Аста Рутт : другие произведения.

Дети Спящего ворона. Книга 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Счетчик посещений Counter.CO.KZ - бесплатный счетчик на любой вкус!
     

    ОБНОВЛЕНИЕ ОТ 09.05.16

    Данеска - дочь главы клана и разменная монета в политических играх отца. Вот-вот ее должны отправить в далекую холодную Империю и выдать замуж за наследника престола - незнакомца, о котором ходят дурные слухи. Данеска готова на все, чтобы избежать ненавистного брака, но не придется ли ей пожалеть о своих попытках?
    Виэльди долго не был на родине - сначала воинская школа, потом жизнь на чужбине - и вот наконец вернулся. Да так, что сразу и на праздник угодил, и в воинских состязаниях выиграл, и первую красавицу заполучил. Но что если радость окажется недолгой, а победа обернется поражением?
    Наследникам могущественных кланов непросто выбрать между долгом и любовью. ЉXh4>
    Роман в процессе написания. Подписка завершена, полную версию романа можно будет прочитать на другом сайте

   Глава 1
  
   Повеяло горечью, дым защипал ноздри, и Данеска с наслаждением втянула терпкий запах: безлюдье степи наконец закончилось - впереди, ждал праздник!
   Она спрыгнула с Красногривого. Влажная по утру трава тут же намочила шаровары от щиколоток и до колен, промозглая белая дымка коснулась обнаженных, увитых браслетами рук, пробралась под одежду и заставила поежиться.
   Скорей бы согреться! Помчаться к костру, жару, людям, услышать барабаны и песни!
   Увы, рано. Нужные бусины еще не вплетены в волосы.
   Данеска отвязала от седла овчину, бросила на траву и, усевшись сверху, достала из поясной сумки три мешочка с заранее приготовленными бусинами: багряными, рыжими с алыми крапинками и красными с желтыми разводами. Сочетание этих цветов каждому скажет, что сегодня она готова стать небесной женой тому, кто победит в состязаниях. Если, конечно, он сможет ее догнать, и если выберет среди других таких же "готовых".
   "Конечно, выберет. Должен выбрать..."
   Вообще-то послания куда удобнее вплетать дома, а не посреди поля, но из дома Данеска, можно сказать, сбежала. Повезло, что отец задержался то ли на дальних выгонах, то ли в очередном карательном набеге, и на празднике его не будет. А от подслеповатой второй матери удалось улизнуть без труда. Конечно, та будет волноваться, обнаружив пропажу, еще и обидится, но ничего: Данеска придумает, как ее умилостивить. Сегодняшний день и, особенно, ночь слишком важны, чтобы оглядываться на тревоги доброй няньки, ведь это - последняя возможность не выйти замуж за наследника империи и не уехать в чужие холодные земли. Говорят, там и люди столь же холодные... Но если все получится, если Данеска станет небесной женой и сумеет зачать дитя-несущее-удачу, то никогда не узнает этого наверняка. Даже отец, глава клана Каммейра и всех талмеридов, не заставит ее выйти замуж за проклятого имперца - воля духов и Спящего Ворона превыше воли людей.
   Наконец мешочки опустели, и Данеска встряхнула головой. Десятки косичек разметались по плечам, стеклянные и глиняные бусины глухо ударились друг о друга, звякнули тяжелые золотые серьги. Жаль, она не может посмотреть на себя со стороны. Яркие, как брызги крови, бусины наверняка красиво алеют в черных прядях, а солнечный металл сверкает подобно настоящему солнцу!
   Данеска подобрала шкуру, снова приторочила к седлу и, вспрыгнув на коня, помчалась на восход - туда, откуда доносилась дымная горечь, и полз сизый чад, смешиваясь с утренним маревом.
  
   * * *
  
   Виэльди добрался до небесного круга ближе к полудню и помедлил, прежде чем переступить черту. Сердце заколотилось, по телу пробежала дрожь радости и предвкушения. Наконец-то он на родине! Да еще и прямиком к празднику явился: даже домой не стал заезжать, переоделся посреди степи в некогда привычную одежду - широкие штаны и короткую рубаху без рукавов.
   Давно он здесь не был... Семь лет прошло. Пять из них - в горах вместе с такими же как он юнцами под началом суровых наставников, непревзойденных мастеров войны. Скучать в то время не приходилось - на сон и то времени не хватало. Зато следующие два года, проведенные в дождливой империи, выдались такими же серыми, как стены столичных домов и глаза местных жителей.
   Имперцы вообще были странными людьми: говорили много - и ни о чем, улыбались, хотя пылали от гнева, и наоборот - изображали негодование, на деле радуясь. Особенно женщины. Прошло не меньше полугода, прежде чем Виэльди научился понимать местных, но, главное, научился, ведь именно для этого его отправляли в Империю. Даже их женщины в конце концов стали понятны и - неинтересны. Слишком холодны, слишком усердно изображают смущение, хотя уже лежат, обнаженные, на ложе. Неудивительно, что многие из тамошних мужчин предпочитают ходить к подругам-за-деньги. Тоже странный обычай. Нормальный мужчина и воин и так, без предварительного договора отблагодарит ночную избранницу щедрым даром, если она, конечно, не жена или дочь врага, взятая в бою.
   Виэльди оставил меч и лук возле выложенной камнями границы - взять их можно будет только на время состязаний, - привязал коня к одному из торчащих здесь же кольев и, наконец, вступил в круг. Теперь он стал "видим" для людей, и некоторые косились в его сторону с любопытством: конечно, не узнавали. Да и он никого не узнавал, но называть свое имя или спрашивать об именах других на празднике запрещено.
   Он двинулся к середине круга, и с каждым шагом неистовство праздника ощущалось все сильнее, пока не захлестнуло с головой. Трещали костры, били барабаны, а запахи дыма и мяса щекотали ноздри. Смеялись, голосили люди, несколько мужчин кружились вокруг своей оси, одновременно вращая в руках палки - игра такая. Женщины наблюдали, хлопая в ладоши, и то подбадривали, то подначивали.
   - Смотри в костер не улети!
   - Эй, высокий, а я за тебя!
   У трех дев в волосах сверкали красные и рыжие бусины. Если Виэльди победит в состязаниях, одна из красавиц достанется ему, и это будет хорошим знаком: в добрый час он вернулся на родину.
   Виэльди рассмеялся и запрокинул голову: солнце почти в зените. Верховный жрец вот-вот рассечет горло быка, соберет кровь в глубокую чашу, окропит алтарь, потом семь раз ударит по круглой медной пластине, подвешенной на перекладине - и начнутся воинские игры. Скачки, стрельба из лука и бои на мечах. Семерых, кто в них победит, ждет следующее и последнее испытание: укротить жеребцов, попривыкших к людям, но еще не объезженных. Это уже там, за пределами круга. Первый, вымотавший своего и вернувшийся, получит в награду одну из небесных жен - если сумеет взять.
  
   * * *
  
   Данеска вглядывалась в раскрашенную закатными лучами степь. Вплетенные в венок пушистые травы колыхались от ветра и то щекотали лицо, то лезли в глаза, мешая смотреть: приходилось щуриться и тереть веки. Ни один из наездников еще не показался на горизонте. Долго ли она выдержит тревожное ожидание?
   Тело напряжено, сердце готово выскочить из груди, кровь бурлит от испуга и сладкого томления. Красногривый, чуя нетерпение хозяйки, пляшет под нею, роет копытами землю, вот-вот готовый сорваться в галоп.
   Кем же будет победитель? Одним из трех знакомых, принадлежащих к другим кланам? Эти, вероятно, погонятся за ней: мало кто откажется от дочери вождя главенствующего клана. А вот Саторо из рода Каммейра ее не выберет: хоть и очень дальний родич, но все же... Есть еще три незнакомца: насчет них не угадаешь. Остается надеяться, что она красивее двух своих подруг и, кажется, они это понимают, ибо поглядывают с ревностью. Естественно, ведь не познавшая мужчину дева лишь единожды может вплести в косы нужные бусины и, если повезет, стать небесной женой. Если повезет еще больше, то зачать дитя-несущее-удачу и всю дальнейшую жизнь провести в почете и достатке: для каждого из талмеридов честь и долг - помогать ей, защищать и одаривать. Поэтому среди ждущих-победителя зачастую оказываются дочери бедных скотоводов, и поэтому на Данеску многие смотрят с удивлением: не понимают, ей-то зачем это надо. Конечно, откуда им знать, что Андио Каммейра, их каудихо решил отдать единственную дочь имперцу!
   В далекой золотистой дымке появился силуэт наездника. Конь под ним строптиво вскидывал копыта, порывался встать на дыбы, но все же слушался. Жаль, отсюда не разглядеть, кто это.
   Данеска напряглась еще сильнее, до дрожи в руках и ногах. Это неправильно. Надо расслабиться. Вдох. Выдох. Расслабиться.
   Всадник приблизился. Молодой, статный, сильный и - незнакомый! Послал улыбку и горящий взгляд не ей, а Линарке. Проклятье! Неужели все зря: и ее побег, и неминуемый гнев отца, и обида второй матери? Вроде Данеска мысленно готовилась и к такому варианту, а все равно веки обожгли злые слезы.
   Незнакомец ворвался в круг, и в это время вдали показался следующий наездник, один из знакомцев: если бы он был первым, то выбрал ее! Увы, он опоздал...
   Звякнул металл, пронесся медный гул, а значит - пора: чужак уже вскочил на свежего коня и, как только девы бросятся врассыпную, погонится за одной из них. За Линаркой. Ну и ладно! Пусть! Зато напоследок можно насладиться бешеной скачкой! Напоследок, потому что после сегодняшнего отец наверняка посадит ее под замок, пока не придет время посадить на страшный корабль, везущий в Империю.
   Данеска ударила Красногривого в бока и наклонилась к его шее, почти прижалась к ней. Задрожала земля, ветер сорвал с головы венок и ударил в лицо так сильно, что глаза заслезились. А может, они заслезились вовсе не от ветра...
   - А-ай-я-э-э! - закричала Данеска, чтобы хоть как-то излить гнев и отчаяние.
   Сколько она так проскакала, неизвестно. Уже приблизилась кромка рощи, и тут за спиной раздался стук копыт, спустя мгновения стал громче.
   Что?!
   Не сбавляя галопа, она оглянулась. Незнакомец! Скачет за ней! Данеска рассмеялась и подстегнула Красногривого: как бы ни хотелось поддаться всаднику, а обманывать духов, следящих за таинством, опасно.
   В роще уже различались отдельные деревья, но среди стволов, ветвей и листьев не разгонишься. Данеска повернула коня, двинулась вдоль опушки, а охотник, словно предугадав это, бросился чуть в сторону и наперерез.
   А дальше... дальше она опомниться не успела, как ощутила позади себя жар чужого тела. Красногривый дернулся, заржал, поднялся на дыбы, но сильные руки перехватили у нее поводья и жеребец, еще чуть-чуть посвоевольничав, перешел на медленный галоп, затем на шаг, пока вовсе не остановился. Конь, оставшийся без наездника, бежал впереди, тоже постепенно замедляясь.
   Данеска боялась даже обернуться, решимость и радость улетучились, уступив место страху и сомнениям. Чужой. А вдруг грубый и жестокий? А вдруг ей будет больно и противно? Нет, она, конечно, все выдержит ради возможности не уехать в Империю, но лучше бы это был кто-то знакомый...
   Мужчина взял ее за подбородок, повернул к себе и поцеловал. Его губы, соленые от пота, были требовательными и... нежными. Нет, он не грубый... И все равно страшно.
   Незнакомец спрыгнул на землю и, не говоря ни слова, подхватил ее под мышки, стаскивая с коня, поставил перед собой.
   Увидеть бы его черты, но страшно даже взгляд поднять - такой слабой, беззащитной, маленькой она себя рядом с ним ощущает! Губы дрожат, тела она вовсе не чувствует, голова кружится, и все какое-то нереальное, будто происходит во сне.
   - Ты боишься, - он не спрашивал - утверждал. Голос чуть охрипший, но спокойный и незлой. - Вся дрожишь. Не бойся. Я не обижу.
   Он снова поднял ее лицо за подбородок и снова поцеловал: в губы, щеки, веки. Мягко, едва касаясь. Провел рукой по спине, запустил пальцы в волосы, а потом - она опомниться не успела, - скользящим движением стянул с нее тунику. Вечерняя прохлада обдала кожу, по телу поползли мурашки, зато в бедрах и животе стало жарко-жарко, а ноги ослабли и налились тяжестью.
   Его руки сомкнулись на талии, губы, щекоча, поползли ниже - по шее, груди. Сильнее и чуть грубее обхватили сосок. Данеска вздрогнула и вскрикнула от неожиданности и от странной истомы, охватившей тело.
   Мужчина тихонько засмеялся, слегка прикусил другой сосок, потом резко отстранился и снял свою тунику, бросил на траву рядом с ее, а Данеску крепко прижал к себе. Его тело было таким горячим, сильным и - о духи! - желанным. До сих пор она понятия не имела, каково это: желать мужчину. Хотелось упасть в его руки, отдаться его власти, довериться его воле. Так странно и сладко...
   Он надавил ей на плечи, опуская на землю, в траву, влажную от вечерней росы... Нет... Не в траву. Данеска упала на мягкую шкуру. Когда он успел ее расстелить? Она ничего не заметила.
   Незнакомец навис над ней, его черные, тяжелые от бусин пряди защекотали ее губы, подбородок, участок кожи под ноздрями. Данеска чихнула, и он, засмеявшись, откинул волосы за плечи, потом стянул с нее шаровары и снова навис, лаская загрубевшими от оружия пальцами ее живот и внутреннюю часть бедер. От мужчины веяло теплом, и она не выдержала, порывистым движением обхватила его за плечи, прижала к себе горячее тело. Он зарычал, впился в ее губы, раздвинул ее ноги, а дальше...
   Дальше было страшно, а еще больно и чуть-чуть приятно. Когда она вскрикивала, небесный муж замирал ненадолго, гладил по волосам и груди, целовал и шептал:
   - Любимая моя. Красавица... - а потом продолжал двигаться в ней.
   Потом вдруг дернулся, прижал ее к себе крепко-крепко, шумно, с хрипами задышал и - обмяк. Данеска даже испугалась, не случилось ли с ним чего. Но нет. Незнакомец отстранился, провел по ее губам большим пальцем, поцеловал в лоб и упал рядом, закинув руки за голову. А у нее по внутренней части бедер стекало что-то липкое. Нет, не "что-то" - это кровь и семя. Значит, все случилось, и если духи будут благосклонны...
   Стало холодно. Данеска вытянула руку, пытаясь нащупать одежду, но мужчина перехватил ее запястье.
   - Не торопись. Побудь со мной еще. Я так скучал...
   Скучал? Он же ее даже не знает, чтобы скучать.
   - Ты озябла? Подожди. Я сейчас.
   Он вскочил и, как был, нагишом - даже забавно! - ушел куда-то во тьму. Раздался свист и зов: "Беркут!"
   Коня подзывает, ясно. Ну, если тот явится, значит, хозяин хорошо его воспитал.
   Судя по перестуку копыт, вороной Беркут явился. Спустя несколько мгновений Данеску укутало толстое шерстяное покрывало, небесный муж тоже под него забрался, и она прильнула к его груди, а потом...
   Потом Данеска проснулась и увидела, что горизонт посерел. Незнакомец... то есть небесный муж еще спал. Можно было тихонько собраться и уйти, стараясь его не разбудить, но не хотелось. Вместо этого она приподнялась на локте и наконец рассмотрела его лицо в подробностях. Красивый! Выраженные скулы и линия подбородка, губы не тонкие и не толстые, четко очерченные, брови густые. Он их морщит: видимо, что-то тревожное снится. Поцеловать его хочется. Или убрать с лица вот эту прядь, прилипшую к высокому лбу. Данеска не выдержала - убрала. Тут мужчина разомкнул веки, резко сел, осмотрелся настороженно, но, наткнувшись на нее взглядом, заулыбался.
   - Красавица... Ты здесь, не ушла, - после сна голос был осипшим и приглушенным.
   Мужчина притянул ее к себе, и все повторилось: ласки, поцелуи, тяжесть его тела. В этот раз было не страшно, почти не больно и куда приятнее. А потом они снова лежали рядом, прижимаясь друг к другу.
   - Когда закончится праздник, - сказал он, - ты назовешь свое имя. И тогда - семи дней не пройдет, - я подарю тебе двух лучших коней. Приведу к твоему дому кобылицу, белую как снег в горах, и жеребца чернее ночи, чернее ворона... И на кобылице будет сбруя из золота, а на жеребце - из серебра.
   - Как красиво ты говоришь...
   "А еще считаешь меня дочерью одного из бедных скотоводов. То-то будет неожиданность, когда узнаешь..."
   Другое еще интереснее: по одежде небесного мужа нельзя сказать, что он богат. Конь красавец, но одежда на воине простая, из серой некрашеной шерсти. На шее, руках, пальцах ни золотых, ни серебряных украшений. Только серьга в ухе, и та блеклая, поцарапанная, почерневшая от времени. А ведь даже у бедняков есть красивая одежда или драгоценности. Просто они трепетно хранятся, передаются из поколения в поколение и носятся лишь по праздникам. Откуда же незнакомец возьмет золотую и серебряные сбруи? Но слово сказано, и теперь он обязан его выполнить - одарить свою ночную жену. Лишь бы ему ради этого не пришлось продавать своего великолепного жеребца и немногую, скорее всего, скотину. Данеска бы этого не хотела.
  
