Асмолов Константин Валерианович. После Кима

"После Кима"

No К. В. Асмолов, 2008

Этот текст - мое личное мнение относительно перспектив пост-кимченировской КНДР, ибо после десяти лет "затишья" вопрос об устойчивости режима и вероятности его взрывообразного краха поднят снова. Налицо (и в РК, и в КНР, и в иных странах) тенденция искать и обсуждать признаки нестабильности режима, а также пытаться анализировать, какой будет КНДР после Ким Чен Ира. Хотя подобная аналитика не рассматривается как признак того, что Ким Чен Ир сойдет с политической арены скоро, тем не менее, видно стремление заранее просчитать варианты развития событий и свои возможные ответы на новые вызовы.

Предлагаемая работа имеет следующую структуру. Сначала мы проанализируем общие вопросы устойчивости режимов и причины их краха и рассмотрим основные ошибки, допускаемые аналитиками при разборе ситуации в КНДР

Затем последовательно поговорим об устойчивости системы в нынешней ситуации - "при живом Ким Чен Ире"; попробуем оценить, какова вероятность того, что ныне или в ближайшем будущем он по той или иной причине сойдет с политической арены; после этого проанализируем как вопрос о вероятном преемнике и возможных группах во власти, так и дальнейшее развитие событий; в заключение постараемся оценить последствия ситуации и реакцию на нее стран Северо-Восточной Азии (СВА), уделив особое внимание возможности внешнего вмешательства.

Общие вопросы устойчивости режимов и причины их краха

Сегодня ученых интересует то, что по-английски обозначается термином "durability": это слово означает "устойчивость" с упором на временной фактор, то есть в отношении КНДР речь идет не только о том, насколько устойчив ее режим, но и о том, как долго он продержится.

Надо помнить, что обычно власть нельзя "взять", но можно "подобрать". Сильный режим достаточно спокойно и нередко кроваво преодолевает тенденции, которые в иной обстановке обернулись бы "цветной революцией". Там, где власть готова стрелять в народ и не комплексует по поводу пролития крови, у нее есть шансы подавить вероятное выступление масс, потому что далеко не каждый недовольный системой станет рисковать из-за этого жизнью. Для того чтобы осознанно подставляться под пули, а не дубинки, требуется крайняя степень недовольства, действительно революционная ситуация.

Когда же власть слаба, оппозиция, зная это, может сменить режим, спрятавшись за спину народа, так как она отдает себе отчет в том, что власть испугается необходимости пролить много крови и не посмеет применить силу в должном объеме, чтобы сохранить свои позиции.

Неустойчивость любого режима обусловлена несколькими факторами.

Во-первых, у руководства режима должна быть определенная политическая воля как-либо изменить ситуацию или, наоборот, нежелание что-то менять несмотря на требования времени. Для революционной ситуации в том виде, в котором ее описали классики марксизма, требуется не только нежелание низов жить по-старому, но и (не обязательно вследствие этого) неспособность и невозможность верхов управлять по-старому.

Представляется, что "переход к демократии" в Восточной Европе был в значительной степени связан с тем, что желание насадить демократию исходило от руководства СССР. Если бы на месте Горбачева был более жесткий политический лидер, руководители стран Варшавского договора могли бы занять совсем иную позицию по отношению к "демократической оппозиции" и они бы не допустили "бархатные революции".

Во-вторых, желание руководства страны изменить систему должно сопровождаться определенным состоянием административной системы. Таковая, как минимум, не должна оказывать серьезное сопротивление этим попыткам, иначе в условиях тотального сопротивления бюрократии усилия первых лиц страны по изменению ситуации окажутся тщетными. Особенно это касается силового блока и, в меньшей степени, аппарата пропаганды, который отвечает за идеологическую обработку населения.

При сильном и эффективном аппарате радикальные перемены, особенно идущие "снизу", маловероятны. С другой стороны, во время все тех же "бархатных революций" в странах Восточной Европы бюрократия и силовики не горели желанием защищать существующий режим до последнего. А некоторые вообще полагали, что "если вовремя предать", можно сохранить власть, как бы перехватив ее.

В-третьих, по той или иной причине режим не должен пользоваться массовой поддержкой народа, который или индифферентно наблюдает за происходящим во власти, или отчужден от нее и воспринимает режим как нечто априори враждебное ему.

Надо, однако, помнить, что массы - это не гомогенное понятие, и в условиях современности значение имеет даже не столько региональный фактор, сколько возрастной. Не менее важно учитывать то, что массы начинают бунтовать не тогда, когда они просто живут плохо, а тогда, когда соотношение их уровня жизни с уровнем жизни других кажется им неадекватным. Пока тяжелые жизненные условия воспринимаются как порядок вещей, который обусловлен сочетанием внешнего давления с последствиями стихийных бедствий, народу понятны причины, по которым "надо терпеть". А вот когда социальной группе становится понятно, что государство не выполняет свою часть общественного договора по субъективным причинам (неважно, "мало дает", "много требует" или что-либо еще), возникает желание изменить ситуацию, которую государство породило и виновато в ней.

Когда такие настроения охватывают большинство социальных групп и между массами и государством возникает отчуждение, режим теряет поддержку народа, причем утрата такой поддержки может не означать то, что массы кинутся его свергать - для этого надо давить на них слишком сильно. Чаще возможна ситуация, когда на фоне начинающихся переворотов масса выглядит пассивными наблюдателями, и даже низшие чины силовиков и бюрократов полагают, что "это не наша война", и потому стремятся отойти в сторону и не подставляться под пули.

В-четвертых, на все это накладывается внешнее давление, которое, заметим, осуществляется, по сути, по трем описанным выше направлениям: или к смене режима подталкивают руководство страны; или тем или иным образом ослабляют административную систему, делая ее менее прочной на излом; или вбивают клин между народом и властью (между массами и режимом, если угодно), создавая предпосылки для "революционной ситуации".

Развал авторитарной системы часто бывает связан с тем, что она рассчитана на одного вождя, который, находясь на своем посту, старательно уничтожает всех вероятных претендентов на этот пост (то есть, потенциальных преемников). Поэтому, когда вождь, наконец, умирает, остается немногочисленная группа "верных соратников", каждый из которых в результате "естественного отбора" является хорошим исполнителем воли вождя, но не потенциальным вождем. Некоторое время они пытаются заменить вождя коллегиальными действиями, но затем властные амбиции берут верх. Начинается фракционная борьба, жертвой которой в первую очередь становятся лица, отвечавшие за репрессии, как Берия в СССР или "банда четырех" в Китае. На этом этапе считается, что враги обманывали вождя и от его имени проводили извращенную политику.

Однако затем борьба не ослабевает, и на каком-то этапе один из ее участников выбрасывает лозунг "Вождь был неправ (хотя бы отчасти)" что, как правило, обеспечивает ему победу на фоне меняющихся требований времени. Так пришли к власти Хрущев, отстранивший этим маневром "антипартийную группу" Молотова, Маленкова и Кагановича, и Дэн Сяопин, вошедший во власть как своего рода символ оппозиции перегибам правления Мао.

Развенчание прежнего вождя может проходить по-разному. Сталина сначала развенчали (произошло тотальное переименование всего, связанного с ним), а затем попытались "забыть" - в учебниках истории последующего времени его имя почти не упоминалось, и даже развенчанию культа его личности на ХХ съезде КПСС была посвящена только пара строк. В сочетании с последующим брежневским "застоем" и демократическим "хаосом" период правления Сталина до сих пор вызывает ностальгические настроения у определенной части населения. В отличие от "сейчас", при Сталине был Порядок... Как говорится "был культ, но была и личность".

В Китае же пошли по иному пути. После короткого периода критики была собрана "счетная комиссия", которая постановила, что, хотя Председатель Мао был не прав по таким-то и таким-то параметрам, в остальном (а это 70 % его наследия), он был прав, а потому остается вождем-основателем, по заветам которого должна жить страна. И, совершая подвижки в экономике, КНР стремится оставить политическую систему незыблемой и готова идти на крайние меры в случае, когда возникает угроза диктатуре партийного единомыслия. Примером тому действия властей против студенческих волнений на площади Тяньаньмэнь или религиозной секты Фалуньгун.

Нередко это сочетается с изменениями миропорядка вовне, в результате которого отношения между системой и окружающим миром становятся менее откровенно-враждебными, и о внешнем мире появляется больше информации.

В ходе демонстрации новой властью отсутствия приверженности старой репрессивной политике наступает некоторое "ослабление гаек", ибо новая власть стремится показать, что она лучше старой. Всепроникающая роль силовых структур/репрессивных органов снижается - отчасти в рамках нового курса, отчасти потому, что в условиях борьбы за власть это - слишком опасное оружие в руках противника. Ограничения, которые ранее, в условиях "огненного кольца врагов", расценивались как вполне естественные, тоже начинают восприниматься как нечто странное и малоприемлемое.

В результате внутри системы развивается и приобретает массовый характер так называемое двоемыслие - люди прекрасно понимают, что и как надо говорить в официальных ситуациях (на собраниях или при разговоре с начальством), внешне имитируя полную преданность режиму и держа свои истинные мысли при себе. Это не значит, что они недовольны строем настолько, что собираются строить планы по его изменению, но они и не поддерживают его, относясь к нему как к неизбежному обстоятельству.

Двоемыслие очень быстро распространяется и вверх, и вниз. Так, например, в СССР 1980-х (это я помню по личным впечатлениям) людей, которые действительно верили в наступление коммунизма и читали Ленина больше, чем это было предусмотрено обязательным курсом, считали странными и слегка сумасшедшими, а членство в КПСС воспринималось как необходимый элемент построения карьеры. Немудрено, что в результате этой тенденции процент "неверующих" в высшем эшелоне власти может оказаться выше, чем в массах.

Такое умонастроение губительно сказывается на тех элементах системы, основной мотивацией которых была "моральная". Видимое противоречие между моральным обликом, которого надо придерживаться де-юре, и ситуацией де-факто приводит к тому, что прежние государственные ценности утрачивают былой блеск.. Высокий пост превращается в "охранную грамоту", а власть воспринимается не как необходимое дополнение для осуществления своих обязанностей в рамках возложенной ответственности, а как возможность пользоваться приносимыми ею благами, в том числе и для своей личной выгоды или для демонстрации своего превосходства над теми, кто власти такого уровня лишен. Именно на этом этапе появляется коррупция, а быстродействие бюрократической машины значительно снижается.

Более того, начинает проявляться одно из следствий закона Паркинсона, когда бюрократическая активность того или иного ведомства оказывается направленной не на выполнение его функциональной роли, а на обеспечение его (этого ведомства) развития и благоденствия. Корпоративные интересы постепенно начинают преобладать над общегосударственными, причем, чем сильнее структура, тем более риск, что эта тенденция станет воплощаться в жизнь.

И так как переродившиеся бюрократы, в том числе и те, кому положено "держать и не пущать", начинают работать спустя рукава, контроль над умонастроениями населения ослабляется еще больше, и образуется своего рода порочный круг.

Естественно, государство осознанно стремится задержать или остановить этот разъедающий систему процесс, но если ему это не удается, уровень функционирования бюрократии снижается настолько, что возникает необходимость реформировать всю систему. Одновременно вследствие ослабления информационного контроля и наступления гласности в сознании народа происходят необратимые изменения, после которых вернуть его к роли послушного исполнителя желаний государства бывает очень тяжело. Ситуацию порой усугубляет то, что сформировавшиеся в условиях режима люди воспринимают плюсы системы (будь то бесплатное образование или колбаса за 2.20) как нечто, само собой разумеющееся, фиксируя свое внимание на ее недостатках. Так формируется представление о том, что "вся власть плоха, и ее надо поменять". При этом штампы официальной пропагандистской машины как бы выворачиваются наизнанку, и оппозиционная точка зрения принимается с той же верой, с какой раньше читалась газетная передовица.

Так растет импульс к действию, появление которого нередко совпадает с попытками государства начать реформы. Это тот самый первый признак революционной ситуации по Ленину, когда верхи больше не могут управлять, а низы больше не хотят жить по-старому. И здесь достаточно уже повода...

Процесс реформ, начинающийся в этой ситуации, обычно проходит тремя путями:

1. Революция снизу (польская "Солидарность", гражданские форумы Восточной Европы). Возрождение гражданского общества, вновь организованные союзы становятся лидерами движения, на передний план выступает новый средний класс, и осуществляются быстрые перемены.

2. Революция сверху и "пробуждение" снизу (Советский Союз при Горбачеве). Правительство начинает реформы, используемые как способ оживить социализм, однако последствия этих реформ приводят к революции снизу и быстрым переменам.

3. Реформы сверху (китайский путь). Экономические реформы в некоторых областях, смесь социализма и рыночной экономики, административная реформа и постепенные перемены - децентрализация, отделение партии от правительства и т. п. В отличие от Советского Союза - сначала перестройка, а потом - гласность.

Основные ошибки, допускаемые аналитиками при разборе ситуации в КНДР

Разберем основные ошибки, которые нередко допускаются аналитиками при разборе ситуации в КНДР. Главная заключается в том, что Северная Корея по умолчанию полагается тем же государством, что и 20 лет назад. На деле это не так, что сложно понять и по официальным информационным сообщениям, и по сведениям, получаемым от перебежчиков. Оба типа информации достаточно пристрастны, так как официальная пропаганда имеет целью скрыть недостатки, а большинство рядовых перебежчиков отдают себе отчет в том, что от них хотят услышать, и могут идти на приукрашивание фактов или прямую ложь (все равно, ее нельзя проверить), которая будет легко принята за правду.

Созданная Ким Ир Сеном система проявила чудеса выносливости, но жизненный ресурс ее почти исчерпался, и северокорейская верхушка ищет иные варианты развития страны, больше соответствующие требованиям времени. Масштаб изменений в современном северокорейском обществе таков, что, начиная с 2003 г. бСльшая часть историков согласна с тем, что идеальной антиутопии там давно нет, и речь идет о "естественной смерти сталинизма" (А. Ланьков) или "ползучей перестройке" (термин, введенный мною в статьях 2004-2005 гг.).

Демонизированный взгляд на страну позиционирует ее как СССР эпохи Сталина, хотя процессы, проходящие в КНДР сейчас, отчасти напоминают первые годы горбачёвской перестройки или последние годы застоя. Но именно отчасти, ибо вторая типичная ошибка аналитиков заключается в том, что ситуацию в КНДР пытаются мерить российскими мерками, механически перенося туда представления об СССР. Между тем (об этом я тоже говорил не раз и потому повторяться не буду), КНДР сегодня - государство не столько коммунистическое, сколько конфуцианское.

Данная ошибка во многом проистекает от привычки мерить по себе, отчего аналитик может совершать классическую логическую ошибку правозащитников: "если бы я, человек европейской ментальности и европейских запросов, жил в тех условиях, в которых живут массы Северной Кореи, я, безусловно, страдал бы от тирании, ждал бы демократии и пытался бы противостоять режиму по мере возможности - следовательно, северокорейские массы страдают от тирании, ждут демократии и готовы к смене режима, стоит их лишь чуть-чуть подтолкнуть".

Третий тип ошибки связан с тем, что политолог настолько увлекается придуманной им концепцией, что она заменяет ему реальность, и факты интерпретируются так, что подгоняются под готовое решение. Например, человек, привыкший к тому что "в любой авторитарной стране обязательно есть диссидентствующая интеллигенция", не только будет ее там искать, но и "найдет".

Отдельная группа ошибок характерна для тех лиц, которые стали заниматься Кореей совсем недавно. То, что в Северной Корее идеальной антиутопии давно нет, известно большинству неангажированных российских специалистов. Непрофессионал же "открывает Америку", на деле оставаясь во власти штампов. Но, увидев несоответствие реалий своим представлениям, он полагает, что если Северная Корея сегодня не является идеальной антиутопией, это означает, что режим развалился настолько, что достаточно легкого толчка - и все рассыплется в прах.

Чаще всего впечатление, что "прогнило всё", легко появляется у молодых специалистов, которые, традиционно представляя себе КНДР как идеальную антиутопию, начинают заниматься ею более серьезно и, пользуясь в основном открытыми источниками (то есть, не всегда адекватно представляя себе внутреннюю кухню) с удивлением выясняют, что все оказывается не совсем так, как казалось. А затем субъективные факторы (такие, как юношеский максимализм, определенные мировоззренческие рамки или желание увидеть "великие и ужасные перемены" своими глазами) превращают "не совсем так" в "совсем не так", и в СМИ и интернете появляются материалы, в которых ситуация в КНДР трактуется как предреволюционная.

Ким Чен Ир как реформатор

К моменту смерти Ким Ир Сена Ким Чен Ир имел достаточно странную репутацию. Он не обладал непогрешимостью отца, ему часто отводили роль "плохого Берии при хорошем Сталине": дескать, все проблемы, особенно экономические, начались после того, как младшего Кима допустили к руководству.

Комплекс изменений за 10 лет правления Ким Чен Ира неоспоримо говорит о том, что, отдавая дань памяти отца, он во многом "переформатировал" систему "под себя". Проведен ряд государственных мероприятий, направленных на определенные изменения в экономике (не все из них дали положительный результат, и от части пришлось отказаться). Видоизменена административная система государства, и режим стал скорее военным, чем партийным. Претерпела изменения в сторону национализма господствующая идеология, - идеи чучхе окончательно превратились из творческого осмысления марксизма-ленинизма в плод самобытной корейской традиции, а также были дополнены идеями сонгун. Произошла определенная ротация кадров. Во власть, особенно в ее средний эшелон, пришло новое поколение.

Сохраняя старый фасад, Северная Корея движется в сторону авторитарного режима "южнокорейского образца", для которого были характерны и ограниченные права и свободы, и военные методы управления, и национализм в качестве доминирующего компонента идеологии. Меняя имидж, Ким Чен Ир как бы стремился превратиться из "последнего коммунистического диктатора" в среднестатистического "главу военной хунты", - последний образ неприятен, но вызывает меньший афронт у международного сообщества. Эта политика имела успех. Северная Корея упрочила свои позиции на международной арене, и не случись второй виток "ядерного кризиса", ситуация вполне могла развиваться и с большим успехом.

Идеальным положением для Пхеньяна явилось бы повторение ситуации 2000-2002 гг., когда после визита В. В. Путина и пхеньянского саммита двух Кимов Северная Корея начала медленно входить в международное сообщество. Шагом на пути этого процесса были "государственные мероприятия" лета 2002 г., рассчитанные на привлечение в страну иностранных инвесторов, в первую очередь - японских. Пхеньян рассчитывал на то, что если Соединенные Штаты и Япония не будут предпринимать конкретные шаги, направленные на смену режима, КНДР будет в состоянии просуществовать достаточно длительное время и даже обеспечить себе базу для ограниченной модернизации.

Попробуем оценить потенциал Кима как возможного реформатора. Авторы работы "Korean Public Administration" упоминают статью Ким Чен Ира начала 1990-х, в которой, с одной стороны, подчеркивается необходимость централизованного планирования экономики и партийного контроля, с другой - критикуется "командно-административная система" как пережиток прошлого. Согласно Обердорферу, в декабре 1996 г. Ким Чен Ир, с одной стороны, признавал бедственное положение страны, а с другой - был против частной торговли и "распространения эгоизма, который размывает классовую базу партии, когда партия утрачивает поддержку народа и рассыпается, как это произошло в Польше".

В том же году, по словам Хван Чжан Ёпа, Ким Чен Ир устроил очень жесткую выволочку высшему руководству страны за "тошнотворные сцены, связанные с голодом" (попрошайничество, бродяжничество, нападение на поезда с целью добыть еду): "Хотя такое случается повсеместно, те, кто должен решать эти проблемы, предлагают народу решать их самостоятельно. Вместо того чтобы пытаться найти выход, они взваливают его на плечи народа". К этому же времени относится и другое его высказывание: "Ни один из функционеров не помогает мне достаточно эффективно. Я работаю один".

Но особенно интересна в этом контексте беседа Ким Чен Ира с представителями Чхонрёна 25 апреля 1998 г. Тогда его речь была тайно записана на магнитофон, и в 2003 г. расшифровка этой записи со ссылкой на данные японской разведки, появилась сначала в японских средствах массовой информации, а позже - в южнокорейском журнале "Вольган Чосон".

Конечно, в том, что запись эта подлинная, абсолютной уверенности нет. Многие высказывания Ким Чен Ира шокирующе откровенны, а из некоторых складывается очень интересная картина современной жизни в КНДР. По сути, Ким Чен Ир признал, что в стране существует развитая коррупция, для борьбы с которой иногда приходится прибегать к помощи армии, на руководящих постах хватает некомпетентных работников, а в руководстве экономикой был совершен ряд ошибок. Из беседы ясно, что Ким Чен Ир хорошо знает ситуацию внутри страны и понимает, что эта страна меняется. Он весьма остро критикует многие элементы возглавляемой им системы и косвенно признается в том, что пока мало что может изменить. Видит необходимость перемен и готов заимствовать у западного общества те его элементы, которые не несут в себе растлевающее идеологическое влияние. При этом он, похоже, понимает, насколько сложным будет процесс перестройки, но еще не имеет четко разработанную программу действий, которая будет воплощена в жизнь.

В связи с изложенным представляется, что Ким Чен Ир уже в 1997-1998 гг. достаточно хорошо понимал характер проблем, стоящих перед страной, и отдавал себе отчет в необходимости перемен. И когда трехлетний период траура по Ким Ир Сену закончился, он начал, в меру сил и возможностей, заниматься оздоровлением ситуации, как он ее понимал.

Насколько способным руководителем оказался Ким Чен Ир впоследствии? Можно сказать так: все, что мы пока видим, можно сравнить с деятельностью кризис-менеджера, который вынужден заниматься своим делом в условиях, очень далеких от благоприятных. В наследство ему достались и тяжелое экономическое положение, и крайне сложная внешнеполитическая ситуация при очень ограниченной возможности маневрировать. Если сравнивать Ким Чен Ира с полководцем, то его руководство - ведение очень затяжных оборонительных боев против превосходящего противника в условиях нехватки сил и ресурсов. Величие и подвиг полководца всем очевидны, когда он - победитель. Не проиграть в такой сложной и затяжной негативной ситуации - в этом величие и подвиг Ким Чен Ира, которые понимает не всякий. С одной стороны, в стране до сих пор не произошло социального взрыва, последствия которого были бы не цветной революцией, а полномасштабной гуманитарной катастрофой. С другой - балансируя на грани военного конфликта, страна до сих пор избегает его.

Кроме того, не всем понятно, что политический лидер, даже такой формально "самодержавный" как Ким Чен Ир, не в состоянии радикально изменить ситуацию в стране.

Во-первых, он руководит не абстрактным "народом", а той системой, которая досталась ему в наследство, и должен делать это в соответствии с определенными традициями.

Во-вторых, даже неосознанное сопротивление бюрократической системы реформам существенно замедляет этот процесс, - особенно при отсутствии большой команды единомышленников, на которую можно опереться, расставив ее на ключевые посты.

В-третьих, можно убрать старые кадры, но выращивание корпуса, способного их заменить, требует более чем 5 или даже 10 лет.

В-четвертых, для проведения каких-либо серьезных реформ нужны средства, а брать их неоткуда. Та помощь, которую Северная Корея получает сейчас, обеспечивает статус-кво, но не дает потенциала для развития.

В-пятых, не следует забывать про внешнее давление и то, что перемены в КНДР выгодны далеко не всем.

В-шестых, статус наследника Ким Ир Сена вынуждает его существовать в тени отца. Более чем кто-либо, он обязан продолжать дело Великого Вождя и не может позволить себе сделать нечто, абсолютно противоречащее его воле. Если кого-либо другого теоретически можно было бы упрекнуть в непонимании идей Ким Ир Сена, то Ким Чен Ир, которого отец долго готовил себе на смену, не может быть ренегатом.

Следовательно, любая инновация должна бы базироваться на развитии идей Кима-старшего, выглядеть как продолжение старой генеральной линии и не вступать в открытое противоречие с курсом Ким Ир Сена. Это затрудняет возможность коренных изменений и ставит Ким Чен Ира в очень сложное психологическое положение.

В-седьмых, Ким Чен Ир является хорошим управленцем, однако у него нет той способности мобилизовать массы, которой обладал его отец и которая могла бы помочь в обеспечении всенародной поддержки его новым начинаниям. Более того, к моменту смерти Ким Ир Сена его сын обладал своего рода отрицательной легитимностью. Подобно тому, как в СССР достаточная часть "верующих" коммунистов обеляла Ленина, выставляя Сталина в качестве основного виновника появления недостатков в системе, призванной быть идеальной, определенная часть пхеньянской номенклатуры 1990-х годов придерживалась точки зрения о том, что передача нескольких секторов руководства страной, в том числе экономики, Киму-младшему негативно сказалась на развитии страны. Не обладал младший Ким положительной репутацией и на Западе, где его считали мнительным и склонным к нарциссизму некомпетентным плейбоем.

Наконец, Ким Чен Ир может не обладать абсолютным авторитетом в среде номенклатуры. Это проистекает как из вышеперечисленных причин, так и из того, что в КНДР, которая остается конфуцианской страной, ситуация, когда младший по возрасту и опыту руководит группой заслуженных сановников более старшего возраста, остается источником противоречия. Старой гвардии Ким Ир Сена тяжело подчиняться человеку, который не просто младше них, но, можно сказать, вырос на их глазах. В разговоре с Мадлен Олбрайт в 1999 г. Ким Чен Ир отметил, что "армия разделилась на две равные части, и раскол касается вопроса о том, стоит ли улучшать отношения с США" Ким Чен Ир пояснил, что хотя в его стране нет такой оппозиции, как в Америке, люди, чья точка зрения не совпадает с точкой зрения Ким Чен Ира, есть, и они даже советовали ему не встречаться с М. Олбрайт.

Bсе это заставляет Кима принимать меры по изменению ситуации, но его возможности в этой сфере ограничены. Даже имея какой-то идеальный план, он вынужден сопоставлять его с реалиями страны и делать то, что действительно можно сделать.

Первый виток его преобразований, пришедшийся на 1997-1999 гг., был направлен на оздоровление власти и укрепление функционирования командно-административной системы за счет "преобразования общества по образцу армии" и введения политики сонгун. Стратегию Ким Чен Ира в это время можно сравнить с деятельностью Ю. В. Андропова, который собирался решать структурные проблемы страны за счет ограниченного развития экономики, сопряженного с укреплением трудовой дисциплины и контроля в идеологической сфере. Однако если бывший Председатель КГБ СССР пытался опираться в первую очередь на кадры КГБ, то Верховный Главнокомандующий Корейской Народной Армии (КНА) Ким Чен Ир решил на нынешнем этапе полагаться на армию.

Почему? Во-первых, на данный момент северокорейские военные, особенно офицерский корпус, относятся к элите. При всей нехватке материальных ресурсов, их значительная часть направлялась на нужды армии, концентрировалась на решающих направлениях. В беседе с представителями Чхонрёна Ким Чен Ир говорил, что армия сейчас снабжается лучше, чем крестьяне и даже правительственные чиновники. Возможно, благодаря этому, несмотря на все трудности, КНДР продолжала поддерживать на достаточно высоком уровне военную промышленность, военные образование и науку.

В этой связи представители армейских кадров, из числа которых комплектуются как офицерский состав, так и руководство военно-промышленного комплекса, в целом лучше осведомлены о положении дел в мире (на их плечах лежит задача обеспечения противостояния этому миру) и потому более остро, по сравнению с партийными кругами, понимали возросшую опасность поражения в противостоянии с потенциальным противником и настоятельную необходимость срочного вывода страны из кризиса.

Во-вторых, северокорейская армия достаточно давно занимается хозяйственной деятельностью. В условиях ухудшения экономической ситуации армию все чаще использовали для затыкания дыр в промышленности, строительстве и сельском хозяйстве. Это отнюдь не способствовало повышению боеготовности КНА, однако это же значит, что ее представители имеют опыт "гражданской" управленческой деятельности и потому теоретически у них меньше шансов оказаться некомпетентными на новых должностях, чем у военных, брошенных на народное хозяйство без такой подготовки.

Политику Ким Чен Ира можно связать с позитивным опытом пребывания военных у власти на Юге, где они показали себя неплохими антикризисными менеджерами. Вообще, Ким Чен Ир вообще не раз положительно оценивал деятельность Пак Чжон Хи, особенно - движение за новую деревню, экономические преобразования и режим Юсин.

В-третьих, в отличие от "зараженной двоемыслием и материализмом" гражданской партийной элиты, армия смогла если не полностью избежать этих пороков, то, во всяком случае, оказалась поражена ими в гораздо меньшей степени. Военные, особенно в частях, менее отягощены личным имуществом, они в большей степени живут, выражаясь северокорейской терминологией, общественной, а не личной жизнью. Моральные стимулы для них пока еще играют более важную роль по сравнению с "утратившим революционность" бюрократическим аппаратом.

В-четвертых, управлять военной структурой проще, чем гражданской. Для армейских методов характерна более четкая система вертикального подчинения с меньшим промежуточным согласованием в процессе принятия решения. В КНА отсутствует одновременное подчинение нескольким одноуровневым инстанциям, зачастую выдающим взаимоисключающие распоряжения, действует жесткая система персональной ответственности, налицо конкретность задач и безусловность исполнения приказа вышестоящего начальника.

Наконец, в глазах Запада диктатура армии выглядит более понятной и располагающей к общению, чем коммунистическая диктатура "внутренней партии" или всевластие спецслужб.

Переход власти в руки военных не только ослабил партийное руководство, но и отчасти стал ширмой для серии мероприятий, открывших зеленую улицу тем экономическим инициативам, которые до того времени существовали "в подполье". В 2002 г. Пхеньян инициировал серию "государственных мероприятий", которые в чем-то напоминают не столько преобразования Андропова, сколько действия совсем раннего Горбачева: ползучий переход к многоукладной экономике и изменение государственной системы в соответствии с требованиями времени. Во-первых, рассчитали новые, повышенные цены на товары и заработную плату основных категорий населения. Повышение цен естественно сопровождалось повышением зарплаты и закупочных цен на сельхозпродукцию, причем в сельском хозяйстве оплата труда стала не натуральной, а денежной. Во-вторых, власти официально разрешили то, что до поры существовало нелегально, в том числе - уличную торговлю. В результате с 2004 г. на пхеньянских улицах появилось огромное количество государственных и частных уличных торговых палаток. В-третьих, было введено материальное стимулирование производства и повышена материальная самостоятельность предприятий, - сверхплановой продукцией предприятию разрешено распоряжаться по своему усмотрению.

И хотя с началом второго витка "ядерного кризиса" очень многое отыгралось и отыгрывается назад (например, снова ввели карточки, а совсем недавно ограничили число торговых дней для рынков), полного отката ко времени "трудного похода" пока не произошло.

"Андроповский путь" мобилизации ресурсов страны сочетался с попыткой Ким Чен Ира "раздемонизировать" свой образ. Начиная с 1999 г. Ким Чен Ир предпринял ряд шагов по смене своего имиджа, несколько сменив стиль одежды, появившись в кадре с бокалом шампанского в руке и даже сделав несколько заявлений, признающих прошлые проступки режима. Дрейфуя, как уже было сказано, от образа коммунистического/партийного диктатора, который, безусловно, вызывает неприятие и выглядит анахронизмом, к образу военного правителя латиноамериканского или, если угодно, южнокорейского типа, который может быть достаточно одиозным, но не вызывает в западном обществе абсолютного отторжения, он начал прорывать экономическую блокаду. Вначале эта тенденция казалась достаточно эффективной, однако приход к власти администрации Буша и последующий спровоцированный США второй виток так называемого "ядерного кризиса" резко изменили обстановку.

Преобразования сентября 1998 г. и июля 2002 г. следует воспринимать как демонстрацию жизнеспособности режима Ким Чен Ира, более того -- его умения изменяться под влиянием внутренних и внешних перемен. С точки зрения политического прагматизма Ким Чен Ир выбрал единственно правильный путь и делает то, что можно. Он, несомненно, учел все внешние и внутренние факторы, влияющие сейчас на выработку политических решений в Северной Корее. В их числе - сложно реформируемая авторитарная система, продолжающееся жесткое политическое противостояние Севера и Юга, фактическая экономическая блокада страны. Но как бы то ни было, первый комплекс реформ ассоциировался с именем Ким Чен Ира, и в массовом сознании народа КНДР именно он является тем человеком, который "разрешил".

Лучше других понимая необходимость перемен, Ким Чен Ир менее свободен в выборе политического курса, будучи обязанным действовать как сын своего отца. В определенном смысле Ким Чен Ира можно с большой натяжкой сравнить с Ро Тхэ У, курс которого также был либерализацией режима при стремлении сохранить неизменными основные элементы политики и идеологии. Ким Чен Ир понимает, что для того чтобы провести реформы, в ходе которых на переломном этапе государство всегда слабее, надлежит сначала укрепить и оздоровить структуру власти, как бы подготовив себе инструменты. Иное дело, что местами Ким Чен Ир вынужден "бежать впереди паровоза", пытаясь понять перспективу и выдавать естественное развитие событий за последствия принятого им политического курса.

