- Чьих кровей и чей ты правнук, почему теперь не с ними?
В чём твоё богатство, мальчик, позабывший своё имя? 
Так спросили строго стражи, и ответил он в смятенье: 
- У меня была одежда, где судьбы переплетенья
Взорам детским представали в удивительных картинах,
Вот и весь отцовский дар мне - да теперь я лишь в холстине. 
(И ещё двенадцать братьев, но я их почти не помню...
Только шелест длинных платьев, только тень прохладных комнат,
Где лежали, с тихой лаской говоря слова простые,
С трепетаньем руку брата к своим лицам подносили...) 
Ныне ж я нагой и нищий, их по землям разбросало, -
Так закончил и умолкнул, лик рукой прикрыв устало.

Скуку стражей он развеял века древнего известьем.
- Назовём тебя Иосиф, был такой у нас наместник.
Наградить его решили - вместе с именем и дело: 
- Будешь шить царю одежды и рассказывать легенды.
Холодея, слушал мальчик: знал историю он эту,
Не такими были братья, да и сам лицом не светел... 
Вещих снов боялся больше, чем всех тварей вместе ада,
Но тому, кто нищ и грязен, не разбрасывать награды.
Поклонился с болью в сердце: "Недостоин я такого,
Из меня швея не лучше, чем из чудища морского.
Чем служить царю у ложа, рисовал бы лучше море...
Да коль встречу где-то братьев, им скажу, что тоже чёрен".

...С той поры немало минет дней, ночей и непогоды,
И, своё не вспомнив имя, шьёт Иосиф год за годом,
Сны, знамения вплетая в разноцветный плащ из шёлка - 
Так, художником не ставший, он рисует всё ж иголкой.
Оживают страны, люди под исколотой рукою,
Отирая кровь с улыбкой, гонит прочь соблазн покоя,
Не приемлет он безделья - лишь бы времени хватило, 
И теням кивнёт с усмешкой: есть ли дело, как всё было?
Пусть и не было бы даже, нарисует так, как будет,
Скоро вышьет лица братьев, и тогда он вспомнит судеб
Книги глифы из гранита;
Шей, Иосиф, светлой нитью.