Аннотация: Вот еще один плод коллективного бессознательного.
- Автограф?.. "Маше с любовью" пойдет?.. Фото?.. Да, пожалуйста... Да-да, это моя песня...
Н-да, от осинки не родятся апельсинки... Зачем, нет, ну вот скажите мне, зачем я пошел на поводу у этого пернатого непарнокопытного, а? Ой, простите, я же забыл представиться! Антон Петрович. Однако сейчас я более
известен под псевдонимом Петр Антоний. Нет, прошу Вас, только не надо меня уверять, что Вы обожаете меня и мои песни. Тем более, что песни-то не совсем мои... Кстати, Вы кажетесь мне нормальным человеком. Это большая
редкость. Вам я бы с удовольствием рассказал одну забавную историйку, хотя, боюсь, Вы сочтете ее слишком неправдоподобной. У Вас есть время и желание меня слушать? Потрясающее совпадение! Ну, что ж, хотите - верьте, хотите - нет, а дело было так...
В тот день я, начинающий поэт и непризнанный гений, мучительно пытался придумать незаезженную рифму к слову "любовь". Получалось хреново. Точнее, вовсе ничего не получалось. В отчаянии я начал призывать музу: "Приди ко
мне, царица вдохновенья, и захвати воды из Ипокрены..."
Стоило мне произнести эти слова, как в дверь моей малогабаритки настойчиво позвонили.
Через глазок мне была видна только изрядно поношенная соломенная шляпка.
Вряд ли муза напялила бы такую. Поэтому я решил уточнить имя визитера:
- Это кто?
- Конь в пальто, - донеслось с лестничной площадки.
Решив, что это шутит сосед-алкаш, я гневно распахнул дверь. Лучше бы я этого не делал. На пороге стоял именно он: сивый мерин в обтерханном пальтишке. И мрачно жевал ромашку.
- Воду из Ипокрены ты, что ль, заказывал? Да посторонись уже, дай пройти. И пальто со шляпой прими, темнота бескультурная.
Я машинально стащил с него одежку и окончательно перестал ориентироваться в происходящем. На спине у коняги красовались два больших лебединых крыла.
- А вот бутылочку пока не тронь - рано, мы еще о цене не договорились и акт купли-продажи по всей форме не составили.
Конь зубами ловко выудил из кармана пальто большую водочную бутылку.
- Ну, я надеюсь, ты уже понял, что я Пегас?
Трудно было узнать в этом доходяге Пегаса, но я решил со всем соглашаться. Так безопаснее, потому как или у меня белая горячка, хотя это под большим сомнением - не пил я в таком количестве, или Пегас мне попался недоделанный. Так что разумнее было соглашаться с любым бредом, в надежде прояснить обстановку.
- Пегас, конечно, Пегас! Кто же еще может прийти к гениальному поэту в два часа ночи.
- Хорошо! Смотрю, ты мужик умный, надеюсь, мы придем с тобой к консенсусу, - сказал конь и завалился в кресло.
Так как конь был худой, а кресло широкое, круп его со скрипом, но поместился на сиденье. Конь закинул копыто на копыто, принял вальяжную позу и сказал:
- Ну, что ж, приступим к делу, молодой человек. Для начала тащи бумагу и ручку. И, как воспитанный хозяин, мог бы предложит гостю сигару.
- Сигар нет, только сигареты.
- Ну и автор пошел, ни сигар тебе, ни коньяка. Мельчаем, господа поэты. Как прикажете работать в таких условиях?! Ну, что стоим? Кого ждем? Сигареты давай, на безрыбье и сигарета - рак!
Голова у меня пошла кругом:
- Но ведь капля никотина убивает лошадь!
- То лошадь, а я конь! Чувствуешь разницу?
Я кивнул, что, мол, чувствую.
- То-то же! - удовлетворенно всхрапнул конь.
Я подал Пегасу прикуренную сигарету и стал ждать продолжения. Продолжение долго себя ждать не заставило. Конь затянулся и выпустил дым через большие влажные ноздри. Дым поднимался к потолку медленно, как бы нехотя... Из состояния гипноза меня вывел кашель Пегаса.
