Аркавин Сергей Генрихович : другие произведения.

Нам выпал 20-й век

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Сергей Аркавин

Нам выпал ХХ век

Семейная хроника

  
  
  
   No 2017. Сергей Аркавин. Текст. Фото. Составление
  
  
  
  
   СОДЕРЖАНИЕ
   Предисловие
   Вера Аркавина
   Биография
   Письма в Политический Красный крест
   В. Аркавина. Сухорукова-Спектор и суд над бакинскими с.-р.
   И. Бобрикова. Опознание
   Письмо от Л.К. Чуковской
   Письма дочери, зятю и внуку
   Яков Аркавин
   Фаня Аркавина
   Абрам Левин
   Сергей Яковлевич Аркавин
   Паулина Левина-Томпакова
   Левины из Либавы
   Восстановление имен и память о жертвах Холокоста
   Как погибли люди в Лиепае
   Аарон Левин
   Жена Аарона Левина
   Груня Левина
   Боас Левин
   Соломон Левин
   Мириам Левина
   Хильда Левина
   Я связан пожизненно с ними...
   Элеонора Аркавина
   Из записной книжки Э.А. Аркавиной
   Письма от И.А. Гофф, К.Я. Ваншенкина, Г.К. Ваншенкиной
   Генрих Берлинер
   Бенцион Берлинер
   Адель Берлинер
   Леонид Берлинер
   Берлинеры из Варшавы и Маргулисы с Украины
   Раиса Аркавина
  
  
  
  
  
  
  
  

Предисловие

  
  
   Эта семейная хроника возникла при моей работе над подготовкой книги стихов моей бабушки, Веры Аркавиной, узницы ГУЛАГа, жены расстрелянного в 1938 году меньшевика Абрама Левина.
   Вера Аркавина, дочь профессора, вступила в РСДРП уже после революции, в 1920 году. Вместе с мужем жила в ссылках и политизоляторах. В среднеазиатской ссылке родилась дочь. Последним городом их совместной жизни стал Симферополь, где в 1937 году был арестован Абрам Левин, а в 1938 году - Вера Аркавина. До конца своих дней Вера так и не узнала дату и точное место расстрела своего мужа.
   "23 августа 1923 в Соловецкий лагерь прибыла новая партия политзаключенных, в составе которых были социал-демократы Кушин, Кушина, Аркавина, Лурье, Кричевский и 23 эсера. Все они только что держали голодовку в Архангельске. Ночью все они были зверски избиты охраной. Особенно пострадала тяжелобольная Вера Аркавина", - писал "Социалистический вестник" (1 окт. 1923, Берлин), орган партии меньшевиков". Так в 1992 году начиналась статья А. Мосунова о Вере Яковлевне Аркавиной - "Судьбой распорядился ГУЛАГ" [1].
   Заметку в "Социалистическом вестнике" известный петрозаводский историк, педагог, журналист и общественный деятель Алексей Мосунов обнаружил в архивах. Алексея особенно интересовала история партии меньшевиков, потому что он был убежденным социал-демократом. Рано ушедший из жизни Алексей Мосунов (25.02.1962 - 16.05.2009) остался в памяти жителей Карелии поистине народным журналистом и депутатом, борцом за справедливость.
   В заметке о партии политзаключенных Алексей увидел знакомую фамилию - Аркавина. Дочь Веры Яковлевны Аркавиной - Элеонора Абрамовна Аркавина, моя мать, была известным в Петрозаводске врачом, долгие годы заведовала гематологическим отделением республиканской больницы. В результате беседы Алексея с моей мамой и появилась статья о политзаключенной Соловков Вере Аркавиной.
   Стихи Веры Аркавиной я хотел сопроводить биографическим очерком бабушки и деда на основании хранящегося у нас в семье архива Веры Аркавиной и нашей семейной памяти. Вслед за статьей А. Мосунова в результате открытия ряда архивов и с приходом в нашу жизнь Интернета стало появляться все больше и больше материалов о наших родных и близких, среди которых есть жертвы Холокоста, убитые и раненые на фронте. Очерк получился большим - настоящая семейная хроника, и мне стало ясно, что стихи потеряются в таком обширном материале.
   В итоге я отдельно подготовил книгу стихов Веры Аркавиной с более или менее компактным биографическим очерком. Кроме того, я включил в книгу и свои стихи, чтобы под одной обложкой встретились стихи бабушки и внука.
   Вера начала писать стихи еще в 30-е годы. За ее поэтическими строками мы видим личность Веры Аркавиной, ее образованность, круг интересов в литературе и музыке, преданность друзьям и соратникам, все то, чем интересны нам те гимназистки-курсистки, уходившие из профессорских семей в революцию. Вот концовка самого моего любимого стихотворения Веры Аркавиной "Отцовство", возможно, посвященного мужу и соратнику - Абраму Левину:
  
   ...Когда наливаются окна
   Янтарной прозрачностью соты
   И дышат медовые ульи
   На улицы в вьюжном безлюдье,
   Твое ощущаю отцовство,
   Как повесть, что прервана грубо
   И плачет извечное детство,
   К тебе протянувшее губы.
  
   Второй отдельным трудом стала предлагаемая вниманию читателя семейная хроника "Нам выпал двадцатый век". Название несколько претенциозное, но придумалось оно как оригинальное (на сентябрь 2017 года поиском в Интернете точного соответствия не найдено).
   Во время работы над книгой я не раз задавал себе вопрос: стоит ли описывать подробно судьбы своих родных, среди которых не так много известных людей, публиковать их письма, найдут ли эти материалы читателя? И пришел к известному нехитрому выводу: надо запоминать и сохранять все то, что иначе необратимо и безвозвратно ушло бы в небытие, а ценность пусть определяют потомки.
   Я сохранил компоновку глав книги в порядке "от Веры Аркавиной", мне кажется, что такая нелинейность не помешает чтению.
   Нумерация источников помещена в конце книги. Ссылки на источники приводятся в квадратных скобках. На источники, не включенные в нумерованный список в конце книги, ссылки даются в круглых скобках. При передаче текстов документов явные ошибки и опечатки исправлены без оговорок. Цитаты из источников и документы приводятся по оригиналам - в современной, дореволюционной или смешанной орфографии. При воспроизведении документов в квадратных скобках приводятся комментарии составителя, например: [Надпись на письме рукой Е. Пешковой:], [1 слово неразборчиво] и т.д. Многоточия в квадратных скобках означают пропуски в тексте при цитировании составителем. Текст вне цитат - мой.
  

Сергей Аркавин

  
  
  

Вера Аркавина

(23.03.1901, Харьков - 27.05.1979, Харьков)

   Биография
  
   К началу работы над этой книгой наиболее полная биография Веры Аркавиной была опубликована в списке Научно-информационного и просветительского центра (НИПЦ) "Мемориал" [2]. В "Мемориале" ведется уточнение и корректировка биографий социалистов и ниже приводится биография бабушки, согласованная мной с Т.А. Семеновой из московского "Мемориала" в 2014 году.
  
   АРКАВИНА Вера Яковлевна (Левина, Аркавина-Левина; псевд. - Бобрикова И.) (23.03.1901, Харьков - 27.05.1979, Харьков).
   Социал-демократ. Дочь профессора медицины. Образование высшее филологическое. В апреле 1920 находилась в Харькове, была студенткой Харьковского института народного хозяйства и некоторое время ходила в кружок, организованный Д.И. Чижевским и занимавшийся культурными вопросами. 27.10.1921 г. арестована в Харькове во время выборов в Советы, но вскоре освобождена. На короткое время была арестована в 1922 в Ново-Николаевске. В 1922 г. жила в Москве, занималась партийной работой, была техническим секретарем Московского Комитета РСДРП. Арестована в Москве 4.03.1923 г. Приговорена в июне 1923 г. к 3 годам заключения в Соловецкий лагерь, отправлена в Архангельск. Участвовала в голодовке заключенных Архангельского лагеря. 23 августа 1923 г. с большой группой заключенных переправлена на Соловки, где по прибытии вся группа была избита. Была в это время тяжело больна и при избиении особенно пострадала. В декабре 1923 г. она направлена из Соловков в Москву в тюремную больницу, лежала в больнице Лефортовской тюрьмы с декабря 1923 г. по февраль 1924 г. В этот период ей была сделана серьезная операция, после которой она, судя по переписке с Красным Крестом, продолжала сидеть в тюрьме. 6 апреля 1924 г. В.Я. Аркавина, исходя из положительного решения вопроса о совместном отбывании срока с мужем, пишет заявление в ГПУ с просьбой назначить ей и мужу (находящемуся тогда в ссылке в Ташкенте) место совместной ссылки или заключения. 18 апреля ее неожиданно вывозят без вещей и еды в Суздальский политизолятор, несмотря на то, что на 19 апреля ею было получено разрешение на свидание с матерью. До июля отбывала срок в Суздальском политизоляторе, а с июля 1924 - вместе с мужем, Левиным А.Г., переведенным в Суздаль из ссылки в Ташкенте.
   В январе 1925 г. сослана в Ташкент, туда же был выслан А.Г. Левин, все дальнейшие приговоры в среднеазиатской ссылке получавший вместе с женой. В ночь на 22 июля 1926 г. В.Я. Аркавина была арестована в Ташкенте вместе с группой 14 политических ссыльных. Все они были изолированы друг от друга и сидели вместе с уголовниками. В.Я. Аркавина получила 3 года политизолятора, но приговор заменили на другой: постановлением Особого Совещания от 24.09.1926 г. приговорена к 3 годам ссылки в г. Фрунзе (ныне Бишкек). В 1929-30 гг. отбывала "минус" в Ташкенте. В 1930 г. снова арестована и сослана на 3 года в Петропавловск (Казахстан). 2 июля 1931 г. Вера Яковлевна пишет Е.П. Пешковой: "У моей дочери обнаружен туберкулез. Врач категорически настаивает на увозе из Петропавловска ибо климат здесь таков, что даже у меня - здорового человека процесс в легких стал активным ...я прошу коллегию ОГПУ разрешить мне отвезти мою дочь в Харьков к моей матери". В сообщении от 19.08.1931 в поездке ей было отказано, за девочкой приезжала бабушка - мать В.Я. Аркавиной.
   В 1933-35 гг. после окончания ссылки жила в Харькове, с 1934 г. - вместе с вернувшимся из ссылки мужем. В Харькове окончила Высшие курсы иностранных языков и получила квалификацию преподавателя-переводчика немецкого языка. В 1935 вместе с мужем выслана из Харькова, семья обосновалась в Симферополе, где В.Я. Аркавина работала преподавателем немецкого языка во 2-й украинской школе. Арестована 28.02.1938 г. УГБ НКВД Крымской АССР. Перенесла операцию в симферопольской тюрьме. Осуждена по ст. 58-10 УК РСФСР за связь с меньшевиками, приговорена 23.10.1939 г. Особым Совещанием при НКВД СССР к 3 годам ИТЛ. Отбывала наказание в Карагандинском исправительно-трудовом лагере (Карлаг). Освободилась весной 1941 года, вернулась в Харьков, выехала вместе с семьей в эвакуацию в Прокопьевск, откуда былв вскоре высланакуда-то в пределах Кузбасса. После 1945 г. она жила, испытывая сложности с пропиской, в Харькове. Реабилитирована 19.12.1957 г. Крымским областным судом. После реабилитации в 60-х ей дали в Харькове комнату в коммунальной квартире на 2 семьи. До конца жизни Вера Яковлевна жила в Харькове. Занималась литературной работой, на ее публикации есть ссылки в некоторых современных научных статьях. Писала воспоминания о РСДРП, часть из которых опубликована. Работала до последнего дня. Преподавала немецкий язык.
   Мать - Аркавина Фаня (Фейга) Абрамовна, отец - Аркавин Яков Сергеевич, брат - Аркавин Сергей Яковлевич, муж - Левин Абрам Григорьевич, дочь - Аркавина Элеонора Абрамовна, внук - Аркавин Сергей Генрихович.
  
   Вера Аркавина родилась в Харькове в семье профессора Якова Сергеевича Аркавина, известного клинициста-педиатра. Росла вместе со старшим братом Сергеем в просторном родительском доме на Сумской улице. Это была ассимилированная еврейская семья, воспитывавшая детей в русской культурной традиции, но сохранившая иудейское вероисповедание, о чем свидетельствует, например, свидетельство об окончании Верой Аркавиной в апреле 1918 года VIII дополнительного общеобразовательного класса харьковской женской гимназии Д.Д. Оболенской.
   Как и положено гимназистке тех времен, Вера была полна романтизма, увлекалась поэзией символистов. После революции Вера поступила в Харьковский институт народного хозяйства, где и встретила преподававшего там Абрама Левина. Полюбила его, прониклась идеями социал-демократии. В 1920 году вступила в партию меньшевиков - заметьте: не в ряды побеждавших тогда на всех военных и идеологических фронтах большевиков, а в партию их идейных противников. И уже в 1921 году была впервые арестована за принадлежность к РСДРП.
   Вот маленький штрих из воспоминаний Д.И. Чижевского о работе меньшевиков на Украине в 1919-1920 гг., в частности в Харькове, куда он приехал в апреле-мае 1920 г.: "Я попытался по киевскому образцу организовать кружок, занимавшийся культурными вопросами (самый младший из членов киевского кружка, Либерзон, сейчас врач в Спрингфильде), но молодежь в Харькове оказалась в общем не интеллигентной (несмотря на частичное происхождение из интеллигентных семей), кроме дочери одного профессора медицины (Аркавиной?)" [4]. Вопросительный знак поставлен Чижевским. Воспоминания написаны в США в послевоенное время и неудивительно, что памяти своей он уже не очень доверяет.
   Брак с А. Левиным был зарегистрирован примерно в 1921 году. Сохранился подаренный Абрамом Вере двухтомник "История живописи XIX века" Рихарда Мутера (Geschichte der Malerei des XIX Jahrhunderts von Richard Muther) с надписью: "Дарю тебе то, что люблю и что нашел для себя - книгу об искусстве. Абрам. 28/V-1921 г."
   Партийный псевдоним - Бобрикова И. бабушка получила, скорее всего, в 1922-23 годах в бытность техническим секретарем Московского комитета РСДРП [5]. Этот же псевдоним в 70-е годы она использовала при публикации своих воспоминаний в самиздате: "Бобрикова (Вера Яковлевна Аркавина, псевд. И.)" [6, С. 25].
   С первого ареста в 1921 году и до возвращения в Харьков после войны жизнь Веры Аркавиной представляла собой череду тюрем, лагерей и ссылок. После Соловков и Лефортово в 1924-25 годах она находилась в Суздальском политизоляторе вместе с мужем. Надо заметить, что такие места заключения в те годы были относительно привилегированными. Об этом говорит и само название - политизолятор. Там, в сущности, была ограничена только свобода заключенных, в остальном они жили достаточно комфортно для тюрьмы - могли получать литературу и продуктовые посылки с воли, супругам позволялось отбывать наказание вместе, как в случае Абрама Левина и Веры Аркавиной. Несмотря на такие льготы для политзаключенных, все-таки отмечу и повторю, что ограничена была такая малость, как свобода - всего-то. В 1937 году политизоляторы были преобразованы в тюрьмы особого назначения, многих узников расстреляли, а для оставшихся в живых привилегии закончились навсегда.
   С 1925 года ссылка отбывалась вместе с мужем в Средней Азии, где в 1927 году родилась дочь, Элеонора Аркавина. Отбыв ссылку, с 1933 года Вера с дочкой жила в Харькове в доме отца, а в 1934 году туда же из Средней Азии вернулся Абрам Левин. В Харькове Вера Аркавина окончила Высшие курсы иностранных языков и получила квалификацию преподавателя-переводчика немецкого языка (викладача-перекладача, как написано по-украински в ее удостоверении). Это и стало ее основной профессией на всю жизнь. Нелишне добавить, что Вера могла бы получить квалификацию преподавателя-переводчика и в части французского, и английского языков, которыми владела почти на одном уровне с немецким.
   После высылки из Харькова в 1935 году семья жила в Симферополе. Вера работала преподавателем немецкого языка во 2-й Украинской школе. 11 сентября 1937 года был арестован Абрам Левин, а 28 февраля 1938 года арестовали Веру.
   Элеонора Аркавина вспоминала: "В 1938 году мы с бабушкой ездили в симферопольскую тюрьму на свидание к матери. Ей там сделали операцию. Обращение с заключенными в этой тюрьме было более или менее гуманным. Начальником там был человек по фамилии Вандт. Вскоре и его арестовали" [1]. Добавлю к воспоминаниям мамы, что гуманность Вандта была исключением на фоне всеобщего зверства и пыток. На должности наркома НКВД Крымской АССР в 1937-38 гг. побывали К. Павлов, А. Михельсон и Л. Якушев (Бабкин), среди них Лаврентий Якушев отличался особой жестокостью и садизмом [7].
   Чем жила Вера Аркавина после ареста в 1938 году? Конечно, думами об арестованном муже, дочери, всех родных и друзьях. И вот что еще могут сказать ее стихи, сложенные в то время или по воспоминаниям о том времени:
  
   Испания, прости меня,
   Что не сумела быть с тобою,
   Ты вся на линии огня,
   Я - за бессмысленной стеною...
  
   Заключенная Вера Аркавина не была сломлена. Из неволи сердце ее рвалась в Испанию, "где судьбы мира, не Астурий друзьям приходится решать".
  
   С учетом плохого состояния здоровья Вера Аркавина получила мягкий по тем временам приговор: осуждена по ст. 58-10 УК РСФСР за связь с меньшевиками, приговорена 23.10.1939 г. Особым Совещанием при НКВД СССР к 3 годам ИТЛ. Отбывала наказание в Карагандинском исправительно-трудовом лагере (Карлаг). Освободилась весной 1941 года и вернулась на короткое время в Харьков.
   С началом войны Вера уехала в эвакуацию в Прокопьевск вместе с семьей. Однако, через какое-то время ее из-за паспортных ограничений выслали оттуда,- куда, к сожалению, неизвестно.
  
   Элеонора Аркавина со слов своей матери считала, что никто из друзей Абрама Левина и Веры Аркавиной не пережил 1937-1938 годов. Она называла фамилии товарищей по партии: братья Резуль, Зорохович, Валентина Сарианаки, Розин, Сафронович [1].
   В наше время по Списку социалистов и анархистов на сайте "Мемориала" и из других ресурсов в Интернете удалось уточнить годы жизни арестованных соратников и друзей. Вот сделанная мной выборка из списка [2]:
  -- (Зарохович) (Зарахович, Зорохович) Лев Михайлович (Савелий) (1887, по др. данным 1883 - не ранее 1938). Социал-демократ.
  -- Резуль Яков Григорьевич (1888-1941, по др. данным 1942). Социал-демократ. (Жена - Софронович Ревекка Абрамовна.)
  -- Софронович Ревекка Абрамовна (ок. 1900 - не ранее 1970-х гг.). Б/п, по делу социал-демократов.
  -- Розин (Рабинович, Розин-Рабинович) Борис Яковлевич (Монес) (1894-17.11.1937). Социал-демократ. Бунд. (Жена - Софронович Сима Абрамовна, дочь - Инна)
  -- Софронович Сима Абрамовна (ок. 1900 - ?). Б/п, по делу социал-демократов.
  -- Сарианаки Валентина Федоровна (1900 - ?). Социалист-революционер.
   Из издания "Почетные доктора Томского университета" [8] я узнал, что Валентина Сарианаки пережила большой террор, годы ее жизни: 1900-1972. Кроме того, выяснилось, что Валентина Сарианаки была женой социал-демократа Эмиля Ильича Конторовича (1903-1937) который встречался с Абрамом Левиным и Верой Аркавиной в Харькове и Средней Азии, а с Верой мог быть и в одной партии политзаключенных на Соловках в 1923 году. Эмиль Ильич Конторович был арестован последний раз в 1937 в Харькове. Во время следствия выбросился из окна и погиб [2]. Сын Валентины Сарианаки и Эмиля Конторовича - Алексей Эмильевич Конторович, выдающийся ученый, академик, доктор геолого-минералогических наук - в 2014 году отметил свое 80-летие.
   Таким образом, из этого списка соратников как минимум двоим - Валентине Сарианаки и Ревекке Софронович - удалось выжить после ареста.
   Меньшевичку Симу Софронович из Харькова вспоминает в своей книге Анна Гарасева [9], анархистка, дружившая с А. Солженицыным и принимавшая активное участие в сборе и хранении материалов для его книги "Архипелаг ГУЛАГ". Гарасева и Софронович встретились на этапе в Верхнеуральский политизолятор. Даже такие краткие, воспоминания - это память для семьи и важнейшая информация для историка.
   В записках Б.А. Бабиной "Февраль 1922" (публ. В В. Захарова) приведено краткое воспоминание Веры Аркавиной периода среднеазиатской ссылки о социалисте-революционере, самодеятельном астрономе М.С. Жукове:
  
   Михаил Степанович Жуков (1893-1937?) пытался получить астрономическое образование в Моск. ун-те (1914-16), но ушел, не кончив курса, в револ. деятельность. Нам мало известно о его жизни в 1917-22, но среди левых с.-р. он был фигурой заметной. В 1919 (?) вместе с И.К. Каховской ездил на Юг, чтобы организовать покушение на Деникина (Каховская там заболела, и Жукову пришлось вывозить ее из Ростова). Сосланный в Ташкент (июль 1922), устроился осенью 1922 научн. сотрудником в астрономич. обсерваторию -- и с этого времени отдался науке с той же страстью, с какой до того занимался политикой. Потеряв штатное место, продолжал работу там же. В.Я. Аркавина вспоминает о нем: "Михаил Жуков был слеплен из особой глины, из которой лепятся подлинные ученые. Это был человек настойчивой научной целенаправленности и пытливости. Его работоспособность была поразительна и уступала только его внутренней дисциплине. Я помню несколько августовских ночей, когда астрономы всего мира наблюдают за метеорными потоками. Михаил поднимался на обсерваторскую вышку после дня интенсивной работы в своем солнечном павильоне. Нам, двум его помощникам-добровольцам, приходилось наблюдать, как он в непосильной усталости засыпал с головой, запрокинутой в небо. Боясь будить его, мы записывали нужные данные: время (с точностью до полусекунды) и созвездие, где замечена была вспышка метеора. Очнувшись от сна, Жуков бежал во время узаконенного перерыва в последние пять минут часа на соседнюю вышку для сравнения наших и их данных в те минуты, когда мы вели наблюдение самостоятельно. Как часто ему было непосильным не задремать и в следующие 55 минут наблюдений. Несколько часов сна, крепкий чай, вскипяченный в колбе, -- и вновь начинался рабочий день".
   [...]
   "На взгляды Жукова навесили табличку "идеализм". И все же он продолжал работать так же настойчиво, исступленно все эти годы, вплоть до 36-го или 37-го, когда был арестован. /.../ Он и его жена исчезли бесследно. Это исчезновение было для него особенно трагично, т.к. внутренне он уже не был связан с тем, в чем их обвиняли" (В.Я. Аркавина)" [10, С. 69-70]
  
   В рассказе о Вере Аркавиной, ее родных и товарищах по партии я не один раз буду ссылаться на замечательную книгу воспоминаний Н. Баранской "Странствие бездомных" [12]. Наталья Владимировна Баранская была талантлива во всех своих ипостасях - литературоведа, писателя и ученого (она участвовала в создании музея А. С. Пушкина в Москве и сыграла решающую роль в его становлении). "Странствие бездомных" дает многие картины яркой и очень непростой жизни автора, хотя, прежде всего - это рассказ о ее родителях: меньшевиках Любови Николаевне Баранской (Радченко) и Владимире Николаевиче Розанове. Любовь Николаевна стала меньшевичкой, порвав с большевиками и лично с Лениным, с которым по партийной работе была тесно связана, в частности, в организации газеты "Искра". Любовь Радченко была близко знакома с Абрамом Левиным и Верой Аркавиной. Мне мальчишкой посчастливилось несколько раз видеть Любовь Николаевну в Москве, об этом я расскажу дальше. Из книги Н. Баранской известно, что в 1931 году в Петропавловск казахстанский прибыли ссыльные Любовь Радченко и Ляля Абрамович, через некоторое время Радченко была направлена в Кокчетав. Значит, обе они общались некоторое время с Верой Аркавиной и Абрамом Левиным в Петропавловске. У меня хранится послевоенное фото Лидии Евсеевны Абрамович ("Ляли") и моей бабушки.
   Веру Аркавину вспоминают в свою очередь знакомые по среднеазиатской ссылке. Имя ее всплывает в деле анархистов Б. М. и Е. В. Власенко, связанном с делом "Ордена Света" - одной из составных частей Ордена российских тамплиеров. Это возникшее в начале 20-х сообщество духовной оппозиции большевистской власти было уничтожено к 1940 году. История возникновения и гибели Ордена теперь известна, опубликованы биографии участников, материалы следственных дел, обвинительные заключения. Вот небольшой фрагмент из протокола допроса Евгении Владимировны Власенко [13, С. 214-215]:
  
   "ПОКАЗАНИЯ ВЛАСЕНКО Е.В. 23.01.35 г.
  
   ВОПРОС: Скажите, откуда Вы ездили в Петропавловск к Л.Н.АКСЕНОВОЙ и в каком месяце были там?
   ОТВЕТ: В Петропавловск я ездила из г. Ташкента в июне 1931 г. Там у Л.Н.АКСЕНОВОЙ была моя мать, приехавшая немного раньше меня из г. Москвы. Из г. Петропавловска, пробыв там около двух месяцев, я вместе с матерью выехала в г. Москву. В конце сентября из Ташкента на время отпуска в Москву приехал мой муж Борис Михайлович уже после освобождения после ограничений. В конце октября я с мужем вернулась в г. Ташкент.
   ВОПРОС: Будучи в г. Петропавловске, с кем Вы познакомились из ссыльных анархистов и других?
   ОТВЕТ: Познакомилась с ПОЗИНОЙ З.Л., ПАЛЬМОВЫМ Павлом Павловичем, СОЛОНОВИЧЕМ Сергеем Алексеевичем и его женой Ниной, с эсером СОРОКИНЫМ Ф.Д., с меньшевичкой АРКАВИНОЙ Верой Яковлевной и ее мужем, ЛЕВИНЫМ А. и БЕЛЕНЬКИМ Захаром Давыдовичем".
  
   Меньшевики В.Я Аркавина, А.Г. Левин и З.Д. Беленький, а также эсер Ф.Д. Сорокин отношения к анархизму или анархо-мистицизму не имели, поэтому их дальнейшей "разработки" не последовало. Были среди ссыльных и секретные осведомители, например, указанный Е.В. Власенко Пальмов, которого она ошибочно назвала Павлом Павловичем, настоящее имя-отчество - Михаил Михайлович [13, С. 216, 240]. Он был поэтом-имажинистом из Нижнего Новгорода. Сотрудничество с чекистами не спасло, М. Пальмов был расстрелян в 1938 году.
   Вернемся к жизнеописанию Веры Аркавиной. В 1945 году она приехала из Кузбаса в Харьков. Сохранился подаренный дочери (вероятнее всего, присланный почтой) небольшой альбом Дюрера с надписью: "Дюрер был нашим любимым художником: А.Г. и моим. Пусть он будет подарком от нас обоих к 11/XII-45 года". 11 декабря - день рождения Абрама Левина. То есть, в 1945 году мать и дочь не знали о гибели Абрама Левина в 1938 и надеялись, что он жив.
   До войны семья покойного Я.С. Аркавина жила в подаренной советской властью квартире, в одной из комнат которой Вера поселилась после войны. В руках у меня документ на половинке машинописного листа:
  

УССР

ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ КОМИТЕТ

ХАРЬКОВСКОГО ОБЛАСТНОГО СОВЕТА

ДЕПУТАТОВ ТРУДЯЩИХСЯ

  
   N 2-28 27 июля 1946г.
  
   ЗАМ. ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ИСПОЛКОМА ГОРСОВЕТА ДЕПУТАТОВ ТРУДЯЩИХСЯ
   тов. АНТОНОВУ
   ------------------------
  
   Научный работник тов. АРКАВИНА проживала в своей дарственной квартире в доме по ул. Сумской N 24 кв.2
   В свое время т. Аркавина имела паспорт. ограничения.
   После разбора директивными органами ограничения с т. Аркавиной были сняты, а за это время в ее квартиру был вселен тоже научный сотрудник тов. ЛУНДИН.
   В заявлении на имя депутата Верховного Совета СССР тов. ВОЛОШИНА И.М. т. Аркавина просит выделить ей 13 кв. метров в ее дарств. квартире из общей площади, занимаемой в настоящее время т. Лундиным, в 40 кв.м.
   По поручению тов. ВОЛОШИНА И.М. прошу Вас вызвать тов. ЛУНДИНА и произвести раздел жилплощади, предоставив т. Аркавиной 13 кв. метров из общей квадратуры.-
  
   Пом. Председателя Исполкома
   Харьковского Облсовета депутатов
   трудящихся [подпись] /Г. Котляр/
  
  
   Насколько я помню по рассказам бабушки, ей нелегко удалось добиться разрешения вселиться в комнату в родной квартире (на иное жилье тогда она претендовать не могла). Жизнь в соседстве с Лундиным оказалась несладкой, тот очень старался выселить соседку, и в дальнейшем бабушка неоднократно меняла места жительства. Так, например, письмо N 7д-6090-57 от 6 ноября 1958 года "Гр-ке АРКАВИНОЙ В.Я." из Главной военной прокуратуры о реабилитации Абрама Левина пришло по адресу: г. Харьков, 24 п/о, до востребования, а справка о реабилитации мужа получена с сопроводительным письмом N 4н-06411/57 от 4 декабря 1958 года из Военной коллегии Верховного суда Союза ССР уже по адресу: Харьков-13, Даниловский пер., д. 29.
   Вместе с Верой из квартиры в квартиру кочевали отцовское кресло, письменный стол и еще немного мебели, которую ей удалось вернуть после войны. Сохранилось фото Веры Аркавиной 1950 года в отцовском кресле на фоне неуюта очередного ее жилья. В видавшем виды, но все еще изящном пальто с меховыми оторочками, молодая в свои 49 лет и непреклонная - назло всем невзгодам, а чем дается эта непреклонность говорит подпись для дочери на обороте фото: "Такой приснюсь своим врагам!" или "Нераскаявшаяся (вернее "позднокающаяся") Магдалина. Сохрани меня, Норочка, и такой! Мама. 20. III 50 г".
   В 60-х годах Вера Яковлевна получила хорошую светлую комнату в двухкомнатной коммунальной квартире на площади Розы Люксембург, которая и стала ее жильем до конца жизни. Она и работала до последнего дня. Преподавала немецкий язык. Очень много путешествовала по стране, писала стихи, рассказы, статьи.
   Вера Яковлевна поддерживала дружеские отношения с меньшевичкой Софьей Моисеевной Зарецкой (1882-1964). Зарецкая до революции работала техническим секретарем социал-демократической фракции в Думе. Вместе с Абрамом Левиным заседала в 1917 году во Временном Совете Российской Республики (Предпарламенте). Прошла долгий путь по ссылкам, тюрьмам и лагерям ГУЛАГа.
   Последние годы жизни Зарецкая провела сначала в Полтаве у дочери В.Г. Короленко Софьи (1886-1957), работавшей директором музея писателя, а после смерти Софьи - в инвалидном доме в городе Пирятине близ Полтавы. Сестра Софьи, Наталья Короленко-Ляхович (1888-1950) жила в Москве, но часто приезжала в Полтаву. Вера Яковлевна была дружна с обеими сестрами. Жизнь и деятельность Владимира Короленко, по-моему, были одним из главных нравственных ориентиров моей бабушки. Благодаря ей, я прочел в юношеские годы "Историю моего современника" А Софью Моисеевну Зарецкую Вера Аркавина навещала и поддерживала до самой ее смерти.
   О жизни С.М. Зарецкой в Полтаве вспоминает и Н. Баранская:
  
   ... Я обещала, что скажу о каждом из маминых друзей, товарищей по партии меньшевиков, хоть то немногое, что вспомню или смогу узнать, потому что, боюсь, о них не скажет никто.
   В маминых бумагах нашлась автобиография Софьи Моисеевны, написанная, вероятно, тогда, когда Зарецкая хлопотала о пенсии. Тут вся ее жизнь: революционная деятельность, работа до 1917 года. А в сложенных страницах -- листок записей, сделанных мамой и дополняющих сведения Зарецкой о себе: "1-й арест в 1931 г. в Москве -- 3 года Алатырь-Чувашской...". И затем от возвращения в Москву в 1934 году перечислена цепочка арестов, ссылок в лагерь, в котором С. М. дважды прибавляли срок. Последняя мамина запись: "Итого репрессии продолжались беспрерывно с 1931 по 1952 г.". После этого уже серьезно больная С. М. приехала в Полтаву, где ее приютили дочери В. Г. Короленко, долго лежала в больнице -- здоровье ее было разрушено. Совсем беспомощная, закончила она жизнь в инвалидном доме в городе Пирятине близ Полтавы.
   С. М. Зарецкая пережила маму и успела откликнуться на ее смерть: "Всё думаю о ней, вспоминаю всё из общей с ней жизни. Потеря такого друга для меня -- большое горе" (25.10.1960) [12].
  
   В воспоминаниях Н. Баранской есть неточность. После 1952 года Зарецкую не могли приютить обе дочери Короленко, потому что Наталья к тому времени умерла, если, конечно, в многочисленных источниках в Интернете годы ее жизни указаны правильно.
   В 50-60 годах В. Аркавина составляла список членов меньшевистской партии и их краткие биографии. Поскольку А.Г. Левин шел в нем под номером 198, можно предположить, что этот список (составленный в алфавитном порядке) включал в себя несколько сот фамилий. К сожалению, сам список до нас не дошел, но работа Веры Аркавиной не пропала. Теперь я понимаю, что это был коллективный труд многих людей, ныне отраженный в списках "Мемориала", и бабушка внесла в него свой посильный вклад.
   В 1970-е годы воспоминания Веры Аркавиной о РСДРП были записаны Е.Е. Захаровым. Нынешнему молодому читателю, возможно, будет интересно узнать, что за сам факт записывания и распространения воспоминаний о партии меньшевиков в то время грозил вполне реальный тюремный срок. Я связывался с Евгением Ефимовичем, к сожалению, пока в его обширном архиве воспоминания бабушки не нашлись. Вот что он написал мне 14.03.2012 года:
  
   Здравствуйте, Сергей!
  
   Да, я действительно во второй половине 70-х годов много общался с Верой Яковлевной, она была одним из читателей самиздата, который я распространял. Я бывал часто у нее в гостях, в квартире на втором этаже большого дома на площади Розы Люксембург, ее большое окно как раз было над подворотней, ведущей во двор, а на первом этаже там тогда был ювелирный магазин. Помню и ее стихи, острые и публицистические. Я тогда же записал ее воспоминания, затем напечатал их на машинке. Я отдал их для публикации в самиздатский альманах "Память", и если мне моя память не изменяет, частично они были опубликованы в одном из номеров "Памяти" за границей. Материалы из "Памяти" затем перепечатывали в альманахе "Минувшее", надо проверить, есть ли публикация там. В Московском "Мемориале" есть все эти издания, у нас - частично, отдельные выпуски "Памяти" и почти все выпуски "Минувшего". Мне нужно посмотреть эти книги, и я смогу это сделать в начале следующей недели, когда попаду в Харьков - сейчас я в командировке.
   Что касается машинописи - затрудняюсь сказать, осталась ли у меня копия. Одну или две копии забрала Вера Яковлевна, одну я передал в "Память". Судя по всему, должна была остаться еще одна копия, но чтобы понять, есть ли она, надо разобрать мой огромный архив. Какие-то тексты я был вынужден уничтожить в начале 80-х, когда была ощутимая угроза ареста, какие-то перепрятывал... Но эту машинопись я должен был сохранить - тексты, которые были только у меня, я не мог уничтожить. В общем, пока на Ваш вопрос ответить ясно не могу.
   Эти воспоминания представляли собой несколько отдельных фрагментов периода 1918-1930 гг., в основном о репрессиях против социал-демократов и их житье в условиях несвободы. Всего было страниц 50-60 машинописи, и назвать это законченными воспоминания нельзя, скорее отрывками.
   Я думаю, Вам следовало бы посмотреть, если Вы это еще не сделали, восстановленную тогда, в конце 70-х по таким вот устным рассказам и воспоминаниям историю партии социал-демократов после Октябрьского переворота - там много сюжетов касались Вашей бабушки. Она ведь была, если я не ошибаюсь, замужем за членом ЦК этой партии Левиным. Этим восстановлением занималось тогда несколько человек, и, в том числе, теперешний председатель "Мемориала" Арсений Рогинский.
   А где Вы живете, в Москве? Если да, - поговорите на эту тему с Арсением.
  
   Всего Вам самого доброго,
   с уважением,
   Е.З.
  
   Тепло отозвался о бабушке и председатель правления правозащитного и благотворительного общества "Мемориал", Арсений Рогинский, написавший мне 16.03.2012 года: "Бабушка Ваша - чудесный человек была. Я имел счастье с ней быть знакомым. Увы, мало что помню из наших разговоров. Эта особенность моей памяти - стираю. Она много мне (нам) помогала..."
   Помощь, о которой упоминает Арсений Борисович, касалась составления самиздатских сборников исторических работ "Память", которые с 1978 года стали публиковаться за границей.
   Бабушка была заядлой путешественницей. Прошла уже в очень зрелые годы множество туристских маршрутов: от Прибалтики до Алтая. На туристическом теплоходе проплыла по Енисею, была очень впечатлена красотой Красноярского края. Я еще был дошкольником, когда она приехала во Львов, и мы совершили с ней путешествие по Закарпатью, побывали в Мукачево и Ужгороде. Как-то во время моих летних каникул мы несколько дней ездили по историческим и литературным музеям Подмосковья. Помню музейный комплекс "Новый Иерусалим" в Истре, усадьбы Мураново, "Мцыри" (тогда санаторий), Суханово (тогда дом отдыха). Бабушка ездила по стране с туристическим рюкзаком за спиной. Было в этом что-то трогательное, ассоциирующееся у меня почему-то с духом демократов-разночинцев (кстати, она высоко чтила Н. Чернышевского). Повсюду бабушка таскала с собой фотоаппарат "Смена", а потом после поездок присылала свои фото (проявляла пленки и печатала фото самостоятельно). Мне она подарила следующую модель фотоаппаратов этого семейства - "Смену-2", работоспособную до сих пор.
   В ленинских Горках мы с бабушкой тоже побывали. Надо сказать, что свои социал-демократические убеждения бабушка мне в мои школьные годы не навязывала и позднее в диссидентское движение не вовлекала, разве что несколько самиздатовских книг дала прочитать. Уже в 70-е годы бабушка говорила мне, что помогает материально политическим заключенным. Почему бабушка не оставила более развернутых воспоминаний о своей жизни и РСДРП, чем те, которые записал Е. Захаров, ведь при ее владении пером такие воспоминания вместе со стихами могли стать главным произведением ее жизни? Может быть, ответ на этот вопрос она дала в следующих строчках:
  
   ... Не возвращайся тем путем,
   Которым вместе шла с любимым:
   Откажут выдержка и силы,
   Займется сердце вдруг огнем
   И горечью невыносимой...
  
   В Москве у бабушки было много друзей и товарищей по партии, тюрьмам и ссылкам.
   Лучшую свою подругу бабушка ласково звала: Буня, Бунечка. Это была Буня Натановна Маслянская, жена социалиста Якова Иосифовича Горенштейна. С Яковом и Буней Вера Аркавина и Абрам Левин познакомились и встречались, вероятнее всего, в среднеазиатской ссылке. В 1936 году Яков Горенштейн был арестован во Фрунзе и расстрелян на Дальнем Востоке 26 октября 1937 года по приговору тройка при УНКВД по Дальстрою. После ареста мужа Буня Маслянская жила в Тамбове, работала секретарем-машинисткой. Была арестована и приговорена: Особым совещанием при НКВД СССР 12 октября 1941 года к 5 годам ИТЛ.
   Мы не раз ездили на метро в гости к Буне. Жила она на 15-ой Парковой улице в Измайлово в отдельной комнате "общежития-малосемейки". Это была очень приветливая небольшого роста женщина
   В Москве бабушка встречалась также со своей гимназической преподавательницей Надеждой Александровной Конисской, написавшей на подаренной Вере Яковлевне фотографии: "На добрую память моему другу Верочке Аркавиной, необыкновенному человеку, сердечному, глубоко чувствующему. От бывшей преподавательницы Н. Конисской".
   Именно бабушке я обязан первым знакомством с островом Кижи. В 1958 году она приехала к нам в Петрозаводск, и мы отправились в Кижи на рейсовом теплоходе "Лермонтов". Быстроходных судов на подводных крыльях тогда еще не было, и путь до острова занял больше трех часов. На острове мы с бабушкой провели 2 дня, ночевали в гостинице-дебаркадере. Мы были единственными туристами на острове, и церкви нам открывал плотник-реставратор, может быть, даже сам знаменитый Михаил Мышев. Он долго с бабушкой разговаривал о своем ремесле.
   Ездили мы с ней и в Кондопогу полюбоваться знаменитой Успенской церковью. А в начале 70-х бабушка из Петрозаводска одна поехала на туристическом теплоходе на Соловки - через 50 лет после пребывания на острове в качестве заключенной. Каково ей было там ходить с экскурсиями? Наверное, хотелось почтить память погибших друзей. Вернувшись в Петрозаводск, она рассказала нам, что в программу экскурсий информация о Соловецком лагере особого назначения не входит. Правда, находятся экскурсоводы, все же хоть что-то рассказывающие про СЛОН.
   В 2003 году, через 80 лет после бабушки я побывал на Соловках - приезжал туда с друзьями на однодневную экскурсию. Время позволило пройти только сам монастырь и музей ГУЛАГа, который впечатлил выразительностью оформления, но лично мне хотелось бы более детальной экспозиции, может быть, на дополнительной музейной площади. После этого дня на Соловках осталось желание побывать здесь еще раз и взглянуть на лагерные места, где полгода была в заключении бабушка.
   В 2008 году мы вместе с женой провели неделю на Соловках. Если 15 июля 2003 г., в первый мой приезд на Соловки, стояла жаркая летняя погода (в Святом озере плескалась детвора), то конец июля - начало августа 2008 года было больше похоже на позднюю осень, даже предзимье. Мы побывали на всех островах архипелага кроме Анзера - неисправность катера помешала. Много прошли пешком и проехали на велосипедах. Ближе познакомились с этой православной и культурно-исторической святыней России и на все времена - местом памяти и скорби по всем замученным в Соловецком лагере особого назначения и остальных лагерях ГУЛАГа.
   Первые политзаключенные в 1923 году содержались в Савватьево, вскоре из-за переполнения помещений часть их была переведена на остров Большая Муксалма, туда же поступали новые партии социалистов. В своей машинописной биографии для списка членов РСДРП Вера Аркавина упоминает пребывание и в Савватьево, и в Муксалме.
   Вот, что в точности было написано в "Социалистическом вестнике" (1923, сдвоенный номер 17-18, стр. 16, статья "Избиения") о прибытии партии политзаключенных с Верой Аркавиной на Соловки:
  
   Савватеевский скит уже не может вместить всех продолжающих прибывать социалистов Последние партии, в составе которых были тт. Кушин, Кушина, Аркавина, Лурье, Кричевский, 23 с.-р-а, пересланных из Ново Николаевска и только что вынесших в Архангельске голодовку и др., еще не имели назначения.
   В ночь на 23 августа вся эта партия, подверглась зверскому, заранее организованному избиению. Заранее была подобрана стража, распределены роли, приготовлены веревки, и полотенца и т. д.
   Непосредственный повод и подробности избиения еще не известны Очень пострадала тяжело больная Вера Аркавина. Вся партия была связана и, по слухам, отправлена в Новоозерский скит.
  
   Какие еще есть сведения о жизни политических заключенных на Соловках в 1923-24 годах? Вот что написала Н.Б. Богданова, дочь видного меньшевика Бориса Осиповича Богданова:
  
   Из Пертоминска на Соловки 1 июля 1923 г. было переведено около двухсот человек. Всех поместили в Савватьевском скиту в четырнадцати километрах от Кремля в глубине Большого Соловецкого острова. Расселились по фракциям: меньшевики и эсеры заняли большой двухэтажный кирпичный дом, анархисты и левые эсеры -- деревянный двухэтажный флигель напротив. Между этими строениями -- основная территория для прогулок, размером примерно триста на сто метров с деревьями. К главному корпусу примыкала церквушка, а позади него -- небольшое озеро. По периметру внутренней зоны, включавшей в себя оба дома, церковь, площадку между домами и часть озера, проходила двухрядная ограда из колючей проволоки. Вне оцепленной зоны находились баня, две сторожевые вышки и двухэтажный дом, в котором размещались администрация, караул, и там же проходили свидания.
   Администрация, соблюдая на первых порах традиции царских тюрем в отношении политзаключенных, была вхожа на территорию лагеря только на время поверок, все остальное общение шло через старост, избираемых на фракционных собраниях. Заключенные образовали коммуны и подчинялись ими же выбранному режиму самоуправления и самообслуживания. Они сами готовили пищу из продуктов, привозимых из Кремля, с добавлением того, что посылал Красный Крест и родственники, сами убирали, топили и прочее. В полуподвале главного корпуса оборудовали кухню, прачечную, мастерские, в церкви -- клуб. За пищей насущной не забывалась и пища духовная: изучались языки, Штудировались история, политэкономия, социология, работали кружки различного профиля, читались лекции, устраивались диспуты. Библиотека, укомплектованная в основном книгами, присылаемыми Красным Крестом, содержала много классической и современной литературы. В переплеты некоторых присылаемых книг монтировался перепечатанный на папиросной бумаге "Социалистический Вестник", с жадностью читавшийся заключенными. Выпускались заменявшие газету еженедельные фракционные журналы, и кроме них -- художественный общественно-политический журнал "Сполохи" со стихами, рассказами, статьями политического содержания. Две тетрадки этого журнала были найдены на чердаке главного корпуса бойцами расквартированной в нем части в 1955 г. и тут же были отобраны гэбистами, об этом я читала в "АиФ" N 16 за 1989 г. Проводились шахматные турниры. Иногда в клубе устраивались музыкальные вечера, театрализованные представления. Влюблялись, женились, разводились. Жили. На маленьком островке относительной свободы и человеческого достоинства, посреди океана ужасов остальных заключенных Соловецкого архипелага -- "уголовников", с каторжным трудом, голодом, издевательствами, изощренными пытками, расстрелами. "Знали ли Вы об этом?" -- спросила я В. О. Рубинштейна. "Кое-что знали, кое о чем догадывались. Сведения проникали через рабочих-ремонтников, возчиков хлеба и продуктов, хотя их общение с нами было строжайше запрещено. Подозревали, что на Секирной горе творятся черные дела, но выстрелов и криков не слышали. (Крепко спали, наверное, ведь совсем зеленые мальчики!)
   Между тем, многие знали. И даже, как могли, реагировали. Об этом я вычитала в письмах политзаключенных Савватьевского скита. В одном из них, написанном в августе 1924 г., сообщается, что в связи с расстрелом трех кронштадтцев и последовавшей после него голодовкой, в адрес ЦИКа была послана телеграмма протеста от имени коммуны в Савватьево... [14, С. 100-101]
  
   А так написал о заключенных социалистах на Соловках известный историк социалист Сергей Мельгунов, высланный за рубеж в июне 1922 года:
  
   Характеристику этой "красной каторги" на Соловецких островах мы найдем в письме из Россiи, напечатанном в No. 31 "Революцiонной Россiи".
   "Главное ея отличiе от дореволюцiонной каторги состоит в том, что вся администрацiя, надзор, конвойная команда и т.д. - все начальство от высшаго до низшаго (кроме начальника Управленiя) состоит из уголовных, отбывающих наказанiе в этом лагерe. Все то, конечно, самые отборные элементы: главным образом чекисты, приговоренные за воровство, вымогательство, истязанiя и прочiе проступки. Там, вдали от всякаго общественнаго и юридическаго контроля, в полную власть этих испытанных работников отдано безправное и безгласное населенiе "красной" каторги... Эти ходят босые, раздетые и голодные, работают минимум 14 ч. в сутки и за всякiя провинности наказываются по усмотрeнiю изобрeтательнаго начальства: палками, хлыстами, простыми карцерами и "каменными мешками", голодом, "выставленiем в голом виде на комаров"...
   Савватьевскiй скит, где заключены соцiалисты, находится в глубине острова, он занимает десятину земли и кусочек озера и окружен колючей изгородью. "Там, в доме, разсчитанном человeк на 70, живет в настоящее время 200 человек соцiалистов разных оттeнков и анархистов. В предeлах этого загона им предоставлена полная свобода: они могут голодать, болеть, сходить с ума и умирать совершенно безпрепятственно, без малeйшей попытки администрацiи вмeшаться в их внутреннiя дела. Разговоры с начальником управленiя Ногтевым до последней степени просты, откровенны и циничны. На попытку предъявить ему требованiя он отвeтил приблизительно так: "Вам давно пора понять, что мы победили, а вы - побежденные. Мы совсем и не собираемся устраивать так, чтобы вам было хорошо, и нам нет дела до вашего недовольства". На угрозу массовой голодовки он ответил: "По-моему, вам гораздо проще сразу повеситься, до такой степени это безнадежно". Трудность и продолжительность пути на Соловецкiе острова лишает родственников возможности оказывать им сколько-нибудь существенную матерiальную поддержку, а казеннаго пайка хватает только, чтобы не умереть с голоду. Тяжело больные и помешанные совершенно лишены возможности пользоваться медицинской помощью и находятся в общих камерах, среди шума и тeсноты. Добиться же их перевода на материк совершенно безнадежно. На островe имeется больница, но врачи в ней опять-таки штрафные чекисты...
   Но страшнее всего для заключенных не условiя содержанiя, а ожиданiе прекращенiя сношенiй с мiром на 8 месяцев. Что произойдет за это время, неизвестно. И теперь письма из Соловков почти не доходят по назначенiю. И теперь с.-р. сибиряков связанными увезли насильно на другой остров, где они совершенно отрезаны от товарищей из Савватiева. [15]
  
   Относительно спокойная жизнь заключенных-социалистов довольно скоро закончилась. 19 декабря 1923 года за нарушение режима охрана открыла огонь по заключенным, пять эсеров были убиты, еще один умер через неделю в больнице. Несмотря на попытки скрыть убийство, оно получило огласку во всем мире под названием "Савватьевский расстрел", большевицкая власть была даже вынуждена опубликовать маленькую заметку в "Известиях".
   7 августа 2013 года в поселке Соловецкий был установлен памятник узникам соловецких "политскитов" 1923-1925 гг., а 8 августа 2013 года в Савватьево был установлен памятный знак с именами погибших. Принимавший деятельное участие в установке этих первых в России памятников социалистам и анархистам, боровшимся с большевистским режимом, историк Константин Морозов написал 13.08.2013 года в своем блоге в Интернете (URL: http://kmorozov.livejournal.com/3522.html (дата обращения: 19.05.2014): "Этот расстрел стал своего рода Рубиконом, перешагнув который большевистский режим показал всем, что он готов сознательно и планомерно стрелять даже в бывших товарищей по революционной борьбе".
   Летом 1925 года политзаключенные все же добились перевода на материк. На их долю, действительно, выпало значительно меньше беззакония и произвола по сравнению с другими категориями Соловецких заключенных. А для оставшихся на Соловках продолжалась "перековка" - устраивались музыкальные и театральные представления, выпускались журналы, велись научные изыскания... Если среди основателей лагерей и встречались романтики, искренне желавшие "железной рукой загнать человечество к счастью", как гласил известный большевистской лозунг, то очень быстро от такого желания осталась в наличии только железная рука, творящая издевательства, пытки и убийства. Единственным плюсом "перековки", по-моему, была возможность еще для какого-то количества лагерников выжить на должностях научных сотрудников, библиотекарей, редакторов, музыкантов, актеров - позже заключенных на подобных работах стали называть "придурками".
   Лидерами меньшевиков на Соловках являлись Богданов Борис Осипович, Кушин Иван Александрович, Петренко Петр Семенович [14, С. 104]. Брат и сестра Кушины были в одной партии заключенных с Верой Аркавиной.
  
