Сантьяго - это... одно из святилищ, наиболее посещаемых не только христианами Аль-Андалуса, но и жителями соседнего континента, которые относятся к его церкви с таким же благоговением, с каким мусульмане относятся к Каабе в Мекке.
Абу Марван Хайян ибн Халаф (987/8-1076) (1)
СРЕДНЕВЕКОВЫЕ КОРНИ
В начале возникает достаточно простой вопрос об идентичности. Кем на самом деле был Васко да Гама, помимо того, что он был героем "Африканки", лицом, останки которого оспаривались, предметом возможно циничного почитания со стороны Диогу ду Коуту, и "Великим первооткрывателем", командующим экспедицией, совершившей первое морское путешествие из Западной Европы в Азию, соединив таким образом, так сказать, миры Иберии и Индии, или, образно говоря, центры паломничества Сантьяго-де-Компостела и Хиджаза? Как мы вкратце отметили, можно было бы ответить, что Васко да Гама был прежде всего уроженцем юга Португалии; в конце концов, он происходил из атлантического порта Синиш, к югу от Лиссабона, где он родился примерно в 1469 г., - "факт", о котором мы можем, кстати, сделать вывод только из косвенных свидетельств в отсутствие соответствующих записей в церковно-приходских книгах. Чтобы понять, какую роль сыграло происхождение в его позднейшей карьере, мы могли бы представить его так, как это сделали бы краеведы и патриоты, то есть прежде всего как уроженца региона нижний Алентежу (хотя, согласно некоторым определениям XVI в., Синиш находился в провинции Алгарве) (2). Однако это потребовало бы от нас участия в потенциально довольно смущающем упражнении, постулирующем существование очень долговременных региональных и даже локальных преемственностей и сущностей идентичности, которые почти невозможно продемонстрировать историку. Однажды уроженец Алентежу (Alentejano), всегда остается уроженцем Алентежу? Кто может защищать такой стереотип! Альтернативным подходом, более разумным, было бы соединение этого регионального и местного происхождения с понятием социального слоя, и здесь мы уже находимся на более твердой почве. Ибо Васко да Гама был сам, и с точки зрения его ближайших семейных традиций, членом мелкопоместной знати, проживавшей в Алентежу, социальной группы, которая выкристаллизовалась в ходе постепенного процесса, последовавшего за возникновением Португалии как королевства. Он был, также как и его отец Эштеван да Гама, членом военного ордена -- Ордена Сантьяго.
Принято начинать любой рассказ о португальской заморской экспансии с упоминания, пусть и символического, Реконкисты -- процесса, посредством которого первые правители королевства Португалия захватили центральную и южную части этого королевства (включая Алентежу) у мусульманских династий, правивших ими в первые века этого тысячелетия. Возможно, Реконкиста (reconquista) -- неудачный термин, подразумевающий, что держава, возникшая в Португалии в течение XII и начала XIII вв., не более чем вернула себе то, что принадлежало ей в более раннюю эпоху, до установления господства ислама в Иберии. На самом деле это было не так, и консолидация государства сначала доном Афонсу Энрикешем (1106-1185), а затем его преемниками вплоть до дона Афонсу III (годы правления 1246-1279) выдвинула на передний план совершенно новые элементы, а не просто восстановила власть групп, семей и общественных институтов, которые доминировали ранее. Среди этих новых элементов наиболее значительные выгоды от Реконкисты на юге Португалии, несомненно, получили военные ордена, особенно ордена Христа, Сантьяго (или Сантьяго-да-Эспада) и Ависский. Это контрастировало с ситуацией в центре и на севере Португалии, где создание независимого королевства благоприятствовало территориальной аристократии, с одной стороны, и concelhos (общинам (португ.)), с другой.
Зародившаяся на Ближнем Востоке, между Первым и Вторым Крестовыми походами, при покровительстве короля Иерусалима Балдуина II (годы правления 1118-31), идея христианских военных орденов как таковых обычно приписывается рыцарю из Шампани Гуго де Пайену. Первоначально получивший от Балдуина жилые помещения в так называемом Храме Соломона в Иерусалиме, орден, созданный собратьями этого рыцаря, был поэтому назван орденом тамплиеров; к концу 1120-х гг. они привлекли большое положительное внимание в церковных кругах и получили много похвал и помощи от святого Бернара, аббата Клерво, особенно после того, как они получили свой устав на соборе в Труа в 1128 г. В своем труде "Похвала новому рыцарству" святой Бернар противопоставил этих рыцарей, чистых и праведных в своем безбрачии, не заботящихся о мирских богатствах, продажному светскому рыцарству (4).
Через несколько лет ирония такого противопоставления стала очевидной. Возвышение тамплиеров к политической, финансовой и религиозной власти было быстрым, и вскоре они сосредоточили в своих руках значительные земельные владения в различных частях Западной Европы, доходы от которых предназначались на поддержание их роли авангарда христианских сил в крестовых походах. Великий магистр ордена стал грозной фигурой, которую несколько христианских государств считали опасным и дестабилизирующим элементом. Второй орден, орден госпитальеров (позднее также названный мальтийскими рыцарями), фактически предшествовал тамплиерам в техническом смысле; но он был существенно реорганизован в течение XII в., чтобы стать военным орденом, в то время как прежде носил в основном благотворительный характер (5). В конце XII и начале XIII вв. эти два ордена соперничали за почетное место в Палестине, но также приобрели важное положение почти во всех христианских государствах, участвовавших в крестовых походах.
С падением Сен-Жан д`Акра в 1291 г. оба ордена первоначально перенесли центр своей деятельности на Кипр; госпитальеры продолжали концентрироваться в основном на Средиземноморье, тогда как тамплиеры вскоре стали играть все более активную роль во Франции, Англии и на Пиренейском полуострове. В последнем из этих регионов они приняли немаловажное участие в Реконкисте и в заселении местностей, граничащих с исламскими государствами и, таким образом, продолжали сохранять преимущественно военный характер. В других местах таких возможностей для суррогатного крестового похода не представлялось. Их легендарное богатство и склонность к финансовой деятельности (особенно во Франции и Англии) вскоре привели к тому, что тамплиеры стали подвергаться нападкам со стороны политических противников в этих последних странах; особенно ожесточенную кампанию против тамплиеров организовал король Франции Филипп IV Красивый (годы правления 1285-1314) в конце тринадцатого и начале четырнадцатого веков. Обвиненный в целом ряде преступлений, от ереси и оскорбления величества до ростовщичества и разврата, орден тамплиеров был в конечном итоге распущен под сильным давлением французской королевской семьи в 1312 г. папской буллой "Vox in excelso" Климента V; в 1314 г. великий магистр ордена Жак де Моле и еще один видный сановник ордена Жоффруа де Шарне были сожжены на костре после того, как у них под пытками были вырваны признательные показания (6). На Пиренейском полуострове, где политическая оппозиция тамплиерам была самой слабой, и где орден функционировал под руководством одного магистра (контролирующего Португалию, Кастилию и Леон), не государство вернуло себе большую часть их обширных владений и влияния. Напротив, в Португалии, в отличие от Франции, эти владения были в значительной степени переданы ордену, учрежденному папской буллой Иоанна XXII ("Adea exquibus") в 1319 г., а именно Ордену Христа. Первоначально базировавшийся в Кастро-Мариме, на границе с территориями, находящимися под контролем мусульман, орден позже, в 1357 г., перенес свою штаб-квартиру в Томар.
ДВА ОРДЕНА, ИЛИ ПОРТУГАЛЬСКАЯ ЭКСПАНСИЯ БЕЗ МАСОК
Ко времени образования Ордена Христа возникли другие военные ордена, часто ограничивавшиеся в своей деятельности иберийскими королевствами. Ависский орден, например, возник в середине двенадцатого века под другим названием (монахи Эворы) и до конца четырнадцатого века был тесно связан, хотя, вероятно, и в подчиненной роли, с кастильским орденом Калатрава, который сам был создан в двенадцатом веке (получив одобрение от папы Александра III в 1164 г.). Кризис португальского престолонаследия 1383-1385 гг., когда на португальский престол вступил дон Жуан I, магистр Ависа, окончательно разделил оба ордена и навязал членам орденов определенное "национальное" сознание; Ависский орден в том виде, в каком он существовал на то время, контролировал небольшие владения в Португалии, в Эстремадуре, Рибатежу и Верхнем Алентежу.
Между тем госпитальеры продолжали свою относительно незначительную деятельность, и постепенно резиденция ордена в Португалии стала ассоциироваться с центром Крату, настолько, что глава ордена был известен к XV в. как приор Крату. По своим размерам, земельным владениям и другим богатствам португальская ветвь ордена никогда не могла сравниться с Орденом Христа. Если такое место под солнцем было вообще доступно какому-либо ордену, то Сантьяго, то есть Святого Иакова.
В настоящее время общепризнанно, что Орден Сантьяго не был основан, как когда-то считалось, до 1030 г., а скорее, что его истоки восходят примерно к 1170 г., в условиях, когда наиболее важным элементом политической сцены было появление Альмохадов и упадок власти Альморавидов, которые были силой, с которой приходилось считаться в иберийской политике примерно с 1075 г. Альморавиды (или аль-мурабитун) столкнулись с вызовом через три четверти века после своего появления, в середине двенадцатого века, со стороны ряда внутренних и внешних врагов, в первую очередь Альмохадов (аль-муваххидин), которые, со своей стороны, черпали вдохновение в суфийских учениях аль-Газзали и совершили свои первые вторжения в Испанию примерно в 1146 г. Смерть последнего Альморавида Исхака ибн Али в 1147 г. и очень быстрое завоевание Альмохадами в 1146-1147 гг. Тарифы, Альхесираса, Мертолы, Хереса, Бадахоса и, наконец, Севильи, тем не менее, оставили место для ряда независимых исламских правителей в других центрах дальше на восток (7). В этой ситуации дон Афонсу Энрикеш (Афонсу I) Португальский и дон Фернандо II Леонский провели ряд совместных кампаний против Ибн Марданиша (1147-1172 гг.), эмира Мурсии и Валенсии. Этот правитель, известный в испанской историографии как el rey Lobo de Murcia ("король-волк Мурсии" (исп.)), вел войны одновременно на нескольких фронтах и ??в конце концов пал жертвой сильного давления со стороны своих соперников, Альмохадов, над которыми он доминировал в начале своей карьеры. Альмохадский халиф Абу Якуб Юсуф, занявший халифский престол в 1163 г., начал успешную кампанию против эмира Мурсии, инерция которой довела Альмохадов до Тежу; в 1170 г. Альмохады стояли у ворот Толедо и, как пишет один историк, "поставили под угрозу существование не только Кастилии, но и Леона и Португалии".
Однако Орден Сантьяго, кажется, был основан не только для борьбы с южной угрозой. Скорее его непосредственные истоки, по-видимому, кроются, по крайней мере частично, в желании короля Леона Фернандо II противостоять давлению кастильцев и португальцев, которые в то время все еще были его главными противниками. Это соображение, возможно, было краткосрочным, но, тем не менее, заслуживает внимания. Великая тема Реконкисты, таким образом, скрывает факт изменчивого калейдоскопа союзов, где Леон так же часто мог быть союзником Альмохадов, как и португальцев, и где португальский военачальник Жиралду Бесстрашный мог переходить на другую сторону, когда того требовал случай, поступив на службу к Альмохадам. Но вскоре орден выработал собственную стратегию и политическую волю, стравливая Леон с Кастилией и Португалией, а также с авторитетом архиепископа Компостелы. Даже если первые владения ордена передал его основателю-магистру Педро Фернандесу примерно в 1170 г. Фернандо II Леонский, затем он приобрел другие территории в других местах -- Ореху от Альфонсо VIII Кастильского, Монсанто от Афонсу Энрикеша Португальского. Последний дар, сделанный в Коимбре в сентябре 1172 г., особенно интересен, поскольку в нем уточняется, что кастелян в Монсанто должен быть не только членом Ордена Сантьяго, но и подданным дона Афонсу Энрикеша, и, кроме того, что гарнизон должен был оказывать помощь королю Португалии как против его врагов-христиан, так и против мусульман (tam christianorum quam sarracenorum). Таким образом, первые годы существования Ордена Сантьяго были сопряжены с довольно сложным политическим балансированием.
В середине 1170-х гг. в соперничестве между христианскими королевствами наступила короткая передышка. Кастилия и Леон были теперь союзниками против восходящего могущества Альмохадов, и роль Ордена Сантьяго могла проявиться несколько более отчетливо как идеологически антиисламской организации, в соответствии со средневековой агиографией Сантьяго-де-Компостела, где сам святой традиционно изображался верхом на коне и попирающим тела врагов-мусульман в своем обличье matamoros ("Убийца мавров"). Папская булла Александра III от 5 июля 1175 г., в которой были изложены первые правила Ордена, подтвердила это представление об организации, охватывавшей ряд христианских иберийских государств и посвященной защите христианской веры от ее врагов.
Сама легенда о Сантьяго-де-Компостела довольно сомнительна с исторической точки зрения. "Открытие", вероятно, в начале IX века, местонахождения гробницы св. Иакова в Галиции, послужило катализатором, породившим могущественный миф, в котором говорилось, что Иберия была обращена в христианство за столетия до этого усилиями апостола. Под покровительством епископа Теодемира из Ирии Флавии была построена церковь, и это место стало известно как Компостела, от Campus stellarum, или "поле звезд", в честь чудесного видения, которое, как предполагается, явилось отшельнику на этом месте. К концу десятого века Компостела имела такой престиж, что фактический правитель Кордовы Мухаммад ибн Аби Амир аль-Мансур начал против нее крупную кампанию; в августе 997 г. аль-Мансур разграбил город, разрушил его церковь и увез ее массивные двери и колокола. Тем не менее, во время правления короля Леона Альфонсо VI (1065-1109) Компостела снова стала процветающим местом, привлекая паломников даже из-за Пиренеев и вызывая в равной мере презрение историка Ибн Хайяна (кратко цитируемого выше) за эту фальсификацию реальной истории Якуба (то есть Святого Иакова). Когда в 1120 г. папа Каликст II возвел Компостелу в ранг архиепископской кафедры, престиж этого места и культ Сантьяго были обеспечены раз и навсегда, как мы видим из составленной вскоре после этого по приказу первого архиепископа Диего Гельмиреса "Historia Compostelana".
Таким образом, Орден Сантьяго представляет собой любопытную смесь. По своему происхождению и названию, своим ранним связям с Леоном и ранним владением замками, он представляет собой северо-иберийское учреждение, но по логике первого века своей истории он неизбежно стал переносить центр своей тяжести на юг. По мере того, как Реконкиста Иберии продолжалась, Орден Сантьяго получил значительные территории и замки, особенно к югу от Тежу. Процесс ускорился с завоеванием в 1217 г. Алькасер-ду-Сал, которое открыло доступ к тому, что было названо "обширной необработанной равниной, [которая] превратилась в зону латифундий, принадлежащих, прежде всего, Ордену Сантьяго, в западной части Алентежу" (10). Король Саншу II отдал во владение ордену крепости в таких центрах, как Пальмела (ставшая его штаб-квартирой), Алмада, сам Алькасер, Сетубал, Сезимбра, Сантьяго и Ажустрелль, к которым впоследствии были добавлены Одемира, Урике, Альмодевар и Кастро-Верде. К 1249 г., когда процесс реконкисты в Португалии был практически завершен при Афонсу III захватом Фаро, Силвеша и других центров Алгарви, владения Ордена в этом западном Иберийском королевстве представляли собой, в пропорциональном отношении, огромную экономическую силу. В конце тринадцатого века орден контролировал в общей сложности 47 городов (vilas) и 150 коменд, а также 75 падроадо церквей, общей стоимостью около 12 000 крузадо к 1500 г. (11) Кроме того, дон Афонсу II, помня о междоусобицах, охвативших Португалию во время правления его предшественника Саншу II и приведших в конце концов к низложению последнего, относился к военным орденам с должной осторожностью и старался не слишком ущемлять полномочия comendadores-mores. Тем не менее, как только границы португальской территории были более или менее определены, стало неизбежным, что такие институты, как Орден Сантьяго, должны были приобрести более "национальный" характер, в котором португальский капитул был бы отделен от других четырех: Леона, Кастилии, Арагона и Гаскони. Начало этого процесса проявилось в течение четырех десятилетий (1235-1275 гг.), когда в португальской секции Ордена доминировал дон Пайо Перес Коррейя, и эта тенденция набирает обороты с восшествием на португальский престол дона Диниша (годы правления 1279-1325). В 1288 г. при этом правителе португальская ветвь ордена в значительной степени отделилась от других на основании папской буллы Николая IV; отныне она претендовала на автономию в своих внутренних делах, о чем свидетельствует появление отдельного магистра, даже если процесс отделения был формально завершен только в 1440 г. еще одной буллой Папы Евгения IV (12). В Кастилии к середине XIV в. правители стали назначать магистрами ордена своих внебрачных сыновей, чтобы более тесно объединить его ресурсы с ресурсами Короны; ранний пример - Фадрике, сын Альфонсо XI Кастильского, которого там назначили магистром ордена Сантьяго. В конце концов Португалия последовала их примеру, но во времена правления дона Диниша и его непосредственных преемников португальский Орден Сантьяго продолжал самостоятельно избирать своих магистров. Потребовалась революция 1383-1385 гг. и восшествие на португальский престол магистра Ависского ордена дона Жуана I, чтобы изменить эти правила раз и навсегда.