Поэтому, с одной стороны, от Ким Чен Ира не следует ожидать радикальных перемен, с другой - то, что он уже сделал, по северокорейским понятиям - меры достаточно радикальные. Хотя процесс перестройки идет крайне осторожно, слова "реформы" стараются избегать (этот термин подменяется словами "революция", "битва за...", "движение") и внешне ничто не говорит о коренном изменении генеральной линии. Ким Чен Ира не прельщают ни судьба расстрелянного Чаушеску, ни судьба Ли Сын Мана, умершего в изгнании. Кроме того, он очень хорошо помнит, что случилось с Ро Тхэ У, который ввел Ким Ён Сама во власть, но затем был им фактически предан.

Контроль режимом ситуации при живом Ким Чен Ире, или к вопросу об оппозиции

Общий уровень лояльности режиму остается достаточно высоким: явных свидетельств оппозиционных настроений среди армии или элиты нет; что же касается масс, то хотя часть их сохраняет "искреннюю веру", немало и таких, кто просто соблюдает ритуалы.

Северокорейская элита в настоящее время четко сплочена вокруг Ким Чен Ира, понимая, что его благосостояние - это ее благосостояние. То есть, определенная борьба клик за влияние на него, возможно, и существует, но в глазах всех он - фигура несменяемая.

К тому же, понимая опасность фракционной борьбы, Ким Ир Сен и Ким Чен Ир сделали все, чтобы северокорейская административная система была централизованной, и вряд ли можно говорить о наличии в КНДР прослойки, которая в Советском Союзе послужила основой для формирования диссидентского движения, или о внутрипартийных фракциях со своей отдельной программой. Просоветская группировка (точнее, те, кто учился в СССР и рассматривались Пхеньяном как потенциальные агенты влияния) была ликвидирована еще в 1990-е, причем инициировал гонения сам Ким Чен Ир. Прокитайски настроенные генералы (по иронии судьбы, занявшие место просоветских) к нынешнему времени тоже отодвинуты.

А где же диссиденты? Большинство западных авторов исследует этот вопрос с точки зрения поисков либеральной оппозиции, ставящей своей целью проведение в КНДР более демократических реформ., но даже такой специалист по поискам демократической оппозиции, как Мадлен Олбрайт, сделала в своих мемуарах вывод о том, что северокорейцы "настолько озабочены элементарным выживанием, что им не до сомнений в правильности устройства, которое, как им кажется, они не могут изменить".

Я не уверен в том, что в КНДР есть тот слой либеральной интеллигенции, который в Советском Союзе послужил основой для формирования диссидентского движения - настолько многочисленного, чтобы его представители могли влиять на общество за пределами своей социальной группы. Та часть "интеллектуальной субэлиты", которая в России была основным источником кадров для диссидентского движения, в Северной Корее или является частью номенклатуры, работая в ВПК и находясь под жестким контролем, или фактически вымерла либо действительно озабочена исключительно собственным выживанием (у нее нет возможности ни брать взятки, ни выживать за счет подножного корма). Тем более, у таких "диссидентов" нет возможности официально транслировать свою точку зрения, которой обладали диссиденты в СССР при Горбачеве.

Помимо этого, властями ведется политика, направленная на разрушение разного рода неформальных объединений и ассоциаций. Таким способом пытаются уничтожить питательную среду для зарождения диссидентского движения. В Советском Союзе разнообразные КСП и философские семинары во многом потворствовали ему, но в КНДР о подобных социальных сетях неизвестно.

Известно, однако, что чиновники, в том числе высокие, периодически попадают в опалу - обычно их разжалуют в функционеры низшего звена на посты типа директора лесопилки в отдаленном районе. Однако известно и то, что после нескольких лет пребывания на этом посту чиновник снова может вернуться в столицу. В связи с этим интересна непроверенная информация о том, что опала является как бы неформальным элементом карьеры, имеющим три цели:

-- показать чиновнику высокого ранга, что и он может оказаться под боем, если будет воспринимать свои привилегии как вседозволенность;

-- оказывается странным вариантом принципа "учиться у народа", принимая во внимание то, что принцип сонъбун закрепляет социальное расслоение и способствует кастовости номенклатуры;

-- является своего рода экстремальной проверкой лояльности, работоспособности и психической устойчивости (за одного битого двух небитых дают).

Как сильна хватка режима и его контроль над населением? Хватка репрессивных органов ослабла. Конечно, действительные преступления против режима (расклейка листовок, создание кружков) или нарушения правил поведения, которые воспринимаются как прямое "оскорбление величества", быстро расследуются и эффективно караются. Однако менее явные факты правонарушений, особенно те, которые связаны с необходимостью смотреть за чьим-то поведением более пристально, остаются без внимания. Рассказанный не к месту анекдот или просто продолжительный разговор с иностранцем на пхеньянской улице уже больше не являются безусловным основанием для ареста.

В целом политический сыск по-прежнему работает хорошо в отличие от экономического, где формально "гайки закрутили", а на деле (особенно - после новых неурожаев) оставили на прежнем уровне. Иными словами, власть дает людям возможность крутиться, поскольку это позволяет экономить и не тратиться на тех, кто может прокормить себя сам.

Серия реорганизаций органов госбезопасности, создание собственной службы охраны и выделение ее в отдельное ведомство со своей техникой и многотысячным штатом говорит о желании Ким Чен Ира создать структуру, лояльную лично ему. Единую структуру, рассчитанную на выполнение воли вождя, которая заменяет сеть служб с относительно похожими задачами. Если так, то государство сомневается в лояльности госбезопасности, учитывает возможность бунта в одном из ее структурных подразделений и принимает меры предосторожности

А. Ланьков отмечает распад системы отправки на перевоспитание членов семей политических преступников и эволюция репрессивного аппарата в сторону позднесоветского. Кстати: пресловутый ёдок и иные зоны такого типа жестче по режиму, чем поселки спецпереселенцев, но мягче, чем классические "лагеря".

Интересно, что изменили дизайн банкнот. Раньше портрет Ким Ир Сена размещался посередине, и потому, когда купюру складывали, линия сгиба проходила через его лицо, что рассматривалось как своего рода святотатство. А теперь этот портрет сдвинули вправо с тем, чтобы такое не происходило. То есть, намеренное повреждение портрета вождя остается проступком, однако вероятность того, что такое будет совершено случайно, снижена.

Но тут есть важная деталь: по сравнению со временем идеальной антиутопии вожжи ослаблены, но не отпущены. Власть дает гражданам возможность "вертеться" (проявлять мелкие незаконные инициативы) и смотрит сквозь пальцы на ситуации, когда, борясь за личное благосостояние, против основ режима человек не злоумышляет. Вмешательство государства в жизнь человека осталось. Оно просто перестало быть избыточным.

И здесь важная деталь: решающую роль в отсутствии бунтарских настроений играет, как ни странно, неотвратимое наказание за любую мелочь. Когда человек знает, что даже самый незначительный его проступок будет выявлен, и его за это покарают, вряд ли у него возникнет желание пойти на большее. Потому послабления, вызывающие отсутствие наказания за малые проступки позволяют "пытаться испытывать систему на прочность", или создают ложную уверенность в том, что если малый проступок сошел с рук, сойдет и больший.

Конечно, можно представить себе, что пхеньянское руководство переходит от конфуцианского принципа наград и наказаний к бонапартистскому: "Пока этот человек мне полезен, я буду закрывать глаза на все его проступки, кроме, разве что, тех, вред от которых перевешивает его полезность. Зато, если его придется убирать, это можно сделать на абсолютно легальных основаниях, просто вспомнив ему все его прегрешения. И более того, если он понимает этот механизм, у него появляется дополнительный стимул быть как можно более полезным". Но такой принцип все-таки подразумевает развитую систему учета проступков и способность аппарата эффективно покарать кого-то в любой момент, а не только во время очередной кампании.

Насколько на сохранение режима работает правящая идеология? Достаточно сильно. Однако надо отметить, что идеология режима стала более обращенной к традиции и, по сути, уже не напоминающей идеологию коммунистического режима.

Насколько стабильна правящая иерархия в политике и военной сфере? Здесь следует помнить об отсутствии принципиальной оппозиции. Можно, вероятно, говорить о каких-то фракциях, но это не группировки со своей программой. Не забудем, что, понимая опасность фракционной борьбы, Ким Ир Сен и Ким Чен Ир сделали все, чтобы северокорейская административная система была централизованной.
Насколько дисциплинированы северокорейские военные? Здесь мы, опять-таки, можем только гадать. Понятно, что, с одной стороны, есть тенденция к падению дисциплины, поскольку армия становится "универсальной затычкой" проблем общества. С другой, налицо повышенная забота власти об армии. С третьей, постоянное ощущение пребывания под угрозой вражеского вторжения не дает дисциплине опуститься ниже определенного уровня, так как солдаты и офицеры чувствуют свою нужность.

Насколько стабильна система с точки зрения способности управлять экономикой? В отличие от разрушения материальной базы, которое, по сути, ввергло страну в фазу деиндустриализации административные кадры и система управления сохранились. Прослойка администраторов нового типа, способная более гибко внедрять современные технологии и знакомая с опытом менеджмента на Юге, в принципе, тоже есть. Проблема во многом заключается именно в том, что управлять нечем, а чрезвычайная ситуация требует чрезвычайных методов.

Каков в итоге общий уровень стабильности? Понятно, что сегодня Северная Корея не очень устойчива. Однако данная конструкция не может обрушиться сама по себе. Для этого нужны либо форс-мажорные обстоятельства внутри страны, либо резкое усиление внешнего давления.

Состояние командно-административной системы и настроения бюрократии. К вопросу о системном кризисе

Большинство людей, плохо представляющих себе особенности функционирования административной системы, уверено в том, что приказы начальства всегда исполняются в соответствии с его указаниями, а статуса главы государства достаточно для того, чтобы провести перемены любого уровня. На этом, кстати, построено и значительное количество претензий российского народа к В. В. Путину, но тем, кто уверен в способности государя-реформатора быстро и эффективно изменить общество, я рекомендую прочесть книгу Януша Корчака "Король Матиуш Первый", где проблемы такого процесса изложены очень выпукло и на уровне, понятном и детям. Замечу лишь, что для перемен такого масштаба нужна не только политическая воля, но и наличие силы, способной осуществить перемены - хотя бы команды единомышленников.

Разработать программу на бумаге совсем не значит иметь возможности для ее воплощения в жизнь. Кроме того, сопротивление бюрократической системы кардинальным новшествам всегда достаточно велико, и представление о том, что руководитель государства, разработавший новый план структурной перестройки, может в достаточно короткий срок претворить свои идеи в жизнь, является ошибкой.

Насколько развален или дееспособен административно-бюрократический аппарат КНДР? Ясно, что смена поколений сыграла свою роль, и постоянные призывы руководства страны брать пример с антияпонских партизан говорят о том, что новое поколение бюрократов не очень-то склонно выкладываться на рабочем месте до последнего и проявлять аскетизм. По утверждениям российских специалистов, проведших достаточно много времени в КНДР, северокорейское гражданское общество пошло по пути бывшего СССР эпохи застоя, и значительная часть партийного аппарата во многом переродилась. Эпоха пламенных партработников прошла, сохранив лишь внешнюю атрибутику, что негативно отразилось на эффективности системы управления и трудовой дисциплине.

Коррупция тоже появилась в КНДР уже довольно давно - соответствующие жалобы высказывались северокорейцами еще в кимирсеновские времена, где-то с начала 1980-х, а ее современный масштаб виден из рассказа Ким Чен Ира о введении войск на металлургический комбинат в Хванхэ. Там "некоторые негодяи" сговорились с руководством остановленного завода и, подкупив партработников и госбезопасность, стали демонтировать оборудование и продавать его в Китай. Для того чтобы создать преступную группировку такого масштаба, требуются не только значительное количество сил и ресурсов, и если подобное случилось еще в 1997-1998 гг., то можно себе представить, насколько могла развиться ситуация за прошедшие годы

До какого уровня дошла коррупция в современной КНДР? Верхи особо не брали, поскольку и без того жили гораздо лучше остальных. Чиновники среднего и низшего эшелона, по информации А. Ланькова, берут много, но это коррупция в китайском, а не в современном российском стиле. Открытого коррупционного беспредела нет. К тому же, тип мелкого чиновника, который живет не на зарплату, а на взятки, известен в Корее со времени династии Ли. Именно поэтому с точки зрения ментальности это в меньшей степени рассматривается как коррупция. Тем более - как такой уровень коррупции, с которой надо бороться любыми средствами. Берут взятки и берут. Главное - чтобы они брали по чину, не притесняли народ открыто и нагло так, чтобы это вызвало бунт, а также - были лояльны режиму. Распространение военных методов администрирования на гражданский сектор отчасти говорит о желании упростить систему и сделать ее более управляемой.

В мемуарах Кан Чхоль Хвана, посвященных КНДР после кризиса 1995-1997 гг., мы очень часто читаем о взятках представителям власти как принятой форме общения с ними. Поймавший мелкого правонарушителя "человек при исполнении" бурно проявляет "революционный пыл", однако быстро успокаивается, получив мзду, а за право жить в столице бывшие ссыльнопоселенцы заплатили цветным телевизором, после чего все вопросы были сняты . Иными словами, как говорил в своей беседе с представителями Чхонрёна Ким Чен Ир, "достаточно дать пару сотен долларов, и не устоит никто - ни синие погоны, ни красные".

Интересную пищу для анализа дает и извещение Министерства общественной безопасности от 1 августа 1992 г "о строгом наказании лиц, занимающихся изъятием продовольствия у населения". В нем указывалось, что "плохие люди" изымают у населения продукты или продовольственные талоны под предлогам помощи добровольцам, формирования государственных фондов и т. п. Извещение приравнивает подобную деятельность к вредительству, но нам интересно то, что выход специально посвященного этой проблеме нормативного акта отражает тот факт, что мошенничества подобного рода приняли относительно распространенный характер еще при Киме-отце, опять-таки выйдя за рамки "отдельных проявлений".

Насколько режим можно назвать тотально коррумпированным? Коррупция как стремление злоупотреблять властью в той или иной мере существует в рамках любой административной системы. Вопрос в том, насколько это явление распространено, насколько признаваемо официально и насколько государство с этим борется. История с вводом войск на металлургический комбинат в Хванхэ показывает: когда информация о том, что там творится, дошла до власти, она не только оперативно вмешалась, но и не побоялась признать эту проблему и вынести ее вовне. Кроме того, со времени этого инцидента экономические преступления в таких масштабах не повторялись. Поэтому автору эта история скорее напоминает "хлопковое дело" в Узбекистане, где в разворовывании богатств республики тоже принимали участие руководство страны и ее силовики. Однако оно не было признаком обвального кризиса, охватившего весь СССР.

Некоторое отступление. В Советском Союзе ухудшение качества административной системы было связано с двумя факторами. Первый - то, что большинство партаппаратчиков были чистой воды бюрократами-управленцами, которых повышали в ранге за знание доктрины, а не за растущий профессионализм. Между тем, они не только не верили в марксизм-ленинизм, но по сути дела даже его не знали, ограничиваясь тем набором прописных истин, которых было достаточно для карьерного роста. Это косвенно подтверждает даже то, насколько непрофессионально с точки зрения ленинской теории захвата власти действовал ГКЧП.

Второй фактор - появление прослойки "вторых секретарей". Тех, кому в 1980-е было 35-45 лет. Хотя некоторые из них в раннем детстве пережили войну, ее бедствия остались у них на уровне детских воспоминаний, и, взрослея в относительно благополучной обстановке, они воспринимали свое благополучие как должное, меньше акцентируя внимание на то, какой ценой оно было обретено. Из-за этого они в меньше степени были "фанатиками", верящими в светлые идеи коммунизма. У них не было личного опыта борьбы за эти идеи.

Кроме этого, будучи достаточно информированы о жизни за рубежом, они хотели большего, понимая, что их по советским стандартам высокий уровень благосостояния не соответствует западному. Садясь в служебную "Волгу" и отправляясь на дачу, они мечтали о "Форде" и вилле на морском побережье. При этом они понимали, что в условиях действительно хорошей советской медицины пост первого секретаря им светит лишь после "очень нескорой смерти его обладателя". Их статус косвенно стимулировал такие качества, как скрытые амбиции и желание изменить систему, а также - определенный прагматизм и готовность при необходимости пойти на сделку с совестью. И когда данная прослойка бюрократии поняла, что при смене режима ее интересам ничто не угрожает, она легко изменила старым ценностям, в массовом порядке избавляясь от партбилетов.

В Северной Корее есть такое поколение. Это дети нынешней номенклатуры, которые воспитывались уже в условиях относительной роскоши. При этом они хорошо знают, что такое Юг, и, возможно, не против "хорошо жить" не по северным, а по южным стандартам. Это означает, что их вера может быть совсем не такой крепкой, а с циником договориться проще, чем с фанатиком. Неясно и то, насколько эта новая номенклатура - хорошие управленцы.

В обычной ситуации под воздействием подобных факторов бюрократический аппарат разлагается достаточно быстро, теряет административную эффективность и прорастает корпоративными интересами. В Китае считают, что командно-административная система КНДР переживает серьезный структурный кризис, который можно излечить только радикальным изменением этой системы (правда, китайцы тут же добавляют, что изменения эти должны осуществляться самим пхеньянским руководством сообразно с местными реалиями).

Основным элементом системного кризиса китайские специалисты считают распад системы администрирования и планирования, вызывающий целый пакет следствий. Во-первых, это ослабление влияния Центра на низы, следствием чего является не только ослабление контроля, но и вызванная "подпольной экономикой" ситуация, при которой местные кадры широко живут на нетрудовые доходы. Материалы об этом появляются достаточно часто и могут быть истолкованы как ослабление политической власти Центра. Последнее воспринимается китайской стороной как существенная структурная угроза, т. к. хотя местные власти стали больше думать о рентабельности и меньше связывать себя идеологическими шорами, коррупция вклинивается в отношения народа и власти и создает недоверие к ней, в то время как эффективные реформы могут быть проведены только сверху.

От себя я бы добавил, что данная тенденция пестует и прослойку коррумпированных чиновников, которым настолько выгодна существующая ситуация, что ради своих индивидуальных или региональных целей они могут саботировать деятельность Центра по укреплению административной системы и повышению ее эффективности.

Но есть и иной момент, который категорически не стоит недооценивать. В случае с КНДР это разложение допустимо только до определенного предела. Предел этот продиктован внешним давлением, а точнее - внешней угрозой. Поскольку конфронтация является реальной, а не существующей скорее в воображении идеологов, то есть определенный уровень боеготовности и эффективности административной системы, ниже которого опускаться нельзя - иначе сметут.

Кроме того, само наличие РК, где ранее государство держало специальный запасной штат чиновников, которые в случае форс-мажора в КНДР должны будут занять там посты от губернаторов провинций КНДР и ниже, подрывает уверенность в том, что после смены режима на своих местах останется много представителей нынешней номенклатуры. Пхеньянская бюрократия понимает как свою неконкурентоспособность по сравнению с южанами, так и то, что в случае смены режима именно она станет "главным стрелочником" в условиях неминуемой охоты на ведьм. Это хороший стимул для борьбы за свое настоящее. При этом хочется отметить, что речь идет не только о верхушке. Свою неконкурентоспособность по сравнению с южанами понимают и руководители среднего звена.

Тут, однако, возникает еще одна проблема - в сочетании с острой международной обстановкой структурный кризис является соблазнительным искушением для того, чтобы использовать в управлении чрезвычайные методы, к которым можно отнести и политику сонгун ("приоритета армии") В результате получается порочный круг.

Отдельного разговора заслуживают и отношения бюрократии и ее руководителя. "Синдрома Матиуша Первого" в КНДР нет, но некоторые изменения в конституции 1998 г. и организационные перестановки можно трактовать так, что контроль Ким Чен Ира над происходящим в стране, возможно, не является абсолютным. Он может направлять и корректировать действия системы, но государственная бюрократия существует в значительной степени сама по себе. Есть и мнение, что на решение Ким Чен Ира "открываться" повлияли не только внешняя ситуация и необходимость преодолеть образ государства-изгоя, но и желание, объявив новый курс на конструктивное сотрудничество с окружающим миром, дополнительно оттеснить от власти старую элиту, чье политическое кредо, естественно, отличается значительно меньшей гибкостью.

Все эти люди намного старше Ким Чен Ира и помнят его еще молодым человеком. Они долго работали под руководством отца, им психологически тяжело подчиняться сыну, который, безусловно, проигрывает Ким Ир Сену в уме и дальновидности. Вспомним, что именно в последние годы жизни Ким Ир Сена у северокорейского лидера возникала идея межкорейского саммита. По сведениям, Ким Чен Ир тогда был противником этой встречи, и скорая смерть Ким Ир Сена даже дала повод бездоказательным слухам о том, что сын причастен к смерти отца.

К тому же мы недопонимаем то, как видят мир северокорейские кадры, особенно их старшее поколение. Их видение ситуации может кардинально отличаться от нашего и может быть продиктовано негативным опытом общения с внешним миром, наследием прошлого, идеологическими штампами, которые сидят в сознании, даже несмотря на двоемыслие, а также - инерцией мышления, характерной для пожилых людей (особенно - принадлежащих к конфуцианской традиции). Партизаны и "партизанские дети", ставшие впоследствии руководящими кадрами КНДР, совсем иначе относятся сегодня к лишениям, выпавшим на их долю. Нечто подобное я наблюдал у людей, переживших блокаду Ленинграда: проблемы нынешнего времени, какими бы тяжелыми они ни были, все равно не сравнимы с тем, что перенесли в свое время они ("а мы тогда - выжили и победили!"), и им трудно понять, как это молодежь не может стоически переносить меньшие тяготы.

Что представляет собой северокорейское офицерство на данный момент, вопрос сложный. Если судить по формальным данным, то северокорейский генералитет состоит из людей очень пожилых, что, вероятно, предполагает существенную инерцию мышления как в области военной науки, так и в целом относительно восприятия мира. Такой образ северокорейских военных отчасти используется в качестве жупела, при этом данную карту в чем-то разыгрывает и Пхеньян, намекая на то, что в стране существует военное лобби, находящееся на более консервативных позициях, чем Ким Чен Ир.

С другой стороны, Ким Чен Ира в поездках часто сопровождают не министры, а их заместители. Возможно, в отличие от церемониальных фигур, именно они обладают реальной властью. Они моложе, и можно предположить (впрочем, это именно предположение), что они отличаются большей широтой взглядов, а, возможно, и большей коррумпированностью.

Напрямую покуситься на авторитет людей, назначенных на свои посты, как правило, еще Ким Ир Сеном, Ким Чен Ир не может. Потому расчистка кадрового пространства проводится в рамках стратегии "выталкивания наверх", на более высокие, но менее значимые посты. Это сочетается с сокращением высшего кадрового звена естественным путем. На протяжении последних лет умершим или ушедшим на покой функционерам высокого уровня просто не назначали замену, тем самым фактически упраздняя их должности.

То, какие плоды дала эта стратегия, видно по новому этапу изменений в структуре кадров, который произошел в сентябре 2003 г. ВНС нового созыва на 52 % состоит из новых людей. Все они моложе 50, с высшим образованием (число депутатов, имеющих научные степени или научные звания, выросло с 48 до 89,5 %), и многие были на Юге. Лишь 20 % депутатов были избраны туда еще при жизни Ким Ир Сена, являясь его выдвиженцами. Достаточно много новых лиц и в последнем Кабинете - 8 из 31, включая нового премьера. Такие перемены в составе депутатского корпуса говорят о том, что в КНДР произошло существенное обновление второго и третьего эшелона номенклатуры.

На данном фоне можно предполагать несколько вариантов того, как сейчас работает система с точки зрения принятия решения, и какую роль в ней играет Ким Чен Ир.

Первый вариант - классическая командно-административная модель. Все рождается и развивается в голове Ким Чен Ира как в своего рода черном ящике, и принимаемые решения зависят по преимуществу от психологических особенностей его личности и (в гораздо меньшей степени) мнения тех, кто имеет на него неформальное влияние. Судя по целой серии высказываний Кима, это несколько не так.

Во втором варианте решение отражает совокупность действий бюрократии (под единым зонтом Ким Чен Ира), но бюрократические интересы у каждого домена свои. Ким Чен Ир - ось, на которой вращается колесо, ведомства - его спицы. Он знает всё, прочие - только свою часть. Такая модель предполагает соперничество доменов за доступ к руководителю и влияние на него, отсутствие горизонтальных связей между ведомствами и вытекающие из этого недостаток информации и значительное дублирование функций, что в сочетании с режимом секретности серьезно ослабляет эффективность системы.

Третий вариант представляет собой ухудшенный второй, при котором на первом месте всегда интересы своего "домена". Конкретные проблемы решаются на уровне звонка нужному человеку, а положение Ким Чен Ира напоминает пассаж о добром царе и злых советниках, которые скрывают от него информацию (что маловероятно при его стиле "руководства на месте").

Согласно четвертому варианту, страной управляет не вождь, а государственная бюрократическая машина, действующая в согласовании с принципом Питера. Во главе ее стоит Ким Чен Ир, указания которого интерпретируются так, чтобы обеспечить существование данной системы. Если ранее командно-административная структура в значительной степени держалась за счет яркой личности Ким Ир Сена, то в новых условиях видеть в каждом поступке каждого отдельного функционера волю вождя уже не следует.

Пятый вариант вообще делает из Ким Чен Ира номинальную фигуру при некой "хунте" за его спиной. Взаимоотношения Ким Чен Ира с окружением его отца по "варианту Танджона" рассматривал в свое время южнокорейский политолог Ян Сын Чхоль , но время показало, что из Ким Чен Ира не пытались сделать марионеточного правителя, который правит, но не управляет.

Представляется, что реальная ситуация - это сочетание второго и четвертого путей. Северная Корея не управляется Ким Чен Иром так, как она управлялась Ким Ир Сеном. Ким Чен Ир может направлять действия системы и принимать стратегические решения, но государственная бюрократия существует в значительной степени сама по себе.

Учитывая то, что власть - это способность принудить окружающих выполнять твои решения, это очень важно.

Об эффективности экономической системы Севера

Насколько промышленность "умерла" в КНДР и есть ли возможность её реанимировать в кратчайший срок? В Северной Корее имеются металлургические (в т. ч. сталелитейные), химические, судостроительные заводы, однако в результате деиндустриализации 1990-х гг. 70 % предприятий остановилось. Сегодня многие хозяйственные объекты проще строить заново с нуля, чем реконструировать.

Выправить ситуацию в экономической сфере могли бы дешевая рабочая сила и природные ресурсы, но их запас ограничен.

Нет в КНДР пока и основы для развития независимой энергетики. К сожалению, географические особенности Корейского полуострова исключают наличие там ресурсов для нее. 90 % потребляемых сейчас энергоресурсов составляет добываемый в стране уголь, однако его мало для того, чтобы обеспечить экономический прорыв, да и качество его низковато.

Ким Чен Ир очень надеялся найти в стране нефть и газ, и несколько его заявлений середины 1990-х проникнуты мечтами о том, что "когда у нас будут свои энергоносители...". Был сделан ряд попыток исследовать шельф, но нефть не нашли.

Что же касается гидроресурсов, то уровень воды в корейских горных реках резко меняется, и хотя власти пытаются бороться с этим при помощи искусственных водоемов, постоянный напор воды, необходимый для вращения турбин, обеспечивается не всегда. Поэтому развитие ядерной энергетики является единственным, как мне кажется, приемлемым вариантом выстраивания независимой энергосистемы КНДР.

Следует помнить и то, что положение осажденной крепости вынуждало и вынуждает руководство страны вкладывать большие средства в ВПК. В условиях необходимости сдерживать угрозу со стороны США эту статью расходов сокращать не удается, и свободных ресурсов на структурную перестройку экономики нет. В связи с этим заметим, что прорыв в области жилищного строительства и определенное внимание к бытовым проблемам произошли при переходе руководства экономикой к Ким Чен Иру. До этого времени все средства были брошены только на тяжелую индустрию.

Сельскохозяйственный цикл усложняют климат и малые посевные площади (для земледелия в Северной Корее пригодно только 20 % территории), работа на которых требует определенных вложений (в частности, удобрений).

В некоторых аналитических текстах можно прочитать, что "значительная часть экономики КНДР контролируется спекулятивным капиталом, широко практикующим коррупцию и подкуп государственных чиновников и силовиков, и потому во многом самостоятельным". На деле ситуация скорее обратная. При воинских частях или партийных подразделениях существуют хозяйственные отделы, которые занимаются коммерческими операциями в рамках своего рода "хозрасчета и самофинансирования". То есть, это силовики управляют коммерсантами, а не коммерсанты покупают силовиков.

Механизм взаимоотношений такой компании с властями подобен взаимодействию военных и финансово-промышленных групп на Юге при Пак Чжон Хи, хотя то, что на Юге происходило в рамках взаимодействия бизнеса и государства, на Севере происходит в рамках взаимодействия бизнеса и отдельной государственной структуры. Власть обеспечивает "капиталисту" режим наибольшего благоприятствования, а тот в ответ выполняет стратегические указания этой структуры и делится с ней долей прибыли.

Б. Камингс открыто упоминает о том, что Корейская Народная Армия имеет свои фабрики и шахты, а также - подчиненные ей торговые компании, ведущие самостоятельную экономическую деятельность, направленную на самообеспечение. Кстати, практика создания торговых компаний под крылом армии была заимствована из Китая, и самую большую фирму такого рода в свое время возглавлял покойный вице-маршал Чо Мён Рок.

"Независимые коммерсанты" в иных сферах существуют в основном в секторе услуг или как посредники в торговле. В серьезных промышленных секторах их нет, а их коммерческая деятельность является мелким или средним бизнесом.

Некорректно и представление о том, что "влияние Китая на экономику КНДР, видимо, сильнее, чем решения его руководства". Действительно, Китай сейчас активно привязывает к себе экономику приграничных районов КНДР, но делается это силами регионального руководства северо-восточных провинций КНР, которые активно осваивают северокорейские рынки. Тем не менее, южнокорейское влияние тоже присутствует. В любом случае, говорить о том, что северокорейское руководство неспособно контролировать собственную экономику, неверно.

Резюмируя: пока работоспособность северокорейской экономики очень невысока, и этот фактор подтачивает устои режима. Однако по мере продвижения реформ она может заработать, что, с одной стороны, поднимет уровень жизни масс, а с другой - может способствовать не только укреплению режима, но и его перерождению в более "либеральный".

Как именно экономическое сотрудничество может повлиять на перерождение режима в более либеральную сторону? Во-первых, оно перерождает ту автаркию, которая существует в КНДР сегодня. Опыт новых индустриальных стран показывает, что авторитарный режим вполне совместим с возможностью экономического развития. Во-вторых, доброжелательность партнеров (при условии, что сотрудничество лишено двойного дна) не играет на руку сторонникам закрытия страны.

Умонастроение народа и перспективы социального взрыва

Отсутствие отчуждения между народом и властью есть следствие политики властей. Если власть ведет последовательную внешнюю и внутреннюю политику и при этом четко разъясняет ее суть в рамках государственной доктрины, лишенной противоречивых элементов, у народа нет причин ей не доверять. Кроме того, играет важную роль прозрачность и справедливость власти по отношению к народу. Это касается как системы государственного распределения, так и системы поощрений и наказаний. Законы уважаются массами только тогда, когда массы видят, что они распространяются на всех вне зависимости от ранга и статуса. Именно это формирует ситуацию, когда человек, попавший под статью, воспринимается как преступник, а не как жертва.

О настроениях северокорейского народа из Москвы судить трудно. Понятно, что основным источником информации о менталитете рядовых северокорейцев оказываются перебежчики. Но это те люди, которые в той или иной мере презрели лозунг о том, что "надо жить, не завидуя никому", и судить по ним обо всем народе не совсем корректно.

Конечно, можно сопоставлять процессы, которые происходили в массовом сознании в КНДР и в России, и пытаться выстраивать аналогии. Однако надо помнить, что это будут мнения, основанные на умозаключениях, а не суждения, опирающиеся на реалии и конкретные факты.

Насколько массы чувствуют стабильность в повседневной жизни? С одной стороны, государство уже не обеспечивает минимальные потребности человека, и он вынужден руководствоваться принципом "Хочешь жить - умей вертеться". С другой, вероятность негативной реакции государственной системы на какие-то мелкие нарушения закона тоже снизилась, и "любимый западными политологами" страх рядового человека перед ночным визитом спецслужб тоже сходит на нет. С третьей, новая ситуация с ее новыми проблемами, тем не менее, несет в себе некую стабильность, поскольку общая тенденция ожидаема.