   КУШИН Иван Александрович
   (1889 - ?). Социал-демократ. Один из видных руководителей меньшевиков. Секретарь Московского бюро центральной области РСДРП. Был помощником редактора "Известий" Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, секретарем "Рабочей газеты" и "Луча". Арестован в 1918. В записке Каменева Дзержинскому от 5.9.1918 содержится просьба не принимать "самых репрессивных мер" к нему. Распоряжение Дзержинского от 10.9.1918: "Держать как заложника (конкретного обвинения нет)". Освобожден 28.11.1918 под поручительство Каменева. Арестован в 1920 в Киеве. В декабре 1920 выслан в Москву. Арестован 25 февраля 1921 в Москве в клубе "Вперед", заключен в Бутырскую тюрьму. Секретарь Московского комитета РСДРП в 1921-1922. 7 ноября 1921 на его квартире в Москве был обыск. В июне 1922 приняты меры к розыску Кушина. Арестован 9 июня 1923 в Москве и заключен в Бутырскую тюрьму. 29 июня 1923 приговорен к 3 годам концлагеря. Отправлен в Пертоминск, где принял участие в голодовке. 28 июля 1923 вместе с сестрой отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения, содержался на острове Муксолма, был политическим старостой. В ночь на 23 августа избит: вся прибывшая из Пертоминска на Соловки партия, "подверглась зверскому, заранее организованному избиению. Заранее была подобрана стража, распределены роли, приготовлены веревки, и полотенца...". В августе 1925 переведен в Тобольский политизолятор. В октябре 1926 сослан в Тобольск, в том же году отправлен в ссылку в Актюбинск. (По др. сведениям, отправлен на 1 год в Верхне-Уральский политизолятор). В мае 1929 жил в Чимкенте. В 1930 поселился в Курске. Арестован в том же 1930 и получил дополнительно 3 года политизолятора(?). В 1931 находился в Воронеже. Дальнейшая судьба неизвестна. Жена - Михайлович К. В., сестра - Кушина Людмила Александровна. [1]
  
   В 2008 году после посещения одного из самых скорбных Соловецких мест - Свято-Вознесенского скита на Секирной горе мы с женой пешком прошли по размокшей дороге в Савватьево. На стволах многих деревьев видели характерный рыжий, скорее даже оранжевый лишайник, такой же растет на стенах монастыря. Мостиком через канал, соединяющий Долгое озеро с морем, мимо валунной бани мы пришли на территорию скита и увидели тот самый двухэтажный кирпичный дом (келейный корпус) и другие постройки или их руины, о которых пишут Н. Богданова [14] и С. Мельгунов [15]. Увидели также реставрируемый Храм Смоленской иконы Божией Матери, поклонный крест на месте пустыннической кельи преподобных Савватия и Германа и памятный знак в их честь.
   В этот день в Савватьево было безлюдно, только из валунной бани доносился стук топора. В остальном - покой и тишина. И 85 лет, разделяющих нас и социалистов-заключенных Савватьевского скита. Через день на катере мы совершили поездку до знаменитой дамбы между Большим Соловецким островом и Большой Муксалмой. Дамба, море и острова завораживают своей красотой. Пахнет водорослями, в прозрачной воде видны лилово-фиолетовые медузы. В 1923 году по дамбе шла колонна, политзаключенных, перегоняемых из Савватьево на Муксалму, среди них - Вера Аркавина...
   На Большой Муксалме сохранилось кирпичное двухэтажное здание скита, где жили заключенные. Рядом стоит большой разрушающийся деревянный дом, в котором размещалась охрана. Если Савватьево могло запомниться заключенным рыжим лишайником на деревьях, то на Большой Муксалме летом они видели крупный розовый (другое название - шведский) клевер, посеянный здесь монахами еще в XIX веке и растущий до сих пор...
  
   Несколько раз бывал я у бабушки в Харькове, она знакомила меня с городом, было видно, что очень его любит. Показала мне и дом профессора Аркавина на Сумской (если память мне не изменяет - неподалеку от входа в парк им. Тараса Шевченко).
   Бабушка с особенным удовольствием меня кормила, старалась обязательно приготовить что-то вкусное, чувствовалось, что кулинарию она начала осваивать в очень зрелом возрасте, после реабилитации и устройства своего быта. В родительском доме в детстве и юности Веры еду готовила кухарка, потом были тюремные и лагерные пайки. А в ссылках питание было простым - "... острый нож да хлеба каравай, хочешь, примус туго накачай...", как писал О. Мандельштам. Бабушка часто присылала по почте знаменитые харьковские шоколадные торты. Приезжая в Петрозаводск, варила свой фирменный напиток - глинтвейн.
   В раннем моем детстве бабушка постоянно посылала мне детские книжки и открытки, часто с ее собственными стихотворными пояснениями к открыточным рисункам. Потом детские открытки сменились художественными. Позже бабушка присылала мне поэтические книжки. Благодаря ей, я познакомился с поэзией Ф. Шиллера, Ю. Тувима, К.И. Галчинского, Д. Самойлова, Р.М. Рильке и многих других русских и иностранных поэтов. О стихах Рильке она говорила: "Жаль, Сережа, что ты не читаешь их на немецком языке".
   С бабушкой мы ходили в музыкальные театры и на концерты классической музыки, без которой она не мыслила жизни. Вот как начинается стихотворение Веры Аркавиной "Менуэт Гайдна":
  
   Как вздох, скольженье менуэта
   По тихому простору зал.
   Он был игрой свечей и света,
   Он в теплых отблесках мерцал.
  
   Бабушка была активисткой известного в стране харьковского клуба любителей книги, работавшего с 1963 по 1976 год. Часто она присылала хорошо изданные программы заседаний и конференций клуба. Она много сделала для популяризации замечательной художницы Нади Рушевой, умершей в совсем юном возрасте.
   В архиве бабушки остались ее стихи и записные книжки (в основном с путевыми заметками). Есть несколько либретто опер и балетов, рассказы, статьи на педагогические темы. Уже в наше время в научных статьях и диссертациях появились ссылки на некоторые бабушкины публикации, например, на ее рассказ "Первая тетрадь" (журнал "Мурзилка". -1954. N 11.-С. 6-8). Используется также ее статья "Некоторые высказывания великих русских мыслителей об изучении иностранных языков" (Иностранные языки в школе. -1953.-N 1-2.-С. 38-43).
   Остались переписанные бабушкиной рукой в 60-е годы "Реквием" Анны Ахматовой и несколько ранних стихов Иосифа Бродского. Есть доброжелательные письма от И. Эренбурга, Э. Межелайтиса. Письму от Л.К. Чуковской посвящена отдельная глава этой книги.
   Когда она прочитала (или перечитала) стихи Мандельштама в нашем машинописном сборнике в Петрозаводске, то сказала мне очень запомнившиеся слова: "Насколько его стихи до "Воронежских тетрадей" сильнее". Она не приняла мучительных и трагических попыток больного уже Мандельштама нащупать связь со страной - посчитала это малодушием. Я по молодости лет пытался спорить, но теперь понимаю, почему бабушка не признавала в этом случае полутонов. Это следствие ее тюремно-лагерного опыта, где сохранить себя и свое достоинство, по-видимому, возможно было только так: принимая мир черно-белым.
   Если говорить о поэтических пристрастиях бабушки, то это, прежде всего, Пушкин, Лермонтов и Пастернак. Она встречалась с Пастернаком после войны. Приезжала к нему в Переделкино. Борис Леонидович сказал ей какие-то ободряющие слова. Это я знаю со слов бабушки, подробностей, к сожалению, она не рассказала.
   Я перебираю фотографии бабушки: маленькие Вера и Сережа Аркавины, Вера-гимназистка, Вера и Абрам Левины с дочкой Норой... Гимназическое фото во многом побудило меня написать стихотворение "Бабушка Вера":
  
   ... Вот она - гимназистка на снимке,
   на паспарту - Соловьева стихи.
   Мир еще видится в розовой дымке,
   и как свои - ей чужие грехи...
  
  
   ... Мы бабушкой едем автобусом из Львова в Мукачево, на остановках в городках Николаеве и Стрые она учит меня вести путевые заметки: "Николаев, звонница каменная, 19 век...". В Мукачево мы устроились на турбазе, бабушка с утра выходит с остальными туристами на обязательную утреннюю зарядку, бегает по кругу, делает наклоны и приседания... Река Латорица, первый увиденный мной средневековый замок... Нам надо забрать наши вещи из камеры хранения, а там перерыв, бабушка находит кладовщика и, получив багаж, дает ему рубль, что вызывает мое бурное то ли октябрятское, то ли пионерское негодование, и бабушка терпеливо объясняет мне что-то вроде того, что человек работал для нас в свой обеденный перерыв, и что она оплатила его дополнительную работу... Едем дальше автобусом в Ужгород, бабушка в разговоре с пассажирами называет нас туристами, тут же слышится иронический переспрос: "Дуристы?", и бабушка начинает смеяться, а вслед за ней и все остальные...
   Остров Кижи, мы с бабушкой белой ночью стоим на борту нашей гостиницы-поплавка и любуемся Кижским погостом, рядом мальчик моего возраста ловит на удочку очень приличных окуней, нам обоим с бабушкой хотелось бы здесь задержаться, но ближе к утру подойдет наш теплоход на Петрозаводск...
   Подмосковье, лето, мы идем пешком от станции электрички Расторгуево в усадьбу Суханово. Бабушка останавливается и фотографирует своей "Сменой" придорожный пейзаж, сразу же из-за деревьев появляется какой-то мужчина в тенниске, сообщает бабушке, что она "зафотографировала" секретный объект и грозит засветить ей пленку. Бабушка очень спокойно объясняет ему, что сфотографировала понравившийся ей вид, на что следует вопрос: "А какой интерес могут представлять лесные массивы?", тогда бабушка так же спокойно соглашается на засветку пленки, но с обязательным составлением протокола об изъятии, понятыми и так далее. После чего человек в тенниске отступает, и мы продолжаем путь в усадьбу Волконских, а осенью на обороте одной из фотографий, присланных мне бабушкой, я вижу надпись: "А какой интерес могут представлять лесные массивы?"...
   Бабушка у нас в Петрозаводске, я перепечатываю на нашей машинке "Эрика" ее стихи для какого-то харьковского сборника, а вот когда пару раз я прислал ей отпечатанные на машинке письма, она написала мне, что ей приятнее получать написанное от руки...
   Мы в Москве, пришли к музею имени Пушкина на выставку картин из Лувра, очередь грандиозная, а бабушке вечером уезжать в Харьков, и она смущенно говорит мне, что можно воспользоваться каким-то ее удостоверением от какого-то Харьковского отдела культуры, дающим право посещать художественные музеи вне очереди через служебный вход, и мы проходим через служебный вход, и я до сих пор помню некоторые картины той выставки, кажется, 1965 года...
   Парк культуры имени Горького в Москве, я катаюсь на колесе обозрения, а бабушка ждет меня внизу, и подвыпивший мой сосед по кабине, указывая на здание на другом берегу Москвы-реки, говорит мне: "Министерство обороны", - и эффектно заканчивает фразу: "Русский Пентагон!" Воссоединившись на земле с бабушкой, я с важным видом через какое-то время повторяю перед ней данную репризу про русский Пентагон уже от своего лица, и слышу в ответ просьбу больше подобного не говорить...
   У бабушки во Франции живет подруга гимназических лет, с которой они переписываются, и эта подруга - жаль, что имени не помню - время от времени присылает мне через бабушку художественные открытки и подарки с очень теплыми сопроводительными словами, в которых она надеется, что мы с бабушкой когда-нибудь навестим ее во Франции - не пришлось, но мечта была, и когда я много позже побывал в Париже, то, глядя на не желающих общаться на английском парижан, думал, как охотно бы они разговаривали с бабушкой по-французски...
  
  
   Письма в Политический Красный крест
   Копии материалов из Государственного архива РФ присланы мне Татьяной Алексеевной Семеновой из НИПЦ "Мемориал", за что я сердечно ее благодарю. Татьяна Алексеевна - внучка Владимира Николаевича Рихтера, легендарного "сына вольного штурмана", члена ЦК партии социалистов-революционеров (эсеров). При ее деятельном участии вышла книга документов и материалов из личного архива В.Н. Рихтера [16].
   В 1926 году Вера Аркавина несколько раз обращалась с письмами в Политический Красный крест. Одно письмо содержит личную просьбу и еще три письма написаны в попытке найти среди заключенных своего товарища по партии и помочь ему. Это было очень характерно для социалистов и анархистов: поддерживать друг друга, бороться за статус политзаключенных и за свое человеческое достоинство. Как известно, такая борьба (например, голодовки в лагерях) до поры давала результаты, которые чаще всего касались бытовых условий содержания, но не пересмотров дел или отмен решений и приговоров.
   Точно неизвестно, состояла ли Вера Аркавина в родстве с Борисом Рабиновичем, возможно, родство было выдумкой, давшей возможность хлопотать о товарище. Но и нельзя исключить, что Борис был сыном одной из сестер Фани Аркавиной и действительно являся двоюродным братом Веры. Борис Рабинович (Розин-Рабинович) и его жена Сима Софронович уже упоминались мной раньше в главе о бабушке.
  
   Письмо В. Аркавиной в Политический Красный Крест (Дело N 129 ГАРФ. Ф.Р-8409. Оп.1. Лист 344)
  
   Уважаемая Екатерина Павловна!
   В конце ноября я отправила через Красный Крест помощи политзаключенным для моего двоюродного брата Бориса Яковлевича Рабиновича и Николая Кирилловича Морозова книги. После Вашего сообщения, что книги переданы быть не могут я просила вручить их дочери Н.К. Морозова - Татьяне Николаевне Морозовой.
   Вскоре после этого (в январе 26 г.) я направила в Суздальский конц. лагерь Б.Я. Рабиновичу новую посылку книг, причем в приложенном списке я указывала степень моего родства с Б.Я. Рабиновичем.
   Очень прошу Красный Крест известить меня: а) Об участи моей первой книжной посылки и в) об участи 2ой, и с) распространяется ли правило о книжных посылках и на все посылки вообще.
   Заранее искренне благодарю.
   Марку для ответа прилагаю.
  
   В.Я. Аркавина
   Ст-Госпитальная 8-10
   Ташкент
  
   В этом конверте письмо - для Т.Н. Морозовой"
  
   [Надпись на письме рукой Е. Пешковой:]
   "3/III вх. 8453
  
   Ответить [далее - неразборчиво]"
  
  
   Письмо В. Аркавиной в Политический Красный Крест от 29.03.1926 (Дело N 129 ГАРФ. Ф.Р-8409. Оп.1. Лист 348)
  
   "Прошу Красный крест помощи политическим заключенным известить меня о месте нахождения моего двоюродного брата Рабиновича Б.Я., срок заключения которого кончался в первой половине марта 1926 года (место заключения - Суздальский О.Г.П.У)
  
   29. III 1926го года В.Я. Аркавина
  
   Ст. Госпитальная 8-10 г. Ташкент"
  
   [Надпись на письме рукой Е. Пешковой:]
  
   "Запросить 5/IV куда вывезен Рабинович есть деньги для него.
   Е.П.
   Запр. СО 5/IV вх. 8729 31/III-26 г.
   исх. 7290
   10/ IV-26 г."
  
  
   Письмо В. Аркавиной в Политический Красный Крест от 07.04.1926 (Дело N 129 ГАРФ. Ф.Р-8409. Оп.1. Лист 342)
  
   "Красный Крест помощи полит. закл.
   Уваж. Екатерина Павловна!
   Я уже обращалась однажды в Красный Крест с просьбой сообщить мне, где находится в данное время мой двоюродный брат Рабинович Б.Я., отбывавший срок своего заключения в Суздальском О.Г.П.У.
   Узнав случайно, что Б.Я. Рабинович был увезен из Суздальского О.Г.П.У. 14.III/26 г., очень прошу Вас сообщить, куда его направили.
  
   В.Я. Аркавина
   7/IV 26 г.
   Ташкент. Старогоспитальная 8/10"
  
   [Надпись на письме рукой Е. Пешковой:]
   "вх. 8413 17/IV-26
   ИСПОЛНЕНО
   Е.П.
   19/IV-26"
  
   Письмо Б. Я. Рабиновича в Политический Красный Крест от 03.03.1926 (Дело N 129 ГАРФ. Ф.Р-8409. Оп.1. Лист 297)
  
   "В Помощ. полит. заключенным
   Е. П. Пешковой - Москва
  
   Глубокоуважаемая Екатерина Павловна!
   Вчера увидел, что местом моей ссылки назначено село Викулово Ишимского округа, находится оно, кажется, в 120 верстах от железной дороги. Думаю, что может быть в ближайшие дни меня и отправят туда. Хочу Вас просить направлять в это село все письма, деньги и вещи, которые поступили или могут поступить в ближайшее время к Вам для меня. Хотел бы Вас также просить сообщить мне, если это Вас очень затруднит, выдана ли Вам Секретно-оперативным отделом моя работа "Ранний английский идеализм", которую я [неразборчиво] месяцев 8-10 тому назад и которую просил неоднократно СОО выдать Вам. Кстати, не можете ли Вы указать, каким образом получить из СОО рукописи, заметки и [неразборчиво], которые сданы были для просмотра
   За [1 слово неразборчиво] [1 слово неразборчиво] до выхода из Суздальского изолятора я направил все свои бумаги в Москву для просмотра с просьбой возвратить их мне ко дню освобождения. Конечно, бумаги возвращены не были. Из Викулова не так легко будет переписываться с СОО по поводу такой "мелочи". Был бы чрезвычайно рад, если бы Вам удалось получить все эти бумаги, и я мог бы рассчитывать получить их в свою очередь через один-два месяца. Некоторые из рукописей этих мне чрезвычайно нужны. Думаю, что это мое письмо могло бы служить и доверенностью Вам на получение бумаг, если не сочтете совсем невозможным для себя вступить в переговоры с СОО о выдаче всего забранного у меня.
   Простите, что приходится затруднять Вас такими просьбами, но у меня нет никого в Москве, кому можно было бы поручить всю эту далеко не легкую работу.
  
   Борис Яковлевич Рабинович
   Свердловск. 24.V.1926 г."
  
   [Надпись на письме рукой Е. Пешковой:]
   "вх. 9126 7/V-26
   За [неразборчиво]
   Е.П.
   19/IV-26"
  
   Из дела: АРКАВИНА Вера Яковлевна ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 611. Л. 319-322:
   Лист 322. Пустой конверт
   Лист 321. Письмо В.Я. Аркавиной Пешковой от 2.07.31
  
   Уважаемая Екатерина Павловна!
   У моей дочери обнаружен туберкулез. Врач категорически настаивает на увозе из Петропавловска ибо климат здесь таков, что даже у меня - здорового человека - процесс в легких стал активным.
   Зная, что на перемену места моей ссылки рассчитывать вряд ли приходится, я прошу коллегию ОГПУ разрешить мне отвезти мою дочь в Харьков к моей матери. Как Вы видите из моего заявления, подаваемого в ОГПУ, условия пребывания моего в Харькове для меня безразличны ибо основная моя цель - довезти дочь мою в Харьков и оставить у бабушки.
   Просьба к Вам - добиться ответа возможно скорей, ибо во 1-х, осень здесь очень дождлива, во 2-х, возможно, что к этому времени отменят поезд прямого сообщения Новосибирск-Харьков (через Петропавловск).
   Простите, многоуважаемая Екатерина Павловна, что беспокою Вас. Оправданием может служить то, что беспокою я Вас по личному поводу в исключительно нужные моменты. Прощаюсь с Вами, как всегда - с чувством самого глубокого искреннего уважения
  
   В.Аркавина
   2/VII31 Петропавловск, Почтамтская 42"
  
   Лист 320. Сообщение из Помощи Политическим Заключенным от 19.08.31 о том, что в поездке В.Я. Аркавиной отказано
   Лист 319. Сообщение от 21.08.31. "Аркавиной. Харьков. В ответ на В/обращение сообщаю, что на ходатайство дочери, Аркавиной Веры Яковл. о разрешении поездки в Харьков, чтобы отвезти больного ребенка, - получен отказ, с мотивировкой, что за ребенком могут приехать родные, о чем доводим до Вашего сведения".
  
  
   В. Аркавина
   СУХОРУКОВА-СПЕКТОР И СУД НАД БАКИНСКИМИ С.-Р.
   Публикация В.Гуляева [10, С. 339-344]
  
   Читателю, знакомому с перипетиями московского процесса над ЦК ПСР в 1922, будет интересно узнать и о его провинциальной редакции. Наличие общих черт в обеих постановках несомненно, но гораздо важнее то своеобразие, с каким воплощался замысел столичных режиссеров на окраинных подмостках.
   Если в Москве сердцевиной обвинительного сюжета был террор, то в Азербайджане в этом качестве избрали поджог нефтепромыслов (возможно потому, что нефтедобыча кормила значительную часть населения республики). Еще одна характерная деталь: на бакинском процессе обвинитель потребовал смертной казни для беременной О.Сухоруковой-Спектор. Такого отечественная Фемида не помнила со времен Геси Гельфман.
   * * *
   Автор публикуемого здесь отрывка -- социал-демократка Вера Яковлевна Аркавина (1900-1980). Первый раз она была арестована в Харькове (1921), где работала при Главном Комитете РСДРП Украины. Выйдя на свободу, она в 1922-23 недолго побыла техническим секретарем Моск. К-та РСДРП, после чего вновь была арестована и прошла, начиная с этого времени, путь, характерный для социалистов 1920-х годов: Суздальский политизолятор -- 1923-25; ссылка в Средней Азии -- 1925-29 (с 1926 -- во Фрунзе); "минус" в Ташкенте -- 1929-30; ссылка в Петропавловске (Казахстан) -- 1930-33; "вольная жизнь" в Харькове -- 1933-35; высылка в Симферополе-- 1935-38; Карлаг-- 1938-41; ссылки и "минусы" в Азиатской части страны; затем (с 1954) -- Харьков.
   Так как впервые В.Я. была арестована еще в студенческие годы, так и не узнав нормального политического поприща, а в ее краткой подпольной деятельности превалировала почти исключительно техническая сторона, то ее мировоззрение, формировавшееся в основном в неволе или ссылке, носило общедемократический характер и было свободно от узких партийных пристрастий. Она никогда не презирала ни эсеров, ни анархистов, ни белых офицеров, ни неграмотных крестьян, да и в большевиках старалась разглядеть прежде всего людей. Это одно из главных достоинств ее воспоминаний. Безошибочное нравственное чутье помогало ей легко ориентироваться в человеческом пространстве.
   Встречу Аркавиной с с.-р. О.Сухоруковой-Спектор нельзя отнести к центральным событиям в судьбе мемуаристки. Однако, сопоставляя судьбу своей героини и ее литературного антипода чекиста Зудина, автор возвращается к ключевым для себя мыслям об иезуитском механизме деятельности власти и моральной несостоятельности макиавеллизма.
  
   "В 1923-м году, вскоре после процесса ЦК партии эс-эров, прошел ряд процессов областных комитетов партии. Мне довелось встретиться с некоторыми из жертв бакинского процесса1 и еще какого-то обкома партии, какой области -- не помню.
   Единственная женщина, обвиняемая по процессу бакинских с.-р-ов, -- Сухорукова-Спектор2 после суда прибыла из Баку вместе с группой своих однодельцев. Они обвинялись в поджоге Сурханских нефтяных вышек. У Сухоруковой месяца через два должен был быть ребенок. Держалась она с исключительным мужеством и достоинством. И она, и ее однодельцы содержались изолирование от остальных политических заключенных. На прогулку их водили вместе, и каждый день за Сухоруковой в Пугачевскую башню приходил мужской "надзор", отводивший ее на один из проулочных дворов, предназначенных для прогулок мужчин. Такая изоляция уже после процесса была мало понятна. То ли дело их должно было пересматриваться, то ли уточнялось место отбывания срока наказания -- группа не знала. Помню некоторые подробности из инсценировки суда, рассказанные мне Сухоруковой.
   Как известно, самовозгорание нефти в Сурхане -- такое же обычное явление, как самовозгорание породы на терриконах. В качестве "вещественного доказательства" поджога фигурировала фотография Сухоруковой на фоне горящей вышки. Даже более того, эта любительская фотография служила одним из самых веских доказательств ее участия в поджоге. (Хотя, зачем было бы преступнику оставаться на месте преступления?)
   Сам "процесс" их напоминал театрализованное зрелище. Заключенных везли по городу под усиленным конвоем казаков с шашками (или саблями?) наголо, усиленная охрана окружала и скамью подсудимых. Попытки дать объяснения по сути обвинения тут же прерывались окриками.
   Сухорукова разговаривала со мной урывками, я не могу теперь вспомнить, удалось ли обвиняемым доказать, что сама идея поджога нефтяных вышек была им глубоко чужда хотя бы потому, что породила бы безработицу среди трудящихся, интересы которых они защищали.
   Следователем Ольги Сухоруковой был Тарасов-Родионов3 -- автор нашумевшего в свое время рассказа "Шоколад"4. О нем, как о писателе, Сухорукова ничего не знала, и потому, когда он на следствии коснулся ее стихов, Ольга прервала его, заявив, что стихи ее никакого отношения к следствию не имеют, да и он вряд ли в них разберется. На это автор "Шоколада" ответил, что она напрасно так полагает (он, по-видимому, переоценил популярность своего произведения).
   Но рассказа стоит коснуться, т.к. автор его, возможно неожиданно для самого себя, разоблачил всю недозволенность сознательного оговора органами своего, абсолютно честного и преданного человека для успокоения общественного мнения -- чтобы верилось: виновник экономических неполадок найден и разоблачен.
   "Шоколад", по-видимому, был задуман, как выражение высшей степени преданности работника "органов": оклеветанному герою не могли обещать, что даже сын узнает о его невиновности. Но правда, как всегда, оказалась сильнее тенденции. Невольно чувствовался "иезуитизм" такого поступка и безнравственность известного лозунга "цель оправдывает средства". Сомнения неизбежно шли дальше: если клевета допустима в отношении близкого человека, которого связывали с органами годы доверия и совместной работы, то насколько же легче "оговорить" людей, не связанных с этим учреждением, т.е. возникал вопрос о родстве всей этой следственной кухни с человеконенавистническими заветами Лойолы... Но Ольга Сухорукова "Шоколада" не читала и многое ей было неясно.
   Очутившись в ЖОКе (женский одиночный корпус для политзаключенных), я поспешила передать о положении Сухоруковой в МОК (мужской одиночный корпус), в котором были разрешены свидания. Знаю, что благодаря хлопотам Е.П. Пешковой и свекрови Сухоруковой она была освобождена незадолго до родов. О дальнейшей судьбе группы бакинских эс-эров не знаю ничего, кроме того, что они не находились ни в одном из политизоляторов и, по-видимому, отбывали свой срок в одной из тюрем Ярославля или во Владимире. Но я не могла не вспомнить еще раз об этом процессе, когда в 1926 году в руки одного из наших товарищей попалась секретная инструкция, рекомендовавшая всюду, где возможно, обвинять политических в уголовных преступлениях, и не смогла оценить процесс бакинских эс-эров как предтечу".
  

ПРИМЕЧАНИЯ

  
   1 Процесс ЦК ПСР и ее активных членов проходил с 8.06 по 7.081922 в Москве. Дело бакинских и закавказских с.-р. слушалось в Верховном Ревтрибунале Азербайджанской ССР с 1 по 9 дек. 1922 в Баку. Суду были преданы 32 человека. Наряду с с.-р. Марией Сундукянц (р. 1863), Николаем Аношиным, Антоном Булгаковым, Максимом Зайцевым, Григорием Королевым, Иваном Крестовским, Елизаветой Левиной, Ханифой Ханум Нагайбековой, Михаилом Осинцевым, Федором Плетневым, Ольгой Самородовой (в тексте -- О.Сухорукова-Спектор, см. о ней прим. 2), Верой Светловой, Никанором Сизовым, Дмитрием Сорокиным, Иосифом Спектором, Николаем Тархановым, Иваном Тер-Оганяном, Антоном Фионкиным, Авраамием Фонштейном, Николаем Ивановым и Яковом Штериным, к делу были привлечены бывшие члены Азербайджанской партии с.-р. "Халгчи" (самораспустившейся в 1921) Джамо Сулейман-бек-оглы (Гаджинский), Карашарли риза Бала-оглы, Асаан-бек Агалар-оглы Сафикюрдский, Керим Фейзула-оглы, монархист Кондратий Иванов, а также беспартийные Михаил Голомазов, Иван Доронин, Николай Клешапов, Николай Тер-Терьян, Риза Хатти Шабанов и Хан Киши Ибрагим-оглы Шахвердиев. Обвинение в "поджоге нефтяных промыслов в Сурхане" было не единственным на этом процессе. Так, например, председатель Бакинского комитета ПСР М.Осинцев обвинялся, помимо прочего, в сотрудничестве с англичанами при казни 26-ти бакинских комиссаров в 1918; Я.Штерин -- в участии в X Совете ПСР (авг. 1922) от Бакинской организации; а Н.Аношин, А.Булгаков, Г.Королев, О.Самородова, И.Спектор и В.Светлова -- в участии в Совещании закавказских с.-р. в февр. 1922.
   Трибунал состоял из Полуяна (пред.), Бабаева, Романова и Аскерова (запасной член). Обвинителями выступали Васильев и Велибеков. Защищали подсудимых Пиник, Ханакарян, Амиров, Гепштейн, Бляхин и Тимков. Процесс сопровождался ожесточенной кампанией в местной печати с требованиями смертной казни для всех обвиняемых.
   Интересно, что в дни процесса в Баку происходили выборы в Советы, а с агитационной речью на промыслах выступал посетивший город в этот момент зам. пред. СНК А.И. Рыков.
   М.Зайцев, Ф.Плетнев, М.Голомазов, К.Иванов и Н.Клешапов были приговорены к расстрелу, Карашарли, М.Осинцев, А.Фонштейн и Я.Штерин -- к 5 годам заключения, Н.Аношин, Гаджинский, И.Крестовский, О.Самородова, И.Спектор, А.А. Сафикюрдский и Н.Тарха нов -- к трем, остальные к меньшим срокам. 8 человек были "освобождены от наказания" либо получили условный срок, а один -- оправдан. Вероятно, в Москве в 1923 дело подвергалось пересмотру. Срок О.Самородовой при этом изменен, видимо, не был.
  
   2 Сухорукова (урожд. Самородова, по 2-му мужу -- Спектор) Ольга. Род. в 1895. Сухорукое -- фамилия ее 1-го мужа, замученного белыми в Ленкорани в 1918. В 1919 О.Сухорукова -- секретарь Черноморского к-та освобождения. При аресте к-та после прихода Красной Армии избежала ареста и приехала в Краснодар. С 1920 вместе с Н.Аношиным и А.Фонштейном -- чл. Оргбюро Бакинского к-та ПСР. Она не была единственной женщиной, привлеченной к этому делу (см. текст), но срок получила больший, чем чл. ОК ПСР Е.Левина, ветеран ПСР М.А. Сундукянц и хранительница литературы Бакинского к-та ПСР Х.Х. Нагайбекова. Обвинение ее на процессе сводилось к тому, что в первых числах апр. 1922 она, якобы, передала М.Зайцеву сообщение о предстоящих арестах с.-р. и "директиву Бакинского к-та ПСР организовать поджог Сурханских нефтяных промыслов в ответ на эти аресты". Зайцев "передал эту директиву Плетневу, тот -- Голомазову". После ареста Плетнева 7.04.1922, Голомазов 9.04 поджег бездействующую буровую /курсив наш. -- Публ./ в Раманах, был арестован, а 10 и 16.04 загорелись еще 3 вышки. Голомазов "признал свою вину полностью", а Плетнев и Зайцев "частично". Сухорукова на суде резко отрицала показания Зайцева. Изложенное наводит на мысль о том, что обвинение в поджоге носило провокационный характер. Тем не менее, обвинитель Васильев, почти не настаивая на фактической доказанности эпизода с поджогом, потребовал расстрела как для "исполнителей" Голомазова, Плетнева и Зайцева, так и для "морально ответственных" Аношина, Фонштейна и Сухоруковой. Суд, однако, не согласился с ним и признал вину трех последних "в принятии решения о поджоге промысла" не доказанной.
   В дек. 1925 О.Сухорукова с мужем И.Спектором жила в Ленинграде. Дальнейшая ее судьба нам неизвестна.
   3 Тарасов-Родионов Александр Игнатьевич (1885-1938) -- писатель, чл. КП с 1905 (в 1923 -- исключался из РКП(б), вскоре восстановлен). Перед Первой мировой войной -- пом. присяжного поверенного. В окт.- ноябре 1917 -- в распоряжении Пг ВРК, комендант поезда Крыленко, направлявшегося в Могилев. Был следователем при подготовке одного из первых политических процессов после Октября (дело В.М. Пуришкевича, который на суде брал назад свои показания, обвиняя Т.-Р. в том, что тот вынудил его их дать). В годы Гражданской войны занимал видные посты в РККА (кончил войну нач. штаба Второй Конной армии). В 1922-23 -- следователь по важнейшим делам Верховного трибунала РСФСР. После этого -- редактор ГИЗа, сотрудник журнала "Октябрь", профессиональный литератор. Арестован не ранее 1937. Вероятно, расстрелян.
   Отношение бывших чл. ПСР к Т.-Р. характеризуется следующим эпизодом. С.Д. Мстиславский (см. о нем прим.28 к воспоминаниям Б.А. Бабиной, с.76 наст, выпуска) в кн. БЕЗ СЕБЯ (М., 1930) рассказывает об аресте группы монархистов чекистами. Там был изъят "длинный список: и Захрамеев, и Лыжин, и Тарасов, и Родионов, и еше другие" (с. 12). Неясно, является ли это место скрытым намеком на политические взгляды Т.-Р.
   4 Повесть ШОКОЛАД впервые опубл. в журн. "Молодая Гвардия", 1922, N 6/7, с. 1-89. Отдельным изданием напечатана ГИЗом (М.-Л., 1925). Получила ряд откликов в современной периодике: от сдержанного (А.Воронский, "Красная новь", 1923, N1, с.303-305) до резкого (Л.Сосновский, "Рабочая газета", М., N81, 15.04.1923).
   Действие происходит в прифронтовом городе во время Гражданской войны. Председатель ГубЧК Зудин принимает на работу машинисткой в ЧК безработную балерину Вальи. Вскоре она дарит жене Зудина чулки и шоколад. Зудин порицает жену за то, что она приняла подарок, но не может заставить ее вернуть его. Вальц шантажирует богатого купца Чоткина, требуя от него золото за освобождение его сына из ЧК (на самом деле сына и так должны освободить). Сделка не удается. Сына Чоткина расстреливают как заложника в ответ на убийство боль- шевика. Слух о том, что в ЧК берут взятки и что дети предгубЧК едят шоколад, когда народ голодает, разносится по городу, Вальц арестовывают. Затем арестовывают и приговаривают к расстрелу Зудина. Главный мотив приговора -- партия должна быть чиста в глазах народа. Кончается повесть тем, что он соглашается с мотивом приговора, готов навеки стать "символом предательства, низости, подлости по отношению к честнейшему и чистейшему делу постоянной и вечной революции, ради счастья всех обездоленных людей". "Весело" и "с нетерпением" герой ждет, когда его поведут на казнь.
   А.Воронский указывал, что в основу повести лег реальный эпизод. Это подтверждается и отзывом о ней Ф.Э. Дзержинского, приведенным в воспоминаниях В.В. Овсеенко: "Был примерно такой случай, но обобщать не следовало" (РЫЦАРЬ РЕВОЛЮЦИИ. М., 1967, с.312). Прототип главного героя -- чл. коллегии Пг ЧК Д.Я. Чудин, расстрелянный 23 авг. 1919. О его деле см. ИЗ ИСТОРИИ ВЧК. 1917-1922. М., 1958, с.314-316.
   В 1967 по мотивам повести М.Маклярским и К.Рапопортом была создана пьеса ВЫСШАЯ МЕРА НАКАЗАНИЯ (в переиздании 1968 наз. ВЫСШАЯ МЕРА).
  
   И. Бобрикова (Вера Яковлевна Аркавина, псевд. [6, С. 25])
   ОПОЗНАНИЕ [11, С. 339-344]
  
   Моим ближайшим соседом по Суздальскому политизолятору был Николай Кириллович Морозов1. Для его характеристики интересно, каким образом в 1924 году попал он в Суздаль. Н. К. проживал тогда под фамилией Тарасов в Москве. Он не жил вместе с семьей, но часто виделся с бывшей женой и дочерью. В одно из своих посещений он оставил у них свежий номер "Социалистического вестника"2. Той же ночью в квартире был обыск, "Соцвестник" был обнаружен, бывшая жена арестована. Николай Кириллович явился в ГПУ, как только ему это стало известно, заявил, что "Соцвестник" принес он и что арестованная не имеет к этому никакого отношения. Работники ГПУ сделали вид, что они не верят сообщенным им фактам, как и тому, что фамилия Н. К. -- Морозов, а не Тарасов. Ему предложили указать человека, который мог бы подтвердить правдивость его слов. Николай Кириллович сослался на Рязанова3.
   Рязанов -- этот фактический и духовный создатель Института Маркса-Энгельса, человек исключительной честности, широкой эрудиции и преданности делу (он еще ждет своего объективного и неподкупного "летописца"), сохранил на всю жизнь принципы революционной этики и на очной ставке придерживался поэтому приблизительно такой формулировки: "Этот человек похож на Морозова, но подтвердить его полное тождество с Морозовым я не могу".
   Но тут Морозов объяснил ему в присутствии работников ГПУ, что он просит признать его личность, т.к. иначе его больная жена, абсолютно ни к чему не причастная, не будет освобождена.
   Тогда Рязанов как-то весь расцвел внутренне и сказал: "Ну, если это нужно Вам, тогда другое дело", -- и, повернувшись к работникам ГПУ: "Это, конечно же, Морозов".
   Все закончилось тем, что Рязанов благополучно вернулся в свой институт, бывшая жена Морозова была освобождена, а сам Н. К. получил три года политизолятора ("хранение и распространение").
   Но передвинем мысленно этот эпизод в 1930-е годы и увидим, что развязка была бы иной. Все трое получили бы "заслуженные" ими сроки, но самый суровый пал бы на долю Рязанова, коммуниста, не пожелавшего "помочь следствию".
   Мне остается только добавить, что Н. К. как человек, наделенный аналитическим умом, знал, что срок не ограничится тремя годами (он предвидел это еще тогда, когда стал Тарасовым).

Примечания

   1 Морозов Николай Кириллович (ок. 1885-1929). Происходил из вятской ветви семьи фабрикантов Морозовых. В с.-д. кружках участвовал с гимназических времен. (О его роли в вятской с--д. организации см. воспоминания И. К. Франчески в отделе рукописей ГБЛ.) В середине 1900-х учился в Московском университете. В начале 1920-х жил в Москве по паспорту Алексея Ивановича Тарасова, работал во Всеколесе. Если верить материалам процесса "Союзного бюро меньшевиков", то руководил в это время подпольной меньшевистской группой. В 1924 арестован. До 1927 находился в Суздальском политизоляторе. Здесь в рукописном журнале "Суздальская искра" (вышло два номера" оба были изъяты при обысках) "опубликовал" воспоминания о своей революционной работе в начале века. С 1927 -- в ссылке, где и умер.
   2 "Социалистический вестник" -- журнал, орган Заграничной делегации ЦК РСДРП. Издавался в Берлине (1921-32), Лондоне (1932-42). После II мировой войны (до 1965) -- в США.
   3 Рязанов (Гольдендах) Давид Борисович (1870-1938) -- в с.-д. движении с 1890-х, меньшевик в 1903-17, в 1917-31 -- чл. КП (выходил из партии в 1918 из-за несогласия по вопросу о Брестском мире). До 1921 -- на ответственной профсоюзной работе, один из организаторов и директор Института Маркса-Энгельса. В 1931, в связи с выдвинутыми против него на процессе "Союзного бюро меньшевиков" обвинениями в поддержке "контрреволюционной деятельности" меньшевиков, исключен из КП, уволен и находился в фактической ссылке (сперва в Ленинграде, с 1933 -- в Саратове). Арестован в 1937. Погиб в заключении.
   Известен ряд его благородных поступков по отношению к репрессированным по политическим мотивам. Б 1923 был арестован сотрудник ИМЭ, чл. РСДРП Павлов. По телеграмме Рязанова, находившегося в тот момент в заграничной командировке, исполнение постановления ОПТУ в отношении Павлова (политизолятор) было приостановлено до возвращения Рязанова, а затем политизолятор был заменен ссылкой, в которую Павлов поехал за счет ИМЭ. Находившегося в середине 1920-х в Суздальском политизоляторе И. И. Рубина по ходатайству Рязанова перевели в Бутырскую тюрьму (Москва), где хлопотами того же Рязанова ему были обеспечены условия для научной работы. С помощью Рязанова многие заключенные и ссыльные получали возможность делать платные переводы, писать рецензии и обзоры.
  
  
   Письмо от Л.К. Чуковской
  
   В свое время бабушка прислала Лидии Корнеевне Чуковской свой фельетон на одиозный роман В. Кочетова "Чего же ты хочешь?". Лидия Корнеевна, несмотря на болезнь, сразу же ответила письмом. 1970-е годы в нашей стране характеризуются "закручиванием гаек" и попытками реанимации Сталина. Роман Кочетова - один из наиболее известных примеров такой попытки в литературе. Был еще того же толка роман И. Шевцова "Тля". Надо заметить, что у этих романов и в наше время есть немало поклонников.
   Замечания Лидии Корнеевны о "сталинщине", а не о "сталинизме" и о преступлениях, а не ошибках Сталина совершенно справедливы. Однако в те годы для советского официоза такие термины были на грани "антисоветчины". Думаю, именно поэтому бабушка употребила более осторожные выражения, возможно, заранее подвергла свой фельетон "автоцензуре", надеясь увидеть его напечатанным. Сам фельетон, к сожалению, не сохранился, хотя я его помню.
  
   Письмо Л.К. Чуковской - В.Я. Аркавиной

5/V 70

   "Многоуважаемая В. Аркавина.
  
   Сейчас мне прочитали Вашу статью. И мне стало жаль, что столько эрудиции, негодования и публицистического таланта истрачено на литературный разбор книги, которая находится по ту сторону литературы и потому литературной критике не подлежит.
   Этим я вовсе не хочу сказать, что издание подобной книги должно остаться безнаказанным. Отнюдь. К литературе книга Кочетова не относится, однако она причиняет вред - ну, как например водка или протухшее мясо. Водку литературной критике не подвергнут. Я бы устроила общественный суд - и даже не над автором, а над издателями этой макулатуры. Издавать графоманию в такой момент, когда в стране не хватает бумаги для насущно необходимых книг - бесстыдство.
   Суд должен быть действительно общественный - гласный, с участием студентов, писателей, интеллигенции, корреспондентов - наших и иностранных.
   Вы спросите, как это осуществить. Не знаю... Говорят, Шевцов еще почище Кочетова. А его издают.
   Теперь о некоторых мелочах в Вашей статье. Вы употребляете слово "сталинизм". Я предпочитаю "сталинщина" (на подобие "бериевщины, ежовщины" и пр.). Окончание "изм" подразумевает некую науку. А какая же наука у Сталина? Разве что - палаческая.
   Затем Вы употребляете выражение: "допущенные Сталиным ошибки". Мне сталинские "ошибки" неизвестны (да и велика была бы беда - ошибки!); сознательное, намеренное, планомерное истребление миллионов людей "ошибками" называть грех; это не ошибки, а преступления против человечества.
   Затем в начале своей статьи Вы пишете, что исполнение не соответствует замыслу. Отчего же? Убогому, малоумному и злобному замыслу вполне соответствует бездарное, малограмотное, убогое исполнение.
   Затем Вы как-то весьма снисходительно отзываетесь о газетной статье, посвященной книге Кочетова. По-моему - статья невнятная, беззубая, мутная.
   Не совсем понимаю я и Вашу точку зрения на Барклая де Толли. Мне кажется, Пушкин более прав в его оценке (зачинатель Барклай, завершитель Кутузов), чем Толстой.
   Но все это мелочи. А основное - на первых моих листках.
   Очень сильное у Вас место - о фильме.
   Извините почерк, неряшество стиля, спешку. Лежу больная после сердечного приступа. Будьте здоровы. Жму руку.
  
   Л. Чуковская"
  
   Открытки дочери, зятю и внуку
  
   Письмо дочери Норе в Москву на обороте открытки с репродукцией картины Н. Ульянова "Станиславский за работой"
   1951 или 1952 год
  
   Воспоминания о Москве и Худ. театре. Мне очень понравился здесь Станиславский. Передан очень верно.
   За последнее письмецо спасибо!
   Пришли Пепину [так В.Я. называла внука Сережу] лапку. Заказала ему связать рукавички.
   Видела ли "Концерт мастеров искусств" [речь идет о фильме с таким названием]? Меня не удовлетворил. Все отрывки из опер длинны. Должно быть, оттого, что минута времени в кино - эпоха, а минута в опере - отрезок арии. Вот и получается несовпадение в "чувстве времени".
   Пиши, Норишенька!
   25.X у врача. Тогда сообщу, что со мной. Все "святое семейство" приветствую.
   За чтосердится на меня Гена - даже привет не припишет!
   Бабка
  
  
   Письмо для внука Сережи в Лахденпохью на обороте открытки с репродукцией картины Т. Яблонской "Весна"
   1951 или 1952 год
  
   Путики [так тоже В.Я. называла внука Сережу]! Посмотрите, как много здесь всяких мальчиков и девочек и какие они все здоровые. Почему же Путики дорогие Вы хвораете? Пожалуйста, не хворайте, мои дорогие! Обнимаю Вас, мои Путики и очень помню о Вашем дне рождения, но что смогу прислать Вам - не знаю.
   Пожалуйста, Путики, будьте здоровеньки, не температурьте!
   Баба очень хочет повидать Вас.
   Всего хорошего, Путики!
  
  
   Письмо дочери Норе в Лахденпохью на обороте открытки с репродукцией картины И. Грабаря "У озера"
   Примерно 1952 год
  
   Норочка! Посылаю 2 открытки Путикам, а эту - тебе, очень понравилась.
   Гаррик выбросился из окна 5-го этажа, когда в комнате рядом была мать и тетка. С Марьей Бенеционовной я не увижусь, так как Гаррик был единственным человеком (отца Гарика я знала плохо), с кем мне было приятно встречаться в их доме. Таня и Марья Бенец. обе ужасные ломаки, очень заняты собой. Гаррик в последние годы нравился мне безоговорочно. К счастью прожил он после падения несколько минут. Когда подъехала скорая помощь, он был мертв.
   О себе: опухоль прекратила свой рост. Постоянное тупое болевое ощущение сохранилось, так как она давит на какие-то нервные сплетения.
   Занимаюсь много. Восстановлена на английском факультете.
   Виды на будущий год - самые грустные.
   Гену и тебя приветствую, желаю согласной трудовой жизни. В.А.
   Путиков целую.
  
   Письмо дочери Норе в Лахденпохью на обороте открытки с репродукцией картины В. Мешкова "Для Сталинских строек"
   1952 год
  
   Норинька, чтоб ты не завидовала Путикам, шлю и тебе открыточку. Как живешь, моя девочка? После субботы думаю написать тебе письмо более деловое. Этот год много работаю и душевно отдыхаю. Написала и послала в Москву статью о взглядах наших мыслителей-патриотов на цель и методы изучения иностранных языков. Жду ответа. Харьковскому институту понравилось. Днями зачитала, а сегодня закончила статью о граммтическом разборе. Попрошу заслушать меня вновь во вторник (21.Х) и тоже после отзыва Ин-та (в первой читке статья понравилась, нашли, что содержит много нужных и новых сведений) пошлю в Москву.
   В субботу должна получить (в который раз) ответ из союза писателей о том, выйдет ли мой сборник (мои рассказы редакцией приняты) и ответ из Харьк. Театра оперы и балета (о либретто). Кроме того, работаю сейчас над контрольным заданием по английской лексике и готовлюсь к экзамену по географии Англии. Вот видишь, сколько "всякого всего" Как схлынет горячка - вышлю посылку Путикам (мука, игрушки), чтоб ты спекла ему пирожок, а в день моего рождения - непременно все семье коржиков. Целую тебя, девочка! Желаю всего, всего хорошего. Мне здесь работается хорошо. Я очень полюбила моих учеников, кажется, взаимно.
  
   Письмо дочери Норе в Москву или Лахденпохью на обороте открытки с репродукцией картины Л.Бродской "Вечер под Москвой"
   1952 год
  
   Норишенька! Получай еще один пейзаж Подмосковья. Не ставь его рядом с Левитаном и он будет хорош. Поставишь рядом - сразу поймешь разницу между реализмом просто и лирическим реализмом.
   Получила ли посылочку к Октябрю? Хорошо бы вовремя. Целую дорогих Путиков, тебя, вернувшегося Гену. Куда ездили наши мужчины? Как вел себя Путики в пути?
   Октябрьские дни провела превосходно. Достала нужные мне книги по грамматике и успела прочесть все, касавшееся моей темы, отдала в машинку рукопись и жду теперь рецензии институтов (Пед. и Усовершенствования). 8-го гуляли с Марининым Зайкой. И хоть был он очарователен и называл меня "Вера Яковлевна", жалела очень, что мне не дано гулять с Путиками, организовывать ему "звериные спектакли", как сделала вчера Зайке, рассказывать сказки и водить в кукольный театр.
   Будь здорова, моя девочка! Найди источник радости в своей работе.
   Обнимаю.
   Бабка.
   Видела выставку Кибрика - илл. к Былинам, Р. Роллану, к Уленшпигелю. Добрался ли до вас "Глинка" [имеется в виду фильм "Композитор Глинка]?
  
  
   Письмо дочери Норе в Лахденпохью на обороте открытки с репродукцией картины Б. Яковлева "Березовая аллея"
   Примерно 1953 год
  
   Норочка! Прошу непременно сообщить поскорей, что с тобой и где ты.
   Как здоровье Пепса? Удастся ли тебе работать? Как только оснуешься - напиши точно, где живете (в городе или военном городке), где работаешь, куда ходит Пепс? Поправился ли он? Живу пока на 4 Ґ м2, но рада, что в Харькове. Думаю - улучшится и остальное. Надеюсь побывать у тебя на каникулах, если заранее пришлешь справку, что ты в Карело-Финской . Надеюсь и в этом году работать в институте.. Целую дорогое trio. Возмущена молчанием мужчин.
   Мама
  
  
   Письмо дочери Норе в Лахденпохью на обороте открытки с репродукцией картины М. Бормейстера "Весна"
   1953 или 1954 год
  
   Услышала по радио, что у вас около 0Њ и решила прислать весну хоть на открытке. Не забудь, Норинька, сообщить, когда будешь в Кеми (меня интересует август месяц, числа с 10-го).
   Целую и крепко обнимаю "святое семейство". Поздравляю с новсельем.
   Есть ли в квартире центр. Отопление, водопровод. Првели ли радио? Не забуь написать
   Мама
  
  
   Письмо внуку Сереже во Львов на обороте открытки с фотографией реки Псёл
   1954 или 1955 год
  
   Вот эту речку зовут Псел и в ней купается много ребят. Только сейчас рано и все ребята еще спят. В этой речке есть раки. Раки ходят, как "мальчик наоборот", но над ними никто не смеется, т.к. раки иначе не умеют.
   А около берега живут пиявки и они кусают тех мальчиков, которые боятся войти в воду и долго стоят у самого берега. В реке много рыб-карасей, но их видно только тогда, когда всякие дяди и мальчики ловят их на удочку. А ты видел удочку? Только карась рыба хитрая, и мальчики ее редко ловят. А вот ты вырстешь большой и поймаешь такого большого карася, что его снимут на другую открытку.
   Целую.
   Баба Вера.
  
