В армии, как известно, главное ценность, спортивная подготовка выше среднего уровня, не обязательно единобрств быть умельцем, КМС по лыжам, тоже совсем неплохо. Кулаком в морду ткнуть научиться недолго, а развитие физическое выше среднего уровня, долгими тренировками достигается.

Но, у меня не было этого. В 14 лет, около года, каратэ посещал, бесконтактную версию, несколько позже, в своей квартире, усердно с гирями упражнялся, уже самодеятельно. Мускулы, рельефные стали, но вскоре убедился, что ни с борцом-разрядником, ни с штангистом, мне и близко не сравниться, про выносливость и говорить нечего. Правда, боксерский мешок в гараже, усердно избивал, несколько раз в драки влезал, и успешно, неожиданно бил в челюсть, и врага с ног сбивал. Это уверенности в себе прибавило, но я себя не переоценивал.

Когда в армию забрали, оказались, после нескольких дней на сборном пункте, в эшелоне, он повез нас в среднюю Азию. Сразу слух пошел - "в ДРА", но это было не так, нас ожидал ТуркВО.

Здесь я оказался в артилерийской бригаде. Она стояла на заброшенной базе ракет стратегических, кругом были лабиринты колючей проволоки, шахты под колпаками, подземелья не понятного назначения, огромные боксы для техники, казармы, в которых можно не одну тысячу человек разместить.

Но, теперь тут было, чуть больше сотни солдат, офицеры жили в городе , километров за тридцать, и по утрам на службу приезжали.

В этой бригаде, было очень много техники, и немного солдат, в основном разные страшилища протирали и мыли, если бы часть была по штату укомплектована, то солдат наверное больше тысячи было. А так, чуть больше ста селовек..

Когда в армию забирали, конечно дедовщина волновала, но я не представлял, как все будет выглядеть реально. Поэтому, пока в ситуации разобрался, много ошибок допустил, просто слушался, не тех кого надо.

Здесь не было дедовщины классической. "Второй год", был наполовину славянский, наполовину узбекский, с единичными других наций представителями. Узбекам и славянам, друг на друга наплевать было, но и не враждовали. И те и другие, сплоченной массы не представляли, а на несколько отдельных групп разделились, члены которых друг друга поддерживали.

Солдаты, вторые полгода служившие, были 12 человек туркменов, и десяток кавказоидов, всяких лезгинов, кабардинцев, и тому подобного. И те и другие были очень сплоченны, себя к старослужащим приравняли. Было несколько славян из учебок приехавших.

Мой призыв был пополам туркмены и славяне, туркмены земляков встретив, попытались обнаглеть, но тут и кавказцы, и узбеки, и славяне, тех, кто "только с поезда", на место поставили. Полы мыть молодые обязаны.

Для туркменов, дедовщина на том заканчивалась, после утренней уборки, слишком много их было, если самые молодые, и те кто уж полгода отслужили соединят свои усилия, то с ними никто не справится.

На славян же нападали со всех сторон. И узбеки, и туркмены второго периода службы, и славяне-деды, и командиры отделений из учебок прибывшие, тоже славяне.

Сначала мне казалось, что если кто-то, чего-то меня делать заставляет, значит это "дед", и я по казарменным понятиям, обязан слушаться. Но вскоре понял, надо драться.

Кормили очень плохо, на столах 3-4 тарелки стояли, и столько же ложек, вперегонки бежали к столам, и хватали, что успевали. Иногда замполит, объявлял, "товарищи солдаты, вы не свиньи", и вообще стол опрокидывал. Когда в наряд по кухне попадал, почти всегда драка была, при приеме-сдаче. Чурки старались уйти грязь не убрав, а когда приходили менять, много требовали. Неизбежно в морду бить приходилось, и за какую-нибудь железку хвататься, чтобы отбиться, если врагов много.

Офицеры, хотели, чтобы по службе готовы надорвать себя были, солдаты от этого уклонялись.

Хотя, казарменные авторитеты, к офицерам приближенные, старались молодых заставить усердно служить. Опять-таки в основном славян, самого младшего призыва.

Произошел конфликт с туркменами, я в казарме вечером, сбил с ног узкоглазого, а меня бить кинулись, человек шесть. У меня была открывашка для консервов, я ударил азиата, думал, что через шинель особого вреда не будет, но туркмен, подставил открытую ладонь под удар, и я ему её глубоко проткнул.

Оказалось, что азиаты трусливы, и очень боятся, чтобы их не грохнули, и не посадили. Больше, они со мной не связывались. Но были враги сильнее, которые на несколько дней, стали друзьями.

То, что туркмену, ладонь проткнул ножом консервным, неожиданно для меня, привело в восторг, кавказскую шайку. С туркменами у них отношения прохладные были, но похоже, если ножом готов воспользоваться, это у них искреннее восхищения вызывает.