Насколько массам удается поддерживать свой уровень жизни, как они его оценивают? С одной стороны, оценка своего уровня жизни тесно связана с возможностью сравнивать его с чужим. Северяне имеют некое представление о том, как живут на Юге. Вопрос в том, как они объясняют свой гораздо более низкий уровень существования, ибо официальная пропаганда старательно стремится изменить систему ценностей населения, предлагая массам "не завидовать никому" и не считать высокий уровень жизни главным критерием успеха.

Каков уровень производственной активности в сравнении с промышленным потенциалом страны? Понятно, что общий уровень производственной активности низкий. Однако если принимать во внимание состояние промышленного потенциала, то разрыв, о котором идет речь, меньше, чем кажется.

Понятно, что, с одной стороны, при общении с иностранцами северокорейцы не выходят за нормативные/принятые рамки. Внешние правила лояльности (включая ношение значков) соблюдают все, однако в менее явных проявлениях лояльности режиму начинаются сбои. Так, по информации А. Ланькова, все больше людей не посещает ранее обязательные собрания. Горожане стали самостоятельно застеклять лоджии (балконы), что, возможно, свидетельствует о большей свободе "в личной жизни".

Не очень понятно, насколько характерно для современного северокорейского общества неверие официозу (когда идущая от государства информация априори подвергается критике), но привычку в общении с иностранцами "прятаться за лозунги" можно расценить и как своего рода проявление двоемыслия: "вы понимаете, что я думаю по этому поводу, но поскольку я не могу этого сказать, я буду говорить штампами".

Какова перспектива массовых выступлений? Об этом мы говорили в самом начале - бунтовать люди начинают не тогда, когда они просто живут плохо, а тогда, когда соотношение их уровня жизни с уровнем жизни других кажется им неадекватным и несправедливым. Что же касается перспектив "народного бунта", о котором любят рассуждать некоторые западные политологи, то хочется отметить, что в 1995-1996 гг. положение народа было гораздо более тяжелым, но раз не восстали тогда, не восстанут и сейчас.

Опять-таки, какой-то % недовольных по политическим мотивам есть в любой стране, и среди них всегда есть часть маргиналов, воспринимающих власть в своей стране как воплощение ужасного зла. Но это не означает готовности бороться с режимом с оружием в руках.

Иное дело, что протестный потенциал народа склонны преувеличивать. Это ошибка того же рода, которую допускали власти КНДР перед Корейской войной, когда были уверены в силе национально-освободительного движения на Юге, которое вот-вот сметет режим Ли Сын Мана. Особенно этим грешат южнокорейские правозащитные организации протестантской направленности, уже сегодня старательно формирующие миф о существовании в КНДР "катакомбной церкви". Правда, все то, что они говорят, не подтверждается иными данными.

Более сложно не наступить на иные грабли: двоемыслие/лицемерие/понимание того, что надо/можно говорить на кухне и что на партсобрании нередко отождествляется с протестным потенциалом, оппозиционными настроениями и активным желанием что-то менять.

Из распространенности двоемыслия делается вывод о большом числе потенциальных диссидентов. Но это не так. Человек, подверженный двоемыслию, может весьма критически относиться к режиму, но его иронизирование не выйдет за рамки шуток "среди своих". Если существование в рамках режима будет ему выгодно, он не перестанет играть по правилам системы и делать карьеру внутри нее. Наоборот, двоемыслие позволит ему быть более гибким и беспринципным, а к идеологическим заскокам он будет относиться подобно героям повести Юрия Полякова "Апофегей": даже если он и будет желать перемен, он будет желать их как фрондер, но не как диссидент. В целом "колеблясь вместе с генеральной линией партии", он не будет активно ее менять, добиваясь преимущества в ходе аппаратных игр, но не устраивая революцию. Если наверху ветры задуют по-другому, он перестроится первым, найдет себе нового покровителя или "окажется с народом", но инициаторами перемен такие люди обычно не бывают.

Ясно, что протестующих и диссидентов (под которыми понимались хотя бы желающие сбежать) на Западе "искали" еще до того, как эти явления появились. Однако, хотя сегодня у северокорейских масс безусловно есть некое представление о том, что на Юге и в Китае живут по-другому, стоит учитывать, что:

-- Их представления о Юге могут не соответствовать истинному положению дел (железный занавес заржавел, но еще не разрушен).

-- Сами люди могут объяснять себе, почему они живут хуже, чем соседи, совсем не теми причинами, которые видятся нам. Виноватыми у них могут оказаться не власти, а объективные трудности или внешнее кольцо врагов.

-- Вообще, штампы пропаганды, особенно тотальной, удерживаются в сознании достаточно надолго, и потому было бы ошибкой полагать, что большинство народа им не подвержено: тотального зомбирования нет, но нет и тотального неверия пропаганде.

-- Кроме того (я повторяюсь, но...) налицо иная ситуация с интеллигенцией: в России (в СССР) она была "избалована" инакомыслием и опиралась на определенную традицию культурного андерграунда, идущую еще с досоветских времен; в Корее же у "контркультуры" не было условий для возникновения, а у протестного движения - возможностей для самоорганизации.

Надо учитывать еще одну деталь. В определенной ситуации там, где европейский крестьянин от голода идет на бунт, корейский ложится и умирает. Власть понимает это и отчасти делает на это ставку. С точки зрения христианской морали это выглядит страшным, но с точки зрения морали конфуцианской это гораздо более приемлемо.

Поясню. В американском фильме "Послезавтра", посвященном очередной глобальной катастрофе, есть очень важный момент, посвященный планам эвакуации населения. Главный герой проводит на карте черту и разъясняет, что имеет смысл эвакуировать тех людей, которые находятся южнее этой черты, и активно вкладываться именно в это. Тех, кто севернее, скорее всего, уже не спасти, и пытаться делать это будет напрасной тратой времени, людей и ресурсов. То есть, на это можно тратить силы только тогда, когда мы эвакуируем всех, находящихся к югу от черты и у нас еще будут силы. Формально такое решение обрекло на смерть многих людей, которым, по сути, было предложено спасаться самим, без оглядки на помощь государства.

Режим Ким Чен Ира сейчас в похожем положении. Однозначно надо подкармливать те структуры, которые обеспечивают его существование, - кадры, спецслужбы, те подразделения армии, которые действительно имеют боевое назначение, а не являются универсальным стройбатом. Надо поддерживать Пхеньян и, по возможности, иные крупные города. Во-первых, потому, что их население может и не знать о ситуации в остальных регионах. Во-вторых, потому, что волнения в городе, возможно, не так сложно подавить, но гораздо сложнее скрыть. Надо стараться подкармливать детей и спасать их - это деталь национального менталитета.

Все остальное - именно по возможности, если остаются средства. Так, северные провинции могут обеспечивать себя сами. Если не закрывать границу с КНР и смотреть на ситуацию на ней сквозь пальцы, население этих территорий сможет прокормиться самостоятельно, а это позволит сэкономить. С точки зрения правозащитников, это можно рассматривать как намеренную организацию голода, например, но в ментальной карте людей западного типа заложено представление о том, что ресурсов всегда хватает, и если их нет внутри страны, их всегда можно получить из-за рубежа. КНДР же платить нечем, торговать почти нечем, а идти на изменение режима считается неприемлемым.

Что же касается потока перебежчиков, который нередко рассматривается как главное свидетельство нестабильности режима, то не стоит обманываться. Статистика говорит о большом потоке людей, пересекающих границу, но насовсем уезжает мало. В РК сегодня 6900 беженцев из Северной Кореи, в Китае их максимум 30 тыс. Даже цифра в 200 тыс. с учетом всех отходников (тех, кто отправился к "соседям" на заработки и вернется домой), которых в это число записывают правозащитники, не так велика и вписывается в размеры естественного оттока населения, который бежит от разрухи, но не от режима.

Это становится понятным, если сравнить ситуацию в Корее с некоторыми странами СНГ. Например, 25-30 % рабочей силы Молдавии работает в России, и зарабатываемые ими деньги составляют 40 % дохода страны. Можно вспомнить и Кубу, которую после установления режима Ф. Кастро покинуло 10 % населения, образовав в США очень влиятельное политическое лобби. Тем не менее, такой отток населения значимо не отразился на экономическом развитии страны.

Большая прослойка маргиналов, тем не менее, есть. Потенциал неустроенности - тоже. Но это порох, в который еще нужно бросить спичку, а бросать ее пока некому. Темы социального расслоения, преступности, беспризорников и т. п. мы рассмотрим ниже.

Начнем с голода. Страна пока не в состоянии себя прокормить, но оценки возможной катастрофы, оказывается, разнятся сильнее, чем кажется, как, кстати, и данные о том, какая часть помощи доходит до голодающих. Между тем, (А. Н. Ланьков ссылался на исследования Маркуса Ноланда) процент расхищения гуманитарной помощи, поставляемой в Северную Корею, составляет от 15 до 30 %. Для общества данного типа это вполне "приемлемая" поправка на коррупцию, сравнимая с ситуацией при других режимах подобного типа. Во всяком случае, "разоблачения" правозащитников, говорящие о том, что до голодающих доходило всего 10 % этой помощи, а все остальное либо присваивали номенклатура и армия, либо продавалось на рынке, далеки от истины и должны рассматриваться как вариант пропаганды.

С другой стороны, даже отсталый уровень медицины КНДР оказался достаточным для того, чтобы остановить эпидемии. Это косвенно доказывает хотя бы то, что во время наводнений 1995 - 1996 гг. не было вспышек кишечных инфекций. Ситуация с водой и светом на 2004-2005 гг., по мнению респондентов - немосквичей, была примерно аналогична тому, что происходило в то же время во Владивостоке, и была лучше, чем в Крыму.

С другой стороны, по данным экспертов ЮНИСЕФ, число детей с дефицитом веса и недостаточным питанием сокращается, но практически все молодое поколение КНДР выросло в условиях того самого "весеннего голода", который был характерным для страны до 1945 г. В 2002 г. 40 % северокорейских детей хронически недоедали, а 10 % страдали дистрофией, и сегодня многие двадцатилетние имеют конституцию двенадцатилетних.

Ситуация бьет и по молодежи, которая вынуждена выживать или помогать выживать семье вместо того, чтобы учиться. Известно, что среди юных перебежчиков с Севера на Юг 22 % вообще не учились, 19,4 % не получили даже полного начального образования, а 44,6 % бросили свои школы, когда учились в средних или старших классах. Не исключаю, что данная подборка достаточно репрезентативна, чтобы говорить о кризисе системы образования в целом, что, безусловно сказывается на снижении общего культурного уровня.

Для меня важнее иное - голод может очень сильно повлиять на традиционную ментальность. На смену "верности строю" приходит психология выживания, когда воровство, обман или желание содрать побольше с иностранцев из преступлений превращаются в необходимость.

Когда государство, которое раньше было полномасштабной опорой, не смогло выполнять одну из своих главных функций - функцию обеспечения, у простого народа возникает чувство недоверия к власти и стремление делать свои дела, не соприкасаясь с ней. Вырабатывается "комплекс приспособленца", для которого важно урвать сегодня, потому что завтра может не наступить.

Отметим, что голод особенно сильно бьет по горожанам, в отличие от элиты, которая в состоянии себя обеспечить, или деревенских жителей, которые могут хоть как-то обходиться подножным кормом.

Таким образом, максимально переменам подвергается наиболее социально активная категория населения. Также неприятно то, что честные и принципиальные чиновники низшего и среднего звена, скорее всего, оказались среди тех, кто умер.

Сокращение субсидий бюджетникам говорит о рождении новой проблемы, ибо существующее положение дел превращает получаемые ими взятки в неотъемлемый элемент выживания, что, как мы уже говорили, способствует перерождению системы, падению престижа власти в глазах номенклатуры и т. п.

О преступности. Еще до кризиса, по утверждению А. Н. Ланькова, в стране существовала традиция молодежных "банд" из подростков допризывного возраста, активность которых, в основном, сводилась к дракам с аналогичными группировками с соседних улиц или районов. С моей точки зрения, несмотря на криминальный характер, это был своего рода досуг, напоминающий воскресные кулачные бои в русских деревнях. Только драки между группами, но не избиение чужаков, зашедших на чужую территорию. Только такие драки - без хулиганства, ограблений и изнасилований. После службы в армии и с вступлением во взрослую жизнь такой вид "досуга" прекращался, и у меня есть определенное ощущение, что власти, с одной стороны, пресекали развитие событий "по казанскому варианту", а с другой - понимали, что это а) определенная отдушина; б) некий способ воспитания бойцовских качеств, которые потом пригодятся в жизни. Сейчас это продолжается, но контроль над данным явлением ниже, и во что это превратилось, можно лишь предполагать, поскольку данная часть жизни корейской молодежи находится абсолютно вне поля зрения стороннего наблюдателя.

Тем не менее, стоит отметить одну важную вещь. Благодаря ситуации "осажденной крепости" в стране и очень во многом - благодаря семилетней службе в армии любой северянин обладает большим набором боевых навыков и высокой боевой выучкой. Такое "всеобщее вооружение народа" в сочетании с отсутствием рынка оружия (особенно - огнестрельного) создает не самую благоприятную ситуацию для развития уличной преступности, поскольку шанс получить достойный отпор слишком велик.

А вот экономические преступления - другое дело. Есть анекдот о том, что во время голода северокорейцы разделились на две группы: те, которые умерли, и те, которые торгуют. 80 % северокорейской экономической активности де-юре остаются незаконными, но государство не обращает на это внимания (здесь неясно одно - или это усталость административной системы, которая просто не способна контролировать ситуацию, или контроль возможен, но существует негласное указание закрывать на это явление глаза).

В стране действуют тысячи частных гостиниц, закусочных, швейных мастерских и тому подобных заведений. В десятки и даже в сотни раз увеличились рынки (по словам Б. Камингса, на большом рынке в Пхеньяне торгует до 10 тысяч человек), и к концу 1990-х примерно 60 % продуктов и почти все потребительские товары покупались на рынках.

Деиндустриализация страны привела к такому распространенному типу преступлений, как разворовывание заводского оборудования и продажа его за рубеж, а конкретно - в КНР (см. все ту же историю с металлургическим заводом в Хванхэ). Но более распространено мелкое воровство, особенно - цветных металлов. Проституция и контрабанда также сейчас весьма распространены, являясь признаками общества, находящегося в соответствующей стадии кризиса.

В 2004 г. в Уголовный Кодекс КНДР были добавлены статьи, предусматривающие наказания за проституцию, нелегальную продажу цветных металлов и отказ от предоставления медицинской помощи.

Каков уровень совершения массами мелких преступлений? С учетом того, что законы не менялись под сегодняшнюю ситуацию, он достаточно велик. Однако кривая растет в основном за счет экономических преступлений, а также проступков, связанных с "нарушениями режима". Уровень уличной преступности существенно не вырос, и аналогии с "веселыми девяностыми" в России принципиально некорректны.

Социальные процессы в обществе, вызванные перестройкой, дали толчок новому для страны типу социального/имущественного расслоения, уже заметного внешне. Наверху оказались те, кто имел доступ к валюте или родственников за границей, способных ее прислать, принимал участие в лицензировании или распределении помощи, "красные директора". Среди потерявших - военные, пенсионеры, крестьяне и большинство бюджетников.

Очень важно при этом то, что среди "новых корейцев" Севера оказались не только представители партноменклатуры. В стране начинает формироваться новая социальная группа, состоящая из дельцов полулегального рынка и работников сферы элитных для КНДР услуг (владельцы ресторанов и т. п.). Эти "новые корейцы" существуют как бы в порядке исключения, и, теоретически, к любому из них может быть применен комплекс репрессивных мер, что только дополнительно подчеркивает криминализацию этой прослойки и ее установку на "хапать, пока не прикрыли".

Последний момент я отношу к потенциально очень сильной предпосылке идеологического или нравственного кризиса. Ибо, как подмечает А. Ланьков, новый тип неравенства возникает вне государства и, во многом, вопреки ему. Если в традиционной командно-административной системе материальное положение человека и его статус определялись в основном его отношениями с государством, в новых условиях статус человека все больше определяется его состоянием, а не революционной чистотой его происхождения.

Многие деятели черного рынка, сколотившие немалые состояния, вышли из тех слоев, которые в рамках традиционного разделения считались враждебными. Северокорейский бизнес по-прежнему во многом остается маргинальным занятием. В качестве наиболее явного примера этого А. Ланьков указывает на роль репатриантов из Японии, которых вместе с их местными родственниками сейчас насчитывается примерно 150-200 тысяч. Отношение к этой социальной группе всегда было весьма двойственное. С одной стороны, их воспринимали как полезный источник поступления валюты и технологической информации, с другой - эти люди, получившие иное воспитание, обладали "идеологически сомнительной" репутацией и находились под колпаком компетентных органов. Сейчас политические риски отодвинуты на второй план, и репатрианты играют в северокорейском обществе все более заметную роль.

Насколько силен вызванный этим расслоением внутренний протест, по косвенным данным определить непросто. Однако, по утверждению ряда дипломатов, работавших в КНДР в те годы, еще в конце ХХ в. многие "новые северокорейцы" вели достаточно роскошный образ жизни, зачастую делая это напоказ. Это, конечно, должно вызывать вполне определенную реакцию у беднеющей части населения. Ведь в Пхеньяне есть закрытые для иностранцев зоны. В первую очередь, это район, где живет элита, и она ездит на "Ауди" и "Мерседесах 600", а не "160", как остальные зажиточные люди.

Протест, однако, пока проявляется лишь на индивидуальном уровне, и агрессия выплескивается на тех, кто доступен, а не на тех, на кого хочется. А. Мансуров, американский исследователь российского происхождения, опираясь на свидетельства врачей из международных организаций, работавших в КНДР в 1999-2000 гг., приводит информацию о большом числе драк или конфликтов на бытовой почве среди населения, включая даже воинские части.

Как непрямое признание наличия расслоения можно представить замечание Ким Чен Ира, который еще в беседе с представителями Чхонрёна в 1998 г. говорил, что урезание продовольственных пайков для жителей Пхеньяна сопровождалось повышением их для представителей остальных регионов. Не означает ли такое выравнивание попытку властей выправить или остановить процесс расслоения регионов на богатые и бедные или признать тот факт, что жители большого города имеют возможность прокормить себя сами, пусть и не совсем легальным образом?

С другой стороны, многие элементы "перестроечной жизни" появились в КНДР куда раньше чем в СССР. Магазины типа "Березка" ("Наквон"), где можно было купить даже костюм от Гуччи, появились в конце 1980-х. Иностранная валюта, особенно - доллары, евро и юани, - достаточно широко используется и ходит по рукам. А с середины 1990-х "империалистические деньги" заметно потеснили местную валюту в качестве платежного средства как при крупных сделках, так, в последнее время, и в повседневном обращении, причем обменный курс, по мнению респондентов, вполне приемлемый.

Насколько серьезен конфликт между классами и регионами? Представляется, что если он и существует, то общий прессинг режима не дает этим тенденциям распространяться. Вероятность их усиления обратно пропорциональна эффективности работы административной системы. К тому же в условиях ограниченности ресурсов режим вынужден экономить на всем, и информация о том, что народ умирает от голода, а номенклатура купается в роскоши, является преувеличением.

Куда более серьезной проблемой является деиндустриализация: она создает регрессивное развитие, в результате которого, в частности, появляется поколение, не получившее нормального образования и имеющее серьезные проблемы со здоровьем из-за скудной пищи.

Проблема беспризорников - следствие вышесказанного. Их действительно много, особенно в провинции. Большинство - те, чьи родители умерли от голода. Они неактивны и не пытаются нагло выпрашивать еду, но часто выходят на станции к подъезжающим поездам, и проводники и охрана их гоняют. Однако именно гоняют, а не арестовывают или убивают. Материалы "Голоса мучеников" о расстрелах беспризорников - такая же фальшивка, как и рассказы о том, что всех инвалидов отправляют в лагеря, чтобы они не портили облик города и не попадались иностранцам. Кстати, кличка беспризорников "коттчеби", которая формально переводится как "цветочный воробей", на деле является переделанным русским словом "кочевой".

Что в итоге? Можно сказать, что в Северной Корее сначала потеряли пряник, потом истерся кнут. Вознаграждать население государство не может, так как материальных ресурсов для этого нет, а моральные стимулы уже не действуют. Экономические трудности последних лет стали катализатором перемен, вызывающих маргинализацию сознания и связанные с этим проблемы.

Полагаю, порох уже рассыпан, но спичка еще не зажжена. Лишенное опеки государства, большинство жителей КНДР живет в той или иной мере по законам маргинальной психологии, и пока только сохранившаяся и функционирующая карательная система держит их в узде. Но учитывая, что серьезных средств на решение социальных проблем Пхеньяну взять неоткуда, а те, кому выгоден статус-кво на Севере, просто не дадут средств на эти цели, ситуация будет усугубляться.

О внешнем давлении и железном занавесе

Всякая успешно функционирующая командно-административная система держится на нескольких опорах. Одна из них - это страх перед мощью репрессивного аппарата и неадекватностью наказания. Другая - сила традиций, благодаря которым существующий порядок воспринимается как нечто незыблемое. Третья - высокий моральный дух функционеров системы и их энтузиазм. Но не менее важной опорой является и информационный контроль, позволяющий поддерживать пресловутый "железный занавес"

Ясно, что информационный контроль слабеет и приток информации о внешнем мире растет. При этом КНР, наряду с РК, остается основным поставщиком иного влияния, хотя, бичуя "дурной ветер с Юга", пхеньянские пропагандисты не говорят о "ветре с Севера".

В 1997-1998 гг. были отменены ограничения на поездки по всем регионам страны, кроме Пхеньяна, въезд в который по-прежнему контролируется. Ослабление контроля видно и в том, какие масштабы приобрело "бегство" в Китай. В 2002 г. число перебежчиков достигло 1200 человек, а сегодня на территории Китая находится от пятидесяти (по оценке китайских правоохранительных органов и работающих там групп помощи) до трехсот (по данным южнокорейских правозащитников) тыс. нелегальных эмигрантов, слившихся с местным населением района Кандо.

Заметим, границу теперь просто так не закроешь. Это можно было бы сделать при Мао с тогдашним тоталитаризмом, но сегодня ситуация совсем иная. Реку Туманган перейти очень легко. Это неширокая и неглубокая река. Несмотря на то, что со стороны КНР строят заграждения, пока прикрыты только некоторые участки. На большей части своего протяжения граница не оборудована в инженерном отношении и не охраняется с китайской стороны.

Еще деталь: незаконный переход границы, считавшийся ранее тяжелым политическим преступлением, теперь стал чем-то вроде административного правонарушения (опять-таки, де-факто, а не де-юре).

Похожая ситуация касается информационного контроля. Опросы последних лет показывают, что заметное и постоянно растущее количество перебежчиков в Китай регулярно слушало южнокорейское радиовещание ещё тогда, когда находилось на Севере.

А. Н. Ланьков развил эту мысль, указав, что подержанный видеомагнитофон "Сони" или DVD проигрыватель, контрабандой привезенный из Китая, может сыграть в развале КНДР примерно такую же роль, как транзисторный радиоприемник "Спидола", используемый советскими интеллигентами в свое время для "отлавливания западных голосов". При этом понятно, что в условиях глобализации и информатизации общества этот процесс неостановим, а с ростом информационных потоков способность государства их контролировать стремительно падает.

Впрочем, и тут не стоит преувеличивать значение последствий нелегального оборота видеодисков. То, что у северокорейцев есть возможность нелегально смотреть эротику или южнокорейские сериалы, еще не означает а) что смотрят в основном их (например, по информации А.Ланькова, в хитах просмотров скорее старое советское или индийское кино); б) что после подобных просмотров или слушания по радио "Голосов" у аудитории автоматически возникают оппозиционные настроения.

Непонятно, насколько здесь применим советский опыт, но во времена моей юности квартирные видеопросмотры воспринимались скорее как развлечение для элиты, которая и без того была заражена двоемыслием, и в формировании политических взглядов особенной роли не играли.

Почему Ким Чен Ир при всей его любви к кино и понимании его роли не пытается вкладываться в новые информационные технологии? Во-первых, он понимает, что реформа киноиндустрии будет слишком длительной и слишком дорогой. Создать вменяемую альтернативу видео, которое сейчас смотрит народ, нереально.

Кроме того, имея некоторое (именно некоторое) представление о жизни на Юге, в условиях информационной блокады северокорейцы не только не знакомы с "общечеловеческими ценностями", но и имеют малое представление о картине мира вообще. А. Ланьков рассказывал о том, как видят Америку северокорейские перебежчики, которые на момент разговора с ним уже пребывали в РК: "Это рай, где всем, даже новорожденным и старикам, с самого рождения выдают по карточкам целых 800 г риса в день". Для нас это важно тем, что хотя северокорейские чиновники и военные могут лучше представлять себе особенности американской жизни, чем крестьяне из приграничных провинций, их представление о том, что такое "внешний мир" и какими принципами руководствуются его представители в своей внутренней политике, искажены. Искажения эти обусловлены как идеологическими шорами, так и естественной психологической ошибкой, связанной с тем, что, оценивая события и людей, человек невольно приписывает им свое "если бы я...". Последнюю ошибку совершают как представители Запада в отношении северокорейцев, так и представители Северной Кореи в отношении Запада (достаточно поглядеть даже на интервью Ким Чен Ира).

По утверждению А. Н. Ланькова, значительно изменилось отношение к иностранцам, при общении с которыми средний северокореец уже не впадает в ступор и не пытается убежать после трехминутного разговора на нейтральные темы. Более того, в приватной обстановке острые вопросы нередко ему задавали даже те, кто, наоборот, должен бы "бдить": "А что случилось с промышленностью и кадрами Восточной Германии после объединения?"; "Каковы зарплаты на Юге и где выше уровень жизни?" и т. п. Когда А. Н. ответил, что не может ответить на этот вопрос, этот "неответ" был встречен с таким же пониманием, как заявления типа "Без комментариев"., которые часто трактуются как "Ну, вы же сами ответ знаете, но озвучить его я не могу".

По выражению А. Н. Ланькова, вроде бы меньше стало ощущаться и пропагандистское давление. Большинство респондентов, бывавших в последнее время в КНДР, отмечало, что объем государственной пропаганды в форме лозунгов, плакатов, песен и т. п. давит на психику гораздо меньше, чем агрессивная реклама в современной Москве.

Да, формирующееся представление о том, как выглядит красивая жизнь за рубежом, рождает желание жить так же, но в целом северяне не представляют себе пока, Насколько велик разрыв в уровне жизни между ними и Югом.

Об осознанном давлении с другой стороны занавеса. Комплекс мероприятий по дестабилизации режима, предпринимаемый Вашингтоном и его союзниками, достаточно известен, однако вероятность успеха их стратегии без применения форс-мажорных методов пока невелика. Потому особенно подробно мы на этом останавливаться не будем. Но есть не только американское.

Отношение Москвы и Пекина к Пхеньяну тоже строится не на идеологии, а на прагматизме. Ким Чен Ир - не самый лучший союзник, но лучше с ним, чем без него.

Какова способность России влиять на Пхеньян? Напрямую низкая - у нас немного эффективных рычагов воздействия. Россия может что-то сделать в рамках комплексного воздействия международного сообщества, но ее "гиря на чашу весов" - это, скорее, лишь дополнительный фактор.

Какова способность КНР вмешиваться в северокорейские дела? В отличие от России, Китай обладает определенными рычагами давления на Север, но способность Пекина влиять на Пхеньян меньше, чем нам может казаться. Возможность заставить Пхеньян меняться более серьезно теоретически есть, но пока ее считают слишком ресурсоемкой при малой предсказуемости результата.

Каков уровень внешних экономических отношений? Он невысок, что продиктовано и внешними, и внутренними проблемами. С одной стороны, страна де-факто существует в режиме эмбарго. С другой - ей, по сути, нечем торговать.

Насколько близки межкорейские отношения? Пока еще не очень. Обеим сторонам есть чего опасаться. И поэтому они не стремятся слишком ускорить процесс интеграции. К тому же, на Юге полагают, что Север от них никуда не денется, и что объединение будет тождественно поглощению Севера Югом, однако поглощение Севера в его нынешнем виде принесет гораздо больше проблем, чем пользы.

Более подробно о стратегии КНР и РК в отношении Севера см. в отдельных разделах.

О дальнейших переменах. Не могут или не хотят?

На текущий момент Северная Корея обладает достаточным запасом стабильности, чтобы не рухнуть в ближайшее время в результате внутренних процессов. Понятно, что при этом режим остается не очень устойчивым к внешнему воздействию, но пока Ким Чен Ир у власти, Северная Корея будет продолжать существовать в своем нынешнем виде. Это не значит, что режим не будет меняться вообще, но изменения будут подконтрольными и направленными не на "открытую перестройку", а на адаптацию режима к новым условиям. Вынужденный отход от старых принципов продиктовали условия существования и общие законы бюрократического развития.

"Ползучая перестройка" в КНДР началась давно и продвинулась достаточно, чтобы напоминать начало горбачевской оттепели, когда в открытую особо никто ни о чем не говорил, но многое уже делалось. Ким Чен Ир понимал и понимает опасность этой тенденции, но, как и иные политические деятели в данной ситуации, он сталкивается с инертностью системы и недостатком новых кадров на фоне внешнеполитической обстановки, отягощенной вторым витком "ядерного кризиса".

Здесь, однако, мы подходим к вопросу о дальнейших перспективах реформ и/или их принципиальной возможности. Восточноевропейский вариант реформ предполагает наличие развитого гражданского общества и соответствующей политической культуры. Очевидно, что такого в КНДР нет. Советский/российский вариант по понятным причинам подвергается в СМИ КНДР заслуженной критике, но даже китайский путь (с еще большим упором на постепенные экономические и административные реформы при неизменности жесткого идеологического контроля) полностью реалиям страны не соответствует.

Это как раз тот момент, по которому и среди китайских специалистов, и среди востоковедов на Западе ведутся дискуссии относительно того, "способна ли КНДР пойти путем китайских реформ".

Моя точка зрения сводится к тому, что "Северной Корее, идущей курсом Дэн Сяопина" противостоит набор объективных препятствий, объясняющих, почему даже при наличии политической воли китайская модель развития малоприменима для современной КНДР.

Во-первых, Китай начал процесс реформ в условиях "холодной войны" внутри социалистического лагеря, и потому политика Никсона создала ему режим наибольшего благоприятствования. Речь идет не столько об экономической помощи, сколько о благоприятной "окружающей среде" с политической и информационной точки зрения, благоприятном климате, в рамках которого Китай смог модернизироваться, используя собственные силы и ресурсы.

Иными словами, Запад не ставил преград развитию Китая, поскольку это развитие создавало проблемы Москве. Для Северной Кореи, которая существует сегодня в условиях экономического и информационного вакуума, этот вариант неприменим.

Во-вторых, в начале своей модернизации Китай, несмотря на последствия "большого скачка" и "культурной революции", обладал достаточными человеческими и природными ресурсами и по сравнению с КНДР мог залатать дыры в своей экономике самостоятельно. В КНДР же катаклизмы 1995-1997 гг. подрезали ресурсы государства и его распределительные возможности, а начинать реформы при остром недостатке средств тяжело.

В-третьих, отмечается не только отсутствие экономической основы для проведения реформ (для этого нет необходимого стартового капитала), но и политического контекста (нет ни идеологии, способной оправдать такой переход, ни благоприятной внутриполитической обстановки).

В-четвертых, значительную роль в успехах Китая сыграла китайская диаспора, аналога которой КНДР не имеет.

Наконец, на тот момент Китай уже был региональной державой, не опасающейся внешней агрессии и достаточно мощной, чтобы позволить себе некоторое ослабление структуры, неизбежное на этапе начала преобразований, когда старое разрушается, а новое еще не сформировано. Северная Корея же сейчас находится "под боем", и один из аргументов традиционалистов заключается как раз в том, что начни страна реформы, американские империалисты и их южнокорейские пособники просто не дадут довести их до конца, нанеся удар именно тогда, когда страна будет к этому наименее готова.

Таким образом, буквальное заимствование китайского пути невозможно: не тот стартовый потенциал и не та политическая ситуация. То есть, механическое повторение китайского пути для Пхеньяна невозможно, и попытка использовать этот рецепт без поправки на местные реалии имеет большой шанс закончиться социальным взрывом.

Теперь об аргументах тех, кто считает, что реформ не будет. Их тоже достаточно.

Во-первых, против курса на реформы работают традиционная инерция бюрократической системы и идеологические шоры, снять которые весьма болезненно психологически, особенно для "старых соратников".