Последним избранным магистром Сантьяго в Португалии был некий Руи Фрейре, чей отец, Нуньо Гонсалвеш Фрейре, был магистром Ордена Христа. Дон Жуан I, стремившийся утвердить свой контроль над военными орденами, отменил эти выборы (в 1386 г.) и вместо этого навязал Ордену своего собственного кандидата, Мема Родригеша де Васконселуша. В XV в. Португалия последовала кастильскому прецеденту, упомянутому выше; в 1418 г. инфант дон Жуан (1400-1442) был назначен магистром ордена Сантьяго буллой папы Мартина V, ему наследовал в 1444 г. инфант дон Фернанду (сын короля дона Дуарте). Таким образом, в 1472 г., когда магистром ордена Сантьяго был назначен инфант дон Жуан (будущий король Жуан II), это было похоже на следование успешно зарекомендовавшему себя прецеденту.
После того, как португальская реконкиста была завершена, то есть уже в 1250 году, доминирующая логика и оправдание существования таких орденов, как Сантьяго и Авис, больше не могли рассматриваться как борьба с маврами. Правда, в 1341 г., после совместной кастильско-португальской победы в битве при Саладо (30 октября 1340 г.) над правителем Гранады Юсуфом I и его марокканскими союзниками-Маринидами, дон Афонсу IV запросил и получил папскую буллу о Крестовом походе ("Gaudemus et exultamus"), которая, по-видимому, была предназначена для того, чтобы позволить португальцам в любое время открыть фронт против ислама в Северной Африке. Тот факт, что эта булла обновлялась в 1345, 1355, 1375 и 1377 гг. Климентом VI, Иннокентием VI и Григорием XI по просьбе португальцев, предполагает, что возобновление наступления всегда было политической возможностью, скорее всего, в Северной Африке, но также возможно, в связи с остаточным исламским присутствием в Гранаде (13). В Испании, где эмират Насридов в Гранаде можно было гораздо эффективнее представить в качестве внешней угрозы, чем в Португалии, проблема смысла существования военных орденов, возможно, не стояла так остро. Но и здесь короли проявляли недовольство их ролью во времена относительного внешнего мира, и случаев, когда амбициозные представители знати стремились продвигать свою политическую карьеру путем получения должности магистров этих орденов, было много. Достаточно вспомнить знаменитую и бурную карьеру дона Альваро де Луна (казненного в 1453 г.) в Кастилии и вспомнить, что он был магистром Сантьяго (14).
Однако крестоносная роль военных орденов окончательно возродилась в XV в., когда короли Португалии начали свои кампании в Северной Африке, взяв Сеуту в 1415 г.; этим кампаниям ретроспективно была дана генеалогия, плавно восходившая к первому крестовому походу. На промежуточном этапе основная роль военных орденов стала заключаться в том, что они играли роль корпораций, контролирующих земли и финансовые ресурсы в Португалии, и, таким образом, выступающих в качестве противовеса территориальной аристократии, церкви и монархии. Это деление, естественно, осложняется тем, что между этими категориями не существовало четкого разграничения с точки зрения членства. Так, аристократы могли быть членами военных орденов, даже если они принимали духовный сан. Сами военные ордена временами действовали в тесном контакте с церковью. И, как мы видели, монархия стремилась со все возрастающим успехом поставить под свой контроль функционирование военных орденов в конце XIV и XV столетиях.
Исследование внутренней организации Ордена Сантьяго на сегодняшний день недостаточно разработано для того, чтобы мы могли подробно описать, как именно менялся его состав за эти столетия (15). Внутренние документы ордена содержат списки большого количества замков и других владений, простирающихся от полуострова Сетубал, вниз по долине Садо, к атлантическому "фасаду" Алентежу и части Алгарве, а также указывают на тот факт, что права на них принадлежали от имени ордена его comendadores и cavaleiros. Более того, есть предположение, что членство в этих орденах в течение XIV и XV вв. свободно передавалось по наследству. Доступ в ордена не был по-настоящему открытым, хотя представители мелкой аристократии, даже если они были незаконнорожденными, имели условную возможность претендовать на членство в них. Среди тех, кто имел значительные коменды (comendas), насчитывалось от тридцати до сорока членов, и тринадцать из них присутствовали на заседаниях орденского капитула в привилегированном положении, что являлось очевидной метафорической отсылкой к апостолам. В то же время, возможно, самым важным аспектом орденов (конечно, Сантьяго и, в меньшей степени, Христа) было то, что они не воспроизводили в точности другие социальные иерархии. Даже внутри аристократии (в которую входили не только фидалгуш, но и другие представители более мелкой знати), размер и доходность коменд не обязательно напрямую зависели от ранга. Такая ситуация должна была измениться при переходе от XV к XVI в., но форму независимой иерархии внутри военных орденов можно наблюдать уже в 1480-х гг.
Постепенное проникновение королевской власти в функционирование орденов, таких как Сантьяго и Христа, происходило, как мы отметили выше, посредством назначения королевских отпрысков (независимо от того, законнорожденных или нет) магистрами этих орденов. Однако важно отметить, что сам король не пытался напрямую подчинить себе ордены, добиваясь папской санкции, чтобы назначить себя на такую должность. Скорее, первое серьезное королевское наступление, которое имело место в правление дона Жуана I и в котором участвовали его сыновья, привело к разделению орденов, поскольку инфанты получили отдельную власть над ними, словно король преследовал цель создать систему псевдоапанажей и ограничить могущество того из них, кто унаследует трон. Мы уже отмечали назначение инфанта дона Жуана магистром Сантьяго в 1418 г.; дон Энрике был назначен администратором Ордена Христа папской буллой 1420 г. после смерти магистра, дона Лопо Диаша де Соуза; третий брат, дон Фернанду (восьмой и младший ребенок короля, дона Жуана I), был назначен магистром Ависского ордена в 1434 г.; но престолонаследником стал дон Дуарте. Таким образом, в отношениях между Короной и военными орденами заложен парадокс; если, с одной стороны, имела место централизация в смысле постепенного изъятия должностей магистров у аристократии и сохранения их в пределах королевской семьи, то, с другой стороны, личная власть короля не обязательно усилилась. Это объясняет ситуацию середины пятнадцатого века, когда могущественный инфант дон Энрике, используя свое положение главы Ордена Христа, создал для себя крупное коммерческое и политическое предприятие, простиравшееся за море. Таким образом, вместо королей дона Дуарте (1433-1438 гг.) или дона Афонсу V (1438-1481 гг.) или имевшего неоднозначную репутацию инфанта дона Педру, именно дон Энрике становится первым главным архитектором португальской заморской экспансии благодаря своим тесным связям с Орденом Христа.
Общеизвестно, что португальская экспансия в XV в. выявляет роль рыцарей Ордена Христа как воинов и командиров в войнах на истощение, которые велись в Северной Африке, и в более коммерческих предприятиях в Атлантике, где Орден начал приобретать собственность и фискальные права. Еще в 1426 г. Гонсало Велью, командор (comendador) Ордена и член свиты дона Энрике, совершил плавание в неизвестное место на африканском побережье недалеко от мыса Бохадор. Опять-таки в 1447 г., когда была предпринята экспедиция в Гвинею, видная роль в ней отводилась некоему Фернану де Афонсу из того же Ордена. Можно привести и другие примеры, и причину далеко искать не нужно. Еще в 1433 г. король дон Дуарте предоставил Ордену Христа и его администратору и губернатору дону Энрике обширные полномочия над Мадейрой, Порту-Санту и другими островами, роль, которая была подтверждена серией довольно щедрых и бессрочных папских булл. Таким образом, с Орденом стали ассоциироваться не только администрация и колонизация, но даже исследования, даже если другим капитанам и навигаторам никогда полностью не запрещалось участвовать в них. В 1455 г. булла "Romanus Pontifex" папы Николая V, по-видимому, укрепила контроль Ордена над заморской экспансией, поскольку вместе с королевскими приказами 1454 г. и более поздней буллой "Inter Caetera" 1456 г. от Каликста III она окончательно передала Ордену "всю власть, владычество и духовную юрисдикцию" над регионами португальской экспансии, в то же время защищая права Португалии от кастильских притязаний.
Вопрос, который иногда задавался, в частности, португальским историком Жоакимом Вериссимо Серрао, заключается в том, почему Орден Христа занял такое превосходящее положение по отношению к Ордену Сантьяго в том, что касалось заморской экспансии (16). На первый взгляд Орден Сантьяго в конце XIV в. имел более "морской" профиль; его владения были в целом ближе к атлантическому побережью и более ориентированы на юг, чем владения Ордена Христа, который в начале XV в. все еще имел ярко выраженный сельский и внутренний уклон в своей деятельности. Кроме того, к середине XIV в. Орден Сантьяго получил обширные фискальные права на рыбную ловлю и якорные стоянки, а также на сбор десятины с кораблей от дона Диниша и дона Афонсу IV; кроме того, решающее место ордена в экономике долины Саду, от Алкасер-ду-Сал до Сетубала, обусловило его непосредственный интерес к процветающей экспортной торговле солью (17). Действительно, Орден Сантьяго и его магистр, инфант дон Жуан, по-видимому, рано проявили интерес к заморской экспансии во втором и третьем десятилетиях XV в.; присутствие фидалгу из свиты дона Жуана, Бартоломеу Перестрело, во второй официальной экспедиции на Мадейру в 1420 г. часто считается значительным, как и тот факт, что он был отправлен оттуда обратно в спешке. Позже Перестрело, итальянец по происхождению, поменял сюзерена, стал клиентом инфанта дона Энрике, а затем и капитаном-донатарием Порту-Санту на Мадейре; он наиболее известен потомству как тесть Христофора Колумба.
Возможное объяснение, предложенное Серрао для отстранения Ордена Сантьяго от заморских предприятий, является националистическим: он утверждает, что Орден Христа рассматривался как исключительно португальский по своему характеру, тогда как на Сантьяго все еще лежала тень чрезмерно тесной связи с Кастилией. Тот факт, что магистр Сантьяго, дон Жуан, был чрезвычайно тесно связан со своим братом, знаменитым инфантом доном Педру (и даже рассматривается некоторыми историками как "серый кардинал" последнего), также может иметь значение; не исключено, что между этими Орденами происходила настоящая борьба политического характера за контроль над ранними исследованиями Атлантики. Стоит также отметить, что Орден Христа унаследовал определенные обязанности и традиции от тамплиеров, а именно тамплиеры в XII и XIII вв. в основном вели корсарскую войну против мусульманских и других конкурирующих судов в Средиземном море. Как бы то ни было, назначение инфантов магистрами военных орденов не решило проблему соперничества ни между орденами, ни между инфантами, а, скорее, даже могло обострить отдельные ее элементы.
ОТ ДОНА ЭНРИКЕ ДО ДОНА ЖУАНА
Как хорошо известно, в центре политической паутины заморской экспансии с середины 1430-х гг. находился инфант дон Энрике, который был активным работорговцем и управлял сахарными плантациями в дополнение к другим своим разнообразным предприятиям; неудивительно, что он, пожалуй, самая мифологизированная фигура в истории португальской экспансии. Превращенный под пером ряда зарубежных историков (и прежде всего англичанина XIX в. Р. Г. Мейджора) в принца Генриха "Мореплавателя", инфант представлялся человеком науки и культуры эпохи Возрождения, покровительствовавшим школе астрономов и мореплавателей, когда он прогуливался в уединенном великолепии по мысу Сагреш (18). У Мейджора, возможно, были свои причины для того, чтобы попытаться развить уже зарождавшийся культ личности вокруг дона Энрике, который, в конце концов, был англичанином по происхождению через свою мать Филиппу, которая сама принадлежала к дому Ланкастеров и была сестрой Генриха IV Английского. Современные архивные документы, увы, не содержат никаких свидетельств такой научной деятельности, в которую хотели бы заставить нас поверить почитатели дона Энрике, или даже существования школы в Сагреше (19). Вместо этого они позволяют сделать вывод, что дон Энрике сочетал личное благочестие и безбрачие (хотя он и не был рукоположенным священником) с проницательным политическим расчетом (очевидным в гражданских войнах 1440-х гг.), и что он был способен на безжалостное принятие решений -- как видно из его отказа отдать Сеуту, чтобы выкупить своего брата дона Фернанду, магистра Ависского Ордена, который находился в качестве заложника в Фесе с 1437 г. и в конце концов умер там. Вряд ли является совпадением, что португальский диктатор ХХ в. Антониу де Оливейра Салазар выбрал дона Энрике образцом для подражания.
Три десятилетия до смерти дона Энрике в 1460 г. в основном связаны с исследованием Атлантических островов и западного побережья Африки. Кульминацией этого периода являются первые нечеткие наблюдения португальцами островов Зеленого Мыса и исследования Педро де Синтры в Сьерра-Леоне, которые обычно датируются 1460-1461 гг. Семь западных островов архипелага Кабо-Верде были в конце концов открыты в 1462 г. и дарованы назначенному наследнику и приемному сыну дона Энрике, инфанту дону Фернанду, брату дона Афонсу V. Действительно, дон Фернанду получил в свои руки очень существенные права и ключом к этому был тот факт, что он был назначен преемником своего дяди (и приемного отца) в управлении Орденом Христа. Интересно отметить, что уже в марте 1436 г., в возрасте сорока одного года, дон Энрике уже назвал дона Фернанду (тогда ему было три года) своим наследником, тем самым дав понять, с одной стороны, что у него нет амбиций создать свою семью ("И поскольку у меня нет сына и я не надеюсь иметь его, я усыновляю и объявляю своим наследником инфанта дона Фернанду, моего племянника и крестника"), и в то же время гарантируя, что баланс сил между старшими и младшими сыновьями (здесь, доном Афонсу и доном Фернанду) останется стабильными (20).
