Замужество — какая смертельная глупость! Ева не понимала, как с ней такое могло случиться. В конце концов, она ведь служит в полиции! Ева всегда свято верила, что полицейский должен быть человеком холостым, ничем не обремененным, сосредоточенным только на своей работе. Было бы безумием воображать, что кто-то может найти время, энергию, силу духа на то, чтобы защищать законность, и одновременно на семью со всеми ее запросами и тонкостями.
Обе карьеры — а наблюдения неопровержимо свидетельствовали, что замужество представляет собой полноценную работу, — слишком многого требовали и заставляли крутиться круглые сутки как белка в колесе. Даже сейчас, в конце двадцатого века, в просвещенную эпоху технического прогресса, брак оставался браком. Дм Евы это короткое слово было синонимом другого — «кошмар».
Так или иначе, день был летним, приятным, к тому же выходным, что для Евы являлось большой редкостью. Она собиралась за покупками и заранее содрогалась.
Дело в том, что это только так говорится — «за покупками». Сколько Ева ни убеждала себя, что ничего особенного не происходит, легче не становилось. Ей предстояло заказать подвенечное платье.
Разве не сумасшествие?
Но пути назад не было. Рорк подловил ее в редкий момент слабости: оба, полумертвые и забрызганные кровью, радовались, что остались в живых. Что и говорить, умный мужчина умеет правильно выбрать время и место, чтобы сделать предложение. Женщине ничего не остается, кроме как ответить согласием — и погибнуть.
Во всяком случае, такой женщине, как Ева Даллас.
— У тебя такой вид, словно ты собираешься идти с голыми руками на банду наркодельцов, — заметил Рорк, войдя в спальню.
Ева, взявшись за туфлю, покосилась на него. «Слишком хорош!» — в который раз подумала она. Такая привлекательность уже граничит с преступлением. Мужественное лицо, колдовская грива густых черных волос, рот поэта и синие глаза убийцы. Тело его тоже производило достаточно сильное впечатление. Да еще этот легкий ирландский акцент… Все вместе действовало совершенно неотразимо.
— Мне предстоит кое-что похуже стычки с наркодельцами.
Уловив в собственном голосе жалобные нотки, Ева нахмурилась. Ей не было свойственно скулить. Просто она действительно предпочла бы схватку врукопашную с забулдыгами обсуждению последних моделей подвенечных платьев!
Она выругалась про себя, провожая глазами Рорка, расхаживающего по просторной спальне. Вечно он заставляет ее чувствовать себя дурой! Вот и сейчас он присел с ней рядом на их общую высокую, широкую кровать и взял ее за подбородок.
— Я в тебя безнадежно влюблен. Час от часу не легче! Ева знала, что он говорит правду. Этот обладатель невыносимо синих глаз, похожий на прекрасного, но порочного ангела кисти Рафаэля, действительно влюбился в нее!
— Слушай, Рорк… — Она собиралась глубоко вздохнуть, но успела побороть себя. Ей проще было справиться с каким-нибудь наемником, направившим на нее пистолет, чем с непрошеными чувствами. — Я свои обещания выполняю. Раз сказала — значит, сделаю.
Рорк приподнял густую черную бровь. Поразительно, но она, кажется, и в самом деле не отдает себе отчета, до чего соблазнительна сейчас — взволнованная, с кое-как подстриженными темно-каштановыми волосами, которые сама взъерошила небрежным прикосновением, с тревожной неуверенностью в огромных глазах цвета шотландского виски…
— Дорогая моя Ева… — Он поцеловал ее — сначала в губы, потом в подбородок с ямочкой. — Я в этом ни минуты не сомневался. — Рорк подумал, что если честно, то сомневался, и еще как! — У меня сегодня несколько важных дел, а тебя я не успел расспросить о планах. Ты вчера так поздно вернулась…
— В три часа ночи мне пришлось заняться делом Байнза.
— Ты его поймала?
— Он сам прыгнул мне в руки. До того одурел, что уже ничего не соображал. — Она улыбнулась улыбкой хищницы — опасной, безжалостной. — Я скрутила чертова убийцу одной левой.
