Если бы вы были птицей, летящей над головой, ваше настроение воспарило бы, как в проницательном разуме хищника вы предвкушаете бойню, которая вскоре окрасит шалфей и буйволиную траву, кровь и внутренности, которыми вы вскоре будете лакомиться.
Под вами длинная темная гусеница поезда катится по мягко катящейся, желтовато-коричневой земле с востока. Крепкая голова гусеницы — это угольно-черный локомотив «Болдуин», за которым тянется шлейф дыма из его ромбовидной трубы — длинный рваный гидон, рвущийся и крошащийся, когда он истончается над пассажирскими, грузовыми и экспресс-вагонами, упирающимися дальним концом в красный камбуз. Дым, не унесенный ветром, змеями проникает в окна легковых автомобилей, открытые навстречу кипящему воздуху, насыщенному запахами пота, табака, детской мочи и немытых тел.
Слышишь постоянное монотонное чихга-чугга-чугга натужного двигателя с адским пламенем, пылающим в толстом черном брюхе, превращающим пар в движение, когда большие железные колеса скрежещут и стучат по швам блестящих ртутью железных рельсов. Время от времени свисток поднимает свой характерный вой — в основном там, где тропы фермы и ранчо пересекают пути, но так же часто, когда инженер, уставший от своей власти, веса и силы под своим командованием, просто дергает цепь, чтобы услышать собственный рев.
Небольшой столб пыли появляется в прерии, может быть, в миле от вас, если вы летите прямо к югу от путей. Чуть впереди шлейфа вырисовываются лошадь и всадник. Мужчина едет низко в седле, наклонившись так далеко вперед, что его подбородок почти упирается в затылок лошади. Ветер отбрасывает полы его плаща назад, яростно хлещет их; он прижимает передние поля его шляпы ко лбу.
Лошадь прямо летит через прерию, опустив голову, прижав уши. Зверь делает выпад вперед передними копытами, цепляясь за землю, бросается вперед задними ногами. Пыль, гравий и небольшие комочки дерна вырываются из земли обутыми ножницами ногами и отбрасываются вместе с пылью.
Лошадь и всадник мчатся к поезду. Или, скорее, к тому месту впереди поезда, где всадник надеется его пересечь.
Он не единственный.
Когда вы ныряете, кренитесь и поворачиваете голову, теряя свой хрипящий крик, кровь учащается в вашем хищном сердце, вы видите еще одного всадника, затем еще, и еще, и еще — все мчатся к поезду. Они расположены на расстоянии от сорока до шестидесяти ярдов друг от друга, образуя почти полный круг вокруг поезда. Все мчатся к одному и тому же месту на рельсах впереди пыхтящего локомотива, двадцать или более спиц лошади и всадника сходятся на ступице колеса вагона, которая является железнодорожной линией.
Великий рев атакует воздух. Вы чувствуете сотрясение от взрыва на своем нежном, покрытом перьями теле и начинаете уклоняться от угрожающего звука, прежде чем ваше врожденное любопытство вернет вас обратно. Вы видите вышитый черным огненный шар, поднимающийся с рельсов примерно в пятидесяти ярдах от поезда в том месте, к которому сходятся всадники.
Взрыв вырывает рельсы и шпалы из рельсового полотна с балластом и подбрасывает их вверх в огромном облаке бурлящей пыли и гравия. Почти сразу инженер дергает цепь, чтобы привести в действие тормоза, которые скрежещут и визжат, ударяя по колесам. Вагоны сцепляются с грохотом, когда локомотив отталкивается от тендерного вагона, а тендерный вагон отталкивается от грузового вагона, а товарный вагон отталкивается от первого пассажирского вагона, и так далее и так далее, пока локомотив и все вагоны не завизжат. к остановке на путях всего в нескольких футах от того места, где взорванные рельсы лежали, искривленные и обугленные вокруг большой воронки, выбитой динамитом.
Когда последние куски гравия шлепаются обратно на землю и дым от взрыва уносится ветром, над поездом и вокруг него воцаряется многозначительная тишина, подобная той, что предшествует циклону.
Это недолговечно.
Его сменяет нарастающий грохот скачущих копыт.
Мужчина высовывает голову из одного из открытых окон поезда и указывает на всадников, приближающихся к поезду перед их собственными рыжевато-коричневыми облаками пыли.
«Это они!» — пронзительно кричит мужчина. «Это Орда Дьявола!»
В легковой машине женщина кричит.
Мужчины кричат. Они проклинают.
