Анализ социально-экономического бытия общества в контексте социально-философских концепций марксизма и теории информационного общества

Содержание

 

 

Содержание............................................................2

Введение...............................................................3

Глава I. Тезисы........................................................6

Глава II. Синтез......................................................25

Глава III. Анализ.....................................................34

Глава IV. Прогноз...................................................51

Глава V. Условия выбора..........................................63

Глава VI. Тенденции................................................65

Заключение...........................................................71

Литература............................................................73

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

 

Тема данной работы - "анализ социально-экономического бытия общества в контексте социально-философских концепций марксизма и теории информационного общества".

Актуальность темы не вызывает сомнения. В нынешний исторический период выбора будущего, как в России, так и во всём мире, когда решается, каким быть миру в III тысячелетии, особую роль обретают социально-философские концепции, позволяющие оценить основные тенденции общественного развития; концепции, которые имеют ясные постулаты, и дают возможность сделать конкретные выводы.

Цель работы - выдвижение предполагаемых сценариев дальнейшего общественного развития.

Все многочисленные социологические и социально-философские теории можно условно разделить на две группы - теории микропарадигмы и теории макропарадигмы. В теориях микропарадигмы основной упор делается на изучении микрогрупп, из поведения отдельных людей делается попытка вывести социальные закономерности (или аргументировать отсутствие таковых). Как правило, с этой точки зрения существование законов общественного развития оказывается невозможным, так как все социальные факты сводятся к индивидуальной человеческой психологии. Поэтому на базе концепций микропарадигмы выдвижение прогнозов, как правило, оказывается невозможным.

В теориях макропарадигмы признается существование социального факта, как явления, которое может иметь объяснение на уровне социума, но не индивида. Однако отнюдь не все концепции макропарадигмы признают существование и возможность познания законов общественного развития. В рамках макропарадигмы можно выделить теории "материалистического монизма", которые главным фактором общественного развития считают изменения в материальной составляющей антропосферы - рост производительных сил, научно-технический прогресс, и т. д., и теории, на первое место ставящие культурный аспект эволюции человечества - смену цивилизаций, и т. п. Так как теории второго типа не дают возможности для составления связного прогноза (предвидеть культурные изменения сложно), то для достижения поставленной цели наиболее целесообразно использовать концепции "материалистического монизма".

Марксистская теория общественно-экономических формаций является одной из таких. В классическом марксизме сочетаются обоснованные научные и явно утопические моменты, на что указал, в частности, В.Н. Борисов. Неомарксизм является вполне современной теорией, позволяющей провести интересующий нас анализ.

Вторым исходным тезисом для работы послужила теория информационного общества, появившаяся на Западе в 1960-70 г. (Д. Белл, О. Тоффлер, У. Дайзард и др.). Хотя и менее формализованная, чем марксизм, она всё же позволяет провести анализ современного состояния общества и дать прогноз на будущее.

Разумеется, любой прогноз может быть только качественным, а не количественным, обобщённым, а не конкретным, так как слишком многие факторы могут повлиять на сроки и детали реализации прогноза, поэтому наиболее целесообразно составить его в виде сценариев дальнейшего общественного развития.

Предметом исследования является современное состояние общества в России и мире.

Для достижения поставленной цели предполагается последовательно решить следующие задачи:

1.   Произвести анализ исходных концепций (неомарксизма и теории информационного общества), выделить в них общие или перекликающиеся моменты.

2.   Предложить общую синтетическую концепцию.

3.   Провести анализ современного состояния общества в России, и дать прогноз его развития с позиции предложенной концепции.

4.   Провести анализ современного состояния общества в мире и отдельных странах, и дать прогноз их развития с позиции предложенной концепции.

5.   Смоделировать возможные сценарии общественных изменений.

6.   Определить необходимые и достаточные условия реализации каждого из них.

7.   Оценить наличие в современном мире тенденций, свидетельствующих о возможности реализации каждого из сценариев.

8.   Сформулировать конечные выводы.

 

Предполагаемый метод исследования - аналитический.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава I

Тезисы

 

1.1            Демифологизированный марксизм.

 

В XX веке основной социально - философской концепцией был, безусловно, марксизм. Безраздельно господствуя в одной части мира, он и на развитие западной мысли сказал влияние, которое трудно переоценить. Можно сказать, что всё развитие человечества в этом столетии во многом определялось попытками социалистического переустройства. Однако они потерпели практический крах. В Советском Союзе сначала была пересмотрена сталинская редакция социализма, потом - постулаты Ленина, затем - и первоосновы, заложенные самими Марксом и Энгельсом. По мнению В.Н. Борисова [1], марксизм включает 3 типа воззрений:

1) те, которые сохранили истинность и сейчас;

2) те, которые были истинными в прежних исторических условиях, но позже перестали быть таковыми;

3) изначально ошибочные.

Именно наличие в марксизме истинных моментов придало ему авторитет. Утопические моменты привели к невозможности полноценного осуществления коммунистического проекта на практике. Но попытки опровергнуть марксизм теоретически, как правило, предпринимались, исходя из его целостности (его философии, экономической теории и теории коммунизма). Они все были безуспешны (в рамках материалистической парадигмы, разумеется).

Анализ показывает ошибочность идеи об исторической миссии пролетариата, при правильности основных научных и философских основ и предпосылок  марксизма.

Базовая социально-философская концепция марксизма такова.

Основной движущей силой в истории полагается рост производительных сил  общества.

Определённый уровень развития производительных сил предполагает определённые соответствующие ему производственные отношения. Вместе производительные силы и производственные отношения составляют экономический базис общественно-экономической формации. Производственные отношения характеризуются формой собственности на средства производства. Над базисом возвышается надстройка - совокупность юридических и политических норм, религиозных догм, художественных  и философских взглядов общества с соответствующими им институтами, определяющими общественное сознание. Благодаря спонтанному росту производительных сил (из-за желания людей удовлетворить свои безграничные потребности) в определённый момент производительные силы перерастают существующие производственные отношения, что приводит к разрушению старого базиса и созданию нового, с новыми  производственными  отношениями и формами собственности. Это приводит, в свою очередь, к смене политико-юридической надстройки, в результате чего одна общественно-экономическая формация заменяется другой.

Маркс выделяет пять общественно-экономических формаций: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую, коммунистическую[2].

При первобытнообщинном строе существует общественная собственность на средства производства, общественный характер труда, так как из-за  крайне низкого уровня развития производительных сил только общественный труд способен обеспечить жизнь людей.

В дальнейшем, при росте производительных сил, происходит изменение формы собственности. Каждая семья в отдельности уже может себя обеспечить. Этот переход соответствует переходу к земледелию и скотоводству от первоначальных охоты и собирательства. Результатом явилось имущественное и социальное расслоение людей. Вожди племён и знать присваивают себе основную часть общественного продукта. При наличии свободной земли лимитирующим фактором роста производительных сил становится рабочая сила, наступает рабовладельческий строй. Появляются два класса, рабов и рабовладельцев, с антагонистическими интересами, что приводит к началу классовой борьбы между ними. Когда ресурс свободных земель в результате роста численности населения исчерпывается, именно земля становится лимитирующим фактором производства. Наступает феодальный строй. Мерилом богатства в нём является земля. Ему соответствует классовая борьба между господствующим классом феодалов и угнетёнными зависимыми крестьянами.

 Дальнейший рост производительных сил в ходе начавшейся научно-технической революции приводит к росту ремесленного и мануфактурного производства, к индустриализации. Наиболее важной становится собственность на средства промышленного производства. Она выводит на историческую арену в виде основных классов господствующую буржуазию и угнетённый пролетариат. Это капиталистическая формация. Производство снова обретает общественный характер, в то время как на средства производства продолжает существовать частная собственность. Это противоречие приводит, в конце концов, к смене капиталистической формации коммунистической. Классовая борьба при капитализме обретает принципиально иной характер. В прошлом восстания рабов и крестьянские войны приводили к снижению производительных сил и, даже в случае успеха, не улучшали положения трудящихся масс. Теперь же, в капиталистическую эпоху, существует принципиальная задача обобществления средств  производства, то есть на смену частной собственности на них должна прийти общественная.[3]

Помехой к этому служит только класс капиталистов, находящийся в состоянии перманентной классовой борьбы с пролетариатом. При  капитализме социальная жизнь обобществляется. Каждый отдельный рабочий, хотя и может свободно уволиться с любого предприятия, на другом предприятии попадёт в точно такие же условия. Таким образом, рабочий угнетается уже не конкретным человеком (как было при феодализме и рабовладельческом строе), а всем классом капиталистов, что, в свою очередь, подталкивает пролетариат к объединению и общей борьбе против общих угнетателей. Таким образом, имеет место объективное совпадение классовых интересов пролетариата с насущными потребностями всего общества в целом. В ходе успешной социальной революции происходит "экспроприация экспроприаторов", то есть устранение от власти капиталистов и введение общественной формы собственности на средства производства, которая соответствует общественному характеру труда в развитом, индустриальном обществе.

После социалистической революции наступает переходный период, когда ликвидируются эксплуататорские классы, частная собственность заменяется общественной, появляются социальные слои коммунистического общества раннего типа (которое наследники Маркса назвали социализмом), пролетариат становится его рабочим классом. Таким образом, построен социализм, низшая фаза коммунизма.

"Каждый - по способностям, каждому - по труду ", нет социального гнёта, хотя есть ещё неравенство в обеспечении материальных и духовных потребностей людей из-за неравенства природных способностей и возможностей, определяемых случайными обстоятельствами жизни. Последний аккорд истории - перерастание социализма в высшую фазу коммунизма (собственно коммунизм). "Каждый - по способностям, каждому по - потребностям". Полное социальное равенство благодаря достижению высшей производительности общественного труда на базе достижений научно - технического прогресса.

 Всё преобразование капитализма в коммунизм есть       сознательное применение научной концепции коммунизма революционной партией пролетариата. Эта идея была подробно разработана и воплощена Лениным. В ходе реализации были внесены изменения: в частности, отмирание государства было перенесено в  окончательную фазу коммунизма.

Такова массовая концепция исторического развития и коммунистического переустройства общества.[4]

Красивая и стройная получилась система, ничего не скажешь, однако к ней есть значительные нарекания.

Относительно применения диалектики. Устранение противоречия у Гегеля ("отрицание отрицания" в марксизме), что признаёт и Маркс, возможно лишь с устранением обоих его компонентов.[5]

Маркс соблюдает это правило в отношении классовой борьбы рабовладельцев и рабов, феодалов и крестьян (здесь классовую борьбу не выигрывает никто, и те и другие просто исчезают, уступая место новым силам), но в отношении буржуазии и пролетариата,  сторон такого же диалектического противоречия - единства он постулирует победу одной из его частей, что антидиалектично. Здесь можно вспомнить Бердяева, который, указывая на то, что по Марксу, угнетенный класс принимает систему ценностей господствующего, делает вывод, что ценности победившего пролетариата - всего лишь попытка расширить на все общество ценности буржуазии (с чем трудно не согласиться).[6]

Концепция перехода к коммунизму есть воздействие надстройки на базис (сначала происходит захват власти и установление диктатуры пролетариата, а уж потом проводятся изменения в экономике, устранение частной собственности, и т.д.). Маркс и Энгельс упоминают, что возможно значимое вторичное воздействие надстройки на базис, но конкретного механизма не раскрывают.[7]

 При оценке развития капитализма марксисты признают основной тенденцией обобществление капиталистического производства. После Второй Мировой войны формируются транснациональные корпорации и зоны свободной торговли. Но последователи Маркса не связывают это с ростом производительных сил, как, безусловно, сделал бы он сам, догматически считая, что их уровень в середине XIX века был достаточен для социалистического преобразования. Ленин же в последние годы жизни считал, что Россия не достигла уровня развития, когда возможен социализм, но теперь, после революции, это можно сделать быстро, что и делалось. Однако Россия 1920-х значительно превосходила в экономическом развитии Германию середины XIX века, на материале которой строилась марксистская концепция.[8]

Есть большие вопросы к описанию классовой структуры. В марксизме хорошо описаны основные антагонистические классы: рабы и рабовладельцы, крестьяне и феодалы, пролетариат и буржуазия. Но затушёвана проблема неосновных классов - свободных мелких производителей, работников умственного труда, и др. Их почти не исследовали, хотя именно из них вырастают классы новой формации. Антифеодальную революцию делают отнюдь не крестьяне, а буржуазия, представлявшая собой ранее  неосновной класс. Если капитализму суждено исчезнуть, то "могильщиком" его должен стать класс, находящийся на периферии политической борьбы при капиталистической формации.