- Кхе-кхе, садись, будем договор составлять.
Я сел на пуфик, стоящий у журнального столика, и приготовился к составлению договора.
- Значит так, пиши, я, нижеподписавшийся, Антон Петрович Малохольный, обязуюсь: после получения мною вод Иппокрены и проверки их на творческое вдохновение оплатить Пегасу Посейдоновичу Медузову доставку и производство сего продукта в кратчайшие сроки. С формой оплаты согласен. Написал?
- Написал. А чем платить, вы мне не сказали.
- А этот вопрос мы сейчас обсудим. Понимаешь, я не один в деле, тут и другие личности замешаны, так что платить будешь не только мне.
- А кому еще?
- Каллиопе - прекрасноголосой; Мельпомене - поющей; Полигимнии - танцующей и слагающей вирши; Талии - покровительствующей легонькой, легкой такой поэзии; Эвтерпе - лирической; Эрато - любовной и, наконец, мне.
- Ничего себе! И всем платить?
- А как ты хотел?! Бесплатно только фига с маслом бывает, да и та плохо намазанная.
- И что вы от меня хотите?
- Да так, самую малость. Каллиопе - бумагу и ручки, надоело ей по доске палочками водить. Мельпомене - набор масок омолаживающих, а то Ахелой налево стал глядеть. Полигимнии - ноутбук, что-то в последнее время память ей отказывает. Талии - таблетки от похудания. Эвтерпе - саксофон. Эрато - коробку виагры.
- А тебе?
Конь наклонился и шепнул мне в ухо. Я засмущался. Я тогда был юный, начинающий и совсем глуповатый поэт.
- Не, я так не могу... - замялся я, оглядываясь по сторонам.
Хотелось сильно, талант - он лишним не бывает, а гениальности и славы - о, как хотелось, желалось, мечталось! Но Пегас, сволочь, такую цену загнул... Подлец.
- Стесняешься? - прищурился конь. (Вы видали, как жмурятся Пегасы? Вот и я до той поры не видел. Поэтому мысль о "белочке" вновь закралась в мою бедную голову).
- Да не то, чтоб очень... мы, поэты, люди богемы... - пробормотал я. - Но, однако!
- Ну, пожалуйста! - взмолился Пегас. - Ну, так давно про меня никто поэм не писал, а знаешь, как иногда хочется!
Конь всхлипнул. "Точно белочка", - подумал я, но Пегаса стало все равно жалко.
- Ладно, - сказал я. - Напишу. Будет тебе поэма. Давай бутылку.
- О! Это дело! - обрадовался Пегас. - Тащи стопки. Я за компанию. Не боись, тебе много останется. Дело не в количестве, а в качестве продукта. Ну, - он подождал, пока я сгоняю за рюмками и закуской, - вздрогнули!
- Поехали, - сказал я, и конь взмахнул крылом.
Смеркалось. По-моему, это были уже третьи сутки творческого запоя. Дальше пили уже за мои, закусывать перестали, потому что кончились деньги.
- Эх, а когда мы приняли еще по одной, - травил байки конь, - я ему говорю - а с такого ракурса, Зурабик! А он - да без проблем, Пегасушка! Тока, говорю, ты уж постарайся, чтоб ноги в профиль, так благородней, а грива в анфас - я так красивше выгляжу. А он - да шо ты кажешь! да нон проблемус! Ик! вздрогнули, чего сидишь?.. Да, а я ему: как лучше, чтоб я гарцевал, или пусть в галоп? А он говорит: а ног много, пусть передние на дыбы, а задние как хочешь!
Я, меж тем, пытался слагать стихи. Похоже, начало получаться... Подобралась замечательная рифма к слову "любовь" - "кровь". А потом еще одна - "бровь". И еще одна! "Новь". И дальше: вновь, Любушка-Любовь, нелюбовь и снова кровь вновь... Голова сладко плыла, а строки ложились напалмом на туалетный клочок, я стал офигенным поэтом, усевшись курить на толчок...
