Я иду по линии. Простой белой линии. Шириной чуть больше ступни, а длиной... Хм, вот какова ее длина мне бы и хотелось узнать.
Вот уже 7 минут (или больше?) иду, а вокруг все не кончается каменный коридор. Стены, пол, доспехи - настоящий средневековый замок. По обе стороны от линии тянутся двери, множество дверей. И, наверное, стояло бы давно заглянуть в одну из них и спросить где я, но что-то тянет меня не сходить с линии, узнать, куда же она приведет. Не может же она быть бесконечной в конце-то концов!
Что-то тянет вперед...
Хотя как "что-то"... Пожалуй я вполне знаю что. Дух. Именно он зовет и направляет. Боги всех миров! Я чувствую это. Неужели оно произошло: дух ведет меня!? Что-то даже не верится... Чтобы ни говорили магистры, а все же поверить в это всей сутью никогда не могла... Но я же чувствую: он ведет меня. Ведет вдоль линии.
Часть 1. Нащупывая пути (Обретая пути)
Глава 1
Наверное, чтобы все мои измышления не казались бредом сумасшедшей, стоит сделать некую ретроспективу. Меня зовут - Сааки Йиро. Не стоит удивляться, мой отец - японец, и, хотя мать - европейка, традиции в Японии сильны, а я родилась именно там. Правда это все, что я знаю о своей родине (еще суши ела!). Примерно, когда мне было два годика, родители разошлись, и мама увезла меня из страны восходящего солнца. Поэтому человека, которому обязана своим рождением, именем и фамилией, я не знаю, да и, наверное, знать не хочу. Он от меня отказался, бросив маму, никогда не звонил нам, не посылал денег, хотя уж в чем-чем, а в последних мы и не нуждались.
Сколько себя помню, мама всегда работала, у нее был свой бизнес, которым она действительно любила управлять, мотаясь по всему свету. Мое же детство протекало с нянями. Несколько из них навсегда останутся в моей памяти: с ними было легко и весело играть, слушать сказки, а потом и самой учиться читать и писать. Других же своих воспитательниц, как и многих домашних учителей, часто сменяющихся (я училась на дому), и лиц не вспомню. Жизнь шла будто за стеклом от меня. Единственно, что действительно могло меня увлечь - живопись.
Не знаю уж почему меня решили отдать в художественную школу. Потому ли, что я проявляла интерес к цветным карандашам и бумаге, или же просто по счастливому стечению обстоятельств и желанию воспитателей как можно больше меня занять, чтобы не слонялась без дела. Так или иначе, но в художественной школе я стала проводить значительную часть времени. Рисовать я любила. Остальное, а у меня было все: игрушки, книжки, гаджеты, путешествия и многое другие, о чем подростки только и мечтают, меня особо не трогало.
В семнадцать лет я, как все сверстники, сдав школьные экзамены экстерном, пошла в институт. Мама, которую я видела от силы десяток раз и лишь получала открытки из разных концов света на Дни своего Рождения, определила меня на экономический факультет. Что ж, я приняла это. В те дни я думала, что, наверное, мама хочет, чтобы я в будущем занялась ее бизнесом. Наверное, даже мечтала, что если выучусь, то она станет прислушиваться ко мне, возьмет под свое крыло. Действительно ли я так думала, или так только кажется мне теперь - не знаю. Но я усердно училась, и даже почти перестала рисовать.
Жизнь же строилась без оглядки на мои чаяния и мечты. В ноябре на мой восемнадцатый День Рождения я получила от мамы открытку из Альп. А через три дня узнала, что ее не стало.
Любила ли я ее? Страдала ли? Теперь по прошествии шести лет не могу сказать. Но я плакала. Много. По ней ли? Или по себе? По своим ложным надеждам, одиночеству и пустоте, которая теперь маячила впереди. Навсегда.
Сейчас, анализируя ситуацию спокойно и трезво, я думаю, что мама меня не любила. Не могла любить. За следующие годы я узнала многое: она очень любила моего папу, на которого я несомненно была похожа, даже являясь японкой лишь наполовину. Пусть мои мысли слишком красивые и кристаллизованные, но так думать легче: просто мама не могла быть рядом со мной, ей было легче обеспечивать меня, дожить до моего совершеннолетия и умереть. Спуск на горных лыжах в Альпах, который стал для нее последним. Действительно ли она не хотела больше жить, дав мне лишь время на то, чтобы вырасти? Или это мне так проще думать, чтобы не верить в несправедливость Богов всех миров, отнявших у меня единственного, пусть и такого далекого, но родного человека?
Так или иначе, ее больше не было. Пока я находилась в депрессии, мамины поверенные на основании ее завещания, продали бизнес, деньги положили в банк на мой именной счет и пропали из моей жизни. Вот так началась моя взрослая жизнь.
Из института я вылетела на зимней сессии, просто не хотела и не могла больше туда ходить. Все время я проводила дома, в квартире, где я выросла. Теперь это место по завещанию также принадлежало мне. Мама позаботилась: я ни в чем не нуждалась. Наличия жилья и процентов по банковскому счету позволяли мне месяцами ничего не делать, при этом не растрачивая основной капитал, лишь заказывать еду из служб доставки и магазинов. Я плакала, и я снова рисовала.
Так прошло время до апреля, весна за окнами, яркий солнечный свет и птицы. Я рисовала их. И в один день поймала себя на том, что в этот конкретный миг была счастлива. Назло ли судьбе, или чтобы продлить моменты счастья, я решила поступать на художественный факультет.
Ну а что? Раз жизнь повернулась такой стороной, то нужно использовать шанс наполную. И конечно же я поступила. Мне не нужно было думать о содержании себя, больше не чьих надежд я подвести не могла, надеяться теперь тоже было не во что, тогда почему же не пожить для себя? А все что я любила - это рисовать.
И пять лет на художественном факультете я рисовала.
Так незаметно подкрались и выпускные экзамены, а после них, я снова оказалась у себя в квартире с дипломом на руках. И, наверное, стоило бы радоваться, но я снова просто не знала, что делать со своей жизнью дальше. Я продолжала много рисовать, уже целая комната была заставлена моими работами. Я пробовала их продавать, показывала организаторам выставок и даже завела свой интернет сайт. Но... дело не шло.
Я ведь действительно любила художественное искусство. А значит разбиралась в нем. Излишней самоуверенностью тоже не страдала. Поэтому я могла честно признаться себе: ничего у меня не выйдет.
Не было в моих картинах ничего "такого". Они были красивы, всегда точно передавали форму и малейшие оттенки цвета. Однако того внутреннего света или смысла, который кожей чувствовался от работ мастеров или просто талантливых начинающих, а такие учились и на мое курсе, в моих творениях не было. Никогда.
Казалось бы, снова должна начаться депрессия, но очередное "но". Я любила рисовать не ради чего-то, материальные блага и признание не привлекали меня. Поэтому струны души молчали, а я лишь продолжала рисовать. Пока однажды....