Далее. Антагонизм классов подчёркивается в ущерб наличию у них общих интересов  экономической стабильности. Как уже упоминалось, вооружённые восстания сами по себе не способствуют росту производительных сил, а как раз наоборот. А именно из роста производительных сил выводится общественный прогресс, а не диалектических противоречий в обществе, ибо диалектическое противоречие - всегда механизм, а не источник.[9]

Наиболее разработанной частью марксизма является его экономическое учение. Маркс подверг современное ему капиталистическое общество глубокому всестороннему анализу. Именно это дало марксизму огромный научный авторитет.

Четыре основных достижения Маркса в этой области:

1)   чёткое определение стоимости товара на базе категории абстрактного труда, в отличие от меновой стоимости как формы его проявления;

2)   установление, что рабочий продаёт рабочую силу, а не труд;

3)   различение прибавочной стоимости и форм её проявления: прибыль, рента, и др.;

4)   открытие механизма капиталистической эксплуатации: присвоение капиталистом создаваемой  рабочим   прибавочной стоимости.

Маркс показал, что можно количественно сопоставить качественно разный труд, мерилом чего может быть рабочее время. Для этого надо учесть ряд условий:

1)   Различие трудовой и товарной стоимости;

2)   Степень интенсивности труда;

3)   Степень сложности труда;

4)   Производительная сила труда.

Первое и второе Маркс учитывает неукоснительно. Для третьего он вводит коэффициент сложности, но в дальнейшем для простоты пренебрегает им. Это предполагает определение чётких границ данного упрощения, но Маркс их не даёт. Четвёртое - зависит от многих факторов.

Стоимость товара прямо пропорциональна количеству затраченного на его производство труда и обратно пропорциональна производительной силе труда. Следовательно, рост производительности труда ведёт к удешевлению продукции.

Анализируя влияние научно - технического процесса, Маркс вновь доказал неизбежность социалистической революции и диктатуры пролетариата. Он пришёл к 10 выводам:

1.   Так как рост производительности ведёт к удешевлению продукции, включая продукты потребления рабочих, то происходит удешевление рабочей силы, что приводит к уменьшению доли переменного капитала (идущего на зарплату) в органическом строении капитала.

2.   Происходит сокращение числа рабочих, необходимых для производства массы товара определённой стоимости.

3.   Это ведёт к росту безработицы.

4.   А также к давлению безработных на занятых рабочих и к интенсификации их труда.

5.   Это ведёт к увеличению нормы прибавочной стоимости, а так как это то же самое, что эксплуатация - то к усилению эксплуатации.

6.   Это ведёт, во-первых, к относительному обнищанию рабочих, снижению доли переменного капитала и повышению доли прибавочной стоимости, присваиваемой капиталистом.

7.   Во - вторых, абсолютному обнищанию рабочих, снижению зарплаты ниже стоимости рабочей силы.

8.   То и другое ведёт к снижению покупательской способности пролетариата и создаёт предпосылки для кризисов перепроизводства.

9.   Увеличение затрат на постоянный капитал в связи с научно - техническим прогрессом ведёт к снижению средней нормы прибыли, что означает снижение эффективности капиталистического способа производства и является объективным показателем исторической неизбежности его замены новым способом.

10.                       Таким образом, объективные тенденции развития капитализма приводят к необходимости экспроприации экспроприаторов, и происходит совпадение объективных потребностей развития производства и интересов пролетариата по освобождению от эксплуатации.

Многие из этих выводов отражают реальные тенденции в капитализме. Но им противостоят другие тенденции, обусловленные факторами, не учтёнными Марксом, но замеченными уже Бернштейном и Лениным. Особенно заметны они стали после Великой депрессии.

Всё дело в коэффициенте сложности. Одно только это некорректное приравнивание его к единице дало значительные отклонения по результату прогноза (лошадь захромала - генерал убит - конница разбита - армия бежит - враг вступает в город - пленных не щадя - оттого, что в кузнице - не было гвоздя).

Итак, 10 контрвыводов.

1.   Хотя рост производительности труда ведёт к удешевлению продукции и средств потребления рабочих, но это компенсируется удорожанием рабочей силы в связи с усложнением труда, и доля переменного капитала в органическом строении капитала остаётся примерно постоянной.

2.   Хотя часть рабочих сокращается, но для более качественной рабочей силы необходимы более качественные средства существования, что обеспечивает создание новых рабочих мест, особенно в сфере услуг.

3.   И тенденция роста безработицы компенсируется механизмом её рассасывания.

4.   Труд рабочих интенсифицируется, но в основном производство растёт за счет повышения производительной силы труда.

5.   Из-за роста переменного капитала норма прибавочной стоимости не увеличивается, как и степень эксплуатации.

6.   И нет, таким образом, ни относительного,

7.   ни абсолютного обнищания пролетариата.

8.   Рост переменного капитала способствует повышению потребительского спроса и сглаживанию кризисов перепроизводства.

9.   Рост прибавочной стоимости в связи с усложнением труда нивелирует тенденцию снижения нормы прибыли.

10.                       И таким образом, нет ни объективных, ни субъективных предпосылок пролетарской революции в условиях развитого капитализма.[10]

И ещё. Маркс необоснованно приравнивает эксплуатацию к норме прибавочной стоимости. Но прибавочная стоимость идёт не только в потребление, но и в накопление. Накопление же идёт на расширение производства, развитие производительных сил - это вовсе не эксплуатация. Часть прибавочного продукта всегда будет идти на это.

Эксплуатация - то, что идёт на личное потребление капиталиста, но, так как капиталистов - "горстка", особых доходов от их "экспроприации" не добиться.[11]

Таким образом, нет ничего удивительного, что капитализм не изжил себя за 150 лет существования марксизма. Маркс переоценил готовность общества к социалистическим преобразованиям, но, безусловно, ошибочным является утверждение об исторической миссии пролетариата. Переход к новому способу производства осуществляется не основными классами общества, а формирующимися новыми, пролетариат же - один из старых классов и не может быть носителем новых отношений.

Какую же редакцию своего учения предлагают современные марксисты?

В. Н. Борисов, учитывая всё выше сказанное, выдвинул такой прогноз на будущее:

1) Переход к капитализму всего мира, постепенное выравнивание после краха колониализма развития различных регионов.

2) Во всех странах, как сейчас в развитых, будет достигнут уровень производства, обеспечивающий удовлетворение основных жизненных потребностей всего населения. Но более высокие (и растущие) потребности вряд ли в обозримое время будут удовлетворены.

3) Сочетание частной и общественной собственности.

4) Сочетание у большинства населения трудовых доходов с доходами от капиталовложений.

5) Сочетание рыночной и регулируемой экономики.

6) Формирование относительной социальной однородности в рамках "совокупного работника" (совокупный работник есть социальный слой, охватывающий и рабочих, и инженерно - технический персонал, и предпринимателей как организаторов, всех, для кого характерно сочетание доходов от зарплаты и капиталовложений).[12]

Такова современная редакция марксизма.

 

1.2.  Информационное общество.

 

Информационное общество - социально-философская и футурологическая концепция, полагающая главным фактором общественного развития производство и использование научно-технической, кибернетической (управленческой) и другой информации. Первоначально эта концепция возникла как один из вариантов теории постиндустриального общества, однако сейчас термины "постиндустриальное общество" и "информационное общество" рассматриваются, скорее, как синонимы. Основу её заложили Д. Белл, О. Тоффлер и некоторые другие исследователи. Рассматривая общественное развитие как "смену стадий", сторонники теории информационного общества связывают его становление с доминированием "четвёртого", информационного сектора экономики. Он относительно недавно появился вслед за добывающим, сельскохозяйственным и промышленным секторами. При этом утверждается, что капитал и труд как основа индустриального общества уступают место информации и знанию в информационном.

Первоначально эта идея появилась в 1950-х годах в США, когда стало ясно, что американский капитализм середины века сильно отличается от индустриального капитализма, существовавшего до Великой депрессии 1929-1933 годов. Первоначально постиндустриальное общество рассматривалось в традиционных понятиях линейного прогресса, экономического роста, повышения благосостояния и технизации труда, в результате чего сокращается рабочее время и увеличивается свободное. Лишь с конца 1960-х годов это понятие наполняется новым "информационным" содержанием.

Понятие информационного общества было введено О. Тоффлером в работе "Третья волна"[13], но при этом ни он сам, ни большинство других исследователей, развивавших эту концепцию, нигде не дали прямого определения новой цивилизации.

"Тоффлер не дает новой цивилизации (хотя в "Футурошоке" он утверждал, что на смену "индустриальному обществу" придет "супериндустриальное общество") определения..., но через всю книгу проводит мысль о ее принципиально новом характере. "Многое в этой возникающей цивилизации противоречит традиционной индустриальной цивилизации. Это в одно и то же время и в высшей степени технически развитая, и антииндустриальная цивилизация. "Третья волна" несет с собой подлинно новый образ жизни, основанный на диверсифицированных, возобновляемых источниках энергии; на методах производства, которые делают устаревшими большинство фабричных сборочных линий; на какой-то новой ("ненуклеарной") семье; на новом институте, который мог бы быть назван "электронным коттеджем"; на радикально преобразованных школах и корпорациях будущего. Формирующаяся цивилизация несет с собой новый кодекс поведения и выводит нас за пределы концентрации энергии, денежных средств и власти".[14]

"В наступающем столетии решающее значение для экономической и социальной жизни, для способов производства знания, а также для характера трудовой деятельности человека приобретет становление нового социального уклада, зиждущегося на телекоммуникациях. Революция в организации и обработке информации и знаний, в которой центральную роль играет компьютер, развертывается одновременно со становлением постиндустриального общества. Три аспекта постиндустриального общества особенно важны для понимания телекоммуникационной революции:

1)   переход от индустриального к сервисному обществу;

2)   решающее значение кодифицированного теоретического знания для осуществления технологических инноваций;

3)   превращение новой "интеллектуальной технологии" в ключевой инструмент системного анализа и теории принятия решений".[15]

"...инструменты и машины, будучи овеществленным трудом, суть в то же время овеществленная информация. Эта идея справедлива по отношению к капиталу, земле и любому другому фактору экономики, в котором овеществлен труд. Нет ни одного способа производительного приложения труда, который в то же самое время не был бы приложением информации. Более того, информацию, подобно капиталу, можно накапливать и хранить для будущего использования. В постиндустриальном обществе национальные информационные ресурсы суть его основная экономическая ценность, его самый большой потенциальный источник богатства.

Существует три основных способа, которыми страна может увеличить свое национальное богатство: 1) постоянное накопление капитала, 2) военные захваты и территориальные приращения, 3) использование новой технологии, переводящей "нересурсы" в ресурсы. В силу высокого уровня развития технологии в постиндустриальной экономике перевод нересурсов в ресурсы стал основным принципом создания нового богатства.

Важно понимать, что информация имеет некоторые специфические свойства. Если у меня есть 1000 акров земли, и я из них отдам кому-нибудь 500 акров, у меня останется лишь половина первоначальной площади. Но если у меня есть некоторая сумма информации и ее половину я отдам другому человеку, у меня останется все, что было. Если я разрешу кому-нибудь использовать мою информацию, резонно полагать, что и он поделится со мной чем-нибудь полезным. Так что, в то время как сделки по поводу материальных вещей ведут к конкуренции, информационный обмен ведет к сотрудничеству. Информация, таким образом, - это ресурс, которым можно без сожаления делиться. Другая специфическая черта потребления информации заключается в том, что, в отличие от потребления материалов или энергии, ведущего к увеличению энтропии во Вселенной, использование информации приводит к противоположному эффекту - оно увеличивает знания человека, повышает организованность в окружающей среде и уменьшает энтропию".[16]

"...понятие постиндустриального общества... - здесь инвестиции делаются в иной уровень, чем в индустриальном обществе, то есть в производство средств производства. Организация труда затрагивает лишь отношения рабочих между собой, а потому и уровень, на котором действует производство. Постиндустриальное общество действует более глобально на управленческом уровне, то есть в механизме производства в целом. Это действие принимает две главные формы. Во-первых, это нововведения, то есть способность производить новую продукцию, в частности, как результат инвестиций в науку и технику; во-вторых, само управление, то есть способность использовать сложные системы информации и коммуникаций.