Женщина рыдает.
Ребенок плачет.
Внутри машины начинается большой переполох, и вы можете услышать грохот своим острым слухом. Там, где вы парите в термиках, где ветер треплет ваши выгоревшие на солнце перья, вы можете отличить звуки скрежета внутри машины от грохота галопирующих всадников.
Из окон пассажирского вагона целится несколько пистолетов. В паровозе также вооружились машинист и кочегар.
Оружие лает и хлопает. Клубы дыма в окнах вагонов и с обеих сторон паровоза.
Всадники подходят к поезду. Они кричат и тявкают, как койоты, целясь из собственных винтовок и пистолетов и открывая ответный огонь по локомотиву и двум пассажирским вагонам. Некоторые всадники останавливают своих взмыленных от пота скакунов и выпрыгивают из седел.
Они падают на колени и целятся из винтовок с плеч, выбирая цели в поезде. Они стреляют, крича, крича и наводя винтовки, когда пустые гильзы выгибаются над их плечами, сверкая на солнце, прежде чем приземлиться на дикую рожь и костер. Пули вылетают из окон, пассажиры кричат.
Четверо всадников спрыгивают с седел и бегут к экспрессу. Под ним две уточки, каждая несет по мешковине. Двое других всадников стреляют из винтовок в раздвижную дверь экспресса, а изнутри раздаются крики.
Мужчина в синем шерстяном пальто и кожаной фуражке кондуктора, с золотой цепочкой от часов, свисающей с жилета, стреляет из пистолета из переднего вестибюля первого легкового вагона. Он делает всего два выстрела, прежде чем пули вонзаются в него спереди и сзади, дико дергая его. Он падает на колени и некрасиво скатывается по ступеням вестибюля на землю, где каждый из двух нападающих запускает в него еще одну пулю.
Четверо нападавших врезаются в оба пассажирских вагона — по два в каждый вагон, один входит спереди, другой сзади. Каждый держит пустой мешковину. Они выкрикивают команды и стреляют из своего оружия, а все больше пассажиров воют, кричат и выкрикивают проклятия. Немногим более чем через минуту из легковых автомобилей вылезают нападавшие, с криком и воем еще громче.
Их сумки стали больше и тяжелее.
Еще один громкий взрыв обрушивается на вас, прижимая ваши перья к стройному телу. Дверь экспресса распахнута, и в клубящийся черный дым бегут трое нападавших, тоже с сумками.
Пассажир вываливается на задний тамбур второго легкового автомобиля. Ходит как пьяный. Он стройный и носит безвкусный клетчатый костюм. Он лысый, а его очки без оправы свисают на единственной дужке из одного уха. Он спотыкается на последней ступеньке вестибюля и падает на землю. Он вскакивает на ноги, вопит: «Не убивайте меня!» и бежит прямо из поезда.
Дыма так много, а нападавшие так увлечены своей добычей, что не видят бегущего человека.
Вместе смеясь, двое нападавших вываливаются из вагона-ресторана, каждый держит сумку, в которой звенят бутылки из-под виски и вина. Видно, как мужчина в костюме бежит на север, бежит неуклюже и почти падает с каждым третьим или четвертым шагом.
— Эй, посмотри туда, Брайс!
«Ха!» Брайс ставит свою сумку на землю, затем выпрямляется, сжимая в ладонях пистолет. — Ты хочешь взять его или мне?
«Давай, но если ты промахнешься, ты должен мне десять долларов».
Брайс ругается и, ухмыляясь, поднимает пистолет. «Если я попаду в него с первого выстрела, ты должен мне двадцать !» Он стреляет. Пуля пронзает траву прерий далеко впереди и сбоку от убегающего человека.
Мужчина воет, спотыкается и чуть не падает, прежде чем снова подставляет под себя ноги и продолжает бежать.
Брайс ругается.
Другой мужчина издевается над ним и поднимает револьвер. Он стреляет. Эта пуля также не попадает в цель, взорвав кусочки опунции рядом с левой пяткой бегущего человека.
Другой нападавший, взвешивая сумку, которую он вынес из машины экспресса, встает перед Брайсом и другим мужчиной. Он поднимает свой короткоствольный винчестер, взводит курок, прицеливается и стреляет из него одной рукой в бегущего человека. Пуля вонзается бегущему в затылок. Его руки взлетают вверх, когда он падает вперед и неподвижно лежит в высокой траве.