   * * *
  
   Они добрались до круга порознь: таков закон. Никто не должен знать, за кем погнался победитель, кого догнал и догнал ли. Данеска в любом случае вернулась бы на праздник не раньше рассвета, даже если небесный всадник не помчался бы за ней.
   А заря уже заиграла над горизонтом - еще немного, и солнце высушит слезы неба, заполыхает во всю мощь.
   Как же хочется есть! Подойти к костру, схватить баранье ребрышко - да хотя бы полуобглоданную косточку погрызть, и то благо! Подумать только - со вчерашнего утра ни кусочка во рту. Днем была так взволнована, что от одной мысли о еде тошнило, вечером тем более было не до того, зато теперь в животе крутило, противно бурчало. Хорошо, что за песнями и барабанным боем этого не слышно. Да, люди до сих пор не спали и не будут спать до ночи. Бодрящие травы и пьяный сок, настоянный на них же, не дал им уснуть - в праздник середины лета все должны веселиться. Чем больше веселья - тем быстрее очнется Спящий ворон, и тогда настанет счастливая пора, когда исчезнет смерть, а дикие стада сами станут приходить к домам людей, отдавая себя в их власть. Так говорят легенды. Не то чтобы Данеска в это верила, да и никто, наверное, не верил по-настоящему, зато веселиться все любили. И то подумать - со дня на день мужчины уйдут кто на дальние пастбища, кто в набеги, а женщины вернутся к котлам да кибиткам. Кроме таких, как Данеска: им, богатым, предстоит ткать ковры и тренироваться в лучной стрельбе. Последнее на случай, если мужей не будет дома. Тогда они должны постоять за себя и свой род. Другое дело, что вглубь Талмериды уже давно никто не проникал без ведома самих талмеридов. На памяти Данески такого точно не было.
   Еда! В глубоком блюде еще остались куски баранины! Данеска тут же схватила один и вгрызлась в него. В конце концов она имеет на это полное право, ведь каудихо отдал на пир аж дюжину овец и нескольких быков. Хотя... знай отец, что дочь пошла против его воли, решил бы, что она и корки заплесневелой лепешки не заслуживает. Хорошо, что он не знает. Пока. А когда узнает, будет поздно.
   Данеска поискала взглядом ночного возлюбленного и нашла: он стоял среди группы воинов и о чем-то болтал, пересмеиваясь.
   "Ну же, посмотри на меня, посмотри!"
   Он и посмотрел, но тут же отвернулся. Впрочем, мимолетного, зато горячего взгляда хватило, чтобы понять: незнакомцу их ночь тоже запомнилась и запомнится. Ох, от его взора аж во рту пересохло! Или... Нет, взгляд ни при чем. Просто пить ужасно хочется. Голод она утолила, теперь напала жажда. Пить! Где вода?
   - Что у тебя в роге, воин?
   Вообще-то этого воина она знала, он был из младшей ветви клана Марреха, звали его Тахейди, и он был одним из семерых победителей. Имя чуть не сорвалось с губ, но Данеска сдержалась.
   - Это пьяный настой, женщина. Можешь выпить его, только он не спасает от жажды - лишь обманывает ее. А если хочешь воды, могу отвести к моему коню. Там есть фляга.
   У седла Красногривого тоже была фляга, но Данеска ее опустошила еще вчера. Эх, надо было брать две. Или три.
   - Будь добр, воин.
   Он взял ее за руку и повел к границе круга.
   Кони, много коней, стояли по ту сторону, привязанные к воткнутым в землю кольям. Данеска хотела перешагнуть каменную черту, но Тахейди не позволил. Развернул ее к себе и спросил:
   - Скажи: он догнал? Тебя или нет?
   Да ведь Тахейди пьян! Только сейчас она это поняла, и испугалась. Вокруг - никого: все либо сгрудились вблизи костров, либо ушли далеко в степь, чтобы предаться любви.
   - Я не могу этого открыть, ты ведь знаешь...
   Мягкий тон не подействовал. Тахейди тряхнул ее за плечи и прорычал:
   - Скажи! Я же люблю тебя! Я жениться на тебе хотел!
   Жениться?! Да кто бы ему это позволил? Ее давно "отдали" наследнику императора. Такая честь, такая выгода... только не для Данески.
   - Ну?! Догнал? Взял тебя? Ты позволила?
   - Оставь! Пусти!
   - Нет! Ты все равно будешь моей! Я приехал вторым. Я почти победил.
   Одной рукой он обхватил ее, другой зашарил по груди.
   - Ты пьян! - крикнула Данеска. - Уйди! Убью!
   Она попыталась его оттолкнуть: без толку, конечно - он лишь сильнее разъярился и зарычал:
   - Моя! Ты моя!
   Данеска не думала - руки сами потянулись к узкому кинжалу, вшитому в тунику.
   Удар. Снизу и в бок. Тахейди вскрикивает, прижимает ладони к ране, между пальцев струится кровь. Сам смотрит на Данеску широко распахнутыми глазами, а она отступает, прикрыв рот рукой, чтобы не закричать... Нет, лучше закричать! Позвать кого-то на помощь!
   - Сука... - шепчет Тахейди, оседая на землю. - Мерзкая сука.
   - Помогите! Скорее! - она старается перекричать шум и барабанный бой. - Помогите!
   Неизвестно, услышал ли ее хоть кто-то... Надо остановить кровь... Чем? На Данеске шелковые одежды, они бесполезны... Зато на Тахейди льняные.
   Она опустилась рядом с ним, потянулась к его штанине, чтобы отрезать.
   - Проваливай... - шепот совсем слабый: Тахейди вот-вот потеряет сознание.
   - Ты только не закрывай глаза... Я сейчас, сейчас...
   Она поддела ткань лезвием, та затрещала - еще чуть-чуть, и штанину получилось оторвать, теперь ее можно использовать как повязку. А потом и вторую...
   - Эй, что случилось? Кто звал на помощь?
   Она быстро прижала ткань к ране и обернулась: позади стояли четыре мужа. Слава Спящему ворону! Данеску услышали!
   - Он ранен! Нужно остановить кровь!
   Два воина отодвинули ее и, нахмурившись, склонились над Тахейди.
   - Быстрее, - сказал один. - Поднимайте его - и к костру. А я буду тряпку прижимать.
   Воины осторожно, стараясь не растревожить рану, подняли Тахейди. Четвертый мужчина, до этого стоявший в стороне приблизился к нему и спросил:
   - Кто это был? Видел? Помнишь?
   Тахейди вытянул дрожащий палец и указал на Данеску.
   - Он...а...
   Больше не задерживаясь, трое мужчин понесли его к костру, а четвертый подошел к Данеске и схватил за плечо.
   - Это правда?
   У нее хватило сил только кивнуть.
   - Чем?
   Данеска молча протянула окровавленный кинжал, и воин тут же вырвал его из ее рук.
   - Ты знаешь закон.
   Она снова лишь кивнула.
   - Идем. Твою судьбу решит старейшина.
   Мужчина больно схватил ее за предплечье и потянул за собой
  
   Путь казался бесконечным, время тянулось липкой паутиной, в которой испуганными мухами бились мысли.
   Что же Данеска натворила? Как она могла, о чем думала? Мало того, что пронесла оружие на праздник, пусть и нечаянно, так еще им воспользовалась. Что теперь будет? С ней, с озверевшим Тахейди? Лишь бы выжил, иначе грозит война кланов.
   А люди? Какими глазами посмотрят на Данеску, когда она встанет перед старейшиной в ожидании расплаты? А ночной возлюбленный? Наверное, на его лице она увидит презрение... А отец! Каково ему будет узнать не только о побеге дочери, но и о ее позоре?!
   Будь проклята ее глупость! Если бы Данеска догадалась закричать, позвать на помощь, а не выхватила кинжал, ее бы выручили, и тогда Тахейди тащили бы сейчас на суд вместо нее...
  
   Данеска не опускала голову, не избегала смотреть на людей, но не видела их: лица и силуэты расплывались цветными пятнами. Голоса сливались в глухой и едва уловимый гул, подобный шуму пчелиного роя вдали. Только слова старейшины прозвучали отчетливо:
   - Подойди, женщина, и встань у священного огня, и отвечай перед ним и всеми людьми.
   Сизобородый старик с заплетенными в четыре косы волосами смотрел на нее колючим и жестким взглядом. Пощады явно не будет.
   Мужчина, притащивший ее сюда, теперь толкнул вперед. Данеска сделала шаг, остановилась и, зажмурившись на несколько мгновений, глубоко задышала в попытке успокоиться. Взяв себя в руки, подошла к костру и повернулась к людям.
   Мир обрел четкость, и теперь она ясно видела лица: на одних читалось любопытство, на других - сочувствие, на третьих - злорадство или презрение. Теперь все молчали, и Данеска слышала, как из ее груди вырывается дыхание, как стучит сердце, как фыркают вдали лошади и гудит пламя за спиной.
   - Верно ли, что в священное время и в небесном круге ты нарушила один из главных запретов?
   - Да... я нарушила.
   Вначале голос дрогнул, но договорить удалось твердо. Пусть она преступница, но лучше вести себя достойно, а не как перепуганное ничтожество.
   - Что ты сделала?
   - Я пришла с оружием.
   - Верно ли, что ты пролила кровь собрата и сделала это внутри круга?
   Данеска непроизвольным взглядом окинула толпу и - наткнулась на ночного возлюбленного. Он смотрел на нее, слегка нахмурившись, поджав губы, но было неясно, что выражает его лицо: не презрение, но и не сочувствие. Любопытство? Недоумение? Разочарование? Не угадать...
   Лучше бы она его не видела, потому что из-за этого мужчины сердце забилось быстрее, в горле пересохло и как будто стало нечем дышать. Почти-спокойствие, которое Данеска вернула с таким трудом, ее оставило. Вот-вот она не выдержит, опустит голову и заплачет, как маленькая, этим опозорив себя еще сильнее.
   - Верно ли? - переспросил старейшина, повысив голос.
   Ой, она же так и не ответила на вопрос, да и сейчас язык не слушается, будто онемел.
   - Верно?! - он шагнул к ней
   - Да, да, верно! - выкрикнула наконец Данеска и не узнала свой голос, таким надреснутым он показался.
   - Есть ли тебе оправдание?
   Увы... В другом месте, в другой день она могла бы даже убить Тахейди за то, что пытался взять ее против воли, и никто бы не осудил. Но не здесь, не сейчас.
   - Только испуг и глупость... Но они не оправдание... - прошептала Данеска.
   - Громче.
   - Нет оправдания.
   - Готова понести наказание?
   Можно подумать, у нее есть выбор!
   - Да.
   - Пусть так и будет. Ты ответишь кровью за кровь. Ты пришла с кинжалом - и кровь твоя прольется от кинжала.
   Неожиданности не случилось. Теперь ее правую щеку навсегда обезобразит глубокий неровный шрам, который каждому скажет: некогда она нарушила священный запрет.
   Старейшина достал кривой жертвенный нож - единственный, дозволенный на празднике, - воздел его к небу, потом ударил в медную пластину и сказал:
   - Назови себя, женщина.
   Этого мгновения она боялась едва ли не больше, чем того, когда зазубренное лезвие рассечет кожу. Сейчас даже те, кто не знал ее в лицо, узнают: дочь каудихо талмеридов - преступница.
   - Назови. Себя, - повторил старейшина.
   - Дан..не... - губы трясутся, голос дрожит - и слова не выговорить. Она сглотнула комок в горле, собралась с духом и на одном дыхании выпалила: - Данеска из клана Каммейра, дочь главы клана и каудихо Андио Каммейры.
   Толпа на миг застыла, потом по ней пронесся ропот и стих, а Данеска снова наткнулась взглядом на небесного мужа. Наткнулась - и обмерла, на мгновения даже позабыв о собственной беде.
   Что с ним? Лицо и губы побледнели, кулаки сжимались и разжимались, он не сводил с нее глаз, и в них полыхала странная смесь ярости, боли и страха.
   Вот он сделал быстрый шаг вперед, отодвинул кого-то и перевел взгляд на старейшину - в это время его лицу уже вернулся нормальный цвет.
   - Стой! - сказал небесный муж. - По закону ее вину может на себя взять кто-то другой. Пусть это буду я. Я пролью свою кровь вместо нее.
   - Что?.. - прошептала Данеска.
   По толпе прокатился шепот.
   - Такое возможно, - протянул старейшина, - но в вас должна течь кровь одного клана.
   - Знаю.
   - Тогда назови себя.
   - Виэльди из клана Каммейра. Сын главы клана и каудихо Андио Каммейры.
   Мир зашатался перед глазами, закружился, заполыхал в пламени священного костра и сгорел.
   Данеска лишь чудом устояла на ногах.
  
   Глава 2
  
   Брат учил ее стрелять из лука и ездить верхом, называл мышкой за маленький рост, прогонял, когда она пыталась увязаться за ним и его друзьями в степь - а еще защищал от мальчишек и старших девочек.
   Вот и сейчас защитил: не от детей - от взрослых и от ее собственной дурости.
  
   ...Виэльди... Ну как же так?!
  