Важно признать, что постиндустриальное общество является таким, в котором все элементы экономической системы затрагиваются действиями общества само на себя. Эти действия не всегда принимают форму сознательной воли, воплощенной в личности или даже группе людей. Вот почему такое общество должно называться программируемым обществом, обозначение, которое ясно указывает на его способность создавать модели управления производством, организацией, распределением и потреблением; поэтому такого рода общество появляется на операциональном уровне не в результате естественных законов или специфических культурных характеристик, а скорее как результат производства, благодаря действию общества само на себя, его собственным системам социального действия".[17]

Из приведенных цитат видно, что большинство теоретиков дают определения, в основном, описательно, через перечисление элементов, которые должны коренным образом изменить жизнь нынешнего или ближайшего поколения. В этих описаниях поражает огромное количество отрицающих приставок.

"Стремление выразить сущность нового информационного века вылилось в целый калейдоскоп определений. Дж. Лихтайм говорит о постбуржуазном обществе, Р. Дарендорф - посткапиталистическом, А. Этциони - постмодернистском, К. Боулдинг - постцивилизационном, Г. Кан - постэкономическом, С. Алстром - постпротестантском, Р. Сейденберг - постисторическом, Р. Барнет вносит в этот калейдоскоп прагматическую нотку, предлагая термин "постнефтяное общество", популяризованному десятилетие тому назад гарвардским социологом Д. Беллом. Общая приставка этих терминов отдаёт каким-то осенним чувством увядания, свойственным нашему веку, - ощущением конца".[18]

Тоффлер использует термины "ненуклеарная семья" и т.п. Понятно, что такое апофатическое описание не слишком информативно.

Иноземцев  настаивает на термине "постэкономическое общество". Он аргументирует это тем, что главным отличием нового общества от современного будет то, что целью деятельности людей станет уже не создание материальных благ для себя. Мне кажется, это неправильно. В широком смысле под "экономикой" подразумевают "стремление людей с помощью ограниченных средств удовлетворить свои безграничные потребности". Речь не идет исключительно о еде или чем-то подобном. "Потребности" включают в себя очень многое, - например, эстетическое удовольствие. Однако чтобы не запутаться в великом множестве потребностей, их все можно описать, как желание добиться как можно более полной автономии от среды. В таком ракурсе отличие экономических в узком смысле слова потребностей от любых других - непринципиально. И определение будущего общества как "информационного" представляется наиболее рациональным.

Обобщив концепции О. Тоффлера, Д. Белла, Т. Стоуньера, А. Турена, Г. Кана, К. Ясперса, Р. Айрис, Н. Н. Моисеева, В. В. Иноземцева можно, однако, вычленить некоторую связную концепцию историко-философского и социально-философского направления, которую в дальнейшем мы и будем называть "теорией информационного общества".

Суть её такова.

Первоначально человеческое сообщество жило исключительно за счёт того, что получало от природы напрямую, посредством охоты и собирательства, то есть первого, добывающего сектора экономики. Он сохранился и сейчас в виде добычи полезных ископаемых, рыболовства, и т. д. Однако около десяти тысяч лет назад началась сельскохозяйственная революция, закончившаяся к первому тысячелетию до новой эры. Она изменила условия жизни человека. Возник второй сектор экономики - сельское хозяйство, за счёт которого и стали, в основном, существовать человеческие сообщества. После "первой волны" (Тоффлер) жизненный уровень людей повысился, что привело к значительным изменениям и в социальной жизни. Наибольшим влиянием стали обладать те, кто контролировал землю, пригодную для сельскохозяйственного использования и стада скота, ставшие основным мерилом богатства в этот период. До "первой волны" господствовали человеческие племена, владеющие наибольшими охотничьими угодьями, однако в рамках одного сообщества социальная дифференциация была мало выражена, так как эксплуатировать подконтрольные территории можно было только совместно. После перехода к сельскохозяйственному типу экономики появились резко различающиеся по статусу социальные группы в рамках одного сообщества.

Второй важнейший этап, который называют "Великий переход" (Кан) и "вторая волна" (Тоффлер), индустриальная революция, начался в Европе в XVIII веке, а сейчас распространился на большинство стран мира. В ходе него возник третий сектор экономики - промышленность. Рост благосостояния людей резко ускорился. Мерилом богатства стала частная собственность на средства производства и, следовательно, промышленные товары. Социальное неравенство стало ещё более ярко выраженным. Девизом нового этапа стала конкуренция между различными производителями за рынки сбыта. Всё это привело к глобализации как экономики, так и общественно-политической жизни.

Новый этап - это "третья волна", "постиндустриальная революция". В индустриализованном мире люди могут произвести практически всё, что угодно. Промышленные мощности перестали быть лимитирующим фактором развития, как раньше ими перестали быть охотничьи угодья и земля, пригодная для сельского хозяйства. "Третья волна" только накатывается, но уже ясно, что теперь важнейшим ресурсом является информация: технического характера (ноу-хау) - как произвести тот или иной товар, и социально-управленческая - о том, что производить. Рецепт успеха в американском капитализме: "Найди потребность и удовлетвори её". Основные самоочевидные человеческие потребности были удовлетворены на прежних стадиях, сейчас настала очередь  неосновных и неочевидных. Поэтому, информация, в частности, о предпочтениях покупателей, как и вообще вся социальная информация, стала важнейшим ресурсом в наступившем сервисном обществе. Вообще, сервис - это и есть распределение произведённых другими продуктов потребления в соответствии с имеющейся информацией о состоянии общества. В 1980-х годах в Соединённых Штатах во всех трёх неинформационных секторах было занято лишь около четверти трудоспособного населения. Остальная часть работала именно в сфере обслуживания, торговли, науки, управленческих структурах. Всё это - информационный сектор. Подобная тенденция хорошо заметна и в других развитых странах мира. В социалистических странах до кризиса также наблюдалась эта тенденция, но  этого мы подробнее коснёмся в п. 3.2.

Основные черты общества, которое только формируется в самых передовых в экономическом отношении странах, заключаются в массовом распространении  творческого, интеллектуального труда, качественно возросшем объеме  научного знания и информации, применяемой в производстве и распределении, преобладании  в  структуре экономики сферы услуг, науки, образования, культуры над промышленностью, сельским хозяйством и добывающими отраслями по доле в ВНП и числу занятых работников, изменении  социальной культуры.

Слияние телефонных и компьютерных систем, телекоммуникаций и систем обработки информации в одну систему можно  наблюдать уже сейчас, хотя и в зачаточном состоянии. Бумага будет повсеместно заменена электронными средствами, включая электронные банковские услуги  вместо использования чеков, электронную почту, передачу газетной и журнальной информации факсимильными средствами и дистанционное копирование документов. Расширение телевизионной службы через кабельные системы с множеством каналов и специализированными услугами  позволит осуществлять  прямую связь с домашними терминалами потребителей. Телекоммуникации же во многом уменьшат потребности в транспорте. Они позволят осуществлять постоянную связь граждан с правительством, что станет основой подлинной демократии. Хранение информации будет реорганизовано (как и системы ее запроса) в интерактивную информационную сеть, доступную для исследовательских групп. Система образования будет расширена на базе компьютерного обучения, использование спутниковой связи станет повсеместным в сельской местности, особенно в слаборазвитых странах.

Принципиальнейшим свойством информации является ее мультипликативность. То есть, если в индустриальную эпоху  у одного собственника есть завод и у другого есть завод, то,  обменявшись ими, они не получат никакой  выгоды. Если же один отнимет у другого его завод, то у него станет два завода (прибыль), а у другого - ни одного (убыток). В информационном обществе, если два человека имеют каждый  по некоторому ценному  ноу-хау, то, обменявшись ими, оба будут иметь по  два  ноу-хау, здесь обмен выгоден. Таким образом, на смену безжалостной конкуренции индустриального периода должна прийти кооперация. Происходит социально - политическое выравнивание людей на принципиально новой основе. Воцаряется полная демократия.

Такова, в общих чертах, теория информационного общества. Несмотря на  некоторые утопические черты, она отражает многие реально существующие тенденции развития.

 

 

 

 

Глава II

Синтез

 

Бросаются в глаза   многие пересечения марксизма и теории информационного общества, а если взять неомарксизм (в частности, в редакции Борисова), то мы будем иметь почти стопроцентное совпадение и постулатов и выводов.

            Итак.

            Первобытно - общинный способ производства Маркса идентичен первичной добывающей экономике Тоффлера и других. Уровень развития производительных сил общества очень низок. Возможно только коллективное хозяйство. Заканчивается этот период изобретением земледелия и скотоводства, что приводит, по Марксу, к социальной революции, а по теории информационного общества, к сельскохозяйственной революции.

            Рабовладельческая и феодальная формация Маркса в теории информационного общества объединены в единый этап аграрной экономики. Действительно, различие рабовладения и феодализма не столь велико. Основой экономики остается сельскохозяйственное производство, но лимитирующим фактором в первом  случае является рабочая сила (так как вокруг много   свободной или, по крайней мере, дешевой земли), во втором  же случае (так как плотность населения возрастает, а цена  рабочей силы, соответственно, снижается) земля становится лимитирующим фактором, что приводит к власти земельных магнатов взамен прежних рабовладельцев.

Индустриальное общество и  капитализм марксизма -  явно одно и то же. Основным мерилом богатства является частная собственность на средства промышленного производства. Существует сильная конкуренция между отдельными производителями и целыми странами за рынки сбыта.

 Для рабовладения, феодализма и капитализма, также как и для аграрной и индустриальной экономики характерен социальный антагонизм, вызванный неравным имущественным и социальным положением людей.

Коммунизм и информационное общество тоже имеют общие черты - кооперация вместо конкуренции, демократия, высочайшие достижения в научно-технической сфере.

Если взять неомарксизм, то общество "совокупного работника" вполне вписывается в теорию информационного общества и является в ней общим местом.

Различия между двумя концепциями тоже есть.

Прежде всего, в марксизме гораздо более чётко и обоснованно описаны переходы между различными этапами. Постулат о спонтанном росте производительных сил подводит фундамент под все дальнейшие построения - в теории информационного общества это не прописано. Полукустарным разработкам теоретиков информационного общества далеко до тончайшего экономического анализа Маркса.

Концепция коммунизма в марксизме, безусловно, утопична. Однако не стоит забывать о том, что Маркс жил в XIX веке и просто не имел необходимой для достоверного прогноза практической информации. Бернштейн, Ленин и их многочисленные последователи исправляют этот недостаток, но не используют данных о влиянии научно-технического прогресса на развитие общества в должной мере. Попробуем дополнить неомарксизм разработками теоретиков информационной цивилизации.

 

Синтез таков.

 

Много тысяч лет человечество пребывало в состоянии прямого взаимодействия с природой, в состоянии полной зависимости от нее. Единственным сектором экономики был добывающий: охота и собирательство. Уровень развития производительных сил оставался крайне низким, но,  хотя и крайне медленно, всё же повышался. Хозяйство велось большими сообществами, в силу того, что  одна семья не могла  себя обеспечить всем необходимым. Социальное положение членов одной общины было почти одинаково. Основным богатством были охотничьи угодья.

Всё изменилось после освоения навыков ведения сельского хозяйства: появился второй сектор экономики. Уровень производительных сил вырос. Появилась возможность вести хозяйство одной семьёй. Возникло социальное расслоение общества: представители более богатых семей, владеющих большим имуществом, заняли более высокое положение. Первоначально, когда плотность населения оставалась низкой, лимитирующим фактором дальнейшего роста благосостояния была рабочая сила. В рабов обращались представители других племён, что привело к более масштабным, чем прежде, войнам. На вершине социальной пирамиды оказались военные вожди, ставшие первыми рабовладельцами. Можно сказать, что ими была совершена первая социально-политическая революция. С образованием нового способа производства изменилась и надстройка: юридические и религиозные нормы, культура, и т. д. Из-за постоянных войн с целью захвата рабов началась постепенная глобализация общественной жизни в связи с образованием относительно крупных государств. Племена объединялись с  целью защиты от врагов или, наоборот, нападения на них. Это нашло отражение в культуре:  мир каждого отдельного человека стал включать не только непосредственно  окружающих его людей. Появились первые нормализованные своды законов, и т.д. Возникло аграрное общество.

Вторым этапом в его рамках стал феодальный строй. Когда численность населения значительно увеличилась, то цена рабочей силы снизилась, а свободной земли, соответственно, возросла. Тогда именно земля стала основным лимитирующим фактором дальнейшего развития, как в земледельческих, так и в скотоводческих  странах. На территориях, где культивировалось в основном земледелие, произошла феодальная революция. Централизованные государства практически распались на небольшие земельные участки, каждый из которых мог контролировать напрямую его владелец.  В Европе это произошло на рубеже  I и II тысячелетий, когда лопнул железный обруч империи   Каролингов. В древней Руси - почти на два века  позже.[19]

Взаимодействие человека с природой стало опосредованным. Люди уже не входили в экосистемы в виде верховных хищников, а создавали собственные биоценозы. Степень автономии человека от природы резко выросла по сравнению с предыдущим этапом.