— Поздравляю. — Рорк похлопал ее по плечу, встал и направился к гардеробу — настоящей выставке костюмов, рубашек и жилетов. — А что сегодня? Рапорты?
— Сегодня у меня выходной.
— Неужели? — Он обернулся, успев снять с вешалки потрясающий темно-серый шелковый жилет. — Если хочешь, я мог бы изменить свои планы на вторую половину дня.
Ева знала, что это равносильно пересмотру генеральных планов решающего сражения. В мире Рорка бизнес представлял собой настоящие боевые действия.
— Я для себя уже все спланировала. — Она невольно скорчила недовольную мину. — Покупки… Свадебное платье.
Рорк расплылся в радостной улыбке. В ее устах эти слова звучали как признание в любви.
— Теперь понятно, почему у тебя такой кислый вид. Я же сказал, что сам об этом позабочусь.
— Позволь уж мне самостоятельно выбрать себе свадебное платье. И самой за него заплатить. Учти, я выхожу за тебя не из-за твоих проклятых денег.
Его улыбка стала самодовольной.
— Тогда из-за чего, лейтенант? — Ева нахмурилась еще сильнее, но терпения ему было не занимать. — Хочешь, я сам предложу варианты ответа?
— Потому что ты не отступаешь, когда тебе отвечают «нет». — Она встала и засунула руки в карманы джинсов.
— Ответ неполный. Еще одна попытка.
— Потому что я выжила из ума.
— Так тебе не выиграть путешествие в Грецию на два лица.
Ева тоже попыталась улыбнуться.
— Может, это любовь?
— Не исключено. — Он шагнул к ней с довольным видом и взял за плечи. — Да не переживай ты! Тоже мне, проблема! Рассматриваешь несколько рекламных проектов и выбираешь платье, которое больше всего нравится.
— Я так и хотела. — Она закатила глаза. — Но Мевис сказала: не вздумай!
— Мевис? — Рорк побледнел. — Ева, обещай мне, что не будешь этим заниматься с Мевис.
Его реакция немного подняла ей настроение.
— У нее есть очень полезный дружок — модельер.
— Господи!
— Она так его расхваливает! Говорит, еще немного — и он прогремит. У него в Сохо своя мастерская.
— Слушай, давай сбежим. Прямо сейчас. Теперь Ева рассмеялась от души.
— Трусишь?
— Прямо поджилки трясутся.
— Отлично. Значит, мы квиты. — Довольная одержанной победой, она расщедрилась на поцелуй. — В ближайшие недели тебя будет мучить вопрос, в чем я появлюсь на свадьбе. — Она потрепала его по щеке. — Мне пора. Через двадцать минут встречаюсь с Мевис.
— Ева! — Рорк поймал ее за руку. — Ты не наделаешь глупостей?
Она вырвалась.
— Я выхожу замуж. Что может быть глупее?
Ева намеренно поддела его на прощание: так ему и надо! С мыслью о замужестве она уже почти смирилась, но свадьба… Наряды, букеты, музыка, гости! Как она все это переживет?
Ева свернула на Лексингтон-авеню и хотела разогнаться, но вместо этого резко затормозила, обложив последними словами уличного торговца, выкатившего на мостовую свою окутанную дымом тележку. Запах пережаренных сосисок вызвал тошноту, а у нее и так уже голова кружилась от волнения.
Таксист, едва не врезавшийся в нее сзади, разразился гудками и руганью. Стайка туристов с видеокамерами и фотоаппаратами на шеях тупо таращилась на транспортное столпотворение. Среди них деловито шмыгал карманник.
Ева удрученно покачала головой. Вернувшись в отель, туристы обнаружат, что их благосостоянию нанесен некоторый урон. Будь у нее время и, главное, местечко, чтобы припарковаться, она бы с удовольствием сцапала воришку. Но он, словно почуяв опасность, мигом затерялся в толпе и уже через пару секунд мелькнул вдалеке.