   Сейчас он всходил на возвышение у костра и не смотрел на Данеску, потом вовсе отпихнул ее и повернулся к людям.
   - Нож! - воскликнул он и протянул открытую ладонь к старейшине. - Закон говорит: я могу сделать это сам.
   - Так и есть.
   Старик вложил клинок в его руку, Виэльди сжал пальцы и одним резким, почти неуловимым движением полоснул себя по щеке. Брызнула кровь, заструилась по лицу и шее, закапала на землю. Он не пытался ее остановить: замерев, смотрел куда-то вдаль, а затем, чуть покачнувшись, отошел от костра и бросил через плечо:
   - Долг уплачен.
   Данеска не знала, что ей сейчас делать. Идти за ним или затеряться среди людей? Как ни поступи, все будет неправильно... Все уже было неправильно. Начиная с проклятой ночи и заканчивая не менее проклятым утром.
   Она помедлила, потом все же отправилась за братом. Люди расступались перед ними, как перед зараженными смертельной хворью, а Виэльди, словно почувствовав, что Данеска идет за ним, остановился. Даже не повернув головы, сказал, точнее, приказал:
   - Бери коня. Едем домой. Сейчас мы здесь нежеланные гости.
   Какой сухой, ледяной голос! Но чего она ожидала? Нежный возлюбленный превратился в строгого брата... на которого она уже никогда не сможет смотреть, как на брата.
   Данеска добиралась до Красногривого, будто сквозь туман, а когда добралась, обхватила конскую шею, уткнулась в нее, вдохнула теплый запах и расплакалась. Ничего не хотелось делать: ни идти, ни ехать, ни говорить, а еще лучше - ничего не видеть и не слышать.
   Она вздрогнула от окрика:
   - Не медли!
   Виэльди. За грубостью пытается спрятать собственные боль и стыд...
   Данеска украдкой вытерла веки и, не оглядываясь на него, вскочила на коня. Путь домой будет мучительным. Не из-за тягот пути - из-за тяжести на сердце. Как ей отныне смотреть на Виэльди и - не вспоминать? Небесного мужа, ласкового любовника...
  
   Когда они выехали, солнце поднялось высоко, высушило слезы и теперь слепило глаза, размеренный перестук копыт и треск кузнечиков успокаивали, зато безмолвие угнетало. Услышать бы свой голос или голос Виэльди, но брат ехал в шаге впереди и молчал. Он до сих пор не вытер кровь, и она запеклась в багровую, испещренную трещинами корку.
   - У тебя кровь остановилась... корка теперь... Виэльди... Счистить бы, - какой же робкий у нее голос!
   Он промолчал. Данеска думала, вообще не ответит, но все же он ответил или, скорее, выдавил:
   - Остановилась и ладно.
   Он так и не оглянулся, но почему Данеску это волнует? Ведь ей самой страшно смотреть ему в глаза!
   К закату на горизонте завиднелись редкие тонкие сосны - не роща, а так, поросль, иссушенная жаждой. Когда подъехали к деревьям, Виэльди сказал:
   - Остановимся здесь. Утром поедем дальше.
   - Зачем? Дом недалеко... Быстро доберемся.
   Он наконец повернулся к ней, но лучше бы этого не делал: такая злость пылала в его взгляде, что захотелось сжаться в комок и исчезнуть
   - Не понимаешь?! - процедил он и чуть миролюбивее добавил: - Нужно прийти в себя. И мне, и тебе.
   Она спрыгнула с Красногривого, привязала его к стволу сосны, Виэльди же по-прежнему сидел на своем Беркуте и глядел в никуда, будто не сам только что предложил переночевать здесь.
   - Так мы остаемся или как? - выкрикнула Данеска: вообще-то она не настолько сдержанная, чтобы раз за разом терпеть пытку молчанием.
   - Что?.. Да. Иди туда, вглубь рощи.
   Это не роща... Всего лишь разрозненные юные сосны, но ладно, она послушается брата и... любовника.
   Данеска взяла шкуру и, закинув ее на плечо, двинулась вперед. Когда зашла за деревья, то разложила овчину на земле, села, отодвинула колючие ветки и прислонилась к тонкому стволу. Ароматная хвоя все равно лезла в лицо и царапала щеки, но Данеска старалась не обращать внимания. К тому же куда больше беспокоил холод: солнце уже скрылось, вечерняя заря погасла, и выпала роса. Как вчерашним вечером, о котором лучше забыть...
   За спиной зашуршала трава, захрустели сучья, но оглядываться не было смысла: и так ясно, что это Виэльди наконец спешился и идет сюда.
   Он собрал хворост, ободрал с ближайшей сосенки хвою, отошел в степь и вернулся, неся аргал?? и дерн, затем соорудил из всего этого шалашик. Скоро темноту прорезал слабый огонек, и повалил дым. Виэльди склонился над новорожденным костром, раздувая, а когда пламя обрело силу, бросил:
   - Следи, чтоб не угас, - и снова ушел в степь.
   Вернулся нескоро, зато принес еще дерна и аргала. Часть сразу подбросил в костер, часть сложил рядом, а сам уселся по другую сторону от Данески и уставился на пламя. Красно-рыжие всполохи осветили его лицо, заплясали багровыми отблесками, и запекшаяся кровь теперь не так сильно бросалась в глаза.
   Безмолвие по-прежнему было невыносимым. Ну зачем они молчат?! Ведь их наверняка терзают одинаковые мысли, так какой смысл притворяться, будто ничего не случилось?
   - Виэльди... Кровь застыла... Нужно ее стереть...
   - Чтобы не напоминала о твоей дурости?!
   Он поднял голову, посмотрел исподлобья. Его губы кривились, ноздри раздувались, как у разъяренного быка, и Данеска пожалела, что заговорила. Сжавшись от его взгляда, она сцепила пальцы в замок и отвернулась, но лишь на несколько мгновений. Потом в голову ударили обида, злость, безумие. Да, безумие!
   Миг - и она подскочила к Виэльди, рухнула рядом с ним, вцепилась в его обнаженные плечи и закричала:
   - Это я виновата, да? Я?! За этот шрам?! Но я не заставляла! Я была готова сама... сама расплатиться! Я не просила! И не поэтому ты злишься! Скажи! Не поэтому! Не из-за шрама - из-за той ночи! Но ты виноват в ней не меньше! Не меньше! Ненавижу!
   Выплеснув гнев, Данеска не совладала с собой: сильнее впилась ногтями в его плечи, повесила голову, а из глаз против воли потекли слезы.
   Если сейчас Виэльди ее оттолкнет или скажет что-то грубое, она не выдержит: либо разрыдается в голос, либо расцарапает ему лицо.
   Он не оттолкнул - отстранил, осторожно разжав ее пальцы, а затем погладил по волосам.
   - Никто не виноват, - пробормотал он. - Просто Ворон и духи любят играть с людьми... - Виэльди отвел ее на прежнее место, сам вернулся на свое и продолжил говорить прежним, холодным, голосом: - Когда доберемся домой, ты выпьешь нужные травы. Ты женщина, и должна знать, какие.
   - Я знаю...
   - Хорошо. Дитя не должно появиться, иначе...
   - Иначе! Да! - она вскочила, сжала кулаки, подалась вперед. - Иначе! Все догадаются все поймут что я что мы сотворили... или не поймут не узнают если я скоро... Если уеду... Я ведь уеду в Империю там стану женой наследника а потом императрицей и ты будешь кланяться мне... а потом моему и твоему нашему сыну... когда он вырастет и станет императором. - Что с ней такое? В голове неразбериха, с языка вместо связной речи срывается бред, но остановиться не получается. - И только мы будем знать, что он проклят, а ты не сможешь мне приказывать, а я буду несчастной, зато могущественной, а еще...
   Щеку обожгло, будто по ней хлестнули горящим лапником. Данеска заморгала и замолкла. Перед ней стоял Виэльди, опуская одну руку, а другую положив на плечо.
   - Ты не в себе, - сказал он. - Успокойся. Крики ничего не изменят. Ложись спать.
   - Я н-не хочу... Я не засну.
   - Заснешь. Ты должна.
   Он надавил Данеске на плечи, усаживая обратно, затем отошел и вернулся с покрывалом, в которое тут же ее закутал.
   ...То самое покрывало, под которым они...
   Данеска взвизгнула и отбросила ткань, словно это была ядовитая змея. Виэльди дернул уголком рта и сдвинул брови.
   - Довольно дурить.- Он снова набросил на нее покрывало и, опять надавив на плечи, уложил на спину. - Спи. Ну или притворись. Я не собираюсь нянчиться с тобой до рассвета. А ты если не заснешь, то хотя бы отдохнешь..
   Как же, отдохнет она! В голове по-прежнему сумбур, ноги ломит, руки ломит, глаза слезятся, а еще холодно, несмотря на одеяло и близость костра. Аж трясет. Ну зачем Виэльди заставил ее остаться здесь до зари?
   Домой! Спрятаться в своей комнате, скрыться ото всех: от брата, от второй матери, от отца...
   Отец... вот он идет. Его шаги за дверью и голос: "Почему у Данески лицо в шрамах?"
   Виэльди отвечает: "Потому что она дурная сестра и дочь".
   "Тогда мы ее прогоним", - говорит отец.
   Данеска выбегает из комнаты, чтобы объяснить все отцу, оправдаться, но Андио Каммейра уже далеко. Она пытается окликнуть его, догнать, но язык будто прилип к небу, из горла вырываются хрипы, а ноги двигаются медленно-медленно, как если бы она шла по пояс в воде...
  
   * * *
  
   Данеска спала, Виэльди глядел, как она морщит лоб, иногда шевелит губами, стонет: наверное, дурной сон снился - и неудивительно.
   Маленькая, шустрая, некогда невзрачная Данеска... Эх, на беду она выросла такой красавицей. Смотреть - не насмотреться! Даже сейчас, когда он знает, что любуется родной сестрой. З-зараза!
   Она заметалась во сне, застонала громче, спихнула с себя покрывало и затихла. Странно. Только что дрожала от холода, а теперь из-под одеяла вылезла?
   Виэльди приблизился к ней и положил руку на лоб. Так и есть: лихорадка. Похоже, затея переночевать здесь и впрямь была неудачной. У него поразмыслить все равно не получилось и уже не получится, а Данеска, видать, так переволновалась, что это сказалось даже на теле. Неизвестно, что с ней будет к утру: вдруг станет хуже? Нельзя тут оставаться, нужно быстрее отвезти сестру домой, там женщины о ней позаботятся.
   Он разбросал костер, затем поднял Данеску на ноги. От нее повеяло потом, жаром и едва уловимым ароматом левкоя.
  
   ...А ночью, той ночью левкоем пахло куда сильнее и слаще... Запах так кружил голову, что... Нет, не вспоминай об этом! Не смей вспоминать!
  
   Обхватив сестру за плечи, Виэльди поднял ее и повел к лошадям, но Данеска сделала лишь несколько шагов, а дальше ее ноги подкосились: она упала бы, если он не придержал.
   Тогда Виэльди взял ее на руки и поднес к своему жеребцу: придется вдвоем на нем ехать, а лошадь Данески вести за собой.
   "Прости, Беркут, но сегодня тебе нужно потрудиться".
  
   Луна освещала степь неверным светом, совершенно бесполезным: в родных краях Виэльди не был семь лет и ночью запросто мог не найти дорогу. Благо, конь Данески почуял близость жилья, ускорил шаг. Решив довериться лошадиному чутью, Виэльди позволил жеребцу выбирать направление и последовал за ним.
   Не ошибся. Скоро впереди замерцали сторожевые костры, потянуло сухим дымом, а дальше, он знал, возвышался большой продолговатый дом с круглой крышей. Его дом.
   Со стражниками не пришлось объясняться долго: сына Андио Каммейры они, конечно, не узнали, зато узнали Данеску и пропустили обоих. Хотя один из стражей отправился следом, чтобы проверить, нет ли какого подвоха. Правильно сделал: бдительность никогда не лишняя. Нужно будет похвалить его при случае.
   Перед входом в дом Виэльди спешился, помог спуститься почти очнувшейся сестре и, снова подхватив ее на руки, ударил ногой в дверь. На стук, точнее грохот выбежала женщина - худая смуглая, с обильной проседью в черных волосах. Азари, вторая мать Данески. Надо же, как постарела!
   Судя по скорости, с которой она распахнула дверь, а также по воспаленным векам и подрагивающим пальцам - лампа в них ходуном ходила, - женщина не ложилась спать. Наверное, волновалась о молочной дочери, теперь же, увидев ее в руках незнакомца, ахнула, прижала руку к груди и затораторила:
   - Каудихо дома нет, но когда воротится, он отблагодарит воина, вернувшего дочь! Так и будет. Приходи на второй день к вечеру. Андио Каммейра отблагодарит, уверяю! А сейчас отдай мне мою девоньку, пожалуйста!
   - Вторая мама... - пробормотала Данеска. - Все хорошо... Прости. Это... Он Виэльди... Знаешь... Виэльди...
   Вряд ли нянька что-то поняла из ее бормотания.
   - Здравствуй, Азари, - сказал Виэльди. - Это моя сестра, а я сын и наследник каудихо. Помнишь меня?
   Женщина неуверенно кивнула, затем коснулась своей щеки и спросила:
   - У тебя тут... Откуда это? Почему?
   Все же права была сестра - стоило счистить корку. А может, и не стоило. Пересекающая щеку рана вызвала бы у няньки куда большее недоверие, чем запекшаяся кровь..
   - Это не твоя беда. Лучше о Данеске позаботься, у нее жар. Куда ее отнести?
   - Сейчас-сейчас, покажу! Ступай за мной, господин.
   Уверенный и властный голос действует на слуг, как заклинание. Хоть здесь, хоть в Империи - все одно. А если бы Виэльди оказался вором-притворщиком?
   Вслед за женщиной он прошел знакомыми коридорами в середину дома - там была комната Данески, ничего не изменилось. Немного непривычно, что не нужно взбираться по лестнице: в Империи во всех домах было самое меньшее два этажа, и местная знать предпочитала жить на верхних.
   Он внес Данеску внутрь опочивальни и опустил на укрытое шкурами и сукном низкое ложе.
   - Азари, а почему она была без сопровождения?
   - Ох, господин, ну а кто же знал? Да простят меня духи - я слишком ее жалею! А она ведь уже не впервые сбегает... Когда каудихо нет... Ничуть не щадит меня, ничуть!
   - Что?! Она сбежала?! Еще и не в первый раз?
   - Ну да...
   - Да чтоб тебе Ворон глаза повыклевал! - прорычал Виэльди. - Как ты это допускаешь?
   - Прости, господин, - захныкала Азари. - Материнское сердце, как воск... Ты уж не говори каудихо, молю!
   - Я подумаю. А ты прекрати ныть и займись наконец дочерью!
   Вторая мать захлопотала возле Данески, Виэльди же быстрым шагом вышел за дверь и отправился к колодцу: все-таки пора смыть кровь.
   "Не говори каудихо", - сказала нянька.
   Да уж не скажет, утаит, деваться некуда, иначе придется поведать и обо всем остальном. Лед глубин и вершин, ну что же это за проклятие такое?!
   Очистив рану, Виэльди двинулся в дом, но на полпути развернулся: нет смысла туда идти. Все равно он не уснет, а значит, лучше выйти в степь, разжечь костер и смотреть на пламя, пока усталость не одолеет.
  