Человек, застреливший убегающего пассажира, поворачивается к двум другим нападавшим, скаля зубы, как злой пес. — А теперь вы, двое одеялкоголовых, сядете верхом и уедете отсюда к чертям собачьим?
Они бормочут и ворчат, а затем оба бегут туда, где их лошади мчатся, привязанные к земле, примерно в пятидесяти футах от поезда, пасутся или оглядываются на бойню и помахивают хвостами. Другие нападавшие спрыгивают с поезда и бегом бегут к своим лошадям. В самом поезде сейчас тихо, хотя экспресс еще тлеет после взрыва.
Четверо пассажиров лежат на земле возле пассажирских вагонов, их окна вылетело из окон, когда нападавшие ворвались в поезд. Одна толстая пожилая женщина в черном свитере и свисающей шляпкой свисает из окна, наполовину внутри и наполовину из легковой машины. Пулевое отверстие пронзает ее лоб.
Машинист поезда лежит, сгорбившись, на борту локомотива, его руки и руки в перчатках опущены к земле. Железный корпус локомотива вокруг него запачкан его мозгами и кровью в результате попадания пули в затылок и выхода через левый глаз.
Пожарный лежит у ног инженера, корчась от невыносимой боли от пуль, вонзившихся в его тело. Он скоро умрет. Тихо он молится о своей душе, надеясь, что когда он умрет, его любимая мать, умершая уже тридцать лет, будет ждать его у жемчужных ворот, как она и обещала на смертном одре.
Один из двух тормозных поезда бежит на запад между путями. Он рыдает и хромает, потому что у него пуля в правой ноге. У него еще несколько пуль в груди и животе, но адреналин, порожденный страхом, толкает его вперед, неловко перепрыгивая через галстуки.
Из салона одной из легковых машин вы равнодушно слышите регулярные крики женщины. "Мой ребенок!" она плачет. "Мой ребенок! Мой ребенок! Мой ребенок!"
Нападающие бегут, отводя спицы колеса от ступицы ко всем точкам на горизонте. Один из них, едущий на запад, дважды стреляет тормозному в спину, и его лошадь даже не сбивается с шага. Кондуктор кричит и падает. Всадник продолжает ехать мимо него, победно крича и волоча за собой пылевой шлейф.
Остальные делают то же самое.
Они ушли так же быстро, как и появились.
За ними тлеет экспресс-вагон.
Молодая мама продолжает кричать с метрономической размеренностью: «Малыш мой! Мой ребенок! Мой ребенок!"
Вы издаете свой собственный хриплый крик восторга, опускаете крыло и устремляетесь вниз.
Если поторопишься, перебьешь канюков.
ГЛАВА 2 _
Волк Стокберн подъехал на своем стройном дымчато-сером жеребце к каменному колодцу и спустил свое худощавое длинноногое тело с седла. Краем левого глаза он заметил движение, но не повернул головы в этом направлении. Ему не привыкать к засадам, он знал, что лучший способ спровоцировать бушвакеры — это дать им знать, что он… . . или они . . . был замечен.
Жеребец предостерегающе заржал.
— Полегче, Смок, — прошептал Волк, ободряюще похлопывая большого зверя по холке. "Я видел это."
Спокойно он бросил ведро в колодец. Он приземлился с деревянным стуком и всплеском, эхом отразившимся в выложенной камнем пропасти. Он вытащил ведро из колодца. Вода стекала по бокам и превращала в грязь соломенную пыль вокруг подошв его черных ботинок на низком каблуке.
Как и в случае с большинством легендарных мужчин, Стокберн на протяжении многих лет был отмечен несколькими прозвищами. Одним из них был Серый Волк. Он честно пошел за ручку, потому что в поведении Вольфа Стокберна было что-то волчье. У него были взлохмаченные волосы, грубые, как волчий мех, и такие седые, что они были почти белыми, и были такими с тех пор, как ему было далеко за двадцать. Лицо у него было странно, примитивно красивое, с глубоко посаженными серыми глазами, иногда казавшимися блекло-голубыми. V-образный, с сильным подбородком, черты лица широкие через скулы, сужающиеся к массивному лопатообразному подбородку. Хищный нос был длинным. Резко контрастируя с короткими седыми волосами мужчины, подстриженными седыми усами и бакенбардами, его черты были обветренными и загорелыми на солнце.
Стокберн был крупным мужчиной, более шести футов ростом, покрытым хрящами и костями, обычно одетым в искусно сшитый костюм-тройку, длинный черный сюртук, белую шелковую рубашку с поднятым воротником, черный галстук-платок, черный жилет в серую полоску, и черные хлопковые брюки.