  
   Письмо дочери Норе в Кемь на обороте открытки с репродукцией картины В. Мешкова "Золотая осень в Карелии"
   Примерно 1955 год
  
   Норинька! Вот тебе в утешение поэтический снимок с Карелии. Постарайся и ты смотреть на нее такими глазами! Когда выезжаете из Карело-Финской [имеется в виду выезд в отпуск]?
   Завтра выясняется вопрос о моей работе в институте. Тогда напишу сверхурочное письмо.
   Целую тебя и Гену. Переселились ли в большую комнату? Напишите! И непременно известите, когда приедете в Москву - постараюсь вырваться. 12-го вечером напишу - тогда многое станет ясным!
   Ребятки мои, не грустите! Пепса [одно из детских прозвищ внука Сережи] к себе берите непременно и добейтесь помещения в детский сад вне всяких очередей. Полагаю, что это законное исключение вам сделать должны. Целую крепко. В. Аркавина
  
  
   Письмо зятю в Кемь на обороте открытки с репродукцией картины В. Пузырькова "Прибой"
   Примерно 1955 год
  
   Спасибо Вам, Геночка, за письмецо.
   Рада, что Вы уже в 17 м2. Что прислать к новоселью?
   Приеду к вам в первой половине августа (раньше экзамены). Если госуд. будет 2, а не 3 - приеду раньше. Работала над либретто к "временам года" Чайковского (ноябрь (тройка), апрель (подснежник), июнь (баркарола), октябрь (осенняя песнь), декабрь (вальс). Отделу искусств понравилось, мне не слишком. Думаю все же к концу след. балет. сезона разбогатеть. А над чем работаете Вы? Пепсу пишу, как только в городе появляются новые детские открытки. Обнимаю.
   В.Аркавина

Яков Сергеевич Аркавин

(9(21).07.1865, Виленская губерния - 14.03.1930, Харьков)

  
   Статья в энциклопедии современной Украины [17] и на сайте "Знаменитые украинцы" (URL: http://www.ukrainians-world.org.ua/ukr/peoples/474622331d08543d/ (дата обращения: 19.05.2014) дает такие сведения об отце Веры Аркавиной и моем прадеде (привожу в переводе на русский язык и с откорректированной мной датой и местом рождения ):
  
   Аркавин Яков Сергеевич (9(21).07.1865, Виленская губерния - 14.03.1930, Харьков) - врач-педиатр, основоположник неонатологии на Украине, активный участник создания основ охраны материнства и детства.
   В 1891 г. закончил Харьковский университет, был принят в ординатуру Госпитальной терапевтической клиники г. Харькова, где работал под руководством профессора А. Кузнецова.
   Совершенствовал знания по педиатрии в Берлине, его работой руководили корифеи мировой педиатрии - А. Багинский и Г. Финкельштейн. В дальнейшем профессор Я. Аркавин никогда не прерывал связей с выдающимися представителями немецкой, а также французской науки, неоднократно посещал лучшие европейские клиники, постоянно следил за иностранной медицинской литературой. Его библиотека была лучшей в Харькове.
   Доктор медицинских наук (1908), профессор (1911). С 1908 г. - доцент Харьковского университета; с 1910 г. - заведующий кафедрой детских болезней Женского медицинского института в Харькове; в 1920-1930 гг. - заведующий детской клиникой Харьковского медицинского института, образовавшейся после объединения Женского медицинского института с медицинским факультетом Харьковского университета. Под руководством Я. Аркавина при детской клинике сложилась группа молодых врачей, которые позже стали активными участниками создания клиники "Охматдет".
   Научные работы врача-исследователя посвящены проблемам искусственного кормления детей и методам борьбы с детской заболеваемостью и смертностью, вызванными неправильным питанием. Основоположник микропедиатрии (неонатологии) в Украине, основатель Харьковского общества детских врачей, консультант Наркомздрава УССР и Харьковского НИИ охраны здоровья детей и подростков, организации "Красный Крест". Редактор отдела педиатрии журнала "Врачебное дело".
   Среди более 20 опубликованных работ Я. Аркавина самые известные: "К вопросу о влиянии хлористого бария на организм животных (экспериментальное исследование) "К вопросу о бронхиальной астме у детей"; "О периодической рвоте у детей" (обе - Харьков, 1907); "Экскизитные случаи скарлатины".(Харьков, 1913).
   Термин "симптом Аркавина" до сих пор используется в отечественной медицине стран бывшего Советского Союза.
   В некрологе, который был напечатан в журнале "Педиатрия" 14 марта 1930 г., сказано: "Я.С. был прекрасным специалистом, чутким внимательным врачом, с исключительно нежным и мягким подходом к детям, он чаровал всех его знавших, своею мягкостью, оптимизмом, редким умением вселить окружающим б-ного бодрость и веру в благополучный исход заболевания...
  
   Совсем недавно нам с директором народного музея Харьковского медицинского университета Ж. Н. Перцевой удалось установить точную дату и место рождения Якова Аркавина. Жаннета Николаевна нашла запись о Якове Аркавине в "Списке студентов Императорского Харьковского университета на 1886-1887 академический год", - издание в настоящее время оцифровано и легко может быть найдено в Интернете. Согласно этой записи Аркавин Яков Файвишович родился 29 августа 1865 г. в мещанской еврейской семье в местечке Подбржежи Виленского уезда Виленской губернии. Окончил Белгородскую гимназию. В университет принят 10 августа 1886 года.
   Зная место рождения Якова Аркавина, я уточнил дату его рождения и проследил ранее неизвестную родословную семьи Аркавиных в базе данных на сайте еврейской генеалогии JewishGen (URL: http://www.jewishgen.org/ (дата обращения: 21.05.2015, поиск: Arkavin, Lithuania).
   Итак, родился Янкель (Яков) Аркавин не 29 августа, а 9(21) июля 1865 года в местечке Подбржежи, зарегистрирован в Вильне (Вильнюсе). Имя отца - Файвиш (родился в 1826 году), отца Файвиша звали Матис (родился примерно в 1796 году), отца Матиса - звали Ицко. Мать Файвиша звали Сора Мейта (родилась около 1806 года), а ее отца - Физель. Имя жены Файвиша - Шейна Ривка, она родилась примерно в 1827 году, ее отца звали Гирш Вульф.
   У Файвиша было две сестры: Хена Хая и Шейна соответственно 1820 и 1838 года рождения. Кроме Якова у Файвиша были сыновья Иосель (родился в 1851 году), Ицко (родился в 1854 году) и дочери: Роза, родившаяся 13 (25 по новому стилю) октября 1869 года и Хава, родившаяся 29 августа (10 сентября по новому стилю) 1862 года. Иосель умер в 1852 году в возрасте 1,5 лет по неизвестной нам причине, а Хава умерла от дизентерии 17(29) июля 1868 года.
   В 1870 году семья Файвиша Аркавина выехала из Виленской губернии, после чего следы родителей Якова и брата Ицко теряются, а Яков с той поры упоминается вновь только в 1886 году в связи с окончанием Белгородской гимназии и поступлением в Харьковский университет. Вскоре после окончания университета Яков Файвишевич Аркавин русифицировал свое отчество и стал Сергеевичем, но в официальных документах, например, в купчей крепости на дом в Харькове продолжал числиться Яковом Файвишевичем с упоминаием отчества Сергеевич в скобках. Иудейское вероисповедание Яков Сергеевич сохранил.
   Добавлю к энциклопедической статье, что Я.С. Аркавин С 1909 по 1912 год был членом русского комитета Международного общества (ассоциации) детских врачей.
   В дореволюционной России ежегодно переиздавались Российские медицинские списки лиц с полным правом на лечебную практику. В списке на 1905 год числится 22527 врачей, в их числе около 830 женщин [18, С. VI]. По окончании университета в 1891 году Яков Аркавин числился во всех таких списках, как, например, в списке на 1905 год:
  

АЛФАВИТНЫЙ СПИСОКЪ

ЛИЦАМЪ,

им?ющимъ полное право на производство въ Россiи врачебной практики.

[...]

Аркавинъ Яковъ Файв. (Серг.) 65 Л. 91. (Д?т.), впр. Харьковъ [18, С12].

  
   Среди членов Харьковского одонтологического общества согласно протоколу от 14 ноября 1902 года (легко находится в Интернете) значится зубной врач Р.С. Аркавина. Это - Раиса (Роза) Сергеевна Аркавина, сестра Якова Сергеевича. О ее семейной линии речь пойдет дальше. Об отношенияъ брата и сестры достаточно сказать, что Раиса Сергеевна с дочерью в течение 9 лет жила в харьковском доме у Якова Сергеевича.
   Что касается симптома Аркавина (исследование лимфоузлов корней лёгких), то он многократно описан в медицинской литературе и в Интернете, например: http://enc-dic.com/enc_medicine/Perkussija-14370.html (дата обращения: 19.05.2014):
   "Для обнаружения симптома Аркавина проводят перкуссию по передним подмышечным линиям снизу вверх по направлению к подмышечным впадинам. У здоровых детей укорочение звука не наблюдается. При увеличении лимфатических узлов корня легкого выявляется укорочение перкуторного звука и симптом считается положительным".
   Подробнее о жизненном и профессиональном пути профессора Аркавина можно узнать из двух имеющихся документов - в одном он сам написал о себе, во втором после смерти профессора это сделали его любящие коллеги и ученики.
   За предоставленную автобиографию Якова Сергеевича я искренне благодарен Жаннете Николаевне Перцевой, которая переписала этот документ в Киевском архиве. Публикуемая ниже автобиография написана в 1920-х годах, когда в украинском правительстве решался вопрос о денационализации домов университетских профессоров. Да простится здесь небольшое повторение позиций энциклопедической статьи - факты те же самые, но в рукописном жизнеописании слышен, как мне кажется, голос прадеда.
  
   Яков Сергеевич Аркавин
   из письма в Главпрофобр
   (Р-203, оп. 1, д. 566, л.33-34,
   Центральный государственный исторический архив Украины, г. Киев)
   [в сокращении]
  
   Окончил Харьковский медицинский факультет в 1891 г. со званием лекаря с отличием. Оставлен был при кафедре госпитальной терапевтической клиники ординатором, в каковой должности состоял 4 года.
   Сейчас же по окончании курса был командирован в Старобельский уезд для борьбы с холерой, цингой и сыпным тифом, где провел все лето до сентября, т.е. до начала занятий. В 1892 г. состоял на службе у города по сыпному тифу, т.к. клиника по распоряжению закрылась. К концу ординаторской службы выдержал экзамен на докторанта, а в 1903-м году защитил диссертацию на звание доктора медицины.
   По окончании ординатуры перешел на изучение детских болезней и получил место помощника заведующего детской амбулаторией на Москалевке. Тогда же был зачислен врачом-специалистом по детским болезням при Красном кресте, где принимал больше 10 лет. Там же состоял лектором по инфекционным болезням.
   В 1893 г. зачислен школьным врачом при первой школе грамотности, в каковой должности прослужил 22 года.
   В 1896 г. поступил ординатором в Крапоткинскую детскую больницу, где прослужил 4 года.
   С 1893-го года принимал по детским болезням в амбулатории Харьковского медицинского общества при больнице им. Захаржевского в продолжение 10 лет.
   Так как у нас клиники детских болезней не было и мне как прошедшему клиническую школу под руководством проф. Кузнецова и Опенховского один амбуланс не давал удовлетворения, то я в 1900 г. отправился в Берлин, где специализировался у проф. Багинского и Финкельштейна, у первого по болезням старшего возраста, у последнего - по болезням грудного возраста. Одновременно я слушал лекции у Heubner'a по детским, у Lassar'а по кожным болезням детского возраста, у Menolee'я по нервным болезням детского возраста, у Hoff'а по ортопедии и врачебной гимнастике.
   Начиная с 1900-го года, я каждый год ездил за границу и пополнял свои знания у [перечисляет западных профессоров и темы занятий]. Города: Вена, Лейпциг, Лозанна, Женева... В Женеве познакомился с принципами устройства консультаций для матерей и грудных и с типами учреждений капли молока.
   Состоя членом правления Союза борьбы с детской смертностью, я свои сведения сообщал часто в собраниях и занялся пропагандой грудного кормления и основ разумной диететики.
   В 1908 г. избран приват-доцентом Харьковского университета, а в 1910 г. - профессором Женского медицинского института.
   Тут на мою долю выпало счастье организовать клинику детских болезней с поликлиникой, уделивши целый семестр грудному возрасту, чего тогда не было ни в одном из русских университетов.
   В 1920 г. мне удалось организовать клинику грудного возраста и в этом году впервые провел не только курс физиологии, анатомии и патологии грудного возраста, но дал возможность врачам познакомиться у постели больного с теми особенностями течения болезней в нежном возрасте, которые оставались десяткам поколений неизвестными.
   Кроме того, я читал на системных курсах для рабочих и для мелких служащих, помимо прямых обязанностей, принимал участие в работе Наркомздрава, где состоял членом научного совета по охране материнства и детства, научной комиссии по изучению инфекционных болезней, состою консультантом при Губздраве по охране материнства и детства, Южной и Северо-донецкой железных дорог, председателем секции детских болезней при Харьковском медицинском обществе, состою редактором отдела педиатрии при Врачебном деле.
   Все должности бесплатные, но поглощающие огромное количество времени и труда.
   Страдаю приступами сердечной грудной жабы, от которой в 1911 г. чуть не погиб, пролежавши 4 месяца в постели. Приступы в более слабой степени повторяются и по сей день.
   За все время революции оставался в Харькове безвыездно.
   Создал свою большую школу как в Харькове, так и в других городах России. Имею 16 печатных трудов и в производстве среди них некоторые темы разрабатываются уже 3-й год. Доканчиваю писанием учебник по болезням грудного возраста. Сейчас проводятся научные работы 4-мя ассистентами, которые будут представлены как диссертационные.
  
   Профессор. Я.С. Аркавин
  
   Особенно меня трогает место: "Тут на мою долю выпало счастье организовать клинику детских болезней с поликлиникой, уделивши целый семестр грудному возрасту, чего тогда не было ни в одном из русских университетов..." Да и весь послужной список профессора выглядит удивительно цельным и достойным.
   В 1905 году профессор Аркавин был одним из учредителей Общества скорой медицинской помощи в Харькове, о чем сообщала газета "Южный край:
  
   "Организация Общества скорой медицинской помощи. - 1905. - 23 сент.
   В Харьков прибыл деятель по организации скорой медицинской помощи в Риге, зубной врач, Александр Николаевич Нибург. Он взялся за осуществление идеи организации скорой медицинской помощи в Харькове путем создания особого Общества. Уже выработан и утвержден проект устава. Среди учредителей Общества - П. И. Кравцов, М. И. Светухин, врачи Трофимов, Гаврилко, Пржевальский, Аркавин, Фабрикант, приват-доценты Браунштейн, В. В. Фавр, присяжный поверенный Рапп, помощник присяжного поверенного Дейтш, С. Н. Жевержеев, Л. Г. Рабинович, Шкаф" [21, С. 285].
  
   Известный хирург, стоматолог Моисей Борисович Фабрикант (1863, Шумилово Подольской губ. - 1951, Харьков) был близким другом семьи Аркавиных. Сохранилась его фотография с дарственной надписью Я.С. и Ф.А. Аркавиным. В Российском медицинском списке на 1905 год есть следующие данные о нем: "Фабрикантъ Моис. Бор. 64 Л. 89. (Хир.) к. а. Зав. частн. хирург. лечеб. Харъковъ" [18, С. 369]. В Интернете имеется достаточно подробная информация о его научной и врачебной деятельности. Известно также, что до революции М.Б. Фабрикант увлекался автоспортом, был членом Южнорусского автомобильного клуба в Харькове.
   В 1901 году был зарегистрирован Устав "Частной детской лечебницы (с поликлиникой и инфекционным отделением) врача Якова Аркавина в Харькове" [20].
   Вернемся к собственноручному жизнеописанию Я.С. Аркавина. Упоминание о слабом здоровье в автобиографии, по-видимому, было одним из "усиливающих" оснований для возвращения квартиры. До революции в 1913 году Яков Сергеевич купил двухэтажный дом N24 по Сумской улице. У меня сохранилась купчая крепость. Семья профессора жила в квартире на втором этаже, а первый этаж, вероятно, сдавался в аренду.
   После революции дом был национализирован, но семья продолжала занимать второй этаж. И вот в 1925 году за выдающиеся заслуги в развитии отечественной науки профессор Аркавин решением Президиума Всеукраинского исполнительного комитета официально получил квартиру в пожизненное пользование [21]. Как видим, к врачам типа Булгаковского профессора Преображенского большевицкая власть относилась с почтением и в Харькове.
   В руках у меня - визитная карточка Народного комиссара продовольствия У.С.С.Р. Ивана Степановича Лобачева (Харьков, Пушк., 41. Тел. 3-35.) На обороте - надпись:
  
   т. Аркавин
   Прошу осмотреть моего сына и
   принять меры к излечению.
   С уважением
   И.Лобачев
   27 VI 23
  
   В конце 1920-х годов Я.С. Аркавин был приглашен к сотрудничеству в Большой медицинской энциклопедии, для которой в соавторстве с П. Блументалем и Р. Лурия написал статью "Запоры" [22].
   В 2014 году я нашел в Интернете документ, из которого следует, что Я.С. Аркавин был кандидатом в гласные Харьковской городской думы. В предвыборной июльской листовке 1917 года в списке N1 кандидатов в гласные Харьковской Городской Думы от Партии Народной свободы на срок по 1-е января 1919 года о нем сообщено следующее: "29. Аркавинъ Яковъ Серг?евичъ, 51 г., Профес. Харьк. Женск. Медиц. Инстит., Сумская 24 по Изб. Сп. 92 - 6 уч" [23]. Размеры этого печатного издания (80 на 48,5 сантиметров) значительно больше размеров листовки в нашем нынешнем понимании.
   Следующим в этой же листовке идет "Список N2 Объединенный Соцiалъ-Демократическiй списокъ // (Харьк. Орган Р.С.Д.Р.П., Бундъ и польское Соцiалистическое Объединенiе) // кандидаты въ гласные Харьковской городской думы на срок по 1-е января 1919 года" [25]. И в этом списке под номером 17 числится "Левин Абрамъ Григорьевичъ, 25 л., Харьковъ, Екатеринославская, 47, член харьк. Комитета Бунда" [23].
   Неизвестно, состоялись ли эти выборы и были ли избраны мой прадед и дед в гласные Харьковской городской думы. В любом случае захватившие власть в стране большевики, шедшие, кстати, кандидатами в Харьковскую думу по списку N3, уже в декабре 1917 года упразднили городские думы и земства. Но биографии деда и прадеда пополнились участием в одной и той же выборной компании. И конечно, интересно, были ли уже знакомы будущие тесть и зять летом 1917 или познакомились они во время предвыборной кампании, или при каких-то других обстоятельствах. И Вера Аркавина, следовательно, могла познакомиться с будущим мужем не в институте в 1920 году, а раньше.
   Трудно сказать, сильно ли, выражаясь современным языком, политизирован был Яков Сергеевич Аркавин, но сама его бытность кандидатом по списку Партии Народной свободы - а это другое название партии конституционалистов-демократов (кадетов) - говорит о том, что он не стоял в стороне от политических процессов, занимая позиции далеко не большевистские. Приходится признать, что "выдающиеся заслуги в развитии отечественной науки" позволили большевикам закрыть в 1925 году глаза на былое "кадетство" профессора Аркавина и на дочку-меньшевичку. Может быть, в тридцать седьмом году все вспомнилось бы, не умри профессор раньше.
   Яков Сергеевич хлопотал за дочку: "... 16.4.1923 отец А. направил в ГПУ письмо (копию - Е. П. Пешковой) с просьбой разрешить дочери "следовать со своим мужем заграницу", но получил отказ" [2].
   По воспоминаниям детей Яков Сергеевич нежно любил свою жену, несмотря на занятость работой, находил время на театры, концерты, жил полной жизнью. Безусловно, в глазах пациентов он был чудесным доктором. Об этом говорят трогательные сохранившиеся открытки и подарки, например, два парных пейзажа маслом с надписями: "Доброму доктору Якову Серг?евичу Аркавину отъ благодарной В?ры Раковской". II весенняя выставка 1905 года
   А вот сохранившаяся открытка от семьи Мартыновых "Его Высокоблагородiю Якову Серг?евичу Аркавину", из которой по почтовому штемпелю и адресу ясно, что в августе 1912 года семья Аркавиных находилась на курорте в Ребровой балке на даче Георгиевского (Кисловодск Терской Области). Елена Мартынова была особенно дружна с семьей Аркавиных, о чем свидетельствует ее фото с дарственной надписью Якову Сергеевичу и Фане Абрамовне. Вероятнее всего, это была дружба доктора и семьи вылеченного ребенка.
   Приведу начало одной из статей доктора Аркавина, по которой, как мне кажется, можно получить впечатление о его человеческой и врачебной индивидуальности.

Эксквизитные случаи скарлатины.

Я.С. Аркавина

----------

  
   Эпидемiя скарлатины въ 1907 году дала мн? возможность констатировать н?которыя явленiя въ теченiи бол?зни, которыми считаю не безъинтереснымъ под?литься съ читателями. Одинъ случай очень тяжелый почти даже безнадежный на столько эксквизитенъ, что я нахожу нужнымъ привести подробно его исторiю бол?зни; этотъ случай т?м обращаетъ на себя вниманiе, что ребенокъ 6 л?т назадъ уже перенесъ скарлатину, заразившись отъ своей сестрички, которая погибла отъ скарлатины. Одновременно с пацiентомъ бол?лъ отецъ его. Мальчикъ 10 л?т от роду. Я былъ приглашенъ къ нему 18-го ноября 1906 года и засталъ въ сл?дующемъ положенiи: температура повышена 39,4. Пульсъ не соответствуетъ температур? (учащенъ 160-170 въ минуту). Лицо бл?дное. Зрачки сильно расширены, хорошо реагируютъ на св?тъ. Глаза закисаютъ. Склеры инъецированы. Шейныя железы сильно увеличены въ объем?. При осмотр? полости рта найденъ налетъ грязно бураго цв?та, занимающiй оба миндалика, дужки и боковыя части uvulae; изо рта неприятный запахъ. На боковыхъ поверхностяхъ грудной кл?тки им?ется сыпь мелкая розоваго цвета, состоящая из мелкихъ пятнышек густо сидящихъ одно возле другого. Кром? упомянутой области сыпь нигд? констатировать нельзя. При перкуссiи границы органовъ найдены вполн? номальными, точно также ничего ненормальнаго не найдено при аускультацiи. Sensorium затемненъ. Больной на короткое время впадаетъ в безсознательное состоянiе, но быстро приходитъ въ себя. Жалуется на сильную боль въ глотк?. Голосъ гнусявый. Забол?лъ ребенокъ за нед?лю до моего пос?щенiя. Бол?знь началась рвотой; появилась сыпь очень незначительная на лиц? и груди. Температура слегка приподнялась; по заявленiю матери она не достигала 38,5. Сыпь держалась 4 дня и исчезла. Температура вернулась къ норм?. Въ виду того, что ребенокъ перенесъ скарлатину, мать р?шила, что она им?етъ д?ло съ краснушкой и выпустила ребенка после паденiя t® черезъ день. На сл?дующiй день после этого t® быстро поднялась и стали сильно опухать шейныя железы. Опухоль достигла такихъ разм?ровъ, что родители думали, что у ихъ сына свинка; на сл?дующiй день они обратились ко мн?.
   Придя къ заключенiю после осмотра, что я им?ю д?ло съ скарлатиной, я не могъ исключить могущую оказаться двойную инфекцiю дифтерита и скарлатины и потому р?шилъ впрыснуть сыворотку Moser'а и антидифтеритную--одновременно. Взята была слизь из глотки для бактерiологического изсл?дованiя и въ тотъ же день впрыснуто 80 куб. сент. антискарлатинной сыворотки Харьковскаго Мед. Общ., приготовленной по Moser'у и 3000 единицъ антидифтерит. сыв. нашего Медиц. Общ. Назначено смазывать железы мазью Arg. Colloidal. CredИ, полосканье изъ Hydrog. hyperoxydat b Natr. Subsulfuros, Euchin, Camphor... [24]
   Медики, которым интересны основные медицинские аспекты этой статьи, легко могут найти ее в Интернете.
   Проводить отца в последний путь Вере Аркавиной не удалось, в 1930 году она с мужем и дочкой находилась в казахстанской ссылке. Вот, что написано в некрологе в журнале "Педиатрия":
  
   ПАМЯТИ ПРОФ. ЯКОВА СЕРГЕЕВИЧА АРКАВИНА
  
   14 III 1930 г. после продолжительной болезни умер на 65-м г. жизни директор Детской клиники Харьковского медицинского института, основоположник микропедиатрии на Украине, неизменный консультант и активный участник строитетьства учреждений охраны материнства и детства проф. Яков Сергеевич Аркавин.
   Покойный окончил Харьковский университет в 1891 г и сразу был принят в ординаторы Госпитальной терапевтической клиники, где работал под руководством проф. А.X Кузнецова. По окончании ординатуры Я.С. увлекся педиатрией, которая и то время только начинала выкристаллизовываться в самостоятельную дисциплину. Для изучения этой специальности, он уехал за границу, где в Берлине работал под руководством крупнейших корифеев педиатрии Багинского и Финкельштейна. В дальнейшем проф. Аркавин никогда не прерывал связи с представителями немецкой, а также французской науки, многократно посещал лучшие европейские клиники, регулярно следил за иностранной литературой. Его библиотека является лучшей в Харькове.
   По возвращении из первой научной поездки за границу Я.С. со всей энергией и энтузиазмом отдался кипучей многогранной врачебно-практической и научно-педагогической деятельности, В результате этой последней покойный был избран в 1908 г. приват-доцентом Харьковского университета. Но особенно широко развил свою научно-педагогическую деятельность Я.С в 1910г., когда он получил в заведывание кафедру детских болезней при вновь учрежденном в Харькове Женском медицинском институте. С этого времени Я.С. отдает все свои силы и знания на организацию детской клиники и создает из нее образцовое учреждение. Быстро вокруг детской клиники организуется группа молодых врачей, которая работает под руководством Я.С. и которая в дальнейшем становится активным участником строительства охматдета. С 1920 г. по слиянии Женского медицинского института с медицинским факультетом Харьковского университета Я.С. становится во главе детской клиники Харьковского медицинского института, где с неизменным успехом продолжает свою научно-педагогическую деятельность до последних дней своей жизни. За это время из клиники вышел целый ряд научных работ по различным вопросам клинической педиатрии. Перу покойного принадлежит больше 20 работ. Я.С. не ограничивал своей деятельности стенами клиники. Он принимал живейшее участие в общественной жизни. Он был неизменным председателем секции детских врачей и редактором отдела педиатрии журнала "Врачебное дело", консультантом НКЗдрава, Окрздрава, "Красного Креста", Общества политкаторжан и целого ряда других учреждений. Он был основоположником и активным организатором детской консультации при клинике 1-го Всеукраинского института охраны материнства и детства. Он всемерно будировал вопрос об организации в Харькове самостоятельной большой детской больницы, входя по этому вопросу с докладными записками в соответствующие инстанции. Он принимал активнейшее участие в организации факультета охматдета и организации стажа для оканчивающих врачей Он проводил занятия по педиатрии с врачами в Институте для усовершенствования.
   Я.С. был прекрасным специалистом, чутким внимательным врачом, с исключительно нежным и мягким подходом к детям, он чаровал всех, его знавших, своею мягкостью, оптимизмом, редким умением вселить окружающим б-ного бодрость и веру в благополучный исход заболевания.
   Я.С. был хорошо известен широким кругам детских врачей нашего Союза своим участием на всесоюзных съездах, где он не раз приковывал внимание съезда своими блестящими выступлениями. Студенчество любило проф. Я.С. Аркавина как прекрасного лектора-педагога. Очень интересуясь и увлекаясь последними достижениями лабораторной техники и различными методами исследования, Я.С. в центр; внимание всегда ставил самого б-ного и клиническое исследование его.
   Умер старый общественный врач. Умер прекрасный специалист. Умер блестящий лектор, учитель, воспитавший в педиатрии много десятков поколений врачей. Умер руководитель, товарищ и друг. И нам, его ближайшим ученикам и сотрудникам, небольшим утешением в понесенной утрате будет сознание того, что жизнь его прожита не напрасно.
  
   Сотрудники детской клиники Харьковского медицинского института [25]
  
   ... В 1960 году мы отдыхали в Одессе. У родителей были путевки в военный санаторий, а меня устроили, как тогда было принято, в частный домик на Большом Фонтане рядом с санаторием. В день приезда мы с мамой зашли в кабинет начальника санатория - очень пожилого, как мне показалось, полковника. Открыв мамины документы, он снял очки, всмотрелся в маму и сказал: "Яков Сергеевич Аркавин, наверное, Ваш родственник? Я имел счастье быть его студентом в Харькове...".

Фаня Абрамовна Аркавина

(1875, Екатеринослав - 20.05.1946, Львов)

  
   Фаня (Фанни, Фейга) Абрамовна Аркавина была родом из семьи мельников Славензонов. Судя по адресам фотоателье, где сделаны семейные фото, семья жила в Екатеринославе или Кременчуге. Не исключено, что имелись дома в обоих городах. Сохранились фото родителей Фани, моих прапрабабушки и прапрадедушки, а также фото ее сестер Анны и Мины. Кроме того, есть фото молодого человека с дарственной надписью: "На добрую память моей дорогой и доброй сестре Фане от любящего ее брата Харитона Славензон". Вероятнее всего, это - родной или двоюродный брат Фани. В справочной книге Полтавской губернии за 1901, 1903 и 1908 годы среди телефонных абонентов города Кременчуга указан Славензон Абрам Моисеевич, проживавший в собственном доме на углу улиц Харчевой и Константиновско-Зеленой (более употребительное название этой улицы - Зелено-Константиновская). Возможно, это и был мой прапрадед Абрам Славензон
   На фотографиях Фаня и Яков Аркавины выглядят импозантной и красивой парой. По рассказам детей они были очень счастливы в браке. Верховенство в семье принадлежало Якову Сергеевичу, а домом распоряжалась Фаня. Она нанимала прислугу, вела все хозяйственные дела. Моя мама, Элеонора Аркавина, вспоминала, как бабушка делала проход по дому в сопровождении французского бульдога Геры и той-терьера Куськи, которые ее обожали. Еще был говорящий попугай, кажется - ара, с традиционным именем Попка. Внучке на прогулках Фаня Абрамовна иной раз в шутку говаривала: "Нора, не путайся под ногами, иди прежде".
   Мне, не увидевшему прабабушку, остается только любоваться ее фотографиями и восхищаться любовью и стойкостью, с которой она поддерживала дочь-социалистку и ее мужа.
  
   Из дела: АРКАВИНА Вера Яковлевна ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 737. Л. 184, 185:
  
   1. Лист 185. "Глубокоуважаемая Екатерина Павловна! В конце августа этого года я возвращалась из Петропавловска от дочери своей В.Я. Аркавиной, была в Кр. Кр., не застала Вас и говорила с гр. Винавером по поводу моей дочери. В июне кончается трехлетний срок ссылки моей дочери, проживающей в г. Петропавловске (Казахстан). Климатические условия Петропавловска в конец расшатали ее здоровье (частые сердечные припадки, заболевание почек). Дочь моя настолько больна, что я вынуждена была забрать ея ребенка к себе. Не считаете ли Вы, глубокоуважаемая Екатерина Павловна, целесообразным уже сейчас начать хлопоты [1 слово неразборчиво] о моей дочери и ея ребенке, в связи с окончанием срока ссылки, или же это следует предпринять позже. В случае надобности может быть представлено медицинское свидетельство о болезни дочери.
   С самым искренним приветом и глубокой благодарностью Ф.А. Аркавина. 25.11.32. Адрес: Харьков, Сумская 24, кв.2".
  
   2. Лист 184. "В ответ на В/обращение сообщаю, что т.к. срок ссылки В/дочери, В.Я. Аркавиной, кончается лишь в июне 33 г., сейчас рано подавать какие-либо заявления. 23.12.32 "
  
   Бабушка Фаня много поездила за свою жизнь, было много вояжей вместе с мужем и детьми на курорты, российские и заграничные. После смерти мужа пошли поездки к дочери в ссылку. Из переписки Ф.А. Аркавиной и В.Я. Аркавиной с Е.П. Пешковой следует, что Фаня Аркавина ездила к дочери и зятю в казахстанскую ссылку не менее 2 раз: в 1931 году за заболевшей туберкулезом внучкой и в 1932 году. Возила продукты, одежду, деньги. В 1935-37 годах приезжала и в Симферополь.
   В 1938 году после ареста дочери она, возможно, вывезла из Симферополя внучку Нору. В 1938 году Фаня Аркавина отвезла передачу зятю Абраму Левину в Курскую тюрьму. И в том же 1938 ездила с внучкой на свидание к Вере в Симферопольскую тюрьму.
   В 1941 году Фаня Аркавина вместе с сыном и внучкой эвакуировалась в Прокопьевск, где и жила вдвоем с Норой (сын служил в военном госпитале, поначалу в Архангельске) до 1945 года.
   В открытке, отправленной 5 июня 1943 года из поселка Тырган харьковской знакомой, возлюбленной сына, Анне Александровне Бродской, Фаня Абрамовна пишет, что в течение года умерли обе ее сестры.
   Последняя ее поездка была во Львов, куда ее привез сын и где она умерла в 1946 году. Во Львове Сергей Яковлевич Аркавин с матерью жил на улице Маяковского, бывшей Кохановского, ныне - Левицкого. Я помню, как в 50-е по этой улице, сворачивая потом в сторону Пекарской, шли через весь город похоронные процессии на Лычаковское кладбище. В качестве катафалка использовалась либо оставшаяся еще со старых польских времен черная застекленная карета с упряжкой, кажется, из 2 лошадей, либо на советский манер - грузовик с опущенными бортами и застеленным красным ковром кузовом.
   Сергей Яковлевич Аркавин рассказывал, как в этой же самой карете хоронили Фаню Абрамовну в 1946 году. Людей, шедших за гробом, было немного. Неожиданно навстречу похоронной процессии выбежал какой-то военный и открыл стрельбу из пистолета. Люди спрятались за каретой, несколько пуль попало в карету и гроб. Через короткое время впавшего, как оказалось, в алкогольный психоз стрелка задержал подоспевший патруль. Возможно, что Фаня Абрамовна уже после смерти защитила своего сына от пули.
  

Абрам Левин

(11.12.1892, Либава - 26.10.1938, Курск)

  
   Биографию своего мужа написала Вера Аркавина для списка социал-демократов, над которым работала в 1970-х годах. У моей мамы осталась машинописная распечатка этого документа. С небольшими дополнениями и уточнениями из других источников ([26], [3]) биография Абрама Левина выглядит так (уточнения к машинописи Веры Аркавиной выделены полужирным шрифтом):
  
   198. ЛЕВИН АБРАМ ГРИГОРЬЕВИЧ. 1892-1938. Член РСДРП. В с.д. движении с 1906. В 1911 эмигрировал. В 1911-14 учился в коммерческом институте в Мюнхене. Вернулся в Россию в 1914. Впервые арестован в 1914 по делу комитета РСДРП г. Либавы. Получил 1 год крепости. По освобождении с 1914 до 1917 работал в Донбассе секретарем рабочей страхкассы. В 1917 переходит на работу в отдел рабочей кооперации ПОЮРа (потребительское общество Юга России). Был кандидатом в члены предпарламента. В 1920-22 - приват-доцент в Харькове, читал лекции в Харьковском институте народного хозяйства о рабочей кооперации и о предшественниках научного социализма. В это время являлся членом Главного Комитета РСДРП Юга России (затем Украины), членом ЦК Бунда. В августе 1921 - представитель Главного Комитета на общероссийском партийном совещании в Москве.
   Арестовывался два раза в 1921. Арестован в марте 1922. Получил 1 год ссылки в Среднюю Азию, которую отбывал с марта 1922 по март 1923 в Ташкенте. Арестован в Ташкенте в 1923, комисссией НКВД по адмвысылкам 7 сентября 1923 г. приговорен к 3 годам высылки в Туруханский край. По его просьбе ссылку заменяют Суздальским политизолятором для соединения с находящейся в изоляторе женой (постановлением ОС КОГПУ от 04.07.1924). После изолятора постановлением ОС КОГПУ от 24.07.1925 выслан в Среднюю Азию в Ташкент. Арестован там 23 июля 1926 года и сослан на 3 года в Киргизию, где жил до 1929 года. В 1929-30 - "минус" в Ташкенте. (В Ташкенте в 1929-30 преподавал в университете, был членом Ученого совета НИИ экономики Средней Азии, ранее в 1923 участвовал в экспедиции в Хиве и Бухаре.) Арестован в Ташкенте в 1930. Постановлением ОСКОГПУ от 8.09.1930 получил 3 года ссылки в Петропавловск (Казахстан). В 1934-35 жил в Харькове, в промежутке - в Курске. В 1935 выслан из Харькова. Переехал с семьей в Симферополь, работал там экономистом в Наркомате местной промышленности Крымской АССР Арестован 11.09.1937 в Симферополе. Перевезен в Курск, где обвинялся в проведении "антисоветской меньшевистской деятельности". Получил 10 лет лагерей "без права переписки". Расстрелян 26.10.1938 в Курске в урочище Солянка
  
   Надо уточнить, что машинопись Веры Аркавиной заканчивается словами: "Видимо, расстрелян в Курской тюрьме", потому что, как я уже упоминал, она до конца своих дней так и не получила официального сообщения о расстреле мужа.
  
   Добавление Э.А. Аркавиной:
   До последнего ареста работал экономистом в Наркомате местной промышленности Крымской АССР. Арестован в Симферополе 11 сентября 1937. Реабилитирован посмертно в 1957. В феврале 1989 мною получена бумага (N5042 от 24.02.1989 за подписью начальника секретариата Военной коллегии Верховного Суда СССР А. Никонова) о том, что мой отец, Левин Абрам Григорьевич, приговором Военной коллегии Верх. Суда от 26 октября 1938 был осужден к расстрелу. Он обвинялся в том, что якобы являлся членом антисоветской организации, существовавшей в г. Курске. По интересовавшим меня сведениям о дате расстрела и месте захоронения отца рекомендовано обратиться в УКГБ по Курской области, но я никуда более не обращалась, ибо это - выше моих сил" [1].
  
   Мама все-таки обратилась в УКГБ по Курской области и получила ответ (N 10-1А-17 от 10.03.1992) следующего содержания:
  
   Уважаемая Элеонора Абрамовна!
  
   Ваше заявление рассмотрено. Из материалов архивного дела видно, что Ваш отец действительно родился II декабря 1892 года в г. Либава.
   Арестован II сентября 1937 года сотрудниками НКВД Крымской АССР, а затем был этапирован в г. Курск. Обвинялся в проведении "антисоветской меньшевистской деятельности". (Взято из обвинительного заключения).
   Выездной сессией Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР 26 октября 1938 года в соответствии со ст. 58-8 и 58-11 УК РСФСР приговорен к ВМН - расстрелу.
   Приговор приведен в исполнение в тот же день в урочище "Солянка" в 3 км от г.Курска (см. газету "Известия" Л 341 от 09 декабря 1990 года).
   Ваш отец определением Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 24 октября 1957 года полностью реабилитирован.
   Справка прилагается.
   К сожалению, каких-либо документов и переписки, изъятых при обыске, не сохранилось.
   Высылаем единственную фотографию отца, находившуюся в деле.
   Всего Вам доброго!
  
   Начальник подразделения В.М. Мокин
  
   В 1957 году Абрам Левин и Вера Аркавина были реабилитированы судами выносившими им приговоры: Верховным Судом Узбекской ССР, Крымским областным судом, Военной коллегией Верховного Суда Союза ССР (касается только моего деда), возможно, и другими судами, но таких сведений у меня нет.
   Абрам Левин был реабилитирован через 20 лет после последнего ареста, и только через 50 лет с лишним после расстрела семья узнала о самом факте расстрела, его месте и дате. В 1957 году о расстреле Абрама Левина не говорилось, подразумевалась якобы естественная смерть в заключении.
   Овсей-Абрам Левин родился в Либаве в семье Гирша и Ревекки (Ривки) Левиных. О его рождении в метрической книге Либавского раввината на странице 9 за 1892 год произведена запись N 103, в которой указаны дата рождения - 28.11.1892 г. (по старому стилю); дата обрезания - 5.12.1892 г. (по старому стилю); имя - Овсей-Абрам; имя отца - Гирш; отчество отца (имя деда) - Овсей-Абрам; профессия отца - приказчик; фамилия матери - Храпкова; имя матери - Ривка; отчество матери (имя деда) - Мейер: место регистрации отца - Либава; имя раввина, сделавшего запись - Бер Ратнер (Метрические книги раввинатов Латвии. О родившихся  в Либаве/Лиепая в 1892 г.
URL: http://usdine.free.fr/birthsliepajaninetytwo.html (дата обращения: 03.07.2014).
   Из семейного архива и книги записей еврейского кладбища Лиепаи 1909-1941 (URL: http://www.liepajajews.org/cem/L.htm (дата обращения: 03.07.2014) известны даты смерти Гирша и Ревекки Левиных - соответственно 13(26).10.1910 и 01.08.1936.
   Гирш Левин был приказчиком, а затем стал владельцем аптечного магазина. Это была еврейская семья среднего достатка. Единственное групповое семейное фото сделано примерно в 1905 году. Из этого же фото можно примерно определить года рождения Гирша и Ревекки - соответственно 1860 и 1870. Судя по адресам на почтовых открытках, до 1910 года семья жила в Либаве по адресу: Ивовая, 11, кв. 6, позже, возможно, переехала в дом 35 по Зерновой улице, где размещалась аптека Гирша Левина. У Абрама была старшая сестра Паулина и младшие братья Аарон и Соломон. Еще одна сестра Соня умерла в младенческом возрасте (10(22).07.1898 - 08(20).06.1900) от пневмонии. Семья была очень дружной, особенно все любили Паулину. С ней Абрам Левин не прерывал связь до последнего года своей жизни.
   В самой ранней сохранившейся почтовой открытке Абрам пишет сестре о выпускном экзамене в гимназии:
  
   Ст. Вайноденъ
   Батенъ
   Гостиница Якобсонъ
   Для П. Левиной
  
   Либава 19 4/6 09
  
   Выдержал экзамен.
   Гурвич также.
   Гольман исключен из гимназiи.
   Золотую медаль получил Либерман.
   0x08 graphic
Элиасберг
   Фрейндберг
   Гольдберг - серебряныя
   Стурман
   еще 3
  
   [Приписка]
   Я тоже выдержалъ!
   Ей богу! Не верьте Абраму
   Ваш Гурвич
  
   Не совсем понятно, почему приписку-опровержение сделал Гурвич, а не Гольман, которого Абрам Левин в шутку исключил из гимназии, видимо, была какая-то тонкость, - теперь уже не узнаешь. Батен, куда адресовано письмо Паулине, был небольшим курортным поселком близ железнодорожной станции Вайнёде, там обычно отдыхали и лечились евреи из Либавы.
   А вот письмо сестре Паулине из тюрьмы с отметками "Просмотрено" и вымаранными цензурой строчками.
  
   25-Х-14. Митавская Губернская тюрьма. Камера N 43.
  
   Дорогая Поля! Открытку твою получил, и сравнительно очень рано, - на шестой день. Напрасно ты жалуешься на мое молчанiе: я теб? написал одно письмо три недели тому назад, на адрес Т. Кара и неделю тому назад на твой собственный адрес. Это письмо третье по счету. На всякий случай сообщаю тебе еще раз, что я уже получил приговор, числюсь теперь крепостным: пользуюсь всеми льготами, этому званию присвоенными: получаю по двугривенному в день жалованья. Срок моего заключения кончается 27го ноября утром [2,5 строчки вымараны цензурой] и при этом еще бутылку молока и пару яиц. - Свиданiя я еще ни с кем не имел, может быть, сегодня получу: я писал домой, что если они могут прислать нужные мне вещи почтой или каким-нибудь другим путем, то не стоит приезжать на свиданiе в виду того, что я скоро приду на свиданiе к ним. -
   Раньше мы сидели в камере 44ой, и на 8 человек там было "всего" 8 нар, но воздуху довольно мало. Теперь же нас по нашей просьбе перевели в соседнюю камеру, где я сидел первые 11 дней по приезде сюда: эта камера разсчитана на 14 человек и в ней куда просторн?е.-
   Из библiотеки я теперь взял Жан-Жак Руссо "Gesellschafts Vertrag" на нем. яз. И Монтескье одно сочиненiе о римском государств?. Кроме того, у меня еще им?ются две книжки журнала "Мир Божiй" за 1904ый год.-
   Новаго зд?сь ничего нет. Вот только то, что заключ. Штубис и Фогель, с которыми целый месяц сидел, вместе, теперь уже получили свой приговор, переод?ты в арестантское и теперь они скоро отправятся в дальнiй путь. - Телеграммы мы получаем здесь довольно часто: их разр?шается читать, так что я приблизительно в курсе дел. - Из письма к одному товарищу по камере я сегодня узнал, что в Либав? месяца три назад было арестовано 7 человек, которые теперь все высланы административным порядком в Тобольскую губернiю: из Виндавы туда выслано столько же. -
   Поля, я очень рад тому, что тебе удается хорошо заниматься. С каким удовольствiем и я теперь окружил бы себя грудой книг и погрузил бы свое вниманiе в их заманчивыя страницы! К сожаленiю, этого еще долго не будет. И так уже целый год прошел для меня в изученiи тюремной дисциплины! А это тема такая скучная, такая мертвая! Но мне кажется, что стоит мне только выйти за ворота, на вольный воздух, и я очнусь от кошмарного сна, и потечет опять новая жизнь. Скор?й бы уже! Вот уж кто может сказать: "Не жаль мн? прошлого ничуть!" Такого прошлого не жаль! Но жду от жизни еще много. -
   Если напишешь реферат на выбранную тобой тему, пришли его мн?: я с удовольствием прочту. Задачу твою прочел, но и только: нет никакого интереса позаняться ею. Если интерес проявится, найду ее и позаймусь, если она разсчитана на здоровый ум (но отнюдь не на ум казематников, ибо у них ведь больной ум...), но я ее, может быть, решу. -
   Луи из Либавы писал, что поедет в Кiев сдавать государственные экзамены, так что вы там, нав?рное, встретитесь. Передай ему от меня привет.
   Ну, пока, всего хорошего!
  
   Абрам
   Мой адрес тебе известен, а вот твой так уж трудно запомнить: нужно пойти порыться в письмах.
  
   Из письма сестре следует, что за революционную деятельность в Либаве Абрам Левин был наказан заключением в крепости со "всеми льготами, этому званию присвоенным". "Крепостные" даже получали жалование: по двугривенному в день. Заключение в крепости было предусмотрено в России Уголовными уложениями 1845 и 1903 года, по срокам оно могло совпадать с заключением, например, в исправительный дом, но заключением в крепость наказывались деяния, не порочащие осужденного, например, малозначительные религиозные и политические преступления, поединки и т.п. Абрам Левин мог быть заключен в крепость, например, по следующей статье:
  
   124. Виновный въ участiи въ сообществ?, зав?домо воспрещенномъ в установленномъ порядк?, наказывается:
   заключенiемъ въ кр?пости на срокъ не свыше одного года или арестомъ. [27]
  
   Соответствующая глава Уложения называлась "О смуте". В ней перечислялись такие преступления как участие в публичном скопище, заведомо собравшемся с целью выразить неуважение верховной власти; публичное выражение сочувствия учению, стремящемуся к насильственному разрушению существующего в государстве общественного строя, а также произнесение публично речи или чтение сочинения или распространение сочинения или изображения, побуждающих к бунтовщическим или изменническим деяниям, ниспровержению существующего в государстве общественного строя, противодействию закону и т.п. [27, ст. 121, 129].
   Как видим из письма, в тюрьме Абрам Левин читал труды Ж.Ж. Руссо и Ш. Монтескье о государственном устройстве, видимо, уясняя и уточняя для себя модель того справедливого государства, за которое он боролся вместе с товарищами по партии. И, конечно, он рвался на волю, где "окружил бы себя грудой книг и погрузил бы свое внимание в их заманчивые страницы". И ждал от жизни еще многого!
   По освобождении из тюрьмы Абрам Левин с 1914 до 1917 работал в Донбассе секретарем рабочей страхкассы. Сохранилась открытка сестре Паулине от 30.01.1915 из Лепеля Витебской губернии, где он, возможно, был проездом или задержался на короткое время:
  
   [повреждение бумаги] Левиной
   Высш. Женск.Курсы
   Кiев
   Прор?зная 13, кв. 11
  
   Дорогая Поля!
   Почему не пишешь?
   Из дому получил только одно письмо на денежном переводе, и то не сообщают!
   Есть у меня надежда на получение пары уроков (один - старый [5 букв нрзб.]). Мама пишет, что о [3 буквы нрзб.]р? ты мне сообщишь телеграфом, но тогда и сообщи что за [3 буквы нрзб.]ер, условiя и пр.
   Пиши.
  
   Всего хорошаго.
   Абрам
  
   С 1917 года, перейдя на работу в отдел рабочей кооперации ПОЮРа (потребительское общество Юга России), А. Левин жил в Харькове по улице Екатеринославской, 47, был членом харьковского комитета Бунда, о чем свидетельствует уже упомянутая предвыборная июльская листовка 1917 года со списками кандидатов в гласные Харьковской городской думы [23]. В этой же кампании участвовал, как мы помним, и будущий тесть Абрама Левина - Яков Сергеевич Аркавин.
   14--22 сентября 1917 года в пору двоевластия в России Абрам Левин участвовал в работе Всероссийского Демократического совещания в Петрограде, представляя в составе группы из 26 человек рабочую кооперацию. Он также вошел в члены Временного Совета Российской Республики (Предпарламента), и принял участие, вероятно, во всех десяти его заседаниях в Мариинском дворце с 7 по 25 октября. Данные по составу Предпарламента "содержатся в следующих источниках: ЦГАОР, ф. 1799, оп. 1, дд. 2, 7, 10, 22, 24, 26, 32, 33" [28]. 25 октября Временный Совет Российской Республики был разогнан занявшими Мариинский дворец солдатами и матросами, что можно рассматривать как репетицию последующего роспуска Учредительного Собрания в январе 1918 года.
   Имя Иосифа Сталина-Джугашвили дважды сопутствует имени Абрама Левина в исторических документах: в списке членов Временного Совета Российской Республики 1917 года, и в документе 1938 года - списке лиц, подлежащих суду военной коллегии по Курской области, с Абрамом Левиным под номером 49 по первой категории и утверждающей визой Сталина на титульном листе.
   В 1920-22 гг. приват-доцент Абрам Левин читал лекции в Харьковском институте народного хозяйства о рабочей кооперации и о предшественниках научного социализма.
   В 1920 году женился на Вере Аркавиной. В 1921 году дважды на небольшое время арестовывался, вероятно, один раз вместе с женой.
   Система политического сыска в стране к тому времени была уже прекрасно отлажена. Вот всего лишь одно предложение из подготовленного ОГПУ обзора внутреннего политического положения РСФСР (раздел "Меньшевики") за март 1922 года: "... Можно отметить некоторое оживление в работе Украинской организации, в особенности в Харькове, где им удалось под видом семинария в Институте народного хозяйства устроить нечто вроде своей партшколы" [29]. И в марте 1922 года Абрам Левин был арестован уже более основательно - получил 1 год ссылки.
   Дальше трудно что-либо добавить к изложенной выше его биографии. "Его расстреляли, когда мне было 10 лет. Он был очень мягким, добрым, терпимым человеком. Настоящий библиофил, знал почти все европейские языки, меня очень любил. Люди, знавшие папу, говорили, что он был очень способным человеком", - вспоминала моя мама [1]. О доброте и сострадательности "Григорьевича" говорила мне и бабушка.
   От деда остались всего 6 писем. Приведенные выше две открытки написаны 17-летним гимназистом, а письмо из Митавской тюрьмы - 22-летним молодым человеком.
   Письмо мужу сестры Паулины, Адаму Александровичу Томпакову, написано дедом в день своего рождения, ему тогда исполнился 41 год. В это время он, наверное, перебирался из петропавловской казахстанской ссылки в Харьков, чем могут быть объяснены его два приезда в Москву с десятидневным промежутком (если, конечно, второй приезд состоялся). Вот это письмо:
  
   Адам Александрович! Я уехал из Москвы с тяжелым сердцем. Мне очень обидно за сестру, которая была достойна лучшей участи, чем та, которую ей уготовила судьба.
   Сумеет ли она забыть нанесенную ей обиду даже в том случае, если ты со своей стороны сделаешь все что в твоих силах? Сомневаюсь. За ее тяжкие слезы, слова и дела за тобою. Если ты можешь и хочешь лечить нанесенные ее душевные раны, то ты должен начать это немедленно. Для этого ты должен, прежде всего, конечно, уяснить свое собственное положение: себе самому и решить, что делать и куда уйти - решить не под влиянием минутного настроения, а более серьезно и вдумчиво. Если верно то, что ты сам говорил о себе, о своих настроениях и т.д. из-за боязни решиться на что-то, повторяю; если сам себе поверишь, то может быть, тебе поверит и Поля. Бывает всякое - может быть, вам удастся вновь наладить хорошие отношения.
   Ведь вы же все-таки любили друг друга. Но если этого условия нет, если ты не знаешь, на что решиться, если у тебя нет воли, нет умения, наконец, нет желания перестроить свои [1 слово неразборчиво] к Поле, то оставь и не терзай ее больше своим присутствием, дай ей успокоиться.
   Как брат, я имею право ставить тебе такие условия.
   Надеюсь, что ты быстро решишься на что-нибудь, и что если я через 10 дней опять буду в Москве, я найду у вас дома другую атмосферу.
  
