|
|
||
Рассказ
Я - не я
1
Почистив хорошенько зубы и наслаждаясь свежестью во рту, я включил электробритву и заглянул в зеркало. И обмер. Там, в зеркале - был не я! На меня выпучился странный тип с черными кудрявыми бакенбардами, холеный и довольный.
--Кто вы такой!? Воскликнул я петушиным голосом, стараясь подавить
нахлынувшее волнение. - Как вы сюда попали?!
Он хлопал глазами и улыбался. Я ущипнул себя за правую щеку и от боли вскрикнул. Ничего не понимая, я устремился к другому зеркалу, - этот тип переместился и туда. Я к следующему - и там он! Напялил мои плавки плавки и усмехается, подлец! Я сосредоточился и рассмотрел его ближе. К своей зависти обнаружил, что он моложе меня, да и красивее. Нет тех угловатых морщинок, что старят моё лицо.
"Красавчик"! - в негодовании подумал я. - "Но как быть со мной"!?
Полный нехороших предчувствий я оделся и направился в кухню к жене, спешно готовившей кофе к завтраку.
--Сегодня обещают плюс десять. - сообщила Клара, не глядя в мою сторону.
Я присел к столу, стараясь попасть в её поле зрения, но тщетно. Крякнул, затем еще раз.
--Вот видишь, -сказала Клара, - уже простыл. Чего это ты кряхтишь? Одевайся теплее, 10 градусов - не лето.
Затем она пила кофе с блинчиками, между делом заглядывая во вчерашнюю вечерку. Затем так же суетливо, что свойственно ей, повертелась у трельяжа, подвела брови, шаркнула губнушкой по пухленьким губам, чмокнула меня в щеку и исчезла.
Я был озадачен. Вздохнув, засобирался на работу. Интересно, как там меня встретят, ведь я - не я! Со мной произошло какое то немыслимое превращение.
В отделе уже все сидели и делали вид сосредоточенно работающих. Я поприветствовал их и утвердился на поворотном стуле у своего стола. Никита, мой вечный друг и товарищ, не проявил абсолютно ни каких эмоций, хотя обычно радовался встрече со мной.
Та-ак. Значит не узнают. Принимают за чужого. Иначе какой же смысл корчить из себя тружеников? Я обиделся и спросил:
--Никита, почему ты вчера не зашел ко мне? Эх ты. Я ждал.
Никита вздернул бровь и возмущенно пальнул, перебирая ручки и карандаши в ящике стола, будто они ему так нужны.
--Во первых не Никита, а Никита Иванович. А во вторых - кто вы мне, начальник, что бы я к вам приходил по вашему желанию?
--Ты не признаешь меня? - все более пугаясь, промямлил я.
--А почему я вас должен признавать? - с вызовом бросил Никита, и его иссиня черные усы угрожающе зашевелились. - Под видом сокращения штатов увольняют неугодных работников и принимают новых. Если у вас блат и вы заняли чужое место, так и работайте. А мы между прочим этого так не оставим. Мы обратимся в профсоюз! Там вас выведут на чистую воду! Это неслыханно, что бы членов профсоюза вышвыривали за ворота! Да!
Вообще то я остался благодарен Никите, раз он так непреклонно защищает меня перед этим типом - передо мной. То есть не передо мной, а перед тем, кто был в зеркале. То есть не перед тем, кто был в зеркале, а кто сейчас сидит перед Никитой. А кто сейчас сидит перед Никитой? Я сижу... Тогда перед кем он меня защищает?
--Никита, - начал я шепотом, дабы не обратить внимания других сотрудников, - понимаешь, я - это не я! Понимаешь? Это совсем другой!
Тут Никита призадумался и с новым интересом, даже с подозрением переспросил:
--Да-а? Значит вы, то есть ты - это не ты? - и тоже перешел на шепот. --Ну наконец- то! - обрадовался я. - Дошло!
--А кто? Кто вы...ты...тогда? Наполеон? Или персидский шах?
Я ужаснулся. Действительно, как ему объяснить? Что вот я проснулся, мол, да не узнал себя в зеркале?! И что он обо мне подумает?! Чего доброго, вызовет скорую и отправит к шизикам.
Я поднялся, и не говоря ни слова, двинулся к выходу. У двери оглянулся: Никита многозначительно вертел пальцем у своего виска, объясняясь мимикой с моими сослуживцами.
Боже! Что теперь будет! О, Господи! Верни мне прежний облик! Я сам себе чужой. Кто я? Откуда? Для чего все это? Я запутался. В моей голове вместились знания человечества, накапливаемые тысячи лет. К чему они мне и куда их приспособить? Я раздваиваюсь. Мой мозг принадлежит мне - это точно. Мне старому. Но новый я, я чувствую, начинает влиять на меня все настойчивей, и в конце концов я не выдержу. Нет, с ума я, конечно не сойду - просто окончательно превращусь в того типа с бакенбардами, а вернее - он в меня. Хотя какая разница?
Весь вечер я вертелся на глазах у жены. Она шутила со мной, смеялась, один раз шлепнула по макушке, не заметив, что вместо плеши у меня выросли смоляные волосы.