Владея примитивными чувствами своих предков-шотландских воинов, Вольф налил себе немного воды. Выпивая, он украдкой вглядывался из-под суровых изгибов своих седых бровей и широких полей черного сомбреро с низкой тульей, устремляя взгляд в сторону небольшого амбара, приютившегося на северо-западной окраине двора.
Напившись холодной воды, он встал перед жеребцом и поставил ведро, чтобы лошадь могла напиться. Не успел он убрать руку с веревочной ручки ведра, как снова заметил движение в дальнем углу амбара.
Лошадь тоже это видела. Смок пронзительно заржал.
Молниеносно один из двух пистолетов Стокберна «Кольт Армии» 45-го калибра «Миротворец» одинарного действия выскочил из кобуры и сжал его в правой руке. Он резко качнулся вправо, поднял и взвел никелированную рукоятку из слоновой кости и выстрелил.
Его пуля попала в ствол направленной на него винтовки из-за угла сарая. Пронзительно раздался лязг свинца о сталь. Стрелок вскрикнул и, пошатываясь, отшатнулся от сарая, бросил винтовку и опустил правую руку к кобуре на правом бедре.
Снова взревел револьвер Стокберна 45-го калибра.
Пуля прорвала короткую рубаху стрелка с толстой талией из орехового дерева, сдула пыль и отбросила человека назад, в большой тополь. Черная шляпа мужчины с высокой тульей, отделанная орлиным пером, слетела с его плеча и упала на землю. Заметив еще одно скрытое движение слева от себя, Стокберн хлестнул своим высоким телом кавалериста назад, направив «Миротворца» на раскинувшуюся бревенчатую лачугу с хвойной крышей, стоявшую в сорока ярдах к северу.
Из-за полуоткрытой двери хижины ощетинился еще один ствол винтовки.
Кольт Стокберна проговорил еще два раза, из ствола вырвалось пламя.
Когда громоподобные репортажи преследовали эхо друг друга ввысь, обе пули пробили грубую дощатую дверь. Из-за двери донесся приглушенный мужской вопль. Раздался глухой удар винтовки предполагаемого стрелка о деревянный пол лачуги. Затем дверь распахнулась, когда стрелок упал лицом вниз. Он лежал наполовину в хижине, наполовину вне ее, пробитая пулями дверь подпиралась его правым плечом.
Грохнуло еще одно орудие. Этот был активирован изнутри лачуги.
Мужчина взвыл.
Тело вылетело из большого окна справа от открытой двери. Летающий человек снова завыл, когда вокруг него посыпались стеклянные дожди. Его две длинные черные косы взметнулись вокруг него, как миниатюрные крылья, и он с хрипом и громким стуком приземлился на грязь перед лачугой. Двуствольное ружье, которое он держал в руках, с грохотом упало на землю рядом с ним. Он корчился и стонал на мгновение, издал еще один стон, затем расслабился с последним вздохом.
Тишина, если не считать беспокойного рыдания Смока.
Сапоги застучали внутри лачуги.
Звуки становились все громче, пока в полуоткрытой двери не появилась миловидная женская фигура, одетая в грубое мужское одеяние. "Проклятие!" — пропела она, глядя на разлитое вокруг мертвеца с косичками стекло. «Я только что заменил это окно на прошлой неделе!»
Она повернула свое смуглое лицо с повязкой на одном глазу к Стокберну. Ее здоровый глаз зло сверкнул. — Смотри, что ты заставил меня сделать, Волк!
— Я прошу прощения, команч. Стокберн сердито посмотрел на разбитое окно. — Тоже прекрасное окно. По крайней мере, так оно и было. Вы отправили это сюда из Бисмарка?
"Где еще?" — спросила хорошенькая полукровка-команч лет тридцати — сорока — дама не объявляет о своем возрасте, — когда она стучала по битому стеклу одним из своих мокасин с высоким голенищем, расшитым бисером. "Посмотри на это!"
«Я знаю, я знаю, — сказал Стокберн. «Каждый раз, когда я еду сюда…»
— В итоге ты стоишь мне денег.
— Что ж, — пожал плечами Волк, обезоруживающе ухмыльнувшись, — я очень ценю, что вы нашли для меня Сантану. Если бы он просверлил мне то окно, это стоило бы вам вдвое».