   11/XII 33 А. Левин
  
   Атмосфера в доме не изменилась, и супруги Томпаковы разошлись. Письмо же сохранилось у Паулины как память о брате.
   1 августа 1936 года в Либаве умерла Ревекка Левина. О смерти матери сестре Паулине (письмом от 07.08.1936 г.) и брату Абраму (возможно, телеграммой) сообщил Соломон Левин. Между 7 и 15 августа 1936 года Абрам Левин пишет письмо сестре Паулине в Москву из Симферополя:
  
   Дорогая Поля! Вчера получил из Либавы то известие, которое к тебе уже, вероятно, дошло. Для меня оно не было неожиданным, так как по письму, которое я получил в начале августа о болезни мамы, я понял, что дело скверно и что я уже мамы не увижу более. Я даже полагал, что это уже факт, и что письмо должно было только подготовить меня, как это обычно делается. Очень тяжело было вскоре узнать об этом, как об уже случившемся: наше свидание 2 года назад очень приблизило ко мне маму, образ которой за 20 лет разлуки успел уже несколько расплыться. Тем сильнее сейчас чувствую, что уже нет и мамы, что нет человека, который любил тебя такого, как ты есть, простой естественной любовью. Норочка была вчера тоже очень расстроена, плакала и горевала - она как раз вчера написала маме письмо и собиралась его отправить. Но я больше всего тревожился и тревожусь за тебя - считаю неправильным, что тебе сообщили об этом сразу без подготовки. Для тебя мама была неизмеримо более близка, чем для всех нас, - ты одна, и я очень боюсь, как бы тебя не ошеломило это известие и не подорвало бы окончательно твое здоровье. Мне просто страшно, что никого не было с тобой, когда ты получила это известие. Очень прошу тебя - напиши сейчас, как себя чувствуешь, как твое здоровье, не нужно ли тебе мое присутствие или присутствие Веры. Вера могла бы к тебе на некоторое время приехать, если это тебе даст облегчение, протелеграфь немедленно. Если нет, я могу часть своего отпуска провести у тебя - я отпуск получу с 10-го сентября. Одним словом, жду немедленного твоего ответа. Соломон неверно поступил - он должен был сообщить мне, а я бы к тебе приехал, взяв на себя эту печальную миссию. По крайней мере, я был бы с тобой это время, когда нужны помощь и понимание со стороны близкого человека.
   Прошу тебя взять себя в руки, побереги свое здоровье и сохрани себя для жизни, которая, пока она продолжается, является нужной и ценной себе и другим.
   Крепко тебя обнимаю, целую
  

Абрам

  
   Вера и Нора [2 слова неразборчиво]: они тебе напишут отдельно
  
   Это письмо Абрам Левин написал в скорби об ушедшей матери, с болью за любимую сестру, в поддержку ей. Было ему почти 44 года, до ареста оставалось чуть больше года, до расстрела - два года с небольшим.
   И последняя сохранившаяся открытка сестре, написанная в 1937 году:
  
   30/VIII Дорогая Поля! Не писал, потому что сейчас же по возвращении Нора слегла с гриппом, который она схватила [1 слово неразборчиво] в Керчи, где было холодно. Про наши мытарства в Сочах тебе, наверное, расскажет [имя неразборчиво], если ты ее увидишь. Мы не могли выехать ни 15-го, ни 17-го. Образовалась пробка и на пристани, и на вокзале - стоять нужно было в очереди, посылали телеграммы в Москву и т.д. Я за это время измучился порядочно, а последнюю ночь даже Нора вынуждена была провести на пристани. Наконец, в ночь на 19-е, когда я занял первое место в очереди матерей с грудными младенцами, мне удалось достать билет на пароход, идущий в Керчь, откуда мы поездом поехали в Симферополь. Была качка, и я 5 часов лежал в рвотном состоянии. Приехал домой разбитым, но [1 слово неразборчиво] не пришла. 3 дня проболел легким гриппом.
   Нора сегодня только встала - у нее температура доходила до 39,5, одно время спала, а потом опять поднялась. Боюсь, как бы опять не повторилось. Она кланяется и извиняется, что не пишет. Фаня Абр. не приезжала к нам. Норочка [1 слово неразборчиво] ест [1 слово неразборчиво] и за эти страдания [2 слованеразборчиво], чтобы у нас были [1 слово неразборчиво]
   и если бы не насморк, [2 слова неразборчиво] можно было бы [2 слованеразборчиво].
   Целую, обнимаю. Абрам
  
   Семья с большим трудом выбралась из Сочи, Нора готовилась к новому учебному году, да приболела - обычная бытового содержания открытка с обратным симферопольским адресом: Воровского, 3, куда через 12 дней - 11 сентября 1937 года, придут за Абрамом Левиным, чтобы увести навсегда.
   И была еще последняя рукописная весточка: "В 1938 папа прислал из тюрьмы записку, где просил прислать ему вещи и продукты. Бабушка ездила к нему и отвезла передачу", - вспоминала моя мама [1].
  
   И вот перед нами сталинские расстрельные списки.
   В настоящее время оригиналы списков хранятся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) и составляют 11 томов, подшиты в хронологической последовательности -- с первого списка от 27 февраля 1937 года, до последнего, датированного 29 сентября 1938 года. Фонд 17, опись 171, дела 409-419.
   Я же начинал писать свои заметки, еще когда списки хранились в Архиве Президента РФ и были опубликованы впервые Обществом "Мемориал" и Архивом Президента РФ. Поэтому цитирую публикацию "Мемориала".
  
   Введение
  
   В этом разделе сайта общества "Мемориал" представлены так называемые сталинские списки -- перечни людей, осужденных по личной санкции И.В.Сталина и его ближайших соратников по Политбюро ЦК ВКП(б) к разным мерам наказания -- в подавляющем большинстве к расстрелу. Впервые эти списки были опубликованы в 2002 году на CD, подготовленном Обществом "Мемориал" и Архивом Президента РФ.
   [...]
   Подготовка и оформление списков в НКВД
  
   Списки, поступавшие впоследствии к членам Политбюро, готовились в НКВД как на материалах отделов центрального аппарата, так и на материалах, присланных в центр из регионов.
   Порядок оформления запросов с мест на включение тех или иных арестованных в списки отчасти проясняется из распоряжения зам. наркома внутренних дел М.П. Фриновского от 7 августа 1937 г. Местным управлениям НКВД предписывалось составлять на каждого арестованного справку с указанием фамилии, имени и отчества, подробных установочных данных, существа обвинения, чем обвинение подтверждается (а также сознался обвиняемый или нет) и пересылать эти справки в виде списка в НКВД СССР телеграфом.
   Аналогичным образом, вероятно, формировались и списки из центра -- отделы, ведущие следствие по тем или иным делам, составляли сначала подробные справки на обвиняемых и передавали эти справки на обработку в "специальную группу", образованную в центральном аппарате наркомата.
   Эта группа состояла, по всей видимости, из специально выделенных сотрудников учетно-регистрационного отдела Главного управления государственной безопасности (ГУГБ), которые сводили полученные справки и представляли их для "разбивки на категории" по мерам предполагаемого наказания (1-я категория -- расстрел, 2-я -- 10 лет заключения, 3-я -- 5-8 лет заключения). По данным, которыми располагала в начале 1960-х гг. так называемая комиссия Н.М. Шверника, "вопросы о мерах наказания предрешались руководящими работниками НКВД СССР, председателем Военной Коллегии Верховного Суда СССР Ульрихом и заместителем Прокурора СССР Рогинским". У нас, к сожалению, нет никаких дополнительных данных ни о порядке работы, ни о самом существовании подобного формального или неформального органа. Лишь одно можно утверждать с уверенностью -- к Сталину попадали списки, уже разбитые на определенные категории и содержащие лишь фамилию, имя и отчество репрессируемого.
   Оформлялись списки, как правило, одинаково. На первом листе (обложке) обычно был заголовок "Список лиц, подлежащих суду Военной Коллегии Верховного Суда СССР" (иногда просто -- "Список"), на второй странице приводилась справка о числе людей, включенных в список, с разбивкой по категориям и территориальной принадлежности. Далее шли собственно региональные списки (каждый с новой страницы), в свою очередь подразделенные на категории (после июля 1937 г. 3-я категория из списков исчезает). В списках, составленных весной и в начале лета 1937 г., иногда встречаются рубрики: "троцкисты", "правые", "децисты", "брандлеровцы", "меньшевики", "эсеры". Более поздние списки по "окраскам преступлений" никак не рубрицированы.
   [...]
   Наиболее активными "читателями" списков были Сталин и В.М. Молотов, причем по частоте подписей лидировал последний -- им завизировано 372 списка. Собственноручные резолюции "за" и подписи Сталина сохранились на 357 списках, Л.М. Каганович подписал 188, К.Е. Ворошилов -- 185, А.А. Жданов -- 176, А.И. Микоян -- 8, а впоследствии расстрелянный С.В. Косиор -- 5 списков. На 8 списках стоит подпись Ежова (видимо, здесь он выступал не как нарком внутренних дел, а как секретарь ЦК). Ежов, кстати сказать, почти всегда присутствовал при утверждении списков (подписывая их лишь изредка). Случайных свидетелей этой "тонкой" и секретной работы не было.
   [...]
   Реальное число людей в списках, по нашим подсчетам, - 43 768 (или меньше, так как часть повторов мы могли не обнаружить -- например, из-за опечаток) [30].
  
   Напомню, что по данным "Мемориала" только в 1937 и 1938 годах "было арестовано более 1 миллиона 700 тысяч человек и не менее 725 тысяч из них были расстреляны - в среднем государство ежедневно убивало тысячу своих граждан" [3].
   В следующем списке по Курской области лист 255, где под номером 49 числится Левин Абрам Григорьевич, приведен полностью вместе с другими фамилиями, в алфавитном порядке:
  
  

"КУРСКАЯ ОБЛАСТЬ

СПИСОК

ЛИЦ, ПОДЛЕЖАЩИХ СУДУ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ

ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

от 12 сентября 1938 года

Сталин, Молотов, Жданов

[31, лист 252]

  
  
   1-я кат.
   2-я кат.
   3-я кат.
   1. Курская область
   129
   15
   0

[31, лист 253]

  

КУРСКАЯ ОБЛАСТЬ

1 категория

   [...]

[31, лист 254]

   24. ГОЛЬДФАРБ Михаил Борисович
   25. ГОРБАТКО Иван Тимофеевич
   26. ГРОЙСЕР Израиль Михайлович
   27. ГРУЗДЕВ Иван Александрович
   28. ДАНКОВ Сергей Андреевич
   29. ДОРОХОВ Дмитрий Егорович
   30. ДРОБОВСКИЙ Андрей Павлович
   31. ЗАВАРЗИН Анатолий Дмитриевич
   32. ЗАДЫХАЙЛО Филипп Романович
   33. ЗАЙЦЕВ Федор Васильевич
   34. ЗЕМЛЯНСКИЙ Михаил Григорьевич
   35. ЗУБЧЕНКО Павел Алексеевич
   36. ИВЛЕВ Петр Михайлович
   37. ИНДРЖИХ Владислав Рудольфович
   38. КАЩЕЕВ Василий Эрастович
   39. КЕДРОВ Аркадий Владимирович
   40. КОГАН Вениамин Иосифович
   41. КОЛЕСНИЧЕНКО Николай Иванович
   42. КОЛОТИКОВ Антип Степанович
   43. КОТОВИЧ Степан Степанович
   44. КРАВЦОВ Иван Данилович
   45. КУРЦЕВ Михаил Петрович
   46. ЛАВРЕНТЬЕВ Петр Исаевич
   47. ЛАВРИКОВ Николай Александрович
   48. ЛАТЫШЕВ Ефим Терентьевич
   49. ЛЕВИН Абрам Григорьевич

[31, лист 255]

   [...]
  
   129. ЮРОВ Платон Андреевич
  
  

0x01 graphic

[31, лист 259]

  
   Список завизирован 12 сентября 1938 года. Осужден и расстрелян Абрам Левин 26 октября 1938 года. В 1992 году дочь Абрама Левина, моя мама, Элеонора Абрамовна Аркавина получила от УКГБ по Курской области письмо с вложенной в него фотографией отца. Фотография сделана, видимо, по прибытии деда в Курскую тюрьму. Мама плакала, глядя на лицо отца, на "ошейник" с номером 255.
   ... Вера Аркавина прибыла в 1923 году на Соловки в партии заключенных вместе с братом и сестрой Иваном и Людмилой Кушиными. Вместе они держали голодовку в Пертоминске и были избиты охраной. Иван Кушин был старостой партии заключенных, его биографию я привел в главе о Вере Аркавиной. А Людмиле Кушиной и ее мужу, Соломону Горелику, выпало встретить смерть вместе с Абрамом Левиным в Курске.
  
   КУШИНА Людмила Александровна
   (1902 - 26.10.1938). Социал-демократ. Арестована в Киеве, по-видимому, в 1922. Арестована 9 июня 1923 в Москве, заключена в Бутырскую тюрьму. 29 июня 1923 получила 2 года концлагерей, отправлена в Пертоминск, где приняла участие в голодовке. 28 июля 1923 переведена вместе с братом на 2 года в Соловецкий концлагерь, содержалась на острове Муксолма. В ночь на 23 августа избита: вся прибывшая из Пертоминска на Соловки партия, "подверглась зверскому, заранее организованному избиению. Заранее была подобрана стража, распределены роли, приготовлены веревки, и полотенца...". В 1925 отправлена в Печорский край, а затем в ссылку в Киркрай. В январе 1928 жила в Уральске. В 1930 поселилась в Курске. В том же 1930 получила дополнительно 3 года ссылки(?). Муж - Горелик Соломон Григорьевич, брат - Кушин Иван Александрович. [2]
  
   Кушина Людмила Александровна числится под номером 35 в списке лиц, подлежащих суду военной коллегии Верховного суда Союза ССР по первой категории от 19 апреля 1938 года по Курской области
  

КУРСКАЯ ОБЛАСТЬ

СПИСОК

ЛИЦ, ПОДЛЕЖАЩИХ СУДУ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ

ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

от 19 апреля 1938 года

Сталин, Молотов, Каганович, Жданов

[32, лист 183]

  
  
   1-я кат.
   2-я кат.
   3-я кат.
   1. Курская область
   68
   22
   0

[32, лист 184]

КУРСКАЯ ОБЛАСТЬ

1 категория

   [...]

[32, лист 185]

  
   24. ЗАСИМЧУК Константин Герасимович
   25. ЗАСЛАВСКИЙ Георгий Георгиевич
   26. ЗАХАРОВ Владимир Гаврилович
   27. КАМЕНЕВ Василий Иванович
   28. КИСЛОВ Григорий Захарович
   29. КОВАЧИК Михаил Степанович
   30. КОНСТАНТИНОВСКИЙ Александр Михайлович
   31. КОТЕЛЬНИКОВ Сергей Иванович
   32. КРЕЧЕТОВ Валентин Николаевич
   33. КУЗНЕЦОВ Василий Давыдович
   34. КУРБАТОВ Владимир Иванович
   35. КУШИНА Людмила Александровна
   36. ЛАДЫЖЕНСКИЙ Семен Абрамович
   37. ЛАЗАРЕВ Андрей Иванович
   38. ЛАПИЦКИЙ Самуил Эмануилович
   39. ЛАРИН Михаил Самсонович
   40. ЛИТВИНОВ Николай Петрович
   41. ЛИТВИШКОВ Трофим Иванович
   42. МЕДОВЩИКОВ Иван Антонович
   43. МИНАКОВ Федор Иванович
   44. МОДАЛЛО Леонид Максимович
   45. МОЗЖУХИН Александр Андреевич
   46. МОРОЗОВ Георгий Николаевич
   47. НЕКРАСОВ Михаил Павлович
   48. ОБУХОВ Яков Иванович
   49. ПАВЛЕНКО Михаил Лаврентьевич
   50. ПОДВОЛОЦКИЙ Иван Петрович
   51. ПОЛЯКОВ Иван Игнатович

[32, лист 186]

  
   А под номером 15 в этом же списке значится Горелик Соломон Григорьевич - муж Людмилы Кушиной [32, лист 185]. Он тоже был на Соловках вместе с Людмилой, но отправили его туда чуть позже - в сентябре 1923 года [2]. Сравнивая списки военной коллегии и списки "Мемориала", я нашел еще троих социал-демократов, расстрелянных в Курске вместе с Абрамом Левиным, Соломоном Гореликом и Людмилой Кушиной. Это Константиновский Александр Михайлович (13.03.1903 - 26.10.1938), Фишман Абрам Григорьевич (30.08.1900 - 26.10.1938) и Зайчик Григорий Романович (1889 - 26.10.1938). Константиновский в приведенном выше "списке Горелика и Кушиной" имеет номер 30. В 1923 году он тоже был заключенным СЛОНа.
   О Константиновском много и тепло пишет в своих воспоминаниях Наталья Баранская, которая была близко знакома с ним. Проходящим по делу курских меньшевиков инкриминировалось "участие в меньшевистском террористическом центре, подготовка покушения на Сталина". В последнем слове Александр Константиновский просил о "снисхождении как отец двоих маленьких детей" [12]. В 1994 году сын Константиновского ознакомился в Курске с делом отца (было разрешено только делать выписки) и поклонился одному из опознанных мест массового расстрела [12].
   Все они были расстреляны в Курске в урочище "Солянка" в один и тот же день - 26 октября 1938 года. Сколько всего людей среди расстрелянных осуждено по делу "курского меньшевистского центра" мне сказать трудно, в списках есть 6 бесспорных членов РСДРП и, безусловно, вместе с ними по делу проходило еще много "завербованных" и "соучастников". Почти наверняка все приговоренные по обоим спискам 197 человек были казнены в Курске в тот же день. За вынесением приговора следовало немедленное его исполнение, особенно если дело касалось приговоренных судом военной коллегии по спискам, завизированным "Сталиным и компанией" (на списке от 19 апреля 1938 года помимо подписей Сталина, Молотова и Жданова есть еще виза Кагановича).
  
   Мое стихотворение, посвященное памяти деда, заканчивается так:
  
   ... И в Курске в одиночке
   Расстрела ждет мой дед.
  
   Я знал уже ко времени написания этих стихов, что ни о какой одиночной камере на сталинском расстрельном конвейере 1937-38 годов не могло идти речи, общие камеры со смертниками были переполнены. Тем не менее, написалось "в одиночке", как я думаю, из-за подсознательного понимания уникальности и единственности моего деда, каждого из его товарищей, каждой загубленной в души.
   Закончить рассказ про Абрама Григорьевича Левина я хочу стихотворными строчками Веры Аркавиной:
   Воскресла ли горечь отцовства
   В кончины глухие минуты
   И шорох далекого детства
   Тревожный, зовущий и смутный?

Сергей Яковлевич Аркавин

(04.08.1896, Харьков - 03.07.1972, Львов)

  
   О счастливом детстве Веры и Сергея Аркавиных рассказывают их совместные фотографии ранних детских и гимназических лет.
   Сохранилась групповая фотография гимназического класса Сергея. Гимназисты сгруппировались у колонны на фоне романтической декорации. В центре - классный наставник. Кроме Сергея Аркавина (в пенсне, справа от колонны) я не знаю имени ни одного из его одноклассников. Со слов Сергея Яковлевича известно только, что один из них был страшно охоч до сладкого. Товарищи жестоко над ним подшутили - передали якобы посланную ему коробку шоколадных конфет, а когда он за короткое время съел все содержимое, объявили, что конфеты - со слабительной начинкой (на самом деле это были обычные конфеты). И, конечно, достигли желаемого слабительного эффекта. А пенсне Сергей Яковлевич Аркавин предпочитал очкам с тех самых гимназических времен.
   Окончив гимназию, Сергей Аркавин поступил сначала на юридический факультет Харьковского университета. На обучение евреев в университетах существовала процентная норма, которая в разные годы менялась от максимальных 10% до полного запрета обучения. В год поступления Сергея норма была, по-видимому, близкой к нулю, и он был принят в университет сверх нормы по особому разрешению министра просвещения. А разрешение получил Яков Сергеевич Аркавин, для чего специально ездил в Петербург на аудиенцию к министру. Но через год Сергей Аркавин понял, что юриспруденция - не его стезя, перевелся на медицинский факультет и пошел по стопам отца - стал врачом-педиатром.
   Учеба на врача захватила временные промежутки до и после революции. О советском периоде обучения свидетельствует выданный 8 декабря 1936 года, возможно, взамен утраченного, диплом Народного комиссариата охраны здоровья УССР, удостоверяющий, что "громадянин Аркавiн Сергiй Яковлевич, що народився у 1896 року, з 1920 до 1923 року прослухав весь теоретичний курс i виконав всi практичнi роботи за навчальним пляном Медичного факультету Харкiвского Медичного Iнституту. На пiдстави артикула 37 Устави про Вищi Школи (Iнститути) УССР, затверженноО ВсеукраОнським Центральним Виконавчим Комiтетом i Радою Народнiх Комiсарив УССР з 5 лютого 1931 р. (Зб. Уз. УССР 1931 р. ч.4 арт.45) громадянину Аркавiну С.Я. надається квалiфiкацiю Лiкаря...".
   По окончании института Сергей Яковлевич работал вместе с отцом, занимался врачебной и научной работой, на каких должностях, точно не известно, так как трудовых листков его не сохранилось. В трудовой книжке, выданной в начале 1939 года, записано, что он был принят на работу в клиническую больницу 2-го Харьковского мединститута ординатором инфекционного отделения, имея более чем 12-летний стаж работы.
  
   Отношения с сестрой были нежными и доверительными. Вот что написал Сергей Аркавин отбывающей казахстанскую ссылку Вере на обороте своего фото, снятого за отцовским письменным столом:
  
   "Дорогая Веруня!
   Ты наверное узнаешь стол папы. На нем слева видна рамка, где находится твоя гимназическая фотография. На стене фотографии, где снята ты еще маленькой девочкой. Посылаю в этом снимке не столько себя, сколько дорогой тебе по воспоминаниям nature morte.
   Твой Сережа"
  
   После войны на письменном столе в кабинете доктора Аркавина во Львове стояло много принадлежностей еще харьковских времен - подарков от благодарных пациентов Якову Сергеевичу и Сергею Яковлевичу, среди них письменный прибор с чернильницей и гравировкой: "Доктору Якову Серг?евичу Аркавину. 1898". А вот гравировки на серебряных крышках подарочных настольных блокнотов: "Милому хорошему доктору Я.С. Аркавину от маленькаго благодарнаго пацiента Бобочки Кринскаго. 20.VI.1912. Кисловодскъ"; "Д-ру Аркавину от Сережи Пятницкаго. 11.VII.1916"; "Дорогому другу доктору Сергей Яковлевичу Аркавину от благодарной матери Файнштейн. 20.I.1928".
   Арест отца в 1937 и матери в 1938 году тяжело переживался 11-летней Норой Аркавиной. Бабушка и дядя своей любовью и заботой старались вернуть девочку к жизни и помогли ей пережить полученный удар. И мама моя их обоих очень любила.
  
   С 1937 года параллельно с работой в клинической больнице 2-го Харьковского мединститута доктор Аркавин работал младшим научным сотрудником инфекционной клиники Украинского института экспериментальной медицины, ставшим с 1941 года основным местом работы. Сергей Яковлевич Аркавин был одним из авторов изданного в 1938 году в Москве в качестве учебного пособия для ВУЗов курса инфекционных болезней [33]. В 1939 году также в "Медгизе" вышла брошюра С.Я. Аркавина "Коклюш" [34]. Дело шло к диссертации, но помешала война.
   В 1941 году Сергей Яковлевич эвакуировался с семьей в Прокопьевск, оттуда уехал в Архангельск, где работал вольнонаемным врачом в военном госпитале, потом опять вернулся в Прокопьевск. К концу войны перебрался вместе с матерью на постоянное жительство во Львов.
   Насколько я знаю, выяснялась возможность вернуться в Харьков, но о квартире на Сумской уже речи не было - только о жилплощади. Во Львове же была предложена работа и хорошая квартира. Сергей Яковлевич вспоминал, что даже отказался от виллы, кажется, в районе улицы Котляровского, потому что район считался опасным из-за частых нападений бандеровцев.
   Сергей Яковлевич въехал в трехкомнатную квартиру в красивом доходном доме на улице Маяковского (сейчас - К. Левицкого), я до сих пор иногда любуюсь этим домом на фотографиях в Интернете. Вскоре в одной из комнат поселилась нанятая им домработница, очень быстро ставшая настоящей домоправительницей и членом семьи - Анастасия Даниловна Лизан, Настуня, моя заботливая няня. Она родилась в крестьянской украинской семье, и до войны работала домработницей в семье священника по фамилии, если не ошибаюсь, Воскрес. В годы войны вместе с детским домом Настуня попала в Чехословакию, где работала поваром. Семья священника стала родной для Настуни, они часто приходили к ней в гости во Львове в квартиру доктора Аркавина: священник, его жена и дочка Лида. Жену священника Настуня звала омость (что означает "матушка" - так украинские греко-католики обращаются к женам священников), а Лиду - её детским именем: Дидя.
   Настуня была очень набожным человеком, придерживалась греко-католицизма, а когда уния с Римом в 1946 году была упразднена, все равно ходила в Собор Св. Юра, главный храм греко-католической церкви. Дом "пана доктора" она содержала в идеальном порядке, а ее своего рода украинско-чешско-польская кухня была известна в кругу львовских друзей и коллег С.Я. Аркавина как изысканная и неповторимая. Очень скоро С.Я. Аркавин прописал Настуню в ее комнате, имевшей, кстати, отдельный выход на лестничную площадку и поэтому ставшую фактически ее квартирой. Говорила Настуня по-украински, читала книги на украинском или польском языках, я рад, что в свои школьные годы немного помог ей развить навыки письма и письменного счета.
   В жизни Сергея Яковлевича Аркавина было две главных женщины: Анна Александровна Бродская и Лидия Евгеньевна Шихина.
   Анна Александровна, харьковская еще любовь, переехала после войны во Львов и поселилась на одной лестничной площадке с Сергеем Яковлевичем. Впоследствии она переехала в отдельную квартиру. Это была добрая и сердечная женщина, Настуня хорошо ней относилась, но не одобряла, конечно, эту внебрачную, а значит, греховную связь. Со временем в жизнь С.Я. Аркавина вошла Лидия Евгеньевна Шихина, врач, с которой он вместе работал и с которой прожил последние 15 лет своей жизни. При этом он до последнего сохранял статус, выражаясь современным языком, гостевого брака и официально женился на Лидии Евгеньевне лишь за год до смерти. С Анной Александровной же Сергей Яковлевич и Лидия Евгеньевна всегда поддерживали добрые, в сущности, родственные отношения.
   После переезда Лидии Евгеньевны к мужу Настуня официально объявила, что уходит, и, несмотря на все уговоры, отделилась, навсегда закрыла дверь в свою комнату и стала жить самостоятельно на пенсию и сдавая угол студенткам.
   После смерти Сергея Яковлевича Анна Александровна и Лидия Евгеньевна, как это часто бывает, еще теснее сошлись - в общей любви и памяти. Именно Лидия Евгеньевна поставила памятник Анне Александровне после ее кончины. Лидия Евгеньевна прожила большую жизнь и посвятила ее двум мужчинам: Сергею Яковлевичу Аркавину и своему внуку Станиславу Шихину. Ушедшая из жизни в 2014 году Лидия Евгеньевна до конца сохранила ясный ум и память и много писала мне о Сергее Яковлевиче. Вот скомпилированный мной из ее писем рассказ о нем.
  
   ... Он был весьма уважаемым человеком в городе, талантливым педагогом. Он воспитал и выучил целую плеяду педиатров, и все всегда говорили о "школе Аркавина". Мои воспоминания носят сугубо личностный характер, но смею Вас уверить, что под характеристиками С.Я. как человека, врача, педагога могли бы подписаться все его ученики - и уже ушедшие в вечность, и доселе живые, разбросанные жизнью по всему свету. Есть они на берегах Гудзона (Квитко, Геллер, Ренчач, Карлин), и в далекой Австралии (Боря Тросман, его любимый ученик), и вечном Иерусалиме.
   Уехавшие врачи соматической больницы и поликлиники переписывались c бывшим главврачом 3-й детской больницы, Раисой Григорьевной Цой, умершей в ноябре 2004 года, и все без исключения вспоминали С.Я. и просили поклониться его могиле. Об этом она рассказывала мне в 90-е годы.
   Высылаю Вам трудовую книжку С.Я. В глухие советские времена он, будучи из семьи репрессированных, не смог и не захотел добиваться официального общественного признания. По-видимому, "отягощенное" прошлое тоже стало причиной отъезда из Харькова во Львов.
   Я знаю, что в Харькове С.Я. работал под началом проф. Кандыбы, который первым высказал возможность лечения больных аэрозолями. Но Кандыба был репрессирован, т.к., по мнению органов, аэрозоли предназначались для отравы советских людей. Об этом С.Я. мне рассказывал. Во Львове он стал развивать научные идеи своего учителя.
  
   Добавлю к воспоминаниям Лидии Евгеньевны, что в 1949 году в Москве на заседании Педиатрической комиссии ученого медицинского совета Министерства здравоохранения СССР С.Я. Аркавин сделал доклад о применении аэрозолей в лечении и профилактике детских болезней, положительно оцененный комиссией. В заключительном слове он вспомнил своего на тот момент еще не реабилитированного учителя, сказав: "Кратко касаясь истории вопроса, надо заметить, что русский ученый Кандыба в 1936-1937 годах занимался этим вопросом (раньше, чем зарубежные авторы), но работы были прекращены" (Протокол N1 Заседания Педиатрической комиссии ученого медицинского совета Министерства здравоохранения СССР от 11.1.1949 г.). В 1952 году Сергей Яковлевич защитил кандидатскую диссертацию (Аркавин С.Я. Изучение эффективности некоторых лечебных аэрозолей: Дис. канд. мед. наук. Львов, 1952. - 147 с.).
  
   В 1945 г. С.Я. стоял у истоков советского здравоохранения на Львовщине, он принимал активное участие в создании института охраны материнства и детства, позже называемом НИИ ОХМатдет. Он работал в институте старшим научным сотрудником, консультантом до1951 года, собрал там материал для своей кандидатской диссертации на тему "Изучение активности некоторых лечебных аэрозолей".
   Причиной его ухода из института была женщина. Он особо ценил умных, талантливых и привлекательных и обладал способностью быстро их влюбить в себя. В ОХМатдете была одна молодая сотрудница, светлая голова, которая самоотверженно с ним работала по лечению аэрозолями детей и защитила диссертацию на эту тему. Она что-то не поделила с ним по науке и, будучи безответно влюбленной в него, вела себя амбициозно и скандально (что усугублялось дополнительно ее Базедовой болезнью). Он предпочел не спорить, все оставил и тихо ушел. Он никогда и нигде не касался этой темы, а я из деликатности не спрашивала.
   Из ОХМатдета С.Я. перешел работать в 3-ю соматическую больницу, главным врачом там была Раиса Григорьевна Цой. Имея репрессированного отца, она в противовес С.Я. была очень целеустремленной с упорным корейским характером, вступила неведомым образом в коммунистическую партию и добилась высокого положения в обществе, чему способствовал и С.Я. За свой труд Р.Г. Цой получила звание "Отличник здравоохранения", позже "Заслуженный врач республики", была кавалером двух орденов: "Знака почета" и "Трудового красного знамени".
   Сергей Яковлевич был генератором многих полезных идей, которые претворялись в жизнь Раисой Григорьевной Цой и часто приписывались только ее заслугам. Цой не обладала чрезмерной щепетильностью и не указывала на соавторство Аркавина в целом ряде организационных мероприятий, а он не возражал.
   После защиты диссертации С.Я. стал с 1956 года работать ассистентом на кафедре детских болезней в мединституте, которой заведовал проф. С.И. Игнатов. Все же базовой больницей являлась 3-я соматическая, и по 1963 год (пока я там работала) он бывал там ежедневно по-2-3 часа. Работал в 3-й соматической и позже с врачами курсов усовершенствования. В мединституте должность доцента не занимал, о чем мне сказал сам профессор Игнатов после смерти С.Я. Но пациенты обращались к нему только "профессор" или, в крайнем случае, "доцент", "профессора" он всегда отвергал, а на "доцента" иногда соглашался.
   Жизнь в 3-й больнице была творческой, часто устраивались конференции, разборы больных. С.Я. всех заставлял мыслить, совершенствоваться, обобщать материал. Учил даже тому, как должен выглядеть докладчик, как держаться за кафедрой и как быть при этом одетым, и куда смотреть во время доклада (только в зал, не поворачиваясь в профиль). Вокруг С.Я. царила какая-то творческая и научная аура, и мы, молодые врачи, все впитывали, как губки. Не думайте, что это мое предвзятое мнение. Вышесказанное хором подтвердят еще живые "могикане" - его ученики и в США, и в Израиле.
   С.Я. был яркой личностью, рафинированным интеллигентом, высокообразованным врачом и блестящим педагогом, равным которому не было в городе. В больнице существовала отменная профессиональная учеба педиатров на рабочем месте, которую в городе именовали "школой Аркавина". Он ярко, доходчиво и увлекательно учил клинической педиатрии, стимулировал врачей к творчеству и научным разработкам. По сути это была школа клинической педиатрии. С.Я. Аркавин оказывал действенную методическую помощь молодым ученым, работающим над диссертациями (Грищенко Е.М., Влох Т.В. и др.).
   Рекомендуя какое-либо исследование, С.Я. провидчески видел его как бы насквозь. В помощь исследователю он разрабатывал несколько емких таблиц, включающих весь клинический аспект больного и необходимые исследования. Полученные результаты вносились в таблицы, где наглядно и легко вырисовывалась их ценность, а выводы сами напрашивались - только пиши окончательный текст и публикуй. Свои идеи он щедро раздавал и охотно способствовал молодым врачам в исследовательских работах. Его методические указания рационализировали, упрощали и упорядочивали работу диссертанта.
   С.Я. проводил блестящие разборы больных, углубленно учил дифференциальному диагнозу, рекомендовал читать медицинскую литературу не вообще, а применительно к конкретному больному, к данной нозологической форме заболевания, это наглядно откладывалась в памяти врача.
   Поучительные открытые обходы больных привлекали гостей, руководителей детского здравоохранения, на обходы приходила заведующая горздравотделом Скибель Ядвига Игнатьевна. Детальный разбор больных со всех ракурсов, вскрытие ошибок, погрешностей, недоработок улучшали качество работы, способствовали росту престижа учреждения. Недавно отмечалось 80-летие бывшего заведующего облздравотделом, и он отметил, что в 50-70-е годы в городе и области работал "золотой фонд" педиатров.
   С.Я. умел волновать людей силой своей мысли, своей выдумкой, умением привлекать внимание к главному, всем, что называется дорогим словом - талант, и жизнь становилась ярче и праздничнее. Я училась у него практической педиатрии 10 лет (1952-1962 гг.), а затем ушла работать на целых 27 лет в инфекционную больницу.
   Из личных достоинств его отличала корректность, честность, внимание к близким, умение оберегать их от излишних волнений. В обществе он был остроумным собеседником.
   Я четыре раза проходила курсы усовершенствования врачей: в 1952 году первый раз во Львове у проф. Игнатова, два раза в Москве в центральном институте усовершенствования врачей (1966 и 1971 годы), один раз в Ленинграде в 1977 году, сталкивалась со многими преподавателями и могла оценить их педагогическое умение. Только одна Блюменталь в ЦИУ врачей в Москве была подстать Аркавину, у обоих был какой-то особый глубокий, конкретный запоминающийся стиль преподавания (как два сапога пара).
   Моя работа у Цой оборвалась молниеносно и неожиданно в преддверии 1963 года. К этому времени я была в негласном гражданском браке с С.Я. Нас соединили небеса, и союз наш вызрел из многолетних безупречных добропорядочных отношений, овеянных обоюдным поклонением.
   Однажды Цой вызвала меня в кабинет и завуалированно стала говорить о Сергее Яковлевиче. Подтекст я поняла сразу, она заподозрила наши отношения и в своей тираде из ревности нанесла мне глубокую обиду. Но ведь наши отношения с С.Я. были достойными, искренними, выстраданными, глубоко сокровенными. Вне стен кабинета я расплакалась и рассказала все С.Я.
   Только через 6 месяцев Сережа признался мне, что у него тогда состоялся тяжелый разговор с Раисой. Он, как истинный джентльмен, защитил мою честь мгновенно и дал ей резкую отповедь. Но об этом разговоре я тогда не знала. Спустя 2 дня заведующая горздравотделом Скибель Я.И. вызвала меня и предложила работу зав. отделением в инфекционной больнице, куда сама хотела сбежать главврачом "на отдых" с поста чиновницы.
   Мудрый Сереженька настоял на немедленной смене работы. Я не ошиблась, в моей жизни началась новая эра, хотя я долго тосковала по прежней работе. Вскоре институт микробиологии предложил мне ввести новые диагностические методы и тесты при желудочно-кишечных заболеваниях и способствовал их внедрению. Все научные разработки под руководством С.Я. мы оформляли статьями, которые печатались в московских педиатрических журналах и местных медицинских выпусках.
   В 1966 году я получила высшую категорию. Статистические показатели больницы стали перекликаться с общесоюзными, прекратились претензии горсанстанции к диагностике. Сережа только посмеивался возросшему реноме "Лидуськина", как он меня называл и говорил, что у властолюбивой Цой все женщины-врачи "бегают в девочках". А она, между прочим, не оскорбилась тем тяжелым разговором, все улеглось, и до самой его смерти относилась к нему с глубоким уважением. Раиса Григорьевна посещала его могилу всегда с цветами, и стали мы с ней общаться только через 35 лет, в 90-е годы по ее инициативе. Она пригласила меня в ресторан на свое 80-летие и попросила красиво выступить о ее трудовом пути, что я и сделала (25.12.1999 г.). Вот что делает любовь и ревность и все излечивает время!
  
   P.S. "Любой пустяк из прежних лет так ненасытно мил и чуден"

/Саша Гликберг-Черный/

  
   Я очень часто вспоминаю С.Я. и до сих пор вижу его в своих сновидениях. 4/VIII я была на кладбище с цветами, хотя сама стала очень старая и больная.
   У Сергея Яковлевича был очень красивый профиль, чем он гордился, и изящные маленькие кисти рук, в одной из которых часто дымилась душистая папироса "Казбек"...
   Моя любовь к нему при жизни и в настоящее время к его памяти безгранична. Общение с ним в течение 20 лет в разных ипостасях очень развивали меня, очень укрепляли мой кругозор, сделали из меня грамотного специалиста. Я "купалась" в его любви и уважении Он назвал меня своей "лебединой песней" (этот старомодный принц!). У нас был одинаковый взгляд на вещи, как-то мыслили в унисон и часто удивлялись появлению одних и тех же мыслей. Все, с чем я сталкивалась позже, было серым, обыденным и начисто мной отвергалось! Я предана его памяти и мне кажется, он незримо рядом со мной.
  
   А так вспоминает С.Я. Аркавина его бывшая студентка, Ю.В. Кричевская (в переводе с украинского на русский):
   ... Мне вообще везло на учителей. Например, училась у таких светил, как Аркавин и Коржинский. Один выступал за антибиотики, другой - против. Они консультировали больницу в определенные дни, комментировали ситуации. Колоссальный опыт! Кстати, с Аркавиным еще с института была знакома, он нам лекции читал. Помню, приехал из Москвы, когда я уже в больнице работала, увидел меня, обнял и говорит главному врачу: "К вам пришла наша лучшая умница факультета". Я чуть не сгорела от стыда! Так ко мне прилепилось прозвище "умница". Если чего не знала - никто не подсказывал, мол, ты же умница, должна догадаться [35].
  
   В 2011 году некая Вера из Львова тоже вспомнила в Интернете врачей из своего детства: "Ещё немного о врачах, причём детских. Были такие замечательные детские врачи, работавшие в детской больнице на ул. Котляревского - проф. Аркавин, главврач Цой Р.Г., Кулачковская И.М., Архипова К.Н. (её муж работал в туб. больнице). О всех и не расскажешь! Сколько детских жизней спасли!" - и в ответ на мою благодарность за память написала: "Уважаемый Сергей Аркавин! Я вспомнила о Сергее Яковлевиче потому, что в детстве я серьёзно болела и он спас меня от развития страшной болезни. Я очень хорошо помню и врача Шихину. Она была моим лечащим врачом. А были мы соседями с детской больницей - через забор... Царствие ему небесное" (URL: http://www.mankurty.com/blog/?p=5744 (дата обращения: 30.11.2014).
   Значительная часть моего детства прошла в доме Сергея Яковлевича Аркавина во Львове. Он стал мне любимым дядей Сережей, таким же близким, как обе мои бабушки и дедушка по линии отца. Родной мне стала и Настуня, простая украинская женщина редкой души.
  
   ... В дядюшкиной квартире, просторной и барской,
   я обитал, появившись на свет, -
   мама моя в послевоенных условиях
   мной разрешиться решила во Львове.
   Этот роддом у Высокого Замка
   гордое имя носил - ОХМАТДЕТ.
  
   Из Львова мама повезла меня в Москву, они с отцом еще учились в институте. По окончании института семья оказалась в Карелии в Лахденпохье. Там я начал болеть, и когда отца перевели служить в Кемь в гораздо худший климат и плохие квартирные условия, было решено отправить меня во Львов. Я прожил у дяди около 4 лет до поступления в школу, а родители приезжали в отпуск во Львов.
  
   ... Мое львовское детство.
   Галицкий рынок, где мы с Настуней делаем закупки - основная провизия покупалось на рынке, вплоть до живых кур, которых потом Настуня собственноручно резала и ощипывала...
   Стрийский парк с изящной входной аркадой, с лебедями в пруду, красными буками, летним рестораном, детской железной дорогой по выходным и мы, гуляющие вечерами с дядей Сережей и приехавшей в отпуск мамой. Доктор Аркавин, приветствуя проходящих знакомых, приподнимает летнюю шляпу...
   Стрийский парк днем, мы с Настуней набираем воду из родника - струйка, бегущая из пасти тритона...
   Кафе-мороженое на Академической, после которого меня душит кашель (слабое горло) и я стараюсь его подавить, страшась никогда больше не попасть в этот мороженый рай...
   Магазинчик "Филателия" на той же Академической с паном Романовским, директором и продавцом в одном лице. Я увлекаюсь собиранием марок, увлечение подхватывают мама с дядей Сережей, у пана Романовского заказываются роскошные кляссеры, там же покупаются редкие марки, которых в помине нет в открытой продаже. Дядя Сережа шутит о совместной коллекции на паях, коллекция до сих пор у меня, беда, что пайщиков нет...
   Лычаковское кладбище: огромные польские склепы, памятник Ивану Франко, знаменитый памятник-беседка мальчику, подорвавшемуся в мирное время на найденной гранате, аллея, по которой мы идем с дядей Сережей и приехавшей к нам в гости Полечкой - сестрой Абрама Левина. Идем с цветами на могилу прабабушки...
   Парк на Высоком замке: доктор Аркавин сидит на скамеечке и курит папиросу, я катаюсь на велосипеде, потом мы подходим к памятнику в честь полковника Максима Кривоноса и я читаю это имя по слогам (на следующий день отчет в открытке маме и папе в Карелию будет выглядеть так: "Я с дядей Сережей и валасипедом был на Высокам замке")...
   Квартира на Маяковского: я сижу в кресле в нашей огромной гостиной, а к пану доктору в кабинет Настуня проводит пациентов - родителей с детьми, часто с грудничками, из кабинета порой слышится детский плач и голос доктора, то нарочито строгий, то уговаривающий, но никогда не резкий...
   Мы с дядей Сережей летим на самолете Ил-14 в прогулочный рейс "Львов - Городок - Львов", и страшная гордость - я летал на самолете... Сергей Яковлевич вспоминает, как весь Харьков в начале века собрался на ипподроме смотреть на полеты авиатора Уточкина, и якобы в это время в городе совершилось особенно много квартирных краж...
   Новый Год, может быть, 1955 год, мне сшит костюм клоуна, к нам в гости на елку приходят дети из нашего дома, среди них моя лучшая подружка Женя Зонис, мы встретимся с ней через 50 лет в Израиле...
   Я сижу на солнце на огромном подоконнике в кабинете доктора Аркавина и выжигаю с помощью докторской лупы рисунки на деревянной линейке... Лето, каждый день все жарче, я просыпаюсь, выглядываю в окно и вижу, что все пацаны из нашего дома уже горделиво ходят стайкой в одних трусиках и майках, а еще вчера мы все ходили в штанишках и курточках, и я счастливо представляю, как через полчасика выбегу на улицу тоже в трусиках и майке. Из кабинета доктора Аркавина доносится на его домашнем суржике: "Настуня, несите мне каву, бо я спешу на работу!"...
  
   Пора остановиться, ведь я еще учился во Львове в пятом классе, и многие свои петрозаводские школьные и студенческие каникулы проводил здесь, и по Закарпатью не один раз ездил с дядей Сережей, и на курорте в Моршине был с ним и Лидией Евгеньевной.
  
   ... Вот мы опять подъезжаем ко Львову,
   станцию уже миновали Красне.
   (Вижу, как выгнут наш поезд подковой.)
   Дядюшка мамы - доктор Аркавин
   (бланк: "Соматична дитяча лiкарня") -
   на перроне стоит, поправляя пенсне.
  
   Я понимал, что Сергей Яковлевич очень хороший и известный детский врач, но все мои одноклассники и преподаватели в львовской школе относились ко мне не иначе как к племяннику знаменитости. Он очень поддерживал мои мальчишеские увлечения, разделял мой восторг гениальным футболистом Эдуардом Стрельцовым, даже прислал мне по почте вырезку из журнала "Театр" со статьей "Артистизм Стрельцова". У него был дар общения с взрослыми и детьми, он умел очаровывать, в раннем моем детстве мы говорили с ним на особых языках, то анаграммами, то окончаниями слов. Во Львове я в пять лет научился читать, мама научила в своем очередном отпуске. Сергей Яковлевич почти не держал дома художественной литературы, ему друзья приносили книги по его просьбе или по их разумению. Тем не менее, несколько книг было, и в дополнение к имеющейся у меня толстой книжке стихов Маршака я читал и перечитывал том стихов Есенина, а чуть позже - многое из Бунина, на первое собрание сочинений которого Сергей Яковлевич подписался, кажется, в 1956 году. Так что своими литературными пристрастиями я обязан также и дяде Сереже. В 1971 году осенью после студенческой практики в Рязани, я на несколько дней приехал во Львов. Как всегда, не мог оторваться от Настуниных вкусностей. Сергей Яковлевич был весел и бодр, мы гуляли с ним и Лидией Евгеньевной по Стрийскому парку. И только на вокзале из окна вагона, когда он сделал несколько шагов вслед поезду, я остро ощутил, что вижу его в последний раз.
  
   ... Жизнь протекала и все истончалась,
   как полагается, - будто во сне.
   Я уезжал из Львова, и на перроне вокзала
   в последний раз видел своего дядю в пенсне.
  
  

Паулина Левина-Томпакова

(06.11.1891, Либава - 24.12.1961, Москва)

  
   Паулина Левина - старшая сестра Абрама Левина, они были погодками. Паулина окончила гимназию в Либаве и в 1911 или 1912 году поступила на Высшие женские курсы в Киеве на физико-математическое или специально-математическое отделение. Неизвестно, где она завершила четырехлетнее обучение: в Киеве или в Саратове, куда в 1915 году были эвакуированы курсы. По окончании курсов Паулина получила диплом преподавателя математики.
   Помимо писем от брата (см. главу о А. Левине), сохранилось несколько открыток Паулине от подруг и друзей. Эти открытки - своего рода аналоги наших современных электронных сообщений. Меняются средства и скорость связи, меняется стиль языка, но содержание переписки и чувства все те же. Можно отметить и хорошую работу почты сто лет назад: по штемпелям открытка из Либавы (нынешней Лиепаи) в Киев, например, шла 2 дня, а из Минска в Либаву - всего 1 день. Вот эти открытки, дошедшие до нас через 100 лет:
  
   19.08.1909. От Ларисы из Риги в Либаву
  
   M-elle П. Левиной
   Зерновая ул.
   Либава
   19.8.1909
  
   Милая Паула!
   Почему так долго не писала и не пишешь, как живешь, что поделываешь, неужели забыла ты мой адресъ. Ну, пиши голубушка, не считайся со мной. Относительно меня ничего новаго. Жду твоего письма.
   [несколько слов неразборчиво]
   Целую тебя
   Лариса
  
   05.08.1910. От Деборы из Гомеля в Либаву
  
   Либава
   Ивовая 11, кв. 6
   M-elle П. Левиной
  
   Отпр. Г-ну доктору А.Я. Бруку, Гомель
  
   Милая Поля!
   Твое письмо я получила, сердечно благодарю, дорогая моя, за то, пишешь мн? вс? либавскiя новости. Что моя мама в Батен? меня как громом поразило, ибо мн? из дому ничего об этом не писали, хотя у меня все время было какое-то предчувствiе. От меня что-то скрывают. Пиши, доогая, зач?м мама по?хала в Батен. Не мучь меня и пиши сейчас. Я с того дня бол?ю, но не т?лом, а душой. Отчего Фаня не отвечает, что это значит? Ч?м я так погр?шила перед вс?ми? Пиши сейчас, так как на дач? останусь не долго еще.
   Будь здорова. Ц?лую кр?пко. Дебора
   Жду с нетерп?нiем отв?та! Дорогая, пиши сейчас же, прошу тебя.
  