   Он задремал незадолго перед рассветом, но проспал недолго: разбудили бьющие в лицо солнечные лучи и далекий конский топот. Толком не продрав глаза, Виэльди вскочил и отчего-то сразу подумал: отец возвращается. Когда всадники приблизились, понял, что не ошибся, губы сами собой расползлись в улыбке, но поприветствовать главу клана ему не дали. От группы воинов отделился наездник, пустил коня в галоп и одновременно натянул тетиву лука. Стрела смотрела прямо в сердце и было ясно: всадник не промахнется.
   - Кто такой? - крикнул он.
   - Виэльди Каммейра.
   Воин не шелохнулся, зато отец подстегнул свою лошадь и, оказавшись возле него, схватил за руку, заставляя опустить лук. Всадник подчинился, каудихо же несколько мгновений рассматривал Виэльди, прищурившись, затем спешился и воскликнул:
   - Сын! Да тебя не узнать!
   И все же узнал, раз шагнул навстречу и раскинул руки в стороны.
   - Да, отец, я вернулся.
   Андио Каммейра засмеялся и сжал его в объятиях.
   - Какой ты стал! Уходил кутенком, вернулся волком! Вымахал! Мне теперь морду задирать, чтоб на тебя глянуть!
   Он преувеличивал: Виэльди был разве что на два пальца выше.
   Отстранившись, отец оглядел его, а он оглядел отца. Столько лет не видел, подумать только! Глава клана и всех талмеридов не сильно изменился, почти не постарел, только седины в волосах прибавилось.
   - Это откуда? - отец ткнул пальцем в щеку Виэльди и насупился. - Только не говори, что по случайности или в битве получил. Признавайся: что натворил?
   - Пронес кинжал на праздник середины лета.
   Андио Каммейра нахмурился сильнее и, помолчав, отчеканил:
   - Как посмел? Закона не знаешь?
   - Меня долго здесь не было, а в Империи все и всегда ходят с оружием. Вот и не подумал. Меч оставил, лук оставил, про кинжал забыл. Прости, отец.
   - Дурень! Тебе хотя бы хватило ума самому это сделать? Не стоял покорно, как тупая овца?
   - Не стоял. Сам сделал.
   - И то ладно... - проворчал каудихо, потом его лоб разгладился, а на лице снова появилась улыбка: - Виэльди, мальчик мой, я так тебе рад! Прямо как бык, взобравшийся на телку! Кхм... ты только не подумай, будто я считаю тебя телкой...
   Отец... Он и в этом не изменился - все те же неудачные сравнения.
   - Не подумаю, - Виэльди рассмеялся.
   - Давно вернулся?
   - Четыре дня, как сошел с корабля. Потом сразу поехал на праздник, - он непроизвольным движением коснулся разреза на щеке. - А здесь, дома, с ночи.
   - Сестру уже видел?
   - Да.
   Отец положил руку на его плечо и сжал.
   - Очень на мать похожа, только волосы темные. Лучшие воины последние два года так и норовят... Только отгоняй! Такая красавица стала, а? Заметил?
   - Да.
   Лучше бы не заметил. Ее красота обернулась проклятием и для нее, и для Виэльди, и для всего рода. Лишь бы Данеска не забыла выпить нужные травы...
   Данеска... она была такой нежной, и податливой, и пугливой, и страстной. Ну почему, почему он не узнал в ней сестру?!
   - Идем в дом, сын. Поплачешься, как ужасно все было в горном лагере, в Империи и вообще. Я, правда, голоден, как полудохлый шакал, но даже кусочка в рот не возьму, пока не утру твои слезы.
   Отец... Ну ничуть не изменился!
  
   * * *
  
   Скоро Виэльди сидел, скрестив ноги, на низком пестром диванчике напротив родителя, ел копченую баранину и одновременно осматривал комнату. Оружия на стенах прибавилось, некоторое он видел впервые в жизни: например, выгнутый в другую сторону лук и мудреный волнистый меч. Шкур хищников тоже стало больше, они лежали и на полу неподалеку от круглого очага, сейчас холодного, очищенного от прогоревших углей и пепла, и на широком отцовском ложе.
   Андио Каммейра смотрел на сына и тоже ел. Разумеется, слова "кусочка в рот не возьму, пока..." были шуткой. Что-что, а волю любопытству отец никогда не давал и с расспросами не спешил. Лишь когда Виэльди и он сам отложили в сторону последние обглоданные кости, настало время для разговора, и начать его должен был каудихо.
   - Расскажи об Империи.
   - О чем именно?
   - Ты знаешь. Должен знать, что меня интересует.
   - Хотелось бы еще знать, почему интересует, - проворчал Виэльди. - Я все делал, как ты велел: прислушивался к разговорам, задавал нужные вопросы, передавал ответы через наших торговцев-скотоводов. Но все это вслепую. А ведь я вроде как твой наследник... Разве я не должен понимать, что делаю и для чего?
   - Хорошие слова, правильные, - усмехнулся отец и потер переносицу. - Не сомневайся, я все тебе объясню. Ты стал мужем и теперь имеешь право узнать о делах и клана, и талмеридов. Но сначала ответь на вопрос.
   - Ладно, - Виэльди пожал плечами. - Начать с наследника? - каудихо кивнул. - Ашезир вернулся год назад, но где он был до этого, держится в тайне. Хотя об этом тебе уже известно... Слухи о нем гуляют нехорошие: что он слаб телом, одержим какой-то хворью - иногда ни с того ни с сего начинает задыхаться, особенно по весне. Потому воин из него никудышный.
   - Да, это я тоже знаю. Что-то новое есть?
   - Поговаривают, что император бьет его смертным боем. Будто бы для того, чтобы воспитать из дохляка мужчину. Да только после этого наследник, случается, несколько дней с ложа встать не может.
   Андио Каммейра присвистнул и вскинул брови.
   - Неужели до сих пор бьет? Как глупо... Этак он его к трону не подготовит. Из запуганного и униженного человека достойный правитель никогда не выйдет. Но для нас это хорошо.
   - Что? - у Виэльди едва челюсть не отвисла. - Чем хорошо-то? Разве талмериды не заодно с Империей? Нас же все соседи за это ненавидят!
   - А! - отмахнулся отец. - Империю они ненавидят куда сильнее, а нас... Когда-нибудь мы станем теми, кто объединит равнинные земли, и все проклятия, которые нам посылали, забудутся. Не сейчас, но, может, уже через поколение или два. Поэтому слабые императоры нам выгодны. Очень кстати погибли два старших сына нынешнего правителя, а младшего с детства готовили к подчинению, а не власти.
   Отец прищурился, дернул губами, и на его лице промелькнула тень коварства. Уж не приложил ли он руку к гибели наследников? От каудихо талмеридов вполне можно этого ожидать. Обе смерти были слишком случайны и нелепы, чтобы и впрямь считать их случайными. Одного наследника укусила змея, другой упал с лестницы и свернул шею.
   Вот все понемногу и проясняется: отец, как и обещал, начал открывать, что к чему, но невзначай, в разговоре. Потом наверняка так же невзначай спросит, к каким выводам пришел Виэльди - чтобы проверить, насколько сын догадлив. Пока, однако, можно сказать лишь одно: Андио Каммейра затеял опасную игру, ведь император, надо думать, тоже не дурак.
   - Ладно, продолжай, - сказал отец.
   - Да в общем-то про наследника почти все. На людях Ашезир появляется изредка, друзей у него вроде нет. По крайней мере я не слышал, чтобы он сблизился хоть с кем-то знатных ровесников. Сам я его видел только издали и мельком: он и впрямь выгледит болезненным, слабым - худой, невысокий, даже... хрупкий.
   - А как у него с... мужской, любовной силой? Наложницы, бастарды?
   - Хм... Говорят, он весьма любвеобилен.
   - И хорошо, и плохо... - пробормотал отец.
   - Почему?
   - Объясню позже. И знай: когда я представлю тебя императору и, главное, наследнику, ты должен сделать все, чтобы подружиться с ним. Или хотя бы найти общий язык. А теперь... расскажи о других людях. Ли-нессер Ширай со многими тебя познакомил?
   - Да. С некоторыми отпрысками знатных семей я даже сдружился. Иначе откуда, по-твоему, узнавал все эти сплетни? Не из уличной же болтовни. От простонародья жизнь правителей тщательно скрывается... Даже слишком, - Виэльди ухмыльнулся. - Отсюда и куча расчудесных баек: то наследник с крылатыми змеями ездил сражаться - а то десятки девственниц изнасиловал и убил.
   Отец рассмеялся.
   - Вот нам бы такую скрытность! Но увы: мы всегда на виду и на слуху. Только во время священных праздников и можно избегнуть сплетней: те, кто что-то увидит, что-то узнает, о чем-то догадается - будут молчать. Хоть это благо.
   - Еще какое... - пробормотал Виэльди.
   Перед глазами, будто наяву, возник высокий костер, хмурый старейшина и лица людей в толпе. Любопытно, многие из талмеридов задались вопросом, не свою ли сестру догнал победитель? Наверняка многие, но доказательств ни у кого нет. И не будет, если Данеска выпьет нужные травы, да только как узнать, выполнит она обещание или нет?
   Теперь-то ясно, что не просто так сестра отправилась на праздник, неспроста вплела в косы красные бусины. Раз пошла на это без ведома отца, значит, для нее это было очень важно. Почему?
   Тут в голове всплыли ее крики, которые он принял за выдумку, отчаяние, горячечный бред: "Я ведь уеду в Империю, там стану женой наследника!"
   В груди похолодело, сердце несколько раз стукнулось о ребра, потом замерло, будто остановилось, и наконец забилось размеренно.
   - Отец... - выдавил он. - Ты хочешь поженить Ашезира и Данеску?
   Андио Каммейра подался вперед, склонил голову набок, а в его глазах отразилось удивление. Может, Виэльди все-таки ошибся? Хорошо бы... Конечно, чем быстрее сестра выйдет замуж и уедет к мужу, тем лучше, но... не к этому же червю! Пусть он и наследник Империи.
   - Сын... - выдохнул отец. - Как ты догадался? Вообще-то я знал, что ты сообразительный, но чтобы настолько!
   Увы, Виэльди не ошибся.
   - Просто догадался, - упавшим голосом ответил он. - Подумал, неспроста ты спросил о его мужской силе, неспроста сказал, что любвеобильность этого... заморыша и хороша, и плоха.
   - Понятливый... Меня это радует!
   Каудихо улыбнулся во все зубы, но Виэльди было не до смеха. Он вскочил на ноги и процедил:
   - Ты решил отдать мою сестру этому доходяге?
   - Сядь! Этот доходяга - наследник престола, а твоя сестра в первую очередь моя дочь! Поэтому сядь и умолкни!
   Виэльди не послушался, по-прежнему нависал над отцом, и тот чуть мягче добавил:
   - Сядь, сын, и пойми: у Данески, как и у нас с тобой, есть долг перед кланом, перед талмеридами и даже, если подумать, перед всеми народами равнин. Ведь и тебе рано или поздно придется взять в жены не ту, которая понравится, а ту, которая будет полезна.
   - Ты из таких соображений женился на нашей матери? - фыркнул Виэльди, но все же опустился обратно на диван.
   - Да. От этого брака наш род получил земли предгорий. Но нам с ней повезло: я ее полюбил, она полюбила меня. Может, и у тебя так выйдет.
   - И у Данески?
   - Может... Хотя надеюсь, что нет. Любящая жена почти наверняка предпочтет мужа родичам, а нам это не нужно. Хорошо, что Ашезир - как ты там сказал? - доходяга. Но Данеска может обрести счастье в детях и... - отец осекся.
   - И? Договаривай.
   - И любовнике. Если будет осторожна. А она осторожна. Только единожды я ее подловил, когда она сбегала на девичьи игры, и то лишь потому, что вернулся раньше, чем сам думал. Не сомневаюсь, что она убегала куда чаще. Но мне об этом никто не докладывал. Значит, она была достаточно хитра, чтобы кого-то упросить о молчании, а мимо кого-то проскользнуть.
   - Но если так... - Виэльди опустил голову, но тут же снова посмотрел на отца. - Ты не думал, что она и на праздник середины лета могла ускользнуть?
   - Не удивлюсь, - каудихо усмехнулся. - Ты ее там видел?
   - Если и видел, то не узнал.
   - Что ж, возможно, она там была. Возможно даже, что вплела в волосы красные бусины, лишь бы избегнуть ненавистного брака. Но пойми - я не враг собственной дочери. Если она хотела познать любовь и познала - хорошо. Может, не так обидно будет отдаваться никчемному мужу. Просто с сегодняшнего дня Данеска начнет пить нужные отвары утром, в полдень и на закате. И так дюжину дней. На всякий случай.
   - Почему никто не знает, что наследнику выбрали жену? Ни здесь не знают, ни в Империи?
   - А сам как думаешь?
   Вот и пошли вопросы на сообразительность...
   - Ну... многим этот брак не понравится. Многие главы кланов или их сыновья хотели бы взять в жены дочь каудихо. Многие ли-нессеры жаждут выдать своих дочерей за наследника престола. Если же выяснится, что брак - дело решенное, то начнется... я даже боюсь представить, что начнется.
   Андио Каммейра довольно закивал.
   - Молодец, - он протянул руку и похлопал Виэльди по плечу. - Верно мыслишь. А начнется вот что: яды, засланные убийцы и прочее. Это со стороны Империи. Талмериды же - точнее, обиженные главы кланов, - начнут припоминать проступки наших с тобой дедов и прадедов, мои и твои проступки. Все для того, чтобы отобрать у нас власть, и все из-за того, что я отдаю свою дочь чужеземцу. Понимаешь теперь, как этот твой шрам не вовремя?!
   - Да, и прости. Но Империя... Знаешь, там очень трепетно относятся к девственности.
   - А еще я знаю, что в союзах между землями и правителями она неважна. То есть Ашезиру, конечно, не понравится, если его жена окажется не девой, но кто его спросит?
   - Если верить слухам - никто. Я одного не понимаю: Империи какая польза от этого брака? У них и земель больше, и богатств, и войск, а наших скотоводов еще пойди собери. Одно дело набеги на почти беззащитных соседей, другое...
   Андио Каммейра прервал его жестом и хохотнул.
   - А мы как та змея и черепаха! Укушу - сбросит, сброшу - укусит. Имперцы далеко, за морем. Они легко завоевали эти земли, но без нас их не удержат. Еще император опасается, что однажды талмериды повернут оружие против него, а я опасаюсь, что однажды Империя решит покорить нас так же, как наших соседей. Все просто. И я, и он хотели укрепить союз, а лучший способ для этого - брак.
   Отец. Ничуть не изменился. Просто в детстве и отрочестве Виэльди не знал его настоящего, видел лишь... отца? То сурового, то доброго, то разгневанного, то нежного. Справедливого и мудрого. Он и сейчас такой: и справедливый, и мудрый, и добрый, и отец.
   Но еще он каудихо, и его куда больше заботит благо клана и талмеридов, чем счастье родных детей.
  
