   Глава 54
   Глава 55
   Глава 56
   Глава 57
   Глава 58
   Глава 59
   Глава 60
   Глава 61
   Глава 62
   Глава 63
   Глава 64
   Глава 65
   Глава 66
   Глава 67
   Глава 68
   Глава 69
   Глава 70
   Глава 71
   Глава 72
   Глава 73
   Глава 74
   Эпилог
  Линвуд Баркли Не обещай ничего
   Глава 1
   Глава 2
   Глава 3
   Глава 4
   Глава 5
   Глава 6
   Глава 7
   Глава 8
   Глава 9
   Глава 10
   Глава 11
   Глава 12
   Глава 13
   Глава 14
   Глава 15
   Глава 16
   Глава 17
   Глава 18
   Глава 19
   Глава 20
   Глава 21
   Глава 22
   Глава 23
   Глава 24
   Глава 25
   Глава 26
   Глава 27
   Глава 28
   Глава 29
   Глава 30
   Глава 31
   Глава 32
   Глава 33
   Глава 34
   Глава 35
   Глава 36
   Глава 37
   Глава 38
   Глава 39
   Глава 40
   Глава 41
   Глава 42
   Глава 43
   Глава 44
   Глава 45
   Глава 46
   Глава 47
   Глава 48
   Глава 49
   Глава 50
   Глава 51
   Глава 52
   Глава 53
   Глава 54
   Глава 55
   Глава 56
   Глава 57
   Глава 58
   Глава 59
   Глава 60
   Глава 61
   Глава 62
   Глава 63
   Глава 64
   Глава 65
   Глава 66
   Глава 67
   Глава 68
   Глава 69
   Глава 70
   Глава 71
   Глава 72
   Глава 73
   От автора
  Линвуд Баркли НЕ ОТВОРАЧИВАЙСЯ
   Пролог
   Часть первая. Двенадцать дней назад
   Глава первая
   Глава вторая
   Глава третья
   Глава четвертая
   Глава пятая
   Глава шестая
   Часть вторая
   Глава седьмая
   Глава восьмая
   Глава девятая
   Глава десятая
   Глава одиннадцатая
   Глава двенадцатая
   Глава тринадцатая
   Глава четырнадцатая
   Глава пятнадцатая
   Глава шестнадцатая
   Часть третья
   Глава семнадцатая
   Глава восемнадцатая
   Глава девятнадцатая
   Глава двадцатая
   Глава двадцать первая
   Глава двадцать вторая
   Глава двадцать третья
   Глава двадцать четвертая
   Глава двадцать пятая
   Глава двадцать шестая
   Глава двадцать седьмая
   Глава двадцать восьмая
   Глава двадцать девятая
   Глава тридцатая
   Глава тридцать первая
   Глава тридцать вторая
   Часть четвертая
   Глава тридцать третья
   Глава тридцать четвертая
   Глава тридцать пятая
   Глава тридцать шестая
   Глава тридцать седьмая
   Глава тридцать восьмая
   Глава тридцать девятая
   Глава сороковая
   Глава сорок первая
   Глава сорок вторая
   Глава сорок третья
   Глава сорок четвертая
   Глава сорок пятая
   Глава сорок шестая
   Часть пятая
   Глава сорок седьмая
   Глава сорок восьмая
   Глава сорок девятая
   Глава пятидесятая
   Глава пятьдесят первая
   Глава пятьдесят вторая
   Глава пятьдесят третья
   Глава пятьдесят четвертая
   Глава пятьдесят пятая
   Глава пятьдесят шестая
   Выражение признательности
  Линвуд Баркли Поверь своим глазам
   Пролог
   1
   2
   3
   4
   5
   6
   7
   8
   9
   10
   11
   12
   13
   14
   15
   16
   17
   18
   19
   20
   21
   22
   23
   24
   25
   26
   27
   28
   29
   30
   31
   32
   33
   34
   35
   36
   37
   38
   39
   40
   41
   42
   43
   44
   45
   46
   47
   48
   49
   50
   51
   52
   53
   54
   55
   56
   57
   58
   59
   60
   61
   62
   63
   64
   65
   66
   67
   68
   69
   70
   71
   72
   73
   74
   75
  Линвуд Баркли Происшествие
   Пролог
   Два месяца спустя
   Глава первая
   Глава вторая
   Глава третья
   Глава четвертая
   Глава пятая
   Глава шестая
   Глава седьмая
   Глава восьмая
   Глава девятая
   Глава десятая