   15.08.1910. От Деборы из Гомеля в Либаву
  
   M-elle П. Левиной
   Либава
   Ивовая 11, кв. 6
  
   Отпр. Гомель, д-ру А.Я. Бруку
  
   Милая Поля!
   Твое красивое открытое письмо я получила, за что сердечно благодарю. Очень рада за тебя, что ты хорошо проводишь время, как ты мн? пишешь. В твоем письме ты спросила: что Хр. мн? пишет. Общее содержание его письма - то, что в Либаве очень скучно, что он скучает и т.д. но у меня хранится, и при встрече покажу теб?. Прости! Я тебя прошлый раз напрасно безпокоила, д?ло в том что у меня не было писем из дому, а теперь слава богу, что все благополучно [несколько строк неразборчиво]
   Будь здорова!
   Ц?лую кр?пко! Дебора
  
   16.09.1910. От Деборы из Минска в Либаву
  
   M-elle П. Левиной
   Либава
   Ивовая 11, кв. 6
  
   Милая Поля!
   Прежде всего поздравляю тебя с новым годом! Как видишь, я нахожусь теперь в Минск?. Дорога сюда была крайне интересная. В нашем вагоне было много студентов, благодаря которым было очень весело. На станции Бобруйск вид?ла я Бахраха (бывш. Либавскаго гимназиста). Он сид?л на скамейк? с одной прехорошенькой дамочкой, т.е., pardon, кокоткой, судя по ея наружности, судя же по его - можно безспорно сказать, что он артист, да еще какой хорошенькiй, кто его не знает, моментально же полюбит его.
   С к?м гуляешь? Интересно ли теперь в Либаве? Кто составляет ваше общество? Кого встречаешь? Что Фаня делает? Переведены ли Элла Т. и [имя неразборчиво]? Отвечай немедленно на вс? вынесенные вопросы.
   Будь здорова! Ц?лую! Дебора
  
   12.11.1910. От Деборы из Минска в Либаву
  
   M-elle П. Левиной
   Либава
   Ивовая 11, кв. 6
  
   Милая Поля!
   Твое печальное изв?стiе меня до того потрясало, что я не в состоянiи была теб? отв?тить. [Речь без сомнения идет о смерти отца Паулины, Гирша Левина 13.10.1910 г.] Да и теперь - могу теб? только сказать, как и ты сама знаешь, здоровье самое драгоц?нное в челов?к?, и потому прошу тебя, пощади твое здоровье. Бывает ли Фанни часто у тебя? А Элла [несколько слов неразборчиво]
   Дебора
  
  
   22.05.1911 От двух авторов из Городка Витебской губернии в Либаву
  
   Либава
   Зерновая ул., 35
   Р. Левиной
   Для Поли
  
   Многоуважаемая Паулина.
   Сидя здесь на скамейке, думаю, стоит написать Пол?.
   Привет Арону, скажите ему, чтобы онъ не сердился на меня.
   [подпись неразборчиво]
  
   Многоуважаемая Поля.
   Шлю свой искренний и сердечный привет и благие пожелания, приезжайте в Петербург и, конечно, загляните. Крепко жму Вашу руку, готовый к услугам
   [подпись неразборчиво]
  
  
   13.07.1912. От Манни Шлемы из Виндавы в Либаву
  
   M-elle П. Левиной
   Либава
   Зерновая, 35
  
   [1 слово неразборчиво] Поля!
   "Das Kind" целымъ и невредимымъ приехалъ в родительскiй домъ и шлет Пол? сердечный приветъ.
   Манни Шлема
  
   07.05.1913. От Деборы из Либавы в Киев
  
   M-elle
   Пол? Левиной
   Учен. Высших Женских Курсов
   Фундуклевская, 50 кв. 24 в Кiев?
  
   От Рубинштейн, Морская, 24
  
   Либава 7 мая 1913 г.
  
   Дорогая Поля!
   Уже прошло столь много времени, как я с тобой не беседовала. Виновата, конечно, я, но просто не о чем писать, ты в?дь знаешь, что в Либаве все по-старому: ужасная скука и к тому же эти противные погоды, котор. переменчивы, как красивая д?вица большого города, но несмотря на это мы устроили н?сколько раз маевки и провели чудесно время. У меня является охота теб? все это разсказать, но сознание, что мн? предстоит скорое свидание с тобой, меня удерживает [несколько строк неразборчиво]
   Итак, до скорого свидания! Дебора
  
   07.05.1913. От Фани Якобсон из Либавы в Киев
  
   M-elle
   Пол? Левиной
   Фундуклевская N 50 кв. 24
   Кiевъ
  
   Отпр. Фаня Якобсонъ, Либава, Морская, 17
  
   7/5.1913
   Дорогая Поля!
   Вхожу это я къ твоей мам? въ магазинъ и узнаю радостную в?сть: "Поля приедет скоро!" Но ужасъ! - У меня что-то внутри кольнуло - я же Пол? ничего не писала. Как мн? смотреть ей в глаза? Как исправить свою небрежность? Но лучше поздно, чем никогда и я решила теб? написать, хотя бы в последние дни. Ну-съ что теб? разсказывать? Обо мн?, о Либав?, о Либавскихъ новстяхъ? Ты приезжаешь и все вскоре сама узнаешь, все скоро теб? усп?етъ надоесть. Остается мне только пожелать теб? весело провести последние дни и наисчастливейшаго пути. Ожидаю съ нетерп?нiем твоего прi?зда и остаюсь, обнимая тебя - твоя Фаня.
   Написала открытку и отлегло - все-таки я теб? написала.
  
   22.05.1914. Открытка от Сони из СПб,
  
   ЕВБ
   П.Г. Левинъ
   Либава
   Зерновая 35
  
   22/V
   Милая Поля!
   Только что я говорила с Заруднымъ. Он получил изв?щенiе из Палаты, гонораръ и пр. Говоритъ, что все въ порядк?. Он прi?детъ в Либаву 29-го и 30-го пойдет на свиданiе къ Абраму. Вот все, что мн? сказалъ. Прив?т вс?м вашимъ, а Абраму пожеланiе благоприятнаго исхода д?ла. Не забудьте сообщить. Всего хорошаго. Соня
  
   И вот на сцену вступает, как говорится, герой-любовник, Адам Александрович Томпаков, первый муж Паулины. Я написал это с горечью, зная историю их отношений, но чистой сердцем романтической курсистке Поле он, видимо, представлялся рыцарем без страха и упрека. Открытка относится к 1913-1914 годам, и послана, судя по почтовым штемпелям и содержанию, из Киева в Киев.
  
   Ротмистровка
   Кiев цб
   Полин? Григорьевне
   Mll Левинъ
   До востребованiя
  
   Жизнь моя, Поля!
   Только что заглянулъ на почту и получилъ открытку съ приложенiемъ родных ручекъ. Не знаю, как буду тебя целовать. За все, когда увижу тебя. Сейчас такая усталость, с утра ищу папу, был на вокзал?, был в старой казарм? и наконец теперь на Васильковской [несколько слов неразборчиво] нашел следъ. Скоро [1 слово неразборчиво] и увижусь. Что там за новыя непрiятности? [3 слова неразборчиво] тебе? Напиши сейчас же, ибо так или иначе выходит, что задержусь из-за формальностей с документами. Моя дорогая! Не тоскуй, я же ведь тебе сказал и говорю, что где бы я ни был, ты будешь со мной. Я бы отдал много дней моей жизни, чтобы сейчас вот увидать тебя и поговорить о грядущем. Завтра... И все решится. Быть нам вмест? на свобод? или вмест? [2 слова неразборчиво] далеко на север. Жму къ своей груди. Твой до могилы. Адам
  
   Крепко, крепко целую твои мне дорогие хорошие очи без конца.
   Крепко целую [3 слова неразборчивы]
   Будь здорова. Скоро-скоро увижу тебя. Твой А. Томпаков
  
   По стилю и лексике письма мне представляется образ его автора - фатоватого молодого человека, попавшего, по его словам, в какую-то авантюру, за которую чуть ли не тюрьма грозит. А скорее всего, нагнетает атмосферу и просто-напросто врет девушке про свои якобы серьезнейшие обстоятельства. А Паулина верила, конечно. "Дорогому незабвенному другу жизни от подруги вечной твоей", - написала она Адаму Томпакову на обороте своей фотографии. Сохранилась еще одна художественная открытка от Адама с надписью на обороте: "Моей Полюн? от Ади. 22/II-16 г."
   Познакомились будущие супруги благодаря тому, что Томпаков, как и Гирш Левин с сыновьями, занимался аптечным делом. Видимо, были какие-то деловые отношения и встречи. Поженились Паулина и Адам Томпаков либо до, либо сразу после революции. Жили в Москве на Кропоткинской в небольшой коммунальной квартире. Поля преподавала математику, где-то по аптечному делу работал и муж. В начале двадцатых она общалась в Москве с Абрамом во время его нечастых наездов в Москву и более продолжительное время в 1922-23 годах с Верой Аркавиной в пору ее работы техническим секретарем Московского комитета РСДРП. После революции Либава, где жила семья Левиных, оказалась заграницей в Латвии, и осталось только переписываться. Правда, сохранилось фото Паулины и Адама Томпаковых вместе с Ароном Левиным, его женой и двумя девочками-близнецами - видимо, родней Адама. Где сделано фото: в Москве или Либаве, до или после революции - неизвестно, данных фотоателье на снимке нет.
   По всей вероятности, в начале двадцатых годов Абрам Левин или Вера Аркавина познакомили Паулину с Любовью Николаевной Радченко, видной меньшевичкой, о которой я упоминал в главе о Вере Аркавиной. Как я уже писал, во второй половине пятидесятых я не один раз видел Любовь Николаевну в квартире на Кропоткинской у нашей Полечки. Она заходила проведать ее во время болезни и просто так в гости. Несмотря на свой очень преклонный возраст, она выглядела красивой: совершенно седые волосы, ясные серые глаза. Любовь Николаевна помнится мне в светлой блузке под светло-синей вязаной кофтой, в темной юбке и черных лакированных туфлях. Опиралась она на такого же цвета лакированную палку, делала это с большим изяществом, как будто в руках у нее не палка для опоры, а аксессуар к наряду. В близком к 90 годам возрасте выглядела статной женщиной.
   Любовь Николаевна была известной и легендарной исторической личностью. Стояла у истоков Союза борьбы за освобождение рабочего класса, газеты "Искра", была соратницей Ленина, Потресова, Мартова и прочая, и прочая. Отношения с Мартовым были даже похожи какое-то время на взаимную влюбленность [12]. Несмотря на разрыв с Лениным и большевиками, дружила с Н. Крупской до самой ее смерти. Поблажек от большевиков не получала. Ленин в 1921 году якобы сказал: "Жаль, что Люба не с нами, - был бы отличный комиссар в юбке" [12] и он же в 1922 году, организуя высылку из России социалистов и кадетов, перечислял в записке Сталину особо злостных врагов-меньшевиков и среди них В.Н. Розанова, второго мужа Любови Николаевны и ее дочь от первого брака Людмилу. Причем о Любови Николаевне и ее дочери Ленин писал: "понаслышке злейшие враги большевизма" [36].
   И вот эта революционерка с очень непростым и крутым характером была дружна с добрейшей нашей Паулиной Томпаковой. Конечно, в основе их добрых отношений со стороны Любови Николаевны была и дань памяти погибшему товарищу по партии, Абраму Левину, но думаю, ей просто было приятно общение с самой Паулиной.
   Любовь Николаевну очень любила и уважала моя мама, в конце пятидесятых она советовалась по запросам о реабилитации отца с Любовью Николаевной.
   Вернемся в тридцатые годы прошлого века. До могилы Адам Александрович верным Паулине не остался, - как следует из письма А. Левина, в 1933 году он ей изменил, возможно, не в первый раз, и они развелись. Свидетельство о прекращении брака выдано 17 июня 1936 года Кисловодским бюро актов гражданского состояния, почему это произошло в Кисловодске - остается только гадать. Мне довелось видеть Адама Александровича в Москве 50-х. Он заведовал аптекой в небольшом ныне уже не существующем здании на Пушкинской площади (угол тогдашней улицы Горького и Тверского бульвара). Впоследствии образ министра-администратора, созданный актером Георгием Георгиу в экранизации пьесы Е. Шварца "Тень" (1964 год), по внешности и рисунку поведения очень напоминал мне Адама Томпакова. Он иногда заходил к Паулине на Кропоткинскую, - мама моя считала, что у Адама Александровича были виды на жилплощадь бывшей жены, - очень может быть, но думаю при этом, что его тянуло к Паулине еще и бескорыстно, как к светлому и порядочному человеку. Годы жизни А. Томпакова: 1893 - 1970. Еще помнится, что было у него два брата: Лев и Владимир, последний, кажется, был старым большевиком, то есть большевиком еще с дореволюционным стажем. Вот и все о человеке, фамилию которого носила Паулина Левина.
   После развода Паулина жила там же на Кропоткинской, успешно преподавала математику в торфяном техникуме (возможно, и в других учебных заведениях). Поддерживала переписку с семьей в Либаве. В 1936 году перенесла смерть матери и невозможность поехать на похороны заграницу, а в 1937 году - арест брата в Симферополе.
   В начале 1938 года Паулина Григорьевна вышла замуж за Исаака Соломоновича Фраймана, осталось Свидетельство о браке N 387 от 18 января 1938 года, выданное бюро актов гражданского состояния Фрунзенского района Москвы. Когда и при каких обстоятельствах они познакомились, кто по профессии и что за человек был Исаак Фрайман, неизвестно. Я знаю только со слов моей мамы, что брак был счастливым, но недолгим - Исаак Фрайман погиб на войне, и мне пока не удалось найти никаких сведений о нем.
   Вот что случилось в жизни Паулины дальше. Арест Веры Аркавиной и приговор "10 лет без права переписки" Абраму Левину в 1938 году. С началом войны потеряна связь с Левиными в Либаве. Уходит на фронт и погибает муж. Паулина уезжает в эвакуацию, куда и на какой срок неизвестно. И вот письмо, полученное ею во время войны:
  
   Дорогая Полина Григорьевна! Получила несколько дней тому назад Ваше письмо и узнала горькую истину. Я эти дни умышленно не писала Вам, ждала, пока хоть немного успокоится эта острая боль. Я потеряла горячо любимого брата, а Вы бесконечно преданного Вам друга. В одном из последних писем, кажется, в ноябре 1942 г. Володя писал: "Не знаю, что отдал бы, чтобы вернуть ее (Вас имея в виду) домой, в свой угол. В конце концов, все, что у нее есть за всю свою трудовую жизнь, это свой угол!. Не пришлось ему этого сделать! У меня голова ходит кругом, я еще ни одной ночи не спала за это время, но я никак не могу понять, как все это случилось. От воспаления легких сейчас неплохо умеют лечить, но, по-видимому, он был истощен. Да о чем уже теперь толковать? Дорогая Полина Григорьевна! Не надо заниматься самобичеванием. Это совершенно ни к чему. Володя - это одна из многочисленных жертв этой проклятой войны. Что поделаешь? Бесконечно тяжело, но надо как-то переносить все и жить, и работать. Целый день как-то проходит быстро, а вечером подступает такая острая щемящая тоска, от которой не знаешь, куда деваться. Я недавно пришла с работы - 8 ч. вечера. Женя спит одетый на кровати. Я не стала его раздевать и решила написать Вам. Я не могу в его присутствии писать. Он инстинктом своим чует что-то, все заглядывает мне в лицо и спрашивает: "Мама, ты что?" Иначе он как-то не умеет оформить свою мысль. Сейчас он спит, и я могу писать Вам. Надо приложить все усилия к тому, чтобы вернуться домой. Неужели мы на это права не имеем? По-моему, Вам надо написать директору того учреждения, в котором Вы работали перед самой эвакуацией, и просить вернуть Вас на свою работу. Я постараюсь тоже так сделать. С Борей я что-то никак не могу столковаться, но теперь мне все понятно. На его долю выпало немало. Как все-таки невыносимо тяжело! Ничего не поделаешь! Надо держать себя в руках. Берегите свое здоровье и силы. Заботиться о нас некому, ни о Вас, ни, очевидно, обо мне. Ну, ничего. Мы доживем до общего торжества, на котором единственного виновника всех наших тягостей. Жаль, что не дожил до этого Володя.
   Будьте здоровы,
   Рахиль
  
   Это письмо от Рахили Соломоновны, сестры мужа Паулины - Исаака Соломоновича Фраймана. Я помню ее в Москве, она, часто приходила к Полечке и была близким ей человеком.
   Письмо написано в 1943 году и это - ответ Рахили на известие о смерти от пневмонии ее брата - Владимира. По-видимому, Исаак к тому времени уже погиб, иначе о нем обязательно было бы упомянуто. С другой стороны, именно Паулина известила Рахиль о смерти Владимира, может быть, Владимир лежал в госпитале в Москве, и Паулина первой узнала о его смерти? Точного ответа нет.
   Мы видим также, что у Паулины были в 1943 году трудности с возвращением из эвакуации "в свой угол", как написано в письме, позже ей это удалось. В письме упоминается сын Рахили Женя и взрослый человек - Боря, возможно, муж Рахили. Думаю, что все бумаги и фото Исаака Фраймана моя мама после смерти Паулины Григорьевны отдала Рахили Соломоновне. Остается надеяться, что они сохранились у ее внуков и правнуков. Судя по открытке от 30 апреля 1958 года, семья Фрайман жила тогда в Москве по адресу: Воронцовская, 21-86.
   Вскоре после освобождения Прибалтики Паулина узнала о гибели всех своих родных в Либаве. Официальные это были уведомления или рассказы с чьих-то слов - неизвестно. Единственной родственницей осталась племянница Нора Аркавина, которую она любила всей душой, так же, как позже и внучатого племянника, то есть, меня.
   Среди всех моих родных Паулина Томпакова была объединяющей и умиротворяющей фигурой, она была желанной гостьей у Сергея Яковлевича Аркавина во Львове, а Вера Аркавина постоянно навещала ее в Москве (в Харьков в то время Вере пригласить ее было просто некуда). Паулина Григорьевна не раз гостила на даче в Домодедово у моих бабушки и дедушки по отцовской линии, и дедушка Берлинер с его крутым нравом замечательно с ней уживался. Насколько я помню, и с соседями по коммуналке никогда не было конфликтов, наоборот - самые дружеские отношения.
  
   Москва, Кропоткинская (Пречистенка), 17, квартира 55 - бывший каретный сарай усадьбы Дениса Давыдова между Барыковским и Сеченовским (ранее Полуэктовым) переулками. Полечка учит меня определять время по часам, а звонить в службу точного времени по телефонному номеру 100 я уже умею, и до сих пор в памяти полечкин телефон Г5-07-30... Широкий тротуар-сквер с огромными газонами перед домом Сергея Яковлевича Аркавина на Маяковского, гостящая во Львове Полечка учит меня дошкольника ездить на двухколесном велосипеде, только что переделанном из трехколесного, была такая комбинированная модель. И я теперь умею ездить на двухколесном велике... Дом отдыха под Львовом в Брюховичах, куда дядя Сережа устроил Полечку, мы с ним приезжаем к ней в гости и долго гуляем по парку... Москва, 1957 год, мы с Полечкой едем в метро посмотреть только что открытые новые станции - Фрунзенскую и Спортивную, еще раньше мы с ней прокатились по всей Кольцевой линии, чтобы на практике проверить ее замкнутость... 1958 год, ранняя весна, мы с мамой приехали в Москву к Полечке выхаживать ее после инсульта, и первое, что после объятий и поцелуев она у нас спрашивает - как сыграли очередную партию Смыслов и Ботвинник в шахматном матче-реванше на звание чемпиона мира... Я не доучился целую четверть в 1 классе, и Полечка контролирует, как я выполняю полученные в Петрозаводске задания... Лето, мы ходим с Полечкой по московским магазинам, зашли в ГУМ, она всюду спрашивает то ли пальто, то ли куртки "мальчиковые", и меня страшно смешит это слово... 1960 год, мы с мамой живем в Москве у Полечки, мама рано утром уехала в свою ординатуру, а Полечка будит меня, приговаривая: "Сережа, вставай, а то останешься без уроков"... К Полечке приходит в гости Любовь Николаевна Радченко, они разговаривают, пьют чай с каким-то вкуснейшим вареньем, на которые Полечка была мастерица... Полечка готовит что-то вкусненькое, наверное, мой любимый форшмак, который она обычно выкладывает в фарфоровую вазочку с гравировкой: "Дорогой Паулине Григорьевне от мех. отд. 8.3.54г." У нас до сих пор стоит цветочная ваза еще с одной поздравительной гравировкой: "На добрую память Паулине Григорьевне от "непослушных ребят" II курса Строит. отд. 8 III.49г."... У Полечки я прочитал массу занимательных книг по физике и математике, решил много устных и письменных ее задачек и на физмат, наверное, я впоследствии поступил под сохранившимся впечатлением от ее педагогического дара... Помню ее с густой копной седых волос, в красивой белой блузке с черным бантиком, помню выходящей из кухни после принятия ванны (ванной комнаты в московской коммуналке не было, мылись в тазах и жестяных ванночках, закрываясь в кухне по согласованию с соседями) в клетчатом махровом халате. Такие халаты в те времена были дефицитом и носились долгие годы, и под нашей пишущей машинкой в Петрозаводске долго лежала мягкая подкладка, сделанная мамой из старого махрового халата Полечки...
  
  

Левины из Либавы

  
   Восстановление имен и память о жертвах Холокоста
  
   В занятой немцами 29 июня 1941 года Лиепае остались два сына Гирша и Ревекки Левиных с семьями: Аарон Левин, жена Аарона, их дочь Груня и сын Боас; Соломон Левин, его жена Мириам и дочь Хильда. Все кроме Груни были уничтожены немецкими фашистами вместе почти со всем еврейским населением Лиепаи.
   То немногое, что мы знаем о семье Гирша и Ревекки Левиных, основывается на дореволюционных и довоенных фотографиях, письмах и открытках, полученных и сохраненных Паулиной Левиной. Информация о датах рождения детей, полных именах родителей и занятии отца имеется в сохранившихся метрических книгах Либавского раввината ("Метрические книги раввинатов Латвии", URL: http://usdine.free.fr/ (дата обращения: 08.07.2014).
   О гибели Левиных в 1941-42 годах Паулина и моя мать, Элеонора Аркавина, узнали, по-видимому, от каких-то знакомых Паулины по Либаве, оставшихся в живых, от кого именно - неизвестно. Моя мама послала в начале 1990 годов свидетельские листы на шестерых погибших в Лиепае родственников в израильский мемориальный центр "Яд Вашем" с указанием года (а иногда ориентировочно и месяца) гибели каждого. Эти данные в основном совпали с информацией из других свидетельских листов и позднейших независимых исследований. В 2010 году я отсканировал практически все имеющиеся фото, открытки и письма Левиных и переслал соответствующие электронные файлы в "Яд Вашем", на сайте которого они в настоящее время опубликованы. В 2014 году я послал туда новые свидетельские листы с уточненными данными обо всех погибших в Лиепае родственниках кроме Боаса Левина, о котором новых сведений найти не удалось. Я отправил в "Яд Вашем" также свидетельский лист на выжившую в Холокосте Груню Левину.
   В наше время имена большинства жертв Холокоста в Лиепае известны, Вот как начинают свои исследовательские заметки "Кто погиб в Холокосте? Восстановление имен из официальных документов" Эдвард Андерс и Юрис Дубровскис (здесь и далее в этой главе перевод с английского мой - С.А.): "Имена большинства жертв Холокоста из Центральной и Восточной Европы остаются неизвестными, но могут быть извлечены из официальных документов, как показано здесь для города Лиепаи, Латвия. Обратившись к тринадцати различным источникам, авторы восстановили имена и судьбы приблизительно 7 тысяч из 7140 евреев, когда-то там живших" [37].
   В результате кропотливых исследований Э. Андерс и Ю. Дубровскис разработали научно-обоснованную методологию поиска и создали базу данных жертв и оставшихся в живых евреев в Лиепае (Edward Anders and Juris Dubrovskis. Jews in Liepaja/Latvia, 1941-45. A database of victims and survivors. URL: http://liepajajews.org/db.htm (дата обращения: 08.07.2014). Они также издали соответствующую мемориальную книгу с перечнем 7060 евреев, живших в Либаве к моменту ее оккупации [38]. Около 1000 экземпляров книги были бесплатно разосланы (при наличии адреса) всем евреям Лиепаи, чьи судьбы или судьбы их родных затронул Холокост.
   Работу Э. Андерса и Ю. Дубровскиса можно рассматривать как призыв к восстановлению имен жертв Холокоста в других городах и странах, недаром ситуацию на момент начала своих исследований в 1998 году они описывают так (перевод с английского): "Во время Холокоста в Лиепае было полностью истреблено очень много еврейских семей и их друзей, так что не осталось никого помнящего их имена. Как следствие, из более чем 6500 евреев Лиепаи, погибших во время второй мировой войны, только около 1500 до сих пор зарегистрированы в "Яд Вашем". Гитлеру такое забвение доставило бы удовольствие" (URL: http://liepajajews.org/db.htm (дата обращения: 08.07.2014).
   Вот краткие данные об Эдварде Андерсе и Юрисе Дубровскисе в переводе с английского:
   "Эдвард Андерс (настоящая фамилия Альперович) родился в Лиепае в 1926 году. Его отец, Адольф занимался экспортными поставками зерна, а дед Израэль (умер в 1934 г.) был старостой в главной синагоге. Эдвард и его мать Эрика (урожденная Шефтелович-Левенталь) пережили Холокост, потому что Эрике удалось убедить немцев в том, что она найденыш арийского происхождения, выращенный приемными еврейскими родителями. Отец же Эдварда и 24 других его родственника погибли. Эдвард и Эрика попали в 1944 году в Германию и в 1949 году эмигрировали в США. С 1955 по 1991 год Эдвард работал профессором химии в Чикагском университете, где занимался исследованиями метеоритов и лунных горных пород. После выхода на пенсию он пытался убедить организацию переживших Холокост лиц восстановить по Рижскому архиву имена выживших в Лиепае, но, поскольку организация не выразила такого желания, сам организовал и профинансировал данный проект.
   Юрис Дубровскис родился в Риге в 1980 году. С 1998 года он изучал политологию на факультете гуманитарных наук Латвийского университета в Риге. С 1999 по 2001 год он работал по совместительству научным сотрудником Э.Андерса, собирая данные о евреях Лиепаи в Латвийском государственном историческом архиве. Его научные интересы - политика, история и языки" (Edward Anders and Juris Dubrovskis. Jews in Liepaja/Latvia, 1941-45. A database of victims and survivors. URL: http://www.liepajajews.org/biogr.htm#Anders (дата обращения: 12.09.2014).
   Есть и другие люди, занимающиеся историей Холокоста в Лиепае, созданием и поддержкой мемориалов погибшим. Один из них - родившийся в 1926 году в Лиепае Владимир Бан. Во время Холокоста он только в Лиепае потерял 11 родственников, в том числе отца, бабушку, дядей, теток, двоюродных сестер и братьев. Владимира и его сестру Гину спасло то, что оба они к началу войны находились в пионерских лагерях - работавший пионервожатым Владимир эвакуировался вместе с лагерем из Кроте, а сестру успела забрать в эвакуацию из Юрмалы мама, когда Лиепая уже была занята и блокирована. Владимир был призван в армию из 9-го класса средней школы и закончил войну на II Прибалтийском фронте. После войны остался в армии, окончил ленинградское военно-инженерное училище, служил в самых разных концах СССР, в 1968 году вышел в отставку в звании подполковника. Вместе с семьей вернулся в Лиепаю, работал инженером в строительном тресте, больше 10 лет был начальником ОКС (отдела капитального строительства) горисполкома, трудился военруком в школе. С 1989 по 1993 год возглавлял еврейскую общину Лиепаи.
   Вот отрывок из книги воспоминаний В. Бана:
  
   ... до 1993 г., да и потом общиной было сделано многое для увековечения трагической судьбы лиепайских евреев: установлены памятные знаки на месте первых расстрелов у маяка, на месте, где было лиепайское гетто. Учитывая трудности посещения Шкеде в начале 90-ых, нецелесообразность переделки или сноса имевшегося там мемориала советских времён и, учитывая, что всё-таки необходимо было сказать всем о том, кто в основном были жертвами нацистской оккупации, по выполненному безвозмездно архитектором Хуртайсом проекту в 1993 г. был установлен памятный камень на еврейском кладбище. Весь этот небольшой, но довольно дорогой мемориал был оплачен несколькими спонсорами из числа израильских лиепайчан и членов общины (П. Меллер, М. Шварцман и др.) а также В. и С. Захарьиными. Мемориал был открыт торжественно в присутствии гостей из Израиля, и по сей день служит местом посещения и возложения цветов в памятные даты.
   В 2000 г. мне написал проф. Э. Андерс, (бывший лиепайчанин Э. Альперович), чтобы уточнить некоторые детали для его будущей книги со списком всех погибших лиепайских евреев. Результатом наших контактов стало тесное сотрудничество, с участием И. Ивановой, в создании на еврейском кладбище памятной стены со списками всех известных уничтоженных евреев Лиепаи. В конечном счете, между г-ном Э. Андерсом и мной возникла тесная дружба.
   [...]
   Помимо создания списка, на профессора Андерса легло бремя обращения к заграничным евреям о пожертвовании денег; он также сам пожертвовал самую значительную сумму, как на создание стены, так и на проведение торжественных мероприятий открытия мемориала в июне 2004 г. И. Иванова и автор этих строк организовывали всё необходимое на месте, в Лиепае. Позднее Э. Андерс оплатил из личных средств капитальную переделку стены с целью увеличения её долговечности, в чём (переделке) я принял посильное участие. [39]
  
   Таким образом, в 2004 году Еврейским мемориальным комитетом Лиепаи (сопредседатели Эдвард Андерс и Владимир Бан) на еврейском кладбище была открыта мемориальная стена с именами 6428 жертв Холокоста. Стена была возведена исключительно за счет частных пожертвований переживших Холокост лиепайских евреев или их потомков со всего мира (около 160 человек). Свой вклад в проект внесли и городские власти Лиепаи, которые привели в порядок еврейское кладбище в целом. К 2010 году стена была реконструирована в расчете на 50-летний безремонтный срок. Рядом со стеной по-прежнему стоит памятный камень 1993 года.
   В 2004 году был основан открытый общественный фонд "Еврейское наследие Лиепаи", учрежденный профессором Д. Швабом - уроженцем Лиепаи (25.11.1931), вице-президентом американской ассоциации спасенных евреев из Латвии; С. Спрингфилдом - президентом американской ассоциации спасенных евреев из Латвии; предпринимателями-меценатами С. и Р. Хаасом, С. Захарьиным и И. Сегалом (данные взяты с сайта фонда - URL: http://liepajajewishheritage.lv/o-fonde/ (дата обращения: 19.07.2014).
   4 июня 2005 года завершился первый значительный проект фонда - был открыт мемориал жертвам Холокоста в Шкедских дюнах. Проект был поддержан Президентом Латвии Вайрой Вике-Фрейбергой, Кабинетом министров, Лиепайской Думой, спасенными жителями Лиепаи и их потомками из многих стран мира, латвийскими и зарубежными общественными и государственными деятелями, Советом еврейских общин Латвии, Лиепайской еврейской религиозной общиной, частными лицами. Реализацию проекта по возведению Мемориала возглавил С. Захарьин при участии Я. Берлина, Р. Габалиньша, И. Ивановой, Р. Сухарь и Э. Каплана. Выполненный по проекту лиепайского художника и скульптора Раймондса Габалиньша мемориал представляет собой горизонтальную менору (семисвечник), выложенную из колотого полевого камня, собранного в Курземе. Светильники - это громадные гранитные стелы с высеченными на иврите надписями. Тексты стихов взяты из "Эйхи" ("Плача Иеремии") с аутентичными переводами на английский, латышский и русский языки (данные взяты с сайта фонда - URL: http://liepajajewishheritage.lv/memorial-v-shkede/ (дата обращения: 19.07.2014).
   Кроме того, в 2006 году на кладбище в Шкедских дюнах добавили еще один камень с памятными досками, о чем пишет В. Бан: "Поскольку многие считали, что в Лиепае недостаточно отражён факт уничтожения нацистами не только евреев и с целью сохранения памяти жертв других национальностей, Э. Андерс при моём участии заказал и оплатил установку в Шкеде камня с соответствующей информацией на латышском, русском и английском языках" [39].
   Три памятных плиты из чёрного камня несут следующую надпись на трех языках:

МЕСТО ПАМЯТИ ЖЕРТВ

НАЦИСТСКОЙ ОККУПАЦИИ

Здесь в Шкедских дюнах,

с 1941 по 1945 годы были убиты

3640 евреев, в том числе 1048 детей,

около 2000 советских военнопленных и

1000 латвийских гражданских лиц,

включая людей, которые помогали

евреям и военнопленным

и оказывали сопротивление оккупантам.

МЫ ЧТИМ ПАМЯТЬ НАШИХ РОДНЫХ И

ВСЕХ ПОГИБШИХ ОТ РУК НАЦИСТОВ

Пожертвование лиепайских евреев

Эдварда Андерса и Владимира Бана

2006

  
   На мемориальной стене на еврейском кладбище в Лиепае среди 6428 других имен перечислены и мои родные Левины (после фамилии и имени указан возраст погибшего и место гибели):
   Lewin, ? (woman) 51 Latvija
   Lewin Aron 55 Liep?ja
   Lewin Boas ? 20 Liep?ja
   Lewin Hilde 11 Liep?ja
   Lewin Mirijam 35 Liep?ja
   Lewin Salomon 45 Liep?ja
  
   Мы до сих пор не знаем имя жены Арона. Она погибла в возрасте не 51 года, а примерно 42-44 лет, Арону было не 55, а 47 лет, Хильде - не 11, а 12. Возраст остальных указан правильно.
   Из базы данных Э.Андерса и Ю. Дубровскиса и указанных в ней источников я получил дополнительную информацию о своих погибших родственниках и о Груне Левиной, выжившей и прошедшей через гетто в Лиепае и Риге, концлагеря Штутгоф и Дахау.
   9 июля 2014 года я послал Эдварду Андерсу письмо электронной почтой с благодарностью за его работу, а также с небольшими поправками и новыми данными из других источников о моих родных и уже через 2 дня получил от него ответ (привожу в переводе с английского):
  
   11.07.2014
  
   Уважаемый господин Аркавин,
  
   Благодарю Вас за поправки, которые я ввел в главную базу данных на моем компьютере.
  
   Должен сообщить в дополнение, что эта база данных не будет доступной на все времена. В Яд Вашем есть сделанная примерно в 2004 году копия, которую они планировали включить в свою базу данных, но я с тех пор ничего больше об этом от них не слышал. Ввиду моего возраста (88 лет) и проблем со здоровьем я не смогу продолжать поддерживать базу данных и не знаю, кто будет это делать, если вообще будет. Мемориальная стена на еврейском кладбище Лиепаи будет содержаться Клубом защиты природной среды Латвии (VAK) вплоть до 2060 года. Однако очень сложно добавить новые имена на панели из нержавеющей стали, на каждой из которых лазерной гравировкой нанесено около 700 имен. Я прилагаю pdf-файл со списком на той панели, где содержатся имена ваших родных.
  
   Я собирал имена с 1998 по 2008 год, затем заказал панели с выгравированными именами и не вносил дальнейших изменений в содержание стены. После 2008 года было сделано совсем немного поправок, все они вошли в мою базу данных и примерно вплоть до 2011 вносились в Интернет-версию. Конечно, наиболее надежным хранилищем имен жертв является правительственная организация Яд Вашем, а не отдельное пережившее Холокост лицо преклонного возраста.
  
   Что касается Вашего предложения использовать фото, моя база данных не рассчитана на фотоматериалы. Фото может использовать Яд Вашем, а также Проект "Имена Латвии" http://names.lu.lv/ (они дают ссылку на мой проект, но не объединяют базы данных, поскольку моя база данных более полная).
  
   Поскольку Вы интересуетесь событиями в Лиепае времен войны, я рад послать Вам в качестве подарка 300-страничный дневник Кальмана Линкимера времен Холокоста - http://tinyurl.com/ourwvao
  
   С наилучшими пожеланиями,
  
   Эдвард
  
   А еще через неделю я получил электронное письмо от Владимира Бана (переведено с английского):
  
   18.07.2014
  
   Уважаемый господин Аркавин,
   В связи с Вашим письмом моему другу профессору Андерсу я хотел бы выразить вам свою благодарность за высокую оценку моей работы под его руководством.
   Я родился в Лиепае в 1926 году, сейчас я проживаю в доме для престарелых в Риге. Несмотря на серьезную инвалидность, я буду рад ответить на Ваши вопросы, если они у Вас появятся - кроме английского на русском, латышском или немецком языке.
   Желаю всего самого лучшего.
   В. Бан (V.B?ns)
  
   Я ответил Э.Андерсу и В. Бану, еще раз поблагодарив их за подвижнический труд. И думал о том, что мне выпало общаться по переписке с двумя из немногих живущих еще на Земле людей, ходивших по одним улицам и в одно время с моими либавскими родными.
  
  
   Как погибли люди в Лиепае
  
   Подробный отчет о Холокосте в Латвии сделал, например, Эндрю Эзергайлис [40]. Для краткого рассказа о трагических событиях в Лиепае ниже приведены выдержки из уже упоминавшейся публикации Э. Андерса и Ю. Дубровскиса в переводе с английского языка:
  
   Обзор событий Холокоста в Лиепае/Латвии
   Холокост в Латвии был наиболее тотальным по сравнению с любой другой страной кроме Эстонии. Большинству из 90000 евреев не удалось спастись бегством после нападения Германии на СССР 22 июня 1941 и из оставшихся выжило только 1.6%.
   [...]
   СССР занял независимую Латвию 17 июня 1940 года и несколькими неделями позже аннексировал ее. Компании вплоть до мелких лавок и все здания кроме самых маленьких были национализированы без компенсации, сбережения в одночасье списаны, а жилплощадь ограничена до 9 м2 на человека, чтобы освободить место для советских чиновников и бюрократов. Нарастали аресты. Хотя жертвы были, главным образом, националистами и богатыми людьми, среди них были крестьяне и рабочие, оправдывая сталинский принцип, что террор должен быть слепым и непредсказуемым. Аресты достигли кульминации 14 июня 1941 года, когда около 14000 человек со всей Латвии, включая 1800 евреев, были депортированы в Сибирь.
   Неделей позже Германия напала на СССР, заняв бСльшую часть Латвии в течение десяти дней. Приблизительно 12000 евреев бежали в Россию, но другие либо приняли решение остаться, либо были лишены такой возможности из-за отсутствия транспорта или закрытия российской границы. К несчастью для них оперативная (карательная) группа А под командованием Франца Вальтера Шталекера, действовавшая в Балтии, была самой жестокой из четырех подобных групп смерти. Хотя в ее зоне действий было наименьшее количество евреев, группа Шталекера убила вдвое больше людей, чем любая другая группа, полностью уничтожая евреев в сельской местности и массово истребляя их в трех самых больших городах: Риге, Лиепае и Даугавпилсе. Вермахт и латвийские полицейские подразделения тоже внесли свой вклад, и когда функции Шталекера в Балтии перешли в ноябре 1941 года к более высокому чину СС и начальнику полиции Фридриху Эккельну, он продолжал в почти том же духе, оставив в живых к концу 1941 года меньше чем 10% евреев Латвии.
   Темп замедлился в 1942 году, но после многочисленных селекций и закрытий гетто к концу лета 1944 года, когда Красная армия продвинулась в Латвию, осталось только 3000 евреев. Незадолго до завоевания Риги советскими войсками этот остаток был переведен в концентрационный лагерь Штутгоф под Данцигом. Приблизительно 1000 человек пережили войну, так же, как и около 300 евреев, которых укрыли латыши.
   События в портовом городе Лиепая развивались так же, как в других местах Латвии. Из примерно 7140 евреев, которые жили там 14 июня 1941 года, приблизительно 200 были депортированы в СССР; еще около 250 сбежали в СССР после немецкого нападения 22 июня 1941. Большинство оставшихся евреев было убито в течение нескольких месяцев после захвата города немцами 29 июня 1941. Военно-морской флот принял очень активное участие в уничтожении евреев в течение лета, временами затмевая СД 2,3. Большинство еврейских мужчин было расстреляно в течение лета и осени, сначала около маяка, затем на морской базе и наконец, в дюнах Шкеде к северу от города. Женщины и дети были в основном сохранены до Большой Акции 14-17 декабря, когда было расстреляно 2749 евреев. Убийства продолжались в начале 1942 года, и к 1 июля 1942 года, когда было образовано гетто, осталось только 832 еврея.
   Гетто было закрыто 8 октября 1943 года, и 800 оставшихся в живых человек были переведены в Ригу. Молодые совершеннолетние люди были сначала сохранены, а в следующие несколько месяцев пожилые люди и женщины с детьми были убиты на месте или отправлены в Освенцим на смерть в газовой камере. С приближением Красной армии к Риге летом 1944 года оставшихся в живых отправили в августе - октябре несколькими партиями в Штутгоф. Многие умерли во все более и более зверских условиях этого лагеря, особенно на маршах смерти в начале 1945 года, и только 200 человек выжили. Возвратившиеся из лагеря в Латвию евреи были холодно встречены Советской властью, обычно обвинявшей их в том, что они работали на врага. Некоторых отправили в ГУЛАГ на долгий срок либо сразу же, либо в 1949-53 годах во время финальной вспышки сталинского антисемитизма. Другие отделались только несколькими годами принудительного труда.
   Депортированным и беженцам в Советский Союз выпала лучшая доля, поскольку только одна треть из них погибла. Беженцы начали возвращаться в Латвию в 1944 году, но депортированные - только между 1956 и 1958 годами после смерти Сталина.
   _____________________________________
   2 Mar?ers Vestermanis, "Ortskommandantur Libau: Zwel Monate deutscher Besatzung lm Sommer 1941" in Hannes Heer und Klaus Naumann. eds., Vernichtungskrieg: Verbrechen der Wehrmacht 1941-1944 (Hamburg: Hamburger Edition, 1995), pp. 241-61.
   3 Helnz-Ludger Borgert. "Die Kriegsmarine und das Unternehmen "Barbarossa"" Mitteilungen aus dem Bundesarchiv I (1999). pp. 52-66. [37]
  
   Во время расстрелов в Лиепае производилась фото и киносъемка (см., например, видео на сайте Мемориального музея Холокоста США - URL: http://www.ushmm.org/wlc/ru/media_fi.php?MediaId=85 (дата обращения: 12.09.2014). На сайте с базой данных Э.Андерса и Ю. Дубровскиса опубликованы 11 фотографий (Edward Anders and Juris Dubrovskis. Jews in Liepaja/Latvia, 1941-45. A database of victims and survivors. URL: http://www.liepajajews.org/shkede_web/index.html (дата обращения: 12.09.2014). В своем обзоре событий Холокоста в Лиепае они опубликовали фото группы женщин перед расстрелом, на котором две жертвы ими опознаны, имена остальных приведены предположительно в подписи к снимку:
  
   Еврейские женщины и девочки жмутся друг к другу на пляже Шкеде около Лиепаи (Либавы) за несколько минут до своего убийства 15 декабря 1941 года. Массовые расстрелы 2749 евреев были произведены за три дня двумя латвийскими расстрельными командами и одной немецкой командой по приказам начальника СС и полиции Либавы, обершурмбанфюрера доктора Фрица Дитриха. Главный от СД на месте казни, обершарфюрер СС Карл-Эмиль Штротт, использовал кнут, чтобы сгонять жертв к ямам и, по-видимому, угрозами заставил этих женщин позировать перед его камерой. Слева направо: (1) Сорейла Эпштейн; (2) по-видимому, Роза Эпштейн, ее мать; (3) неизвестная; (4) Миа Эпштейн; (5) неизвестная. По альтернативной идентификации Миа Эпштейн - (5) вместо (4), а (2) - Паулина Голдман. На заднем плане латвийская полиция заставляет других жертв раздеться. Центральное ведомство управления юстиции земель ФРГ, Людвигсбург, с любезного разрешения фотоархивов USHMM. [37]
  
   Расстрелы в Лиепае в июле или августе снял на кинопленку сержант германского морского флота Рихард Вайнер, прибывший во время своего краткосрочного отпуска на место казни, как бы теперь выразились, "пофоткать". Об этом написано, например, в статье "Liep?ja massacres" ("Массовые убийства в Лиепае") в Википедии. Вот, что написано в этой же статье о фотографиях с места казней (в переводе с английского):
   "Казни в Шкедских дюнах в декабре 1941 года сфотографировал обершарфюрер СС Карл-Эмиль Штротт. Это - самые известные фотографии расстрелов евреев в Латвии и на них в качестве палачей присутствуют одни латыши, хотя известно, что расстрелы производились и немцами. Фотографии были найдены Давидом Зивконом, который работал электриком в штабе СД в Лиепае. Ремонтируя проводку в занятом немцами помещении, он обнаружил четыре фотопленки. Зивкон взял пленки, сделал с них отпечатки и вернул негативы на место, так что их временного отсутствия никто не заметил. Затем он поместил фотографии в металлическую коробку и зарыл ее в землю. После изгнания немцев из Латвии переживший Холокост Зивкон извлек из тайника фотографии, которые позже были использованы в судебных процессах по военным преступлениям и выставлялись в музеях по всему миру... После декабрьских убийств палачи неоднократно проводили новые расстрелы на Шкедском берегу, удлиняя ров с телами жертв в дюнах, пока его длина не достигла по некоторым данным одного километра. В 1943 году ров был вскрыт, и тела залили хлором" (Liep?ja massacres. URL:
   http://en.wikipedia.org/wiki/Liep?ja_massacres).
   Хочу еще раз выделить цифры погибших: из оставшихся в Лиепае на 29 июня 1941 года более чем 6500 евреев выжило по разным подсчетам около 200 человек.
  
  
  
  
   Аарон Левин (18(06).11.1894, Либава - 1941, Лиепая)
  
   Аарон Левин - третий по старшинству ребенок в семье Гирша и Ревекки (Ривки) Левиных. О его рождении в метрической книге Либавского раввината на странице 25 за 1894 год произведена запись N 109, в которой по старому стилю указаны дата рождения - 6.11.1894 и дата обрезания - 12.11.1894; имя отца - Гирш; отчество отца (имя деда) - Овсей-Абрам; профессия отца - приказчик; девичья фамилия матери - Храпкова; имя матери - Ривка; отчество матери (имя деда) - Мейер; имя раввина, сделавшего запись - Бер Ратнер (Метрические книги раввинатов Латвии. О родившихся  в Либаве/Лиепая в 1894 г. URL: http://usdine.free.fr/birthsliepajaninetyfour.html (дата обращения: 03.07.2014).
   Аарон Левин в возрасте 16 лет в 1910 году побывал в США. Поскольку поездка была совершена через месяц после смерти отца, можно предположить, что Аарон выяснял возможность переезда семьи за океан. Сохранилось его фотооткрытка сестре Паулине из США:
  
   M-lle
   Paulina Levin
   Libau
  
   из Америки 21/XII-1910
  
   На добрую в?чную память шлю вамъ остатки [1 слово неразборчиво]. Моя карточка скучная и задумчивая, въ таком положенiи я нахожусь в настоящее время всегда. А. Левин
  
   Вернувшись из США, Аарон жил в Либаве, примерно в 1915 году женился. Имя его жены неизвестно. 14 января 1917 года родилась дочь Груня, а в 1921 - сын Боас.
   Аарон был владельцем аптеки в Либаве по ул. Liel? 25, о чем свидетельствует справочник коммерческих организаций Лиепаи за 1930 год (1930 Libau/Liepaja Firm and Trade List, N 959). Как предпринимателя его называли также на немецкий лад Альфонсом.
   Аарон Левин был расстрелян в возрасте 47 лет в Лиепае фашистами летом или осенью 1941 года, как и его сын Боас, одновременно погибли они или нет - не известно. К этому времени уже был убит Соломон Левин.
  
   Жена Аарона Левина (1898-1900 - 1941, Лиепая)
  
   Имя жены Аарона Левина неизвестно. Возможно, ее звали Хинде, Лиза или Роза. Поженились они с Аароном в Либаве примерно в 1915 году.
   Год рождения жены Аарона, судя по групповому фото (вместе с мужем и сыном Боасом) в сравнении с мужем и по точно известной дате рождения дочери Груни (14.01.1917), можно оценить как 1898-1900.
   Жена Аарона Левина, согласно базе данных Э. Андерса и Ю.Дубровскиса, погибла в гетто в Лиепае или Риге в 1942-1943 году. В листе свидетельских показаний, представленном в 1990 году в "Яд Вашем", Элеонора Аркавина со слов тогда уже покойной Паулины Томпаковой также написала: "умерла в гетто в 1942-43 году".
   Жена Аарона, мать Груни и Боаса Левиных умерла в возрасте 42-44 лет. К моменту ее смерти из семьи Левиных в живых осталась только Груня, может быть, мать умерла в гетто на руках у дочери.
  
   Груня Левина (14.01.1917, Либава - после 1960, США)
  
   Груня Левина родилась 14.01.1917 в Либаве.
   Отец - Аарон Левин, имя матери не известно, младший брат - Боас. Сохранилось сделанное примерно в 1925 году фото Груни вместе с Боасом - оба в нарядной одежде, белых ботиночках и гольфах. Очень хороши двоюродные сестры Левины на фото 1937 года: милая девочка Хильда и уже взрослая красавица Груня, обе в изящных модных шляпках.
   Груня Левина прошла через гетто в Лиепае (01.07.1942 - 08.10.1943) и Риге (10.1943 - 08.1944), из Риги через концлагерь Штутгоф (9.08.1944 - 13.08.1944) попала в августе 1944 года в концлагерь Дахау, где 29 апреля 1945 года была освобождена американской армией. Все эти данные вместе с точной датой рождения я нашел в разных источниках, на которые выходил по ссылкам из персонального листа Груни Левиной в базе данных Э. Андерса и Ю. Дубровскиса: JEWS IN LIEPAJA/LATVIA, 1941-45. Person Sheet. URL: http://www.liepajajews.org/ps11/ps11_205.htm (дата обращения: 08.07.2014). Срок пребывания в гетто в Лиепае складывается из известных дат открытия и закрытия этого гетто: 01.07.1942 и 08.10.1943. Поскольку гетто в Лиепае закрылось 08.10.1943, то в Рижское гетто Груня попала в августе 1943. Так как 09.08.1944 она значится уже в Штутгофе, то срок пребывания в Рижском гетто заканчивается августом 1944 года. Сроки пребывания в Штутгофе указаны прямо в персональном листе. Поскольку транспортный список Штутгоф - Дахау датирован 13.08.1944, то в Дахау Груня попала в августе 1944 года, откуда была освобождена 29 апреля 1945 года американской армией.
   В лагере для перемещенных лиц Груня познакомилась со своим будущим мужем и в феврале 1949 года выехала с ним на постоянное жительство в США. В 1960 году Паулина Томпакова и Элеонора Аркавина (двоюродная сестра Груни, дочь Абрама Левина) получили в Москве открытку от Груни Брандт с весточкой о том, что она жива и живет с мужем-музыкантом в Бостоне. Паулина и Элеонора послали письмо Груне, которое осталось без ответа, можно предположить, что оно или ответное письмо Груни было изъято соответствующими советскими органами. Я неоднократно пытался отыскать следы Груни в США (поиском в Интернете и через знакомых в США), но безуспешно. Трудно ожидать, что сейчас в 2014 году, когда я пишу эти строки, Груня жива - среди Левиных не было долгожителей. Достоверно известно только, что в 1960 году Груня Брандт жила в Бостоне.
  
   Боас Левин (1921, Лиепая - 1941, Лиепая)
  
   Боас Левин родился в 1921 году в Лиепае.
   Отец - Аарон Левин, имя матери не известно.
   Сестра - Груня (14.01.1917, Либава - после 1960, США) - единственная пережившая Холокост из семей Аарона и Соломона Левиных.
   Перед войной Боас работал спортивным тренером. Сохранилось два его фото: одно с сестрой Груней и второе вместе с родителями.
   Боас Левин был расстрелян в Лиепае немцами в 1941 году, вероятнее всего, летом - осенью, как и его отец Аарон. Ему было 20 лет. К этому времени уже был убит Соломон Левин.
  