Тем не менее, после смерти дона Энрике в конце 1460 г., по-видимому, в течение некоторого времени обдумывалось отклонение от схемы, которую мы изложили; первоначальная папская булла "Dum Tua" от января 1461 г., таким образом, назначает самого короля дона Афонсу V магистром Ордена Христа. Однако затем король отказался от этой должности, и поэтому Папа Пий II 11 июля 1461 г. пожизненно передал управление магистерством дону Фернандо, несмотря на то, что он уже был с 1444 г. магистром ордена Сантьяго, на основании уступки Папы Евгения IV. Это более раннее пожалование должности магистра ордена Сантьяго было сделано -- что довольно интересно -- по просьбе инфанта дона Педру, которого историки часто изображают как неустанного централизатора. Очевидно, существовала очевидная разница между централизацией от имени королевской власти в противовес территориальной знати и централизацией внутри самого королевского дома. Как показал более поздний случай с третьим герцогом Браганса, это различие было отчасти оскорбительным и опасным. Во всяком случае, к концу 1461 г. дон Фернанду подписывал свои грамоты следующим образом: "Я, инфант дон Фернанду, управляющий и губернатор (regedor e Governador) рыцарских орденов Господа нашего Иисуса Христа и Сантьяго, герцог Визеу и Бежи, сеньор Ковильи и Моуры и коннетабль..." (21).
После смерти дона Фернанду в 1470 г. эти титулы были вначале полностью унаследованы его старшим сыном, немощным доном Жуаном, но после смерти последнего в 1472 г. они были разделены. Второй сын инфанта дона Фернанду, дон Диогу, таким образом стал в 1472 г. герцогом Визеу и Бежа и администратором Ордена Христа, первоначально под опекой своей матери, доньи Беатрис; но должность магистра Сантьяго уже в 1472 г. была передана (что явилось весьма значительном шагом) инфанту дону Жуану, наследнику престола, который женился на донье Леонор, дочери покойного дона Фернанду, в Сетубале в 1471 г. Титулы и привилегии, принадлежавшие дону Диогу, в конечном итоге перешли после его смерти в сентябре 1484 г. к его брату дону Мануэлу, который, таким образом, сосредоточил в своих руках обширные полномочия, логически следуя традиции инфанта дона Энрике, его приемного деда, и инфанта дона Фернанду, его отца. К концу 1480-х гг. дон Мануэл был герцогом Бежа, администратором Ордена Христа и имел обширные полномочия и доходы на Атлантических островах.
Мы не должны впадать в ошибку, полагая, что переход должности магистра Ордена Христа в 1460-1461 гг. от дона Энрике к дону Фернанду оставил в неприкосновенности полномочия последнего в отношении заморской экспансии. Сохранившиеся документы свидетельствуют, во всяком случае, что основные проекты дона Фернанду заключались в консолидации своих владений (особенно на Атлантических островах), а не в дальнейших исследованиях. Кроме того, даже если дон Фернанду контролировал престижные должности магистров и обладал обширными прерогативами на Азорских островах, а также на островах Мадейра и Кабо-Верде, ситуация с исследованиями Западной Африки оставалась явно проблематичной. Заключенный в 1469 г. пятилетний контракт на торговлю и разведку на побережье Гвинеи между Короной и Фернаном Гомишем из Лиссабона, похоже, вообще не касался ни дона Фернанду, ни Ордена Христа; затем, в 1474 году, остаточные права Короны на торговлю с Аргуимом и Гвинеей были переданы наследнику, инфанту дону Жуану (к тому времени магистру Сантьяго, а также Ависа), что еще больше усложнило картину. Кроме того, это почти сразу же положило начало периоду войны с испанскими монархами Кастилии и Арагона, Изабеллой и Фердинандом, как на суше, так и на море, что отчасти было результатом спора о престолонаследии, возникшего в результате брака дона Афонсу V с кастильской принцессой Хуаной (насмешливо прозванной la Beltraneja, из-за сомнений в законности ее рождения). В конце этого периода ожесточенных распрей, начавшегося с пограничных набегов в 1475 г., обе стороны подписали Алькасоваш-Толедский мирный договор (1479-1480 гг.), который передал португальцам права на Азорские острова, Мадейру и Кабо-Верде, а также на будущее открытия на западноафриканском побережье, оставив при этом за Кастилией Канарские острова и некоторые другие неопределенные острова за Канарскими островами. Эти последние пункты были тонким краем юридического клина, который Кастилия использовала для оправдания своих притязаний в следующем десятилетии на Карибский бассейн, а затем и на материковую часть Америки. В свою очередь, длительный, хотя и неравномерный период войны, вероятно, укрепил притязания португальской короны на прямую зарубежную экспансию, вместо того, чтобы оставить вопросы на усмотрение Ордена Христа или таких полугосударственных организаций, которые доминировали ранее.
При вступлении на престол в августе 1481 г. дон Жуан II, О principe perfeito ("Совершенный государь") хронистов, таким образом, имел некоторые веские аргументы в пользу дальнейшей централизации заморских предприятий под властью короны. Однако по мере того, как экспедиции быстро продвигались на юг вдоль западного побережья Африки, внутреннее сопротивление дону Жуану в равной степени набирало обороты и разбивалось волна за волной. Непосредственных причин этого нельзя найти в процессе заморской экспансии, даже если существовала какая-то удивительная связь между внутренней оппозицией и внешними исследованиями. На первый взгляд, проблема проистекала из чисто внутреннего противостояния Короны и знати по вопросу о присягах на верность и о праве Короны пересматривать прежние фискальные отчуждения, которые широко производились во время правления дона Жуана I, дона Дуарте и прежде всего дона Афонсу V. Как неоднократно утверждалось в последние годы, после битвы при Альфарробейре (1448 г.) и гибели в ней инфанта дона Педру в Португалии появилась еще более могущественная знать, чьей поддержки король добивался для осуществления своих авантюр в Северной Африке. На кортесах 1455 г. король подвергся открытой критике за то, что он позволил получить дворянское звание слишком большому числу людей; а на кортесах 1472 г. отмечалось, что большая часть королевской власти перешла в руки этой знати, и особенно дома Браганса. Так, по словам историка Умберто Бакеро Морено, "царствование дона Афонсу V характеризуется чрезвычайно высокой степенью господства знати, и именно поэтому можно понять истинное значение Альфарробейры" (22).
Еще до восшествия на престол дон Жуан II показал, что его концепция королевской власти была более централизованной, чем у его отца. Самый драматичный пример относится к 1478 г., ближе к концу португальско-кастильской войны, когда Лопо Ваш де Каштелу-Бранко, алькайд замка Мура и влиятельный политический деятель, решил перейти на сторону Кастилии. Дон Афонсу V начал с ним переговоры, и в конце концов был достигнут компромисс, но это не понравилось дону Жуану. Следовательно, он приказал группе рыцарей из Эворы убить Лопо Ваша в его собственной цитадели Мура, а также конфисковать имущество другого заговорщика. В этом смысле конфронтационная нота звучала еще до 1481 г. (23)
Оппозиция дону Жуану II очень быстро сосредоточилась вокруг дона Фернанду, третьего герцога Браганса, потомка дона Афонсу, незаконнорожденного сына дона Жуана I. Будучи крупными землевладельцами и обладателями ряда привилегий, включая право вооружать рыцарей Ордена Христа за счет собственных средств и узаконивать их папством без разрешения от португальских королей, герцоги обладали заметным влиянием в политике конца XV в., которое носило отчетливо прокастильский характер, а также были противниками заморской экспансии. Тем не менее острота конфликта между герцогом и доном Жуаном II, который был его шурином, потрясла португальскую элиту. Обвинив герцога в оскорблении величества, а затем во враждебных отношениях с католическими монархами Кастилии и Арагона, дон Жуан схватил его в мае 1483 года, в то время как его семья, - включая его брата дон Алвару де Португал, а также его маленького сына Хайме, - бежала в Кастилию. После суда герцог был публично обезглавлен в Эворе 20 июня 1484 г.; хронисты сообщают, что, услышав приговор, король заплакал, но решил, что интересы государства должны возобладать над его личными привязанностями. Гарсия де Резенде в своей "Cronica del Rei D. Joao II" писал, что казнь была совершена анонимным палачом, который одним ударом отсек герцогу голову, в то время как глашатай объявил, что таков был "приговор, вынесенный королем, нашим господином, приказавшим обезглавить дона Фернанду, герцога Браганса, за то, что он совершил и замышлял измену и урон его королевствам и его королевской особе". Тот же хронист пишет, что король приказал зазвонить в церковный колокол, когда казнь совершилась; услышав это, он, как сообщается, поднялся с кресла, опустился на колени и сказал с глазами, полными слез: "Давайте помолимся за душу герцога, которая теперь перестала страдать" (24).
Эти слезы могли породить некоторые иллюзии относительно твердости политической воли монарха, но вскоре они развеялись. Следующим крупным политическим переворотом стала смерть дона Диогу, герцога Визеу, двоюродного брата короля, а также его шурина, которого подозревали в планировании мести за герцога Браганса; в этом случае дон Жуан не стал устраивать суд, а вместо этого просто собственноручно заколол дона Диогу в августе 1484 г. Других влиятельных аристократов, замешанных в заговоре, таких как дон Гутерре Коутиньо, дон Педру де Атаиде и дон Фернанду де Менезиш обезглавили, а прочим продолжали выносить приговоры в следующем году. Епископ Эворский, дон Гарсиа де Менезиш был заключен в подземную темницу в замке Пальмела, штаб-квартире Ордена Сантьяго, где и умер от истощения. Другие, как дон Алвару де Португал, предпочли отправиться в изгнание в Кастилию и не вернулись на родину при жизни короля (25).
Эти решительные, даже макиавеллистские меры, вероятно, были призваны подготовить почву для широкомасштабных институциональных реформ по целому ряду направлений. К середине 1480-х гг., когда экспедиции Диогу Кана продвинулись далеко вдоль западного побережья Африки, главной целью была подготовка почвы для входа в Индийский океан или, скорее, для начала торговли с расплывчато обозначенными Островами Пряностей. В этом смысле первая и вторая половина правления дона Жуана II представляют собой замечательный контраст. В первой мы видим его хозяином обстоятельств, навязывающим свою централизованную волю с ошеломляющей силой и замечательным успехом; в последние годы обстоятельства складываются так, что многие из его планов становятся недействительными. Переломным моментом его царствования стала экспедиция Бартоломеу Диаша в 1487-1488 гг. к мысу Доброй Надежды.
Как известно, путешествие Бартоломеу Диаша являлось частью более крупной стратегии и, более того, более масштабной концепции дона Жуана II. Вначале, когда в заморских предприятиях доминировал инфант дон Энрике, логика продвижения вдоль западного побережья Африки заключалась в том, чтобы оценить пределы проникновения ислама на юг и выяснить, можно ли найти в Африке союзников для нападения на "мавров", так сказать, с тыла. Эти побудительные мотивы стали неразрывно смешаны с возрожденной версией позднесредневековой легенды о Пресвитере Иоанне, который был объектом широко распространенных слухов с 1140-х гг. В 1145 г. немецкий историк епископ Оттон Фрейзингенский записал то, что слышал о Пресвитере от епископа Габала в Сирии:
"Он рассказал, что несколько лет назад некий Иоанн, царь и священник народа, живущего по ту сторону Персии и Армении, на крайнем Востоке, и исповедующего христианство, хотя и несторианского толка, пошел войной на двух братьев Самиардов, царей Мидии и Персии, и завоевал их столицу Экбатану... Одержав победу, названный Иоанн двинулся дальше, чтобы прийти на помощь Святой Церкви". Хронист отмечает, что замерзание Тигра помешало Пресвитеру Иоанну осуществить его замыслы; тем не менее, его намерения были чисты, и, кроме того, он "происходил от волхвов" (26).
Территориально перемещенный из Центральной Азии, куда его помещали более ранние тексты, в Африку, Пресвитер Иоанн был, по крайней мере, одним из объектов многоцелевой стратегии дона Жуана II в 1480-х гг. Однако этот "перенос" Пресвитера не следует приписывать временам дона Жуана; скорее это была идея, которая предшествовала ему и, должно быть, была связана со слухами о действительно существовавшем христианском царстве коптского толка в Эфиопии, два посольства из которого -- в 1402 и 1408 гг. -- как сообщается, побывали в Венеции. Действительно, в 1450-х гг. генуэзский купец и исследователь Антониотто Узодимаре, действовавший от имени португальцев у западного побережья Африки, предположил, что он находился не более чем в 300 лигах от царства Пресвитера Иоанна (27).
Принимая во внимание этот довольно запутанный клубок слухов, легенд и домыслов, дон Жуан II избрал разумный курс и подстраховал свои ставки. В начале августа 1487 г. Бартоломеу Диаш, который, по всей вероятности, был профессиональным моряком, а не представителем знати, был отправлен на разведку земель, лежавших за пределами последних открытий Диогу Кана. Экспедиция была скромной, и из современных свидетельств о ней мало что известно; в ней участвовали три корабля: "Сан-Криштован" под командованием самого Диаша, "Сан-Панталеон" под командованием Жуана Инфанте и третий корабль, название которого неизвестно. Что известно наверняка, так это то, что к началу декабря 1487 г. Диаш вышел за пределы исследований Кана и что либо в конце того же месяца, либо в начале следующего месяца он обогнул оконечность африканского континента и вошел в то, что обычно отождествляется с заливом Моссел в юго-восточной Африке. Диаш продвинулся еще дальше от этого места, достигнув мыса Ресифи и дойдя до Рио-ду-Инфанте (река Грейт-Фиш). В середине мая, по возвращении, он миновал и увидел мыс Доброй Надежды, а затем добрых семь месяцев плыл домой, прибыв в Лиссабон только в декабре 1488 г., где его осторожный вход в порт засвидетельствовал, среди прочих, Христофор Колумб.
За три месяца до отплытия Диаша, уже в начале мая 1487 г., дон Жуан II ввел в действие другую дополнительную часть концепции. Она заключалась в том, чтобы исследовать по традиционному сухопутному маршруту, что же на самом деле таит в себе восточный океан за пределами Африки, и людьми, выбранными для осуществления этого, были как младший член королевского двора, живописный Перо да Ковильян, так и менее известный Афонсу де Пайва. Эти двое, оба в некоторой степени говорящие по-арабски, похоже, следовали общим маршрутом через Испанию и Италию в Александрию, главный пункт прибытия азиатских специй в Средиземное море. Похоже, что они хотели проследить путь доставки специй до их источника, поскольку оба шпиона двинулись из Александрии в Каир, а затем направились по Красному морю в Аден. Здесь в середине 1488 г., как раз в тот момент, когда Бартоломеу Диаш готовился к отплытию с мыса Доброй Надежды, их пути разошлись. Пайва добрался до Гуджарата, но умер на обратном пути из Ормуза; Ковильян, выполняя более сложную миссию, добрался до Каннанура и Каликута и, возможно, даже совершил кратковременный визит в Мозамбик, прежде чем отправиться обратно в Каир, откуда он сообщил о том, что узнал. В конце концов, прибыв в Эфиопию, вероятно, примерно в 1494 г., он был задержан там и умер значительно позже в легендарных землях Пресвитера (28). Некоторые португальские хронисты XVI в. сообщают, что Перо да Ковильян отправил письма португальскому двору из Каира через некоего Жозе из Ламегу, еврея-сапожника и путешественника, хотя неясно, действительно ли эти письма прибыли в Португалию. Во всяком случае, прямая информация о коммерческих условиях в западной части Индийского океана в Португалии в начале 1490-х гг. оставалась скудной, и еще сохранялась определенная зависимость от более ранних отчетов (в частности, от повествования путешественника середины XV в. Николо де Конти, переработанного Поджо Браччолини). Это может объяснить, по крайней мере частично, отсутствие дальнейших экспедиций в Индийский океан в оставшиеся годы правления дона Жуана II.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО 1490-Х ГОДОВ
Но нам нужно продвинуться дальше, если мы хотим понять точный контекст первой экспедиции Васко да Гамы. В этом нам помогает тот факт, что в последние годы произошла тихая революция в интерпретации иберийских корней ранней португальской экспансии в Азии. Теперь становится все более очевидным, что раннюю фазу португальского присутствия в Азии нельзя понять, не принимая во внимание тот факт, что элита страны была сильно разделена по вопросу о заморской экспансии к концу пятнадцатого века, как с точки зрения идеологии, так и с точки зрения практики (29). Следуя исследованиям Жана Обена, мы можем, таким образом, проследить происхождение выбора Васко да Гамы на пост командующего экспедицией до последних пяти лет правления дона Жуана II, в частности до июля 1491 г., когда сын монарха и предполагаемый наследник дон Афонсу погиб в результате падения с коня. Таким образом, у дона Жуана не осталось ни законных сыновей, которым он мог бы передать престол, ни дочерей, которых можно было бы выдать замуж, а ближайшим законным кровным родственником, оставшимся у него, был его двоюродный брат, дон Мануэл, герцог Бежа, являвшийся также его шурином (30). Мануэлу удалось пережить чистки 1480-х гг., когда, как мы отмечали выше, был казнен его зять, могущественный герцог Браганса, а дон Диогу, герцог Визеу и родной брат дона Мануэла, был убит самим доном Жуаном. Тем не менее, король не питал большого доверия к дону Мануэлу, да и о его способностях он, по-видимому, был не слишком высокого мнения. Вместо этого дон Жуан II попытался выдвинуть в качестве престолонаследника своего незаконнорожденного сына дона Жоржи, который родился в августе 1481 г. в Абрантесе от любовницы короля, доньи Аны де Мендонса.