Во-вторых, присутствует понимание, что перемены в любом случае будут не мгновенными, а итог их - малопредсказуемым; а если так, то стоит ли рисковать?

В третьих и главных, нельзя сбрасывать со счетов сам факт существования Южной Кореи - живого примера того, как могут жить соотечественники при ином режиме. С точки зрения А. Н. Ланькова, руководство КНДР понимает необходимость реформ, однако оно хорошо представляет себе, что любые реформы повлекут за собой ослабление контроля. Тут-то фактор существования Южной Кореи сыграет свою роль, и велика вероятность того, что как только информационные барьеры падут, а репрессивный аппарат ослабеет, массы захотят всего и сразу под лозунгом "Хотим жить как на Юге!".

Понимает оно и то, что в массах легко возникнет мысль о том, что для обеспечения лучшей жизни достаточно только "казнить тех, кто во всем виноват", и быстренько объединиться с Югом. В этот очень опасный переходный период, когда контроль уже будет снят, а народ еще не будет должным образом накормлен (при том, что желать он будет всего и сейчас) нынешнему северокорейскому истеблишменту очень легко потерять власть, а, возможно, - и жизнь.

Значит, медленный постепенный переход к китайскому пути развития неминуемо превратится в неконтролируемый социальный взрыв, тем более - если к дестабилизации в стране приложат руку внешние силы хотя бы на уровне спонсирования и поддержки "демократической оппозиции". Такая вероятность никому не нравится, и я даже слышал фразу, что "на реформы советского типа в Пхеньяне могут пойти только по большой глупости или самоубийственной совестливости".

В результате получается очень неприятная ситуация. Отказ от реформ усугубляет проблемы в стратегической перспективе - чем дальше будет оттянут конец, тем сильнее откачнется затем маятник в противоположную сторону. Но проведение реформ - это безусловное приближение краха системы, и непонятно, какой вариант страшнее: ужасный конец или бесконечный ужас...

Здоровье полководца и проблема его дееспособности

Всё, что я писал до того, касается ситуации, при которой Ким Чен Ир жив и/или дееспособен, являясь действительным лидером страны и контролируя ситуацию. И хотя, согласно Булгакову, человек смертен "внезапно", мы попробуем оценить вероятность того, как долго он сможет пробыть в таком состоянии. При этом важна даже не столько смерть, сколько именно тот порог снижения работоспособности, при котором Ким Чен Ир утратит контроль над ситуацией.

Российская аудитория, думаю, хорошо помнит Брежнева, который был очень интересным руководителем до своего первого инсульта. Однако затем болезнь и невозможность покинуть руководящий пост превратили его в того Брежнева, который стал героем анекдотов.

Неясно, до какой степени Ким Чен Ир "сжигает себя на работе" и каково в действительности его состояние здоровья с учетом того, что работа руководителя, особенно руководителя страны, всегда сопряжена с высокими физическими и эмоциональными нагрузками. Медицинскую карту Ким Чен Ира мы не видели, и смаковать слухи относительно предполагаемых нынешних проблем с его здоровьем тоже не хочется: нам важно, до какой степени вероятно, что если это не случилось уже, то может случиться скоро.

Насколько Ким Чен Ир здоров физически? Он поддерживает себя в форме, занимаясь плаванием и верховой ездой, но достоверной информации о состоянии его здоровья нет. Киму приписывали больное сердце, диабет, эпилепсию и повреждение внутренних органов (почек), полученное в результате автомобильной катастрофы или падения с лошади, а некоторые особенности его внешнего облика могут говорить о каком-то гормональном дисбалансе.

Западная и японская пресса очень любит эксплуатировать тему туфель на высокой платформе, которые носит Ким Чен Ир, вроде бы, для того, чтобы казаться выше. Но может быть и иное объяснение. Если верны слухи о том, что он страдает тяжелой формой диабета, он просто носит специальную ортопедическую обувь, показанную при диабетической стопе.

Вредные привычки? Пока Ким Ир Сен был жив, за его сыном закрепилась репутация плейбоя, любителя кино и хороших сигарет. Утверждается, что Ким Чен Ир много пил до 50 лет. По словам представителей компании "Хеннеси", он был крупнейшим индивидуальным покупателем коньяка этой фирмы, хотя, судя по количеству покупаемых им бутылок, этот коньяк шел и на подарки ближнему окружению. Затем доктора уговорили его сократить употребление алкоголя до бутылки красного вина в день (предпочитает бордо). Ли Нам Ок отмечает его склонность собирать застолья по разным поводам. С другой стороны, в течение тринадцати лет достаточно близкого знакомства с Ким Чен Иром она не помнит случая, чтобы тот напился. Возможно, отмечает она, он пил в молодости.

Что же до сигарет, то, опять-таки, раньше он курил "как паровоз", но по настоянию врачей пытался бросить в 1982 г. и окончательно завязал с этой привычкой только в 1999 г., издав при этом приказ по Генштабу, запрещающий курение "не только себе".

Рабочий ритм? Ким, работающий, как и Сталин, по ночам (часто дома в домашней одежде), тратит на сон 4 часа в сутки и может быть назван трудоголиком. И если принять во внимание его определенную недоверчивость, можно выдвинуть гипотезу о том, что у него нет привычки или возможности перекладывать решение стратегических проблем на чужие плечи. "Хочешь сделать хорошо - сделай это сам", но постоянная перегрузка, естественно, изнуряет его и подрывает его здоровье.

Существует мнение о том, что Ким Чен Ир занимается специальной тренировкой интеллекта. О его феноменальной памяти и увлечении мнемотехникой (утверждалось, что он помнит телефоны и имена всех своих сотрудников) в нашей прессе писали не раз. Мои старшие коллеги также рассказывали о том, что наши дипломаты должны были приходить к нему очень подготовленными, поскольку он мог задать сложный вопрос, требующий высокой осведомленности и памяти на цифры. Сам он при этом мог ответить на подобный вопрос по памяти, никуда не заглядывая. Однако многие варианты подобных интенсивных тренировок мозга могут привести к психофизическому перенапряжению или срывам, во время которых мозг нуждается в отдыхе.

Известно, что в публичной жизни Ким Чен Ира наблюдаются "периоды исчезновения", когда первое лицо страны перестает появляться на каких-то мероприятиях или "руководить на местах". Достаточно часто такие исчезновения происходят в критические для страны моменты, и их причины пытаются объяснять по-разному. Лица, более лояльные к Ким Чен Иру, считают, что, будучи интровертом, он сосредотачивается на интенсивной работе с тем, чтобы его ничто не отвлекало. Это логично, так как, чем более публичным является политик, тем меньше у него остается времени на реальные занятия государственными делами, которые, в первую очередь, включают в себя выработку и принятие решений по стратегическим вопросам. Среди иных объяснений - приступы депрессии и продолжительные запои (последнее выдвинуто российскими критиками Ким Чен Ира, явно вспоминающими Б. Н. Ельцина) .

Что же касается обострения ситуации в августе-октябре 2008 г, то я предпочитаю не делать скоропалительных выводов, помня, как часто японские СМИ уже выступали с сенсациями типа "Ким помер/убит во время переворота/заменен двойником". Например, я сталкивался с мнением, что слив информации через японские источники осуществили сами северокорейцы, как бы заранее зная, что Ким Чен Ир заболеет. Также, я натыкался на информацию о том, что летом 2008 г. в Северную Корею было поставлено специальное кардиологическое оборудование. Потому, возможно, у Ким Чен Ира был не инсульт, а была плановая операция на сердце. С другой стороны, в КНДР хватает пожилых руководителей, и потому не обязательно, что груз предназначался именно для него.

Остается вопрос: насколько 50-60 дней - нормальный срок для подготовки сложной операции и реабилитации после нее. Другой вопрос - как быстро человек может восстановиться после инсульта: я слышал, что левосторонний более опасен, но быстрее проходит. Ответы на эти вопросы оставим медикам, способным как минимум профессионально ставить диагноз по фото.

Лично мне представляется, что при таком достаточно бурном прошлом и таком достаточно напряженном ритме жизни в настоящем вероятность того, что рано или поздно у человека может быть инсульт, достаточно велика. То есть, тенденция изменения состояния здоровья такова, что, хотя пожелать Полководцу здоровья и долгих лет стоит, начать анализ развития событий "после Кима" пора.

Может ли Ким Чен Ир уйти сам?

Естественно, у неподготовленной аудитории может возникнуть вопрос: "Возможно ли, что при определенных обстоятельствах Ким Чен Ир, как Б. Ельцин (или, если угодно, Фидель Кастро), сам уйдет в отставку?". С моей точки зрения, пока этих "определенных обстоятельств" нет, и некоторые из них вообще возникнуть не могут. Корейская политическая традиция, включая как конфуцианский, так и социалистический ее компоненты, воспринимает добровольный уход в отставку не как благородный отказ от власти, а как окончательное признание собственной некомпетентности или даже более того - "бегства с поля боя". Вместо того, чтобы решать проблему, человек поднимает руки и самоустраняется, сдается. Тем более что и Ельцин "отрекся от престола" не в режиме "я ушел, а вы тут разбирайтесь", а передав правление в руки вполне конкретного, подготовленного им человека, потратив на введение его во власть остатки собственной легитимности.

Зададим вопрос по-иному. Если Ким Чен Ир понимает, что система не вечна, то собирается ли Великий Руководитель предпринимать что-либо для продления ее жизни или для него главное - выжить/доцарствовать самому, а там хоть трава не расти? Следует ли нам отделять стремление Ким Чен Ира обеспечить безопасность себе и своему клану от его желания политического лидера сохранить свою власть или поддерживать в неизменном виде возглавляемую им систему? И если личная безопасность (или безопасность его клана) является для него главным приоритетом, то насколько он пойдет на изменение традиции, чтобы сохранить свой пост вождя? И возможна ли ситуация, при которой в обмен на гарантии неприкосновенности Ким Чен Ир может инициировать в КНДР процесс демократических перемен, а затем уйти на условиях "почетной капитуляции", напоминающих условия отставки Б. Н. Ельцина (неприкосновенность ему и его близким, сохранение его имущества, неподсудность и т. д.)?

С нашей точки зрения, пока этот вариант маловероятен по целому ряду причин. Во-первых, он не совсем соответствует психологическому портрету Ким Чен Ира. Авторы этой идеи предполагают, что личная безопасность волнует Ким Чен Ира - человека больше, чем сохранение в стране руководимой им системы. Однако я не уверен, что шкурный интерес настолько преобладает в Ким Чен Ире над комплексами, связанными с его ролью лидера страны и долгом по отношению к наследию отца. Более того, в условиях, когда шансов на победу нет, руководство КНДР вполне может предпочесть сдаче в плен героическую гибель, унеся с собой как можно больше врагов.

Во-вторых, непонятно ни то, кто и в каком виде будет давать эти гарантии, особенно - гарантии долговременные (США? Члены шестисторонней организации? ООН?), ни то, как должен выглядеть этот документ с юридической точки зрения.

В-третьих, подобные гарантии, скорее всего, не будут иметь ни реальную, ни юридическую силу. К примеру, вероятность того, что Конгресс США одобрит совместный с КНДР "Пакт о ненападении" практически равна нулю даже с поправкой на президента Обаму. Наконец, в условиях современного состояния международного права пакт такого рода нарушить чрезвычайно легко, - мы все прекрасно знаем, что любые договоры соблюдаются только тогда, когда их нарушение менее выгодно, чем соблюдение. Новый американский или южнокорейский президент вполне может отменить то, что обещал его предшественник.

В-четвертых, клан Ким Чен Ира достаточно велик, и обеспечение безопасности всех его представителей может встретить ряд сложностей чисто технического характера.

В-пятых, в условиях большой заидеологизированности северокорейского режима реакция на отступление лидера страны от идей кимирсенизма может быть гораздо более острой.

Поэтому можно смело сказать, что в таком контексте Ким Чен Ир постарается удержаться у власти как можно дольше, ибо на текущий момент в объединенной Корее для него места нет, и единственной альтернативой для него является смерть на боевом посту. Можно с достаточной степенью уверенности предположить, что Ким Чен Ира не прельщают судьба расстрелянного бывшими соратниками Чаушеску, осужденного международным трибуналом Милошевича или умершего в изгнании Ли Сын Мана. Кроме того, он видит ситуацию на Юге (то, что случилось с Ро Тхэ У, который ввел Ким Ён Сама во власть, но затем был им фактически предан; то, какую жесткую кадровую чистку начал режим Но Му Хёна; то, как начал завинчивать гайки Ли Мён Бак) и понимает, сколь велика вероятность того, что он станет жертвой очередной чистки после того, как кто-то из новых корейских политиков решит сделать свою карьеру на трупах северокорейской номенклатуры. Многие захотят попинать "старого, больного льва, у которого уже нет когтей".

Более интересен вариант, при котором Ким Чен Иру предлагают превратиться из реального руководителя страны в сакральную фигуру, являющуюся живым государственным символом (своего рода "брендом" КНДР как "династии Кимов") и потому свободную от посягательств на "его трон". Такая ситуация позволит ему сохранить формальные атрибуты власти и прилагающиеся к ним привилегии, но при этом не выглядеть непосредственным виновником тех или иных ошибок власти, вина за которые будет возлагаться на решающих технические вопросы "соправителей" Их можно свободно менять, обеспечивая тем самым большую гибкость политики.

Согласно этой концепции Ким Чен Ир будет постепенно сдвигаться на церемониальные должности, правя, но не управляя. Более конкретные рекомендации на эту тему предполагают расширение полномочий премьер-министра, а в перспективе - изменение конституции и превращение КНДР в республику премьерского типа. Ким Чен Ир же будет пожизненно занимать пост Председателя Комитета Обороны, что позволит ему контролировать армию, или, если влияние этого органа станет слабеть, станет вице-президентом страны (то есть заместителем покойного Ким Ир Сена), причем, скорее всего, после его смерти данный пост будет упразднен или навечно закреплен за ним. Что же до его детей, то они начнут делать карьеру в госаппарате с дальним расчетом на пост премьера, хотя их восхождение к вершинам государственной власти будет скорее напоминать процедуру передачи власти в Индии от одного члена клана Ганди к другому (или, если угодно, от Буша-старшего к Бушу-младшему), чем прямое наследование.

Однако превращение Ким Чен Ира в аналог английской королевы, японского императора или президента Израиля тоже кажется маловероятным. Во-первых, Ким Чен Ир слишком деятелен, чтобы оставаться лишь номинальным правителем. Во-вторых, вопрос упирается в отсутствие претендента на роль соправителя (чем это отличается от выбора преемника?) и вероятное противодействие старых бюрократов новому витку институциональных инноваций.

Требования к преемнику и вопрос о фракциях во власти

Помня развитие ситуации в СССР и КНР после смерти их вождей, Ким Ир Сен заблаговременно подготовил себе наследника, который воспринимался как легитимная личность и продолжатель дела Отца задолго до официальной интронизации. Но аналогичного комплекса мероприятий, направленных на подготовку "Кима Третьего" пока не видно. Многие ожидали, что, по аналогии с отцом, который выбрал этого сына преемником вскоре после своего шестидесятилетия, Ким Чен Ир сделает то же самое в 2002 г., назвав претендентом на этот пост кого-то из своих детей. Не случилось. Это объясняют по-разному, но основных причин три.

Первая причина в том, что наиболее вероятные кандидаты на эту роль сегодня слишком молоды. Вообще, наследник Ким Чен Ира должен обладать, как минимум, двумя очень важными качествами. Первое можно условно назвать способностями кризис-менеджера, и оно включает в себя целый набор навыков, рассчитанных на управление страной в условиях постоянного внешнего давления и при остром недостатке ресурсов во всех сферах. Замечу, что при этом любой нецелевой или не совсем целевой расход оказывается губительным. С другой стороны, требуется умение рассчитывать реакцию внешнего мира и способность идти на оправданный риск.

Второе качество - административный опыт, который просто талантом заменить нельзя. Утверждают, что претендент на звание министра обороны обязательно должен пройти через командование ротой, полком и округом. Это дает ему внутреннее понимание ситуации на разных уровнях, знание внутренней кухни и тех мелких деталей, в которых обычно "прячется дьявол". С государственными деятелями - то же самое.

Затем, специфика смены власти должна состоять в том, чтобы новый лидер выглядел самым верным наследником Великого Вождя. Наконец, для того чтобы обладать определенной легитимностью в конфуцианской стране, руководителю должно быть хотя бы за 30. Тут уместно вспомнить и то, какие проблемы создавала молодость Ким Ир Сену, когда он только входил в политику, и историю 34-летнего российского премьера С. Кириенко.

Вторая причина в том, что интронизация - процесс достаточно длительный, и даже назначив замену, ее надо долго и кропотливо готовить. Самого Ким Чен Ира вводили во власть в течение почти тридцати лет, но даже при этом ему потребовался своего рода тайм-аут.

Третий вариант отсутствия подготовки преемника можно объяснить не только тем, что у Ким Чен Ира пока нет достойной кандидатуры из числа представителей его клана, но и тем, что он не уверен в том, что возглавляемая им система надолго его переживет. Ким Чен Ир - реалист и хорошо понимает, что Северная Корея в нынешнем виде во многом держится на нем. Он любит свою семью и осознает, насколько нестойкой может оказаться ситуация в стране после его смерти, а потому не желает подводить своих близких под роль "козлов отпущения".

Тем не менее, анализировать расклад сил надо. Именно поэтому мы сначала коротко пройдемся по тем персоналиям, которые на слуху с точки зрения "претендентства на звание преемника", а потом копнем чуть глубже, попытавшись выделить те группировки, которые действительно имеют возможность принять участие в борьбе за власть и на которые потенциальные претенденты будут вынуждены опираться. Впрочем, надо сразу же отдать себе отчет в том, что дальнейшие мои рассуждения в значительной степени являются абстрактным теоретизированием, так как не опираются на достаточное для качественного анализа знание внутренней обстановки.

Из детей Ким Чен Ира наиболее известен старший, Ким Чжон Нам. По словам А. Мансурова, Ким Чжон Нам был любимчиком отца примерно до 10 лет, хотя, поскольку формально он был незаконнорожденным (его мать актриса Сон Хэ Рим не была его официальной женой), его семья сохраняла вынужденную конспирацию. Считается, что именно Чжон Нам пропагандировал развитие в КНДР интернета, и, по данным желтой прессы разных стран, руководит секретной школой "боевых хакеров". Однако наиболее явно он засветился в СМИ после неудачной поездки в Японию, которую он пытался посетить по подложным документам, но был опознан и выслан. С этого времени его стали позиционировать как испорченного плейбоя, который вел себя недостойно со школьных лет.

На данный момент Ким Чжон Нам слишком засветился как плейбой и активно перемещается между Гонконгом и Макао, а в последнее время (по непроверенным источникам) часто появляется в Москве. Упоминали его и в связи с французским нейрохирургом, который будто бы тайно летал в Пхеньян делать операцию Ким Чен Иру. По сведениям, он выполняет какие-то поручения семьи или занимается бизнесом, но в элите любят его не очень.

Ким Чжон Чхоль считается наиболее вероятным выбором. Он получил хорошее образование и "сейчас на уровне командира полка, но быстро учится". Ему уже под 30, и он - зам. Зав. отдела ЦК. Первое мероприятие, которое он проводил самостоятельно, - конференция секретарей первичных партийных организаций, и с заданием он справился.

Главная проблема Чжон Чхоля - отсутствие административного опыта, и в ближайшие годы он будет зарабатывать легитимность, а во власть его введут в 32-33, то есть в том возрасте, когда Ким Ир Сен начал свою основную карьеру. Пока его не знают ни массы, ни армия, хотя, по данным желтой прессы, он начал инспектировать воинские части (читай - "налаживать контакты").

Мои старшие коллеги не знакомы с ним лично, но полагают, что в качестве руководителя страны для России он будет все-таки хуже, чем Ким Чен Ир. В первую очередь, потому, что учился он в Швейцарии и любит американский рок, а не русскую классику. Во всяком случае, одна из его последних фотографий в прессе запечатлела его на концерте Эрика Клэптона где-то в Европе.

Ким Чжон Ун - младший брат Чжон Чхоля и потому все, что касается старшего, его касается в еще большей степени, несмотря на то, что по одной из версий любимчиком отца является именно он.

Ким Ок, которую в прессе иногда называют новой женой Ким Чен Ира, на деле является секретарем и помощником полководца. Безотносительно того, является ли она любовницей Ким Чен Ира, сегодня она человек достаточно влиятельный. Но не совсем понятно, насколько это влияние сохранится после его ухода.

Ким Сон Э - мачеха Ким Чен Ира, после смерти мужа быстро ушла в политическое небытие. Ее дети занимают определенные невысокие посты в северокорейской иерархии, и перспективы карьерного роста у них нет.

Помимо уверенных в том, что Киму будет наследовать один из его сыновей, есть и те, кто считает, что преемник может быть и не из семьи. По мнению Ли Нам Ок, Ким Чен Ир не из тех, кто ставит на ключевые позиции своих родственников, в отличие от Ким Ир Сена, который во многом опирался на близких - родных и друзей.

Под данным углом зрения претендентом на пост руководителя страны после Ким Чен Ира может быть муж его сестры Чан Сон Тхэк. У него есть значительный административный опыт, и формально он является "членом правящей семьи". Еще один плюс Чана в том, что, не нося фамилию Ким, он не в такой степени скован жесткими рамками необходимости следовать курсом Ким Ир Сена - Ким Чен Ира. И если он развернет руль резко, это не будет считаться предательством семьи. К тому же то, что он успел побывать в опале, создает ему привлекательность в глазах Запада, если он решит "поиграть в диссидента". Но непонятно, как он договорится с "армейцами". Кроме того, в любом случае встает вопрос о возрасте Чана - человека тоже достаточно пожилого (ему за 60).

Значительное количество соратников Ким Чен Ира, которые были ему опорой в начале его правления и воспринимались как знаковые фигуры в возможной борьбе за власть, уже умерли. Это первый помощник Ким Ир Сена - вице-маршал Чо Мён Рок; Ён Хён Мук, который считался основным представителем "технократов" и сменил Чо на посту первого заместителя председателя ГКО; секретарь ЦК ТПК Ким Ён Сун, который считался отцом межкорейского диалога.

Другие варианты рассматривают развитие событий, при котором конституция страны перестанет быть формальным документом, и управление страной будет осуществляться именно в соответствии с ней. В этом случае лидером страны станет тот, кто уже является им формально - председатель президиума ВНС Ким Ён Нам.

Иной вариант сводится к тому, что после ухода Ким Чен Ира власть окажется в руках военных, которые сформируют коллективное руководство.

Не забудем и то, что если Ким Чен Ир в значительной мере изменил систему, переделав ее под свой собственный стиль руководства, это же может сделать и его преемник. И если он не будет обладать теми исключительными чертами лидера, которыми обладает Ким Чен Ир, то вероятна еще одна перестройка системы, в результате которой глава КНДР уже не будет таким "самодержцем"..

Теперь рассмотрим клики или "заинтересованные группы", проанализировав их вероятную "раскладку" как по "профессиональным корням", так и по отношению к нынешнему курсу с учетом того, что для образования влиятельной фракции требуются политический вес и определенные ресурсы.

Как клики формируются и насколько они опасны? С ослаблением центральной власти и развитием бюрократических структур бюрократическую машину начинает поражать так называемый "закон Паркинсона". Согласно таковому на определенном этапе б0льшая часть бюрократической активности учреждения тратится на то, чтобы обеспечить его существование и благосостояние. Иными словами, наилучшим устройством государства для данного учреждения оказывается то, при котором именно его представители имеют максимум власти и полномочий. И если курс руководства страны каким-то образом направлен на сужение полномочий или власти данного учреждения, созданная на его базе клика начинает оказывать ему противодействие, вступая в схватку как с центральным аппаратом, так и с той группировкой, которой эти перемены, наоборот, выгодны.

Замечу, что в отличие от фракций территориальных или связанных с внешним влиянием, у клик корпоративного происхождения личная корысть может и не являться основной мотивацией деятельности. Так, представители "фракции силовиков" изначально могут искренне руководствоваться представлением о том, что они как профессионалы значительно лучше знают, как надо заниматься их непосредственной деятельностью и что нужно делать для обеспечения стабильности в стране, тем более что ослабление контроля воспринимается ими чаще всего именно как разрушение того порядка, который был для них естественным.

Однако затем корпоративные интересы как бы окончательно вытесняют государственные, и целями клики становится обеспечение стабильности и благополучия ее членов. С дальнейшим с перерождением системы и развитием коррупции это окончательно перерастает в то, что по-английски называется "сorporate warlordism", при котором власть в стране разделена между профессиональными доменами.

Понятно, что "заинтересованные группы" существовали и при Ким Ир Сене, однако тогда их возможность влиять на политику страны в качестве самостоятельной силы была существенно ниже.

Итак:

Ближний круг. Этот термин использовался отечественными историками для характеристики ближнего окружения Сталина и обозначает тех представителей номенклатуры, чье влияние на вождя происходит как бы в обход официальной иерархии и является не столько институциональным, сколько неформальным. В КНДР это те, кто проводит с Ким Чен Иром не только служебное, но и свободное время.

Ближнее окружение Ким Чен Ира теоретически состоит из людей, близких ему по духу. Значит, можно допустить, что, как и он, они тоже понимают необходимость реформ, тем более что у этих "прихлебателей" Ким Чен Ира уже выработался вкус к "красивой жизни", европейским стандартам поведения и развлечений. Это не значит, что они поддерживают реформы из идейных соображений, но необходимость внешне соблюдать рамки старых традиций должна их тяготить и выступать за перемены они теоретически должны хотя бы потому, что в "новой стране" им будет проще жить по потребностям.

Тот факт, что после кризиса 1995-1997 гг. на Юг перебежало достаточное количество лиц, имеющих отношение к близкому кругу Ким Чен Ира, можно трактовать как указание на то, что в данной среде число людей, чье мировоззрение ближе к Западу, чем к идеям чучхе, достаточно велико. С другой стороны, ближний круг отличает высокая лояльность по отношению к Ким Чен Иру: их статус и благосостояние самым тесным образом связаны с Ким Чен Иром как главой государства.

Ближний круг нередко отождествляется с семейным кланом, куда входят как собственно представители "рода Ким", так и их некровные (через брак с членами рода) родственники. Но следует заметить, что среди репрессированных попадаются и люди оттуда, то есть только принадлежность к клану не является определяющей характеристикой.

Партработники старой школы. Большинство корпуса партийных кадров составляет старая элита, чье политическое кредо отличается значительно меньшей гибкостью по сравнению с Ким Чен Иром.

Можно предполагать, что они не хотят перемен, так как изменение ситуации лишает их старого статуса и привычных привилегий, но следует помнить и то, что особенности корейской административной культуры, воспитывающей определенную косность, в сочетании со слабой осведомленностью о внешнем мире не дают чиновникам возможности хорошо понимать нынешнее положение дел. Так что они не столько не хотят меняться, сколько не могут понять, что надо меняться.

Именно эта прослойка стала, как кажется, основной мишенью кадровых перестановок нового курса, однако теоретическая возможность вернуться во власть через некоторое время у нее есть. Кроме того, сокращение влияния партийного аппарата еще не означает сокращение влияния партии как таковой. Северная Корея пока не доросла до введения во власть поколения беспартийных руководителей. Все без исключения члены Комитета Обороны являются членами ТПК. И потому сонгун можно трактовать не только как противостояние партии и армии, но и как разборку в рамках одной партии -- армейские партработники взяли верх над гражданскими.

Технократы (младокимченировцы-условнореформаторы). Куцые реформы есть косвенное подтверждение того, что в КНДР есть некая группировка разработчиков нового курса, которая постепенно входит во власть. Можно предположить, что, скорее всего, это сравнительно молодые люди, не занимавшие ранее высоких постов в партии или армии. Возможно, именно к ней принадлежит большинство относительно молодых выдвиженцев Ким Чен Ира последнего времени.

А. Жебин, руководитель Центра корейских исследований ИДВ РАН, выделяет несколько новых групп номенклатуры из числа новоизбранных депутатов: оргработников из аппарата Ким Чен Ира, помогавших ему в повседневной работе; лиц, отвечавших за контакты с Южной Кореей и дипломатов, работающих на американском и китайском направлениях. Думаю, кадровая основа данной группировки состоит именно из представителей вышеупомянутых структур.

Представляется, что, как и ближний круг, эти аппаратчики и дипломаты также поддерживают новый курс и являются сторонниками расширения международных связей, но не из корыстных, а из прагматических соображений. По долгу службы они лучше других знают международную ситуацию и должны понимать, что ресурс командно-административной системы в достаточной степени выработан, а попытка законсервировать ситуацию в условиях глобализации обречена на неудачу. Кроме того, новое поколение руководителей, получивших европейское образование, безусловно, испытывает в северокорейских реалиях определенную скуку .

Увеличение числа депутатов, имеющих научные степени или научные звания, также воспринимается как признак усиления влияния технократов или того, что новая власть отдает предпочтение практикам, а не идеологам. Тем не менее, судя по ограниченности реформ и отсутствию ярких представителей этой группы в высшем эшелоне власти, их сравнительные позиции все равно пока достаточно слабы и в одиночку, и даже при поддержке Ким Чен Ира, они не могут противостоять аппаратчикам старой закалки. Поэтому они вынуждены действовать в союзе с недовольными деятельностью гражданской номенклатуры "старыми" военными.

Военные. Учитывая наличие у армии своих экономических структур и то место, которое заняли ее представители в ходе политики сонгун, естественно предположить наличие клики и на ее основе. Для нанесения удара по гражданской номенклатуре Ким Чен Ир воспользовался недовольством военных в целом и военных политработников, в частности, вызванным безраздельным хозяйничаньем в армии партийной бюрократии и ее привычкой использовать армию как универсальную затычку для хозяйственных дыр.

Однако все не так просто, и среди военных тоже не может быть полного единства. Хотя из-за своего специфического положения северокорейская армия, скорее всего, не имеет разделения корпоративных интересов по родам войск (вроде того противостояния армии и флота, которое имело место в довоенной Японии), было бы логично отделить "военных технократов", о которых мы уже говорили, от генералов "старого образца".

В отличие от партаппарата, где почти все функционеры были возвышены Ким Ир Сеном, генералы получили свои погоны и новые назначения из рук Ким Чен Ира и лояльны ему, но их военная доктрина и стратегическое отношение к миру сформировались давно. Они привыкли жить, затянув пояса в обстановке осажденной крепости. И ослабление конфронтации, возможно, воспринимается ими как пораженческие настроения. Открытие страны они могут понимать как нечто "неправильное", выступая против курса на интеграцию в международное сообщество. Будучи полководцами старой школы, они, во-первых, могут не представлять себе до конца, что XXI век ознаменовался новыми военными доктринами, в результате чего многие направления, которые в армии КНДР развивались как приоритетные, морально устарели. А во-вторых, в их менталитет заложена идея жесткого противостояния окружающему миру, контакты с которым не сулят ничего хорошего.

Я вполне могу допустить, что между военными старой и новой школы идет определенная борьба хотя бы за распределение военного бюджета. Старые военные, вероятно, мыслят категориями 1950-х-1960-х годов, новые выступают за модернизацию армии, применение новых технологий и асимметричный ответ. Некоторые военные круги, скорее всего представители генералитета, тоже могут иметь проблемы с сокращением и реформой армии, на которой ранее, вероятно, наживались.

Серия армейских реформ, проведенная Пхеньяном (сокращение числа армии и попытка вывода за ее штат "стройбата", уменьшение сроков службы и т. п.), и последние перестановки в Комитете Обороны говорят о том, что влияние молодых постепенно растет, а влияние генералитета сокращается.

Насколько армия является политической силой и насколько возможен военный переворот? Традиционно армия не лезла в политику, тем более в коммунистической системе. Это также не объясняет появления службы охраны, так как против армии ее сил явно недостаточно..

Кстати, сегодня в северокорейском табеле о рангах министр обороны стоит ниже начальника Генштаба (именно он занимается кадровыми вопросами) и начальника Политуправления армии. Таким образом, по сути, он отвечает только за вопросы обеспечения, в то время как "главным по войскам" является Полководец.

Очень важно проанализировать позицию клики, возникающей на базе силовых структур. В первую очередь, органов государственной безопасности, которые чаще других превращаются из детали госаппарата в самоорганизующуюся структуру со своими интересами.