   Соломон Левин (09.08(28.07).1896, Либава - 1941, Лиепая)
  
   Соломон Левин - четвертый ребенок в семье Гирша и Ревекки (Ривки) Левиных. О его рождении в метрической книге Либавского раввината на странице 28 за 1896 год произведена запись N 89, в которой по старому стилю указаны дата рождения - 28.07.1896 и дата обрезания - 04.08.1896; вместо правильного имени отца Гирш и деда Овсей-Абрам ошибочно указаны имена Овсей и Абрам соответственно; девичья фамилия матери - Храпкова; имя матери - Ривка; отчество матери (имя деда) - Мейер; имя раввина, сделавшего запись - Бер Ратнер (Метрические книги раввинатов Латвии. О родившихся  в Либаве/Лиепая в 1896 г. URL: http://usdine.free.fr/birthsliepajaninetysix.html (дата обращения: 03.07.2014).
   Соломон окончил гимназию в Либаве, работал в аптеке отца, после его смерти стал владельцем аптеки по ул. Зерновой, 35. В 1928 году он женился на Мириам Фогельман. На обороте своего фотопортрета, сделанного, видимо, во время ухаживания за Мириам, Соломон написал: "Этот парень тебе никогда не изменит". Свое парное фото после свадьбы молодые послали в Москву сестре Соломона Паулине и ее мужу Адаму Томпакову с надписью на паспарту: "Паулине и Аде. Мириам и Соломон. 4-V-28". 25 апреля 1929 года у них родилась дочь Хильда.
   Ревекка Левина жила вместе с семьей Соломона. В 1936 году он извещает сестру Паулину о смерти матери:
  
   7-VIII-36 Дорогая Поля! Уже 27-го июля я писал тебе, что наша мамочка серьезно больна. Сейчас я тебе должен сообщить еще более печальное - наша горячо любимая мамочка покинула нас навсегда. Тяжело мне писать об этом, но раньше или позже, знать ты должна о постигшем нас несчастьи.
   Скончалась мамочка 1-го августа в 4 ч. 30 м. утра, а похоронили с честью 2-го авг. В 4 ч. поп. При смерти присутствовали Арон, Мия и я. 7 дней пролежала мамочка и сделали все возможное, но врачи подчеркнули, что спасения нет.
   Воспален был сердечный нерв и у мамочки были сильные боли. Приходилось делать вспрыскивания, чтобы боли устранить. Последние 48 часов мамочка все спала и не придя к сознанию, без болей покинула нас. Полинька! Большая потеря для нас, но сильнее всех я это ощутил. Ведь каждый день я с мамочкой обсуждал и делился о делах, поездке в Москву, ссорился и целовал 10 раз в день. Внутренний голос мне все твердил - целуй свою мамочку чаще, чаще, крепче, крепче, долго ли... Так оно и было. А мамочка все говорила - генуг шейн, генуг шейн, мешугенер [на идиш: довольно уже, довольно уже, сумасшедший - С.А.]. Ей и радостно, и неловко бывало, так как я целовал ее при всех - и в магазине, и дома.
   Сейчас я совершенно разбит - главное нервы. Через пару дней еду в Ригу - дам сделать несколько рентгеновских снимков желудка и кишечника - у меня порядочная боль в области слепой кишки. О результатах сообщу из Риги.
   Я нашел письмо для меня от мамочки (10 июля - 3 недели до ее смерти). Она дает мне распоряжения, как поделить ее остатки и прощается с нами, подчеркивая - es ist nischt zu machen fur der Erd seinen mir genommen un jetzt muß man zurЭck. Просит не забывать, что у нас была хорошая мать, которая заботилась только о нашем благе. При случае пришлю тебе оригинал. Как наша мамочка все это чуяла. С какой гордостью мамочка показывала всем свою комнату, красиво убранную с 5 окнами, много солнца, света и со всеми удобствами. Всем суждено было мамочке воспользоваться [1 слово неразборчиво] - 2 месяца.
   Похоронили мамочку вблизи папы. Отделяет их 2 места Полинька! Потеря велика, но мириться надо, ведь прекрасно знаешь, что наш путь предначертан, мчимся на всех парах к тому же финалу.
   Целую. Твой Соломон.
   Верь мне - нам оставшимся намного тяжелее и больнее [2 слова неразборчивы]
   В январе приедет Мия, а может и я.
  
   На обороте последнего полученного Паулиной фото семьи Соломона Левина (смеющаяся Мия, улыбающаяся Хильда и спокойный Соломон) написано:
  
   Паулине Григорьевне
   Томпаковой
   Москва
   Ул. Кропоткина, 17
   кв.55
   --------------------------------------
   Z. Levins, Liepaya, Vitola, 26
  
   Лиепая, 29 - II - 40
   Горячий привет шлют Соломон, Мия, Гильда
  
   Довоенный адрес семьи Соломона в Либаве: ул. Витолу (Vitolu), 26-4. На 15.07.1941 адрес был ул. Тома (Toma), 38-4.
   Соломон Левин был расстрелян в Лиепае немцами в июле 1941 года. Ему было 45 лет, и он стал первой жертвой в семье Левиных.
  
   Мириам Левина (10.08.1905 или 27.12.1906, Шкуды - 1942, Лиепая)
  
   Мириам (Мия) Левина родилась 10.08.1905 (по другим данным 27.12.1906) в городе Шкуды Ковенской губернии (Россия), ныне - Скуодас, Литва. Отец - Иегуда Шене Фогельман, мать - Эма Фогельман.
   Дату рождения 10.08.1905 назвала в листе свидетельских показаний N 478419 в "Яд Вашем" двоюродная сестра Мириам - Роза Мансфельд. В базе данных Э. Андерса и Ю. Дубровскиса на основании двух источников указана дата 27.12.1906.
   В 1928 году Мириам Фогельман вышла замуж за Соломона Левина, 25 апреля 1929 года у них родилась дочь Хильда.
   Мириам Левину в семье звали Мия. Судя по снимкам, они с Соломоном были обаятельной и любящей парой. 29 октября 1930 года Мия, имитируя речь своей дочки, пишет на обороте фотографии двухлетней Хильды: "Привет "цёце Полья" и "дяде Адяаа" - то есть, привет тете Поле и дяде Адаму (Паулине и ее мужу).
   В оккупированной Лиепае, потеряв мужа и дочь, Мириам принудительно работала на военные нужды немцев.
   Мириам (Мия) Левина расстреляна в Лиепае немцами в июле 1942 года. Ей было 37 лет. К этому времени из семьи Левиных в живых остались только жена Аарона и ее дочь Груня.
  
   Хильда Левина
  
   Хильда Левина родилась в Лиепае 25 апреля 1929 года.
   Отец - Соломон Левин, мать - Мириам (Мия) Левина.
   Хильда была всеобщей любимицей, сохранилось 8 ее фотографий, посланных тете Паулине и двоюродной сестре Норе (Элеоноре) Аркавиной. На этих фото она снята с Мией, бабушкой Ревеккой и родителями, с двоюродной сестрой Груней, а также на фоне портрета покойного дедушки Гирша.
   Свидетельские листы в "Яд Вашем" о погибшей в Холокосте Хильде Левиной представили: ее двоюродная сестра Элеонора Аркавина (лист N 1403054), двоюродная сестра Мириам Левиной - Роза Мансфельд (лист N 8767033) и друг Хильды - Исраэль Самуэльсон (лист N 85235).
   Хильда Левина, школьница, была расстреляна в Лиепае в 1941 году. Ей было 12 лет. На день ее смерти были живы ее мать Мириам, а также жена Аарона Левина и ее дочь Груня.
  
  
  
   Я связан пожизненно с ними...
  
   Человеку свойственно проигрывать в пресловутом сослагательном наклонении возможные варианты прошлого. И мне, конечно, порой приходит в голову, что так же, как в Харьков к бабушке Вере, во Львов к дяде Сереже, в Москву к Полечке и дедушке и бабушке Берлинерам, я мог бы приезжать в Лиепаю в гости к Левиным. К тому времени у Груни, Боаса и Хильды родились бы дети, мои троюродные братья и сестры - старшие, ровесники и младшие. Но не пришлось.
   Не пришлось, как не довелось ни моей маме, ни мне свидеться с выжившей Груней Левиной-Брандт. Не прервись переписка с ней в 1960 году, казалось бы, чего проще: приехать к ней в США, привезти уцелевшие фото от Паулины, услышать от нее самой, как это все было в Лиепае.
   В пределах возможного остается приехать в Лиепаю, найти улицу Ивовую, где в доме N 11 жила семья Левиных еще до революции, пройти по улице Graudu (Зерновой), увидеть дом 35, где была аптека Гирша, а впоследствии Соломона Левина, затем найти дом по старому адресу семьи Соломона Левина: Vitolu, 26-4, где они жили до войны, и дом по адресу: Toma, 38-4, куда они были переселены уже при гитлеровцах. Не забыть найти старый адрес: Liel?, 25, где была аптека Аарона Левина. Потом придти на еврейское кладбище, прочитать все и среди них родные мне имена на мемориальной стене, вспомнить еще похороненных здесь до войны Соню, Гирша и Ревекку Левиных, поехать в Шкедские дюны, поклониться всем убиенным и своим родным среди них. Зайти в музей еврейской общины, может быть, поговорить с его сотрудниками. Пожить несколько дней в Лиепае, посмотреть достопримечательности, перед отъездом еще раз поклониться мемориалам, вспомнить строчки, которые пытался посвятить памяти Левиных из Либавы:
  
   Всплывает за именем имя -
   шесть слов с потаенного дна.
   Я связан пожизненно с ними,
   я эти храню имена...
  
  

Элеонора Абрамовна Аркавина

(28.12.1927, Ташкент - 18.05.1996, Петрозаводск)

  
   Дочь Веры Аркавиной и Абрама Левина, Нора Аркавина родилась в Среднеазиатской ссылке в Ташкенте. Семья отбывала ссылку в Бишкеке, где не было родильного дома, и Вере Аркавиной разрешили выехать для родов в более цивилизованный в то время Ташкент. Между прочим, имя Элеонора родители-марксисты дали девочке в честь дочери Карла Маркса, известной деятельницы английского и международного рабочего движения.
   В 1931 после переписки с Е.П. Пешковой (см. Письмо В.Я. Аркавиной Пешковой от 2.07.31 в главе "Письма в Политический Красный крест") было получено разрешение ОГПУ перевезти заболевшую туберкулезом девочку из казахстанского Петропавловска в Харьков к бабушке. Разрешение на вывоз девочки не распространялось на родителей, и за внучкой приехала Ф.А. Аркавина - бабушка Фаня.
   В 1933 году в Харьков из ссылки вернулась мама Норы, а через год - отец. Все жили в просторной профессорской квартире на Сумской улице. В частной детской группе и в школе Нора училась вместе с Митей Веллером и Инной Гофф, известной впоследствии писательницей и поэтессой. Сергей Яковлевич Аркавин дружил с отцом Инны, врачом-фтизиатром Анатолием Ильичем Гоффом и с ее дядей Яковом Павловичем Беркманом, впоследствии известным ученым-химиком. После войны волею судеб Яков Павлович и Сергей Яковлевич оказались во Львове и были дружны всю жизнь, так же, как Инна Гофф, Нора Аркавина и Митя Веллер. Дмитрий Григорьевич Веллер в 1979 году совершил с друзьями байдарочный поход по рекам Карелии и начал его с встречи с нашей семьей в Петрозаводске. Он сразу и навсегда стал и нашим другом...
   В 1935 году Абрам Левин была выслан из Харькова, семья переехала в Симферополь. Эти последние неполные 4 года жизни вместе с родителями в Харькове и Симферополе, наверное, были самыми счастливыми в детстве моей мамы. Но 11 сентября 1937 года в Симферополе на глазах у 10-летней Норы Аркавиной арестовали отца, а в 1938 году - мать. Жизнь девочки изменилась навсегда.
   После ареста матери Нору приютили соседи, затем ее отправили каким-то образом в Харьков к бабушке и дяде. В том же 1938 году Нора увиделась с мамой на свидании в Симферопольской тюрьме, куда они ездили вместе с бабушкой.
   После переезда в Харьков Нора училась в 62 средней школе Кагановичского района. Согласно сохранившимся табелям и похвальным грамотам за 3-5 классы была круглой отличницей. Табель за третий класс оформлен так, как будто бы Нора Аркавина училась весь 1937/38 учебный год в Харькове, при смене школы из-за переезда в другой город это было обычной практикой в советской школе. Помнится, и я 1962 году получил полностью львовский табель за пятый класс, хотя первую четверть закончил в Москве. Родительские подписи в табеле Норы за третий класс сделаны рукой Сергея Яковлевияа Аркавина, а в табеле за четвертый класс расписывались и дядя, и бабушка Норы - Фаня Абрамовна Аркавина.
   Вот письмо Норы тех времен (1939-1940 гг.) Паулине Томпаковой:
  
   Здравствуй дорогая тетя Поля!
  
   Посылку твою получила. Кошолку при случае вернем. Платья сшиты со вкусом (это говорит бабушка, а мне они просто нравятся), особенно с вышивкой и с вязаным воротничком. К сожалению полуботиночки малы у меня 35 N (изящная ножка!?). В общем посылочка всем нам очень понравилась. Книга очень интересная, где ты ее достала? Поздравляю с новым годом, правда я опоздала, но ты меня простишь!? Получила ли ты мою открытку, в которой я пишу о своих оценках? У меня все - 5, а арифметика - ничего (меня не вызывали).
  
   Бабушка передает привет, Сережа тоже.
  
   Целую
   Нора Аркавина
   Лето 1940 года Нора провела в Москве у тети Поли и в подмосковном Быково (возможно, на даче). Сохранилось несколько ее фото того лета, на обороте одного из них рукой бабушки Фани написано: "Москва, август 1940 г. Норочка", а ниже - почерком самой Норы: "Мамочке от ее дочери Норы", - эта фотография была получена Верой Аркавиной либо в Карлаге в 1940 году, либо в 1941 году по выходе из лагеря.
   Во время войны Нора вместе с матерью, бабушкой и дядей была в эвакуации в Прокопьевске (Кузбасс). Вера Аркавина в скором времени была выслана из Прокопьевска.
   В 1945 году Нора Аркавина примерно за 2 недели с бесконечными пересадками и ожиданиями на железнодорожных станциях добралась из эвакуации в Москву. В Москве жила у тети - Паулины Григорьевны Томпаковой, сестры Абрама Левина. Работала в госпитале медсестрой, по вечерам училась, завершила среднее образование. В Москве встретила Победу. Как и все работавшие в тылу, должна была получить медаль "За доблестный труд в Великой отечественной войне". Но за медалью с выбитым на ней сталинским профилем не пошла.
   В том же году поступила в 1-й Московский медицинский институт. При поступлении и дальнейшей учебе ей приходилось, как минимум, умалчивать о получившем "10 лет без права переписки" отце и ссыльной матери. Иначе учеба была бы вряд ли возможна. Для будущего ее мужа такая биография Норы Аркавиной стала печальным откровением. Его семью сталинские репрессии обошли стороной.
   Мама была очень способной, и учеба давалась ей легко. Она специализировалась в патологической анатомии под руководством знаменитого профессора А.И. Струкова, который выделял ее среди своих студентов. В газете 1-го МОЛМИ "За медицинские кадры" N26-27 за 30 июня 1951 года опубликовано фото "Профессор А.И. Струков и доцент И.А. Авдеева ведут занятия с шестикурсниками на кафедре патологической анатомии. На этом фото вторая слева - Белла Приблуда, а рядом с ней - Элеонора Аркавина. С Беллой Абрамовной Приблудой мама впоследствии будет долгие годы дружить в Петрозаводске. В институте мама подружилась с Лидией Григорьевной Тумилович, впоследствии - доктором медицинских наук, одной из ведущих гинекологов-эндокринологов в стране. Я с радостью вижу страничку Лидии Григорьевны в одной из социальных сетей в Интернете и вспоминаю наши многочисленные встречи в Москве, Петрозаводске и на Черном море. Отдельно надо сказать про содержательные и остроумные письма от "Лили", которые она постоянно присылала в Петрозаводск.
   За годы учебы мама хорошо узнала и навсегда полюбила Москву, ее улицы, музеи и театры. В 1949 году вышла замуж за своего однокурсника, Генриха Берлинера, а в 1950, будучи еще студенткой, родила меня. В Москве мама встречалась с Инной Гофф, учившейся в то же время в литературном институте, познакомилась с ее сокурсниками, среди которых был ее будущий муж поэт Константин Ваншенкин. С тех пор и мой отец стал дружен с Инной Анатольевной и Константином Яковлевичем.
   Сохранилось несколько фотографий студентки Норы Аркавиной 1945-48 годов, с надписями-посвящениями родным, больше всего - маме, например: "Дорогой и любимой мамочке с пожеланиями счастья на память от Норы. 15/XI-46 г. Москва".
   В 1951 году практически всех мужчин-выпускников 1-го МОЛМИ распределили в армию. Мама стала женой военного врача. Первая запись от 12.08.1952 г. в ее трудовой книжке: "Принять на работу в гор. больницу гор. Лахденпохья КФССР на должность терапевта". Как следует из имеющейся справки "для представления в Райсобес", месячный оклад мамы на этой работе составлял 600 рублей. Прежде, чем осесть в Петрозаводске в 1957 году, семья 6 лет жила в отдаленных военных гарнизонах в Карелии. Судьба распорядилась так, что больше года этой военной жизни дочь Веры Аркавиной провела в Кеми - приснопамятной "перевалке" на Соловки. В Кеми в 1955 мама сделала этот стихотворный набросок, над которым впоследствии посмеивалась, называя его упражнением в символизме:
  
   Север. Болота и скалы,
   тучи над серой водой,
   ветер и в четверть накала
   солнце горит над землей.
  
   Как тяжело и непросто
   к вам привыкать навсегда,
   скалы в ледовой коросте,
   страшные, как судьба.
  
   В те годы, подобно боевым листкам в военных частях, в гражданских учреждениях под грифом "Вывесить на видном месте" выпускались так называемые стенные листки. Сохранился листок под названием "Кировская магистраль, орган управления и дорпрофсожа Кировской железной дороги" от 16 августа 1956 года:
  

БЛАГОДАРНОСТЬ ВРАЧАМ

  
   Мы, больные первой палаты Кемской железнодорожной больницы, выражаем большую благодарность врачу-терапевту Элеоноре Абрамовне АРКАВИНОЙ за чуткое и внимательное отношение к нам.
  
   Особенно благодарен Элеоноре Абрамовне я, Симутин. Я был тяжело больным, но, благодаря умелому лечению, чувствую себя значительно лучше и в скором времени снова смогу работать на благо нашей Родины.
  
   БОЛЬНЫЕ: В. СИМУТИН - электромонтер депо, ГАВРИЛОВ, КАРПОВ и др.
  
   Мама проработала 8 лет, в основном, участковым врачом в поликлиниках и медсанчастях, а хотела, конечно, работать в клинике по специальности. В 1960 году она поступила в ординатуру в клинике министерства путей сообщения - больнице имени Семашко в Москве. Это была клиническая база Центрального института усовершенствования врачей. Терапией и гематологией в клинике руководил без преувеличения отец современной отечественной гематологии профессор, член-корреспондент, впоследствии академик РАМН И.А. Кассирский (4(16).1898 - 21.02.1971). Специализировавшаяся в гематологии мама очень быстро вошла в коллектив и подружилась со многими коллегами, такими как Ю.Л. Милевская, Н.Е. Андреева и другие. Дружбой на всю жизнь стала встреча с замечательным врачом-гематологом Деборой Абрамовной Левиной и ее мужем, профессором Георгием Алексеевичем Алексеевым. Дебора Абрамовна при своей скромной ассистентской должности была, как вспоминает академик А.И. Воробьев, второй по значимости и авторитету фигурой на кафедре, и не одно поколение врачей, в том числе и сам А.И. Воробьев, называли ее своей учительницей. С Деборой Абрамовной и Георгием Алексеевичем мои родители впоследствии постоянно переписывались, перезванивались, встречались в Москве и Петрозаводске, вместе отдыхали в Прибалтике и на Черном море.
   Маму и отца ценил и любил "сам шеф" - Иосиф Абрамович Кассирский, вот две новогодние открытки от него в Петрозаводск:
  
   23.XII.62
   Дорогая Элеонора Абрамовна!
   Спасибо Вам и мужу за отзыв о книге. Желаю ему скорейшего выздоровления, он очень опечалил меня! Шлю Вам самые наилучшие пожелания к Новому Году!
   Ваш И. Кассирский
  
   [1963 или 1964]
   Милые, любимые Элеонора и Генрих!
   Поздравляю с Новым годом. Желаю удач и удач, душевного уюта и здоровья. Пусть отражение нашей школы освещает вашу научную дорогу!
   Ваш И. Кассирский
  
   А на своем фото Иосиф Абрамович написал такое посвящение Элеоноре Аркавиной и Генриху Берлинеру:
   Дорогой, очень симпатичной и любимой всеми Норе от И. Кассирского
   Москва, 25. IV.68 г.
   И Генриху Бенциановичу с такими же чувствами.
   И. Кассирский
  
   Ординатуру я "проходил" вместе с мамой в Москве. Жили мы на Кропоткинской улице (Пречистенке) у нашей любимой Паулины Григорьевны Томпаковой. Я звал ее Полечкой, мама - тетей Полей. В ее доме прошло мое раннее детство, а в 1959 году мы почти полгода прожили здесь вместе с мамой - мама выхаживала тетю после первого ее инсульта. В 1960-61 годах в Москве я учился в 4 классе в школе N43, подружился там со многими ребятами. Помню, как мама водила меня по музеям. Благодаря ей ГМИИ им. Пушкина стал моим любимым художественным музеем на всю жизнь. И в Третьяковку первый раз водила меня мама. Во всех художественных музеях она была моим экскурсоводом. Мы побывали с ней также в Ясной Поляне, в музее Л. Толстого в Хамовниках, ездили в Кусково, Абрамцево, Останкино. Первый раз вместе с мамой посетил я и Кремль, когда его открыли для посетителей (помню, мимо нас проехал автомобиль ЗИМ, из-за занавески показалось лицо Микояна). Часто мы с мамой ездили в гости в дружеский и гостеприимный дом Инны Анатольевны Гофф и Константина Яковлевича Ваншенкина - в их недавно полученную квартиру на Ломоносовском проспекте. Мы дружили с Галей Ваншенкиной, уже определившей к тому времени свой жизненный путь - стать художником.
   В октябре 1961 года у Полечки случился второй уже инсульт, маме стало трудно и за больной ухаживать, и за мной присматривать - ведь только на дорогу с Пречистенки до платформы Яуза, где находилась мамина клиника, и обратно требовалось 2 часа, а порой и больше (ехать надо было троллейбусом, метро и электричкой). Мама отправила меня доучиваться в 5 классе во Львов к дяде Сереже. А Полечка в конце 1961 года умерла.
   По окончании маминой ординатуры в 1962 году родители рассматривали возможность для мамы остаться Москве на Полечкиной жилплощади в ее малонаселенной коммунальной квартире (мама была там временно прописана, и препятствий для постоянной прописки не было). В клинике маму с радостью брали на постоянную работу и горячо ей советовали остаться в Москве. Единственным, но самым весомым доводом против такого решения была армейская служба отца. Служить ему до истечения его 25-летнего срока оставалось еще 13 лет, и не было никаких перспектив досрочного увольнения или перевода в Москву. Остаться маме в Москве означало, в сущности, жить врозь. В итоге, мама отправила вещи контейнером в Петрозаводск, сдала ключи в домоуправление, и Москва осталась несбывшейся мечтой.
   Жизнь, как водится, преподнесла сюрприз. Через три года отец по состоянию здоровья уволился из армии и в качестве призванного в армию из Москвы предпринял попытку вернуться туда с семьей, но разрешения на прописку не добился. И семья окончательно связала свою жизнь с Петрозаводском, где в 1962 году после более чем 10-летнего житья в коммуналках появилась, наконец, отдельная квартира. Здесь же была и любимая работа, хотя, конечно, родители жалели о несбывшейся Москве.
   Между прочим, отдельная квартира означала еще возможность завести собаку. В мамином детстве в харьковском доме кроме говорящего попугая всегда были собаки. И в петрозаводской квартире у нас чередой друг за другом жили собаки, среди них мамин любимец и верный друг - русский спаниель Буян.
   По возвращении из Москвы мама начала работать врачом-ординатором в гематологическом отделении Республиканской больницы Карелии. Впоследствии она много лет возглавляла это отделение. Терапевтические отделения Республиканской больницы были клинической базой кафедры госпитальной терапии медфака петрозаводского университета. Заведующий этой кафедрой, известный в стране гематолог Иридий Михайлович Менделеев высоко ценил маму как профессионала и дружил с ней.
   Основанное И.М. Менделеевым гематологическое отделение было одним из лучших в стране. На кафедре работал профессором и мой отец.
   Вот, что было написано в статье "Карельской гематологии - 40 лет" в 1999 году:
  
   С 1971 года наше гематологическое отделение, в числе первых в России, начало проводить успешную радикальную терапию больных острым лейкозом и лимфогранулематозом и стало известно во всей стране - больные с этими грозными заболеваниями стали приезжать из Москвы, Украины, Сибири и других регионов на лечение в Петрозаводск. Многим больным удалось продлить жизнь, а некоторых полностью излечить.
   В 1968-80 годах гематологическим отделением заведовала прекрасный клиницист, гематолог высшей категории Элеонора Абрамовна Аркавина. По сути, все гематологи Карелии являются учениками И.М. Менделеева и Э.А. Аркавиной.
   В 1972 докторскую диссертацию по вопросу нарушения утилизации железа на уровне костного мозга защитил Г.Б. Берлинер. В этом же году вышла широко известная в нашей стране его монография "Гемоглобинурии". С 1991 года профессор Г.Б. Берлинер курирует гематологическое отделение, проводя в нем еженедельные профессорские обходы. [41]
  
   На своем фото, подаренном маме, Иридий Михайлович сделал шутливую надпись:
   Люби меня, как я тебя и не гуляй с другими.
   Дорогой Норочке от И. Менделеева
   9 /IV -1970 г.
  
   А вот программное, на мой взгляд, письмо от академика И.А. Кассирского в ответ на поздравление с семидесятилетием:
  
   Милые Нора и Генрих!
   Очень тронуло меня Ваше поздравление, глубокое понимание моей миссии (именно миссии - я не могу не гореть, потому что наука стала моим долгом - помните, у Пушкина о сердце: "потому что не любить оно не может!"). Это - трудная миссия!
   Математик Лобачевский включил в свой герб пчелу - символ трудолюбия. Я мог бы в свой герб включить двух пчел. Время прожорливо, годы идут и старят, но будем брать из прошлого только огонь, а не пепел! Ваш же огонь - моих чудесных, обаятельных, умных учеников, ваша теплота делают то, что я еще молод и у меня не наступила еще капитуляция духа... После таких поздравлений и оценок наступает омоложение духа и сил!
   Обнимаю и желаю новых успехов. Вы же оба очень талантливы!
  
   Ваш И. Кассирский
   31.XII.68
  
   На одной из многих подаренных книжек (Руководство по гематологии под редакцией А.И. Воробьева, Ю.И. Лорие. М. 1979) будущий академик А.И. Воробьев написал:
   Дорогим Норе и Генриху Аркавиным - Берлинерам от старого друга - полуписателя, полуврача и редактора с любовью
   19/I 80 г. А. Воробьев
  
   А на брошюре с актовой речью 1985 года в Центральном институте усовершенствования врачей Андрей Иванович, учившийся когда-то в 1-м МОЛМИ на два курса младше моих родителей, написал:
  
   Дорогим Норе и Генриху от неожиданно быстро докатившегося до "актовой речи" автора, которому все время казалось, что он еще скачет по Пироговке
  
   20/XI 85 г. А. Воробьев
  
   Вылеченные мамой больные острым лейкозом много лет до самой ее смерти поддерживали с ней дружеские связи. Она вошла в семейную хронику этих людей как спасительница, есть ли большее признание для врача? Еще и сегодня работают медики, считающие себя учениками моей мамы. Недавно ушедшая из жизни Нора Каценельсон, достигшая значительных профессиональных высот в медицине США (она возглавляла лабораторию в Федеральном агентстве по контролю лекарств и пищевых продуктов), была преданной и благодарной ученицей мамы и собиралась написать воспоминания о ней как о враче.
   В кабинете Элеоноры Аркавиной стоял микроскоп ее деда - Якова Сергеевича, она иногда показывала его в работе молодым коллегам и студентам.
   Мама так и не написала диссертации, хотя легко могла бы это сделать. У нее было несколько десятков научных статей в соавторстве, причем всегда авторский коллектив доверял написание статьи именно маме. У нее это получалось лучше всех. Статьями она и ограничивалась, ей нравилась практическая работа, в науку она не стремилась. Равнодушна она была к званиям и наградам. Многие удивлялись, почему у нее нет звания "Заслуженный врач Карелии". Она отшучивалась: "Дали к 50-летию "веселых ребят" (так в народе именовали орден "Знак почета") и ладно. Еще она славилась тем, что сочиняла замечательные смешные стихотворные поздравления друзьям и коллегам по работе.
   Среди коллег и учеников Элеоноры Абрамовны Аркавиной по гематологическому отделению были Гай Васильевич Иоффе, Юрий Николаевич Полежаев, Александр Абрамович Мясников, Нина Ивановна Трофимова, Татьяна Ивановна Ковригина, Елена Николаевна Михайлюк, Елена Николаевна Зебина, Бэла Фадеева.
  
   Вот неофициальный поздравительный адрес маме в день ее 50-летия, на котором стоит около 70 подписей:
  
   Дорогая Элеонора Абрамовна!
   Кажется, только вчера Вы, впервые переступили порог Республиканской больницы. А теперь Вы, несмотря на свой молодой возраст, уже ветеран - один из самых опытных заведующих отделениями, один из самых коренных врачей больницы. И не случайно И.М. Менделеев, уходя на профессорскую кафедру, передал любимое гематологическое отделение в Ваши нежные руки после жестоких Гаевых рук [имеется в виду ушедший на повышение прежний заведующий Гай Васильевич Иоффе - С.А.].
   Есть ли в республике хоть один гематологический больной, которого бы Вы не знали, не лечили, не консультировали, склонившись над микроскопом, рассматривая такие сложные и такие непонятные для непросвещенных картины!
   Развитие гематологии связано с Вами. Вы воспитали и приобщили к гематологии многих молодых врачей.
   Сотрудники больницы ценят и любят Вас не только как ведущего гематолога, но и как обаятельную умную женщину, общению с которой рад каждый из нас. Мы ценим Ваш поистине тонкий юмор и в глубине души немного побаиваемся Вашего острого языка.
   Мы хотим Вас видеть всегда, какая Вы есть.
   С глубоким уважением
   Ваши коллеги
   28.12.1977
  
   А от эндокринологического отделения, выросшего из нескольких специализированных коек в гематологическом отделении, поступило такое шуточное послание:
  
   Наша нежная и удивительная!
   Как вся великая русская литература вышла из "Шинели" Николая Васильевича, так карельская эндокринология взошла на почве гематологического отделения. Поэтому мы приветствуем в Вашем лице нашу, грубо говоря, альму матерь и всегда готовы сказать Вам теплые дочерние слова.
   По праву отпочковавашихся эндокринологическое отделение вручает Вам почетную медаль отделения "ЗВГА". К сожалению, неправильно расшифровывать ее как "За Что Вас Грейсер Абажает" [А.Е. Грейсер - заведующий эндокринологическим отделением - С.А.], так как медаль не евонная личная, а общественная. Поэтому правильно читать: "За Высокую Гормональную Активность", что этим актом торжественно удостоверяется.
   Более того, мы надысь написали Вам стихи. Но, услыхав Вашу неповторимую трансфузиологическую поэму на конкурсе медсестер, поэму, насыщенную высшими литературными качествами, мы устыдились и оставили лишь одно сильно переработанное четверостишие, которым и заканчиваем наше приветствие:
   Аркаша, милая Аркаша,
   Нам так нужна улыбка Ваша,
   Как пароходу антрацит
   И как больному нормоцит!
  
   [Подписи сотружников отделения]
   Петрозаводск
   28 декабря 1977
  
   А это сбивчивое сентиментальное, но трогательное письмо, было передано маме вместе с букетом роз уже в конце ее врачебной деятельности:
  
   Уважаемый Доктор! Элеонора Абрамовна!
   Эти цветы я дала обещание подарить Вам почти 20 лет назад. Обещала своей сестричке Светлане Сотниковой, которой было 25 лет, когда я дала это обещание (1975 г.). Она Вас очень ценила как врача и человека, и подарить Вам розы было ее горячее желание. Вы сделали все, что было в силах. В последнюю неделю разрешили мне и ее мужу находиться с ней в палате. В то время я не могла Вам дарить цветы - не та обстановка была. Но помню об этом все время. Я видела, как Вы переживаете, Вы курили, и слезы были у Вас в глазах. Я привозила своих дочек к Вам на консультацию и показывалась Вам сама. Большое Вам спасибо за то, что вы так человечна.
   Я слышала, что Вы не работаете.
   Дай Бог Вам здоровья и Вашей семье на долгие-долгие годы.
   От всей души
   Лидия Доронина
   г. Питкяранта
  
   Мама моя необычайно много знала. Она была в некотором роде моим Интернетом с самого раннего детства, могла ответить на любые вопросы по истории, литературе, искусству, биологии. Хорошо знала растения. Генетика не была связана непосредственно с ее работой, но мама ей очень интересовалась и часто читала специальные книги и статьи. Люди восхищались маминой эрудицией, она же по-настоящему образованным считала своего покойного отца. Так и я сегодня понимаю, что в части своей, как считают некоторые, приличной эрудиции я сильно уступаю своей маме.
   На работе мамой также восхищались, но и побаивались за ее необычайно острый язык. Кому-то она могла сказать и нелицеприятные слова, но если любила людей как специалистов, то действительно любила и восхищалась.
   Примерно в 1972 году маме кто-то из ее больных подарил напечатанный на машинке сборник стихов О. Мандельштама. Мама его собственноручно переплела, и мы долго потом с ней правили многочисленные опечатки и искаженные самиздатовские редакции стихов. С этого времени поэзия Мандельштама взяла меня в полон и не отпускает по сей день. В 1973 году вышел том стихов О.М. в "Библиотеке поэта" с печально известным лживым предисловием А Дымшица. Тем не менее, там были выверенные тексты многих стихов. На основе этой книги (мама взяла ее на время у знакомых) и нашей самиздатовской мы сделали свой собственный машинописный сборник стихов Мандельштама. Названия книг и циклов "Камень" "Tristia", "Стихи 1921 - 1925 годов" и т.д. я напечатал на отдельных страничках с помощью красной ленты. Этот сборник был нашей с мамой основной книгой стихов Мандельштама вплоть до выхода настоящего собрания сочинений О.М.
   Она была, я думаю, папиной дочкой, и потеря отца была трагедией всей ее жизни. Она помнила палачей своего отца и отвергала их ленинизм-сталинизм. И линию жизни выбрала себе такую: быть специалистом в своем деле, а в остальном, насколько это возможно, частным лицом. Она любила карельскую природу, очень хорошо знала и различала цветы и растения. Вместе с отцом много ездила по Карелии и в Прибалтику на машине. Вокруг Петрозаводска у нас было много излюбленных грибных мест. В последние ее три года, когда она тяжело болела, мы с отцом часто вывозили ее на набережную Онежского озера, самое ее любимое место в Петрозаводске. Об этом у меня написано в стихотворении "В нашем городе":
  
   ... Здесь озерной плывут панорамою
   вечерами двойные огни.
   На прогулки здесь ездили с мамою
   мы в последние мамины дни...
  
   За час до ее смерти мы пили с ней на кухне кофе, который она очень любила. На ее памятнике написано: "Э.А. Аркавина // (28.12.1927 - 18.05.1996) // врач-гематолог". Это, думаю, в ее стиле - она не любила велеречивых фраз и перечисления титулов.
   Мысленно можно добавить: дочь Веры Аркавиной и Абрама Левина.
  
   1952-53 годы, Лахденпохья, мои первые детские воспоминания: наша просторная комната в коммунальной квартире в военном городке близ станции с труднопроизносимым названием Хуухканмяки, я лежу в своей кроватке, а мама моет пол и пролила много воды, мне кажется, что кроватка моя сейчас поплывет, приходит папа, раздевается, кладет кобуру с пистолетом на шкаф, чтобы я не смог достать его личное оружие... Мы ездим время от времени с мамой в Лахденпохью по каким-то делам, в том числе в райздравотдел, где какие-то "черти драповые" не дают маме работу по специальности. Мы возвращаемся из Лахденпохьи и идем по тропинке в сугробах с автобусной остановки через контрольно-пропускной пункт в гарнизон, - через 27 лет в 1980 году, будучи здесь на офицерских сборах, я узнал и этот пропускной пункт, и наш двухэтажный дом, и финские казармы под черепичными крышами... Мама и папа целыми днями на службе, я остаюсь на попечении очередной нанятой нянечки, которых у меня сменилось несколько, одна из них, белорусская старушка, когда сердится, называет меня: "Сирожа, паскудный рабенок"... Мы с папой и мамой в большой компании плывем на лодках по озеру Пайкярви, на веслах - папа, высаживаемся на остров, там собираем ягоды, кажется, чернику. Наш дом в гарнизоне, я спускаюсь со второго этажа по лестнице во двор, и мне все хочется не идти по ступенькам, а попробовать пролететь весь пролет...
   Много раз мы с мамой бывали в Ленинграде, и уже в более сознательном детском возрасте со страшным сожалением о собственной глупости слушал я мамин рассказ о том, как она привезла меня туда в первый раз из Лахденпохьи и заказала нам в знаменитом кафе "Норд" ранее неведомое мне мороженое, которое я, немало удивив официантку, категорически отказался даже попробовать, заявив, что сметаны есть не буду...
   1961 год, мы на Черном море в Хосте, папа, как всегда, в военном санатории, а мы с мамой устроились по путевке в доме отдыха МПС в виде двух или трех роскошных, на мой мальчишеский взгляд, дореволюционных мягких вагонов, стоящих в тупике на станции Хоста. Туда же в Хосту приехала мамина подруга Лидия Григорьевна Тумилович с дочерью Машей, и мы все дни проводим вместе на пляже, по вечерам смотрим, как папа играет в волейбол, ходим в зеленый кинотеатр, там мы все впервые посмотрели знаменитый фильм "Великолепная семерка"... А вот мы идем по тропинкам знаменитой хостинской тисо-самшитовой рощи, и мама вспоминает, как в 1937 году она была здесь с отцом и матиерью во время их последнего в жизни семейного отдыха в Сочи...
   1970-е, я гуляю в парке в Петрозаводске с нашим спаниелем Буяном, вдруг он, вообще-то очень послушный, исчезает из вида, и я, взглянув на часы, понимаю, что он побежал домой встречать с работы маму, которую считает своей главной и единственной хозяйкой, и мама его тоже очень любит. Я, не тревожась за умеющего переходить улицы нашего пса, и не сержусь на него за побег, иду домой, где меня действительно встречают и мама, и ее любимый Буян...
  
   Из записной книжки Э.А. Аркавиной
  
   ... Мне очень хотелось бы посидеть у той из детства бронзовой лампы с зеленым абажуром, поверх которого набрасывалась золотая плетеная сеточка, взять старую толстую книгу из орехового резного шкафа и просидеть весь вечер в зеленом кожаном кресле с этой книгой, а не у дурацкого телевизора, как теперь...
   ... Евреи, что я о них знаю? У отца была еврейская семья, но я росла в семье матери, где не знали ни языка, ни всего уклада еврейской жизни. Дед на фотографиях - в визитке или в щегольском английском костюме, красивый русый и очень русский. Да и я - родной язык русский, родная страна - Россия, русские книги, русская речь вокруг и город самый любимый - Москва. Оказывается, я все-таки еврейка - геномик...
   ... У нас есть друг, которого мы купили за 25 рублей.
   Это - очень ушастый, очень косматый коричневый спаниель с круглым лобиком и золотистыми глазами. Зовут его Буян. Имя к нему не подходит - он флегма, добряк и обладает редкой врожденной порядочностью - вернее, у людей это называлось бы именно так. А самое главное - он друг...
   ... Такая вот семья: две сестры старухи с тургеневской фамилией (девичьей). На стенах много фотографий, и на них немало известных всей "мыслящей России" лиц. Фотографии - с дружескими надписями.
   Одна из старух - вдова весьма известного профессора из разночинцев. Есть дочь, немолодая, но зовут ее уменьшительным и англизированным именем. Дочь - тоже вдова, и у нее - сын, мой ровесник.
   Семья занимала половину некогда собственного особняка - просторного, с верандой и хорошим садом. Вечерами бывало домашнее музицирование или чтение вслух: отдельно для нас детей, отдельно для взрослых членов семьи и друзей дома. Одевались все просто, говорили на хорошем русском языке. Жили, так сказать, жизнью духовной, писали и получали интересные длинные письма. Товарищ мой, единственный ребенок в этой женской семье, получал прекрасное воспитание и образование. Так вот текла жизнь семьи.
   А потом началась война, и город заняли немцы. Когда они ушли, выяснилось, что дочь служила переводчицей в немецкой комендатуре и, забрав всю семью (одна из старух умерла перед войной), уехала с немцами. Мать она похоронила в Виннице, сама же в этой черной памяти Виннице занимала какой-то важный пост. Потом - дальше на запад. Теперь мать и сын - в Штатах. Мать состоит при Александре Толстой, а сын - профессор славистики.
   Наверное, все очень одухотворенное и русское.
   Но что же это было - эти годы служения немцам?..
   ... А вот еще одна дама из моего детства - Алиса Андреевна. Немка. С 1941 года - Volksdeutsche. Отказывалась от всяких привилегий и должностей. Бедствовала при немцах, а потом все же уехала с ними: боялась, что не поверят наши в ее невиновность...
   Письма от И.А. Гофф, К.Я. Ваншенкина, Г.К. Ваншенкиной
  
   26.9.90
   Дорогая Норочка!
   Получила твое письмо (насчет почерка можем еще посоревноваться, я совсем разучилась писать!).
   Анализ я делала уже какое-то время назад, набрала гемоглобина за лето 3 ед., т.е. был 57.
   Когда следующий раз сделаю, то воспользуюсь твоим советом и пришлю тебе выписку.
   У нас (как и вас!) дождливо, холодно, серо, почти без проблесков. Урожай подмосковный погиб, - утонул в воде.
   [...]
   Лето провели во Внукове, Галя два месяца была в Доме творчества графиков, тоже под Москвой, работала в офортных мастерских. Очень вредная работа, - травление кислотой, вытяжные шкафы. Даже молоко дают за вредность. Но она довольно, т.к. много и хорошо поработала. И это единственное, что меня грело, хотя и стояла я 2 меаяца у плиты (Катя была с нами). Конечно, Костя много помогал, а то я бы не выдержала. А как хочется поехать куда-нибудь! Три года Внуково. Хоть глаза бы промыть!.. Но - куда ехать?!
   Депрессия в обществе нарастает прямо пропорционально нарастанию кризиса в экономике. В Москве до смешного пустые прилавки, а Верх. Совет (Союза) это зрелище для сильных и уравновешенных. По-моему скоро надо будет запретить смотреть эти заседания детям до 16 лет. Впрочем, они и не смотрят. Вот такие, Норочка, дела!
   Получили недавно телеграмму из Америки от Вовы Тимофеева, что 10 сентября умерла Дада. Она сломала шейку бедра, потом начались осложнения. Вобщем еще перенесла 2 операции, намучилась. А ведь людям несла только добро!
   В моей новой вещи [Гофф И. На белом фоне. Рассказы. Воспоминания М Современный писатель 1993г. Из содержания: Долгий век (1. Дада) - С.А.] целый раздел посвящен ей, ее переписке с Надеждой Александровной Конисской. Я, работая над ее письмами, как-то близко вошла в мир ее души и семьи, и мне было очень грустно узнать о ее смерти. Она ведь дружна была в юности с мамой, влюблена в Яшу (Як. Павловича) [Я.П. Беркман, дядя И.А. Гофф по материнской линии, известный химик, после войны жил во Львове - С.А.], а твою маму звала нежно Верочка. (Кажется, благодаря ей мы и узнали о переписке Дады с Н.А.)
   Интересно было бы почитать Сережины кооперативные книжки. Что он хочет в них включить?
   Привет Генриху и Сергею от меня и всех Ваншенкиных. Целую!
   Твоя Инна
  
   6.7.96
   Дорогие Генрих и Сережа!
   Буквально за два дня до получения вашего письма мы с Галей говорили: "Что-то ничего нет из Петрозаводска".
   И вот это известие.
   Нк что тут скажешь? Кто-кто, а мы вас понимаем.
   И нам печально и горько.
   Инна очень любила Нору, которая была ей по-человечески, душевно близка. И мы тоже относились к ней нежно и сердечно, всегда бывали рады видеть ее и общаться с нею. Нам нравилось ее фирменное чувство юмора, манера говорить.
   В моей жизни уже давно наступила полоса, когда жизнь состоит, главным образом из утрат. Инны нет уже более пяти лет, но легче не становится, наоборот - труднее. К слову, передача о ней, конечно, не дополнялась. Наверное, в тот раз, когда вы ее смотрели раньше, она была прерваназаседанием еще хасбулатовского Верховного Совета. Был такой случай.
   Экземпляров Катиных публикаций практически не осталось. Если будете в Москве, дадим поситать. Сейчас у нее принято к печати еще две работы.
   Посылаю "из записных книжек" Инны ("ЛГ", 17.4). Более полный вариант - в "Октябре" N5-96.
   Обнимаем сердечно
   Ваш К. Ваншенкин
  
  

Генрих Берлинер (11.05.1928, Москва - 15.03.2007, Петрозаводск)

  
   Воскресным августовским днем 1951 года с петрозаводского старого вокзала (новый еше не был построен) по Шоссе Первого мая к центру города шли с чемоданчиками двое молодых людей: один среднего, второй - необыкновенно высокого по тем временам роста. Молодого человека, обращавшего на себя внимание прохожих своим ростом, звали Генрих Берлинер, фамилия его спутника была Вахман, оба этим летом окончили 1-й Московский медицинский институт и, как практически все мужчины их выпуска, были призваны на службу в армию, всем уже были присвоены звания старших лейтенантов. Местом службы мой отец выбрал Карелию, альтернативой была Чита.
   У отца и у Изи Вахмана в Москве оставались жены с грудными детьми. Молодые "старлеи" шли в штаб округа за назначением, затем уже по прибытии в назначенный гарнизон они должны были выписать к себе семьи. В спортивном отношении на начало военной службы 23-летний выпускник 1-го МОЛМИ врач-терапевт, москвич Генрих Берлинер был второкатегорником (впоследствии - перворазрядником) по шахматам, шахматным судьей второй категории, но самое главное - приличным волейболистом, перворазрядником, при своем 193-сантиметровом росте - хорошо координированным и умело действующим как в качестве блокирующего, так и, выражаясь по-современному, диагонального нападающего.
   Молодые люди прибыли в штаб округа, получили направление в офицерскую гостиницу и были предоставлены самим себе до понедельника. Они погуляли по городу, который отстраивался после военных разрушений. В Петрозаводске до войны было считанное количество каменных зданий, а теперь строились большие дома для военных на улицах Гоголя, Гористой и Анохина, воздвигались, нынешним языком говоря, "сталинки" на проспектах Ленина и Карла Маркса. Но преобладали, конечно, "деревяшки", и двум москвичам городок показался милым, но очень провинциальным. Побывали они еще на стадионе, в парке культуры, на набережной и закончили день в ресторане гостиницы "Северной" - главном питейном заведении города. За столик к приезжим вскоре подсели двое только что вернувшихся из тайги геологов, которые, выпив по первой, второй и третьей, завели разговоры "за жизнь", которая у них, геологов, во многом вызывала нарекания и даже критику. Но молодые военные врачи не поддержали эту скользкую тему и - даже наоборот - сказали геологам, что все в нашей советской жизни хорошо.
   В понедельник в штабе округа началось оформление прибывших и назначение их по местам службы. Все это заняло около недели. В один из дней наши друзья встретили своих знакомых геологов, те были в форме офицеров МГБ и сделали вид, что не узнали недавних собутыльников. Не помню, куда получил назначение Исаак Вахман (через 6 лет он, как и мой отец, будет переведен в Петрозаводск), а Генрих Берлинер убыл в мотострелковый полк на станцию Хуухканмяки близ города Лахденпохья на Карельском перешейке, недалеко от финской границы. Обязанности младшего врача полка он поначалу исполнял в штатском костюме, потому что офицерская форма по его росту нашлась не сразу...
  
   Детство и юность моего отца прошли в небольшой двухкомнатной квартире в одноэтажном деревянном доме по Новокузнецкой улице (дом 13, квартира 2). Я хорошо помню этот ныне уже не существующий дом своего деда в Москве. Репрессии не коснулись семьи Берлинеров и их многочисленных родственников, и мой отец вырос вполен идейным советским юношей. В начальные классы он ходил в школу N 522. В 1939 году у Генриха родился брат Леонид, в 1942-43 годах братья вместе с мамой жили в эвакуации в Свердловске.
   По возвращении в Москву и окончании в 1945 году школы N 529 (в аттестате зрелости по всем предметам - пятерки) Генрих Берлинер вознамерился поступать в МГИМО, но отец несколько развеял его юношеский романтизм и убедил Генриха, что еврею, даже в стране торжествующего интернационализма, на текущий момент не стоит идти в дипломаты, лучше выбрать какую-то более реальную профессию. Сын послушался и пошел в медицину, о чем ни разу в жизни не пожалел.
  
   Жизненный путь отца кратко очерчен в поздравлении к его семидесятилетию в журнале "Клиническая медицина" N 10 за 1998 год:
  
   Генрих Бенцианович Берлинер
   (к 70-летию)
  
   11 мая 1998 г. общественность отметила 70-летие Заслуженного врача Карелии, доктора медицинских наук профессора Генриха Бенциановича Берлинера. Юбиляр родился в Москве. После окончания I Московского медицинского института в 1951 году был призван в Советскую армию, где прошел путь от младшего врача стрелкового полка до начальника терапевтического отделения Петрозаводского военного госпиталя, подполковника медицинской службы. За безупречную военную службу награжден медалями и грамотами, а, самое главное, любовью и уважением сотен пациентов - от рядовых срочной службы до таких известных полководцев, как маршалы В.Г. Куликов и О.А. Лосик.
   C 1965 года - сотрудник кафедры госпитальной терапии медицинского факультета Петрозаводского госуниверситета: ассистент, доцент, профессор.
   Будучи в армии, в 1964 г. защитил кандидатскую диссертацию по пароксизмальной ночной гемоглобинурии. В 1972 г. стал доктором медицинских наук. Докторская диссертация была посвящена малоизученному вопросу нарушения утилизации железа на уровне костного мозга при заболеваниях системы крови. Большая творческая дружба связывала Генриха Бенциановича. с руководителем и основателем кафедры, профессором И.М. Менделееевым. Поддерживал творческие контакты с видными клиницистами И.А. Кассирским, А.И. Воробьевым, Ю.И. Лорие, В.А. Бейером, Е.В. Гембицким, известным чешским гематологом Ладиславом Хробаком и др.
   Г.Б. Берлинер - автор более ста печатных работ, опубликованных в основном в центральной медицинской печати, а также за рубежом. Сотрудничает с редакцией журнала "Клиническая медицина" с 1960 г. За истекший период в этом журнале опубликовано 22 его статьи. Монография "Гемоглобинурии" (М., 1972), написанная на базе кандидатской диссертации в соавторстве с ведущим гематологом нашей страны, профессором Г.А. Алексеевым, широко известна медикам.
   Генрих Бенцианович - прекрасный клиницист, терапевт широкого профиля. Пользуется любовью и уважением коллег и студентов. Его обходы и разборы больных в терапевтических отделениях Республиканской больницы Карелии содержательны и проходят на высоком современном уровне, лекции и практические занятия содержательны и популярны. Пользуется глубоким уважением у пациентов. С 1987 по 1997 год он был председателем Терапевтического общества Карелии. На медицинском факультете много лет руководил работой научного студенческого общества.
   Г.Б. Берлинер - добрый интеллигентный человек старой закалки. Разнообразен круг его интересов. Увлекался фотожурналистикой. Его материалы о Валааме, Булгаковских местах Северного Кавказа и фотоочерки, сделанные в многочисленных автомобильных турах, часто публиковались в карельской и центральной прессе. Ценит и понимает юмор. Занимался спортом, он перворазрядник по шахматам и волейболу. В студенческие годы являлся членом Всесоюзной судейской коллегии по шахматам. Играл за сборную команду медиков Карелии по волейболу.
   В 1995 г. за работу по изучению особенностей мегалобластного эритропоэза был приглашен в члены Нью-Йоркской академии наук.
   Генрих Бенцианович и сегодня продолжает трудиться на кафедре госпитальной терапии и в Республиканской больнице Карелии.
   Сотрудники кафедры госпитальной терапии Петрозаводского университета и редакционная коллегия журнала "Клиническая медицина" сердечно поздравляют юбиляра со знаменательной датой.
  