Дальнейший рост производительных сил привёл к тому, что в определённый момент оказалось, что абсолютно всем членам общества уже нет необходимости заниматься сельскохозяйственным трудом, чтобы обеспечить общество продуктами питания. Стало развиваться ремесленное производство. Совершенствование орудий аграрного труда вело как к повышению производительности труда, так и к усложнению и удорожанию самих орудий труда, то есть к созданию целых отраслей по их производству.

Рост производительных сил привёл к новым изменениям в экономической и общественной жизни. В виде значимой социальной группы появляется буржуазия - разбогатевшие ремесленники: хозяева мануфактур, купечество, и т.д.

Впервые она появляется на исторической сцене при создании централизованных государств в Англии и Франции. Хотя основной опорой в этом процессе для монархов послужило дворянство, буржуазия тоже приняла в нём участие. Необходимость преодоления раздробленности диктовалась, прежде всего, интересами свободной торговли. В результате этих процессов социальный статус буржуазии повысился. Вообще, можно заметить, что рабовладение есть переходный период от первобытнообщинного способа производства к феодальному собственно аграрному обществу. В этот период росло население, малочисленное по необходимости ранее. Период существования абсолютных монархий, опиравшихся  на поддержку буржуазии - переходный период от аграрного общества к индустриальному. Именно в эпоху абсолютизма резко ускоряется рост производительных сил, начинается переход к научно-технической революции.

Закономерным следствием роста влияния буржуазии становятся буржуазно-демократические революции. К власти приходят собственники средств производства. Возникает индустриальное общество. В ходе его развития происходит окончательная глобализация экономики и политики. Европейские страны, первые вступившие в это общество, либо подчиняют себе другие регионы мира, либо население этих регионов вынуждено перенимать европейский опыт. В любом случае индустриальное общество к началу XX века распространяется на весь мир.

Развивается третий, промышленный сектор экономики. В нём занято большинство трудоспособного населения. С усилением конкуренции индустриальный капитализм доводит до особой остроты классовые противоречия, существовавшие уже при аграрном обществе. Одновременно, в этот период интенсивно идёт научно-техническая революция, которая делает кривую роста производительных сил почти вертикальной.[20] "При капитализме впервые стал действовать механизм, который институционализировал развитие производительных сил, сделал его устойчивым".[21]

В индустриальном обществе отношение человека и природы  находится в состоянии  опосредования второго порядка. На аграрном уровне опосредующую роль играют искусственные биоценозы (составная часть природы), а на индустриальном появляется еще и техносфера - "искусственная природа". Отношение с природой основной части людей - через создаваемые ими техническиеи изделия. Человек разотождествляется с окружающей средой, что вновь  в корне меняет культуру и дает возможность для теоретического анализа своего места в мире. Можно сказать, что индустриальное общество господствует и сейчас. Автономность человека возросла в еще большей степени. Снижается не только зависимость человечества от природы в целом, но и зависимость конкретного человека, как от природы, так и от своей социальной группы, человечества.

Информационное общество соответствует Марксову коммунизму. Из-за  слишком большой ангажированности последнего термина будем употреблять первый. Информационное общество возникает постепенно, как и  предшествовавшие ему. Его зарождение наиболее заметно в развитых странах, прежде всего США. Согласно предварительному анализу, в наступающую эпоху должен стать основным четвертый сектор экономики - информационный, связанный с получением и использованием научно - технической и иной информации. Опосредование  отношений человека и природы достигает  третьего порядка: для большинства населения контакт осуществляется только на информационном уровне. Автономия человека от природы и от государственно-общественной "второй природы" быстро увеличивается, ее рост становится устойчивым и необратимым.

В связи с принципиально новыми свойствами информации происходят значительные изменения в экономической и политической жизни. Основным богатством является информация, обладающая свойством мультипликативности, поэтому существование больших иерархических систем, где каждая следующая ступень обладала бы контролем над большими информационными массивами, чем нижележащая, становится невозможным (информация постоянно "растекается"). Уже украденную информацию (которая стала всем известна)  невозможно вновь засекретить. Можно сослаться на Гидденса: "Важным открытием XX века в плане социальной и экономической организации является то, что очень сложные комплексные системы, такие, как современные экономические порядки, не могут эффективно управляться с помощью кибернетического контроля. Предполагаемое детальное и постоянное отслеживание состояния таких систем должно осуществляться скорее "на местности" небольшими структурами, чем сверху".[22] Это очень важное замечание, в справедливости которого мы еще не однажды убедимся. (См. пункт 3.1)

Конкуренция в информационном обществе постепенно гаснет и заменяется кооперацией, которая становится обоюдовыгодной и дает возможность ее участникам добиться больших результатов, чем конфронтация.

Социальная структура постепенно меняется. Сглаживается и исчезает имущественное и социальное расслоение (ибо имущество больше не играет роли символа статуса, а в кооперативных структурах статус отдельных членов различается не принципиально).

Открытая демократия становится единственно возможной формой государства. Соперничество между регионами и странами в мире постепенно сходит на нет, так как теряет всякий смысл.  Как следствие, уровень жизни во всем мире выравнивается.  Происходят масштабные культурные изменения, суть которых сейчас трудно предвидеть, и т. д.

Но, раз мы имеем дело с социальной революцией, подобной переходу от аграрного общества к индустриальному, то каковы ее движущие силы? Кто ее будет проводить? Будем рассуждать по аналогии.

Рабовладельческое общество было создано военными вождями и племенной знатью, то есть теми, кто непосредственно контролировал захватываемый человеческий ресурс. Возникла классовая дихотомия: рабовладельцы - рабы.

Феодальное общество формировалось феодалами, то есть непосредственными землевладельцами. До феодальной революции те, кто владел землей, находились на периферии классовой структуры, то есть  были неосновным классом  и особыми привилегиями не пользовались.

Буржуазные революции делались теми, кто контролировал товарное производство. При феодализме, с его классовой дихотомией "феодалы - зависимые крестьяне", буржуазия опять же была неосновным классом, и находились на периферии общественной жизни с не очень  высоким статусом.

Логично предположить, что информационная революция должна иметь аналогичную природу. Она должна делаться теми, кто не вписывается в основную классовую дихотомию " капиталисты - пролетариат", находится на периферии этого социального конфликта, но обладает прямым доступом к информации и является основным ее производителем  и пользователем. Очевидно,    что на эту роль подходит интеллигенция (в смысле - работники умственного труда). Как научно-техническая - "ученые", так и гуманитарная, под контролем которой находится управленческая информация.

Значит, можно прогнозировать рост социального статуса ученых (тех,  кто занят фундаментальной и прикладной наукой) и управленцев - менеджеров (специалистов по работе с социальной информацией). Никто не станет отрицать, что такая тенденция налицо. Растет влияние специалистов по "пиару". Расширяются сервисные структуры (сфера практического применения теоретических разработок менеджеров и ученых). В принципе, рост влияния спецслужб (тех, кто владеет секретной информацией) во второй половине  XX  века - той же природы. При повышении качества образования в дальнейшем все больше  людей будут работать в этих областях, - что и приведет к обществу совокупных работников  Борисова.

 

 

 

 

 

 

 

Глава III

Анализ

 

3.1.  Россия и информационное общество

 

Нет сомнения, что советский социализм был просто другим вариантом индустриального общества. Как уже говорилось, ценности пролетариата идентичны ценностям буржуазии, и ничего принципиально иного возникнуть не могло. В Советском Союзе существовала та же позднеиндустриальная цивилизация, что и в других развитых странах. Реальное отличие было только в деталях. Вся советская экономика функционировала  как единое очень большое предприятие. Благодаря этому в СССР не возникли "горизонтальные"   информационные структуры сервисного типа. Вместо самопроизвольного роста  горизонтальных структур развивались "вертикальные", управленческие. То есть, если на Западе возникшая в обществе потребность удовлетворялась за счет расширения сферы услуг и роста  её социальной значимости, то в СССР информация поднималась до уровня властных органов, где на основе ее анализа принималось целесообразное решение. В результате рос  социальный статус именно сотрудников этих учреждений. Уровень развития производительных сил был очень высок. Раздувание партаппарата было именно предвестником    надвигающейся (скорее,  уже идущей) информационной революции. Таким образом, рост партийных органов не был вовсе  отрицательным явлением, а был   следствием  объективной потребности советского общества во все более профессиональном управлении (см., в частности, статью А. Зиновьева "Советская контрреволюция", "Советская Россия" ? 110 от 19.09.1998).[23] Отрицательные экономические тенденции "застоя" сильно преувеличены. В послевоенные годы население страны увеличилось на 100 миллионов человек, качество жизни возросло несравнимо. Начало процесса перехода к информационному обществу было вполне естественно.

Но при переходе к информационному этапу  развития меняется и сама природа управления. В эпоху феодализма - аграрного общества власть предполагает  военный контроль над определенной территорией, что являлось основным производственным  ресурсом и условием  успешного  хозяйствования. В индустриальный период власть понимается как функция контроля над средствами производства, прежде всего, контроля экономического и финансового. В информационном обществе управление - суть контроль над информационными потоками, которые и являются основным экономическим ресурсом. Именно такой контроль является предпосылкой и необходимым условием успешного хозяйствования. Однако, как уже было доказано, существование строгих иерархических систем при этом невозможно, а Советский Союз был именно такой системой. Горизонтальные связи оказываются значительно эффективнее вертикальных. Для дальнейшего развития СССР должен был быть реформирован  именно как политическая структура, и  довольно сильно. Нужно было развить горизонтальные связи. Советский Союз был унитарным государством, а наиболее эффективная и единственно возможная государственная форма  на  новом  этапе - многоступенчатая федерация. Нет нужды на более высоком уровне решать то, что может быть  решено на более низком.

Информация мультипликативна. Тот, кто ей владеет, имеет возможность вмешиваться в управление. В результате в централизованном управлении возникают "помехи" - "пиратское", так сказать, влияние  более низкого ранга структур, которые имеют доступ к управленческой информации, передаваемой наверх, просто по тому, что они ее и собирают. В результате,  из-за таких помех, эффективность управления падает. Помешать этому нельзя, так как центральная власть будет просто лишена информации о реальном положении дел на местах. Можно сказать иначе: за счет свойства мультипликативности  информация (а в данном случае это - основной ресурс власти) начинает "растекаться" по всему обществу, начиная, естественно, с наиболее близких к основному центру областей. То есть, в реальных условиях, возрастает самостоятельность  республиканских центров по  отношению  к Союзному руководству.

Вполне объяснимо разрастание системы "блата" в СССР в конце 1970-ых -  первой половине 1980-ых годов. "Блат" - это начало формирования горизонтальных связей  на низовом уровне. Первоначально  его основателями стали аппаратные чиновники, профессиональные  управленцы - аналог менеджеров, чей статус постоянно повышался, ибо они владели значимой социальной информацией. От них  началось ее "растекание" и по неформальным, в том числе и криминальным, структурам.

Допустим, все эти процессы были доведены до логического завершения. Что бы мы имели?

Должна была бы получиться федерация. То, что может быть решено на муниципальном уровне и не имеет отношения ни к чему за его пределами, должно здесь и решаться. Ибо власть на местах  все равно будет вмешиваться в информационный поток, если управление будет идти сверху. Далее - уровень региона и республики. Союзное правительство превращается в общий координационный центр, избавленный от  лишних функций. Получается система  вроде  формирующейся Объединенной Европы, только формирование шло сверху, а не снизу.

Однако проблема заключается в том, что дальнейшая информатизация  возможна лишь  в условиях продолжающегося роста производительных сил, всех экономических показателей. Но так как  советская экономика была полностью  централизованной, паралич центральной власти привел именно к остановке большинства предприятий  и снижению производства. Степень информатизации резко упала, как и уменьшился "информационный компонент" власти. В результате    оказалась "замороженной" ситуация, когда реальная власть перешла в руки республиканских лидеров, но не ниже. Что вскоре и привело к  эффективному развалу Союза (а вернее, роспуску его  по решению руководителей республик).

Каков же прогноз будущего на настоящий момент?