Стокберн снова пожал плечами. «Таким образом, вам просто нужно заплатить за окно. Если бы Сантана застрелил меня, тебе пришлось бы заплатить за то, чтобы меня похоронить. Или, по крайней мере, утомиться хорошей поездкой на лошадях в Торнтон-Форд, чтобы послать телеграмму моему боссу в Канзас-Сити, пусть он пришлет за мной фургон. О, сколько времени и сил! Таким образом, вы можете просто перетащить Сантану и его пардов — я предполагаю, что это Мортимер Фриз и Спайк Кейн — в ближайший овраг.
Команчи — урожденная Деноми, хотя она не отвечала ни на что, кроме команчей, с тех пор как много лет назад оставила своих белых приемных родителей в Техасе — скрестила руки на хорошо наполненной блузке и постучала носком ботинка.
«Команчи!» — произнес Стокберн. — Ты же не стал бы просто тащить меня в ближайший овраг, не так ли?
— Скажем так, тебе повезло, что мне не нужно принимать это решение. Она помолчала, глядя на него своим единственным хорошим угольно-черным глазом, а затем для эффекта добавила: «Пока».
Хихикающая роза к западу от главной лачуги. Команч повернулась на звук шума, затем опустила уголки рта и сказала: «Я вижу, собрались твои поклонники».
— Интересно, что их разбудило, — иронически сказал Стокберн, повернувшись к трем ярко и скудно одетым докси, стоявшим на крыльце второстепенной лачуги, расположенной примерно в пятидесяти футах к западу от главной, и отступившей от двора. Он был обшит кустарником и затенен тополями. Между двумя тополями висела бельевая веревка, свисающая под тяжестью нежного яркого дамского платья. Спортивные девушки слонялись и курили, бросая свои кокетливые взгляды на высокого красивого мужчину с высокими щеками и глубоким загаром.
В ярком солнечном свете, отражающемся от их скудной одежды и угольно-черных, медно-красных и золотисто-светлых волос соответственно, они напоминали ярко раскрашенных птиц в своих нежно-розовых, зеленых, пурпурных и пудрово-голубых тонах. В частности, одна из них — зеленоглазая блондинка — выдержала взгляд Стокберн, широко улыбнулась и еще раз повернула свой розовый зонтик.
"Какая . . . или кто ?» Команчи издали хриплый смешок. «Они слышат достаточно выстрелов, чтобы быть глухими к этому. Они слышали, что Рельсовый Волк едет сюда на своем дымчато-сером коне, и они ждали, чтобы полюбоваться такими мужественными людьми, как Уэллс Фарго и старший детектив их отдела железных дорог.
Стокберн начал краснеть, что для него редкость, затем нахмурился. — Как они узнали? Он снова взглянул на двух мертвецов. — На самом деле, если подумать, откуда Сантана узнала, что я направляюсь сюда?
— Один из их товарищей по длинному кули увидел вас в сиу-лансе и поехал сюда, чтобы предупредить его и остальных. Вонючий дьявол по имени Бертрам.
— Ах, Бертрам. Колесный мастер.
«Вот он».
Команч повернулся и посмотрел на Мигеля Сантану, крупного, крепко сложенного мужчину с двумя черными косами, лежавшего в зеркале справа от нее. Ближайшим команчем был Мортимер Фриз. Первым, кого Стокберн застрелил у амбара, был Спайк Кейн. Или был. Все трое теперь были бывшими.
Эта банда, в которую входил пожилой Холлис «Папа» Драго, три дня назад ограбила дилижанс возле Пьера. Стокберн услышал об ограблении, когда въехал в Фарго на севере Тихого океана, которое он забрал из офиса своей компании в Северном округе в Сент-Поле, штат Миннесота. Он понятия не имел, что найдет здесь грабителей сцены, но не был удивлен. Когда банда преступников, состоящая из Сантаны, Фриза, Кейна и папы Драго, занималась своим грязным делом, они обычно скрывались где-то в недрах этой обширной территории, которая все еще была в основном дикой, несмотря на появление железных рельсов, телеграфных кабелей и слухи о скором обретении государственности.
Ранчо Команчей , как его называли, хотя оно уже много лет не было рабочим ранчо, а универсальным магазином, салуном и борделем, часто служило лучшим убежищем для таких отчаянных головорезов, как непритязательная банда Сантаны.
— Их предупредил преступник по телеграфу, а? Стокберн повернулся к докси, все еще порхавшим на крыльце второй лачуги. Он усмехнулся и пощипал поля шляпы. «Дамы. . ».
Они хлопали веками и прыгали.