Мы можем процитировать на этот счет рассказ хрониста Руи де Пина, который пишет:
"Как только принц [дон Афонсу] умер, король обратился к Папе Иннокентию с просьбой передать управление и пожизненную власть над магистерствами Авис и Сантьяго сеньору дону Жоржи, его сыну; когда король был в Лиссабоне, пришли буллы, содержавшие соответствующее разрешение. А командоры и рыцари названных орденов присягнули ему в послушании в монастыре св. Доминика 12 апреля 1492 г., где в тот день была отслужена торжественная месса (Missa d'Estado). Король назначил его опекуном (ayo) и управляющим его домом дона Диогу д'Алмейду, который несколько дней спустя, после смерти приора дона Васко д'Атаиде, был сразу избран приором Крату" (31).
Намек на то, что дон Жоржи был новым фаворитом, был достаточно ясен, и с этого времени сторонники дона Мануэла (включая его сестру, донью Леонор, королеву) начали опасаться, что король будет манипулировать преемственностью. Таким образом, дворянство разделилось, грубо говоря, на группы сторонников того или иного кандидата на наследование престола, причем дона Жоржи поддерживал прежде всего клан Алмейда. На начальном этапе удача рода Алмейда была сосредоточена вокруг дона Лопо де Алмейды, первого графа Абрантеса, близкого союзника дона Жуана II, в доме которого воспитывался дон Жоржи. Как показал Жан Обен путем кропотливой реконструкции, у дона Лопо было по крайней мере шесть сыновей, один из которых, дон Диогу Фернандиш де Алмейда, был особенно близким компаньоном дона Жуана II. В 1490 г., когда дон Жоржи впервые появился при дворе, он был протеже второго графа Абрантеса, дона Жуана де Алмейды; два года спустя, в 1492 г., когда дон Жоржи был назначен магистром Сантьяго, его опекуном был, как мы видели, не кто иной, как Диогу Фернандиш де Алмейда. Опять же, в 1494 г., когда дон Жуан II отправил своих послов к Папе, чтобы попросить узаконить дона Жоржи, его эмиссарами были двое сыновей первого графа Абрантеса, а именно дон Педро да Силва (взявший фамилию своей матери) и дон Фернандо де Алмейда. Еще один сын, дон Жоржи де Алмейда, был в середине 1490-х гг. епископом Коимбры, что, по-видимому, является типичной стратегией смешения воинов, дипломатов и церковников в знатной семье. Но именно у младшего сына, дона Франсишку де Алмейда, была самая многообразная и интересная карьера: он был замешан в заговоре против дона Жуана II в 1484 г. (ставшем причиной казни герцога Браганса), но отделался легким испугом; немного позже он был связан с столь же злополучным герцогом Визеу, и ему пришлось бежать в Кастилию в поисках безопасности. Там он участвовал в успешной крестоносной кампании против Насридов в Гранаде, но вернулся в Португалию к 1492 г. Здесь, благодаря своим семейным связям, он вновь вернул королевскую милость и фактически был назначен в 1493 г. главой так и не состоявшейся португальской экспедиции, которая должна была выяснить, что за земли действительно открыл Колумб. Десять лет спустя, в 1505 г., он был назначен первым вице-королем Португальской Азии.
Но Алмейды и их расширенный клан (в который входили их племянники по браку, дон Алвару де Кастро и, что еще более важно, дон Диогу Лобо, барон Алвиту) не были просто решительными противниками дона Мануэла до его вступления на трон; они остались таковыми и впоследствии. Как утверждал Луис Филипе Томас, барон Алвиту был во втором десятилетии XVI в. главным противником в Португалии замыслов дона Мануэла и Афонсу де Албукерки (32). Оппозиция существовала не только на фракционном уровне; она также имела идеологическое измерение, как мы увидим ниже.
После открытия мыса Доброй Надежды и морского пути к нему, мы можем увидеть в последние годы правления дона Жуана заметные колебания в отношении Азии. Некоторые из этих колебаний были связаны с информацией, и это объясняет отправку агентов по суше для выяснения политической, религиозной и коммерческой ситуации на берегах Индийского океана. Помимо нехватки информации, существовала также искренняя неуверенность в использовании маршрута вокруг мыса, отчасти из-за неуверенности в отношении его экономических преимуществ по сравнению с традиционными сухопутными маршрутами через Левант (опасности и неопределенность плавания по водному маршруту являлись стандартной темой того периода) и отчасти из-за проблем защиты маршрута перед лицом кастильской конкуренции. Взрывоопасный потенциал морского соперничества между Португалией и Кастилией уже был продемонстрирован в отношении торговли с Гвинеей, и как только новость об открытии Колумба была привезена в апреле 1493 г. одним из его спутников, Мартином Алонсо Пинсоном, напряженность между Католическими монархами и доном Жуаном II обострилась. Позже, в 1520-х гг., оправдались ожидания тех, кто предвидел трудности в защите португальской экспансии в Азии от Кастилии, после того как экспедиция Магеллана побудила Карла V предъявить претензии на Молуккские острова. В этом соперничестве Васко да Гама также должен был играть второстепенную роль как решительный противник кастильских притязаний.
Следует подчеркнуть, что достижение консенсуса в португальском обществе по вопросу о заморской экспансии было непростым делом, о чем свидетельствуют частые сдвиги географических акцентов в течение XV в. (33) Начало экспансии, с захватом Сеуты в Северной Африке (1415 г.), было продиктовано не столько коммерческими, сколько военными и религиозными мотивами. Однако достаточно скоро экспансия на атлантические острова выдвинула на первый план коммерческий аспект; на Мадейре и Азорских островах не было "мавров" (мусульман), и военную знать мало что могло там заинтересовать. Для аристократии, с ее преимущественно земельными ценностями, Кастилия представляла собой полюс притяжения, и священная война даже против слабых остатков ислама в Иберии была часто привлекательнее, чем воды Атлантики (34). Пока заморская экспансия на запад находилась в ведении инфанта дона Энрике, она происходила достаточно централизовано и в достаточно ограниченных масштабах, чтобы сдерживать недовольство. Во второй половине XV в., и особенно после смерти дона Энрике, пришлось прийти к своего рода компромиссу. Когда дон Фернанду был магистром Ордена Христа, основная ответственность за атлантические исследования Короны, которые вскоре распространились на западное побережье Африки, была передана лиссабонским купцам, будь то португальские христиане, евреи или итальянцы-резиденты. Часть знати интересовалась этими делами, в основном в той мере, в какой они совпадали с возможностями корсарских набегов (guerra do corso). Однако по большей части дворянство оставалось обремененным менталитетом, который был решительно иберийским по своим горизонтам, а Северная Африка вошла в круг их интересов лишь по той причине, что она рассматривалась как граница иберийской военной экспансии.
Структура их мышления отличалась простотой, чего не допускали реалии Азии; таким образом, Азия была просто слишком сложной, чтобы ее можно было приспособить к существующему режиму компромиссов. Многие представители португальской знати видели смысл в кампаниях в Северной Африке, которые, в конце концов, принесли славу, а иногда и богатство. Экспансия в Атлантику также выглядела оправданной как относительно недорогое, высокодоходное предприятие, поддерживаемое космополитическим коммерческим классом Лиссабона. Но Азия являлась одновременно и слишком обширной, и слишком далекой, и слишком рискованной затеей. Это противодействие, вместе с другими заботами дона Жуана II -- в отношении Кастилии и остальной части его европейской политики, его собственного престолонаследия и в отношении открытия Колумба, -- во многом объясняет, почему между 1487 и 1495 гг. к мысу Доброй Надежды не было отправлено никаких дальнейших экспедиций, не говоря уже о том, чтобы выйти за его пределы (35).
Мы слишком хорошо видим это в ретроспективных рассуждениях величайшего португальского идеолога заморской экспансии в XVI веке Жуана де Барруша, о решении послать экспедицию в Азию. Я процитирую обсуждение в его первой "Декаде" (опубликована в 1552 г.) довольно подробно, так как оно проливает бесценный свет на это дело.
"Поскольку король дон Жуан умер, не оставив законного сына, который мог бы унаследовать королевство, королем был провозглашен (в соответствии с завещанием покойного монарха) герцог Бежа, дон Мануэл, его двоюродный брат, как сын принца дона Фернанду, брата короля дона Афонсу, которому по закону принадлежало королевское наследие. Каковым он и завладел своим скипетром, переданным ему в Алкасер-ду-Сал 27 октября Года Нашего от Искупления 1495 года, в возрасте двадцати шести лет, четырех месяцев и двадцати пяти дней".
Барруш продолжает, переходя к сути дела:
"И поскольку вместе с этими королевствами и сеньориями он также унаследовал продолжение столь возвышенного предприятия, какое предприняли его предшественники, а именно, открытие Востока со стороны нашего Океана-Моря, которое стоило такого усердия, таких трудов и расходов на протяжении более семьдесят пять лет; он пожелал сразу же, в первый год своего правления, показать, как сильно он хотел добавить к короне этого королевства новые титулы в дополнение к [титулу] сеньора Гвинеи, который принял его двоюродный брат король дон Жуан в связи с ее открытием, и в надежде на открытие этим путем других, более крупных государств. И по этой причине в следующем [14]96 году, находясь в Монтемор-о-Нево, он созвал несколько общих советов, на которых было озвучено много разных мнений, и большинство высказалось за то, что Индию не следует открывать (e os mais foram que a India nao se devia descubrir)..."
Ничто не могло бы выразить оппозицию более ясно, хотя Барруш изо всех сил старается, что вполне естественно, изложить причины оппозиции в несколько сдержанных выражениях.
"Помимо того, что это повлекло бы за собой множество затрат, поскольку [Индия] была слишком далеким государством для того, чтобы ее можно было завоевать и сохранить, это предприятие настолько ослабило бы силы [Португальского] королевства (о Reyno), что ему не хватило бы тех, которые необходимы для его сохранения. Более того, как только она будет открыта, это королевство столкнется с новыми соперниками, как это уже произошло между королем доном Жуаном и королем доном Фернандо Кастильским по поводу открытия Антильских островов: дело дошло до того, что они решили разделить мир на две равные части с целью будущих открытий и завоеваний".
Имеется в виду Тордесильясский договор (заключенный в июне 1494 г.); и подразумевается, что если народы дошли до такого противостояния из-за чего-то столь незначительного, то насколько серьезнее было бы дело, если бы награда была действительно богатой, как торговля с Индией!
Но теперь Барруш неискренне уклоняется от сути дела, приходя к своему заключению.
"Однако, в противовес этим причинам, были и другие, противоположные, которые, поскольку они соответствовали желанию короля, были более приемлемыми. И главная, которая повлияла на его решение, заключалась в том, что он унаследовал это обязательство вместе с наследованием королевства, и принц дон Фернанду, его отец, работал над этим открытием, когда по его приказу были открыты острова Кабо-Верде; и еще более из-за исключительной привязанности, которую он питал к памяти своего дяди, принца дона Энрике, который был создателем нового титула сеньора Гвинеи, который имело это королевство, поскольку это было весьма выгодное приобретение, сделанное без военных затрат и других расходов, которые понесли даже более мелкие государства. И, наконец, приводя в качестве довода тем, кто указывал на неудобства, могущие возникнуть в случае, если Индия будет открыта, что Бог, в руки Которого он передал дело, предоставит средства, необходимые для благополучия этого королевства [Португалии], король решил продолжить это открытие, а позже, в Эстремоше, назначил Васко да Гаму, фидалгу своего двора, капитан-майором кораблей, которые он намеревался отправить туда..." (36).
Выводы ясны: дон Мануэл столкнулся с сильным противодействием идее экспедиции в Азию (противодействие, которое явно уже существовало в последние годы правления дона Жуана II), которое он сам должен был несколько самодержавно подавить. Среди прочего новый король руководствовался одним фактором, о котором Барруш не упоминает, а именно, своей особой ближневосточной стратегией. У дона Мануэла, как мы теперь знаем, со временем появилась довольно сильная мессианская черта, которая сделала захват Иерусалима особенно важной целью в его политических решениях. Это было на одном уровне частным проявлением религиозного аспекта португальской экспансии, остаточного импульса, оставленного непростым сосуществованием с исламом в Иберии, и реконкисты, - аспекта, в отношении которого историки-материалисты, такие как Виторино Магальяэш Годиньо, выражали значительный скептицизм. Но такое огульное отрицание религиозного фактора неправомерно для источников того периода, и поддержку частично религиозной (и "идеалистической") интерпретации можно найти даже в трудах Жуана де Барруша, который, хотя двор и просил его написать "о деяниях, совершенных португальцами при открытии и завоевании морей и земель Востока", счел уместным начать свою великую хронику "Азия" с возвышения "в земле Аравии этого великого антихриста Мухаммада" (37).
Для Барруша и ряда его современников и предшественников, таких как Дуарте Гальван, возникновение и распространение ислама послужило логической отправной точкой для понимания того, как португальцы оказались в Азии; несмотря на то, что исторически христианство предшествовало исламу, иберийская версия христианства, которую они понимали, была реакцией на мусульманскую экспансию, даже если в средневековой иберийской версии Святого Иакова-апостола могли изображать как убийцу мавров. Примечательно, что Барруш начинает первую "DecadadaAsia" с рассмотрения мусульманского завоевания Иберии, христианской реконкисты, и только затем переходит к исследованию Атлантики и нанесению на карту западного побережья Африки, в конечном итоге приступая к описанию экспедиции Васко да Гамы в Индийский океан в четвертой книге этой работы. Если мессианская черта более очевидна в трудах некоторых других придворных дона Мануэла, чем у Барруша, который писал, в конце концов, во времена правления преемника дона Мануэла, дона Жуана III, тем не менее, мы можем уловить ее отголосок в его произведениях.