И строки лились, как... потоком! И я так талантливо гнал! Про гривы пегасовой локон, про то, как мой конь правит бал!
- Ты друг настоящий! - тусуясь, по кухне жеребчик скакал.
- А можно, я буду без рифмы?
- Закусывать надо, дружок!
- Да здравствуют Греции мифы!
Хлобысь!
- На, поэт, пирожок.
Потом я проспался и говорить в рифму стал исключительно по потребности. Поэму про Пегаса я не перечитывал, потому что смутно помнил, что за что-то чуть не получил копытом по морде. Кажется, за то, что не мог подобрать адекватную рифму к слову "Пегас".
К счастью, когда я проснулся, коня в квартире уже не было, и пальто его тоже. А вот рифмы в голове - были.
И на бумагу они изливались непрерывным потоком. Мне даже стали платить деньги за мое бумагомарание. В кратчайшие сроки я расплатился со своими благодетельницами, а уж сразу после этого на меня обрушились слава и популярность. Дело в том, что один ушлый продюсер решил сделать из моих стихов хиты, а из меня - автора-исполнителя. Тут уж пошли совсем другие гонорары! А когда мои песни пожелали петь и всякие разные широко известные в узких кругах певцы и певички, даже моих возможностей стало не хватать на всех. Ну, не могу я печатать с такой скоростью! Тем более, с перерывами на гастроли. Пришлось нанимать литературных негров. Они пишут куплеты, а я - припев. И знаете, получается очень выгодно: за четыре строчки песни "Мальчик - пей", например, мне заплатили 20 тысяч в иностранной валюте. Разве мог я о таком мечтать до встречи с Пегасом? Но я отвлекся, простите,
я ведь еще не до конца изложил свою забавную историйку.
Примерно через месяц после визита Пегаса я сидел на кухне и ваял очередную шедевральную нетленку. Тут раздался легкий стук. Я оглянулся, но источник звука определить не смог. Стук повторился, уже настойчивей. Я оглянулся еще раз. С тем же результатом. Внезапно распахнулась форточка, плотно
заклеенная накануне по причине наступления холодов, и в комнату влетела маленькая хрупкая женщина в легком переливающемся платье, с колпачком на голове и длинной, украшенной звездой палочкой в руке. За спиной у гостьи
трепетали полупрозрачные крылышки, весьма напоминающие стрекозиные.
- А-а-а-пчхи! Вот и проявляй после этого вежливость! Стучу-стучу, а никто не открывает. Так и простудиться недолго... Пчхи!
- Ой, простите, пожалуйста! - я кинулся закрывать форточку, уже ничему не удивляясь. - Сейчас я вас горячим чаем напою. А вы муза?
- Да неужели я похожа на этих дебелых бабищ? - возмутилась крошка, изящно присаживаясь на краешек стола. - Никогда не понимала, что мужчины в них находят: здоровущие, горластые, неуклюжие, характеры и вовсе отвратительные... Я фея! Глупый мальчик! Тем более твоя крестная мать. Когда-то мы с твоей мамой чудили вместе. Да, было время... - фея мечтательно сложила крылышки и зависла в грациозной позе. - Ой! Прости, задумалась. Я пришла тебе помочь, а то тут мой ученик наделал делов. Ни на кого положиться нельзя. Сказала же ему - сходи, помоги мальчику. Сходил, и что? Вместо гениального поэта сделал из тебя третьесортного попсового авторишку.
- А кто твой ученик?
- Пегас! Будь он не ладен! Три века уже учится, а толку нет. С тобой вот дело почти запорол, выгоню его к Зевсовой бабушке. Ну что, дружок, сейчас человека из тебя делать будем, - сказала фея и взмахнула волшебной палочкой.
Бац! И я в костюме от Гуччи. Я аж прибалдел. Стрижка под Тома Круза, часы швейцарские, запонки брильянтовые. Ну, я, не долго думая, к зеркалу, а из зеркала на меня такой Мэн смотрит!!! Куда там Тому Крузу. Я даже дара речи лишился, мычу только.