— Отведи глаз от этих девчонок, распутник, — добродушно упрекнул детектива Команч. — Старшая достаточно молода, чтобы быть твоей дочерью. Я, с другой стороны. . ».
— Да, ты, — сказал Стокберн, снова наслаждаясь глазами.
Команч усмехнулся. Он подумал, что она, возможно, даже покраснела, хотя, как и он сам, он никогда не видел, чтобы красавица-полукровка краснела.
Она дернула подбородком в сторону хижины. "Иди сюда. Я куплю тебе выпить.
— Ты же знаешь, что тебе никогда не приходилось дважды просить меня выпить с тобой, команч. Стокберн вернул «кольт-миротворец» в черную кожаную кобуру на левом бедре. Его близнец находился на его правом бедре. Он закрыл свое длинное черное пальто с вырезом и зашагал вперед, обращаясь к своей лошади через плечо. — Постой, Смок. Я дам тебе немного овса после того, как ты насытишься водой из ведра».
Стокберн выкатил мертвеца из дверного проема сапогом, затем шагнул в дверь и в сторону. Левой рукой он расстегнул пальто, а правой сжал рукоятку Миротворца. — Где папа?
«Вышел из строя». Команч шагнул в глубокие тени комнаты, к бару в дальнем конце. Она откинула волосы с лица, поправила повязку на левом глазу и поставила на стойку бутылку «Старого Кентукки» с надписью. Она взяла изысканный бар из красного дерева с полной задней стойкой и зеркалом из салуна «Бисмарк», которым владел один из ее бывших мужей. Она украла искусно выточенную вручную и искусно выточенную работу по дереву, когда дурачок с пробковой головой уступил салун банку, еще до того, как банк официально вступил во владение.
«Он получил пулю в грудь», — сказала она о папе Драго. — Он умирает наверху.
«Он сделает мир лучше».
— Дошло до того, что парень больше не может сюда ездить, команчи. Не меньше, чем он хочет рискнуть быть застреленным, просто выпив твоего разбавленного виски! Говорящим был один из трех мужчин, сидевших за столом у дальней стены комнаты, с которой голова вилорогой антилопы смотрела вниз остекленевшими глазами.
Это был высокий длиннолицый мерзавец со злыми глазами, правая рука которого лежала на ореховой рукоятке «Шофилда». 44 в кобуре на правом бедре. Он говорил с команчами, но его мучительный взгляд был прикован к Стокберну.
ГЛАВА 3 _
Злобный ублюдок был мастером на одном из нескольких обширных ранчо, которые были основаны в этом районе после прихода северной части Тихого океана всего несколько лет назад. Двое мужчин с Вонючим Глазом были панчерами из одной операции.
Стокберн уже видел всех троих. Территория Дакота могла быть обширной, но ее население было скромным. Хотя он не мог вспомнить имена троицы, он помнил, что ему не нравилось ни одно из троих, но меньше всего ему нравился бригадир.
Вонючка перевел взгляд на команчей, стоящих за стойкой, затем перевел взгляд на Стокберна и раздул ноздри. Его плоские глаза скользнули по сыщику вверх и вниз, от острых носков его черных ботинок до плоской макушки его черного фетрового сомбреро. "Так . . . вот он. Сам большой человек. Серый Волк».
Газетные писатели начали так называть Стокберна несколько лет назад, когда рассказы о безрассудстве легендарного седовласого сыщика начали проникать за пределы дикого запада.
— Если я не разбавлю свой виски водой, ты не сможешь себе этого позволить, Сорли, — сказал Команч с небрежной наглостью. «Джордж Макдональд не платит вам достаточно, потому что вы мало чего стоите. Вы должны быть рады, что он платит вам хоть что-то. Кто еще, как не этот старый английский разбойник, нанял бы себе в бригадиры тупого армейского дезертира и бывшего угонщика скота, вроде вас?
Она сказала это, беззаботно улыбаясь через всю комнату в Стокберне.
Двое других мужчин с Сорли — Хью Сорли, вспомнил Стокберн, — захихикали. Сорли напугал их обоих взглядом и перевел свой воинственный взгляд на Стокберна. Он и двое других играли в покер, но Сорли, одетый в штаны из оленьей шкуры и потрескавшийся кожаный жилет, не смотрел на карты в левой руке. Его правая рука по-прежнему лежала на кобуре Шофилда на животе. Длинная тонкая сигара тлела в пепельнице у его левого локтя. Немаркированная бутылка стояла на столе рядом с небольшой кучкой монет и долларов.