В историческом масштабе - тот же вариант. Когда спад производства будет преодолен и снова сменится подъемом, а степень информатизации  российского общества и обществ  остальных стран СНГ  вновь начнет возрастать, по причине свойственной информационному периоду склонности к кооперации сформируется общий координационный центр Содружества. Каждая из входящих в него стран сама тоже будет федерацией, с широкими правами субъектов и муниципалитетов.

Однако для преодоления кризиса нужно учитывать, что после роспуска Союза бывшие его составные части все равно имели достаточно высокий уровень централизации. Для успешного развития необходимо увеличение горизонтальных связей. Нужно сказать, что пока все именно так и происходит. В России власть до последнего времени была настолько слаба, что вертикальные связи почти отсутствовали, и любое работающее предприятие было вынуждено полагаться только на себя. Для развития сервисных структур слабость власти была только полезна. Сейчас базовые институты, могущие обеспечить в дальнейшем   безболезненную информатизацию, почти сформировалась. Россия, как и следовало ожидать, стала федеративным государством - это тоже весьма перспективно для дальнейшего продвижения к "информационному коммунизму".

В заключении оценим заодно положение  стран ближнего зарубежья.

Очевидно, что кризис в конкретной стране был тем сильнее:

1)   чем выше был уровень развития производительных сил  в стране;

2)    чем ниже была возможность управления страной   со стороны республиканского правительства, что в свою очередь зависит  от:            

а) размера страны (чем   меньше, тем легче управлять), и

б) степени унитарности  ее  в советский период (степень мононациональности и наличия/отсутствия крупных и относительно самостоятельных от республиканского центра регионов).

Россия (РСФСР) имела весьма высокий уровень развития производительных сил, обладала огромной территорией и имела в своем составе большое количество автономных образований, но была одной из наиболее мононациональных республик (82% русских, ее превосходила только Армения - 93% армян). Кризис был очень острым, но благодаря последовательной федерализации страны и значительных ресурсов, похоже, пик его миновал. Думается, что подъем производства - дело времени, как и переход к информационному обществу.

Украина - высокоразвита и довольно велика, не имеет в составе автономных образований (кроме Крыма), но лишь 50% ее населения  считают украинский язык родным. Осложняет дело то, что Украина - унитарное государство, что снижает эффективность управления на местах. Не имея многих важных ресурсов, переживает пик кризиса сейчас.

Предложение:   Ввести федеративную структуру и  прекратить   украинизацию культуры и образования, что поможет быстрее  интегрировать русскоязычных граждан   в общественную жизнь государства.

Прогноз: В ближайшее время это не будет сделано, и до  окончания кризиса еще далеко.

Белоруссия - высокоразвитая страна, но невелика, автономных областей в составе не имеет. Проводится разумная национальная политика. Кризис средней силы, так сказать, вялотекущий.

Предложение: Увеличить самостоятельность власти на  местах, активно сотрудничать с другими странами в области экономики (что и делается).

Прогноз: Значимых  изменений в ближайшее время  не ожидается. Кризис переходит в депрессию со слабой тенденцией к росту. В условиях интеграции с Россией - постепенный   подъем вместе с ней.

Страны Балтии - небольшие   довольно развитые государства. Будучи малы, обладают большим ресурсом неинформационного управления. Автономных регионов не имели, но из-за неудачной  национальной политики  (в основном это относится к  Латвии и Эстонии) ситуация хуже, чем могла бы быть. Кризиса нет, но большого роста - тоже.

Предложение - нормализовать отношения с негражданами.

Прогноз. Это не будет сделано. Из-за невозможности занимать государственные посты  русскоязычное население       занимается, в основном частным бизнесом, активно сотрудничает с Россией. В результате роста влияния бизнесменов на власть и внешнего давления, в конечном счете, русскоязычным будут предоставлены гражданские права, что приведет к  большим общественным переменам и политическому, но не экономическому кризису.

Молдавия - не очень развитая малая страна, имеющая в своём составе мощный самостоятельный регион. Тот, который был в составе СССР и до отторжения у Румынии основной части нынешней молдавской территории. Ситуация крайне сложная - в результате даже и неинформационное управление сильно затруднено. Частный бизнес развивается очень медленно

Предложение: Выяснить отношение с Приднестровьем, для чего необходимы политическая воля и разрешение национальных проблем.

Прогноз. В ближайшее  время не ожидается ни то, ни другое.

Неортодоксальный выход: интегрироваться с Россией или  Украиной, раз уж с Румынией не получилось.

Казахстан. Страна обладает большой территорией и ресурсами, относительно малым населением и  относительно высоким уровнем развития. Однако является самой многонациональной страной СНГ. Казахи - 40%, русские - 40%,  20% ни те, ни другие. Итого 60%  населения имеют в качестве родного языка  не  казахский.  И русский - в виде языка повседневного общения. Кризис силён.  Для его разрешения   жизненно необходима    очень осторожная национальная политика, экономическая интеграция с Россией. Это предложение. Прогноз: всё так и будет

Страны Средней Азии.

Киргизия - ситуация похожа на казахстанскую. Те же рекомендации  и прогноз.

Таджикистан. Экономический уровень после прошедшей войны  крайне низок. Горный  Бадахшан является автономным регионом. Однако ситуация улучшается. Наблюдается консолидация власти. Рекомендуется так и делать в дальнейшем, усиливать  отношения с другими  странами региона и с Россией.

Прогноз. Постепенное улучшение и рост, но до информационного общества далековато.

Туркменистан и  Узбекистан. Это крупные страны, но не очень развитые. Индустриальный этап не пройдён до конца. Высоко мононациональны и унитарны.

Рекомендации - пока никаких особенных предложений. Усиливать взаимодействие с соседями в экономической сфере, когда у тех  нормализуется ситуация.

Прогноз: Рост производительных сил приведет их туда же, куда и всех, но излишне централизованное управление может повлечь новый кризис той же природы.

Закавказье.

Грузия - слаборазвитая страна, небольшая, но имеющая в себе несколько автономных образований, в результате чего правительство не контролирует почти половину своей территории. Рекомендуется ориентироваться на тесные экономические отношения с Россией, в которой ожидается рост производства, так как другие потенциально сильные партнеры у Грузии в ближайшие годы вряд ли появятся.

Азербайджан. Нефтедобывающая страна, в силу низкого уровня развития  не способная, однако, хорошо воспользоваться имеющимися ресурсами. Предложение - вести прагматичную внешнюю политику, особенно в экономической сфере. Прогноз - так и будет.

Армения - слаборазвитая страна, оказавшаяся в экономической изоляции  в период острого конфликта с Азербайджаном. Однако мала, мононациональна и унитарна. Для экономического подъема необходимо восстановление старых экономических связей и установление новых. Предложение - способствовать решению конфликта с Азербайджаном. Прогноз: благоприятный.

Прогноз для всего СНГ.

С преодолением кризиса в России, Украине, Казахстане начнется экономический рост в этих странах, что улучшит ситуацию и в остальных. В дальнейшей перспективе - переход к информационному обществу в рамках Содружества.

   

3.2.  Мир и  информационное общество

   

В этом разделе мы коснемся анализа ситуации в различных странах мира. Сначала изучим перспективы установления информационной цивилизации в постсоциалистических странах Восточной Европы, затем коснемся социалистических стран, прежде всего Китая, капиталистических стран Запада, включая знаменосца мировой информационной революции - США, закончим анализом развивающихся стран, затем составим прогноз на будущее и рассмотрим причины, по которым этот прогноз  мог бы не исполнится.

 

Итак.

Восточная Европа

В европейских постсоциалистических странах можно выделить три группы:

  - северные (Польша, Восточная Германия, Чехия, Словакия, Венгрия);

  -  южные (Румыния, Болгария, Албания), и

  -  отдельно - страны бывшей Югославии.

Начнем с северных.

Все эти страны невелики, мононациональны, не имеют претендующих на самостоятельность регионов и высокоразвиты. Они испытали более (Польша) или менее (Чехия) мощный, но непродолжительный кризис. Все эти страны имеют значительный ресурс прямого управления, кроме того, сервисные горизонтальные связи в них всегда были значительно более развиты, чем в СССР. Сейчас во всех в  них имеется более или менее значительный рост производства. Скорее всего, их ожидает интеграция в западноевропейские структуры, и прогноз для них идентичен прогнозу для Западной Европы (см. ниже).

На юге региона ситуация сложилась не столь благоприятно. Эти страны (Румыния и Болгария) были теснее экономически связаны с СССР, а также в целом были экономически менее развиты, чем страны Севера. Кроме того, они не имели  границ с капиталистическими странами Запада (кроме экономически более слабых Греции и Турции). Фактически после роспуска Организации Варшавского Договора и СССР они оказались в изоляции. Не секрет, что вся ОВД управлялась из Москвы. После разрушения системы централизованного управления экономики здесь наступил такой же коллапс, как и в постсоветских  странах. Кризис был очень силен. На юге, в отличие от севера, не было организованной оппозиции правящим режимам (вроде польской "Солидарности"). Поэтому, когда новая власть устоялась, дезинтеграция экономики зашла уже далеко. Развитие  горизонтальных  связей  идет медленно, ибо оказались разорванными даже многие из существовавших (упадок туризма в Болгарии)

Предложение. Не ждать, пока северные соседи интегрируются в евроструктуры, а реанимировать традиционные связи. Вести менее идеологизированную экономическую политику.

Прогноз. Так и будет, но когда  трудно сказать. Зависит от темпов экономического роста на севере Восточной Европы и в СНГ. В долгосрочной перспективе - интеграция в нарождающиеся структуры информационного общества в рамках Объединенной Европы или СНГ - возможно и то и другое.

Албания оказалась в ещё худшем положении. Она оказалась ещё сильнее изолирована, кризис произошёл ещё более сокрушительный из-за неимоверно раздутого оборонного комплекса. Несмотря на малые размеры и мононациональность, эффект от разрушения вертикальных связей был очень сильным, так как даже до того уровня горизонтальных структур, которые были в СССР, Албании было далеко.

Предложения - те же.

Прогноз - близкий, но нужно учитывать близость Албании к бывшей Югославии.

Страны бывшей Югославии - Словения и Хорватия находятся в ситуации, близкой к той, которая сложилась на Севере. Хорватия затронута войной, но сербский анклав - Краина - был подавлен. Обе страны малы, хорошо управляемы, довольно развиты экономически. Их судьбы лежат в рамках единой Европы, как и у северных соседей.

Македония близка по многим параметрам к южной группе. Хотя она меньше, но за счёт трети албанского населения сепаратизм существует, управление во многом неэффективно. Эта слаборазвитая страна отрезана от традиционных связей с Югославией.

Предложение - интегрировать албанцев, возможно, дать им самоуправление. Прочее, в том числе и прогноз - как у южной группы.

Босния и Герцеговина. Республиканское правительство не усидело. Страна расколота на три части, практически ничем не связанные друг с другом. Помочь может только экономический подъём, а он, в свою очередь, возможен по настоящему лишь с внешней помощью со стороны Хорватии (в отношении мусульмано-хорватской федерации) и Сербии (в отношении Боснийской Сербской Республики).

Рекомендуется делать именно это.

Прогноз - неопределённый.

Союзная Республика Югославия. СРЮ находится в особом положении. До 1999 года Югославия была экономически самой сильной страной Юго-Восточной Европы, претендовавшей на региональное лидерство. Уровень развития производительных сил был достаточно высок для начала значимых информационных процессов. В ходе агрессии НАТО ущерб составил около 200 млрд. $. Перспективы информатизации отодвинулись, и теперь ресурс прямого управления значительно возрос. Можно наблюдать в СРЮ тенденции централизации управления за время, прошедшее после войны. В Югославии три автономных региона: Косово  (не контролируется), Черногория (имеет место борьба местной власти с центральной) и Воеводина (полный контроль).

Предложение. Так как компромисс с Западом едва ли возможен, ставка на союз с Россией кажется оправданной. С ростом её влияния ослабеет и натиск на Белград.

Прогноз. В случае ориентации стран южной группы на вышедшие из кризиса Россию и Украину - благоприятный. Иначе СРЮ ждёт роль анклава во вражеском тылу.

В связи с Югославской проблемой представляет интерес ещё один вопрос: в чём причина разницы между мирным роспуском СССР и очень тяжёлым - СФРЮ?

Между Советским Союзом и Югославской федерацией существовали два значимых различия:

1) больший относительный размер России по отношению к Советскому Союзу, чем Сербии по отношению к Югославии (в обеих федерациях Россия и Сербия занимали сходное положение).