Вполне естественно, что современные историки рассматривают португальское мессианство как феномен, ассоциируемый более или менее исключительно с правнуком дона Мануэла, доном Себастьяном, средоточием знаменитого мессианского культа после его смерти в Северной Африке в 1578 г. в сражении с "маврами" (38). Культ себастианцев нашел гораздо более поздние отголоски даже в Бразилии девятнадцатого века (например, восстание Канудос) и Португалии ХХ в., оказав влияние на таких писателей и идеологов, как Фернандо Пессоа. В качестве альтернативы, некоторые недавние авторы подчеркивали мессианство, присущее заявлениям прадеда дона Мануэла, дона Жуана I, о его восшествии на престол, и особенно более поздним хроникам Фернана Гомиша, которые оправдывают его утверждения (39). Но это не должно скрывать от нас существование мессианизма несколько иного рода при дворе дона Мануэла, находившегося прямо между этими двумя более известными случаями. Непосредственной психологической причиной этого мессианства было довольно маловероятное вступление монарха на престол после череды смертей большого числа лиц, предшествовавших ему в порядке престолонаследия; не последнюю роль сыграла и мысль о предстоящем контакте с "заблудшими христианами" на другом конце света. Кроме того, в молодости наставники-францисканцы дома Мануэла почти наверняка передали ему самые влиятельные религиозные идеи, восходящие к знаменитому Иоахиму Флорскому, чьи работы были очень популярны в конце пятнадцатого века. Как известно, философские и эсхатологические рассуждения Иоахима были сосредоточены вокруг некоторых ключевых идей, таких как буквальная вера в то, что нужно отбросить букву Священного Писания, чтобы постичь его дух, тринитарный подход к истории и апокалиптическое видение, опирающееся на такие центральные тексты, как Книга Даниила (40). Португальский королевский милленаризм шестнадцатого века имел некоторые общие черты и темы с другими милленаристскими движениями того же периода, как в христианском, так и в исламском мире, от Стамбула до Индии. Книга Даниила, толкование сна Навуходоносора и представление о четырех империях (кульминацией которых стала Римская) с ожидаемой пятой тысячелетней империей, безусловно, были основным продуктом определенной группы иберийских теологов конца пятнадцатого века, особенно тех, кто был сильно обеспокоен падением Константинополя перед войсками османского правителя султана Мехмеда в 1453 году. В совокупности с ожиданиями евреев-милленаристов в той же области, они объединились, чтобы произвести то, что временами было сильнодействующей и пьянящей смесью, как мы видим из трудов испанского францисканца XV в. Алонсо де Эспина (самого считавшегося converso), который утверждал, что евреи ждали в Карпатах, между дворцами Гога и Магога, появления Антихриста. Здесь усматриваются ссылки не столько на книгу Иезекииля, 38-39, где Гог был правителем царства Магога на "крайнем севере", сколько в большей степени на Апокалипсис, 20, 8, где Гог и Магог -- беспокойные народы в конце времен. Таким образом, милленаризм и антисемитизм могли быть объединены для формирования политической программы; иберийско-иудейская эсхатология, со своей стороны, совершенно по-иному восприняла падение Константинополя, видя в нем обнадеживающий знак (41).
Эти идеи, которых дон Мануэл, вероятно, придерживался уже до 1495 г., в дальнейшем поддерживались некоторыми из членов его совета после его восшествия на престол, включая его жен (две из которых, что важно, были дочерьми Католических монархов). Они позволяли дону Мануэлу время от времени действовать в высшей степени авторитарно (как косвенно отмечает Барруш), так как он считал себя непосредственно вдохновленным Святым Духом, Который избрал его - смиренного и ничтожного - чтобы посрамить сильных и могущественных. Кроме того, влияние Иоахима на короля также принесло с собой эффект, который мы отметили выше, а именно озабоченность возвращением Иерусалима, озабоченность, которую дон Мануэл мог разделять с другими современниками, такими как Колумб. Утверждалось, что завоевание Святой Земли и разрушение центров паломничества в Хиджазе (особенно в Мекке) стали рассматриваться как потенциальная кульминация заморской экспансии, фактически как главное достижение, которое позволило бы дону Мануэлу претендовать на титул императора Востока.
Энтузиазм по поводу этого проекта, который в любом случае не получил широкой огласки, не нашел широкого распространения в португальских придворных кругах. По общему мнению, иерусалимское предприятие было особенно связано с доном Мануэлом, поскольку ни дон Жуан II, ни дон Жуан III, похоже, не проявляли к нему особого интереса. Но используемые средства сохраняли определенную преемственность с прежней политикой. Вплоть до 1516-1517 гг., когда османы захватили Египет, план дона Мануэла состоял в том, чтобы начать двустороннее наступление на мамлюкский султанат Египта, который такие писатели, как Дуарте Гальван, отождествляли с библейским Вавилоном. Это означало бы, с одной стороны, возобновление крупного наступления на североафриканском фронте и, следовательно, отвлечение ресурсов от торговой деятельности. С другой стороны, азиатская стратегия представляла собой комбинацию военной и коммерческой блокады, которая нанесла бы ущерб коммерческой экономике Египта и Венеции и в то же время резко сократила бы таможенные доходы султанов от торговли пряностями.
Было ясно, что португальцы не могли заниматься этой деятельностью в одиночку, но европейские союзники не считались ни желательными (поскольку это означало бы разделить славу в Respublica Christiana), ни доступными. Скорее, учитывая мнение о том, что заблудшие христиане существовали где-то еще, поддержка других азиатских или африканских держав считалась более обоснованной. Дон Мануэл и его окружение явно считали, что количество христианских королевств в Азии намного больше, чем было на самом деле; и, в конце концов, это привело их к разработке стратегии, сосредоточенной на союзе с Эфиопией, которая уже с прежних времен вызывала большое любопытство, в своем обличье государства, которым правил легендарный Пресвитер Иоанн. Именно этому союзу решительно противостояли другие партии как в Португалии, так и в португальской Азии во время правления дона Мануэла.
НАСЛЕДИЕ ГАМА
Какова же была во всем этом роль Васко да Гамы? Заметим, что о первой четверти века его жизни практически ничего не известно, и что иногда отстаиваемая идея, что он родился в 1460 г., основана не более чем на расплывчатых предположениях, причем многие авторы (в том числе составители стандартных генеалогий дворянства), предлагают более вероятную дату - 1469 год. Исследования конца XIX в. А.С. Тейшейра де Арагао и Ж.И. де Бриту Ребело помогли, по крайней мере, отличить его от некоторых тёзок, современных ему мелких дворян с таким же именем (42). Один из них, оруженосец (escudeiro) королей дона Дуарте и дона Афонсу V, жил в Элваше и имел собственность в Оливенсе, но умер в 1496 г. По крайней мере, еще двух людей с таким же именем можно найти в Оливенсе в 1480-х гг., помимо одного в Элваше и одного в Эворе (43).
Наш Васко да Гама, как установлено более или менее окончательно, был внуком другого Васко да Гамы, который жил в Оливенсе и был женат на некой донье Терезе да Силва. От этого союза родилось четверо детей, из которых старший Эштеван да Гама был кавалейру при дворе могущественного герцога Визеу, дона Фернанду, в 1460-х гг. и получил в награду должность алькайд-мора и капитана Синиша, а также небольшой доход от налогов на мыловарение (saboarias) в Эстремоше, Сузеле и Фронтейре. Будучи в то время членом служилого дворянства, Эштеван да Гама приобрел ряд прав в Синише и его окрестностях (в частности, в Колосе), где он, по-видимому, обосновался к 1460-м гг.: например, в 1478 г. он был отстранен от должности алькайд-мора Синиша, но вместо этого получил право собирать там налоги с octroi (октруа - сборы с ввоза товаров на городские территории. - Aspar) и регистрации в силу услуг, оказанных Ордену Сантьяго, а в следующем году получил доходы, причитающиеся с двух еврейских жителей поселения Сантьяго-де-Касем. В конце 1470-х гг. он также получил от ордена Сантьяго коменду Серкуал (44).
Таким образом, Эштеван да Гама хорошо вписывается в наш общий профиль деятельности Ордена Сантьяго в районе, простирающемся к югу от полуострова Сетубал до Алгарви. Следует признать, что в настоящее время в настоящее время наши знания об экономической истории региона в конце XV и начале XVI вв. неравномерны (45). Изучение корпуса из восьмидесяти документов Ордена, датируемых с 1482 по 1523 гг. и относящихся к сделкам с недвижимостью, раскрывает картину широкого проникновения членов ордена Сантьяго в сельскую местность (46). Орден Сантьяго в этой области выступает не только как собственник, но и, весьма похоже, формирует само государство. Представляется, что многие из этих квазигосударственных полномочий восходят ко времени правления короля дона Фернанду, который, как известно, издал алвару, предоставлявшую магистру Сантьяго "юрисдикцию над уголовными и гражданскими делами" в Сетубале, Сесимбре, Пальмеле и Алькасере (47). Некоторые из исследованных документов представляют собой документы о распределении земель, или aforamentos и cartas de sesmaria, изданные такими людьми, как дон Педро де Норонья, mordomo-mor короля дона Жуана II, comendador-mor ордена Сантьяго в 1482 г., который в силу этой должности в Ордене держал комендыvila Канья и Кабрела, первая из которых приносила 150 000 реалов в год, а вторая -- 130 000 реалов (48). Некоторые из них касаются оливковых рощ, виноградников и домов, другие представляют собой акты купли-продажи (cartas de venda), где Орден Сантьяго заверял и регистрировал сделки, иногда у нотариуса (tabeliao), взимая плату за услугу. Помимо командоров, которые часто фигурируют в документах (например, Жоржи де Соуза, кавалейру Ордена Сантьяго, фигурирующий в документах с 1493 по 1495 г.), мы также видим присутствие ряда других должностных лиц ордена, начиная от его инспекторов, посланных из Пальмелы в отдаленные районы, almoxarife ордена, до агентов командоров (которых можно было бы назвать feitor e procurador, то есть "фактор и агент") (49).
Похоже, что к началу 1480-х гг. Эштеван да Гама начал несколько подниматься в сложной иерархии Ордена, впрочем, так и не достигнув сколько-нибудь значительных высот. Так, в документе, датируемом, вероятно, 1481 годом, перечислены лица, присутствовавшие на официальном собрании Ордена в Сантарене. Во главе списка стоят дон приор и комендадор-мор, за ними следуют "Тринадцать" (семь сидят справа и шесть слева). Одиннадцатым слева является Эштеван да Гама, который следует за Жуаном Афонсу де Агияром, Перо Жакесом и Афонсу де Карвалью. В том же документе среди получивших одеяние Ордена на собрании на шестом месте значится Васко да Гама (50).
В браке отца Гамы с доньей Изабель Содре, дочерью некоего Жуана Содре (также известного как Жуан де Резенде), появилось на свет большое количество детей. Состав семьи в 1480 г. можно восстановить по документам епископа Сафимского, который посетил Синиш в ноябре того же года и наблюдал за церемонией первого пострига (prima tonsura) в доме Гама. В списке тех, над кем был совершен обряд пострига, вероятно, в порядке старшинства, - Паулу да Гама, еще один сын по имени Жуан Содре (который, очевидно, взял фамилию своей матери), Васко да Гама и Педро да Гама. Нет никаких упоминаний об Айрише да Гаме, который дважды служил в Индии в 1510-х гг. и был наследником финансовых накоплений своего отца; может быть, он был слишком молод, чтобы подвергнуться постригу в 1480 г. Также, естественно, нет упоминания о дочерях, ввиду характера документа; однако мы знаем, что у Васко да Гамы была по крайней мере одна младшая сестра, Тереза ??да Гама. Настоящим сюрпризом является появление в документе еще одного двойника: это второй Васко да Гама, который указан как родившийся от Эштевана да Гамы, когда он был еще холостым, и от матери-одиночки (de soluto genitus et soluta) (51). Таким образом, у Васко да Гамы был незаконнорожденный сводный брат с точно таким же именем, как и у него! Наконец, упоминается о первом постриге в 1480 г. дяди Васко да Гамы по материнской линии, Висенте Содре, который числился жителем Синиша, хотя и был уроженцем прихода Мадалена в Лиссабоне. В документе отмечается, что Висенте Содре был сыном Жуана Содре и Изабель Серрао; ему суждено было сыграть значительную роль в середине карьеры Васко да Гамы, во время его второй экспедиции в Индию в 1502-1503 гг. Мы можем мимоходом заметить, что семья Содре происходила от некоего Фредерика Садли из Глостершира, который сопровождал графа Кембриджского в Португалию в 1381-1382 гг., чтобы сражаться на стороне Ависского Дома против кастильцев, и после этого поселился там. Тогда не только у инфанта дона Энрике имелись английские корни.
Тейшейра де Арагао утверждал -- частично опираясь на устную традицию -- что Васко да Гама родился в самом Синише, в доме рядом с церковью Носса-Сеньора-дас-Салас, но большую часть своего образования он получил в Эворе. Первое утверждение вероятно, второе гораздо менее достоверно. Утверждалось даже, что он хорошо разбирался в астрономии, приобщившись к мудрости не меньшего учителя, чем знаменитый еврейский ученый Авраам Закуто. К таким мифам, хотя и созданным уже такими близкими современниками, как Гашпар Корреа, следует относиться с осторожностью. Также совершенно нет убедительных свидетельств, как утверждает Тейшейра де Арагао, что с 1478 г. Васко да Гама выполнял многочисленные поручения на службе у дона Жуана II. Если он был достаточно молод, чтобы принять свой первый постриг в 1480 г., то, по всем оценкам, это маловероятно. В самом деле, единственным явным доказательством этого, которое представляет Тейшейра де Арагао, является испанский документ от ноября 1478 г., выданный Изабеллой, королевой Кастилии, который представляет собой охранную грамоту, позволяющую некоему Васко да Гаме и некоему Фернандо де Лемушу проехать в Танжер через Испанию, несмотря на продолжающиеся военные действия между Португалией и Кастилией (52). Поскольку, как мы видели, людей с таким именем предостаточно, мы никоим образом не можем быть уверены, что этот Васко да Гама, отправившийся в Танжер, был сыном Эштевана да Гамы. И что любопытно, от этого вопроса зависит многое, ибо отказ некоторых историков от даты его рождения 1469 г. опирается именно на признание того, что он находился на королевской службе в 1478 г.!
Как бы то ни было, вопрос о том, где и чем Васко да Гама занимался во второй половине 1480-х гг., когда, я бы предположил, он был еще подростком, остается нерешенным. Возможно, хотя опять же ни в коем случае не является точно доказанным, что он участвовал в кампаниях в Северной Африке во второй половине этого десятилетия, поскольку это было достаточно распространенной практикой среди его современников, и особенно младших сыновей мелкой знати. Против этой гипотезы говорит тот факт, что тщательные исследования историками документов, относящихся к Марокко, до сих пор не выявили никаких конкретных доказательств. Учитывая тесные узы между его семьей и Орденом Сантьяго, также возможно, что основной сферой деятельности Васко да Гамы в эти годы был сам Алентежу, где Ордену было чем заняться.
Первое явное упоминание о нем встречается довольно поздно, в 1492 г., когда, по нашим подсчетам, ему должно было быть примерно двадцать три года. Нагруженная золотом португальская каравелла, возвращавшаяся из Сан-Жорже-да-Мина в Западной Африке, была захвачена французами, и дон Жуан II в отместку захватил французские суда в Сетубале, портах Алгарви, Авейру и Порту. Командование экспедицией в Сетубал и Алгарви было возложено на Васко да Гаму, который успешно выполнил приказания короля. Нашим источником для этого является Гарсия де Резенде, который в своей "Хронике Д. Жуана II" пишет:
"[Дон Жуан] с большой поспешностью послал в Сетубал и в королевство Алгарви Васко да Гаму со всеми полномочиями и властью, фидалгу его дома, который впоследствии стал графом Видигейры и адмиралом Индий, человека, которому он доверял и который служил на армадах и в морских делах, приказав сделать то же самое [захват] с теми [кораблями], которые могли быть там, -- что он весьма быстро и выполнил" (53).