Корпоративные интересы этой клики кардинально противоположны процессу реформ. Посмотрим, что несет спецслужбам развитие курса на интеграцию, расширение свобод и постепенное сближение с Югом. Их способность контролировать общество подтачивается как снизу, так и сверху. Любая демократизация означает сокращение полномочий ГБ и удар по их привилегиям. В случае объединения они - наиболее вероятная мишень южан и международных правозащитников, ибо не настолько близки к правящему клану, чтобы рассчитывать на то, что и их охватит "аура неприкосновенности". И если у военных или гражданских партийных функционеров какой-то шанс найти себе применение при новом порядке существует, то спецслужбы, имеющие явное клеймо палачей, вероятнее всего окажутся теми стрелочниками, на которых отыграются все желающие сделать карьеру или выпустить пар.

Иными словами, в случае демократизации и последующего объединения Кореи им более всего есть что терять, а значит, есть за что бороться. По мнению А. Мансурова, целью этой клики может быть "переход от Горбачева к Путину", минуя "ельцинский этап", чреватый развалом страны. А с внешнеполитической точки зрения им гораздо выгоднее ситуация жесткого противостояния и огненного кольца, при которой их власть не падает, а растет.

Сделаем обзор клик, связанных с внешним влиянием. Проамериканской фракции в чистом виде в Северной Корее, безусловно, нет. Но есть силы, которые, понимая рост и опасность китайского влияния, намерены пытаться сдерживать это влияние при помощи лавирования между Пекином и Вашингтоном.

Зато в аппарате и в армии периодически проводятся чистки прокитайских элементов. Неясно, насколько эта фракция во власти сильна, но, по мнению А. Мансурова, это весьма беспокоит Ким Чен Ира. Дело в том, что на Китай были традиционно ориентированы военные кадры, с Китаем ведут бизнес представители прилегающих к нему регионов, да и китайский путь, наверняка, кажется многим достаточно соблазнительным, и те лица в КНДР, кто наблюдает успех реформ в Китае, резонно могут поддаться новому витку "низкопоклонства".

А вот представление некоторых "молодых специалистов" о том, что "отдельные лица и социальные группы в КНДР начинают всерьез присматриваться к варианту решений экономических проблем за счет объединения с Югом", кажется мне высосанным из пальца. Дело в том, что эти "отдельные лица и социальные группы" точно не относятся к тем слоям общества, которые способны что-то решать.

Насколько острым является противостояние между кликами (хотя бы на данный момент)? Единой точки зрения по этому вопросу нет. Ряд ученых предполагает, что оно не вышло за рамки аппаратных интриг и борьбы за доступ к телу вождя и влияние на него, в то время как другие, в первую очередь - А. Мансуров, полагают, что фракционная борьба в руководстве КНДР уже переросла рамки "чистой интриги" и ведется куда более жестко. И если Ким Ир Сен в последние годы своего правления не вступал в схватку с группировками, нацеленными на его отстранение от власти, и поэтому не прибегал к физическому уничтожению их представителей, Ким Чен Ир, возможно, сталкивается с б?льшим уровнем угрозы.

Как указанные фракции сочетаются с претендентами "на трон", неочевидно. Есть представление о том, что прокитайское лобби ставит на Ким Чжон Нама, а прозападное - на Ким Чжон Чхоля. Авторы книги о "закате эпохи Ким Чен Ира" пытаются говорить о борьбе между блоком военных и "престарелыми соратниками Ким Ир Сена" и чиновниками - технократами. А. Мансуров подчеркивает консервативную роль спецслужб, подмечая, что Ким Чен Ир постоянно славит армию и при этом практически не ни разу не упоминает в своих речах органы ГБ, и задается вопросом о том, нет ли в современной Корее противостояния армии и ГБ, аналогичного тому, которое имело место в истории послесталинской России (то, что, в частности, позволило Хрущеву добиться власти).

Говорят, что Чжон Чхоль заручился поддержкой армии, а Чан Сон Тхэк получил важный пост в аппарате ЦК, отражающий его связи с гражданскими аппаратчиками, но позволяющий курировать силовой блок. Считается, что Чан Сон Тхэк будет поддерживать Ким Чжон Нама. Однако реальный расклад политических сил остается закрытым, и большинство высказываний отражает личное мнение "угадывающего".

Сценарии развития событий после смерти Полководца

Скажу честно - прогнозировать это непросто не только ввиду недостаточного объема исходных данных, отчего прогнозы скорее опираются на косвенные "улики", допускающие разные трактовки.

Итак, переходим к, возможно, наиболее интересному. Опять-таки отмечаю, что:

-- Так как я располагаю ограниченной информацией, я просто перебираю все или почти все возможные варианты развития ситуации, пытаясь определить степень их вероятности.

-- Некоторые сценарии рассматриваются как промежуточные, а не финальные. То есть, они в той или иной мере являются переходным этапом к следующему варианту. Однако, поскольку такой переход может длиться несколько лет, мы их выделим.

-- Я намеренно привожу сценарии разной степени реалистичности. Во-первых, потому что некоторые их варианты уже пытаются озвучивать в прессе. Во-вторых, потому что мы все-таки судим по ограниченной информации, что не позволяет сделать более точный прогноз.

Сценарий N 0. Все как есть, ничего не меняется

Ким Чен Ир восстанавливается после болезни и руководит страной еще какое-то время, полностью контролируя ситуацию. В этом случае можно ожидать продолжения статус-кво и изменение внутренней ситуации в КНДР будет зависеть скорее от внешнеполитической обстановки (насколько при Обаме могут измениться приоритеты в отношении КНДР; насколько консерваторы будут удерживать свои позиции в межкорейской политике Ли Мён Бака; и частично - от воли природы, ибо из-за ограниченности ресурсов Северная Корея особо уязвима при стихийных бедствиях).

Деятельный Ким Чен Ир остается гарантом внутриполитической стабильности, однако проблемы продолжают копиться, а разрыв между Севером и Югом - расти. С другой стороны, Ким Чен Ир может заняться подготовкой преемника, и чем дольше он будет оставаться на посту, тем больше вероятность того, что он определит порядок наследования, и тот, кто его заменит, будет официально одобрен им самим, подготовлен и снабжен достаточной силовой поддержкой для того, чтобы его статус не оспаривался.

Мое личное мнение сводится к тому, что чем дольше Ким Чен Ир будет находиться на своем посту, тем выше шансы Ким Чон Чхоля как человека молодого и лишенного одиозной репутации старшего брата. Вторая по приоритетности кандидатура в моем рейтинге Чан Сон Тхэк.

Сценарий N 1. "Брежнев-два"

Ким Чен Ир жив, но теряет дееспособность, формально оставаясь у власти. Уровень его контроля над ситуацией будет зависеть от состояния его здоровья. В оптимистическом варианте он будет напоминать Ким Ир Сена в последние годы его правления, сохранив за собой право "вето" по основным вопросам и, вероятно, более плотно занимаясь внешней политикой, в первую очередь - ядерной проблемой. Вопросы внутренней политики могут быть делегированы, например, вероятному преемнику, который благодаря этому получит возможность набраться административного опыта. В такой ситуации статус-кво скорее всего будет поддерживаться, хотя изменения в массовом сознании и распространение двоемыслия, конечно, будут происходить. Однако данный сценарий, по сути, является проходным, и его единственный плюс в том, что, сохраняя относительную дееспособность, Ким Чен Ир сумеет передать преемнику или преемникам хотя бы часть того, о чем знал только он, что ранее контролировал, используя сложные схемы и держа все только в голове.

В более пессимистическом варианте состояние здоровья Ким Чен Ира сделает из него скорее Ленина в последние годы жизни: его реальное влияние на ситуацию минимально, и он - лишь формальный символ страны, авторитет которого может быть использован для обоснования тех или иных инициатив, а равно - лицом, существование которого удерживает формирующиеся группировки от серьезной схватки за власть. При этом помимо борьбы за влияние на Ким Чен Ира, у которого, безусловно, будет оставаться формальное право подписи, можно ожидать и начала выяснения отношений напрямую. Не столько на уровне открытых дискуссий, сколько с помощью статей в подконтрольных СМИ, содержащих скрытые нападки на другую сторону или попытки толковать в выгодном для себя ключе те или иные высказывания вождей + более серьезный уровень борьбы за "доступ к телу", как только способность Ким Чен Ира принимать самостоятельные решения начнет снижаться.

В этом случае для внутриполитической структуры страны будет характерна определенная перестройка, в первую очередь - переход к системе сдержек и противовесов, при которой влияние одной группировки ограничивается другой, и Ким Чен Ир в целом проводит свою линию. Иное дело, что и во внешней, и во внутренней политике можно ожидать определенной непоследовательности, связанной с тем, что группировкам разных взглядов периодически будет удаваться продавить нужные им решения.

Однако после того, как Ким Чен Ир уйдет, клики получат время на формирование и лоббирование своей политики и в большей степени будут готовы к прямому противоборству. Но пока Ким Чен Ир будет жив, сложно ожидать радикальных перемен.

Сценарий N2. Переворот при живом Киме

Японские и некоторые западные СМИ периодически озвучивали версии о том, что Ким Чен Ир смещен в результате заговора или такой заговор против него готовился, но был раскрыт. Это были утки, но с точки зрения сторонников версии о том, что "всё прогнило", вероятность попытки переворота несколько повышается в случае, если Ким Чен Ир утратит дееспособность.

На мой взгляд, шансы удачного переворота по-прежнему невысоки. Во-первых, Ким Чен Ир весьма старательно искоренял оппозицию, и группировки, способной пойти на переворот и удачно его провернуть, на данный момент нет. Во-вторых, покушение на вождя будет воспринято как покушение на основы, а исторический опыт переворота Ким Ок Кюна 1884 г. или реформ Года Кабо 1894г. учат, что покушение на главу государства не воспринимается в рамках корейской традиции как легитимный акт. В-третьих, при наличии нескольких группировок остальным легче объединиться против того, кто покушается на принятый порядок. К тому же, такая радикальная вещь, как переворот, обычно используется в том случае, когда кризис назрел либо когда заговорщики собираются идти действительно на радикальные перемены.

Тем не менее, дальнейшая разработка вопроса о перевороте наводит на интересные размышления. Насколько велика вероятность того, что в случае снижения работоспособности Ким Чен Ира кто-либо из членов руководства может пойти на захват власти, определенно сказать нельзя, однако понятно, что в такой ситуации лишь самые глупые могут пытаться взять власть только ради власти. Более умные могут включиться в этот процесс из прагматических соображений (ешь, пока не съели тебя). А те, кто похитрее - для того, чтобы выторговать лично для себя наиболее приемлемые условия капитуляции, когда рано или поздно ситуация начнет выходить из-под контроля.

То есть, единственная серьезная мотивация для авторов переворота - попытка спасти свою шкуру. Ким Чен Ир является достаточно неудобным правителем и для Китая, и для Америки, и потому тот, кто осуществит переворот и сдаст живого или мертвого Кима своим хозяевам, скорее всего, получит шанс уцелеть во время последующих чисток.

Но вот каким после этого будет режим - уже отдельная история.

Закончив рассматривать варианты, при которых Ким Чен Ир жив, перейдем к анализу того, что может случиться, когда он покинет этот мир. Вероятно, о смерти Ким Чен Ира сообщат не сразу. Однако резонно представить себе, что в преддверии неминуемой смерти вождя или после нее этому будут сопутствовать усиление пропускного режима и закрытие границ, сосредоточение и перемещение войск и иные действия, отследить которые не составляет труда. Их пока не отмечают.

Весьма вероятно, что известия о смерти вождя вызовут такие же спонтанные массовые вспышки народного горя, как те, которые наблюдались после смерти Ким Ир Сена.

Тут надо сразу же отметить важность "правильной" реакции внешнего мира на смерть руководителя страны. Достаточно вспомнить, как Ким Ён Сам фактически завалил начинавшийся процесс межкорейского диалога тем, что не только не послал КНДР официальные соболезнования по случаю смерти Ким Ир Сена, но и дал команду на появление в прессе серии статей, в которых Ким Ир Сен активно демонизировался и выставлялся главным виновником всех проблем на полуострове (напомним, что Ким Ир Сен умер, осматривая места для возможного проведения саммита). Выказанное уважение или пляски на костях могут оказать большее влияние на выработку курса, чем кажется.

Сценарий N3. Тэвонгун

В данном варианте государством руководит утвержденный Ким Чен Иром "наследник престола". Однако ввиду молодости или слабости он является номинальным правителем, который в реальную власть будет входить постепенно. А пока действительные рычаги правления страной будут сосредоточены в руках регента, более опытного, но напрямую не принадлежащего к роду Кимов. В этом случае наиболее вероятная связка - это Ким Чон Чхоль в качестве наследника и Чан Сон Тхэк как регент.

Этот вариант вероятен потому, что смерть Ким Чен Ира означает появление вакуума власти, так как институциональная система выборов руководителя страны сейчас не работает, и даже если процесс запустить, это потребует достаточно длительного времени.

Представляется, что в рамках нынешней иерархии регент будет занимать пост премьер-министра либо первого заместителя Председателя ГКО, либо сам станет этим Председателем, в то время как наследник останется партийным главой. Однако можно предположить и административные перестановки с созданием для регента специальной должности "серого кардинала". Например, начальник аппарата ЦК или специально созданного секретариата при ГКО.

Понятно, что такой вариант, во-первых, промежуточный - на каком-то этапе либо регент оттирает наследника престола от власти и начинает править открыто, либо его пост изживает себя. Во-вторых, этот сценарий больше говорит о формальной структуре власти, а не о том, как будет меняться политический курс.

Поэтому здесь сделаем короткую паузу и поговорим о тех проблемах, которые в любом случае придется решать новому руководству страны.

Во-первых, необходимо найти решение ядерного вопроса, помня, что Северная Корея не откажется от ЯО по трем причинам.

Первая. Стране (а не режиму) нужна реальная безопасность, а вероятность американской агрессии на 100 % исключить нельзя. Безоговорочное ядерное разоружение возможно или в качестве элемента капитуляции перед условиями цивилизованного мира, или в обмен на весомые гарантии безопасности режима, будь то внешнее прикрытие или условный нейтралитет.

Вторая. Ядерное оружие является не только единственным видимым гарантом северокорейской безопасности, но и тем, что отличает КНДР от иных стран с подобным уровнем жизни. Имея ЯО, можно быть более уверенным в том, что твоя страна не станет вторым Ираком, а также предъявлять международному сообществу хотя бы какие-то требования. А без ЯО КНДР станет забитой страной третьего мира, которая уже не может ставить окружающим какие-то условия даже относительно объема и поставок гуманитарной помощи.

Третья. Есть уже упоминавшийся пропагандистский/внутренний фактор. Ядерное оружие является и зримым воплощением того, "во имя чего мы терпели лишения". Если этот символ обретенной мощи страны будет демонтирован, и КНДР ничего не получит взамен, это будет однозначно воспринято как потеря лица.

При этом стоит учитывать, что современная система международного права не работает, а это значит, что любой договор о неприменении силы в отношении Северной Кореи легко может быть безнаказанно нарушен. Ядерное же оружие - это "синица в руках". Можно обратить внимание и на то, что ядерная энергетика показана Северной Корее еще больше, чем Южной, и на то, что среди южнокорейцев тоже есть сторонники "объединения с сохранением ядерного потенциала", понимающие, что с точки зрения "западного мира" плохо не ЯО само по себе, а то, в чьих оно руках.

Во-вторых, период реформ, когда старые структуры ослаблены или разрушены, а новые еще не созданы, может привести к тому уровню разрыва связей, при котором экономическое положение большинства населения страны резко ухудшится. Да и вообще с продовольственной безопасностью - проблемы.

Где взять средства, чтобы накормить всех - очень серьезный вопрос, так как у Северной Кореи практически нет сырьевых ресурсов, которые были бы конкурентоспособными на международном рынке, ибо морально устаревшая технология их добычи формирует их невысокое качество при весьма высокой цене.

Тривиального решения нет. Гуманитарную помощь пока поставляют на таком уровне, чтобы страна могла выживать, но не жить. Увеличение ее объемов пока никому из поставщиков политически невыгодно, поскольку в ответ нет никакой отдачи. Проведенная Горбачевым "товарная интервенция", когда западные товары продавались на российском рынке по ценам ниже рыночных, а Советский Союз увеличил свой государственный долг, в КНДР малореальна. Не видно и особого желания иных стран вкладывать средства в развитие экономики КНДР: дело как в высоких инвестиционных рисках, так и в том, что руководство КНДР осознает, что межкорейские проекты могут иметь двойное дно.

В-третьих, необходимо правильно вести себя по отношению к внешнему давлению, которое в случае смены руководителя страны, скорее всего, усилится. Страны-соседи могут как начать проверять новый режим на "слабо", выясняя, насколько он способен к решительным действиям по защите своих интересов, так и пытаться понять, насколько он будет зависим от своей репутации в мировых СМИ. Вероятно и то, что новому руководству повторят весь набор предложений, о которых отказалось старое.

В основном, полагаю, речь пойдет об "информационном открытии" страны, после которого КНДР окажется более проницаемой, в том числе и для международных правозащитных организаций, само присутствие которых разрушает информационный барьер как одно из основных условий стабильности жесткой системы.

Наконец, очень важно осознавать и то, что ни один из новых правителей Северной Кореи не будет обладать такой легитимностью в глазах масс, как сын Ким Ир Сена Ким Чен Ир, а это значит, что его преемник может столкнуться с более оформленной критикой снизу.

Кроме того, Ким Чен Ир является фигурой, известной международному сообществу и заработавшей определенный рейтинг если не доверия, то уважения. Тому, кто его сменит, придется заново зарабатывать кредит доверия в глазах соседей из-за отсутствия того опыта общения с внешним миром, которым обладает нынешний руководитель.

Сценарий N 4. Коллективное руководство

После смерти Ким Чен Ира и при отсутствии силы, способной однозначно захватить власть, представители различных заинтересованных групп понимают, что они в одной лодке, раскачивать которую опасно. Развитие событий может напоминать период советской истории между 1953 г. после смерти Сталина до ХХ съезда КПСС в 1956 г. Здесь можно представить себе и определенные поиски стрелочников, и попытки выяснять отношения, "не вынося сор из избы". Так что коллективное руководство отчасти означает ситуацию, при которой заинтересованные группы во власти либо еще не окрепли, либо находятся в таком состоянии баланса сил, при котором ни одна группировка не может навязать свою волю другим, и им приходится вырабатывать консенсус и руководить вместе.

С институциональной точки зрения я вижу два варианта развития событий. Или роль основного государственного органа останется за Государственным Комитетом Обороны, у которого просто сменится глава, либо расклад во власти будет более соответствовать конституции страны. В этом случае можно ожидать определенного рассредоточения властных полномочий, чтобы страной реально управляло "коллективное Политбюро". К этому варианту можно отнести и "три года траура" по аналогии с ситуацией после смерти Ким Ир Сена, когда у КНДР не было формального руководителя.

Вопрос, как долго продержится такая форма правления, связан с тем, насколько легко заинтересованные группы смогу находить консенсус. Если это будет сложно, то решения по разным вопросам будут противоречить друг другу или не будут выноситься вообще, отчего государственная машина начнет буксовать и разваливаться, либо та или иная группировка решит радикально сменить правила игры, и успех будет сопутствовать тому, кто будет лучше вооружен или успеет выстрелить первым.

Какова будет политика коллективного руководства? Фраза "Я не желаю разделить судьбу Чаушеску" приписывается Ким Ир Сену, однако хорошо отражает естественное желание северокорейского руководства контролировать ситуацию и менять ее с минимальным риском получить дестабилизацию в стране и смену режима. К тому же чиновники, стоящие у власти, обычно совершают не переворот, а бюрократическую реорганизацию, перераспределяя власть за счет контроля правил игры.

Однако коллективное руководство будет иметь один структурный минус. Слабость любого авторитарного режима заключается в том, что он держится на своем вожде. Чем в большей степени первое лицо является не владыкой самим по себе, а первым лицом внутри системы (чье право самодержавно принимать решения ограничено аппаратом), тем меньше выгода от его устранения. Место одного займет другой, а политика в целом меняться не будет. Не случайно практика покушений на первых лиц уходит в прошлое.

Но поскольку в условиях командно-административной системы большая часть планов в голове руководителя, и он ими ни с кем не делится в полном объеме, то его выход из строя или снижение работоспособности сказываются на эффективности всей системы и приводят к ситуации, когда чиновники, не знающие всех деталей его замысла, вынужденно исполняют его волю не так или не совсем так, как под его непосредственным руководством.

Кроме того, когда у вождя нет явного преемника, власть делится между исполнителями, ни один из которых не квалифицирован достаточно, чтобы стать вождем. В результате борьба клик или начинается сразу, если клики четко сформированы, или какое-то время продолжается коллективное руководство, пока в ходе борьбы за власть не появляется новый лидер, который нередко опережает своих противников тем, что предлагает идею реформ.

Сценарий N 5. Реванш традиционалистов

Не исключен вариант, при котором гражданская администрация, старые военные кадры или те, кто разочарован в действиях Запада в обмен на попытки Северной Кореи как-то меняться, сумеют после ухода Ким Чен Ира переломить тенденцию. Людям данной группы с их прошлым и их воспитанием действительно может казаться, что от Запада принципиально нельзя ждать ничего позитивного, и потому контакты надо сократить до минимума, и если есть возможность "их" обмануть, ничего недостойного в этом нет. Что если потуже затянуть пояса и усилить моральное воспитание, проблемы рассосутся, ведь переживали и худшее. Что если сохранять агрессивную фразеологию в стиле "нанесем превентивный ядерный удар, превратив империалистических агрессоров в море огня", а иногда даже бряцать оружием, страну будут уважать и бояться.

С внешней точки зрения это может выглядеть или как откат к риторике периода "трудного похода" с постепенным возвращением ведущей роли партии и даже своего рода "возвращения к Ким Ир Сену", времена которого будут позиционироваться как идеал, к которому мы стремимся. Развенчание Ким Чен Ира малоосуществимо и маловероятно: его очень долго вводили во власть, и последние годы жизни Ким Ир Сена он и отец были как бы соправителями. Поэтому версия о том, что Ким Чен Ир "всё испортил", может показаться менее убедительной. Скорее в традиционной северокорейской манере случится очередная реструктуризация понятия "чучхе", портреты Кима-младшего уберут, сделав упор на культе отца, а основная власть окажется в руках представителей геронтократии.

Однако очень пожилой возраст этой прослойки ослабляет вероятность развития событий по данному сценарию. Большая часть старых соратников перешагнула 80-летний рубеж и вряд ли способна к руководству страной в сложных условиях.

Кроме того, такое политическое поведение скорее усилит тенденцию к развалу, т. к. "фарш невозможно провернуть назад" и снова мясом он не станет. Реакция на такую политику может быть похожа на возмущение народа против ГКЧП, которое действительно во многом было спонтанным. Нам важно то, что люди выступали не столько в поддержку демократов, сколько против попыток затащить их в далекое прошлое. Забитыми, голодными и испуганными людьми легко управлять при помощи палки, однако, как только хватка ослабевает, они быстро превращаются в агрессивную толпу, которую потом очень сложно загнать обратно "в стойло". Здесь уместно вспомнить и некоторые детали российского опыта, в том числе - последствия амнистии 1953 года или сдвиг в человеческой ментальности в течение 1991-1993 гг. Так что этот сценарий тоже может оказаться промежуточным на пути к социальному взрыву или победе иной фракции, которая сменит стратегию.

Именно поэтому я хотел бы отметить и почти конспирологическую стратегию, приписанную, конечно же, американским неоконсерваторам и рассчитанную именно на такой вариант. Своей жесткой политикой США как бы косвенно играют на руку традиционалистам, которые получают дополнительные аргументы для обоснования своей позиции и выдавливания конкурентов. Но, оказавшись у власти, консерваторы начинают действия, которые усугубят системный кризис и приведут к социальному взрыву и смене режима в выгодную США сторону.

Теоретически, с точки зрения управления тенденциями, эта схема может быть применима при большем уровне единства в американской администрации или приходе к власти республиканцев. Однако мне она все-таки напоминает рассуждения о ГКЧП как о сложной провокации, организованной демократами с тем, чтобы развязать себе руки и дискредитировать КПСС.

Сценарий N 6. Военная хунта

Как известно, политику сонгун отчасти можно трактовать как повышение роли армии во всей политической жизни, и Ким Чен Ир пытался сменить образ, двигаясь в сторону обычного военного диктатора, каких много. Поэтому допустим вариант, при котором власть в КНДР окажется в руках армии, причем это будет выглядеть как развитие прошлого курса.

Что будет стоять за внешним образом хунты помимо того, что армия будет в первую очередь заботиться о себе? Это зависит от того, какая именно группировка военных окажется у власти. Если это будет старый генералитет, привыкший жить в рамках жестких идеологических конструкций, можно ожидать политики, указанной в предыдущем сценарии + еще большего курса на жесткое противостояние окружающему миру вплоть до возможных демонстраций силы (включая, допустим, второе ядерное испытание или даже пограничные инциденты), а также попыток распространить милитаризацию на все сферы внутриполитической жизни. Естественно, это, скорее всего, не решит внутриэкономические проблемы, а закручивание гаек может увеличить социальное напряжение при том, что среди военных не просматривается человека с менеджерскими талантами Ким Чен Ира.

Подобный сценарий иногда используется даже сегодня в качестве своего рода жупела: "Вот помрет Ким Чен Ир, к власти придут генералы-экстремисты и все станет куда хуже, так что договаривайтесь с ним, пока он жив".

Более вероятен иной вариант, при котором хунту будут составлять "военные технократы", которые могут попробовать, не ослабляя гайки, повести страну примерно тем же курсом, с которого начинал Пак Чжон Хи.

В применении к северокорейским реалиям это может означать следующее:

-- Кампании по оздоровлению общества, включая борьбу с коррупцией и расстрелы за экономические преступления.

-- Использование репрессивного аппарата для мобилизации масс одновременно с созданием под эгидой государства корпораций на манер южнокорейских: поначалу упор будет делаться на экспортно- ориентированную экономику плюс попытки реконструировать то что было, а там как пойдет. Естественно, это подразумевает госзаказ и планирование, но более рациональное.

-- Дальнейшее усиление националистического компонента в идеологии, вероятнее всего трансформации чучхе в аналог южнокорейского чучхесона.(идеология национального субъективизма в правление Пак Чжон Хи)

-- Осторожные попытки улучшения межкорейского диалога и стремление к определенному лавированию между сверхдержавами под неформальным лозунгом "Если вам нужно буферное государство, будьте готовы платить за его существование".

Такой вариант может устроить многих, особенно если КНДР будет воздерживаться от агрессивной риторики, не будет перегибать палку в репрессиях против масс и грамотно лавировать между соседями, играя на том, что буфер нужен всем, а лишние расходы - никому. Если США отойдут от политики, направленной на активное причинение демократии всем кому можно, шансы режима на долгую жизнь тоже относительно возрастут.

Естественно, оба варианта сценариев предусматривают достаточно высокую степень единства в армейских рядах или ситуацию, при которой одна из военных группировок способна навязать свою волю остальным. Если этого не происходит, то группировки внутри армии начинают поддерживать разных лидеров или разные заинтересованные группы, либо страна сползает в сторону "бананизации", о которой речь пойдет ниже.

Сценарий N 7. "Бананизация"

Пожалуй, именно этот сценарий я предполагаю наиболее кошмарным, поскольку, по сути, речь идет о превращении Кореи в "failed state". К этому состоянию опять-таки могут привести несколько причин, начиная от борьбы за власть, которая не смогла определить конкретного победителя, и заканчивая ситуацией, при которой центральное правительство постепенно теряет рычаги влияния на регионы или структуры, и те начинают проводить политику в собственных интересах.

Однако наиболее видимый вариант превращения Северной Кореи в "банановую республику" связан с ситуацией, когда на первом месте оказывается именно "выживание режима". Власть закрывает глаза на все, что не несет ей угрозы, и при этом занимается своим личным обогащением, оказываясь не столько государственной властью в принятом понимании, сколько командованием самой большой банды.

При этом подобные режимы различных ставленников могут сменять друг друга, не увеличивая стабильности в целом, а власть в центре - сочетаться с наличием на местах "освобожденных районов", лидеры которых опять-таки могут быть аналогом как идейных партизан "Ыйбён", так и клоном китайских милитаристов. Конечно, деятельность местных правителей будет ограничена соседством Китая, и потому "золотого треугольника" в полной мере не получится. Однако если эти представители сопротивления будут находиться в оппозиции к режиму в столице и вести вооруженную борьбу с ним, логика событий и отсутствие поддерживающей их "большой земли" вполне могут превратить партизан в нечто, напоминающее чеченских полевых командиров.

В этой ситуации все пропагандистские страшилки, которые сегодня приписывают кимченировской КНДР, вполне могут стать реальностью. Это:

-- поставленное на широкую ногу производство наркотиков и экспорт их за рубеж при поддержке или посредничестве государства;

-- захват российских и не только российских кораблей в своих территориальных водах с последующими уничтожением команды и перепродажей судна и его груза;

-- предоставление своей территории и инструкторов для поддержки международного терроризма по принципу "кто больше платит";

-- торговля ядерными технологиями или ядерными отходами как компонентами для "грязной" бомбы;

-- потоки беженцев, используемые как прикрытие для перевозки наркотиков и/или торговли людьми;

-- массовое разворовывание гуманитарной помощи, внесудебный террор "эскадронов смерти или аналога "молодежных корпусов" и т. п.

В итоге Северная Корея может превратиться в региональный аналог Сомали.

Заметим, что тихое сползание в "бананизацию" более вероятно, чем громкое, под которым подразумеваются вооружённые разборки и гражданская война. Последнее более предполагает развитие событий по сценарию N 8.

Сценарий N 8. "Гуманитарная интервенция"

Если в результате описанного выше уровень нестабильности в стране возрастает слишком резко, она становится легитимным объектом для "миротворческой операции" (вариант "агрессии со стороны безумного режима" опять - таки проходит по линии конспирологов, а не исследователей).

Тут возможны два варианта. Первый - это вторжение Китая. Оперативные планы, посвящённые этой операции, известны уже с 2006 г. В этом случае дальнейшее развитие событий будет осуществляться по сценарию китайского внедрения, но этот сценарий мы рассмотрим отдельно.

Второй вариант - если в качестве "вторженцев" выступает "международное сообщество", и события развиваются по афганскому или иракскому варианту.

Поясню: афганский вариант предполагает, что события разворачиваются по предыдущему сценарию бананизации, и после какого-то особо потрясшего общественное мнение инцидента ООН принимает решение о вмешательстве.

Иракский же может быть применен и в случае, если у власти будет правительство, более контролирующее ситуацию, но проводящее нежелательную политику. Последнее, кстати, зависит от того, насколько, в частности, будет крепок и прозрачен пхеньянский ядерный щит. Если пхеньянское руководство "открывается" и окончательно сдает ядерную программу в обмен на обещание экономической помощи, то внезапно может выясниться что, "оказывается", Северная Корея еще не разоружилась до конца и имеет зловещие планы, которые обязательно надо как можно быстрее предотвратить, нанеся превентивный удар.

(Имхо, приход к власти в США Обамы понижает вероятность иракского сценария, но повышает возможность афганского/сомалийского).

Интервенция может завершиться как объединением с Югом при большем контроле США и сохранении американских войск, особенно на Севере, так и формальном сохранении суверенитета КНДР, который, правда, может быть весьма "банановым" (см. выше).

Но есть целый ряд моментов, препятствующих военному решению вопроса как основному. Во-первых, война всегда была "последним доводом королей", и это означает, что к ней прибегнут или в случае, если ситуация станет настолько критической, что потребуется такая жесткая превентивная мера, или случае, когда с новой властью в Пхеньяне не удастся договориться по-хорошему. С учетом того, что и Пекину, и Сеулу в целом есть, что предложить (как минимум, увеличение объемов экономической помощи и лоббирование интересов КНДР на международной арене), представляется странным вариант, при котором от помощи откажутся.

Особенно это касается Китая. Если к власти на Севере придут традиционалисты, с ними можно разговаривать на старом языке "дружбы, скрепленной кровью" и идеи совместного противостояния американо-японской экспансии. Если же это будут молодые прагматики, их можно соблазнить обещанием экономического процветания в случае, если КНДР станет окончательно элементом китайской периферии.

Конечно, можно представить себе специфическую ситуацию, при которой хаос в стране достиг такого масштаба, что поправить дело можно только интервенцией. Однако переход от нынешнего состояния дел к подобному хаосу мгновенным не будет, а это значит, что у всех сторон, заинтересованных в том, чтобы Северная Корея не стала failed state, будет время на то, чтобы попытаться остановить обрушение КНДР в хаос иными методами - необязательно военными.

Во-вторых, современное международное сообщество и без того весьма болезненно реагирует на попытки изменить послевоенный миропорядок силой оружия. Это значит, что действия одной стороны не будут проигнорированы всеми остальными соседями КНДР. Особенно если вторжение "международного сообщества" пройдет по линии ООН.