"Привыкайте: это Нью-Йорк, — усмехнулась про себя Ева. — Вы сунулись сюда на свой страх и риск».
Она обожала толпы, шум, вечную спешку. Здесь редко удавалось остаться одной, но зато создавалась видимость преодоления одиночества. Именно поэтому она когда-то сюда приехала. Сколько воды утекло с тех пор?
Не то чтобы она не могла жить без толчеи, просто необъятный простор и безлюдье действовали ей на нервы.
В свое время Ева подалась в Нью-Йорк с целью поступить в полицию, потому что верила в порядок, нуждалась в нем, чтобы выжить. Несчастное детство, полное издевательств и обид, темных зловещих углов, было невозможно изменить. Зато изменилась она сама: возобладала над своей судьбой и вылепила личность из пустого места, которое некий анонимный социальный работник небрежно назвал когда-то Евой Даллас.
Теперь ей снова приходилось меняться… Пройдет несколько недель — и она перестанет быть просто Евой Даллас, лейтенантом из отдела по расследованию убийств. Она станет женой Рорка. Как совместить то и другое? Это оставалось для нее еще более неразрешимой загадкой, чем любое только что порученное уголовное дело.
Оба они не представляли себе, что значит иметь семью. Оба в детстве познали иное: безразличие, жестокость, надругательства. Ева подозревала, что они сошлись именно из-за схожести жизненного опыта. Оба понимали, что такое страх, голод, отчаяние, что такое ничего не иметь, быть ничем. Оба выстроили себя заново, начав с нуля.
Что влекло их друг к другу? Желание близости, любви, слияния с другим человеком? До встречи с Рорком Ева и не помышляла о таком желании…
"Вопрос для доктора Миры», — подумала она, вспомнив полицейского психиатра, к которой часто обращалась.
Впрочем, сейчас Ева не собиралась вспоминать прошлое и строить планы на будущее. Настоящее было настолько запутанным, что требовало полного сосредоточения.
В трех кварталах от Грин-стрит она воспользовалась подвернувшейся возможностью и втиснула машину на крохотный освободившийся пятачок. Порывшись в карманах, она нашла жетон и угомонила на ближайшие два часа древний стояночный счетчик, который пищал как слабоумный идиот. Ева не исключала, что задержится дольше, но на штрафы ей было искренне наплевать.
Сделав глубокий вдох, она оглядела квартал, в который не часто наведывалась по службе. Убийства совершались повсеместно, однако Сохо оставался пока что богемным бастионом спокойствия: здешние молодые обитатели предпочитали разрешать конфликтные ситуации за бокалом вина или чашечкой черного кофе.
Сейчас в Сохо буйствовало лето. Цветочные киоски утопали в розах — начиная с классических, красных и розовых, и кончая нелепыми гибридами, с полосами на лепестках. Машины неспешно проезжали по улицам, эстакадам, тормозили на развязках. На живописных тротуарах толпились пешеходы. Многие женщины уже надели струящиеся платья — последний писк европейской моды; в глаза бросались босоножки и головные уборы вызывающих фасонов, а также поблескивающие клипсы.
На углах и перед магазинными витринами выставили свои произведения — масло, акварели, компьютерную графику — художники; с ними конкурировали продавцы съестного, предлагавшие экзотические фрукты, разнообразные йогурты и овощные пюре без вредных химических примесей.
Бритоголовые приверженцы какой-то буддийской секты — на сегодняшний день главная изюминка Сохо — проплывали мимо в белоснежных одеяниях, достающих до земли. Один из этих отрешенных попрошаек, показавшийся Еве особенно убедительным, получил от нее несколько монет и преподнес в благодарность очаровательную улыбку и никчемный гладкий камешек.
— Чистая любовь! — пропел он. — Чистая радость…
— Она самая, — пробормотала Ева и проследовала дальше.
Она не сразу нашла студию Леонардо. Энергичный модельер расположился на третьем этаже. Витрина, выходившая на улицу, сразу давала понять, что мастер привержен нестандартным направлениям в моде. Ева поморщилась. Ей была больше по вкусу классическая простота — то, что Мевис называла «серым однообразием».