Даже в конфликте с узбекскими "дедами", помогли. Опять узкоглазое стадо бить меня прибежало, но влезли кавказоиды, и предлагали узбеку с мной в конфликт вступившему, один на один драться против меня, а не стадом действовать. Трусоватые узбек, на это не решился, не по узбекски это, "один на один".

Но дружба с Кавказом невозможна. Вскоре, с одним из них, не поделили в столовой, кому белый хлеб, кому черный, в морду кулаками ударили друг дружку, и все стадо мгновенно врагами стали. Им меня избить хотелось, но помнили, что я туркмена ножом ударил, и угрозами ограничились.

Кроме драк, была собственно служба. Ходил в наряды, ездили на учения. У меня было "ветровое ружье", гладкий ствол 12 калибра, который вертикально в небо стрелял круглой пулей, куда пуля падала, туда и ветер дул, это передавал офицеру, командиру батареи. Впрочем не стрелял ни разу их этого ружья, выставлял его на треногу, а потом придумывал данные. Противно было только бегать, с автоматом, и еще с этой берданкой вместе.

Когда в армию, забрали, весил 75 кг, похудел до 72, мускулы которые гирями качал, остались сильные, но рельефность потеряли.

Все вроде шло к тому, что первое полугодие успешно закончится, но все пошло по-другому.

В одном из подразделений, был армян, на год раньше меня призванный. Он был один армян, на всю часть. Сам за себя получается, ни с кем особо не дружил. Но был спортивным очень, в том числе, боксер неплохой, а занимался много чем.

Мне м ним друг до друга, дела не было долго. Но произошел конфликт, из-за того, что я его толкнул грубовато, произошла перебранка, и я по сложившейся уже привычке, хотел его в челюсть сбоку ударить. Но не попал куда надо. Через несколько секунд, у меня закрылся надолго левый глаз, лилась кровь из носу. Но и я его достал кулаком, потому униженным себя не чувствовал, из армянского носа, лилась тонкой струйкой кровь.

Нас разняли, я ему громко сказал, что с его мамой сексом занимался, он визжал зарежу-перережу.

Ясно было, что этим не кончится конфликт, так же понятно, что он мне морду разбить почти наверняка сможет. Я понял, что если так будет, появится еще много желающих меня унизить. Вечером меня назначили дневальным в наряд, мне выдали штык-нож. С армяном опять перебранка возникла, он пошел ко мне желая подраться, я вынул штык-нож, взял его лезвием вниз, и набалдашником рукоятки, ударил в армянскую морду, тоже своего рода, был боковой удар. У армяна морда стала бессмысленной, я его еще ударил, он согнулся вперед, и сел на пол. Теперь из его носа кровь лилась гораздо сильней. Я надеялся, что "при исполнении" нахожусь, и никаких санкций не последует. Но не тут-то было, армян в госпиталь уехал с сотрясением мозга, а я на гауптвахту, в качестве подследственного, прокуратура военная дело завела.

Гауптвахта, была в городе, наша артиллерийская бригада, стояла на точке, а арестованных отвозили на гарнизонную гауптвахту.

Как подследственный, я сидел в одиночной камере, на работы, и на утреннею зарядку меня выводить не положено было. Хоть дело было в Узбекистане, но в середине марта, было еще прохладно, но батареи грели, нары к стене, замком были, прикреплены, их иногда на ночь для сна отмыкали, а иногда нет, на полу кафельном спать приходилось, у батареи. Иногда, на ночь шинель давали, иногда нет. Время от времени, с караульными стычки происходили, обменивались толчками и тычками кулаками. Патронов, тем, кто арестованных охранял не давали, а прикладом ударить, или штык-ножом, никто не решался, получались обычные солдатские конфликты. Без разницы, со славянами или с чурками. Кормили, здесь лучше чем в моей части.

Около месяца просидел, потом обратно в часть повезли, командиры, решили меня на обследование в психиатрическое отделение послать. Военный прокурор согласился.

Меня сначала, повезли в город, на беседу с психиатром. Это была тупейшая узбечка, я ей, что-то из книги по популярной психологии наговорил, и она решила, что я шизофреник. Книга , что я прочитал, называлась "Я и МЫ", какой-то еврей автор.

Командиры, теперь меня послали, в Ташкент, в окружной госпиталь. Два хохла, командир части, и замполит, со смехом сказали мне. "Мы в направлении, что ты под следствием, не написали, мы написали, что ты просто дурак".

В компании фельдшерицы, и одного солдата, мы туда и поехали.

В Ташкенте, отделение для психов, было номер 9. Начальником был офицер, с прибалтийской фамилией, почти , как в песенке, про дурдом, где был главврач Маргулис. Было еще трое врачей, одна из них женщина с украинской фамилией, Оксана Петровна. На редкость противная баба, твердо уверенная, что кроме симулянтов, в это отделение никто не попадает. Правда, психиатр женщина, хоть тихо, но помешана. Имелось еще несколько медсестер немолодых.