В-третьих, интервенция может закончиться формальной победой, однако захваченную территорию надо еще удержать. И здесь можно вспомнить, что и армия, и население Северной Кореи во многом ориентировались не на наступательную, а на оборонительную/партизанскую войну в условиях технического превосходства противника. К тому же, подобная внешняя агрессия нередко пробуждает национально-патриотические чувства даже у тех, кто до того мог относиться к родине индифферентно.

Сценарий N 9. Перестройка по-китайски

Этот вариант предполагает, что Северная Корея таки пойдет китайским путем реформ, начав с экономических преобразований и сохраняя политическую систему относительно неизменной. Действительно, этот вариант не требует особенно серьёзных политических изменений и отчасти накладывается на вариант хунты, так как, по мнению целого ряда экспертов-востоковедов, китайская модель развития во многом похожа на южнокорейскую. Разница будет скорее во внешних формах манифестации власти. Гражданское правительство выглядит более предпочтительным для переговоров на международной арене, но его способности контролировать ситуацию внутри страны могут быть несколько снижены по сравнению с хунтой ввиду того, что у гражданских не всегда хватает политической воли для жестких силовых решений.

Тем не менее, данный вариант может предполагать и определенные кадровые обновления, и большую экономическую открытость при попытке сохранить в политической сфере остатки железного занавеса.

Иное дело, что ориентация на КНР почти автоматически влечет за собой усиление экономических и политических связей с Китаем настолько, что с учетом географического положения этот сценарий может оказаться промежуточным перед следующим.

Сценарий N 10. КНДР- часть китайской "периферии"

В этом варианте Северная Корея фактически "уходит под" Китай, который возвращается туда в качестве сюзерена. Китайский путь объявляется основной политической и экономической стратегией. В чучхе выпячивается не столько коммунистический или националистический, сколько конфуцианский компонент, а при дальнейшей идеологической обработке оно может стать аналогом "азиатских ценностей". Китайская экономическая помощь, объем которой резко возрастает, позволяет решить часть экономических проблем в обмен на политическую лояльность и следование китайской внешнеполитической линии. Корейские отходники продолжают появляться в Китае, но делают это более цивилизованно. Во внешнеполитической сфере Северная Корея поддерживает китайскую модель многополярного мира и скорее рассчитывает на военное прикрытие Китая, так что бомба при этом варианте развития событий будет гарантированно сдана.

Меру "внешнего управления" можно рассчитывать по-разному, однако следует помнить, что традиционная модель Китая в качестве сюзерена не предполагает избыточного вмешательства во внутренние дела страны-вассала. Пекину будет важна внутренняя стабильность и поддержка внешнеполитических инициатив.

Развитие Северо-Восточного проекта в 2002-2007 гг. породило волну слухов о том, что КНР собирается аннексировать Северную Корею, но Китаю, у которого и без того хватает проблем с национальными окраинами, куда удобнее сохранять статус КНДР как буферного государства.

Что же до вторжения, то нам известно, чего Китай боится настолько, что готов ради предотвращения этого начать двигать войска. Этот документ, созданный в 2006 г., описывает основные угрозы, в первую очередь - потерю контроля над северокорейскими ядерными объектами и тот уровень хаоса, который может способствовать появлению неконтролируемого потока беженцев. При активной дипломатической деятельности Пекина до этого может и не дойти.

Вхождение Северной Кореи в "китайскую периферию" убирает значительную часть социально-психологических проблем, которые могут иметь место при форсированном объединении с Югом. В этом случае вероятность "охоты на ведьм" будет относительно низкой, а номенклатуре и армии найдут подходящее место. Вообще среди вариантов развития событий этот, пожалуй, наиболее спокойный и наименее кровавый, хотя проблем будет хватать.

Сценарий N 11. "Почти как сто лет назад"

По-хорошему, этот вариант должен бы быть вначале, ибо представляет собой вариант, похожий на ситуацию времен открытия страны в конце XIX в., когда при слабом ване за власть боролись разные партии. Тогда демократы и патриоты как бы оказались в разных лагерях. Те, для кого на первом месте были патриотизм и национальный суверенитет, под влиянием конфуцианской политической культуры связывали их с безусловным следованием традиции, часто скатываясь на позиции ретроградов. Те же, кто хотел для Кореи цивилизации и прогресса путем скорейшей (я бы даже сказал форсированной) модернизации, не видели возможности самостоятельного развития страны и полагали, что этого можно достичь только с помощью влиятельной сверхдержавы, будь то Россия, Америка или Япония.

Многое из этого легко повторимо, только на месте консерваторов будут ортодоксальные чучхеисты, а среди стран, на которые будут ориентироваться прогрессисты - КНР, США и РК. Центральная власть может управлять по системе сдержек и противовесов + опять-таки играть на роли КНДР как нейтральной зоны на пересечении интересов.

Вообще же, судьба северокорейских реформ зависит, во-первых, от ряда субъективных обстоятельств, а во-вторых, от благорасположения соседей Северной Кореи. Любые варианты реформ пойдут под очень жестким внешним давлением, причем оно будет направлено как на то, чтобы реформы шли определенным образом (будь то китайский путь или американская демократия), так и на обеспечение определенного развала системы с целью смены режима, а не его модернизации. Именно поэтому, завершив тему сценариев, я пройдусь по позиции стран-соседей и их вероятной стратегии по данному поводу.

Сценарий N 12. Перестройка по-советски

Данный сценарий предполагает, что события могут скорее развиваться по советскому, вернее по постсоветскому, образцу, предусматривая вариант, при котором власть начинает резко ослаблять гайки и пытаться проводить демократические реформы. Кроме того, для "постсоветского" варианта развития характерно стремление сначала разрушить плохо работающую политическую систему, а потом заниматься экономикой.

Такой вариант развития событий может очень быстро привести к полному разрушению железного занавеса; ослаблению роли ТПК и созданию в стране возможности реальной многопартийности; развитию "спекулятивного капитала" в рамках инициативы с мест, при которой его представители действительно смогут влиять на политику; вероятного появления диссидентов европейского образца из-за курса властей на открытие страны и, в итоге, опасной ситуации, при которой массы будут желать более быстрых перемен, чем те, что власть может им обеспечить. Выход из этой ситуации может быть различным - от существования на полуострове умеренно демократического режима при определенной поддержке Запада до сползания в хаос или форсированного объединения с Югом.

Будет ли такую "перестройку" сопровождать "гласность" (читай - такая же политика "гласности", как та, что была в СССР стараниями А. Яковлева, В. Коротича и Ко.), вопрос интересный и связанный с тем, решит ли оказавшаяся у власти группировка обвинить в нынешних бедах страны коммунистический режим или разыграть эту карту для того, чтобы избавиться от своих конкурентов подобно тому, как в советской истории это сделал Хрущев (думаю, не надо никому напоминать, что в преступлениях сталинского режима сам он был замаран не меньше, чем Маленков, Молотов, Каганович и Ко).

Представляется, что в изменении менталитета масс и распространении псевдодемократических идей в Союзе сыграла роль именно эта "новая пропагандистская линия", которая была курсом на десталинизацию и деидеологизацию. Открытие страшных тайн прошлого и разоблачение сталинского режима подорвали традиционные воззрения и подготовили почву для новых идей.

Между тем в современной Северной Корее провести "десталинизацию" физически невозможно, поскольку десталинизация шла по принципу "Сталин плохой, но система хорошая", а в КНДР нет человека, который мог бы сыграть роль подобного "глобального стрелочника". В северокорейских реалиях частично перечеркнуть прошлое невозможно.

Вероятность подобного развития событий оценивается мною крайне низко. Во-первых, судьба Советского Союза жестко сидит в мозгу северокорейской элиты как пример того, как не надо делать. Это четко видно из современных статей в ведущей северокорейской газете "Нодон Синмун". Во-вторых, в случае перехода к этой стратегии вероятность того, что все пойдет не так, и события будут развиваться по другому сценарию, больше, чем в других - зачем заведомо рисковать? В-третьих, перемены в Восточной Европе осуществлялись во многом снизу, но пусковым моментом для них все же было то, что новое поколение элиты было в меньшей степени подвержено правящей идеологии и в большей степени озабочено личным процветанием. Кроме того, у северокорейских масс отсутствует тот уровень отчуждения между властью и обществом, который был в Советском Союзе.

Какие же причины могут толкнуть КНДР по этому пути? Вижу три варианта, при которых это возможно. Либо, подобно Горбачеву, власть решит оттолкнуться от посылки о том, что поскольку "человек является хозяином всего и сам решает всё", людям нужно просто дать свободу действий, и их моральная природа направит их в нужную сторону.

Либо у власти окажется человек, которого, условно говоря, "замучает совесть", и он бросит все силы на повышение благосостояния народа и снятие барьеров, не до конца понимая, чем это чревато. Поскольку в глобализующемся мире автаркия не работает, корейскому режиму рано или поздно придется встраиваться в международные экономические процессы, а это связано с проведением реформ. Альтернатива означает необходимость дать умереть большому количеству населения. Велика вероятность того, что по данной причине реформы решат провести авральными темпами.

Либо позиции "поколения вторых секретарей" окажутся достаточно сильными, чтобы инициировать процесс реформ не столько ради народного блага, сколько для того, чтобы привести свои властные возможности в соответствие со своими желаниями и использовать демократические лозунги для того, чтобы "сдаться на выгодных условиях". Это, однако, упирается в очень каверзный и грустный вопрос: насколько велико в современной Северной Корее политическое двоемыслие, из-за которого в случае действительно серьезной угрозы часть северокорейской номенклатуры переметнется?

Следующий вопрос - а кому, собственно, будут сдаваться эти предатели, для которых главным станет сохранение своего относительно высокого уровня жизни? Новый покровитель должен гарантировать им безопасность. Так, чтобы их не выдали некоторое время спустя, когда изменится политическая конъюнктура.

Наиболее удобно сдаваться КНР, однако для этого необязательно устраивать перестройку. Поэтому в качестве вероятных кандидатов я скорее рассматриваю США и РК, причем США - в первую очередь. В глазах южан, особенно с учетом того, что теперь во власти консерваторы, они все равно останутся приспешниками старого режима, подлежащими репрессиям. Да, привычку Держать специальный штат чиновников для того, чтобы в случае внезапного поглощения Севера Югом РК располагала готовыми кадрами для управления вновь присоединенными провинциями страны, на данный момент вроде бы перестали, но все равно, в выборе между старым аппаратчиком и менеджером Самсунга однозначно выигрывает второй.

Не забудем и особенности южнокорейской политической жизни. В условиях кризиса объединенной Корее, безусловно, потребуется достаточное число "стрелочников" или "национальных предателей" для организации очередной охоты на ведьм. Если же "северные предатели" успеют "грамотно прогнуться" перед США, Америка сможет гарантировать им какую-то защиту и сформировать из них некую новую политическую фракцию, которая в объединенной Корее может претендовать на участие во власти.

Кстати, скорее всего, свое предательство эти люди будут объяснять тем, что они давно борются с режимом и намеренно проникли на столь высокие должности для того, чтобы развалить его изнутри, хотя, как я уже говорил, в действительности/пока оппозиции нет даже на уровне сложившейся группы реформистов. Это косвенно подтверждается тем, что среди многочисленных северокорейских перебежчиков нет ни одного, кто позиционировал себя бы как лидера некого сопротивления. Отсутствие такого человека говорит о том, что а) в стране нет групп, способных послать хотя бы одного человека через границу в Китай в потоке отходников (что, заметим, не так и сложно); б) северокорейские спецслужбы не пытаются провести аналог операции "Трест", потому что не видят в этом смысла. Таковой бы был, если бы с точки зрения наблюдателей существование оппозиционных групп и кружков было бы возможным, но, похоже, с отсутствием диссидентов в КНДР не могут свыкнуться только радикальные южнокорейские правозащитники христианской ориентации, периодически рассказывающие о катакомбной церкви там (думаю, в объяснение того, на что потрачены гранты) или выдающие случаи хулиганства за гражданское сопротивление режиму.

Ни один из тех перебежчиков, которых пытались представить аналогом восточноевропейских диссидентов, также не оказал на международное сообщество (не говоря уже об умах внутри страны) такого пропагандистского влияния, как Сахаров или Солженицын. Хван Чжан Ёп находится почти под домашним арестом и к его точке зрения мало прислушиваются даже в РК, а Кан Чхоль Хван, несмотря на широкоизвестную историю его жизни, не стал знаковой фигурой и работает журналистом в "Чосон Ильбо".

Сценарий N 13. "Внезапное" объединение

Все заканчивается поглощением Севера Югом. Не знающие корейской специфики демократические СМИ очень любят этот сценарий, но делают его совсем похожим на комикс, так как в их представлении весь северокорейский народ давно жаждет свободы и демократии (естественно, в южнокорейском варианте) и от активных действий его удерживает только тиранический режим. Следовательно, как только по внешним или внутренним причинам репрессивное давление ослабнет, борьба за свободу начнется ураганными темпами. По мнению теоретиков этого варианта, по образцу свержения Чаушеску.

На мой взгляд, форсированное объединение может произойти, когда контроль над массами и их желанием жить, как в РК, будет утерян на очень ранней стадии. Это может произойти по нескольким причинам: больший уровень развала бюрократических структур, чем кажется; неудача в обеспечении поддержания минимального информационного контроля; борьба за власть без явных результатов либо приход к власти группировки, которая сыграла на протестных настроениях и выбросила лозунг "декимизации".

Последняя версия представляется мне менее реальной (объяви Хрущев в 1956 г. об отказе от коммунистической идеологии, он бы долго не прожил). Более вероятна "революция снизу", которая может включать в себя массовый отток населения, массовые митинги с требованием объединения, пусть и на северокорейских условиях "конфедерации", и формирование проюжнокорейской группировки (с участием или без участия внешних сил, менее важно), которая приходит к власти на волне данных настроений, обещая всем, что "нынешнее поколение будет жить в единой стране".

Впрочем, самый смешной образец этого сценария даже предполагает "вторую корейскую войну", но это скорее сюжет для "крутого" фильма, комментировать который должны кинокритики, а не политологи: безумный режим нападает на Юг, однако получает достойный отпор со стороны международного сообщества; война переносится на территорию Севера, где, естественно, начинается демократическое движение, и оказавшийся между молотом и наковальней коммунизм рушится, после чего Корея радостно объединяется.

Тем не менее, у объединенной таким образом и/или в ближайшее время Кореи проблем будет гораздо больше, чем полагают те, кто считает этот сценарий хэппи-эндом. Но проблемам объединенной Кореи будет посвящен отдельный раздел.

Про объединение. О том, "почему не будет как в Германии"

Те, кто ориентируются на германский вариант, недопонимают, что уникальная ситуация, сложившаяся вокруг германского объединения в конце века прошлого, мало возможна в каком-либо ином регионе .

Прежде всего, создание нового государства из двух существующих с разными экономическими и социальными системами - вещь крайне затратная. Несмотря на превышение во многие десятки раз первоначальных оценок вложений в объединение Германии, о которых сегодня лучше лишний раз не вспоминать, восточные земли по-прежнему несколько отстают от земель бывшей ФРГ. В частности, разница в почасовой оплате труда достигала в разных районах объединенной Германии в 2004-2005 гг. до 1 евро. Уже в период второго срока канцлерства Г. Шрёдера деятели федерального правительства заявляли, что наличие разрыва в обозримом будущем надо принять как данность. В условиях экономики рыночной, не- или мало регулируемой вполне может образоваться замкнутый круг, когда из-за экономических проблем рабочая сила перемещается в более развитые части страны, а её недостаток в отстающих регионах ещё более затрудняет их экономическое развитие.

При этом следует учитывать, что экономика ФРГ еще до объединения уже была ведущей в Европе, да и ГДР, по оценкам многих экспертов, входила - при всех недостатках плановой экономики - в десятку развитых промышленных стран мира, а отнюдь не только восточного блока.

Даже краткое в историческом масштабе разделение на две страны вместе с традиционными и повсеместно существовавшими региональными отличиями приводит к тому, что, пусть подсознательно, разделение на "мы" и "они" существует и не исчезает даже у граждан, казалось бы, страны единой и объединившейся под массовые ликования. В случае с Германией, что признают и сами немцы, это разделение активно сохраняется до сих пор. Разница в мышлении между "осси" и "весси", их взаимное отношение друг к другу как к близким, но всё-таки не вполне своим, как отмечают многие германские мыслители, останется очень надолго. Дело в том, что расходы, которые, повторюсь, не приносят явных и моментальных плодов, могут усиливать взаимное отчуждение. Некоторые западные немцы подсознательно считают себя благодетелями, а получателей немалой помощи - из их кармана, как принято считать - малоинициативными и неблагодарными. Многие же восточные немцы, что понятно, тяготятся такой трактовкой объединения, и обвиняют "весси" в высокомерии. Положение осложняется еще рядом факторов.

Первое. В социальном государстве (каковым Германия, безусловно, является) социальные выплаты достаточно высоки, и часть населения, в том числе и в менее развитых новых землях, может позволить себе, что называется "жить на пособие".

Второе. Огромные "счета за единство" государство только из бюджета оплатить, очевидно, не в состоянии. По гласным и негласным договорённостям часть расходов неизбежно принимают на себя крупные концерны. Разумеется, свою роль здесь играют и вполне почетные патриотические мотивы владельцев крупного бизнеса, но также понятно, что подобные расходы приемлемы для них только в том случае, если в результате они за свои же деньги не получают себе конкурентов. Поэтому промышленность "новых", присоединённых, "земель" будет частью приобретена, частью просто остановлена новыми владельцами. Ситуация, когда заводы и фабрики будут закрыты, а вместо них будут открыты супермаркеты, будет мало способствовать национальному единению.

Осложняют задачу и клише холодной войны. Рассматривая вариант добровольного объединения, мы должны признать, что пропаганда каждой из сторон будет подавать объединительные процессы как именно свою победу. Если же, как в случае с Германией, речь будет идти об объединении на идеологической и экономической базе одной из сторон, инерционные тенденции в пропаганде могут сформироваться в полновесный комплекс победителя и побеждённого со всеми его последствиями для общества уже единой страны.

При этом надо учитывать, что неизбежные негативные стороны капиталистической экономики, равно как и упрёки в лености, имеют особую остроту для бывших граждан страны, некогда гарантировавшей всем гражданам занятость и где прославлялся именно усердный и честный труд. Повторюсь - Германия имеет свою неповторимую специфику и, безусловно, находится в ином положении, но экономические трудности процесса возможного объединения и реакция общества на эти неизбежные трудности имеют шансы повториться в Корее.

Интересно отметить, что германское руководство, похоже, изначально готовилось к тому, что первоначальная эйфория вокруг объединения быстро начнёт угасать из-за неизбежных "житейских трудностей", и подготовилось, насколько это вообще было возможно. В частности, одним из первых шагов в так называемых "восточных землях" было весьма оперативное приведение дорог и линий связи к стандартам Германии Западной. Как представляется, сделано это было совершенно сознательно, причём эффект имелся в виду скорее не экономический, а психологический - продемонстрировать немедленное и ощутимое улучшение жизни после объединения.

Немаловажным аспектом успешного объединения Германии является историческая подоплёка и исторически сложившийся германский менталитет. Тут, по моим наблюдениям, интересен некий дуализм. Прежде всего, как говорят сами немцы, они жители своего округа, потом - жители федеральной земли, затем - "осси" или "весси", затем - граждане Германии и уже только после этого - граждане объединённой Европы. Это достаточно легко объяснить, если мы обратимся к истории.

Священная Римская Империя Германской Нации (СРИГН) не была государством с жёсткой центральной властью, даже столица порой "кочевала" (например, одно время столицей тогдашней Германской империи была столица нынешней Чехии). Германских государств было великое множество, в период наибольшей раздробленности их число приближалось к тысяче. А с другой стороны - в состав СРИГН входило значительное количество территорий и владений с этнически не-немецким населением. Как следствие, для немца равно привычны и сильный федерализм; и проживание в государстве, где весьма ощутимы местные и региональные различия; и то, что органы власти разнесены по территории страны (в 2004 году переезд федерального правительства ещё не был стопроцентно завершён). Как это ни покажется странным, но такой взгляд на вещи объективно способствовал процессу объединения, помогая сглаживать неизбежные разногласия и расхождения. К тому же, вновь по причинам историческим, централизация и унитарность вряд ли могут быть приняты немцами, поскольку федерализм был отменён именно в период нацизма, а современная Германия последовательно отвергает практику того периода.

Вторая сторона германского менталитета также, на мой взгляд, связана с историей. Раздробленность вела, с одной стороны, к постоянным конфликтам между внутригерманскими центрами силы (в разные периоды это были Бавария, Австрия, Саксония, Пруссия), а с другой - к вмешательству в германские дела сил внешних. В Германии сталкивались интересы папы римского, Франции, Дании, Швеции, Польши, Испании, Российской империи. В основном на территории Германии и в основном за счёт её ресурсов и потерь проходила Тридцатилетняя война, когда немцы-католики и немцы-протестанты выясняли, чья вера "правильнее" - а кончилась война разорением страны, гибелью Ў, а местами и 9/10 населения, и падением, как бы сейчас сказали, "международного престижа". Спустя почти век некоторые современники описывали немцев как нацию беззащитную и безобидную, хотя к этому времени Фридрих Второй уже правил Пруссией. Потом был период наполеоновских войн, когда карта страны многократно перекраивалась, а бывшим правителям древних княжеств и епископств в утешение досталась лишь фраза "ваша независимость ведь и была лишь воображаемой". Как ответ на поражения и иноземный диктат, в стране поднялась патриотическая волна, причём многие уже тогда говорили о единой, не ослабленной внутренними распрями стране. После того, как были восстановлены старые границы и монархии, идеи единства не исчезли, современное знамя ФРГ - это знамя повстанцев, которые в середине века требовали отмены феодальных пережитков и объединения. Спустя некоторое время Пруссия переняла этот лозунг и реализовала его на практике.

Таким образом, идея национального единства как ценности самой по себе, печальный опыт, к чему приводит чрезмерная децентрализация - на мой взгляд, являются важной частью исторической памяти и национальной идеи немцев. Разумеется, в условиях, когда после свержения гитлеровского режима и Второй мировой войны страна вновь оказалась разделена - это было для народа ощутимым и повсеместно ощущаемым ударом. Несмотря на конфронтацию холодной войны, экономические и идеологические различия ГДР и ФРГ, вряд ли столь важная черта менталитета могла быть заглушена.

Б. Камингс выделяет еще несколько причин неприемлемости для Кореи германского сценария. Во-первых, между немецкими государствами не было братоубийственной войны, которую очень хорошо помнит старшее поколение и на Севере, и на Юге, подсознательно воспринимая другую сторону как врага. Северокорейцы, которые участвовали в войне, абсолютно справедливой с их точки зрения, безусловно, будут куда более жестко противостоять попыткам Юга навязать им свой образ жизни и тем более выдвигать претензии к ним как к агрессорам.

Во-вторых, на территории ГДР вплоть до 1989 г. находилось значительное количество советских войск, - Горбачёв не вывел их из казарм и фактически дал событиям развиваться вместо того, чтобы (как это сделал бы до него любой другой генсек), использовать их для спасения режима Хоннекера.

В-третьих, по уровню развития демократии (общие свободы, социальные программы, роль и место профсоюзов и т. п.) Южной Корее очень далеко до Западной Германии. А ведь именно представление о достаточной защищенности масс на Западе во многом толкнуло восточных немцев к объединению.

Не забудем и то, что, несмотря на относительную толерантность, серия скандальных и в достаточной мере политически окрашенных процессов против представителей верхушки партноменклатуры или органов госбезопасности имели место и там, а сегодня опасный рост национализма и экстремизма наблюдается именно в Восточной Германии.

Тем более что в Южной Корее за германским вариантом следили и следили внимательно. С первыми новостями об экономических и социальных проблемах в восточных районах объединенной Германии в РК отметили, что корнем проблем там стал не только разрыв в экономике, но и то, что, как оказалось, по разные стороны Берлинской стены жили "разные" немцы. А поскольку разница между ментальностью современных среднестатистических северных и южных корейцев значительно больше, чем у западных и восточных немцев, и, следовательно, масштаб социальных проблем при объединении Кореи также может оказаться гораздо шире, чем при объединении Германии, теперь "немецкий вариант" приводят в пример в другом контексте, вспоминая существование рядом двух таких государств с общим языком и очень близкой культурой, как Германия и Австрия.

В общем, как иронически отметил один из моих американских собеседников во время моего обучения в 2003 г. в Колледже исследований безопасности при Центре исследований безопасности в АТР в Гонолулу на Гавайях, "разминировать минные поля на ДМЗ куда сложнее, чем разобрать на кирпичи Берлинскую стену".

Отдельного и серьезного разговора заслуживает и вопрос о том, как после объединения сложатся судьбы достаточно большой группы северокорейской элиты (как чистой номенклатуры, так и военных, инженеров, учителей и т. п.). В случае объединения все они окажутся выброшенными: чиновники - потому что они служили старому режиму; военные - потому что 4-ая по величине армия в мире вряд ли будет кому-то нужна; инженеры и врачи - потому что они работают с технологиями в лучшем случае 30-летней давности и не знакомы с компьютерной грамотой и английским языком.

Неслучайно важным условием будущего объединения считается проблема поиска подходов к северокорейской элите, которая нуждается в гарантиях безопасности. Аппаратчики помнят то, что произошло с элитой/номенклатурой соцстран Восточной Европы, и будут всеми силами сопротивляться, чтобы не попасть под будущие люстрации. Для того чтобы они позволили режиму меняться, у них должны быть гарантии безопасности.

Даже если смена режима НЕ будет сопровождаться охотой на ведьм и сведением счетов, проблемы остаются. Хотя материальное положение северокорейцев улучшится, оно а) улучшится не настолько, чтобы желания совпали с возможностями; б) неминуемо будет сочетаться с превращением северян в народ второго сорта. С поправкой на очень серьезную разницу в менталитетах это закладывает в общество объединенной Кореи структурную мину небывалой силы, эффект от взрыва которой может оказаться сильнее событий во Франции.

Почему? В отличие от элиты, у которой будет хотя бы какой-то выбор - успеть уехать (точнее - иметь теоретическую возможность сбежать), у "среднего класса КНДР" (куда я отношу и военных, и мелких и средних чиновников) такой возможности нет. Но именно этот слой в наибольшей степени пострадает от последствий смены режима, поскольку конкурировать с южнокорейскими коллегами, т. е. с аналогичным социальным слоем там, они не смогут, да им никто этого и не даст. Даже сейчас наблюдается нежелание Запада и Юга учить северокорейских специалистов современной экономике под предлогом/из-за боязни того, что понимание особенностей современного рынка может дать им основу для проведения новых афер, более сложных и материально выгодных.

С точки зрения циничной политики миллион представителей данной группы надо просто убить. Это самый простой и самый короткий путь устранения проблем, связанных с их возможной дальнейшей судьбой. В иное время так бы и поступили, тем более что в таких ситуациях обычно начинает работать закон больших чисел, когда из-за обилия дел у административной системы нет возможности влезать в каждый конкретный случай. Но поскольку на дворе не 1970-е, их скорее всего просто предоставят самим себе.

Будут ли корпорации РК реанимировать промышленность КНДР для своих целей? По указанным выше причинам, скорее нет, чем да. Наиболее вероятно развитие ситуации по германскому варианту, когда северокорейскую рабочую силу будут использовать на южнокорейских предприятиях. При этом, скорее всего, на неквалифицированной работе.

Между тем, в ситуации, когда форсированное объединение усилит общественную поляризацию, в рамках которой бывшие северяне окажутся на социальном дне, сработает еще один неприятный момент: почти все, кто "ждал перемен", рассчитывают на то, что при новой системе все бонусы старой останутся с ними. Следовательно, криминализация данного слоя или уход отдельных его представителей в группировки левацкого толка, которые вполне могут использовать терроризм как один из способов политической борьбы, вполне вероятны. Особенно с учетом того, что военную и специальную подготовку в КНДР прошло очень много народу.

Ясно, что маргинализируются не все, но принимая во внимание количество военных и спецслужбистов в КНДР в целом, а также то, что для данной прослойки северокорейского общества криминализация может оказаться естественным развитием ситуации (что еще делать человеку, умеющему только убивать?), появления северокорейских преступных группировок ждать надо, причем вследствие своего прошлого и полученного там боевой и психологической подготовки они могут оказаться серьезным конкурентом и триаде, и якудза, и российским браткам. Как отметил один из моих респондентов, "если они появятся у нас, точно выгонят кавказцев со всего Дальнего Востока России, а, возможно, и из Сибири". Я отчасти согласен с этим мнением с поправкой на то, что с точки зрения развертывания нелегальной деятельности Россия имеет определенные плюсы по сравнению с Китаем. В том числе - менее жесткую манеру работы силовых структур. "Радует" только то, что современная Южная Корея является для подобных "бригад" еще более лакомым куском с точки зрения неготовности полиции стравляться с такой угрозой.

Теперь об угрозе терроризма. Так как пропаганда КНДР работает долго, уверен, даже если большинство населения сменит свои взгляды, какое-то количество "истинно верующих" все равно останется, и их будет довольно много. Такое меньшинство способно воспринимать ситуацию как предательство и оккупацию, особенно если вместо примирения и забывания прошлого новая власть начнет "охоту на ведьм". Эта тенденция может привести и к появлению чучхейских террористов, которые будут позиционировать себя как наследников антияпонских партизан или Ыйбён начала ХХ века. Со всем, что к этому прилагается и с учетом того, что последние годы КНА готовилась именно к партизанской/диверсионной войне.

Позиция и стратегия стран-соседей

Мы уже обращали внимание на то, что судьба реформ в КНДР в значительной мере зависит от внешних факторов, и в первую очередь - от желания стран-соседей потворствовать данному процессу. Именно поэтому завершающая часть нашего исследования будет посвящена тому, как эти страны видят ситуацию в Северной Корее и какова может быть их стратегия в ситуациях, разворачивающихся "после Кима".

Республика Корея

Как сказал один из преподавателей Центра Исследований Безопасности в АТР, если объединение произойдет сейчас, то через 50 лет Объединенная Корея может стать державой уровня Китая или Японии, однако для этого она должна благополучно пережить первые 5-10 лет, что будет чрезвычайно накладно.

В эпоху холодной войны южанам все было ясно. "Мы должны помочь двадцатимиллионному корейскому народу, но надо уничтожить режим Ким Чен Ира, вокруг которого постепенно затягивается петля". Рано или поздно, под воздействием внешних сил или внутреннего кризиса "антигосударственный режим Севера" будет сметен, и "на временно оккупированных территориях" будет установлена законная власть. Чаяния страдающего под гнетом диктаторского режима народа, наконец, сбудутся, а угнетавшая его прослойка понесет заслуженное наказание.

"Германский" сценарий отражал точку зрения идеалистов, которые рассчитывали, что на фоне общей демократизации стены рухнут сами, и все сведется к рок-концертам в демилитаризованной зоне и счастливому братанию южан и северян.

Примерно такие же планы изначально строил Север, планируя чучхеизацию Юга. Провести серию реформ, установить свои порядки и репрессировать несогласных. При этом и Север, и Юг исходили из того, что народные массы "другой половины страны" обязательно поддержат именно их, ибо а) объединение - первейшая мечта любого корейца, б) они страдают под игом диктатуры и мечтают о лучшей жизни, в) то, что им предлагаем именно мы, и есть эта лучшая жизнь.

А. Ланьков отмечает определенные изменения в тональности северокорейской пропаганды. Если раньше ситуация с уровнем жизни в РК замалчивалась, то теперь о Южной Корее уже не говорят как о стране, где все плохо, а народ страдает под гнетом американских империалистов и их марионеток. То, что там живут хорошо, признается, но при этом делается акцент на то, что, в отличие от Севера, на Юге утрачены истинные национальная традиция и духовность. И объединение начинает рассматриваться уже как вариант, когда Юг обеспечивает промышленный потенциал, а Север - истинную национальную идентичность, не замутненную внешним влиянием.

Однако и планы Севера, и планы Юга строились на том, что, несмотря на разницу в идеологии или политической системе, весь корейский народ представляет собой, в общем-то, единое целое, и это будет основой взаимодействия южан и северян, которые станут совместно строить общее будущее.

В начале 1990-х годов, после развала восточного блока, на Западе и в Южной Корее с радостным предвкушением ждали буквально со дня на день крушения КНДР, а Ро Тхэ У уверенно заявлял, что уже где-то к 1995 г. корейцы будут жить в единой стране.

Ким Ён Сам использовал термин "мягкая посадка", а Ким Дэ Чжун перешел к политике "солнечного тепла", направленной на то, чтобы терпеливо растапливать лед недоверия. Примерно этой же политики РК придерживалась и при Но Му Хёне, однако с этого времени в отношении РК к возможному объединению стала проглядывать некоторая смена парадигмы.