Подойдя ближе, Ева поняла, что настоящие сюрпризы впереди. Витрина пестрела перьями, бусами, выкрашенными в безумные цвета резиновыми комбинезонами. Конечно, она многое отдала бы, чтобы вызвать у Рорка икоту, но даже ради такого удовольствия не согласилась бы предстать перед ним в резиновом пузыре с неоновой подсветкой.
Но это еще что! Леонардо явно стремился шокировать публику. Центральный манекен в витрине, похожий на труп со съеденным червями лицом, был обмотан прозрачными шалями, которые шевелились, словно живые. Ева представила, как что-то в этом роде ползет по ее телу…
"Нет уж, извините, — подумала она. — Ни за что на свете!» Она уже собралась броситься наутек, но тут как раз подоспела Мевис.
— Какое у него все холодное, прямо мороз по коже! Это сейчас очень модно. — Мевис обняла Еву за талию и восторженно уставилась на витрину.
— Знаешь, Мевис…
— Безграничное воображение! Я видела, как он демонстрирует свои разработки. Безумно любопытно!
— Безумно — это точно. Я тут подумала…
— Никто не понимает изнанку человеческой души так, как Леонардо! — перебила ее Мевис Фристоун.
Она видела Еву насквозь и догадывалась, что та готова к бегству. Тоненькая, как тростинка, в белом с золотом комбинезоне, Мевис, покачиваясь на трехдюймовых платформах, тряхнула своей черной гривой с белыми вкраплениями, окинула подругу придирчивым взглядом и усмехнулась.
— Он сделает из тебя самую сногсшибательную невесту во всем Нью-Йорке.
— Мевис! — Ева нахмурилась, боясь, что ее снова перебьют. — Мне нужно совсем другое: не чувствовать себя полной дурой.
Мевис широко улыбнулась и прижала руку к сердцу, продемонстрировав новое украшение — вытатуированное на плече сердечко с крылышками.
— Доверься мне, Даллас!
— Нет! — отрезала Ева. — Я серьезно, Мевис. Лучше закажу что-нибудь по рекламному проспекту.
— Только через мой труп! — Мевис кинулась к входу, увлекая за собой Еву. — Хотя бы посмотри, побеседуй с ним. Не пренебрегай такой блестящей возможностью. — Она выпятила нижнюю губу, густо намазанную пурпурной помадой, что всегда являлось у нее самым неотразимым доводом. — Не будь ты такой серостью, Даллас!
— Ладно, раз уж я здесь…
Просиявшая Мевис нажала на кнопку и выпалила в переговорное устройство:
— Мевис Фристоун и Ева Даллас, к Леонардо. Дверь со скрипом отворилась. Мевис шагнула к старому лифту в обвитой сеткой шахте.
— Весь этот дом — сплошное ретро! Наверное, Леонардо останется здесь, даже когда разбогатеет. Ну, ты понимаешь: эксцентричная натура художника и все такое.
— Понимаю. — Ева зажмурилась, молясь, чтобы кабина лифта не рухнула вниз. Она решила, что на обратном пути надо будет воспользоваться лестницей.
— Главное, ничего не отвергать с ходу! — распорядилась Мевис. — Позволь Леонардо над тобой поколдовать. т Она выплыла из тряской кабины прямо в красочную мастерскую. Изящество подруги всегда вызывало у Евы восхищение и зависть.
— Мевис, моя голубка! — проревел мужской бас. Ева вытаращила глаза. В человеке, носившем изысканное артистическое имя, оказалось все шесть футов пять дюймов роста. Телосложением он мог бы посоперничать с гориллой. Халат с короткими рукавами цвета марсианского заката обтягивал чудовищные мускулы. У него была широкая, как луна, физиономия, кожа на скулах грозила лопнуть, словно на барабане. Между двумя передними зубами красовался блестящий камешек, глаза сияли, как золотые монеты.
Гигант сгреб Мевис в охапку, оторвал от пола и поцеловал — так основательно, что Ева смекнула: эту пару объединяет далеко не только приверженность моде и искусству.