   Глава 3
  
   Вторая мать сидела на полу и выглядела измученной: посеревшее лицо, красные веки, опустошенный взгляд. И все из-за непослушной дочери. В груди Данески зашевелилась совесть, змеиными кольцами оплела душу и сдавила сердце.
   Бедная Азари. Уже полдень, а она, похоже, и не ложилась. Когда вообще в последний раз спала? Зато Данеска, как назло, чувствует себя отдохнувшей и бодрой, хотя после всего случившегося должна бы терзаться стыдом и мучиться от бессонницы. А она даже не помнит, как добралась домой и уснула.
   - Вторая мама... Прости меня, пожалуйста.
   Азари вскинула воспаленные глаза и осипшим голосом спросила:
   - Зачем ты со мной так жестока, девонька?
   - Ну прости! - Данеска упала на колени рядом с нянькой, обняла ее, прижалась лицом к худой груди. - Я не могла иначе! Но теперь сама жалею... Ох, знала бы ты, как жалею!
   Азари ее будто не слышала и продолжала причитать:
   - Я так беспокоилась, места себе не находила. А потом... потом, когда господин Виэльди тебя на руках принес, больную, у меня чуть сердце от испуга не остановилось!
   - Больную? - Данеска отстранилась и нахмурилась. - Ничего не помню...
   - Конечно не помнишь, - вздохнула вторая мать. - Почти до утра тебя лихорадило, потом ты уснула. Ну, хоть сейчас в себя пришла... Вид у тебя здоровый. Странно даже: от хвори так быстро не излечиваются.
   Данеска подняла Азари, усадила на свое ложе, сама присела рядом и прильнула к ее плечу.
   - Не было хвори, нянюшка. От смятения все это, от тревоги, усталости... Я такого страха натерпелась!
   - Еще бы! - прикрикнула Азари. - Додумалась: в одиночку на праздник уехать! В пути что угодно могло случиться!
   Данеска изогнула брови и отсела от няньки.
   - Откуда ты знаешь, где я была?
   - А чего тут знать? - вторая мать схватила прядь ее волос, потрясла, и застучали бусины.
   - Ой! - Данеска вскочила, прижала руки к щекам. Какая она глупая! Нужно было сразу, как уехала с праздника, снять все распроклятые бусины! Хотя... не до них тогда было, совсем не до них. - Отец уже вернулся?
   - Еще утром. Сразу же вместе с твоим братом в покоях закрылся. Долго они там просидели, а сейчас туда ушли, - Азари махнула рукой за окно, - на конях носиться и мечами махать.
   - Ты мне поможешь, милая нянюшка? Нужно быстрее выплести бусины, пока отец не увидел. И ты ничего ему не скажешь, правда? Я ведь сама уже пожалела, и больше никогда не сбегу, ни разу! Хочешь, поклянусь?
   - Что мне твои клятвы, - проворчала Азари, поднялась, кряхтя, и ловкими пальцами начала расплетать косы Данески. - Каудихо я ничего пока не говорила, да и не придется ничего говорить. Господин Виэльди, наверное, уже все рассказал или расскажет. Он вчера был очень, очень зол на меня...
   Вторая мать расплела уже половину кос, Данеска все еще возилась с третьей, но бросила и ее: руки опустились и задрожали.
   - Не на тебя он был зол, а на... Ладно, неважно. Виэльди не выдаст.
   - Откуда эта уверенность? Вы же с ним, можно сказать, едва знакомы. Когда в последний раз виделись?
   - Давно... И все равно он не выдаст, поверь.
   Наконец волосы были расплетены, бусы собраны в мешочек и запрятаны в сундук, стоящий подле бронзового зеркала. Теперь нужно вплести другие - синие и зеленые, переодеться, а потом... Что "потом" Данеска не знала. Выходить из дома страшно, вдруг она наткнется на Виэльди - как смотреть ему в глаза? - но сидеть в покоях вечно тоже не получится.
   - Доченька, поделись, что случилось? У меня душа за тебя болит.
   Данеска покачала головой и прошептала:
   - Не спрашивай, вторая мама. Иначе мне придется солгать, а я не хочу.
   - Неужели все так страшно?
   - Не волнуйся. Просто я поняла, что моя воля ничего не значит, духи все решили за меня. И я уеду в Империю, и выйду замуж за наследника, и не стану противиться. Отец будет доволен.
   - Не печалься, родная. Может, тебе еще понравится твой муж?
   - Может... - из груди вырвался обреченный вздох.
  
   На улицу Данеска все же вышла, но зря с тыльной стороны дома - стоило открыть дверь, и она наткнулась взглядом на отца и брата. А ведь вторая мать предупреждала, что те развлекаются скачками и поединком. Как Данеска могла забыть?
   Нет, хватит себя обманывать: ничего она не забыла, просто в глубине души хотела увидеть Виэльди хоть краем глаза, и это желание, смутное, едва осознаваемое, оказалось сильнее и стыда, и доводов разума.
   Два всадника, обнаженные по пояс, гоняли коней по широкому кругу вдали от дома. Не сбавляя галопа, спрыгивали с них и снова запрыгивали, менялись лошадьми друг с другом и то вставали на их спины, то сползали под брюхо и снова возвращались в седло. Красавцы! Что отец, что сын. Волей неволей залюбуешься!
   Под блестящей от пота кожей Виэльди перекатывались мышцы, от напряжения проступали жилы на шее и руках, развевались волосы, а ловкие отточенные движения завораживали взгляд.
   Вот отец что-то крикнул, а Виэльди рассмеялся, сверкнув зубами, мотнул головой, и тяжелые угольно-черные пряди хлестнули его по лицу. Дальше он поднял коня на дыбы и снова бросился вскачь.
   Тьфу! Что она делает? Зачем смотрит?
   Данеска хотела развернуться и зайти в дом, но тут отец ее заметил, приостановил коня и крикнул:
   - Дочь! Иди к нам! Из лука постреляем!
   Тут и Виэльди осадил лошадь, глянул на Данеску и - сразу отвернулся.
   - Давай-давай! - снова позвал Андио Каммейра. - Иди сюда!
   - Да... - пробормотала она. - Только за луком схожу...
   - Что?!
   Данеска сложила руки возле рта и прокричала:
   - Да! Только за луком схожу!
   Надо бы отказаться, но это будет подозрительно, отец не поймет, ведь она всегда любила стрелять и никогда, ни разу от этого не отказывалась.
   Ладно, она справится: главное при этом не смотреть на Виэльди. Или смотреть на него, как на брата. Рано или поздно этому придется научиться, так почему бы не начать сегодня?
  
   * * *
  
   Два молодых воина установили скрученные из соломы мишени и присоединились к тренировке. Виэльди не сразу угадал в них друзей детства. Лишь когда поймал на себе заинтересованные и чуть обиженные взгляды, внимательнее присмотрелся к смутно знакомым лицам. Да это же Имидио и Сарэнди! Некогда они день-деньской проводили вместе. Сколько было игр и шалостей, ссор и споров, совместных упражнений и выездов в степь на охоту!
   Он заулыбался, поприветствовал друзей, назвав их по имени, и поочередно обнял. Объятия получились неловкими, и это понятно: много лет минуло, знакомиться с товарищами придется заново.
   Когда Виэльди с отцом и Саренди с Имидио встали напротив мишеней, вернулась Данеска. Она шла неторопливо, будто нехотя. Стройная, гибкая, а взгляд острый и суровый, губы сжаты в полоску. Виэльди думал, что она уже не придет, и втайне радовался этому - а сейчас обрадовался, что все-таки явилась. Понять бы самого себя!
   Она встала подальше от него, рядом с Имидио, и тот скользнул по ней таким взглядом, который ни с чем невозможно спутать - в нем горели обожание и похоть. Стереть бы их с лица былого друга, да хоть кулаком стереть! Он не смеет смотреть на Данеску так.
   Почему не смеет? Потому, что она - сестра Виэльди, или потому, что его небесная жена?
   Тогда, ночью, он видел в ней красивую, ласковую, трогательно испуганную любовницу, это будило в нем нежность и страсть, но не более. Зато сестру он любил, сколько себя помнил, настоящей братской любовью, и готов был схватиться с любым, кто ее обидит. Теперь чувства переплелись так тесно, что не разобрать, где одно, а где другое.
   ...Данеска-Данеска, что же мы натворили, и как теперь с этим жить?
   Она натянула тетиву, тонкая талия изогнулась, под светло-бурой тканью повседневного платья соблазнительно выделилась грудь, Виэльди же поймал себя на том, что уставился на сестру совершенно неприлично. Отвернулся как раз в тот миг, когда она выпустила стрелу - попала прямиком в середину мишени. Молодец! - похвалил он мысленно.
   Стреляли они долго: с разных расстояний, то стоя неподвижно, то на бегу, то проносясь мимо на лошадях. Когда в очередной раз подошли вынимать из мишеней застрявшие в них стрелы, то оказалось, что две из них торчат не просто рядом друг с другом, а едва ли не из одной точки.
   Виэльди потянулся к своей, а к соседней в этот же миг потянулась Данеска. Почти одновременно они отдернули руки, будто обжегшись о крапиву, обменялись быстрыми взглядами и, помедлив, наконец, вытащили стрелы. Их пальцы при этом все-таки соприкоснулись...
  
   * * *
  
   В подвешенном над очагом котелке бурлила вязкая жидкость, и горький запах трав смешивался с чадом, который не успевал полностью уйти в отверстие крыши и рассеивался по комнате. Данеска помешивала варево узкой длинной ложкой, чтобы стебли смерть-травы и листья черноцвета не пригорели ко дну: воды было мало, но чем крепче и гуще получится отвар, тем лучше.
   В дверь постучала и вошла Азари. Расчихалась от испарений и дыма, помахала рукой перед лицом.
   - А я уже привыкла, - сказала Данеска. - И почти закончила.
   - Ты что это, изгоняющее питье творишь? - нянька подошла к очагу и присела рядом.
   - Да.
   - Хвала Спящему ворону! Я уж боялась, тебя упрашивать или заставлять придется.
   - Что?!
   Данеска перестала вращать ложку и в недоумении воззрилась на вторую мать.
   - Каудихо велел мне поить тебя этим каждый день по три раза, - пояснила Азари. - Вот я и думала, как тебя заставить, но ты сама...
   - Да, я сама!
   Данеска сняла котелок с углей и, стараясь не обжечься, перелила содержимое в низкий широкий кувшин.
   - Доченька, что случилось, а? Расскажи! Неужели... Неужели тебя кто-то сначильничал?!
   - Нет! И это не твое дело, ясно?! Не твое! - вторая мать ни в чем не виновата, но ярость и боль бурлят в душе не хуже горького варева, их не удержать - только выплеснуть. - И отлично, что отец велел тебе поить меня этим! Теперь ты и будешь возиться с отварами!
   Данеска вскочила, бросилась к ложу и уселась на него, скрестив ноги.
   - Как скажешь, госпожа, - процедила Азари, потом поднесла ей кувшин, предварительно обмотав его тряпкой. - На вот, пей. Чем горячее, тем толку больше. Пей!
   Обиделась. А кто бы не обиделся? Данеска просто гадина! Накричала на вторую мать лишь потому, что злилась на себя, на то, что сегодня снова желала... родного брата!
  
   На следующий день Виэльди куда-то уехал. Отец обмолвился, что он вместе с торговцами-скотоводами отправился в приморские земли, но зачем, каудихо не объяснил. Видимо, и сам не знал.
   Данеска могла на какое-то время вздохнуть свободно и не бояться, что наткнется на брата и растеряется, не зная, как себя вести. Жизнь потекла почти так, как прежде, и только мысли о грядущей свадьбе, нет-нет всплывавшие в голове, как их ни отгоняй, омрачали дни.
   Виэльди вернулся на шестой вечер. Данеска застала его перед домом, когда он со словами "это мой дар" вручил отцу длинный изогнутый меч в богато разукрашенных ножнах.
   Андио Каммейра взял его из рук сына, обнажил и несколько раз со свистом рассек воздух - закатные всполохи сверкнули на блестящем лезвии, и на миг почудилось, будто клинок сделан из огня. Затем отец подбросил вверх тонкий кожаный шнурок и разрубил его налету.
   - Знатный меч! - воскликнул каудихо. - Да укроет своим крылом Ворон того мастера, что его сковал, и тебя, сын.
   Дальше Данеска не стала слушать и ушла. Пока отец не видит, лучше ускакать в степь и исчезнуть до ночи - избежать семейной трапезы, которая, несомненно, будет.
   Смотря себе под ноги, она быстрым шагом двинулась к конюшне, но когда приблизилась ко входу и подняла голову...
   ... Нет, не может быть!
   Остановилась, отпрянула, словно налетев на невидимую стену.
   ... Лед вершин и глубин! Какая подлость!
   Неподалеку от дверей, привязанные к столбам, стояли два великолепных коня: кобылица, белая как снег в горах, и жеребец, что чернее ночи. И на кобылице была золотая сбруя, а на жеребце - серебряная.
   Данеска зажала рот руками, чтобы не закричать от ярости, и заставила себя отдышаться, чтобы не броситься тотчас к Виэльди, не обозвать последними словами, не расцарапать его лицо! Да будь ее воля, избила бы его кнутом до полусмерти, и пусть бы он лежал - бесчувственный, окровавленный! А она...
   Она омыла бы его раны, и целовала его губы, и...
   Будь все проклято! Вскочить на Красногривого и умчаться навсегда!
   Но для этого нужно пройти мимо снежной и ночного... Она не сможет, не сможет... Она даже смотреть на них не в силах!
   Данеска зашла за конюшню, а там сползла по шершавой стене и расплакалась. Как это часто бывает, слезы помогли - нет, душа не перестала болеть, но гнев ушел, сменившись вялой досадой.
   Она ни словечка не скажет Виэльди, ни словом не упрекнет, но и на этих коней не сядет, ни разу не прикоснется к ним и не задаст корма. Пусть они ходят под конюхами, и пусть кто-нибудь когда-нибудь сворует их сбруи!
   Так Данеска думала, но когда уняла слезы и двинулась к дому, то неподалеку от конюшни, на пустыре, встретила Виэльди, и в груди снова зашевелилась злость. Он что, намеренно поджидал?!Тогда почему, заслышав шаги, не повернул голову?
   Надменная сволочь! Стоит вполоборота, смотрит вдаль, и алые лучи высвечивают строгий профиль, окрашивают багрянцем пересекающий скулу шрам, который его даже не портит! Виэльди... Мечта девиц и их отцов.
   Так же, как Данеска - мечта мужчин.
   Эти мечты никогда не смогут быть вместе...
   Пройти бы мимо, но в груди снова полыхнул пожар ярости.
   - Ты! - прорычала Данеска, ударила его кулаком в плечо, и он наконец повернулся. - Ненавижу! Эти кони?! Зачем?!
   - Прими их как подарок от брата и забудь.
   - Забудь?! Я готова была забыть, да ты, сукин сын, напомнил! Я к ним даже не прикоснусь! Я продам их и сбрую! А на вырученные деньги куплю тебе какой-нибудь... меч, ясно?
   - Ясно. Можешь делать с ними, что хочешь. Они же твои.
   Спокойствие, даже безразличие Виэльди бесило куда сильнее, чем если бы он злился.
   Данеска хлестнула его по щеке - точнее, хотела хлестнуть: он не позволил - перехватил ее запястье и опустил.
   - Будь ты проклят! - прошипела она.
   - Я уже проклят, и этого не изменить, - он покачал головой. - А кони... Я их обещал, и обязан был исполнить обещанное.
   - Обещал... - пробормотала Данеска. - А обо мне подумал? Каково видеть напоминание, что... - она запнулась и повысила голос. - Ну зачем ты победил?! Лучше бы кто-то другой! Даже Тахейди! Да хоть бы ты вообще исчез, чтоб я тебя не видела!
   Губы Виэльди изогнулись в злой усмешке.
   - Не огорчайся, твое желание скоро исполнится. Ты уедешь в Империю, я не стану тебя навещать, и мы не увидимся. Тогда сможешь убедить себя, будто я исчез или меня вовсе не было.
   - Ненавижу! Ты...
   Вдали показался отец, и Данеска осеклась - нет, нельзя с ним встречаться, не сейчас. Напоследок она в очередной раз стукнула Виэльди в грудь - попыталась вложить в удар всю ярость! - и, резко развернувшись, бросилась прочь.
  