Пока левые находились в оппозиции, они очень активно критиковали власть за недостаточное рвение в вопросах межкорейского диалога и подготовки к объединению. Однако, придя к власти, они начали осознавать масштаб проблемы.

Во-первых, стало понятно, во сколько обойдется объединение. Даже при восточногерманском варианте объединения расходы Сеула на поглощение Севера по не самым пессимистическим оценкам могут составить порядка 700 млрд. долларов, что превышает ВВП Южной Кореи в полтора раза. По выкладкам американских экономистов, опубликованным в журнале "Wall Street Journal", объединение страны будет стоить 1,5 триллиона долларов, что составляет валовой национальный продукт РК за три года.

Если же брать в расчет сценарии с гражданскими войнами, лучше вообще не считать.

Такие расходы страна не вынесет, и неясно, сколько еще лет потребуется для того, чтобы подобную сумму можно было выделить из бюджета Юга без серьезных внутренних потрясений и резкого снижения уровня жизни. Вопрос о кредите на эти нужды не рассматривается, поскольку, с одной стороны, после кризиса 1997 г. у населения РК сложилось вполне определенное негативное отношение к МВФ, а с другой - неясно, даст ли сейчас МВФ деньги рк, и если даст, то что потребует взамен.

Как бы то ни было, ясно, что общий уровень жизни после объединения будет падать или, как минимум, перестанет расти, что ударит по позициям именно левых.

Очень важно понимать, что большинство граждан Юга не готово рисковать своим личным благополучием и ослаблять свой уровень жизни ради объединения. Если северокорейцы сами придут к ним сдаваться, они их примут, но если на Севере начнется "стрельба", они вряд ли станут вмешиваться, особенно силовыми методами. Южнокорейская армия - призывная и в основном состоит из единственных детей в семье. Такую армию никто не станет посылать на убой.

Далее, с увеличением контактов стало виднее, что на Севере и Юге, возможно, живут разные корейцы.. На Юге растет количество тех, кто имел дело с северянами в разных межкорейских проектах и, грубо говоря, северяне им не понравились. Их упрекают в лени и лживости, особенно - перебежчиков, которые очень активно лгут для того, чтобы повысить свой статус, и готовы изобретать любые мифы, чтобы доказать свою ценность (последнее понятно, т. к. перебежчиков все больше и в среднем отношение к ним все хуже). Северокорейским рабочим приписывают менталитет совковых работяг, которым нужен постоянный присмотр, и главное - даже по росту и виду (более низкий рост, плохая кожа и т. п.) они как бы не воспринимаются как "свои корейцы".

По сути, Север уже не часть единой общности, но те, кто так думает, боятся это признать и высказать это открыто, так как "Корея одна" и "Объединение - главная цель всего корейского народа" являются основными государственными мифами.

В результате, придя к власти, левые отчасти попали в собственную ловушку. Понимая, какие неприятности несет форсированное объединение, они не могли так просто изменить стратегию. Поскольку заявить, что ты против объединения, в РК равносильно политическому самоубийству, сегодняшняя тенденция - оттягивать сроки объединения настолько, насколько можно. Со времени прихода к власти Ким Дэ Чжуна в РК заговорили о том, что объединение непременно наступит, но не сейчас, а, возможно, лет через 5 - 10 как минимум. Появился лозунг "мир важнее объединения". Причем под словом "мир" понимается скорее статус-кво. Что же до образцов, то левые ориентируются на нечто, похожее на модель союзного государства России и Белоруссии, которое формально вроде бы есть, но процесс его формирования идет, идет и идет...

Версия скорого объединения в результате форс-мажорных обстоятельств поддержкой не пользуется, но объединение по-прежнему рассматривается как поглощение Севера, а не как слияние двух относительно равных субъектов, когда при построении единого государства используются элементы и того, и другого.

Что, однако, было сделано? Любые действия, которые могли быть восприняты как подготовка "оперативного плана 5029", были отринуты как возможность для провокаций. Впрочем, в условиях прозрачности современного южнокорейского общества любая серьезная операция с количеством участников порядка 10 тыс. человек не может быть тайной.

С приходом Ли Мён Бака ситуация несколько изменилась. Во-первых, на данный момент РК еще не вышла из той полосы, когда, повинуясь логике фракционной борьбы, новый президент действует по принципу: "Главное - не так, как предшественник". Во-вторых, хотя Ли Мён Бак выбирали как "экономического" президента, в его команде отчасти в силу той же логики фракционной борьбы оказалось достаточно много консерваторов старой закалки, которые восприняли его избрание как признак недовольства левыми вообще, а свое вхождение во власть - как возможность "отмотать время назад". Их отчасти поддержали и те, кто был недоволен "неблагодарностью" КНДР, и тем, что политика "солнечного тепла" не дала мгновенной отдачи. При этом, испытывая определенный кадровый кризис и находясь под постоянным боем со стороны левых, Ли Мён Бак вынужден идти на уступки правым и "терпеть" подобное поведение.

В этом контексте обратим внимание на два момента. Первое - это листовки (довольно грязноватого содержания), которые массово запускают на Север на воздушных шарах через 38 параллель южнокорейские правозащитные организации. В них муссируется моральный облик Ким Чен Ира, перечисляются имена похищенных северокорейскими спецслужбами южнокорейцев, - в целом их контент напоминает геббельсовские листовки, распространявшиеся на советской территории. Официальные власти РК формально осуждают это явление и заявляют, что не могут нести ответственность за действия неправительственных организаций. Однако есть одна важная деталь. Листовки запускаются из режимной зоны, подходы к которой контролируются войсками и полицией и куда невозможно проникнуть тайно, особенно - с грудой воздушных шаров и мешками листовок. Поэтому КНДР закономерно воспринимает эти акции как санкционированные сверху.

Второе - это попытки власти (причем, как ни странно, не только министерства образования, но и министерства обороны) заткнуть рот историкам. Дело в том, что при Ким Дэ Чжуне и Но Му Хёне были открыты архивы, и некоторые темы перестали быть запретными. Молодые историки преимущественно левых взглядов обработали значительный массив документов, свидетельствующих о том, что и Север был не так ужасен, как это описывалось ранее в официальной пропаганде, и в истории Юга много темных и кровавых мест, особенно в правление Ли Сын Мана и Пак Чжон Хи. Стали известны очень неприятные факты из истории подавления восстания на острове Чечжудо, а специальная комиссия с участием таких ученых, как Чон Хён Су, изучавшая сравнительные размеры "красного" и "белого" террора во время корейской войны и перед ней, пришла к неожиданному выводу: число жертв "белых" (особенно жертв внесудебных расправ) превосходило число жертв "красных" почти вдвое. Более того, "корейская Катынь" около Тэчжона, которая ранее считалась одним из наиболее ярких свидетельств зверств северян на оккупированных территориях, оказалась продуктом деятельности Юга.

Консерваторы попытались объявить эти исследования политически ангажированными, но, не имея возможности победить оппонентов в научной дискуссии (слишком велик оказался массив приведенных фактов), применили административный ресурс по полной программе. На защиту левых историков выступили их западные коллеги и, похоже, в научной среде начинает разворачиваться серьезная кампания.

В результате складывается занятная ситуация. На фоне декларированного желания нового президента США вести межкорейский диалог и даже встретиться с Ким Чен Иром, РК, из-за необходимости действовать с оглядкой на США, может потерять стратегическую инициативу, что еще более понизит рейтинг Ли Мён Бака в глазах масс, а возможности РК конкурировать с китайским влиянием и бороться с КНР за северокорейский рынок оказываются существенно сниженными. Ибо если Южной Корее мешает Закон о национальной безопасности и иные рудименты военного прошлого, КНР со своей стороны действует гораздо более активно и решительно.

Более того, на фоне разворачивающегося экономического кризиса уже начинаются робкие разговоры о том, что если Ли не удастся справиться с экономическими трудностями, дело может кончиться импичментом. И вообще, следующим президентом, скорее всего, снова станет левый.

КНР

Пожалуй, среди всех стран-соседей КНР наиболее серьезно готовится к возможным переменам и занимается их прогнозированием. А. Ланьков говорит, что, побывав в Китае, он оценил профессионализм и информированность людей, которые занимаются Северной Кореей. По его мнению, они прагматичнее и глубже, чем специалисты из РК, которые часто выдают желаемое за действительное. В течение последнего времени на северокорейское направление брошено большое число дипломатов и ученых, которые ранее занимались иной проблематикой. Нынешний посол в Пхеньяне - один из них, ибо по основной специальности он является американистом. Кстати, посол КНР в Пхеньяне имеет такой же высокий статус и ранг замминистра, как, скажем, посол КНР в России или США. Китайское внедрение на Север рассматривается как долгосрочная стратегия, имеющая возможные политические последствия.

Дело в том что, несмотря на быстрое развитие Китая, стране хватает внутренних проблем. Для того чтобы успешно их решать, Пекину необходима "благоприятная окружающая среда". Иными словами, сопредельные с Китаем страны не должны быть для него источником проблем, а желательно - входить в его "зону ответственности" в рамках многополярного мира.

(Не забудем и про Корейский автономный район КНР, подавляющее большинство населения которого считает себя китайцами корейской национальности и лояльно Пекину. Китайцы со смехом говорят, что бедность Северной Кореи и националистический пафос Южной равно отталкивают население автономного района, несмотря на то, что уровень связи и контактов между его обитателями и корейскими государствами очень велик. Язык и культура тоже в целом сохранены: без знания китайского языка в целом прожить можно, если функционировать только внутри сообщества. И более того. Все вывески и все товары должны иметь тексты на китайском и корейском языках. Причем текст на корейском по объему должен быть не меньше, чем текст на китайском. Тем не менее, А. Ланьков говорит о декореизации в том смысле, что молодое поколение воспринимает свой корейский статус как статус нацменьшинства и стремится влиться в мейнстрим, а не быть аналогом "каких-нибудь хуэй-ев".)

Тем не менее, способность Пекина влиять на Пхеньян меньше, чем нам может казаться. Во-первых, межгосударственные контакты Китая во многом связаны с взаимодействием правящих партий и их идеологической совместимостью, однако идеи Ким Ир Сена и Ким Чен Ира скорее противоположны идеям Дэн Сяопина. И "взаимное доверие между лидерами двух стран серьезно подорвано". Во-вторых, сыграла свою роль смена поколений. Если старшее поколение руководителей во многом было объединено совместным прошлым, то сейчас те, кто "вместе делил горести и радости во время войны", либо умерли, либо сошли с политической арены.

Тезис о том, что китайское влияние в КНДР в настоящее время ослабло, и Китай этим недоволен, ошибочен в исходной посылке. Дело в том, что с конца 1950-х, когда Ким Ир Сен разгромил у себя прокитайскую фракцию, в стране не было организованной силы, которую можно было бы назвать китайским лобби. Северная Корея никогда не использовала в отношении Китая принцип "служения старшему" (садэчжуый) и, более того, в отношениях между КНР и КНДР бывали периоды очень значительного обострения.

Отметим, что в Северной Корее китайцев активно не любят. Китайские дипломаты даже жаловались, что на шестисторонних или на иных китайско-северокорейских переговорах, северокорейцы на них просто орут.

В качестве программы - максимум Китай интересует Корея, которая была бы его стратегическим союзником хотя бы в той мере, в какой является Россия: проблем и противоречий хватает, однако общие интересы и общие угрозы имеют более важное значение, и потому противоречия стараются сгладить, а проблемы решать в рабочем порядке. При этом в Пекине понимают, что ни Север, ни Юг не являются и не будут являться таким образцовым и послушным вассалом, каким была Корея до конца XIX в. Поэтому программа - минимум сводится к поддержанию статус-кво и управлению тенденциями, которые со временем могут изменить ситуацию в более благоприятную для Китая сторону.

КНР интересует не столько проведение в Северной Корее реформ по китайскому образцу, сколько политический курс, более отвечающий современной политике Пекина: б?льшая открытость, в том числе для китайского политического и экономического проникновения, мХньший уровень национализма и стремления демонстративно вести самостоятельную политику.

Пока же главное - не допустить неблагоприятные изменения или/ и максимально сгладить их последствия. Действующий режим плох, но альтернативы - хуже. И поэтому Ким Чен Иру надо оказывать поддержку, но в меру: давая ему существовать но, не давая зарываться; усиливая там свое влияние и "выдавливая Запад" на экономическом фронте. Кроме того, очень важно то, что если Запад, и особенно - США, навязчиво требует мониторинга распределения гуманитарной помощи, ни Пекин, ни Сеул этого не делают.

Важно: Китай уже не является жестко централизованной системой, в которой экспертное сообщество и общественное мнение лишены плюрализма и твердо защищают точку зрения официальной власти. По корейскому вопросу существует определенная палитра мнений, часть которых в той или иной мере оппозиционна правительственному курсу. Есть и те, кто считает, что совместные действия против КНДР пойдут на пользу китайско-американским отношениям, и готовность КНР поддержать международное сообщество в действиях против одной из стран-изгоев улучшат образ Китая на международной арене и помогут ему впоследствии более качественно защищать свои собственные интересы. Есть те, кто считает допустимым "обмен КНДР на Тайвань". Такие позиции, скорее всего, связаны с тем, что ценность КНДР как буфера в значительной мере зависит от общего курса на противостояние или интеграцию: буфер важнее, когда есть противостояние или холодная война. В иной ситуации его значение снижается.

Надеясь на лучшее, китайцы готовятся к худшему. Они серьезно укрепляются в нижнем течении реки Амноккан. Кадрированные воинские части заменяются регулярными (полного состава), разворачиваются системы ПВО. Отремонтирована секретная железная дорога, которая идет вдоль границы и предназначена строго для переброски воинских частей.

Насколько КНР готов к военному решению? Информация о том, что "по данным американских экспертов, у Китая есть планы действий на случай нестабильности в КНДР, предусматривающие отправку туда войск для обеспечения безопасности ядерных боеголовок и материалов", была приведена в докладе "Глаз не спуская с непослушного соседа: китайские взгляды на экономическую реформу и стабильность в Северной Корее". Этот доклад был подготовлен сотрудниками Центра стратегических и международных исследований и Института мира по итогам визита в Китай в конце июня 2007 г. и размещен на сайтах этих организаций.

Оставляя за скобками тот важный момент, что разработка подобных планов есть рутинные занятия генштабистов, разберем данный момент более подробно, поскольку введение войск рассматривалось только как ответ на кризисную ситуацию в КНДР.

На время отложим в сторону и то, что основная часть данного плана разрабатывалась в 2006 г., когда на фоне ракетного пуска и ядерного испытания давления на Пхеньян было больше, и такой слив информации мог иметь и простую цель - сделать его сговорчивее.

По данным китайских экспертов, "в случае нестабильности в Северной Корее, приоритетной задачей Китая будет предотвращение пересечения границы потоком беженцев", который хлынет в приграничные провинции Китая, вызвав там гуманитарную катастрофу.

Заметим, что приток беженцев/отходников и без того является для китайских властей достаточной проблемой. Во-первых, он создания специальной инфраструктуры. Во-вторых, это служит источником политического напряжения, так как по соответствующей договоренности с Пхеньяном их всех положено депортировать, но полностью закрыть границу не представляется возможным.

В-третьих, беженцы служат источником социального напряжения, так как процесс их доставки в Китай и обустройства там зачастую носят криминальный характер и являются аналогом работорговли. Местные власти, в том числе и силовики по обе стороны границы, как стригут с этого процесса деньги, так и обеспечивают себе отчетность, закрывая план по пойманным нелегалам (возвращая и репрессируя определенный их процент), что заставляет остальных беженцев дополнительно платить за риск.

Как отмечает А. Ланьков, ядерная Северная Корея является меньшим злом, чем американские войска на Амноккане. Однако 200 тыс. бандитов на территории КНР, возможно, являются большей неприятностью, чем соседство с американской армией. А перспектива образования в Китае большого количества преступных группировок из числа северокорейских беженцев представляется Пекину весьма реальной.

Среди иных угроз назывались военный конфликт на Корейском полуострове (без указания на его инициатора); опасность вовлечения Китая в этот конфликт (например, в связи с необходимостью выполнить союзнические обязательства); радиоактивное заражение китайской территории в результате диверсий, военных действий или техногенной катастрофы на северокорейских ядерных объектах и вероятное попадание ядерных технологий или ядерных материалов в руки террористических групп или торговцев оружием; иное изменение положения на Севере, при котором КНДР превращается в "failed state", руководство которого не может контролировать ситуацию. В этом случае в зоне ответственности Китая возникает очень тяжелый очаг конфликта, на который Пекин будет вынужден тратить силы и ресурсы, отрывая их от более насущных нужд и рискуя получить из-за этого внутренние проблемы.

При подобном развитии событий на китайских военных будет возложено выполнение, по меньшей мере, трех миссий: "гуманитарной" - например оказание помощи беженцам; миротворческой или "поддерживающей порядок", когда солдаты, к примеру, будут действовать в качестве полицейских; "контроля за окружающей средой" - ликвидации радиоактивного заражения в случае ударов по ядерным объектам Северной Кореи близ границы с Китаем и обеспечения безопасности оказавшихся бесконтрольными ядерных боезарядов и расщепляющихся материалов".

Предпринимая подобные действия, Китай предпочел бы получить официальное разрешение ООН и тесно координировать с ней свои действия. Однако, если международное сообщество оперативно не прореагирует на быстрое ухудшение обстановки в Северной Корее, то Китай будет стремиться к проявлению инициативы в восстановлении стабильности в регионе.

Иными словами, речь идет не о смене режима, а об операции по обеспечению стабильности, в первую очередь - контроля над ядерными объектами. Сюда же входят обеспечение нормально работающих государственных структур, гуманитарная помощь и т. п. Даже не о "миротворческих силах", основная цель которых - пресечь внутренний конфликт, сколько о "борьбе с хаосом" в более широком смысле.

Подчеркивается, что подобная операция будет осуществлена с разрешения ООН. По аналогии с Австралией в Восточном Тиморе или Евросоюзом в Косово, Китай планирует как бы обеспечить себе мандат ООН на поддержание стабильности в том регионе, который является его "сферой ответственности".

Таким образом, Китай выказывает намерение обеспечить контроль над потенциально проблемным регионом, но сделать это в рамках "цивилизованных стандартов", принятых в существующем международном миропорядке.

К тому же, стоит помнить, что, будучи единственной страной, которая действительно может осуществить подобную операцию на территории Северной Кореи, Китай пока не имел опыта таких "миротворческих акций". "Замирение" пограничных территорий ранее проходило по совсем иной модели, более жесткой, а в общемировых мероприятиях, посвященных миротворчеству, китайские войска участия не принимают.

Зато китайцы открытым текстом говорят, что если случится так, что они в КНДР войдут, так просто они уже оттуда не выйдут. С их точки зрения, почему они должны оставлять территорию после того, как они навели там порядок? До присоединения дело, конечно же, не дойдет, но из КНДР вполне могут сделать исключительно прокитайский буфер наподобие Дальневосточной Республики.

Встретит ли китайское вторжение сопротивление со стороны КНА - отдельный вопрос. С моей точки зрения, само вторжение возможно только в такой ситуации, когда армия либо будет занята чем-то другим и не будет представлять угрозу для вторгающихся, либо перестанет существовать как армия. Кроме того, по некоторым сведениям, и сейчас КНР подкармливает в основном армию, а Ким Чен Ир чистит ее от прокитайских элементов.

Таким образом, главное для Китая - стабильность, а не то, кто именно стоит у власти в КНДР и каким путем он к ней пришел. Поэтому, если новая власть покажет, что способна обеспечить стабильность, Китай не будет выступать против нее . Если нет, КНР готов решать проблему сам, но был бы не против, если бы разгребание того, что может произойти в случае превращения Северной Кореи в failed state, выполнит кто-то другой.

США

Описание американских стратегий в северокорейском вопросе стоит начать с важного замечания о том, что, с одной стороны, смена власти радикально стратегию не изменит, а с другой - что единой стратегии нет. Разноголосица связана с тем, что в США есть несколько "заинтересованных групп", имеющих разные точки зрения по этому вопросу..

Во-первых, это разделение между теми, кого, по выражению А. В. Воронцова, можно условно назвать "прагматиками" и "мессианцами". Первая группа, как понятно из ее названия, придерживается прагматического подхода к решению северокорейской проблемы и считает, что ее быстрое урегулирование на американских условиях снизит уровень возможной напряженности, пресечет нежелательную для США тенденцию "ядерного домино" и в целом будет способствовать росту престижа Соединенных Штатов как объективной силы, способной быть честным гарантом международной безопасности.

Прагматики склонны в меньшей степени демонизировать КНДР. Главное - чтобы Северная Корея перестала быть ядерной державой, являясь структурной угрозой американскому миропорядку, провоцируя те тенденции, которые могут нанести ему вред. И поскольку реальная угроза со стороны Северной Кореи не так велика (особенно если "не наступать ей на мозоли"), ее можно оставить в покое либо перейти к стратегии "мягкой силы", сконцентрировавшись на тех проблемах, которые для Америки более важны.

Сторонники "мессианского" подхода выступают за тотальное распространение либерально-демократической модели любыми средствами вплоть до смены режима в стране. Переговоры с "тиранами" они воспринимают как знак слабости Америки и поощрение диктатора, а их стратегия декларирует курс на его полное уничтожение, ибо "Америка не договаривается со Злом, а побеждает его" (Дик Чейни). Можно обратить внимание на то, как представители этой группировки в той или иной мере пытались торпедировать действия прагматиков или снизить эффект от достигнутого ими результата.

Во-вторых, можно отметить противостояние представителей "Америки протестантского пояса", и "Америки больших городов". Первые в большей степени пронизаны мессианской идеологией до уровня "современных крестоносцев" и готовы вести войну, пусть и необязательно "горячую". Вторые предпочитают более тонкие методы воздействия, в первую очередь - использование механизмов глобализации и международных организаций. Даже в случае с КНДР первые традиционно напирают на "ядерный шантаж" а вторые - на "нарушение прав человека".

В-третьих, кроме "ястребов" и "голубей", можно выделить и "циников", для которых важны геополитические интересы Соединенных Штатов в регионе вообще. Несмотря на революционные тенденции в военном деле и развитие доктрины "места вместо баз", Корейский полуостров является чрезвычайно выгодным для Соединенных Штатов плацдармом (особенно с учетом роста вероятности того, что конкуренция между США и крепнущим Китаем может превратиться в конфронтацию), а демонизированная КНДР является хорошей причиной американского военного присутствия.

Север полуострова нужен им не столько как плацдарм, сколько как зона контролируемой нестабильности, которая бы, как незаживающая гноящаяся рана, отвлекала силы, средства, ресурсы региональных держав и тем самым ослабляла их в качестве вероятных противников Америки. Поэтому превращение Северной Кореи в горячую точку, сохранение там одиозного режима сталинского типа или окончательный развал системы (либо ее трансформация в криминальный коррумпированный режим) им гораздо выгоднее, чем Северная Корея, которая грамотно движется курсом реформ и не станет такой уж тяжелой гирей на ногах Юга после объединения.

Для чего Штатам "гири на ногах РК"? Если объединение произойдет ненасильственным путем и по схеме внутреннего протектората, то независимо от того, будут на территории объединенной Кореи американские войска или нет, контроль Вашингтона над Сеулом ослабеет. А наличие проблем неминуемо повлечет за собой активное участие Соединенных Штатов в их решении. И под предлогом поддержания нарушенной стабильности, они скорее увеличат свое влияние.

Можно сказать, что Северная Корея как бы приносится в жертву американским интересам ради того, чтобы влияние США в Северо-Восточной Азии сохранялось и крепло. А с учетом вероятного противостояния США и КНР возможность создать под боком у Китая военный плацдарм или зону контролируемой нестабильности весьма соблазнительна.

Точку зрения циников во многом подпитывает то, что ни значительная часть политиков, ни общественное мнение Америки не готовы превратить "почетного члена оси зла" в равного партнера на переговорах. Более того, в условиях непростого положения, в котором сейчас находятся США, это будет выглядеть, как отказ Америки от роли верховного гегемона, насаждающего демократию, то есть то, чего допустить нельзя. К тому же, для среднего обывателя США КНДР - это маленькая страна непонятно, где.

Вопрос к Вашингтону "Готовы ли вы перестать воспринимать Пхеньян, при всей его определенной одиозности, не как лубочное "государство инфернального зла", и действительно начать с ним переговоры, а не замаскированные под переговоры манипуляции, призванные дестабилизировать ситуацию или обеспечить "смену режима?" не менее сложен и тяжел в решении, чем, допустим, вопрос к Пхеньяну о его готовности отказаться от ядерного оружия.

Кроме этого, на политическую конъюнктуру влияют и международная обстановка (обратим внимание на ситуацию в Ираке и Афганистане) и внутриполитическая ситуация.

При республиканцах стратегия США по отношению к Пхеньяну напоминала ту, что применялась против СССР - ставка на внутренний коллапс из-за сочетания внешнеполитической изоляции, изматывающей в экономическом смысле гонки вооружений и усиления американских союзников. Демократы, похоже, собираются прибегать к "мягкой силе", но подробности станут ясны позднее, ибо надо помнить, что Хилари Клинтон - не дипломат и не политолог. Поэтому важно, кто станет ее заместителем по странам Дальнего Востока. Если это будет Билл Ричардсон, который в бытность сенатором несколько раз посещал КНДР и слывет прагматиком, можно ожидать определенного потепления отношений до того уровня, который был во время правления Клинтона. Если это будет Ричард Холбрук, которого корееведы помнят не только по его роли в событиях в Югославии, можно ожидать продолжения курса республиканцев с незначительными корректировками.

Кроме того, как отмечает А. Ланьков, в Соединенных Штатах сегодня практически нет специалистов по современной КНДР, особенно - университетских ученых. Чем это объясняется? Во-первых, из-за недоступности основных источников исследования Севера, за немногими исключениями, не соответствуют нормальным стандартам исторического или социологического исследования и на взгляд "нормального" историка-социолога-экономиста выглядят довольно странно и легковесно. Во-вторых, чтобы стать специалистом по Северу, Севером надо заниматься изо дня в день, год за годом, тратя на это непропорционально много сил и средств с неясной перспективой востребованности этих знаний в будущем.. Посему почти все, кто сейчас занимается Севером, не корееведы в точном смысле слова: Б. Камингс - историк и политолог, Н. Эберштадт - демограф, М. Ноланд - экономист. По-корейски они не говорят и почти не читают.

Безусловно, что в случае перемен в Северной Корее Соединенные Штаты не останутся в роли пассивных наблюдателей, но выбор стратегии будет зависеть не только от ситуации на Корейском полуострове, но и от того, чей подход внутри Америки возобладает.

"Мессианцы", безусловно, будут стараться доломать режим вплоть до муссирования темы превентивных ударов и ужесточения внешнеполитического давления. Их цель будет заключаться в падении "ужасного режима" и дальнейшей демократизации с тем, чтобы страна оказалась в сфере американских интересов.

Курс США на конфронтацию естественным образом подрывает позиции сторонников реформ - хотя бы потому, что "коней на переправе не меняют", и для проведения демократизации требуются определенная политическая стабильность и отсутствие враждебного окружения. Страна может оказаться вынужденной вернуться к старой модели, ибо, как говорил Ким Чен Ир, "открытие страны, являющейся военным лагерем, неизбежно приведет к ослаблению ее военной мощи". Между тем начавшийся в КНДР процесс необратим, а, пытаясь задержать его развитие, традиционалисты сами искусственно разогреют ситуацию до критической.

США могут разыграть и иную очень неприятную для Северной Кореи комбинацию: выждав, пока новые тенденции достаточно разовьются, резко усилить давление с тем, чтобы спровоцировать внутри страны кризис (вплоть до переворота), который бы привел к власти противников реформ. Расчет строится на том, что новое закрытие страны спровоцирует социальный взрыв такого масштаба, что север Корейского полуострова превратится в новый "район контролируемой нестабильности", для изменения ситуации в котором присутствие там США будет крайне необходимо.

Однако такие сложные планы требуют большего уровня внутреннего единства и согласованности, чем сегодня есть в США, и даже если сей прогноз частично совпадет с реальностью, я буду воспринимать это как стечение обстоятельств.

Прагматики также не упустят свой шанс, но их стратегия будет скорее сводиться к попытке развала режима изнутри и вскармливания там демократических сил. Хаос или война будут выгодны им в несколько меньшей мере, так как они будут исходить из принципа экономии сил и ресурсов с поправкой на то, что с их точки зрения Америка не нуждается в маленькой победоносной войне. Многие из них, такие как Кеннет Квинонес, полагают, что на коллапс режима рассчитывать нельзя. Образующийся после него политический вакуум может стать источником не меньших, а то и бСльших проблем.

От циников резонно ожидать стратегии раскачивания лодки и превращения Северной Кореи в "failed state". Это позволяет убить трех зайцев: а) избавиться от коммунистического режима, записав себе это в победы; б) сохранить исходящий из Северной Кореи тот уровень угрозы и нестабильности, который бы оправдывал американское военное присутствие в СВА; в) создать под боком у Китая и России проблемную зону, которая отвлекала бы их от развития.

Как бы то ни было, попыток изменить образ Северной Кореи при помощи СМИ (хотя бы на уровне позиционирования Ким Чен Ира как "одного из многих военных диктаторов") пока не просматривается.

Япония

Судя по рейтингу общественного мнения, Северная Корея воспринимается японцами как страна, представляющая для их родины наибольшую угрозу. И во власти, и в массах присутствует определенный консенсус по поводу того, что в критической ситуации пхеньянский режим не остановится перед тем, чтобы ударить по Японии или американским войскам в Японии, что, в сущности, одно и то же, всей мощью своего оружия. Эта угроза воспринимается не как гипотетическая (наподобие американского ядерного удара по Советскому Союзу, о возможности которого говорили, но всерьез эти разговоры не принимались), а как нечто вполне реальное.

Именно потому любую северокорейскую демонстрацию своих военных возможностей японцы сопровождают разговорами о сокращении помощи или принятии репрессивных мер против Северной Кореи, а достаточное число японских чиновников, ученых, журналистов полагает, что цель оправдывает средства, и считает морально оправданными любые меры и действия, направленные на радикальное избавление от проблемы - в том числе и те, которые сторонним наблюдателям кажутся сомнительными с моральной точки зрения.

Подобная тяга к "непрямым действиям" объясняется тем, что стоит японским правым радикалам заговорить о прямых действиях (читай "о превентивном ударе"), как на их головы проливается поток обвинений в возрождении милитаризма со стороны не только собственных левых, но и Китая, Кореи, России и всех тех, кто не хотел бы возрождения времен Второй мировой. К тому же, на данный момент возможности Японии в проведении самостоятельных военно-политических акций ограничены, и для того чтобы силы самообороны были способны на них, их надо превратить в полноценную армию, что пока, как минимум, противоречит Конституции страны.

Можно сказать, что в информационной войне против КНДР японская пресса играет ведущую роль. Даже если два из трех ее пропагандистских сообщений будут затем разоблачены как ложные, запрограммированный осадок все равно остается. Кроме того, за то время пока "утка не убита", ее, как правило, успевают растиражировать СМИ третьих стран, которые привыкли полагаться на японскую прессу как на источник достоверной информации. Между тем, опровержение до таких СМИ может и не дойти, примером чему - дезинформация о падении северокорейской боеголовки в нескольких десятках километров от Находки, после чего представители желтой прессы начали нагнетать ситуацию, рассказывая байки о том, что состав упавшего груза" может вызвать региональную экологическую катастрофу.

В Японии же публикуется большая часть "антикимченировской" литературы, особенно - разнообразные воспоминания беглецов и перебежчиков, формирующие образ КНДР как ужасной антиутопии, управляемой безумным и развращенным тираном. Сюда же статьи с рассказами о том, что в КНДР до сих пор 30-40 тысяч человек ежегодно умирают от голода, 4 % населения находтся в положении бездомных бродяг, кочующих в поисках еды, а Ким Чен Ир болен диабетом в опасной форме и жить ему осталось не более пяти лет.

Действенными рычагами влияния на Северную Корею Япония не обладает. Вынужденная дрейфовать в сторону проамериканской политики или возрождения национализма, она не только отказывается от каких бы то ни было позитивных действий в отношении КНДР (чего стоит ее позиция на шестисторонних переговорах, которая ведет к тому, что остальные страны-участники уже начинают задумываться о том, не заменить ли ее иной страной, имеющей интересы в этом регионе и способной к конструктивному диалогу?), но и наиболее активно раскачивает ситуацию с точки зрения дестабилизации режима на Севере. При этом, похоже, отсутствует понимание, что крах северокорейского режима затронет и ее.