Хотел ли Резенде, писавший задним числом в начале 1530-х гг., приписать Гаме более тесные связи с доном Жуаном II, а также больший опыт в морских делах будущему адмиралу, чем это было на самом деле, может быть предметом обсуждения. Тем не менее, интересно отметить, что Васко да Гама действительно фигурирует здесь как доверенное лицо дона Жуана II, как фидалгу королевского двора и как человек с определенным морским опытом. Если мы будем придерживаться буквы заявления, мы не сможем утверждать -- как это сделал Армандо Кортесао, -- что Васко да Гама уже командовал многочисленными дальними морскими экспедициями, о которых не сохранилось никаких других документов; это означает злоупотребление текстом Резенде. Если мы действительно поверим Резенде на слово, мы можем предположить, что Гама ранее служил на флотах, отправленных на атлантические острова, или в Гвинею, или даже во Фландрию, где португальский король проявлял в эти годы активный коммерческий интерес. Однако заслуживает внимания другой документ того же 1492 г., поскольку он также относится к Сетубалу, где, как мы знаем, в тот год находился Васко да Гама. Изданный от имени дона Жуана II из Лиссабона 22 декабря 1492 г., он повествует о том, как некий Диогу Ваш, эскудейро (оруженосец) королевского двора и житель Сетубала, и Васко да Гама однажды ночью прогуливались по улицам города, когда столкнулись с алькайдом города Жуаном Карвальо, и показались ему подозрительными, поскольку Васко да Гама скрывал лицо плащом и, следовательно, ошибочно был принят за злоумышленника (malfeitor). Завязалась ссора, и на помощь алькайду пришли другие официальные лица, которые впоследствии подали жалобу на Ваша и Гаму. В своем письме от декабря 1492 г. дон Жуан, "желая оказать ему милость и благоволение", простил Диогу Ваша за его яростное сопротивление, заставил его заплатить небольшой штраф в размере 1000 реалов, а также отменил приказ о его аресте. Этот небольшой инцидент подчеркивает некоторые черты из того, что мы позже узнали о психологическом складе Гамы; вспыльчивый и бурно реагирующий на предполагаемые оскорбления, он вряд ли являлся идеальным человеком для установления контакта с новыми континентами и культурами. Забавно отметить, что тот же самый инцидент был впоследствии характерно преувеличен и искажен Гашпаром Корреа: по версии Корреа, нападение произошло на судью в Сетубале, который был тяжело ранен (возможно, даже убит), и было совершено не Васко, а его старшим братом Паулу да Гама. Он даже утверждает, что Васко да Гама накануне своего отъезда в Индию попросил и получил от дона Мануэла помилование для своего брата (55).
В следующие несколько лет о Васко да Гаме ничего не слышно, но его имя затем всплывает в 1495 г. при весьма значительных обстоятельствах, сразу после смерти дона Жуана II. Мы уже отмечали борьбу за престолонаследие, которая началась после смерти предполагаемого наследника дона Афонсу в 1491 г., когда дон Жуан II изо всех сил пытался продвигать кандидатуру своего незаконнорожденного сына, дона Жоржи. Мы отметили также, что его главными сторонниками в этом предприятии были Алмейды, которые, как мы увидим ниже, были связаны с Васко да Гамой несколькими способами. Королева донья Леонор поддержала своего брата дона Мануэла, который явно был законным преемником, после того как попытка дона Жуана II добиться от папы легитимации дона Жоржи потерпела неудачу в 1494 г. К моменту смерти короля стало ясно, что дон Жоржи не был подходящим кандидатом. Текст королевского завещания, официально открытого самим Руи де Пина, описывается им так:
"Выяснилось, что король объявил герцога Бежа тем, кто по праву был его законным наследником и преемником его королевств, и он со словами великой любви и больших обязательств вверил его попечению своего сына, сеньора дона Жоржи, которому он также оставил герцогство Коимбра и сеньорию Монтемор-о-Велью со всеми виллами и землями, которые принадлежали инфанту дону Педро, его прадеду, и он также просил герцога [дона Мануэла] передать ему [дону Жоржи] все то, чем он владел как герцог, в том числе звание магистра Ордена Христа и остров Мадейра. И хотя король дон Мануэл даровал ему титул герцога со многими из перечисленных выше прав и владений во время своего правления, он уклонился от передачи некоторых из них, и считается, что это было не из-за отсутствия любви и доброй воли, которые он испытывал к нему, но из-за [финансовых] затруднений Королевства и больших нужд Королевской Короны, а также из-за ожидания, что, если бы у него были сыновья, они могли бы потребовать этого от него" (56).
Таким образом, дон Жуан II хотел оставить дону Жоржи огромные полномочия, как герцогу Коимбры и магистру всех трех военных орденов, которые, несомненно, поставили бы его в положение большого политического значения. Сравнение, выбранное самим королем, с инфантом доном Педру, хотя и основанное отчасти на том факте, что инфант был герцогом Коимбрским, должно было вызвать любопытные отклики, поскольку наводило на мысль, что дону Жоржи предназначалась роль соперничающего (и потенциально дестабилизирующего) центра власти по отношению к Короне. Может показаться, что это довольно плохо согласуется с тем, что мы знаем о доме Жуане II при его жизни: почему этот король, которого обычно считают закоренелым и довольно безжалостным централизатором, фактически первым абсолютистским монархом Португалии, пожелал оставить после себя такое разделенное наследие? Казалось бы, очевидный парадокс может быть разрешен, если кто-то захочет рассмотреть этот вопрос с точки зрения конца XV века, отбросив некоторые очевидные анахронизмы (57).
Во-первых, хотя в Португалии можно было найти некоторую разновидность средневекового европейского представления о двух телах короля (изложенную Э. Х. Канторовичем и другими), не очевидно, что она отражала что-то большее, чем некоторые очень широкие идеи институциональной преемственности (58). Практика централизованного правления во времена дона Жуана II была, возможно, слишком недавней (и слишком хрупкой), для того, чтобы иметь специфическую и четко определенную "политическую теологию", и, таким образом, исследователи, которые подходят к вопросу с преимущественно юридической точки зрения, вряд ли продвинутся очень далеко. Из изучения действий и завещания дона Жуана II следует, что его концепция власти была не просто централизованной, но специфически личной и, следовательно, не поддавалась обобщению в понятие централизованного "королевства" в абстрактном смысле. Таким образом, тот факт, что он сам имел централизованную власть и осуществлял ее как таковую, не означал, что дон Жуан считал такое политическое устройство подходящим в целом; конечно, он, должно быть, считал довольно неуместным сосредоточивать власть до такой степени в руках кого-то, кого он считал столь же некомпетентным, как и дон Мануэл. Тогда решение заключалось в том, чтобы разделить власть между доном Жоржи и его сторонниками - кланом Алмейда, с одной стороны, и доном Мануэлом, с другой, чтобы узаконить и запечатлеть в камне, так сказать, состояние постоянной фракционной борьбы.
После этих размышлений мы можем вернуться к Васко да Гаме и к рассмотрению его места в фракционной политике раннего мануэлинского двора. В этом контексте интересно отметить, что первыми документами, которые относятся к нему после восшествия на престол дона Мануэла, являются две дарственных грамоты, адресованных ему от дона Жоржи, датированные через несколько месяцев после смерти дона Жуана II, а именно 17 и 18 декабря 1495 г. Эти грамоты неоднократно публиковались Брито Ребелу, Тейшейрой де Арагао и совсем недавно Армандо Кортесао; они даруют Васко да Гаме, которого называют "фидалгу двора сеньора-короля, и рыцарем ордена Сантьяго", коменды Мугеласа и Шупаррии со всеми их привилегиями, арендной платой, десятиной, правами и податями, - привилегия, которая, как мы знаем, приносила в начале шестнадцатого века 80 000 рейсов (60 000 от Мугеласа и 20 000 от Шупаррии). Коменды были стратегически расположены в районе Сетубала, очень близко к резиденции Ордена Сантьяго в Палмеле. В дарственных грамотах упоминаются услуги, оказанные Васко да Гамой в прежние годы, что Кортесао истолковал как еще одно свидетельство таинственных экспедиций вокруг мыса Доброй Надежды, "путешествий с целью открытий и исследований восточноафриканского побережья за Риу-ду-Инфанте с каравеллами, о которых не сохранилось никаких сведений". Точная фраза, из которой он сделал такие выводы, содержится в обоих этих грамотах, в которых упоминаются "многочисленные услуги, которые Васко да Гама, фидалгу двора короля, моего господина... оказал и, надеюсь, окажет в будущем королю, моему господину и отцу, чью душу да упокоит Бог, и королю, моему господину, и мне" (59). С нашей точки зрения, мы можем трактовать эти грамоты совершенно иначе. Они предполагают, что Васко да Гама, как член Ордена Сантьяго, продолжал быть приверженцем дона Жоржи и, таким образом, -- принимая во внимание наши более ранние рассуждения -- весьма вероятно, был членом разрозненной группировки противников дона Мануэла, которая сформировалась вокруг клана Алмейда и барона Алвиту.
На первый взгляд кажется, что такая интерпретация только усугубляет путаницу. Почему, в конце концов, дон Мануэл выбрал члена, так сказать, противоположной партии, руководителем первой экспедиции в Индийский океан? Небольшое размышление показывает правдоподобность этой идеи. Во-первых, если -- по свидетельству Барруша -- решение об отправке экспедиции было принято вопреки мнению большинства членов королевского совета, вероятно, был достигнут определенный компромисс в отношении выбора капитана. Во-вторых, существовала проблема риска и тот факт, что в конечном итоге был отправлен лишь небольшой флот (с минимальной командой менее двухсот человек). Гораздо лучше, чтобы такую ??экспедицию возглавил человек, отождествляющий себя с оппозицией, чем один из аристократов, выбранных лично доном Мануэлом; по крайней мере, таким образом бремя неудачи (если бы экспедиция закончилась неудачей) можно было частично переложить на других. В-третьих, мы имеем дело с тем фактом, что ни один из хронистов не дает нам убедительного объяснения выбора Гамы в качестве командующего экспедицией. Барруш и Каштаньеда предполагают, что дон Жуан II уже выбрал на этот пост отца Васко, Эштевана да Гаму, и после смерти последнего эта честь перешла к его сыновьям. Каштаньеда добавляет далее, что по праву экспедицию должен был возглавить старший сын, Паулу да Гама, но он уступил этот пост своему младшему брату по состоянию здоровья и вместо этого согласился стать капитаном одного из судов! (60) Несмотря на некоторые подтверждающие косвенные доказательства -- Паулу да Гама умер на обратном пути из Индии, что свидетельствует о плохом самочувствии -- последняя версия не лишена натяжек. Если бы Паулу да Гама полностью отказался плыть, дело обстояло бы несколько иначе. Кроме того, если речь шла о наследственном праве, почему Васко предпочли другим его братьям? Таким образом, есть подозрение, что Васко да Гама был выбран не только как сын своего отца, но и в силу определенных личных качеств.
Третий хронист, решительно неофициальный и склонный к сплетням Гашпар Корреа, предлагает нам совершенно иную версию. По его словам, дон Мануэл выбрал Гаму, который служил при его дворе, более или менее импульсивно, потому что ему понравилась его внешность. Эта версия, если рассматривать ее в целом, совершенно невероятна, но содержит один элемент, который можно принять как соответствующий духу решения: Гама действительно был выбран. Чтобы еще больше запутать ситуацию, Гарсиа де Резенде в своей "Хронике Д. Жуана II" со своей стороны настаивает на том, что Д. Жуан не только выбрал Васко да Гаму для руководства экспедицией в Индию, но даже подготовил флот и завершил составление инструкций (regimentos); в этой версии Д. Мануэл действительно не более чем приказал флоту выйти в море, "в том виде, каким он был, с той же командой и теми же составленными для него инструкциями, и под командованием того же Васко да Гама в качестве капитан-майора" (61). Как бы то ни было (и вполне может быть, что ни один из этих хронистов не владел истиной по этому вопросу), мы уверены по крайней мере в том, что в июле 1497 г. Васко да Гама отплыл в Индию со своим флотом из трех кораблей: "Сан-Габриэль", "Сан-Рафаэль", "Берриу" и четвертого корабля с припасами.
ПРОБЛЕМА ДОНА ЖОРЖИ
Политическая интерпретация, которую мы предложили на последних нескольких страницах, призывает к пересмотру роли Ордена Сантьяго, а также его магистра, дона Жоржи, герцога Коимбры, в контексте ранней карьеры Васко да Гамы. У нас все еще нет адекватной биографии дона Жоржи, которая значительно облегчила бы нашу задачу. В ее отсутствие мы можем кратко обрисовать основные элементы его карьеры, начиная с его незаконного рождения в Абрантесе в августе 1481 г. от любовницы дона Жуана II, доньи Аны де Мендонса. До девяти лет его воспитывала сестра короля, донья Хуана, которая, хотя и не принимала духовный сан, жила в монастыре Иисуса в Авейру, а после ее смерти в 1490 г. он прибыл ко двору. С этого времени дон Жоржи, по-видимому, тесно связан с семьей Алмейда, и эта связь еще больше укрепилась после 1492 г., когда он принял на себя должности магистров Сантьяго и Ависа. Семья его матери продолжала играть определенную роль в его жизни, и мы знаем о контактах между ним и его дядей по материнской линии, Антониу де Мендонса Фуртадо, жителем Лиссабона и командором Ависского Ордена (62). Хроники дона Мануэла и дона Жуана III представляют собой форму систематической пропаганды против дона Жоржи (а позже против его сына дона Жуана де Ленкастре, маркиза де Торрес Новас с марта 1520 г., а затем ставшего первым герцогом Авейру), что усложняет нашу задачу; и отец, и сын обвиняются в разной степени в аморальности и распущенности в своем личном поведении.
Дон Жуан II, как мы отмечали, в своем завещании просил дона Мануэла передать дону Жоржи должность магистра Ордена Христа, а также контроль над атлантическими островами; он также попросил даровать ему титул герцога Коимбрского и выдать за него дочь замуж. Дон Мануэл медлил с исполнением некоторых пунктов этого завещания; в отношении других, таких как передача должности магистра Орден Христа, как мы отметили, он вообще отказался подчиниться. Дон Жоржи был провозглашен герцогом Коимбрским только в мае 1500 г., и в конечном итоге титул был подтвержден только в мае 1509 г., почти через пятнадцать лет после смерти его отца. Кроме того, дон Жоржи не получил в жены принцессу; вместо этого, в мае 1500 г., через несколько дней после того, как ему наконец даровали титул герцога Коимбрского, он заключил брак с доньей Бритиш де Вильена, дочерью дона Алвару де Португал и, следовательно, кузиной тогдашнего герцога Браганса (63).
Однако сам дон Алвару де Португал был человеком без всякого значительного политического влияния и веса (64). Сын второго герцога Браганса, дона Фернанду, он занял политическое положение к последнему десятилетию правления дона Афонсу V и последовательно назначался, вначале, на должность администратора casa de suplicaГЦo, а затем, в 1475 г., канцлера (chanceler-mor) Португалии. Великая чистка, сопровождавшая падение и казнь его старшего брата, герцога Браганса, в 1483 г. заставила его бежать в Кастилию, где он был принят с беспрецедентными почестями: ему был предоставлен территориальный пост, он стал алькальдом-мэром Севильи и Андухара и, в конце концов, президентом Королевского совета Кастилии (65). Когда дон Мануэл вступил на престол, он призвал его вернуться в рамках всеобщей амнистии заговорщикам 1483-1484 гг. и предложил вернуть ему его имущество (которое было конфисковано), а также значительное денежное содержание. Дон Алвару согласился и продолжал вплоть до своей смерти в Толедо в начале марта 1504 г. играть ключевую роль посредника между Испанией и Португалией. Именно его, например, отправил в качестве посла дон Мануэл для переговоров о браке короля с доньей Изабель, дочерью Католических монархов и вдовой инфанта дона Афонсу (умершего в 1491 г.). Кроме того, дон Алвару проявил большой интерес к участию в торговле в Индийском океане, вложив в нее часть своего значительного состояния и отправив своих агентов в порты юго-западной Индии. Брак между его дочерью и доном Жоржи в 1500 г. показывает, что нам не следует придерживаться чрезмерно упрощенного и бинарного взгляда на фракционную политику при португальском дворе. Дон Алвару, противник дона Жуана II в середине 1480-х гг., следовательно, не стал автоматически сторонником дона Мануэла; вместо этого он был сторонником такой концепции торговли в Индийском океане, где дворянство играло существенную роль, а монархия - относительно меньшую, таким образом - по сути - антимануэлинской концепции. Кроме того, он, по-видимому, находился в союзе с доном Жоржи, одним из противников королевской власти в Португалии и соперником дона Мануэла в качестве претендента на престол, и привнес в последнего нотку кастильского влияния.