   Глава одиннадцатая
   Глава двенадцатая
   Глава тринадцатая
   Глава четырнадцатая
   Глава пятнадцатая
   Глава шестнадцатая
   Глава семнадцатая
   Глава восемнадцатая
   Глава девятнадцатая
   Глава двадцатая
   Глава двадцать первая
   Глава двадцать вторая
   Глава двадцать третья
   Глава двадцать четвертая
   Глава двадцать пятая
   Глава двадцать шестая
   Глава двадцать седьмая
   Глава двадцать восьмая
   Глава двадцать девятая
   Глава тридцатая
   Глава тридцать первая
   Глава тридцать вторая
   Глава тридцать третья
   Глава тридцать четвертая
   Глава тридцать пятая
   Глава тридцать шестая
   Глава тридцать седьмая
   Глава тридцать восьмая
   Глава тридцать девятая
   Глава сороковая
   Глава сорок первая
   Глава сорок вторая
   Глава сорок третья
   Глава сорок четвертая
   Глава сорок пятая
   Глава сорок шестая
   Глава сорок седьмая
   Глава сорок восьмая
   Глава сорок девятая
   Глава пятидесятая
   Глава пятьдесят первая
   Глава пятьдесят вторая
   Глава пятьдесят третья
   Глава пятьдесят четвертая
   Глава пятьдесят пятая
   Глава пятьдесят шестая
   Глава пятьдесят седьмая
   Глава пятьдесят восьмая
   Глава пятьдесят девятая
   Глава шестидесятая
   Глава шестьдесят первая
   Глава шестьдесят вторая
   Глава шестьдесят третья
   Три недели спустя
   Эпилог
   Выражение признательности
  Линвуд Баркли След на стекле
   Глава 1
   Глава 2
   Глава 3
   Глава 4
   Глава 5
   Глава 6
   Глава 7
   Глава 8
   Глава 9
   Глава 10
   Глава 11
   Глава 12
   Глава 13
   Глава 14
   Глава 15
   Глава 16
   Глава 17
   Глава 18
   Глава 19
   Глава 20
   Глава 21
   Глава 22
   Глава 23
   Глава 24
   Глава 25
   Глава 26
   Глава 27
   Глава 28
   Глава 29
   Глава 30
   Глава 31
   Глава 32
   Глава 33
   Глава 34
   Глава 35
   Глава 36
   Глава 37
   Глава 38
   Глава 39
   Глава 40
   Глава 41
   Глава 42
   Глава 43
   Глава 44
   Глава 45
   Глава 46
   Глава 47
   Глава 48
   Глава 49
   Глава 50
   Глава 51
   Глава 52
   Глава 53
   Глава 54
   Глава 55
   Глава 56
   Глава 57
   Глава 58
   Глава 59
   Глава 60
   Глава 61
   Глава 62
   Глава 63
   Глава 64
   Глава 65
   Глава 66
   Две недели спустя Глава 67
   Глава 68
   Глава 69
   Глава 70
   Выражение признательности
  Линвуд Баркли Смерть у порога
   Благодарность
   Пролог
   Глава первая
   Глава вторая
   Глава третья
   Глава четвертая
   Глава пятая
   Глава шестая
   Глава седьмая
   Глава восьмая
   Глава девятая
   Глава десятая
   Глава одиннадцатая
   Глава двенадцатая
   Глава тринадцатая
   Глава четырнадцатая
   Глава пятнадцатая
   Глава шестнадцатая
   Глава семнадцатая
   Глава восемнадцатая
   Глава девятнадцатая
   Глава двадцатая
   Глава двадцать первая
   Глава двадцать вторая
   Глава двадцать третья
   Глава двадцать четвертая
   Глава двадцать пятая
   Глава двадцать шестая
   Глава двадцать седьмая
   Глава двадцать восьмая
   Глава двадцать девятая
   Глава тридцатая
   Глава тридцать первая
   Глава тридцать вторая
   Глава тридцать третья
   Глава тридцать четвертая
   Глава тридцать пятая
   Глава тридцать шестая
   Глава тридцать седьмая
   Глава тридцать восьмая
   Глава тридцать девятая
   Глава сороковая
   Глава сорок первая
   Глава сорок вторая
   Глава сорок третья
   Глава сорок четвертая
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"