   Виэльди проследил за взглядом Данески: сюда шел отец. Ясно, почему она убежала. Ну, еще из-за него, конечно. Не стоило говорить с ней так зло даже в ответ на обидные слова. В конце концов она очень напугана: если уж ему, мужчине, настолько не по себе, то каково ей - юной женщине, вчерашнему ребенку?
   Отец остановился в нескольких шагах и бросил:
   - Что такое между вами двумя творится?
   - Нами? - Виэльди изобразил непонимание.
   - Тобой и Данеской. Почему она кричала и пыталась тебя побить?
   - Не знаю, - он пожал плечами. - Кажется, ей не понравился мой подарок.
   - Как такие красавцы могли не понравиться? - отец вскинул брови и подошел ближе.
   - Ну... она сказала, что это дорого, и я тебя разоряю.
   - И что ты ответил?
   - Что вернулся из Империи не нищим.
   - Далеко не нищим, раз преподнес мне такой меч. - Андио Каммейра хохотнул, но тут же посерьезнел и, склонив голову набок, прищурился. - Однако странно... Выбирая себе побрякушки, Данеска не больно-то волнуется о моем достатке.
   Каудихо не верит - и неудивительно. На его месте Виэльди тоже не поверил бы своему объяснению.
   - Может, она просто ревнует? Столько лет оставалась единственным ребенком, а тут я появился.
   Отец почесал подбородок и кивнул
   - Да, это возможно. Что ж, ей придется привыкать, и тебе тоже. Не хочу, чтобы мои дети ссорились.
   - Мы не будем.
   ...Даже разговаривать, наверное, не будем.
   - Ты меня зачем-то искал, отец?
   - А, да! - каудихо хлопнул себя по лбу. - Чуть из головы не вылетело. Пиршество в твою честь. Думаю устроить его через два дня. Как считаешь?
   ...Какая разница? Хоть завтра, хоть никогда - все одно.
   - Почему бы и нет? Я не против.
  
   ***
  
   Посреди степи полыхал, рвался к чернильному небу рыжий костер, вокруг него стояли, сидели, плясали люди, а музыканты били в барабаны и бубны, выдували замысловатую трель на зурне.
   На вертелах жарилось мясо, в кувшинах и рогах плескался пьяный настой, хвалебные и чинные речи давно закончились - началось веселье.
   Многих гостей Виэльди ни разу не видел (или не помнил), а они приехали, причем некоторые издалека.
   - Дочерей привезли, - пояснил отец. - Надеются, что они понравятся тебе настолько, что ты женишься. Но даже не думай! Тебе нужна не просто жена, а нужная жена. Если же кто-то из красавиц приглянется, прогуляйся с ней подальше в степь. Потом одари, как следует, но никакой женитьбы, понял?
   - И не думал жениться. Я только вернулся, и я еще молод. Жена и дети мне пока ни к чему.
   - Сын, не то ты говоришь и не так, - отец поцокал языком. - Тебе, может, и не к чему, но благо клана и талмеридов важнее. Если потребуется, чтобы ты женился завтра - ты женишься завтра!
   Виэльди не удержался от усмешки: каудихо даже на пиру не может удержаться от того, чтобы поучить сына жизни.
   - Надеюсь, клан еще долго будет обходиться без моей женитьбы.
   - Надеяться не запрещено, - отец рассмеялся. - Но хватит болтать - идем веселиться.
   Почему нет? Виэльди тут же отошел от отца и присоединился к боевой пляске мужчин. Они вращали палками, с гиканьем кружились вокруг костра и то высоко подпрыгивали, взмахивая руками, то стучали ногами по утоптанной земле, отбивая замысловатый ритм.
   Тело быстро вспомнило нужные и некогда привычные движения, хотя Виэльди давно не танцевал. В горном лагере все воспитанники были из разных мест, танцы и обычаи у всех были разные, как и наречия. В первое время Виэльди вообще никого не понимал. Правда, теперь мог похвастаться, что худо-бедно знает аж четыре языка - это помимо родного и имперского. Если же вспоминать о редких в ту пору развлечениях, то они сильно отличались от тех, к которым Виэльди привык, и были куда опаснее. Например, на спор уйти ночью в горы, добраться до зеленой пещеры, не переломав при этом ноги и не свернув шею, взять оттуда каменюку как доказательство, и вернуться. Причем проделать все так, чтобы наставники не заметили, иначе потом весь день и ночь придется стоять у столба и изнывать от холода и жажды.
  
   Послышался грохот копыт, и подъехали несколько всадников. Танец прервался, все повернулись к новым гостям, и Андио Каммейра шагнул им навстречу.
   - Отец! - он прижал руку к груди. - Я уж думал, ты не приедешь.
   - Разве я мог? Хоть и далеко ехать, а как не приветить внука? - высокий поджарый старик спешился, выступил на свет, и Виэльди узнал в нем деда. - Мальчик мой, ты где?
   Бывший каудихо, а ныне один из старейшин клана, заозирался: видимо, пытался угадать, кто из окружающих - его внук.
   - Я здесь.
   Виэльди вышел вперед, но Данеска опередила: подбежала к деду, быстро коснулась лбом его руки, а потом бросилась на шею.
   - Малышка моя! - Нердри Каммейра поднял ее на руки и покружил. - Скучала?
   - Очень!
   Он поставил ее на землю, погладил по щеке и, отодвинув, наконец приблизился к Виэльди. Несколько мгновений рассматривал его с довольным выражением - разве что на шрам глянул слегка нахмурившись, - затем прижал к себе, похлопал по спине и сказал:
   - Ну, здравствуй, внук! И как теперь называть тебя "мой мальчик", когда ты выше меня ростом, а?
   - Ничего, ты справишься, - улыбнулся Виэльди. - И... здравствуй.
   Он коснулся лбом руки деда - так полагается приветствовать всех старейшин, даже если они близкие родичи. Нердри Каммейра встрепал его волосы, еще раз обнял, а потом старейшину окружили, приветствуя, другие воины.
   Дед поздоровался, с некоторыми чуть-чуть поговорил, затем воскликнул:
   - Ну же, продолжайте наконец веселиться! Не отвлекайтесь на меня!
   - Нет, - вклинился Андио Каммейра. - Прервем веселье ненадолго. Иногда нужно и красотой насладиться. Пусть Данеска станцует приветственный танец - для тебя и брата. А, Виэльди? - отец пихнул его локтем под бок. - Ты ведь еще не видел, как сестра танцует? Увидишь - залюбуешься.
   - Вот еще! Я не буду! - Данеска аж отпрянула, в ее голосе прозвучало возмущение, но она быстро сообразила, что сказала что-то не то и не так. Улыбнулась и добавила: - Темно уже, и всех куда больше интересует пьяный настой и разговоры, чем мои пляски.
   - Плевать на всех! - отмахнулся отец. - Ты семь лет не видела брата и почти год - деда. Ну так приветь их!
   Виэльди и так не может смотреть на Данеску, как на сестру, а если она еще и танцевать начнет...
   - Отец, если она не хочет, не надо, не заставляй. В другой раз станцует.
   - Нет уж! Когда плясать, если не на празднике? И не спорьте со мной! - Андио Каммейра подмигнул им. - Я тоже во власти пьяного духа, потому меня не переупрямить!
   Да, его не переупрямить... Виэльди и Данеска обменялись смущенными взглядами и отошли друг от друга.
  
   Бубны и барабаны звучат глухо, теперь лишь отбивая ритм, зато изысканные переливы зурн сплетаются в томно-витиеватую и будто нездешнюю мелодию, рдяно-золотые всполохи костра освещают гибкий танцующий силуэт.
   Данеска выгибает спину, и длинные волосы почти касаются земли, высокая грудь выделяется под платьем. Сестра выпрямляется - и черные пряди хлещут ее по лицу и плечам. Руки извиваются, позвякивают браслеты, она заламывает запястья и складывает пальцы в изящном жесте. Поворот, наклон в сторону - и снова соблазнительный изгиб талии, и снова руки, как змеи, оплетают одна другую...
   Она взмахивает ногой, задерживает ее на весу, потом заводит за другую.
   Очередной поворот - и развеваются волосы, руки смыкаются над головой...
   ...Сомкнула бы их на моей шее... обхватила ногами мои бедра и...
   Отец был прав: невозможно смотреть и не любоваться ее плавными и четкими движениями. Это не просто танец - это песня. Данеска танцует - ее тело поет.
   А еще эти глаза и губы! Она то улыбается, то становится серьезной, играет бровями, жжет взглядом!
   Снова замах ноги, и тонко-изогнутая ступня, и обнажаются икры...
   Наваждение!
   Он отвернулся - лишь бы не видеть ее и не утратить разум! - глотнул из рога пьяной воды. А музыка все лилась и лилась. Виэльди не поднял взгляда, пока она не закончилась.
  
   Танцуя, Данеска забывала обо всем и всех, растворялась в волшебных трелях - и никаких мыслей! Она была воплощенной мелодией - ритм и чарующие звуки вели, а она следовала за ними, покорялась им, теряла себя. Данеска исчезала, оставалась только музыка и - танец.
   Так было всегда, но не сейчас. Ныне она не растворилась в пляске: мешало осознание, что на нее смотрит Виэльди - то ли брат, то ли любовник. А он смотрел! Смотрел так, что хотелось сбежать! Пронзающий насквозь, обжигающий и... алчущий взгляд.
   ...Виэльди! Ну зачем так смотришь? Зачем тревожишь?!
   Когда Данеска закончила танец и сложила руки перед грудью, музыка оборвалась. Люди захлопали в ладоши, выкрикивая слова похвалы, а Виэльди отвернулся, словно ее не замечал. Неужели жаркий взгляд лишь почудился?
   Данеска не стала отвечать на крики "еще, еще!", не стала и кланяться в очередной раз - вместо этого сбежала. Обогнула костер и бросилась в степь, подальше от людей, от костра, от праздника. Лишь когда пламя померкло за спиной, превратившись в далекий огонек, она замедлила шаг и остановилась. Опустилась в мокрую траву и уставилась в небо, усеянное насмешливыми звездами.
   Минуты не прошло, и позади зашуршала трава: Данеска вскочила и обернулась - сюда шел Имидио. Какое странное чувство! Одновременно облегчение, что это он - и досада, что всего лишь он.
   Имидио приблизился и прошептал:
   - Ты так красиво танцевала... Сегодня особенно красиво...
   - Я старалась, - сказала она, а потом, сама себе удивившись, воскликнула: - Поцелуй меня!
   Возможно, хотя бы так она забудет о Виэльди...
   Имидио растерялся, но ненадолго: миг - и он впился в ее губы. Поцелуй был и страстным, и нежным, но... все равно это был не тот поцелуй. Не те губы, не те руки, не те объятия... не тот мужчина. Ничего! Пусть он целует дольше и крепче, чтобы мысли о брате выветрились у нее из головы!
   Но губы и руки Имидио вдруг исчезли, а он сам отлетел, едва не упав.
   - Не смей ее трогать! - прорычал Виэльди.
   - Нет-нет, подожди! - тот выставил вперед ладони. - Я же не просто так! Я хочу взять ее в жены! Я не беден, ты знаешь. И я люблю твою сестру, поверь!
   - Она не для тебя! Каудихо подтвердит! Убирайся! Сейчас же!
   Имидио убрался. Виэльди подождал, пока его силуэт растворится во тьме, и воззрился на Данеску.
   - Тебе что, все равно с кем? - процедил он.
   - Не твое дело! - выкрикнула она. - Я же уеду в Империю, и мы не увидимся, помнишь? Так какая тебе разница?!
   - Меня волнует честь рода.
   Ну и как после этого не расхохотаться ему в лицо? Данеска расхохоталась.
   - Честь рода?! Правда?! Да ты сам себе ве...
   Она не договорила: Виэльди схватил ее за плечи, тряхнул, а потом прижал к себе и заткнул рот поцелуем. Лишь на миг выпустил ее губы, чтобы сказать:
   - Ты моя! Ясно?
   Куда уж яснее... И все же: что они делают? Он - брат, она - сестра. Прокляты, они прокляты!
   Его запах, его тело, его дыхание - она не в силах противиться и не хочет противиться. Брат? Ну и пусть!
   Руки сами легли на его плечи, губы сами ответили на поцелуй, бедра прижались к его бедрам.
   В этот раз Виэльди не стянул с нее одежду - сорвал, и не ласково, а грубо опрокинул Данеску на спину, затем перевернул на живот и, подсунув под нее руки, сжал грудь.
   - Ты моя... - снова прошептал он.
   Запустив пальцы в ее волосы, Виэльди схватил несколько прядей, потянул на себя, потом раздвинул ее ноги - горячие пальцы защекотали внутреннюю часть бедер, переместились к промежности и - оказались в ней. В животе ныло, и тянуло, и было так жарко и сладко, что Данеска не сдержала стон, хотелось тотчас же отдаться грубой нежности...
   Но что такое они творят?! Еще чуть-чуть - и Виэльди возьмет ее! Собственную сестру! Нет! Этого не должно случиться!
   Она забилась под ним, закричала, но, кажется, это его только раззадорило. Он раздвинул ее ноги еще шире и - вошел. Пронзил! О!
   - Прекрати! - взвизгнула Данеска. - Что ты делаешь?.. Что мы делаем?.. Ты же брат!
   Последнее слово подействовало, как заклинание: он ее отпустил. Тяжесть мужского тела исчезла, Данеска кое-как натянула на себя одежду и, повернувшись, заставила себя посмотреть на Виэльди. Он сидел напротив, уронив голову на руки.
   - Прости... Не знаю, что на меня нашло. Пьяный настой, наверное... И еще этот твой танец! Прости...
   - Это так... так неправильно... - пробормотала Данеска и вдруг выпалила: - Кажется, я тебя люблю! Не как брата, понимаешь?! - из глаз покатились слезы, и она закрыла глаза руками. - Что же мне теперь делать?
   Виэльди сжал ее лицо в ладонях и приник своим лбом к ее.
   - Я не знаю, что нам делать, не знаю... - Как же Данеска была ему благодарна за это "нам"! - Я никогда не смогу видеть в тебе только сестру. Ты не посмотришь на меня, как на брата. Но то, что случилось... мой поступок, твои слова... это ошибка, и она не должна повториться.
   - Мы прокляты, да?
   - Теперь-то уж точно, - он горько усмехнулся, встал и подал Данеске руку, помогая подняться. - Тогда, в первый раз, мы хотя бы не знали...
   - Но раз мы все равно уже прокляты, то и терять нечего! - она прищурилась, подалась вперед. - Мы можем...
   Виэльди ее прервал:
   - Можем что? Любить друг друга? Но разве я смогу после этого отпустить тебя в Империю?
   - А ты не отпускай!
   Виэльди посмотрел на нее долгим взглядом, покачал головой, и Данеска без слов догадалась, о чем он подумал: если отец решил отдать дочь имперцу - отдаст, и никто ему не помешает. Никто не переубедит каудихо, если он уверен в своем решении. А он уверен.
  