--Клара, - говорю я ей, - ты совсем меня не замечаешь.
--Что ты! - удивилась она и между дел чмокнула меня сестринским поцелуем. - Ты сегодня необыкновенен.
Я грустно усмехнулся. Похоже она забыла мое лицо. И вдруг поймал себя на том, что и я её плохо помню. Мы автоматически исполняем супружеские обязанности, изредка перекидываемся комплиментами, спим, бодрствуем - не глядя друг на друга. Инерция любви. Но ведь это ужасно! Я теперь другой! Значит, ей все равно кого любить?
С нетерпением я ждал часа, когда мы ляжем спать. Отдохну от сумасбродного себя. Кстати, в голове варятся странные рифмы. Откуда это?
Недавно, обольщен прелестным сновиденьем,
В венце сияющем, царем я зрил себя:
Мечталось: я любил тебя -
И сердце билось наслажденьем.
Не терплю стихи. Нет, это легко сказано. Я ненавижу стихи! Ни черта в них не смыслю! Говорят, от стихов получаешь эстетическое удовольствие. Как бы не так! От них я покрываюсь аллергическими пятнами, будто прогрели меня свежей крапивой.
Но во мне что-то шевелится. Меня распирает, и язык, изловчившись, шепчет гадкие строки:
Лемносский Бог тебя сковал
Для рук бессмертной Немезиды,
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия Позора и Обиды.
Будь я проклят! Да будь я трижды проклят, если это не Пушкин! Внезапная догадка пронзила мое сердце. Оно больно кольнуло, но великодушно отпустило. Я заполняюсь покоем, уверенностью в своих силах, и это так естественно...Что из того, если я - Пушкин? Другие Ивановы, Сидоровы, Петровы...
Мне захотелось дышать, дышать. Я распахнул форточку и подставил лицо струе свежего воздуха. Осенний дождь хлестал мостовую, ветер - порывистый и неожиданный - хохотал до визга в ставнях. Ледяной бисер влетал в квартиру и обжигал мне лицо, открытую грудь.
Я задумался. Так. Так. Ветра свист - желтый лист. Да. Желтый лист, желтый лист...
Там день и ночь кружится желтый лист...
Стоит туман на волнах охладелых...
И слышится мгновенный ветра свист...
В дверь длинно позвонили, и я вынырнул из творческого забытия.
--Саша! - позвала меня Клара, выглядывая в переднюю. - К тебе Никита пришел! Наверное давно не виделись. - съязвила она и направилась рассматривать журналы мод, играя бедрами: здорово это у неё получается!
В передней ждал мужчина, облокотившись о стену. Мне показалось - я его уже видел. Он определенно мне кого-то напоминал. А впрочем, мало ли похожих людей на свете?
--Простите, вам кого? - вежливо спросил я.
Неизвестный словно проглотил язык. Только жгучие, иссиня-черные усы подпрыгивали вверх-вниз. Кажется он собирался меня укусить. Что за странная и неприятная личность!
--Подлец! - сжимая кулаки-гири, грозно прошипел он. - Подсидел человека на работе, теперь и жене покоя не даешь?!
Этот чудак меня явно с кем-то путал. Становилось смешно, как он по-гусиному вытягивал шею и подергивал локтями, точно крыльями.
--Ты просто подлец! - повторила личность, волнуясь. - Я на тебя в профком напишу! Понял? Завтра!
Он тихо бесился, так тихо, что Клара ничего не могла слышать.
--Профком? Профком... Что такое профком? - поинтересовался я. Незнакомые слова вызывают во мне жажду знаний и мне жутко интересно иметь с ними дело.
Личность вытаращила глаза и секунду обалдело меня разглядывала.
--Вольтанутый! Во! Я так и знал! - повертел он пальцем у своего лба значительно и категорично. - И Кларка дура! Такого мужика - на чокнутого сменяла! Дура! - и он стремглав выскочил на улицу, дверью хлопнув так, что штукатурка посыпалась.
Легко испортить людям настроение. Но, видит Бог, я не помышлял его обидеть. Наверное он ошибся квартирами?
Только я успокоился, вновь позвонили. Видно явился извиняться. Но нет - на пороге с пестрыми зонтами дамы, с зонтов обильно капает на пол. Я замечаю удивление дам при моем появлении, однако и сам не менее удивлен.
--Позовите Клару. - попросила одна из них, на вид самая бойкая, маленькая толстушка.
Ну, ясно. Гости.
--Клара! Клара! Теперь пришли к тебе!
Дамы, переглядываясь, украдкой меня изучали, но, видимо из скромности, нас с Кларой ни о чем не спрашивали. Поболтав о том, о сем, они принялись пить чай, а я сочинять стихотворение, которое зрело в моей голове. Оно мучило меня, сверлило. О, эти сладостно-терзающие муки! О эти мысли, захваченные идеей! Я умру от переутомления, счастливый и разнесчастный в мире человек! Но до конца пронесу свой крест - талант.