- Что, Антоша, понравилось? - поинтересовалась фея. - Теперь так. Выбери свои самые лучшие стихи из тех, что ты до встречи с Пегасом писал. Возьмешь их с собой.
- К-куда?!
- Навстречу с самым крутым продюсером современности - Анной Сигачевой.
- С самой Сигачевой? А где я ее встречу?
- В казино "Старая тыква".
- А меня туда пустят?
- П-ф-ф! Еще бы! Подсядешь за столик к Сигачевой, она обычно в рулетку играет, поставишь на те же числа, что и она. Разговор заведешь, и вообще ориентируйся по ситуации. Можешь денег ей предложить, если она на нуле, короче, смотри сам.
- Да мне самому кто бы денег предложил! Я сам на нуле, и в казино идти не с чем.
- Денег я тебе дам. Посмотри во внутреннем кармане, у тебя лежит кошелек. Это не простой кошелек, а "Непустеющий". Сколько его не открывай, всегда в нем деньги есть.
Залез я в карман, проверил. И, правда, в кармане лежал кошелек из змеиной кожи. Открыл, а в нем и наших денег, и баксов полно. Засунул я кошелек в карман, да и ломанулся к двери.
- Постой, дурашка! - закричала мне вслед фея - Ты что, пешком пойдешь до казино или на трамвае поедешь?
- Блин! Балда! Я и не подумал. Не солидно как-то на трамвае. Да не дай бог, еще кошелек свиснут!
- Вот то-то же! Торопыга какой! Все вы, молодые, торопитесь. Сейчас лимузин тебе делать будем. Нужно найти что-нибудь подходящее к этому случаю, - сказала фея, оглядывая квартиру.
Взгляд феи остановился на хрустальной пепельнице, доставшийся мне по наследству от отца. Крестная посмотрела на меня, потом на пепельницу, снова на меня.
- Подойдет за неимением лучшего! Бери пепельницу и пошли за мной.
Я вытряхнул из пепельницы кучку окурков, скопившихся за неделю, и пошел вслед за феей на улицу.
Хорошо, что стояла глубокая ночь, и на улице было пусто. А то народ бы не понял метаморфоз, случившихся с хрустальной пепельницей. Фея взмахнула палочкой, и вместо отцовской пепельницы у подъезда появился дымчатый Лимузин Линкольн Таун Кар Стрейч, последней модели.
- Садись, чего встал как вкопанный! - прикрикнула на меня фея, чтобы вывести меня из столбняка.
Я открыл дверцу и впихнул непослушное тело в салон автомобиля. И чуть не потерял сознание. За рулем сидел, кто бы вы думали? Да, вы правильно догадались - Пегас. Только на нем в этот раз вместо пальто была надета кожаная куртка. А вместо шляпки - кепка, тоже кожаная. Пока я очухивался от сюрприза, к окну лимузина подлетела фея и строго сказала:
- И помните мальчики, в 6 утра вы должны быть дома.
- А ты, - фея посмотрела на Пегаса, - веди себя хорошо! А то Зевсова бабушка тебя заждалась.
Казино "Старая тыква" было шикарным заведением и находилось в самом центре города. До этого в нем бывать мне не приходилось, финансы не позволяли. Теперь же, с важным видом выйдя из авто, я невозмутимо отправился прямо к входу в заведение.
- Антон, погоди! - Пегас окликнул меня на полпути к секьюрити, проводившему фейс-контроль. Я вернулся к машине.
- Не в службу, а в дружбу - подкинь полсотни зелени. Очень надо. Я на мели сейчас, а у тебя все равно кошелек непростой. Меня, кстати, понизили после нашей пьянки. Так что ты просто обязан поддержать друга.
- Пить надо меньше!
- Кто б говорил!
- Ладно, не заводись. Я бы дал, но знаю вашу контору - фонды бездонные, да отчетность строгая.
- Да-а... ты прав. Слушай, а ты купи у меня одну безделушку! Все чисто - пойдет, как представительские расходы. Я по причине бедности на подработку устроился. Ерунду всякую продаю по каталогу. Одно предложеньице специально для тебя.