Человек 70 были пациенты, половина чурки, половина белая раса, половину с ДРА привезли, половина - ТуркВО, представители.

Психов настоящих возможно не было, но были наркоманы, контуженные в ДРА, подследственные, те кого в частях загоняли, до потери облика человеческого, и просто неадекватные ребята. В отличие от от любого прочего места в армии, здесь не было дедовщины, землячеств, все хотели, чтобы их комиссовали, и домой уехать.

Но драки, вспыхивали часто, общая нервозность роль играла, и неприязнь между славянами и чурками никуда не делась. Но драки быстро разнимали. Хотя понятно, чем чаще дерешься, тем быстрее домой попадешь, все врачам докладывали.

Главный препарат лекарственный, был сульфозин, температура под 40 градусов, боль по всему телу, и при этом голова абсолютно ясная. Чем яснее голова, тем понятней, что надо добиться, чтобы комиссовали. Врачиха Оксана Петровна, уперто требовала, чтобы я мечтал "о продолжении службы", надеялась меня сульфозином запугать, чтобы в часть служить ехать сам захотел. Узбекский диагноз "шизофрения", её рассмешил, "ох дура, чучмечка", она написала "истерические реакции", и рассчитывала меня назад в часть сбагрить. Не тут-то, было, реальная была опасность срок получить, в дисбат, или на зону. Потому, при любом конфликте, бил в морду, и чуркам и славянам, получал порцию сульфозина, потом опять отходил от него, и все сначала.

При этом заметил, что слабею, сульфозин, как потом узнал, еще и истощает организм. Да и кормили скудно, готовили прилично, но порции маленькие, после обеда, уже об ужине мечтаешь.

Самые наглые в отделении, были несколько славян, моего призыва, из Афганистана, они 3 месяца в учебке были, потом туда попали, в самый худший расклад, в палатки где 90% чурбанов были, их там за пару месяцев, довели до полного безумия ежечасными избиениями, тем, что спать не давали, и еду отнимали , это с их слов. Здесь они пришли в себя, и несколько раз жестоко избили узбеков и таджиков, сюда попавших.

В отличие от любой части, здесь мытьем полов занимались по желанию, не взирая на призыв, в отделении, мы сидели под замком, ходили в белье, а согласным мыть полы, давали погулять возможность, вернее, территорию вокруг отделения подметать, и ходить на кухню за обедом, это развлечением считали.

Прошел месяц такой жизни, врачиха уже прокурором стала пугать, за симуляцию, я решил грохнуть какого-нибудь урюка-бабая. Снял с кровати дужку и под матрас спрятал. Мой сосед по палате, меня сдал. Ко мне пришел начальник отделения, с разговорами а мне смешно стало, когда он спросил, "ты зачем по ночам кровати разбираешь?" Я начал хохотать, и смеялся часа два, не мог остановиться. Собрались все врачи, и Оксана Петровна, а я все смеюсь. Я понял, что поеду домой.

Написал письмо домой, чтоб денег прислали, телеграфом, родители не были бедными, и отвалили 250 рублей . В последний по отделению крымский татарин, бродил, и на разные мелодии, пел одну фразу, "вот какая падла, колорадский жук", я к нему присоединился, и тоже песню петь стал из двух строчек, "шизофреники вяжут веники, параноики, пишут нолики".

Тех кого комиссовали с Афганистана привезенных, домой отправляли из госпиталя, выдавали парадку, и прощайте. Тех, кто в союзе служил, обычно в часть отправляли, но если не интересовала парадка, могли тоже из госпиталя. В госпитале, можно было за 25 рублей, купить последний крик моды , - "эксперименталку", новую форму, которую в ДРА, попробовать решили, но мне ничего, этого не нужно было. Мне на прощание погладили х-б, я получил документы, нацепил панаму, и ушел из госпиталя. В ташкентском универмаге, купил, приличное подобие джинсов, майку, босоножки, с великой радостью, армейское тряпье, свернул в комок, и оставил, в кабинке для примерки. Потом на вокзале, купил билет на поезд до Москвы, купейный.

31 октября 1984 года мне 18 лет исполнилось, 19 ноября в армию забрали, 18 апреля 1985 , я в госпиталь попал, 27 мая, ушел оттуда.

Дома врал, что комиссовали, из-за брюшного тифа, это в средней Азии, болезнь не редкая, но я не тифом, ни желтухой, там заболеть не успел. В военном билете запись, что "в мирное время не годен, в военное, годен к нестроевой службе", мне жить не мешала, опять пришел на первый курс в институт учиться. В госпитале похудел на 5 килограммов, с 72, до 67, сульфозин, реально истощает. Дома быстро вернулись 75 килограммов, опять избивал в гараже мешок боксерский. От армии, брезгливость осталась, и к самой армии, "не важно, что делают, лишь бы замучились", такое к срочникам отношение, и к среднеазиатам и кавказцам брезгливость, и неуважение. Тупы, подлы, трусливы, крайне жестоки, когда впятером на одного.