   Глава 4
  
   Джефранка сидела на скамье, до боли сцепив пальцы и сжав зубы. Лицо ее при этом ничего не выражало, ни один мускул не дрогнул - чтобы знать это, не нужно смотреть в зеркало: маска, по недоразумению называемая лицом, всегда неподвижна. Даже если сердце сжимается от горя, радости или страха...
   - Все, хватит, - Джефранка положила руку на гребень, которым Рудиса - доверенная служанка, расчесывала ее волосы.
   - Больно, госпожа? - спросила та с участием.
   - Не больше, чем обычно. - Длинные кудрявые волосы - тонкие, но густые, всегда доставляли немало хлопот. - Просто больше не могу сидеть!
   Да что там сидеть, дышать и то было невмоготу! Привычная комната казалась чужой, даже враждебной. Серые сумерки вползали в широкое окно, высвечивали громаду камина и темную глыбу стола, стелились по мохнатому ковру к кровати, сейчас похожей на спящее чудовище. Всего один яркий всполох скользнул по стене, коснулся старого портрета матери - ее глаза вспыхнули, будто от злости, и угасли вместе с лучом: теперь она взирала на дочь с привычно мрачным неодобрением.
   - Пора зажечь свечи...
   Джефранка подошла к зеркалу, вгляделась в отражение, в который раз пытаясь отыскать на лице хоть какие-то признаки жизни, но их, как всегда, не было: не дернулись губы, не изогнулась бровь, не сощурились и не распахнулись глаза.
   А чего она ожидала? Если уж боль из-за гибели отца не исказила черты, то и ненависть к его убийце не исказит.
   - Моя княжна, ну не терзайтесь вы так!
   Рудиса поставила свечи на стол и всплеснула руками. Джефранка видела ее в зеркале -- расстроенную, испуганную, как всегда полную сочувствия. Как просто читать чужие лица! А вот по ее лицу никто ничего не угадает...
   - И как ты меня понимаешь, Рудиса? - спросила Джефранка и добавила, с горечью: - Ты одна и понимаешь... Сейчас, когда отец умер...
   - Госпожа, твое тело говорит, - служанка приблизилась и заслонила ненавистное отражение, - и голос. А еще цвет глаз немного меняется.
   - Хорошо, что хоть что-то меняется... - Джефранка встряхнулась и отошла от зеркала. - Впрочем, иногда эта маска даже полезна: имперский мерзавец так и не понял, насколько сильно я его ненавижу, и что прирежу в первую же ночь!
   - Ну что ты такое говоришь, госпожа?! - Рудиса отступила на шаг. - Если так сделаешь, потом тебя саму убьют... И наши земли все равно достанутся Империи, а мы станем почти рабами...
   - Да... И я не вижу, как этого избежать, - Джефранка стиснула зубы, но внезапная мысль заставила ее позабыть и о злости, и об отчаянии. - Разве что...
   - Что? - служанка воззрилась на нее с надеждой.
   - Пока не знаю... не уверена, - Джефранка помотала головой. - Мне нужно посоветоваться. Позови Лакора.
   Если кто и может одобрить ее мысль либо признать неудачной, так только он - подслеповатый горбун, главный советник отца. Лишь благодаря ему княжество Адальгар все еще было относительно свободным, Империя не завладела им окончательно, хотя много раз пыталась. Еще бы! Край, примыкающий к морю - вожделенный край. Отец и советник многое сделали, чтобы не потерять свои земли: платили бо?льшую дань, чем соседи, и пытались дружить - не всегда удачно - с псами императора.
   Но эта видимая свобода вот-вот закончится. У князя не было наследников мужского пола, и теперь престол достанется тому, кто женится на его дочери. Из-за этого отца и убили. Все выглядело, как несчастный случай на охоте, но Джефранка знала - это не случайность. Знала она и имя убийцы: Хашарут. Вообще-то многие знали, но доказательств ни у кого не было, а даже если и были: кто осмелится выступить против наместника императора на равнинных землях? Никто. Так же, как никто не посмеет перейти ему дорогу, женившись на княжне - а если и посмеет, то отправится в ледяные глубины вслед за князем.
   Если сама Джефранка откажет наместнику, он все равно захватит страну, но с помощью войны, а не свадьбы, что еще хуже. Как ни посмотри - выхода нет. Точнее, не было, пока в голову не пришла пугающая и в то же время обнадеживающая мысль.
   Быстрей бы явился Лакор! Он подскажет, глупость она придумала или путь к спасению.
  
   * * *
  
   - Какое же это спасение? - советник стоял напротив, опираясь рукой о темный стол, и недоверчиво покачивал головой. - Для нас нет большой разницы, завладеет княжеством наместник Империи или ее пес. Что тот, что другой - оба станут насаждать свои порядки. Наш народ в любом случае утратит свободу. Окончательно.
   - Императорский пес хотя бы не убивал моего отца! - Джефранка ударила по столу ладонью: огоньки свечей трепыхнулись, едва не угасли, а советник вздрогнул. - И он все-таки один из нас, из людей равнин!
   - И он же предал равнинные народы! - Лакор тоже повысил голос. - Точнее, не он, а его дед, но это неважно. Нынешний каудихо ничем не лучше своих предков, если не хуже.
   - Пусть так. Зато он единственный, кто дерзнет увести добычу из-под носа у наместника!
   - Добычу... - Лакор повздыхал и сжал ее пальцы. - За тебя должны были спорить сыновья государей... Не думал я, что доживу до тех дней, когда моя княжна из завидной невесты превратится в добычу для хищников... точнее, падальщиков.
   - Превратилась вот... - она пожала плечами. - Ничего не поделаешь. Но я хотя бы могу выбрать между двумя негодяями. И то ладно.
   - Можешь ли? Выбор ведь будет не за тобой - за Андио Каммейрой. Что он предпочтет? Заполучить наши земли? Или сохранить добрые отношения с наместником? Он же с ним едва не в друзьях!
   Если бы Джефранка могла, то расплакалась, как время от времени делают все нормальные люди. Увы, у нее от плача (и смеха тоже) мышцы лица сводило в судороге, и это причиняло невыносимую боль. Оттого каким бы страшным ни было горе, и чудовищным - отчаяние, слезы лишь выступали на глазах, стекали по окаменелым скулам, губам, подбородку, но не меняли выражения лица. Сейчас же не было даже слез: выплаканы еще неделю назад, когда не стало отца.
   Добрый смешливый отец... Его все любили: и соратники, и подданные, но никто не уберег, не защитил!
   Джефранка взяла себя в руки: не время горевать.
   - Думаешь, Каммейра не согласится? - она прошлась по комнате, встрепала волосы, так заботливо причесанные Рунисой, и остановилась у холодного камина.
   - Сложно угадать. Он - сторожевой пес Империи, однако и у него есть свои интересы. Неспроста он нет-нет, а пытается подмять под себя побольше земель. Император этим недоволен, но терпит...
   - Вот видишь! Сам император недоволен, а Каммейра все равно... Так зачем ему оглядываться на наместника?
   - Заранее не узнаешь, княжна. Император далеко, а приближенные правителей иногда важнее самих правителей.
   - Жаль, я ему не понравлюсь. Это могло бы хоть как-то повлиять на его выбор...
   - Ну разве ты можешь не понравиться? - Лакор подошел к ней, по-отечески улыбнулся и погладил плечо. - Такая красавица!
   Джефранка сбросила его руку.
   - Ты не хуже меня знаешь, что обо мне говорят! "Нет никого красивее княжны - и никого уродливее". Все из-за... этого! - она шлепнула себя по щеке.
   - Они просто тебя не знают, - Лакор схватил ее запястье, перевернул и поцеловал раскрытую ладонь. - Да я бы сам на тебе женился, будь в этом толк! Но увы. От меня бы избавились самое большее через месяц, и все вернулось к тому же... Наш край обречен, но хотя бы ты можешь попытаться... не быть несчастной. В конце концов, ты права: Андио Каммейра не убивал нашего князя. А еще он вряд ли захочет покинуть свои степи, значит, тебе не придется видеть его часто...
   - Вот и хорошо. Только бы он согласился!
   Советник снова приник губами к ее пальцам - слишком надолго - дольше, чем нужно, чтобы выказать почтение. А ведь он бы и впрямь на ней женился, причем не ради земель и богатств. И она бы согласилась. Ну, подумаешь, горбун, подумаешь, намного старше ее... Зато добрый, верный, и маска его не отпугивает.
   - Будем надеяться, княжна. Но Каммейра заносчив - тебе придется самой к нему отправиться...
   - Значит, отправлюсь.
   ...И предложу себя, как бы унизительно это ни было.
   - Все не так просто... - Лакор отошел к окну и почесал затылок. - Наместник наверняка поручил кому-нибудь за тобой присматривать. Придется выбираться осторожно... Думаю, ты можешь затеряться среди бедноты, которая увяжется за караваном. Одну я тебя, конечно, не отпущу - с тобой отправится верный воин. Пусть изображает твоего мужа или отца.
   - Но я не могу заявиться к Андио Каммейра в одежде оборванки да еще и пешком! - от возмущения Джефранка едва не подпрыгнула. - Как он на меня посмотрит?
   - Я сразу сказал, что будет непросто. Придется заранее отправить вперед нескольких людей, а с ними нужную одежду, украшения, коня... Переодеваться тебе придется где-то по пути.
   - Где именно?
   - Пока не знаю, - Лакор вздохнул. - Сначала нужно все устроить, а это, увы, не быстро.
  
   * * *
  
   Джефранка думала, что после того, как сядет на коня, дорога станет легче - это все-таки не пешком вслед за караваном тащиться, да еще и под видом нищенки. Увы, она ошибалась. Дальнейший путь проходил по бездорожью, солнце палило, как безумное, по лбу стекал пот, разъедал глаза и кожу, а синее платье было хоть и роскошным, зато тяжелым и неудобным.
   Джефранка почти обрадовалась, завидев на горизонте отряд степняков. Сейчас хотя бы все выяснится: ее либо сопроводят к каудихо, либо скажут убираться.
   Отряд из семи всадников вздыбил пыль, копыта лошадей смяли траву - Джефранку и трех ее воинов окружили и нацелили на них стрелы и короткие копья.
   - Кто вы? - спросил один из степняков.
   - Я Джефранка. княжна Адальгара. А это мои воины, - она повела рукой, вскинула подбородок и уставилась на всадника.
   Раз он заговорил первым, то, значит, главный в отряде и неважно, что его одежда не отличается от одежды товарищей: рубашка без рукавов, штаны из грубого льна - ниже колена они перехвачены бечевой, чтобы гнус не попадал. В волосах бусины, как у всех степняков, скулу пересекает шрам. Наверняка получил в бою.
   - Что привело княжну в наши края? - спросил всадник.
   - Я желаю говорить с каудихо.
   - Вот как? - Он приподнял брови, будто удивился. - Ладно. Твои люди останутся здесь, а трое из нас проводят тебя к каудихо.
   - Трое? Неужели я настолько опасна? - Джефранка не удержалась от насмешки. - Или воины степи боятся женщин?
   Ну и зачем она это сказала? Ей нужно подружиться с талмеридами, а не ссориться и не спорить. Видимо, мысль о своем унижении слишком мучительна, вот и захотелось отыграться хоть как-то.
   Степняк, впрочем, на насмешку не ответил и ровным тоном сказал:
   - Твои люди, княжна, не могут идти вглубь Талмериды без позволения каудихо, старейшин или предводителей кланов. Это закон. Но ведь такая великолепная и блистательная госпожа не может ехать в одиночку. Поэтому, надеюсь, ты позволишь нам себя проводить.
   ...Можно подумать, у меня есть выбор.
  
   * * *
  
   Данеска до вечера не выходила из дома и даже из комнаты - просто не могла. Воспоминания, яркие, как наяву, пугали, постоянно всплывая в голове, не давали покоя. Ее слова, его слова... его поцелуи, их страсть, их любовь! Запретная, про?клятая любовь, о которой лучше забыть, из-за которой приходится пить отвратительно-горькие травы: день за днем, день за днем...
   Лишь на закате, замучившись сидеть, и стоять, и ходить среди стен, Данеска отважилась выглянуть на улицу. Зря она это сделала. Лучше было не видеть, как Виэльди помогает спуститься с золотистого коня ослепительно-прекрасной женщине. У нее огромные глаза и алые, как маки, губы, шелковистые брови, прямой нос и восхитительные волосы! Черные крупные кудри спадают на плечи, струятся по спине до самых ягодиц. А еще это ярко-синее платье из шелка, облегающее стройный и гордый стан! Она прекрасна... Слишком прекрасна! Настолько, что Данеска стыдится своей незамысловатой одежды, своего простого, как сейчас кажется, лица.
   Убежать бы, пока Виэльди ее не увидел и не сравнил с незнакомкой, красивой, как богиня! Нужно прямо сейчас зайти обратно в дом или, наоборот, уйти подальше отсюда, не топтаться у входа, да только ноги не слушаются, будто приросли к земле, а еще она не может оторвать взгляда от брата и таинственной гостьи.
   Все, теперь поздно! Виэльди заметил Данеску и двинулся к ней, а незнакомка, позволив одному из талмеридов увести своего коня, осталась поодаль.
   - Отец уже вернулся? - спросил брат, когда подошел.
   - Н-нет пока, - она отступила на шаг. - То есть он сначала вернулся, а потом снова уехал с одним из разъездов. Что-то у них там случилось...
   - Плохо... Она к отцу пожаловала, - Виэльди нахмурился и кивнул на чужачку, которая по-прежнему не двигалась с места и озиралась вокруг. - Зная каудихо, он может и на ночь, и на две в степи остаться, никому не сказав. Придется мне самому с ней возиться. По крайней мере спросить, с чем приехала.
   ...Нет! Не надо с ней возиться! Приехала - вот и пусть стоит там, где стоит, и ждет отца! А не нравится, пусть убирается туда, откуда явилась!
   - Кто она?
   - Джефранка, княжна Адальгара.
   ...Лед вершин и глубин! Она еще и княжна...
   - Красивая, как богиня... - выдохнула Данеска.
   - Скорее, как статуя изо льда, - губы Виэльди дрогнули в мимолетной усмешке.
   - Изо льда?
   - В Империи зимой делают такие, - пояснил он. - Еще насмотришься.
   - Не напоминай об этом!
   Пальцы Виэльди скользнули по ее руке и задержались на запястье.
   - Извини. Я бы рад не напоминать, да сам все время помню...
   - Ладно, - она высвободила руку. - Надо где-нибудь разместить эту... княжну. Не может же она так и стоять посреди двора. Я отведу ее в круглую комнату.
   - Да. Спасибо. А потом пригласи ко мне. Попробую выяснить, чего она хочет: может, сам смогу помочь, не придется дожидаться отца.
  
   * * *
  
   До чего неуютно здесь стоять и стыдно, хотя ничего плохого она не сделала и даже унизиться не успела! Время от времени мимо сновали рабы - от господ их отличали короткие волосы и отсутствие оружия. Они разглядывали Джефранку с неприкрытым любопытством, оценивающими взглядами, отчего делалось вовсе не по себе - словно ее выставили на продажу. Хотя если подумать, так и есть, просто выставил ее не кто-то, а она сама, причем для единственного покупателя.
   Сопровождавшие Джефранку степняки оставили ее поодаль от странного круглого дома: один из них забрал и куда-то повел коня, второй умчался обратно в степь, а третий, который со шрамом, бросил "я сейчас" и двинулся к жилью. Там, у входа, стояла девушка в чудно?й одежде; впрочем, у талмеридов все чудное - от домов до традиций. Взять хотя бы это их деление на кланы и то, что каудихо выбирается на собрании старейшин, а не становится по наследству. Хотя, может, это собрание - лишь дань старине, ведь неспроста уже которое поколение правящий клан не менялся.
   Девушка смотрела на Джефранку так, как смотрят на диковинное животное, и это было еще неприятнее, чем любопытство рабов. Благо, скоро она перевела взгляд на своего соплеменника. О чем они говорили, Джефранка не слышала, но спустя короткое время незнакомка подошла к ней и с улыбкой сказала:
   - Добро пожаловать в Талмериду, княжна. Я Данеска Каммейра, дочь каудихо. Его сейчас нет, но если ты готова ждать, позволь пригласить тебя в дом.
   Что ж, зря она надеялась, что все решится быстро. А ведь знала, что степняки вечно где-то в разъездах. Например, бунты против Империи подавляют, сволочи!
   - Спасибо... - Интересно, есть какое-то название для дочери каудихо, или можно звать ее просто по имени? - Я готова ждать сколько угодно. Но, может, ты знаешь, когда он вернется?
   - Не знаю, но думаю, что завтра, - ответила Данеска. - А пока я отведу тебя в комнату, где ты сможешь отдохнуть, - она приглашающим жестом указала на вход.
  