— Леонардо… — Мевис прыснула, как дурочка, и запустила пальцы с золотистым маникюром в его густые кудри, свисающие на плечи.
— Куколка!
Их сюсюканье было трудно выносить. Ева чуть не фыркнула и закатила глаза. Все ясно: Мевис снова влюбилась — в который раз!
— Какая чудесная прическа! — Леонардо погрузил свои похожие на толстые сардельки пальцы в ее волосы.
— Я специально старалась, чтобы тебе понравилось. Познакомься… — Последовала многозначительная пауза, как перед представлением пса-медалиста. — Даллас.
— А вот и невеста! Очень рад знакомству, лейтенант Даллас. — Продолжая обнимать Мевис, он подал Еве руку. — Мевис много мне о вас рассказывала.
— Могу себе представить… — Ева покосилась на подругу. — Зато о вас она особо не распространялась.
От его гулкого смеха у Евы чуть не лопнули барабанные перепонки.
— Да, моя голубка обожает секретничать. Напитки! — Проревев это слово, он с неожиданной грацией развернулся и исчез в водовороте красок.
— Чудесный, правда? — прошептала Мевис. Ее взгляд сильно поглупел от любви.
— Ты с ним спишь?
— Ты не поверишь, до чего он.., изобретателен. До чего… — Мевис тяжело задышала и сладострастно провела рукой по груди. — Настоящий художник секса.
— Не желаю об этом слышать. Не желаю, и точка. — Ева свела брови на переносице и окинула помещение профессиональным взглядом.
Комната была просторная, высокая, вся увитая струящейся материей. Казалось, на потолке, стенах, даже на столах и подлокотниках кресел сияют многоцветные радуги, бьют водопады, серебрятся озера.
— Господи! — восторженно прошептала Ева. Приглядевшись, она обнаружила настоящий лабиринт из лент, кладезь пуговиц, поясов, тесемок, шляпок и прочих не подлежащих опознанию предметов, заготовок и аксессуаров. Впечатление усиливал запах — как на крупном предприятии по производству ладана, превращенном на день в аукцион цветов.
Внезапно Еве стало страшно. Не зная, что побледнела как полотно, она обернулась к Мевис и пролепетала:
— Мевис, я тебя очень люблю. Если раньше я тебе этого не говорила, извини. Но сейчас позволь мне уйти.
— Даллас! — Мевис со смехом схватила ее за руку. Для такой изящной особы Мевис обладала поразительной физической силой. — Успокойся. Чего ты задергалась? Даю гарантию, Леонардо сделает из тебя конфетку.
— Этого-то я и боюсь, Мевис. Боюсь до жути.
— Холодный лимонный чай, — пропел Леонардо, раздвинув занавеску из искусственного шелка подносом со стаканами. — Будьте так добры, садитесь. Сначала посидим, как следует познакомимся, а уж потом…
Ева шагнула к креслу, все еще оглядываясь на спасительную дверь.
— Понимаете, Леонардо, Мевис, наверное, не объяснила вам, что я…
— Детектив из отдела по расследованию убийств. Я читал про вас. — Леонардо примостился на изогнутом диванчике, Мевис пристроилась рядышком, чуть ли не у него на коленях. — Ваше последнее дело подробно комментировалось в прессе. Признаться, я нахожусь под большим впечатлением. Оказывается, вы мастерица разгадывать ребусы, лейтенант, — совсем как я!
Ева отпила из своего стакана и зажмурилась от наслаждения: чай оказался очень ароматным.
— Как, и вы тоже?
— Естественно. Ведь я должен, впервые увидев женщину, представить себе, как ее надо одеть. Для этого я сначала выпытываю, кто она, что собой представляет, какую жизнь ведет, на что надеется, какие у нее фантазии, как она представляет саму себя. Потом все эти кусочки я складываю вместе, чтобы создать образ. Но в первый момент она для меня — загадка, которую я с наслаждением разгадываю.
— Разве он не чудо, Даллас? — не выдержав, воскликнула Мевис.