К северокорейскому рынку Япония присматривалась, но, несмотря на визит в КНДР Д. Коидзуми в 2002 г., намерения так и остались намерениями. С началом "ядерного кризиса" Япония заняла настолько негибкую позицию, что отход от нее сегодня может повлечь за собой негативную реакцию общественного мнения внутри страны. В результате с учетом растущей экономической активности КНР Япония имеет шансы опоздать к разделу пирога.

И последнее. Важным направлением японской политики является то, что можно условно назвать национал-шовинизмом. Эта тенденция связана с желанием пересмотреть итоги Второй мировой или, как минимум, отделаться от роли главного виновника всех бед Китая и Кореи в течение последнего столетия. Но если в отношении России, Китая или РК территориальные, и не только, претензии Японии наталкиваются на существенное сопротивление, давление на КНДР (например, будируя проблему похищенных, в которой много неочевидных моментов и темных мест) в глазах международного сообщества выглядит более легитимным, с одной стороны, и безопасным - с другой.

Подведем итоги. Налицо две отчасти противоположные тенденции. С одной стороны, каждая из стран, обладающих рычагами влияния на КНДР, будет "тянуть одеяло на себя", пытаясь вынудить Северную Корею развиваться в максимально выгодном для нее направлении. Для КНР - это движение по китайскому пути реформ и статус буферного государства, входящего в "благоприятную периферию". Для РК - это медленное движение в сторону объединения/поглощения. Для США - это ситуация, при которой кНДР в том или ином виде оправдывает геополитические стратегии Америки в Северо-Восточной Азии.

С другой, ни одна из окружающих Корею держав не имеет особенного желания взять на себя "очистку Авгиевых конюшен". Здесь можно вспомнить печальный опыт КЕДО, когда два реактора на легкой воде не были построены не только из-за недостатка политической воли, но и потому, что никому не хотелось особенно вкладываться и быть "самым рыжим". У всех хватает проблем на иных, более приоритетных направлениях.

Что делать России?

Об изменении северокорейской системы достаточно много пишут и говорят не только специалисты Института Дальнего Востока РАН, но и такие ученые, как А. Ланьков, А. Мансуров, С. О. Курбанов. Рискну сказать, что в научной среде эта точка зрения является доминирующей, а внутренняя дискуссия ведется, в основном, по двум направлениям: насколько глубок системный кризис в КНДР и насколько северокорейские власти контролируют ситуацию.

Интересно, что сторонников данной точки зрения нередко пытаются обвинить в проюжнокорейской пропаганде. Правда, делают это, как правило, те, кто плохо знаком с настоящей южнокорейской или американской пропагандой на эту тему, которая, наоборот, активно старается не замечать какие бы то ни было перемены на Севере, ибо образ сталинского реликта значительно больше соответствует образу врага, особенно для российской аудитории.

ВЗдение КНДР как идеальной антиутопии присутствует в России у двух типов аудитории, каждая из которых сильно окрашена идеологически. В обоих случаях в КНДР продолжают видеть некий символ, и потому почти все отмеченные мной фото-отчеты о поездках в КНДР описывают "путешествие в Советский Союз", из-за чего их авторы видят не реальную Северную Корею, а нечто окрашенное их отношением к советскому прошлому.

Для молодого поколения левых, особенно - радикальных коммунистов, Северная Корея еще в большей степени, чем Куба, являет собой пример социалистического государства, которое, невзирая на все чинимые ему препятствия, продолжает героически существовать, подтверждая жизнеспособность идей, которые оно исповедуют. Поэтому признать наличие в Северной Корее чего-то подобного российской перестройке им психологически тяжело.

Также, для многих сочувствующих КНДР эта страна оказывается символом успешного или относительно успешного сопротивления американскому нажиму. Как прямому военно-политическому, так и экономическому или культурному. А поскольку антиамериканизм является определенным элементом мировоззрения левой интеллигенции (он может принимать много форм, вплоть до рассуждений о том, какой тупой средний американец), неприятие американского образа жизни превращается в приятие их противников.

Наши либеральные демократы тоже предпочитают не замечать перемены в КНДР, а если и замечать, то трактовать их как признак агонии режима. В этом их позиция солидарна с точкой зрения официальной Америки, но базируется на несколько иных мотивациях. Как и молодые коммунисты, они не замечают наличия в Северной Корее традиционного конфуцианского субстрата и приписывают все элементы авторитарного режима советскому влиянию.

Можно с определенностью сказать, что, хотя с морально-этической точки зрения режим Ким Чен Ира можно оценивать неоднозначно, ситуация, при которой он жив, дееспособен и руководит страной, является наилучшим для России вариантом.

России невыгоден военный конфликт на Корейском полуострове, ибо риск того, что российский Дальний Восток может быть задет, достаточно велик. Напомним, что в случае удара по ядерным объектам Северной Кореи при сушествующей розе ветров радиоактивное облако достигнет Владивостока через 2 часа.

России, безусловно, невыгодно нахождение американских войск на территории Северной Кореи. Дружескими отношения наших стран назвать нельзя, и возможность США контролировать деятельность наших вооруженных сил, находясь непосредственно в приграничной зоне, не соответствует российским национальным интересам.

Вообще, любое превращение Корейского полуострова в зону контролируемой нестабильности или гуманитарной катастрофы тем или иным образом вынуждает нашу страну тратить на решение этой проблемы значительные силы и средства, которых на нашем Дальнем Востоке не так уж много (гуманитарная помощь, укрепление границы, решение вопроса с потоком беженцев и т. д.). А последнее может в той или иной мере отразиться и на внутренней ситуации в стране. РФ устраивает не революция, а медленная и постепенная модернизация режима на Севере.

Авральное объединение Севера и Юга тоже создаст нам проблемы. Во-первых, объединенной Корее будет не до экономического сотрудничества с нами. Все силы и средства ее уйдут на подъем Севера. Во-вторых, из-за сильной разницы менталитетов северян и южан и последующих психологических проблем адаптации их друг к другу в стране стоит ожидать резкого скачка криминала. При этом уход в оргпреступность может оказаться очень логичным ходом для значительной массы северокорейских силовиков нижнего и среднего звена. Понятно, что "новая корейская мафия" будет, в основном, действовать на территории РК и Китая, но нашему Дальнему Востоку тоже достанется. При этом надо помнить, что это будет хорошо организованный и обученный противник, которому нечего терять.

Не самым лучшим вариантом для России является и полный "уход" Северной Кореи в сферу китайского влияния. Если это произойдет, то конкурентоспособность российских экономических проектов на территории КНДР, а равно - доля России в многосторонних проектах с участием корейских государств станет стремиться к нулю.

Получается, что для России все типы развития ситуации нехороши, но по-разному. Нам практически приходится решать, какое из зол является для нас меньшим. С другой стороны, и российский интерес в КНДР не так велик. С точки зрения циничного политика, максимум того, что может получить Россия в сотрудничестве с Севером, это а) иметь достаточно влияния для получения полезной /оперативной информации о происходящем; б) обеспечивать защиту своих деловых интересов (в том числе и многосторонних проектов с участием КНДР); в) обеспечивать защиту своих политических интересов, если таковые возникнут.

Вместо заключения

Б. Камингс как-то заметил, что крах режима "в самое ближайшее время" Северной Корее пророчат с начала 1990-х, а после смерти Ким Ир Сена - можно сказать, ежегодно. Я хорошо помню, как после смерти Ким Ир Сена 90 % южнокорейских и большинство американских ученых полагали, что время режима истекло, и он продержится от 3 мес. до 3 лет. Однако и специалисты ЦКИ ИДВ РАН, и их южнокорейские коллеги из университета Ханъян были в составе того меньшинства, которое не верило в скорый крах северокорейского режима.

Деятельность Ким Чен Ира показала, что при умелом управлении, грамотном лавировании и аккуратном расходовании ресурсов режим может просуществовать более долгое время, чем тот средний срок, который определили ему аналитики. Однако это не вопрос о том, победит он или проиграет, а вопрос о том, сколько еще он будет оставаться у власти. Идеальной антиутопии давно нет, и многое меняется. В первую очередь важно то, что способность бороться с негативными структурными процессами постепенно слабеет (причин три: ослабление информационной изоляции, меркантилизация населения как частичная смена ментальности и наличие коррупции, которая дает возможность откупаться, пусть и не всем, не всегда и не везде). При этом повышается зависимость от внешних факторов, на которые власть КНДР прямо влиять не способна (это как внешнее давление стран-соседей, так и возможность новых природных катаклизмов). В результате вероятность того, что в Северной Корее могут (но не обязаны, это именно вероятность) произойти те или иные потрясения, возрастает.

Это указывает на тенденцию, но не говорит о том, что КНДР вот-вот рухнет. В целом ресурс системы еще не выбран до конца и расходуют его аккуратно. Даже уход Ким Чен Ира с политической арены не означает немедленный конец КНДР как суверенного государства.

В том виде, в каком мы ее знаем, Северная Корея будет существовать до смерти Кима и ориентировочно 1-3 года после нее. Примерно столько времени уйдет на то, чтобы новое руководство или погрузило страну в состояние социального кризиса, или под давлением международного сообщества пошло на кардинальные реформы, которые могут пойти двумя путями. Либо в сторону демократизации и вероятного объединения с Югом, либо в сторону движения по китайскому пути и существования в качестве регионального буфера или части китайской "периферии".

Верить в то, что в течение ближайших 5-10 лет Юг безболезненно поглотит Север - пустые мечты. Объединить Корею более сложно, чем Германию, и это видно всем заинтересованным сторонам, не желающим уподобиться тому крестьянину из сказки, который подтягивал колосья, чтобы они быстрее росли, а в результате остался без урожая. Тем более не стоит ждать, что зимой-весной 2009 года на территории полуострова начнется военный конфликт.

Любителем "плясок на костях" не стоит предвкушать, что стоит "тирану" умереть, и немедленно наступят изобилие и демократия. Смерть Ким Чен Ира, при всех его недостатках, это не конец проблем на полуострове. Более вероятно, что это - их Начало.

Так что, "крепкого здоровья и долгой жизни Полководцу!".

P.S. Послесловие или...сценарий без номера

В 2003 г. во время обучения на Гавайях при "мозговом штурме", посвященном вопросу о том, какова будет картина Корейского полуострова через 25 лет, я пытался разработать сценарий максимально мягкого варианта объединения, который без особых комментариев представляю ниже.

Наше вЗдение ситуации предполагало своего рода "внутренний протекторат" Юга над Севером, существующий де-факто, но не де-юре, базирующийся на следующем.

Страны-соседи, заинтересованные в увеличении своего политического и экономического влияния, оказывают КНДР экономическую помощь не в форме гуманитарных поставок, а в форме восстановления экономической системы как таковой. Понятно, что каждая сторона захочет привязать Северную Корею к себе, но конкуренция между ними заставит "стран-спонсоров" действовать более динамично.

Постепенно Южная Корея прибирает к рукам северокорейскую экономику (поток инвестиций должен быть направлен на восстановление структуры, а не на форсированное проведение реформ), а также получает возможность мониторинга процесса принятия политических решений.

Такое положение может продлиться достаточно долго - до тех пор, пока Север не будет относительно "подтянут" до уровня Юга. Ким Чен Иру остается ограниченный суверенитет и своего рода "золотой мост". При этом его правление будет, с одной стороны, служить определенным гарантом стабильности, а с другой - сыграет роль своего рода подготовительного периода, за время которого и на Севере, и на Юге сформируются поколения людей с новым менталитетом, сочетание которых в объединенной Корее с южанами не станет источником таких психологических проблем, которые, безусловно, возникнут при объединении страны сейчас или в ближайшем будущем.

Ко времени "Ч" на Севере может пройти первая волна "дикого капитализма", а с южнокорейской помощью несколько вырастет уровень жизни, в результате чего психология "бедного родственника" или, что еще более важно, менталитет, основанный на выживании любой ценой, уступят место "более цивилизованным правилам жизни". На Юге же произойдет дальнейшее "полевение взглядов", и из врагов северяне окончательно превратятся в братьев, нуждающихся в поддержке. Кроме того, и на Севере, и на Юге из жизни или хотя бы из власти уйдет поколение, в сознании которого как незаживающая рана живет Корейская война, тень которой препятствует налаживанию контактов и укреплению доверия.

Наконец, к этому времени трансформация традиционной политической культуры, которая идет сейчас и на Юге, и на Севере, сможет приобрести относительно законченную форму и создать новую основу для объединения страны на неких общих принципах.

При этом процесс будет выглядеть объединением на относительно паритетных началах. Протекторат де-факто может сочетаться с принятием северокорейской модели конфедерации (единое представительство в ООН и т. п.), после которой последует изменение Конституции в сторону большей федеративности и создания союзного органа власти. Согласно новому Основному Закону, КНДР будет республикой премьерского типа. Пост же президента будет настолько церемониальным, что, если Ким Чен Ир к этому времени будет жив, у него будет счастливая возможность сохранить свой сакральный статус и умереть в возрасте своего отца на посту первого президента единой Кореи, либо обеспечить себе спокойный уход. Премьером, естественно, будет представитель южан.

Число депутатов парламента будет пропорционально соотношению численности населения Севера и Юга, а к существующим политическим партиям добавится новая, защищающая интересы северокорейских регионов и созданная на основе обновленной по китайскому образцу ТПК (название, заметим, можно и сохранить).

На этом этапе, до полного фактического объединения применяется лозунг: "Одна страна - два строя". Для обозначения названия "Корея" обе страны вольны использовать слова как "Чосон", так и "Хан", а применительно к объединенному государству - "Ури нара" (кор. Наша страна). Впоследствии же можно или ввести единое название "Корё", или поступить, как китайцы, используя слово "Чосон" для названия страны, а слово "Хан" - для обозначения корейцев как нации.

Что же касается номенклатуры, то новая власть обязуется не "поднимать прошлое", в рамках законодательно закрепленной концепции согласия и примирения: у обеих сторон была своя правда и свои скелеты в шкафу Прошлое надо объективно исследовать но не стоит ворошить и тем более использовать в политических целях. Такой подход позволяет южанам в значительно большей степени опираться на местных, заранее готовя более компетентные в локальных проблемах кадры.

В подобной полуфантастической версии найдется место и силовикам: северокорейская армия частично сокращается и реформируется, частично используется как миротворческие силы в странах третьего мира для подавления региональных конфликтов. Рассматривалась даже идея импортировать в северокорейские лагеря и тюрьмы особо опасных преступников из окружающего мира, не меняя при этом условия и обычаи, царящие в них сейчас. При этом за каждого такого заключенного страна должна получать ту сумму в валюте, которую страна-экспортер потратила бы на его содержание в те же сроки на своей территории.

Что обеспечит идеологическую прочность нового государства? Конфуцианская основа, которая по обе стороны 38 параллели была очень похожей и потому создавала определенный структурный потенциал для объединения, разлагается и трансформируется и на Севере, и на Юге, причем - в разных направлениях, однако можно как использовать концепцию "азиатских ценностей", так и возвращение к "чучхесон".

Вопрос об уничтожении старой структуры и мифов старой идеологии, относящихся к "династии Кимов", достаточно сложен, и прогнозировать что-либо конкретное я пока не берусь. Рискну представить себе, что "декимирсенизация" может оказаться гораздо более болезненным процессом для общества КНДР, чем десталинизация у нас. Люди могут иметь претензии, но престиж вождя-основателя и уважение к нему вытравливается гораздо сложнее. Потому многое будет зависеть от того, каково будет отношение к Ким Ир Сену, его заслугам и созданной им системе у того руководства КНДР, которое будет править страной на момент объединения, обстоятельств этого объединения, а также - политического курса РК. Ясно одно - "денацификации" по немецкому образцу в чистом виде не будет.

Как можно заметить, этот текст писался когда в РК у власти были левые, а здоровье Ким Чен Ира не вызывало особых сомнений. Сейчас ситуация ухудшилась благодаря нынешнему курсу Ли Мён Бака. Однако дело идет к тому, что следующим президентом РК будет левый, и тогда описанные выше планы имеют шанс воплотиться в жизнь. Пока же в РК у власти консерваторы, Пхеньяну может быть выгодно поддерживать статус буферного государства, демонстративно лавируя между Китаем и США с тем, чтобы общественное мнение РК само вынудило власти вести с Севером более конструктивный диалог.

На вопрос о том, не будет ли китайско-южнокорейское соперничество на северокорейском поле препятствием для объединения, можно ответить: "Проникновение Китая на южнокорейский рынок тоже весьма велико, и это повышает шанс того, что и по политическим, и по экономическим "пристрастиям" объединенная Корея будет ближе к Пекину, чем к Вашингтону".

Ядерную проблему КНДР можно решить, сделав бомбу гипотетической. Северная Корея сохраняет свой нынешний ядерный потенциал, который поддается оценке и который, по моему мнению, пригоден для ведения оборонительной войны, но непригоден для наступательной. В этом статусе Северная Корея возвращается в ДНЯО, обязуясь не наращивать свой ядерный потенциал и не торговать ядерным оружием и ядерными технологиями. Ядерные объекты КНДР находятся под наблюдением МАГАТЭ, которая имеет право на инспекции, однако ее представители на местах - это граждане России, Китая и т. д., но не США и их явных союзников. Это позволит провести инспекцию, но избавит КНДР от лишних подозрений в том, что проверяющие ведут двойную игру. Международное сообщество, в первую очередь, страны-соседи, вкладываются в восстановление северокорейской энергетической безопасности в объеме, который, как минимум, равен обещанному Северной Корее Рамочным соглашением 1994 г. Все перечисленное в данном абзаце, фиксируется в документе, который подписывают руководители стран-участников шестисторонних переговоров. При этом Соглашение включает в себя дополнительные обязательства по неприменению странами-подписантами ядерного оружия друг против друга и совместным действиям в случае угрозы применения ЯО кому-либо из них со стороны третьих стран.

Реализация такого полуутопического плана позволит Северной Корее сохранить статус ядерной державы как гаранта своей безопасности и избежать внутренних проблем, связанных со сдачей ядерного проекта. При этом ее ядерный статус будет фактически заморожен, а Соглашение станет дополнительным документом, укрепляющим режим нераспространения ЯО. В случае объединения страны у Кореи остается ядерный статус и полный комплекс обязанностей согласно Соглашению, т. е. объединенная Корея станет правопреемником Северной в этом вопросе.

Кстати, заметим, что а) изначально митинг на площади возник по желанию и с попущения руководства КПК; б) войска использовали совсем не сразу, и у митингующих было около месяца на раздумья, так что те, кто хотел уйти, ушел; в) насилия со стороны оппозиционеров тоже было достаточно, но по понятным причинам западные СМИ о нем умалчивали, в результате чего в массовом сознании это событие отложилось как "кровавое подавление танками безоружных студентов".

Korean Public Administration. Managing the uneven development. By Bun Woong Kim & Pan Suk Kim. Seoul, 1997. С. 354.

http://www.polit.ru/lectures/2007/02/22/lankov.html

Асмолов К. КНДР сейчас - сталинизм, застой или ползучая перестройка? Часть I. // Проблемы Дальнего Востока, 2/2005, с. 44-56; Окончание// Проблемы Дальнего Востока, 3/2005, с. 61-73; Асмолов К. В. Трансформация командно-административной системы КНДР. // Корея - новые горизонты. Доклады, представленные на IX научной конференции корееведов России и стран СНГ. Москва, 29-30 марта 2005 г. М.: Ин-т Дальнего Востока РАН, 2005, с. 77-82.

Сюда же - аналогичная "логическая ошибка" либерального интеллигента: "если я и небольшая группа моих друзей со сходным интеллектуальным бэкграундом готовы жить в новом обществе и теоретически можем в него вписаться, то и остальное население страны тоже может жить по новым правилам".

Korean Public Administration. С. 276.

Oberdorfer, Don. The Two Koreas. A contemporary History. New York,1997. С. 395.

Бывший секретарь ЦК ТПК по идеологии, считался отцом чучхэ, наиболее высокопоставленный перебежчик на Юг.

Cumings, Bruce. North Korea. Another Country. New York, London, 2004. С. 169.

Cumings B. North... С. 169.

Просеверокорейская организация в корейской диаспоре Японии

Сеульский вестник, N 78, сентябрь 2003 г., с. 16-17.

Госпожа Госсекретарь. Мемуары Мадлен Олбрайт. При участии Билла Вудварда. (Madeleine Albright. Madam Secretary). М., 2004. С. 602.

Вообще, с учетом известных нам правил функционирования административной системы мы всегда должны помнить, что любая программа действий существует как бы в трех приближениях: что надо делать теоретически, что из этого реально осуществить сейчас и что в условиях нашей плохо функционирующей системы из этого действительно может получиться.

Курбанов С.О. Краткое сообщение о поездке в Пхеньян 03-07 августа 2004 г. Рукопись.

Госпожа Госсекретарь. С. 605-606.

Формально, по своему происхождению население КНДР разбито на определенные социальные слои, принадлежность к которым влияет на карьеру и места проживания.

Ланьков А. Слабое звено северокорейской пропаганды // Русский журнал, 13 и 18 августа 2003 г.

Булычев Г. Б. Политические системы государств Корейского полуострова. МГИМО МИД России. Кафедра востоковедения. М., 2002. С. 128.

Эту разницу хорошо иллюстрирует анекдот о том, чем китайский коррумпированный чиновник отличается от российского. Китайский берет за услугу 100 долларов и делает все за 3 дня, а российский за ту же услугу берет тысячу, ждет 3 месяца, а потом намекает, что надо добавить.

Ныне известный южнокорейский журналист и правозащитник, сын переселенцев из Японии, который в детстве (с 9 до 19 лет) провел 10 лет в спецпоселении для членов семей политических преступников.

Как пишет Кан в своих воспоминаниях, когда 10 лет ссылки прошли, и семья вернулась в столицу, соседи вначале отнеслись к ней с недоверием, однако сочетание государственной идеологии, согласно которой они уже искупили свою вину, и активно раздаваемых ими взяток (так как семья продолжала получать помощь от родственников из Японии) позволило им неплохо устроиться на новом месте. Кана приняли в колледж, он активно участвовал в нарождающемся черном рынке, но через некоторое время перебежал в РК через Китай.

Панин А., Альтов В. Северная Корея. Эпоха Ким Чен Ира на закате. М., 2004. С. 31-32.

Правда, разница есть и тут: в СССР было несколько типов элит, среди которых можно точно выделить "секретарей" и "завмагов". Последние были формально презираемы как торгаши, но тоже составляли определенную элиту. В КНДР, по мнению А. Ланькова, эти элиты менее размежеваны.

http://www.usip.org/pubs/working_papers/wp6_china_northkorea.pdf

Эти синекуры, например, "Управление пяти северных провинций", существуют до сих пор. См, http://tttkkk.livejournal.com/134586.html

Breen, Michael. Kim Jong-Il: North Korea's Dear Leader. Who He is, What He Wants, What to Do about Him. New York, 2004. С. 110.

Sung Chul Yang. The North and South Кorean Political Systems. A Comparative Analysis. Revised Edition. Seoul, 1999. С. 684.

А. Панин, В. Альтов. С. 38.

Для сравнения - в настоящий момент 16 атомных электростанций РК обеспечивают 70 % энергетических потребностей страны.

Раздутый северокорейский военный бюджет часто является объектом внешней критики, однако, как представляется автору, если бы КНДР, как советовали ей некоторые демократические экономисты, втрое сократила военные расходы и пустила бы высвободившиеся средства на социальные нужды, этим бы, безусловно, воспользовались США. Не забудем, что сокращенные военные расходы отличали режим Саддама Хусейна. А иракский опыт в КНДР изучается со вниманием.

А. Панин, В. Альтов. С. 133.

Korea's Self-Identity. By Hong Yi-Sup. Yonsei University Press. Seoul, 1973.

Michael Breen. Kim Jong-il: North Korea's Dear Leader. С. 44.

Cumings, Bruce. North Korea. Another Country. С. 190.

Ланьков А. Слабое звено северокорейской пропаганды.

Курбанов С.О. Краткое сообщение о поездке в Пхеньян 03-07 августа 2004 г.

По сообщению Международного радио Кореи

http://www.usip.org/pubs/working_papers/wp6_china_northkorea.pdf

Вообще, интересно, что оценка положения в КНДР представителями российской провинции гораздо более мягкая, чем восприятие ситуации представителями Москвы или Санкт-Петербурга. Думаю, дело в том, что уровень жизни в некоторых регионах нашей глубинки достаточно близок к северокорейскому и потому позволяет относиться с б0льшим пониманием к проблемам КНДР.

Cumings Bruce. North Korea. Another Country. С. 182

Michael Breen. Kim Jong-il: North Korea's Dear Leader. С. 150.

Breen Michael. Kim Jong-il: North Korea's Dear Leader. С. 126.

http://vestnik.tripod.com, 08.12.2003.

Ланьков А. Слабое звено северокорейской пропаганды.

Cumings B. North... С. 191.

Курбанов С.О. Краткое сообщение о поездке в Пхеньян 03-07 августа 2004 г.

Ланьков А. Эпитафия обществу контроля. // Русский журнал, 9 сентября 2003 г.

Ланьков А. Эпитафия...

Breen М. Kim Jong-i... С. 114.

Cumings Bruce. North Korea. Another Country. С. 138.

Cumings Bruce. North Korea. Another Country. С. 187.

Андрей Ланьков. Эпитафия...

Андрей Ланьков. Слабое звено северокорейской пропаганды. //Русский Журнал. http://www.russ.ru, 13 августа 2003.

http://www.usip.org/pubs/working_papers/wp6_china_northkorea.pdf

Ланьков А. Слабое звено северокорейской пропаганды.

Breen М. Kim Jong-il... С. 152.

Breen М. Kim Jong-il... С. 151.

Ланьков А. Слабое звено северокорейской пропаганды.

http://www.usip.org/pubs/working_papers/wp6_china_northkorea.pdf

По информации моих старших коллег, сказались не только его нежелание уйти с поста, но и позиция его соратников: "Леонид Ильич, куда же мы без Вас?".

Breen М. Kim Jong-il... С. 98.

Breen М. Kim Jong-il... С. 144.

Товарищ детских игр Ким Чжон Нама, и "почти приемная дочь" Ким Чен Ира, затем перебежчик на юг.

Kim Jong Il's Defected 'Daughter' . Tokyo Bungei Shunju, Feb 98

Cumings Bruce. North... С. 163-164.

Cumings B. North... С. 163-164.

Панин А., Альтов В. С. 175.

Ясно, что имеется в виду ситуация, в которой Ким Чен Ир или пускает на самотек идущие сейчас процессы, или сам инициирует тенденцию, при которой в скором времени Север будет поглощен Югом.

Kim Jong Il's Defected 'Daughter' . Tokyo Bungei Shunju, Feb 98.

Заметим, это далеко не всегда тождественно обеспечению благосостояния его сотрудников.

В отдельных латиноамериканских странах на фоне некоторого ослабления центральной власти и изменения мировой обстановки похожие тенденции привели к появлению эскадронов смерти - тайной, но проправительственной, организации, состоящей из офицеров армии или спецслужб: считая себя хранителями безопасности и стабильности страны и чувствуя невозможность исполнять свой долг в полной мере из-за некоторой либерализации, их члены занимались террористической деятельностью по отношению к тем, с их точки зрения, врагам государства (как левым, так и представителям оргпреступности), которых в изменившихся условиях уже нельзя было репрессировать "по закону".

А. Мацегора обращает внимание на то, что, инспектируя гражданские объекты, Чо Мён Рок обычно не надевает военную форму. Это можно толковать, как желание продемонстрировать свою непривязанность к армейской фракции и выставление себя не как военного, но как аппаратчика вообще.

Cumings B. North... С. 167.

По сообщению А. Мансурова.

Во время моего обучения в 2003 г. в США в Asia-Pacific Center for Security Studies, вариант использования северокорейских военнослужащих в качестве контингента миротворцев в проблемных регионах Азии и Африки рассматривался как действительно серьезный способ реализовать потенциал КНА в случае объединения страны.

Мансуров А. Подходы Северной Кореи к Китаю: настороженность под маской поклонения.// Корус Forum. 2004/1-2 (N 22). С. 20.

В современной политологии этот термин означает государство, существующее лишь формально и не способное выполнять свои функции. К таким государствам, в частности, относится Сомали.

Breen, Michael. The Koreans. Who They Are, What They Want, Where Their Future Lies. New York, 1998, 2004. С. 127.

Cumings, Bruce. Korea's place in the sun. A modern history. New York, 1998. С. 491.

Штефан Е. Две свежести в одной.

Информация получена на круглом столе по мерам укрепления доверия, проведенном в ЦИБ АТР в ноябре 2003г.

Этот план, разработанный в свое время в США, предполагал комплекс мер, направленных на "смену режима".

Чон защитил кандидатскую диссертацию в МГУ в середине 1990-х, исследуя в ней политику советского руководства на Севере в 1945-1948 гг. Обсуждение диссертации, при котором я присутствовал, проходило достаточно бурно, ибо его позиция во многом расходилась с позицией советских историков старой закалки. Я говорю об этом потому, что идеологические воззрения Чона не позволяют заподозрить его в передергивании фактов.

Mansourov Alexandre. "Lip Serving the Great (Sadaejuui) with an Attitude: North Korea's China Debate", Forum, #1 - 2 (2004), p. 11.

http://www.usip.org/pubs/working_papers/wp6_china_northkorea.pdf

http://www.newsru.com/world/08jan2008/knrkndr.html

http://www.telegraph.co.uk/news/main.jhtml;jsessionid=C3HYUAN4OCTENQFIQMFSFF4AVCBQ0IV0?xml=/news/2008/01/08/wchina108.xml

Тем не менее, в последние годы китайские власти "из гуманитарных соображений" нередко позволяют перебежчикам отправляться в третьи страны (обычно это Таиланд, Камбоджа и Вьетнам), откуда они затем попадают в Южную Корею.

Большинство женщин-беженцев попадает в бордели, мужчины идут на грязную, дешевую или опасную для здоровья работу.

http://www.usip.org/pubs/working_papers/wp6_china_northkorea.pdf

При этом "циничные политики", как правило, свои планы не афишируют и с формальной точки зрения группировки, поддерживающей идеи о превращении северокорейской проблемы в "долгоиграющую", нет.

Вообще, история северокорейско-американских отношений этого периода говорит о том, что вести конструктивный диалог с Пхеньяном сША вполне способны. Ким Чен Ир и М. Олбрайт провели весьма продуктивные переговоры.

Во время восстания в Кванчжу в мае 1980 г. именно Холбрук предложил оставить без внимания попытки руководителей восстания связаться с США, хотя представители созданного восставшими Городского Совета сразу же обратились в американское посольство с просьбой вмешаться в ситуацию. Холбрук тогда заявил, что вопрос привлекает слишком много внимания, в то время как его нужно рассматривать более широко и с точки зрения интересов национальной безопасности. А после победы республиканцев в 1981 г. Холбрук получил работу высокооплачиваемого консультанта в корпорации "Хёндэ". Поэтому в целом понятно, какую позицию он может занимать в корейском вопросе сегодня.

http://top.rbc.ru/index.shtml?/news/daythemes/2006/07/05/05114912_bod.shtml

http://www.utro.ru/articles/2006/07/05/562700.shtml

Известия, 17-19 ноября, стр. 5 ГОД?

При этом я сталкивался с мнением о том, что выход на северокорейский рынок и активное его освоение могут помочь Японии выйти из экономической стагнации и стать более конкурентоспособным государством в СВА.

Представляется, что с учетом полевения общественного мнения на Юге и инициированных Ким Чен Иром перемен на Севере при правильной подаче его образа в СМИ новое поколение Юга вполне могло бы увидеть в нем политика-реформатора, сделавшего для преобразования ситуации на полуострове не меньше, чем Ким Дэ Чжун, и способного вписаться в политическую систему объединенной страны в качестве ее формального лидера.

Комментарии: 4, последний от 22/10/2024. © Copyright Асмолов Константин Валерианович (kvasm@mail.ru) Размещен: 05/07/2013, изменен: 05/07/2013. 296k. Статистика. Монография: История Корееведение Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Этот текст - мое личное мнение относительно перспектив пост-кимченировской КНДР, ибо после десяти лет "затишья" вопрос об устойчивости режима и вероятности его взрывообразного краха поднят снова. Налицо (и в РК, и в КНР, и в иных странах) тенденция искать и обсуждать признаки нестабильности режима, а также пытаться анализировать, какой будет КНДР после Ким Чен Ира. Хотя подобная аналитика не рассматривается как признак того, что Ким Чен Ир сойдет с политической арены скоро, тем не менее, видно стремление заранее просчитать варианты развития событий и свои возможные ответы на новые вызовы. (C) К. В. Асмолов, 2008

Асмолов Константин Валерианович : другие произведения.

После Кима