   Внутри дом выглядел еще непривычнее, чем снаружи: никакого второго этажа здесь не было, просто тянулся длинный коридор, выложенный большими кирпичами цвета охры. Вдоль него виднелись арочные проходы, ведущие или в другие части жилища, или в отдельные комнаты. Когда глаза привыкли к полумраку, Джефранка разглядела на стенах узорчатые полотна, сплетенные из разноцветных лент и шнурков с нанизанными на них крупными бусинами. Факелов здесь не было, зато под потолком покачивались масляные лампы, льющие мягкий желтый свет.
   Оказалось, что в доме талмериды ходят босиком. Неужели ноги не мерзнут? Джефранка чуть не прошла по коридору в обуви: хорошо, что вовремя увидела, как дочь каудихо скинула расшитые бисером ботинки, и последовала ее примеру.
   Нет, пол не был холодным: наверное, потому что он из кирпича, а не камня, к тому же укрыт шерстяным тканевым ковром.
   Данеска повела ее в одну из арок и дальше - к тонкой деревянной двери. По дороге поманила за собой бледную девушку с коротко обрезанными русыми волосами, и та распахнула дверь, пропуская Джефранку и дочь каудихо вперед.
   Комната оказалась круглой и светлой. Золотисто-красные лучи заката струились сквозь одно из трех слюдяных окон, перекрещивались на цветастом ковре, падали на разбросанные вдоль стен подушки и валики.
   - Ну, вот... - Данеска обвела рукой помещение, затем кивнула на рабыню. - Это Мириша, она станет тебе прислуживать. Очага здесь нет, как видишь, поэтому если ночью станет холодно, скажи, и она принесет жаровню. Да, и ложе она для тебя тоже приготовит.
   - Благодарю... - Джефранка прикинула, что останется от платья, если придется в нем спать. Пожалуй, на ночь стоит переодеться в ту бедняцкую одежду, в которой шла за караваном. - Некоторые мои вещи осталась в вещевом мешке. Он был приторочен к седлу, но коня увели, и я не знаю, куда.
   - Ничего страшного, - улыбнулась Данеска. - Найдем и принесем. Мириша, поможешь?
   - Конечно, - воскликнула рабыня и умчалась.
  
   * * *
  
   Выходит, эта княжна еще и кучу одежды с собой притащила?! Словно рассчитывает остаться дольше, чем на одну ночь. При этом ведет себя так, будто делает великое одолжение - даже не улыбнулась ни разу, а лицо надменное, как у царицы, взирающей на рабыню. Тьфу! Такая наглость, учитывая, что она всего лишь незваная гостья!
   Завтра, если отец не явится, ее ко всему прочему еще и как-то развлекать придется. До безумия не хочется, но Данеска - дочь каудихо, а значит, должна.
   Прав был Виэльди: адальгарская княжна - ледяная статуя. Жаль, что такая красивая.
   Виэльди... Он хотел узнать, зачем она здесь. Может, сказать ему, будто гостья не желает с ним разговаривать? Увы, нельзя... Если обман вскроется, Данеске будет слишком стыдно. Нет, не за сам обман...
   ...Ну же, признайся хотя бы себе!
   За свою ревность.
   Она не имеет права ревновать, да и повода вообще-то нет, а в груди все равно ворочается мерзкое позорное чувство.
   - Княжна, мой брат хочет узнать, с чем ты приехала. Возможно, он сумеет помочь, тогда не придется ждать каудихо. Я могу отвести тебя к нему, а Мириша за это время приготовит комнату.
   Она шагнула вперед и вытянула ладонь, собираясь коснуться локтя гостьи и повести ее к выходу, но та отпрянула. Данеске почудилось, или в ее глазах и впрямь мелькнули страх и растерянность?
   - Это... приказ? - спросила княжна.
   - Нет. Если не желаешь идти, никто не заставляет, - кажется, ей не удалось скрыть облегчение - оно отразилось на лице и прозвучало в голосе.
   - Дело не в моих желаниях. Просто ответить на мой вопрос сможет только каудихо.
   - Хорошо.
   ...Даже очень хорошо, и даже лгать не пришлось.
   - Тогда спокойной ночи, княжна. Мириша о тебе позаботится.
   Данеска выдавила улыбку и вышла за дверь.
  
   * * *
  
   На непривычном ложе из шкур и шерстяных одеял спалось плохо, несмотря на усталость, и Джефранка провела ночь в липкой полудреме. То и дело просыпалась и снова тонула в несвязных и довольно противных видениях, пока наконец не открыла глаза окончательно.
   Из-под тонких кожаных полотнищ, закрывающих окна, пробивался то ли утренний, то ли дневной свет. Чтобы выяснить это, пришлось подняться и выглянуть в окно, выходящее на восток. Все-таки утро: солнце только-только оторвалось от земли и, рассеченное синюшными облаками, желтело сквозь утреннюю муть, как поблекшая от времени монета.
   Наверное, в иное время, в ином месте рассвет не показался бы столь неприглядным...
   До прихода служанки Джефранка успела переодеться и нацепить серебряные браслеты, ожерелье, кольца, снятые на время сна. Как раз вовремя: в дверь постучали, затем раздался голос:
   - Госпожа, ты проснулась? Я могу войти?
   - Да! - откликнулась Джефранка.
   Мириша вошла, поклонилась и, протянув пузатую глиняную чашку, пояснила.
   - Это утреннее питье, госпожа. А чуть попозже принесу тебе еду.
   Джефранка взяла чашку и сделала из нее глоток - оказалось, это жирное молоко, смешанное с какими-то ядреными специями и медом. Довольно неприятное питье, но не отказываться же: вдруг степняки оскорбятся?
   Она поставила сосуд на пол, а сама опустилась на подушки: теперь понятно, почему женщины талмеридов носят платья до колен и штаны - в длинном одеянии того и гляди запутаешься, поднимаясь с пола или усаживаясь на него.
   Она сделала очередной глоток, и тут снаружи, со стороны окна, послышались громкие голоса и конский топот.
   Мириша прислушалась и сказала:
   - Каудихо вернулся.
   Джефранка вскочила так резко, что наступила на край платья, едва не упала и едва не пролила на себя вязкий жирный напиток. Хорошо, что служанка вовремя подхватила ее под локоть и забрала чашку.
   - Госпожа, осторожнее! Не торопись. Я знаю, что ты ждала каудихо. Если хочешь, я подойду к нему и спрошу, когда он сможет с тобой встретиться.
   - Буду благодарна... - пробормотала Джефранка.
   Удивительное место - Талмерида, если рабы здесь могут вот так запросто подходить к правителям и о чем-то спрашивать...
  
   Ближе к полудню каудихо наконец согласился ее увидеть, и Джефранка с замиранием сердца вошла в его покои. Правда, он там оказался не один, а вместе со вчерашним знакомым. Наверное, тот докладывал, когда она приехала и с кем.
   Андио Каммейра шагнул навстречу, коротко кивнул и улыбнулся. Не такой старый, как она думала, и лицо на удивление приятное, вовсе не злое. Выходит, зря в воображении рисовался дикий старик с яростным взглядом...
   - Рад тебя приветствовать, княжна Адальгара, - заговорил Андио Каммейра. - Прошу, проходи сюда и присаживайся. Думаю, у тебя ко мне серьезный и долгий разговор, раз ты приехала в такую даль.
   Ну, не такой уж долгий - все быстро решится: либо да, либо нет, и тогда она пропала.
   - Если можно, я бы хотела поговорить наедине, доблестный каудихо...
   Голос осипший, неуверенный. Хорошо хоть по лицу не видно, в каком она смятении и как испугана. Подрагивающие пальцы Джефранка вовремя спрятала в складках платья.
   Воин со шрамом без слов двинулся к двери, но Андио Каммейра остановил его повелительным жестом и сказал, глядя на Джефранку:
   - Он останется. Ведь ты пришла говорить о землях, правителях, ну и... - он покрутил пальцами в воздухе, подбирая нужное слово. Так и не подобрал. - Обо всем таком прочем? Мой сын тоже должен это слышать, он как-никак следующий каудихо. Ну, будем надеяться.
   - Сын?..
   - Виэльди Каммейра, - воин выступил вперед. - Я должен был еще вчера и сразу назвать свое имя. Извини, что этого не сделал.
   У нее достало сил только кивнуть.
   - Ну так присядем, княжна? - спросил каудихо и указал на низкий диван. - И спокойно, неторопливо поговорим.
   Неторопливо? Это значит, что Андио Каммейра и его сын начнут расспрашивать, как дела в княжестве, выражать сочувствие из-за гибели ее отца. За этими ничего не значащими разговорами Джефранка растеряет всю свою решимость. Уж лучше сразу - несколько мгновений унижения, и все выяснится.
   - Нет нужды присаживаться... У меня короткий разговор. Точнее, просьба. Я... - Джефранка запнулась, на миг прикрыла глаза, а потом на одном дыхании выпалила: - Каудихо, я хочу, чтобы ты на мне женился!
   От воцарившегося безмолвия у нее загудело в ушах. А может, вовсе не от безмолвия, а от грохота собственного сердца. На виске забилась жилка, дыхание сбилось, а голову сдавило, как обручем. Джефранка не могла выдавить ни слова и тупо смотрела, как брови Андио Каммейры ползут вверх, потом опускаются, и он прищуривается, склонив голову набок. Теперь его взгляд был острым, колючим и... оценивающим.
   Что ж, миг унижения наступил, но не закончился - точнее, его сменили следующие мгновения. Сколько их прошло, не понять: они то тянулись, то бежали.
   Наконец каудихо прервал молчание.
   - Вот, значит, как... Смело. Но ты ошиблась, княжна, - на этих словах Джефранка могла лишиться чувств, если бы Каммейра не продолжил: - Разговор не будет коротким. Поэтому все же присядь.
   Раз он не отказал сразу, то есть надежда... Джефранка на еле гнущихся ногах доковыляла до дивана и не опустилась - упала на него.
   - А теперь рассказывай, - велел каудихо и сел напротив. - Я догадываюсь, зачем тебе этот брак, но хочу услышать от тебя.
   Его сын что, тоже будет слушать?
   Виэльди словно догадался о ее мыслях и сказал:
   - Я вас оставлю.
   - Нет, - Андио Каммейра указал ему на место рядом с собой. - Речь пойдет о выгодном - или не очень - союзе. Как посмотреть... Верно, княжна? А ты мой наследник, тебе пора начать разбираться в таких делах. На будущее. Сядь уже!
   Лишь когда он повысил голос, Виэльди послушался. Каудихо удовлетворенно кивнул и перевел взгляд на Джефранку.
   - Что ж, я готов тебя выслушать.
   - Мой отец недавно умер.
   - Знаю. Мне жаль.
   Вовсе ему не жаль! Просто сказал то, что полагается говорить в таких случаях.
   - Не оставил наследников... Есть только я.
   - В свое время ему советовали жениться во второй раз. Зря он не послушал.
   Не послушал оттого, что не забыл свою жену даже через много лет после ее смерти. Слишком любил. По мнению Джефранки, мать того не стоила. Впрочем, Каммейре незачем обо всем этом знать.
   Она пожала плечами, затем продолжила:
   - Теперь Адальгаром хочет завладеть наместник Империи - Хашарут. Он хочет на мне жениться, а если я откажусь...
   - Он захватит княжество силой, - закончил за нее каудихо. - И правильно сделает. Если земли остались без правителя, они так или иначе отходят Империи. Не обижайся, я всего лишь рассуждаю, как...
   - Как правитель. Ничего, я понимаю.
   Андио Каммейра осклабился.
   - Замечательно, когда собеседники понимают друг друга. Но другое объясни: почему я? Чем я в твоих глазах лучше Хашарута? Какая разница, имперский наместник или - как вы там меня называете? - цепной пес Империи? Все одно, разве нет?
   - Разницы не было бы, не убей Хашарут моего отца.
   - Я слышал, что его задрал кабан.
   - Ты в это веришь, каудихо?
   - Не очень, - он усмехнулся. - Князья в его возрасте редко погибают просто так.
   - Вот и я не верю, - Джефранка опустила глаза, а поднимая, мельком глянула на Виэльди: он сидел так тихо и неподвижно, что она о нем даже забыла.
   - Ясно, - Андио Каммейра хлопнул себя по коленям. - Я благодарен тебе за откровенность. А насчет твоего предложения... Оно довольно заманчивое. Вопрос в том, что лучше для меня и талмеридов. Заполучить твои земли, но нажить могущественного врага? Или отказаться от них, зато сохранить выгодную дружбу с наместником? Признаться, пока я склоняюсь ко второму...
   У Джефранки сердце упало и плечи поникли. Неужели все зря?
   - Мне говорили, что каудихо никого не боится, - сказала она. - Что ему никто не страшен.
   В глазах Андио Каммейры разгорелось веселье, и он засмеялся.
   - Не пытайся играть на моем тщеславии, милая княжна. Это наивно. Я давно уже не щенок, готовый на все, чтобы волком показаться.
   - И не пыталась играть... Я просто... - от смущения она чуть не опустила голову.
   - Еще как пыталась, - отмахнулся Каммейра. - И если ты не глупа - а ты вроде не глупа, - то прекрасно понимаешь: тот, кто никого не боится, безумец. А я в своем уме, иначе не стал бы даже главой клана, не то что каудихо.
   Она понимала... Но что же теперь делать? Как его убедить? Упросить?
   - Пожалуйста! Я обещаю, что буду...
   - Женские мольбы меня тоже не трогают, - отрезал Андио Каммейра, недобро сжал губы, а потом вдруг расплылся в улыбке. - Даже если женщина прекрасна, как ты.
   Перед глазами Джефранки все поплыло. Она стиснула зубы и ненадолго зажмурилась, пытаясь таким образом прийти в себя. Обычно это помогало, помогло и сейчас. Главное, открыв веки, не смотреть в ухмыляющуюся рожу каудихо.
   Взгляд зацепился за меч на стене: ножны из светлой кожи, на них выбит мудреный узор, а посеребренная рукоять украшена багровыми, как кровь, камнями. Рубины или стекло? Отсюда не угадать...
   Пока рассматривала их, удалось окончательно взять себя в руки.
   - Значит, ты отказываешься?
   - Э, я не сказал, что отказываюсь, - Андио Каммейра подался вперед и отчеканил: - Я сказал. Что склонен. Отказаться. Но такие вещи быстро не решаются. Когда наместник явится к тебе за ответом?
   - В начале следующего месяца.
   - Тогда к концу этого я либо приеду к тебе и предложу стать моей женой - либо не приеду.
   - И я должна просто ждать? Не зная наверняка?! - вскричала Джефранка.
   - Верно.
   - А если он явится раньше, чем обещал?
   - Потяни время. Сошлись на траур по отцу. Если не покажешь наместнику своей ненависти, он пойдет навстречу.
   Джефранка промолчала, только кивнула. А что она могла сказать? Советник Лакор был прав с самого начала: не ей выбирать - решать будет каудихо.
  
  
   Аргал - сухой помет скота, употребляемый как топливо.
   Рин-каудихо - наследник каудихо.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"