2) Большие абсолютные размеры СССР и России в сравнении с СФРЮ и Сербией.

Больший относительный размер России привёл и к большему влиянию её республиканского центра на союзный. Благодаря этому республиканским властям РСФСР удалось довольно легко упразднить союзное правительство.

Но главные причины различий - невозможность управлять Россией напрямую, без многоступенчатой бюрократической машины по причине её огромных абсолютных размеров. В результате борьба лидеров СССР и РСФСР в основном выразилась в соревновании за влияние на региональные власти, а не прямом силовом противостоянии, к чему это привело бы в Югославии. Иначе говоря, у Правительства СФРЮ был гораздо больший ресурс неинформационного управления Сербией, чем у союзного руководства - Россией.

Всё это привело к принципиальному различию: союзный центр исчез, перестал существовать. Россия в территориальном отношении стала правопреемником РСФСР, а не Союза. Лидеры других республик не воспринимали Россию как врага, от власти которого они только что освободились, а Россия не считала другие республики незаконно отторгнутыми частями себя.

Югославский же центр, хотя и измельчал, но устоял. Для него Босния, Хорватия и другие - не слишком законно отложившиеся провинции. Югославский центр воспринимал существовавшие внутренние границы, ставшие внешними границами с новыми независимыми странами, не как данность (как это было в СНГ), а как линии, проведённые когда-то совершенно произвольно (как оно, конечно, и было). Соответственно, и новые независимые государства к Югославии относились как к старому врагу, посягающему на их суверенитет. Всё это и стало причиной конфликтов.

 

Социалистические страны

Китай интенсивно развивается, но степень развития разных его регионов сильно варьирует. В некоторых из них, особенно бывших колониальных территориях (Гонконг, Макао) и Тайване информационный сектор экономики уже начинает доминировать. В стране, наряду с мощными вертикальными контролирующими связями, развиваются горизонтальные, но только на низовом уровне. Впрочем, перспектива вхождения в информационный этап  для КНР ещё далека. Потому, серьёзных перемен и кризисов в ближайшие годы ожидать не стоит. Однако, это реальная проблема. Если ко времени, когда Срединное Государство всё же подойдёт к порогу информационной революции, система управления не изменится, его ждёт судьба СССР. Если инерция экономического роста окажется сильнее отката из-за разрушения системы централизованного планирования, то кризис пройдёт быстро и легко. Иначе процесс перехода будет не легче, чем у нас.

Предложение. Не поддаваться соблазну контролировать всё. Способствовать росту горизонтальных сервисных структур и далее. Постепенно реформировать систему управления, спуская некоторые полномочия из центра на места.

Прогноз - благоприятный в краткосрочной и долгосрочной перспективе, но в среднесрочной - неопределённый.

Вьетнам. Ситуация в стране схожая, но за счёт меньшего размера любой кризис будет легче.

Прогноз - тот же.

Северная Корея. Низкий уровень развития производительных сил, отсутствуют горизонтальные связи. Перспектива информационного общества очень далека, если не считать возможности свержения правительства и воссоединения с Югом. Тогда перспектива просто далека.

Предложение. Взять на вооружение опыт Китая и Вьетнама.

Прогноз - неопределённый.

Куба. Небольшая, но довольно развитая страна. Сервисные структуры развиваются.

Предложение. Дать им дальше расти. По возможности нормализовать отношения с США. Если это в ближайшее время окажется невозможным - усиливать связи со странами Южной Америки и оппонентами США: Россией и Китаем, не прекращая искать компромисса с США.

 

Развитые страны Запада

 

Ситуация хорошая. Страны Западной Европы, США, Канада, развитые государства Юго-Восточной Азии находятся в процессе перехода к информационному обществу. Уже создано сервисное общество, его первый этап. Прогноз вполне благоприятный, но стоит обратить внимание на следующий момент. Информатизация этих регионов началась снизу. Если в советском блоке трансформации подверглись сразу структуры управления (так как связей другой природы, неиерархической, там просто не было), то на Западе изменения в системе управления ещё не начинались. Здесь существует достаточно много крупных унитарных государств, демократических, но с излишне централизованным управлением (например, Франция). Нет сомнения, что в этой области реформы необходимы.

Западный блок, хотя формально является полностью открытой демократической структурой, на деле может таковой и не быть. Недаром альянс НАТО иногда называют "Атлантической Империей". Экономика и низовая политическая структура (ниже уровня правительств отдельных стран) являются открытыми и демократическими, но есть аргументы в пользу того, что на надгосударственном уровне существует некоторый общий теневой управляющий центр, контролирующий если не политику отдельных стран, то уж средства массовой информации - наверняка.

Если гипотеза верна, и такой центр существует, то когда процесс информатизации до него дойдёт, вскроется его недемократическая природа. В любом случае он разделит судьбу других иерархических систем. Это приведёт к политическому кризису на Западе, за которым может последовать и экономический кризис, обусловленный нынешним "перегревом" курса доллара против его реальной стоимости.

В этом случае ситуация в развитых странах выглядит не столь безоблачной, но, учитывая старые демократические традиции, существование эффективных структур управления на уровне ниже правительств отдельных стран, кризис, хотя может быть сильным, едва ли будет долговременным. Переход Запада и развитых стран Дальнего Востока к информационному обществу - дело относительно близкого будущего.

 

Развивающиеся страны

 

В этой группе можно выделить подгруппы: интенсивно развивающиеся страны (Индия, Индонезия, Латинская Америка) и слаборазвитые страны (большинство государств Центральной Африки, некоторые страны Америки и Азии).

В первой группе происходит быстрый рост производительных сил, но из-за идущей демографической революции и большой внешней задолженности уровень жизни большинства населения низок. Во многих из них не вполне построено даже индустриальное общество. Дальние перспективы благоприятные, но переход к информационному обществу возможен лишь после длительного периода роста (не менее нескольких десятилетий).

Слаборазвитые страны имеют те же проблемы (демографический взрыв), но не имеют значительного экономического подъёма, а также страдают от внутриполитических проблем. Только после их разрешения возможен значимый экономический рост и переход слаборазвитых стран в группу интенсивно развивающихся.

 

Какие можно сделать выводы на основе проведённого анализа?

 

1.   Общемировой уровень развития производительных сил соответствует среднеиндустриальному периоду.

2.   Однако в группе передовых стран уровень развития производительных сил подошёл к порогу информатизации, а в ряде из них создано сервисное общество (первый этап информационного общества).

3.   Производительные силы мира находятся в состоянии быстрого роста.

Напрашивается вывод, что довольно скоро (к середине XXI века) среднемировой уровень развития производительных сил позволит совершить переход к информационному обществу в планетарном масштабе. Созданная первоначально на базе развитых стран информационная цивилизация будет иметь тенденцию к расширению благодаря наличию у любой информации свойства мультипликативности, и, следовательно, невозможности долговременного ограничения доступа к ней кого бы то ни было. Богатство любой страны в новом обществе сводится к её научно-техническому потенциалу, а его рамках "научный" компонент постоянно возрастает, а "технический" - снижается. Таким образом, экономические потенциалы разных стран (то есть объём научной информации, которой они обладают) будут постепенно выравниваться.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава IV

Прогноз

 

4.1.         Сценарий "информационное общество".

 

В ближайшие годы будет преодолён спад производства во всех постсоциалистических странах, и начнётся его быстрый подъём. Существующие конфликты между развитыми странами прекратятся, список которых будет постоянно расширяться за счёт развивающихся стран.

Не смотря на возможный кризис в странах Запада и в Китае, рост производительных сил мира продолжится, а возможный спад будет кратковременным. Современные слаборазвитые страны перейдут в группу быстроразвивающихся.

Во всех подошедших к порогу информационной революции странах произойдёт реформа государственного управления в сторону федерализации. Благодаря параллельному созданию обладающих реальной властью надгосударственных органов координации национальные границы станут более прозрачными. В перспективе в мире установится последовательная федеральная структура управления, когда каждый следующий "этаж" власти будет выполнять координирующую функцию по отношению к предыдущему, включаясь только для решения масштабных задач. Полномочия нынешней государственной власти частично перейдут к управляющим органам регионов, частично - к наднациональным "континентальным" правительствам. Государство в современном смысле исчезнет.

Такая структура предполагает появление на определённом этапе мирового властного органа, который, однако, будет обладать весьма ограниченными полномочиями. Излишне говорить, что власть любого уровня - демократической природы.

Благодаря повсеместному использованию самой передовой научной информации, которая не будет засекречиваться, и объём которой будет постоянно увеличиваться, насущные потребности человечества будут быстро удовлетворены. В последствии будут удовлетворены также и другие потребности. Наличие того или иного имущества перестанет играть роль показателя статуса индивида. В условиях доступа к любой накопленной человечеством информации основной потребностью станет творческий труд.

Учитывая резкое увеличение "прозрачности" мира, свободного перетока населения из одного региона в другой, произойдут принципиальные перемены в культурной жизни, суть которых сейчас трудно предвидеть.

 

В этом контексте идеи некоторых теоретиков (можно, в частности, назвать академика Н.Н. Моисеева) о возможности "информационного тоталитаризма", выглядят сомнительными, а, по сути, в корне ошибочными. Прежде всего, - в силу принципиальной невозможности полностью контролировать распространение информации.

 

4.2.         Сценарий  "индустриальный тоталитаризм"

 

Для начала проясним сам феномен тоталитаризма.

    В чем заключается "тоталитарный принцип"? Можно представить себе некоторый идеальный тип или типы тоталитаризма, - то есть набор сущностных черт, свойств, признаков тоталитарного феномена в его различных проявлениях.  Тоталитаризмом  же  могла быть названа более или менее сознательно утверждаемая система реализации того  или  иного идеального типа.

    Все эти терминологические различения связаны с  тем,  что тоталитарный феномен обычно рассматривается двояко.  Предпринимаются попытки отождествить его под именем  тоталитаризма  с Третьим Рейхом,  например,  или с СССР сталинского периода и при этом трактовать, казалось бы, все тот же тоталитаризм  как  идеальный тип,  набор формальных признаков, которые проявляются в феноменах лишь частично и с различной интенсивностью.

              В первом случае уникальность исходного феномена не позволяет признать тоталитаризмом  никакой  иной  феномен,  который столь же уникален и своеобразен.  Но это еще полбеды. Множество явно нетоталитарных черт феномена окажутся  необъяснимы,  и  их придется как бы не замечать. Совершенно очевидно, что такой подход является чисто идеологическим. В нем присутствует слишком большой аксиологический компонент.

              Во втором же случае мы, напротив, без труда найдем  большее или меньшее выражение черт идеального типа тоталитаризма в огромном количестве политических феноменов,  однако  даже  самое полное совпадение реальных и идеальных черт заведомо будет отличаться частичностью. Ни один феномен мы не сможем признать вполне тоталитарным.

    Некоторый релятивизм в трактовке тоталитаризма  компенсируется  оценкой  приближения  или отдаления от идеального типа как отдельных политических систем, так и их состояний.     Целесообразно различать тоталитаризм как явление, в котором с меньшей или большей полнотой проявляются черты идеального типа или тоталитарности.

              Существуют самые различные суждения относительно  природы тоталитаризма.  Их  довольно содержательный обзор содержится в статье Ю.И. Игрицкого "Концепция тоталитаризма: уроки многолетних дискуссий на Западе" // История СССР,  6,  1990, С.172-190.[24]          Наивно-натуралистическое представление, прежде всего, улавливает наиболее бросающиеся в глаза внешние приметы  тоталитаризма, но в то же время отражает и некоторые существенные моменты - непонимание ни  тоталитарной  личностью,  ни  системой иных аргументов,  кроме насилия и равенства всех в тотальной небезопасности.

              Другое, чуть более изощренное понимание заключается в интерпретации тоталитаризма как закрытой системы жестких функциональных связей,  как социальной мегамашины,  в которой каждый человек становится винтиком (Ольшанский в "Полисе"). Здесь уже налицо тотальное  поглощение  личности  ролью,  функцией.

              Еще одно понимание тоталитаризма связано с его рассмотрением в качестве системы всепроникающего контроля и встречного, добровольного самоконтроля членов тоталитарного целого. Подобный тоталитарный  контроль и самоконтроль либо принимается как самоочевидная данность, либо объясняется извращенной и/или неизбежной исторически формой общественного сознания, подавленной мифологическим отождествлением части и целого, содержания и формы, целей и средств, неспособностью различить частное и общее благо,  построить рациональные формы политического опосредования и участия.[25]

              Общими чертами здесь является "гомогенность", полную слитность. Таким образом, общим принципом тоталитаризма можно признать гомогенность его состава, структуры и организации (системы).