Я памятник воздвиг себе нерукотворный...памятник...воздвиг...Надо умыться. Освежусь, и строчка ляжет на бумагу легко и естественно. Поплескался в холодной воде, подрагивая и стуча зубами, причесался металлической расческой, корябая кожу, и довольный внешним видом, выбрался из ванной, поправляя непослушную бакенбарду.
Меж тем я увидел, как дамы в соседней комнате разложили на столе громадный лист лощеной белой бумаги, испещренной буквами по кругу, а на нем - чайное блюдечко.
"Чем они тут занимаются?" - подумал я. Мои мысли ещё не упорядочились.- "Я памятник воздвиг"...
--Давайте вызовем Гитлера? - сказала маленькая толстушка, оказавшаяся Симой, сжимая кулачки у груди. - На первый случай. Интересна-а...
О чем это они?
Женщины, положив большой и маленький пальцы на блюдце, соединив их, приготовились к действу.
--Гитлер, сколько лет ты прожил? - спросила Сима притушено, уставившись на блюдце в ожидании.
И вдруг оно тронулось, вероятно под действием биологического поля, излучаемого пальцами дам.. Дамы расширили с испугу зрачки и дружно выдохнули: а-а-а!
Что еще за Гитлер? Что за колдовство в моем доме?
Блюдечко ездило по бумаге, приостанавливалось, опять ехало и в конце концов точка, нанесенная на нём красной акварелью, замерла против цифры шесть.
--Не может быть! - заволновалась Сима, и от волнения лицо её покрылось испариной. - Это ошибка!
Вмешалась Клара.
--Возможно не шесть, а шестьдесят. Умножаем на десять. - резонно заметила она, поджав нижнюю губу.
--Это ближе к правде.
--Да, но...
--А давайте еще чего-нибудь спросим.
Теперь вопрос задала Клара.
--Гитлер, твой дух здесь, с нами?
Блюдечко ответило: да. Женщины сжались, пальчики, нежные, пергаментные - задрожали. Плотнее стал воздух, произошли невидимые перемены, невидимые, но хорошо осязаемые. Из-под двери пополз запах ладана, смешанный со свежеспиленным деревом, и коктейль этот, острый, терпкий - тревожил ноздри. Взвинтились нервы, невиданно обострился слух.
Заставив нас вздрогнуть, с полки с грохотом свалилась алюминиевая кастрюля и покатилась, потом долго вертелась вокруг своей оси, прежде, чем замереть на полу.
Тихо. Лишь шум дождя за окном аккомпанировал всеобщей немоте и страху. А мне явилось странное: зачем я женился на Кларе? Ведь так любил Натали! Сердце ноет и ноет - нет покоя.
Я памятник воздвиг себе...
Толстушка Сима осмелела ранее прочих и громко прошептала:
--Гитлер, что с нами будет?
Блюдечко дрогнуло и показало буква за буквой: "мерщь".
--Что значит мерщь? - вновь взволновались дамы. - Смерщь? Смерть? Ах! Или это другое слово? Мер...мор...морщ...морщины? Ах!
Я вновь прильнул к форточке, упиваясь хаосом уличных звуков осени. Дамы остались наедине с самими собой. Я их бросил. Иногда, устав от размеренности, правильности, четких очертаний, симметрии, логики - душа требует хаоса. Хаос лечит. Восстанавливает притупившиеся чувства, и в этом я похож на гостей. Они ищут острого в одном, я - в другом, в осени.
Меня ослепила молния, блеснув, и исчезнув в рыхлом теле туч. Сковородой прокатился гром. И ветер. Ветер тугой струей захватил дыхание.
Дамы засобирались. Я видел, как странно они сторонятся меня. Но и мне было не по себе от их присутствия. Я упал в кресло и забылся с мыслями о стихах. Что-то заело меня на одном.
Я памятник воздвиг...воздвиг себе...
2
Почистив хорошенько зубы и насладившись свежестью во рту, я включил электробритву и заглянул в зеркало. И обмер. Там, в зеркале - был не я! На меня выпучился удивительный тип с полоской усов под носом и челкой чуба на левую сторону.
--Кто вы такой!? - воскликнул я петушиным голосом, стараясь подавить нервную дрожь. - Как вы сюда попали!?
Он только хлопал ресницами и улыбался затравленно. Я ущипнул себя за правую щеку и от боли вскрикнул. Ничего не понимая, ринулся к другому зеркалу, этот тип переместился и туда. Я к следующему - и там он! Невольно сравнил себя с ним. Я был явно симпатичней и моложе его. Одни мои бакенбарды чего стоили, не то, что его голые худые скулы! Я потрогал себя за бакенбарду и наткнулся на мягкую бритую кожу. Что это!? Если верить зеркалу, я - не я! А кто же!? Интересно, как к этому отнесется Клара?
Помимо моей воли, вздергивается правая рука, а рот, перекосившись от злобы, изрыгает мерзость:
--Хайль!
Я раздваиваюсь. О, Господи! Верни мне прежнего себя! За что мне эти наказания!?
E-mail:[email protected]