Это влияние косвенно проявляется в действиях дона Жоржи в отношении Ордена Сантьягу. Если с точки зрения историков дона Мануэла и дона Жуана III, дон Жоржи предстает неуравновешенным принцем, который со временем превращается в слабоумного развратника перед смертью в возрасте шестидесяти девяти лет в Пальмеле в 1550 г., летописцы Ордена Сантьяго воспринимают его роль несколько иначе. С их точки зрения, дон Жоржи предстает великим администратором и реформатором, который помогает реорганизовать внутреннюю структуру ордена, действуя в меньшем масштабе, но в том же направлении, что и дон Мануэл, который централизовал управление в общенациональном масштабе с помощью OrdenaГ?es Manuelinas и других законов (66). Ключевой работой, которая цитируется в этом отношении, является "Regras, Statutos e DiffiniГ?es da Ordem de Santiago" (1509 г.), выработанные на общем собрании (capitulo geral), созванном доном Жоржи в Пальмеле в октябре 1508 г., но есть также ряд других частей внутреннего законодательства (regimentos), которые действовали примерно с 1508 г. до конца 1520-х гг. Особое значение, как отмечает недавний историк Ордена Сантьяго, имеет тот факт, что нормы в таких работах, как указанный выше свод правил 1509 г., являются "переводом, адаптацией или переформулировкой кастильских норм не только пятнадцатого века, но и всей истории Ордена" (67).
Одной из целей дона Жоржи явно была защита Орденов Сантьяго и Авис от более могущественного Ордена Христа, чьим магистром с 1484 г. был дон Мануэл. С этой целью он запросил и получил в мае 1505 г. королевскую алвару, запрещающую рыцарям орденов, находящихся под его контролем, переходить в Орден Христа, кроме как с его явного согласия, но затем дон Мануэл быстро нашел другие средства, чтобы подорвать его положение. Папское письмо от июля 1505 г. давало королю право довольно свободно распоряжаться имуществом всех трех Орденов, а затем, в январе 1506 г., Папа Юлий II издал буллу "Sincerae devotionis", разрешавшую свободный переход рыцарей из других Орденов в Орден Христа. Дон Жоржи все еще сопротивлялся и несколько лет спустя подал иск против ордена госпитальеров (Святого Иоанна); фактически, он конфисковал коменду в Сесимбре, а также оштрафовал дона Жуана де Менезиша, графа да Тарука, за то, что он перешел в Орден Святого Иоанна и стал его главой в Португалии (этот титул принадлежал приору Крату). Но схватка с королевской властью в долгосрочной перспективе была проигранной. К 1510 г. дон Жоржи был окончательно оттеснен на задний план, поскольку последовательное рождение сыновей дона Мануэла отодвигало его все дальше и дальше от трона. В 1516 г. дон Мануэл подал прошение папе Льву X и получил право определить преемника дона Жоржи на должности магистров орденов Сантьяго и Авис, так что королевская тень нависала над ними все больше (69).
Монархи из Ависской династии, как дон Мануэл, так и особенно дон Жуан III, кажется, пользовались каждой возможностью продемонстрировать дону Жоржи и его сыну, дону Жуану де Ленкастре, их зависимость от королевской власти. Конфронтаций и скандалов было несколько. В случае дона Жуана де Ленкастре скандалы были связаны с его противодействием женитьбе инфанта дона Фернанду (сына дона Мануэла) на наследнице донье Гиомар Коутиньо в начале 1520-х гг. на том основании, что он сам уже тайно женился на ней; как следствие, он был на несколько лет заключен в тюрьму в Каштелу-Сан-Жоржи, эпизод, который Камило Каштелу-Бранко в конце XIX века положил в основу сюжета своей пьесы "O MarquИs de Torres Novas". Что же касается дона Жоржи, то хронисты-морализаторы и историки-виги часто восхищались рассказом о его страсти в возрасте шестидесяти семи лет к шестнадцатилетней донье Филипе де Мелло, дочери дона Фернандо де Лимы, на которой он фактически женился; но затем дон Жуан III оказал давление на папство, чтобы аннулировать брак. Тот факт, что поведение дона Мануэла в зрелом возрасте можно было интерпретировать подобным же образом - это, конечно, другое дело. Тем не менее, между 1516 г. и концом жизни дон Жоржи продолжает играть роль в политике из Пальмелы, и его значение для истории меценатства в эту эпоху в последние годы начало привлекать внимание ученых.
В равной степени, похоже, что в 1530-х и начале 1540-х гг. он стал защитником ряда еврейских и криптоеврейских торговцев, художников и интеллектуалов, время от времени вмешиваясь, чтобы предоставить им возможность уехать в относительно безопасную Индию и Индийский океан (70). Наконец, после смерти дона Жоржи в Пальмеле в конце июля 1550 г., дон Жуан III быстро и решительно приступил к централизации контроля над военными орденами. Это было осуществлено двумя папскими буллами, первой - "Regimini universalis ecclesiae" Юлия II от 25 августа 1550 г., которая предоставляла должность магистра лично дону Жуану III; и второй, гораздо более обширной, от 30 декабря 1551 г., выданной под жестким дипломатическим давлением, назначавшей короля Португалии навечно магистром орденов Сантьяго и Ависа и, таким образом, осуществив в Португалии то, что уже было достигнуто Католическими монархами на полвека раньше в Кастилии и Арагоне, а именно, объединение под властью монархии основных военных орденов. Сама церемония передачи власти состоялась в 1552 г. в монастыре св. Элуа (71). Дон Жуан де Ленкастре, к тому времени герцог Авейру, стал членом Тринадцати, но превратился в простого командора. К началу XVII века герцоги контролировали доходы в размере 1 470 000 рейсов из общих доходов Ордена Сантьяго в 23 449 000 рейсов, или чуть более 6 процентов (72). Таким образом, в ретроспективе эпизод с доном Жоржи выглядит как сбой в продолжающейся тенденции королевской финансовой централизации. Тем не менее, его последствия в контексте конца XV и начала XVI вв. не были незначительными.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Португальская историография, в которой долгое время преобладал ностальгический национализм, имела тенденцию игнорировать степень раскола элиты этой страны на рубеже XVI в. по вопросу о заморской экспансии. Историки-неомарксисты, особенно влиятельная школа исторической мысли, созданная Виторино Магальяйшем Годиньо, со своей стороны были чрезмерно озабочены проблемой классового конфликта в эту эпоху и, следовательно, также преуменьшали значение этой проблемы (73). Что же касается историков португальской экспансии в историографиях других стран (скажем, историков Индии или Восточной Африки начала XVI в.), то их тенденция, очевидно, состояла в том, чтобы рассматривать "португальцев" как монолит, а затем наблюдать, как этот монолит проходит цикл подъема, консолидации и упадка. Таким образом, Васко да Гама являлся для них не более и не менее чем воплощением Португалии.
Отправная точка в этой работе отличается от указанной выше и развивает историографическую тенденцию, возникшую в последние два десятилетия в изучении не только Португалии, но и мира раннего Нового времени в целом (74). По мере того, как королевские дворы становились доминирующими аренами политических действий в ту эпоху, характер фракционной политики изменился во многих государствах, как европейских, так и азиатских. Нэмьеристский (нэмьеризм - разновидность просопографического метода изучения исторических событий через призму структурного анализа тех или иных социальных групп; получил название по имени британского историка Льюиса Берштейна Нэмьера (1888-1960). - Aspar) стиль анализа оказывается недостаточным для решения этой задачи, хотя очевидно, что в случае Португалии было бы полезно иметь лучшую просопографию элиты для начала XVI в., чем та, которой мы располагаем в настоящее время. Различия были не только фракционными; они в равной степени носили идеологический характер, даже если их нельзя тесно увязать с классовыми интересами. Жизнь Васко да Гамы, которую мы проследим, покажет, как он будет занимать меняющиеся позиции в придворной политике, но пока мы должны сохранить основы его происхождения как непростого носителя наследия Сантьяго.
На предыдущих страницах мы утверждали, что споры вокруг португальской заморской экспансии в XV в. следует понимать в контексте институционального комплекса, включающего корону, дворянство, а также -- в особо важном месте -- военные ордена Сантьяго и Христа. Королевская централизация происходила урывками, и если португальской короне приходилось в значительной степени идти на компромисс с территориальной знатью в течение XV в., ее стратегия в отношении военных орденов также характеризовалась двусмысленностью. Магистры этих орденов, хотя примерно после 1420 г. их должности занимали принцы крови, не образовывали в прямом смысле подчиненное орудие королевской власти вплоть до середины XVI в.; и как только они это сделали, они по большей части потеряли свое политическое значение. С 1470-х гг. инфант дон Жуан (после 1481 г. дон Жуан II) предпринял попытку сделать военные ордена частью комплекса рычагов управления, легко доступных королевской власти. И все же этот король, хотя и сам был магистром Ависа и Сантьяго, так и не получил контроля над Орденом Христа; и после его смерти также оставил после себя любопытно разделенное наследие. Отчасти вследствие этого военные ордена могли продолжать играть роль формы оппозиции королевскому абсолютизму в начале правления дона Мануэла. Однако по своему внутреннему составу и политическому положению они также отражали более широкую борьбу, которая происходила в португальском обществе по вопросу об определении и ограничении характера заокеанской экспансии.
Примечания
(1) Цитируется по Al-Maqgari, The History of the Mohammedan Dynasties in Spain, tr. Паскуаль де Гаянго, 2 vols. (Лондон: WH Allen and Co., 1840-3), Vol. II, р. 193; здесь немного изменен перевод.
(2) Историю в этом стиле см. в JosИ A. Palma Caetano, Vidigueira e o seu concelho: Ensaio monografico (Vidigueira: EdiГao da Camara Municipal, 1986), особенно рр. 250-83.
(3) О происхождении Португалии как королевства и государства и роли в этом социальной стратификации см.: JosИ Mattoso, IdentificАсИo de um pais: Ensaio sobre as origins de Portugal, 1096-1325, 2 vols. (Lisbon: Editorial Estampa, 1985).
(4) Georges Duby, The Three Orders: Feudal Society Imagined, tr. Arthur Goldhammer (Chicago and London: The University of Chicago Press, 1980), pp. 226-7. Недавнее всестороннее исследование тамплиеров см. в Malcolm Barber, The new Knighthood: A history of the Order of the Temple (Cambridge: Cambridge University Press, 1994).
(5) Hans Eberhard Mayer, The Crusades, tr. John Gillingham (New York and Oxford: Oxford University Press, 1972), pp. 82-3. STEVENSON LIBRARY, BARD COLLEGE Annandale-on-Hudson NY 12504.
(6) Elizabeth M. Hallam, Capetian France, 987-1328 (London and New York: Longman, 1980), pp. 317-20.
(7) Joseph F. O'Callaghan, A History of Medieval Spain (Ithaca and London: Cornell University Press, 1975), pp. 227-9.
(8) JosИ Luis Martin, Origenes de la Orden Militar de Santiago (1170-1195) (Barcelona: Consejo Superior de Investigaciones Cientificas, 1974), pp. 6-7.
(9) Martin, Origenes de la Orden de Santiago, Doc. 56, рр. 230-1.
(10) Mattoso, IdentificacсИo de um pais, Vol. I, p. 98.
(11) О ранней истории Ордена Сантьяго в Португалии см.: Mario Raul de Sousa Cunha, `A Ordem Militar de Santiago (Das Origens a 1327)', магистерская диссертация по средневековой истории (Университет Порту, 1991), рр. 19-68. Обсуждение его свойств см. там же, рр. 214-43.
(12) Sousa Cunha, `Ordem Militar de Santiago', pp. 129-85.
(13) Ср. обсуждение в Luis Filipe Thomaz, `Le Portugal et l'Afrique au XVe siИcle: Les dИbuts de l'expansion', в Arquivos do Centro Cultural PortuguИs 26 (1989), 164-7.
(14) Подробнее о его карьере см. Nicholas Grenville Round, The Greatest Man Uncrowned: A study of the fall of don Alvaro de Luna (London: Tamesis Books, 1986).
(15) Но тем временем см. Isabel Maria Gomes Fernandes de Carvalho Lago Barbosa, `A Ordem de Santiago em Portugal na Baixa Idade MИdia', магистерская диссертация по средневековой истории (Университет Порту, 1989), часть II, рр. 127-53. Недавняя серия эссе, затрагивающих этот вопрос, см. в As Ordens Militares em Portugal: Actas do I.®Encontro sobre Ordens Militares (Palmela: Camara Municipal de Palmela, 1991).
(16) Joaquim Verissimo Serrao, Historia de Portugal, Vol. II: Formaсao do Estado Moderno (1415-1495) (Lisbon: Editorial Verbo, 1978), рр. 133-5. Краткое обсуждение Ордена Сантьяго и его роли в зарубежной экспансии см. также в Joao Ramalho Cosme and Maria de Deus Manso, `A Ordem de Santiago e a Expansаo Portuguesa no SИculo XV', in As Ordens Militares em Portugal, pp. 43-56.
(17) Это хорошо задокументировано в работе Virginia Rau, A exploracao e о comИrcio do sal de Setubal (Lisbon: Instituto para a Alta Cultura, 1951), которая широко цитирует документы Ордена Сантьяго в Arquivo Nacional da Torre do Tombo, Лиссабон, в поддержку ее тезиса.
(18) Richard Henry Major, The Life of Prince Henry of Portugal, Surnamed the Navigator, and its results: comprising the discovery, within one century, of half the world (London: A. Asher, 1868). Мы можем с равным успехом сослаться на такие сочинения, как Charles Raymond Beazley, Prince Henry the Navigator: The hero of Portugal and of modern discovery, 1394-1460 A.D. (New York: G.P. Putnam, 1895) и полностью романтичный труд Elaine Sanceau, Henry the Navigator (New York: W.W. Norton, 1947). Первой крупной работой португальского автора, в которой используется термин "Мореплаватель", является опубликованная посмертно книга Joaquim Pedro Oliveira Martins, The golden age of Prince Henry the Navigator, tr. J.J. Abraham and W.E. Reynolds (London: Chapman and Hall, 1914).
(19) Характеристика Бейли В. Диффи инфанта Энрике в книге Bailey W. Diffie and George D. Winius, Foundations of the Portuguese Empire 1415-1580 (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1977), pp. 113-22, является разумной и следует в этом отношении португальскому историку Duarte Leite, Descobrimentos portugueses, 2 vols., ed. V.M. Godinho (Lisbon: Cosmos, 1958-60), Vol. I, passim. См. также Luis de Albuquerque, Introduсao a histоria dos descobrimentos portugueses, 3-е изд. (Lisbon: PublicaГоes Europa-AmИrica, nd), который, в свою очередь, ссылается на более раннюю работу Лучано Перейра да Силва.
(20) Antоnio Joaquim Dias Dinis (ed.), Monumenta Henricina, Vol. V (Coimbra: CMIH, 1963), doc. 102, pp. 205-7.
(21) Antоnio Joaquim Dias Dinis (ed.), Monumenta Henricina, Vol. XIV, (Coimbra: CMIH, 1973), doc. 65, pp. 186-7. Папскую буллу от 11 июля 1461 г. см. там же, doc. 57, рр. 158-62.
(22) Humberto Baquero Moreno, `La noblesse portugaise pendant la rИgne d'Alphonse V', Arquivos do Centro Cultural PortuguИs 26 (1989), 399-415. Эти и смежные вопросы более подробно обсуждаются тем же автором в полезном сборнике эссе Exilados, Marginais e Contestatdrios da Sociedade Portugale Medieval: Estudos de Historia (Lisbon: Editorial PresenГa, 1990).
(23) Humberto Baquero Moreno, `La lutte de la noblesse portugaise contre la royautИ а la fin du Moyen Age', Arquivos do Centro Cultural PortuguИs 26 (1989), 49-65.