   Вернемся в стрелковый полк, расположенный в поселке Хуухканмяки на Карельском перешейке. Отец служил там около четырех лет, первый год младшим врачом полка, затем начальником полкового медицинского пункта. В своем медпункте отец нашел нераспакованный электрокардиограф, которым никто из его предшественников не смог воспользоваться. Он пустил аппарат в экплуатацию и с успехом его применил, по-моему, даже статью о своем опыте где-то опубликовал.
   Первый свой отпуск мои родители провели в Москве, где отец ходил на обходы знаменитого профессора В.Н. Виноградова, того самого, который был арестован в ноябре 1952 года по так называемому делу врачей и вышел на свободу в 1953 году после смерти Сталина. На эти клинические обходы допускались и приглашались все желающие выпускники 1-го МОЛМИ. Отец и впоследствии, оказываясь в Москве, посещал обходы Виноградова. Своей же врачебной службой на самом первичном уровне он довольно скоро стал тяготиться. Настоящей лечебной работы в полку не было, сколько-нибудь серьезные заболевания лечились в дивизионных лазаретах и армейских госпиталях. Старший лейтенант Берлинер написал не один рапорт с просьбой отправить его в любое место Советского Союза, но только на лечебную работу в стационар. И в 1955 году его направили сначала на полугодичные курсы повышения квалификации в Петрозаводск, а затем - старшим ординатором дивизионного лазарета в город Кемь, где они жили с мамой в крохотной комнатушке (меня отправили во Львов), но все же это была работа в стационаре, а не в полковом медицинском пункте. На открытках, которые мы с С.Я. Аркавиным посылали маме и папе в Кемь, значится адрес: Карело-Финская ССР, г. Кемь, военный городок N 1, кв. 10. В Кеми к родителям очень привязался командир дивизии, участник войны полковник Ю. Некраха, и они тоже очень тепло его вспоминали.
   Также в Кемь адресовано письмо Г.Б. Берлинеру от 2 февраля 1956 года за подписью его любимого институтского преподавателя:
  
   Редколлегия журнала "Терапевтический архив" обсудила Ваши (совместно с тт. Бедер и Генделевой) замечания по поводу статьи Е.И. Бичунской "о клинике бензиновыъ пневмоний" (N2, 1954) и считает, что на основании только одного случая, который Вы наблюдали, нельзя делать выводы. Редколлегия рекомендует Вам накопаить наблюдения и тогда выступить в печати.
  
   Редактор журнала
   "Терапевтический архив"
   Действительный член АМН СССР
   Профессор В.Виноградов
  
   В конце 1956 года отца перевели в Окружной военный госпиталь в Петрозаводск на должность старшего ординатора терапевтического отделения, начальником которого была фронтовичка, подполковник медицинской службы Мария Александровна Генделева.
   В 1957 мама привезла меня к началу учебного года из Львова в Петрозаводск. Папа встретил нас на вокзале, а дома на столе нас ждал огромный арбуз. Жили мы в комнате площадью 13 квадратных метров в трехкомнатной коммунальной квартире на улице Гоголя, как я уже упоминал, это был довольно большой район Петрозаводска, сплошь заселенный военными. На улице Гоголя в бывшей духовной семинарии располагался штаб Северного военного округа, напротив - дом офицеров, а госпиталь и по сей день находится на углу улиц Гоголя и Красноармейской.
   Наши соседи по коммунальной квартире носили созвучные фамилии: Тарабасовы и Растобаровы. Инна Аркадьевна и Михаил Дмитриевич Тарабасов были сослуживцами отца по госпиталю, вместе с сыном Юрием они занимали комнату площадью 12 квадратных метров. А Растобаровы по праву старейших жильцов жили в самой большой комнате, около 30 квадратных метров да еще с альковом. Примерно через год Тарабасовы уехали в Группу советских войск в Германии, и к нам отошла их комната, лучше жилищных условий к тому времени у моих родителей не было. С Тарабасовыми мы много раз еще встречались, их сын Юрий вернулся после окончания харьковского университета в Петрозаводск, родители часто его навещали и всегда заглядывали к нам в гости.
   Растобаровы вскоре тоже уехали, их сменили Кунцевы, тех - Кожевниковы. В квартире на Гоголя был туалет, ванная с дровяным титаном и общая кухня, большую часть которой занимала огромная дровяная плита, к тому времени уже не используемая - жильцы для приготовления пищи пользовались электроплитками, керосинками и керогазами. Напор воды на нашем пятом этаже был слабеньким, приходилось запасать воду в ведрах и баках. Отопление было водяным от кочегарки в подвале нашего дома, которая обслуживала и соседние пятиэтажки, в качестве кочегаров использовались солдатики срочной службы.
   В Петрозаводске отец более 7 лет служил в окружном, а после упразднения Северного военного округа - в гарнизонном военном госпитале. Из его автобиографии следует, что с 1956 по 1960 год он был еще и приват-преподователем на окружных курсах усовершенствования офицеров медицинской службы. По увольнении Марии Александровны Генделевой в запас он в 1960 году возглавил терапевтическое отделение и дослужился до звания подполковника. В это же время уложилась мамина двухлетняя ординатура в Москве и наш переезд в отдельную двухкомнатную квартиру в 1963 году.
  
   В 1959 году отец вступил в партию, искренне веря, что с XX съездом наступила новая эпоха и жизнь пойдет, как писал Аркадий Гайдар, совсем хорошая. Мама не отговаривала, может быть, и ей после реабилитации родителей казалось, что оттепель пришла надолго.
   Круг научных и практических интересов Генриха Берлинера в начале армейской службы был достаточно широк, судя хотя бы по тематике 12 его статей, опубликованных с 1956 по 1962 год в журналах "Советская медицина", "Клиническая медицина", "Проблемы гематологии и переливании крови", Терапевтический архив" и в Военно-медицинском журнале. Статьи посвящены клинике бензиновых пневмоний, клинике и лечению острого отравления люминалом, побочным действиям новокаина, практическим вопросам электрокардиографии, успешным случаям лечения гематологических заболеваний. Среди соавторов - М.А. Генделева, Е.В. Гембицкий, П.И. Соболев, С.Б. Гейро, Л.М. Синенко, Л.С. Мосьпанов.
   С 1962 года началась публикация статей по диссертационной тематике. Служа в армии, без отрыва от практической работы отец подготовил и в 1964 году защитил кандидатскую диссертацию "Некоторые вопросы патогенеза, клиники и лечения пароксизмальной ночной гемоглобинурии (болезнь Маркиафа-Микели)". Научным руководителем работы был известный терапевт-гематолог, начальник кафедры терапии Военно-медицинской академии, профессор, генерал-майор Владимир Александрович Бейер (21.01.1899 - 16.02.1979).
   Заинтересовавшись пароксизмальной ночной гемоглобинурией и внеся свои клинические случаи и подходы в исследование и лечение этого редкого заболевания, отец вошел в число отечественных и зарубежных специалистов, как бы сейчас сказали - экспертов по болезни Маркиафава-Микели. Можно считать, что эта работа стала для него пропуском в сообщество отечественных гематологов и, прежде всего, в школу И.А. Кассирского. Отец получил много откликов и предложений к сотрудничеству от зарубежных специалистов, но из-за пресловутого "железного занавеса" личные контакты поддерживал только с известным чешским гематологом Ладиславом Хробаком.
   В 1965 году отец в звании подполковника уволился по состоянию здоровья из армии и попытался вернуться в Москву, откуда был призван. В тот момент строго по Положению о прописке и выписке населения в городе Москве он не имел на это права, но он следовал примерам своих сокурсников, вернувшихся в Москву из армии, правда, не через такой долгий срок. В результате нескольких поездок в Москву, бесед с начальниками, переписки с соответствующим отделением милиции, оформлением справок, подтверждающих его призыв из Москвы, отец получил краткое финальное заключение: "На Ваше заявление от 30/XI-65 г. сообщаю, что в прописке Вам с семьей к родителям отказано".
   Примерно в то же время отца и маму пригласили на работу в Обнинск в институт медицинской радиологии АМН СССР. Приглашение исходило от заместителя директора института профессора Г.Д. Байсоголова. Но, потерпев неудачу с переездом в Москву, родители предпочли Обнинску Петрозаводск.
   В Петрозаводске отец начал работу ассистентом на кафедре госпитальной терапии медицинского факультета Петрозаводского университета. Так началось его сотрудничество и дружба с Иридием Михайловичем Менделеевым (14.01.1927 - 14.05.1991), выдающимся терапевтом, создателем карельской гематологии.
   Кандидатская диссертация стала основой монографии "Гемоглобинурии", написанной в соавторстве с Георгием Алексеевичем Алексеевым (Алексеев Г.А., Берлинер Г.Б. Гемоглобинурии. Медицина. М. - 1972. 248 с.).
   На создание этой книги авторов благословил академик И.А. Кассирский. Очень щепетильный в вопросах приоритета и авторского права Иосиф Абрамович предварительно попросил моего отца связаться с В.А. Бейером, который как научный руководитель диссертации первым имел право инициировать издание монографии, исходящей из его клиники.
   Но В.А. Бейер следующим письмом сразу же согласился на выход монографии под эгидой клиники И.А. Кассирского:
  
   Уважаемый Генрих Бенцианович!
   Получил Ваше письмо.
   Полностью приветствую Ваше участие в монграфии "Гемоглобинурии".
   Желаю Вам успеха; чувствую, что энергии у Вас много и потому работать и работать!
   Не забывайте о докторской диссертации. В.П. Дыгин уже закончил докторскую диссертацию, и она находится у меня на прсмотре.
   Работы в клинике, как всегда, много; меня одолевает просмотр и рецензирование различных диссертаций, жду Вашу.
   С уважением
   В. Бейер
   19-X-1966
  
   После положительного ответа В.А. Бейера И.А. Кассирский написал отцу:
  
   Дорогой Генрих Бенцианович!
   Ваше письмо меня очень обрадовало. Все мои опасения насчет книги исчезли. В.А. - очень благородный человек, преданный науке. Готовьте совместную с Ю.А. книгу! Она будет иметь успех, а мне добавит удовлетворения за сотрудника моей клиники и в некотором роде за моего ученика (Генриха Бенциановича).
   Привет Элеоноре.
   И. Кассирский
  
   26.10.1966
  
   В этом письме инициалы Ю.А. означают Г.А. Алексеева, которого друзья и коллеги называли как Георгием, так и Юрием Алексеевичем. Как видим, издание книги заняло 6 лет, что в те времена считалось вполне приличным результатом.
   В письме 1970 года Г.Б. Берлинеру и И.М. Менделееву в ответ на приглашение быть почетным гостем на 10-летии медфака Петрозаводского университета И.А. Кассирский писал, помимо прочего, о приведении рукописи к современному виду:
  
   31-X-1970
  
   Дорогие Генрих Бенцианович и Иридий Михайлович!
  
   Очень тронут вашим приглашением. Высоко ценю ваши вклады в гематологию и вообще ваш факультет - вы делаете большое дело! Но... мне мешают принять ваше приглашение 2 обстоятельства:
   1. Занятость.
   2. Здоровье (пищевод мой спазмирует - ахалазия! И мне трудно питаться в чужой обстановке!)
   Извинитесь за меня перед студентами! Книга Г.А. Алексеева и Г.Б. Берлинера продвигается в печать (я приложил немало старания). Резко изменено ее содержание - она модернизирована: задержка помогла, а то бы вышла несколько отсталой.
  
   И Кассирский
  
   Сердечный привет Леоноре.
   Будь я сейчас здоров, я бы, как колхозник, награжденный золотой звездой, только бы и делал, что разъезжал и "делился опытом" - зато ничего не делая. А слава газет росла бы.
  
   Шестидесятые - восьмидесятые годы были для отца и мамы очень плодотворными в профессиональном отношении, они много публиковались в медицинских журналах, участвовали в симпозиумах и съездах гематологов. Были в контакте практически со всеми ведущими гематологами страны, вот несколько особенно памятных открыток, личных и деловых писем, а также надписей на подаренных родителям книгах.
  
   Письмо от Г.А. Алексеева
   8 января 1967 года
   Дорогой Генрих Бенционович,
   подумав, после разговора с Вами, я все же решил послать Вам французский журнал для ознакомления со статьей группы Ж. Бернара по ПНГ. Может быть, Вам удастся ее перевести (во времени я Вас не ограничиваю, т.к. журнал мой и в данное время не понадобится) и Вы извлечете из нее что-нибудь нвое и интересное для нашей книги.
   Жду Вас 5 февраля. Надеюсь, что к этому времени рукопись будет целиком готова и мы сумеем ее сдать в Медгиз после совместной проверки всех разделов.
   Приезжайте прямо к нам - у нас совершенно свободная комната, так что Вы могли бы приехать с Элеонорой Абрамовной (чему Дебора Абрамовна была бы несказанно рада, я - тоже).
   Искренне любящий Вас Г. Алексеев
   P.S. Сердечный привет от Д.А.
  
  
   Открытка от Д.А. Левиной и Г.А. Алексеева
   Дорогие Нора - Генрих!
  
   А мы зато поздравляем вас с Днем Победы и еще с "Клинической медициной" N4. Это самый интересный номер за много лет, честное слово! Ай да петрозаводцы, ай да Аркавина - Берлинер (в том числе Менделеев)! Желаем вам и в будущем выкидывать подобные номера.
   Крепко вас обнимаем, целуем и желаем, чтобы у Сережи были не меньшие успехи.
   Скучаем! Мечтаем о встрече.
  
   Дебора Абрамовна
   Г. Алексеев
   8.05.1967
  
   Надпись на книге: И.М. Менделеев. Очерки клинической гематологии. Госиздат Карельской АССР. Петрозаводск. 1961
   Дорогим друзьям Элеоноре Абрамовне и Генриху от автора
   И. Менделеев
   26 IX 67 г.
  
   Надпись на книге: И.А. Кассирский, Г.А. Алексеев. Клиническая гематология. М. Изд.4, исп. и доп. 1970
   Дорогим ученикам-соавторам Елеоноре Абрамовне и Генриху Бенциановичу - представителям молодого поколения отечественных гематологов - с наилучшими пожеланиями от любящих авторов
   Г. Алексеев И. Кассирский
   Москва, 26. VIII 70 г.
  
   Письмо от Ю.И. Лорие
   Глубокоуважаемый Генрих Бенцианович!
   Большое Вам спасибо за Ваш милый подарок - он как-то очень уютно вписался в мой письменный стол.
   К сожалению, пока не могу Вас отдарить чем-то равноценным. Наш основной ученый секретарь в творческом отпуске, а без него протолкнуть мне Вас не удается. Это - дело ближайших дней, о результатах Вам тут же напишу.
   На днях опустили в землю Иосифа Абрамовича. Не Вам мне говорить, какая это утрата для всех нас, что-то оборвалось внутри, чего уже никогда не восстановишь. Банальные утверждения о том, что жизнь идет своим чередом, здесь ни к чему. Думаю, что и Вы думаете то же.
  
   С сердечным приветом
  
   Ваш Ю.И. Лорие
   1.03.1971
  
   Письмо от Д.А. Левиной и Г.А. Алексеева 10.12.1972
   Дорогие Норочка и Генрих!
   "Опять этот день рождения!" - воскликнул Сомерсет Моэм, когда ему неожиданно стукнуло 90 лет. Я его вполне понимаю, так как бремя лет дает себя чувствовать, хотя страсти человеческие заметно погасли. В поисках выхода из создавшегося положения я предлагаю изъять из календаря день и компенсировать его вторым днем 8 марта (8а марта, неплохо?). Или добавить один день к февралю, чтобы день 8 декабря не чувствовал себя ушедшим на пенсию, а лишь переведенным на другую должность. Не смешно?!
   Несмотря на вышесказанное, мне было очень приятно получить от вас телеграмму. И как это вы все помните? Большое вам спасибо!
   Как хочется с вами встретиться, вы себе даже не можете представить. Мысленно я с вами разговариваю каждый день, это - чистая правда. А пишу редко, это уже приметы возраста. Это - тоже правда.
   Когда защита у Генриха? Я мечтаю повидать вас. У нас все нормально в соответствии с современными стандартами. Во-первых, мы здоровы и это дает нам основание не жаловаться на свою судьбу. Во-вторых, Юрий Алексеевич последний месяц дорабатывает на своей кафедре, достойно переносит свое несколько преждевременное сокращения (экстрасистола!). Его пригласили в ЦОЛИПК на должность научного консультанта, и это поддерживает его моральный тонус. В-третьих, Машка и остальные Копчевские не дают нам падать духом, да и не с чего.
   Все это тезисы к тому большому разговору, который бы состоялся между нами, если бы мы встретились. Когда же, когда?
   Поздравляем вас с наступающим Новым годом! Пусть бремя страстей человеческих вас не очень обременяет. Долой огорчения! Да здравствуют радости!
   Крепко Вас обнимаем, целуем, прижимаем, скучаем, в том числе и по Иридию.
  
   Ваша Д.А.
  
   Дорогие!
   Все наши вам "дезидерата" выражены в ответном послании Деборы Абрамовны - оно, на мой взгляд, точно соответствует тем чувствам любви и неомраченной дружбы, которые мы к вам обоим питаем.
   Мне остается только добавить одно пожелание: поддерживать и в дальнейшем наши дружеские и творческие контакты и встречаться, по меньшей мере, 3 раза в год - в Москве, Ленинграде и Петрозаводске, а можно также и в Риге, и в Сочи, (где в 1973 году будут происходить конференции и симпозиумы по гематологии). Наша с Генрихом книжка пользуется большой популярностью: тираж в 5000 разошелся во мгновение ока, за ней охотятся, ее хвалят. Ждем рецензий! Вы, конечно, читали мою статью в "Клин. медицине" N 11? Там вкралась опечатка, за которую автор не отвечает: "Берлингом"... Я роздал монографию десяткам двум лиц, в том числе некоторым говорящим по-русски "демократам"... Не успел - Генрих меня опередил - подарить Георгию Павловичу. Спасибо Вам. Сейчас написал две статьи - ПИГ при гипоплазиях (цитирую Вас) - для "Проблем" и "Гемоглобинурия" - для БМЭ. В "Проблемы" сдал отчетную статью о (как оказалось по тезисам и опубликованным сообщениям - было много интересного), сами мы на конгрессе побывали за день до "занавеса", опоздав на 4 дня из-за опасений бразильцев перед "большевиками"... На январь м-ц готовлю сообщение для Объединенного О-ва терапевтов и гематологов "Стратегия лечения острого лейкоза" (по материалам конгресса в Сан-Пауло - 20% выздоровления при остром миелобластном лейкозе) - я уже делал на эту тему 5 сообщений в различных городах (Одессе, Воронеже, Москве)...
   Генрих дорогой!
   Когда окончательный срок защиты Вашей диссертации?
   В Ленинграде, возможно, будем в июне (на конференции ЛИПК), в Риге - в апреле (симпозиум по парапротеинам). А вы?
   Еще раз обнимаем и целуем -
   Ваши Ю.А. и Д.А.
  
  
   Письмо от Ю.И. Лорие
   Дорогой Генрих Бенцианович!
  
   От души поздравляю Вас с вошествием на докторский престол. Надеюсь, что работа над диссертацией не отбила у Вас аппетита к гематологии в целом, хотя на некоторое время предаться безделью неплохо.
   Напишите-ка нам для "Клинической медицины" хорошую статью о сидероахрезиях и прочих небылицах - печатать будем без большой задержки.
  
   Крепко жму Вашу руку.
  
   Ваш Ю.И. Лорие
   28.02.1973
  
   Открытка от Ю.И. Лорие
   Дорогой Генрих Бенцианович!
  
   Спасибо за новогоднее поздравление.
   От Ваших программ у меня просто слюни потекли, клянусь в новом году перековаться и хотя бы редуцированным [неразборчивая аббревиатура] насладиться сполна. Поздравляя и Вас от души, желаю Вам самых смелых свершений, вплоть до перевода карельской эпохи в анамнез московского профессора.
  
   Крепко жму Вашу руку.
  
   Ю.И. Лорие
  
  
   Надпись на книге: Руководство по гематологии в 2 томах. Под.ред. А.И. Воробьева. М. 1986
   Дорогим Элеоноре Абрамовне и Генриху Бенционовичу на добрую память от старого друга.
   А. Воробьев 16/IV 86 г.
  
   Письмо от З.С. Баркагана
   Дорогой Генрих Бенцианович!
   Большое спасибо за присланные фотографии. С удовольствием вспоминаю наше общение в Ташкенте, которое скрасило тоску, вызванную бездарными докладами на съезде.
   Я завершаю учебный год и экзаменационную сессию. В июле месяце буду в Ленинграде (мой ленинградский телефон 310-13-06). Буду рад с Вами встретиться, если Вы в это время будете в Питере или в своем Петрозаводске.
  
   Обнимаю.
   Ваш З. Баркаган
   18.VI.87
  
   Надпись на книге: А.И. Воробьев, В.М. Городецкий, Е.М. Шулутко, С.А. Васильев. Острая массивная кровопотеря". М. 2001
  
   Дорогому Генриху Бенциановичу Берлинеру на добрую память - очередной зигзаг мысли
   А. Воробьев 26/VI 2001
  
   Письма из журнала "Клиническая медицина"
  
   25.12.89
   Многоуважаемый Генрих Бенцианович!
   Редакция журнала "Клиническая медицина"
   просит написать статью на тему "Хронические гемолитические анемии" для раздела "В помощь практическому врачу"
  
   О Вашем согласии просьба сообщить в редакцию журнала.
   Редактор журнала
   Акад. АМН СССР Ф.И. Комаров
  
   14.11.90
  
   Глубокоуважаемый Генрих Бенцианович!
   Вашу статью, которая на днях появится у читателей, члены редколлегии журнала "Клиническая медицина" восприняли с большим удовольствием. Уверен, что она понравится и читателям журнала. Редколлегия журнала "Клиническая медицина" надеется в ближайшее время получить от Вас еще 1 статью (желательно - лекцию) на тему, близкую Вам и представляющую интерес для читателей.
   О Вашем согласии просьба сообщить в редакцию журнала.
  
   С уважением
  
   Главный редактор журнала
   "Клиническая медицина"
   академик АМН СССР Ф.И. Комаров
  
  
   18/VII-91
  
   Глубокоуважаемый Генрих Бенцианович!
   Редколлегия журнала "Клиническая медицина" просит Вас подготовить статью "Гемоглобинопатии" Просьба сообщить также 2-3 темы статей (лекций, обзоров литературы), которые Вы могли бы подготовить для читателей журнала "Клиническая медицина" в течение 1991-1992 гг.
   О Вашем согласии просьба сообщить в редакцию журнала.
  
   С уважением
  
   Главный редактор журнала
   "Клиническая медицина"
   академик АМН СССР
   профессор Ф.И. Комаров
  
  
   19.12.91
   Глубокоуважаемый Генрих Бенцианович!
   Ваша статья "Вопросы диагностики и лечения наиболее распространенных гемолитических анемий" встречена с большим интересом читателями журнала. Редколлегия журнала просит Вас подготовить еще 1-2 статьи-лекции (помимо уже имеющейся в портфеле журнала) по дифференциальной диагностике анемий, выявлению более редких видов анемий и другим, близким Вашим научным интересам проблемам.
  
   С искренним уважением
  
   За. главного редактора журнала
   Профессор А.Л. Гребнева
  
   Итак, в 1972 году отец защитил докторскую диссертацию "О вторичной сидероахрезии при некоторых заболеваниях системы крови (анемии и гемобластозы)". Защита состоялась в Военно-медицинской академии имени С.М. Кирова. Надо сказать, в "родной" еще со времен кандидатской диссертации Военно-медицинской академии первоначально отказались принимать диссертацию к защите. Так же, как отказались и научные советы других ленинградских организаций. О причинах оставалось только догадываться. Отец не понимал, что делать, пока его друг по военной службе в Петрозаводске, Александр Быховский, к тому времени переехавший на невские берега, не вспомнил, что должность военного коменданта Ленинграда занимает хорошо знакомый им по Петрозаводску генерал-майор М. В. Панченко. С помощью Быховского отец дозвонился до генерала, немедленно был приглашен к нему в кабинет и очень тепло встречен как старый знакомый. После генеральского звонка в Военно-медицинскую академию диссертацию мгновенно и с вдруг возникшей радостью приняли, осталось только успешно защититься, что отец и сделал.
   В 1973 году он получил звание доцента, а в 1981 году - профессора. В 1980 году И.М. Менделеев добился выделения кафедре госпитальной терапии должности второго профессора, которую и занял Г.Б. Берлинер.
   После 1973 года он несколько раз рассматривал возможности переезда в другие города для работы в качестве заведующего кафедрой. При замечательных отношениях и дружбе с Иридием Михайловичем Менделеевым, отец все же считал, и, наверное, справедливо, что должность второго профессора кафедры для него не потолок. Насколько я помню, были поездки в Самару (тогдашний Куйбышев), но по тем или иным причинам этот проект не осуществился.
   В 1981 году отец серьезно рассматривал вопрос переезда в Красноярск. С ним вела переписку заведующая кафедрой внутренних болезней N2, ученый секретарь Совета лечебного факультета Красноярского мединститута, И.К. Толстихина. Отец съездил в Красноярск, прочитал там несколько лекций по гематологии, очень всем понравился и получил приглашение в мединститут на заведование кафедрой с хорошей перспективой быть в дальнейшем избранным членом-корреспондентом Сибирского отделения Академии наук. Но родители все же не решились на переезд (я думаю, что мама предчувствовала приближающиеся болезни), и Петрозаводский университет так и остался единственным местом работы моего отца после армии.
   В1991 году после смерти И.М. Менделеева отец в течение года исполнял обязанности заведующего кафедрой госпитальной терапии. Но в конкурсе на замещение должности в 1992 году участвовать не стал, полагая, что по сумме всех обстоятельств этой должности больше соответствует молодой доктор наук В.К. Игнатьев.
   Среди таких обстоятельств были проблемы со здоровьем отца (более всего диабет), но, прежде всего - его стратегическая оценка развития кафедры. Василий Кондратьевич Игнатьев разрабатывал и развивал намеченное еще И.М. Менделеевым направление работы кафедры - терапию ревматических заболеваний и в этой области был безусловным лидером. Надо еше сказать, что отца и Василия связывала большая дружба и взаимное уважение. Время показало, что отец сделал правильный выбор, и кафедра пошла по новой специализации с впечатляющими успехами, жаль только, что Василий Кондратьевич, замечательный ученый, клиницист и диагност, слишком рано ушел из жизни.
   В анкете для издания "Профессорский корпус Петрозаводского университета" отец предоставил следующие данные о своей научной работе:
  
   Основные научные результаты и достижения: 1) изучение и описание патогенеза, клиники, дифференциальной диагностики и лечения анемий с акцентуацией внимания на гемолитических анемиях; 2) изучение и описание сложной формы (гемолитической анемии) пароксизмальной ночной гемоглобинурии; 3) исследование и описание нарушений утилизации железа на уровне костного мозга при анемиях и гемобластозах (опухоли системы крови); 4) предложены методы диагностики острого эритромиелоза на основе изучения сидеробластов, сидероцитов и вторичной сидероахрезии.
   Библиография: Профессор Г.Б. Берлинер автор 102 печатных работ, среди них: Вопросы клинической характеристики и лечения болезней Маркиафава-Микели // Терапевтический архив. 1964. N 4; О значении сидеробластов и сидероцитов в клинике // Клиническая медицина. 1971. N 8; Гемоглобинурии. М., 1972 (в соавт.); К вопросу классификации, диагностики и лечения сидероахрестических анемий // Клиническая медицина. 1975. N 4; Вопросы диагностики и лечения наиболее распространенных хронических гемолитических анемий // Клиническая медицина. 1990. N 10; Особенности обмена железа при В12 дефицитных анемиях (к оценке функционального состояния мегалобластного эритропоэза) // Терапевтический архив. 1994. N 7; Вопросы ведения больных анемиями в практике терапевта // Клиническая медицина. 1996. N 2.
  
   Отец был, действительно, человеком разнообразных увлечений: фотожурналистика, спорт, туризм. Пока позволяло здоровье, он играл в волейбол на соревнованиях самого разного уровня и даже в весьма зрелом возрасте никогда "не портил обедни". Я вспоминаю отпуска на Черном море, когда он играл за волейбольные команды военных санаториев и почти всегда был капитаном. Отец часто вспоминал, как когда-то играл в санаторной команде вместе со знаменитым хоккеистом Константином Локтевым, и каким тот был хорошим волейбольным распасовщиком. Первым своим волейбольным и шахматным навыкам я обязан отцу. Помню, как в Москве он водил меня четвероклассника по утрам на волейбольные площадки ЦПКиО и учил элементам волейбола. В Москве мы часто ходили с ним на футбол, он был преданным болельщиком московского "Спартака", я же был верен своему ныне многострадальному "Торпедо". В Петрозаводске мы тоже посещали любые мало-мальски интересные игровые соревнования. Никогда серьезно не занимаясь настольным теннисом, он стал как-то чемпионом петрозаводского гарнизона, чем особенно гордился.
   В "доцифровые" времена я любил фотографировать, но не находил никакого удовольствия в проявке пленки и печати фотографий, а вот отец устроил себе на работе фотолабораторию и с удовольствием занимался всем технологическим процессом.
   Пробовал он себя и в фотожурналистике. Из своих многочисленных поездок по родной стране он привозил много фотографий и публиковал очерки в республиканской прессе и в университетской газете. Вот только некоторые его материалы, опубликованные в свое время в республиканской газете "Ленинская правда": Тракайский замок. 14.08.1982; Дом Турбиных (о доме М.А. Булгакова в Киеве). 19.07.1985; Набат Хатыни. 06.09.1985; Скульптор из Саранска (о творчестве С. Эрьзи). 24.09.1985. В доинтернетовское время подобные материалы были, что называется, штучными и, безусловно, привлекали внимание читателей.
   Интересовала отца и история Карелии. Он был одним из первых, кто на основе архивных материалов подробно рассказал в прессе об истории создания памятника Петру Великому в Петрозаводске. Его статья "На берегу онежских волн" была опубликована карельской республиканской газетой "Комсомолец" 20 июня 1981 года. Известный карельский историк и краевед А.М. Пашков отдал должное пионерской в своем роде работе и включил ее в список источников к своей статье о памятнике Петру в Петрозаводске на вебсайте Института Петра Великого (URL: http://spp.lfond.spb.ru/ (дата обращения: 09.03.2015).
   А посещение Генрихом Берлинером Владикавказа (тогда город Орджоникидзе) дало даже практический результат. В своем очерке о М.А. Булгакове во Владикавказе "На берегах Терека" (Ленинская правда. Петрозаводск. 06.05.1986) он писал:
  
   ... я с удивлением обнаружил, что в городе, где жил и работал известный писатель, нет никаких мемориальных указателей. Отстутствует мемориальная доска и на доме, снятом мной на пленку.
   Я написал об этом в газету "Правда". Ответом на мой сигнал было письмо из Орджоникидзе из Правления союза писателей Северной Осетии. В нем говорится, что вопрос об установлении мемориальной доски на фасаде дома N 9 по ул. Маяковского, где жил и трудился М.А. Булгаков, решен. В ближайшем будущем доска будет готова и установлена на указанном доме.
   Ежедневно тысячи туристов бывают в Орджоникидзе. Дом на улице Маяковского с мемориальной доской на нем сделает их знакомство с творчеством и биографией великого писателя более близким.

Г.Берлинер, профессор петрозаводского государственного института им. О.В. Куусинена.

Фото автора

  
   Не могу не сказать, что отец для меня - редкий пример человека, действительно умеренно употреблявшего алкоголь. Он любил пиво, но не помню, чтобы при своих внушительных габаритах выпил больше двух кружек, будь-то пивная "Жигули" в Москве или домашние посиделки. Ценил хорошее вино и коньяк, водки практически не пил.
   В семье нашей ходила история, как Генрих Берлинер перебрал на собственной свадьбе в Москве, и как Паулина Григорьевна Томпакова в ужасе говорила: "Норочка, неужели ты вышла замуж за алкоголика?". Однако, других случаев "перебора" семейные анналы не обнаруживают.
   Мы с папой и мамой очень любили поездки в лес за грибами, главным их переработчиком со временем стал я. И все мы обожали зимой сварить суп из сушеных белых грибов, открыть очередную порцию соленых белых груздей. Когда я увлекся рыбалкой, отец полюбил уху из пойманных мной окуней, причем варил уху всегда сам. Он вообще хорошо готовил и любил это занятие.
   Во времена продуктового дефицита он мотался на машине по магазинам города и порой что-то перехватывал. Были, конечно, у него пациенты, которые порой привозили такие деликатесы как, например, свежую стерлядь, но это случалось не часто. Со временем, мне, как и всему населению Советского Союза, пришлось привозить продукты из Москвы и Питера на обратном пути из моих частых командировок. Несколько раз мы ездили с отцом за продуктами на машине в Ленинград, считали это неким спортивным заездом.
   Пару раз, когда у родителей не совпадали отпуска, мы ездили вместе с отцом на автомобиле в Эстонию и Выборг. Он был очень хорошим напарником, с большим интересом смотрел в окружающий мир, много фотографировал.
   В 1991 году родители купили дачный участок, и у отца неожиданно проснулась страсть к земледелию, выращиванию огурцов, помидоров, капусты и так далее. Может быть, сказались гены дедушки Бени. Я, не пылая такой страстью, был у него садовым рабочим. Мы совершали обычно однодневные выезды на дачу по выходным, таким манером хороших урожаев на участке добиться трудно, но надо было видеть, как радовался отец результатам своего труда.
   В середине восьмидесятых годов отца настиг тяжелый наследственный по линии его матери диабет. Помнится, как друг и коллега отца, чешский гематолог Ладислав Хробак регулярно присылал ему одноразовые шприцы для инъекций инсулина.
   В 1993 году у моей мамы произошел обширный инфаркт с последующими тяжелыми болевыми приступами, и отец, забыв о своих болячках, стал ей домашним врачом и медсестрой, и сиделкой. Он постоянно колдовал над новыми комбинациями лекарств, купировал приступы ночью и днем, и я не сомневаюсь, что своими усилиями он продлил маме жизнь, насколько это было возможно.
   Что еще можно сказать о Генрихе Берлинере? Он многое любил в жизни: анекдоты, собак, хоровое пение за столом, посиделки в редакции газеты "Петрозаводский университет" у Светланы Степуры и Людмилы Кирилловой, поездки на Лососинное озеро к своему другу Георгию Керту и многое другое. До последних своих дней азартно обсуждал по телфону футбол с профессором Игорем Николаевичем Григовичем. В чем-то он остался наивным до самого зрелого возраста. Так он в советское время не мог поверить, что в южных регионах, да и в его родной Москве многие медицинские услуги давно уже стали фактически платными, а в новые времена не верил, что врачи государственных медицинских учреждений берут мзду и в Петрозаводске.
   За этими разнообразными увлечениями не забудем, что Генрих Берлинер был, прежде всего, врачом, ученым и преподавателем. Его с благодарностью вспоминают многие и многие пациенты, поколения выпускников медицинского факультета и коллеги-ученые и врачи. Когда-то к нему через мое посредство обратился мой одноклассник, которому больше года не могли поставить диагноз поликлинические врачи. Отец удивлялся потом: "Как по внешнему виду больного не понять, что проблема в щитовидке? Наверное, смотрят только в бумаги, а пациента не видят...".
   После смерти мамы он стал чаще перезваниваться с Константином Яковлевичем Ваншенкиным, и они долго беседовали. К тому времени уже умерла Инна Анатольевна Гофф, и отцу хотелось поддержать дружескую нить, которая для него шла еще из сороковых годов, со времен студенчества в Москве. Из этой четверки московских студентов послевоенной поры последним ушел из жизни поэт Константин Ваншенкин.
   При жизни мамы я был, конечно, маминым сыном, ее уход очень сблизил нас с отцом, и сейчас для меня в памяти оба они неразличимо и равно любимы.
  

Бенцион Липович Берлинер

(06.11.1900, Варшава - 21.06.1980, Москва)

  
   Мой дед по отцовской линии, Бенцион Липович Берлинер, родился в Варшаве в рабочей семье, был далек от революционных идей, и жизнь его в сравнении с Верой Аркавиной и Абрамом Левиным сложилась по-другому, при этом была яркой и насыщенной. От деда осталось несколько черновиков автобиографий и анкет, которые он хранил, чтобы не запутаться в своих местах работы и связанных с ними датах. Благодаря этим записям можно достоверно восстановить его жизненный путь.
   Родители деда, Липа Семенович Берлинер и Фейга Пинхусовна Рубин, родились в Варшаве, сооответственно в 1861 и 1868 году. Отец работал слесарем, мать вела домашнее хозяйство. Вслед за Бенционом родились его братья: Яков в 1904 и Псахия в 1907 году.
   Вот что написал Бенцион Берлинер в автобиографии о своих юных годах:
   В 1914 году в начале войны вся семья: отец, мать и еще два брата выехали из Варшавы в деревню Лучное Минской губернии, где жила сестра моей матери, занимавшаяся сельским хозяйством. Во время моего пребывания в этой деревне я помогал родным вести хозяйство.
   В 1916 году я выехал в Минск и поступил в реальное училище, которое закончил в 1918 году. Во время учебы я зарабатывал себе на пропитание, давая уроки. С конца 1918 года служил в разных организациях, вначале военных, затем гражданских в г. Минске до 1923 года (в Смоленске при эвакуации г. Минска).
  
   К этому надо добавить, что на вопрос анкеты 1948 года "Принимали ли Вы активное участие в Октябрьской революции и гражданской войне, когда, где и в чем именно выразилось Ваше участие?" мой дед ответил: "В Октябрьской революции участвовал, добровольно работал в милиции г. Минска".
   Из других автобиографий и анкет следует, что на военной службе в Красной Армии Бенцион состоял в 1918-20 годах. Военная служба имела интендантский характер, и Б. Берлинер в 1918 году был секретарем Народного комиссара продовольствия Белоруссии И. Адамайтиса, а в 1919 и 1920 годах секретарем, а затем начальником Управления внепланового снабжения Упродбела (Управления военно-продовольственного снабжения Белоруссии).
   О работе под руководством И. Адамайтиса написано в анкете 1932 года, а в подробнейшем анкетном листе Министерства черной металлургии СССР 1948 года и последующих анкетах имя расстрелянного в 1938 году бывшего начальника Главного управления холодильной промышленности Наркомпищепрома СССР И. Адамайтиса, конечно, отсутствует.
   В 1922 году Бенцион Берлинер работал Уполномоченным в Поволжье от Совета народного хозяйства Белоруссии и об этом времени рассказывал захватывающую мое детское воображение историю, как он вез в Поволжье портфель с огромным количеством денег. Ехал дед в отдельном купе, был вооружен, улегся на ночь, положив портфель под голову. Затем, как в приключенческом фильме, он задремал, ему почудился слабый запах эфира и тут на него накатил неудержимый сон, и в этом сне он почувствовал, как открывают запертую дверь купе и как вытаскивают у него из-под головы денежный портфель. Тут дед, по его словам, мгновенно очнулся - ужас от последствий утраты денег оказался сильнее наркоза: без портфеля ему оставалось бы либо возвращаться в Минск на расстрел, либо бежать навсегда неизвестно куда. Поезд между тем остановился, дед выхватил наган, выбежал из купе, спрыгнул из вагона в кромешную темноту и побежал, стреляя на ходу на звук бежавшего от поезда человека. Он услышал крик и шагов через десять наткнулся на свой портфель с деньгами. Не веря своему счастью, дед схватил портфель и вернулся в вагон. Я верил в эту историю безоговорочно в детстве и склонен верить и по сей день, потому что дедушка Беня был смелым и решительным человеком, и образ его вполне соответствует подобным кинематографическим приключениям.
   Дальше согласно черновикам автобиографий жизнь складывалась так:
  
   В 1923 году я выехал в Москву, в ней в то время была безработица и, не имея возможности устроиться на государственную службу, я поступил по найму в промкооперацию (в 1923 году заведовал производственной артелью "Колосс" - Москва, Леонтьевский пер., 26.), а в 1925 году стал личным трудом изготовлять щетки технические и кисти малярные и художественные. Этой работой я занимался по 1929 год.
   В 1930-1931 годах я работал заведующим производством артели "Коопмет", в то же время я поступил на вечернее отделение Московского Энергетического Института им. Молотова, где учился до 1933 года, закончить мне не удалось, так как работа в тресте "Жиркость" в силу загруженности не дала возможности закончить учебу.
  
   В 1923 году в Москву из Минска переехала вся семья Берлинеров, кроме Якова. Липа Берлинер недолгое время был служащим, потом вместе с Фейгой находился на иждивении сыновей.
   В сборнике "Вся Москва" за 1925 год указан Берлинер Б.Л., влад.[елец] маст.[ерской] Новокузнецкая ул., 13, кв. 1.
   В Москве Бенцион Берлинер в 1923 году женился на Марии Дмитриевне Лавровой 1898 года рождения. В 1924 году родилась дочь Алла. Вскоре Бенциона арестовали по подозрению в незаконных операциях с золотом. Мария пыталась вызволить мужа из следственного изолятора и вызволила, но при этом влюбилась то ли в следователя, то ли в прокурора. Дело закончилось разводом.
   Алла Берлинер в 1943 году ушла на войну добровольцем и погибла, о ней будет рассказано дальше. А о Марии Дмитриевне Берлинер известно, что в 1948 году она жила в Москве.
   В 1927 году Бенцион Берлинер женился на Адели Моисеевне Маргулис, в 1928 году у них родился сын Генрих, а в 1939 году - Леонид.
   Младшие братья Бенциона получали в Москве высшее образование (Яков в институте кинематографии, а Псахия в институте востоковедения), а сам Бенцион Берлинер работал на многих местах, чтобы обеспечить родителей и свою семью. Зарабатывал при этом он очень неплохо, так что хватало на увеселения. Симпатичный молодой человек стал завсегдатаем модных ресторанов, поигрывал в карты, словом, влился в ряды так называемой золотой молодежи, был знаком с Изабеллой Юрьевой и ее окружением. В итоге не смог не обратить на себя внимания ГПУ, работники которого стали настойчиво приглашать к сотрудничеству. По рассказам деда, он ясно понимал, что за его отказом может последовать лагерь, тем не менее, ему удалось каким-то образом отбояриться от чекистов, и от золотой молодежи он отошел, правда, любовь к картам, хорошей компании и прелестным дамам осталась на всю жизнь.
   Параллельно с работой в тресте "Жиркость" в 1932-34 годах Бенцион Берлинер работал начальника сектора сбыта "Авиаподсобтреста" с окладом 500 рублей, о чем свидетельствует справка от "Авиаподсобтреста" от 19 января 1933 года.
   Что же касается треста высшей парфюмерии (трест "Жиркость" или более благозвучно - "ТЭЖЭ"), то в этом заведении дедушка, похоже, мог сделать головокружительную карьеру, о чем говорит его трудовой список (аналог современной трудовой книжки):
  
  -- 11 октября 1931: ответственный исполнитель сектора снабжения треста "Жиркость";
  -- 16 февраля 1932 премирован по приказу N66 от 16/II-32;
  -- 18 июня 1932: зачислен временно исполняющим обязанности коммерческого директора треста;
  -- 28 июня предоставлен месячный отпуск;
  -- 5 июля премирован 375 руб. по приказу N267 от 5/VIII-32;
  -- 1 сентября 1932: при слиянии трестов ТЭЖЭ и "Жиркость" зачислен ответственным исполнителем по металлам в сектор снабжения;
  -- 11 ноября 1932 уволился по собственному желанию.
  
   Менее чем за год взлетев на должность временно исполняющего обязанности коммерческого директора, Бенцион Берлинер буквально через два месяца при реорганизации треста был понижен до прежней должности и еще через полтора месяца уволился по собственному желанию. Объяснение, на мой взгляд, довольно простое: в 1932 году управляющей трестом высшей парфюмерии всерьез и надолго была назначена известная большевичка П.С. Жемчужина, которая, конечно, привела с собой собственную команду управленцев.
   Работы только в "Авиаподсобтресте" деду было недостаточно, и он буквально через две недели после увольнения из ТЭЖЭ устроился ответственным уполномоченным по снабжению на Дмитровскую фарфоровую фабрику, но менее чем через месяц уволился и оттуда ввиду "запрещения Р.К.И. (рабоче-крестьянской инспекцией) работать представителем в Москве".
   С 1934 года и до пенсии Бенцион Берлинер руководил службами снабжения Главного управления коксохимической промышленности Наркомтяжпрома - Наркомчермета - Минчермета СССР. Для беспартийного это, наверное, было карьерным потолком. В адресно-справочной книге "Вся Москва" за 1936 год Берлинер Б.Л. значится начальником химического отдела "Союзкоксохимсбыта", телефон 2-36-68. В телефонной книге Москвы за 1939 год указан его домашний телефон, само наличие которого, на мой взгляд, подтверждает тогдашний достаточно высокий статус моего деда.
   А от "Списка абонентов московской телефонной сети" за 1939 год трудно оторваться, ведь за исключением партийно-государственной номенклатуры там действительно была вся Москва - вот несколько сразу бросившихся в глаза абонентов: Ардов В.Е., Бабанова М.И., еще не арестованный Бабель И.Э., Брик Л.Ю., Капица П.Л., Козловский И.С., Михоэлс С.М., Пастернак Б.Л., Прокофьев С.С. В этой книге есть номер Г6-47-66, набрав который в Москве 1939 года, вы бы услышали голос Елены Сергеевны и могли бы даже осмелиться (или не осмелиться) попросить к телефону Михаила Афанасьевича...
   В годы войны Наркомчермет был на военном положении, и по воспоминаниям деда работать приходилось очень напряженно. Вот удостоверение от 10 сентября 1943 года на бланке народного комиссариата черной металлургии СССР, с которым дед отправился в командировку в Донбасс:
  

удостоверение

   Начальник отдела снабжения Главкокса тов. БЕРЛИНЕР Б.Л. командируется Народным Комиссариатом Черной Металлургии СССР в Ворошиловградскую и Сталинскую области на предприятия черной металлургии для определения состояния их и принятия первоочередных мер по восстановлению.
   Просьба к военным, партийным, советским и железнодорожным организациям оказывать тов. БЕРЛИНЕРУ Б.Л. всемерное содействие в скорейшем выполнении порученного задания.
  
   Удостоверение действительно до 1-го ноября 1943 года.
  

ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАРОДНОГО КОМИССАРА

ЧЕРНОЙ МЕТАЛЛУРГИИ СССР

   Д. Райзер

[Подпись] Берлинер

  
   Среди наград и поощрений деда - похвальный лист Минчермета (подписанный, кстати, легендарным наркомом И. Тевосяном), значок "Отличник Минчермета", орден "Знак почета", медали "За доблестный труд в Великой Отечественной войне" и "За восстановление черной металлургии юга". Орден "Знак почета" сразу после войны еще был высокой и штучной наградой, вручение состоялось в Кремле, и в семье Леонида Берлинера сохранилось групповое фото свежеиспеченных орденоносцев вместе с остробороденьким "всесоюзным старостой" М. Калининым. Кроме того, дед, как большинство взрослых москвичей, был награжден медалью "В память 800-летия Москвы" (такая же медаль была и Паулины Томпаковой).
   В 1935 году умер мой прадед, Липа Берлинер, а в 1947 году - прабабушка Фейга, последние годы жившая вместе со средним сыном Яковом Берлинером. С 1954 года Бенцион Берлинер дорабатывал до пенсии в должности старшего экономиста отдела снабжения Главкокса, которым руководил 12 лет, а в 1957 году с благодарностью и "золотым парашютом" - премией в размере двухнедельного оклада (приказ по Минчермету СССР N193 от 25.04.1957) вышел на пенсию.
   Фортуна более щедро отнеслась к свежеиспеченному пенсионеру - незадолго до выхода на пенсию дед выиграл по облигации государственного займа 50 тысяч рублей, большие по тем временам деньги. Он не стал долго раздумывать и вступил в садоводческое товарищество "Металлург-3", основанное в 1956 году в Домодедове. Получил участок площадью 12 соток, поставил на нем двухэтажный дом из бруса с двускатной крышей и летнюю кухню с подполом, в который я обожал лазить по поручениям бабушки Ады.
   Домодедово находилось в 45 минутах езды электричкой, другим транспортом дачники тода не пользовались. Со станции надо было идти по труднопроходимым в сырую погоду дорожкам и проселку, пересекать картофельные поля и непосредственно перед поселком - мост через речку Вонючку, название само за себя говорящее. Зато за поселком начинались хорошие леса, куда мы часто ходили по грибы, лесными дорожками ездили на велосипедах купаться на Пахру, аэропорт Домодедово тогда еще был только в проекте.
   Дедушка Беня к любому делу подходил основательно: и дом у него вышел добротным, и огородно-садовое хозяйство они вместе с бабушкой Адой вели успешно. Помню, как меня привлекали к сбору черной смородины, с каждого куста я собирал не меньше двух больших корзин. Бабушка много заготавливала на зиму протертой вручную черной смородины с сахаром, это у нее называлось "витамин". Дед увлекался изготовлением всевозможных настоек, и они у него выходили очень вкусными. На участке в Домодедово побывали в гостях все Аркавины, Берлинеры, Паулина Томпакова и большинство родных бабушки Ады. И я в детстве и юности наряду с Харьковом, Львовом и Москвой много летних месяцев провел в Домодедово.
   В одной из анкет на вопрос "Знаете ли какие-нибудь языки, кроме русского, какие именно и в какой степени владеете ими" дед, разумеется из осторожности - в иные времена знание иностранных языков могло стать отягчающим обстоятельством - написал: "Знаю слабо польский, еврейский". Притом на идише он говорил с бабушкой Адой, так же легко, как на русском, думаю, что и польским языком владел в совершенстве, потому что как-то прочитал и легко перевел на моих глазах какой-то польский текст.
   Дедушка и бабушка вели дачную жизнь с мая по октябрь, здоровья бабушки хватило на десять лет, после ее смерти дед еще пару лет по инерции ездил на дачу, а потом продал ее.
   Поскольку дачный поселок стоял на пригорке, то в 70-е годы, проезжая через Домодедово на поездах дальнего следования или на электричках в аэропорт, я видел вдалеке дедовский дом и вспоминал, как хорошо там было в детстве. Со временем дом заслонили другие постройки и подросшие деревья, но он до сих пор стоит и виден на спутниковых картах.
   Через два года после смерти бабушки дедушка женился на Броне Ароновне Баркан (1908-1995), враче, славной доброй женщине, с которой я подружился и навещал неоднократно даже после смерти дедушки, светлая ей память. У Брони Ароновны был известный брат - заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР по прыжкам в воду Исаак Баркан (1919-1988).
   Женившись на Броне, дедушка занимался своими московскими внуками Аллочкой и Костей, не оставлял своих карточных увлечений, ездил с Броней на курорты в Прибалтику. Умер он в 1980 году последним из моих дедушек и бабушек.
  