    В зависимости от того, к какому материалу применяется выявленный общий тоталитарный принцип, можно помыслить разные идеальные типы. Тоталитаризации может подвергаться  только режим правления, или вся структура  государства,  или вся политическая система. Возможны и еще более общие случаи, когда  "гомогенность" будет навязываться не только  политике,  но  всему человеческому миру, всей социальной системе, включающей экономику,  культуру и все прочие сферы человеческих  отношений.

    В первом случае мы будем иметь идеальный тип тоталитарного  режима  - административное регулирование,  в целом неплохо охарактеризованное Г.  Поповым под названием административно-командной системы, но не вполне адекватно отнесенное к советской реальности.[26]

              Во втором  случае  возникает  идеальный тип тоталитарного государства.

              В третьем  случае  перед  нами  идеальный тип партии-государства, т.е. вполне гомогенизованной политической системы.     Наконец, в четвертом случае возникает или мог бы возникнуть идеальный тип супертоталитаризма или тотального  тоталитаризма.

    Откуда же берется эта гомогенность? Прежде всего, далеко  не  доказано,  что  тоталитаризация насаждается политически и в политической сфере, что это насаждение идет как бы сверху вниз  -  режим,  государство,  политическая система,  всеобщий человеческий мир.  Скорее, наоборот - гомогенизацией чреваты неполитические сферы,  прежде всего социальные сообщества. Недаром массовидность прежде всего связывает с тоталитаризмом Ханна Арендт.

              В условиях форсированной модернизации возникает искушение просто отбросить старые,  "отжившие"  политические структуры  и заменить их новыми.  В результате новые структуры несут как бы двойную нагрузку: осуществляют те функции, к которым они предназначены, и те,  которые осуществлялись разрушенными структурами, но о которых система "помнит".   Получается своеобразное явление дедифференциации.

              Дедифференцированные и  недифференцированные политические структуры современности отличаются немалыми чертами  сходства. Одна  из  важнейших - предрасположенность к дисфункциям,  т.е. разрушительным или, по меньшей мере, контрпродуктивным  проявлениям функциональных возможностей соответствующих структур. Среди дисфункций модернизации наиболее ярко и разрушительно проявились тоталитарные тенденции.

              Природа тоталитаризма как навязывания политическому режиму,  государству  или всей политической системе принудительной гомогенности связана с однозначной трактовкой и  тем  самым  с извращением  функциональности такого процесса,  как массовизация.  Форсированное создание  однородной  национальной  (этническое  государство национал-социалистов) или социальной (пролетарское государство коммунистов) массы отрывает  тоталитаризуемое общество  от его корней и истоков,  сближая с наиболее архаичными моделями  общинной,  первобытной гомогенности,  провоцирует активизацию протополитических средств организации,  прежде  всего  прямого принудительного насилия.     Таким образом, следует различать тоталитаризм как  систему навязанной гомогенности,  внедренной  в ходе форсированной модернизации, и  тоталитоидности  как  изначальной  гомогенности протополитических образований эпохи архаики.

   Тоталитаризм может быть охарактеризован как явление  современности (модерности),  непосредственно связанное с отчуждением в личностном плане и с омассовлением  -  в  политическом. Высокая, в  идеале  предельная степень омассовления общества и отчуждения личности представляют собой его сущностные  признаки. Тенденции   омассовления,   нивелирования   субкультурных, сословных, корпоративных,  региональных, местных и прочих различий вполне  определенно  проявилась  уже в ходе создания наций-государств и отвечающих им всеобщих  гражданских  обществ, когда для  обеспечения  целостности этих гигантских для своего времени образований потребовались специальные  скрепы  в  виде общенациональных норм языка, культуры, права и т.п., а также в виде новой  общенациональной  общности  -  массы  равноправных граждан, образованной   эмансипированными  атомизированными индивидами.[27]

Уже Гоббс выявил в событиях английской революции  и предшествующих ей десятилетий атомизацию индивидов и возникновение "Левиафана" как важных предпосылок для  создания современной политической системы с одной стороны, их разрушительность и угрозу обернуться "войной  всех против всех"  с другой стороны. В "традиционном" обществе каждый индивид является членом некоторой социальной группы, корпорации, которая берет на себя функцию защиты своих членов и регламентации их жизни и деятельности. Ни один разумный феодал не станет ссориться с мощной крестьянской общиной. Однако, если община берет на себя ответственность за своих членов, то тем самым получает и власть вмешиваться в их жизнь, потому что власть и ответственность - две стороны одной медали и всегда подразумевают друг друга. Аналогично соотносятся ремесленник и цех, и т. д. При создании гражданского общества и современного государства происходит эмансипация человека от корпорации (корпорации  - в широком смысле). Люди становятся связаны уже не только со "своей группой", но и всем обществом. Связь с "корпорацией" становится слабее, а со структурами за ее пределами - сильнее, и в идеале разница между зависимостью человека от корпорации и от всего остального общества исчезает. Все это происходит в процессе модернизации. Выражаясь словами Гоббса, рождается "Левиафан", грандиозная целостная общественная структура, которой раньше, в общем-то, не было.

В результате, в ходе быстрой, форсированной модернизации возникает дисфункция. Фактически, тоталитарное общество от обычного "общества модерна" отличается только гораздо большей степенью "угнетения" корпораций. Если в гражданском обществе у человека, кроме чувства принадлежности к одной группе, возникает чувство принадлежности ко всему обществу, то при тоталитаризме все промежуточные структуры между человеком и глобальной целостностью - разрушаются. Возникают всеобщие структуры, характерные для модерна, но, так как люди привыкли к регламентации своей частной жизни (или каких-то ее сторон) со стороны корпорации, то теперь социальные структуры модерна вынуждены выполнять и несвойственные им функции - теперь государство воспринимается как заботливый всеобщий отец, как ранее корпорация.

Тоталитарные дисфункции имели место всегда в условиях быстрой модернизации, или просто очень быстрого развития - роста производительных сил (на индустриальном этапе, конечно же). Но особенно сильно они проявились в XX веке с его "вертикальным" прогрессом.

Однако неверно, что раньше их не было. Гоббс первым обратил на них внимание еще в эпоху Кромвеля и Английской революции в XVII веке. Еще явственней тоталитарные тенденции обозначились в годы Великой французской  революции (якобинский террор) и постреволюционного бонапартистского режима (массовизация, создание мобилизованного общества и т.п.) - в конце XVIII - начале XIX веков. Уже вполне отчетливо некоторые тоталитарные  тенденции проявились во Второй Германской империи Бисмарка и Японской - после революции 1868 года. Но, конечно же, наиболее  яркое  выражение эти тенденции нашли в XX столетии, когда массовое общество и массовые общественные движения, массовые митинги и средства массовой информации, серийное производство и стандартизированное  потребление,  всеобщее образование и массовая культура в высшей степени способствовали массовизации и тоталитаризации. В XX веке тоталитарные тенденции имели место во многих странах мира - от сталинского СССР до маккартистской Америки.

Итак, можно констатировать, что тоталитарное общество находится под полным экономическим, политическим и силовым контролем определённого лица или группы лиц, осуществляющих всю полноту власти. По необходимости структура государственного управления может быть только строго иерархической.

Очевидно, что в условиях информационного общества тоталитаризм и неограниченная власть вообще - невозможны. Но отсюда следует и обратный вывод: тот, кто желает установить свою неограниченную власть, может сделать это только на доинформационной, индустриальной основе.

В условиях спонтанного роста производительных сил переход к информационной стадии неизбежен. Следовательно, любое тоталитарное общество, которое может возникнуть, недолговечно.

Верно ли это?

Не будем торопиться с ответом. Не стоит забывать, что спонтанный рост производительных сил мы сами (в лице К. Маркса) и постулировали. Это не закон природы. Спонтанный рост тоже имеет свои причины:

1.   Желание людей удовлетворить свои растущие потребности.

2.   Существующее соперничество между различными группами людей (в первую очередь государствами) в экономической сфере.

Сегодня рост производительных сил происходит в основном за счёт применения на практике научных достижений. И практическое применение научных открытий, и само развитие фундаментальной науки вполне возможно контролировать, тем более что наука требует больших затрат.

Конечно, любое государство, которое будет препятствовать росту науки, очень быстро потеряет влияние и экономическую мощь, и, в конце концов, погибнет, так как не выдержит соперничества с другими государствами, в которых развитие науки будет продолжаться. Однако это справедливо только в условиях существования других государств. Если же речь идёт о мировом государстве, то такой опасности нет.

Таким образом, мировое тоталитарное государство возможно, по крайней мере, теоретически. Правительство контролирует все сферы жизни общества, в том числе и экономический рост, не допуская его выхода за некоторые пределы, как снизу, так и сверху. Общество - строго иерархическое, каждый следующий этаж которого, обладает большим доступом к экономическим благам и власти, чем нижележащий. В результате личная активность каждого члена общества направлена на то, чтобы изменить свое место в нём, а не на изменение самого общества как такового.

Получается достаточно стабильная система. Опасности со стороны информатизации нет, вернее, она контролируется. Низший слой населения контролируется силовыми средствами с применением традиционной техники подавления, высшие слои - за счёт угрозы миллионных масс малообеспеченных низов.

Не наша задача - оценивать устойчивость такого мироустройства и возможность выхода из этой ситуации. Очевидно, что его установление даже на короткий период неприемлемо, если этого можно избежать.

Стоит учитывать, однако, что нынешний среднеиндустриальный уровень развития производительных сил мира не исключает такого сценария. И, по сути, единственное необходимое его условие - установление всепланетной власти.

Является ли это достаточным условием?

По всей видимости, да. В случае если кто-либо установит мировую власть, то он сможет создать и такое тоталитарное общество, если захочет. На протяжении всего индустриального периода Земля была далека от единовластия, как далека и сейчас. И если какая-то страна или группа стран, частная или общественная организация сможет преодолеть стремление к независимости разных государств ради единовластия (что, согласимся, очень трудно сделать), то единственным мотивом затрат таких огромных усилий может быть только желание мировой власти.

Отсюда вывод: установление мирового господства какой-то одной силы в индустриальную эпоху является необходимым и достаточным условием для возникновения мирового тоталитарного государства.

Так как индустриальный период ещё не закончился, то, следовательно, и сейчас существует возможность, что гробовая крышка всепланетной власти захлопнется навсегда.

Если это возможно, то каков может быть механизм этого процесса?

По всей видимости, он будет примерно таким.

На первом этапе устанавливается контроль над развитыми странами и регионами: Северной Америкой, Европой, Россией, Юго-Восточной Азией, или, по крайней мере, над большинством из них.

Второй этап - подчинение развивающихся государств. При установлении власти в развитых странах появится возможность направить их огромные ресурсы для помощи менее развитым странам. В условиях их перенаселения и массовой нищеты тот, кто удовлетворит хотя бы самые насущные потребности их населения, для всех развивающихся стран станет общим "отцом нации". Таким образом, появляется возможность легитимировать власть через поддержку большинства населения Земли. В условиях  быстрой модернизации в развивающихся странах появляется подходящая почва для тоталитаризма.

На третьем этапе происходит формальное установление единого мирового государства. Снимается запрет на свободное переселение всех желающих в развитые страны, в первую очередь - в Северную Америку и Западную Европу, что приведёт к значительному "разбавлению" немногочисленного населения этих традиционно демократических регионов, к тому же уже оппозиционных к мировому правительству, огромными массами лояльных переселенцев.

Четвёртый и важнейший этап. Объявляется, что мировые ресурсы ограничены. Обоснование может быть любым, - например, может быть объявлено, что при дальнейшем росте экономики неизбежен экологический кризис, и т.д. Сворачивается экономический рост и устанавливается строгая иерархия: те, кто находится выше по служебной лестнице, обладают более высоким уровнем жизни, который у основной массы населения низок. Всё это предполагает развитие бюрократии, отсутствие свободы экономической и любой другой инициативы.

Для такого общества весьма важным является наличие действенных механизмов социальной мобильности, чтобы люди, обладающие большими способностями, направляли их в рамках существующей системы, вместо того, чтобы пытаться её разрушить. Отсюда следует необходимость полного отсутствия расовой, половой и прочей дискриминации. В противном случае элита дискриминированных групп может стать опасной антитоталитарной силой.

Интересно заметить, что, с точки зрения теории этногенеза Л.Н. Гумилёва[28], долговременное существование подобной системы не является невозможным, так как средний пассионарный уровень мира - почти постоянная величина.