(24) Garcia de Resende, Cronica de Dom Joao II e miscelanea, ed. Joaquim Verissimo Serrao (Lisbon, 1973), Ch. xlvi, pp. 69-70.
(25) Обсуждение кастильско-португальских отношений того периода см. в Luis Suarez Fernandez, Politica Internacional de Isabel la Catolica: Estudio y Documentos, Vol. II (1482-88) (Вальядолид: Университет Вальядолида, 1966), рр. 61-9. Автор утверждает, что маловероятно, что Католические монархи имели отношение к заговорам в Португалии, но отмечает широкое осуждение действий дона Жуана II кастильскими придворными хронистами.
(26) Цитируется по Л.Н. Гумилёв, В поисках вымышленного царства: легенда о царстве пресвитера Иоанна, пер. Р.Э.Ф. Смит (Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1987), стр. 4-5.
(27) Diffie and Winius, Foundations, рр. 36, 103.
(28) Conde de Ficalho, Viagens de Pedro da Covilhan (Lisbon: Imprensa Nacional, 1898).
(29) Jean Aubin, `L'ambassade du PrИtre Jean а D. Manuel', Mare Luso-Indicum 3 (1976), 1-56, которому предшествует `Duarte Galvao' того же автора, Arquivos do Centro Cultural PortuguИs 9 (1975), 43-85. Затем эта тема была подхвачена и развита более десяти лет спустя в работе Luis Filipe F.R. Thomaz, `L'idИe impИriale manueline', в книге Жана Обена (редактор), La dИcouverte, le Portugal et l'Europe (Paris, 1990), рр. 35-103, и в L.F.F.R. Thomaz, `Factions, Interests and Messianism: The Politics of Portuguese Expansion in the East, 1500-1521', The Indian Economic and Social History Review 28, 1 (1991).
(30) Jean Aubin, `D. Joao II devant sa succession', Arquivos do Centro Cultural PortuguИs 27 (1991), 101-40.
(31) Rui de Pina, Cronica d'El Rei Dom Joаo II, in M. Lopes de Almeida (ed.), Crоnicas de Rui de Pina (Oporto: Lello e Irmao, 1977), pp. 991-2.
(32) Thomaz, `Factions, Interests and Messianism'.
(33) Обзор идейно-политических проблем эпохи см. в фундаментальном труде Luis Filipe F.R. Thomaz, De Ceuta a Timor (Lisbon: Difel, 1994), объединившем многие разрозненные эссе автора по этому вопросу.
(34) Luis Filipe Thomaz, `Expansao portuguesa e expansao europИia: Reflexes em torno da gИnese dos descobrimentos', Studia 47 (1989); Sanjay Subrahmanyam, The Portuguese Empire in Asia, 1500-1700: A Political and Economic History (London: Longman, 1993), pp. 30-7.
(35) Более подробно о враждебности территориальной знати к Короне см. Baquero Moreno, 'La lutte de la noblesse portugaise'. Для обзора ограничений, с которыми столкнулся дон Жуан II, и его слабости по отношению к Кастилии см. помимо Aubin, `D. Joao II devant sa succession', две статьи: Jean Aubin, `D. Joao II et Henry VII', и Luis Filipe Thomaz, `O projecto imperial joanino: Tentativa de interpretagdo global da politica ultramarina de D. Joao II', обе опубликованы в Congresso Internacional, Bartolomeu Dias e a sua Иpoca -- Actas, Vol. I (Oporto, 1989).
(36) Joao de Barros, Da Asia. DИcadas I-IV (Lisbon: Livraria Sam Carlos, 1973), факсимиле издания RИgia Oficina Tipografica 1777-8 гг., DИcada I/1, Book IV, Ch. 1; см. также комментарии в Joаo Paulo Costa and Vitor Gaspar Rodrigues, El Proyecto Indiano del Rey Don Juan (Madrid: Mapfre, 1992).
(37) Barros, Da Asia, DИcada I/1, pp. 1-2.
(38) У меня сложилось впечатление, что этот вопрос недостаточно разработан даже в относительно сложном анализе себастьянства Lucette Valensi, Fables de la MИmoire: La glorieuse bataille des trois rots (Paris: Editions du Seuil, 1992).
(39) Luis de Sousa Rebelo, `MillИnarisme et historiographie dans les chroniques de Fernao Lopes', Arquivos do Centro Cultural PortuguИs 26 (1989), 97-120. Также более широкое исследование Margarida Garcez Ventura, O Messias de Lisboa: Um Estudo de Mitologia Politica (1383-1415) (Lisbon: Edigdes Cosmos, 1992).
(40) Thomaz, `L'IdИe impИriale manueline'; полезное подведение итогов недавнего исследования см. Delno C. West and Sandra Zimdars-Swartz, Joachim of Fiore: A study in spiritual perception and history (Bloomington: Indiana University Press, 1983). Интересно, что было указано, что на Колумба также повлияло мышление Иоахима; ср. Abbas Hamdani, `Columbus and the Recovery of Jerusalem', Journal of the American Oriental Society 99, 1 (1979), 39-48; также John L. Phelan, The millennial kingdom of the Franciscans in the New World (Berkeley: University of California Press, 1970), pp. 135-6.
(41) Jacqueline Genot-Bismuth, `Le Mythe de l'Orient dans l'eschatologie des juifs de Espagne a l'Иpoque des conversions forcИes et de l'expulsion', Annales ESC 45, 4 (1990), 819-38.
(42) Совсем недавно см. также Humberto Baquero Moreno, 'Vasco da Gama, alcaide das sacas de Olivenga', in Encontros: Revista hispano-portuguesa de Investigadores en Ciencias. Humanas y Sociales 1 (1989).
(43) Teixeira de Aragao, Vasco da Gama e a Vidigueira, рр. 3-5.
(44) Документы, опубликованные в журнале J.I. de Brito Rebello, `Navegadores e exploradores portuguezes atИ o XVI sИculo (Documentos para a sua historia): Vasco da Gama, sua familia, suas viagens, seus companheiros', RevistadeEducacaoeEnsino (Lisbon) 13 (1898), 49-70, 124-36, 145-67, 217-30, 274-85, 296-313, 366-70, 473-5, 508-22; 14 (1899), 560-5; 15 (1900), 28-32, 90-2, док. 5 и 6, всего 93.
(45) Но см. об Алгарве: Joaquim Antero Romero Magalhaes, Para o estudo do Algarve economico durante o sИculo XVI (Lisbon: Ediсоes Cosmos, 1970). К сожалению, с нашей точки зрения, Ромеро Магальяйш приводит мало информации об экономической роли военных орденов в этом районе.
(46) AN/TT, Corporacoes Religiosas [Old Coleccao Especial 142/1356], Ordem de Santiago, MaГos 4 и 5, каждый из которых содержит 40 документов. Документы из Maco 4 охватывают период с 1482 по 1505 гг., Maco 5 - с 1505 по 1523 гг.
(47) AN/TT, Corporacoes Religiosas, Ordem de Santiago, Maсo 5, Doc. 6, на пергаменте, от 1 марта 1508 г. Документ представляет собой копию (treslado) алвары дона Фернанду, сделанную по просьбе дона Жоржи.
(48) AN/TT, Corporacoes Religiosas, Ordem de Santiago, Maco 4, Doc. 1, carta de sesmaria от 30 апреля 1482 г.
(49) AN/TT, Corporacoes Religiosas, Ordem de Santiago, Maco 4, Doc. 11, carta de novacao от 28 ноября 1491 г. с участием Франсиско де Миранды, командора Элваша, его фейтора Нуно Ваша и Мозе Паби, жителя еврейского происхождения.
(50) AN/TT, Ordem de Santiago, B-51-135, fos. 178-9, опубликовано в Brito Rebello, `Navegadores e exploradores portuguezes', Doc. 41.
(51) Isaias da Rosa Pereira, Matricula de Ordens da diocese de Evora (1480-1483): Qual dos dois Vasco da Gama foi а India em 1497? (Lisbon: Academia Portuguesa da Hist6ria, 1990), pp. 140-1. Также см. обсуждение редактора во Введении, рр. 23-7.
(52) Archivo General de Simancas, Registo General del Sello, Ano 1478, Mes de Noviembre, в Brito Rebello, Navegadores e exploradores', Doc. 23.
(53) Garcia de Resende, Cronica de Dom Joao II, Ch. cxlvi, p. 213.
(54) AN/TT, Chancellaria Dom Joao II, Livro 7, fo. 141, воспроизведено в Teixeira de Aragao, Vasco da Gama e a Vidigueira, doc. 6, с. 215-6, и в Brito Rebello, 'Navegadores e exploradores', Doc. 8.
(55) См. Correia, Lendas da India, ed. M. Lopes de Almeida, 4 vols. (Oporto, 1975), Vol. I, Ch. 5, p. 13.
(56) Lopes de Almeida (ed.), Cronicas de Rui de Pina, рр. 1032-3.
(57) Существует краткое обсуждение проблемы престолонаследия после дона Жуана II в Martim de Albuquerque, O poder politico no renascimento portuguese (Lisbon: Instituto Superior de CiИncias Socias e Politica Ultramarina, 1968), pр. 305-8, но для наших целей оно кажется несколько неудовлетворительным. Однако оно содержит несколько поучительных анекдотов от Гарсии де Резенде. Другое обсуждение см. в Manuela Mendonca, D. Joao II: Um percurso humano e politico nas origins da modernidade em Portugal (Lisbon: Editorial Estampa, 1991), pp. 449-70.
(58) Ernst H. Kantorowicz, The King's Two Bodies: A Study in Mediaeval Political Theology (Princeton: Princeton University Press, 1958); также интересное обсуждение Франции шестнадцатого и семнадцатого веков в Arlette Jouanna, Le devoir de revolte: La Noblesse francaise et la gestation de l'Иtat moderne, 1559-1661 (Paris: Librairie ArteИme Fayard, 1989), 282-90.
(59) Дарственные грамоты от 17 и 18 декабря 1495 г., из AN/TT, Chancelaria da Ordem de Santiago, Livro IV do Supplemento, fos. 34v - 35v, воспроизведено с факсимиле в Cortesao, The mystery of Vasco da Gama, pp. 178-83, с английскими переводами на рр. 184-5.
(60) Взгляды хронистов см. в Barros, Da Asia, DИcada I/1, Book IV, Ch. 1; Correia, Lendas da India, Vol. I, p. 12; Fernao Lopes de Castanheda, Historia do Descobrimento e Conquista da India pelos Portugueses, ed. M. Lopes de Almeida, 9 books in 2 vols. (Oporto: Lello e Irmao, 1979), Vol. I, pp. 10-11; Damiao de Gоis, Cronica do felicissimo Rei Dom Manuel, 4 vols. (Coimbra: Imprensa da Universidade, 1949-55), Ch. XXIII; см. также M.N. Pearson, The Portuguese in India (Cambridge: Cambridge University Press, 1987), p. 19, который в основном принимает версию Корреа.
(61) Garcia de Resende, Crоnica de D. Joаo II, Ch. ccvi, pp. 273-4.
(62) AN/TT, Corporacoes Religiosas, Ordem de Santiago, MaГo 4, Doc. 29, estromento de procuracao, датирован 24 ноября 1498 г.
(63) AN/TT, Gavetas XVII/5-6, `Contrato do cazamento do Senhor Dom Jorge, Duque de Coimbra', 30 мая 1500 г.; также см. AN/TT, Gavetas XVII/9-1, `Confirmagao do Dote e Arras no cazamento de D. Jorge com D. Brites, filha de D. Alvaro'.
(64) Некоторые детали его биографии можно найти в Anselmo Braamcamp Freire, BrasИes da Sala de Sintra, ed. Luis Bivar Guerra, 3 vols. (Lisbon: Imprensa Nacional, 1973), Vol. I, pp. 438-41.
(65) О пребывании дона Алвару в Испании, смотри William D. Phillips, Jr, `Christopher Columbus in Portugal: Years of Preparation', Terrae Incognitae, Vol. XXIV (1992), рр. 38-40. Филлипс утверждает, что дон Алвару, вероятно, ходатайствовал за Колумба перед Католическими монархами. Другое обсуждение того же вопроса без учета португальского фактора см. в Demetrio Ramos, `Quien decidid a Fernando el Catоlico a aceptar el proyecto descubridor de Colоn? ', Mare Liberum 3 (1991), 184-91.
(66) Fr Jeronimo RomИn, Historia de la inclita cavalleria de San Tiago en la corona de Portugal, 13 глав (78 и далее), от 5 июля 1591 г., особенно гл. 9, `Del decimo seisto Maestre y ultimo de la Orden de San Thiago el Sefior Don Jorge', fos. 43v-49; частично разборчивая копия в Национальной библиотеке Лиссабона, Mss. Pombalina No. 24.
(67) Isabel Lago Barbosa, `A Ordem de Santiago', p. 31. Соответствующие тексты включают AN/TT, Livros de Santiago, B-50-137, датированную 4 июня 1528 г., `Regimento da casa do convento de Palmela'; B-50-135, `Livro dos PrivilИgios da Ordem', etc. Regras, Statutos e Diffinicoes da Ordem de Santiago были опубликованы в Сетубале: Herman de Kempis, 1509.
(68) Национальная библиотека Лиссабона, Reservados, Mss. 90, No. 8, поздние копии документов Ордена Сантьяго, carta de sentenca, датированные 4 сентября 1509 г. О быстрой экспансии Ордена Христа в этот период см. Francis A. Dutra, `Membership in the Order of Christ in the Sixteenth Century: Problems and Perspectives', Santa Barbara Portuguese Studies 1 (1994), 228-39, основанную, в свою очередь, на документах, опубликованных в Antonio Machado de Faria, `Cavaleiros da Ordem de Cristo no sИculo XVI', Argueologia e Historia 6 (1955), 13-73.
(69) Подробнее см. Fortunato de Almeida, Historia da Igreja em Portugal, rev. ed. by Damiao Peres (Oporto-Lisbon: Livraria Civilizacao, 1968), Vol. II, pp. 219-22.
(70) Я благодарен за эту информацию (частично взятую из ранних документов Инквизиции) доктору Хосе Альберто Тавиму, которая в конечном итоге должна появиться как часть готовящейся им более крупной работы о роли еврейских и новохристианских купцов в португальской экспансии шестнадцатого века в Азии. Для первого подхода см. JosИ Alberto Rodrigues da Silva Tavim, `Os Judeus e a expansao portuguesa na India durante o sИculo XVI: O exemplo de Isaac do Cairo: Espiao, "lingua" e "judeu de Cochim de Cima"', Arquivos do Centro Cultural Calouste Gulbenkian 33 (1994), 137-260.
(71) AN/TT, Coleccao Sao Vicente, Vol. II, fos. 326-47, `Modo que se teve por El Rey Dom Jodo o 3® quando tomou a posse dos mestrados de Santiago, e Avys, em Lixboa no Mosteiro de santo Eloy'; также Colecсao Sao Vicente, Vol. III, fos. 475-75v, `Ordem que se devia ter no tomar a posse do Mestrado da Ordem de S. Tiago'.
(72) AN/TT, Casa da Fronteira, Vol. XXI [М-VII-21], fls. 175-7, "Relacao de todas as comendas que a Ordem de S. Tiago temnestes Reynos de Portugal, e Algarves..." контадора ду Местрадо, Диогу Рабелло (конец 1620-х гг.?).
(73) О подходе Годиньо, его сильных и слабых сторонах можно судить по его собранию разрозненных статей; ср. Vitorino Magalhaes Godinho, Mito e mercadoria, utopia e pratica de navegar, sИculos XIII-XVIII (Lisbon: Difel, 1990).
(74) Ср. Robert Shephard, `Court Factions in Early Modern England', The Journal of Modern History, 64, 4 (1992), 721-45; ранее Sharon Kettering, Patrons, Brokers and Clients in Seventeenth-Century France (New York, 1986).