   1956 год, квартира деда на Новокузнецкой, я сижу перед огромным телевизором "Ленинград" с линзой (такие сейчас можно увидеть в музеях и старых фильмах). Я впервые в жизни смотрю футбол, идет международный товарищеский матч, играет "Торпедо" против сборной Эфиопии, меня захватывает игра, репортаж, звучные фамилии забивавших голы футболистов: Арбутов, Стрельцов, и сразу же становится ясно, что главный герой тут Стрельцов - по его игре, по частоте упоминания этой фамилии, по особому тону комментатора и шуму трибун. Торпедовцы выигрывают со счетом 5:0, и с того дня я раз и навсегда становлюсь футбольным болельщиком, и во всех своих дворах и школах на вопрос "За кого болеешь?" всегда с гордостью отвечаю: "Торпедо"...
   1958 год, Москва. Уже не работающий дедушка ведет меня на первомайскую демонстрацию, и мы проходим с колонной Минчермета по Красной площади, дедушка и какой-то его приятель подхватывают меня и поднимают вверх, чтобы мне было видно трибуну, мы идем слишком в стороне от мавзолея, но я уверяю себя в том, что вижу Никиту Хрущева ...
   1961-62 годы, Москва. Как всегда по воскресеньям, я самостоятельно еду на метро с Кропоткинской до Новокузнецкой к бабушке и дедушке, от станции метро иду пешком мимо резко пахнущего химического производства, мимо посольства Республики Мали к дому номер 13 - как раз напротив посольства Индонезии. Это еще один мой родной дом в Москве, где вкусно пахнет стряпней бабушки Ады, где я надоедаю своему уже взрослому дяде Лене, где мы с дедом играем в шахматы, смотрим телевизор. Для меня это еще и банный день - в квартире у деда есть ванна с газовой колонкой. Обратно на Кропоткинскую я часто возвращался пешком в сопровождении деда по вечерней Москве...
   1961-64 годы, долгие летние дни и месяцы на даче у бабушки и дедушки, игры и походы в лес с приятелями. В моем распоряжении - весь второй этаж дома, по вечерам из окна видны огни проходящих вдалеке через станцию Домодедово поездов. Дед посылает меня по утрам на грядки за редиской, помидорами, огурцами и зеленью к завтраку. Перед обедом я часто по его поручению поднимаюсь наверх в чулан, где стоят два огромных, чуть ли не с мой рост, мешка с настоящей астраханской воблой, купленные по старым его связям, мне казалось, что этой воблы нам хватит на всю жизнь...
   1964 год, дедушка приезжает к нам в Петрозаводск в гости. Еще не пришло время продовольственного дефицита, единственно чего нет в Петрозаводске из базовых продуктов это куриных яиц, и мы с дедушкой Беней выгружаем из вагона два привезенных им эмалированных ведра яиц...
   1965 год, я провожу лето у бабушки и дедушки в Домодедово и собираюсь поехать в Москву на финальный матч Кубка СССР по футболу "Спартак" - "Динамо" (Минск). Середина августа, погода испортилась, и в день матча с утра зарядил такой сильный и непрекращающийся дождь, что дед не разрешает мне ехать на футбол. Я слушаю репортаж по радио, матч заканчивается вничью, назначается переигровка, и на следующий день дед все-таки отпускает меня на футбол и дает с собой прорезиненный плащ. Дождь на улице чуть-чуть слабее вчерашнего, и я счастливый еду в Москву, сижу на стадионе под дедовским плащом, болею за минчан и наблюдаю, как любимец всех футбольных болельщиков страны, независимо от клубных пристрастий, Галимзян Хусаинов сравнивает счет в основное время матча, а затем забивает решающий гол в дополнительной тридцатиминутке, и обо всем этом я рассказываю деду, вернувшись на дачу поздно вечером ...
   1970-е годы. Мы с дедом и Леней Берлинером сидим в пивной в ЦПКиО им. Горького, заходит разговор о творческих профессиях, и мы с Леней говорим, что самая творческая профессия среди братьев Берлинеров - конечно, у фотокорреспондента Якова. Дед не возражает, но начинает нам рассказывать о нюансах своей былой снабженческой работы, увлекается, вспоминает много разных историй - увы, память их не удержала - и видно, что дед действительно подходил к своей работе творчески и с любовью...
   В какие бы годы ни гуляли мы с дедом по Москве или ехали куда-то по делам, нам часто встречались его приятели, бывшие сослуживцы, партнеры по картам. Шли разговоры о былой работе, об общих знакомых. Картежники на вопрос "Как дела?" обычно получали от деда такой ответ: "Последние 3 года карта не идет", бывало, что карта не шла и пять лет, не знаю, правдой это было или своеобразным оберегом. Затем по записным книжкам уточнялись телефоны, дни недели, время и состав расписывающих "пулю", то есть, у деда было постоянно обновляемое преферансное расписание довольно широкого круга его карточных партнеров ...
   1979 год, март, Москва. Мы с дедушкой смотрим матч чемпионата мира Финляндия - США. Я специально приехал в Москву на хоккей и уже посмотрел матч в первой четверке финалистов СССР- Канада (5:2), получив впечатление на всю жизнь от хоккейного чемпионата мира вживую, до этого ходил только на игры чемпионата страны. Игра финнов против американцев - а это группа, где разыгрываются места с пятого по восьмое - протекает в спокойной, даже вяловатой обстановке при полузаполненных, трибунах, но в правительственной ложе сидят Л. Брежнев, Д. Устинов и еще какой-то член Политбюро и привлекают внимание зрителей не меньше, чем хоккеисты. Матчи первой финальной четверки кремлевские вожди, видимо, по соображениям безопасности не посещали. У нас с дедом есть полевой бинокль, и я временами разглядываю нашего Генсека сотоварищи, один раз мой бинокль встречается с биноклем человека, стоящим в темной глубине ложи за Брежневым и наблюдающим за трибунами. В перерывах вся высокая компания удаляется на отдых, что сопровождается комментариями на трибунах вроде "Пошли коньячка принять". Сборная США в итоге выигрывает со счетом 6:2, я в первый и последний раз вижу живого Брежнева, и этот матч оказывается моим последним хоккеем вместе с дедушкой Беней...
  

Адель Моисеевна Берлинер

(1906, Корсунь - 29.10.1969, Москва)

  
   Моя бабушка, Адель Моисеевна Маргулис, родом из города Корсунь (нынешняя Черкасская область Украины). Вот данные о родителях жены Бенциона Берлинера из его анкеты:
  
   Отец - Маргулис Моисей Шулимович, родился в гор. Корсунь, еврей, из мещан, служащий, умер в возрасте 66 лет. Мать - Маргулис Шева Гдальевна, родилась в 1877 году в г. Умань, еврейка, из мещан, к 1947 году находилась на иждивении, проживала в Москве по ул. Садово-Сухаревской, 3, кв. 8.
  
   Семья Маргулисов переехала в Москву примерно в 1920-х годах, все жили в полуподвальной квартире на Самотечной площади, в детстве я бывал там пару раз вместе с бабушкой, но подробностей не помню.
   Моисей Маргулис умер примерно в 1936 году, а Шева - в 1948 году.
   У Моисея и Шевы было пять детей: Аркадий, Шура, Абрам, Ада и младшая Сарра.
   Аркадий Маргулис был старшим братом, я видел его несколько раз в доме Берлинеров на Новокузнецкой. Дочь Аркадия, Полина родилась 21.02.1946 г., живет в Москве, по профессии библиотекарь.
   Шура (Александр) Маргулис (родился в 1898 году) потерял ногу во время Первой мировой войны, был дважды женат. Первая жена - Лиза 1904 года рождения. Вторая жена - Соня. У Александра Маргулиса был сын Лев 1938 года рождения, чья дочь Лена (по мужу Иванова) живет в Москве, у нее есть дочь Марина.
   Абрам Маргулис погиб на войне, о нем и его семье я напишу отдельно.
   Младшая сестра, Сарра Маргулис, была счастлива в браке, но в 1944 году ее муж трагически погиб (попал под винт самолета), и от этого потрясения она не смогла оправиться до конца жизни. Ее дочь Мария живет в Москве. Обеих я хорошо помню, они часто приезжали на дачу в Домодедово.
   Этим, к сожалению, исчерпывается то, что я знаю о своих родных по линии моей бабушки Ады, хотя степень родства с ее братьями и сестрой у меня та же, что с Паулиной Томпаковой и Сергеем Яковлевичем Аркавиным. Знаменитый специалист по бухгалтерскому учету Арон Шимонович Маргулис (1909 - 1981) был родственником Моисея Маргулиса, скорее всего - племянником. Близких отношений с двоюродными братьями и сестрами Маргулисами у него не было, но важные семейные события, в частности, похороны он посещал обязательно.
   Адель Маргулис в юные годы была очень красивой и характером отличалась решительным. В 1920-х годах, влюбившись в своего школьного учителя, уехавшего в Палестину, она через короткое время последовала в одиночку за ним, прожила 2-3 года в Палестине, а затем, когда роман завершился, так же самостоятельно вернулась в Москву.
   Адель родила Бенциону Берлинеру двух сыновей, у обоих в детстве были проблемы со здоровьем - она выходила и вырастила их. У евреев принято говорить в похвалу женщине: хорошая хозяйка. К Адели Берлинер это относилось в полной мере - она и дом содержала образцово, и владела всеми секретами еврейской кухни.
   На даче в Домодедово бабушка Ада, не покладая рук, трудилась на грядках и на кухне. Когда мы с дедом приходили из леса с грибами, особенно радовалась лисичкам. На дачном участке выращивала очень красивые цветы и не считала зазорным их продавать, помню ее, направляющуюся рано утром с дачи с ведром флоксов и гладиолусов в Москву на Зацепский рынок.
   В 1967 году она как никто радовалась победе Израиля в шестидневной войне, наверное, потому еще, что единственная в семье своими глазами видела и знала места, где сейчас шли бои.
   У бабушки был тяжелый диабет и много других болезней. В 1968 году она приезжала в Петрозаводск, папа предложил ей обследоваться в республиканской больнице, и она согласилась, больше всего потому, думаю, что ей приятно было лежать "в клинике сына"...
  
   Чаще всего я вспоминаю бабушку Аду на даче в Домодедово. Вот мы чистим с ней на пару грибы (я - лисички, она - более трудные для чистки маслята), вот толчет она деревянным пестиком черную смородину (пропускать ягоду через мясорубку - боже сохрани!)...
   Когда у дедушки нет преферансной компании, они играют с бабушкой в безик, и бабушка приговаривает, что эта карточная игра описана у Мопассана... Обучившись безику,и я играю с бабушкой и трудно сказать, кто из нас более азартен...
   Бабушка очень гордится обоими сыновьями, шутка ли: один подполковник, кандидат наук (до докторской степени старшего сына она не дожила), у второго два высших образования и диссертация на подходе...
   Бабушка, немного заикалась, вставляла в свою речь спасительное слово "вот" - как сейчас слышу: "Вот, Сережа, вот зови дедушку, будем обедать..."
  

Абрам Моисеевич Маргулис

(1900, Корсунь - 10.03.1942, Смоленская, ныне Калужская область)

  
   Семья Абрама Маргулиса в 1941 году получила извещение о том, что он пропал без вести на войне. Только в 2015 году я отыскал на сайте "Обобщенный банк данных Мемориал" сведения о дате и месте его гибели:
  
   Информация из донесения о безвозвратных потерях
  
   Фамилия
   Моргулис
   Имя
   Абрам
   Отчество
   Моисеевич
   Место рождения
   г. Москва
   Дата и место призыва
   Сокольнический РВК, Московская обл., г. Москва, Сокольнический р-н
   Последнее место службы
   штаб 413 сд
   Воинское звание
   красноармеец
   Причина выбытия
   убит
   Дата выбытия
   13.03.1942
   Первичное место захоронения
   Смоленская обл., Мосальский р-н, Ново-Рощинский с/с, д. Новая Роща
   Название источника информации
   ЦАМО
   Номер фонда источника информации
   58
   Номер описи источника информации
   818883
   Номер дела источника информации
   956
  
   [Кроме того, первичный документ содержит следующие данные:]
  
   Должность и специальность
   стрелок
   Имя, отчество и фамилия, адрес жены или родителей
   г. Москва 61, Набережная, 17, кв. 2.
   Жена: Блат Соня Лейбовна
  
   (вебсайт "Обобщенный банк данных Мемориал". URL: http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=51711393 (дата обращения: 24.03.2015)
  
   Уверенность в том, что мною найден именно наш Абрам Маргулис основывается на году рождения, месте призыва Абрама и имени жены, эти данные подтвердил по памяти Леонид Берлинер.
   Дата смерти жены Абрама, Сони, неизвестна. Их дочь Люба 1939 года рождения работала в центральном универмаге "Детский мир" в Москве, впоследствии уехала с мужем и двумя сыновьями в США (Калифорнию), где семья занималась ресторанным и торговым бизнесом. Люба достаточно давно умерла, данных о ее сыновьях, к сожалению, нет.

Яков Липович Берлинер

(15.05.1904, Варшава - 24.07.1985, Москва)

  
   Якова Берлинера, известного советского кинооператора и фотокорреспондента, в семье называли Кубой - от польского варианта его имени (Якуб). Беллетризованную биографию Якова Леопольдовича (Липовича), написанную его коллегой фотографом Юрием Кривоносовым, легко найти в Интернете, этот биографический очерк был написан не только на основе личного знакомства автора с Яковом Берлинером, но и по информации, предоставленной Ю. Кривоносову племянником Якова - Леонидом Берлинером.
   Очерк "Ветеран фотожурналистики" Г. Сибирцева на полтора разворота в журнале "Советское фото" N8 за 1971 посвящен двадцатитипятилетию работы Якова Берлинера в АПН и содержит много данных о его биографии и творчестве. В кратком варианте этот текст воспроизведен также в "Журналисте" N10 за 1974 год.
   В рассказе о Якове Берлинере я буду следовать сохранившимся в семье оригинальным документам.
   Итак, родился Яков Берлинер 15 мая 1904 года в семье рабочего. Переехав вместе с семьей в 1914 году из Варшавы в город Червень под Минском, Яков Берлинер окончил там четырехклассную школу
   В 1920 году для устройства на работу юноше потребовалась копия свидетельства о рождении взамен утраченного оригинала. Этот документ Якову удалось получить из Польши, которая была в то время для Советской России враждебным государством. Скорее всего, копию оформили и переслали в Минск оставшиеся в Варшаве родственники. Вот этот документ, заверенный польским нотариусом на польском языке, а затем минским народным судьей - на русском:
  
   Odpis aktu urodzenia N 169
   [Копия свидетельства о рождении N 169]
  
   Состоялось в Варшаве в канцелярии чиновника Гражданского состояния нехристианских исповеданий шестого товарного участка шестнадцатого /двадцать девятого/ мая тысяча девятьсот четвертого года в десять часов утра. Явился отец дитяти Липа Берлинер, тридцати шести лет, слесарь под номером тысяча сто восемьдесят четвертым в Варшаве проживающий в присутствии свидетелей Мордки Зигбанда тридцати двух лет доктора под номером тысяча двести двадцать седьмым В и Абрама Гольдберга двадцати трех лет домоуправителя под номером три тысячи семьдесят первым, обоих в Варшаве проживающих, и предоставил нам дитя мужского пола, объясняя, что оно родилось в Варшаве в его квартире девятого /двадцать второго/ мая сего года в двенадцать часов ночи, от него и жены его Фейги, урожденной Рубин тридцати шести лет. Дитяти дано имя Яков. Акт сей присутствующим прочитан нами и ими одобрен и подписан.
  
   Ч.Г.С.К. /г/ Альферов. Духовный П. Горенблус
   Липа Берлинер, М. Зигбанд, А. Гольдберг
   N 6910.
   [текст на польском языке]
   Warszawa 5 kwietnia 1920
   [текст на польском языке]
  
   Сверяла Секретарь [подпись]
   Настоящая копия с подлиным верна
   1 декабря 1920 г. N 341
   Народный судья [подпись]
  
   С 1920 по 1923 год Яков работал, как указано в его трудовом списке, подсобным рабочим, затем агентом ЦентрБелсоюза в Минске, был ответственным секретарем "Месткома ЦЭБ Ка в г. Минске" (полагаю, что речь идет о целлюлозно-бумажном комбинате). В эти годы Яков увлекся фотографией, стал фотокорреспондентом в минских газетах.
   После переезда в Москву в 1925 году (семья Берлинеров к этому времени уже 2 года жила в столице) Яков трудился рабочим на целлулоидной фабрике, в 1928 году поступил в Государственный институт кинематографии, все эти годы в Москве работал попутно как фотокорреспондент в газетах.
   В 1932 году окончил операторский факультет ВГИК и начал работу кинооператором на кинофабрике "Белгоскино", которая в те годы из-за отсутствия технической базы размещалась в Ленинграде. За это время снял документальный фильм "Лыжная подготовка РККА", "Белорусский Донбасс" и другие. За картину "Белорусский Донбасс" в 1935 году получил премию 350 рублей. В том же году перешел на студию "Мосфильм", где участвовал как второй оператор в съемках фильмов "Мы из Кронштадта" (1936) и "Ночь в сентябре" (1939). Самостоятельно снял фильм "На путях" (1940). В первых двух фильмах Яков Берлинер работал под руководством известного оператора-постановщика игрового и научно-популярного кино Наума Наум-Стража, отца известного кинорежиссера Владимира Наумова и, конечно, получил от него уроки мастерства. На съемках фильма "Ночь в сентябре" он познакомился и подружился с актером мейерхольдовскиой школы Даниилом Сагалом. В 1939 году Яков Берлинер жил с матерью по адресу: Кожевническая улица, дом 3.
   С 1935 или 1936 года Яков Берлинер был в недолгом браке с Ревеккой Ароновной Вайль (родилась 13.07.1900 г.), 28 марта 1937 года у них родился сын Игорь, ставший учителем английского языка и работавший в московской физико-математической школе N2. Игорь Яковлевич Вайль был любим коллегами и многими поколениями учащихся знаменитой "второй школы". Он умер в 2001 году, его дочь, Анна Игоревна Вайль вместе с матерью переехала в США.
   В автобиографии об участии в Великой Отечественной войне Яков Берлинер написал так:
  
   В первые дни Великой Отечественной войны я был включен в военную группу студии документальных фильмов и направлен фронтовым оператором на военно-морской флот.
   Я снимал боевые действия Черноморского флота, Приморской армии, Азовской и Дунайских флотилий.
   За участие в боевых операциях был награжден орденом "Красная Звезда", орденом "Отечественная война 1-ой степени" и девятью медалями".
   Добавлю, что на войне он был контужен и ранен, а среди его наград есть медали "За оборону Кавказа", "За освобождение Белграда" и "Взятие Будапешта.
  
   Вот документы Якова Берлинера военной поры:
  
   Из наградного листа
   N: 50с от: 14.08.1942
Издан: ЧФ /
   Архив: ЦВМА
   фонд: 3
   опись: 2
   ед. хранения: 35
   N записи: 51347306
  
   Тов. БЕРЛИНЕР Я.Л. работает на Черноморском флоте в качестве кинооператора с октября м-ца 1941 г. За этот период времени им был снят очерк "Морские охотники", производил кинос"емки с кораблей Азовской военной флотилии, участвоваших в обстреле вражеских берегов и иных ярких сюжетов о героических подвигах личного состава Черноморского флота, вошедших в кинофильм "Черноморцы". За период своей работы на Черноморском флоте тов. БЕРЛИНЕР показал образцы мужества и самообладания.
   Заслуживает награждения орденом "Красная звезда".
  

За Начальника 4 Отдела ПУ ЧФ Ст. политрук

ЯМПОЛЬСКИЙ

   5 августа 1942 г.
  
   Из наградного листа
   Издан: ДуВФл|АВФл /
   Архив: ЦВМА
   фонд: 915
   опись: 11271
   ед. хранения: 46
   N записи: 50248074
  
   Тов. БЕРЛИНЕР является участником целого ряда боевых операций Азовской и Дунайской флотилии. В сложных боевых условиях производил кинос"емки боевых действий моряков. В течение 2-х месяцев под воздействием авиации и артиллерии противника произвел с"емки героической работы моряков Азовцев на Керченкой переправе и боевых десантных операций флотилии при освобождении Крыма.
   С флотилией т. Берлинер прошел от Измаила до Белграда, участвовал в боевой операции флотилии под [неразборчиво].
   За все вышеизложенные заслуги т. БЕРЛИНЕР достоин награждения орденом "ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ I СТЕПЕНИ"
  

НАЧАЛЬНИК ШТАБА ДФ

Капитан I ранга А. СВЕРДЛОВ

  

Награжден орденом "ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

I СТЕПЕНИ" приказом Командующего КДФ N 027 от 10.XII.44 г.

НАЧАЛЬНИК НАГРАД. ОТД. ОКОС КДФ

Старший лейтенант ЕВСЕЕВ

  

Политическое Управление 3 Украинского Фронта

  
   N 8 7 января 1945 г.
  

УДОСТОВЕРЕНИЕ

  
   Кинооператор Киногруппы 3 Украинского фронта инженер-капитан БЕРЛИНЕР Яков Леопольдович выполняет особые задания Политуправления фронта по организации и производству кино-с"емок в частях 3-го Украинского фронта.
   Командирам всех частей и соединений фронта оказывать тов. БЕРЛИНЕР полное содействие в производимой им работе.
   Тов. БЕРЛИНЕР провозит с собой кино-с"емочную аппаратуру и секретный материал кино-с"емок. Настоящее удостоверение является одновременно командировочным.
   Действительно по 1 марта 1945 года.
  
   ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТУПРАВЛЕНИЯ
   3-го Украинского фронта
   ПОЛКОВНИК /САВЕЛЬЕВ/
  
  
  
   ШТАБ
   КРАСНОЗНАМЕННОЙ
   ДУНАЙСКОЙ ФЛОТИЛИИ
   26 мая 1945 г.
   N И-2607/45
   г. Будапешт
  

СПРАВКА

  
   Настоящая выдана Инженер-Капитану тов. БЕРЛИНЕР Я.Л. в том, что он действительно принимал активное участие в боевых операциях Черноморского флота, Азовской и Дунайских флотилий в период Отечественной войны 1941 - 1945 гг., кинооператором Военно-морской группы.
   Выдана на право получения медали "ЗА ПОБЕДУ НАД ГЕРМАНИЕЙ".
  

КОМАНДУЮЩИЙ КРАСНОЗНАМЕННОЙ ОРДЕНОВ

НАХИМОВА И КУТУЗОВА ДУНАЙСКОЙ

ФЛОТИЛИИ

   ВИЦЕ-АДМИРАЛ
   /Г. Холостяков/
  
  
   Об уходе из кинематографа после войны в автобиографии Яков Берлинер дипломатично написал так:
  
   По окончании войны я вернулся на студию "Мосфильм".
   Советская художественная кинематография не работала еще в полную силу и не смогла использовать всех творческих работников. Многие режиссеры и операторы оказались в длительном простое.
   В это время я перешел на работу в Советское Информационное бюро.
  
   На самом деле он был уволен, о чем говорит следующий документ:
  

ВЫПИСКА

Из приказа N 436 по Министерству кинематографии СССР

   г. Москва 31 декабря 1947 г.
  
   Содержание: Об увольнении оператора Берлинер Я.Л. за отказ от выезда на работу на Свердловскую киностудию художественных фильмов
  
   Тов. Берлинер Якова Леопольдовича - оператора 2-й категории за отказ от выезда на работу на Свердловскую киностудию художественных фильмов считать уволенным согласно статьи 37 КЗОТ РСФСР
  
   Об истинной причине перевода на Свердловскую киностудию и последующего фактически запланированного "увольнения по статье" нетрудно было догадаться в свете разворачивавшейся тогда борьбы с космополитизмом, но, как говорится, это только догадка, прямых доказательств нет. С другой стороны, можно ли было ожидать, что оператор художественного кино согласится перейти работать на Свердловскую студию, выпускающую в то время, несмотря на статус "художественная" только документальные, научно-популярные и учебные фильмы?
   Якову Берлинеру пришлось вернуться в фотографию, и в этом жанре он достиг высот мастерства. Работал он в Совинформбюро (с 1961 года - АПН), его фоторепортажи и фотоочерки и сегодня являются работами мастера и документами истории, а многие фото - признанными шедеврами.
   Вот как написано о фотожурналисте Якове Берлинере в характеристике с места работы:
  

Характеристика

  
   Яков Берлинер работает в Софинформбюро - АПН с 1946 г.
   После ухода на пенсию он продолжает активно сотрудничать с Агентством Печати Новости.
   За многолетнюю журналистскую работу в зарубежных изданиях АПН ему присвоено звание "Заслуженный работник культуры" и назначена персональная пенсия.
   На своих персональных выставках Яков Берлинер демонстрирует многогранное творчество: фотоочерки, новеллы, серии хроникальных репортажей, художественные этюды, жанровые портреты выдающихся современников. Своими произведениями он также успешно выступает на Всесоюзных и Международных выставках художественной и документальной фотографии.
   Руководство АПН неоднократно награждало его почетными грамотами и ценными подарками.
   Яков Берлинер - старейший член Союза журналистов СССР, ветеран труда, участник Великой Отечественной войны, награжден орденом Отечественной войны 1-й степени, орденом Красной Звезды и девятью медалями. Советский Комитет ветеранов войны наградил его Грамотой "За активную деятельность по укреплению и развитию дружеских связей с зарубежной общественностью".
   Яков Берлинер продолжает принимать активное участие в общественной жизни коллектива АПН.
   Характеристика дана для представления в Союз кинематографистов СССР
  
   В библиотеке изображений на сайте "РИА Новости" представлено больше тысячи фото Якова Берлинера, среди них около семи десятков фото из Петрозаводска и Карелии, сюда он всегда приезжал охотно - и поработать, и встретиться с семьей своего племянника Генриха. Был хорошо знаком с работавшим здесь фотокорреспондентом ИТАР-ТАСС по Северо-Западу России Семеном Майстерманом.
   К увлечению своего племянника фотографией Яков Берлинер относился без скидок на родственные отношения и часто строго разбирал фотоработы моего отца, особенно критиковал за скороспелые, на его взгляд, публикации в прессе. Думаю, что уроки пошли впрок, отец порой обижался, но в итоге принимал советы своего знаменитого дяди.
   Мне повезло быть запечатленным дядей Кубой, он всегда охотно фотографировал меня во время наших встреч в Москве, водил на фотовыставки и к себе на работу в АПН. Он был артистичным, остроумным располагающим к себе человеком, таким и остался в моей памяти.
   Иногда он в эпистолярном жанре и дарственных надписях на фотографиях разыгрывал манию величия, которой в жизни был чужд, вот несколько примеров таких надписей моему отцу (попутно он еще подначивал, если так можно выразиться, своего близкого друга Даниила Сагала):
  
   На обороте фото Д. Сагала, Г. Купера, Я. Берлинера
   Генриху Берлинеру на память от величайших деятелей искусства ХХ века: Даниила Сагала (СССР), Гарри Купера (США), Якова Берлинера (Совинформбюро). Москва, 1961 г.
  
   На обороте фото И. Монтана и Д. Сагала
   По поручению двух выдающихся певцов современности Ива Монтана и Ива Сагала дарю тебе, Генрих.
   Автор этой фотографии, он же твой дядя Куба.
   4-VIII- 1957
  
   Письмо Генриху Берлинеру
   Дорогой Генрих!
  
   На днях я был у твоего предка и читал твое возмущенное письмо. Ты пишешь, что не знаешь дня рождения Брони Ароновны, потому что мало с ней знаком.
   Кстати, со мной ты давно знаком, но тоже ни разу не поздравил. Запомни день - 15 мая 1904 г. Человечество тогда ликовало, и это ликование продолжается ежегодно, а ты проходишь мимо. Я тебя поздравляю (с небольшим опозданием) с днем рождения. Желаю тебе здоровья и счастья.
   Крепко целую тебя, Нору и Сережу.
   Ваш Куба.
  
   15 июня 1971 г.
  
   В 1958 году Яков Берлинер катал обоих своих братьев и меня по Москве на только что купленном им автомобиле "Москвич-407". Права у водителя были совсем свежие, и в сложных дорожных ситуациях он, припарковавшись и раскрыв отнюдь не водительское, а свое корреспондентское удостоверение, вылезал из машины и шел за консультацией к ближайшему регулировщику ГАИ, чем очень веселил и Бенциона, и Александра, да и сам Куба относился к себе как водителю-новичку иронически. Тест-драйв закончился обмывкой автомобиля в ресторане "Грандотель" (больше я в нем не бывал никогда, а ныне ни гостиницы, ни ресторана уже не существует). Через некоторое время Яков Берлинер уже уверенно водил машину, несколько раз приезжал на ней на дачу в Домодедово, но, в конце концов, утолив свои водительские амбиции, машину продал...
  
  

Александр Липович Берлинер

(1907, Варшава - 1987, Москва)

  
   В анкетном листе 1947 года Бенциона Берлинера наряду с Яковом указан брат Берлинер Псахия Липович - на то время директор конторы Дальторга МВТ (министерство внешней торговли), член ВКП(б). К тому времени он уже официально стал Александром, видимо, непонятное еврейское имя в министерстве не приветствовалось. Братья с детских лет звали его Саликом. Он окончил Московский институт востоковедения.
   В том же 1947 году Александр Липович был снят с поста директора главка и значительно понижен в должности, возможно, как и его брат Яков, в рамках кампании против космополитизма. Заканчивал работу он в В/О "Проммашэкспорт" Государственного комитета СССР по внешним экономическим связям и щедро одаривал родственников фирменными деловыми блокнотами своей экспортной конторы, пара таких блокнотов остались у меня до сих пор.
   От брака со своей секретаршей у Александра Берлинера был сын Марк, первым браком женатый на дочери Владимира Гуральника, знаменитого начальника кондитерского цеха ресторана "Прага", изобретателя торта "Птичье молоко". Марк умер в конце девяностых, от брака с Гуральник у него остались две дочери.
   Второй женой Александра Берлинера стала Сарра Борисовна Альховская (16.04.1912 - 2002), работавшая на центральном телевидении на Шаблоловке - не помню, в какой должности. Ей я обязан очень интересной экскурсией в 1960-е годы в телецентр на Шаболовке, она провела меня по всем службам студии, больше всего понравился мне съемочный павильон, где шла репетиция телеспектакля МХАТ (не помню, к сожалению, названия, какая-то английская пьеса), которую я долго с интересом наблюдал из режиссерской аппаратной. Во втором браке детей у младшего из братьев Берлинеров не было. У Сарры Борисовны есть сын от первого брака, которого зовут Эдуард.
   От Сарры Борисовны осталось письмо:
  
   Дорогие Нора, Генрих и Сережа!
  
   С большим опозданием поздравляю с Новым годом, желаю здоровья, бодрости и счастья! Надеюсь, что 1992 год принесет какое-то облегчение жизни и умиротворение страстей. Жизнь очень трудная, и мне особенно тяжело без Салика, каждый день его вспоминаю, потеряла необыкновенного человека, но ничего изменить нельзя.
   Эдик сейчас отдыхает в Терсколе, катается на горных лыжах, у него была путевка, а сейчас он работаетбесплатно инструктором по горнолыжному спорту, у него отпуск до 25 января.
   Огромное спасибо за память обо мне.
  
   Радости, счастья вам.
  
   С.Б.
  
   С Броней часто общаюсь по телефону.
  
   Владимира Михайловича Гуральника, начальника кондитерского цеха ресторана "Прага", заслуженного работника торговли России
   Владимира Михайловича Гуральника, начальника кондитерского цеха ресторана "Прага", заслуженного работника торговли России
   Владимира Михайловича Гуральника, начальника кондитерского цеха ресторана "Прага", заслуженного работника торговли России

Алла Бенциановна Берлинер

(1924, Москва - 02.10.1943, Могилевская область)

   После развода родителей Алла Берлинер жила с матерью, Бенцион материально поддерживал дочь. В 1943 году Алла Берлинер ушла на войну добровольцем, вот, что известно о ее боевом пути и смерти:
  
   Учетная картотека Архива ЦАМО
  
   Берлинер Алла Бенциановна
   Год рождения: __.__.1924
красноармеец
в РККА с __.__.1943 года
место рождения: Московская обл., г. Москва, пр-д Окружной, 8-2
   N записи: 1500126510
   (вебсайт "Подвиг народа". URL: http://podvignaroda.mil.ru/?#id=1500126510&tab=navDetailManCard (дата обращения: 10.03.2015)
  
   Приказ подразделения
   N: 4/н от: 21.07.1943
Издан: 669 сп 212 сд 50 А Западного фронта /
   Архив: ЦАМО
   фонд: 33
   опись: 682526
   ед.хранения: 834
   N записи: 16535501
  

О награждении личного состава

[...]

МЕДАЛЬЮ "ЗА БОЕВЫЕ ЗАСЛУГИ"

   1. Снайпера 669 стрелкового полка красноармейца БЕРЛИНЕР Аллу Бенциановну за то, что она, выполняя задание командования полка в течение 3-х дней уничтожила 6 немецких солдат и офицеров.
   1924 года рождения, член ВЛКСМ, русская, призвана Сталинским РВК, г. Москва, домашний адрес: [на фото документа на сайте адрес вымаран в качестве защиты личных данных]
   (вебсайт "Подвиг народа". URL: http://podvignaroda.mil.ru/?#id=16535501&tab=navDetailDocument (дата обращения: 10.03.2015)
  
   Информация из донесения о безвозвратных потерях
  
   Фамилия
   Берлинер
   Имя
   Алла
   Отчество
   Бенциановна
   Место рождения
   г. Москва
   Дата и место призыва
   Центральный РВК, Московская обл., г. Москва
   Последнее место службы
   штаб 212 сд
   Воинское звание
   ефрейтор
   Причина выбытия
   убит
   Дата выбытия
   02.10.1943
   Первичное место захоронения
   Белорусская ССР, Могилевская обл., Чаусский р-н, д. Глушец, восточнее, 800 м, опушка леса
   Название источника информации
   ЦАМО
   Номер фонда источника информации
   58
   Номер описи источника информации
   18001
   Номер дела источника информации
   845
  
   [Кроме того, первичный документ содержит следующие данные:]
  
   Должность и специальность
   Снайпер 669 с.п.
   Партийность
   Канд. ВКП(б)
   Имя, отчество и фамилия, адрес жены или родителей
   г. Москва, Новокузнецкая, дом 8, кв. 2. Мать: Берлинер Мария Дмитриевна
  
   (вебсайт "Обобщенный банк данных Мемориал". URL: http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=53167727 (дата обращения: 10.03.2015)
  
   В семье известно, что Алла Берлинер погибла при прямом попадании снаряда в блиндаж девушек-снайперов. Осталось фото восемнадцатилетней Аллы с надписью: "Дорогой маме-другу..."
   В память Аллы Берлинер была в свое время названа внучка Бенциона Липовича Берлинера, моя двоюродная сестра Алла Корзникова (в девичестве - Берлинер). О Марии Дмитриевне Берлинер известно, что в 1948 году она жила в Москве.
   Данные о месте захоронения Аллы удалось найти совсем недавно с помощью интернета. Перезахоронена Алла Берлинер в братской могиле по адресу: Могилевская область, Чаусский район, Осиновский сельсовет, д. Прудок, в центре деревни, воинское захоронение N3584. В 2015 году Алла Корзникова с семьей побывала на могиле Аллы Берлинер.
  

Леонид Бенционович Берлинер

(12.09.1939, Москва)

  
   Мой дядя, Леонид Берлинер, не любит беллетризованных биографий, предпочитает им сухие факты, которым я и буду следовать. Вместе с матерью и братом Генрихом он был в эвакуации в Ленинске-Кузнецком. Первые семь он учился в московской школе N 525 (ныне школа имени Ролана Быкова), а после введения совместного обучения мальчиков и девочек перешел в школу N 528. Окончил Московский институт стали и сплавов, затем мехмат МГУ. Леонид - кандидат наук, занимается математическим моделированием кинетики кристаллизации, ведущий научный сотрудник Московского университета тонких химических технологий имени М.В. Ломоносова. Его жена, Луиза Даниэлевна Берлинер (Пиунова) - химик-технолог, работает в институте "Гиредмет". Дочь Леонида и Луизы - Алла, врач по образованию, сотрудник фармацевтической компании, ее муж - Александр Корзников - экономист кандидат наук, в семье растут дети Антон и Алина. Сын моих дяди и тети - Константин, учился в медицинском институте, но не закончил его по болезни.
   Леонид Берлинер - старший в роду Берлинеров, мы встречаемся с ним в Москве и Петрозаводске и знаем друг друга очень давно - с времен несуществующего уже дома номер 13 по Новокузнецкой, телефон В1-10-91.
  
  

Берлинеры из Варшавы

  
   В своей анкете 1947 года мой дедушка Бенцион Берлинер на вопрос "Жили ли Ваши родственники за границей, если да, то кто именно, фамилия, имя и отчество, год и место рождения..." написал: "Родственники, братья и сестры моего отца жили постоянно в Варшаве, однако во время оккупации, очевидно, все погибли".
   На запрос в базе данных "Яд Вашем" только о родившихся в Варшаве Берлинерах открывается список более чем из 50 человек. Данных, чтобы идентифицировать наших родственников, у нас нет, но они могут быть в этом списке.
   Таким образом, в моей родне вместе Левиными из Либавы во время войны погибли и Берлинеры из Варшавы.
  

Раиса Сергеевна Аркавина

(13(25).10.1869, Вильно - 1933, Харьков)

  
   О судьбе сестры Якова Сергеевича Аркавина, Розы (она же Раиса Сергеевна), я узнал только в 2017 году, когда мне написала ее правнучка, Наталия Гусятинская, живущая в Израиле. Мне Наталия, если не ошибаюсь, приходится четырехюродной сестрой, то есть, мой прадед и ее прабабушка были братом и сестрой. В этом же году мы встретились с Наталией и ее мужем, Евгением, в Москве.
   Поскольку я узнал о Раисе Аркавиной и ее семейной линии позже всех, то позволил себе поместить эту главку в самом конце нашей семейной хроники, надеюсь, мои вновь обретенные родственники не будут за это в обиде.
   Итак, Роза Файвишевна Аркавина в 1870 году покинула вместе с семьей Литву. Она стала зубным врачом, упомянута среди членов Харьковского одонтологического общества в протоколе от 14 ноября 1902 года (легко находится в Интернете) с русифицированным именем и отчеством: Раиса Сергеевна.
   Все последующие данные записаны мной со слов Натальи Гусятинской.
   Раиса Сергеевна вышла в Харькове замуж за актера Эфроима Эскина, родила дочь Евгению. Но вскоре Эфроим бросил семью и навсегда уехал в США, где, по слухам, достаточно успешно продолжил свою актерскую карьеру.
   Раиса Сергеевна в течение 9 лет (вероятно, в трудные 20-е и 30-е годы) жила с дочерью в доме у Якова Сергеевича, имя которого с любовью передавалось потомками Раисы Сергеевны из поколения в поколение.
  
   Вот краткие данные о семье и потомках Раисы Сергеевны Аркавиной.
  -- Гусятинская Евгения Эфроимовна, урожденная Эскина (20.09.1908, Харьков - 15.06.1991, Севастополь) - дочь Э. Эскина и Р.А. Аркавиной.
  -- Гусятинский Михаил Абрамович (12.04.1910, Луганск - 24.12.1994, Фирсановка, похоронен в Севастополе) - муж Е.Э. Гусятинской; инженер, окончил Харьковский авиационный институт.
  
  -- Гусятинский Роальд Михайлович (03.09.1932, Харьков - 15.12.1995, Москва, похоронен в Севастополе) - сын М.А. Гусятинского и Е.Э. Гусятинской; инженер, окончил Харьковский автодорожный институт.
  -- Гусятинская Нинель Константиновна, урожденная Романовская (21.09.1931) - жена Р.М. Гусятинского; врач-гигиенист, окончила Харьковский медицинский институт. Дочь репрессированных: Романовских Рашель Ильиничны и Константина Ивановича. К.И. Романовский (1897 - 1938) гланый прокурор Харьковского военного округа, в 1937 году написал письмо Сталину о незаконных арестах. Арестован 21 октября 1937. Расстрелян в октябре 1938. Романовская Рашель Ильинична (1908 - 1990, Москва). окончила консерваторию по классу сопрано. Приговорена 22 марта 1938 как ЧСИР к 8 годам ИТЛ. Освобождена в 1944.
  
  -- Ирина Михайловна Гусятинская (23.12.1938, Харьков - 11.07.2011, Севастополь) - дочь М.А. Гусятинского и Е.Э. Гусятинской; химик.
  -- Анатолий Дмитриевич Давиденко (28.08.1938) - муж И.М. Гусятинской.
  
  -- Гусятинский Гарольд Михайлович (11.07.1945) - сын М.А. Гусятинского и Е.Э. Гусятинской; врач-педиатр, затем врач нетрадиционной медицины.
  -- Кракович Тамара (?) - 1-я жена Г.М. Гусятинского.
  -- Гуревич Зинаида (1947) - 2-я жена Г.М. Гусятинского.
  -- Синкина Виктория (1941) - 3-я жена Г.М. Гусятинского.
  
  -- Наталия Роальдовна Гусятинская (26.09.1954, Харьков) - дочь Р.А. Гусятинского и Н.К. Гусятинской; экономист.
  -- Рафаил Абрамович Лифиц (?) - 1-й муж Н.Р. Гусятинской.
  -- Евгений Михайлович Зеликман (13.10.1955) - 2-й муж Н.Р. Гусятинской; почвовед-географ, доктор сельскохозяйственных наук. Двое детей от первого брака: Вадим (1980) и Григорий (1986).
  
  -- Лилия Роальдовна Иванова, урожденная Гусятинская (11.07.1968, Харьков) - дочь Р.А. Гусятинского и Н.К. Гусятинской. Сын - Денис (14.08.1989).
  
  -- Гусятинский Станислав Гарольдович (28.02.1973) - сын Г.М. Гусятинского и Т. Кракович.
  -- Гусятинский Яков-Авраам Гарольдович (?) - сын Г.М. Гусятинского и Т. Кракович. Имеет 4 сыновей
  -- Гусятинский Евгений Гарольдович (1980) - сын Г.М. Гусятинского и З. Гуревич.
  -- Гусятинский Давид Гарольдович (1981) - сын Г.М. Гусятинского и З. Гуревич.
  
  -- Александр Рафаилович Лифиц (19.12.1975) - сын Р.А. Лифица и Н.Р. Гусятинской. Сын - Никита Александрович Лифиц (10.05.2010).
  -- Эдуард Рафаилович Лифиц (24.02.1981) - сын Р.А. Лифица и Н.Р. Гусятинской.
  
  

Вместо послесловия

  
   С 2007 года я счасливо женат на Ирине Евгеньевне Аркавиной. История ее семьи интересная и во многом трагическая. Это история карельских и русских крестьян и купцов. Покойная мать Ирины, Зинаида Ивановна Минина, собрала подробную историю семьи в рукописных записях и на фото. Надеюсь, что дети Ирины, Наталья и Иван, когда-нибудь сведут все материалы в единую семейную хронику.
  
  
  
   Источники
      -- А. Мосунов. Судьбой распорядился ГУЛАГ. "Северный курьер", 14.07.1992. Петрозаводск)
      -- Общий список социалистов и анархистов - участников сопротивления большевистскому режиму (25 октября 1917 - конец 30-х годов). Под ред.: К.Н. Морозова (ответ. редактор), А.Б. Рогинского, И.А. Флиге. Составители: И.С. Заикина, В.В. Иофе, К.Н. Морозов, И.И. Осипова. В сборе материала и в работе над справками в разные годы участвовали: Л.А. Должанская, А.В. Дубовик, Я.В. Леонтьев, С.С. Печуро, Т.А. Семенова, С.А. Чарный.
    URL: http://socialist.memo.ru/lists/slovnik (дата обращения: 19.05.2014)
      -- Жертвы политического террора в СССР. CD. "Мемориал". 2007. 4-е изд.
    URL: http://lists.memo.ru/ (дата обращения: 05.06.2014)
      -- Меньшевики в 1919-1920 году. М.: РОССПЭН. 2000. C. 793
      -- Россия и российская эмиграция в воспоминаниях и дневниках. А.Г. Тартаковский, Т Эммонс, О.В. Будницкий. Москва. РОССПЭН. 2004. Том 2. С. 633
      -- Русская эмиграция. Журналы и сборники на русском языке 1981--1995: Сводный указатель статей. -- М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 2005. -- XII, 1--348 с.
      -- Соколов Дмитрий. Меч, занесенный над Крымом. Православное информационное агентство "Русская линия". 17.11.2012.
    URL: http://rusk.ru/st.php?idar=58001 (дата обращения: 19.05.2014)
      -- Почетные члены и почетные доктора Томского университета (1891-2012 гг.) / Под ред. Г.В. Майера и С.Ф. Фоминых. 2-е изд., испр. и доп. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2012. С.109-112.
    URL: http://www.tsu.ru/content/tsu/publications/_pochet.pdf (дата обращения: 20.05.2014)
      -- Гарасева А. М. Я жила в самой бесчеловечной стране... : Воспоминания анархистки / лит. запись, вступ. ст., коммент, и указ. А. Л. Никитина. - М. : Интерграф Сервис, 1997. Гл. 5.
      -- Минувшее. Исторический альманах. Вып. 2. - Париж - 1986 - Репринт: М. - 1990.
      -- Память. Исторический сборник. Вып. 3. - Москва - 1978, Париж - 1980.
      -- Баранская Н. Странствие бездомных. - М. АСТ, Астрель, 2011 г., 688 с.
      -- Орден российских тамплиеров. Том II. Документы 1930-1944 гг. Публикация, вступительные статьи, комментарии, указатель А.Л. Никитина. М., "Минувшее", 2003 г. -- 376 стр. с илл. (Мистические общества и ордена в советской России. Вып. 1/й). С. 214-215, 216, 240
      -- Богданова Н.Б. Мой отец - меньшевик. - СПб.: НИЦ "Мемориал",. 1994. - 253 с. С портр. С. 100-101
      -- Мельгунов Сергей. Красный террор" в Россiи 1918-1923. Изд. 2ое дополненное. Берлин. 1924. С. 265-267, 104
      -- "Сын вольного штурмана" и тринадцатый "смертник" процесса с.-р. 1922 г.: Документы и материалы из личного архива В.Н. Рихтера / Составление, комментарии К.Н. Морозова, А.Ю. Морозовой, Т.А. Семеновой (Рихтер). -- М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 2005.-- 655 с., ил.
      -- Енциклопедiя сучасної України. Т. 1. С. 646. Київ, 2001
      -- РОССIЙСКИЙ МЕДИЦИНСКIЙ СПИСОКЪ, ИЗДАННЫЙ УПРАВЛЕНIЕМЪ ГЛАВНАГО ВРАЧЕБНАГО ИНСПЕКТОРА МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХЪ Д?ЛЪ на 1905 годъ. СПб. Типографiя Министерства Внутреннихъ Д?лъ. 1905
      -- Харьков и губерния на страницах газеты "Южный край" (1880 - 1918). Часть 7 (1903 - 1905) / Харьк. гос. науч. б-ка им. В. Г. Короленко; [сост.: Н. И. Полянская и др.]. - Харьков, 2014. - 376 с.
      -- Детская стационарная и амбулаторная лечебница д-ра медицины Я.С. Аркавина (Харьков).
    Устав Частной детской лечебницы (с поликлиникой и инфекционным отделением) врача Якова Аркавина в Харькове : [Утв. 22 февр. 1901 г.]. - Харьков, 1901. - 15 с.; 17. Хранение: F 84/65;
    Официальный сайт Российской государственной библиотеки. Электроный каталог. / URL: http://www.rsl.ru (дата обращения: 26.05.2014)
      -- Нацiональна академiя наук УкраОни. Институт исторiО УкраОни. УКРАЇНА: ХРОНIКА XX СТОЛIТТЯ. Довiдкове видання. Рiк 1925. КиОв - 2006 - С. 190.
      -- Большая медицинская энциклопедия. Гл. редактор Н.А. Семашко. АО "Советская энциклопедия" М. 1929. Т.10. Запоры. С. 481-502
      -- Список N 1-й кандидатов в гласные Харьковской городской думы от Партии Народной свободы на срок по 1-е января 1919 года; Список N 2-й; Список N 3-й. - Харьков: Типо-лит. Ю.М. Беркман: 1917. - 1 л. Электронный фонд Российской национальной библиотеки. Номер ll000071504 Шифр NLR: Iа.6.3.67.
      -- Аркавин Я.С. Эксвизитные случаи скарлатины. Сборник трудов в честь сорокалетия врачебной и учебно-ученой деятельности профессора Императорского Харьковского университета Сергея Александровича Попова. 1872-1912. - Х. : Печатное дело, 1913. - С. 48-64,
      -- Педиатрия. Журнал. Том XIY. Вып. 1. Государственное издательство М. 1930.С. 379-380
      -- ЛЕВИН Абрам Григорьевич (Гершевич). ЦентрАзия.
    URL: http://www.centrasia.ru/person2.php?st=1271614428 (дата обращения: 20.05.2014)
      -- Уголовное уложенiе. Высочайше утвержденное 22 марта 1903 г. Текстъ закона съ очеркомъ основныхъ положенiй и существенныхъ отличiй его отъ д?йствующаго законодательства и съ алфавитнымъ предметнымъ указателемъ. СПб.: Изд. юридическаго книжнаго склада "ПРАВО". 1903 - 400 с.
      -- Райхцаум А. Л. Всероссийское Демократическое совещание.
    URL: http://politike.ru/termin/vserossiiskoe-demokraticheskoe-soveschanie.html (дата обращения: 28.08.2017)
      -- "Совершенно секретно": Лубянка - Сталину о положении в стране (1922-1934гг.) : [Обзоры и сводки ОГПУ] / ред. Г.Н. Севостьянов ; РАН. Ин-т российской истории, Центральный архив ФСБ России, Научный совет РАН. "История международных отношений и внешней политики России", Научный совет РАН по истории социальных реформ, движений и революций, Комиссия историков России и Финляндии, АН Финляндии Ренвалл-Институт (Хельсинки), Александровский институт (Финляндия) . - М. : Издат. центр Института российской истории РАН, 2001. Т. 1. Обзор внутреннего политического положения РСФСР за март 1922 г. Меньшевики.
    URL: http://istmat.info/node/11673 (дата обращения: 19.05.2014)
      -- Сталинские расстрельные списки. Введение. CD. 2002. НИПЦ "Мемориал", Архив Президента РФ.
    URL: http://stalin.memo.ru/images/intro.htm (дата обращения: 19.05.2014)
      -- Курская область. Список лиц, подлежащих суду военной коллегии Верховного суда Союза ССР. 12.09.1938. - РГАСПИ, Фонд 17, оп. 171, дело 418, листы 252-262 (Прежнее место хранения: АП РФ, оп.24, дело 418, листы 252-262.
    URL: http://stalin.memo.ru/spiski/tomi10.htm (дата обращения: 19.05.2014)
      -- Курская область. Список лиц, подлежащих суду военной коллегии Верховного суда Союза ССР. 19.04.1938. - Прежнее место хранения: АП РФ, оп.24, дело 416, листы 183-186.
    URL: http://stalin.memo.ru/spiski/tomi08.htm (дата обращения: 19.05.2014)
      -- Курс инфекционных болезней. Утв. Всес. ком-том по делам высшей школы при СНК СССР в качестве учеб. пособия для высших мед. учеб. заведений / Принимали участие: д-р С. Я. Аркавин, проф. М. И. Аствацатуров, проф В. И. Глинчиков [и др.] Москва ; Ленинград : Медгиз, 1938 (М. : 16 тип. треста "Полиграфкнига")
      -- Аркавин С.Я. Коклюш. Москва; Ленинград: Медгиз, 1939 (Москва)
      -- Тетяна Приходько. Юлiя Кричевська: Запах йоду для мене - як "Шанель N 5". Ваше здоров'я. Медична газета Українi. 23.08.2013
    URL: http://www.vz.kiev.ua/yuliya-krichevska-zapax-jodu-dlya-mene-yak-shanel-5/ (дата обращения: 05.06.2014)
      -- РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 1338. Л. 1. Автограф.
      -- Anders, Edward, and Dubrovskis, Juris, "Who Died in the Holocaust? Recovering Names from Official Records", Holocaust and Genocide Studies 17.1 (2003) 114--138
    URL: http://muse.jhu.edu/journals/holocaust_and_genocide_studies/v017/17.1anders.html (дата обращения: 18.11.2014)
      -- Anders Edward and Juris Dubrovskis.  Jews in Liep?ja, Latvia 1941-45: A Memorial Book.  Burlingame, CA., 2001
      -- В. Бан. Дороги, которые нас выбирают. Воспоминания, 1926-2009. Отпечатано в США. Издано автором, 2009. URL: http://www.libava.ru/204.html (дата обращения: 18.11.2014)
      -- Andrew Ezergailis, The Holocaust in Latvia, 1941-1944 (Riga and Washington: The Historical Institute of Latvia, in association with the United States Holocaust Memorial Museum, 1996 -- 465 p. --ISBN 9789984905433)
    URL: http://gramatas.lndb.lv/periodika2-viewer/view/index-dev.html?lang=de#issue:/g_001_0303033497|issueType:B (дата обращения: 18.11.2014)
      -- Карельской гематологии - 40 лет. "Петрозаводский университет" 19.02.1999. Петрозаводск
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"