Разумеется, условия осуществления контроля над всеми развитыми странами является "узким местом" всей идеи, но можно говорить лишь о трудностях её осуществления, а не о принципиальной невозможности.[29]

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава V

Условия выбора

 

Основной вывод, который можно сделать из рассмотренных сценариев, заключается в том, что установление мировой власти в индустриальный период катастрофично по последствиям, причём вне зависимости от того, какая страна или группа стран, частная или общественная организация это сделает. Под какими бы лозунгами не устанавливалось бы единовластие (можно помыслить самые противоположные варианты), результат будет одинаков. Тот, который описан выше.

Попробуем ответить на вопрос: что надо делать России, чтобы способствовать реализации первого сценария общественного развития?

Ответ прост: ничего.

Никаких специальных действий предпринимать не нужно. Необходимо только адекватно реагировать на возникающие угрозы, неважно, с чьей стороны. Сохраняя свою независимость и наращивая свои производительные силы, мы делаем всё необходимое и достаточное, чтобы устранить опасность установления мировой тирании. Власть над миром без власти над Россией - фикция, так как при условии роста производительных сил в России придётся их наращивать (чтобы успешно конкурировать с Россией) и в уже объединённой части мира. Это само по себе вскоре приведёт к информатизации и отменит возможность реализации второго сценария. Однако если Россия попытается установить свою власть в мире, то возникнет такая же угроза реализации второго сценария, как и во всех остальных случаях. "Информационный коммунизм" в любом случае более приемлемый вариант, и в его наступлении заинтересованы все народы мира, в том числе и народы стран, которые могли бы претендовать на мировую власть. И народ русский -  не меньше других.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава   VI

Тенденции

 

Итак, мы имеем два сценария будущего.

Попробуем ответить на вопрос: какие тенденции в современном мире способствуют реализации того или другого из них?

Для этого мы оценим:

1)   какие тенденции в современном мире могут свидетельствовать о возможности реализации первого сценария;

2)   какие тенденции могут свидетельствовать о возможности реализации второго сценария;

3)   какие тенденции не противоречат ни одному из них;

4)   что в современном мире не укладывается ни в один из этих сценариев.

 

 6.1  Что свидетельствует о возможности реализации первого сценария (наступление информационного общества)?

Во-первых, появление в развитых странах сервисных обществ. Как было замечено, информация является важным ресурсом в сфере услуг (прежде всего, информация об общественных потребностях и предпочтениях).

Так как в этой сфере занято больше половины населения некоторых стран, это свидетельствует о повышении социальной привлекательности этих областей человеческой деятельности. Следовательно, информация становится все более важным ресурсом как для развития всего общества, так для повышения статуса в нем каждого индивида.

Во-вторых, резкий рост социального статуса лиц, создающих, собирающих или применяющих информацию. Например, повышение престижности профессии менеджеров. Увеличение количества трудоспособного населения, занятого в сфере науки и рост влияния научных кругов. Повышение влияния спецслужб на политику во второй половине  XX века.

В- третьих - кризис в СССР и всем советском блоке. По причинам, изложенным  выше, это тоже может считаться аргументом в пользу грядущего наступления информационного общества.

В- четвертых - заметный рост федерализма  и в западных странах (например, в Великобритании). А также образование обладающих все большим влиянием наднациональных органов управления (Евросоюз).

6.2. Что свидетельствует о возможности реализации второго сценария (мировая тирания с остановкой в развитии)?

Угроза становления единовластия может исходить

-     во-первых, от страны или блока стран, значительно превосходящих по своему влиянию остальные страны;

-     во-вторых, от какой-либо негосударственной структуры, имеющей потенциальную возможность прихода к власти в значительном числе стран.

Под первое определение подходит в нынешних условиях только страны Запада, объединённые в военный блок НАТО. Ни одна другая международная структура не обладает влиянием, сравнимым с тем, которым обладает "Атлантическая Империя".

Существуют ли какие-либо подтверждения тому, что НАТО пытается добиться мировой гегемонии?

Западный блок состоит из двух удалённых друг от друга частей - европейской и американской. Хотя Западная Европа превосходит Северную Америку в экономическом отношении, реальную военную власть в годы холодной войны имели США. Однако в последнее время значительно окрепли евроструктуры, укрепился экономический союз, и влияние Соединённых Штатов начало снижаться.

По мнению многих аналитиков, Косовский кризис не случайно произошёл в год введение единой евровалюты. Именно во время войны курс евро упал до критически низкой отметки. Поэтому, одной из причин кризиса могла быть попытка со стороны США помешать евро полноценно конкурировать с долларом. Но попытка нанести финансовый ущерб европейской экономике уже есть попытка снизить уровень развития производительных сил в Западной Европе, или, по крайней мере, замедлить его рост. Целью этой акции было сохранение реальной власти в Европе за США. Но именно в этом - намеренном воспрепятствовании росту производительных сил - и заключается основная идея создания и удержания мировой диктаторской власти. Это является аргументом в пользу того, что НАТО и США могут попытаться реализовать второй сценарий.

Другое подтверждение - изменения, постепенно вносимые в законодательство США, как отдельных штатов, так и федеральное, относительно ужесточения контроля над оружием. Никакая диктаторская власть не обходится без монополизации права на владение оружием и применение вооружённой силы. В последние годы неизбежные эксцессы с оружием получают небывало большой резонанс в средствах массовой информации, хотя были они всегда. Очевидно, что волна в СМИ кем-то создаётся (как, не исключено, создаются и сами "эксцессы").

Под второе определение подпадают многие частные, общественные и религиозные организации и движения. В качестве примера рассмотрим весьма влиятельное экологическое движение.

Движение "зелёных" набирает силу во всех развитых странах. В ряде стран "зелёные" партии находятся у власти или входят в состав правящих коалиций (например, в Германии). Следовательно, в принципе "зелёные" могут претендовать на власть во всех развитых странах.

Есть ли реальные подтверждения этому?

Многие акции "зелёных" носят чисто популистский характер. Очевидно, что, например, сворачивание атомной энергетики, закрытие АЭС приведёт к необходимости создания новых электростанций на традиционном углеводородном топливе, что приведёт к увеличению антропогенной нагрузки на биосферу. Большинство предложений "зелёных" не выдерживают критики даже с точки зрения экологии.

Складывается впечатление, что "зелёных" не интересует, реально ли то, что они предлагают. Конечно, рядовые функционеры "зелёных" движений, которые лично проводят все акции, могут не разбираться в научных тонкостях и действительно верить в свои лозунги. Но руководители движений, имеющие возможность консультироваться у экспертов, не могут не понимать невозможность реализации большинства своих идей. По всей видимости, их интересует не столько защита окружающей среды, сколько что-то другое.

Кроме того, в последнее время "зелёные" стали активно вмешиваться в вопросы, не имеющие к экологии даже отдалённого отношения. Например, известны их массовые акции против кредитно-финансовой политики международных финансовых организаций.

Всё это довольно хорошо вписывается в схему установления мировой власти: за счёт популистских лозунгов добиться победы на выборах в большинстве стран, совмещая легальную политику с полусиловыми акциями протеста. Затем - остановка роста экономики в развитых странах (так как это угрожает экономической безопасности), и далее - по приведённой схеме.

Таким образом, от экологических движений тоже может исходить опасность реализации второго сценария.

6.3.                    Какие тенденции в современном мире вписываются в оба сценария?

Это, например, то, что называют "политкорректностью". Исчезновение расовой, половой и прочей дискриминации является важным элементом обоих сценариев. Это важно для стабильности мировой тирании, так как элита дискриминируемых групп, лишённая возможности продвижения по служебной лестнице, может стать опасным противником. В условиях же информационного общества дискриминация невозможна, так как ограничить доступ дискриминируемых групп к информации и, следовательно, власти всё равно не удастся.

Индустриальное развитие в странах "третьего мира" одинаково приемлемо для обоих сценариев. С точки зрения информационного общества, индустриальный этап - необходимая ступень его становления. С точки зрения желающих установить тоталитарную власть, быстрая модернизация - хорошая почва для проявления тоталитарных дисфункций.

Увеличение влияния международных организаций - вполне естественный процесс при глобальной информатизации. Для желающих установить тоталитарную власть, международные организации - удобный инструмент для достижения своих целей.

6.4.                    Какие тенденции в современном мире противоречат обоим сценариям?

Это, например, тенденция роста национализма и усиление локальных войн. Однако её можно рассматривать и как проявление кризиса унитарных государств, предшествующего федерализации всех информатизирующихся стран.

Во многих странах Запада проявляется движение "альтернативизма". Его сторонники предлагают различные проекты общественного устройства, отличающиеся от существующего. Например, "неоруралисты" призывают отказаться от любых форм деятельности, кроме сельскохозяйственного труда с применением простых орудий. Таких идей довольно много, часто им сопутствуют различные религиозные культы. Существование таких проектов, хотя и противоречит основным тенденциям общественного развития, вполне объяснимо. В эпохи резких перемен, когда разрушаются многие традиционные связи, некоторые люди оказываются в ситуации, когда весь их мир, в котором они жили, разрушен, а в новом они не находят себе места. Вполне естественно, что у них возникает ощущение, будто всё человечество катится к упадку. Они решают создать свой, "правильный" мир, или ищут поддержки в религии. Это происходило всегда в эпохи общественных изменений.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

 

1.   Социально-философские концепции марксизма и теории информационного общества базируются на общем постулате о зависимости общественного, политического и культурного развития человечества от достигнутого уровня экономического и научно-технического развития. Совпадает также и предлагаемая этими концепциями периодизация человеческой истории.

2.   На базе неомарксизма и теории информационного общества может быть создана общая концепция развития человеческого общества с древнейших времён до наших дней и далее. Основной тенденцией развития на современном этапе признаётся переход к информационному обществу.

3.   Причиной современного кризиса в России и других постсоциалистических странах является несоответствие жёсткой централизованной иерархической общественной структуры СССР реалиям формирующегося информационного общества. Это и привело в прошлом к распаду СССР. Прогноз для России и стран СНГ - преодоление кризиса и углубление процесса информатизации.

4.   В развитых странах мира идёт процесс перехода к информационному обществу. По причине существования в некоторых из них жёсткоиерархических властных структур в будущем возможен кризис, но после его окончания процесс информатизации будет продолжен. Большинство развивающихся стран находятся на индустриальном этапе развития.

5.   Существуют два альтернативных сценария будущего:

-     наступление информационного общества во всём мире;

-     установление мировой власти до окончания процесса информатизации и становление мирового тоталитарного государства, когда научно-техническое и экономическое развитие будет остановлено на уровне индустриального этапа.

6.   Необходимое и достаточное условие реализации второго сценария - установление мировой власти до окончания процесса информатизации. В противном случае, реализуется первый сценарий.

7.   В современном мире можно заметить процессы, свидетельствующие  о возможности реализации обоих сценариев развития общества.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Литература

1.   Баталов Э.Я. О книге Э. Тоффлера. // США - экономика, политика, идеология.  ?7"1982 с. 85

2.  Белл Д. Социальные рамки информационного общества. // Новая технократическая волна на Западе. Под ред. Гуревича П. С. М., 1986.

3.    Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1988.

4.    Борисов В. Н. Марксизм как наука и утопия. Самара, 1992.

5.    Гидденс Э. Постмодерн. // Философия истории. М., 1995.

6.    Гоббс Т. Левиафан. М., 1985.

7.    Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 1996.

8. Дайзард У. Наступление информационного века. // Новая технократическая волна на Западе. Под ред. Гуревича П. С. М., 1986.

9. Зиновьев А. Советская контрреволюция // Советская Россия, ? 110 от 19.09.1998.

10. Краткий философский словарь. М., 1955.

11. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии. // Философия истории. М., 1995.

12. Стоуньер Т. Информационное богатство: профиль постиндустриальной экономики. // Новая технократическая волна на Западе. Под ред. Гуревича П. С. М., 1986.

13. Тоталитаризм. // CD Универсальная библиотека. (Вып. Compact disk digital data, 1999).

14. Тоффлер О. Эра смещения власти. // Философия истории. М., 1995.

15. Тоффлер О. Третья волна. // США - экономика, политика, идеология. ?? 7-12"1982.

16. Турен А. От обмена к коммуникации: рождение программируемого общества. // Новая технократическая волна на Западе. Под ред. Гуревича П. С. М., 1986.

17. Хабермас Ю. О субъекте истории. Краткие замечания по поводу ложных альтернатив. // Философия истории. М., 1995.