- Косметика, что ли? - Я уже пожалел, что вернулся. Кошелек жег карман, руки чесались, а секьюрити подозрительно косился на нас. Да и Сигачева ждать не будет.
- Да нет же. Все круче. Ты не забывай, с кем общаешься. Предлагаю тебе чувство вкуса. Как раз за полтинник. Твое творчество поднимется на новый уровень!
Короче, я, как полный идиот, чтобы отделаться от него поскорее, сунул пятьдесят баксов (не свои же) и помчался к казино.
Вы поняли уже, какую свинью мне подсунули? Вот-вот. Подсел я к Сигачевой. То-сё, поговорили про погоду, про цену на недвижимость и про сволочей журналистов. Ну, короче, обычный тусовочный треп. И вот когда я, улучив момент, достал свои листки, все и началось. Глянул мельком на первую страницу и понял - показывать это Анне нельзя. Да вообще никому нельзя! Извинился и бегом на улицу. Фишки только обменял на деньги. Даже в плюсе оказался.
Шести часов еще не было, но и Пегаса с тачкой тоже. Подкатило такси, я сел и поехал домой. По дороге два раза просил водителя волну сменить - чужие песни я еще мог кое-как выносить, но от своих меня выворачивало. В конце концов, водитель разозлился и включил "Энигму". А английского я не знаю.
Не утомил еще?
В общем, халтуру я теперь за версту чуял и на дух не переносил, но выяснилось, что писать ничего другого я и не умел. Пришлось опять на чудо уповать.
К счастью, Пегас мой полтинник просадил с реактивной скоростью. Приперся грустный, "перезанять" или хотя бы "опохмелиться". Налил я ему, конечно, ну и себе налил.
- Ну, че, говорю, делать-то будем?
Пегас угрюмо зажевал корочку.
- А я каким хреном тебе апельсины на осине буду выращивать?
- Ну, не знаю, ты подумай. Может же из меня какой-то толк выйти?
- Ты, друг мой, с поэтической точки зрения, мечта агронома. Заспиртовать и поставить в Кунсткамеру в назидание потомству, что бывает, когда в наших широтах начинают выращивать...
- Еще по сто?
- Ну, будем!.. Когда в наших широтах выращивают всякие банананасы. Селекция тут не поможет. Может, пройдешь в слесари, а? Или в депутаты?
- Погоди. Что значит: в наших широтах? А если в каких других?
Пегас почесал копытом за ухом.
- Еще полсотни есть?
Я вспомнил предыдущие эксперименты. Задумался. Но... терять особо было нечего. Я вынул из кармана мятую бумажку с портретом американского президента.
- Че делать-то?
- А ничего. Спать иди. Утро вечера...
Ну, я проспался. Проснулся. В комнате что-то неощутимо поменялось. Куда-то делась изящная ваза, подаренная моей бывшей... как же ее звали... ну, которая хотела облагородить помещение, чтоб в нем можно было жить?.. да какая разница, как ее звали. Ваза была красивая. А на ее месте стоял какой-то монстр работы мини-Церетелли.
Обстановка, подобранная в дни моей славы лучшим дизайнером столицы, неуловимо изменилась и резала глаз гадкой цветовой какофонией. Из-за стены кто-то фальшиво напевал Моцарта. Я прислушался - раздались аплодисменты, и диктор объявил нового лауреата какой-то там международной премии... Да и Моцарт был каким-то странным, с моим обострившимся вкусом я чувствовал не только фальшь исполнителя, но и что-то еще... будто нот не хватало, или все они не на своем месте были?.. Все еще не желая верить в случившееся, я подошел к полке с альбомами мастеров прошлого. Выглянул в окно. Раскрыл томик поэтов Серебряного века.
Все вставало на свои места.
- "Закат разлился сивокроло, и все на улице как мило, и я стою в своем окне, любуюсь солнцем, как в кине..."
Шепча под нос одни из самых убогих своих стихов, я чувствовал, что в этих широтах это будет самое лучшее, что я смогу когда-либо услышать.